Пароль «Аврора» Мила Бачурова
        Он ушёл исполнять Великую Миссию и вернулся с победой. Вернулся с невероятным открытием, которое должно перевернуть этот мир. Вернулся к людям, которым привык доверять. Не его вина, что эти люди живут в замкнутом пространстве, не имея представления о том, что происходит на поверхности. Не его вина, что они застыли в прошлом, ушедшем навсегда. Он изменился и готов принять новую реальность. Они остались такими же, как были. Для них он - по-прежнему неразумный мальчик. Они лучше знают, как ему себя вести и что ему делать. А значит, пришла пора снова подаваться в герои. Только теперь - на своих условиях.
        Глава 1
        Бункер. День возвращения. Вадим
        - Гриша, ну что?!
        - Хорошего - ничего. - Бункерный врач Григорий Алексеевич, коллегами величаемый то «Грегором», то «доктором Хаусом», выбрался в коридор и закурил. - За Германом отправили пацана?
        - Да. Сразу, как стемнело, поскакал.
        - И то ладно. Может, хоть ему эта ненормальная что-то объяснит. Я лично ничего не понимаю.
        «Ненормальной», вполне заслуженно, Григорий назвал девушку-адаптку.
        ***
        Сталкер, едва войдя в бункерную клинику и поймав мутным взглядом Вадима, кивнул ему на заляпанный грязью рюкзак - приволок в стерильное помещение, несмотря на протесты, - и процедил:
        - Там - ящик. Железный. Бункерный сказал, тебе отдать.
        Посмотрел, как его спутники укладывают Кирилла на операционный стол. Опершись о спинку смотровой кушетки, попытался еще что-то сказать, но не сумел. Побледнел и начал падать.
        Девушка-адаптка одним прыжком подскочила к нему, взвалила на кушетку. Сунула одну руку Сталкеру за пазуху, другую положила на лоб. Замерев, подержала так ладони и болезненно скривилась. Раздернула на груди молнию комбинезона. Извлекла из-под одежды, размотав салфетку, наполненный шприц, стащила со Сталкера куртку и ввела ему какой-то мутный раствор. После чего устремилась к Кириллу. Решительно оттолкнула Григория.
        - Не смей! Что ты делаешь?! - Это выкрикнули одновременно и врач, осматривающий Кирилла, и обалдевший Вадим.
        - Что надо. Отвали.
        Говорила адаптка так же, как Сталкер - резко и отрывисто. Взяла Кирюшу за руку.
        - Ненормальная! Дай сюда!
        Григорий попытался помешать, и в то же мгновение оказался на полу. Никто не успел понять, как. Свободной от шприца рукой адаптка выхватила из кобуры пистолет.
        - Дернешься - выстрелю, - пообещала она Григорию. - А ну, все - пять шагов назад! - Гневно горящие на темном лице глаза обвели собравшихся по очереди.
        Медсестра Светлана Борисовна взвизгнула и схватилась за сердце. Григорий, невнятным шипением задавив ругательство, положил руку ей на плечо.
        С места не тронулся никто. Происходящее было настолько странно, что всерьез не воспринималось.
        - Успокойся! - Вадим протянул руку к шприцу. - Отдай!
        Вместо ответа адаптка выстрелила. Пуля разбила кафельную плитку - осколки так и брызнули - в сантиметре от ноги Вадима.
        - Не лезь! Пять шагов назад. Кому сказала?! - Девушка направила пистолет Вадиму в голову.
        Теперь они поверили. Попятились к двери.
        - Сели на пол! Быстро!
        Люди начали садиться. Вадим замешкался, и в стену над головой вонзилась вторая пуля. На пол он почти упал.
        - Сидеть смирно! - распорядилась адаптка.
        И, не сводя с собравшихся настороженных глаз, ввела препарат Кириллу. «Даже иглу в шприце не поменяла», - екнуло сердце у Вадима. После этого положила руки на лоб и грудь Кирилла и замерла - так же, как возле Сталкера.
        Чем дольше Вадим смотрел на Кирилла, тем отчетливее понимал - нет ничего странного в том, что бункерные жители не признали своего любимца. У мальчика страшно, по-адаптски, потемнела кожа.
        Адаптка, подержав ладони на его груди и лбу, с облегчением выдохнула. Отошла от стола и села на кушетку рядом со Сталкером. Освободилась от комбинезона. Стащила куртку и все той же иглой ввела препарат себе. По-прежнему не сводя глаз с наблюдателей.
        Выдернула шприц - Вадим успел заметить, что содержимое в нем еще осталось, - бережно завернула обратно в салфетку. Вытащила из горловины футболки подобие кошелька, убрала шприц в кошелек, а кошелек - назад под футболку.
        - Вставайте, - разрешила она.
        И бессильно привалилась к стене.
        ***
        … - Так что с Кирюшей?
        - Говорю же, не понимаю. - Григорий выдохнул плотную струю дыма.
        Как многие люди, стоящие на страже здоровья, он был заядлым курильщиком. Эта странная особенность поражала Вадима до глубины души, объяснить себе ее логику он, как ни старался, не мог.
        - У Кирюши два огнестрельных ранения. Тяжелые, но не смертельные, и я бы сказал, что повезло парню - если бы не ожоги. Площадь поражения такая, что диву даюсь, как он жив до сих пор! Давным-давно должен был умереть, извини за прямоту. Температура - выше сорока, хоть прикуривай. С такой температурой не живут! И с такими ожогами тоже. У него печень должна была отказать, как минимум, сутки назад. Кровь должна была свернуться, как снятое молоко! А он все еще жив. И двое других живы.
        - А что с другими? - машинально спросил Вадим. Он переваривал услышанное.
        Потерявшим сознание Сталкером занимались Оля и прибежавшая на помощь Светлана Борисовна. Адаптка проглотила жаропонижающий порошок и глюкозу, не запивая водой: «Я сгорела, мне нельзя». Пистолета из рук так и не выпустила - хотя, казалось, от лекарств и усталости впала в забытье. Но, когда Вадим осторожно потянул за шнурок на шее - нужно ведь было узнать, что в шприце! - в висок ему уперся холодный ствол.
        - Пошел …! - отчетливо произнесла адаптка. - Копыта убери.
        Шнурок пришлось выпустить. А девушка, убедившись, что Вадим отошел, снова закрыла глаза.
        … - С другими - то же самое. Ожоги и температура бешеная, как только эта чокнутая до сих пор в сознании?.. А у Сталкера сепсис начался, причем давно - не знаю уж, каким чудом парень держался. У него бедро разрублено.
        - Что?!
        Григорий вздохнул. Попросил:
        - Только не думай, пожалуйста, что я тоже с ума сошел! Я, конечно, к помешательству близок - после всего, что сегодня увидел, но рубленую рану определить пока еще в состоянии… Тесаком рубанули, а может, топором. От души, до самой кости.
        - Когда… - Вадим сглотнул. - Когда все это… произошло?
        - Трое-четверо суток назад. Не меньше.
        - Сколько?!
        - Я тоже сам себе не поверил. Спросил у девчонки, но она на вопросы плохо реагирует. Успокоительное-то не воткнуть, не подпускает. В пистолет вцепилась намертво… Скорей бы уж Герман приехал.
        Герман появился через час.
        Сидевший в коридоре, у дверей клиники, Вадим еще издали услышал стремительные шаги. Перемещаться по Бункеру с такой скоростью не умел никто, кроме командира адаптов.
        Вадим вскочил.
        - Герман!
        Тот, будто не заметил, пролетел мимо.
        Дернул на себя дверь. Метнулся к кушетке, на которой лежал Сталкер:
        - Живой?!
        Схватил парня за руку, щупая пульс. Выдохнул, метнулся к девчонке.
        - Лара!
        - Герман…
        Из глаз адаптки хлынули слезы. Она протягивала к Герману руку - ту, в которой не было пистолета.
        - Дай сюда, дурочка. - Герман забрал у нее оружие, положил на пол. Осторожно обнял девушку. - Сгорела?
        - Да… Мы все сгорели…
        Это было последнее, что расслышал Вадим. Остальное адаптка, то и дело всхлипывая, сбивчивой скороговоркой бормотала Герману на ухо. Сейчас ее голос был совсем не похож на тот хрип, которым два часа назад отдавались команды. А Герман гладил девушку по голове, понимающе кивал, восхищенно переспрашивал…
        - Командир. - Григорий тронул его за плечо. - Здесь реанимация, вы мешаете. Девчонку надо увести.
        Герман кивнул.
        - Что со Сталкером?
        - Рубленая рана. Но выживет, несомненно, он меньше Кирюши пострадал.
        Похоже было, что о Кирилле Герман вспомнил только сейчас. Перевел на парня взгляд.
        - А с ним что?
        - Ранен. И обгорел серьезно.
        - Ясно… Окей, уходим. - Герман поднял адаптку за руки, та беспокойно оглянулась на друзей. - Тут без тебя разберутся. Не дергайся.
        Девушка снова взволнованно зашептала.
        - Так! Ты мне сперва сама очухайся. На ногах еле держишься… Идем.
        Обняв адаптку, Герман повел ее к двери. Заметил всаженную в стену пулю, ковырнул пальцем. Покосился на разбитую плитку. Хмуро буркнул:
        - Извиняемся… Понервничала девка. Скажу своим, чтобы порядок навели.
        Он двинулся по коридору.
        Вадим пошел следом. Саркастически передразнил:
        - «Извиняемся»?.. «Понервничала»?.. И это все, что ты можешь сказать? А если бы твоя подопечная на нервной почве застрелила кого-нибудь?
        - Ее зовут Лара… Не застрелила бы.
        В палате Герман бережно усадил девушку на кровать, прислонил к своему плечу. Адаптка уже будто спала на ходу - еле шевелилась, подчиняясь движениям командира.
        - Пугала вас просто, чтобы под ногами не путались.
        - А по-человечески попросить не могла?
        - А ты бы слушать стал? - Герман поднял на Вадима лицо. Выглядел он неважно - осунулся, под глазами темнели круги. - Уж мне-то сказки не рассказывай! Ты бы ей к вашему пацану и подойти не дал.
        - Она могла объяснить…
        - Времени не было объяснять. И сил не было.
        Герман, осторожно уложив девушку, расстегнул ее ремень с пистолетной кобурой. Адаптка не шелохнулась, хотя Вадим был уверен, что, коснись кобуры он или Григорий, уже валялись бы на полу.
        Герман снял с шеи девушки кошелек, протянул Вадиму:
        - На.
        - Что это? - Вадим, брезгливо поморщившись, вытащил из пропотевшего свертка шприц с остатками мутно-голубого раствора.
        - Я так понимаю, то, за чем ходили. - Герман озирался по сторонам. - Ларку обтереть надо… Полотенце дадите, какое не жалко?
        Вадим едва не подпрыгнул.
        - Что значит - «за чем ходили»?! Ты хочешь сказать, что где-то уже изобрели вакцину? И в шприце - именно она?!
        Герман пожал плечами.
        - В шприце - то, от чего пацан ваш жив. Ларка очухается - получше объяснит, она все про прививку какую-то бормочет. Я не больно вкурил… Так чё, полотенце-то?
        Светлана Борисовна вытащила из шкафчика стопку одноразовых пеленок:
        - Вот, держи. Тебе помочь?
        - Обойдусь. Спасибо.
        Герман смочил пеленку под краном. Засучил на адаптке брючину, снял с лодыжки ножны. Расстегнул ремень девушки, брюки. Бросил Вадиму:
        - Так и будешь пялиться?
        - Извини, - спохватился Вадим.
        Отвернулся.
        Герман хмыкнул.
        - Ну да… Адаптка ведь! Обезьяна почти.
        - Я так никогда не говорил!
        - Ты и сейчас не говоришь.
        Судя по звукам, Герман освобождал питомицу от одежды. Вадим недоуменно разглядывал шприц.
        - Где они это взяли?
        - Ларка говорит, сама приготовила. Из какого-то порошка.
        Герман подошел к крану, прополоскал пеленку. Темные от ожогов руки, размером и твердостью напоминающие экскаваторные ковши, орудовали на удивление искусно.
        - Что за порошок?
        Отвечать Герман не спешил. Долго полоскал пеленку, потом отжимал. Закрутил кран. Не глядя на Вадима, проговорил:
        - Знаешь, Вадик, чем ты от Евгеньича отличаешься? И от Гриши?
        Вадим слегка опешил - хотя, разумеется, знал. Сравнение с Сергеем Евгеньевичем, давно отошедшим от науки, занимавшимся в основном административными вопросами и, тем более, Грегором - топорным ремесленником, на научные изыскания никогда не претендовавшим, он уверенно проводил в свою пользу. Но услышать такой вопрос от Германа было странно.
        - Чем же?
        - Тем, что они сперва о людях думают. А уж потом о порошках. - Герман повернулся к Вадиму, уставился на него светлыми, почти как у адаптов, глазами. Вадим вздрогнул - понял вдруг, что командир адаптов еле сдерживает злость. - Ларка тут у вас уж сколько часов валяется - а ты ее ни как звать не спросил, ни что с остальными! Реактивы ему достань, а там хоть сдохни… Красавец.
        Бункер. День возвращения. Григорий
        Герман задержался в Бункере ненадолго. Дождался, пока Григорий поставит Сталкеру дренаж, посидел возле кровати.
        Хмуро спросил:
        - Ногу-то парню не отхряпаешь?
        Вопрос попал в точку. Ставить диагнозы командир, изрядно за эти годы поднаторевший на ранениях, умел не хуже Григория.
        Врач неопределенно развел руками. Рана сильно воспалена, надежды на антибиотики мало. Ногу, скорее всего, придется отнять.
        Герман все прочитал по его лицу. Болезненно нахмурился. Что-то пробормотал и постучал, отвернувшись, по деревянной спинке стула. Поднялся.
        - Ладно… Мне ехать надо, дел полно. Ларке не мешай, окей?.. Девчонка отлично знает, что делает. И не спрашивай, откуда! Знает - и всё. Ваде на опыты ее не отдам, а то насмерть заисследует. Пусть колет и себя, и пацана вашего - столько, сколько надо. Хуже не сделает, обещаю. А тому, кто под руку сунется, может.
        - Верю. - Григорий покосился на разбитую пулей плитку.
        Герман проследил за его взглядом.
        - Это мои залатают, - пообещал он. - А что Ларка такой шухер устроила, извиняй. Перепугала вас…
        Григорий обиделся:
        - Сдурел, что ли? Это она Вадима с тетками перепугала, а я - военврач все-таки. Угрозу жизни от бабской истерики отличу как-нибудь.
        - В натуре не сердишься?
        Григорий припомнил армейский лексикон и предельно доступно рассказал, что он думает о вопросах Германа, о нем самом и его ближайших родственниках.
        Герман, ухмыляясь, поднял руки:
        - Убедил, сдаюсь… Ладно. Будь здоров, эскулап. Евгеньичу - привет. - Оглянулся на Сталкера. Пробормотал: - А вот увидишь - ни фига ему не будет! Оклемается. - И стиснув пальцы Григория так, что тот крякнул, вышел в коридор.
        - Шелдон! - повелительно раздалось оттуда. - Рон! Выдвигаемся.
        Только потом, отвечая на расспросы Кирилла, Григорий обнаружил, что понятия не имеет, в каком направлении Герман «выдвигался».
        ***
        Проснувшаяся наконец-то - проспала она больше суток - Лара, узнав, что Герман ушел, ни о чем больше не спрашивала. Просто кивнула.
        Вылезла из кровати и с неудовольствием оглядела свой наряд - конфузливая Светлана Борисовна, то и дело с опаской вздрагивая, ухитрилась-таки напялить на пациентку пижаму.
        Устремилась к Кириллу. Знакомым уже жестом положила ладони ему на лоб и грудь. Подождав, оглянулась на Григория.
        - Сколько я провалялась? - Голос звучал хрипло, адаптка закашлялась.
        - Сутки.
        Лара кивнула.
        - Бункерного уколоть надо. Где шприц?
        Григорий вытащил из холодильника достопамятный шприц. После категоричных разъяснений Германа, забирать препарат Вадим не рискнул. Капнул немного на лабораторное стеклышко и, подхватив контейнер с реактивами и тетради с записями Кирюши, умчался к себе, исследовать.
        Адаптка молча, как должное, приняла лекарство. Ввела Кириллу. Подождала. Удовлетворенно кивнув, перешла к Сталкеру. Положила ладонь рядом с раной - Светлана Борисовна охнула.
        - Антибиотик давал?
        - Разумеется.
        - Какой, покажи.
        Григорий, заранее решивший ничему не удивляться, продемонстрировал ампулу из-под препарата. Адаптка посмотрела удивленно:
        - На фиг мне пустышка? Полная нужна.
        Григорий, пожав плечами, вытащил из коробки новую ампулу. Лара умело отломила кончик. Вытряхнула каплю на ладонь. Лизнула… Замерла.
        Выглядело происходящее почти колдовством. Григорий поймал себя на том, что ждет магических пассов и напевных заклинаний, но ничего подобного адаптка не сделала.
        - Нормально, - решила она. Вернула ампулу. - Спрячь пока на холод. К утру еще вколем.
        - К утру, - сухо объявил Григорий, - самое позднее - завтра вечером, я собираюсь его прооперировать. У твоего друга начинается гангрена. С такими вещами тянуть нельзя.
        Парня было жаль. Но все шесть лет в Академии и еще два года - в ординатуре Григория учили, что живой человек без конечности однозначно предпочтительнее, чем полностью укомплектованный мертвец.
        «Вы не представляете, как люди любят жить, - рассказывал им, тогда еще желторотым курсантам, читавший хирургию профессор. - И наша задача - сохранить им эту жизнь. Без рук, без ног, без глаз или ушей - неважно! Пациент должен выжить. А как уж дальше он распорядится этой жизнью, не наше с вами дело».
        И мысли Григория сейчас были только об одном: у кого из персонала хватит стойкости ассистировать при операции. Ни Оле, ни Светлане Борисовне наблюдать за отпиливанием конечностей до сих пор не приходилось.
        Лара слову «прооперировать» не ужаснулась - возможно, просто не поняла, о чем речь. Она деловито рассматривала ногу Сталкера, дренаж и отводящую трубку. Спокойно, как с равным, с Григорием согласилась:
        - Да, это можно - дохлое убрать… Я помогу, если надо. Я в Нижнем в больнице работала, тетя Ася хвалила! А вообще, нормально заживает.
        Григорий нахмурился. Подошел к Сталкеру, собираясь показать адаптке, как выглядят «нормальные» ткани, а как - «дохлые». И объяснить, чем опасно омертвение. Но, подойдя, заготовленной речью подавился. Рана Сталкера выглядела в точности как утром, страшной черноты по краям и миллиметром не прибавилось.
        - Спасибо тебе, доктор, - поднимая на Григория глаза, серьезно проговорила Лара.
        Хуже Рэду не стало ни к утру, ни на следующий вечер. Могучий, не избалованный лекарствами организм воспринял антибиотик с удивительной благодарностью, ни у кого из прошлых пациентов Григорий подобного не наблюдал. Рана очищалась на глазах. Температура спадала. На третье утро Сталкер пришел в сознание.
        Лара восприняла это, как должное - не сомневалась, видимо, что так и будет. Гораздо больше адаптку беспокоил Кирилл.
        К нему она подходила часто. Подолгу держала ладони на груди и лбу и то, покачав головой, отходила, то принималась копаться в «аптечке» - тканевом сундучке, набитом, помимо обычных лекарств, подозрительного вида пузырьками. Потребовала забрать у Вадима обнаруженную в контейнере пробирку с темным порошком. Вадим не хотел отдавать, стоял насмерть, и пришлось пригрозить бунтом адаптки.
        Заполучив пробирку, Лара вытряхнула из нее в ампулу несколько крупинок. Накапала туда же воды. Смесь зашипела, над ампулой вскипел и испарился густой, белого цвета газ - адаптка заранее отвела руку, видимо, предстоящая реакция была ей хорошо знакома. Несколько раз, с промежутками, встряхивала - до тех пор, пока раствор не приобрел мутно-голубой оттенок. Капнула на ладонь. Лизнула. Замерла.
        Адаптка не нуждалась в аптекарских весах и сложных приборах. Она, сама в себе, была уникальным лабораторным комплексом. Не имея представления даже об элементарной химии, отлично знала, какое лекарство нужно больному. Какая концентрация лечащего вещества, и в какой момент обозначенное вещество следует вводить…
        Это было абсолютно необъяснимо. Но это было так.
        «Слава богу, что я не ученый! - думал Григорий. - Как хорошо, что обыкновенный военврач».
        Глава 2
        Бункер. 2 дня после возвращения. Григорий
        Слухи о том, что услуги выпускников военно-медицинской Академии востребованы в таких местах, как Институт, среди курсантов ходили. Но для себя Григорий такой судьбы не предполагал - был уверен, что человеку «с улицы» в подобное заведение не попасть, и предложению о переводе несказанно удивился. Получил его спустя четыре года армейской службы и ухватился с радостью: наконец-то забрезжила возможность наладить личную жизнь.
        После полевых госпиталей и медсанбатов, после контузий, ранений и смертей «в результате невозможности оказания квалифицированной медицинской помощи» уютная, оснащенная новейшим оборудованием клиника Института показалась Григорию раем.
        Он заверял больничные листы и оформлял декретные отпуска. С неподдельным вниманием выслушивал жалобы на головные боли и несварения желудка. Проводя неспешные профилактические осмотры, выписывая направления в санатории и пансионаты, Григорий сам себя чувствовал курортником. Он вернулся к заброшенной диссертации, женился. Вскоре Галя забеременела. А в день, когда все случилось, уехала отдыхать на море - Григория задержали на работе, он должен был присоединиться к жене не позднее, чем послезавтра… Наступило ли для Гали послезавтра, или она, вместе с будущим малышом, погибла в день катастрофы, Григорий старался не думать.
        У каждого из бункерных жителей были за спиной похожие истории, своя боль и свое горе. Утешение люди находили в работе. Трудились над созданием лекарств, сборкой генераторов. Многие искренне верили, что когда-нибудь жизнь на поверхности вернется на круги своя, нужно лишь ждать и надеяться. И разрабатывать вакцину.
        Больше всех вакциной грезил Вадим. В возможности ее создания не сомневался и умел заразить своей верой окружающих.
        В последние годы в его словах мелькало, что катастрофа явилась едва ли не благом для человечества! Теперь, когда продолжение людского рода напрямую зависит от воли тех, кто собрался в Бункере, можно будет воспитать новое общество. Сызмальства прививая будущим его созидателям тягу к знаниям и стремление к самосовершенствованию, на выходе Вадим предполагал получить едва ли не новую расу - счастливых, гармоничных, всесторонне образованных и развитых людей. Выращивать новую расу предполагалось в инкубаторе, Вадим вполне серьезно рассуждал о необходимости создания такого. Естественное зачатие, так же как последующее вынашивание и воспитание детей на поверхности, полагал глупостью и безответственностью.
        - Думаю, никому тут не надо объяснять, что адапты смогут воспитать только новых адаптов, - горячился он. - И, если уже сейчас они - полуграмотные дикари, то следующее поколение неизбежно скатится к каменному веку! Остаться людьми нам помогут только контроль и правильное воспитание. Многое, разумеется, будет зависеть от генофонда, но в целом наше будущее - в наших руках. Основной задачей я вижу воспитание поколения, чьи мысли будут устремлены к развитию и совершенствованию - так же, как наши…
        - А кормить-то их кто будет, - ехидно вопрошал Григорий, - твоих высокоразвитых?
        - Разумеется, кому-то придется заниматься и производством, и сельским хозяйством, - небрежно отмахивался Вадим, - это неизбежно. Как неизбежно и то, что равно способными к наукам дети быть не могут… Все мы прекрасно знаем о существовании методик, позволяющих выявить интеллектуальный потенциал уже в двух-трехлетнем возрасте, определить каждому ребенку его целевую функцию - вполне в наших силах. Таким образом, новое поколение будет расти и развиваться с уже заложенным пониманием того, чем им предстоит заниматься в будущем. Варварские общины, вроде той, что создал Герман, в цивилизованном обществе недопустимы! Мы создадим и воспитаем совсем других людей. Ответственных, целеустремленных, ставящих во главу угла знание, а не грубую силу…
        - Ты бы для начала Олегом занялся, - саркастически ворчал Григорий. - Попробуй из него воспитать ответственного и целеустремленного? В качестве, так сказать, опытного проекта?
        Вадим досадливо морщился.
        - Олег - сложный мальчик… Но этот случай лишь подтверждает мою теорию! Кирилл и Даша - умницы, надеюсь, с этим ты не будешь спорить?
        Григорий не спорил. Споры с Вадимом он вообще почитал гиблым делом. Сергей Евгеньевич над фантастическими мечтами Вадима тоже посмеивался, приговаривая, что не стоит делить шкуру неубитого медведя. Сначала - вакцина, а уж о построении счастливого общества еще будет время подумать.
        В душе Григорий был уверен, что выращивание людей в инкубаторе - даже если получится это осуществить, ресурсами для его создания Бункер, по слухам, обладал - чушь собачья. А Вадик - идеалист. Фантазер… Да и что с него взять, в Бункер мальчишкой-аспирантом попал, как и Лена, Сергей рассказывал, что по какой-то госпрограмме. Взрослой жизни понюхать-то толком не успел.
        Детям нужны не воспитатели, а родители. Дети в салочки должны гонять на свежем воздухе, а не под землей в мониторы таращиться… Но свои мысли Григорий предпочитал держать при себе. Сергей прав, преждевременно об этом думать. Вот если с вакциной и впрямь все получится… Глаза-то у Вадима после того, как вскрыл привезенный из Новосибирска контейнер, ярче прожекторов горели. То и дело прибегал осведомиться: как там Кирюша?.. Отчаянно нуждался в толковом помощнике. А уж с Лары и вовсе с живой не слез бы, тут Герман как в воду глядел. На атомы бы разложил, чтобы до сути ее способностей докопаться! Умордовал бы анализами и опытами…
        Это я здесь, - думал Григорий, - с ними со всеми таких чудес насмотрелся, что уже ничему не удивляюсь. Каким-то образом девчонке это удается. Результат налицо - ну, и слава богу.
        ***
        Лара оказалась идеальной медсестрой, Григорий нарадоваться не мог. Приняв душ и поев - Светлана Борисовна адаптским аппетитом шумно восхищалась: «Вот бы Дашенька так кушала», - Лара переоделась в извлеченные из рюкзака шорты и майку. А минуту спустя появилась на пороге ординаторской со словами:
        - Командуй, доктор.
        В том, что Григорий ее помощь примет, очевидно, не сомневалась. Надела одолженный Олей белый халат, выспросила у Светланы Борисовны, что где лежит, и сноровисто взялась за дело.
        Лара не чуралась ни крови, ни гноя, ни того, что в медицине принято именовать отходами жизнедеятельности. И Кирюшу, и здоровенного Сталкера ворочала легко, будто котят. Убедившись, что Григорий ей доверяет, превратилась в удивительно словоохотливую, улыбчивую и дружелюбную девушку.
        Врач прослушал всю историю похода. Узнал и о том, что Лара видела своими глазами, и о том, что происходило без нее - пока раненная адаптка «прохлаждалась» в больнице, в Нижнем. Слушал и только головой качал.
        Вадим подробностей походной жизни адаптов близко себе не представлял. Иначе ему бы в голову не пришло, что Кирюша, хилый бункерный книгочей, сможет подобное выдержать.
        Предварительно Лара взяла с Григория слово «Ваде» ничего не рассказывать.
        - Бункерный, как очухается, пускай сам решает, что говорить, - прокомментировала просьбу она. - А то вдруг, я расскажу, а ему потом по шее! У вас ведь тут не по-людски всё…
        В том, что «бункерный» - то есть, Кирилл, - «очухается», Лара не сомневалась. И Григорий, хотя парень был по-прежнему плох, с каждым днем все больше ей верил. На вопрос, как она догадалась, что Кирюшу может спасти нижегородский порошок, Лара, к изумлению Григория, ответила, что Кирилл сам приложил руку к своему спасению. В какой-то момент сумел найти понятные для адаптки слова и рассказал ей, что представляет собой сотворенный в Нижнем препарат. И как именно, по мнению «деда» из Омска, он должен влиять на человеческий организм.
        ***
        Из Владимира Рэд, Кирилл и Лара удирали верхом на выпряженных из телеги лошадях. Одну оседлал Рэд, другую - Лара с Кириллом. Кирилл верхом ездил плохо - не успел научиться, просто объяснила Лара, - и сидел позади адаптки, держась за нее. Джек, Олеся и Гарри - прочие адапты, входившие в «отряд», - остались прикрывать отход. И пока об их дальнейшей судьбе не было ни слуху, ни духу - об этом Григорий, по тоскливо отведенным глазам Лары, догадался сам.
        У соперника тоже были лошади. И отличное умение с ними обращаться. Вдогонку удирающим бросились сразу пятеро конных.
        Двоих, по словам Лары, Сталкер «положил» сразу. Еще одного сумел «снять» Кирилл - у самой Лары, сидевшей перед ним и правящей лошадью, возможности стрелять не было.
        Ну, Кирюша! - думал Григорий, глядя на оплетенное трубками капельниц тело. Нежный, болезненный головастик. Когда-то с трудом поднимавший пятилитровую канистру с дистиллированной водой и горько рыдавший, когда на его глазах издохла лабораторная мышь - Любовь Леонидовна закатила тогда серьезную истерику, в ход шли такие слова, как «безнравственность», «цинизм» и «душевная травма». Стрелял на поражение! Будто герой вестерна, на полном скаку… Это казалось немыслимым. Но, по словам Лары, так и было.
        Момент, в который ранили Кирилла, Лара почувствовала. Крикнула, не оборачиваясь:
        - Сильно задели? - Она была уверена, что на Кирилле бронежилет. О том, что в бронежилет «ушибленный на всю голову бункерный» завернул драгоценный контейнер, спутники узнали позже.
        Рэда рубанули по бедру тесаком - для ближнего боя воинство Толяна использовало что-то вроде мачете, догонявший сумел приблизиться на нужное расстояние, патроны к тому времени закончились и у преследователей, и у беглецов. Парень упал с ножом в груди, на таком расстоянии Рэд не промахивался, но дело было сделано. А вдали виднелись еще всадники. Лара и Рэд погоняли лошадей, как могли. И тут над горизонтом, прорвав тучи, показалось солнце.
        Рэд намеренно пошел на прорыв перед восходом - надеялся, что в это опасное время броситься в погоню враги не рискнут… Рискнули. Однако сейчас и удирающие, и догоняющие ясно видели, что двигаться дальше нельзя. Погоня застопорилась, а у Рэда с Ларой выбора не было, для них остановка означала верную смерть.
        Скакали до тех пор, пока не решили, что достаточно оторвались. Затащили обмякшего на спине у Лары Кирилла в палатку. Тут-то и обнаружили, что этот псих - без бронежилета.
        Раздев Кирилла, Лара ахнула. Кожу вокруг ран вспучивало на глазах. Раны, определила она, не смертельные, хотя операция, безусловно, нужна. Беда в том, что не доживет бункерный до операции. От ожогов загнется раньше… Им с Рэдом тоже досталось, но они-то выкарабкаются, это Лара знала точно. А Кирилл умирал. Сталкер, едва глянув на разливающуюся по телу бункерного смертельную багровость и встретившись глазами с Ларой, тоже это понял.
        Вынул из рюкзака Кирилла злополучный контейнер. Собирался отдать его Ларе, девушка пострадала меньше него, ее шансы добраться до Бункера представлялись более высокими.
        - Главное - порошок, - со злостью напомнил Рэд.
        Лара - она сама ненавидела и чертов ящик, погубивший Кирилла, и Бункер, куда должна была его передать, - с яростью проводила контейнер взглядом. И вдруг вспомнила то, о чем рассказывал на пароходе Кирилл.
        Про порошок. Про «прививку»! Хуже бункерному она все равно не сделает, ему до смерти едва ли пять минут осталось.
        - Забинтуйся сам, - бросила Сталкеру Лара, - не мешай.
        Она достала пустой шприц и натрясла туда крупинок порошка. Разбавила водой из фляжки. Попробовала. Что чувствует адаптка, «пробуя» лекарства, объяснить она не смогла: «Просто знаю, как правильно, и все».
        Сначала получилось «сильно густо», и пришлось добавлять воду - до тех пор, пока смесь не стала «правильной». Кирилл слабел с каждой секундой и уже едва дышал. Лара, с ушедшим в пятки сердцем, ввела ему получившийся раствор. Замерла, держа руку на груди.
        Прошло несколько долгих минут. Кирилл дышал. Лара почувствовала, что умирать он передумал.
        - Сталкер, - позвала она, - дай-ка руку.
        Сколько раз колола так Кирилла, Рэда и саму себя, Лара не смогла сказать. Задерживаться в Пекше адапты не стали, опасались возобновления погони. Сменили лошадей и поскакали дальше.
        Скакали две ночи, Кирилл слабел на глазах. И Рэд, Ларе это было ясно, держался уже на одной только силе воли. Адаптка интуитивно понимала то, что не смогла объяснить Григорию словами: чудо-порошок поддерживает их жизни, но одного его мало. Кирилла необходимо прооперировать, Сталкеру нельзя двигаться, ему нужно вычистить рану и лежать - но солнечные ожоги были для них уже не так губительны.
        Именно поэтому, когда на исходе последней ночи небо начало светлеть, а до Бункера оставалось всего ничего, Рэд и Лара решили не останавливаться. Гнали из последних сил, не щадя ни лошадей, ни себя. И оказались у заветного люка почти в полдень.
        ***
        Рэд, едва открыв глаза, попробовал подняться на ноги. Григорий сделал ему выговор, и Лара «доктора» поддержала.
        Но на следующую ночь, войдя в палату, первым, кого увидел Григорий, был стоящий у кровати Рэд. Держась за ее спинку, он пытался шагать на месте. Что такое обязательная после ранения гимнастика, адапту рассказывать не пришлось - пришлось удерживать едва ли не силой, чтобы не перегружал больную ногу. А в один прекрасный вечер, явившись, как обычно, в реанимационный блок, Григорий обнаружил, что там нет никого, кроме по-прежнему бесчувственного Кирилла.
        Врач метнулся в палату, где размещались Лара и Рэд - селиться в разных помещениях адапты отказались наотрез, чем вызвали очередной конфуз у Светланы Борисовны, - но там тоже было пусто. Ни ребят, ни их громоздких рюкзаков.
        В душевой сох выстиранный халат. А в истории болезни Кирилла - это Григорий обнаружил, вернувшись в реанимацию, - прямо под его собственными вчерашними записями о температуре и давлении, большими печатными буквами было накарябано:
        «ПАРАШОК НИКАЛИ ВСЕ НАРМАЛНА ПРИВЕТ ДОКТОР».
        Ничего не понимающий Григорий подошел к Кириллу. Привычно положил руку парню на лоб… И вздрогнул, таким холодным тот показался. Температура у Кирилла спала. С этой ночи он уверенно пошел на поправку.
        Бункер. Восемь дней после возвращения. Григорий
        - Что с ребятами? - Этот вопрос был первым, который, сумев говорить, задал Кирилл.
        Поначалу его плохо слушался голос, и все, кто заботливо окружил раненого - Сергей Евгеньевич, Вадим, Елена, немедленно примчавшиеся, узнав, что Кирюша очнулся, Любовь Леонидовна с «малышами», - никак не могли понять, о чем он спрашивает.
        - Реактивы здесь, - успокаивал Сергей Евгеньевич, - твои записи здесь! Все в порядке. Ты сумел, ты вернулся! Ты молодец, Кирюша.
        А парень все пытался выдавить из пересохшего горла вопрос, и, похоже, злился, что его не понимают. Обводил взглядом палату, силясь увидеть то, что так беспокоило.
        - Попей. - Елена поднесла к губам Кирилла трубку от капельницы, другой ее конец был опущен в стакан с витаминным коктейлем.
        Кирилл сделал несколько торопливых глотков.
        - Хэт?.. - прохрипел он. - Аха?..
        Окружающие переглянулись.
        - Не понимаем, - огорченно признался Сергей Евгеньевич. - Не спеши, пожалуйста. И не волнуйся, голос скоро вернется. После ожогов, к сожалению, такое бывает.
        В недовольных, даже злых глазах Кирилла Григорий вдруг ясно прочитал, что парню и без Сергея Евгеньевича хорошо известно, что и как бывает после ожогов. Он ждет от посетителей совсем не этой информации.
        Кирилл шевельнул рукой. Заметил в ней катетер, поморщился. Осторожно, чтобы не выдернуть иглу, поднес дрожащую кисть к носу. Согнул указательный палец, изображая что-то вроде орлиного клюва.
        - Господи, да что с тобой?! - всхлипнула Любовь Леонидовна. - Кирюшенька, малыш! Что ты такое показываешь?
        - По-моему, он про адаптов спрашивает, - подал голос Григорий, - про Сталкера.
        Кирилл повернулся к нему и задергался, кивая.
        - Не бойся, - захлопотала Любовь Леонидовна, - нету тут этого бандита! И девки этой сумасшедшей тоже нет!.. Все хорошо, мой маленький! Никто тебя не обидит.
        Кирилл издал тоскливый хрип. С натугой помотал головой. Посмотрел на Григория - похоже, врач был единственным, кто на фоне всеобщей бестолковости еще вселял в него надежду.
        - Твои друзья живы, - успокоил Григорий, - они уже дома. У Германа.
        - А шех?!.. - выхрипел Кирилл. - О-е-хя?.. Ха..их?
        Григорий развел руками:
        - Прости. Не понимаю…
        - Маленький мой, тебе нельзя волноваться! - Любовь Леонидовна нежно погладила Кирилла по остриженной под машинку голове.
        Парень покосился на руку воспитательницы. Попытки высвободиться не сделал - не смог бы - но и удовольствия прикосновения ему определенно не доставили. Растроганная Любовь Леонидовна этого не заметила.
        - Лежи-и, отдыха-ай, - напевно уговаривала она. - И не нужно ни о чем беспоко-оиться… Ты до-ома, с нами. Все хорошо-о. Друзья-а твои тут…
        Кажется, Олега с Дашей Кирилл заметил только сейчас. Натянуто, без эмоций, улыбнулся. Интересовали его явно не они. Нетвердой рукой попробовал поймать трубочку с напитком - этот жест Любовь Леонидовна поняла и тут же с причитаниями поднесла трубочку.
        Кирилл принялся глотать раствор. Сосредоточенно, чередуя глотки с долгими перерывами. Вряд ли он хотел пить, он будто бы решал сложную задачу. Убедился, что никто из собравшихся помочь ему не может, и начал помогать себе сам.
        Григорий смотрел на серьезное, повзрослевшее лицо парня и думал о том, как же сильно когда-то ошибся.
        ***
        Узнав два года назад, что для выполнения «миссии» Вадим избрал Кирилла, Григорий этот выбор категорически забраковал. Конечно, Кирилл, в отличие от Олега, не страдал ожирением - к чему, считал Григорий, основательно приложила руку Любовь Леонидовна - и не мучился, подобно Даше, головокружениями и одышкой. Но обладал уникальной способностью простуживаться от любого сквозняка и переболел за детские годы всеми мыслимыми болезнями.
        Готовя мальчишку к миссии, Григорий, конечно, накачивал его витаминами и иммуномодуляторами. Пытался даже, несмотря на писклявые протесты, закаливать, пока об этом не проведала Любовь Леонидовна, - ух, какую истерику тетка тогда закатила! - но еженощно убеждал Вадима в том, что подобная экспедиция для Кирюши - верная смерть. Он не дойдет даже и до Купавны, свалившись по дороге с ангиной или гриппом. У него ведь даже половое созревание началось позже всех! Если Олега и Дашу Григорий начал угощать антилавом еще в тринадцать лет, то Кирилл оставался невинным ребенком почти до пятнадцати. Он был самым одаренным интеллектуально, несомненно, самым талантливым - но, вместе с тем, самым физически немощным из троицы. Самым «невзрослым»!
        И только раздев Кирилла на операционном столе, освободив от грязной одежды и бинтов, а потом - выслушав фантастический рассказ Лары, Григорий понял, как глубоко когда-то заблуждался.
        Лежавший перед ним парень был ранен, обожжен и измучен. Он горел немыслимой, невыносимой для человеческого организма температурой, на многострадальной коже не осталось не единого чистого участка. Но назвать его «малышом» сейчас, пожалуй, даже у Любови Леонидовны язык бы не повернулся.
        На столе лежал взрослеющий мужчина. Адапт, в Бункере такие не жили.
        У Кирилла раздались плечи, окрепли руки и ноги. Под потемневшей кожей угадывались мышцы. Григорий рассмотрел твердые мозоли на ладонях, иссеченные порезами пальцы. На теле, из-под вязи опавших волдырей, проступали давнишние ссадины. Правый бок украшал профессионально, явно в стационаре зашитый шрам. Левое плечо - еще один. На лодыжке, вокруг зажившего пореза, обильно расцвели не нынешние, а старые, двух-трехмесячной давности, ожоги…
        В эти полгода тело Кирилла прожило десять лет. И, как быстро понял Григорий, голова тоже. Олег с Дашей, даже если им предлагали выбрать книгу для чтения, или блюдо за столом, сначала вопросительно смотрели на Любовь Леонидовну. Кирилл ни на кого из взрослых больше не смотрел. Этот мальчик научился полагаться на собственные силы.
        Он прихлебывал витаминную бурду, а посетители, сгрудившись вокруг, пытались развлечь героя разговорами. Рассказать о бункерных новостях, о том, как долго они его ждали - «Все глаза проплакали!» - уверяла, всхлипывая, Любовь Леонидовна, - как надеялись на него и «миссию», и вот, наконец, дождались. Даша осторожно погладила Кирилла по предплечью с утопленным в вену катетером.
        Кирилл равнодушно кивал. На Дашино прикосновение покосился, задержав на девушке взгляд - та покраснела и убрала руку, - и по этому взгляду Григорий вдруг отчетливо понял, что парень созрел и в половом отношении тоже. Он уже не понаслышке знает, что такое женские ласки.
        Кирилл отодвинул ото рта трубку. Пальцы слушались его все лучше и лучше, мальчишка на удивление быстро восстанавливался. Свои вопросы, очевидно, успел хорошо обдумать.
        - Нас… было… шесть… - раздельно, плохо выговаривая согласные, но уже вполне разборчиво произнес он. - Рэд… Лара… я понял. А Джек?.. Олеся?.. Гарри?.. - После каждого нелепого и не знакомого собравшимся имени Кирилл тревожно всматривался в окружающие лица. - Что с ними? Они… живы?
        Глава 3
        Бункер. 15 дней после возвращения. Григорий
        - Гриша! Гриша, проснись.
        - Что такое? - Разбуженный Григорий сел на кровати. - Кирилл?!
        - Да.
        - Дьявол… - Первым делом врач напялил очки.
        Потом, вскочив, накинул на пижаму халат, сунул ноги в тапочки и попытался устремиться в больничный блок. О том, что еще позавчера самолично предложил Кириллу перебраться из палаты в их с Олегом комнату, вспомнил уже в коридоре.
        - Где он?
        - У себя. - Вадим придержал Григория за рукав. - Подожди, не беги…
        Григорий замедлился. Кажется, нестись сломя голову нужды не было.
        - Объясни толком, что случилось? - потребовал он. - Сознание потерял? Температура?
        - Нет. - Вадим поджал губы. - Он… Видишь ли… Кирилл пьяный.
        Это было так неожиданно, что Григорий не сразу понял. Поняв, остановился и недоуменно нахмурился:
        - Блюет, что ли?
        Вадим поморщился:
        - Ты, как всегда - само изящество… Нет, его не рвет.
        - Так что тогда? - Григорий по-прежнему недоумевал. - Ну, пьяный - проспится. Чего ты ко мне-то примчался? Времени - знаешь, сколько?
        - Гриша! - Вопрос о времени Вадим проигнорировал. - По-моему, ты не понимаешь. Ребенок пьян!
        - Вадик… - Григорий разозлился. В конце концов, когда-нибудь нужно было это сказать. - Будь любезен, осознай очевидную вещь! Ну какой он, к чертям, ребенок?.. Парню скоро восемнадцать, мы с тобой в его годы на втором курсе учились. И - не знаю, как у вас, - а в нашей общаге бухали только в путь! И что-то я не припомню, чтобы кто-то из-за этого с выпученными глазами бегал. И людей поднимал ни свет ни заря… Где он выпивку-то взял? - Григорий нащупал в кармане халата сигареты. Двинулся в сторону курилки.
        Вадим пошел следом.
        - Сказал, что развел водой лабораторный спирт.
        - А-а. Ну, хоть развести сообразил. Молодец, не зря учили.
        - Не юродствуй, пожалуйста! - Вадим нахмурился. - И не делай вид, что не понимаешь, о чем я беспокоюсь! В гордом одиночестве, втайне от нас употреблять алкоголь - нормально, по-твоему? - Вадим тронул Григория за рукав. - Гриша. Я считаю, что ты обязан обследовать Кирюшу.
        - На латентный алкоголизм?
        - На любую дрянь, к которой он мог пристраститься на поверхности! После того, как вернулся, Кирюша стал очень странным. У мальчика кардинально изменилось поведение - с этим ты согласен, надеюсь? Ты знаешь, что он мне сказал?
        - Пока нет. - Григорий закурил.
        - Я… отвел Кирюшу к себе в комнату. Сказал, что не стоит показываться на глаза Олегу в таком виде. Начал расспрашивать…
        - Нашел время.
        - Ты можешь не перебивать?! Я спросил, для чего понадобилось употреблять алкоголь? Дома, среди любящих и доверяющих ему людей? Сейчас, когда нам предстоят такие исследования, о которых раньше и мечтать не могли?.. Я в очередной раз попытался объяснить, что работа над вакциной теперь выйдет на принципиально новый уровень. Вкратце повторил свои выкладки…
        Григорий закатил глаза:
        - Вадик, ей-богу, мне уже самому нажраться охота.
        - В общем, в итоге, - заторопился Вадим, - я спросил, неужели тебе здесь неуютно? Посмотри, какие люди тебя окружают! Ведь все хорошо, так ведь?.. Хорошо?.. Мне в голову не могло прийти, что Кирилл на это ответит!
        Вадим замолчал.
        - Ну? - поторопил Григорий. - Что? Спросил, где догонку раздобыть?
        - Прекрати. Я повторю его слова дословно, думаю, что тебя они не покоробят.
        Поморщившись, будто ему предстояло принять горькое лекарство, Вадим продекламировал:
        - Хорошо на печке спать, шубой накрываться! Хорошо козу е…ать - за рога держаться!.. Гриша!.. Гриша, ты что?
        Осознав услышанное, Григорий захохотал. Матерщина его, в отличие от Вадима, действительно не возмущала.
        - За рога держаться, - всхлипывая от смеха, повторил он. - Да уж… удобно. Надеюсь, у нашего «мальчика» это наблюдение… хотя бы не из личного, так сказать, опыта.
        Вадим запылал от гнева.
        - Гриша! Ты ведешь себя, как недоразвитый школьник, честное слово! На моем месте ты бы так же реагировал?
        - На твоем - выпорол бы мерзавца как следует, чтобы не хамил. - Григорий отер проступившие от смеха слезы. - А поржал бы потом… Но ты, полагаю, ни того, ни другого не сделал.
        - Разумеется, нет! Я велел Кириллу идти к себе и ложиться спать.
        - Ясно. Ну, каждому свое. Это ты у нас великий наставник, а я так, погулять вышел… Возвращаемся к тому, с чего начали - от меня-то что нужно? Для чего ты прибежал?
        - Я уже сказал. Нужно, чтобы ты протестировал Кирилла на психотропные препараты. Тебе смешно, а мы с Леной всерьез опасаемся за его здоровье. Прежде всего, душевное.
        Смеяться расхотелось. Григорий затушил окурок. Отрезал:
        - Нет. Никаких тестов.
        - Почему?
        - Во-первых, потому, что результат в любом случае будет положительным! Парень все еще на обезболивающих - тебе ли рассказывать, что они содержат, в числе прочих, наркотические вещества? Это во-первых. А во-вторых, я считаю Кирилла достаточно здравомыслящим для того, чтобы не употреблять наркотики. Мальчишка повзрослел, вот тебе и всё «изменившееся поведение»! А ты это почему-то в упор замечать не хочешь. Думаешь, если я безвылазно в клинике сижу, так знать не знаю, что вокруг происходит? Не в курсе, как он от вас с Леной отбрехаться пытается: «Разрешите мне заниматься другой темой»?
        - Мы с Леной желаем Кирюше исключительно добра! Не хотим, чтобы он тратил время и силы на заведомо провальные эксперименты, а потом страдал от разочарования. То, над чем предлагает работать он, - бред сивой кобылы!
        - Ну, может, и бред, вам виднее. Одно скажу: парень вырос, а ты на него все слюнявчик нацепить пытаешься. Сперва на «детские капризы» кивал, а теперь вовсе ерунду выдумал. - Григорий посмотрел на часы. - Вадик, пять вечера! Я спать пошел. - Решительно развернулся и направился в сторону своей комнаты.
        Опасался, что Вадим ринется следом, и тогда уж придется его послать открытым текстом, но, слава богу, разобиженный ученый остался в коридоре.
        Настороженно оглянувшись и убедившись, что его не преследуют, Григорий резко поменял направление. Вместо своей комнаты устремился в больничный отсек.
        Войдя в ординаторскую, плотно закрыл за собой дверь. Придвинул к шкафчику с медикаментами стул. Закряхтев, взгромоздился на него ногами. Открыл верхнюю дверцу шкафчика и удовлетворенно кивнул.
        В лаборатории Вадима спирта было немного - небольшая колба, оптику протирать, там и на пару глотков не будет. Основной запас хранился здесь, и Кирилл не мог об этом не знать. Григорий смотрел на пузатую бутыль со спиртом. Он догадался правильно. Из нее не отлили ни капли.
        Эх, Вадик, Вадик… Два и два сложить не сумел.
        Вчера была суббота. А по субботам в Бункер приходили адапты. Григорий был уверен, что пил Кирилл не один. Но не менее твердо он был уверен в том, что собутыльников давно и след простыл. Скачут прочь, как говаривал Герман, резвыми коняшками, чтобы не спалили.
        А парень - молодец. Сам, понимаешь, погибай, а товарища выручай… Лихо он, однако, врать насобачился. Вадим проглотил эту бредятину - глазом не моргнул.
        Спать расхотелось. Григорий, подумав, извлек из глубины шкафчика припрятанный там стакан. Плеснул на дно спирта - возвращаться к себе за самогоном было лень - неловко слез со стула. Разбавил спирт остывшей чайной заваркой. Отхлебнул. Со стаканом в руке прошел в лабораторию.
        Привлеченные загоревшимся светом, в клетке завозились подопытные мыши. Живы, заразы!.. А ведь он их вчера, уколов вакциной, почти полночи облучал.
        Григорий насыпал мышам корма. Наблюдая, как едят, и прихлебывая из стакана, качал головой.
        Вадим, конечно, может говорить о несостоятельности теории Кирилла сколько угодно. А подопытные мыши, по настоянию последнего, уже которые сутки живут под облучением, воспроизводящим нынешнее солнечное, и прекрасно себя чувствуют.
        Возможно, потому что рассуждать не умеют. Неграмотные…
        Бункер. 15 дней после возвращения. Кирилл
        К удивлению Кирилла, в этот раз телегу с продуктами сопровождал единственный парень, хотя обычно от Германа приходили двое.
        - О! - как хорошего знакомого, приветствовал его рослый, плечистый возчик. - Здорово, бункерный. Ты в натуре, что ли, очухался?
        - Как видишь. - Кирилл с недоумением - он готов был поклясться, что никогда прежде этого парня не встречал, - протянул адапту руку.
        - Меня Шелдоном звать, - сообщил тот. - Это я тебя от люка в больничку тащил.
        Вот оно что.
        - Сталкер с Ларой у вас? - быстро спросил Кирилл.
        - Ага. Давно уж приволоклись.
        - Как они?
        - Да нормально, чё им будет… - Шелдон оглянулся на телегу. - Слышь, мне потрещать-то - не вопрос, да разгружаться надо. Ты потом заходи, окей?
        - Давай, помогу, - предложил Кирилл. - Вдвоем быстрее управимся.
        - А можно тебе? Не навешают, что со мной трешься?
        - Не навешают.
        На самом деле, Кирилл немного опасался, что повариха Валентина Семеновна поднимет панику и его прогонит, чтобы не дай бог не перетрудился. Но получилось все как нельзя лучше - пожилая подслеповатая женщина, из странного кокетства редко пользующаяся очками, «малыша» попросту не узнала.
        - Новенький, что ли? - без интереса скользнув взглядом по темнолицей фигуре в майке и камуфляжных штанах, спросила она.
        Отправляясь в лабораторию, Кирилл, чтобы не расстраивать Любовь Леонидовну, надевал рубашку и джинсы - хорошо, что хотя бы от безрукавки отмахаться удалось - помня, что воспитательница потратила не один час, подыскивая ему новую одежду. Старая стала неприлично мала, рубашка, при попытке втиснуть в нее плечи, опасно затрещала, а издеваться над джинсами Кирилл и пробовать не стал. Но, вернувшись в комнату, с удовольствием облачался в привычную адаптскую униформу. Простреленную футболку и драный комбез утилизировали, а штаны и головную повязку Кирилл нашел у себя в рюкзаке, постиранными и сложенными. Под вещами лежали кобура с пистолетом и ножны с клинком - тщательно, с любовью вычищенные. Ни записки, ни словесного привета адапты Кириллу не оставили. Но и сомнений в том, кто привел в порядок его одежду и оружие, у Кирилла не было.
        - Ставь аккуратней! Небось, не у себя в деревне. - Неловко опустившего ящик Кирилла стегнули по рукам тряпкой. - Помидорки замнешь, портиться начнут! А мне ими ученых кормить, ребяток. Кирюшеньку раненного…
        Кирилл вышел в коридор за новым ящиком, едва сдерживая смех.
        - Это ты, что ли? - подтолкнув его в бок, хохотнул и Шелдон. - Кирюшенька-то ранетый?
        Кирилл кивнул.
        - Лихо тут у вас! Своих не признаете.
        Должно быть, на посерьезневшем лице Кирилла Шелдон прочитал, что ему тут и впрямь «лихо». Посерьезнел сам. Сочувственно спросил:
        - Треснуть, небось, и то не с кем? Я знаю, у вас с этим делом строго… - Но, несмотря на знание бункерных порядков, светлые адаптские глаза смотрели на Кирилла обнадеживающе.
        ***
        Через полчаса с разгрузкой продуктов закончили. С непривычки Кириллу пришлось тяжеловато, но, в целом, руки и ноги физической работе обрадовались. Знакомо заныли застоявшиеся без движения мышцы.
        - Теть Валь, - заговорщически покосившись на Кирилла, позвал Шелдон. - Клюква нужна?
        - Свежая?
        - А то! Только пошла.
        - Чего хочешь, жулик? - Валентина Семеновна закрутила кран, отвернулась от раковины и выжидательно уперла руки в бока.
        - Да закуски бы… - До дипломатических талантов Джека Шелдону было далеко. Но просительное смирение и у него получалось неплохо. - Хоть какой бы, немудрящей! Тебе, небось, ничего не стоит, а мы бы с корешем перед сном махнули по чуть-чуть, за твое здоровье.
        - Алкаши малолетние, - проворчала Валентина Семеновна. - Все Сергей Евгеньичу расскажу! Пусть он вашему Герману нажалуется.
        Но рассказывать, разумеется, не стала. Привезенная Шелдоном клюква была, к удовольствию обеих сторон, обменяна на шматок сала, вареную картошку и банку маринованных грибов. Кроме того, грузчиков здесь же, на кухне, накормили ужином.
        Уже успевшему поесть Кириллу - питался он после возвращения обычно прямо в лаборатории, чтобы не тратить время на походы в столовую, - пришлось кормиться во второй раз. Но, памятуя золотую мудрость адаптов о том, что завтра еды может вовсе не случиться, не отказался. Только, пока ел, старался не поднимать лицо от тарелки. И на всякий случай помалкивал, вдруг Валентина Семеновна узнает его по голосу.
        - Дурачок, что ли? - кивая на Кирилла, осведомилась Валентина Семеновна. - Молчит-то все?
        - Да он заикается шибко, - не моргнув глазом, объяснил адапт. - Когда мелкий был, мерин его лягнул. Вот и молчит.
        Кирилл от неожиданности поперхнулся и закашлялся.
        - Бедненький, - расчувствовалась Валентина Семеновна, - кушай! - Она поставила на стол половину пирога. - Ребяткам пекла, с яблоками! Олежек-то хорошо поел, и Кирюшеньке в лабораторию отнес. А Дашенька, как всегда, еле клюнула.
        - С собой заберем, - решил Шелдон. - Спасибо, теть Валь. Ребяткам - привет.
        - Вот еще! Наши ребятки, небось, не вам, охламонам, чета! Сдались им твои приветы…
        Ворча, Валентина Семеновна принялась убирать со стола. Шелдон с Кириллом, захватив приготовленную снедь, потихоньку ретировались. Кирилл мимоходом подумал, что никакого пирога он в лаборатории не видел. Не донес, видимо, Олег поварихино угощение.
        ***
        - Тебя хоть не хватятся?
        Шелдон и Кирилл расположились под вентиляционными фильтрами, сквозь которые в Бункер закачивали воздух. В верхнем ярусе была оборудована небольшая комнатушка, правильный куб со стороной около двух метров - должно быть, по плану помещение предназначалось для ремонтников, обслуживающих вентиляционную систему. Сейчас у одной из стен стоял топчан, а перед ним - перевернутый и застеленный пленкой ящик.
        - Не хватятся, - успокоил Кирилл. - Я Вадиму сказал, что спать пошел. А что это за место? Вы ведь не здесь живете?
        - Не-е, ты чего! Чтобы дрыхнуть, у нас своя камора. А сюда мы курить сбегали, когда мелкие были. Только смотри, не спали контору! Тут, видал, какие заначки? - Приподняв ветхое покрывало, Шелдон продемонстрировал целую батарею аккуратно, с адаптской обстоятельностью, выстроенных под топчаном бутылок.
        Из принесенного с собой рюкзака достал и расставил на ящике приготовленную Валентиной Семеновной закуску. Поднял наполненный стакан.
        - Ну - здорово, что ли, бункерный? Я-то, когда тебя нес, не обижайся только - думал, что зря тащу. Ни хрена ты не жилец. А Ларка сказала, оклемался! Вот я обалдел.
        Уютно гудели вентиляторы. В тесной каморке знакомо и маняще пахло улицей. Дождем. Свободой.
        Поступавший в Бункер воздух проходил сложную систему очистки, и здесь был только первый этап. Поток еще не разложили на составляющие, не обогатили кислородом и прочими полезными веществами. Воздух здесь был, по сути, обыкновенным уличным воздухом, Кирилл дышал и наслаждался. А Шелдон, пуская в сторону сигаретный дым, рассказывал про Сталкера и Лару.
        Рэд вовсю разрабатывал раненую ногу - «шрамище», по словам Шелдона, на ней остался такой, что «жуть смотреть». Лара бегала за командиром с порошками и мазями, но, кажется, не очень успешно - «это ж Сталкер, его ж хрена лысого лечиться загонишь». А Герман, в ту же ночь, когда трое беглецов объявились в Бункере, собрав все свое воинство, увел его во Владимир. Поэтому временно развозом продуктов занимался один Шелдон. Он, несмотря на могучую комплекцию, бойцом не считался из-за странного увечья - у парня сильно тряслись руки. «Когда мелкий был, в завале упал. Башкой приложился, ажно до блевоты. С тех пор, видишь - ходуном, заразы, ходят! Мешки таскать могу, а прицелиться никак».
        Новые знакомые неспешно выпивали. Кирилл слушал рассказ Шелдона - все, что тот знал со слов Лары. Уточнял, переспрашивал… Ему наконец-то было хорошо. Он был в правильной компании. И разговаривал о том, что действительно интересовало, с тем, кто его с первого слова понимал. Всего за два часа ни разу прежде не виденный адапт успел стать для него человеком более близким, чем все обитатели Бункера вместе взятые.
        Кирилл ведь так никому и не озвучил теорию катастрофы, предложенную Борисом. Рассказал только о выводах относительно воспроизводства. О том, почему, по мнению старика, все случилось, умолчал. Помнил, как шокировали когда-то его самого горькие слова. «Это бред, - до сих пор внушал Кирилл самому себе, - этого не может быть!» Но, тем не менее, ни одна ночь не проходила без размышлений. Он подолгу копался в институтских архивах. Для того, чтобы сделать выводы, очень во многом предстояло разобраться.
        Бутылка незаметно закончилась, и Шелдон вытащил из-под топчана вторую. Но, едва успев налить, настороженно поднял палец.
        - Тихо! - и по-адаптски бесшумно выскочил в основной коридор.
        Кирилл - следом. Вентиляторы перестали мешать. Стало слышно, как вдали, в глубине туннеля, шумят встревоженные голоса.
        - Тебя, небось, ищут, - с укором прошептал Шелдон, - а говорил, не хватятся!
        Кирилл выругался.
        - Наверное, Олег проснулся. - Была у соседа детская привычка вскакивать среди сна в туалет. - Ты к себе побежишь?
        - Да ну! Я уж домой двину. Время-то - почти шесть, затрещались мы с тобой. Не заснуть бы теперь в телеге. А то ж, всхрапну - кобылу напугаю… Выпустишь?
        - Идем.
        Парни быстро добежали до люка.
        - А то давай, останусь? - предложил вдруг Шелдон. - Спалишься, что бухой - так скажу, что это я тебя напоил?
        - Да еще не хватало! Меня-то пальцем никто не тронет, а тебе от Германа точно влетит. Иди, все нормально.
        - Ну, смотри… Нашим-то передать чего?
        - Сталкеру скажи, чтобы выздоравливал. А Ларе… - Кирилл подумал. - Ларе ничего не говори. Просто привет… Скажи, что я ей сам все скажу, когда увидимся.
        - Окей. - Шелдон взял под уздцы лошадь. - Бывай, бункерный! Через неделю либо я, либо Рон приедет. Ты уж тогда получше шифруйся.
        Кирилл закрыл за Шелдоном люк. И быстро пошел в сторону шумящих в коридоре голосов, пока Олег с Вадимом не перебудили обитателей. Трезвым он себя, конечно, не чувствовал, но случалось бывать и гораздо пьянее.
        Рассказывать об этом Вадиму, конечно, не стал, тот и без того так разохался, как будто Кирилл на званый вечер без штанов явился. Кирилл отбрехивался вяло, ему важно было отвести подозрения от Шелдона, а там, как говаривал Джек, хоть трава не расти. Беспрекословно пошел за Вадимом к нему в комнату - «домой» наставник его не отпустил, дабы не смущал «непотребным видом» Олега.
        Назидательная речь о вреде пьянства, начатая Вадимом еще в коридоре, плавно перетекла в опостылевшие до смерти вопросы: чего же такого Кириллу не хватает для того, чтобы стать прежним? То есть, прекратить спорить со взрослыми, избавиться от скверных привычек, обретенных в обществе адаптов - громкого смеха, нелитературной лексики и резких движений - и начать, наконец, заниматься тем, к чему бесконечно любящие люди готовили «малыша» с самого детства. То есть, продолжить опыты, связанные с синтезом вакцины, вместо той ереси, над которой он с таким упорством - качество, несомненно, так же перенятое у адаптов, - трудится.
        Кирилл, слушавший Вадима поначалу равнодушно, почувствовал, что начинает злиться.
        Он ведь не отказывался работать! Он вовсе не собирался сидеть трутнем на шее у тех, кто его вырастил и выучил. Он изо всех сил рвался снова заняться наукой. Наконец-то, любимым делом! Сколько раз в походе мечтал о том, как вернется в Бункер. Как окажется среди знакомых с детства людей - умных, чутких, понимающих. Но вдруг, непонятно почему, эти люди перестали его понимать. А он - их. И дело было даже не в постоянных спорах.
        Просто однажды, в очередной раз ворочаясь без сна - в походе с ним такого не случалось, несмотря на твердую землю под спальником, пробивающийся сквозь что угодно свет и разноголосый храп, - Кирилл понял вдруг, что ему безумно не хватает других людей. Он даже на кровати сел, поняв, как сильно, оказывается, скучает. По ворчанию Рэда, по перепалкам с Джеком. По смеху Лары и молчаливому одобрению Олеси.
        Ему не хватает дороги. Топота копыт, уюта палатки, хохота у костра. Не хватает азарта спаррингов. Радости от меткого попадания в мишень и от того, что сегодня наконец, после многих бесплодных попыток, сумел вытолкнуть себя над перекладиной.
        Не хватает ощущений, запахов. Остывающего соснового леса, теплого, прогретого за день песка под босыми ступнями. Ласковой озерной воды, полевых цветов в Ларином венке… Про Лару, и вообще про девушек, Кирилл изо всех сил старался не думать.
        Он скучал даже по пропахшей дымом, успевшей за полгода опостылеть до смерти, каше. Даже по ненавидимым прежде занятиям, вроде стирки или мытья котелков. Раздражало то, что раньше казалось единственно приемлемым - не хохотать в полный голос, не ходить раздетым, не проглатывать поданные блюда в пять минут. После густых и ароматных, щедро приправленных травами адаптских похлебок - неважно, из чего, лишь бы сытно, - «сбалансированные» бункерные обеды казались Кириллу пресными. Чай и морсы - жидкими и несладкими. А уж к любимому когда-то кофе он, после Толянова угощения, вовсе ни разу не притронулся.
        А еще, осознал вдруг Кирилл под назидательный бубнеж Вадима, в походе его занятиям никто не мешал. Посмеивались, пожимали плечами, но не мешали. Даже фонарь поярче выдали, «чтоб глаза не убил придурок». Джек, и тот выбирал для насмешек другое время.
        В походе Кирилл предположить не мог, что здесь занятия тем, что он полагал действительно важным, будут так настойчиво ограничивать! Понял вдруг, что в стерильном воздухе Бункера задыхается. И, когда Вадим завел старую песню о том, как же здесь хорошо, не выдержал. Трезвый - может, нашел бы в себе силы промолчать, а тут сам собой вынырнул из памяти похабный стишок. И сработал как нельзя лучше: Кирилла разгневанно выставили из комнаты и велели не показываться на глаза.
        Глава 4
        Бункер. 22 дня после возвращения. Кирилл
        …И - раз!.. И - два!.. И - три!.. Давай-давай, не ленись. Ишь, как тебя скрючило!.. И - семь! И - восемь!
        Кирилл выбрался на стадион позавчера. Заживающие раны еще побаливали, но просиживать сутки напролет под землей стало невыносимо. После встречи с Шелдоном он внезапно понял, что тело жаждет привычной нагрузки. Позавчера до смерти напугал Олега, неожиданно поднявшись и принявшись делать посреди комнаты наклоны и приседания. Олег даже собирался к Григорию Алексеевичу бежать, решив, что у друга детства «помутнение в мозгах»… Но, конечно, никуда не побежал.
        Не так давно Кирилл осознал удивительный факт: Олег, про которого Любовь Леонидовна не уставала рассказывать всем желающим слушать, что «малыш еще не нашел себя», был обыкновенным лентяем. Искать себя он предпочитал, играя в игры и поглощая сериалы, электронная библиотека Бункера хранила, казалось, весь колоссальный объем развлечений, созданный человечеством.
        Когда-то Кирилла объяснение Любови Леонидовны устраивало. В былые времена он нередко прикрывал Олега, рассказывая воспитательнице, что друг активно занят «поиском себя» - читает с планшета познавательную литературу. Олег, узнав, что Любовь Леонидовну удалось провести, довольно хихикал и снова припадал к планшету. Кирилл тогда только диву давался - как ему не надоест? И как Олег еще не лопнул от такого количества выпрошенных в столовой вкусностей.
        Когда Олег с Дашей пришли навестить Кирилла, впервые без Любови Леонидовны, Олег первым делом поведал, что досмотрел «Стрелу и меч». А теперь смотрит «Адских вурдалаков», уже седьмой сезон. И что в «Битве легенд» дошел аж до одиннадцатого уровня. У него уйма оружия и прочих полезных в игре предметов. А Даша скромно рассказала, что посаженная еще при Кирилле новая устойчивая к засухам пшеница отлично прижилась. После дождей Елена Викторовна собирается передать Герману семена.
        Кирилл смотрел на друзей и отвлеченно думал, что в поисках себя Олегу здорово помогла бы хорошая порка. А еще, Лара рассказывала, у Германа было принято оставлять лентяев без обеда. Ночь-другую поголодаешь - небось, как миленький прибежишь и будешь спрашивать, чего бы такого полезного сделать. А про Дашу подумал, что когда, отвечая на вопрос Лары, красивая ли она, сказал «да» - был, пожалуй, не так уж неправ. Хотя, конечно, смотря, на чей вкус. Джек характеризовал подобное строение у девушек как «взять-то не за что». И даже, - невесело усмехаясь, думал Кирилл, - если вдруг отыщется желающий «взять», вряд ли Даша поймет, что ему нужно. Скорее всего, сочтет происходящее неслыханным для себя оскорблением и расплачется.
        Вот странно: Олеся, например, выдающимися формами тоже не отличалась, но гибкостью и изяществом фигуры напоминала молодую упругую ветку. А узкоплечая, сутулая Даша была похожа на цветок нарцисс, стараниями Елены Викторовны выращенный в бункерной оранжерее - болезненно-бледный, хрупкий до прозрачности, с печально поникшей головой.
        Разговаривать с друзьями Кириллу было неожиданно не о чем. А они - Кирилл не сразу это осознал - как и прочие бункерные жители, за исключением, пожалуй, Григория Алексеевича, смотрели на него почему-то настороженно. В Бункере никак не могли привыкнуть к потемневшей, как у адаптов, коже вернувшегося домой «малыша», к его посветлевшим глазам, краткости речи и быстрым движениям.
        Сам Кирилл был уверен, что внешние изменения - не что иное, как побочное действие нижегородского порошка, с Вадимом Александровичем и Еленой Викторовной спорил об этом до хрипоты. Однако переубедить наставников так и не сумел и теперь занимался подведением под сей факт теоретической базы в гордом одиночестве.
        Споры в Бункере в последнее время не прекращались. Начать хотя бы с того, что теорию Бориса Вадим Александрович посчитал «псевдонаучной ересью» и категорически настаивал на том, чтобы Кирилл прекратил тратить время и силы на «ерунду», то есть, воссоздание в Бункере нижегородского чудо-порошка. Равно как и на проверку выкладок «выжившего из ума старика». Пришлось побеспокоить Сергея Евгеньевича. Тот, услышав рассказ об омском долгожителе, задумался.
        - А как фамилия этого Бориса?
        Кирилл недоуменно пожал плечами:
        - Не знаю. Он не говорил.
        Сергей Евгеньевич огорченно поцокал языком. А Кирилл в который раз подумал, сколь многое о жизни на поверхности бункерным жителям неизвестно. Там, наверху, давно привыкли обходиться без фамилий. Не так много осталось на земле людей, чтобы использовать, помимо имени или прозвища, дополнительный идентификатор. К тому же, девяносто процентов населения составляла сейчас молодежь - люди, бывшие в день, когда все случилось, крохами, едва научившимися говорить. Мало кто из них мог похвастаться тем, что помнит свою фамилию.
        - Борис… Борис… - Сергей Евгеньевич потянулся к ноутбуку. Развернул на мониторе новостную ленту шестнадцатилетней давности. - Новосибирск, говоришь… - Он неторопливо пролистывал новости.
        В день, когда все случилось, их поток замер навсегда. Но до тех пор мощная бункерная система обрабатывала всю поступающую информацию: сортировала, архивировала, сохраняла… Предусмотрительности создателей Бункера можно было бы петь дифирамбы бесконечно.
        - Так… - На экране замелькали заголовки. - Юбилей НГУ. Выступления… Доклады… Вот, нашел! Гости. - Сергей Евгеньевич повернул монитор к Кириллу. - Смотри - «Борис Мещерский, самый титулованный выпускник Новосибирского Университета, отложил в этот день все свои дела для того, чтобы почтить визитом альма-матер…» Он?
        Кирилл вглядывался в фотографию моложавого, буйноволосого, пышущего здоровьем мужчины. «Титулованный выпускник» стоял на трибуне в конференц-зале университета. Держал в руке микрофон и вдохновенно ораторствовал. На седого, согбенного старика, тяжело опирающегося на палку, он походил примерно так же, как сам Кирилл на Сергея Евгеньевича.
        - Н-нет… Не похож. Хотя… - Кирилл пощелкал клавишами, открывая другие снимки.
        Фотографий было много, мировая знаменитость привычно позировала с профессорами, студентами, в окружении журналистов. И с одной из картинок прямо на Кирилла вдруг взглянули знакомые глаза.
        Вокруг них еще не было морщин. Кожа мужчины не покрылась пигментными пятнами, не похудело лицо, не сложились в горькую складку губы. На дне глаз не затаились тщательно скрываемые боль и усталость. Но теперь Кирилл уже не сомневался, что перед ним Борис.
        «Great Boris», - прочитал он мельком в каком-то заголовке. Ну ни фига себе…
        - Да, - уже с уверенностью подтвердил Кирилл. - Это он. Только очень постарел, поэтому я не сразу узнал.
        ***
        - … Ну и что, что сам Мещерский? - продолжал, тем не менее, настаивать на своей правоте Вадим. - Мещерский, как известно, занимался квантовой физикой! Какое это имеет отношение к человеческому организму?
        - Я, если помнишь, тоже отнюдь не физиолог. - Сергею Евгеньевичу нелегко было говорить. Сердечный приступ, спровоцированный внезапным возвращением Кирилла, старика здорово подкосил. Он быстро уставал, легко расстраивался, и обитатели Бункера старались лишний раз главу не тревожить, руководство внутренними делами как-то незаметно перешло к Вадиму. - Так же, как не физиологи мы с тобой, Лена и прочие, здесь собравшиеся…
        - Разумеется. Но мы - химики! Согласитесь, что наша специальность к устройству человеческого организма ближе на порядок.
        - Вот именно, - перебил Кирилл, - что химики! Привыкшие судить со своей колокольни. То есть, с точки зрения фундаментальной науки. А для физиков - не вы ли сами рассказывали? - такое понятие, как фундаментальная наука, по определению никогда не существовало. Эти люди готовы были рассматривать любые, самые дикие предположения - и делать самые неожиданные выводы. Возможно, именно поэтому Борис… - Кирилл покосился в монитор. - Эдуардович и сумел создать теорию, противоречащую всему, доселе известному? На том простом основании, что мир, который теперь окружает нас, точно так же противоречит всем известным доселе биологическим законам? Вспомните, вы ведь сами поражались тому, насколько избирательно омертвение детородных клеток. Женские - живы-здоровы, как будто ничего не случилось. А мужские безнадежно мертвы. При том, что организмы животных обоего пола функционируют в точности как раньше, ничего не изменилось!
        Вадим вздохнул.
        - Кирюша. Не надо напоминать о прописных истинах! Разумеется, мы об этом знаем. Мало того - тебе рассказывали, что в первые годы после катастрофы мы искали хранилища генетического материала в Москве. Но раскопать ничего не удалось, город был уничтожен пожаром. В одной из экспедиций погиб Михаил Натанович…
        Кирилл кивнул.
        - Да. Я знаю. Знаю, что, если бы вы нашли уцелевшее хранилище, это стало бы выходом. Я понимаю, что вы боролись, но ничего, кроме расплавленных пепелищ, не нашли… Вадим Александрович, я не об этом! Я пытаюсь объяснить, что Борис, в отличие от нас, не скован в рассуждениях никакими рамками. Он думает нелогично - и вот результат.
        - Это не результат, а посмешище! Мы работаем над созданием вакцины уже пятнадцать лет. А твой знаменитый Мещерский едва успел с этим вопросом ознакомиться - и немедленно выдвинул теорию, опровергающую нашу, и не имеющую под собой никаких оснований.
        - Ваша теория оснований тоже не имеет.
        Вадим нахмурился.
        - Хочу напомнить, что твоя миссия была организована с целью получения необходимых веществ для реализации моей - моей, подчеркну! - теории. Ты рисковал ради нее жизнью, а теперь отказываешься работать дальше?
        - Я не сказал, что отказываюсь работать. Я предлагаю сменить направление.
        - На основании бреда полусумасшедшего старика?
        - На основании предположений, которые сделал ученый с мировым именем! - отрезал Кирилл. - И на том основании, что я, несмотря на ожоги, все еще жив. Это ли не свидетельство того, что препарат, который получили в Нижнем, работает?
        - Ты просто-напросто адаптировался за время похода.
        Тут уж Кирилл едва не рассмеялся Вадиму в лицо.
        - До того, как подстрелили, адаптированным не был. А потом, мухой - бац, и адаптировался? Так, что ли?
        - Кирюша. - Вадим смотрел печально. Как на лабораторное животное, которое вот-вот издохнет. - У меня нет желания дальше с тобой спорить. Тем более, в таком тоне - общение с адаптами крайне пагубно сказалось как на твоей речи, так и на поведении в целом. Кроме того, Сергей Евгеньевич устал. По-моему, давно пора избавить его от дискуссий.
        Сергей Евгеньевич попытался улыбнуться.
        - Не спеши хоронить! Пока еще держусь. - Но выглядел действительно неважно. На лбу проступила испарина, дышал старик тяжело, то и дело прикладываясь к кислородной маске. Было заметно, что спор его и впрямь утомил и расстроил. - Кирюша, в самом деле… Мы столько лет занимаемся вакциной. Бросать исследования сейчас, когда у нас наконец-то есть все необходимые вещества, по меньшей мере, неразумно. Во-первых. А во-вторых, твое поведение и впрямь оставляет желать лучшего. Будь добр, извинись.
        Так заканчивался каждый спор - обвинением Кирилла в перенятых у адаптов отвратительных манерах и появившейся ужасной привычке не слушать старших. Войдя сюда с твердым намерением объявить Сергею Евгеньевичу и Вадиму о том, что собирается продолжать эксперимент, невольно начатый Ларой, сейчас Кирилл понял, что ничего не скажет.
        Слишком постарел за те полгода, что он отсутствовал, Сергей Евгеньевич. И слишком уверился за это время в своей непогрешимости Вадим.
        Кирилла не будут слушать. То есть, не оборвут беседу по-адаптски, с четким указанием адреса, по которому следует отправиться, а вежливо покивают и снисходительно поулыбаются. Но результат будет тем же. Наставники снова заведут старую пластинку: мы занимаемся вакциной уже пятнадцать лет.
        Тот Сергей Евгеньевич, каким он был до ухода Кирилла из Бункера, возможно, прислушался бы и Вадима заставил прислушаться. А лежащий на кровати усталый, чуть живой старик этого сделать попросту не сможет. Слишком мало у него осталось сил, и слишком неблагодарное занятие - спорить с Вадимом. Если продолжать сейчас настаивать на своей правоте, Сергей Евгеньевич расстроится еще больше. И неизвестно, как это самое «еще больше» старику аукнется…
        Нет. Так нельзя. В конце концов, если он прав, рано или поздно правота станет очевидной. Очевидной настолько, что возразить уже никто не сможет! А если нет, беспокоить Сергея Евгеньевича тем более незачем. И Кирилл промолчал.
        ***
        С друзьями детства отношения тоже не складывались.
        Не успел Кирилл вернуться в комнату, которую с младенчества делил с Олегом, и расположиться за столом, как друг решил над ним «пошутить». Раньше такое частенько практиковал - подбегал к занятому чем-нибудь увлекательным Кириллу, откатывал от стола любимое кресло на колесиках и принимался крутить, с отвратительным хохотом слушая, как истязаемый пискляво просит «отстать». Соскочить с кресла и справиться с толстяком в прежней жизни Кириллу не удавалось, Олег был намного тяжелее и, казалось, гораздо сильнее.
        В этот раз Олег попытался проделать прежний фокус - Кирилл почувствовал, как кресло откатывается от стола. Стало смешно.
        Он спрыгнул с сиденья. Посмотрел в удивленные глаза Олега и, решив закрепить воспитательный эффект, аккуратно, чтобы не сильно ударился, уронил приятеля подсечкой на пол.
        Глаза у Олега расширились еще больше. Зашедшая в комнату вместе с ним Даша испуганно взвизгнула:
        - Что ты делаешь?! Не смей! Я сейчас Любовь Леонидовну позову!
        Кирилл с трудом удержался от смеха - в прежней жизни Даша пищала ровно то же самое, только обращалась к Олегу. Ну и такой напуганной, пожалуй, не выглядела.
        - Всё, - пообещал он, - больше не буду. Вставай, что ли? - протянул руку распластавшемуся на полу Олег.
        - Ты… меня ударил?! - Олег не пытался встать. Смотрел на Кирилла выпученными от изумления глазами. - Эти… твои адапты… Научили тебя бить людей?
        Кирилл вдруг понял, что должен был испытывать Рэд, отвечая в начале похода на его собственные несуразные вопросы.
        - Научили. Только я тебя не бил.
        Рассказывая Кириллу - кажется, что бесконечно давно - об основах рукопашного боя, Олеся сразу посоветовала забыть все, что видел на экране. В кино, объяснила она, бои постановочные. Главная их задача - зрелищность, чтобы наблюдателям было интересно следить за дракой. В реальном бою все происходит гораздо быстрее. В реальном бою, как ни странно это звучит, не нужно драться. А нужно убивать - если, конечно, не планируешь захватить соперника живым. И бить так, чтобы после твоего удара противник не поднялся. Потому что самого тебя тоже щадить не будут.
        ***
        … «Вот, смотри - черта. - Олеся чиркнула по песку каблуком. - Пока ты ее не перешагнул, ты человек. А перешагнёшь - станешь зверем. Там, за чертой, словами не говорят! Там только страх и злость. Там тебя никто не защитит! Никто не поймёт и даже слушать не будет. Здесь ты еще можешь говорить, а там сможешь только убегать или драться… Давай».
        «Что?» - опешил Кирилл.
        «Перешагивай! - Олеся не шутила. Смотрела сосредоточенно, без тени улыбки. - Это рассказать нельзя, надо почувствовать. - Она шагнула через черту. Замерла. - Смотри на меня».
        Кирилл смотрел во все глаза. На то, как подогнулись в коленях Олесины ноги.
        «Видишь? Теперь я себя легко защищу, от головы до колен. А пока стояла прямо, как человек, так низко не дотягивалась. Руки. - Олеся согнула их в локтях. - Прямые - сломают, а вот так - хрен получится. Голова. - Наклонила шею. - Я лоб подставляю, видишь? Самое твердое место. Кто ударит, себе же костяшки переломает. А горло, самое уязвимое место, подбородком прикрыто… Что стоишь? Шагай!»
        Кирилл шагнул через черту.
        Ты - не человек.
        Ты - зверь.
        Ноги. Руки. Наклонить голову…
        Он старался лишь копировать то, что показывала Олеся, когда вдруг почувствовал, что тело всё знает само. Без разума.
        Кисти нужно стиснуть в кулаки, надежнее спрятать пальцы - так их не сломают. Зубы - сжать, тогда челюсть не свернут. Руки сами выдвинулись вперед, прикрывая грудь и живот. Теперь его так просто не обойдешь - чтобы нанести удар, нужно сначала обмануть, отвести внимание…
        Тело будто бы давным-давно это знало. И сейчас просто вспомнило, как нужно действовать в минуту опасности.
        «Молодец, - услышал Кирилл. - Всё. Шагай назад».
        Он не сразу вспомнил, куда это - назад. Вспомнив, шагнул за черту.
        «Всё, - повторила Олеся. - Здесь ты - опять человек. Отдыхай».
        «Что это было?!»
        «А ты не понял?..»
        До Владимира уроки Олеси оставались для Кирилла теорией. Ему еще не приходилось биться врукопашную, сражения с Дикими ограничивались перестрелками. И возле Владимира, кстати, поначалу тоже все шло неплохо.
        Отряд бесшумно пробирался по лесу, обходя засаду стороной и стараясь издавать как можно меньше звуков. Они прошли уже едва ли не половину пути, и Кирилл начал верить в то, что миновать Толяновых бойцов удастся. Но тут вдруг из-под куста выпорхнули две крупные, потревоженные шагами птицы - то ли куропатки, то ли рябчики, Кирилл так и не научился различать. Лошадь, которую вел в поводу Гарри - птицы вспорхнули прямо перед ней, - взбрыкнула и заржала. До того громко, что стало ясно: план номер один провалился.
        - Валим! - скомандовал Рэд. - План два!
        «План два» означал: таиться дальше бессмысленно. Главное теперь - не тишина, а скорость.
        Едва услышав команду, Кирилл, как и остальные, бросился бежать. Они очень старались двигаться быстро. Но вокруг был мокрый лес, под ногами - палая листва и скользкие ветки. Бежать приходилось с оглядкой. А у тех, кто кинулся наперерез с дороги, очевидно, было указание взять бункерного живым. Потому что человек, метнувшийся к Кириллу, не стрелял.
        Кириллу мешал рюкзак на спине, но, тем не менее, сбить противника с ног он сумел. Сумел, согласно Олесиной логике, плохо - враг, извернувшись, поднялся. Выхватил нож. Кирилл действовал машинально, как на тренировке, такое они с Олесей отрабатывали не раз - выбил нож ногой, а кулаком ударил врага в челюсть. И на сей раз ударил правильно, больше парень не встал. Но тут набросились сзади - хорошо, что, падая, Кирилл успеть выхватить пистолет. Нового противника застрелил, почти в упор. Вскочив, бросился бежать на помощь Олесе, та отстреливалась сразу от двух бойцов.
        В одного Кирилл выстрелил на бегу. Парень упал, но, похоже, был ранен, а второй нападающий, едва обернувшись на нового врага, получил пулю из снайперки.
        Олеся побежала, увлекая за собой лошадь, Кирилл старался не отставать. Скоро их догнала Лара. Олеся передала ей поводья и метнулась к ближайшему дереву, поудобнее прилаживая винтовку.
        Попрощаться с Олесей Кирилл не успел. Джека и Гарри он тоже больше не увидел - только слышал вдали уверенные выстрелы и перепрыгнул на бегу через тело, пробитое знакомой стрелой.
        ***
        Рассказать эту историю, как и большинство других, Олегу с Дашей Кирилл не сумел. Даже пытаться не стал. Слишком многое - для того, чтобы понять - нужно было испытать на собственной шкуре.
        Ни Олег, ни Даша не видели связанного Рэда на полу в туалете. Их не дергали за вывернутые руки подручные Толяна. Они не прятались в темноте разрушенного коттеджа, ожидая нападения, не отстреливались от озверевшей, догоняющей дрезину толпы. В них не швыряли гранаты и смертоносные звездочки, не приставляли к виску пистолет. Им не приходилось голодать, кричать от боли, произносить ритуальные слова над убитыми друзьями, брести по раскисшей от дождей дороге…
        - Ты очень изменился, - с укором сказала Кириллу Даша. - Вставай, Олежка.
        За ее руку Олег взялся. С натужным пыхтением принялся подниматься. Кирилл, пожав плечами - не хочешь как хочешь, была бы честь предложена, - отошел и вернулся за стол.
        Надо сказать, что шутки Олега на этом прекратились. И Кирилл был бы доволен преподанным уроком, если бы не поселившийся с тех пор в глазах Олега и Даши затаенный страх.
        Поначалу Кирилла это страшно огорчало. Потом, поняв, что поделать ничего не может, он смирился. Подумывал, не перебраться ли от раздражающего бездельем Олега в другую комнату, но в итоге махнул рукой. Пыхтящий за планшетом сосед ему не так уж и мешал. А объяснять, зачем вдруг понадобилось переселение, пришлось бы долго.
        Кирилл на многое махнул рукой. Разговаривая, помимо Олега и Даши, с Вадимом, Сергеем Евгеньевичем, Любовью Леонидовной, он не раз пытался объяснить, какие замечательные люди - его новые друзья. Как он сблизился с ними и как гордится этим. Но натыкался лишь на недоуменные взгляды.
        «Кирюша, мальчик мой… Я понимаю, вы многое пережили вместе. Но ведь они - адапты!» И этим словом все было сказано. Когда Кирилл понял, что никого в Бункере не интересует судьба Джека, Олеси и Гарри, оставшихся прикрывать бегство, стало очень горько. Объяснить людям, защищенным от любой мыслимой опасности двухметровым бетонным потолком и пятьюдесятью метрами земной поверхности, каково это - остаться втроем против двух десятков бойцов, Кирилл не мог. И что чувствуешь, понимая, что сделано это было ради тебя, ради того, чтобы ты уцелел и доставил по назначению реактивы, тоже не мог.
        Он пытался утешиться тем, что вспоминал расстановку сил - ту, в которой остались Джек, Олеся и Гарри. И уверял себя, что шансы отбиться у друзей были. Вооружение у Толяновых головорезов паршивое, основные силы, видимо, на главной дороге сосредоточились. Автоматных очередей Кирилл не слышал. А противостоять тесакам, ножам и пистолетам адаптам не привыкать. Выберутся ребята! Должны выбраться… Тем не менее, кошки на сердце скребли. В прошлую субботу посланников Германа, привозивших в Бункер продукты, Кирилл дожидался, едва ли не считая часы. А, едва успев попрощаться с Шелдоном, снова начал ждать.
        Глава 5
        Бункер. 22 дня после возвращения. Кирилл
        Кирилл разминался на стадионе. Спрыгнул с перекладины, мимоходом подумав, что он, должно быть, первый, кто к ней прикоснулся с тех пор, как адапты закончили посещать «школу». Сев на землю, принялся растягиваться, ругая себя - сколько времени зря потерял! Предупреждала ведь Олеся: после ранения, даже если на ноги еще не встал, начинай разминаться. Особенно если долго пролежал без движения. Чем больше времени проводишь, не тренируясь, тем хуже мышцы застывают, разогревать потом умучаешься… Вот он теперь и мучается.
        Кирилл потянулся руками к мыскам. Ч-черт, как больно-то!.. Ладно, потерпим. Вчера хуже было. Закончив с растяжкой, поднялся и принялся наносить удары воображаемому противнику. Руками, ногами. Справа, слева… Подкравшегося сзади человека заметил в последний момент. От подсечки ушел, но неловко - споткнулся. Бросился на подкравшегося, пока еще плохо понимая, кто это.
        - Ох! - Ударить Кирилл успел, но удар умело блокировали. - Здравствуйте, Герман.
        - Бей, - не отвечая на приветствие, подбодрил Герман. Он стоял в боевой стойке, держа руки со сжатыми кулаками перед собой. - Начал - так бей, чего застыл? Или ты не оклемался еще?
        - Оклемался… - Выбрасывать вперед ногу Кирилл не рискнул.
        Попробовал ударить слева, Герман не повелся. И вообще, понял Кирилл, мог бы расправиться с ним очень быстро, но пока не спешил. Кажется, хотел проверить, чему успела обучить подопечного Олеся.
        … «А кто Германа-то драться учил? - спросил однажды у Олеси Кирилл. - Он ведь до того, как все случилось, в хоккей играл, а не боевыми искусствами занимался?»
        «Германа - дядя Коля», - коротко ответила Олеся. И замолчала.
        Кирилл, покопавшись в памяти, понял, что никогда раньше этого имени не слышал.
        «Что за дядя Коля?»
        «Прибился к нам, когда все случилось. Давно, я его почти и не помню».
        По любопытному взгляду Кирилла Олеся, должно быть, поняла, что дальнейших расспросов не избежать. Неохотно добавила:
        «Он у нас в Доме жил. Германа драться учил и пацанов, кто постарше. А потом вдруг пропал, мне тогда лет семь было. Герман с Инной сказали, что во Владимир подался, но только это неправда. Мы просто мелкие были, не понимали… На самом деле Герман его убил. Анжелка рассказывала, они на источник вдвоем с дядей Колей пошли, а вернулся Герман один. Побитый весь, на ногах еле держался. И больше дядю Колю никто не видел».
        Кирилл содрогнулся:
        «За что?»
        Олеся пожала плечами:
        «Ну, значит, было за что. Попусту - Герман не тронул бы».
        Через пять минут Кирилла уронили на спину.
        - Готов, - прижимая коленом его грудь, подвел итог Герман.
        - Готов, - согласился Кирилл.
        Герман встал и помог подняться сопернику. Удержав его ладонь, сказал:
        - Здорово, что ли?
        Кирилл улыбнулся.
        - Здравствуйте! Знаете, я про вас столько уже слышал, что кажется, всю жизнь знаком.
        Герман не изменился, остался в точности таким, каким Кирилл запомнил его перед уходом из Бункера: невысокий, жесткий, пружинистый, будто из проволоки скрученный. Холодные голубые глаза, над бровью - глубокий шрам, волосы зачесаны назад. Кожа темная, но светлее, чем у адаптов. И волосы длиннее, чем у них, не белые, а странно пегие. Разве что морщин на лице у Германа прибавилось.
        - А раз знаком, так нечего «выкать». - Герман достал сигареты.
        В спарринге Кирилл отвлекся, во время боя ни о чем другом думать нельзя, а сейчас немедленно вырвалось:
        - Герман, что с ребятами?! Джек, Олеся, Гарри? Вы нашли их?
        - Нашли. Живы.
        Кирилл просиял.
        - Уф-ф! Вы… то есть, ты не представляешь, как я переживал! Кого ни спроси, никто ничего не знает. Я догадывался, что ты на выручку пошел, но пока с Шелдоном не познакомился, ничего не знал. Как они?
        - Нормально, - сказал Герман.
        И Кирилл с облегчением улыбнулся. Собственно, а что еще ожидал услышать? Понятно, у кого Рэд перенял свое суровое немногословие. Главное ведь сказано. Ребята живы. Живы!.. И вот этот, охвативший его сейчас восторг - наверное, и есть то, что принято называть неуловимым словом «счастье». Кирилл физически чувствовал, как отпускает его напряжение последних ночей. Германа он с удовольствием расцеловал бы, если бы не сомневался, что порыв правильно поймут.
        - Але! - Герман потеребил Кирилла за рукав. - Ты чего застыл? Слышь меня?
        - Слышу.
        - Я спрашиваю, пойдешь со мной? К нашим?
        Казавшаяся несбыточной мечта сбылась так просто и буднично, что Кирилл поначалу опешил.
        Пойти с Германом «к нашим»?!.. Обрести возможность спокойно продолжать эксперимент?!.. Снова увидеть Рэда, Джека, Олесю… Лару. О которой все эти ночи не позволяет себе даже вспоминать, чтобы не расклеиться окончательно?
        - К вам? - пробормотал Кирилл, - в Дом? А можно?
        - Можно - Машку за ляжку, - сообщил Герман, - и козу на возу.
        Ух, до чего же он на Рэда похож!.. И на Джека. И даже на Лару… То есть, ерунда, конечно, это ребята - на него.
        - У Евгеньича спрашивай, что тебе можно, а чего нельзя. Мне-то - не вопрос, хоть сейчас заберу.
        Кирилл покраснел от удовольствия.
        - Пойдемте… Пойдем к Вадиму Александровичу? Я у него спрошу, надеюсь, что отпустит.
        - А чё к нему? - нахмурился Герман. - Чё не к Евгеньичу?
        - Сергей Евгеньевич… неважно себя чувствует.
        - Ну, окей. К Ваде, так к Ваде.
        «Может, оно и к лучшему, - идя за бункерным - пацан едва не приплясывал на ходу - хмуро думал Герман, - что к Ваде».
        Вадя - придурок, напыщенный козел. А старика Евгеньича Герман любил. И то, что собирался сделать, было, по отношению к нему, и к этому вот, прямо засветившемуся от счастья мальчишке, полным скотством.
        Владимир. Ранее. 10 дней после возвращения. Герман
        Толян встретил Германа с бойцами на дороге.
        - Здорово, командир! Давненько не видались. - Они и в самом деле лицом к лицу не встречались уже несколько лет. - Постарел, смотрю…
        - Так, небось, не баба, чтобы молодиться, - парировал Герман. Взъерошил рукой волосы. Здороваться с диктатором не стал. - Плешью не сверкаю, и то ладно.
        Толян скрипнул зубами и тон мгновенно сменил.
        - У меня здесь пятьдесят стволов, - предупредил он, - и конные. И вторая бригада на подхвате.
        Герман хмуро оглядывал воинство. И без предупреждения о численном превосходстве владимирцев знал. Ну, хоть палить Толян сразу не начал, уже хорошо.
        - Что с моими?
        - Живы-здоровы! Ждут не дождутся дорогого папочку.
        - Вот он я. Приводи.
        - Смешно, - оценил Толян. - Значится, так. Долго тереть не об чем. Меняю твоих, всех трех, на одного бункерного с чемоданом. Я его уж сколько месяцев пасу, утомился. Приводи сопляка, тогда твоих отпущу.
        - Какого бункерного? - прикинулся дураком Герман, - с каким чемоданом?
        - Командир, мне некогда, - пожаловался Толян, - обед стынет. Я все сказал! Хочешь своих забрать - тащи сюда бункерного. Не хочешь - всех на солнце спалю. По одному, на глазах друг у друга. Девку - последней, а сперва отымеем ее всем колхозом. Ты меня знаешь.
        Герман предпочел бы не знать. Он напряженно думал.
        Если правильно понял Лару, то никакого чудесного лекарства, с помощью которого у Толяна смогут появиться дети, в природе пока не существовало. Однако, все, что было нужно для его создания, ребята из Новосиба действительно привезли. Технологию в Бункере, если, опять же, Герман правильно понял, по записям мальчишки разработают и без него самого. Выбор - почти не знакомый полудохлый пацан, или Джек, Олеся и Гарри - перед Германом не стоял. И в то, что парень, пусть даже при наличии реактивов, сумеет создать для Толяна что-то путное, он не верил. Так и пусть Толян подавится.
        Герман думал лишь о том, что, когда уезжал из Бункера, Кирилл, несмотря на заверения Лары, что выживет, был плох и как бы уже не загнулся. Толян - не дурак, чтобы обменивать троих живых ребят на единственный труп.
        - Моих покажи, - от души надеясь, что Толян по его лицу ничего не сумел прочитать, потребовал Герман.
        - Не веришь, - сокрушенно покачал головой диктатор. - Старому корешу - не веришь… А зря. Лысый! Приведи мутантов.
        Все они шли своими ногами - и это, зная Толяновы методы ведения допроса, Герман уже посчитал удачей. Руки связаны за спиной. Гарри без очков, близоруко щурит заплывшие глаза. Одна рука примотана к телу, вторая висит на перевязи. Левая, стрелковая. Сломали, уроды, дай бог, чтобы срослась нормально… Сперва ведь Катя как-то по-другому мальчишку назвала, сейчас уже и не вспомнишь, как. А в Гарри он превратился, когда стало ясно, что плохо видит, и пришлось разыскивать в завалах очки. Хоть и близорукий, а стрелок - от бога, только бы руку не сильно повредили.
        Видно, что обоих парней жестоко били, особенно досталось Джеку. Вместо смазливой физиономии - сплошной красно-синий блин. Достебался, поганец. Вот что за характер такой - и перед расстрелом не удержится, ржать будет! С самого младенчества всех подряд цепляет, как только говорить научился. Герман его по детству даже наказывать не мог, рука от смеха опускалась. Как вот его лупить, если смешит до слез?.. А Олеська вроде цела.
        Герман действительно знал Толяна. И знал, что жестокий псих ни перед чем не остановится. Но и Толян крутой нрав командира адаптов знал. Стычек между ними давно не случалось, худо-бедно поддерживали мир, однако Толян хорошо помнил, что за своих девчонок Герман глотку перегрызет. Олесю не били и не насиловали, это командир сразу понял.
        - Здравия желаю, - прошлепал губами-оладьями Джек. Привычная ухмылка на изуродованном побоями лице выглядела жутковато. - Докладаю: втроем одиннадцать бойцов положили. Мы б и с остальными управились, да с большака этот урод нарисовался, - Джек мотнул головой на Толяна. - А с ним отряд, с автоматами. Там уже без вариантов было… Как Сталкер с Ларкой? Добрались? Бункерный живой?
        - Добрались, - обронил Герман, - и бункерный живой. - Сейчас главное было - не раскисать. Чтобы ребята не почувствовали. С возрастом он стал безобразно сентиментальным, по молодости таким не был. - Через месяц домой вас заберу, раньше никак… Еще раз хоть пальцем тронешь, - пригрозил Толяну, - хоть кого - хрен тебе, а не бункерный! Ясно?
        - Без базара, - согласился Толян. - Этому вот только скажи, - он ткнул в Джека, - чтобы язык свой поганый в задницу засунул! Мои, знаешь, тоже не железные. Нервничают.
        - Засунет. - Герман строго посмотрел на Джека.
        - Засуну, - легко согласился тот. - А при чем тут бункерный?
        - Ни при чем.
        - А по-моему, причем, - пристально глядя на командира, проговорила вдруг Олеся. - Герман… Ты нас на бункерного менять собрался, что ли?
        Глаза всех троих уставились на командира - недоуменно и недоверчиво.
        - А вот это не ваше дело, - обрубил Герман. - Всё, не прощаюсь. Через месяц приду… Уводи, Толян.
        - А ну, брысь! - отшатнулся от протянувшего руки Лысого Джек. - Олеська правильно сказала? Менять будешь?
        - А если и так? - Взгляда Герман не отвел.
        Он мог вести себя с ребятами по-разному, но старался им не врать. Сам всегда учил: если сделал какую дрянь, так имей смелость признаться. А уж пытаться обмануть Жеку - вовсе гиблое дело, до сих пор ни у кого не прокатывало.
        - Если так, то хоть бы нас сперва спросил, - оглянувшись на друзей, заявил Джек. - Может, мы домой не хотим? Может, нам тут нравится? А чё - хозяин щедрый, прислуга ласковая… - Заплывшие кровоподтеками глаза со знакомой издевкой стрельнули поочередно в Толяна и Лысого. - Ни кнута, ни матюгов не жалеют.
        - Ты кого, сука, прислугой назвал?! - немедленно оскорбился Лысый, и от удара Джека спас только повелительный окрик Толяна.
        По решительным лицам ребят Герман с изумлением понял, что они и впрямь не хотят обмена. Уверены, что сумеют выкрутиться сами. Обмануть, убежать, прорваться с боем. Три пары светлых глаз убежденно - верь нам, командир, мы справимся! - смотрели на него.
        А он смотрел на них - и видел себя. Семнадцатилетнего. Отважного. Ни черта, ни дьявола не боящегося… Он ведь не так далеко ушел от ребят возрастом. И хорошо помнил, каким сам когда-то был - до тех пор, пока не подломила гибель Кати.
        Подростки не верят в смерть, даже если видели ее не раз. Даже если прощались с погибшими товарищами, такими же гордыми и бесстрашными. Твердая убежденность в том, что ты вечно будешь молодым и горячим, не умрешь и не состаришься никогда, в семнадцать лет особенно сильна. Ребята полны уверенности, что смогут вырваться - в отличие от бункерного, если тот окажется на их месте. Какую участь приготовил им садюга-Толян, пока не знают.
        И не узнают. По крайней мере, сейчас. А потом сами спасибо скажут.
        - Уводи, - с нажимом повторил Герман.
        - Если опять соскочить попытаетесь, - добавил Толян, - одного сожгу! Чтоб двум другим неповадно было. Так и знайте.
        Светлые адаптские глаза сверкали ненавистью. Лысый с подручными утаскивали ребят с дороги.
        - Месяц - долго, - провожая процессию взглядом, объявил Толян. - Две недели.
        Герман покачал головой.
        - Бункерному твои бойцы бок прострелили. Пока еще оклемается… Да плюс добраться туда-сюда… Месяц. - На ребят он старательно не смотрел.
        - Окей, - согласился Толян. Сам понимал, что Герман будет спешить, как только может. - Месяц. На второй - зажарю. Так и знай.
        Недалеко от Ногинска. 23 дня после возвращения. Кирилл
        Дождь на улице поливал такой, что с высоты лошадиного роста едва видна была дорога. Лошади шли натужной рысью, копыта вязли в грязи.
        - Это везде сейчас так? - перекрикивая хлещущий по капюшону дождь, проорал Кирилл.
        Настенный монитор в бункерной столовой отражал дату, время и погодные условия снаружи. Благодаря чему подземные жители знали, что сегодня девятнадцатое января, температура на поверхности плюс тринадцать (по ощущениям - пять), проливной дождь и шквалистый ветер.
        - Здесь еще ничего, - донесся сквозь шум голос Германа. - Здесь хоть дорога не совсем убита, верхом проехать можно. А за Пекшей - звездец, как развезло, хрен продерешься. С Крещением Господним тебя.
        - Что? - не понял, сквозь ветер, Кирилл.
        - С праздничком, говорю! С Крещением Господним. До того, как все случилось, с этого дня крещенские морозы начинались, верующие в прорубь ныряли.
        - Зачем?
        Герман знакомо дернул плечом - адапты скопировали не только тон и речевые обороты командира. Только вот прибор ночного видения ни адаптам, ни Кириллу теперь был не нужен - а из капюшона Германа выглядывал, напоминая странной формы козырек.
        - Не знаю. Вроде, положено.
        - Прорубь - это ведь отверстие во льду замерзшего водоема? - покопавшись в памяти, уточнил Кирилл. Перед глазами возникла ледяная переправа на подходе к гарнизону: как это было страшно, лезть в темноте в холодную воду, и как тяжело физически. - Неужели верующие люди…
        - Цыц! - оборвал Герман.
        Кирилл послушно замолчал и замер. И услышал далекий стук копыт. Рука сама дернулась, расстегивая кобуру. Герман, увидев Кирилла собранным в дорогу по всем адаптским правилам, пожал плечами - «тут ехать-то три часа», но возражать против пистолета и ножа не стал.
        - Кто это может быть?
        - Без понятия. - Герман тронул ПНВ, поправляя. - Батарея, зараза, садится… - Оружие он выхватил раньше Кирилла.
        - Здесь спрячемся? - Кирилл заставил коня перешагнуть ограждение у обочины. - Или дальше уйдем, в лес?
        - Здесь.
        По голосу Германа сложно было разобрать, удивился он боевой готовности спутника, или озадачился. Но, как бы там ни было, присоединился к Кириллу. Они замерли за ограждением.
        - Может, пронесет, следов не увидит, - прошептал Герман. - А может, и вовсе не по нашу душу.
        Кирилл с надеждой кивнул. Ему очень хотелось верить, что это кто-то из адаптов не утерпел и скачет встречать их с Германом. В направлениях не ориентировался, диагноз «топографический кретинизм» Олеся в свое время поставила ученику безоговорочно, и искренне считал, что Герман везет его к Дому. Но скоро, по стуку копыт, понял, что всадник следует им вдогонку, а не навстречу.
        Наездник - расплывчатая фигура в комбинезоне - пролетел было мимо, но поодаль остановился. Увидел, вероятно, что две цепочки следов закончились. Повернул обратно.
        Кирилл напряженно застыл. И едва не подпрыгнул, услышав знакомое чириканье.
        - Свои, - облегченно выдохнул он.
        - Вижу. - Жеребец Германа перешагнул отбойник. - Чего тебе?
        - Сталкер! - Теперь и Кирилл узнал седока. - Привет! Ты как здесь…
        Рэд на приветствие не ответил. Он Кирилла будто бы и не заметил. Осадив коня возле командирского, заглянул Герману в закрытое капюшоном лицо. Начал без предисловий, тяжело дыша после скачки:
        - На обмен везешь?
        Глава 6
        Недалеко от Ногинска. 23 дня после возвращения. Рэд
        Когда Герман с бойцами, сопровождавшими его во Владимир, вернулись домой - пустые, без Джека, Олеси и Гарри, - командир объяснил, что Толян потребовал выкуп. Какой - не уточнил, объявил, что займется этим сам, а собравшимся адаптам велел расходиться, время позднее.
        Приставать к усталому Герману с выспрашиванием подробностей Рэд в то утро не рискнул. А назавтра специально встал пораньше - хотел и расспросить Германа обо всем, и как-нибудь аккуратно ввернуть, что сам он, когда подлечится, собирается в Вязники.
        Будить командира не стал. Сел на перила террасы, поджидая, пока Герман проснется и выйдет - о его привычке подниматься ни свет ни заря и в любую погоду обливаться у колодца ледяной водой только ленивый не знал.
        Но вместо Германа из Дома вышла Инна, непривычно хмурая. Увидев Рэда, нахмурилась еще больше:
        - Чего тебе?
        - С командиром поговорить хотел. Встал он?
        Инна отвела глаза.
        - Встал. Уехал уже.
        - Куда?
        - На кудыкину гору! Мне не доложился, я спала. Проснулась - нету.
        - Ясно. - Рэд, подумав, соскользнул с перил.
        Ясности, куда подевался Герман, не было ни малейшей, но и продолжать расспрашивать Инну тоже определенно не стоило.
        - Чего хотел-то? - прилетело ему в спину.
        Рэд мотнул головой:
        - Да ерунда. Потом зайду.
        Подумав, он двинулся на конюшню. Зачем - даже себе не смог бы объяснить.
        Не нравилось ему происходящее, и все тут! И отсутствие Германа, и раздраженно взвинченная, вместо приветливо-улыбчивой - а улыбалась она всегда, даже ранним утром, - Инна…
        Стойло Бурана, вороного любимца Германа, ожидаемо пустовало.
        - Уехал, - подтвердил чистящий стойло конюх.
        - Давно?
        - Без понятия. Я только пришел.
        Рэд задумчиво покивал. И тут заметил, что пустует еще одно стойло, смирной скромняшки Любавы.
        - А Любава где?
        - Дак, видать, тоже Герман забрал… А ты-то чего в такую рань подорвался?
        Отвечать Рэд не стал. Пронзило вдруг нехорошей догадкой, и стало не до болтовни. Он быстро двинулся к выходу из конюшни.
        Во дворе присел на корточки над оставшимися в грязи следами подков.
        Так и есть - почти смыты дождем, если не приглядываться, то и не увидишь. Не один час их заливает, и даже не пять - дождь ведь то начинался, то стихал… Догадка стремительно перерастала в уверенность, картина складывалась до отвращения простая и логичная.
        Герман ведь бункерного совсем не знает! Для него-то он - как был левый пацан, так и остался… Еще вчера ускакал, получается. Любаву взял, самую смирную - кому, если не бункерному?.. А Инне, ясное дело, молчать велел, вот почему она такая хмурая…
        Рэд кинулся к Ларе. Той в комнате не оказалось, разбуженная соседка проворчала, что Лара вторую ночь торчит в Купавне, там кто-то серьезно заболел. Догонять Германа Рэд отправился один.
        Недалеко от Ногинска. 23 дня после возвращения. Кирилл
        … - На обмен везешь?
        - Ну. - Голос Германа звучал неприязненно.
        - А нам почему не сказал?
        - Не успел. Как вернулся, сказал бы.
        - Он знает? - Рэд кивнул на Кирилла.
        - Спятил, что ли? - Герман стащил с лица и убрал за пазуху ПНВ. С неудовольствием оглядел Рэдова скакуна. - Ты чего, вообще, явился? Муромца загнал…
        - Бункерный, - оборачиваясь к Кириллу, будто и не услышав Германа, позвал Рэд. - Он тебя к Толяну везет! Там наши остались, в плену.
        Кирилл опешил:
        - То есть?
        - Та-ак, - протянул Герман. И вдруг резко, сильно ударил Рэда, целясь в висок.
        Рэд отклонился, перехватил летящую кисть и попробовал вывернуть назад. Не справился - Кирилл, обалдело уставившийся на сцепившуюся пару, понял, что Герман превосходит Рэда так же уверенно, как Рэд - его самого.
        Рука адапта, дрогнув, смялась. Другой рукой Герман схватил Рэда за горло. Со злостью прошипел:
        - Тебя, вроде, по ноге рубанули, а не по башке! Ты что творишь?! Хочешь, чтобы наших сожгли?!
        - Хочу, чтобы все по-честному было, - прохрипел Рэд. Вцепился в седло, стараясь удержаться. - Ты нас сам всю жизнь учил, что своей башкой думать надо! А теперь слушать не хочешь.
        Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Герман, выругавшись, отпустил Рэда.
        - Кретин! Мало я тебя порол. Видел бы, во что там Жеку с Гариком превратили!
        Рэд поморщился, растирая шею.
        - А то не видал ни разу. - Он откашлялся, сплюнул. - А то сам - фифа нецарапаная. Или бункерный - тот же чмошник, что и был… - и внезапно рявкнул: - Ложись!
        Тело Кирилла среагировало на команду, поданную знакомым голосом, раньше, чем мозг. Он единым рывком выдернул ноги из стремян, соскользнул с лошади и распластался на земле.
        - В укрытие! - сипело над головой. - Оружие к бою!
        Кирилл, повинуясь, сместился ползком к обочине дороги. Залег за проржавевшим, по самое дно увязшим в грязи автомобилем. Выставил перед собой пистолет, ожидая новых команд.
        - Могу приказать «на поражение», - донесся до него так же внезапно стихший, как до этого гаркнувший, голос Рэда. - Семь из десяти, по недвижухе - попадет.
        Понимание того, что тревога учебная, пришло не сразу.
        - …, Сталкер! - высказался Кирилл. Поднялся из грязи, стряхивая с комбинезона ошметки глины. - Выбрал, тоже, погоду.
        Рэд его, как водится, не услышал.
        - Герман, - попросил он. - Вот представь - не его Толян предъявил бы, а меня или еще кого из наших. Вот что бы ты тогда делал?
        - С тобой разобрались бы как-нибудь, - буркнул Герман.
        Рэд удовлетворенно кивнул:
        - Окей. Вот и давай разбираться.
        «Разбирательство» состоялось тут же, средь хлещущего ливня, сопровождаемое недовольным ржанием лошадей - животные пытались объяснить, что погода им не нравится.
        Когда до Кирилла дошло, что для того, чтобы Толян оставил в живых и отпустил из плена Джека, Олесю и Гарри, сдаться на милость диктатора придется ему самому, сердце ушло в пятки.
        Даже понимание того, что в очередной раз оказался наивным дураком, и если б не подоспевший Рэд, Герман просто, двинув его по башке и накачав наркотой, отвез бы во Владимир, где ничтоже сумняшеся сдал с рук на руки Толяну, в тот момент не возмутило. Все это Кирилл обдумывал позже, уже находясь в плену, то беснуясь, то ища Герману оправданий. А тогда, после простых слов Германа: «наших сожгут, не выбраться им по-другому», - немедленно сам собой включился укрепившийся за время скитаний в расчетливости мозг и быстро прикинул возможные варианты.
        Владимирцев гораздо больше, посему прямая атака отпадает. Сбежать Джек, Олеся и Гарри, по словам Германа, не смогут, их слишком хорошо охраняют. Так же, как не получится устроить внутреннюю диверсию. А если действительно обменять на пленных его самого?..
        Охранять будут, конечно. Но ведь не в камере держать, как их сейчас держат. Не для украшения же интерьера Толяну понадобился «умник»…
        Страшно? Да. До коликов, до чертиков страшно. За прошедшие полгода не раз и не два Кирилла подкидывало посреди сна в холодном поту от почудившегося мерзкого голоса.
        «Послушаешь, как он тут выть будет. Поглядишь, как корчится в страшных муках…»
        Упомянутые в тот день Толяном «страшные муки» Кириллу довелось испытать на себе. Он хорошо помнил, какая это боль. И отчетливо понимал, что в этот визит церемониться с «умником» Толян не станет.
        Решать надо было быстро. Пока сам не испугался своего решения.
        - Поехали, может? Хватит уже под дождем торчать, - трогая Германа за рукав, позвал Кирилл.
        Дорогу до «приюта» - неприметного строения в стороне от трассы, адапты обустраивали такие на случай «рассвет подкрался незаметно», - Кирилл не запомнил. Он думал.
        Побегу находящихся в плену Джека, Олеси и Гарри мешает прежде всего отсутствие контактов со внешним миром. Герман попросту не знает, чем можно помочь ребятам, что им требуется для побега. А планы на Кирилла у Толяна, судя по всему, серьезные. Убивать курицу, которая, если он правильно понимает действия диктатора, должна принести золотые яйца, Толян не станет - по крайней мере, до тех пор, пока не извлечет из этой курицы максимум выгоды. А значит, время на то, чтобы осмотреться, будет. В плену Кирилл окажется в гораздо более выгодном положении, чем ребята сейчас. Значит, и размышлять «быть или не быть» - малодушие и глупость, и хватит об этом думать! Думать нужно о том, как наладить связь.
        Кирилл принял решение, и сразу стало легче. Мозг отбросил лишнее, заработал в правильном направлении. Кирилл вспомнил про симпатические чернила - давнюю улыбку Сергея Евгеньевича из серии «химики шутят». Вот уж кто и представить не смог бы, где и при каких обстоятельствах пригодится невинная «шутка»…
        Так, всё! - рассердился Кирилл. Хватит себя накручивать! Думай.
        Со связью Толян-адапты он, допустим, определился. А что с обратной связью? Если ему что-то понадобится, каким образом это что-то можно будет передать?..
        Планы побега Кирилл, Герман и Рэд, оказавшись в приюте, обсуждали до самого рассвета. Когда за окном начали вопить на разные голоса птицы, радуясь закончившемуся, наконец, дождю, Герман велел идти спать.
        ***
        - А почему Герман тебя ударил? - Кирилл с Рэдом расположились на одной широкой кровати и шептались вполголоса. Герман устроился на топчане в соседней комнатушке. - Я же видел, он всерьез бил!
        Рэд хмыкнул:
        - Ясное дело, всерьез. Не всерьез, это он нам в детстве подзатыльники отвешивал… Вырубить хотел, чтобы не мешался, вот и бил. Сперва мне бы саданул, потом тебе. Меня скинул бы - ну, хоть здесь, - да запер понадежнее, чтобы подольше не выбрался. Коня бы увел… А тебя наркотой бы ширял, да дальше тащил, до самого Владимира.
        Кирилл передернул плечами.
        - Хорошо, что ты увернуться сумел.
        - Тренировался долго. - Рэд покосился в сторону соседней комнаты. - Ты думаешь, кто меня уворачиваться учил? И вообще, драться? Герман во всей Цепи - лучший. Мы с тобой его даже вдвоем хрен бы одолели, если бы он меня слушать не захотел.
        - Знаешь… - Кирилл помолчал. И горько произнес: - Герман-то тебя в итоге выслушал! Хоть сначала оглушить пытался. А у нас… Драться со мной никто не станет, конечно. Но и слушать никто не хочет. Говорю-говорю, а они только улыбаются, как младенцу!
        Рэд скептически скривился, открыл было рот, но тут из соседней комнаты донеслось властное:
        - А ну, цыц! Ночью не натрепались? Через пять часов - подъем.
        Владимир. 31 день после возвращения. Кирилл
        … - От такой расклад, пацанчик, - щуря на Кирилла водянистые глаза и ухмыляясь, повторил Толян. - Все я тебе, как на духу, выложил. Сдал тебя ваш Герман ненаглядный, как стеклотару в приемный пункт. Сдал - не почесался, собственными своими руками. Мои предъявы ты услышал. А дальше уж сам кумекай, жить тебе здесь в полном шоколаде, или помереть в страшных муках.
        Кирилл очнулся час назад - перед тем, как сдать Толяну, его для правдоподобности оглушили. Последним, что помнил, были слова Германа: «Прости, братан, ничего личного» - и обрушившийся вслед за этим на затылок тяжелый удар.
        Герман ударил гуманно, симптомов сотрясения мозга Кирилл у себя не определил. Ему разрешили принять болеутоляющее из аптечки - по совету Германа, захватил с собой и ее, и реактивы, необходимые для продолжения начатой в Бункере работы. Когда обсуждал это с Германом, еще не знал, где в итоге окажется, и радовался, как идиот.
        Долго уговаривал Вадима Александровича, тот далеко не сразу согласился отпустить «ценного сотрудника» к адаптам. Слушая доводы Кирилла о необходимости исследования - нужно ведь выяснить, как повлиял нижегородский порошок на организмы Рэда и Лары! - скептически кривился. И вряд ли в итоге внял аргументам. Скорее, по горячности и настойчивости Кирилла, подкрепленным угрюмым молчанием Германа, Вадим догадался, что в крайнем случае рейд к адаптам организуют безо всякого разрешения, и согласился, чтобы не терять лицо. Оговорил, что Кирилл еженедельно будет переправлять в Бункер с доставщиками продуктов отчет о «проделанной работе». А через месяц - не больше! - вернется.
        Кирилл был счастлив. Месяц, это ведь так долго! Целый месяц он будет с друзьями… А оказался тут. Сидит, примотанный скотчем к стулу, - до боли знакомая ситуация - напротив мерзкого Толяна.
        Только сейчас здесь нет Рэда. И адаптов нет. Никто не выбьет дверь, не швырнет Толяна на пол, не разрежет скотч на руках. Он здесь один, адапты далеко. И рассчитывать может только на себя.
        Убедить Толяна в том, что добытые в Новосибирске реактивы - отнюдь не путь к вечной жизни, Кириллу не удалось. Если изначально диктатор рассчитывал захватить Кирилла и «ящик», не особо понимая, для чего этот самый ящик понадобился в Бункере, то теперь, увидев пленника и сопоставив его облик с тем, что наблюдал полгода назад, отчего-то уверился, что в Новосибирске был открыт эликсир бессмертия. И, сколько Кирилл ни пытался Толяна разубедить, эффекта добивался ровно противоположного.
        Пленника подвергли медицинскому осмотру. Меланхоличный мужчина по кличке Интерн, личный медик диктатора, показался Кириллу человеком, давно разучившимся удивляться. Толяну он равнодушно доложил:
        - Два пули словил, перестарались бойцы. И обгорел, как бобик. Но, сука, живой. Хотя не должен.
        Из чего Толян, очевидно, сделал собственные выводы. Категорично объявил Кириллу:
        - Звездить в Бункере будешь! А у меня тут звездунов своих хватает. Мне лекарство нужно.
        После этого Кирилла долго били, все попытки споров пресекая фразой: «Не гони, падла». И он понял, что остановить издевательство может единственным способом - пообещать, что «лекарство» изготовит.
        - Мне нужно отправлять в Бункер отчеты, - прошепелявил разбитыми губами Кирилл, - хотя бы раз в неделю, мы так договорились. Вадим Александрович думает, что я у Германа.
        - Не вопрос, - кивнул Толян, - черкай, сколько влезет. Только имей в виду - перед тем, как в Бункер отослать, я сам каждую букву прочитаю.
        - А ты читать умеешь? - не сдержался Кирилл. И тут же получил такой удар по ребрам, что согнулся бы пополам, если бы не был намертво примотан к стулу.
        - Не хами, малолетка! - Новый удар, с другой стороны. - Понял, кто тут папа? - До чего же мерзкий голос. - Ответа не слышу!
        - Понял…
        - То-то.
        Если у Кирилла и были сомнения, что делать, они развеялись. Ну, держись, подонок! Будет тебе «лекарство».
        Толян, однако, оказался хитрее, чем он думал. Первый план Кирилла - впрыснуть гаду мышьяк и попробовать отобрать у одного из охранников оружие - с треском провалился. Вместе с диктатором в выделенное Кириллу под лабораторию помещение явились двое мужчин, на вид - ровесники Толяна, со схожим телосложением.
        - Сперва на придурках пробуй, - приказал Толян, - а я поглядю. Мне спешить некуда.
        Пришлось вместо заготовленной отравы набрать в шприц физраствор.
        ***
        Интересно, как долго он сможет морочить Толяну голову, притворяясь, что синтезирует мифическое «лекарство»? - оставшись в лаборатории в одиночестве, в который раз бесполезно процеживая сквозь фильтр подкрашенную марганцовкой воду, уныло размышлял Кирилл.
        Две недели?.. Три?.. А главное, что изменится за это время? Путей, ведущих на свободу, он как не видел пять ночей назад, впервые оказавшись здесь, так и не видит. Охраняют его добротно, мышь не проскочит, работать с реактивами приходится под неусыпным присмотром одного из охранников. Туповатые парни, конечно, мало понимают, чем занят пленник, но у них и задачи такой не стоит - главное, чтобы работал, а не хрен пинал. Даже в туалет из лаборатории выводят под конвоем. Кормят прямо на рабочем месте… Хорошо, хоть спит не там.
        Толян - правитель многоопытный, хорошо понимающий значение и кнута, и пряника, расстарался. Кириллу, как обещал, обеспечил «полный шоколад»: поселил в отдельной квартире - спальня, кухня, душ и даже горячая вода (ну, относительно горячая), час утром и час вечером. И все бы ничего, но окна в квартире оказались забранными, помимо ставен, решетками. Железную дверь охранники запирали снаружи, сами жили в соседней квартире. Кроме того, внезапно выяснилось, что Кирилл будет здесь не единственным обитателем.
        В первую ночь Толян, самолично демонстрировавший Кириллу «хоромы», хлебосольно улыбаясь, распахнул дверь в спальню. На кровати сидела ярко накрашенная девушка в длинноволосом парике. Увидев вошедших, она с готовностью вскочила.
        - Видал, какая краля! - подтолкнул Кирилла Толян. - Стелка, а ну подойди!
        Девушка, профессионально покачивая бедрами, приблизилась.
        - Мой тебе подарок! - гордо отрекомендовал Толян. - Сосет - закачаешься!
        - Я… - Кирилл растерялся, но быстро нашелся: - Я таблетки специальные принимаю. Мне женщины не нужны.
        Диктатор скривился:
        - Слыхал… Извращенец бункерный. Ну, вольному воля. А только баба в доме пригодится. И пожрать сгоношит, и барахло постирает. Верно говорю, Стелка?
        Девушка подобострастно закивала. По жесткому взгляду Толяна Кирилл понял, что от «подарка» не отвертеться.
        Владимир. 43 дня после возвращения. Кирилл
        Вернувшись из лаборатории «домой» и поужинав, Кирилл сидел на кухне. Размешивал сахар в чашке с приготовленным Стеллой чаем, тоскливо поглядывал на сожительницу и думал о том, что бункерный антилав, от которого в свое время отказался, в нынешней ситуации здорово облегчил бы жизнь.
        Кровать в квартире была, хоть и широкая, но одна. Ну и шпионила Стелла, разумеется, за каждым его шагом.
        - Сладенький, ты чего грустишь? - Девушка встала у Кирилла за спиной, положила руки на плечи. - Давай, массажик сделаю?
        - Не давай. - Кирилл попытался вывернуться. - Отстань, я думаю!
        Грубить Стелле не хотелось, он догадывался, что красотка находится тут не по доброй воле, но иначе от нее было вовсе не отвязаться.
        - Думщик ты мой сладенький… - Стеллины ладошки прилипли к спине, будто вязкая смола - не стряхнешь. Переместились на затылок и шею. - Думщик ненаглядный… - Девушка прижалась к Кириллу грудью.
        Блин. Он немедленно вспомнил, какая роскошная у Стеллы грудь. Волнующий запах стал отчетливее. Кажется, буддисты это умели - силой воли подавлять любые желания… Или йоги? Но не простые парни вроде него, сто лет девчонку не обнимавшие.
        За знаменитый бункерный антилав Кирилл выдавал обычную аскорбинку. Но Стелла, кажется, была уверена, что ее восхитительное тело рано или поздно победит любые препараты: по квартире она разгуливала в одеждах, выставляющих напоказ гораздо больше, чем скрывающих, а чуть заметив на себе взгляд Кирилла, призывно улыбалась.
        - Отстань, сказал! - Кирилл сердито поднялся.
        Бросив недопитый чай, пересел к компьютеру. Ему даже такую роскошь предоставили - хотя изучали, несомненно, каждую напечатанную букву. Порой Кирилла так и подмывало изобразить какое-нибудь похабство, останавливало лишь то, что физиономию Толяна, когда тот будет читать, все равно не увидит.
        Кирилл придвинул табуретку ближе к стене - крутобедрая Стелла не пролезет. Подумал, невесело усмехнувшись, что сказал бы, увидев оборонительные укрепления, Джек. Ржал бы до слез, не иначе! Вот уж кто отгораживаться табуретками точно бы не стал. Да что - Джек… Кирилл был уверен, что и Рэд, и Олеся, и кто угодно из адаптов уже нашел бы способ выбраться! А он, прожив в плену больше недели, не продвинулся на пути к спасению ни на шаг. И это тяжелее всего угнетало. Эх, если бы хотя бы тут дали возможность работать…
        ***
        … - Это чё?! - Три ночи назад Толян бросил на стол перед Кириллом чертеж усовершенствованной солнечной батареи. Аналога той, что использовали в Омске.
        Чудесные батареи за день накапливали столько энергии, что поселку хватало с лихвой, Борис подробно рассказал о принципе их действия. Еще в Бункере Кирилл пытался разобраться с новой технологией, но там занятиям препятствовал Вадим. Настаивал на том, что в первую очередь нужно заниматься вакциной, а батареи, как и заведомо провальные эксперименты, дело десятое. В плену Кирилл попытался вернуться к работе, восстановить по памяти то, что видел у Бориса.
        - Это - новая солнечная батарея, - разъяснил он. - Если довести до ума конструкцию, то в скором времени можно будет перестать экономить энергию. Ее будет хватать всем, постоянно - и днем, и ночью! Представляешь, какие это перспективы?
        Толян побагровел.
        - Я представляю, что тебя сюда за ради лекарства приволокли, - прошипел он. - Я, может, через год помру уже! На хрен мне твои перспективы? Велено лекарство делать, вот и делай! А с саботажниками у меня разговор короткий. Лысый, разъясни!
        «Саботажника» отстегали плетью. Так, что от боли потемнело в глазах.
        По дороге домой у Кирилла началась истерика. Он хохотал и не мог остановиться. Ржал - над собой. Над тем, как думал когда-то, будто Толян и впрямь заботится о владимирских жителях.
        - Да он плевать на вас хотел! - сквозь смех выкрикивал Кирилл перепуганной Стелле. - Он жить хочет, вот и всё! Ему власть нужна! И Вадим Александрович - не лучше!
        Стелла молчала, забившись в угол. Не вылезала из укрытия до тех пор, пока Кирилл, нахохотавшись, не забылся тяжелым сном.
        ***
        В двери внезапно заскрежетал ключ. В эту дверь никогда не стучали и не звонили, запиралась она снаружи и отпиралась оттуда же, что еще больше в глазах Кирилла усиливало сходство обиталища с тюремной камерой.
        Стелла пошла встречать незваных гостей, Кирилл не шелохнулся. Пару раз к нему заходил сюда Толян - «потрындеть за жизнь», а время от времени наведывались его подручные. Ни тот, ни другие Кирилла не интересовали. Он придвинулся к монитору и, приняв сосредоточенный вид, открыл первый попавшийся файл.
        - Сладенький, к тебе пришли!
        Ну точно, Толян. Кирилл повернулся к двери. Вот, хрена лысого я тебе навстречу встану! Не дождешься.
        Но это оказался не Толян.
        - …! - ошарашенно вырвалось у Кирилла. - А ты что здесь делаешь?!
        - Навестить пришел. Соскучился. - В дверях стоял Тоха.
        Сразу ответить Кирилл не смог, горло перехватило.
        Он медленно, чтобы не расплескать то, что закипело внутри, поднялся с табуретки. Злость захлестнула так, что было странно, как воздух вокруг еще не искрится.
        - Я тебя не звал, - объявил Кирилл. И с наслаждением выбросил вперед кулак.
        Тоха, обороняясь, схватил табуретку - оружия у него не было. Выбитая табуретка, отлетев, угодила в окно, осколки так и брызнули. Кирилл продолжил нападать.
        В живот!.. Еще раз!.. Уронил… Дьявол, ноги в тапках, пальцы бы не переломать. Он, повернувшись к Тохе спиной, врезал ему по ребрам пяткой. Кирилл понимал, что времени мало, скоро на визг Стеллы прибегут охранники, и спешил насладиться каждым пинком. Когда его оттащили от Тохи, был, несмотря на отбитые пятки, почти счастлив.
        Глава 7
        Владимир. 43 дня после возвращения. Кирилл
        В камере их заперли вместе. Кирилла предварительно отстегали - чтобы не буянил, наставительно разъяснил Толян. В Бункере у себя будешь на людей кидаться, а здесь чтоб тихо сидел, как мышь под веником! Давай, Лысый. Разъясни политику партии.
        Боль была такая, что данное себе обещание не кричать, не доставлять Толяну удовольствия, Кирилл нарушил после первого же удара. Перед тем, как окончательно сомлеть, успел подумать, с каким удовольствием Толяна задушил бы.
        А очнувшись в холодном и сыром помещении, голым телом на голых досках, обнаружил, что он не один. Рядом сидел Тоха, прижимая к заплывшему глазу металлическую кружку.
        Свет проникал в помещение сквозь единственное окошко, прорезанное под потолком. Снаружи оно было забрано решеткой. Где-то в углу капала вода, отвратительно воняло сыростью. Это был не подвал - вроде того, в котором их с Рэдом и Джеком, не разобравшись, поначалу заперли в Новосибе, а самая настоящая тюремная камера.
        Кирилл припомнил адаптские байки о том, что одним из ключевых объектов, освоенных Толяном в первые дни правления, стала знаменитая когда-то тюрьма. Тогда он друзьям не поверил. А сейчас подумал, что никогда больше в их словах не будет сомневаться.
        Плохо тебе, дураку, было в Бункере, издеваясь над самим собой - в последнее время частенько так развлекался, - подумал Кирилл. Скучно! От приличий задыхался. За Германом рванул, как мышь в мышеловку. Друзей давно не видел… На вот теперь, жри по полной! Смотри только, не обляпайся. Такие кругом друзья, что куда деваться.
        Он покосился на Тоху.
        - Очухался? - отнимая кружку от лица, проговорил тот. Должно быть, заметил, что Кирилл пошевелился. - Одеваться будешь? - указал подбородком на сверток в углу.
        Кирилл, присмотревшись, опознал свою футболку и куртку. Спина горела так, что не дотронуться. Тохе он не ответил, отвернулся.
        Едва увидев предателя на пороге, понял, откуда Толяну стало известно, что отряд Сталкера уцелел и возвращается. Вот только не похоже было, чтобы Тохе за его услуги организовали тут такой же «полный шоколад», как самому Кириллу. Сидит ведь он почему-то здесь, а не с красоткой вроде Стеллы развлекается.
        - Шкура-то у тебя не лопнула, - поглядывая на спину Кирилла, заметил Тоха. -Лысый это умеет - так, чтобы мозги от боли плавились, но без кровищи… Мастер, блин.
        - Откуда знаешь? - откашлявшись, без особого интереса обронил Кирилл.
        - Пробовал.
        - Тоже «буянил»?
        - К тебе идти не хотел.
        Кирилл, не удержавшись, мстительно рассмеялся.
        - Ну и дурак, - решил он. - Так бы один я тебя отмудохал, а так еще и от Лысого огреб.
        На это Тоха ничего не ответил.
        - Ты бы оделся, - помолчав, миролюбиво посоветовал он. - Холодно тут, голышом-то загорать.
        И то верно. Холодно.
        Кирилл, стиснув зубы, сел. Дотянулся до одежды. От вопроса, в расчете на то, что сосед по нарам знает больше, чем он, все-таки не удержался:
        - Надолго нас сюда?
        - Толян сказал, сутки помаринует, чтобы в ум пришли. А потом выпустит, если бычить не будешь.
        - Не буду, - пообещал Кирилл, - хватит с тебя. Пусть выпускает.
        Злость и в самом деле куда-то ушла. Избавиться от общества Тохи по-прежнему хотелось, а бить предателя - уже нет.
        - Ему скажи… - Тоха отвернулся.
        Какое-то время сидел молча, а потом принялся негромко насвистывать.
        Это казанский здорово умел, обладал, в отличие от Кирилла, музыкальным слухом. Все, показанные когда-то Джеком, птичьи сигналы освоил влет, Кирилл Тохиным способностям в свое время завидовал.
        «…Дрем-лет при-тих-ший, - разобрал вдруг высвистываемую мелодию он, - се-вер-ный го-род… Низкое не-бо над го-ло-вой…»
        Вспылил:
        - Заткнись!
        Знакомая мелодия их с Тохой странным образом сближала. А Кирилл не хотел иметь с гадом ничего общего.
        Тоха опасливо замолчал. Но ненадолго, через пару минут снова начал свистеть. Гораздо тише, и что-то, уже не знакомое Кириллу.
        Ладно, фиг с ним. Пусть резвится. Все лучше, чем слушать, как с потолка вода капает…
        Кирилл, покряхтев, улегся на доски. Пристроил под голову согнутую руку, и, слушая заунывный свист, почти задремал - когда обострившееся в адаптском обществе чутье заставило открыть глаза.
        Тоха стоял над ним. В первый момент Кирилл снова едва ему не врезал.
        «Чего тебе?!» - почти вырвалось у него, но Тоха, не прекращая свистеть, поднес палец к губам. И, вместо мелодии, изо рта вдруг вырвалось воронье карканье.
        Кирилл подпрыгнул, взвыв от боли в потревоженной спине. Тоха обвел рукой помещение и похлопал себя по ушам. Требовательно кивнул Кириллу, явно вынуждая к каким-то действиям.
        - Ты охерел, казанский? - бросил Кирилл.
        Он тоже машинально оглядел стены и потолок камеры, хотя понимал, что подслушивающее устройство, о котором его только что весьма прозрачно предупредили, вряд ли заметит.
        - Повеселить тебя решил. - Веселья в глазах Тохи не было ни на грамм. Только злость и лихое отчаяние, вороний крик на адаптском языке означал: «Опасность!» - Ну, насовал ты мне - понимаю. Дальше-то чего бычишься?.. Не чужие, поди. На одного хозяина теперь пашем. Вместо того, чтобы на нарах париться, лучше б посидели, как люди.
        - … я таких людей, - припомнив адаптскую лексику, сообщил Кирилл.
        Он уже понял, что Тоха сейчас работает на прослушку и старается убедить Толяна в его, Кирилла, лояльности. Судя по вороньему карканью, от того, насколько правдоподобно они сейчас разыграют спектакль, зависит многое. Тоха достаточно времени провел с отрядом, чтобы запомнить, в каких случаях допустима подача такого сигнала.
        Кирилл ломался и обижался, Тоха уговаривал «забить на старое» и дружить. В конце концов, Кирилл «сдался» - надеясь, что получилось искренне. Что за цель преследует Тоха, предупреждая его, решил узнать позже. И даже, неся вслух ворчливую чушь, успел прикинуть, как.
        ***
        О том, что Веры больше нет, Тоха узнал от Джека. Казанский сопровождал бригаду, перекрывшую главную дорогу, отряд Сталкера ждали отсюда. Не думали, что Рэд рискнет тащить телегу по «дальняку» - раскисшей от дождей, испещренной ямами «трассе второстепенного значения», как она когда-то называлась. Засаду «на дальняке» Толян поставил для подстраховки, полтора десятка не самых лучших бойцов. Благодаря чему адапты и сумели пробиться.
        Когда с объездной прискакали за подмогой, Тоха ринулся в бой в числе первых. При помощи еще одного бойца сумел справиться с Джеком. Пока вязал бывшему приятелю руки, тот насмешливо бросил:
        - Зря пыхтишь, братишка! Сестренки-то тебе не видать.
        Больше Джек ничего сказать не успел, потому что разъяренный Тоха набросился на него - еле оттащили, - а потом их, вместе с Олесей и Гарри, уволокли к Толяну.
        Избивали на совесть, требуя информации про «лекарство». Но, по рассказам наблюдателей, Джек над допрашивающими, когда ему позволяли говорить, откровенно издевался, а Гарри каменно молчал, не проронив ни слова.
        Олесю, убоявшись гнева Германа, не трогали. Да и парней, выпустив пар и убедившись, что побоями ничего не вытрясти, мучить «по-взрослому» Толян запретил. Он уже знал, что Кирилл жив, двое из засады на объездной уцелели и в один голос твердили, что удирающего верхом, за спиной у «докторши» бункерного видели. Уронить его с лошади выстрелом не сумели. Кинулись в погоню - не догнали.
        Толян нерадивых догоняльщиков со злости пострелял. А пленных мутантов велел оставить в покое, покуда насмерть не зашибли, и стал ждать Германа. Долго томиться командир Толяна не заставил. Что было дальше, Кирилл знал.
        «Чего ты от меня хочешь?» - быстро набрал на клавиатуре он.
        Шлепнул по столу костяшкой домино:
        - А мы - вот так!
        Они с Тохой сидели на кухне у Кирилла. Стелла спала прямо за столом. К визиту казанского Кирилл подготовился, полночи в лаборатории мастерил снотворное. Проснувшись, Стелла будет думать, что задремала всего на минуту. Мысль про компьютер для обмена информацией и игру в домино в качестве маскировки пришла в голову еще в камере.
        Тоха, в отличие от Кирилла, печатал медленно. Хорошо, что вообще оказался грамотным.
        «Штоб ты ксвоим ушол», - пропыхтев над клавиатурой не менее трех минут и утирая со лба пот, сообщил он.
        Интересно…
        - Рыба! - вспомнил о маскировке Тоха, ударяя по столу костяшкой. - Чё, бункерный, еще сыграем?
        Он больше не отводил взгляд, как когда-то в походе, в то время Кирилл приписывал это стеснительности, и даже, дурак, сочувствовал Тохе. Светлые адаптские глаза, правый - из-под изуродованного шрамом века, - смотрели твердо и уверенно.
        «С чего вдруг такое участие?»
        «Ты мне нош тогда аставил и верку личил а толян если незделаиш ликарсво тибя грохнит»
        Эта длинная фраза заняла еще больше времени. Закончив, Тоха подумал, строго посмотрел на Кирилла и припечатал к написанному три восклицательных знака.
        ***
        Про то, как они встретились с Верой, Тохе рассказала Олеся. Подлецу-красавчику Тоха не доверял, а вот нюхачка, по его наблюдениям, врать не умела.
        Пленных, поджидая Германа, держали в камере. Если верить слухам, сбежать из знаменитой тюрьмы, за всю историю ее существования, не удавалось никому, и сторожа особо не парились. За бутыль самогона позволили Тохе - не заходя, через окошко в двери, - побеседовать.
        Тоха опасался, что Олеся откажется разговаривать, но нюхачка, подчинившись приказу Джека - «Говори-говори, - мстительно проворчал тот, - чтоб этому козлу помирать не скучно было», - рассказала все.
        Как Верка выследила отряд и убила Сашку. Как пошла вместе с ними проводницей. Как бункерный лечил Верку, заступался за нее. Как уговорил Сталкера забрать девушку с собой. Как они встретили «вояк», и сестру убило осколком гранаты.
        «В Омске пацан есть, Васька, - без выражения закончила Олеся. - Он нашим помогал ее хоронить. Нас с Жекой увезли, я ранена была, а он остался. Может, даже место вспомнит, где закопали». Она замолчала.
        «Васька-то, может, и вспомнит, - донесся до Тохи насмешливый голос, - только, чует мое сердце, рассказывать будет некому! Теперь уж этот гад Толяну на хер не упал. Небось, руки об него марать и то не захочет, траванет, как крысу, и всех делов… Слышь, урод?!»
        Но Тоха уже отошел от двери.
        Ноги едва держали, и шагал он через силу. Куда угодно, только подальше от чужих глаз.
        Забрел в нежилой переулок, опустился на корточки, привалившись к стене. Откинул голову назад, ударился о кирпичную кладку. Не помогло. Кулаком по стене врезал - тоже не помогло.
        Верки больше нет. Нет!!!
        Четыре месяца прошло с тех пор, как ее похоронили. Где-то, в тысяче километров отсюда. Рядом с неведомым гарнизоном.
        Нюхачка не обманула, Тоха знал. И все обещания Толяна вернуть сестру «после дождей, когда дорога встанет», - пустой звук. Как можно вернуть ту, которой больше нет?! И бежать отсюда, получается, некуда и незачем. После того, что он сделал - предал сначала Сталкера, всеобщего благодетеля, а потом Женьку, известного добряка и лучшего охотника, от Талицы до Нижнего, - Тоху люто ненавидели везде, в любом цивильном поселке сочли бы за счастье расстрелять.
        И ни одна стая Диких его не примет. Корявый тогда, в обмен на Женьк?, пустил перекантоваться, но потом велел «валить во Владимир и больше не отсвечивать». Пахан до сих пор был зол, из-за взрыва на отмели. Не убил только потому, что опасался гнева Толяна. Среди Диких прошел слух, что Тоха «беду притягивает», с такой репутацией ни в одну стаю соваться не стоило.
        Тоха выл, привалившись к стене. Не как волки, что ждали его когда-то под деревом - те с нетерпением выли, с надеждой. А ему одного хотелось - сдохнуть. Закрыть глаза и никогда больше в этот мир не возвращаться.
        Не сдох. Как-то жил потом, зачем-то. Ел, спал. Была возможность - напивался. Толян его на слом работать пристроил, чтобы попусту груши не околачивал. Весть о том, что Герман привез во Владимир оглушенного бункерного, Тоха выслушал равнодушно.
        Ну, привез. Жив пацан - хорошо. Он ему зла-то никогда не желал, он Верку спасти хотел. И сталкеровских бойцов теперь на волю отпустят. А то, что очкарик до свободы не дожил, так это они сами виноваты, Толян предупреждал, что будет, если сбежать попытаются.
        Через неделю диктатор вызвал Тоху к себе.
        - Вы же с бункерным, вроде, кореши были, - напомнил он. - Давай-ка, навести паца…
        - Нет! - вырвалось у Тохи. Громко, быстро, он и дослушать Толяна не успел.
        Диктатор подозрительно нахмурился:
        - Почему это?
        Тоха опомнился, взял себя в руки. Скорчил унылую рожу.
        - Да что толку, к нему ходить? Он со мной здороваться-то не станет, сразу по морде двинет.
        Тоха знал, что двоих из засады на дальняке убил бункерный. И еще одного тяжело ранил. В том, что за эти месяцы боевые навыки хилого когда-то «пацанчика» вполне могли сравняться с его собственными, не сомневался. Но останавливало не это.
        Правду Тоха не сказал бы Толяну даже под пытками. Правда заключалась в том, что ему отчаянно не хотелось встречаться глазами с Кириллом. Ни за что и никогда!
        Среди Диких бытовало мнение, что то, что случилось, устроили «яйцеголовые», экспериментаторы хреновы. А теперь, понимаешь, сами под землей засели и живут припеваючи, а простые люди тут, как мухи, мрут. Если «цивильные» были Бункеру благодарны - за лекарства, генераторы, защитные комбинезоны, - то Дикие подземных жителей ненавидели. От нападения Бункер спасало лишь то, что самый тупой Дикий понимал: хоть ты тысячу бойцов к люку пригони, умникам любые их выходки - что слону дробина.
        Тоху выкрали из родного дома в возрасте, уже вполне сознательном, и ненависть новых соплеменников к Бункеру он впитать не успел. Относился к его обитателям, в общем, равнодушно. Когда Корявый пообещал самому своему шустрому и удачливому шпиону вернуть сестру в обмен на какого-то бункерного задохлика, обрадовался такой перспективе до смерти. Он ведь не знал тогда, кто украдкой обронит нож на болоте. И кто заступится за сестру перед Сталкером, тоже не знал.
        Три месяца назад, пробираясь с добытыми вестями к Толяну, уколы совести Тоха в себе давил. Помнил, что спасает Верку, дороже которой никого нет. Даже насмехался про себя над бункерным - вот же дурачина жалостливая! А сейчас тот оброненный нож его будто по сердцу резал.
        Толян уговаривать Тоху не стал, просто позвал Лысого с плетью. И пригрозил, что это еще цветочки, в следующий раз казанский отсюда своими ногами не уйдет. И потопал Тоха «в гости».
        Он уже тогда решил, что поможет бункерному бежать. Помнил Кирилла таким, каким тот был на поляне в лесу. А увидев хмурого темнокожего парня, обернувшегося из-за стола, в первый момент его даже не узнал.
        Поняв, что это все-таки бункерный, и увернувшись от первого удара, Тоха успел подумать, что теперь ему, чтобы умника в захвате удержать, из штанов пришлось бы выпрыгнуть. И что зря он сомневался - такой парень уже ни перед чем не остановится. Все, чего Тоха хотел, оказавшись с бункерным в камере и дожидаясь, пока тот очухается - это понять, готов ли умник рисковать, чтобы сбежать отсюда.
        Про себя-то он, еще корчась под ударами плети, твердо все решил. Так мерзко, как здесь, ему нигде не будет. Раньше из-за Верки себе на горло наступал, а теперь - ради чего перед Толяном стелиться? Чем так жить, пусть уж лучше бывший приятель красавчик пристрелит, глядя в глаза, или Сталкер шею свернет.
        Тоха хорошо понимал, что этот, новый, бункерный вряд ли ему поверит. Но другого выхода у парня нет. Тоха хорошо запомнил угрюмые слова Толяна:
        «Смотри мне, раскрути умника на базар! Пустой не возвращайся. А то от Стелки-дуры пользы, что от свиньи в балете. Он с ней словом-то не перемолвился, молчит, как пень. Уткнется, говорит, в свой ящик и печатает. Что печатает - хрен его поймет. Может, по делу, а может, и фуфло крутит… Думает, я поумнее его не найду!»
        И сомнений в том, что Толян настойчиво ищет «поумнее» - человека, у которого хватит знаний проверить, чем на самом деле занят Кирилл, - у Тохи не было.
        Глава 8
        Бункер. 53 дня после возвращения. Даша
        - Даш!.. Спать идем?
        - Что?
        Даша вздрогнула и посмотрела на экран. Там шли финальные титры. Фильм, оказывается, закончился.
        - Да-да, идем.
        Субботние утра перед сном «малыши» традиционно проводили в конференцзале, за просмотром исторических фильмов. Иногда Любовь Леонидовну удавалось уговорить, и тогда троица смотрела шедевры из коллекции «классика мирового кино». Даша предпочитала «классику», Кирилл, тогда еще не отделившийся от них с Олегом, любил исторические, а толстяку было все равно, он давно научился протаскивать в кинозал планшет. Так было до того, как Кирилл ушел из Бункера. А после возвращения он к друзьям во время просмотра не присоединялся, жизнь приятеля сильно переменилась.
        Само собой как-то получилось, что после возвращения Кирилл перешел в разряд взрослых. Он с вечера до утра пропадал в лаборатории, потом шел «тренироваться» - поднимался наверх, на стадион, где вытворял очень странные вещи, Даша пару раз наблюдала, - и спать, по словам Олега, ложился поздно. Даша однажды слышала, как на зов Любови Леонидовны: «Кирюша!.. Малыш!.. Пойдем фильм смотреть?» Кирилл вежливо отозвался: «Спасибо. Я занят, к сожалению», - и Любовь Леонидовна ничего не ответила. Тем самым, поняла Даша, раз и навсегда признав право бывшего «малыша» поступать так, как считает нужным.
        Кирилл очень изменился. До его ухода из Бункера у них с Дашей не было друг от друга секретов. С Кириллом, в отличие от Олега, Даша могла поговорить о чем угодно. Знала, что он всегда внимательно выслушает, порадуется за нее или посочувствует. Теперь же - она поняла это еще в больничной палате, когда Кирилл впервые пришел в себя, - ему стало не до нее. Похоже было, что Даше и Олегу места в его мыслях вообще не осталось. От общения Кирилл вроде бы не уклонялся, но почти круглосуточно бывал занят. А если и находил время поговорить, Даша неизменно чувствовала себя несмышленышем. Ее лучший когда-то друг за эти полгода превратился в человека, равного по возрасту и опыту взрослым, а они с Олегом остались теми, кем были - «малышами», всеобщими баловнями и любимцами.
        Хотя все в Бункере делали вид, что ничего подобного не произошло. Любовь Леонидовна, к примеру, продолжала называть Кирилла «малыш», и тот не возражал - только в кивках обритой головы и выражении посветлевших глаз Даша улавливала снисходительность. Кажется, Кирилл и к Любови Леонидовне теперь относился примерно так же, как к ним с Олегом. Он даже не посчитал нужным рассказать, что уходит из Бункера: друзья узнали об этом от воспитательницы и по растерянной интонации поняли, что Любовь Леонидовну саму поставили перед фактом. Кирилл решил уйти к Герману и в ту же ночь ушел. Всё. Точка.
        Олег не расстроился. Давно жаловался Даше, что соседство с Кириллом его «напрягает», хотя внятно объяснить, чем именно напрягает, затруднялся. А Даша очень огорчилась. Она была рада, что Кирюша вернулся, пусть изменившийся и не похожий на себя. К его потемневшему лицу и окрепшей фигуре успела привыкнуть, а улыбался он ей, хоть и редко, но по-прежнему… И вдруг исчез.
        ***
        Сегодня в Бункер должны были прийти адапты, и Вадим Александрович поручил Даше с Олегом забрать у них письмо от Кирилла. Когда прозвенел входной звонок, Даша потащила Олега к люку. Адаптов они увидели еще издали, двое парней тащили по коридору мешок, размером примерно с Дашу.
        - Че надо, молодняк? - обронил один - рослый, плечистый парень. - Берега попутали? Вип-каюты - на верхней палубе!
        Даша с Олегом неловко замерли, но тут в дверях кухни показалась Валентина Семеновна.
        - Поговори мне еще, - прикрикнула на адапта она. - Что такое, Олежек?.. Ох, и Дашенька тут! Вкусненького захотелось?
        - Спасибо большое, - вежливо отказалась Даша, - мы по делу.
        А Олег бесцеремонно заинтересовался:
        - А есть что-нибудь?
        Второй адапт, тащивший мешок, хохотнул. Он был пониже ростом, чем первый, и казался более дружелюбным.
        - У такой хозяйки - еще бы не быть! - Насмешливые глаза поочередно стрельнули в Валентину Семеновну и в Олега. - Только ты, кабанчик, как хавать начнешь, отойди. Чтоб подружку не забрызгало, когда лопнешь.
        - Ах, ты… - Повариха воинственно уперла руки в бока и двинулась на адапта.
        Тот дурашливо уклонился:
        - Не буянь, хозяюшка! Уже валю! Вприпрыжку, за вкусненьким, а то вдруг кабану не хватит. - И, занеся мешок на кухню, устремился в сторону выхода.
        Второй парень пошел следом. Из коридора донесся смех.
        - Балабол! - проворчала Валентина Семеновна. - Опять Герман новенького прислал… Не слушай его, Олежек. Пирожка дать?.. Или вареньица?..
        - Не надо.
        Олег насупленно оттопырил губу. Валентина Семеновна захлопотала, уговаривая не обращать внимания на дураков, а Даша, которой не терпелось почитать Кирюшино письмо, бросилась догонять адаптов.
        - Подождите, пожалуйста!
        Парни остановились.
        - Здравствуйте, - тяжело переводя дыхание, - ей не часто приходилось бегать - попыталась быть вежливой Даша.
        - Чё надо? - хмуро повторил здоровяк.
        А тот, что предлагал Олегу отойти, приветливо произнес:
        - И ты здравствуй! - И вдруг широко улыбнулся: - Бросала б ты курить, лапушка! Такая красавица, а здоровье гробишь.
        Даша растерялась:
        - Я не курю.
        - А чего ж пыхтишь, как лошадь загнанная? - Адапт, склонив голову набок, доброжелательно ее разглядывал.
        «Красавицей» Дашу называли Любовь Леонидовна и Елена Викторовна. Никто из представителей мужского пола не обращался к ней подобным образом никогда. И никогда на нее так настойчиво, с нескрываемым интересом, не смотрели.
        Парень, разговаривая, привалился плечом к стене. Защитный комбинезон расстегнут до пояса, ремень украшают предметы, знакомые Даше разве что по фильмам: кожаные чехлы для пистолета и ножа. Даша знала, что по правилам, войдя в Бункер, оружие адапты оставляют в рубке, но, даже пустые, выглядели чехлы внушительно. С комбинезона парня капала вода - наверху, должно быть, шел дождь. Рукава адапт затолкал за ремень. А на его футболке Даша увидела широкую полосу проступившей влаги, мокрая ткань обтянула фигуру так, что видна была каждая мышца.
        Бункерные мужчины обычно носили рубашки, а поверх рабочие халаты, технари и ремесленники ходили в спецовках. Футболки надевались только во время нечастых вылазок на поверхность, «на пикник»: когда на живом огне жарили мясо и пекли картошку. В детстве Даша обожала такие сборища. Ей нравилось смотреть на тлеющие в мангале угли, нравилась обстановка всеобщей беззаботности и веселья. С удовольствием разглядывала когда-то картинки на футболках, читала забавные надписи. Но «пикники» не устраивали уже очень давно.
        Майку адапта никакие картинки не украшали, даже ее изначальный цвет угадывался с трудом. Но Даша отчего-то подумала, что внешность этого парня и рубище не испортило бы. Если до сих пор, разглядывая на экране красавцев-актеров, она полагала, что в обычной жизни такие люди не встречаются, то адапт это мнение опровергал. Улыбка… Глаза… Ему даже бурая кожа и белые волосы к лицу! Даже шрам у виска не выглядит уродством. Если б только не ссадины, одна на скуле, другая на лбу. Старые, зажившие, они отшелушивались темно-коричневыми корочками. Подрался с кем-то, наверное. Права была Любовь Леонидовна, когда пугала воинственного Олега, что адаптов хлебом не корми, дай отдубасить кого-нибудь. Кирилл во время своих «тренировок» тоже руками и ногами молотил по воздуху нещадно, Даше его невидимого противника даже жалко становилось.
        Адапт не мешал Даше себя разглядывать. Скрестив на груди руки, с выжидательной улыбкой смотрел на нее. А Даше почему-то стало досадно оттого, что этот красивый парень думает, будто она курит. Захотелось оправдаться.
        - У меня пониженное давление, - объяснила Даша, - мне тяжело бегать, сразу одышка появляется.
        Второй адапт осклабился.
        - Я б тебе, подруга, помог, - непонятно пообещал он, - надавил бы, куда надо! Да боюсь, загони тебе - по швам треснешь, уж больно тощая…
        - Цыц, - не оборачиваясь, бросил тот, которого разглядывала Даша. Лучезарно улыбнулся: - Чего хотела-то, лапушка? Валяй, не стесняйся! Для такой красавицы ничего не жалко. - Парень вдруг подался к ней, и, понизив голос, прошептал: - А хочешь, угадаю, чего?
        Даша растерянно кивнула. Адапт закатил глаза.
        - Ты только не шевелись. Не мешай, это самое… инвертации высших сил!
        - Чему?! - изумилась Даша.
        Адапт предостерегающе поднял палец. Поводил над Дашиной головой ладонями.
        - Та-ак… М-м-м… Какого ж рожна тебе надо-то? Але, высшие силы! - задрал к потолку возмущенное лицо. - Вы чего там, на перекур вышли? Подсказывайте, пока я тут от натуги не обгадился… Сигарету стрельнуть? Нет… Сколько времени, спросить?.. Тоже нет… Узнать, какое сейчас по области атмосферное давление?
        Даша, не выдержав, хихикнула.
        - Есть! - распахивая свои удивительные глаза, объявил адапт. - Вижу! Ждешь ты добрых вестей от милого друга. - Протянул к Даше руку, ладонью вверх. - Позолоти ручку, красавица - все открою, как на духу!
        Даша засмеялась. Она вдруг догадалась, кто перед ней.
        - Я тоже вижу! Точнее, знаю. - Кирилл рассказывал об артистичности нового друга так живо, что даже удивилась, почему сразу не сообразила. - Вы - Джек!
        - Кто это - мы? - Адапт оглянулся по сторонам, посмотрел на товарища. - Ты, что ли?
        Тот вздохнул и постучал пальцем по лбу - дескать, что возьмешь с дурака. А Даша запоздало припомнила, что обращение на «вы» у адаптов не принято.
        - Не угадала, - торжествующе объявил парень, - Джек - один я! По крайней мере, с вечера был. А там уж хрен его поймет, в дороге всякое бывает.
        - Бывает, что коровы летают, - перебил напарник, - хорош трещать! Разгружаться надо.
        Джек вздохнул.
        - Вот, всегда так, - пожаловался Даше, - никакой личной жизни… Иду, не ори. - Жестом фокусника извлек откуда-то файлик с исписанными листками внутри. Показал Даше: - Ты ж за этим пришла?
        Почерк близорукая Даша не разглядела, но ничем другим, кроме как письмом Кирюши, файлик оказаться не мог. Она потянулась к руке Джека.
        - За этим. Спасибо.
        Джек дурашливо отдернул пакет:
        - А вот фиг! Не отдам.
        Даша нахмурилась.
        - Отдайте, пожалуйста! Вадим Александрович с Еленой Викторовной ждут.
        - Ничего, подождут. Бог терпел и нам велел… Бункерный сказал, из рук в руки передать, лично Ваде. Так что сам отнесу.
        В Даше вдруг прорезалось ехидство.
        - А вы знаете, куда нести?
        - Не-а! Вот ты меня и проводишь.
        - Это кто же сказал? Что я?
        Джек ухмыльнулся:
        - А больше некому! За толстяком я год буду ковылять, небось, пока доползет, пять раз по дороге перекусит. - Он, очень похоже на Олега, оттопырил губу и скосолапил ноги. Передразнил: - «А чё, есть?!..»
        Второй адапт загоготал. Даша тоже не удержалась от улыбки.
        - Не мадам же повариху гонять в такую даль, - закончил Джек. - Женщина, конечно, по всем статьям выдающаяся, - он руками пририсовал себе бюст и бедра, - но ведь скорее умрет, чем боевой пост покинет! За нами, небось, глаз да глаз. Чуть отвернись - и вкусненькое, и невкусненькое пригреем. - Подмигнул приятелю: - Шелдон, как она нас зовет?
        - Оглое-еды, - расплылся в ухмылке тот, - и жу-улики!
        - Во! Жулики и есть. Не тебе же тут вместо нее от всякой гопоты отмахиваться… Короче, лапушка. - Джек положил руку Даше на плечо - будто старой подруге, очень естественно это получилось. Рука была горячей и тяжелой. - Погоди маленько, пока разгрузимся. Мы быстро.
        Легким движением откачнулся от стены, и через секунду оба парня уже шли по коридору. Джек на ходу оглянулся.
        - А ты шла бы на кухню, перекусила пока! - со смехом посоветовал он. - Глядишь, толстяку меньше достанется. А то ведь скоро в люк не пролезет.
        Он еще что-то говорил, но уже Шелдону, Даша не слышала. Почувствовав, что улыбается, одернула себя - нехорошо смеяться над физическими недостатками! - и повернула обратно.
        ***
        Валентина Семеновна намерение Даши провожать Джека куда бы то ни было категорически не одобрила.
        - Нечего тебе со всяким жульем водиться, - объявила она. - Я сама его к Вадиму отведу, если так уж надо из рук в руки передать… А то, видали мы таких! - и грозно посмотрела на Джека, который как раз, вместе с Шелдоном, затаскивал в кухню очередной ящик.
        Джек поставил ношу.
        - А чё видали-то, мать? - Не похоже было, чтобы подозрительность Валентины Семеновны его задела. - Я тебя точно в первый раз вижу, стало быть, и ты меня. С чего ворчишь-то?
        - С того! - Валентины Семеновна указала пальцем на ссадины. - Вот с чего! Небось, рыло твое смазливое не за хорошие дела начистили.
        В кухне ярко горели лампы. И теперь даже близорукая Даша разглядела на красивом лице адапта, помимо ссадин, остатки сходящих синяков.
        Джек возмутился:
        - А чего это сразу «начистили»? Может, я по дороге с телеги брякнулся?
        Валентина Семеновна фыркнула.
        - Брякнется такой, жди! Кому другому заливай. Я вашего брата - знаешь, сколько перевидала?
        Лицо Джека вдруг стало печальным.
        - Догадливая ты, мать. В натуре, не проведешь.
        - А то!
        Валентина Семеновна - она наблюдала за процессом разгрузки, надев очки и по-хозяйски оседлав табурет - гордо подбоченилась. Джек подошел к ней. Опустился на корточки.
        - Я говорить-то не хотел, - понизив голос, доверительно глядя снизу вверх, поделился он. - Нас Герман - сама знаешь, как за драки гоняет… Но ты, вижу, женщина добрая. Не сдашь… Я, мать, за любовь пострадал.
        - Еще чего выдумаешь!
        Но, несмотря на пренебрежительный тон, Даша поняла, что слова Джека Валентину Семеновну, давнюю поклонницу мыльных опер и любовных романов, заинтриговали.
        - А ты считаешь, раз я не ученый, как некоторые, так и влюбиться не могу?.. Была у меня девчонка, два года встречались. Я прям надышаться не мог! Любил - больше жизни, Шел, вон, знает. - Джек оглянулся на напарника. Тот ошалело кивнул. - А в этот раз из похода вернулся - а к ней, говорят, другой всю дорогу клеился. А меня-то рядом нету! Я по три месяца в лесах да болотах мошкару кормлю, а девке-то ласки хочется… В общем, изменила она мне. - Джек удрученно склонил голову.
        Прозвучало это так печально, что Даша, а вслед за ней Валентина Семеновна, сочувственно завздыхали. Шелдон, как приоткрыл в изумлении рот, так и застыл, и даже Олег, ни на секунду не перестававший двигать челюстями, навострил уши.
        - Ну, я и не выдержал! - после драматической паузы вскинул лицо Джек. - Думал, порвет к хренам от ревности. Пошел с тем уродом разбираться. А он дома не один был… Ну, и отрихтовали. Втроем-то - на одного… - Тронул ссадину на скуле. - Сейчас зажило, а до того морда была - без слез не взглянешь. Лови, говорят, красавчик, теперь уж на тебя долго девки западать не будут.
        - А девушка - что? - осторожно спросила Даша.
        - Ну, что… Известно, что. Как увидала меня, такого нарядного - вали, говорит. Пока небитый был, нравился. А тут, вон оно как. - И Джек печально умолк.
        ***
        … - А эта девушка… - Даша вместе с Джеком шла по коридору, направляясь к лаборатории.
        Больше Валентина Семеновна несчастного влюбленного не ругала и с Дашей не спорила. Шелдон остался на кухне, а Олег, услышав от Даши, что дальше она и одна справится, радостно потрусил к себе в комнату.
        - Эта девушка… Она очень красивая?
        - Какая?
        - Ну… - Даша смутилась. - Ваша… то есть, твоя возлюбленная?
        - А-а. Красивая. - Джек покосился на спутницу. - Почти как ты.
        Даша густо покраснела.
        - Я бы так никогда не поступила!
        - Да ладно. Девчонки слово держать не умеют.
        Даша обиделась.
        - Ты, наверное, не с теми девчонками общался! Если так думаешь.
        - Может, и не с теми. - Голос Джека звучал по-прежнему беспечно.
        А глаза совсем не смеялись, взглянули пристально, будто насквозь просветили. Даша зябко поежилась:
        - Ты чего?
        - Ничего. Нравишься ты мне. - Джек подмигнул. Только взгляд от этого теплее не стал. - Вот и хочу понять, ты-то умеешь слово держать?
        - Умею! - Очень странно этот парень на Дашу действовал. Полчаса с ним знакома, а уже готова с пеной у рта доказывать, что умеет держать слово. Не то, что какие-то неведомые «девчонки». - Не веришь, у Кирюши спроси!
        Джек смотрел все так же пристально и жестко - еще секунду, не больше. А потом его будто переключили.
        - Да верю, чё. - Потрепал Дашу по плечу. Лицо стало прежним, в глаза вернулось лукавство. - Такой красавице - грех не верить… Долго идти-то еще?
        - Почти пришли.
        Даша уже откровенно задыхалась, устала его догонять. Джек, хоть и старался сдерживать шаг, все равно шел слишком быстро для нее.
        - «Пришли», - передразнил он, - кто ж так ходит? Ползаете по своим коридорам, хуже улиток. Ну-ка… - и Даша охнуть не успела, как оказалась у него на руках. - Вот так быстрее будет!
        - Ты с ума сошел?! Прекрати немедленно! Поставь меня! - Даша принялась брыкаться.
        Джек этого будто и не заметил.
        - Да ладно, не буянь. - Быстро двинулся дальше.
        - Прекрати! - Даша заколотила адапта по плечу. - Отпусти сейчас же! У меня так голова закружится!.. Слышишь?!
        - Не-а. Не слышу. Я глухой.
        - Отпусти!!!
        - Дашонок! Что случилось? - В конце коридора показались Вадим Александрович с Еленой Викторовной; услышали, наверное, Дашины вопли. - Это еще кто?! Что ему нужно?
        - Это - ограбление! - опустив Дашу на пол, обрадовался Джек. - Треш, угар и адская содомия! Веселуха в полный рост, присоединяйтесь.
        - Замолчи, - вспыхнула Даша. - Елена Викторовна, все в порядке! Джек письмо привез от Кирюши, мы как раз в лабораторию шли.
        - А почему ты кричала? Что случилось?
        - Ничего.
        Даше стало неловко. Джек ведь ни в чем не виноват, просто дурака валял - а его, должно быть, уже бог знает в каких грехах заподозрили.
        - В самом деле?
        - Честное слово! - Даша повернулась к Джеку. - Покажи письмо, пожалуйста.
        Джек неохотно - кажется, с удовольствием продолжил бы дурачиться дальше, - выудил из кармана файлик. Протянул Вадиму.
        Елене Викторовне широко улыбнулся:
        - Здрассьте.
        - Доброе утро. - Елена Викторовна поправила очки. В ледяном тоне явственно звучало, что нынешнее утро может быть добрым для кого угодно, кроме нахального адапта. - Дарья, почему ты кричала? Что случилось?
        - Ничего. - Даша смиренно смотрела на наставницу. Вадим уже перестал замечать окружающее, углубился в письмо. - Правда, все хорошо! Мы просто немного… поспорили. Елена Викторовна, Вадим Александрович, знакомьтесь - это Джек.
        - Очень приятно, - обронила Елена. Ни намека на приятность в ее тоне не было.
        Но Джек не смущался и глаз не отводил. Он не спеша разглядывал женщину, с головы до пяток. Непонятно обронил:
        - Ух ты. А я-то думал, вы тут все на колесах.
        Елена Викторовна отчего-то вспыхнула:
        - Не понимаю, о чем ты говоришь! Кирилл просил передать что-нибудь на словах?
        Джек, помедлив, качнул головой:
        - Нет.
        - Очень жаль. Скажи ему, что мы скучаем и ждем его возвращения.
        - Что скучаете - это видно, - непонятно ухмыляясь, согласился адапт.
        - Не смей! - взорвалась вдруг Елена.
        Даша испуганно отшатнулась. Впервые видела Елену Викторовну такой рассерженной.
        Уткнувшийся в Кирюшино письмо Вадим Александрович вздрогнул:
        - Леночка, что случилось?
        Побагровевшая от гнева Елена смотрела на Джека. Тот, простодушно бубня: «Подумаешь, чё сказал-то?..» - на нее. Но Даше отчего-то подумалось, что непонимающим адапт прикидывается. Причину вспышки невозмутимой обычно Елены на самом деле прекрасно знает. А Елена Викторовна знает, что он знает, но обвинить в чем-то конкретном не может. И именно это ее злит больше всего.
        - Что сказал этот негодяй? Извинись немедленно! - Вадим Александрович решил вмешаться.
        Джек хмыкнул.
        - Да не вопрос. Извиняйте.
        Светлые глаза смотрели на Елену с насмешливым прищуром. Несмотря на извинение, победа в странной перепалке явно осталась за ним.
        - Пойдемте в лабораторию. - Елена Викторовна взяла себя в руки. - Спасибо за письмо, ты можешь отдыхать… Дарья, идем.
        Резко развернувшись, устремилась прочь. Недоумевающий Вадим Александрович - следом.
        - Пока, лапушка, - грустно бросил задержавшейся Даше Джек. - Дальше, видишь, с моим рылом не пускают.
        - Ты сам виноват! Для чего ты ее так разозлил?
        - А чё я такого сказал?
        - Ну… - Честно говоря, Даша сама не понимала, отчего Елена Викторовна так взбесилась. - Не знаю. Они волнуются, из-за Кирюши.
        - Понятное дело. Небось, не погулять пошел - к мутантам в логово… Слышь, лапушка, а где тут у вас больничка? - вдруг резко поменял тему Джек. - Далеко?
        - Нет. - Даша показала коридор. - Вон туда и направо, двери с красным крестом. А что? - встревожилась она. - У тебя болит что-нибудь?
        - Да не-е. Я так, доктору привет передать… Он в клинике сейчас?
        - Скорее всего. Но, если вдруг не застанешь, его комната в том отсеке первая. На двери табличка висит: «Носов Г. А.», у нас у каждого на двери надпись.
        - Круть! - восхитился Джек. - Надпись - это хорошо, это вы молодцы! Жаль, читать не умею.
        - Правда?!
        Джек ударил себя в грудь:
        - Честное мутантское! Неспособный я к учению. Как вижу книжку, так сразу глаз дергается. Со страшной, прямо, силой, бункерный замерял. Говорит, если к моему глазу генератор присобачить, так два поселка горя знать не будут.
        Даша засмеялась:
        - Вот ты ерунду городишь!
        - Я?!.. Да никогда. Я не такой, это ты меня путаешь с кем-то.
        - Дарья! - позвала Елена.
        Джек вздохнул.
        - Беги, лапушка. - Он снова привалился плечом к стене. - Пока плохому не научил. А то ведь с негодяя станется. - Однако уходить не спешил.
        И Даша почему-то не спешила, хотя Елена Викторовна смотрела на нее уже с явным недовольством.
        - Я к тебе зайду? - косясь на Елену, прошептал вдруг Джек. - Попозже?
        - Куда? - обомлела Даша. - Ты знаешь, где моя комната?
        - Разберусь. Сердце подскажет… Так чё, можно?
        - Д-да… - Она это скорее выдохнула, чем выговорила.
        - Окей. - Джек легонько пожал Дашину руку. На мгновение задержал в своей. - Не прощаюсь тогда. Увидимся. - Откачнулся от стены, развернулся и быстро пошел в сторону клиники. Несколько шагов, и скрылся за изломом коридора.
        Его стремительно удаляющаяся фигура стояла у Даши перед глазами все время, пока шла за Еленой Викторовной. И ладонь еще долго ощущала прикосновение.
        Глава 9
        Бункер. 53 дня после возвращения. Григорий
        - Здрассьте, доктор!
        - Меня зовут не «доктор», а Григорий Алексеевич. А тебя?
        - Джек.
        - Ну вот, другое дело. Случилось что-то? Обычно вашего брата сюда калачом не заманишь.
        - Ничего, нормально всё. Я - от бункерного привет передать. Ну, и от Ларки со Сталкером.
        - Вот оно что… Ну, заходи, не на пороге же беседовать. Как Рэд себя чувствует? Как Лара?
        - Да нормально, чё им будет. Бункерный только задрал! То кровь сдай, то температуру померяй, то еще чего выдумает. Я все жду, когда ж ему Сталкер в торец двинет? Сам бы давно с ноги зарядил. А командир - парень железный. Держится.
        - Ну, на то он и Сталкер. От меня им с Ларой - тоже большой привет. И будь любезен, передай Кириллу, что я продолжаю вводить животным препарат по его схеме. Результаты поразительные, я вкратце набросаю, что и как.
        - Это каким животным?
        - А вон, мыши в клетке. Видишь?
        - Гы-ы. Тоже мне, животные! Ты б еще тараканов дрессировал.
        - Тараканов не держим. Только дрозофил.
        - Кого?
        - Крокодилов. Маленьких, лабораторных. Вон, в аквариуме сидят.
        … - Блин! Нет тут никаких крокодилов! Мухи одни.
        - Так это пока личинки. А потом они крылышки сбросят, чешуей обрастут…
        - Угу, и зубами клац-клац будут делать! Здоров ты гнать… Уй, ё!..
        - Так. Ты чего это морщишься?
        - Да бок колет. С телеги навернулся.
        - Давно?
        - Часа три назад. Когда сюда ехали.
        - Дай-ка, посмотрю… Да не шарахайся, я ведь даже шприц не взял! Пока… Спокойно, шучу! Ого. С телеги, говоришь… Так больно?
        - Нет.
        - А так?
        - … …!
        - Т-с-с. Не матерись, тут дамы. Пойдем-ка на рентген… Ногами били?
        - Да какими ногами? Говорю же, с телеги навернулся.
        - Ты можешь говорить всё, что угодно. Только имей в виду, я здесь не с рождения сижу… Так, руки вверх. Вот к этой пластине прижмись боком. Вдохни поглубже и не выдыхай. Еще раз… Все, теперь в смотровую.
        - …Ты откуда, доктор, такой прошаренный? Чтобы знать, как ногами бьют?
        - Да было время, знаешь ли… Угу. Ну, перелома-то у тебя нет. Но трещина в ребре нехорошая, гипсовать надо. А то треснет дальше, и ребро срастется неправильно. Перекосит на сторону, и будет из тебя боец, как из дерьма пуля. Решай.
        - А ты почем знаешь, что я боец?
        - Мальчик. Я когда-то в действующей армии служил. А по рефлексам контрактников даже диссертацию писал.
        - Кого-кого, рефлексам?
        - Профессиональных солдат. Тех, кто за деньги воевал. А вот это…
        - Блин! Ты чего?!
        - … это называется «рефлекс». Я замахнуться толком не успел, а ты уже от удара уходишь. Постой… Джек? А ты не из тех ли ребят, которые под Владимиром оставались?
        - Не, там не я был. У нас два Джека.
        - А мне кажется, что один. И что он сейчас передо мной сидит… Тяжело пришлось?
        - Нормально.
        - Н-да. Теряю квалификацию… Вопросы глупые задаю. Светлана Борисовна, гипс приготовьте, пожалуйста.
        - … Блин, вот же пакость! И долго мне с этой дрянью таскаться?
        - Обычному пациенту я сказал бы, что месяц. А с вашей бешеной регенерацией - черт его знает. Может, и двух недель хватит.
        - Двух недель?!
        - А ты как думал? Что к вечеру сниму?
        - Ничего я не думал. А кабы думал, не соглашался бы… О, мыша засуетились! Жрать хотят?
        - Да, время кормления чувствуют.
        - Гы-ы. Прямо как мы… Слушай, доктор. То есть, Григорий Алексеевич. Вот, бункерный тебе сказал их порошком ширять, так? А если Вадя запретит?
        - Что запретит?
        - Ну, порошок. Скажет, хорош фигней страдать? Ты кого послушаешь?
        - Дурацкий вопрос. С какой стати Вадим будет мне запрещать продолжать опыт?
        - Ну, а если?
        - Разумеется, я сделаю так, как скажет он.
        - Хоть бункерный и просил?
        - Хоть и просил.
        - О как. Не врешь… Почему?
        - Гм… Я отвечу. Только сначала сам спрошу. Откуда знаешь, что я не вру? Ни Сергею, ни Вадиму не скажу, не бойся. Это - исключительно мое любопытство. Академический, так сказать, интерес.
        - Какой-какой?
        - Академический. Не предполагающий применение на практике… Я, видишь ли, общаясь с вами, о многом начал догадываться. Меня уже не смущают самые дикие предположения. Ты мысли читать умеешь?
        - Угу. А еще пальцем стены пробиваю и лучи пускаю из глаз! Доктор, ты чего? Книжек перечитал?
        - Не скажешь, то есть… Ладно, твое право.
        - … Окей. Не мысли, а чувства. И не читаю, а слышу.
        - Как это?
        - Обыкновенно. Звуками.
        - То есть?
        - Ну, блин… Вот, ты сейчас - охреневаешь. Как сказать… Уже поверил, но в башке-то долбит: «не может быть!» Так?
        - Ну… Похожее чувство, да. Любопытный ты экземпляр.
        - У-у, еще какой! К кразофилам твоим подсадить - жужжать разучатся от зависти. Так, это… Почему ты Вадю-то послушаешься? Ты же круче него, мог бы и не соглашаться со всякой хренью. Развели, тоже - баб не трогать, бункерному не помогать…
        - Хм. Интересные у тебя, однако, представления о нашей жизни. Кириллу я, как видишь, помогаю, по мере сил. Другое дело, что его теория - штука второстепенная, Вадим считает, что у нас есть более важные задачи. Что же касается «баб не трогать»… Ты, возможно, не поверишь, но это сознательный выбор.
        - Да почему?
        - Потому, что я любил в жизни единственную женщину. Свою жену. О которой вот уже пятнадцать лет ничего не знаю. Новых отношений я не хочу, а организм, особенно по молодости, своего требовал. Поэтому - антилав. И почти у всех нас, живущих здесь, за плечами схожие истории… Вижу, ты меня осуждаешь. Так?
        - Угу. Если б я кого всерьез любил, так под землей сидеть не стал бы! Искать бы пошел, вдруг выжила?
        - И бросил бы больных и обожженных на произвол судьбы? На вас, младенцев, наплевал - когда из-за грязной воды в Доме дизентерия началась, и Герман вас сюда десятками притаскивал? Лишил бы Сергея единственного человека, знакомого с фармацевикой?
        - С чем-с чем?
        - С изготовлением лекарств. Променял бы поиски единственной женщины, пусть она и была для меня дороже всего на свете, на жизни десятков людей? Ты бы так поступил?
        - … Не знаю.
        - То-то. За других, мальчик, решать легко. А для чего ты спрашивал?
        - Да ни для чего, не заморачивайся. У меня, это… академический интерес.
        Бункер. 53 дня после возвращения. Даша
        - Дарья, о чем ты говорила с этим парнем?
        Даша не сразу расслышала недовольный вопрос. Лицо адапта все еще стояло перед глазами.
        - Он спросил, где у нас клиника. Я объяснила.
        - Зачем ему клиника? Выглядит он здоровым. Я бы сказала, даже чересчур здоровым!
        - Он хотел Григорию Алексеевичу привет от Кирюши передать.
        - Очень трогательно, - фыркнула Елена Викторовна, - и очень не похоже на адаптов… А зачем он тебя за руку взял?
        Даша почувствовала, что краснеет. Краснела она часто и знала, что это из-за близкого расположения к коже сосудов и капилляров, но облегчения знание не давало. Жарко стало так, что в пот бросило.
        Вечно мерзнущая, одевалась Даша тепло. Юбку носила с шерстяными колготками и вязаными носками, джинсы и брюки не любила. Иногда для красоты наматывала на шею шарфики. Сегодня, по счастью, намотала. Постаралась спрятать в шарфе стремительно краснеющее лицо.
        - Дашонок… - Елена Викторовна огорченно смотрела на нее. - Я тебя не осуждаю. Ты еще слишком наивная и не знаешь, как себя в подобных ситуациях вести. Но послушай, пожалуйста, что я скажу.
        Они вошли в лабораторию - три помещения, уставленные высокими столами с приборами и шкафами с оборудованием, были отделены друг от друга стеклянными перегородками. Вадим Александрович уселся на ближайший стул и углубился в Кирюшино письмо, Елена Викторовна с Дашей прошли дальше. Наставница, закрыв дверь, участливо заглянула Даше в глаза.
        - Маленькая моя… Ты растешь. Ты уже почти взрослая девушка. И если на твоем пути встретится человек, который полюбит тебя, и которого полюбишь ты - поверь, я буду счастлива! Но этим человеком ни в коем случае не может быть адапт.
        - Почему? - Даша едва сумела выдавить вопрос.
        - Потому, что они - другие. Они не такие, как ты или я. Как все мы, в этом Бункере! Видишь ли… Они в этом не виноваты, но просто вышло так, что эти ребята живут в совсем иных, отличных от наших, условиях. Они постоянно находятся на свежем воздухе, много двигаются. И физически очень быстро развиваются. Препараты, которые принимаем мы, чтобы быть хозяевами своему телу, адапты не используют. Мы предлагали Герману этот путь, но он отказался - тем самым определив судьбу своих питомцев. Адапты очень рано начинают жить половой жизнью. Ты понимаешь, о чем я?
        Даша покраснела еще больше. С трудом кивнула.
        - У этих юнцов не приняты долгосрочные отношения, - продолжала Елена Викторовна. - Их чувства строятся не на взаимном уважении друг к другу, а на инстинктах, подобно животным в брачный период. Если такой персонаж, как этот твой Джек, встретит девицу, к которой его влечет, он не будет спрашивать, какие книги она любит, какую музыку слушает, чем интересуется в жизни. Просто обнимет покрепче и предложит уединиться. Надеюсь, ты понимаешь, для чего.
        - А девушка? - отводя глаза, пробормотала Даша.
        - Девушка тоже вряд ли будет интересоваться его жизненными планами. Она либо согласится, либо нет. Такому, как этот экземпляр, вряд ли откажут, по их меркам он - парень хоть куда.
        - А… что потом?
        - Потом - всё. Возможно, это случится у них не один раз, и встречи затянутся на какое-то время. Но после того, как взаимное влечение будет удовлетворено, они разойдутся в разные стороны. И так до следующего партнера.
        - Но Джек сказал, что он два года встречался с девушкой! Даже подрался из-за нее с другим парнем!
        - Самцы любого вида, - выделяя голосом слово «самцы», жестко проговорила Елена Викторовна, - дерутся из-за своих самок. Это обычное для животных поведение. Кроме того, если у этого Джека есть девушка, для чего он с тобой заигрывал?
        - Она… Они… уже не встречаются.
        Елена Викторовна грустно улыбнулась:
        - Лишнее подтверждение моим словам. Дашенька, маленькая моя… Поверь, этот парень - не тот человек, который тебе нужен! Адапты лишаются невинности лет в четырнадцать, если не раньше. Этому Джеку даже в голову не придет, что он обидит тебя подобным отношением, понимаешь? И мне очень не хочется, чтобы это произошло.
        По лицу Даши текли слезы. Так горько и обидно ей не было, кажется, никогда.
        - И даже дружить с ним нельзя? Джек не сможет ко мне относиться так, как Олег или Кирюша?
        Елене Викторовна всплеснула руками:
        - Бог мой, да с кем ты собралась дружить?! Он - адапт! Грубый, недалекий. Грамоту - и ту, скорее всего, позабыл за ненадобностью. На какой почве ты можешь с ним подружиться? Назови хоть один предмет!
        - Кирюша же смог…
        - Кирюша - мальчик. К тому же, он полгода провел бок о бок с адаптами, естественно, за это время общие интересы появились. У тебя, слава богу, необходимости с ними общаться нет… Дашонок. - Елена Викторовна обняла воспитанницу. - Я понимаю, что этот разговор - очень тяжелый для тебя. Поверь, у меня самой сердце кровью обливается! Но ты взрослеешь, и рано или поздно он должен был состояться. Ты - умная, добрая, очень светлая девочка. И прекрасно понимаешь, что я говорю это только для того, чтобы тебя защитить… Пообещай мне. - Елена Викторовна отстранилась и заглянула Даше в глаза. - Пообещай, что, если этот Джек, или любой другой адапт попробует приблизиться к тебе, ты - очень строго! - потребуешь, чтобы он ушел. А если не послушается, немедленно позовешь на помощь. Здесь, по счастью, полным-полно взрослых людей, мы найдем способ поставить мерзавца на место. Обещаешь?
        Даша сквозь слезы кивнула.
        - Ну, вот и умница. Не плачь. - Елена ласково вытерла Дашины щеки. - Ничего страшного пока не случилось. Просто хорошенько запомни то, что я сейчас сказала.
        ***
        Даша не разобрала название фильма. И следить за происходящим на экране конференц-зала действом не пыталась. Она тихонько всхлипывала в темноте - благо, уткнувшийся в планшет Олег ничего вокруг себя не замечал. До чего же все оказалось мерзко! Вспомнился недавно подслушанный разговор Елены Викторовны с Вадимом Александровичем. Даша пришла зачем-то в лабораторию, а наставники сидели спиной к двери и были так увлечены спором, что ее не заметили.
        - …По-моему, это полная чушь! - горячо говорил Вадим. - Хотел бы я знать, чем он там в действительности будет занят.
        - Ты думаешь…
        - Леночка, я не думаю! Я уверен. Наблюдал эту девицу не один день и видел, как изменился Кирилл. Я совершенно убежден, что все это сомнительное мероприятие было затеяно с единственной целью - воссоединиться, так сказать, с объектом вожделения.
        - Мне кажется, ты преувеличиваешь. Кирюша, все-таки, прежде всего ученый…
        - Я тоже так думал. До недавних пор! А потом, уже после его ухода, догадался спросить у Григория… Кирилл не принимает антилав. И, я уверен, из-за нее.
        - Ты хочешь сказать…
        - Именно. Что прелести этой, с позволения сказать, барышни для него теперь важнее, чем научная деятельность! Голый животный инстинкт, и ничего больше.
        Даша стояла у двери красная, как рак. Она с трудом поняла, о чем идет речь, а поняв, никак не могла поверить.
        Кирюша не пьет антилав?.. Потому что… Потому что он теперь… с этой адапткой?! Оказывается, последнее слово произнесла вслух.
        Вадим и Елена обернулись.
        - Дарья! - охнула Елена. - Что ты здесь делаешь?
        Побагровевшая Даша выскочила в коридор.
        Елена выскочила следом. Долго успокаивала Дашу, пытаясь выяснить, что именно воспитанница слышала и поняла. Заверила, что на самом деле все не так. Кирилл занят научной работой, а Вадим Александрович просто сердится на его уход, вот и напридумывал глупостей.
        В ту ночь Даша поверила Елене Викторовне. Ей казалось слишком невероятным, что Кирилл - их Кирюша, которого до «миссии» считала кем-то вроде младшего братишки и всегда заступалась, огораживая от глупых шуток Олега, - может заниматься чем-то подобным. А сегодня вспомнила резкую, смущавшую своей яркостью красавицу Лару. И вспомнила, с какой теплотой Кирилл говорил о ней… Вот, оказывается, в чем дело. Все очень просто, и до чего же противно!
        Даша спешила поскорее добраться до своей комнаты и там уж нареветься всласть. Хотя от Олега, который несся к себе «доигрывать», все равно отстала. И подпрыгнула от неожиданности, когда открывала дверь, а сзади на плечо опустилась чья-то рука.
        - Салют, - прошептал Джек. - Ты чего дергаешься? Напугал, что ли?
        - Да, - не сразу выдохнула Даша. Она не знала, что делать - радоваться тому, что Джек пришел, или звать на помощь.
        - Звездец - вы тут психованные, - решил он. - Зайти-то можно?
        Даша уже открыла дверь, но пока стояла на пороге. А Джек стоял рядом - наверняка под словами «попробует приблизиться» Елена Викторовна имела в виду именно это - и спокойно, выжидающе смотрел. И ничего, похожего на антипатию, Даша от его близости не ощущала.
        Стоит себе и стоит. И, вроде, кажется глупым его прогонять, а уж тем более кричать «Помогите!» Его и так сегодня отовсюду гонят.
        То Валентина Семеновна обругала ни за что - Даша с Олегом пили чай с пирогом и вареньем, а адапты в это время тяжести таскали, - то Елена Викторовна накричала. А сейчас еще и она выгонит. И рассуждай потом о справедливости человеческих отношений… Даша впервые подумала, что Кирилл, обвинявший бункерных жителей в предвзятости по отношению к адаптам, был в своей горячности не так уж неправ.
        - Пожалуйста, - решилась она.
        Распахнула дверь пошире и шагнула в комнату, жестом пригласив войти Джека.
        В конце концов, за стеной - отсек Любови Леонидовны, за другой - Олега с Кириллом. Если вдруг что-то в поведении адапта ей не понравится, всегда можно позвать на помощь.
        - Навешали тебе из-за меня? - Джек, войдя, взял Дашу за плечо и пытливо заглянул в глаза. - Влетело, что с мутантом трещишь?
        - Н-нет, - вздрогнула от неожиданного прикосновения Даша, - ничего подобного.
        - А чего ревела? - Светло-серые глаза заглядывали как будто в самую душу.
        - Все в порядке. Никто мне… ничего не вешал. Просто расстроилась.
        - «Просто» даже куры не несутся, - сообщил Джек. - А то я не вижу! Хочешь, пойду сейчас к твоей учительше и скажу, что ты меня гнала ссаными тряпками - а я упирался, как живой?
        - Ой, нет! - Даша понятия не имела, что такое «ссаные тряпки», но возможный диалог Джека с «учительшей» представила вдруг очень живо. - Не надо! Все в порядке, правда. Меня не ругали.
        - Угу, так я и поверил… Но ладно, дело твое. - Джек отпустил Дашино плечо. Прошел в комнату и с любопытством огляделся.
        Даша про себя порадовалась, что в комнате порядок. Ну, относительный порядок. По крайней мере, не валяются на кровати и кресле разные житейские мелочи.
        - Это чё? - Джек с интересом остановился возле сенсорной панели на стене.
        - Освещение, - удивилась Даша, - а вот это - кондиционер. Можно здесь настраивать, можно с пульта. У вас разве не так?
        Джек ухмыльнулся.
        - У нас кондиционер дровами настраивается. «Печка» называется, слыхала? - Потеряв интерес к панели, открыл дверь в ванную. Заглянул. Присвистнул: - Фигасе, круто! А можно руки помыть?
        - Пожалуйста.
        Джек прошел в душевую. Пощелкал выключателями. Верхнее освещение, свет над зеркалом, фен - этот внезапно зашумевший и явно незнакомый агрегат с интересом повертел в руках. Подвигал дверцы душевой кабины, включил и выключил душ. Белоснежный коврик на полу осторожно перешагнул. Подошел к раковине и повернул кран.
        - Ого, и вода горячая! Это у всех у вас такая благодать?
        - У всех. А у вас не так?
        - У нас, лапушка, две кабинки на весь этаж. - Джек, умывшись, цапнул с вешалки полотенце, принялся вытирать лицо и руки. - А на этаже - без малого сорок рыл, так что на воду горячую еще успеть надо… Зато у нас баня есть! Ты была в бане когда-нибудь?
        - Нет.
        - А зря. Глядишь, прогрелась бы - вон, как кутаешься.
        - У меня проблемы с сосудами, - объяснила Даша, - я постоянно мерзну.
        - А у нас не так говорят, - выглядывая из-за полотенца, подмигнул Джек. - Когда по жизни мерзнешь, это не проблемы. Это любовь не греет.
        Даша почувствовала, что краснеет. Разговаривать с Джеком, несмотря на его странные и наверняка неприличные словечки, было легко, она как будто всю жизнь этого парня знала. Болтая с ним, успела напрочь забыть о наставлениях Елены Викторовны - а сейчас, при слове «любовь», вспомнила.
        Настороженно спросила:
        - И что?
        Джек пожал плечами.
        - Да ничего. Просто говорят так. - Он повесил полотенце на место. Вслед за Дашей вернулся в комнату. - Тебе бункерный про нас вообще не рассказывал, что ли?
        Даша потупилась.
        Рассказы Кирилла, очень горячо начавшись, обычно сводились к тому, что рассказчик зависал на середине фразы, догадавшись, видимо, что слушатели перестали его понимать. Уяснила Даша одно: от навыков, обретенных в общении с адаптами, избавиться непросто. У Кирилла ощутимо замусорилась речь, а сами фразы заметно укоротились.
        Впрочем, изменения коснулись не только речи. Если над неуклюжестью и стеснительностью Кирилла, уходившего из Бункера, Даша по-доброму посмеивалась, то вернувшегося из похода парня она поначалу опасалась. Движения у нового Кирюши стали быстрыми и плавными. Обострились чутье, скорость реакции - к нему уже нельзя было, как раньше, подкрасться незаметно сзади, чтобы закрыть ладонями глаза.
        Сейчас, разговаривая с Джеком, Даша постепенно осознавала, что слова и действия Кирилла - лишь копия с поведения адаптов. А оригинал - вот он, перед ней.
        - Рассказывал… - Она неловко замолчала.
        - А у тебя с бункерным, вообще, как?
        Даша растерялась:
        - В каком смысле?
        - Блин, подохнешь с вами, - пожаловался Джек, - все вам смыслы какие-то! Ты с ним встречаешься? Или как?
        - Или как. - Даша густо покраснела.
        Джек удовлетворенно кивнул:
        - Так бы и сказала. А то - в каком смысле…
        Он, оглядев помещение, подкатил к себе крутящийся стул, оседлал его и сложил руки на спинку. Уперся в сцепленные ладони подбородком.
        - Чего стоишь-то? - Прозвучало это так, как будто Джек был в комнате хозяином, а Даша зашла в гости. - Садись, в ногах правды нету.
        Единственный стул был занят им самим. Даша опустилась на раскладное кресло.
        К ней вернулась ушедшая было неловкость. Она ждала, что Джек еще что-нибудь скажет, но он ничего не говорил. Просто сидел и смотрел. И Даша под этим взглядом все мучительней краснела.
        Зачем он все-таки пришел? Чего от нее хочет?
        «Дашонок, - всплыл в голове назидательный голос Елены Викторовны. - Запомни, пожалуйста! Если чего-то не знаешь, не нужно догадываться. Просто спроси, и всё. Избежишь тем самым многих сложностей, уверяю».
        Спроси… Даша собралась с духом. Ну хорошо, она спросит. Вот, прямо сейчас! И все станет ясно.
        - Зачем ты ко мне пришел?
        Джек в ответ рассмеялся. Смех у него был заразительный, в этом Даша успела убедиться, но сейчас она не поддалась. Напряженно повторила:
        - Зачем?
        Джек продолжал улыбаться. Но уже без прежней беспечности. Оттолкнулся ногами от пола и вместе со стулом подкатился к Даше, почти вплотную. Заглядывая в глаза, спросил:
        - А сама как думаешь?
        Даша осторожно отодвинулась.
        - Я ничего не думаю. Я задала вопрос. Ответь, пожалуйста.
        - Боишься, - вдруг уверенно объявил Джек. - Что приставать начну, боишься… Промыла тебе мозги коза очкастая. - Светлые глаза пристально разглядывали Дашу. - Придет страшный, злой мутант, поймает-изнасилует… Ну, вот он я! - Скорчил зверскую рожу: - Р-р-р!!! Страшно?
        Даша невольно улыбнулась.
        - Лапушка. - Джек взял ее за руку. - Я понимаю, что мозги тебе прополоскали - не ходи купаться. Какие мы сволочи развратные, и все такое… Но свою-то башку тоже надо включать! Ты, вроде, не дура.
        Даша осторожно высвободила руку.
        - Чего ты хочешь? Зачем ты здесь?
        - Я скажу, - пообещал Джек. - Только сперва хочу, чтобы ты меня бояться перестала. Или я тебя обидел? Или еще какую пакость сделал?
        - Нет…
        - Вот. И не сделаю, поняла? Что бы тебе там ни втирали… Блин. - Он поморщился. Странно подвигал туловищем, словно поправляя что-то под майкой. - Скорлупа долбаная…
        - Что с тобой? - Даша только сейчас заметила, что под футболкой, от подмышек до пояса, тело адапта странно утолщается, словно обернутое полотенцем.
        - Да нормально все, - отмахнулся Джек. - Лапушка. - Он снова поймал Дашин взгляд. - Так ты мне веришь? Что плохого не сделаю?
        - Н-ну… - Обижать парня не хотелось. Но и поклясться, что доверяет ему, Даша тоже не смогла бы. Перед ней, все-таки, был адапт. - Допустим, верю, - нашла обтекаемую формулировку она.
        Джек скривился.
        - «Допустим»… Не бзди, Капустин - трахнем, да отпустим.
        - Чего? - изумилась Даша.
        - Ничего… Все-то у вас не как у людей, говорю! «Допустим», да «предположим»… Так не пойдет. Не бывает чуть-чуть беременных, ясно? Либо да, либо нет! Если нет, так будь здорова - я пошел. - И Джек, действительно, приготовился встать.
        А Даша вдруг поняла, что имел в виду Кирилл, когда пытался ей объяснить, что за люди адапты.
        «Они - настоящие! Понимаешь? У них все очень просто и ясно, до прозрачности. Есть друзья, есть враги. Другу они отдадут все. Даже жизнь, если понадобится. У врага, не задумываясь, эту жизнь отнимут».
        «А как же остальные? - не понимала Даша. - Ведь мир не делится только на друзей и врагов?»
        «К остальным они… равнодушны. Ну вот, примерно, как к вам. К тебе, или ко мне когда-то. Вы есть, но им не интересны. Если зачем-то нужны, с вами будут поддерживать отношения. Если нет, пройдут мимо. Но в обоих случаях им все равно, живы вы или умрете. Потому что вы - не друзья и не враги».
        «Варварская психология во всей красе! - надменно объявила тогда Даша. - Любовь Леонидовна права! И я не понимаю, чем ты восхищаешься».
        Кирилл грустно улыбнулся:
        «Я не восхищаюсь. Я ведь не сказал, что это одобряю. Но, знаешь… Так любить и ненавидеть, как они, так верить, ждать, радоваться - мы не умеем».
        Сейчас перед Дашей сидел адапт. Настоящий. Не признающий полутонов.
        Джек пришел к ней, вопреки убежденности Елены Викторовны, вовсе не для того, чтобы соблазнять, сейчас Даша это ясно поняла. У него другая цель, и в Даше он видит возможную союзницу. Но вежливое обещание «я, по мере сил, постараюсь помочь», адапта не устроит.
        Либо Даша сейчас искренне скажет, что ему доверяет, и это должно означать, что отправится за ним хоть на край света с закрытыми глазами, либо Джек уйдет. И в этом случае, скорее всего, она его никогда больше не увидит. Выбор перед Дашей стоял, действительно, очень простой: всё или ничего. Куда уж проще.
        - А если да? - пробормотала Даша. - Если верю?
        - Если веришь, то расскажу тебе кое-что. - Джек прищурился. - Насчет бункерного… Но имей в виду - после этого мы с тобой уже по самые гланды завяжемся, не расцепиться. Решай.
        В общем-то, ничего неожиданного он не сказал. Всё или ничего.
        Даше вдруг стало страшно.
        Джек вряд ли далеко опережал ее возрастом, но проблема перед ним стояла - она это почувствовала - очень взрослая. Не по плечу слабой, болезненной девочке, которой заботливые наставники не так давно позволили ложиться спать в одиннадцать часов вместо десяти.
        - Я… не знаю.
        Кажется, Джек ее страх почувствовал.
        - Понял, - кивнул он. - Ладно, не пыхти. Обойдемся. - Легонько пожал Дашино плечо. Встал и пошел к двери.
        - Подожди! - Даша подскочила на кресле.
        - Чего? - Джек обернулся. Смотрел на Дашу, но лицо было такое, будто уже ушел.
        - Мы… - пробормотала Даша. - Ты как-то быстро… Мы даже не попрощались.
        Джек недоуменно пожал плечами:
        - Покеда. Будь здорова.
        И вышел - резко, но очень тихо затворив за собой дверь.
        Глава 10
        Бункер. 53 дня после возвращения. Елена
        Вернувшись от Даши - бедняжка совсем расклеилась, - Елена Викторовна долго в задумчивости сидела на диване. Потом заставила себя подняться. Переоделась, поставила греть воду, чтобы заварить чай.
        У нее в комнате давно жил принесенный сюда из институтской лаборатории, где когда-то работала, чайный набор: поднос, крошечные чашки и приплюснутый заварочный чайник. Набор был подарен сотрудникам лаборатории китайской делегацией задолго до того как все случилось. Он пылился на полке за стеклом. Елена наткнулась на чайник и чашки, когда разбирала уцелевшее оборудование. Подумала, что с ними в комнате будет уютнее, и забрала себе.
        Еленину обстановку хвалили все обитатели Бункера. Кровать хозяйка отгородила раздвижной ширмой, поделив таким образом помещение на два: «спальню» и «гостиную». И ерунда, что в «спальне» умещалась только кровать - зато в гостиной стоял небольшой диван перед низким, покрытым скатертью столиком, а на противоположной стене, над рабочим столом с компьютером и бумагами, висела плазменная панель. Вадим и Любовь Леонидовна с удовольствием заходили к Елене выпить чаю - адапты привозили из Пекши ароматные сушеные травы, а иногда ухитрялись выкапывать «в завалах» настоящую заварку. Вадим уверял, что чай Елена готовит бесподобно.
        Звать Вадима в гости сейчас не хотелось. Елену весь день грызла одна и та же мысль, и она страшно боялась, что на лице появится отражение этой мысли - хотя понимала, что такое вряд ли возможно.
        На плазму Елена вывела любимую подборку, оперные арии. Всеми силами пыталась отвлечься, а голоса знаменитых когда-то певцов действовали умиротворяюще. В юности Елена обожала оперу.
        Casta Diva, che inargenti
        Queste sacre antiche piante
        A noi volgi il bel sembiante,
        - безупречным сопрано выводила на экране Рене Флеминг.
        … Как этот адаптский паршивец догадался, что Елена не пьет антилав?! Откуда он мог узнать? И кому успел проболтаться? За работой, разговорами с Вадимом и душеспасительной беседой с Дашей Елена отвлеклась, а сейчас снова осталась один на один с гложущими мыслями.
        Как он догадался?!
        «Casta Diva» закончилась. Изысканную блондинку Флеминг на экране сменила жгучая брюнетка Каллас.
        L’amour est un oiseau rebelle
        Que nul ne peut apprivoiser,
        Et c’est bien en vain qu’on l’appelle,
        S’il lui convient de refuser…
        Старинная черно-белая запись, Елена долго искала в архивах чистый, хороший звук.
        Rien n’y fait, menace ou priere,
        L’un parle bien, l’autre se tait:
        Et c’est l’autre que je prefere, - беззвучно повторяла за певицей она. Русский перевод этой арии не любила.
        В дверь постучали. Елена обрадовалась. Кто бы ты ни был, спасибо, что пришел! Все лучше, чем в сотый раз прокручивать в голове встречу с адаптом и пытаться понять, чем себя выдала…
        Елена приглушила звук. Встала и открыла дверь.
        - Здрассьте.
        На пороге стоял адапт. Тот самый.
        - Ты… - задохнулась Елена. - Что ты здесь делаешь?!
        - Вопрос у меня, - спокойно отозвался адапт. - Важный.
        Елена помедлила, мысленно сосчитала до десяти - это всегда помогало взять себя в руки.
        - Что случилось?
        - Ничего. Просто, спросить хочу. Впустишь или тут постоим? - адапт скрестил руки на груди, прислонился к косяку.
        Елена сообразила, что выглядит это так, как будто она боится впускать его в комнату.
        - Проходи. - Отступила в сторону.
        Уговаривать себя адапт не заставил. Вошел, с интересом огляделся.
        Уставился на экран.
        - Ух, какая тетка! А чего так плохо видно?
        - Это очень старая запись, - объяснила Елена, - пятидесятых годов прошлого века.
        Оркестр за спиной Марии Каллас дружно взмахнул смычками.
        - Чем это они машут? - Адапт склонил голову набок, разглядывая. Лицо его являло собой образец простодушия, кажется, и вправду никогда не видел оркестр.
        - Это смычки, - объяснила Елена. - Специальное… м-м-м… приспособление для игры на скрипке. А скрипка - это…
        - Знаю. Как гитара, только маленькая… Фига себе, сколько их там! - Адапт с интересом вглядывался в экран.
        - Камерный оркестр. Двенадцать человек.
        - Охренеть. Двенадцать человек одной бабе подыгрывают.
        - Эту «бабу» звали Мария Каллас, - сердито сообщила Елена, - она была самой знаменитой певицей своего времени! Уверена, что любой из музыкантов почитал сопровождение за честь.
        L’oiseau que tu croyais surprendre
        Battit del’aile et s’envola…
        l’amour est loin, tu peux l’attendre;
        Tu ne l’attends plus, il est la!
        Tout autour de toi, vite, vite,
        Il vient, s’en va, puis il revient…
        Каллас взяла самую высокую ноту.
        - Не, ну поет-то круто, - согласился адапт, - только непонятно ни фига. Про любовь, поди?
        - Почему ты так думаешь?
        - А про что еще? - Адапт подмигнул Елене. - Не частушки ж матерные орать, с такой-то голосиной.
        Он ухитрялся одновременно поглядывать на экран и перемещаться по комнате, осматриваясь. Двигался плавно, но почему-то напомнил Елене хищника на цирковой арене - такой же притворно медлительный и обманчиво мирный.
        Щелкнул, выключаясь, закипевший чайник. Адапт оглянулся. Увидел крошечные чашки, фыркнул, но ничего не сказал. И уходить явно не собирался.
        - Чего ты хотел? - Елена повернулась к полке, где хранила заварки.
        Керамические банки и горшочки тесно прижимались друг к другу. Елена потянула на себя одну из банок, придерживая прочие. Обычно этот фокус удавался без труда, а сегодня все шло не так - вытягиваемая банка заставила упасть другую, стоявшую на краю полки.
        Адапт быстро опустился на корточки. Поднял банку, потянулся за отскочившей крышкой. Заварки внутри оказалось немного, она почти не рассыпалась. А рука адапта, когда тянулся за крышкой, столкнулась с Елениной, та тоже машинально опустилась на корточки.
        Пробормотала:
        - Извини.
        - За что? - Адапт, казалось, искренне удивился.
        - Я тебя задела.
        - Так и задевай на здоровье. Мне, может, понравилось? - Парень улыбнулся, протянул Елене руку ладонью вверх: - На, стучи еще!
        - Не болтай ерунду. - Взгляд Елены невольно задержался на его руке.
        Широкое мужское запястье, крепкие темные пальцы, иссеченные черточками - Елена знала, что это следы сюрикенов. Подумала почему-то, что вряд ли этот парень по мишеням промахивается. Ловкий он. И сильный, наверное, вон какие плечи…
        Адапт выпрямился, закрыл банку крышкой, поставил на стол. Руки протянул Елене, помочь подняться. Вроде, естественный жест, но Елена заколебалась, не решалась ухватиться. Адапт ждал, глядя на нее. За деланным простодушием взгляда Елене чудилась насмешка. Пауза затягивалась.
        «Да что за глупости!» - обругала себя Елена.
        Взялась за руки парня. И, едва дотронулась, пронзило понимание - чего так опасалась.
        Близость парня ее волновала. И она это, оказывается, с самого начала чувствовала, с того момента, как впервые его увидела.
        Невольно вспомнился цепкий взгляд, окинувший при знакомстве ее фигуру. Сладкая волна, прокатившаяся по телу от этого взгляда…
        - У тебя был ко мне вопрос, - поднимаясь и торопливо отстраняясь, напомнила Елена.
        Пусть уже спрашивает и проваливает, чем дальше, тем все более неловко она себя чувствовала.
        - Вопрос простой. - Адапт шагнул к ней, снова приблизившись на опасное расстояние.
        Отступать было некуда, Елена уперлась голенями в диван. Собрав в голосе всю холодность, на какую была способна, обронила:
        - Слушаю.
        - Когда тебя в последний раз мужик обнимал?
        Дожидаться ответа адапт не стал. Обнял Елену и поцеловал в губы.
        Ее не целовали уже очень много лет. Так горячо и настойчиво не целовали никогда.
        Губы ответили на поцелуй сами, и тело прильнуло к адапту само. Как же сильно ей этого не хватало, оказывается…
        На недостаток мужского внимания синеглазая миловидная шатенка Леночка никогда не жаловалась, но предпочитала держать кавалеров на расстоянии, не позволяя лишнего никому. До серьезных отношений добралась с единственным мужчиной, за которого, хорошенько обдумав все «за» и «против», решила выйти замуж. Они уже и заявление в ЗАГС подали, а потом все случилось. И некому стало позволять или нет.
        - Ты ведь нормальная, - отрываясь от губ Елены, жарко проговорил адапт, - я сразу срисовал. Ты хочешь, ты чувствуешь… Почему? Колеса не пьешь?
        Вадима и Елену в Бункере называли «наша молодежь». Обоим в год, когда все случилось, едва исполнилось двадцать три. В большинстве же своем собравшиеся под землей люди давно перешагнули отметку «за тридцать».
        Они оставили на поверхности слишком многое для того, чтобы пытаться начать личную жизнь заново. О судьбе жен, мужей, детей могли лишь догадываться. В такой обстановке ухаживания казались безнравственными, и разработанный Вадимом антилав сочли наилучшим выходом для всех.
        - У меня аллергия на антилав, - вырвалось у Елены, - я не могу его пить.
        Это было правдой. От аллергии на лекарственные препараты она и до катастрофы страдала. Обращаться с проблемой к Григорию показалось глупым, у врача и без того дел полно. К тому же, повышенной страстности Елена у себя никогда не наблюдала - так неужели не сможет совладать с плотскими желаниями самостоятельно, без химии? И до сегодняшнего дня ей это, кстати, отлично удавалось. Разве что присутствие Германа выбивало из колеи.
        С Германом Елене хотелось заигрывать и по-дурацки хихикать. Сесть поближе, почувствовать твердое плечо. Даже грубость его не отталкивала, а скорее притягивала - слишком уж не похож был взрывной и горячий командир адаптов на спокойных, равнодушно-приветливых бункерных мужчин. Но Елена хорошо понимала, что ее связи с Германом, если таковая вдруг случится, в Бункере не поймут. Прежде всего, Вадим не поймет. И не простит, оттолкнет навсегда.
        Вадим и Герман оказались слишком разными людьми для того, чтобы прийти к общему знаменателю. От прямого противостояния их удерживал только Сергей Евгеньевич, непостижимым образом угадывая и гася в зародыше любые конфликты… Нет. Потерять расположение Вадима - да что там расположение, искреннее восхищение, Вадим неоднократно объявлял Елену «лучшим другом» и «прекраснейшей из женщин» - она не могла. И встреч с Германом старалась избегать.
        Сейчас обнимающий ее адапт показался Елене отражением Германа. Живым, плотским воплощением мечтаний…
        - О как. - Парень провел руками по спине Елены. Тело тут же предательски отозвалось, изогнулось навстречу. - Сама, значит, не пьешь, а других заставляешь?
        - Никто никого не заставляет, - пытаясь сопротивляться не столько адапту, сколько себе, пробормотала Елена. - Мы делаем это добровольно.
        - Угу. Колхоз - дело добровольное… Ладно, мне ваши разборки побоку. - Губы парня заскользили по шее Елены, касаясь кожи поцелуями. Пальцы затеребили пуговицы на домашней блузке.
        - Прекрати… - Слово выговорилось с трудом.
        Елена боролась с собой. Мысли метались.
        «Он мальчишка, вдвое младше тебя…»
        «Ты с ума сошла, что ты делаешь…»
        «Нельзя этого допускать…»
        «Боже мой, как же сладко…»
        L’amour est enfant de Boheme,
        Il n’a jamais, jamais connu de loi;
        Si tu ne m’aimes pas, je t’aime:
        Si je t’aime, prends garde a toi!
        - звенело с экрана.
        Под последние звуки Хабанеры адапт оторвал Елену от пола и потащил за ширму.
        ***
        - Да не скажу я никому! Не дергайся.
        Жаркое безумие того, что произошло, постепенно отпускало. Тело Елены еще нежилось, адапт поглаживал ее по плечу, а разум потихоньку возвращался.
        Елена нашла в себе силы отодвинуться.
        - С чего ты взял, что я дергаюсь?
        Адапт улыбнулся:
        - Вот, с этого самого и взял. Злиться начала. - Удерживать Елену он не стал. Улегся на бок, подперев рукой голову. - Тяжело, небось? Столько лет без ласки?
        Елена почувствовала, что краснеет. Потянулась к сенсору на стене, притушила свет. Оборвала льющийся из плазмы «триумфальный марш» Верди - бравурная, победная мелодия показалась издевательством.
        - У меня есть моя работа. Она намного важнее… плотских удовольствий.
        - Это вакцина ваша, что ли? Про которую бункерный все пел?
        - В том числе. Из всех разработок вакцина - самая важная. Кстати, - вспомнила Елена, - когда увидишь Кирилла, передай, что мы с Вадимом Александровичем крайне недовольны! Человеку, считающему себя ученым, нужно поступать более осмотрительно. Подруги - подругами, но есть вещи, ради которых…
        - О как, - нахмурившись, перебил адапт. - То есть бункерный, по-твоему, из-за Ларки свалил?
        - Я была бы рада думать, что нет. Но пока все указывает на это. Письмо, которое он прислал - беспомощно расплывчатое, ничего из того, что мы бы уже не выяснили, Кирилл не сообщает. Два листа сплошной воды! Я понятия не имею, чем он у вас занят. Но впечатление, которое создается от его письма, - ерундой.
        - А Ларке бункерный говорил, что и тот порошок, который из Нижнего приволокли, нормальный, - протянул адапт. - Вроде, допилить его маленько, и зашибись всё будет.
        - Я слышала эту дичь.
        - Это тебе Вадя сказал? Что оно дичь?
        Елена рассердилась уже всерьез:
        - Во-первых, Вадим Александрович! А во-вторых, у меня достаточный багаж знаний для того, чтобы делать собственные выводы.
        - То есть, Вадя тебе на фиг не сдался? - Адапт заглянул Елене в глаза. - Ну, там, создаст он эту вакцину, все вокруг до потолка запрыгают, а Вадя на радостях с колес слезет и к тебе прибежит? На меня ты с голодухи кинулась - а там, поди, любовь до гроба?
        - Не смей! - взорвалась Елена. - Что ты несешь?! - Лицо у нее горело.
        - Угадал, стало быть.
        Адапт легким движением поднялся. Застыл посреди комнаты, оглядываясь - нахально обнаженный, и не подумавший прикрыться. Шагнул к столику, налил в крошечную чашку воды.
        Опустился перед кроватью на корточки, подал чашку Елене:
        - На. А то, того гляди, глаза мне выцарапаешь… Да все, заткнулся! - предупредил он следующую Еленину фразу. - Слова больше про твоего Вадю не скажу. Могу вообще свалить, если надоел.
        Ночник освещал голые темные плечи. Рука, подавшая Елене чашку, опустилась на ее колено. Скользнула вниз, вдоль лодыжки, легонько сжала щиколотку.
        - Классные у тебя ноги…
        Глава 11
        Владимир. 150 дней после возвращения. Кирилл
        - Милый, беда!
        Стелла прошептала это на ухо, едва Кирилл вошел в квартиру. Могла бы не говорить, лицо у девушки было такое, что он сразу понял: «беда». Доигрались.
        Прошел в ванную и включил воду. Стелла проскользнула следом, приникла губами к уху.
        - Толян нашел умника, - дрожащим шепотом проговорила она. - Что будет-то теперь?
        Ну, как и следовало ожидать. Рано или поздно нашел бы.
        - Давно?
        - Сегодня. Девчонки говорят, притащили его в полном отрубе, опоили чем-то, или по башке дали. А как очухается, Толян сказал, к тебе на работу поведут. Чтобы он там посмотрел все.
        Так… Теперь понятно, почему внезапно появившийся в лаборатории Лысый приказал охранникам вести Кирилла домой, хотя до конца «рабочего дня» оставалось не меньше двух часов. Кирилл был к этому готов, но все же надеялся, что время в запасе есть. Теперь оказалось, что нет. Эх, чуть-чуть не успел.
        - Тохе сказали?
        - Должны были. Кристинка к нему побежала… - Стелла прильнула головой к его плечу. - Что же теперь будет?
        - Будет так, как мы договорились, - гладя девушку по волосам, твердо пообещал Кирилл. - Ты все помнишь?
        Стелла всхлипнула. Кирилл взял в ладони ее лицо, заставил посмотреть на себя. Настойчиво повторил:
        - Помнишь?
        - Да…
        - Ну, вот и умница. И не надо плакать.
        Кирилл напряженно думал. Предупрежденный Тохой, он еженощно заметал следы того, чем в действительности занимался. Но беда была в том, что ни на что другое времени категорически не хватало. Видимость того, что он занят изготовлением «лекарства», была весьма условной: любой, хоть сколь-нибудь опытный химик быстро определит, что все ингредиенты для «лекарства», которые Кирилл демонстрировал Толяну как результат работы и колол в его присутствии подопытным «придуркам» - не более чем витаминная смесь. А раствор, которым обтирал пациентов, прежде чем облепить их проводами, якобы для того, чтобы лучше закрепить датчики, содержит вещество, при взаимодействии с белками кожи придающее ей темный оттенок. И на самом деле «придурки» темнеют вовсе не от «лекарства».
        Еще в самом начале затеваемых «исследований» Кирилл, помня о давних наставлениях Рэда - чтобы не заплутать во вранье, рассказывай почти правду, - объяснил Толяну, что побочным действием «лекарства» является потемнение кожи, как у него самого. Толян, помнивший о том, как выглядел когда-то «умник», поверил. И Кирилл продолжил вдохновенно врать, указывая на потемневших от раствора подопытных и поясняя, что первый этап в изготовлении лекарства им уже успешно пройден. В разработке - вторая стадия.
        «Второй стадией» должно было стать высветление у мужчин волос. Кирилл соорудил шапочки - якобы, чтобы крепить к головам «придурков» датчики, - внутреннюю сторону которых собирался обработать специальным составом для высветления. Но опробовать изобретение не успел - Толян нашел проверяющего раньше, чем он рассчитывал. И все, на что оставалось надеяться теперь, это злобность и мстительность диктатора.
        Исходя из собственных наблюдений и рассказов Стеллы, Кирилл был уверен, что за такую «подставу» Толян ни в коем случае не пристрелит его на месте. Непременно как-нибудь эффектно обставит выведение подлеца на чистую воду, он ведь уверен, что о поисках другого исследователя Кирилл не догадывается, и изобретет для него какую-нибудь особо долгую, мучительную смерть. То есть, сколько-то времени в запасе будет.
        О Толяне Кирилл, находясь в плену, узнал многое. В подробностях, которые предпочел бы не узнавать никогда. И если жестокости адаптов, с которой приходилось сталкиваться, мог найти оправдание - у тех-то все было просто: смерть за смерть, на войне как на войне, - то для Толяна у него осталось одно определение: мразь. Эгоистичная тварь, упивающаяся властью. Готовая стереть в порошок всякого, у кого хватит смелости пойти наперекор.
        Владимир. Ранее. 43 дня после возвращения.
        В ночь, когда избитого Кирилла выпустили из камеры и приволокли домой, меньше всего ему хотелось видеть Стеллу. Процедив сквозь зубы, что все нормально, Кирилл проскользнул мимо тюремщицы в ванную. Закрылся изнутри, достал заветную аптечку. Нашел обезболивающую мазь, но быстро понял, что самостоятельно обработать спину не сумеет. Это Джек, гибкий, как удав, мог хоть левое ухо правой ногой чесать, Кирилл даже в мыслях не изогнулся бы подобным образом. Но и демонстрировать покрытую вздувшимися кровоподтеками спину - он кое-как разглядел себя в зеркале - Стелле тоже не собирался… Ладно, хрен с ним. Заживет.
        Кирилл проглотил обезболивающее. Прислушался - за дверью тихо. На всякий случай еще раз проверил, надежно ли закрылся. И извлек из аптечки пробирку с нижегородским порошком. Вытряхнул в пустую ампулу крупинку порошка, разбавил дистилированной водой. Наполнил смесью шприц.
        Никому в Бункере Кирилл не рассказывал о том, что продолжает начатый Ларой эксперимент, и, за неимением других подопытных, ставит его на себе. Результаты он фиксировал, просто записывая цифры - сколько «лишнего» времени находился сегодня на поверхности. Другого способа убедить Вадима Александровича в своей правоте так и не придумал. Регулярно, вечер за вечером, вводил себе препарат, а перед восходом поднимался на поверхность, с каждым разом задерживаясь наверху все дольше.
        Кирилл научился незаметно проскальзывать к люку. Записи с внешних камер убирал, вдруг кому-нибудь придет в голову проверить. В том, что Вадим Александрович, узнав об «издевательстве над организмом», это самое «издевательство» немедленно прекратит, Кирилл не сомневался. А опыт необходимо было продолжать! Как известно, лучший способ убедить оппонента в своей правоте - наглядная демонстрация результата. Кирилл еще и поэтому с такой готовностью рванул за Германом: уж у адаптов ему никто не будет мешать! Кто бы знал, где в итоге окажется. Здесь и ночью-то на улицу не выйти - охраняют, а уж на восходе выбираться вовсе немыслимо… Жаль. Интересно, как далеко он продвинулся? Записи в блокноте обрывались на цифре 35. Тридцать пять минут - без комбеза, под встающим солнцем, и хоть бы хны! Вадима эта цифра вряд ли убедит, несерьезная, но сам-то Кирилл уверен, что тридцать пять минут - далеко не предел… Ай, блин! Убирая аптечку, он неловко повернулся и задел спиной стену. Больно-то как.
        Отпер дверь. Быстро прошел в спальню и лег в кровать, на живот.
        Стелла немедленно появилась на пороге. Медовым голосом, который Кирилл начинал ненавидеть, пропела:
        - Сладенький, принести что-нибудь? Покушать, может?
        От слова «сладенький» его давно подташнивало. С трудом подавив желание выругаться - приходилось по нескольку раз напоминать себе, что Стелла в его бедах не виновата, - Кирилл отрезал:
        - Нет! Не мешай. Я спать хочу.
        - Все-все, не мешаю. - Стелла, обдав Кирилла знакомым, тяжелым и волнующим запахом духов, прошла мимо кровати к окну. - Сейчас, ставенки закрою…
        Если попробует сесть рядом, - подумал Кирилл, - столкну! Не удержусь.
        Должно быть, Стелла это поняла. Нерешительно помялась возле кровати, но садиться не стала. Пробормотала: «хорошего отдыха» и вышла.
        Скоро начали действовать таблетки. Кирилл перестал чувствовать боль, остались только гадкие пульсирующие толчки. Он уснул.
        ***
        Снилось приятное: Лара, жонглирующая снежинками.
        Подраставший уже после того, как все случилось, Кирилл не помнил настоящего снега. Но в канун Нового года они с Олегом и Дашей, под руководством Любови Леонидовны, вырезали эти незамысловатые украшения из круглых лабораторных фильтров, а потом расклеивали на стенах в столовой.
        Снежинки, порхающие вокруг Лары, напоминали те, вырезанные, но были настоящими. Искристо переливающимися всеми цветами радуги, хрупкими и прохладными. Они то кружились над головой Лары в счастливом хороводе, то вдруг разлетались, окутывая ее фигуру нежным облаком. А потом, повинуясь Лариной улыбке, устремились к Кириллу. Ложились на саднящую спину и добрым холодком вытягивали боль…
        Это было приятно. Кирилл улыбался Ларе. Протянул к ней руки… и проснулся.
        Отпрянул. Возле кровати, на коленях, стояла его размалеванная тюремщица. В одной руке она держала тарелку с грязно-зеленой кашицей, а другую, вздрогнув, отдернула - простыню усеяла россыпь капель.
        Кирилл почувствовал, что футболка на спине задрана. Первым желанием было выбить миску у Стеллы из рук.
        - А ну, отвали! - Он едва удержал занесенный кулак.
        Стелла торопливо поставила миску на пол. Мелко перебирая коленями, отползла назад.
        Это суетливо-рабское движение и перепуганный взгляд Кирилла отрезвили. Он вдруг почувствовал себя Толяном. По тому, как жарко стало щекам, понял, что еще не разучился краснеть. Неловко пробормотал:
        - Извини.
        Стелла, помедлив, кивнула. А Кирилл, прислушавшись к себе, с изумлением понял, что в тех местах, где девушка успела к нему прикоснуться, спина уже не болит. И это не действие принятого лекарства, прохладная кашица вытесняет боль в точности, как волшебные снежинки.
        - Что это?
        Стелла поджала губы.
        - Водички тебе принесла. Попей. - И выразительно обвела рукой помещение.
        Удивленный Кирилл повторно заглянул в миску. Находящаяся в ней зеленая кашица «водичку» никоим образом не напоминала. Да и пить из такого сосуда было бы по меньшей мере странно… От внезапного и очевидного обмана он поначалу смешался. Потом сообразил, что ответ дали не ему. Глубокомысленно протянул:
        - А-а.
        - Попей, - с нажимом повторила Стелла.
        Приторная сладость из ее тона исчезла. И взгляд, которым смотрела сейчас на Кирилла, разительно изменился - прежняя наигранно-чувственная влажность из него ушла. Рядом сидела не кукла для утех, а обыкновенная девушка-адаптка. Которая - Кирилл вдруг ясно, до укола в сердце, это понял, - хорошо знала, что такое боль от плети.
        Стеллу Лысый в свое время тоже не пощадил. Она не понаслышке знает, как здесь принято наказывать строптивых… А он, дурак, едва на нее не набросился! И впрямь, с волками жить - по-волчьи выть, совсем уже озверел. Хорошо, хоть сдержался, а то бы никогда себя не простил.
        - Давай, - дрогнувшим голосом согласился Кирилл, - попью.
        Стелла, робко улыбнувшись, снова подползла к кровати. Помогла стащить майку. Легкими, осторожными движениями принялась наносить снадобье на горящую спину.
        Боль стремительно отступала. От облегчения хотелось застонать. Переполненный благодарностью, Кирилл поймал руку Стеллы и поцеловал испачканные кашицей пальцы.
        - Спасибо тебе.
        Стелла, сначала в страхе отпрянувшая - как же ей доставалось, что научилась так шарахаться? - обмякла. Кирилл снова коснулся губами ее пальцев.
        - Спасибо.
        А Стелла вдруг заплакала. Неслышно, без всхлипываний и вообще без звуков - просто из кукольно-зеленых глаз, оставляя за собой на накрашенных щеках бороздки, хлынули слезы.
        Кирилл охнул.
        - Прости! Больно сделал?
        Угораздило же так резко схватить!.. Говорить он старался тихо, надеялся, что Стелла разбирает - если не слова, то хотя бы смысл. Девушка помотала головой. Запрокинула лицо. Когда снова посмотрела на него, уже не плакала.
        - Все нормально, - прошептала она, - ты спи, от зеленки всегда в сон клонит. Я к тебе не полезу, не бойся.
        Кирилл снова почувствовал, что краснеет.
        - Да ладно… А то я не понимаю.
        Стелла грустно улыбнулась.
        ***
        Посвящать Стеллу в свои планы Кирилл поначалу не собирался, потому и усыпил ее, когда пришел Тоха. Но, проводив казанского, и снова накладывая на спину Кирилла кашицу, Стелла чуть слышно попросила:
        - Не пои меня больше этой дрянью, ладно? Я тебя не предам. Я сама этого урода - знаешь, как ненавижу!
        Потом они долго шептались, закрывшись в ванной и включив воду. И Кирилл узнал о Толяне такое, что впоследствии не раз и не два приходилось напоминать себе, что убить гада прямо сейчас все равно не выйдет, как бы ни хотелось.
        Стелла по его просьбе не носила больше длинноволосый парик и прозрачные одежды. Перестала красить лицо и оказалась вдруг гораздо моложе, чем Кирилл определил вначале. Если, впервые увидев, подумал, что девушка старше него лет на десять, то теперь половину уверенно скинул.
        Раньше, «в молодости», Стелла жила в «гареме»: Толян был постоянно окружен красавицами. Состав гарема периодически обновлялся, «котик» предпочитал свежак и дольше года-двух не держал возле себя никого. Толян требовал от гарема именно такого к себе обращения - «котик», - хотя втайне Стелла называла его «урод плешивый» и могла только догадываться, какие выражения используют подруги.
        Выкинутые из гарема, по возрасту или по иной причине, девушки сначала переводились в «бордель» - ублажали приближенных Толяна и тех, кто мог заплатить за услуги. А утратив красоту и свежесть окончательно, отправлялись работать в поле или на ферму.
        Уволенная из гарема полгода назад, Стелла числилась в борделе. Пока. Если она сумеет понравиться бункерному и «развести на базар» - котик чрезвычайно интересовался всем, что будет говорить и делать Кирилл, - Толян пообещал, что не отправит ее в поле еще целый год, хотя возраст Стеллы приближался к критическому. Кожа ее под постоянным слоем косметики увядала, а по вечерам еще и мешки под глазами начали появляться - последствия бурно проведенных дней.
        Работать в поле было тяжело. Кроме того, полевые работницы бывших Толяновых пассий не жаловали, приходившие в гости «сосланные» подруги при встречах рыдали горькими слезами и рассказывали такое, что перспективе задержаться на прежнем месте Стелла обрадовалась, как манне небесной. Она твердо решила, что костьми ляжет, но усладит бункерного умника самым волшебным образом. Будет ловить и передавать Толяну каждое его слово! В отличие от большинства своих товарок, Стелла обладала хорошей памятью - почему, собственно, диктатор и остановил выбор на ней.
        О том, что представляет собой неведомый умник, Стелла в тот момент не думала. Мужики в ее представлении все были примерно одинаковы, лишь бы не оказался каким-нибудь особо мерзким извращенцем, да колотил не сильно. А самой радужной мечтой было привязать к себе козлика так крепко, чтобы оставил ее при себе насовсем - согласно передаваемым из уст в уста бордельным легендам, некоторым их товаркам такое иногда удавалось.
        Кирилл изумил Стеллу до глубины души. Во-первых, оказался молодым и был бы даже привлекательным, если бы не ожог вокруг рта - а она-то ждала старого пердуна вроде котика. А во-вторых, он ее не трогал, и это было совсем уж необъяснимо. Стелла быстро поняла, что, если парень и принимает какие-то пилюли, то хреново они действуют - мужские детали его тела функционировали как надо, уж ей ли было не знать! - но, тем не менее, притронуться к сожительнице не пытался. Злился на домогательства, но ни разу за все время не ударил.
        Сначала Стелла решила, что умнику просто не до нее. Занят работой, да и переживает, что Герман его так подло подставил - эту историю котик рассказывал с особым смаком, любил уличать других в гадостях, - и она наслаждалась передышкой в бордельном конвейере. Впервые за последние годы узнала, что значит по-настоящему выспаться. Ни в коем случае не забыла о главных своих обязанностях, была готова проснуться от малейшего требования ласк, но странный парень за все эти дни не прикоснулся к ней ни разу. Хотя спали они в одной постели, и укладывалась Стелла при полном параде - надушенная, в парике, косметике и прозрачном пеньюаре. Обычно, когда облачалась подобным образом, клиенту, чтобы прийти в готовность, хватало единственного взгляда.
        В еде бункерный оказался неприхотливым, как молодой бычок, с благодарностью уминая все, что она готовила. Выпивая с котиком - тот наведывался пару раз «в гости», в расчете, очевидно, на то, что халявный алкоголь развяжет умнику язык, - до свойственного прочим клиентам скотообразного состояния не доходил. Начинал задремывать прямо за столом - со второго раза Стелла просекла, что притворяется, - на расспросы отвечать невнятно, и в конце концов отползал спать. Разочарованный котик бухтел ему в спину, обзывая слабаком, но бункерный будто и не слышал.
        Спьяну он не орал и не буянил. Не лил слез, не доставал сексуальными фантазиями - просто засыпал и даже не храпел. Одним словом, идеальный клиент! За эти ночи Стелла будто помолодела. Ни тебе мешков под глазами, ни дурной с похмелья головы. А разглядывая в зеркале свое довольное, выспавшееся лицо, в один прекрасный вечер с изумлением обнаружила, что обозначившиеся между бровями морщинки сами собой разгладились.
        Когда бункерный ухитрился чем-то котику не угодить, и Лысый в неурочное время приволок его, избитого, домой, Стелла до того напугалась, что даже приблизиться не рискнула. Ей ли было не знать, каково это, у Лысого в лапах оказаться! Если бы выл и стонал, поняла бы, но бункерный не выл. Наоборот, ржал, как бешеный! Аж задыхался. Проорет какую-то хрень и снова гогочет, только что не по полу катается.
        Стелла тогда в угол забилась, тише воды, ниже травы, а сама зыркала, как бы к двери половчей прошмыгнуть, если вдруг что. Но он потом, вроде, очухался. Пошел на кухню, дернул самогона. Рухнул в койку и затих.
        Когда Стелла об этом случае девчонкам рассказала, те заохали. Псих, однозначно! Не прибил бы, в другой-то раз. Настоящие психи поначалу всегда тихие. А потом, как клина поймает, только держись! На куски настрогает, скажет, так и было… Стелла после этого долго к бункерному приглядывалась, все ждала, когда еще чего-нибудь выкинет. Но, вроде, обошлось, даже извинился. Прости, говорит, не в себе был… В общем, никакой он не псих. Парень как парень. Стелле даже нравилось за ним наблюдать.
        Сидит, воткнувшись в экран, печатает что-то - пальцы над клавишами так и порхают. Потом клавиши оттолкнет, схватит лист бумаги и давай черкать. Один лист, другой, третий. А потом вдруг хватает первый, глядит на него, как будто оттуда змея сейчас выползет, комкает и отшвыривает. Рожа перекошенная, желваки на скулах ходят. Новый лист берет и заново черкает. Как он в такие дни спать ложился, Стелла не слышала, дрыхла давно.
        А иногда наоборот бывало. Пишет-пишет, старается, только что не мурлычет. Откинется назад, полюбуется на то, что написал. Подчеркнет что-то, добавит - и снова любуется. Стелла уж старалась посудой греметь потише, чтобы не мешать. Привыкла к бункерному. Нормальный он, безобидный.
        То есть, так она думала до тех пор, пока Тоха к ним не приперся. Хотя, на самом деле, даже не испугалась по-настоящему. Драк за свою карьеру повидала немало и почему-то была уверена, что бункерный Тоху не покалечит. Не выбьет зубы или глаз, не станет ломать пальцы или по-другому уродовать. Умник бил казанского не из жестокости. Не для того, чтобы показать, кто тут главный - просто был зол и вымещал злость на ее причине. И Стелла позвала охранников только потому, что, если бы этого не сделала, от Лысого досталось бы еще и ей, а вовсе не потому, что опасалась за Тоху. В тот момент она ничего еще не понимала, но подспудно догадывалась, что тут не избиение невинного происходит.
        Когда охранники уволокли обоих - Стелла точно знала, что не в бане оттягиваться, - она первым делом побежала на базу, будто бы за продуктами. Продуктов, для видимости, тоже набрала и попросила в долг несколько листьев зеленки.
        Это волшебное растение хозяйка базы мадам Полина - когда-то тетка жила в гареме, потом работала в борделе, а потом, вытащив счастливый билет, оказалась на базе - выращивала у себя в огороде. Как называется «зеленка» по-настоящему, никто из девушек не знал, но это было первое гаремное средство от любой боли, Стелла была уверена, что по возвращении домой бункерному оно понадобится. Листья она спрятала под парик, излюбленный тайник бордельных обитательниц. Ее кошелку с продуктами охранники всегда досматривали и саму щупали с удовольствием, а про парик не догадались.
        Услышав, как за спиной, отпуская привычные сальности, заперли дверь, Стелла с облегчением выдохнула. Пронося в квартиру зеленку, она серьезно рисковала. Ради парня, который смотрел-то на нее с неохотой… Вот же дура.
        Слова «самоанализ» Стелла не знала. Копаться в себе и размышлять, отчего испытывает те или иные чувства, ей в голову не приходило. И если бы вдруг спросили, почему готова рисковать собственной шкурой ради того, чтобы облегчить боль почти не знакомому парню, искренне ответила бы: «Потому, что дура набитая».
        Стелла жила с котиком с пятнадцати лет, в борделе оказалась в неполные восемнадцать, и скольких мужчин пропустила сквозь себя за эти годы, сказать не смогла бы. Как не могла похвастаться и разнообразием чувств, которые испытывала к клиентам. Сильных и жестоких она боялась, некоторых, особо отвратных, от души ненавидела. Слабых и мягкотелых презирала. Любила, когда клиенты дарили подарки и охотно ими хвасталась перед подругами, но никакой симпатии к дарившим не испытывала никогда. Ни для кого из них не побежала бы к мадам Полине - а для бункерного почему-то не задумалась. Хотя была ему никто, и звать никак. Это потом он смотрел с такой благодарностью, что Стелла даже глаза опустила от смущения - ведь ничего особенного не сделала. И руку ей поцеловал. Она уже очень давно не плакала, думала, что и забыла, как это делается. А оказалось - нет.
        Глава 12
        Владимир. 89 дней после возвращения. Стелла
        - Опять, да?
        Раз в неделю Кирилл приходил с «работы» мрачнее тучи. Стелла знала, что в эти ночи лабораторию посещает Толян, интересуется результатами. А то, как умеет «котик» интересоваться, не раз испытывала на себе.
        - Не били хоть?
        - Да лучше б били… Полночи из-за этого козла потерял.
        Разговаривали Стелла и Кирилл полушепотом, в ванной, под звук льющейся воды - за прошедшее время здорово в этом поднаторели. Вслух, для охранников, они по-прежнему изображали пленника и тюремщицу.
        Кирилл прошел на кухню, сел за стол. Стелла захлопотала, подсовывая под руку тарелку, но есть Кирилл не торопился. Сидел, мрачно уставившись в одну точку. Потом потянулся к компьютеру, включил. Стелла вздохнула. Опять ляжет черт-те во сколько… И не поест, забудет.
        Вмешиваться бесполезно, это она давно запомнила. Покивает, «поугукает», а сам даже не услышит.
        Стелла, выждав десяток минут яростного печатания и щелканья мышью, прикрыла нетронутую тарелку с ужином. Насыпала в плошку сухарей, придвинула Кириллу под руку - может, хоть это поест.
        Когда Кирилл появился в спальне, часы показывали половину второго. Стелла проснулась, но виду не подала. Наблюдала за бункерным из-под полуприкрытых век.
        Как разделся. Как посидел, застыв, со снятой майкой в руках. А потом со злостью отшвырнул ее в угол и подошел к окну. Ощупал раму - не в первый раз так делал, Стелла видела, только не говорила ничего.
        Зачем его расстраивать? И без того понятно, что отсюда не выбраться. И, даже если б сумел окно открыть, на улице белый день. Пяти минут не пройдет - сгорит начисто.
        - Зар-раза!.. На клей тебя посадили, что ли?
        Ругался бункерный вполголоса, если бы Стелла спала - не проснулась. Стукнул кулаком по раме. Застыл, прижавшись лбом к стеклу.
        Про свою работу - ту, которой занимался в действительности, - Стелле Кирилл не рассказывал, а она не спрашивала. Меньше знает, меньше на допросе выболтает. Но жалко его иногда становилось - вот, просто до смерти.
        Стелла тихонько поднялась. Кровать скрипнула.
        Кирилл обернулся, подошел. Прошептал:
        - Ты чего не спишь?
        - Спала, проснулась… А ты чего?
        - Душно. Окно открыть пытался.
        - Не получится.
        - Знаю.
        Кирилл сел, стащил одежду. Забрался под одеяло.
        - Спи. Поздно уже.
        - Я ночью выспалась. - Стелла придвинулась к нему. - Расскажешь?
        - Что?
        - О чем так мучаешься.
        - Все нормально. - Кирилл улыбнулся.
        Улыбался он хорошо. Только неправдиво сейчас.
        - Врешь! Я же вижу. Вчера засветло лег, сегодня… Толян достает?
        - Да пошел он. - Кирилл повернулся на бок. - Сам себя я хуже достаю, Толян так не сумеет… Слушай. А скажи. - Вот такой вопрос Стелла меньше всего ожидала услышать. - Ты помнишь свою фамилию?
        - Помню, - удивилась она, - Мальцева. Света Мальцева. Стелла - не настоящее имя, в гареме так обозвали. Когда все случилось, мне почти шесть лет было! Я и фамилию помню, и маму с папой. Даже читать умею. А что?
        - Да сообразил вдруг. - Кирилл подтащил под локоть подушку, оперся. Принялся рассказывать: - У меня диск с собой, с институтскими архивами. На нем почти все разработки, которые раньше велись. До того, как все случилось.
        - И ты про это читаешь? - ахнула Стелла. - Здесь?
        - Да мало ли, про что я читаю! Толяну это все - до сиреневой звезды, если он диск и открывал, вряд ли что-то понял. А я давно ковыряюсь, с тех пор как в Бункер вернулся. На фамилии сотрудников внимания не обращал, какая мне разница, а позавчера вдруг торкнуло. Понимаешь, судя по записям, большинством институтских проектов руководил один и тот же человек, некто Кулешов Владимир Кириллович. По сути, все, что происходило в институте, подчинялось ему. В том числе, и та программа, из-за которой… - Кирилл вдруг замолчал.
        - Какая программа? - подождав, окликнула Стелла. - И при чем тут моя фамилия?
        Кирилл мрачно смотрел перед собой. Медленно проговорил:
        - Программа такая, что лучше бы ее не было. А фамилия… Твоя - ни при чем. А вот моя… - поднял голову: - Понимаешь, я ведь тоже Кулешов! Кирилл Владимирович. Поначалу-то внимания не обращал, потому что не называли по имени-отчеству никогда, да и фамилия не самая редкая. А потом прикинул - одно, другое, даты некоторые. И теперь все думаю, однофамилец мне тот мужик, или… - Он запнулся.
        - Отец? - сообразила Стелла.
        Кирилл, помолчав, покачал головой:
        - Давай лучше думать, что однофамилец.
        Стелла не понимала:
        - А если и отец? Что тут такого?
        - Слишком много тогда вопросов, вот что! Почему мне о нем не рассказывали?.. Для чего сказками кормили, будто я в Бункере случайно оказался?.. И сколько нас, в том детском садике, уцелело - на самом деле? А?
        Стелла недоуменно молчала.
        - Вопросов много, - мрачно проговорил Кирилл, - ответы уж больно пакостные. Сплошное вранье кругом! Толян - сволочь, но у того хоть цель понятная, жить подольше хочет. А там, у нас… Ладно. - Он снова умолк.
        Потом через силу улыбнулся. Погладил Стеллу по руке.
        - Прости, что голову морочу. Спать давно пора.
        Улегся, закрыл глаза. Но Стелла чувствовала, что не спит.
        Ох, и почему она такая тупая? Ничего ведь не поняла. Пусть даже отец ему тот неведомый мужик, так и что? Сгорел, поди, давно, как все взрослые, чего теперь переживать-то? А он мучается. Вот слышно прямо, как в многоумной башке извилины скрипят. Этак и до вечера не заснет.
        Стелла долго вглядывалась в хмурое лицо Кирилла. Думая о том, что никогда прежде по доброй воле до парня не дотрагивалась. И если б сказали, что когда-нибудь этого захочет, не поверила бы.
        Бункер. 89 дней после возвращения. Даша
        - Блин! - в сердцах вырвалось у Даши.
        Последние капли оказались лишними, она отвлеклась и перенасытила раствор. Жидкость потекла на стол, Даша схватила салфетку.
        - Дарья!.. Что ты сказала? - Елена Викторовна строго свела брови. - Что еще за «блин»?! Где ты этого понабралась?
        - Кирюша так говорит, - сообразила ответить вспыхнувшая Даша.
        - Чтоб я больше такого не слышала!
        - Конечно. Простите, пожалуйста.
        Елена Викторовна, помедлив, кивнула. Даша отвернулась, чувствуя, как от запоздалого страха на лбу проступает испарина. Кажется, пронесло… Слава богу, у нее вырвался безобидный «блин», а не какая-нибудь «звезда клещерукая». И еще хорошо, что Елена Викторовна занята и размышлять ей некогда.
        Даша не видела Кирилла уже два месяца - во-первых, а во-вторых, он-то старался за речью следить. В отличие от Джека, из которого разного рода словечки сыпались, как из рога изобилия.
        Джек. Не так много времени прошло с тех пор, как они познакомились, а кажется, что всю жизнь его знает. И что она только делала до знакомства с ним? На что тратила время? Сейчас и не вспомнить.
        Помогала взрослым в лаборатории. Читала, рисовала, стихи сочинять пыталась. Предположить не могла, насколько круто изменится ее жизнь.
        Иногда, как сейчас, становится очень страшно, и Даша потом холодным обливается, пытаясь прогнать мысли о том, что будет, если вдруг всё откроется. Но, спрашивая себя, поступила бы в тот день так же, или все-таки благоразумно не пошла разыскивать адаптов, Даша каждый раз отвечала утвердительно. Она ничего не стала бы менять! Хотя, пока искала Джека в темных бункерных коридорах, не раз и не два порывалась вернуться обратно.
        Бункер. Ранее. 53 дня после возвращения. Даша
        После ухода Джека Даша долго, со вкусом ревела. К ней заглянула встревоженная Любовь Леонидовна, потом Елена Викторовна. В ответ на расспросы Даша бормотала, что скучает по Кирюше, что расстроена, и у нее болит голова. Согласилась выпить успокоительное - взяла у Любови Леонидовны таблетку и сделала вид, что глотает. На самом деле спрятала за щекой, а потом выплюнула - этим искусством еще в детстве овладела.
        Когда Елена Викторовна, которую, в отличие от Любови Леонидовны, рассказы о больной голове не провели, начала пространно рассуждать о том, какая Даша умница и как она обязательно встретит достойного человека, близкого ей по духу и воспитанию, девушка приняла решение. Она найдет Джека! И поможет ему, что бы ни затевал. И, пусть будет непросто и даже опасно, докажет этому насмешливому парню, что никакая она не «фиалка бункерная». Она - смелая и решительная.
        Решительность, вместе со смелостью, отвалились от Даши быстро, едва ли не через десяток шагов, когда пришлось подниматься по тускло освещенной лестнице уровнем выше, туда, где находился пищеблок.
        В обычное время Даша из-за одышки одолевала этот подъем с трудом. Сейчас птичкой взлетела наверх - так было страшно и так хотелось, чтобы темная лестница поскорее закончилась. Даша понятия не имела, где размещаются адапты, до сих пор ей не приходилось об этом задумываться, и уповала лишь на то, что вряд ли их обиталище находится далеко от столовой.
        Аварийный свет в коридоре показался ярким. А дверь кухни ожидаемо оказалась заперта.
        Даша осторожно постучала, вдруг Валентина Семеновна еще тут. На этот случай у нее была заготовлена отговорка - написала Кириллу письмо и хочет передать его с адаптами, - но дверь не открыли. Без особой надежды Даша постучала в соседнюю, там был продуктовый склад. Снова тишина. Даша вздохнула. Больше в этом пролете дверей нет, нужно идти дальше. За поворотом должны быть еще помещения.
        Набравшись смелости, Даша повернула за угол.
        В ту же секунду кто-то, не издавший ни звука, зажал ей рот и намертво притиснул руки к телу. От страха отважная первопроходчица потеряла сознание.
        ***
        Очнувшись, Даша не сразу сообразила, где находится. Потерянно забормотала:
        - Валентина Семеновна, простите… Я письмо… Кирюше…
        - Чё? - удивился сиплый адаптский голос. - Чего несешь? Ты башкой вроде не билась.
        Даша осторожно, зная по опыту, что может снова закружиться голова, открыла глаза. Она лежала на чем-то твердом, в прохладном плохо освещенном помещении. Пахло здесь почему-то костром.
        Парня с сиплым голосом Даша узнала, это был грубиян по имени Шелдон. Он осторожно тронул девушку за плечо.
        - Але! Ты живая?
        - Живая, - проговорила Даша. С облегчением поняв, что, кажется, добралась до цели. - Добрый… день. Позовите, пожалуйста, Джека.
        Шелдон насторожился.
        - Да щас, разбежался. - Встревоженное выражение лица сменилось на неприязненное. - Ты чего тут лазишь? Ваши спят давно!
        - Я ищу Джека.
        Шелдон прищурился:
        - И чё?
        Даша вздохнула.
        - Позовите его, пожалуйста.
        - А задницу тебе не напудрить? - непонятно огрызнулся адапт. Светлые глаза смотрели недоверчиво.
        - Мы с Джеком… разговаривали, - поняв, что без объяснений Шелдон и шагу не сделает, принялась рассказывать Даша. - Он… собирался попросить меня кое о чем. Это имеет отношение к Кирюше.
        - Пацанчику вашему, что ли? Бункерный который?
        - Да.
        - Ну, знаю. И что?
        - Ничего. Мы не договорили. Пришла… м-м-м… Елена Викторовна, и Джеку пришлось уйти. А я дождалась, пока все заснут, и вот… ищу его.
        Это было правдой. Даша действительно долго выжидала, пока погаснет свет под дверями в коридоре. Потом, для верности, засекла еще полчаса, и лишь после этого отправилась в путь.
        - Нету его, - хмуро сообщил Шелдон.
        - А где он? - Даша неловко поднялась - адапт, пропустивший вопрос мимо ушей, с ворчанием поддержал ее под руку, - села и огляделась по сторонам. - И где я, простите, нахожусь?
        Шелдон разместил гостью на узкой, покрытой колючим одеялом, кровати. Через тумбочку в изголовье стояла такая же, но расстеленная, со смятым бельем. Под потолком тускло горела лампа. В стене напротив Даша увидела дверь, на полу два больших рюкзака. Всё. Богатством интерьера помещение не отличалось.
        Шелдон сидел на неудобном ложе рядом с ней. Даша только сейчас заметила, что одежда его аккуратно развешана на спинке соседней кровати, и на парне нет ничего, кроме трусов. Стало ужасно неловко. Даша вспыхнула и торопливо отвернулась.
        - Ты чего? - Шелдон схватил ее за плечо. - Але! Опять отъезжаешь, что ли?
        - Все в порядке. - Даша попыталась высвободиться. Да что ж у них за манера такая, хвататься?! - Я хорошо себя чувствую, спасибо. Вы… можете одеться.
        Шелдон удивился.
        - На хрена? Я, чтоб ты знала, спал! И дальше спать собираюсь, время - два. А подорвался потому, что услышал, как ты в двери ломишься.
        Даша потупилась:
        - Извините.
        - Да ладно, чё… - Шелдон неожиданно смутился. - Я ж не думал, что тебя срубит. - Поднялся и пересел на соседнюю кровать.
        Даша старалась на адапта не смотреть, хотя так и подмывало скоситься. Она никогда прежде не видела настолько раздетого парня. Сообразила наконец, что находится в их с Джеком спальне - если это темное, унылое помещение можно было так назвать.
        - Вы… это какое-то временное пристанище? - Даше пришло в голову, что, возможно, в настоящей спальне адаптов, похожей на ее собственную, сейчас, к примеру, проблемы с подачей воды, такое иногда случалось.
        - Ясен пень, временное, - удивился Шелдон. - Мы тут дрыхнем, когда приезжаем. А так-то, у себя дома живем.
        Н-да… Даша вспомнила свою комнатку, оборудованную всеми возможными удобствами. Припомнила изумление Джека при виде кондиционера и душевой кабины. Украдкой оглядела голые - ни обоев, ни краски - бетонные стены. Ковер на полу - вытертый, но неожиданно яркий, ничего общего не имеющий со стандартным светло-серым покрытием, адапты, очевидно, притащили его сами. И снова почувствовала себя неловко. А еще вдруг поняла, что замерзает.
        Пока дожидалась, чтобы все заснули, от волнения было жарко, и Даша не сообразила, что надо бы одеться, так и выскочила в коридор, в чем была. По пути сюда, кстати, не мерзла - наоборот, от страха то и дело кидало в жар, - а сейчас зябко обхватила себя за плечи. Огляделась по сторонам, но ничего, похожего на кондиционер, не заметила. В помещении, судя по всему, поддерживалась коридорная температура.
        Неудивительно, что Шелдон на нее смотрит с такой неприязнью. И как же прав был Кирюша…
        - Ты чего? - спросил адапт. Должно быть, заметил, как Даша съежилась.
        Разговаривать с ним, отвернувшись и не видя выражения лица, было крайне неудобно. И, рассудила Даша, не очень вежливо.
        - Я… немного замерзла. - Она подняла глаза.
        Разумеется, надеть хотя бы штаны Шелдону в голову не пришло, он так и сидел на кровати в одних трусах. Но замерзшим не выглядел. Неодобрительно покачал головой.
        - Во даешь! Я голый сижу, и то не холодно. - Он окинул взглядом помещение и задержал его на Дашином вынужденном ложе. - А ну, встань.
        Даша послушно попробовала встать, но ощутила знакомую послеобморочную слабость. Ухватилась за спинку кровати.
        - Блин! - ругнулся Шелдон. - Охренеть, вы дохлые… За меня держись.
        Он обхватил Дашу за пояс и поставил на ноги, оказалось, что она едва достает парню до плеча. Свободной рукой сдернул с кровати одеяло и закутал в него Дашу.
        Несмотря на грубость тона, обращаться с ней Шелдон старался бережно, кажется, после инцидента в коридоре опасался что-нибудь в хрупкой гостье снова повредить.
        - Так нормально?
        - Так гораздо лучше, - торопливо заверила Даша.
        Дышать вонючим одеялом было неприятно, но она догадалась, что это единственная теплая вещь, которую может предложить адапт.
        - Еще чай есть, - проворчал Шелдон. - Горячий, из термоса. Будешь?
        - Спасибо, с удовольствием!
        Шелдон, бухтя себе под нос о «хлипкости» бункерных жителей вообще и Дашиной в частности, прошаркал дырявыми тапочками к рюкзакам. Склонился над одним из них, мимоходом поправил на себе трусы - оттянул по бокам резинку, продемонстрировав при этом верхнюю часть ягодиц - и со щелчком водворил на место. Даша поперхнулась и снова покраснела. Но повторно предлагать Шелдону одеться не решилась.
        - А это еще что? - Адапт вдруг разогнулся, поднимая с пола завалившийся за рюкзаки странный предмет - как будто обрезок широкой белой трубы распилили и разогнули. - Марля какая-то… - Края «трубы» лохматились. - Ты, что ли, притащила? - Шелдон кинул находку Даше.
        Та, уверенная, что странная штука летит ей прямо в голову, ойкнула и пригнулась. Как оказалось, зря - «штука» плюхнулась точно в ногах кровати, Дашу и краем не задев. Шелдон фыркнул.
        Зардевшаяся оттого, что снова повела себя как трусиха, Даша торопливо взяла плюхнувшийся предмет. Повертела в руках, рассматривая.
        - Это гипсовая повязка, - определила она, - ее разрезали и сняли.
        - Кто снял? - удивился Шелдон. - С кого?
        - Понятия не имею. Точно не я.
        - Значит, Жека, - решил адапт, - больше некому… Ну, придет - спрошу, что за фигня.
        Потеряв интерес к повязке, он снова склонился над рюкзаком. Достал оттуда термос. Скрутил крышку, вытащил пробку - из термоса повалил пар - и протянул Даше. Предупредил:
        - Только наливай сама. Я пролью.
        Вопрос «почему» застрял в горле. Даша поняла, почему, даже удивилась, что раньше не заметила: руки у Шелдона дрожали.
        Ничего общего с запахом того чая, который употребляли в Бункере, предложенный напиток не имел.
        - А… что у вас с руками? - не решаясь сделать глоток - отвар даже на вид казался обжигающим, - решила завести отвлеченную беседу Даша. - Какой-то посттравматический синдром?
        Шелдон оскорбился.
        - Сама ты сидром! Просто башкой приложился по малолетству. И вообще, тебе-то что?
        По малолетству - это, наверное, когда маленький был, сообразила Даша. Пожалуй, с тех пор было время вылечиться.
        - Вы не пробовали обратиться к Григорию Алексеевичу? Насколько я знаю, тремор вполне успешно лечится.
        Шелдон оскорбился еще больше.
        - Да щас! Делать мне больше нечего, только по докторам шастать… Руки-ноги есть, башка на месте - что еще-то надо? Мешки ворочать и такой гожусь.
        Он полулег на свою кровать, подложив под спину подушку. Недовольно объявил:
        - Все! Хорош трындеть. Жеку ждать собралась, так сиди и жди. Чай, вон, хлебай… А я тебя байками развлекать не нанимался. Нашла, тоже, клоуна. - И демонстративно закрыл глаза.
        Даша опомнилась.
        - А… где же может быть Джек? Он ведь должен сюда прийти?
        Шелдон усмехнулся.
        - Были б мы на дороге - так я б тебе сказал, где, - приоткрывая один глаз, саркастически пообещал он. - А здесь у вас и баб-то нормальных нету… Без понятия, где его черти носят.
        - То есть… он не приходил сюда?
        С тех пор, как Джек вышел из Дашиной комнаты, прошло не меньше трех часов.
        - Да, видать, приходил, - Шелдон кивнул на гипс, - эта хрень ведь появилась откуда-то? Только я дрых. Я, как с теть Валей тереть закончил, так почти сразу в койку завалился. А Жека - разведчик, тише кошки ходить умеет… Неужто бункерный не рассказывал, с кем полгода с одного котелка хлебал?
        - Не рассказывал, - холодно оборвали его, - и ты заткнись.
        Даша вздрогнула и тут же взвизгнула - облила колени чаем. Шелдон подобрался и сел, но, кажется, не удивился.
        От простенка у двери отделилась тень, шагнув на середину комнаты. Когда и как, незаметно для обоих присутствующих, Джек сумел проникнуть в помещение, Даша объяснить не смогла бы.
        - Ты чего прискакала? - без тени прежней приязни осведомился у Даши Джек. Перевел глаза на Шелдона. - А ты на хрена ее впустил?
        Тот веселый, дружелюбный парень, с которым каких-то три часа назад рассталась Даша, исчез бесследно. Ей вспомнились слова Кирилла - о том, какими беспощадными могут быть адапты. Кирилл обронил это вскользь и подробностей не рассказывал, но что имел в виду, Даша сейчас увидела воочию. Она вдруг ясно поняла, что в следующее мгновение тот, кого так настойчиво разыскивала, запросто может взять ее за шиворот и вышвырнуть вон.
        Даша отказалась быть с ним - следовательно, она против него. А с теми, кто против, у адаптов разговор короткий.
        - Я ж не знал, - принялся оправдываться Шелдон, - она сказала, тебя ищет, за бункерного чего-то перетереть…
        - «За бункерного», - язвительно передразнил Джек, - «сказала»! Она тебе еще не то скажет. Вилку подарить, лапшу с ушей стаскивать?
        - Не ругайся, пожалуйста, - вступилась Даша. - Я упала в обморок, не мог же твой товарищ меня в коридоре бросить?
        Джек усмехнулся.
        - А вы, смотрю, мастера - в обмороки падать… Чего надо? - Опершись рукой о спинку кровати, он навис над Дашей.
        - Выслушай, пожалуйста.
        Даша дотронулась до запястья Джека - и вздрогнула. Руки, три часа назад бывшие такими теплыми, сейчас странно и пугающе похолодели. Для того, чтобы произнести всего два слова, Даше пришлось собрать всю свою решимость:
        - Я согласна.
        - Да ты чё, - фыркнул Джек. Выдернул кисть из-под Дашиных пальцев. - Зашибись, конечно - только что-то не припомню, чтобы я тебя замуж звал! Или ты за Шела собралась?
        Говорил он по-прежнему пренебрежительно, но Даша поняла, что ее выслушают, и слегка приободрилась. Шелдон, дождавшись паузы, высказался в том духе, что таких, как бункерная «задохлица», видал в гробу в белых тапочках, но на это Даша уже не обращала внимания.
        - Помнишь, ты спрашивал, верю ли я тебе?
        - Я вообще моросить горазд, всего не упомнить. Дальше что?
        - Ничего. Просто… Я поняла, что верю. - Даша снова осторожно тронула Джека за руку. - И буду рада тебе помочь.
        Глава 13
        Бункер. 53 дня после возвращения. Даша
        То, что происходило потом, происходило так стремительно, что впоследствии Даша, пытаясь припомнить подробности, делала это с трудом.
        Она была уверена, что Джек задаст ей массу уточняющих вопросов.
        Например, хорошо ли она подумала? Не боится ли? Уверена ли в себе? В Бункере с принятием важных решений никогда не спешили, тщательно взвешивая все «за» и «против». А Джек больше ни о чем ее не спрашивал. Он пристально посмотрел на Дашу, а потом просто кивнул. Уселся рядом с ней на кровать и извлек из кармана куртки исписанный лист.
        - Бункерному вот это нужно. Сможешь достать?
        Даша взяла бумагу. И с изумлением увидела между строчек, выведенных знакомыми угловатыми каракулями, бледно-голубые, чуть заметные печатные буквы.
        - То, что ручкой написано, не читай, - пояснил Джек, - там хрень всякая, для маскировки. Светлые читай.
        Даша улыбнулась. Это было - как привет из детства.
        - Что смешного?
        Она покачала головой:
        - Ничего. Просто вспомнила… - В смысл написанного пока не вникала. Смотрела на буквы и улыбалась.
        - Этих, прозрачных, тут не было, - пояснил Джек.
        Даша кивнула:
        - Конечно, не было. Они появились, когда ты нагрел лист - например, под лампой, или над свечой. Так?
        - Откуда знаешь?
        - Старый фокус. Нам Сергей Евгеньевич показывал, когда маленькие были. - Даша понюхала листок. Определила: - Это лимонной кислотой написано.
        - Звездишь! - объявил обескураженный Шелдон.
        - Цыц, - оборвал Джек. - Ты знаешь, где это взять?
        Даша, спохватившись, принялась читать написанное, теперь уже вникая в смысл, а не любуясь буквами, и глаза у нее полезли на лоб.
        - Зачем это Кирюше?!
        Джек вздохнул:
        - Лапушка. Ты только что сказала, что мне веришь. Так или нет?
        - Так…
        - А раз так, не фиг время терять. Где эту хренотень взять, ты знаешь?
        Даша углубилась в список. Дочитав, задумчиво проговорила:
        - Частично реактивы есть в хранилище. Частично - того, что Кирюша просит, в готовом виде нет.
        - А в каком есть?
        - Ну… скажем так, в полуфабрикатном. Есть сырье, но вещества нужно изготавливать.
        - Ты сумеешь набодяжить? Так, чтобы твои не заметили?
        - Можно попробовать…
        Джек покачал головой:
        - Не, лапушка. Пробовать нельзя! Надо сварганить, причем бегом - пока Кирюше твоему секир-башка не настала.
        И так серьезно посмотрел, что Даша с ужасом поняла: про «секир-башку» сказано не для красного словца. Кирилл и правда в смертельной опасности. И от того, насколько быстро она сумеет «сварганить» нужные вещества, зависит его жизнь.
        Идти к Сергею Евгеньевичу или Вадиму Александровичу Джек отказался наотрез. Так же, как и объяснять, что за опасность грозит Кириллу. Он отчего-то был убежден, что взрослые «поднимут кипиш», и лучше от этого не станет никому, в первую очередь, «бункерному». Поэтому Даша должна хранить все в строжайшей тайне. А если считает, что не сумеет, пусть валит в свои «пять звездей» - так обозвал Джек ее обиталище - забудет все, что тут услышала, и баиньки ложится.
        После этого Даша с изумлением узнала, что в хранилище, где содержался запас реактивов, Джек уже побывал. Вопрос о том, как ухитрился туда попасть, минуя электронный замок, он будто и не услышал - однако ни одного вещества из списка Кирилла там не обнаружил.
        - Не может быть, - удивилась Даша, - даже глицерина нет?
        - Не-а.
        - Очень странно. - Ей доводилось бывать в хранилище, и Даша точно помнила, что глицерин видела. - Большая такая канистра, а в ней мутная жидкость, полупрозрачная? Це три Аш пять О-Аж три - неужели не видел?
        - Чё? - переспросил Джек.
        Какое-то время они смотрели друг на друга с недоверием. Пока Даша не сообразила, что адапт не имеет ни малейшего представления о том, как принято именовать химические вещества. Разыскивая в хранилище, к примеру, натрий, он искал бы емкость с русской надписью «натрий», а не с двумя латинскими буквами «Na». И еще она поняла, почему у Джека такие холодные руки.
        - Ты… все это время был в хранилище? Но там же нулевая температура?!
        - Ну, так. Ни хрена не жарко, это точно. - Джек критически разглядывал Дашу. - Во что б тебя саму-то завернуть, чтоб не окочурилась? А ну-ка…
        Взяв Дашу за обе руки, поднял ее с кровати. Сдернул с плеч одеяло. Развернул его, оглядел.
        - Шел, веревка есть?
        Тот кивнул.
        - Тащи.
        Джек нагнулся, а когда выпрямился, Даша испуганно отпрянула - в руке у него сверкнул нож.
        - Сказала - «не боюсь», - упрекнул адапт.
        Даша сконфузилась.
        - Это я от неожиданности… Ой! Ты что делаешь?
        - Обновку тебе мастрячу.
        Коротким взмахом Джек прорезал одеяло в середине. Помог Даше просунуть голову в получившееся отверстие, вышло нечто вроде пончо. После этого развел ее руки в стороны и снова принялся резать - на пончо обозначились рукава. Взяв у Шелдона веревку, Джек примотал свисающие куски ткани к рукам изумленной Даши. Полы одеяла обернул вокруг ее тела. Удовлетворенно оценил:
        - Зашибись - красотка!
        После того, как тем же оригинальным способом Дашу нарядили во второе пончо, поверх первого, она почувствовала себя куклой-неваляшкой. Если, не дай бог, упадет, подняться самостоятельно не сможет.
        Джек, оценивающе оглядев Дашу, отрезал от низа одного из одеял широкую полосу. Соорудил на голове девушки тюрбан. Шелдон, ворча, покопался в рюкзаке и извлек нитяные рабочие перчатки - до того, как все случилось, такие считались одноразовыми.
        - Готово, - объявил довольный Джек. - Красотища - хоть на выставку!
        Сам натянул, поверх собственных куртки и брюк, куртку и брюки Шелдона. И они направились в хранилище.
        ***
        Даша в своем крайне неудобном одеянии едва семенила ногами. Джек, хмыкнув, без лишних слов взвалил спутницу на плечи.
        - Потяжелела маленько, - похвалил он. - Хоть чувствую, что девку тащу, а не котенка дохлого.
        Неприязнь из тона исчезла, как не было. С Дашей разговаривал прежний Джек, веселый и неунывающий.
        Дверь хранилища он открыл просто - приложил к замку пропуск. На изумленное Дашино: «Где ты взял карточку?» - она точно знала, что пропусков всего четыре, у Сергея Евгеньевича, Вадима Александровича, Елены Викторовны и Григория Алексеевича, - ухмыльнулся: «Под елкой нашел. Дед Мороз в Новый Год подарки дарит, слыхала?» И Даша поняла, что других объяснений не услышит.
        А в хранилище было холодно. Боже, как же там было холодно! Человеком Даша чувствовала себя лишь в первые полчаса, потом, несмотря на все намотанные тряпки, начала замерзать.
        Пальцы в нитяных перчатках, которыми она пересыпала, переливала и перекладывала нужные вещества по пакетам и пластиковым контейнерам, еле шевелились. Если бы не Джек, сбежала бы из ледяного, освещенного мертвенно-белыми лампами помещения давным-давно. Но неутомимый адапт не давал отвлечься ни на секунду. Он, следуя указаниям, то подтаскивал к нужной полке стремянку, то придвигал ближе к Даше емкости с нижних полок, то теребил ее, поднимая на ноги - фасовкой реактивов девушка занималась прямо на полу, - и тащил дальше, вдоль бесконечных стеллажей.
        Навыками фасовки ловкие пальцы Джека овладели быстро. С пакетиками и тубами он управлялся не хуже самой Даши - но вот помочь ей в поисках реактивов ничем не мог, девушка быстро поняла, что адапт с трудом читает даже русские буквы, не говоря уж о химических обозначениях.
        Время от времени Джек извлекал из-под куртки термос и заставлял Дашу сделать глоток. Желудок с благодарностью втягивал согревающий напиток, организм немного оживал, и пальцы начинали шевелиться быстрее. Но под конец чай уже не помогал, Даше начало казаться, что у нее замерзли даже мозги. Двигалась она, поддерживаемая Джеком, как сомнамбула, соображала с трудом. До нее не с первого раза дошли слова адапта о том, что список Кирилла закончился.
        Когда Джек выпустил Дашу в коридор, ее уже не держали ноги. Медленно, словно сдуваемый мяч, Даша осела на корточки вдоль стены - не в силах даже обрадоваться тому, что пытка холодом прекратилась. Так и заснула бы прямо в коридоре, но Джек не позволил.
        - На спину залезай, - скомандовал он, появившись перед Дашей и усевшись на корточки. Обернулся, быстро разрезал веревки, скрепляющие одеяла, и помог девушке забраться к себе на закорки. - За шею хватайся… Приберись тут, - это было сказано Шелдону. - Чтобы вид был, как муха не садилась. И собирайся, через час выдвигаемся… Але, лапушка! Ты не дрыхнешь там? Панамку - держи крепче!
        И рванул с Дашей на спине по бункерным коридорам с такой скоростью, что задремывать девушка мгновенно перестала. Только и успевала пригибаться, когда Джек проносился под низкими притолоками, выбегая на лестницу или в боковой коридор.
        Направления он выбирал сразу и безошибочно, но Даша была настолько занята попытками уберечь голову от столкновения с потолком, что на подобные мелочи внимания не обращала. Лишь под конец стремительного путешествия поняла, что пугалась зря - Джек сам наклонялся в нужных местах, не позволяя ей дотронуться до потолка.
        На пол он ее опустил, только когда занес в комнату. Сразу по-хозяйски прошел в душевую и включил воду. Разрезал на Даше остатки веревок, помогая высвободиться из одеял.
        - Под воду горячую залезай. - Он оглянулся на панель управления. - А здесь я щас такую Африку забабахаю, что папуасы от зависти усрутся!
        Даша прошла в ванную, заперла дверь. Разделась и съежилась на корточках на дне душевой кабины. Она до того замерзла, что рука с трудом удерживала лейку душа.
        Кабина быстро наполнялась паром. Горячая вода согревала - по-настоящему, а не как глотки из термоса. Наконец-то… До чего же приятно.
        Елена Викторовна в юности ездила в путешествие на Азорские острова - до того, как все случилось, были такие в Атлантическом океане. И рассказывала про теплые водопады. Обычные водопады - это красиво, но очень холодно, потому что вода в них - с тающих ледников. А на тех волшебных островах вода берется из горячих гейзеров. И водопады теплые! Можно бесконечно сидеть под ними, любоваться природой и наслаждаться покоем и гармонией…
        Ох!.. Ну вот зачем?!.. Почему ее снова теребят?.. Куда и для чего опять нужно идти?.. Она так устала, что ни закричать, ни даже заплакать сил нет…
        - Всё, всё, - услышала Даша успокаивающее бормотание, - не брыкайся. До койки дотащу, и дрыхни на здоровье.
        В следующее мгновение она поняла, что нет вокруг никаких водопадов. И что это неугомонный Джек снова поднял ее и снова куда-то несет.
        Через несколько секунд он бережно опустил Дашу в ее же постель. Кричать и плакать было, кажется, незачем. Даша попыталась шевельнуться, но поняла, что крепко спеленута в купальную простыню.
        - Согрелась хоть? - Джек заботливо укрыл ее одеялом.
        - Да…
        - Окей. - Он, отстранившись, оглядел укутанную Дашу. Подобрал с пола обрывки веревок, искромсанные останки одеяний. - Ты все хоть помнишь? Память не отморозила? - Джек бодро улыбался, но Даша вдруг поняла, что всерьез за нее беспокоится.
        - Помню, - с трудом, на самом деле, припоминая наставления адапта, проговорила она. - Ты придешь через десять ночей. Когда все заснут, я должна открыть люк.
        - На сколько секунд?
        - На двадцать.
        - А потом?
        - Потом сразу закрыть. И если ты не придешь, открыть на следующее утро. Когда все заснут. И так делать каждое утро, до тех пор, пока ты не придешь.
        - Молодец, - похвалил Джек. - Всё, лапушка! Откисай, заслужила. - Свободной рукой он растрепал Дашины волосы.
        Погасил ночник, и в комнате наступила темнота. На секунду Даша увидела длинный, узкий прямоугольник аварийного света из коридора и стремительно мелькнувшую тень. Ни единого шороха не услышала. Шелдон был прав, Джек и впрямь умел передвигаться бесшумно.
        Ужасаться тому, что полузнакомый парень вытаскивал ее из душа, сил у Даши уже не было. И тому, что Джек проник в душевую, несмотря на запертую дверь, она не удивилась - раздобыл ведь как-то пропуск в хранилище… Она подумает об этом потом. Когда отдохнет… Даша закрыла глаза.
        Глава 14
        Бункер. 63 дня после возвращения. Даша
        Даша открыла люк так, как было условлено. Эту операцию Сергей Евгеньевич еще в незапамятные времена заставил освоить всех жителей Бункера и периодически проводил учебные тревоги, чтобы не растеряли навыки. Набирая код, Даша не раз помянула старика словами благодарности.
        Она ужасно нервничала. Отсчитала по секундомеру двадцать секунд. Закрыла люк. Выскочила из рубки в коридор и сразу увидела в конце полутемного туннеля человеческую фигуру - с рюкзаком за плечами, одетую в знакомый комбинезон. Фигура стремительно приближалась, сердце у Даши колотилось так, что схватилась за грудь. А вошедший скинул на ходу капюшон.
        И оказался не Джеком.
        - Салют, - небрежно бросила Лара.
        Она, подойдя к Даше, сбросила с плеч рюкзак. Выпростала руки из рукавов комбинезона, а рукава затолкала за ремень - наверное, все адапты, оказавшись в помещении, так делали.
        - Уф-ф, жарко! Ну чего, как тут?
        - Вы… одна? - глупо пролепетала Даша.
        Лара фыркнула:
        - Не, ты чего! Еще лошадь. Позвать?
        Даша покачала головой. Лара перестала улыбаться.
        - Але! С тобой все нормально? - Крепкие адаптские пальцы знакомо вцепились в плечо.
        - Нормально, - выдохнула Даша.
        - Точно? Падать не собираешься? Жека сказал, тебя хлебом не корми, дай завалиться.
        - Нет. - Даша заставила себя улыбнуться. - Все в порядке. Я просто не ожидала, что придете вы… ты.
        - Бывает, - согласилась Лара. - Ну, как тут? Все ровно? Не спалилась?
        - Все… ровно. - О сути Лариных вопросов Даша, как и при общении с Джеком, в основном догадывалась, многие знакомые слова звучали в непривычном контексте. - Не спалилась.
        - Окей. Ты, может, посиди маленько? А то что-то выглядишь странно.
        «Ты тоже», - чуть не вырвалось у Даши. Как раз в этот момент подумала, что Лара сейчас совсем не похожа на ту девушку, которая ей запомнилась.
        Вместе с Олегом и Любовью Леонидовной Даша дважды приходила в клинику навещать Кирилла - когда он был еще без сознания. И неизменно рядом с ним заставала адаптов, Лару и раненного Сталкера.
        Новые друзья Кирилла смотрели тогда на старых неприязненно. В светлых адапстких глазах явственно читался вопрос: «Чего приперлись?», хотя в то время Даша о существовании подобных слов не догадывалась.
        Мрачный, горбоносый Сталкер в первый визит ее напугал: за время посещения не произнес ни слова, но выглядел так, как будто был готов в любой момент вскочить и прогнать их с Олегом прочь.
        Лара такой угрюмой не казалась, но и она явно не испытывала к посетителям приязни. А в Дашу отчего-то так и впилась взглядом, рассматривая с головы до ног. Выражение на лице адаптки в процессе разглядывания менялось, с жадно-пристального на небрежно-разочарованное.
        Склонившись к Сталкеру, Лара что-то шепнула ему на ухо. Тот коротко глянул на Дашу. Досадливо дернул плечом - нашла, дескать, на кого внимание обращать. Лара кивнула. Скрестив на груди руки, встала у кровати Кирилла, будто стражница. И простояла так, зорко наблюдая за Олегом и Дашей, все мучительно долгое время, которое те провели в палате.
        Сейчас Лара вела себя совсем по-другому. Разглядывать Дашу не пыталась. Беспечно болтала, расшнуровывая рюкзак.
        - Я тут тебе притащила кое-что, чтобы на складе не мерзла. Во, гляди! Называется «термобелье». Герман говорит, до того, как все случилось, в таком в морозы ходили. - Лара встряхнула, разворачивая, бордового цвета рейтузы и фуфайку. - Это Олеська где-то выкопала, Жека сказал, тебе должно подойти.
        - Где он? - вырвалось у Даши.
        - Жека? - Лара перестала копаться в рюкзаке. - Занят шибко. Не смог прийти. А что?
        - Ничего. - Даша сглотнула. - Все в порядке.
        Адаптка помолчала.
        - Тогда одевайся, - отводя глаза, проговорила она, - раз все в порядке. Тут носки еще и кофта. Герман сказал, тоже здорово греет. - Лара извлекла из рюкзака флисовый жакет и длинные махровые носки. - Где наряжаться-то будем? Здесь? - Она заглянула в помещение, именуемое в Бункере «рубкой». - Ничего не поломаем?
        Даша невольно улыбнулась.
        - Вряд ли сумеем. Не волнуйся.
        Лара прошла в рубку. Одежду, предназначенную Даше, сложила в стопку на стол. Рюкзак поставила на пол и снова принялась вытаскивать из него какие-то вещи.
        - Олеська и мне белье нашла, - мимоходом похвасталась она, - Жека сказал, чтобы я тоже одевалась. Сказал, в обычной одежде у него через пять минут яйца зазвенели. - Лара села на стул и принялась расшнуровывать ботинки.
        Даша наблюдала за действиями адаптки с замешательством.
        - Герман сказал, чтобы белье грело, его надо прямо на голяк натягивать, - пояснила Лара. И стащила через голову футболку.
        Лифчик адаптка не носила. Даша почувствовала, что заливается краской. А Лара спокойно надела вместо футболки черную, плотно облегающую фуфайку и взялась за ремень брюк.
        - Одеваться будешь? - поднимая глаза на Дашу, начала она. - Блин! Ты чего такая красная? Хреново? - С беспокойством заглянула в лицо.
        - Нет… - Слова от неловкости еле выговаривались.
        Лара смотрела недоуменно. А потом вдруг хлопнула себя по лбу.
        - Блин! Вы ж тут все - на башку ушибленные! Ты ведь даже баб стесняешься, небось.
        Даша побагровела окончательно и ответить не смогла.
        - Не боись, я быстро, - пообещала Лара. - Штаны напялю и свалю.
        Она действительно очень быстро освободилась от нижней части комбинезона и брюк, оставшись в узких трусиках - Любовь Леонидовну удар бы хватил, если б увидела в Дашином гардеробе подобные, - и взялась за рейтузы.
        С усмешкой рассказала:
        - Бункерный тоже по первости, от всех подряд шарахался. И от пацанов, и от нас с Олеськой. Как увидит кого голышом, так и норовит усвистеть подальше! Чудной вы народ все-таки…
        Лара беспечно болтала, а Даша ею невольно залюбовалась. Обтянутая эластичным костюмом, идеальных пропорций фигура адаптки казалась выточенной из черного дерева.
        Как выглядит в термобелье она сама - Лара, переодевшись, вышла - Даша предпочла не думать. Поверх белья надела принесенный Ларой флисовый жакет и лыжный комбинезон, который отыскала в бункерных запасниках.
        По дороге к хранилищу, едва поспевая за Ларой, подумала, что с теплой одеждой перестаралась, но зато внутри сегодня чувствовала себя не в пример лучше.
        Во-первых, почти не замерзла. А во-вторых, реактивы следовало отобрать те же, что и в прошлый раз. Даша уже примерно представляла, что где находится, оставалось только подтащить стремянку.
        Лестницу Лара двигала так же легко, как Джек. И по ступенькам вверх и вниз летала с той же скоростью, разве что с тяжелыми канистрами возилась подольше.
        - Час семнадцать, - глянув на наручные часы, гордо объявила Лара, когда девушки вышли за дверь. - А Жека говорил, вы с ним два с половиной провошкались.
        - Я уже более-менее ориентируюсь, - отогревая руки под мышками, объяснила Даша, - искать не приходится.
        - Ну, второй-то раз всегда проще… Теперь - к тебе? - Лара вдруг задорно подмигнула. - Сама дойдешь? Или верхом прокатить?
        Даша смутилась.
        - Не надо…
        - Блин, да шучу! - Лара рассмеялась. - Ты все сделать-то успела?
        - Да!
        Даша действительно многое успела. И считала это маленькой победой.
        С потаенной гордостью рассказала Ларе, как придумала предложить свою помощь Григорию Алексеевичу - в лаборатории, с Кирюшиными подопытными мышами. У врача на них в последние ночи времени совсем не оставалось, Сергей Евгеньевич чувствовал себя все хуже, и подмоге Григорий Алексеевич обрадовался. А мыши внимания почти не требовали, знай себе вводи им препарат, да снимай реакции… Даша объяснила, что в свободное время будет заниматься синтезом нового удобрения. И, с оглядкой, взялась за дело, ради которого оказалась в лаборатории. Она спала по пять-шесть часов в сутки, но успела все. Приготовленные реактивы дожидались в комнате, надежно спрятанные в стенном шкафу.
        Рассказывала Даша, поначалу смущаясь - ей казалось, что Лара подумает, будто она хвастается, - но адаптка слушала с неподдельным вниманием.
        - Ну, молодец, - одобрила она, - не зря тебя бункерный хвалил… Уф-ф! Во жара. - Девушки вошли в комнату.
        - Я думала, что опять замерзну, - объяснила Даша. - Сейчас, подожди немного.
        Она перенастроила кондиционер. Разворошив одежду, принялась вытаскивать из стенного шкафа реактивы. Предложила Ларе:
        - Ты разденься, если хочешь… - и вдруг вспомнила: - Ой! А где ты спать-то будешь?
        Лара пожала плечами.
        - Могу в конуру отползти, где наши живут. А могу тут, если оставишь. Мне всего-то три часа перетоптаться.
        - Конечно. Располагайся, пожалуйста.
        Лара деловито осмотрела входную дверь.
        - Запирается… Это хорошо. Если принесет кого, я в сортир сигану. Окей?
        Даша улыбнулась.
        - Прийти может только Любовь Леонидовна - и то, если я просплю. Но ты ведь в любом случае раньше уйдешь… Ох. - Это она посмотрела на будильник. - Сейчас - два, через три часа будет только пять! Разве можно так рано на улицу выходить?
        - Мне можно, - заверила Лара, - не сгорю.
        Даша с удивлением поняла, что адаптка не шутит.
        - Закат сегодня в восемнадцать одиннадцать, - сверившись с календарем, напомнила она, - ты уверена?
        - Да.
        Даша потупилась. Кажется, опять какую-то глупость ляпнула.
        - Извини. Я знаю, вы не любите, когда не в свое дело лезут…
        - Да перестань. - Лара тоже внезапно смутилась. - Это ты не обижайся. Мы у себя-то привыкли рявкать, а у вас тут по-другому всё… - Она помолчала. - И что пялилась на тебя тогда, не обижайся.
        Даша вспыхнула. На языке вертелось: «Прости, не понимаю, о чем ты говоришь», но вдруг сообразила, что от нее вовсе не ждут тактичного лицемерия. Недоговоренностей между «своими» адапты не признавали.
        - Бункерный ведь мне поначалу - знаешь, что чесал? - непонятно продолжила Лара. - Не сам, правда, придумал, Сталкер научил… Что у него в Бункере девушка есть! Ты.
        Даша обомлела:
        - Зачем он так сказал?
        - Ну, зачем… Чтобы я к нему не лезла. Ваш Евгеньич сказал, что бункерному с девками - нельзя, моральная травма будет. А Сталкер не дурак, поди, мигом срисовал, что я на этого чудика запала. Хотя мне-то на самом деле сперва просто интересно было! Он ведь белый весь, не то что наши, и с волосами длинными. И глаза тоже… чудные. А Сталкер ему, сволочь такая - ты, говорит, скажи Ларке, что у тебя девушка есть.
        - И Кирюша сказал… про меня?
        - Ну да. А я-то, дура, повелась! Когда он мне уже реально нравиться начал, ревновала даже. Думаю - что ж там в Бункере за красавица ждет?
        Даша зарделась.
        - Это неправда. То есть, я, конечно, Кирюшу ждала, но…
        - Блин, да знаю я! Когда подстрелили, а потом бункерный ко мне в больничку пришел, просекла, что неправда. - Лара оттянула горловину футболки в сторону и вниз, открыв ключицу. - Вот сюда ранили, видишь? И в бок еще.
        Даша охнула. На темной коже четко был виден круглый след.
        - Ничего себе…
        - Да ладно, фигня. Хотя стремно было, конечно. Особенно когда потолок начал падать.
        И Даша прослушала невероятную историю о том, как на Лару с Кириллом напали Дикие. Как Лара боролась с одним из них, Кирилл пырнул мужчину ножом, а сама адаптка «снесла уроду башку».
        - В общем, если бы не бункерный, мы б с тобой сейчас не трещали, - закончила Лара. - А потом они в больничку пришли, когда я очухалась. Сталкер, бункерный и Капитан. Сталкер-то с Капитаном все по делу расспрашивали, а бункерный - ни бэ ни мэ, только глядит, не отрывается. А им ведь уходить уже сегодня… Я и думаю - чего тянуть? Когда мы с ним еще-то увидимся?.. И, как Сталкер с Капитаном вышли, тут же прилипла. Ну и поняла сразу, что нет у него никакой девушки.
        - То есть? - не поняла Даша. - Кирюша объяснил?
        Лара фыркнула.
        - Да сдались мне его байки! А то сама не разберу, умеет парень целоваться, или нет.
        Даша вспыхнула.
        - Ой, - спохватилась Лара, - ты только не говори никому! Это чтобы ты поняла, почему я тогда пялилась. Интересно было… Не обижаешься?
        - Нет, - выдавила Даша. Почувствовав, что к горлу подступает комок.
        Она невольно покосилась на зеркальную дверь стенного шкафа. Зеркало услужливо отражало их обеих, Дашу и Лару.
        Точеную фигуру адаптки. Ее полные губы, горделивый подбородок, веселые глаза. И печально нахохлившуюся Дашу. Жидкие прядки волос вдоль маленького заостренного личика, бескровную полоску губ, тени под глазами. Уродливые коленки, кажущиеся наростами на тонких, как соломинки, ногах…
        - Ты правильно тогда смотрела, - горько проговорила Даша. - Ты вон какая красивая. Не то, что я.
        Лара тоже заглянула в зеркало. Задумалась. Знакомым, как у Джека, движением почесала в затылке. Не придумав, видимо, ничего утешительного, объявила:
        - Ну и что? Инна говорит, что красота в жизни - не главное! Олеська, вон, тоже некрасивая, зато знаешь, как стреляет? Жека - и тот завидует.
        Даша почувствовала, что снова краснеет, но удержаться от вопроса не смогла:
        - А в следующий раз Джек придет? Или опять ты?
        - Не знаю, - помедлив, отозвалась Лара, - там видно будет. - На Дашу она смотрела почему-то с сочувствием.
        Дом. 52 дня после возвращения. Герман
        Первое письмо, полученное от Кирилла - спустя неделю после того, как бункерный, для правдоподобности оглушенный, был передан с рук на руки Толяну, - адапты едва не сожгли. Письмо подносили к лампе, к печке, к свечам, на несчастный лист дули, дышали и затейливо матерились, но ничего не происходило. Обещанные бункерным голубые буквы проявляться не желали.
        - Пустышка, - категорически объявил Герман, отбирая у адаптов лист.
        Они тогда здорово приуныли. Не раз потом приходили к Герману с безумными планами вызволения Кирилла - мысли эти, вопреки надеждам командира, не покидали ребят ни на минуту.
        Сам он, к тому времени уже окончательно убедившийся, что к бункерному ребята привязались всерьез и теперь с командира с живого не слезут, устал на них рявкать. И тоже снова и снова прокручивал в голове, что можно сделать - каждый раз понимая, насколько идеи опасны и неосуществимы. Зато со следующим письмом из Вязников прискакала сама Марина, возбужденная и запыхавшаяся.
        - Есть! - едва влетев во двор, крикнула она. - Видно буквы!
        В письме, растянутом на два листа - один без тайного наполнения, для передачи в Бункер, а другой с проявившимися после нагрева голубыми строчками - наличествовало единственное емкое предисловие: «Оружейные склады!» - и содержался список химических реактивов, название и количество.
        Больше Кирилл - очевидно, из соображений безопасности и экономии места, - ничего не написал. Хотя большего, в общем-то, и не требовалось - Герман, ознакомившись со списком, присвистнул. Специалистом-взрывником он не был, но, как любой пацан, в свое время весьма интересовался, чего бы такого с чем смешать, чтобы всем врагам прокашляться. И легко сообразил, зачем могли понадобиться Кириллу такие составляющие, как нитроглицерин и аммиак, в сочетании со словами «оружейные склады».
        - Бункерный-то ваш, по ходу, теракт готовит, - оглядев притихших адаптов, бросил он. - Бен Ладан недоделанный.
        Ребята переглянулись:
        - Кто?
        Герман досадливо вздохнул. Он был уверен, что о знаменитом воине Аллаха подопечным рассказывал. Но если, к примеру, запутанное генеалогическое древо персонажей саги о Звездных войнах адапты знали наизусть, то с реальными историческими личностями дело обстояло хуже.
        - Террорист такой был, - еще раз объяснил Герман, - взрывы устраивал.
        - Ну, так и флаг ему в руки, - имея в виду, очевидно, Кирилла, выразил общее мнение Рэд. - Пусть готовит на здоровье. По-другому, значит, выбраться не сможет.
        - И пусть хоть половину владимирских перебьет, если не то намутит? - возмутился Герман. - Так, что ли?
        Лара насупилась:
        - Никого он не перебьет! Бункерный не такой. Он поначалу даже Диких жалел - скажи, народ?
        И Герману рассказали про взрыв в Набережных Челнах. Слухи о нем докатились до командира давно, но о том, кто являлся мозговым центром операции, узнал только сейчас.
        Н-да… А пацан-то и впрямь молодец. О том, что охрану возле оружейных складов параноик-Толян не держит, Герман знал, разведка докладывала. Людям Толян не доверял, установил на дверях и внутри хитрую систему сигнализации - с кодами, ведомыми только ему. Кирилл об этом, очевидно, тоже узнал.
        Люди при взрыве не погибнут - разве что случайно, кто-то, оказавшийся рядом - об этом парень, если он действительно таков, каким его описывают ребята, вероятно, подумал в первую очередь. А уж в какое тихое, благостное создание превратится Толян, лишившись главного козыря, Герман и думать боялся, чтобы не сглазить. Если бы Кириллу удалось осуществить задуманное, это в корне поменяло бы расстановку сил во всей Цепи, Герман о подобном и мечтать не смел…
        - Ладно, - решил он. - Завтра в Бункер поеду. Попробую придумать, как реактивы выцепить.
        Адапты переглянулись.
        - Прямо сам поедешь? - уточнил Рэд.
        - А что? Думаешь, дорогу не найду?
        - До Бункера - найдешь. А дальше что?
        - Дальше попробую с Григорием договориться. Бункерный ваш пишет, что он может помочь.
        Письмо Кирилла заканчивалось словами: «Пропуски в хранилище есть у Сергея Евгеньевича, Вадима Александровича, Елены Викторовны и Григория Алексеевича. Ориентироваться в хранилище могут помочь Григорий Алексеевич или Даша. В Дашке я уверен. Григорий Алексеевич - не знаю».
        - Он пишет - «не знаю», - напомнил Рэд. А если откажет доктор? Если Ваде тебя сдаст?
        - Не сдаст.
        - Точно?
        Герман задумался.
        Гриша - хороший человек. Но как поведет себя, оказавшись перед выбором - помочь им с Кириллом или поступить «правильно», доложив о происходящем Вадиму, - предсказать с уверенностью Герман не мог.
        Военный все-таки, черт его знает, что в башку ударит по части «нарушения дисциплины»…
        Рэд сомнения командира уловил. Напомнил:
        - Тут наверняка надо действовать. Спалишься, так второго шанса не будет… Пусть лучше Жека идет. Он-то точно почует, можно доктору доверять или нет. Тем более, что бункерный еще про девку пишет - если с доктором не срастется.
        - Девка - это хорошо, - обрадовался Джек, - это я могу!
        Герман обреченно вздохнул.
        Любвеобильность питомца аукалась ему не раз и не десять, из соседей только ленивый с тех пор, как смазливый негодник вступил в пубертат - а созревали адапты рано, по наблюдениям Германа, строение и физиологию взрослых людей обретали уже годам к тринадцати, - не докладывал об очередном сеансе обольщения. Из пролитых по ветреному красавцу слез могла бы составиться небольшая речка. Герман поначалу злился, потом рукой махнул.
        «Не хотела бы - так не дала бы, - привык он рявкать в ответ на жалобы соседей. - Никого ж не насиловал! Так или нет?» И жалобщики грустно смолкали, поскольку возразить было нечего.
        - Ты там смотри у меня, - пригрозил Джеку Герман. - Метлой мети, сколько влезет, а хрен чтоб на привязи держал! Эта принцесса тебе - небось, не Дунька с мыльного завода… И вообще, сперва Григория прощупай. Может, с ним срастется.
        - Есть, - ухмыльнувшись, козырнул Джек.
        Вернувшись из Бункера, доложил, что «с доктором каши не сваришь».
        - Молодой был - орел был, - пояснил он. - А сейчас закис хуже плесени, шибко осторожный. Пропалит он нас, к бабке не ходи.
        - А девчонка?
        - Вот она - что надо. - Джек предъявил наполненный реактивами рюкзак. - Правильно бункерный сказал. Дохлая - не понять, в чем душа держится, но молодец. Сперва-то заочковала, я уж давить не стал. А потом сама прискакала. Днем, когда ихние заснули все.
        Герман хмурился. Он все-таки больше рассчитывал на помощь Григория.
        - В следующий раз пусть Лара в Бункер идет, - распорядился он. - Если эта барышня на одни твои прекрасные глаза повелась, в другой раз и взбрыкнуть может. Бабы - народ непостоянный.
        Глава 15
        Дом. 64 дня после возвращения. Лара
        - Ты тут? - Лара заглянула к Джеку в комнату. - Вернулся?
        - Не, еще в завалах, - отозвались из-за дверцы шкафа. - Завтра приходи.
        - Да ну тебя.
        Лара, войдя, потрогала печку - горячая, хоть сегодня не поленился протопить. Открыла дверцу, сгребла в горку дотлевающие угли. Села на Люкову кровать - та стояла напротив печки, Люк любил тепло.
        Почти половину комнаты занимали спортивные маты у дальней стены. Между полом и потолком висела боксерская груша. Стены были украшены выцветшими постерами, над каждой из трех кроватей - своя, любовно подобранная коллекция.
        Раньше они жили тут втроем: Джек, Люк и Гарри. Боролись на матах, молотили по груше, развешивали постеры. Зимой препирались, кому идти за дровами и топить печку. Одежду аккуратист Гарри складывал в шкаф, а Джек с Люком наваливали на спинки кроватей, доводя тем самым Гарри до белого каления. Примерно раз в месяц лучнику удавалось заставить друзей разобрать барахло, после чего вороха на спинках начинали накапливаться заново.
        Теперь Жека остался в комнате один. Никого к себе не приглашал и сам ни к кому в соседи не напрашивался.
        Лара посмотрела на спинку его кровати - пусто. Вещи Жека убрал.
        «Наверное, все мы такие, - мелькнула дурная мысль, - если вдруг Олеська…» Лара зажмурилась и помотала головой. Нельзя про такое думать, беду накаркаешь.
        Окликнула:
        - Одевайся, я не смотрю.
        - А то не видала ты там чего-то. - На дверце шкафа повисло полотенце, босые ступни, выглядывающие из-под дверцы, перетоптались - Джек одевался.
        Вышел, в джинсах и малиновой футболке с силуэтом извивающейся стриптизерши на груди.
        Лара покосилась на собственный ярко-желтый халатик с плюшевыми кошачьими ушками на капюшоне. После опостылевшего камуфляжа каждый из «бойцов» отрывался по-своему.
        - Ну что, как в Бункере?
        - Нормально.
        - Карточка сработала?
        - Как родная.
        - Уф-ф, - выдохнул Джек. - Я боялся, хватится лохматая - замок перенастроят, от греха. - Уселся на Люкову кровать рядом с Ларой, стулья в комнате не держали за ненадобностью. - Но, видать, решила, что сама где-то прощелкала… А девка как? Все приготовила?
        - Приготовила. Привет тебе от нее.
        - Во, счастье-то привалило!.. Гостинцы бункерному кто повез? Сталкер?
        - Угу.
        Лара помолчала. Погрустнела.
        - Маринкины ребята говорят, бункерного у Толяна бьют. И я тоже чувствую, что хреново ему.
        - Толяну всё отольется, - глядя перед собой, холодно пообещал Джек. - Олеська говорит, надо этого гада на солнце выкинуть, а я бы пристрелил. Посмотреть хочу, как черепушка его поганая разлетится.
        Из Владимира пленники попытались бежать. Попытка провалилась, и Гарри Толян сжег. Покрытый волдырями труп бросил в ту же камеру, где держал Джека и Олесю. Не убирал до тех пор, пока обоих не начало выворачивать от смрада.
        Олеся, вернувшись из плена, разговаривать перестала вовсе. Сутки напролет проводила на стрельбище, всаживая в мишени пулю за пулей. В конюшню, ухаживать за лошадьми - этого никто в поселке лучше нее не умел - уходила, лишь подчиняясь приказу Германа. А при первой возможности снова возвращалась на полигон.
        Джек не изменился. Вроде бы. Ржал и балагурил по-прежнему. Только иногда подвисал, глядя перед собой - и тогда в глазах у него плескалось такое, что Ларе становилось страшно.
        - Я до сих пор не понимаю, - горько проговорила она. - Неужели нельзя было с Евгеньичем договориться, чтобы бункерного Толяну не отдавать? Чтобы вас на лекарства обменять, на батареи для генераторов? Да мало ли, на что?
        Джек покачал головой:
        - Нельзя было. Толяну, падле, башню совсем сорвало. Для себя ему и лекарств и энергии хватает, а на поселок плевать. Жить хочет. Чем больше стареет, тем сильнее хочет. А в башке засело, еще с того раза, что бункерный чудо сотворить может! Он ни на что другое меняться не стал бы - потому Герман и тогда Евгеньичу ничего не сказал, и сейчас молчит.
        - Сейчас в Бункере уже и не Евгеньич главный, - напомнила Лара. - Евгеньич плохой совсем, мне девка рассказывала.
        - Угу. А Вадя - козел! И вообще, мерзко у них там. Вранья много.
        - Кто бы говорил.
        - Я не так вру. - Джек помолчал. - А Вадя - жаба надутая. «Вакцина», «теория», «спасение расы», - передразнил он. - Брехня это! По херу ему все, кого спасать собрался. Если от чего и тащится, так сам от себя. Какой он крутой и как всех облагодетельствует. Как все за ним бегать будут и в рот заглядывать, памятник золотой поставят. «С вакциной мы шагнем в новую эру, - Джек, очень похоже на Вадима, задрал подбородок и поправил несуществующие очки, - Кирюша мне нужен, чтобы продолжать разработки, вместе мы спасем человечество»… Срать он хотел на человечество! И на Кирюшу тоже. Злится только, что бункерный свою линию гнет, вместо того, чтобы ему подмахивать. И, ты думаешь, он эту вакцину, когда изобретет, всем подряд раздавать будет? Хрен там! Они у себя в Бункере новых людей будут выращивать. Из пробирки.
        Лара обомлела:
        - Как это?
        - Не знаю, но, видать, способ есть. Тем, кто родится, мозги будут мерить. Умных, как бункерный, у себя оставлять, а таких, как мы с тобой - наверх выпихивать, чтобы пахали.
        - С чего ты взял?
        - Слыхал, как они с лохматой терли. Я пропуск в хранилище искал - решил лабораторию обшарить, девка сказала, что чаще всего там зависают. По клинике-то полазить не сумел, на минуту один не оставался - то медсестра, то доктор рядом отсвечивали. И в комнате у доктора тоже ни фига не нашел, он туда, по ходу, только спать приползает. Я и двинул в лабораторию - после восьми у них, вроде, все разбегаться должны. Дверь дернул - не заперто, внутри тихо. Зашел - а Вадя с лохматой, оказывается, там! Ну, то есть, не прямо там, а в следующей комнате, треплются сидят. Дверь открыта, слышно хорошо. Меня, вроде, не видать. Я и давай по столам лазать, а заодно их послушал.
        - Псих! - решила Лара. - А если бы спалился?
        - Не спалился бы. Они ж не как мы - встали да пошли. Сперва обсудят десять раз: «Не пора ли уходить?» За это время дохлый оживет да смотается.
        - Но пропуск ты не нашел?
        - Не-а. Пропуск потом у лохматой вытащил.
        - Как?
        Джек подмигнул:
        - От изнасилования спас. Вот и подарила.
        У Лары округлились глаза.
        - Спас?! От изнасилования?!
        - Угу. Уговорил.
        - Ох, трепло… - Лара помолчала. - У них Евгеньич - хороший. Не как Вадя, и не как эта баба противная.
        Джек покачал головой:
        - Хороший-то хороший, да только недолго ему осталось. И главные сейчас в Бункере - Вадя с лохматой. Еще хуже него стерва! Девчонке мозги наизнанку вывихнула, чтоб от нас подальше держалась. А сама…
        - Что - сама?
        - Ничего.
        Джек вдруг спрыгнул с кровати, подошел к окну. Распахнул раму, покрутил рычаг, поднимающий затворку на ставне. Закурил. Лара покосилась на часы.
        - Не сгорю, - успокоил он, - проверено.
        - А доктор? - вспомнила Лара. - Его ведь тоже все слушаются?
        - Доктор - нормальный… - Джек выдохнул дым. - В молодости был. А сейчас ему все по фигу. Как сказать… Уже решил для себя, что сдохнет в Бункере, понимаешь? Вот, сколько проживет, столько проживет, а больше ему не надо. Он, как будто, уже помер, вместе с женой своей. Что ему Вадя скажет, то и делает. С ним про бункерного откровенничать - себе дороже б вышло, это я четко срисовал.
        Лара вздохнула.
        - Девку жалко.
        - Угу. Одна она там нормальная… Не ревела хоть?
        - Нет. - Лара улыбнулась. - Хотя мне - не больно обрадовалась. Тебя ждала.
        - От тоже, удивила! Меня в каждом поселке ждут.
        Лара пошарила по полу и запустила в Джека тапком. Тот поймал снаряд на лету, положил на подоконник.
        - Ты там поаккуратнее с ней, - помолчав, попросила Лара. - Такая ведь, если врежется, так на всю жизнь.
        Джек хмыкнул.
        - Сказала, блин. Как она может врезаться, когда знать не знает, что с парнем делать?.. У нее даже звук другой, не как у нормальных девчонок. Журчит себе, что твой ручеек, ни то, ни сё. Член увидит - небось, в обморок упадет… Тьфу.
        - А по-твоему, только для этого влюбляются? - возмутилась Лара. - Только чтобы трахаться?!
        - Дак, я б не возражал, кабы только для этого… - Джек увернулся от второго тапка. - Ладно, не дуйся.
        Подошел, сел перед Ларой на корточки.
        - Не слышу, думаешь, как ты по бункерному страдаешь? - Потормошил Лару за коленку. - Не кисни. Насмерть не забьют, он Толяну живой нужен. Прорвемся! Главное, чтобы девчонка не спалилась.
        - Слушай, - вспомнила Лара, - я давно спросить хотела. Вот, то, как ты людей слышишь… Оно случайно не стало… ну, сильнее, что ли? Раньше ты так с ходу не сек, кто по ком страдает.
        - Стало… Погоди! У тебя тоже?
        - Ну да. Я бункерного очень хорошо чувствую. Про Сталкера сразу поняла, что повязку снимать пора, хотя даже не прикасалась. И вообще…
        - А отчего это?
        - Да почем я знаю. - Лара вздохнула. - Взрослеем, наверное.
        - А с Олеськой - так же?
        - Я с ней не разговаривала. Она такая сейчас… Не до вопросов. Как будто болеет тяжело, только я это лечить не умею.
        - Я умею.
        Лара изумленно вскинула брови.
        - Ну, не лечить, - поправился Джек, - не то брякнул… Не знаю, как сказать. Просто подходил к Олеське недавно, она на полигоне была. Сидит на земле, смотрит не пойми куда. Звук идет - хоть вешайся, такая безнадега. Я рядом сел, обнял. И звук этот… вот, не знаю, что я с ним сделал! На себя перетянул, что ли?.. Не объяснить. Но услышал потом, что Олеське полегче стало.
        - Это вчера было?
        - Угу. Откуда знаешь?
        - Почувствовала, что ей легче… А ты ужинать не приходил! Я заглянула - спишь.
        - Ну да, сплющило маленько.
        - Балбес, - рассердилась Лара. - Оттого, видать, и сплющило! А сам вечером еще в завал потащился!
        - Да к вечеру отпустило уже.
        - «Отпустило»!.. Сиди, я тебе сейчас отвар приготовлю. И чтоб всё до капли выпил, ясно?
        Сентенцию о том, что самогон помог бы гораздо лучше, Лара проигнорировала.
        Владимир. 150 дней после возвращения. Кирилл
        - А может, я все-таки останусь?
        Стелла, уже одетая для улицы, жалась к Кириллу. Уходить было страшно. Она никогда раньше не покидала поселок.
        - Нет. Пожалуйста, иди. Не теряй времени, за мной вот-вот явятся… Ты все помнишь? Куда идти, что говорить?
        - В Вязники… Там Марина. Сказать, что я от бункерного. И ждать.
        - Умница. Иди.
        - А ты? - Стелла всхлипнула.
        - Стелл. Ну, сколько раз уже обсуждали… Все со мной нормально будет. - Кирилл мягко отстранил девушку от себя. - Давай, соберись. Тебе еще с этими уродами разговаривать.
        - Ни пуха ни пера, - пробормотала Стелла. И быстро, чтобы больше уже не оглядываться, вышла из комнаты.
        Кирилл, застыв за входной дверью, напряженно прислушивался к ее перебранке с охранниками.
        «…Приспичило умнику кофе - и бери, где хочешь, хоть рожай! А у меня не готово ничего, я на базу потом собиралась. На хрена только вы его приволокли…».
        Кирилл переживал, что Толян мог дать команду не выпускать из дома даже Стеллу… Уф-ф. Пронесло. Вышла.
        По словам Тохи, со стороны Вязников поселок охранялся «чисто для виду», и покинуть его можно было беспрепятственно. Мало у кого могло возникнуть желание бросить налаженную, относительно сытную жизнь здесь ради борьбы за выживание в полуголодных Вязниках. Стелла - девушка сильная и неглупая. Должна добраться.
        Кирилл прошел на кухню, сел за стол.
        Как же тянется время, когда чего-то ждешь! Особенно когда ждешь плохого.
        И страшно. Пока готовился, было не страшно. Рядом с Тохой, со Стеллой, Кирилл казался себе крутым и очень умным. А сейчас, когда их нет рядом, вдруг отчетливо, до сосания под ложечкой, стало ясно, какая авантюра - все то, что он придумал. И сколько разных «если» должны сойтись для того, чтобы безумный план сработал.
        Если не подведут Стеллины подруги из гарема. Если Тоха все успел. Если Толян со злости Кирилла не пристрелит - сразу, без всяких разборок. А еще - если соратники не сдадут своего вожака.
        Стеллу могут перехватить по дороге, припугнуть пытками, и девушка вряд ли выдержит. Тоха… Тоха его однажды уже предавал. Сделать здесь хоть что-то, не доверившись казанскому, было невозможно: свободно передвигавшийся по поселку Тоха стал ногами, руками и глазами Кирилла. Но сближаться с ним - даже просто, хотя бы раз, поговорить по душам - Кирилл себе не позволял. При попытках Тохи сделать это холодно отстранялся.
        Он пытался убедить себя в том, что готов к самому худшему. Что дешево свою жизнь не отдаст и калечить себя не позволит… Но как же было страшно. Кирилл поймал себя на том, что ловит каждый звук, доносящийся с улицы, и изгрыз уже два ногтя на руке.
        Надо успокоиться. Ты мужик, или крючок поросячий? - вспомнил он любимое присловье Рэда. Уймись! Прекрати дрожать. Все, что можно было успеть, успел. Все, что можно было проверить, проверил. Теперь уж чему быть, того не миновать.
        Он не будет больше думать о том, что сейчас произойдет. Лучше подумает о Ларе… Столько раз гнал от себя мысли о ней, но теперь-то можно. Доживет ли до утра - неизвестно, так хоть повспоминать, пока никто не мешает.
        Лара…
        Стелла.
        Лара - где-то далеко, будто в другой галактике. А Стелла - вот она, рядом. Не надо было… с ней. Неправильно это. Подло.
        Пьяный он был, конечно, но все-таки не настолько, чтобы совсем уж не соображать. Тоха тогда странное какое-то пойло приволок, сказал, что в завале выкопал.
        Владимир. Ранее. 89 дней после возвращения. Кирилл
        - «Bombay Sapphire», - прочитал на этикетке Кирилл. - «Dry Gin»… Ну, джин - это точно алкоголь. Только непонятно, почему сухой.
        - Да где ж сухой? - Тоха встряхнул бутылку с голубой жидкостью. - Нормальный, не высох! А что бухло, так это я сердцем почуял.
        Пахла странная жидкость почему-то хвоей. И пилась приятнее, чем самогон - Кириллова злость на весь мир, по мере опрокидывания рюмок, затухала, не так давила.
        Злость и раздражение его в последнее время не покидали. С трудом сдерживался, чтобы не кидаться на приставленных охранников. А также на подопытных «придурков», на Толяна, и даже на Стеллу с Тохой…
        Ведь, ладно бы приходилось только Толяну врать, это еще полбеды. Сильнее всего угнетало то, что Кирилл до сих пор понятия не имел, удается ли опыт.
        Каждую ночь он всматривался в свое отражение в зеркале - вроде, кожа темнее стала. И глаза светлее, вроде… А может, ему только так кажется. Два месяца тут торчит и ни хрена не знает! Ни в составе крови, ни в температуре тела - никаких изменений. Фиг поймешь, действует ли порошок или это подсознание обманывает, выдает желаемое за действительное.
        Кириллу часто снилось, как он выходит за ворота поселка и идет в горизонт, навстречу светлеющему небу.
        Глаза во сне ничем не прикрыты - хотя уж так-то ходить точно нельзя, об этом еще подумать надо. Кирилл, забегая вперед, уже прикидывал, что обычными очками не обойтись, кожа вокруг глаз нежная, нужно будет что-то вроде тех, в которых через болото шли, использовать.
        Он и про состав для покрытия стекол думал. И про новую пропитку для комбезов. Сейчас ведь как: порвался комбез - считай, боец на несколько часов потерян. Дыры латать - та еще морока, ну и стопроцентной защиты починенный комбинезон уже не дает. А если пропитку, к примеру, распылять по матерчатой основе?.. Сейчас комбезы служат на открытом солнце недолго именно из-за невозможности сделать защитный слой более толстым и тем самым сковывающим движения. А если бог с ней, с толщиной - ну, неудобно, так притерпеться можно, адапты ребята крепкие. А пропитка пускай постепенно, под солнечными лучами, выгорает?.. Истончается - но в течение трех-четырех часов, а в идеале дольше?.. Выгорел защитный слой - взял баллон, обработал комбез заново. А если «звездочка» прилетит, или пулей стукнет - поставил обычную заплату, сверху пропитку распылил - и готово! В Бункере до такого не додумались, потому что комбезы почти не использовали. Как и приборы ночного видения - их, по-хорошему, тоже допилить бы. Не говоря уж о генераторах - столько энергии вокруг разлито, что дух захватывает, а мы жалкие крохи подбираем и ноем,
что не хватает!.. Да куча всего полезного пылилось у Кирилла в черновиках.
        А солнце во сне принимало почему-то облик дразнящейся девушки. Лица ее Кирилл не видел, оно пряталось в россыпи волос. Девушка смеялась, кружилась в танце, вокруг гибкой фигурки развевались длинные одежды.
        «Тебе до меня не добраться! Ты заперт, ты не вырвешься!»
        Кирилл пытался ускорить шаг, но ноги вязли, словно в болоте.
        … «Бункерный, а что значит „Аврора“?..»
        «Богиня утренней зари…»
        Подумаешь, богиня нашлась! Тебя даже в древности не боялись. Кирилл этого не произносил, но девушка будто бы знала, о чем он думает - заливалась смехом, и сон обрывался.
        В общем, Тоха с этим своим сапфиром удачно зашел. После очередного посещения лаборатории Толяном Кириллу выть хотелось.
        Джин закончился быстро, а перейти на самогон не позволила Стелла, Тоху выставила.
        Кирилл казанского не провожал. Сидел, тупо воткнувшись в монитор и щелкая мышью. Слушал негромкую перебранку в коридоре: «Вали, кому сказала! Ему на работу вставать рано».
        Щелкнул дверной замок. Стелла вернулась.
        - Спать-то идешь?
        - Не сейчас. Попозже.
        - Ох, горе мое…
        Стелла села рядом с Кириллом, облокотилась на стол. Тоже уставилась в монитор - нравилось ей на экран смотреть, хоть и не понимала ничего.
        Усаживаясь, коснулась Кирилла коленкой. Нечаянно, фокусы свои давно бросила - и, может, поэтому так остро отозвалось. Кирилл повернулся к ней.
        Девушка. Рядом. Красивая… Нахлынуло воспоминание - богиня Аврора из сна. Взгляд заскользил по Стеллиной фигуре.
        Стелла покраснела, но глаза не отвела. Наоборот, подалась навстречу. Погладила Кирилла по щеке.
        Руку он поймал. Потянул Стеллу к себе, потом опомнился.
        - Прости.
        Резко встал, опрокинув табурет. Вышел.
        Долго стоял в душе, понимая, что надо бы протрезветь. Когда вода полилась совсем холодная, вылез, вытерся и быстро прошел в спальню.
        А скоро почувствовал, что Стелла обняла его и прижалась к спине. Одежды на ней не было, это Кирилл каждой клеткой почувствовал.
        - Стелл… Не надо. - Он отодвинулся.
        И услышал горькое:
        - Потому что шлюха, да?
        - Не смей так говорить! - Кирилл резко обернулся. - Ты это не выбирала.
        - А почему тогда? - Стелла едва не ревела. - Что со мной не так?
        - Все с тобой нормально. Это со мной не так.
        Кирилл сел. С прорвавшимся отчаянием прошептал:
        - Я и без того живу так, как велят, понимаешь? Дома Вадим работать не давал, все требовал вакциной заниматься, а здесь я - вовсе на поводке. Ем, сплю, работаю, даже в туалет хожу - когда Толян позволяет! Еще трахаться не хватало по его воле. Чтобы охранники на прослушке ржали, да слюни роняли… Нет уж. Обойдутся.
        Стелла с облегчением рассмеялась:
        - Господи, дурак.
        Придвинулась снова, обняла. Зашептала на ухо:
        - Это не Толян так решил. Это я хочу, чтобы тебе хорошо было! Не ублюдку какому-то, а тебе. В первый раз в жизни этого хочу. Понимаешь?
        Чтобы кровать не скрипела и прослушка ни о чем не догадалась, матрас они стащили на пол…
        Запуталось все. И как выбираться - непонятно.
        Ладно, одернул себя Кирилл. Ты сперва хотя бы до утра доживи. И хотя бы из этой клетки выберись.
        В двери заскрежетал ключ. Кирилл выпрямился. За ним пришли.
        Глава 16
        Владимир. 150 дней после возвращения. Кирилл
        Пришедшие не задавали Кириллу вопросов. И даже, как ни странно, не били. Просто сшибли с ног, обыскали - все, что нашли в карманах, сложили в пакет - и, связав сзади руки, погнали к Толяну.
        Помещение, в которое привели Кирилла, диктатор гордо именовал «приемной». Кирилл читал в какой-то статье, что невысокие люди любят все большое, сублимируют таким образом недостаток роста. Низкорослый и щуплый, как тринадцатилетний мальчик, Толян являл собой идеальное воплощение этой теории - в приемной было огромным всё.
        Тяжеловесный стол размером с футбольное поле. Монитор на нем - дюймов двадцать, не меньше. Крутящееся кожаное кресло для хозяина, в котором легко разместились бы еще двое. Длинный журнальный столик с бегемотами-креслами по бокам. Едва ли не всю противоположную стену занимала видеопанель. Показывала она всегда одно и то же - музыкальные клипы с томными красотками, а еще одну стену занимал «бар», Толянова гордость: многочисленные полки за раздвижными стеклянными дверцами, уставленные красивыми бутылками.
        Кириллу уже доводилось здесь бывать. За низким столиком, под совместное распитие содержимого бутылок, Толян не раз пытался его разговорить. Экзекуции Лысый проводил здесь же. Места в приемной хватало.
        Сейчас Толян восседал за столом торжественно, как на троне. А в одно из бегемотов-кресел забился перепуганный, средних лет, мужчина. Кириллу он показался знакомым.
        Побелевшими пальцами мужчина вцепился в подлокотники и смотрел на экран - чтобы не смотреть на Лысого, понял Кирилл. Верный палач Толяна с равнодушным видом стоял под видеопанелью. А на полу у его ног скорчился избитый Тоха.
        Кирилл внутренне содрогнулся. Оставалось уповать лишь на то, что у Тохи достало мужества не проговориться. И на то, что Лысый не успел сильно его изувечить.
        Кирилл постарался придать себе удивленный вид:
        - Казанский! Ты чего натворил?!
        Тоха шевельнулся.
        - Лежать! - Лысый наступил ему на спину.
        Ну, хотя бы в сознании. И руки не связаны, это хорошо. О том, что простреленное когда-то Джеком плечо у Тохи так до конца и не разработалось, во Владимире знали и серьезным противником, очевидно, не сочли.
        Кирилл перевел изумленный взгляд на Толяна:
        - Хозяин? Что происходит?
        - А это щас ты мне расскажешь, - расплываясь в людоедской улыбке, пообещал Толян. - Во всех, бляха, подробностях! Как ты мне тут четвертый месяц по ушам ездишь, зяблик бункерный!
        - Я не понимаю…
        - Ах, не понимаешь! Сейчас, бляха, поймешь. Ты!.. Как тебя? - Толян обращался к мужчине в кресле. Тот еще сильнее сжался. - А ну, повтори - что там у него в стекляшках?
        - Раствор глюкозы с витаминами, - пробормотал мужчина.
        - Похоже оно на лекарство?
        - Ни в коей мере…
        - Слыхал?! - Толян приподнялся в кресле. Выше ростом он от этого не стал, и угрожающая поза смотрелась карикатурно. - Ни в коей, бляха, мере!
        Кирилл принял оскорбленный вид. Повернулся к мужчине.
        - Кто вы такой? И что именно вы исследовали?
        Толян кивнул одному из тех двоих, что привели Кирилла сюда.
        Его ударили раньше, чем успел подумать, что сейчас ударят. В глазах потемнело.
        Больше бить не позволю, - хватая ртом воздух, подумал Кирилл, - хватит.
        - Стелка где? - осведомился у сопровождающих Толян. - Чего не притащили?
        - Дак, на базу пошла. За продуктами.
        Толян выругался.
        - Как вернется - сразу сюда!
        - Понял, босс. - Лысый кивнул одному из охранников.
        Тот вышел. Но вместо него тут же прошел в приемную и замер за спиной у Кирилла другой.
        - Сперва я Стеллке сиськи отрежу, - глядя на Кирилла, пообещал Толян, - и на солнышко выкину! А тебя, падлу, смотреть заставлю. Потом этого, - небрежный кивок на Тоху, - изуродую так, что жить не захочет. А потом за тебя примусь, и тут уж весь поселок любоваться сгоню! Чтобы каждую тварь проняло до самых печенок. Чтоб запомнили, гады, каково это - мне му-му крутить! Понял, гнида бункерная?!
        - Понял.
        Кирилл наконец отдышался и сумел выпрямиться. Сейчас - или никогда. Пока его снова не начали бить.
        - Как вас зовут? - справившись с дыханием, спросил у мужчины.
        - Алек… - тот от неожиданности запнулся. - Алексей. Мы с тобой знакомы, я из Нижнего. Работал в лаборатории у Ильи.
        Вот оно что.
        - Лучше бы вам было там и оставаться.
        - Молчать, су… - начал было Толян, но Кирилл перебил.
        - Ложитесь на пол, Алексей, - посоветовал он. И крикнул: - Аврора!
        Слово прозвучало неожиданно, и Толян не успел отреагировать. А его подчиненные без команды даже в туалет не ходили - поэтому Кирилл беспрепятственно, высоко, как только мог, подпрыгнул на месте. И изо всех сил топнул правым ботинком.
        Его, конечно, обыскивали. Но разглядывать подошвы охранникам в голову не пришло.
        Детонатор сработал, как надо, стеклянный бар разлетелся вдребезги. Один из осколков вонзился Лысому в глаз - палач истошно, громче взрыва, заорал, схватившись за лицо и оседая на пол.
        Вскочивший на ноги Тоха - пароль «Аврора» предназначался ему - выхватил у окривевшего Лысого из кобуры пистолет. Кирилл, одним прыжком оказавшийся за креслом - бестолковый Алексей к предупреждению не прислушался и сейчас причитал, держась руками за окровавленное лицо - успел позавидовать Тохе, когда тот выстрелил Лысому в лоб.
        Кто-то из охранников, очнувшись, принялся палить, но ни в Тоху, ни в Кирилла не попал. Только свесилась с кресла, неестественно вывернувшись, испачканная в крови рука Алексея.
        Тоха метнулся к Кириллу, за кресло. Дважды выстрелил, усмиряя нападающих.
        - Как ты? - Кирилл отчаянно пытался перетереть скотч на руках об осколок стекла.
        - Нормально.
        В приемную вломились еще двое охранников - и откуда только берутся?! - кресло-бегемот вздрагивало от выстрелов, но пока держалось.
        - Толян! - громко позвал Кирилл. - Хочешь, фокус покажу?
        В ответ заматерились, призывая охрану «изничтожить гниду».
        - Н-на! - выкрикнул Кирилл.
        И, вложив в удар всю скопившуюся злость, треснул о стену вторым ботинком.
        Выстрелы, как по команде, прекратились, и в наступившей тишине отчетливо прогремел дальний взрыв.
        От обиталища Толяна до оружейного склада было больше трехсот метров, но стены дома содрогнулись, а из окон посыпались стекла.
        - Ы-ы-ы!!! - взвыл Толян. - Су-у-ука!!!!!
        Он понял.
        - Если не хочешь, чтобы я остальные склады взорвал, - крикнул Кирилл, - мухой - ко мне! И не палить больше!
        Подозрительный Толян, опасаясь диверсии, запасы оружия распределил по трем складам. Кирилл взорвал самый большой, но два других у диктатора еще оставались.
        Толян выбрался из-за стола.
        - Не стрелять! - рявкнул на охранников.
        Кирилл как раз сумел разодрать скотч на руках и забрал у Тохи пистолет. Поймал шею Толяна в локтевой захват. Приказал охранникам:
        - Лошадей к дверям! - и, для убедительности, толкнул диктатора пистолетом в висок.
        - Выполнять, - буркнул тот.
        Испуганным, на что Кирилл сильно рассчитывал, он, увы, не выглядел.
        ***
        Выйдя из дома Толяна, Кирилл понял, что в освещении улица не нуждается. Склад вдали полыхал так, что можно было газеты читать.
        - Пожар устроил, падла! - истерично взвизгнул Толян. - Гля, что наделал! Сейчас ведь соседние дома запылают, люди погибнут! Невинные!
        - Не погибнут, - пообещал Кирилл, - если твои бойцы пожар тушить побегут, а не тебя выручать.
        К дому Толяна со всех сторон спешили парни в камуфляже. Кирилл встряхнул диктатора.
        - Уйми бойцов! Ну? А то через секунду второй твой схрон на воздух взлетит.
        Толян с ненавистью зыркнул на Кирилла. Но послушно скомандовал:
        - Парни! Диверсия! Бегом туда - соседние дома отливать! Пока по городу пожар не попер.
        «Парни», с изумлением глядя на Кирилла, отбить Толяна, слава богу, не пытались. Часть из них продолжила недоуменно топтаться на месте, часть, починившись команде, и правда побежала тушить пожар.
        Кто-то подвел к дверям лошадей. Хорошо, что оседланных, наездник из Кирилла был не ахти. А Тоха, заметил он, выходя из дома, зажал рукой бок. Задели, наверное, хоть казанский и уверял, что все нормально. На коня он, тем не менее, взобрался не в пример ловчее Кирилла.
        Толяна Кирилл втащил в седло за шиворот. Усадил перед собой.
        - А где ж у тебя еще-то взрыватели? - с подозрением осведомился диктатор. - Ботинков-то - два!
        - В Караганде, - внутренне холодея, отрезал Кирилл. - Будешь дальше языком молоть - узнаешь, где.
        Никаких взрывателей больше не существовало. Он не успел их сделать. И попросту блефовал.
        - А когда ж ты, сука, мне-то в бар бомбу подсунул?
        Кем-кем, а трусом Толян не был. Даже захваченный в плен, рассуждал здраво.
        - Когда с тобой бухал.
        - Звездишь! Ты к бару не подходил.
        - Подходил, - соврал Кирилл, - ты не видел. Я в твой стакан снотворного сыпанул, ты и вырубился.
        - Как же ты его пронес, снотворное-то? В заднице, что ли?
        Перед посещениями приемной Кирилла тщательно обыскивали. Он, и в самом деле, при всем желании, не сумел бы пронести в обиталище Толяна ни пылинки.
        - Заткнись! - не зная, что ответить, еще раз хорошенько встряхнул диктатора.
        Толян умолк, свирепо сверкая глазами. Кажется, вычислял в уме, кто мог помочь Кириллу. Сразу вспомнилась Кристина - лишь однажды виденная девушка, большеглазая и тоненькая, нынешняя Толянова фаворитка. Заряд закрепила под полкой, замаскировав бутылками, она. Какие кары для любовницы рисует сейчас извращенный Толянов мозг, Кирилл предпочел не думать.
        Они скакали к въездным воротам города.
        Спокойствие Толяна было объяснимо, ворота охраняли лучшие его бойцы. В том, что отбить хозяина у горе-террориста они сумеют, Толян, похоже, не сомневался.
        - Звездец тебе, гнида бункерная, - злорадно пообещал Кириллу он. Вдали уже виднелись сваренные из железных листов ворота, от них навстречу всадникам спешили вооруженные люди. - Даже если меня завалишь, все равно звездец!
        Кирилл остановил коня.
        - Стоять всем! - Снова встряхнул Толяна за шиворот.
        - Стоять, - лениво бросил бойцам Толян.
        - Открыть ворота!
        - Открывайте…
        Ворота медленно начали расходиться.
        На что рассчитывает Толян, было ясно: его тело прикрывало Кирилла лишь спереди. Как только Кирилл подъедет ближе к воротам, спина окажется беззащитной. Для хорошего бойца прострелить руку, держащую пистолет - детская забава.
        - Бункерный, как ворота откроют, скачи вперед, - послышалось рядом. Тоха подъехал почти вплотную. - Скачи во весь опор! Я прикрою, сколько смогу. Может, и прорвешься.
        - Тебя убьют. - Кирилл всматривался в раздвигающиеся ворота.
        Бойцов было много, по десятку с каждой стороны. Несмотря на команду стоять, они медленно приближались к всадникам. Где уж тут прорваться…
        - Меня по-любому убьют, - спокойно отозвался Тоха. - Не они, так ваши.
        Толян мстительно захохотал.
        - Сообразил, надо же! Молоде-ец…
        Кирилл с отвращением саданул диктатора по щеке рукоятью пистолета. Смех оборвался.
        - Я знал, на что подписываюсь, - продолжил Тоха. - И мне все равно далеко не уйти, бочину зацепили.
        Кирилл, скосив глаза, заметил, что в седле казанский сидит неровно. Правый бок окрасился кровью.
        - Я тебя только тормозить буду, даже если вырвемся. Ты, главное, этого гада пристрели! Успей - до того, как сам… - Тоха твердо посмотрел Кириллу в глаза. - Бывай, бункерный. Прорвись.
        Кирилл почувствовал на плече горячее пожатие.
        - Жаль, я тебе руку дать не могу. - Для этого ему пришлось бы выпустить из захвата Толяна.
        - Да ладно?! - вскинулся Тоха. - Ты ж меня до последнего за падлу держал?
        - Держал.
        - А теперь?
        - А теперь не держу.
        Ворота открылись во всю ширь и замерли.
        - Почему?
        - Потому…
        Кирилл поднялся в стременах. И что было мочи проорал в сторону ворот:
        - Аврора!!!
        ***
        Дерзкая идея взрыва Толяновых складов принадлежала не Кириллу - Тохе.
        Во Владимире не первый год методично разбирали пустующие здания, извлекая из них все, что могло быть полезным в хозяйстве: оконные стекла, лампочки, чистящие средства, одежду и мебель. Тоха, приставленный Толяном к этой работе едва ли не с первой ночи пребывания, чрезмерным трудолюбием не отличался, вдыхать застарелую пыль пополам с крошащейся штукатуркой ему опостылело быстро. Тоха изыскивал любые способы откосить, перекантовавшись где-нибудь в пустующем помещении, и вскоре таким образом освоил подвалы разбираемых домов: извлекать из них было, как правило, нечего, и ни товарищи по несчастью - такие же, как он, «сломщики», - ни охрана, приставленная к объектам, подвалам внимания не уделяли.
        Придя на работу, Тоха обычно час-два копался в мусоре наравне со всеми, а потом уходил исследовать новые помещения - и пропадал до обеда. Старался, конечно, изобретением не злоупотреблять, позволял себе подобное не в каждую смену. Но, несмотря на предосторожности, в одну прекрасную ночь влип - сдала какая-то сволочь.
        Сладко почивающий в подвале на подстеленной куртке Тоха проснулся от гулких шагов и матюгов вдали, мигом сообразив, что навряд ли это ангелы небесные. Вскочил и ринулся вглубь подвала, больше деваться было некуда.
        В одну из стен, примерно на высоте плеча, уходили трубы - Тоха приложился о железо лбом и едва удержался от восклицания. Зато заметил, что трубы прилегают к стене не вплотную, они заведены сквозь небольшое окно, и пролезть под ними доходяге вроде него - как раз впору. Обхватив спасительную трубу руками и ногами, Тоха пополз. Через минуту ему удалось втянуть тело в обнаруженный проем. А еще через минуту по помещению зашарили фонари.
        Выждав, пока охранники выскажут все, что думают о запропастившемся работнике, и уйдут, Тоха вернулся к подвальной двери - для того, чтобы обнаружить ее запертой.
        Обозначение своего присутствия здесь означало жестокое наказание, с лодырями у Толяна не церемонились. Но тут пригорюнившийся было Тоха вспомнил, что находящийся под трубами узкий коридор, в который он попал, уводил куда-то далеко, явно за пределы разбираемого дома.
        Тоха снова проник в лаз - и уже через полчаса, как ни в чем не бывало, торжественно неся найденный на соседнем «объекте» ломик, вошел в двери собственного объекта. Возмущенной охране объяснил, что свой инструмент где-то прощелкал, пришлось бежать к соседям. Огреб, конечно, зуботычину, но, по сравнению с возможными плетьми, то были цветочки.
        Подземные исследования Тоху увлекли. Днем, когда со слома уходили работники и охрана, проникнуть в любой подвал было проще простого. И однажды Тоха сообразил, что таким образом может оказаться где угодно, даже под обиталищем Толяна или оружейным складом.
        ***
        Кирилл, выслушав Тохин рассказ о том, как можно подобраться к Толяновым заветным кладовым, едва не взвыл от восторга. Вот оно, спасение!
        Во-первых, казанский был безусловно прав в том, что после того, как склады взлетят на воздух, «пойдет адов кипиш». А во-вторых, боеспособность Толяновой армии снизится в разы.
        Над криво-косо накорябанным Тохой планом складского подвала Кирилл завис надолго. Тоха следил за ним с нетерпением: после того, что наблюдал в Набережных Челнах, был, кажется, неколебимо уверен в способности Кирилла «налимонить» взрывчатки прямо у себя на кухне, добавив к уличной грязи толику стирального порошка, поэтому устроить взрыв они смогут чуть ли не завтра. Тратить время на то, чтобы разубедить Тоху, Кирилл не стал, попросил заткнуться и не мешать думать.
        Результатом раздумий стало длинное, на двух листах, письмо Вадиму Александровичу - как ни странно, самым сложным в составлении и этого, и всех прочих посланий оказалось описание того, как полезно и увлекательно он проводит время у адаптов. Врать Кирилл с детства не любил.
        Лимонная кислота в лаборатории нашлась. И на следующий день он втиснул между строк одного из листов невидимые, пока не нагреешь, буквы.
        Когда Толян самолично, как и обещал, супя брови, разбирал каракули Кирилла: «Чего ж тебя в твоем Бункере писать-то нормально не научили? Курица лапой - и та лучше накорябает!» - сердце екало, и душа уходила в пятки. Но, слава богу, подвоха Толян не заподозрил - послание, как предыдущее и все последующие, было честно переправлено Герману.
        Через девять томительных ночей, показавшихся Кириллу годом, в окна его квартиры долгожданно просигналили фонарем: посылку доставили, забирай.
        Затребованные реактивы привезли во Владимир Маринины ребята, из Вязников - соседи проникали в Толянову житницу регулярно, межпоселковый товарообмен подозрений у диктатора не вызывал - и оставили в условленном месте.
        Опасные гостинцы забирал из тайника Тоха. За ним Толяновы лазутчики тоже приглядывали, но куда им было соперничать с лучшим шпионом Корявого! От слежки Тоха избавлялся легко и незатейливо. Каждую ночь после работы открыто отправлялся к «подруге» - однако, войдя в ее дом, до нужной квартиры доходил не всегда. В пустующем жилье по соседству надевал переданный из Вязников защитный комбинезон, приподняв фанеру с заколоченного окна, вылезал обратно на улицу. И, теперь уже таясь от каждого шороха - благо навстречу в эти предрассветные часы почти никто не попадался - добирался до «объекта».
        Объектом мог быть либо тайник, в который вязниковские ребята притаскивали «химию», либо разоренные дома на той же улице, что и оружейный склад: именно там Тоха когда-то работал «на сломе».
        Заполучив в напарники Кирилла, Тоха ползал по подземным коридорам уже не пустой: тащил на спине рюкзак с изготовленными «патронами». По мере поступления во Владимир реактивов, точки приложения силы в складском подвале росли.
        Тоха старался действовать осторожно. Но на случай, если спалится, Кирилл вмонтировал один взрыв-патрон в коньячную бутылку. Толянова фаворитка Кристина поставила бутылку в бар, замаскировав другими.
        Взрывные механизмы и детонаторы, приводящие их в действие, вязниковские ребята передали Кириллу вместе с реактивами. Один из механизмов должен был, в случае опасности, взорвать бар в Толяновом кабинете, а другой приводил в действие систему, установленную в оружейном подвале. Поместить детонаторы в выдолбленные каблуки ботинок было делом несложным. Кирилл рассчитывал, что вести допрос, если таковой состоится, Толян предпочтет прямо у себя в приемной. Собственно, так оно и вышло.
        ***
        - Гони! - приказал Тохе Кирилл.
        Пришпорил коня, направляя его в распахнувшиеся ворота, и почти сразу с внешней стороны застучали пулеметы. Скольких Толяновых бойцов выкосили очереди, Кирилл подсчитать не успел. И удивляться самому наличию у его друзей пулеметов тоже было некогда. Сейчас важно было вырваться, оказаться по ту сторону ворот. На свободе.
        Кирилл хорошо помнил, что чувствуешь, когда тебя ранят в незащищенную спину. Толчок - горячо - и только потом больно. Очень больно… А потом станет холодно - и всё. Он пригнулся в седле низко, как мог, притиснув собой Толяна к самой шее лошади. Рядом скакал Тоха. Беглецы пронеслись между двумя повозками с установленными на них пулеметами.
        Пулеметы уверенно и слаженно плевались огнем - как рассказала потом Марина, сняли их с дрезины, угнанной Олесей из гарнизона. Рэд честно предложил Борису взамен обретенные в Новосибирске продукты и лекарства, считая дрезину и ее снаряжение добычей старика, но тот только головой покачал: «забирай, ваш трофей». За то время, что Кирилл отсутствовал, адапты ухитрились разжиться дисками.
        Несущие пулеметы повозки Кирилл не успел рассмотреть. Заметил лишь, что сидят в них адапты по двое - один правит лошадьми, другой стреляет.
        - Ай!!!… - Кирилл даже выругаться не сумел.
        Толян, воспользовавшись тем, что захватчик заозирался на происходящее, и держащая пистолет рука ослабла, двинул Кирилла локтем в солнечное сплетение, точно и крепко.
        В ту же секунду скатился с лошади. Рядом прогрохотали выстрелы.
        - Козел! - Тоха опустил пистолет. Толяна, очевидно, не задел. - Бункерный! Ты как?
        - Нормально. - Кирилл, тяжело дыша, поймал поводья. Оглянулся назад - Толяна уже не увидел. - Ушел?
        - Да ясный день, ушел! Где там было зацепить - ты закрывал! Хотя может, конечно, шею свернул … А кто тут, вообще?
        Беглецы успели удалиться на безопасное расстояние. Помимо пулеметчиков, Кирилл насчитал семерых «своих» конных. Марину среди них не разглядел, но был уверен, что командирша может быть только там, во главе сводного отряда из вязниковских и пекшинских бойцов.
        - Потом расскажу, - бросил Кирилл. - Гони, тебе забинтоваться надо.
        Они скакали до тех пор, пока выстрелы вдали не перестали быть различимыми. Спешились. Ч-черт, как же неудобно без ножа!
        Кирилл снял рубашку, зубами разодрал на полосы и кое-как перебинтовал окровавленный Тохин бок - молясь про себя, чтобы не занести заразу.
        - Как ты?
        - Ну, так… - Голос у Тохи ослаб.
        - Верхом сможешь?
        - Куда я денусь…
        Кирилл помог Тохе снова вскарабкаться в седло. Выдернул из штанов ремень и привязал Тоху к луке.
        - Хуже станет - говори.
        Предупредить Тоха то ли не успел, то ли не захотел - решил поиграть в героя. Через полчаса бессильно повис вдоль бока лошади, удерживаемый ремнем.
        Кирилл выругался. Примотал Тоху к лошадиной шее остатками рубашки и повел животное рядом с собой, в поводу. Ехать в таком положении можно было только шагом, и то небыстрым: по его прикидкам, сводный отряд должен был догнать их примерно через полчаса. Так оно и вышло.
        Глава 17
        Владимир - Пекша. 150 дней после возвращения. Кирилл
        - Ранен?! - Первой к Кириллу подскакала Марина.
        - Не я. Тоха.
        - Так… Темка, Андрей! Осторожно сняли, и в тачанку!
        Кирилл не сразу сообразил, что этим старинным словом адапты прозвали повозки с пулеметами. Разглядел, наконец, необычные конструкции как следует: каждая представляла собой металлическую раму с широким седлом, на четырех колесах. О существовании до того, как все случилось, квадроциклов Кирилл не слышал.
        - Его бы забинтовать нормально.
        Марина качнула головой:
        - Некогда. Час-другой - и так сойдет, а там уж дома будем. Если будем… Эй! Дайте бункерному накинуть что-нибудь.
        Отобранную у охраны Толяна пукалку Кирилл затолкал за ремень - хоть и дрянь, но лучше, чем ничего. Потная, еще теплая куртка с чужого плеча, напяленная на голое тело, не коробила. Даже показалась удобной.
        Марина смотрела, как он одевается. Следы от плети наверняка увидела, но ничего не сказала - только знакомо, как Рэд, затвердела лицом.
        Тоху сгрузили в одну из тачанок, на место пулеметчика. Все равно, сказала Марина, боеприпаса осталось мало, как ни экономили.
        - Погоня есть?
        - А ты не слышишь?
        Кирилл не слышал.
        - Скачут… Давно уже.
        - Успеваем?
        Марина поджала губы.
        - Как догонят, езжай вперед, - приказала она, - мы прикроем.
        - Да щас. - Кирилл ожидал такой реакции. И ответ продумал заранее. - Тоху прикрывайте. А я разберусь.
        Марина набычилась:
        - Сталкер велел…
        - Да плевать, что он там велел! Понянчились со мной, как с младенцем - и хорош.
        - Но…
        - Всё, Марин, - отрезал Кирилл. - Пополнение у тебя. Принимай и не спорь.
        Еще раз покосившись на «пополнение», возмущаться дальше Марина не стала.
        ***
        Прогнозы командирши оправдались, уйти от погони отряд не успел. Свежие, не измотанные долгой скачкой лошади владимирцев дело свое знали.
        Кириллу даже показалось, что он слышит позади знакомый мерзкий голос Толяна, но, скорее всего, так только казалось - разобрать что-либо в завязавшейся перестрелке было невозможно.
        Парень, правящий тачанкой, в которую сгрузили раненного Тоху, ускакал вперед. Кирилл отстреливался наравне с прочими бойцами. Оставшийся пулеметчик пока еще выручал - как только враги пытались приблизиться к убегающим, встречал их отчаянной очередью, и атака захлебывалась. Но боеприпасы были на исходе, и это понимали все. На местности Кирилл не ориентировался, но надеялся, что до Пекши недалеко и продержаться осталось недолго, когда стрекотание пулемета вдруг смолкло. Кирилл расслышал, как скачущая рядом Марина прокричала:
        - Придержи коней! - Она обращалась к правящему тачанкой парню. Тот скосил ошалелые глаза. - Коней придержи! - надрывалась Марина. - Стрелок убит!
        Теперь возница понял. Бег замедлился.
        Замысел Марины Кирилл разгадал. Вопль: «Не надо!» - в себе задавил.
        Марина все уже решила, ей не нужно мешать. Он заставил себя сосредоточиться на воспрянувшей духом погоне.
        Марина села на лошади боком. Одной ногой уперлась в стремя. И, оттолкнувшись от него, перепрыгнула в тачанку - прямо на спину к убитому парню.
        Кирилл выдохнул. Подумал, что, будь на его месте любой из адаптов, подхватил бы поводья брошенной командиршей лошади. Сам он не рискнул такое проделывать, в своем-то седле едва держался.
        - Гони! - крикнула вознице Марина.
        Столкнула тело убитого с седла и приникла к прицелу. Пулемет застучал снова. Атака захлебнулась.
        На подъезде к Пекше преследователей встретили густым огнем со сторожевых башен. Ворота знаменитого когда-то завода захлопнулись перед самым носом догоняющих.
        ***
        Вряд ли строители завода догадывались, что пройдет не так уж много, по меркам многовековой истории страны, лет - и все их выжившие после катастрофы потомки, теперешнее население бывшего города Пекша, все семьдесят три человека, соберутся здесь. Для того, чтобы готовиться к осаде.
        Сторожевые башни пекшинцев, установленные по углам бетонного забора, заинтересовали Кирилла еще год назад, когда он впервые появился в поселке.
        Каждая из башен представляла собой высокую металлическую «гармошку», с небольшой кабинкой на верхней площадке. В кабинке свободно мог разместиться дозорный, а при необходимости - два. И еще тогда, год назад, Кириллу объяснили, что нога с площадкой - бывший складской подъемник, с помощью таких раньше ставили грузы на высокие стеллажи и снимали их оттуда.
        Сейчас подъемные механизмы не работали. Стальные «ноги» пекшинцы выпрямили, максимально растянув. Нижние площадки сняли с колес, а верхние обшили железом. Дозорные карабкались наверх по прикрепленной сбоку лесенке.
        Кирилл, заглянувший было в медчасть, но тут же выставленный персоналом, хлопочущим над Тохой и еще двумя легкоранеными, взобрался на одну из башен. Пекшинские подсказали, что Анна Владимировна - там.
        - Здравствуй, детка, - приветствовала Кирилла тетя Аня, поднимаясь навстречу. И тут же испуганно отшатнулась: - Ох, батюшки! Да ты весь в крови! Тебе к медикам надо, зачем сюда полез?
        Кирилл, наклонив голову, рассмотрел чужую куртку - действительно измазанную.
        - Кровь не моя, - объяснил он, - это я раненого нести помогал… Здравствуйте.
        Анна Владимировна, неодобрительно покачав головой, села.
        Она расположилась в тесной кабинке со всем доступным комфортом: сидела на крутящемся офисном стуле, в одной руке держала кружку с чаем, а в другой - прибор ночного видения, в точности такой, какой подарила когда-то Кириллу.
        - Ребята говорят, ты теперь в темноте видишь? - Тетя Аня указала подбородком на прибор. - Эта ерунда не нужна больше?
        - Не нужна… Я обязательно все расскажу, - пообещал Кирилл, - только позже.
        - Понятное дело, - кивнула тетя Аня, - не до рассказов сейчас. А чего ты сюда-то забрался?
        - Посмотреть хотел, что там за воротами. Можно?
        - Да гляди на здоровье, в поселок этим гадам не прорваться. Любо-дорого глядеть, как бесятся.
        Кирилл, припав глазами к проделанной в обшивке амбразуре, наблюдал за сбившимися в кучу врагами. Они предусмотрительно держались на изрядном расстоянии от заводского забора.
        Что собираются предпринять, пока было непонятно, но отступать явно не планировали, и это Кириллу страшно не нравилось. А Анна Владимировна наблюдала за ним.
        - Крепкий ты парень стал, - с непонятным выражением - то ли радуется этому обстоятельству, то ли сожалеет, - проговорила она. - Я в бинокль видала, как отстреливался. Маринкиных-то, вроде, всех знаю; думаю - кто такой?.. И не сообразила, что ты.
        Кирилл недовольно скривился.
        - Отстреливался я - хуже некуда. Лучше бы мухобойкой махал, больше б толку было. Сталкер мне за такую стрельбу - ух, вломил бы! А наездник из меня и вовсе никакой.
        Анна Владимировна с грустной улыбкой покачала головой:
        - Узнаю Рэдову школу. Никаких поблажек.
        Кирилл пожал плечами. Поговорку адаптов о том, что пожалеешь свою задницу на тренировке - в бою потом вовсе без нее останешься, при тете Ане цитировать не стоило. К тому же, у него и без этого накопилась масса вопросов к пекшинской хозяйке. Но поговорить им не дали.
        - Але! - донесся снизу знакомый, усиленный рупором, голос. - Как тебя… Тетя Аня! Племянничков с Владимира - заждалась, поди?
        Анна Владимировна подобралась на стуле.
        - Он жив?!
        Кирилл не ответил. Молча взял у хозяйки бинокль, отключил ночное видение и подстроил к глазам.
        Толян стоял в позе Наполеона, широко и уверенно расставив ноги. Кувырок из седла, судя по всему, прошел удачно.
        - Але! - надрывался он. - Выходи, дорогая тетушка! Принимай гостинцы.
        - Не отвечайте, - остановил начавшую было подниматься тетю Аню Кирилл. - Чем дольше он не знает, где вы, тем лучше.
        - Молчишь? - продолжал издеваться Толян. - А чего так?.. Вышла бы, поздоровкаться-то! Давненько мы с тобой не видались.
        - Да и век бы тебя не видеть, - проворчала Анна Владимировна, - в гробу б на тебя, гада, посмотреть! Я думала, вы его убили.
        Кирилл покачал головой:
        - Увы.
        - Что ему нужно?
        - Сейчас скажет. Долго тянуть не будет.
        И Толян сказал.
        - Значится, так, тетушка, - объявил он. - Не хочешь выходить - хрен с тобой. Небось, уши жиром не заплыли еще, и не все окуляры на еду выменяла… На дорогу-то глянь!
        Бинокль был у Кирилла. И на упомянутой дороге он, приглядевшись, и впрямь заметил далекое шевеление. Подкрутил бинокль. Сердце екнуло - по дороге, с весьма приличной скоростью, ехала груженая повозка.
        - Увидала? - Толян широко улыбался. - Гостинцы к тебе едут! Взрывчатка!
        Кирилл стиснул зубы.
        Что именно хранилось на уничтоженном складе, доподлинно не было известно никому, кроме самого диктатора.
        Оружие. Какое - кто его знает. Взрывчатые вещества Толян, очевидно, хранил не там.
        - Недолго твоему заборчику стоять осталось, - злорадно пообещал Толян. - Снесем к хренам, и такой тебе тут концерт устроим, что те, кто в живых останется, мертвякам позавидуют!.. Услыхала, что ль?
        - Он блефует, - пробормотала тетя Аня. Непонятно было, кого успокаивает, Кирилла или себя. - Им не подобраться к воротам! Всех, кто полезет, отсюда постреляем.
        Кирилл пока ничего не говорил, не хотел расстраивать тетю Аню. Он догадывался, что просто так грозить Толян не стал бы.
        Хитроумный и изобретательный по части всего, что касалось войны, диктатор наверняка придумал и опробовал способ подбираться к осаждаемым объектам без особого ущерба для бойцов. Под щитом, к примеру, или еще как-нибудь. Но понимал Кирилл и то, что устраивать вселенскую бойню Толяну не с руки: тетю Аню он пока запугивал, чтобы потом начать торговаться. Так оно и вышло.
        - А можем и по-другому разложиться, тетушка, - выждав время - очевидно, чтобы осаждаемые успели осознать безнадежность ситуации, продолжил Толян. - Я ж не гордый, мне много не надо. Умника верни, да я свалю по-доброму. Он живой, падла, своими глазами видал! А гниду казанскую, если не подох еще, можешь себе оставить.
        Кирилл почувствовал, что ему стало трудно дышать. Где-то в горле слепился тяжелый, удушливый ком.
        «Я не вернусь туда! Ни за что не вернусь».
        - Пусть только попробует, - пригрозила тетя Аня. - Может, и нет у него никакой взрывчатки? Может, пугает просто.
        Кирилл через силу кивнул. Взяв бинокль, припал к амбразуре. Повозка подъезжала все ближе.
        - Думай, тетушка, - великодушно разрешил Толян. - Баба ты, вроде, не дурная. Думай, болезная, кто тебе дороже - один чужак, или детки родненькие.
        - Врешь, сволочь, - пробормотала тетя Аня, - ничего ты нам не сделаешь!
        Кирилл плотнее придвинулся к стене - не хотел, чтобы тетя Аня увидела, как он стиснул зубы.
        ***
        Про взрывчатку Толян не обманул: через полчаса повозка приблизилась к забору.
        В бинокль было отлично видно, как бойцы выгрузили из нее деревянный ящик. Вскрыли. Деловито разложили на земле снаряды, проверили шнуры. Одновременно с этим четыре человека аккуратно, по настилу из досок, спустили с повозки странную конструкцию, металлический шкаф на колесах.
        - Видала, тетушка? - похвастался Толян. - Бронебойный! А-Дэ назвал, в честь гениального создателя! Анатолий Дементьев - я, то есть! - Он самодовольно заржал и похлопал ящик по железному борту. - Гранатой, прямым попаданием, и то не возьмешь. Проверено!
        Каким образом приводились в движение колеса псевдотанка, Кирилл издалека не видел. Догадывался, что это что-то примитивное - например, цепная передача.
        Думал об этом отвлеченно и вскользь, сейчас важен был не механизм. Сейчас нужно было разглядеть в «танке» незащищенные места, если таковые имелись. Однако, как ни старался, ничего подобного не заметил. Металлическая коробка выглядела неуязвимой и неожиданно напомнила Кириллу «мавзолей», вытащенный из затопленного института в Новосибе. Тот шкаф нес в себе спасение. Этот - сулил смерть.
        Подняв верхнюю крышку - она откидывалась вбок, - Толяновы бойцы принялись загружать в «танк» снаряды. Кирилл насчитал шесть, и даже разглядел внутри машины сиденья, для водителя и для минера. Сиденья крепились прямо на раму, дна Кирилл не увидел.
        Действительно, чего уж проще - под прикрытием «танка» добраться до забора, да заложить снаряды. Шансов устоять у пекшинской ограды определенно не было.
        - Гранату не докинем до них? - К наблюдателям присоединилась запыхавшаяся Марина, граната торчала у девушки за поясом. В кабинке, и без того не просторной, стало совсем тесно. - Отсюда? Пока грузятся?
        Кирилл покачал головой:
        - Нет, конечно. Сама же видишь.
        Осторожный Толян приготовления проводил на безопасном расстоянии. Граната не долетела бы, даже если б ее кидали в два приема, и Марина это, разумеется, не могла не понимать. Спросила, вероятно, с надеждой на Кирилла - вдруг есть у бункерного в запасе какой-нибудь хитроумный трюк? Но на этот раз Кириллу нечего было предложить.
        - Да что ж этот урод в тебя вцепился-то, - со злостью бросила Марина. - Если б мы не тебя, а кого другого выдернули, небось, даже догонять бы не стал! Мы у него два десятка бойцов выкосили - а он, собака, все равно лезет! Что ты ему наобещал?! Жизнь и молодость вечную?
        - Ничего я не обещал.
        - А почему не отстает?
        - Потому что любой человек больше всех доверяет самому себе, - вспомнил Кирилл давние слова Сергея Евгеньевича. - И, если уж хочет во что-то верить, ему хоть кол на голове теши - не разуверится. Вадим вот верит в то, что можно создать вакцину. Я - в теорию Бориса. А Толян - в то, что я ему жизнь продлить смогу… И никто из нас от своего не отступится. Зубами будем грызть, но за веру держаться.
        - Слепая вера когда-то называлась фанатизмом, - грустно, не глядя на Кирилла, проговорила тетя Аня.
        - Знаю. Но по-другому нельзя. Во что-то верить надо, иначе свихнешься.
        - А вот тут не поспоришь. - Тетя Аня подняла глаза. - Во что-то надо, это точно… Надеюсь, что твоя вера тебе поможет.
        - В смы… - Кирилл не договорил. Он понял. По взгляду тети Ани - понял.
        Застрявший в горле ком взорвался и разлетелся на тысячу осколков. Уши заложило. Кирилл будто подвис, наблюдая себя со стороны.
        «Вот и все, - пронеслось в мозгу. - Вот и все». Он не сразу услышал, о чем говорит тетя Аня.
        … - Их там четыре десятка. А у меня всего шестнадцать бойцов. Ограду, если взорвут, не поднять, сил не хватит. А кругом - лес, зверья полно. Волки по весне голодные… Скотину подерут - что я буду делать?
        - У меня девять бойцов, - глядя в пол, проговорила Марина, - все, что есть - здесь. И двое раненых. С кем я в поселок-то вернусь? Если вернусь… Бункерный…
        - Все, - попросил Кирилл. - Хватит. Пожалуйста.
        Слез не было. Он не пытался сдержать рыдания, как когда-то - их просто не было.
        «У меня, когда плохо… будто оседает что-то в брюхе, - вспомнил Кирилл. - Как камней нажрался, не протолкнуть». Вот и у него не проталкивалось.
        Он поймал себя на том, что машинально застегивает и расстегивает верхние пуговицы куртки, те уже едва держались.
        Бросил пуговицы. Зачем-то вытащил из-за ремня и проверил пистолет - три патрона.
        - Оружие здесь оставь, - попросила Марина, - все равно отберут.
        Кирилл кивнул. Сунул пистолет обратно за ремень. Мотнул головой в сторону лестницы - внизу отдам. Говорить он не мог.
        Стараясь не смотреть больше ни на Марину, ни на тетю Аню, шагнул к выходу - обнесенной со стороны поселка только железным прутом-ограждением, стороне площадки. Нащупал ногой верхнюю ступеньку.
        - Мы тебя вытащим, - пообещала Марина. - Обязательно вытащим! Один раз сумели, и еще сумеем. - Кажется, она искренне верила в то, что говорит.
        - Не серчай, детка, - услышал Кирилл голос тети Ани. - Кто ж знал, что так повернется?.. Маринушка, проводишь его?
        - Да.
        Марина повернулась спиной и тоже начала спускаться.
        Кирилл видел над собой ее ноги в камуфляжных брюках и торчащую рукоятку гранаты. Гранаты… Вот оно, решение.
        Добравшись до нижней ступеньки, Кирилл спрыгнул на землю. Когда Маринина спина оказалась на уровне его глаз, выдернул гранату у девушки из-за пояса.
        Попросил:
        - Людей от ограды уведи. - И ринулся к воротам.
        - Стой!
        Марина, при всех своих достоинствах, все же была не Рэдом. И не Джеком. И не кем бы то ни было из отряда - от них Кирилл не убежал бы, в два прыжка бы догнали.
        От Марины сумел - на что, собственно, и рассчитывал. Обдирая ладони о ржавое железо, вскарабкался на ворота.
        - Толян, не стреляй! Я сдаюсь!
        - Стой! - Марина была уже рядом с воротами, заколотила в них в бессильной ярости. - Стой, псих ненормальный!
        Но Кирилл уже спускался на ту сторону. К тому, что его попросту снимут выстрелом, был готов, но надеялся на Толянову жадность. Выпускать из рук жертву было не в характере диктатора.
        Он не ошибся.
        - Стоять, - с нескрываемым удовольствием в голосе приказали Кириллу, позволив спуститься на землю. - Оружие брось.
        Кирилл с показным сожалением отбросил пистолет.
        - Спиной повернись.
        Кирилл повернулся спиной.
        - Куртку сними.
        - А трусы не снять? - Куртку он все же распахнул и покрутился на месте.
        На тренировках не раз репетировал этот фокус - при умелом распахивании, издали да в темноте, и впрямь казалось, что противник пустой.
        - Всё? Доволен?
        - Обыскать! - приказал Толян.
        - Да на здоровье…
        Кирилл, изо всех сил стараясь двигаться неспешно, пошел навстречу кинувшимся к нему бойцам. Расстояние до «танка» сокращалось. Верхняя крышка по-прежнему была откинута.
        - Стой, куда прешь?!
        - К тебе навстречу. Соскучился.
        Страха не было. Решил - значит, решил, назад уже не повернуть.
        Но сдержать злорадство Кирилл не сумел. И Толян, единственный из всех, догадался.
        - Стой, сволочь!!!
        Но было поздно. Кирилл уже уверился, что не промахнется. Бросился бежать, выхватив на ходу гранату.
        Он даже успел упасть, как учили, на землю и откатиться в сторону, насколько мог - сгруппировавшись, открыв рот и заткнув уши. Хотя толку в этом действии, при такой аккумуляции взрывчатого вещества, было немного: показалось, что динамит рванул прямо в мозгу.
        Больше Кирилл уже ничего не видел и не слышал.
        Глава 18
        Бункер. 151 день после возвращения. Даша
        - Дарья… Я в сотый раз спрашиваю, что это за список?! - Елена трясла несчастным листком перед Дашиным лицом. - Где ты это взяла? У кого?
        - Не скажу.
        Даша перепробовала уже столько вранья, каждый раз гневно отметенного, что мозг отказался предлагать новые варианты. Стало все равно.
        - Елена Викторовна, я не скажу. Оставьте меня в покое, пожалуйста. Вадим Александрович! Пожалуйста…
        Даша была уверена, что будь Сергей Евгеньевич здоров, этот немыслимый допрос давно бы прекратился. Но старик находился в клинике и разговаривал с трудом. Он не смог бы заступиться за Дашу, даже если бы захотел, и пытка продолжалась.
        Любовь Леонидовну, чтобы не плакала, и Олега, как существо бесполезное, в пять минут выяснив, что оба они о Дашиной подпольной деятельности ничего не знают, из комнаты выгнали. Остались только Даша, Вадим и Елена.
        Даша не смогла бы сказать, как долго ей уже задают вопросы.
        «Что это?! Откуда?! Кто тебе это дал?! Зачем?!»
        Даша знала только то, что правду говорить нельзя. Как бы ни уговаривали. Джек предупредил еще в самом начале, очень серьезно: «Что бы тебе ни пели! Как бы ни загибали, что весь мир спасешь, если скажешь».
        Ох, как же Даша ругала себя! Как можно было допустить такую небрежность, оставить список в комнате! Джек ведь предупреждал - сжигай, обязательно. И она сжигала, до сегодняшней ночи. А сегодня слишком устала.
        И ведь оставалось чуть-чуть! Джек сказал, что этот раз, и еще, может быть, следующий - и всё. И Даша - от радости, наверное - потеряла бдительность. Задремала прямо в комнате за столом - от усталости и постоянного недосыпа с ней в последнее время такое случалось, - со списком в руках. А Елена Викторовна зашла и увидела.
        Даша плакала, изобретала какую-то ложь, каждую последующую нелепее предыдущей. Дважды попыталась упасть в обморок.
        Ничего не помогало. Люди, всю жизнь бывшие для нее самыми главными, умными и добрыми, вели себя… ужасно.
        Она ведь сразу честно объяснила - это не мой секрет! Я не могу ничего сказать. Пожалуйста, умоляю, не спрашивайте!
        А они все равно спрашивали. Настаивали на своем, давили. Вопросы летели с двух сторон, Даша не успевала изобрести новую ложь. И тогда начала просто качать головой.
        Не скажу… Не помню… Не знаю… Пожалуйста… Оставьте меня в покое!
        - Дашонок, - в какой-то момент услышала она. - Если бы ты знала, как плохо нам самим! Как мы мучаемся от того, что приходится вытягивать из тебя информацию! Я себя какой-то садисткой чувствую, честное слово. Но ты ведь должна была понять, знаний у тебя достаточно - эти компоненты нужны для изготовления взрывчатки! Скажи, откуда этот список? Кому понадобились аммиак и глицерин, да еще в таком количестве?
        - Лена, по-моему, хватит миндальничать, - услышала Даша голос Вадима. - Девочке настолько заморочили голову, что она ничего не скажет. Придется колоть сыворотку.
        Даша сначала не поняла. А потом подскочила на стуле.
        - Нет!!! Не надо!!!
        Она неловко сорвалась с места и попыталась убежать - но Тимофей, стоявший у двери, поймал. Вот, оказывается, для чего он там стоял.
        - Пожалуйста! Не надо…
        Даша отбивалась и умоляла как могла, но через минуту, очень болезненно, ей в плечо вонзился шприц.
        - Я же говорил, нужно сразу, - услышала Даша укоризненные слова Вадима. - Сейчас все выясним. И зачем только ребенка мучили?
        ***
        - Так… Лена, готова?.. Тест!.. Как тебя зовут?
        - Даша…
        - Сколько тебе лет?
        - Восемнадцать…
        - Где ты взяла записку? Вот эту?
        - Джек принес…
        - Это адапт?
        - Господи, Вадик, ну а кто?! Он сюда как-то приходил, с письмом от Кирюши. Я была уверена, что Даша про этого парня и думать забыла.
        - Не забыла, как видишь. Дарья! Для чего тебе список?
        - Чтобы я подобрала реагенты…
        - И ты подобрала?
        - Да…
        - Когда?
        - Позавчера…
        - И куда дела?
        - Отдала Джеку…
        - Он сказал тебе, для чего они нужны?
        - Кирюше…
        - О, боже! Зачем они нужны Кирюше?
        - Не знаю…
        - И впрямь, не знает.
        - Вижу. Девочку просто использовали. Заморочили голову, чтобы помогла ориентироваться в хранилище. Дожили. Воровство!
        - Для чего?!
        - По-моему, элементарно. Для продажи, конечно.
        - Но… адапты ведь никогда не воровали?
        - Леночка. Все когда-нибудь бывает в первый раз! Кирилл тоже никогда раньше не употреблял алкоголь. И адаптскими девицами не увлекался… Дарья! Этот Джек придет сюда снова?
        - Да…
        - Когда?
        - Завтра…
        - Как он попадет в Бункер?
        - Я открою люк…
        - Замечательно. Великолепно! Просто слов нет! Снабжение-то уже на поток поставлено, а мы сидим, в ус не дуем. Этак у нас скоро полхранилища вынесут… Дарья! Сколько раз этот Джек приходил сюда?
        - Не помню… Я жду-у…
        - О боже… Кого?!
        - Же-еку…
        - Господи, только этого не хватало. Дорогая моя, ну зачем тебе ждать вора и мерзавца?!.. Так! Не плачь! Прекрати!.. Лена, у нее истерика.
        - Вижу, это побочная реакция на препарат. Девочка очень эмоциональная… Дашенька, малышка! Ну, не плачь! Все хорошо… Вадик, я бы этого подонка своими руками задушила.
        - И я бы, поверь, с удовольствием помог. Но, боюсь, наших с тобой усилий не хватит, придется дожидаться Германа. Жаль, конечно, что позвать его до завтра уже не успеем - полюбовался бы на результаты своего тиранического воспитания! Ну, ничего. Скрутим этого негодяя, все у него узнаем, и тогда уж главнокомандующего пригласим.
        ***
        К появлению Джека в Бункере подготовились серьезно. В рубке, по бокам от двери, затаились Тимофей и еще двое мужчин из мастерской. В глубине, не видимые снаружи, сидели Вадим, Елена и Григорий Алексеевич.
        Врач категорически не одобрил то, что Даше кололи сыворотку, и высказал это коллегам с полной откровенностью - находившаяся после укола в клинике Даша пришла в себя и сквозь открытую дверь слышала разговор.
        - Парень - тот еще пройдоха, - сумрачно подтвердил врач. - Все вокруг колхозное, все вокруг мое! Но вот, что для наживы это сделал - не верю, хоть убейте. Он солдат, а не вор.
        - По-моему, ты сам себе противоречишь.
        - А по-моему, ты не хочешь меня слышать. Я говорю о том, что истинной подоплеки его и Дашиного поступка мы не знаем. Тут не воровство, тут сложнее.
        - Грегор, окстись! Какие сложности, все ясно как день. Этот негодяй откуда-то узнал - скорее всего, от Кирилла, - что в нашем хранилище содержатся вещества, весьма востребованные на поверхности. Заморочил бедной Даше голову рассказом о том, что Кирилл нуждается в них, и преспокойно который месяц грабит! Уже озолотиться успел, я думаю. Страшно представить, кому он все это продает.
        - А я до сих пор не могу понять, почему Даша его покрывала, - вмешалась Елена.
        - Хм. Вот тут как раз все понятно. Влюбилась девочка.
        - Грегор, ты в своем уме? В адапта?!
        - А почему нет? Красивый, нахальный, сложен, как Аполлон - а что еще барышне надо, в ее-то годы? Не в старпера же вроде меня ей влюбляться, и не в Олега - перину ходячую. Тем более, что в голове, с Любиным пуритантским воспитанием, полная каша.
        - Но ты ведь сказал…
        - И подтверждаю. Ты попросила, я проверил. Дашка по-прежнему девственница, если тебя только это интересует. Но, по-моему, это всего лишь вопрос времени. Причем, вопрос абсолютно не важный.
        - Не важный?
        - Вот именно. Важно, дорогие мои ученые, то, что вы потеряли: Дашкино доверие. И это, как по мне, куда более серьезная потеря, чем невинность… Важно то, что сердцем она, после того, что вы сделали, уже не ваша.
        - Ты говоришь так, как будто мы это сделали для своего удовольствия! Или считаешь, что лучшим решением было опустить руки и сдаться?
        - Да. Именно так я и считаю. А ваш поступок - мерзость, чем ни прикрывай.
        - Григорий!
        - Грегор!
        - Коллеги. Это - мое мнение. Хотите - слушайте, не хотите - не надо. Об одном прошу, отстаньте от Дашки! По доброй воле она с вами разговаривать не будет, только нервы бедолаге истреплете.
        - Мы должны были все выяснить. Я эту девочку с младенчества воспитываю. И я имею право знать, что с ней происходит! Ты не представляешь, как мне сейчас больно.
        - А как ей больно, Леночка? Об этом ты не подумала?
        - По-моему, Грегор, ты слишком нагнетаешь. Даша - наивный ребенок, она просто не отдает себе отчет в том, что натворила! Когда успокоится и поймет, сама прощения попросит, вот увидишь.
        - Как угодно. Прислушиваться никого не заставляю… Я вам еще нужен?
        - Последний вопрос. Ты пойдешь с нами встречать этого парня?
        - Разумеется, пойду. Есть ощущение, что врачебная помощь будет не лишней.
        - Неужели ты думаешь, что подонок станет сопротивляться? При очевидном, с нашей стороны, преимуществе?
        - Уверен, что станет. Уж то, что он-то - отнюдь не ребенок, объяснять не надо, надеюсь? Разумеется, будет сопротивляться. И что-то мне подсказывает, что он очень хорошо умеет это делать.
        Даша лежала, съежившись в комок под одеялом, и боялась пошевельнуться. Ей было нестерпимо стыдно. Слово, которое так легко произнес Григорий Алексеевич - «влюбилась» - было для нее чем-то запредельным. Слишком сложным и слишком хрупким для того, чтобы рассуждать об этом, даже наедине с собой.
        Она ждала Джека - это правда. Она скучала без него - тоже правда.
        Всякий раз, как только за адаптом закрывался люк, начинала скучать. Расстраивалась, если вместо Джека приходила Лара, хотя и с ней отлично сдружилась. Подолгу перебирала в памяти все, что Джек говорил ей. Вспоминала его голос, взгляд… Как именно называется то, что она испытывает, Даша не знала, ни в одной из читанных ею книг подобное описано не было, но высоким словом «любовь» она свои чувства ни за что не назвала бы.
        Как можно любить парня, который не бывает серьезным?.. Который, стоит лишь завести разговор на тему чувств, строит такие рожи и произносит такие слова, что только и остается - покатываться от смеха?.. А они - «влюбилась»!
        Дураки, идиоты паршивые! Как они посмели такое с ней сделать?!
        Даше казалось, что изнутри у нее вытащили и растоптали ногами что-то настолько важное, что жизнь согласилась бы отдать - но не это. А еще сильнее мучило осознание: она выболтала главное. Их с Джеком и Ларой тайну, которую поклялась хранить.
        Даше было так горько, что даже не плакала. Твердо решила, что слез ее никто из этих людей больше не увидит, и ни словечка от нее не услышит.
        После того, как Григорий Алексеевич осмотрел ее и разрешил увести из клиники, Даша сидела в своей комнате. Запертая, под присмотром Любови Леонидовны.
        Любовь Леонидовна всхлипывала и причитала. Даша воспитательницу не слушала и на причитания не реагировала. С того момента, как пришла в себя, думала только об одном.
        Джека схватят. Сделают укол. И он расскажет - точно так же, как она сама! - то, о чем молчал даже с ней.
        На Дашины расспросы он, еще в самом начале, ответил прямо:
        - Лапушка… Меньше знаешь - дольше проживешь. Мало ли что.
        Даша тогда обиженно надула губы. А он оказался прав, что не сказал… Джека надо предупредить. Надо выбраться отсюда и помочь ему.
        Пожалуйста, если есть на свете справедливость! Пусть ей все удастся.
        - Ой… Любовь… Леони…
        Даша, сидевшая в кресле, запрокинула голову и бессильно уронила руки - от души надеясь, что обморок изображает достоверно.
        Любовь Леонидовна заохала. Даша никогда ее не обманывала, невинные детские хитрости в счет не шли. Наставница отперла дверь и бросилась к себе в комнату, за нашатырем.
        Даша немедленно «очнулась». Вскочила и тихо выбежала следом.
        Притаившись на пороге комнаты воспитательницы, подождала, пока та достанет аптечку и углубится в изучение ее содержимого. После этого осторожно вытащила ключ, торчащий в двери комнаты.
        К Любови Леонидовне она заходила не раз и помнила, что ключ рассеянная воспитательница лишний раз не трогает, «чтобы не потерять». Изображая обморок, на это и рассчитывала. Прокричала в спину роющейся в аптечке женщины:
        - Извините, Любовь Леонидовна!
        Выдернула ключ из двери, захлопнула дверь и заперла снаружи. Первый пункт плана удался. Теперь - только бы успеть!
        Никогда еще Даша не бегала так быстро. Она задыхалась, у нее кололо в боку. Тапочки, будто решив добавить хозяйке мучений, то и дело норовили соскочить с ног. Только бы успеть…
        В коридоре, ведущем к люку, было тихо. И из рубки тоже не доносилось ни звука: значит, Джек еще не появился.
        Если до сих пор Даша молилась о том, чтобы он почувствовал опасность и не пришел, то теперь взмолилась об обратном. Пожалуйста, пусть он появится сегодня! И чем быстрее, тем лучше. Во второй раз такой фокус у нее не выгорит… И почти сразу услышала, как открылся лифт в конце тоннеля.
        - Жека! - Даша выскочила в коридор. - Беги отсюда! Скорее!
        Она ринулась навстречу к адапту.
        - Дарья, стой! - Выскочивший из рубки Тимофей схватил беглянку поперек живота.
        Даша отчаянно отбивалась.
        - Жека! Беги!
        - А ну, отпустил девку!
        Джек тоже побежал - но не к выходу.
        Когда приблизился, Даша взвизгнула - увидела, что в руке он держит пистолет, направленный Тимофею в лоб.
        - Ты не посме… - начал Тимофей.
        И разжал руки - Джек коротко замахнулся и ударил мужчину рукояткой в висок.
        Даша завизжала уже в голос, едва не упала вместе с Тимофеем. Джек поймал ее за руку. Прикрикнул:
        - Не ори! Спалили?
        - Да.
        - Валим! - Джек, волоча за собой Дашу, рванул обратно. Но далеко они не убежали.
        - Стоять! - рявкнул напряженный, усиленный микрофоном, голос Вадима Александровича. - Я отключил лифт и заблокировал люк. Наружу ты не выберешься.
        Джек в ответ рассмеялся, зло и решительно.
        - Да хер ты угадал, - отозвался он. Выпустил Дашину руку. Приказал: - Стой тут, - и рванул вперед.
        Оставшейся стоять посреди туннеля Даше было хорошо видно, как Джек отшвырнул от себя сначала одного бегущего навстречу мужчину, потом второго, и поймал обалдело - явно не ожидал от адапта такой прыти - замершего у входа в рубку Вадима за шею. Приставил к его голове пистолет.
        - А теперь, кто там еще шифруется… Люк открыли - мухой!
        - Вот гаденыш! - Из рубки выбежал Григорий Алексеевич. Небрежно, будто неживую помеху, оттолкнул Джека с дороги. Бросился к Тимофею, взял за руку, щупая пульс. - Ты соображаешь, что натворил?! - Единственный из всех, врач не выглядел напуганным.
        - Здорово, доктор, - кивнул Джек. - Знаешь… Ты нормальный мужик. Но ты лучше не лезь.
        - Может, еще спасибо сказать?! За то, что избил моих коллег?
        Джек покосился на поверженных противников. Пообещал:
        - У калек твоих даже синяков не останется. Я с девочками - и то не такой ласковый… А работяга скоро очухается, ничего ему не будет. Люк открывайте! - Он встряхнул за шиворот Вадима.
        - Объясниться не хочешь? - Григорий Алексеевич достал из поясной сумки какое-то лекарство, расстегнул и закатал рукав Тимофея. - Для чего вам понадобились реактивы?
        Джек усмехнулся.
        - Доктор… Ты же видал, какой я расписной ходил? Так вот, чтоб ты знал - из меня тогда ни слова не вытрясли. Неужто думаешь, что сейчас расколюсь?
        - Я не знаю, что за ситуация была тогда. - Григорий Алексеевич ввел Тимофею лекарство. - Сейчас - удивлен, что об этом нужно говорить, - здесь нет твоих врагов! Объясни толком, для чего нужны реактивы, и вполне вероятно, что мы сами вам поможем. - Он посмотрел на Джека. Раздельно, с нажимом, проговорил: - Мальчик. Я не обманываю. Ты же слышишь.
        - Слышу, - непонятно кивнул Джек. - Только ты здесь не один… Але, красавица! - крикнул в сторону рубки. - Не психуй, морщины будут! Лучше люк открой.
        - Скоро рассвет, - напомнил Григорий Алексеевич. - Ты не успеешь до дома добраться.
        - А вот это не твоя печаль. Открывайте!
        Джек исподлобья смотрел на врача. И вдруг, вскрикнув, упал. Вадим Александрович сумел-таки нащупать в кармане шокер.
        ***
        Адапта заперли в изоляторе - небольшой клетушке с привинченной к полу кроватью и унитазом в углу. К потолку над кроватью крепилась металлическая штанга. По штанге скользили тросы, от ручных и ножных кандалов - длина тросов позволяла арестанту лечь на кровать или доковылять до унитаза. За все годы существования Бункера изолятор использовался впервые.
        Вадим рвался допросить «вора» немедленно, но Елена сумела настоять на своем - какие могут быть допросы после всего пережитого! Адапт никуда не денется, а полузадушенному Вадиму надо прийти в себя. Она подождала, пока Григорий поставит ему капельницу с витаминным раствором, содержимое колбы должно было задержать Вадима в клинике не меньше, чем на час, и побежала в изолятор.
        - Зачем ты это сделал?!
        - Чё? - Сидящий на кровати адапт старательно изображал умственно отсталого.
        - Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Для чего тебе понадобились реактивы?
        Адапт не ответил. Затряс головой.
        - В твоих интересах говорить правду. Если не скажешь добровольно, я вколю тебе пентотал!
        Адапт снова встряхнул головой. Приложил к уху ладонь:
        - Чё?
        - Не придуривайся. Сыворотку правды.
        - Не слышу. - Парень встал. - Уши заложило… Чего свистишь?
        Елена подошла ближе.
        - Отвечай на мои вопросы, - четко, раздельно повторила она, - это в твоих интересах.
        Вместо ответа адапт запрыгал - тряся головой, словно выливая из уха воду. Проорал:
        - Ни хрена не слышу!
        Елена подошла ближе. Тронула парня за плечо, чтобы прекратил прыжки. Нигде не читала о такой реакции на электрошок, как потеря слуха, но к адаптским организмам учебники вообще малоприменимы… Светлые глаза адапта сверкнули нахально и довольно. Парень поднял скованные руки, схватил Елену в кольцо.
        - Ух, как соскучился! - и впился губами в губы.
        Пропажу пропуска с тем, что произошло три месяца назад между ней и адаптом, Елена не связала. А негодяй успел, видимо, обшарить ящики стола, пока Елена принимала душ. Спохватилась она только через неделю, в хранилище выбиралась нечасто. Решила, что карточка затерялась в комнате, и попросила Тимофея изготовить дубликат.
        - Отпусти! - Елена уперлась ладонями адапту в грудь. - Ты украл у меня пропуск! Как ты мог?
        - Дак, я бы отпустил - руки связаны. - Парень позвенел у нее за спиной наручниками. - Расцепи, а?.. Хоть потискаю как следует. А то, когда еще получится.
        - Как ты посмел! - Елена дергалась в кольце его рук. - Ты ведь мог забраться ко мне в комнату, когда меня там не было! Двери мы не запираем!
        - Прости, лапушка, - адапт поцеловал ее в щеку. - Торопился шибко. Да к тому же - и мне польза была, и тебе удовольствие. Скажешь, нет?
        - Для чего ты грабил хранилище?! Как убедил Дашу помогать?!
        Парень ухмыльнулся.
        - У меня убеждать - один способ. Старый, зато действенный.
        - Неправда! Дашу ты не соблазнял! Зачем тебе реактивы?
        Адапт скорчил изможденное лицо:
        - Голодал. На еду менял.
        - Прекрати юродствовать! Ты мне отвратителен!
        - Ух, как мы заговорили. - Шутливый голос резко поменял тональность. За спиной Елены снова лязгнул металл. - Сними браслеты! А то весь Бункер про аллергию узнает.
        Елена похолодела.
        - Тебе не поверят…
        - Мне - ясный день, не поверят. А камере - легко. - Адапт кивнул на мигающий в углу огонек следящего устройства. - Думала, я совсем идиот - не отдуплю, что у вас тут покруче, чем у Толяна, кино снимают?
        - Какого еще Толяна? Что ты несешь? - Идиоткой сейчас почувствовала себя Елена. Вот что значит, никогда не доводилось кого-то допрашивать… Как можно было забыть, что в изоляторе постоянно работает камера?!
        - Да кореш мой один, - ухмыльнулся адапт. - Выдумщик - ух! Кино шибко любит, особенно про любовь. - Он крепче прижал Елену к себе.
        Объятия, несмотря на ярость, волновали. Против воли накрывала знакомая сладкая волна.
        - Поди, на записи хорошо видно, как мы тут с тобой обжимаемся… И куда пропуск делся, ты только что сказала.
        Елена снова попробовала вырваться. Бесполезно, держал адапт крепко.
        - Далеко собралась?
        - Я закричу, и сюда придут!
        - Да на здоровье, мне не жалко. Я сейчас сам орать начну. И рассказывай потом своему Ваде, что ничего у тебя со мной не было. - Адапт чуть отстранился, заглянул Елене в глаза. Холодно, с нажимом проговорил: - Снимай браслеты. И выводи меня отсюда.
        ***
        Даша снова сидела в комнате взаперти. На этот раз без Любови Леонидовны.
        Она не плакала. Вместо горя прорезались злость и обида. Джек ведь почти вырвался! А его, так подло - шокером! Навалились втроем, утащили куда-то. И даже Григорий Алексеевич не заступился.
        «Я пытался договориться по-хорошему, - отрезал врач в ответ на Дашины рыдания, - он не захотел. Теперь пусть пеняет на себя».
        Щелкнул, открываясь, дверной замок.
        - Я не желаю ни с кем общаться, - демонстративно отвернувшись и не глядя на вошедшего, объявила Даша. - И кушать не буду. - Приближалось время обеда.
        - Ну и ходи голодная, - фыркнули от двери.
        Даша подпрыгнула. В последний миг сумела задавить восторженный визг:
        - Ты вырвался?!
        - Нет, блин, сижу… Тихо ты, не пищи. Пойдешь со мной?
        - Куда? - обомлела Даша.
        - К нам.
        - Разумеется, не пойдет! - Джек, оказывается, пришел не один. Вслед за ним в комнату шагнула Елена Викторовна. - Я предупреждала, что это глупая и бессмысленная затея.
        - Вы его отпускаете? - Обалдевшая Даша во все глаза смотрела на наставницу. - Вы все выяснили, да? Джек не виноват?
        Джек хохотнул:
        - Угу, еще как выяснили… Лапушка, не тормози. Решай быстрее.
        - Нечего тут решать, - вмешалась Елена. - Дашин ответ очевиден, и я тебе об этом говорила.
        - Ты много чего говорила. - Джек повернулся к Даше. - Ну? Со мной пойдешь или здесь останешься, дальше сказочки глотать?
        - Дарья, не слушай его!
        - Вы ведь почему-то слушаете. - Даша нахмурилась. - Елена Викторовна, что происходит?
        Елена досадливо вздохнула.
        - Я ведь сказала. Твоего… знакомого мы отпускаем. Поскольку, как это только что выяснилось, гнусность с хищением реактивов спланировал не он.
        Джек ухмыльнулся. Елена спокойно продолжила:
        - Он - всего лишь исполнитель, удерживать его в Бункере не имеет смысла. Он мог бы уже уйти, но почему-то вбил себе в голову, что ты можешь захотеть того же. Объясни, пожалуйста, что это бред, и он здесь на минуту не задержится.
        Джек негромко похлопал в ладоши.
        - Гладко брешешь, - оценил он, - аж завидно! Я бы так не смог.
        - Я ничего не понимаю… - Даша растерялась окончательно.
        - Тебе и не нужно ничего понимать, - отрезала Елена. - Просто скажи, что не хочешь с ним идти! И всё, никогда больше его не увидишь. С Вадимом Александровичем я поговорю, обещаю. Уверена, что он тебя простит. Мы оба понимаем, что ты действовала из лучших побуждений, верила, что своими действиями спасаешь Кирюшу… Надеюсь, нет нужды объяснять, что тебя вероломно обманули! Воспользовались твоей наивностью и душевным благородством. Реактивы нужны вовсе не Кирюше. Они нужны тому, кто прислал сюда его. - Елена кивнула на Джека.
        Тот смотрел на нее с искренним восхищением.
        - Охренеть… А кто прислал-то? Ну, чтоб я тоже знал?
        Елена вопрос проигнорировала.
        - Дарья, - поторопила она, - я жду.
        - Это… правда? - глядя на Джека, пролепетала Даша.
        Тот пожал плечами.
        - А какая разница? Доказать я все равно ничего не могу. И она, - Джек кивнул на Елену, - тоже не может. Так что, лапушка, правда тут одна осталась - твоя. Сама решай, кому больше веришь.
        Даша растерянно молчала.
        - Дарья, - Елена Викторовна повысила голос. - Я не понимаю, о чем ты думаешь! Он тебя даже по имени ни разу не назвал, подозреваю, что попросту не потрудился его запомнить! Неужели у тебя действительно может возникнуть мысль о том, чтобы променять наше общество на адаптское? Жить в антисанитарных условиях, слушать грубости и пошлятину? Отзываться, вместо имени, на дурацкую кличку? Не о чем тут говорить. - Елена повернулась к Джеку. - По-моему, все ясно.
        Тот ненадолго замер, глядя на Дашу - ей снова показалось, что прокалывает взглядом насквозь. Неловко поежилась.
        Джек развел руками:
        - Ну, ясно так ясно.
        Подошел к Даше. Подмигнул, заглядывая в глаза, легонько пожал ее руку.
        - Не поминай лихом, лапушка. - Развернулся и быстро вышел.
        - Дарья, сиди здесь! Я скоро вернусь. - Елена Викторовна вышла вслед за Джеком. В двери повернулся ключ.
        Обалдевшая Даша еще немного посидела на кровати. А потом вскочила и отчаянно заколотила в дверь.
        Глава 19
        Бункер. 151 день после возвращения. Елена
        Стирая с камеры злополучную запись, Елена заметила, что у нее дрожат руки. Несколько раз вдохнула и выдохнула. Надо успокоиться. Надо пойти к Вадиму, пока он сам не начал ее искать. Объяснение предстоит нелегкое… Так.
        Адапт обманом подозвал ее к себе. Придушил цепью от наручников - Елена еще раз заглянула в зеркало; натертая поясом халата красная полоса на горле выглядела вполне убедительно - и заставил открыть замки. Угрожая, проник вместе с Еленой в комнату к Даше. Бедная девочка поверила адаптским бредням о том, что она нужна Кириллу, и согласилась бежать.
        Да, Елена согласна, что поступила глупо, отправившись в изолятор в одиночку. Да, она тоже думает, что в рубке и впредь должен будет находиться дежурный…
        Елена невольно вспомнила быстрые, неслышные шаги адапта. То, как он подошел к сидящему спиной ко входу, увлеченному книгой дежурному. Замахнувшись, ударил кулаком - сбоку, по голове. Удержал сползающего со стула мужчину и уложил на пол.
        Даша вскрикнула.
        - Дарья! - Елена едва удержалась от того, чтобы самой не сорваться не крик. - Надеюсь, теперь ты понимаешь, с кем собралась бежать? Он и тебя огреет точно так же! Отвезет к Диким и обменяет, на самогон или наркотики!
        - Зачем ты… - Даша опустилась на корточки возле оглушенного дежурного, растерянно оглянулась на адапта. - Тебя и так выпустили бы! Елена Викторовна, скажите!
        - Скажите, Елена Викторовна, - хмыкнул адапт. - Если не устали еще байки травить. - Он подошел к сейфу. Кивнул Елене: - Открывай. И люк тоже.
        Елена, молясь про себя, чтобы в рубку никого не принесло, открыла сейф. Набрала код входного люка. Адапт затолкал в кобуру извлеченный из сейфа пистолет. Пристегнул к ноге нож.
        - Лапушка, не передумала?
        Даша кусала губы.
        - Пообещай, что никого больше не тронешь, - неожиданно твердо потребовала она.
        - Надо будет - трону, - серьезно отозвался адапт, - хоть обобещаюсь. Нельзя было по-другому, ясно? - Кивнул на Елену: - Она, вон, знает, почему. Только правду тебе не скажет. Как ездила по ушам, так и дальше будет. Потому с собой и зову.
        Даша поднялась.
        - Идем.
        - Дарья, опомнись! - вскинулась Елена.
        Адапт, не взглянув на нее, молча взял Дашу за руку и повел к люку.
        - Дарья!
        Кричать было нельзя, чтобы случайно не привлечь чье-то внимание. Елена бросилась вдогонку, обогнала пару, встала перед ними.
        - Ты веришь - ему?! Не мне - той, что спасла тебя? Учила, воспитывала - пятнадцать лет? - Схватила Дашу за плечо. - Опомнись, пока не поздно!
        - Не трогайте меня, пожалуйста. - Даша вывернулась. В глазах стояли слезы. - Елена Викторовна, я не знаю, что происходит! Не понимаю, кто прав, кто виноват. Но, просто… еще вчера я думала, что у меня нет человека ближе вас. А сегодня… - Даша повернулась к адапту. С той же неожиданной твердостью потребовала: - Идем отсюда. Скорее. - И бросилась прочь.
        Адапт мазнул по Елене взглядом - не понять, чего в нем было больше, презрения или сочувствия. Бросился за Дашей, в несколько шагов догнал. Снова взял за руку.
        Елена дернулась было следом, но остановилась. Поняла, что бесполезно. Никакие слова Дашу не удержат. Глупая маленькая дурочка…
        Ну ничего, ты еще вернешься просить прощения. Ты пока просто не представляешь, с кем связалась! И чем больнее обидит тебя этот подлец, тем лучше, пожалуй… Для тебя же. Пора взрослеть. Пора понимать, кому в этой жизни верить.
        Еще раз убедившись, что запись уничтожена, а галочка «автоматическое включение» с камеры снята, Елена поднялась. Нужно идти к Вадиму.
        ***
        - Лена, ты с ума сошла! Ну разве можно было идти одной?! - В рассказе Елены Вадим не усомнился ни на секунду. Вскочил, посмотрел на часы. - Он верхом, этот парень?
        - Да.
        - О, черт… Если бы не светало, еще можно было попробовать догнать.
        - Не пори ерунду, - подал голос Григорий. - Во-первых, действительно светает. Во-вторых, для чего их догонять? Не проще ли дождаться завтрашней ночи, когда Герман сам сюда Дашку за шиворот притащит?
        - Мне бы твою уверенность. - Елена поджала губы. - После того, что устроил этот подонок, я уже не знаю, чего от него ждать! Умная, образованная девочка, неплохо знающая химию - чем не добыча для Диких? Которым, как известно, любая женщина -лакомый кусок?
        - Прекрати. - Григорий поморщился. - Лена, ну что за бред? Даже если не брать в расчет моральную сторону, ближайшее поселение Диких - в пятидесяти километрах отсюда. Герману надо отдать должное, границы территории, куда Диким вход воспрещен, он еще десять лет назад обозначил. Дождь льет как из ведра, дорогу развезло… Сколько этот мерзавец будет со своей «добычей» к Диким пробираться - неделю? За это время и Герман, и мы успеем принять меры. А мальчишка не дурак, он не может этого не понимать. При условии, что ему вообще что-то подобное придет в голову.
        Вадим кивнул.
        - Да. Соглашусь, пожалуй… Не потому, что верю в адаптскую порядочность, а потому, что до Диких действительно далеко. Да и Герману вряд ли нужен лишний рот. При всех его несомненных достоинствах, альтруизм в их число не входит. Надеюсь, что этот негодяй благополучно доставит Дашку к адаптам, получит за свою самодеятельность по башке, и уже завтра Герман приедет сюда с извинениями. А если он не дай бог прикоснется к Дашке…
        - Не прикоснется, - вмешался Григорий.
        - Я тоже так думаю. Германа побоится.
        - Хм. Ну, я-то думаю, что если Дашка ему в качестве объекта вожделения до сих пор не сдалась, то вряд ли единственный день что-то изменит…
        - Будь любезен, оставь профессиональный цинизм при себе! - Вадим сердито встал. - Лена, пойдем. Обсуждать сейчас то, что произошло, не вижу смысла, нужно дождаться Германа. А работы полно. Знаешь, опасаюсь сглазить, но мне великолепная идея в голову пришла! - В глазах Вадима ясно отразилось, что и грабеж хранилища, и сбежавшая Даша успели отступить на второй план. Так случалось всякий раз, когда в голову приходила «великолепная идея».
        - Тебя, может, еще раз придушить? - ехидно предложил Григорий. - Еще лучше идея пригрезится?
        Но Вадим его уже не слушал.
        - Я подумал о том, что мы изначально неправильно выстроили цепочку реакций! Представь себе, если… - Вадим вышел из клиники.
        Елена, стараясь не улыбаться, устремилась за ним.
        Приют. 151 день после возвращения. Даша
        - А далеко до вашего Дома?
        На лошадь Даша села впервые. Честно говоря, раньше лошадей и близко-то не видела, не думала, что верхом - это так высоко.
        Джек подсадил ее в седло, запрыгнул сам. Показал, за что держаться. Конь пошел - сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Даша охала при каждом подскоке, но потихоньку привыкла.
        На улице было еще темно, однако фосфоресцирующие стрелки часов, подарок Елены Викторовны на шестнадцатилетие, показывали, что утро приближается.
        - Долго ехать?
        - Часа три конному, - отозвался Джек.
        - Мы не успеем, - всполошилась Даша, - рассветет!
        - Домой - ясный день, не успеем. - Не похоже было, что Джек волнуется. - А до приюта - в самый раз.
        - Докуда? - не поняла Даша.
        - Так, я ж тебя к Диким везу. На самогон менять - забыла, что ли?
        - Перестань… Ой! - Даша охнула при очередном подскоке.
        - Не, лапушка, - усмехнулся Джек. - Это - не «ой»! «Ой» начнется, когда задницу о седло сотрешь. А задница - дело такое… Башку, бывает, и то не так жалко. Вот, помню, приземлился у нас один - жопой на арматурину. Нормально так распахал, месяц заживало. И ни себе поглядеть, ни девочкам похвастаться! Прикинь, обидно?
        Ответить Даша не успела.
        - Тпр-ру! - Джек натянул поводья. Конь остановился.
        - Все, приплыли. - Джек спрыгнул, ссадил Дашу. - Раздевайся, ночуй.
        - Что это?
        - Отель. «Приют мутанта», слыхала?
        Они остановились рядом с невысоким забором. Вдали виднелся хорошо сохранившийся двухэтажный коттедж - высокие полукруглые окна, балкончики, терраса, увитая зеленью. Джек объяснил:
        - У нас таких лежек вдоль дороги полно. На случай, если до дома добраться не успеем.
        - А нас не найдут? Недалеко ведь уехали?
        - А тут что, «добро пожаловать» где-то висит? Домов кругом - прорва, умаешься рыскать… За шею держись. - Джек подхватил Дашу на руки.
        И потащил ее почему-то не к коттеджу, а к неказистому деревянному строению в глубине территории. С дороги оно было незаметно, скрывалось в темноте.
        - А почему сюда? - Даша послушно вцепилась в Джека. - Почему не в дом?
        - Мы туда не ходим. Там Катя умерла.
        Это имя Даша слышала уже не раз.
        - Как? - глупо вырвалось у нее.
        - На засаду напоролись.
        В домике, куда Джек внес Дашу, царила непроглядная темень. Но адапт двигался уверенно. Усадил на что-то девушку и деловито принялся шуршать рюкзаком.
        - Там, подальше, фура на боку валяется, - донесся до Даши голос из темноты. - Сейчас-то мы ее в сторону отпинали, а раньше полдороги загораживала. Их с Германом оттуда обстреляли. Наши из завалов возвращались, с добычей, а Дикие в засаде ждали.
        Чиркнула спичка, и загорелся фонарь. Даша огляделась. Домик показался уютным.
        Бревенчатые стены с маленькими, будто игрушечными, заколоченными снаружи окошками, стол вдоль лавки в углу. А половина противоположной стены оказалась выложенной из кирпича и украшенной металлическими дверцами.
        Рядом с кирпичами находилась дверь в смежную комнату, Джек исчез за ней и тут же вернулся, волоча по полу ящик с поленьями. Присел на корточки перед кирпичной стенкой, распахнул самую большую дверцу.
        - Ну и, вот, - продолжил он. - Наши, ясен пень, сматывать - а у тех огнестрел. И подстрелили Катю. Со спины легкое пробили. Когда от погони оторвались, как раз возле того дома оказались. Герман Катю вовнутрь занес, перевязать хотел, а она - всё уже.
        Даша подавила вскрик. Рассказ звучал на удивление обыденно, но менее жутко от этого не становилось. Джек встал, деловито подвигал другими заслонками.
        - Герман, пацаны рассказывали, сперва все поверить не мог. Теребил Катю, теребил… И они, сами-то, тоже ждали, что она возьмет и оживет. Как, знаешь, в дурацких фильмах бывает. Мелкие ж были, не соображали… А Герман, пацаны говорят, когда понял, что Кате не помочь - из дома выскочил, в седло, и назад. Диких догонять… В общем, мы в тот дом не ходим, - неожиданно закончил Джек.
        Вытащил из ящика полено. Взял прислоненный к стене топор. Ударил, прицелившись, по краю - Даша охнула. Ей показалось, что удар должен прийтись ровно по пальцам.
        - Ты чего?
        - Испугалась, что ты себе руку отрубишь.
        - Да и пофиг, новая вырастет. Чего орать-то? - Джек ударил снова. Отколотые щепки аккуратно ложились на пол.
        - А что ты, вообще, делаешь? - заинтересовалась Даша.
        - Кондиционер включаю. - Джек скомкал извлеченный из ящика лист пожелтевшей бумаги, сунул за дверку. Пристроил сверху щепки и поленья. - Один и так бы перетоптался, а тебя хлебом не корми - дай замерзнуть… - Поднес спичку.
        Вспыхнуло веселое пламя, но полюбоваться на него Даше не дали, Джек захлопнул дверцу. Поднялся.
        - Так… Ну, ты сиди пока.
        Тут Даша обнаружила, что сидит она, поджав ноги, на диване - когда-то нарядно-голубом, а сейчас безнадежно грязном.
        - Если в сортир надо - вон там. - Джек кивнул на смежную дверь. И явно собрался уходить.
        - А ты куда? - После его рассказа остаться здесь в одиночестве Даша ни за что бы не согласилась.
        - На танцы, обещал там одной… Блин, да шучу! Жеребцу воды налью и поищу тебе в большом доме шмотье какое-нибудь.
        Из своей комнаты Даша выскочила, в чем была - халате поверх пижамы и домашних тапочках. Один тапок по дороге к люку потеряла. Второй тапок и халат Джек с нее, еще на выходе из Бункера, выругавшись, скинул, завязал комбинезонные штанины внизу узлами и в таком виде усадил на лошадь. В связи с чем передвигаться самостоятельно Даше было непросто.
        Попыхтев от натуги, она развязала узлы. Голый деревянный пол неприятно холодил ноги. Сбегав в туалет - свет в кабинке не включался, пришлось вернуться за фонарем, и спуск воды почему-то не работал - снова вскарабкалась с ногами на диван. Джек скоро вернулся, таща с собой ворох одежды.
        - Набрал разного, погляди, чего подойдет… А обувки на тебя там нету. Вот - самое мелкое, что нашел.
        «Самое мелкое» оказалось стоптанными мальчишескими кроссовками, размера на три больше нужного. Даша вздохнула, но рассудила, что выбирать не приходится, и обувь в любом случае удобнее, чем узлы на ногах.
        - Шаришься по этим домам - охреневаешь просто, - наблюдая, как Даша разбирает одежду, обронил вдруг Джек. - Сколько ж барахла у людей было! В одном только доме, одной посуды - на целый поселок хватит, да еще останется. Куда им столько?.. Иной раз мы, когда в завалах ковырялись, такое выкапывали, что и не понять, как обнять. Как-то, помню, целый склад нарыли - такой дребедени! Кружки дурацкие, разве что хоботом из них пить. Подушечки - с ладонь размером. Свечки вонючие - ни тепла, ни света… И пол-ангара этой дрянью завалено! Прикинь? Нет, чтобы жратвы запасти побольше или вещей нормальных. А то ж, такая пакость попадается! Майку постираешь - перекосится вся. Молотком - раз ударишь, на второй башка отскочит. Лопату в землю воткнешь, а назад не выдернешь, так там и останется… И на фига только такую дрянь плодили? Ладно, наряжайся, - неожиданно оборвал сам себя Джек. - Я снаружи побуду. Свисти, если чё. - И устремился к выходу.
        - Подожди! - окликнула Даша.
        - У?
        - Герман… Я не поняла… Зачем он поехал догонять тех людей?
        - Не людей, а Диких, - недовольно поправил Джек. - Перебить хотел, зачем еще-то? - и, очевидно, сочтя беседу законченной, шагнул за дверь.
        - Пе… - голос у Даши дрогнул. - Перебил?
        - Угу, - донеслось до нее. -Ты одевайся, слышь? Я тут до старости сидеть не нанимался.
        Все еще под тяжелым впечатлением от рассказа, Даша принялась разбирать одежду. В том, что Джек - большой мастер приврать, а то и сочинить на ходу полную небылицу, детали которой спустя полчаса сам не вспомнит, она убедилась давно. Правду Джек говорил редко и неохотно. Сейчас, например.
        Все именно так и было. И Герман убил тех людей - за то, что они убили Катю. И сам Джек, поняла вдруг Даша, поступил бы так же.
        Око за око, зуб за зуб - кажется, так это когда-то называлось. Варварство?.. Да. Самое настоящее. Но ведь, с другой стороны, те люди напали первыми…
        Мысли мешали сосредоточиться на одежде. Даша рассеянно прикладывала к себе вещи. Откладывала, брала другие. До тех пор, пока Джек не поинтересовался, чё она там - дрыхнет или никак собой не налюбуется. После такого предположения пришлось напялить первое, что подвернулось под руку.
        Джинсы и футболку Даша надела прямо на пижаму, белья на ней не было. Очень старалась не думать о том, что вещи эти, до того как все случилось, носил в свое удовольствие неизвестный мальчик - судя по всему, не самый аккуратный, - и ведать не ведал, что одежки надолго переживут его самого.
        Теплая толстовка с изображенной на спине оскаленной звериной пастью завершила Дашин гардероб. В нормальной ситуации она не нарядилась бы подобным образом за все сокровища мира, но сейчас переодеваться уже не рискнула. Стесняясь, позвала Джека.
        Тот в ответ проворчал, что за это время можно было ежа родить, однако, оглядев Дашу, снисходительно оценил:
        - Ну, ничего так. Прикольно.
        - Правда? - обрадовалась Даша. Тут же пожалела, что нигде нет зеркала.
        - Угу.
        Джек развязал рюкзак. Вытащил полотняный мешочек и термос.
        - Бери орехи, - предложил он. - И сухари еще есть.
        Даша собиралась вежливо сказать: «Спасибо, я не голодна», - она всегда так говорила. С детства ничто в жизни не ненавидела больше, чем завтраки, обеды и ужины. Весь день могла бы провести, по выражению Валентины Семеновны, «на печенюшках» - но, разумеется, такого удовольствия ей не доставляли. Любовь Леонидовна тщательно следила за рационом питомицы и за каждой проглатываемой ею ложкой.
        Джек уподобляться воспитательнице, запихивая в Дашу еду, разумеется, не стал бы, но привычную вежливую фразу Даша почему-то не произнесла. Прислушавшись к себе, поняла вдруг, что и правда испытывает голод.
        Орехи и сухари оказались восхитительно вкусными.
        - Ты что, орехов никогда не ела? - наблюдая, как Даша разглядывает и пробует крепкие ядрышки, удивился Джек.
        Даша задумалась, припоминая.
        - Н-нет… - решила она. - А откуда они у тебя?
        - В огороде растут. Как морковка.
        - Правда?
        - Ну. Накопал перед уходом.
        Даша не сразу сообразила, что ее опять дурачат, и серьезно кивнула.
        - Послушай, - вспомнила она. - Сейчас ведь уже можно сказать? Объясни, наконец, для чего всё это было?
        Джек обернулся от печки, ворошил в ней догорающие поленья. Захлопнул дверцу и потрогал кирпичный бок.
        - Нагреваться пошла, - будто не услышав вопрос, довольно объявил он. - Теперь точно не замерзнешь.
        Даша обиделась:
        - Почему ты со мной все время как с маленькой? По-моему, я имею право знать.
        Джек отложил кочергу. Подошел к дивану. Взгляд знакомо заострился, как будто адапт пытался разглядеть, что у Даши внутри, ей от этого каждый раз не по себе становилось. Подумалось почему-то, что не так уж сильно она и жаждет узнать правду, но упрямство победило:
        - Я убежала с тобой. И я хочу знать, ради чего.
        Джек, помедлив, кивнул.
        - Ну, окей. Сама напросилась… Бункерный - не у нас.
        Даша обомлела:
        - А где?
        - У Толяна.
        - Где?!
        - Поселок есть. - Джек махнул рукой в сторону двери. - Отсюда конному - три ночи пути. Главный у них - Толян. Это его бойцы бункерного подстрелили и Сталкера ранили.
        Даша нетерпеливо кивнула:
        - Это я знаю. Кирюша объяснил Вадиму Александровичу, что они охотились за реактивами, которые вы везли. Только при чем тут…
        - И что твой Вадим Александрович сказал? - перебил Джек.
        - Сказал, что это варварство. Что это бесчеловечно. И что отныне никаких поступлений товаров из Бункера во Владимир не будет. Только…
        - А бункерный? - снова настойчиво перебил Джек. - Ничего не говорил?
        - Кирюша рассказывал, что вырваться из засады удалось ему, Сталкеру и Ларе. А возле Владимира остались ты, Олеся и… не помню имени, кто-то еще. Кирюша очень переживал за вас! Я рада, что все хорошо закончилось.
        Джек прищурился:
        - Как же оно, по-твоему, закончилось?
        - Ну, - растерялась Даша, - ты ведь здесь? То есть, вы убежали?
        Джек горько рассмеялся. Передразнил:
        - «Убежали»… Куда там было бежать? Плешивый нас в плен забрал, всех троих. Меня, Олеську и Гарика.
        - Зачем?
        - Понравились шибко.
        Даша обиделась окончательно.
        - Видишь ли, я не в курсе ваших отношений с этим… Толяном. Мне о нем никогда не рассказывали! Откуда я могу знать, для чего ему…
        - Чтобы нас на бункерного обменять. Чтобы тот ему лекарство набодяжил.
        Поняла Даша не сразу. А поняв, почувствовала, что холодеет.
        - То есть… Кирюша сейчас… у него?
        - Блин, - рассердился Джек, - песня та же, поет она же! А я о чем талдычу?
        - Как же он там оказался?
        - Герман отвез.
        - Это… когда за ним приезжал?!
        - Ну да. Бункерного отвез, а нас с Олеськой забрал.
        - Я ничего не понимаю, - помолчав, пожаловалась Даша. - Это происходило с разрешения Вадима Александровича?
        - Угу. Пришел, такой, Герман к Вадиму Александровичу и говорит - отдай бункерного, я его на своих бойцов махну! А то им у Толяна надоело чё-то.
        Представить себе такой диалог Даша не смогла.
        - Вадим Александрович не допустил бы…
        - Вот именно, - кивнул Джек. - Потому его никто и не спрашивал. Толян Гарика сжег. Это, которого ты имени не помнишь.
        - Что?!
        - Что слышала. На солнце выкинул и держал там, пока не помер. И с нами с Олеськой то же самое было бы, если б Герман бункерного не привез. - Джек холодно, с прищуром смотрел на нее.
        Даша онемела.
        «Этого не может быть, - вертелось в голове, - люди не могут так поступать! Это… это…»
        Как бы ей сейчас хотелось, чтобы Джек обманывал! Но он не обманывал. Врать про такое нельзя.
        Сжег… На солнце… Живого.
        Даша почувствовала, как по щекам потекли слезы.
        - Сама напросилась, - обронил Джек.
        Слова не выговаривались. Даша молча плакала.
        Джек, постояв, присел рядом.
        - Вот на хрена было спрашивать? А?
        Даша не отвечала, всхлипывая.
        - Просила - так теперь не вой, а дальше слушай! По-хорошему Толян бункерного не отпустит, и тот собрался его склады с оружием взорвать. Тогда и сам сбежит, и Толян рыпаться не посмеет. Для того мы с тобой и таскаем это все. Таскали, то есть, теперь-то хрен куда пролезем… Да хорош реветь, говорю! - Джек толкнул Дашу в плечо. - Приют затопишь… Тоже мне, грабительница.
        Носового платка в карманах новой одежды не оказалось. Даша отерла щеки рукавом.
        - Это очень опасно, - сумела выговорить она. - А если этот… Толян поймет, чем Кирюша занимается?
        Джек пожал плечами:
        - Ну, пока-то не понял.
        - Я догадывалась, конечно, что компоненты нужны для производства взрывчатки, - задумчиво проговорила Даша, - даже тебе сказала, помнишь?.. А ты только смеялся. И я думала, что вы собираетесь с их помощью какие-то помехи устранять. На дороге, например…
        Джек вздохнул.
        - Вот и думала бы дальше. Хрен ли полезла выспрашивать?
        - Но… ты ведь мог и в этот раз промолчать.
        - Мог. Только решил, что нечестно будет. Мало тебе в Бункере по ушам ездили, так еще я туда же.
        Даша разревелась окончательно.
        - Ты чего? - Джек обхватил ее за плечи. - Эй!.. Да что опять сказал-то?
        - Все нормально, - с трудом проговорила Даша. - Спасибо… что доверяешь.
        - Чучело, блин. - Джек взъерошил ей волосы. - Ясное дело, доверяю. Куда б я без тебя?.. Да не реви, говорю! И вообще, спать пора. Завтра не растолкаю.
        Он встал. Взялся двумя руками за край дивана и приподнял - Даша с возмущенным писком опрокинулась на другую половинку, - опустил на пол. Диван превратился в кровать из двух частей. Из утробы дивана Джек извлек потертый плед. Из рюкзака - спальный мешок. В изголовье бросил свернутую куртку и комбинезоны.
        - Укладывайся.
        Даша, утирая остатки слез, забралась в мешок. От мешка пахло Джеком.
        - Не холодно? - Адапт улегся рядом.
        - Немножко… - На самом деле прохлада отсыревшего дивана ощущалась даже сквозь мешок.
        - Ничего, скоро печка греть начнет. - Джек накинул на Дашу плед. Сверток, в который превратилась девушка, подтащил к себе. - Руки мерзнут?
        - Ага.
        - Давай сюда. - Обе Дашины ладошки поместились в одной его. - Нормально так?
        - Хорошо… Послушай, - вспомнила Даша. - А как же ты сумел из изолятора убежать? Вадим Александрович говорил, что это невозможно!
        Джек довольно усмехнулся.
        - Тебе мой способ не сгодится, - заверил он. - Спи.
        Глава 20
        Дом. 152 дня после возвращения. Даша
        На подъезде к Дому Джек придержал коня.
        - Копыта стучат, - пояснил он Даше, - навстречу скачут. Скорее всего, Ларка, но мало ли… - и громко, заливисто свистнул - так, что у Даши в ушах зазвенело.
        В ответ раздался похожий свист.
        - Ларка, - уверенно определил Джек. - Неймется Варваре любопытной.
        Он не ошибся.
        - Жека! - прокричали из темноты. - Кто там с тобой?
        Джек ухмыльнулся:
        - Сувенир прихватил.
        - Сам ты сувенир! - обиделась Даша. Этой чудесной фразе научилась у Кирилла, а тот - наверняка у ее спутника. Но заявление осталось без комментариев.
        - Чего несешь? - недовольно проворчала Лара.
        Она подъехала ближе. Узнала Дашу и ахнула:
        - Твою ж мать! Что стряслось?
        - Спалились, - коротко объяснил Джек.
        - Зашибись… И как теперь?
        - Никак. Мне туда больше дороги нету. И ей, - Джек похлопал Дашу по плечу, - по ходу, тоже.
        Даша к разговору не прислушивалась. Она, разинув от изумления рот, уставилась на Лару. Привыкла видеть ее и Джека в неизменном камуфляже, отчего укрепилась во мнении, что адапты всегда одеваются подобным образом… Не тут-то было. Лара, которая приходила в Бункер, разительно отличалась от Лары, увиденной сейчас.
        Даша восхищенно разглядывала облегающие брюки адаптки, изготовленные из какой-то блестящей ткани - под луной они красиво серебрились. Высокие сапоги, просторную тунику, перехваченную плетеным поясом, ожерелье на шее. Волосы Лара уложила, с помощью какого-то клейкого состава, в виде треугольников - голову ее будто покрывали перья. Все это адаптке удивительно шло.
        - У вас все девушки так одеваются? - вырвалось у Даши.
        Лара рассмеялась. Джек немедленно влез:
        - Не-е, ты чего! Это только Ларке разрешили, за хорошее поведение. А так-то, из лохмотьев не вылезают.
        Лара вздохнула.
        - Дурак… Я и тебя наряжу не хуже, - пообещала она Даше, - в Бункере не узнают.
        - В Бункер ей теперь нельзя, - напомнил Джек.
        - Да и черт с ним! Было бы, о чем горевать.
        - Погоди! - Джек привстал в седле. - Еще кто-то скачет… Блин, да вы чего сегодня? А что будет, если я на неделю пропаду, до Ногинска в очередь выстроитесь?
        - Народ! - тревожно проорали из темноты. - Гони к Дому! Боевая!
        По произнесенным далее словам Даша догадалась, что адапты ругаются. Но спросить ни о чем не успела - таким сумасшедшим, бешеным аллюром они вдруг понеслись вперед.
        ***
        Бывший церковный двор Джек пролетел так быстро, что оглядеться Даша не успела. Остановил коня у террасы, пристроенной к длинному двухэтажному зданию - Даша сообразила, что это и есть знаменитый адаптский Дом. Кинул поводья на перила, быстро ссадил спутницу с коня и потащил за руку вверх по ступенькам.
        Терраса Дома освещалась неяркой лампой, закрепленной над входом. В свете этой лампы Даша увидела стоящую у перил молодую женщину, она повернулась к ним с Джеком.
        - Инна, только не ругайся, - взбегая по перилам, предупредил Джек, - бункерную спугнешь.
        Инну, «псевдомать псевдодетишек», как язвительно называла ее Елена Викторовна, - Даша знала, что подругу Германа наставница за что-то недолюбливает, - она увидела впервые. «Псевдомать» оказалась полной, веснушчатой и буйно-кудрявой. В одежде ее, так же, как у Лары, не присутствовало ни намека на камуфляж: джинсы и кофточка веселой расцветки. Непокорные, медного цвета завитки выбивались из пучка на затылке, Инна то и дело досадливо заправляла волосы за уши.
        Перед террасой, на первый взгляд, царил полный хаос. Через освещенный фонарями двор пробегали деловитые парни и девушки, кто-то проносился верхом, и что-то куда-то беспрерывно тащили. Время от времени у Инны о чем-то коротко спрашивали и получали такие же короткие ответы, Даша заметила, что к вопрошающим «псевдомать» не оборачивается. Хаос Инну не смущал, было похоже, что она в этом бурлящем муравейнике и не оборачиваясь отлично ориентируется. Инна выжидательно смотрела на Джека и Дашу.
        - Это бункерная, - объяснил Джек, - которая нам помогала. - Никакими «добрый вечер» и «как дела» он утруждаться не стал. - Там звездец, спалились. Вот, сюда ее припер.
        Он каким-то образом оказался позади Даши. От этого смущенная донельзя девушка и впрямь ощутила себя привезенным из дальней поездки сувениром. Ощущение было, как говаривали адапты, «так себе». А выражение лица Инны - миловидного, но встревоженного, - она охарактеризовала бы как «Господи, только этого не хватало».
        Однако ничего подобного Инна не произнесла. После паузы, во время которой укоризненно смотрела на Джека, а тот - виновато, но упрямо - на нее, приветливо поздоровалась с Дашей.
        - Здравствуй! Меня зовут Инна. А тебя?
        - Даша.
        - Очень приятно. Спасибо, что нам помогала.
        Инна повернулась к Джеку. Коротко осведомилась:
        - Дров не наломал?
        - Не, - буркнул тот. - Хотя, будь моя воля… ох, и врезал бы!
        - Кому?
        - Да так… Уж там нашлось бы, кому. Как эта хрень называется? - спросил у Даши. - С которой тебя вскрыли?
        Даша смутилась еще больше, точного названия препарата она не знала. И даже до недавнего времени не догадывалась, что в бункерных тайниках может содержаться подобное.
        - Я не могу сказать. Думаю, что пентотал, но, возможно, это какая-то его производная. - По недоуменным взглядам Инны и Джека Даша сообразила, что вопрос заключался в другом. Пояснила: - Условно это вещество называют «сывороткой правды».
        Инна нахмурилась. Вопросительно посмотрела на Джека. Тот кивнул.
        - Ничего себе, - протянула Инна. - То есть, ты хочешь сказать - для того, чтобы узнать, зачем вы лазите в хранилище, тебе ввели какой-то специальный препарат? Свои же?
        Ответить Даша не смогла. Низко опустила голову, отводя взгляд от недоверчивого Инниного лица. Теперь она испытывала уже не стеснение, а настоящий стыд - за действия людей, которых любила и которым доверяла.
        - Говорю же, убил бы, - хмуро прокомментировал Джек. - А вы всё: «Толян», «Толян»… Да Толян, рядом с бункерными - божий одуванчик! Только и может, что плеткой махать. А до такого, небось, сто лет проживет - не додумается.
        Даша, не удержавшись, расплакалась.
        - Помолчи, - одернула Джека Инна.
        Шагнула к Даше и вдруг обняла ее. Прислонила голову к своей груди - как, должно быть, не раз прислоняла каждого из адаптов, нынешних отважных воинов, а когда-то маленьких девочек и мальчиков. В мозгу у Даши пронеслось странное. То, что полнота - это, оказывается, вовсе не некрасиво.
        - Если бы Евгеньич был здоров, он бы никогда такого не допустил! - гладя Дашу по волосам, убежденно заверила Инна. - Вот оклемается - устроит им всем! Да еще Герман добавит. Будут знать, как издеваться.
        - А где Герман? - встрял Джек. - Ускакал уже?
        - Нет, тебя дожидается… Но он так и решил, что ты спалился - вчера еще, когда дневать не пришел. Вечером сегодня в Бункер собирался, каяться, а оно видишь, как повернулось! Гонец из Ногинска прискакал, в мыле весь - Маринка передала, что помощь нужна. Не зря у меня, видать, сердце не на месте было… Хлебнем мы еще с вашим бункерным, - сердито закончила Инна. - А ты не горюй, - обратилась она к Даше. - Дальше пусть Герман сам это всё, как хочет, так и разруливает! Наворотили дел - черт ногу сломит, кто там прав, кто виноват… А ты - умница, ясно? Ты все правильно сделала. Своих надо выручать. Побудешь пока у нас, а там уж победителей не судят.
        - Во-о, и я говорю, - подхватил Джек. - Ты давай, это… хорош реветь. - Осторожно похлопал Дашу по плечу.
        И, очевидно, счел свою миссию выполненной. С заметным облегчением спросил у Инны:
        - Ну всё, что ли? Дальше разберетесь, я побег?
        - Катись колбаской, - благословила Инна, - догоняй. Ни пуха ни пера.
        - К черту!
        С крыльца Джек слетел, лихо оседлав перила.
        - Будь здорова, лапушка, - крикнул он заплаканной Даше, одним махом взлетев на коня. - Жив буду - увидимся! - И пропал в ночной темноте. Робкое «До свиданья…» вряд ли расслышал.
        ***
        На Дашины расспросы о том, куда вдруг умчались Джек и другие ребята, Инна отвечать не захотела. Не уклонялась, не выворачивалась, как обычно поступали взрослые, а просто и прямо объяснила:
        - Я пока не могу сказать. Как только вернутся - обязательно, обещаю. А сейчас извини. Ты лучше отдыхай.
        Для отдыха Даше выделили небольшую уютную комнату.
        - Здесь пока никто не живет, располагайся. Я попрошу девочек, чтобы одежду тебе подобрали, накормили и показали все, но только чуть позже. Сейчас мы заняты.
        Это Даша и без объяснений понимала. Она благодарно кивнула, и Инна ушла.
        Делать Даше было неожиданно нечего. Она послонялась по комнатке, потрогала занавески из клетчатой ткани. Заглянула в пустой платяной шкаф и в пустую же тумбочку. Полюбовалась самодельным лоскутным ковриком на полу и раздвижными деревянными дверцами шкафа. Дверцы были сделаны из гладко оструганных досок и украшены выжженными узорами, напомнившими Даше наскальную роспись: человечки с ручками-растопырками, коровы с рогами-полумесяцами, волнистые линии, призванные, очевидно, изображать водоем, и домики с дымами-пружинками из кривоватых труб.
        Даша снисходительно подумала, что сама так рисовала годика в четыре. Те же узоры неизвестный мастер повторил на дверце тумбочки. Интересно, где адапты раздобыли такую странную мебель?
        Через полчаса ничегонеделания Даша вспомнила рассказ Джека о том, что умывальные комнаты и туалеты находятся в коридоре. По дороге никого не встретила - видимо, все обитатели Дома бегали по двору. Вымыв руки ледяной водой - это было ужасно неприятно, - вернулась в комнату. Разулась и легла на кровать поверх покрывала. Переодеться было не во что, почитать нечего и поговорить не с кем.
        От жалости к себе на глаза снова навернулись слезы, и Даша сердито зажмурилась. Не будет она плакать, хватит уже! Лучше попытается заснуть.
        И тут в дверь осторожно постучали.
        - Войдите! - подскочив на кровати, обрадовалась Даша.
        Дверь приоткрылась. В комнату заглянула тяжелая беловолосая голова.
        - Здорово, - со странным смущением буркнул Шелдон.
        - Здравствуй! Проходи. - Вот уж не думала Даша, что когда-нибудь так обрадуется грубияну.
        - Я, это самое… - топчась на пороге, пробухтел Шелдон. - Тут, это…
        - Шел, не пыли, - звонким голоском оборвали его.
        И в комнату, решительно отодвинув парня с дороги, шагнула девушка - невысокая, полногрудая и курносая.
        - Привет!
        - Это Лилька моя, - заходя следом, объявил Шелдон. Больше он ничего не добавил. Очевидно, считал, что все объяснил.
        - Меня зовут Лилу! - сердито поправила девушка. - А тебя? А то этот мой тюфяк все - «бункерная», да «бункерная».
        - Даша…
        - Привет, Даша. Все, познакомил - вали, - оборачиваясь к Шелдону, скомандовала девушка.
        Шелдон с заметным облегчением ретировался.
        - Я тебе одежду принесла, - ставя на кровать рядом с Дашей увесистый тюк, объявила Лилу. - Инна сказала, Жека тебя черт-те в чем приволок. - Она с неодобрением оглядела Дашу. Вздохнула. - Блин, да что с них взять, с мужиков! Держи.
        Сама Лилу была одета в брюки и яркую просторную тунику, похожий наряд Даша видела сегодня на Ларе. Девушка хлопотала, вынимая из тюка вещи, а Даша поймала себя на том, что плакать расхотелось. Кажется, ей нравилось у адаптов.
        Остаток ночи прошел в суете - Лилу, говорливая и расторопная, отвела Дашу сначала в баню, потом в столовую, потом протащила по всему хозяйству, показав и ферму, и поля, и оранжереи, Даша за всю предыдущую жизнь столько не ходила. Под конец экскурсии она уже едва волочила ноги и с большим трудом сдерживала зевоту.
        Вернувшись в комнату, залезла в кровать и тут же заснула.
        Пекша. Ранее. 150 дней после возвращения. Кирилл
        Толян, в отличие от многих своих бойцов, не погиб. Когда остатки его армии снова начали соображать, от ворот они, прихватив бесчувственное тело подонка-бункерного, поспешно ретировались. Приближался рассвет. На дневку остановились посреди деревни, когда-то большой, а сейчас необитаемой.
        Место, бывшее до того как все случилось деревенской площадью, окружали по периметру три одноэтажных здания, на них даже сохранились вывески: два продуктовых и один хозяйственный магазин. Остатки Толяновой армии разместились внутри зданий. Окна бойцы закрыли защитной тканью и кое-как рассредоточились среди пустых прилавков. Толян с приближенными разместились комфортнее, в подсобке: там стояли небольшой диван, стол и стулья.
        Полуживого Кирилла бросили на пол. После нескольких уколов он очнулся.
        Мозги и тело слушались плохо, зато сердце колотилось, как бешеное - должно быть, ему впрыснули лошадиную дозу стимулятора. Каждый удар сердца разносился по организму, словно звон по пустой кастрюле. И каждый отзывался болью. Болело у Кирилла, кажется, все, что могло болеть.
        - Зашевелился, падла, - услышал Кирилл ненавистный голос.
        Его попинали в бок чем-то твердым - должно быть, ногой.
        - Поднимите паршивца.
        Усадили и окатили водой. Кирилл закашлялся, его вырвало. Равнодушно подумал: «Сотряс. Тяжелый». Словно со стороны себя наблюдал.
        Его с руганью оттащили куда-то в сторону. Схватили за подбородок, заставляя разлепить глаза.
        - Не соображает, падла! - зло бросил кому-то Толян. - Коли еще!
        - Нельзя больше, - лаконично прокомментировал равнодушный голос, Кирилл узнал Интерна - личного медика диктатора. - Сдохнет. И так мотор на пределе.
        Толян длинно выматерился. Снова схватил Кирилла за подбородок.
        - В глаза смотри, падла!
        Его ударили под ребра. Кирилл разлепил глаза. Взгляд фокусировался плохо, но тонкогубое мерзкое лицо и не видя, отлично представлял.
        - Знаешь, гаденыш, что с тобой дальше будет?
        Ответа Толян не дождался.
        - На солнышко покатишься, загорать! Там как раз распогодилось.
        Какая-то часть Кирилла равнодушно отметила, что в помещении и впрямь светло. Должно быть, на улице действительно показалось солнце.
        Когда-то сама мысль о том, что один человек может выбросить другого под смертоносные лучи, довела его до отчаянных слез. Вспомнил, как полгода назад упрашивал Толяна не издеваться над связанным Рэдом… Должно быть, диктатор подумал о том же.
        - Ты-то за Сталкера горой встал, - напомнил он. - Всего меня соплями забрызгал, умолял не трогать! И где теперь твой Сталкер? А?
        Кирилл молчал.
        - Думал, небось, швырнешь гранату, перебьешь моих - тут-то корова пекшинская тебе на помощь и кинется, - издевательски продолжал Толян. - А вот - хрен там! Хоть бы кто шевельнулся. Притаились за своим заборчиком, носу высунуть не посмели! А ты теперь помирай.
        Кирилл молчал.
        - А ты им еще лекарство тащил, с самого Новосиба, - с издевкой продолжал Толян. - Нет, чтобы мне припереть! Я-то благодарить умею.
        Кирилл молчал. Он уже понял, что его кнутом и пряником сейчас снова будут вынуждать работать над мифическим «лекарством». И все с тем же равнодушием подумал, что повторное заключение у Толяна не вынесет.
        Он не сможет снова сидеть взаперти, изображая бурную деятельность. У него не хватит фантазии на изобретение новых путей к спасению. На то, чтобы притворяться лояльным, а самому каждым нервом, каждую минуту ждать, что обман откроется. У него не получится дальше улыбаться «шуткам» Толяна - вместо того, чтобы съездить гаду по морде. И он не позволит больше хлестать себя плетьми. Никогда.
        На солнце - значит, на солнце. Значит, так тому и быть. Он уже знает, какая это боль. И знает, что рано или поздно спасительное забытье настанет. А то, что после забытья в этот мир уже не вернется… Так, когда-нибудь все ведь умрут.
        Люк погиб. И Сашка. И Гарри… И вряд ли им было менее больно, чем ему сейчас, и меньше хотелось жить.
        Кирилл собрался с силами.
        Старательно, хоть и не слишком умело - в походе не успел освоить это искусство как следует, а в Бункере подобные тренировки не допускались - плюнул в опостылевшую до смерти рожу. Твердо зная, что после такого оскорбления честолюбивый Толян настаивать на сотрудничестве перестанет.
        ***
        Кирилл лежал на боку - на спине было слишком больно, взбесившийся Толян долго вымещал на нем злость - и смотрел в небо.
        Небо было голубым. Таким внезапно голубым, что хотелось плакать, с легкими облачками, где-то высоко-высоко. Кирилл никогда раньше не видел такого неба. И облаков. Он даже на солнце попытался взглянуть, но не смог - слепило глаза.
        Вокруг, между приземистыми зданиями, разрослись деревья. И старые, толстые, и совсем молодые. На ветвях проклюнулись из почек листья - яркие, зеленые. Их почему-то хотелось попробовать на вкус. Едва показавшиеся из-под земли травинки тоже были нарядно-зелеными. Среди травинок распустились желтые цветы с мягкими широкими листьями, Кирилл попытался вспомнить, как они называются, смешное какое-то название, но не сумел.
        Привязанные к завалившейся ограде кони щипали траву. Красивые кони. Рыжие, вороные, гнедые. Щебетали невидимые птицы. Все было таким… настоящим, таким до невозможности сочным и ярким! Ничего подобного Кирилл не видел никогда.
        Никакие лампы эти цвета не передадут, - думал он. Никакой, самый лучший, монитор не покажет. Как же жаль, что никто, кроме меня, этого не видит! Вот бы Ларе взглянуть. Вот бы было сейчас ахов и охов.
        Кирилл догадывался, что сгорит медленнее, чем сгорел бы на его месте любой другой, чудо-порошок на какое-то время притормозит процесс. И спешил наглядеться на то, что видел - до того, как придет смертельная боль.
        Он, кажется, даже ни о чем и не жалел. Разве что Лару бы увидеть напоследок. Посмотреть в ее веселые глаза, обнять, к губам прижаться… Только, конечно, чтобы Лара его увидела не таким, как сейчас. Не избитым, раздетым и связанным, а то еще расплачется.
        Противно, что Толян услышит, как он будет кричать, но тут ничего не поделаешь. В таком состоянии никто с собой не справится, даже железный Рэд - и тот бы вопил, как резаный… Ну, и черт с ним. Краснеть от стыда в любом случае уже не придется.
        Всплыли в памяти и начали крутиться в мозгу слова из горькой песни, услышанной когда-то от Музыканта на пароходе:
        Глупый мотылек
        Догорал на свечке.
        Жаркий уголек,
        Дымные колечки…
        Картинка отчего-то помутнела и потемнела, перед глазами поплыли радужные пятна.
        Умираю? - расстроился Кирилл. - Уже?.. Жаль. Вот бы еще полюбоваться на красоту вокруг, хоть несколько минут… Но его снова затошнило, и стало не до красоты. Бросило в жар, со лба хлынул пот, заливая глаза. Показалось, что слышит приближающийся стук копыт, отчаянные крики и выстрелы.
        Глюки полезли, - равнодушно подумал Кирилл, - а может, я уже умер. Ну, и слава богу. До чего же устал.
        Звездочка упала
        В лужу у крыльца.
        Отряд не заметил потери бойца…
        С облегчением устремляясь куда-то, где наконец будет хорошо и спокойно, и не будет ни боли, ни страха, ни предательства, Кирилл уже не видел, как загороженные тканью окна располосовали яростные выстрелы. Как затрещали под ударами двери, впуская в убежище Толяна солнечные лучи и разъяренных атакующих.
        Все это осталось где-то там - за чертой, к которой не хотелось возвращаться. И умирающего уже не интересовало.
        Дом. 156 дней после возвращения. Даша
        - Дашка, вставай!
        Ее отчаянно трясли за плечо.
        - Вставай, скорее!
        - Что случилось?
        Даша с трудом разлепила глаза.
        Пошли четвертые сутки ее проживания у адаптов, и спала она в эти дни, как мертвая - через силу заставляя себя подниматься по сигналу будильника. Что такое бессонница, одолевавшая ее когда-то в Бункере - очень давно, еще до знакомства с Джеком, - и служившая Любовь Леонидовне серьезным поводом для беспокойства: «Григорий Алексеевич, ну неужели нельзя подобрать Даше нормальное снотворное? Она такая нервная!» - думать забыла. Здешние ночи проходили столь насыщенно, что, умываясь перед сном, Даша едва доносила до рта руку с зубной щеткой.
        - Я проспала?
        - Нет. - Рядом с кроватью стояла запыхавшаяся Лилу и совала Даше в руки одежду. - Собирайся, ехать надо!
        - Куда?
        - В Бункер.
        - Зачем?
        - Кореш твой помирает… Комбез где? Тут?
        Лилу распахнула дверцы узорчатого шкафа и выдернула из него комбинезон, в котором Даша прибыла сюда. Саму Лилу тревожные события тоже явно застали врасплох: незашнурованные кеды были напялены на босу ногу, а под курткой мелькала пижама.
        - Что?! - До Даши не сразу дошел страшный смысл. - Умирает? Кто умирает?
        - Кореш твой, - повторила Лилу. Кинула Даше комбинезон. - Вставай! Скорее!
        Глава 21
        Бункер. 156 дней после возвращения. Даша
        - Вадим Александрович! Умоляю, откройте! Очень вас прошу!
        Даша заливалась слезами перед камерой, установленной у люка. Что именно случилось там, откуда прибыли адапты, где это произошло и как, ей не рассказали, спешили. Но безжизненное обожженное тело Кирилла укладывали в повозку при Даше. Сталкер с Джеком тоже не двигались, и от этого было еще страшнее. А Вадим Александрович, похоже, решил, что Даша обманывает.
        - Вадим Александрович, неужели вы не видите?! - рыдая, умоляла Даша. - Вот он, Кирюша! Он умирает! Я клянусь, что никогда больше не убегу, ноги моей на поверхности не будет - только, пожалуйста, впустите нас! Позовите Григория Алексеевича!
        - Хорошо, - после колебаний, решился Вадим. - Я впущу. Но только тебя и Кирилла, остальные пусть убираются.
        Даша беспомощно оглянулась.
        - Кирилл не может идти сам. А я не смогу его донести, сил не хватит… И потом, у нас тут еще обожженные! Как же они?
        - Дарья, мы теряем время! Кто-нибудь один может тебе помочь довести Кирилла до туннеля, там вас встретят. Но после этого он должен немедленно подняться обратно.
        - Но, Вадим Александрович… Раненые…
        - Не спорь, - ненавидяще прошипела Лара. - Пусть хоть бункерного заберут. Окей, командир, - крикнула в камеру она, - я одна спущусь.
        - И немедленно поднимешься!
        Лара коротко кивнула.
        - Лара! - позвал вдруг из громкоговорителя другой голос, запыхавшийся и встревоженный, Даша не сразу узнала Григория Алексеевича. - Даша! Что у вас случилось?
        - Бункерный контужен, - бросила Лара. - И сгорел - хуже, чем в прошлый раз… Доктор, можно мне с ним?.. Хотя бы мне одной, раз всем нельзя? Ты же сам не…
        - Вадик! - гаркнул Григорий Алексеевич - усиленный микрофоном голос прогремел над поляной так, что у Даши заложило уши. - Ты совсем сдурел?! Спускайтесь, ребята.
        - Все? - не поверила Даша.
        - Разумеется, все!
        - Григорий, - повысил голос Вадим, - по-моему, ты забываешься…
        - А по-моему… - но тут раздался щелчок, и наступила тишина.
        Даша поняла, что Григорий Алексеевич отключил микрофон.
        - Скорей! - заспешила Лара. - Пока не передумал… Шел, бери бункерного! Я Жеку потащу, а Олеська с Дашкой - Сталкера!
        ***
        Господи, какой же он тяжелый, - думала Даша, помогая Олесе тащить беспамятного Рэда к лифту, а потом - по туннелю. Казалось, что коридору не будет конца, никогда прежде ей не приходилось поднимать такую тяжесть. В голову лезла какая-то чушь, про гонца из древней истории. Тот пробежал без отдыха сорок с лишним километров - марафонскую дистанцию, - чтобы известить своего военачальника о победе. Известил и умер…
        - Дашонок, положи его, - услышала вдруг она. - И отступи назад, не мешайся.
        - Ти… - Даша попробовала произнести имя спасителя, но не сумела, так пересохло в горле.
        - Сядь, отдохни. - Тимофей перехватил у нее тяжеленные ноги Сталкера. Второй мужчина из мастерской пытался разойтись в узком коридоре с Ларой. - Еле дышишь… А ты, красотка, беги к Григорию. Велел поскорее.
        - А вы Сталкера не бросите? - Лара смотрела на мужчин настороженно. - Назад не потащите?
        - Чушь не болтай, - обиделся Тимофей. - Звери мы тут, что ли?
        Лара, поколебавшись, кивнула:
        - Ладно.
        Гибким движением просочилась между мужчинами и ринулась бегом по коридору.
        - Во дает! - провожая девушку взглядом, восхитился Тимофей. И тут же спохватился: - Дарья, ты чтоб не смела так носиться! Шею свернешь.
        Кажется, пожилой мастер искренне считал, что за четыре ночи, проведенные у адаптов, Даша успела стать второй Ларой. Но у девушки не хватило сил даже улыбнуться.
        ***
        До больничного блока Даша добралась позже остальных: Кирилла уже положили в реанимацию, над Рэдом и Джеком тоже хлопотали. Дальше порога Дашу не пустили.
        - Доктор велел сказать, чтобы ты отдыхать шла, - объявил Шелдон, - и нас всех тоже выставил. Сказал, в палату идти.
        - А почему же не идете?
        - Тебя ждем, - удивился адапт. Так естественно, что заданный вопрос показался Даше глупым.
        В день, когда она сказала Джеку, что готова ему помогать, представить себе не могла, что тем самым дает согласие стать частью всей адаптской команды. А это именно так и было. И по-другому, в понимании адаптов, быть не могло.
        - Как хоть ты? - буркнул Шелдон.
        Честно говоря, чувствовала себя Даша ужасно. Она смертельно устала. От бешеной скачки, от нервного и физического напряжения… Но у новых друзей существовал только один ответ на этот вопрос.
        - Нормально, - вздохнула Даша.
        В свою комнату она не пошла - слишком далеко, и слишком велика была вероятность наткнуться по пути на Елену Викторовну, Любовь Леонидовну или еще кого-нибудь из бункерных жителей. Даше не хотелось их видеть, и говорить с ними было не о чем. С разрешения Светланы Борисовны, она утомленно опустилась на кровать в больничной палате - по иронии судьбы, ту самую, с которой всего пять ночей назад подслушала достопамятный разговор взрослых.
        Бункер. 156 дней после возвращения. Григорий
        - Доктор, ну сделай что-нибудь! Ты же видишь, он помирает?! Совсем помирает!
        - Вижу.
        Григорий был на ногах уже больше суток.
        Ночи, прошедшие после побега Даши, хмурые пререкания ни о чем с Вадимом и Еленой, внезапное появление у люка адаптов, нелепая перепалка в рубке, команды, которыми сыпал, призывая на помощь Тимофея с помощниками, бег по туннелю к больничному блоку - Кирилла, как и четыре месяца назад, нес на руках крупный, сильный парень, - все это осталось где-то далеко. Даже слова Лары о том, что Сталкеру с Джеком лучше, Григорий воспринял без энтузиазма. Все его мысли были сейчас сосредоточены на Кирилле. На зверски избитом, обожженном, умирающем мальчике.
        Они с Ларой перепробовали все, что могли, чтобы удержать его, но Кирилл уходил. Григорий повидал слишком много смертей для того, чтобы сомневаться. Парня не спасти, он с первого взгляда это понял. Все их усилия напрасны. Своими действиями они лишь продлевают его мучения, и самым гуманным решением было бы оставить парня в покое.
        Но Григория учили, что за жизнь пациента надо бороться до конца. И он делал это - вопреки и его, и собственному желанию.
        - Доктор, да что с тобой? - Лара вцепилась в его плечо. - Почему не веришь?! Я же вижу - ты не веришь, что он выживет! Почему?
        Григорий понял, что слишком устал, чтобы обманывать. В конце концов, девчонка - диагност, не худший, чем ты сам, - малодушно шепнуло сознание. По отношению к ней понятие «врачебная этика» можно опустить.
        - Потому, что Кирилл не хочет жить, - глухо выговорил правду он. - Я не знаю, что там у вас произошло. Не знаю, почему, уйдя отсюда счастливым и полным надежд, он вернулся… вот таким. Но ему слишком досталось. Он не хочет уже ничего. Только покоя.
        Лара не закричала и не заплакала. Она смотрела на Григория с той отчаянной пытливостью, с какой смотрят обреченные, но еще не поверившие в роковой диагноз люди. Она понимала, не могла не понимать, что многоопытный доктор прав, но отказывалась верить.
        - Нет, - качая головой, проговорила Лара.
        Григорий молча отвернулся. Взгляд скользнул по экрану осциллографа. Сердечные ритмы, несмотря на все усилия, затухали. Ждать, судя по всему, осталось недолго.
        Лара посмотрела туда же, куда и он. Лицо девушки искривилось.
        - Нет! - со злостью повторила она. Ударила кулаком по спинке кровати. - Не дождешься!
        И вдруг кинулась прочь из палаты.
        ***
        … Он был - но его будто уже и не было.
        Он летел к свету. Не к смертельному солнцу, а к доброму, ласковому свету.
        Впереди были тишина и покой. Он знал это, он стремился туда - но какая-то сила все отбрасывала и отбрасывала назад. К боли, к побоям, к унижениям…
        «Я не хочу, - уговаривал силу Кирилл. - Не надо, пожалуйста… Оставьте меня… Я устал. Целый год в этом не сознавался, даже себе - но я смертельно устал. Пожалуйста, отпустите…»
        Кажется, его мольбы наконец услышали. Он полетел быстрее. Благодатный, спасительный свет стал различимее. Приближался…
        … - Бункерный! Ты охерел?!
        Неведомая сила рванула назад.
        Рэд. Его не видно, но это он. Странно. Откуда он здесь?.. Тишина и покой никак не вяжутся с командирским непокорным нравом.
        - Завязывай, слышь?! Люк, Сашка, Гарик - а теперь ты? Хватит! Очухивайся! Маринка с тетей Аней в три ручья ревели, как тебя увидали. Они думали, тебя гранатой в блин размазало, знать не знали, что Толян с собой уволок, а то бы никогда не бросили! Нельзя сдаваться, слышь? Ты боец, или крючок поросячий?!
        … - Бункерный! Что за хрень?!
        Новый рывок. Новый голос. Жека… Ну, этот куда угодно пролезет. Для него никогда запертых дверей не существовало.
        - Ты на кого подругу свою кидаешь? Она тут три месяца на тебя, как папа Карло, впахивала, с Бункера сбегла - а ты вон чего удумал… Бросай это дело! Не ты первый обгорел, не ты последний. Похуже сгорали - и ничего, выцарапывались…
        … - Бункерный, ты почему такая сволочь?!
        Олеся. В голосе - недоумение и укоризна.
        - Я на тебя сколько сил положила, а ты помирать?!
        Его тянут и тянут назад. Спасительный свет все удаляется. Он знает, что стоит лишь перестать слушать, отвлечься от настойчивых призывов - и голоса смолкнут. Стоит сделать рывок, всего один рывок, сказать себе, что не хочет больше, не желает их видеть - и всё! Но почему-то этого не делает. Никак не соберется с силами.
        - Кирюша, мальчик мой!
        Сергей Евгеньевич… Странно. Он-то как в этой компании оказался?
        - Я не знаю, что с тобой произошло. Мне страшно думать, что тебе довелось пережить… Тебе больно, обидно. Ты разочаровался во всем и пытаешься уйти… Мальчик мой, не делай этого. Пока ты жив, есть шансы все исправить. У мертвых таких шансов нет… Помнишь, я говорил: ученый не должен сдаваться! Ученый обязан находить в себе силы, упав, подниматься - и идти, снова и снова, искать новые пути… Если не ты - то кто? Мальчик мой, вернись…
        - Кирюша!..
        Даша.
        - Знаешь, я такая дура была, когда тебя не слушала! У тебя замечательные друзья. Они скакали - долго, по солнцу, чтобы тебя спасти. Они не верили, что ты умер! Они сами обгорели, очень сильно! Мы так спешили сюда… Кирюшенька, пожалуйста…
        … - Бункерный!!!
        Этот голос - самый отчаянный из всех и самый пронзительный, он перекрыл прочие, и, единственный, звенит теперь в ушах.
        - Не смей умирать! Милый мой, хороший! Не умира-а-ай…
        ***
        Вспоминая потом, как всё было, Григорий сам себе казался участником театра абсурда. Сумасшедший режиссер ставил очень странную пьесу.
        Выскочившая из реанимации Лара убежала, оказывается, не для того, чтобы забиться в угол и рыдать, она привела с собой Джека.
        Тот очнулся недавно - бледный и осунувшийся, едва волочил ноги. Одной рукой держался за Лару, в другой сжимал штатив от капельницы, с покачивающейся на стойке бутылкой. Вынуть из предплечья катетер ни Джек, ни Лара не удосужились.
        Гневный вопрос: «Вы с ума сошли?!» - застрял у Григория в горле. Он понял, что никакие окрики адаптов не остановят.
        Лара и Джек беспрепятственно приблизились к лежащему Кириллу.
        - Ну? - требовательно спросила Лара.
        Ах, ну да, - вспомнил Григорий. Парень ведь - эмпат. Очевидно, он здесь для подтверждения диагноза.
        Джек, на секунду отрешенно застывший над Кириллом, покачал головой.
        - Нет! - снова, со всхлипом негодования, крикнула Лара.
        - Что? - в дверях показался Рэд.
        Он выглядел еще хуже, чем Джек - ковылял так же, как тот, со штативом в руке, сиреневые губы дрожали, - однако глазами сверкал решительно. Рэда поддерживал незнакомый Григорию худощавый юноша. Замыкала шествие Даша.
        - В натуре, отъезжать собрался, - ни на кого не глядя, бесстрастно доложил Джек. - Звук идет, такой… Будто год без продыху по болоту полз. Голодно, жарко, ноги вязнут, мошка жрется - а болоту конца-краю не видать. Обрыдло ему всё.
        Лара схватилась руками за лицо и замотала головой:
        - Нет! Неправда! Он не умрет!
        - Уймись, - одернул Рэд. - Мало ли, что кому обрыдло.
        Лара смолкла.
        Рэд подошел к Кириллу. Долго посмотрел на него, потом на Джека.
        - Жека. Ты болтал как-то, спьяну… Что, вроде, можешь…
        - Спьяну и ежик - снежный барс, - отводя взгляд, буркнул тот.
        Бессмысленные реплики - на посторонний взгляд. Но Григорий вдруг ясно понял, что адапты сказали сейчас друг другу очень многое.
        Джек подобрался. Вместо Лариного плеча оперся руками о край реанимационной кушетки. Оглянувшись по сторонам, позвал:
        - Подойдите. Все… Надо, чтоб не один я… Чтобы он услышал. - Скользнул взглядом по Григорию. Требовательно спросил: - А старик ваш где? Евгеньич?
        За растерявшегося врача ответила Даша:
        - Здесь! Недалеко, в другой палате.
        - Прийти сможет?
        - Он сам не ходит, в кресле только… Но я привезу! Я сейчас!
        Даша опрометью кинулась к двери.
        - Дарья!
        Григорий вскочил, собираясь метнуться следом. Но путь внезапно преградил худощавый юноша, помогавший Джеку.
        Безмолвно вырос в дверном проеме, расставив руки в стороны. Поза выглядела красноречиво.
        - Не мешай, доктор, - серьезно попросил Джек.
        - Сергей Евгеньевич болен! Что вам от него нужно?
        - А бункерный через пять минут вообще откинется. И ему уже ничего не будет нужно.
        - Если ты рассчитываешь на то, что Кириллу каким-то образом сможет помочь Сергей…
        - Доктор. - Джек вздохнул. - Вот, ей-богу - без понятия, на что я рассчитываю! Паршивый из меня счетовод. Одно могу пообещать, хуже не сделаю. - Он по-прежнему держался за кушетку. Чувствовалось, что на ногах стоит с трудом.
        - Да куда уж хуже-то… Ладно, черт с вами. - Григорий, махнув рукой, сел. - Делайте, что хотите.
        Скоро вернулась Даша, вкатила в реанимацию кресло с сидящим в нем Сергеем Евгеньевичем.
        - Так надо, - уговаривала она, - Сергей Евгеньевич, пожалуйста! Кирюше очень плохо.
        Джек кивком указал ей, куда поставить кресло. Крепче вцепился в край кушетки.
        - Говорите, - приказал он. - Я откроюсь, как могу… А вы все - говорите!
        - Что? - лепетнула Даша.
        - Да по фигу, что! Главное, чтобы до него дошло. Что есть ему, для чего оставаться… Быстро! Отъезжает, я его почти не слышу… Быстро, все вместе - ну!
        Несколько секунд висело мертвое молчание - должно быть, никто не знал, что говорить и с чего начать. А потом они, повинуясь команде, действительно заговорили. Вразнобой, но с одинаковым отчаянием.
        Они кидали в Кирилла ласковые и сердитые, отчаянные и полные надежды слова. На разные голоса упрашивали не умирать. В реанимации поднялся невообразимый гвалт, прибежали всполошенные Оля и Светлана Борисовна.
        Григорий повелительным жестом заставил обеих застыть на пороге. Он смотрел на Джека. Тот страшно побледнел, лицо исказилось. В кушетку вцепился так, будто собрался оторвать поручень.
        Поневоле вовлеченный в эту буффонаду, не имея ни сил, ни возможности ее остановить, Григорий повернулся к осциллографу.
        Сердечные колебания затухали. До рокового писка оставались секунды.
        Нервы сдали окончательно. Григорий сделал то, чего в нормальном состоянии не допустил бы никогда - закрыл глаза. Потом усилием воли заставил себя их открыть.
        Он - врач. Он - профессионал. Констатация смерти - его прямая обязанность.
        Открыв глаза, Григорий им сначала не поверил. Моргнул - решил, что показалось.
        Не показалось. Белая, почти сплошная линия осциллографа подпрыгнула. Потом снова. И снова… Два, - машинально отметил Григорий, - два и два, два и пять… Не может быть!.. Он метнулся к прибору. Но сказать ничего не успел.
        - Есть! - опередив его, прохрипел Джек. - Сдернули. - И, увлекая за собой штатив, уже без сознания рухнул на пол.
        ***
        - Гриша, будь любезен… расскажи, что произошло? - говорил Сергей Евгеньевич с трудом. После каждого слова подолгу вдыхал и выдыхал. - Кто… так обошелся с Кирюшей? Для чего нужны были… эти чертовы реактивы?
        Григорий вздохнул.
        Вспомнил, как подскочил к упавшему Джеку Рэд: «Доктор!.. Ларка!.. Помогите!»
        Как в реанимации появились Вадим с Еленой: «Сюда теперь пускают всех, кроме нас?!»
        Мрачный взгляд Рэда в сторону Вадима: «Да расколюсь я, никуда не денусь! Только Жеку откачайте. И бункерного».
        После того, как не верящий сам себе Григорий подтвердил, что Кирилл выживет, а Джек - и подавно, Рэд действительно все рассказал. Ну, как «рассказал»… Уложился в десяток фраз. На возмущенные и недоверчивые реплики он не реагировал, ровно, без эмоций чеканил слова.
        Герман обменял Кирилла на своих ребят, оказавшихся в плену: Олесю - так Григорий неожиданно узнал, что худощавый юноша вовсе не юноша; и Джека - так вот, где парня ногами-то били, запоздало понял он.
        Кириллу адапты пообещали, что освободят из плена, если он сумеет взорвать Толяновы оружейные склады. Местом для добычи составляющих взрывчатки определили бункерное хранилище. Кирилл долго уговаривал адаптов рассказать обо всем Сергею Евгеньевичу и Вадиму, но его не стали слушать, решили действовать тайно, и в Бункере, вместе с доставщиком продуктов, появился Джек. Стащил у кого-то пропуск и убедил Дашу помогать ориентироваться в хранилище. После того, как Кирилл получил нужные реактивы, оружейный склад во Владимире он действительно взорвал и сумел бежать. Толян бросился в погоню. Во что превратил Кирилла, когда догнал, бункерные жители видели своими глазами.
        Всё это - тактично, как мог, - Григорий изложил Сергею Евгеньевичу.
        - Н-да… - Ученый прикрыл глаза. - Гриша… Тебе не кажется, что мы с адаптами… давно живем в разных мирах? На поверхности - злоба, насилие… борьба за жизнь. А мы здесь - в некоем… оазисе. Искусственном мирке, созданном не нами… и, говоря откровенно, не для нас.
        - Мне кажется, что вам надо поменьше об этом думать. - Григорий поправил кислородную подушку. - Все закончилось, Сергей Евгеньевич. Кирилл здесь, он выживет. Ничего подобного в дальнейшем мы не допустим.
        - То есть, мы будем и дальше… удерживать Кирюшу? Олега, Дашу… здесь, под землей? Ждать, пока все вернется… на круги своя? Оно ведь… не вернется, Гриша.
        «Знаю, - едва не вырвалось у Григория. - Не вернется. Ничего не вернется. И никто не вернется».
        Но врач промолчал. Выдернул шприц - делал Сергею Евгеньевичу укрепляющий укол.
        - Гриша… а что сотворил этот парень?
        Уточнения не требовались. Григорий понял, что речь о Джеке.
        - С медицинской точки зрения, это была ненаучная фантастика, - устало отозвался он. - А по-простому - чудо, иначе не скажешь. Лично я впервые в жизни наблюдал, как человека силой воли с того света выдернули.
        - У этого адапта… какие-то необычные способности?
        - У них у всех способности, - проворчал Григорий, - у каждого следующего необычней, чем у предыдущего! Не спрашивайте, Сергей Евгеньевич. Они особо не распространяются, боятся, что исследованиями замучаем. И, если хотите знать мое мнение, правильно делают. Отчего это происходит с ними, что явилось катализатором, мы едва ли выясним, оно сродни «почему все случилось». Максимум, чего добьемся, - определим характер этих способностей - то, что адаптам и без нас хорошо известно.
        - И у тебя… неужели нет… исследовательского интереса?
        Григорий покачал головой:
        - Верите - нет. Я не Вадик, чтобы добираться до сути, что да почему. Предпочитаю работать с готовым материалом. Болен человек - буду лечить. Вот и все.
        - Да… ты всегда отличался… практичностью. А этот парень… не пострадал? Когда он… упал, я решил, что дело плохо.
        - Пока без сознания. Но пульс ровный, дыхание хорошее. А уж жажда жизни у мерзавца такова, что всем нам с лихвой хватит… Очнется. Думаю, что самое позднее - завтра.
        - Кирюша… стабилен?
        - Пожалуй. Плох, конечно, но умирать передумал. А это для него сейчас главное.
        - Хорошо… Гриша… Ты помнишь, о чем я тебя просил?
        Григорий нахмурился.
        - Надо быть крупным идиотом для того, чтобы забыть то, о чем вы просили двадцать раз! Сергей Евгеньевич, я все прекрасно помню - во-первых. А во-вторых, я уже объяснял, что вы таким образом себе вредите. Выбросьте этот бред из головы, хорошо?
        - Да-да, прости… Отдыхай, Гриша. Ты устал, я вижу.
        Григорий потер воспаленные глаза.
        - Я прилягу в ординаторской. Если что…
        - Конечно. Позову.
        - И вы отдыхайте, пожалуйста. Вам нельзя волноваться.
        - Гриша… я слишком долго… не волновался. Зря, наверное… Хорошего отдыха. Спасибо.
        Глава 22
        Бункер. 174 дня после возвращения. Кирилл
        - Кирюш… - Его деликатно, но настойчиво теребили за руку. - Кирюша…
        - Дашка? - Кирилл пробудился с трудом, сознание было дурным и зыбким. Сон - тяжелый, горячечный - никак не хотел отпускать. - Ты… откуда?
        Даша, оглянувшись на дверь, прижала палец к губам:
        - Тс-с… Я на минуточку, быстро.
        - Где ты была? - опомнился Кирилл. - Почему не приходила?
        - Не разрешали.
        Не разрешали?.. Как так?.. Почему? Мозги ворочались тяжело.
        - Кто не разрешал?
        - Все. Велели тебя не беспокоить, сказали, что тебе пока еще очень плохо.
        В этот раз приход Кирилла в сознание, после долгих метаний между жизнью и смертью, посещением его всеми обитателями Бункера не ознаменовался. Выныривая из забытья, он видел Вадима и Елену, Сергея Евгеньевича - в инвалидном кресле, улыбающегося так жалко, что хотелось выть - и один раз, до странности натужно, Кирилла посетили Любовь Леонидовна и Олег.
        Визиты были скомканы и скоротечны, на тугие расспросы больного - язык почти не слушался, голова гудела - посетители дружно всплескивали руками - потом-потом, тебе нельзя волноваться! И рядом немедленно оказывался Григорий Алексеевич с мерзким питьем наготове, после которого Кирилл снова проваливался в забытье.
        Постепенно приходя в себя, Кирилл осознавал всю странность Дашиного визита. Подруга пробралась к нему явно крадучись, мало того - осмелилась разбудить больного! Та Даша, которую он знал, не позволила бы себе подобного никогда.
        Кирилл сумел приподняться.
        - Даш. Что случилось?
        Даша отпрянула:
        - Ох… Какой ты стал… - Но быстро взяла себя в руки. - Это ничего, это от солнца… Тебя правда на самую жару выкинули?
        - Правда. - Кирилл постарался сосредоточиться. - Неважно… Ты чего тут, в темноте? И почему шепчешь? Что происходит?
        Даша торопливой скороговоркой, то и дело сбиваясь, начала почему-то с того, как три месяца назад в Бункере появился Джек. Как показал ей его, Кирилла, письмо и сказал, что нужно пробраться в хранилище, подобрать и изготовить реактивы.
        - Это ведь правда? - почему-то всхлипнув, уточнила Даша. - Это ты попросил?
        - Конечно, - с трудом поспевая за сбивчивым шепотом, кивнул Кирилл. - Чего ты плачешь?
        Даша снова всхлипнула.
        - Они сказали… Вадим с Еленой… Сказали, что Жека - вор! Что он меня обманул, и тебя адапты обманули, даже Герман! И сейчас тоже говорят… Что это - вероломство. - Даша снова всхлипнула. - Джек и Сталкер ушли, как только подлечились. Они… Джек сказал, на фиг такое счастье. И меня к тебе не пускают.
        - Что-о? - оторопел Кирилл. Непонятно, от чего больше - от «на фиг» из уст Даши, или от «не пускают». - Почему не пускают?
        - Не знаю, - оглядываясь на дверь, прошептала Даша, - непонятно всё… Ой! Идет кто-то. Я потом… - и, спорхнув с кровати Кирилла, выскользнула из палаты.
        Очень вовремя - на пороге появился Григорий Алексеевич.
        - Кирюша, - негромко окликнул он, - ты спишь?
        Кирилл не отозвался. Подождал, не шевелясь и не открывая глаз, пока Григорий Алексеевич подойдет к нему. Тронет лоб, поправит капельницу, проворчит что-то себе под нос и уйдет.
        Информации было слишком мало, а мозг слишком утомлен для того, чтобы ее обрабатывать. Надо отдохнуть, сейчас он все равно ни до чего не додумается. И Кирилл снова провалился в сон - тот же самый, из которого его выдернула Даша.
        Сон был мерзкий. Кирилл скакал верхом, стремясь догнать тех, кто ехал впереди, во сне это было почему-то очень важно. Но конь пробирался, будто сквозь густой кисель - с каждым шагом все медленнее и натужнее, с трудом переставляя копыта, а у Кирилла не было сил его погонять. Мучительно, до крика, болели руки, ноги, бока - продвижение становилось все медленнее, и те, кто ехал впереди, оказывались все дальше и дальше.
        Они бросили меня, - с ужасом, покрываясь испариной, понимал Кирилл, - они не хотят останавливаться! На горизонте полыхал рассвет. Из расступившихся облаков выплывала хохочущая Аврора.
        «Я же говорила, тебе меня не достать! Ты увязнешь! Не доберешься до цели. Никогда не доберешься!»
        Кирилл метался и стонал - до тех пор, пока появившийся в палате Григорий Алексеевич снова, покачав головой, не ввел ему обезболивающее.
        ***
        После Дашиного визита - показавшегося, когда начал соображать, дурным сном, - Кирилл, тем не менее, настойчиво принялся расспрашивать Григория Алексеевича и медперсонал о том, что происходит. И почему нельзя позвать в Бункер если не адаптов, то хотя бы Германа. Взрослые на это в один голос твердили, что Кирилл еще слишком слаб для дискуссий. Основная миссия «малыша» в нынешнем состоянии - не волноваться и набираться сил. В конце концов, для того, чтобы настоять на своем, Кириллу пришлось взбунтоваться.
        Почувствовав себя в один прекрасный вечер достаточно окрепшим для того, чтобы самостоятельно добраться до туалета, он решил, что время пришло. И твердым голосом объявил зашедшему навестить Григорию Алексеевичу, что не выпьет больше ни одной пилюли и не позволит ставить себе ни уколы, ни капельницы - он уже достаточно в уме для того, чтобы распознать нейролептики. И для того, чтобы их введению в свой организм воспротивиться.
        Григорий Алексеевич только головой покачал. А Кирилл, разглядывая доктора, подумал, что выглядит он, как говаривали адапты, «так себе». За три месяца его отсутствия Григорий Алексеевич здорово осунулся и даже как будто постарел.
        - Ты и в самом деле планируешь сопротивляться? - сочувственно поинтересовался врач. - Очень глупо, не ожидал от тебя. Нас ведь больше, а ты пока еще слаб, как котенок. Справимся и силой лекарства введем.
        Небрежность тона, которым это было произнесено, вдруг до боли напомнила Толяна. Кирилл почувствовал, что закипает.
        - Возможно, - прикладывая немало сил к тому, чтобы не нагрубить, согласился он, - со мной по-всякому справлялись.
        Медленно - пальцы пока еще плохо слушались - расстегнул больничную сорочку. Спустил ее с плеч, демонстрируя Григорию Алексеевичу исполосованную спину:
        - Видели же, наверняка? Их тоже было больше. Желаете уподобиться?
        Удар достиг цели - Григорий Алексеевич задохнулся от негодования.
        - Что ты… Как ты можешь так говорить?!
        Кирилл, надеясь, что сумел не дрогнуть лицом, пожал плечами:
        - Вы же можете угрожать.
        Он снова надел пижаму и откинулся на подушку, мимоходом подумав, что год назад забился бы в покаянной истерике от одного только подобного тона из уст ли Григория Алексеевича или любого другого обитателя Бункера - неважно.
        Сейчас себя виноватым не чувствовал. На войне - как на войне. И от души надеялся, что разгневанный Григорий Алексеевич не заметил, насколько тяжело даются пациенту даже эти простые движения - от того, что пришлось шевелиться, замутило, и палата поплыла перед глазами.
        Кирилл терпеливо переждал, пока кружение закончится. Уточнил:
        - Так как, созовете консилиум? Или мне еще и голодовку объявить?
        Григорий Алексеевич долго укоризненно посмотрел на него. В этот момент Кирилл впервые увидел на лице врача выражение, которое потом, на протяжении разговора, так бесило - снисходительной жалости.
        - Бедный ты мой, - непонятно вздохнул Григорий Алексеевич. - Как же тебе мозги-то вывихнули… Ладно. Хочешь - поговорим. Ты, вижу, и впрямь окреп… А насчет голодовки - позавтракать не желаешь для начала? Поверь моему опыту, на сытый желудок общаться приятнее.
        Думал Кирилл недолго:
        - Не желаю. Спасибо.
        Немедленно проснувшаяся при слове «позавтракать» утроба настоятельно утверждала об обратном - верный признак того, что он действительно выздоравливает, - но Кирилл слишком хорошо помнил о том месте, откуда сюда прибыл. Где еда не всегда содержала в себе только питательные вещества… Черт его знает, чего могут в кашу или в кисель подмешать, еще нахреначат успокоительного по доброте душевной. Обойдемся без завтрака, не развалимся.
        Должно быть, эти мысли ясно отразились на его лице. Потому что Григорий Алексеевич снова горько вздохнул.
        - Н-да… Не думал, честно скажу, что все настолько плохо… Ну что же, жди. - И вышел.
        ***
        На протяжении разговора Кирилл не раз вспоминал свои слова, сказанные Рэду в приюте: «Герман-то тебя, в итоге, выслушал! Хоть сначала оглушить пытался. А у нас… Драться со мной никто не станет, конечно. Но и слушать никто не хочет».
        Чувствовал себя человеком, вынужденным изобретать доказательства того, что он не верблюд. Все утверждения разбивались о твердое и, самое противное, снисходительное неверие. Никто из окруживших его людей - Сергей Евгеньевич, Григорий Алексеевич, Вадим с Еленой - ничего не желал ни слышать, ни понимать.
        - Да поймите же, ради бога… - Кирилл уже не знал, какими словами окруживших его людей еще убеждать. - Пожалуйста… Так было надо! Я добровольно на это пошел.
        - Может, скажешь, и головой сам ударился? - невесело усмехнулся Григорий Алексеевич. - Чтобы Герману удобнее было тебя везти? Кирюша… Ты можешь защищать адаптов сколько угодно. Но, видишь ли, они - сами! - нам все уже рассказали.
        - Откровенно, не стесняясь, - брезгливо вставила Елена. - Видел бы ты своего Рэда, слышал бы эти слова!
        - Я много чего слышал, - не сдержался Кирилл, - и видел тоже много. - От окружившей многоголосицы в сотрясенной голове звенело. - Пожалуйста - что именно сказал Рэд?
        Вадим вздохнул.
        - Право, не понимаю, для чего возвращаться к этой тяжелой теме. Но, раз так уж хочешь… Мальчик мой, вас с Дашей просто использовали! Жестоко и до отвращения нагло. Для начала Герман убедил всех нас в том, что отвезет тебя в свои… угодья. Ты ему поверил и с радостью побежал - я, если помнишь, был категорически против, но ты не слушал и настоял на своем…
        - Помню, - перебил Кирилл, - Дальше.
        - Дальше тебя, вместо того, чтобы доставить туда, куда обещали, отвезли во Владимир, оглушенного и беспомощного, и там выменяли, словно на рабовладельческом рынке, на своих соплеменников. Заплатив за нескольких полуграмотных варваров - тобой! Я не говорю о том, что подобный обмен - в принципе нечто бесчеловечное, такие вещи уже находятся за гранью добра и зла, так мало того! Ни у кого из твоих так называемых друзей не зародилось и мысли о том, чего стоят они сами, и чего стоишь ты.
        Кирилл горько усмехнулся.
        - А вот это, знаете ли, с какой стороны посмотреть. Дикие за меня не то, что трех бойцов - мешка картошки пожалели бы. Вот на что хотите спорим! Полудохлый, после ранения - кому я нужен?
        Елена всплеснула руками:
        - Господи, мало нам адаптов! Давайте еще Диких мерилом изберем.
        - Прошу прощения, - вздохнул Кирилл. - Дальше?
        - Дальше - твои так называемые друзья сообразили, что у них в руках оказался неоценимый заложник. Прикрываясь твоим именем, они организовали еще один гнусный обман! В Бункер, под видом возчика продуктов, проник этот… Джон?
        - Джек, - подсказала Елена.
        - Да, верно. Джек. Он напрочь заморочил голову Даше, показывая твои письма - некий извращенный мозг додумался вписать между строк, используя примитивную тайнопись, названия реактивов. Бедная девочка узнала твой почерк - и, безусловно, поверила в то, что это нужно тебе! На протяжении почти трех месяцев помогая негодяю грабить наше хранилище.
        - Даша до сих пор не в себе, - горько добавила Елена. - После того как мы поймали этого Джека - можно сказать, прямо на месте преступления, - она попыталась бежать вместе с ним! К адаптам! Представляешь, насколько девочке заморочили голову?
        - И как? - заинтересовался Кирилл. - Убежала?
        Он решил, что оспаривать этот бред не будет. Пока. Прослушает предлагаемую версию до конца.
        - Убежала, - подал голос Григорий Алексеевич.
        Елена повернулась к нему.
        - Не будем показывать пальцем, кто тут заступался! За нее и за этого подлеца.
        Врач отвел глаза.
        - Но ведь Дашка сейчас здесь, - напомнил Кирилл. - Она что же, вернулась?
        - Вернулась… Вместе с адаптами. Теперь вместо щита они использовали ее! Помимо тебя, у них было еще двое обожженных: Сталкер и этот самый Джек. Адапты, очевидно, прекрасно понимали, что после того, что произошло, их самих мы сюда больше не впустим… И не впустили бы, - поправился Вадим, выразительно взглянув на Григория Алексеевича, - если бы кое-кто не вмешался!
        - Я - врач, - глухо отозвался Григорий Алексеевич, - я клятву давал. Кто бы там ни был - адапт, не адапт, вор, не вор - а помощь пострадавшему я оказать обязан. Вылечу, а там хоть расстреливайте.
        - Классическая упадническая позиция, - покривился Вадим.
        - Чем богаты.
        - Дальше, - сквозь зубы попросил Кирилл.
        Его одолевали сложные эмоции. Додумать до конца мысль о том, как могли самые гуманные в мире люди дожить до того, чтобы не впустить в Бункер обожженных, отчаянно нуждающихся в помощи адаптов, он себе, усилием воли, не позволял.
        - Ребята объяснили, почему я… такой нарядный?
        - Сталкер сказал, что с помощью раздобытых у нас веществ им удалось взорвать оружейный склад Анатолия, - объяснил Вадим. - А тот обвинил во взрыве тебя. Жестоко избил и выкинул умирать на солнце.
        - Господи, слушать не могу. - Елена взялась рукой за лоб. - Варварство! Изуверство!
        - Прости, Леночка… Так вот. При виде тебя у кого-то из этой адаптской толпы, наконец, проснулась совесть. Тебя отбили - не понимаю, почему нельзя было сделать это раньше? - и привезли сюда, к нам.
        - А Толян?
        - Кто, прости?
        - Анатолий, - с отвращением пояснил Кирилл. - Что с ним? Жив?
        Вадим задумался.
        - Не припомню, чтобы я задавал такой вопрос.
        Кирилл скрипнул зубами.
        - Ты что-то сказал?
        - Нет. Ничего.
        Кирилл до сих пор не мог простить себя за то, что позволил Толяну бежать. Что не сумел убить. Хотя Герман, предупреждая о том, что валить Толяна без крайней необходимости не стоит, во многом был прав.
        Оказавшись во Владимире, среди населявших поселок относительно сытых, но запуганных до неспособности лишний раз поднять глаза людей, Кирилл с изумлением понял, что преемников Толяну здесь и впрямь нет. Убей он верховного властителя - и между его приспешниками начнется такая рубка за власть, что никаким дворцовым переворотам не снилась.
        Толян правил своим государством железной рукой, правил жестоко и несправедливо, но, надо отдать ему должное - голода и тяжелых болезней, вроде дизентерии, во Владимире не знали. Тут без сбоев работали электростанции, население исправно снабжалось водой, а в полях колосились овес и пшеница. Никого, кто смог бы управлять всем этим сложным хозяйством в отсутствие Толяна, Кирилл среди окружения диктатора не высмотрел. Судя по всему, Толян, хитрый и дальновидный политик, специально не подпускал к себе возможных конкурентов…
        Так можно было бы рассуждать, не побывав в плену у Толяна, думал Кирилл. Герману просто не доводилось там бывать. И никому из адаптов, до стычки под Владимиром, не доводилось.
        ***
        На протяжении рассказа Вадима Кирилл постепенно осознавал очевидное. Признание Рэда в «вероломстве» - так же, как и вся, изложенная командиром, версия событий - преследовала единственную цель: выгородить его.
        Бедного Кирилла обманом заманили к Толяну, чтобы обменять на пленных адаптов, бедную Дашу гнусной ложью вынудили сотрудничать, чтобы устроить взрыв оружейных складов, а Кирюша - невинная жертва заговора, белая и пушистая. Вопрос о том, в каком виде представали глазам бункерных жителей сами адапты, Рэда, по-видимому, беспокоил меньше всего. Железная адаптская логика - за бойца отвечает командир. И неважно, где этот самый командир при том находится, рядом с бойцом или у черта на рогах.
        - Сталкер и Жека, - помолчав, напомнил Кирилл. - Вы сказали, что они тоже обгорели. Их… хотя бы вылечили?
        - Кирюша, - с обидой произнес Григорий Алексеевич, - не надо думать о нас, как о бездушных монстрах. Разумеется, вылечили!
        Кажется, врач ждал извинений. Но Кириллу было сейчас не до того.
        - Сколько прошло времени? - морщась от собственных безрезультатных попыток подсчитать, спросил он.
        - Почти три недели. Ты очень долго болел.
        - И за все это время сюда никто не приходил?
        - Никто. Включая Германа! - с неудовольствием уточнил Вадим. - Он даже не счел нужным обсудить произошедшее с нами. И хотя бы попытаться извиниться, за себя и своих…
        - Три недели?! - дошло до Кирилла. - Целых три недели - никого? Даже продукты не привозили?
        - Нет. Я лично объявил Сталкеру, что мы в состоянии обойтись урожаем с собственных делянок. Не нужно думать, что за пучок свежей зелени мы готовы стерпеть любое вероломство! И всё. Больше адапты здесь не появлялись. Даже поинтересоваться твоим здоровьем не пытались.
        - Неправда! - прозвенел вдруг от двери тонкий голосок.
        На пороге палаты появилась Даша, растрепанная и разгневанная.
        Взрослые накинулись на нее все разом.
        - Дарья?!
        - Что ты здесь делаешь?!
        - Ты что, подслушивала?!
        - Ты должна быть в своей комнате!
        - Ничего я никому не должна, - категорически заявила Даша. - Сами меня к Кирюше не пускали, говорили, что болен, а сами - вчетвером тут сидите! А я в комнате торчи, как арестованная? - Войти она все же не решалась, жалась к косяку.
        Кирилл с усилием поднялся.
        - Даш, иди сюда.
        Даша очень быстро - кажется, опасаясь, что ее могут выставить, - устремилась к его кровати. Села на краешек и взяла Кирилла за руку.
        - Как хоть ты? - расслышал он заданный осторожным полушепотом вопрос.
        Улыбнулся знакомым словам. И отозвался в том же духе:
        - Нормально.
        Вадим выразительно закатил глаза:
        - Боже, что за лексика?
        - Я хорошо себя чувствую, - поправился Кирилл. - Спасибо за заботу, - и подмигнул Даше.
        Та с облегчением рассмеялась.
        - Что - неправда, Даш? - посерьезнев, спросил Кирилл. - О чем ты?
        - Во-первых, они наверняка появлялись! - сердито оглянувшись на взрослых, заявила Даша, - вот, к бабке не ходи!
        Кирилл поперхнулся. В тонком голоске явственно прозвучали интонации, слишком хорошо ему знакомые.
        Джек во время визитов в Бункер времени, очевидно, не терял. И как-то даже предполагать не хотелось, чему еще, помимо виртуозных хищений всего, что плохо лежит - а то, что лежало хорошо, следовало, руководствуясь той же людоедской логикой, переложить так, чтобы лежало плохо, - мог обучить невинную барышню.
        - Они бы тебя не бросили, ни за что, - уверенно продолжила Даша. - Они наверняка снаружи! Ждут, пока ты поправишься.
        - Ерунда, - отрезал Вадим.
        - И никакая не ерунда! - В голосе девушки еще отчетливей зазвучали упрямые нотки. И это - скромница-послушница Дашенька! Кто бы мог подумать…
        - Дашонок, - вздохнула Елена. - Ты прекрасно знаешь, что снаружи установлены камеры. И если полагаешь, что стоят они там для красоты, глубоко заблуждаешься. Я готова поклясться, что за весь прошедший месяц ваши с Кирюшей… знакомые здесь не появлялись.
        Даша умоляюще посмотрела на Кирилла. Тот вздохнул. Голову ломило все сильнее, а от голода уже начало подташнивать.
        - Вы разрешите мне подняться в рубку, чтобы лично в этом убедиться?
        То, что происходило дальше, до смешного напомнило адаптские товарообменные торги.
        Глава 23
        Бункер. 176 дней после возвращения. Кирилл
        В результате переговоров Кирилла обязали провести в постели еще двое суток, без возражений принимая пищу и лекарства. За это его на третьи сутки в сопровождении всех заинтересованных лиц доставили в кресле-каталке в рубку. Кирилл попытался было идти самостоятельно, но скоро с отвращением понял, что такими темпами добираться будет год.
        Хорошо, что хотя бы руки начали нормально двигаться, - думал он, расположившись за пультом. И карусель в башке, наконец, прекратилась.
        Кирилл вставил в ухо наушник, подключенный к внешнему микрофону. Ничего, кроме шума ветра, снаружи не доносилось, и от собственного усиленного динамиком голоса он вздрогнул.
        - Сталкер! - разнеслось над поляной. - Лара! Жека! Есть тут кто-нибудь?
        Камера, подтверждая слова Елены Викторовны, показала знакомый до оскомины унылый пейзаж: освещенную луной мокрую траву, бетонный забор с колючей проволокой и темные деревья вдали. Никаких живых существ, за исключением спугнутого криком ошалелого зайца, молнией метнувшегося прочь, Кирилл не увидел.
        - Убедился? - Бункерные коллеги во главе с Вадимом расположились полукругом за спиной Кирилла. - Теперь видишь, что мы не обманываем - ни тебя, ни Дашу? Может быть, вернешься в постель?
        - Спасибо, не сейчас. - Кирилл вглядывался в монитор, поворачивая камеру в разные стороны.
        Елена вздохнула.
        - На тебе ведь лица нет, - посетовала она, - смотреть больно! Тебе нужно силы восстанавливать, а не заниматься бог знает чем.
        - Мы договорились, - не оборачиваясь, напомнил Кирилл, - что в течение тридцати минут вы мне не мешаете.
        Елена Викторовна обиженно поджала губы:
        - Можно подумать, я о себе забочусь! Грегор, ты засек время?
        - Не сомневайся. Ни одной лишней секунды наш упрямец здесь не проведет.
        Да уж, было бы, в чем сомневаться… Кирилл вздохнул и снова сосредоточился на мониторе.
        Дождя на улице не наблюдалось, если и шел недавно - прекратился. Это хорошо. Если Даша права, и кто-то из адаптов действительно здесь, он хотя бы не мокнет. Кирилл невольно вспомнил проливной дождь, под которым три месяца назад так круто решилась его судьба. Если бы знать тогда, на что соглашается…
        «Ну и что бы было, если б знал? - мелькнуло в голове. - Неужели, пока Герман спит, удрал бы из приюта и вернулся в Бункер?»
        Кирилл понимал, что Сталкер за ним не побежал бы и сделал все для того, чтобы не пустить Германа. Но думать о возможном бегстве даже сейчас было противно.
        Он в который раз медленно обвел камерой поляну - создавая для окружающих видимость деятельности. Сам-то прекрасно понимал, что толку в этих обшариваниях - ноль. Даже если адапты тут, их присутствия никто не заметит - до тех пор, пока друзья сами не захотят показаться.
        - Сталкер! - снова, косясь на часы в углу монитора - до истечения отмеренного срока осталось шесть минут - и все более проникаясь безнадегой происходящего, окликнул Кирилл. - Жека! Вы здесь?
        - Не ори, - раздался в ответ знакомый ворчливый голос - так внезапно, что Кирилл подпрыгнул на кресле, взвыв от боли в потревоженных боках. - Кишки простудишь.
        Фигура Рэда возникла перед камерой из ниоткуда и, разумеется, совсем не там, где ожидал ее увидеть Кирилл.
        Захотелось растечься по пульту и заскулить от счастья. Кирилл сдержался с огромным трудом. Только сейчас понял, как сильно, оказывается, стараясь не думать о плохом, переживал за друзей, и сколько сил у него отняли эти несчастные минуты.
        - Оклемался, что ли - так орешь? - с неудовольствием продолжил Рэд.
        Слова его, естественно, услышали все присутствующие.
        Елена Викторовна едко улыбнулась:
        - Что-то непохоже, чтобы твой так называемый друг тебе обрадовался.
        Кирилл на колкость не отреагировал. Он глупо, счастливо улыбался. Да что б вы понимали в моих друзьях, Елена Викторовна! И вообще в дружбе - что б вы все понимали!
        «Я счастлив, что ты жив, - вот что на самом деле сказал сейчас Рэд. - Ты - молодец! Мы в тебя верили».
        А то, что не произнес бы подобного даже под страхом смертной казни - так на то он и Сталкер.
        - Оклемался, - улыбаясь во весь рот, подтвердил Кирилл. - Вы как?
        - Нормально.
        - Все?
        - Через одного… Чего хотел?
        Кирилл постарался собраться.
        - Я тоже рад тебя видеть в добром здравии, - по-бункерному церемонно, намекая, что разговор слушают, сказал он. - Герман с тобой?
        - Да ясный день, со мной. Окуляры подкрути - увидишь.
        Кирилл беззвучно выругался - нашел время дурака валять! - и с удивлением увидел, что Вадим Александрович положил руку на пульт, явно приняв слова Рэда за чистую монету.
        - Не нужно… это шутка. Германа там нет.
        Вадим оскорбился:
        - А где же он?
        - Далеко, - процедил Рэд. - Отсюда не видать.
        - Он жив? - быстро спросил Кирилл.
        - Жив.
        Кирилл с облегчением выдохнул.
        - Где Герман? - настаивал Вадим. - Я, так и быть, согласен с ним переговорить.
        Рэд развел руками.
        - Дак, кабы он знал, что ты согласен, пулей бы присвистел! Вот беда-то - не знает.
        Вадим рассердился:
        - Прекрати паясничать!
        - Дак, и не начинал вроде… Бункерный, слышь? - позвал Рэд. - Чего хотел-то?
        Кирилл откашлялся.
        - У нас тут, видишь ли, возникли некоторые разногласия. Ты ведь сказал моим коллегам, что к Толяну вы меня отвезли обманом, реактивы таскали по собственной инициативе и взрыв устроили сами… Так?
        - Ну. И чего?
        - То, что я-то понимаю, зачем ты это наплел. Меня выгораживал, всеми доступными средствами… А мои коллеги, - Кирилл оглянулся, - до сих пор продолжают считать твою версию чистой правдой! Я хочу объяснить им, что это не так. И рассказать, как все происходило на самом деле.
        Рэд молчал, раздумывая.
        - Это ты, конечно, хоти на здоровье, - решил он, - мне-то по фигу. А вот сам - уверен, что после этаких терок не попрут с родной берлоги?
        К этому вопросу Кирилл был готов.
        - Попрут - пойду другую берлогу искать.
        Рэд усмехнулся.
        - Котомку набей потуже! Искать, небось, долго придется. Всю Цепь облазишь, пока найдешь.
        От этих слов Кирилл залился краской, почувствовал одновременно неловкость и вместе с тем всплеск гордости - за то, как запросто Рэд сказал, что у адаптов его ждут.
        - Дальше-то что?
        - Я считаю, что тебе нужно спуститься сюда, - заторопился Кирилл, - и мы вместе расскажем моим коллегам правду.
        Рэд ухмыльнулся:
        - Вот прямо - спуститься?
        - Ни в коем случае! - встрепенулся Вадим.
        - Во, и я про чё! - обрадовался Рэд. - Слыхал, бункерный? Ты б сперва поспрошал у своих калек, пустят они к себе этакую сволоту, ихним полезным воздухом дышать, а потом разорялся бы. Зайца, блин, спугнул…
        Кирилл едва сдержался, чтобы не высказать все, что думает о зайцах, об охоте на них, с учетом текущих условий, в целом, и об одном конкретном охотнике в частности.
        Издав вместо ругани неясное шипение и выдохнув, он осторожно - уже привык не делать резких движений, - повернулся к Вадиму.
        - Вадим Александрович. По-моему, вести переговоры посредством микрофона - по меньшей мере, невежливо. Я вам тысячу раз повторил, что Рэд ни в чем не виноват! Пожалуйста, разрешите ему спуститься.
        - Я предпочел бы общаться с Германом, - возразил Вадим. - Но до сих пор почему-то так и не услышал, где он находится.
        На лице Рэда немедленно возникло прежнее каменное выражение. Сообщать Вадиму, где находится Герман, он явно не собирался.
        - Вадик, он не скажет, - утомленно вмешался Григорий Алексеевич. - Неужели ты до сих пор не понял? Пока не разберется, кто тут друг, а кто враг, пока мы не расставим все точки над «и» - информацию ты не получишь, не надейся. И, вот что: либо позволяй парню спуститься в Бункер, либо сворачивай эти дебаты. Кирюша пока не настолько хорошо себя чувствует, чтобы сидеть тут часами. - Григорий Алексеевич повернулся к Кириллу. - Тридцать минут вышли. Сталкера ты увидел, убедился, что с ним все в порядке. Можем идти?
        - Подождите, - вскинулся Кирилл. - Я нормально себя чувствую!
        - Ну разумеется. Нормальней некуда… Именно об этом я и говорю.
        - Ладно, - решил Вадим. - Убедил… - Скомандовал в камеру: - Спускайся. От оружия избавишься сейчас же, на наших глазах. Это понятно?
        - Так точно, ваше благородие, - буркнул Рэд.
        Вынул из кобуры пистолет. Отстегнул от ремня нож и чехол с сюрикенами. Демонстративно, на вытянутых руках, опустил на землю.
        - Второй нож, - напомнил Вадим.
        Рэд нагнулся, засучил брючину и снял ножны. Знакомым жестом распахнул куртку, демонстрируя, что пустой.
        - Меня у Толяна так же досматривали, - вырвалось у Кирилла.
        - Это - вынужденная мера, - отрезал Вадим. - После того, что устроил… другой парень, - имя Джека он наотрез отказался запоминать, - мы должны убедиться, что адапты приходят сюда безоружными.
        - А еще у меня челюсти - вставные, - поднимая глаза к камере, сообщил Рэд. -Титановые! Тоже снять? И штанами могу задушить кого-нибудь.
        Кирилл мысленно усмехнулся. Уж он-то хорошо знал, как обманчива безоружность адаптов, всех нюансов не смогли бы разглядеть даже многоопытные досмотрщики Толяна.
        Лезвие в головной повязке, дротики, замаскированные пряжкой от ремня, деревянный талисман - не на шнурке или цепочке, а на стальной проволоке… Безоружным никто из адаптов не оставался никогда.
        - Спускайся, - разрешил Вадим. - Лифт сейчас включим.
        ***
        Встретить Рэда, сидя в инвалидной коляске, Кириллу не позволила гордость. Он поднялся, выпрямился и даже сумел отcтупить на пару шагов от проклятого кресла, делая вид, что оно будто бы и не его.
        Рэд за прошедшее с последней встречи время успел полностью избавиться от хромоты. Глядя на бодрую походку командира, Кирилл вздохнул от зависти - когда-то сам сможет так носиться.
        - Здорово, бункерный.
        На секунду оба замерли - Кирилл выжидал, Рэд настороженно косился на стоящих в отдалении людей. А потом вдруг, буркнув: «да пошли они», порывисто стиснул Кириллу руку.
        - Живой, зараза, - с нескрываемой уже радостью выдохнул он.
        До Кирилла донесся знакомый до боли, неистребимый запах - костровой копоти, лошадиного пота и уличной свежести. То ли от этого аромата, то ли от внезапного порыва Рэда, про которого привык думать, что тот напрочь лишен человеческих чувств, на глаза навернулись слезы.
        - Живой, - подтвердил он. - Отпусти, пальцы раздавишь.
        Рэд тепло улыбнулся. Ненадолго, всего-то на мгновение.
        - Садись, - натягивая на лицо привычную маску, проворчал он, - чего вскочил?
        Подкатил коляску и заставил Кирилла сесть. Оценивающе оглядел бинты.
        - Толян месил?
        Кирилл кивнул, почувствовав, как сами собой искривились губы - это имя до сих пор вызывало судороги.
        - Повезло, что не Лысый, - рассудительно заметил Рэд. - У него б так легко не отделался.
        - Лысого с ними не было. - Кирилл уселся в коляску. - Во Владимире остался.
        - Знаю. Ты его?
        - Нет. Тоха.
        - Мучился?
        Кирилл с сомнением покачал головой:
        - Вряд ли. Один выстрел - промеж глаз.
        - Жалко, - решил Рэд. - Моя бы воля - ломтями б настрогал.
        Кирилл согласно кивнул:
        - Некогда было, спешили… С Толяном-то что? - Он заставил себя произнести это имя небрежно.
        - Жека пристрелил, - недовольно проворчал Рэд, - раньше меня успел, сволочь. Башку Толяну в труху разворочал, пол-обоймы высадил.
        На душе посветлело.
        - Туда ему, гаду, и дорога.
        Только сейчас Кирилл заметил, что подобравшееся ближе бункерное окружение замерло и слушает диалог с ошалелыми лицами. Он попробовал поставить себя на место коллег и вообразить, что бы почувствовал сам, если б довелось присутствовать при подобном разговоре - в те далекие дни, когда еще не был частью адаптского отряда… Не сумел. Та жизнь осталась бесконечно далеко, за гранью всего, что было пережито.
        С Рэдом они понимали друг друга с полуслова. Вадим, Елена, Григорий Алексеевич - любой из бункерных жителей - не сумеет их понять никогда. Только лишь, если самим доведется испытать подобное… Не дай бог, конечно, мысленно оговорился Кирилл.
        Рэд между тем по-хозяйски взялся за рукояти каталки.
        - Где там твоя койка? Куда везти?
        - Да я нормально…
        - Я и вижу. - Рэд решительно развернул коляску.
        Вадим Александрович вмешался.
        - Не помню, чтобы мы договаривались о длительном визите, - преграждая дорогу, вступил в разговор он, - обсуждения предполагалось вести здесь и сейчас.
        У Рэда знакомо затвердело лицо.
        - Дядя… Тебе самому-то хоть раз ребра считали? Думаешь, бункерному тут шибко удобно? Не болит, не чешется?
        - Вадик, - вмешался Григорий Алексеевич, - он прав: Кирюше, в его состоянии, подолгу находиться в кресле и впрямь не стоит. Это во-первых, а во-вторых - пора принимать лекарства… И не спорь, пожалуйста. - Он взял Вадима за рукав, заставляя уступить Рэду дорогу. - Самое лучшее, что мы можем сейчас сделать, это вернуться в клинику.
        Рэд вопросительно взглянул на Кирилла. Тот кивнул.
        - Эх, прокачу - с ветерком! - усмехнулся командир.
        И, с места в карьер взяв такую скорость, что бункерные жители ринулись вслед едва ли не бегом, покатил коляску к выходу из туннеля.
        - Давно очухался-то?
        Дальнейший разговор друзья вели адаптским полушепотом - Рэд, не прекращая движения, наклонялся к самому уху Кирилла. Поскрипывающие колеса создавали для любопытствующих дополнительный барьер.
        - Позавчера. А ты давно здесь торчишь?
        - Часа три, Ларка тебя аккурат позавчера и почуяла. Мы с Жекой проснуться не успели - присайгачила. Бункерный оклемывается, говорит… Я и рванул, как выбраться сумел. Ларка тоже просилась, да Инна не пустила. Потом, говорит, время будет, а посевную никто не отменял, каждые руки на счету.
        - Ясно… А Герман где?
        - Во Владимире.
        Кирилл почему-то так и думал.
        - Давно?
        - Дак, считай, с той самой ночи.
        - И что он там делает?
        - Порядок наводит, - с отвращением проговорил Рэд. - У них, как дошел слух, что Толяна грохнули - такое началось! Будто с ума посходили. Работать бросили, склады рванули грабить, девок Толяновых, кабы наши не подоспели, насмерть бы затрахали. Хуже Диких, ей-богу… Наши их насилу разогнали, палить пришлось. И Герман до сих пор там сидит - боится, что, если уедет, опять понесется. Олеська при нем навроде телохранительницы, чтоб из-за угла не порешили. И Жека там же был, недавно вернулся.
        Кирилл мрачно подумал, что прогнозы Германа сбываются.
        - А ты? - спросил он.
        - Я - здесь. Инне помогаю.
        - Ты же в Вязники хотел?
        - Да какой там… Герман во Владимире торчит, а дома делов немеряно. Инна и так с ног сбивается, если еще и я свалю… - Рэд вздохнул и не стал договаривать. - А сам-то - помнишь, что было? В деревне-то?
        Кирилл поморщился.
        - То, что помню, лучше бы забыл.
        Обсуждать события того дня не хотелось, достаточно было кошмаров, приходящих во сне.
        - Мы так и не вкурили… За что тебя Толян? Маринка с теть Аней, когда в мертвяках тебя не нашли, решили, что назад к себе потащит.
        - Он и тащил, - подтвердил Кирилл, - поначалу.
        - А потом чего?
        - Потом передумал. Когда полез опять, со своим лекарством, я ему в рожу плюнул. Вот и взбесился.
        Рэд присвистнул:
        - Хера се! Тебя, когда гранатой долбануло, последние мозги вышибло, что ли? Решил, что бессмертный?
        Кирилл покачал головой:
        - Решил, что лучше сдохнуть, чем возвращаться… Стой, тут направо.
        Рэд замолчал. Направил коляску в указанный коридор.
        Некоторое время молча ее катил, а потом плечо Кирилла сжала командирская ладонь. Комментариев не требовалось.
        «Прости, бункерный», - расшифровал пожатие он.
        «Я зла и не держал, - поднимая глаза на Рэда, безмолвно ответил Кирилл. - По-другому мы бы ребят не выручили».
        Сам он владимирских пленников не видел, но о том, как обошелся Толян с Гарри, знал от Тохи во всех подробностях. Рэд, понимающе кивнув, убрал руку.
        - Вы-то как в деревне оказались? - Кирилл постарался придать голосу деловитость. - В смысле, так быстро?
        - К нам Маринкин гонец прискакал, - начал Рэд.
        Вызволение Кирилла из плена было бы невозможно без участия вязниковских ребят, хорошо, что Марина умела быть благодарной. Про борщевик, ныне изведенный в поселке подчистую, не забыла.
        Ее бойцы служили и связными, и наблюдателями. В ночь, когда прогремел взрыв, они меньше, чем за час, оказались у владимирских ворот, а специально выделенный гонец поскакал известить Германа. Адапты ринулись на подмогу Кириллу. Но, конечно, добраться до Пекши быстрее, чем за сутки, не сумели: хоть и скакали без остановки, прибыли на достопамятную деревенскую площадь только в полдень.
        - Как же вы?! - изумился Кирилл. - По светлому-то? С рассвета и до полудня - это ж никакой комбез не спасет?!
        Рэд еще сильнее понизил голос.
        - Мы порошком ширялись, - прошептал он, - тем, с Нижнего… У Ларки осталось маленько.
        Кирилл поднял на Рэда изумленные глаза. О том, что эксперимент по «ширянию» порошком он ставит не только на лабораторных мышах, но и на себе, в беседе с Вадимом благоразумно умолчал. И понятия не имел, что тем же самым занимаются адапты.
        - Нам солнце уже подолгу не страшно, - с гордостью продолжил Рэд. - Кто дольше ширялся, как мы с Ларкой, уже больше четырех часов по светлому шастать может! Ларка говорит, и остальные б нас догнали и перегнали - да порошок, зараза, кончился.
        - Охренеть, - только и смог проговорить Кирилл. - Ты… ты вообще представляешь, какой это результат - четыре часа?! Что вы вообще сделали, представляешь?! - Он, забывшись, запрокинул было голову - невероятное сообщение следовало как следует переварить - и тихо зашипел от боли.
        - Кирюша, что происходит? - немедленно подскочил Вадим.
        Невооруженным взглядом было видно, с каким интересом ученый прислушивается к разговору с «варваром» и как ждет повода вмешаться.
        - Все в порядке, Вадим Александрович, - стараясь не кривиться, заверил Кирилл. - Я сам виноват, резкое движение. - И сделал Рэду страшные глаза - заткнись. Они почти добрались до больничного блока. - Притормози немного… Я еще кое-что спросить хотел. В Вязниках, примерно тогда же, девчонка одна должна была появиться…
        - Стелка, что ли? - скривился Рэд, - подстилка Толянова?
        - Не смей, - вспылил Кирилл. - Толян ее, между прочим, когда подмял, согласия не спрашивал! И когда под уродов своих подкладывал, тоже!
        - Не ори, - одернул Рэд. - Мне-то что, я шлюх не трогаю… В Вязниках твоя Стелка. Домой не стала возвращаться, сказала, тебя подождет. Мы, правда, так ни хрена и не вкурили, с чего приволоклась.
        - Я отправил.
        Рэдрик хмыкнул:
        - Интересной ты там подругой обзавелся.
        Кирилл отвел глаза.
        - Это не я. Толян обзавел… Если б не ее помощь, я бы не выбрался. И вообще, никакая она мне не подруга.
        - Да ладно! Скажи еще, не было ничего.
        Кирилл замолчал.
        - Ларке только не ври, - подумав, посоветовал Рэд. - Наверняка уже знает, у ихнего племени - какие секреты? Помалкивай, да целуй покрепче. Глядишь, прокатит… Приехали, что ли?
        - Подожди. Что-то случилось! - Навстречу, хватаясь за сердце, пыталась бежать Светлана Борисовна.
        - Григорий Алексеевич! Григорий Алексеевич!!
        - Григорий Алексеевич отстал. - Кирилл приподнялся в кресле. - В чем дело, Светлана Борисовна?
        - Ох… Беда! Беда, Кирюша… Сергей Евгеньевич умер.
        Глава 24
        Бункер. 182 дня после возвращения. Вадим
        На похороны Сергея Евгеньевича Герман не успел. Приехал спустя неделю после его смерти - пока сообщили, да пока добрался из Владимира.
        - Дорога - звездец, - коротко поздоровавшись, прокомментировал вышедшему встречать Вадиму, - чем дальше, тем хуже. Надо все-таки что-то с покрытием думать… Проводишь?
        - Да. Идем. - Высказывание о том, что Герман мог бы начать с извинений, Вадим решил проглотить. Потом. Сейчас неуместно.
        Вдвоем они постояли у свежего могильного холмика в институтском парке. Здесь хоронили тех, кто умер после того как все случилось, погибшие в день катастрофы покоились в братской могиле поодаль.
        Герман скинул капюшон, подставив обнаженную голову дождю. Фонарь, захваченный Вадимом, осветил сваренный из металлических прутьев крест, ограду и выгравированную на блестящей табличке надпись: «Завадский Сергей Евгеньевич. Любим, скорбим». Эмблему Института под надписью - схематическую модель атома внутри спирали.
        - Ты был настоящий боец, - обронил вдруг Герман. Вынул из кобуры пистолет. Ненадолго замер, глядя на табличку. - Ты отдал свою жизнь, чтобы мы жили. Мы будем помнить тебя всегда.
        Вадим сумел не вздрогнуть от раскатившегося над могилой выстрела. Рвущийся с губ вопрос - что это за слова, зачем? - тоже сумел задавить. Молча смотрел, как по коротким, зачесанным назад волосам Германа скатываются дождевые капли. Герман смотрел перед собой.
        - Я родного-то отца ни разу не видал, - признался вдруг Вадиму он. - И на отчима с детства бычился… А к Евгеньичу прикипел. Большой души был человек. И мужик настоящий. - Герман надвинул капюшон. - Идем, что ли?
        Вадим кивнул.
        - Пацан-то ваш как?
        Мужчины возвращались ко входу в Бункер. Вадим, поверх накинутой плащ-палатки, держал над головой зонт. Герман от зонта отказался.
        - Кириллу лучше. Спасибо, что интересуешься.
        - Вадик. - Герман остановился. - Так было надо.
        - Для чего?! - вскинулся Вадим. Он тоже остановился. - У тебя почти сотня бойцов, в плену оказались всего трое. А Кирилл - талантливейший парень, ты не представляешь, на что способен его мозг! О чем ты только думал?
        Зонт из-за усилившегося ветра так и норовил воткнуться Герману в лицо, Вадим с трудом удерживал его над собой.
        - О том, что я сам на солнце горел. - Голос Германа похолодел. - В отличие от тебя, знаю, каково это! Сотня, две, десяток бойцов - да сколько б ни было! Это до того, как все случилось, людей не считали - хоть тысячу положу, но своего добьюсь, а бабы еще нарожают, тогда другими мерками мерили. Я не из тех времен! И я за своих - горой, ясно? Это тебе они все - на одну рожу, а я каждого знаю, и за каждого голову положу. Твоего пацана Толян не тронул бы. Моих - заживо на солнце бы выкинул. Так понятно?
        - Не думаю, что это тебя оправдывает. - Вадим в очередной раз попытался удержать рвущийся из рук зонт.
        - А я и не оправдываюсь. - Герман перехватил зонт, твердой рукой пристроил над головой Вадима. - Пошли… И не жду, что ты мне за такую подставу спасибо скажешь. Просто объясняю - повторись это все, я поступил бы так же. А пацан ваш и правда хорош. Сам выкарабкаться сумел, и Толяна, считай, без козырей бы оставил, если б тот выжил. А так, мы еще и этого упыря задавили… Ты хоть знаешь, что сейчас в Цепи творится? - Герман повернул голову, требовательно заглянул Вадиму в глаза. - Знаешь, что народ во Владимир со всей Цепи валит, как прознали, что Толяна больше нет? Из крупных поселков не лезут, а из мелких, голодных - только успевай принимать да дома пустые подыскивать. Благо, работы всем хватит… Уф-ф.
        Они приблизились ко входу в Бункер, датчик движения включил прожектор. Герман сложил и отряхнул от капель зонт, зашел под навес с привязями для лошадей - адапты, приезжая, оставляли их тут, - ослабил завязки капюшона. Привязанный под навесом жеребец, почуяв хозяина, заржал.
        - Ч-ш-ш. - Герман потрепал коня по морде. - Погоди, Буран, скоро поедем. - Вытащил сигареты, явно не собираясь спускаться под землю.
        - Подожди, - оторопел Вадим, - что значит - скоро поедем?
        - Да хотел до своих добраться. - Герман закурил. - Как раз до рассвета успею. Я ж только с Евгеньичем попрощаться приехал. А так - и во Владимире дел полно, и дома уж сколько не был. Иннка одна надрывается - благо, хоть молодняк подрос. С посевной справятся, тьфу-тьфу. - Герман постучал по деревянной ограде навеса.
        - И ты… даже не хочешь задержаться, чтобы объясниться?
        - Дак, Евгеньичу я уже ничего не объясню. - Герман мотнул головой в сторону кладбища. - Разве что на том свете сочтемся… Пацан ваш не хуже меня отдупляет, что к чему, сам это все придумал, сам разыграл, как по нотам. Молодец, крепкий оказался… Грише привет передавай. А с тобой - вроде всё решили? Или еще формальные извинения принести надо?
        - То есть, неформальные извинения ты приносить не готов? - Вадим почувствовал, что закипает. - По-прежнему считаешь себя правым? Не считаешь свой поступок кощунством, а то, что с твоего попущения творили твои питомцы - мародерством?
        - Нет, - отрезал Герман. - И я объяснил, почему. А, если ты не хочешь понимать, то не мои проблемы… Вадик. - Герман выдохнул дым. - Пока Евгеньич был жив, он нас с тобой разводил. Я его уважал, ты уважал - лбами мы не сталкивались, хотя поводов было до хрена. Мне тебя не понять, тебе меня… Ну, так и топчись оно конем. Нам, слава богу, не в одной команде играть. Сейчас, ясное дело, в Бункере рулить будешь ты - окей, принято. Я со своей стороны ничего не отменяю, как было всё при Евгеньиче, так пусть и остается. Продукты - как возили, так и будем возить. Лекарства, генераторы - что дашь на обмен, буду забирать. То, как оно с пацаном вашим вышло - надеюсь, в первый и последний раз, хотя зарекаться не берусь. А так - вам свое, нам свое. Мне - пахать да сеять, тебе - думы думать. С вакциной, прости-господи, дальше ковыряться… Хоть я, чую, вряд ли до нее доживу. - В последних словах Германа отчетливо прозвучала насмешка.
        - То есть, если я сейчас скажу, что вакцина почти готова, ты не поверишь? - вырвалось у Вадима.
        Представляя себе, как преподнесет Герману эту новость, он собирался остаться спокойным и даже небрежным. Но не вышло, в голосе прорезалось торжество.
        - Если скажу, что риск, на который ты отправлял своих питомцев, оказался оправданным? Что с реагентами, добытыми в Новосибирске, мне удалось оживить детородные клетки? Что… ну, дальше сложно, ты не поймешь. Грубо говоря, так: работы еще много, но дальнейшие шаги понятны. Мы перестали быть слепыми котятами, Герман! Я сделал это. Сделал!
        - Да ладно? - Герман, с окурком в откинутой руке, подался вперед. - Всё?! Вакцина - есть?!
        - Пока нет, впереди много работы. Но будет, сейчас я в этом уже не сомневаюсь.
        - Ну… то есть, все-таки не зря. - Герман быстро взял себя в руки. Кинул окурок в привязанную к ограде консервную банку. Протянул Вадиму руку, крепко сжал его ладонь. - Поздравляю! - заглянул Вадиму в глаза, давно так не делал. Вадим под холодным блекло-голубым взглядом всегда почему-то неуютно себя чувствовал. - Знаешь, а я ведь тоже не сомневался. Если б сомневался, не отпустил бы тогда ребят… А вот верил, что ты своего добьешься! С твоей-то упертостью, у вакцины шансов не было. - Герман подмигнул. Деловито выпрямился, засунув руки в карманы, прислонился к ограде. - Дальше что?
        - То есть? - Вадим растерялся.
        - Ну, вакцина есть, ты только что сказал. Не сегодня - окей, через год, - но появится. Дальше что? Как это все будет-то? Ты нам пилюлей отсыплешь, или как?
        - Нет. - Вот тут уже началась скользкая почва, Вадим говорил медленно, взвешивая каждое слово. - Видишь ли… Процесс воспроизводства нельзя пускать на самотек.
        Герман нахмурился:
        - Это как? Трахаться под твоим приглядом, что ли?
        - Боже, что за чушь! Нет, конечно. Генетический материал уже собран, я начал готовиться давно. Через месяц-два будет готов инкубатор - работы идут, они оказались не такими уж сложными. Несомненно, еще пройдет какое-то время. Весьма вероятно, что первые оплодотворения окажутся неудачными… Но рано или поздно мы увидим дитя новой эры! Человека, родившегося после того, как все случилось. За это я готов поручиться.
        - Угу. - Герман прикурил новую сигарету. - Инкубатор, значит. А без него, стало быть, никак? Естественным, то есть, путем?
        - Никак. - Вадим ответил чуть позже, чем следовало. Или чуть быстрее, чем следовало, с Германом не угадаешь.
        - Врешь, - уколов его пристальным взглядом, определил Герман. - Хочешь то, что получится, у себя растить? Такими людьми, как тебе надо - вроде пацана вашего несчастного? Для того и «материал» запасал?
        - Я не…
        - Всё, Вадик. - Герман поднял руки. - Врешь, не врешь - у меня, один хрен, мозгов не хватит на то, чтобы лекарство сотворить. - Он не спеша застегнул комбинезон, надвинул капюшон. Взял коня под уздцы. - А это значит, только тебе решать, что дальше делать. Я тут влиять не могу, не воевать же с тобой. Был бы старик жив, - Герман кивнул в сторону кладбища, - глядишь, по-другому бы поговорили. А сейчас в Бункере ты за пахана… Ладно. Я поехал, делов полно. Не тех, которые через двадцать лет, а тех, что сейчас делать надо. - Взбираясь в седло, подмигнул: - А как понадобится за дитями новой эры горшки выносить, свисти! По этой части, слава богу, опыт богатый.
        Бункер. 182 дня после возвращения. Кирилл
        - Сергей Евгеньевич просил передать тебе вот это. - Григорий Алексеевич протянул Кириллу тетрадь в коричневом переплете. - Он знал, что ты изучаешь архивы. Я догадываюсь, почему не подошел к нему с прямым вопросом - жалел старика, и за это, от меня лично, огромное спасибо. Дал человеку умереть спокойно… Кто руководил Институтом, уже знаешь?
        - Да. - Кирилл протянул руку, взял тетрадь. - Знаю. И вам тоже вопросов не задаю. Все ответы, насколько я понимаю, здесь?
        - Наверное. Не читал. - Григорий захлопал по карманам в поисках сигарет. - Все, что могу сказать - не смей осуждать Сергея! Это золотой человек. Был… Ясно?
        - Вы могли бы не говорить. - Кирилл поднялся. - И я не собираюсь никого осуждать. Я уже понял… что люди слишком разные. И у каждого - своя правда.
        Дневник Сергея Евгеньевича начинался со слов:
        «Я сумел спасти Кирюшу».
        ***
        Жена Сергея Евгеньевича и мать Кирилла подругами стали задолго до того, как оказались в Институте. Они вместе учились в школе, вместе поступили в университет, свадьбы сыграли с промежутком в месяц. Только детьми обзавелись в разное время - Кирилл, поздний долгожданный ребенок, родился, когда сын и дочь Сергея Евгеньевича уже заканчивали школу.
        Семьи дружили. Хотя отец Кирилла, сделав головокружительную карьеру, к сорока годам возглавил ведущие проекты Института, а Сергей Евгеньевич выше заведующего лабораторией не поднялся.
        «… Разумеется, Володя предлагал мне другие варианты. Но мы оба хорошо понимали, что административное кресло мне претит, а своего потолка, как ученый, я достиг. В отличие от него. Вот уж кто никогда не жаловался на отсутствие идей! И замечательно умел заряжать своей работоспособностью других. Володя был удивительно талантлив - и по Кирюше уже сейчас можно сказать, что это достойный сын своего отца. От Юли, впрочем, мальчик тоже многое перенял. Доброту, непосредственность, веру в хорошее. Желание помочь всем и каждому… Даже не знаю, на кого из них, отца или мать, Кирюша больше похож…»
        В день, когда все случилось, отца Кирилла в Институте не было, улетел на конференцию. Мать погибла сразу, как и жена Сергея Евгеньевича.
        Выжившие сотрудники Института срочно перебирались в Бункер - знали о его существовании не все, и Сергею поневоле пришлось стать одним из проводников. Мысль о том, что происходит сейчас с его собственными детьми - на каникулы оба уехали в деревню к теще - Сергей пока отложил. О Кирюше вспомнил, заметив в руках у одной из сотрудниц фотографию малыша в ярко-синей курточке. Такой же, как у Кирюши…
        Детский садик - вот он, через дорогу. Бежать недалеко. Сергей надел костюм радиационной защиты. Выжил, очевидно, благодаря ему, хотя долго лежал потом с высокой температурой.
        «Может, и моих кто-то… Вот так…»
        До тещиной деревни он сумел добраться лишь через год. Чтобы узнать, что коттеджный поселок смыло потопом, ни одного живого человека в радиусе тридцати километров не осталось.
        «… Они все плакали - все, кто выжил. Воспитательницы и нянечки, судя по всему, погибли сразу. Все тянули ко мне руки… Но я искал Кирюшу. И нашел. Вместе с ним подхватил еще двоих малышей, чьи кроватки стояли рядом, больше не унес бы. Завернул всю троицу во второй комбинезон. Прокричал детишкам, чтобы выбегали в коридор, и бросился прочь. Плач тех, кто остался, до сих пор стоит у меня в ушах.
        … Верующие люди полагают, что есть некий высший суд. Там, дескать, каждому воздастся по делам его… Ну что ж, ждать осталось недолго. Скоро я доподлинно узнаю, совершил в тот день подвиг или преступление. Когда мы вернулись в детский сад - в этот раз со мной пошел Михаил - живых там уже не было.
        … Собирался ли я рассказать тебе обо всем? Разумеется, собирался. Когда-нибудь, потом. Когда ты станешь взрослым… Тот непостижимый факт, что повзрослел ты, едва перешагнув порог Бункера, осознал, к сожалению, слишком поздно.
        А вот Герман от своих воспитанников ничего не скрывал. Когда я выяснил, что всем до единого ребятам известно, что они - «приютские», и когда-то от многих из них отказались собственные родители, у нас состоялся очень тяжелый разговор. Герман тогда ответил просто: «Пусть лучше узнают от меня, чем какая-нибудь сволота в рожу ткнет». Герман никогда не боялся жестоких решений - так же, как и твой отец.
        Володя тоже ничего не боялся. Он был одержим познанием. Идеей сверхустойчивого материала грезил еще с университетских времен.
        «Представляешь, Серж, что это даст? Представляешь, какие это перспективы для науки?»
        Тогда мы - я, твоя мама, наши друзья - только по-доброму над ним посмеивались. А Володя работал. Думал и творил, ни на секунду не останавливаясь.
        «Ты знаешь, я верю, что Менделеев изобрел таблицу во сне, - признался он как-то. - Мне тоже иногда такое снится… Ух! Вставай да записывай».
        Мы смеялись - а он записывал. На конференцию, в день, когда все случилось, полетел с уже готовым открытием.
        … Я долго не связывал эти два события. Отталкивал от себя, возможно… Не хотел их связать. Боялся оказаться правым. Сейчас, когда до смерти остались считанные часы, бояться уже нечего.
        Мне рассказывают, сколько времени ты проводишь в архивах. Я знаю, что ты умный мальчик, и о многом догадался без моего участия. Рано или поздно ты придешь к тем же жестоким выводам, что и я… Так вот. Я хочу, чтобы ты знал: я ни в чем не виню Володю. Я до сих пор не уверен в том, что его открытие и то что случилось - связанные вещи. И, как бы там ни было, сын за отца не в ответе. Я пишу это лишь потому, что внезапно понял: Герман был прав. Рассказывая своим ребятам о том, что когда-то их предали, был прав. Тем самым он помог им стать сильнее. Разъяснил, к чему готовиться. Показал, каким жестоким может быть окружающий мир - и, боюсь, в нынешних условиях это единственный верный путь. А мое время и время таких, как я, очевидно, закончилось в день, когда все случилось.
        … Лишь тебе решать, каким путем пойдешь ты. Стоит ли рассказывать жестокую правду Олегу и Даше - о том, что выжили они исключительно потому, что повезло оказаться рядом с тобой, или позволить им дальше верить в то, что вокруг есть просто добрые люди - решать тебе. Я же, прости, умываю руки, поскольку более не считаю себя вправе советовать. Обо мне не горюй, я ухожу без сожалений.
        Будь счастлив, мальчик мой.
        С любовью
        Сергей».
        На этом дневник заканчивался. Между страниц Кирилл нашел фотографию: мужчина и женщина на берегу моря.
        Мужчина обнимает женщину за плечи. Женщина подняла на руках, показывая камере хохочущего малыша в панамке. Перед ними на песке крупными буквами прочерчено: «Кирюше - 1 год! Ты станешь настоящим ученым! Ура!!!»
        Глава 25
        Бункер. 190 дней после возвращения. Олег
        Каждую ночь перед обедом Олег ходил на процедуры. Месяц назад Григорий Алексеевич категорически поставил ему диагноз «ожирение», прописал диету и обязал еженощно лежать на массажере.
        Диета - это было еще полбеды, Валентина Семеновна Олега жалела и подкармливала, втайне считая затею Григория Алексеевича блажью. А вот массажер Олег ненавидел всеми фибрами души, проклинал, как только мог. И сегодня мольбы, видимо, дошли куда надо: изуверский аппарат, едва начав жужжать, сломался.
        Олег давно не чувствовал себя таким счастливым. Бодро пошлепал обратно в комнату. А на пороге замер, едва открыв дверь - посреди комнаты стоял Кирилл. Не один, к нему прильнула адаптка.
        Обернулся Кирилл с таким недовольным видом, как будто это он застал Олега за непотребным действом, а не наоборот.
        - Ты же на процедурах должен быть?
        - Аппарат, - жгуче краснея, промямлил Олег, - сломался.
        Адаптка прыснула:
        - Не выдержал!
        Кирилл взглянул на нее укоризненно. Отлепился от девушки, обвел комнату глазами и взял с кровати Олега планшет.
        - Тебе же все равно, где играть?
        - Э-э… - Олег покраснел еще больше - заметил, что волосы у Кирилла растрепаны, а рубашка расстегнута.
        - Побудь пока в Дашкиной комнате, ладно? - Кирилл сунул ему в руки в планшет и захлопнул дверь. Олег услышал, как щелкнул замок.
        Нелепо потоптался на пороге. Подергал зачем-то дверь. И пошел в пустующую Дашину комнату, не в клинику же было возвращаться.
        ***
        - Извини.
        С того момента, как Олега нахально выставили, прошло часа два. В Дашину комнату Кирилл вошел бесшумно - отвратительная манера, в числе прочих появившаяся у него после злополучной «миссии». Олег промолчал, насупленно отвернувшись. Хотя в душе все так и запело, не ожидал, что Кирилл сподобится на извинения.
        Снова густо покраснев, выдавил:
        - Твоя… подруга… ушла?
        Кирилл кивнул. Уселся на подлокотник кресла. Предложил:
        - Пойдем наверх?
        - Зачем?
        - Воздухом подышим. Тебе полезно.
        - Без тебя разберусь, что мне полезно. - Олег демонстративно уткнулся в планшет. - Иди один, если так хочется.
        - Один - я завтра уйду.
        Олег не сразу понял. А, когда понял, сердце сжалось.
        - К адаптам?
        - Угу. Поболтать хочу, напоследок. Так что, идем?
        Наверху они сели на скамейку.
        Кирилл сбросил кроссовки, стащил носки, и, поддернув джинсы, поставил ноги на гладко обструганные доски.
        - Удолбался с ночи до утра в обуви ходить, - пожаловался он. - Босиком - знаешь, какой кайф! По песку теплому, по травке…
        - Потерпи, скоро набегаешься, - буркнул Олег. Его все больше накрывало жестокой обидой. Сначала Дашка, теперь Кирилл. - Вадим знает?
        - Завтра узнает.
        - А если не отпустит? Ты ведь болен?
        - Отпустит… Костям все равно, где срастаться, под землей или здесь.
        - А работа как же?
        - А я другую работу нашел.
        - Молодцы вы с Дашкой. - Олег поджал губы. - Нечего сказать. Сперва она, теперь ты…
        - Дашка от обиды ушла, - хмуро и непонятно объяснил Кирилл. - Не могла тут больше, вот и ушла. Тебе-то не рассказывали, чтобы нежную психику не травмировать… Но, поверь - ей было, из-за чего уйти.
        Олег поморщился.
        - Из-за «кого», может быть?
        - Дурак, - скривился Кирилл, - Жека здесь ни при чем.
        - Сам дурак. - Олег, окончательно разобидевшись, поднялся. - Всё?
        - Прости. - Кирилл потянул его за рукав, усаживая обратно. - Серьезно, извини пожалуйста! Сложно, блин, - пожаловался он. - Вроде и понимаю прекрасно, что ты ни в чем не виноват, а все равно злюсь. Что оно - вот так…
        - Что «вот так»? Ты о чем?
        - Да обо всем! - Кирилл развел руками. - И обо всех… здесь, в Бункере. Ты, Вадим, остальные - вы такие, какие есть. Мало того - я сам был таким же! И, если бы на поверхность не выпихнули, таким и остался бы.
        - Ну и что тут плохого?
        - Плохого - ничего, наверное. - Кирилл вздохнул. - Но я так больше не могу. Я себя… не знаю… генератором сломанным чувствую. Вроде должен энергию отдавать - а не отдаю. В нас столько вложили, Олежка! Ты даже не представляешь, сколько всего в наши головы впихнули. Таких, как мы, может, нигде больше нет. Нам дали образование - блестящее, лучшее из всего, что можно было дать! - но воспитали, давай уж правде в глаза смотреть, безруких иждивенцев. Ни я год назад, ни ты сейчас на поверхности не выжили бы.
        - Нас к этому и не готовили! Мы должны были…
        - Что? - горячо перебил Кирилл. - Вот к чему нас готовили? Что такое гениальное мы должны были сотворить, ради чего над нами так тряслись? Вот скажи - чем мы все здесь занимаемся? Помимо вакцины.
        - А то сам не знаешь.
        - Предположим, что не знаю. Перечисли.
        Олег вздохнул. Принялся загибать пальцы, вспоминая знакомые с детства вещи:
        - Генераторы - раз…
        - Нет. - Кирилл перехватил его руку. - Генераторы у Тимофея в мастерских и без подсказок собирают. Это дело на поток поставлено давным-давно - во-первых. А во-вторых, Борис изобрел солнечные батареи нового типа, способные накапливать энергию - помнишь, я рассказывал? Их доработать немного, и генераторы станут не нужны. Так что не катит. Продолжай.
        - Н-ну… Семена модифицируем.
        Кирилл мотнул головой:
        - Да?.. А на хрена?.. Для чего адаптировать к окружающей среде семена каких-то одних культур, если есть другие - те, что к этой среде уже сами отлично приспособились? К чему бесконечно издеваться над рожью и пшеницей, если есть гречиха, рис, кукуруза? Те же углеводы, нуклеины - все ровно то же самое, и в Новосибе, к примеру, выращивают именно их! Не катит. Дальше.
        Его напор сбивал с толку.
        - Лекарства, - пробормотал Олег.
        - Тоже нет! Лекарства, как и генераторы, давно на потоке. И если перенести лабораторию на поверхность, да добавить рабочих рук, производство многократно увеличится, я считал. Все?
        - Наверняка, нет! Просто вспомнить пока не могу.
        - Потому что вспоминать нечего. - Кирилл вздохнул. - До меня это когда дошло - аж заколотило. Сидим тут, от важности чуть не лопаемся - спасители мира, блин! - а по факту херней страдаем.
        - Ты и Вадиму так сказал?
        - Примерно.
        - А он что?
        - Ну, что… Старших не уважаю, слушать никого не хочу. Как об стенку горох, с ним разговаривать. Вот и валю. Надоело.
        Кирилл замолчал. Вспоминал разговор с Вадимом.
        ***
        - Надеюсь, теперь ты не сомневаешься?
        Кирилл оторвался от микроскопа.
        Нужно было быть крупным идиотом для того, чтобы опровергать очевидное: Вадим добился своего. Вакцина включила «спящие» клетки. Они работают. Вакцина - работает! Когда-то Кирилл думал, что до потолка запрыгает, осознав это.
        Понятно, что он увидел первый осторожный шаг. Понятно, что работы еще полно. Но в том, что эта снежинка - зародыш будущей лавины, Кирилл не сомневался.
        - Я… Я вас поздравляю. - Он отодвинулся от стола.
        Наверное, триумфальное завершение труда, начатого, когда он еще под стол пешком ходил, труда, знаменующего воскрешение человечества, требовало каких-то других слов. Но получились только эти. То, что испытывал сейчас Кирилл, оказалось не торжеством и не гордостью. Лишь колоссальным облегчением - от понимания того, что больше не нужно заниматься вакциной. Дальше Вадим Александрович справится и без него. Он здесь больше не нужен.
        - Уверен, что у вас все получится.
        - Что значит, «у вас»? - Вадим явно ожидал другой реакции. - Тебя я ни в коем случае не отделяю! Ты ошибался - было, но такова стезя ученого. Все мы ошибаемся, наша сила - в умении увидеть свои ошибки и пойти правильным путем!
        - С вашего позволения, - слова наконец-то выговорились, - мой путь для меня очевиден.
        Вадим нахмурился.
        Кирилл заторопился, пока не перебили:
        - Я ведь вам больше не нужен, так? Я могу уйти к адаптам и поработать на поверхности? Вадим Александрович, это важно! Поймите. Полноценное новое поколение появится, в лучшем случае, лет через пятнадцать. Там, наверху, многие просто не проживут так долго! Их нужно спасать уже сейчас, не откладывая. Нужно усовершенствовать генераторы - сейчас мы крохами энергии питаемся, а могли бы кусками откусывать. Комбезы допилить - они работают максимум два часа, а могли бы от четырех и выше. Агротехника - нужно принципиально менять подход, под новые климатические условия. Мы собираем один урожай, а в Новосибе за тот же период собирают три! Вакцина, несомненно, важна. Это - самое важное, что может быть. Но и ныне живущим надо помочь. Им очень непросто, правда.
        - Кирюша. - Валим поправил очки. - Я, конечно, всё понимаю… Но с чего вдруг?! На поверхности прекрасно выживают и без тебя. Люди привыкли, приспособились. Такие, как твой Рэд, другую жизнь себе просто не представляют!
        - Это вы так думаете. - Кирилл вздохнул. - Я не осуждаю. Находясь здесь, вы и не можете думать иначе.
        - Ты дважды чуть не погиб из-за адаптов. - Вадим сердито встал, заходил по лаборатории. - Рэд должен был вернуть тебя из похода здоровым и невредимым. То, что устроил Герман после твоего возвращения, - вообще ни в какие ворота! Ты едва выжил из-за этих людей, а теперь заступаться за них пытаешься?
        Зря он так сказал. Кирилл почувствовал, что начинает злиться.
        - Да? А отправил меня за реактивами тоже Рэд? Вы ведь прекрасно знали, что Владимир обойти нельзя! Герман рассказывал, что Толян контролирует дорогу, что с обозом мимо него не проскочить…
        - Анатолий - не Дикий! Он глава поселка и очень многим нам обязан.
        - Вот! Именно так вы сказали Сергею Евгеньевичу - и он поверил. - Кирилл покачал головой. - Вадим Александрович. Я же сказал, я вас не осуждаю! Не знаю, как сам повел бы себя на вашем месте. Понимаю, что реактивы были нужны до зарезу, и, скорее всего, сам отправил бы меня и Сталкера на риск.
        - Что ты несешь?! Откуда я мог знать, что Анатолий связан с Дикими?! Что устроит на тебя охоту?!
        - Не кричите, пожалуйста. Всё вы знали, Герман предупреждал, что Толян не божий одуванчик. И, если что в башку себе втемяшит, то накрепко… Вы рассчитывали на то, что Сталкеру удастся переиграть Толяна, и мы все-таки прорвемся. Вы ведь не зря его так долго по тестам гоняли - Рэд рассказывал, да я тогда не придал значения. Быстроту реакции проверяли, интеллектуальный уровень, физические данные… Это здесь у вас выбора не было, а на поверхности бойцов полно.
        Вадим сложил на груди руки.
        - То, что Рэд - не случайный выбор, я никогда не скрывал. Ради твоей безопасности, тебе нужен был самый надежный сопровождающий из всех возможных.
        Кирилл кивнул:
        - Понимаю. И, повторюсь, на вашем месте поступил бы так же. Вот только оправдываться не стал бы. И относился бы к тому, кому вы решили доверить мою безопасность, по-другому… Вы ведь, по большому счету, презираете их, ныне живущих - так?.. Грезите новой расой, которую в инкубаторе воспитаете?..
        - Кирюша, ты забываешься! Никогда и ничего подобного я не говорил!
        - А я не по словам сужу. На поверхности, знаете ли, поговорить не всегда успеваешь… Еще раз повторюсь: мне понятна ваша цель. И я готов оправдать средства, которые вы использовали для ее достижения. Поздравляю, ваш расчет оправдался. Мы с Рэдом выжили и принесли реактивы. Вакцине - быть! Ура.
        - Отправляя тебя на риск, я заботился не о себе! И ты, кстати, сам прекрасно знал, что рискуешь. И знал, во имя чего рискуешь!
        - Да что я там знал… - Кирилл махнул рукой. - За ворота ни разу не выходил. Ладно, Вадим Александрович. Не обо мне сейчас речь. Что было - прошло. Я пытаюсь вам объяснить, что на этом наши пути расходятся. Вы уж заботьтесь о будущем человечества, а я посмотрю - может, и сейчас на что сгожусь. Что же касается новой расы из инкубатора - вы обсуждали этот вопрос с Германом?
        - Разумеется. Если не веришь, можешь спросить у него. Герман согласен с моим решением.
        - Ну да. - Кирилл почесал в затылке. - Ясное дело, согласен - куда ему деваться? Хотя он из-за вашей вакцины трех бойцов потерял. А сейчас ему вообще пришлось поселок бросить и во Владимире порядок наводить…
        - Могу себе представить, какими методами.
        - Так кто же вам мешает другими методами действовать? Пожалуйста, рулите сами! Я уверен, что Герман возражать не будет. Ему вся эта деятельность - поперек горла, взялся только потому, что понимает - его вина в том, что Толяна грохнули, тоже есть. А Владимир, между прочим, самый крупный поселок в Цепи. У вас под боком, на минуточку, новое государство зреет.
        Вадим покачал головой. Укоризненно повторил:
        - «Грохнули»… «рулите»… По-моему, ты все больше забываешь, что тебя растили цивилизованным человеком.
        - Растили, - кивнул Кирилл, - было дело. Только сейчас на совести у «цивилизованного человека» - с десяток, если не больше, трупов.
        Вадим болезненно скривился. Кирилл вздохнул.
        - Вадим Александрович. Ну пожалуйста! Хватит уже делать вид, что я прежний невинный мальчик. Вы давно все поняли, только себе признаваться не хотите. Встать на свою сторону я вас не прошу. Я прошу мне не мешать.
        - Жаль. - Вадим покачал головой. - Жаль, что ученый в тебе, судя по всему, затоптан… жаждой жизни, так сказать. Ты стремишься жить здесь и сейчас. Ты перестал думать о будущем.
        - А вы о будущем много думали? - Кирилл не предполагал, что когда-нибудь это скажет. Но слишком несправедливым показалось обвинение. - До того, как все случилось? Вы ведь прекрасно знали об основных разработках Института. Тех, которыми руководил мой отец.
        Вадим вздрогнул.
        - Ты… знаешь?
        Кирилл кивнул.
        - Откуда?.. Сергей?..
        - Сергей Евгеньевич только подтвердил. Я и сам догадался, архивы не от нечего делать перелопачивал.
        - Мы скрывали твое… происхождение, чтобы не будить комплексы в Олеге и Даше, - медленно проговорил Вадим. - Для того, чтобы ты не рос с осознанием своей избранности…
        - Блин, да все вы правильно делали! Я не о том. - Кирилл вздохнул, провел рукой по волосам. - Знаете, Сергей Евгеньевич написал мне, что я, дескать, за отца не в ответе. Я не должен брать на себя вину, и все такое… Но я не согласен. И я готов отвечать за то, что делал мой отец.
        Вадим нахмурился:
        - Что же он такое страшное, по-твоему, делал?
        - О! - поднял палец Кирилл. - Добрались до сути. Внимание: сейчас я понесу антинаучную ересь.
        Он склонил голову набок и уселся на стол, до боли напомнив вдруг Вадиму кумира юности, академика Кулешова. Тот, и перешагнув сорокалетний рубеж, вел себя иной раз совершенно по-мальчишески.
        - Не мне вам рассказывать, над какими проектами, в основном, трудился Институт…
        - Разумеется. Институт занимался разработкой сверхпрочных материалов.
        - Вот именно, - кивнул Кирилл, - что сверхпрочных! Не горящих, не гниющих, не плавящихся и не бьющихся…
        - Для нужд космической промышленности, в первую очередь.
        - Ну да, конечно. Военная промышленность - не в счет… Но хрен с ним, сейчас уже неважно. Важно то, что в итоге моему отцу удалось создать нечто незыблемое. Неподдающееся никакому воздействию. Ни химическому, ни механическому, ни температурному - никакому! Конечно, сначала производство такого вещества было бы очень дорогим. Но со временем, я уверен - через десять, двадцать лет, - технологию смогли бы удешевить. И вот тогда настала бы настоящая жесть. То есть, сначала, конечно, все бы до смерти обрадовались - круто! Вечная посуда! Вечная обувь! Вечная одежда! А потом наскучило бы. Никто не захотел бы есть из вечных тарелок. Сидеть десятилетиями в одном и том же кресле. Ездить на одной и той же машине… А ведь куда-то все это - старое, отработавшее свой срок не потому, что испортилось, а потому, что надоело - надо было девать. Лет через двести, а может, и раньше, планета превратилась бы в одну сплошную свалку. И вам - моему отцу и тем, кто параллельно занимался этой темой, я уверен, что сверхпрочный материал пытался создать не только он, - отвесила подзатыльник сама природа.
        - Антинаучный бред! - объявил обескураженный Вадим. - Ты вообще соображаешь, что несешь?!
        - Еще как соображаю. Предупредил же, в самом начале. Мало того, когда-то сам сказал Борису, что это бред! А сейчас все больше думаю, что он прав. Заварили эту кашу вы. Одни творили хрен знает что, другие им не мешали. Потому и погибли почти все. Вы знали, что Сергей Евгеньевич, как мог, собирал статистику? По его данным, восемьдесят два процента взрослых погибло в день, когда все случилось. И еще семь процентов - в следующие три года. Немыслимо, уму непостижимо - умерли сильные и выносливые, а уцелели слабые и беззащитные. Странно, правда? Нелогично? Ни в какие биологические законы не вписывается? А знаете, почему?.. Элементарно. Нас пощадили! Планета дала своим детям второй шанс - шаткий, призрачный, но дала. Почему я и говорю - расхлебывать это все нужно таким, как я.
        - Ерунда! - Вадим вскочил. - Чушь собачья. Как могла произойти катастрофа, объясни? Почему?
        - А почему вымерли динозавры? - Кирилл припомнил слова Бориса.
        Вспомнил, как, горячась, старик метался по кабинету. Курил одну сигарету за другой. А сам он сидел у стола, слушал и поверить не мог в то, что это говорит ученый - так же, как сейчас не верил Вадим.
        … - Однозначной теории, из-за чего наступило глобальное потепление, нет. Почему неандертальцы и австралопитеки оказались тупиковыми ветками, а хомо сапиенс до недавнего времени жил и процветал?.. Мы не знаем и объяснить не можем. Что означали наскальные рисунки майя?.. Кому нужны были камни Стоунхенджа?.. Спроси кого угодно - не ответят. Мы ничтожно мало знали о собственной планете, Кирилл! Зато безбожно ее эксплуатировали. Ты когда-нибудь видел фотографии мусорных свалок?
        Кирилл покачал головой. Борис метнулся к столу, защелкал клавишами:
        - Вот, полюбуйся! За сколько лет перегнивает пластик?
        - Смотря какой. Лет за двести, в среднем.
        - Вот именно. Я, возможно, сейчас святотатство произнесу… Но, чем дольше живу, тем все более убеждаюсь, что такого рода катастрофа была закономерна. Она должна была случиться, понимаешь?
        - Но существовали ведь экологические службы, - пробормотал Кирилл, - мне рассказывали! Люди ведь следили за этим?
        Борис грустно засмеялся.
        - Такие организации, в большинстве своем, служили всего лишь розовыми очками. По-настоящему миром правил вовсе не разум. Еще больше! Еще дешевле! Еще доступнее! Очередной гаджет в продажу поступить не успевал, а тысячи лучших умов уже трудились над разработкой даже не следующего - того, который придет на смену следующему! Конечно, слово «экология» было знакомо каждому. Но представь себе размышления на эту тему обыкновенного обывателя - в том случае, если обыкновенный обыватель о чем-то подобном вообще задумывался. Да, нехорошо природу загрязнять - но кто-то ведь с этим борется, правда? Ничего же страшного не случится - уж при моей-то жизни точно? А оно взяло - и случилось.
        - И вы хотите сказать, - закипая, проговорил Кирилл, - что для того, чтобы выжить, следует вернуться в каменный век? Не добывать нефть, не производить пластики?.. Вы, ученый с мировым именем! А хотя бы металл выплавлять позволите? Или тоже не стоит, чтобы на новую катастрофу не нарваться?
        Борис улыбнулся.
        - Знаешь, а ты ведь похож на Рэда. Вроде вежливый, воспитанный, но чуть задень - не хуже него огрызаешься… Возвращаться в каменный век я не предлагаю. Использовать энергию можно и нужно. Бороться за свое существование - необходимо! Для чего-то ведь природа вас, детей, уберегла. Но нужно сделать и правильные выводы из того, что случилось. Ты вот знаешь, с какой частотой люди когда-то меняли свой гардероб?.. Гаджеты?.. Мебель, машины, дома?! И знаешь, какой рынок шел вторым по степени загрязнения окружающей среды? После нефтедобывающего?
        Кирилл покачал головой.
        - Я сам поразился, когда узнал. Уже, разумеется, после того как все случилось… Рынок модной индустрии, Кирилл! Тысячи километров полок с одеждой и обувью. У меня была знакомая, которая, разбирая свои вещи, непременно находила среди них новые, так ни разу и не надетые. Купленные без необходимости, просто так! А ведь это - килотонны природных ресурсов. Потраченных ни на что! На платье, как у соседки, на телефон, как у коллеги. И нас, зарвавшихся, в конце концов, поставили на место. Нам объяснили, жестоко и доступно, что так жить нельзя. И что отныне все будет по-другому.
        - Кто поставил?
        - Мать-природа, кто же еще. Довели, что называется. Устала от нас, вот и взбунтовалась.
        - … Я тогда тоже брякнул, что это антинаучно, - закончил Кирилл. - А Борис покивал - грустно так. Понимаю, говорит. Предупреждал, что не понравится. Но тут уж - чем богаты, другого объяснения у меня нет. А еще Борис сказал, что никому доподлинно не известно, первые ли мы. И откуда вообще на Земле взялись… Никто ведь по-настоящему ничего не знает. В общем, я не хочу ждать, пока появится новое прекрасное поколение. Я хочу действовать здесь и сейчас. Это справедливо… я думаю.
        - Н-да… - Вадим побарабанил пальцами по столу. - Знаешь, а ведь Сергей Евгеньевич ошибся, когда решил, что Сталкер отдал тебя в жертву Золотому Шару… У старика ведь даже приступ из-за этого случился - суеверен был, хоть и не признавался никому. А я сейчас смотрю и думаю, что как раз Артура-то из тебя и не получилось.
        - Эм… - Кирилл подвис, недоуменно приподняв брови.
        - Не читал, - кивнул Вадим, - старинной фантастикой не увлекаешься, понимаю. Да я, честно говоря, и сам не поклонник, прочитал в свое время постольку-поскольку. А Сергей Евгеньевич книгу обожал. Ты зайди к нему в кабинет, «Пикник на обочине» на полке стоит. Можешь взять на память.
        - Спасибо. Только я…
        - Не понимаешь, - кивнул Вадим. - Естественно. Вкратце, так: главного героя зовут Рэдрик. Он - сталкер. Это что-то вроде профессии, опасной, но прибыльной. И есть парень по имени Артур - прекраснодушный юноша, отправившийся вместе с Рэдриком в путь за аллегорическим счастьем, а в итоге принесенный им в жертву. Прозвище Рэда нынешнего - твоего друга - мы, разумеется, здесь в Бункере ни разу не слышали. Ну, Рэд и Рэд, у адаптов вообще имена - одно заковыристее другого. А вот когда вы вернулись и прозвучало слово «сталкер», у Сергея Евгеньевича, видимо, сработала ассоциация. Он решил, что ты погиб. Что тебя, как Артура, принесли в жертву… Кирилл, кстати, в этой книге тоже был. Он - ученый, изучал образцы того, что приносил из Зоны Рэд. Пытался набиться ему в сопровождающие, но так никуда и не пошел - погиб в результате своих исследований.
        Кирилл нахмурился.
        - И что вы хотите сказать?
        - Хочу сказать, что ты сам роешь себе могилу! - сердито бросил Вадим. - Вбил в голову какую-то ерунду и настойчиво пытаешься ей следовать! Тебя и в жертву-то приносить не надо, сам летишь в пропасть. Добровольно и с песней! Вот что я хочу сказать. Разубеждать тебя, я так понимаю, бесполезно?
        - Вы правильно понимаете. Извините, ладно? Я правда не могу по-другому. Попрощаться еще зайду.
        Кирилл встал и пошел к двери. Вадим дернулся было остановить, но передумал. Махнул рукой и сел, тяжело облокотившись на стол. Вспомнил, что академик Кулешов, вбив что-то себе в голову, никого не слушал и ни перед чем не останавливался.
        ***
        - В общем, вопрос-то у меня единственный. - Кирилл повернулся к Олегу. - Может, со мной пойдешь? Там, - он мотнул головой в сторону институтских ворот, - твои мозги очень нужны, поверь! И время дорого. Жизненный темп ускорился, понимаешь? Я все голову ломал, отчего борщевик в Вязниках так быстро помертвел. На ультрафиолет грешил, на температуру, два и два сложить не мог. А, пока в плену был, дошло. Жизненные процессы ускорились, а жизненный цикл - сократился. Это и Елена Викторовна отмечала, я помню - но всерьез-то никто не исследовал! Собираем по два урожая в год, кивая на изменившиеся климатические условия, и радуемся. В упор не хотим замечать, что даже наш человеческий организм лет в тринадцать-четырнадцать уже готов к воспроизводству, а к сорока - состаривается.
        - Вадиму Александровичу тридцать семь, - обескураженно проговорил Олег, - и Елене Викторовне столько же… Они не выглядят стариками!
        - Правильно. Потому что на поверхность не выходят. Ты тоже, по сравнению со мной - пацан сопливый, хоть я и младше на полгода.
        - Тоже мне, дед нашелся!
        - Не веришь - давай к зеркалу подойдем. Я сейчас выгляжу лет на пять взрослее.
        Олег невольно скользнул взглядом по темному, как у адаптов, лицу Кирилла. Он раздумывал над услышанным.
        - То есть, ты хочешь сказать, для нас - тех, кто на поверхности почти не бывал, - жизненные процессы остались теми же, что и были? И мы проживем столько же, сколько люди жили раньше, лет до семидесяти-восьмидесяти?
        - Примерно.
        - А ты и Дашка, если не вернетесь - только до сорока?
        - Угу.
        - Так нечего вылезать, сумасшедшие! - Олег покрутил пальцем у виска. - Для чего вам жить на поверхности?
        У Кирилла затвердело лицо.
        - Мне казалось, что доступно объяснил. Для того, что наши с тобой и Дашкой головы нужны в первую очередь там! Ты знаешь, что вокруг происходит? Знаешь, что Герман уже три месяца здесь не появляется - во Владимире к посевной готовится, наконец-то порядок там навел? Знаешь, что те из ребят, которые вводили себе нижегородский порошок, до четырех часов открытого солнца спокойно выдерживают - и это не предел? Олежка! - Кирилл хлопнул приятеля по плечу. - Там столько всего сделать нужно - голова кругом идет! А ты спрашиваешь, зачем! А с Вадимом я еще и из-за этой его дурацкой «программы» поцапался. Ты ведь слышал, как он планирует распорядиться вакциной?
        - Конечно. Вадим собирается вырастить новое поколение, новых ученых. Все логично, по-моему…
        - Нет тут ничего логичного! Вырастить тех, кто продолжит сидеть под землей?.. И чем дальше, тем меньше будет знать, что происходит на поверхности?.. Это неправильная жизнь, Олежка. Вечно прятаться - нельзя.
        Олег вздохнул.
        - По-моему, мы с тобой на разных языках говорим. Я тебе пытаюсь объяснить, что семьдесят лет лучше, чем сорок. А ты - будто считать разучился… Какая разница, что там нужно делать на поверхности, если от этого жизнь - твоя жизнь! - сократится вдвое? И ты добровольно готов на это пойти? Потому что, видите ли, там ты нужнее, чем здесь? Прости, но это самоубийственный бред. Я очень надеюсь, что ты передумаешь. И сумеешь переубедить Дашку.
        Кирилл задумчиво смотрел на Олега.
        - Надо же, - проговорил он. - А в детстве ты, вроде, нормальный был.
        - Представь себе, я думал так же! И до сих пор надеюсь, что ты от своей затеи откажешься.
        - Зря.
        Кирилл обулся. Спрыгнул со скамейки и быстро пошел к Институту.
        Олег запыхался, пытаясь его догнать. Обиженно прокричал в спину:
        - Ты меня подождать не хочешь?
        - Мне некогда ждать, - не оборачиваясь, мотнул головой Кирилл. - Слишком мало жить осталось.
        Эпилог
        Вязники. 190 дней после возвращения. Стелла
        В Вязниках усталый парень по имени Никита определил Стеллу на работу в овчарню. Напряженно выслушал невеселый рассказ и, подумав, кивнул.
        - Маринки дома нету, - объяснил он, - вчера гонец прискакал. Командирша бойцов собрала и рванула, как ошпаренная, бункерного твоего спасать. Вернется - разберется с тобой. А пока… - Никита почесал в затылке. - Прости, но на халяву кормить не буду. Рабочих рук у нас мало, а девка ты здоровая. - Задумчиво посмотрел на ухоженные Стеллины ладошки. - К работе, вижу, непривычная…
        - Я могу, - торопливо заверила Стелла, - когда маленькая была, мамке на ферме помогала. Это потом уже… забрали.
        - Ну и ладно тогда, - кивнул Никита. - Пошли, с девчонками познакомлю.
        Новые подруги Стелле понравились. Больше всего тем, что ее - по распоряжению ли Никиты, или по собственной деликатности - о жизни у Толяна не спрашивали. Воняло, правда, в овчарне - не приведи господь…
        ***
        - Свет! Ты нормально? - В дверь туалета постучали.
        В Вязниках Стелла назвалась родным именем. Теперь она - Светлана. И никаких больше Стелл. Хватит.
        - Я тебе черничный лист заварила, выпей! Помогает от блевоты!
        - Спасибо. - Бывшая Стелла утерла рот и выпрямилась. - Ничего, пройдет. Это от запахов.
        Девушке не повезло.
        Старушка тетя Маруся умерла еще летом. И теперь женщин, помнивших о том, что такое токсикоз первого триместра беременности, в поселке Вязники не осталось.
        КОНЕЦ
        ***
        В тексте процитированы отрывки из следующих музыкальных композиций:
        «Крейсер Аврора»
        Музыка: В. Шаинский
        Слова: М. Матусовский
        Каватина «Casta Diva» из оперы «Норма»
        Музыка: В. Беллини
        Хабанера из оперы «Кармен»
        Музыка: Ж. Бизе
        «Отряд не заметил потери бойца»
        Музыка и слова: Е. Летов
        Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора:
        Соня Лесная
        Даю согласие Миле Бачуровой на использование прикрепленного ниже изображения для любых целей, включая коммерческие.