Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) Борис Борисович Батыршин
        Коптский крест #6
        Шестая книга цикла «Коптский крест».
        Новые приключения героев, знакомых читателям по предыдущим книгам цикла. Порталы, соединяющие двадцать первый век с девятнадцатым восстановить так и не удалось, но хронопутешественники всё же сумели вернуться в прошлое, прикоснувшись по пути к тайне - к настоящей, подлинной тайне, скрытой в переплетениях «червоточин». И даже это мимолётное прикосновение едва не закончилось для них трагедией…
        Но - времени разгадывать её нет, наших героев ждёт смертельная схватка с остатками банды террористов-радикалов. Оказывается, за спинами этих негодяев стоят иные силы, куда более могущественные и опасные. Чтобы противостоять им, руководитель Департамента Особых Проектов барон Корф в сопровождении гостьи из будущего отправляются во Францию, где и предстоит разыграться очередному акту этой запутанной драмы.
        Борис Батыршин
        Д.О.П. (Департамент Особых Проектов)
        Часть первая
        День открытых дверей
        I
        Москва, ул. архитектора Казакова
        июль 2015-го года.
        Я крикнул: «На месте! Уголовный розыск!» - и прыгнул наперерез гружёной сверх всякой разумной меры ВАЗовской «двойки», катящейся прямо в разлитую по стене двухэтажки светящуюся, слабо пульсирующую блямбу.
        Четверо мужчин, толкавших машину, замерли в неудобных позах. «Жигуль», проскрипев стёртыми покрышками по тротуару, по инерции вкатился в лиловое сияние - и замер, словно разрезанный светящейся мембраной пополам.
        - Стоим, граждане! Предъявляем документы! - скомандовал я официальным голосом, демонстрируя странным нарушителям корочку удостоверения.
        «…хотя - что такого они нарушают? Разве хоть один из пунктов уголовного или административного кодексов запрещает запихивать ветхую легковушку в стену?..»
        Один из «нарушителей», очень крупный, широкоплечий мужчина с аккуратной бородкой и длинными усами, шагнул мне навстречу. В правой руке он держал увесистый саквояж.
        - Погодите, господа полицейские… - начал он, но не договорил - его бесцеремонно перебил невзрачный господин в пенсне.
        - Что вы тянете, господа? Не видите, червоточина затухает? Ещё несколько секунд - и будет поздно!
        Физиономия владельца пенсне выдавала крайнюю степень тревоги. В руках он, словно спасательный круг, сжимал странную проволочную конструкцию. Я на мгновение скосил глаза - лиловое пятно (червоточина?) тускнело на глазах.
        Молодой человек в длинной, старомодной шинели (зачем? На дворе же лето!) выдернул из кармана руку. Грохнул выстрел, парень отпрыгнул в сторону, спиной врезавшись в господина в пенсне. Тот попятился, пытаясь удержать равновесие, взмахнул руками, проволочная штуковина с дребезгом отлетела в сторону и рассыпалась по асфальту. Господин горестно взвыл, и в этот момент саквояж, брошенный его усатым спутником, с размаху ударил мне в грудь - и я спиной вперёд влетел в затухающую лиловую блямбу.
        Москва, Гороховская улица,
        Апрель 1888 г.
        То же самое место.
        Алиса качнулась назад, бампер ударил её под колени, и девушка с размаху уселась на плоский капот, каким-то чудом не выпустив из рук драгоценную «искалку». Она едва успела подумать - почему это машина остановилась? - когда в узкий зазор между боком «двойки» и стеной подворотни, в которую загадочным образом обратилась «червоточина», влетел спиной вперёд парень в обнимку с увесистым саквояжем. Она сразу узнала саквояж - минуту назад она видела его в руках Гиляровского. А вот и сам репортёр - возник между стеной подворотни и правой дверцей машины, из ничего, как только что появился незнакомец. Алиса заметила на костяшках кулака Гиляровского знакомый шипастый кастет.
        - Куда ж ты влез, яти тебя!.. - прорычал он и двинулся к парню. Тот, не устояв на ногах, с размаху хлопнулся задом на покрывающую двор неровную брусчатку, и теперь сидел, нелепо вытянув перед собой ноги, в обнимку с саквояжем. Физиономия его выражала крайнюю степень то ли испуга, то ли удивления. А может, и того и другого сразу.
        В глубине подворотни что-то рассыпчато загрохотало, залязгало. Девушка обернулась - и замерла от неожиданности. Там, где несколько мгновений назад была разлита чёрно-лиловая мгла, в проём подворотни врывались солнечные лучи, освещая нелепо осевшую на задок машину. Причём самого задка не было - «двойку» словно рассекло гигантским ножом, отхватив изрядную часть багажника, и теперь содержимое разрезанных коробок и упаковок с весёлым дребезгом раскатывалось по мостовой. Булыжной, не асфальтированной, отметила девушка.
        Секундой позже к этим звукам присоединились крики:
        - …Ванятка, глянь-кось, экое диво из подворотни торчит!
        - …откель оно тут взялось-то, а?
        - …А хто ж яго знает? Ща позырим…
        Гиляровский не растерялся - он ловко протиснул свою немаленькую тушу на улицу и грозно взревел, размахивая для убедительности кулаком, с которого успел стащить кастет:
        - А ну, кыш отсель, пострелята! Уши надеру, как бог свят!
        Трое или четверо мальчишек, чумазых, в суконных поддёвках и высоких картузах - брызнули в стороны, не успев добраться до рассыпанных по мостовой гостинцев из двадцать первого века, старательно заготовленных дядей Юлей. «Кстати, а где он сам? - успела подумать Алиса. - Старик ведь был в разрезанной машине - цел ли он, не зацепила ли его лиловая мембрана? Нет, вот он: сидит на водительском месте, судорожно дёргает ручку дверцы. Бесполезное занятие - машина вплотную прижалась к стене подворотни, и выбираться придётся с противоположной стороны…
        Дядя Юля и сам это сообразил - сердито закричал, замахал руками, пытаясь привлечь внимание племянницы. Но все звуки заглушил звонкая трель свистка.
        …полиция? Городовые? Или, как у них тут менты называются?..
        …так выходит, они уже там?..
        Жестяной свисток, издававший пронзительные звуки, сжимал в кулаке бородатый мужик в высоченном картузе и полотняном фартуке, украшенном блестящей медалькой на пёстрой ленте. Кроме свистка работник дореволюционного коммунхоза был вооружён метлой из ивовых прутьев на деревянной ручке, отполированной множеством прикосновений корявых лапищ. Алиса невольно усмехнулась - наверное, на таких вот приспособлениях летали воспитанники одной школы волшебства, скрытой где-то в горах, на севере Англии…
        Дворник, казалось, вовсе не был удивлён внезапным появлением гостей из будущего в сопровождении груды высокотехнологичного хлама. Решительно орудуя своим инструментарием, он вместе с Гиляровским расшугал мальчишек. А когда на месте событий возник городовой, солидных габаритов усач в форменной шинели с саблей на боку и шнуром от револьвера на шее, принялся что-то горячо ему объяснять, тыча корявым тёмно-коричневым пальцем то в перегороженную подворотню, то в окна второго этажа. Алиса расслышала только отдельные фразы: «жильцы его степенства господина Овчинникова…», «лисопедная мастерская…» да ещё резанувшее «состоит под особым надзором». И тут же из толпы возникли двое молодых людей с неприметными физиономиями в гражданском платье и принялись вместе с дворником и городовым разгонять зевак: «расходитесь, господа хорошие, неча тут глазеть, не велено!..» Самых настойчивых и любопытных разгоняли плюхами и тычками в спину рукоятью метлы и сабельными ножнами - похоже, нравы тут царили незамысловатые.
        Вдоволь насладившись этим зрелищем, Алиса обернулась к искалеченной «двойке». Дядя Юля по-прежнему воевал с дверцей - ему мешали груды коробок, наваленных на пассажирском сиденье. А от подъезда к подворотне уже бежали люди в кожаных фартуках, картузах и тужурках, немедленно вызвавших в памяти Алисы слово «мастеровые». Парень с саквояжем по-прежнему пребывал в ступоре, и Алиса шагнула им навстречу, лихорадочно гадая, что будет говорить - но тут из подворотни во двор протиснулся Гиляровский.
        - Слава Богу! - он широко перекрестился и обратился к набегающим «мастеровым». - Ну-ка, живенько, собирайте тут всё и на склад, к господину Семёнову!
        - Не извольте беспокоиться, Владимир Лексеич! - бодро ответил первый, судя по виду - начальник. - Всё в лучшем виде сделаем, который уж день вас ожидаем, предупреждены…
        И замахал руками в сторону подворотни:
        - Фомич, пригляди там, чтобы не растащили чего не надо! Сейчас людей пришлю, всё подберут!
        Фомич - так, оказывается, звали дворника - невнятно крикнул что-то в ответ, вновь огласив улицу трелью свистка.
        Гиляровский обратился к девушке.
        - Как вы, Алиса Николаевна, в порядке? - осведомился он. - Ничего, сейчас поднимемся в фатеру к господину Семёнову, у меня и ключик имеется - отдохнёте, дух переведёте. А я пока с нашим попутчиком побеседую.
        И повернулся к незнакомцу. Тот уже поднялся на ноги и ошалело озирался по сторонам - на него, в свою очередь, во все глаза пялились трое молодых людей в синих с блестящими пуговицами форменных шинелях, устроившиеся в середине квадратного дворика, на лавочке, с книгами в руках.
        - Ну и откуда вы взялись? - осведомился репортёр вкрадчиво-мягким тоном.
        - А… я… что вообще происходит? - молодой человек, наконец, смог выдавить из себя что-то внятное.
        - А то, что вы нам чуть всё нам не попортили прыжками своими обезьянскими! - немедленно отозвался Гиляровский. - Ещё немного, и не железяку эту, а вашего покорного слугу пополам бы разрезало!
        - Я не знал… простите… я не хотел… - пролепетал парень. Саквояж он по-прежнему прижимал к груди. Репортёр вздохнул, шагнул к нему и отобрал своё имущество. Для этого пришлось по одному разжимать пальцы, судорожно стискивавшие кожаную ручку.
        - А коли не знали, чего ж полезли, куда вас не просили? Или в вашей полиции принято сначала делать всякие дурости, а только потом думать? Решительно, ничего не меняется на этом свете…
        - Кто-нибудь, наконец, мне поможет? - раздался дребезжащий старческий голос. Алиса обернулась - дядя Юля ухитрился-таки приоткрыть дверцу и высунул из салона голову. Гиляровский расплылся в улыбке.
        - Вижу, вы живы-здоровы Юлий Лексаныч? Вот и хорошо, вот и славно! Погодите немного, сейчас вытащим вас…
        И, снова обернувшись к незнакомцу, сердито рявкнул:
        - Что остолбенели, аки Лотова супружница? Раз уж наломали дров - извольте теперь растаскивать! Хоть какой прок от вас будет. И вы, господа студенты, прекращайте глазеть и помогите, что ли…
        Молодые люди в шинелях (студенты? Ну да, они же носили форму…) - засуетились, побросали на скамейку книги и кинулись к «двойке». Алиса ощутила, что ноги у неё подкашиваются - и, чтобы не свалиться на землю, она оперлась на стену, не обращая внимания на изгваздавшие пальто меловые пятна.
        «… Получилось!..»
        - Не получилось у них. - сказал Геннадий. Они с Егором уже в третий раз проходили мимо стены дома, где снимал квартиру Семёнов - точнее, мимо того участка дома, где, как им было известно на собственном опыте, открывался портал. Если. Конечно, у вас в кармане имеется тёмная бусинка от древних коптских чёток, волшебный ключик к двери между то ли измерениями, то ли эпохами.
        Бусинка у Геннадия была. Предводитель радикалов-террористов, явившихся из двадцать первого века, и успевших учинить покушение на царствующую особу плюс громкие беспорядки со стрельбой и гонками на мотоциклах по патриархальным московским улочкам, сжимал заветный шарик в потной ладони. Тем не менее, стена оставалась гладкой - насколько вообще может быть гладкой небрежно оштукатуренная стена захудалого московского домишки.
        - У них не получилось. - повторил он. - В смысле, не вышло восстановить портал, или червоточину, как они там его называют…
        - Но сами-то они пройти смогли! - возразил его спутник. - Вон, даже «жигуль» за собой перетянули, пусть и располовиненный…
        - То-то и оно, что располовиненный. - недовольно отозвался Геннадий. - драгоценная, но увы, бесполезная в настоящий момент бусинка жгла ладонь, как живое напоминание его бессилия. - По ходу, портал работал какое-то ограниченное время, а потом схлопнулся. И открыть снова уже не смогли.
        - Это ещё почему?
        - Если бы могли, то наверняка перетянули бы на эту сторону остатки груза, тот, что были в отрезанном багажнике. Логично, Егор?
        Собеседник немного подумал и кивнул.
        - То-то! И вообще - не подумал, почему они поволокли с собой такую уйму груза разом?
        - Как это - зачем? Барахло всякое из будущего нагрузили, компы, оборудование, может, даже оружие. Тут всё пригодится!
        - Но зачем сразу столько переть, если портал снова действует? - сощурился вожак. - Куда проще, да и безопаснее переправлять потихоньку, малыми партиями, не привлекая внимания. Нет, я думаю, они сами не были уверены, что портал откроется в следующий раз - вот и постарались хапнуть как можно больше. И ведь оказались правы: открыться-то он открылся, да только вот ненадолго. Машину - и ту целиком пропихнуть не успели, хорошо хоть, никого из людей пополам не разрезало.
        - А чё, прикольно было бы - ухмыльнулся Егор. - Прикинь: лужа кровищи на мостовой, кишки… то-то народишко перепугался бы!
        Геннадий поморщился. Хоть он сам не страдал излишним гуманизмом - по правде говоря, он им вообще не страдал - но незамысловатые фантазии товарища по борьбе были ему неприятны.
        - Останешься тут. - сухо распорядился он. - Наблюдение с дома не снимать, мы должны знать, что они собираются делать. Только не светись, не мы одни будем… присматривать.
        - И всё? - разочарованно спросил собеседник. Он явно ожидал чего-то другого. Например, вооружённого налёта на неприятельскую базу, битком набитую вещами, на их глазах, доставленными из будущего.
        - Пока всё. Наши друзья наверняка постараются восстановить червоточину, и вот этого момента мы пропустить не должны. И, кстати…
        Виктор ненадолго задумался.
        - Напомни, тебе ведь случалось ходить через второй портал?
        - Это который под землёй? - уточнил Егор. - Доводилось, а то как же! Уйму всякого барахла через него перетаскал. Только он ведь тоже схлопнулся! Недавно только проверяли - голяк, нету там ничего.
        - Надо будет ещё раз проверить. И вообще, установить там постоянное наблюдение.
        - В этой вонючей дыре? - спутник Геннадия с отвращением скривился. - Нет уж, я лучше здесь поторчу…
        Где прикажу - там и будешь торчать. - оборвал недисциплинированного помощника вожак. - Забыл, что у нас сейчас стоит на карте? Короче, как тебя тут сменят, начинай готовить вылазку в подземелье. Вечером доложишь, что и как. Да, и с этой минуты - полное радиомолчание. У наших друзей наверняка есть рации со сканерами частот, и пользоваться ими они умеют.
        Он повернулся на каблуках и скорым шагом направился вниз по Гороховской, оставив соратника размышлять о предстоящей тому малоприятной миссии. И ни сам соратник, ни он сам не заметили, как от стены дома напротив отлепился малоприметный господин в поддёвке и картузе и, помахивая подобранной на мостовой веточкой, направился следом за Геннадием.
        II
        Москва, ул. архитектора Казакова
        июль 2015-го года.
        Ромка вскинул «пепербокс». Антикварный пистолетик трижды плюнул искрами и облачком ватно-белого дыма. Эффект получился так себе - бутафорские хлопки выстрелов не смогли заглушить даже жестяного треска, с которым пули пробивали тонкий металл «жигулёвского» кузова.
        Второй из незваных гостей, тощий, нескладный парень, издал придушенный вопль, отшатнулся и вырвал из кармана руку - в ней ходуном ходил пистолет. Рефлексы, вбитые в «войсках дяди Вовы», не подвели: Ромка перекатом ушёл с линии огня, но тощий так и не выстрелил - его палец судорожно жал на спуск «Макарова», но ничего не происходило. «Вот лох, забыл передёрнуть затвор! - мелькнула насмешливая мысль.
        И - вздрогнул, словно его окатило ушатом холодной воды. «Стоять на месте! Уголовный розыск!» - так, кажется, крикнул напарник тощего? Выходит, Ромка стрелял в полицейского? И неважно, что он старательно отводил стволы «перечницы» в сторону, чтобы не приведи Господь, не задеть кого-нибудь - для статьи, причём весьма тяжкой, и этого хватит с избытком. «Нападение на сотрудника правоохранительных органов с применением оружия» - а ведь он собирался задержаться пока на этой стороне портала и, желательно, не в роли обвиняемого…
        Тощий, наконец, сообразил, что он делает что-то не так. Скривившись, он неумело вцепился в затвор «Макарова» и дёрнул его на себя - и в этот момент сбоку в него врезался Шурик. Тощий качнулся, пытаясь удержаться на ногах, реконструктор же резким ударом снизу подбил его руку, сжимающую оружие, отлетевший в сторону пистолет громко залязгал по асфальту. Ромка с облегчением перевёл дух, опустил «пепербокс» - и замер в недоумении.
        Лиловая блямба, в которой только что канул Гиляровский - он ринулся в портал вслед за напарником тощего, улетевшего туда в обнимку с саквояжем репортёра - вдруг запульсировала, вспыхнула по краям ослепительной нитью. Евсеин (он замер в нелепой позе, держа перед собой погнутую при падении «искалку») охнул, а световая нить уже сжималась, подобно удавке, вокруг торчащих из портала «Жигулей». Электрический треск, сноп фиолетовых искр - и светящееся пятно исчезло, оставив после себя острый запах озона и обрубленный, словно ножом гильотины, багажник легковушки. На какое-то мгновение мир замер - и тут же по переулку рассыпался жестяной грохот. Обрубок автомобиля осел на асфальт, рассыпая вокруг коробки, свёртки и стопки книг - всё то, что дядя Юля с такой старательностью отбирал и упаковывал в течение этих полутора суток. Ромка попятился, чертыхнулся, споткнувшись о бордюр тротуара, и принялся запихивать в карман «перечницу». Тощий остекленевшими глазами пялился на девственно-чистую стену, где мгновение назад красовалась лилово-светящаяся клякса портала. Шурик за его спиной опустился на корточки,
нашаривая брошенный пистолет - взгляд его тоже не отрывался от многострадальной стены. За спиной у него стоял, растопырив руки, другой приятель Алисы - кажется, она называла его Олег, Олежик?
        «…ну вот, приехали…»
        Москва,
        июль 2015-го года.
        Несколько часов спустя.
        - Кой чёрт понёс меня на эту галеру? - пробубнил Колян. Он уже в который раз повторял эту фразу, и Ромку всё тянуло спросить - о какой это галере идёт речь?[1 - Жан-Батист Мольер «Плутни Скапена».] Пока он сдерживался.
        - Ты посуди: а где иначе ты взял бы такое? - отозвался Шурик. - Наверное, читаешь, книжки про попаданцев? Вот и повезло самому испытать!
        - Не читаю я их. - горько вздохнул эксперт Басманного УВД. -Это наш капитан Верховцев увлекается, а я всё больше фэнтези…
        - Джордж Мартин? - встрял Ромка. Уж в этом-то он разбирался.
        - Дался вам этот Мартин! - поморщился Колян. - Будто мало других авторов, настоящая классика. Пол Андерсон, к примеру, или та же Нортон…
        Ромка вздохнул и не стал отвечать. Обмен репликами повторялся слово в слово уже в третий раз. Или в четвёртый? Он сбился со счёта.
        Вообще-то, мужика можно понять. Портала на стене старого московского домишки, исчезновение в нём трёх человек - от такого кто угодно потеряет самообладание. К тому же его напарник толком не объяснил, чего следует ожидать. И даже пистолет, из которого эксперт так и не сумел выстрелить, на поверку оказался травматом. Разве ж так полиция работает?
        Как я теперь объясню пропажу Онуфриева? - уныло осведомился Колян. - Он же наш сотрудник, хоть и практикант. Его хватятся, искать будут!
        - А вы кого-нибудь предупредили, куда собираетесь пойти? - поинтересовался Шурик. - Не знаю, как у вас полагается: журнал какой-нибудь регистрации…
        - Не. - эксперт отрицательно помотал головой. - Никому мы не докладывались. А меня он взял меня как свидетеля, чтобы подтвердить, когда придётся начальству докладывать.
        - Что вы вообще собирались нам предъявить? - спросил Ромка. - Мы ведь ничего не нарушили, верно?
        - Ну… - эксперт замялся. - Я толком не знаю, это всё Славка… Онуфриев, то есть. Думаю, документы проверили бы, а там нашёлся бы повод прикопаться. Вон, револьвер ваш - чем не причина для задержания?
        И кивнул на карман Ромкиной шинели, где прятался «пепербокс».
        - Всё равно, как-то странно. - задумчиво сказал Олежик. Он устроился на стареньком, протёртом чуть ли не до дыр, канапе и от участия в беседе до сих пор воздерживался. - Ну, хорошо, допускаю, нашёлся бы повод для задержания. - И как бы вы вдвоём бы нас четверых повязали и доставили в отделение? У тебя, смотрю, и наручников-то нет…
        - И не троих им пришлось бы доставлять, а шестерых. - добавил Шурик. - Этот твой Ярослав не мог знать, что Алиса и дядя Юля уйдут в червоточину, верно?
        Колян кивнул. Что тут возразишь? Операция позорнейше провалена, и единственное утешение - что его личной вины в этом, кажется, нет.
        Колян снова пожал плечами.
        - Я не вникал, я ж не оперативник. А хоть бы и вник - вы на моём месте в такой бред поверили бы? Люди возникают посреди тротуара, снег на ботинках летом… Я, честно говоря, решил, что Славке что-то померещилось. Переутомился, бывает - он уже два дня носился, как подорванный с делом той полусумасшедшей бабки…
        - Ну ладно… - Шурик потеребил пальцами подбородок. - Что вы больше никому о своих планах не говорили - это хорошо. Или могут всё-таки поинтересоваться?
        Колян задумался.
        - Кто-нибудь мог видеть, как мы вместе из ОВД выходили…
        - Ну и что? Мало ли, куда он потом мог пойти? Короче, придумаешь что-нибудь, не маленький. Формально-то ты за него не отвечаешь?
        Снова кивок.
        - Ну вот. Искать его, конечно, будут, но вряд ли уж очень старательно. От студента, практиканта чего угодно можно ожидать: скажем, перебрал на вечеринке и мучается теперь с похмелья. Или у девицы какой завис. А пока его ищут - мы всё и устроим.
        Колян сам не понимал как из вполне лояльного сотрудника полиции (пусть не оперативника, а гражданского эксперта, но всё же…) он успел сделаться сначала сочувствующим, а теперь и полноправным членом этой странной компании. Прав, прав Шурик: он попросту не смог отказаться от поразительного, невозможного приключения, в одночасье сделавшегося реальностью. На такое его душа, душа мечтателя и страстного поклонника фэнтези оказалась не способна.
        …всё происходило словно в мороке - словно он, подобно персонажам фантастических романов, перенёсся в другой мир. Выслушав сбивчивые объяснения незнакомцев, он поверил им - сразу и безоговорочно, чего никак не могло случиться в привычной реальности. А как не поверить, если только что, собственными глазами видел, как исчезали, тонули в фиолетовой блямбе человеческие фигуры? И ведь вещественные доказательства налицо: задняя часть Вазовского фургона, ровно, словно лезвием гигантского скальпеля, отсечённая по самые колёсные арки. Начинка багажника, все эти коробки, ноутбуки, ламповые осциллографы - всё это носило следы столь же безупречного хирургического вмешательства. К тому же, с точки зрения уголовного кодекса предъявить новым знакомым нечего - и это оказалось последним, решающим аргументом.
        …потом они с помощью троицы таджиков в тёмно-синих куртках местного «Жилищника», невесть где найденных тем же Шуриком, грузили на тележку и перетаскивали вывалившийся из багажника хлам во двор Ромкиного дома - благо, это оказалось совсем рядом, всего в полутора кварталах. Туда же на руках отволокли обрубок «Жигуля», а потом долго таскали «багаж» на третий этаж, в Ромкину квартиру - огромную, старомодной планировки, с высоченными потолками и круглой прихожей, в которую выходили высокие двери комнат и кухни.
        Всё когда-нибудь заканчивается - закончился и этот сумасшедший аврал. Колян со вздохом опустился на стул. Ноги его подгибались, лоб покрылся мелкими капельками пота, руки ощутимо дрожали. Шурик удалился в прихожую, чтобы расплатиться с таджиками; Роман глянул на вымотанного эксперта, покачал головой и извлёк из буфета, старинного, как и вся квартира, бутылку коньяка и горсть тяжёлых, литого зеленоватого стекла, стопок.
        Вернувшийся из прихожей Шурик оценил масштаб приготовлений и одобрительно кивнул. Первым делом он усадил доцента Евсеина (так Коляну представили старомодно одетого господина с козлиной профессорской бородкой) на диван, избавил его от странной проволочной конструкции, которую тот всё это время не выпускал из рук, и сунул вместо неё полную стопку, каковую доцент, не поморщившись, оприходовал. Эксперт последовал его примеру, ощутив, как волна огненной жидкости растекается по пищеводу, как отпускает нервная трясучка, кашлянул в кулак - и, помедлив не больше секунды, протянул порожнюю стопку Ромке. Тот понимающе хмыкнул и разлил по второй.
        - Специально для наших новых друзей повторю то, что мы уже имели случай обсудить…
        Евсеин бросил взгляд поверх пенсне быстрый взгляд сначала на Коляна, потом на Олежика. Действительно, подумал Ромка: ни тот ни другой не присутствовали на том знаменательном совещании, когда хроноприключенцы окончательно определились с планами.
        - Итак, портал, который нам предстоит отыскать, первыми нашли двое мальчиков, Иван Семёнов и Николка Овчинников. Причём они спустились под землю на той, так сказать, стороне…
        Доцент сделал неопределённый жест. Ромка, авно привыкший к многословию Евсеина, покорно ждал.
        - У нас имеется сделанное ими описание - но, как вы понимаете, здесь оно нам мало поможет. Кроме того, по сложности нынешние… хм… подземные коммуникации… - доцент старательно выговорил непривычный термин, - значительно превосходят то, с чем имели дело наши юные первопроходцы. Я бы попросил Романа Николаевича вкратце изложить…
        - Да чего тут излагать, Вильгельм Евграфыч? - перебил доцента Шурик. - Уж сколько раз мусолили…
        Ромка недовольно глянул на реконструктора - что за манера перебивать старшего? Тот поймал взгляд и сделал примирительный жест: «Всё, молчу…»
        Ромка откашлялся и начал:
        На нашей стороне портал выводит в заброшенную метрополитеновскую подсобку. Когда пацаны сообразили, куда попали, то вскрыли дверь подсобки, прошли пару десятков шагов по техническому тоннелю, упёрлись в тупик и вынуждены были вернуться. А потом сведения об этом попали к Войтюку - и тот сразу понял, что получил бесценный шанс.
        На этих словах Ромка запнулся, вспомнив, какую роль сыграла в этом его собственная сестра, состоявшая тогда в группе Геннадия.
        - В общем, они проникли в подземелье по следам мальчишек, прошли портал и в свою очередь оказались в подсобке. Вскрыли тупик, прошли дальше по техническим тоннелям, и тут им повезло - они не натолкнулись ни на рабочих метрополитена, ни на охрану. Потом это всё каким-то образом стало известно Войтюку. Они нашли заброшенную вентиляционную шахту, выходящую в подвал дома где-то в районе Ильинки - на стороне двадцать первого века, разумеется. Подвал этот оказался давным-давно заброшен; они распечатали вход и довольно долго пользовались им для того, чтобы перебрасывать туда и обратно грузы и своих сторонников.
        - Что ж, недурно, недурно… - перебил его доцент. - Значит и мы, если откроем этот портал, сумеем и дальше использовать его подобным образом!
        Ромка поморщился.
        - Сначала надо его найти - и при этом не нарваться на неприятности. Если Войтюк со своими гавриками так долго пользовался этой крысиной норой, и при этом не попались - значит, отыскать её не так-то легко. А времени у нас всего ничего, три дня до первого сеанса связи.
        - К счастью, - встрял Шурик, - у нас есть Вильгельм Евграфыч с его «искалкой». Она ведь не слишком пострадала, как я понимаю?
        Доцент пожал плечами.
        - Ничего такого, что я бы не смог исправить. Но, как вы понимаете, убедиться в этом можно будет только на практике.
        - Боюсь, это легче сказать, чем сделать. - покачал головой Ромка. - Центр Москвы, Кремль в двух шагах, а тут мы с какой-то непонятной штуковиной, в которой первый встречный ФСБшник прямо-таки обязан предположить антенну какой-нибудь шибко шпионской аппаратуры! Да пяти минут не пройдёт, как нас задержат и препроводят для выяснения!
        - Мы это уже обсуждали. - согласился Евсеин. - Помнится, вы упоминали о неких молодых людях, которые там бывали? Может, они нам помогут?
        Ромка скептически хмыкнул.
        - Вы имеете в виду ребят Войтюка? Эти помогут, ждите… Да и не добраться сейчас до них: мы знаем только об одном, Дрон его кликуха. Но он сейчас в Сербского, а это дохлый номер.
        - Точно. - подтвердил Колян, обрадованный тем, что может вставить хоть словечко. - Оттуда подследственного не вытащить, нечего и пытаться.
        - А я о чём? - Ромка для пущей убедительности развёл руками. - А остальные, про кого мы точно знаем, что они пользовались порталом - все на той стороне. Кто у Корфа под замком, кто сбежал с Геннадием, и сейчас их ловят. Так и так нам до них не дотянуться.
        - Единственный вариант - пошарить у них по квартирам - по тем, где они жили здесь, в двадцать первом веке. - предложил Шурик. - Может, у кого записи остались, схемы какие, файлы в домашних компах? Адреса имеются, спасибо Роману…э-э-э… как тебя там по батюшке?
        - Дмитриевич. - отозвался Ромка. Собираясь отправляться с Евсеиным, он на всякий случай прихватил с собой флешку с протоколами допросов взятых радикалов. Там, в числе прочего, имелись и домашние адреса каждого из сообщников Геннадия.
        - Риск, конечно, немалый. - продолжал тем временем Шурик. - Следаки наверняка изучили связи Дрона, вычислили его подельников и вполне могли взять квартиры под наблюдение. Так что ты, - он обернулся к Коляну, - возвращайся в своё ОВД и попробуй навести справки. Для начала, об их компьютерщике, Викторе. Ну и вообще, присмотрись, что и как. После сегодняшней нашей эскапады на Казакова кто-нибудь может поднять кипиш - вроде той въедливой бабки, с которой начался весь сыр-бор. Неплохо бы знать об этом заранее.
        Эксперт пожал плечами и неохотно кивнул, соглашаясь с новыми… друзьями? Единомышленниками? Может, подельниками? Поди теперь, разбери! Попала собака в колесо - пищи, а беги…
        Такого удачного, такого плодотворного дня у Антонины Сергеевны ещё не случалось. Как и такого волнительного тоже - попробуйте-ка оставаться равнодушной, когда шайка насквозь подозрительных личностей, по поводу которых она плешь проела полиции, учинили на её родной улице архитектора Казакова нечто невообразимое!
        И дело не в том, что они снова, всей толпой (она насчитала не меньше шести человек) появились на том же самом месте - возле двухэтажного особнячка, что стоит через улицу, наискось от её восьмиэтажки. И даже не в том, что приволокли с собой нагруженную, словно цыганская арба, малолитражку. Но когда они принялись запихивать свой рындван прямо в стену дома, где (Антонина Сергеевна точно это знала, поскольку по нескольку раз в день ходила мимо) отродясь не было подворотни - это уже не лезло ни в какие ворота! Как и то, что началось потом: внезапное появление двух молодых людей, в одном из которых бдительная дама опознала заходившего к ней полицейского. Неожиданная потасовка, несколько негромких хлопков (выстрелы? Нет, неубедительно как-то, несерьёзно…) И кульминация всей сцены, когда тяжело гружёный «Жигулёнок» на глазах потрясённой наблюдательницы распался надвое, словно под ножом гильотины. Причём передняя часть исчезла неизвестно куда, словно растворившись в стене - а задняя с дребезгом обрушилась на тротуар, рассыпая вокруг какие-то коробки и свёртки. Антонина Сергеевна выждала, когда
подозрительные личности уволокли весь хлам вместе с обрубком фургона, вышла на улицу и чуть ли не ощупала стену особняка. И… ничего: свежая штукатурка, ни малейшего следа арки, подворотни, хотя бы небольшого отверстия!
        Что ж, теперь-то ни один Фома Неверующий из Басманного отделения полиции не посмеет сказать, что Антонине Сергеевне померещилось! Поскольку происходило это посреди бела дня, найти свидетелей не проблема, да и сама бдительная дама не теряла времени даром: всё, начиная с появления странной компании, она отсняла на свою мыльницу. Больше полусотни кадров - она просмотрела их все, скопировала на ноутбук и с трудом удержалась от соблазна выложить этот поразительный фоторепортаж в сеть. Пет уж, лучше подождать до завтра и самой отнести обличительный материал в полицию, и пусть только посмеют снова от неё отмахнуться! А если всё же посмеют - Антонина Сергеевна знала, в какие газеты, телепередачи и интернет-издания она отошлёт эти, без преувеличения, сенсационные материалы!
        Приняв решение, женщина закрыла ноутбук и заторопилась на улицу. Предстояло опросить соседей, найти свидетелей, в идеале - убедить их дать письменные показания. Если уж делать что-то, считала бывшая завуч, то делать это следует хорошо.
        Напоследок, уже запирая входную дверь, Антонина Сергеевна попыталась припомнить - куда делась та девица, что мелькала в этой истории с самого начала? Поначалу она её ясно видела, а вот на финальных кадрах, когда компания принялась растаскивать рассыпавшийся по тротуару хлам, девицы уже не было. Незаметно отошла, свернула за угол? Или - исчезла в стене дома, подобно отрезанному куску «Жигулей»? Загадки, сплошные загадки…
        Ну, ничего, она в них обязательно разберётся. Теперь уж - наверняка.
        III
        Москва,
        Апрель 1888 г.
        Три дня спустя.
        Под ногами вязко хлюпало. Бледно-зелёный химический свет, безнадёжно вяз в смрадном тумане, заполняющем тоннель, так что едва различалась кирпичная кладка стен, испещрённая мерзкого вида пятнами плесени и потёками бурой слизи. А уж до потолка свечение, испускаемое тонкой пластиковой трубочкой, и вовсе не добивало. И не надо - включив на несколько секунд налобник (заряд аккумулятора следует экономить, мало ли что?) я содрогнулся от отвращения, разглядев мелкие осклизлые сталактиты, во множестве усеивающие свод. Довольно высокий, надо признать - а я-то ожидал, что в подземной клоаке Белокаменной придётся передвигаться на полусогнутых…
        Спросите, как я тут оказался? Хороший вопрос, сам не устаю задавать его себе. Приходилось слышать древнюю мудрость: «Бойся исполнения собственных заветных желаний»? Так вот, мой случай.
        О чём может мечтать стажёр-практикант следственного отдела, напросившийся на преддипломную практику в Басманное ОВД Москвы с выпускного курса юридической академии, поскольку давно решил пойти в розыск? Правильно, о единолично раскрытом резонансном, громком деле - таком, чтобы попало в сводки по городу, чтобы репортёры криминальной хроники умоляли об интервью, а однокурсники при встрече хлопали бы по плечу, завистливо повторяя: «ну, ты дал старик!» Но - реальность такова, что мечты эти обречены остаться мечтами, и ничего кроме мелкой, незначительной текучки стажёру не поручат. Будут держать на подхвате у «старших товарищей».
        Так что новое дело, хотя и мелкое, но всё же вполне самостоятельное, выглядело подарком судьбы. И что с того, что «заявительница» имела устойчивую репутацию первостатейной склочницы? Моё дело: разобраться, оформить бумаги надлежащим образом и положить на стол начальству. А уж там - как получится. Глядишь, и возьмут на заметку, как перспективного молодого кадра…
        Так-то оно так - если бы не одно маленькое «но». За этой историей, более всего похожей на бред городского сумасшедшего (какие-то тайные агенты, облучающие обывателей психотронным оружием…) скрывалась тайна. Пет, ТАЙПА - из разряда тех, которые способны либо сделать причастного к ней мировой знаменитостью, либо поставить крест на дальнейшей карьере, а то и упрятать в соответствующее заведение. И не нашлось никого, кто подсказал бы преисполненному энтузиазма стажёру-практиканту: «остановись, скинь это паршивое дело начальству, ему виднее…» Пет. Побоялся выставить себя на посмешище, решил самостоятельно докопаться до истины.
        Вот, значит, и докопался… Неизвестные личности, возникшие посреди бела дня на тротуаре улицы Казакова, хоть и не имели отношения к психотронному оружию, зато оказались самыми настоящими пришельцами из девятнадцатого столетия. На то, чтобы установить этот поразительный факт, у меня ушло меньше суток - после чего, подавив затухающий голос здравого смысла (Не лезь! Доложи начальству, и пусть разбирается, у него зарплата выше!») решил довести дело до конца. Благо, затеянное гостями из прошлого позволяло прихватить их с поличным.
        И вот итог: фанфаронская попытка захвата «хроноприключенцев» закончившаяся тем, что излишне рьяный стажёр-практикант припечатался задницей к булыжной кладке, покрывающей старый московский дворик. И с ужасом осознал, что он-таки довёл до конца своё дело, проникнув вслед за «подозреваемыми» через таинственный портал на полторы без малого сотни лет в прошлое. А нависший над ним крупный мужчина в старомодном пальто с барашковым воротником, поигрывающий надетыми на пальцы правой руки шипастым кастетом - несомненно, один из «предков», писатель и журналист Гиляровский, чьими книгами упомянутый стажёр-практикант зачитывался в юности, когда только собирался избрать карьеру сыщика…
        - Ярослав, чего застыл, аки соляной столб? Углядел что?
        Я обернулся. Шагах в пяти позади маячил в густых испарениях силуэт репортёра. Он был в высоких кожаных бахилах и кожаном же фартуке - обычное снаряжение рабочих, обслуживающих московскую клоаку. В левой руке покачивалась керосиновая лампа, в правой тускло поблёскивал полицейский «Смит-Вессон» - точно такой же оттягивал и мою руку в неуклюжей трёхпалой перчатке от ОЗК. В огромной лапище Гиляровского револьвер казался игрушкой.
        Я хотел ответить: «Нет, Владимир Лексеич, всё в порядке», но вовремя сообразил, что через фильтр противогаза пробьётся только невнятное бормотание. Тогда я успокоительно помахал зеленовато светящейся трубочкой ХИСа, повернулся и направился дальше.
        Это была уже вторая вылазка в подземную Москву - за те трое суток, прошедших с момента, когда брошенный могучей рукой Гиляровского саквояж буквально вынес меня сквозь «червоточину». Эти трое суток оказались необычайно насыщенными: сначала пришлось выслушать всё, что путешественники во времени думают о моей скромной особе (хоть рожу не набили, и на том спасибо!), а потом - неожиданно для самого себя согласиться принять участие в авантюре, ради которой мои новые «партнёры» и вернулись в девятнадцатый век.
        Только не спрашивайте, в чём она заключается! Старикашка, которого они называли «дядя Юля» - язвительный, желчный, похожий на изрядно усохшего гнома - попытался объяснить мне суть происходящего, но вскоре бросил, осознав тщетность своих усилий. Я не настаивал: мозги вскипели конкретно, и всё, что я смог понять - это что нам предстоит обшарить старинную канализационную сеть, чтобы отыскать ещё один портал, двойник того, через который мы сюда угодили. Как, почему перестал действовать первый - я тоже не сумел понять, усвоил только, что единственный путь назад, в двадцать первый век, лежит через вонючие, заполненные ядовитыми миазмами тоннели московской клоаки. А раз так - я готов приложить все усилия, чтобы отыскать заветный «Сезам, откройся…»
        Хотелось ли мне посмотреть на то, как жили предки? Ну, ещё бы! Только вот времени на это не было совершенно, подготовка к первой вылазке съела его без остатка. И всё, что мне довелось увидеть в прошлом - это скудные виды, наблюдаемые из извозчичьей пролётки. Да немногие дома, которые удалось опознать по прежним воспоминаниям.
        Извозчик (местный аналог такси) высадил нас где-то в районе Варварки, откуда пришлось добираться пешком, петляя между сараюшек и заборов, загромождавших московские дворики. Кроме нас с дядей Гиляем в вылазке участвовали ещё двое молодых людей. Один из них (по виду сущий оборванец) довёл нас до лаза, ведущего в подвал, и остался караулить наверху - под лохмотьями вполне хитровского вида я заметил у него «Смит-Вессон», такой же, как у меня самого. Его напарник, тоже вооружённый до зубов, собирался лезть в местную преисподнюю вместе с нами.
        Репортёр представил их, как сотрудников некоего детективного агентства - оказывается, их коллеги встретили нас во время эффектного появления на Гороховской и с тех пор старательно опекают. Зачем, почему? Из его намёков я понял только, что в успехе нашей миссии заинтересованы некие влиятельные силы, а вот какие именно - это загадка. Далеко, впрочем, не единственная.
        Подземный рейд не затянулся. Поначалу мы воодушевились, обнаружив метки, оставленные на стенах предшественниками, но хватило этого ненадолго - подземная сырость оказалась безжалостна к флуоресцентной краске, светящейся в ультрафиолетовых лучах. Мы разыскали не больше полудюжины меток, отойдя от спуска в подземелье не дальше, чем на пару сотен шагов. Гиляровский порывался идти дальше, полагаясь на свою память - ему-то уже приходилось бывать здесь - но почти сразу сбился с пути. Так что, хочешь не хочешь, а пришлось по образному выражению репортёра, «поворачивать оглобли» - подниматься наверх, возвращаться в квартиру на Гороховской и в спокойной обстановке готовиться к новой попытке.
        Тем временем остальные «гости из будущего» занялись каждый своим делом. Дядя Юля разбирал и сортировал груду техно-хлама, включая разрезанную порталом «Жигуль-двойку». Помогали ему двое рабочих (здесь их именуют «мастеровыми») из «лисапетной мастерской», оказавшихся, к моему удивлению, в курсе межвременных интересов работодателя. Основательно же устроился тут господин Семёнов, ничего не скажешь…
        Алиса Фролова, девица-фотограф, третья наша спутница, придя в себя после перехода, занялась - чем бы вы думали? Правильно, шоппингом. В этом ей помогала супруга домовладельца - взяв извозчика, женщины направились на Ильинку, в Верхние торговые ряды (нынешний ГУМ, если кто не в курсе) и проторчали там до вечера. Надо ли говорить, что следующий день был точно так же посвящён знакомству с ассортиментом модных лавок Кузнецкого моста? И там Алису ждал сюрприз, о котором она поведала нам за ужином - одна из модисток предложила посетительницам иллюстрированный каталог парижской фирмы, в продукции которого посетительница с удивлением узнала вполне современные для обитательницы двадцать первого века образчики женского белья.
        Разгадывать эти загадки было некогда, поскольку мы с головой ушли в изучение «наследия первопроходцев». Иван Семёнов, школьник из двадцать первого века и Николка Овчинников, сын домовладельца, гимназического учителя Овчинникова были «открывателями» обоих порталов - и того, через который мы явились сюда, и другого, подземного, который только ещё предстояло найти. Это они оставили на своём пути флуоресцентные маркеры, и они же составили карандашную схему - а кроме того, как выяснилось, припрятали в чулане квартиры господина Семёнова кучу диггерского снаряжения. Противогазы, шахтёрские ребристые каски, аккумуляторные фонари, костюмы химзащиты с налипшими обрывками скотча, которым безразмерные балахоны подростки подгоняли себе по размеру, и початая коробка химических источников света. И как это мы ухитрились проглядеть такое сокровище, собираясь в прошлую вылазку?
        Гиляровский от ОЗК отказался. Безразмерный-то он безразмерный - но на огромную фигуру репортёра налезал с трудом. Противогаз он так же решительно отверг, сунув в карман марлевую маску и пузырёк со скипидаром - «это если совсем уж мочи не будет сносить смрад». По словам Гиляровсконо, труженики московских подземелий засовывали в ноздри пучки смоченной скипидаром пакли, но сам он от этой меры предпочитал воздерживаться: «мусорно, чихотно, лучше уж перетерпеть…»
        Молодой человек из «сыскного бюро» (он собирается сопровождать нас и в следующей вылазке) тоже отказался от незнакомого снаряжения, предпочитая проверенные методы - марлю и скипидар. Я с трудом убедил спутников сунуть в карманы по несколько ХИСов, предварительно объяснив, как ими пользоваться.
        Пока, правда, этого не понадобилось. Я шёл во главе небольшой процессии, старательно обшаривая стены лучом ультрафиолетового фонарика - вдруг, да попадётся одна из старых отметок, оставленных Иваном и Николкой? Но увы, примерно через полтора часа поисков Гиляровский остановился на очередной развилке, долго изучал схему, после чего объявил, что мы, кажется, забрели не туда, и лучше не испытывать судьбу и подняться наверх, чтобы хорошенько подготовиться к третьей по счёту попытке. Что мы и сделали, выбравшись на поверхность где-то в районе Старой площади - и видели бы вы, какие взгляды бросали на моё снаряжение немногочисленные в этот вечерний час прохожие!
        На обратном пути (извозчик, унюхав исходящие от нас ароматы, заломил двойной тариф) я принялся гадать: как-то приходится тем, кого мы оставили на той стороне? Двое «хроноприключенцев», доцент Евсеин (великий, если верить Гиляровскому, знаток всего, что связано с порталами), отставной сержант - ВДВ-шник Роман Смольский, и два парня, знакомые Алисы Фроловой. А ещё - мой приятель и коллега Колян, Николай Миркин, сисадмин и эксперт из Басманного ОВД, которого я, не подумав о последствиях, втянул в это паскудное дело.
        То-то он, наверное, поминает меня сейчас - и всё больше «тихим, незлым словом»…
        IV
        Москва,
        Апрель 1888 г.
        Около полудня.
        Шопинг - проверенное средство для любой женщины вернуть себе душевное равновесие. И оно, как выяснилось, работает в веке девятнадцатом ничуть не хуже, чем в двадцать первом с его бутиками и торговыми центрами.
        Впрочем, они имелись и здесь, разве что, назывались иначе. Торговым центром с некоторой натяжкой можно было считать Верхние Торговые Ряды - беспорядочное скопление лавчонок и магазинчиков, образовавших настоящий лабиринт на том месте, где, как Алиса помнила, должен однажды появиться ГУМ. Не совсем, впрочем, на том самом: прежнее здание торговых рядов, в стиле «ампир», с портиками и колоннадой, построенное после пожара Москвы 1812-го года архитектором Бове давно обветшало, и два года назад было закрыто по решению городской управы. Торговцы же перебрались во временные лавчонки, клетушки и сараюшки в ожидании завершения строительства грандиозного здания, для возведения которого было учреждено «Акционерного общества Верхних торговых рядов на Красной площади в Москве».
        Роль бутиков играли лавки модисток, сосредоточенные, по большей части, на Кузнецком мосту. Туда-то Алиса и направилась в сопровождении Ольги Георгиевны, супруги учителя Овчинникова, Николкиного дяди и владельца дома на Гороховской. Две женщины быстро нашли общий язык - по большей части, благодаря солидному запасу косметики и прочих женских штучек, которые Алиса предусмотрительно захватила с собой, собираясь в прошлое. И не прогадала: ассортимент лавочек, торгующих местными аналогами столь необходимых любой уважающей себя женщине товаров, мог вогнать девушку из «продвинутой» эпохи в оторопь.
        И здесь её ожидал сюрприз. В одном из «бутиков», когда Алиса просматривала парижский журнал мод (здесь, оказывается, были и такие!), в глаза ей бросилось нечто странное. Девушка пригляделась, перелистнула несколько страниц и недоумённо нахмурилась. Представленные на разворотах журнала последние модели дамского белья разительно отличались от прочего ассортимента - им, скорее, было место на страницах изданий совсем другого времени. На вопрос - «а можно ли приобрести эти модели?» - хозяйка заведения объяснила, что продукция парижского модного дома «Вероника» пользуется невероятным спросом, и заказы надо делать, самое меньшее, за полгода. Алиса кивала, соглашаясь - ажиотаж вокруг сверхпопулярных брендов был ей очень даже знаком…
        Покинув, наконец, последнюю из модных лавок, женщины подозвали извозчика. Дождались, когда приказчики взгромоздят на пролётку штабель свёртков, коробок и шляпных картонок, содержимое которых составляло новый Алисин гардероб - платье и прочие предметы туалета, добытые в театральной костюмерной, не выдерживали, как выяснилось, никакой критики. Потом обсудили, следует ли сначала отвести покупки домой (решено было отправить их на Гороховскую с рассыльным) - и велели, наконец, отправляться. Ольга Георгиевна предложила спутнице перекусить в кофейне Жоржа, на углу улицы Никольской и Лубянской площади - «ах, дорогая, там такие меренги, пальчики оближете!» - после чего в их планах значился ещё один визит.
        Москва, Варварка,
        Часом позже.
        Московские обыватели привыкли называть неприметное заведение на Варварке «часовой торговлей Штокмана» - хотя оно и занимало только первый этаж трёхэтажного здания. Когда же венский еврей Ройзман купил часовую лавочку у самого Штокмана, отъехавшего в свой родной Гамбург, и вывеска сменилась на горделивое «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам», обыватели сделали вид, что ничего не изменилось. Штокман, Ройзман - какая, в конце концов, разница? Оба очевидные иудеи, как и полагается приличным часовщикам, а сами часы в стеклянных витринах тесного, отделанного тёмными дубовыми панелями зала, как тикали, так и тикают - мелодично, вразнобой, время от времени разражаясь звоном колокольчиков, музыкальными трелями да кукушечьими голосами разных тонов. И даже когда ни вывески, ни часовой торговли, ни, тем более, «полезных механизмов» в здании в помине не осталось, прежнее название никуда не делось - осталось, въелось намертво в сам фасад здания, какие бы надписи его не украшали. Штокман и Штокман, чего выдумывать-то? Скажешь любому извозчику или, скажем, рассыльному
- и сразу понятно, о чём речь.
        Около дверей бывшей лавки Штокмана женщины остановились.
        - Должна признаться, милочка, что меня попросили привести вас сюда. - сказала Алисина спутница, нажимая на массивную бронзовую ручку. Дверь подалась - в ответ где-то в глубине помещения хрустально звякнуло. - Нет-нет, не надо расспрашивать, скоро вы всё и сами узнаете. Пройдусь пока по магазинам, а потом загляну за вами - скажем, через час.
        Девушка совсем было собралась ответить, - как из дверного проёма женский голос, и на пороге возникла молодая женщина:
        - Не стоит утруждать себя, дражайшая Ольга Георгиевна! Ступайте по своим делам и не беспокойтесь - мы позаботимся о нашей гостье.
        - Что ж, тогда я вас оставляю. - сказала Алисина спутница, как показалось девушке - с облегчением. Женщины чопорно раскланялись, после чего Ольга Георгиевна направилась в сторону Гостиного двора, а новая знакомая приветливо улыбнулась и посторонилась, пропуская Алису внутрь.
        - Так вы ничего не слышали о Якове Моисеевиче? - осведомилась собеседница. Алиса с Натальей Георгиевной (зовите меня по-простому, Натальей, милочка!) сидели у резного круглого столика, который украшал небольшой, изящной работы самовар, чашки с блюдцами и небольшие тарелочки с крошечными пирожными. Точно такими Алиса лакомилась в кофейне «У Пьера» - видимо, сотрудники «частного сыскного бюро» (так новая знакомая, назвавшаяся называла контору) пользовались доставкой готовой еды. Интересно, подумала Алиса, они делают заказы по телефону, или оставляют список, скажем, на неделю вперёд? Телефон здесь имелся - монументального вида устройство в коробке из красного дерева, с литыми бронзовыми уголками, рубчатым раструбом и ещё одним, висящим на торчащем сбоку крючке. Как пояснила Наталья Георгиевна, обнаружив интерес гостьи к «аппарату Белла», в первый раструб следовало говорить, а второй - подносить к уху.
        - Совсем немного. - ответила Алиса, прихлёбывая чай из маленькой, тончайшего, почти прозрачного фарфора, чашке. - Ромка… Роман как-то начал рассказывать о здешних знакомых, но у него так мало времени…
        - Да, Роман Дмитриевич не слишком многословен. - Наталья тонко усмехнулась. - Он, конечно, человек замечательный, но рассказчик из него неважный. К тому же сейчас он… как бы это сказать… не вполне доступен, верно?
        Алиса кивнула, соглашаясь. Действительно, молодой человек остался в двадцать первом веке, чтобы опекать доцента Евсеина.
        - Что ж… - Наталья потянулась к маленькому фарфоровому чайнику. - Попробую возместить вам этот недочёт.
        И подлила гостье сначала ароматной, густо-янтарного цвета заварки, а потом и кипятка, повернув фигурную ручку крана, украшающую пузатый бок самовара.
        - Яша… простите, Яков Моисеевич, у нас в конторе заведено по-простому - был раньше приказчиком в часовой лавке Ройзмана. Позже он познакомился с господином Семёновым, выполнил для него несколько поручений, в том числе и довольно деликатных - и неожиданно открыл в себе талант сыщика. И в результате - вот!
        Наталья Георгиевна сделала жест, обводя рукой вокруг. Алиса кивнула. История еврейского юноши, ставшего первым частным детективом Российской Империи и партнёром строжайше засекреченной организации Д.О.П., всерьёз её заинтересовала. Всё, связанное с гостями из двадцать первого века, воспринимались, как приключенческий роман: путешествия на Ближний Восток и в Африку, освобождение доцента Евсеина, первооткрывателя чудодейственных порталов, похищенного бельгийцем ван дер Стрейкером. Потом ожесточённая борьба с бандой радикалов, проникших из будущего и вознамерившихся устроить покушение на Государя - новая знакомая ничего от неё не скрывала.
        За беседой время летело незаметно. Они наполовину опустошили тарелочки с эклерами и меренгами (Алиса всерьёз начала опасаться за свою фигуру), когда дошла очередь до тем, близких обеим женщинам - моды вообще, и на продукция «Парижского дома мод «Вероника» в частности.
        Алисины подозрения подтвердились: создательницей заинтересовавших её моделей оказалась гостья из будущего, некая Вероника Клеймёнова, состоявшая некогда в группе радикалов Геннадия Войтюка. Кроме неё там в группе была ещё одна девица, Ольга Смольская, студентка мединститута. Ей-то и пришла в голову светлая мысль: наладить доходное предприятие, доставляя из двадцать первого века через портал косметику, женское бельё и прочий, как выразилась Алисина собеседница, «деликатный дамский товар». Однако дело не задалось: Ольга увлеклась романом с лейтенантом Никоновым, отошла от дел группы, а потом и вовсе переметнулась на другую сторону. Вероника же, особа, как оказалось, весьма практичная и не лишённая коммерческой жилки, идею подхватила и творчески развила. И когда она в свою очередь порвала с Войтюком и его соратниками, то не оставила перспективного начинания - перебралась с помощью Стрейкера в Париж, где и основала модный дом «Вероника». Мало того, добавила Наталья Георгиевна: сам Яша (Яков Моисеевич Гершензон, владелец «частного сыскного бюро» и доверенный агент руководителя Д.О.П. а), который провёл
в Париже около года, свёл с Вероникой близкое знакомство.
        Говоря об этом, Наталья вздохнула, так, что Алиса заподозрила: не выходят ли её отношения с боссом за служебные рамки, и не вызвана ли такая реакция обыкновенной ревностью? Вообще-то, красотой собеседница похвастаться не может: волосы жиденькие, пегие, грудь откровенно плоская - самым выдающимся (во всех отношениях) признаком на лице является нос. Подобные девицы редко избалованы мужским вниманием и держатся либо тихо, подобно серым мышкам, либо нарочито бесцеремонно. Но Наталья Георгиевна ведёт себя уверенно, явно не испытывая комплексов по поводу внешности. Тоже красноречивый знак: с личной жизнью у неё явно всё в порядке. Алиса готова была спорить на что угодно, что в комоде у милейшей Натальи Георгиевны хранится кое-что из «деликатного дамского товара» - и не приобретённое по каталогу на Кузнецком, а присланное прямиком из Парижа. Вряд ли этот её Яша не позаботился о своей сотруднице и пассии…
        - …с бароном Корфом вы тоже не знакомы, как я понимаю?
        Алиса обнаружила, что собеседница успела сменить тему, извлекла из ящика бюро пачку фотографий и веером разложила их перед гостьей.
        Сердце у девушки пропустило такт. Он, барон Корф! То в официальной обстановке, в окружении мужчин в разномастных мундирах, то в спортивном зале (как поспешила объяснить Наталья, раньше барон держал в Москве фехтовальный клуб), то верхом, на сером жеребце, в кавалергардском мундире, блестящей кирасе и каске с имперским двуглавым орлом на гребне…
        Часть фотографий были цветные и, как безошибочно определила Алиса опытным глазом профессионального фотографа, сделаны не самым дорогим цифровым аппаратом. Ио не это её сейчас интересовало - девушка жадно рассматривала снимки, борясь с желанием выпросить их у владелицы.
        - Кстати, - заметила Наталья Георгиевна, дождавшись, когда Алиса оторвётся, от фотоснимков, - Яков Моисеевич недавно вернулся в Россию из Франции. Сейчас он в Петербурге - какое-то важное поручение по линии Д.О.П. - но вскорости они с Корфом должны быть в Москве. Тогда и познакомитесь с баро… с ними обоими, дорогуша.
        И спрятала улыбку, увидев, какой неподдельной радостью вспыхнули глаза гостьи.
        - Однако же, засиделась я, пора и честь знать… - Алиса промокнула губы салфеткой и сделала вид, что собирается встать. - Да и спутница моя будет волноваться - вы же обещали, что не будете меня задерживать, а мы второй час тут сидим!
        Уходить ей не хотелось совершенно. Незаданных вопросов оставалось ещё немало, не говоря уж о прибавившихся новых. Но - часы в резной башенке в углу конторы, только что отзвенели пять пополудни. Действительно, пора…
        - Что ж, надеюсь, мы с вами ещё не раз будем иметь случай побеседовать. - Наталья мило улыбнулась. - Одну минутку, дорогуша, я вызову вашего провожатого.
        И нажала на латунный грибок звонка на углу бюро. В соседней комнате мелодично звякнуло, и тут же в двери возник молодой человек лет примерно шестнадцати - одетый, как приказчик из приличной лавки, круглолицый, русоволосый, со шкодливой ухмылкой на веснушчатой физиономии.
        - Прошу любить и жаловать, - Наталья сделала жест рукой в сторону новоприбывшего. - Семён, один из лучших наших сотрудников. Доставит вас домой в целости. Всё понятно, Сёма?
        - Чего ж тут непонятного? - отозвался веснушчатый. - Сделаем в лучшем виде. Леворверт брать?
        Женщина задумалась - впрочем, всего на пару секунд.
        - Бери, только какой поменьше. «Бульдог», что ли бельгийский? А то будет торчать из-за пазухи, только городовых смущать почём зря. Да, и рацию возьми, не забудь! Докладывай каждые полчаса, смотри у меня!
        - Понял, Натальгеоргивна! - кивнул Семён, развернулся на пятках и шустро кинулся прочь. И уже с порога, не оборачиваясь, добавил:
        - Только уж и вы не грешите, выдайте пару пятиалтынных на извозчика. Не пёхом же барышне с ейными нежными ножками топать отседова до самого Лефортова?
        И, не дожидаясь ответа, скрылся в соседней комнате, откуда тотчас донесся металлический лязг открываемой дверцы несгораемого шкафа. Надо полагать, решила Алиса, там находится арсенал «сыскного бюро», а заодно - хранилище разного рода высокотехнологичного оборудования.
        - Незаменимый кадр. - вполголоса прокомментировала Наталья. - В Москве знает каждый закоулок, с любым извозчиком знаком, и с любым городовым. И на Хитровке за своего сойдёт, и на Сухаревом рынке у него полно знакомых. Честен до щепетильности - копейки не украдет, но при том не упустит случая выклянчить лишний медяк на расходные суммы или как вот сейчас, проездные. Знает же, паршивец, что отсюда до Гороховской гривенник красная цена!
        - Я всё слышу, Наталья Георгиевна! - раздался из соседней комнаты весёлый, с нотками упрёка, голос. - Довольно стыдно вам наговаривать на приличных людей!
        - Кстати… добавила усмешкой Наталья. - Насколько я знаю, ваши спутники сейчас занимаются подготовкой нового визита… м-м-м… туда?
        И показала большим пальцем в пол.
        Алиса кивнула. Она уже поняла, что собеседница в курсе всех их дел. Вылазка действительно готовилась, уже третья по счёту, и девушке предстояло принять в ней участие - как ни крути, а «искалка»-то настроена именно на неё. Об этой перспективе она предпочитала пока не думать - очень уж не хотелось представлять себя в смрадных подземельях, где неизвестно что может встретиться…
        Наталья снова улыбнулась - на этот раз сочувственно, уловив, похоже, её страхи.
        - Тогда позвольте порекомендовать вам Семёна. Лишним он не будет, уверяю вас….
        Она обернулась к двери в комнату-арсенал.
        - Семён, как ты, согласен?
        А то, как же, Натальгеоргивна! - парень снова возник на пороге. В правой руке он держал моток ремней, из которого торчала рукоятка револьвера, а в левой - неуместная здесь плоская чёрная коробочка УКВ-рации. - Оченно благодарен буду, если барышня меня с собой возьмут. Не подведу, как Бог свят!
        И истово перекрестился, ухитрившись не выпустить при этом из рук оружейной сбруи.
        - Тогда решено. - кивнула Наталья Георгиевна. - Отправляйтесь, Алиса, дорогуша. Семёна можете оставить при себе до самой вашей… - она снова замялась, - …экскурсии. Пригодится, да и связь с нашей конторой у вас будет - и по рации, и сбегает, если что…
        Алиса снова кивнула и вслед за провожатым, на ходу напяливавшим под поддёвку наплечную кобуру, направилась к выходу.
        V
        Москва,
        Площадь трёх вокзалов.
        Апрель, 1888 г.
        Пролётка протарахтела по брусчатке Каланчёвской улицы, свернула, оставив справа здание Рязанского вокзала[2 - Так до 1893 г. Назывался нынешний Казанский вокзал.], и выкатилась на площадь. В этот час здесь было не протолкнуться: среди извозчичьих пролёток и телег ломовиков плыли, подобно пароходам в гуще рыбацких лодчонок, вагончики недавно пущенной до Сокольников конки. Шум, гам, ругань - то весёлая, то озлобленная. Экипажи сцепляются осями, озлобившиеся кучера то хватаются за вожжи, растаскивать, то слезают с облучка и суют виновнику столкновения кулачищем в физиономию, встречая столь же тёплый приём. Лошади ржут, храпят, кусаются, между телегами шныряют мальчишки, стреляя по сторонам острыми глазёнками. Несутся с разных сторон трели свистков - городовые вносят свою лепту на площади столпотворение. Московские пробки, версия 1888 года.
        - Вам к самому Николаевскому, барин? - Извозчик, бородатый дядька в подбитом ватой кафтане и четырёхугольной высокой шапке, отороченной заячьим мехом, повернулся к пассажиру. - Я к чему: ежели, значить, торопитесь - лучше бы вам пешочком прогуляться, а то мы тут д-оолгонько телепениться будем. Сами видите, какой Содом с Гоморрою!
        Геннадий сунул извозчику горсть медяков и сошёл с пролётки. Предстояло миновать площадь, не угодив при этом под конские копыта - желательно, не вступив по дороге в изгаженный навозной жижей апрельский снег или россыпь конских яблок. Появляться в заляпанных дрянью туфлях в ресторане Николаевского вокзала, по праву считающемся одним из лучших заведений Первопрестольной, ему не хотелось.
        Правила конспирации, которые Геннадий не уставал вдалбливать своим соратникам, предписывали по возможности избегать подобных мест массовых скоплений людей. В особенности - вокзалов, где и полицейские агенты работают, и жандармские филёры, и это помимо карманников и жуликов всех мастей, тоже способных создать массу ненужных проблем.
        Но сегодня приходилось рисковать. В полученном накануне послании было ясно указано место, и не явиться на эту встречу Геннадий не мог. Риск, конечно, немалый, и единственное, что он мог сделать - принять все мыслимые меры предосторожности. Для этого Геннадий предварительно два часа кружил по городу, менял извозчиков, пересаживался на конку, дважды заходил в питейные заведения, пока не убедился в отсутствии слежки.
        Неизвестно, кого сейчас стоит опасаться сильнее - жандармских шпиков или собственных сторонников? Те ведь не забыли, чем закончилось недолгое сотрудничество с авантюристом по имени Стрейкер: подставой, перестрелкой, гибелью одного из боевиков-радикалов, а под конец - поспешным бегством бельгийца в сопровождении другой предательницы, Вероники Клеймёновой. Кое-кто до сих пор полагал, что последующий провал покушения на императора, как и неудача московской вылазки, целиком на совести Стрейкера и его пассии…
        Сам Геннадий, однако, подобных иллюзий не питал. Да, в своё время он с удовольствием пустил бы бельгийцу пулю в лоб - но с тех пор немало воды утекло и слишком многое успело перемениться. Несколько месяцев назад эмиссар Стрейкера вышел на Геннадия и предложил сотрудничество, намекнув, что представляет некую весьма серьёзную организацию. Ответа на вопрос - «какую именно?» - не последовало, но по некоторым недомолвкам Геннадий догадался, что речь идёт о британской разведке. Судя по всему, Стрейкер снова вернулся в Россию, но в Москве ни разу не засветился - действовал, в-основном, в Петербурге, опекая столичные масонские и эзотерические тайные общества. Как жалел Геннадий, что не имеет возможности проследить за деятельностью бельгийца! Но все, на кого он мог рассчитывать (по большей части, это были студенты-народовольцы, причастные к мартовскому покушению на императора) давно схвачены или бежали за границу.
        На сотрудничество он, конечно, согласился. А что оставалось? После катастрофического мартовского разгрома в прошлом году, у них не было ни денег, ни надёжных явок, ни связей. А «варяжский гость» с ходу выложил весьма солидную сумму, посулив ежемесячные щедрые вливания - а в перспективе и помощь в налаживании полезные контактов за границей. И не обманул - без его помощи группе ни за что не удалось бы встать на ноги и возобновить активную деятельность, пусть и в нынешних, скромных масштабах.
        Сегодня предстояла очередная встреча с их «ангелом-хранителем», и можно было только гадать, случайно ли совпали два события: его появление в Москве и - возвращение Евсеина со товарищи из будущего. Геннадий в подобные совпадения не верил.
        Здание Николаевского вокзала - роскошное, выстроенное из багрово-красного кирпича, обильно украшенное резьбой, лепниной и прочими атрибутами николаевского ампира, нависало над Геннадием. Справа от распахнутых дверей, откуда хлынул поток пассажиров с прибывшего петербургского почтового, угадывалось крыльцо ажурного чугунного литья - вокзальный ресторан первого класса. Он затормозил, пропуская людскую волну и, миновав вращающиеся стеклянные двери, вошёл в буфетный зал.
        Здесь, в замкнутом мире особо важных персон, было пусто, тихо и чисто - разительный контраст с шумной, грязной привокзальной площадью. Повсюду крахмальная белизна скатертей, отсветы электрических светильников - модной новинки, не так давно появившейся в старой столице - играют на выпуклых боках китайских ваз и начищенных до блеска бронзовых канделябрах. Имперский стиль главной дороги, связывающей старую и новую столицы, тщился поразить приезжих своим великолепием.
        - Чем могу служить, сударь? Столик? Отдельный номер?
        Метрдотель, предупредительный, важный как премьер-министр, и в столь же безупречной фрачной паре, возник беззвучно, словно ниоткуда.
        - Меня здесь должны ждать. - ответил Геннадий. - Господин…
        Он назвал имя - вымышленное, разумеется. Они не пользовались настоящими именами. К самому Геннадию его визави при прошлых встречах обращался «герр Шелькинг».
        Метрдотель отступил в сторону, сделав приглашающий жест. Геннадий направился к дальней стене, где рядом с кадкой, в которой красовался невероятных размеров фикус, его уже ждал посланец Стрейкера.
        Последовал обмен обязательными в таких случаях репликами - «здравствуйте, как добрались, не утомились ли в дороге?» Официант с кипенно-белой крахмальной салфеткой на сгибе локтя вручил им книжки меню в бордовом сафьяне, с бронзовыми уголками. Гость сделал вид, что изучает винную карту, а сам, улучив момент, пододвинул к собеседнику латунный ярлычок - по нему следовало получить в камере хранения вокзала саквояж с наличностью. Правила конспирации незыблемы - никаких передач из рук в руки! После чего, слегка понизив голос, гость осведомился, что герр Шелькинг и его коллеги намерены предпринять в связи с «известными обстоятельствами»?
        Переспрашивать, о чём идёт речь, Геннадий не стал. Яснее ясного, что собеседник имеет в виду возвращение Евсеина. Он в деталях, умолкая, когда возле столика возникал официант с очередной переменой блюд, описал действия группы, включая и наблюдение за домом на Гороховской, и слежку за их «подопечными» уже дважды пытавшимся найти путь к подземному порталу. И, разумеется, главное: подготовку к силовой акции. Гость слушал, не перебивая.
        - Недурно, герр Шелькинг. - сказал он, когда Геннадий, наконец, замолк и откинулся назад на своём стуле, давая понять, что «доклад окончен». - Однако, придётся внести в ваши планы некоторые изменения. Вы ведь, как я понял, намерены возглавить предстоящую операцию?
        - Разумеется! Дело слишком важное, чтобы…
        - Поручите его кому-нибудь из своих помощников. - перебил гость. - Вы отбываете сегодня вечерним курьерским в Петербург. Времени у вас… - он вынул из жилетного кармана часы на цепочке, - около пяти часов, постарайтесь не опаздывать. Плацкарту для вас я уже приобрёл, вот, держите… - тут он поднял ладонь, угадав, что собеседник собирается возразить, - …и давайте обойдёмся без ненужных дискуссий. Вы же, как я понимаю, не испытываете желания попасться жандармам, или, хуже того, агентам Д.О.П. а? А именно это и случится, если вы не выполните моих распоряжений.
        И махнул рукой, подзывая официанта.
        Через пять часов петербургский курьерский уносил «господина Скоблева» прочь из Москвы. Геннадий был мрачен - беседа с Егором, на которого он спихнул руководство предстоящей операцией, далась нелегко. Доверенный помощник явно что-то заподозрил - судя по тому, какие вопросы пытался задавать, и как недоверчиво кривился, выслушивая ответы. «Партийная дисциплина», а в особенности, переданный Егору саквояж с очередным «взносом», тем не менее, сделали своё дело верх - трижды проговорив план операции, Геннадий вернулся домой, уложил в чемодан самое необходимое (свежая сорочка, ТТ с глушителем, две пачки патронов, цифровой фотоаппарат, ноутбук с солнечной зарядкой и горсть флешек) велел дворику найти извозчика и уже во второй раз за этот суматошный день, направился на Николаевский вокзал. Происходящее ему не нравилось, и оставалось только надеяться, что посланец его заграничных друзей знает, что делает. До сих пор у Геннадия не было повода усомниться в его осведомлённости своего контрагента. А вот в намерениях бельгийца, стоявшего за его спиной, он не был так уверен. Не стать бы разменной монетой в
очередной игре, в которой кроме них играет и кое-кто посерьёзнее - прикидывал он, созерцая в открытое настежь вагонное окно серенькие апрельские сумерки. Британская разведка славится своей хваткой и беспринципностью - а уж в России англичане чувствуют себя вольготно ещё со времён убийства Павла Первого.
        Паровозный гудок, долгий, прерывистый, прервал его размышления. Видимо машинист заметил на путях какого-нибудь разиню и попытался предупредить его о налетающей опасности. Здесь, на окраинах, несчастные случаи с гибелью людей под колёсами поезда приключались с удручающим постоянством - особенно там, где подмосковные деревеньки с их питейными заведениями, располагались вблизи путей. Геннадий представил себе предсмертный ужас хмельного бедолаги, в последний момент обнаружившего, что на него летит пышущее угольной копотью и искрами стальное чудище - и воображение вдруг переключилось на Егора и прочих его соратников, от которых он удалялся со скоростью пятьдесят вёрст в час. Как ни крути, а предупреждение Стрейкера могло значить лишь одно: группа под колпаком жандармов, и дни её сочтены. Какую форму примет провал, оставалось лишь гадать - будет ли это засада в московских подземельях, или их будут хватать поодиночке? Теперь, когда во главе группы стоит Егор, не блещущий ни умом, ни тактической смекалкой, шансов у них не осталось. А вот у Геннадия они, наоборот, имеются - пока жандармы зачищают Москву,
он успеет раствориться в столице Империи, тем более, что посланник Стрейкра реально в нём заинтересован.
        Это циничное рассуждение отозвалось в душе лёгким уколом совести - но и только. Он давно научился разменивать своих сторонников, как шахматные фигуры - на успех, на временное преимущество, на собственную безопасность, в конце концов. И эти жертвы, безусловно, оправданы, раз они позволяют продолжить борьбу, которую он - пусть и с некоторой натяжкой, - считает главным делом всей своей жизни.
        VI
        Москва,
        2015 г.
        Замок щёлкнул, и дверь, едва слышно скрипнув, приоткрылась. Ромка на несколько секунд замер, но из квартиры не донеслось ни звука. Тогда он осторожно извлёк из замочной скважины изогнутые блестящие штучки и осторожно, боком, протиснулся внутрь. Шурик с маленьким рюкзаком в руке пролез следом. Олежик остался на лестнице этажом ниже - на стрёме. Или, если хотите, на шухере.
        Набор отмычек раздобыл Колян - позаимствовал с обширного склада вещдоков у себя в отделении. И заодно - научил Ромку пользоваться этим инструментарием. Хитроумная воровская приспособа, изъятая у гастролировавшего в столице домушника, не подвела новых владельцев: капелька масла в замочную скважину, лёгкий скрежет, серия металлических щелчков - и скрытые в толщине двери ригели послушно клацнули, открывая незваным гостям доступ в квартиру.
        Ромка на цыпочках, стараясь не издать ни звука, вошёл в тёмную прихожую и потянул из кармана фонарик.
        - Убери! - зашипел за спиной подельник. - Забыл, что наш великий эксперт говорил? Вон, выключатель справа от двери…
        Ромка мысленно выругал себя, запихнул фонарик в карман и зашарил по стене. Колян не раз повторял, инструктируя будущих взломщиков: «…и не вздумайте пользоваться фонариками! Это только в кино хорошо, а на деле, мелькающие в тёмном окне отсветы очень заметны с улицы и могут привлечь ненужное внимание. Сейчас, конечно, не прежние времена, бдительных граждан не так много, но можете и нарваться. Вспомните хотя бы Славкину домомучительницу… Так что, просто включайте свет - освещённые окна в многоквартирном доме самое обычное дело, и кто знает, в какой они квартире… Шторы, правда, лучше задвинуть, так спокойнее.
        Так и поступили, ограничившись светом в прихожей и в единственной интересовавшей их комнате. Виктор жил с тёткой на девятом этаже панельной двенадцатиэтажки в Новых Черёмушках. Его родители несколько лет назад погибли в автокатастрофе. Сама тётка сейчас была на даче и, судя по битком набитому рекламными листками почтовому ящику, не появлялась в Москве не меньше двух недель. Так что, торопиться было некуда, при необходимости в квартире можно было копаться хоть до утра. Тем не менее, новоявленные домушники не собирались задерживаться - комната Виктора оказалась совсем небольшой, самый тщательный обыск не должен занять много времени.
        Для начала, Шурик выпотрошил стоящий на столе системный блок - снял жёсткий диск и выгреб из стола гору флешек, карт памяти и лазерных дисков. Заодно, прихватили стоящий на углу стола меленький плоский ноутбук. Включать настольный компьютер они даже не пытались - не время, с этим можно будет разобраться позже, в спокойной обстановке.
        Пока напарник занимался мародёрством, Ромка разбирал бумаги. Их оказалось неожиданно много - а он-то был уверен, что всё сколько-нибудь значимое «подследственный» держит в электронном виде! Ио нет, на столе и в ящиках нашлось несколько блокнотов и общих тетрадей, заполненных заметками, явно имеющими отношение к предмету их интереса. Даже беглого взгляда, брошенного на бумаги, хватило, чтобы понять: Виктор основательно углубился в изучение порталов. Ромка наугад открыл одну из тетрадей, и среди математических выкладок и строк, состоящих из непонятных символов и букв (шифр? вполне возможно…) обнаружилась знакомая картинка - пересекающиеся и параллельные прямые, соединённые дугами. Точки пересечения прямых и дуг были помечены латинскими буковками и цифрами.
        - Глянь сюда… - он показал рисунки напарнику. - Знаешь, что это такое?
        Тот мотнул головой и озадаченно уставился на «подельника».
        - Нет, впервые вижу. А что?
        - Мировые линии параллельных измерений. Дядя Юля рисовал такие, чтобы объяснять механику межвременных переходов. Правда, у него схемы были попроще, две-три линии - а тут видишь, сколько всего наворочено!
        Действительно, на некоторых рисунках линий было не меньше пяти, и они ветвились, образуя веерообразные пучки.
        - Ну, линии и линии. - Шурик не оценил Ромкиной находки. - Лучше скажи, схема подземелья есть?
        Ромка мотнул головой.
        - Тут много всего, я ещё не успел просмотреть. Может, где-то и найдём.
        - Тогда складывай всё в рюкзак, и пошли. Сколько наш психиатр на лестничной клетке уже торчит - два часа, три? Прикопается кто-нибудь шибко бдительный, стуканёт полиционерам - а нам оно надо?
        - Что ж, главная проблема решена. - Шурик отодвинул тетрадку и выпрямился на стуле, довольно потирая руки. Глаза у него блестели.
        Они снова сидели на квартире, на улице Казакова. После бессонной ночи глаза слипались. Приходилось терпеть: счёт времени шёл уже не на дни - на часы.
        Ромка потянул тетрадку к себе. На развороте был аккуратно перерисован фрагмент карты в районе улицы Варварка - с отмеченными проходными дворами, парковками, даже мусорными баками. Вот и камеры наблюдения с расходящимися от них усиками секторов обзора. Красным крестиком помечен вход в подвал, за которым располагается вожделенный спуск в подземные коммуникации.
        Ромка перевернул страницу. А это уже схема подземной части маршрута: отмечен каждый поворот, каждая запертая дверь, каждый технический тоннель. А это что? Ага, проход, ведущий к тому самому тупику. Судя по записи на полях, соратники Геннадия каждый раз наскоро прихватывали отодранные железные листы сваркой, для чего у них припрятан портативный сварочный аппарат - вот здесь, в помеченном на схеме тайнике. Отлично, будем иметь в виду…
        - Кто-нибудь умеет пользоваться сваркой? - спросил Олежик. Похоже, он думал о том же самом.
        Ромка кивнул, за ним, с секундным опозданием кивнул и Шурик.
        - Ну, тогда хорошо. - сказал Олежик. - А то я только раз пробовал варить, да и то электродом.
        - За сварку ты не парься, со сваркой мы управимся. - успокоил его реконструктор. - Ты лучше скажи: вот это всё - оно к чему? Я, хоть и программист, и с математикой худо-бедно знаком, а ни пса тут не могу разобрать…
        Он перелистнул несколько страниц, сплошь покрытых непонятными значками, математическими формулами и схемами «мировых линий».
        - А я доктор? - пожал плечами Олежик. - В смысле, доктор, конечно. Будущий. Но только не физики, а психиатрии. А в этих загогулинах ничего не понимаю.
        - Вот и господин доцент тоже…. - Ромка покосился на Евсеина. Тот сидел на другом конце стола за ноутбуком и внимательно изучал ГУГЛ-карту центра Москвы. - Он ведь не физик, а историк. Дядя Юля, будь он здесь, может и разобрался бы - только ведь он на той стороне. А вдруг это что-нибудь важное, без чего не получится открыть портал?
        - А мужики-то и не знали… - Олежек с усмешкой процитировал знаменитый рекламный ролик. - Я думаю, для нас эти каракули бесполезны. Виктор, судя по всему, всерьёз увлёкся физикой мировых линий и этих… червоточин, но никому об этом не рассказывал.
        - Тебе-то с чего знать? - сощурился Ромка.
        - А с того, что раз уж никто из нас ничего в этих записях не разобрал, то и в группе Войтюка, надо полагать, дела обстояли не лучше. - назидательно ответил будущее светило психиатрии. - Судя по тому, что ты сам рассказывал, у них народ вообще интеллектом не отягощён - мозгами умеют работать только сам Геннадий, Виктор, ну и та девица, что крутила гешефты на помаде и чулках.
        - Вероника Клеймёнова. - кивнул Ромка. - Она ещё потом с Войтюком поцапалась и свалила от него в Париж. Да, у этой девчонки голова варит…
        - Так эти двое могли быть в курсе? - продолжал допытываться Шурик.
        - Не думаю. - Ромка покачал головой. - Во всяком случае, пока Геннадий с Ольгой…э-э-э… пока моя сестра состояла в его группе. Она бы знала.
        Не признаваться же, что сестра именно тогда была близкой подругой вожака радикалов?
        - Виктор мог увлечься этой темой и позже. - глубокомысленно заявил Олежек. И, я думаю, Геннадий-то был в курсе - зачем что-то от него скрывать? Таланту, знаешь ли, нужны ценители, это я вам как психиатр говорю. И вообще: думаю, этот ваш, Виктор грезил о славе открывателя нового направления в физике. Может, даже о Нобелевке мечтал?
        Ромка недоверчиво покачал головой.
        - Ну, хорошо, пусть так. Но почему в Д.О.П. е ничего не знают о его разработках? Я читал личное дело Виктора, да и вы можете ознакомиться, оно у меня с собой, на флешке. Он - компьютерщик и связист, а о физике, и уж тем более, об исследованиях червоточин там ни полслова. А ведь допрашивали его основательно, и наверняка вытянули бы подобную информацию!
        - Иголки под пальцы загонять не пробовали? - насмешливо сощурился Шурик. - А то, глядишь, и признался бы. Я это к тому, что среди тех, кто из нашего времени все сплошь гуманитарии?
        - Ну… - Ромка прикинул расклад. - Мальчик, Иван, не в счёт. Семёнов - журналист и историк, а Каретников - врач. Ну и мы с сестрой. Так что да, физиков нет.
        - Вот видишь! А местные следователи в таких материях тем более ни уха, ни рыла. Чтобы получить нужную информацию нужно задать правильные вопросы - а их-то Виктору никто и не задавал. Ну а он в свою очередь не спешил бежать впереди паровоза. Может, приберегал, так сказать, козыри на будущее - чтобы, когда припрёт, было чем торговаться?
        Они снова склонились над тетрадкой. На развороте, в окружении осточертевших уже значков и латинских букв красовалось несколько знакомых схем с мировыми линиями и дугами «червоточин». Но кое-что и отличалось: рядом со схемами было довольно точно изображено то, что не могло быть ничем, кроме чертежей «искалки». И эти чертежи отличались один от другого - проволочки каркасов имели разные углы изгиба, чёрные точки коптских «бусинок» расположены неодинаково.
        - Это ещё что? - с интересом осведомился Евсеин. Он оторвался от ноутбука, и через плечо Шурика рассматривал схемы. - Выходит, Виктор тоже пытался сконструировать «искалку»? Но откуда он взял саму эту идею?..
        Ромка пожал плечами. В самом деле - откуда?
        Дискуссию прервал звонок в дверь - громкий, дребезжащий и старомодный, как всё в квартире. Ромка от неожиданности вскинулся, крутнулся на стуле, едва его не опрокинув.
        - Чего ты дёргаешься? - Шурик встал. - Это Колян - он звонил четверть часа назад, предупреждал, что скоро будет. Сиди уж, я открою…
        Ромка сел. Пепербокс ходуном ходил у него в пальцах. «Фу ты, нервы совсем ни к чёрту…» Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул - и стал запихивать игрушечный пистолетик в карман.
        Реконструктор вернулся в сопровождении эксперта. Тот выглядел донельзя усталым и подавленным - тёмные круги под глазами, красные, как у кролика, глаза… Когда Колян сел за стол и взялся за чайный пакетик с «Липтоном», Ромка заметил, что у него дрожат пальцы, да, не только у них троих выдалась сегодня бессонная ночь…
        Олежик, циничный, как и полагается медику, на подобные пустяки внимания обращать не стал.
        - О, Колян, очень вовремя! Глянь-ка на эти египетские иероглифы - может, чего разберёшь?
        Но тот даже не взглянул на пододвинутую тетрадку.
        - Некогда сейчас ерундой заниматься. У нас намечаются крупные неприятности. Помните, я рассказывал о склочной бабке, по наводке которой Славка вычислил вашу компанию? Так вот, она, оказывается, не угомонилась…
        …Колян умолк, и в комнате повисла тишина. Первым решился нарушить её Шурик.
        - Сколько, говоришь, у нас времени?
        - Сутки, максимум. - отозвался эксперт. - Домомучительница - так её Славка называл, действительно чем-то похожа на фрекен Бок из мультика - заявилась сегодня с утра в ОВД и всех там поставила на уши. Начальство, натурально, велело разыскать Славку. А когда выяснилось, что он не отвечает ни по домашнему, ни по мобильнику - объявило аврал. Он конечно, студент, и всё такое… - Колян хмуро посмотрел на реконструктора, - но всё же сотрудник ОВД, хоть и временный. Короче, завтра к обеду, самое позднее, его квартиру вскроют, залезут в домашний компьютер и извлекут все подробности о вашей весёлой компании. Сколько-то времени понадобится, чтобы их осмыслить, систематизировать - но послезавтра с утра вас будут отлавливать по одному и расспрашивать с пристрастием. И начнут, надо полагать, с этого адреса.
        - Значит, завтрашний день у нас есть?
        - Есть-то он есть, а проку с того?.. - уныло спросил Колян. - Ты что, собираешься податься в бега?
        Шурик хмыкнул.
        - В каком-то смысле - да. Если кто забыл, завтра в шестнадцать ноль-ноль - первая попытка открыть портал. Мы как, успеем подготовиться? Собственно, это только к нам с Олежиком относится, Вильгельм Евграфычу и Роману и собирать-то особо нечего, они возвращаются домой. Ты как, будущее светило психиатрии? Готов к подвигам?
        - Нам, казакам нипочём, что бутылка с сургучом… - непонятно отозвался Олежик. - Домой только заеду, возьму кое-что, предков предупрежу. Я их уже второй день готовлю к мысли, что могу свалить в любой момент - на практику, в Германию.
        - Вот и хорошо. Мне тоже собираться - только подпоясаться, хе-хе…. Давайте так: сейчас разбегаемся, а к полуночи чтобы все были здесь. Договорились?
        - Эй, а обо мне забыли? - голос Коляна звучал обиженно. - Сами, значит, в червоточину, а мне тут за вас отдуваться?
        Хронопутешественники переглянулись. Ромка едва заметно пожал плечами.
        - Так ты что, с нами хочешь? - осторожно осведомился Шурик.
        - А ты против?
        - Нет, но тебе же, как я понял, расследование не угрожает. Твоего имени в деле, которое раскручивал Ярослав, нет - или я ошибаюсь?
        Колян сжал кулаки. Пальцы у него больше не дрожали, взгляд, как заметил Ромка, был полон решимости. И откуда что берётся?
        - Имени моего там, конечно, нет. Но - вы не допускаете, что мне, как и вам, просто хочется отправиться с вами? В конце концов, вы мне обязаны! Если бы не я…
        Ромка понял, что пора брать инициативу на себя. В конце концов, главный в этой компании он - а значит, и решать ему.
        - Да мы и не спорим, не волнуйся ты так! - он поднял перед собой ладони в успокаивающем жесте. - Если тебе так уж приспичило - пошли, дело тебе найдётся. Ты ж компьютерщик?
        Колян кивнул.
        - У нас катастрофически не хватает специалистов. Но… - он помедлил. - Ты уверен, что позже не пожалеешь? Никаких гарантий возвращения мы дать не можем, учти.
        - Да плевать на гарантии! - Колян вскинулся, едва не опрокинув стул - спасибо Олежику, вовремя подхватил. - Еду! Сгоняю только домой, соберу шмотки - и еду!
        …ну вот, подумал Ромка, ещё один энтузиаст, жаждущий приключений. Сколько их теперь, пятеро? Интересно, у портала-червоточины есть какие-нибудь ограничения по пропускной способности? А то, как бы не пришлось кому-нибудь застрять на этой стороне…
        VII
        Москва,
        ул. Гороховская,
        апрель 1888 г.
        Дядя Юля склонился над маленькими тисочками, прикрученными к столешнице. На голове, поверх редкой седой шевелюры у него красовался обруч с набором луп и крошечным светодиодным фонариком на кронштейнах. Алиса невольно улыбнулась - в таком виде он чрезвычайно походил то ли на постаревшего доктора Эметта Брауна из фильма «Назад в будущее», то ли на фэнтезийного гнома-механика.
        Зажатая в тисках «искалка» таинственно поблёскивала медными проволочками. Некоторые были погнуты - результат падения на тротуар. Дядя Юля наклонился, подцепил одну круглогубцами и нажал. Алиса затаила дыхание, но ничего страшного не случилось - искалка едва слышно скрипнула, проволочки выпрямилась, чёрная бусинка, закреплённая в капле припоя, не шелохнулась. Дядя Юля удовлетворённо хмыкнул, выпрямился, и поднял своё стимпанковское приспособление на лоб.
        - Ну вот, племянница, а ты волновалась! Принимай работу.
        В голосе у старика сквозила усталость. Неудивительно, подумала Алиса, он уже третьи сутки в одиночку разбирает доставленный из будущего груз. Надо поинтересоваться: когда он последний раз ел? Не хватало ещё, чтобы он тут свалился без чувств…
        Она вгляделась в переплетения проволочек, сосчитала чёрные, бусинки, закреплённые в узлах искалки. Вспомнить бы ещё, сколько их было до аварии…
        - Вы уверены, что тут всё в точности так, как раньше?
        Девушка ожидала гневной отповеди - старик не терпел, когда подвергали сомнению качество его работы. Но, к её удивлению, дядя Юля ответил не сразу. Вместо этого он стащил с головы обруч с линзами и принялся протирать их одну за другой носовым платком, извлечённым из кармана лабораторного халата. Алиса терпеливо ждала ответа.
        - Вообще-то у меня была точная схема «искалки» - в блокноте. - заговорил старик. - Но…. я его спрятал в карман пиджака. А когда мы загружали в машину последние коробки, я снял пиджак и бросил в багажник. Потом спохватился, но пиджак уже завалили разным барахлом. Времени было в обрез, я и подумал: пусть лежит, что с ним сделается?
        Алиса с удивлением обнаружила, что голос его звучал несколько… виновато?
        - Ну и что?..
        Дядя Юля снова замялся.
        - Ну и… вот.
        Он пошарил под столом, извлёк оттуда обрезанную полу пиджака вместе с рукавом.
        - Значит, блокнот со схемой остался в багажнике?
        - Да. Но это ничего, я всё запомнил. Сама знаешь, у меня отличная зрительная память.
        Это Алиса знала: дядя Юля не раз удивлял собеседников, на спор цитируя целые страницы книг после первого прочтения. Но… волнения этих дней, утомление… А вдруг дядя ошибся и «искалка» при попытке открыть «червоточину» сработает как-то не так?
        Дядя Юля закончил протирать линзы и убрал обруч в ящик.
        - В конце концов, есть единственный способ проверить, не напутал ли я чего-нибудь. Но, если ты сомневаешься…. - он исподлобья покосился на девушку, - давай я воспользуюсь «искалкой», а ты постоишь в сторонке?
        Предложение было заманчивым, но, увы, неосуществимым. Алиса вздохнула и покачала головой.
        - Хитренький ты, дядя Юля. Знаешь же, что эта штука настроена на меня - а значит, и работать с ней придётся мне. Ладно уж, как-нибудь, да обойдётся.
        - Обойдётся конечно. - с готовностью подтвердил старик. - Да и обходиться тут нечему: я уверен, что всё сделал правильно. Сколько у нас осталось времени?
        Алиса посмотрела на часы.
        - Сутки и ещё пять часов. Вот вернутся Владимир Алексеевич с Ярославом - и будем собираться. Мне ещё костюм этот мерзкий на себя подгонять…
        Если Алиса в самом деле рассчитывала подгонять «мерзкий костюм» по своей фигурке в спокойной обстановке, дома - то её ждало разочарование. То есть, сама подгонка никаких проблем не составляла - но вот как катить в пролётке по московским улицам в ОЗК, распугивая извозчичьих лошадей и добропорядочных обывателей? Пришлось отложить процесс на потом, для чего Ярослав сунул в рюкзак несколько мотков широкого скотча, нашедшихся в кладовке у юных искателей приключений наравне с прочими диггерскими запасами. Липкая лента предназначалась для того, чтобы ужать на манер манжет безразмерные рукава и штанины ОЗК, а заодно уплотнить костюм на поясе, запястьях и лодыжках - чтобы смрадная жижа и миазмы подземелья не проникали внутрь. Заодно подогнали и противогаз. По счастью, это оказалась малоразмерная модель, которую мальчишки подбирали для себя.
        Всего комплектов химзащиты в кладовке было три. Один с самого начала облюбовал Ярослав, второй достался Алисе. Третий, свободный, предложили Сёмке - но тот, осмотрев с недоверием незнакомое снаряжение, отказался. По примеру Гиляровского он раздобыл кожаные бахилы с фартуком, а так же запасся тряпичной маской, пучком пакли и скипидаром.
        Кроме Алисы и её «пажа» (так репортёр назвал Сёмку) в подземелье вознамерился идти и дядя Юля. Попытки отговорить старика - «подождите лучше на Гороховской, Юлий Алексеич, зачем вам в ваши-то годы лезть в эту дыру, мы и сами справимся…» закончились грандиозным скандалом. Старик и слышать не хотел о том, чтобы остаться и уверял, что без него им не обойтись. «А если случится что с искалкой в последний момент, - с жаром доказывал он, - кто с этим разбираться будет? Ты, племянница, или, может, ваш бравый полицейский?» И тыкал сухим, коричневым от старости пальцем в грудь Ярославу.
        Потратив на уговоры полчаса, Алиса с Гиляровским, наконец, махнули рукой. Единственной уступкой стало выбитое из дяди Юли обещание воспользоваться третьим комплектом химзащиты.
        Успокоившись и немного отдышавшись после бурной дискуссии, старик удалился в мастерскую - и через минуту появился с небольшим фанерным ящичком. Внутри, на войлоке, которым были обиты стенки и дно, покоилась драгоценная «искалка». «Это чтобы снова не покалечить. - пояснил дядя Юля. - В тоннелях, как я понял, скользко - упадёте, уроните…»
        На том и порешили. Сёмка сбегал за извозчиками, и будущие диггеры покатили на Варварку. Следом, на почтительном отдалении, двигался ещё один экипаж - двое молодых людей из Яшиного «сыскного бюро» ни на миг не спускали глаз с подопечных. Алиса заметила, что седоки всё время настороженно озираются по сторонам, а полы их кургузых пиджачков топорщатся от спрятанных револьверов. «Неужели ждут нападения? - гадала она. - Вот и Дрон, сиделец из Сербского, упоминал, что кто-то из его подельников уцелел и скрывается здесь. Да нет, не безумцы же они, чтобы устраивать налёт с пальбой среди бела дня на оживлённой улице? Вот под землёй - это да, дело другое, и недаром Гиляровский, заставил всех проверить оружие. Всучили револьвер и Алисе - небольшой кургузый «бульдог», такой же, как у Сёмки. У револьвера не оказалось привычной скобы, защищающей спусковой крючок, а сам он был сделан непривычно - складным, откидывающимся вперёд. «Это чтобы не цеплялся в кармане, если придётся быстро вытаскивать» - объяснил репортёр. Алиса поупражнялась с «бульдогом» и выяснила, что управиться с хитроумной «раскладушкой» в
трёхпалых перчатках от ОЗК попросту невозможно. Пришлось разложить его заранее - и уже в готовом к бою положении спрятать в противогазную сумку, вместе с горстью палочек-ХИСов, ножом, запасным фонарём и мотком скотча. Комплект снаряжения выдал ей Ярослав - и долго объяснял, чем и как следует пользоваться. Алиса с трудом дотерпела до конца лекции. В конце концов, она не ребёнок и сама может разобраться, что к чему!
        Пролётка свернула с шумной, полной народу Варварки в неприметную подворотню и остановилась в узком дворике, заваленном досками и бочками, остро воняющими тухлой рыбой. Ромка выскочил из пролётки и направился в угол двора, где маячил неприметный молодой человек в поддевке, какие носят здесь приказчики - явный коллега давешних сотрудников «сыскного бюро».
        - Вылезайте, господа, приехали! - прогудел Гиляровский и полез вслед за Ярославом наружу. Экипаж под его весом качнулся и жалобно заскрипел. - Барахлишко только не забывайте, а то придётся потом шлёпать назад…
        Алиса огляделась, подхватила увесистую сумку, и, пропустив вперёд дядю Юлю, покинула пролётку.
        Что ж, как там говорится в пословице - назвался груздем?..
        Студент осторожно выглянул за угол и тут же спрятался обратно.
        - Ну, что там? - жадно спросил Егор.
        - Три пролётки. - ответил тот. - в первых двух пятеро, въехали во двор. В третьей ещё двое, этих не знаю. Сошли возле подворотни, но заходить не стали - стоят и зыркают по сторонам. Извозчика не отпустили, велели ждать.
        - Охрана. - подтвердил Егор. - Из сыскного агентства. Я думал, их будет больше…
        - Так и хорошо! - подал голос второй боевик, накручивая на короткий ствол кипариса цилиндр глушителя. - Этих двое - и там, во дворе, пятеро, включая бабу и старика. В три ствола - делов-то на три минуты…
        - Согласен с предыдущим оратором. - Студент з потянул из-за обшлага мундира «Стечкин с глушителем. - Двор замкнутый, подворотню перекрыть - раз плюнуть, сработаем на раз-два-три.
        Егор прикинул.
        - Нет, пока подождём. Когда те пятеро спустятся в подвал - эти двое войдут во двор, это будет нам сигнал. Тогда - ждём ещё несколько минут, потом входим, валим их и тоже спускаемся под землю.
        - А не нарвёмся? - усомнился боевик с «Кипарисом». - Вполне могут недалеко от входа в подземелье оставить кого-нибудь. Мы сунемся, а он нам по фонарям и влупит!
        - Не влупит. Не станут они разделяться, не тот случай. Дадим немного отойти и сядем на хвост. А когда доберутся до места и откроют червоточину - вот тогда…
        - Ты старший, тебе виднее. - согласился владелец «Кипариса». - И, кстати, о старших - где Геннадий-то? Ты говорил, он будет попозже?
        - Обязательно будет. - соврал Егор. - Только он вниз не пойдёт, останется прикрывать снаружи. И вообще, что за манера обсуждать приказы? Стволы проверили? Вот стойте и ждите!
        И, отодвинув студента, осторожно выглянул из-за угла. Двое «сыскных» по-прежнему стерегли подворотню - стояли по обе стороны от приземистой арки и обшаривали цепкими, настороженными взглядами прохожих.
        «Ждать, ждать! Пока «гости» напялят снаряжение, пока спустятся вниз, пока разгребут хлама маскирующий спуск в подземелье - четверть часа, не меньше. А уж там настанет наш черёд…»
        И машинально погладил рукоять заткнутого за пояс ТТ. Сегодня он покажет Геннадию, на что способен!
        VIII
        Москва,
        Пока ещё - июль 2015 г.
        Шурик распустил завязки, перевернул рюкзак и вывалил на пол груду рыбацких сапог. Судя по запаху резины и товарным биркам, сапоги были только что из магазина. Чёрные, с высоченными до пояса, голенищами - наследие советской эпохи, любимое несколькими поколениями почитателей рыбной ловли.
        - Здесь по паре для каждого. Если с размерами не угадал - извиняйте, брал на глазок.
        - Это ещё зачем? - удивился Олежек. - Ты что, на рыбалку собрался?
        - Ага, ловить пираний-мутантов. - хмыкнул Шурик. - В канализации. К твоему сведению: в технических тоннелях метрополитена сравнительно чисто, максимум, что там есть - это пыль и сырость на стенах. А вот на той стороне портала, в девятнадцатом веке, картина, мягко говоря, другая. Если верить господину Гиляровскому - а я ему верю, «Москву и москвичей» трижды от корки до корки перечитал, - там придётся шлёпать по колено в дерьме, и хорошо, если только по колено… Так что - разбирайте, сами потом спасибо скажете.
        К назначенному сроку в квартиру на улице архитектора Казакова собрались все. Шурик, кроме рюкзака с сапогами, приволок второй рюкзак с вещами и ноутбуком - куда ж программисту-айтишнику без главного своего инструмента? Олежик не меньше трети рюкзака - здоровенного, туристского, на сто литров - забил упаковками с медикаментами, одноразовыми шприцами и прочим медицинским припасом. Скромнее всех оказался Колян. Он тоже прихватил ноутбук, но в остальном ограничился несколькими парами белья, мылом, зубной щёткой и горстью батончиков «Сникерс» в качестве сухого пайка. Похоже, преданный поклонник классического фэнтези, никогда не задумывался о столь прозаических вещах, как содержимое тревожного чемоданчика - в данном случае, как не преминул сострить Шурик, «рюкзака попаданца».
        Пока спутники отсутствовали, Ромка успел пройтись по магазинам. Он не тратил время и деньги, которых осталось не так уж много, на компьютерные прибамбасы - его закупки предназначались исключительно для представительниц прекрасного пола. Духи, косметика, чулки, кружевное бельё - всё то, чего в девятнадцатом веке днём с огнём не сыщешь. Часть этих деликатных сокровищ предстояло отдать сестре Ольге, ну а остальное… словом, поручику Роману Смольскому было кого порадовать.
        Заснуть этой ночью никто не смог - только Евсеин под утро прикорнул на диванчике в гостиной. Остальные под бесчисленные чашки кофе (коньяк Ромка запретил - «завтра у всех должны быть свежие головы!») склонились на позаимствованной в квартире Виктора самодельной картой - большим листом бумаги, испещренным многочисленными пометками. На карте было всё: подземные коридоры, канализационные коллекторы, служебные тоннели метрополитена. Возможно, предположил Шурик, кто-то из группы Войтюка полазил в своё время под землёй с диггерами?
        Так что, они заучивали наизусть маршрут, проговаривали варианты событий, от встречи с охраной метрополитена, до стычки с «чёрными диггерами» или гигантскими крысами - в Интернете ходили байки и не про такие ужасы, встречающиеся в подземной Москве. И когда задребезжал старенький механический будильник, Ромка не сразу понял - и когда это успело наступить утро?
        Ехать в центр решили на такси. Вызывать машины не стали, из квартиры выходили по одному, озираясь в поисках возможной слежки. Обошлось: похоже, у ОВДшного начальства руки в самом деле ещё не дошли до поисков «подозреваемых» по делу об исчезновении стажёра Онуфриева. Так что, к десяти утра все пятеро были уже на Варварке - держались друг от друга на расстоянии в десяток шагов и не сводили глаз с Ромки, которому досталась роль старшего группы.
        Долго ждать не пришлось. Утро выдалось не по-летнему унылым; накрапывал мелкий дождик, и народу на улице почти не было. Ромка улучил момент, когда возле нужной им подворотни не оказалось ни одного прохожего, подал спутникам знак - и они по одному прошмыгнули мимо припаркованной «Газели» во двор. Железная дверь в подвал обнаружилась, как это и значилось в записях Виктора, в противоположной от подворотни стене. Ромка огляделся - никого. На ходу выдёргивая из-под полы заранее припасённую монтировку, он пересёк двор. Навесной замок сопротивлялся недолго - и сдался с громким металлическим щелчком. Из подвала пахнуло затхлой сыростью и мышами; они по одному спустились по склизким ступенькам. Шедший последним Колян подпёр дверь изнутри куском доски, а Ромка уже шарил лучом фонаря по стенам. Где-то тут должна быть решётка, за которой открывается шахта вентиляционного колодца… вот же она, завалена кучей всякого хлама!
        Спустившись по поржавевшим скобам (Шурик и Ромка вдвоём страховали Евсеина) они оказались в низком помещении, посреди которого громоздилось нечто массивное, угловатое, с жестяным кожухом в форме улитки. Этот механизм Шурик, чуть поколебавшись, объявил вентилятором, того типа, что ставили в бомбоубежищах.
        Дальше был прямой, как стрела, коридор, по сторонам которого то и дело мелькали стальные двери, все до одной наглухо запечатанные. С интервалом в пятьдесят метров тоннель перегораживали гермозаслонки - по счастью, все открытые. Возле каждой на стене имелась коробка с рубильником, чтобы в случае угрозы можно было отсечь часть тоннеля.
        Коридор заканчивался комнатой, уставленной решётчатыми ящиками воздушных фильтров - проржавевших, покрытых толстенным слоем пыли. Подтверждалась версия Шурика: похоже, они действительно попали в заброшенное бомбоубежище, построенное, судя по шильдикам на оборудовании, ещё в пятидесятых годах прошлого века.
        Из комнаты с фильтрами вёл другой коридор, через два десятка шагов упиравшийся в массивную гермодверь, на этот раз, запертую. Дверь была снабжена электроприводом, причём проводка - это было видно невооружённым глазом, - давно сгнила и не действовала.
        Но открывать её и не требовалось. Пошарив лучом фонаря по стенам, Ромка отыскал отмеченный на карте неприметный проход, за которым они упёрлись в тупик - преграду, сваренную из стальных листов. Один из листов был прихвачен небрежно, наискось - несомненно, работа ребят Войтюка. Значит они на правильном пути!
        Сварочный аппарат отыскался поблизости, в нише, прикрытой сгнившими досками. Шурик проверил баллоны, удовлетворённо поцокал языком и велел спутникам отойти подальше. Подкрутил латунные вентили на изогнутой в виде буквы «Г» горелке - и провёл вспыхнувшим острым язычком голубого пламени по сварному шву.
        Ромка выдохнул - оказывается, с того момента, как Шурик взял в руки горелку, он сдерживал дыхание. Что ж, самое трудное позади, можно расслабиться. И тут же осадил себя: предстоит ещё открыть портал-червоточину. И если что-то пойдёт не так - возвращаться им, в сущности некуда. Если, конечно, они не горят желанием свести знакомство с оперативниками Басманного УВД, разыскивающими бесследно пропавшего стажёра-практиканта Ярослава Онуфриева.
        Срезанный автогеном лист с жестяным грохотом обрушился на бетонный пол. Шурик повернул барашек регулятора, и голубой язычок послушно угас. В образовавшуюся брешь пришлось протискиваться, согнувшись в три погибели, цепляя одеждой за зазубренные, ещё горячие кромки. За тупиком открылся проход шириной не больше полутора метров, и идти по нему можно было только по одному. Проход тянулся ещё шагов на пятьдесят - причём из-за одной из стен то и дело накатывал, заглушая прочие звуки, металлический гул. «Там тоннель с путями. - почему-то шёпотом сказал Шурик. - Правильно идём, всё как в описании…»
        И вот, наконец - железная дверь с остатками облупившейся салатово-зелёной краски и едва различаемыми белыми цифрами. Подсобка, та самая, куда ведёт портал-червоточина!
        Дверь - не металлическая, а самая обыкновенная, из вздувшейся от сырости пузырями фанеры - протяжно скрипнула заржавленными петлями. Ромка шагнул внутрь и зашарил рукой слева от дверного проёма.
        Сухо щёлкнуло, свет мигнул, погас, снова мигнул - и под потолком тускло засветились две лампочки накаливания в обрешеченных стеклянных плафонах. Всё тут было в точности, как описывал в своих записках Виктор. Ряды железных шкафчиков вдоль стен - здесь рабочие хранили свой нехитрый скарб. Кое-что сохранилось до сих пор: скукоженные, высохшие до костяной твёрдости башмаки, чёрная от масла и грязи спецовка, пожелтевшие, рассыпающиеся от прикосновения в труху газетные листы. Пыль, осыпавшаяся пластами краска, жестяной короб вентиляции под потолком, с которого фестонами свисает пропылённая паутина… а это что?
        - Уж ты, вот это раритет! - Олежек восхищённо рассматривал древний телефонный аппарат в массивном металлическом корпусе, с толстым металлическим же наборным диском и тяжеленной, как гиря, трубкой с раструбом. - Свинтить бы его отсюда…
        - На подводных лодках такие, только без наборного диска, я в кино видел. - Олежик снял с торчащего в бок рычага трубку - большую, тяжеленную, словно гантеля, с раструбом, прикрывающим микрофон. - Ого, работает!
        Из динамика слышался непрерывный гудок.
        - Ну-ка…. - будущий психиатр зашарил по карманам в поисках мобильника, - наберите кто-нибудь мне на трубу с этой штуки, определим, какой тут номер!
        Увы, эксперимент не удался - звонок на сотовый никак не хотел проходить. Вероятно, это была внутренняя метрополитеновская телефонная сеть, без выхода в город.
        - Не наигрались ещё, господа? - сварливо осведомился Евсеин, извлекая из своего саквояжа картонную коробку, замотанную в плотную ткань. - Позволю себе напомнить, что мы пришли сюда не за этим!
        Он размотал ткань, отодрал скотч и извлёк из коробки искалку, упакованную в несколько слоёв поролона.
        - Кажется, всё цело…
        Ромка кивнул. Не хотелось бы оказаться неизвестно где, а то и вовсе превратиться в пучок каких-нибудь кварков или нейтронов - и всё из-за пары погнутых проволочек.
        Евсеин извлёк из жилетного кармана часы.
        - Что ж молодые люди, у нас примерно четверть часа. Если вас не затруднит… - он повернулся к Шурику, - расчистите место у той стены. Портал, я полагаю, откроется там.
        И показал на стену напротив входной двери. Шурик кивнул и бросился выполнять распоряжение.
        Ромка ворочал железные шкафчики - похоже, их нарочно открутили от пола и пододвинули к стенке - а в голове какие-то встроенные часы назойливо тикали, отсчитывая секунды и минуты.
        …Пятнадцать минут… теперь тринадцать… вот уже десять…
        - Всё, время вышло, молодые люди… - доцент откашлялся, встал напротив расчищенной стены. - Попрошу всех приготовиться.
        Ромка кивнул, стараясь справиться с нервной дрожью.
        Доцент поднял «искалку» перед собой, одновременно скосив глаза на циферблат. Секундная стрелка двигалась мучительно медленно, отсчитывая последние мгновения.
        …четыре… три… два… один…
        Вот, сейчас!
        IX
        … неизвестно когда…
        … неизвестно где…
        На этот обошлось без приключений. Ни попыток нападения, ни бесцельных блужданий в смрадных подземельях - словно они подобрали с пола незримую путеводную нить, и по ней, не сворачивая, добрались до места, где предстояло открыть портал. «Удивительно, - бурчал Гиляровский, - и как это я в прошлый раз дал промашку? Бывал ведь здесь, и на память, вроде, не жалуюсь - а, поди ж ты!
        Пока Ярослав обшаривал лучом фонаря осклизлые кирпичные стены, дядя Юля распечатал ящик с «искалкой». Противогаз болтался у него на груди. Он оттянул рукав куртки, близоруко сощурившись, поднёс запястье к глазам.
        - Так, у нас осталось… что за…
        В голосе его сквозило неприкрытое изумление.
        - Ничего не понимаю! Получается, мы провели под землёй почти два часа? А я голову готов был дать на отсечение, что прошло не больше сорока, максимум, сорока пяти минут!
        У Алисы под резиновой маской брови полезли на лоб. Она сдвинула противогаз на лоб и закашлялась, вдохнув вонючие испарения.
        - Кх… как это - полтора часа? Быть того не может!
        - Вот, можешь сама убедиться!
        И продемонстрировал ей «командирские» часы. Алиса всмотрелась - положение слабо светящихся стрелок полностью подтверждало сказанное.
        - Это получается… - дядя Юля пошевелил губами, - получается, у нас осталось всего семь минут!
        Алиса озадаченно переглянулась с Ярославом, потом с репортёром. Тот недоумённо пожал плечами.
        - Ладно, не будем терять времени. - дядя Юля закашлялся. - Вот, держи свой инструмент!
        Алиса приняла «искалку».
        - А вы, молодые люди, не мешайте!
        Дядя Юля сделал повелительный жест, Ярослав, а за ним Гиляровский с Сёмкой послушно попятились.
        - Ну, Алиска, с Богом…
        Алиса уговорила завязавшийся где-то в районе солнечного сплетения узелок безотчётного страха - и подняла «искалку». Руки, сжимавшие хитроумное приспособление мелко подрагивали, но девушка не ощущала сейчас ничего, включая боль в закушенной губе. Её чувства будто стекли через подушечки пальцев в переплетение медных проволочек, усаженное чёрными, похожими на высохшие чёрные ягоды, бусинками.
        …вот… сейчас…
        «Искалка» мелко завибрировала, от неё по телу прокатилась волна энергии, миллионами укусов крошечных электрических мурашей, покрывших кожу. В глазах на миг потемнело - а когда пелена спала, Алиса увидела на стене блямбу портала-червоточины. Только теперь она вела себя несколько непривычно - вместо того, чтобы спокойно испускать неяркое свечение, лихорадочно пульсировала, то расползаясь на всю стену, от потолка до залитого жижей пола, то сжимаясь до размеров газетного листа.
        - Получилось! - тонко выкрикнул дядя Юля. - Получилось, племянница!
        - Погодите, дядь Юля…. - Алиса замерла, боясь пошевелиться. «Искалка» в её руках дрожала в такт пульсации портала. - Погодите минутку, тут что-то очень-очень не так!
        - Что-то не так! - объявил Евсеин. «Искалка» у него в руке ходила ходуном, на лбу выступили крупные капли пота.
        - В чём дело, Вильгельм Евграфыч? - недоумённо спросил Ромка, разглядывая возникшее на стене светящееся лиловое пятно.
        - А вы что, не замечаете? - отозвался доцент. - Червоточина нестабильна. Видите, как пульсирует контур портала?
        Действительно, клякса то сжималась, то расплывалась во всю стену, словно в болезненных конвульсиях. Окаймляющая его огненно-фиолетовая нить в такт пульсациям то ярко вспыхивала, то становилась совсем тусклой, едва заметной глазу.
        - И что с того? - Ромка нахмурился. - Пройти-то мы можем, верно? И вообще, раз эта штука тут появилась - значит, наши с той стороны тоже сработали, как надо. Пошли, не будем заставлять их ждать!
        - Погодите, молодой человек! - Евсеин опустил «искалку». - Вы хоть понимаете, какой это риск?
        - Вы предлагаете вернуться? - осведомился из-за Ромкиной спины Шурик. - То-то нас там встретят с распростёртыми объятиями. А ведь у вас, Вильгельм Евграфыч, даже документов нет. Что будете говорить в полиции - не подумали?
        - Всё, некогда! - Ромка рубанул воздух рукой. - Ещё немного промедлим - дождёмся, что на той стороне решат, что мы не смогли добраться до портала, и отключатся. И вот тогда, в самом деле, придётся возвращаться!
        Он по очереди обвёл взглядом спутников. Шурик - решительный, возбуждённый. Евсеин - этот уже открыл рот, чтобы выдать новый аргумент. Пет уж, господин доцент, придётся вам подчиниться…. Олежек держится сбоку, в обнимку со своим рюкзаком. Уголок рта дёргается, глаза бегают, лоб в испарине - боится, конечно… За его спиной - Колян, тискает в ладони никчёмный травмат. Это ещё зачем? Впрочем, пусть его, лишь бы не пальнул с перепугу - хотя, пугаться пока, вроде, нечего…
        - Я иду первым. - Ромка старался, чтобы его голос звучал как можно твёрже. - За мной Олег, потом господин доцент. Шурик, проследи, чтобы он не споткнулся… Замыкающим - Колян. Интервал - две секунды. Готовы?
        И, не обращая внимания на протесты Евсеина, шагнул в лиловую кляксу.
        Ромка не раз проходил через портал-червоточину - и всякий раз он не мог уловить сам момент перехода. Вот ты стоишь на этой стороне, потом делаешь шаг вперёд, мгновенная пелена в глазах - и всё, ты уже «там» Порой даже и мглы не было - словно в киноленте один кадр менялся другим, приклеенным рукой не слишком умелого монтажёра.
        Но - только не на этот раз. Лиловая мембрана будто натянулась, не желая пропускать сквозь себя незваного гостя. Ромка прибавил напор - он сам не понял, было ли это реальным мышечным усилием, или же волевым напряжением - препятствие вдруг поддалось, лопнуло, и он провалился в сияющее нечто.
        Всё: верх и низ, окружающее его пространство, чувство времени - всё кануло в флуоресцирующем лиловом киселе. Ромку скручивало винтом, словно мокрую тряпку в руках великана. Это было больно, невыносимо больно, так, что он не выдержал бы и заорал в голос - только вот не было ни голоса, ни… да ничего не было, только сворачивающаяся в жгут пустота, адская боль и лиловое сияние заполонившее всё вокруг.
        …потом пустота выплюнула его, не оставив ни боли, ни ощущения затягивающего безвременья. Ромка качнулся, с трудом устоял - и снова чуть не полетел с ног от сильного толчка в спину.
        Он обернулся. Олежик. Стоит, скрюченный, вцепился в лямки рюкзака так, что костяшки пальцев побелели. Но позвольте, где же остальные?..
        Не успел Ромка открыть рот, чтобы задать вопрос, как рядом с Олежиком возник Шурик - на руках у него висел бесчувственный Евсеин. Сердце отсчитало ещё три удара, и последним за спиной Шурика возник Колян.
        Кажется, все?
        А вот лиловая мгла никуда не делась. Теперь она напоминала слой тумана, вроде того, что ложится в предутренние часы над озером или росистым лугом - столь плотный, что невозможно порой разглядеть пальцы вытянутой руки. Только этот туман флуоресцировал, очерчивая силуэты людей, лиловыми слегка светящимися ореолами.
        Ромка огляделся. Его не покидало странное ощущение: этот туманный мир казался был плоским, двумерным - мозг отказывался оценивать расстояния… до чего? В залитой лиловым свечением пустоте не было ничего, кроме них самих - и проступающих там, где должен быть горизонт, странных, словно висящих в воздухе силуэтов то ли скал, то ли крон чужих деревьев, то ли ни на что не похожих зданий.
        Первым голос подал Шурик.
        - Где это мы, а?
        Ромка, не оборачиваясь, пожал плечами.
        - Спроси, чего полегче.
        Евсеин застонал, откашлялся и высвободился из Шуриковых объятий.
        - А ведь я предупреждал, молодые люди! Я говорил, что…
        Закончить фразу он не успел.
        - Кто это? Не подходите! Стойте! А-а-а!..
        Олежик уронил рюкзак и тыкал пальцем в фигуры, сгущающиеся где-то на границе туманной мглы. Человекообразные, очень высокие, какие-то неестественно тонкие - почти лишены плеч, длинные руки колышутся, извиваясь. Вот передняя подняла ладонь… да у них по четыре пальца!
        Глухо кашлянул «Макарыч» - раз, другой. «Не стреляй, придурок!» - отчаянно заорал Шурик, но Колян продолжал давить на спуск.
        Четырёхпалые на миг замерли, колыхнулись и неторопливо двинулись вперёд. Казалось, пули не оказывают на них никакого действия.
        Ромку, как холодной водой, обдало волной страха - или это ему показалось? А четырёхпалые приближались, и за их спиной возникли, словно соткались из светящегося тумана новые силуэты.
        «Портал! Портал мне! Пусть хоть какой, пусть пульсирующий, пусть с размером газетный лист!..»
        Нету портала.
        Он повернулся и шагнул навстречу надвигающемуся из лиловой мглы кошмару, нашаривая в кармане «пепербокс».
        - Дай сюда! - дядя Юля выхватил из рук у Алисы «искалку» и встряхнул. Портал запульсировал ещё сильнее, сжался в ослепительную точку - и погас.
        Алиса ахнула и испуганно схватилась за щёки.
        - Что вы наделали! А если наши успели войти с той стороны? Их же тогда…
        - Не мешай! - огрызнулся старик. - И хватит истерить! А вы трое - светите!
        Его спутники пододвинулись поближе и направили лучи фонарей на «искалку». Дядя Юля стащил с рук резиновые перчатки и принялся крутить проволочную штуковину то так, то эдак.
        - Ага, ну, конечно! Вот где я ошибся!
        Он полез за ворот куртки, нашаривая что-то в нагрудном кармане. А когда вытащил руку назад - в ладони у него был швейцарский армейский ножик. Щёлкнули, открываясь, маленькие блестящие плоскогубцы.
        - Вот здесь… так… ещё чуть-чуть….
        Закусив губу, он одну за другой выпрямил несколько проволочек. Потом, присмотревшись, поймал плоскогубцами ещё одну и согнул её под углом в сорок пять градусов.
        - Кажется, всё в порядке. - он сунул приспособление в руки Алисе. - Действуй, племянница!
        Девушка с сомнением посмотрела на «отремонтированное» устройство.
        - Дядь Юля, а вы уверены что она…
        - Пока не попробуем - не узнаем. Всё, хватит болтать!
        Алиса подняла «искалку», глубоко вдохнула, медленно сосчитала до десяти - и вновь ощутила волну микроскопических уколов, растёкшуюся по её ладоням, а из них - по всему телу. И испытала мгновенный приступ радости, когда на кирпичной кладке вновь возникла и расплылась блямба портала-червоточины - на этот раз без всяких подозрительных пульсаций.
        …Пепербокс кашлял, посылая навстречу туманным фигурам пулю за пулей из своих шести стволов. Но четырёхпалые словно отказывались их замечать - по-прежнему неторопливо двигались вперёд, не шли, а как бы переливались, наползали на людей, гоня перед собой волну леденящего страха. Ромка услышал, как за его спиной кто-то тонко, по-детски, заскулил. Олежек? Колян? Может, Шурик? Да нет, на реконструктора это не похоже…
        Курок пепербокса щёлкнул вхолостую - всё, патроны вышли. Ромка отбросил ставший бесполезным пистолетик и попятился, нащупывая в кармане последний резерв, пружинный нож.
        Шурик ахнул. Ромка бросил назад быстрый взгляд - и замер, поражённый. В воздухе, на высоте груди, вспыхнула фиолетовая точка - вспыхнула и развернулась в прямоугольное, в рост человека светящееся полотнище.
        «…это же?..»
        - Портал! - истошно заорал Ромка. - Портал открылся! Все туда, скорее! Шурик, хватай доцента!
        Реконструктор не подвёл - сграбастал Евсеина в охапку, и, словно мешок, швырнул в червоточину. Следом рыбкой, будто с трамплина в бассейн, прыгнул Олежик. Колян же не сдвинулся с места. Травмат он держал в двух руках и раз за разом давил на спуск, но «Макарыч» отзывался только сухими щелчками - обойма была пуста.
        - Пошёл, пошёл! - Ромка схватил эксперта за плечо и толкнул к порталу. И в этот момент другой четырёхпалый вскинул левую руку. Тонкий ярко-голубой луч ударил Ромку в грудь. Он замер, покачнулся - и упал бы навзничь, но Шурик в прыжке подхватил его в охапку и последним, отчаянным усилием метнулся в лиловое сияние.
        X
        Москва,
        ул. Варварка.
        Апрель 1888 г.
        - Ну-ка, давай я…
        Гиляровский подхватил обмякшее тело. Шурик, избавившись от ноши, облегчённо выдохнул и прислонился к стене тоннеля. Его спутники стояли рядом, а позади, на кирпичной осклизлой стене догорала искорка - всё, что осталось от спасительного портала. После его лилового сияния бледно-зелёный свет, испускаемый палочками ХИСов, казался гнилостно-тусклым, каким-то болотным.
        - Фу ты… - Шурик помотал головой и сгорбился, засунув ладони под мышки. Его трясло. - Что это было, а? Ну, те, четырёхпалые?
        - Погоди ты!..
        Алиса торопливо обмахнула перчаткой от ОЗК низкую, в три кирпича, приступку у стены тоннеля.
        - Владимир Алексеевич, кладите его сюда, только осторожно.
        Репортёр осторожно опустил Ромку на импровизированное ложе.
        - Он хоть дышит? - Шурик взял пострадавшего за запястье. - Чёрт, пульса нет…
        Алиса склонилась к лежащему. Выглядел тот неважно: белый, как бумага, глаза закрыты, из уголка полуоткрытого рта тянется блестящая нитка слюны.
        Дыхание, вроде, угадывалось - или нет? «Сейчас бы зеркальце, - продумала она, - поднести к губам, как в кино… Только где ж его взять?..»
        - Что с ним, жив? Олежек, посмотри, ты же медик…
        Будущее светило смотрелось бледно: руки дрожат, лицо в крупных каплях пота, глаза дикие, ошалелые, бегают из стороны в сторону.
        «…кажется, проку от него сейчас не будет, как бы самого тащить не пришлось…»
        - Наверху разберёмся. - Шурик тоже оценил ситуацию. - Надо куртки связать рукавами на манер носилок…
        Гиляровский помотал головой.
        - Незачем, я и так донесу. И давайте-ка, в самом деле, выбираться из этой зад… хм, простите, великодушно, Алиса Николаевна, из этой дыры. Ярослав, друг мой, идите первым. Не приведи Бог, провалюсь в какую-нибудь яму, выроню…
        Они двинулись в обратный путь. Первым шёл Ярослав с палочкой ХИСа в одной руке и «Смит-Вессоном» в другой - перед тоем, как сделать шаг, он ощупывал дно тоннеля ногой. Алиса шла вслед за Олежиком и Гиляровским, тащившим на закорках бесчувственного Ромку. Она считала повороты и гадала: закончились на сегодня их приключения или следует ещё ждать продолжения?
        Продолжения не последовало. Выбравшись наверх, путешественники обнаружили, что обстановка там разительно изменилась. Во дворике стало тесно. Возле провонявших рыбой бочек, застыли лицом к стене двое: один в потёртой студенческой шинели, второй - в кургузом пиджачишке. Руки у обоих сложены на затылке, что недвусмысленно указывало на их статус. Пленников караулил один из давешних сотрудников «сыскного бюро» - в руках у него Алиса увидела маленький чёрный автомат с навёрнутым на ствол цилиндром глушителя. Рядом двое других «сыкарей» обшаривали четыре распростёршиеся на брусчатке тела - под ними расплывались тёмнокрасные, распространяющие сладковатый запах крови, лужи. Чуть в стороне лежали ещё двое, в серых солдатских шинелях.
        «Сыскной», беседовавший посреди двора с двумя жандармами (а эти-то здесь откуда взялись?) первым обнаружил выбирающихся из подвала людей. Он радостно всплеснул руками, воскликнул: «ну, наконец-то, господа!» - и кинулся распоряжаться. Вслед за ним метнулся Сёмка - на бегу он засовывал за пояс так и не пригодившийся «бульдог».
        Гиляровский отозвал в сторону одного из «сыскных» и принялся его расспрашивать.
        - Так что, Владимир Лексеич, - докладывал молодой человек, вытянувшись чуть ли не по стойке «смирно», - мы, как было приказано, дождались, когда вы спуститесь под землю, и оцепили квартал. Жандармы и пехоцкие подтянулись заранее и ждали сигнала - они мигом перекрыли все переулки и стали прочёсывать дворы. Ну и нашли, конечно.
        - Много было супостатов-то? - осведомился репортёр.
        - Шестеро вместе с ихним старшим. Они, как увидели солдат, сразу стали стрелять - да только куда им, болезным против цельной роты? Четверых положили насмерть, ещё двоих взяли живыми. Старшего, значит, тоже. Троих солдатиков поранили, ироды, да ещё двоих насмерть убили.
        - Старшего, говорите, взяли? - Гиляровский недоверчиво хмыкнул. - Ну-ка, предъяви…
        Они подошли к пленникам. Те стояли, понуро уткнув взгляды в землю.
        - Вот этот у них за старшего. - «сыскной» ткнул пальцем в того, что стоял справа.
        Репортёр покачал головой.
        - Этот, говоришь? Обмишулился ты, мил человек. Разве вам их фотокарточки не дали? Не ожидал от уважаемой Натальи Георгиевны такой промашки…
        Алиса встрепенулась.
        «…так это она у них всем заправляет? Вот вам и серая мышка…»
        - Дали, а как же-с… - засуетился сыскной. - Вот они, все, как один, голубчики!
        И вытащил из-за пазухи пачку фотоснимков.
        - Тогда где Войтюк? - осведомился Гиляровский. - Вот он, смотри сам…
        Он выбрал из пачки карточку и продемонстрировал её собеседнику.
        - Так не было же его! - развёл руками «сыскной». - Мы все дворы трижды прочесали, обыскали подъезды с чердаками, а за оцепление и мышь не проскочит! Командовал точно, этот самый…
        Он снова указал на пленника и протянул Гиляровскому другой снимок.
        - Егор Колыванов его звать, можете сверить с личностью. А Войтюка не было, как Бог свят!
        «…Войтюк?..»
        Фамилия Алисе была знакома - вожак и идейный вдохновитель террористов-радикалов, о котором рассказывал ей Дрон.
        - Ушёл, значит? - репортёр покачал головой. - Ловок, ничего не скажешь…
        Во дворе тем временем стало совсем тесно. Появились пролётки; Алису и её спутников подхватили под руки и усадили в первые три. В четвёртую бесцеремонно затолкали пленников - руки у тех были крепко стянуты кожаными ремнями. Экипажи, миновав подворотню, оказались на Варварке - лицу с обеих сторон перекрывали редкие цепи солдат, вооружённых длинными винтовками с примкнутыми штыками.
        «…да, «сыскные» подошли к делу всерьёз - организовали настоящую воинскую операцию…»
        Вслед за пролётками из подворотни выкатилась ломовая телега с прикрытыми рогожей трупами - и кортеж в сопровождении конных жандармов покатил в сторону Лефортова.
        Ул. Гороховская.
        Двумя часами позже.
        Когда Алиса в первый раз попала в квартиру Семёновых, т показалась ей невероятно просторной - неудивительно после тесной однушки в Ясенево! Но сейчас, когда в пяти комнатах на втором этаже особняка на Гороховской собралось восемь человек выяснилось, что свободного места тут не так уж много. По распоряжению Олежика (тот отошёл от потрясения и вспомнил, наконец, что он имеет некоторое отношение к медицине) бесчувственного Ромку отнесли в кабинет. Алиса безжалостно выставила прочь всех, кроме дяди Юли и доцента, погнала Шурика к Овчинниковым, велев кланяться Ольге Георгиевне и попросить самовар. Ярославу же с Коляном заявила, чтобы не путались под ногами, а раскочегарили лучше чугунную кухонную плиту - нагреть воды для рукомойника. Может, Олежик и будущий психиатр - но уж руки перед осмотром пациента он точно захочет вымыть. В особенности, после той грязной дыры, из которой они вылезли.
        Медицинский осмотр не затянулся. Олежек с Алисиной помощью стащил с Ромки футболку и осмотрел фиолетово-красное пятно под правой ключицей - там, куда ударил луч четырёхпалого. Потом, за неимением стетоскопа, приложил ухо к груди, попробовал нащупать пульс, поднял веко, чтобы посветить в глаз крошечным фонариком-брелком - и надолго задумался.
        Девушка наклонилась к Ромке, чтобы поправить под головой подушку.
        - Он в коме сейчас?
        - Что-то вроде того. - ответил со вздохом Олежик. Уверенности в его голосе не чувствовалось. - Я сам толком не понимаю, но, похоже, время для него замедлилось.
        - В каком смысле - время? - спросил дядя Юля - Вы о скорости протекания биологических процессов? Дыхание, пульс, вообще обмен веществ?
        - Нет. - Олежик покачал головой. - Именно время. Я, конечно, не могу судить об обмене веществ, осмотр был слишком поверхностным… Но, знаете что? У меня создалось стойкое впечатление, что процессы в его организме протекают нормально, а вот само время идёт для него иначе - гораздо медленнее, чем для обычных людей, вроде нас с вами.
        - А так разве бывает? - удивилась Алиса. Из сказанного она поняла не так много, но и этого хватило, чтобы встревожиться.
        - Мы знаем, что порталы могут вызывать временные искажения - задумчиво произнёс Евсеин. - Например, иногда время по разные стороны червоточины течёт неодинаково. Может, то, что поразило, Романа Дмитриевича имеет схожую природу?
        - Вот и странность в подземелье, когда мы не заметили, как прошло два часа… - добавил дядя Юля. - Можете думать что угодно - а только это неспроста.
        - Ну, не знаю, не знаю… - Олежик принялся перебирать пёстрые упаковки таблеток из аптечки, обнаруженной в письменном столе. - Я же говорю: разумных аргументов у меня нет, только ощущение. Вы вот что скажите, Вильгельм Евграфыч: как я понимаю, везти его к местным эскулапам смысла не имеет?
        - Разве что, в Петербург, к Каретникову. - отозвался Евсеин. - У него там что-то вроде учебно-исследовательского центра при Петербургском Императорском Университете - под опекой Д.О.П. а, разумеется. Новые лекарства создаёт, обучает помощников, учебники для медицинских факультетов переписывает. Словом - развивает медицину.
        - Ну, до Питера ещё надо добраться. - Олежик взял с кресла плед, и укрыл им лежащего. - Пусть спит, сейчас это для него лучшее лекарство.
        - И то верно! - оживился дядя Юля. - Алиса, как там, самовар ещё не поспел? Да и перекусить не помешает. Когда мы ели в последний раз - шесть часов назад, восемь?
        XI
        Москва,
        ул. Гороховская,
        Апрель 1888 г.
        На скатерти, в окружении блюдец с вареньем красовался большой самовар. Его принесла кухарка Овчинниковых - водрузила на стол в гостиной, помогла Алисе расставить посуду. Сёмка сгонял в пекарню на углу Гороховской за пирожками и сайками - горячими, только что с противня. Шурик, переглянувшись с Гиляровским, открыл большой, резного орехового дерева буфет и извлёк оттуда две бутылки и пригоршню стопок. Репортёр завладел квадратным штофом с рельефным изображением двуглавого орла и надписью «1 \8 ведра» на боку - и принялся соскабливать с горлышка сургуч.
        - Вот она, родимая, крепостью сорок градусов! - торжественно объявил Шурик, разливая по маленьким, зеленоватого стекла, стопкам прозрачную жидкость. - Спасибо профессору Менделееву!
        - Пустые байки повторяете, юноша! - сварливо отозвался дядя Юля. - Авторство «Московской особой», приписываемое Дмитрию Ивановичу, относится к 1894-му году, то есть здесь её никак быть не может. А перед нами - полугар, сиречь казённое хлебное вино крепостью никак не сорок, а тридцать восемь градусов. Что до докторской диссертации господина Менделеева «О соединении спирта с водой», то хоть она и использовалась при усовершенствовании рецептуры водки, однако сам Дмитрий Иванович в этом не участвовал.
        - Ну вот, такую красивую легенду разрушили! - Шурик шутовски развёл руками. - А мы-то, наивные верили! Ну да ладно: полугар там, или не полугар, а… у всех налито?
        И картинно опрокинул стопку. Остальные последовали его примеру - даже Алиса, избегавшая обычно крепких напитков. После всех жутковатых приключений этого дня нервы определённо нуждались в разрядке. Колян с Шуриком после недолгой возни разожгли большой мраморный камин; под его уютное потрескивание пропустили ещё по две стопки «полугара» и принялись обсуждать злободневное.
        - В толк не возьму: как это мы угодили в «туманный мир»? - доцент Евсеин вытянул ноги к огню. После выпитой водки он оживился и пустился в пространные рассуждения. - Еще и четырёхпалые эти… Знаете, я даже думаю: а не привиделись ли они нам?
        - Ромке они, по-вашему, тоже привиделись? - язвительно осведомилась Алиса. Они с Олежиком по очереди выходили в кабинет, проверить пострадавшего.
        - Это всё из-за Алисиной «искалки». - сказал дядя Юля. Старик устроился со своей стопкой в углу, на канапе. - Моя вина, признаю: ошибся, когда её ремонтировал, вот вас и забросило неизвестно куда!
        - Зато наша «искалка» была исправна! - отозвался доцент. - Как же так вышло?
        Дядя Юля пожал плечами.
        - Я так думаю, дело в том, что «искалки» работают как бы в паре. И в нашем случае, Алисина была… ведущей, что ли? Вот её повреждение и дало такой результат, установив червоточину в этот ваш «туманный мир».
        - Ну, ничего, дядя Юля… - Алиса изо всех сил старалась утешить старика. - Кто ж знал, что так получится? К тому же, искалку вы исправили, теперь можно открыть портал куда нужно. Так ведь?
        Дядя Юля покачал головой.
        - Не хотелось бы огорчать тебя, племянница, но на этот раз ничего не получится.
        - Это ещё почему? - Алиса насторожилась. В гостиной повисла тишина - все ждали ответа, затаив дыхание.
        - Я неправильно выразился. Получится, конечно, но только портал, скорее всего, откроется снова в мир этих четырёхпалых, будь они неладны. Дело в том, что последняя червоточина, которую ты установила после того, как я исправил «искалку», вела именно туда, и мы её попросту продублируем.
        - Я согласен с Юлием Алексеевичем. - заговорил Евсеин. - Будь в двадцать первом веке «искалка» - как в тот раз, когда мы попали к вам - она бы сыграла роль маячка. А так - извините-с…
        - И вообще, это всё гадание на кофейной гуще. - добавил дядя Юля. - Работу «искалок», как и сами червоточины, никто толком не изучал, так что мы можем лишь строить предположения.
        - Как это - не изучал? - удивился Шурик. - А Виктор? Он несколько тетрадей исписал формулами, и всё об этих… червоточинах! Об «искалках», там, кстати, тоже есть. Сейчас принесу, сами увидите…
        И кинулся к своему рюкзаку.
        - А ведь верно! - оживился доцент. - Мы, правда, ни пса там разобрать не сумели, но, может, вы, Юлий Алексеевич?..
        Полугар и сайки были немедленно забыты. Шурик с Коляном сдвинули блюда, бутылки и самовар к краю стола, а на освободившемся месте разложили тетради, взятые из квартиры Виктора. Дядя юля принялся их изучать - у старика аж руки дрожат от жадности, отметила Алиса.
        - Похоже, он действительно сумел продвинуться довольно далеко - насколько я могу судить, разумеется. - вынес он вердикт примерно через полчаса. - Конечно, вот так, с ходу, ничего с уверенностью не скажешь, я всё же, больше прикладник, а тут надо глубоко копать в плане теории. Но - со временем разберёмся. Не так ли, Вильгельм Евграфыч?
        Он глянул поверх очков на Евсеина. Доцент неуверенно пожал плечами.
        - Вам и карты в руки, Юлий Алексеич. Я в вашей физике и высшей математике ни пса не смыслю. Однако, мыслю так: пытаться заново открыть червоточину пока не стоит. Мы уже имели удовольствие встретиться с четырёхпалыми, довольно-с… Лучше дождаться возвращения экспедиции Семёнова из Африки - надеюсь, он обнаружит там что-то такое, что нам поможет.
        Договорить он не успел - в прихожей ожил колокольчик дверного звонка. Тихо, словно неуверенно, брякнул раз, другой - и разразился звонкой, на весь дом, трелью.
        - Вот и вы, пропащие души! - гость широко улыбнулся и шагнул в прихожую.
        - Яков., э-э-э… Моисеевич? - Брови Евсеина полезли на лоб, отчего пенсне перекосилось и нелепо повисло на переносице. - Вот уж не ожидали вас в Москве!
        Шурик - он вышел в прихожую вслед за доцентом - замер на месте, не зная, как себя вести. Очень уж неожиданным стало появление этих двоих, незнакомых ему, но явно хорошо известных Евсеину визитёров.
        - Не ожидали, а мы взяли и заявились! - заговорил Яшин спутник, высокий, статный мужчина в штатском, но, несомненно, военный, о чём свидетельствовали закрученные по-кавалерийски вверх усы, прямая, как кирасирский палаш, спина, и узкое, породистое лицо урождённого аристократа. - Принимайте, или не рады незваным гостям?
        - Господин барон! - ахнул доцент. - Как же мы можем быть не рады вам? Да вы проходите, чего на пороге-то стоять?..
        «Барон?.. - Алиса, наблюдавшая за происходящим в прихожей из-за Шуриковой спины, мысленно ахнула. - Так это что, Корф? Выходит, правду сказала дражайшая Наталья Георгиевна…»
        Евсеин посторонился. Гости зашли, за ними двое рассыльных занесли саквояжи, большой дорожный чемодан, перетянутый широкими ремнями, портплед и плетёную корзину, прикрытую чистой тряпицей. В прихожей, и без того не слишком просторной, сразу стало не повернуться, а тут ещё в дверях возник Гиляровский. Он радостно пробасил «Ну, здравствуйте, гости дорогие!» и раскинул руки для объятий. Алиса попятилась назад, в гостиную.
        …Приехал! И как же ей теперь себя вести?..
        Особо гадать ей не пришлось. Гиляровский, решительно взявший дело в свои руки, по очереди представил гостям «наших новоприбывших». Барон поприветствовал Шурика, Ярослава и Коляна крепкими рукопожатиями. С дядей Юлей он почтительно раскланялся, назвав старика по имени-отчеству, Алисе же поцеловал руку, отчего девушка зарделась и неожиданно для себя присела, изобразив нечто, отдалённо напоминающее книксен.
        - Как знал, что вы тут сухомяткой пробиваетесь! - Яша неодобрительно покосился на давно остывшие пироги. - Скажите спасибо, что я уговорил господина барона завернуть по дороге в трактир на Сухаревке. И что бы вы без меня делали?..
        И выставил на стол давешнюю корзину - оттуда одуряюще пахнуло свежевыпеченным тестом и прочей снедью. На свет появились стопки блинов, расстегаи, исходящие маслом пироги с разнообразной начинкой - пухлые, размером с ладонь - жестяные баночки с паюсной икрой, куски сыра, завёрнутые в промасленную бумагу, запечённые цельные форели в судках. При виде этого великолепия Гиляровский озадаченно крякнул, покопался в буфете и выставил на стол две бутылки коньяка.
        - Ну, Вильгельм Евграфыч, и заставили же вы нас понервничать с вашей безумной затеей! - укоризненно говорил Корф - Это надо было додуматься: никого не предупредив, без нормальной подготовки, втроём - и лезть в портал? А если бы с вами там случилось что-нибудь?
        Он выцедил рюмку и подцепил на двузубую вилку кусок расстегая.
        - Давайте уж, рассказывайте, как там у вас обернулось?
        - И там и здесь. - добавил Яша, хрустя пучком лука. - Мне уже успели доложить, сколько тут дров без нас наломали!
        - Был бы поручик Смольский в добром здравии - насиделся бы у меня на гауптвахте за самодеятельность! - добавил Корф. - Но, раз уж он отвечать не может - с вас весь спрос, дражайший Вильгельм Евграфыч. Да вы не стесняйтесь, начинайте, я весь внимание.
        И откинулся на спинку стула, всем видом демонстрируя готовность слушать.
        Евсеин беспомощно посмотрел на спутников, вздохнул - и заговорил.
        Значит, московскую организацию террористов-радикалов удалось-таки разгромить. - подвёл итог Корф. - Что ж, неплохой результат, они у нас сидели, как гвоздь в сапоге. Я слышал, взяли много автоматического оружия?
        - Так и есть. - подтвердил Гиляровский, успевший пообщаться с «сыскными». - Пистолетов четыре штуки и один… этот, как его…
        - Пистолет-пулемёт. - подсказал Ярослав. Он уже освоился в обществе «предков» и вёл себя достаточно уверенно. - «Кипарис» - хорошая штучка, я из такого стрелял в тире. Глушитель, опять же. Патронов, правда, маловато…
        Яша махнул рукой.
        - Что оружие, вздор! Войтюк ушёл - вот где проблема, настоящая, поганая! Этот злыдень, скажу я вам опаснее всех остальных вместе взятых - умён, собака, изворотлив. В который уже раз ухитряется скрыться у нас из-под носа! И где он теперь объявится - одному Богу известно…
        Корф чуть заметно кивнул.
        - Подозреваю, Евгений Петрович, - продолжал Яша, - что к его бегству причастен наш недобрый знакомец Стрейкер. Они с Войтюком - та ещё парочка, если, и вправду, сумели договориться. Они ведь, если помните, в своё время крепко поссорились, но сейчас, согласно моим сведениям, бельгиец снова начал нащупывать подходы к Войтюку. Возможно, не без успеха. Правда, самого Стрейкера в России сейчас нет, но подручных в том же Петербурге у него хватает. Да и в Москве найдётся, если хорошенько поискать.
        - Вот вы, Яков Моисеевич, и поищете. - ответил барон. - А меня пока вот что интересует: скажите-ка, Вильгельм Евгарфыч: надежду оживить порталы, пока следует оставить?
        Евсеин вместо ответа сокрушённо развёл руками.
        Что ж, ничего не поделаешь. Дождёмся возвращения экспедиции господина Семёнова - может он, и в самом деле, привезёт из Африки что-нибудь полезное? Что до портала…
        Голос барона сделался задумчивым.
        - Что до портала - возможно, то, что он пока закрыт, не так уж и плохо. В своё время я имел беседу с господином Каретниковым, так он, помнится, высказал тогда любопытную мысль. Мы-де чересчур рьяно накинулись на знания из будущего, и это грозит нам тем, что наши учёные - наши в широком смысле, не только российские, но и все прочие тоже, - лишатся стимула исследовать, познавать мир самим. Вместо этого они превратятся в архивариусов, раскладывающих по полочкам добытые не ими знания, а когда придёт время создавать что-то своё - извините-с, разучились!
        - Вы хотите сказать… - дядя Юля, сидящий напротив барона, нахмурился, - вы хотите сказать, что всё то, что мы притащили оттуда здесь никому не нужно?
        - Ну что вы, Юлий Алексеич, - барон широко улыбнулся. - Как вы могли такое подумать? Нужно, конечно, даже необходимо - как и вы с вашими знаниями и талантами. Просто нужно соблюдать в этом деле меру: не вываливать всё и сразу, а понемногу, потихонечку…
        - Ну, так это само собой получится. - сказал дядя Юля. - Прежде чем «вывалить», как вы изволили выразиться, такой объём знаний, надо для начала, привести его в соответствующий вид. Прежде всего - подготовить специалистов, обладающих соответствующим способом мышления, ваши попросту не обладают необходимым понятийным аппаратом. Затем…
        - Стоп-стоп, господин Лерх, пощадите! - барон вздел руки в шутливом жесте. - Вот вы всем этим и займётесь - не в одиночку, разумеется. А пока, как только прибудем в столицу, я бы попросил вас принять участие в одном злободневном проекте. Вам у себя, в будущем, не приходилось слышать о сербском инженере и изобретателе Огнеславе Костовиче?
        - Хм… - дядя Юля потёр переносицу. - Кажется, воздухоплаватель и создатель оригинального двигателя внутреннего сгорания? Как же, как же, было что-то…
        - Костович строит воздухоплавательный аппарат, аэроскаф. - сказал Яша. - Захаживал я к нему в мастерскую - грандиозная, доложу вам, задумка, куда там паровому аэростату француза Жиффара!
        - Сам государь осматривали и одобрить изволили. - добавил барон. - А цесаревич, Великий князь Георгий Александрович, этим проектом так загорелся, что собирается стать первым капитаном воздушного корабля. Так может, вы подключитесь к этой работе? У них там какие-то неполадки с газовой машиной - вот вы им и поможете. А там посмотрим, чем вам заняться дальше.
        - Аэроскаф, говорите? - дядя Юля озадаченно нахмурился. - Это, как я понимаю, вариант дирижабля жёсткого типа? Очень, очень любопытно… А знаете, я, пожалуй, соглашусь!
        - Вот и чудесно! Что касается вас, молодые люди - н думали, чем бы вы хотели заняться? У нас тут масса интереснейших дел, любому найдётся что-нибудь по душе.
        И он по очереди посмотрел на «новоприбывших». Алиса, встретившись с глазами с Корфом, ощутила, как жарко запылали её щёки. Барон, от которого это явно не укрылось, кивнул ей ободряюще - в его серых глазах плясали весёлые чёртики. Сердце забилось часточасто, и она несмело улыбнулась в ответ.
        …хорошо! Теперь всё-всё будет хорошо!..
        Конец первой части
        Часть вторая
        Хлопоты в казённом доме
        I
        Где-то между Москвой и Санкт-Петербургом.
        Май 1888 г.
        Собираясь в Москву, барон основательно подошёл к подготовке своего визита. Не пожелав обойтись обычным вагоном первого класса, он какими-то правдами и неправдами заполучил личный салон-вагон Великого князя. Настоящий дворец на колёсах: повсюду бархат, позолоченная бронза, палисандр, вышколенные, придворной выучки, лакеи, ресторан-буфет, где подают исключительно на серебре и хрустале. Удобнейшие, вдвое больше стандартных, купе для сопровождающих лиц, и ещё одно, самое просторное и роскошное - для августейшего пассажира.
        Именно в нём находился сейчас Корф в компании своего доверенного помощника. Их спутники, Евсеин и гости из двадцать первого века (Гиляровский, сославшись на срочные дела, остался в Первопрестольной) устроились в помещениях для великокняжеской свиты и сейчас мирно дремали под стук колёс. За вагонными окнами сгущался сумрак - апрель на календаре успел смениться маем, и солнце на широте столицы Империи, куда и катил поезд, исчезало за горизонтом около девяти пополудни. Барон велел принести из буфета крепкого чаю и извлёк из саквояжа бутылку рябиновой настойки. Разговор предстоял долгий.
        - Так вы говорите, Яков Моисеевич, просвещённые джентльмены стали проявлять повышенный интерес к нашим делам?
        - Именно так, Евгений Петрович. Ещё как проявляют…
        Яша опорожнил стопку и навис над разложенными на блюде пирожками, с вожделением пальцами. Барон спрятал усмешку: вот они, муки выбора… Буфет - буфетом, а во время стоянки на станции Бологое они не отказали себе в удовольствии прогуляться по перрону и накупить у торговок-лотошниц румяных, с пылу, с жару пирожков. Исконно российская дорожная снедь отлично шла под приправу в виде стука колёс на рельсовых стыках и угольную копоть, нет-нет, да и врывавшуюся в щель приоткрытого окошка.
        Яша, наконец, сделал выбор. Откусил сразу половину, ловко, что свидетельствовало о немалой практике, опрокинул свою рюмку. Крякнул, откусил сразу половину пирожка с грибами.
        Англичане избегают задействовать в своих операциях сотрудников посольства. Знают, прохвосты, что мы с них глаз не спускаем и, если что - немедленно прихватим на горячем. Так что они предпочитают действовать через совсем других лиц.
        - Спиритуалы, медиумы и прочие птенцы гнезда мадам Блаватской? - понимающе усмехнулся Корф. - Выходит, не зря я нацелил вас на эту публику?
        - Не зря, Евгений Петрович, ох, не зря. И особенно интересен оказался вот этот господин…
        Он бросил на стол фотографическую карточку
        - Капитан второго ранга Дробязгин Леонид Аркадьевич. В свободное от службы время увлёкся спиритизмом и даже состоял в одном из теософских кружков Петербурга.
        - Теософский кружок? - Корф поморщился. - Последователи мадам Блаватской?
        - Они самые. Поначалу Леонид Аркадьевич просто посещал спиритические сеансы на квартире некоего господина Прибыткова - тоже, кстати, в прошлом морского офицера, а ныне журналиста и издателя журнала «Ребус» - но после визита в столицу известного вам мистера Уэскотта интересы господина Дробязгина претерпели изменения.
        - Уэскотт? - Корф нахмурился. - Уильям Уэскотт? Один из основателей и руководителей некоего «братства Золотой Зари?»
        - Так и есть, барон. - подтвердил Яша. - Мало того: мистер Уэскотт знаком с лордом Рэндольфом Черчиллем, а он…
        - Бывший министр по делам Индии, убеждённый консерватор и, по слухам, человек порядочный. - барон покачал головой. - Ныне по просьбе первого лорда Адмиралтейства негласно курирует военно-морскую разведку.
        - Так и есть. И вот тут-то начинается самое любопытное, поскольку упомянутый Дробязгин, прежде чем познакомиться с Уэскоттом, состоял в числе слушателей Особых офицерских классов, допущенных к информации и технологий из будущего. Курсы эти, если вы помните, ведёт наш друг капитан второго ранга Никонов. Согласно данной им характеристике, Дробязгин - толковый офицер и грамотный минёр, Никонов возлагает на него большие надежды.
        Барон усмехнулся.
        - Как, надо полагать, и лорд Рэндольф. Ничего не скажешь, близко они подобрались к делам Д.О.П. а, чересчур близко…
        - …что весьма для нас удобно, господин барон! - Яша расплылся в хитрой улыбке. - У меня есть основания полагать, что в настоящий момент Дробязгин состоит в доверенных помощниках Уэскотта и выполняет некоторые его поручения. И если не выпускать его из поля зрения - есть шанс быть в курсе того, что «Золотая заря» затевает в России. Кстати, несколько дней назад Дробязгин устроил себе служебную командировку в Москву…
        - Интересно, очень интересно… - Корф откинулся на мягкую спинку дивана. - В Москву говорите? Не думаете ли вы, что это как-то связано с бегством Геннадия Войтюка?
        - Работаем, Евгений Петрович. Полагаю, к нашему приезду в Петербург кое-что уже прояснится.
        - Ну, хорошо… - Корф повертел в пальцах фотографическую карточку и вернул её Яше. - Завтра к вечеру жду от вас, Яков Моисеевич, подробного доклада.
        Яша слегка замялся.
        - И вот ещё что. По моим сведениям, господин Дробязгин проявлял интерес, в том числе, и к африканской экспедиции Семёнова. А это значит…
        - …а это значит, что экспедицией заинтересовалась не только «Золотая Заря», но и британская военно-морская разведка. - закончил за подчинённого Корф. - Вот и события в Александрии вполне это подтверждает. Боюсь, Олега Ивановича ждут серьёзные неприятности.
        - Мы можем как-то ему помочь? Хотя бы предупредить?
        Корф покачал головой.
        - Увы, наши возможности в тех краях оставляют желать лучшего. Можно, конечно, попробовать послать сообщение, но прежде, чем оно достигнет адресата, всё так или иначе уже разрешится. Но мы не сидим, сложа руки: на днях из Кронштадта входит отряд в составе клипера «Разбойник» и канонерской лодки «Кореец». Официально они направляются на Дальний Восток, для службы в Сибирской флотилии.
        - А на самом деле?
        - А на самом деле, отряд будет крейсировать в Гвинейском заливе, у берегов Конго для того, чтобы встретить экспедицию господина Семёнова и вернуть её в Россию. Это пока всё, чем мы можем им помочь. Кстати - на «Корейце» с «Разбойником» идут Иван Семёнов, Николка Овчинников. Они имеют задание испытать во время похода новую судовую радиостанцию, а так же работают с приборами из будущего - других специалистов у нас пока нет. Между прочим, вместе с ними отправился и цесаревич - он, говорят, неплохо освоился с техникой наших гостей.[3 - Эти события описаны в книге «Дорога за горизонт».]
        - Я полагал, что Георгий Александрович занят сейчас проектом инженера Костовича. - сказал Яша. Он, вроде, проявлял недюжинный интерес к воздухоплаванию?
        - Как и к радиоделу. - Корф улыбнулся. - Великий князь буквально бредит техническими достижениями потомков - спит, и видит, как бы поскорее внедрить их у нас.
        - Надеюсь, к возвращению «Разбойника» с «Корейцем» аэроскаф будет достроен, в том числе, и стараниями нашего уважаемого Юлия Алексеевича. Тогда цесаревич и сможет принять над ним командование.
        - Я слышал, государь подписал указ о создании нового вида войск - воздухоплавательных? - осведомился Яша.
        - Да. Пока, правда, в их составе только две роты, имеющие на вооружении привязные аэростаты, предназначенные для наблюдения. Но, как говорится, лиха беда начало. Надеюсь, вскорости мы увидим эскадры воздушных кораблей над Балтикой!
        - Хотелось бы… - вздохнул Яша. - В Петербурге только и говорят, что о скорой войне с Англией. Вспоминают восемьдесят пятый год - тогда, если помните, тоже всё было на грани.
        - Ну-ну, друг мой, бог не выдаст, свинья не съест. - добродушно сказал барон. - Не так уж страшны господа островитяне, как их малюют. Во время Крымской войны они тоже явились на Балтику - так их тогда вполне качественно приложили, что у Кронштадта, что у Свеаборга. А если что - у нас, слава Богу, есть, чем их удивить…
        Барон снова наполнил рюмки рябиновкой. Выпили, закусили не успевшими остыть пирожками.
        - И вот что, Яков Моисеевич… С господином Лерхом всё более-менее ясно - а вот куда нам пристроить прочих «новоприбывших»? Согласитесь, такой ценный ресурс не должен пропадать втуне.
        Санкт-Петербург,
        Знаменская пл.
        Утро следующего дня
        Возле парадного крыльца Николаевского вокзала было не протолкнуться от экипажей - до прибытия курьерского из Москвы оставалось несколько минут. Геннадий пришёл сюда пешком - благо, до гостиницы «Знаменская», что стоит на углу Лиговского и Невского, не больше пяти минут неспешным шагом. Что касается его спутника, то он оставил пролётку за квартал отсюда, строго наказав извозчику дожидаться.
        Геннадий покосился на идущего рядом человека. Капитан второго ранга Дробязгин сегодня предпочёл партикулярное платье - не желает лишний раз светиться в сомнительной компании. Конспиратор, будь он неладен…
        Дробязгин перехватил взгляд.
        - Надеюсь, вы удобно устроились, Генна…
        - Карл Герардович. - твёрдо сказал молодой человек. - Карл Герардович Шелькинг, прошу не забывать. Вы же собственноручно передали мне новые документы, не так ли?
        Это случилось при их прошлой - или уже позапрошлой? - встрече, ещё в Москве. Новые имя и фамилия - то ли шведская, то ли остзейская - понадобилась, чтобы как-то объяснить особенности речи гостя из будущего. Он не возражал - Шелькинг так Шелькинг.
        - Да, конечно, простите. - спохватился Дробязгин. - Вечно я забываю… Вот и мистер Уэскотт выражал неудовольствие.
        «..Ещё бы он не выражал!..»
        Геннадию очень хотелось ответить - и, предпочтительно, нецензурно. Похоже, его контрагенты - что завсегдатаи спиритуалистических и масонских кружков, к которым относится вот этот господин, что студенты-народовольцы, с которыми ему приходилось иметь дело раньше, - лишь делают вид, что скрываются от властей. Представлений о конспирации у них не было и в помине, что не замедлило привести к самым печальным последствиям. Не зря же «первомартовцев», готовивших покушение на Александра Второго, без труда вычислили по личной переписке одного из членов группы…
        Впрочем, дело своё они тогда сделали - в отличие от самого Геннадия…
        - Так вы, надеюсь, хорошо устроились… Карл Герардович? - продолжал Дробязгин.
        Геннадий наклонил голову.
        - Да, благодарю вас.
        Он прибыл в столицу вчера, и поселился в «Знаменской», выполняя полученные ещё в Москве инструкции. Портье передал ему конверт с запиской, в которой и было указано место и время встречи.
        «…конспираторы, чтоб их…»
        Раздался протяжный гудок, хотя и несколько приглушённый громадой вокзального здания.
        - Прибытие. - спутник Геннадия вытащил из жилетного кармашка массивные серебряные часы и со звоном откинул крышку. - Интересующие нас господа должны появиться минут через десять, не хотелось бы их упустить.
        - Я вообще не понимаю, зачем мы сюда явились. Ну, приехали и приехали, и что с того? Если уж не удалось достать их в Москве - чего на них сейчас-то любоваться?
        - Я следую полученным инструкциям. - в голосе спутника отчётливо прозвучали высокомерные нотки. - И вам, милостивый государь, советую делать то же самое. Не забывайте, что именно благодаря этим инструкциям удалось выдернуть вас из Москвы, из-под носа у агентов Д.О.П. и охранки - в то время как ваши товарищи…
        Геннадий поморщился.
        - Чуть потише, если можно. Люди вокруг, услышат…
        Дробязгин заозирался - суетливо, испуганно. И куда делось давешнее высокомерие?
        - Кстати, почему вы не пожелали вытащить заодно и моих бойцов? Уверен, они бы нам и здесь пригодились.
        Добавлять «тех, кто из будущего» он не стал. Неизвестно, посвятил Стрейкер своего подручного в наиболее деликатные моменты - или тот до сих пор полагает, что имеет дело с обыкновенными бомбистами?
        - Попытайся мы вытащить всех, то все бы и попались. - огрызнулся Дробязгин. - Или вы всерьёз полагаете, что охранка за ними не следила?
        - Это понятно. - Геннадий не стал спорить с очевидным. - Однако же, откуда-то вы узнали о готовящейся засаде? Неужели - агент в Д.О.П. е?
        - Хотелось бы… - его собеседник покачал головой. - Увы, мы не смогли забраться так высоко. А вот в жандармском управлении у нас есть свои глаза и уши. Подробностей я вам раскрыть не могу, но одна… один из наших людей сумел найти подход к некоему чину, который служит в охране этого департамента.
        Геннадий едва сдержал саркастическую усмешку..
        «Подробностей он раскрыть не может! А сам-то и не заметил, как проговорился. К гадалке не ходи, подвели к жандарму смазливую девипу и подцепили на удочку…»
        Из распахнутых вокзальных дверей хлынул поток пассажиров. За многими торопились носильщики в белых полотняных фартуках, с начищенными латунными бляхами. За неимением привычных Геннадию багажных тележек, пирамиды чемоданов, саквояжей и портпледов они несли, взгромоздив на головы. Дробязгин посторонился и приподнялся на мыски, по цыплячьи вытягивая шею. Геннадий, не скрывая на этот раз ухмылки, отвернулся, заложив руки за спину.
        - Что вы себе позволяете? - злобно зашипел спутник. - Вы один их всех в лицо знаете, а я - только по карточкам!.. Смотрите внимательнее, пропустим!..
        Геннадий с трудом удержался, чтобы не выдать нечто нецензурное. Он медленно досчитал до десяти.
        - На месте наших гостей я бы дождался, когда эта сумятица схлынет, после чего воспользовался служебным выходом. А здесь поставил бы парочку опытных филёров - специально для того, чтобы понаблюдать, кто будет проявлять особое внимание к прибывающим. К таким как вы, к примеру.
        - Но мы… - Дробязгин был озадачен - Но я полагал, что будет полезно убедиться, что интересующие нас лица прибыли в Петербург. Иначе как тогда?..
        - «Каком кверху!» - едва не ответил Геннадий.
        «..Одно слово: город непуганых идиотов. Или это мне так везёт с партнёрами?..»
        - Если вы полагаете, что это будет полезно - выясняйте через своего прикормленного жандарма. А сейчас давайте-ка убираться отсюда, пока, в самом деле, не привлекли чьего-то внимания. Кстати, не знаете поблизости приличного заведения, а то я даже позавтракать не успел? Заодно и продолжим нашу увлекательную беседу…
        И, больше не слушая возражений спутника, направился к углу Лиговского и Невского проспектов, где дожидалась пролётка.
        II
        Санкт-Петербург,
        Охта.
        Конец мая 1888 г.
        С Петровских времён, с самого начала восемнадцатого века от Рождества Христова Охтинские Адмиралтейские верфи располагались в устье, на левом берегу Большой Невы. В начале следующего, девятнадцатого века собственно верфь перенесли на Галерный двор, а в 70-х годах освободившуюся территорию продали под застройку. Но несколько старых эллингов военно-морское ведомство сохранило за собой, и один из них выделили под инженеру Костовича - «под воздухоплавательные прожекты», как говорилось в соответствующем распоряжении.
        Шурик встретил меня у ворот и провёл внутрь. Стоящий на часах усатый унтер с нашивками артиллерийского кондуктора смерил меня настороженным взглядом, потребовал предъявить пропуск - и долго, старательно шевеля губами, разбирал написанные от руки строки.
        - Господин Онуфриев Ярослав Леонидыч, значить? - спросил он, справившись с этой нелёгкой задачей. - Что ж, коли гумага имеется, по всей положенной форме - пожалте, проходьте! Курить только настрого запрещено, ихнее благородие Огнеслав Степаныч шибко ругаются…
        Проверять документы у моего провожатого кондуктор не стал. Похоже, он, как доверенный помощник дяди Юли, считался здесь важной персоной.
        Эллинг, отведённый начальством Адмиралтейской верфи Костовичу для постройки его воздушного корабля, был изнутри пуст и гулок. Сборочный стапель только-только начали монтировать, а пока выгнутые по шаблону балки дожидались своего часа на стеллажах вдоль стен.
        - Арборит. - пояснил Шурик. - Ещё одно изобретение господина Костовича - нечто вроде многослойной фанеры. Он даже фабрику открыл здесь, в Петербурге - делают из арборита бочки, ящики, сундуки, разборные домики, части рангоута для морских судов. Для наших целей - самое то. Да вот, сам полюбуйся…
        Он подвёл меня к длинной, не меньше тридцати метров, трубе, аккуратно уложенной на особые бруски. Диаметром труба была около четверти метра.
        Я наклонился, постучал по трубе пальцем.
        - Тоже фанера?
        - Она самая. - подтвердил Шурик. - Алюминия-то здесь пока нет. То есть он имеется, конечно, но… когда дядя Юля заикнулся о том, что вместо арборита лучше использовать алюминий, его чуть на смех не подняли. Здесь его называют «серебро из глины» и ценят на вес золота - в самом прямом смысле. Когда англичане захотели сделать богатый подарок Дмитрию Ивановичу Менделееву в знак признания его научных заслуг, то преподнесли ему аналитические весы с чашечками из золота и алюминия. А ты говоришь - каркас…
        Про каркас я даже не заикался, но спорить с Шуриком не стал. Пусть рассказывает, у него это хорошо получается.
        - Вообще-то, - продолжил он, - способ получения алюминия путём электролиза расплава глинозёма уже разработан уже года три назад. Дядя Юля говорит, что именно этот способ станет основой промышленного производства, и даже подал руководству Д.О.П. а записку по поводу организации чего-то в этом роде у нас, в России - но когда это ещё будет! А пока придётся обойтись, чем имеем. То есть - арборитом.
        В ангаре мы задержались надолго. Шурик показал мне чуть ли не каждый из готовых узлов, а под конец отвёл в «моторную мастерскую» - здесь на испытательных стендах красовался «газовый двигатель» Костовича, а рядом с ним - до боли знакомый ВАЗовский движок. Творение сербского изобретателя выглядело, как воплощение эстетики на стимпанка: большое спицевое колесо, бронзовые цилиндры, массивные шатуны, присоединённые к коленвалу тонкими, словно ноги цапли, рычагами.
        - Оно действительно работает? - Я с опаской прикоснулся к агрегату.
        - А то, как же! - физиономия Шурика лучилась гордостью. - Этот двигатель, можно сказать, уже серийно производят. Два таких же, только поменьше, стоят на «Корейце» и «Разбойнике» - крутят динамо для питания радиоаппаратуры.[4 - Подробнее об этом - в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».]
        Я кивнул. Два дня назад я в компании Яши и барона Корфа побывал в Кронштадте, на проводах отправляющегося на Тихий Океан отряда из двух боевых кораблей. И знал, что они, в отличие от прочих судов русского, да и любого другого флота, оснащены самыми настоящими радиостанциями. Изготовили их здесь, стараниями «научно-технической группы» Д.О.П., и теперь новинке вместе с присматривающими за ней гардемаринами предстояло пройти испытание «русской кругосветкой» - из Кронштадта, вокруг Африки и во Владивосток.
        - Силовая установка - это вообще главная проблема. - продолжал распространяться Шурик. Было видно, что роль гида и лектора доставляет ему истинное удовольствие. - Четыре года назад, когда Костович уже развернул работы над аэроскафом, из Франции пришло сообщение о полёте дирижабля Ренара и Кребса. Их аппарат "La France" впервые в истории воздухоплавания смог описать в воздухе замкнутую кривую и возвратиться к месту старта. А мотор у них, не поверишь, был электрический, на гальванических батареях! Конечно, хватило их заряда ненадолго. Бензиновый же мотор Костовича - дело другое, он может обеспечить достаточно долгий полёт. Правда, особого доверия он пока не внушает. Одно дело на судне, в качестве вспомогательного механизма, и совсем другое - по небу с ним летать. Стрёмно как-то, знаешь ли… Вот дядя Юля и предложил поставить на первый построенный аэроскаф движок с «Жигуля». Опробуем конструкцию корабля, устраним детские болезни - а там, глядишь, и новое двигло подоспеет. Уже местного производства, потомок вот этого чуда.
        Шурик ласково прохлопал изобретение Костовича по бронзовой станине.
        - По местным меркам конструкция вполне удачная. На испытаниях исправно выдаёт восемьдесят лошадок, и это при весе в четверть тонны! А лучший на сегодня немецкий бензомотор весом вдвое больше едва развивает пятнадцать! Схема, как видишь, оппозитная, четырёхтактник, даже электрическое зажигание есть. И всё же - сырой, с ним ещё работать и работать.
        - А смысл? - спросил я. - Скопировали бы ВАЗовский движок, чего велосипед-то изобретать?
        - Я тоже так предложил. - вздохнул Шурик. - Уровень технологий не позволяет. И для этого-то агрегата большую часть деталей детали пришлось заказывать в Германии, у нас пока не тянут. И потом, дядя Юля против: говорит, надо развивать местную инженерную школу, и для этого проекты Костовича подходят, как нельзя лучше. Он для этого даже собирается затребовать лучших студентов из Питерской "техноложки" - так они здесь называют Технологический институт. Но, конечно, кое-какие решения позаимствуем, не без этого…
        - На базе Д.О.П. а хранятся байки, те, что захватили у террористов ещё в марте. - припомнил я. - Часть побиты, не без того, но есть и исправные, я проверял. Хотел, понимаешь, выпросить у Корфа один, погонять по окрестностям Питера. Может, их движки взять - разобрать, изучить, скопировать что-нибудь?
        Шурик помотал головой.
        - Там наверняка сплошь навороченная электроника. Снять можно, конечно, даже попробовать воткнуть на дирижабль. А вот копировать - это вряд ли, слишком большой разрыв в технологиях. К тому же, бензин для этих движков нужен высокосортный, а у нас только самопальный, из перегонного куба…
        - Вроде, есть «Днепр» выпуска девяностых годов. Там всё просто, никаких тебе наворотов. Может, его?..
        - Может. - согласился мой собеседник. - Я намекну дяде Юле, пусть решит вопрос с Корфом. Глядишь, что и получится…
        Я подошёл к большому чертежу, пришпиленному к дощатой стене эллинга. Да, затея Костовича воистину грандиозна: корпус объемом в пять тысяч кубических метров будет иметь в длину шестьдесят четыре метра и двенадцать - в диаметре. Посередине насквозь через корпус проходит вертикальная шахта-труба, в которой расположены машинное отделение и кабина для экипажа. Скелета-каркаса из поперечных обручей-шпангоутов и продольных балок-стрингеров, как на германских цеппелинах жёсткой конструкции, тут нет и в помине. Основой каркаса аэроскафа служит горизонтальная круговая ферма, прилегающая изнутри к шелковой оболочке баллона. От верхнего и нижнего концов шахты к ферме, подобно спицам к ободу колеса велосипеда, протянуты расчалки. Они, согласно задумке изобретателя, должны придавать всей конструкции необходимые жесткость и прочность.
        Главный приводной вал - та самая тридцатиметровая арборитовая труба - проложен по оси баллона, от моторного отделения в центральной части шахты до кормы, где его увенчивает здоровенный четырёхлопастной пропеллер. Руль же я после недолгих поисков обнаружил не на корме, а на носу.
        - И когда состоится первый полёт?
        - Костович планирует через полгода. Кстати, пилотировать его собирается не кто-нибудь, а сам цесаревич Георгий - если к тому времени вернётся из плавания. Но, боюсь, придётся цесаревичу подождать ещё годик, очень уж много непроверенных, сконструированных буквально с нуля узлов, которые придётся допиливать по месту.
        - Да уж… - я хмыкнул, не собираясь скрывать своего скептического отношения в конструкции сербского изобретателя. - Один руль на носу чего стоит! Да и затея с трубой-валом, прямо скажем, сомнительная. Лучше уж использовать классическую схему: установить двигатель в гондоле, а пропеллеры вынести по сторонам, на решётчатых фермах. Ну, или на крайняк, в задней части гондолы.
        - Вот и дядя Юля так считает. - Шурик поглядел на меня с явным одобрением. - Костович поначалу ни в какую не желал что-то менять - ругался, спорил до хрипоты. Сдался, только когда мы показали ему на ноуте чертежи германских цеппелинов и британских блимпов времён Первой Мировой. Сейчас днюет и ночует у себя в конторе - переделывает всю конструкцию…
        Я отошёл от чертежа. Пожалуй, хватит с меня разговоров о железках и прочем арборите. Пора перейти к главной цели моего визита.
        «Попробуй прокачать своего приятеля на предмет дальнейших планов. - инструктировал меня Яша. Только мягко, ненавязчиво. Пойми главное: Д.О.П. не собирается навязывать вам что-то помимо вашей воли - но, конечно, заинтересованы в том, чтобы использовать таланты каждого наиболее полно. А с тобой он, надеюсь, будет откровеннее…»
        - Если не секрет - чем собираешься заняться? В смысле - когда достроите аэроскаф? Будешь и дальше работать с дядей Юлей? Ты же, если мне память не изменяет, айтишник, программист - и вдруг подался в инженеры-механики!
        - Так-то оно так, Славка, но тут вот какое дело. Свои компьютеры здесь появятся ещё очень нескоро, а возиться с привезённым из будущего софтом мне, откровенно говоря, скучно. С этим и Колян справится. А тут - реальная возможность утереть нос Сантос-Дюмону и графу Цеппелину. А там, глядишь, и до самолётов дело дойдёт…
        Шурик немного помедлил. А когда ответил - в голосе его звучала решимость.
        «Похоже, этот уже определился. Яша расстроится, грамотные компьютерщики у Д.О.П. а на вес золота. Но отговаривать Шурика я не собираюсь…"
        Мой собеседник словно прочёл эти мысли.
        - Ты пойми, я ведь не отказываюсь: если понадобится консультация по прямой моей специальности, то всегда рад помочь. Но воздухоплавание и авиация - это у меня всерьёз и надолго.
        Он похлопал меня по плечу.
        - Что это мы всё обо мне, да обо мне? У тебя-то как дела?
        Я вздохнул и приготовился рассказывать.
        От Охты до центра города пришлось добираться на извозчике. Честно говоря, я предпочёл бы конку - уж очень забавны эти трамвайчики на гужевой тяге, особенно, если ехать на империале, открытой площадке второго этажа. А что? Офицерского звания я не имею (местным «золотопогонникам» категорически запрещено пользоваться конкой, как простонародным видом транспорта), а вид на городские улицы с империала открывается превосходный. Если, конечно, не обращать внимания на тесноту, неистребимые запахи лука и прогорклого масла, а так же, речевые обороты иных пассажиров, страшно далёкие от русского литературного языка…
        Но «конная железная дорога» сюда ещё не проложена, так что пришлось удовольствоваться «ванькой». Так здесь именуют извозчиков самого ничтожного пошиба - владельцев самых раздолбанных экипажей, самой ветхой, нередко подгнившей, упряжи и самых жалких, заморенных кляч. «Ваньки» обыкновенно приезжают из своих деревень на промыслы зимой, но некоторые остаются и на лето, меняя санки на пролётки. Одну из таких я тормознул вблизи «проходной» с цербером-кондуктором, и велел везти на Литейный. Извозчичья кобыла, классическая «волчья сыть, травяной мешок» с редкой гривой и подозрительно выпирающими рёбрами, плелась неспешно. Я не торопил, пользуясь случаем, обдумать и разложить по полочкам результаты сегодняшнего визита.
        Поймите правильно: сомнительная роль шпиона, выясняющего планы своих собственных друзей, нисколько меня не угнетала. В конце концов, Д.О.П. никому из нас не желает зла, вовсе даже наоборот - а что Яша и его непосредственный начальник, барон Корф стараются держать руку на пульсе - ну, так оно и понятно. Любая серьёзная спецслужба должна быть в курсе настроений своих сотрудников.
        Особенно - таких необычных сотрудников.
        Как я попал к Яше? Ну, это просто: ещё в Москве, узнав, что я учился в академии МВД, он решил забрать меня в свою контору. Сотрудник полиции двадцать первого века (пусть он всего лишь стажёр-практикант) оказался для него сущей находкой - особенно в расчёте на использование технических средств наблюдения и сыска, о которых здесь никто не слыхал, и нескоро ещё услышит. Об этом я и рассказал Шурику - в конце концов, никто не требовал от меня скрывать что-то от таких же, как я, попаданцев. «Новоприбывших», как называют нас с лёгкой руки Гиляровского, запустившего это словечко ещё во время наших московских похождений.
        Что с остальными моими попутчиками в этом путешествии? Олежик занят по специальности, работает в «медицинском отделе» Д.О.П. а под руководством доктора Каретникова. На их попечение отдали Ромку - он так и не пришёл в себя после знакомства с лиловым лучом «четырёхпалых» и до сих пор пребывает в своей необычной коме.
        С Коляном тоже никаких загадок. Узнав, что Николай Миркин прежде состоял экспертом-криминалистом в Басманном РУВД, Корф без лишних разговоров забрал его в следственный отдел своего департамента. Теперь параллельно с основными своими занятиями Колян преподаёт на «Особых курсах», где тщательно отобранных офицеров, в-основном, моряков и артиллеристов, обучают премудростям владения техникой потомков. Как и Олежек, Колян вполне доволен открывшимися перед ним жизненными перспективами, и менять что-то не собирается.
        Алиса. За три недели, прошедшие после нашего появления в Питере, я видел её всего пару раз, и толком не знаю, чем она занята. Яша, давая поручение присмотреться к моим спутникам, особо уточнил, что к Алисе это не относится. Что ж, так тому и быть; сегодня мне предстоит встретиться с ней на ужине у Никоновых, куда приглашены все «новоприбывшие», и уж там-то можно будет свободно обменяться новостями - как и планами на будущее.
        Но вернёмся к моей работе в «сыскном бюро». Электроники и прочего оборудования у Яши хватает: что-то было изъято после разгрома группы Войтюка, что-то приволокли из будущего наши коллеги-попаданцы ещё до закрытия порталов-червоточин. И не просто приволокли - успели применить на деле. Я немало позабавился, слушая, как Яша выслеживал террористов-народовольцев при помощи детского набора «Юный шпион», состоящего из направленного микрофона с прозрачной параболической чашкой и игрушечного дрона-квадрокоптера. Игрушки-то они, конечно, игрушки, да ещё и китайские - однако делу послужили хорошо. А теперь в распоряжении Д.О.П. а, как и Яшиной конторы, имеется недурной комплект специфической шпионской аппаратуры - в том числе и вполне профессиональной.
        Дел у «сыскного бюро» невпроворот. Питерские масоны и завсегдатаи спиритических кружков, тщательно профильтрованные агентами британской разведки - именно этом публикой, как объявил недавно Яша, мне и предстоит заняться. Что ж, надеюсь не ударить в грязь лицом: конечно, Академия МВД это не спецшкола ФСБ, где готовят оперативников для наружки и наблюдения с помощью хитроумных технических средств - но всё же, чему-то меня успели научить?
        Пролётка протарахтела по брусчатке Литейного. «Ванька» прикрикнул на своего одра (кляча недовольно мотнула головой и громко фыркнула) и затормозил на углу Фурштадтской, откуда до неприметного особняка, в котором располагалось «сыскное бюро», полтора квартала пешком. Я сунул извозчику двугривенный, гордо отказался от сдачи и сошёл на тротуар, вымощенный шестиугольными дубовыми плашками.
        На экране «Самсунга» (я, как и прочие «новоприбывшие», по-прежнему таскал в кармане мобильник) мигали цифры - 15.43. До встречи с Яшей ещё минут сорок - пожалуй, можно успеть перехватить что-нибудь в близлежащем трактире. Хотя, учитывая предстоящее сегодня вечером застолье - особо усердствовать не стоит. Это в двадцать первом веке обитатели мегаполисов с ума сходят по странным извращениям вроде ЗОЖ - а здесь гость, тщащийся соблюдать диету, рискует нанести хозяйке дома смертельное оскорбление…
        III
        Санкт-Петербург,
        Литейный проспект.
        Вечером того же дня.
        До большого доходного дома на Литейном, где обитает семья Никоновых от особняка «сыскного бюро» минут десять небыстрым шагом, и я отправился туда сразу после беседы с Яшей. Капитан второго ранга Сергей Алексеевич Никонов, встретил меня в дверях, протянул для рукопожатия ладонь - твёрдую, как доска, всю в следах въевшейся окалины и машинного масла. Энтузиаст минного дела, он возглавлял опытовые мастерские, где испытывал новейшие образцы якорных морских мин и систему быстрых минных постановок - и не чурался запачкать руки. Он провёл меня в гостиную, где уже сидела пришедшая раньше Алиса. Тут же была и супруга Никонова - она поручила годовалого Мишу заботам няни, и теперь увлечённо ворковала о чём-то с гостьей. Я поздоровался; женщина рассеянно мне кивнули и вернулись к беседе.
        Я запоздало припомнил то, что мне было известно о хозяйке дома, начиная с фотографий из личного дела, добытого в деканате медицинского университета. С тех пор Ольга Дмитриевна раздобрела, округлилась и мало напоминала прежнюю московскую студентку. Здесь она сама преподаёт - на женских медицинских курсах, организованных доктором Каретниковым. Тот обрадовался, заполучив такой кадр, как хирургическая сестра с полным курсом Первого московского меда. Сейчас в медицинской среде столицы Ольга Дмитриевна известна, пожалуй, не меньше, чем сам доктор. Возглавляемая ею программа по внедрению антисептических средств и мер гигиены для рожениц рожениц даёт отличные результаты, и кое-где младенческая смертность уже снизилась вполовину…
        Но я отвлёкся. После того, как я раскланялся с дамами, вниманием моим завладел Никонов. Он пригласил меня в свой кабинет - но едва мы устроились в кожаных креслах и употребили в качестве аперитива по рюмке густо-красного лафита, как в прихожей звякнуло. Это был Олежик; едва переступив порог, он вручил кухарке Анфисе несколько свёртков, перетянутых бумажной бечёвкой и потребовал отвести себя на кухню. Недоумение хозяев рассеяла Алиса: оказывается, наш медик ещё в двадцать первом веке приобрёл репутацию страстного повара-самоучки. На пару с ещё одним поклонником кулинарного искусства они частенько собирали друзей-приятелей на «алхимические эксперименты», во время которых осваивали и тут же опробовали на гостях способы приготовления разнообразных, по большей части, мясных блюд. С некоторых пор Олежик был лишён этого удовольствия - и вот решил, заручившись через Алису согласием хозяйки дома, тряхнуть стариной.
        Для начала, гость устроил ревизию кухонной утвари. Он посетовал на отсутствие фритюрницы и блендера, завладел здоровенной чугунной сковородой, заставил кухарку, до глубины души возмущённую тем, что настырный визитёр хозяйничает в её епархии, развести огонь в чугунной плите - и принялся за дело. Вскоре на сковороде зашкворчала, забрызгала маслом аппетитная смесь - луковые кольца, мясная соломка, картофельные кружочки, и гвоздь программы, сырные шарики с начинкой из ветчины. И пока вызвавшаяся помогать Алиса помешивала эту субстанцию ложкой на длинной деревянной ручке, сам «алхимик» колдовал над соусом для фритюрной зажарки. Кухарку, чтобы не доставала непрерывным бурчанием, отправили за пивом - по заверениям «маэстро» без этого напитка, желательно тёмных сортов, весь «алхимический процесс» пойдёт насмарку. Никонов наблюдал за суетой с весёлым удивлением - ему было знакомо низменное пристрастие гостей из грядущего к «фастфуду», и теперь он, стоя в дверях кухни, язвительно комментировал действия Олежика и его добровольной помощницы.
        Сытные шарики удались на славу. Особенно хорошо они пошли под крепкое чёрное пиво - не меньше дюжины пузатых, коричневого стекла, бутылок были по указанию Ольги Дмитриевны выставлены на лёд. Соус к ним получился действительно волшебный - как признала хозяйка дома к вящему удовольствию «кулинара». После того, как гости отдали должное Олежикову мастерству, она распорядилась принести самовар, блюдца с баранками и печеньем - и началась неспешная застольная беседа.
        - Вы что, никогда не слышали о Грязном Гарри? - Алиса старательно изобразила изумление. - Так поинтересуйтесь у Олежика, он много может про него рассказать…
        - А я с ним не знаком. - отпарировал молодой человек. - Вот Алисе приходилось с ним встречаться… пару раз. Или больше.
        - Это потому, что когда он появляется, ты уже ничего не соображаешь. Видите ли, Грязный Гарри - это его ипостась, только в сильно нетрезвом виде. Ну, как доктор Джекил и мистер Хайд у Стивенсона, знаете? Так-то он - милейший человек, но стоит ему хлебнуть лишку - сразу становится вредным и агрессивным. Нудит, скандалит, доматывается до людей со всякой ерундой, даже в драку полезть может. Вот, как-то раз во дворе нашего дома…
        - Не помню такого! - категорически заявил Олежик, вызвав взрыв смеха. - А раз я не помню - значит, и не было ничего!
        К тому моменту, как самовар опустел, застольная беседа плавно перетекла в застольное же веселье. На свет появились бутылки с домашними настойками, рябиновой и вишнёвой (наша Анфиса делает - отрекомендовала их хозяйка дома, - чистый нектар!) Послали в трактир за рыбными расстегаями и пирогами - сырные шарики это, конечно, вкусно, но сыт ими не будешь. Да и закуска так себе, разве что, к пиву… Посмеялись байками из флотской жизни, рассказанным Никоновым, порадовались, что грязный Гарри медлит сегодня с появлением - и вернулись к злободневным темам. Алиса подсела к Ольге, и оттуда снова понеслось воркование. Я воровато оглянулся и пододвинулся поближе к ним.
        Разговор крутился вокруг сугубо женской темы. Алиса увлечённо расспрашивала супругу Никонова об её «межвременном» коммерческом предприятии. Ольга со смехом припоминала свои первые визиты в лавки модисток на Кузнецком Мосту и удивление, охватывавшее хозяек при виде предлагаемых к реализации товаров. Потом они перескочили на парижский модный дом «Вероника». «Знаете, милочка, пока действовали порталы, я и горя не знала - всё, что нужно и для меня и для младенца, доставляли с той стороны. А потом - как обрезало, и если бы не парижская продукция «Вероники», пришлось бы обходиться местным бельём. Вы же видели что это за кошмар и понимаете меня…» Алиса ахала и охала, демонстрируя сочувствие.
        - Нет, ты мне скажи: отчего ваш драгоценный барон такой упёртый?
        Шурик, раскрасневшийся, благоухающий вишнёвой наливкой, нависал надо мной, словно приснопамятный волжский утёс.
        - Во-первых, он не мой. - я похлопал по соседнему стулу. - Да ты присаживайся, в ногах правды нет, так, кажется, тут говорят? А во-вторых: чего вы с бароном опять не поделили?
        Мог бы и не спрашивать: отлично знаю, что Шурик с дядей Юлей засыпали Корфа просьбами о встрече с Виктором! Персонаж, что и говорить, прелюбопытный: грамотный специалист-айтишник, доверенный, незаменимый член радикальной группы Войтюка. Схваченный жандармами во время мартовского неудачного покушения на императора, он сделал правильный выбор, согласившись сотрудничать с Д.О.П. ом. Именно записи Виктора помогли нам отыскать путь к подземному порталу в Москве двадцать первого века - и в них же содержался теоретические выкладки касательно физики «червоточин». О них-то и рвались побеседовать дядя Юля с Шуриком - а Корф пока что успешно отбивается от их наскоков, всячески оттягивает встречу, ссылаясь на крайнюю занятость «подневольного» сотрудника.
        Шурик принялся сбивчиво излагать претензии к руководителю Д.О.П. а, а я гадал: почему барон препятствует их знакомству? Не хочет, чтобы дядя Юля в свою очередь отвлекался на проблемы порталов-червоточин - важные, разумеется, но до возвращения экспедиции Семёнова обречённые оставаться в области чистой теории? Или им движут иные соображения, мне неизвестные?
        Я слушал Шурика, вежливо кивал, время от времени вставляя реплики, демонстрирующие согласие, а сам прикидывал, как бы поделикатнее свернуть разговор. В голове шумело - вишнёвая наливка оказалась неожиданно коварной. О делах говорить не хотелось, и лишь напоследок мелькнула мысль, что мешало бы и мне пообщаться с Виктором - не исключено, что это поможет поискам сбежавшего Войтюка. Решено: надо подкинуть эту мысль Яше, и уж пусть он добивается разрешения у Корфа. А мы - люди маленькие, что скажут, то и будем делать…
        Первым засобирался Шурик - им с дядей Юлей с утра предстояли какие-то особенно важные испытания механизмов аэроскафа. Олежик порывался уйти с ними, но его задержала хозяйка дома - усадила перед собой и принялась расспрашивать о брате. Олежик терпеливо объяснял: пациент по-прежнему в коме - той самой, странной, при которой время для больного как бы замедляется. Кормят его через трубку, хотя организм почти не нуждается ни в пище, ни даже в воде. Пет, опасности пролежней нет, за ним хорошо ухаживают и постельное бельё меняют, а как же… Ольга и сама знала это не хуже Олежика (даром, что ли, ежедневно проводила в Ромкиной палате не один час?), но всё же под конец этого допроса не выдержала и разрыдалась. Никонов к тому моменту предусмотрительно сбежал в кабинет, прихватив с собой Ярослава и початую бутылку наливки. Олежик, послонявшись бесцельно по гостиной, бочком просочился за ними следом, и Алиса, вздохнув, принялась за сеанс психотерапии.
        На что можно отвлечься такой ситуации? Конечно, на новые тряпки, на обсуждение ассортимента лавок модисток и нарядных, вполне европейского стиля, магазинов на Невском проспекте… да мало ли найдётся подходящих тем у двух молодых женщин? А когда Ольга, вытерев слёзы, отлучилась в спальню, проведать сына, Алиса обнаружила на журнальном столике каталог модного дома «Вероника». Предмет этот занимал её до чрезвычайности: запасы всяческих женских штучек, привезённые с «той стороны», отнюдь не бездонны, скоро и ей придётся идти на поклон к поставщикам деликатного парижского товара. Так что, когда Ольга вернулась - обе с головой ушли в обсуждение. И не поднимали голов от ярко раскрашенных страниц, пока в прихожей не зазвякал колокольчик.
        Добрый вечер, Евгений Петрович! - Никонов был удивлён и не скрывал этого. - Признаться, мы вас не ждали…
        Вместо ответа Корф протянул ему пакет, запечатанный казённого вида сургучной печатью.
        - Это специально для вас. - объяснил он, бросая виноватый взгляд на супругу капитана второго ранга. - Простите великодушно, Ольга Дмитриевна, за столь поздний визит… Постарайтесь не тянуть, Сергей Дмитрич. Ваши коллеги из-под шпица прислали сегодня днём и очень торопят. Что-то насчёт подготовки Эскадры Специальной Службы, прямиком из Англии.
        Никонов кивнул.
        - Хорошо, господин барон, сейчас же и просмотрю. Не желаете пока заморить червячка?
        И сделал приглашающий жест в сторону гостиной - оттуда, из-за Ольгиной спины выглядывала Алиса. Барон, заметив её, поспешно отвёл взгляд.
        - Спасибо, я лучше поеду. Завтра с утра у меня… впрочем, это неважно.
        - Хотя бы чаю выпейте! - запротестовала Ольга. - Право же, барон, я вас не отпущу!
        Немного поупиравшись - больше для виду, разумеется, - Корф проследовал гостиную. Поздоровался с Ярославом и Олежиком, поцеловал руку Алисе. Торопливо, обжигаясь, выхлебал стакан тёмно-янтарного чая, отказался от горячего бублика с маслом - и встал.
        - Душевно благодарю, Ольга Дмитриевна, Сергей Алексеевич. Мне, к великому моему сожалению, действительно пора.
        Уже в дверях Корф повернулся и нашёл взглядом Алису.
        - Простите за любопытство, мадмуазель Фролова, вы, случайно, не собираетесь домой? Я с экипажем и могу вас подвезти.
        Это было так внезапно, что девушка растерялась. Она беспомощно посмотрела на барона, потом на Ольгу, снова на барона - и неожиданно для себя кивнула.
        IV
        Санкт-Петербург,
        конец мая, 1888 г.
        Двое мужчин неторопливо прогуливались вдоль Троицкого моста. Нева несла свои струи между понтонами - свинцовые, неторопливые, стылые даже на вид. Хоть на календаре и конец мая лето, но день выдался ненастный: холодный ветер с Финского залива, низкие асфальтово-серые облака, грозящие зацепиться за шпиль Адмиралтейства, того, что военные моряки именуют «шпицем». Одним словом - питерская погода во всей своей красе.
        Геннадий, бросив взгляд за парапет моста, поёжился и поднял воротник студенческой шинели. Дробязгин же в этот раз явился на встречу в форме морского офицера с погонами капитана второго ранга.
        - Признаться, я рассчитывал встретить в Петербурге нашего общего знакомого из Бельгии.
        - Он давно не был в России, ведёт дела через своих представителей.
        - Скажите уж прямо - через тайных агентов. Вроде вас.
        Дробязгин поскучнел.
        - Как вам будет угодно, хотя я бы предпочёл избегать подобных выражений. Что до самого Стрейкера - мистер Уэскотт, передавая мне очередные инструкции, упоминал, что он сейчас не в Европе.
        Геннадий едва не поперхнулся, проглатывая замысловатый, насквозь нецензурный пассаж.
        «…Он что спятил - вот так, запросто, называть имена? Тем более, такие имена?..»
        - А где - не секрет?
        «…а уж если этот тип ответить сейчас на вопрос - наглый, идущий вразрез с элементарными законами нелегальной работы…»
        Он ответил.
        - Секрет, разумеется. Но вам могу сказать. Господин Стрейкер сейчас в Африке. Подробности мне неизвестны, но что-то по линии «Золотой зари».
        «…ну вот, пожалуйста! Ещё и «Золотая Заря»! Его что, за язык тянули?..»
        Он замедлил шаг: вот и участок мостового настила со свежими следами ремонта. Именно сюда угодил ПТУР, пройдя сквозь боковую стенку императорского возка. И, не окажись та ракета оказалась учебной - императора разорвало бы взрывом на клочки.
        «…Из-за таких вот горе-конспираторов, как Дробязгин, всё тогда и сорвалось. Есть в этом нездоровый мазохизм: явиться на то самое место, где его постигла самая громкая, самая роковая из всех его неудач…»
        - В газетах писали, - заметил Дробязгин, словно угадав мысль спутника, - что здесь собираются поставить часовню в ознаменование чудесного спасения государя.
        Геннадий удивлённо поднял брови.
        - Прямо на мосту?
        - Тут будет только табличка с благодарственной надписью. Часовню поставят дальше, возле съезда с моста. Вон там.
        И махнул рукой в сторону Петровской набережной.
        «…там, где напоролись на пики казаков-конвойцев двое его товарищей, прорывавшихся навстречу царскому выезду на санках с пулемётом. А дальше, на набережной, возле парапета, негодяй Корф застрелил третьего, целившего в царский возок из гранатомёта…»
        Три группы обученных, храбрых, готовых жертвовать собой исполнителей, страхующих друг друга, продуманный до последнего шага, до последнего вздоха план - и всё псу под хвост! Как не повезло и тем, кто устроил кровавую заварушку в Москве. Ну, ничего, он сумеет рассчитаться - если не с самим тираном, то уж с его прислужниками и лакеями наверняка.
        - Кроме инструкций, мистер Уэскотт, надо полагать, передал вам и деньги? Уверен, ваша деятельность обходится недёшево…
        Дробязгин с подозрением покосился на собеседника.
        - Давайте пока не будем затрагивать этот вопрос. Лучше обсудим, как вам быть с жильём. Оставаться в гостинице слишком опасно.
        «… опасно? Скажи уж - чересчур дорого…»
        - Этот вопрос я, с вашего позволения, решу самостоятельно.
        - Не доверяете? - моряк сощурился. - Надо полагать, рассчитываете обратиться к вашим бывшим приятелям-студентам? Только ведь они теперь кто в крепости, а кто под наблюдением жандармов. Не страшно?
        Геннадий пожал плечами.
        - Это уж моя головная боль.
        Дробязгин раздражённо мотнул головой и заговорил - суетливо, размахивая для убедительности руками. Геннадий скривился, словно лимон откусил - так не вязалось поведение собеседника с его же морским мундиром.
        - Нет уж, сударь мой! К великому моему сожалению, не только ваша! Если вас схватят, голова будет болеть уже у меня, как у вашего непосредственного… кх-х… - он откашлялся, подбирая подходящее выражение, - …как у вашего куратора. Так что, уж извольте заранее ставить меня в известность обо всём, что намерены предпринять! Вам понятно? Решительно обо всём!
        «…тоже мне, куратор нашёлся! Полнейшее ничтожество, круглый болван и к тому же, истерик. И как только Стрейкер решился довериться столь жалкому типу?..»
        - Вы собираетесь мне указывать? - вкрадчиво поинтересовался Геннадий.
        «…мне, человеку из будущего?..»
        - Да, собираюсь! - Дробязгин не уловил скрытой угрозы. - Я ведь отвечаю за вас и перед мистером Уэскоттом, и перед самим Стрейкером, а этот господин, как вам наверняка известно, шутить не любит!
        «…в отличие от тебя, шута горохового. Хотя - не стоит дразнить его слишком уж откровенно. Пока не стоит…»
        - Ладно, не будем ссориться. - заговорил он примирительным тоном. - Так что там насчёт жилья? Есть что-нибудь на примете?
        - То-то же! - Дробязгин удовлетворённо кивнул. Он, похоже, не сомневался, что «подчинённый» пойдёт на попятную. - Я держу про запас маленькую квартирку в доходном доме по Первой Роте. Ничего особенного: две комнаты и кухня. Ну да в тесноте, но не в обиде - верно, господин…э-э-э… герр Шелькинг?
        Геннадий кивнул. Он был неплохо знаком с Петербургом - как с нынешним так и с тем, каким он станет черед сто сорок лет - и знал, что название «Роты Измайловского полка», с первой по двенадцатую, носят будущие Красноармейские улицы. Сейчас здесь своего рода «Латинский квартал», вотчина питерских студентов, обучающихся в Императорском Университете, «техноложке», Путейском Институте, Институте Гражданских инженеров и прочих высших учебных заведениях, каких немало в столице Империи. Геннадий и сам подумывал устроить себе тут запасную площадку. Так, на всякий пожарный.
        - Роты так Роты. - покладисто согласился он. - Прямо сейчас поедем, или позже?
        Дробязгин покопался в кармане и выудил ключ.
        - Вот, держите. Отправляйтесь туда и устраивайтесь. Квартира оплачена на два месяца вперёд. Без пансиона, правда, но уж как есть. Тамошние жильцы не слишком-то привередливы, знаете ли…
        К ключу он добавил тонкую пачку кредитных билетов и, чуть помедлив, дюжину золотых полуимпериалов с профилем Александра Третьего.
        «… точно, скряга…»
        - Вот, на ежедневные расходы. Послезавтра в три часа пополудни жду вас в трактире на Второй Роте - это недалеко от вашей новой квартиры, найдёте без труда. Там обычно собирается студенческая братия, и можно будет поговорить без помех. А сейчас - простите, дела-с…
        И, щёлкнув каблуками, откланялся. Геннадий проводил его взглядом, повернулся и направился по мосту в сторону Литейного проспекта, прикидывая, как лучше добираться до Гатчины. Новая встреча назначена только через день - значит, завтра будет достаточно времени, чтобы уладить кое-какие дела, сообщать о которых «куратору» он не собирался.
        Царское Село
        Май, 1888 г,
        на следующий день.
        Пригородный поезд отбыл с Царскосельского вокзала в восемь утра, точно по расписанию. И точно так же, без единой минуты опоздания (а как иначе может быть на главной, самой первой железнодорожной линии Российской Империи?) прибыл к пункту назначения. Геннадий, миновал нарядное здание вокзала, вышел на площадь, взял извозчика и велел везти на Сапёрную улицу. Там, напротив казарм учебной артиллерии он в своё время приобрёл через подставное лицо небольшой домик.
        Дело было зимой прошлого, 1887-го года, когда они только начинали готовить покушение на императора. Тогда Геннадий решил заложить три тайника с кое-какими запасами на случай провала - которого, впрочем, никто из них тогда не допускал.
        Как выяснилось - зря.
        Всего тайников предполагалось устроить три. Первый готовил доверенный помощник из числа студентов-народовольцев, второй Геннадий поручил устроить Дрону, одному из самых надёжных своих бойцов, который входил в состав его группы задолго до того, как заварилась вся эта каша с порталами-червоточинами. К сожалению, оба исчезли после мартовского провала - убиты, бежали, схвачены? Выяснить это не удалось, а сделанные ими закладки он даже проверять не стал. Если его люди попали в лапы к жандармам (а это представлялось Геннадию наиболее вероятным), то из них наверняка уже выбили сведения о схронах и давным-давно выпотрошили их до донышка. Рисковать же, приближаясь к потенциально засвеченным точкам, Геннадий не собирался.
        О третьем же тайнике не знала ни единая живая душа. Он сам его подготовил: нашёл и купил, воспользовавшись поддельными документами, подходящий дом, сам оборудовал в подвале тайник, сам привёз и заложил в него всё необходимое. И теперь - имел все основания полагать, что ни жандармские ищейки, ни агенты барона Корфа до схрона не добрались.
        Не зря говорят: «бережёного Бог бережёт». Велев извозчику высадить его, не доезжая двух кварталов, Геннадий пошёл дальше пешком. Улица в это время дня была пустынна; он продефилировал, легкомысленно помахивая тросточкой, мимо нужного дома, приветливо кивнул бородатому дворнику с латунной бляхой на фартуке. Завернул за угол, ещё раз огляделся - и задами, скрываясь в густом малиннике, добрался, наконец, до цели своего недолгого путешествия.
        В дом он вошёл с заднего крыльца, отперев дверь своим ключом. В комнатах царил полумрак - утренние лучи едва пробивались в щели закрытых ставень. Повсюду толстый слой пыли, по углам, под потолком - густая паутина с высохшими трупиками ночных бабочек.
        А ещё здесь улавливался нежилой запах, характерный для давно оставленных людьми помещений. Мерзость запустения, иначе и не скажешь…
        Впрочем, комнаты интересовали Геннадия меньше всего. Он прошёл на кухню, отыскал в полу за чугунной плитой тщательно замаскированный люк и, достав из кармана нож, поддел его. Доски протяжно заскрипели и подались, из проёма пахнуло затхлой сыростью. Геннадий огляделся, снял с полки керосиновую лампу - медную, позеленевшую от сырости, с толстым слоем пыли на стекле - засветил и принялся нащупывать ногой ступеньки ведущей вниз, в подвал, лестницы.
        Тайник, как и ожидалось, был нетронут. Пришлось выбираться наверх, искать в сенях припрятанную там лопату с укороченной, чтобы удобнее было орудовать ею в тесном подвале, ручкой. Потом долго ковырял закаменевшую глину и с натугой отдирал доски, прикрывающие схрон. Наконец, ящик появился на свет - тусклый свет отчаянно коптящей «летучей мыши». Геннадий складным ножом взрезал скотч, которым ящик был замотан поверх нескольких слоёв полиэтиленовой плёнки, и со вздохом облегчения откинул крышку.
        V
        Санкт-Петербург,
        Конец мая, 1888 г,
        Алиса проснулась - сразу, словно от трели будильника над ухом. Пошарила, не разлепляя век, рукой у изголовья, ничего не обнаружила и только тогда открыла глаза. Майское солнце ласково потрепало её по щеке, прикоснулось к никелированным шарам на столбиках кровати, отбросила по стенам стайку весёлых бликов-зайчиков. Алиса встала, подошла к окну и настежь распахнула обе створки.
        Её обдала волна звуков - непривычных, не из прежней городской жизни. Что она могла слышать со своего одиннадцатого этажа? Автомобильные гудки, тявканье собак, которых выгуливают обитатели многоэтажки, детские крики с игровой площадки во дворе, под её балконом. Чириканье птиц по утрам, да иногда, в ветреные дни - шелест ветвей хилых городских лип, едва-едва дотягивающихся кронами до пятого этажа многоэтажки в московском Ясенево. А тут…
        - Шварк-шварк-шварк… - это скребёт дворницкая метла по брусчатке двора. С улицы еле-еле доносится гул толпы, цокот копыт, конское ржание, скрежет железных шин по мостовой - узкая подворотня гасит звуки внешнего мира. А уж во дворе…
        - Ножи, ножницы, бритвы точить, править!..
        - Старьё бирём! Пакупаим старым мебелм, ломаным утварь, ношеным вещи…
        - Паять, починять - чайники, каструлии, поху бившиеся тазы!..
        - А вот нитки, пуговицы, иголки и прочий дамский приклад!..
        - Пирожки горячие, сытные - с луком, с требухой, со снетками!..
        - Дров, дров кому наколоть? Незадорого, скоро, справно!..
        - Молоко, с утречка надоено, теплое ишшо! Творога, масла, сметаны!..
        А вот взгляду особенно не за что зацепиться - типичный питерский двор-колодец, узкий, с унылыми стенами и обязательным краснокирпичным брандмауэром. А вон в том обшарпанном подъезде, наверное, живёт старуха-процентщица, которую вот-вот навестит студент с топором под мышкой…
        Нет, хорошо всё-таки, что Алисина квартира на верхнем этаже, и солнце хотя бы ненадолго заглядывает к ней по утрам!
        О жилье для «новоприбывших» позаботился Д.О.П. Шурику с дядей Юлей выделили при Адмиралтейской верфи маленький, на три комнаты с кухней и гостиной, домик. К недвижимости прилагались прислуга и кухарка, так что от бытовых забот господин Лерх с помощником были избавлены.
        Жильё Ярославу подобрал Яша - где-то на линиях Васильевского острова, неподалёку от «сыскного бюро». Для Алисы же сняли квартиру в доходном доме на Невском проспекте, в двух кварталах от Гостиного Двора. И не только для неё - вчера, когда Корф предложил девушке подвезти её домой, Олежик, чьё обиталище располагалось этажом ниже Алисиного, влез с просьбой прихватить и его тоже. Барон, шокированный подобной бесцеремонностью, не смог ему отказать - и в результате всю дорогу трое пассажиров болтали о ничего не значащих пустяках. Алисе хотелось расплакаться: она-то, дурочка, размечталась, как Корф заговорит с ней, что она ему ответит… Нет, чтобы осадить Олежика - вернее Грязного Гарри, которого тот всё-таки выпустил на волю!
        Она и расплакалась - уже в постели, в обшитую кружевами подушку, предварительно поклявшись припомнить соседу его неделикатность. Пусть пеняет на себя, раз такой непонятливый!
        Алиса отошла от окна и сразу повеселела, вспомнив, что сегодня у неё будет возможность побеседовать с Корфом, и на этот раз - наедине. Ну, почти наедине: прощаясь с попутчиками, барон дождался, когда Олежик выберется из пролётки и предложил девушке встретиться завтра в полдень в кофейне «У Жоржа». «У меня есть к вам предложение, Алиса Николаевна, - сказал он, - разумеется, от лица Департамента Особых Проектов. Если вы не против, то позавтракаем и обсудим перспективы дальнейшего сотрудничества…»
        Алиса бросила взгляд на часы, звонко тикающие на каминной полке. Ого, уже половина десятого! А её ещё предстоит принять душ, что не так-то просто в девятнадцатом веке. Надо сперва сказать дворнику Порфирьичу, чтобы тот нагрел воды, и залил пару вёдер в жестяной бак, закреплённый под потолком ванной комнаты. А ещё - надо выбрать подходящий наряд и, конечно, накраситься - благо, запасы взятой из будущего косметики пока это позволяют. А вот что будет, когда они закончатся? Алиса успела побывать в парфюмерной лавке в Гостином Дворе, и пришла в ужас от убогости тамошнего ассортимента.
        Ладно, об этом она будет думать потом. А сейчас - в самом деле, лучше поторопиться. Девушка накинула капот (здешний домашний гардероб - это особая, непростая тема, к которой ещё предстоит привыкнуть) и высунулась из окна, чтобы позвать дворника.
        Как Алиса ухитрилась не опоздать - вернее, опоздать всего на четверть часа, что, как известно, и за опоздание-то не считается - одному Богу известно. Корф встретил её сдержанным кивком, сухо поздоровался и предложил сделать заказ на свой вкус. Девушка листала книжку меню и лихорадочно думала: а что, собственно, дальше? Напридумывала себе, насочиняла какую-то сумасшедшую страсть - и вот, пожалуйста! Предмет этой страсти сидит напротив неё и терпеливо дожидается, когда она соизволит сделать выбор: меренги, шоколадные бисквиты или же вот эти чудные эклеры с заварным кремом?
        «…глупо, глупо…»
        - Для начала, Алиса Николаевна… - собеседнику, видимо, надоело держать паузу, - не расскажете ли, что собираетесь делать дальше? Ваши спутники уже определились с родом занятий…
        - Ну… - Алиса не ожидала такого начала беседы. - Я, вообще-то, журналист, фотограф. Возможно, поищу что-нибудь в этой области. Есть же у вас какие-нибудь издания, которые выходят с фотографиями?
        - Разумеется, есть. - барон улыбнулся. - Не стоит, право слово, считать нас такими уж отсталыми. Тот же журнал «Нива» охотно размещает фотографические снимки.
        Алиса смутилась.
        - Простите, я не хотела вас задеть..
        - Нисколько в этом не сомневаюсь. - барон поднял ладонь, прерывая её сбивчивые оправдания. - Но печатные издания - не единственный возможный для вас вариант, можно подыскать занятие и в иной области. Например, в моём департаменте, - ещё одна тонкая улыбка, - всегда найдётся место для хорошего фотографа. Вы ведь, как я понимаю, имели дело, по большей части, с цифровыми камерами?
        Брови Алисы взлетели в изумлении - и тут же она вспомнила рассказ Натальи Георгиевны о том, что агенты «сыскного бюро» охотно используют аппаратуру из будущего. Вряд ли всемогущий Д.О.П. от них отстаёт.
        - Рискну предположить, что вы и программами обработки изображений владеете? - продолжал удивлять собеседницу Корф. - Дайте-ка припомнить… кажется, «Фотомагазин»?
        - «Фотошоп» - машинально поправила она. - Но это не единственная подобная программа. Есть ещё…
        Будьте снисходительны к моему невежеству, Алиса Николаевна. - мягко перебил её барон. - Уверен, вы своё дело знаете. И первое предложение таково: вы возглавите соответствующую службу во вверенном мне департаменте. Сейчас работы с изображениями у нас, если и ведутся, то от случая к случаю, и далеко не всегда на нужном уровне. Надеюсь, профессионал на этой должности исправит положение.
        Девушка зарделась от похвалы - явно незаслуженной.
        - Честное слово, барон, вы мне льстите. Я ведь, по сути, начинающий фотограф, и всерьёз занимаюсь обработкой фотографий года два, не больше…
        - Значит, у вас на два года больше опыта, чем у любого из моих сотрудников. - улыбнулся Корф. Ободряюще улыбнулся, от чего Алисе сразу сделалось легче. - Но есть и другое предложение. Видите ли, в ближайшем будущем я планирую поездку за границу, во Францию. Одна моя знакомая - Вероника Клеймёнова, уверен, вы о ней уже слышали, - затеяла там конкурс красоты. Для старушки Европы и, тем более, для нашего Отечества, такие мероприятия в новинку. Вот я и подумал: неплохо, если бы на нём присутствовал наш… скажем так, представитель.
        - То есть, я? - Алиса растерялась. - Но… вы думаете, я справлюсь?
        - Нисколько в этом не сомневаюсь. - вежливый, ободряющий кивок. - Можно сделать вам вам бумаги сотрудницы североамериканского женского журнала из города… ну, скажем, Нью-Йорка. Вы ведь владеете иностранными языками?
        Эту фразу он произнёс по-английски.
        - Как сказать… - она последовала его примеру, перейдя на язык Шекспира. - Английским почти свободно. Французским хуже, я изучала его сравнительно недолго. По-немецки знаю всего десяток фраз. При необходимости смогу объясниться, но только на уровне «как пройти в библиотеку?»
        Корф вежливо улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.
        «…он смотрел «Операцию «Ы»? А что, вполне даже может быть…»
        Несколько минут собеседники обменивались ничего не значащими фразами, после чего снова перешли на родную речь.
        - Н-да, Алиса Николаевна, акцент у вас просто чудовищный. Что, в будущем теперь все так говорят?
        - Да, но только в Калифорнии. Мой преподаватель был родом из Сан-Франциско - студент, приехал в Москву по программе языкового обмена.
        - Калифорния, значит… - барон задумчиво покрутил в пальцах чайную ложечку. - Боюсь, не стоит даже пытаться выдавать вас за жительницу Новой Англии.
        - Значит, ничего не получится?
        Алиса ощутила досаду - а ведь она даже не успела дать своего согласия!
        - Ну, отчего же сразу - «не получится»? - успокоил её Корф. - Поступим иначе: выдадим вас за представительницу не нью-йоркского, а петербургского модного журнала. Конечно, придётся вас подготовить в плане кое-каких реалий, но и тут я особых трудностей не предвижу. В конце концов, вы здесь уже третью неделю, успели освоиться…
        - А всё же… - Алиса замялась, не решаясь задать главный вопрос. - Признайтесь, барон, почему вам понадобилась именно я?
        «… и чего ты, скажи на милость, ждёшь? Признания, что он якобы мечтает отправиться с тобой в заграничное турне? Дура, наивная дура…»
        Барон снова усмехнулся - как показалось, несколько снисходительно.
        - Тут никаких загадок, дражайшая Алиса Николаевна. У нас возникла необходимость найти в Европе одного господина. Некий ван дер Стрейкер, подданный королевства Бельгия - приходилось слышать?
        - А как же! - она оживилась. - Это ведь он увёз Веронику Клеймёнову в Париж?
        - Именно так. Сделал ей документы на имя Вероники Клегельс, дочери разорившегося лифляндского помещика, помог начать собственное дело. Так что помощь этой особы в поисках Стрейкера может оказаться неоценимой - если она, конечно, согласится нам помогать. Вы же, Алиса Николаевна, - барон обозначил лёгкий поклон в сторону собеседницы, - надеюсь, найдёте с ней общий язык. В конце концов, вы из одного времени и даже из одного города. Кому ж, как не вам?..
        Я… я не знаю. - Алиса не знала, что ответить. - Я… конечно, я постараюсь…
        - Так вы согласны? - Корф прищурился.
        «…он ещё спрашивает!..»
        - Да! - ей вдруг стало необычайно легко. - Да, конечно, барон, я согласна. Где надо подписать?
        VI
        Царское Село
        Конец мая, 1888 г.
        Тот же день.
        Когда крышка ящика распахнулась, Геннадий на миг ощутил себя жюльверновским колонистом на острове Линкольна - несмотря на то, что он собственноручно отбирал и упаковывал все эти сокровища. Все на месте, нетронуто, невредимо - и теперь он готов встретить грядущие удары судьбы не с пустыми руками. Не придётся мастерить зажигательные лупы из стёкол часов, нож - из пряжки ремня. Чтобы выжить, теперь не нужны хитроумные ухищрения: залезай в сокровищницу, бери, что нужно!
        Для начала - документы. Пачка чистых бланков паспортов и видов на жительство в обеих столицах Империи. Заполнить их труда не составит - здесь пока ещё не додумались до таких ухищрений, как спецчернила и секретные, регулярно меняющиеся отметки в тексте.
        Отдельно - упакованные в полиэтиленовую плёнку, несколько уже паспортов иностранных государств на разные имена. Германская Империя, Третья Республика, Великобритания, Швеция, Итальянское королевство, Североамериканские Соединённые Штаты. Фотографий в документах здесь пока нет, а обязательный краткий словесный портрет составлен максимально расплывчато - кроме самого Геннадия, под него попадает ещё несколько членов группы.
        «…вернее, попадали - пока сами не попались царской охранке…»
        Геннадий горько усмехнулся невольному каламбуру и продолжил осмотр.
        Пачка купюр - российские рубли, немецкие и финские марки, франки, беловатые двадцатифунтовые бумажки. В замшевом мешочке тяжело звякнуло золото - смесь из царских империалов, двадцатифранковых золотых монет и британских гиней.
        Большую часть объёма ящика занимало оружие. Чешский пистолет-пулемёт «Скорпион» с отсоединённым глушителем, два запасных рожка один на десять, другой на двадцать патронов. Два пистолета в наплечных кобурах - «ЧеЗет-75»» и «Вальтер П38.К» с укороченным стволом, производства ГДР по образцу тех, что, выпускались для нужд гестапо и СД. К каждому пистолету прилагалось по запасному магазину; в комплекте к «Вальтеру шёл ещё и глушитель. В двух других закладках лежали по паре «ТТ» и по одному АКСУ - но для себя Геннадий, питавший слабость к стволам германского и чешского производства, отобрал надёжные, компактные образцы под калибр 9x19 мм Парабеллум. Всего в ящике имелось шесть пачек по полсотни патронов в каждой.
        Арсенал дополнял бельгийский пятизарядный «бульдог» под мощный патрон 44-го калибра - комплектуя аварийный запас, Геннадий решил запастись и оружием местного производства, не вызывающим подозрений, к которому несложно раздобыть боеприпасы. Револьвер он купил в оружейном магазине на Невском. Кроме «бульдога», Геннадий приобрёл там и нож - настоящий складной кинжал, обоюдоострый с плоской мельхиоровой, выложенной слоновой костью, рукояткой и клеймом на клинке: "Корытцева въ Ворсмгь". Нож лежал здесь же, в ящике, и Геннадий, щёлкнув для проверки лезвием, спрятал его в карман.
        Кроме оружия, в ящике нашлись: маленький плоский цифровой фотоаппарат, семидюймовый планшет, терабайтный внешний диск (Геннадий сам загружал в него массу полезной информации), зарядное устройство на солнечных батареях, пара карманных раций и крошечный диктофон. И медикаменты, разумеется: две армейские аптечки расширенной комплектации в компактных сумочках, несколько индивидуальных пакетов, упаковки антибиотиков, антисептиков, болеутоляющих, и прочих необходимых препаратов, а так же краткая инструкция по их использованию.
        Оставалось переложить всё это богатство в объёмистый саквояж - чем Геннадий и занялся, когда проём люка закрыла массивная фигура, и надтреснутый голос произнёс:
        - Ктой-та это забрался, куцы не велено? А ну, вылезайте, сорванцы, пока ухи вам не оборвал!
        Он замер, ощущая, как покрывается с ног до головы ледяным потом.
        «Дворник! Тот самый, мимо которого он давеча прошёл! Черт знает, зачем старому олуху понадобилось осматривать пустующий дом - он ведь знал, что тут никто не живёт? Видимо, когда дворник обнаружил приоткрытую заднюю дверь, то подумал, что в здание забрались мальчишки. Ну и решил пойти, проверить. Вот уж действительно - заставь дурака Богу молиться…
        Дворник, тем временем, продолжал взывать к воображаемым нарушителям границ частных владений.
        - Севка, Санька, вы, што ль? Вот ужо мамкам вашим обскажу, они вам крапивой-то задницы настегают - а она нынче майская, жгучая! Вылезайте, пострелята, да свечу-то не уроните, а то спалите дом!
        Геннадий, стараясь двигаться бесшумно, прикрутил фитиль «летучей мыши». Подвал погрузился в первозданный мрак.
        - И даже не думайте сбечь! - отреагировал дворник. - Счас спущусь - наплачетесь у меня, коли по-хорошему не желаете!
        Заскрипели под грузным телом ступеньки, и на уровне глаз Геннадия возникла пара пыльных солдатских сапог. Он отстранённо подумал что дворник, наверное, из отставных солдат и донашивает старое обмундирование.
        Ступеньки жалобно скрипнули, на этот раз куда громче.
        - …а ежели навернусь сослепу из-за вас, паршивцев, - дворник продолжал сыпать угрозами, - самолично вожжами отлупцую! Портки с вас сыму - и по задницам, по задницам! Штоб неделю сидеть не могли!..
        «…А что, это мысль!..»
        Он схватил за ближайший сапог и дёрнул изо всей силы. Незваный гость, издав придушенный вопль, с грохотом обрушился вниз. Геннадий коршуном ринулся на него и оседлал распростёртое навзничь тело. Скудный свет из потолочного люка падал точно на лицо - борода, с застрявшими в ней соломинками, глубоко посаженные глаза, распяленная щербатая пасть, из которой на него пахнуло густым чесночным духом. Геннадий коленями вдавил плечи своей жертвы в пол и нашарил в кармане нож. Дворник, услыхав звонкий щелчок и различив блеск выскочившего из рукоятки лезвия, в ужасе взвыл и попытался глубже вдавиться в землю. Не помогло - вопль сменился тошнотворным бульканьем после того, как Геннадий одним движением перехватил несчастному горло. И - отпрянул назад, не позволяя хлынувшей крови запятнать шинель. Вытер клинок нож о фартук убитого, зажал под мышкой тяжёлый саквояж, схватил лампу и, оскальзываясь, полез по ступенькам.
        Оказавшись наверху, Геннадий метнулся в соседнюю комнату. Мелькнула мысль, что надо было достать пистолет - но в доме больше никого не было. Он прислушался: во дворе тихо, лишь щебечет в кустах какая-то птичья мелочь. Тело била крупная дрожь - казалось, даже на улице слышно, как стучат его зубы. Ноги и руки сделались ватными, бельё буквально плавало на теле. Он ухватился за спинку стула, сел, пристроив рядом на полу драгоценный саквояж. Вытер лоб и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, изо всех сил стараясь унять нервную дрожь.
        «Так… Исчезновение дворника быстро заметят - как же, фигура примелькавшаяся! - и начнут искать, пусть и не сразу. Значит надо скрыть следы нечаянного преступления…»
        Геннадий проделал ещё несколько вдохов-выдохов - трясучка слегка унялась, пот больше не заливал глаза. Он встал и осторожно, стараясь не оступиться на крутых ступеньках, спустился в подвал. Здесь стоял сладковатый до тошноты запах свежей крови - такой густой, что легко перебивал подвальную сырую затхлость. Геннадий подхватил мёртвое тело под мышки, отволок в дальний угол и завалил всяким хламом. Засыпал землёй кровавую лужу на полу, выбрался наверх и, надрываясь, взгромоздил на люк тяжеленный комод.
        «…то так себе тайничок. Если полиция станет обыскивать дом - надут, никуда не денутся…»
        Дверь, ведущая на заднее крыльцо, скрипнула, приоткрываясь. На дворе никого, в огородах тоже. Хоть в этом повезло… Взгляд упал на стоящую на столе «Летучую мышь» - фитиль ещё теплился. Повинуясь внезапному порыву, Геннадий схватил лампу, и с размаху запустил её в стену. Жалобно зазвенело стекло, плеснуло жёлтым пламенем - тогда он захлопнул дверь и опрометью кинулся сквозь кусты и дальше, по тропинке, через высохший ручеёк на зады соседнего переулка. Остановился, переводя дух, оглянулся - дыма пока не видно. Ничего, то ли ещё будет…
        Он тщательно отряхнул шинель, осмотрел на предмет кровавых пятен - ни одного… Перехватил поудобнее саквояж и пошагал по переулку, с трудом удерживаясь от того, чтобы пуститься бегом.
        Уже подходя к вокзалу, Геннадий увидел несущуюся по улице процессию. Впереди галопом скакал, трубя на ходу в рожок, верховой в начищенной до солнечного блеска медной каске с гребнем. За ним тарахтели по брусчатке, две линейки, на каждой в два ряда сидели топорники в медных гребнястых касках и куртках из грубого сукна с медными же пуговицами - лица у всех суровые, усатые, встревоженные. За линейками катила телега с пожарным ручным насосом и ещё одна, с водяной бочкой и раздвижной лестницей на высоких козлах. Замыкала кортеж рессорная пролётка, с которой надрывно гудел колокол - в него с упоением звонил очередной суконно-медный усач. Прохожие останавливались, озирались и долго смотрели вслед этому великолепию. Собаки надрывались брёхом, мальчишки бежали вслед, оглашая улицу криками и заливистым свистом.
        Геннадий тоже остановился и обернулся - в полуверсте, над крышами поднимался, становясь на глазах гуще, столб дыма. Он спрятал злорадную усмешку - ну, теперь то вам тут точно будет не до меня! - и, не оглядываясь, зашагал к зданию вокзала. Саквояж приятно оттягивал руку, напоминая, что теперь он «вооружён и очень опасен» - так, кажется, назывался старый, ещё советских времён, фильм-вестерн по книге американца Брета Гарта?
        «…вот теперь посмотрим, дражайший господин Дробязгин, кто кому будет указывать, что делать…»
        VII
        Санкт-Петербург,
        штаб-квартира Д. О.П.
        Конец мая 1888 г.
        - Проходите, Вильгельм Евграфыч! - Каретников посторонился, пропуская спутника.
        Евсеин буркнул что-то невнятное и мимо адъютанта в новеньком, с иголочки, мундире проследовал в кабинет. Месяц назад высочайшим указом для сотрудников Департамента Особых Проектов была введена собственная форма, тёмно-синяя с серебром. И по цвету и по покрою, и по составу амуниции она заметно отличалась от прежней, жандармской - человек понимающий без труда угадывал в ней характерные черты совсем другой эпохи. Перетянутый в поясе китель с накладными, на английский манер, карманами на груди и боках, узкие бриджи, ременная портупея и висящая на ней плоская кожаная кобура, скрывающую автоматический пистолет - новинку, недавно освоенную Тульским оружейным заводом. Патроны к нему (а так же к пистолету-пулемёту, сконструированному по образцу знаменитого ППС-43, что находился на стадии армейских испытаний) начали производить на Тульских патронных заводах - бывшем заводе Гилленшмидта, где с 1886-го года осваивали выпуск медного листового проката для массового производства гильз. На начинку патронов шёл французский «белый порох» Вьёля, но до Каретникова доходили слухи о том, что на Охтинском пороховом
заводе уже прошли испытания первой промышленной партии отечественного пироколлодийного пороха - на два с лишним года раньше, чем в известном ему варианте истории. Работа научно-технического отдела Д.О.П. приносила первые, и весьма значительные, плоды.
        Что до изделия тульских оружейников адъютанта (по сути, это была слегка видоизменённая копия старого доброго ТТ) - то оно получило официальное наименование «ТАП-88», «тульский автоматический пистолет, 1888-го года выпуска». Пока что ТАПы выдали только сотрудникам Д.О.П. и офицерам Санкт-Петербургского и Московского жандармских дивизионов. Тамошние острословы уже успели приклеить к новинке не слишком почтительное прозвище «тапок», и Каретников подозревал, что оно останется за пистолетом надолго.
        Барон при виде визитёров поднялся им навстречу.
        - Присаживайтесь, господа - вот сюда, к камину. В ногах, как известно, правды нет. Григорий, друг мой, - он обернулся к адъютанту, - скомандуй-ка нам чаю, да поскорее!
        Впервые оказавшись в святая святых Д.О.П. а, Евсеин принялся с любопытством озираться по сторонам. Не меньше четверти комнаты занимал монументальный, резного дуба письменный стол. Серебристый «МакБук» с надкусанным яблоком на откинутой крышке смотрелся на нём чужеродно, даже дико.
        Его спутник повёл себя более сдержано. Каретникову уже не раз приходилось бывать здесь на правах одного из заместителей Корфа, так что он устроился в большом кожаном кресле возле письменного стола и извлёк из плоского ящичка бледно-зелёную сигару. Провёл ею под носом, наслаждаясь изысканным ароматом, щёлкнул крошечной серебряной гильотинкой и потянулся к громоздкому, похожему на керосиновую лампу, агрегату.
        Корф усмехнулся.
        - Вижу, Андрей Макарыч, вы сумели преодолеть недоверие к нашей технике?
        Доктор кивнул, сдержав усмешку. Агрегат на самом деле был не лампой, а химической зажигательницей для сигар и пахитос - «огниво Дёберейнера», замысловатое порождение сумрачного германского гения. Внутри стеклянного корпуса скрывалась цинковая пластина, порождающая в реакции с серной кислотой водород; горючий газ, попадая на губку катализатора, вспыхивал, давая яркий язычок пламени. Каретников раскурил сигару и аккуратно прикрутил бронзовый краник. Огонь погас; давление в стеклянном пузыре выросло, отжав кислоту от цинка, и выделение газа прекратилось. Доктор, бережно отодвинул замысловатое приспособление подальше от края стола.
        «…доверие - это, конечно неплохо, но если эту штуку уронить на пол - она, пожалуй, может и рвануть…»
        Это был своего рода ритуал - и у Каретникова, и у хозяина кабинета имелись, конечно, пьезоэлектрические зажигалки, но Корф всякий раз испытывал гостя, подсовывая ему это хитроумное сооружение, достойный образчик эстетики стимпанка. Каретников подозревал, что зажигательницу выставляли на стол специально к его визиту, а всё остальное время она мирно пылилась в буфете.
        Евсеин с некоторой опаской последовал примеру спутника. Адъютант принёс на серебряном подносе чайник и тарелку с крошечными бутербродами-канапе, расставил извлечённые из буфета чайные приборы. Катерников, наблюдал за его манипуляциями, откинувшись в кресле, и наслаждался «гаваной» - голубой ароматный дым слоями поплыл в воздухе. Адъютант разлил чай, щёлкнул каблуками и удалился.
        - Итак, господа… - Корф, в свою очередь, раскурил сигару и откинулся на спинку кресла. - Я пригласил вас сегодня, чтобы обсудить некоторые обстоятельства. Вам начинать, Вильгельм Евграфыч…
        И приглашающе кивнул Евсеину.
        Доцент засуетился, поправил пенсне и выложил на стол тонкую кожную, с позолоченными уголками, папку.
        - …таким образом, работы с египетскими манускриптами продолжаются. - Евсеин подвёл итог своего повествования. - И, надо сказать, уже сейчас удалось извлечь из них довольно много. Что даёт нам право надеяться на определённый прогресс в этой области.
        Каретников, как, впрочем, и Корф, терпеливо выслушал лекцию, затянувшуюся примерно на четверть часа. Состояла она, по большей части, из повторов того, что хорошо было известно обоим слушателям: краткий пересказ истории знакомства доцента Московского Императорского Университета Евсеина с немецким археологом Бугхардтом, занимавшим пост хранителя собрания древностей египетского хедива; описание недавнего визита самого Евсеина и главы африканской экспедиции Д.О.П. а господина Семёнова к упомянутому хранителю; трагическое завершение этого визита - перестрелка в тоннелях на секретном уровне хранилища древностей, взрыв заложенной им динамитной мины, гибель самого Бурхардта под завалами. И трофеи - невероятно древние записи, сделанные не на папирусах, бумаге или пергаменте, а на пластинах из загадочного металла. Будучи сложенными определённым образом, они образовывали листы, содержащие составленный из незнакомых символов-иероглифов текст.
        Листы эти с лёгкой руки Семёнова стали называть «египетскими манускриптами» - предполагалось, что они содержат знания, сулящие власть над порталами-червоточинами. Учёные лишь подбирали к пластинам ключик: по словам Евсеина, пока удалось разобрать лишь малую их толику. Но и того хватило, чтобы вернувшийся с драгоценной добычей в Петербург доцент затеял рискованные эксперименты с червоточинами. А сам Семёнов отправился дальше, вглубь Чёрной Африки, где, если верить вычитанным из «египетских манускриптов» указаниям, невесть сколько веков скрывалась разгадка этих тайн.
        - Прогресс, говорите? - Корф не скрывал скепсиса. - Вы уж простите, Вильгельм Евграфыч, но пока я вижу не прогресс, а одну только бестолковщину. Вы всё же не мальчик - пуститься в такую авантюру, да ещё и подбить на неё поручика Смольского и господина Г иляровского?..
        Каретников покосился на Евсеина: доцент после слов Корфа смущённо потупился. Возразить было нечего: затеянный без ведома начальства эксперимент провалился с оглушительным треском. Схлопнувшиеся порталы восстановить не удалось, а сам доцент и его спутники при возвращении из будущего угодили в «туманный мир", лежащий где-то на пересечении «червоточин», и даже встретились с его обитателями. Чем закончилась встреча, доктор Каретников знал лучше других: один из участников Евсеинской авантюры, Роман Смольский, пострадал от таинственного оружия четырёхпалых чужаков и до сих пор пребывает в коме. И медицина, что девятнадцатого, что двадцать первого века, была в данном случае бессильна.
        Я понимаю ваш научный энтузиазм, уважаемый Вильгельм Евграфыч… - продолжал Корф. - Но прошу вас дать слово, что впредь вы воздержитесь от рискованных экспериментов. Вот вернётся господин Семёнов - тогда и посмотрим.
        - Если вернётся… - буркнул Евсеин.
        - Типун вам на язык, господин доцент! - Корф аж поперхнулся от возмущения. - Даже и думать не смейте о чём-то подобном! И вернётся, и результаты интересные привезёт. Вы их, как полагается, изучите - и продолжите работать дальше. Разумеется, получив соответствующее разрешение.
        При слове «разрешение» Евсеин недовольно скривился. Каретников вполне мог его понять - натура истинного учёного не готова была принять любого рода ограничения.
        «…так-то, друг мой, добро пожаловать в новую эпоху. Придётся привыкать к её реалиям, и одна из них - контроль над развитием науки…»
        Кстати… - Корф сделал вид, что вспомнил нечто незначительное, до чего раньше попросту не доходили руки. - Вы ведь сумели разузнать кое-что важное касательно этих самых червоточин? Если не ошибаюсь, их пытался изучать один из подельников нашего общего знакомого, Геннадия Войтюка, но оставил на той стороне портала? Где сейчас материалы его исследований?
        Евсеин замялся.
        - Вы о тетрадях Виктора… то есть, господина Анцыферова? Разумеется, мы забрали их с собой. Сейчас они у меня, в лаборатории. Увы, мне не хватает знаний, чтобы разобраться в них по существу, тут надо хорошо разбираться в физике - и далеко не на нашем нынешнем уровне.
        _ У вас? Вот и хорошо. - Корф удовлетворённо кивнул. - Тогда, не сочтите за труд, передайте их в наш департамент. Пусть их там отсканируют и, на всякий случай, сделают ещё и фотокопии. Согласитесь, было бы опрометчиво иметь столь ценные материалы в единственном экземпляре!
        Евсеин пожал плечами.
        - Конечно, почему бы и нет? Только учите, с тетрадей Виктора уже сделали копии. Они сейчас у дяди Ю… у господина Лерха. Кстати, старик уверяет, что обращался к вам с просьбой позволить ему побеседовать с Виктором - но ему всякий раз отказывали. Это что, по соображениям секретности?
        Барон рассеянно покрутил в пальцах незажжённую сигару.
        - Как вам сказать… Я с большим уважением отношусь к господину Лерху, ценю его, как инженера и учёного и далёк от того, чтобы заподозрить его в нелояльности, но… - тут он сделал паузу, - …но откуда мне знать, что творится у него в голове? Может, ваш «дядя Юля» секреты хранить не умеет и примется болтать о них с кем попало? Вот вы - готовы за него поручиться?
        - Я?.. - казалось, Евсеин был озадачен. - Простите, я как-то не задумывался… но ведь он уже допущен к секретным работам - скажем, по аэроскафу Костовича?..
        - Вот пусть им пока и занимается. Пока нет результатов экспедиции Семёнова - считаю, поднимать тему червоточин преждевременно.
        - Вы позволите, Евгений Петрович?
        Корф обернулся к Каретникову.
        - Да, конечно, дорогой доктор.
        - Я присоединяюсь к просьбе господина доцента. Надо пойти старику навстречу. А то насочинял себе невесть что: вы-де ему не доверяете, намерены спрятать материалы Виктора, а то и его самого, под замок. А на любое изучение червоточин и вовсе введёте запрет!
        - Вот как? - Барон покачал головой. - Это, пожалуй, что и лишнее. Ладно, господа, считайте, что вы меня убедили. Пусть господин Лерх и его помощник - он ведь тоже в курсе? - встретится с Виктором. Обсудят втроём его идеи, глядишь, и выйдет толк.
        VIII
        Санкт-Петербург,
        1 - я Рота Измайловского полка.
        Конец мая 1888 г.
        Трактир, в котором Дробязгин назначил встречу, действительно располагался в пяти минутах неторопливым шагом от доходного дома, где квартировал Геннадий. Ему уже приходилось бывать в этом заведении, пользующемся немалой популярностью среди обитателей квартала. Место было шумное, людное - и, как ни странно, вполне безопасное. Студенты, постоянные посетители заведения, знали своих в лицо, и случайному человеку, тем более, шпику, затеряться здесь было непросто - чем он и пользовался в своё время, назначая в трактире встречи единомышленникам из числа членов народовольческих кружков.
        Кухня здесь была непритязательной, без кулинарных изысков - зато сытно и по карману здешним завсегдатаям. Нравы в трактире царили самые демократичные. Половые не требовали от студентов, засевших в углу за конспектами, постоянно делать заказы: взял малый чайник заварки, самовар кипятка и пару бубликов с маком - сиди, доливай, прихлебывай, хоть до самого закрытия!
        Дробязгин уже ожидал его в дальнем от входа углу, возле окна - туда, насколько помнил Геннадий, обыкновенно усаживали «чистых», солидных гостей. Сейчас посетители обходили столик стороной - офицерский сюртук с погонами капитана второго ранга и кортик были здесь не слишком привычны. Расположившиеся неподалёку за двумя сдвинутыми столами студенты Путейского института, выпивающие и закусывающие в компании двух «чижиков» (это прозвище носили правоведы, за свои желто-зеленые мундиры и зимние пыжиковые шапки), с подозрением косились на необычного соседа.
        Геннадий - он-то со своей студенческой шинелью, поношенной, со споротыми нашивками, не вызывал повышенного интереса, - протолкался между столиками к Дробязгину. Тот коротко кивнул в знак приветствия и сделал знак половому. Тот немедленно материализовался возле столика - румяный, в белоснежном, ниже колен, фартуке, с перекинутым через согнутую руку полотенцем.
        - Чего желаете-с, вашсокобродие?
        - Принеси-ка, голубчик, самовар и каких ни то заедок на твой вкус. - распорядился Дробязгин и бросил на столешницу серебряный рубль. Половой ловко сграбастал монету. Лицо его озарилось радостью - по неписаным, но строжайшим правилам флотским офицерам возбранялось брать сдачу, а сделанный заказ едва тянул на три пятиалтынных.
        Геннадий дождался, когда половой испарится.
        - Итак?..
        - Мне поручено организовать вашу отправку в Европу. - негромко произнёс Дробязгин. - Но, сперва, предстоит провернуть одно дело. Признаюсь - довольно рискованное. Надо изъять из штаб-квартиры Д.О.П. а кое-какие документы, и вы должны мне в этом помочь.
        - О, как… - такого оборота событий Геннадий никак не ожидал. - Так-таки и должен? И какие же именно документы, позвольте поинтересоваться?
        Чертежи управляемого аэростата сербского инженера Костовича. Ими очень интересуется военно-морская разведка известной вам державы. Костович работает над своим изобретением в мастерской при Охтинской казённой верфи, но копии чертежей, как и прочих документов по этому проекту, хранятся в штаб-квартире Д.О.П.
        - Так может, лучше навестить саму мастерскую? Там наверняка можно найти те же бумаги.
        Дробязгин покачал головой.
        - Не выйдет, к сожалению. Мне самому не улыбается устраивать налёт посреди города, но… на верфи охрана из матросов флотского экипажа. Их казармы - в двух десятках шагов от эллинга, отданного под мастерскую Костовичу. В казармах постоянно находится не меньше полутора дюжин матросов, при оружии и ещё столько же - в караулах, по всей охраняемой территории. Стоит подняться тревоге - сбегутся со всех сторон и прихлопнут нас, как мух.
        Геннадий скептически хмыкнул.
        - Полагаете, штаб-квартиру Д.О.П. охраняют слабее?
        - Не полагаю, уверен. К тому же у нас имеется в рукаве козырь…
        Геннадий собрался, было, задать вопрос - «что это за козырь?» - но тут на сцене возникло новое действующее лицо. Молодой человек в форменном сюртуке и фуражке «техноложки» вошёл в трактир, настороженно огляделся и направился прямиком к их столику.
        Геннадий насторожился и нашарил под полой шинели «Вальтер». Но тревога оказалась ложной: Дробязгин поприветствовал студента лёгким взмахом руки; тот наклонился к моряку, прошептал что-то на ухо, передал запечатанный конверт и, не говоря больше ни слова, покинул заведение. Геннадий проводил его озадаченным взглядом.
        Дробязгин надорвал конверт, быстро пробежал записку.
        - Если вы не против, Карл Герардович, давайте немного прогуляемся. Возникли обстоятельства, которые лучше обсудить в спокойной обстановке.
        Он встал и, не дожидаясь заказанного самовара с «заедками», направился к выходу. Геннадий поспешил за ним следом. «Вальтера» он не отпускал - тискал в кармане рукоятку внезапно вспотевшей ладонью.
        «…Что ж, можно и прогуляться. Любопытно, это там за обстоятельства?.. И не дай бог, вам, господин Дробязгин, начать юлить. Как говорили совсем в другие времена: «шаг в сторону - побег, прыжок на месте - попытка улететь». И стрелять, если что, придётся без второго слова…»
        Санкт-Петербург,
        штаб-квартира Д. О.П.
        тот же день.
        - Силён, зверюга! - Шурик обошёл вокруг «Днепра». - Даже жаль потрошить такого красавца!
        - Модель восемьдесят шестого года, МТ-16. - принялся объяснять я. - Движок шестьсот пятьдесят кубиков, тридцать восемь лошадок, оппозитный, двухцилиндровый.
        Кого ты учишь! - Шурик презрительно фыркнул. - Я, к твоему сведению, кэмээса по мотокросу нормативы выполнил… ну, почти.
        Он пнул ногой кикстартер. Мотоцикл, как и следовало ожидать, не подал признаков жизни.
        - Слав, а к нему бензин есть? Сейчас бы и опробовали…
        - Где-то была канистра. - я махнул рукой вглубь гаража.
        Аппарат, и верно, был хорош. Даже следы мартовской вылазки не слишком его портили, хотя и были заметны внимательному глазу: глубокие царапины на чёрном лаке, хромированные декоративные части, пострадавшие при падении на булыжную московскую мостовую, бензобак со следами прострелов, старательно запаянный слесарями из Д.О.П. овской мастерской.
        - Считай, тот же М72, он же копия довоенного BMW - на таких фрицы во время войны рассекали. - Шурик с сожалением слез с седла. - Я ведь давно в исторической реконструкции. Правда, на период Наполеона, а не на Вторую Мировую - но в военной истории и технике разбираюсь недурно.
        Он обошёл вокруг «Днепра».
        - Ему бы ещё коляску с МГ, запасными канистрами и прочим обвесом… - сказал он с отчётливыми нотками зависти, - вот была бы круть! Так что насчёт горючки, а? Сейчас бы залили и на Охту. Чем на ломовик его грузить, потом трястись хрен знает сколько - вмиг долетели бы!
        Но я безжалостно пресёк эти поползновения.
        - Даже не мечтай! Корф особо распорядился: никаких гонок по улицам. Сейчас снимаем движок, ты его пакуешь и забираешь с собой.
        - Изуверы вы с вашим Корфом. - печально сказал Шурик. - Нет, чтобы дать человеку душу отвести…
        - Ага, а потом все утренние газеты выйдут с экстренными сообщениями: «Неизвестный спортсмэн устроил на Невском проспекте гонки на моторранде, пугая законопослушных обывателей и лошадей оглушительным треском, после чего врезался в извозчичью пролётку. Имеются жертвы».
        _ Не гони! - возмутился мой собеседник. - И вообще, с чего ты взял, что я сунусь на Невский?
        Я ухмыльнулся.
        - Сунешься, куда денешься… Я бы на твоём месте точно сунулся.
        - Значит, позволишь взять байк? - в голосе Шурика мелькнула надежда. Напрасная.
        - А вот хрен тебе! Сказано: разбирай здесь и вези. На ломовике. - злорадно добавил я.
        Шурик наклонился, подёргал какой-то проводок. При этом жилетка у него на спине задралась, открыв моему взору знакомую рукоятку.
        «А наш программист времени, вижу, не теряет! Впрочем, дело обычное - какой мужчина в его возрасте (да и в любом другом, если подумать), способен остаться равнодушным к личному оружию? Тем более, такому, о котором все прочие даже и не мечтают?
        - Вижу, ты тоже обзавёлся «тапком»?
        - Я? Что? А… да вот, сегодня утром получил. - Он выпрямился и извлёк из-за пояса пистолет. - Посыльный из штаб-квартиры Д.О.П. а Корфа доставил.
        Тут до него дошёл скрытый смысл вопроса.
        - Хочешь сказать, у тебя тоже?..
        - Ещё вчера. - я постарался, чтобы голос звучал равнодушно. - Яша на всех своих сыскарей получил. Говорит: из первой серийной партии. Кстати, к ним в комплекте и глушители идут.
        - Да? А мне вот не дали. Кобуру только, деревянную, как у «Маузера».
        - Или у «Браунинга» номер два. - проявил я эрудицию. - Их тоже иногда комплектуют пристяжными прикладами-кобурами. Вернее, будут комплектовать, лет эдак через пятнадцать.
        Сказал - и тут же сообразил, что последнее моё утверждение неверно. В корне. Автоматический пистолет, пусть и предназначенный пока только для спецслужб - это вам не опытный экземпляр дирижабля или радиостанции. Года не пройдёт, как подобные образцы появятся в ассортименте крупнейших оружейных фирм. А вот мистеру Джону Браунингу можно только посочувствовать - самое знаменитое его творение теперь как бы и не его вовсе.
        - Да, и у «Браунинга» тоже. - согласился Шурик. - Я, правда, свой ношу за поясом. А ту деревянную дуру - куда её засунешь?
        - Попроси у Яши наплечную кобуру. - посоветовал я. - Он целую партию заказал одной кожевенной мастерской. И вообще - давай, как закончим возиться с движком, поедем на стрельбище? Опробуем приобретения, то да сё…
        Шурик долго не раздумывал.
        - Лады! Только мне ещё надо к Виктору зайти. Корф наконец-то разрешил нам с дядей Юлей с ним побеседовать, вот я и хочу, пользуясь случаем, договориться о встрече. Разговор-то долгий предстоит…
        Он заозирался.
        - Не видел, куда я засунул свой портфель? У меня там копии тетрадей Виктора, с материалами по червоточинам. Дядя Юля просил ему занести, чтобы освежил память перед беседой.
        Портфель нашёлся быстро.
        - А где Виктора держат, не знаешь? - спросил Шурик.
        - «Тётенька, дайте водички попить, а то так есть хочется, что переночевать негде!» - ухмыльнулся я. - Ну ты, братец, и наглец! Мог бы и сам поинтересоваться у дежурного офицера…
        - Да я поинтересовался. - Шурик состроил унылую физиономию.
        - Говорит - не велено.
        - Тогда я тебе точно помочь не могу. Виктор у нас особо важная персона, и стерегут его - мама, не горюй.
        Шурик озадаченно поскрёб затылок.
        - Как же мне к нему попасть?
        - Сходишь к адъютанту Корфа, он позвонит, чтобы тебя пропустили. Прямо сейчас и иди, а я пока тут всё запру. Инструкция, понимаешь: помещения с артефактами из будущего всякий раз опечатывать и сдавать под охрану!
        - Да ты, как я погляжу, скоро заделаешься каким-нибудь коллежским асессором! - иронически хмыкнул Шурик.
        Мелко плаваешь, камрад! - Я назидательно поднял указательный палец. - Коллежский асессор - это четырнадцатый классный чин, низший в табели о рангах. Нет уж, меньше, чем на надворного советника я не согласный!
        - Как по мне - да хоть бы и Генеральный Секретарь! - ответил Шурик и ускакал по коридору в сторону дежурки, оставив меня возиться с обрезком шпагата, кусочком воска и латунной, в круглой завинчивающейся коробочке, печаткой.
        Санкт-Петербург,
        Набережная Фонтанки,
        - Операцию необходимо провести сегодня, во второй половине Дня.
        Они шли по набережной Фонтанки, до которой от трактира было не больше пяти минут быстрым шагом.
        - Сегодня? - Геннадий удивлённо поднял брови. - Что за спешка такая? Крыша горит? Надо же подготовиться нормально…
        - Наш человек согласился помочь. Тот студент в трактире принёс от него записку - он, видите ли, должен сегодня замещать начальника охраны в штаб-квартире Д.О.П., и я ждал сообщения, когда он будет принимать смену. Потому и не торопился вам сообщать - всё могло отмениться буквально в последний момент.
        - Ваш человек, говорите? В Д.О.П. е? Это, часом, не тот жандарм, которого вы подцепили на медовую ловушку?
        Дробязгин с удивлением воззрился на собеседника.
        - Медовую… простите, боюсь я вас не совсем?..
        «… ах да, здесь эти книги ещё не написаны. Хотя сам принцип вполне себе действует, и даже неплохо…»
        - Не берите в голову. Но раз вы знали - то почему пришли в форме? Или собираетесь переодеться?
        - Ни в коем случае. - Дробязгин отрицательно качнул головой. - Флотские офицеры - обычные гости в коридорах Д.О.П. а, а мне, к тому же, приходилось там бывать. Нечасто, правда, всего один-два раза, обычно занятия Особых курсов проходят в помещении Морского Училища…
        - Не боитесь, что вас увидят и узнают?
        - После этой операции я вместе с вами уйду за границу. Распоряжение Стрейкера.
        Геннадий пожал плечами.
        - Что ж, хозяин - барин, хочет живёт, хочет - удавится. И какой же…э-э-э… у нас план?
        «…есть ли у вас план, мистер Фикс?
        Есть ли у меня план? Да у меня целых три плана!..»
        Видимо, «куратор» этого мультика не смотрел, а потому насмешки в тоне собеседника уловить не смог.
        - Когда нас впустят, мы должны будем найти кабинет, где хранятся бумаги Конкевича. Мой человек сообщил, что он постоянно охраняется, но охранник всего один. Его надо будет…
        - Убрать? - спросил Геннадий. - Придётся стрелять, поднимется шум.
        - Убрать? - Дробязгин посмотрел на него как-то странно. - Честно говоря, я не планировал кровопролития. Охранника усыпим хлороформом, я взял с собой пузырёк и салфетку. Справитесь?
        Геннадий едва не поперхнулся от неожиданности.
        «…нет, ну точно, насмотрелся «Операции «Ы». Клоун, да и только!..»
        Дробязгин опять ничего не заметил. Или - не обратил внимания.
        «…он вообще хоть что-нибудь замечает?..»
        - Если сперва на кошках потренируюсь - почему бы и нет?
        Дробязгин озадаченно покосился на него и продолжил:
        - Когда разберёмся с охранником, останется только взять нужные документы, и нас выпустят из здания. На всё про всё должно хватить четверти часа.
        Геннадий недоверчиво хмыкнул.
        - Четверть часа - не многовато ли? По-моему, тут надо действовать быстрее - вошёл, взял, ушёл. А если кто-нибудь пройдёт мимо кабинета и обратит внимание на отсутствие охранника?
        - Я рассчитал время. Там несколько шкафов, набитых бумагами, быстрее найти нужные документы не получится.
        «…рассчитал он! Счетовод, мля…»
        - Хорошо, с этим ясно. Что насчёт путей отхода?
        - В квартале от штаб-квартиры нас будет ждать экипаж. Едем на Варшавский вокзал, к отходящему курьерскому. Прежде чем в Д.О.П. е опомнятся, мы будем уже далеко.
        Геннадий задумался.
        - Хм… пожалуй, звучит разумно. Но мне надо подготовиться, собрать кое-что.
        Дробязгин недовольно поморщился, но возражать не стал.
        - У вас два часа. Успеете?
        Геннадий прикинул - вроде, должен уложиться.
        - Вполне.
        - Вот и хорошо. Тогда через два часа жду вас на этом самом месте.
        - Договорились.
        IX
        Санкт-Петербург,
        штаб-квартира Д. О.П.
        Вторая половина дня.
        Студент «техноложки», тот самый, что давеча передал Дробязгину в трактире записку, встретил их за квартал от штаб-квартиры Д.О.П. Когда пролётка остановилась, он коротким кивком поприветствовал прибывших и сунул в руку Дробязгину новую бумажку, которую тот и прочитал, едва успев сойти на тротуар. Четвёртый член группы, выполнявший роль извозчика, слез с козел и принялся подтягивать упряжь.
        - Жди здесь. - распорядился «куратор», и Геннадий отметил, как он нервничает. - Все готовы?
        Оба кивнули.
        - Тогда, пошли!
        И, помахивая пустым саквояжем, (для чертежей, как он объяснил своему подопечному) нырнул в подворотню. Геннадий последовал за ним. Его собственный саквояж с тщательно упакованным содержимым тайника остался притянутым ремнями к багажной решётке экипажа. Ужасно не хотелось оставлять бесценный груз без присмотра - но не идти же на дело с тяжеленным, неудобным баулом под мышкой?
        Сластолюбивый жандарм не подвёл: стоило студенту постучать условным стуком в обшарпанную дверь заднего входа, как та приоткрылась примерно наполовину. «Заходите, только скорее! - прозвучал из полумрака за ней сдавленный голос с отчётливыми нотками паники. Геннадий вытащил из-под полы шинели «Вальтер», передёрнул затвор (спутники с удивлением покосились на пистолет незнакомой системы) и вслед за «куратором» протиснулся в образовавшуюся щель.
        Дробязгин уже беседовал с впустившим их человеком. Невысокий, полноватый, с пышными усами, в мундире жандармского ротмистра - любопытно, подумал Геннадий, было бы глянуть на девицу, заставившего этого «царского сатрапа» забыть о присяге? Жандарм махнул рукой в сторону лестницы, ведущей наверх; Дробязгин сделал знак спутникам - «за мной» - и вытащил из-за пазухи «бульдог». Студент последовал его примеру, вооружившись длинноствольным армейским «Смит-Вессоном». В другой руке он сжимал крошечную, аптечного вида, склянку.
        Поднимаясь по ступеням, Геннадий навинтил на ствол «Вальтера» глушитель. Так, запасной магазин в правом кармане шинели, нож, которым он перерезал горло незадачливому дворнику - в левом. Во внутреннем кармане - индивидуальный пакет и шприц-тюбик с промедолом.
        Вот теперь он готов к чему угодно.
        Лестница вывела на площадку с дверью, за которой тынулся длинный коридор. По правой стороне - ряд окошек, выходивших во внутренний двор; по противоположной стене шли двери, одинаковые, крашеные бледно-зелёной масляной краской. Казёнщина, да и только…
        Геннадий шёл, держась в хвосте маленькой процессии, и считал шаги. Десять., пятнадцать… двадцать. На тридцать шестом шаге коридор раздваивался. Дробязгин замер на месте, осторожно заглянул за угол - и сразу отдёрнул голову.
        - Нам сюда. Шагах в десяти развилки нужная нам дверь, караульный сидит напротив. Изготовились, господа, придётся действовать быстро…
        Остро запахло аптекой - студент извлёк из кармана большой платок, сложил его в несколько раз и щедро полил из склянки. Револьвер он неловко зажал под мышкой. «Не уронил бы… - мелькнуло в голове. - И вообще, лучше бы обойтись без сюрпризов - вроде тех, из комедии Гайдая…»
        Геннадий решительно отодвинул студента и повернул за угол. И сразу увидел охранника - тот сидел на табурете в узкой нише и рассматривал свои ногти. Рядом на стене висел телефонный аппарат в деревянном ящике с медным раструбом.
        Услыхав шаги, караульный поднял взгляд на Геннадия.
        «…поздно, парень, поздно. Ты своё отжил…»
        «Вальтер» глухо кашлянул - раз, другой. Во лбу жертвы возникло аккуратное отверстие, на штукатурке на уровне затылка образовалась неопрятная красная клякса, густо обрамлённая брызгами. Силой удара пуль калибра девять миллиметров мёртвое тело сбросило с табурета. Оно с глухим шлепком впечаталось в стену и наискось, оставляя на стене кровавый след, сползло на пол.
        - Вы что?.. - шёпотом взвыл за спиной Дробязгин, но Геннадий его уже не слушал.
        Бац! Бац! - телефонный аппарат разлетается острыми щепками и брызгами электрических кишок. Ещё две гильзы с весёлым звоном покатились по дубовому паркету, присоединяясь к трём предыдущим.
        «…Подобрать? Эксперты Д.О.П. поймут, что стреляли из оружия из будущего…
        …ну и чёрт с ними, некогда! К тому же и бессмысленно - и так определят, по пулям, извлечённым из трупа…»
        Геннадий пинком распахнул дверь и влетел в комнату, водя перед собой стволом с навинченным на цилиндром глушителя. И - едва успел удержать палец на спуске при виде человека, поднявшегося навстречу ему из-за заваленного бумагами стола.
        - Виктор, ты? Но… откуда?..
        Шурик остановился посреди коридора и хлопнул себя по лбу.
        - Вот же я болван!..
        Оспорить это утверждение было некому. После шести пополудни в лабораторном корпусе Д.О.П. становилось тихо и безлюдно - сотрудники разъезжались, оставив в здании немногих энтузиастов, которым оказалось мало рабочего дня. Ярослав же был чересчур далеко - этажом ниже, в механической, дожидался, чтобы начать, наконец, потрошить несчастный «Днепр».
        И основания для столь бурной реакции имелись. Уговорив порученца Корфа сделать звонок, чтобы его пропустили к Виктору, он Шурик помчался в соседний корпус. Передал тетради, договорился на послезавтра о визите, ловко уклонился от водопада вопросов, которыми засыпал его «особо важный пленник», явно стосковавшийся по исследовательской работе. И совершенно забыл о записке, которую передал ему дядя Юля! Видимо, в ней было нечто важное и конфиденциальное - поскольку старик не поленился заклеить бумажку в конверт и не меньше трёх раз напомнить «обязательно, непременно передать в его собственные руки!» Шурик с трудом удержался от вопроса о содержимом письма. Не хочет говорить - не надо, мы не гордые…
        И вот, за разговорами сначала о мотоциклах и пистолетах, а потом о червоточинах - забыл, начисто вылетело из головы! Шурик повернулся и галопом пустился назад. Только бы караульный не упёрся, не отослал снова к порученцу за дозволением…
        Оказавшись в нужном коридоре, молодой человек с первого взгляда понял, что никуда караульный его не пошлёт. Мудрено это сделать лёжа на полу, в растекающейся луже крови, с простреленной головой! От неожиданности Шурик на миг замер - и отпрянул назад, за угол.
        Что делать - бежать, звать охрану? Но из-за угла, из комнаты Виктора глухо доносились голоса - значит, убийцы ещё там, и пока он бегает туда-сюда, счёт трупов может и вырасти.
        Он осторожно выглянул за угол. Телефон разнесён вдребезги, в коридоре остро воняет порохом, чего он не заметил с перепугу. И не здешним, чёрным, а бездымным. Его запах Шурик узнал сразу. На фестивалях исторической реконструкции он, многие участники заряжали свои кремнёвые мушкеты и пистоли вполне современным порохом марки «Сокол».
        «…Точно, болван! Для того, чтобы поднять тревогу. Телефон ни к чему. Караулка, в которой постоянно находится наряд жандармов - этажом ниже, акустика в пронизанном длиннейшими коридорами и широкими лестничными пролётами здании превосходная…»
        Шурик выудил из-за пояса «тапок», передёрнул затвор. Набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание - «…зачем? Я же не собираюсь никуда целиться?..» - и дважды выстрелил в потолок. На голову что-то посыпалось, стёкла в высоченных окнах, зазвенели, по ближайшему зазмеилась трещина. Тогда он с натугой поднял стоящую у стены тяжеленную дубовую банкетку и запустил в окно. Звук получился что надо: грохот, звон, банкетка вместе с вынесенной оконной створкой улетает во двор и с треском и дребезгом разлетается от удара о брусчатку - Шурик надеялся, что как раз под окном караулки.
        Но, увы - времени, чтобы насладиться произведённым шумовым эффектом не было совершенно. Подражая персонажам кинобоевиков, молодой человек опустился на колено и осторожно - очень осторожно! - выглянул в коридор. Оружие он держал, как учили приятели, с которыми он время от времени выбирался за город, на нечастые (теперь он горько об этом сожалел) страйкбольные пострелушки: на уровне глаз, двумя руками, так, чтобы левая ладонь охватывала правую, сжимающую пистолетную рукоять, снизу.
        - Этот человек гораздо ценнее любых грёбаных чертежей ваших грёбаных дирижаблей! И если бы наш с вами патрон имел возможность сейчас принимать решение - он бы со мной согласился!
        - Но его здесь нет! - отрезал Дробязгин. - И решения принимаю я - а я более не намерен дискутировать на эту тему. У меня чёткие указания: добыть чертежи инженера Костовича, а об этом господине мне ничего не известно!
        Геннадий едва не заскрежетал зубами. Он чувствовал, как его, от макушки до кончиков пальцев ног переполняет холодная ярость.
        «…тупица, дегенерат! Что он может понимать? Но и Стрейкер хорош: мог бы предусмотреть, что его эмиссару придётся однажды иметь дело с чем-то связанным с порталами-червоточинами, пришельцами из будущего и прочей заумью. Поведай он вовремя Дробязгину хотя бы самые общие моменты - не пришлось бы его уговаривать сейчас. Не поверит, как ни старайся, да и времени в обрез…»
        Виктор переводил ошеломлённый взгляд с одного незваного гостя на другого. Увидев Геннадия, ворвавшегося в его «узилище» с пистолетом наизготовку, он сперва решил, что это галлюцинация. Но после первых же слов, сказанных его бывшим вожаком, осознал, что всё это происходит на самом деле. И заговорил, торопливо, сбивчиво, стараясь успеть рассказать о поразительном открытии, на пороге которого он стоял накануне мартовского разгрома, и которое - и в этом нет ни малейших сомнений! - позволило бы полностью овладеть порталами-червоточинами. Пребывая в жалком статусе пленника, вынужденного работать на ненавистную Д.О.П. овскую «шарашку», он запрещал себе даже думать о продолжении исследований - не хватало того, чтобы их враги завладели его тайной! Но теперь-то, когда Геннадий его освободит, он сможет довести свою работу до конца. И залогом тому вот эти тетради с материалами исследований, каким-то чудом вернувшиеся к нему буквально только что, за считанные минуты до появления спасителей…
        - Повторяю для тех, кто в танке…
        Геннадий уже не выбирал выражений. Больше всего хотелось прямо сейчас, на этом самом месте пристрелить упрямого кретина-куратора. Благо особой необходимости в нём больше не было, поскольку сведения касательно запланированного бегства из столицы лежала у него в кармане.
        Господин Анцыферов является носителем бесценной информации, и мы не имеем права рисковать его жизнью. Сейчас мы выйдем из здания и вы, сударь, сделаете всё, чтобы переправить его в Европу вместе со мной. Иначе, даю слово, я самолично вас пристрелю!
        - Я вам приказываю… - снова начал «куратор», и тут в коридоре один за другим ударили два пистолетных выстрела.
        Виктор испуганно попятился. Геннадий глазами указал ему на драгоценные тетради, стопкой сложенные на столе, а сам двинулся к двери «Вальтером» наизготовку. Но студент опередил его: выскочил в коридор, вскидывая свой револьвер - и упал, получив в грудь одну за другой две пули. Геннадий отпрянул назад. Дробязгин стоял по другую сторону двери, и «бульдог» ходил ходуном в его ладони.
        - Кто это, охрана, жандармы? - спросил он.
        - Вам виднее. - огрызнулся Геннадий. Выстрелы, свалившие бедолагу студента, были сделаны из автоматического пистолета - слишком уж отличался их звук от тявканья здешних «бульдогов» и гулкого грохота «Смит-Вессонов».
        «…значит, «гость из будущего». Плохо дело - на сколько-то времени он их задержит, а там и жандармы подоспеют…»
        - Выскакивайте в коридор и стреляйте - пусть мимо, наугад, лишь бы заставить его спрятаться. Я вас прикрою.
        - Но… - начал, было, Дробязгин, но Геннадий бесцеремонно ткнул его стволом в бок.
        - Пошёл, сучий потрох! Слово ещё вякнешь - завалю к свиньям!
        К его удивлению, «куратор» подчинился. Но сперва он схватил висящий на вешалке плащ, принадлежащий, видимо, Виктору, и швырнул в коридор. Невидимый противник выпустил по «обманке» одну за другой три пули, и тогда Дробязгин рыбкой нырнул в дверной проём, одновременно стреляя из револьвера.
        «…а недурно проделано! - вынужден был признать Геннадий. Не вслух, разумеется. - Тупица, болван, а действует весьма умело. Если что - поворачиваться к нему спиной, пожалуй, не стоит…»
        В коридоре продолжали греметь выстрелы. Геннадий считал сухие щелчки автоматического пистолета - интересно, сколько у него «маслят» в магазине? Два… ещё два… потом три по плащу - итого, семь он уже выпустил, а значит, сейчас, скорее всего, расстреливает запасной магазин. Если он у него один, как у самого Геннадия…
        Он схватил Виктора за шиворот, швырнул, как котёнка, как в коридор и метнулся за ним, наугад опустошая магазин «Вальтера». Краем глаза он увидел Дробязгина - тот вжался в нишу, рядом с мёртвым караульным и, стоя на четвереньках, набивал барабан патронами. Их противник высунул из-за угла коридора руку с оружием (как Геннадий и предполагал, это был большой автоматический пистолет, вроде ТТ или дожидавшегося в его саквояже «ЧеЗета») и трижды, не глядя, пальнул. Пули противно визгнули над самым ухом.
        «…ещё немного - и попал бы…»
        «Куратор», наконец справился с перезарядкой, и его «бульдог» активно включился в канонаду.
        - Беги! На лестницу и вниз, во двор! - крикнул он Виктору. Пятясь, сменил магазин, выпустил две пули, не давая неведомому неприятелю выглянуть. И, уже заворачивая за угол, дважды выстрелил в Дробязгина - точно в середину его широкой, обтянутой чёрной морской шинелью, спины.
        Выстрелы раздались где-то на верхних этажах штаб-квартиры. Я опрометью выскочил в коридор и, лишь добежав до лестницы, ведущей на второй этаж, сообразил, что кобура с «тапком» осталась в мастерской на спинке стула - я снял её, чтобы не мешалась во время работы. Пришлось возвращаться; выстрелы тем временем гремели безостановочно, и на лестнице уже грохотали сапожищами жандармы из караульной смены. Потом пальба прекратилась; я взлетел по лестнице на второй этаж и нос к носу столкнулся с Шуриком. Он был встрёпан, волосы и плечи обсыпаны штукатуркой, щёку украшает глубокая кровоточащая царапина. В руке Шурик сжимал «тапок» с затворной рамой, стоящей на задержке.
        - Ты движок разбирать не начал? - выпалил он, не дав мне сказать ни слова.
        - Я помотал головой.
        - Отлично! Наверняка их на улице ждал экипаж. Бежим, может, успеем!..
        Не буду описывать как я, сбивая пальцы, срывал внезапно заклинившую на резьбе крышку канистры, как заливал бензин в горловину бака, каким-то чудом ухитрившись не расплескать. Шурик вскочил в седло, я плюхнулся на заднее сиденье. Движок завёлся после первого же пинка по кикстартеру, и мотоцикл вынес нас через подворотню на улицу. Жандарм в распахнутой шинели шарахнулся из-под колеса и замахал рукой - «туда, туда!» Шурик крутанул ручку газа, «Днепр», взревев всеми тридцатью восемью лошадками, развернулся и с дымом жжёной резины из-под заднего колеса рванул в указанном направлении. Я сидел, ни жив, ни мёртв - вот, сейчас вывернет из-за угла ломовик или извозчичья пролётка, и полтонны тяжёлого байка (считая нас двоих) с хрустом и дребезгом впечатаются в препятствие…
        Обошлось. Пролётку похитителей мы догнали через пять или шесть кварталов. Сидящий на пассажирском сиденье мужчина вскинул пистолет. Выстрелов я не слышал, но пули исправно свистели над нашими головами, и я принялся отвечать, вытянув руку с «тапком» над плечом Шурика.
        Улицу наполнили испуганные крики, свистки городовых, лошадиное ржание. «Днепр» обошёл бешено несущуюся пролётку по дуге, я ухитрился, не свалившись, сменить магазин, и принялся стрелять, целя в человека на козлах, одетого в длинный, несмотря на майскую жару, кафтан и нелепую четырёхугольную шапку. После четвёртого или пятого выстрела он, взмахнув руками, сковырнулся на мостовую. Лошадь, испуганно всхрапнув, метнулась в сторону, пролётка с треском врезалась в афишную тумбу, а Шурик сделал крутой вираж, уходя от столкновения. Последнее, что я успел увидеть: две фигуры, исчезающие в ближайшей подворотне, причём первая сжимала под мышкой пачку тетрадей в ярких обложках, а руку второй оттягивал саквояж. Я вскинул пистолет - т-дах! т-дах! т-дах! Руку подбрасывает отдача, пули уходят поверх голов бегущих, выбивая фонтанчики кирпичного крошева из низкого свода. Потом - металлический щелчок, затворная рама замирает в заднем положении.
        - Я всё! - ору Шурику. Он уже соскочил с «Днепра», безжалостно бросил стального друга лежащим на боку, посреди булыжной мостовой.
        - А я ещё в здании всё расстрелял, оба магазина! -
        В ответ из подворотни ударили два выстрела. Мы бросились в сторону, уходя с линии прицела.
        - А эти, похоже, не пустые… - буркнул я. - знаешь, что-то мне неохота туда лезть с голыми руками! Пристрелят, и имени не спросят…
        Из-за угла, оглашая улицу трелями свистков, вывернула пролётка с жандармами.
        - Вот они пусть и геройствуют. - сказал Шурик. - Минуты три всего прошло, должны догнать…
        Мы дождались, когда жандармы, кто с саблей наголо, кто со «Смит-Вессоном» наизготовку, по одному занырнули в подворотню, и поплелись назад, поднимать мотоцикл.
        X
        Санкт-Петербург,
        штаб-квартира Д. О.П.
        На следующий день
        - Итак, что мы имеем? - осведомился Корф. Глаза у него были красные, не выспавшиеся. Весь вечер вчерашнего дня, как и всю ночь, барон и его заместители дирижировали целой армией жандармских филеров и агентов Д.О.П., просеивавших столицу Империи через мелкое сито розыска.
        Ие помогло.
        Присутствующие молчали. А что тут скажешь? Опозорились - все и по полной программе.
        - По мне - таки да, имеем бледный вид и макаронную походку. - решился, наконец, Яша. Остальные на него хмуро покосились. Опять этот выскочка со своим местечковым говорком и одесскими оборотами речи, коим место на привозе, а не в солидном учреждении…
        Барон не поддержал предложенного игривого тона.
        - Три трупа - это, по-вашему, Яков Моисеевич, предмет для шуток?
        - Четыре, Евгений Петрович. - как ни в чём ни бывало, отозвался Яша. - Четыре, считая того, что был застрелен во время погони.
        Физиономия сидящего слева жандармского полковника потемнела от прилива крови. Недвусмысленный намёк: «мой-то человек не сплоховал, хотя охрана штаб квартиры и не входит в его обязанности. В отличие от твоих, вашсокобродие, подчинённых. И, ладно бы они просто опростоволосились…»
        Корф тоже уловил намёк.
        - Тогда уж пять. Ротмистр Куравленко, начальник караульной смены, застрелился сразу после налёта. Есть основания полагать, что это он помог злоумышленникам проникнуть в штаб-квартиру, а потом выпустил их наружу.
        - Второй раз на те же грабли наступаем. - поддакнул начальству Яша. - Помните прошлогоднее похищение аппаратуры «потомков» из того же самого здания? Ну, когда дело закончилось погоней по Финскому заливу и перестрелкой? Тогда тоже нашёлся иуда - и тоже из числа караульных!
        Сказал - и покосился на полковника. Лицо у того приобрело густо-свекольный цвет.
        «…как бы удар не хватил беднягу! Хотя, год назад он не занимал ещё этой должности и за грехи своего предшественника ответственности не несёт…»
        Барон кивнул.
        - Помню, как же. Там, правда, история была другой. Предатель сам вынес из здания похищенное и присоединился к «нанимателям», британским агентам. Но по сути - да, всё верно.
        - Но это же ни в какие ворота, господа! - подал голос Евсеин. Его вместе с Каретниковым пригласили на совещание. - Ладно, спёрли господа альбионцы парочку ноутбуков, невелика беда. Всё равно пользы им от них чуть: без грамотных специалистов, без отобранных и отсортированных должным образом баз данных… А вот Виктор, да ещё и с копиями записей об исследовании червоточин - это потеря серьёзнейшая! Даже я, ни пса не понимая в достижениях физической науки потомков, сумел, благодаря нескольким расшифрованным «пластинами» сделать работоспособную «искалку» и открыть портал - то самый, первый. А чего сумеет добиться этот молодой человек с его багажом знаний - вы подумали?
        - Подумал, разумеется. - согласился Корф. - Но вашего пессимизма, господин доцент разделить не могу. Виктор, конечно, своё дело знает, но пластин, о которых вы давеча упомянули, или хотя бы их копий, у него нет. А без них - что он может сделать?
        - Но если… - начал снова Евсеин, но Корф пресёк его возражения нетерпеливым жестом.
        - Повторяю, Вильгельм Евграфыч: департамент предпринимает все меры, которые только в наших силах. Я лично - лично, понимаете? - намерен включиться в поиски Войтюка и Анцыферова. К сожалению, пока не удалось выяснить, куда они направились, покинув Петербург, но могу вас заверить: на них сейчас нацелена вся заграничная агентура Д.О.П. и прочих секретных служб Империи.
        - А это точно был Геннадий Войтюк? - спросил другой жандарм, с погонами ротмистра.
        - Точно. Его опознали по фотографии. И к тому же - у кого ещё здесь мог оказаться автоматический пистолет под парабеллумовский патрон, да ещё и с глушителем?
        Доцент откашлялся.
        - Вы уж простите, господа, но Войтюк меня не интересует совершенно. Можете застрелить его, когда встретите. Что же касается Виктора… простите, господина Анцыферова - то я убедительно попросил бы вас, господин барон, внушить своим агентам, что его надо непременно взять живым! А то взяли моду сначала палить, а потом думать - в кого…
        - Должен заметить, что стрельбу первыми начали налётчики. - ответил Корф. - Наши люди принуждены были защищаться. Но вы правы, Вильгельм Евграфыч: Анцыферова мы обязательно возьмём и непременно живым. А сейчас, господа, - барон обвёл взглядом участников совещания, - давайте обсудим первоочередные шаги по розыску беглецов. Кто желает высказаться первым?
        Финляндская железная дорога.
        Вечер того же дня.
        Вагон покачивался на полном ходу. Громко лязгали стальные реборды на рельсовых стыках - звукоизоляция отсутствовала, как явление, и в классных вагонах, чего уж говорить об их товарных собратьях по стальным магистралям! Но двое «пассажиров», пристроившихся в узком промежутке между штабелями ящиков, почти не обращали внимания на подобные пустяки. Оба переживали перипетии недавнего бегства - бешеную гонку по питерским проходным с рассвирепевшими жандармами на хвосте, долгий, осторожный путь по окраинным переулкам и огородам и, уже в подступающих сумерках - попытка на ходу запрыгнуть на тормозную площадку состава, следующего в сторону финской границы. Им повезло - против обыкновения, на площадке не оказалось тормозного кондуктора, не пришлось пускать в ход оружие. И вот они внутри товарного вагона, прикрытые со всех сторон ящиками, наслаждаются безопасностью…
        - Это ещё ничего. - Геннадий повозился, устраиваясь поудобнее на жёстком дощатом полу. - Помнится, в одном фильме беглые зэки вообще ехали в вагоне с антрацитом, а при первых признаках опасности зарывались в уголь с головой и проводили так по много часов. Так что мы ещё путешествуем в относительном комфорте…
        Виктор буркнул в ответ нечто невразумительное. Он сложил своё пальто в несколько раз, пристроил вместо подушки - и теперь переживал, что оно неизбежно помнётся и изгваздается, придав владельцу совершенно босяцкий вид.
        Состав затормозил, лязгнув вагонными сцепками, и замер. Виктор испуганно вскинулся.
        - Разъезд. - успокоил его спутник. - Пропускаем курьерский из Питера. Да ты не дёргайся, мы ещё не раз так стоять будем.
        - К утру-то доберёмся? - сварливо осведомился Виктор.
        - А кто его знает? - Геннадий пожал плечами. - Товарняки идут не по расписанию, а как придётся. Но нам так и так придётся выбраться из вагона, не доезжая города. Не стоит лишний раз попадаться на глаза городовым и путевым обходчикам - наши приметы уже могли передать по линии и тогда нас повсюду ищут. Нет, в столицу Великого Княжества Финляндского нам ходу нет.
        - Как же тогда быть?
        - Не доезжая до Гельсингфорса, спрыгнем с поезда. Есть у меня в запасе адресок - один студентик дал, ещё до мартовских событий.
        - Студент? - с подозрением переспросил Виктор. - Из этих… революционеров? И где он сейчас, если не секрет, конечно? Сидит, небось?
        - Да, один из… хм., сочувствующих. Член народовольческого кружка, помогал нам при подготовке покушения. Его застрелили первого марта, когда жандармы брали ячейки по всему Питеру, так что о письме он никому ничего сказал, если ты об этом беспокоишься. Письмо это - к его отцу; он рыбак, живёт в приморской деревеньке…
        Он порылся в карманах и извлёк замызганный блокнот.
        - Вот! Юха-Пекка Лехтонен, деревня Каарсалми - это на полпути от Порвоо до Гельсингфорса. Надеюсь, отец не простил царскому режиму гибели сына и согласится нам помочь.
        - Помочь? - Виктор озадаченно нахмурился. - Интересно, как именно? Сам же говоришь: в город нам соваться не след. Или ты намерен отсидеться у этого рыбака, пока всё не уляжется?
        - Вообще-то, можно и отсидеться. - подумав, ответил Геннадий. Но у меня другая задумка: попробуем уговорить старого хрыча вывезти нас морем. Если надо - подмажем, деньги есть. Он ведь, как я понял из рассказов сынули, не просто рыбак, он ещё и контрабандой балуется, как и многие в этих краях. В здешних шхерах каждый островок знает, без труда пройдёт на своей шхуне в обход таможенных крейсеров и наблюдательных береговых постов. Так что, день переждём у него, отдохнём - а с закатом в путь! За ночь обойдём морем Гельсингфорс. С рассветом укроемся где-нибудь в шхерах, пересидим, на следующую ночь минуем полуостров Ханко - а там уже Балтика и здравствуй, королевство Швеция!
        Когда стрелки карманного «Лонжина» (Геннадий избегал носить электронные часы) показали пять пополуночи, и небо залил серенький финский рассвет, он скомандовал: «пора». Вдвоём они откатили тяжелую дверь, и вагон наполнился оглушительным грохотом. Состав набрал приличную скорость - мимо пролетали рощицы, мелькали крыши финских мыз, кое-где проглядывали между деревьями осколки водной глади.
        - Проехали Порвоо. - Геннадий наклонился к уху спутника, силясь перекричать стук колёс. - Пора. Если помедлим - придётся добираться пешком, расспрашивать местных о дороге, а это ненужный риск. Запомнят, донесут - финны, они такие… Так что, дождёмся какого ни то подъёма, и как только состав сбросит хоть немного скорость - будем прыгать. Готов?
        Виктор не стал отвечать. Готов, не готов - какая теперь разница? Как будто у него есть выбор…
        Поезд пошёл медленнее. Геннадий хлопнул его по плечу и крикнул «Пошёл»! Виктор покрепче прижал локтем свёрток с драгоценными тетрадями, набрал в грудь воздуха и прыгнул - спиной вперёд, против хода состава, как это делают (спутник успел проинструктировать на этот счёт) опытные железнодорожники. Свист воздуха в ушах, удар, в колене что-то отчётливо хрустнуло - и Виктор, придушенно взвыв от боли, покатился по заросшему сорняками да редкими кустиками откосу.
        XI
        Кронштадт,
        Купеческая гавань.
        Июнь 1888 г.
        Алисе раньше не приходилось путешествовать на больших судах, вроде морских круизных лайнеров. Были, разве что, короткие рейсы на прогулочных катерках, да как-то раз скаталась в круиз от Москвы до Углича и обратно протяжённостью в трое, кажется, суток. Но это, конечно, совсем не то, хотя размерами трёхпалубный речной теплоход с гордым названием «Юрий Долгорукий» не особо и уступал судну, на котором им с бароном предстояло плыть в Амстердам. Разве что, надводный борт этой посудины был куда как выше - на глаз, не меньше, чем втрое, - и пассажирам, чтобы попасть на пароход, приходилось подниматься по крутому деревянному трапу с верёвочным ограждением, не внушавшем Алисе ни малейшего доверия.
        Большая, похожая на летний отель, надстройка с каютами, барами, солнечной палубой и прогулочными галереями вдоль бортов, наоборот, отсутствовала. Вместо неё на палубе, загромождённой лебёдками, раструбами вентиляторов и прочими непонятными сооружениями, возвышалась жёлтая, с чёрной поперечной полосой труба и целых три мачты, способные нести, как объяснил ей барон, самые настоящие паруса. Случается это, правда, нечасто и исключительно при попутном ветре, и уж тем более - не в узком Морском канале, которым крупные морские суда с большой осадкой только и могли ходить в мелководном Финском заливе. Но всё же, высоченные мачты в паутинах снастей, острый, скошенный вперёд форштевень, заканчивающийся длинным бушпритом - всё вместе это порождало ожидание приключений в стиле Станюковича и Жюля Верна.
        Каюта первого класса располагалась в надстройке, ближе к корме - или как там называется у моряков место между дымовой трубой и третьей мачтой? Алиса предвкушала, как будет стоять у ограждения, прикрывшись от июньского солнца шёлковым кружевным зонтиком и любоваться морскими просторами, слушать крики чаек, кружащих за кормой - словом, вести беспечную и полную удобств жизнь богатой путешественницы. А если повезёт, и капитан решит привлечь силу ветра в помощь судовой машине - над палубой раскинутся полотнища парусов, наполняя её истосковавшееся по романтике сердце детским восторгом.
        Имелся и другой повод для радости - уже не столь невинный. Согласно легенде, которой решено было воспользоваться в этой поездке, они с бароном считались молодожёнами, совершающими свадебное путешествие по Европе. А раз так, то и каюта у них была общая, и в гостиницах, где предстояло останавливаться, тоже придётся делить номер - а то и одну постель, с замиранием сердца думала Алиса. Её саму такая перспектива приводила в восторг, а вот её «супруга» (в гражданском платье барон до ужаса напоминал чопорного британского лорда), похоже, несколько смущала. Корф не раз и не два повторил, что-де «Алиса Николаевна ни в коем случае не должна беспокоиться за свою нравственность - он, со своей стороны, приложит все усилия, чтобы не создать ей неудобств…»
        Вспомнив об этом, девушка вздохнула. Вот как объяснить непонятливому барону, что менее всего она склонна беспокоится за свою нравственность? Что же касается «неудобств», особенно интимного свойства - то они, наоборот, будут ею всячески приветствоваться…
        Над лесом мачт, вздымающихся по всей акватории Купеческой гавани, прокатился гулкий удар. Сигнальная пушка, как в Петропавловской крепости - поняла Алиса. Ей случалось ещё в той, прошлой жизни побывать на экскурсии в Кронштадте - в памяти отложилось, что традиция полуденного выстрела была заложена ещё Петром Первым. Сейчас пушечный выстрел напомнил ей, что до отправления парохода «Маастрихт» голландской судоходной компании «Роял Вагенбург» осталось меньше часа.
        Алиса огляделась по сторонам. Куда, скажите на милость, подевался её спутник? Багаж в каюте, судно вот-вот отчалит, а он как в воду канул! Сказал, что отлучится на минутку, перекинуться несколькими словами со своим помощником, остающимся в Питере - и пропал чуть ли не на час!
        Она снова принялась озираться, раздражённо притоптывая носком башмачка по дощатому настилу пирса. Не хватало ещё и опоздать!
        - Если не секрет, барон, зачем вы берёте с собой эту барышню? - Яша нарочно постарался, чтобы в голосе его не прозвучало даже тени иронии. - Пожалели бы бедняжку - она и у нас-то толком освоиться не успела, куда ей в Европы…
        Двое мужчин стояли на пирсе Купеческой гавани, неподалёку от пришвартованного «Маастрихта». Корф едва успел распорядиться насчёт багажа, когда на пирс выкатилась пролётка, из которой торопливо выбирался его доверенный помощник.
        - Жалость тут ни при чём. - ответил барон. - Если вы не успели заметить - потомки куда быстрее нас приспосабливаются к любому изменению обстановки. К тому же мне и не требуется, чтобы она там осваивалась. Скорее уж, нужен свежий, непредвзятый взгляд.
        - Свежий женский взгляд… - уточнил Яша, не удержавшись на этот раз от сарказма.
        - Именно так, женский! - барон сделал вид, что рассержен. - Или вы, Яков Моисеевич, намерены взять на себя труд освещать в российской печати конкурс красоты, устраиваемый известной особой? Могу представить, что вы там понапишете…
        - Зря вы так, Евгений Петрович… - Яша, в свою очередь, притворился, будто слова патрона его задели. - К вашему сведению, я уже присылал очерк о модном доме «Вероника в московский дамский журнал, так редактор был в совершеннейшем восторге и просил ещё.
        - Вот с ним и договаривайтесь, а мне ваши писульки ни к чему. - отмахнулся барон. - Во всяком случае - на эту тему. А если серьёзно - то Клеймёнова знает, кто вы и вряд ли станет откровенничать. А вот мадмуазель Алиса вполне может на это рассчитывать - всё же, из одного с ней времени и даже города. Жаль, что они не были знакомы там, у себя…
        - Зато супруга Капитана Никонова её знала, и довольно близко. - заметил Яша. - Обе состояли в группе Войтюка - пока не одумались, разумеется.
        - Берётесь уговорить Ольгу Дмитриевну оставить мужа и ребёнка ради наших игрищ? - осведомился Корф. - Вот и я не стану даже пробовать. А что наши дамы незнакомы - оно, может, и к лучшему. Пусть Алиса Николаевна присмотрится к Веронике, а уж потом решит - открываться ей, или нет. А, кроме того…
        Корф сделал паузу.
        - Вы, Яков, не допускаете, что мадмуазель Фролова интересна мне из соображений… иного рода? Как женщина?
        Яша не ответил - столь откровенное заявление крыть было нечем.
        Между прочим, Яков Моисеевич, откровенность за откровенность - как вы-то намерены устроить ваши отношения с той милой особой из московского отделения? Как, бишь, её - Наталья Григорьевна?
        - Георгиевна. - Яша испытующе глянул на барона. - Что это вы, Евгений Петрович, заинтересовались моей личной жизнью?
        - Ошибаетесь, Яков Моисеевич! Как говорят североамериканцы: «ничего личного, только бизнес». Упомянутая особа занимает весьма важный в вашей структуре пост - и при том влюблена в вас, как кошка. Вы же не торопитесь упорядочить эти отношения, и это не может меня не беспокоить, как ваше непосредственное начальство. Знаете ли, отвергнутые и обделённые вниманием дамы способны порой на самые непредсказуемые выходки!
        Интонация, с которой это было сказано, Яша, не колеблясь, определил, как ханжескую. И только чёртики, пляшущие в глазах Корфа, не давали воспринимать его слова всерьёз.
        - Я учту ваше беспокойство, барон. - ответил Яша, давая понять, что тема исчерпана. - Так вы, как я понял, рассчитываете, что мадмуазель Фролова сумеет выудить из мадам Клеймёновой - или, как она сейчас именуется, мадам Клегельс - что-то, способное помочь в поисках Стрейкера? По нашим сведениям этот господин сейчас в Африке, и строит каверзы нашему другу Семёнову.
        - Так и есть. Но ещё до отбытия на Черный континент Стрейкер успел изрядно наследить в Европе. Вот я и собираюсь пройти по его следам - глядишь, и наши беглецы, Войтюк с Анцыферовым обнаружатся. А может, и ещё что-нибудь интересное…
        - «Золотая Заря»? - понимающе улыбнулся Яша. - господа Уэскотт и прочие спиритуалы?
        - Они самые, Яков Моисеевич. А так же их куратор из британской военно-морской разведки сэр Рэндольф Черчилль, чьи уши явственно торчат из-за кулис. В связи с этим, хочу попросить вас…
        О чём именно он хотел попросить - заглушил пушечный выстрел. Барон торопливо извлёк из жилетного кармана часы и покачал головой.
        - Однако, стоит поторопиться. До отхода совсем немного времени, так что буду краток. Постарайтесь как можно скорее закончить с текущими делами, и не позднее, чем через две недели жду вас в Париже, по известному адресу.
        Яша согласно кивнул. Под «известным адресом» барон подразумевал пансион мсье Дюкло в Латинском квартале - там наверняка ещё не успели забыть Жакоба, студента из далёкой России, приехавшего учиться в Сорбонну из города с труднопроизносимым названием Jitomir. Тем более, что комната в пансионе, снятая упомянутым студентом, была оплачена на год вперёд… Когда же это было, неужели всего-навсего три месяца назад?
        - Значит, всё же на что-то сгожусь? - усмехнулся он. - Всё сделаю, барон, будьте благонадёжны, как говорит мой кучер Егорыч. - Только вот подчищу за Дробязгиным - он, прохвост, по поручению Уэскотта окормлял несколько спиритических кружков - и сразу во Францию. Только уж не морем, а чугункой, через Варшаву и Берлин. Я, видите ли, страдаю морской болезнью…
        - На том и порешим. - торопливо согласился Корф. - А сейчас, простите, некогда. Нехорошо заставлять даму ждать…
        И указал на стоящую возле сходней Алису, начинавшую проявлять признаки нетерпения.
        «Маастрихт» вспенил единственным винтом мутную, замусоренную, воду Купеческой гавани и медленно отполз от причала, огласив на прощанье окрестности протяжным гудком. Яша постоял, глядя вслед пароходу, повернулся и, не оборачиваясь, пошёл к пролётке. Перед отъездом предстояло переделать уйму дел, и времени на это не было - по забавному выражению нового сотрудника «сыскного бюро» Ярослава, «от слова «совсем».
        XII
        Великое Княжество Финляндское.
        Июнь 1888 г.
        От откоса, где они спрыгнули с состава до деревни Каарсалми, в которой проживало семейство Лехтоненов, оказалось не больше двух с половиной вёрст. Повезло? Это как сказать: с одной стороны, не пришлось расспрашивать местных жителей, кружить по просёлкам, рискуя привлечь к себе внимание; а с другой - эти две с половиной версты Геннадию пришлось тащить спутника на себе. И его, и саквояж с бесценным содержимым, который он не смог заставить себя прикопать в какой-нибудь рощице, чтобы потом вернуться и забрать своё имущество.
        Перелома у Виктора, по счастью, не оказалось - дело обошлось сильным вывихом. Не пришлось даже искать врача - рыбак Юха-Пекка Лехтонен, отец погибшего студента, ощупал пострадавшую конечность, после чего, скомандовав Геннадию держать приятеля, изо всех сил, рванул ногу на себя. Виктор издал оглушительный вопль и лишился сознания. «Ничего… - проворчал старый Юха-Пекка, - полежит немного и очнётся. Правда, ходить потом с неделю придётся с клюшкой…»
        Старый Лехтонен говорил по-русски правильно, но очень медленно и с заметным акцентом. Он с первого взгляда напомнил Геннадию Иххалайнена из гайдаевского «За спичками» - только вот Юха-Пекка, в отличие от персонажа Евгения Леонова, никогда не улыбался. Его жена, крупная, дебелая, ещё не старая финка по имени Тюуне, с кожей молочного цвета и рыжей косой, уложенной бубликом на макушке, встретила незваных гостей неприветливо. Всплакнула, когда они заговорили о безвременно погибшем сыне - и за всё время, которое Виктор с Геннадием провели в доме, не обмолвилась с ними ни единым словом. Младший сын Лехтоненов, двенадцатилетний Рейо, старался держаться от чужаков подальше; две или три попытки Геннадия наладить с мальчиком отношения успеха не имели.
        К его удивлению, финн не пытался расспрашивать, куда они собираются дальше. «Эь-то меня не каса-ается, - говорил он. - Хотит-те бежать от-т русского цар-ря - так и бегит-те се-ебе. А я в чужи-ие дела не су-уюсь. Довол-льно того, что Йо-онас по глуп-пости сво-оей лишил-лся гол-ловы. Иаш-ше дел-ло ловить салаку и трес-ску, а полит-тикой пусть занима-аются городс-ские бездельник-ки…»
        На предложение нанять его шхуну, Юха-Пекка обещал подумать - «вс-сё равно вы ещ-щё дня на три задержит-тесь, пока твой друг не пойдёт-т своими ногам-ми…» - и вечером огласил результаты размышлений: двенадцать рублей или сорок восемь финских марок
        золотом, за то, что он доставит гостей в Або. Там, сказал финн, они смогут сесть на пароход, идущий в любой из портов на восточном побережье Швеции: Евле, Сундсвааль, Стокгольм - да хоть в датский Копенгаген или прусский Данциг, если будет на то их решение.
        Вроде, всё шло именно так, как и планировал Геннадий - их приняли, оказали помощь, предоставили убежище (дом Лехтоненов примостился на окраине деревушки, и в светлое время суток гости не показывались на улице), кормили - сытно, обильно. А что хозяйка неприветлива и хозяин, старый Юха-Пекка лишнего слова не скажет - так ведь финны русских всегда недолюбливали… И всё же, Геннадий никак не мог избавиться от подозрений. На третью ночь он, дождавшись, когда в доме погасят свет (гостей устроили на сеновале, на шерстяных одеялах), незаметно выбрался наружу и притаился в тени, за крыльцом.
        Ждать пришлось недолго, около четверти часа. Потом входная дверь жалобно скрипнула, и на крыльцо вышел Юха-Пекка. Присел на верхнюю ступеньку, раскурил трубку, такую де тёмную и корявую, как его пальцы - и принялся пускать голубоватые кольца дыма, хорошо различимые в падающем из дверного проёма свете.
        Дробно застучали башмаки, и из дома выскочил младший Лехтонен. рыбак заговорил - Рейо через слово кивал и поддакивал отцу.
        Геннадий знал по-фински от силы, десяток фраз, в том числе и «поммиконеет» - «бомбисты, бунтовщики». Слова же «полиция» и «русские» в переводе не нуждались. Кивнув в последний раз, мальчишка скатился с крыльца и припустил через село к дороге, ведущей к ближайшему, всего в двух верстах городишке, где - Геннадию это было известно - находился полицейский участок. Отец проводил сына взглядом, выколотил о ступеньку погасшую трубку, с кряхтением встал и ушёл в дом. Геннадий, только того и дожидавшийся, обежал здание с противоположной стороны, так, чтобы не попасть в сноп света из окна - и огородами, кинулся наперехват.
        Он нагнал мальчишку за околицей, крался за ним шагов двести, пока оба не миновали небольшую рощицу - и только тогда окликнул. Рейо повернулся и не успел даже испугаться - последний раз в своей недолгой жизни. «Вальтер» тихо кашлянул - раз, другой - и мальчик ничком, не издав ни звука, повалился в пыль. Геннадий подхватил обмякшее тело под мышки, оттащил в придорожные заросли и там старательно завалил ветками. Постоял немного - не видел ли кто? - и, снова огородами вернулся к дому Лехтоненов. Но сперва заглянул в амбар, где на расстеленных поверх кучи соломы одеялах досматривал третий сон его спутник.
        - Вставай! - он бесцеремонно ткнул Виктора в бок. Тот проснулся сразу, сел и принялся протирать глаза.
        - Ген, ты? Что случилось? Темно ещё, дай поспать…
        - Заткнись!! - прошипел он сквозь зубы. - Сейчас ты встаёшь, одеваешься и тихо - тихо, понял? - идёшь за мной. И тетради свои прихвати, мы сюда больше не вернёмся.
        Виктор собрался, было, возразить, но, увидев в руке товарища «Вальтер», захлопнул рот. Он откинул одеяла, разбросал солому и извлёк из-под них стопку тетрадей, аккуратно завёрнутых в промасленную бумагу.
        - Может, ты всё же объяснишь…
        - Объясню. - согласился Геннадий. - Да ты и сам сейчас всё поймешь. Ну что, готов?
        Виктор кивнул.
        - Тогда пошли! И костыль свой не забудь - споткнёшься ещё, тащи тебя…
        Шагая к дому Лехтоненов, Геннадий предвкушал, как спросит рыбака, почему тот собрался их предать - неужели родная кровь, пролитая царскими сатрапами, для него вовсе ничего не значит? Но - разговора не получилось. Стоило Геннадию, распахнув ногой дверь, ввалиться в дом, как Юха-Пекка с резвостью, которую трудно было ожидать в его почтенные годы, вскочил из-за стола.
        - Сатана перкелле! - прохрипел он, и в ладони узкой серебряной рыбкой блеснул пууко.
        Тут уж стало не до разговоров - Геннадий начал стрелять. Две пули, одна за другой, в грудь старого финна, и ещё одна, контроль - в голову. За спиной вскрикнул Виктор - «что ты творишь?» - но не успел Геннадий ответить, как на пороге соседней комнаты возникла Тюуне. Она кинулась к мужу, потрясла неподвижное тело, вскочила и, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами, пошла на убийцу. Геннадий попятился - так страшна была она в этот момент, в длинной ночной рубашке, простоволосая, с рассыпавшимися по плечам рыжими патлами. Две пули одна за другой ударили женщину в живот, и несчастная мешком осела на пол За спиной у Геннадия раздались рвотные звуки. Он обернулся - Виктор, ухватившись за бревенчатую стену, согнулся вдвое и извергал на пол недавний ужин. Выпрямился, вытер рукавом мокрые, побелевшие губы. Стало тихо, только Тюуне жалобно скулила, причитая в смертной тоске.
        - Не видишь, она же мучается! - прошептал Виктор. - Сделай что-нибудь!
        Геннадий в ответ осклабился, и улыбка его больше походила на волчий оскал. Щёлкнул складной нож.
        - Если такой жалостливый - держи, избавь её от страданий. Лучше всего режь глотку, так оно вернее. Только в крови не изгваздайся…
        И презрительно усмехнулся, когда Виктор отвернулся к стене в попытке удержать то, что осталось в его многострадальном желудке.
        «…жалкий слизняк, гуманист хренов! Все они слизняки…»
        Он наклонился к женщине и ловко исполнил собственные рекомендации. Вытер нож о ночную рубашку, убрал в карман.
        - Ну что, герой, проблевался? Тогда пошарь в кладовке, собери пожрать из расчёта на пару дней. А я пока пойду к колодцу, наполню анкерок - плоский дубовый бочонок, стоящий в углу сеней. - Путь нам предстоит неблизкий, надо подготовиться…
        Спустя четверть часа две тёмные фигуры возникли из темноты на пристани, возле которой покачивались на мелкой волне шхуна рыбака Лехтонена и две рыбацкие лодки, размерами поменьше. Чужаки пошвыряли в одну из лодок свой багаж - большую корзину, саквояж и какой-то свёрток, - после чего забрались сами. Один подхватил багор, упёрся, отталкиваясь от пристани. Зашуршал, разворачиваясь, парус, поддерживаемый косым реем, и лодка, чуть кренясь под предутренним бризом, резво побежала к западной тёмной стороне горизонта.
        Конец второй части
        Часть третья
        «На французской стороне…»
        I
        Египет,
        Александрия.
        За год до описанных событий.
        Слуховые перепонки разрывало низким, то ли гулом, то ли звоном, то ли и тем и другим вместе. И - огненные круги перед глазами, на угольно-чёрном фоне, рождающиеся из ничего, наползающие друг на друга и лопающиеся всё с тем же всепроникающим звуком.
        Он зажмурился, так крепко, как только смог. Круги никуда не делись - как, впрочем, и звон. Или для этого надо заткнуть уши - пальцами, за неимением под рукой кусочка воска или смолы?
        Он поднял руку и осторожно ощупал голову. Пальцы наткнулись на что-то липкое и горячее. Он поднёс их ко рту, по ходу обнаружив, что совершенно не видит собственную руку - и осторожно лизнул.
        Кровь. Его кровь. Странно, но боль почти не чувствуется.
        Он повторил попытку с рукой и глазами - и снова ничего не разглядел. Огненные круги, правда, куда-то делись, да и звон в ушах заметно поутих, превратившись в низкий однотонный зуд. Такое - он это знал - бывает при контузии. Тогда он вытянул руку и вслепую пошарил перед собой.
        Ничего. Пустота.
        Стоп! Да стоп же! Он сидит, привалившись спиной к чему-то, но ощетинившемуся жёсткими, неровными выступами, безжалостно терзающими его лопатки. Причём - сидит на полу, и ноги приходится вытягивать вперёд. Он ощупал этот пол: каменная кладка, сухая, неровная, холодная. Под пальцы в изобилии попадались камешки, от крошечных острых осколков, до осколков кирпича и булыжников размером с пару кулаков.
        Он пошевелился, попробовал выпрямиться - за спиной что-то сухо зашуршало, посыпалось, покатилось. В носу запершило. Пыль? Песок? Похоже, и то и другое…
        Он облизал губы - шершавые, покрытые толстой, потрескавшейся коркой пыли - и тут только осознал, как ему хочется пить. Нёбо горело; распухший язык едва ворочался во рту, но слюны не было, и невозможно избавиться от скрипящего за зубах песка…
        Вместе с жаждой к нему вернулись обрывки памяти. Они всплывали в оглушённом разуме и, колышась, неторопливо, словно медузы в мутной воде Александрийской гавани, складывались, слипались в более-менее ясную картинку того, что с ним происходит. Вернее сказать, происходило совсем недавно.
        …спички - вспыхивающие, ломающиеся в дрожащих пальцах. Он нашарил в хитро запрятанной нише фитиль и попытался его поджечь, но преуспел далеко не сразу - самодельный, скрученный из пропитанной селитрой бумаги, фитиль вонял, трещал, но никак не хотел загораться…
        Кстати, где спички? Он торопливо похлопал себя по карманам - нету. Обронил во время бегства? Когда фитиль, наконец, занялся крошечной оранжевой искоркой, испуская белёсый дымок, он вскочил и, сломя голову, кинулся по коридору, сжимая под мышкой охапку самых драгоценных из своих свитков - и, не успев пробежать и полусотни шагов, натолкнулся на людей в тёмных сюртуках, с револьверами.
        Чужаки, конечно, услыхали его топот его подошв, повернулись и ударили навстречу торопливыми выстрелами. Коридор сразу заволокло пороховым, воняющим селитрой, дымом. Он испуганно метнулся в один из боковых коридоров, снова свернул, упёрся в тупик, вернулся к ближайшему, ведущему куда-то влево отнорку - и тут грохнуло.
        Он долго не мог понять: почему взрывом не завалило все коридоры подземелья? Полтонны взрывчатки - это много, очень много. Отличный шведский динамит, произведённый фабрикой Нобеля в Глазго, который он всеми правдами и неправдами сумел раздобыть через подрядчиков, работающих на строительстве Суэцкого канала.
        Или прав оказался тот инженер, специалист по взрывному делу, который объяснял ему непростую технику подрыва большой массы взрывчатки - и часть динамита не сдетонировала, а была без пользы разбросана энергией первичного взрыва? Тогда понятно, почему он ещё жив, а не погребён под многометровым слоем камней, щебня и сухой египетской земли
        Впрочем, подумал он, это, наверное, ненадолго. Завал, тот, что у него за спиной тянется, надо полагать, на десятки, если не на сотни футов - и надёжно отделяет его от лестниц, ведущих наверх. А значит, и от источников существования человеческого организма - пищи, воды, света.
        Вода… сколько человек сможет продержаться без неё? Трое суток, четверо? Здесь, на нижних, секретных уровнях хранилища древностей запасов нет, так что смерть его будет небыстрой… и весьма неприятной. Можно, правда, пошарить в зале со свитками - он, помнится, пил там как-то чай. Но как добраться туда наощупь, в кромешной, стигийской тьме? И даже если он сумеет отыскать чайник, и в нём действительно осталось немного жидкости - чем это ему поможет? Да ничем - разве что отсрочит неизбежный конец и пролит мучительную агонию… Правда, там же можно найти ещё и керосиновую лампу и спички - но зачем он ему сейчас? Разве смерть при свете легче?
        Он повернулся и внезапно ощутил, как правой щеки коснулось что-то - легко, почти нечувствительно. Ток воздуха между глыбами, образующими завал? Несомненно. Значит, препятствие не такое уж и сплошное?
        Он замер, вслушиваясь. Лёгкий стук, поскрёбывание - почти неслышные, но несомненные звуки, доносящиеся с той стороны…
        Его ищут?
        Тогда он встал на четвереньки и торопливо, сбивая в кровь пальцы, принялся выковыривать камни из завала. Сколько это продолжалось - неизвестно, но в какой-то момент между глыбами мелькнул свет, и чей-то голос произнёс по-английски:
        - Профессор, это вы? Вот и славно, а то мы уж боялись, что вас тут насмерть придавило…
        "…но позвольте, почему по-английски? Дворцовые служители и стражники хедива не владеют этим языком…"
        Он попытался крикнуть, но из высохшего, как древний египетский пергамент, рта вырвалось только хрип.
        - Скажи, чтобы не вздумал орать. - к первому голосу присоединился второй, резкий, лающий. - Не хотелось бы затыкать ему рот, когда вытащим наружу.
        II
        Австрия,
        Зальцбург
        апрель, 1888 г.
        Этот зал разительно не походил на библиотеку британского аристократического клуба, подумал Уэскотт. Ту, где он, Уильям Уэскотт, его коллега и единомышленник доктор МакГрегор, основатели «Герметического Ордена Золотой Зари» встречались с лордом Рэндольфом Спенсером Черчиллем. С тех пор миновал почти год, но память услужливо подбрасывала ему детали того, прежнего интерьера - для сравнения с этим. Место резных дубовых панелей занимали вытертые от времени гобелены с сюжетами из рыцарских романов. Заменой веерам шпаг, шотландских палашей и развешанных между ними елизаветинских касок с кирасами служат максимиллиановские турнирные доспехи - стальные манекены, сжимающие латными перчатками огромные двуручные мечи-спадоны и фламберги с устрашающе-волнистыми клинками. И никаких тебе эзотерических символов - ни масонских «глаз в треугольниках», ни розенкрейцерских геральдических цветов, египетских картушей или каббалистических символов. О том зале напоминал, разве что, полумрак, в котором терялись высокие, стрельчатые, в готическом стиле, своды, сложенные из массивных каменных блоков. Из таких же глыб, а
вовсе не из изящно отделанных мраморных панелей, сложен и камин - столь внушительных размеров, что в его чреве легко можно было зажарить цельного кабана на вертеле. Наверняка, решил Уэскотт, прежние хозяева именно так и поступали.
        А вот книги тут совсем другие. Вместо устрашающе подробной подборки трудов по оккультным наукам, что хранится на полках штаб-квартиры Лондонского «Колледжа Каббалы», здесь выстроились рядами книги по истории германской нации - от древних времён, до наших дней.
        - Это место нам любезно предоставил герр Лангасснер. - заметил один из присутствующих, плотно сбитый господин с высоким, открытым лбом и окладистой, слегка раздвоенной бородой. Говорил он по-немецки.
        - Это, если я не ошибаюсь, основатель союза фейранов[5 - «Союз ферайнов» основан 1886 году. Его члены участвовали в фестивалях, установленных специальным немецким календарём, чтобы, «невзирая на классы», переживать чувство общности немецкой нации.]? - осведомился Мак-Грегор. Уэскотт покосился на своего спутника. На его благородном, породистом лице обозначилось лёгкое неудовольствие - зачем спрашивать о том, что и без того известно?
        - Он самый. - кивнул бородач. - Антон Лангасснер, как и его единомышленники, сочувствуют с пониманием относятся к идеям пангерманистов. Особенно - австрийских.
        Он указал спутникам на кресла, стоящие полукругом возле камина. Рядом - столик с бутылками вина, графином непрозрачного зелёного стекла, и блюдо с фруктами. После чего, исполняя обязанности хозяина встречи, поворошил угли медной кочергой, разлил по бокалам багрово-красное вино.
        Бородатого господина звали Гвидо фон Лист; гостям он был известен, как писатель, поэт, знаток древних рун, восходящая звезда пангерманизма. А так же - один из столпов австро-германского отделения «Теософского общества», основанного тринадцать лет назад мадам Блаватской - дамой, широко известной в определённых кругах.
        Уэскотт взял бокал и сделал маленький глоток. Мак-Грегор же с независимым видом помотал головой. С некоторых пор коллега и соратник по Уэскотта по «Золотой Заре» чересчур увлёкся практикой индийских йогов и полностью исключил из своего рациона животную пишу и спиртное, заменив их рисом, индийскими овощами и приправами, содержащими и огромное количество специй. Уэскотт не уставал гадать, как долго шотландец, выросший на хаггисе, мясных пирогах и виски с ячменным элем, продержится на столь экзотической диете.
        Австриец, по-видимому, был в курсе кулинарных предпочтений гостя - в графине, из которого он наполнил бокал Мак-Грегора, оказался имбирный настой. Тот благодарно кивнул, схватил бокал и жадно отпил. Уэскотт чуть заметно поморщился: великосветские манеры явно не относились к сильным сторонам его спутника. Как, впрочем, и сдержанность.
        Фон Лист, в свою очередь, поднял бокал, отпил, поставил на стол.
        - Итак, господа…
        Он сложил руки на животе, сплетя пальцы в характерном жесте, и Уэскотт только сейчас обратил внимание на булавку галстука - серебряную, с солярным знаком свастики и древне-германскими рунами.
        - Мы собрались, чтобы обсудить судьбу профессора Бурхардта. Соглашаясь предоставить ему убежище в Австрии, я полагал, что это затянется, самое большее на два-три месяца. Но с тех пор миновал почти год, и мне хотелось бы знать: как вы намерены поступить с вашим… - фон Лист откашлялся - …с вашим пленником?
        …наёмники ван дер Стрейкера, вытащившие Бурхардта из-под завалов, сумели вывезти его из гудящей, как растревоженный осиный рой, Александрии в обход стражников хедива, потом погрузить на зафрахтованную шхуну алжирского контрабандиста и переправить на Сицилию. Здесь, на съёмной вилле, они провели в ожидании дальнейших указаний около трёх недель, пока на них не вышел Уэскотт.
        Англичанин воспользовался тем, что исполнителей нанимал и инструктировал лично Стрейкер. Дело в том, что сам бельгиец к тому моменту канул где-то в дебрях Чёрного континента, и похитители со своим призом на некоторое время стали невидимы для сверхбдительного ока подчинённых сэра Рэндольфа. Уэскотту и «Золотой заре» это было только на руку: да, британская корона платит за всё - но давать специальным службам королевы Виктории слишком уж много власти над собой и своими планами герметисты не собирались. Как говорят русские: «дружба дружбой, а табачок врозь.»
        Дальнейшее оказалось делом техники. Назвав старшему группы пароль и предъявив половинку разорванной банкноты в один фунт, полученную от Стрейкера, Уэскотт организовал отправку Бурхардта на континент - но не во Францию, как это было оговорено с сэром Рэндольфом, а в Австрию. Соображения его были вполне понятны: в отличие от других европейских стран, агенты Форин Офис - как, впрочем, и военно-морской разведки - чувствовали себя в Австрии и Германии не так уверенно. Полиция и контрразведка этих держав работала как часы, и действовать на их территории столь же вольготно, как в традиционно беспечной Франции, англичане не могли. К тому же, у основателей «Золотой зари» имелись здесь прочные связи; к ним-то они и прибегли, когда понадобилось найти пленнику надёжное убежище.
        Герр Гвидо фон Лист оказался почти идеальным кандидатом, несмотря на свою приверженность германскому оккультизму, вызывавшего у адептов «Золотой Зари» некоторое беспокойство. Во-первых, он был знаком, хотя и заочно, с Бурхардтом, состоя с ним в переписке. А во-вторых, австриец был кровно заинтересован в результатах расследования, затеянного Уэскоттом и его коллегами - собственно, для этого он и писал слёзные письма немецкому археологу, но каждый раз нарывался на недвусмысленный отказ. Так что достаточно было намекнуть, что фон Лист будет допущен к полученным секретам, чтобы заручиться его сотрудничеством.
        Но возобновить исследования Бурхардта никак не получалось. Уэскотту с фон Листом приходилось перевозить его с места на место, менять убежища, скрываясь то в горных австрийских замках, то в неприметных городских особняках, то на виллах кого-нибудь из высокопоставленных членов «Союза ферайнов». Приходилось опасаться пронырливых «союзников» из британской разведки - а время, между тем утекало, словно песок между растопыренными пальцами. От Стрейкера, как и от агентов в далёкой России, не было никаких известий, и и австриец постепенно начинал терять терпение. Так продолжалось почти год, пока Гвидо фон Лист не вызвал своих партнёров из «Золотой Зари» в Зальцбург, чтобы поставить вопрос ребром - либо вы забираете Бурхардта (предварительно выполнив все обещания), либо он поступает в единоличное распоряжение австрийского теософа. Мнения самого Бурхардта, разумеется, никто спрашивать не собирался.
        Только вот на этот раз у Уэскотта и его коллег из «Золотой Зари» было, что сказать теософу - именно это и обсуждали сейчас в зальцбургском особняке, любезно предоставленном высоким договаривающимся сторонам герром Антоном Лангасснером.
        - …К сожалению, герр Бурхардт не приносит нам той пользы, на которую мы рассчитывали. - подвёл итог Уэскотт. - Большая часть его манускриптов осталась под завалами. Уцелевшие, включая и драгоценные пластины с письменами, ввезены экспедицией господина Семёнова, и в итоге, профессору попросту не с чем работать.
        - Помнится, вы говорили, что часть александрийских трофеев они переправили в Россию? - сварливо осведомился фон Лист. Он не скрывал недовольства английским «коллегой». - Неужели не было возможности как-то задержать?..
        Уэскотт сокрушённо развёл руками.
        - Увы, наши друзья в британском Адмиралтействе узнали об этом слишком поздно. Семёнов отправил добычу экспедиции из Адена в Санкт-Петербург на одном из русских военных клиперов, которые возвращаются на Балтику после службы на Тихом океане. Устраивать нападение в таком оживлённом регионе - чистой воды казус белли, никто подобную авантюру не одобрит.
        Фон Лист презрительно скривился.
        - А ещё распевают: «Британия правит морями…» Надеюсь, вы сумели хотя бы выяснить, что именно русские вывезли из Адена?
        - Груз был заколочен в крепкие ящики, и при нём все время находились казаки охраны. Когда я через два месяца посетил Петербург, то пытался навести справки через своих людей. Но, увы, ничего не вышло - русские бдительно охраняют и сами артефакты, и учёного, который с ними работает.
        - Некто Еффсеин, если мне память не изменяет? - неприязненно осведомился австриец. - Помнится, герр Бурхардт упоминал о нём в своих письмах… Как историк и специалист, этот господин сущее ничтожество - но порой у него случаются озарения.
        - Как бы то ни было, подобраться к мистеру Еффсеину не представляется возможным. - повторил Уэскотт. - Остаётся надеяться, что экспедицию удастся перехватить на обратном пути. Если с этим не справится известное вам лицо - у берегов Конго русских будет ждать фрегат Её Величества «Комюс». От него им не уйти.
        - Это было бы большим несчастьем! - буркнул доселе хранивший молчание МакГрегор. - Зря мы, что ли, столько времени прячем Бурхардта от агентов лорда Рэндольфа? Если его ведомству достанется всё, найденное русской экспедицией - можете считать, что наши усилия пошли прахом!
        - Вы правы, в этом случае придётся делиться результатами изысканий, и нынешних и тех, что ещё предстоит проводить. - согласился Уэскотт. - А что делать, дорогой Сэмюэль? Поверьте, я не больше вашего склонен доверять правительству королевы Виктории. У власть предержащих на первом месте исключительно их интересы. Как, впрочем, и у нас. - добавил он после крошечной паузы.
        МакГрегор задрал подбородок, отчего его костистая физиономия приобрела высокомерный вид.
        - Наши интересы - это высшие знания, тайная мудрость! Если мы сумеем получить ключ к ним, то ни много, ни мало, приблизим Золотой Век человечества!
        Уэскотт поморщился. Он, как и прочие адепты «Золотой Зари», вполне разделял веру своего коллеги в чудодейственную силу «Тайного манускрипта» - но в серьёзных делах предпочитал всё же разумную прагматичность. Особенно, когда приходится иметь дело с кем-то, не входящим в Орден.
        - В Петербурге действует мой эмиссар. - сказал он, обращаясь к фон Листу. - Подождём немного, возможно, у него получится что-нибудь выяснить. И, кстати: в ближайшее время он должен переправить в Европу одного любопытного человека. Уверен, вы захотите с ним познакомиться.
        III
        Санкт-Петербург,
        Июнь 1888 г.
        Пш-ш-ш… взиу-у-у… пш-ш… тр-р-р…
        Я подкрутил верньер настройки, и сквозь мешанину помех прорезался голос. Женский, высокий, с легко угадывающимися истерическими нотками.
        - Если ты нематериальная сущность нашего безвинно убиенного друга, то стукни два раза…
        - Вызывают дух покойника Дробязгина. - шепнул Яша. Еле слышно шепнул, словно говорившая могла его услышать. - Господин барон приказал держать обстоятельства его гибели в тайне: согласно официальной версии, он пал жертвой уличных грабителей. Но эти клоуны не верят, вот и затеяли своё расследование. Своими, так сказать, методами.
        Из динамика тем временем донеслось постукивание, за которым последовали радостные возгласы.
        - Тебя лишили жизни под крышей или под открытым небом? - продолжал вопрошать истерический голос. - Стукни два раза, если в доме, три - если нет.
        Пш-ш-ш… тр-р-р… взиу-у-у…
        Снова постукивание.
        - Два или три раза? - осведомился Яша. - Прибавь звук, что-то я не разобрал.
        - Да хоть десять! - буркнул я в ответ. - И вообще, может, это помехи? Сигнал-то не цифровой - поди, разбери!
        Микрофон мы установили три дня назад, в гостиной квартиры, где проживал некий господин Прибытков с супругой. Я же го и устанавливал - как единственный в «сыскном бюро» эксперт по технике будущего, прошедший, к тому же, специальную криминалистическую подготовку. Яша, заполучив меня в свой штат, тут же нагрузил работой по самое не могу: «Не знаю, Ярослав, как я раньше без тебя обходился? Столько дел, а у нас, кроме меня самого, никто даже с обычным микрофоном работать не умеет, не говоря уже об оборудовании посложнее…» Пришлось соответствовать - и установка прослушивающей аппаратуры в квартире Прибытковых стало для меня своего рода экзаменом на профпригодность.
        Итак, господин Прибытков, Виктор Иванович. В своё время он окончил Морской Корпус, послужил некоторое время во флоте, но карьеры не сделал - вышел в отставку и подался в журналистику. В то же примерно время он увлёкся оккультными науками, сделавшимися после «спиритических сеансов» мадам Блаватской чрезвычайно модными в столичном обществе. И не просто увлёкся, а погрузился в теософию и спиритуализм с головой, и даже начал издавать первый в России оккультный журнал «Ребус - «Загадочные картинки, вопросы спиритизма, медиумы, «психизм». Выходит в Санкт-Петербурге с 1881-г.» Регулярно проводит у себя дома спиритические сеансы, гвоздём которых быстро стала его супруга - вероятно, это ей принадлежит тот женский голос с истерическими нотками. Но для нас куда интереснее вот что: именно Прибытков стал устроителем лекций мистера Уэскотта в Петербурге, и он же познакомил с ним Дробязгина. Ныне, к большому сожалению следствия, покойного…
        Нам пришлось три дня дожидаться очередного спиритического сеанса - Яша хотел непременно накрыть всех завсегдатаев разом, чтобы тут же, на месте, произвести экстренное потрошение. Честно говоря, я не особо рассчитывал, что у них удастся выудить что-нибудь насчёт Дробязгина. А вот обыск в квартире Прибыткова - это дело другое. Там вполне могли обнаружиться какие-нибудь записи, дневники, даже переписка с покойным, а то и с самим Уэскоттом. К конспирации в конце девятнадцатого века относятся с восхитительным пренебрежением - поистине, край непуганых идиотов. Ну да тем проще нам будет работать…
        - Твой убийца жив? - раздалось из динамика. На этот раз голос был мужским, причём каким-то замогильным.
        - Сам Прибытков. - Яша, не сдержавшись, выругался. - Убийцу ему подавай! Месть, что ли, затеял?
        Я и сам узнал голос содержателя спиритической малины. Ещё бы не узнать - слушал его, как и голос его супружницы битых три дня, отлаживая установленную в квартире шпионскую аппаратуру.
        Пш-ш-ш… взиу-у-у… тр-р-р… пш-ш…
        - Снова помехи. - сказал я. - Надо бы завтра наведаться, когда в доме никого не будет, проверить…
        - Незачем. - Яша вынул из уха кнопку наушника и щёлкнул тангентой карманной рации. - Первый на связи. Слышите меня, ротмистр? По моей команде выносите дверь и входите. Присутствующих кладёте мордами в пол и ждёте нас. Да-да, всех - и мужчин и баб, нечего с ними миндальничать… Но чтобы мне без членовредительства и прочего мордобоя! Успеется.
        Рация неразборчиво хрюкнула в ответ.
        - Готовы? Тогда на счёт «три». Раз, два…
        - Жаль, Владимира Алексеича с нами нет. - сказал Яша - Он и так-то зверообразен, а уж когда вденет пятерню в свой любимый кастет - любой злодей с Хитровки вмиг соловьём запоёт, не то что эти «тилигенты»…
        Я кивнул, соглашаясь. Насчёт Гиляровского он прав: действительно, при необходимости тот мог выглядеть устрашающе. Тем более, что наша сегодняшняя добыча ну никак не походит на хитровских «злодеев», с которыми репортёру не раз приходилось иметь дело. Семь человек, внешности вполне приличной, даже интеллигентной: четверо мужчин и три женщины. Одна из них, обладательница истерического голоса вполне могла бы претендовать на честь называться образчиком стиля «вамп» - до его появления остаётся ещё лет сорок, когда на экраны выйдет (или уже не выйдет? Время - штука тонкая…) фильм «Дракула», ставший впоследствии классикой. А вот само понятие «роковой женщины» здесь вполне известно - а что до зрительного образа, то хозяйка «нехорошей квартиры» каким-то образом сумела его предвосхитить: тёмные, почти чёрные тени вокруг глаз, волосы цвета воронова крыла (интересно - крашеные или это их натуральный цвет?), обнажённые до плеч руки, унизанные браслетами с разнообразными мистическими символами. Общую картину дополнял чересчур глубокий по местным довольно-таки пуританским меркам вырез чёрного платья, скрывавшего
весьма соблазнительные формы…
        - Кстати, Владимир Лексеич собирался в Петербург. - сказал я, старательно отводя взгляд от прелестей мадам Прибытковой. - И весьма интересовался столичными спиритическими кругами. Кажется, «Московские ведомости заказали о них большой очерк…
        Мой шеф покачал головой.
        - Очерк, говорите? Нет, сударь мой, о наших делах в газетах писать не стоит, шибко секретно-с… А так - уверен, ему было бы любопытно. Тем более, что господин барон распорядился ничего от Владимира Лексеича не скрывать.
        Столь либеральное отношение руководителя Д.О.П. а к репортёру, известному своими острыми пикировками с московскими властями ничуть меня не удивило. «Дядя Гиляй» был слишком глубоко погружён в проблемы путешественников во времени, да и сам сподобился побывать на той стороне «червоточины».
        - Так что, Яков Мосеич, куда задержанных прикажете? - осведомился жандармский унтер. - В участок, или сразу к нам, на Очаковскую??
        - Давайте к вам. - распорядился Яша, имея в виду здание Губернского Жандармского Управления Петербурга, при котором помещались и камеры предварительного следствия. - Закончим с обыском - приеду, побеседую с этими господами.
        Жандарм кивнул и принялся распоряжаться. Задержанных по одному поднимали с пола и выводили наружу, где уже ждали тюремные кареты с зарешеченными окошками - предшественники «воронков». Женщины плакали, жаловались, тщетно взывая к человеколюбию церберов. Один из арестованных пытался протестовать, запугивал жандармов неприятностями, которые непременно должны воспоследовать в результате учинённого ими произвола - его утихомирили тычком кулака под рёбра. Вскоре из участников спиритического сеанса в гостиной остался только один, сам хозяин дома. Он затравленно озирался по сторонам, и от моего внимания не укрылись взгляды, которые он бросал на большое, тёмного орехового дерева, бюро.
        Яша тоже уловил этот взгляд.
        - Господин Прибытков, если я не ошибаюсь? - голос его звучал обманчиво доброжелательно. - Давненько мечтал с вами познакомиться. Ну, как дела в духовных сферах? Удалось достучаться, или кураж не тот?
        Прибытков дёрнул уголком рта и отвернулся. На лбу его выступили крупные капли пота.
        - Зря вы так, Виктор Иванович. Всё равно ведь отвечать придётся, не теперь, так потом. А ежели сами выдадите то, за чем мы пришли - вы же догадываетесь, за чем именно, не так ли? - это, глядишь, и зачтётся…
        Прибытков продолжал молчать, изо всех сил стараясь сохранить независимый вид.
        - Ну, что ж, вольному воля, спасённому рай. - вздохнул Яша. - Мы вам предлагали по-хорошему, но ежели не желаете… Ярослав, не сочтите за труд, - он повернулся ко мне, - гляньте-ка во-он в тех ящиках. Ежели окажутся заперты - можете не стесняться.
        Он указал на бюро.
        - Жаль, конечно, портить. - продолжал глумиться Яша. - Может, ключики-то отдадите? Вещь красивая, заграничной работы, видать по всему, немалых денег стоит. Но что поделать, ежели нам непременно надо внутрь заглянуть?
        Нет ответа. Яша пожал плечами.
        - Грустно, грустно, что вы столь упрямы, господин Прибытков. Впрочем, вам же хуже. Ломайте, Ярослав!
        Я кивнул - и отправился на кухню, за кочергой, на ходу стараясь воскресить в памяти «Руководство по производству следственных действий», раздел четвёртый, «Рекомендации по производству обыска и выемки», усвоенные ещё на втором курсе МГЮА. Или в Д.О.П. е на этот счёт иные правила?
        - Сегодняшний улов. - Яша выложил на стол пачку бумаг и тетрадей. - Не то чтобы густо, но и отнюдь не пусто.
        Мы сидели в питерской конторе «сыскного бюро»; за окном гудел Литейный проспект, июньское солнышко веселило сердца прохожих своими тёплыми лучами, лошадиные копыта звонко цокали по мостовой.
        - Так что с задержанными? - осведомился я.
        - Закончим вот с этим, - он постучал пальцем по бумагам, - и поеду на Очаковскую, проведу первый допрос. А то, как бы господа в голубых мундирах не перестарались…
        Я сдержал усмешку: скептическое отношение шефа «сыскного бюро» к методам «коллег» из Отдельного Корпуса Жандармов успело стать притчей во языцех.
        - Тут в общих чертах именно то, что мы и ожидали. - продолжил Яша, перебирая трофеи. - Дневники Прибыткова, списки членов питерских спиритических и масонских кружков. И вот, самое интересное…
        На стол легла пачка конвертов, аккуратно перетянутых бечёвкой. Верхний украшала россыпь розовых почтовых марок с женским профилем, увенчанным короной, и надписью по нижнему краю «one penny».
        Я взял конверт.
        - Из Англии?
        - Оттуда. - Яша с довольным видом кивнул. Сейчас он был похож на кота, дорвавшегося до хозяйских запасов сметаны. - Переписка господина Прибыткова со своими заграничными контрагентами. Ознакомься, я успел наскоро проглядеть.
        Я извлёк из конверта сложенные листки. Написано было по-английски, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы разбирать непривычный почерк.
        - Это от Уэскотта. - прокомментировал шеф. - Пишет насчёт чертежей инженера Костовича, но я почему-то уверен, что ему самому они нужны, не более, чем пономарю саксофон. А значит - что?..
        - Господа спиритуалы связаны с британской разведкой? - сделал я требуемый вывод. - МИ-б, или как они там сейчас называются? Ну так это не новость, мы и так знали.
        - Мы знали, что на них работает Стрейкер. - поправил меня Яша. Впрочем, он и с «Золотой Зарёй» тесно связан, так что тут особого откровения нет. Другой вопрос - кто тут кого использует: Стрейкер Уэскотта с его питерской агентурой, или, наоборот, «Золотая Заря» каким-то образом держит нашего бельгийского друга на крючке?
        - А какая разница? - я пожал плечами. - В конце концов, все ниточки, так или иначе, тянутся в Форин Офис или в британское Адмиралтейство. Англичанка гадит, и всё такое.
        - Ну да, ну да… - Яша задумчиво покивал. - Кстати, аэроскафом Костовича их интересы отнюдь не ограничиваются. Там, дальше, есть упоминание об «александрийских пластинах» - тех, что привёз Евсеин. Так вот, Уэскотт требует от Прибыткова и Дробязгина, чтобы они как можно скорее выяснили, кто именно работает с артефактами и где они хранятся. А это, согласись, уже несколько ближе к области интересов «Золотой Зари».
        - И, тем не менее, во время налёта на штаб-квартиру Д.О.П. Дробязгин с Геннадием даже не пытались искать чертежи аэроскафа, ни что-нибудь ещё, а ограничились похищением Виктора.
        - Это-то и странно. У меня сложилось ощущение, что они шли в штаб-квартиру Д.О.П. за одним, а взяли в итоге совсем другое. В смысле - другого.
        Я немного подумал.
        - То есть, на Виктора они наткнулись случайно?
        Яша кивнул.
        - Очень похоже на то. Наткнулись - и сочли находку настолько важной, что наплевали на первоначальное задание.
        Я ещё раз проглядел письмо и засунул его обратно в конверт.
        - Жаль, господин барон об этом не знает. Наверняка пригодилось бы. Может, отписаться ему по нашим каналам?
        - Можно и отписаться. - не стал спорить мой собеседник. - Но, сдаётся мне, лучше будет передать это из рук в руки, вместе с нашими выводами.
        - То есть, придётся ехать во Францию?
        - Не сейчас. Неделя уйдёт на то чтобы вычистить всех питерских масонов со спиритуалами, потом надо будет помочь московским коллегам. И вот тогда можно будет и подумать о поездке.
        - Слушайте, Яков Моисеевич… - я испытующе посмотрел на начальство. - Может, и я тоже, а? Во Францию, в смысле?.. Вот увидите, пригожусь!
        IV
        Финский залив
        Июнь, 1888 г.
        - Где ты научился обращаться с парусной лодкой? - спросил Виктор. - Вот уж ни за что не подумал бы…
        Как ни претило ему откровенничать с человеком, только что на его глазах хладнокровно истребившим целую семью - любопытство взяло вверх.
        Геннадий подтянул какую-то снасть и уселся поудобнее, перехватив железный загнутый вверх стержень, который он назвал «румпель». Стержень присоединялся к привешенному на корме перу руля, и Геннадий, к удивлению напарника, довольно ловко с ним управлялся.
        - А ты вообще думай иногда, дело полезное. - посоветовал он спутнику. - Чем болтать, пересядь-ка к правому борту. Сейчас вырежемся из-за островка, на открытую воду - ветер сразу посвежеет, и как бы нам не изобразить оверкиль…
        Что такое «оверкиль» Виктор, человек насквозь сухопутный, понятия не имел, но по тону спутника догадался, что это, вероятно, нечто достаточно скверное. А потому - выполняя полученную инструкцию, поспешно сдвинулся влево, к дощатому борту. Это оказалось не так-то легко, поскольку скамейка, носившая нелепое название «банка», была отполирована многочисленными рыбацкими задницами, и в данный момент имела, как и вся лодка, наклон градусов в сорок. Но Виктор справился, хотя и не с первой попытки - судорожно вцепился пальцами в доски, подтянулся, и всем телом повис на планшире (ещё одно незнакомое словечко, означающее брус, идущий по верхней кромке борта). Крен сразу уменьшился.
        - Вот, другое дело. - удовлетворённо кивнул Геннадий. - Держи-ка, чтобы не бездельничать…
        И протянул ему конец нетолстого каната, привязанного к нижнему углу паруса.
        - Парус называется «разрезной грот». Снасть, которая у тебя в руках - фока-шкот, он позволяет управлять передней его половиной, фоком. Если полотнище паруса заполощет - тяни на себя, подбирай, то есть, если скажу «трави» - наоборот, выпусти, чтобы парус забирал больше ветра.
        Виктор неуверенно принял трос. Наошупь тот был жёсткий, грубый, как тёрка. Зазеваешься - вмиг ладони до мяса обдерёт…
        Шкот, словно услыхав его мысли, рванулся из рук. Парус захлопал, замотал на ветру нижним углом с вшитым в него массивным железным кольцом, и Виктор едва не схлопотал болезненную плюху по лицу.
        - Чего ждём? - ухмыльнулся Геннадий. - Сказано же: подбирай, как только заполощет!
        Виктор послушно потянул на себя шкот. Хлопки прекратились, парус выгнулся, принимая ветер.
        - А ты-то когда всё это успел освоить? - повторил вопрос Виктор, тыча пальцем в тугое полотнище. - Неужели, уже здесь?..
        - Не… - Геннадий помотал головой. - Это ещё там, в нашем родном времени. Родители мои увлекались водным туризмом, и, пока я учился в школе, каждое лето брали меня с собой в походы на парусных катамаранах. Где мы только не побывали - и на Ладоге, и на Онежском озере. Даже по Белому морю, до Соловков и дальше, к самому гирлу.
        - Но у катамаранов ведь совсем другие паруса? - проявил осведомлённость Виктор. - Я в инете как-то видел - узкие такие, треугольные, вытянуты вверх. А тут - палка какая-то привешена…
        И кивнул на деревянный брус, растягивающий верхнюю кромку паруса.
        - Не палка, а реёк. - наставительно сказал Геннадий. - Учись, салага, пока я жив. У катамарана действительно паруса не такие, а бермудские. Но это неважно: парус есть парус, ветер есть ветер. Научишься их чувствовать - с любой оснасткой разберёшься. Тем более, тут всё устроено в точности как у яла-шестёрки, мне на таких ходить случалось.
        Виктор смотрел на напарника и не верил собственным глазам. Чего только не узнаешь о человеке, стоит только попасть в непривычную, к тому же рискованную ситуацию? Куда делся подозрительный, полный плохо скрываемой злобы взгляд, сжатые в нитку губы, которые так редко трогает улыбка - разве что, саркастическая ухмылка? Этот Геннадий был совсем другим - открытым, жизнерадостным даже. Вон как подставил лицо ветру, явно наслаждается происходящим…
        Они миновали длинную, низкую оконечность острова. Ветер сразу ударил в паруса, лодка накренилась, чуть не черпнув бортом воды. Виктор заозирался - море всё было в барашках; над ними метались, издавая протяжные, тоскливые крики, бело-чёрные крупные чайки.
        - Гляди туда? - Геннадий указывал пальцем на восток, откуда дул порывистый ветер. - Видишь, облака у самого горизонта?
        Виктор кивнул.
        - Если тучи громоздятся,
        В виде замков или скал,
        Скоро ливни разразятся,
        Налетит жестокий шквал…
        - неожиданно продекламировал он и тут же пояснил удивлённому спутнику:
        - Это специальные стихи, чтобы запоминать приметы погоды. Их таких много - помню, отец заставлял зубрить наизусть.
        - Значит, скоро будет шторм? - сделал логичный вывод Виктор. В самом деле, облака в виде высоченных башен - вон они, только слепой не заметит…
        Геннадий оценивающе оглядел горизонт.
        - Скорее всего, штормовой фронт пройдёт мористее, а нас, если и заденет, то самым краем. Но зевать не стоит, верных баллов шесть точно будет…
        Крупная волна ударила в скулу, едва не положив рыбацкую скорлупку на борт. Их окатило пенными брызгами, Геннадий поспешно дёрнул румпелем, нос лодки вильнул влево. Парус снова заполоскал - с громкими хлопками, вырывая шкот из сделавшихся вдруг непослушными пальцев. Виктор, не дожидаясь окрика, принялся «выбирать» строптивую снасть. Лодка снова вильнула, на этот раз в другую сторону - и, выровнявшись, побежала быстрее, с лёгким креном на подветренный борт.
        - Можешь ведь, если захочешь! - Геннадий широко улыбнулся. - если так и дальше пойдёт, я из тебя сделаю настоящего яхтсмена!
        Виктор не ответил - было не до того. Ветер усилился; он то и дело менял направление, налетал короткими злыми порывами, несущими с собой полосы пены на воде. «Шквалы ходят, чтоб их…. - пояснил Геннадий. - Гляди на подветренный борт: как увидишь приближающуюся пенную полосу - готовься, сейчас ударит. Тогда, ежели вовремя шкот не протравить, может и на борт положить - отчёрпывайся потом…»
        Виктор закусил губу, отчаянно борясь одновременно и с качкой, и со своенравной снастью. Лодку клало с борта на борт, Геннадий, вполголоса матерясь, наваливался на румпель, ухитряясь левой рукой орудовать вторым шкотом.
        - Худо дело… - прокричал он, выбрав момент между двумя накатившимися шквалами. - Погода портится, так мы далеко не уйдём. Надо бы… - он осёкся, потом махнул рукой в сторону берега. - Вон, видишь, вон там, за мысом?..
        Виктор пригляделся. Из-за острова неторопливо, словно черепашка, полз поперёк волны маленький пароходик. Гребни волн то скрывали его по самую палубу, то подставляли взорам зелёный борт, высокую белую надстройку и и забранные в решётчатые кожуха гребные колёса. Чёрный угольный дым вырывался из крашеной в жёлтый цвет трубы и клочками стлался над волнами Финского залива.
        - Идём наперерез! - проорал, перекрикивая шум ветра Геннадий. - Как скомандую - раскручивай вон ту снасть, спускай реёк с парусом. Сделаем вид, что терпим бедствие…
        Он всем телом налёг на румпель, и лодка вильнула, накренилась, черпнув бортом воду, - и послушно повернула поперёк курса приближающегося судна.
        Пароходик, носящий гордое имя «Густавсберг», нёс на кормовом флагштоке флаг, указывающий на его принадлежность к королевству Швеция. В настоящий момент судно с судовладельцем на борту шло из Выборга, где располагалось отделение его фирмы по продаже сельскохозяйственных машин, в Або. Шкипер, пожилой швед с рыжеватой, густо тронутой сединой шевелюрой, физиономией, выдубленной балтийскими ветрами до состояния, когда на ней почти не видны природные россыпи веснушек, и капитанской бородкой, оставляющей открытыми подбородок и верхнюю губу, выслушал «терпящих бедствие» со всем подобающим случаю вниманием. Согласно изложенной Геннадием версии, они с Виктором - студенты из Петербурга; сдали экзамены и решили после напряжённого учебного года поправить силы отдыхом на лоне северной природы. Сняли в рыбацкой деревушке домик с видом на море - и вот, нацелились, как полагается молодым людям, не чуждым спортивных упражнений, совершить продолжительную прогулку под парусом. Но - переоценили свои мореходные навыки, не сумели справиться с ветром и волнами. И совсем уж собрались прощаться с жизнью, когда к огромному
своему облегчению заметили за низким мысом дым из трубы «Густавсберга».
        Шкипер слушал их, осуждающе качая головой в шикарной капитанской фуражке. Да, молодые люди поступили чрезвычайно опрометчиво - раз уж они плохо знакомы с морским делом, не стоило искушать судьбу, пускаясь в плаванье по коварным шхерам. Куда разумнее было обратиться к местным рыбакам, хорошо знающим как здешние воды, так и капризы финской погоды. А теперь господам студентам придётся совершить незапланированное путешествие, да ещё и входить в немалые траты. Владелец «Густавсберга», к сожалению, торопится: у него назначены сразу по прибытии в Або важные встречи, а потому, отбуксировать лодку вместе с незадачливыми яхтсменами назад, в деревню, капитан никак не может. Но если господа студенты не против, он высадит их на островке Валлисаари. Там полно рыбацких деревушек, где они смогут отдохнуть, привести себя в порядок и нанять кого-нибудь, кто доставит их вместе с лодкой домой.
        - Продаст он нас, салака шведская, продаст, к гадалке не ходи! - шепнул напарнику Геннадий, когда шкипер, заручившись согласием «спасённых», удалился. - Валлисаари этот, чтоб ты знал, лежит к востоку от Волчьих Шхер, где стоит крепость Свеаборг. Так что на острове наверняка и воинский пост имеется, и пограничная стража - как же, ближние подступы к стратегическому объекту! Вот им этот рыжий хрен нас и сдаст, стоит только пристать к берегу.
        - Что же тогда делать? - испугался Виктор.
        - Снимать штаны, и бегать! - окрысился Геннадий. - А если серьёзно - то пока ничего. Не дёргаемся, не подаём виду, что заподозрили неладное. Я отстегнул боцману десять марок, чтобы он отрядил матроса править лодкой - а мы с тобой пока переберёмся на «Густавсберг». Шкипер любезно предоставил нам каюту. Места там, правда, маловато, чуть просторнее собачьей конуры. Ну, ничего, в тесноте, да не в обиде: возьмём из лодки вещи, устроимся с удобствами. До Валлисаари при таком волнении, да ещё и против ветра этому корыту шлёпать колёсами часа три с половиной, не меньше.
        - А дальше?..
        - А дальше видно будет.
        Зловещие события этой ночи не прошли для Виктора даром - он вдруг осознал, что вымотался, причём настолько, что готов отрубиться прямо на палубе, подсунув под голову кулак вместо подушки. Но не получилось: их пригласили на завтрак, накрытый в крошечной кают-компании, где им пришлось делить узкий, накрытый деревянной решёткой, стол со шкипером, судовладельцем и его супругой. Владелец судна, шведский фабрикант, ведущий дела в Великом княжестве Финляндском, поведал гостям, что посещал Выборг с целью инспекции отделения своей фирмы по продаже сельскохозяйственных машин. Затем объяснил, что Туставсберг", на котором они имеют удовольствие находиться, построен на верфях в городе Або, спущен на воду пять лет назад и предназначается для каботажного плавания в Финском и Ботническом заливах. Но случалось пароходику ходить и дальше - в Данциг, Киль, даже в датский Копенгаген.
        Супруга фабриканта, сухопарая особа, с длинным, костлявым лошадиным лицом, упомянула, что их сын тоже учится в Петербурге, в Училище правоведения. После чего без всякой паузы принялась расспрашивать о новинках петербургского театрального сезона - о чём «господа студенты», разумеется, не имели ни малейшего представления. Выручила качка: разошедшийся до шести баллов ветер развёл серьёзную волну, 'Туставсберг" принялось нещадно валять с борта на борт, так что пришлось прервать трапезу и расходиться по каютам.
        Виктор, впервые оказавшийся в море, порывался выйти на палубу, полюбоваться видами Финского залива - но первая же попытка закончилась тем, что он, промокший насквозь под фонтанами брызг и начавшимся-таки ливнем (Гена, гад, напророчил-таки со своими стишками!) последовал примеру прочих пассажиров. Но оказалось, что не так-то просто заснуть, когда за тонким бортом безостановочно хлопают по воде плицы гребных колёс, стучат шатуны паровой машины. Сон никак не шёл; Геннадий развернул вчерашнюю газету, позаимствованную у фабриканта. Виктор открыл, было, одну из своих тетрадей, желая освежить в памяти кое-какие выкладки по физике червоточин - но обнаружил, что растрёпанные вконец нервы не дают сосредоточиться на материале. Болтанка усиливалась, и скоро обоим стало не до чтения - все силы уходили на то, чтобы кое-как удержаться на узких, как полка в вагоне третьего класса, койках, избегая столкновений со всеми острыми углами в каюте. Оставалось исподволь коситься друг на друга, да обмениваться короткими бессодержательными репликами.
        V
        Северное море,
        у берегов Голландии.
        Июнь 1888 г.
        В каюту медленно втёк пароходный гудок. Алиса вскочила с постели (назвать это роскошное двуспальное ложе для новобрачных «койкой» не поворачивался язык) и побежала к окну - широкому, прямоугольному, в дубовой с бронзовыми уголками раме. Не чета иллюминаторам в каютах второго класса, где поселили их слуг - Корфова денщика и Алисину горничную.
        Навстречу «Маастрихту», параллельным курсом, на дистанции около полумили, шёл большой военный корабль - массивный чёрный корпус с далеко выдающимся вперёд тараном, высокие мачты и единственная труба, извергающая жирный угольный дым. По бортам, круто сходящимся кверху, словно у старинного испанского галеона, выглядывают из портов орудия солидных калибров. На корме, украшенной балконом, плещется на ветру красно-бело-синее полотнище - броненосец Третьей Республики спешит куда-то по своим броненосным делам, распугивая протяжными гудками встречную каботажную мелочь.
        Ответный гудок был куда громче первого - девушка чуть не присела от акустического удара. «Маастрихт», согласно правилам морского этикета, приветствовал встречное судно.
        Гудок сделался тише и затих, оставив по себе лёгкий звон в ушах. Алиса проводила взглядом французский броненосец и отошла от окна.
        Барона в каюте не было - он встал пораньше и сейчас проводит время на палубе, в плетёном кресле, ожидая колокола, которым здесь дают сигнал к завтраку.
        Зря ожидает, между прочим. Одна из её уловок, направленных на соблазнение спутника: завтрак доставляли прямо в каюту, и барон, как истинный джентльмен и «новобрачный», вынужден разделять трапезу с «супругой». Алиса же неизменно выходила к столу в кружевном пеньюаре. Продукция модного дома «Вероника» скрывала куда меньше, чем предписывали приличия, а потому барону приходилось нелегко.
        Были и другие уловки, не менее продуманные и коварные - например, по ночам она как бы невзначай отодвигала лёгкую ширму, разделяющую каюту надвое. Делалось это для того, чтобы Корф при случае мог насладиться созерцанием полуобнажённой девушки, раскинувшейся на постели, с откинутыми в сторону - о, конечно, непреднамеренно! - простынями.
        Пока её усилия не приносили результатов. Но Алиса не собиралась сдаваться: вода, как известно, камень точит, а её попутчик, судя по заинтересованным взглядам, которые она нет-нет, да ловила на себе - отнюдь не камень.
        На палубе дважды звякнул колокол - сигнал пассажирам первого класса одеваться к завтраку. Скоро появится стюард с подносом, предупредительный, в безупречном чёрном фраке, накрахмаленной сорочке, при галстуке-бабочке - вылитый официант из лучшего петербургского ресторана. Алиса торопливо метнулась в угол каюты, к туалетному столику. Следовало привести себя в порядок, чтобы предстать перед «жертвой» в максимально выигрышном облике. Хорошо хоть, стратегические запасы косметики, предусмотрительно прихваченные из двадцать первого века, вполне это позволяли. О том, что будет, когда резервы подойдут к концу, она предпочитала не задумываться. Проблемы надо решать по мере их возникновения. В конце концов, они едут в Париж, признанную во всём мире столицу моды и красоты - так неужели там не найдётся чего-нибудь, способного удовлетворить её вполне умеренные запросы?
        После завтрака - на «Маастрихте» отдавали предпочтение континентальному меню из трёх сортов сыра, яиц пашот, обжаренного бекона, свежайших булочек с джемом и кофе - Алиса занялась делами. Еще в Петербурге она решила потратить время морского путешествия на освоение здешнего искусства фотографии - «светописи», как называли её в России. Но не слишком в этом преуспела - чересчур уж хлопотно было возиться со стеклянными пластинами, смешивать вонючие, едкие растворы. И, самое раздражающее: выдерживать экспозицию интуитивно, на глазок, рукой снимая крышку с объектива камеры, громоздкого, деревянного, с медными уголками, ящика. Его вместе с треногой таскал за Алисой денщик Корфа - сама девушка, избалованная аппаратурой двадцать первого века, решительно отказывалась взваливать на себя непосильную ношу.
        Параллельно с занятием «светописью» она внимательнейшим образом изучала всё, что накопил Д.О.П. по модному дому «Вероника». В основном, это были отчёты, присланные Яшей из Парижа, обильно разбавленные красочными каталогами, газетными и журнальными вырезками, посвящёнными предстоящему конкурсу красоты. Кроме них, Алиса позаимствовала у Корфа пухлую пачку с выдержками из досье ван дер Стрейкера. Роль бельгийского авантюриста в стремительной карьере мадам Вероники была такова, что имело смысл познакомиться с ним поподробнее.
        История эта началась, когда Стрейкер, потерпев поражение в схватке с гостями из будущего, едва унёс из Москвы ноги. Но ушёл он отнюдь не с пустыми руками: вместе с ним границу Российской Империи пересекла Вероника Клеймёнова, в чьей очаровательной головке зрели поистине наполеоновские планы покорения Европы, а в багаже скрывался ноутбук, наполненный ценной информацией. Здесь были не только сканы модных журналов и гигабайты выкроек в стиле «ретро». Вполне сознавая, что бельгиец потребует плату за свои услуги, Вероника предусмотрительно запаслась сведениями совсем иного характера. Труды по экономике, биржевые сводки на ближайшие десять лет и самое главное: карты Конго, Родезии, Намибии, ЮАР, Калифорнии и Аляски. Карты, на которых отмечено точное местоположение серебряных и вольфрамовых рудников, золотых приисков, выходов кимберлитовых трубок. Ценность этих сведений была такова, что Алиса никак не могла понять - почему беглянка до сих пор жива и на свободе? Вероятно, дело в том, что информация содержится на запароленном жёстком диске. Так что, потенциальные претенденты на роль новых де Бирсов, ежели
таковые и отыщутся, вряд ли смогут добраться до неё, даже заполучив заветный ноутбук. По сути, это настоящая бомба, способная при определённых условиях взорвать мировую политику вместе с экономикой - вот только как взвести взрыватель, знает одна лишь хозяйка этой информационной «адской машины». «Нет, не одна… - поправила себя Алиса. - Прямо сейчас, в этот самый момент, в Европу направляется Геннадий Войтюк. И с ним - Виктор, один из лучших (а, пожалуй, что и лучший) айтишник этого мира, для которого взломать любой ноутбук - плёвое дело…»
        Одно утешает: согласно сведениям, добытым агентами Д.О.П. а Стрейкер сейчас далеко за пределами Европы, в джунглях экваториальной Африки, и вряд ли способен устроить рандеву Виктора с компьютером Вероники. Но… кто знает, какие поручения он оставил своим подручным?
        Алиса просмотрела ещё несколько вырезок и закусила губу. Похоже, процесс пошёл: если верить сообщениям, появившимся несколько месяцев назад, в бассейне реки Конго уже несколько месяцев, как ведутся геологические изыскания, причём одним из директоров компании, которая их ведёт, числится ван дер Стрейкер. Мало того - в соучредителях компании состоит не кто-нибудь, а король Бельгии Леопольд Второй собственной гнуснопрославленной персоной!
        Она отложила папку и задумалась. Похоже, Вероника Клеймёнова успела расплатиться со своим покровителем информацией - и теперь раскручивает свою модную лавочку на деньги «короля-маклера»… Что ж, в таком случае, тысячу раз прав Корф, не захотевший откладывать эту поездку.
        - Как вижу, мадмуазель, нас с вами заинтересовали одни и те же материи?
        Алиса обернулась. Корф стоял на пороге каюты. Под левым локтём у него был зажат любимый бювар с бумагами, в правой руке - большая фарфоровая кружка с золотым силуэтом судна и надписью готическими буквами: «Маастрихт». Из кружки одуряюще пахло свежесваренным кофе.
        - Мадам, не мадмуазель. Мы с вами муж и жена, mon ami, не забыли?
        Ещё в Петербурге они договорились, что во время предстоящего вояжа будут говорить исключительно по-французски - хотя оба и значились в списке пассажиров, как подданные Российской Империи. Алиса не возражала - языковая практика в любом случае не повредит.
        Корф, не ожидавшей столь холодной встречи (в голосе «супруги» явственно прорезались колючие льдинки) удивлённо приподнял бровь.
        - Да, но я…
        Договорить она ему не дала.
        - Вы же сами убеждали меня, что необходимо даже наедине соблюдать обязательные для нашего нынешнего статуса формальности, не так ли?
        «…а это значит - старательно, напоказ изображать новобрачных. К сожалению, где угодно, только не в спальне…»
        - Хорошо… - барон помедлил. - …мадам. Вы, значит, озадачились тем же вопросом, что и я?
        На этот раз голос Алисы звучал несколько благосклоннее.
        - Вы правы, Эжен. И, знаете, что пришло мне в голову?
        «…Эжен, Женя, Евгений… Почему, стоит ей услышать это имя - и где-то внизу живота начинают порхать бабочки? Много, много бабочек…»
        - Любопытно было бы узнать… - барон уселся на кресло и вытянул ноги. Совершенно по-домашнему вытянул, отметила Алиса - так, как ни за что не позволил бы вытянуть их в гостиной, в присутствии гостя.
        «…или гостьи. Что ж, какой-никакой, а прогресс…»
        - Я думаю, незачем гоняться по всей Европе за этим негодяем Стрейкером. - она старалась выдерживать сугубо деловой тон. - Раз вам нужны, в первую очередь, Войтюк и его приятель, Виктор - лучше ловить их на живца.
        - Хм… - Корф отхлебнул из кружки. - Живец, как я понимаю, это мадмуазель Клеймёнова?
        - Вернее сказать, содержимое жёсткого диска её ноутбука. Уверена, беглецы захотят его получить. Хотя… - она замялась. - Возможно, у Войтюка найдутся к ней и другие вопросы.
        - Например?
        - Ну, она же состояла в его группе и даже вела некий коммерческий проект, связанный с финансированием террористической деятельности, верно? А потом взяла, да и сбежала со всеми материалами! Нисколько не сомневаюсь, что её бывший бос при случае предложит изменщице поделиться доходами. Вряд ли они с Виктором бежали из России с туго набитыми бумажниками - а хозяйка популярного модного дома «Вероника» отнюдь не бедствует.
        - Интересная мысль… - барон побарабанил пальцами по бювару. - Полагаете, он будет её шантажировать?
        Алиса пожала плечами.
        - Шантажировать или как-нибудь ещё - а только без маленького симпатичного рэкета здесь не обойдётся. Если вы понимаете, что я имею в виду.
        - Вполне понимаю, мадам. - согласился Корф. - "Рэкет» - это от итальянского "ricatto", что, собственно, и означает «шантаж». К тому же, мне случалось просматривать ваши сериалы.
        - Ну вот. А для того, чтобы прижать Клеймёнову, Войтюку придётся, как минимум, её навестить.
        Барон задумался - впрочем, ненадолго.
        - А что мешает ему обратиться напрямую к Уэскотту? Они с Дробязгиным наверняка обговорили варианты связи, в том числе, и на случай его гибели или ареста.
        - Эти двое, как я понимаю, лично не знакомы и ни разу не встречались?
        Кивок.
        - И фоток Уэскотта Войтюк тоже не видел?
        Гарантии не дам, но скорее всего, нет, не видел. Фотографические карточки этого джентльмена отсутствуют даже в архивах Д.О.П. а - во всяком случае, такие, на которых его можно уверенно опознать.
        - Но тогда Геннадий должен учитывать реальную возможность нарваться на подменыша. Откуда ему знать - а вдруг ваши, барон, агенты уже добрались до Уэскотта? Вероника же - дело другое, её Войтюк, да и Виктор тоже, знают лично.
        - Геннадий, вроде, даже спал с ней, хотя тут уверенности нет. - подтвердил Корф.
        - Вот видите! А значит, ей, в отличие от Уэскотта он сможет до какой-то степени доверять.
        - Сомневаюсь, чтобы этот тип вообще кому-то доверял. - покачал головой барон. - Тем более, той, кто однажды его предала. Я бы скорее предположил, что он явится к Клеймёновой, чтобы посчитаться с ней за измену…
        - …или же - выставить счёт за столь опрометчивую выходку, помните, Эжен, я именно с этого начала. Так что вы скажете?
        Корф задумался, потом тряхнул головой.
        - Что ж, звучит разумно. Значит, из Амстердама - прямиком в Париж?
        - Можно подумать, дорогой барон, и так туда не собирались! Поедем немного пораньше и…
        Её прервал длинный гудок. Барон извлёк из жилетного кармашка часы в форме луковицы. Мелодична звякнула, открываясь, золотая крышка.
        - Через час «Маастрихт» отшвартуется в порту Амстердама. Не хотелось бы терять времени, мадам, так что, собирайтесь, и поскорее. Нас с вами ждёт столица La belle France![6 - (фр.) Прекрасная Франция]
        VI
        Финский залив,
        траверз острова Лагерный.
        Июнь 1888 г.
        Геннадий оказался прав - шторм ушёл к югу, лишь краем задев шхеры, изрезавшие северный берег Финского залива. Выматывающая душу качка постепенно стихла, и беглецы решили, пока есть время, произвести инспекцию своего, не такого уж обширного, имущества.
        И вот тут-то начались неприятности. Тетради Виктора не пострадали от влаги, поскольку были старательно запакованы в полиэтиленовую плёнку, а вот о саквояже Геннадия этого сказать, увы, невозможно. Солёная вода, захлёстывавшая лодку, проникла внутрь, и если оружию и боеприпасам ничего не сделалось, то электронике, составляющей немалую часть багажа, повезло гораздо меньше. Сильнее всего пострадал ноутбук, который Геннадий прихватил из Москвы; он лежал сверху, и ему досталась сильнее всего. Попытка оживить устройство ничего не дала, а когда Виктор, шёпотом матерясь, вскрыл заднюю панель, то обнаружил, что и гнездо аккумуляторной батареи, и материнская плата залиты водой. Геннадий следил за его манипуляциями с плохо скрываемым беспокойством.
        - Кранты. - Виктор поднял ноутбук, перевернул, потряс. Из внутренностей устройства на стол полилась тонкая струйка воды. - Всё, это не лечится.
        - А если высушить? - с надеждой спросил спутник.
        - Можно попробовать, конечно, хотя вряд ли. Уж очень основательно залило.
        - Починить сможешь?
        Виктор скептически хмыкнул.
        У меня ни тестера, ни запчастей, ни инструментов - всё осталось в Д.О.П. е, в лаборатории. Что мне, кувалдой его чинить прикажешь? И потом - там ведь не только в воде дело. Ты его после поезда включал?
        - Вроде, нет. Не до того было, да и заряд берёг, не хотел разворачивать солнечные батареи на глазах у Лехтоненов.
        При упоминании и финской семье, погибшей от рук Геннадия, Виктор помрачнел - впрочем, ненадолго.
        - Напрасно, выходит, берёг. По ходу, ты его основательно растряс - то ли в вагоне, то ли когда с поезда прыгали. Теперь это просто хлам.
        И он с отвращением оттолкнул от себя мёртвый компьютер.
        - Н-да, ситуация. Сколько ни прочёл книжек о попаданцах - не припомню, чтобы хоть в одной у героя сломался его верный ноутбук. А нам вот, выходит, свезло…
        - Шутки шутишь? - Геннадий выглядел растерянным. - А ведь запасного у меня нет. Их вообще больше нигде нет, разве что в Питере, у наших заклятых друзей. А у меня, чтоб ты знал, вся информация, которая может пригодиться в этом времени, закачана на флешки! И что теперь прикажешь - возвращаться, выпрашивать: «дяденьки, дайте лаптоп, какой поплоше, а то мы свой сдуру угробили?»
        - А я что могу? - Виктор пожал плечами. - Надо было лучше паковать, тогда бы и не…
        Конец фразы заглушил протяжный гудок. Геннадий, цепляясь за угол столика, выскочил на палубу, Виктор последовал за ним. Навстречу «Густавсбергу» бежал, ныряя в накатывающих волнах, небольшой кораблик. Узкий, сильно вытянутый корпус, через который то и дело перехлёстывали пенные гребни; низкая труба, из которой стлался по воде жиденький дым. На кормовом флагштоке трепетало по ветру белое с косым голубым крестом, полотнище.
        - Миноноска, из Гельсингфорса. - Шкипер опустил большой, составленный из медных коленчатых трубок, бинокль. - Название - «Самопал», патрулируют подходы к Свеаборгу. И как они решились выйти в такую погоду?..
        Миноноске действительно приходилось несладко. Волны перекатывались через низкий корпус, обдавая с ног до головы рулевого и ещё двоих матросов, стоящих на палубе - один возле укрытой парусиновым чехлом пушчонки на тумбе, второй - на носу, рядом с короткой горизонтальной трубой.
        - Это у них минный аппарат. - продолжил свои объяснения шкипер. - Стреляет бросательными минами, двумя пудами динамита, на два десятка саженей.
        Виктор припомнил слышанную от кого-то из сотрудников Д.О.П. а историю с кражей компьютеров. Дело было около года назад; злоумышленники тоже пытались удрать в Швецию по морю, и точно такая же миноноска догнала их и пустила на дно вместе с краденой аппаратурой - одним-единственным выстрелом из минного аппарата, вроде того, что красуется на носу «Самопала».[7 - Эти события описаны в книге «Дорога за горизонт».]
        - Они нас не остановят? - опасливо осведомился Геннадий?
        - На что мы им сдались? Это же военное судно, а не таможенный крейсер, ловить контрабандистов - не их забота. К тому же, «Густавсберг» здесь всякая собака знает.
        Швед махнул рукой, подавая знак. Губок повторился; в ответ миноноска тонко свистнула, выбросив из медной трубки, закреплённой позади дымовой трубы, струйку пара.
        - Ну вот, вежливость соблюдена. - шкипер явно был доволен. - А вы, господа студенты, собирайтесь. Это остров Сандхамн. - он показал биноклем в сторону близкого, в серых валунах, берега. - Финны называют его «Сантахамина», а на русских картах он значится, как «Лагерный». Отсюда до Валлисаари не больше четверти часа ходу, там я вас высажу.
        «Студенты» настороженно переглянулись.
        «…Этот, точно, высадит… - явственно читалось на лице у Геннадия. - Прямиком в лапы жандармам или таможенной страже. То-то они обрадуются…»
        Он повернулся на каблуках и направился в каюту. Виктор, обуреваемый самыми дурными предчувствиями, последовал за ним. Похоже, их сегодняшние неприятности не ограничатся вышедшим из строя ноутбуком.
        Подозрения подтвердились немедленно. Первое, что он увидел, переступив порог каюты - это разложенное на столе оружие. Геннадий обернулся к вошедшему - в руках он держал полуразобранный короткоствольный автомат.
        - Ты что затеял? - голос Виктора стал хриплым, придушенным.
        В ответ - злобная ухмылка.
        - А ты как полагаешь? Или намереваешься сдаться местным погранцам? Тогда извини, брат, у меня другие планы.
        Он протёр затворную раму промасленной тряпицей, умело собрал оружие,
        - Стрелять-то не разучился?
        Виктор кивнул - два раза подряд.
        - Я… не…
        Ответить не получилось, слова застревали где-то в районе гортани. Геннадий понимающе ухмыльнулся.
        - А раз «не» - бери, вон, «Вальтер». Глушак только не забудь, мы возле берега, услышат ещё…
        И подал пример, навернув на ствол «Скорпиона толстую чёрную трубку.
        - Ты что, собрался их всех поубивать? - голос у Виктора, наконец, прорезался.
        - Ну, зачем же всех? Шкипера оставлю, машиниста с кочегаром тоже. Без них нам с пароходом не справиться.
        - А остальные?
        Геннадий прищурился.
        - Ты что, идиот? Карамельками, блин, угошу! В расход, ясное дело…
        - Но можно же припугнуть, запереть в каюте…
        Геннадий презрительно сощурился.
        - Головой думай, умник! Нас двое, так?
        - Ну, так…
        - Один должен быть в ходовой рубке, следить за капитаном. Второй - в машинном отделении, присматривать, чтобы машинист чего-нибудь не учудил. И кто, по-твоему, этих будет сторожить?
        - Я… - Виктор судорожно сглотнул. - Я об этом не подумал…
        - А надо бы! - Геннадий со звонким щелчком вставил на место коротышку-магазин на десять патронов. - И вот ещё о чём подумай: когда доберёмся до места, это корыто придётся бросить. Хочешь оставить свидетелей, чтоб они описали нас полиции? В красках, детально, со всеми приметами?
        Он сгрёб со стола «ЧеЗет», передёрнул затвор и засунул пистолет за пояс.
        - Бросай сопли жевать, бери ствол - и пошли. Времени в обрез, только-только успеть!
        Виктор взял предназначенный для него «Вальтер». Попробовал приладить на место глушитель - на это понадобилось три попытки, пальцы не слушались - и на негнущихся ногах поплёлся за Геннадием.
        Фабрикант с женой отдыхали в своей каюте. Геннадий постучал, дождался негромкого «коммер ин!», распахнул дверь и прямо с порога открыл огонь - двойками, с короткими интервалами, держа «Скорпион» обеими руками. Швед получил две пули и с предсмертным хрипом сполз с койки, держась за простреленную грудь - на губах у него вздувались кровавые пузыри. Его супруга при виде убийцы беззвучно открывала и закрывала рот, пока две пули не пробили ей живот и грудную клетку, чуть ниже выреза тёмно-синего суконного платья.
        - Добей! - Геннадий сменил рожок. - Контрольный в башку, каждому! Не спи, замёрзнешь!
        Виктор, двигаясь, словно в тумане, поднял оружие, целя женщине в голову. Металлический щелчок прозвучал куда громче хлопков выстрелов. Он снова надавил на спуск - ничего.
        - Затвор передёрни! - злобно прошипел вожак. - Вояка, мля…
        Затворная рама отъехала назад - и с громким щелчком вернулась на место, загоняя в патронник тускло-жёлтый бочонок.
        - Скорее, интеллигент долбаный! Или что, чистеньким хочешь остаться? Гляди, два раза хохма - уже не хохма. Не выстрелишь - сам тебя вальну, и рука не дрогнет!
        Глушитель «Скорпиона» упёрся Виктору в бок. Он, ставшими вдруг ватными руками, поднял «Вальтер».
        Бац! Бац!
        Голова женщины разлетелась, словно перезрелый арбуз под ударом кулака. Девять-девятнадцать «парабеллум» с полутора шагов - это много, очень много.
        Бац! Бац!
        И снова:
        Бац! Бац!
        Лицо мужчины превратилось в кровавое месиво.
        - Всё, хорош патроны жечь. Они у нас считанные, а этим уже довольно.
        Виктор стоял, как столб, сжимая обеими руками пистолетную рукоять. Перед ним лежали двое убитых им людей. Нет - ДОБИТЫХ им… Во рту возник мерзкий кислый привкус, в кишках скрутился тугой узел.
        - Молодец, справился… - голос Геннадия звучал успокоительно. - Перезарядись - и пошли, нам ещё с командой разбираться.
        Они высадились на берег, не дойдя примерно пяти миль до Або. Сначала планировали подойти поближе к городу, и затопить «Густавсберг» в каком-нибудь укромном месте, но жизнь, как водится, внесла свои коррективы - в шхерах возле острова Хирвенсало (Геннадий велел держаться ближе к берегу, в удалении от судового хода) шкипер ухитрился посадить пароход на мель. Виктор не был склонен подозревать шведа в дурном умысле - после долгих часов, под прицелом, в ожидании неминуемой расправы, можно и не так напортачить.
        Переход до Або дался им нелегко. Не желая рисковать и двигаться ночью, Геннадий приказал с темнотой загнать пароход в неприметный заливчик, после чего крепко связал ноги и руки шкиперу, кочегару и машинисту - и запер всех троих до утра в канатном ящике. Караулили по очереди, так что и Виктору и самому Геннадию удалось кое-как отоспаться.
        Остальным подобные меры предосторожности не требовались. Шесть изрешеченных пулями трупов - злосчастный фабрикант с супругой, стюард, служанка и двое матросов, без которых Геннадий счёл возможным обойтись - отволокли в каптёрку и закрыли на замок. А спустя двое суток к ним присоединились ещё три мёртвых тела - перед тем, как покинуть судно, Геннадий собственноручно пристрелил своих недобровольных помощников: заставил выстроиться на палубе, возле борта, и по очереди пустил каждому пулю в затылок. К удивлению Виктора ни один не пытался сопротивляться - покорно, словно скот, шли на бойню, только рыжий шкипер беззвучно молился, пытаясь перекреститься связанными руками. Виктор старался не думать, зачем его спутнику понадобилась подобная театральщина - наверное, от пролитой за эти дни крови у того медленно, но верно съезжала крыша…
        Пароход они подожгли, облив палубу и деревянную надстройку керосином и машинным маслом. Остатки горючей жидкости Геннадий выплеснул в каптёрку, превращённую в мертвецкую, предварительно напихав туда промасленной ветоши из кочегарки. Догребли в лодке до берега - пламя, вставшее над «Густавсбергом» освещало всё вокруг, так, что был виден каждый валун, каждый комок водорослей на прибрежных камнях, - и двинулись вглубь острова. До утра им предстояло найти способ пересечь узкий пролив, отделяющий Хирвенсало от материка, и добраться до Або. Там, сказал Геннадий, можно сесть на пароход, направляющийся в один из шведских портов.
        Виктор шагал за Геннадием и думал, что вот теперь-то он окончательно превратился в его послушную марионетку. А как иначе, если недавние их подвиги на суше и на воде - чистой воды разбой и пиратство, за которые в большинстве европейских стран полагается виселица. Или, в случае с высококультурной, цивилизованной Францией - гильотина. И если в Д.О.П. е ему ещё могут закрыть глаза на побег (в конце концов, можно заявить, что Геннадий заставил его, угрожая смертью), то финны, да и шведы тоже, нипочём не простят смерти соотечественников. Конечно, полиции предстоит ещё разобраться в случившемся - но в том, что их вскоре начнут искать по всему Скандинавскому полуострову, а то и за его пределами, Виктор не сомневался ни секунды. А значит остаётся одно: послушно следовать за Геннадием, уповая на то, что тот знает, что делает.
        Он поудобнее перехватил своё единственное достояние - пачку тетрадей с записями. «Может, содержащиеся в них сведения позволят купить, если не свободу, то хотя бы жизнь? - мелькнула внезапная мысль. - Правда, для этого надо как-то добраться до Петербурга, где найдутся люди, способные оценить их важность. Например, явиться в ближайший полицейский участок и потребовать незамедлительно доставить его в штаб-квартиру Д.О.П. а?..»
        Виктор в отчаянии помотал головой. Всё это пустые мечты, заведомо обречённые на неудачу. Стоит Геннадию что-то заподозрить, и он на самом деле его пристрелит. А даже если и получится удрать, где гарантия, что финские служители закона поверят заведомому убийце, да ещё и русскому, и не захотят расправиться с ним - сами, без лишнего шума? Нет уж, пусть всё идёт, как идёт…
        Он тяжко вздохнул и прибавил шаг.
        VII
        Королевство Бельгия,
        Брюссель,
        Июнь, 1888 г.
        - Значит, вас послал герр фон Лист?
        - Там всё сказано. - один из стоящих перед Уэскоттом, длинный, худой, как щепка чернявый тип с вечно унылой физиономией и висячими усами, какие так любят жители Балкан, кивнул на конверт, лежащий перед англичанином.
        Англичанин взял конверт - тот был аккуратно взрезан по верхнему краю, достал листок. Несколько строк с рекомендациями. Имя адресата не указано ни в тексте, ни на конверте - предполагалось, что послание будет передано из рук в руки.
        Что, собственно, и произошло.
        - Здесь говорится, что вы обладаете полезными навыками. - сказал Уэскотт. - Хотелось бы знать, какими именно?
        Тощий обменялся взглядами со своим спутником. Этот был полной его противоположностью: маленький круглолицый живчик - похоже, у такого добродушная улыбка не сходит с лица ни при каких обстоятельствах. Представляясь англичанину, визитёры говорили по-немецки, и Уэскотт, неплохо ориентирующийся в лингвистических особенностях подданных двуединой монархии, без труда опознал в нём уроженца Чехии.
        - Мой товарищ - профессиональный телохранитель. - заговорил чех. Уэскотт дёрнул уголком рта в скрытой усмешке - он не сомневался, что тот ответит первым. - Отменно владеет холодным оружием, прекрасно стреляет, но вот беда, неразговорчив. Покажи пану, Самир…
        Босняк состроил недовольную мину, но подчинился - и выложил на стол американский револьвер «Кольт» с длинным стволом и пару кривых, восточного вида, кинжалов с заточкой по вогнутой стороне клинка - каждый не меньше двадцати дюймов в длину. Металл клинков был тёмным, с волнистыми разводами - знаменитый тигельный булат, столь ценимый на Востоке. Вероятно, прикинул Уэскотт, стоимость кинжалов запредельно высока, даже по британским меркам.
        - Очень хорошо. - он благосклонно кивнул, и Самир с заметным облегчением спрятал свой арсенал. - А вы, любезный, какими талантами можете похвастать? И заодно, как к вам обращаться? Своего друга вы уже представили…
        - Меня зовут Яцек… Ян. - ответил живчик. - Моя мать, видите ли, полька, а отец урождённый чех, из Праги.
        Уэскотт кивнул и задумался. Фон Лист не счёл нужным указывать в письме имена своих посланцев. «Можете располагать ими, как вам будет угодно» - и всё. Коротко и ясно.
        «…только вот - ясно ли?..»
        - Что до талантов… - Яцек-Ян замялся. - Я, пан Уэскотт, специалист по скрытному проникновению в запертые помещения. А так же по вскрытию разного рода замков, даже и сейфовых - вплоть до новомодных шифровых, с циферблатами!
        - Всё это можно сказать короче: «взломщик». - резюмировал англичанин. - Что ж, полезные навыки, хотя и сомнительные с точки зрения закона. Мне вот что любопытно: не окажется ли, что вас разыскивает полиция не только Австро-Венгрии, но и половины европейских стран?
        Чех ухмыльнулся.
        - Я сам когда-то состоял в пражской сыскной полиции, и знаком с их методами. Пусть пан не беспокоится: сложностей по этой части не будет.
        «…значит, угадал, его действительно ищут. Не беда: у таких ловких ребят в запасе наверняка имеется ещё несколько имён, подкреплённых соответствующими документами…»
        - У вас оружие есть?
        Яцек продемонстрировал кургузый револьвер системы «бульдог» и узкий складной нож с перламутровой рукоятью - такие предпочитают сицилийские бандиты. Впрочем, нет сомнений, что основное оружие улыбчивого чеха другое. Скажем - связка проволочных отмычек, ручная дрель и деревянная трубочка-стетоскоп, которой так любят пользоваться доктора и воры-«медвежатники».
        Что ж, головорез и взломщик - недурной выбор. Несомненно, оба уроженцы Австро-Венгрии. Первый, как и большинство жителей Боснии, мусульманин - во всяком случае, имя у него магометанское, да и кинжалы говорят сами за себя. Второй, скорее всего, католик, хотя в Чехии встречаются и приверженцы лютеранской церкви. Однако, иных признаков, указывающих на принадлежность эмиссаров фон Листа к той или иной религии, Уэскотт не заметил. Его так и тянуло задать вопрос: как столь непохожие личности оказались в доверенных помощниках у австрийского теософа? Ио предпочёл воздержаться: ясно как день, что фон Лист не станет в столь деликатных делах полагаться на верность, купленную за деньги. А значит, его и этих двоих связывает нечто большее, о чём они наверняка не станут откровенничать с чужаком. Что ж, пусть пока будет так…
        Уэскотт задумчиво повертел в пальцах конверт. Фон Лист согласился ещё некоторое время прятать Бурхардта, но поставил условие: с этого момента при англичанине будут находиться его люди. Уэскотт не возражал - доверие австрийца значило сейчас слишком много, а его собственный секретарь, сопровождавший англичанина в поездках (разумеется, из числа адептов «Золотой Зари») отлично знает своё дело, но мало пригоден для деликатных поручений. Эти же двое, похоже, способны на многое…
        Перед тем, как расстаться, Уэскотт и фон Лист условились, что англичанин будет ждать посланцев теософа в Бельгии, в одном из брюссельских отелей. Так он и поступил, поместив в газете объявление заранее оговоренного содержания. Австриец не подвёл - не прошло и трёх дней, как эти двое постучались в дверь номера, который занимал англичанин.
        - Что ж, господа, будем считать, что мы познакомились. - Уэскотт сложил конверт с письмом, убрал в выдвижной ящик секретера и повернул в замке маленький ключ. Краем глаза он заметил ухмылку Яцека.
        «…ну, разумеется, ты-то способен вскрыть чем угодно, хот бы и ногтём мизинца…»
        .-…и вот чем нам с вами предстоит заняться. В ближайшие несколько дней в Европу из России пребывает один человек. Русский, зовут - Дробязгин. Под каким именем он будет путешествовать, мне неизвестно, но зато имеется подробный бертильонаж[8 - Бертильонаж - система идентификации преступников по их антропометрическим данным; получила название по имени её изобретателя, - французского юриста Альфонса Бертильона.]. Вы знакомы с этим методом?
        Босняк промолчал; чех торопливо закивал.
        «…кто бы сомневался…».
        - и вот что ещё. Возможно, наш гость будет не один, а со спутником. Насчёт него у нас никаких сведений нет, кроме самых общих: примерный возраст, рост и тому подобное. Нам предстоит его - или их двоих - разыскать и аккуратно взять под наблюдение.
        - Значит, надо будет только следить за этими господами? - уточнил Яцек. - И никаких… мнэ-э-э… проникновений?
        - Да, пока только следить. А дальше - посмотрим по ситуации.
        Англия, Лондон
        Июнь 1888 г.
        - Сегодняшняя почта, сэр!
        Лакей с поклоном поставил на стол круглый серебряный поднос с горкой конвертов и замер, ожидая распоряжений.
        - Хорошо, Кирби, можете идти. И распорядитесь, чтобы подали чай… - он бросил взгляд на каминные часы, - … через десять минут.
        - Конечно, сэр. Чай, через десять минут.
        Высокая дверь беззвучно затворилась. Лорд Рэндольф извлёк из ящика стола костяной, с серебряной ручкой, ножик для бумаг и потянулся к конвертам. Сегодня их не особенно много, прикинул он, а значит - он быстро покончит с почтой и отправится в клуб. Там, конечно, тоже придётся заниматься делами - но иного рода и совсем в другой обстановке. Что тут поделаешь: дела Империи требуют всё больше и больше внимания. Особенно - секретные дела. Особенно - такие секретные дела…
        Так… депеша из французского Бреста. На тамошней верфи готовятся заложить броненосный крейсер совершенно нового типа - французские флотоводцы Третьей Республики, очарованные идеями «Jeune Ecole»[9 - (фр) МОЛОДАЯ ШКОЛА - направление в военно-морской теории, имевшее большое влияние в военно-морских кругах Франции в конце XIX - начале XX веков. Тесно связана с доктриной крейсерской войны.] собираются противопоставить такие корабли британским бронепалубным крейсерам-«защитникам торговли». Новинка будет носить «Дюпюи-де-Лом», в честь их знаменитого французского кораблестроителя и инженера.
        Лорд Рэндольф сделал пометку на документе и отложил вправо - к сведению коллег из Адмиралтейства. Их это касается напрямую, в отличие от него самого.
        Содержимое следующего конверта касалось новых русских разработок в области стрелкового оружия. Какие-то «автоматические пистолеты» и «пистолеты пулемёты»… Он ещё раз проглядел депешу - интересно, конечно, но разве мало самых разнообразных, порой бредовых, слухов приходят из России? Сомнительно, чтобы там могли создать что-то по-настоящему стоящее - но если предположить, что они сум ели-таки освоить технику, полученную из будущего…. Бумага легла влево - на предмет всесторонней проверки.
        А вот это по-настоящему важно, и предназначено исключительно для его глаз. Донесение британского резидента в Вене. По распоряжению лорда Рэндольфа он в последние несколько месяцев занялся фигурой австрийского теософа и историка Гвидо фон Листа. И не зря: удалось выяснить, что именно он скрывает вывезенного в прошлом году из Александрии профессора Бурхардта. Да-да, припомнил лорд Рэндольф, того самого, о котором так беспокоились джентльмены из «Золотой Зари». Значит, похищение Бурхардта их работа? И не просто похищение - Уэскотт и его единомышленники явно намерены использовать профессора в своих целях, а вот делиться полученными сведениями с британскими властями, которые, между прочим, оплатили эту громоздкую и рискованную операцию, пока не торопятся.
        Лорд Рэндольф задумался. С одной стороны, Уэскотта стоило бы одёрнуть, напомнить ему о прошлогодних договоренностях. Вот и венский резидент запрашивает, готовить ли акцию по изъятию пленника… А с другой - пока ничего толком не ясно: от Стрейкера, из Конго никаких известий, крейсер «Комюс», посланный на перехват русской экспедиции, вернётся не раньше, чем в августе, да и то, если повезёт.
        Он покопался в ящике стола и извлёк пухлую папку с донесениями за последнюю неделю. Что-то похожее мелькало, совсем недавно…
        Ну вот, пожалуйста: донесение о недавних событиях в Санкт-Петербурге. Вооружённый налёт на штаб-квартиру самого закрытого из российских департаментов. Кроме того - то ли гибель, то ли исчезновение некоего господина, тесно связанного с деятельностью Уэскотта в русской столице. А что, если это имеет какое-то отношение к нешуточному интересу «Золотой Зари» к африканской экспедиции Семёнова?
        Нет уж, лучше обойтись без поспешных, непродуманных действий, о которых возможно, придётся потом сожалеть. И не только сожалеть - исправлять ошибки, тратя на это время и ресурсы, которых не так уж и много. Пусть Уэскотт и его коллеги занимаются пока своим делом, а уж он проследит за тем, чтобы с них, как и с их союзников, вроде Гвидо фон Листа, не сводили глаз.
        Лорд Рэндольф взял колокольчик, встряхнул, наслаждаясь чистым хрустальным звоном. В дверях кабинета неслышно возник лакей.
        - Кирби, будьте любезны, вызовите моего секретаря. Я буду диктовать. И… - он помедлил, - …скажите, наконец, чтобы принесли чай!
        VIII
        Королевство Бельгия,
        Антверпен.
        июль 1888 г.
        Виктор с трудом разлепил глаза. Ломота во всём теле (он уснул за столом, уронив голову на окрещённые руки), как и безошибочные водяные часы мочевого пузыря, подсказывали, что спал он довольно долго. Они - и серый ранний рассвет, разливающийся над черепичными крышами Антверпена.
        Он встал и заторопился, было, в уборную, и тут же вспомнил, что удобства здесь заменяет фаянсовый ночной горшок с ручкой и дурацкими голубенькими цветочками на боку. Ночная ваза, чтоб её…. Увы, скромный пансион в не самом престижном районе города мог предложить только это.
        Справив кое-как нужду, он зажёг свечу (возиться с газовыми рожками не хотелось совершенно) и тут-то обнаружил, что в жилище никого, кроме него самого, нет. Судя по неразобранной постели, напарник, как ушёл с вечера, так с тех пор и не появлялся.
        На часах - около шести пополуночи. Во сколько он заснул, Виктор не знал. Помнил только, что пытался убить время, просматривая принесённые Геннадием газеты - и не заметил, как провалился в забытьё. Но даже тяжёлый, без сновидений, сон был благом - нервотрёпка последних дней выпила его до донышка. Нервотрёпка - и хроническая неопределённость, судорожные прыжки с парохода на поезд, потом снова на пароход; глухой ужас, испытанный при пересечении границы Второго Рейха и Голландии. И, наконец, громадное облегчение, когда усатый немецкий капрал в шлеме-пикельхаубе и серо-голубом мундире равнодушно скользнул взглядом по их с Геннадием паспортам и протянул владельцам: «битте!»
        Строго говоря, для волнений не было особых оснований. Неприятности, упорно преследовавшие беглецов с самого Петербурга, словно отступили от них на лесистом финском островке Хирвенсало. Несмотря на разгоравшееся за спиной зарево от подожжённого «Густавсберга», по дороге их никто не заметил - хотя несколько раз приходилось прятаться в кустах от возбуждённых кучек людей, торопящихся к месту происшествия. Видимо, всё население рыбацких деревушек слетелось в ту ночь на огонь, как мотыльки на свет свечи - потому что, добравшись до противоположного края острова, беглецы без труда нашли гребную лодку, пересекли неширокий пролив и к утру вышли на просёлочную дорогу, ведущую в сторону Або.
        Там они провели больше недели. И снова повезло: удалось найти надёжное убежище, а потом покинуть город, не наследив и не вызвав ничьих подозрений. Геннадий приобрёл билеты на пароход шведской судоходной компании, совершающей регулярные рейсы между Финляндией и немецким Гамбургом. Оттуда по железной дороге через Бремен добрались до Роттердама, где сменили железнодорожный вагон третьего класса (на что-то приличнее денег уже не оставалось) на местный «чартер» - плоскодонную, парусную посудину, смахивающую на калошу, оснащённую единственной мачтой и нелепыми подъёмными дощатыми килями по обоим бортам.
        Посудина именовалась «кофтьялк» - она и доставила беглецов в Антверпен, потратив на короткий переход бесконечные двое суток. На настойчивые расспросы Виктора, за каким, собственно, рожном, им понадобилось изводить себя этим далеко не романтическим плаванием, и вообще, что они забыли в Антверпене, Геннадий ответил, что плаванье на каботажном корыте - самый безопасный вариант, поскольку паспортов у пассажиров кофтьялка никто не спрашивает. Что же до Антверпена - то у него в этом городе есть кое-какие знакомые, способные помочь с деньгами и документами. Какие именно - Геннадий не уточнил, да Виктор не особо и настаивал. Перипетии поспешного бегства из России истощили запасы его душевных и физических сил - и когда они вошли в съёмную квартирку на третьем этаже дешёвого пансиона, он мечтал об одном: повалиться на узкую, укрытую жёстким матрацем постель и спать, спать, спать…
        Геннадий, каждый вечер куда-то пропадал, не забывая запереть Виктора на ключ. Возвращался за полночь, усталый, раздражённый, и, наскоро перекусив, валился на кровать. Виктор же наслаждался вынужденным бездельем: он почти двое суток не вставал с постели, а встав - отдавал должное местному «олл инклюзив» в виде куска сыра, хлеба, луковицы и большой кружки с кофе. Это блаженство продолжалось без малого неделю: он спал, ел, пытался читать свои записи - и ни разу не вышел на воздух, на узкую, зажатую между домами и набережной Шельды улочку под окнами их временного пристанища.
        Звякнул дверной звонок, хлопнула входная дверь, заскрипели под знакомыми шагами ступени узкой лестницы. Геннадий вошёл в гостиную, и Виктор сразу обратил внимание, что сегодня его спутник не такой, как обычно: возбуждённо потирает руки, довольно улыбается. И, главное - ни капли раздражения! Он скинул плащ, поставил на стол небольшую корзинку (в таких местные заведения общепита отпускали еду на вынос) добавил к ней большую бутыль с пивом, и сделал приглашающий жест.
        - Вижу, ты уже проснулся? Вот и хорошо: сейчас в темпе перекусим, и валим отсюда. На всё про всё у нас не больше двух часов - если не хотим получить на свои задницы ворох проблем, к обеду нас должен и след простыть в этом городе!
        - Опять куда-то едем? - осведомился Виктор, накладывая в тарелку большую порцию мясного рагу с овощами. Пахло оно одуряюще. - А на какие шиши, позволь спросить?
        Вопрос был далеко не праздным. Бумажники беглецов (вернее, Геннадия, державшего у себя всю их наличность) опасно похудели ещё по пути из Гамбурга в Антверпен. Хорошо известно, что есть две стадии безденежья: «денег нет» и «денег нет ваще». Последнюю неделю они находились на первой стадии, но на горизонте уже угрожающе маячила вторая.
        - Всё путём. - отозвался Геннадий. - Денег нам на какое-то время хватит. Я ведь не просто так шатался вечерами по городу. Покойник Дробязгин успел мне рассказать, что его контрагенты сняли для нас на подставные имена квартиры в разных городах. В каждой - кой-какие запасы на случай, если придётся бежать и скрываться: шмотки, бланки паспортов разных стран, даже оружие. Деньги тоже имеются, в британских фунтах и франках. Не то, чтобы до хрена - но на месяц-другой хватит, если не слишком шиковать. Одна из таких квартир как раз здесь, в Антверпене. Ключи от неё лежали в номерной ячейке одного местного банка, я их в первый же день забрал.
        - Зачем тогда мы торчим в этой дыре? - возмутился Виктор. Необходимость пользоваться горшком вместо нормального, человеческого ватерклозета производило на него особенно гнетущее впечатление. - Сразу бы туда и пошли!
        - А на кого мы там могли напороться - подумал? Не забывай, на нас кровь подданных королевства Швеция, и тамошняя полиция запросто могла обратиться к бельгийским коллегам на предмет розыска наших преступных тушек. Или, того хуже, квартиру могли спалить агенты Д.О.П.а. Нехорошо говорить плохо о покойниках - но Дробязгин, земля ему стекловатой, был в плане конспирации полнейшим идиотом…
        - Дробязгин? Но ведь он убит. Ты сам его и застрелил, разве нет?
        - Ну, застрелил. - не стал спорить Геннадий. - Так и что с того? Не удивлюсь, если этот недоумок записывал сведения о предстоящем побеге в блокнотик и хранил его в своём кабинете, в ящике стола! Кроме того, люди Корфа могли добраться и до его европейских кураторов.
        - И поэтому ты…
        - …и поэтому я решил сперва присмотреться к этой хавире. Она тут, недалеко - квартала четыре вниз по набережной.
        - Ну и как?
        - Пасут, суки драные. - Геннадий сплюнул сквозь зубы. - Не то, чтобы плотно обложили, но пара мутных типов постоянно там ошивается, по очереди. Один - чернявый, смахивает на турка. Второй
        - не такой приметный, эдакий пухлый коротышка.
        Виктор едва не подавился куском говядины.
        - Пасут, говоришь? А как ты тогда достал деньги и всё это?
        Он ткнул вилкой в тарелки с едой.
        - Как-как… каком кверху. - огрызнулся Геннадий. - В смысле - буквально, кверху… то есть, сверху. Эти уроды наблюдали за домом снаружи, а я вошёл через соседнее здание, по крыше. Забрался в слуховое окошко чердака, спустился по лестнице, отпер квартиру и взял всё, что нужно. Ушёл тем же путём. Темно было, хоть глаз выколи
        - надеюсь, тот чернявый тип меня с улицы не заметил.
        - А ключ ты, значит, взял из банковской ячейки… - Виктор задумчиво хмыкнул и потёр переносицу. - Если следовать твоей же логике - те, кто за нами охотится, могли и о ней знать. Скажем, Дробязгин оставил запись о ключе в своём блокноте. Тогда что?
        - А ничто. - Геннадий плеснул себе из бутылки пива - чёрного, с запахом корицы. - В банке слежки быть не могло, у них с этим строго - тайна вкладов, охрана… И вообще, сдаётся мне, у Д.О.П. а здесь не хватает подготовленных агентов. Те двое, что пасли конспиративную квартиру, в плане наружки полные лохи, я бы от таких на раз-два-три ушёл…
        Виктор поморщился. Самоуверенность спутника слегка его коробила, но вместе с тем нельзя было не признать: до сих пор им удавалось выбираться из всех неприятностей. Может, и сейчас как-нибудь пронесёт?
        - Ладно, поговорили - и будет. - Геннадий встал, вытер лоснящиеся от жира губы салфеткой. - Ты как, сыт? Тогда собираемся, что-то мы засиделись…
        - Погоди… - Виктор не двинулся с места. - Значит, мы едем в Париж? Зачем? Ты объясни, а то надоело за тобой мотаться, как собачонка на поводке. Я понять хочу!
        Геннадий посмотрел на собеседника с интересом. До сих пор тот не позволял себе подобной настойчивости.
        - Каждый солдат должен знать свой маневр - так, что ли, Витя?
        Фраза прозвучала издевательски, однако Виктор проглотил обиду. Он уже жалел, что затеял этот разговор. В конце концов, куда ему податься, в одиночку, без проверенного, хотя и явно отмороженного спутника?
        Геннадий, против ожидания, снизошёл до объяснений.
        - Всё просто, как шлагбаум. Помнится, ты говорил, что не можешь обойтись без компьютера?
        - Ну да. Ты же сам сетовал, что у тебя масса ценных данных на флешках, забыл? Я тоже, когда мы драпали из Д.О.П. а, успел кое-что прихватить. Но без ноута от этого всего, сам понимаешь, ноль толку.
        - Да всё я понимаю. - отмахнулся собеседник. - Ноут, говоришь, нужен? Ну так мы за ним и едем.
        Брови у Виктора полезли вверх.
        - За ноутбуком? В Париж? Но… откуда он там?
        - От верблюда. Веронику Клеймёнову помнишь?
        - Которая лифчиками торговала, а потом сбежала с этой сволочью Стрейкером?
        - Её самую. К твоему сведению, сбежала она как раз в Париж, и открыла там нехилый такой бизнес - женское бельё, новые модели одежды, выкройки которых позаимствованы - угадай откуда?
        Виктор поперхнулся - и хлопнул себя по лбу.
        - Ну, я и болван! У неё же наверняка с собой комп с архивами разных модных журналов!
        - А я о чём? - ухмыльнулся Геннадий. - Так что, давай собираться. Через полтора часа с Центрального вокзала отходит экспресс Антверпен-Брюссель-Париж. Хотелось бы на него успеть.
        - Погоди… - Виктор озадаченно потёр лоб. - Ну, хорошо, допустим, есть у Вероники ноутбук. Но с чего ты взял, что она согласится его отдать?
        - А мы её очень сильно попросим.
        - Ты его видел?
        Чех кивнул.
        - Видел, пан Уэскотт. Он четыре дня бродил вокруг того дома, и лишь на пятый рискнул проникнуть внутрь. Хитрый малый - полез через крышу, решил, что так мы его не заметим…
        - А вы, значит, заметили?
        - Конечно, пан Уэскотт. Самир торчал на улице, на виду, а я спрятался на крыше, за мансардным окошком. Мы сразу просекли, что русский полезет в квартиру ночью, и, пока было светло, дежурили по очереди - один прохаживается возле дома, второй отсыпается. И не ошиблись, как видите! Дождались, когда он обчистит квартиру, и сели ему на хвост.
        - Молодцы, что тут скажешь… - Уэскотт действительно был доволен. Им необыкновенно повезло: вычислить беглеца из России вот так, с первой попытки… - Я обязательно сообщу об этом вашему патрону.
        Яцек скромно потупился. Англичанин намёк понял.
        - И вот, держи… это вам с Самиром на двоих.
        На стол легло несколько десятифранковых купюр. Чех сразу оживился.
        - Пан необыкновенно щедр!
        - Так вы проследили, куда он отправился?
        - Да, в некий частный пансион. Русских, как выяснилось, двое. Они поселились там дней пять назад. Я ещё удивился: приличные, вроде, господа, а выбрали такую дыру!
        - И сразу стали присматриваться к тому дому?
        - Сразу, пан.
        - Отлично! - Уэскотт удовлетворённо кивнул. - Как я и предполагал, они поиздержались по пути из России, и решили пополнить свои запасы. Вы, надеюсь, за ними присматриваете?
        - Самир остался возле пансиона. Но, если пан позволит…
        Англичанин покосился на помощника.
        - Говори.
        - Думаю, эти двое уберутся из Антверпена в ближайшие часы. Я бы на их месте так и поступил.
        - Хм… пожалуй, ты прав. - Уэскотт задумался. - Тогда поступим так: как только будут известия от Самира - снимаемся и следуем за ними. Ты готов?
        - Всегда готов, пану стоит только приказать!
        - И учтите: ни в коем случае нельзя попадаться им на глаза. Пусть русские думают, что их не обнаружили.
        Чех довольно осклабился.
        - Не впервой, пан Уэскотт. Не за такими умельцами топтали…
        «…топтали? Значит, наш дорогой Яцек состоял не в уголовном сыске, а в политической полиции? Что ж, тем лучше, тем лучше…»
        - Вот и отлично, Яцек. - сказал он. - Так я жду доклада?
        - Всё сделаем, пан Уэскотт, не сомневайтесь.
        IX
        Париж, улица Риволи,
        отель «Ле Мёрис».
        Июль, 1888 г.
        - Кажется, дали гонг к завтраку. - сообщил Корф, выходя из туалетной комнаты. - Кухня здесь просто превосходная. Спустимся в ресторан, или сказать, чтобы подали в номер?
        Алиса смотрела на барона с нескрываемым удовольствием - свежевыбритый, пахнущий кёльнской водой, с напомаженными, загнутыми на конногвардейский манер усиками. Тот, поймав её взгляд, слегка покраснел - бурные страсти этой ночи были свежи в памяти у обоих.
        И не только в памяти. Она нарочно отослала горничную, чтобы той не вздумалось застелить постель, простыни которой ещё хранили тепло двух разгорячённых тел и неописуемый, сводящий с ума аромат плотской любви.
        - Пусть подадут сюда. - подумав, ответила Алиса и точно рассчитанным движением поправила кружевную полоску на плече. - Мне надо ещё поработать, не хочу терять времени. Нас сегодня ждёт мадмуазель Вероника, не забыл?..
        Так и хотелось добавить - «после всего». Но она сдержалась - зачем? И так всё ясно.
        - Как скажешь, дорогая. - Корф подошёл к ней сзади, положил руки на плечи и, чуть помедлив, поцеловал в шею. Она по-кошачьи выгнулась, и едва не замурлыкала.
        «…ещё! - хотелось закричать ей. - Не останавливайся, целуй дальше! Можешь сдвинуть пеньюар, так, чтобы он соскользнул, обнажая плечи, грудь, сполз невесомыми пенными складками на бёдра…»
        Но - сдержалась. Кокетливо повела плечиком (барон предупредительно убрал руки) встала и направилась к трюмо, стоящему в углу спальни. Пусть им и предстоит завтрак вдвоём - но даже сейчас ей хотелось быть во всеоружии.
        В особенности - сейчас.
        От улицы Риволи до бульвара Капуцинок Алиса и Корф добирались в элегантной двуколке, запряжённой не менее элегантной англизированной кобылой гнедой масти. Барон, как того требовал его статус, нанял экипаж на всё время пребывания в Париже, оставив спутнице гадать: почему любого гостя из России, отягощённого хоть плохоньким титулом, парижане по умолчанию считают кем-то средним между Крёзом и графом Монте-Кристо?
        Резиденция владелицы модного дома «Вероника» располагалась, как было указано на роскошной, с золотым обрезом, визитной карточке, в доме номер 36 - по соседству со знаменитой студией фотографа Надара, где - Алиса помнила это из институтских лекций по истории искусств - состоялась первая выставка импрессионистов. Но сегодня им с Корфом определённо не до изящных искусств. К беседе с бывшей москвичкой, соратницей террориста Евгения Войтюка, а ныне владелицей одного из самых известных в Европе модных домов, Алиса подготовилась весьма основательно и теперь наскоро освежала в памяти основные моменты её карьеры - в том числе и скрытые от широкой публики.
        Итак. После расставания - или разрыва, это уж как посмотреть - со Стрейкером, Вероника Клеймёнова недолго оставалась на положении соломенной вдовицы. Вокруг неё вилось множество кавалеров - представители парижской богемы, офицеры французской армии, дипломаты, банкиры, золотая молодёжь. Поговаривали о связи шикарной модистки с кем-то из русских Великих князей, привычно прожигавших жизнь в Париже, но прямых подтверждений этому не было - не считая, разумеется, скабрёзных статеек в местной жёлтой прессе. Скорее всего, прикинула Алиса, Вероника, прекрасно знакомая с циничными методами пиарщиков двадцать первого века, сама и распускала эти слухи. Плохой рекламы, как известно, не бывает.
        За этим «клубом ценителей высокой моды» издали присматривал Яша, обучавшийся в то время в Сорбонне. Ни он сам, ни его патрон, барон Корф, нисколько не сомневались: рано или поздно на «гостью из будущего» выйдут очень серьёзные люди. И станут с её помощью искать ниточку, потянув за которую можно распутать клубок загадочных событий, свившийся на берегах Невы и Москвы-реки.
        Если до неудачного покушения на Александра Третьего Веронику воспринимали в Париже как эксцентричную, хотя и несколько сомнительную особу, то после первого марта картина кардинально поменялась. Сплетни о появившихся в России пришельцах из будущего достигли, наконец, слуха заинтересованных, весьма высокопоставленных лиц. Те сложили два и два - и в окружении Вероники появились совсем другие фигуры, интересующиеся не её новыми моделями…
        События, тем временем, летели вскачь. Некая стокгольмская газета, рассчитывая поднять тиражи, собрались по примеру коллег из Нового Света провести конкурс красоты - впервые в Европе. И уж конечно, это не могло пройти мимо хозяйки модного дома, которая, не медля ни секунды, включилась в процесс.
        Яшин информатор, молоденький художник, пишущий портреты зевак на набережной Монтебелло и состоящий при Клеймёновой в «интимных пажах», рассказал, как это началось. Вероника, обнаружив в утренней газете статью о затее шведов как была, в прозрачной ночнушке, кинулась к телефонному аппарату и принялась обзванивать редакции парижских изданий. Не прошло и часа, как она, сменив ночную рубашку на самую нескромную из своих «домашних» моделей, встречала репортёров «Гавас», Телеграфного агентского бюро Вольфа и сотрудников Питера Юлиуса Ройтера, третьего сына кассельского раввина, наречённого при рождении Исраэлем Бер-Йошафатом[10 - Основатель телеграфного агентства «Рейтер»].
        Видимо, энергия и соблазнительные наряды Вероники произвели на акул пера должное впечатление. На следующий день газеты вышли с броскими заголовками: «Русская француженка с поистине американским размахом бросает вызов шведским понятиям о приличии!» Тиражи разлетались с лотков - редакторы сопроводили статьи фотоснимками с показов купальных костюмов «модного дома Вероники». В пику чопорным скандинавам, русская предпринимательница огласила программу своего собственного конкурса: дефиле в вечерних платьях, в национальных костюмах, дефиле в купальниках - и никакого «чисто мужского жюри, оценивающего претенденток за закрытыми дверями», как писали шведы. Для участниц предполагалось провести индивидуальные фотосессии, победительниц же ожидали призы посерьёзнее контракты на проведение европейских и американских турне.
        Шведы не выстояли перед таким напором - побарахтавшись недели две, они явились к Веронике на поклон. Та оказалась милостива к побеждённым - не пропадать же фотографиям претенденток, скопившимся в стокгольмском почтовом ящике?
        Сроки конкурса были перенесены на полгода. Вероника считавшая, что железо надо ковать, пока оно горячо, собиралась отправиться в Ниццу, чтобы на месте заняться приготовлениями к мероприятию.
        Алиса, назначая ей встречу, назвалась представительницей иллюстрированного модного журнала, выходящего в Петербурге, и попросила о фотосессии. А, кроме того, дала понять, что сама рассчитывает принять участие в конкурсе, как единственная представительница России - и даже нашла для этой цели спонсора, в роли которого выступал Корф. Такое прикрытие было целиком идеей барона - и вот, пришло время проверить его на практике.
        Проводив визитёров, Вероника вернулась в гостиную, подошла к окну и стала наблюдать, как те садятся в двуколку и отъезжают.
        Что ж, вот и дождалась: созданный меньше года назад российский секретный департамент, о котором в осведомлённых кругах ходили самые причудливые слухи, соизволил, наконец, проявить интерес к её скромной особе. Она, конечно, сразу узнала барона Корфа - его карточку, вместе с другими фотографиями друзей и соратников Олега Ивановича Семёнова, ей в своё время демонстрировал показывал Геннадий, заставляя запомнить каждого в лицо. Скан этого снимка даже имеется у неё в компьютере: барон, великолепный в своём фехтовальном колете, в руках - шпага со старомодной витой гардой. Снимок, надо полагать, сделан в его московском фехтовальном клубе - любопытно, где Войтюк сумел его раздобыть?
        Со спутницей барона дело обстояло сложнее. Поначалу Вероника решила, что это агентесса, которую Корф намерен внедрить в её окружение, под предлогом конкурса красоты. Но после того, как девица допустила несколько оговорок - весьма, надо сказать, характерных, - она насторожилась. Ввернула между делом, ничего, вроде бы, не значащую фразу, потом ещё одну, и ещё… Всё стало ясно: спутница барона явилась из будущего. А значит - заслуживает куда более пристального внимания, чем банальная шпионка.
        Перед тем, как откланяться, «гостья из будущего» с разрешения хозяйки дома установила в гостиной громоздкий фотоаппарат на штативе и сделала несколько снимков. Всё, как полагается в этом времени: чёрная накидка, «не шевелитесь несколько секунд, пожалуйста, слепящая магниевая вспышка… Хорошо хоть, обошлось без сакраментального «сейчас вылетит птичка». Любопытно, подумала Вероника, а не встроено ли в антикварный агрегат что-нибудь посовременнее - скажем, цифровой фотоаппарат или видеокамера? А что, она бы не удивилась…
        Корф на прощание оставил свою визитку и выразил надежду, что его спутница сумеет пройти строгий отбор на предстоящий конкурс красоты. Вероника отпустила одну из своих очаровательных улыбок - и они расстались, вполне довольные друг другом.
        А вот что делать дальше - это вопрос. Бежать, бросив всё, скажем, в Североамериканские Штаты, - и надеяться, что всесильная русская спецслужба не дотянется до неё через океан? Или немедленно окружить себя телохранителями - благо, нанять их в Париже ни разу не проблема? А может, просто сделать вид, что ничего не произошло - и посмотреть, что предпримут Корф и его спутница? Риск, конечно, зато как увлекательно…
        Она всё ещё гадала, как лучше поступить, когда внизу, в прихожей настойчиво звякнул дверной колокольчик.
        Двуколка свернула с бульвара Капуцинок, миновала здание Гранд-Опера и покатилась по улице Обер. Алиса с любопытством озиралась по сторонам. Ей случалось бывать в Париже в той, прошлой жизни - но увидеть его бульвары, набережные, каштаны, оперу Гарнье такими, какими застали их Ренуар и Поль Мане… положительно, ей необыкновенно, сказочно повезло!
        - А ведь она нас раскусила…
        Голос барона вернул её из эйфорических грёз.
        - Вы о Клеймёновой, барон?
        - О ком же ещё? Это ушлая особа и она, несомненно, сейчас гадает, что мы собираемся предпринять.
        - Как вы думаете… - Алиса чуть помедлила. - Она поняла, что мы… то есть, вы догадались?..
        - Никаких сомнений. - ответил барон. - Так что, дорогая моя, добро пожаловать в старую, как мир, игру - «я знаю, что ты знаешь, что я знаю».
        - И что же дальше?
        - А ничего. Как говорят в вашем веке, мяч на её стороне. Вернёмся в гостиницу и подождём. Уверен, скоро мадмуазель Клеймёнова объявится сама.
        - А если нет?
        - Не сегодня-завтра в Париж приезжает Яша с помощником. Да вы с ним знакомы - Ярослав Онуфриев один из ваших, «новоприбывших».
        Алиса кивнула.
        - А с их приездом… - барон оглянулся, и девушка отметила, что он делает так каждые две-три минуты, проверяясь на предмет слежки, - …а с их приездом наша увлекательная партия переходит в миттельшпиль.
        - Убирайтесь, пока я не позвала ажанов. - Вероника постаралась, чтобы её голос звучал холодно, даже высокомерно. Судя по реакции собеседника - получалось не слишком убедительно. - Поверьте, они церемониться не будут - тем более, документы у вас, как понимаю, не в порядке?
        - Вздумала ментами пугать? - ухмылка Геннадия больше походила на оскал. - Напрасно стараешься, мы пуганые. А если они, в самом деле, заявятся сюда - тут все и лягут. Я сейчас не настроен на шутки. Выкладывай бабки и ноутбук - и разбежались. В противном случае пеняй на себя.
        И демонстративно, напоказ передёрнул затвор «Скорпиона». Вылетевший патрон, короткий, тупоносый бочонок жёлтого цвета, со звоном запрыгал по ступеням.
        «…похоже, не шутит…»
        …слугу, открывшего дверь, Геннадий убивать не стал - коротко, без замаха, ткнул глушителем в гортань, а когда бедняга захрипел, схватившись за горло - добавил рукояткой по темени. «Свяжи…» - бросил он идущему за ним Виктору (тот озирался по сторонам с затравленным видом, явно жалея, что ввязался в эту историю) и с неприятной улыбкой обратился к Веронике, замершей на лестнице, ведущей на второй этаж.
        - Ну что, лапочка, рада меня видеть?
        «Главное - не показывать страха! - эта мысль билась в голове Вероники, как птица, случайно залетевшая в комнату. - Тогда, может, удастся их выпроводить? А вот потом…»
        Что будет «потом» - она боялась даже гадать. Ей, конечно, по силам натравить на непрошеных гостей полицию (кое-кто из полицейского начальства состоял в списке её поклонников), а вот дальше неизбежно начнутся проблемы. На первом же допросе если не Геннадий, то уж этот слизняк Виктор наверняка выложит всё, что знает - в том числе и кое-какие детали из биографии самой Вероники. А это означает неизбежный, и не факт что доброжелательный интерес властей. Придётся распрощаться не только с делом, которое с таким трудом удалось наладить, но и с личной свободой - вряд ли руководство Третьей Республики откажет себе в удовольствии одним глазком заглянуть в будущее…
        Но это всё потом, в будущем, до которого надо ещё дожить. Вероника элементарно трусила - уж она-то знала, на что способен её бывший любовник в минуты раздражения. А сейчас Геннадий, кажется, вышел из себя по настоящему - вон, как ходит коротышка-автомат в судорожно стиснутых пальцах. Не стрельнул бы…
        - Насчёт ноутбука я поняла. А деньги… сколько вам нужно?
        - Пятьдесят тысяч франков. - очередная ухмылка, гаже предыдущей. - Только не надо втирать насчёт финансовых затруднений - я навёл справки и точно знаю, что ты сейчас в шоколаде.
        - Я и не собиралась. Но дома у меня такой суммы нет, как и ноутбука. Я всё держу в загородном доме. Это в Понтуазе, в квартале от собора Сен-Маклу - приходилось бывать?
        - Не придуривайся. - буркнул в ответ Геннадий. - Мы всего три дня в Париже, откуда нам знать какие-то там соборы…
        Вероника капризно пожала плечиком.
        - Я как раз собиралась навестить Понтуаз. Завтра и приезжайте, буду ждать…
        - Обмануть хочешь, стервочка? - Геннадий зловеще сощурился. - Нет уж, голубушка, мы поедем вместе. Отдашь всё, что я сказал - считай, заново родилась. А будешь фокусничать…
        И он многозначительно покачал стволом «Скорпиона».
        Вероника кивнула. Рискованно, конечно, но - что ей остаётся?
        - Хорошо, только мне надо переодеться. - она кокетливо взглянула на незваного гостя. - Или ты хочешь заставить меня ехать через весь город в неглиже?
        И, словно невзначай, сдвинула с плеча лёгкую ткань, открывая молочно-белую кожу.
        Геннадий, кажется, не ожидал такой быстрой капитуляции.
        - Вот это другое дело. Пяти минут хватит? Ладно-ладно, десять - я же не зверь, понимаю, что барышне надо пригладить пёрышки. - добавил он, увидев, как возмущённо вскинулась собеседница. - А Витя пока за фиакром сбегает. Ежели какой шнурочек надо подтянуть, или крючки застегнуть на корсете - так ты только скажи…
        И одарил собеседницу новой ухмылкой, на этот раз откровенно скабрёзной.
        - Я, к твоему сведению, не ношу корсетов! - высокомерно заявила она и направилась за ширму, на ходу вспоминая, в каком из ящичков трюмо лежит карандаш. Если повезёт, то можно незаметно для Геннадия нацарапать записку. И надо ещё придумать, как отослать её в отель, Корфу. Похоже, сейчас барон - единственный, кто может ей помочь…
        - Они зашли в дом?
        - Да, пан Уэскотт. Отпустили фиакр, постояли, огляделись - и вошли.
        - Не понимаю, что им понадобилось у модистки? - задумчиво произнёс англичанин. - Впрочем, сейчас это неважно. Дождёмся, когда выйдут, и пристроимся следом.
        Они уже третий день колесили по Парижу, не выпуская из виду своих визави.
        - А где Самир?
        - Пошёл на угол бульвара, там стоит пара свободных фиакров. - ответил чех. - Я подумал, что полезно сменить экипаж - прежний мог уже примелькаться.
        - Это правильно. - одобрил Уэскотт. - Вряд ли они задержаться у этой… как, бишь, её?
        - Мадмуазель Вероника. - торопливо подсказал Яцек. - Хозяйка модного дома, самого известного в Париже. Говорят - весьма пикантная особа…
        - Что ж, подождём. А всё же, любопытно, что им понадобилось у этой… пикантной дамочки? Неужели собрались делать покупки?
        X
        Предместье Парижа,
        Понтуаз.
        Вечер того же дня.
        - Это что ещё за каракатица?
        Брови Геннадия поползли вверх. Виктор не мог припомнить, когда видел своего спутника таким удивлённым - обычно тому удавалось сдерживать эмоции. Он приподнялся на сиденье фиакра и выглянул в окошко, для чего ему пришлось перегнуться через сидящую рядом Веронику. Та недовольно покосилась на неловкого попутчика и совершенно по-кошачьи фыркнула.
        А посмотреть было на что. Перед палисадником, мимо которого проезжал экипаж, стоял агрегат, который Виктор после недолгих колебаний определил, как автомобиль на паровой тяге. Перед широким облучком (или как там называется скамейка, на которой обычно сидит кучер?) был устроен полукруглый капот, снабжённый парой калильных фонарей в бронзовых корпусах. Сверху, перед местом «водителя кобылы» имеет место горизонтально установленный руль - почему-то, двухъярусный, верхний почти вдвое меньше нижнего. Высокие колёса (задняя пара чуть ли не вдвое больше передней) с железными, в клёпках, широкими спицами, элегантно выгнутые крылья, соединённые подножками. Позади пассажирского сиденья виднелся громоздкий агрегат, весь опутанный гнутыми трубками, с чугунной, закопченной дверкой топки - эта штука, определил Виктор, не может быть ни чем иным, как котлом. Позади - узкий помост, предназначенный для кочегара; сверху «машинное отделение» прикрыто парусиновым тентом с фестонами по краям, какие натягивают над столиками летних кафе. Кургузая, смахивающая на глиняный горшок, дымовая труба проходила сквозь тент,
довершая совершенно стимпанковский облик «каракатицы». От агрегата явственно тянуло угольной гарью.
        - Хорош! - восхитился Геннадий. - Откуда он тут взялся?
        Вероника пальчиком отстранила Виктора (тот поспешно отодвинулся, бормоча невнятные извинения) и выглянула в окно.
        - А-а-а… - тон у неё был нарочито скучающим. - Это самоходный экипаж маркиза де Брока. Мы представлены - ему случалось бывать на моих показах, так он… - тут она состроила недовольную гримаску, - …он, представьте, вместо того, чтобы глазеть на манекенщиц - а у меня, должна сказать, работают весьма пикантные барышни! - весь вечер изводим меня рассказами о своём самоходном самоваре! Маркиз приобрёл его два месяца назад, и с тех пор наслаждается возможностью эпатировать парижское общество.
        Фиакр протарахтел мимо - лошадь прядала ушами и недовольно фыркала, косясь на невиданное сооружение. Геннадий проводил «самоходный самовар» задумчивым взглядом.
        - Говорите, вы представлены? Так он к вам приехал?
        - Вот уж незачем! - Вероника дёрнула плечиком, демонстрируя недоумение. - Скорее всего, маркиз почтил визитом испанца Луиса Хименеса - он известный художник, живёт в этом доме. Я слышала, сеньор Хименес выставил на продажу одну из самых известных своих работ, а маркиз - крупный меценат и большой ценитель современной живописи.
        - Современной? - переспросил Виктор.
        - Современной - для этого времени. - мило улыбнулась в ответ Вероника. В её ответе ясно читалось что-то вроде: «надо же надо быть таким идиотом!..»
        - Нам ещё долго ехать? - осведомился Геннадий, оторвав взгляд от чуда паровой техники.
        - Вон там, через два дома. - Вероника махнула рукой, затянутой в кружевную перчатку. - Считайте, уже приехали.
        Фиакр остановился, качнувшись на рессорах, и Геннадий открыл дверь. Руку он держал в кармане - Виктор знал, что там скрывается «Вальтер» с глушителем.
        Он ощупал под полой выданный спутником «ЧеЗет».
        «…хоть бы на этот раз обошлось без стрельбы!..»
        - Не понимаю, какого чёрта они затеяли? - Уэскотт не скрывал раздражения. - Зачем понадобилась везти эту модистку из Парижа в Понтуаз? Может, у них какая-то интимная встреча?
        - На троих-то? - скептически хмыкнул чех. - Хотя, как по мне - так от русских можно ожидать любой гадости.
        Англичанин ненадолго задумался.
        - Сделаем так: дадим им войти в дом, подождём минут пять, а дальше вы Самиром подбираетесь к окнам и осторожно - только осторожно, ясно? - заглядываете внутрь. Я буду ожидать снаружи. Фиакр не отпускайте, мало ли что?..
        Чех окинул здание оценивающим взглядом.
        - В доме два этажа. Если они поднимутся на второй - мы ничего не увидим.
        - На углу труба для стока дождевой воды. Как полагаете, сможет Самир по ней залезть на крышу?
        Яцек задумался.
        - С виду, вроде, крепкая. Пожалуй, что и сможет, пан…
        - Вот и отлично. - кивнул Уэскотт. - Пусть заберётся в слуховое окошко чердака и найдёт способ заглянуть на второй этаж.
        - Ясно, пан Уэскотт. Только вот… - Яцек замялся. - Что, если у ни, в самом деле, запланировано что-нибудь… эдакое?
        - Например?
        - Ну, скажем, они приехали сюда, чтобы предаться, как говорят лягушатники, I'amour a trois…[11 - (фр) Любовь втроём]
        Англичанин усмехнулся - едва заметно, самым уголком рта.
        - Тогда можете расслабиться и получать удовольствие. Или вы не склонны к подглядыванию?
        Чех вздохнул.
        - Знали бы вы, пан Уэскотт, чего я только не насмотрелся в Праге, в номерах пани Воейковой, что на углу Крыжовецкой площади и улицы Карловой…
        - Надеюсь, исключительно по долгу службы?
        Чех пожал плечами в двусмысленном жесте.
        - Ладно, это ваше дело Яцек. Мне же нужно, чтобы вы не пропустили чего-нибудь действительно важного.
        - Пан может не беспокоиться. Не пропустим.
        - Они подъехали. - сказал Корф. - Вероника и ещё двое, Войтюк и Виктор Анцыферов. Нам, похоже, необычайно повезло.
        Рассыльный, юнец лет шестнадцати в форменной кепке с блестящими латунными цифрами на околыше, перехватил их на ступеньках отеля. Парочка собиралась провести вечер в кабаре «Мирмильтон» - на посещение Корфа уговорила Алиса, надеявшаяся, чем чёрт не шутит, встретить там Тулуз-Лотрека, нередко посещавшего это заведение. Но, увы - культурная программа полетела кувырком, стоило барону пробежать записку глазами. Он выругался совершенно по-извозчичьи, повернулся на каблуках и, ни слова не говоря, кинулся обратно в номер. Озадаченная спутница последовала за ним.
        На сборы ушло не больше десяти минут. Поначалу барон хотел ехать в Понтуаз в сопровождении денщика (совмещавшего эту должность с обязанностями телохранителя главы Д.О.П. а), но тут уж Алиса упёрлась всерьёз. Счёт шёл на минуты, и Корф, видя, что девушка готова закатить сцену, уступил - и даже выдал ей бельгийский «бульдог». Предупредив, чтобы она ни в коем случае не стреляла - «не дай Бог, поранить кого-нибудь из этих троих!» Сам же вложил в подмышечную кобуру новенький автоматический пистолет, из числа тех, что недавно поступили на вооружение сотрудников департамента. Кроме «тапка», в трости Корфа скрывался шпажный клинок золингеновской работы - барон никогда не расставался с этим аксессуаром.
        Да предместья Понтуаз они всего за четверть часа до появления Войтюка и его спутников. «Денщик», опасливо оглянувшись, вскрыл отмычкой дверь; барон в скором темпе осмотрел комнаты и скомандовал подниматься на второй этаж. «Клеймёнова, - объяснил он, - предполагает, что мы уже здесь - и, увидав, что на первом этаже никого нет, найдёт способ заставить похитителей подняться наверх. Лестница достаточно узкая; Войтюк наверняка пойдёт первым - тут-то мы его и повяжем…»
        На том и порешили. Барон отправил денщика в дальнюю из трёх комнат, наблюдать за задней стеной дома. Алису же он поставил у соседнего окна - так, чтобы сквозь щели в занавесках они могли видеть весь фасад. Томительно текли минуты; наконец, с улицы раздался цокот копыт по булыжнику мостовой; возле дома остановился экипаж, из которого вылез Геннадий, потом Вероника и последним - Виктор. Барон замер; снизу раздался щелчок ключа в замке, скрип дверных петель и шаги. Визитёры, как и они сами четверть часа назад, рассыпались по комнатам первого этажа, и Корф напрягал слух в попытках уловить обрывки фраз, которыми они обменивались, стараясь вычленить женский голос.
        «…может, Клеймёнова догадается подать какой-нибудь сигнал?..
        - Барон! Вы что, оглохли? - громко прошептала Алиса.
        Он дёрнулся, словно его кольнули шилом, и обернулся.
        «…предупреждал же - ни звука!..»
        - За ними следят! - Девушка ткнула пальцем в окошко. - Двое каких-то типов - дождались, когда эта троица вошла в дом и теперь пытаются заглянуть в окна. А один прямо сейчас примеривается к водостоку - на крышу, что ли, собрался лезть?
        Барон сделал предостерегающий жест: «тише, ради бога!» - и в этот момент лестница заскрипела под тяжестью шагов. И, словно в ответ, сверху прилетели едва слышные звуки, постукивание, шорох, скрипы. Похоже, неведомый соглядатай уже успел проникнуть на чердак.
        Судя по звукам, по лестнице поднимались двое. Первый - с лёгкой походкой - скорее всего, сама Вероника. Шаги второго были тяжелее и явно принадлежали мужчине.
        «…Войтюк? Вот сейчас и увидим…»
        Корф на цыпочках отошёл, занимая позицию слева от двери, за высоким, под самый потолок, платяным шкафом. Алиса, как и было условлено, прошмыгнула в соседнюю комнату - в руке у неё тускло блеснул револьвер.
        Всё, поздно гадать. Теперь - только действовать.
        - Наконец-то!
        Виктор кинулся к ноутбуку, словно жаждущий к роднику посреди пустыни. Дрожащими пальцами открыл крышку, нажал кнопку питания - компьютер не отреагировал.
        - Заряда нет… где у вас тут блок питания?
        - Может, тебе ещё и розетку показать? - язвительно осведомилась Вероника. - Блок в соседнем ящике.
        - От чего заряжаете? - Виктор пропустил укол мимо ушей.
        - Боже, какой болван… от солнечных панелей, разумеется, от чего ж ещё? Или вы полагаете, что в Понтуазе уже провели сеть на двести двадцать вольт?
        Вероника тянула время. Едва успев зайти в дом, она заметила мелкие признаки того, что сюда уже успели проникнуть посторонние. Кто именно? Ну, конечно, это Корф со своими людьми - получили записку и приехали вытаскивать её из беды. Сейчас они наверняка затаились и выжидают момент…
        Виктор один за другим выдвигал и задвигал ящики секретера. Обнаруженный блок питания он сунул в саквояж, и теперь рылся в поисках флешек, оптических дисков - словом, любых носителей информации. Раскрытый ноутбук стоял на столе, вызывающе поблёскивая слепым чёрным экраном.
        - Солнечные панели где, наверху? - осведомился Геннадий. Он стоял посреди гостиной и настороженно озирался. Пистолет с навёрнутым на ствол глушителем он держал в опущенной руке.
        Вероника кивнула.
        - Да, в спальне, на втором этаже. Там удобное окошко, с наружным карнизом, на него я их и выставляю. Да вы сразу увидите - на комоде лежат, в картонной коробке. Там же внешний аккумулятор - он, кстати, залит полностью, можете подключить ноут и проверить.
        - Плюнь ты на них! - предложил Виктор. - У нас свои есть, рабочие, я проверял. Лучше валим отсюда скорее, пока кто-нибудь полицию не вызвал…
        - Вот-вот! - Вероника мстительно улыбнулась. - В соседнем доме обитает чета Турнелей - исключительно, доложу я вам, склочная парочка. Уверена, они вас уже заметили и наблюдают во все четыре глаза.
        «…почему медлит Корф? Или она ошиблась, и он ещё не приехал? Тогда нужно втянуть этих в двоих в препирательства - как угодно, по любому поводу…
        - А тебя, стерва, никто не спрашивает! - огрызнулся Геннадий. - Говори, где деньги?
        «…если барон всё же здесь и действительно устроил засаду на втором этаже - а где же ещё, если подумать? - то почему бы не помочь непрошеным гостям самим сунуть голову в капкан?..»
        - Сейф там же, наверху, в спальне, вмонтирован в стену.
        Геннадий посмотрел на неё с подозрением.
        - Решила взяться за ум, детка? Вот и правильно. Поднимайся, я пойду следом. А ты, - кивок в сторону Виктора, - осмотрись пока тут.
        Вероника кивнула и, чувствуя, как мелко трясутся колени, пошла к лестнице.
        Самир ловко, по-обезьяньи вскарабкался по водосточной трубе крышу. Ухватился за карниз, рывком забросил своё тело на скат крыши, покрытый терракотового цвета черепицей. Полежал несколько секунд - и скрылся в слуховом окне чердака.
        Уэскотт поискал глазами Яцека. Чех распластался по стене, под окном. Поймав взгляд англичанина, он сжал кулак, оттопыренным большим пальцем показал на окошко, после чего продемонстрировал Уэскотту выставленный вверх указательный палец. Снова сжал, ткнул большим пальцем - на этот раз вверх - и отставил уже два пальца, указательный и средний.
        «Один внизу, двое пошли наверх… « - расшифровал пантомиму Уэскотт. Что ж, надо признать: посланцы фон Листа действительно знают своё дело. Он скосил взгляд на часы - с момента, когда они подъехали к дому, прошло не больше десяти минут.
        XI
        Там же, в то же время.
        Вероника переступила порог, огляделась - и встретилась глазами с бароном, притаившимся за шифоньером. Из-за ширмы, скрывавшей дверь в туалетную комнату, донёсся едва слышный шорох - там тоже кто-то засел.
        «…что ж, засада организована на уровне. Добро пожаловать, гости дорогие…»
        Корф сделал страшные глаза и стволом пистолета указал на дальний угол комнаты. Вероника едва удержалась, чтобы не кивнуть в ответ, и повернулась к Геннадию, осторожно поднимающемуся по лестнице.
        - Ну, что вы там копаетесь? Извольте поторопиться, мне необходимо вернуться в Париж до темноты!
        - Перетолчешься! - окрысился он в ответ. - Закрой рот и молись, чтобы живой отсюда выйти. Будешь хорошо себя вести - глядишь, и получится…
        Он вошёл в комнату, и Вероника, шестым чувством уловив, что произойдёт дальше, метнулась в сторону, освобождая Корфу траекторию для броска.
        Алиса считала про себя: «десять… девять… восемь… семь…» На счёт «три» в соседней комнате раздался грохот, испуганный вопль и ещё один крик, грозный, зычный: «Стой, прохвост! Бросай оружие»!
        Девушка толчком ноги распахнула дверь и ворвалась в комнату, сразу уходя от дверного проёма влево - в точности, как инструктировал её барон. О том, что барон добавил: «но лучше всего сиди в комнате, и не высовывайся…» она предпочла не вспоминать.
        Одного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку - похоже, схватка закончилась, так и не начавшись. В дальнем углу замерла, сжавшись в комочек, Вероника Клеймёнова - ладони прижаты к щекам, огромные глаза сочатся страхом. Японская бамбуковая с рисовой бумагой, ширма, недавно украшавшая спальню, валяется на полу, жестоко изломанная, и в её руинах кто-то копошится. Корф с воинственным видом стоит над этой инсталляцией, поигрывая тростью. Недовольно покосившись на револьвер в руке Алисы, он сделал успокоительный жест.
        - Уберите от греха, мадмуазель, не дай Бог, выстрелит. Этот господин… - он пренебрежительно ткнул носком ботинка в бамбуковую стойку, - уже не опасен.
        Алиса послушно засунула оружие за поясок, перетягивающий блузку. Всё ясно: Корф дал Клеймёновой войти в комнату, а сам бросился на шедшего за ней следом Войтюка. Тот, будучи почти на голову ниже и куда легче статного кавалергарда, при столкновении не устоял: отлетел к стоящей у дальней стены постели, снес по дороге легковесное изделие японских мастеров - и, словно кролик в силках, запутался в его обломках. Пистолет, чёрный, матово поблёскивающий, с длинным глушителем, сиротливо валялся на полу шагах в трёх от владельца.
        - Что там у вас происходит? - раздалось снизу. - Ген, ты цел? Что-нибудь нашли?
        Алиса посмотрела на Веронику.
        - Это Виктор Анцыферов. - ответила та, угадав вопрос. - Он внизу, возится с моим ноутбуком.
        - Вооружён? - вполголоса осведомился Корф.
        - Вроде, я видела пистолет за поясом. Но он так его, кажется, не доставал.
        Окрик повторился - на этот раз в нём ясно угадывались истерические нотки.
        - Как бы дёру не дал с перепугу… - барон покачал головой. - Ну ладно, я его сейчас…
        На пороге возник денщик с револьвером наизготовку. Барон бросил ему, указав на Войтюка» - «вяжи этого!». Сам же боком, так, чтобы его не было видно с лестницы, скользнул к двери, ведущей вниз.
        Окно со звоном и дребезгом вылетело, осыпав внутренности комнаты дождём осколков. Щёку Алисы обожгло болью, но она успела увидеть, как в оконный проём влетает длинная, затянутая в тёмную ткань, фигура. Она испуганно отпрянула, пытаясь извлечь оружие, но «бульдог», в полном соответствии с законом подлости Мёрфи зацепился, и не поддавался её судорожным рывкам.
        Пришелец же не стоял на месте. Мощным, с ноги, ударом в голову он свалил склонившегося над Геннадием денщика и метнулся к Корфу, на ходу доставая из-под одежды два кривых, зловещего вида, кинжала. Барон уже ждал его - на холёном лице играет высокомерная усмешка, шпажный клинок, извлечённый из трости, нацелен в грудь.
        - Не вздумайте стрелять, мадмуазель! - каркнул он. - Я сам с ним разберусь!
        Кончик шпаги качнулся, замерев на уровне глаз чужака. Тот злобно ощерился, что-то прошипел на непонятном языке, и кинулся в атаку.
        Дзанг-дзанг-дзанг! - удары сыплются один за другим. Уследить за бойцами невозможно - они размытыми тенями мечутся среди вихря свистящей стали.
        Алиса смещается в сторону (не хватало ещё угодить под клинки!) и вытаскивает, наконец, злосчастный «бульдог». И понимает, что стрелять нельзя - сперва, хорошо бы понять, где барон, а где его противник. А это при таком темпе схватки это попросту невозможно.
        Хлоп! Хлоп! Выстрелы прозвучали глухо, словно в слой ваты - треск пуль, расщепляющих дверку шифоньера и то куда громче. Алиса поворачивается к источнику звука: Геннадий, дотянувшийся до своего оружия, сидит на корточках и палит по очереди то в неё, то в
        барона. Пистолет он держит одной рукой, другой зажимает рану на щеке.
        Алиса вскидывает «бульдог» и жмёт на спуск, но Войтюк откатывается в сторону, так, что оказывается отделённым от неё широченной постелью. Пуля из бельгийской пукалки бесполезно дырявит оконное стекло.
        Хлоп! Хлоп! - кашляет пистолет. И сразу - женский крик, полный боли.
        «…так это он не в меня?..»
        Нет, не в неё. Вероника наискось, по стене, сползает вниз, на на шёлке, самого модного в этом сезоне лавандового цвета, расплываются два тёмных, почти чёрных пятна.
        - Ну что, допрыгалась, кошка драная?
        «… это он кому - мне или ей?..»
        И тут же получает ответ - глушитель уставился ей в лоб, из маленькой дырочки на срезе курится прозрачный дымок.
        «…это же не взаправду, понарошку! Он не может!..»
        Лицо Геннадия исказилось - на не злобной ухмылкой, а гримасой ярости и отчаяния. Ага, вот в чём дело: затворная рама стоит в заднем положении, на задержке. Убийца не заметил, как расстрелял все патроны.
        Дзанг-дзанг-дзанг! - фехтовальщики с упоением кружатся в своём смертоубийственном танце. Геннадий выплёвывает нецензурное ругательство и боком, чтобы не угодить под водопад выпадов и режущих взмахов, выскакивает на лестницу. Алиса перепрыгивает через распростёртого на полу денщика… и замирает в полушаге от двери. Сменить магазин - дело двух секунд, а, появившись в дверном проёме, она превратится в мишень, по которой не промажет даже самый скверный стрелок.
        «…нет уж, дружок. Ищи дураков на Поле Чудес…»
        Она выстрелила вниз - вслепую, не целясь, раз, другой. Снизу ответили тремя пулями - хороша бы она была, если бы вот так, сломя голову, бросилась вдогонку!
        Алиса высаживает в дверной проём остаток барабана, «Вальтер» Геннадия дважды хлопает в ответ. И - полный боли вскрик за спиной, переходящий в долгий стон. Алиса оборачивается, бесполезный «бульдог» выставлен перед собой… Но стрелять уже не в кого: чужак висит на шпаге барона, подобно жуку, наколотому на булавку коллекционера, и кинжалы один за другим выпадают из ослабевших рук. Корф брезгливо морщится, упирается ногой в грудь своей жертве - и с силой толкает. Мёртвое тело мягко, словно тряпичная кукла, валится на пол.
        Желудок скручивается в тугой тошнотворный узел. Она едва успевает отвернуться - и извергает недавний обед на пол.
        - Ну, всё, всё, успокойтесь, мадам…
        Рука ложится ей на плечо. Алиса оборачивается - это Корф, он протягивает ей платок.
        - Войтюк палил наугад - и вот, зацепил этого, с позволения сказать, хашишина[12 - Корф употребляет устаревшую форму слова «ассасин», происходящую от слова «гашиш» - наркотик, которым Старец Горы пичкал своих убийц перед тем, как отправить их на задание.]. - он кивнул на тело, из-под которого растекалась ярко-алая лужица. - Несильно зацепил, в плечо, но этого хватило, чтобы бедняга отвлёкся, и я успел его проткнуть. Повезло, между прочим - ещё немного, и это он бы меня на ремни порезал…
        Алиса только сейчас заметила, что правая кисть Корфа в крови, рукав распорот от локтя до запястья. Шпагу барон держит, зажав под левым локтем.
        - Что вы мне суёте! - Алиса едва не отшвырнула платок прочь, но вовремя одумалась, и зажала его в кулачке.
        «…перевязать? Извини, дорогой, некогда…»
        - Ступайте вниз! Будете копаться - дождётесь, что эти двое и в самом деле удерут…
        Барон чертыхнулся и кинулся вниз по лестнице. Алиса, перескочив через бесчувственного денщика, кинулась к окну - и едва успела увидеть, как Геннадий заталкивает в фиакр Виктора, сжимающего под мышкой плоскую чёрную, подозрительно знакомую коробку. Экипаж тронулся и затарахтел вниз по улочке, в сторону моста Аржантёй. В самый последний момент девушка заметила, как из-за фиакра, со стороны противоположной дверцы, выкатилась и метнулась за угол низенькая фигура.
        «…или ей это примерещилось?..»
        Как Геннадий сумел удержаться на ногах и не скатиться по лестнице, переломав при этом все кости - этого он и сам не понял.
        Бац-вз-з-зиу!
        Что-то обожгло щёку. На остатках рефлексов он метнулся в сторону, на бегу меняя магазин. Вскинул пистолет и два раза, не целясь, выстрелил в лестничный пролёт. В ответ торопливо захлопало, от резных перил полетели щепки. Он ответил ещё двумя пулями, снова наугад - и услышал болезненный вопль. Мужской, что характерно.
        «…кого это я подстрелил? Неужто, самого Корфа?..»
        Он, конечно, узнал барона за те краткие мгновения, когда они оказались лицом к лицу. Узнал - и успел лишь удивиться, прежде чем получил могучий толчок в грудь, отправивший его в другой конец комнаты.
        «..Вслепую, не целясь, завалить самого опасного врага? Нет, такого не бывает даже в самых скверных боевиках…»
        - Что происходит? Где Клеймёнова?
        Взгляд влево - в дверях гостиной стоит Виктор. В глазах страх, ноутбук прижат к груди - по-женски, двумя руками.
        - Пригнись! - заорал Геннадий. - Пригнись - и на улицу!
        Он судорожно охлопал карманы в поисках запасного магазина, вспомнил, что только что его расстрелял - и едва удержался от матерной тирады.
        «…а ручонки-то дрожат, нехорошо…»
        И вслед за спутником выскочил на улицу.
        Фиакр (и откуда он только вывернул?) остановился напротив крыльца. Дверца распахнулась.
        - Скорее сюда, молодой человек!
        Кричали по-английски. Вконец растерявшийся Виктор замер шагах в пяти от экипажа. И - едва не полетел с ног, когда в спину ему с разбегу врезался запыхавшийся Геннадий.
        Седок фиакра призывно махнул рукой.
        - Да не стойте же вы, залезайте! Соседи слышали выстрелы и наверняка вызвали полицию!
        Виктор попятился, судорожно сжимая обеими руками ноутбук. Геннадий злобно ощерился - в руке у него ходуном ходил пистолет. Незнакомец недовольно покосился на оружие и поставил ногу на подножку экипажа.
        - Надеюсь, мистер Войтюк - я не ошибся, верно? - вы не собираетесь стрелять? Мне кажется, вам с вашим другом лучше поскорее убраться отсюда.
        - Кто вы такой? - прохрипел Геннадий. «Вальтер» он не опускал.
        - Ваш друг - если вы способны в это поверить. А так же друг мистера Дробязгина. Скажу больше: это от меня получал задания.
        - Так вы, значит, Уэскотт?
        Незнакомец поморщился.
        - Может, отложим наше знакомство на потом? Садитесь, наконец, и поехали! Не хочу повторяться, но у нас чертовски мало времени!
        Геннадий решился. Он засунул бесполезный пистолет за пояс, бесцеремонно схватил потерявшего дар речи спутника за шиворот - и, как котёнка, зашвырнул его в фиакр так, что Уэскотт едва успел посторониться. Потом сам запрыгнул в экипаж - и без сил рухнул на сиденье напротив Виктора. Тот ошалело озирался, не забывая прижимать к груди драгоценную добычу.
        «…ну, хоть не зря съездили…»
        - Я рад, что вы вовремя одумались. - англичанин одобрительно кивнул. - А вы останьтесь, проследите, кто это так ловко устроил нашим друзьям засаду.
        - Всё сделаю, пан! - раздалось из-за противоположной двери. Похоже, тот, к кому обращался Уэскотт, пристроился снаружи, на подножке. - А что делать, когда я их выслежу?
        Фиакр тронулся с места и покатил по улице. Мелкие камешки похрустывали под железными шинами, копыта звонко зацокали по булыжнику.
        - Если представится возможность - навести их жилище. Меня интересуют в первую очередь бумаги, документы…
        - Да, и ещё что-то вроде этого!.. - Виктор, наконец, опомнился и придвинул к окошку ноутбук - так, чтобы его видел тот, кто висел на подножке.
        - Слышали, что сказал этот господин? - осведомился Уэскот. - Если всё ясно - ступайте, мы торопимся!
        - Слушаюсь, пан!
        Толчок, фиакр качнулся на рессорах. Незнакомец соскочил на землю и, судя по торопливому стуку подошв, кинулся бежать. Геннадий перевёл дух - он только сейчас обнаружил, что не дышал с того момента, как вскочил в экипаж.
        «…кажется, пронесло?..»
        XII
        Предместье Парижа,
        Понтуаз.
        Немного позже.
        Когда Алиса вышла из дома, Корф уже стоял на крыльце - и громко матерился вслед исчезающему за поворотом фиакру, на котором укатили, оставив их с носом, Войтюк с Виктором.
        «Нет, не с носом, - поправила она себя, - с двумя трупами. И один из них…»
        Корф, увидав «супругу», поперхнулся незаконченной матерной тирадой. Он стоял, неловко опершись на обнажённый клинок - шафт, играющий роль ножен, он где-то обронил. Левая рука на отлёте, тяжёлые красные капли медленно падают на гладкие доски.
        - Ушли всё-таки! - он сплюнул, не скрывая разочарования. - И где теперь прикажете их искать?
        Алисе сейчас было не до розысков и погонь. Перед глазами у неё стояла ужасающая картина того, что творится в комнате наверху.
        - Пусть катятся, куда хотят. Евгений Петрович, там… в общем, этот мерзавец Войтюк убил Веронику Клеймёнову. Дважды выстрелил в грудь, в упор.
        Барон вскинул голову.
        - Да вашу ж… Ты… вы не ошиблись?
        - Я проверила, сердце не бьётся. Она мертва, точно.
        - А что Гордей?
        Гордеем звали денщика Корфа.
        - Жив. Тот тип в чёрном целил ему в висок, но удар пришёлся вскользь, вашего денщика только оглушило. Он уже пришёл в себя - сидит на полу, голову ощупывает и бранится, как пьяный боцман.
        Барон сплюнул, едва сдержав очередной нецензурный пассаж.
        - Многовато убитых для вечерней прогулки, не находите ли, mon ami? Пора и нам убираться отсюда, пока не пришлось объясняться с ажанами…
        - А Вероника… мы что, бросим её здесь?
        - Я прикажу Гордею позаботиться о теле. Нам сейчас надо думать о живых, чтоб им пусто было…
        - Давайте я вас перевяжу. - Алиса вспомнила о платке. - Пойдёмте в дом, там будет удобнее. Может, в буфете найдётся бренди или кальвадос, рану промыть…
        Барон кивнул - и в недоумении уставился ей за спину.
        - А эти откуда ещё взялись?
        Алиса обернулась, и на лице её расцвела радостная улыбка, первая за этот безумный вечер. Из затормозившего возле дома фиакра выбирались Яша и Ярослав. Начальник сыскного бюро приветственно махал рукой; его помощник сжимал под мышкой саквояж и настороженно озирался.
        - Как вы вовремя, друзья!
        - Вам спасибо, Евгений Петрович! - ответил Яша. - Мы приехали с вокзала всего через четверть часа после того, как вы отбыли в Понтуаз. Портье в отеле передал мне вашу записку, и мы сразу кинулись следом. Вижу… - он кивнул на раненую руку Корфа, - мы немного опоздали?
        - Ерунда… - барон нетерпеливо отмахнулся. - Тут дела скверные, Яков Моисеевич. - Клеймёнова убита.
        Яша охнул.
        - Кто?..
        - Войтюк. И сбежал, сволочь, вместе с Виктором, след ещё не простыл!
        Барон ткнул клинком в сторону шоссе на Аржантёй.
        - Яков Моисеевич, я всё понимаю: только что с дороги, устали… Но - не могли бы вы догнать этого сукина сына? Я бы и сам, но, как видите…
        И продемонстрировал гостям окровавленную руку.
        - Конечно, Евгений Петрович! - Яша засуетился. - Ярослав, друг мой, придержите фиакр, он нам сейчас понадобится. Так когда, говорите, они уехали?
        - Пяти минут не прошло. Так вы поторопитесь, уйдут ведь, мер-рзавцы!
        - Извозчик отказывается везти! - крикнул Ярослав. - Говорит, лошадь устала.
        - А в рыло? - ласково осведомился Яша.
        - Ну-ну, мы с вами не в Москве. - осадил подчинённого Корф. - Да и не врёт он, лошадка, и правда, заморенная…
        Кобыла стояла, понуро опустив голову; шея у неё лоснилась от пота. Возница, склонившись с высоких козел, переругивался с Ярославом. Среди прочего Алиса явственно уловила слово «полиция».
        - Наплюй ты на этого сквалыгу! - скомандовал Яша. - Я, кажется, видел в конце переулка экипаж. Вещи только оставь, с ними бегать несподручно…
        Ярослав кивнул и потащил из фиакра чемоданы. Яша щёлкнул замком саквояжа и вытащил маленький блестящий револьвер системы «пепербокс».
        - В Берлине купил, на всякий случай. - объяснил он Корфу. - Да вы не волнуйтесь так, Евгений Петрович, а лучше приглядите за нашим багажом, там много всего полезного. От Яши Гершензона ещё никто не уходил - догоним, никуда не денутся!
        - Что это за пердимонокль?
        Яша застыл посреди улицы, уставившись на странный агрегат.
        - Ты ещё спроси, куда лошадь запрягать!
        Я тоже встал и согнулся, упершись ладонями в колени. Дыхания не хватало - вот что значит отсутствие регулярных тренировок!
        - Не видел парового автомобиля? Старьё ведь, такие уже лет десять клепают на фабрике мсье Болле. Штук восемьдесят построили, или около того.
        Я точно знал, что говорю, поскольку ещё в бытность нашу в Петербурге неплохо изучил состояние местного автопрома. Увы, пока лишь парового - если не считать забавной трёхколёски Карла Бенца.
        Паровик тем временем, готовился тронуться с места. В его чугунных недрах лязгало, шипело. На мостике позади котла копошится тип, перемазанный с ног до головы сажей; другой, в цилиндре, сюртуке и перчатках с длинными, до локтя, крагами из блестящей хромовой кожи, устроился впереди, за архаичного вида штурвалом.
        - И как же мы теперь их догоним? Я-то думал, это нормальный, человеческий экипаж…
        - А вот на нём и догоним! - подбодрил я некстати растерявшееся начальство. - Эй, шеф, давай вон за той колымагой! Плачу три счётчика!
        - Что, простите? - мужчина, сидящий за рулём паровика, озадаченно поднял брови. А может, просто не понял фразы, произнесённой по-русски?
        - Простите, мсье, это от удивления. - я перешёл на язык Вольтера и Руссо. - Никогда не видел такого агрегата. Видите ли, нам с коллегой надо догнать один фиакр - на нём пытается скрыться убийца, только что застреливший женщину…
        - Убийца? - господин аж привстал на скамейке. - Какой ужас! Вы уже сообщили полиции?
        - Мы сами полиция… в некотором роде. - я подумал, что будет, если господин попросит предъявить документы и отогнал эту мысль. - Так вы нам поможете?
        - А кого именно он убил? - продолжал допытываться «шофёр».
        - Владелицу модного дома «Вероника», приходилось о такой слышать? - ответил вместо меня Яша.
        - Мадмуазель Веронику? - ахнул господин. - Я же с ней знаком! Ио, боже правый - за что?..
        - Вот мы его и спросим, когда поймаем. - я вскочил на подножку парового уродца. - Если поймаем, конечно. Ещё минут пять - и они минуют мост через Сену и ищи их там, свищи!
        - Уйти от этого? - он похлопал рукой по медному, украшенному литыми завитушками, капоту, - На каком-то пошлом фиакре? Вы меня обижаете, мсье не знаю, как-вас-там! К вашему сведению, мой «La Mancelle» выдаёт почти что пятьдесят километров в час! Ни один паровой экипаж на это не способен, не говоря уж о какой-то там кобыле!
        «Враньё! «Ля Рапид» ещё в 81-м году легко давал шестьдесят два!» - едва не выпалил я, но вовремя прикусил язык.
        - Ну, так выдайте уже! - не выдержав, заорал Яша. - Мсье, хватит болтать и заводите ваш самовар! Ещё немного, и убийца уйдёт от заслуженной кары!
        «Самовар» он произнёс по-русски - тоже, видимо, боясь обидеть владельца парового монстра.
        - Держитесь крепче, мсье! - воинственно проорал француз. - Жиль, поднимай давление до упора! Я вам докажу!..
        - Слушаю, господин маркиз! - гаркнул тип с мостика. За спиной заклокотало, загудело, экипаж затрясся и резво взял с места, нещадно лязгая своими чугунными сочленениями.
        «…так он ещё и маркиз? Впрочем, какая разница - лишь бы не опрокинул эту колымагу в кювет. Вместе с нами…»
        - Давай, запрыгивай! - я поймал Яшину руку и втащил его на подножку. - Ты смотри, и правда едет, совсем как настоящий…
        - А я что говорил? - хвастливо отозвался «шофёр». Он обеими руками вцепился в штурвальное колесо и с усилием ворочал его, удерживая паровик на курсе.
        - Вон они! - крикнул Яша, приподнимаясь на сиденье. - Там, в конце улицы!
        Я последовал его примеру. Метрах в трёхстах впереди по мостовой пылил фиакр. Паровик догонял его, с каждой секундой сокращая отставание.
        «…Двести метров… сто пятьдесят… сто…»
        Когда до цели оставалось не больше тридцати метров, маркиз ухватил левой рукой блестящий медный рычаг и дёрнул. За спиной у нас с Яшей раздался пронзительный гудок, гнутая медная трубка на боку котла выбросила султан пара. Лошадь, влекущая экипаж, такой подлости не ожидала - она прянула влево, колесо фиакра зацепило низкую ограду палисадника. Посыпались щепки, из-за забора раздался возмущённый вопль владельца поломанной недвижимости.
        - Простите, это не нарочно! - проорал Яша. - Поднажмите, мсье, ещё чуть-чуть - и они наши!
        Маркиз, не переставая, тянул за рукоятку гудка, оглашая предместье Понтуаз адским рёвом. Это оказалось ошибкой - кляча, напуганная акустическим ударом, наддала, и фиакр, опасно раскачиваясь, стал наращивать отрыв.
        - Уходят, волки позорные! - я выхватил из жилетного кармана «пепербокс». - Стреляй по колёсам, Яша!
        - Ты что, спятил? - опешил тот. - Они ж железные!
        - Шутка! Классику надо смотреть - зря ты что ли, по ночам видео крутишь на своём ноуте?
        - Я его с собой не взял… - принялся спорить Яша, но я его уже не слушал: вскинул «перечницу» и трижды пальнул поверх головы возницы. Не хватало ещё, чтоб пострадали невинные люди…
        - Не волнуйтесь мсье! - голос у маркиза срывался от азарта. - Далеко не уйдут. Наш механизм, в отличие от их одра, не знает, что такое усталость!
        Вдали показался мост через Сену - высокий, с арками, сложенными из серого камня. Попадающиеся навстречу прохожие прыскали, словно куры, в стороны, боясь не угодить под колёса безумной кавалькады.
        - Догоняем! - закричал Яша. - Тараньте его, маркиз!
        Уговаривать «возницу» не пришлось. Он дёрнул какой-то рычаг, агрегат рывком прибавил скорости - и с хрустом ударил капотом в задок фиакра.
        «…Страйк!..»
        XIII
        Предместья Парижа,
        Понтуаз.
        Там же, в то же время.
        Боль была… ошеломительная. Она раскалёнными клещами разрывала плоть, и Геннадий, даже не видя раны, точно знал, что там такое. Открытый перелом, и весьма серьёзный - пальцы, ощупавшие бедро, натолкнулись на острый обломок кости, брючина вся пропитана кровью, тёплая жидкость стекает по ноге и скапливается в ботинке.
        И - боль, от которой впору потерять сознание. Но, увы, оно не никак не уходит, не окутывает его спасительной пеленой беспамятства. Беспамятства - или смерти? Он призывал её в отчаянной надежде, ясно, насколько это позволяли накатывающие волны боли, понимая, что вот теперь всё по-настоящему кончено…
        Таранный удар бросил их на обочину, фиакр опрокинулся, и обезумевшая лошадь, оборвав постромки, с ржанием кинулась прочь. Виктору не повезло: дверка, возле которой он сидел, отлетела, его выбросило наружу и впечатало в невысокую каменную тумбу, бог весть зачем вкопанную в грунт у края мостовой, после чего ещё и придавило обломками экипажа. Боль пронзила ногу, парализовав всё тело - но не помешала увидеть, как Виктор, склонившись над ним, шарит по карманам сюртука - и срывает шеи заветный мешочек с чёрными бусинами, главное его сокровище.
        Он попытался что-то сказать - вышло только невнятное мычание. В ответ прозвучало издевательское: «Прости, Гена, ничего личного. Тебе уже ни к чему…»
        Потом минуты (часы? недели?) ожидания милосердного беспамятства. И снова руки, перевернувшие его на спину и бесцеремонно обшарившие уже вывернутые бывшим соратником карманы.
        - Ну, что там?
        Яша сидел в пыли, прислонившись к колесу паровика и болезненно морщился, баюкая повреждённую руку. При столкновении его, как и Войтюка, выбросило из экипажа и чувствительно приложило о булыжную мостовую.
        - Вроде, переломов нет. - ответил я, завершая торопливый осмотр. - Повезло, не то, что этому гаду Войтюку. У него открытый перелом бедра, весь в кровище. Боюсь, как бы здешние коновалы ногу не отняли…
        - Да и хрен с ним. - Яша попытался изменить положение, но скривился и охнул от боли. - Поделом вору и мука. А остальные?..
        - Удрали. Пока я этого козла вытаскивал - перепрыгнули через ограду и - бегом, палисадниками, между домами. Я хотел, было, рвануть за ними, но тут - вижу, что и ты валяешься на мостовой и стонешь. Нет, думаю, пока я буду за этими козлами скакать по огородам, вы оба тут окочуритесь!
        - Как бы кровью не истёк… - озабоченно сказал Яша. Он приподнялся, стараясь разглядеть пленника. - Если сломанная кость разорвала бедренную артерию - долго не протянет. Слушай, договорись с маркизом - пусть отвезёт его в больничку, что ли? Не хватало ещё, чтобы он помер у нас на руках. Пусть хотя бы первую помощь окажут, а там подумаем, куда его забрать…
        Я кивнул и пошёл к паровику. Маркиз с озабоченным видом расхаживал вокруг своего агрегата. Машинист-кочегар в клетчатой, подбитой на локтях кожей, куртке, весь перемазанный угольной копотью и машинным маслом, таскался за начальником и что-то успокоительно бормотал, тыча пальцем в узлы механизма.
        Услыхав мои шаги, маркиз обернулся.
        - Это и есть убийца? - он показал на Войтюка. - Видимо, следует немедленно отвезти его в полицейский участок?
        - Нет, не стоит. - Я помотал головой. - Он серьёзно ранен, если не доставить его прямо сейчас к доктору - скорее всего, умрёт. Мой товарищ тоже получил травму, хотя и не такую сильную…
        Маркиз сочувственно качал головой, ожидая продолжения.
        - Вы не могли бы помочь нам ещё раз? Впрочем… - я сделал паузу, - если это неудобно, так и скажите. Я найду фиакр, и мы избавим вас от своего присутствия.
        Маркиз вскинул подбородок, демонстрируя праведное возмущение. Монокль в его левой глазнице (и когда это он успел вставить этот аксессуар?) блеснул.
        - Как вам такое в голову могло прийти, мсье? Разве благородный человек и добрый христианин бросит раненых, истекающих кровью людей посреди мостовой, без помощи? Ну, уж нет - грузите обоих, и поехали. Жиль вам поможет.
        Он махнул рукой, подзывая механика.
        - Тут неподалёку больница для бедных, её содержат монахи из аббатства Сен-Дени. Я слышал, они наловчились складывать переломанные кости и вправлять вывихнутые конечности - богатая практика, сами понимаете…
        Я кивнул в знак согласия.
        - И вот ещё что, мсье… - маркиз порылся в карманах и протянул дорогую, на с позолоченным обрезом, визитку. - Как я понимаю, этого негодяя будут судить? Буду признателен, если вы дадите мне знать, когда состоится процесс - хочу своими глазами наблюдать, как убийцу несравненной мадмуазель Вероники отправят на гильотину.
        Париж,
        Июль 1888 года.
        Ночь.
        - Мои поздравления мадмуазель! - Яшин голос сочился змеиным ядом. - Вас с бароном обнесли какие-то здешние босяки. Вот уж действительно: оставишь на день-другой без присмотра…
        Алиса огляделась. Ящики бюро и секретера выдвинуты, их содержимое вывалено на пол. Массивная дверца стоящего в углу сейфа приоткрыта, демонстрируя гнёзда, в которых прячутся толстенные стальные ригели.
        - Яков Моисеевич, вы тут давно?
        - Пришёл примерно четверть часа назад. - ответил молодой человек. - Ключа у меня не было, да он и не понадобился - портье с коридорным были уже в номере и спорили, кому идти за полицией. Я предложил им свои услуги.
        - Они, случайно, не застали грабителей?
        Яша развёл руками.
        - Увы, нет. Кстати, напрасно я назвал злоумышленников босяками. Такого «медведя»… - он кивнул на распахнутый сейф, - …такого абы кто не сработает, это вам Яша Гершензон говорит, а он в таких делах кое-что смыслит! Шотландская фирма «Каррон», двойные чугунные стенки и дверца с огнеупорными прослойками - нет, мадмуазель, тут побывали не босяки, а народ исключительно серьёзный.
        - И вы знаете, кто именно?
        Яша развёл руками.
        - Увы, пока нет. Ио не сомневайтесь, скоро буду знать. Умельцев такого класса во всём Париже человек пять - да и во всей Европе их не так уж и много. Я примерно представляю, у кого можно навести справки…
        Яша распахнул дверцу сейфа настежь и тщательно осмотрел одно отделение за другим.
        - Пусто. Всё, до нитки выгребли, прохвосты!
        Он повернулся к Алисе.
        - Понимаю, вы устали, Алиса Николаевна. Но прошу вас, посмотрите - что именно пропало? Сейчас это крайне важно.
        Алиса послушно обшарила один за другим, все выдвижные ящики - в том числе, и в письменном столе, в соседней комнате.
        - Похоже, воры унесли все бумаги, что были в номере. Любимый бювар барона, кое-какие документы, мои личные записи. И ещё… - она помедлила, - пропал ноутбук. Флешек тоже нет. А вот карты памяти к фотику на месте, и сам он тоже.
        - Драгоценности, деньги?
        - Ничего.
        - Прихватили для виду. - Яша хмыкнул. - Знали, подлецы, за чем шли. А вот насчёт фотоаппарата, похоже, были не в курсе. А это значит - что?
        - Что?
        - А то, что их заранее проинструктировали. Причём тот, кто это делал, примерно представлял, что тут может быть. Но только примерно - иначе насчёт остального тоже предупредил бы. То есть, круг поисков заметно сужается…
        Алиса подняла с пола стул и села. Комната вокруг плыла, в ушах шумело, ноги сделались ватными.
        «…не свалиться бы на пол…»
        Вы, я вижу, совсем без сил? - Яша прервал свои криминалистические рассуждения и с беспокойством посмотрел на собеседницу. - Я попрошу пока выделить вам другой номер. Здесь наводить порядок не стоит - полиции понадобятся улики, да и я бы осмотрелся… Уверен, управляющий не откажет. Ответственность за ограбление несёт отель - скандал, ущерб репутации! Увидите, они в лепёшку разобьются, лишь бы вам услужить.
        - Делайте, что хотите… - Алиса слабо махнула рукой. Наваждение, вроде, отпустило. - Только, ради всего святого, пусть принесут кофе. Без кофе я с места не сдвинусь!
        Алиса только сейчас осознала, насколько вымотали её события этих часов. Яростная, кровавая схватка в Понтуазе, трупы, внезапное появления Яши с Ярославом. Погоня на паровом автомобиле, искалеченный Геннадий… Поездка в лучшую частную клинику Парижа, где солидный, похожий на премьер-министра врач долго осматривал раненую руку барона. А потом заявил, что клинок задел кость, и пациент нуждается в срочной операции. Кроме того, есть вероятность заражения - рана глубокая, в неё попала грязь.
        Услыхав об этом, Алиса дождалась, когда эскулап выйдет из палаты, и вколола барону содержимое ампулы из карманной аптечки - коктейль из антибиотиков и обезболивающих, составленный доктором Каретниковым перед их отъездом. А потом сидела в какой-то комнатёнке в ожидании конца операции. В отеле она оказалась только к четырём часам пополуночи - и вот, на тебе…
        Скрипнула дверь. Горничная, с любопытством косясь на следы разбоя, вкатила сервировочный столик с дымящимся кофейником и блюдом, на котором выстроились крошечные тарталетки с начинкой из фруктов со сливками, флана и шоколадного суфле. Пока Алиса ужинала (или вернее было назвать эту трапезу завтраком?) Яша рассказал, что проследил за отправкой тела Вероники Клеймёновой в морг, после чего самолично доставил искалеченного Геннадия в больницу Сен-Дени - где и оставил под бдительной охраной своего помощника. «Завтра прибудет подкрепление, трое агентов Д.О.П. -говорил он, - они его и сменят. А пока пусть Ярослав покараулит, так спокойнее. Конечно, в нынешнем своём состоянии Войтюк шагу ступить не сможет, но мало ли что придёт в голову его подельникам?
        Коридорный с ключом от нового номера явился спустя полчаса. Алиса, кажется, готова была рухнуть в постель как была, в платье и башмачках - но всё же, заставила себя переодеться, наскоро принять ванну и, едва коснувшись головой подушки, провалилась в сон. Последнее, что она успела сделать - это засунула под подушку «бульдог». Яша, безусловно, прав - неизвестно, что ещё учинят те негодяи…
        XIV
        Париж,
        Вокзал Аустерлиц
        Июль 1888 года.
        - Зачем мы здесь? - спросил Виктор. - С этого вокзала поезда ходят, по большей части, на юг, а я полагал, что нам надо на Северный вокзал, откуда можно уехать в Кале или Булонь-сюр-Мер. Мы ведь собираемся в Англию, не так ли?
        За три дня, в течение которых они с Уэскоттом отсиживались в неприметном пансионе на Монмартре, где соседями их были, по большей части, художники и начинающие актёры с певичками и танцовщицами, работающими в многочисленных парижских кабаре, он успел неплохо изучить город. По путеводителю, разумеется.
        - Вот и наши оппоненты так считают. - отозвался англичанин. - А потому, мы покинем Париж именно с вокзала Сен-Лазар, а потом сделаем крюк. Потеря времени, разумеется, но безопасность того стоит.
        Русский со своими расспросами надоел Уэскотту до чрезвычайности, однако просто взять и осадить его англичанин не мог. Он был единственным человеком, способным управляться с техникой будущего и, кроме того, обладал ценнейшей информацией. К тому же, предстояло ещё уговорить его сотрудничать с Бурхардтом. Тут уж, хочешь - не хочешь, а придётся терпеть его нескончаемую болтовню и вежливо улыбаться в ответ.
        Виктор кивнул - ответ англичанина его удовлетворил. После несчастья, приключившегося с его прежним спутником, он словно ожил - исчезло давление, которое он ощущал на себе постоянно, не висела над ним тяжким грузом вся та кровь, пролитая (не без его участия!) на всём пути из Петербурга в Париж. К тому же, Уэскотт в отличие от Геннадия, охотно отвечал на вопросы и не скрывал своих планов… во всяком случае, делал вид, что не скрывал.
        Вот и сейчас: по прибытии на вокзал англичанин предложил пройти в ресторан. «Нам надо дождаться одного человека. - объяснил он. - До вечера в нужном нам направлении отправляются целых три поезда, так что торопиться нам особо некуда - тем более, что здешний ресторан известен превосходной кухней.»
        Ждать пришлось около часа. Человек Уэскотта (Виктор узнал в нём того толстенького живчика, что висел на подножке фиакра после налёта на особняк Клеймёновой в Понтуазе) передал им саквояж, битком набитый бумагами и, о чудо - наплечную кожаную сумку, в которой уютно устроился плоский «МакЭйр». «Вы, кажется, это просили, мсье? - с ухмылкой сказал он. - Ну, так получите, на Яцека из Смихова[13 - Исторический пригород Праги на левом берегу Влтавы.] всегда можно положиться!
        Кроме ноутбука, в сумке имели место три флешки и фирменная эппловская зарядка. «Не знаю что это, пан. - сказал чех. - Оно так тут и лежало, не выбрасывать же?» У Виктора руки чесались прямо за ресторанным столиком раскрыть яблочный агрегат. Но - нет, нельзя, не стоит так откровенно эпатировать парижскую публику. К тому же, Уэскотт не раз давал понять, что агенты Д.О.П. могут оказаться и на вокзале…
        Перед тем, как отправиться сюда, они постарались изменить свою внешность, воспользовавшись для этого услугами соседа по пансиону, безработного актёра, подрабатывающего в парижских театрах гримёром, и теперь узнать их было не так-то просто. Чего не скажешь о серебристой раскладушке с надкусанным яблоком на крышке, которая неизбежно привлечёт к себе внимание и выдаст их с головой.
        - Что ж, мсье Яцек, я вами доволен. Подробнее расскажете обо всём в вагоне, а сейчас окажите, если вас не затруднит ещё одну любезность.
        Уэскотт протянул чеху несколько десятифранковых банкнот.
        - Возьмите для нас троих билеты до Орлеана. Поезд отходит… - он извлёк из жилетного кармана часы и щёлкнул крышкой, - …через сорок минут. Так что, мы с вами, мсье Виктуар, ещё успеем отведать десерт.
        Париж, улица Риволи,
        отель «Ле Мёрис».
        Вечер того же дня.
        - Как вы себя чувствуете, дорогой барон?
        Алиса вошла в гостиную. Корф сидел у стола и с нескрываемым наслаждением пил кофе из крошечной, китайского фарфора, чашки. Левая рука, непривычно толстая из-за наложенной на рану повязки с компрессом, покоилась в петле из перекинутого через шею чёрного платка.
        - Стоило только вырваться из этой треклятой больницы, как я сразу почувствовал себя гораздо лучше. Вы бы знали, до чего мне там надоело…
        Она кивнула, присела за стол и налила себе кофе из исходящей ароматным паром бульотки. Барон жаловался зря - в больнице он провёл всего три дня, и при первой возможности девушка самолично отвезла его в гостиницу - разумеется, в сопровождении двух неразговорчивых молодцов из Д.О.П.а.
        - Я велела подать к ужину телячью печёнку. - сказала она. - И попросила не прожаривать - вам надо восстанавливаться после кровопотери. Доктор в больнице советовал…
        Барон слушал, прихлёбывая свой кофе. Он уже понял, что спорить с Алисой, вошедшей в образ заботливой супруги, не имеет ни малейшего смысла. Себе дороже.
        - …не знаю, где в Париже можно раздобыть гранатовый сок, лучше всего, свежевыжатый. Впрочем, здесь других соков и не бывает… Представьте: прислуга в этом отеле понятия не имеет, что бывает такой фрукт - гранат! Всё же… - она смешно наморщила носик, - в нашем времени есть несомненные преимущества. Сделали бы вам переливание крови - через день забегали бы, как миленький! А ещё можно купить в аптеке гематоген, это такие батончики из бычьей крови, очень вкусные…
        «Как же она изменилась! - думал барон. - Ещё немного, и станет образцовой супругой. Может, и правда, сделать ей предложение - когда вернёмся в Россию, разумеется? А что? Вон, лейтенант Никонов женился на Ольге Смольской, а та ведь тоже «гостья из будущего…»
        Алиса тем временем успела сменить тему.
        - Не кажется ли вам, дорогой барон, что Д.О.П. всё чаще наступает на одни и те же грабли? Налёт на штаб-квартиру с похищением Виктора, жуткое кровопролитие в Понтуазе, когда нашим противникам удалось уйти с добычей… И наконец - это идиотское ограбление! Я одна вижу, что ситуация повторяется раз за разом, и отнюдь не в вашу пользу?
        Корф усмехнулся.
        - А вы взгляните на это с другой стороны, Алиса Николаевна. После мартовского провала наши противники в определённом смысле овладели инициативой - я говорю, разумеется, не столько об ошмётках группы Войтюка, сколько о других игроках, посерьёзнее.
        - Англичане?
        - В основном они. Хотя… - Корф помедлил. - С некоторых пор в игре участвуют иные силы, стоящие - или полагающие, что стоят, - над любыми государствами и правителями.
        - Хм… - Алиса задумалась, на переносице у неё возникла вертикальная складочка. - Насколько я понимаю, вы говорите о «Золотой Заре»?
        - И о них тоже. Но эта организация лишь верхушка айсберга. И чтобы заставить этого противника проявить себя, выйти, так сказать, на Калинов мост к ракитову кусту, нам пришлось предпринять определённые шаги. Вы ведь играете в шахматы?
        - Чуть-чуть. Можно считать, не играю.
        - В шахматах есть понятие гамбита. Это разновидность дебюта, когда один из игроков ради дальнейшего развития игры чем-то жертвует - обычно пешкой, но, случается, и фигурой. Считайте, что мы разыграли своего рода гамбит: наши партнёры по игре приняли жертву - и тут же за это поплатились.
        - Поплатились? - Алиса покачала головой. - Что-то я этого не заметила…
        Корф сделал попытку всплеснуть руками, но вовремя вспомнил о повязке.
        - Ну, как же! Конечно, поплатились, и ещё как! Организацию Дробязгина мы ликвидировали, выяснив при этом массу интересного. Геннадия Войтюка удалось взять - и уверен, он много чего ещё расскажет. Но, главное: мы заставили тех, кто стоит за всеми этими событиями, выйти из тени и проявить, наконец, себя. И не только проявить - дать нам в руки нить, пойдя по которой за которую мы имеем все шансы добраться до центра лабиринта.
        - И встретить там Минотавра? - Алиса усмехнулась. - Как видите, дорогой барон, мы в двадцать первом веке не вполне забыли античную мифологию.
        Уточнять, что большинство её современников знакомы с античными богами и героями только по голливудским блокбастерам, она не стала. Зачем?
        - А хоть бы и Минотавр, так и что с того? - Корф обезоруживающе улыбнулся в ответ. - Как вы помните, Тесей нашёл-таки способ его одолеть.
        - С помощью женщины, если я не ошибаюсь?
        - Именно. Но… - он сделал многозначительную паузу, - что мешает, какой-нибудь даме, да хотя бы и вам, примерить на себя роль Ариадны?
        Тихого семейного ужина к огорчению Алисы не получилось. В номер, переругиваясь с коридорным, пытавшимся предотвратить столь бесцеремонное вторжение, ввалился Яша. За ним следовал Ярослав, с которым в гостиную проник устойчивый запах больницы и лекарств.
        Отказавшись от ужина (не беспокойтесь, Алиса Николаевна, мы только что перекусили…), гости стали рапортовать. Начал Ярослав - он третий день кряду торчал в больнице Сен-Дени, опекая Геннадия. Вожака радикалов поместили в отдельную палату, где его денно и нощно стерегли вооружённые до зубов агенты Д.О.П.а. Изувеченную ногу спасти не удалось - впрочем, Ярослав, которому была поручена забота о пленнике, на этом особо и не настаивал. Он ограничился тем, что после операции, втайне от врачей, ввёл пациенту кое-какие препараты из каретниковской хитрой аптечки - «не хватало ещё, чтобы Войтюк загнулся от какого-нибудь заражения, ему ещё показания давать…» Сейчас Геннадий дни напролёт лежит, отвернувшись к стенке, и за всё время не сказал ни слова.
        Алиса, услышав этот рассказ, пришла в негодование, обвинив Ярослава - а заодно и Яшу, вполне сочувствующему своему сотруднику - в чёрствости и жестокости: «представьте каково это - в его-то возрасте остаться инвалидом!» В ответ Яша напомнил девушке о судьбе Вероники. «К тому же, - добавил Корф - Войтюка, если он даже и согласится сотрудничать со следствием, ждут долгие годы в уютных казематах Петропавловки или Шлиссельбургского тюремного замка, а там особо не разгуляешься…
        После Ярослава слово взял Яша. Предпринятое по горячим следам расследование дало результаты: удалось выйти на взломщика, которым оказался приезжий, чех по национальности, подданный императора Франца-Иосифа. Яше и его помощникам удалось отследить вора, и даже выяснить, на кого тот работал. Услышав имя Уильяма Уэскотта, одного из известнейших английских эзотериков и основателя ордена «Золотая заря», Корф и Алиса обменялись многозначительными взглядами: «Я же говорил вам, мадмуазель…» К сожалению, на этом расследование и закончилось: Яшины агенты опоздали всего на пару часов, Виктор и Уэскотт с сопровождавшим из чехом отбыли с вокзала Аустерлиц вечерним орлеанским экспрессом.
        «Конечно, мы будем искать, - сказал Яша, заканчивая свой доклад, - но, боюсь, проку от этого будет немного, разве что, нам поможет какая-нибудь случайность. Слишком много прошло времени, они уже далеко от Парижа…»
        - Чем вы намерены заняться дальше - не секрет?
        После того, как визитёры раскланялись, Алиса велела принести ещё кофе и дала понять барону, что разговор не закончен.
        - От вас - какие секреты, mon ami? - улыбнулся Корф. - Не хочу показаться меркантильным, но наследство мадмуазель Клеймёновой в виде модного дома «Вероника» представляет для моего департамента известный интерес. Я попросил Якова Моисеевича принять меры, чтобы это имущество не ушло в чужие руки.
        Брови Алисы недоумённо поползли вверх.
        - Д.О.П. решил заняться высокой модой?
        - Не совсем так, мадам. Дело не в моде, а в особых возможностях, которое открывает подобное предприятие. Мы, собственно, уже использовали окружение Клеймёновой в своих интересах - не зря же Яша провёл в Париже почти год? - и рассчитываем продолжать в том же духе.
        Алиса отставила в сторону кофейную чашку. Тема её явно заинтересовала.
        Без нашего вмешательства модный дом «Вероника» в ближайшее время ждёт судебный процесс и ликвидация. - продолжал Корф. - Покойница наделала немало долгов - конкурс красоты оказался делом весьма дорогостоящим. К тому же, предприятие держалось исключительно на деловой энергии мадмуазель Клеймёновой, но в первую очередь - на её знании того, что ждёт модную отрасль в обозримом будущем. И если деловые, энергичные женщины не такая уж и редкость, то насчёт прочего… короче, найти полноценную замену госпоже Клеймёновой невозможно.
        Он выжидающе посмотрел на собеседницу.
        «…всё ясно, дорогой барон. Что ж, попробуем сыграть в вашу игру…»
        - Вы хотите, чтобы я попробовала себя в этом качестве?
        Корф дёрнул уголком рта. Потом медленно кивнул.
        - Я всегда знал, что вы удивительно умны, мадам. Да, это было бы весьма кстати - если вы, разумеется, согласны выступить в таком… э-э-э… в такой роли.
        На мгновение у Алисы мелькнула мысль: похоже, её спутник не слишком-то расстроен гибелью Вероники Клеймёновой. Как бы даже не наоборот… В самом деле: если модный дом перейдёт теперь под контроль ставленницы Д.О.П. - её самой, собственной персоной! - департамент получит превосходную базу для своих тайных операций в Третьей Республике. Недаром Яша упоминал в своих докладах, что на её показы собирается цвет парижского общества - включая политиков, финансистов и высокопоставленных военных.
        Но - задавать прямой вопрос она, разумеется, не стала. Что сделано, то сделано; как писал кардинал Ришелье в читаной-перечитанной в детстве книжке, «…по моему распоряжению и для блага государства». Хочет Корф, чтобы Алиса приняла участие в шпионских забавах - что ж, она не против, роль новой миледи или Маты Хари ей вполне по плечу - при условии, конечно, что финал этой пьесы будет не таким трагичным. Зато, - девушка отвернулась, чтобы скрыть озорную усмешку - проблем с хорошим, по настоящему хорошим бельём у неё больше не будет. Вероника Клеймёнова немало для этого сделала - а чем она, Алиса хуже? Стать новой Коко Шанель этого мира - кто в её положении откажется от столь волнующей перспективы?
        - Правда, всё это предстоит ещё оформить юридически, продолжал рассуждать Корф, нисколько, по-видимому, не догадываясь о мыслях, овладевших подругу. - Мадмуазель Клеймёнова, насколько мне известно, не оставила завещания на случай своей внезапной кончины…
        «При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт - это такой пустяк, что об этом смешно говорить…» - Алиса вспомнила фразу из любимой с детства книги.
        - Если проблема только в завещании, то я знаю, как её решить. Мы с Коляном… простите, с Николаем Миркиным за пять минут сваяем все нужные бумаги в Фотошопе - и так, что никто не отличит от настоящего. Оборудование - сканеры и хороший принтер - в Д.О.П. е есть, осталось достать образцы документов.
        - Завтра же попрошу Яшу заняться этим вопросом. - Корф повеселел. - Пусть организует доставку в Париж оборудования и этого вашего… хм… Коляна. Сделаете всё здесь, на месте - так будет удобнее, мало ли какие ещё бумажки понадобятся по ходу дела?
        Алиса кивнула. Такой вариант её вполне устраивал: ужасно не хотелось ехать из Парижа в далёкий Петербург, надолго оставив выздоравливающего Корфа без присмотра.
        - На оформление документов и улаживание юридических формальностей уйдёт около месяца. Надеюсь, за это время я восстановлю свои силы, и мы с вами, мадам, сможем заняться вещами посерьёзнее.
        XV
        Юг Франции,
        департамент Аръеж,
        конец июля 1888 г.
        - Вы клялись и божились, что переправите меня в Англию! - Виктор не скрывал раздражения. - Вместо этого мы чёрт знает сколько дней торчим этой дыре, а я до сих пор не дождался от вас внятных объяснений!
        - Стоит нам пересечь Ла-Манш, как вы окажетесь в руках агентов одной… скажем, секретной службы. - отозвался Уэскотт. - И, проверьте, друг мой, они не стали бы нянчиться с вами, как это делаю я. Или вам угодно сменить одну тюрьму на другую? Тогда вообще не следовало уезжать из Петербурга!
        «Как будто меня кто-то спрашивал!» - хотел сказать Виктор, но проглотил эту реплику. Англичанин слышал её уже не раз (и не два, и пожалуй, не десять) - и давным-давно нашёл подходящий ответ.
        Вот только легче ли от этого самому Виктору? Ох, сомнительно… С одной стороны - нынешнее убежище по уровню комфорта не дотягивало до его питерского места жительства и работы. С другой - здесь он всё же пользовался некоторой степенью свободы. Имел возможность время от времени выйти на свежий воздух, прогуляться по окрестностям - хотя и в сопровождении двух здоровенных молчаливых типов, то ли телохранителей, то ли конвоиров. А ещё у него имелось оружие - тогда, в разбитом фиакре, он позаимствовал у своего невезучего спутника не только мешочек с драгоценными чёрными бусинами, открывающими «червоточины», но и саквояж, в котором оказалось немало интересного. Например - два вполне современных автоматических ствола: «Скорпион» и ставший уже привычным «ЧеЗет». Мощное, надёжное оружие, не чета огромным, неуклюжим револьверам, что таскают с собой его церберы. Или маленькому «бульдогу», оттягивающему карман сюртука Уэскотта. Патроны тоже имелись.
        Но, главное, конечно - это набор шпионских гаджетов вроде миниатюрных диктофонов, направленных микрофонов и цифровых камер. И, что особо радовало: Уэскотт не имел ни малейшего представления об их назначении. Нет, он интересовался, конечно - но Виктор в ответ выдавал столь несусветные и наукообразные пассажи, что Уэскотт оставил расспросы, отчаявшись что-либо понять.
        Осталось придумать, как с толком использовать это богатство. Уэскотт неделю назад доставил Виктора в маленькую старинную деревушку, лежащую где-то в отрогах Пиренеев, на юге Франции. Будь он туристом, путешествующим ради своего удовольствия, лучшего и пожелать было нельзя - потрясающе красивые горные виды вокруг, замок на крутой скале, и руины ещё одного - чуть ли не двенадцатого века, как объяснил Уэскотт. Местные жители, обыкновенные французские крестьяне, не докучали гостям, которые сняли просторный, вполне уютный дом с садом, и дожидались теперь… чего? Этого-то Виктор и не знал.
        До сих пор кроме их с Уэскоттом здесь обитали двое охранников, повар и садовник, выполнявший, кроме основных своих обязанностей, мелкие работы по дому и ходивший по очереди с поваром на рынок за покупками. Так продолжалось не меньше недели, пока вчера, около часа пополудни, не появился ещё один человек - судя по многим признакам, такой же житель туманного Альбиона, как Уэскотт и его неразговорчивые помощники. Гость представился Сэмюэлем МакГрегором; из короткой беседы Виктор понял лишь то, что он состоит в той же таинственной организации, что и сам Уэскотт. Что и подтвердилось тем же вечером, когда и МакГрегор с Уэскоттом заперлись в комнате последнего, выставили у двери охранника, и проговорили там не меньше трёх часов. И теперь, Виктор не мог дождаться, когда появится возможность ознакомиться с содержимым их беседы - предвидя подобное развитие событий, он всадил в комнату англичанина крошечный цифровой диктофон, с шестнадцатью гигабайтами памяти, способный вместить до двухсот часов аудиозаписей и снабжённый датчиком звука. А с утра, улучив момент, забрал его обратно - и теперь оставалось только
придумать, как послушать запись.
        А, впрочем - чего тут особо гадать? Сопровождающим его на прогулке громилам внешний вид крошечного аппаратика наверняка ничего не скажет - как кнопка наушника на тонюсеньком проводке. Виктор сухо попрощался с Уэскоттом, вышел в сад (телохранители следовали за ним, как привязанные), вытащил, ничуть не стесняясь свидетелей, наушник, вставил в ухо, нащупал в кармане диктофон - и нажал кнопку воспроизведения.
        - …нет, сам он не приедет. - сухой, надтреснутый голос с шотландскими раскатистыми «р» Виктор без труда опознал, как принадлежащий МакГрегору. - Письмо отправлено две недели назад из Лиссабона, куда «Комюс» заходил по пути с Островов Зелёного мыса в Англию.
        - То есть, он должен быть уже в Англии?
        Отвечал Уэскотт. Его голос звучал глуше, и Виктор, покопавшись в кармане, чуть прибавил громкости.
        - Крейсер получил серьёзные повреждения в бою с русскими кораблями у берегов Конго, а потому задерживается.
        - А что русские?
        - «Комюс» отшвартовался в Санта-Крус-де-Тенерифе менее, чем через сутки после того, как оттуда ушла канонерка «Кореец». Им тоже крепко досталось - в Европе они будут не раньше, чем в первых числах августа.
        - Канонерка? - в голосе МакГрегора проскользнули нотки недоумения. - Вы хотите сказать, что крейсер её Величества не справился с каким-то вспомогательным корытом?
        Уэскотт издал короткий, сухой смешок.
        - Не всё так просто, Сэмюэль. Во-первых, кроме «Корейца» в бою участвовал русский клипер - и вот он-то пострадал сильнее всего. Настолько сильно, что пришлось идти на ремонт в Бразилию, в Рио, поскольку до Европы с такими повреждениями было не дотянуть. А потом… - Уэскотт помедлил, - похоже, русские применяли в бою кое-что из технических новинок, полученных из будущего. Новинки эти относились к средствам связи и наблюдения - они-то и свели на нет несомненное превосходство «Комюса» как в артиллерии, так и в броневой защите.[14 - Эти события описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».]
        - Избавьте меня от подробностей. - МакГрегор не собирался скрывать раздражения. - В письме есть что-нибудь насчёт находок Семёнова?
        Зашуршала бумага. Похоже, догадался Виктор, один из собеседников разворачивает письмо - то самое, о котором идёт речь.
        - Ван дер Стрейкер пишет, что большую часть артефактов, найденных экспедицией, удалось захватить. - снова заговорил Уэскотт. - Сейчас они направляются в Англию, на борту броненосца «Айрон Дюк». Как видите, дорогой Сэмюэль, наши опасения подтверждаются: материалы экспедиции достанутся лорду Рэндольфу и тот, конечно, потребует, чтобы работы по их изучению велись под его контролем. Разумеется - там, где он укажет.
        - Но это… это же немыслимо! - МакГрегор затейливо выругался, по-немецки. - Мы столько лет искали это место, вели раскопки, каким-то чудом сумели сохранить всё в тайне. Вы не хуже меня знаете, насколько здешняя мистическая аура способствует подобным изысканиям. И что же - теперь мы должны бросить всё из-за амбиций невежи, хотя бы и носящего громкий титул?
        - Поверьте, Сэмюэль, я сам от этого не в восторге. - судя по тону, которым говорил Уэскотт, эту фразу он повторял не в первый раз. - Но, сами посудите: что нам остаётся?
        - Мы могли бы поставить условие! - горячился собеседник, отчего его шотландский акцент делался ещё заметнее. - В конце концов, без нас ему тоже не обойтись!
        - Тут вы правы. Насколько я понимаю, лорд Рэндольф не горит желанием привлекать к этому вопросу посторонних специалистов, хотя бы это и были лучшие умы Лондонского Королевского общества![15 - Лондонское королёвское общество по развитию знаний о природе - ведущая научная организация Великобритании, одна из старейших в мире. Нередко её ассоциируют с британской академией наук]
        - Вот и прекрасно! Потребуйте, чтобы он учитывал и наши интересы тоже!
        Пауза, прерываемая шагами - один из собеседников расхаживал по комнате. Виктор голову готов был дать на отсечение, что это МакГрегор. Мимолётного знакомства с шотландцем ему хватило, чтобы понять, что тот не отличается ни сдержанностью, ни умением владеть собой.
        - А вы уверены, что Стрейкер передаст добычу лорду Рэндольфу? - спросил МакГрегор. - Не допускаете, что он предпочтёт сначала связаться с нами? В конце концов, даже такому авантюристу, как он, должно быть ясно, что политики в подобных вещах некомпетентны и решать должны те, кто глубоко и всесторонне владеет вопросом…
        - Вы сами-то в это верите? - в голосе Уэскотта звучала неприкрытая насмешка. - И потом: даже если на секунду предположить нечто подобное - интересующие нас предметы покоятся в трюмах военного корабля Её Величества королевы Виктории, под охраной морских пехотинцев. Я нисколько не сомневаюсь, что капитан получил на их счёт самые недвусмысленные указания, и не позволит Стрейкеру распоряжаться бесценными артефактами по своему усмотрению. Другое дело, что сам бельгиец может отправиться, куда пожелает - но какой нам от него прок?
        - Вы предлагаете сдаться? Сейчас, когда мы в шаге от грандиозного успеха?
        Эти слова МакГрегор произнёс с неприкрытым вызовом.
        - Ну-ну, Сэмюэль, не стоит так уж преувеличивать. - ответ Уэскотта, напротив, звучал примирительно. - Во-первых, до успеха нам ещё очень и очень далеко. Да, мы сумели найти людей, способных разрешить загадку - герра Бурхардта и этого русского. Но, даже если мы и сумеем заполучить артефакты, добытые экспедицией Семёнова - это будет лишь начало пути. А во вторых…
        Последовала пауза, нарушаемая стуком башмаков МакГрегора.
        - …а во вторых - никто не собирается сдаваться. Я завтра же выезжаю в Англию и попробую убедить лорда Рэндольфа принять наш план действий. Разумеется… - Уэскотт откашлялся. - разумеется, он захочет контролировать происходящее, но тут уж мы ничего поделать не сможем.
        МакГрегор неразборчиво ответил - как подозревал Виктор, не вполне цензурно.
        - Вот и хорошо. - судя по голосу Уэскотта, ему удалось если не убедить, шотландца, то хотя бы поумерить его пыл. - Итак, завтра я уезжаю. Вы же, друг мой, останетесь проследить за нашими гостями - как вам известно, сегодня прибывает Бурхардт в сопровождении доверенного лица фон Листа….
        - Этот чешский уголовник? - неприязненно буркнул МакГрегор. - Удивительно, что такой солидный джентльмен считает возможным иметь дело с подобными отбросами…
        - Гвидо фон Лист - отнюдь не джентльмен, и вам, Сэмюэль, ещё предстоит в этом убедиться. Что до его помощников - приходится пользоваться теми инструментами, которые имеются под рукой. Чех со своей задачей справился. К тому же, герр фон Лист вполне ему доверяет - иначе не поручил бы сопровождать Бурхардта.
        - Вам виднее… - отозвался МакГрегор. - Надеюсь, мне не придётся иметь дело с этим славянским отребьем.
        - Наш нынешний гость, мсье Виктуар тоже славянин, хотя и прибыл из будущего. - с лёгким смешком отозвался Уэскотт. - Я рассчитываю, что к моему возвращению вы сумеете наладить с ним приличные отношения. Надо напоминать, насколько это важно для нашего дела?
        - Не стоит, Уильям, я помню…
        Послышался стук, словно кто-то отодвинул стул. Притомился ходить, понял Виктор. А может, просто успокоился?
        - Я всё сделаю как надо. Надеюсь, и ты сумеешь убедить этого кичливого аристократа в том, что подземелья древнего замка Монсегюр - единственное место, где мы сможем прикоснуться к тайне. Самой важной, мой друг, тайне в истории человечества!
        XVI
        Франция, Брест.
        Август 1888 г.
        Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!
        От борта «Владимира Мономаха» оторвалось и поплыло по ветру ватно-белое облачко порохового дыма. Броненосному фрегату вторили «Дмитрий Донской», «Минин»; последней салютовала из своих лёгких пушечек царская яхта «Держава». В ответ ударили залпами французские броненосцы «Кольбер» и «Редутабль», напоминающие обводами огромные чугунные утюги. Нехотя, блюдя морской этикет, отозвались орудия британского «Колоссуса».
        Боевые корабли трёх стран, все сплошь увешанные флагами расцвечивания, салютовали брейд-вымпелу Великого князя, полощущемуся на гафеле «Корейца». Алиса и Корф наблюдали за этим зрелищем с борта пароходика, направлявшегося к канонерской лодке. Он приехали во французский Брест вчера вечером - и с утра, едва успев позавтракать, отправились в гавань, куда уже входили русские корабли.
        В промежутках между залпами барон объяснил спутнице, что отряд пришёл в Брест для того, чтобы встретить и сопроводить на родину Великого князя, состоящего в экипаже «Корейца» в должности радиотелеграфиста. После чего огляделся - не слышит ли кто? - и добавил вполголоса, что это, разумеется, не более, чем предлог. Истинная же причина - при всей значимости члена августейшей фамилии - заключается в необходимости проводить в Кронштадт канонерку, на борту которой находится экспедиция Семёнова со всеми её находками. И сделать это так, чтобы у представителей некоей великой державы, - тут барон выразительно покосился на окутанный пороховым дымом британский броненосец, - не возникло ненужных соблазнов.
        Едва поднявшись на борт «Корейца», Корф прошёл в каюту Семёнова, где они и заперлись на целых полтора часа для приватной беседы. Заботу о спутнице барон получил младшему Семёнову, юноше шестнадцати лет в гардемаринской форменке и, по случаю большого смотра, с палашом на боку. Алиса, обрадовавшись «современнику», засыпала того вопросами. Иван охотно отвечал и, войдя в роль гостеприимного хозяина, показал девушке корабль - мостик, орудия, кают-компанию. Продемонстрировал наскоро исправленные повреждения, полученные в ходе недавнего боя: временные части рангоута, поставленные вместо разбитых, новенькие тиковые доски, заменившие обгоревшие участки палубного настила, заплаты в местах, куда ударяли осколки английских снарядов. По настоянию Алисы они спустились в машинное отделение и даже в котельную, где девушка вдоволь поахала при виде судовых механизмов и угольных топок, сполна оценив очарование грубой мощи, приводившей судно в движение.
        Завершилась экскурсия знакомством с однокашниками Ивана - Воленькой Игнациусом и Николкой Овчинниковым (тот самый мальчик, припомнила Алиса, который первым обнаружил портал-червоточину на улице Казакова). Четвёртым в этой компании оказался невысокий юноша, которого Алисе представили, как Георгия, не назвав почему-то фамилии. Гардемарины по очереди поприветствовали гостью. Алиса всякий раз протягивала руку для поцелуя и уже предвкушала, как будет расспрашивать их об океанском походе и бое с британским крейсером, когда на палубе появился Корф. Вид у барона был озабоченный. Впрочем, при виде гардемаринов он заулыбался, обменялся со всеми четверыми рукопожатиями и, оговорившись срочными делами, увёл Алису на полубак - там они, устроившись в тени восьмидюймовой башни, смогли, наконец, обменяться впечатлениями.
        Собственно, говорила, по большей части, Алиса. Барон предпочитал отмалчиваться, а когда она спросила его о беседе с Семёновым, нахмурился и коротко бросил: «потом». Девушка, поняв, что речь шла о вещах секретных, сменила тему - благо, предмет её интереса находился неподалёку: четверка гардемаринов, отстегнув, чтобы не мешались, палаши, помогала спускать на воду разъездную гичку.
        - Какие славные мальчишки! - вполголоса сказала она. - Знаете, барон, в детстве мне случалось читать книги писателя Владислава Крапивина. Эта четвёрка - точь-в-точь, персонажи из его повестей, разве что немного постарше. Крапивинским героям лет по двенадцать-тринадцать, а этим, наверное, уже стукнуло все шестнадцать.
        Барон усмехнулся.
        - Между прочим, один из этих «славных мальчишек» наследник российского престола.
        - Погодите… Алиса озадаченно нахмурилась. - Но его же, вроде, зовут Георгий, а следующим царём должен стать Николай Второй?
        - Это его младший брат, Георгий Александрович. - объяснил Корф. - В вашей истории он умер от чахотки, но здесь, спасибо доктору Каретникову и его чудодейственным препаратам - жив, ходит по морям-океанам, успел понюхать пороху. И, главное - венценосный батюшка, ознакомившись с кое-какими подробностями царствования вашего Николая (он специально сделал ударение на слове «вашего», отметила Алиса), назначил наследником именно его. Видимо, решил не рисковать.
        - Вот как? - Алиса с любопытством посмотрела на Георгия. - И как же он воспринимает свой статус?
        - А никак. - усмехнулся Корф. - Бредит морем, а теперь вот ещё и небом - сейчас, к примеру, рвётся назад, в Петербург, чтобы принять участие в испытаниях дирижабля, построенного по проекту инженера Костовича и господина Лерха.
        - Дяди Юли? - обрадовалась Алиса. - Вот здорово! Значит, старик добился своего - двигает вперёд российскую инженерную науку? Хотя - я, вроде, читала в газетах, что во Франции дирижабли летают уже несколько лет?
        - Верно, "La France" инженера Ренара. - подтвердил Корф. - Но его аппарат только и смог, что пролететь несколько миль и вернуться в точку отправления - и даже это было сочтено мировым рекордом! Наша же «Новороссия» - такое название выбрали для нового аппарата - способна держаться в воздухе много часов и пролетать сотни верст с весьма приличной скоростью, которая французским воздухоплавателям, как и всем прочим, даже и не снилась. Как видите, дорогая - барон улыбнулся, как показалось, Алисе, с гордостью, - мои подчинённые не теряли времени, пока мы с вами катались по Европам!
        - Ничего себе покатушки! - она возмущённо фыркнула. - Вас, дорогой барон, смею напомнить, едва не зарезали! Ну и зачем же вам этот… дирижабль?
        - Как это - «зачем»?
        Барон озадаченно посмотрел на собеседницу - как можно не понимать настолько очевидных вещей?
        - Да вот, хотя бы для разведки. Наши военные, в особенности моряки, спят и видят, когда эти аппараты запустят в серию. Есть и другие области, где дирижабли могут принести пользу. К примеру, Никонов - вы ведь помните капитана Никонова? - рассказывал мне, что такие вот малые дирижабли во время вашей Мировой Войны охотились за германскими субмаринами.
        - Не знала… - Алиса пожала плечами. - Но разве у стран-соперниц России уже есть на вооружении подводные лодки?
        - Пока нет, несколько опытных образцов в счёт не идут. Но… кто знает, что будет, скажем, через пару лет? Стараниями ваших друзей Россия, да и старушка Европа тоже, получили солидный толчок. Так что, хотим мы этого, или нет - но события понеслись вскачь. Можете мне поверить: в ближайшее время нас всех ждёт немало сюрпризов, и не в последнюю очередь это связано с тем, что привёз из Африки господин Семёнов.
        Алиса хотела спросить "что именно?", но вовремя прикусила язык. Не хочет говорить - не надо.
        - Хотим мы этого, или нет, - продолжал барон, - но наша жизнь уже никогда не будет прежней. И, поверьте, Алиса Николаевна, я говорю отнюдь не о поразительных технических изобретениях и научных открытиях, позаимствованных из будущего…
        Аристократическое, с резкими чертами, лицо Корфа сделалось непривычно… задумчивым? Мечтательным? Или, наоборот, встревоженным? Алиса затаила дыхание, ожидая продолжения.
        - Ваши «современники» - хотя, будем справедливы, мы тоже не остались в стороне, чего стоил один доцент Евсеин - случайно, или намеренно принесли в этот мир нечто, способное поставить его с ног на голову. Я говорю, разумеется, о порталах-«червоточинах», о том, что скрывается за ними. Господа масоны, спиритуалы и прочие теософы правы в одном: есть силы, к которым нам, людям лучше не прикасаться. Но, боюсь, ящик Пандоры уже открыт, и нам всем предстоит сполна насладиться плодами этого опрометчивого поступка.
        Алиса накрыла ладонью руку Корфа, лежащую на леере. Она вдруг вспомнила жуткие рассказы о «туманном мире», куда разладившаяся «червоточина» занесла её друзей; о загадочных четырёхпалых созданиях, чей лиловый луч отправил Ромку Смольского в кому, где он и пребывает по сей день, без надежды на выздоровление…
        - Вы, наверное, правы, дорогой барон. Но - стоит ли так сгущать краски? Уверена, что вы… - она чуть помедлила, - мы, в конце концов, справимся. Со всем.
        И словно в ответ, загрохотали орудия «Минина». Броненосный фрегат салютовал вымпелу Великого князя, развевающегося за кормой гички, которую дружными ударами гнали вперёд шестеро матросов. «Два-а-а - раз! Два-а-а - раз!» - долетели до Алисы возгласы шлюпочного старшины. Солнце ослепительно сверкало на надраенной корабельной меди; залпы салюта перекатывались от одного корабля к другому, и Алиса видела, как на пирсе взлетали над густой толпой зевак шляпки, цилиндры, котелки…
        «…Конечно же, мы справимся. Иначе и быть не может!..»
        Москва, октябрь-декабрь 2021 г.
        notes
        Примечания
        1
        Жан-Батист Мольер «Плутни Скапена».
        2
        Так до 1893 г. Назывался нынешний Казанский вокзал.
        3
        Эти события описаны в книге «Дорога за горизонт».
        4
        Подробнее об этом - в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».
        5
        «Союз ферайнов» основан 1886 году. Его члены участвовали в фестивалях, установленных специальным немецким календарём, чтобы, «невзирая на классы», переживать чувство общности немецкой нации.
        6
        (фр.) Прекрасная Франция
        7
        Эти события описаны в книге «Дорога за горизонт».
        8
        Бертильонаж - система идентификации преступников по их антропометрическим данным; получила название по имени её изобретателя, - французского юриста Альфонса Бертильона.
        9
        (фр) МОЛОДАЯ ШКОЛА - направление в военно-морской теории, имевшее большое влияние в военно-морских кругах Франции в конце XIX - начале XX веков. Тесно связана с доктриной крейсерской войны.
        10
        Основатель телеграфного агентства «Рейтер»
        11
        (фр) Любовь втроём
        12
        Корф употребляет устаревшую форму слова «ассасин», происходящую от слова «гашиш» - наркотик, которым Старец Горы пичкал своих убийц перед тем, как отправить их на задание.
        13
        Исторический пригород Праги на левом берегу Влтавы.
        14
        Эти события описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».
        15
        Лондонское королёвское общество по развитию знаний о природе - ведущая научная организация Великобритании, одна из старейших в мире. Нередко её ассоциируют с британской академией наук