Взаимосвязи Евгений Башкарев
        Эти рассказы отом, что может произойти скаждым, стоит только осознать одну важную вещь: если ввашей жизни есть страх, нестоит толковать себе, что это лишь детское безумство. Ты узнаешь, почему восьмилетний мальчик так сильно боялся темноты; как девочка стала слышать голос изсвоего дневника; как школьники пытались подшутить над мертвыми, икак четверо ребят мечтали олучшей жизни, аполучили… то, что получили.
        Взаимосвязи
        Евгений Башкарев
        
                
        ПРЕДИСЛОВИЕ
        НАЧАЛО
        Намой взгляд, судьба этого сборника - попасть вруки кочень узкому кругу читателей. Ни один автор вмире нестанет говорить так про свои рассказы, потому что он потратил наних время своей жизни, имечтает, чтобы кто-то это оценил. Нокак покойникам несуждено переворачиваться сбоку набок, так имногим книгам несуждено быть открытыми. Нея это придумал инемне объяснять, почему этот закон сохраняется испокон веков.
        Сранних лет я обожал жанр ужасов, где события непрерывно связаны субийствами, паранормальной силой, тайнами ифеноменами. Само понятие ужасов для меня представлялось вдвух видах. Вболее тяжелом, когда действия происходят внутри сознания человека. Ему что-то снится, кажется, он что-то предчувствует итак далее. И, вболее легком, когда действие происходит вокруг его сознания, благодаря какой-либо потусторонней силе - вампиров, оборотней, демонов.
        Мое детство было насыщено фильмами ужасов старого американского производства, вроде «Отзаката дорассвета», «Фреди Крюгера», «Пятницы», «Секретных материалов» и«Баек изсклепа». Все эти фильмы - представители второй категории, невнушающие особого страха, ноблагодаря своей откровенной фантазии, они мне были безумно интересны. Я питал вдохновение откошмаров также, как русские поэты питали вдохновение отлюбви ксвоим женщинам. Вте годы, набравшись впечатлений именно изфильмов, анеизсобственной жизни или воспоминаний друзей изнакомых, я начинал писать короткие рассказы, которые были простыми ибезвредными для настроения любого, кто их читал.
        Так как вто время моя читательская публика состояла всего издвух человек, мне доставляло огромное удовольствие писать истории, совершенно небеспокоясь отом, как их будут понимать. Чуть позже я осознал одну изпричин, почему они никогда невыйдут измоего дома надлинную прогулку, иих аудитория никогда нерасширится доразмеров средней улицы.
        Дело втом, что тот язык, коим я писал первые рассказы, был намного страшнее икорявее, их содержания. Я незнаю, всели начинающие писатели владели настолько плохим стилем речи, потому что мне никогда неприходилось читать рассказы ссамых низов, еще непросмотренных инеподвергнутых первоначальной корректуре. Ия предполагаю, что хуже меня вэтом мире еще никто никогда неписал, аесли иписал, то тщательно это скрывает, понимая, насколько это ужасно.
        Шло время имои родители, мучаясь над текстами, и, вникая всодержание, ровно настолько, насколько позволяли ошибки, каждый раз задавались вопросом, очем он. Меня это сильно задевало, потому как мой мозг вовремя сочинения надевяносто пять процентов погружался вход событий илишь напять наотслеживания различного рода запятых, тире иправил русской речи. Работа над улучшением собственного письма привела ктому, что накорректуру мне приходилось тратить гораздо больше времени, чем насамо сочинение. Сприходом компьютера часть нагрузки легла наавтоматическую программу, но, какбы то ни было, когда я перечитывал уже проверенный текст, я замечал внем кучу ошибок. Имне каждый раз становилось заних стыдно, потому что текст уже читали мои родители, а, следовательно, они уже споткнулись натой кочке, которую я могбы заметить ираньше. Нонезаметил.
        ОНАЗВАНИИ
        Название любого сборника рассказов, причем, неважно, одноголи автора или нескольких, обычно притягивает ксебе особое внимание. Почему так происходит ответить несложно. Название иобложка - это первое что видят люди, когда берут книгу вруки. Насколько притягательней звучит название, настолькоже данная книга хочет, чтобы ее прочитали. Исключение составляет лишь тот факт, что иногда прыгнуть вруки читателя помогает имя автора. Всвою очередь, там, где имя автора абсолютно глухое, должно произойти что-то невероятное, чтобы люди им заинтересовались. Название может инепомочь…
        Изсвоей практики я знаю, что, обычно, сборник нарекают именем одного изизложенных внем рассказов. Содной стороны - так легче. Так нетребуется объединять направленность всех текстов, иненужно привязываться кодной теме. Проще говоря, нет необходимости вообще думать оназвании. Самое главное, правильно раскидать рассказы, потому что каждый изних дает свою энергетику. Ноесть еще один нюанс. Рассказ, чьим именем наречен весь сборник, чаще всего, обращает насебя наибольшее внимание, а, следовательно, позадумке автора или составителя, должен содержать всебе нечто такое, ради чего вся книга увидела свет.
        Сборник рассказов, который Вы держите усебя вруках, появился примерно потакому принципу. Его большая часть была написана много лет назад, инекоторые истории я включил сюда, как дополнительные вагоны кпоезду. Главный рассказ, чье содержание пусть инехвастается откровенной динамикой событий идля кого-то вообще может показаться скучным ибессюжетным, я оставил напоследок.
        Почему я назвал сборник «Взаимосвязи»?
        Потому что «Взаимосвязи» - единственный рассказ, олицетворяющий существование многих изнас. Его нестоит понимать буквально, так как это непересказ жизни Дэвида Коперфилда, где каждое событие снабжено убеждением «плохо» или «хорошо». На«Взаимосвязи», как иналюбой другой рассказ, написанный изпереживаний запрошлое ибудущее, следует смотреть свозвышенности икакбы вскользь. Иначе никто иникогда непоймет корень проблемы, которая уже давно существует, нодовольно хорошо скрыта.
        ОБОБЪЕМЕ КНИГИ
        Сам я нелюблю читать сборники, где количество рассказов слишком велико. Поэтой причине, даже питая интерес ктаким писателям, как Рэй Брэдбери или Эрнест Хемингуэй, я непереносил держать вруках книги почетыреста-пятьсот страниц, названные «Собранием сочинений» или чем-то вроде, потому что составители просто мешают вних все подряд. Дабы избежать плохой участи ипожалеть силы читателя, мне пришлось вырезать половину изтого, что я поместил всборник первоначально, иоставить только то, что боле менее подходит под энергетическую схему. Вагоны всвоем поезде историй я распределил так, чтобы смешать хорошее сплохим ивеселое сгрустным. Возможно, все получилось неидеально, иукаждого всегда найдется мнение, вчем меня упрекнуть, нокнига уже написана именять вней что-либо уже поздно.
        Состороны читателя буду рад услышать любые дополнения икомментарии поадресу
        [email protected]@gmail.com(mailto:[email protected])
        или здесь
        id63556706
        или вразделе «комментарии» под книгой, там, где вы ее скачали.
        Мне важно знать ваше мнение!
        Вту ночь он страшно хотел спать
        Глубокой ночью, когда наполную луну устали смотреть идворовые собаки идомашние гуси, вкомнате детского лагеря скрипнула дверь.
        Пронзительный звук трелью пронесся покоридору, иего слышали все божьи твари, годами разъедающие стены ипотолки этого здания. Даже комары, отсиживающие наярких табличках аварийных выходов, тучей всколыхнули сосвоих мест, испугавшись отвратительного эха. Все живое, заисключением детей, крепко спавших настарых двухъярусных кроватях, слышало, как скрипнула дверь.
        Чуть позже дверь скрипнула сноваи…
        …его глаза резко открылись. Он вскрикнул, увидев перед собой нечто, движущееся попотолку. Где я? Что сомной? Он почувствовал, как дыхание становится тяжелым и, наконец, проснулся. Вголове еще сидел осадок сновидения, ноего очертания постепенно растворялись.
        «Это всего лишь тени», - осознал мальчик. - Тени играющие напотолке». Реальность нетак страшна, как сон, атени отпокачивающихся наветру деревьев, безжизненны инепричинят никакого вреда. Они немогут его коснуться. Они просто бегают попотолку, затеяв замысловатую игру, которая точно недаст никакого результата ипрекратится сприходом первых солнечных лучей. Как он мог испугаться?
        Успокоив себя, мальчик подложил руки под голову ипопытался уснуть. Нотут, он понял, отчего проснулся.
        Несколько минут Тим пролежал набоку соткрытыми глазами, погружаясь впредстоящее безумие. Он никогда неходил ночью позданию. Его, как ивсех детей, пугала темнота. Он небоялся засыпать один вкомнате свыключенным светом. Этот страх он преодолел уже давно. Закутавшись под теплое одеяло, он старался подумать очем-нибудь хорошем. Например, осолнце или мультиках. Истрах исчезал. Носейчас была совсем другая ситуация. Глубокая ночь, незнакомое помещение, темный коридор. Тим вздрогнул, когда мочевой пузырь вновь напомнил осебе. Наэтот раз он знал, что другого выхода унего просто неостается. Весь низ живота напрягся. Налбу выступили крошечные капельки пота. Очембы он ни думал, все сходилось кдурным мыслям, где его обижали, обзывали ипугали.
        «Я небоюсь темноты», - прошепталон.
        Спящий нанижней койке сосед перевернулся содного бока надругой икровать качнулась. Тим посмотрел вниз. Он привык спать наверху двухъярусной кровати ичастенько смотрел вниз, интересуясь, чем занимается сосед. Сейчас сосед сладко спал, ивотличие отнего нехотел вставать втуалет среди ночи. Тим перекинулся наживот иеще раз попытался заснуть, пока его неразбудила ужасная мысль. Ачто, если ему снова приснится кошмар, ион обделается вкровати? Утром, когда все увидят напростыне пятно, снего начнут смеяться. Аему уже восемь лет итакого оскорбления он непотерпит! Особенно отребят, которые подшучивали над ним, из-за кучерявых волос, неподдающихся ни одной расческе. Выслушивая обидные слова, Тим никогда неоставался встороне. Он шел наконфликт кулаками, иметод мгновенно давал осебе знать. Всегда получал либо он, либо обидчик. Больше всего Тим нелюбил терпеть насмешек отдевчонок, потому что папа имама запрещали ему их колотить.
        Тим оперся налевую руку исел. Легкая дрожь отночного холода заставила его накинуть простынь. «Я небоюсь», - мысленно проговорилон.
        Лунный свет слабо освещал комнату, ноТим видел все четыре угла, две кровати, столик, шкаф идверь. Он отлично помнил, как закрывал дверь, перед тем, как все ребята легли спать. Сейчас, покакой-то причине, дверь оказалась открыта. Окна, выходившие насторону моря, тоже были открыты. Вкомнату проникал ветер. Слабый, почти неощутимый, нопрохладный сзапахом моря исосен. Заокнами было светло, иневставая скровати, Тим мог разглядеть часть территории детского лагеря, куда родители отправили его нацелых семь дней. Столь долгий период уже казался мальчику вечностью. Вследующий раз, если папа покажет ему путевку наморе, врядли он воспримет ее срадостью. Он никогда сюда больше неприедет.
        Тим спрыгнул напол. Босые ноги тутже почувствовали холодный паркет, имальчик вздрогнул. Потелу побежали мурашки.
        Тим нащупал под кроватью тапочки.
        Избавившись отрезкого холода, он снова почувствовал напряжение внизу живота. Изокна комнаты Тим увидел мириады звезд, нависших над морем, ивспомнил, как когда-то папа рассказывал ему онебе. ИТим верил ему, аеще больше он верил вто, что под полной луной перерождаются волки, ивэто время суток люди боятсяих.
        Тим повернулся кдвери. Его глаза уставились впрямоугольные очертания темного коридора. Тим боялся. Ноеще страшнее было представить, как он обмочит кровать, иутром все будут тыкать внего пальцами. Он посмотрел насвою простыню, потом надруга ипошел кдвери. Тапочки поползли пополу. Каждый его шаг был короче предыдущего. Мысль, отом, что его ждет, когда он выберется изкомнаты, сводила сума. Он посмотрел начасы - начало второго. Все его друзья, даже те, которые считали себя слишком взрослыми, чтобы ложиться спать вдевять часов вечера, давно пребывают всвоих кроватках. Уж они-то точно небоялись темноты, сырых подвалов, крыс ипрочих тварей, бегающих ночью впоисках наживы. «Господи! Да этот лагерь кишит пауками», - вспомнил Тим слова брата, ипотелу пробежала дрожь.
        «Они такие жирные имохнатые, потому что кормятся обойным клеем иземляными жуками. Аночью, вполной тишине, можно услышать скрежет, словно кто-то трет зубами. Это они бегают постенам!»
        «Я небоюсь, я небоюсь. Я небоюсь!» - почти закричал Тим и, вдруг, понял, что может разбудить смотрящую.
        Иднем иночью сними всегда оставался кто-нибудь извзрослых. Смотрящие следили запорядком иуспокаивали неугомонных детей. Тим вэто подразделение невходил, потому что заподобные выходки детей наказывали дополнительными работами влесу. Сегодня засмотрящую была Линда. Что знал про нее Тим? Линда была красивой излой. Залюбое нарушение правил, она кричала так громко идолго, что детям самим хотелось идти влес. Аеще Линда нелюбила бдить поночам, и, как подозревал Тим, вэту тихую ночь она сладко спала накушетке вхолле.
        Тим миновал кровати, стол, шкаф ивплотную подошел кдвери.
        Какже он нехотел идти втуалет ночью, где даже играющие напотолке тени причиняли ужасный дискомфорт. Тим трясся отстраха. Его зубы стучали, аруки потели. Ивдруг, как молния сквозь черное небо, он вспомнил: «Эй, аеще ночью постарым домам бродят крысы. Их норы уходят глубоко вземлю, где черный грунт недает им замерзнуть холодной зимой. Они тоже любят есть… ииногда питаются мертвыми пауками…»
        Тим почувствовал тошноту. Вголову лезли мысли, откоторых его начинало лихорадить.
        Он выглянул изкомнаты иувидел длинный темный коридор. Ни одного признака жизни. Только лунный свет проникал сквозь окна, иотего отторгающего оттенка мальчик испытал очередное чувство неловкости. Глубиной своего сознания он немог описать, насколько сильно хотел остаться всвоей комнате. Нокуда ему справить малую нужду, неприбегая ккрайностям? Он посмотрел налево, потом направо, словно выглядывая приближающиеся машины, ишагнул вкоридор. Медленными шажками Тим двинулся всторону туалета. Мальчик часто оглядывался назад. Он неслышал никаких шагов, невидел падающей тени, ноему казалось, что кто-то идет заним. Образ таинственного человека непропал даже, когда мальчик миновал весь коридор.
        Тим прошел мимо одной двери, второй, третей, четвертой. Все они были распахнуты, акоридор смотрелся, как библиотечный зал, истыканный бесконечными стеллажами. Окна вкомнатах тоже были раскрыты. Через дверные проемы сочился лунный свет. Занавески вздымались иопускались. Тим осторожно ступал напаркет, стараясь идти как можно тише. Его досмерти пугало эхо. Особенно раздающееся непоего вине. Он вздрагивал при каждом малейшем шорохе.
        Его глаза привыкли ктемноте, ион смог различить наполу ковер. Идя помягкому покрытию, звук шагов был почти неслышен. Так он пробирался кдвери туалета, пока вночном безмолвии нераздался громкий хруст. Тим вскрикнул, ощутив под ногой движущийся предмет. Руки зажали рот. Он постарался сделать все, чтобы неиздавать посторонних звуков, ночто-то грубое всеже отозвалось вего животе. Тим почувствовал отдышку.
        «Это реальность! - раздался леденящий голос. - Это несон. Ты видишь то самое насекомое, которое обитает здесь десятки лет, питаясь обойным клеем иземляными жуками…»
        Бугорок хрустнувшей массы неподвижно лежал наковре.
        «Паук, огромный паук, огромный ядовитый паук, - успокаивал себя Тим. - Я раздавил паука, итеперь он мертв!»
        Но, вдруг, бугорок шевельнулся. Его движение сопровождалось непрерывным гудением, словно насекомое заводило мотор. Правая часть затрепетала.
        «Крыло? Нопауки нелетают!?»
        Тим, забыв обиспуге, подобрался поближе кнеопознанному объекту, вкотором разглядел крупного коричневого жука. Одно крыло, скорее всего, сломанное, едва трепеталось, авторое работало, как пропеллер. Жук полз, пытаясь взлететь, нопостоянно сносимый вправо, забился под плинтус.
        Майский жук! Тим облегченно вздохнул. Я наступил намайского жука итак испугался!
        Тим уверенно пошел дальше. Он необращал внимания ни накакие звуки инесмотрел себе под ноги.. Дойдя дотуалета, Тим понял, что сейчас обмочит себе все, что находится ниже пояса, ибросился ккабинке.
        Он справил малую нужду, нонестал смывать, решив, что это спровоцирует лишний шум. Счувством выполненного долга мальчик вышел изкабинки и, вдруг, услышал приближающиеся шаги. Тим замер. Сердце бешено забилось вгруди. Повискам побежал пот. Шаги изкоридора раздались уже совсем близко. Тим вернулся вкабинку, закрыл дверь иуставился вщель.
        Неизвестный гость приближался. Эхо его шагов разносилось повсему этажу. Умальчика невозникло сомнений, что он идет именно сюда.
        Через маленькие окна туалета луна отчетливо освещала кафельный пол ибелые стены. Под окнами, вдоль стен, стояли чистые сверкающие умывальники. Нопод ними, вместах плинтусов, чернели дыры, откуда вытекала грязь, торчали деревянные перекрытия, ивырывался чудовищные запах.
        Прошло еще несколько секунд, перед тем как Тим перевел взгляд сумывальников навходную дверь. Шаги прекратились. Кто-то остановился возле туалета. Мальчик прислушался, нозастывшую тишину прерывали только капли воды, падающие враковину изнезакрученного крана. Тим хорошо видел дверь, перед которой притаилась тень. Кто-то стоял вкоридоре, нерешаясь войти.
        Мальчик отошел вглубь темной кабинки, когда издыры под вторым умывальником вылезла огромная серая крыса. Даже накартинках вкнижке про Буратино Тим невстречал ничего подобного. Посвоим размерам крыса превышала годовалого щенка, ион искренне верил, что при желании, она моглабы откусить два пальца наноге спящей Линды. Настолько она была огромна.
        Крыса выползла насередину туалета изамерла. Вэто мгновенье вполутемном помещении она настолько слилась сполом, что Тим подумал, может это вовсе некрыса, ачей-то ботинок. Ноего сомнения вскоре рассеялись. Изпротивоположного угла раздался писк. Вответ крыса дернула ухом. Писк повторился, итут втуалет ввалился мужчина. Поформенной одежде, Тим узнал человека, который если ипоявлялся вздании детского лагеря, то именно здесь, втуалете. Однажды Тим был свидетелем, как пара ребят изсоседней комнаты сунули вунитаз тряпку, иоколо суток весь этаж ходил втуалет вдругой корпус. Аразбираться спроблемой пришел человек взеленом комбинезоне. Никто незнал его имя, нокто-то прозвал его Пип. Стех пор Пип появлялся темными вечерами содной задачей вголове - вычистить очередной забившийся унитаз.
        Пип осторожно закрыл дверь туалета и, шатаясь, двинулся кумывальнику.
        Тим почувствовал, как вего голову лезут плохие мысли. Он боялся пьяниц, иего страх был далеко недетским. Все самое ужасное, что могло произойти при встрече спьяными, он знал отродителей. «Бежать, сломя голову, - говорил Тиму отец истучал кулаком постолу. - Если дьявол есть наземле, то он сидит вних».
        Сейчас, втемноте, когда кроме их двоих, втуалете никого небыло, страх пропитывался двойной силой. Мальчик забыл окрысе, луне ипрочих тонкостях ночи исмотрел наПипа, моля Бога отом, чтобы тот его незаметил.
        Пип увлекся своей нуждой иневидел ничего, кроме поблескивающего влунном свете умывальника. Он открыл воду иумылся.
        Крыса по-прежнему недвигалась сместа. Она заворожено смотрела настенку, ишевелила усами, принюхиваясь кнезнакомцу. Раздался третий писк из-за угла, икрыса развернулась.
        Пип незамечал ее. Он повис над раковиной, и, как казалось, должен был вызволить изсебя все, что недавно ел ипил. Видно вэтот раз, водка совсем непошла ему напользу. Почувствовав первые позывы рвоты, он выгнулся ивытянул шею. Раздалась громкая отрыжка. Отее звука мальчик зажмурился. Пип попробовал еще раз вызвать рвоту темже способом, ноиэта попытка оказалась тщетной. И, тогда, внадежде избавиться отсвоих мучений, он сунул врот два пальца, надавил наязык и, вдруг, взеркале туалета увидел отражение крысы. Изможденное лицо поприветствовало находку улыбкой. Зубы уПипа были точь-в-точь, как иего работа - черные игнилые. Он еще раз умылся, чтобы проверить, немерещитсяли емуэто.
        Крыса оставалась наместе.
        - Тварь, - сквозь зубы процедилон.
        Крыса шевельнула усами.
        Тим незнал, видитли она его или нет. Ее глаза смотрели вперед, вщель кабинки, где сидел маленький мальчик. Пип был ей абсолютно неинтересен. Видимо, пахло отнего по-другому, инастроен он был нетак дружелюбно. Тим видел, как Пип обернулся, как он прикрыл кран, как сделал шаг всторону иначал искать дыру, вкоторую крыса моглабы сбежать. Он отлично знал грызунов. Норы, вылазки, повадки, способ передвижения, он все просчитывал наперед инераз ловил тварей без мышеловок, растаптывая их ботинками.
        Наэтот раз он отошел чуть левее своего умывальника, иотрезал жертве путь кспасению. Пип оставался при своем мнении. Он был уверен, что это единственный выход, куда тварь могла ускользнуть.
        Когда нора оказалась заего спиной, Пип остановился, обдумывая дальнейший план.
        - Теперь ты отменя неспрячешься, - пробормотал сантехник, качая головой - надоже, как тебя здесь раздуло. Целый дирижабль, посравнению состальными.
        Состороны казалось, будто намушке уПипа застыл длинношерстый кабан. Настолько кровожадно смотрелись его глаза при попытке приблизиться ккрысе. Наэтот раз его ботинки двигались медленно ибесшумно. Они скользили посырому полу, продвигаясь все ближе иближе кцели.
        - Мерзкое животное, - шептал он. - Грязные сортиры - твое единственное место обитания. Носегодня я сделаю для тебя исключение. Все будет тихо ибыстро. Как всказке.
        Ехидная улыбка нестиралась сего лица. Он настолько увлекся работой, что Тим подумал, еслибы сейчас он вышел изкабинки, вымыл руки иудалился изтуалета - унего былбы огромный шанс остаться незамеченным.
        - Скоро твоя душа будет нанебесах, атело вечно гнить вдерьме! - предположил Пип, несводя глаз сцели. - Я даже сделаю для тебя великое одолжение. Я могу похоронить твое тело всливном бочке. Давно хотел позабавить славных детишек!
        Последнюю фразу он произнес стакой искренностью, будто давал матери клятвенное обещание, что больше небудет пить.
        Он сократил расстояние дометра и, видя, что крыса недвигается, поднял ботинок. Тим поймал себя намысли, что также поднимают молоток перед тем, как опустить нагвоздь. Срадостным криком Пип перенес центр тяжести надругую ногу, ноуспел наступить лишь крысе нахвост. Грохот, словно взрыв, лег наэтаж. Крыса списком сорвалась сместа, акончик ее хвоста так иостался под ботинком Пипа. Окровавленный остаток описал набелом кафеле змейку.
        Крыса бросилась кноре.
        - Ах ты тварь! - Закричал Пип икинулся заней.
        Он засекунду пересек туалет инагнал убегающую жертву, но, пытаясь раздавить ее, поскользнулся иупал.
        Крыса юркнула внору, откуда послышался сопутствующий писк. Ототчаяния Пип вскочил исразгону ударил врушившийся низ стены. Деревянная конструкция провалилась, инога вошла внутрь, ломая перегородки. Намгновение налице сантехника мелькнуло восхищение. Оказывается, нора непредставляла изсебя непроходимую крепость. Ее перемычки были столь мягкими, что Пип без проблем пробивал их ногой. Новнутри было множество ходов. Может два, может три, может сто. Никто незнал, сколько крыс обитало под зданием. Напьяную голову Пип этого непонимал. Увидев злополучную цель, большая часть его мозга отключалась. Изего рта капала слюна. Глаза горели огнем.
        Пип лег набок илихорадочными движениями стал долбить стену, пока дыра неуглубилась, анога непролезла полностью, посамую ягодицу.
        - Ну гдеже ты?! Иди ко мне! Мы ведь еще незакончили! - Кричал он, запихивая ботинок вдыру.
        Вдруг, он остановился.
        - Эй! Что зачерт! - Пип попытался высунуть ногу, ноунего ничего неполучилось. - Чертовы крысы!
        Он скряхтением задергался. Однажды он обернулся ккабинкам, иТим подумал, что он заметит его. Новместо этого Пип охнул. Его рот скривился вболезненном оскале ион почувствовал такую боль, какую еще неиспытывал раньше. Вноге вспыхнуло пламя. Зуд, словно кость распиливали, разошелся повсему телу. Раздался хруст похожий набьющуюся яичную скорлупу, иПип закричал. Его крик был резким иобрывистым. Лицо налилось кровью.
        - Помогите!!! Помогите мне!!! - Кричал Пип. - Крысы! Они там! Они оторвут мне ногу!
        Он бил встену, пока неразмозжил вкровь руки. Один изумывальников соскочил сболтов иопрокинулся. Пип невсилах удержать его, повалился напол. Умывальник лег сверху, как огромная каменная глыба, иПип забился вистерике. Тим видел, насколько безжизненными выглядят его движения, нооколдованный страхом исобственной беспомощностью, он вцепился вдверь туалетной кабинки и… ничего неделал.
        Пип чувствовал, как дробятся его кости, нопридавленный умывальником, немог даже закричать. Его стон был настолько слаб, что даже распахнутые окна, едва пропускали мольбы опомощи запределы здания. Сейчас его слышал лишь восьмилетний мальчик, водной изкабинок детского туалета. Его руки оцепенели, аглаза немогли оторваться отчерноты. Они видели все: как Пип хотел убить крысу, как он оторвал ей хвост, исейчас видели, как ногу пьяницы словно затягивало вдыру. Пип цеплялся руками залипкий пол, нопальцы скользили ислабели.
        Вскоре молящие стоны человека медленно стихли. Пип потерял сознание, иего голова бесшумно легла набок. Глаза закрылись.
        Итогда Тим увидел, как изноры вылезла та огромная черная крыса. Она осторожно подползла клуже крови иначала пить. Ее черные глаза смотрели втемноту, будто ожидая увидеть еще одного гостя. Они смотрели вту щель, где прятался маленький мальчик. Утром Тима нашли вкрохотной кабинке детского туалета. Его остекленевшие глаза так инезакрылись вэту ночь.
        Женщина имальчик
        Алина работала вмаленьком магазинчике ритуальных услуг, который располагался рядом складбищем насамом краю села. Место было глухое итемное, аоживление наступало здесь только тогда, когда случались очередные похороны.
        То, что рядом находится кладбище, никогда невызывало уАлины страха. Вовсяком случае, доэтой истории. Ичастенько, подходя кокну инаблюдая один итотже пейзаж, она начинала скучать игрустить. Никого вокруг; только покойники, сопровождаемые толпой родственников, раз внеделю проезжали мимо, да еще те, кому требовались товары изее магазина, изредка нарушали тишину этого места. Ксвоей работе она давно привыкла илюбила ее также, как любят нудную книжку.
        Алине шел сорок второй год, она была вразводе ивоспитывала пятнадцатилетнюю дочь - красавицу, какбы назвали ее учителя, нонеслишком умницу. Девочка действительно была хороша собой. Высокая, хрупкая, длинноволосая, она всегда выделялась нафоне своих одноклассниц. Года три назад Алина заметила, что дочь стала расти неподням, апочасам, ишкола интересовала ее куда меньше, чем общество ребят, скоторыми она проводила время. Как только Алина приходила вмагазин ипогружалась ватмосферу рабочего места, беспокойство задочь силилось вырваться наружу. Втакие моменты она думала, что лучшебы устроилась назавод, где шумно имного людей. Там есть скем посоветоваться. Здесьже она советовалась только сама ссобой. Окруженная гробами, могильными плитами итраурными венками, Алина чувствовала себя так убого, что каждая мысль, окомбы она ни была, звенела, словно колокол.
        Втот день она сидела всвоем магазине, читала статью оДиане Шурыгиной, представляла наее месте свою дочь, имолила Господа, толькобы подобное никогда некоснулось ее семьи. Срам ипозор. Ее сердце выскакивало изгруди при мысли, как глубоко может опустится молодая девочка, если родители всвое время непостарались дать ей воспитание. Вмагазин зашел старик, глянул напродавщицу, уткнувшуюся вгазету, взял понравившийся венок ивышел задверь. Алина его даже незаметила. Где-то вдали отзахватывающей статьи она услышала, как хлопнула дверь, иподняла голову. Новмагазине уже никого небыло. Она посмотрела накучу венков изаметила, что верхние изних подрагивали, словно их теребил сквозняк. Вскоре последнее дрожание успокоилось ивенки застыли.
        - Странно, - прошептала Алина ипосмотрела надверь.
        Ручка нешевелилась.
        Она отложила газету, потому что захотела втуалет.
        Вмагазине небыло уборной, ибежать понужде приходилось вобщий туалет назападной стороне кладбища. Несмотря нато, что вокруг небыло ни души, иона могла справить свои дела хоть перед центральными воротами, Алина еще неутратила благоразумие. Она непозволяла себе ходить помаленькому даже зауглом кладбища. Все-таки какой-нибудь сторож или блудный бомж раз отраза попадались ей наглаза, нослучалось это очень редко. Ивсе-таки, она помнила оприличиях. Априличия говорили ей, что если ты хочешь втуалет, то нестоит поступать как животное. Пусть мужчины делают это как собаки. Женщины должны уединяться вуборных, вкакомбы положении они ни находились. Иэтим правилом Алина пользовалась стех пор, как мама перестала держать ее наруках.
        Она вышла измагазина, одернула юбку ипосмотрела посторонам. Алина инеожидала кого-нибудь увидеть. Для траурной процессии было уже поздно, ившесть часов вечера кней редко захаживали клиенты. Новсеже она закрыла дверь назамок, положила ключи вкарман пиджака ибыстрым шагом пошла кворотам кладбища. Когда она свернула надорожку ктуалету, ее встретил сильный ветер. Алина струдом прижала юбку кногам иусмехнулась.
        Нахолмах всегда гуляет ветер, нопочему-то именно накладбище ей казалось, что ветер ее щупает.
        Дорожка вела насрез. Через пару минут она вышла навытоптанную площадку, огороженную сломанным забором, закоторым простиралось поле. Кладбище осталось заспиной. Ни души, ни единого голоса. Ни птиц, ни собак. Глухо ипусто. Лишь зеленые веточки туи напоминали ей ожизни.
        Навсякий случай Алина оглянулась. Пусть туалет ибыл разделен намужской иженский, нодвери внем отсутствовали. Более того, внем небыло иперегородок. Внутреннее пространство ограничивалось кирпичной стенкой иуголком, закрывающим женщин откладбища. Ито вопределенном месте можно было заглянуть внутрь. Заодиннадцать лет Алина так инепоняла, скакой целью строители оставили этот прогал. Может быть, чтобы женщины могли следить засвоими детьми, аможет быть, чтобы мужчины могли следить засвоими женщинами.
        Так или иначе, Алина еще раз убедилась, что вокруг никого нет, зашла втуалет иприсела над первой дыркой, как раз втом месте, откуда сквозь прогал взаборе виднелся край поля. Она наклонила голову, вдыхая смрадные запахи сельского туалета, имысли оДиане Шурыгиной снова пришли ей наум. Она закусила губу ипопросила Господа, чтобы он уберег ее дочь оттакой беды. Вследующий момент, когда она подняла голову, чтобы посмотреть надалекое поле ипочувствовать себя одинокой, Алина увидела перед туалетом мальчика.
        Отнеожиданности она чуть неподпрыгнула.
        Мальчик стоял втом самом прогале между угловой стеной, закрывающей вход втуалет сторца, илицевой стороной, где находились заколоченные окна. Секунду назад она видела там другой конец поля… ивдруг появился этот мальчик! Он смотрел нанее стакимже интересом, скаким науроках биологии дети разглядывают разноцветных бабочек. Отнеловкости уАлины пропал дар речи. Она застыла, даже непытаясь прикрыться, ипервое слово, которое вырвалось изнее, было:
        - Уйди!
        Почему-то она несказала ему «отвернись» или «как тебе нестыдно». Чуть позже Алина подумала, что возраст мальчика едвали приблизился ктому, когда нужно начинать стыдиться. Навид ему было лет пять. Может, шесть. Ноглазенки, смотревшие нанее, казались намного старше. Им онабы дала лет пятнадцать.
        Мальчик продолжал стоять исинтересом смотреть нанее.
        Тем временем Алина пришла всебя и, прежде чем натянуть трусы, предприняла еще одну попытку.
        - Мальчик! - выкрикнула она. - Отвернись!
        Никакой реакции. Мальчик несдвинулся сместа. Он ничего неговорил и, как показалось Алине, даже недышал. Его тело напоминало блеклую восковую фигуру, ноудивительно четкую навид, вплоть доссадин наколенях имелких царапин налице.
        - Ты меня слышишь? - Алина повысила голос. Туалет аккомпанировал ей, как гитарная дека. - Отвернись! Иди ксвоей маме!
        «Как я его могла незаметить?!» - проклинала себя Алина. Какимбы маленьким ни был этот засранец, он неимел никакого права стоять исмотреть нанее втаком виде. Она взрослая женщина, икое-чего стесняется. Даже глупыйбы понял, что сейчас самое время прикрыть глазки идать ей привести себя впорядок!
        Ноникакой реакции непоследовало. Тогда Алина сжала кулаки ивыдохнула.
        - Ну, ладно, - процедила она сквозь зубы.
        Она встала, натянула трусы так, что резинки врезались кожу, одернула юбку испрыгнула напол. Намгновение лицевая стена туалета загородила прогал.
        - Сейчас ты уменя получишь! - пробормотала она. - Чему мамочка тебя ненаучила, научит чужая женщина!
        Она вышла изтуалета… иувидела привычную картину кладбища. Зазабором начиналось поле, состальных сторон ее окружали могилы, оградки иредкие деревья.
        - Эй! - выкрикнула она ипобежала кмужскому туалету. - Ну-ка, иди сюда! Мальчик!
        Перед входом она остановилась. Небудетже она вламываться вмужской туалет из-за какого-то невоспитанного мальчишки! Какойбы сильной ни была ее злость, она должна оставаться порядочной женщиной.
        - Хорошо, - сказала себе Алина. - Я подожду, - добавила она совсем тихо. Лишь ветер дернул ее заюбку, изабор заскрипел, как старое дерево.
        Алина вернулась наплощадку перед туалетом. НаПасху ивродительские субботы здесь собирается куча народу. И, несмотря нато, что женский туалет мог принимать почетыре женщины одновременно, кнему всегда была очередь. Вэтом она немного завидовала мужчинам. Нонеболее того.
        Наплощадке Алина простояла непозволительно долго. Она неспускала глаз совхода вмужской туалет, пока ее терпение нелопнуло.
        - Маленький мерзавец, - произнесла она, аветер, точно отвечая замальчика, толкнул ее вспину.
        Алина схватилась заюбку.
        - Решил поиграть сомной?
        Нокое-что ее удивило. Поблизости небыло взрослых. Мальчик пришел своим ходом неизвестно откуда. Зато время, пока Алина топталась наплощадке перед туалетом, ее ноги успели окоченеть отапрельского ветра. Она больше нехотела ждать. Вшесть тридцать заканчивается ее рабочий день. Чуть раньше приедет хозяин завыручкой, коей сегодня нет, адоэтого она должна вернуться заприлавок, чтобы невыглядеть полной дурой инеобъяснять сорокалетнему мужику, куда она пошла ииз-за чего бросила магазин.
        Алина подошла ктуалету изаглянула внутрь. Мужская часть ничем неотличалась отженской. Тотже прогал между угловой илицевой стенкой, откуда виднелось первые две дырки. Правда, окна здесь небыли заколочены. Свет лился через рамы, ивнутри было светло, как днем.
        - Эй, если ты думаешь, что я уйду, то ты ошибаешься! - пригрозилаона.
        Ответом ей был только тихий свист ветра. Каким-то образом, видимо, через дыры, ветер умудрялся закручиваться ввыгребную яму, икаждый раз, присаживаясь понужде, Алина чувствовала, как потоки воздуха поддувают снизу. Носвист исходил неоттуда. Извыгребной ямы вообще недоносится никаких звуков. Ветер свистел вкрыше, словно грозил оторвать ее. Ииногда туалет вздрагивал, если порыв достигал определенной силы.
        Алина уже хотела войти, итут спросила себя:
        «Аесли там будет мужчина?»
        Мурашки пронеслись унее покоже. Она почувствовала стыд иотошла оттуалета. Еще несколько минут она проторчала наплощадке, неспуская глаз совхода. Потом глянула начасы. Шесть пятнадцать.
        - Черт побери! - шепотом выругаласьона.
        Если она хочет отругать мальчика, то действовать нужно немедленно. Иначе есть риск пропустить приезд хозяина.
        Алина снова подошла кмужской половине иостановилась.
        «Я взрослая женщина, - сказала она себе. - Откуда такая неуверенность всебе?»
        Изтуалета недоносилось ни шороха. Только ветер гудел под балками крыши. Она сцепила кулаки иприблизилась кдверному проему. Навстречу ей, словно отпугивая, бросилась тошнотворная вонь. Алина прикрыла нос. «Как ни отмывай мужской туалет, там все равно будет вонять, - подумала она. - Даже еслибы дырки здесь были метровыми, мужик все равно промахнется!»
        Алина поморщилась, нобольше терять время нестала. Если малолетний проказник ибыл там, то он давно уже сделал свои дела. Столько несидят даже женщины.
        Алина подобралась кдверному проему изаглянула внутрь.
        Обратно она шла еще быстрее, чем втуалет. Ее гнали злость иветер, который теперь толкал вспину исловно смеялся над ней. Во-первых, она непонимала, как мальчишка мог скрыться, пока она натягивала трусы. Во-вторых, она была рассержена насвою глупость. Простоять рядом стуалетом столько времени ради того, чтобы заглянуть туда инеувидеть ничего, кроме обделанных стен икучек говна рядом сдырами? Более загаженного туалета она никогда вжизни невидела.
        Алина вернулась кмагазину, ичерез несколько минут подъехал хозяин. Произошедшее быстро растворилось вее памяти. Хозяин проверил пустую кассу, покачал головой исел наодну измогильных плит, выставленных напродажу.
        - Пора закрывать этот бизнес, матьего.
        - Пал Палыч, апрель…
        - Апрель, май, июнь - какая разница! Ты загляни наэто кладбище. Кругом одно старье. Памятники повосемьдесят лет! Неужели люди нехотят почтить память своих родных, установив новую мраморную плиту?
        Он провел пальцами похолодному камню.
        - Натакой памятник приятно смотреть. Он выглядит, как настоящая реликвия. Атот хлам, что занимает большую часть кладбища, давно пора вывезти насвалку.
        Алина промолчала. Пал Палыч тяжело поднялся икинул взгляд накучу венков.
        - Если так продолжится еще пару месяцев, я думаю, придется все распродавать иискать другую работу. Терпеть больше сил нет. Я даже немогу купить дочке надень рождения сотовый телефон.
        Она пожала плечами.
        - Дерьмо, анеработа! - Сэтими словами он вышел, аАлина стала собираться домой.
        Ей было жаль хозяина магазина, потому что она знала его, как человека доброго ипонимающего. Он нераз выручал ее деньгами, давал зарплату сдоплатами завсякую мелочь. Отпускал сработы домой раньше времени, когда уее дочери были проблемы сошколой. Она помнила много моментов, закоторые была ему благодарна, новсему приходит конец. Итерпение Пал Палыча рано или поздно тоже закончится.
        Дома, переодеваясь перед зеркалом, Алина вновь почувствовала насебе чей-то взгляд. «Это нервы, - сказала она себе. - Я немогу почувствовать себя женщиной, потому что уменя нет мужчины, зато есть бессмысленная работа ибеспокойство задочь».
        Перед тем, как снять юбку, она посмотрела вокно. Темнело; влучах заходящего солнца была хорошо видна дорога. Надругой стороне улицы резвилась детвора. Алина подошла кокну изадернула шторы.
        - Нехватало, чтобы еще какой-нибудь мальчишка увидел меня полуголой, - усмехнулась она ивдруг поняла, что закрытое окно нелишило ее ощущения взгляда состороны.
        Она провела ладонью поволосам иповернулась кзеркалу. Да, ей уже засорок, ноона неплохо выглядит. Вмеру пышное тело, совсем немного морщинок, крепкие волосы. Такой женщине никто недаст настоящий возраст. Она казалась моложе. Алина стянула юбку ипошла вдуш. Дочь она ждала только кужину.
        Алина уже нераз замечала, что желание пойти втуалет возникало унее перед обедом ивконце рабочего дня. Скучная работа вмагазине приучила организм работать, как часы: обед вдвенадцать, два перерыва начай и, конечно, прогулка втуалет. Иногда появление клиентов нарушало отлаженный механизм, ноуже через пару дней все восстанавливалось. Алина читала газету или любовный роман додесяти утра, потом выпивала кружку чая икодиннадцати тридцати чувствовала знакомую тягу взнакомое место. Сегодняшний день нестал исключением. Водиннадцать тридцать Алина вышла измагазина, заперла дверь ипошла кворотам кладбища.
        Наплощадке перед туалетом она остановилась.
        «Замной подглядели впервые засорок лет жизни, - усмехнулась она. - Итеперь это превращается вфобию».
        Кладбище было светлым ибезлюдным. Ветер дул сзапада, волосы женщины путались, поее плечам бежали мурашки, иона струдом верила, что снова вспоминает вчерашний случай.
        «Откуда взялся тот мальчик?» - недоумевала Алина. Так стыдно ей небыло еще ни разу вжизни.
        Она отошла кдороге изаглянула загустую тую - единственное место, где можно было спрятаться внепосредственной близости оттуалета. Затуей она увидела свежую могилу, украшенную парой венков. Рядом никто несидел, нодля надежности она прошла дальше, кбольшим гранитным памятникам. Потом ее повело еще глубже, ккустам можжевельника, иона наткнулась надлинный ряд старых железных гробниц. Так Алина углубилась настолько, что потеряла туалет извиду. Наконец она решила, что ребенок способен спрятаться где угодно иискать его бесполезно. Взрослыйже человек прятаться небудет изпринципа. Это несерьезно. Подглядывать засорокалетней женщиной втуалете - непозволительно для уважающего себя мужчины. Алина вернулась надорогу ипошла ктуалету.
        Наэтот раз она нестала присаживаться натомже месте. Вид бесконечного поля хоть ипомогал ей расслабиться, нозаодиннадцать лет надоел. Алина углубилась втуалет иприсела над последней дыркой. Она неторопилась иругала себя заглупые мысли, которые невыходили унее изголовы.
        - Забудь ты онем! Забудь! - убеждала она себя.
        Ветер дунул снизу, обдав голые ноги женщины холодом. Алина вздрогнула. Застолько лет она опробовала все четыре дырки, иизкаждой ветер дул содинаковой силой. Она облизала губы ипосмотрела впроход.
        Отувиденного ее ноги одеревенели, аколени прижались друг кдругу. Наглый мальчишка вновь наблюдал затем, как она писает, только наэтот раз он неостался заугловой стенкой. Причина была ясна: сейчас Алину небыло видно через прогал, потому что она сидела вглубине туалета. Маленький засранец зашел внутрь иостановился увхода, словно ожидая, когда она освободит место.
        - Ах, ты… - унее перехватило дыхание.
        Отзлости Алина надулась ипокраснела. Ей надоело оказываться видиотском положении. Она вскочила, натянула трусы исзадранной юбкой спрыгнула напол. Мальчик нестал ждать, пока злая тетка схватит его зашкирку, ивыбежал изтуалета. Алина кинулась заним, едва непоскользнувшись увхода. Носнаружи она неувидела ничего, кроме двух фантиков, которые ветер гнал отмогил кзабору.
        Женщина внедоумении озиралась посторонам.
        «Как такое может быть? - размышляла она. - Я выбежала изтуалета ровно через секунду. Заэто время физически невозможно добежать доближайших могил!»
        Она потопталась наместе. Сердце судорожно билось вгруди. Как только благоразумие кней вернулось, она заметила, что край юбки непристойно задрался ивидом ее трусов наслаждается часть разрушенного забора. Алина исправила недоразумение ипрямым шагом направилась вмужской туалет. Сегодня ее неволновали грани приличия. Она зашла внутрь, как ксебе домой, иувидела теже самые грязные стены икучи наполу возле дырок. Востальном мужской туалет был пуст.
        - Я… - Алина незнала, как продолжить фразу.
        Происходящее неумещалось вее голове. Мальчишка исчез среди бела дня, словно его сдул ветер. Она дважды обошла туалет, заглянула зазабор, вернулась ктуе, осмотрела несколько ближайших могилок. Чем дольше Алина искала мальчишку, тем больше понимала, насколько это абсурдно. Вконце концов, она выругалась ипоспешила кмагазину.
        Домой она пришла поздно ибез настроения. Дочь гуляла, вхолодильнике было пусто, где-то налинии отключили свет, имомент полного одиночества, испуга иобреченности заставил ее расплакаться. Она вновь подумала отом, какую роль играет всемье мужчина, ивновь обвинила себя втом, что поторопилась сразводом. Нетакой уж плохой он был. Все можно стерпеть, нокогда ты приходишь домой, аздесь так пусто, остается только поплакать.
        Минут через десять она взяла себя вруки, собралась смыслями, но, прежде чем переодеться, сходила вмагазин икупила кужину макарон. Пока они варились намаленьком огне, Алина вернулась кшкафу, стянула ссебя все, кроме нижнего белья, ипопривычке глянула наокно.
        Наулице уже сгущались сумерки, адетвора продолжала бегать, прыгать, смеяться икричать. При виде детей душа Алины разжалось, иона подумала, что детство - самое лучшее время вжизни. Только вдетстве ты по-настоящему счастлив, потому что твоей судьбой управляет кто-то другой. Сгодами руль переходит ктебе вруки, ивсе идет наперекосяк. Так случилось сней исомногими другими женщинами, неодин год живущими водиночестве. Сейчас она молилась, чтобы поее стопам непошла дочь. Ата уже становилась упрямой, ивее компании появились несамые надежные молодые люди.
        Алина задернула занавески. Ей ужасно хотелось есть, апотом лечь вкровать ипосмотреть сериал про любовь.
        Наследующий день она пришла наработу раньше времени. Заварила себе крепкий кофе ипринялась зановую статью, посвященную Диане Шурыгиной. Наэтот раз ее сравнивали систорией Ирины Сычевой. Статья полностью поглотила Алину: около часа пролетело незаметно, икофе остыл нетронутым. Она еще незакончила читать, когда вмагазин вошла женщина примерно еелет.
        Женщина подошла кприлавку иобратилась:
        - Здравствуйте, - послышался тихий печальный голос. - Ябы хотела заказать табличку…
        - Здравствуйте, - отвлеклась Алина.
        Она отложила газету иуказала настенд стабличками самых разных видов.
        - Мне нужен портрет средних размеров намогилку. Надписи сдатами, наверное, лучше сделать позже, вместе спамятником.
        - Обычно берут вот такие. - Алина сняла состенда небольшую овальную табличку. - Или такие. - Она показала наквадратную.
        Женщина вздохнула. Алина подумала, что если она заплачет, вмагазине есть холодная вода, чай иуспокоительное. Есть телефон, чтобы вызвать скорую помощь - такое тоже случалось заее практику. Ноженщина лишь всхлипнула икоснулась одной изтабличек.
        - Мне понадобится фотография, - сказала Алина.
        - Да, конечно, - ответила женщина иполезла всумку.
        Она перевернула все, что было внутри, и, наконец, вытащила кошелек, аизнего - маленькую фотографию.
        - Вот. - Она протянула фото Алине. Та положила его вконверт, асверху написала сегодняшнюю дату, тип иразмер таблички.
        - Срок исполнения заказа - одна неделя. Вследующий четверг табличка будет готова.
        - Спасибо, - почти шепотом произнесла женщина.
        Она поправила наголове черную повязку иудалилась измагазина.
        Алина видела таких прежде. Женщина была еще невтом возрасте, чтобы привыкнуть кподобного рода потрясениям. Скорее всего, унее умер отец или мать. Умер недавно, потому что она досих пор носила повязку ипри каждом упоминании была готова расплакаться. Родители Алины были еще живы. Маме она звонила два раза внеделю. Сотцом почти неразговаривала. Но, случись что сними, Алина непредставляла, вкаком состоянии будет находиться сама.
        Ей хотелось хотябы кому-нибудь рассказать, как ей надоело жить одной, работать одной ивсе тяготы переносить одной. Когда она попыталась объяснить это дочери, та даже неотвлеклась оттелевизора.
        Алина вернулась кгазете, отхлебнула холодный кофе, несколько минут пыталась погрузиться всобытия статьи, ноничего невышло. Она думала оженщине, иее терзала странная уверенность, что этот случай выходит зарамки. Алина отложила газету ивернулась кприлавку. Вытащила конверт сфотографией, но, перед тем как открыть, вспомнила одну вещь. Хозяин запрещал распаковывать конверты. Поправилам их должен был открывать только мастер, выполняющий заказ натабличку.
        «Что чувствует человек, когда действует непоправилам?» - подумала Алина.
        Под столом лежала стопка новых конвертов. Их никогда непересчитывали, чтобы сравнить сколичеством заказов. Нужно было выбросить порванный конверт ипереложить фото вновый. Все просто.
        Алина посмотрела навремя. Вдесять часов начинался кофейный перерыв. Навсякий случай она закрыла дверь назамок, нежелая, чтобы кто-то поймал ее споличным, особенно если той женщине вдруг захочется вернуться обратно. Алина взяла ножницы, отрезала торец конверта. Фотография выпала илегла лицевой стороной настол.
        - Ты нехочешь, чтобы я натебя посмотрела? - сосмехом спросилаона.
        Неожиданно заручку двери кто-то дернул, иотиспуга Алина вздрогнула. Заручку дернули второй раз, после чего кто-то выругался упорога ипошел прочь.
        «Если хозяин узнает, что я без причины запираюсь вдесять часов утра, мне устроят нагоняй», - подумала она ипокачала головой.
        Алина подождала еще сполминуты. Ручка двери недернулась, итогда она перевернула фотографию. Ком встал вгорле, когда она поняла, что соснимка нанее смотрит тот самый мальчишка, которого она видела втуалете. Он был врубашке, аккуратно застегнутой насамую верхнюю пуговицу. Алина несомневалась, что втойже рубашке он стоял перед туалетом исмотрел нанее, как намуху, запутавшуюся впаутине.
        Дрожь пробежала поее рукам. Алина сунула фотографию вновый конверт, запечатала его ибросила под прилавок. «Мне страшно», - сказала она себе исделала последний глоток кофе. Чашка едва невыпала изеерук.
        Через несколько минут испуг улегся. Алина отомкнула дверь. Вернулась заприлавок, нонесмогла вернуться втихий, спокойный уклад своей жизни. Она знала, что водиннадцать тридцать она пойдет втуалет иснова увидит мальчишку-мертвеца. Ее хватит удар, если он приблизится кней. Ее сердце уже выпрыгивало изгруди, как только она вспоминала его лицо. Авремя клонилось кобеду, исегодня Алина впервые сделала то, чего несовершала очень давно. Она непошла втуалет перед обедом, аосталась вмагазине.
        После двенадцати прошли две похоронные процессии. Благодаря им Алине удалось продать полтора десятка венков. Люди развеяли ее страх, ичасов дотрех она невспоминала омальчике. Нопотом ей захотелось втуалет, иона поняла, что отнеизбежного неуйти. Можно былобы обойтись кустами или укрыться затыльной стороной магазина, ностарая фобия итам заставит ее подумать, что заней подглядывают. Эта болезнь появилась уАлины после развода. Стех пор она закрывалась даже дома, всвоем собственном туалете.
        Впять тридцать она вышла измагазина изаперла дверь. Через две минуты она стояла перед туалетом иозиралась посторонам. Тотже ветер ипустота вокруг. Качались деревья, скрипел забор. Схолма виднелась трехэтажная школа.
        - Я знаю, что ты меня слышишь, - сказала она кладбищу. - Оставь меня впокое!
        Алина непошла вглубь туалета иуселась напервой дырке. Она ждала мальчика, сама незная, зачем. Она смотрела навход, ией казалось, что настене качается чья-то тень. Она дрожала, аветер свистел вкрыше идул издырок вполу. Вэтот момент Алина вспомнила свежую могилу затуей, где она искала мальчика. Тихая музыка заиграла вее голове, когда она поняла, что он непридет. Он уже сделал все, что хотел. Итень настене увхода - лишь плод ее воображения.
        Она оправилась, одернула юбку ивышла изтуалета. Ее встретила таже пустота. Алина пересекла площадку понаправлению ктуе иуглубилась взаросли.
        Прогалы между могилками были вытоптаны, нокое-где осталась прошлогодняя трава - сухая, желтая, нокрепкая, как леска. Чтобы подобраться кмогиле, ей пришлось вернуться иобойти тую сдругой стороны. Она убедилась втом, что неошиблась. Куча венков, цветы, ленты ибольшой деревянный крест. Накресте, наполовину скрытая траурными лентами, висела фотография.
        Наобратном пути Алина несла ссобой упругий комок боли истраха. Она думала одетях.
        Дети бывают плохими ихорошими, ленивыми итрудолюбивыми, простыми исложными. Дети бывают упрямыми ибезответными, как ее дочь. Икакимибы их ни считали родители, они все равно останутся любимыми инеповторимыми - еслибы Бог всем, без исключения, давал шанс вырасти иповзрослеть.
        Заворотами кладбища Алина повернулась ипрошептала: «Мы начинаем играть врулетку ссамого рождения, аникто этого досих пор непонимает».
        Впять сорок пять приехал хозяин изабрал выручку. Вшесть Алина заперла магазин ипошла домой. Вшесть двадцать она стояла вприхожей ирасстегивала сапоги. Дочь смотрела телевизор. Она незаметила, вкаком подавленном настроении пришла ее мать сработы, инеподнялась сдивана, чтобы хотябы поставить наогонь чайник. Она вообще непосмотрела всторону матери, илишь вздох последовал сее стороны, когда Алина сказала «Привет, дочка!» ипошла ксебе вкомнату.
        Дневник Ксюши
        Ксюша неспала. Она сидела накровати всвоей комнате сзанавешенными гардинами, прижимая кгруди мягкую игрушку. Изсоседней комнаты доносился скрип. Ксюша знала этот звук. Нетак давно ей исполнилось двенадцать, авпервые она услышала его около трех лет назад. Тогда ей казалось, что мама просто неможет заснуть иворочается наржавой пружинной кровати, подыскивая более удобное место длясна.
        Папа погиб, когда Ксюше было восемь. Он чинил лифт вмногоэтажном доме и, когда кабина внезапно поехала вниз, неуспел вылезти изшахты. Обе половины его тела хоронили взакрытом гробу: одну изних кабиной лифта раздавило почти влепешку, другую отдирали отпола навосьмом этаже. Мама никогда нерассказывала Ксюше подробностей. Девочка узнала их сама, подслушав разговор мамы сдругими мужчинами. После этого жизнь пошла иначе.
        Они жили нашестом этаже втесной двухкомнатной квартире, окна которой выходили насевер. День вквартире был короткий, аночь - длинной. Зимой было холодно, как впогребе, летом - жарко, как ваду. Ко всем условиям такого существования они привыкли давно, нобыло одно «но»: Ксюша нелюбила ночь. Иеслибы они жили вкаком-нибудь другом доме, нетаком дряхлом иубогом, вкакой его превратили жители (втом числе иее мать), ночь воспринималасьбы ею совсем иначе. Ноони жили там, где темное время суток никогда непроходило втишине. Едва солнце пряталось заверхушки других многоэтажек, наступал вечер - час, когда кмаме приходили странные мужчины. Аедва заканчивалось их время, исвет окончательно гас вквартире, наполу появлялись тараканы. Мама ничем немогла вытравить этих тварей стех пор, как изжизни ушел отец. Тараканы бегали только поночам, иесли вкомнате внезапно включить свет, то можно было полюбоваться, как они разбегаются посторонам, точно сбитые шаром кегли.
        Чтобы неходить ночью втуалет, Ксюша сидела додесяти часов вечера скнижкой, апотом шла вдуш. Она мылась, чистила зубы, справляла все необходимые нужды ивозвращалась впостель. Так было всегда. Нооднажды ее режиму суждено было рухнуть.
        Ксюша терпела изо всех сил. Она так сильно хотела втуалет, что позабыла обо всем насвете. Вту ночь Ксюша невключала свет. Она бежала, наступая напол только кончиками пальцев. Два таракана хрустнули под ее ногами перед самым туалетом. Ксюша подпрыгнула иедва успела добежать доунитаза.
        «Они страшные, - говорила себе девочка, возвращаясь назад. - Я их убила. Все страшное нужно убивать!»
        Иона потопталась подругим тараканам втуалете. Давка тараканов принесла ей столько удовольствия, что Ксюше понравилось ходить втуалет ночью. Только ступни после этого становились грязными илипкими, особенно между пальцами. Девочка вытирала их обковер или обзанавески. Акогда мама спрашивала, что запятна появляются нагардинах вее комнате, Ксюша отвечала, что незнает. Она врала. Еслибы мама узнала правду, еслибы она поняла, что родная дочь портит ибез того паршивые гардины, онабы отходила ее ремнем. Онабы непожалела ее, выпорола дослез, ато идокрови. Ивсе потому, что мама - непапа. Папа ее любил ижалел. Амама только ругала. Ктомуже, какимибы грязными ни были гардины, она все равно несталабы их стирать. Такая работа ее непривлекала.
        Ивсеже после смерти отца мама стала для Ксюши самым дорогим человеком насвете - пусть она била ее ремнем, ругала завсе насвете ичасто выражалась плохими словами, пусть она курила, возвращалась свечеринок пьяной ибыла нелучшей матерью задолгие годы. Она родила Ксюшу всемнадцать. Исовременем, взрослея, девочка поняла, что ее жизнь принадлежит случаю. Пусть. Но, несмотря навсе это, Ксюша любила свою маму. Зачто? Наверное, заблизость. Зауничижение. Зажелание всегда быть собой, которое ее губило. ИКсюша видела, как это происходит.
        Она была совсем маленькой девочкой, когда впервые увидела маму смужчиной водной кровати. Это случилось после смерти папы. Мама неработала, ноей всегда требовались деньги, поэтому пришлось искать место, где можно было их достать. Сперва мама пробовала устроиться официанткой вместном ресторане, расположенном напересечении двух крупных городских улиц. Получилось. Но, проработав неделю, она уволилась из-за слишком маленькой зарплаты. Появился другой вариант, имама устроилась официанткой вбаре далеко отдома. Ей понравилось. Платили ненамного больше, нозато там была громкая музыка, темнота ибогатые клиенты - все, как она любила.
        Ксюша ходила вшколу, когда скромный заработок мамы вдруг подскочил под потолок. Она больше нескупилась накрасивую одежду икосметику. Она хотела быть красивой икаждый день, собираясь наработу, надевала разные вещи. Необязательно цветные, ноделовой черно-белый цвет вее гардеробе никогда неприсутствовал. Она брала ссобой маленькую сумочку, подчеркивающую ее элегантность, под цвет ей надевала туфельки икрасила ногти. Мама носила коротенькие юбки, чтобы длинные ножки всегда были навиду умужчин. Она обожала блузки сглубоким вырезом. Ксюша знала, что говорят парни про таких женщин. Они говорят, что они «очень аппетитные». Эту фразу она несколько раз слышала отстаршеклассников. Мальчишки ее возраста этим еще неувлекались. Даже самые продвинутые илюбопытные, которые уже старались заглянуть девочкам под юбки, еще неупотребляли таких слов.
        Однажды Ксюша вернулась изшколы после обычного дня исразу отправилась накухню, где застала маму, прикрытую легким халатом, имужчину сдлинными волосами иогромными мускулами. Прежде она видела такие мускулы только потелевизору. Сейчас двойник Арнольда Шварценеггера сидел унее перед глазами и, как ей казалось, слегка улыбался. Мама стояла уокна. Ее волосы были распущены, ввырезе расстегнутого халата виднелась голая грудь.
        - Это моя дочь, Антон, - произнесла она, застегивая халат. - Ей девятьлет.
        - Уже хорошенькая. - Антон покачал головой.
        - Иди всвою комнату, Ксюша, - велела мама.
        Обычно таким тоном мама говорила ей убраться вдоме второй раз, если первый раз дочь убрала плохо.
        Ксюша ушла. Села накровать всвоей комнате изадумалась. Мама даже непредложила ей покушать. Девочка отсидела шесть уроков, лишь попив чаю навторой перемене, атеперь, когда она ужасно хочет есть инемножко передохнуть, мама велит ей идти всвою комнату. Иэтот человек… Внешне он хорош. Его мускулы выпирают из-под футболки, волосы доплеч, холодный взгляд. Антон ей очень понравился. Нодаже ради такого, как он, мама недолжна была отправлять ее всвою комнату!
        Тот случай она запомнила надолго, носмамой онем никогда неговорила. Вдевять лет она мало что понимала вотношениях между мужчиной иженщиной, аАнтон был старше ее лет натридцать иказался настолько недоступным, что Ксюша предпочла просто оставить это воспоминание для своего дневника.
        Свой личный дневник она начала вести втотже день, когда Антон неожиданно изуличного гостя превратился вгорячего друга.
        «Я увидела его соспины, когда он стоял вдуше, - писала Ксюша. - Он мылился моей мочалкой ичасто тер ею то место, которое уженщин нетакое, как умужчин. Его мышцы выпирали, когда он слегка наклонялся вперед инапрягал руки. Потом он тер ноги, ия видела, как огромная штука качается унего между ног. Аэти ноги были величиной соствол рябины внашем огороде, инаних тоже вздувались мышцы».
        Ксюше понравилось писать личный дневник. Он отбирал негативные эмоции изащищал душу отшока. Другого определения своему состоянию девочка ненаходила. Шок вселился вее тело. Акогда она зашла вдуш после мужчины ипочувствовала его запах, то ощутила отвращение ксобственной мочалке. Она нехотела ее касаться. Она смотрела намочалку, как наотрубленную руку, скоторой стекала кровь.
        «… кровь, - воспоминание осубботе, - капала снее. Антон вышел издуша ипошел накухню курить. Я заскочила следом иувидела, как смочалки стекала жидкость игустыми темными каплями падала напол. Я помылась маминой мочалкой. Мне было противно мыться своей, потому что она пахла…»
        Поздно вечером Ксюша написала еще кое-что про маминого друга. Ипосле этого стала прятать дневник, чтобы мама случайно ненаткнулась нанего.
        «… он незакрывал дверь, когда ходил втуалет. Я слышала, как он писает, ипомоему телу бежала дрожь ивозбуждение. Я хотела увидеть его заэтим занятием, нострашно боялась, что когда-нибудь он увидит заэтим занятием меня…»
        Спустя неделю Антон стал приходить кним домой почти каждый день. Приходил вместе смамой вечером, ауходил утром. Мама ничего нерассказывала, аКсюшу просила обращаться кнему сприставкой «дядя». НоКсюша никогда неназывала его дядей. Она вообще никак его неназывала. Для нее Антон был человеком-погремушкой. Он легко общался, нотаил всебе что-то дурное инепредсказуемое, чего Ксюша боялась.
        «… я видела, как он оставил маме пачку денег. Это был неконверт. Он просто вынул изкармана несколько зеленых бумажек ибросил настол. Амама улыбнулась ипоцеловала его, закинув руки нашею. Она любит его?»
        Это воспоминание было последним перед той ночью, когда Ксюша услышала эти постыдные звуки вмаминой комнате. Ей показалось, что заокнами выли собаки. Носпустя мгновение звуки перестали походить навой. Они больше напоминали плач ивсхлипы. Звуки то прерывались, то снова возвращались вее комнату. Девочке больше нехотелось спать. Она таращилась втемноту инемогла понять: мама плачет? Мама плачет, потому что ее избил Антон? Или обидел?
        Она должна была это увидеть.
        Ивот, когда стоны вочередной раз вернулись вее комнату, Ксюша поднялась скровати ипошла кмаминой комнате. Было очень темно, чтобы что-то разглядеть. Иона поклялась, что опишет всвоем дневнике все допоследней мелочи, например то, как она поднялась скровати ираздавила таракана. Большой палец налевой ноге прилипал кполу. Втрусиках итоненькой майке ей было холодно, носейчас Ксюша незамечала ни того, ни другого. Она смотрела впроем приближающейся двери. Когда стоны прекращались, она слышала скрип кровати. Резкий ивнезапный, словно наней кто-то прыгал. УКсюши тоже была сетчатая кровать, иона любила наней попрыгать, ноневтри часа ночи. Днем. Икогда мамы небыло дома.
        Апотом она вновь услышала стоны ишепот. Мама стонала, аАнтон шумно дышал. Покрайней мере, ей так казалось. Мама точно неплакала, это Ксюшу успокоило. Ното, что происходило заприоткрытой дверью, заинтересовало ее еще сильнее. Если неплач, то что? Сквозь темноту Ксюша поняла, что они целуются. Она много раз видела, как папа целовал маму. Ничего сверхъестественного вэтом нет, нотогда ей казалось, что поцелуй приносит большое удовольствие. Теперь она понимала, что это нетак. Возможно, они нетолько целовались, ноиделали что-то еще. Например… Ксюша чуть невросла впол отэтой мысли. Вдруг Антон пытается ее задушить, амама сопротивляется? Страх накатил надевочку новой волной, иМама словно заговорила сней.
        «… я почувствовала, как она кричит мне: спаси, спаси! Он задушит меня! Дочка, помоги мне! Уменя неосталось сил… Я распахнула дверь иувидела…»
        Несколько дней Ксюша просто немогла говорить. Унее пропал аппетит, пропало желание учиться. Она проводила весь день всвоей комнате, читая книжки. Листала свои блокнотики иперебирала фотографии, аесли мама хотела поучаствовать вее занятии, Ксюша ложилась впостель иотворачивалась кстене. Антон больше неприходил. Мочалку, пропахшую его запахом, мама сожгла накостре задомом. Мочалки нет, Антона нет. Если ни очем недумать, то жизнь возвращалась впрежнее русло… еслибы недневник. Его Ксюша читала каждый день. Икаждый день она видела Антона вдуше, обнаженного, повернутого кней спиной. Она видела его втуалете, видела накухне, видела смамой вкровати. Она видела его везде. Вдоме неосталось предметов, которыхбы он нетрогал своими пальцами. Она стояла возле кухонной плиты, ией ненужно было закрывать глаза, чтобы рассмотреть, как он сидит застолом заее спиной истряхивает втарелку пепел свонючей сигареты.
        «… я нехочу жить вэтом доме. Мой единственный родной человек стал мне отвратителен, потому что они делали это! Они делали это каждую ночь, пока я спала. Она больше непомнит папу…»
        Антон навсегда исчез, имама больше нежелала заводить онем разговор. ИКсюшина мечта раз инавсегда сбежать отсобственной матери растворилась, как сахар вчашке сгорячим кофе. Ксюша ложилась спать, представляя, как мама, работая вночную смену, думает оней. Думает, потому что очень любит. Так сон быстрее приходил кней, амысли кружились, как снежинки впредрассветной тишине. Увсех бывают ошибки, говорила себе девочка, и, чтобы жить вдобре исчастье, нужно их прощать. Она простила, значит, поступила хорошо - нетак, как мама, когда привела вдом Антона.
        Эпизод забылся, словно утренний туман. Дневник лег наполку под стопки книг иоброс пылью.
        Носпустя год мама перестала возвращаться ночью домой, даже имея свободную смену. Впервые это случилось запару дней додня рождения Ксюши. Мама пришла под утро страшно уставшая иплюхнулась накровать, неснимая сапог. Ее юбка, самая красивая иподходящая под цвета всех ее блузок, была разорвана внескольких местах. Запах алкоголя разошелся поспальне. Косметика наее лице размазалась, аволосы были спутаны вколтуны.
        Мама проспала весь день водной позе. Несколько раз Ксюша подходила кней итихонько склонялась над ее грудью, чтобы услышать дыхание. Мама спала. Ксюша гладила ее порукам, ноона этого нечувствовала.
        Поздно вечером мама встала скровати ипошла вдуш. Пробыв там около часа, она вернулась накухню ипроглотила две таблетки аспирина. Мама выглядела ужасно, ностоило ей снова взяться закосметику, ее лицо преобразилось. «Это природная красота», - думала Ксюша, когда мама вочередной раз собиралась куда-то.
        - Я наработу, дочка, - сказала она, уходя. - Буду поздно, ложись спать вдесять часов.
        - Конечно, мама, - ответила Ксюша, акак только захлопнулась входная дверь, кинулась кокну. Мама вышла издома, перешла улицу исела вчерную иномарку. Таких машин Ксюша раньше невидела. Зажглись огромные круглые фары, имашина тронулась сместа.
        Всердце девочки тоже что-то сдвинулось, потому что она ощутила горькое, вырывающееся наружу страдание иопустошенность. «Меня небросили, - говорила себе Ксюша, ислышала, как эхо обреченных набезответность слов возвращается кней. - Мама вернется, мама скоро вернется!» Она говорила, утирая слезы, медленно сползающие полицу, иее голос стал походить напоскуливание собаки. Ксюша зарыдала. Она долго держалась, сжимая кулаки итрясущиеся губы. Нотихая ипустая квартира сединственной включенной накухне лампой непридавала веселья. Она напоминала осемье, которой уже давно нет. Иеслибы мама однажды предложила ей переехать отсюда вдругой дом, Ксюша срадостью ответилабы согласием.
        Девочка сидела между диваном иокном исмотрела впол. Где-то накухне горела лампа, ноее свет почти непопадал вспальню. Спускалась ночь.
        Ночь, когда мама вернулась, Ксюша описала всвоем дневнике следующими словами:
        «Мама зашла вмою комнату исказала, что скоро мы будем очень-очень богаты. Она стала меня целовать так, словно встретила после долгой разлуки. Она сказала, что унее уже есть много денег, инаних можно взять спутниковую антенну ителевизор, атакже сходить вдорогой ресторан или наконцерт. Все это прозвучало, как сказка. Ноя впервые видела вмаминых глазах счастье. Впервые стой ночи, когда папа еще был снами икрышу нашего дома накрыл снег толщиной вполметра».
        Ксюша думала, что написать дальше, потому что следующие мамины слова заставили ее сесть накрай дивана. Она помнила, как губы мамы вдруг остановились, лицо стало серьезным, аруки коснулись Ксюшиных коленок. Мама села рядом исказала:
        - Я хотела попросить тебя ободной вещи.
        - Конечно, мамочка, - сказала Ксюша. Ее глаза еще непроснулись, иона смотрела намаму сквозь пелену.
        «Она сказала, что я уже взрослая девочка имне пора самой зарабатывать нажизнь. Мне исполнилось двенадцать, имама сказала, что мне уже можно. Можно попробовать сделать ЭТО самой!»
        - … заэто много платят, иесли ты хочешь переехать вдругую, хорошую квартиру или дом, где будет дорогой ремонт, мы должны этим заниматься.
        - Вшколе узнают, - сдавленным голосом пролепетала Ксюша. - Я нехочу.
        - Я тоже когда-то училась вшколе. Ненадо мне обэтом напоминать. - Мама сжала Ксюшину коленку так сильно, что накоже появились следы отее ногтей. - Никто изтвоих школьных друзей обэтом неузнает. Пора становиться самостоятельной.
        - Конечно, мамочка.
        - Вот иумничка. - Она улыбнулась ипотрепала Ксюшу поволосам. - Я так тебя люблю.
        - Я тоже тебя люблю.
        «Мама ушла, оставив мне накарманные расходы восемьсот рублей. Мне никто иникогда недавал таких огромных денег. Никто иникогда!»
        Ксюша сидела накровати ипыталась ни очем недумать, номысли все равно лезли ей вголову. Она немогла спрятать их всвой дневник. Он был слишком мал для того, чтобы девочка делилась сним всем. Ктомуже Ксюша понимала: сколькобы она ни описала вдневнике неприятных вещей, она никогда неполучит отнего ответа. Дневник будет молчать, даже когда она прольет горькие слезы наего страницы…
        Ивсеже она решилась написать еще один абзац. Короткий, нонужный, чтобы плохие мысли некопились вее голове, алежали здесь - вчерной каморке, недоступной для маминого взгляда. Она написала: «Моя мама приглашает вдом друзей».
        После этой фразы Ксюша почувствовала облегчение. Внезапное восхищение отпридуманного предложения заставило ее встать иотнести дневник наместо. Теперь Ксюша знала, что имела ввиду мама, говоря, что ей можно все. Она хотела показать ей мужчину стой стороны, ккоторой Ксюша еще небыла готова его увидеть. Иеще мама хотела сказать, что эта сторона выведет их кдому набольшой улице, где однажды они закончат заниматься этим ибудут просто жить. И, чтобы девочка небоялась подходить кэтому встоль юном возрасте, мама приведет вдом близкого друга. Апотом другого, третьего - итак, пока дочка невыбьется изсил.
        Поздно ночью Ксюша поняла, что неможет уснуть только из-за скитаний всобственной голове. Ей привиделся Антон, огромными мускулами прикасающийся кее телу, апотом бегущий вдуш иразрывающий ее мочалку вклочья. ЗаАнтоном вее комнату заходила мама итрясла пачкой зеленых денег. «Вот иумничка», - говорила она изачарованно улыбалась. Умничка, потому что тело матери старело наглазах, иАнтон нанее больше несмотрел. Он смотрел только наКсюшу, ибог знает, что унего было науме, когда дверь вдетскую закрывалась иКсюша снимала ссебя нижнее белье…
        Втри часа ночи она подскочила накровати ивключила светильник. После того, как свет молнией прорезал глаза, Ксюша поняла, что находится вбреду. Это был несон. Это был бред, лихорадка.
        Мама незашла вкомнату проверить, всели впорядке. Ксюша знала, почему. Вдоме опять кто-то был. Опять скрипели пружины маминой кровати. Опять сдавленные крики напоминали ей отом, что она уже видела раньше. Изавтра утром она опять пойдет вшколу сзавтраком вбумажном пакете, потому что невынесет запаха своего дома. Он будет пропитан алкоголем имужским потом. Он напомнит ей отом, как мама пыталась сказать омужчине, нотак инесказала, ограничившись лишь намеком.
        Ксюша встанет рано утром, сделает себе бутерброд ипойдет вшколу. Школа еще будет закрыта, ноона попросит сторожа открыть ей входную дверь, чтобы пройти кбуфету иподождать там около двух часов доначала занятий. Апосле уроков она напишет очередную короткую фразу всвоем дневнике: «Моя жизнь похожа наколесо. Имама специально делает его круглым».
        Ксюше нравилось писать вдневник короткие фразы. Они неотнимали много времени ипозволяли побольше подумать. После короткой и, казалосьбы, непонятной фразы, она легко вспоминала, очем думала втот день. Дневник - это вещь, управляющая мыслями вручную. Как гусеничный трактор, он имел два рулевых рычага. Один относился кпрошлому, другой - кбудущему. Когда один рычаг нагонял другой, происходила невероятная вещь. Девочка вдруг начинала осознавать, как дороги ей ее мысли икак волшебно они могут рождать другие. Дневник словно начинал говорить сней, советовать иоправдывать. Или, наоборот, ругать, преследовать иобвинять. Чем больше Ксюша писала коротких фраз, тем чаще дневник нашептывал ей свои мысли.
        Вскоре, после отчаянных попыток отвязаться отматеринских предвкушений, дневник начал заполняться понесколько страниц вдень. Короткие фразы изобиловали грязными словами. Некоторые изних обвиняли, другие кипели ненавистью, третьи жили слюбовью. Внутри толстой книжки завелись странные наречия ипоявились первые рисунки. Ксюша рисовала их впозднее время, когда немогла уснуть из-за скрипа пружин вмаминой комнате. Вто время мать уже нескрывала своих кавалеров - иэто тоже откладывалось вдневнике наполочку, помеченную временем ичислом. Дневник думал, как электронный калькулятор, иКсюше казалось, что он вот-вот должен сней заговорить - как мама или как ее единственный друг, мягкая игрушка Винни-Пух, всегда присутствующая при записи очередного события. Иногда Ксюша советовалась сВинни-Пухом, следуетли ей это писать или нет. Чаще всего Винни отвечал положительно, нокогда Ксюша пыталась расписать что-то надве или три фразы вместо одной, медвежонок начинал хныкать, идевочке приходилось его успокаивать.
        Мама привела вдом очередного мужчину около трех часов ночи. Он был сильно пьян, и, когда они входили вкомнату, его ноги подкосились, иони упали, так инедостигнув кровати.
        Ксюша неспала. Она сидела вполной темноте сзанавешенными гардинами, прижимая кгруди мягкую игрушку. Дневник говорил сней сегодня утром. Медвежонок плакал весь день. Его плач разрывал Ксюше сердце - если унее когда-нибудь родится собственный ребенок, то она никогда неотпустит его отсебя. Только прижавшись кблизкому человеку, ребенок чувствует, что его любят. Винни-Пух уткнулся вКсюшину грудь. Сейчас девочка неслышала его плач, зато хорошо слышала приход гостя. Мама хлопнула дверью, заглушая шум всвоей спальне. Мужчина стонал исмеялся. Его голос был похож наперелив струн расстроенной гитары. Очень скоро он прекратился. Возможно, потому, что они накрылись двойным одеялом. Наулице стоял ноябрь, ивдоме было холодно, как вподвале.
        Ксюша посмотрела всторону стола. Где-то там лежал дневник, который посоветовал ей сделать «правильно». Мама говорила, что ей можно все, напомнил дневник. Мама говорила, что ей можно видеть мужчину стой стороны, скоторой она его еще незнала. Мама говорила, что ей пора становится самостоятельной!
        Ксюша вытащила из-под подушки огромный нож иположила рядом ссобой. Каждое утро она видела его накухонном столе икаждое утро самостоятельно брала его вруки, чтобы отрезать кусок хлеба. Сейчас была ночь, инож лежал возле нее, как новая кукла. Прежде он никогда небыл вее спальне. Дневник сказал, что этот нож способен намногое ион ужасно хочет попутешествовать поквартире.
        Ксюша невидела дневник из-за мрака. Лишь наощупь чувствовала, насколько опасно он играет сее телом. Она говорит сним. Он говорит сней. Он ее друг, такойже, как Винни. Адрузьям всегда нужно доверять.
        Тихонько вытянувшись накровати, Ксюша перевернулась набок иприслушалась. Пружины вмаминой комнате медленно заскрипели. Их звук был прерывистый, словно кто-то попеременно нажимал настоп истарт. Когда темп усилился, Ксюша встала скровати иоткрыла дверь своей комнаты. Прижимая медвежонка кгруди, она вышла изсвоей комнаты. Нож держался заее правую руку. Сейчас Ксюша больше всего беспокоилась отом, чтобы Винни непроснулся инезавопил. Мама могла услышать его изаподозрить неладное. Аесли Ксюша несделает то, что сегодня утром просил дневник, он больше нестанет помогать ей. Эта мысль заставила девочку вздрогнуть иедва невыронить игрушку.
        Эта была слишком страшная мысль, чтобы оней думать. Иона никогда незапишет ее всвой дневник, хотя он итак знает онейвсе.
        Ксюша приоткрыла дверь маминой спальни ивлунном свете, льющемся через незанавешенное окно, увидела накровати большой бугор. Одеяло стояло дыбом иподпрыгивало, как игрушечная лошадь вдетском супермаркете. Пружины скрипели, словно боролись ссобственной болью, апередняя спинка кровати билась остену.
        Здесь было намного светлее, чем вКсюшиной комнате, иобэтом тоже говорил дневник. Он сказал, что ей будет легко различить то, зачем она пришла, вто время как ТО небудет видеть ее совсем.
        Ксюша вздрогнула, когда мужчина громко охнул. Мама засмеялась итам, глубоко под одеялом, закрыла емурот.
        Край одеяла откинулся, ипоявилась мамина голова. Она была окутана светлыми волосами, которые она безуспешно пыталась откинуть назад. Когда ей всеже удалось это сделать, прошло немало времени, ноее глаза так инесмогли различить силуэт дочери, стоящей возле двери скухонным ножом вруке…
        «Я сделала все, как ты просил», - написала Ксюша всвоем дневнике.
        «Умничка! - ответил дневник ее мыслям. - Уменя есть еще много идей! Только сейчас тебе надо побыстрее уйти издома».
        Колотун
        Улица была пуста. Горизонт утопал втучах, ноДима чувствовал: какимбы ни было небо, дождь сегодня непойдёт. Дороги вих краях ибез луж представляли собой убогое зрелище, авовремя осенних дождей ивесенних паводков их покрывал такой слой воды, что издворов выплывали домашние утки. Машинам здесь было непроехать, алюдям трудно пробраться, поэтому многие, кто жил наэтой улице, предзнаменования природы читали понебу. Другиеже слушали тех, кто умел это делать.
        Дима незнал, как это происходит. Он непонимал, как человек, задрав голову иразглядев лишь белые полоски туч, способен ответить навопрос, будетли завтра дождь, ударитли мороз или взойдет солнце. Все, что он знал опогоде, исходило изчувств. Исегодня его чувства подсказывали: как только пасмурное небо начнёт превращаться внепроницаемую чёрную скатерть, наулице станет так холодно, что лужи покроются льдом, инаних можно будет играть вхоккей.
        Он стоял наобочине, бросал вводу камешки исзамиранием сердца ждал наступления вечера. Сейчас его волновала всего одна причина, иупиралась она взыбкую грязь надороге, вогромные лужи ипрочую мерзость, которую так нелюбят девочки. Предначертание его плана напрямую зависело отКристины, априсутствие последней напрямую зависело отпогоды. Кристина была чистюлей, ивте дни, когда улица представляет собой смесь всего вышеперечисленного, она сидела домаи…
        Чем она занималась?
        Дима мог сказать, чего она точно неделала: она нечитала книг. Скорее всего, смотрела телевизор, точнее - те единственные три канала, которые ловили их антенны. Авот Дима был другим. Несказать, чтобы мёрзлая вода врастаявшей луже манила его как магнит, нонаулице он чувствовал себя гораздо лучше, нежели дома. Он ощущал себя свободным, как те мальчики изстарших классов, которые курят зашколой, где огромная массивная стена двухэтажного здания неимеет ни одного окна.
        Дима зачерпнул воды излужи. Холод пробежал поего пальцам. Через несколько секунд вода исчезла иболь утихла. Он поплёлся домой, имея вголове лишь маленькое представление отом, что хотел сделать сегодня. Это представление вдохновляло его, и, когда день стал гаснуть, атемпература воздуха - опускаться, Дима сел уокна ипосмотрел насоседний дом. Шторы наокнах Кристины были опущены. Смеркалось.
        «Что я хочу сделать?» - ещё раз спросил он усебя.
        Инужнали для этого девочка? Конечно, нужна! Кристина была его единственной подружкой. Икогда речь заходила отом, очём лучше помалкивать вбеседе сродителями, Кристина была лучшей сообщницей. Ей было двенадцать, ему тринадцать - самый лучший возраст для того, чтобы доставить кому-то благодарность, акому-то - неприятности. Ихотя Дима непредставлял, чем закончится его история, ведомый голливудскими фильмами, он думал, что это всего лишь маленький безобидный розыгрыш, почти неотличающийся отрождественских колядок. Это Хэллоуин!
        - Угадай: что лежит уменя вкармане? - спросил он, когда они сКристиной шли подороге иледяной ветер дул им вспины.
        - Взрывпакет или какая-нибудь петарда, - предположила Кристина.
        Поеё голосу Дима понял, что ей нетак уж иинтересно, что лежало унего вкармане. Нодевочка была рада, что избавилась отскуки. Восемь часов вечера - несамое лучшее время для прогулок попромёрзшей улице. Нотолько недляних.
        - КОЛОТУН! - Дима вытащил изкармана длинную катушку сверёвкой.
        Кконцу верёвки была привязана игла, авдесяти сантиметрах отнеё находилась крупная картофелина.
        - Ичтоже ты собираешься сним делать?
        - Стучать! - прыснул Дима.
        Его озарила улыбка, ничуть неудивившая девочку.
        - Кому стучать?
        - Догадайся!
        - Даже незнаю.
        - Ты даже непытаешься подумать! Ты хоть знаешь, что сегодня Хэллоуин?!
        - Знаю.
        - Иты знаешь, что все дети вночь с31октября на1ноября обязаны сделать взрослым какую-нибудь пакость?
        - Нет, про это я неслышала. Ноя знаю, что все нормальные девочки собираются сегодня надискотеке, аменя неотпускает мама, потому что яещё…
        «…маленькая», - понял Дима.
        - … потому что уменя плохие оценки поалгебре игеометрии. Сказала, что я пойду надискотеку, только когда их исправлю. Нонасамом деле она нехуже меня знает, что я их никогда неисправлю, поэтому так иговорит. Чтобы никуда неотпускать!
        - Ая тебе вот что скажу, - произнёс Дима стакой гордостью, будто только что нашел решение всех проблем. - Мы непойдём надискотеку. Иесли ты скажешь своей маме, что неидёшь надискотеку, аидёшь ксоседу поболтать, она тебя отпустит. Кстати, можешь добавить, что я помогу тебе салгеброй…
        - Ой! - отмахнулась девочка. Скрыть, что она неозадачена предложением друга, Кристина несмогла. - Нашёлся умник! Ты сам едва сводишь концы сконцами, что поалгебре, что погеометрии!
        - Новедь твоя мама обэтом незнает.
        - Кто тебя вообще учил врать родителям? Это нехорошо!
        - Ахорошо сидеть дома иизображать, что ты занимаешься уроками, анасамом деле мечтаешь одискотеке?
        Кристина промолчала. Дима подумал, что девочка ивпрямь неособо занята, авеё мыслях давно бродило искушение избавиться отдомашнего ареста. Ион сделал своего рода геройский поступок - освободил принцессу иззаточения.
        - Ладно, - витоге произнесла Кристина. - Уговорил. Так им ипередам. Скажу: Дима пообещал получить заменя пару троек поалгебре, чтобы вчетверти хотябы что-нибудь поставили. Тогда уменя убудет повод отвертеться. Потому что я сказала маме, что выйду пообщаться стобой только укалитки.
        - Да, - сгордостью ответил Дима.
        Кристина вздохнула.
        - Ещё что-то хочешь сказать? - спросил он девочку, как только они довольно далеко отошли отсвоих дворов.
        - Конечно, - Кристина кивнула. - Во-первых, куда мы идём?
        Тонкая корка льда хрустела под их ногами. Девочка старалась выбирать место покрепче, новсё равно ступала туда, где мягкая грязь засасывала её сапоги. Вскоре Кристине это надоело, иона потянула Диму натротуар.
        - Зауглом есть двор ссиним забором, - прошептал Дима. - Там живёт старая-престарая бабка…
        - Я поняла, оком ты говоришь. Бабка, укоторой невсё впорядке сголовой.
        - Да всё унеё впорядке сголовой. Просто она злая исварливая. Ей давно надо дать поушам!
        Дима нисколько несомневался всвоих намерениях, ноподстёгивало его совсем другое. Дело втом, что вокруге было нетак много семей, ккомубы он мог подобраться сосвоей затеей. Ион понимал: там, где его шутку неоценят, приговор будет весьма суровым.
        - Отличная идея! Чур, я подожду тебя задвором.
        - Нет, - усмехнулся Дима. - Мы оба будем ждать её задвором. Я прикреплю кеё окну колотун, натянем верёвку испрячемся надереве.
        - Надереве? - удивилась Кристина. - Я неполезу надерево!
        - Почему?
        - Яже всапогах ишкольной куртке!
        - Ну ичто?
        - Как что? - девочка остановилась. - Короче, делай что хочешь, ая буду ждать тебя… здесь.
        Она остановились закладкой кирпичей, недойдя донамеченного пункта два двора.
        Дима нахмурился. Вытащить единственную подругу издома втакой холод уже было достижением, нопотерять воттак…
        - Хорошо, - согласился Дима. - Мы неполезем надерево. Мы убежим испрячемся…
        - Бегать ипрятаться я тоже нехочу, - заявила Кристина. - Эти сапоги вообще недля беготни иигр впрятки. Вних желательно ходить почистым ровным поверхностям.
        «Какого чёрта ты вообще обула сапоги!» - хотел выкрикнуть Дима. Новсёже сдержался. Когда друзей вокруг нет, приходится жертвовать чем угодно, лишьбы сохранить то, что есть. Поэтому он нестал спорить сКристиной. Вытащил изкармана колотун ипоказал девочке:
        - Вот!
        Кристина хмыкнула.
        - Напоминает оторванный хвостик осликаИа.
        - Это колотун! - Дима покрутил картофелиной уеё носа. - Аэто - игла колотуна. Вставляешь иглу под штапик, натягиваешь верёвку ипрячешься.
        - Ичто потом?
        Дима стукнул картофелиной Кристину полбу. Он ожидал, что девочка обидится искажет, что он идиот. Новместо этого Кристина прищурилась, как это делает каждый второй, получая шлепок, акогда действие закончилось, улыбнулась:
        - Какой ты умный, Димочка!
        Последняя реплика вконец испортила его настроение. Он уже был нерад, что взял девочку ссобой.
        - Нехочешь - как хочешь. - Он повернулся кней спиной изашагал кнамеченной цели.
        - Стой!
        Дима оглянулся, словно привлечённая свистом собака. Его ноги замедлили поступь, но, пока Кристина собиралась что-то сказать, его внимание отключилось. Какая-то часть его внутреннего «Я» подсказывала, что подруга никуда неденется. Хотя стоять закирпичной кладкой ей тоже врядли захочется: холодно, мерзко иодиноко. Одним словом - место, куда девочки стремятся меньше всего.
        - Подожди! - она окликнула его ипобежала следом.
        «Так я идумал!» - мелькнула мысль уДимы.
        Они прошли ещё один двор иостановились усинего забора, где дорожка была настолько разбита, что даже при свете дня нельзя было найти плитку, которая стоялабы ровно иникуда недвигалась. Впрочем, вся улица выглядела ненамного лучше, поэтому Дима неиспытывал особых трудностей впоисках нужного места. Он остановился напротив окна неприметного дома, дождался, пока ноги найдут твёрдую опору иперестанут разъезжаться, исказал:
        - Пришли.
        - Как хорошо! - подытожила Кристина. - Ичто дальше?
        - Дальше… - Дима посмотрел посторонам. - Дальше ты стой здесь, ая установлю колотун наокно.
        Он посмотрел посторонам. Необнаружив никого, ктобы мог увидеть его занепристойным занятием, Дима вскарабкался назабор ишлёпнулся сдругой стороны.
        - Тыбы мог делать это потише? - услышал он комментарий ксвоему действию.
        - Мог, - буркнул Дима иприблизился кокну.
        Поего коже уже побежали мурашки.
        Участок улицы, где находился дом старухи, неимел ни единого фонаря, и, когда луну заслоняло ковром туч, здесь было черно, как под землёй. Даже возвращаясь изшколы, Дима время отвремени оборачивался назад - удостовериться, что заним никого нет. Хотя он несовершал ничего незаконного - просто шёл домой. Асейчас, уместившись начужой территории, под окном несамого благополучного дома, он ощущал себя наострие ножа, которое медленно накаливали наогне.
        «Давайже! - подбодрил он себя. - Вешай чёртов колотун ипрячься!»
        Дима выпрямился. Чтобы достать доштапика, ему пришлось встать наноги ивысунуть голову над забором. Он очень боялся, что старуха увидит его вокно. Хотя её зрение было уже очень далеко отнормы, он знал, что старые люди умеют чуять нехуже собак. Иесли его заметят, неприятностей неизбежать.
        Дима изогнулся - теперь его голова невитала напротив стекла, анаходилась заоконной рамой. Он вколол иглу под верхний штапик - картофелина повисла насередине окна, ируки Димы задрожали. Всё! Дело сделано - оставалось только размотать катушку сверёвкой испрятаться набезопасное расстояние.
        - Ты скоро? - прошипела Кристина.
        - Да. - Дима передал ей катушку. - Осторожно разматывай ипрячься залавкой.
        Кристина взяла катушку ичерез секунду скрылась залавкой. Дима искоса глянул наокно. Верёвка натянулась, иему показалось, что игла вот-вот выскочит из-под штапика. Его накрыла легкая паника, нокричать при девочке он немог. Шум действовал ещё более пугающе, чем всё остальное. Дима сжал кулаки, про себя выругал Кристину заеё бездарную обходительность ипридержал верёвку. Ему вновь пришлось приблизиться кокну (чего он так противился) ипростоять внеловкой позе около минуты, пока верёвка неослабла идевочка неподала сигнал, что всё готово.
        Дима выдохнул иотпустил верёвку. Руки его тряслись, как ветки дерева вовремя рубки.
        «Чтобы я тебя ещё раз взял…» - думал он, астранная тень тем временем заслонила окно.
        Дима заметил боковым зрением, как меняется отсвет занавесок. Что-то вего теле больно кольнуло. Он мысленно пожелал принять цвет забора ислиться сним, как единая секция сновым рисунком. Он замер, неопуская рук инезакрывая рта. Вглубине души Дима понимал, что надо быть полным идиотом, чтобы поверить, будто он - часть забора, однако испуг сковал его действия. Он стоял имолился, чтобы пейзаж собратной стороны стекла поскорее изменился истал такимже спокойным, как несколько секунд назад. Его воображение уже нарисовало образ старого отвратительного лица, всматривающегося впустоту. Врядли её интересовали колотун ишутка какого-то дурачка. Её давно интересовал сам Дима - непослушный лентяй, слепленный Богом непонятно для чего.
        Молчание нарушила Кристина.
        - Эй! - фыркнула она. - Ты ещё долго будешь там стоять?
        Дима почувствовал, как камень упал ему наногу. Он нестал шипеть наподругу. Упрекать её втом, ЧЕГО она невидела, было уже поздно. Тем временем Кристина подошла кзабору ипродолжила:
        - Наулице холодно! Давай вылазь оттуда иделай, что хотел.
        - Тихо! - проскрипел он наредкость чудовищным шёпотом.
        Кристина подалась прочь отзабора.
        Дима повернул голову всторону окна иблагополучно вздохнул. Показалось. Померещилось. Или просто разыгралась фантазия. Вокне, кроме недвижимых белых занавесок, никого небыло. Душа вернулась вего тело, иДима провёл рукой полбу: «ФУХ!».
        «Пора выбираться отсюда, пока старуха незаметила ничего лишнего!» - сказал он про себя иполез через забор.
        Оказавшись насвободе, Дима подумал, где им лучше всего будет спрятаться. Видеале, конечно, надереве. Раскидистый каштан как нельзя кстати подходил для того, чтобы нанём прятаться. Ипусть сейчас нанём неимелось ни одного листика идерево смотрелось, как скелет, всё равно это был самый лучший вариант… Еслибы только Кристина согласилась его использовать.
        Миша осмотрел придворовую территорию впоисках других вариантов.
        - Канава? - предложилон.
        - Нет, - ответила девочка, ион понял почему.
        Во-первых, там было грязно, во-вторых, воняло, ав-третьих, её глубина позволяла только лежать.
        Кирпичная кладка была неплохим вариантом укрытия, ноона располагалась под острым углом кокну, иверёвка донеё всё равнобы недотянулась. Дима понял, что оказался втупике.
        - Значит, так, - он взял девочку заплечо. - Ты спрячешься закирпичами, ая полезу надерево.
        - Ичто будет дальше?
        - Дальше… я буду дёргать заверёвку, картошка будет стучать, абабка - бегать настук изсвоего дома. Итак пока мы её невыбесим! Крутая идея?
        Кристина хихикнула. Впервые завесь вечер Дима понял, что ей тоже что-то нравится. Как иубольшинства девочек, дозолять людей уКристины получалось спонтанно. Специальноже она никогда этого неделала.
        - Тогда иди прячься, - подтолкнул её Дима итутже остановил: - Утебя ссобой телефон?
        - Да.
        - Сними старуху накамеру!
        - Темно. Плохо будет видно.
        - Как получится, - Дима махнул рукой. - Яже тебя вижу. Икирпичи усоседнего двора. Значит, имы старуху увидим!
        - Хорошо, - согласилась Кристина ипобежала ккирпичам.
        Дима взял взубы катушку иполез надерево. Уместившись всамой гуще веток, он злорадно улыбнулся дому.
        «Ну что, поехали!» - сказал он, как Юрий Гагарин, изаскрипел зубами. Он ещё незнал, что стучать вокна дома придётся нетолько картофелиной. Мурашки пробежали поего телу. Дима ощутил небольшой дискомфорт внижней части живота. Вродебы он неел ничего лишнего, ноотволнения его живот вспучило, изаследующую минуту Дима несколько раз пукнул.
        Скрючившись надереве, он дёрнул заверёвку иуслышал, как картошка грохнула постеклу. Его пробил смех, иживот отпустило. Дима дёрнул заверёвку трижды. Стук постеклу разнёсся повсей улице. Дима подумал, что так нестучат даже рукой. Вот вчём смысл правильного выбора картофелины! Еслибы он привязал камень, вместо глухого стука былбы звон, истекло могло треснуть. Акартошкой стучи сколько угодно - будет громко ибезопасно.
        Он просидел надереве первые пять минут. Время текло уже нетак быстро, дело приносило нестолько эмоций, астаруха всё непоявлялась.
        «Неужели она спит?» - недоумевал Дима.
        Как можно так крепко спать вшесть часов вечера? Он принялся бесперебойно дергать заверёвку. Картошка била постеклу, Дима скрипел зубами, адерево качалось изстороны всторону. Вкакой-то момент это занятие мальчике наскучило, ион понял, что провалился. Чёртова старуха нехотела выползать изсвоей конуры! Неоткрывалась входная дверь, которую он отлично видел сдерева; незажигался вокнах свет. Непроисходило ничего, что могло хоть как-то разжечь веселье.
        Ещё одна деталь, которая недавала Диме покоя, находилась унего под ногами. Каштан рос таким образом, что его ботинки застревали между ветками, из-за чего мальчику приходилось часто менять опорную ногу. Настал момент, когда барабанить постеклу ему надоело. Он оттягивал верёвку натакой угол, что при ударе остекло звук сопровождала вибрация. Казалось, будто кто-то нестучит вокно, аломится втуалет.
        Звук шёл как вдом, так ипрочь отдома, ипонемногу начинал раздражать. Дима услышал, как настук откликнулась соседская собака. Потом ещё одна. Он сделал паузу. Нестучал около минуты, выжидая, что собаки уймутся. Вскоре те действительно затихли, инаулице вновь воцарилась тишина.
        Дима посмотрел надверь, наокна, накрышу дома инатянул верёвку. Он сделал несколько монотонных стуков, изображая ветки дерева, бьющие покрыше, и… сдался.
        - Чёртова старуха! - пробурчал он ибросил верёвку.
        Он полез вниз, браня все вокруг. Спускаясь, Дима задел курткой сук, услышал характерный звук изаругался ещё громче. Всё, начём стоял свет, представляло для него убогое зрелище. Всё действовало нанервы. Холодно, мерзко, ничего неполучается, ивсё это наглазах удевочки - что может быть хуже втакой чудесный хэллоуинский вечер?
        Он подошёл кзабору ипосмотрел вокно, где висел колотун. Кристина тоже вышла из-за укрытия. Дима нехотел её слушать сейчас. Он злился.
        НоКристина немогла стоять молча. Девочкам её типа свойственна любознательность. Она подошла кДиме иразочарованно посмотрела наколотун.
        «Иэто всё?» - сказал её вздох.
        - Может, её нет дома? - предположила Кристина. - Или она крепко спит?
        - Или она померла! - Дима стукнул позабору ногой. - Надо снимать колотун идёргать отсюда!
        - Или… поставь надругое окно, - предложила Кристина.
        Зауглом располагалось второе окно, иребята знали, что оно тоже ведёт вединственную комнату маленького дома.
        - Если я поставлю колотун там, то где мы будем прятаться? Верёвка недостанет додерева, аесли идостанется, то картошка небудет висеть под углом.
        - Тогда я незнаю, - неособо напрягаясь, сказала девочка.
        «Давай ещё плечами пожми!» - подумал Дима.
        - Вот ия незнаю… - Он повис назаборе.
        Старые секции закачались, калитка задрожала. Он перекинулся надругую сторону ивновь почувствовал себя странно. Злость исчезла, как только он оказывался начужой территории. Водворе старухи он ощущал странный испуг - будто кто-то подглядывал заним.
        Дима стревогой посмотрел наокно. Колотун нешевелился. Картофелина замерла, точно её поставили нараспор. Верёвка терялась втемноте.
        Он помедлил, всматриваясь вконтур занавесок. Ксожалению, чернота вокруг дома ивнутри дома недавала увидеть, что находилось подругую сторону окна. Дима предполагал, что там пустая вонючая комната - как иувсех одиноких стариков, доживающих свой век. Кровать, стол, стеллаж скнигами, куча лекарств наприкроватной тумбе - одним словом, ничего лишнего. Ивсё-таки Дима сомневался: немогла старуха неслышать такой стук.
        Дима нестал вытаскивать иголку из-под штапика. Он воткнулся лбом встекло изаглянул внутрь дома. Теперь, без отражения света, он разглядел противоположную стену икое-какую мебель, стоявшую вдоль стены. Он видел подпёртую кстолу кровать. Плоские спинки выделяли её напустом фоне. Видел нечто похожее настул, накотором стоял непонятный предмет. Дима решил, что это горшок.
        Слева откровати было черно, икомната словно заканчивалась. Справа находился шкаф. Вовсяком случае, Дима решил, что это шкаф, судя поего высоким габаритам. Рядом сокном стоял телевизор.
        Дима отлип отстекла ичуть неподпрыгнул, увидев рядом ссобой подругу.
        - Ты… как ты перелезла через забор?! - выпалилон.
        - Я неперелезала через забор. Я зашла через калитку.
        - Калитка была открыта?
        - Да. Я сама удивилась. Старуха, похоже, никого небоится.
        Кристина заглянула вокно.
        - Ты что-то увидел?
        - Я… - Дима ещё находился вударе после своей глупости. Ведь он тоже мог спокойно зайти через калитку. Зачемже он карабкался назабор? - Ничего. Просто пустая комната. Стул, стол, кровать. Что ещё можно там увидеть?
        - Абабка? - прошептала Кристина. - Где бабка? Онатам?
        - Откуда мне знать! Я её невидел.
        Кристина отошла отокна.
        - Здесь ничего невидно из-за занавески. Белый тюль всё отражает. Нам надо заглянуть вдругое окно - там тюля нет. Оно залеплено газетами, нопочти все они уже отвалились.
        Дима снова упрекнул себя видее. Он мог подумать обэтом раньше, нопочему-то неподумал.
        - Пойдём. - Кристина взяла его заруку. - Потом вытащишь свой ко-ло-тун.
        Дима неожидал отподруги такого шага. Его возмутила нестолько её идейность, сколько смелость, какой Кристина никогда необладала. Он знал её всю жизнь, потому что они были соседями. Ему казалось, что каждый её шаг он видел наперёд. Ивдруг она заходит вчужой двор, берёт его заруку иведёт кокну, накотором (они оба это знали) нет занавесок. Ксамому опасному окну дома. Через то окно старуха столько раз высовывала свою голову, чтобы поорать наних! Нанём даже огранка была, как встарых русских сказках.
        Поведение девочки ударило поДиминому самолюбию ивтоже время встряхнуло его. Мальчик последовал заней куглу дома.
        - Аты боишься, да? - спросилаона.
        Удевочек вроде Кристины есть удивительное свойство - совать вулей палку, - ноДима неподал виду, что чем-то обижен.
        - Нет, - хмыкнулон.
        Кристина усмехнулась:
        - Амне кажется, боишься.
        - Нет!
        - Утебя руки трясутся.
        - Это ты боишься.
        - Еслибы я боялась, ябы стояла закирпичами… Или вообще непошлабы стобой.
        - Тогда зачем пошла? Сиделабы закирпичами.
        - Скучно. Астобой всегда какое-нибудь приключение.
        Они обогнули дом ивстали возле намеченного окна. Кристина прижалась кстене, оставив Диме только два варианта: глянуть вокно или вернуться ккалитке.
        - Давай, - шепнула девочка иулыбнулась: - Тыже небоишься.
        - Я… - Дима надвинул налоб шапку.
        Скаждым годом их дружеские отношения заходили втупик. ИДиме казалось, что происходило это повине Кристины. Девочка менялась невлучшую сторону, пока он оставался стоять наместе.
        Дунул ветер. Ветви каштана угрожающе зашумели. Диме почудилось, что внутри него завыли волки. Он приблизился кстеклу, ощущая всвоём теле нечто большее, нежели просто неуверенность. Стекло словно отталкивало его отсебя, из-за чего намальчика нахлынуло волнение. Авдруг что-то случится? Инесмотря нато что видимых причин этому Дима ненаходил, что-то вего голове давало отпор: «Отойди отокна! Ничего хорошего ты там неувидишь». Да ичто, вообще, он хотел там увидеть?
        - Ты впорядке? - окликнула его Кристина. - Если боишься, тогда нам лучше пойти домой. Ничего страшного, что ты немного…
        - Замолчи! - шикнул нанеё Дима.
        - Просто утебя такой сосредоточенный вид, будто ты отгадываешь слово на«Поле Чудес».
        - Замолчи! - повторилон.
        Кристина отошла ккалитке:
        - Грубыйты!
        НоДима её уже неслышал. Он собрался смыслями иприльнул кстеклу. Вглазах унего потемнело. Он неожидал, что так быстро ичётко увидит очертания комнаты, новесь скудный скарб, что находился под крышей дома, словно бросился нанего. Дима зажмурился.
        Пустая кровать, шкаф надальнем плане, телевизор иписьменный стол Диму больше неинтересовали. Его взгляд привлекла единственная вещь, точно памятник, возведённая посреди комнаты. Сначала Дима принял её застолб, подпирающий потолок старого дома. Новещь выглядела слишком неровно даже для подпоры, подобранной изнесамой лучшей древесины. Когда Дима присмотрелся коснованию, он понял, что «столб» даже неопирается напол, аедва заметно покачивается, словно выискивая, куда свалиться.
        Луна вышла из-за облаков, ичасть света волнами проникла вдом. Глаза Димы открылись шире. Внезапно он различил тело старухи илюстру над ней. Их соединяла тонкая линия. Вскоре Дима понял, что именно эта линия инедаёт ногам старухи дотянуться допола, из-за чего её тело покачивалось ибеспрепятственно вращалось вокруг своейоси.
        Челюсть Димы отвисла. Он отлип отстекла инекоторое время простоял втаком положении, будто смотрел вдаль. Ладонь козырьком над бровями, осанка выпрямлена, ивзгляд… только нетуда, куда он хотел смотреть. Пребывая вшоке, Дима пытался найти ориентир своим действиям.
        «Мне просто нужно незаметно уйти!» - сказал он себе.
        Следующие пару минут он нёсся быстрее ветра. Он даже непонял, вышелли через калитку или прошел сквозь забор. Его скорость превысила все человеческие барьеры. Воздух свистел вушах. Щёки раздувались, словно он падал соскалы. Дима невидел дорожки под ногами. Он ориентировался позабору, расположенному полевую сторону, инадеялся, что невстретит насвоём пути никого, даже соседских кошек, которые шныряли поулицам впоисках друг друга ибыли такими неповоротливыми, как будто это инекошки, амедведи. Он летел вперёд, домой, адалеко позади него бежала Кристина. Врядли она понимала, что произошло, раз её рот некричал Диме вслед. Девочка бежала гораздо медленнее. Её школьные сапоги шлёпали потонкой корке льда. Ветер дул Кристине влицо. Она кряхтела, едва удерживаясь наногах. Где-то нараспутье девочка налетела накуст - сапоги потеряли связь сземлёй, иКристина полетела вотьму своих нелюбимых фантазий.
        Луна вновь зашла заоблака, иулица погрузилась вомрак. Дима остановился возле своего двора ипосмотрел назад. Перед его глазами досих пор висел труп старухи, болтающийся налюстре. Она поворачивалась кнему лицом, чтобы показать выпученные глаза иссохшиеся скулы. Руки Димы затряслись. Он скорчился, переминаясь сноги наногу. Кгорлу подкатывала тошнота. Чтобы хоть как-то успокоить своё состояние, Дима отошёл ккусту исправил малую нужду. Ноон почувствовал себя лучше всего напару минут. Когда услышал приближающиеся шаги, нанего вновь накинулся страх.
        «Она спросит, - понимал Дима. - Всё спросит ипотребует объяснений. Апотом потребует действий. Начнутся ненужные вопросы: как вы оказались вчужом дворе, что вы там делали, что…»
        Тут Дима вспомнил, что его вообще неотпускали сегодня гулять ион ушёл издома без спросу. Мама будет рвать иметать, апапа может иремнём помахать.
        Кристина перешла дорогу.
        Дима пытался разыскать нужные слова, новего голове было пусто. Ему так инеудалось успокоить дрожь, ион трясся, как шаман перед вызовом духов. Мысли путались. Кристина перешла дорогу и, кего удивлению, прошла мимо. Дима проводил её взглядом. Около своей калитки девочка оглянулась исказала:
        - Смельчак!
        Она скрылась всвоём дворе, хлопнув калиткой так, словно уходила отмужа.
        - Больше я никуда стобой непойду! - услышал он далёкий отголосок. Ему показалось, что Кристина всплакнула.
        «Конечно, она обиделась! - подумал Дима, закрывая свою калитку нацепь (обычно они обходились только крючком). - Нохотябы без вопросов».
        Он ещё раз взглянул наулицу. Темно ихолодно. Дул ветер, иввоздухе появлялся отвратительный запах. Ветер словно гнал его впереди себя. Дима зажал нос пальцами иподумал, что так пахнет только отбомжей иинвалидов, которые справляют малую нужду себе вштаны, потому что неуспевают добежать дотуалета. Аещё его возмущало то, что обмоченные штаны никто неменял. Отсюда ивонь, сродная лишь тем домам, где живут люди, начисто лишённые обихода.
        Дима пошёл ксебе домой. Невстретив там ни мамы, ни папы, он поблагодарил Бога захороший вечер изакрылся всвоей комнате. Там, под светом настольной лампы, он вытащил учебник биологии ипринялся читать заданный параграф. Ноинформация нелезла вего голову. Через пятнадцать минут Дима отложил учебник накрай стола иуставился впотолок. События прошедшего вечера нерастворялись вего памяти. Он просидел около получаса, перед тем как страх вновь сковал его тело…
        …потому что вокно стучали.
        Он слышал этот стук прежде много раз. Так нестучат костяшками пальцев.
        Тук-тук-тук-тук-тук-тук.
        Долго, сровными паузами - словно гудок электропоезда.
        Дима поднялся. Ноги под ним подогнулись, ион присел, непонимая, что происходит стелом. Оно неслушалось инеподчинялось. Дима закрыл глаза идвинулся настук. Отдёрнул занавеску насвоём окне. Тихий шёпот пронёсся поего комнате. Он вновь почувствовал отвратительный запах. Луна вышла из-за облаков, идвор налился мёртвым светом. Дима приблизился кстеклу иувидел свою картофелину, отстукивающую удары точь-в-точь, как это делал он. Картошка была привязана кигле, которая торчала из-под штапика. Верёвка уходила втемноту. Двор словно звал его наулицу.
        Цветок итри судьбы
        Заполтора года знакомства Костя почувствовал странную взаимосвязь. Когда Маша ругалась сосвоим парнем, она делилась сним своими секретами, ион словно становился ее братом. Она общалась сним наравных, ивих отношениях небыло границ, кроме одной: той, что еще входила впонятие женской верности. Маша нецеловала Костю вгубы, непоказывалась перед ним воткровенных нарядах инеприжималась кнему грудью. Все это она делала только для своего парня, когда они мирились.
        ИКостя помнил, как впервые увидел их вместе. Счастливая молодая пара: она вкоротком весеннем платье держала его под руку, он срассеянной улыбкой что-то рассказывал ей, постоянно опуская глаза иприкрывая рот свободной рукой. Они смеялись, потому что вдвоем им было хорошо.
        АКостя боролся сревностью, как сдиким зверем. Он чувствовал слишком сильную боль, чтобы называть ее ревностью. Насамом деле ревность ушла около года назад, стоило ему узнать, кому принадлежит Маша. Сейчас ревность переросла вболь, иКостя знал, что если непредпринять ничего, то однажды произойдет что-то очень страшное. Он чувствовал, что ОНО подходит.
        Костя думал обЭТОМ перед сном. Глаза закрывались, свет выключался, мама уходила вдальнюю комнату, извук телевизора растворялся вночи. Вголову являлось ОНО вместе сМашей. После апреля прошлого года Маша иОНО редко появлялись раздельно. Костя даже привык видеть их вместе - Машиного парня (он незнал, как его зовут) раздробленным всобственной машине, иМашу - втом самом весеннем платье наобочине дороги. Восне он подходил кней иговорил, что она ни вчем невиновата, хотя прекрасно знал, что это нетак.
        Однажды Костя стоял перед зеркалом исмотрел насебя. Вдвадцать лет он имел самую обычную жизнь - жизнь, прозондированную мамой, где, впервую очередь, он должен учиться ипроводить все свободное время заучебниками, авовторую - все остальное. Он думал, что именно мамино воспитание создало перед ним такой барьер вмежличностных отношениях. Все, что он знал оженщинах кдвадцатилетнему возрасту, - это их сущность. Все, что видел, - лицо иноги. Костя никогда невидел женскую грудь, никогда некасался ее даже через одежду. Водной изкнижек он увидел статью отом, почему некоторые парни относятся кдевушкам, как кжителям сдругой планеты. Девяносто процентов случаев - это семьи без отцов. Детство без отца, сформированное душевными терзаниями, настроем наборьбу занепонятно что ипротиворечиями. Костя умел многое, ноон неумел общаться сдевушками, если девушки сами необщались сним.
        Маша была его единственной подругой нафоне огромного многообразия красавиц, ккоторым Костя немог даже подойти. Образ Маши для него был символом прекрасного инепостижимого. Ииногда ему казалось, что Маша это знает иэто ей нравится.
        Маше нравилось все, что происходило вокруг нее. Она незнала, догадывалсяли Костя, кем был для нее насамом деле или он досих пор жил вроманах, где девушка попадала влюбовный треугольник. Маша тоже изредка читала книги, ноквосемнадцати годам, когда школа осталась позади, ее знания олитературе походили лишь наотходы промышленного производства. Что-то она знала, очем-то догадывалась, аеще что-то приобретала засчет своей рассудительности ибольшого круга общения. Что она узнала оКосте заполтора года дружбы? Костя был отзывчивым - это качество отличало его отмногих, скем она когда-либо дружила. Костя всегда стремился ей помочь, даже втех делах, где почти ничего несмыслил. Еще Костя умел слушать. Все вокруг, как считала Маша, часто ее перебивали, и, когда она хотела высказаться, ивочтобы то ни стало очистить душу отплохого, никто, кроме Кости, ей вэтом несодействовал. Он был точно губка, впитывающая все, ипри этом выказывал настолько искреннее сочувствие, что забирал унее часть энергии. После общения сКостей Маша всегда чувствовала себя хорошо.
        Иногда Маша думала, что, неслучись им встретиться сАндреем нарубеже одиннадцатого класса, онабы отдалась Косте сголовой. Нотакого непроизошло. Андрей перевелся вих класс после профильного разделения, потом пришла дикая любовь, иМаша забыла обо всем. Поцелуи, объятия, страсть, первое касание обнаженных тел, ивконце одиннадцатого класса она стала девушкой. Тот момент Маша помнила очень ясно, потому что если иесть вмире удовольствие, похожее нато, что она ощутила тогда, то оно скрыто отвсех. Девушка потеряла голову власках партнера, иона рассчитывала, что так будет всегда. Что они будут встречаться и, вконечном итоге, поженятся, нокконцу первого курса академии, куда они поступили пообоюдному согласию, Андрей начал отнее уставать. Уставать так, словно его чувства перешли вкакую-то другую фазу - иконтроль над ними принадлежал уже совсем другой девушке. «Ее унего нет», - уговаривала себя Маша. Ее настроение часто срывалось отэтих переживаний. Андрей ей незвонил, иони невиделись неделями, вто время как любовь (вее сердце) продолжалась итеперь дарила ей больше отрицательных эмоций, чем положительных.
        Она советовалась сподругами, как лучше поступить, нони одна изних немогла дать достоверный ответ, что происходит икогда это закончится. Все беседы завершались словами «подожди», «будь терпеливой» и«скоро все наладится».
        Итак было дотех пор, пока вее жизни непоявился Костя.
        Сним Маша виделась каждую неделю. Еще чаще общалась потелефону. Икаждый их разговор начинался стого, что Маша либо поссорилась сАндреем, либо сним помирилась.
        Костя слушал, пытался что-то посоветовать или подбодрить. Иногда получалось, иногда нет, но, вцелом, общение сМашей доставляло ему такое удовлетворение, будто все было наоборот: он ей жаловался, аона его выслушивала.
        Первый подарок, который Маша получила отКости, стал для нее целым открытием (позже он станет для нее еще чем-то). 21сентября уМаши был день рождения. Ей исполнилось двадцать, ивэтот день Костя преподнес ей цветок.
        Конечно, нечто подобное недарят вкачестве залога любви иверности. Иеслибы этот подарок увидел Андрей, то вего голове врядли возникла хотябы крошечная ревность. Сама Маша была удивлена, увидев вруках Кости огромный шарообразный кактус сдлинными закостенелыми иголками.
        - Это мне? - спросила она, округлив глаза.
        - Да, - сказал он, протягивая ей подарок. - Сднем рождения!
        - Спасибо!
        Кактус был настолько большой, что пластмассовый горшок под ним лопнул.
        - Говорят, если его передать вхорошие руки, то нанем появятся цветки, - произнес Костя.
        Маша почувствовала, что эта минута для него становится особенно тяжелой, потому что Костя незнает, очем говорить. Он смотрел куда-то ниже ее груди иговорил так, будто вего словах заключалось проклятие.
        - Правда? - Она наклонилась, чтобы заставить его взглянуть ей влицо.
        Костя улыбнулся.
        - Цветки наэтом кактусе - большая редкость.
        - Спасибо, - сее лица неохотно сползало изумление. - Это очень необычный подарок. Мне еще никогда недарили надень рождения кактусы. Попрошу маму пересадить его вболее удобную посудину.
        - Это хорошая идея, - сказал Костя, иони вместе посмотрели натрещины вгоршке. - Хотя некоторые кактусы сами умеют намекать нато, чтобы им сменили удобства.
        Маша перестала улыбаться. Она окинула взглядом взбухшие стенки горшка испросила:
        - Говоришь так, будто он живой.
        - Просто мне так кажется, - Костя напоследок коснулся одной изколючек кактуса. - Влюбом случае теперь он твой. Что хочешь сним, то иделай!
        - Хорошо, - подыграла Маша. - Тогда я буду ждать цветков. Спасибо тебе большое!
        Они обнялись ипопрощались довечера.
        Так зеленый шарообразный кактус оказался уМаши дома. Она поставила горшок наподоконник свосточной стороны дома.
        Маша поливала кактус раз вдве недели, ивскоре назеленом колючем стебле появились два цветка. Девушка так изастыла, невсилах отвести взгляд всторону. Оба цветка были направлены отокна кизголовью ее кровати.
        «Вот это да! - подумала Маша. - Бываетже такое! Надо обязательно рассказать Косте!»
        Косте Маша решила незвонить. Ей хотелось нетолько увидеть его реакцию, ноипочувствовать ее насебе. Она вспомнила Костины слова: «Говорят, если его передать вхорошие руки, то нанем появятся цветки». Он произносил их так задумчиво, словно внутри него что-то переворачивалось. «Ему это должно понравиться, - думала она. - Ведь я - его единственная близкая подруга».
        Вариантов выцепить Костю вакадемии было немного, ноМаша знала, где он появляется накороткое время каждый день.
        Перед дверями столовой, где обедали, завтракали иужинали почти все студенты академии, она простояла около двадцати минут. Наконец, Костя появился. Вид унего был такой, что Маша несразу решилась двинуться ему навстречу. Лицо его было серым, как декоративная плитка. Он несмотрел посторонам, и, как показалось Маше, был внекой прострации.
        Несколько секунд она стояла неподвижно, ожидая, что Костя ее заметит, ноон прошел мимо, неотрывая глаз отпола. Тогда она окликнулаего.
        - Молодой человек! - начала девушка исделала шаг вперед.
        Костя остановился иобернулся.
        - Привет, - изрек он икачнул головой. - Хорошо выглядишь.
        - Да? - Маша улыбнулась. - Спасибо.
        Тут она заметила, что никакой отзывчивой улыбки наее привет непоследовало. Это означало одно: вКосте действительно кто-то вырос. Может, это мужчина, который нашел всебе смелость познакомиться скем-то, кто лучше ее? Отэтой мысли Маше стало плохо. Она вдруг представила, что произойдет сней, если Костя изменится, если его сердце будет принадлежать другой девушке. Ведь досей поры между ними лежала маленькая жизненная зависимость. Маша нашла Костю, анеон ее. Что будет, если Костя сам найдет кого-нибудь? Таких друзей, как он, - один намиллион; любая девушка откроется перед ним тутже, стоит им пообщаться хотябыраз.
        Костя доэтого еще недодумался, или унего имелись какие-то другие проблемы. Маша незнала. Ноона была уверена втом, что отподобных мыслей его следовало отвести подальше.
        - Ты сегодня странный, - заметилаона.
        Он подошел кней ипоцеловал вщеку. Маша расслабилась. Случилась еще одна неизменная вещь: при каждой встрече она подставляла ему щеку, аон спричмокиванием целовал ее. Ни один изее друзей нецеловал ее так приятно, как Костя.
        - Тяжелый день, - сказал он. - Четыре пары.
        - Бедняга. - Маша положила руку ему наплечо. - Ая хочу сообщить тебе одну новость.
        Костя улыбнулся.
        - Кактус зацвел!
        Отсчастья она засмеялась изахлопала владоши. Костя никак неотреагировал.
        - Ты нерад?
        - Рад. - Он отвел взгляд всторону.
        Оттакого ответа внутри Маши образовалась дыра. Она знала, что поругаться сКостей ей никогда неудастся, потому что он может просто развернуться иуйти прочь, вто время как Андрей обязательно ее вчем-то упрекнет. Все свои обиды Костя хранил вдуше, итвердость его характера проявлялась только поотношению кпарням. Андрейже любил ставить наместо девушек. Он был симпатичнее иболее раскрепощенным. Ион никогда незвал девушку насвидание второй раз, аМаша обожала, когда ее упрашивают.
        - Хочешь, поговорим очем-нибудь наедине?
        Костя отрицательно покачал головой.
        - Прости, я хочу есть. Неел ничего совчерашнего вечера.
        - Костя… - Она посмотрела нанего взглядом, полным сочувствия исожаления. - Пойдем, я составлю тебе компанию. Мне просто очень хочется поговорить.
        Она склонила голову ипереложила длинные темные волосы наплечо. Ей показалось, что если она невозьмет частичку его света сейчас, то проведет день вужасном настроении. После очередной ссоры сАндреем прошло несколько часов, иМаша уже думала, чем заполнить свою душу.
        Костя пожал плечами иответил:
        - Пойдем.
        Вечером цветки завяли. Маша помнила, как вошла всвою комнату иувидела две поблекшие тряпочки, свесившиеся над горшком. Пузатый кактус пребывал впредсмертном состоянии. Цветы еще неотвалились, иМаша хотела просто срезать их ножницами, как прочла вкнижке, норешила повременить. Всю ночь она думала обАндрее иКосте. Сравнивала их, склоняясь то кодному, то кдругому. Ей даже пришла мысль просто раздеть их всвоем воображении ипоставить рядом. САндреем проблем невозникло, ноКостя вее мыслях почему-то никак несдвигался сместа. Он был все темже таинственным юношей, подвернувшимся ей, как выигрышный лотерейный билет. Стоило Андрею проявить свое мужество поотношению кней, как Костя исчезал сдороги, ностоило Андрею поспорить сней или поругаться, как Маша бежала кКосте сама.
        Андрей позвонил утром иизвинился. Они болтали около получаса, иМаша снова почувствовала себя желанной. Кней снова вернулась любовь, имнение, что Костя способен конкурировать сее парнем, рассеялось. Андрей вышел напозицию номер один исегодня вечером предложил ей прогуляться.
        После обеда цветки вновь ожили. Маша остановилась посреди комнаты, заметив это чудо. Вее книжке неописывался опыт возрождения кактусов. Умершие цветки должны отваливаться отстебля, носейчас они воспряли, словно их кто-то опрыскал живой водой.
        Сегодня ей хотелось выбрать самое красивое платье, чтобы его оценил Андрей. Ему нравились короткие. Она знала, что его любимый цвет - черный, иплатье должно слегка просвечивать, чтобы быть более возбуждающим. Андрей - самоуверенный парень, ипонравиться ему нетак легко, если будешь начем-то экономить. Маша вертелась вокруг зеркала, примеряя то одно, то другое платье. Наконец, выбрала. Красивое платье, необтягивающее инедостающее доколен, сглубоким вырезом, специально для дорогих украшений. Она надела платье через голову иощутила божественную легкость. «То, что надо! Андрею понравится. Как я его люблю!»
        Вечером, перед свиданием, наее телефон пришла смска отКости. Он спрашивал, как дела ичем она занимается. Маша бросила нанее брезгливый взгляд итутже удалила. Перед свиданием сАндреем она нехотела вспоминать обобычных друзьях.
        Костя сидел втемноте своей комнаты. «Я ей ненужен, - говорил он себе исмотрел впотолок. - Где она сейчас? Скем она? Почему неотвечает?» Он думал оМаше ивспоминал самые яркие моменты их жизни: как они познакомились, как подружились, как общались. Почему, когда он оставался один ихотел пообщаться сдевушкой, она постоянно ускользала отнего? Почему он немог найти такую девушку, которая былабы для него открыта всегда? Где смелость? Где характер? Костя пытался пробудить всебе хотябы часть мужского достоинства, ноничего неполучалось. Он был слаб. Он ничего неумел. Иподойти кдевушке сословом «привет» казалось ему непосильной задачей. Время уплывало. Он учился напятом курсе ипонимал, что последние шансы понять эту жизнь собеих сторон уходят отнего все быстрее.
        Ион ждал. Аответ насмску неприходил. Костя заснул вначале первого и, проснувшись рано утром, первым делом посмотрел нателефон. Ничего. Он лег обратно ипроспал дообеда.
        Маша позвонила впонедельник. Когда Костя увидел надисплее телефона ее имя, одна его часть рванула вперед, вторая потянула назад. «Унее опять что-то случилось», - подумал он, иего вторая часть засмеялась. Рука недернулась, чтобы взять трубку: звонок гудел еще втечение тридцати секунд, пока первая часть всеже неперевесила. Она напомнила отом, что выбора унего все равно нет: Маша - единственная девушка, скоторой он мог поговорить, непутаясь всловах.
        - Привет, - ответил он иуслышал, как Маша выдохнула.
        - Приветик! - Ее голос был мягкий идобрый.
        Костя вдруг осознал, что зачастую, когда он делал неправильный выбор, Маша здоровалась сним первой. Сегодня кое-что изменилось. Наверное, Маша сама предрекла ему будущее. Поголосу он чувствовал, что ей хочется ему что-то рассказать.
        - Как дела? - спросила она, ивпустой душной комнате, где двигались только стрелки начасах, Костя понял, что произойдет.
        Какое-то время он сомневался всвоих мыслях. Это выглядело так призрачно итак нелепо, словно он попал вфильм снесчастливым концом. «Кто-то умрет», - пронеслось вего голове, иКостя вздрогнул. ОНО вернулось кнему, потому что Маша была сНИМ вчера.
        Телефон вего руке стал греться.
        - Хорошо, - сдавленно ответил он. - Аутебя?
        - Ауменя - неочень, - пожаловалась Маша.
        Костя чувствовал, как изнутри поднимается жар. Ладони мокнут, пот льется посогнутым рукам клоктям.
        - Что случилось?
        - Вчера встречалась сАндреем. Все так хорошо начиналось. Выпили, поболтали, потанцевали, апотом опять застарое! Ревность, претензии: почему ты стем водишься, почему сэтим?.. Он меня так достал!
        Костя нехотел ей ничего отвечать. Он молчал втрубку, едва сдерживая себя.
        - Костя? Ты сомной? - спросила Маша.
        - Я? Да, конечно, - произнес он ипрокашлялся.
        - Утебя ничего неболит?
        - Нет.
        - Ты говоришь так подавленно…
        - Нет. Все нормально, - заверил он ее и, перед тем, как положить трубку, соврал: - Меня зовут. Мне нужно идти.
        Он услышал, как протяжно выдохнула Маша, ничего недобившись вответ. Она уже знала, как проведет сегодняшний вечер, иесли Костя невыслушал ее, то рассказывать еще кому-то отом, что происходит между ней иАндреем, будет бессмысленно. Костя занят другой, думала Маша, ичувствовала, что начинает злиться иненавидеть парня заэто.
        Посреди дня кактус снова завял. Возможно, он завял намного раньше, ноопавшие цветки Маша увидела только после обеда. Сегодня она была озлоблена, иее рука немедленно потянулась кножницам, чтобы срезать стебли под корень.
        - Значит, так ты сомной поступаешь! - сненавистью прошипела девушка. - Я для тебя самая лучшая, самая близкая, самая красивая, самая-самая! Атеперь ты вот так ко мне относишься!
        Перед тем, как обрезать первый цветок, она вспомнила его улыбку. Он улыбался всегда, когда говорил освоей маме или той части жизни, которая еще оставалась впереди. Еще Маша вспомнила, как Костя брал ее руку всвою, всегда горячую ивлажную. Она чувствовала его жар всем телом, словно он прикасался кней, целуя губами, ивздрагивала. Она пыталась скрыть это отсебя, ноперед сном Костя все равно приходил кней вее желаниях. Он садился накрай кровати, стягивал одеяло икасался ее обнаженного тела.
        Маша сдавила ножницы, иодин цветок полетел напол. Слеза покатилась поее щеке. Странная серая боль пришла вее сознание. Она вдруг окунулась встарость ипочувствовала себя одинокой иникому ненужной.
        «Я буду старой! - сказала она себе. - ИсАндреем я обрету старость быстрее, чем скембы то ни было!»
        Второй цветок полетел напол. Маша бросила ножницы встол исела накровать. «Мне одиноко», - произнесла она вслух. Ей показалось, будто кактус выдохнул, дернув огромным колючим брюхом. «Почему только девушки чувствуют себя одинокими, когда их бросают? Почему парни всегда переносят разлуку легче?» Она долго думала и, наконец, заплакала.
        Костя просидел впустой комнате весь вечер. Он, несмыкая глаз, смотрел впол, авголову приходили самые разные мысли ипричиняли ему одинаковую боль. Маша никогда небудет верна своему парню, потому что она открыта для всех, даже для таких неудачников, как он. «Я неудачник, - прошептал он средкой уверенностью. - Неудачник, потому что… Любая девушка просто посмеется над моими словами, аесли узнает омоих мыслях, лишится дара речи. Ей станет так смешно, словно она иесть тот запретный плод вРайском саду, вкусить который дано далеко некаждому».
        Вовторник Маша проснулась веще более плохом настроении. Она открыла глаза иощутила пульсирующую боль вправом виске. Состояние было таким, словно ее износили. Маша встала спостели, умылась, почистила зубы инакрасилась. Она долго смотрела насебя взеркало, прежде чем поняла, насколько повзрослевшим выглядит ее лицо посравнению слицом нааватарке в«ВКонтакте». Эта фотография значилась нелучшей вее коллекции, нонаней был Андрей. Маша выложила в«ВКонтакт» целую серию фотографий, показывающих, как здорово они сАндреем провели выходные унего надаче. Снадеждой, что ее безумие кто-то оценит, она поместила наобложку нового альбома фотографию, где Андрей целует ее вгрудь, аона отклоняется назад, так что длинные распущенные волосы выглядят подобно пламени. Тот, кто видел эту фотографию, наверняка подумал, что она стонет отудовольствия. Хотя парень едва касался ее тела игрудь была прикрыта откровенным платьем, эротика присутствовала здесь всамом прямом виде. «Что подумал обэтом Костя?» - спохватилась Маша.
        Андрей позвонил вдесять, прервав все ее раздумья.
        Он сказал то, что хотела девушка: «Прости, я был вчера невсебе. Ты мне очень нужна…» итак далее. Маша проглотила последнее воспоминание оКосте исобралась назанятия. Когда Андрей вновь переместился напозицию номер один, Маша почувствовала облегчение. Ноболь ввисках непрекращалась, иперед уходом она выпила таблетку анальгина. Сейчас девушка хотела увидеться сосвоим парнем ирассказать ему освоих проблемах, начиная стого момента, как она отрезала цветки накактусе…
        Итут Маша посмотрела накактус.
        Несколько секунд она простояла визумлении. Потом прокашлялась ипопыталась вспомнить, действительноли отрезала накактусе цветки. Она помнила, как плакала, помнила, как пронеслась перед ее глазами та жизнь, что она провела рядом сКостей,и…
        Она точно отрезала эти чертовы цветки ивыбросила их вмусорное ведро!
        Ноцветки снова распустились изобрезанных стеблей. «Как всказке про Змея Горыныча, - подумала Маша. - Одну голову отрубили, анаее месте выросла другая». Теперь ее внимание приковала вторая деталь. Цветки распустились иторчали пестиками вверх, словно кактус чему-то радовался. Может быть, тому, что они сАндреем снова помирились? Вчера цветки завяли, когда они сАндреем поругались, асовсем недавно она видела их распущенными, когда Андрей позвонил, извинился ипредложил провести вечер вместе. Неизменной оставалась одна деталь: цветки вяли, стоило им поругаться, иоживали, стоило им помириться. Оттакого открытия Маша рассмеялась ипрыснула наодин изцветков дезодорантом.
        - Теперь ты пахнешь, детка! - сказала она исхватила сумочку.
        Андрей ждал ее уцентральных ворот академии. Как всегда гладко выбритый, причесанный, вакадемической форме, счерной сумкой вправой руке. Таким уставшим она невидела его стех пор, как Андрей вернулся изрейса. Он пробыл насудне восемь месяцев вдолжности практиканта иповозвращении вакадемию походил наиссякший комок плоти, откоторого продолжали требовать еще большего, чем требовали доэтого.
        Быстрым шагом она направилась кнему и, приближаясь, заметила еще кое-что. Андрей курил последние два года, нонаего лице никогда небыло темных пятен. Ивобщих чертах его лицо выглядело лет надесять старше. Пятна распространялись отоснования подбородка ирасползались доушей. Андрей попытался улыбнуться, но, заметив вглазах Маши испуг, тяжело оторвался отстолба исделал шаг навстречу.
        - Мне кажется, я невидел тебя сто лет, - сказал он ипотянулся кее губам.
        Поцелуй был мягким. Маше нравились пухлые мужские губы, носегодня они были сухими ипотрескавшимися, точно сделанными избумаги. Его руки тоже стали шершавее. Он обнял ее заталию, исквозь тонкую блузку девушка почувствовала липкое, неприятное тело. Его рука несжималась. Она сползла ниже ипотрепала ее, как непослушного кота. После поцелуя Андрей уткнулся вее плечо ипростоял так, пока она неприжала его ксебе инепоцеловала вщеку.
        - Что-то случилось? - спросила растерянная Маша.
        - Нет. - Он оторвал голову отее плеча изаглянул вглаза. - Прости меня, пожалуйста.
        Его губы коснулись ее щеки, идевушка вновь ощутила, насколько сильно испортились его ласки.
        - Андрей, - она ушла оточередного поцелуя исконцентрировала его внимание насебе, - все впрошлом!
        Они улыбнулись друг другу.
        - Точно? - Он снова коснулся ее щеки.
        - Я люблю тебя, - сказала Маша. - Ты мой единственныйи…
        - Я знаю. - Он прикрыл глаза ипоцеловал девушку вгубы.
        Вечером они лежали впостели иговорили опрошлом. Вдвоем опрошлом говорить веселее, потому что первого собеседника всегда поддержит второй. Так они провели часа три, иМаша подумала, что для молодых людей есть еще более привлекательное расслабляющее занятие, чем секс ипоцелуи. Они проводили время так, словно все вокруг остановилось, остались только мечты ивоспоминания. Их обоих. Они вспомнили первую встречу - ту самую, когда они учились водиннадцатых классах: он в«А», она в«Б», икак он подсел кней встоловой ипредложил булочку смаком. Маша неотказалась, ивтот момент непредсказуемость внутри нее соединилась свосхищением истрахом, образуя нечто очень сильное инеописуемое. Он сел рядом, аМаша никак немогла разжать губ ипросто кивнула, что, мол, непрочь разделить сним единственную булочку, оставшуюся впродаже. Она надкусила ее, аон засмеялся, когда сдругого конца вдруг посыпалась начинка.
        Андрей смеялся итеперь, обнимая ее обеими руками так страстно, что Маша снова начала возбуждаться. Он целовал ей щеки, шею, плечи, грудь. Маша пыталась заглянуть ему вглаза, ноони жадно глотали ее тело. Наконец, он перевалился нанее полностью и, крепко прижав ксебе, поцеловал.
        Маша проснулась рано утром и, пока Андрей спал, накрасилась. Она помнила, каким Андрей обычно встает поутрам, и, чтобы исключить очередной скандал, решила приготовить вкусный завтрак. Водной изкниг Евгении Шацкой она прочла, что именно может помочь девушке предотвратить утренний бунт. «ЕДА». Маша согласилась сэтим утверждением. Сытый человек неможет быть агрессивным.
        Перед тем, как разбудить Андрея (уже было около десяти утра), она зашла всвою комнату ипосмотрела накактус. Один избутонов немного наклонился исмотрел скорее вниз, чем вверх. Другой торчал, как недовбитый гвоздь иточно указывал навзошедшее солнце.
        - Красавчик мой! - сказала Маша инацепила напоникший бутон георгиевскую ленточку. Под весом ленты бутон наклонился еще сильнее.
        Маша вышла изкомнаты иотправилась взал.
        Андрей спал наживоте, растянувшись поперек кровати. Край одеяла накрывал его ноги, другой лежал наполу вместе сее подушкой. Маша подняла подушку иположила наместо.
        - Вставай, любовь моя. - Она коснулась его спины, иАндрей сжался, словно понему проползла сороконожка.
        - Нетрогай меня, - сказал он иподвинулся ккраю.
        - Я приготовила нам завтрак.
        - Я нехочу есть.
        Он перевернулся набок иподтянул одеяло.
        - Вставай, Андрей. Сегодня суббота, имама просила, чтобы я приехала домой.
        - Езжай.
        Маша села накрай кровати.
        - Давай небудем ссориться хотябы этим утром.
        - Я стобой нессорюсь! Я невиноват, что тебе постоянно нужно куда-то ехать!
        - Ты наменя кричишь!
        Он рывком содрал ссебя одеяло исел кней спиной.
        - Опять? - Маша опустила голову. - Почему ты такой злой поутрам? Мы провели вместе хорошую ночь, я приготовила тебе завтрак, аты все равно неменяешься. Почему?
        - Потому что так непроисходит всегда! Я хочу видеть тебя рядом ссобой каждый день! Хочу, чтобы ты стелила мне постель повечерам, апоутрам готовила завтрак. Хочу, чтобыты…
        - Анемноголи ты хочешь? Я еще нетвоя жена инезнаю, будули ею когда-нибудь!
        - Это вопрос? - Он осекся, будто непонимая, откуда услышал этот звук. - Ты спрашиваешь исомневаешься? Сколько тебе лет, Маша?! Уже пора осознать свое положение вобществе. Если ты сомной спишь, значит, будешь делать все что я хочу!
        - Меня поражает твоя самоуверенность. - Отудивления Маша вытянула шею. - Мы начинаем ругаться из-за ерунды, иты по-прежнему уверен, что мне захочется проводить стобой так каждое утро?!
        - Да!!! - закричал он ивскочил скровати. - Да! Ия знаю, что лучше меня вэтой сраной жизни тебе никого ненайти! Я был первым, кто осмелился ктебе подойти, итеперь ты принадлежишьмне!
        - Пошел ты! - огрызнулась Маша ивылетела изкомнаты.
        - Стой! - закричал вслед Андрей. - Мы недоговорили!
        - Убирайся измоей квартиры!
        - Это нетвоя квартира!
        - Пока я плачу занее деньги, это моя квартира!
        - Деньги, которые ты просаживаешь, зарабатывает твой отец, анеты!
        Он снова замолчал, словно обдумывая. Неслишкомли жестко? Нет. ИАндрей двинулся кМашиной комнате.
        - Мне непонравилась эта ночь. Тебе надо поучиться доставлять парню удовольствие!
        - Пошел кчерту! Убирайся измоей квартиры!
        - Я уйду. - Андрей кивнул иперешел натихий размеренный тон. - Я уйду, только что после этого будешь делать ты? Ты неможешь доставить парню даже элементарного удовольствия, Маша. Утебя маленькая грудь ибедра настолько худые ивогнутые, что между ними может скопиться лужа. Ты вечно жалуешься то наодно, то надругое, изаставляешь меня думать обэтом неделями. Иты по-прежнему считаешь, что твои проблемы кого-то волнуют, кроме меня? Ошибаешься. Твой лучший друг сдругого факультета давно плюет втвою сторону, потому что он уже сыт погорло твоими соплями. Он почти тонет вних, только боится признаться тебе вэтом.
        Он выпустил язвительную улыбку. Маша слушала.
        - Знаю, что как только я уйду, - он натянул джинсы иторопливо застегнул ремень, - ты сразу сядешь нателефон. Вперед! Он лучше, чем я, да? Хлюпик, задохлик. Ему нехватает смелости даже сказать девушке «привет». Аесли кто изтвоих подружек коснется его, то он закричит ипонесется покоридору. Ты исама это знаешь. Ну, акогда вы доберетесь допостели, то, даю слово, он сбежит оттебя. Твое тощее тело способно возбудить парня, только находясь под одеждой.
        - Заткнись!
        - Я уже ухожу, - усмехнулся он, натягивая рубашку. - Прощай. Было неочень приятно стобой потрахаться. Попробую найти себе более привлекательную девушку, чем ты. И, думаю, таких влюбом клубе наберется немало.
        - Пошел вон! - Маша задыхалась отслез. Она хотела оскорбить его, носильные слова ушли изее головы. Остались лишь грубые фразы, которые она произносить боялась.
        - Прощай, - уходя, он лизнул ее вщеку исдовольной улыбкой вышел изквартиры. - Может, еще встретимся после академии. Очень интересно познакомиться ствоим новым парнем. Посоветовать ему кое-что…
        - Только попробуй!
        - Удачи! - Он захлопнул дверь, аМаша села напол изаревела.
        Она никогда неиспытывала настолько сильную душевную боль. Маша знала, что если вэтот момент ни накого непереключится, то после сегодняшней истерики впадет взатяжную депрессию. Адепрессия выявит ряд заторможенных комплексов, которые уведут ее еще дальше отсовременной жизни. Она была разбита собственной любовью изадыхалась отсвоих ошибок. Она еще раз доказала себе, что находится вполном безвластии над парнями, иее внешность… может быть, она действительно нестоль привлекательна, как думала. Маша ловила насебе взгляды парней ивзрослых мужчин сдевятого класса ивсегда считала, что выглядит если ненавсе сто, то натвердые девяносто. Ивдруг - унее некрасивые бедра, маленькая грудь… Маша ревела идумала обАндрее. Она провела лучшую ночь спарнем, закоторого мечтала выйти замуж, почувствовала себя любимой и, словно заново родилась… пока все это непрервалось отвратительным утром.
        Когда слезы перестали катиться градом пощекам, Маша вспомнила про кактус ипошла всвою комнату. Перед дверью она еще раз подумала обАндрее иедва сдержала слезы.
        Георгиевская лента лежала наполу, ацветок, невыдержавший ее веса, наклонился так низко, как он еще никогда невисел. Второй цветок оказался сильнее иеще держался, хотя завядший бутон уже мало походил напрежний.
        - Это ты вовсем виноват, глупый цветок! - закричала она иоторвала обвисший бутон вместе состеблем.
        Кактус ухнул, словно боль отозвалась внем. Колючки стали жесткими, как гвозди.
        - Ты вовсем виноват!
        Она села накровать иопять горько заплакала. Минут через десять истерика прекратилась. Маша приняла две таблетки валерьянки иуснула. Ненадолго: ее разбудил короткий сигнал смс-сообщения. Маша потянулась ктелефону.
        - Костя, - прошептала она иулыбнулась. Слезы высохли истянули кожу.
        «Привет, как настроение?»
        Знакомые вопросы изнакомые ответы. НоМаша нехотела рассказывать что-либо Косте впереписке. Она захотела сним встретиться.
        Костя сидел всвоей комнате ичитал роман Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом». Это была его вторая попытка понять книгу. Спервого раза многочисленные описания ввергли его втоску. Он посчитал книгу бессюжетной, новней было нечто такое, что он встречал довольно редко. Главный герой - Макмерфи. Очень сильная личность. Еслибы Косте перенять хотябы часть его харизмы, то… Он вновь подумал оМаше. Книга Кизи надолгое время лишала его возможности думать одевушке. Маша всплывала, как утопленный буек, стоило Косте отвлечься отчтения, поэтому он предпочитал читать досамой ночи. Читать, пока глаза незакроются, как створки погибающей ракушки, асюжет неразольется вголове теплым, смягчающим ревность отваром.
        Костя перевернул очередную страницу, когда зазвонил телефон.
        - Привет. - Он неудивился, что этоона.
        - Привет, дружище, - сказала Маша.
        Косте показалось, что трубка телефона пахнет Машиными духами.
        - Чем занимаешься? - спросилаона.
        - Читаю, - произнес Костя иотложил книжку.
        - Хочешь прогуляться?
        - Хочу, - нераздумывая, ответил он. - Где тебя ждать?
        - Я сама ктебе приду ипозвоню.
        Втот вечер они дотемноты просидели вдвоем, идомой Маша вернулась сприятным душевным опустошением. Она выговорилась. Отболи после разрыва сАндреем (наэтот раз окончательного) неосталось иследа, иона сбезумной легкостью, снастроением летней бабочки, способной делать все, что пожелает, приняла душ изавалилась накровать. Она по-прежнему пахла духами, иэтот запах напоминал ей осолнце. После короткого поцелуя вщеку Костя тоже приобретал запах солнца, нопах им недолго. Он непользовался духами, иего вещи всегда пахли стиральным порошком или хозяйственным мылом. Нопосле касания Маши кое-что менялось.
        Сегодня она рассказала ему все, что только могла. Она плакала иговорила, аон прижимался кней, клал руку ей наплечо иутешал. Итак втечение всего вечера Маша незамолкала, пока непочувствовала себя настолько истощенной иобессиленной, что уронила голову ему нагрудь. Его одежда итогда пахла стиральным порошком, ивтот момент девушка осознала одну вещь: чистота иэлементарный уход засобой - вот запах настоящего парня. Нет никакой надменности илжи. Все просто домелочей. Девушка тает, когда открывает душу человеку, вкотором уверена. АКостя был для нее неким саркофагом, отбирающим исилы иэмоции одновременно. Она отдала ему все, вчем ненуждалась, ибыла уверена, что Костя ее поймет. Так ивышло.
        Костя впитал все всебя. Ненагружая вответ ничем лишним, он вобрал всю грязь, иона была счастлива.
        Они уснули водно итоже время, новразных кроватях. Костя проспал доутра, аМаша - дозвонка, разбудившего ее вполночь. Звонил Андрей, иона долго думала, поднимать трубку или нет. Нерешилась. Вконце концов, все было кончено сегодня утром, иесли доАндрея это доходит только спустя время, то это его проблемы.
        - Все кончено! - сказала она исбросила звонок.
        Через пять минут она прочла его первое смс сословами «Прости меня, я немогу без тебя. Я очень сожалею, что так получилось». Маша неответила, ипришло второе сообщение: «Возьми трубку. Нам нужно поговорить. Ты мне нужна сейчас».
        «Если хочешь сохранить нашу дружбу, удали мой номер. Между нами все кончено!» Она добавила еще ряд восклицательных знаков иотослала сообщение. Вначале первого он ответил: «Мне сейчас очень плохо». Смски прекратились, иМаша снова уснула.
        Утром, проснувшись, она поздоровалась скактусом. Кактус промолчал, иМаша улыбнулась, потрепав оставшийся бутон. Он снова расцвел иподнялся вверх, повернувшись всторону солнца. Наместе второго была дыра, откуда, вероятно, всю ночь выходила черная жидкость.
        - Прости. Наверно, тебе было больно, - посочувствовала девушка.
        Зазвонил телефон.
        После того, как Маша положила трубку, ноги ее подкосились, иона села, там, где стояла. Отиспуга ее пальцы впились внижнюю губу, кожа покрылась мурашками. Тело, точно колокол, сотрясалось отнахлынувшего озноба.
        Маша неплакала инедумала обобиде. Она вспоминала вчерашнюю ночь ичувствовала, что заблудилась вней. Наверняка многие сочтут виновной ее. Ее непредсказуемую любовь ижелание быть рядом стакими крутыми парнями, как Андрей. Андрей пользовался большим авторитетом вакадемии, хотя небыл особенно популярным. Он небыл музыкантом или спортсменом, учился хуже Маши, нозасчет своей уверенности казался человеком очень высокого уровня.
        Ивдруг его уровень упал. Водного мгновение серой ночи, когда Андрей пытался дозвониться долюбимой девушки, он понял, что она оставила его навсегда. Его жизнь, похожая накруговорот вещей, нуждающихся вусмирении, попросилась наверх, ион нестал ей препятствовать. Маша разлюбилаего.
        Маша сидела исмотрела впотолок. Белые тона разбредались перед ней. Вкакой-то момент она увидела, как Андрей улыбнулся ей своей веселой улыбкой, ивсе потухло. Он ушел отнее навсегда, алюбовь стала еще сильнее иеще запутаннее. ИМаша незнала, что делать. Ей все казалось ненастоящим.
        Андрей разбился вавтокатастрофе вту ночь, когда она выдернула бутон. Через несколько дней после этого случая второй бутон завял сам. Костя здоровался сней, как ираньше, нони одна их встреча неперешла вболее тесное общение. Летом тогоже года кактус сделал еще одну трещину вгоршке, ипоутрам Маша тратила время, чтобы собрать землю сподоконника. Ей это надоело. Иперед тем, как уехать сосъемной квартиры, она выбросила кактус напомойку.
        Сейчас ей тридцать восемь, имужчины вее жизни меняются гораздо чаще, чем она того хочет. Она мучается отбессонницы ивыглядит старше своих лет. Поночам, когда неможет заснуть, Маша вспоминает свою прошлую жизнь ижалеет обо всем, что делала, пока была молода исвободна. Ведь тогда ей казалось, что она способна перевернуть мир. Аврезультате мир перевернулее.
        Подарок мачехи
        Элеонора поднялась напорожки двухэтажного здания ипостучалась вдверь. Был ранний час субботы, ишкола несколько стихла после начала первого урока. Тишину нарушил раздирающий скрип двери. Изпроема выглянула старуха.
        - Чем могу помочь? - обратиласьона.
        - Меня зовут Элеонора Витальевна, - ответила женщина. - Я пришла устраиваться наработу.
        - Странно, - налице старухи отразилось удивление. - Меня овас непредупреждали. Пройдите, пожалуйста, вхолл иподождите пару минут. Я сделаю звонок.
        Элеонора прошла втемное помещение. Здесь было тепло, иона расстегнула верхние пуговицы пальто.
        «Столько лет прошло, как я закончила школу», - подумала она, оглядывая косые своды.
        Здесь поработали хорошие руки. Здание превратилось впроизведение искусства.
        Она села намаленький диванчик иоткинулась наспинку. Былбы унее дома такой простор, онабы поставила побокам дивана светильники. Она нелюбила мрак. Оттемноты ее трясло. Ноздесь было великолепно. Несмотря нато, что весь интерьер холла составляли шесть небольших настенных картин, увенчанных искусственными растениями, итот самый коричневый диванчик, накотором она восседала, ей здесь очень нравилось.
        Старуха вернулась через несколько минут.
        - Директриса вас ожидает всвоем кабинете. Второй этаж, направо, первая дверь.
        - Спасибо, - поблагодарила Элеонора иотправилась наверх.
        - Ипомните, - добавила старуха, - вы вобщеобразовательной школе. Нешумите. Стук ваших каблуков отвлекает детей отзанятий.
        Элеонора покорно кивнула ипошла покоридору, рассматривая картины, спортивные кубки идоски почета. Ей все здесь определенно нравилось, иона хотела получить эту работу.
        ***
        Незаметно сгущались сумерки и, когда Элеонора смотрела начасы последний раз, было почти десять. Она пошла подлинному коридору, присматриваясь кокнам. Теперь вее обязанности входило содержать вчистоте весь первый этаж школы. Здесь она мыла полы, протирала стекла иподоконники, ивыбрасывала мусор.
        Возле класса биологии она обнаружила комнатный цветок. Большая часть его лепестков покрылась желтизной. Корни прорвали горшок, земля вкотором была похожа навысохшие глиняные камни. Она сдвинула горшок всторону инаоконной раме увидела несколько глубоких царапин.
        - Тебя поставили здесь недавно, чтобы ты закрыл это убожество?
        Элеонора печально вздохнула.
        - Ты прикрываешь собой эту грязь, чтобы школа смотрелась лучше. Я знаю, - ее глаза плавно закрылись иснова открылись. - Знаю, кто это сделал. Ихочу сказать тебе, что вовремена моей молодости тоже были такие люди. Очень жестокие люди.
        Элеонора обернулась иуперлась взглядом вдверь кабинета биологии.
        Неожиданно ее схватил интерес, атамли еще маленький лабораторный скелет, накотором учительница побиологии показывала человеческие кости. Она помнила, что он находился взаперти водном иззадних шкафов. Хотя стемже успехом его могли просто подвесить под потолком. Досужих мальчишек отискушения побегать соскелетом запугливыми девчонками неостанавливал неодин замок.
        Она подошла ближе иповернула ручку. Раздался громкий щелчок, нодверь неоткрылась. Виспуге Элеонора отошла всторону иуставилась наручку. Стех пор, как она последний раз заходила вэтот кабинет двери меняли дважды. Нопоследняя дверь мало чем отличалась оттой, что была при ее школьной жизни. Такаяже потрепанная иизмазанная черными полосками отрезиновой обуви. Разве что вид поновее исовременнее.
        Когда-то вэтом кабинете ей впервые задрали юбку. Класс смеялся дослез, аЭлеонора чуть несгорела отстыда. Того мальчишки уже давно нет вживых. Красавец, ноглупец, сранних лет связался сплохими друзьями ипошел покривой дорожке. Незадумываясь обэтом, Элеонора вспомнила тот момент, когда оказалась перед десятком пар глаз внижнем белье. Было страшно неудобно. Икраснота налице, стеснение, шквал эмоций, вдруг сменились огнем. Мальчишка умело спутал ее руки всобственной юбке ипродержал девчонку втаком положении так долго, что она успела сорвать голос открика. Наверное, эта шутка была самой жестокой исамой запоминающейся завесь период школы.
        Элеонора усмехнулась.
        - Тогда наменя еще кто-то смотрел, - сказала она цветку. - Нето, что сейчас. Сейчас я совершенно никому ненужна.
        Она знала, что ее никто неслышит. Никто, кроме цветка. Застенами школы давно сгустилась темнота, ибарабанил мелкий дождь. Свет горел лишь внескольких окнах инакрыльце. Неведомая тень скользнула заее спиной ирастворилась всумраке коридора.
        Элеонора протерла пыль наподоконнике ивзяла цветок ссобой. Почему-то она была рада, что сней сейчас кто-то был. Она двинулась кследующему окну, тщательно протирая скопившуюся задень пыль.
        - Я чувствую себя такой старой, - говорила она, касаясь подбородком верхнего листа. - Я была молодой, асейчас я старая иникому ненужная карга. Уменя нет детей. Меня бросил муж. Итеперь я брожу пошколе, где училась целых десять лет ивспоминаю, как здорово здесь было, икакаяже я была дура, что этого незамечала.
        Она прошла кследующему кабинету. Химия.
        - Я даже непомню, как ее звали, - сказала Элеонора, глядя надверную табличку. - Помню, что унее была огромная задница, намного больше, чем уменя сейчас, иунее все время болели ноги. Она ходила, как каракатица ипочти невыбиралась изкабинета. Обладала редким усыпляющим голосом, быть может, поэтому вмоем классе небыло ни одного отличника. Она слишком строгая, чтобы поставить кому-либо пятерку.
        Элеонора нажала ручку, нодверь неоткрылась. Лампа над ее головой внезапно потухла, иона вздрогнула.
        - Я слышала, она умирала тяжелой болезненной смертью. Старики говорят, что тот, кто умирает сболью, иногда возвращается вмир живых, потому что своим страданием искупляет грехи. Ноя вэто неверю.
        Цветок дрогнул. Элеонора почувствовала движение всвоих руках иоглянулась. Ей показалось, что вкоридоре поднялся сквозняк.
        «Может кто-то открыл входную дверь?» - предположилаона.
        Она вспомнила, как тщательно закрывала огромный трехходовой замок. Нет! Ни каких гостей! Изредка школа напоминала ей тюрьму, выход изкоторой лежал только через чердак. Ноитам, начетвертом этаже, где гнездились дикие голуби, доземли было порядком десяти метров. Кто преодолеет такую высоту без специальных принадлежностей?
        Постукивая ноготками постене, она двинулась кследующему окну. Цветок плавно качался вее руках, словно показывая, свою признательность каждому ее слову. Как человек соглашается сверным утверждением, так ицветок поддавался ее воспоминаниям. Он точно ожил ото сна. Жаль, что его глаза были по-прежнему закрыты, ион невидел все то, что видела перед собой Элеонора.
        - Ночью школа становится страшной, - будто читая вслух, говорила она. - Коридоры такие тихие ипустые. Нет привычного гула. Нет россыпи голосов. Все двери закрыты. Идешь ичувствуешь себя глухим.
        Шаг зашагом она миновала двери кабинета английского языка.
        - Я знаю, что тебе показать, - продолжала она. - Тебе это понравится. Осталось совсем недалеко.
        Она шла осторожно, словно наступала настекла. Элеонора специально носила легкие тряпочные тапочки, чтобы несоздавать никакого шума. Сейчас она вслушивалась всвои шаги. «Эхо», - думала Элеонора, наступая нагладкий пол. «Ничего, кроме эха», повторяла она, словно погружаясь вглубокий бессмысленный сон. Дверь, ккоторой она подходила, пугала ее ссамого детства. Азапах, что царил внутри того кабинета, переворачивал вголове самые ужасные воспоминания.
        Она небоялась этого места. Вовсяком случае, она пыталась поверить вто, что ничего небоится. Ноона по-прежнему некасалась двери. Она неприближалась кней уже тридцать лет. Эта часть коридора была запретом, куда ее непускали отрывки школьных воспоминаний.
        Полы под дверью потемнели отгрязи, подоконники покрылись слоем пыли. «Их надо протереть», - уговаривала она себя каждую ночь, когда дежурила насмене. Ноноги неслушались ее иотправляли назад. Тогда она поднималась навторой этаж и, подходя кконцу коридора, смотрела впол ичувствовала, как ноги ее дрожали, словно пол вэтом месте сотрясало землетрясение.
        «Это всего лишь школа, - твердила себе Элеонора ивтоже время опровергала. - Вследующем году школе стукнет сто лет. Это ходячий призрак ссобственной историей, культурой иповседневной жизнью. Ни одна реконструкция несможет стереть слица здания эту гордость. Наверное, застолько лет ушколы тоже появилась душа. Ведь она такая сильная, такая таинственная».
        - Эту дверь всегда держат закрытой, - сказала она горшку сцветком, подходя ккабинету состертой номерной табличкой. - Унее особый замок, потому что все двери школы ссорок пятого года меняли уже пять раз. Эту дверь меняли лишь однажды, после первого пожара, когда кабинет выгорел насквозь. Тогда здесь полыхал такой огонь, что полопались все стекла.
        Цветок, точно почувствовав неладное, прижался кгруди Элеоноры. Она слегка наклонила горшок, чтобы стебельки касались ее шеи, ивытащила изкармана ключ.
        - Я держу его усебя спервого дня работы. Держу иникак немогу справиться ссобой, чтобы вконец покончить сэтим делом. Иногда я вся дрожу отстраха, что заэтой дверью все еще лежат пять сгоревших школьниц. Господи, какого им было умирать?
        Она сжала проржавелый ключ втрепещущей руке. Дверь, обмотанная строительной клеенкой, приблизилась еще нашаг.
        - Содиннадцатого посорок первый год, кабинет горел дважды. Ни одной жертвы, хотя вдвадцать девятом пожар, начавшийся вэтом классе, чуть неохватил всю школу. Досих пор никто неможет сказать, из-за чего он произошел. Вовсем обвинили плохую электропроводку, что пьяницы-электрики винтили спустя рукава. Изнутри школу оббивали деревом, иогонь вночь ссемнадцатого навосемнадцатое января бродил покоридорам, как сквозняк. Спустя десять лет пожар повторился потомуже сценарию, только наэтот раз разразился неночью, асреди дня, осенью вгрозовую погоду. Послухам вокно влетела шаровая молния, раздался взрыв ивсе мгновенно вспыхнуло.
        Элеонора говорила тихо, словно читала молитву. Она чувствовала, как скаждым словом теряется ее уверенность. Слова, вроде «я должна это сделать», превратились впрах. Она испытывала сильный трепет, как только поднимала глаза надверь. Вэту секунду она видела огонь, жар идым. Она слышала крики опомощи, икаждый раз ее сердце сводило судорогой, как только она останавливалась ипредавалась тяжелым воспоминаниям.
        Нет, она несможет! Она несможет даже воткнуть ключ взамочную скважину. Она слишком напугана, что все кошмары вновь вернуться кней изПреисподней. Ноестьли другой путь?
        - Я слышу их, - прошептала Элеонора изакрыла глаза. - Они там. Заэтой дверью, ввечной темноте. Мечутся, как тени иждут.
        Она достала изкармана маленький коробок. Немного погодя, Элеонора раскрыла его илегонько встряхнула.
        - Говорят, души немогут переступить через кирпичную пыль, - Элеонора взяла щепотку темно-красного порошка ипросыпала полоску перед порогом. - Они боятсяее.
        После она плотно закрыла коробок испрятала вкармане.
        - Последний раз кабинет горел впятьдесят девятом. После первых двух пожаров его переделали излаборатории химии вобычный общеобразовательный класс, где обучали основам православной культуры. Дошестидесятого года этот предмет был неотъемлемой частью школьной программы, нопосле про него забыли. Вмоем классе было десять человек - шесть девочек ичетверо мальчиков. Посамым разным обстоятельствам вшколу впонедельник явилось только шестеро. Все девчонки.
        Она сорвала кусок клеенки иобнажила замочную скважину. Лампа вконце коридора никогда негорела, поэтому Элеонора довольствовалась далеким исовсем неярким светом лампы изсредней части.
        - Мы сидели науроке ислушали нашего учителя. Кконцу занятия я почувствовала себя плохо ипопросилась выйти. Я помню, как плавно открылась дверь, выпуская меня изкабинета, итакже плавно закрылась, после моего ухода. Апотом произошло нечто. Подходя ктуалету, я услышала крики. Адские крики пронеслись уменя заспиной, ия знала эти голоса также хорошо, как знаю свои любимые книги. Кричали мои одноклассницы. Я бросилась обратно иувидела бьющуюся вверх-вниз дверную ручку. Открыть дверь неполучилось, ия побежала квыходу, чтобы позвать кого-нибудь напомощь, нокоридоры били пусты. Все опустело. Водин миг я оказалась нос кносу сжизнью, окоторой мне никто никогда нерассказывал.
        Круговорот воспоминаний заставил ее прослезиться. Вокруг нее сгущались маленькие незаметные тени. Элеонора вставила ключ взамочную скважину. Уверенная втом, что делает все правильно, она еще раз проверила, всели имеет ссобой. Листок, сложенный вчетверо, лежал вовнутреннем кармане куртки, свечу, спички икусок соли она несла вруках.
        «Главное сделать все правильно», - твердила Элеонора.
        Столько лет ее непокидали кошмары. Столько лет она пыталась все забыть. Заставить себя забыть. Или хотябы добиться того, чтобы перестать верить вэтот сумасброд. Ноунее ничего неполучалось.
        - Этот кабинет снова горел. Когда пожарные вскрыли дверь, мы увидели ужасную картину. Пять мертвых обугленных тел вкомнате нашестнадцать квадратных метров. Небыло ни одного судебного заключения, из-за чего возник пожар. Ноя знаю… Имногие вто время знали… Класс сам хотел сгореть.
        Ключ повернулся, скрежеща вскважине. Щелкнул замок исзамиранием сердца Элеонора прислушалась. Наэти короткие секунды затих даже сквозняк, блуждающий покоридорам. Затихли все люминесцентные лампы, доэтого гудевшие, как растревоженный улей. Дверь открылась настолько легко, что ей казалось, будто кабинет сам хочет, чтобы она вошла. Он словно ждал ее. Представлял, как спустя сорок лет, вего объятия вернется маленькая девочка, случайно улизнувшая отроковой судьбы.
        «Мы снова вместе, - шептал тоненький голосок любви. - Скорее иди кнам. Здесь весело!»
        - Вы здесь, - прошептала Элеонора. - Сорок лет он мучает вас втесном помещении.
        «Нет. Он немучает нас. Он хороший. Нам весело», - отвечал тотже детский голос.
        Элеонора поставила цветок напол итолкнула дверь.
        Она долго стояла напороге, нерешаясь перешагнуть полоску кирпичной пыли. Она знала, что духи никогда неперейдут ее, исэтой стороны, она полностью безопасна. Ноони сидели унее вдуше. Шептали ей наухо грязные слова, зазывали ксебе. Они искушали ее. Ни водном страшном сне она непредставляла себе такого.
        «Это нежизнь, - говорила себе Элеонора. - Лучше умереть, чем каждую ночь видеть их обгоревшие лица. Там, нанебесах, мне будет спокойнее. Господи, забери меня».
        Она достала свечку изажгла огонь. Темнота отступила кстенам. Она стояла поодну сторону обычного человеческого мира исмотрела взеркало, видя себя еще совсем юной девочкой. Еслибы сорок лет назад она осталась вклассе доконца урока, онабы по-прежнему была юной икрасивой. Юной, номертвой.
        - Я так долго ждала, - проговорила Элеонора. - Время тянется, когда его слишком много.
        Она ступила залинию иохваченная паникой, сделала еще два коротких шага, очутившись посреди тесного помещения. Огонек свечи затрепетал, точно подхваченный порывом ветра. Она глотнула комок, подкативший кгорлу. Пропала смелость. Она снова чувствовала себя напуганной ирастерянной. Все люди смелы, когда стоят наровной почве, ностоит земле двинуться под их ногами ивсе вмомент меняется.
        Дрожащими руками Элеонора вытащила коробок скирпичной пылью иочертила вокруг себя круг. Ее движения были настолько слабыми инеуверенными, что пыль тутже разлетелась пополу, оставив неровный отпечаток круга, словно его долгое время обдувал ветер. Втотже миг она услышала тихий скрип двери ивслед заним писк. Точно маленькая девчонка напоролась наогонь нежными пальчиками и, спрятав боль всебя, отступила.
        - Вы хотите вырваться, - прошептала Элеонора. - Моя мать молила меня обэтом, ноя неслушала ее. Думала, что кошмары, что снятся ей глубокой ночью, лишь призрак ее хронического слабоумия. Я знаю, унее была больная душа. Последние десять лет она была сама несвоя - вы использовали ее. Вы сводили ее сума, потому что она верила ввас.
        Покабинету волнами прокатился едва уловимыйшум.
        - Она сказала, что под светом луны, ввас просыпается огромная сила, носейчас все небо втучах. Видит Бог, я так долго ждала этого момента, что дверь кабинета теперь для меня непреграда. Моя мать умерла, ия своими глазами видела, вкаких муках она уходила натот свет. Она сказала, что если я несделаю то, что должна была сделать уже очень давно, я умру тойже смертью, какой умирала она. Инаследующий день я почувствовала ее слова. Вы пришли ко мне. Мои мысли наполнились звуками. Возможно, я тоже сойду сума, если неостановлю это. Но, что будет дальше? Мои дети, мои внуки… Что будет сними?
        Когда она развернула бумажный лист, раздался тихий удар грома. Элеонора вздрогнула. Она взглянула вокно. Первые капли дождя ударили постеклу, иона почувствовала скрытую угрозу.
        «Лучше неделай этого, стара карга!» - Элеонора поставила свечу напол иподожгла фитиль.
        Огонек затрепыхал, отгоняя мрак всторону. Расплавившийся воск прилипал кобгорелым доскам. Она посмотрела посторонам иначала читать.
        Вкабинете повисла тишина. Нолишь нанекоторое время, пока голос Элеоноры нестал более твердым иубедительным. Она читала громко, уступая кажущимся ошибкам все меньше места.
        «Главное вера, - повторяла про себя Элеонора. - Я верила впризраков, теперь верю вдействие заклинания. Иначе ничего непроизойдет ивсе окажется напрасным».
        Она прочла первое заклинание трижды. Ее голос смолк, ивбеззвучной ночи раздался шорох. Она посмотрела накруг. Свеча ясно освещала его контур, иона видела, как накирпичной пыли стали образовываться маленькие следы. Точно дети, утаптывающие границы песочных замков, явились сюда, иих маленькие ножки плясали пообгоревшим доскам, касаясь запретных линий.
        Им было больно, нопри виде того, что происходит, Элеонора нерешилась отступать. Заклинание приносило им боль.
        Элеонора отстранилась отграниц круга. Стала посередине ипродолжила читать. Прошла минута. Она повторила заклинание, незамечая, как напотолке кее тени приблизилась другая. Элеонора неподнимала голову отписания. Перед границами круга тень остановилось.
        Захлопнулась дверь, ирезкий поток воздуха качнул пламя свечи. Элеонора знала, что начатое уже невернешь назад. Они продолжат искушать ее. Попробуют испугать, еще сильнее уверить всебя, ноони неспособны тронуть ее, пока она находится вкруге. Так говорила покойная матушка. Так говорил ей священник. Так говорили книги. Ножизнь реальнее, чем кажется. Темно. Элеонора вспоминала обгоревшие лица своих подруг, ией казалось, что кто-то должен коснуться ее. Коснуться мертвой рукой иповести засобой, туда, где она должна быть последние сорок лет. Ачто потом? Что будет спроклятым кабинетом. Его боятся. Его обходят третьей стороной. Пожарную лестницу сторца здания закрыли лишь потому, что этот кабинет был напротив.
        Элеонора продолжила читать. Заее спиной повоздуху проплыла старая парта. Застыв посреди комнаты, парта стала напол изаскрипела ржавыми уголками. Кпарте двинулся тяжелый, почерневший откопоти стул. Стул добрался допарты ибесшумно стал рядом.
        «Нет, они небоятся меня, - думала Элеонора, чувствуя, как заспиной что-то двигается. - Они заберут меня ссобой».
        Окно открылось. Сквозь пелену дождя начал просачиваться сигаретный дым. Он выходил изкласса наружу ирастворялся, сливаясь скрупными каплями дождя.
        - Ты здесь, - проговорила Элеонора.
        Цифры ибуквы метались перед ее глазами. Она едва различала их. Ее голос становился слабее.
        Она закрыла глаза иопустилась вранний знакомый мир. Элеонора вспомнила, как ее учительница курила возле окна. Она редко курила наглазах детей. Ноиногда, приходя задолго доначала уроков, Элеонора видела ее ссигаретой ипепельницей. Маленькая девочка знала, что это неправильно. Ноучительница была намного старше ее. Кто смел ей препятствовать?
        - Когда ты достигнешь моего возраста, ты поймешь, что значат сигареты втвоей жизни, - однажды сказала она. - Мне много лет ия невижу, зачем жить дольше. Я просто хочу остаться здесь навсегда.
        Унее был большой плоский шрам, который начинался уоснования шеи иуходил под правую грудь. Ииногда Элеоноре чудилось, как сигаретный дым просачивался сквозь несросшиеся швы. Конечно, детские фантазии никак несодействовали реальности, ноона верила, что когда-то, когда вместо шрама нателе была огромная дыра, дым выходил изнее, как изпечной трубы.
        «Их было пятеро, - подумала она. - Ноучительница оставалась вместе сдевчонками. Почемуже ее тело так иненашли? Неужели оно сгорело дотла, неоставив ни единого уголька? Неверю».
        Ноона была здесь. Стояла лицом кокну, адым оттающей сигареты поднимался вверх итонул ввоздухе.
        - Теперь ты такаяже, как я, - прошептала учительница чуть слышно иобернулась. - Такаяже старая иникому ненужная. Теперь ктебе обращаются наВы, иникто несчитает зачеловека. Ты, умалишенная маразматичка, еще непотерявшая дар речи, нополностью утратившая способность быть наравне слюдьми.
        Она затушила сигарету ивзяла другую. Элеонора смолкла. Кусочек текста так иостался недочитанным.
        - Я смотрела навас свысока ивспоминала себя. Молодость это время, когда стобой считаются, ностарость… - сморщив губы, она легонько качнула головой. - Иногда мне кажется, что тот грех, что мы непрерывно совершаем молодыми, мы платим своей старостью. Старость - наш грех. Самый большой итяжелый. Самый скверный, потому что именно чувство одиночества заставляет нас идти кНЕМУ.
        - Я никому недоверяла, - дрожащим голосом начала Элеонора. - Но, если они сВами… Могу я их услышать?
        Она взяла сигарету вдругую ладонь, зажала между указательным исредним пальцем.
        - Ты можешь видеть их всегда, Эли. Говорить сними. Чувствовать их. Ведь заэтим ты сюда пришла? Узнать, естьли они насамом деле или все, что происходит стобой сущий бред. Нет! Это реальность, вкоторую верить очень нехочется. Ноты должна внее верить.
        - Они свели мою мать сума!
        - Нет! Она сама окунулась вэто безумие! Она придумывала себе друзей, потому что была слишком одинока после смерти твоего отца. Это жизнь, Эли. Мы неборемся сней, мы ей поддаемся.
        - Я хочу слышать их голоса, - простонала Элеонора, чувствуя, как сводит отхолода ноги.
        - Опусти листок насвечу, иты услышишь, как они кричат. Они предстанут перед тобой. Пять девочек. Сейчас они стоят вокруг тебя иждут. Они тоже хотят, чтобы ты стала сними водин круг…
        - Вы невыпустите меня.
        - Мы хотим домой.
        Она пронеслась мимо круга точно песочная фигура. Скрипнув, отодвинулся стул.
        - Мы все боимся, Эли. Ты наш единственный путь кспасению.
        Скаждой секундой Элеонора приближалась кновому обвалу. Она слышала голоса детей. Ией казалось, что некогда знакомые звуки, она слышала все время. Она боялась. Ее глаза струдом разбирались писание. Ей недочитать. Мама рассказывала, как быстро угаснет ее время, стоит только заговорить сумершей душой. Все дело ввере. Сейчас она уже ничего немогла установить. Тени стояли полукругом. Там, где окружность расслаивалась, Элеонора видела парту итемную стену кабинета. Следы накирпичной пыли пропали.
        «Берегись их, - повторила она слова матери. - Они будут искушать тебя. Берегисьих».
        Иискушение продолжилось, когда стул запартой превратился вкресло-качалку, апарта вкруглый стол. Нанем лежала старая книга Майна Рида. Продолжался урок школьной литературы, где учительница усаживала их вокруг себя икаждому задавала вопрос подомашнему материалу. Тот, кто неотвечал - наказывался, кто отвечал, передавал очередь следующему. Итак продолжалось дотого, пока неоставался один человек, который забирал приз себе.
        Книга раскрылась, похрустывая переплетом, иучительница громко зачитала отрывок.
        «Всадник без головы» - единственное произведение, которое перешло вее руки после выигранного конкурса. Случилось это вдевятом классе, когда любая литература доставляла ей столькоже удовольствия, сколько доставлял только сон вконце тяжелого утомительногодня.
        - Я давала семнадцать секунд наответ, чтобы каждый извас мог вслушаться всобственный голос. Сейчас, тоже, что я говорила вам, обернулось ко мне. Сейчас я слышу лишь один голос, ион говорит мне, что надо сделать что-то плохое. ТО, что я никогда неделала.
        - Вы должны вернуть меня? - Элеонора заметила, как задрожала свеча.
        - Выйди закруг. Девочки просят тебя.
        «Непокидай круг, пока непрочтешь заклинание, - повторяла мама. - Они будут просить тебя, ноты недолжна покидать круг. Дьявол непересечет его границу. Ты должна помнить это».
        - Неделай нам больно, - пронесся тихий детский голос, ирядом сучительницей появилась маленькая девочка всветлом платье. - Мы твои друзья. Ведь ты помнишь нас. Помнишь, как мы дружили, пока неслучился пожар.
        «Они сгорели, Господи. Они мертвы, - твердила Элеонора. - Почему я вижу их? Почему я чувствую их притязания?»
        - Выйди изкруга. Ты должна быть снами.
        «Я должна была сгореть свами. Ноэтого неслучилось. Неслучилось, потому что Бог неустраивает случайностей, - думала Элеонора.
        Она посмотрела напотолок. Шок волной пробежался покоже.
        «Я немогу изнего выйти, - поняла она. - Я заперта внем, как вклетке. Исовсех сторон наменя смотрят они».
        Элеонора снова очутилась одна втихом маленьком кабинете, где стояла старая обгоревшая парта. Черные стены, обсыпающаяся глина ипобелка, ржавая стальная сетка наокне, дождь, все также, непереставая, лил вразбитые стекла. Она словно была здесь всю жизнь. Терпела сорок лет, чтобы вернуться вмалый постоялый двор, где когда-то родилась ипродала свою душу дьяволу. Тогда было счастье. Теперь нет. Теперь только страх.
        Она боялась незалюдей, которых убила сорок лет назад, азато, что «клетка ужаса» была досих пор открыта. Илюбой человек, кто когда-то захочет присмотреться кней, непременно попадет вее руки.
        Тот самый подарок, что отдала вее руки мачеха-ведьма нашестнадцатилетние, живет вшколе посей день ивсе по-прежнему обходят его стороной. Ведь они знают, что Элеонора еще там. Акто откроет черную дверь ивыпустит ее насвободу, сам отдаст душу дьяволу, как иона, много лет назад, прочитав мамино заклинание иобсыпав кабинет кирпичной пылью.
        Надвигаетсябеда
        Летом двухтысячного года им исполнилось шестнадцать. Всем, кроме Яны. Яна училась вдевятом классе, иони брали ее ссобой, потому что она нравилась Олегу.
        Вадим иЛеха помнили, когда Олег привел вих компанию девочку. Это случилось осенью девяносто восьмого года. Шел мелкий холодный дождь. Они стояли позади детской библиотеки, прижавшись ктеплой каменной стене, икурили.
        Вадим много раз видел Яну вшколе. Изредка он сам посмеивался над ее внешним видом. Он считал, что если девочка хочет выглядеть, как девочка, наней должны быть гольфы июбка. Для Яны юбок несуществовало вовсе. Она всегда ходила вчерных мятых штанах ибыла изтех девочек, которые вообще несмотрятся взеркало. Она непользовалась косметикой. Ее косички торчали вразные стороны. Ичерты ее лица никогда неказались ему симпатичными.
        Вадим незнал, какой она была внутри, но, послухам школы, одноклассники ее нелюбили. Засвоей партой она сидела водиночестве ипошколе бродила тоже одна. Унее небыло близких подруг. Были лишь те девочки, которые относились кней ссожалением.
        Олег сЯной зашли под козырек крыши, иосенний ливень обрушился наних стеной. Через несколько минут дождь начал стихать, ноВадим знал, что он непрекратиться. Такой дождь вообще незаканчивается. Он льет то слабее, то сильнее и, словно смеется над людьми.
        После затяжной паузы Олег повернулся кребятам испросил:
        - Есть еще сигареты?
        Вадим услышал, как стучали его зубы.
        Укромный уголок застеной детской библиотеки он нашел первым, итогда-то вего голову ипришла идея. Уподростков всегда есть, что скрывать отвзрослых, иесли что-то когда-нибудь появится уних, то они обязательно спрячут его здесь. Той осенью такой вещью оказалась пачка «Космоса». Позже каждый изих компании будет красть сигареты усвоих родителей иоставлять их встене детской библиотеки.
        Олег дрожал, его зубы отстукивали трещотку, ноон все равно отдал свою куртку девочке. Дождь усилился, ветер рывками забивал под козырек крупные капли, ивскоре его рубашка промокла. Вадим сунул руку втайник ивытащил пачку «Бонда». Внутри было три сигареты изажигалка.
        - Бери, - протянулон.
        - Нам одну надвоих.
        Дрожащими руками он передал сигарету девочке ипомог подкурить.
        - Первый раз? - Вадим глянул наЯну сверху вниз.
        Теже штаны, белая блузка, прикрытая курткой Олега, косички, неопрятно всунутые поднее.
        Яна смущенно улыбнулась.
        - Просто втяни всебя, - подсказал Олег ипогасил огонь.
        УЯны получилось. Она глубоко втянула дым, точно также, как это делали девочки изстарших классов, ивыдохнула. Густое облако двинулось отнее келкам. Яна сделала еще две затяжки иотдала сигарету Олегу.
        - Все впорядке? - спросилон.
        Яна пожала плечами иположила голову ему нагрудь. Олег обнял ее. Так они стояли долго-долго, акогда дождь стал стихать, Вадим сЛехой пошли водну сторону, аОлег сЯной - вдругую. Олег даже непожал им руки напрощание, иВадим подумал, что эта девочка рано или поздно заберет изих компании друга. Позже он сказал Лехе одну вещь ипопросил больше никогда обэтом невспоминать: «Девочки приходят иуходят, нони одна изних непропадает бесследно».
        Он еще незнал, как эти слова отразятся наего будущем. Вшестнадцать лет он лишь предчувствовал, что дружбу парней может уничтожить только одна способность человека. Вслух оней Вадим неговорил.
        Яна пришла вих компанию маленькой, простодушной, влюбленной девочкой. Ее черные блестящие глаза напоминали тот мир, где дружба становятся укрытием отплохих родителей, аденьги теряют свою сущность. Она почти ничего неговорила, иВадим долго немог понять, почему ее бесхарактерность так крепко переплелась сих судьбами. Может, потому что они все стали ее защитой отпсихологического мира школы, требуя взамен лишь ее внимания. Иони его получали. Яна стала их сердцем. Бездонным пространством, где хранились их секреты. Девочка, вкоторой никто невидел ничего, кроме поношенной одежды, туфель ипристрастия всегда быть далеко ото всех, превратилась вдруга.
        Вноябре девяносто девятого года, вовремя страшной эпидемии гриппа, их компания уменьшилась вдвое. Вконце месяца лили холодные проливные дожди, иправительство решало задачу - оставлятьли вшколах детей. Гриппом болели все: отгрудных детей допенсионеров. Учителя иродители делали все возможное, чтобы обезопасить своих детей отболезни, ноих усилий едва хватало, чтобы спасать самих себя. Грипп неспрашивал, кто изнас готов пропускать школу, акто нет. Вирус всасывался внутрь иукладывал вкровать свысокой температурой икашлем. Дети горели вмаленьких убогих комнатках стационаров, икаждый день вновом выпуске новостей вспыхивали ужасающие цифры.
        Вадим помнил, как пришел вшколу ивместо двадцати пяти человек своего класса увидел лишь семерых. Впериод лихорадки они все выглядели, как выжившие после наводнения. Занятия перестали походить научебу, школьники занимались обсуждением телевизионных новостей, аучителя вздыхали икрестились, потому что втомже положении находились иих родные дети.
        Даже когда выходить изшколы вовремя занятий было запрещено, Вадим немог устоять перед курением. Леха слег впостель напоследней неделе ноября, Олег - спустя два дня, иносить сигареты теперь приходилось ему одному, Вадим по-прежнему уходил набольшой перемене застены школьной библиотеки. Здесь он словно обретал свое начало, где его никто немучил инедоставал глупыми вопросами. Этот глухой уголок был удален отмалышни, исюда неприходили ребята постарше. Вадим закуривал сигарету, прижимался кстене исмотрел наели. Изредка он слышал, как кто-то приближается кнему попарковой аллее, апотом уходит прочь. Он слышал удары каблуков: тихие, звонкие, шаркающие, каблуки женских туфель, сапог или мужских ботинок. Сквозь сигаретный дым просачивалось все, иему казалось, что однажды эти звуки остановятся.
        Вадим делал очередную затяжку, только наэтот раз тяжелую, потому что сигарета кконцу начинала горчить, икнему приходило новое видение. Кто-то, идущий попарковой аллее, вдруг сворачивает снее, ветви елок раздвигаются иони встречаются лицом клицу. Он покрывался мурашками, когда находил перед собой лицо учительницы географии. Она казалась ему очень красивой, носила самые приметные платья, иее волосы были настолько притягательны, что Вадим мог смотреть наних вечно. Он непытался признаться себе, что влюблен внее. Чувство вообще небыло реальным, носидя здесь, застройным рядом раскидистых елей ссигаретой ворту, он боялсяее.
        Водин изтаких тоскливых дней кнему пришла Яна. Вее руках была помятая пачка синего «Винстона». Она протянула ее Вадиму исела рядом. Изпачки Вадим вытащил четыре сигареты. Они тоже оказались измяты, нонесломаны, аэто было важнее. Он выпрямил одну сигарету ипередал девочке вместе соспичками, остальные аккуратно засунул втайник.
        - Мы придем сюда завтра, - сообщил он, хотя понимал, что посубботам никто неучится.
        Яна улыбнулась ичиркнула спичкой. Загод, проведенный вих компании, ее лицо покрылось серыми пятнами. Самое большое пятно растеклось поправой щеке. Вадим знал, откуда оно, иеслибы его спросили, умеетли эта девочка правильно пользоваться косметикой, онбы ответил, что умеет, только ее унее нет. Яна выдохнула. Грудь сжалась под ее тоненькой курткой. Новая затяжка. Уголек раскраснелся ипотух, адым стал медленно подниматься внебеса.
        - Олег надолго слег, - сообщила она, передавая сигарету. - Вчера заходила кнему домой. Его мама сказала, что унего высокая температура исильный кашель.
        Вадим покачал головой. Он несказал, что тоже самое услышал отродителей Лехи. Внеравной борьбе грипп всех валил налопатки, иим оставалось только ждать своей очереди.
        - Холодно, - прошепталаЯна.
        Она потирала руки. Шапка сползла налоб, прикрыв черные брови.
        Вадим подвинулся кней исказал:
        - Когда-нибудь родители все узнают.
        Яна вздрогнула. Ее лицо стало пепельно-серым, словно она только что осознала нелепую ошибку. Пятна наее щеках разгладились, иВадим подумал, что девочка просто волнуется. Она недумает ородителях, она думает, какбы отнего отсесть. Через толщу одежды Вадим чувствовал, как Яна дрожит, ичто-то внутреннее, происходящее между ними, подсказывало ему, что дрожь исходит неотхолода. Яна слишком мала инеопытна, чтобы расти одной вкомпании мальчишек.
        - Моя мама незнает, - продолжила Яна. Ее глаза переместились наелки. - Ничего незнает. Ноесли она узнает…
        - Мама? - переспросил Вадим, переняв унее сигарету. Вэтот момент он подумал осигаретах, как оединственной цели своей жизни.
        Привычка курить затягивала его таинственным воздействием. Сигареты брали унего совсем ничего - чуточку страха из-за воровства ичуточку жизни из-за пагубного влияния. Он воровал ибоялся, что обо всем узнает отец, курил ибоялся, что обо всем узнает школа ипотом отец. Ивтоже время он так обожал это чувство - страсть курить - все равно, что сидеть натонкой ветке высоко-высоко над пропастью. Что может быть лучше, когда ты учишься вобычной школе, где жизнь больше напоминает зеркало, вкотором нет отражения. Асигарета дарила многое, ноЭТО многое было очень кратковременным. Сним Вадим отдыхал, анесмотрел нараздробленную семью иупорство отца доказать, что школа - залог куспеху. Школа - начало успеха, ноуспех может быть стольже коротким, как затяжка. Вжизни все хорошее длится недолго.
        - Расскажи освоей семье, - попросил Вадим иувидел налице Яны печальную улыбку.
        Пока рядом небыло друзей, ему хотелось узнать, почему девочка выросла именно такой. Слова давались ему струдом, ноон знал, что если неспросит сейчас, возможно, неспросит никогда.
        - Мама рассказывала опапе немного… Он умер давно, ия онем почти ничего непомню, - услышав приближающиеся шаги, она замолчала.
        Когда парочка женских каблуков прошла мимо, ветер идождь восстановили шум. Яна смотрела накачающиеся елки, аВадим понимал, что подталкивать девочку натот разговор больше нестоит. Вкои-то веки ему понравилась пауза. СОлегом она вела себя смелее, иее волнение, растянутое всигаретном дыме, разогревало желание быть кэтой девочке ближе.
        - Когда мне было три года, наш дом сгорел, - продолжила она. Вадим потер вспотевшие ладони. Внезапно он понял, что Яна говорит отрагедии. Он понял, почему родного отца заменил отчим, икакой крайности было подвержено детство девочки. - Мой папа был механиком. Работал всудоходных компаниях иполучал кучу денег. Мама любила деньги. Она хотела, чтобы ия познакомилась стаким мальчиком, укоторого будет много денег ихорошая работа. Она считала, что вжизни любой девушки больше нет никаких ценностей, кроме ее состоятельности ивнешности. Апапа был как раз одним изтех, кто мог ее обеспечить. Они любили друг друга, нопосле моего рождения отношения стали разваливаться.
        Яна пожала плечами ивзглянула наВадима. «Тебе это интересно?» - спрашивали ее глаза. Она выпустила белый дым ему влицо, иВадим усмехнулся. Его глаза заслезились, ион зажмурился. Слезы исчезли. Вадим положил руку наее плечи иприжал ксебе. Яна протянула ему сигарету, ион сделал последнюю затяжку, после чего бросил окурок влужу.
        - Я незнаю, что случается вовзрослой жизни, когда удвух родителей появляется ребенок. Люди должны радоваться илюбить друг друга еще крепче, номои родители выбрали другой вариант. Они рассорились. Папа бросил море иустроился намалооплачиваемую работу вкотельной. Как рассказывала мама, там он проводил все черные дни перед смертью, акогда возвращался домой, шел вдетскую, садился рядом сомной ичитал книжки. Они необщались. Виделись только накухне. Мама стала много пить, курила подве пачки вдень истрадала отдепрессии. Однажды она заснула сгорящей сигаретой, ислучился пожар.
        Яна прикрыла лицо руками. Слезы собирались наее ресницах. Она попросила Вадима оеще одной сигарете, имальчишка неотказал. «Кчерту экономию». Кзавтрашнему дню Вадим решил стащить уотца надве сигареты больше.
        - Папа как раз возвращался сработы. Мансарда, где находилась моя комната, только занялась огнем, идым валил из-под шифера всторону огородов. Амоя кроватка была спереди, ближе клицевой стороне дома. Мама рассказывала, что он влетел вдом, даже незаметив перед собой стену огня напервом этаже. Нанем загорелась одежда, ивспыхнули волосы, нопапа неостановился. Он вытащил изогня маму, потом бросился навторой этаж - вмою комнату. Он обернул меня втряпки, разбил окно изакричал, чтобы кто-нибудь снизу сумел меня поймать. Мама сказала, что втот момент под окнами собралось много мужчин, нозайти вдом никто нерешился.
        Вадим раскурил сигарету ипротянул Яне. Девочка тяжело вздохнула исделала несколько глубоких затяжек. Ее глаза напитались дымом ипокраснели.
        - Меня поймал дядя Коля, наш сосед. Он досих пор живет вАдыгее. Он рассказывал, как я плакала, хотя ничего непонимала. Помню дым, помню, что отец вертел меня, как бутылку, толькобы обезопасить отогня. Еслибы он незамотал меня втряпки, ябы сломала себе шею оруки дяди Коли.
        Фильтр сжался между пальцами девочки. Она больше немогла курить, нонервы впитывались всигарету ипродолжали желать ее. Яна втягиваладым.
        - Приехали пожарные, начали тушить дом, апапа так иневышел обратно. Огонь слишком быстро охватил все вокруг, ион задохнулся.
        Вадим закусил губу. Сколько подобных историй он слышал всвоей жизни?
        - Ты любила своего отца? - проговорил он сквозь скованные зубы.
        - Я была слишком маленькой, чтобы это понимать.
        Вадим снова увидел улыбку, которая сожалела, терпела ибеспокоилась много раз. Она была серой исильной, и, когда он подумал отом, сколько боли содержат ее короткие воспоминания, он почувствовал ее. Ему захотелось просто побыть одному. Закрыть глаза, опуститься надно своих мыслей и… курить. Без сигареты дни станут еще чернее, думал Вадим. Без сигареты они станут слишком длинными итяжелыми.
        - Мама так инебросила пить. Мой отчим тоже пьяница. Натретий день его гнали совсех работ, кудабы он ни пытался устроиться. Мы живем надолги ималенький заработок мамы. Она работает прачкой вдетском саду. Той зарплаты, что она приносит домой, хватает, чтобы отдать долг соседям ичуть-чуть поесть доследующего долга. Поночам отчим бродит подворам икрадет кур, уток иметалл. Он крадет все, что можно унести ссобой инаутро выгодно продать. Потом он покупает водку иснова все покругу. Так я живу. Ия прекрасно понимаю, что думают обо мне все вокруг. Некрасивая, носит одни обноски, некрасится, еще икурит. Имне плевать наних!
        Вадим открыл рот, чтобы возразить, нолишь вздохнул. Переубеждать девочку втом, вчем она права, он нехотел. Она была слишком растрогана. Иеще Вадим открыл для себя странную вещь: никто прежде неговорил сним так искренне. Он подумал отом, когда сам последний раз открывал кому-то свою душу. Несмотря намальчишеский авторитет, он вел себя замкнуто, если дело касалось семьи. Он был готов поделиться чем угодно, нонеуродством отца, избивающего его попервому непонравившемуся слову. Он никогда невытряхивал изсебя этот мусор, потому что знал: жить всамом себе гораздо проще, чем терпеть всеобщие сожаления. Он боялся, что однажды кним придет полиция изаиздевательства заберет отца втюрьму. Кто тогда останется сним? Всем плевать наодинокого мальчишку.
        - УОлега хорошая семья, - Яна укуталась вкуртку. - Он мне нравится, потому что он добрый, иего мама несчитает меня сумасшедшей.
        Вадим покачал головой. Когда Яна заговорила про Олега, он позабыл обо всем, очем думал раньше. Ему впервые захотелось поделиться своей болью сдругим человеком, новего сознании вновь возник непреодолимый барьер. Нет, это никогда невыйдет насвободу. «Я живу под куполом, - сказал он себе, - иэтот купол ничто никогда непрорвет». Даже маленькая одинокая девчонка, ккоторой вся школа относится спренебрежением.
        Через несколько минут они разошлись подомам. Ночью Вадим лежал соткрытыми глазами. Он слышал, как всоседней комнате вздрагивает пол. Отец вернулся сработы неодин. Сегодня сним была женщина. Очередная женщина. Жизнь без жены давала ему право насвободу.
        Их дом состоял издвух комнат икухни, адеревянные стены были настолько тонкими, что оттопота ног накухне вего комнате вздрагивал комод. Вадим лежал идумал, что будет дальше. Ему нехотелось спать, сердце постукивало, словно предчувствуя беду. Вкакой-то момент он ощутил тревогу, иему вспомнился эпизод изромана Айтматова «Плаха». Он прочитал третью часть повести, после того как учительница политературе рассказала классу первые две. Ивот он лежал, ощущая всебе ком разрывающейся боли. Сердце сжималось, ион покрывался ковром судорог.
        Анакухне стоял смех.
        Когда это случилось, Вадим услышал громкий звон бьющегося стекла. Потом загремел чайник, иженский крик облаком охватил весь дом. Вадим немог разобрать внем слова, ночем быстрее крик приближался кнему, тем больше паники скрывалось вэтом звуке. Настала секунда, когда крик прекратился, иего коснулось эхо… «Папа что-то натворил», - подумал он изадрожал. Через несколько секунд накухне стало еще тише, идрожь усилилась. Вадим понял, что больше неможет лежать впостели. «Мой отец там, - говорил он себе. - Он как всегда пьян, акогда отец пьян - он непредсказуем».
        Вадим услышал, как щелкнула дверь, икто-то вошел вкомнату. «Наверное, это он», - подумал мальчишка иперевернулся надругой бок. Тихо скрипнула дверца шкафа, инапол посыпались вещи. Через приоткрытую дверь Вадим слышал дыхание отца. Он снова вспомнил «Плаху», волчицу, обнюхивающую чекушку, вместе скоторой явилась беда, итрагедия предстала перед ним вовесь рост.
        Отец нашел то, что искал ивышел задверь. Накухне зазвенело стекло. Боль вгруди неунималась, иВадим решился встать скровати изаглянуть накухню. Он подобрался кдвери своей комнаты иприслушался. Иззвуков, доносящихся изкухни, он выделил слабый плач ипыхтение. Вадим открыл дверь искользнул покомнате. Устроившись под вешалкой - там, где, если невключать свет, его никто немог увидеть - он прильнул кстене изамер. Только сейчас он начал понимать, почему вдоме такая тишина.
        Накухне горел светильник. Отец поставил его напол, чтобы сулицы никто неразглядел, что творилось внутри. Своими вещами отец пытался вытереть спола кровь, ноджинсовые тряпки плохо впитывали жидкость. Наполу оставались ужасные кровавые разводы. Отец делал круги все шире ишире, словно непонимая, что кровь неисчезнет. Его голова раскачивалась туда-сюда, как вприступе, иВадиму казалось, что скоро он упадет без чувств вту самую лужу, откоторой пытался избавиться.
        Вкакой-то момент отец точно услышал его мысли. Он вскинул голову ипосмотрел всторону спальни. Вадим видел, как его дурманило. Он щурился имотал головой. Несколько раз его передернуло, будто он коснулся электрических проводов. Возможно, он что-то увидел или почувствовал, нотут его сразил кашель, и, чтобы нешуметь, он ткнул себе врот тряпку, которой вытирал пол. Все вокруг кружилось ивертелось. Отусталости он опустил голову ибросил занятие. Донего словно дошло, что то, что он делает, ни кчему неприведет. Его ожидало еще более трудное испытание.
        Удвери вмешке лежал труп женщины. Под ее голову отец подстелил тряпки, видимо, надеясь, что так кровь меньше растечется пополу. Вскоре он понял, что прогадал. Маленькие полотенца пропитались кровью насквозь, иполовицы вокруг них стали темнеть. Через пару минут он надел натруп второй мешок ивскинул насебя. Шатаясь, он покинул дом, аВадим высунулся изукрытия икинулся кокну кухни.
        Он увидел, как отец свернул задом игде-то впотемках огорода вместе смешком грохнулся наземлю. Так он пролежал несколько минут, иВадим уже решил, что он заснул или потерял сознание, нотут отец вновь показался посреди двора. Теперь мешок он ненес, атащил засобой.
        Он открыл дверь сарая ивошел внутрь. Зажглась свеча, исквозь грязное, затянутое пылью ипаутиной окно, проступил свет. Где-то там отец отодвинул люк искинул тело впогреб. Вадим заглядывал туда сегодня утром ипроверял уровень воды. Впогребе они хранили банки, поэтому уровень паводка регулярно отслеживался. Вода подошла ровно под первую полку, авсе банки стояли натретьей. Беспокойству небыло причин.
        Сейчас Вадим боялся подумать, что будет завтра, когда ему придется заглянуть под крышку. Тень отца нешевелилась. Он стоял там исмотрел, как вхолодной осенней воде тонул труп женщины.
        «Его раскроют, - Вадим слышал, как бьется сердце. - Они придут изаберут его! Ия останусь один!» Внезапно ему захотелось курить так сильно, что стало все равно, узнаетли отец его тайну или нет. Вадим знал, где лежит пачка сигарет. И, скорее всего, несколько окурков еще остались недокуренными впепельнице. Емубы хватило всего нескольких затяжек, толькобы эти окурки принадлежали папе, анемертвой женщине.
        Стук!
        Вадим окаменел.
        Отец притормозил возле двери, снимая галоши. Вадим спрятался под столом.
        Стук!
        Дверь распахнулась, отец прошел накухню, взял сигареты иудалился.
        Стук!
        Вадим вылез из-под стола иснова уставился вокно. Втаком положении он простоял два часа. Скурив один окурок, он потянулся задругим, потом - затретьим. Отец никогда нескупился насигареты. Докурив дополовины одну, он тянулся задругой. Итак дотех пор, пока неполучал свою дозу. Накухне никогда непахло едой. Накухне пахло только сигаретами итлеющими фильтрами.
        Вдом отец вернулся кутру. Измотанный, уставший он протелепал ксвоей кровати, втягивая облака горького дыма, иуволился спать. Погреб был зарыт, иотец мог неволноваться, что кто-то сумеет разыскать труп, утопленный вводе изаваленный грудой мусора. Свечи погасли, нотошнотворный запах пота идыма мешался меж сырых турлучных стен.
        «Его никогда уменя незаберут», - думал Вадим.
        Тем временем солнечный свет прорезался сквозь студеный осенний воздух ивсколыхнул округу. Почти прозрачные окна покрылись испариной изапотели. Небо прояснилось, исквозь крохотные капельки воды настеклах проступил теплый день. Вадим водил пальцем постеклу, рисуя узоры имечтая поскорее уйти вшколу, чтобы встретиться сЯной иотвлечься отглубокого душевного страха. Он думал отом, как расскажет ей про свой сон (ему редко снились сны) ипокурит. Черт побери, ноэта тяга стала заманивать его! Поутрам ему никогда нехотелось курить так сильно, как сейчас. Его желудок сжался отголода, ноеслибы ему дали всего половину сигаретки… мирбы изменился, как думал Вадим, влучшую сторону. Когда он провел пальцем вниз, вырисовывая настекле заключительную палочку отслова «Привет», задомом послышалось поскуливание.
        Вадим пересек комнату, вышел вприхожку иобулся. Его одолело странное сомнение, что ему нестоит выходить издома, недождавшись восьми. Он даже захотел втуалет, что постоянно случалось сним из-за испуга. Это чувство подчеркнуло факт несуразности вего намерениях. Если задомом действительно кто-то скулил, так это старик Тоби, которого отец непокормил сегодня утром. Старику Тоби шел уже четырнадцатый год, ион жил вконуре, впритык примыкающей кдому. Отец никогда неотпускал его сцепи, иТоби попривычке встречал солнце, высунув нос из-за дома, апровожал, сунувшись всамый дальний угол будки.
        Вадим вспомнил, как четырнадцать лет назад Тоби пришел вих семью. Это был огромный сюрприз наДень Рождения, икак жаль, что самому Вадиму натот момент исполнилось всего три года, ион едва понимал, что собака, поселившаяся уних водворе, станет самым главным подарком вего жизни.
        «Тоби», - прошептал Вадим, боясь разбудить отца.
        Вответ послышалось очередное поскуливание, инаэтот раз Вадим нерассуждал, выходитьли издома или нет. Тоби никогда нескулил поутрам. Ксвоим четырнадцати годам он научился терпеть голод, стужу, тягу ксучкам ижелание просто пробежаться вдоль забора.
        Вадим вышел задверь изаглянул заугол. Возле собачей будки он обнаружил обрывок цепи. Вадим подошел ближе, заглянул вконуру ипонял, кое-что всегда случается впервые. Тоби СОРВАЛСЯ сцепи.
        «Как хорошо, что отец спит, - подумал Вадим. Сейчас Тоби необходимо отыскать, сковать цепь идать собаке поесть».
        Ноощущение гнетущей опасности уже коснулось его испуганного сознания. Вадим словно очутился нарельсах, атам, где-то уже совсем рядом, накатывающий поезд раздавливал под собой воздух идвигался вего сторону.
        - Тоби, - он тихонько позвал собаку. - Тоби, чертбы тебя побрал!
        Вадим старался говорить ласково, чтобы пес понял его настрой. Отецбы никогда нестал так говорить. Вего руках появляется лопата, если Тоби делает что-то нетак.
        - Тоби, - итут Вадим вздрогнул.
        «Он там», - осознал Вадим всей глубиной ирастерянностью своих мыслей.
        Когда поскуливание средким угрожающим рычанием повторилось, мальчишка поспешил всторону сарая.
        - Зачем ты туда полез, глупая псина! - проклинал Вадим.
        Тоби рычал изоткрытой двери. Вадим слышал этот звук, словно пес находился всундуке столстыми стенками - вроде того ящика, где они хранили охотничье ружье. Нотот сундук стоял вдоме, вкомнате отца. АТоби рычал изсарая, где единственным глухим местом был погреб.
        Вадим подошел кдвери иподумал, что отец зря оставил сарай открытым. Когда Вадим увидел погреб (тоже открытый, хотя они всегда закрывали его толстым древесным люком, чтобы случайно непровалиться втемноте) его охватил ужас. «Это случилось», - подумал Вадим. Он, наконец, полностью осознал усталость отца. Погреб глубиной чуть меньше двух метров был доверху забросан землей.
        Следы отколес тачки были похожи нарельсы. Они неслись, огибая толстое засохшее дерево, через утиный загон (забор валялся пообе стороны, будто его положил ураган) кближайшей грядке кукурузы. Вероятно, там отец вырыл целую могилу. Вадим снова заглянул всарай: Тоби уверенно пытался вернуть все насвои места. Он копал только что зарытый погреб, иего коротеньких стареньких лапок хватило, чтобы закопаться наполметра. Стакими успехами пес мог достигнуть трупа кобеду.
        - Тоби! - закричал впанике Вадим ивдруг ощутил ледяное прикосновение.
        Отец стоял позади. Его глаза были красными ивспухшими. Лицо вздулось ипокрылось сеткой кровеносных сосудов. Его волосы поседели заодну ночь, морщины стали глубже. Мальчишке казалось, что отец преобразился вчудовище изстрашных фильмов.
        - Папа, - промямлил Вадим. - Я только хотел вытащить собаку…
        - Я сам вытащу, - сказал очень далекий голос.
        Вадим решил, что слышит его всебе.
        Тут он почувствовал, как сильно хочет втуалет. Гораздо сильнее, чем хотел перед тем, как выйти водвор.
        - Я сам вытащу, - отец накатил нанего еще больше ужаса. Услышав его голос, остановился даже Тоби. Пес поднял голову вверх иоскалил зубы. - Я сам его вытащу.
        - Я тебе помогу.
        Глаза переплыли отца вдругое положение. Вадим вжался вдверной косяк ипобледнел. Так яростно отец нанего еще никогда несмотрел.
        - Иди вдом иневыходи, пока я невернусь!
        ИВадим ушел. Азаего спиной отец взял штыковую лопату, зашел всарай иприкрыл засобой дверь.
        Всвоей маленькой обшарпанной комнате Вадим задернул занавески, сел всамый темный угол изаплакал. Его слезы были огромными, как бусины клюквы, которую он ел уЛехи наДень Рождения. Через три минуты он услышал, как хлопнула дверь. После этого хлопка Вадим больше никогда невидел Тоби, иотец никогда неоткрывал сарай. Велосипед оказался выброшенным напомойку, и, чтобы сохранить свой единственный способ передвижения, мальчишке пришлось долго просить отца освободить немного места вподвале дома. Каменный подвал поосени тоже затапливало водой, но, как считал Вадим, лучше велосипед будет стоять наполовину затопленный водой, чем выброшенным напомойку совсем остальным барахлом изсарая.
        После пяти лет пьянки, пяти долгих лет, закоторые натот свет успели отправиться почти все товарищи, скоими он беспробудно пил, апотом вымещал свой гнев насобственном сыне, отец, наконец, устроился наработу. Теперь Вадим заканчивал второй курс ПТУ иприходил вдом, где запах водки ощущался лишь как часть истории. Внешне дом неизменился. Его никто неспешил приводить вбожеский вид. Наэто попросту нехватало денег, ноденег стало хватать навещи иеду. Вадим приобрел себе классную куртку. Она смотрелась, как смокинг: черная, короткая имодная. Она ему очень нравилась, ион нечувствовал себя зажатым. Даже Леха - единственный человек изего компании, чья семья неиспытывала финансовых трудностей - сказал, что его куртка классная.
        Еще через год отец купил себе подержанный мопед, иони вместе гоняли нанем нарыбалку.
        Однажды они вернулись согромным уловом рыбы домой иувидели возле забора две милицейских машины.
        Отец сел. Надолго. Вадим понял, что жизнь стремительно пошла под уклон, изапил сам. Он пил, икаждый грамм алкоголя пронизывал его, как ледяной ветер. После ПТУ он нашел работу, куда его взяли только из-за возраста. Работодателю требовались молодые крепкие парни для копки могил, иВадим оказался именно тем, что надо. Помимо него вкоманде было еще два человека - тридцатилетний Аркадий, отсидевший заизнасилование, илысый здоровяк Антон.
        Антон был нахорошем счету ивыполнял роль руководителя. Могилы он нерыл, нозарабатывал больше всех. Антон получал деньги отработодателя, часть брал себе, часть отдавал рабочим. Вцелом Вадим уносил домой посемьсот пятьдесят рублей вдень, чего ему хватало напрожитье исигареты. Водку каждый день приносили заказчики, Вадим уже непомнил день, когда уходил сработы трезвым. Пока отец сидел втюрьме, двор зарастал бурьяном, пол покрывался пылью, апод домом повесились мыши. Мальчишка неспешил как-либо менять ситуацию. Нажизнь ему было плевать.
        Как-то раз его окно задребезжало отстука. Вадим только проснулся после вчерашнего пьянства инесразу осознал, что произошло. Окно снова отозвалось громким стуком, иВадим подумал, что наэтот раз милиция пришла заним. Он набросил куртку наголое тело (он был водних трусах) специально показывая участковым, кто они для него насамом деле, ипошел кдвери. Наподходе он вспомнил, как отец зашел вдом стой женщиной. Ворту появилась горечь, ион сжался вкомок.
        После запоя он был похож насмерть: худой, небритый, сопухшими глазами. Вкоридоре он понял, что заплачет, носдержался. Откинув засов, Вадим толкнул дверь ногой иувидел напороге девушку. Она выглядела совсем нетак, как вшколе. Она была прекрасна.
        Вадим знал, что она уехала учиться игде-то устроилась наработу. Знал, что ее главная мечта - убраться подальше отматери-алкоголички - сбылась ровно напятьдесят процентов. Иэто последнее, что он слышал про нее ипро старого друга. Потом связь оборвалась.
        - Яна, - прошептал он ипопытался всмотреться.
        Все кружилось перед глазами. Ему едва удавалось удержать свою голову. Носвежий воздух быстро возвращал его вреальность.
        ЗаЯной стоял Олег. Девочка курила. Олег разглядывал ветхийдом.
        - Привет, - вздохнула она ипосмотрела нанего печальными глазами.
        Они помолчали. Вадим чувствовал, как трясутся его коленки. Его сводило холодом. Была ранняя весна. Он кивнул головой ипотом подумал, как стыдно пригласить их вдом, потому что комнаты превратились внастоящий ужас. Насекомые доедали остатки пищи нанемытой посуде, покомнате летали дрозофилы. Кругом грязь, пыль изапах водки. Из-за пьяного угара он нередко мочился всвоей кровати. Он просто непонимал, что лежит наней.
        - Давай прогуляемся, - предложилаЯна.
        Вадим опустил голову. Желудок свело судорогой. Он вздрогнул, пытаясь совладать сболью. Ивдруг боль исчезла. Он посмотрел наОлега иЯну ииспытал первый прилив счастья стех пор, как его жизнь неуклонно пошла вниз. Он незнал, что они хотят ему сказать. Он неверил вообще, что еще кому-нибудь нужен. Он думал, что спит, аперед глазами стоит мираж изстарых сказок, когда все еще было хорошо.
        Его губы растянулись всухой улыбке, итеперь наего лице отразилось все, что ребята хотели видеть.
        - Давай, выбирайся, - Яна улыбнулась. - Мы вернемся нанаше место икое-что расскажем тебе. Иесли ты захочешь, мы возьмем тебя ссобой.
        Свечение
        - Анюта! - окликнула высокая круглолицая женщина.
        Она выглядела нелучшим образом. Аня трижды звонила ей вчера ночью, ноей никто неответил. Все словно сговорились выключать телефоны, только дежурной медсестре отэтого становилось нелегче. Дыхание, пульс, давление - дыхание, пульс, давление - трижды она повторяла прошлой ночью, ноутром забыла обо всем. После того, что случилось, она исама едва находилась впараметрах дозволенных сердечных сокращений.
        Круглолицая женщина потрогала ее лоб ивскинула брови.
        - Горячий, - она вернулась кстолу иразвела встакане аспирин. - Извини, сама незнаю, что делаю. Выпей!
        Она протянула стакан медсестре.
        - Аня, - без внимания. - Что случилась, детка? Неудачная ночь. Вродебы никто неумер. Это Ирина Ивановна, начальница медицинской части военного колледжа. Хватит притворяться. Я знаю, что ты звонила мне втри часа ночи, знаю ито, что ты несколько раз перезванивала. Извини, я взять трубку несмогла.
        - Я все понимаю, - тихо ответила Аня ивзяла стакан саспирином.
        - Тогда я хочу немедленно услышать доклад! Что запациент прибыл сегодня ночью? Как его самочувствие?
        - Без происшествий. Все хорошо.
        Аня глянула нанее пустыми глазами.
        Теперь Ирина Ивановна осознала, что сподчиняемой, действительно, что-то нетак. Однажды она столкнулась сподобным случаем, вАфганистане - она проходила свою первую практику совсем молодой инеопытной. Зашивала ноги, руки, прикладывала куски оторвавшейся кожи, заматывала разбитые головы. Стоны солдат досих пор снятся ей вкошмарных снах. Ией казалось, что более страшного места, чем Афганистан ей никогда неувидеть. Она помнила все, что держала всвоих руках, итеперь они недрожали при виде выпавшей печени или распотрошенных кишок. Они были холодны ибесчувственны. Носейчас Ирина Ивановна вздрогнула всем телом. Ее окутал испуг.
        - Аня? Что случилось?
        - Ничего.
        Аня сидела, опустив голову вниз, аИрина Ивановна пыталась вспомнить, когда видела ее такой последний раз. (Да ибылли вообще этот последний раз). Она села рядом, скрючившись, как ведьма над котлом зелья. Черная женская сумка так иосталась наее плече.
        - Аня!
        - Что?
        - Ты проводила утренний осмотр?
        - Да.
        - Все хорошо?
        - Все замечательно, - ответила медсестра, ивновь перед ее глазами вспыхнула ночная история.
        ***
        Семь лет назад я встретил прекрасную девушку. Это случилось еще вовремя летней практики вЭнсо - маленьком, богом забытом городке, где большую часть населения составляют старики, аменьшую - женщины ввозрасте засорок. Мы познакомились вбольнице. Я подрабатывал медбратом после колледжа, аона попала вотделение стяжелым отравлением. Беседа забеседой, нокогда она пошла напоправку, я понял, что просто так, мы уже нерасстанемся. Мы слишком сильно нуждались вподдержке друг друга, но, как это иполагается зажатым изакомплексованым людям, держали все внутри.
        Я узнал, что она работает водном изместных ресторанчиков вцентре Энсо. Она сказала, что очень хочет заработать денег научебу ичто рассчитывает некоторое время пожить здесь, после чего уехать вдругой город ипоступить вуниверситет. Конечно, я небыл рад это слышать. Нонатот момент я еще небыл ее парнем. Мы даже ни разу нецеловались, поэтому препятствовать ей нестал.
        Уже тогда слово работа воспринималось мной, как яд. Нескрою, что я очень ценил труд каждого человека: работа - есть обратная алгебраическая функция безделью. Ипервое время, когда я рассказывал оней своим друзьям, мне нравилось возвышать ее. Нравилось говорить, что она неизтех девочек, которые высасывают изродителей деньги додвадцати пяти лет, апосле начинают высасывать их изсвоих мужей. Нет. Вней было много самостоятельности. Гораздо больше, чем вомне.
        Каждый вечер я возвращался домой извонил ей. Икак вы думаете, что я слышал втелефонной трубке? Голос, абсолютно лишенный удовольствия, уставший, измотанный иослабевший. Я слышал этот голос много раз, ощущал ее эмоции иникогдабы неподумал, что какой-то маленький, вшивый ресторанчик сумеет поглотить ее целиком. Каждый вечер я звонил ей, хотел услышать что-нибудь новое, хотел разобраться вее настроениях ипочувствовать, можноли ими управлять. Я помню, как она смеялась, дула втрубку, точно вкружку сгорячим чаем, иее смех придавал мне столько радости, что я забывал весь скопленный задень негатив. Она смеялась, ия видел ее улыбку. Такую редкую, ноискреннюю, такую добрую иничего нетаящую всебе. Просто улыбку, которая поворачивала все вспять. Просто чувство, заставляющее вдыхать ивыдыхать иверить, что вмире есть много вещей, способных сделать тебя счастливым. Например, ты можешь любить кого-то, получая тоже самое взамен, аможешь ненавидеть, получая…
        Так шло время.
        Она никогда незлилась наменя зачастые звонки, нораз отраза я стал понимать, что наши беседы заходят втупик. Дело вовсе невтемах или втом, что мы уже очень хорошо узнали друг друга. Она была занята чем-то своим. Возможно, уплотнили рабочий график, возможно, ей кто-то мешал. Ноя неверил вто, что ей все надоело. Аголос втрубке все чаще зарывался вусталость. Все чаще напоминал измождение имуки, словно ее пытали или заставляли делать то, что она нехотела.
        Я никогда неспрашивал ее отом, чем именно она занимается вэтом ресторане. Вмоей голове наэтот счет была одна-единственная ассоциация: официант - заказ - выполнение - чаевые. Итак доконца рабочего дня. Потом отдых - иснова работа.
        Потом я узнал, что она работала день через день спяти часов вечера дочетырех утра.
        Напервом курсе медицинского колледжа нам читали несколько коротких лекций овлиянии сна нажизнь здорового человека. Каждый врач знает, что пяти часов сна всутки, даже если такой режим стабилен, совершенно недостаточно для нормальной жизнедеятельности организма. Кровеносные сосуды вздуваются после каждого физического действия, кожа налице краснеет, учащается пульс, отдышка, теряется четкая ориентация, сердце превращается втряпку, ивсе это происходит постепенно, взависимости отколичества отведенного под сон времени.
        Когда я видел ее впоследний раз, она была той девушкой, которую мне хотелось любить вечно, носпустя полгода ее словно изжевала мясорубка. Она стала тощей - тазовые кости торчали побокам плоского живота, длинные волосы она обрезала под каре, что, поее словам, соответствовало образу официантки. Ее улыбка растворилась, лицо потускнело, под глазами появились круги, которые она обильно закрашивала косметикой. Носейчас краситься унее получалось плохо. Она потеряла женственность. Потеряла те искры, что так ярко запомнились мне вовремя знакомства.
        Виноват ресторан?
        Я недумаю, что ужасное преображение произошло повине этого убогого заведения. Сколько студентов работает официантами, идалеко нескаждым происходит то, что происходило сней. Она сильно изменилась, ивопрос заключался втом, почему.
        Был мрачный дождливый день, когда я пришел кним вресторан, как посетитель. Человек, желающий поужинать. Ко мне подскочила официантка, очень старая навид, хотя, как мне показалось тогда, она была одного возраста смоей подружкой. Я взял унее меню - широкий лист цветной бумаги вкроваво-черных тонах. Аппетит резко пропал, хотя то, что было набумаге, вызвало уменя уважение. Ассортимент совсем неказался скудным. Здесь было даже то, чего невстретишь вкрупных общественных заведениях. Я заказал бифштекс, хотя нехотел его есть, порцию жареной картошки, кофе истал ждать, когда мне принесут заказ. Официантка справилась довольно быстро. Момент - ипередо мной стоял первоклассный ужин. Горячее мясо я пытался охладить около пятнадцати минут. Картошка пахла специями. Уменя закружилась голова отудовольствия - еслибы нечертово мясо, отдающее копченостью иогнем. Оно точно горело изнутри, акогда я начал разламывать его, чтобы добраться досердцевины, вилка вруках затряслась ипокрылась тонким слоем испарины.
        Поужинав, я вернулся домой иобнаружил ожог направой руке. Волдыри еще невскочили напальцах, нокожа сильно покраснела. Натыльной стороне ладони между косточками пальцев появились глубокие ямки. Вены тонкой сетью покрывали запястье. Теперь я мог видеть каждую вену вотдельности. Любой врач воспримет это супреком искажет, что такого недолжно быть. Что вены должны находиться под слоем кожи, анеторчать, как кости дистрофика. Эта патология неможет развиться из-за плохого питания.
        Втотже вечер я почувствовал странную тягу кмаленькому ресторану. Точно забыл там что-то. Я спал идумал, как приятно будет сходить туда позавтракать. Пусть донего час езды из-за пробок надорогах, норади этого стоит встать пораньше, умыться, побриться иотправиться, чтобы успеть доработы. Ктомуже я нерассчитывал увидеть среди официанток свою подругу. Она работала дорассвета и, повсей видимости, утром крепко спала всвоей кровати. Моглали она думать оресторанчике тоже, что ия?
        Если унее имелись подобные мысли, окаком университете могла идти речь?
        ***
        Я сидел застоликом иждал очередной заказ. Уже две недели я завтракал здесь постоянно. Когда деньги стали стремительно заканчиваться (наработе мне платили около восьми тысяч рублей вмесяц), я решил позабыть оресторанчике, равно как одевушке, скоторой мы общались все реже иреже. Она никогда мне незвонила, ая звонил сперва раз вдва дня, потом - раз втри, потом - раз внеделю, итак все покатилось вглубь пустого дупла. Моя правая рука высыхала, как потрепанный осенью лист. Внутренне я чувствовал ее, как ипрежде, новот снаружи она выглядела совсем иначе. Совсем нетак. Имне это ненравилось. Точнее, я был сильно напуган тем, что кому-то все равно придет вголову обэтом спросить. Например, одному измоих пациентов.
        Старик спищевым отравлением попал винфекционное отделение три дня назад. Коренастый мужик, повидавший насвоем пути немало дерьма, очем никогда нестеснялся рассказывать, как-то раз спросил меня, всегдали я писал левой рукой. Вопрос был поставлен настолько резко, что внашу сторону повернулись все пациенты, лежащие впалате: толстый дед совзглядом совы, бабулька сприплюснутым носом, две женщины, вечно разглядывающие модные журналы - какже смешно заниматься этим всорок пять лет! Все они разом обернулись вмою сторону иприслушались, словно перед залпом. Так ихотелось сказать: «Настарт, внимание, марш!», чертбы их побрал! Новтот раз я просто соврал. Сказал, что да, все время писал левой рукой, астарик посмотрел наменя исказал, что лгать пациенту врачу гораздо легче, чем врачу пациенту. Я шарахнулся отнего. Правую руку я невынимал изперчатки, ноон всеже что-то заподозрил. Глянул нанее спрезрением, апотом показал свою.
        Трудно описать то, что заворочалось уменя внутри. Я смотрел наего руку ивидел, что между средним ибезымянным пальцем чернеет четыре маленьких прожженных отверстия. Волосы справого запястья облезли совсем. Еще несколько маленьких дырочек, словно ядовитый грибок, покрывали безымянный палец.
        - Видите, что происходит, когда попадаешь невто место иневто время!
        «Что свами случилось?» - хотел произнести я, ноподавился.
        - Это все они, - продолжил старик, неспуская глаз смоей руки, - эти твари изподвала. Они кажутся людьми, пока немогут тебя пристрастить, акогда ты поддаешься им, ложишься нато самое блюдечко сголубой каемочкой, считай, что уже умер.
        Он захихикал, ая покрылся мурашками. Одна избабулек вздрогнула иотвернулась. Астарик продолжал:
        - Их Преисподняя наулице Кирова открылась наразвалинах старой психоневрологической клиники, сожженной немцами вовремя Второй мировой войны. Позже там отстроили неплохой район, аеще позже заселили людей. Разумеется, смертников, - снова послышался смех. Старик покачивал головой, как осел при виде летней травы. - Говорят, там есть глубокий подвал, куда сбрасывали тела удушенных вгазовых камерах. Темное помещение глубоко под землей свыходящей наружу длинной трубой. Они сбрасывали туда имертвых иживых, апотом поджигали. Ядовитый дым стелился попотолку ивыходил через трубу внебо. Сейчас этой трубой пользуются местные кухарки. Наверняка иони недогадываются, что под их ногами - тонны несъеденных огнем костей.
        - Откуда вам это известно? - поинтересовалсяя.
        - Фашисты! - выплеснула бабулька. - Как вам совесть позволяет обэтом говорить!
        - Я ветеран, мой мальчик. Ветеран Великой Отечественной, хотя, когда это все началось, я был слишком мал, чтобы идти нафронт. Мой покойный дед, впрошлом адмирал, кое-что рассказывал овойне. Сам я впервые вышел вбой одиннадцатилетним пареньком осенью сорок третьего года.
        Одна изженщин оторвалась отжурнала иповернулась кнам, чтобы что-то произнести. Вэтотже момент кней повернулся старик:
        - Я был там, когда ты сосала грудь своей мачехи, про которую рассказываешь уже вторые сутки.
        Та испуганно перекинулась взглядом сподругой.
        - Каждый раз ктебе будет возвращаться мысль отом, стоитли мне верить или нет, ия уверяю тебя: если ты поверишь, то однозначно перестанешь спать. Авбольнице жить без сна - тоже, что инавойне без автомата.
        - Вы хотели что-то добавить? - спросиля.
        Страх уже нетак полоскал мне кровь. Его усмиряли всего три слова. Я мог ему неверить, ия собирался сделать это сразуже, как только он закончит свой рассказ. Неверить. Номоя голова неслушалась ипророчила совсем другое: поверь… Я медбрат непсихоневрологического отделения. Унас нет душевнобольных. Но… иногда мне кажется, лучшебы были. Былобы нетак скучно.
        - Дед говорил, что те твари появились внезапно, когда русские обрушили набольницу облако синильной кислоты. Место полыхнуло, анеиспарившийся яд потек глубоко под землю через ту самую трубу исмешался сзолой итрупным ядом. Что-то произошло тогда. Идело невтом, что все немцы внезапно передохли. Умерло все живое: птицы, собаки, лошади, насекомые. Все. Синильная кислота выжгла жизнь изэтого места, ноненавсегда. Пары этого яда растворяются ввоздухе быстрее радиоактивных изотопов. Ивродебы попрошествии нескольких часов яд должен был полностью испариться, но… Через несколько дней мимо больницы прошел отряд наших солдат…
        Вдруг я понял, очем пойдет речь. Понял ибольше нехотел его слушать, потому что знал: дальше речь пойдет только осмерти. Смерть, яд, смерть, яд, подвал, смерть, яд. Все перемешалось вголове, как вбанке смалосольными огурцами, которую взболтнули, чтобы слегка поднять осадок. Одна изженщин закрыла уши, другая вставила наушники отстарого кассетного плеера. Дед насоседней кровати потянулся засигаретой, нонезакурил. Просто вставил ее врот иначал сосать, как чупа-чупс.
        - Все доодного вчерных точках. - Старик поднял руку иеще раз продемонстрировал четыре сквозных отверстия ипокрытый чернотой палец. - Все, как один, молоденькие, бодрые вояки, отстукивающие победный марш после битвы под Москвой. Все полегли.
        Я выдохнул иподумал оподруге. Никаких черных точек наней я невидел, хотя полностью небыл вэтом уверен. Ее лицо сильно постарело заполгода содня нашей первой встречи. Руки были чистыми, гладкими, без единого намека накожную болезнь. Но… Я помню, как она показывала мне церковное кольцо «спаси исохрани» изчистого серебра иговорила, что неснимала его уже несколько лет. Такие кольца имеют свойство притираться кпальцам иуже неслезать сних. Еще она носила серебряный браслет. Я сам держал его вруках. Тяжелый для украшения, весом неменее пятидесяти грамм. Гладкий ихолодный. Она неснимала его, даже когда спала. Сказала, что это подарок брата, который утонул пять лет назад наозере.
        Втот вечер ни кольца, ни браслета наее руках небыло.
        Возможно, их заставляют снимать вцелях безопасности. Нокаких пыток ей стоило снять спальца кольцо? Ведь оно почти вросло внего.
        Я взглянул насвою левую руку. Обычные здоровые пальцы, волосатое запястье, шершавая ладонь, наногтях - редкие белые проблески. Свое церковное кольцо я носил насреднем пальце. Изредка мне приходилось его снимать, сэтим проблем небыло. Нокогда меня посетило странное желание примерить кольцо направую руку, палец отказался его снимать. Я попытался скрутить кольцо, как гайку, ноничего неполучилось. «Прирос?» Последний раз я снимал его два дня назад, имне потребовалось всего две секунды, чтобы закончить дело.
        Старик смотрел наменя исподлобья икачал головой.
        - Эта дрянь коснулась тебя, мой мальчик. Наверное, ты много съел втом ресторанчике?
        - Нет. Я был там всего одинраз.
        «Врать пациенту всегда легче, чем врачу».
        - Рано или поздно утебя будет тоже самое, ноты неумрешь, если невернешься втот ресторан. Это как доза радиации: ты заражен, нонесмертельно. Только вот что я тебе скажу: дрянь та никакого отношения кхимии неимеет. Она могла появиться насвет ибез участия военных. Мне кажется, что она живая испособна самостоятельно передвигаться ибродить поподвалу. Там нет света. Нет ничего, кроме золы, оставшейся после сожжения тел русских солдат. Там холодно имерзко. Дед рассказывал, что сперва немцы насыщали подвал парами ртути, чтобы уменьшить время горения. Дым над выхлопной трубой становился синим иплохо растворялся ввоздухе. Арусские истребители, пролетая над захваченным городом, видели, как синий столб, точно копье, взлетает внебо иложится натонкие перистые облака. Синий дым для них был знаком, символизирующим очередную казнь.
        Я выдохнул.
        «Хватит насегодня!»
        Дед насоседней койке распотрошил сигарету досамого фильтра. Его трясло, итабак сыпался накровать. Я подошел, чтобы успокоить его, взял заруку ивпал воцепенение.
        «Он тоже был там?»
        Две сквозные дырки, похожие наогнестрельные ранения.
        - Это пули, сынок, - отозвался старик. - Дед редко говорит, и, пожалуй, мне придется кое-что сказать занего. Его прострелили, когда он тщетно пытался спасти своего ребенка. Малышка умерла унего наруках. Пуля прошла сквозь ладонь вее сердце. Мгновенная смерть.
        Дед вскрикнул, словно почувствовав боль. Дыра владони зашевелилась.
        ***
        «Дымовая труба», - короткое воспоминание сквозняком прошло сквозь меня. Я присмотрелся кпроржавелому цилиндрическому объекту. Верхний кожух был около пятидесяти сантиметров вдиаметре, нижний сужался. Их разделял тонкий фильтр, похожий насложенную внесколько слоев марлю. Я заглянул внутрь. Чернота. Изфильтра выполз зеленоватый паук ипобежал покраешку искореженного металла.
        Состороны ресторана, где находилась труба, была грузовая зона, работающая только днем. Ночью это место охранял сторож ссобаками. Я расспросил уместной детворы, где ивкакое время бывает сторож при обходах, иполучил ожидаемый ответ. Сторож оказался пьяницей. Заядлым алкоголиком. Чтобы нетревожить собак, мне пришлось долгое время присматриваться кизгороди, где ночевала вся свора. Я насчитал восемь штук. Мелкие дворняги, которые могли облаивать меня всю ночь, нечувствуя усталости. Я бросил им куски мяса, вкоторые ввел дозу смертельного яда, истал ждать, пока вся стая неупадет замертво.
        Мне нравилось это занятие - сидеть иждать вполутьме, под бледным лунным светом, что скоро пространство зазабором наполнится тишиной испокойствием ия смогу целиком погрузиться вночное бездушие.
        Я сидел ислушал, как одна задругой поскуливали собаки. Уодной изних началась лихорадка, иона, обезумев, гонялась засвоим хвостом. Апотом ее глаза налились кровью, мокрая шерсть покрылась пылью имуравьями, иона умерла. Сквозь щель штакета я видел ее покусанный бок. Смотреть наэтот ужас ипонимать, что ты затеял его сам, было страшно. Ноя собрался. Примерно также втемноте кинотеатра собирается маленькая впечатлительная девочка, чтобы досмотреть фильм ужасов доконца. Ия смотрел, все глубже опускаясь всвой страх. Они умирали одна задругой, вываливая горячие языки изсвоих ртов. Все восемь собак.
        Наконец, когда процесс был завершен, путь освободился.
        Трудность моего положения заключалась втом, что я мог застрять вэтой трубе. Внешнего диаметра хватало сполна, чтобы я благополучно добрался доцели, новнутри… Столько кокса игари я нигде прежде невидел. Труба превратилась вколлектор, сквозь который вподвал проникал воздух. Иднем иночью этот воздух прел, исейчас, сунув нос внутрь трубы, я почувствовал слабый запах сероводорода. Набежала новая волна сопротивления.
        Стоилали прогулка свеч?
        Стоила.
        Почему?
        Сам себе я ответить немог. Вомне боролись два чувства. Первое - его навевал образ когда-то прекрасной девушки, что еще приходила ко мне воснах. Второе - эгоистичное безрассудство, заставляющее мужчину идти нариск. Было еще одно чувство. Я стоял упамятника войны идумал, что, дотронувшись донего, испытаю нечто ужасное игубительное. Что будет, если отодного касания вголове всплывет образ сгорающего человека? Как руки двигаются вомраке, как пламя яркой вспышкой облизывает тело, как, вздуваясь отожогов, огнем занимается кожа…
        Я засунул фонарь втрубу иобдул паутину. Дымоход, слегка изгибаясь, вел вниз. Горы сажи, покрывшие его стенки, облетали откасания руки исыпались вгустую черноту. Я содрал прогнивший фильтр изабрался втрубу. Фонарь повесил нашею, теперь он светил точно вниз сквозь хлопья осыпающейся сажи. Я нацепил респиратор, надел герметичные очки иполез вниз, чувствуя себя Санта-Клаусом вдымоходе старого камина.
        Вскоре я преодолел первый изгиб ивстретился сеще более толстым налетом сажи. Пальцы погружались внего, точно вснег. Воздух стал тяжелее. Пот струился полбу, агарь прилипала ккоже, как пудра. Встретив первое ответвление отобщей трубы, я подумал, что если застряну инеумру доутра, меня могут услышать. Труба здесь была очень короткой иеще теплой. Заканчивалась вдвух метрах отменя. Вероятно, где-то здесь начинался цех, где готовили горячие блюда.
        Основной дымоход продолжил спускаться вниз кгниющим обломкам костей. Я старался дышать медленно, ноглубоко. Фильтр респиратора забивала сажа. Наочки садилась грязь. Пальцы скользили постенкам.
        Труба вновь изогнулась, ия очутился внелегком положении. Доэтого мне неприходилось ощущать себя змеей. Носпустя несколько минут я устал так сильно, что пальцы уже немогли держаться натомже уровне. Я прогнул спину, просунул ноги внутрь изгибающегося прохода, вдохнул поглубже и, как буравчик, спеременным успехом, влез всужающееся пространство. Что-то хрустнуло, иправую руку пронзила острая боль. Налицо упал кусок липкой дряни ипополз пошее. Я закричал. Точнее, булькнул сквозь респиратор, задыхаясь, словно наголову нацепили полиэтиленовый пакет, иполетел вниз.
        Я выпал изтрубы иприземлился насухую, усыпанную пеплом площадку. Все стены здесь были окованы металлом, итолько состороны дымохода я увидел покрытый копотью кирпич.
        Я понял, что угодил впечь. Все, что находилось вокруг, пахло долгой имучительной смертью. Втесном, продымленном помещении мне почудилось, будто изуглов наменя смотрят мои недавние грехи. Сегодня я убил восемь собак иотравил сторожа паленой водкой. Асовсем недавно уменя наруках умерла женщина при родах. Я стрелял поворобьям издвустволки, апотом жарил их насковороде, как домашних уток. Итеперь я стою здесь. Вместе, откуда единственный путь наверх - это дымоход. Кругом черно. Фонарь вот-вот погаснет, инет ни единой возможности узнать, что делать дальше.
        Я пошел кдальней стене инаткнулся наприоткрытую железную дверь. Отворил ее, попал вузкий коридор, аизнего - взаполненный мусором зал. Иззала донеслись еле слышные шаги, хотя втот момент мне могло показаться. Стены дышали сыростью. Где-то гарь кусками отлипала отпотолка ипадала напол, где-то - висела сталактитами имешала проходу. Я осветил зал крошечным светом иувидел еще один дверной проем, закоторымбыл…
        ***
        - Это подарок брата, - сказала она иприщурилась под лучами солнца. Ранним утром ее палату всегда посещал яркий солнечный свет, иее печальная улыбка, наполненная чем-то таинственным инеобъяснимым, говорила ободном…
        ***
        - Тебе ненравится моя работа, потому что ты боишься ресторанов? - Она коснулась моего лица. Был жаркий день, ноя едва ощущал тепло ее ладоней. - Ты никогда неводил девушек врестораны?
        - Нет.
        Ладони скользнули кгубам. Мне казалось, ей было все равно, что я почувствую,но…
        - Иты никогда неспрашивал себя, почему?
        - Нет.
        ***
        - Мне плохо здесь, ноя нехочу уходить. - Она говорила медленно. Состарившаяся кожа наее лице струдом растягивалась, выдавливая эмоции. - Они все хотят, чтобы я здесь осталась.
        ***
        - Ты меня никогда незабудешь. - Ее голос втелефонной трубке звучал просто омерзительно. Я точно разговаривал несдвадцатилетней девушкой, асжабой изкоролевства кривых зеркал. - Я так хочу стобой встретиться, ноя работаю,и…
        - Тебе все время некогда, - закончил я, апотом переспросил: - Ты еще носишь тот браслет?
        Долгое молчание, апосле - короткие гудки.
        ***
        Причин, покоторым я оказался вэтом подвале, было нетак много. Никакой войной я неинтересовался, нето захватилбы ссобой фотоаппарат для любительских съемок. Никакой правды всловах того старика я невидел. Я спокойно проспал ночь инежаловался насон вследующие дни. Я спал один насвоей кровати ирассчитывал, что буду спать один еще долго.
        Ни одну девушку прежде я нелюбил так сильно. Помню момент, когда мы были просто обязаны друг другу вовсем признаться, ноон ушел, как тень отбольшой тучи, иникто изнас его неиспользовал. Был момент, когда мы едва непоцеловались, новмешались другие обстоятельства. Был момент, когда я сказал ей, что причина ее отравления - мельчайшие частицы синильной кислоты, которые обнаружили вэкспресс-лаборатории. Вот тогда-то я изадумался над словами деда. Где она могла достать столь сильный яд, ведь он находится вгруппе самых опасных химических веществ вмире. Наего перевозку тратится целое состояние. Синильная кислота - это яд, который может легко растворяться вкрови, образуя еще более опасные компоненты. Живые компоненты.
        Я неверил себе, когда почувствовал этот страх. Глаза подвала уставились наменя. Я чувствовал их гнет. Чувствовал, как сильно они меня ненавидят. Я точно попал вдругой мир. Где-то там наверху, зашевелились трупы собак, ипод воздействием живого яда каждая изних начала ползти ктрубе. Друг задругом, оставляя засобой кровавые следы, они ползли кчернеющему отверстию. Сторож свыжженной глоткой стоял возле своего вагончика исмотрел налуну. Он поднял руку вверх исжал пальцы вкулак. Все, кроме безымянного, испещренного черными точками. Его глаза, давно невидевшие солнечного света, затекли черной массой итеперь напоминали вставленные вглазницы бильярдные шарики. Он открыл беззубый рот изасмеялся, отхаркивая вязкую слюну.
        Плиты ресторана загудели, иввытяжку начал просачиваться угарный газ. Стены подвала вздрогнули, иоткуда-то изтемноты доменя донесся знакомый голос.
        Я стоял, недвигаясь, исмотрел вогромную клетку, вкоторой сидел маленький ребенок. Он был абсолютно голым, скукоженным, точно эмбрион взародышевом мешке. Его голова повернулась набок, ия увидел изуродованное лицо.
        Мне никогда неприходилось так сильно окунаться вготические картины. Вцелый круг непонятных вещей, описывающих наш внутренний мир ито, что внем происходит. Эти точки, штрихи, когда-либо схваченные памятью, всплывали вомне, как пузыри воздуха иуже неопускались надно. Я смотрел намалыша ивдруг увидел, как однажды пересек порог своего кладбища. Меня несли вбольшом гробу шесть человек, азаними выстроилась толпа людей. Нет. Это неправильно. Я был самым обычным человеком, имоего ума хватало лишь нато, чтобы сделать правильную перевязку или поставить капельницу. Гораздо сложнее настоящему врачу ставить диагноз, чем делать подобные вещи.
        Ноэтот малыш… Он смотрел наменя и, вдруг его глаза стали чернеть. Набелки выплеснулась темная масса изатопила вних зрачки. Мое сердце подпрыгнуло иударилось вгрудь. Я начал отступать итут понял, что немогу пошевелить ногами. Меня сковал приступ паралича: все, что я мог сейчас сделать, это закричать. Новглухом подвале кто мог меня услышать.
        Ноги окаменели? Нет. Я их просто нечувствовал. Их небыло: я стоял накаких-то культях. Низ живота напрягся. Вголову пришла новая точка памяти, когда я советовал расслабиться той самой женщине, которая умерла при родах.
        Мертвые собаки отпрянули оттрубы, словно почувствовали опасность. Сторож опустил руку иповернулся всторону ресторана. Он долго следил затем, как стая собак, похожих напарализованные фигуры, стояла вокруг трубы, апотом лениво двинулась вокружную, кдругому выходу. Труба выдохнула сероводородом. Голубоватый дым заструился внебо. Ночь проснулась внутри подвала. Крематорий заработал, как десятки лет назад, сжигая недодушенных вгазовых камерах, полумертвых солдат. Их стоны икрики, откоторых шевелилась земля, наполнили густую тьму. Окровавленная трава впитывала ночную росу.
        Ребенок открыл рот, иизнего вырвалось нечто маслянистое. Вязкая субстанция, похожая насырую нефть. Она стекла погладкой шее, перекинулась нагрудь, живот, ноги итолкнулась вмою сторону. Она передвигалась, как змея. Текла, захватывая всвои объятия участки пола. Ее плавные края, как тысячи маленьких ножек тянулись вперед, ахвост стелился ковром. Имне казалось, что этот ковер был намного опаснее, чем все, что я когда-либо видел наэтом свете. Жидкость двигалась, огибая неровные участки дороги.
        Страх колол все глубже, ия подумал, что больше невыдержу его натиска. Что моя смелость - нечто иное, как спрятанная вдырявый карман трусость. Она рвется насвободу, подобно пойманной влесу ящерице, изаставляет ссобой считаться. Внезапно мне захотелось заплакать. Когда жидкость подобралась совсем близко, ноги невыдержали, ия грохнулся напол. Подвал ухнул ипогрузился вмолчание. Слабый, едва уловимый звук текущей жидкости был уже рядом. Внос попал едкий запах - она действительно пахла, как нефть. Живая нефть.
        Я попытался отползти назад, нопол пропал под руками.
        Ребенок следил замной. Он сидел вклетке, оглядывая меня черными глазами, пока жидкость подбиралась кмоим ногам. Я полз отнее всторону, ноусилия были столь малы, что движений нехватало. Я выбился изсил. Сбитое дыхание схрипом вылетало втемноту. Фонарь выпал изрук ипокатился пополу, луч света побежал постене. Стукнувшись окамень, он застыл недалеко отменя, ивего свете я увидел нечто ужасное - субстанция остановилась. Верхняя часть, подобно морской волне, начала приподниматься, образуя рот, нос иглазницы. Теперь ребенок смотрел наменя вблизи, ая протягивал ему руку.
        Правую руку.
        - Ты меня никогда незабудешь? - Я услышал ее голос, когда считал, что уже умер.
        Она стояла замоей спиной, протягивая браслет. Жидкость двинулась вее сторону, забралась под длинный фартук, поползла вверх поноге.
        Кровь отхлынула отлица. Я смог подняться, схватить фонарь ипобежать совсех ног. Дверь, откуда она пришла, отгораживала печь отобычного подвала. Я ударился олестницу исильно расшиб себе нос. Фонарь упал наступеньки ипогас. Я остался без света ипобрел наощупь, слыша, как заспиной раздаются ее крики. Она была подвластна своему ужасу. Была подвластна тому, что оставила здесь война. Ее неспасти. Неувести отсюда, потому что каждый, кто когда-либо спускался вэтот подвал, выходил насвет совсем другим человеком.
        ***
        - Унего была температура сорок идве, - договорила Аня. - Я вколола ему «блокаду», ноничего неизменилось. Через час, после того, как он мне все рассказал, я зашла впалатуи…
        Ирина Ивановна нахмурила брови. Теперь вее голове перемешалось все. Даже самые простые вещи - она забыла имя своего мужа.
        - Он светился. Знаете, как светятся больные, получившие большую долю радиации? - Аня вдруг усмехнулась иуставилась впол. - Он светился икрепко спал. Анателе его появлялись черные точки, как будто кто-то специально нарисовал их фломастером.
        Взаимосвязи
        Водиннадцатом классе, когда все его одноклассники только думали, куда инакого пойти учиться, он уже знал, чем заполнить свою жизнь. Понимание пришло втот день, когда необъятный ствол липы, росшей вего дворе, после сильного урагана упал насоседский дом. Старое здание раскололось точно посередине. Пыль поднялась внебо. Иужасное зрелище подвигло две семьи натрогательный момент.
        Никто непогиб, кроме самого дома. Две стены полегли вразные стороны, шиферная крыша уместилась между ними, окна покосились, зазвенели стекла, анашум тотчас высыпали люди, особенно те, кого это касалось меньше всего. Артем тоже вышел изсвоего дома, ноненашум. Такие звуки, как скрип искрежет, его никогда неотвлекали. Он заметил наулице слишком много народа для скучного, ветреного дня иотправился закалитку, посмотреть, что там нетак. Он несразу понял, что липа - пожалуй, самое большое дерево, встретившееся ему засемнадцать лет, - уже нестоит как прежде, итень отее листьев больше незакрывает половину двора. Возможно, еслибы осеннее солнце вышло из-за облаков, онбы заметил тень, точнее, внезапно исчезнувшую тень, иобернулся. НоАртем неувидел ни того, ни другого, иначал расспрашивать старых бабок, покакому поводу начался их внеочередной сбор. Апотом будто сам Господь заставил его оглянуться.
        - Ма-терь… - вымолвил он наконец, рассмотрев последствия того, что произошло пару минут назад.
        Через несколько лет, когда Артем откроет свою собственную мебельную фабрику, он скажет: «Счастья небыло, да несчастье помогло». Упавшая липа изменила всю его жизнь, хотя, как говорила его мать, лучшебы толчком послужило что-нибудь другое. Матери всегда виднее, особенно если нет отца исоветовать, вобщем-то, некому.
        Липу разрубили надесятки крупных колод. Так как вселе по-прежнему были дома, неимеющие газового отопления, илюди собирали дрова везде, где только можно, часть колод удалось продать. Липа оказалась одной изтрех сотен деревьев, уложенных ураганом втот день, илюди незнали, толи радоваться, что зимой никто незамерзнет, толи жалеть того, кто остался без дома. Артем жил вхате, где небыло ни ванной, ни кухни, ни каких-либо других помещений, предназначенных для нормальной жизни. Зато вих хате была печь, которая отгораживала одну комнату отдругой, ибыл стол, закоторым Артем делал уроки…
        Иоднажды стал резать дерево.
        Он исейчас помнил тот момент, когда впервые вырезал изкуска дерева человечка. Артем подарил его маме, мама поставила человечка нашкаф, истех пор он так истоял там. Корявый, неотесанный - фигурка, вызывающая смех исожаление. Артем назвал ее Отрыжкой. После первой Отрыжки появилось немало других «отрыжек»: Артем сохранил несколько гладких веток липы, обтесал их рубанком иделал фигурки людей, животных, героев мультиков ифильмов, книг ипесен. Он делал все, начто был способен его мозг. Он сидел дни иночи, и, пока его сверстники оттягивались надискотеках, ходили врестораны, пили виски сколой икурили кальян, Артем работал.
        Он работал так усердно, что незаметил, как прошло девять лет. Ему исполнилось двадцать шесть, аон все также сидел застолом иделал фигурки. Только уже недля себя, адля многих курортных городов, где иностранцы покупали их забольшие деньги. Его банковский счет тоже рос, ноникто этого незамечал. Артем был увлечен работой, люди - сплетнями, амама - радостью засвоего сына. Только банк знал, сколько магазины перечисляют наего счет, итолько счет знал, что сумма год отгода неуклонно увеличивается.
        Когда ему исполнилось двадцать семь, мама внезапно ушла изего жизни. Иее смерть тоже явилась своеобразным толчком.
        Каким?
        Артем начал видеть взаимосвязи.
        Нет работы - нет денег, нет денег - нет еды. Нет еды - смерть.
        Таких взаимосвязей было немного, ноодна изних оказала наего жизнь особое влияние. Вдвадцать семь Артем понял, что он тоже умеет любить, иему, как икаждому нормальному мужчине, нужна женщина. Подруга. Девушка, скоторой он будет проводить дни иночи. Временами, засыпая после тяжелых будней, он мечтал, что эта девушка объявится сама. Просто придет искажет ему, что хочет остаться сним навсегда. Иим будет тепло вдвоем. Апотом - втроем… Значимость женщины вжизни мужчины огромна. Он знал это, как никто другой, ему нераз обэтом говорила мама. Нооднажды он понял, что вкругу его знакомых идрузей нет девушек, скоторыми он могбы завести отношения, аидти изнакомиться самому… оказалось невозможно. Слишком много времени было потрачено впустую. Асчет вбанке - это всего лишь счет. Артем даже незнал, как распорядиться этими деньгами.
        Вцентре села находилась площадь, где вечерами собиралась молодежь. Как-то раз Артему вголову пришла идея обзавестись биноклем иглянуть насело свозвышенности. Его неинтересовал вид окрестностей, пустых домов, озер, полей ипрочего, что восхищает художников ипробуждает вдохновение писателей. Его интересовали люди. То, чем они занимаются, икак проводят будни. Он купил самый дорогой бинокль изтех, что продавались вближайшем городе. Идеальные стекла, оптическое увеличение, широкий угол обзора. Этот бинокль был предназначен для того, чтобы внего непросто смотрели илюбовались чем попало. Внем словно отражалась вся жизнь, перемешанная свульгарным шпионством ипростой правдой.
        Артем шел впарк, забирался накрышу долгостроя, находившегося прямо перед центральной площадью, инаблюдал. Он наблюдал задевушками ипарнями, их объятиями ипоцелуями, он видел драки, видел, как всинее небо пускают салют икак пьяные девочки имальчики обсыкают углы глухих улиц. Все это он смотрел как фильм, пока однажды непристрастился кнему так сильно, что его жизнь разделилась надвое. Один Артем делал сувениры для магазинов, другой - сидел накрыше исмотрел налюдей.
        Когда он смотрел налюдей, он думал овзаимосвязях. Артем понимал, что ни один изтех парней, кто обнимается сподружками налавочке, незнает, что это такое. Для них взаимосвязи - такаяже непонятная тема, как для девочек - футбол. Парень мог что-то осознать, носуть иисход все равно останутся ему непонятны, потому что, имея девушку, он чувствует жизнь исчастье, а, неимея, - перейдет надругой уровень истанет ближе квзаимосвязям. Станет таким, как Артем, ибудет больше рассуждать, нежели делать. АБог таких нелюбит. Бог любит тех, кто делает, кто предпринимает, кто трудится ишевелится. ИБогу плевать, что ты гений иникто изтвоих друзей, знакомых неспособен вырезать издерева фигурку стоимостью вчетверть однокомнатной квартиры. Твоя жизнь - это твоя жизнь, итебе ею распоряжаться.
        Ктридцати годам Артем переехал вгород. Ктому времени унего уже было три бинокля иподзорная труба. Он быстро овладел купленной оптикой изаписывал вблокнот свои чувства имысли отом, что видел сквозь увеличительные стекла ичто, как ему казалось, должно произойти. Вгороде он подыскал место, возле которого стоял большой девятиэтажный дом. Его окна были максимально приближены иоткрыты. Напротив него Артем развернул строительство будущей фабрики. Впрочем, построить цех, откудабы он мог наблюдать завсеми окнами девятого этажа, он так инесумел, ноАртем провел огромную инженерную работу, высчитывая всевозможные точки, откуда угол обзора максимально охватывал весь соседскийдом.
        Строительство затянулось натри года. Втридцать три Артем имел мебельный цех высотой ввосемь метров, над цехом располагались административные помещения высотой еще вдва этажа, анад ними находились еще два этажа прочих комнат, где он сделал точки обзора, оборудованные биноклями иподзорными трубами. Насамом верхнем этаже был пентхаус сокнами вовсю стену, ииногда Артем думал, что, создав себе такое пространство для наблюдений, он непозаботился особственной безопасности. Ведь изсотни людей, живших напротив, все равно найдется один засранец, способный взять вруки бинокль иследить заним точно также, как он следил засемьями вдоме напротив. Так или иначе, он действовал согласно своему плану.
        Вечером, когда сгущалась тьма ивокнах соседского дома загорались огни, Артем включал свет водной изкомнат административного здания, показывая охране ивсем, кому интересно, что он отдыхает именно там, асам шел впентхаус иначинал наблюдать.
        Записи вблокноте он делал наместе, пользуясь лунным светом, аесли луна была заоблаками, подсвечивал мобильником.
        «Девятый этаж, третье окно справа. Живет молодая семья идочка. Дочке около пятнадцати. Постоянно ругается сродителями. Жестикулирует, кричит. Когда остается одна, окно своей комнаты держит занавешенным». Запись датирована двадцать четвертым ноября две тысячи пятнадцатого года. Позже будут возникать дополнения. Девочка становилась старше, красила волосы то вкрасный, то воранжевый цвет, курила всвоей комнате, пока родителей небыло дома, обожала танцевать. Многое менялось, втом числе истиль девочки, нокое-что оставалось неизменным: она задвигала шторы вмомент переодевания. Такие женские привычки вызывали уАртема раздражение.
        «Седьмое окно справа, девятый этаж. Живет молодой парень, один, без семьи. Сутками просиживает укомпьютера снаушниками наголове. Иногда приглашает вквартиру друзей ивместе сдрузьями сидит укомпьютера, пьет пиво, смеется ииграет. Встает из-за стола, только чтобы размять спину. Иногда сидит доутра. Ставит возле себя чашку спопкорном иест, чтобы неуснуть». Таких людей Артем считал больными ипотерянными. Если он еще видел взаимосвязи, то они лишались иэтого. Свою жизнь они уже проиграли.
        «Восьмой этаж, третье окно отлестничной площадки. Живет одна изсемей, которые вдокументах социальных служб принято обозначать красным флажком. Неблагополучная семья. Отец пьет каждый день. Иногда бегает заженой потрехкомнатной квартире сразными предметами вруках: вилкой, карандашом, бутылкой, графином, спичками, настольной лампой. Соседи вызывают полицию, после чего мужчина пропадает нанесколько суток. Аповозвращении начинается все по-новой. Детей нет».
        «Шестой этаж, третье окно. Живет молодая пара. Окна незакрывают. Занимаются сексом раз втри дня. Удевушки очень хорошая фигура. Когда одна дома, проводит время стелевизором испортивным каналом. Выполняет сложные физические упражнения». Артем предположил, что она бывшая спортсменка. Он никогда невидел посторонних людей вих квартире. Пара живет без детей, для себя.
        «Шестой этаж, третье окно справа. Живет состоятельная семья. Отец появляется вквартире редко. Дочке около двадцати лет. Регулярно крутится перед зеркалом, примеряет новые платья, джинсы, шорты. Особенно помешана нанижнем белье». Вее комнате было начто посмотреть. Ихотя даже нарасстоянии Артем чувствовал, какой отнее исходит негатив, он смотрел наее окно часами.
        «Пятый этаж, второе окно отлестничной площадки. Живут пожилые люди. Сними - женщина лет тридцати имальчонка небольше пяти. Свет вокне кухни загорается около семи каждый день, кроме воскресенья. Свет гаснет вдесять, после того как женщина укладывает мальчика вкровать». Артем предположил, что женщина - мать-одиночка, апожилые люди - ее родители. Несколько раз он видел женщину вокне кухни ссигаретой. Втакие моменты ему удавалось хорошо рассмотреть ее. Иеслибы кто-нибудь спросил его, почему эта женщина ушла ототца своего ребенка, онбы нашел что ответить. Вэтом тоже крылась своя взаимосвязь.
        Он делал пометки покаждому незанавешенному окну. Большинство записей имели историю. Иногда Артем листал блокнот ивспоминал, что было вчера, ачто - много дней назад. Он подглядывал залюдьми, находясь вполной темноте, иесли его глаза требовали передышки, он ложился наодин издиванчиков идумал.
        Всем людям суждено развиваться исовершенствовать свои навыки, потому иАртем все ближе подбирался кответу навопрос, для чего все это. Однажды он внезапно понял, что пользы отего шпионажа столькоже, сколько отядовитых сплетен. Итогда он предположил, что, еслибы унего была своя женщина, он несталбы заниматься этой ерундой, атратилбы время начто-то полезное.
        Ктридцати пяти он уже незанимался сувенирами. Мебель, которую производила его фабрика, делали другие люди. Артем только руководил производством иполучал огромные деньги. Кнему бегали засоветами иразрешениями. Он ездил наМерседесе «С» класса, ивидел, как раз отраза наего машину оборачивались молодые девушки. Казалось, жизнь сама стелется ему под ноги, ноженщины рядом сним небыло, даже когда ему стукнуло сорок. Тогда вего голову пришла еще одна взаимосвязь.
        «Нет женщины - нет семьи, нет семьи - нет детей, нет детей - всорок пять застрелиться».
        - Мне сорок, - сказал себе Артем, глядя наокно, где горел свет ивеселились две молодые пары. - Почему я немогу говорить сженщинами? Почему я непонимаю их языка? Почему я могу только наблюдать заними?
        «Тот, кто неговорит, - смотрит, - ответил голос вего голове, ион понял: кнему пришла новая взаимосвязь. - Акто говорит - чувствует».
        - Разве я непытался ничего изменить? - спросил он упустой комнаты. - Разве я непытался?
        «Заговорить… - вторила комната.
        - Всю жизнь я боялся кним подойти. Всю свою проклятую жизнь я провел заложником своего страха. Аим было так легко. Им было приятно, когда кним подходили уверенные парни иприглашали их гулять нанабережную. Ия видел это сотни раз, апотом пытался сделать тоже самое, иуменя ничего неполучалось. Я боялся. Мое сердце вырывалось изгруди. Я немог дышать. Немог вымолвить ни слова. Они смотрели наменя итоже начинали бояться, потому что вид испуганного парня, который хочет познакомиться, новнезапно понимает, что ничего невыйдет, страшнее, чем смерть. Теперь мне сорок. Ия один.
        «Люди, кто меня слышит! Неделайте так, как я! - хотел закричать он, ноиспугался собственного голоса. - Выход есть. Ивыход - ввас самих!»
        Он валился сног отусталости, потому что мысли день ото дня мучили его все сильнее. Он жил лишь всветлую часть суток. Как только сгущалась тьма, он полз наверх, как наркоман заочередной дозой, ивсе начиналось сначала. Только мысли итяжесть, мысли итяжесть… Вкакой-то момент его голова перестала принадлежать ему. Вней словно завелся дьявол. Идьявол сказал ему, что пора оборвать взаимосвязь.
        Ему исполнилось сорок пять.
        Артем зашел всвой кабинет, открыл ящик стола ивытащил пистолет. Ощущение, охватившее его тело, было ложным. Он уже знал, что стоит одной ногой ваду. Он могбы написать записку своим приближенным. Он могбы напоследок обойти цех. Он мог сказать Богу спасибо, еслибы неосознал, что богатство, машины, уважение иоптимизм - все, зачто его ценили приближенные, оказалось ничем посравнению содной элементарной миссией, скоторой все нормальные люди привыкли справляться легко инепринужденно. Аон - несмог.
        Артем сунул дуло пистолета врот, ивпоследний момент вспомнил остволе дерева, обрушившемся надом соседей.
        «Еслибы втот год липа упала нанаш дом, - подумал он, - многого удалосьбы избежать».
        Изистории создания
        «ВТУ НОЧЬ ОН СТРАШНО ХОТЕЛ СПАТЬ…»
        Оригинал рассказа был написан так давно итак плохо, что переделывался бесчисленное количество раз. Перед вами конечный продукт, который был урезан посравнению спервоначальным более чем вполовину. Я написал его впамять оспортивном лагере впоселке Лермонтово, где мне удосужилось побывать вначале двухтысячных годов.
        «ЖЕНЩИНА ИМАЛЬЧИК»
        Рассказ почти непеределывался спервоначального варианта. Так получилось, что главным местом действия снова стал общественный туалет, нонаэтот раз оригинального сельского типа - старая кирпичная коробка, открытая всем ветрам. Итакой туалет, действительно, существовал! Ипостроен он был настолько неграмотно инеуважительно, поотношению кженщинам, что любой проходящий мимо, мог видеть то, что происходит вблизи входа.
        Кстати, кмоменту публикации этого рассказа тот туалет уже снесли. Сейчас наего месте стоит более современная кирпичная коробка, где женщины могут чувствовать себя спокойно.
        «ДНЕВНИК КСЮШИ»
        Однажды, навыходе изторгового центра «Красная площадь» вгороде Новороссийске я стал случайным свидетелем того, как молодая симпатичная девушка, явно чем-то недовольная ирассерженная, обливала свою мать разными бранными словами. Настроение девушки было некчерту, ипосле нескольких минут (все это время я стоял рядом, ожидая своих друзей), тудаже полетело инастроение ее мамы. Разница заключалась лишь втом, что девушка каким-то образом удерживала свою мать вузде. Взрослая женщина просто молчала ислучала ее, как больной своего доктора, адочка надрывалась, извергая изсебя такую грязь, словно перед ней немать, асобака, которая ее все равно непоймет.
        После этого инцидента мне вголову пришла идея рассказа «Дневник Ксюши», где я изложил свой вариант онеочень хороших матерях идочках.
        «КОЛОТУН»
        Несколько лет назад «Уорнер Бразерс» снял фильм «Жизнь или кошелек», посвященный одному изсамых обожаемых праздников всех времен инародов - Хэллоуину. Первоначально я хотел написать повесть, сюжетом которой должен быть мальчик, прикалывающий колотун кокнам своих соседей дотех пор, пока одно окно неокажется для него последним. Чуть позже я потерял интерес кэтой идее, ноначатый текст очень хотелось закончить.
        Перед вами то, что удалось олицетворить вжизнь. Вбудущем я всеже планирую написать более крупное произведение, где раскрою некоторые тайны, из-за которых большая часть взрослых ненавидит непослушных детей.
        «ЦВЕТОК ИТРИ СУДЬБЫ»
        Этот рассказ я хотелбы посвятить всем девушкам, которых Бог наделил привлекательной внешностью и, ксожалению, позабыл обо всем остальном. Обычно такие девушки всю свою долгую безутешную жизнь проводят ввыборе между лучшим иидеальным. Причем без разницы - что это. Парень, баскетбольный мяч или нижнее белье. Главное для них, чтобы им было хорошо. Обо всем остальном, позаботятся другие.
        Вмоей жизни такие девушки есть, иработая над этим рассказом, я искренне надеялся, что каждая изних хотябы вглубокой старости (анекоторые ивпоздней молодости), придет космыслению своего существования и, возможно, поменяет отношение ккаким-то вещам.
        «НАДВИГАЕТСЯ БЕДА»
        Я планировал сделать этот рассказ бессюжетным. Написать короткую историю про четырех школьников, втот период времени, когда один изних влюбляется вдевушку ипостепенно отстраняется откомпании остальных. Начиная писать рассказ, я недумал отом, как его закончу, поэтому мне хотелось посмотреть, что случится сребятами, икак будет меняться их дружба.
        Я потратил нарассказ очень много времени, частично изменяя его концовку. Врезультате получилось несовсем то, что планировалось, новтексте есть явный намек нато, как способна измениться жизнь человека, если все время поддаваться слабостям.
        «СВЕЧЕНИЕ»
        Однажды, когда я был студентом инеимел ни копейки вкармане, я мечтал оподработке официантом. Часть моих друзей осуществила эту мечту. Я несмог из-за страха завалить учебу вакадемии. Носих слов я кое-что узнал оданном роде деятельности, имне пришла вголову мысль создать водной истории жизнь одинокой девушки, которая подрабатывает внеблагоприятном ресторане, внадежде заработать кучу денег (что врядли возможно) научебу вуниверситете.
        Позже, рассказ показался мне скучным инеинтересным. Кроме того, я недобился главного. Я хотел показать, что обычная человеческая любовь - стольже фантастична, как ифильмы, вкоторых ее придумывают. Любви нет, ичем больше поступков ты делаешь, чтобы ее достичь, тем больше глупостей ты совершаешь всвоей жизни. Рано или поздно все заканчивается, ипусть врассказах, написанных лишь для разжижения мозгов, это кажется шуткой, то вреальной жизни все происходит лишь снебольшой разницей. Приглядитесь ивы тоже увидите свечение.
        «ВЗАИМОСВЯЗИ»
        Без комментариев.
        Благодарности
        Благодарю Ярошевскую Анжелу за оказанные редакторские услуги и Михаила Фатеева за художественное исполнение обложки!