Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Барышева Мария : " Последнее Предложение " - читать онлайн

Сохранить .
Последнее предложение Мария Барышева
        # Главный герой по имени Роман, житель провинциального российского города, закован в броню иронии, жестко огрызается и выставляет иглы навстречу любому общению. По типу: «не троньте меня, вам же лучше будет». Он становится свидетелем нескольких необъяснимых смертей совершенно рядовых граждан своего города. Его, уволенного архитектора, нанимает водителем катера для экскурсий и пикников друг детства, бизнесмен, вернувшийся в родной город. Через какое-то время его катер фрахтует на неделю странная девушка. За ним пристально наблюдает инспектор уголовного розыска, подозревая, что неспроста Роман становится свидетелем загадочных и трагических проишествий. Сам Роман в каждом из этих проишествий видит странного светловолосого мальчика…
        Мария Барышева
        ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
        Тем, кто на все закрывает глаза при жизни,
        бывает некому их закрыть после смерти.
        Э. Севрус
        ПРОЛОГ
        Ночь всегда приходила в город неожиданно. Сумеречных прелюдий почти не было - солнце величаво опускалось за горизонт, и пылающий алый край его долго виднелся над верхушками деревьев, словно солнце никак не могло решиться покинуть город. А потом алое сияние гасло, и в городе вдруг мгновенно становилось темно. Казалось, что ночь, как огромный голодный зверь, тишком бродит неподалеку, дожидаясь, пока уйдет бдительное солнце, - и вот он, нужный момент! - и зверь выпрыгивает и проглатывает все без остатка - и припорошенный золой от древесного угля город, и огромные старые ели вокруг него, и озера, и протоки, и горбатые мостики над ними, и сонную реку, лениво ворочающуюся в своем ложе. Все исчезало в густой тьме, и лишь сияли фонари и неспящие окна домов, и бледные стволы берез на улицах белели, словно призраки. Поток фар на дорогах быстро истончался, и к двенадцати часам вовсе сходил на нет. Город рано ложился спать, и мало кто в глухой ночной час бродил по улицам. Все замирало, все видело сны.
        Последний трамвай, громыхая, суетливо катил по рельсам, и немногочисленных пассажиров в нем то и дело подбрасывало и раскачивало. Кто-то зевал, кто-то пытался читать при тусклом свете салонных ламп, но большинство рассеянно смотрели в окна, за которыми плыл привычный темный пейзаж, - смотрели, почти не видя его, погруженные в свои усталые мысли. И только один из них, поглядывая в запылившееся стекло, видел узкие улицы и думал о том, что тьма, растекающаяся по ним в свой час, настолько густа, что ее можно резать ножом. Ему доводилось бывать в других городах, но ни в одном из них ночь не казалась ему настолько темной. Может, тому виной густые еловые леса вокруг города, а может то, что он родился в этом городе и прожил здесь всю жизнь, и знает об этой ночи гораздо больше тех, кто сейчас едет с ним в старом дребезжащем трамвае. Иногда ему казалось странным, что здесь бывают рассветы. Он считал, что рассветы не шли городу, как не шли ему дневное солнце и вечерние фонари. Здесь была к месту ночь, прячущая в себе все изъяны и огрехи - прячущая все, что так откровенно при солнечных лучах. Темный город, и
люди, населяющие его, так же бледны, как стволы берез, проносящиеся сейчас перед его глазами. Он подумал о том, что, возможно, есть города, где живешь так, будто ежесекундно чувствуешь на своем плече дружескую руку. Но он в такие города не верил. А здесь ему всюду чудились лишь равнодушный холод и завистливо-лживый шепоток. Когда через полгода ему исполнится двадцать пять, он уедет отсюда - это он решил совершенно точно.
        Но с каждой секундой он все меньше был уверен в том, что ему исполнится двадцать пять.
        Потому что боль под ладонью, которую он прижимал к своей куртке, стараясь, чтобы это выглядело небрежно, росла. И не только вширь, но и вглубь. И если вначале ощущение было таким, будто нож так и остался торчать у него в животе, хотя он его выдернул почти сразу же, то теперь ему казалось, будто внутри него ворочается раскаленное ядро, проникая все глубже, прожигая себе дорогу сквозь его внутренности. На мгновение он почувствовал панический страх, который тут же сменился недоумением. Он хорошо изучил, как умирают другие. Но ему никогда не приходило в голову, что он тоже может умереть.
        Впрочем, почти сразу же человек подумал, что это будет довольно неожиданным поворотом сюжета. Ему нравились гибкие сюжеты, непредсказуемые, живые, а не те, которые видны от начала и до конца и похожи на железные стержни, и тебе только и остается, что нанизать на этот стержень детали, как кольца детской пирамидки. Получается добротно, но не больно-то интересно. На него нахлынуло нетерпение. Нужно было поймать машину - зачем он поехал на трамвае?! Он сделал это совершенно бездумно - просто шел мимо остановки, собираясь перейти на другую сторону улицы и нырнуть в темные дворы, но тут подкатил трамвай, его двери открылись, и он сразу же вошел в них, как будто красно-белые створки поманили его, и это сиденье у окна в конце салона будто ждало именно его. А ведь пассажиры могут его запомнить… хотя вряд ли. Никто за все время поездки ни разу не посмотрел на него. Он доедет до нужной остановки и тихо выйдет, и им никогда не узнать, что в этот ночной час вместе с ними ехал тот, кто десять минут назад убил человека. И, возможно, тот, кого этот человек убил тоже.
        Мысль показалась ему забавной, и он улыбнулся своему размытому отражению в стекле, и почти сразу же почувствовал, как по его подбородку потекло что-то теплое. Человек потер подбородок ладонью и увидел на пальцах кровь. Она влажно блестела в тусклом свете и казалась очень яркой. Какой-то уж слишком яркой, и глядя на нее, человек ощутил какую-то нелепость. Он постарался запомнить это ощущение, бросил вороватый взгляд на женщину, которая сидела напротив и зевала, прикрывая рот растопыренными пальцами, нашарил в кармане платок и торопливо вытер пальцы и подбородок, сгорбившись и снова отвернувшись к окну. Потом осторожно положил ладонь на живот. Повязка на ране сильно намокла, стала тяжелой и горячей, и человек порадовался, что на нем черные брюки. Если кровь протечет, не будет видно пятен.
        Украдкой он наблюдал за остальными пассажирами, изучал их, запоминал, и боль вовсе не мешала этому, - умение, выработанное еще с детства. Когда он наблюдал за людьми, все прочее отсекалось, отодвигалось куда-то в глубь его существа, и возвращалось лишь тогда, когда он отводил глаза. Человек называл это «визуальным препарированием» и гордился этим личным термином, хотя временами он казался ему довольно глупым. Лицо он запоминал мгновенно и откладывал его в уголок памяти, как фотографию, которая может пригодиться в будущем… хотя, как правило, внешность не имела значения. Если изучаемый что-то говорил, он анализировал и запоминал тембр его голоса, характерные словечки, манеру говорить, предполагаемый объем словарного запаса. Он изучал, как человек дышит, как он двигается, выражение его глаз и лица в той или иной ситуации, и его забавляло, насколько часто глаза и лицо расходятся друг с другом.
        Углядеть ему удалось немногое - почти все пассажиры сидели к нему спиной, но он смотрел и подмечал небрежно повязанный шарф, прическу, конец нитки, торчащий из шва одежды. Одна из пассажирок то и дело теребила сережку в мочке уха. Пальцы другой женщины нервно подрагивали на ручке сумочки. Мужчина, читавший газету, изредка потирал подбородок. Молодая парочка, сидевшая почти в начале салона, громко болтала, и девушка иногда смешно оттопыривала губы, а ее приятель сильно жестикулировал, и у него был тонкий неприятный смех. Молодой мужчина, единственный из всех ехавший стоя, хотя вокруг было полно свободных мест, смотрел в окно, чуть прищурившись, будто там светило яркое солнце, и в изгибе его плотно сжатых губ угадывались жесткость и скверный характер. Женщина, говорящая по сотовому, с которого свисала игрушечная пушистая собачка, чуть склоняла голову набок, когда произносила длинные фразы, и поглядывала на стоящего мужчину с легким интересом. На ее ногтях были стразы, которые то и дело вспыхивали в свете ламп, и человек отвел глаза - смотреть на эти вспышки было неприятно.
        Трамвай притормозил возле пустой остановки, двери открылись, но почти сразу же захлопнулись с громким шипением, словно оскорбившись, что никто не пожелал в них войти. Трамвай, качнувшись, тронулся, и человек начал вставать - следующая остановка была его. Но встать ему не удалось - раскаленное ядро внутри крутанулось, боль всплеснулась к сердцу, выше, тупо стукнула в затылок, и человек мешком свалился с сиденья. Он лежал, подтянув ноги к животу, и смотрел перед собой полузакрытыми глазами. Под щекой подрагивал холодный пол.
        В салоне ничего не изменилось. Несколько голов повернулось в его сторону, человек ощутил на себе полузаинтересованные-полуосуждающие взгляды, но почти сразу же пассажиры вновь отвернулись, и его охватила некая насмешливая ярость. «Вы думаете, что пьяный! - свирепо подумал он, пытаясь приподняться, но голова утягивала обратно, точно весила тонну, и скрюченные пальцы безуспешно царапали грязный пол, громыхание колес из-под которого оглушительно било в ухо. - Пьяный или обколовшийся наркоман. Вы думаете так обо всех, кто падает! Так удобней, не правда ли? Можно спокойно пройти мимо или отвернуться. Я был прав! Всегда был прав!»
        Он закрыл глаза, пытаясь собраться с силами и морщась от боли, и в этот момент на его руке сжались чьи-то пальцы. Потом его перевернули на спину, приподняли под подмышки, и чей-то голос спросил:
        - Эй, парень, ты живой?
        Он машинально утвердительно кивнул и тут же испугался, что тот, кто приподнимает его, нащупает повязку, увидит кровь и… Но его усадили на сиденье и сразу же отпустили. Человек открыл глаза и увидел того самого мрачного мужчину, который ехал стоя. Его лицо было раздраженным, а глаза смотрели с неким досадливым сочувствием.
        - Спасибо, - хрипло прошептал человек, - но мне…
        - Градусом не тянет… а все прочее… - мужчина вытащил сотовый. - «Скорую»…
        - Не надо, - прошептал он - почти умоляюще. - Мне лучше, лучше…
        - Бесплатно, - мрачно ободрили его.
        - Нет… моя остановка… сейчас остановка… мне обязательно надо… только помогите выйти… и все. Пожалуйста.
        Он заметил, что теперь все в салоне смотрят на них. Мужчина скривился, словно от зубной боли, потом помог ему подняться и подвел к дверям, крепко и надежно придерживая под локоть. Человек уцепился за поручень и облегченно вздохнул, почувствовав, как трамвай начинает притормаживать.
        - Работать - ни-ни, а вот нажраться… - доверительно сказал кому-то неподалеку женский голос. - Хорошо хоть не наблевал!..
        - Заглохни-ка, дамочка! - с неожиданной злостью отрезал мужчина - как плетью хлестнул. Женский голос захлебнулся, потом что-то сварливо ответил, но поддерживаемый уже не слушал - двери открылись, и он, дернувшись вперед, вывалился бы в них, если бы мужчина не успел его подхватить.
        - Слушай, мужик, давай «скорую» вызову - ты ж на ногах не стоишь!
        - Нет, - человек вывернулся из его рук и попятился. - Спасибо… спасибо вам… но… я сам… сам… мне уже лучше… Спасибо!..
        Двери захлопнулись, и трамвай неторопливо покатил прочь. Мужчина проводил его сожалеющим взглядом, сплюнул и удивленно посмотрел на человека, который, пошатываясь, брел к темнеющему неподалеку жилому массиву.
        - Придурок, загнешься ведь или пришибут!.. - он пожал плечами и сунул в рот сигарету. - Из-за тебя, дурака, теперь придется пешком идти!..
        Раненый вдруг остановился. У него в голове возникли два вопроса, которые показались ему очень важными - сейчас они были даже важнее боли, важнее того, что он может не успеть…
        - Вы не местный, да?
        - Местный, - озадаченно бросил уходящий мужчина через плечо. И почти сразу же почему-то добавил: - Слишком.
        Мужчина перебежал через рельсы и исчез, проглоченный теснящимся среди старых лип мраком, прежде чем он успел задать ему второй вопрос. Он хотел знать его имя. И сказать ему свое. Просто… просто хотелось остаться для помогшего не безликой фигурой, а кем-то, у кого есть имя.
        Человек отвернулся и побрел домой, прижимая ладонь к животу и чувствуя, как по его ногам начинают стекать просочившиеся-таки сквозь повязку струйки крови. Ощущение было щекотным и очень неприятным. По дороге он дважды споткнулся и чуть не упал. Подбородок снова стал влажным, бредущий вытер его, опять споткнулся и налетел на березу, оставив на бледном стволе смазанный кровавый отпечаток ладони. Ему казалось, что он идет целую жизнь, и когда, наконец, захлопнул за собой дверь квартиры и повалился на пуфик в прихожей, то не поверил в это. Наверное, он все еще сидит в трамвае и видит сон. Но рот вновь наполнился горячим, медным, с подбородка на линолеум зашлепали тяжелые капли, добавляя к бледно-коричневому красную гамму, и он сообразил, что это не сон.
        На кухне он выпил воды - не столько для того, чтобы утолить иссушающую жажду, сколько чтобы изгнать этот отвратительный медный вкус. Но вода, приятно охладившая небо и язык, прокатилась внутрь жидким огнем, ядро в животе завращалось с бешеной скоростью, и человека стошнило в раковину. Он едва не упал, еле-еле успев ухватиться за край раковины, и несколько секунд стоял, согнувшись, тяжело дыша и опустив голову, и бессмысленно смотрел на раскачивающиеся розовые нити слюны, тянущиеся от подбородка к потрескавшейся эмали, усыпанной пятнышками ржавчины. Было очень больно. Он не знал, что это будет так больно.
        Наконец он заставил себя разжать пальцы. Повернулся, цепляясь за стены, вышел из кухни, стукнувшись плечом о дверной косяк, и побрел в комнату. По дороге он все-таки упал и встать уже не смог - ноги дрожали и разъезжались. В животе все горело, и перед глазами мелькало что-то серое, похожее на скопище мыльных пузырей, подбрасываемых ветром. Тогда он пополз, цепляясь за пол скрюченными пальцами. В комнате его рука дрогнула, пальцы сорвались, и он содрал с указательного заусеницу. Крошечная ранка сразу же защипала, и это человека насмешило. Как на фоне той боли он способен чувствовать такую мелочь?!
        Он добрался до кровати, оставив за собой след из размазанных темно-красных пятен, привалился к ней спиной и только сейчас осознал, что кровь течет по его подбородку с пугающей интенсивностью. Расстегнул куртку - рубашка, разорванная и обмотанная вокруг талии и удерживаемый ею легкий женский свитерок, когда-то бывший голубым, пропитались темной кровью и набухли. Он развязал узел, скомкал повязку и уронил на пол. Та упала с сочным чавкающим звуком. Человек взглянул на рану. Нож, после того как воткнули, провернули, и рана почти зияла, но все равно казалась очень маленькой. Небольшой «Grand way» с крестом на лезвии. Женщины не носят с собой большие ножи.
        Обычно, женщины вообще не носят с собой ножи.
        Человек взглянул на телефон в коридоре. Нужно вызвать «скорую»… конечно, он вызовет, но вначале нужно еще многое успеть. Ведь он практически только начал. А время уходит… странно, что теперь у времени и у его крови равная скорость. Он много раз слышал, что от ранения в живот умирают долго. Умирают в мучениях… но долго.
        Он действительно умирал долго. И успел многое сделать, удивляясь тому, что еще никогда в жизни ему не работалось так хорошо, как сейчас. А боль росла, и это уже было не раскаленное ядро, а чья-то когтистая лапа, терзавшая его внутренности, раздиравшая их в клочья, и иногда ему чудилось, что он слышит влажный звук рвущихся тканей.
        Под конец он начал кричать, и сквозь собственный крик слышал, как разбуженные, раздраженные соседи стучат в стены.
        Он кричал долго.
        Часть 1
        ЗАМЕНА
        Если бы человеку, который этим теплым прозрачным утром вел по сонной Шае ослепительно белый катерок, сказали бы, что он, к счастью своему, находится в одном из красивейших уголков русской природы, он бы равнодушно ответил: «Да неужели?!» - или вовсе бы насмешливо фыркнул. Человек прожил здесь всю свою жизнь, красота примелькалась, и он ее попросту не замечал, зная слишком хорошо - и лабиринты речек и речушек, и озера, в гладь которых с невысоких берегов смотрелись березы, и бесчисленные островки, и огромные еловые леса, от которых рассветы казались зелеными, и тишина в них по утрам была древней. Он знал удобные заводи и закоряженные участки, он знал все окрестные ручьи и родники, он знал, где в мае расцветают дикие ирисы, но это ни в коей мере не делало его счастливее. На свой лад он, возможно, любил и Аркудинск, и его окрестности, но ему никогда бы не пришло в голову ими восхищаться. Тем более вслух. Он здесь жил - и все. Поэтому не понимал, почему Толька, друг детства, сам проживший в Аркудинске черт знает сколько лет, то и дело хлопает его по плечу и восклицает:
        - Нет, Ромка, ну ты погляди - какая же все-таки тут красота!
        - Да, - сдержанно отвечал Роман каждый раз, сосредотачивая свое внимание на реке, и в его глазах не было никакого восхищения. Шая на этом участке была мелководна и таила на своем неровном дне группы старого коряжника, к тому же недавние весенние разливы могли принести немало толстых сучьев, а то и рухнувших деревьев, часть которых будет кочевать от берега к берегу, но большинство осядет ниже по течению, очень далеко отсюда, где Шая, когда-то бывшая сплавной рекой, была забита затопленными стволами, похожими на трупы поверженных великанов. Гонять здесь на приличной скорости мог только сумасшедший или тот, кто отменно знает эти места. Роман, в сущности, был и тем, и другим, чего никогда и не скрывал. В самом начале их поездки Анатолий испуганно ойкал и хватался за все, что придется, но теперь уже пообвык и вовсю смотрел по сторонам. В конце концов, он сказал.
        - Почему-то твое «да» звучит как «отцепись».
        - Смысл верен, - заметил Роман, - просто говорить «да» гораздо проще. Толька, ты словно из другого мира явился! Тут все те же елки, что и раньше.
        - Нет, ну все-таки, как красиво же!
        - Да, - Роман сунул в рот сигарету, и Анатолий рассмеялся, почесав намечающуюся на макушке плешь.
        - Характер у тебя не изменился. А в этой строительной фирме, из которой тебя турнули, девчонки работали?
        - Если всю ту ерунду, которой они занимались ежедневно, можно назвать работой, то да, работали, - с легким раздражением произнес Роман, явно не желая развивать эту тему.
        - Готов поспорить, что когда ты уходил, они аплодировали стоя!
        - Ты позвал меня на эту прогулку, чтоб поговорить о дурах, с которыми я работал? - поинтересовался Роман, и катер заложил такой вираж, что Анатолия едва не вынесло за правый борт. Он испуганно ругнулся и пихнул водителя в бок.
        - Обалдел?!
        - Ты мне сказал: «Ромка, я хочу поглядеть, не разучился ли ты управлять. И по-прежнему ли хорошо ты знаешь эти места». Я показал тебе и то и другое, и, думаю, теперь имею полное право знать, на кой черт я тебе понадобился?!
        Круглое, добродушное лицо Анатолия выразило озабоченность, после чего он проникновенно сказал:
        - Я тебе говорил - у меня бизнес.
        - Да, - покладисто согласился собеседник, - у тебя бизнес. Экскурсии, водные прогулки и все такое… но если ты хочешь каким-то краем меня к этому привлечь, то у тебя, кроме бизнеса, еще и тяжелая форма умственного расстро…
        - Ты можешь меня выслушать, ничего при этом не говоря?
        - Ладно, - Роман бросил недокуренную сигарету в темно-зеленую воду, и она тотчас унеслась прочь и исчезла за кормой в хвосте пены и брызг. Удерживая руль одной рукой, он раздраженно потер согнутым пальцем старый косой шрам на правой щеке, заросшей темной щетиной, и взглянул на приятеля с видом, исполненным бесконечного, хотя и очень мрачного терпения. В этот момент Роману Савицкому, уже три дня экс-сотруднику ремонтно-строительной фирмы «Феникс» исполнилось тридцать два года, но он напрочь об этом забыл. Сейчас он хорошо помнил только одно - что стараниями Лехи Минаева, давнего друга и коллеги, «Фениксу», только-только перешедшему от квартирного ремонта к переделке офисов, грозила долговая ловушка, что Леха приполз к нему на коленях, умоляя помочь и во всех красках расписывая страдания больной жены, а потом самый крупный и выгодный заказ, когда-либо достававшийся «Фениксу» и уже частично выполненный, достался его конкурентам, им же достался и Минаев, на деле все это подстроивший и виртуозно соскочивший, а Роман достался самому себе, вылетев с работы в рекордно короткий срок.
        Он не стал ничего доказывать ни генеральному, ни самому себе. Он свалял дурака и хорошо это понимал. Расписался, где нужно, и вышел из офиса, и женская часть коллектива действительно, хоть и не аплодировала, но смотрела ему вслед радостно и облегченно. Он не стал ничего доказывать и Лехе, а просто от души набил ему морду, после чего так же от души напился, а на следующее утро, неся из магазина позвякивающий пакет, встретил Тольку Чернова, который, как оказалось, уже два года как вернулся в Аркудинск - и вернулся отнюдь не бедным человеком.
        - Так вот - ты сейчас без работы, - сказал Анатолий, восторженно поглядывая на березы на левом берегу, незаметно сменившие ельник. Многие из них росли косо и сильно наклонялись к воде, и ветер поигрывал их изумрудной листвой.
        - Я без работы не останусь! - буркнул Роман, и катер вильнул в сторону, уворачиваясь от задумчиво плывущего топляка, за которым тянулись зацепившиеся веточки роголистника, словно оборванные швартовы. - А то, что я расчувствовался перед чьими-то соплями, отнюдь не значит, что я еще когда-либо сделаю то же самое!
        - Аркудинск - не маленький город, - вкрадчиво заметил Чернов. - Но, с другой стороны, это не такой уж большой город. Мой тебе совет - сделай перерыв, не лезь опять в то же болото. Отдохни несколько месяцев. В людях сейчас проснулся патриотизм, их тянет не к пирамидам, а к березкам, у забугорного народа это тоже сейчас модно, а здесь и места шикарные, и условия теперь не те, что раньше… туристическая инфраструктура…
        - Если ты о гостиницах, пансионатах и всем прочем, что в последние годы понастроили, то я в курсе, - перебил его Роман, и его взгляд снова стал скучающим.
        - «Волшебный бор» через несколько домов от моего, и грохот ночных увеселений в нем не дает мне спать. А по Светлому теперь вовсю гоняют на моторках, что раньше было запрещено!.. Ты мне собрался читать лекцию о прогрессивности туризма или что?
        - Короче говоря, я уже объяснял тебе, что у нас развита целая сеть водных эколого-исторических маршрутов, для которых мы используем и более вместительные катера-такси, и вот такие… - Анатолий любовно похлопал ладонью по белому корпусу, потом чуть передвинулся на сиденье и поскреб ногтем пятнышко на ветровом стекле. - И я тебе скажу, что не все наши пассажиры любят ездить медленно и печально. Иногда им хочется лихости… - катер дернулся в сторону и разошелся со встречной моторкой чуть ли не впритирку, и с моторки вслед злобно закричали, но крики уже остались далеко позади, - но не мне!.. не мне! Больше так не делай, понял?!
        - Да ничего не случится с твоей игрушкой, - Савицкий сбавил скорость и чуть повернул руль, придерживаясь правого берега. - Что же касается твоего…
        - Брось, Ромка! Ты же хорошо знаешь озера, реки и водишь прекрасно. Будешь катать экскурсии или арендаторов. С документами я все устрою и с деньгами не обижу. Дальше, конечно, посмотрим, а пока… Соглашайся. Хорошая работа на свежем воздухе…
        - Какой из меня, к черту, экскурсовод?! - удивился Роман.
        - Экскурсовод?! - лицо Анатолия выразило неподдельный ужас. - Да упаси боже, я тебя к людям и близко не подпущу, а том ты мне весь бизнес порушишь! Экскурсоводы у меня свои, а ты будешь лишь сидеть себе в креслице, да рулить, вот и все. Ну и, там, насчет безопасности.
        - Я не таксист, Толя, - с холодком произнес Роман.
        - А кто ты сейчас? - вкрадчиво осведомился приятель. Роман почесал затылок и переложил руль на левый борт, обходя длинный песчаный мыс, на котором темнела резиновая лодка и возле костерка сидели двое рыбаков.
        - А архитектор тебе точно не нужен?
        - Нет. В этом качестве ты, увы, меня не интересуешь.
        - Ладно… не знаю. Мне надо подумать.
        - Думай, пока не пришвартуемся.
        - Мне хватит, - пробормотал Роман, рассеянно глянув на тянущийся по левому берегу березняк, и тут же удивленно приподнял брови.
        На невысоком обрыве боком к реке стояла молочно-белая лошадь и, опустив голову, пощипывала зеленые стрелки травы. Верхом же на лошади, держа приспущенные поводья, сидела молодая женщина в черных брюках и черной водолазке, и смотрела на него в упор, и даже с такого расстояния ее лицо показалось Роману отчаянно знакомым, хотя отчего-то это узнавание ассоциировалось с чем-то неприятным. Пшеничные волосы женщины были взбиты, зачесаны набок и подобраны, и из начеса на правое ухо спускалось несколько прядей, отчего прическа напомнила ему старые дворянские портреты. К такой прическе полагалось пышное платье с глубоким декольте, и от этого простая облегающая водолазка на женщине казалась совершенно нелепой. В правой руке женщина держала сигарету, и это добавляло ее облику еще больше нелепости, но, тем не менее, нелепость эта была очень привлекательна.
        Роман обернулся к другу, желая узнать, как он истолкует это явление, но, ткнув Анатолия пальцем в плечо и повернув голову, он увидел, что обрыв пуст. Лошадь и всадница словно растворились в прозрачном утреннем воздухе, и на него взирали только бледные безмолвные стволы берез.
        - Чего? - Анатолий обмахнул взглядом пустынный берег. Роман покачал головой и нахмурился - отчего-то его вдруг охватило странное чувство предрешенности - как будто кто-то только что одним махом распланировал всю его дальнейшую жизнь - и сделал это далеко не самым лучшим образом. Но чувство сразу же исчезло, оставив после себя пустоту, которая моментально начала наполняться раздражением.
        - Да ничего… привиделось.
        - Я же говорю - тебе нужна перемена обстановки. Это ж будет не работа, а отдых!
        - Да неужто?! - Роман фыркнул. - Может, мне тебе еще и приплачивать тогда?
        - Да-а, с тех пор, как я видел тебя в последний раз, твое душевное состояние резко ухудшилось, - скорбно констатировал Чернов. - Ей-богу, ты так скоро совсем пропадешь. Так что встреча наша - это, воистину, перст судьбы!
        - После хорошей поддачи ее же коленом. Что ж, сам виноват - ответственность несут исключительно те, кто ставят свои подписи… Сделай одолжение - при следующей нашей встрече не ори на весь город: «Ба-а! и чья же это свежепохмельная рожа?!»
        - Не давай повода, - Анатолий снова принялся счищать с ветрового стекла одному ему видимое пятнышко. - Ты думай лучше. Эх, и давно же я не выбирался! Парадокс - у меня полно катеров, а я на них не езжу.
        Роман раздраженно пожал плечами, размышляя о том, привиделась ли ему всадница на обрыве или нет? В сущности, в этом не было ничего странного - в окрестностях Аркудинска не одна конная школа и все такое прочее… но почему ее лицо, даже размытое расстоянием, показалось ему таким знакомым - настолько же знакомым, насколько он, в противовес этому, был уверен, что никогда прежде эту женщину не встречал.
        Это привело его в еще большее раздражение.
        Может, поэтому он и согласился на предложение Чернова намного раньше, чем на горизонте показался город.

* * *
        Аркудинск, расположившийся между двумя озерами, соединенными между собой двумя широкими извилистыми протоками, по форме напоминает сильно скошенные вправо песочные часы, и если смотреть сверху, то кажется, будто дома и домишки сгребли в кучу и кое-как втиснули в пространство между слабоизрезанными озерными берегами и лесом. Но на самом деле это пространство не так уж мало, и если прогуляться по городу, он кажется более изящным, чем с высоты птичьего полета. Это неспешный город, задумчивый город церквей и старых горбатых мостиков, в нем сохранилось множество почтенных домов образца русского провинциального классицизма, за которыми в последнее время ухаживали вовсю, и пряничных бревенчатых домишек с резными ставнями, многие из которых выглядели сильно запущенными. Конечно, в нем несравненно больше безликих высоток и современных построек с панорамными окнами и витринами, но все же в городе чувствуются старые времена, он пронизан простотой и безыскусностью, по улицам то и дело бродят коровы и козы, ощипывая листья с зеленых изгородей, в палисадниках многих домов роются куры, а когда над Аркудинском
плывет праздничный многоголосый колокольный звон, заполняющий город от края до края, то современность кажется чем-то нереальным.
        Аркудинск стоит на небольшой возвышенности, и весеннее половодье почти не затрагивает город. Шая, огибающая его с юго-востока, река спокойного нрава, и с ней нет никаких хлопот, озеро Аркудово, по которому днем оживленно снуют катерки и лодки, с середины пятидесятых прошлого века сильно обмелело, хотя все еще довольно велико, а озеро Тишь, на берегу которого нарядные зеленые купола Спасского собора соседствуют с мрачным приземистым зданием химзавода, меньше Аркудово в полтора раза и во столько же раз грязнее. Хотя и в Тиши до сих пор водится рыба, и при наличии терпения и свободного времени ее иногда можно даже поймать. Но если вам хочется порыбачить именно на озере, то лучше отправляться на Светлое. Оно не примыкает к городу, но к нему уже тянется растущее с каждым годом щупальце элитного Лесного района, застроенного преимущественно особняками и минимаркетами западного типа, в которых на каждый товар приходится не менее двух охранников. В этом районе не слышно биения сердца дневного города, до него не доходят трамвайные линии, не долетают сюда рабочие звуки лесозавода «Аркудинсктрейд», на котором
трудится значительная часть аркудинцев, здесь нет угольной пыли, а старые ели, оставленные специально для того, чтобы украсить новые улицы, растут поодиночке и похожи на военнопленных. У района есть своя церковь, ее закончили в прошлом году, и она кажется какой-то ненастоящей, будто ее только что привезли из магазина игрушек.
        Роману этот район не нравился с тех самых пор, как его построили, поэтому на предложение Анатолия, занимавшего один из особняков в Лесном, зайти к нему в гости и выпить пива или чего-нибудь еще, он ответил относительно вежливым отказом. Потому сейчас они попивали пиво в одном из барчиков на берегу Аркудово и смотрели на озеро. Анатолий с увлечением повествовал о маршрутах и своих сотруднических связях, пока не заметил, что Роман слушает его вполуха, рассеянно стряхивая сигаретный пепел на громоздящуюся перед ним в пепельнице груду окурков.
        - Ты чего притих? - наконец спросил он. - Как с катера сошли, ты и двух слов не сказал.
        - Да я не… просто чего еще говорить-то? - Роман воткнул сигарету в пепельницу и тут же закурил новую. - Насчет твоего предложения я уже все сказал. Я даже сказал
«спасибо». Ты ждал большего проявления эмоций? Или медаль?
        - Я сделал это вовсе не из благотворительности! - слегка обиделся Чернов, по-своему истолковав его тон. - Мне действительно нужен хороший водитель. Что ты все злобствуешь, Ромка? Я-то при чем?
        - И ты не при чем, и я не злобствую, - Савицкий глотнул пива. - Просто по твоей физиономии видно, что ты собрался нырнуть в ностальгические воспоминания и меня следом утянуть, а я туда не хочу. Мне и тут хорошо.
        - Знаешь, из-за чего все твои жизненные проблемы? - авторитетно сказал Анатолий. - Из-за твоего характера. Я тебя знаю давно и знаю, что человек ты неплохой, но характер у тебя омерзительный! И если бы…
        - Уж не хочешь ли ты сказать, - Роман насмешливо вздернул бровь, - что если бы я был мил и кроток, аки овечка, то все еще сидел бы в «Фениксе» на своем законном месте? Знаешь, Толян, а и правда - ударяйся лучше в ностальгию!..
        - Жениться тебе надо, вот что! - заявил Анатолий, и приятель посмотрел на него с изумлением учителя физики, которому вместо изложения закона Максвелла начали цитировать пособие для желающих научиться вязать спицами.
        - Толь, я тебя, что ли, вез слишком быстро? Видно тебе голову продуло…
        - Ты ведь уже не мальчик, и…
        - Да ну?! И чего ж я вечно обо всем последним узнаю?! - Роман чуть перегнулся через стол, насмешливо глядя на Анатолия, но насмешка была холодной. - Толь, ты мне предложил работу. Я согласился. А нравоучения мне без надобности, понял?.. Значит, послезавтра к девяти?
        - Да, - Анатолий большим огорченным глотком допил свое пиво и покосился на Романа, который уже выглядел совершенно спокойным. - Только ты… это… побрейся - ладно? А то рожа у тебя сейчас совершенно бандитская - даже мне страшно.
        - Рожа как рожа, - Роман пожал плечами и рассеянно потер кожу на щеке, стянутую шрамом. - Да я и не брился всего два дня.
        - А зарос недели на две вперед. Ладно, пошли. А то еще пару минут с тобой поговорю и сам захочу тебя убить.
        - Да бога ради. Только постарайся сделать это изящно.
        Чернов в ответ только головой покачал.
        Когда они вышли, небо было затянуто облаками, и на улице ощутимо похолодало. Роман поежился и застегнул «молнию» куртки, а Анатолий уткнул подбородок в поднятый воротник полупальто. Почти не разговаривая, они перешли вымощенную брусчаткой площадь и остановились возле автостоянки под развесистыми липами. Неподалеку на тротуаре, подтянув ноги к груди, лежал мужчина в джинсовом костюме, далеко откинув на асфальт правую руку с обращенной к небу ладонью, точно прося милостыню, и прохожие обходили его, старательно отворачиваясь. Какая-то девчушка лет пяти присела на корточки рядом с лежащим, но подоспевшая мать тотчас же вздернула ее за руку и утащила прочь, через плечо бросая на мужчину огненные взгляды.
        - А мужик-то вроде на пьяного не похож, - заметил Анатолий, закуривая. - Может, сердце прихватило?
        - Без нас разберутся, - Роман, прищурившись, взглянул на пасмурное небо, потом на приятеля. - А впрочем, поди, да проверь, раз такой добропорядочный.
        - А ты?
        - А я не претендую.
        Анатолий помял сигарету в пальцах, но с места не двинулся. Его добродушное лицо неожиданно приняло жалобное выражение.
        - Знаешь, я никогда раньше об этом не думал, но, с тех пор как вернулся, неожиданно понял одну вещь. В этом городе живут самые равнодушные люди, каких я только видел.
        - Ты в этом смысле? - Роман кивнул на лежащего. - Удивил! Везде так.
        - Но здесь в особенности. Сколько я уже… и сам видел, и от знакомых слышал… вот так лежит кто-нибудь, или бьют кого-то или еще что-то - никто не ввяжется, да что там - никто даже не позвонит никуда… большей частью, во всяком случае. У меня знакомый один пошел недавно в магазинчик… а у него - бац! - микроинсульт. Упал, головой стукнулся и потерял сознание. Причем днем дело было… Лежал у всех на виду, голова в крови… долго лежал, и никто не остановился - все думали, что по пьяни башку рассадил. Только через два часа его увезли.
        - Умер?
        - Да, - Анатолий хмуро посмотрел на летящий по озеру катер. Роман пожал плечами.
        - Не в равнодушии тут дело, Толь. Я тебе вот что скажу - они все замечают, все понимают, они даже могут и посочувствовать, но никто из них не сомневается в том, что внимание может принести с собой только неприятности. Поэтому проще сказать самому себе, что видишь очередное пьяное тело, и пойти тихонько дальше. Главнейший девиз нашего распрекрасного города: «Не мое дело».
        - И не твое тоже?
        - А как же? - Роман усмехнулся уголком рта. Анатолий покосился на лежащего мужчину и отвернулся.
        - Это-то меня и пугает. Аркудинск как трясина… и я тут… Ты прав - это не мое дело.
        - Что-то тебя, Толя, в какие-то дебри понесло. Глянь-ка лучше туда, - Роман вытянул руку, указывая на озеро, и Чернов послушно повернул голову.
        Если Тишь усыпана крохотными островками, как крупой, то на Аркудово был всего один остров, но довольно большой, и у него даже было свое название - Лозовой. Расположенный ближе к западной оконечности озера, он имел вытянутую форму, и на этом острове среди ивняка расположился белый трехэтажный особняк с тремя островерхими темно-коричневыми крышами, похожий на миниатюрный замок, отчего-то сразу же наводящий на мысли о сказках братьев Гримм. Но к фасаду этого замка был зачем-то пристроен портик с легкими колоннами, что совершенно портило всю картину. На острове была своя пристань, и возле нее чуть покачивались на легких волночках два пришвартованных катера.
        Это сооружение некогда было выстроено по велению одного из местных крупных бизнесменов, вознамерившегося устроить в нем нечто среднее между пансионатом и элитным клубом. Но по окончании строительства то ли мысли бизнесмена приняли другое направление, то ли случилось что-то еще, но только особняк почти круглый год стоял пустой, и жили в нем только сторожа. Бизнесмен вскорости уехал из города, но особняк оставил за собой, и каждый раз, когда он навещал Аркудинск по каким-то делам, в особняке громко играла музыка, слышался женский визг, вечером и ночью все окна сияли огнями, а над островерхими крышами с грохотом расцветал фейерверк, не угасая почти до утра.
        Но сейчас особняк не выглядел пустым. Несколько окон на третьем этаже было открыто, и ветер колыхал в них тяжелые шторы, а ведь прежде Роман вообще никогда не видел, чтобы на окнах особняка были шторы. Недалеко от причала виднелись двигающиеся людские фигурки, и пока Роман смотрел на особняк, к острову подлетел еще один катер, и с него на причал начали выгружать какие-то ящики.
        - Похоже горчаковский алькасар опять не пустует, - удивленно сказал он. - Неужто этот козел вновь собирается устроить празднество с дискотекой и салютом до утра?
        - Что-то не пойму я, кто из нас уезжал из города? - Анатолий насмешливо фыркнул. - Горчаков ничего устроить не может, потому как уже почти год пребывает на одном из местных кладбищ. У него там собственный склеп.
        - Небось, такой же уродливый, как и этот дом, - Савицкий прищелкнул языком - новость и вправду его удивила. - А кто же здесь теперь?
        - Теперь особняк принадлежит его жене… то есть, вдове. И, похоже, она решила в нем надолго поселиться.
        - Но она его не ремонтировала - вот об этом я бы знал… Странно, что она его сразу же не продала. Это была с самого начала дикая идея - построить дом на этом острове. Почва плохая, в половодье заливает. Рано или поздно он либо в воду сползет, либо развалится сам собой.
        - Ну, так съезди к ней, попроси аудиенции и объясни, что к чему, просвети бедняжку, - Анатолий хихикнул. - Может, ей-то как раз нужен архитектор.
        - Я к бабе работать не пойду! - буркнул Роман, мгновенно теряя к особняку всякий интерес и отворачиваясь, но Анатолий продолжал смотреть на остров.
        - А ты ее когда-нибудь видел?
        - Кого?
        - Супружницу горчаковскую.
        - Не знаю, он их каждый год менял. Парочку видел на городских мероприятиях, если то, конечно, жены были, - обычные бляди, ничего особенного. А тебе зачем?
        - Любопытно просто. Говорят, она, вроде как, вообще с острова никогда не выезжает, живет затворницей. Хотелось бы посмотреть, что он напоследок себе нашел.
        - А от чего умер-то? - Роман сопроводил вопрос зевком.
        - Кто-то неаккуратно в него ножом ткнул - как раз во время дня рождения. Вот Горчаков взял да и умер.
        - Так может это веселая вдова? - без всякого энтузиазма предположил Роман. Чернов покачал головой.
        - Насколько мне известно, нет. В момент убийства она хлестала коньяк в присутствии кучи свидетелей… хотя подробностей я не знаю. Вроде там кого-то посадили…
        Анатолий бросил на остров последний взгляд, подошел к своей машине, отключил сигнализацию картинным движением и сделал Роману приглашающий жест.
        - Подбросить?
        - Не, - отозвался тот, оценивающе оглядывая темно-синий «Гран вояджер» приятеля. - Я свою продал и теперь отвыкаю от роскоши. Думал, ты приедешь на чем-нибудь более внушительном.
        - Надоели джипы, хочется изящества, - Анатолий открыл дверцу, потом любовно похлопал «крайслер» по крылу. - Австрийская сборка, салон удобный, а главное - очень вместительный багажник.
        - Да, если что - много конкурентов поместится.
        - Меня изумляет, что ты в своем «Фениксе» ухитрился продержаться так долго! - чуть сердито заметил Анатолий. - Мне кажется, что весь коллектив во главе с генеральным должен был выкинуть тебя в окно сразу же, как ты в первый раз открыл рот!
        - Не принимай на свой счет - я всего лишь сделал рациональное замечание, - Роман опустил на глаза солнечные очки и постучал ногтем указательного пальца по стеклу.
        - Взгляни - разве эти глаза лгут?
        - А, иди ты! - буркнул Анатолий, плюхаясь на сиденье. - До послезавтра - и не вздумай опоздать! И постарайся иметь человеческий вид, а то тобой сейчас только детей пугать!
        - Яволь, герр комендант!
        Чернов сплюнул в открывающееся окно, запустил двигатель, и «вояджер» величаво вырулил с площадки, мягко шурша шинами. Роман закурил, глядя ему вслед, усмехнулся, окинул рассеянным взглядом площадь, после чего развернулся и неторопливо зашагал по тротуару к тому месту, где все так же лежал человек в джинсовом костюме. Остановившись возле него, Савицкий хмыкнул, после чего несильно пихнул лежащего носком ботинка в бок.
        - Эй, Желудь! Вставайте, граф, пора на расстрел!
        Пальцы откинутой руки дрогнули, сжались, лежащий перекатился на спину, явив круглое мясистое лицо, испещренное красными прожилками, и припухшие мутные глаза, которые, моргая, уставились на Романа.
        - Наше вам, - сердечно сказал лежащий, источая густую волну перегара. - А че - уже утро?
        - Для тебя - да. Что, Желудь, опять с женой не поладил? Другого места для спанья не мог найти? Как ты по ночам не мерзнешь - не понимаю. Ночью-то и заморозки бывают. Не думаешь ты о других, Желудь. А то представь - идут люди утром бодрой массой, полной надежд на будущее, а тут твой заиндевевший труп. Очень неприятно.
        - Грех так говорить, сосед, - просипели с асфальта, задумчиво глядя на дымящуюся сигарету в пальцах Романа. - Дай-ка ты мне лучше на стекляшечку… для поправиться…
        - На стекляшечку не дам, но могу дать по морде - причем совершенно безвозмездно, - Роман наклонился и сунул недокуренную сигарету в рот лежащему. - Вали досыпать куда-нибудь в кусты, а то из-за тебя некоторые хорошие люди думают, что они нехорошие.
        - Это как? - удивился человек, жадно затягиваясь сигаретой.
        - Да так… Давай, сгребайся! А в следующий раз можешь улечься спать на трассе - одним махом решишь проблемы многих, и мои в том числе. А то вечно куда не пойду - везде твое тело поперек дороги!
        - Грех так говорить, - повторил собеседник, с трудом поднялся и, пошатываясь, вломился в зеленую изгородь. Роман хмыкнул, закурил новую сигарету и неторопливо пошел дальше. По дороге он купил пива в первом же попавшемся ларьке. Пиво он попросил похолоднее. Продавщица опрометчиво ответила, что пиво и так не горячее. Говорить такое Роману Савицкому было бы нежелательно, но говорить такое Роману Савицкому уволенному было совершенно недопустимо, и он, открыв пиво открывалкой, лежавшей тут же на прилавке, несколькими фразами довел молоденькую продавщицу до полуистерического состояния, после чего с чувством выполненного долга приветливым голосом пожелал ей приятного дня и, попивая пиво, удалился.
        До дома можно было доехать на трамвае или автобусе, но Роман пошел пешком, чтобы убить время, которого вдруг оказалось слишком много. Непривычно было в самый разгар рабочего дня ощущать себя свободным, никуда не торопящимся, не строящим планы. Проработав в «Фениксе» почти шесть лет без отпуска, он теперь чувствовал себя нелепо, и в его неторопливой походке была некая растерянность человека, отставшего от поезда, лишившегося всех вещей, но еще этого не осознавшего. Он разучился ходить по городу просто так, нежеланная свобода сбивала с толку, и Роман не совсем понимал, что с ней делать.
        Он допил пиво, остановившись на горбатом мостике, облокотившись о холодные камни парапета и глядя вниз на ленивую воду, - высокий, поджарый мужчина с резкими чертами лица и темными, коротко подстриженными волосами. Раздражение, казалось, навечно поселилось в изгибе его плотно сжатых губ и в глубине темно-серых глаз, а косой шрам на щеке только добавлял мрачности его облику, и, глядя на этого человека, трудно было поверить, что при желании он может быть необыкновенно обаятельным, но такое желание у Савицкого возникало лишь в тех случаях, когда это было необходимо для работы или приятного времяпрепровождения с особами противоположного пола. Абсолютно самодостаточный, он не нуждался в чьем-то постоянном присутствии. Его родители давно умерли, друзей у него было мало, да и тех он растерял с годами, а женщины проходили через его жизнь быстро и незаметно, как через проходную комнату, и ничего не оставляли после себя, а если и пытались, то все это сразу же сгребалось и выбрасывалось вон. Ему нравился его образ жизни, и в одиночестве он находил не тоску, а покой и комфорт.
        Поставив пустую бутылку на асфальт и спустившись с моста, Роман снова закурил. Еще с тех пор, как вернулся из армии, он курил очень много - в день уходило почти три пачки, и в последние годы его это начало беспокоить. Он даже начал пытаться сократить количество сигарет, но сегодня ему было на это наплевать. Чем дальше уходило за полдень время, тем больше на Романа вновь накатывала странное чувство предрешенности, охватившее его еще тогда, на реке, когда он увидел ту женщину. Дело было, разумеется, не в женщине - ха! баб он на лошади не видел, что ли?! - дело было в другом… непонятное и неприятное чувство, что как только он повернулся и взглянул туда, на обрыв, где-то что-то щелкнуло, запустив давно отлаженный и ждущий своего часа механизм, и он, Роман Савицкий, некое маленькое колесико в этом механизме.
        И лицо - где он мог видеть это лицо?
        Мимо него продефилировали две длинноногие девчушки в сапожках на высоченных каблуках толщиной с младенческий мизинец, и Роман, оторвавшись от неприятных размышлений и подняв очки на лоб, с интересом досмотрел, как они дошли до угла дома, завлекательно вихляя бедрами. Он ухмыльнулся и пошел дальше, по дороге от души пнув облезлую козу, которая, перегородив тротуар, общипывала листья с молоденькой березки. Оскорбленно мемекнув, коза затрусила прочь, щедро сея на асфальт черные орешки и дергая хвостом. Проигнорировав возмущенный вопль сидевшей неподалеку хозяйки козы, Роман перебежал через рельсы, предварительно подождав, пока проедет трамвай, прошел между обсаженными березами девятиэтажками и свернул во двор. На проездной дороге между футбольной площадкой и домом стояли три женщины средних лет - все, как на подбор, в брюках с заниженной талией и, несмотря на прохладу, расстегнутой верхней одежде - и разговаривали, оживленно жестикулируя. Роман притормозил перед ними, рассеянно взглянув на пухлый сливочный живот одной из женщин, и раздраженно спросил:
        - И как прикажете вас обходить? Еще б разлеглись тут! Нельзя в сторону сдвинуться, что ли?
        Две дамы испуганно качнулись к обочине, третья же, возмущенно вздернув подбородок и подавшись к Роману, взвизгнула:
        - Да пошел ты, козел!..
        - Люда, не связывайся, - потянула ее за руку подруга, - это из пятого подъезда - такое хамло, что ужас!.. рожу его видела?! - он и ударить может!..
        - Не боись, тетки, - бодро сказал Савицкий, проходя мимо, - я не бью пожилых женщин.
        Как он и ожидал, вслед ему возмущенно и нецензурно закричали уже в три горла, но Роман на это никак не отреагировал, считая, что сказал уже достаточно. Дойдя до своего подъезда, он опустился на скамейку и вытащил сигареты. Идти домой не хотелось. Роман закурил, праздно глядя в глубь двора, где прогуливались молодые мамаши с чадами, одетые по-весеннему легко, хотя настоящая весна еще только-только подбиралась к Аркудинску. Иногда Роману казалось, что местное женское население специально рано меняет зимнюю утепленность на весеннюю легкость, чтобы у весны не было другого выбора, как сжалиться и прийти, чтобы согреть нарядных, постукивающих зубами от холода аркудинок. Он отрешенно улыбнулся, щурясь сквозь дым, и внезапно обнаружил в голове одну мысль, которая его сильно озадачила.
        Он опять думал об Ивалди.
        Это было странно, потому что он не думал о нем почти месяц - с тех пор, как не получив ответа на свой очередной комментарий, больше ни разу не заглядывал на авторскую страницу этого сумасшедшего. Роман вообще не знал, зачем пишет эти комментарии - по отсутствию новых творений Ивалди никак нельзя было соскучиться. Можно было только порадоваться, что в последнее время он не выдал ничего нового.
        Роман наткнулся на это имя на одном из местных сайтов несколько лет назад, в разделе самиздата, где аркудинские авторы выкладывали свои творения - как поэзию, так и прозу, и его удивило, что так много жителей Аркудинска увлекаются литературным творчеством. Хотя, с другой стороны, просматривая другие самиздаты в Интернете, он уже давно сделал вывод, что в России пишет каждый третий, не говоря уже о каждом втором. Впрочем, нельзя было ручаться, что все авторы местожительствовали именно в Аркудинске - большинство из них не указывали о себе никаких данных - только имя или псевдоним.
        Роман, в основном, читал лишь то, что относилось к фантастике или фэнтези, иногда заглядывал в раздел детективов, приключений и истории, мистику и хоррор же он не открывал вообще никогда, походя отметив, что в местном самиздате это был самый малопосещаемый раздел, и авторов в нем было меньше всего. Он заглянул туда лишь потому, что увидел в новинках имя «Ивалди». Это имя почему-то показалось ему знакомым, и в то же время сильно озадачило. Кажется, это было что-то из германской мифологии. Из любопытства Роман посмотрел, что же означает имя «Ивалди». Ивалди оказался гномом смерти из германо-скандинавской мифологии, прятавшим жизнь в недрах большого океана и посылавшим ее в мир в нужное время. Также Ивалди был одним из тех мастеров-кузнецов, кто изготовил заколдованный обоюдоострый меч для бога войны Черу - меч, который уничтожает своего обладателя, если тот недостоин им владеть.

«Будем знать», - рассеянно тогда сказал Роман сам себе и заглянул на страницу автора - что же пишет олицетворяющий себя с гномом, управляющим доставкой жизни?
        На странице оказались два небольших романа и с десяток мелких повестушек - все без исключения помесь легкой мистики с ужасами, и Савицкий сам не заметил, как прочитал один из романов до конца, хотя этот жанр терпеть не мог, а, прочитав, выкурил несколько сигарет подряд, глядя в рассветное окно невидящими глазами и спрашивая себя, зачем он вообще читал эту мерзость? Но ответа так и не нашел, а в течение последующих нескольких дней прочитал все остальное, пытаясь понять человека, который все это написал, но так и не понял. Он даже не понял, мужчина это или женщина. Возможно даже под псевдонимом «Ивалди» скрывались соавторы - довольно часто изложение действия было сумбурным, словно книгу писали несколько человек, азартно отпихивая друг друга от клавиатуры.
        А вероятней всего, Ивалди просто был сумасшедшим, и Романа удивляло, что среди многих комментариев, в которых было откровенное отвращение и пожелание «бросить засорять самиздат всякой фигней» попадалось и немало лестных, а некоторые даже выражали беспредельное восхищение, особенно некие Блэки, Самец, Валесса и Vova. Савицкий не понимал, чем тут можно восхищаться.
        Книги были темными, мрачными и в то же время удивительно яркими и живыми, может, именно поэтому от них было так трудно оторваться. Сюжет изобиловал банальностями, кровь лилась широким потоком, а главные герои, все без исключения, были бездушными мерзавцами, к концу произведения становившимися чуть ли не демонами в человеческом облике. Второстепенные персонажи были не лучше. Ивалди мало внимания уделял описанию внешности своих героев, четко обозначая лишь пол и возраст, зато в подробностях описывал их внутренний мир, эмоции и переживания, сцены же убийств были настолько точно детализированы, словно автор наблюдал их в реальности, стоя рядом с блокнотиком и время от времени расспрашивая убийцу и хрипящую жертву, что те в данный момент чувствуют. Любовных линий практически не было, и все творения Ивалди заканчивались всеобщим хаосом, грудой трупов и совершенной безысходностью. В общем и целом, от прочтения этих книг оставалось ощущение, что кого-то стошнило желчью и кровью на компьютерные страницы. Именно это Роман и написал в своем комментарии, иронично подписавшись «Черу». И получил ответ.

«Если мои книги так вам отвратительны, зачем вы прочитали их все?»
        Савицкий неожиданно разозлился, как мальчишка, который на глазах у друзей попал в глупую, унижающую ситуацию, - разозлился, потому что сам по-прежнему задавал себе этот вопрос. Может потому, что ему хотелось знать, что же за человек сидел где-то там, за клавиатурой, отчего в его голове появляются такие мысли? Может, потому, что, несмотря на слабый сюжет, изложение было слишком хорошо?
        А может, потому, что ему казалось, этот человек очень хорошо знает, о чем пишет. И это уже слегка пугало.
        Возможно, я хочу знать не только, кто ты и где, но и что нужно сделать, чтоб никто больше не смог прочитать твоих мерзких книг. Потому что они слишком запоминаются. Потому что их хочется дочитать до конца, хотя я уже знаю, что в твоих книгах никогда не бывает счастливого конца. В них вообще никогда не бывает ничего счастливого.
        После этого между ним и Ивалди на авторской странице началась бурная переписка, состоящая в основном из злобной полемики и обоюдных язвительных замечаний и оскорблений. Роман не оставлял без ответа ни один комментарий, увлеченно ругался с теми, кто оставлял хвалебные замечания, поддерживал тех, кто называл «гнома»
«шизофреником», а его творчество «помоями», и каждое новое произведение Ивалди сопровождал фразой: «Поздравляю вас, глубоконеуважаемый любитель кровавого месива, с тем, что вас стошнило очередным творением!»
        Это продолжалось довольно долго, но как-то, прочитав очередной выложенный романчик Ивалди, Савицкий задумался. В книге по-прежнему хватало крови, ее даже стало больше, как больше стало и злости, но она заметно отличалась от остальных. Сюжет был все так же вяловат, но на этот раз появилась четкая и довольно красивая любовная линия, а главный герой оказался очень даже симпатичен и благороден, хотя к концу книги все равно погиб, причем довольно глупым образом. Роману казалось, что действие произведения уже закончилось, и автор приготовился поставить точку, но обнаружил главного героя в живых и спешно изничтожил, чтобы не отступать от своих правил. Сцены убийств утратили яркость и детализированность, зато в других сценах теперь было больше жизни, и в целом можно было сказать, что на этот раз Ивалди отошел от хоррора, изваяв практически чистую мистику.
        Савицкий в тот вечер был в хорошем настроении, а потому написал:

«Это уже немного лучше, чем было, но вы по-прежнему очень мало работаете над сюжетом. И у меня складывается впечатление, что единственная ключевая идея всех ваших книг - отправить на тот свет как можно больше народу. У произведения должна быть какая-то цель, но у вас ее нет - у вас есть только желание размазать повсюду кровь. И это удручает, поскольку вы, все-таки, обладаете некоторым талантом. Но, похоже, он достался не тому человеку. Смотрите, чтобы ваши книги не уничтожили вас, как меч Черу уничтожил своего обладателя».
        И вот уже несколько месяцев Ивалди не выкладывал на своей странице даже крохотного рассказика. Несколько раз Роман, злясь на самого себя, спрашивал его - уж не бросил ли он свое творчество и не занялся ли чем-нибудь общественнополезным? Но, не получив ответа, наказал себе впредь больше не заглядывать на эту страницу и вообще забыть о существовании Ивалди. и у него это успешно получалось - до сегодняшнего дня.
        Роман раздраженно отщелкнул окурок в куст боярышника, встал и вошел в подъезд. Неторопливо поднимаясь к себе на третий этаж, он размышлял о том, что будет послезавтра, и так увлекся этим, что заметил сидящего на площадке мальчишку только тогда, когда чуть не наступил на него.
        - А ты еще чего тут расселся? - удивленно спросил Савицкий, останавливаясь перед своей дверью.
        Мальчишка вскинул светловолосую голову и внимательно посмотрел на него блестящими сине-зелеными глазами. На вид ему было от силы года четыре, одет он был неряшливо и очень легко для такого холодного дня. Тонкие бледные руки жалостно торчали из рукавов синей футболки, которая была ему велика. Одежда казалась довольно грязной, а на правой щеке малыша темнело черное пятно - то ли от сажи, то ли чего-то еще. Волосы, в которых застрял сухой стебелек травы, были всклокочены, а в углу рта подживала болячка. Он сидел на черном вязаном коврике перед дверью Романа, поджав ноги и прижимая к груди толстую тетрадь, и вид у него был такой, словно он имел полное право здесь находиться. На вопрос Романа он ничего не ответил, только крепче прижал к себе тетрадь и застенчиво улыбнулся полубеззубой улыбкой. От него исходил вполне уловимый запах немытого тела.
        - Что ты тут делаешь, спрашиваю?! - произнес Роман, повысив голос, в котором было естественное раздражение человека, который идет домой отдыхать, а не обнаруживать перед своей дверью на коврике чьих-то там детей.
        - Я тут давно, - ответил мальчишка и принялся задумчиво грызть ноготь большого пальца. Роман посмотрел на него озадаченно. Пацан вел себя как-то странно - да полно, уж не развеселая ли это шутка какой-нибудь из его бывших подружек?
        Я не хотела тебе говорить, но так сложились обстоятельства… В общем, у тебя есть сын.
        Савицкий даже поймал себя на том, что ищет соответствующую записку, приколотую к одежде ребенка, и разозлился еще больше.
        - И чего тебе надо?
        Мальчишка извлек палец изо рта и протянул Роману свою тетрадь.
        - Почитаешь мне?
        - Нет, - Роман вытащил ключи и начал отпирать дверь, пытаясь сообразить, видел ли он мальчишку прежде. Наверное, все-таки, ребенок какого-нибудь из соседей, только вот чей? Он никогда не обращал внимания на детей, и все они для него были на одно лицо. - Иди домой, понял?! Брысь отсюда!
        - Дома скучно, - сообщил мальчишка и снова принялся обрабатывать зубами ноготь. - Ну, почитай!
        - Не буду я тебе ничего читать! - вскипел Савицкий, толкая дверь. - Пусть тебе дома читают! Или иди во двор, там полно теток - может, они тебе почитают, а от меня отцепись! И уйди от моей двери!
        Лицо малыша сморщилось, и он быстро-быстро заморгал, явно намереваясь разреветься. Роман скривился, шагнул в квартиру и громко хлопнул за собой дверью. С минуту постоял в коридоре, глядя на безмолвный экран телевизора в гостиной, потом выругался, сунул в рот сигарету, повернулся и открыл входную дверь. Мальчишка все так же сиротливо сидел на коврике, но теперь повернулся к двери боком, и Роман увидел, что один локоть у него ободран, и на свежей ссадине только-только начала подсыхать кровь вперемешку с грязью.
        - Ну, и почему ты все еще здесь?!
        - А у тебя есть собака? - спросил мальчишка и шмыгнул носом.
        - Нет у меня никакой собаки! Катись отсюда, я сказал, а то спущу с лестницы! - Роман снова захлопнул дверь и зажег сигарету. Бросил ключи на тумбочку с такой силой, что от удара стоявший на ней флакон туалетной воды опрокинулся и покатился к краю. Роман поймал его и водворил на место, после чего распахнул дверь и наткнулся на выжидающий сине-зеленый взгляд.
        - Сидишь? - мрачно осведомился он. Мальчишка не ответил, с любопытством глядя на дымящуюся сигарету, подпрыгнувшую в губах Романа вместе с вопросом. Савицкий огляделся - почти беспомощно. Он не привык иметь дело с детьми. Позвонить в дверь кого-нибудь из соседей - может, подскажут, чье это чадо? Да вот только он давным-давно разругался со всеми соседями - большинство из них были женщинами более чем среднего возраста, которые занимались исключительно тем, что совали нос не в свое дело.
        - Ты чей, пацан?
        - Мамин, - логично ответили ему. - А ты чей?
        - С какого этажа, спрашиваю? Где ты живешь?
        - Там, - мальчишка махнул рукой в угол, на толстую вентиляционную трубу, и Роман, правильно истолковав направление, уточнил:
        - В соседнем доме?
        Малыш кивнул и снова принялся за ноготь, и без того уже сгрызенный почти до мяса.
        - А квартиру помнишь?
        - Четыре.
        - Замечательно! Вот и иди к себе в квартиру четыре!
        - Там закрыто.
        - Ну, а я-то тут при чем? - буркнул Роман, стряхивая пепел на площадку. - Черт возьми, перестань грызть ногти, когда с тобой говорят!
        - Ты злой, - сказал мальчишка, не сделав попытки вынуть палец изо рта.
        - Наконец-то до тебя дошло! - удовлетворенно произнес Роман и захлопнул дверь. Снял куртку, разулся, докурил сигарету в несколько затяжек и воткнул ее в пепельницу, полную вчерашних окурков. Открыл холодильник и критическим взором окинул его содержимое, пробормотав: «М-да, грустно», - после чего вернулся в коридор и остановился возле входной двери, прислушиваясь к стуку каблуков на лестнице. Он подождал, но, вопреки его надеждам, звуки шагов не замедлились на его площадке, и он не услышал ничьих голосов. С полминуты спустя сверху раздался хлопок закрывшейся двери. Роман раздраженно потер шрам на щеке и повернул ручку замка.
        - Ты тут решил навеки поселиться, что ли?
        Мальчишка вытянул губы трубочкой, словно собрался кого-то от души поцеловать, и отвернулся, глядя на пустую лестницу. Роман немного постоял молча, потом сказал:
        - Если уж тебе охота тут сидеть - на здоровье! Но уйди с тряпки - она мокрая. И вообще лучше не сиди на полу - простудишься, ясно? - он почесал затылок. - Что у тебя с рукой? Упал?
        - Валька меня толкнул, - радостно ответил мальчишка, - а потом я его толкнул, а потом пришел Русик, и я убежал. У Русика есть лазерный пистолет. А у тебя есть?
        - Нет, - в этот момент Роман почему-то подумал о Лехе Минаеве и невольно усмехнулся. - И, может, оно и к лучшему… Вот что, вставай-ка. Ты знаешь, что нельзя ходить с такой дырой в руке - можно занести инфекцию, да так, что тебе потом могут запросто оттяпать руку. Вот так - бац! - и все.

«Господи, я говорю точь в точь, как моя мать! - мысленно изумленно сказал он себе.
        - И на кой черт мне это надо?»
        - Да? - лицо мальчишки выразило недоверие, смешанное с легким испугом, и он встал, уцепившись за повисшую руку Романа, прежде чем тот успел ее отдернуть. Пальцы у него были прохладные и липкие, и с их прикосновением Роман вдруг ощутил накрывшую его с головой волну странного восторга, непередаваемого чувства уверенности, что все будет совершенно замечательно и… Но тут малыш отпустил его руку, и ощущение кончилось. Очевидно, это было всего лишь неизвестно откуда-то взявшееся умиление - и с чего бы вдруг, спрашивается?
        - Ладно, - неохотно пробормотал Савицкий, - давай, мы промоем тебе руку, замажем… но ты сразу же пойдешь домой, понял?
        - Ага, - малыш шмыгнул носом и шагнул в открытую дверь так простецки, что Роман невольно изумленно застыл на пороге. В нынешние времена доверчивость не была присуща даже детям.
        - Слушай, малый, а тебе мать не говорила, чтобы ты не подходил к незнакомым людям? И уж тем более, не заходил к ним домой?
        Мальчишка обернулся. Казалось, он искренне удивлен.
        - Но я же тебя знаю. Ты - Рома, так тебя называет дядя Миша, который часто спит за площадкой. А еще тебя называют Хамло. А еще называют Му…
        - Ограничимся «Ромой», - поспешно сказал Савицкий, закрывая дверь. - Клади свою тетрадь здесь и пойдем в ванную. Тебя-то как зовут?
        - Денис, - сообщил мальчишка и положил тетрадь на тумбочку, еле-еле дотянувшись до края. - Лозинский.
        Роман пожал плечами - фамилия ничего не могла ему сказать, поскольку он не знал ни одной фамилии здешних обитателей, кроме Мишки Желудя, и понятия не имел, кто живет в соседнем доме, да еще и в четвертой квартире. Он отвел Дениса в ванную и промыл ему ссадину, после чего отыскал в аптечке заживляющий бальзам и сделал мальчишке повязку, израсходовав весь свой более чем скудный запас бинтов. Денис, устроившийся на бортике ванны, стоически перенес процедуру и даже не поморщился, лишь то и дело принимался грызть ногти.
        - Ну, вот, - сказал Роман, - потом твоя мамаша сделает лучше. Господи, ну и воняет же от тебя… Ты хоть моешься?
        Мальчишка не ответил, с интересом разглядывая свою руку и болтая ногами, потом ткнул указательным пальцем в направлении правой щеки Савицкого.
        - Ты был на войне?
        - Нет, - Роман ссадил его с бортика ванны и вывел в коридор. - Так когда вернется твоя мамаша? Или отец?
        - Только мама, - Денис подтянул грязные джинсы. - Ее зовут Оля. Это очень важно.
        - Мне это совершенно неважно, - Роман вытащил из пачки сигарету, недовольно посмотрел на нее и спрятал обратно. - Так когда она придет?
        - А она и не уходила, - Денис прошмыгнул в кухню и уселся на стул задом наперед, жадно оглядываясь по сторонам.
        - Как не уходила? - Роман остановился перед ним, сунув руки в карманы брюк. - Ты же сказал, что у тебя закрыто.
        - Ну да, - Денис потянулся к маленькому музыкальному центру, стоявшему в нише шкафа. - Можно включить?
        - Нет, нельзя! - Роман перехватил его руку за запястье и легко хлопнул грязную ладошку о столешницу. - Так значит, твоя мать дома? Так чего ж ты мне голову морочишь?! Иди домой!
        - Там закрыто. Дома было скучно, я вышел, а дверь захлопнулась.
        - Елки, так постучи в нее! - сказал Савицкий, раздраженный бестолковостью ребенка.
        - Раз твоя мать дома, то она тебе откроет! Она же тебя не выгнала?
        Мальчишка покрутил головой.
        - Ну, так в чем дело? Или я еще и должен тебя за ручку отвести?! - вскипел Роман и все-таки закурил.
        - Она и тебе не откроет, - сообщил Денис, разглядывая прозрачные дверцы посудных шкафов. - Она занята.
        - И чем же таким она занята, что дверь открыть не может? - уже почти зло спросил Роман, открывая кран и подставляя стакан под струю воды.
        - Она висит.
        Роман вздрогнул, стукнув стаканом о край раковины, и обернулся, недоуменно глядя на мальчишку. По затылку отчего-то пробежал неприятный щекочущий холодок, и Роман невольно провел там кончиками пальцев, будто на затылке примостилось назойливое насекомое. Денис смотрел на него с откровенным интересом, точно ожидал занимательной реакции, и Роману захотелось как следует его выпороть.
        - В смысле? На телефоне, что ли? Или она у тебя спортсменка? - кто-то у него в голове облегченно вздохнул - конечно, спортсменка, вот тебе и разумное объяснение
        - подтягивается на турнике… а ты чего подумал, Савицкий? Вот чего ты подумал? - Висит на турнике, правильно?
        Денис замотал головой, и в сине-зеленых глазах Роману почудилась хитринка.
        - Нет. На люстре.
        Савицкий с грохотом поставил стакан на стол, выплюнул сигарету в раковину, схватил мальчишку за плечи и встряхнул так, что тот лязгнул зубами.
        - Малый, тебя кто надоумил меня разыгрывать?! - он встряхнул его еще раз. - Говори, или я тебя так выдеру - неделю сидеть не сможешь! Чьи это шуточки?!
        Малыш вытаращился на него во все глаза, сморщился и его рот расползся во все стороны. Он вздохнул, набирая воздух для грандиозного рева, и Роман поспешно отпустил его. Ребенок - это уже было плохо, но плачущий ребенок - это во много раз хуже.
        - Извини, ну, извини… - он неумело огладил плечи мальчишки, прижал пальцы к его мокрым губам и тут же убрал, машинально вытерев их о штанину. - Я больше не буду, но и ты не шути, понял? А теперь говори правду - где твоя мать?
        - На лю…
        - Мальчик, - Роман приложил кончик указательного пальца к его носу, - дядя Рома терпеливый до поры, до времени, но если ты будешь с дядей Ромой шутить, то дядя Рома сильно разозлится. Давай еще раз.
        - Только теперь она на полу-у-у, - проныл Денис, скосив глаза на палец Савицкого.
        - Кто на полу? Мать?
        - Лю-у-устра! А в потолке крючок… и там провода… много проводов… и она висит… и на лице волосы… - мальчишка начал размеренно икать, и Роман опустил руку, ошеломленно глядя на него. - Я хотел на улицу… но она ничего не говорит… и я ушел. С ней скучно. Зачем она туда залезла, а?
        Роман встал, схватил стакан со стола и протянул ему.
        - На, выпей-ка, - он отвернулся, и его взгляд уткнулся в трубку радиотелефона, лежащую на столе.
        Врет пацан, конечно же врет. Кто-то его подучил… сам бы вряд ли такое измыслил - слишком мал… Черт, ну и ситуация!
        - Ей, наверное, там холодно, - сказал за его спиной детский голос, потом послышалось продолжительное бульканье. - Она совсем голая.
        Роман протянул руку к телефону, выругался вполголоса и отдернул ее. Посмотрел в окно.
        Даже, если это и правда, что ты сделаешь, что?
        Я тут давно…
        Савицкий, это не твое дело!
        - Вот что… - неуверенно произнес он, - ты знаешь свой телефон?
        Ответ мальчишки был именно таким, какого он и ожидал.
        - Нет.
        - Хре… ладно, сейчас, - Роман нервно провел ладонью по лицу, - сейчас я позво… нет, сейчас мы пойдем и проверим, и если ты мне наврал…
        - Пойдем! - Денис поставил стакан и обрадовано спрыгнул со стула. - А ты мне потом почитаешь?
        - Еще как, - хмуро ответил Савицкий, быстрыми шагами идя в прихожую. Пока он завязывал шнурки ботинок, мальчишка стянул с тумбочки свою тетрадь и теперь вовсю крутил ручку нижнего замка, то открывая его, то закрывая. Роман схватил ключи и, не надевая куртку, распахнул дверь и выскочил на площадку. Денис замешкался в прихожей, разглядывая календарь с мчащимся по пустынной трассе роскошным
«феррари», и Роман выдернул его из квартиры за плечо. На почти неуловимое мгновение ему захотелось юркнуть обратно в квартиру, оставив пацана на площадке вместе с его проблемами, тетрадкой и придуманной голой мамашей, висящей на люстре, после чего он зло хлопнул дверью.
        На улице Денис сразу же начал ныть:
        - Дядя Рома, я не могу так быстро!..
        Роман чертыхнулся, подхватил его и сунул под подмышку, после чего почти побежал через двор к соседнему дому, хотя не имел ни малейшего намерения не только бежать, а и вообще туда идти. Но что-то заставляло его, может, те холодные лапки, щекотнувшие недавно его затылок. Пацан, конечно же, все выдумал, но все равно Роману было сильно не по себе. Не каждый день к тебе приходят маленькие мальчики и сообщают, что их мама висит на люстре. Он перехватил Дениса чуть пониже, чтоб его свисающие ноги не колотили его по бедру, и спросил на ходу:
        - Почему ты пришел именно к моей квартире?
        - Не знаю, - почти весело ответил малыш, явно довольный тем, что его несут. - А ты можешь бегом?

«Ремнем! - с наслаждением подумал Роман, снова перехватывая сползающего мальчишку
        - тот оказался очень легким, но ноша была непривычной и неудобной. - Со всего размаха! Чушь это все, что детей нельзя пороть!»
        - Туда, - сообщил Денис, вытягивая руку в направлении первого подъезда. - Только она тебе все равно не откроет.
        Роман ничего не ответил и влетел в подъезд, чуть не столкнувшись с выходящей полной женщиной, которая испуганно ахнула и воскликнула:
        - Да смотреть же!.. чуть не убил!.. господи!..
        Роман, не слушая ее, взбежал по лестнице, поставил мальчишку перед красно-коричневой дверью с золотистой цифрой «4» и вонзил палец в пуговку звонка, огласив гулкий подъезд громким пронзительным дребезгом, напомнившем ему старый будильник школьных годов, который сметал с постели не хуже урагана. Он звонил почти десять секунд, потом опустил руку, слушая, как последняя трель звонка затихает где-то в недрах квартиры. Трель угасла - и все, тишина - ни звука, ни движения за дверью. Роман наклонился к двери, напряженно прислушиваясь, потом, прищурившись, посмотрел в дверной глазок, мутный, словно бельмо слепца. Мальчишка рядом с ним монотонно шмыгал носом.
        - Ну, я же сказал! - победно заявил он, когда Роман отодвинулся и грохнул в дверь кулаком, а потом подергал ее туда-сюда. - Она не откроет.
        - Просто никого нет дома, - раздраженно сказал Роман - не столько ему, сколько самому себе. - Вот и все.
        Собственно, это действительно было все. Пусть изобретательный мальчишка сидит тут и ждет, а он, Роман, пойдет домой. Вообще не нужно было сюда приходить. Пацан бы и сам дошел спокойно - пройти от одного дома до другого - дело нехитрое и для четырехлетнего.
        - Она дома, - Денис посмотрел на него каким-то удивительно взрослым взглядом, и по затылку Романа отчего-то вновь заелозили холодные щекочущие лапки. У четырехлетних мальчишек не бывает, не должно быть таких взглядов. Словно ребенок, выйдя из квартиры, что-то вынес из нее в своих глазах, и это что-то…
        - Я тебе покажу, - Денис схватил его за рукав рубашки и потянул к выходу из подъезда. - Ты можешь залезть на окно. Я тебе покажу, какое. Скажешь ей, чтобы она спустилась и открыла дверь.
        Роман, мысленно ругаясь на чем свет стоит, позволил маленькой руке вывести себя из подъезда. Денис остановился и показал на второе от подъездной двери окно, забранное узорчатой облезлой решеткой и почти полностью спрятавшееся за большим кустом шиповника. Роман неуверенно оглянулся на многолюдный двор и почесал затылок.
        - Только этого не хватало!.. Ладно, подожди в подъезде.
        - Я буду тут, - Денис плюхнулся на скамейку и тут же заболтал ногами. Савицкий огляделся еще раз и перебрался через низкий заборчик. Прошел между кустиками фиалок, вспугнул кошку, блаженствовавшую под кустом шиповника, ухватился за прут решетки и подтянулся, поставив ногу на выступ. Перехватил прут повыше и забрался на железный подоконник, который тут же предательски грохотнул под его тяжестью.
        Бледно-синие шторы на окне были задернуты наполовину, оставляя для обзора пространство шириной чуть больше полуметра, и Роман, держась одной рукой за решетку, а ладонь другой ребром прижав к виску, наклонился, заглядывая в окно, для чего ему пришлось прижаться к решетке лицом. Та была очень холодной и шершавой.
        Даже блеклого пасмурного света улицы хватило, чтобы контраст в сочетании с полузакрытыми шторами сделал комнату за стеклом довольно темной, но все же Роман разглядел достаточно.
        Женщина, которую звали Оля, не была абсолютно голой. На ней были ярко-красные кружевные трусики, сползшие и лишь наполовину прикрывавшие бледные ягодицы, а на правой ноге - розовый тапочек с пушистым помпоном, который болтался, зацепившись за большой палец. Второй тапочек лежал на полу среди осколков разбитой люстры, место которой теперь занимало человеческое тело, неподвижно висевшее спиной к окну на фоне книжного шкафа. Голова женщины склонилась вперед и влево, и белый толстый провод выныривал из темно-рыжих прядей волос на затылке и тянулся к потолку, захлестнутый за удерживавший люстру крюк. Руки с полусогнутыми пальцами ровно и как-то удивительно безмятежно свисали вдоль бедер, и на правом запястье нарядно блестел золотистый браслет часов.
        Он смотрел на нее почти две секунды, которые, казалось, растянулись на годы. Взгляд не охватывал всей открывшейся ему картины, выдергивая из нее отдельные рваные моменты, как дрожащие пальцы вырывают клочки со словами из скомканного газетного листа, и, как Роман ни был ошеломлен, он успел осознать две вещи, прежде чем спрыгнуть с подоконника. Во-первых, женщина под потолком была мертва, причем случилось это не пять и не десять минут назад, и даже не полчаса.

…Я тут давно…
        Во-вторых, расстояние от пола до ног со скрюченными, сведенными судорогой пальцами было больше полуметра, и на этом полу не было ничего, похожего на отброшенный стул или еще что-то, с помощью чего женщина могла бы дотянуться до крюка, привязать петлю и надеть ее себе на шею. Вокруг было пустое пространство, и ближайшая мебель
        - пухлое пестрое кресло, стояла слишком далеко - не вскочила же она с него в петлю прицельным прыжком?!
        Тело вдруг легко качнулось, словно кто-то невидимый подтолкнул его, и начало медленно поворачиваться, продолжая слабо раскачиваться из стороны в сторону, - жуткий маятник в виде человека. Нога женщины дернулась, тапочек свалился с нее и беззвучно шлепнулся на пол, и в тот же момент Роман развернулся и спрыгнул в палисадник, еще в полете услышав женский крик.
        - Эй, ты что это там делаешь?! Ворюга! Сейчас милицию вызову!
        - Вызывай! - заорал Роман, приземлившись чуть ли не в колючий шиповник и мгновенно вскакивая на ноги. Он вылетел из палисадника - туда, где возле двери в подъезд стояла та самая женщина, с которой он недавно столкнулся. - И «скорую»! Да живее, что ты стоишь, дура! - он зло впихнул ее в подъезд. Женщина хотела было снова закричать - на этот раз от испуга, но увидев выражение лица Савицкого, развернулась и проворно засеменила по лестнице. Роман хлопнул себя по бокам - ну, конечно, куртку он оставил дома, а вместе с ней и сотовый. Он глянул на скамейку, где оставался сидеть Денис. Скамейка была пуста. Роман суматошно огляделся - нет, нигде не видать мальчишки. Ну и черт с ним, потом найдет! Он с грохотом влетел в подъезд, в два прыжка взлетел по лестнице и на третьем прыжке въехал в дверь плечом. Дверь дрогнула, но выдержала. Роман ударил еще раз. Женщина позади него скрежетала ключом в замке и испуганно-жадно спрашивала:
        - Что-то с Ольгой Матвеевной, да? Что-то с Ольгой Матвеевной?
        В тот момент, когда Савицкий примеривался к третьему нападению на упрямую дверь, из соседней квартиры выглянул сонный мужичок в тренировочных штанах и раздраженно осведомился:
        - Ты какого… здесь на… творишь?!
        - Помоги с дверью… там баба в петле… вроде жива еще…
        Мужичок изумленно вытаращил глаза, и из-за его плеча тотчас выглянуло худое женское лицо с прилипшим к нижней губе листиком петрушки и угрожающе сказало:
        - Вася, не суйся не в свое дело! Потом не оберешься…
        - Уйди! - рявкнул мужичок и подскочил к Роману. Женщина осталась стоять на пороге, глядя на них с настороженным любопытством и что-то жуя. - Давай… раз, два… три!
        Они слаженно ударили в дверь, и на этот раз замок не выдержал. Что-то кракнуло, дверь просела, и Савицкий с мужичком по инерции влетели в квартиру, сметя по дороге тумбочку, с которой с дребезгом посыпалось какое-то барахло, и в воздухе тотчас разлился густой запах жасмина. Роман, не останавливаясь, перепрыгнул через упавшую тумбочку и бегом кинулся в комнату. Он слышал, как мужичок, ругаясь, топает следом. Кто-то взвизгнул за его спиной, да так громко, что у Романа зазвенело в ушах. Мотнув головой, он подскочил к висящему телу, которое все еще чуть покачивалось, обхватил за лодыжки, чтоб приподнять, но тотчас отдернул руки и отпрянул назад, и потревоженное тело медленно закружилось, отчего свисавшие рыжие волосы мотнулись туда-сюда, и тусклый сеявшийся из окна свет заиграл на часах и золотых кольцах. Мужичок рядом с Романом шумно вздохнул, потрогал женщину за щиколотку двумя пальцами и тотчас, скривившись, вытер руку о штаны.
        - Да она уж остыла, бедная, - он перекрестился и снова вздохнул. - Жаль, хорошая была женщина… Что ж она… да еще в таком виде…
        - Кошмар какой! - дрожащим голосом осуждающе сказала худая женщина, стоявшая позади него. Ее глаза бегали вверх-вниз, жадно впитывая все подробности. - Оделась бы хоть…
        Савицкий, все еще стоявший с протянутыми руками и ошеломленно смотревший на голый живот повешенной, кожа на котором приобрела бледно-серый оттенок, краем сознания уловил в женском голосе странные нотки недоумения и вздрогнул, опуская руки, и в этот момент нежданный помощник зло, с нажимом сказал:
        - Иди домой, Катька! Иди и Райку сюда не пускай - точно ведь сейчас прискачет поглазеть!..
        Женщина что-то недовольно ответила, сзади послышалась возня, потом звук пощечины, но Роман не обернулся, сжимая и разжимая пальцы, которые все еще хранили неприятное ощущение от прикосновения к холодной, неживой плоти. Он думал о мальчишке, который сейчас возится где-то во дворе или пристает к кому-нибудь, чтоб ему почитали.

… ей, наверное, там холодно… зачем она туда залезла?..
        Да только, похоже, залезла она туда не сама.
        Безвольно свисающая рыжеволосая голова вдруг дернулась и начала медленно подниматься, тусклые пряди волос поползли вверх, открывая небольшую, чуть обвисшую грудь, казавшуюся очень холодной - словно кожу натянули на отполированные куски льда, - и шею, на которой был затянут провод. Белый штепсель, торчавший из узла, врезался в горло под подбородком, словно какой-то безумный шутник пытался включить его в женщину, словно в розетку.
        Роман, не отрывая взгляда от поднимающейся головы, качнулся назад, не в силах поверить в то, что видит. Ведь он дотрагивался до нее, она была мертва - это совершенно точно, ошибиться было невозможно… ведь не держали же женщину в морозильнике, прежде чем подвесить к потолку?!..
        Голова, поднимавшаяся медленно и плавно, вдруг снова дернулась, и Савицкий задохнулся, глядя на страшное, распухшее, синюшное лицо. вывалившийся язык казался почти черным, выпученные глаза, испещренные сеткой лопнувших сосудов, смотрели точно на Романа, и чей-то мерзкий голосишко в глубине его потрясенного сознания издевательски пропищал:
        - А ведь она тебе видит, Ромка. Что ты на это скажешь? Ивалди бы это понравилось, а?
        Язык женщины лениво, с сырым хлюпающим звуком втянулся в рот, оставив на подбородке розовую влажную полосу, она растянула губы и произнесла неожиданно нежным, почти волшебным голосом:
        - И про тебя там тоже есть.
        Не выдержав, Роман хрипло выдохнул, дернулся в сторону, налетел на Васю, и они вместе растянулись на паласе, неподалеку от кучки скомканной одежды. Савицкий тотчас вскочил, дикими глазами глядя на женщину, которая мирно висела в такой же позе, как они ее и нашли, опустив голову на грудь - и совершенно непохоже было, чтобы эта голова только что поднималась. Он моргнул, провел ладонью по лицу, с силой надавливая, точно пытался содрать с него кожу, и хрипло выругался. Тягучий назойливый запах жасмина полз из коридора, сплетаясь с запахом мочи, исходившем от темного пятна на паласе под мертвыми ногами, - тошнотворная смесь.
        - Ты чего? - удивленно спросил мужичок, поднимаясь с паласа и глядя на Романа с опаской.
        - Ты сейчас… да нет, ничего, нервы шалят, - Роман на всякий случай отступил на шаг назад. - Я не каждый день на висельников смотрю, понял?!
        - Да чего уж там, - Вася покрутил головой и подошел ближе к трупу, внимательно приглядываясь и что-то недоуменно бормоча.
        - Ты чего - решил в подробностях рассмотреть?
        - Да просто… что-то… да Ольга ли это? - он наклонился, и Роману отчаянно захотелось оттащить его назад. Он почувствовал смятение - какого черта?! Ему просто привиделось, ему весь день что-то чудится. Мертвецы есть мертвецы - и нечего от них ждать каких-то фокусов! Повесили бедную женщину - да грустно, да неприятно, но бедная женщина уже ничего не может сделать, кроме как висеть и остывать, как полагается. Так что хватит дергаться, Савицкий, у тебя теперь и без того проблем хватает. Удрать уже не получится, тебя видели, о тебе расскажут - только хуже сделаешь. Как ни крути, а с органами общаться придется, хоть этого и хочется меньше всего. Ох, пацан, и чего ж ты не сел на чей-нибудь другой коврик?!
        Да ты и сам хорош - какого черта ты его впустил?!
        - Смотри, ничего нигде не трогай, - сказал он вместо этого, и Вася посмотрел на него озадаченно.
        - Да я и не… а че такое?
        - Стул видишь на полу?
        - Нет.
        - Вот то-то и оно. Думаешь, она туда взлетела?
        - Е!.. - воскликнул мужичок и одним прыжком оказался возле Романа. - Так ее… уй, е!.. вот это я попал… - он замысловато выругался, яростно почесал голый живот и прищурился. - не, вроде Ольга… не, точно Ольга… видать, чего-то сделала с собой… Вот, что значит, внимания на людей не обращать - потом и не признаешь их.
        - Давай-ка выйдем отсюда… - сказал Роман, почти пропустив его слова мимо ушей и разворачиваясь в сторону прихожей, но в самый последний момент ухватил смысл и осведомился: - Ты о чем?
        - Ну так… Ольге-то уже за полтинник… Он хоть и молодилась, но все равно… годы-то берут свое, - Вася бросил на покойницу последний недоуменный взгляд. - И в теле была… а теперь - прямо тростиночка. Не старше тридцати выглядит.
        Роман обернулся - не без опаски, но мертвая женщина по-прежнему вела себя именно так, как ведут себя все мертвые женщины. И если выбросить из памяти ту кошмарную распухшую маску, она действительно казалась не старше тридцати. Ну тридцать пять максимум.
        - Так почем ты знаешь, что это она - ты же ей в лицо не смотрел?
        - Да она, она, - Вася удрученно махнул рукой. - Я ж ее больше двадцати лет знаю, мне и в лицо смотреть не надо. Вон, у нее на правой руке ожог выше локтя - это, она говорила, с детства еще… можешь глянуть.
        - Раз ты ее так хорошо знаешь, так может пацан ее у тебя посидит, пока тут не разберутся и не решат, чего дальше, родственникам позвонят, - предложил Роман. - Не на улице же ему торчать? Тем более…
        Вася, обходивший опрокинутую тумбочку, обернулся.
        - Какой пацан?
        - Ну как какой - сын ее, - Роман снова начал раздражаться и, почувствовав это, мысленно облегченно вздохнул - раздражение смывало прочь неприятное и постыдное ощущение от того, что он только что в усмерть перепугался. - Денис. Это же он меня сюда и притащил - мол…
        - Мужик, ты или путаешь чего, или тебя кто-то наколол, - озадаченно сказал Вася, в то же время глядя на Романа не без подозрения. - Ольга одна тут жила, и никаких детей у нее нет.

* * *
        Кухня была аккуратной, нарядной, чисто прибранной, на окне - кружевные занавесочки, на стенах бесчисленные полочки со специями, крючочки, с которых свисали кухонные принадлежности и яркие полотенчики. На подоконнике, застеленном клеенкой, выстроились горшки с цветами, стояли они и на холодильнике. Над столом мерно тикали часы, расписанные резвящимися щенками, на самом же столе, покрытом ярко-желтой скатертью, стоял овальный поднос с чайником и сахарницей, и иногда поглядывая на него, Роман почему-то отчетливо представлял, как сидела за этим столом рыжеволосая женщина и пила чай - сидела в одиночестве в своем аккуратном кухонном царстве, глядя на часы и на глуповатые щенячьи морды. Ему подумалось, что женщине этой очень не понравилось бы, что сейчас ее желтая скатерть усыпана чешуйками пепла, а рядом с подносом пристроилась маленькая салатница, заполненная окурками. Присутствие же на кухне троих мужчин в верхней одежде и обуви, которые курили вовсю, ей не понравилось бы еще больше.
        - Значит, вы утверждаете, что пришли сюда по просьбе мальчика, который представился сыном Ольги Аберман?
        - Он сказал, что его фамилия Лозинский, - Роман потер ноющий висок и рассеянно посмотрел на сидящего перед ним человека с тонкими черными усами и острой бородкой, придававшими ему вид испанского корсара, для конспирации переодевшегося черную куртку и темные джинсы. Корсар, носивший фамилию Панов, казался беспредельно добродушным, и только цепкие взглядики внимательных глаз показывали, что это далеко не так. Примостившийся же возле подоконника молодой светловолосый крепыш, неохотно представившийся старшим лейтенантом Нечаевым, был небрит и недоволен, а его глаза смотрели с таким выражением, что Роману то и дело чудились пронизывающий ветер и холодная стена за спиной. Крепыш не скрывал, что Савицкому нисколько не верит, но ограничивался лишь короткими скептическими репликами и большую часть времени занимался тем, что смотрел в окно, да постукивал пальцем по округлому пестрому листу маранты, предоставив корсару все делать самому.
        - После того, как Аберман не открыла, вы влезли на подоконник, правильно?
        - Вы случайно не из тех, кто в детстве неоднократно смотрел «Чапаева», надеясь, что уж в этот-то раз он не утонет?! - Роман вкрутил окурок в белый фаянс салатницы, прислушиваясь к доносящимся из комнаты звукам. - Я рассказываю вам это уже в десятый раз и ничего нового я вам не скажу!
        - Вы были знакомы с Аберман?
        - Нет.
        - А мальчика, которого, якобы, нашли перед своей дверью, видели раньше? - неожиданно злобно поинтересовался Нечаев, и Роман посмотрел на него холодно, потом ответил, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.
        - Может и видел. Для меня все дети на одно лицо, я уже сказал.
        - Значит, увидь вы его сейчас, то и не узнали бы?
        - Теперь уж узнал бы - я этого паршивца на всю жизнь запомнил! - Роман откинулся на табуретке, прижавшись спиной к стене. - И давайте без «якобы»! я его не выдумывал. Уж если б я хотел обставиться, то, во-первых, придумал бы что-нибудь более правдоподобное, а, во-вторых, вовсе сюда бы не пошел.
        - Погодите, никто же не утверждает, что вы лжете, - ласково сказал Панов и покосился на коллегу - почему-то насмешливо.
        - Да? Ну, значит, мне мерещится, - буркнул Роман и принялся было разглядывать лампу под потолком, но его взгляд тут же скользнул на корсара. - У этой… действительно не было детей?
        - Действительно. Одинокая женщина, вела бухгалтерию парфюмерно-косметического магазина, по отзывам соседей - хороший, безобидный человек, которого подвесили к потолку на шнуре питания от монитора собственного компьютера, - спокойным тоном произнес Нечаев, и его ярко-голубые глаза недобро блеснули. - Может, хочешь посмотреть еще раз?!
        - Погодите, Валерий Петрович, - корсар сложил пальцы домиком. - Просто, вы понимаете, Роман Андреевич, что рассказали очень странную историю? Какой-то мифический мальчик, растворившийся в воздухе. Никто его не видел. Женщина, с которой вы столкнулись у подъезда, например, никакого мальчика с вами не видела.
        - Не видела или не заметила? - Роман снова вернулся к созерцанию лампы. - Пацан был совсем мелким. Я его сам заметил не сразу, чуть не наступил на него.
        - И почему же, вы думаете, он пришел именно к вам?
        - Не знаю. Думать - это ваша забота, я рассказал все, что знаю.
        - А может, не все? Может, Роман Андреевич, - снова встрял Нечаев, - вам стоит сказать то, что вы действительно знаете - что убили вы эту Аберман, а потом вернулись сюда, потому что что-то забыли. Ключа у вас не было, поэтому вы выломали дверь, а потом придумали всю эту сказку с мальчиком!
        - Гениально! - буркнул Савицкий. - А перед этим залез на подоконник, чтобы все на меня полюбовались. Очевидно, у меня мания величия. Или может, я пытался просочиться сквозь решетку, да, елки, не вышло?! Поэтому да, придумал сказку про мальчика. И фамилия моя вовсе не Савицкий, а Оле-Лукойе!
        - Успокойтесь, Роман Андреевич, - сказал Панов психиатрическим тоном. - Может, чего-нибудь хотите? Водички? Или сигарету?
        - Я бы сейчас выкурил изысканную сигару, скрученную на голом бедре смуглой кубинки, только вряд ли у вас завалялась такая в кармане, - Роман снова потер висок, слушая приглушенные голоса за стеной, и Нечаев взглянул на него с интересом.
        - А что - сигары так делают?
        - Возможно. Хотя большинство утверждает, что это вранье.
        Нечаев удивленно дернул головой, после чего на его лице появилась досада, и он отвернулся.
        - Семченко, который помогал вам высадить дверь, сказал, что в комнате вы вели себя… странно.
        - Там труп висел. Естественно я вел себя странно, - Роман чуть прищурился, изгоняя из памяти медленно поднимающееся распухшее мертвое лицо. - У меня слабые нервы… Кстати, мужик этот тоже вел себя… немного странно. Он сказал, что женщина… вроде как и не Ольга, а потом все-таки признал. Он утверждал, что она слишком молодо выглядит, хотя на деле ей было за пятьдесят. Мне показалось, он очень удивился.
        Панов и Нечаев переглянулись, после чего корсар задумчиво постучал пальцами по столешнице.
        - По словам соседей, вы - отнюдь не добродушный человек, Роман Андреевич. Они неоднократно отмечали вашу грубость и жестокость. Поэтому опять же странно, что вы, с вашим характером, вдруг проявляете такое участие.
        - У меня было хорошее настроение, - Роман подтянул к себе пачку и вытащил сигарету. - Долго вы меня еще мариновать будете? Чтоб я еще когда-нибудь связался с чьими-то проблемами!.. елки, вот уж правду говорят о благих намерениях!.. Почему бы вам не поискать этого паршивца и не узнать, кто его ко мне послал?! Вы будете составлять какой-нибудь фоторобот?! Или мне вам изваять его из мрамора?!
        Валерий оторвался от подоконника и открыл было рот, но тут в кухню заглянул плешивый толстячок в светлом плаще, который был ему явно мал, и поманил Панова согнутым указательным пальцем. Тот, в свою очередь, кивнул Нечаеву, Валерий бросил на Роман взгляд, похожий на шлепок грязи, и вышел, слыша, как позади Панов дружелюбно спрашивает, чем Роман занимался в течение дня. Он остановился на пороге комнаты и хмуро посмотрел на лежащее на полу тело.
        - Надеюсь, Сергеич, ты позвал меня, чтобы сообщить радостную новость - это самоубийство.
        - Ну, если предположить возможность того, что она завязала у себя на шее провод, а потом подпрыгнула и прицепила его к потолку, то да, - толстячок подмигнул ему. - Но вряд ли эта дама была настолько проворна, так что увы, Валера… Сначала в два оборота затянули на шее, потом подняли туда, - он кивнул на потолок. - Даже видимость самоубийства не пытались создать, а ведь шнур достаточно длинный, чтобы соорудить из него такую петлю, чтоб голова пролезла.
        - Что еще приятного скажешь? Когда ее?…
        - Ну, - Сергеич поерошил остатки волос на затылке и ухмыльнулся, - между десятью пятнадцатью и десять двадцатью.
        - Смешно. А если серьезно?
        - А если серьезно, то пока могу сказать, что часа три-семь назад, где-то так. Диагноз - механическая асфиксия, подробности потом.
        - В общем, тетеньку удавили, - подытожил Валерий и поджал губы. - Во не повезло!
        - Ей или тебе?
        - Обоим, - Валерий оглянулся в сторону кухни, нахмурился и спросил: - Как думаешь, Сергеич, сколько ей лет?
        Толстячок удивился.
        - Вы разве не…
        - Нет, ну вот на твой взгляд.
        - Ты ж знаешь, что бывают всякие… Ну, лет тридцать, может, немного старше.
        - Пятьдесят четыре.
        - А вы уверены, что это именно она? - тут же усомнился Сергеич. - Телосложение не спортивное, мышцы вялые… Разве что какая-то особая диета или операция… но при операции… А вообще, чего только не бывает. У одних тело стареет быстрее, чем лицо, у других наоборот. Если бы… да вот только по ее лицу ничего теперь не поймешь. Ну что, можно забирать?
        Валерий кивнул и подошел к высокому человеку, который задумчиво разглядывал примыкавшую к окну стену, оклеенную бледно голубыми обоями. Прямо посередине на обоях зеленым была нарисована большая римская III с жирной смазанной точкой, похожей на раздавленную муху.
        - Надеюсь, это просто такой дизайн? - поинтересовался он. - Может, она сама это нарисовала, для красоты?
        Человек пожал плечами.
        - И я надеюсь. Меня вот другое удивляет. Я осмотрел дверь, которую вынесли эти два клоуна. Она не была захлопнута. Она была заперта, и замок стоял на фиксаторе. Снаружи этого не сделать.
        - Он мог перескочить от удара.
        - Не в замке такого типа. И цепочка выдрана - значит, она была наброшена.
        - Может, это сделал кто-то из них, когда они вошли. Чтобы…
        - Нет. Свидетели говорят, что они сразу же кинулись в комнату, без задержек. А когда вышли, никто из них возле двери не останавливался и никаких манипуляций не проделывал.
        - Может, свидетели врут.
        - Там к тому времени весь подъезд столпился, - человек хмыкнул. - Что это, по-твоему, соседский заговор какой-то?! И цепочка выдрана, Валера. Понял?
        - А решетки…
        - Я проверил.
        - Ты хочешь сказать, что отсюда никто не выходил?
        - Нет, кто-то отсюда, разумеется, вышел, но я пока не знаю, как. Покойная хозяйка ведь не могла запереть дверь, а потом залезть обратно в петлю, правда?
        - А жаль, - искренне сказал Нечаев, пристально глядя на зеленую цифру.
        Роман, привалившийся спиной к стене, слышал практически все.
        Услышанное нисколько не улучшило его настроения.

* * *
        В конце концов, его отпустили, пообещав, однако, скорую встречу для «уточнения и дополнения». Выяснилось, что в восемь утра Аберман, еще живая и здоровая, общалась по телефону со своей подругой, и этот разговор никоим образом не походил на заранее записанный на пленку. Роман же с восьми часов уже пребывал в обществе Анатолия Чернова, что тот и подтвердил - вначале по телефону, а потом почти сразу же явившись лично и устроив на лестничной площадке грандиозный скандал. В результате Савицкому пришлось самому утихомиривать разбушевавшегося приятеля, и, когда они уже покидали подъезд, оба отечественных детектива, казалось, были только рады от них избавиться, хотя на лице Нечаева читалось явное огорчение. В принципе, Роман его понимал, хоть и испытывал большое желание многократно выбросить крепыша в закрытое окно.
        - Угораздило же тебя! - сказал Анатолий уже на улице. - Но знаешь, я беру назад свои слова насчет твоего характера. Сегодня тебе с ним крупно повезло. С того момента, как мы расстались, проследить твой маршрут не составляет никакого труда - вплоть до того, во сколько, детально в минутах, ты проходил там или там. Ума не приложу, как ты ухитряешься за один день разругаться с таким количеством человек!
        Роман не ответил. Сжимая в пальцах позабытую сигарету, дотлевшую почти до фильтра, он неотрывно смотрел на дом. Зарешеченное окно на первом этаже притягивало его взгляд, словно магнит. Убитую давно увезли, но ему все чудилось, что она по-прежнему там, и все так же висит на ее ноге розовый тапочек, зацепившись за окоченевший большой палец, а мутные с кровавой сеткой глаза внимательно смотрят сквозь шторы - смотрят прямо на него, словно пытаясь что-то объяснить.
        - Ромка?..
        Он вздрогнул и уронил сигарету, ожегшую ему пальцы. Перевел взгляд на подъезд, перед которым по-прежнему толпились чуть ли не все обитатели двора, многие из которых то и дело поглядывали в его сторону, потом повернулся и как-то сонно направился в сторону площадки.
        - Может, пойдем куда-нибудь, посидим? - предложил Анатолий, хмуро плетясь в кильватере. Роман остановился возле пустых качелей и снова оглянулся на дом. - Ромк, ты меня слышишь? Пошли, а? Такое увидеть - это ж…
        - Толь, перестань ты квохтать, я ж не истеричная гимназистка! - буркнул Савицкий, закуривая новую сигарету. - Мне и раньше доводилось покойников видеть. К тому же, я ее и не знал вовсе.
        - Тогда чего ты…
        - Что-то не так было в этой бабе, - Роман толкнул качели, и они заколыхались вперед-назад с громким скрипом. - Что-то в ней было не то, только я еще не понял.
        Толь, как ты думаешь, если покойники шевелятся и говорят с тобой - это нормально, или стоит озаботиться своим душевным здоровьем?
        Я ничего не видел! Ничего не было!

…Там и про тебя тоже есть…
        И все же, если с разумным негодованием вымести из памяти медленно поднимающееся жуткое лицо, с женщиной действительно было что-то не так. И когда он думал об этом, перед его глазами отчего-то вставали вначале аккуратная нарядная кухня, а следом - ярко-красные кружевные трусики, будто что-то связывало эти две вещи. Но что?
        - Да там все было не так, насколько я успел понять, - рассудительно заметил Чернов. - Но вот чего ты туда полез, так и не понял. Чего ментов не дождался?
        - Она дернула ногой, - сказал Роман, наблюдая, как из подъезда вышла группа мужчин и остановилась между служебным «газиком» и красной «восьмеркой». - Я решил, что она живая.
        - Наверное, посмертные мышечные сокращения. Я про такое слышал.
        - Я тоже, - Роман мрачно посмотрел на него. - Но это сейчас здорово рассуждать, а тогда мне что надо было делать? Постучать в окошко и спросить: «Скажите, пожалуйста, это у вас посмертные мышечные сокращения или агония?» Я тебе единственное, что могу сказать, - вот теперь пусть хоть с десяток теток развесят на березе перед моим окном - я даже форточку не открою!
        - Пошли! - решительно сказал Анатолий, подталкивая его к выходу из двора, где на углу стоял его «Крайслер». - Менты с тебя прямо глаз не сводят. Лучше не нервируй их своим присутствием.
        - Чую я, что они на меня еще насмотрятся, - пробормотал Савицкий, неохотно подчиняясь. - Ну, ничего, найду этого щенка - шкуру с него спущу! Так подставить!
        - Ты сам подставился, - Анатолий зазвенел ключами и оглянулся на милицейскую машину. - И, все-таки, странно, что никто, кроме тебя, этого пацана не видел.
        Роман резко остановился.
        - Уж не хочешь ли и ты спросить: «А был ли мальчик?» Думаешь, из-за твоего предложения у меня на радостях начались видения?!
        - Я просто сказал, что это странно. Что ты сразу…
        - Его видел я - этого вполне достаточно. Черт, я этому паршивцу даже руку перевязал!.. Хотел бы я знать, кто его ко мне подослал. Сам бы он до этого не додумался. Денис Лозинский… фальшивка, конечно же!..
        - Садись, - Анатолий открыл дверцу машины. Роман плюхнулся на сиденье, подождал, пока приятель заведет двигатель, и с неожиданной усталостью сказал:
        - Если ты собираешься все отменить насчет послезавтра, то я, в принципе, пойму. Во всяком случае, попытаюсь.
        - Хорошо. Не приходи послезавтра… в девять. В десять приходи, а то у меня кой-какие дела нарисовались, - Анатолий подмигнул ему. Роман усмехнулся и откинулся на спинку кресла, прикрыв веки, но под ними тотчас, как назло, возникло видение распухшего языка, медленно втягивающегося в рот мертвеца, и, вздрогнув, он выпрямился и уставился в окно. Вид проплывающего мимо красно-коричневого торца дома немного успокоил, но все равно то и дело чудился в голове чей-то издевательский хохоток.
        Испугался? Испугался?
        А ведь ему всегда казалось, что у него крепкие нервы. Уж не будет ли следствием сегодняшнего то, что он начнет подскакивать по ночам с воплями и жалобно лепетать:
«Мама»?! Будь мать жива, она бы, наверное, его высмеяла. Мать Романа была женщиной жесткой и язвительной, а травмы признавала только физического характера, считая все нервные потрясения и страхи сплошным притворством, которые нужно безжалостно искоренять и ни в коем случае не потакать им. «В этих случаях ремень практичней, чем сюсюканье!» - то и дело говорила мать, и Роман не раз удивлялся тому, что она не родилась мужчиной. Его отец тоже не раз этому удивлялся, а через шесть лет совместной жизни удивился настолько, что ушел к другой женщине, с которой и жил в мире и согласии, пока в девяносто девятом инсульт не свел его в могилу. Мать пережила его на шесть месяцев, погибнув в одной из самых страшных аварий за историю Аркудинска, когда в пассажирский автобус врезался грузовик с лесоматериалами, и Роман до сих пор бессознательно обходил улицу, где это произошло.
        Уже на выезде из «рукава» Анатолий притормозил возле ларька, в приоткрытой двери которого курила скучающая продавщица, разглядывая прохожих и отпихивая ногой толстого кота, пытавшегося прошмыгнуть внутрь.
        - Сигареты забыл, - сказал он, открывая дверцу. - Сейчас.
        Роман рассеянно кивнул, глядя на дорогу сквозь ветровое стекло. И вдруг подобрался, словно пес, учуявший потерянный след.

«Рукав», огибавший ларек, выходил на сквозную дорогу, которая, в свою очередь, протянувшись метров на двадцать пять, вливалась в трассу, где катил поток машин. Старые березы, росшие вдоль тротуара, закрывали ее, но в просвет между двумя деревьями Савицкому хорошо был виден пешеходный переход, у которого, дожидаясь разрешающего сигнала светофора, стояли несколько человек. И одним из них был мужчина в короткой темно-зеленой куртке и спортивных штанах. Его голова была повернута в профиль - обычный, ничем не примечательный человек лет сорока, которого Роман никогда не видел прежде. Он и сейчас не обратил бы на него внимания, если бы мужчина не держал за руку ребенка - светловолосого малыша в потертых джинсах и синей футболке, которая была ему слишком велика. Малыш неотрывно смотрел на человека, и даже с такого расстояния Роману было видно, что он улыбается во весь рот. На его руке, чуть выше локтя, белела свежая повязка.
        - Ах ты, черт! - зло и вместе с тем обрадовано воскликнул Роман, распахнул дверцу, выскочил из «вояджера» и кинулся к трассе, слыша за спиной шум едущей машины. Чей-то голос выкрикнул его фамилию, но он не обратил на это внимания.
        Он не стал окликать мужчину и уж тем более мальчишку - ни к чему, еще спугнет. Вот догонит - и тогда…
        На светофоре вспыхнул разрешающий сигнал, и мужчина в зеленой куртке двинулся вперед. Роману показалось, что он идет как-то сонно, и не столько он ведет мальчишку, сколько тот ведет его - почти тащит за собой. И едва он подумал об этом, уже вылетая на тротуар, как малыш обернулся и посмотрел точно на него.
        Конечно же, это был Денис - Савицкий не ошибся.
        Мальчишка улыбался - улыбался ему, и в его улыбке не было ни страха перед грядущей расправой, ни издевки - ничего - теплая, дружеская полубеззубая улыбка, которая при других обстоятельствах могла бы и умилить. Роман невольно притормозил, ошеломленно глядя на негодника, и тот на ходу помахал ему рукой - приветливый жест, как будто они знали друг друга давным-давно. Потом он отвернулся и вдруг остановился, и его спутник в зеленой куртке остановился тоже, так ни разу и не обернувшись.
        Роман смотрел на них секунду. Может быть, немного меньше - позже ему казалось, что с того момента, как мальчик и мужчина застыли на дороге, времени вообще не было. Может, какой-то клочок, который нельзя уловить ни взглядом, ни сознанием. Только что они стояли на дороге, а теперь вместо них был серебристый «опель-караван», вылетевший из потока машин и смахнувший две человеческие фигуры небрежно, как рука смахивает крошки со стола. Где-то над крышей «каравана» мелькнуло, кувыркаясь, зеленое пятно, и только потом Роман услышал грохот, дребезг бьющегося стекла и отчаянный визг тормозов. С тротуара всколыхнулся крик ужаса, в который вплелся вой клаксона, похожий на чей-то предсмертный вопль… а может, это и был вопль - Роман так и не успел этого понять. «Опель» развернуло и боком вынесло на встречную, где он с лязгом впечатался багажником в левое крыло потрепанной «тойоты» и застыл, методично мигая габаритными огнями.
        Роман сделал шаг вперед и остановился, глядя на дорогу, где лежал мужчина в зеленой куртке, сейчас похожий на изломанную окровавленную куклу, брошенную на асфальт каким-то малолетним озорником. Он шагнул не потому, что хотел подойти поближе, - ему просто потребовалось сделать какое-то движение. Ему казалось, что если он останется стоять на месте, что-то внутри него, дрожащее и натянутое до предела, порвется, и он тоже закричит - но не от ужаса, и это было намного хуже. Кто-то пробежал мимо него, еще кто-то, несколько человек, среди которых он узнал Нечаева, склонились над телом, загораживая его, но Савицкий и без того увидел уже достаточно. Человек на дороге был мертв - вероятней всего с того самого момента, как в него врезался бампер «каравана», и о крышу ударялось уже мертвое тело. Он лежал, немыслимо перекрутившись в талии, так что его верхняя часть с раскинутыми руками прижималась спиной к асфальту, а нижняя почти упиралась в него коленями. В пыли медленно и сонно расползались темные ручейки, затекая в выбоины асфальта и изгибаясь между выступами.
        Кто-то кричал - страшный вибрирующий вопль, перемежавшийся судорожными всхлипываниями. Роман взгляну на «опель» - вопль доносился оттуда, и за покрытым густой паутиной трещин и красными разводами ветровым стеклом металась и корчилась темная фигура. Он отвернулся и снова посмотрел на дорогу, потом огляделся по сторонам, пытаясь осознать случившееся. Мысли тяжело ворочались в мозгу, словно в густой трясине.
        Взбесившийся «караван» на его глазах сбил двоих человек, но на дороге лежал только один. Это было невозможно.
        Роман подошел к бордюру, глядя туда, где возле погибшего толпились люди, потом посмотрел наверх, на провода, словно мальчишку ударом могло зашвырнуть туда. Разумеется, там ничего не было. И нигде ничего не было - ни малейших следов того, кто назвал себя Денисом Лозинским. Ни тела, ни обрывка, ни лоскутка - ничего.
        Но машина сбила двоих.
        Где же второй?
        Роман поймал себя на том, что ищет мальчишку среди толпящихся людей. Это было нелепо. После такого удара ребенок просто не мог…
        Тогда где же он?!
        Внезапно он понял, что видел, как «опель» сбил Дениса, но с того самого момента, как бампер смел его с дороги, он его больше не видел, словно удар был настолько силен, что мальчишка превратился в пыль.
        Роман в несколько прыжков оказался возле искалеченного «каравана» присел на корточки и заглянул под днище, почти уверенный, что увидит зацепившееся за ось тело ребенка. Но там было пусто.
        - Какого хрена ты делаешь?! - раздался над ним злой окрик. Роман выпрямился и молча холодно взглянул в искаженное бешенством лицо Нечаева. Женщина в «караване» продолжала кричать, но уже тише, и рыдания теперь раздавались все чаще и чаще. Он повернулся и увидел, как какой-то человек открывает дверцу и помогает ей выйти. Женщину шатало, из глубокого пореза на лбу текла кровь, заливая лицо и кокетливую белую курточку. Цепляясь за плечо человека скрюченными пальцами, она что-то пробормотала про тормоза, потом снова начала кричать. Роман, отвернувшись, шагнул было в сторону тротуара, но Валерий схватил его за плечо.
        - Я тебе вопрос задал, Савицкий! Что ты сейчас делал?! И почему ты выскочил из машины и рванул сюда?! Я видел! Мы прямо за вами ехали… Знал, что это произойдет, а?! знал?!
        - Поумерь фантазию, детектив! - Роман сжал пальцы на запястье Валерия и резко сдернул его руку со своего плеча, отчего где-то в шве рубашки жалобно вздохнули нитки. - Я не господь бог! Откуда мне было знать?! Может, еще скажешь, что и этого беднягу я укокошил?!
        - Почему ты побежал?! - упрямо повторил Нечаев, дергая желваками и свирепо раздувая ноздри.
        - Мне показалось, что я увидел того пацана. Но я ошибся.
        - Пацана, как же! Сказки мне не рассказывай! Ты…
        - Что я?!
        Нечаев, сжав зубы, чуть прикрыл веки, после чего произнес - уже спокойным тоном:
        - Мы еще с тобой поговорим. И ты… - он замолчал, раздраженно глядя на подошедшего Панова, который покачал головой, потом, приподняв брови, сказал:
        - Роман Андреевич, здесь и без вас народу хватает, так что шли бы вы отсюда. Вы сегодня, прямо, вестник смерти, просто.
        - А, идите вы оба! - зло бросил Савицкий, развернулся и пошел прочь. Уже идя по тротуару, он развернулся и в последний раз взглянул на серебристый «опель», габаритные огни которого все так же ритмично мигали. Отчего-то в голову пришла неуместная, казалось бы, сейчас мысль - как женщина может ездить на такой грязной машине? Серебристый бок «каравана» был настолько пыльным, что на нем можно было рисовать, и какой-то шутник уже изобразил пальцем на водительской дверце большую римскую «IV». А могли бы нарисовать и кое-что похуже. Или написать.
        Впрочем, сейчас это не имело абсолютно никакого значения.

* * *
        Он вышел из дома только поздним вечером. Он не вышел бы вовсе, но за час до того проснулся и понял, что уже не заснет - ни в ближайшее время, ни этой ночью. Удивительно, что ему вообще удалось хоть немного поспать. Еще более удивительным было то, что ему ничего не снилось. Совершенно ничего - сплошная серость, вплоть до того момента, когда она открыл глаза и уставился на большой матовый встроенный в потолок светильник, призрачно белеющий в темноте. «Хорошо, хоть ремонт успел сделать» - отчего-то подумал Роман, и следом тут же выпрыгнула сердитая мысль:
«Нашел, о чем сейчас думать!»
        Он пошарил по стене в поисках выключателя, но не нашел, и встал впотьмах, угодив одной ногой в тапочек, а другой - в оставленную на полу пепельницу, и та с грохотом откатилась в сторону. Роман чертыхнулся, отряхнул босую ногу от прилипших к ней окурков, повалился обратно на кровать, и его ладонь снова заелозила по стене. На то, чтобы его пальцы наткнулись, наконец, на кнопку, ему понадобилась почти минута. Раньше такого не было никогда. Свет плеснулся с потолка безжалостной волной, и Роман прищурился, потом прикрыл глаза еще и рукой. Он специально сделал так, чтобы верхний свет включался непосредственно возле кровати - это помогало быстрее просыпаться в экстренных случаях, а ночника не держал вовсе. Но сейчас Савицкий даже пожалел об этом. Свет был слишком ярок и резал глаза так, будто он целые сутки провел в густом мраке.
        Он хмуро посмотрел на груду окурков на паркете, выругался, перекатился на другую сторону кровати, встал и пошел в ванную хромающей походкой, упирая черно-серую от пепла ногу в пол лишь большим пальцем, чтобы не испачкать. В ванной Роман открыл кран и перекинул было ногу через бортик, но, передумав, переключил воду на душ и, сбросив одежду, забрался под теплые тугие струи. Провел ладонями по намокающим волосам, с силой надавливая, и некоторое время стоял, свесив руки вдоль бедер и невидящими глазами глядя в стену, выложенную новеньким светло-серым кафелем. Вода хлестала его по лицу. Со стороны могло показаться, что человек под душем уснул, забыв лечь и закрыть глаза.
        Выключив воду, Роман докрасна растерся полотенцем, вылез из ванны и задумчиво пошевелил пальцами босых ног. Почесал старый шрам на боку, потом подошел к зеркалу, уже затянутому густой дымкой, резко провел по нему рукой, и зеркало скрипнуло под ладонью - тонкий противный звук. Из-под ладони в неровной серебристой полосе выглянуло на мгновение мокрое лицо, заросшее темной щетиной, и тут же вновь заволоклось дымкой, но этого мгновения было достаточно, чтобы Роман успел увидеть свои глаза. Их выражение ему крайне не понравилось. Ему почудилось в них нечто жалобное и даже слегка беспомощное. Он не припоминал, чтобы зеркала, в которые он смотрелся, когда-нибудь отражали что-то подобное.
        Может, он действительно болен?
        Ладно, черт с ним, с мертвецом - ему действительно могло что-то померещиться. Два последних дня до этого он пил со страшной силой и почти не спал - вот вам и последствия. К тому же, Роман действительно не каждый день видел мертвецов, да еще и в таком неприглядном виде. Последний раз он видел покойника почти год назад - это был студент, утонувший в Аркудово по пьяни и проведший в воде несколько дней, пока какой-то лодочник не зацепил его случайно якорной лапой. Зрелище было не ахти, но, по сравнению с бедной Ольгой, студентик выглядел чуть ли не херувимчиком. Могло привидеться… стыдно это признавать, но могло.
        А вот мальчишка ему никак не мерещился. Он был на самом деле. Он был настолько реален, что Савицкий до сих пор ощущал прикосновение к своей ладони его прохладных липких пальцев, чувствовал его теплую тяжесть на своих руках и отлично помнил звук его голоса. Мальчишка был - и в его квартире, и на бортике его ванны, и на скамейке под окном Аберман. И он был на дороге - именно он улыбался Роману и махал ему, именно он так доверчиво держал за руку мужчину в зеленой куртке за доли секунды до того, как их обоих сбил «караван».
        Вот только куда он делся потом?
        Роман пошарил на полке под зеркалом, вытащил пачку сигарет и зажигалку, которые были разбросаны по всему дому, и закурил, глядя на мутное зеркало и удрученно качая головой. Он думал о том, что все, что случилось сегодня, было неспроста. Это не было импровизацией судьбы, которая, большая шутница, частенько тяготела к черному юмору. Это не было случайным стечением обстоятельств. Роман не верил ни в то, ни в другое, в ходе жизни не раз убеждаясь, что все происходящее имеет свою подоплеку, свои движущие силы и свои последствия, которые, в свою очередь, тоже становятся причиной какого-то события. И отнюдь неспроста он сегодня оказался на месте одной смерти и спустя несколько часов стал свидетелем другой.
        Его туда привели.
        Не будь мальчишки на его придверном коврике, Роман не пошел бы в соседний дом и уж точно не стал бы заглядывать в окно. А не увидь он того же мальчишку на переходе, не кинулся бы за ним следом… Но если в первом случае было убийство, то вторая смерть вряд ли была запланирована. Либо женщина, сидевшая за рулем «опеля», была сумасшедшей.
        В сущности, они все сумасшедшие.
        Но не настолько ведь, чтобы намеренно давить кого-то средь бела дня на одной из трасс, с которой не удерешь просто так. Да она и не пыталась удрать.
        И мальчишка - почему в обоих случаях этот мальчишка?
        Роман вышел из ванной, даже не обматываясь полотенцем - чего стесняться в собственной квартире? - вернулся в спальню и уже там надел легкий халат в мелкую изящную клетку. Савицкий любил клетчатые вещи, и в его шкафу была целая коллекция рубашек самых разнообразных расцветок, украшенных непременными перпендикулярно пересекающимися полосками. Он не знал, чем вызвана эта привязанность. Многие привязанности не имеют совершенно никакой причины.
        В отличие от событий, у которых причины есть всегда.
        Роман собрал окурки и выбросил их в мусорное ведро. После чего тщательно вытер пол. Если большинство вещей в его квартире лежали в уютном беспорядке, и горизонтальные поверхности мебели частенько укрывались слоем пыли, то паркет Роман держал в чистоте. А иногда, когда в голову приходила какая-нибудь идея, он использовал пол вместо письменного стола, ложась на живот, раскладывая вокруг бумаги и ставя поблизости бутылку пива. Письменный стол был хорош для технических отработок и тщательных продумываний, но для творческого полета мысли он никуда не годился.
        Перейдя в другую комнату, Роман включил компьютер и отошел к окну. Осторожно отвел ладонью штору, выглядывая во двор, и тут же осознал, что ведет себя так, будто сидит в укрытии, а там, где-то в ночи, бродят выслеживающие его охотники. Он зло дернул штору, открывая ее полностью, наверху что-то жалобно щелкнуло, и штора повисла косо, слетев с двух клипс. Роман ругнулся, но поправлять ее не стал и прижался лбом к прохладному стеклу.
        Он увидел все тот же двор, что и много лет назад - с тех пор, как выглядывал в окно совсем еще мальчишкой. Только березы сильно разрослись, их стволы стали толще, а крона - гуще, и даже в темноте виделась весенняя нежность и беззащитность молодых листьев. Все теми же были красно-коричневые дома, побитые временем, все так же стояли возле площадки машины, и все так же на скамейках и на широком парапете между площадкой и группкой гаражей собирались стайки молодежи, и оттуда раздавались крики, взрывы хохота и грохот музыки. Изменились марки машин, и у людей, которые ходили внизу, были уже другие лица, и других собак выводили на прогулку - да, это все стало иным, но в общем и целом не изменилось ничего. До сегодняшнего дня. Теперь соседний дом стал другим, и в особенности другим казалось темное мертвое окно на первом этаже. Двор часто посещала смерть - она приходила к старикам вместе с болезнями, она приходила к алкоголикам под звон бутылок, пьяные крики, а порой и во взблеске кухонного ножа, как-то она заглянула к одному из соседей Савицкого вместе с хрустом сломавшихся балконных перил, а в одну из
семей пришла вместе с руганью и замахом молотка. Однажды таким же прохладным весенним вечером она под плеск воды присела на бортик ванны, в которой тринадцатилетняя девчушка на почве несчастной любви и беспредельного максимализма вскрыла себе вены, а в девяностых ее приход в один из соседних домов был самым громким - под звук взрыва взлетевшего на воздух «вольво», и на стволе ближайшей к углу дома берез до сих пор виден темный след от ожога и кривые рубцы от осколков. Роман знал обо всем этом, но до сих пор был лишь далеким сторонним наблюдателем. Теперь все было иначе, и может быть, поэтому, чем дольше он смотрел в темное окно, тем темнее оно ему казалось.
        Роман отошел от окна, сел за компьютер и некоторое время, уперев щеки в ладони, бездумно смотрел на заставку рабочего стола - фотографию вырезанного в толще песчаника храма Хазнет Фируан, где когда-то хранилась казна легендарно пещерного города Петры. Фотография была сделана так, что храм казался нежного оранжево-розоватого, рассветного цвета, он казался входом в сказку, в легенду, во что-то неземное и бесконечно прекрасное. Савицкий считал его одним из красивейших творений архитектуры, когда-либо создававшимися за историю этого мира, и надеялся, что когда-нибудь ему доведется съездить в Иорданию и увидеть Хазнет Фируан своими глазами. Но сегодня эта мечта казалась ему невыполнимей, чем когда-либо, она даже казалась чужой, как и лежавшие на столе и висевшие вокруг него на стенах рисунки чудесных домов и величественных дворцов, которые никогда не будут построены. Не потому, конечно, что он впустил в свою квартиру маленького мальчика со ссадиной на руке. И уж вовсе не потому, что он больше не работает в «Фениксе». Просто все… просто все это было нереально.
        Он сердито убрал с экрана заставку, вызвал телефонный справочник Аркудинска, ввел фамилию «Лозинский» и нажал на поиск. Через несколько секунд компьютер сообщил, что на данный момент среди аркудинских абонентов не зарегистрировано ни одного Лозинского. Вероятней всего, Денис Лозинский действительно на самом деле был кем-то другим. Или - очень-очень маленькое «или» - у семьи Лозинского нет городского телефона.
        В любом случае, найти мальчишку представлялось делом совершенно невозможным - разве что, если он опять на него случайно наткнется. Не ходить же ему круглые сутки по городу и заглядывать в лица всем мальчишкам подряд? Но Дениса или кто бы он там ни был, лучше бы найти. Потому что только этот Денис знает, в чем тут соль, и только он может снять с Романа все подозрения. Он не сомневался, что подозрений у Нечаева и Панова на его счет осталось с горкой - иначе, почему они не только не предложили составить фоторобот мальчишки, но даже не особо интересовались описанием его внешности? Не верят… Тогда почему отпустили? Только из-за подтвержденного алиби и выдранной цепочки? Да ладно, все равно прицепятся. Особенно Нечаев - тому дай волю - самолично бы к стенке поставил. И чего он на него так взъелся?
        Но мальчишка… этот мальчишка…
        Среди груды бумаг на столе Роман отыскал чистый листок, взял карандаш и принялся покрывать лист быстрыми короткими черными штрихами, которые постепенно, словно как-то сами собой сложились в лицо - худенькое детское лицо с всклокоченными волосами, пятном на левой щеке, болячкой в углу рта и смешной полубеззубой улыбкой. Подумав, Савицкий добавил теней у крыльев носа, поправил очертания губ и чуть сильнее изогнул левую бровь, потом немного темнее сделал глаза. Теперь сходство было безупречным - с рисунка на него смотрел тот самый мальчишка, которому он перевязывал руку и который так по-детски болтал ногами, сидя на бортике ванны. Но вместе с этими штрихами, приблизившими рисунок к натуре, из детского лица почему-то почти исчезли жалобность и то умилительно-забавное, что присуще большинству лиц маленьких детей, зато в нем проступило что-то хитроватое, почти по-взрослому осознанное, и в изгибе улыбающихся губ чудилось нечто лисье. От этого мальчик не казался старше, но он больше и не казался потерянным и несчастным, каким его помнил Роман. Скорее наоборот. Он был доволен. Очень доволен.
        - Тьфу, черт! - буркнул Роман и отпихнул рисунок подальше, в который раз убедившись, что рисовать дома намного интересней и проще, чем людей. Он бросил карандаш на столешницу и потянулся на стуле, сцепив пальцы на затылке. Один из тапочек свалился с его ноги и мягко шлепнулся на пол. Роман вздрогнул, и на него вдруг со всех сторон накатил густой запах жасмина - приторный, удушающий, словно чьи-то мягкие плюшевые лапы, деликатно, но настойчиво хватающие за горло, залепляющие рот, нос, тянущие куда-то в вязкую жасминовую топь. Задохнувшись, он вскочил, морщась, быстро прошел в другую комнату, включил свет, распахнул стеклянные дверцы полукруглого шкафчика и вытащил бутылку виски. Посмотрел бутылку на свет, отвинтил крышку и заглянул в бутылку одним глазом, после чего, ругнувшись, уронил бутылку на паркет, и она гулко покатилась к дивану. Савицкий извлек из шкафчика бутылку коньяка, потом другую. В конце концов он выудил на свет все стоявшие в шкафчике бутылки и убедился, что они совершенно и безнадежно пусты. Лишь в одной почти на самом донышке плескалось чуток дагестанского коньяка, и Роман
проглотил его одним махом. Раздраженно пнул ногой валяющиеся на полу бутылки, вызвав жалобный стеклянный перезвон, потом собрал их все и, держа за горлышки, отнес в кухню, где свалил в мусорное ведро. Распахнул холодильник и тут же захлопнул его - там на полке лишь сиротливо стояла бутылка пива - водичка, которой жасминово-смертной акварели никак не смыть. Прищурившись, Роман внезапно снова, как наяву, увидел, как кувыркается над крышей «каравана» темно-зеленое пятно, в котором никак невозможно было угадать человека, и вернулся в спальню почти бегом, мысленно ругая себя за то, что умудрился так раскиснуть. Быстро оделся, посмотрел на рисунок и, сложив его, сунул в карман куртки «на всякий случай». Хотя более чем вероятно, никакого случая не будет.
        Открыв дверь, Роман первым делом посмотрел на пустой коврик, слегка сдвинутый в сторону. Разумеется, перед дверью никого не было, хотя он почему-то был почти уверен, что на него сразу же жалобно посмотрят знакомые сине-зеленые глаза.

…Почитаешь мне?
        Роман торопливо пересек двор, сунув руки в карманы куртки и старательно не смотря на соседний дом. Почти все окна вокруг были темны, но в этой темноте ему чудились любопытствующе-подозревающие соседские взгляды - прямо какая-то мания! Он подумал, что идет слишком уж торопливо - словно спасается бегством - и слегка замедлил шаг.
        Светофор на злополучном переходе монотонно мигал оранжевым глазом. Роман остановился и закурил, задумчиво оглядываясь. О происшедшем на дороге напоминали лишь стеклянные осколки, да пятно крови на асфальте, в редком свете фонарей кажущееся черным и похожее на раздавленного осьминога. В остальном же все было обыденно и безмятежно. На остановке под навесом на скамейке лицом вверх лежал какой-то человек, и когда Савицкий шагнул с бордюра на дорогу, со скамейки устало спросили:
        - Э, мужик!.. Не знаешь, какое число сегодня?
        - Нет, отозвался Роман, не обернувшись.
        - Эт-то хорошо… - удовлетворенно сказал лежащий и тотчас заснул.
        Недавно выстроенный круглосуточный минимаркет на другой стороне трассы, возле маленького черемухового скверика, приветливо и ободряюще, словно маяк, сиял огнями в густой аркудинской ночи. Роман вошел внутрь, раздраженно протолкнувшись сквозь стайку скудноодетых девиц, вздумавших вести беседу прямо перед дверьми, и рассеянно подумал, что в последнее время неспящих в Аркудинске становится все больше.
        В алкогольном отделе он, предварительно задумчиво заглянув в свой кошелек, взял бутылку не очень дорогого, но вполне приличного коньяка, в овощном прихватил пару лимонов и пошел к кассе. Когда подошла его очередь, молодая пухлощекая кассирша взглянула настороженно сначала на красноречивый джентльменский набор, который Роман выложил перед кассой, потом на самого Романа. Она работала здесь уже почти полгода и была достаточно хорошо знакома с Савицким и с его характером, но, тем не менее, натянуто улыбнулась и приветливо сказала: «Здравствуйте». Правила магазина обязывали говорить всем «Здравствуйте», даже тому, кого на самом деле тебе хотелось бы стукнуть кассовым аппаратом по голове и послать в известные места.
        - Вам пакет нужен?
        - Да… и еще три пачки «Кэмела», - отозвался Роман, тускло глядя сквозь нее, и кассиршу это удивило - она ожидала, что тот непременно, как обычно, что-нибудь сказанет. Но Роман молчал, равнодушно наблюдая, как она вытаскивает сигареты. Его взгляд скользнул над ее плечом к очереди у соседней кассы, полускрытой решетчатыми полочками с шоколадом и жвачкой, поплыл обратно и вдруг остановился, зацепившись за мужчину с красной пластмассовой корзинкой в руке. И в тот же момент мужчина, словно почуяв этот взгляд, обернулся и открыто посмотрел на него. Криво и нехорошо улыбнулся уголком рта и снова отвернулся.

«Ах ты, падла!» - зло сказал про себя Роман. В его сознание ворвался голос кассирши, и он сообразил, что она его о чем-то спросила - и уже не один раз.
        - Что?
        - Карточка есть у вас?
        - Нет, - он протянул ей деньги и снова взглянул на соседнюю кассу, но Нечаева там уже не было. Роман сложил покупки в пакет, еще раз оглядел зал и вышел из магазина. Кассирша удивленно смотрела ему вслед.
        Медленно спустившись по ступенькам, Роман сунул в рот сигарету и зло оглянулся на стеклянные двери. Случайность? Местожительствующий поблизости Нечаев вышедши за кефирчиком и хлебушком, а тут - ба-а! - такая неожиданная встреча? Что-то не верится. Но отслеживать его передвижения - тоже, знаете ли, чересчур. Может, Нечаев действует по собственной инициативе - фильмов насмотрелся или еще чего? Тогда почему так грубо? Затравить решил? Роману вспомнился шведский детектив, в котором один полицейский, мастер по слежке, мог следить за подозреваемым сутками, умело и при этом совершенно не прячась, так что у подозреваемого, в конце концов, сдавали нервы. Он усмехнулся - ну, пусть следит, коли так, все равно ничего не выследит - сунул руку в карман куртки за зажигалкой, но тут же выдернул ее и ухватил за шиворот прошмыгнувшего мимо светловолосого мальчонку в темной куртке. Тот дернулся и перепуганно пискнул:
        - Вы че?!
        Роман молча вытащил его из темноты на свет, падавший на ступени, и убедился, что мальчишка с Денисом не имеет ничего общего, кроме светлых волос - хоть и маленького роста, он был явно не младше семи, и его смятое испугом лицо было Роману совершенно незнакомо.
        - Ничего, - сказал он и раздраженно толкнул парнишку обратно в темноту. - Катись отсюда!
        Мальчишка порскнул прочь, как вспугнутый заяц, а Роман, чертыхнувшись, достал-таки зажигалку и закурил, после чего зашагал к переходу, покачивая пакетом. Он больше не оглянулся ни разу. Но даже если б и оглянулся, Нечаев, стоявший за углом магазина и наблюдавший эту короткую сцену, не стал бы ждать дольше. Он подошел к тому месту, где только что стоял Савицкий, наклонился и поднял белеющий на асфальте сложенный вчетверо листок бумаги. Развернул его, поднялся по ступенькам к свету и внимательно посмотрел на рисунок. Потом перевел взгляд на уходящего человека и пожал плечами - жест получился раздраженным и не лишенным огорчения.

* * *
        Роман обнаружил, что потерял рисунок, лишь в прихожей, когда, повесив куртку, хотел вытащить его из кармана, чтобы взглянуть еще раз. Он огорчился, но не сильно. По правде говоря, где-то, краешком сознания, Роман был даже рад этому - слишком живым и недобрым получилось нарисованное лицо.
        В гостиной он открыл коньяк, налил его в пузатый бокал на короткой ножке и поставил на журнальный столик темного дерева рядом с тяжелой пепельницей в виде сложенных ковшиком хрустальных ладоней. Пепельница ему отчаянно не нравилась, и Роман нередко порывался убрать ее, наконец, куда-нибудь, но дальше порывов дело не шло. Пепельницу когда-то подарила ему мать, и он сразу же спрятал ее - и потом прятал еще много раз, но мать, заходя к нему, неизменно находила пепельницу и вновь водворяла на видное место. Вначале она сердито выговаривала ему за то, что он так пренебрежительно относится к ее подарку, но позже это превратилось даже в некое подобие игры. Может, поэтому хрустальные ладони до сих пор послушно принимали в себя пепел и окурки - играть в одиночку не было никакого желания и даже казалось нечестным.
        Роман наглухо задернул шторы и погасил верхний свет, а вместо него включил торшер возле пухлого кожаного дивана - зеленый абажур, венчавший длинную прозрачную ножку. Принес аккуратно нарезанный лимон на блюдечке, после чего с размаху повалился на диван. С минуту он лежал с закрытыми глазами, потом сел, залпом проглотил коньяк, сжевал лимонный кругляшок и закурил, глядя на противоположную стену, где в двух шкафах выстроились тяжелые ряды книг, а между ними на темно-зеленой в мелких золотистых ромбах стене висели несколько пейзажных картин и четыре цветных фотографии под стеклом - флорентийского собора Санта-Мария дель Фьоре, пекинского Летнего дворца, западной части храмового комплекса Каджурахо и храма Спаса на крови, но и они, как недавно Хазнет Фируан на экране мониторы, не принесли ни удовольствия, ни успокоения. Роман налили себе еще коньяка и прищурился, разглядывая темно-янтарную жидкость на свет. Денис помахал ему. Почему? Поиздеваться? Нет, в жесте не было никакой издевки, как и в выражении лица
        - одно сплошное дружелюбие.
        А, вот и ты, Ромка! А я уж заждался. Смотри, чего сейчас будет!
        Роман вздрогнул и отпил половину бокала, но призрачный мальчишеский голосок не отставал, бормотал одно и то же. А ведь действительно… как ни дико это звучит, мальчишка словно знал, что сейчас будет. Знал, что у «опеля» откажут тормоза знал время и место. Савицкий подумал о безвестном человеке в зеленой куртке, который вел мальчика через дорогу… сонные, вязкие движения… Да что там, все выглядело так, будто не он вел мальчика, а мальчик вел его - ведь Роману еще тогда показалось, что малыш почти тащит своего спутника. И остановил его в точности на том месте, где мгновеньем позже пронесся вышедший из повиновения «караван». Привел его прямо к смерти.
        И исчез.
        Затейливый бред, а, Рома?
        Он допил коньяк и со звоном поставил бокал на столешницу, чуть не уронив. Мальчишка был там, он видел его!
        Тогда куда он делся? Призрак, что ли?
        Ой, Савицкий, ты еще скажи, что видел саму Смерть, сопровождавшую очередного несчастного к месту его гибели! А перед этим сопроводившую Аберман в петлю с чьей-то помощью и заглянувшую к тебе в гости, беспокоясь, что бухгалтершу, не дай бог, долго не найдут! Ну, и заодно руку забинтовать, а то вдруг заражение можно подхватить…
        Роман фыркнул и раздраженно воткнул сигарету в хрустальную ладонь, после чего распростерся на диване, закинув руки за голову и пристально глядя в светло-коричневый потолок, испещренный темными геометрическими узорами. Его взгляд медленно скользил по ровным линиям, выписывая собственный бесконечный узор. Это расслабляло и в то же время помогало сосредоточиться. Но Роман тут же подумал, что такими измышлениями недолго себя и до дурдома довести. Почему бы не отнестись к этому проще? Ну, видел - и видел - и черт с ним!
        Но почему именно он?
        Да еще это дурацкое чувство предрешенности с самого утра. И женщина в квартире… нет, что-то определенно не так было с этой женщиной - женщиной, которая так тщательно следила за своей кухней - все на месте, все аккуратно, ни крошки, ни пылинки, даже полотенчики висят ровненько, одинаково сложенные, словно по линеечке вымеряли. Да и в комнате, если б не разбросанная одежда, тоже все очень аккуратно
        - на всем оттенок не столько хозяйственности, сколько педантичности.
        Мальчишка, вероятней всего, увидел женщину в окно. В квартире его быть не могло - дверь была заперта и цепочка наброшена…к тому же, у Аберман не было никаких детей. Но ее белье… эти красные кружевные трусики… Если женщина так тщательно следит за своим жильем, следит ли она так же тщательно за самой собой? А трусики сползли до середины ягодиц… и не просто так… да что там, сползли - они еле держались на ней. Странно, что они вообще не свалились. Потому что они были ей слишком велики. И не оттого, что растянулись, были ношеными, старыми… они просто были ей велики. И они казались новыми. За свою жизнь Роман достаточно насмотрелся на женское белье, а одна из его подруг была просто на нем помешана и покупала себе новые гарнитуры чуть ли не каждый день. Эти красные кружевные трусики вряд ли ведали больше одной стирки. На кой черт женщине с неплохим достатком, женщине, следящей за собой, надевать на себя новое белье, которое ей слишком велико?
        Может, это сделал убийца?
        А ему на кой черт это надо?
        Да псих он, вот и все объяснение!
        Интересно, дефективы заметили это или нет?
        Роман скомкал все свои измышления, налил новую рюмку коньяка, снял с книжной полки
«Эру милосердия» Вайнеров и решительно зарекся сегодня вообще о чем-либо думать.
        Но из этого все равно ничего не вышло.

* * *
        Середина весны в Аркудинске - время суховатое, прохладное, зеленое, и у зелени этой множество оттенков, поэтому берега рек и озер на каждом участке зелены по-своему - где темная зелень вековых елей, где нежная робкая зелень берез, где яркая звонкая зелень лип, а там, где темную воду метут длинные ветви и саблевидные листья ив, зелень прозрачна и кажется чем-то неопределенным, и всюду подмешаны изумрудные пятна молодой травы, словно брызги акварели, слетевшие с кисти небрежного живописца. У узкого оконечья Аркудово - большой черемуховый парк, но там пока сплошь серое и темно-коричневое - зеленого почти не углядишь, черемуха только просыпается, а зацветет ближе к лету, и тогда парк закудрявится белым и изменится до неузнаваемости. А вместе с цветами черемухи придут грозы и ливни, и в золоте бесчисленных куполов и крестов над городом будет расцветать холодный синий огонь молний. Но еще далеко до той поры.
        Роман слушал и это, и многое другое изо дня в день, пока катерок под его управлением уверенно сновал по озерам речками и протокам - первое время слушал внимательно, потом вполуха и, наконец, перестал слушать вовсе, выучив наизусть и заранее зная, когда головы пассажиров повернутся налево, где из-за лип выступят вначале Семеновская часовня, а затем - нарядный Спасский собор, а когда - направо, чтобы увидеть среди берез белые стены Матвеевского монастыря, и знал, в какую точку Аркудово лучше всего подвести катер, чтобы было особенно хорошо видно, как в лучах полуденного солнца взрываются ослепительным светом купола Успенского собора.
        Иногда катер возил экскурсантов, иногда пассажиров, которым хотелось «просто везде покататься». Роман предпочитал первую категорию - они слушали экскурсовода и общались исключительно с ним, вторые же то и дело начинали приставать с расспросами, рассказывали о себе, жаждали услышать какие-нибудь занимательные истории или его биографию и вообще мешали работать. Хуже всего было с теми, кто выбирался катером на пикники, - везти обратно всю совершенно перепившуюся компанию было невыносимо, и уже несколько раз Савицкому приходилось выуживать из реки хмельных индивидуумов, которые в попытке сфотографироваться на борту катера в особо лихой героической позе теряли равновесие и летели в воду. Но после того, как последнему из них, только чудом не угодившему под винт встречного ботика, Роман довольно болезненно объяснил, что так делать нехорошо, его перестали ставить на подобные увеселительные поездки. Нет, с экскурсиями было проще, а сами экскурсоводши - в основном, дамы средних лет с историческим образованием, - смотрели на него лишь как на выкуривающее безмерное количество сигарет и иногда здоровающееся
приложение к катерной системе управления, что Романа вполне устраивало.
        Со времени странных и страшных событий прошло три недели - ровные тихие дни, плавно перетекающие один в другой и прокатывающиеся через жизнь Савицкого так же мирно, как прокатываются по галечным пляжикам Аркудово легкие волночки в теплые погоды. Ничего не происходило, а все, что произошло, стало понемногу отходить на задний план, и теперь он уже не придавал этому такого значения и не размышлял о случившемся, снова и снова разглядывая геометрические узоры на своем потолке. Дважды его вызывали в милицию, где Роман повторил свой рассказ без малейших изменений, а потом все стихло - о нем словно забыли. Еще несколько раз он натыкался в окрестных магазинах на Нечаева, но Валерий все время смотрел сквозь него ничего не выражающим взглядом и делал вид, что это вовсе и не он. Роман принял игру - вел себя соответственно. Однажды он даже услужливо подал ему коробку с картофельным пюре с полки, куда Нечаев никак не мог дотянуться, вызвав-таки среди безучастности в его глазах раздраженно-злую вспышку, что Романа совершенно по-детски повеселило, хоть это и было глупо. Но пюре Нечаев взял.
        Во дворе все еще судачили о происшедшем и смотрели на Романа косо, но это его не задевало - на него и раньше большинство соседей смотрело без всякого дружелюбия, которое ему, впрочем, и не требовалось. Он уходил на работу очень рано утром, возвращался зачастую после наступления тьмы, поэтому с жителями своего и окрестных домов практически не встречался. Но, проходя мимо одного из безжизненных окон на первом этаже, задернутом синими шторами, то и дело бросал на него короткий задумчивый взгляд. Это получалось как-то само собой, без всякого его на то желания.
        К концу третьей недели Роман поймал себя на том, что в полном соответствии со словами Чернова он действительно отдыхает на новой работе. Она зачастую утомляла, суетливые и любопытные пассажиры, особенно иностранцы и особенно крикливые немцы и итальянцы изрядно действовали на нервы, и, все же, он отдыхал. Аркудинск начинал казаться ему иным, более близким и даже родным, хотя раньше, сколько бы раз он ни ходил по его улицам, Роман никогда не ощущал ничего подобного и уж точно не подумал бы, что город может даже казаться ему красивым. Отдельные дома - да, но не весь город. Может быть, потому, что уже многие годы, спеша на встречи, к заказчикам, к поставщикам материалов, он никогда на этот город не смотрел, а если и смотрел, то не видел его. Здесь не было дворцов, соборы и бесчисленные церкви, церквушки и часовенки были симпатичны, но благоговейного трепета не вызывали, провинциальный классицизм ему давно приелся, а считающееся одной из выдающихся городских архитектурных достопримечательностей здание земской управы навевало скуку. К тому же, здесь не было ни Хазнет Фируана, ни Санта-Марии дель Фьоре,
ни, даже, хоть одной-единственной стоящей коринфской колонны. Но теперь город почему-то вызывал у Савицкого непонятное чувство приязни, хотя то и дело Аркудинск казался ему святошей в пышном и ярком провинциальном наряде, надменно рассевшимся между озерами. И лучше всего, все-таки, было, когда катер оставлял городские окрестности и пансионаты далеко позади, и воздух становился чистым и вкусным, и по обе стороны реки тянулся лес, наполненный такой хрупкой и звонкой тишиной, что не только голос, а даже вздох мог расколоть ее, словно тяжелый молот тонкостенную стеклянную вазу. И лишь там, где росли ели, тишина становилась густой и уверенной, стойкой к тарахтению катерного движка и болтовне пассажиров, и в ней иногда чудилось что-то древнее и издевательски-выжидающее.
        Анатолия он почти не видел - Чернов был постоянно занят, где-то крутился, что-то выяснял, утрясал, заключал. Только однажды они вместе посидели в баре, расположившемся прямо на их большом дощатом причале, причем Анатолий пил исключительно кофе и вид имел сугубо деловой. Это было в день инцидента с избитым пассажиром. Чернов никаких нареканий не высказал, пассажира обозвал «козлом» и заявил, что сам с этим разберется, но только все равно Савицкого на подобные прогулочные рейсы больше не поставит.
        Поэтому Роман и был так удивлен в начале четвертой недели, когда рано утром зашел в контору, предварительно поздоровавшись с несколькими коллегами, выкурив с ними сигарету, обсудив предстоящую перемену в составе городской администрации и даже ни с кем не поругавшись. У него было сонное, спокойное настроение, и на мир он взирал с добродушной снисходительностью. Прошедшую ночь Роман недурно провел в объятиях изобретательной и энергичной особы противоположного пола, утром отлично позавтракал и сегодня был жизнью практически доволен.
        Контора располагалась неподалеку от причала в маленьком, забавном, почти сплошь стеклянном здании, выстроенном в стиле техно-арт и чем-то удивительно похожим на уменьшенную копию китайской пагоды, упавшую крышей вниз с большой высоты.
        - Всего один пассажир? - недоуменно переспросил Роман, когда сидевший за столом администратор выглянул из Интернета и сообщил ему об этом. - Тогда при чем тут я, Сеня? Пусть закажет вон хоть Вовку с его четырехместкой, у меня-то целых семь. Или вообще пусть гидроцикл возьмет, сам себя развлекает. Али меня сегодня на четверку пересаживают?
        - Нет, пойдешь на семерке. Арендуют именно ее и именно с тобой.
        - Что - на четверке седалище не помещается? - пробурчал Роман, расписываясь, после чего с запоздалым удивлением вздернул брови. - Что значит именно со мной?
        - Роман Савицкий ведь именно ты, не так ли? Потребовали именно тебя, а почему - сам и выспрашивай. Может, знакомая твоя, почем я знаю?
        - Баба? - Роман удивился еще больше и бросил ручку на столешницу. - И в одиночестве?
        - Может, ей уединения захотелось, - администратор подтянул к себе журнал. - Может, ты ей приглянулся. В любом случае, меня это не касается - желание клиента - закон! Так что ты заказан начиная с через пять минут и до восьми вечера. Кстати, она заказала тебя на всю неделю, так что радуйся.
        - Я должен катать взад-вперед какую-то бабу целую неделю с утра до вечера?! - ужаснулся Роман, и Сеня уничижающе фыркнул.
        - Дурак ты, Роман Андреич! Другой рад бы был… а ты «ба-абу катать»! Я б и сам ее возил, да не умею, - в его глазах заблестела маслянистая мечтательность.
        - Оно и к лучшему, - Роман потер щеку и искоса взглянул на администратора. - Неужто так хороша - тебя, гляжу, припекло… А кто из экскурсоводш…
        - Ты что - не понял? Не берет она экскурсовода. Только ты и катер - все! Она уже заплатила, даже с верхом, так что давай, Рома, без своих выбрыков. А то мало того, что хороший заказ потеряем, так еще и огребем. Девочка-то, похоже, непростая.
        - Ладно, маршрут какой?
        - Произвольный. Возможно, с высадкой на сушу - она об этом предупреждала. Так что вперед и с песней! Баки заправлены, и дама уже на катере.
        - В обход меня?! - возмутился Роман и сунул в рот сигарету. - Это, между прочим, запрещено!
        - Вот сам ей и запрещай, а я - пас, - перед ним развели руками. - Между прочим, здесь не курят.
        - Да здесь, по ходу, вообще ничего не делают! - буркнул Роман и вышел, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
        Женщина действительно уже была на катерке, чуть покачивавшемся возле причала, - именно на том, на котором Савицкий ходил чаще всего. Она сидела на одном из темно-синих диванчиков, рассеянно водя пальцем по дуге сложенного тента и отбрасывая с плеч непослушные длинные золотистые волосы, присобранные заколками на висках, но едва раздраженная фигура Романа показалась в поле ее зрения, сразу же встала, повернув голову к озеру, так что он не мог видеть ее лица. На ней был расстегнутый темный плащ, полы которого колыхал ветерок, и серебристо-серый брючный костюм. В вырез пиджака выглядывал широкий шелковый ворот белоснежной блузки, а в вырезе ворота блестело плетеное золото, золото было и на пальцах, и Роман даже не сомневался, что на ногах женщины изящные сапожки на шпильках. Он сразу же развеселился, вспомнив описание лодочных костюмов у Джерома, и к катеру подошел уже в относительно хорошем настроении. Роман собрался было перебраться на борт, но в этом момент женщина повернулась, сняла солнечные очки и сказала:
        - Здравствуйте.
        Почему-то Роман не удивился, обнаружив, что знает ее. Вернее не знает, уже видел раньше. Правда тогда она была довольно далеко, и прическа у нее была другой, и одета она была иначе, к тому же, сидела на лошади, а не стояла уверенно на палубе его катерка с таким видом, будто он, Савицкий, был ей много чего должен. Но ее лицо он запомнил и узнал сразу же. Это была та самая девушка, никакой ошибки быть не могло, просто теперь она стояла совсем близко, и ее лицо рисовалось четче. У левого уголка ее рта было крошечное родимое пятнышко, на подбородке - маленькая ложбинка, а в глазах невообразимо перемешались зелень и синева, и глаза эти казались нахальными и по-хозяйски надменными. Короткая золотистая челка растрепалась от ветра, а накрашенные красно-коричневым губы изогнулись в полуулыбке, в которой чувствовалось нечто оценивающее. На вид ей было лет двадцать, но что-то в глубине глаз заставляло накинуть еще года три-четыре. Тогда, среди берез, она казалась далеким очаровательным призраком, теперь она стала близкой и совершенно реальной и, хоть и не утратила очарования, Роману не понравилась
совершенно. Явно из тех, кто любит все говорить и делать поперек и слишком много о себе мнит. К тому же, она была блондинка, а блондинок Савицкий терпеть не мог.
        - Здрассьте, - буркнул он и перебрался на катер, бросив в воду окурок. Теперь девушка смотрела на него с искренним любопытством. Она действительно была в сапожках на длиннющих шпильках, и Роман мысленно усмехнулся. Сел в свое кресло, положив рядом пакет, деловито протер тряпкой и без того чистое ветровое стекло, затылком чувствуя внимательный и выжидающий взгляд, побарабанил пальцами по рулю и недовольно сказал:
        - Ну?
        - Это, надо понимать, общий вопрос? - поинтересовались сзади. - Включающий в себя знакомство, план поездки и много других полезных сведений? Я предупреждена о вашей немногословности. Значит, вы и есть мой водитель?
        - Водитель, - подчеркнуто произнес Роман, не оборачиваясь. - Обойдемся без притяжательных местоимений.
        - Бога ради, - голос у нее был чуть глуховатый, грудной и упругий. - Приятно, что вы хотя бы относительно образованы.
        Роман развернулся в кресле и раздраженно посмотрел на нее. Она все еще стояла возле диванчика, на котором он теперь заметил объемистый пакет. Одной рукой девушка придерживала на плече золотистую цепочку-ремешок сумочки.
        - Зачем вам понадобился именно я? Здесь полно народу… и я вас впервые в жизни вижу…
        - И вовсе нет, вы меня уже видели, как и я вас, - тут же перебила она его, разглядывая самым беззастенчивым образом. - Я тогда была на верховой прогулке с друзьями, а вы ехали на катере… Впрочем, это не имеет никакого значения, просто мне вас рекомендовали, как очень хорошего водителя и знатока этих мест.
        - Кто рекомендовал?
        - А вот это вас совершенно не касается, - лениво ответила она и картинным жестом поправила волосы. - Какая вам разница, кого и по какой причине вы возите?
        - Какой же маршрут вам угоден? - с неожиданным спокойствием спросил Роман, и девушка чуть сдвинула брови.
        - Может, вначале познакомимся, нам ведь не полчаса вместе ездить… Меня зовут Рита…
        - Мне на это наплевать, - он отвернулся и закурил.
        - О вашем характере я тоже предупреждена, - насмешливо сказали сзади. - Но для удобства общения вам лучше знать мое имя - не будете же вы называть меня по половому признаку или «эй, вы»?!
        Роман хотел было объяснить блондинистой особе, что совершенно не собирается с ней общаться, но подумал, что, заводясь, только сыграет ей на руку, и проворчал, снова обернувшись:
        - Ладно. Маргарита… как дальше?
        - Только не Маргарита и никаких отчеств! - на ее лице появился комический ужас. - Иначе я буду чувствовать себя невероятно старой!
        - Да вы и так не молоденькая.
        Она чуть опустила длинные накрашенные ресницы, и в сине-зеленом что-то полыхнуло, после чего неожиданно для Романа Рита искренне рассмеялась.
        - Похоже, я вам страшно не нравлюсь, а?
        - Вы удивительно догадливы, - он выпустил густое облако дыма, пытаясь понять, почему она до сих пор стоит здесь, а не отправится в контору и не устроит там скандал. Или, по крайней мере, не найдет другого водителя. Ему страшно не хотелось везти ее - ни сегодня, ни вообще когда-либо. Бывают такие люди, только-только увидев которых, сразу же хочется, чтобы их вообще никогда не существовало.
        - Ладно, меня также предупредили, что ваш характер не влияет на ваш профессионализм. Так как мне вас называть - Роман Андреевич или можно без отчества?
        - Называйте меня «водитель». И, по мере возможности, не обращайтесь ко мне без крайней необходимости, - Роман вытащил из кармана солнечные очки. - Так каков маршрут? Или я должен его угадывать?
        - Маршрут вы выберете сами, - она, наконец, села и забросила ногу на ногу, так что восходящее солнце заблестело на металлической набойке каблука. Роман хмыкнул и поправил высокий ворот своего толстого свитера. - Покажете мне все.
        - В таком случае, сбегайте в контору и поднаймите экскурсовода.
        - Я же не сказала, что потребую от вас ознакомительных речей. Я не нуждаюсь в рассказах. Я просто хочу, чтобы вы меня провезли везде, где только можно. Показали все вокруг, абсолютно все, поэтому выберите маршрут сами - как вам будет удобно, с чего сочтете нужным начать, где продолжить, покажите мне те места, которые именно вы считаете наиболее красивыми. Я доплачу лично вам. И еще я хочу, чтобы вы катали меня медленно, - Рита улыбнулась, и улыбка оказалась неожиданно серьезной, как будто она выполняла очень ответственное поручение. На мгновение в ее глазах мелькнуло что-то надрывное, дрожащее, испуганное, но сразу же исчезло, и Роман решил, что ему померещилось. - И единственная просьба - начните с рек. Озера - в последнюю очередь. Ну… вот, собственно, и все, - ее деловитый взгляд осторожно тронул его переносицу. - Вы уже можете чего-нибудь сказать.
        - Мне говорили, вы собираетесь делать остановки.
        - Да. И не одну. Хочу прогуляться по лесу, осмотреться. А вы будете меня сопровождать.
        - Это не входит в мои обязанности, - тут же отреагировал Савицкий. - К тому же, я не могу оставлять катер без присмотра.
        - Вы отвечаете не только за безопасность катера, но и его пассажиров…
        - Когда они сидят в этом катере, а не шатаются неизвестно где.
        - Бросьте, - Рита зевнула, аккуратно прикрыв рот ладошкой, - я уже утрясла этот вопрос. Можете справиться в конторе, если не верите. Будете меня сопровождать - и точка! За сопровождение я тоже доплачу, если вся проблема в этом.
        Роман швырнул окурок за борт и посмотрел на часы, потом поднялся и хрустнул суставами пальцев.
        - Надеюсь, вам уже доводилось ходить на катере?
        - Считайте, что нет, - Рита вытащила из сумочки сигареты, достала одну и поднесла к губам, выразительно глядя на него, но Роман молча сунул руки в карманы и злобно оглянулся на сияющие стекла конторы. Рита пожала плечами и щелкнула зажигалкой.
        - Значит, правила такие: на борту не сидеть, во время движения по катеру не ходить и не прыгать и никуда руками без спроса лезть. Хотите что-то рассмотреть повнимательней или перейти куда-то - вначале говорите мне, я остановлюсь. Без дела меня не отвлекать. За борт ничего не бросать. И, кстати, за борт не свешиваться! Булькнете в воду - я вас вылавливать не буду!
        - Я хорошо плаваю, - насмешливо заметила она.
        - В полном обмундировании и в ледяной воде? - поинтересовался Роман не менее насмешливо. - К тому же, можете угодить под винт, и тогда вас долго будут собирать по всему Аркудово. По мелким кусочкам.
        Рита на мгновение слегка побледнела, но тут же вызывающе вздернула подбородок.
        - Ладно, считайте, проинструктировали. Чем еще напугаете бедную девушку?
        Роман вытащил из носового рундука пару скатанных полосатых одеял, подошел к диванчику, где она устроилась, и с размаху хлопнул одеяла на синее сиденье.
        - С вашей одежкой вам следовало заказать яхту, а то вырядились, как на светский раут, а не на речную прогулку, - он отвернулся и подошел к борту. - Замотаетесь в одеяла, иначе околеете прежде, чем успеете хоть что-то увидеть. Если замерзнете, скажете - дам еще одеяла. В крайнем случае, спуститесь в каюту и будете смотреть через стекло.
        - У меня есть коньяк, - задумчиво произнесла Рита, бросив на Романа косой взгляд, не лишенный игривости.
        - Это ваше дело. Но если напьетесь и начнете буянить, то завтра подыщете себе другого водителя.
        - Неужели для вас примерное поведение пассажира и собственное душевное равновесие важнее денег?
        - Я вас предупредил, - Роман отвернулся от нее. - Валька!
        Сидевший на краю причала замызганный подросток, который курил, задумчиво плевал в воду и наблюдал за уплывающими плевками, повернул голову:
        - Че?!
        - Отдай швартовы.
        Валька плюнул еще раз, напоследок, окурок птичкой спорхнул с его пальцев и плюхнулся в воду. Он встал, прихрамывая и зевая, подошел к кнехту, отвязал оба троса и поочередно бросил их Савицкому, после чего, ухватившись за перила, оттолкнул катер ногами, и Роман погрозил ему кулаком, затем убрал с борта мягкие кранцы, смахивавшие на кукурузные початки, и вернулся на свое место.
        - А разве нельзя, чтобы эти штуки висели? - тут же деловито спросила Рита, и Роман чуть поморщился, надевая очки и запуская двигатель.
        - Можно, но это будет значить, что я бескультурный водитель.
        - Понятно.
        Роман хмыкнул, слегка подавая катер назад, потом чуть развернулся влево и отошел от причала на малом ходу. Катер развернулся еще чуть-чуть, неторопливо обогнул небольшой мысик, разминулся со встречной подходящей моторкой, с которой Роману зычно прокричали утреннее приветствие, прибавил ходу и понесся вдоль берега, полосуя сине-зеленую воду и высоко взметывая шлейф сияющих под солнцем брызг. Краем глаза Роман уловил движение позади и рявкнул:
        - Я же сказал не шляться на ходу!
        - Вы слишком быстро едете! - взвизгнула Рита, плюхаясь обратно на диванчик.
        - Вы сказали оставить озера напоследок. Так к чему мне тут плавать задумчиво?
        - Вы слишком близко к берегу! А вдруг мы на что-то налетим?!
        - Здесь глубокий участок, а левее - наоборот мелко… Перестаньте орать, или я поверну назад!
        - Ладно, - неожиданно покладисто сказали сзади, и наступила долгая тишина. Катер миновал остров, где среди ивняка и берез темнели крыши нелепого замка. На причале, возле которого покачивались два катерка, сидел здоровенный пес и задумчиво чесал задней лапой ухо. Рядом с ним стояла невысокая женская фигурка и смотрела на берег. «Верно, это и есть горчаковская вдова», - подумал Роман, с любопытством глянув в ее сторону, но разобрать черты лица с такого расстояния было невозможно. Сзади по-прежнему послушно молчали, и он отвернулся, глядя в ветровое стекло и чувствуя, как его затылок трогает бесплотная осторожная ладошка чужого взгляда.
        Катер вошел в русло Шаи и сбавил ход. По обеим сторонам потянулись ели - высокие, задумчивые, за ними изредка просвечивали одноэтажные домишки. Вскоре они исчезли вовсе, мелькнула белизна Матвеевского монастыря, и теперь остались только ели.
        Прошло около часа. Катер уже еле полз, согласно получено инструкции, река сделала два поворота, остались позади пансионат «Сказочный», уже довольно шумный в это время, несколько расположившихся на берегах компаний, а сзади так и стояла тишина, и вскоре Роману начало казаться, что он едет один. Он подумал, что, возможно, пассажирка заснула, и обернулся.
        Рита не спала. Она сидела на диванчике, чуть развернувшись и скользя по правому берегу взглядом, но в этом взгляде не было ни любопытства, ни восхищения. Ее глаза были широко раскрыты, и их до краев наполняло что-то надрывное, растерянно-испуганное и в то же время настороженное, как будто в любую секунду из леса могло с хрустом выломиться чудовище. Губы чуть подрагивали, лицо застыло и теперь казалось старше, пальцы крепко прижимали к груди сумочку. От надменно-насмешливой очаровательности не осталось и следа - на диванчике сидела испуганная, несчастная женщина, похожая на погашенную лампу.
        Он успел увидеть достаточно, хотя Рита почувствовала его взгляд почти сразу же, и в тот же момент порыв ветра встрепал ее пшеничные волосы, и лицо скрылось за ними. Она раздраженно отбросила их на спину, и лицо вновь показалось - безмятежное, уверенное, слегка ироничное. Губы расползлись в легкой, чуть кошачьей улыбке, и из сине-зеленого под ресницами будто поманили зазывно пальчиком.
        - Вы меня разглядываете, синьор водитель? Я вам, все-таки, нравлюсь, а? Внешне, во всяком случае?
        - Нисколько, - Роман отвернулся, закуривая. - Просто думал, что вы уснули.
        - И хотели ласково разбудить ударом весла? - Рита потянулась, заложив руки за голову - не без умысла. Мимо промчался очередной катер, с него что-то неразборчиво крикнули, щелкнул фотоаппарат, и Рита раздраженно обернулась.
        - Вроде бы мы уже далеко отошли от города, а здесь так шумно - то и дело кто-нибудь носится!
        - Выше по течению будет потише. Или скоро будет поворот, а после него можно уйти в Березянку. Там дальше целый лабиринт речушек, можно долго кататься - правда не по всем, большинство слишком мелки и закоряжены. Но все же, чтобы и их все пройти на такой грустной скорости, не один день уйдет.
        - А там большое движение?
        - Нет. Там сложно ходить.
        - Но вы пройдете?
        - Пройду, - недовольно ответил Роман, глядя сквозь дым прищуренными глазами. - Ну, чего решаете?
        - Второй вариант.
        - Вы еще не замерзли?
        - Нет пока, - Рита улыбнулась, обнимая себя руками. - Вы, все-таки, обо мне беспокоитесь?
        - Нет. Но если вы умрете от переохлаждения, то меня уволят.

* * *
        Прошло несколько часов, и все это время Рита сидела тихо, как мышка, лишь изредка что-нибудь говоря - не столько Роману, сколько самой себе - тихим задумчивым голосом. Савицкий не разбирал слов, да и не пытался, и головы больше не повернул ни разу - он почти забыл о сидящей позади девушке, и если его мысли и возвращались к ней, то лишь по двум причинам.
        Где же он, все-таки, мог видеть ее лицо раньше?
        Интересно, ноги у нее под брюками ничего или так себе?
        Катер медленно рассекал темно-зеленую воду, держась середины русла, которое становилось все уже и уже, приглушенно бормотал движок, почти не нарушая лесных звуков. Вокруг был густой березняк, спускавшийся почти к самой воде - легкий, светлый, пронизанный птичьим щебетом, и от отражений густых березовых шевелюр вода казалась еще зеленее. Левый берег выступал крохотными пушистыми травяными мысиками, и возле них плавали листья-блюдца кувшинок, и оттуда доносилось сочное поквакивание, и когда катер проходил мимо, с листа то и дело взметывалось зеленое тельце, и в воде раздавался всплеск. Дикие утки, ворошившие клювами в воде, едва-едва завидев катер, снимались и торопливо летели прочь, хлопая крыльями. Однажды среди травы мелькнула острая лисья морда с настороженными ушами, стрельнула глазами в сторону катера и тотчас исчезла.
        - Что это? - наконец-то спросили сзади, и Роман чуть обернулся, взглянув на Ритину руку, указывавшую на торчащие из воды потемневшие от времени сваи, мимо которых они проплывали.
        - Остатки старой плотины, - он посмотрел на часы и сунул в рот очередную сигарету.
        - Еще полкилометра, и я разворачиваюсь. Дальше по этому участку мы не пройдем, так что…
        - Но там же самая красота! - огорчилась Рита и осторожно перебралась к другому борту.
        - Ничем не могу помочь. Если пойдем дальше, то рискуем застрять или налететь на что-нибудь. Радуйтесь - в середине лета мы и до этих мест бы не дошли. Вернемся и пойдем в следующую речку…
        - Но я хочу дальше!
        - Нужно было тогда заказывать надувную лодку с моторчиком! - раздраженно отозвался Роман. - На ней бы вы далеко уехали.
        - А если я закажу такую, вы поведете?
        - Нет.
        - Я заплачу, сколько скажете.
        - Я же сказал, нет!
        Рита недовольно тряхнула головой, звякнула ручкой сумочки и решительно сказала:
        - Тогда причальте к берегу! Я хоть так погуляю, посмотрю.
        - Возле берега слишком мелко. Можно сесть…
        - Так выберите место, где можно и не сесть! - вскипела Рита. - Не мне вас учить! Я хочу сойти на берег - и точка!
        - Ну, для того, чтоб вы сошли на берег, мне вовсе не обязательно причаливать.
        - Намекаете, чтобы я добиралась своим ходом? Не выйдет! - она помолчала, видя, что Роман не собирается останавливаться. - Если причалите, я дам пятьдесят долларов сверху. Лично вам! Прямо сейчас! Я же говорила, что за катер вы можете не беспокоиться!
        - Деньги вперед, - отозвался Савицкий, задумчиво оглядывавший береговую линию, и затылком сразу же почувствовал ее презрительную улыбку.
        - А мне можно к вам подойти? Вы же запретили ходить по…
        - Сейчас можно, только идите осторожно и постарайтесь не раскачивать катер.
        - Вы так говорите, будто я центнер вешу!
        - Не знаю, я вас не взвешивал.
        Сзади что-то зло прошипели, потом Рита осторожно перебралась на нос и, аккуратно подобрав подол плаща, села на сиденье рядом с Романом, обдав его терпким, чуть сладковатым ароматом духов. Щелкнула замком сумочки и протянула ему сложенную вдвое купюру.
        - Настоящие, можете не беспокоиться.
        - Это вам следует беспокоиться, - заметил он, осторожно разворачивая катер и продолжая внимательно смотреть на берег. - Как же вы там будете гулять? Лес давно никто не пылесосил и асфальта там нет.
        - Ой, как смешно! - буркнула Рита, потом ее глаза чуть округлились, глядя, как катер с выключенным двигателем неторопливо, но уверенно скользит носом к берегу между двумя травяными мысиками прямо к березам. - Что вы делаете?! Я думала, вы должны мерить глубину и все такое. Мы же сейчас…
        Нос катера мягко ткнулся в берег, и она ойкнула, зажимая рот ладонью. В тот же момент с кормы что-то тяжело булькнуло в воду. Рита повернула голову и с изумлением увидела, что кресло рядом с ней пусто. Она вскочила, испуганно глядя назад, но тут же что-то метнулось мимо нее, и Рита плюхнулась обратно в кресло. Катер чуть качнулся, она услышала легкий всплеск, ее взгляд прыгнул обратно к берегу, и, к своему изумлению, Рита увидела, что Савицкий уже там и деловито привязывает трос к стволу березы.
        - А… а что это сейчас упало?
        - Якорь, - ответил он с легким недоумением, потом посмотрел на ее лицо, с которого еще не сошел испуг, и фыркнул - не без удовольствия. - А вы думали, это я спрыгнул и уже весело гребу в сторону Аркудинска? Ну-ну.
        Сине-зеленая рапира яростного взгляда ткнула его в переносицу, после чего Рита вспорхнула с кресла, подхватила свой пакет, стоявший возле диванчика, и исчезла в каюте. Роман пожал плечами и посмотрел в сторону леса, потом прошел несколько метров вперед и остановился, рассеянно разглядывая небольшую полянку, сплошь желтую от одуванчиков.
        - Вы не поможете мне сойти? - через какое-то время сердито спросили его с катера.
        - Нет, - ответил он, не обернувшись и продолжая смотреть на одуванчики, улыбаясь уголком рта. Сзади чертыхнулись, потом раздался легкий всплеск и снова приглушенная ругань - на этот раз более затейливая. Роман чуть приподнял брови - он не ожидал, что капризная золотоволосая кукла знает такие выражения. Интересно, чья же она игрушка? Своим умом ей таких денег взять неоткуда.
        Рита с нарочитым шумом прошагала мимо него, зло отпихивая березовые ветви со своего пути и с силой впечатывая подошвы в молодую траву. Она пересекла полянку и остановилась, глядя на Романа уже почти с ненавистью, которая его от души позабавила. Плащ, серебристый костюм и сапожки со шпильками исчезли - на ней был светлый джинсовый костюм, черный свитер и кроссовки. Из прежней экипировки осталась лишь сумочка и золото в ушах и на пальцах. Волосы она закрутила на затылке и теперь казалась совсем девчонкой - хорошенькой, избалованной и неумной. Кроссовки, как и низ брючин, были мокрыми.
        - Какого черта вы не надели это сразу? - удивленно спросил Роман. - К чему был весь этот выпендреж?! Вы же с самого начала не на городское фланирование собирались - так ехали бы так, удобней бы было. Или обязательно нужно было иметь представительский вид? Для конторы, что ли?
        - А если для вас? - осведомилась Рита с задумчивостью палача, выбирающего особо затейливое орудие пытки, и Роман хмыкнул.
        - Тащитесь по водителям катеров?
        - Безумно. Так что ловите момент!
        - Воздержусь, - он отвернулся и неторопливо направился в сторону катера. Его возмущенно окликнули:
        - Вы куда?!
        - Приглядеть за катером - куда же еще?
        - А кто будет приглядывать за мной? Я же говорила, что вы будете должны меня сопро…
        - Я вам ничего не обещал, - спокойно ответил Роман, облюбовал себе местечко на берегу, сбросил куртку и опустился на нее. - Я водитель, а не нянька. Хотите гулять - на здоровье, хоть обгуляйтесь, только не советую отходить далеко. Заблудиться тут сложно даже вам, но здесь водятся медведи, и им все равно - есть у вас деньги или нет.
        - Нет здесь никаких медведей, - ее голос чуть дрогнул, и она переступила с ноги на ногу, хрустнув сухой веткой, - в прозрачном лесном воздухе звук прозвучал громко, словно пистолетный выстрел.
        - Есть. Раньше их в окрестностях нашего города знаете сколько водилось?! Потому и озеро так называется - Аркудово. Аркуда - в старину так называли медведя. Сейчас их, конечно, намного меньше, но они есть, и с осени на них начинается охота. Спросите у кого угодно в городе. К тому же, в лесу довольно часто водятся и люди, а эти будут похуже медведей.
        - Тогда вы тем более должны пойти со мной! - заявила Рита. - Вы ведь сами себе противоречите. Если со мной что-нибудь случится, то вас…
        - Это что-то с вами случится вне катера, поэтому я тут не при чем, - сказал Роман, лениво созерцая противоположный берег. - Вы мне сказали причалить - я причалил. На этом мои активные действия закончены.
        Позади него долго, задумчиво молчали, после чего девушка неожиданно сказала:
        - Но вы не можете оставаться тут один.
        - Это еще почему? - Роман обернулся. Рита смотрела на него со странным выражением, сдвинув брови и плотно сжав губы, отчего ее лицо казалось маленьким и далеким. Она выглядела так, словно решала необычайно трудную задачу. Савицкий поймал себя на мысли, что ее слова прозвучали так, будто приглядывать следует как раз за ним, словно он некое беспомощное существо, которое ни в коем случае нельзя оставлять в одиночестве. Потом в ее глазах мелькнуло раздражение и непонимание - казалось, она мысленно спрашивает себя - полно, да тот ли это человек?! - а губы, в противоречие с глазами, расцвели холодной ироничной улыбкой. - А-а, вы боитесь, что я улучу момент и удеру вместе с катером и вашими тряпками? Не беспокойтесь, я вас дождусь. Посижу тут, на солнышке.
        - Странно, что вас до сих пор никто не убил, - сердито заметила она, наклонилась и сорвала одуванчик. - Ладно, я недолго.
        Роман недоуменно пожал плечами, глядя, как она идет среди берез, помахивая одуванчиком, потом отвел глаза от светло-голубого пятна, уплывавшего все дальше и дальше, и снова принялся смотреть на реку, жалея, что не прихватил с собой удочку. В это время как раз идут плотва и язь, а окунь здесь промышляет постоянно - и окунь не мелкий, в детстве они здесь и килограммовых вытягивали. Странно было сидеть здесь и смотреть вокруг - ничего не изменилось, как будто он был здесь только вчера, и даже их личное место подхода к берегу все так же надежно, несмотря на то, что Березянка, все же, слегка обмелела. На самом деле Роман был совсем не против этой высадки - даже рад этому, сейчас он отдыхал и наслаждался знакомой тишиной и знакомыми окрестностями, просто вздорной кукле знать об этом было совершенно необязательно. Разогревшееся весеннее солнце щедро проливало на него лучи, и он довольно щурился под ними, не забывая, впрочем, поглядывать по сторонам. В воде изредка всплескивала рыба, и Роман каждый раз удрученно качал головой.
        Прошло около получаса. Выкурив очередную сигарету, он зевнул, думая о том, что будь земля потеплее, можно было бы прилечь и поспать пару часиков, и вдруг вскочил, настороженно и выжидающе глядя в сторону леса - туда, откуда прилетел далекий приглушенный вскрик, больше похожий на вздох. От сонливости в его глазах не осталось и следа, рваный взгляд прыгал от дерева к дереву, но Роман не торопился срываться с места. Он знал, что вскрик ему не померещился - знал это так же хорошо, как и то, на что способны избалованные и глупые девчонки, чтобы выставить кого-нибудь на посмешище в собственных глазах.
        Крик повторился - уже громче, и на этот раз Роман разобрал в нем собственное имя и, ругнувшись, кинулся в лес, бросив куртку на берегу.
        Отыскать нужное направление было совсем несложно - среди берез все еще витал терпковатый запах ее духов, казавшийся здесь совершенно нелепым. Невидимый след наискосок уходил от берега в глубь леса. Услышав новый вопль, в котором испуга было уже меньше, а ошеломления - больше, Роман проломился сквозь заросли молодого березняка, огляделся и крикнул:
        - Рита! Завопите еще раз!
        - Я тут! - неожиданно сказали где-то рядом и словно из-под земли. В голосе было смущение и раздражение. Роман повернул влево, пробежал несколько метров и остановился перед округлым провалом в земле, по краям которого торчали обломанные ветви. Глубоко вздохнув, он заглянул внутрь - со дна глубокой ямы на него с виноватой злостью смотрела Рита, взъерошенная и перепачканная землей. На ее скуле пламенела длинная царапина, в волосах застряли листья и сухие веточки.
        - Ничего не сломали? - спросил он, присаживаясь на корточки на краю ямы, и Рита яростно сверкнула глазами, словно рассвирепевшая кошка, угодившая в западню.
        - Почему вы спрашиваете с таким сожалением?! Достаньте меня отсюда!
        - Как вас угораздило?
        - Вам процесс интересен?! Я уронила сумочку. Ручка порвалась… Я хотела ее достать веткой и сорвалась! Это волчья яма, да? Да вытащите же вы меня! Так и будете глазеть?! - она изо всех сил подпрыгнула, но край ямы был безнадежно высоко. Роман задумчиво оценил расстояние. Даже наполовину свесившись вниз, он все равно не сможет достать до ее вытянутой руки.
        - М-да, - пробормотал он, встал и пошел прочь. Вслед ему из ямы всполошенно закричали:
        - Куда вы?! Вы что - меня бросите?! Вернитесь сейчас же! Куда вы пошли?! Вы не представляете, что я с вами могу сделать! Вас в этом городе никто больше на работу не возьмет! Вытащите меня! Рома, пожалуйста, вытащите!.. - в голосе Риты сквозь злость проглянула паника. На несколько секунд она замолчала, очевидно, переводя дыхание, а потом из ямы раздалось нечто, похожее на визг беснующейся ведьмы:
        - И-и-и-и!!!..
        - Маргарита, не знаю вашего отчества, сделайте одолжение - заткнитесь! - рявкнул Роман, сосредоточенно оглядывавшийся по сторонам. - Или я действительно уйду! Причем навсегда!
        Тишина наступила мгновенно, словно кто-то зажал Рите рот. Савицкий удовлетворенно кивнул, отошел еще на несколько метров и, наконец, нашел поваленный древесный ствол толщиной в руку. Подхватил его, отволок к яме и наклонился над ней, и со дна ямы на него глянули два злых-презлых глаза.
        - Отойдите! - скомандовал он и медленно опустил ствол вниз, так что верхушка дерева осталась торчать наружу. - А теперь забирайтесь. Надеюсь, он выдержит ваш вес.
        Рита зло что-то пробурчала снизу - явно в его адрес, потом посмотрела на древесный ствол с негодованием монахини, которой предложили исполнить у шеста стриптизерский танец.
        - Ну, чего задумались? Али решили там навеки поселиться? В таком случае, попрошу расписочку, что вы остаетесь там добровольно.
        - Мерзавец! - процедила она сквозь зубы, уцепилась за ствол и начала кое-как карабкаться по нему. Пару раз Рита чуть не сорвалась, но все же вскоре одна ее рука оказалась в пределах досягаемости, и Роман, наклонившись, крепко схватил ее за запястье и помог вылезти. Едва ее ноги ступили на землю, как он отпустил ее, и Рита, потеряв равновесие, плюхнулась на пятую точку, но тотчас вскочила, бешено сверкая глазами, которые, утратив синеву, стали темно-зелеными, словно предзимняя Шая.
        - Вы специально это сделали?! - она взмахнула рукой, сумочка вылетела из нее и устремилась в сторону Романа, который проворно отскочил в сторону. Сумочка ударилась о березу, тяжело брякнула на землю, раскрывшись от удара, и из нее вместе с обычными женскими ненужностями вывалился предмет, который Савицкий совершенно не ожидал увидеть.
        - Е-мое! - протянул он, опустился на корточки и поднял небольшой тускло поблескивающий пистолет с витиеватыми буквами PB на щечке рукоятки. Повертел его в руках, качая головой, вытащил обойму, тут же с щелчком вставил обратно и изумленно сказал - не столько Рите, сколько самому себе. - Хреновина-то заряжена!..
        - Отдайте! - смятенно сказала Рита и отняла у него пистолет. - Нечего хватать чужие вещи! К тому же, он не настоящий.
        - С точки зрения любителей крупного калибра он действительно может считаться не настоящим, - холодно заметил Роман. - Беретта Бантам, калибр шесть-тридцать пять. Не такой уж большой, конечно, но, ежели удачно пальнуть, человек задумается навсегда. На кой черт вам оружие?
        - У меня есть разрешение! - воинственно ответила Рита, опускаясь на колени и торопливо собирая высыпавшееся содержимое своей сумочки.
        - Интересно, какой идиот вам его дал?
        - Не ваше дело!
        - Вы правы, это больше не мое дело, - ровно отозвался Роман, отворачиваясь. - Жду вас на катере. Отплываем немедленно, так что пошевеливайтесь. А завтра найдете себе другого водителя.
        Он быстро зашагал обратно, отбрасывая в сторону заслонявшие дорогу ветви. За его спиной раздался щелчок, хруст, потом быстрый топот, и в следующее мгновение Рита схватила его за руку и остановилась перед ним, виновато и даже как-то искательно заглядывая Роману в глаза.
        - Подождите, ну, пожалуйста! Зачем вы так сразу?.. Это всего лишь пистолет, что в этом такого? Он со мной на всякий случай - ничего больше. Ну вы же знаете, какая сейчас жизнь? Вы же знаете, что сейчас может произойти все. что угодно! Нужно же бедной девушке как-то себя защитить? - на ее губах заплясала неуверенная улыбка, искательность в глазах сменилась томной грустью, и Роману внезапно захотелось дать ей пощечину. - Если вам не нравится, что рядом с вами вооруженный человек, так на время поездки я могу отдавать пистолет вам - вот и все. Так сойдет?
        - А вы не боитесь, что мне захочется вас застрелить? - поинтересовался Роман, придавая себе предельно мрачный вид. - Откровенно говоря, мне уже хочется это сделать.
        Рита усмехнулась - как-то слишком умудренно, уголок ее рта дернулся вниз, и она покачала головой, после чего молча сунула пистолет ему в руку и удалилась величавой, чуть прихрамывающей походкой. Роман, совершенно сбитый с толку, недоуменно посмотрел на пистолет на своей ладони, потом на уходящую девушку. Подождал, пока она отойдет подальше, и крикнул:
        - Эй! Как, все-таки, ваше отчество?!
        - Алексеевна, - удивленно ответила Рита, оглянувшись.
        - Так вот, Рита Алексеевна, куда вы идете?
        - К берегу. Вы же ска…
        - Берег там, - он махнул рукой в противоположную сторону. Рита дернула плечом, глянув на Романа со знакомой злостью, развернулась и захромала в нужном направлении.

* * *
        Отплыли они только спустя два часа, поскольку Рита изъявила желание откушать на лоне природы. Роман не стал возражать, ему уже и самому хотелось есть. Он забрал с катера прихваченный с собой сверток и вернулся к своей куртке, наблюдая, как девушка, перетащившая на берег объемистый пакет и одно из одеял, расстелила на траве клеенку и разложила на ней бутерброды с красной и черной икрой, колбасу сыр, баночки с какими-то вкусностями и довершила натюрморт бутылкой дагестанского коньяка, который сразу же шелковисто заблестел под солнцем. Села на сложенное одеяло, скрестив ноги, и призывно кивнула Роману, который сидел в сторонке и разворачивал свой скромный сверток с парой бутербродов с толстыми ломтями копченого мяса, свежим огурцом и несколькими яркими редисками.
        - Прошу к столу.
        В ее голосе была игривая безмятежность, как будто совсем недавно ровным счетом ничего не произошло, и Роман подумал, что, возможно, для нее действительно так и есть - все события не имеют значения, быстро затягиваются туманом и проваливаются в никуда - короткая память, как у бабочки-поденки.
        - Спасибо за предложение, но у меня есть еда, - ответил он и сочно захрустел редиской. Лицо Риты стало обиженным, но эта обида показалась Роману фальшивой, будто под ней пытались спрятать нечто другое, чего он никак не должен был увидеть. Он уже заметил, что Рита то и дело смотрит на часы, но в этих взглядах нет нервозности торопящегося человека. Скорее наоборот.
        - Бросьте, ну что вы? Я же от чистого сердца предлагаю.
        - А я от чистого сердца отказываюсь. Мне хватит и того, что у меня с собой.
        - Ну, а бутербродик с икрой? Оливки? А кальмаров хотите?
        - Нет, спасибо.
        - Но коньяк-то будете? - она скорее утверждала, чем спрашивала. Роман покосился на бутылку - не без сожаления, ибо коньяк был хорошим.
        - Нет, не буду.
        - Да не будьте вы такой букой, что вы, в самом деле?! - Рита улыбнулась, чуть склонив голову набок. - Чего вы стесняетесь?
        Роман тоже склонил голову набок.
        - А я похож на человека, который умеет стесняться?
        - Вы похожи на человека, который умеет портить другим отдых! - буркнула она, погасив улыбку, и принялась пальцами выуживать оливки из банки. Роман пожал плечами, откусил здоровенный кусок от бутерброда и предался задумчивому жеванию. Как и всегда, на свежем воздухе, и хлеб, и копченое мясо оказались необыкновенно вкусными. Он ел и то и дело поглядывал на Риту, которая деловито расправлялась с едой, и теперь у нее был такой вид, словно она сидела на берегу в полнейшем одиночестве. Роман замечал, что и она поглядывает в его сторону - украдкой, взгляды были быстрыми и тонкими, как бушменские стрелы. Очень странная особа. На катер взошла с надменностью королевы, потом дружелюбие, игривость, ругань, опять дружелюбие, снова ругань, а теперь хлеб-соль… Пистолет в сумочке. Эти тонкие настороженные взгляды. А то испуганное и несчастное лицо, которое он видел тогда, за секунду до того, как его закрыли взметнувшиеся волосы? Нет, что-то очень не то с этой дамочкой. И почему она на него так странно смотрит? То ли побаивается, то ли пытается что-то понять… И зачем, все-таки, ей понадобился именно он? В
рекомендации Роман не верил ни капли. Он вполне мог бы допустить, что приглянулся развеселой девчушке, и она наняла его с целью качественно развлечься на природе. Отдых не получается, и девчушка злобствует - вот и все. Но что-то тут не вязалось, и он пока сам не мог понять, что именно. Роман снова посмотрел в ее сторону, и в этот момент Рита уже во второй раз почти с мужской лихостью хлопнула порцию коньяка из пластикового стаканчика, вызвав у него невольную улыбку, и она эту улыбку почуяла, потому что сразу же взглянула на него - на этот раз открыто, и спросила:
        - Может, все-таки, хотите? - она не уточнила, чего именно, и он снова улыбнулся, покачал головой и взял последнюю редиску.
        - А меня редиской не угостите?
        - Нет, - он с хрустом раскусил редиску - та была свежей и приятно-острой. Рита потрясенно передернула плечами.
        - Слушайте, ну вы просто какой-то гипертрофированный женоненавистник! Я думала, такие только в книгах бывают.
        - А с чего вы взяли, что я женоненавистник? - лениво спросил Роман, дожевывая редиску. - Только лишь потому, что мне не нравится ваша персона? Отнюдь. Возможно, у меня и появлялись завлекательные мысли в вашем направлении, но вы открыли рот и все испортили.
        - Можно вам задать один бестактный вопрос?
        - А я могу вас остановить?
        Рита осторожно потрогала подсохшую царапину на скуле и закурила, искоса глядя на него сквозь дым.
        - Откуда у вас этот шрам?
        - Не ваше дело.
        - А если я вам заплачу - скажете? - она чуть прищурилась - выжидательно. - Нет, серьезно. Сколько вы хотите за свою историю?
        - Что, привыкли все покупать? - все так же лениво произнес Роман, почти не глядя на нее. - Хорошо приучены к тому, что все можно купить? Не потому ли, что и вас когда-то тоже купили?
        Красивое обращенное к нему лицо вдруг дернулось, безмятежное любопытство на нем смялось, раскололось, в глубине глаз забилось что-то агонизирующее, и Роман понял, что попал в больное место. Он ощутил несвойственную ему растерянность и тут же разозлился. Сама виновата! На кой черт лезть к постороннему человеку с дурацкими вопросами?! Или она привыкла, что при виде нее все мужики распускают слюни и начинают откровенничать?!
        Рита уже справилась с собой - курила спокойненько, и в прищуре глаз снова уютно свернулось прежнее безмятежное любопытство избалованного ребенка.
        - Да у вас из языка растут когти, Роман Андреевич.
        - Не знал, что у меня столь затейливая анатомия.
        - Знаете, а вы мне даже немного нравитесь, - она небрежно улыбнулась ему сквозь дым, и голос ее был непривычно взрослым и ровным. - Мне нравится, что вы жестоки сразу. Вы ничего не прячете, нет никаких красивых оберток… Я сразу знаю, что вы жестоки. Это хорошо.
        - Чего ж хорошего? - Роман недоуменно усмехнулся. - Другие…
        - Других не бывает. Бывают только жестокие, - произнесла Рита все тем же, так не шедшим ей голосом. - Просто каждый по-разному упакован. Но рано или поздно он выглядывает наружу. С вами проще. Вас уже видно.
        - Странная у вас философия, - Роман докурил, сложил пакет и поднялся. Потянулся, хрустнув суставами. - Чем говорить, собирайтесь лучше, пора отбывать. Нужно выйти в Шаю до темноты. А то еще налетим на что-нибудь… вряд ли вам захочется заночевать в лесу в моем обществе.
        - Упаси боже! - на этот раз испуг в ее голосе, похоже, был искренним. Но собирала свои вещи Рита все равно долго и задумчиво - то ли потому, что всегда так делала, то ли назло ему. Роман уже давно забрал одеяло, а она все еще возилась со своим пакетом, глядя в сторону леса, пока Савицкий не крикнул раздраженно:
        - Вы там не заснули?!
        Рита посмотрела в его сторону - и в самом деле немного сонно, потом поднялась и пошла к катеру, покачивая пакетом. Подойдя, потянулась, чтобы поставить пакет, и Роман забрал его - не из желания помочь, а чтобы ускорить действо. Но когда он повернулся обратно, Рита совершенно естественным жестом протянула руку, рассудив, очевидно, что если пакет взяли, то и ей помогут забраться. Роман, поджав губы, чуть грубовато перехватил ее ладонь, подтянул, и в тот же момент Рита пискнула, выдернув руку, и шлепнулась обратно, подняв тучу брызг и с трудом удержав равновесие. И тут же возмутилась:
        - Я опять намочила ноги!
        - Так чего верещали?!
        - Кольнуло что-то. Где затылок, только ниже.
        Она снова протянула руку и на этот раз забралась на катер, закусив губу. В ее глазах было недовольство. Подхватив свой пакет, она подошла к диванчику, стащила с себя куртку и завела руку за спину, пытаясь что-то нащупать, снова ойкнула и мгновенно превратилась в самого несчастного человека на свете.
        - Ну что там еще?! - Роман подошел к ней, хмуро глядя сверху вниз. - Что? Давайте посмотрю.
        - Обойдусь! - отрезала Рита. - Подумаешь…
        - Это может быть какое-нибудь насекомое, - предположил он и чуть улыбнулся. - Например, клещ…
        - Ой, посмотрите, пожалуйста!
        Роман зашел ей за спину и оттянул широкий ворот свитера. В сливочной коже, чуть правее позвоночника, торчал очень тонкий короткий сучок, под которым засохло маленькое красное пятнышко. Ниже белел шрам, толщиной не превосходящий сучок и длиной с мизинец - он нырял под лямку лифчика и выныривал с другой стороны, где, изломившись, обрывался.
        - Просто заноза. Сейчас, подождите.
        Он сходил на нос и вернулся с перекисью и кусочком ваты. Выдернул сучок, выпустив из крошечной ранки немного крови, отчего Рита снова ойкнула, потом чуть отклонилась назад, опершись о его подставленную ладонь.
        - Сядьте прямо - мне так неудобно, - буркнул Роман.
        - А мне очень удобно, - Рита повернула голову, и на него глянули сияющие глаза, в которых сейчас была одна синь, а зелень утонула где-то в глубине. Она улыбнулась и чуть приоткрыла губы. Роман терпеливо ждал, держа в свободной руке флакончик с перекисью и глядя прямо в синее сияние, из которого снова манили зазывающе пальчиком. - Ром, а тебе не хотелось бы?..
        - Нет. Вы сядете? Или обработаете сами?
        - Неужели я настолько не в вашем вкусе? - насмешливо спросила Рита и выпрямилась.
        - А-а, понимаю, вы - человек высокого морального облика и классифицировали меня, как шлюху. Но разве не может кто-то просто сразу понра…
        - Я вас не классифицировал - ни как шлюху, ни как-то иначе, - спокойно сказал Савицкий. - Но вам что-то от меня надо. Вы со мной заигрываете, хотя я вам не нравлюсь - возможно, даже больше, чем вы не нравитесь мне. Это все, что я классифицировал.
        - Фантазии! - небрежно бросила Рита, и он усмехнулся.
        - И заигрываете, кстати, не очень-то умело. Хотя, кто другой может и повелся бы. Кому все равно.
        - А вы, значит, беспредельно разборчивы, - Рита снова отклонилась назад, прижавшись затылком к его ладони и повернув голову, и он не убрал ладонь, с любопытством глядя ей в глаза, в которых зелень и синь уже снова были в равных пропорциях. - Слушайте, Роман, - ее веки вдруг широко раскрылись, будто девушку осенила необычайная мысль, - а может, вы голубой?
        Он ухмыльнулся, и одновременно с этой ухмылкой его ладонь исчезла из-под затылка Риты, и она повалилась на диван, с размаху стукнувшись головой о сиденье, и снова ойкнула. Роман встал и посмотрел на нее с печальной усмешкой, как смотрят взрослые на безнадежно глупых детей.
        - Ответ, я так понимаю, отрицательный, - пробормотала Рита, поднимаясь с диванчика и потирая затылок. - Извините, я не хотела вас обидеть.
        - Вам это и не удалось, - Роман неожиданно подмигнул ей. - Для того, чтобы меня обидеть, нужно иметь хоть капельку ума. А у вас, - он сожалеюще развел ладонями, - увы! Но не расстраивайтесь, при хорошей анатомии ум ведь не обязателен, не так ли?
        Рита коротко взглянула на него, вскочила, сгребла пакет и свою куртку и ушла в каюту, зло хлопнув дверью.
        Она не выходила из нее до тех пор, пока катер не вернулся в русло неспешной Шаи.
        Роман предпочел бы, чтоб она не выходила из нее до самого Аркудинска.

* * *
        Он надеялся, что странная клиентка аннулирует свой заказ, во всяком случае, в отношении него, и он больше ее не увидит, но когда Роман, покончив с формальностями, покинул контору, Рита ждала его за углом, неподалеку от автостоянки в бледном свете фонарей. Она снова приняла свой элегантно-надменный облик, который слегка портила царапина на скуле. Ее волосы, тщательно расчесанные, сбегали с правого плеча золотисто-пшеничной волной, и закончившие на сегодня работу и попивавшие пиво возле перил водители поглядывали на нее с живым интересом. Рита постукивала каблучком сапога по асфальту, и ее глаза удовлетворенно поблескивали, как у человека, выполнившего ответственную и сложную работу.
        - Надеюсь, вы ждете не меня? - спросил Роман с надеждой, замедляя шаг.
        - Вас.
        - Что вам еще? - он остановился совсем, и Рита улыбнулась - опять безмятежно, словно вновь позабыла все недавно происшедшее. Бабочка-поденка.
        - Хочу напомнить, что завтра приду в это же время. И не думайте, что вам удастся улизнуть на другой маршрут. Вам не позволят.
        - А вы, случайно, не мазохистка? - с любопытством осведомился он, и Рита хихикнула.
        - Может быть, отчасти. Ладно, до завтра.
        - До завтра еще дожить надо, - рассудительно заметил Савицкий. - Вдруг я простужусь или под трамвай попаду…
        - Не говорите так! - вдруг очень серьезно попросила Рита и погрозила ему сине-зеленым взглядом, как упреждающим пальцем. - Никогда так не говорите!
        Она резко развернулась и направилась к автостоянке, и в звонком перестуке ее каблуков была злость. Роман, закурив, смотрел, как она дошла до темно-фиолетового
«мини купера», и тотчас же дверца со стороны водителя открылась и из машины выбралась каштановолосая девушка с короткой стрижкой и миловидным лицом, одетая в короткую куртку и джинсы. Девушка сдержанно улыбнулась Рите, потом несдержанно всплеснула руками, очевидно увидев царапину. Она резко взглянула прямо на Романа, потом мотнула головой в его сторону, явно безмолвно спрашивая, не он ли учинил над Ритой это злодеяние? Рита засмеялась и что-то сказала, и Роман тотчас же отвернулся и пошел в сторону остановки. И пока он шел, в его памяти то и дело всплывали то шрам на тонкой спине, то крошечное пятнышко возле уголка рта, то короткий отрезок времени, наполненный странно-серьезным голосом и странно-серьезными фразами, и мысленно Савицкий снова и снова повторял кому-то, возможно несуществующему, что лучше бы некоторых людей вообще никогда не было на этом свете. И возможно несуществующий молчал в ответ.
        Вероятно потому, что был согласен.

* * *
        Смотря по телевизору утренние новости, он водил утюгом торопливо и рассеянно, и опять загладил на рубашке косую складку. Чертыхнулся и принялся ее разглаживать. Зачем, собственно, гладить рубашку, если ее из-под свитера и так не видно? К тому же, он не на парад идет. Вот же ж, привычка - надевать мятую вещь неприятно, даже если ее и не видно. Роман подумал, что если и стоит завести в доме женщину, то для того, чтобы гладить белье. У него вечно получалось не глаженье, а черт знает что. Хотя, поди еще заставь женщину что-то погладить. Его нынешняя подружка, работавшая паспортисткой, если и гладила что-то, так только свою кошку.
        Уже на остановке Роман, глянув на часы, обнаружил, что опаздывает. Ни автобусов, ни маршруток, как назло, не было - прибывали исключительно те номера, которые ему были совершенно не нужны. Он завидел громыхающий неподалеку «шестой», перебежал дорогу и оказался на остановке как раз перед открывшейся дверью трамвая. Выплеснулись выходящие, Роман нырнул в дверь в первых рядах и пристроился возле окна. Рядом колыхнулось, задев его, знакомое терпковатое с легкой сладостью облако, и он машинально повернулся - Рита? Но нет, конечно же это была не Рита, да и что ухоженной кукле было делать в рабоче-крестьянском транспорте? Он отвернулся от сонного лица незнакомой шатенки, трамвай тряхнуло, кто-то, стоявший сзади, повалился ему на спину и тотчас исчез, не извинившись. В Аркудинске люди редко извиняются.
        Три остановки Роман проехал, безразлично глядя в мутноватое оконное стекло. На четвертой две трети пассажиров вышли, в трамвае стало совсем свободно, и Роман чуть передвинулся, но не сел. Сонная шатенка уже вышла, но облако знакомых духов так и плавало рядом, и это Савицкого раздражало. Трамвай дернулся, трогаясь с места, Роман слегка качнулся, ухватившись за поручень и с трудом сдерживая зевок, рассеянно повел глазами в сторону, и зевок застрял у него в горле.
        Тот, на кого он смотрел, приветственно улыбнулся. Потом поднял ладонь и легко махнул - знакомый дружеский жест. В сине-зеленых глазах, опушенных светлыми ресницами, была улыбка - такая же приветливая, как и та, что устроилась на губах. И болячки в уголке рта уже не было.
        - Черт меня дери! - прошептал Роман и передвинулся вправо - очень медленно, словно подкрадывался к бабочке, которую мог спугнуть неосторожным движением. И остановился, когда оказался точно рядом с сиденьем.
        Мальчишка был все в таких же потертых джинсах, но теперь на нем была темная куртка, а светлые волосы казались длиннее. Это был Денис Лозинский, и Роман понял бы это даже, если б мальчишка и не улыбнулся ему так узнавающе. Конечно, это был Денис.
        И в то же время не он.
        Малышу, сидевшему на придверном коврике, было от силы года четыре. Ребенку же, на которого сейчас смотрел Роман, уже исполнилось лет шесть, возможно даже семь. Хоть он и сидел, Савицкий сразу же осознал, что этот мальчик был гораздо выше ростом, и его лицо было очерчено более резко. Он мог бы быть родным братом того Дениса. В любом случае, он не мог быть тем Денисом - ведь что бы ни вытворяли дети, вырасти за три недели на три года они не могут никак.
        И все же это был именно Денис. Объяснить это было невозможно, но это был именно он. И он его узнал.
        Рядом с мальчишкой сидела сонная женщина лет тридцати пяти с тщательно подвитыми каштановыми волосами, рассыпавшимися по ткани светло-серого плаща. Лицо женщины с мелкими чертами было бледным и невыразительным - в глаза бросались лишь губы, накрашенные ослепительно яркой красной помадой, они приковывали к себе все внимание, отчего прочие части лица еще больше бледнели и пропадали куда-то, и казалось, что кроме губ ничего больше и нет. Одной рукой женщина держала сумочку, другой крепко сжимала ладошку Дениса, и изредка губы обращались к нему и улыбались сонной ласковой улыбкой.
        - Денис? - очень тихо произнес Роман, наклонившись, и глаза женщины, до этого момента незаметные, вдруг появились на лице, вспыхнув злым волчьим огнем, как будто этим вопросом Роман посягнул на ее собственность. Она чуть подвинулась к мальчику, крепче сжав его пальцы. Мальчишка кивнул и снова улыбнулся. Его улыбка уже не была полубеззубой - все зубы, белые и крепкие, были на месте.
        - Привет, дядя Рома, - вместе с ним повзрослел и голос, и из него исчезли наивно-лепечущие нотки. - Почему ты уже тут? Ты рано. Слишком рано. Нам придется импровизировать.
        - Что ты несешь?! - прошипел Роман, быстро огляделся и наклонился еще ниже. - Ты хоть понимаешь, что ты мне устроил, паршивец?!
        - Инна уже наполняет ванну, - задумчиво произнес Денис, глядя куда-то сквозь Романа. - И пена уже шуршит, пухлая… с ней здорово играть, когда сидишь в ванне… Чего ж вы не в автобусе, дядя Рома? Ох уж мне эти вечные перебои с городским транспортом! Но хорошо, что у вас больше нет машины, а то все бы так запуталось.
        Роман широко раскрыл глаза, решив, что мальчишка рехнулся. Несет какой-то бред, и слушать его немного жутковато - так мог бы говорить взрослый человек, а не шестилетний ребенок.
        - Вот что, малый, - зло сказал он, - сейчас мы выйдем и потолкуем с тобой в другом месте! - Роман покосился на волчьи глаза яркогубой женщины, смотревшей на него в упор, но, почему-то, до сих пор молчавшей. - Значит, это твоя мамаша?
        - Нет, - Денис вдруг фальшиво всхлипнул, и в его глазах заискрился смех. - Нет у меня никого. Я так одинок, дядя Рома.
        - Ну, так сейчас будет тебе компания! - Роман, решив не тратить больше времени на бессмысленную болтовню, схватил мальчишку за плечо с намерением выволочить его из трамвая, и в этот момент сидевшая рядом женщина ожила, уронила сумочку и яростно заколотила Савицкого свободной рукой, другой по-прежнему держа Дениса за ладонь.
        - Не тронь, пусти! - пронзительно завизжала она. - Пусти моего родного!.. Он мой родной!.. пусти его, сволочь, пусти!..
        Роман едва успел отдернуть голову, когда рука со скрюченными пальцами устремилась ему в лицо, и выпустил Дениса. Салон загудел возмущенно-любопытствующими голосами, кто-то ахнул, в следующую секунду трамвай остановился, и в него хлынул поток пассажиров. Романа отнесло в сторону, стукнув о чью-то спину, и он на какое-то время потерял из вида и мальчишку, и взбесившуюся женщину, но все еще слышал ее визг:
        - Мой родной!.. родной!.. Помогите, он хочет его отнять!..
        Роман попытался пробраться на прежнее место, но остервенело проталкивавшаяся сквозь толпу пухлая дама вдвинула его кому-то в бок. Часть людей, обернувшись и вытянув шеи, смотрела туда, откуда долетал истеричный женский крик. Внезапно он оборвался громкими булькающими звуками, раздался чей-то испуганный вопль, и толпа колыхнулась назад. Роман, плюнув на приличия, рванулся вперед, грубо отшвырнув с дороги какую-то женщину, пихнул кого-то локтем и прорвался к сиденью, где оставались Денис со своей попутчицей. Вокруг сиденья уже образовалось довольно широкое пустое пространство. Яркогубая женщина, косо завалившись на диванчик, билась в судорогах, широко разевая рот, и из него с бульканьем выплескивалась густая пена, заливая сиденье, светло серый плащ и пол вокруг, ползла она и из бешено раздувающихся ноздрей. Женщина хрипела, и ее лицо стремительно синело, а глаза выпучивались так, что, казалось, еще немного, и они выскочат из глазниц.
        Дениса не было.
        Роман суматошно оглянулся - нет, нигде не видать светловолосой головы. Но он здесь, в трамвае. Он должен быть здесь!
        - Припадочная, - испуганно сказал кто-то рядом с Романом. - Вон, пена пошла… Делать-то чего?..
        - Остановите трамвай! - зло заорал Савицкий, одновременно кидаясь к бьющейся женщине. Отчего-то он был уверен, что дело тут совсем не в припадке. Подхватив ее, он усадил женщину так, чтобы ее голова с раскрытым ртом свесилась вниз и она не захлебнулась, потом вскинул глаза. Пассажиры, смотрели на него с испуганным любопытством, ожидая, что он будет делать дальше. - Да скажите же, чтоб трамвай остановили, бараны! «Скорую» вызовите! И найдите пацана - здесь где-то он… Лет шесть, светлые волосы… Найдите и не отпускайте! Да живо - что вы уставились?!
        Изо рта женщины, подергивавшейся в его руках и надрывно кашлявшей, продолжала хлестать пена, распространяя вокруг кислый запах, смешанный с другим, очень сильным и очень знакомым, и Роман не сразу понял, что это, а поняв, удивленно моргнул. Пахло лавандой.
        - Остановить трамвай! - вдруг рявкнул кто-то в гомонящей толпе начальственным голосом, и услышав этот голос, Роман болезненно и как-то обреченно поморщился. Послышался возглас кондукторши, начальственный голос что-то бормотнул, и кондукторша истошно заорала:
        - Васька!.. останови!.. твою!.. в!..
        Трамвай с лязгом дернулся и замер. Роман, поддерживая женщину, оглядывался по сторонам, ища Дениса, но везде были лишь незнакомые взрослые лица. Вскоре среди них появилась небритая физиономия Нечаева и устремилась к нему, и Савицкий сразу же отвернулся. Женщина все еще подергивалась, но уже слабее, и ее продолжало тошнить. Он не мог понять, как в человеческом теле могло уместиться столько жидкости - пенистая лужа уже расползлась на половину салона, и люди брезгливо поджимали ноги и пятились.
        - Дверей не открывать! - крикнул где-то рядом Нечаев, и его голос начал удаляться.
        - Никому не выходить!.. Милиция!.. Врач есть?! Есть врач?!.. Не орать! Когда надо, тогда и выпущу! В сторону, в сторону!..
        Роман заметил, что пена, все еще выползающая из распахнутого рта и ноздрей женщины стала розовой. Она уже не дергалась, и только по телу волнами пробегали мелкие, почти незаметные судороги. В следующую секунду какой-то полный мужчина решительно оттолкнул его назад, выхватив женщину из его рук, уложил на сиденье и почти полностью загородил ее своим массивным телом. Роман, пошатнувшись, отвернулся, и рядом с его ухом тихо прошипели:
        - Что ты тут делаешь?
        - На работу еду, - Роман чуть повернул голову. - А вот ты, старлей, чего тут делаешь?
        - И я на работу… - в голосе Валерия послышалась легкая растерянность. - Что с бабой? Траванулась чем-то?
        - Не знаю… ты «скорую» вызвал?
        - Да, - с холодком ответил Валерий. - Между прочим, никакого пацана в трамвае нет. Я везде посмотрел. Я слышал, как ты орал. Где он был изначально?
        - Сидел рядом с ней.
        Некоторое время они молчали, напряженно наблюдая за манипуляциями полного человека. Потом мужчина выпрямился и мрачно сказал:
        - Она умерла. Ничего тут не сделаешь.
        Роман и Валерий вздрогнули и посмотрели на женщину, чьи ноги в темных брюках безжизненно свесились в проход. Черные туфли были облеплены розовыми хлопьями. Из уголка рта медленно тянулась темно-розовая жидкость, и пена подсыхала под ноздрями.
        Пассажиры загомонили громче прежнего, потом несколько голосов выкрикнули:
        - Выпустите нас! Мы на работу опаздываем!
        - Откройте двери, - хмуро приказал Нечаев кондукторше и взглянул на Романа. - Выйдем-ка, гражданин Савицкий.
        Роман понимающе кивнул, вытирая руки носовым платком, после чего вдруг произнес:
        - Валерий Петрович, у меня к вам личная просьба. Понюхайте-ка эту бедную даму. Изо рта чем пахнет у нее?
        Глаза Нечаева раскрылись до пределов, дозволенных природой.
        - Совсем сдурел?!
        - Черт его знает! Чувствуете какой-нибудь запах вокруг?
        - Духи кто-то разлил, похоже… - Валерий сморщил нос, внимательно посмотрел на лицо Савицкого, оглянулся на торопливо выбегающих из трамвая пассажиров, пожал плечами, наклонился и, сморщившись еще больше, осторожно потянул воздух рядом с мертвым раскрытым ртом. Поспешно выпрямился и озадаченно почесал затылок.
        - Лаванда. Несет, как не знаю что!.. Ела она ее, что ли?
        - Мальчишка болтал что-то про ванну… с пеной… бред какой-то нес… какая-то Инна, мол, уже ванну набирает…
        - Опять ты со своим мальчишкой?! - так громко заорал Нечаев, что один из пассажиров с перепугу споткнулся о ступеньку и выпал на тротуар. - Не было никакого мальчишки, Савицкий! Она одна сидела, ясно тебе?! Я ее видел! Видел, как ты к ней подрулил и чего-то сказанул! Что ты ей сказал, что она тебе в рожу вцепилась?!
        - Не ей я сказал, а пацану, кретин! И это из-за него она в меня вцепилась?!
        - Да не было никакого пацана, шизик! Никто его не видел, кроме тебя! Да тебя в психушку надо упечь до скончания веков!..
        В это время в трамвай поднялся официально прибывший врач, раздраженно посмотрел на них и направился к телу, следуя манящей руке полного удрученного мужчины. Роман с Валерием мгновенно замолчали и вышли на улицу, где Нечаев тотчас ухватил Савицкого за рукав.
        - Ты куда это?
        - На работу.
        - Мы с тобой не договорили!
        - А чего говорить, коли ты все так прекрасно видел? Если у меня и галлюцинации, то они вот этого, - Роман махнул рукой в сторону трамвая, - сделать никак не могли! Или, скажешь, и ее я тоже, а? Интересно, и каким же это затейливым образом?! Ты видел, сколько из нее вытекло?! Непонятно, как она вообще смогла выйти из дома и сесть в трамвай. Это невозможно, вообще-то. Подумай над этим. А еще подумай, если пацана не было, то почему она тоже его видела? Ты слышал, что она кричала?
        - Мой родной, - холодно ответил Валерий. - Она кричала это тебе. Ты ее знаешь, не так ли?
        - Впервые вижу. Она кричала не мне. Она кричала, что я хочу забрать у нее ее родного. То есть, пацана.
        - Да не было там!.. - возопил Валерий, но тут же осекся, глядя на оконное стекло. Взъерошил свои светлые волосы, болезненно сощурился и внезапно стал самым озадаченным человеком в мире.
        - Что за бред?.. - пробормотал он едва слышно.
        Роман тоже взглянул на трамвайное окно, желая узнать, что привело Нечаева в такое состояние, но ровным счетом ничего не увидел. Стекло было мутным, но относительно чистым, на нем не было никаких кровавых или угрожающих надписей - вообще ничего не было. Изнутри оно запотело, и на бледной дымке кто-то пальцем нарисовал большую римскую цифру V, подчеркнутую сверху и снизу. Цифра уже таяла, расползалась, оплывала крошечными каплями влаги.
        Что-то метнулось в его мозгу - что-то стремительное, неуловимое - и тотчас исчезло.
        - Ты зашел позже меня… - еще тише произнес Валерий, так что Роман едва разобрал сказанное. - Но не… Нет, не верю я в такие совпадения…
        - Что вы там бормочете, господин детектив? - раздраженно спросил Савицкий, покосившись на толпящихся возле трамвая людей, которые только недавно утверждали, что опаздывают на работу.
        - Не твое дело, - отозвался Нечаев как-то сонно и повернул голову. Его ярко-голубые глаза потускнели и словно ушли в глубь черепа. - Вы, собственно, свободны, Савицкий. Я вас боле не задерживаю. Только сделайте одолжение - в ближайшее время никуда из города не выезжайте. И постарайтесь не менять место жительства.
        Рядом с самым озадаченным человеком в мире появился еще один не менее озадаченный.
        - Отчего вдруг столь резкая перемена? И с какой стати мне сидеть сиднем в этом городе? Я что - подозреваемый? Из-за того, что какая-то незнакомая мне баба чего-то там наглоталась?!
        - Савицкий, если отпускают, то следует уходить - и как можно быстрее, - блекло сообщил Валерий. - Я еще разберусь с тобой и твоими галлюцинациями.
        - А я тебе говорю - был там пацан! - упрямо буркнул Роман, сам раздраженный собственным упрямством. Чего он, собственно, стоит тут и чего-то доказывает какому-то тупоумному старлею?! - И я с ним говорил. Только…
        - Я не знаю, что там тебе опять привиделось, - Нечаев сунул в рот сигарету и с недобрым прищуром взглянул на Романа. - Я знаю только одно - в последнее время там, где ты появляешься, кто-то умирает.

* * *
        Ему пришлось возвращаться домой, чтобы переодеться, и Савицкий опоздал почти на полчаса. Подходя к причалу, он не сомневался в том, что если вздорная кошка вздумает устроить по этому поводу истерику, он скинет ее в воду. Наплевать, что за это его уволят. Сейчас ему было абсолютно на все наплевать. Происшедшее крутилось в голове сумасшедшей каруселью, и из этого кружения то и дело выглядывало лицо мальчика, который стал старше, и издевательски улыбалось, и качалась приветственно детская ладошка, и в уши ввинчивались взрослые фразы, произнесенные звонким детским голосом. Ему казалось, что и асфальт, и деревья, и сам воздух - все вокруг пахнет лавандой - теплый, сырой, приторный запах, будто весь Аркудинск превратился в огромный кусок мокрого туалетного мыла. Ладони по-прежнему чувствовали тяжесть умирающей и судороги, сотрясавшие ее тело, и она снова и снова взвизгивала в его мозгу:

… Пусти моего родного!.. Он мой родной!..
        А следом почему-то неизменно выплывало озадаченное лицо Нечаева, и это раздражало больше всего.
        К его удивлению Риты на катере еще не было - не было ее и нигде вокруг - ни у перил, ни в барчике на причале. Роман взглянул на часы, пожал плечами и зашагал было к конторе, но в этот момент на стоянку, визжа шинами, в облаке темной пыли влетел «мини купер» и затормозил в самый, что ни на есть, последний момент, едва не въехав передним бампером в ствол липы. Из машины выскочила Рита в короткой черной куртке и облегающих золотистых брюках, вытащила пакет, хлопнула дверцей, перекинула через плечо ремешок сумочки, включила сигнализацию - и все это на одном стремительном движении, так что Роман совершенно не успел уловить, где начиналось одно действие и заканчивалось другое. Стуча высоченными каблуками, она почти подлетела к Роману, и тот воззрился на нее изумленно - где же вчерашняя элегантность и надменность? Девушка выглядела какой-то взъерошенной, спутавшиеся волосы небрежно рассыпались по плечам и спине, куртка сидела на ней как-то косо. Рита тяжело дышала, и казалось, что она приехала не на машине, а только что слезла с лошади после долгой безумной скачки. Напряженное лицо со слегка поджившей
царапиной было очень бледным, а глаза смотрели странно, точно Рита пристально приглядывалась к чему-то внутри себя. Оказавшись возле Романа, она поспешно пристроила на ненакрашенные губы вчерашнюю безмятежную улыбку, но он этой безмятежности не поверил.
        - Здравствуйте. Я опоздала, да? - небрежно спросила Рита чуть срывающимся голосом, и ее глаза посмотрели на Савицкого так, словно Рита ждала от него какой-то особой реакции. - Давайте поедем. Давайте скорее поедем!..
        Он молча развернулся и пошел к катеру. Каблучки торопливо застучали сзади, потом рядом, и Рита, обогнав его, метнулась к катеру и прыгнула на него, отчего катер чуть покачнулся. Роман вздернул бровь, озадаченный тем, как удается развивать такую скорость в столь неудобной обуви, потом спохватился и запоздало крикнул:
        - Я же говорил - нельзя прыгать на катер!
        Она не огрызнулась, как вчера - вообще ничего не ответила, сидела на диванчике, обняв свой пакет, и смотрела в сторону причала, и в ее молчании было что-то такое, отчего Роман то и дело украдкой поглядывал на нее. Казалось, что на диванчике и впрямь сидит кукла - неживая, холодная, и за приоткрытыми губами и стеклянными глазами одна лишь пустота. Рита ожила, только когда катер уже вошел в Шаю, и ее первые слова озадачили Романа еще больше.
        - У вас все в порядке?
        - Разумеется, - равнодушно ответил он. - С чего бы у меня быть беспорядку?
        - Это просто вежливость! - сказала Рита со знакомым раздражением. - Неужели вам чужда обычная человеческая вежливость? Мне показалось, что вы неважно выглядите.
        Ты на моем месте, подруга, выглядела б еще хуже. Знать бы только точно, на каком я месте.
        - Вам показалось. Вы и сегодня вооружены? Что прихватили на этот раз? «ТТ» или, - Роман обернулся, - парочку осколочных гранат?
        - Фаустпатрон, - буркнула Рита и снова превратилась в куклу. Роман хмыкнул и отвернулся.
        Сегодня она не просила делать остановки и практически не разговаривала, молча смотрела на берег, то ли предаваясь созерцанию весеннего пейзажа, то ли погруженная в какие-то свои мысли. Роман был доволен - на этот раз он вез почти идеальную пассажирку, но в то же время его не оставляло недоумение. Вчера вечером Рита не оставила ему сомнений в том, что и сегодня на катер придет взбалмошное и вздорное существо, беспрерывно говорящее и делающее глупости и окутывающее его усиленным и столь подозрительным Роману вниманием. Но сегодня на катер пришел кто-то другой, сидел очень тихо, очень много курил, и если Савицкому и удавалось поймать обращенный на него сине-зеленый взгляд, то никакого выражения он в нем не видел. Кукольный взгляд. Стеклянный. Обедать она ушла в каюту, ничего ему на этот раз не предложив.
        Выйдя из каюты почти через час, Рита перебралась на нос, устроилась в креслице рядом с Романом, поставила у ног пакет и принялась заплетать волосы в косу, склонив голову набок и глядя на скользящие мимо развесистые вековые ели. Ее пальцы быстро и слаженно бегали среди золотистых прядей.
        - А вы женаты, Роман Андреевич? - поинтересовалась она рассеянно, и Роман так же рассеянно ответил:
        - Не ваше дело.
        - Я бы удивилась, если б вы сказали что-нибудь другое.
        - Я не женат.
        Рита усмехнулась, бросила недоплетенную косу, достала из сумочки сигареты и закурила. Роман, скосив на нее глаза, заметил, что пальцы девушки чуть подрагивают. Она неотрывно смотрела на лес, и он не мог видеть выражения ее лица. Внезапно Роману захотелось, чтобы лицо это было видно - хотя бы часть. Сейчас отчего-то, когда Рита поворачивалась затылком, он чувствовал себя неспокойно, как будто в эти моменты с ее лицом происходило что-то ужасное.
        Словно почуяв его мысли, Рита повернула голову, и сине-зеленый взгляд огладил его щеку - по-знакомому недвусмысленно-игривый, и так же по-знакомому Роман почуял за этой игривостью легкую фальшь. Неприязнь просвечивала сквозь эту игривость едва-едва, как донные камешки сквозь темную воду, а к неприязни этой тесно прильнуло смятение. Савицкий чуть повернул голову, и взгляд, скользнув по его зрачку, вдруг всполошенно, словно вспугнутый воришка, дернулся вниз, к груди, перепрыгнул на руку и снова юркнул в сторону береговой линии, выискивая что-то среди елей. Мысленно Роман спросил себя, какая, в сущности, разница - что, да почему? Фальшивит игривая кошечка или нет? Чего задумываться о подоплеке - важен сам факт - красивая девка в самом соку предлагает себя уже второй день подряд - тут и статуя командора слюной бы изошла. Да вот только при всей Ритиной игривости что-то не позволяет поставить ее в ряд особ легкого поведения.
        Роман мысленно пожал плечами и обратил все свое внимание на реку. Катер чуть свернул, обгоняя неторопливо плывущий вниз по течению топляк, и в тот же момент Рита извлекла из пакета бутылку коньяка, отвернула крышку и нецивилизованно хватанула прямо из горлышка. Глубоко вздохнула, опуская руку с бутылкой, после чего сопроводила коньячную порцию сигаретной затяжкой.
        - Ух! - сказала она и вальяжно развалилась в креслице. - Перефразируя Стейнбека, нет ничего лучше первого глотка коньяка!
        - Первого? - Роман недоверчиво вздернул бровь. - Вы разве в каюте уже не приняли на бюст?
        - О, со мной изволили заговорить?! - изумилась Рита, обнимая бутылку, как любимое дитя. - В вашем голосе я слышу осуждение - верно, именно такое слышали миряне в голосах укорявших их монахов, которые сами же весьма обильно… - она махнула рукой, видимо, решив, что не сможет закончить предложение, после чего продекламировала, задумчиво глядя в горлышко бутылки одним глазом:
        Если я напиваюсь и падаю с ног -
        Это богу служение, а не порок.
        Не могу же нарушить я замысел божий,
        Если пьяницей быть предназначил мне бог!
        - Не знал, что вы знакомы с творчеством Хайяма, - заметил Роман, вскользь отметив, что строки выучены не вчера с целью покрасоваться, а знакомы явно давно - причем не только знакомы, но и насквозь прочувствованы.
        - Не знала, что вам известно, кто это такой, - в тон ему ответила Рита, чуть поежившись.
        - Но не думаю, что вы знаете наизусть всю «Рубайату», - Роман коротко глянул на нее и усмехнулся. - Что это с выражением вашего лица, дама? Вы полагали, что мои литературные познания не распространяются дальше надписей на бутылках с разнообразным лкоголем? Надеюсь, вы не сильно расстроились по этому поводу?
        - Не вижу повода для расстройства. А вы кто по образованию?
        - Не ваше дело.
        - Вы еще не натерли мозоль на языке этой унылой фразой? Бросьте, Роман Андреевич, мне кажется, вы вполне умеете по-человечески разговаривать.
        - Вы наняли меня, чтобы я катал вас взад-вперед или вел с вами светские беседы?
        - А разве это нельзя совместить? - Рита протянула ему коньяк. Роман мысленно вздохнул и отрицательно качнул головой. - Опять? Почему так - нам еще долго плыть, никто и не узнает, что вы пили. Коньяк хороший… И вы не похожи на заядлого трезвенника. Или у вас жесткий принцип - не пить на работе? Почему вы не можете вести себя по-людски - я не имею в виду это, - она качнула бутылкой, - а вообще? Не нравлюсь вам - ну и на здоровье, я не собираюсь делать из этого вселенскую трагедию - ах, боже мой! - конец действа - графиня с изменившимся лицом бежит к пруду!
        - Что вам от меня надо, а? - спросил Савицкий раздраженно, скользнув взглядом по ее аккуратно скрещенным ногам в облегающих брюках. Рита изящно пожала плечами.
        - Просто общения. Не пугайтесь, я не собираюсь сбивать с праведного пути столь высокоморальную личность, как вы, - я уже поняла, что вы изначально исполнились ко мне глубочайшего отвращения и, наверное, именно поэтому так часто поглядываете на мои ноги.
        - Я уже говорил, что у вас хорошая анатомия, - Роман потер шрам на щеке и посмотрел на небо, вскользь отметив кривоватую усмешку пассажирки.
        - Все-таки действует?
        - Не нарывайтесь, - посоветовал он скучающим тоном и, быстро глянув на реку перед носом катера, повернул голову и ухмыльнулся, медленно прокатив взгляд по ее фигуре снизу доверху. - Иначе мне действительно вздумается остановить катер, ссадить вас на берег и извалять по траве в разнообразных затейливых позах. Вы этого хотите? Предпочитаете ли прелюдию из поцелуев или вас сразу со страстным рыканьем ухватить за белые бедра?.. Ну, так как - даете отмашку? - Роман ухмыльнулся шире, после чего резко убрал похабство и из улыбки, и из взгляда, и из голоса. - Но нет, увы, вижу, не скользить нам по бальным залам полян, не встречать лесной рассвет в сонной и сладостной истоме объятий, не погружаться в одну на двоих грезу, поэтому давайте каждый займется свои делом - вы будете молча восхищаться окрестностями, я
        - вести катер. Ага?
        Рита как-то сонно поморгала, потом озадаченно спросила:
        - Это что сейчас было?
        - Ровным счетом ничего, - отозвался Роман прежним равнодушным тоном и закурил. - Какие будут указания?
        Она покосилась на него с каким-то комическим испугом и в то же время оскорбленно, словно он был восковой фигурой, внезапно ожившей и игриво хлопнувшей ее по заду, сопроводив шлепок непристойным предложением. Глубоко вздохнула, спрятала бутылку в пакет и чуть хрипловато произнесла:
        - Однако.
        - Если это было указание, то я его не понял, - сообщил Роман. - Соблаговолите выразиться яснее.
        - Мы ведь сейчас идем вниз по течению, да?
        - Именно.
        - Выключите двигатель.
        Роман, чуть пожав плечами, покорно остановил движок, надеясь, что не подвергнется очередной обработке, долженствующей, по замыслу Риты, преобразить его в насквозь дружелюбного типа, и мысленно вопросил кого-то, возможно несуществующего, почему тот не доглядел за сотворением мира и Романа в частности - лучше бы его создали глухим, либо всех женщин немыми, и тогда, вне всякого сомнения, образовалась бы всеобщая гармония. Катер тихо скользил по воде, влекомый теперь лишь задумчивым течением реки, и не тревожимый больше звуком двигателя лес словно придвинулся ближе, приглядываясь и оценивая.
        - Как тихо! - выдохнула рядом Рита - почти беззвучно. - Я отвыкла от такой тишины, какое-то время мне вообще казалось, что такой тишины больше не существует. Какие огромные деревья! Знаете, когда я смотрю на них в такой тишине, человеческая цивилизация представляется мне не грозной и могучей, а чем-то бледным, с хилыми ручонками, возможно даже несуществующим. Странно думать, что где-то там остался город - сплошь камень, машины и деньги, деньги… Здесь все это не имеет никакого значения.
        - Погодите, скоро те хилые ручонки дотянутся и сюда, - Роман откинулся на спинку сиденья, закинул руки за голову и чуть прикрыл глаза. - На Светлом тоже когда-то было очень тихо. И на Тиши - не зря же такое название… А теперь там сидит Аркудинск.
        - Вы не любите этот город? - поинтересовалась она, отводя задумчивый взгляд от елей.
        - Я в нем родился, - просто ответил Савицкий. - С родным городом всегда срастаешься. Особенно когда живешь в нем слишком долго. Не могу сказать, что не люблю его. Но не знаю, можно ли назвать то, что испытываю к нему, любовью. Он - просто часть меня.
        - А не наоборот?
        - Ни в коем случае.
        - А я его люблю. Больше, конечно, когда нахожусь подальше от него - особенно здесь. Но люблю, - сказала Рита слегка запальчиво, по-детски. - И окрестности, и сам город. Он очень красивый, если, конечно, отбросить все эти уродливые безликие многоэтажки, витрины и прочее… а вот старые дома, и храмы, и горбатые мостики…
        - А люди?
        - Что? - ее губы почему-то дернулись, словно Роман задал ей на редкость бестактный вопрос.
        - Вы любите Аркудинск вместе с его жителями? Или отдельно от них?
        В глубине ее глаз вдруг мелькнуло вчерашнее, надрывное и растерянно-испуганное, и Рита почти сразу же отвернулась.
        - Почему вы так спросили?
        - Просто. Один мой знакомый сказал недавно, что в этом городе живут до крайности равнодушные люди.
        - Такие люди живут везде, - с ощутимым холодком отозвалась Рита, не поворачиваясь, и разговор вдруг порвался - как тетива, натянутая сильнее предела, и оборванные концы щелкнули по собеседникам, откинув их в разные стороны. Девушка резко встала и ушла в каюту. Роман выпрямился, опустив руки, и недоуменно глянул ей вслед, пытаясь понять, что он такого сказал? И сразу же разозлился - зачем вообще что-то говорил?! Внезапно он обнаружил, что уже довольно давно не думает об утреннем происшествии и не мерещится всюду сырой запах лаванды - вокруг были только запахи хвои, холодной воды, коры, да еще легкий терпковатый аромат духов, словно позабытый возле Романа своей хозяйкой.
        Указаний запустить двигатель не поступало, и некоторое время Роман безмятежно курил, глядя на реку и лишь изредка дотрагиваясь до руля. Вот против такого времяпрепровождения он ничего не имел, особенно когда рядом никто не говорит, - сидел себе и слушал плеск воды и изредка перекрикивавшихся в лесу птиц, и лягушечье поквакивание. И когда в эти звуки вплелся еще один, тонкий, жалобный, дрожащий, цепляющий за сердце, не сразу понял, что это такое. Вздрогнув, Роман обернулся и увидел, что Рита стоит позади, возле диванчика, чуть покачиваясь в такт движению судна, и водит смычком по струнам прижатой к подбородку скрипки, повернув голову, и почти закрыв глаза. Кончики ее пальцев медленно и сонно двигались по грифу, и из-под волоса смычка струилась печальная, надрывная и очень одинокая мелодия. Возможно, она была красивой, но у Романа от нее вскорости свело зубы, и мир стал казаться гораздо неприглядней, чем был на самом деле. Сдвинув брови, он терпел несколько минут, но потом не выдержал:
        - Бога ради, сыграйте что-нибудь другое! А то у меня ощущение, что я плыву на собственные похороны.
        Видно сказал под руку, потому что смычок дернулся, издав всполошенный, болезненный звук, словно кошка, которой прищемили хвост.
        - Это же Паганини! - оскорбилась Рита, опуская руку со смычком и глядя на Савицкого так, словно он сказал какую-то пошлость.
        - Рад за него, но если мое мнение тут учитывается, больно уж грустно для этих мест и, как сказал доктор Ватсон своему музицирующему другу, я думал, с кем-то плохо. Сыграйте что-нибудь менее душещипательное.
        Рита прищурилась - неожиданно лукаво.
        - То есть, вы все-таки хотите, чтобы я сыграла?
        - Я не против хорошей музыки, если только от нее не впадаешь в меланхолию.
        - Моцарт вас устроит?
        - Надеюсь, не «Реквием»?! - почти испуганно спросил Роман, и Рита чуть вздрогнула, потом фыркнула, вскинула голову, и из-под смычка полилась «Маленькая ночная серенада» - веселая, легкая, запрыгала над ленивой водой, словно некое живое существо, задорно бегущее куда-то, перебирая ножками в невесомых туфельках. Потом мелодия загустела, замедлилась, и этой он уже не знал, но не стал спрашивать, не желая перебивать исполнительницу. Иногда в музыке угадывалось что-то знакомое, и Роман подумал, что, верно, Рита не играет что-то определенное, а импровизирует на многие темы. А потом перестал думать - просто слушал, откинувшись на спинку кресла, и музыка бродила вокруг, плавала, кувыркалась, сливаясь со звуками окружающего безлюдного мира, - то блестящая и яркая, то поэтичная и задумчивая, то мягкая с легким баском, то острая и подпрыгивающая; она рассыпалась, окутывала, парила и нашептывала, и улетала куда-то к далеким верхушкам елей, и тонула в сонной воде, отступала, почти неслышная, и вдруг становилась всем, тянулась, как мед, и подсчитывала биение сердца. Роман невольно заслушался настолько, что
позабыл, где находится и кем является, и предоставленный самому себе катер едва не въехал в мысок - Савицкий еле-еле успел спохватиться и обогнуть его. Заметила это Рита или нет - он не знал, скрипка все так же продолжала петь позади, не прервавшись ни на секунду, и голос ее становился все более значительным, словно пытаясь что-то объяснить ему или просто поговорить.
        Он был не против.

* * *
        Сойдя с катера, Роман подал ей руку, и Рита, чуть пошатываясь, спустилась на причал, изумленно вскинув брови и глядя на Савицкого с нескрываемым любопытством.
        - Что с вами, Роман Андреевич, вас неожиданно посетила галантность?
        - Это просто в благодарность за исполнение, - Роман покосился на нескольких коллег, весело скаливших зубы в сумраке у перил, - и за то, что вы больше ничего не говорили. Вынужден признать, что играете вы хорошо. Что-то заканчивали?
        - Местную консерваторию, - Рита неопределенно мотнула головой куда-то в сторону автостоянки. - Что-то говорит мне, что, несмотря на этот неожиданный комплимент, глупо пытаться просить вас помочь донести вещи до машины.
        - Вы правы, - Роман взглянул на циферблат своих часов, и Рита, склонив голову, тоже зачем-то внимательно туда посмотрела.
        - Завтра постараюсь не опоздать, - она сделала короткую паузу и вопросительно глянула на него. - Никаких возражений или упреков не последует? Нет? Чудно. Благодарю, что так мужественно выдерживаете общество столь скорбного умом создания, как я.
        - Да не за что, - отозвался Роман и покачал головой, глядя, как она идет к автостоянке, после чего поднял голову и почти зло посмотрел туда, где, согласно всем представлениям, располагался кто-то, возможно несуществующий. Потом неторопливой походкой направился к конторе.
        Когда он вышел оттуда, машина Риты все еще была на стоянке, и Рита стояла возле нее, и в бледном свете фар Роман увидел злость на ее напряженном лице. Та злость, которую ему уже доводилось наблюдать, была по сравнению с этой блеклым призраком - сейчас черты исказило нечто сильное, глубинное, что зарождается не от пары брошенных обидных слов, а от чего-то очень серьезного. Чуть впереди нее стояла вчерашняя девица, верно, прибывшая встречать подругу своим ходом, и ее лицо, в противоположность Ритиному, совершенно ничего не выражало - бесстрастная красивая маска. Обе смотрели на высокого крупного мужчину, который, по-хозяйски облокотившись на темно-зеленую «ауди», доброжелательно улыбался им, и стеклышки его очков в изящной оправе поблескивали благосклонно. Мужчина был одет дорого и со вкусом, и в его позе и в изгибе легко улыбающихся губ чувствовались уверенность и легкая снисходительность.
        - Уж который день ищу тебя по всему городу, а ты - надо же - тут! Что случилось, Риточка? Дома тебя нет, сотовый отключила. И тут-то чего позабыла? Не знал, что тебя интересует подобный бизнес.
        - Что вам надо? - услышал Роман холодный голос Риты. Он уже почти миновал стоянку, направляясь к остановке, но нотки, прозвучавшие в этом голосе, заставили его остановиться. Савицкий повернулся, и в тот же момент мужчина выпрямился и шагнул к
«куперу» и застывшим возле него женским фигурам. Шатенка тотчас же почти неуловимым движением переместилась чуть вперед и в сторону, так что Рита оказалась за ней, и свет фонаря блеснул на ее зубах, показавшихся из-под разошедшихся в совершенно безэмоциональной улыбке губ.
        - Эй, эй! - мужчина, сразу же остановившись, весело засмеялся. - Будет тебе, Ритка! Убери свою волчицу, мы же интеллигентные люди! Что ты, в самом деле, так со старым другом?
        Рита тронула шатенку за предплечье, потом негромко и с нажимом что-то сказала мужчине - вряд ли то, что обычно говорят старым друзьям. Роман увидел, как его холеное, чисто выбритое лицо чуть дрогнуло, и, не тратя времени на размышления, быстро пошел к стоянке - очень быстро, следя за стоящими и готовясь уловить момент, когда шаг придется сменить на бег. В душе он надеялся, что делать этого, все-таки, не придется, и все разрешится само собой. И тут Рита повернула голову и увидела его.
        Роман не ожидал такой реакции. Лицо Риты изломилось в совершеннейшем ужасе, она вся как-то съежилась, превратившись в маленькое, странно обреченное существо. Ее рука коротко дернула шатенку назад, после чего Рита, развернувшись, проворно юркнула в машину. Шатенка стремительно последовала ее примеру, и «мини купер», визгнув шинами, всполошенно прянул вперед, почти впритирочку разошедшись с задним бампером «ауди», обдал отпрыгнувшего мужчину тучей пыли и умчался прочь. Роман изумленно посмотрел вслед удаляющимся огням, совершенно сбитый с толку. Мужчина, обмахивавший ладонью свой дорогой плащ, снова рассмеялся и негромко сказал:
        - Вот стерва!
        Из «ауди» выглянула чья-то голова и уважительно произнесла:
        - Дмитрий Степаныч, опоздаем.
        Мужчина небрежно отмахнулся, равнодушно взглянул на Романа, который, щелкая зажигалкой, задумчиво и как бы между прочим разглядывал его, и неохотно открыл дверцу «ауди» с пассажирской стороны. Перед тем, как его лицо исчезло в тени, Савицкий успел уловить на нем недоумение. В этот момент на стоянку величаво въехала еще одна машина, и Роман улыбнулся, узнав «гранд вояджер» Чернова. Анатолий выскочил из машины, приветственно махнул Роману, но тут же обернулся, когда из окошка «ауди» ему узнавающе, с ленцой сказали:
        - А-а, Толя.
        - Здравствуйте, Дмитрий Степанович, - отозвался Анатолий, и Романа чуть покоробило скользнувшее в его голосе легенькое почтение. - Вы, никак, ко мне?
        - Да нет… я тут так… по своим делам, - рассеянно ответил обладатель изящных очков.
        - Ну, счастливо.

«Ауди» вырулила со стоянки, мягко шурша шинами, и Роман, бросив на нее последний короткий взгляд, повернулся к подходящему Анатолию.
        - А ты чего тут красуешься? - весело спросил Чернов. - Я думал, ты уже ушел. Нанимательницу твою встретил на выезде - чуть в меня не вписалась, неслась, как ополоумевшая. Ты ей чего-то сказанул?
        - Нет, по-моему, она всегда так ездит, - Роман посмотрел в сторону трассы. - А что это был за кадр?
        - Гельцер.
        - Мне это ничего не говорит. Это фамилия или профессия? И чего ты перед ним расстилаешься?
        - Ничего я не расстилаюсь! - тут же обиделся Анатолий. - Обычная вежливость. Я у него когда-то кредит брал, ну и сотрудничаем, опять же.
        - Большая шишка? Что-то я о нем не слышал.
        - Никакая он не шишка, просто мэн бизнеса. Посерьезней меня, конечно, и связи у него хорошие, но, в принципе, я тебе скажу, ничего особенного. Вроде Горчакова покойного, компаньон, кстати, евонный. Обоими его пансионатами вроде как он теперь заправляет и фирмочкой тоже… А чего он тебе сдался?
        - Да так, заполняю пробелы в образовании, - Роман взглянул на часы. - Торопишься?
        - Да, заскочил на минутку, проверить кое-что, а потом домой лететь надо - Людка прием сегодня устроила, и мне желательно на нем присутствовать. А то… - Анатолий выразительно покрутил головой и вздохнул, - ну, ты ж знаешь Людку! В субботу, может, вырвусь, посидим.
        - Ну, ладно, тогда пока. - Роман отвернулся было, но Чернов тут же окликнул его:
        - Эй, да ты погоди, у меня дел-то на минуту! Я тебя подброшу.
        - Да нет, спасибо, пойду я. Кстати, - Савицкий ухмыльнулся, - ты уже осуществил свою мечту?
        - Которую? - осведомился Анатолий немного озадаченно. - У меня их много.
        - Ну, ты ж все хотел поглядеть, что Горчаков нашел себе напоследок. Видал ее?
        - Да, - Анатолий ухмыльнулся, и его круглое лицо, казалось, округлилось еще больше, подернувшись легкой мечтательностью.
        - Ну, и как она?
        Мечтательность слетела с его лица мгновенно, сменившись удивлением.
        - В смысле?
        - В смысле внешности. Ты, Толя, сегодня чего-то туго соображаешь. Сам увидел, так поделись с другими, мне тоже интересно. Я ж ее не видел.
        Анатолий вдруг расхохотался и хлопнул Романа по плечу так, что тот чуть не потерял равновесие.
        - Ой, Ромка, ну ты даешь! Я, конечно, знаю, что ты малообщителен и ни в чем вокруг не заинтересован, но не настолько же! Второй день подряд катает горчаковскую вдову с утра до вечера и жалуется, что ни разу ее не видел.
        - Что? - ошарашенно спросил Роман, сжав в пальцах сигарету так, что та моментально сломалась, и вниз посыпались табачные завитушки. - Эта…
        - Ну да, Маргарита Алексеевна Горчакова, собственной персоной. Она особо и не шифровалась. Тю, Ромка, я-то думал, что ты уже достиг в этой области определенных успехов! Еще порадовался, когда она тебя выбрала - во, думаю, повезло приятелю! - Анатолий почесал затылок. - Честно говоря, я думал, что ты ее знаешь, может, знакомая старая. Мы с ней здесь позавчера вечером имели очень милую беседу, и она мне твою фамилию и имя назвала - мол, действительно такой-то здесь работает? Ты как раз подходил с пассажирами, я ей тебя и показал. Ладно, черт с тем, кто она, может, тебя и имена не интересуют, но вот…
        - А тебе не показалось странным, Толя, что особе, у которой есть личные катера и достаточно челяди, вздумалось поднанять какой-то левый катер с левым водителем?! - перебил его Роман почти зло, и Чернов посмотрел на него удивленно.
        - Нет. У баб знаешь сколько всяческих причуд? А у баб с деньгами - в особенности. Знаешь, Ром, мой тебе совет - относись ко всему проще. Ладно, побегу… А то может дождешься?
        Роман покачал головой, отвернулся и пошел к остановке - почти бегом.

* * *
        Домой он не поехал - выскочил из автобуса через пару остановок и долго бродил по городу среди сгущающейся весенней ночи, прохожих, рева машин и громыханья трамваев, сидел где-то на скамеечках, стоял на горбатых мостиках, бездумно глядя в тихую воду и потеряв счет времени. В голове все перемешалось, снова кружилась там какая-то сумасшедшая карусель - то малыш, смотрящий жалобными глазенками, то снова он, повзрослевший и по-взрослому циничный, тапочек, сваливающийся с дернувшейся ноги, тело, бьющееся в его руках, поднимающееся мертвое лицо, мужчина в зеленой куртке, сонно идущий навстречу своей смерти, снова Денис, улыбающийся во весь рот, чистые звуки скрипки смешивались с запахами лаванды и жасмина, где-то тихо плескалась река, и снова и снова уходил в тень ужас на обернувшемся бледном лице.
        Относись ко всему проще.
        В конце концов Роман обнаружил себя на приподъездной скамейке в каком-то незнакомом дворе с сигаретой в пальцах и злого до невозможности. И поди еще разбери, от чего эта злость - от свалившихся на голову полузагадок-полувидений или от того, что Рита оказалась вдовой состоятельного типа, известного в свое время в Аркудинске разнообразными скандальными историями и шумными гулянками. Роман видел его несколько раз в ресторанах, которые посещал со своими подругами. Горчаков был довольно симпатичным молодым мужиком спортивного типа и поначалу каждый раз вел себя довольно прилично, и долетавшие до Романа обрывки его фраз выдавали хорошую образованность. Но напиваясь, а пьянел он быстро, Горчаков превращался в этакого разгульного хамоватого барона, орущего на весь зал, требующего беспрекословного подчинения от любого и норовящего с кем-нибудь сцепиться. Роман никогда не интересовался, чем он занимается, просто знал, что у Горчакова «много чего есть». У него в ту пору хватало своих забот, «Феникс» только-только расправлял крылышки, а к ремонтно-строительному бизнесу Горчаков не имел никакого отношения.
        Савицкий отщелкнул окурок в кусты и рассеянно посмотрел на подъездное окошко, из которого на скамейку лился слабый свет, потом потер щеку. Отказываться возить Риту он не собирался - какая, действительно, разница, кого возить, но все же ему хотелось знать причину. Может и стоит задать ей завтра парочку житейских вопросов. Хотя, возможно и не стоит. Да вот только странновато ведет себя мадам Горчакова. И не только ее поведение - вся она насквозь странновата - причудливая смесь задумчиво-загадочной мадонны с итальянских картин с разбитной безмозглой кошкой. Надо же, какую игрушку прикупил себе Горчаков!
        Кто-то неторопливо прошел мимо - Роман уловил лишь движение, звук шагов и щелканье зажигалки. Шаги замедлились еще больше, потом начали возвращаться, и он лениво повернул голову.
        - Извините, у вас прикурить не будет? - вежливо спросили из полумрака. Роман молча протянул зажигалку, и человек подошел ближе, окунувшись в бледненький подъездный свет - не старый еще светлоусый мужчина в распахнутой куртке и спортивном костюме под ней. Закурил, поблагодарил, отдавая зажигалку, и грузно опустился на скамейку рядом. Протяжно зевнул, пробормотал: «Надо ж, как тепло сегодня», - после чего принялся уныло жаловаться на продавщиц магазинчика в соседнем доме, которые взяли моду закрываться на полчаса раньше положенного. Он говорил это не столько Роману, сколько самому себе, и Савицкий слушал его краем уха, размышляя - домой пойти или к Наташке-паспортистке, которая вряд ли будет против его визита. Он снова закурил. Голос мужчины жужжал рядом, как сонная осенняя муха. Роман взглянул на часы, чуть поежился от неожиданно на мгновение пронизавшего его холода и начал было вставать, но фраза, выделившаяся вдруг из сонного жужжания, уронила его обратно на скамейку.
        - …ведь верно я говорю, мой родной?
        - Что вы сказали? - ошарашенно переспросил Роман. При других обстоятельствах он, вероятней всего, иначе бы отреагировал на столь фривольное обращение, но последние слова были настолько дико похожи на те, что он слышал утром, что Савицкий слегка растерялся, и злость появилась лишь долей секунды позже. Мужчина очень медленно повернул к нему голову - так медленно, будто у него болела шея, и он боялся усилить боль неосторожным движением. Но на лице, чуть подернутом морщинами, боли не наблюдалось - лишь отстраненное дружелюбие к случайному собеседнику. Только лицо это было неестественно молочно-белым, а губы - бескровными с легким голубоватым отливом. Усы, брови и ресницы были чем-то припорошены, словно пудрой, хотя Роман готов был поклясться, что когда человек протянул ему обратно его зажигалку, ничего этого не было. Белые порошинки чуть искрились в бледном свете.
        - Я… говорю… им… лишь… бы… слинять… пораньше… - мужчина с усилием выталкивал из себя слова, словно они давались ему с огромным трудом, и каждое это слова срывалось с бледных губ в сопровождении клубов густого пара, словно он сидел посередине зимней стужи. Над его головой легкий ветерок колыхал тонкую веточку, усыпанную распускающимися вишневыми цветами. Роман начал очень медленно подниматься, лицом чувствуя дыхание на редкость теплой аркудинской ночи. Это был просто дым… но в руках сидящего уже не было сигареты… внезапно он понял, что искрящиеся порошинке на лице мужчины - ни что иное, как иней. Иней посреди тепла!
        - Х-х-хо… - выдохнул человек, выпустив еще один клуб пара, обхватил себя руками и застыл неподвижно с раскрытыми губами. Послышался легкий серебристый треск, и глаза, сонно смотревшие на Романа, словно затянулись тончайшим искрящимся стеклом. Иней уже покрывал все лицо, сгустившись вокруг губ и под ноздрями, и лицо это сверкало и переливалось, точно необычайная снежная маска - страшное и красивое зрелище, от которого трудно было отвести взгляд.
        Его ноги подкосились, и он рухнул обратно на скамейку, оторопело глядя на искрящийся профиль, смотрящий в никуда мерзлыми глазами. Ветви цветущей вишни зашелестели громче, и в этом шелесте чудилось что-то издевательское. Вокруг было тепло и теперь, казалось, стало еще теплее. Он чувствовал, как струйки пота стекают по телу под рубашкой. Роман медленно наклонился вперед и заглянул за грузное тело, сжавшееся на скамейке. Он не знал, зачем делает это, но почему-то был уверен, что сделать это необходимо - и как можно быстрее.
        Рядом с мужчиной сидел Денис и крепко держал его за плечо, похожий на жадно присосавшуюся к своей добыче пиявку, - тонкие детские пальцы сомкнулись на коже куртки железной хваткой. Он чуть склонил голову и улыбнулся - милая мальчишеская улыбка, совершенно невинная и искренняя. Мальчишка был все в той же одежде, что и утром в трамвае, - симпатичный, светловолосый семилетний мальчуган. Возраст многих детей бывает сложно определить - хилый шестилетний заморыш на деле оказывается лет двенадцати, а высоченный пацан может оказаться много младше, чем выглядит, но Роман совершенно точно знал, что мальчишке, который смотрит на него, семь лет. Не шесть-семь. Семь.
        - Шли бы вы домой, дядя Рома, - звонко произнес детский голосок. - Поздно уже. Да и заморозки сегодня. И не говорите никому. Не поверят вам - вы ж знаете.
        Роман сорвался со скамейки с яростным возгласом и кинулся на Дениса, но его пальцы схватили лишь пустоту. Мальчишка исчез, словно его никогда и не было, и вокруг была лишь теплая густая ночь, до отказа заполнявшая пустынный двор. Тяжело дыша, он отшатнулся, озираясь и пытаясь уловить топот бегущих детских ног, потом тупо посмотрел на человека, который все так же сидел, обхватив себя руками и глядя насквозь. Наклонился и прижал пальцы к его шее слева. Кожа под ними оказалась не просто холодной, а мерзлой, твердой, и Роман не ощутил под ней ни единого биения. Он отдернул руку, потом снова протянул ее и осторожно потянул человека за плечо, и тот, продолжая держать самого себя в объятиях, тяжело качнулся и со стуком упал на скамейку, а с нее - на асфальт. Звук был таким, словно уронили замороженную говяжью тушу. Сжав зубы, Роман наклонился и попробовал приподнять скрючившееся с согнутыми ногами тело, но тут же понял, что не сможет этого сделать, и отпустил, и труп снова повалился на асфальт все с тем же деревянным стуком. Роман опустился на корточки, одной рукой нашаривая во внутреннем кармане куртке
сотовый, а другой яростно терзая свои волосы на макушке, словно они были в чем-то виноваты. Бледный подъездный свет растекался по мертвому мраморному лицу, и он видел, как на нем медленно, словно по волшебству, выступают крохотные капельки влаги. На чуть голубоватых раскрытых губах их было уже множество. Одна из капелек скользнула за край губы, сверкая, скатилась по белому небритому подбородку и застряла среди щетинок. Роман встал, сжимая телефон в кармане и не отрывая взгляда от этой крохотной сияющей капельки, глухо, затравленно выругался и отступил назад. Его взгляд заметался по темному двору, словно сбившийся со следа пес, и Роман заорал вне себя от бешенства:
        - Денис!
        И тотчас возле соседнего подъезда метнулась гибкая тень, окунулась на мгновение в бледный свет, и перед Романом мелькнуло искаженное страхом тонкое женское лицо - мелькнуло и тотчас исчезло, и тень пропала так же стремительно и беззвучно, как до того пропал со скамейки мальчишка. Ему показалось, что… да нет, показалось. Уж ее-то тут быть никак не могло.
        - Денис! - снова закричал Роман зачем-то, хотя знал, что никто не отзовется.
        Где-то стукнула оконная створка, раздалось собачье гавканье, и все стихло, остался лишь призрачный шелест деревьев и далекий шум машин. Дениса не было. Возможно, его не было никогда. Но мертвец, скорчившийся на асфальте, был. Как и все мертвецы до него.
        Я знаю только одно - в последнее время там, где ты появляешься, кто-то умирает.

«Но он сам ко мне подошел! - с испуганной злостью закричал кто-то у него в голове.
        - Я даже не звал его - он подошел ко мне сам! Сам! При чем здесь я?!»
        Роман решительно удушил истеричный голосок и тускло взглянул на человека, замерзшего насмерть посреди теплой задумчивой ночи. Пробормотал негромко:
        - Извини, мужик.
        Отвернулся и ушел неверной походкой, не оглянувшись ни разу.

* * *
        Он вызвал «скорую» из телефона-автомата через квартал и некоторое время стоял на другой стороне улицы возле ларька, пристально разглядывая редких прохожих, останавливавшихся, чтобы поглазеть на витринку и что-нибудь прикупить. Потом дошел до остановки и тут же повернул в сторону, сам не зная, куда идет. Роман знал только одно - домой он сегодня не вернется ни за что на свете. Было жутко оставаться среди четырех стен наедине с происшедшим и со своими мыслями. Но, с другой стороны, что если, пока он бродит по городу, с ним еще кто-нибудь заговорит… или он просто увидит какого-нибудь человека - кого угодно - ларечницу, водителя маршрутки или автобуса, молодежную компанию, любого случайного прохожего? Просто посмотрит на него, а спустя секунду обнаружит рядом с этим человеком улыбающееся мальчишеское лицо? И потом мальчишка опять исчезнет, отпустив уже мертвую руку. Не сейчас, не сегодня, так завтра, и этим человеком может быть кто угодно. Им может стать Толька Чернов, коллеги-водители, Сенька из конторы, алкаш-Желудь, Рита… Он не может пойти к Наташке, потому что этим человеком может оказаться и она.
Хотя, возможно, в следующий раз Денис возьмет за руку именно его. И ведь однажды он уже брал его за руку. Но ничего не произошло, он жив, его не сбила машина, он не замерз насмерть. Что вообще происходит?! При чем здесь он, Роман? И кто были эти люди - мужчина в зеленой куртке, женщина, умершая в трамвае, человек, попросивший у него огоньку и спустя несколько минут превратившийся в ледяную статую? Ничто не происходит просто так, это железное правило. У всего есть объяснение, у всего есть предпосылки и у всего есть последствия, становящиеся предпосылками чего-то другого. Может, если он узнает, кто были эти люди, он сможет что-нибудь понять?
        Между прочим, как ни крути, налицо было только одно убийство. Прочее - неизвестно что. Несчастный случай на дороге. Женщина в трамвае - ладно, допустим, чем-то отравилась, либо ее отравили… хотя выглядело, как будто она… ладно, черт с ним, отравили… лавандовая пена… при чем тут пена? А этот мужик… это ж вообще никак нельзя назвать - ни убийство, ни несчастный случай. Замерзнуть в десять градусов тепла можно, если тебя окатят жидким азотом… но ведь ничего подобного не было, не так ли? Полтергейст, что ли? Да замечательно, а скоро ему начнут мерещиться бегающие плотоядные деревья и летающие тарелки! Мальчишки уже мерещатся - мальчишки, которые слишком быстро взрослеют.
        В голове у Савицкого образовалась такая болезненная каша, что он с трудом сдержался, чтобы не взвыть. Закурив, он попытался взять себя в руки и пошел по улице, стараясь изображать человека, который попросту решил прогуляться перед сном. На следующем перекрестке Роман свернул направо и вдруг обнаружил, что находится на окраине одной из центральный городских площадей, оживленной несмотря на позднее время. Тротуар был залит светом фонарей, всюду сияли ларьки, павильончики и витрины. Некоторое время Роман шел спокойно, но вскоре обнаружил, что пристально вглядывается в каждого встречного и постоянно озирается, ища светловолосую мальчишескую фигурку. Чертыхнувшись, он свернул в проулок и направился к мостику. На мостике хихикала многочисленная молодежная компания. Развернувшись, он почти бегом прошел мимо Николаевской часовни и оказался в березово-липовом скверике, где почти все скамейки были заняты обнимающимися парочками. Роман повернул направо, перебежал через рельсы и вскоре перестал соображать, куда идет. Город раскачивался перед его глазами, а потом и он, и время превратились в сплошное цветное,
сверкающее огнями и грохочущее музыкой месиво, которое подхватило Савицкого и понесло куда-то, и там был вкус коньяка и женский смех, чьи-то игривые руки, целый ассортимент запахов духов и табака, и снова вкус коньяка, а потом, кажется, была водка, и танцы, рядом кого-то били, но совершенно определенно не его, и он тоже не бил, потому что в этот момент кто-то женского рода с хорошей фигурой целовал его в шею и с придыханием шептал в ухо: «Поехали к тебе», - и снова кто-то смеялся и рассказывал страшно потешную историю про то, как он разбил свою машину, и был уже другой шепот, бледно-голубой кафель, обнаженная женская грудь, тяжело колыхавшаяся под задранным к подмышкам свитерком, но главное, что совершенно нигде не было Дениса. Потом было что-то еще - совершенно уже неразборчивое и незапоминающееся, а после туман рассеялся, и Роман увидел себя в каком-то полупустом темном баре с низким потолком, под которым слоился густой сигаретный дым. Как-то очень уж темно было в баре, и Савицкий, болезненно поморщившись, провел ладонью перед глазами, нашарил солнечные очки и поднял их на лоб. Он сидел один за
узким прямоугольным столиком, сервированным до отказа набитой окурками пепельницей, на треть полной бутылкой коньяка, двумя стаканами, в одном из которых плавал окурок, и тарелкой с апельсиновыми корками. В затылке мягко постукивало, левая сторона шеи ныла, будто ее кто-то долго, вдумчиво жевал. Роман поспешно проверил карманы куртки - сотовый на месте, количество денег изрядно уменьшилось, но все же их было достаточно. Он потер щеку и обнаружил на ладони разводы от помады. Криво усмехнулся, плеснул коньяк в один из стаканов и выпил его. Самочувствие от этого не улучшилось, но душевное состояние теперь было намного лучше, чем до погружения в цветной хаос, и острые клювики тыкавшихся в мозг вопросов значительно притупились. Роман окинул бар быстрым взглядом - нет, не видать мальчишки - потом уткнулся глазами в часы на запястье. Ба-а, всего-то два часа ночи! Да только вопрос, какого числа? Он снова вытащил телефон и прищурился на дисплей - нет, никто не звонил.
        За его спиной кто-то проследовал к стойке неверной походкой и что-то пробормотал - очевидно, заказ. Роман повернул голову в ту сторону, без особого интереса глядя на стоящего спиной человека, и в этот момент он повернулся и, уставившись на него, развел руками, чуть не уронив наполненный стакан. Покачнувшись, двинулся было в сторону, на свое место, потом описал полукруг и плюхнулся на стул напротив Романа, со стуком поставив стакан на столешницу и уткнувшись в нее локтями.
        - Ба-а! - протянул Роман, сразу же на четверть протрезвев. - Какая неожиданная встреча под луной!
        - Да уж, - зловеще ответил Нечаев, мотнул головой и подозрительно заглянул в свой стакан, словно ожидал обнаружить там вместо водки притаившегося злоумышленника. Краем сознания Роман удивился тому, что Валерий был пьян не меньше, чем он сам, а ведь Нечаев не выглядел человеком, который сию минуту что-то отмечал, как и не выглядел человеком, лихо напивающимся по любому поводу. Светлые волосы Нечаева были взъерошены, в подглазьях залегли синеватые тени, а на широком лице расползлась такая мрачная решимость, что Роман протрезвел еще на одну восьмую. Он подумал, что Нечаев вряд ли подсел к нему, чтобы расспросить о здоровье и потолковать о жизненных сложностях, поэтому налил себе еще коньяка и отпил половину под злым взглядом ярко-голубых глаз.
        - Никак собираетесь меня допросить… Валерий Петрович? - поинтересовался он, сосредоточившись на том, чтобы выговаривать слова внятно. - Или вы тут в засаде? Ну… маскировка… у вас просто… - Роман уважительно кивнул и предался сложному процессу прикуривания сигареты. Нечаев тоже закурил, опять заглянул в стакан, после чего сообщил, так же тщательно выговаривая слова:
        - Я собирался тебя завтра… сегодня вызвать… но раз ты тут… к тому же… вряд ли ты своими ногами… - он посмотрел на потолок, словно ища там окончание фразы. Роман тоже посмотрел туда, потом пробормотал:
        - Не собираетесь же вы меня… прямо тут… допрашивать… да еще в таком собственном виде? Вас, господин детектив, за это и попереть могут!
        Нечаев пригладил взъерошенные волосы и посмотрел на него с мучительной задумчивостью девушки, решающей, какое платье ей надеть, после чего спросил:
        - А вы, собственно, по какому поводу… гражданин Савицкий, так красиво выглядите?
        - Полное непонимание окружающей действительности, - Роман допил коньяк. - А вы, позвольте поинтересоваться?
        - А вот это тебя не касается! - буркнул Валерий и потер небритый подбородок, после чего вдруг сообщил: - С женой поцапался. Бывает…
        Роман вздернул бровь, тут же подумав, что если это и правда, вряд ли одни лишь семейные неурядицы довели старлея до того, что самая малость отделяет Нечаева от перспективы безмятежно уснуть прямо здесь, на столе. Он выглядел совершенно измотанным, кроме того, в его глазах сквозь злость проглядывала все та же беспредельная озадаченность, которую Роман увидел утром.
        - Не, ты если чего спросить хочешь… спрашивай, - Савицкий мотнул головой в сторону занятых столиков. - Только тут люди кроме нас…
        Нечаев выразил некультурное пожелание в адрес прочих посетителей бара, после чего, пригнувшись, вдруг спросил свистящим шепотом:
        - Как давно ты был знаком с Назаревской?
        - С кем? - переспросил Роман с искренним недоумением.
        - Назаревская Инна Семеновна, семьдесят первого года рождения. Ну?
        - Впервые слышу.
        - Неужто?
        - Да не знал я ее! Кто такая? - Роман подпер подбородок ладонью и уткнулся взглядом в лицо Нечаева, которое все время уплывало куда-то в сторону. - Судя по вашим… проницательным глазам я… рискну предположить, что это умершая в трамвае дама, верно? Так вот, я ее не знал!
        - Да ну? - Нечаев ухмыльнулся, но выражение его глаз стало еще более озадаченным.
        - В трамвае умерла Татьяна Назаревская. Инна - ее сестра. Ты же мне говорил… помнишь?.. Инна набирает ванну… Я был у них дома, разговаривал с ней. Она действительно набирала ванну - по времени именно тогда, когда ее сестра умирала там, в твоем обществе - набирала чертову ванну с чертовой лавандовой пеной… я даже нюхал этот пузырек… чтоб его… запах один в один!.. и я хочу знать, откуда тебе было об этом известно?!
        Роман, окаменев лицом, почти минуту сидел молча, потом глухо сказал:
        - Я же тебе объяснял - пацан…
        - Хватит мне про пацана! - рявкнул Нечаев, и к ним повернулись несколько заинтересованных пьяных лиц. - Мне нужны ответы от тебя, а не от твоих галлюцинаций!
        - Так задавай нормальные вопросы! - взбеленился Савицкий. - Не понимаю… как в вашей конторе держат такую истеричку, как ты! Я тебе все сказал, что было! Все, что видел - про прочее не знаю! И вообще - желаете выспрашивать, так вызывайте официально, ясно?! Мальчишка…
        - Еще слово скажешь мне про мальчишку, и я тебя удавлю прямо тут, - неожиданно спокойным, будничным голосом пообещал Валерий и заглотил водку. - Мне твоя рожа сразу не понравилась.
        - И слава богу… а то б у меня возникли нехорошие подозрения.
        Нечаев хмыкнул, и, глядя на его лицо прищуренными глазами, Роман внезапно подумал, что что-то тут очень не то - неспроста Нечаев к нему прицепился, неспроста у крепыша даже сквозь злость такое выражение на физиономии, будто он при свете дня и в полной трезвости налетел на фонарный столб. И возможно это выражение вызвано именно тем, что подвигло Валерия так качественно надраться в будний день.
        - Знаешь, что я тебе скажу, Валерий Петрович? - произнес он очень тихо, стараясь не путаться в словах, и Валерий заинтересованно наклонил голову. - Несмотря на то, что ты ни разу не видел никакого пацана и, к тому же… настроен ко мне… до крайности негативно… ты мне веришь. Существуют какие-то обстоятельства… и ты мне веришь, хоть и не знаешь толком… ты мне веришь, вот ты и бесишься!
        Лицо Валерия дернулось, и в пьяной голубой мути глаз полыхнуло что-то яростное и осознанно-трезвое, и Роман, уже соскальзывавший обратно в хмельные волны, успел осознать, что попал в точку. В следующую секунду руки Нечаева стремительно метнулись навстречу ему, словно кобры в броске, явно собираясь ухватить Савицкого за горло, стол покачнулся, посуда на нем задребезжала, и бутылка опрокинулась, с ненужной щедростью разливая остатки коньяка. Роман, среагировав в последний момент, увернулся и, вынырнув справа от рук, уже утягивавшихся назад, подхватил бутылку и водворил ее на место, спасая коньяк. Ладони Нечаева запоздало шлепнули чуть выше и тоже сжали бутылку. Кто-то из-за барной стойки тоскливо закричал женским голосом:
        - Леха! Клиенты буйствуют!
        Роман и Валерий, вцепившись в бутылку, словно в поручень, смотрели друг на друга злым замутненным прищуром, и на их скулах играли желваки. Валерий чуть наклонил голову, и Савицкий как-то отстраненно подумал, что Нечаев может быть и при оружии. Мысль эта отчего-то показалась ему ужасно смешной, и он не удержал улыбки, и Валерий тоже ухмыльнулся и убрал руки. Теперь его лицо было совершенно спокойным, и только в глазах поблескивали нехорошие огоньки. Какой-то парень, верно, призываемый Леха, возник рядом с его плечом, задумчиво оценил ситуацию, взглянул на Валерия, удивленно-раздраженно скривил губы и удалился.
        - А ты можешь допить, - с недоброй ласковостью предложил Нечаев, откидываясь на спинку стула. - Чего добру-то пропадать?
        - И в самом деле, - Роман плеснул себе в стакан, чуть покачнулся и легко махнул бутылкой в его сторону, спросив так же ласково: - Будешь?
        - А давай, - отозвался Валерий, закуривая. Роман перевернул бутылку над его стаканом, поставил, пустую, на пол и тут же задел ее ногой, отчего бутылка укатилась куда-то в сторону. Они почти синхронно выпили коньяк, не сговариваясь встали и плечом к плечу вышли в теплую ночь. Пересекли небольшую площадку, тускло освещенную одиноким фонарем, прошли тротуар и завернули за рядок гаражей, пошатываясь и иногда цепляясь ботинками за камешки и выступы. Висевший среди легких облачков полумесяц проливал на них скудный свет, которого, впрочем, было достаточно, чтобы не врезаться в дерево и не идти на ощупь. По дороге Роман оглядывался с вялым любопытством, пытаясь понять, в какой части города находится, но так и не понял. Огонек сигареты, торчащей во рту Валерия, мерцал рядом, словно раздраженный глаз. Вскоре они остановились. Друг от друга их отделяло не больше полуметра.
        - Значит, говоришь, верю я тебе? - зловеще и почти трезво произнес Валерий и выплюнул сигарету. - Верю, значит, паскуда, да?
        Роман утвердительно тряхнул головой, после чего, пристально вглядываясь в темный силуэт Нечаева, сказал:
        - Предлагаю свести наш диалог к заурядной драке.
        - Я за! - выдохнул оппонент.
        Савицкий не столько уловил, сколько почувствовал его движение и дернулся в сторону, уходя от увесистого кулака, летящего ему в челюсть, тут же пригнулся и, перехватив противника поперек груди, впечатал его спиной в стенку гаража, которая гулко охнула. Что-то прорычав, Валерий разорвал захват и одновременно двинул Романа коленом в пах, но попал в бедро. Тот отскочил, Нечаев метнулся следом, но Роман сунулся вниз и, вывернувшись сбоку, ухватил его за предплечье и продолжил нечаевский бросок вперед, одновременно сделав подсечку, и Валерий с приглушенным рычанием сунулся лицом во влажную землю, тотчас же перекатился влево, и нога Романа ударила в пустоту. В следующий момент он получил болезненный пинок в коленную чашечку, потерял равновесие и тоже упал, стукнувшись затылком. Валерий навалился сверху, прижав правую руку, и ударил-таки в челюсть, издав короткий удовлетворенный вздох, тут же сменившийся болезненным стоном, когда свободная рука Романа коротко ткнула его в правое подреберье. Роман тотчас же боднул его головой в лицо, и ему в глаза хлынула чужая кровь. Нечаев начал заваливаться набок, и
Роман столкнул его с себя, одновременно вскакивая, но его сразу же ухватили за ногу и дернули обратно, и уже падая, он почему-то подумал, что разъяренный старлей сейчас вцепится в него зубами. Он шлепнулся на палые листья, тотчас же дернул головой, и сгустившийся в полумраке чужой кулак лишь скользнул по его скуле. Что-то слабо блеснуло, и Роман, сообразив, что это ни что иное, как оскаленные зубы Нечаева, направил кулак туда, но тут блеск исчез, а следом неожиданно исчез и сам Нечаев, с болезненным и удивленным воплем улетев куда-то в сторону, хотя Роман ничего не успел сделать, чтобы этому посодействовать. Голову даже после чувствительных ударов все еще застилал хмель, но не настолько, чтобы Савицкий не сообразил, что в их «диалог» неожиданно ввязался кто-то третий, и взметнулся с земли, почему-то сразу же подумав о Денисе, но тут кто-то сзади завернул ему руку за спину, потом развернул его, и в следующее мгновение Роман получил сокрушительный удар в грудь, отбросивший его назад. Он громко стукнулся о стенку гаража и боком повалился на землю, но тотчас же сел, мотая головой и отчаянно кашляя. Где-то
совсем рядом послышалась возня и громкое сопение Нечаева. Роман услышал, как он сплюнул и болезненно выругался.
        - Поговори у меня еще! - весело сказали в полумраке, после чего перед Романом возник изящный темный силуэт. Он ощутил легкое прикосновение к своей ноге, потом рядом с ним к гаражу шумно привалились и произнесли задыхающимся недовольным голосом Валерия:
        - Ну вот оно тебе надо было, а?!
        Темная фигура усмехнулась, потом присела на корточки, щелкнула зажигалкой, и при слабом свете огонька Роман увидел улыбающееся симпатичное девичье личико и обрамлявшие его короткие каштановые волосы. Личико показалось ему отчаянно знакомым, но прежде, чем он успел сообразить, откуда его знает, огонек погас, и лицо спряталось во мраке. Раздался негромкий мелодичный смех.
        - Ну что, красавцы, угомонились? Очень любопытно было наблюдать, как вы тут сцепились, словно два шалых кота! Зре-е-елище, я вам скажу - жаль, камеру не прихватила!
        Роман недоуменно посмотрел туда, где, по его расчетам, находилось лицо Нечаева, и тот, правильно истолковав его движение, вяло махнул рукой в направлении силуэта и сердито сказал:
        - Познакомься - Майя, моя жена. Майя, это Роман.
        - Здрассьте, - хрипло отреагировал Роман, слишком удивленный, чтобы негодовать по поводу такого неожиданного и болезненного завершения драки, после чего снова закашлялся и потер ушибленную грудь. - Да, дамочка, удар на совесть!
        - Старалась, - усмехнулась невидимая Майя. - Да ты не переживай, все там у тебя цело. К утру пройдет, - зажигалка снова щелкнула, и в полумраке расцвел тлеющий огонек сигареты. - Так-так, и, конечно же, оба кривые в корягу. Валера, и как это понимать?! Ты на меня по телефону излил пропасть всяческих упреков, что меня почти не бывает дома, я получаю свободные сутки и лечу, как дура, к любимому, одинокому мужу, а он в это время шатается неизвестно где, надирается и устраивает детсадовские разборки! Уж слава богу Роман Андреевич к твоей конторе никаким боком, а то вылетел бы ты пулей!
        - А мы знакомы? - осведомился Савицкий, кожей чувствуя, как сразу же напрягся Нечаев.
        - А как же? У нас общий наниматель.
        И тут Роман вспомнил ее - ну конечно, шатенка, приезжавшая встречать Риту и вставшая между ней и Гельцером вчерашним вечером. Он снова потер грудь и подумал, что мадам Горчакова под неплохой опекой.
        - Ладно, орлы, - весело сказала Майя, - принимайте вертикальное положение, а я пока машину подгоню. Только не вздумайте снова сцепиться, ибо я сейчас - тетка крайне раздраженная, а у вас координация - не ахти. Усек, ненаглядный?!
        Валерий что-то негодующе пробурчал в ответ, и темная фигурка исчезла. Роман, откашлявшись, сплюнул и начал подниматься, пытаясь сообразить, в какую сторону ему идти и думая о том, что на сегодня с него, пожалуй, хватит впечатлений. Рядом тяжело выпрямился Валерий, цепляясь за стенку гаража, зашуршал чем-то, потом задушенно сказал:
        - Нос, слава богу, цел, а то завтра бы… Слушай, - он неожиданно пихнул Романа в плечо, - а неплохо ты!..
        - Взаимно, - пробормотал Савицкий, осторожно ощупывая колено. Не распухает, значит, все в порядке. - Сигареты есть у тебя?
        - До свалки были, - Валерий принялся охлопывать себя по карманам. - Эх, елки, вечно бабы все испортят! И как она меня вычислила?.. Ты как, архитектор?
        - Не понял еще, - отозвался Роман, ощупывая ноющую челюсть. - Это, значит, твоя жена?
        - Она, - Валерий с кряхтеньем отлепился от стенки гаража. - Замечательная моя Майя, хотя у меня то и дело такое ощущение, что я женился на Джеки Чане. Уй, е, моя печень!..
        Рядом заурчал мотор, захрустели сухие ветки, и на обоих плеснулся яркий свет фар. Валерий, болезненно поморщившись, отвернулся, прикрывая глаза, и Роман, недовольно обследующий языком шатающийся зуб, увидел, что воротник рубашки и нижняя часть лица Нечаева обильно испачканы кровью, а нос уже прилично распух. Во взъерошенных волосах застряли прошлогодние листья, куртка измазана грязью, а прищуренные глаза смотрели озадаченно. Валерий походил на человека, который долго катился кувырком по крутому склону и теперь пытается сообразить, что же, собственно, произошло. Взглянув на Савицкого, он ухмыльнулся - не без удовольствия, и Роман понял, что выглядит не лучше. Дверца машины открылась, и к ним подошла Майя, чей облик был в идеальном порядке. Она казалась раздраженной и в то же время очень довольной собой.
        - Физиономию-то вытрите, господин офицер, а то глядеть на вас жутко, - она протянула мужу носовой платок и бутылку минеральной воды, и Валерий, что-то грозно пробурчав, забрал у нее и то, и другое и шагнул в темноту. Роман, решив, что мизансцена больше не нуждается в его присутствии, собрался было ретироваться, но Майя разгадала его движение еще в зачатке и крепко ухватила за руку, прежде чем он успел занести ногу для первого шага.
        - Куда это вы собрались? Извольте в машину. Рита мне спасибо не скажет, узнав, что я позволила вам бродить ночью в таком состоянии.
        - Мне совершенно все равно, что и кому она скажет! - буркнул Роман, покосившись на ярко-красную «восьмерку». - С моим состоянием все в порядке. А коли не верите - кликните муженька, мы вам на бис исполним!
        - Что такое? - пророкотал Валерий, появляясь из темноты в относительно отмытом виде. Обмахнул подозрительным взглядом Майю и Романа, потом глянул на открытую дверцу «восьмерки» и мрачно пробурчал:
        - Ты взяла мою машину без разрешения.
        - Во-первых, не твою, а твоего отца. А во-вторых, изображать грозного главу семьи будешь дома утром, после рассола, - отрезала Майя. - Полезай назад. А ты, Ромка, давай на переднее. И не спорь! - ее глаза нехорошо сверкнули, и симпатичное личико стало жестким, как-то резко утратив милую округлость черт. - Тебе Ритку везти через несколько часов, должен успеть выспаться, а то утром въедешь куда-нибудь не туда. Мне твоя персона глубоко индифферентна, а Риткина - нет, так что садись.
        - Почему это я на заднее? - почти обиженно спросил Нечаев.
        - Потому что я, ведя машину, могу случайно глянуть на тебя и напугаться. А обоих вас я назад не посажу - по глазам вижу, что вы обязательно снова сцепитесь, - Майя подтолкнула его к «восьмерке». - Я с тобой еще дома поговорю, одинокий рейнджер. Садись или поедешь домой в багажнике!
        - Вот когда я прояснюсь!.. - зловеще пообещал Валерий и полез на заднее сиденье, напоследок бросив на Романа азартно-негодующий взгляд, словно малыш, которого силком вытаскивают из песочницы. Савицкий, глянув на часы, и удрученно вздохнув, плюхнулся в кресло рядом с водителем и ощутил желание немедленно заснуть. Машина тронулась с места, и он откинулся на спинку кресла, борясь с зевотой - в основном потому, что зевать, благодаря кулаку Валерия, теперь было больно. Майя, держа ладони на руле, скосила на него глаза и поинтересовалась:
        - Как самочувствие?
        - Архихреново, спасибо, - Роман пошарил по карманам, потом повернулся к Валерию, который уже курил, что-то раздраженно бормоча себе под нос заплетающимся языком. Заметив вопросительный взгляд, он вытащил из кармана измятую пачку и протянул недавнему противнику.
        - Вижу, вы большие друзья, - насмешливо заметила Майя, но в этой насмешливости Роману послышалось беспокойство. - А, Валерик? Что - просто захотелось размяться или во взглядах не сошлись?
        - Дома поговорим! - буркнул Нечаев. - Я не собираюсь ничего обсуждать при посторонних!
        - Это я-то посторонняя?!
        - Да я не о тебе, - поспешно сказал он. Роман украдкой глянул на Майю и успел уловить удивление на ее лице - похоже, она сама давно не видела мужа в таком состоянии.
        - Где вы живете? - спросила Майя, выводя машину на трассу, и Роман неохотно сказал ей адрес, зевнув-таки, отчего тут же схватился за челюсть, сморщившись, после чего поинтересовался:
        - Так вы у Горчаковой работаете? Я думал, вы подружки - уж больно свирепо вы на меня глянули, когда она вернулась с подпорченной внешностью.
        - А это точно не ваша работа? - тут же подозрительно спросила она. Роман хмыкнул.
        - Я работаю иначе - вон хохлома на заднем сиденье.
        - На себя потом поглядишь, умник! - угрюмо пробурчал Валерий, но прежней злобы в его голосе уже не было. - Майка, как же наш взаимный пакт о ненападении?
        - Сегодня он не действует. И перестань обзывать меня нижним бельем - знаешь же, что терпеть этого не могу! Да, я у нее работаю, но при этом у нас очень хорошие отношения. Ритка - девчонка неплохая, хоть и взбрыкивает иногда, но я ее хорошо знаю и отношусь к этому лояльно, - Майя чуть повернула голову, и Роман ощутил на себе ее твердый, недобрый взгляд. - Так что вы смотрите - будете себя с ней вести девиантно, я вас огорчу - верите?
        - Вам не поверишь, - он потер грудь - болело уже меньше, но все равно ощутимо. - Только кто из нас ведет себя девиантно, это еще большой вопрос… Странно, мне казалось, что это среди мужиков модно нанимать себе телохранителей женского рода.
        - Всякие бывают обстоятельства, - неопределенно ответила она и сосредоточила все свое внимание на дороге. Роман покосился на ее сосредоточенный профиль, потом поднял голову и встретился глазами с маячащим в зеркале обзора мрачным лицом Валерия. Та еще семейка! Странно, что Валерий, вроде бы считающий его повинным во всех смертных грехах, позволяет ему болтать со своей женой и не возражает против того, что Роман едет в его машине. Он подумал, что при всей занятности и выразительности недавней сцены, Валерий не очень-то похож на подкаблучника.
        - А вы, раньше, случайно не в милиции работали? - рассеянно спросил Роман. Майя улыбнулась, и ее лицо снова стало мягким и очаровательным.
        - Да. В отделе кадров. Потом ушла. А Валерка так и не развязывается - принципы у него, видишь ли, рыцарь правопорядка! - она хихикнула. - Если б твое рыцарство еще должным образом оплачивалось!
        - Молчи, женщина! - с сонной усталостью сказал Нечаев. - Нечего рассуждать на темы, в которых ты ничего не смыслишь. Давайте уже приедем. Надоели вы мне оба - я спать хочу, у меня утром дел полно.
        Майя усмехнулась, но ничего не ответила, и в машине воцарилась тишина - до тех пор, пока она не остановилась возле дома Савицкого.
        - Ну, спасибо, что подбросили, - Роман открыл дверцу и оглянулся на Нечаева, который сердито курил. - Рад был пообщаться, Валерий Петрович, было очень познавательно.
        Валерий мрачно что-то пробурчал, а Майя легко улыбнулась и отстраненно кивнула, не взглянув на него. Роман вылез, довольный, что все, наконец, закончилось, захлопнул дверцу и направился было к своему подъезду, но тут его сзади окликнул раздраженный голос:
        - Погоди-ка!
        - Ну что еще? - недовольно спросил Роман, оборачиваясь к подходящему Валерию. Тот остановился, и почти с минуту они тускло смотрели друг на друга, чуть пошатываясь.
        - Ни хрена я тебе не верю, - сказал Валерий с какой-то усталой обреченностью.
        - Да пошел ты!.. - отозвался Савицкий почти дружелюбно. - Я и сам себе иногда не верю, потому что того, что я видел, быть не может. Но я это видел, и мне от этого весьма хреново, можешь хоть этим утешиться. Потому что больше, собственно, нечем. Ты не можешь доказать, что я затейливый маньяк, а я ничего не могу доказать даже самому себе.
        Валерий скривился, словно откусил добрый кусок лимона, качнулся в сторону и прислонился к стволу березы. Его лицо вдруг стало совершенно невыразительным, но в глазах что-то поблескивало - остро, внимательно, настороженно.
        - А знаешь, от чего умерла Назаревская? - неожиданно спросил он. Роман криво усмехнулся.
        - А как же! Это ведь я ее злостно умертвил, согласно твоей версии! Опять возвращаемся к нашим баранам? Слышь, старлей, я спать хочу, ты тоже, может закончим пока? Я тебе уже говорил - желаешь допрашивать - вызывай повесткой! А если…
        - Она утонула.
        Роман осекся, ошарашено глядя на него и сразу же протрезвев окончательно.
        - Чего?! Погоди, ты хочешь сказать, она захлебнулась собственной…но я же ее…
        - У нее было полно воды в легких. В легких и в желудке. Анатом сказал, что такое может получиться лишь, когда воду вдыхаешь. Во всех дыхательных путях - вода, вплоть до альвеол. Он сказал, что это типичное мокрое утопление, ни о каком захлебывании собственной блевотиной и речи быть не может. Мыльная вода… - Валерий потер висок. - Анатом думал, мы вытащили ее из ванны. Когда я сказал, откуда ее вытащили на самом деле, он решил, что я его разыгрываю… Пришлось поставить ему пузырь, чтобы он счел этот случай экстренным, - Нечаев сунул в рот сигарету и исподлобья глянул на Романа. - Я спросил, мог ли человек с таким количеством воды в легких добраться до трамвая, сесть в него и уж только там умереть. Он мне сказал, что человек в том состоянии, в каком он его узрел, обычно загибается от паралича дыхательного центра, а не разгуливает по улице, если только вода не появилась в дыхательных путях непосредственно в самом трамвае, чего, естественно, быть никак не может. Теперь мы оба не знаем, как отписываться. У меня полно свидетелей, а он думает, что у всех у нас либо заговор, либо белая горячка. Черт меня
дернул сесть в этот трамвай и проявлять активность!
        - Почему ты мне это сказал? - хрипло спросил Савицкий, пытаясь осознать услышанное. - Нет, да этого быть не может… да и… как в ней могло что-то остаться - она ж полтрамвая залила! Наверное, твой танатолог просто…
        - Кабы б так, я б счастлив был! - буркнул Валерий, и Роман сразу же почувствовал, что тот многого не договаривает. Он потер затылок, в котором словно засела тупая ледяная игла, покосился на «восьмерку», из которой выглядывала Майя, подававшая мужу безмолвные мимические сигналы, и закурил, а перед глазами стояла сверкающая снежная маска, заиндевевшие шарики глаз и капля влаги, стекающая по щетинистому подбородку.
        Не поверят вам - вы ж знаете.
        - А хорошо ты это все придумал, - безжизненно сказал он. - Затейливо. Думал, поплыву я от таких неожиданно открывшихся обстоятельств, сяду тут с тобой под деревцем и начну проливать горючие слезы… а там - кто ведает, глядишь, и признаюсь в чем-нибудь. Только можно было попроще и не так надрывно.
        - Сука ты, - устало сказал Нечаев. - Я думал…
        - А ты не думай! Ты не веришь в то, что я говорю, и тут же рассказываешь мне еще большую дикость. Мне это все уже… - Савицкий чиркнул себя большим пальцем по горлу. - Несколько часов назад я видел, как умер человек - умер самым идиотским образом, и я понять не могу, как это возможно… и не хочу понимать.
        - Опять?! - Валерий отскочил от березы, словно она его обожгла, и его глаза внезапно стали огромными. - Какого… ты мне сразу не сказал?!
        - Ты сам понял, чего спросил?
        - Как, где, кто?!
        Роман молча смотрел на него. Валерий сделал такое движение, словно собирался схватить его за горло, но вместо этого сунул руки в карманы и сжал пальцы в кулаки.
        - Судя по твоей физиономии, ты был там один, и никто ничего не может подтвердить?
        - Глядите-ка, какие чудеса логики, - Роман швырнул сигарету на асфальт и наступил на нее. - Сам поищи, старлей. Я «скорую» вызывал. Мерзлые трупы в такую погоду - явление нечастое, так что найдешь быстро. Рядом со мной сидел человек и меньше, чем за минуту он замерз насмерть. Иди, доказывай, что и это я сделал. Ну - баш на баш - ты мне сказку рассказал, и я тебе тоже.
        - Ну ты и урод! - вырвалось у Нечаева, и он, крутанувшись на одной ноге, кинулся к машине. Роман крикнул ему вслед:
        - А набрала она ванну-то?
        - Что? - Валерий, запнувшись, обернулся - на его лице было злое недоумение. - Нет, не набрала. Сказала, пришлось заново набирать, видно пробка неплотно встала - вытекло все… Почему спросил?
        Не отвечая, Роман повернулся и, пошатываясь, побрел к своему подъезду.
        Он лег не сразу - еще несколько часов лежал на полу, на животе, и карандаш в его пальцах бегал по листу, вырисовывая лицо, ставшее уже ненавистным, - лицо, которому теперь было семь лет.

* * *
        Человек, выбравшийся из подкатившей к остановке под густыми липами маршрутки, был сосредоточен до крайности. Он шел очень прямо и очень аккуратно - так, как обычно ходят подвыпившие люди, стараясь казаться беспредельно трезвыми. Но человек с того самого момента, как открыл утром чуть опухшие глаза, не брал в рот ни капли ничего градусосодержащего, о чем очень сильно жалел. Он смотрел перед собой, не глядя по сторонам - не только не поворачивая высоко поднятую голову, но и не двигая глазами. Откровенно говоря, он предпочел бы оставить голову дома, но, увы, жизнедеятельностью организма это не было предусмотрено. Человек шел, щурясь от яркого солнца, а вокруг расправляло прозрачные радужные крылья теплое утро, и город, несмотря на будний час, казался нарядным, и многочисленные храмы, сияя куполами, грелись в солнечных лучах со снисходительно-добродушным видом, и небо, стряхнув с себя облачные гривы, было безмятежно-голубым, где-то спрятался ветер, и зелень листьев была неподвижна, в парке необычно рано оживала черемуха, дворняги вальяжно раскинулись на теплом асфальте, изредка моргая и зевая, в
цветочных рядках появились ландыши, на березах пронзительно ругались скворцы, а аркудинцы, снующие по улицам, в верхней одежде нараспашку, а то и вовсе без нее, были необычайно улыбчивы и приветливы, и как-то враз до невозможности похорошели все девушки, и всюду было шумно и весело - словом, согласно лирике Фета, над душою каждого проносилась весна. Но идущий был словно окутан темным облаком болезненного недовольства. От гомона и тепла голова у него болела еще сильнее, сияние куполов и небесная голубизна резали глаза, он спотыкался об дремлющих дворняг и почти не смотрел на девушек, не замечал ландышей и предпочел бы тихой, разморяюще теплой погоде прохладу и дождь.
        По дороге ему попался стенд с солнечными очками, и Роман подошел к нему, разглядывая ассортимент темных и цветных стекол. Рядом сразу же расцвела продавщица, защебетала что-то, но Роман прервал ее раздраженным жестом, снял со стенда очки со стеклами потемнее, надел их и, даже не сделав попытки посмотреться в зеркало, сунул удивленной девчонке несколько купюр и удалился, чувствуя себя немного получше. Челюсть с левой стороны все еще ныла, а под теменной костью будто выплясывали фламенко чьи-то острые каблучки. Он шел и по-прежнему не смотрел по сторонам. Возможно, где-то рядом или навстречу ему сейчас шагал повзрослевший светловолосый мальчишка, держа кого-нибудь за руку, и Савицкий не хотел его увидеть. Это было не его дело. Это с самого начала было не его дело.
        На подходе к автостоянке дорогу преграждал здоровенный грузовик, и Роман, раздраженно покосившись на пустую кабину, свернул, собираясь обойти его, но, едва выйдя из-за края кузова, резко остановился и почти сразу же скользнул обратно.
        Они стояли в нескольких шагах от него - Рита спиной, Гельцер - вполоборота, и взгляд Романа успел ухватить его лицо, недовольное, чуть насмешливое, с пересахаренной улыбкой. Лица Горчаковой он не мог видеть, но в ее расправленных плечах и идеально выпрямленной спине чувствовалось напряжение. Дым сигареты, которую она, впрочем, держала небрежно, чуть поигрывая ею, выматывался в неподвижный воздух дрожащей спиралью.
        - Ты много куришь, Рита, - услышал Роман голос Гельцера. - Косте бы это не понравилось - ой, помню я, как ему что-то не нравилось, на всю жизнь запомнил. Что, котенок, долгожданная свобода кружит голову? Говорят, когда свобода дается вдруг и полностью, можно умом поехать. Ты как?
        - Тебя беспокоит мое душевное благополучие? - спокойно спросила Рита. - Что тебе надо, Дима? Ты получил все, что хотел, чего ж ты снова так активно всходишь на горизонте? По-моему, наша последняя беседа была предельно ясной. Ты мне всегда казался человеком солидным и рациональным, и вдруг гоняешься за мной по городу, как пацан, названиваешь… Ну вот, ты меня нашел - говори. Ты хочешь дом?
        - Рита, если б я хотел и дом, я бы сказал тебе об этом сразу, - до Савицкого долетел смешок. - К тому же, не в моих привычках вышвыривать на улицу скорбящую вдову.
        - Тогда объясни…
        - Здорово же он тебе все переломал. Это всего лишь обычное ухаживание, Рита, а у тебя тут же началась мания преследования. Ты либо прячешься от меня, либо между нами возникает твоя волчица и показывает клыки.
        - Глядите-ка, самец надел брачное оперение! - насмешливо бросила Рита, но в ее голосе Роман ощутил странную нервозность, и вжался затылком в борт кузова, мысленно спрашивая себя, какого черта он не идет на катер, вместо того, чтобы шпионить за своей нанимательницей? Хорош же он будет, если его тут обнаружат! Роман вытащил сигарету, отодвинулся от кузова и на всякий случай придал себе безмятежно-незаинтересованный вид, в то же время вновь невольно прислушиваясь к разговору.
        - … с того, ни с сего, и я, признаться…
        - Рита, я не мальчишка и расстилаться перед тобой в слезах и соплях не намерен, если ты этого ждешь. Мы с тобой не первый день знакомы, и я…
        - Не для того я оказалась на свободе, чтобы снова…
        - Да кто у тебя ее отнимает, свободу твою, глупая? Тебе всего лишь предлагают сделать ее более комфортной. У тебя же ничего уже не осталось, Рита. А у меня дела сейчас идут очень хорошо…
        - Только не начинай пространные речи, что, мол, одинокой симпатичной нужно крепкое мужское плечо с надежным обеспечением. К тому же, ты выбрал не самое лучшее место…
        - А где еще, коли тебя застать не перемещающейся на большой скорости невозможно. Не подрезать же мне тебя на трассе - улетишь, вмажешься во что-нибудь, а я за тебя беспокоюсь.
        - Если это все, что ты хотел сказать, то я, извини, пойду. Меня, наверное, уже водитель ждет, а он очень нервный…
        - Зачем тебе это? - недоуменно спросил Дмитрий. - У тебя свои катера. Чудишь ты все, Ритка.
        - Пока, Дим.
        - Да погоди, Рита! - Роман услышал сердитый Ритин возглас - верно, ее схватили за руку, чтобы удержать, - осторожно передвинулся к краю кузова и выглянул. Рита теперь стояла боком, чуть пригнувшись - разъяренная кошка, только-только, что не шипит, в глазах сплошная зелень, от солнечных лучей кажущаяся фосфорицирующей, ладонь лежит на замке сумочки.
        - Рита, я понимаю, что когда-то… но все это в прошлом. И если ты поверишь мне, то в прошлое уйдет совершенно все, - голос Гельцера подчеркнул последнее слово. - Я не Костя, и мне никогда не пришло бы в голову применять к своим женщинам методы физического воздействия и таскать их голяком за волосы перед своими корешами.
        - Кореша были не против, насколько я помню, - произнесла она весело, и от этого веселья у Романа появилось очень нехорошее предчувствие. - Спасибо, что напомнил.
        - Со временем многое переосмысливаешь, - задушевно сообщил Дмитрий. - И все, что ты хочешь от жизни, порой вдруг выстраивается в совершенно ином порядке, появляется что-то новое, что-то видится бессмысленным и ненужным. Мне нужна ты. Я ведь не предлагаю тебе роль содержанки - я предлагаю тебе роль законной жены…
        - Роль, - Рита улыбнулась.
        - Я ведь не прошу делать это ради меня. Сделай это ради себя, - он подступил к ней вплотную. - И я ведь тебе далеко не противен…
        - Дмитрий Степаныч, вы вступаете в мое личное пространство средь бела дня? - теперь ее голос был игриво-возмущенным, но холодная ярость в глазах осталась. Ладонь Гельцера легла ей на плечо, чуть смяв джинсовую ткань куртки, пальцы Ритиной руки со щелчком открыли замок сумочки, одновременно с этим она подалась назад, выворачиваясь из-под чужой ладони, и в тот же момент Роман, прекрасно помнивший, что в сумочке Горчакова носит не только косметику, вышел из-за грузовика с раздраженным видом и незажженной сигаретой в зубах. Оба воззрились на него с совершеннейшим изумлением, как будто не ожидали встретить в районе причала человеческое существо.
        - А, вот вы где! - сказал он Рите, полностью игнорируя ее собеседника. - Когда мне называют время, я воспринимаю это, как срок, а не как шутку. Долго мне еще там загорать? Или вы собираетесь отплывать после обеда? В таком случае я займусь личными делами, вместо того, чтобы сидеть на скамеечке и трепетно вглядываться в горизонт!
        На лице Гельцера появилось злое раздражение, Рита же теперь смотрела как-то потерянно, словно смирившийся с приговором смертник.
        - Я задал вопрос, - Роман щелкнул зажигалкой, и зеркальца очков Гельцера чуть дернулись.
        - Вы что - не видите, мы разговариваем!
        - Ну и что? - удивился Савицкий с самым простецким видом. Гельцер взглянул на Риту
        - не без укоризны.
        - Это и есть твой водитель? Господи, Рита, не могла подобрать ничего получше? Я скажу Толе, чтоб нашел тебе нормального, с человеческой внешностью…
        - Оставь меня в покое! - прошипела она, защелкнув, к облегчению Романа, сумочку. Дмитрий покачал головой, потом небрежно бросил Савицкому:
        - Подожди на катере, тебе все равно деньги идут…
        - Увы, не могу, - кисло сообщил Роман, чуть передвинувшись, так что Рита теперь была где-то за его спиной, и затылком он чувствовал ее взгляд, похожий на всполошено стучащий кулачок. - Не вы меня нанимали.
        - Ну, так считай, что я, - Дмитрий начал рыться во внутреннем кармане своего дорогого пиджака, и в тот же момент Роман развернулся и пошел в сторону причала, и Рита облегченно застучала перед ним каблучками, едва-едва не срываясь на бег. Он услышал сзади торопливые шаги, резко развернулся, остановившись, и не ожидавший этого Гельцер с размаху налетел на него и тотчас отскочил назад с перекошенным от злости лицом.
        - Налетать на людей невежливо, - мягко сообщил Роман и, подняв очки на лоб, прищурился Дмитрию в переносицу. - Вы хотели мне что-то сказать или обнять на дорожку?
        Губы того дернулись, но в следующую секунду он рассеянно улыбнулся, глядя на Романа, как на пустое место, потом повернулся и сделал знак мужчине брутального сложения, уже выскочившему из стоящей возле «купера» «ауди», и тот не без удивления вернулся на свое место. Рита сзади дергала Романа за куртку, пытаясь сдвинуть его с места, и испуганно шептала:
        - Прекрати! Что ты делаешь?!
        - Водитель, значит, Рита? - мягко спросил Гельцер девушку, выглянувшую из-за плеча Савицкого. - Как интересно. Надоела сдоба, захотелось черного хлеба? Что ж, это можно понять, но чего ж не нашла кого посмазливей? Рожа, как у пьющего сантехника, да битая, к тому же…
        - Я катером не рожей управляю, - Роман тоже улыбнулся с видом человека, который совершенно не умеет обижаться. - А вы при таком костюме могли бы, пардон, манеры поправить, а то выражаетесь, как помянутый сантехник. Остались старые замашки? Бывает.
        Гельцер улыбнулся шире. Теперь он так и лучился добродушием.
        - Ну, думаю, у нас еще будет возможность обсудить мои манеры. А тебе советую сегодняшний рабочий день посвятить размышлениям над своим будущим - потратишь время с пользой.
        - Пожалуй, я потрачу его на более приятные вещи, - Роман опустил солнечные очки на глаза. Гельцер снисходительно покивал, но Савицкий не мог не заметить под его добродушием и спокойствием с трудом скрываемое бешенство. Казалось еще немного, и солидность Гельцера, и без того уже посеченная мелкими трещинами, осыплется, и он, даже не призывая на помощь громоздкого обитателя «ауди», сцепится с Романом прямо на стоянке, не обращая внимания на прохожих и собственный статус. Это было странновато - Дмитрий не казался похожим на человека, запросто устраивающего развеселую потасовку из-за бабы. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, после чего Роман спокойно развернулся и пошел к причалу, с сонным раздражением бормоча себе под нос:
        - Быстро в путь вооружился благородный Гайавата, легкий челн он сдвинул в воду, потрепал его рукою…
        Он услышал за спиной шум отъезжающей машины, и в тот же момент откуда-то сбоку на него налетела Рита, вцепилась в руку, затрясла. В ее широко распахнутых глазах бился холодный ужас, пшеничные волосы всполошено прыгали по плечам.
        - Что ты наделал?! Господи, ты даже не представляешь, что ты наделал?!
        - И что же я наделал? - Роман высвободил руку, не понимая причины такого всплеска эмоций. Гельцер, разумеется, оскорбился, но вряд ли это стоит того, чтобы он предпринял решительные действия по переправлению оскорбителя в мир иной. Только почему же тогда у нее такой вид, будто ее знакомец отсюда поехал прямиком в киллерскую контору?
        - Он действительно может сделать так, что вас уволят, - быстро ответила Рита. - Разумеется, я сделаю все… - она осеклась и чуть опустила ресницы. - А что вы там делали?
        - Курил, - ответил он, с трудом сдержав зевок.
        - И что вы слышали?
        - Ничего, - Роман взглянул на часы. - А если что и слышал, так меня это не касается. Только мой вам совет - в следующий раз разборки со своими бойфрендами проводите где-нибудь в другом месте. Здесь, как видите, людно.
        - Да какой… - Рита небрежно отмахнулась, потом посмотрела на него каким-то удивительно осторожным взглядом. - Причал в другой стороне, и ничего вы меня там не заждались, вы ведь сами только что пришли, правда? Почему вы вмешались?
        - Потому что стрелять здесь строго воспрещается.
        На ее лице появилось негодование вкупе со смущением.
        - Но я…
        - Только не говорите, что вы полезли в сумочку за сигаретами. Не то у вас было выражение глаз.
        - Вы не только подслушивали, но еще и подглядывали?!
        - Не подглядывал, а выглянул, - поправил ее Савицкий. - Слушайте, мне еще в контору надо зайти. Вы хотите отплыть сейчас или ближе к ночи?
        Рита передернула плечами, чуть склонила голову и вдруг театрально всплеснула руками, будто только сейчас его разглядела.
        - Что с вами случилось?! Вас сбил трамвай?!
        - Можно и так сказать, - проворчал он, удержав руку, которой отчего-то вздумалось подняться и прикрыть разбитую нижнюю губу. Рита ухмыльнулась, хотя ужас в ее глазах так и остался - не рвался теперь наружу, а притаился где-то среди сине-зеленого.
        - У вас вся шея в засосах, Роман Андреич, - ехидно заметила она. - Видно, это был очень любвеобильный трамвай. Который, к тому же, вас здорово напоил. Жвачка-то перегара не перешибает.
        - Господи, до чего ж вы мне надоели! - сказал Роман и толкнул дверь так поспешно, словно спасался бегством.

* * *
        На этот раз Рита, к его удивлению, назвала конкретный маршрут, потребовав отвезти ее к тому месту, где в Шаю впадала речка со смешным названием Коряжка - крохотулька даже по местным меркам, летом ее можно было перейти вброд, да и сейчас о том, чтобы плыть по ней на чем-то более внушительном, чем надувной матрас, не могло быть и речи, о чем Роман Рите и сообщил, но та лишь пожала плечами.
        - Мне это известно. Не нужно считать меня большей идиоткой, чем я есть, Роман Андреич!
        - Это сложно, но я стараюсь. Опять, я так понимаю, начнутся лесные прогулки?
        - Не беспокойтесь - я вас с собой больше не позову, - отозвалась сидевшая на диванчике девушка как-то устало и больше не проронила ни слова. Роман тоже больше ничего не спросил. Пару раз он оборачивался - Рита курила с отрешенным видом, глядя на бликующую воду, и выражение ее лица напоминало вывешенную на двери табличку «Никого нет дома». Лицо то и дело прятали треплющиеся волосы - катерок летел на полной скорости - опять же удивительно, Романа попросили ехать быстро. Мимо проносились встречные лодчонки, на берегах чуть потряхивали листьями под легким ветерком березы, сегодня выглядевшие особенно ярко и жизнерадостно, и солнечные лучи пронизывали их, золотили тихую реку, и всюду была зелень и яркие пятна цветов, и в лесу вовсю щебетал пернатый народец - так громко, что было слышно даже за шумом движка и рассекаемой воды. Весна здесь чувствовалась сильнее, чем в городе, окончательно отбросив робость и предавшись упоительному буйству, и даже Савицкий, слегка пришедший в себя после богатой на события ночи, поглядывал вокруг не без доли умиротворения, но Рита, казалось, ничего этого не видела. Это
было так не похоже на то, как она вела себя в день их первой совместной поездки. Даже вчера она казалась не в пример жизнерадостнее, и когда катер уже был надежно пришвартован в нескольких метрах от того места, где в ленивую Шаю вбегала суетливая говорливая Коряжка, Роман, не выдержав, спросил:
        - Да что с вами такое сегодня? Вы не заболели? Или так расстроились из-за этого кретина?
        - Можно я позаимствую ваш девиз? - Рита встала, аккуратно одергивая свою курточку, и Роман вопросительно взглянул на нее с берега.
        - Который?
        - Не ваше дело.
        - Не мое - так не мое, - Роман наклонился и сорвал травинку, теплую от солнца, глядя, как Рита перебирается с катера на берег. - Надеюсь, когда вы свалитесь в очередную яму, это тоже будет не мое дело?
        Она что-то хмуро пробурчала, оглядываясь, потом вытащила из сумочки сигареты и сунула их в карман куртки, после чего протянула сумочку Савицкому.
        - А это еще зачем? - осведомился он, принимая сумочку. - Совершенно не мой стиль.
        - Пусть побудет у вас. Мы же договаривались - помните? Подождите меня здесь.
        - Не занимайтесь ерундой! - грубовато сказал Роман и сунул сумочку ей обратно. - Просто, если вам уж так приспичит кого-нибудь напугать…
        - Не продолжайте! - оборвала его Рита почти с ужасом, схватила сумочку, развернулась и пошла прочь, безжалостно приминая кроссовками желто-лиловое цветочное великолепие и вспугивая хрупких бабочек, бросив на Романа напоследок короткий взгляд, в котором ему почудилось что-то жалобное и беспомощное. Роман отвернулся, слыша, как похрустывают сухие веточки под ее ногами, потом сбросил куртку и растянулся прямо на траве, не заботясь о чистоте гардероба. Он пролежал так несколько минут, закрыв глаза. Неподалеку послышались громкий шум, треск ветвей, суетливое хлопанье крыльев и легкий вскрик, но Роман не пошевелился и глаз не открыл - Рита всего лишь вспугнула задумавшегося тетерева, и беспокоиться тут было не о чем.
        Через несколько минут он сел и стянул с себя свитер, оставшись в одной футболке - солнце жарило вовсю. В траве кто-то шебаршился, с берез доносилось резковатое птичье покрикивание. Роман стряхнул с колена муравья, потер все еще ноющий висок и снова лег, подложив свитер под голову, потом закурил, лениво пуская дым в прозрачный воздух и щурясь под темными стеклами. Но, не докурив сигарету и до половины, приподнялся и недовольно посмотрел туда, куда ушла взбалмошная и насквозь непонятная горчаковская вдова. Очень не понравилось ему это жалобно-беспомощное в ее глазах. Он уже видел такое выражение - в собственных, отраженных зеркалом после первой встречи с растреклятым Денисом - нет, после второй, когда «опель»… и не в «опеле» тут дело, и не в кружевных трусиках бухгалтерши, и не в лаванде, и не в инее, и даже не в рассказе Нечаева, не менее безумном, чем его собственные видения видения ли? а в том, что ему не хотелось, чтобы Рита ходила где-то одна, потому что кто-то может взять ее за руку и отвести…
        К нему?
        А может, и нет - ведь тех людей он не знал совершенно, а Риту возит уже третий день… может, это всегда должны быть люди, которых он не знает… но почему именно он, почему?..
        Роман сморщился, собрал все свои измышления в кучу и обозвал их нехорошим словом, после чего, с досадой посмотрев на тихонько покачивающийся катер, встал и быстро пошел туда, где между деревьями исчезла Рита.
        На этот раз отыскать ее след было гораздо проще - и не только потому, что чувствовался слабый аромат духов. Подальше от берега березы росли реже, но выглядели более старыми, и почти все пространство между ними заполнял низкорослый кустарниковый дубняк, на котором вездесущие пауки уже успели развесить свою золотящуюся под солнцем паутину, и там, где только что прошел человек, она висела печальными лохмами, ветки иногда торчали косо, на земле попадался один-другой сбитый молодой листок. Вскоре Роман увидел втоптанный в палые листья окурок, потом приметил зацепившийся за сучок длинный золотистый волос. На попадавшихся травяных островках без труда можно было разглядеть примятые стебли. След, ровный, четкий, уводил наискось от берега в глубь леса, и Роман, осторожно разводя густые ветки и бесшумно продвигаясь вперед, понял две вещи - во-первых, Рита идет очень быстро, во-вторых, она очень хорошо знает, куда идет. Он попытался припомнить, что же такого может быть в этом месте, но в последний раз он был здесь очень давно и бродил исключительно вдоль берега, а дальше не забирался - стоящей рыбы в Коряжке
было не добыть, и места вокруг нее были неудобными - сплошь холмики, хлесткие ветви, да сырость. Роман знал лишь, что километрах в десяти отсюда расположилась полузаброшенная деревенька, название которой позабыл, но, судя по направлению, Рита стремится явно не туда.
        Далеко впереди среди ветвей мелькнуло вдруг голубое пятно, и Роман остановился. Осторожно выглянул из-за ствола березы - пятно не двигалось, Рита стояла - то ли осматривалась, то ли вспоминая, куда идти дальше - идет ведь определенно к какой-то цели, явно не прогуливается. Он застыл, прижимаясь щекой к прохладной березовой коре и чувствуя себя совершеннейшим идиотом. Если бы Рита шла куда-нибудь купаться или загорать, а он - подглядывать за ней или с еще более гнусными намерениями, тогда цель была бы, по крайней мере, хоть реально объяснимой. Роман ждал, слушая, как высоко в ветвях над его головой обличающе стрекочет сорока. Справа доносился веселый плеск воды, и слышалось одинокое томное поквакивание.
        Голубое пятно качнулось из стороны в сторону, словно бы неуверенно, потом послышался шелест раздвигаемых ветвей, и оно исчезло. Роман осторожно двинулся вперед, не сводя глаз с того места, где скрылась Рита. Рядом по толстому стволу стремительно промелькнуло рыже-серое, раздраженно зацокало, метнулся еще не перелинявший до конца, свалявшийся хвост. Белка, застыв на развилке тонкой ветки, подозрительно оглядела крадущегося Савицкого и, сделав какие-то свои выводы, устремилась на более недосягаемую высоту.
        Застенчиво прячась за деревьями, Роман преодолел еще около пятидесяти метров и остановился, осторожно выглядывая из-за березы. Перед ним чуть колыхались ветки. Идти дальше не было нужды - и отсюда было все прекрасно видно.
        Рита стояла на краю небольшой продолговатой полянки, боком к нему, а в центре расположилось, то, что некогда, очевидно было домом. Нет, домом - это сильно сказано - избушкой, неизвестно кем и неизвестно зачем тут выстроенной. Уцелела лишь нижняя часть обугленного сруба, все заросло травой, и черное, проглядывающее сквозь зелень, казалось немного жутковатым. Сруб чуть осел на правый бок, с угла притулился молоденький дубок, тянущий ветки во все стороны, словно пытаясь прикрыть это безобразие, совершенно неуместное в ярком весеннем лесу, чуть в стороне валялось несколько обгорелых бревен. Пожар, видимо, был очень давно, уж не меньше десяти-пятнадцати лет назад, и сразу видно, что полыхало на совесть. Избушка, видно, была заброшена, или занялась так, что потушить попросту не успели, а река ведь под боком… Странновато немного, место тут сырое, бревнам просто так не загореться, а припомнить такого лета, чтоб его хотя бы с натяжкой можно было назвать засушливым, Роман не мог. Но в любом случае смотреть на уродливые останки сгоревшей избушки было неприятно. Интересно, что здесь понадобилось Рите - она
ведь шла именно сюда и застарелым пожарищем, похоже, ничуть не удивлена.
        Пока он думал об этом, Рита закурила и подошла к срубу - осторожно, как подходят к спящему опасному хищнику. Обошла вокруг. Лицо у нее было мучительно-сосредоточенным, как будто она пыталась что-то понять. Покачала головой, потом пробормотала - негромко, но Роман услышал:
        - Нет, не то. Ничего. Вот черт! Но должна же быть причина, должна!
        После чего Рита отшвырнула сигарету, с размаху плюхнулась прямо на траву и, закрыв лицо ладонями, задушено произнесла:
        - Рассказать? А что тебе на это скажут? Только одно - у вас, девушка, редкий по своей оригинальности параноидальный бред! Может, и не было ничего… твои фантазии плюс его фантазии… но почему же все так похоже и… почему это имя?!..
        Она застонала и закинулась на траву, продолжая зажимать лицо ладонями, и Роман чуть отодвинулся назад, чувствуя себя в высшей степени неловко. Возможно, если б Рите и в самом деле вздумалось тут оголиться, это было б еще ничего, но сейчас он глазел не на женские формы, а на чужие переживания, и это было намного хуже. Он отвернулся, хмуро глядя на ползущего по березе трудягу-муравья, борясь с желанием закурить и слушая доносящиеся до него мучительные всхлипывания. Отчего-то вспомнился утренний разговор Риты с Гельцером, и Роман мысленно обругал себя за столь неуместно проявленное любопытство. Некоторые вещи о людях лучше не знать. Иногда о людях лучше вообще ничего не знать, и тогда, возможно, тебе все равно, когда им плохо.
        Рита вдруг вскочила, поспешно вытирая чуть опухшее, мокрое от слез лицо, изукрашенное полосками раскисшей туши, резко повернулась и направилась прямо в его сторону. Роман отступил назад и бесшумно исчез в зарослях дубняка, и ветви не шелохнулись и ничем не выдали его отступления.
        Когда Рита подошла к катеру, Савицкий безмятежно спал, вольготно раскинувшись на траве, и обратил на нее внимание только после того, как она наклонилась и как-то негодующе потрясла его за плечо.
        - Эй, я уже здесь, просыпайтесь!
        - Что-то вы быстро, я бы еще поспал, - он приподнялся на локте, глядя на ее лицо - ни малейшего следа слез, макияж поправлен - верно, останавливалась по дороге, потому у него и получилась такая приличная фора. Он и взаправду успел немного задремать. - Может, еще погуляете?
        - У вас рабочий день, как вы недавно изволили заметить, - с холодком ответила Рита. - Так что вставайте и перемещайтесь на свое место, хватит загорать!
        - Я-то думал, мы здесь надолго, - проворчал он, натягивая свитер, и Рита взглянула на него очень внимательно, чуть сузив глаза. В голове Романа вдруг мелькнула мысль
        - неужели заметила? Да нет, не должна была.
        - А вы не думайте.
        - Брать пример с вас? Ладно.
        Она раздраженно дернула плечом и пошла к катеру, бросив на ходу:
        - Изощряйтесь в остроумии где-нибудь в другом месте и при другой аудитории!
        Голос прежний, и в осанке уже не чувствуется ни растерянности, ни беспомощности - вернулась вздорная кошка. И то ладно.

* * *
        На причале, сидя за барным столиком под чуть колышущимся тентом, покуривал Анатолий, имея предельно мрачный вид, и, едва Роман ступил на доски, поманил его к себе указательным пальцем. Он сразу же понял, что к чему, и неторопливо направился к столику, доставая сигареты. Рита ушла не прощаясь - по дороге они успели разругаться в пух и прах, так что она, в конце концов, чуть не вцепилась ему в лицо. Впрочем, отчего-то у Романа не сложилось впечатления, что поездкой она недовольна, и яростные стычки для нее сегодня были чем-то сродни хорошей порции коньяку, употребленной с целью отрешения от реальности. А вот сама бутылка с коньяком на сцену так и не вышла. И на скрипке Рита больше не играла, и не омывала Савицкого недвусмысленными взглядами. И вплоть до того момента, как она, назло ему, лихо перепрыгнула с катера на причал, чуть не сломав каблуки, и прошла мимо, протащив, словно тяжелый шлейф, свое почти осязаемое бешенство, Роман чувствовал ее старательно скрываемый страх.
        Роман приземлился на стул и, не вынимая изо рта сигарету, безмятежно сказал:
        - Анатолий Федорович, какая неожиданная встреча! А я и не при мундире, и руки грязные. Ничего, что мы при прочих подчиненных так вольготно за столиком? Фавориты не в чести.
        - Свинья ты, Ромка, - устало произнес Чернов, втыкая окурок в пепельницу. - Вот ей же ей свинья!
        - Аргументируй, - предложил Роман, пододвигая к себе его стакан с пивом и отхлебывая из него. Анатолий стал еще мрачнее, хотя дальше, казалось, было уже невозможно.
        - Недавно я имел неприятный телефонный разговор.
        - Хочешь продемонстрирую чудеса телепатии? - Роман переместил стакан на прежнее место. - Разговор ты имел с неким Гельцером, который предложил тебе уволить меня ко всем чертям. Аплодисменты будут?
        - Когда он сказал мне, что один из моих работников оскорбил его самым хамским образом, я уже понял, о ком речь - до того, как он назвал мне фамилию и приметы. К тому же, он сказал, что ты был пьян. И очень грубо разговаривал с его приятельницей, а когда он, Гельцер, хотел сделать доплату, чтобы составить своей приятельнице компанию на катере, ты ему отказал в самой некультурной форме… кстати, в какой именно?
        - Ушел, не сказав ни слова, - Роман усмехнулся, краем глаза заметив, как вылетел со стоянки «мини купер». - Самая некультурная форма - это отнюдь не оскорбления, а полное пренебрежение.
        - Ром, должны же быть какие-то грани…
        - Толь, не надо опять лекций. Заявление писать или ты в устной форме?..
        - Идиот! - буркнул Анатолий и потер затылок. - Что на самом деле-то было?
        - Да ничего особенного. Активно набивался составить моей клиентке компанию на променаде, а клиентка этого дико не хотела. Вот, собственно, и все. Она, конечно, забавная особа - настолько забавная, что иногда ее хочется утопить, но клиенты, как известно, всегда правы. Особенно клиенты состоявшиеся. Горчакова хотела ехать одна, и я это хотение поддержал, только и всего. Махание конечностями и матерное обрамление отсутствовало. Пьян не был, но был с хорошего похмелья, это правда.
        - Был повод? - быстро спросил Анатолий. Роман кивнул, и Чернов тотчас же сделал вывод из этого кивка.
        - У тебя неприятности?
        - Честно говоря, я так и не понял, - Роман задумчиво посмотрел на оконечность Аркудово, испещренную сияющими огоньками, и поддернул вверх замок «молнии» - становилось прохладно.
        - А с физиономией что?
        - Аллергия.
        - На чей-то кулак? - Чернов насмешливо фыркнул. - Короче, я Гельцеру сказал, что, разумеется, разберусь с тобой методами морально-финансового воздействия, но с увольнением воздержусь, поскольку ты мой близкий друг, человек со сложной судьбой и кучей жизненных проблем.
        - Не знал, что со мной так грустно все обстоит, - Савицкий вздохнул. - А еще сказал бы, что я обременен десятком малолетних детишек - для пущей жалости… Толь, зря ты это сделал. Спасибо, конечно, но зря.
        - Тебя забыл спросить! - проворчал Анатолий. - Одно дело, когда мне жалуются на кого-то, и совсем другое, когда мне указывают, что следует делать!
        - А, вот так даже?
        - Пошли к черту отсюда! - вдруг решительно сказал Чернов и встал, сгребая со стола барсетку. - Я сегодня не на машине, посидим где-нибудь, попьем нормального пива, - он с отвращением покосился на недопитый стакан. - И я уж прослежу, чтобы завтра ты вышел в нормальном виде!
        - Понял тебя, - удрученно отозвался Роман, поднимаясь. - Слыхивал я от тебя, Федорыч, эту фразу в студенческие годы и, как правило, на следующий день вообще никуда не выходил.

* * *
        Все же, несмотря на связанные с временами студенчества нехорошие предчувствия, возвращался домой Роман практически трезвым. Вечер получился неплохим, душевным, посидели в тихом, спокойном барчике, стилизованном под английскую таверну, предаваясь обсуждению жизненных реалий и воспоминаниям, не скатываясь, впрочем, в ностальгию. Анатолий с праздным мужским интересом расспрашивал о Рите и негодовал, что Роман до сих пор не предпринял никаких шагов с целью непосредственного сближения с клиенткой, но Савицкий упорно переводил разговор на другую тему - сейчас ему не то, что говорить, даже вспоминать о Горчаковой не хотелось.
        Было довольно поздно, город уже засыпал, и Роман, намеренно пренебрегший услугами транспорта и выбиравший дорогу побезлюднее, с невеселой усмешкой подумал, что у него входит в привычку бродить по Аркудинску среди тьмы, скрываясь от людей, будто он был в розыске. А может, его и вправду разыскивают - причем, прямо сейчас. Знать бы только кто и зачем?
        Он постоял немного на мостике, покурил. Ему нравилось курить на этих старых горбатых мостиках, глядя то на слабо поблескивающую воду внизу, то на город по обе стороны, спрятавшийся среди слабо шелестящей зелени деревьев. Светились редкие огоньки, где-то громыхал трамвай, с печальной сварливостью покрикивала в гуще лип какая-то ночная птица, словно жалуясь на нелегкую пернатую судьбу. Тихая звездная ночь сонно плыла на Аркудинском, и в серебристом свете мягко поблескивали кресты Спасского собора, как бы ненавязчиво напоминая, что кто-то, возможно несуществующий, и сейчас поглядывает на город. За все время, что Роман стоял на мосту, мимо него прошел только один человек, сердито разговаривавший по сотовому.
        Докурив, Савицкий перешел на другую сторону и зашагал вдоль низенького парапета. Слева тянулась липовая аллея, тонущая во мраке, а единственный горевший возле дорожки фонарь тускло освещал переполненную урну, из которой торчала ножка кухонного стола. Роман пристроил на кучу пустую сигаретную пачку и пошел дальше. Аллея кончилась, вдалеке показался черемуховый скверик, сквозь который просвечивали огни минимаркета. Там останется только перейти через дорогу, и он будет дома.
        Он не услышал сзади шагов - не услышал вообще ни единого звука, но почуял опасность - инстинктивно, как чувствует ее зверь, давно уже этой опасности ожидавший и готовый к ее приходу. Таких вещей объяснить невозможно, глупо и пытаться, это просто произошло. Только что сзади все было мирно и спокойно, позади была лишь пустая ночь, а потом Роман резко дернулся в сторону, одновременно разворачиваясь, и сзади уже была густая черная тень, опускавшая с замаха руку туда, где только что был его затылок. Об парапет ударилось что-то тяжелое, брызнуло с дребезгом во все стороны, и в воздухе остро и неприятно запахло дешевым вином. Тень стремительно повернулась, метнулась к нему, Роман уловил движение и с другой стороны, проскочил вперед, увернувшись от удара, и увидел еще две тени, надежно перекрывавшие путь к отступлению.
        Это не походило ни на ограбление, ни на хулиганскую выходку. От нападавших попахивало алкоголем, но самую малость, как бы между прочим, они двигались осознанно-трезво и проворно, целеустремленно и, что главное, двигались совершенно молча. Они ничего не спрашивали, не угрожали, не ругались, и Савицкий внезапно понял, что сейчас его будут убивать. За что - это уже другой вопрос, в данный момент совершенно не интересный, - то, что его будут убивать, уже само по себе было достаточно плохо. И спрашивать: «Господа, а в чем, собственно дело?» или «А вы меня ни с кем не перепутали?» было совершенно некогда, да и глупо, а сбежать пока не представлялось возможным.
        Все это пронеслось у него в голове за долю секунды, а тело уже разрешало ситуацию самостоятельно, перехватило летящую в живот руку, в пальцах которой тускло взблеснуло, крутануло, одновременно ныряя вниз и по ходу успев вмазать ногой по чьему-то колену, перехваченный за руку человек коротко выдохнул, невольно побежав по дуге следом за ущемленной конечностью. Глаза ухватили еще один взблеск, направленный, на этот раз точно в лицо, он дернул головой, уклоняясь, сильнее вывернул перехваченную руку, об асфальт негромко звякнуло, и в тот же момент послышался болезненный возглас - это первый нападавший налетел на нож своего сподвижника. Что-то ожгло левый бок, под футболкой сразу же потекли теплые струйки, но Роман не обратил на это внимания - не до того было, навалились еще двое, а раненый, что-то бормоча, оползал по парапету рядом.
        По сравнению с тем, что началось потом, недавняя свалка с полупьяным Нечаевым представлялась просто детской возней в песочнице, хотя Роман искренне пожалел об отсутствии здесь Валерия и его очаровательной жены. На него напали не спецы, но люди определенно достаточно хорошо владевшие приемами рукопашного боя. Дважды Роман едва-едва избежал «шлагбаума», в самый последний момент уходя от летящей в кадык ребром ладони, и подумал, что дела обстоят еще хуже, чем показалось вначале. Они уже переместились на несколько метров влево от начальной точки нападения, и человек, получивший ножом от своих же, все так же лежал на асфальте, скорчившись и страдальчески постанывая.
        Уловив момент, Савицкий, резко дернувшись в сторону, перенаправил одного из метнувшихся следом, продолжив его движение по чуть заниженной траектории, отчего тот с размаху въехал головой в парапет и на некоторое время потерял интерес к происходящему. Роман тут же перескочил обратно, увернулся от удара, ударил сам и тоже промахнулся. Двое, один из которых по-прежнему держал нож, теперь нападали не так активно, но и не давали уйти, перемещаясь неторопливо, даже как-то с ленцой, отвлекая внимание друг на друга и высчитывая подходящий момент, и со стороны казалось, что все трое исполняют некий сложный танец. Роман тяжело дышал, футболка и свитер на боку промокли насквозь и прилипли к телу. Дыхание противников тоже было довольно сбитым, но их было двое и, хотя каждый из них уже успел пропустить несколько ударов, чувствовали они себя явно гораздо лучше. Его дернули обманным выпадом, проверяя, потом еще раз, так что Савицкий слегка развернулся лицом к парапету, а потом оба напавших пошли в атаку одновременно, но еще раньше, чем Роман успел углядеть, куда целит рука с ножом, он заметил на парапете нечто
другое. Там сидела фигурка - маленькая фигурка, и в серебристом свете звезд укоризненно качалась ее светловолосая голова. Его ошеломленный взгляд зацепился за нее, потом вернулся к руке, в то время как тело отбивало атаку первого противника, и Роман осознал, что поздно, не успеет - нож уже летел ему под ребра.
        Того, что произошло в следующую секунду, никто из троих не понял.
        Лезвие ножа, которое вот-вот должно было войти в человеческое тело, вдруг выгнулось вверх почти под прямым углом, словно это была не крепкая сталь, а пластмасса, сломалось с легким печальным звяканьем, отлетело в сторону и кануло где-то в темноту.
        Нападавший озадаченно застыл, тупо сжимая в пальцах обломок ножа, после чего почти обиженно спросил:
        - Что за хрень?
        Роман дернулся назад, решив отложить разгадывание происшедшего на потом, но лишившийся ножа человек все же получил ответ, хоть и не на этот вопрос, - справа от его головы мелькнуло что-то длинное, с размаху врезалось в висок, раздался тупой деревянный звук удара, и нападавшего снесло в сторону, словно хоккейную шайбу под клюшкой. Он стукнулся о парапет, тут же выпрямился, ошеломленно мотая головой, но Роман больше не смотрел в его сторону - напарник ударенного кинулся на него, решив несмотря ни на что довести дело до конца, а чуть подальше медленно поднимался третий, вышедший из нокаута после соприкосновения головы с парапетом. Единственное, что успел заметить Савицкий, - это то, что парапет был пуст - фигурка исчезла.
        Дальше все пошло еще быстрее. Атаковавший Романа отлетел в сторону с болезненным возгласом, тут же дернулся обратно, но его вдруг почему-то пронесло мимо, словно кто-то сзади придал ему ускорения мощным ударом. Савицкий уловил мелькнувшую позади него фигуру, уже приземлявшуюся на асфальт из прыжка, в следующий момент в ночи что-то громко хлопнуло, запахло пороховой гарью, и пронзительный, срывающийся на истеричный визг женский голос завопил с веселым страхом:
        - Завал-лю сук!!!
        Послышался топот, мимо Романа кто-то пробежал, хлопнул еще один выстрел, послышался вскрик боли, потом шуршание и стук, будто прочь торопливо поволокли чье-то тело, цеплявшееся ботинками за асфальт, и наступила тишина - еще более глубокая, чем до начала драки, только слышалось легкое, едва различимое дробное постукивание. Роман качнулся назад, привалился к парапету, тяжело дыша, пошарил в кармане и щелкнул зажигалкой. В безветренном воздухе расцвел огонек и осветил взъерошенную Риту, которая стояла перед ним, пошатываясь и стуча зубами, и держала в одной руке пистолет, а в другой - перепачканную кровью ножку от кухонного стола, которую он совсем недавно видел в урне. В ее глазах причудливо смешались страх и полубезумный восторг победителя.
        Немая сцена продолжалась секунду, после чего Роман опустил руку с зажигалкой, в данный момент уже неспособный чему-либо удивляться. Послышался стук - это Рита уронила ножку от стола, и Савицкий всерьез испугался, что Горчакова может последовать за ней на асфальт, либо у нее сейчас начнется истерика.
        - Спрячь пистолет, Рита, - сказал он, задыхаясь, - спрячь быстрее!.. только на предохранитель поставь.
        Из темноты обиженно фыркнули - нет, похоже, ни истерики, ни обморока не предвидится, - послышался щелчок, потом ему на грудь легла испуганная ладонь и тотчас отдернулась. Роману внезапно стало смешно - настолько, насколько может быть смешно человеку, чуть не получившему ножом в печень. Рита спасла ему жизнь и теперь понятия не имеет, что с ним делать дальше.
        - Они… могут вернуться, - бормотнул дрожащий голос.
        - Вряд ли, - Роман прижал ладонь к саднящему боку и, оттолкнувшись спиной от парапета, сделал шаг вперед, ошарашено глядя на стоящую рядом фигурку с разметавшимися волосами. - Но лучше отсюда слинять, иначе может прийти кто-нибудь другой. Тихо, выстрелы далеко слышно.
        - Подожди, я… - ее руки обхватили его за талию, и одна тут же отдернулась, наткнувшись на влажное, в то время как вторая вцепилась еще крепче. - Что это - кровь?! Ты ранен?!
        - Ерунда… только перестань меня трясти, или я действительно стану ранен, - он невольно скривился, и рука всполошено исчезла, тут же появилась снова, и Романа осторожно, но решительно придвинули назад к парапету.
        - Подожди тут, я машину подгоню.
        Прежде, чем он успел что-то ответить, Рита исчезла, и до него долетел негромкий топот убегающих ног. «Не на каблуках», - машинально отметил Савицкий, привалившись к холодному бетону. Расстегнул куртку, осторожно приподнял свитер и футболку и, снова щелкнув зажигалкой, ощупал разрез длиной с ладонь. Ничего ужасного - нож лишь рассек кожу и верхний слой мышечной ткани, но все равно болезненно и неприятно, к тому же одежда испорчена безвозвратно, а ведь свитер и куртка почти новые. Он посмотрел на пустой парапет, опустил свитер и наклонился, водя трепещущим огоньком по сторонам. Вскоре Роман нашел, что искал - в трех шагах от него на асфальте тускло поблескивал обломок лезвия. Он подобрал его и удивленно посмотрел на слом. Не «стекло» - хорошая прочная сталь, нужно приложить усилие, чтобы сломать лезвие, да еще прямо посередине. Только в том-то и дело, что никаких усилий вообще не прикладывалось. Острие ножа даже не коснулось его тела.
        Нож просто сломался.
        И уж никак не допускается мысль, что напавший на него прихватил с собой сломанный и плохо склеенный нож, развалившийся в самый неподходящий момент, - ну никак!
        А на парапете был Денис.
        Причем явно очень недовольный.
        Покачав головой, Роман спрятал обломок в карман и посмотрел на дорогу за аллеей, где летели, приближаясь, яркие глаза фар. Он думал, что Рита остановится напротив
        - спуск к парапету был слишком далеко, но вместо этого «купер», не сбавляя скорости, выскочил на аллею, проскользнул между липами, чуть не снес скамейку, пропахал газон и остановился на развороте, осыпав Савицкого травой и земляными крошками.
        - Кто тебя учил водить, солнышко? - задушевно спросил Роман у распахнувшейся дверцы. - Покажи мне эту сволочь.
        - Садись скорей!
        Пригнувшись, он посмотрел на светлое кожаное сиденье и покачал головой.
        - А застелить есть чем? Запачкаю.
        - Да садись ты, елки! - прошипела Рита, и Роман заметил, что ее ладони так и подпрыгивают на руле. Вытащив его из одной переделки, она, возможно, может втравить его в другую, устроив грандиозную аварию. За руль она его, конечно же, не пустит - нечего и пытаться. С другой стороны, лучше разбиться в полный хлам с красивой женщиной, чем истечь кровью на асфальте. Он повалился в кресло, захлопнул дверцу, и машина понеслась вперед, вдоль парапета - быстро, но удивительно ровно. Роман закурил, откинулся на спинку сиденья, и Рита взглянула на него осуждающе.
        - Ты много куришь. Потому и задыхаешься сейчас - они тебя совсем вымотали. В больнице…
        - Никаких больниц, отвези меня домой, если не сложно.
        - Какой домой?! - она чуть не сорвалась на визг. - Ты же…
        - Пустяковый порез, разве что кровит сильно, - спокойно ответил Роман. - Сам справлюсь.
        Рита чуть прищурилась.
        - Из-за того, что ножевое? У тебя есть причины не светиться?
        - Да, - просто ответил он. Рита покладисто кивнула.
        - Чудно. А у тебя есть, чем перевязать?
        - Черт, нет! - Роман скривился. - Я же все потратил на…
        Он осекся, но Рита, не взглянув в его сторону, махнула рукой на приближающийся минимаркет.
        - Там должна быть аптека. Я быстро.
        Она притормозила и выскочила из машины, не закрыв дверцу. Хмуро посмотрев ей вслед, Роман заметил, что она прихрамывает. Он взглянул на испачканные кровью пальцы и закрыл глаза, пытаясь сообразить, что к чему. Кому понадобилось его убивать? По жизни за ним тянулся длинный шлейф обиженных, но никогда эти обиды не были такими, чтобы за них стоило убивать. Может, его и вправду с кем-то перепутали? Или у местных киллеров нынче ночью тренировка? И почему там был Денис? Не из-за него ли сломался этот чертов нож?
        Вернулась Рита, плюхнулась на сиденье, бросив назад фирменный пакет и переправив туда же бутылку коньяка, и, поймав взгляд Романа, пояснила, выруливая со стоянки:
        - Мне надо. И тебе, наверное, тоже. Уж теперь-то ты не станешь отказываться?
        - Не стану, - он усмехнулся. - Вынужден признать, что чертовски тебе благодарен, хотя вряд ли мой характер от этого улучшится.
        - Мне тоже так кажется. Но тебе не за что меня благодарить, - произнесла она, не глядя на него. В ее голосе не было вежливой небрежности, казалось, Рита и впрямь убеждена, что благодарить ее совершенно не за что. - А… что это вообще такое было? Я и разглядеть-то ничего толком не успела… все так быстро… но… это ведь не ограбление было, верно?
        - Не похоже, - он быстро глянул на нее. - А что вы-то там делали, мадам? Только не говорите, что совершали ночной променад, увидели, как злые дядьки на кого-то набросились и решили весело кинуться на выручку. В жизни не поверю.
        - А что - разве это так уж невозможно? - с вызовом спросила Рита, глядя на дорогу. Роман покачал головой.
        - Совершенно невозможно.
        - Слушай, раз ты утверждаешь, что благодарен мне, то почему бы тебе не принять все, как есть, а не выспрашивать, что, да почему?! - неожиданно вскипела она. - Ты хороший водитель, и мне не хотелось бы искать другого. Я увидела, как они на тебя напа…
        - На меня? - переспросил Савицкий. - А откуда ты знала, что это был именно я? Там темно было, а дорога от парапета далеко. Машина твоя осталась не там, где все произошло… Ты шла за мной?
        - Вовсе нет! - буркнула Рита, останавливая «купер» возле его подъезда. Роман открыл дверцу, потом повернул к ней насмешливо-удивленное лицо.
        - Ты за мной следила?
        - Не льстите себе, Роман Андреевич! - холодно ответила она, не глядя на него. - Я не слежу за своим персоналом.
        - Возможно. Только объясни тогда, каким образом ты привезла меня к моему дому и точнехонько к моему подъезду, если я не сказал тебе адрес?
        Рита посмотрела на него свирепо, схватила пакет и бутылку и выскочила из машины. Подождала, пока он выйдет, включила сигнализацию и следом за Романом вошла в подъезд, почти втолкнув его внутрь, прежде, чем он успел сказать ей, что прекрасно дойдет один, и распрощаться.
        - Ну следила, - сердито и гулко сообщила она за его спиной. - И что такого? Мне было любопытно, что ты за человек.
        - Обычно это выясняют с помощью беседы.
        - С тобой побеседуешь!
        - Ты сунулась очень вовремя, но больше никогда так не делай! - буркнул Савицкий, отпирая дверь. - Тебя могли убить - ты это понимаешь? Лучше б сразу стрельнула в воздух - глядишь, они бы и разбежались.
        - Честно говоря, я поначалу просто забыла про пистолет, - смущенно ответила Рита.
        - Только потом… Я жутко перепугалась.
        - Прошу, - он распахнул дверь, и Рита скользнула в темноту прихожей. Роман включил свет, захлопнул дверь и с кривой усмешкой взглянул на Риту, которая с любопытством озиралась.
        - Ну что, заманили красавицу в логово чудовища?
        - Ты и представления не имеешь о чудовищах, - Рита зацепилась взглядом за зеркало, скривилась и начала поправлять волосы. - Значит, все же считаешь меня красавицей?
        - Я выразился фигурально, - Савицкий снял куртку, посмотрел на нее и бросил на пол. - Гады, испортили хорошую вещь!
        Он включил свет в ванной, открыл дверь и потянул вверх край свитера, но Рита тотчас перехватила его руку.
        - Давай лучше я, - она принялась очень осторожно стягивать с него свитер. - Не жеманничай, мне уже доводилось раздевать мужчин.
        Бросив свитер на пол, Рита уставилась на окровавленную футболку и слегка побелела, потом сузила глаза и решительно ухватилась за ткань. Когда и футболка полетела на пол, Рита глубоко вздохнула и прижала к губам кулак.
        - И это ты называешь ерундой?!
        - Так, иди-ка в комнату! - Роман решительно развернул ее и подтолкнул к дверному проему. - Я и сам прекрасно справлюсь.
        - Но я…
        - Брысь!
        Она оскорбленно передернула плечами и, прихрамывая, удалилась. Савицкий посмотрел ей вслед, вошел в ванную, закрыл за собой дверь и обозрел в зеркале свое озадаченное лицо.
        Он ей не верил.
        И он совершенно ничего не понимал.

* * *
        Когда Роман вошел в комнату, Рита бродила перед шкафами, разглядывая корешки книг, а столик перед диваном был аккуратно сервирован коньяком, рюмками и нарезанным лимоном. Услышав его шаги, она резко обернулась, оценивающе взглянула на повязку, потом ее взгляд зацепился за короткий старый шрам на другом боку, располагавшийся почти симметрично свежему, и в глазах Риты появилось что-то укоризненное. Савицкий повалился на диван и ласково посмотрел на шелковистый коньяк в рюмках.
        - Я бы поставила и еду какую-нибудь, но у тебя совершенно пустой холодильник, - заметила Рита. - Ты что же - не ешь, что ли?
        - Нет, конечно, - Роман потянулся к одной из рюмок. - Я андроид.
        Она чуть скривила губы, после чего на ее лице появилось выражение бесконечного терпения.
        - Больно?
        - Неприятно, - он проглотил коньяк и глубоко вздохнул, поставил рюмку на стол и закинул руку за голову. - Но не смертельно. Так что твой персонал вполне работоспособен.
        - Можешь не усердствовать - сегодня я на тебя все равно не смогу обидеться.
        - Может, поспорим? - он улыбнулся, разглядывая ее обтянутые джинсами ноги. Ноги были хороши, как, впрочем, и все остальное, доступное оценивающему взгляду. Рита тоже улыбнулась.
        - А все равно, здорово ты их.
        - Мерси, - скромно отозвался Роман, про себя подумав, что если бы он их действительно «здорово», то ее вмешательство не понадобилось бы, но на самом деле все было отнюдь не «здорово» - ведь он не спец, граждане, совершенно не спец, но и не дурак, чтобы объяснять это красивой женщине, только что так по-детски восхитившейся. - А ты чего хромаешь? Человека раньше била ногой когда-нибудь? Как сегодня?
        - Ну, - Рита смутилась, - только того, кто меня учил.
        - Майя учила?
        Она изумленно распахнула глаза.
        - Ты знаешь Майю?
        - Да, - Роман закурил и весело пояснил: - Вчера познакомились. Я подрался с ее мужем.
        - И кто победил?
        - Майя.
        Рита фыркнула.
        - Скоро в городе не останется ни одного человека, с которым ты бы не подрался!
        Она подошла к столику, одним махом выпила свою рюмку, прикусила кружок лимона, после чего посмотрела на Савицкого с заботливо-докторским выражением, отчего стала выглядеть довольно забавно.
        - Что ж я… тебе ж отдохнуть надо… вон как…
        - А я отдыхаю, - Роман похлопал ладонью по дивану. - Присаживайтесь, мадам, а то мне даже как-то неудобно - я тут вальяжно развалился, а нанимательница стоит, - он усмехнулся, заметив, как в ее глазах что-то дрогнуло. - Не бойся - приставать с поползновениями не буду - во всяком случае, не сразу.
        - Мне кажется, что человеку со свежераспоротым боком не до поползновений, - заметила Рита и чопорно присела на краешек дивана, держась так натянуто, словно боялась, что сиденье под ней в любую секунду провалится. Роман потянулся к бумажнику, который забрал из куртки, и вопросительно взглянул на нее.
        - Сколько ты заплатила?
        Рита посмотрела на бумажник так, будто это была дохлая крыса, и возмущенно сказала:
        - И слышать не желаю! Прекрати сейчас же! Еще не хватало! Да и какой смысл?! Все равно…
        Не закончив фразу, она плеснула себе коньяк, сердито выпила его и уставилась на картины. Роман задумчиво обозрел декольте ее тонкого свитерка, после чего осторожно спросил:
        - Рита, там на парапете… ты кого-нибудь видела?
        - Вроде нет… но я и не смотрела на парапет, - Рита удивленно повернулась. - Вы там… так мелькали, что… А в чем дело?
        Вопрос, в отличие от прочих бессвязных фраз прозвучал как-то слишком четко и резко, и Роман покосился на нее, но не обнаружил в сине-зеленых глазах ничего, кроме тревожного любопытства.
        - Да так… может, там еще кто-то был.
        - По-моему, нет. Ой! - ее ладонь с растопыренными пальцами испуганно прикрыла рот.
        - Совсем забыла! Я же второй раз не в воздух… я же, кажется, в кого-то попала!.. У меня действительно есть разрешение, но что если…
        - Да ничего если, - Роман задумчиво посмотрел на потолок. - Тебя они разглядеть не могли и, судя по всему, вообще не ожидали, что вдруг появится некая мамзель с дубьем и с пушкой. В милицию пойдут? Мол, примите меры - мы тут хотели замочить одного обывателя, а нас обстреляли - что ж это такое творится?!
        Она фыркнула и опустила руку. Роман потер подбородок, уже заросший темной щетиной, выпил немного коньяка, встал и задумчиво прошелся по комнате, то и дело ощущая на голом торсе Ритин взгляд - ей-ей оценивающий. Возможно, следовало привести себя в более приличный вид, но ему было не до хороших манер. В голове вновь образовалась каша. Денис приходил… но почему в этот раз все остались живы? Он мотнул головой, опустился на чуть тепловатый пол, после чего лег на спину ногами к двери, закинув руки за голову, и принялся скользить взглядом по геометрическим узорам на потолке.
        - Ты чего? - озадаченно спросили его с дивана.
        - Думаю.
        - А почему на полу?
        - А мне на полу лучше думается, - ответил он, не сводя глаз с потолка. - У всех свои заскоки, видишь ли.
        Рита помолчала, звякнула бутылкой, потом встала и остановилась рядом с его согнутым локтем. Роман на секунду оторвался от созерцания потолка и посмотрел на нее снизу вверх, искренне пожалев, что Горчакова в данный момент не в юбке.
        - И как - помогает? - поинтересовалась она.
        - Иногда.
        - Ты очень странный, - сделала вывод Рита, и Савицкий усмехнулся, вскользь подумав, что после всего случившегося многие стали бы очень странными, после чего его мысли вновь заняло лезвие ножа, выгибающееся под нелепым углом - оно волновало его куда как больше, чем державшийся за этот нож неизвестный индивидуум и его коллеги. Рита обошла его по кругу, поглядывая с опаской, словно начинающий психиатр на небрежно связанного маньяка, после чего неожиданно села на пол и осторожно легла ногами в противоположную сторону, чуть повозившись на жестком паркете с видом жертвы, старающейся поудобней устроиться на языческом алтаре. Роман повернул голову и удивленно посмотрел на ее лицо, оказавшееся теперь совсем рядом.
        - Опять за старое? Смотри, у меня и в самом деле сейчас природные инстинкты взыграют, и травма этому не помеха. Один мой знакомый приставал к медсестре, лежа в реанимации под капельницей в полуагонизирующем состоянии.
        - Что ж ты раньше свои инстинкты так успешно сдерживал? - ехидно спросила Рита, но чуть отодвинулась. - Просто я тоже хочу подумать.
        - А тебе-то это зачем? - искренне удивился он, но, почувствовав безмолвную вспышку ярости, поправился: - В смысле, ты-то тут не при чем.
        - Хотелось бы верить… - задумчиво пробормотала она, глядя в потолок. - А вдруг их послал Гельцер? Из-за того, что ты сегодня…
        - Из-за того, что я влез в ваш разговор и вел себя неподобающим образом? - Роман приподнялся на локте, глядя на нее с усмешкой. - Этот твой Гельцер что - буйнопомешанный?!
        - Вообще-то нет. Разумный, сдержанный человек. Деловой. Но…
        - Что но?
        В обращенных на него глазах мгновенно что-то захлопнулось, и Рита ответила как-то поспешно.
        - Он был компаньоном моего мужа, а я его мало знала… так, по всяким торжествам. Я просто хотела сказать, что со временем иные люди могут измениться до неузнаваемости. Может, он решил, что у нас с тобой… приревновал. Он ведь меня замуж зовет… почему-то.
        - А ты, значит, не хочешь, - задумчиво произнес Роман и внимательно посмотрел на нее - так внимательно, что Рита вдруг съежилась, а потом взвилась с пола в оскорбленном прыжке, и Савицкий в тоске прикрыл веки, подумав, что драк в последнее время было уже более чем достаточно. Рана в боку назойливо саднила, как бы напоминая о своем существовании.
        - Ты слышал наш разговор, не так ли?! Слышал! Я еще тогда увидела это по твоей физиономии! Да, так получилось, что я была вынуждена передать Диме часть бизнеса, оставшегося после мужа. И ты решил, что мне вздумалось его вернуть таким затейливым способом?! Воспользоваться его неожиданной влюбленностью, закадрить первого встречного мужика и натравить на него возревновавшего Гельцера таким образом, чтобы он полностью засветился?! А то и самой поднанять толпу, а потом каким-то образом указать на несостоявшегося жениха - мол, это он, злодей, посадите его, а я, пожалуй, заберу все назад?!
        - Занятный триллер, но начисто лишенный логики и возможности претворения в жизнь,
        - сказал Роман несколько ошарашено и лениво посмотрел на ее возмущенное лицо. - Ничего подобного я не решил. Но ты, девочка, затеяла какую-то странную игру. Ты нанимаешь именно меня… черт с ними, с личными катерами, но ты нанимаешь именно меня и уж точно не из-за каких-то там рекомендаций. Ты ко мне клеишься, хотя я тебе неприятен во всех отношениях. Ты таскаешь с собой пистолет. Ты знаешь мой адрес и отслеживаешь мои сегодняшние передвижения, ты ввязываешься в драку из-за человека, который, опять же, насквозь тебе неприятен, ты запросто идешь в гости к этому человеку и запросто с ним болтаешь, хотя не знаешь его совершенно. Проще говоря, ты изо всех сил опекаешь человека, на которого лично тебе глубоко наплевать! Может, я и частенько демонстрирую чудеса глупости, Рита, но я не умственно отсталый. Тебе что-то от меня надо. Что?
        Она криво улыбнулась - улыбка была дрожащей, натянутой.
        - А может я просто воспылала к тебе необузданной страстью?
        - Ага, - Роман кивнул, садясь. - На предмет необузданной страсти не смотрят так, будто он в любую секунду извлечет топорик из неожиданного места и приступит к кровавому убиению. Ты напугана, Рита. Я знаю тебя третий день и третий день ты напугана до смерти.
        Рита посмотрела на него так, словно на сцене и в самом деле появился обещанный топорик, после чего изящно прислонилась к стене, завела ногу за ногу и покачала головой с какой-то старческой умудренностью. Ее лицо выражало глубочайшую горесть и обиду.
        - Ну и фантазии у вас, Роман Андреич. Вот так-то - пытаешься кому-то помочь, а тебе взамен…
        - Ладно, мадам Горчакова, - Роман осторожно поднялся и потер голую грудь, - был неправ, излагал бред, вызванный ликованием уцелевшего организма и принятием лкоголя. Великодушно прошу извинить. Может поцелуемся в знак примирения? Или еще полежим рядышком на полу? Можно и не просто полежать.
        Рита негодующе вскинула брови.
        - Только недавно вы утверждали, что я дико вам не нравлюсь, а теперь…
        - Ну, надо ж чем-то заняться, - он пожал плечами. - К тому же, физическая симпатия и душевная часто очень сильно разнятся. А мой общественный статус, похоже, тебя не волнует. Раз начали - давайте соответствовать задумке.
        Она покачала головой.
        - По-моему, ты просто ненормальный.
        - Да ну? А я-то голову ломаю - и что ж со мной не так?
        Рита глубоко вздохнула, подняла взор к потолку, после чего отошла к стене и снова принялась разглядывать картины. Роман закурил, пытаясь понять, почему она не уходит. Он был бы не прочь отдохнуть, но и выставлять ее не хотелось. Рита подняла руку и отбросила волосы с плеча на спину - небрежный жест, на этот раз начисто лишенный картинности, и Роману, смотревшему на колыхающиеся золотистые пряди, вдруг совершенно некстати вспомнились слова Гельцера. Ему подумалось, что хрупкие красивые игрушки могут безнадежно сломаться в грубых руках. Привлекательная внешность осталась, но что там теперь под ней - неизвестно. Хотя, впрочем, и что раньше там было, неизвестно тоже. И чего же она все-таки так боится?
        - Дворцы, храмы… - Рита повернула голову. - Вижу, ты большой поклонник архитектуры?
        - Можно и так сказать.
        - И какое же произведение архитектуры твое любимое?
        Секунду Роман задумчиво смотрел на нее, потом неохотно ответил:
        - Хазнет Фируан. Еще его называют Эль-Касна, Каснех аль-Фарун… много интерпретаций.
        - Сокровищница божественных фараонов? - блеснула Рита эрудицией. - Это в пещерной Петре, в Иордании, да?
        - Была там? - с интересом спросил Савицкий. Она покачала головой.
        - Не довелось. Во Франции была, на Кипре… ну, по стандарту. А там нет, только фотографии видела… и в «Индиане Джонсе» видела… Но почему именно она? Грандиозное, конечно, сооружение, но как-то слишком уж декоративное.
        Роман неожиданно обиделся, будто коллекционер, в присутствии которого незаслуженно охаяли жемчужину его коллекции.
        - А мне так не кажется. Идеальная симметрия и идеальная красота. Эти шесть огромных коринфских колонн, которые словно уходят в самое небо… А скульптуры на фасаде - где еще увидишь такую смесь древних культов? Египетские боги запросто соседствуют с развеселыми олимпийцами, боги древней Аравии с богами римлян - словно в знак того, что все религии могут мирно сосуществовать, так же как и те, кто в этих богов верит. Но и не это главное, не отдельные детали - для меня она прекрасна целиком… В некоторые вещи влюбляешься раз и навсегда, не доискиваясь причин.
        - Обычно так говорят о людях, - как-то мрачно заметила Рита. Он пожал плечами.
        - Может, я не совсем правильно выразился… Для меня это не просто строение - это как некий символ, воплощение всей красоты, которую хотелось бы увидеть, всех желаний, которые хотелось бы осуществить. Это что-то волшебное, как вход в легенду, в какой-то невероятный мир… Возможно, окажись я там, то и не решился бы в нее войти. Наверное, стоял бы и смотрел… долго смотрел, чтобы запомнить на всю жизнь. Если я закрою глаза, то могу увидеть ее, как наяву, хотя это видение будет в чем-то отличаться от настоящего храма Петры. Я буду видеть собственный Хазнет Фируан. Думаю, у каждого человека есть собственный Хазнет Фируан. Одни уже нашли его, другие ищут, третьи не найдут никогда.
        - И ты бы хотел его увидеть наяву, а не закрыв глаза? - спросила Рита - почему-то шепотом, глядя на него с непонятным выражением.
        - Хотел бы. Возможно и увижу, - Роман чуть улыбнулся. - И это обязательно будет раннее утро, когда розовый песчаник становится еще розовее от восходящего солнца, и храм настолько красив, что кажется призраком и, в то же время, еще более реальным, и чудится, что он восходит в небо вместе с солнцем, - он подмигнул Рите, которая слушала его с отрешенно-умиленным выражением лица, словно профессор, внимающий ответу блестящего студента. - Ну, это я так представляю.
        - А саму Петру… ну, не только этот храм, ты хотел бы увидеть?
        - Да. Но не так, как Хазнет Фируан, хоть он и часть от целого. Просто интересно посмотреть на город-сказку.
        - Одна моя знакомая была в Петре, - с неожиданной мрачностью сказала Рита. - И она не показалась ей похожей на сказку. Больше всего она показалась ей похожей на огромное красивое кладбище.
        - Каждый видит по-своему.
        Рита, что-то пробормотав, подошла к компьютерному столу и принялась с интересом разглядывать висящие вокруг рисунки зданий.
        - Не знала, что ты такой мечтатель, - она чуть повернулась, прижимаясь бедром к столешнице, и Роман заметил взгляд, который она бросила на монитор - взгляд, наполненный отчетливым отвращением. - Какая же твоя главная мечта?
        - Как у всех, - Савицкий опустился на диван и воткнул окурок в хрустальные ладони.
        - Куча денег и доступных хорошеньких девушек.
        - А если серьезно?
        - А если серьезно, то не твое дело.
        - О, как давно не звучала эта фраза! - Рита улыбнулась, перебирая рисунки на столе. - А я-то уж начала тревожиться.
        - Ну, крохотную мечту могу тебе сказать, - он откинулся на спинку дивана и зевнул, воровато прикрыв рот ладонью. - В виде аванса. Ты женщина, поэтому она тебе понравится. Я никогда не видел, как цветет айва. Хотелось бы посмотреть, говорят - красиво.
        Она удивленно повернулась.
        - Но почему именно айва?
        - Не знаю. Хочется - и все. Здесь она не растет - слишком холодно. Занятно - мне неоднократно доводилось бывать в городах, где айва растет чуть ли не на каждой улице, но я никогда не попадал в пору цветения. А ехать специально некогда было… да и глупо.
        - А я видела, - медленно произнесла Рита, держа ворох рисунков, и отвернулась, зашелестев листами. - И это вправду красиво. Но желание, все же странное, хоть и…
        Она резко замолчала, словно ей зажали рот, и Роману, пристально наблюдавшему за ней, показалось, что Рита как-то сгорбилась и словно стала меньше, подломившись в коленях. Послышался мягкий шлепок - это упали на столешницу рисунки. Рита медленно и как-то механически повернулась, свесив руки вдоль бедер и бессмысленно глядя куда-то в угол. Ее глаза были настолько пустыми, что Роману показалось - к нему обернулся зомби. Лицо было мертвенно белым, и по нему стремительно растекался холодный ужас.
        - Ты что?! - он вскочил, и порез на боку возмущенно отреагировал на столь резкое движение вспышкой боли, вызвав у него невольную гримасу. Ужас мгновенно исчез с ее лица, и за ним сомкнулось дрожащее отчуждение, словно ветви густых кустов за испуганным зверьком, всполошено кинувшимся прочь в чащу.
        - Н-ничего, - хрипловато произнесла Рита и быстро пошла через комнату к дверному проему. - Все в порядке. Мне нужно идти. Мне… - она остановилась, глядя на него. - Уже поздно, я и так засиделась, а тебе нужно… Кстати у тебя завтра выходной… нет, не только завтра… вообще приходи, когда тебе станет лучше. Я поговорю… я улажу… только проведи эти дни дома - ладно? Не ходи… оставайся дома.
        - Что случилось? - Роман пристально смотрел на нее, и она съежилась, водя глазами по сторонам, стараясь избежать его взгляда. - Что ты увидела, Рита?
        - Ничего, - удивленно ответила Рита, нервно потирая ладони. - Мне действительно пора домой. Мы мило поболтали, но, думаю, на этом стоит закончить. Не провожай меня.
        Роман медленно опустился на диван, глядя, как Рита идет в прихожую. Но, переступив порог, она вдруг развернулась, стремительно подбежала к дивану и плюхнулась на него. Вздернула голову и, глядя Савицкому в переносицу, четко и как-то торжественно произнесла:
        - Ты мне не нравишься! Мне не нравится твоя внешность, мне не нравится твой голос, мне не нравится твой характер - мне абсолютно все в тебе беспредельно не нравится!
        - Ну, ничего нового ты мне не сказала, - отозвался он ровно, заметив, как подпрыгивают на диванной обивке ее тонкие пальцы. Рита устало опустила голову, отчего золотистые пряди ссыпались ей на лицо, потом резко тряхнула ею и прямо-таки вцепилась взглядом в его взгляд - отчаянно, как утопающий цепляется за протянутую руку.
        - И я тебе тоже дико не нравлюсь! Верно?
        - Верно.
        - Слава богу, - прошептала Рита облегченно, и, прежде чем Роман успел сообразить, что к чему, подалась к нему и прижалась губами к его губам. Он ответил на поцелуй с машинальным удивлением, но почти сразу же ощутил ее ладони на затылке, на спине и притянул девушку к себе, и в этом уже не было ничего машинального. Роман чувствовал, что девушку прямо-таки колотит, но Рита не прерывала поцелуя, ее губы становились все более жадными, она тонко постанывала, ее пальцы скользили среди его волос, соскальзывали на щеки, на затылок, и во всем этом не чувствовалось ни малейшего неприятия.
        А потом вдруг все кончилось, и Рита отпрянула, опуская руки и задыхающеся бормоча:
        - Нет… нельзя… будет еще хуже, еще хуже…
        - Хуже быть не может, может быть только лучше, - Роман потянул ее обратно, и она подчинилась, безвольная, как кукла, запрокинув лицо и глядя на него отрешенными глазами, и хотя ее губы снова на мгновение скользнули по его губам, он уже понял, что продолжения не будет. Все ушло так же стремительно, как и появилось - рядом теперь было лишь испуганное существо, хотевшее только одного - сбежать. Он отпустил ее, и Рита тотчас вскочила, всполошено одергивая свитер и краснея, как школьница.
        - Я… извини, я просто… это… а-а, короче! - она как-то злобно махнула рукой и пулей вылетела в прихожую. Роман, шумно выдохнув, откинулся на спинку дивана, крепко стукнувшись затылком о стену, выругался про себя словами, которые предназначаются только женщинам и только в таких ситуациях, потом встал и, проведя ладонью по взъерошенным волосам, неспешно вышел в прихожую, где Рита отчаянно крутила ручку замка. Роман протянул руку, и Рита, отшатнувшись, прижалась к двери спиной, глядя на него так, будто он собирался запереть ее здесь и использовать для удовлетворения самых мрачных и извращенных сексуальных фантазий. Не выдержав, он усмехнулся и отпер замок, потом дернул дверь, приоткрывая. Лицо Риты стало отчаянно виноватым, но она почти сразу же выпрямилась и придала себе царственно-надменный вид, явно решив превратить бегство в благородное и своевременное отступление.
        - Ну… выздоравливай, - обронила она. - До свидания.
        - Ага, - ответил Роман беззаботно, что далось ему непросто. - Веди машину осторожней, а то разобьешься или собьешь кого-нибудь, что, конечно, хуже гораздо.
        В ее глазах полыхнуло, и она, отвернувшись, шагнула на площадку. И, когда он уже потянул назад дверь, вдруг произнесла знакомо взрослым голосом, не оборачиваясь:
        - Знаешь, твой Хазнет Фируан, конечно, великолепен, но за этим фасадом, которым ты так восхищаешься, - всего лишь голая неинтересная пещера. Там ничего нет. Мой тебе совет - если ты попадешь к нему, не заходи внутрь. На это лучше смотреть только снаружи. Мне казалось, что я нашла свой Хазнет Фируан, но когда я зашла внутрь, я не увидела там ничего хорошего.
        Рита перекинула через плечо ремешок сумочки и припустила вниз по ступенькам. Несколько секунд Роман слушал, как стучат подошвы ее кроссовок, потом захлопнул дверь, вернулся в комнату, налил себе полную рюмку коньяку и залпом выпил. Подошел к столу и задумчиво обозрел его.
        - Что же ты увидела? - пробормотал он и провел пальцами по груде рисунков - наброски зданий, законченные и только начатые. Ничто в этом не могло напугать. Роман разворошил их, разбросав по всему столу, и невольно вздрогнул, когда из-за листа с недорисованным полукруглым зданием выглянули вдруг знакомые глаза, в которых были хитринка и осознанная взрослость, - глаза, оживленные на бумаге его собственной рукой вчера ночью. Савицкий вытянул рисунок целиком и застыл, пристально глядя на улыбающееся и удивительно жестокое в своей беззаботности лицо Дениса Лозинского.

* * *
        Утром порез выглядел менее жутко - стянулся за ночь, подернувшись темной коркой, чуть зудел и, судя по всему, неплохо заживал - не появилось ни красноты, ни припухлости, но ощущения все равно были неприятными. Кроме того, ощутимо побаливали ушибы, и Роман, позвонив в контору и беззастенчиво соврав, что имел честь серьезно простудиться, с удовольствием провалялся в постели до десяти часов. Потом все же встал, сочтя, что пребывать в постели до обеда - это уже чересчур. После всего, что случилось, было как-то не до отдыха.
        Дымя на балконе первой утренней сигаретой, Савицкий рассеянно смотрел во двор и пытался понять причину дикого ужаса Горчаковой. Он не мог ошибиться - что-то случилось именно в тот момент, когда она просматривала его наброски. Неужели Денис? Неужели она знает мальчишку?! Неужели и она видела, как стремительно взрослеющий пацан то и дело кого-нибудь хватает за руку с летальным исходом?! Это может объяснить, почему она с самого момента их знакомства так напугана. Но не может объяснить, зачем он ей понадобился. Прознала, что у него похожие ситуации возникают и ждет момента, чтобы обсудить? Как?
        Не-не, не может быть, ерунда какая-то!
        А может, и не в рисунках дело - просто возникла вдруг в голове какая-то неожиданная мысль, воспоминание, ассоциация - да черт его разберет, что там может твориться в женской голове! Точно ясно только одно, что девчонка ведет себя насквозь алогично. Правда, против того, что началось было на диване, он ничего не имел - до того момента, конечно, как все закончилось.

…только проведи эти дни дома… оставайся дома…
        Роман вернулся в комнату, включил компьютер и несколько минут задумчиво смотрел на заставку. В голову ему пришла мысль, что он уже очень давно не заглядывал на авторскую страничку Ивалди… впрочем, ему и без сдвинутого писателя хватает проблем. Роман сел поудобней, после чего, войдя в Интернет, приступил к поискам. Потратив почти полчаса, он прочитал, наконец, короткое сообщение годичной давности, извещавшее о трагедии на Лозовом острове, где, во время празднования собственного дня рождения был убит довольно известный в городе бизнесмен Константин Горчаков. Следствие ведется, есть версия о заказном характере убийства. Супруга убиенного госпитализирована с тяжелейшим нервным срывом. Разыскивается брюнетка двадцати - двадцати пяти лет, скрывшаяся с места преступления.
        Савицкий закурил новую сигарету и выключил ссылку. В сущности, ему было наплевать на то, кто и зачем отправил на тот свет господина Горчакова. Если даже и Рита заказала драгоценного муженька, это ее личное дело - не такой он моралист, чтобы читать кому-то лекцию на тему «Убивать мужей нехорошо». Другое дело, что это никаким боком не касается Дениса Лозинского. А может, он пришел и взял за руку ее мужа?
        Откинувшись на спинку кресла, он закрыл глаза и увидел шрам на тонкой женской спине, ныряющий под лямку лифчика, а сразу же за ним - останки сгоревшего дома. Зачем Рита туда ездила? Что она пыталась там понять?
        Но должна же быть причина, должна!
        - Тьфу, елки! - вырвалось у Роман, он вскочил и направился на кухню с решительным намерением позавтракать - глядишь, еда и отодвинет на задний план все эти дурацкие измышления. Кроме того, действительно хотелось есть.
        Савицкий открыл холодильник и с озадаченной грустью обозрел пустые полки - только на одной стояла бутылка пива, а в ящике лежал увядший пучок укропа. Содержимое же морозилки было представлено бруском заиндевевшего сливочного масла. Приготовить завтрак из этих ингредиентов не смог бы человек даже с богатейшей кулинарной фантазией. Роман захлопал дверцами шкафов, но нашел лишь пачку соли, пустую упаковку из-под макарон, уксус и многочисленные специи. С одной из полок на него негодующе посмотрел длинноусый таракан, который был немедленно умерщвлен и переправлен в мусорное ведро. Роман выругался - и в адрес рыжего покойника, и в свой собственный, после чего оделся и покинул квартиру.
        На Тарасовском рынке, или попросту Тарасовке, царило относительное затишье - рабочий люд еще не выбегал на обеденную закупку, а большинство домохозяек уже скупило все, что надо, и удалилось к готовке и телевизорам, очередей не было, и покупатели текли редким размеренным потоком. Продавцы, покуривая, болтали друг с другом и с мобильниками, читали или играли в нарды, кто-то дремал. Между рядами и павильончиками бегала местная дурочка лет пятидесяти, закутанная в ярко-голубой дождевик, и пронзительно вскрикивала:
        - Я голубое привидение! Смотрите на меня - я голубое привидение!
        Один из продавцов, подбрасывая на ладони кубики, раздраженно попросил женщину кричать где-нибудь в другом месте, иначе он сию секунду преобразует ее в привидение летающее, и дурочка обиженно унеслась, по дороге задев Романа локтем. Он рассеянно посмотрел ей вслед, потом снова перевел взгляд на прилавки, раздумывая, что бы купить. Мимо прошмыгнул светловолосый мальчишка лет семи, и Савицкий тут же дернулся следом и, обогнав, заглянул в недоуменное детское лицо. Не Денис, конечно же. Да, так он действительно скоро станет параноиком. В Аркудинске пропасть светловолосых мальчишек.
        Остановившись, Роман принялся изучать груду рыбы на прилавке и ценники перед ней. Поодаль в лотке шевелились темно-зеленые раки, размахивая усами, то и дело какой-нибудь переползал через край лотка и устремлялся было прочь по прилавку, но продавщица подхватывала его и возвращала к собратьям. Роман сунул руку во внутренний карман куртки, приглядываясь к здоровенному губастому язю и меланхолически вспоминая те времена, когда, еще мальчишкой, каждый год все лето проводил с друзьями на реках за удочками, ночуя тут же, в прибрежном лесу…
        Долетевший с дальнего оконечья Тарасовки дикий женский вопль заставил его повернуться. Он быстро огляделся - движение было автоматическим. Нигде вокруг ни одного знакомого лица, и осознавание этого принесло с собой успокаивающий вывод - если там что и случилось, на этот раз он тут не при чем. Продавцы вытянули шеи, вглядываясь вдаль, где теснились павильоны, некоторые из них уже устремились прочь, покинув прилавки на соседей, бежала, гонимая жадным любопытством, и рыбная продавщица. Роман отвернулся и сделал шаг к соседнему прилавку, но потом решительно развернулся и быстрым шагом пошел следом за остальными. Крик не прекращался, всплескиваясь громкими всхлипывающими волнами, и он почти видел, как женщина, задыхаясь, набирает воздуха в грудь для нового истеричного вопля. Когда Роман приблизился к густеющей на оконечье рынка толпе, в крике начали различаться слова, связанные завываниями.
        - Паша!.. Паша!.. что ж это… что?!.. ну… Паша!..
        Продолжая озираться, он подошел к людям, стоявшим широким полукругом, и решительно протолкался в первые ряды, стоявшие на почтительной дистанции от происходящего, и едва Роман посмотрел в центр этого полукруга, то сразу же понял причину этой осторожности.
        Растрепанная женщина средних лет сидела на асфальте, неподалеку от разбитой бутылки пива, поджав под себя согнутые ноги, и прикрывала кричащий рот дрожащими растопыренными пальцами. Другая ее рука судорожно цеплялась за свитер бьющегося рядом мужчины, который лежал на спине, и его тело подергивалось и подпрыгивало, словно его било током. Запавшие глаза человека дико вращались в глазницах, из прыгающих губ вместе с болезненными мучительными стонами и сухим кашлем выплескивались струйки темной, почти черной крови, и Роман, чуть подвинувшись вперед и оказавшись рядом с глухо стукающейся об асфальт головой, почуял исходящий от человека легкий, но вполне ощутимый тухловатый запах. Невольно сделав шаг назад и не сводя глаз с лица мужчины, искаженного болью, Роман отметил знакомо кольнувшую его легкую странность - одежда на человеке была хорошая, добротная, но непомерно большая - дергающиеся руки болтались в огромных рукавах свитера, брюки висели мешком и с каждым судорожным движением тела, сползали все ниже и ниже, открывая белье в синюю полоску, которое, отставая в скорости, тем не менее тоже неумолимо
съезжало, слишком большое для своего владельца. Савицкий вздрогнул, внезапно осознав, что лицо, на которое он смотрит, словно уменьшается на глазах - щеки вваливаются, сухая серая кожа все туже и туже обтягивает кости черепа. В памяти отчего-то всплыло ученое слово «кахексия», которое любила употреблять одна из его медицинских подружек. Народ испуганно гудел вокруг, и из обрывочных фраз Роман смог понять лишь то, что мужчина покупал в ларьке пиво и с ним, похоже, вдруг случился какой-то припадок, хотя часть публики склонялась к тому, что это инфекция.
        - … да что ж за инфекция?!.. - вскрикнул кто-то позади Савицкого. - Я ж его только что видела… нормальный мужик… а теперь прямо скелет!.. Танька, пошли отсюда!
        - «Скорую» вызвал кто-нибудь? - осторожно спросил Роман у человека, который справа от него что-то возмущенно бормотал о массовых экологических загрязнениях, и тот кивнул, не сводя взгляда с мужчины, который и вправду уже походил на обтянутый кожей скелет. Скрюченные пальцы, прыгавшие по асфальту, напоминали прутики, ботинки свалились со ступней, носки сползли к щиколоткам, брючины болтались на ногах, словно на ручках швабр. Лимфатические узлы на шее раздулись до размера сливы, сама же шея стала тонкой, как трость. С дернувшейся правой руки слетело обручальное кольцо, с легким призрачным звоном прокатилось мимо пивной лужи, чем-то напоминавшей сильно смазанную римскую «VI», и исчезло где-то под ногами столпившихся людей. Женщина, глядя вокруг бессмысленными глазами, снова и снова повторяла имя мужа осипшим голосом, продолжая подвывать. Ее рука дернула свитер в очередной раз, слабо бьющееся тело чуть приподнялось, и свитер задрался, обнажив страшную яму вместо живота и костистые полукружья ребер. Кто-то в толпе завизжал, послышался топот бегущих прочь ног.
        - Наконец-то! - сказали рядом с Савицким, и он, вздернув голову, увидел въезжающую за ограду рынка машину «скорой». В тот же момент женщина вдруг резко замолчала, и Роман, снова взглянув на мужчину, увидел, что тот лежит неподвижно, глядя куда-то в сторону пустым взглядом и распахнув окровавленный рот, - жуткая костлявая маска. Ему вспомнились тела узников концлагеря из военной кинохроники, и Роман начал медленно отступать, не в силах оторвать взгляда от страшного мертвого лица, и лицо это плыло, подергивалось рябью, и сквозь него проглядывали другие мертвые лица - распухшее и посиневшее, бледное и забрызганное кровью, мокрое и измазанное розовой пахучей пеной, белое и серебрящееся инеем. И когда он повернул голову, то увидел еще одно, тоже кажущееся мертвым, - словно вспышка в волнующейся толпе - застывшее, жесткое, с царапиной на скуле, глядящее на мертвеца суженными глазами.
        Он хотел было окликнуть ее, но Рита, хоть и не заметившая его, словно почуяла это и, отступив назад, мгновенно исчезла из вида, и на том месте, где она только что была, теперь покачивалось незнакомое женское лицо в солнечных очках. Роман огляделся, потом кое-как прорвался через месиво людских тел и, оказавшись на свободном пространстве, огляделся снова. Нет - пропала вздорная кошка. Уж не почудилась ли она ему?
        Савицкий повернулся и медленно побрел к распахнутым железным воротам. В голове у него стучало, ноги были как ватные. Он не видел Дениса, не видел, но это было так похоже… Он пришел слишком поздно, он мог бы и вообще не пойти… значит, это все же не связано с ним, не связано… Но мысль не принесла облегчения. В голове по кругу крутилось ученое слово, и Роман никак не мог остановить это кружение. Кахексия… Внезапная кахексия… но она не бывает внезапной, невозможно это, как невозможно замерзнуть в десять градусов тепла или утонуть в трамвае. Но он видел… и не только он, все видели. Внезапная… Одежда - конечно же она была нормального размера, просто тот, на кого она была надета, внезапно похудел - внезапно… настолько внезапно, что это его убило. Нет смысла зацикливаться на возможно-невозможно - это произошло внезапно… а эти проклятые красные кружевные трусики - конечно же, они тоже были нормального размера, просто она тоже похудела - внезапно… Но это была другая худоба, она не была нездоровой, она была естественной, подходящей по возрасту. Роману вспомнился разговор в соседней комнате, и он замедлил
шаг, пронзенный внезапной мыслью - не такой уж невероятной на фоне всего происшедшего.
        Аберман не просто похудела. Она помолодела.
        Роман перешел улицу и, завернув за угол, оказался на маленькой детской площадке. Не глядя по сторонам, опустился на первую попавшуюся скамейку рядом с поскрипывающими висячими качелями и закурил, тупо разглядывая свои ботинки. И не особенно удивился, когда спустя секунду рядом весело сказали:
        - Законы действия - великая вещь. Я уж думал, мне придется тебе ручкой махать, но ты пришел. Ты всегда приходишь, и это весьма приятственно.
        Роман поднял голову и зло взглянул в смеющиеся сине-зеленые глаза сидящего на качелях Дениса. Он был в легких серых брюках и ярком цветном свитерке, коротко остриженные светлые волосы весело топорщились во все стороны. Симпатичный беззаботный мальчишка лет десяти-двенадцати, у которого, казалось, не существует и никогда не будет существовать никаких жизненных сложностей.
        - Это твоя работа - там, на рынке? - спокойно спросил Савицкий, не двигаясь - двигалась только его рука с сигаретой, поднимавшаяся к губам. - Что это было?
        - Печальная история, - Денис болтнул в воздухе выпрямленными ногами и начал тихонько раскачиваться. Старенькие качели пронзительно поскрипывали. - Одна из множества печальных историй, но теперь она закончилась, как скоро закончатся и все другие истории.
        - Значит, это не последняя история? - Роман выдохнул дым, небрежно глядя на мальчишку и готовый в любой момент сорваться с места и наброситься на него. - Зачем же ты устраиваешь все эти истории?
        - Мне нравится, что ты, в первую очередь, не выспрашиваешь о технике процесса, - Денис уважительно покивал. - Ты хочешь знать причину. Оно и правильно, потому что, в сущности, никакой техники не существует. Все просто происходит. Потому что так задумано. Я лишь содействую этому. Соответствую самому себе. Потому что я полностью закончен.
        - Хочешь сказать, что это задумал не ты?
        - А ничего я не хочу сказать, - Денис чуть свесился вперед и склонил голову набок.
        - Какая разница, кто это задумал. Важно, что он задумал.
        - Кто ты такой? - Роман покатал сигарету в пальцах. - Призрак что ли?
        Мальчишка искренне расхохотался.
        - Когда ты держал меня за руку - разве это была рука призрака, дядя Рома? Впрочем,
        - он задорно подмигнул Савицкому, - может и призрак, черт его знает! Я никогда не задавался этим вопросом. Думаешь, стоит? А-а, понимаю, - Денис шутливо погрозил пальцем, - для тебя ведь это принципиально важно. Призрак витает себе и витает - чего ж тут поделать, а вот существо материальное можно и прибить, верно, дядя Рома? Так вот, прибить меня никак нельзя. Изменить - можно, а вот прибить - нет.
        - Изменить? - осторожно переспросил Роман. Денис покачал головой.
        - Не трать время попусту. Ты и так за свою жизнь его потратил достаточно много. Знаешь, дядя Рома, мне тебя искренне жаль. Это так грустно, что мы познакомились не сразу, знать бы - эх! - он мечтательно возвел глаза к небу. - С тобой-то гораздо интересней, столько неожиданностей.
        - Чего ты ко мне-то прицепился? От меня-то тебе что надо?
        - От тебя? - казалось, Денис удивился. - Ничего. Просто ты часть меня, вот и все. Вы все теперь часть меня, а не просто рядовые жители этого дурацкого города! И не надо так со мной, дядя Рома - ишь, «прицепился» - ну что за пренебрежение?! Ты ведь должен быть мне благодарен.
        - Да неужто? Это за что же? - Роман криво улыбнулся, и Денис пожал плечами.
        - За что? Ты все еще жив.
        Фраза стукнула его тяжело, как брошенный камень, и Роман мрачно посмотрел на почти докуренную сигарету. Внезапно он осознал, что сидящее перед ним беззаботное существо, кем бы оно ни являлось, действительно в состоянии сотворить что угодно - с ним, с кем-либо другим - и он, Роман, никак не сможет этому помешать. А может, и сможет - нужно только понять, что к чему.
        - Вижу, пошла напряженная работа ума, - произнес Денис с некой насмешливой заботой, и Роман поднял голову, устало глядя на него. - Ну, думай, бога ради, потому что очень скоро думать станет некогда. Глупый человек, странный человек, отрезавший от себя весь мир и, в то же время, иногда заботящийся о нем больше, чем этот мир заботится о нем. Но это бывает так редко… и большей частью ты похож на остальных. Ты спросил, кто я? На самом деле, я могу быть кем угодно. Я могу быть даже воплощением твоих неродившихся детей, дядя Рома. Мальчика и девочки. Двое из твоих подружек сделали аборт, даже ничего тебе не сказав. Они даже не попросили у тебя денег. Ты представляешь себе, кто ты, Савицкий, если ни одна из этих женщин не решилась сказать тебе, что беременна? Ты один, Рома. У тебя, конечно, будет еще очень много женщин, но ты всегда будешь один, и когда-нибудь ты поймешь, что, на самом деле, быть одному не так уж здорово. Но будет уже слишком поздно. Правда, это лишь один из вариантов того, как сложится твоя жизнь. Есть и другой.
        - Какой же? - осведомился Роман, с досадой заметив, что его голос слегка дрогнул.
        - Более увлекательный… и гораздо более короткий. И знаешь, в чем прелесть? - Денис широко улыбнулся. - Тебе не придется мучиться выбором. За тебя уже выбрали.
        - Надо понимать, и я… - Роман, длинно присвистнув, ладонью изобразил падающее тело, потом шлепнул себя по колену и усмехнулся. Денис, наблюдавший эту пантомиму, неожиданно обиделся.
        - Неужто ты из тех, кто, открыв первую страницу книги, почти сразу же заглядывает на последнюю?! Не зли меня, иначе я подумаю, что зря растянул твое существование!
        В глазах, смотревших на Романа, вдруг загорелся холодный зеленый огонь, как у притаившегося в полумраке кота, а разъехавшиеся в широкой улыбке губы открыли два ряда белоснежных треугольных зубов, казавшихся очень острыми. Между зубами чуть подрагивал узкий, похожий на змею черный язык. Денис улыбнулся еще шире и провел по железным стержням, на которых висели качели, пальцами с длинными молочно-белыми когтями, и из-под когтей раздался противный скрежет.
        - Впечатляет, - Роман закурил новую сигарету. - Надо полагать, мне следует с громкими воплями пуститься наутек?
        - Да шучу я! - Денис расхохотался, опуская руки. Теперь он снова имел насквозь обычный облик, и во рту поблескивали крепкие здоровые детские зубы. - Все ж таки, сплошная мистика, надо иногда соответствовать внешностью.
        - А чего ж все время так не ходишь?
        - Потому что я не такой, - Денис снова принялся раскачиваться, закинув голову. Неподалеку от них резко притормозила белая «тойота», из которой тотчас же вылетела растрепанная зареванная девица. Следом за ней высунулся полупьяный мужчина и, успев ухватить ее за руку, потянул обратно, заорав:
        - Ты мне еще гонор будешь показывать, сука?!
        Девица немного потрепыхалась, потом огрела его по лицу сумочкой, выдернула руку и унеслась в глубь дворов. Двое молодых людей, наблюдавших неподалеку эту сцену, засмеялись и пошли дальше, миновав старуху, которая, кряхтя, собирала высыпавшуюся из разорвавшегося мешка картошку.
        - А ты никогда не задумывался, почему все это происходит именно здесь? Почему именно здесь это стало возможным? В этом месте, населенном церквями и равнодушием?
        - Денис кивнул влево, где за домами виднелся краешек шпиля Иоанновской церкви. - Святость здесь набрасывают, как вуаль, на безобразие своей души. Здесь все так усиленно молятся и так усиленно крестятся - крестятся теми руками, которых они никогда никому не протягивают для помощи. Я никогда не мог понять, зачем в одном городе столько храмов, зачем? Здесь давно живут одни лишь призраки, а призракам бог не нужен. Им вообще ничего не нужно. Им нужно только, чтобы их не трогали.
        - Глупости все это, - раздраженно ответил Роман, разглядывая его и пытаясь понять, с чем же, все-таки он столкнулся. - Все города похожи один на другой и во всех живут самые разные люди. По всему миру.
        - Но я-то здесь, - насмешливо заметил мальчишка. - Этот город - часть меня, а я - часть его - часть его безграничного любопытства, его зависти, его трусости и его равнодушия. Насчет зла есть множество мнений, но самое страшное зло - это не убивцы с топорами и прочие, им подобные. Самое страшное зло - это равнодушие. «Не мое дело» рядовых и полное пренебрежение власть имущих. Я не знаю, как везде. Мне все равно, как везде. Я всегда был здесь. И если бы ты знал, - лицо Дениса внезапно исказилось судорогой, - если б ты только знал, как я ненавижу этот город! Это проклятое болото с его показной святостью!
        Слушая его, Савицкий внезапно почувствовал странное ощущение «дежа вю» - и эти фразы, и сказанные ранее - когда-то он уже сталкивался с ними, они были ему знакомы, но он никак не мог вспомнить откуда. Денис уперся пяткой в землю и остановил качели, пристально глядя на него.
        - Я могу тебе только одно посоветовать, - спокойно сказал он. - Живи, как прежде, и не пытайся ничего предпринимать - ты все равно ничего не сделаешь, только потратишь время, а время для тебя сейчас драгоценно. Все будет идти своим чередом и ты будешь это видеть. Увы, это неизбежно, тебе придется все видеть. Я понимаю, это неприятно, но это, поверь мне, не такая уж большая плата за лишнее время жизни.
        - Ты только что разглагольствовал о равнодушии, а теперь требуешь его от меня? - Роман вздернул бровь. Денис, хмыкнув, встал, наклонился и поднял с земли обломок сухой ветки.
        - Это не будет равнодушием. Это будет лишь вечным опозданием, - он опустился на корточки и принялся что-то чертить в пыли. - Ты ведь всегда опаздываешь, дядя Рома, согласись. Они все равно умирают.
        Роман бросил окурок, с ненавистью глядя на склоненный светлый затылок и изо всех сил заставляя себя думать, что это - не затылок ребенка. Он перевел взгляд на лежащий неподалеку булыжник с неровными краями, потом снова на склоненный затылок.
        - Сломавшийся нож - конечно, твоя работа?
        - Ага. Тебе пока не время умирать. А потом так вовремя подоспела дама, но за ее действия я ответственности не несу.
        - Ты знаешь Риту Горчакову? - тихо спросил Савицкий. Мальчишка вскинул на него глаза и вдруг расхохотался, чуть не потеряв равновесие.
        - Знаю ли я Риту Горчакову?! Ох, ну и вопрос! Знаю ли я Риту!.. Я знаю лишь то, что Рита Горчакова - редкостная сука, вот что я тебе скажу! Хотя многие ее поступки не лишены логики.
        - Так каким она здесь боком?
        - Обоими, - Денис снова вернулся к рисованию. - Отстань со своими дурацкими вопросами, а? Я и так тебе много сказал. В виде аванса могу и больше сказать, вернее, дать еще один совет. Если хочешь искать помощи для себя - рассказывай об этом всем подряд, но если хочешь помочь другим - не рассказывай никому.
        - Могу загреметь в психушку и испортить всю задумку? - с невеселой усмешкой пробормотал Роман. Денис покачал головой.
        - Нет. Дело в том, что тебе могут поверить.
        От тона, каким были произнесены эти слова, Савицкий ощутил в затылке щекочущий холодок. Денис выпрямился и задумчиво посмотрел на свое произведение. Рисунок больше всего напоминал три выстроенные в ряд шестиконечные снежинки, какими их обычно рисуют маленькие дети.
        - Что это значит? - поинтересовался Роман, очень осторожно приближаясь к нему и вцепившись взглядом в тонкую детскую шею. Денис повернул голову и улыбнулся - открыто, дружелюбно, солнечно.
        - Это значит, что мне пора.
        Он вдруг проворно крутанулся на одной ноге, поднырнул под рукой, уже протянувшейся, чтобы схватить его, и проворно помчался прочь по улице.

* * *
        Роман кинулся следом, оттолкнув с дороги двух удивленных женщин, метнулся за угол, куда юркнул Денис, и застыл на мгновение, всполошенно выискивая мальчишку среди потока прохожих, потом углядел светловолосую голову в добрых двух десятках метров от себя, и снова ринулся вперед, расталкивая и сшибая людей и волоча за собой шлейф возмущенной ругани. Разогнал стайку мамаш с колясками, которым вздумалось поболтать посередине улицы, перемахнул через очень удивленного питбуля, загораживавшего дорогу, врезался в чье-то тучное тело, оглушительно пахнувшее дешевыми духами, потом еще в кого-то. Рядом кто-то ахнул, но он уже снова бежал вперед и видел только одно - стремительно удаляющуюся светловолосую голову. Через десяток метров он налетел на грузчика, несущего к павильону паки с газированной водой, они оба повалились на землю, и бутылки весело покатились во все стороны под ноги прохожим. Роман чувствительно стукнулся затылком об асфальт и на мгновение ощутил желание отказаться от погони.
        - Ты охренел?! - негодующе заорал опрокинутый грузчик, перевернулся и набросился было на него, но Савицкий пнул его в грудь обеими ногами, отбросив назад, вскочил и снова бросился бежать. Светловолосая голова по-прежнему мелькала далеко впереди, поток прохожих заметно поредел, открывая пространство для обзора, и Роман увидел, как бегущий мальчишка вдруг резко остановился и цапнул за руку мужчину в сером костюме, открывавшего дверцу серебристого «фиата». Мужчина резко выпрямился, глядя куда-то вбок, потом быстро распахнул дверцу, и Денис юркнул внутрь. Мужчина прыгнул следом, хлопнула дверца, и «фиат», заурчав двигателем, сорвался с места в тот самый момент, когда Роман уже почти добежал до него, и ему показалось, что в заднем стекле он видит улыбающееся лицо Дениса, с издевкой машущего ладошкой. Не останавливаясь, он перемахнул через ограждение, удерживая взглядом серебристую машину, которая, развернувшись и, с полным презрением к правилам, метнулась на кольцевую, ловко проскочив между двумя маршрутками на соседней полосе. Роман огляделся - нет ли поблизости таксистов, но тут возле него
притормозила ярко-красная «восьмерка», невежливо толкнув его крылом, и ее передняя дверца распахнулась точно сама собой.
        - Живо! - страшным голосом заорал Нечаев, и Роман, не тратя времени на изумление, плюхнулся в машину и захлопнул дверцу. «Восьмерка», последовав примеру «фиата», произвела легкий переполох в стройном ряду автомобилей, обогнула клумбу и помчалась следом за юркой серебристой машинкой, которая продолжала нарушать все мыслимые и немыслимые правила.
        - Козел! - бушевал Валерий, зло колотя ладонью по клаксону. - Что этот мудак творит - на тот свет захотел?! Да я его… блядь! - он крутанул руль, обходя вылетевший из поворота джип. Просигналив, тот дернулся в сторону, и сзади раздался целый всплеск негодующих гудков. Впереди «фиат» вылетел на встречную, потом дернулся обратно, на освободившееся в ряду место, а маршрутка на встречной, вильнувшая немного запоздало, отчаянно визжа тормозами, с громким лязгом впечаталась в крыло шедшему перед «восьмеркой» старенькому «рекорду», тот развернуло, но Валерий успел выкрутить руль, и машина выпорхнула на тротуар, разгоняя прохожих, в панике кинувшихся во все стороны. Пролетела несколько метров, потом проскочила между двумя стволами старых берез и снова оказалась на трассе.
        - Вон он! - Савицкий ткнул пальцем в направлении мелькнувшего впереди «фиата». - На Павловский сворачивает!
        - Вижу - не слепой! - рявкнул Нечаев в перерыве между страшнейшими богохульствами, совмещенными с яркими живописаниями сексуальных привычек водителя «фиата». - Пристегнись, а то ты мне, на хрен, стекло башкой высадишь! Это и есть твой пацан?! Какой же он, к… четырехлетний?! Ему ж не меньше десяти!
        Роман ошарашенно посмотрел на него, не веря своим ушам.
        - Ты его видел?!
        - Ну да, - нетерпеливо ответил Нечаев, яростно крутя руль. - Цветной свитер, светлые волосы. Видел, как ты за ним по улице несся, как он Шмаева за руку схватил. Они, значит, знакомцы, иначе чего тот его в машину пустил?! Да еще теперь и… твою!.. куда ж тебя несет?!
        Впереди снова раздался грохот, и «восьмерка» дернулась в сторону, огибая две столкнувшиеся иномарки. «Фиат» немного приблизился и теперь ехал относительно ровно, словно водитель, до этого момента пребывавший без сознания, неожиданно пришел в себя.
        - Почему ж ты не видел его в трамвае?! - заорал Роман, и Валерий тоже заорал в ответ:
        - Откуда я знаю?! Но я вижу его сейчас - этого довольно!
        - Черт! - Роман глубоко вздохнул, следя взглядом за серебристой машиной. - Не хотелось бы пугать тебя, старлей, но, по-моему, это очень плохо.
        - Хуже того, что я занимаюсь какой-то непонятной херней, быть не может! - рявкнул Нечаев, потом скосил глаза на Савицкого. - Слушай… я так понимаю, если мы Шмаева не догоним, ему хана?
        - По-моему, ему уже хана, - негромко ответил Роман. - И это не зависит от того, догоним мы его или нет.
        - Елки, знал бы - сразу взял бы его за шкирку и… - Валерий зло ударил ладонью по рулю. - Да, интересно, и куда бы я его «и…»?!
        - А, начинаешь соображать?
        - Да пошел ты!..
        - Полчаса назад на Тарасовке мужик скончался очень странным образом. Куда ты, говоришь, мне идти?
        - Не может быть!
        - Кто он такой, этот Шмаев? Откуда ты его знаешь? Что ты вообще тут делал?!
        - Судя по изумительно глупым вопросам, это не твои шуточки, - с мрачной досадой констатировал Валерий.
        - Ты о чем?!
        - Потом! - он нетерпеливо отмахнулся, беззастенчиво, вслед за «фиатом», проскакивая на запрещающий сигнал светофора. Серебристая машина пролетела еще несколько кварталов, перемахнула через протоку, то и дело выпрыгивая на тротуар и скрежеща боком по перилам моста, с которого Роман ночью смотрел на город, развернулась и понеслась в сторону, противоположную той, где на него напали. Свернула на узкую улочку и весело запрыгала по брусчатке.
        - Не пойму - он едет куда-то или так - катается, - недоуменно пробормотал Нечаев. Словно услышав его вопрос, «фиат» свернул направо, вдруг прибавил скорости, снова свернул и как-то косо вылетел на большую площадку перед нарядным зданием музыкального училища. Развернулся и резко затормозил, вывернув колесами пучки травы, проросшей между плитами.
        Из машины никто не вышел.
        - Тормози! - крикнул Роман, Нечаев ударил ногой по педали, и «восьмерка» остановилась на противоположном краю площадки. Несколько секунд они сидели и молча смотрели на мерно мигающий правый габаритный огонь «фиата», потом Савицкий, отстегнув ремень безопасности, выскочил из машины, с другой стороны вылетел Валерий, и тотчас, словно дожидаясь их появления, дверца с водительской стороны
«фиата», распахнулась, и из машины вылез Шмаев - бритоголовый мужчина лет тридцати пяти со ссадиной на лбу и перекошенным от ярости лицом.
        - Я тебе, мудак, сейчас яйца оторву и в глотку затолкаю! - заорал он еще издалека, не делая, впрочем, попытки отойти от «фиата». - У меня ж ребенок в машине!.. Да я! . - Шмаев вскинул руки, словно призывая на них обоих гнев господень, и на его правом запястье под подернувшимся рукавом пиджака блеснули золотистые часы, на которых тут же весело заиграли солнечные лучи. Валерий свирепо двинулся вперед, явно намереваясь высказать Шмаеву все, что думает о его навыках вождения. С лестницы училища на них с интересом глазела стайка подростков.
        - Стой! - Роман, вдруг кинувшись следом, схватил его за плечо. Он не знал, зачем это сделал - то же звериное чувство, заставившее его ночью прянуть в сторону возле парапета. Валерий зло вырвался, и в тот же момент фигура стоявшего возле машины человека вдруг оделась огнем с ног до головы - мгновенно, словно Шмаев был сделан из соломы, пропитанной авиационным бензином. Долю секунды он продолжал стоять - пылающая фигура со вскинутыми руками - зрелище, несмотря на жуткость, удивительно красивое. С лестницы плеснулся всполошенный крик и смешался с другим криком, наполненным ужасом и болью. Живой пылающий факел заметался перед «фиатом», нелепо размахивая руками, похожими на огненные щупальца, и Валерий хрипло выдохнул, глядя на горящего человека широко раскрытыми глазами, потом снова дернулся вперед, но Роман резко вскинул руку поперек его груди, и Нечаев налетел на нее.
        - Он мертв, не подходи, - хрипло и устало сказал Савицкий. Валерий яростно посмотрел на него, перехватил за руку, чтобы вывернуть из сустава и отбросить Романа прочь, перевел взгляд на огненную фигуру, уже молча валившуюся на асфальт, и отпустил руку. Огонь угасал так же стремительно, как и появился, оставляя после себя страшное черное обугленное нечто, скорчившееся на асфальте, прижав колени к груди. Зубы, лишившиеся прикрывавших их губ, тускло поблескивали в жутком оскале. Роман попятился, таща за собой Валерия и почему-то неотрывно глядя на закопченные часы, с нелепой нарядностью сияющие на обгорелом запястье мертвеца. Ему казалось, он слышит, как они тикают, отсчитывая время. Его время.
        - Пацан… - прошелестел Нечаев, глядя на «фиат». Роман покачал головой.
        - Нет его там уже, можешь не сомневаться.
        - Уходи! - резко сказал Валерий, останавливаясь, и оттолкнул его назад. - Живо! Я тут сам разберусь… Иди домой и сиди там - понял?! Никуда не выходи! Я заеду - надеюсь, скоро… позвоню… Да иди же ты, не стой! Бегом, тачку поймай! Быстрей, народ тащится, сейчас половина города сбежится!
        Задавать вопросы времени не было - по площадке действительно уже бежали люди, и Роман, развернувшись, сбежал по склону, все еще слыша за спиной нарастающее, как гул сходящей лавины, дробное тиканье часов. Мимо него, по дороге к трассе пронеслась машина, развернулась и юркнула в соседний «рукав» - стремительно, но все же он успел ее заметить и с усталым удивлением подумать о том, что в городе не так уж много темно-фиолетовых «мини куперов».

* * *
        Валерий объявился только ранним вечером. До того момента, как раздался звонок в дверь, Роман успел сотни раз прокрутить в голове случившееся, обдумать каждое слово Дениса и прийти к выводу, что ровным счетом ничего не понимает. Ясно только одно - его, Романа, ждет та же участь, что и остальных. В один прекрасный день подойдет к нему светловолосый мальчишка, которому, возможно, будет уже лет пятнадцать, и он, Роман, вспыхнет синим пламенем, али растечется неприглядной лужицей по асфальту после воздействия неведомой кислоты, а то и попросту свалится в Аркудово с катера, и его обглодают неизвестно откуда взявшиеся пираньи. Денис высказался предельно ясно - у него осталось мало времени. Но почему у него вообще есть время? Почему он не умер три недели назад, когда четырехлетний малыш, встав с придверного коврика, ухватил его за руку? И при чем тут, черт ее дери, мадам Горчакова? Вздорной кошке вздумалось и сегодня его отслеживать? Других дел у нее нет, что ли?
        И все же, где он мог слышать эти фразочки, которые произносил Денис? Определенно ведь слышал.
        И все эти погибшие - как он их выбирает, по какому принципу? Хватает первого встречного? Нет, вряд ли. Должна существовать какая-то закономерность. Все, что происходит, имеет свою причину.
        Интересно, какую?
        И кто этот Денис?
        Вернее, что он?
        А может и призрак - черт его знает!
        И все ж таки, как трудно отделаться от мысли, что перед тобой не обычный худенький мальчишка, а нечто… что, на самом деле, может быть чем угодно.
        Из прихожей долетел дребезг дверного звонка, и Роман, бросив карандаш, встал с пола. Задумчиво посмотрел на рисунок - лицо беззаботного двенадцатилетнего мальчишки, в глазах которого едва-едва угадывается нечто затаенно-хищное, недоброе. Слишком взрослые глаза для такого лица. Теперь, когда Денис стал еще старше, в его лице чудилось нечто смутно знакомое, чего он не замечал прежде. Нос, линия подбородка, глаза… Нет, ничего.
        В дверь снова зазвонили - длинно, требовательно, потом в нее бухнул чей-то тяжелый кулак.
        - Иду-иду! - проскрипел Роман, выходя в прихожую. - И хто там?
        - Откройте, люди добрые, - зло сказали из-за двери. - А то щас дверь вынесу!
        - Какой сюрприз! - устало произнес Савицкий, отпирая дверь. - Вы еще кипятите? Тогда мы идем к вам… ах, незадача, это ж ты к нам пришел.
        - Отложи свои шуточки - у меня был тяжелый день, - Нечаев мрачно ввалился в прихожую, и Роман хмыкнул, запирая за ним дверь.
        - А у меня он был легкий - порхал, аки бабочка. Получаю большое эстетическое удовольствие, когда вокруг народ мрет, да еще таким затейливым образом.
        Валерий что-то злобно пробурчал, сбрасывая ботинки, прошел в комнату и остановился, задумчиво оглядываясь и шевеля пальцами ног в носках.
        - Выпить есть? - простецки осведомился он. Роман кивнул, отходя к бару.
        - Да только выпить и есть. Ай-ай, Валерий Петрович, пить с подозреваемым…
        - Подозреваемый… сказал бы я тебе, кто ты! - Валерий плюхнулся на диван, потом наклонился, подобрал с пола рисунок и хмуро обозрел его. Покачал головой и бросил рисунок на журнальный стол. Вернувшийся Роман поставил на столешницу бутылку с остатками коньяка и две рюмки. Налил. Валерий сразу же схватил свою, выплеснул в рот и, откинувшись на спинку дивана, с хриплой ошарашенностью спросил:
        - Во что я влип, а?
        - Понятия не имею, - Роман тоже опустился на диван и сунул в рот сигарету.
        - А, по-моему, очень даже имеешь. Слышь, Савицкий, не виляй!
        - Да мне и нечем - утратил хвост в процессе эволюции.
        Валерий лаконично охарактеризовал его эволюцию распространенным непечатным словом и дернулся в сторону, явно намереваясь ухватить Романа за рубашку, но тот уклонился, и рука Нечаева лишь мазнула его по боку, на что вчерашний порез сразу отреагировал вспышкой боли. Роман ругнулся и отпихнул его.
        - Старлей, я ж тебе не баба, чего ты меня на диван заваливаешь?!
        - А чего у тебя там? - озадаченно спросил Нечаев.
        - Отверстие, не предусмотренное природой, - сердито ответил Роман, нежно погладив бок.
        - Откуда?
        - Само образовалось. Прямо мистика - может, в институт какой позвонить?
        - Мистика… - Валерий снова вклеил непечатное слово. - А серьезно?
        - Ножом задели ночью. Ребята какие-то наехали - уж не знаю, чем я им не глянулся… А может, международный день киллера отмечали. Кстати, странно, что до сих пор не ввели такой праздник - тоже ведь, как бы, работники… Ладно, - Роман стряхнул пепел в хрустальные ладони, - я так понимаю, ты ведь не на мое прекрасное лицо поглядеть пришел?
        - Удачно, что на тебя никто не обратил внимания, иначе мне пришлось бы объяснять, почему я гоняюсь за одним подозреваемым в обществе другого подозреваемого, - Валерий задумчиво посмотрел на потолок.
        - А Шмаев был подозреваемым? - удивился Роман. Валерий неохотно кивнул.
        - К счастью, иначе мне пришлось бы что-то выдумывать… По ограблению одного антикварного салона на прошлой неделе. Услышал - и забудь, потому что на самом деле я пас его не только по этой причине. Специально взялся подмогнуть одному из наших.
        - По какой же?
        Валерий вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги и бросил его на колени Савицкому.
        - Вот по этой. Какая-то бабулька занесла утром, дежурному отдала. Обычная бабулька
        - никто ее не запомнил, впрочем, и повода не было ее запоминать. Конверт был на мое имя, сказала, что это благодарственное письмо… - Нечаев нецензурно прошелся в адрес подательницы письма и самого письма.
        - Я тебе его не посылал, если ты об этом.
        - Это я уже понял. Гляди, не стесняйся.
        Роман развернул лист и озадаченно уставился на него. Это был отпечатанный на компьютере список имен и фамилий, расположенных группками и поодиночке.
        - Стелла Лячина.
        - Андрей Лещук.
        - Татьяна Дзевановская.
        - Ольга Аберман Сергей Спирин.
        - Татьяна Назаревская Борис Маринчак.
        - Руслан Шмаев Павел Писменский?.
        - Марина Крицкая.
        - Дмитрий Гельцер Ксения Шайдак.
        - Юрий Семыкин Илья Безяев Альбина Оганьян.
        - Виктория Корнейчук.
        - Владимир Зощук Елена Токман Роман Савицкий.
        - Это еще что значит?! - его палец ткнулся в последнюю фамилию, потом медленно пополз вверх. - Аберман, Назаревская, Шмаев… Это ж покойники! Те…
        - Сообразил? - Нечаев закурил, пристально глядя на него. - Еще наблюдаешь знакомые фамилии… кроме собственной, конечно?
        - Дмитрия Гельцера одного знаю… Мэн бизнеса, но никаких гарантий, что это именно он. Остальные… - Роман покачал головой. - Нет, никого.
        - Я когда этот список увидел, меня чуть удар не хватил, - Валерий наклонился и подобрал с пола карандаш. - Знаешь, почему?
        - Представляешь, не знаю, - не без раздражения отозвался Савицкий. Валерий хмыкнул, взял у него лист и карандашом поставил галочки возле каждой фамилии вплоть до седьмого пункта, закончив Писменским, потом протянул список обратно Роману.
        - Как думаешь, почему я это сделал?
        Роман запустил пальцы в свои волосы, суженными глазами глядя на отмеченные фамилии, потом медленно перевел взгляд на Нечаева.
        - Они…
        - Да, - тот кивнул. - Они все погибли. Убиты или погибли - уж не знаю, как назвать. И, между прочим, некоторых ты знаешь - вернее, видел. Спирина сбила машина на твоих глазах. Маринчак - тип, которого бригада «скорой» обнаружила в совершенно мерзлом состоянии. Писменский - мужик, который умер сегодня утром на рынке… кстати, знаешь, от чего он умер? Рак пищевода, предел четвертой стадии… вернее… - Нечаев озадаченно моргнул, - у него налицо все признаки. Но неделю назад он проходил медосмотр, он был совершенно здоров. И, судя по всему, отлично себя чувствовал, когда пришел на рынок. И по словам жены, и по описаниям… - он покачал головой и посмотрел на свою ладонь, - он выглядел…
        - Я понял, - перебил его Савицкий, - он выглядел обычным мужчиной, здоровым, в теле, который покупал в ларьке пиво, и вдруг за несколько минут превратился в мумию.
        - Даже я, очень далеко не врач, знаю, что так не бывает. У него… сплошные метастазы, опухоль уже проросла в легкие, в аорту, в диафрагму… На то, чтобы рак развился до такой степени, нужно не менее нескольких месяцев… А если даже отбросить все показания, представить, что не было никакого медосмотра, или был, но с другими результатами, представить, что он именно… этот человек в таком состоянии не смог бы даже выйти из дома.
        - Как и Назаревская, - медленно произнес Роман. - Есть версия?
        - У меня пока нет, - на лице Валерия появилось недовольство, - у тех, кто им до сих пор занимается, версий целая куча, но все они состоят исключительно из длинных научных терминов. Насколько мне известно, они собираются связываться с московскими специалистами-онкологами. Допускают, что это некая новая разновидность.
        - Сволочь! - Роман стукнул кулаком по столешнице, вскочил и тяжело заходил по комнате, потом остановился и с подозрением взглянул на Нечаева. - А ты-то как все это узнал?
        - Если я что-то хочу узнать, я это узнаю, - спокойно и без всякой рисовки ответил тот. - Я также знаю, что квартиру Писменских сейчас осматривают на предмет радиоактивных материалов, даже стены ковыряют, но что-то кажется мне, ничего они не найдут. У Шмаева такой вид, будто его сунули в мусоросжигательную печь в самый разгар ее работы. Им займутся только завтра утром, будут изучать химический состав того, что осталось - ты ведь знаешь, существует немало способов заставить человека загореться вот так вот запросто - одежда, пропитанная какой-то дрянью, что-то в крови или на коже и крохотная химическая бомбочка с таймером - ну, скажем, в кармане. Только мне кажется, и тут они ничего не найдут.
        - А часы? - вдруг спросил Роман. - Часы Шмаева? Они ведь целы?
        - Даже не оплавились. Тикали, как новенькие, когда его увозили.
        - Он надо мной издевается, - зло процедил Роман. - Эта маленькая тварь надо мной издевается! И говорящая покойница мне не померещилась - тоже его шуточки!
        - А вот можно поподробней и не так сумбурно? - с неожиданной мягкостью попросил Нечаев. Роман сел на диван, закурил и остро глянул на него.
        - А, мне опять начать пространное повествование? Сегодня и позавчера я тебе дал ориентир на двух покойников, о которых ты бы мог и понятия не иметь. Почему бы, для разнообразия, тебе не стать повествователем? Ты ведь неспроста ко мне прицепился, а, Нечаев? Что тебя зацепило?! - он схватил список и ткнул пальцем в первые три пункта. - До Аберман, судя по твоим словам, погибли еще трое. Ты знал об этом, а вот я о них понятия не имею. Для меня Аберман - первый мертвец. Что это значит?!
        Нечаев осторожно потрогал свой слегка припухший нос и задумчиво посмотрел на книжные полки.
        - Это значит, что ты - не первый.
        - Не понимаю.
        - А ты неплохо рисуешь, - Нечаев подтянул к себе рисунок и хмуро посмотрел на улыбающееся мальчишеское лицо. - Есть такой же, но возрастом помладше?
        Роман развел руками, словно врач, констатирующий неизлечимую болезнь, встал, подошел к письменному столу и вернулся с рисунком, который вчера держала в руках Рита. Его мысли вновь вернулись к ее застывшему лицу, мелькнувшему в рыночной толпе, к проскочившему мимо «мини куперу». Случайность?
        - Так-так, - пробормотал Валерий, принимая рисунок и кладя его слева от первого. - Определенно неплохо. А теперь вот так.
        Он извлек из кармана куртки сложенный лист и аккуратно расправил его рядом со вторым.
        - Ай-ай, как вам не стыдно, Валерий Петрович, подбирать чужие вещи?! - Роман криво усмехнулся, потом поднял указательный палец навстречу метнувшемуся недовольному взгляду Валерия. - Заметь, я не предполагаю, что ты свистнул его из моего кармана.
        - Ладно, - Валерий пристроил рисунки поровнее, потом демонстрационно провел над ними раскрытой ладонью. - Прямо возрастная галерея. Но кое-чего не хватает.
        Он вытащил из другого кармана еще три сложенных листа, разгладил их и один за другим выложил на столик, словно козырные карты. Роман прижал ладони к вискам и уткнулся согнутыми локтями в колени, потрясенно глядя на рисунки.
        Они были сделаны неплохо. Рисовал, конечно, не мастер, но явно человек не без таланта.
        Смеющийся малыш лет трех, может двух. Еще одна улыбающаяся детская мордашка - вряд ли старше лет полутора. И совсем кроха, вероятно еще даже не научившаяся ходить - черты мягкие, расплывчатые, в улыбающемся рте всего-навсего два зуба, и волосы, как пух. Но все рисунки напоминают один другой, как детские возрастные фотографии. Один и тот же ребенок.
        Денис Лозинский.
        - Что это такое? - прошептал Савицкий. - Что это значит?! Есть кто-то еще?!
        - И он тоже неплохо рисовал, - Валерий откинулся на спинку дивана. - Полтора месяца назад я занимался несколько странным несчастным случаем… были основания предполагать, что это было убийство. Женщина упала с балкона шестого этажа. Дверь квартиры была заперта, но вполне возможно, что некто воспользовался своим ключом. Очевидцы не могли с точностью сказать, что никто из подъезда не выходил, так же, как не могли утверждать, что женщину выбросили с балкона - они ее узрели уже в полете, когда крик услышали. В общем, ни то, ни се. Ни в квартире, ни на балконе никаких следов борьбы, соседи ничего не слышали, и я бы с удовольствием, извини за рабочий цинизм, констатировал самоубийство, но были две странности. Во-первых, женщина не жила здесь раньше - она сняла эту квартиру в этот же день, и, по словам хозяйки, страшно спешила. Заплатила ей сверх требуемого - за скорость. Вела себя очень странно, но та не обратила на это внимания - квартира сдавалась посуточно, деньги она получила очень хорошие. Спустя десять минут после того, как хозяйка распрощалась с постоялицей, та упала с балкона.
        - На фоне всего остального не очень-то странно, - заметил Роман, не отрывавший глаз от рисунков, - но для первого раза - да. Дороговатое самоубийство. В городе сколько хочешь мест, откуда можно качественно сигануть, коли приспичило. А вторая странность?
        - Главный свидетель - мужчина, живший по соседству. Их балконы смежные, незастекленные, он вышел покурить, и в тот же момент на соседний балкон вышла женщина, - Валерий покосился на него и яростно потер небритый подбородок. - У нее на руках был маленький ребенок.
        Роман постучал указательным пальцем по крайнему рисунку, потом недоверчиво хмыкнул.
        - Я понял, к чему этот звук, - буркнул Нечаев. - Мужик хоть и видел их всего несколько секунд, очень хорошо рассмотрел и запомнил малыша… в отличие от женщины. Ребенок был крошечным - месяцев пять, может шесть… в общем, ни ходить, не говорить… - он смущенно пожал плечами, - впрочем, не разбираюсь я в детях - чего там и когда… В общем, мужик утверждал, что эта кроха вдруг посмотрела на него, помахала ему рукой, сказала «Привет!» и назвала по имени. А потом женщину просто выбросило за балкон. Будто кто-то схватил сзади и перекинул через перила, но мужик утверждал, что там никого не было.
        - И ты, конечно же, решил, что у него поехала крыша, - мрачно констатировал Савицкий.
        - А ты бы что решил на моем месте? - Нечаев сверкнул глазами. - Я еще могу поверить в не по годам развитых детей, но даже они не умеют растворяться в воздухе. Все очевидцы утверждали, что женщина падала одна. И когда все сбежались, в наличии был только один труп. Даже если допустить, что они просто не разглядели ребенка, нельзя допустить, чтобы практически грудной младенец, брякнувшись с такой высоты, встал и ушел, верно? Так же, как нельзя допустить, что бедную тетку выкинул с балкона человек-невидимка. В общем, подумал я, что у бедняги просто мозги не в порядке. В подозреваемые его было не записать - соседи видели его на собственном балконе, когда тетенька летела, и летела она именно с соседнего балкона. Данные осмотра это подтвердили - не стану утомлять тебя подробностями. Мужик, кстати, во дворе устроил форменную истерику - все бегал, ребенка искал.
        - Дело закрыли?
        - Да. Самоубийство. Дама оказалась некоей Стеллой Лячиной, тридцати семи лет. Гример в одном из местных театров. Особа нервная, неуравновешенная. Состояла на учете - в двадцать лет наглоталась снотворного по причине несчастной любви. Поэтому, вроде как, дело было ясное. Но этот мужик, - Валерий страдальчески прищурился. - Как он начал меня доставать! Три дня подряд в отделение таскался с раннего утра, все про ребенка этого - мол, был - и точка, разберитесь, куда пропал, и никакое это не самоубийство, а, натурально, происки темных сил. Рисуночек принес, вернее, кучу рисуночков. Потом вроде отстал.
        - Можно вопрос?
        - Изволь.
        - Судя по интонации, кроме вышеперечисленного было еще что-то, что показалось тебе странным.
        - Не странным, - Валерий закурил. - Просто показалось забавным совпадением - ну, на самом деле это не так уж все забавно, конечно. Я с участковым когда говорил, так он сказал, мол, несчастливая квартирка. Год назад точно так же выбросили с балкона женщину - тоже днем… но то точно было убийство - в квартире разгром, соседи слышали крики и звуки борьбы. Видели убегающего мужчину, как выглядел, не запомнили, только что невысокий, субтильного вида. Может, это даже и баба была. В любом случае, никого не нашли - так и зависло… Я, как вернулся, проверил - из любопытства. Все верно. Но совпадения сплошь и рядом бывают… бывали.
        - Да уж… Андрей Лещук, - Роман ткнул указательным пальцем во второй пункт списка. Нечаев кивнул.
        - На четвертый день после случившегося некий Лещук, сварщик по профессии, ранним вечером получил под лопатку чем-то вроде стилета во время дисциплинированного перехода улицы в одном из центральных районов. Убийцу никто не видел, но в этом нет ничего удивительного - вместе с Лещуком дорогу переходило довольно много людей, и в толпе несложно провернуть такой фокус и уйти незаметно. Лещук свалился, и никто вначале не понял, что к чему - решили, что человеку плохо… Но, как ты думаешь, кто был одним из тех, кто решил, что человеку плохо?
        - М-да, - сказал Савицкий, взял бутылку с коньяком и посмотрел сквозь нее на свет.
        - И он, конечно же, прибежал к тебе.
        - Позже, вначале со мной связались соседи, чья территория была, интересовались показаниями по недавнему самоубийству - он же им все вывалил. Потом уж сам явился и рассказал, что стоял возле ларька и видел, как мимо прошел мужчина с ребенком, и, мол, он узнал ребенка - тот же самый, что на балконе, только на год старше. И ребенок ему улыбнулся и подмигнул. Мужчина нес его на руках. Начал переходить улицу и вдруг упал, а ребенок испарился. Рисунок мне опять притащил, истерики закатывал. Надо мной к вечеру уже весь отдел потешался, - Нечаев зло воткнул сигарету в пепельницу. - В общем, я его кое-как выпроводил. Соседи его в подозреваемые не записывали - несколько людей подтвердило, что он стоял на тротуаре, когда упал Лещук, - но рекомендовали консультацию у психиатра. А потом вечером мы с нашими мужиками зашли пива выпить, и один, которого недавно к нам перевели, сказал, что год назад на том же самом переходе идентично мужика замочили
        - возможно, один и тот же тип работает. На этот раз мне это показалось немного странным, но если тут было железное реальное убийство, то с Лячиной-то были непонятки. Другое дело, что в обоих местах присутствовал мой рисующий знакомец. Разумеется, ни в каких мальчишек я не верил ни капли. Но… - Валерий развел руками,
        - мне в тот момент было не до этого. А пять дней спустя, - он кивнул на список, - Дзевановская. Студентка политеха, девятнадцать лет. Поздним вечером обнималась на скамейке во дворе со своим приятелем. Потом что-то произошло. Приятель так и не смог толком ничего объяснить. Говорит, ничего не видел, потому как его физиономия пребывала в области ее груди. Слышал только, как в какой-то момент Дзевановская начала нести всякую ерунду, что, мол, нельзя себя так вести при детях. Потом она вскрикнула, и ему в лицо чем-то плеснуло - как выяснилось позже - кровью. Пацан прянул назад, шлепнулся со скамейки в кусты и уже оттуда услышал странный звук - будто что-то хрустнуло. Когда он протер глаза и принял вертикальное положение, мертвая Дзевановская лежала возле скамейки, а от угла дома к ним бежал какой-то мужик, а с ним - две женщины. Пацан, кстати, и поныне пребывает в психушке - слаб нервами оказался. Прибывшая медицинская бригада, осмотрев студентку, констатировала смерть от перелома шейных позвонков. Также под левой грудью обнаружили косую рану, предположительно нанесенную острым режущим предметом. Трое
людей, прибежавших на крик пацана, никого не видели и ничего не слышали…
        - Прибежали на крик? Ну, а говорит, нет отзывчивых людей, - пробормотал Роман. Нечаев непонимающе вскинул брови.
        - Что?
        - Позже. Продолжай.
        - Оружия при нем не было, в окрестностях тоже ничего не нашли.
        - Но все равно все записали на этого парня?
        - Следствие еще ведется, - обтекаемо ответил Валерий. - И не я им занимался. Это, как и в случае с Лещуком, была не моя территория. Я просто все узнал позже…
        - …когда к тебе пришел один из прибежавших на крик, твой знакомец.
        - Да, - на лице Валерия появилась недовольная гримаса. - У вас, Валерий Петрович, сказал, лицо располагающее, я чувствую, что только вы мне поверите.
        - Честно говоря, твое лицо располагает к чему угодно, только не к…
        Нечаев раздраженно отмахнулся.
        - В этот-то раз он вел себя примерно, просто сказал, что проходил мимо и услышал крик. А уж мне сообщил, что на самом деле гнался за все тем же мальчишкой, которому уже почему-то было года три-четыре. Мальчишка подбежал к скамейке, схватил Дзевановскую за руку, и она сразу же дернулась и вскрикнула, а потом резко повернула голову - как-то странно - вбок и в то же время вверх - и сразу упала. А мальчишка исчез.
        - Ты ему, разумеется, не поверил, - утвердительно произнес Роман.
        - Нет. Но было странно, что этот красавец третий раз появляется там, где спустя минуту кто-то умирает.
        - Как я, - негромко заметил Роман, глядя перед собой невидящими глазами. - А может, все-таки, он Дзевановскую…
        - Нет. Он был далеко от нее. Женщины это подтвердили. Они псов своих выводили и… Я, конечно, могу допустить, что он мог нож метнуть, который потом куда-то делся, но свернуть шею на расстоянии?.. Врач сказал, что шейные позвонки именно сломали. Она не могла сломать их при падении со скамейки - картина бы тогда выглядела иначе.
        - Кого-нибудь убивали там раньше? - Роман плеснул в рюмки коньяк, выпил свою, но Нечаев к коньяку не притронулся, только глянул коротко на рюмку и принялся изучать свои широкие ладони.
        - Да. Год назад. Девчонку двадцати двух лет, продавщицу из ларька неподалеку. Резаная рана под левой грудью, сломанная шея. Сняли свитер и золото, но, возможно, это сделали местные нарики, когда она уже была мертва. Рядом с ней были обнаружены следы чужой крови. Это все. И, как ты понимаешь, уже чересчур для совпадения.
        - И что вы сделали?
        Нечаев пощелкал зажигалкой и спокойно ответил:
        - Ничего. Когда я со всем этим сунулся, меня завернули. Ничего не связывает убитых, ничего не связывает убийства. Похожесть - совпадения. Приятеля Дзевановской в то время, год назад, не было в городе. Подружку свою, вероятней всего, убил он сам, никого там, кроме него не видели. Надеются найти орудие преступления и растрясти его, если он, все-таки, придет в себя. Лячина покончила с собой. Три свежих трупа объединяет только один свидетель, но человеку, мол, не возбраняется шататься, где ему вздумается. На сообщника тоже не тянет. Что же касается прошлых, то он в это время лежал в больнице - попал в аварию. Сейчас в группе прорабатывают только Лещука и того мужика, которого убили в том же месте тем же способом, хотя я решительно не представляю, кому могли помешать сварщик-алкаш и учитель физики. Сиди спокойно, Нечаев, сказали мне, и занимайся своими делами, у тебя их хватает. А то с твоими нелепыми беспочвенными измышлениями кто-то решит, что мы серию прохлопали.
        - Да-а, красиво, - протянул Роман. - Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился. Ты мне тайны следствия выдаешь - чревато.
        Нечаев произнес длинную фразу по поводу тайн следствия, в которой приличными были только предлоги, потом продолжил:
        - И три дня спустя мы выезжаем на труп Аберман, и что мне, елки-палки, начинает рассказывать человек, который ее обнаружил, поглядев в окошко и сдуру вышибив дверь?! - Нечаев схватил-таки свою рюмку и выпил ее. - Он мне начинает рассказывать жалостную историю про мальчика, чтоб его!.. Про светловолосого мальчика, который привел его к квартире покойницы и чудесным образом испарился!
        - Неудивительно, что ты так взбесился.
        - Взбесился - мягко сказано! - прорычал Валерий. - Мало мне было одного сумасшедшего, теперь еще и второй объявился! То ли надо мной кто-то решил крепко поиздеваться, то ли это заразное. Уже чудилось, что вскорости возле каждого свежего трупа меня будет встречать взвод свидетелей и хором рассказывать про мальчика! Ей-ей, мне хотелось тебя прибить! А еще и Панов сидел, который, разумеется, был в курсе всего. Между прочим, он до сих пор уверен, что это ты повесил бедную бухгалтершу. Только пока не может этого доказать.
        - А ты, значит, больше не уверен? - поинтересовался Савицкий, закладывая руки за голову, и взгляд Нечаева полоснул его по лицу.
        - Коли б был уверен, я б с тобой тут коньяки не распивал и истории не рассказывал!
        - Почему ж на этот раз почетная роль обнаружения покойника досталась мне, а не тому мужику? - пробормотал Роман. Нечаев пожал плечами.
        - Не знаю. Но позже, когда я опрашивал соседей, то узнал, что одна старушка видела, как в окно Аберман, где-то за часа три до твоего прихода заглядывал мужчина. Он сразу же спрыгнул и убежал. По описанию - мой рисующий свидетель. Так что первым, кто увидел труп, был он, а не ты. Видно, в этот раз решил не светиться и звонить не стал. Вот и думай.
        - Чего мне тут думать, если я его даже и не видел никогда? - Роман посмотрел на лицо Валерия, потом на рисунки и на список, лежащий у него на коленях, резко выпрямился, и Нечаев тотчас же криво улыбнулся.
        - Что, сообразил? Да, ты его видел. Сергей Спирин. Это его тогда сбила машина. А теперь выкладывай, что тебе известно!

* * *
        Роман стоял возле окна и смотрел, как ветер раскачивает ветви старых берез. Позади него была тишина - лишь периодически щелкала зажигалка, да иногда легко поскрипывал диван. Нечаев уже довольно долго не произносил ни слова - то ли обдумывал услышанное, то ли все еще приходил в себя. В сущности, Савицкому было все равно, чем тот занимается. Перед его глазами все еще стояли чужие рисунки, изломанное тело в зеленой куртке, лежащее на асфальте, и собственная фамилия в конце списка.
        Увы, это неизбежно, тебе придется все это видеть… но это, поверь мне, не такая уж большая плата за лишнее время жизни…
        За тебя уже выбрали.
        Он рассказал Валерию абсолютно все, исключив только из своего рассказа Риту - то ли потому, что слова злобного существа в облике мальчишки еще ничего не доказывали, то ли потому, что просто не хотел впутывать в это вздорную кошку. В конце концов, как ни крути, она спасла ему жизнь, хоть ее поведение и насквозь непонятно и подозрительно. К тому же жена Нечаева работала на нее - мало ли, что там взбредет в голову Валерию.

«К тому же, ты был бы не против еще раз посидеть с ней на диванчике, а, Савицкий?»
        - издевательски спросил чей-то голосок, прорвавшись сквозь тягостные размышления, и Роман мысленно от него отмахнулся. Да, с чего бы ему быть против приятно проводить время с красивой девушкой? с девушкой, в которой столько всего понамешано, которая играла на скрипке среди воды, леса и тишины… с девушкой, у которой глаза до краев наполнены морем, которая шипит и огрызается, как вздорная кошка, а иногда так напугана… и которой ты зачем-то рассказал про Хазнет Фируан и айву - это было глупо, право же, глупо…
        - Бред, - тяжело сказал Нечаев за его спиной, и Роман кивнул, не оборачиваясь.
        - Конечно, бред. Только бред людей не убивает. Обычно это делают другие люди. Значит Спирину Денис не представлялся, я так понял?
        - Нет, я впервые услышал это имя от тебя.
        - И похожих убийств больше не было?
        - Начиная с Аберман, нет. Не знаю только насчет Писменского… пока непонятно, отчего он умер в действительности. И в списке только возле его фамилии стоит вопрос. Почему?
        - Может, тот, кто его составлял, не был уверен насчет него. В конце концов, это была болезнь… не насильственная смерть… а если честно - понятия не имею. - Роман отошел от окна и сел за стол, поглядывая в сторону Нечаева. С неудовольствием он поймал себя на мысли, что чем дальше от него Валерий, тем проще ему с ним беседовать. - Меня интересует, почему раньше был Спирин, а теперь стал я?
        - Такое впечатление, будто с одной ключевой фигуры сняли полномочия и передали их другой, а прежнюю уничтожили за ненадобностью, - пробормотал Нечаев, щелкая зажигалкой. - И с новой фигурой даже ведут беседы. Но только с появлением этой фигуры все пошло как-то наперекосяк. Раньше хоть было более-менее гладко, а теперь нелепости одна на другой. Люди погибают совершенно невозможным образом. Женщина, которая сбила Спирина, понятия не имеет, что делала в том районе. Она была там по делам три часа назад, а потом сорвалась из дома и снова зачем-то туда поехала. Назаревская, судя по всему, возвращалась домой, хотя должна была ехать на работу.
        - Возвращалась домой, где ее ждала ванна… - задумчиво произнес Роман. - А в том направлении, куда ехал Шмаев, лесозавод, где полно печей…
        Нечаев вскинул голову и нахмурился.
        - Через два квартала на Саешной, где замерз Маринчак, большой продуктовый склад. Там несколько вместительных камер глубокой заморозки, я знаю, потому как… неважно.
        Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Роман кисло улыбнулся.
        - Он не успевает. Кем бы там он ни был, он не успевает. Потому что я - не Спирин. Я - совсем другой человек. Назаревская должна была попасть в ванну, Шмаев - в печь, Маринчак - в холодильник…
        - Он бы никак не замерз там за пару минут, - заметил Валерий. Роман кивнул.
        - Да, все смерти все равно выглядели бы странно… но куда как менее странно.
        - А Писменский?
        - Не знаю… Может, теперь ему нравится, когда все происходит настолько странно. Но почему же теперь я?..
        - Меня не это волнует, - Нечаев встал. - У меня список - вероятно возможных потенциальных покойников. Мне до черта все эти мистические изыски! Я и без того уже готовый кандидат в психушку, как и ты. Может этот пацан телекинезом владеет или прочим там «езом» - не знаю…
        - Ты всерьез все еще думаешь, что это просто пацан? Тогда почему ты не видел его в трамвае, Валера? Не видел на переходе? Если б это был пацан, ты б его увидел… но ты увидел его только тогда, когда поверил. Ты не поверил Спирину, но в конце концов ты поверил мне, - Роман взял со стола карандаш и принялся крутить его в пальцах, поглядывая на мрачное лицо Валерия. - Возможно, ты бы увидел Дениса уже тогда, возле Маринчака, и ты бы наверняка увидел его сегодня утром, когда я с ним говорил. Зря я, дурак, тебя убеждал. Если б знал…
        - Да вы никак поплыли, гражданин Савицкий? - холодно спросил Нечаев. - Испугался какого-то… - он затейливо выругался, - и чтоб я перед каким-то… - Валерий снова запустил затейливую матерную руладу. - У меня список…
        - Может, это шутка твоих сослуживцев.
        - Когда я получил его, Шмаев и Писменский были еще живы. Такие шутки не в характере моих сослуживцев. Если этот список прислал тот, кто все это устроил, то здесь могут быть указаны не все, кого он наметил, или не…
        - Или его передал тот, кто в курсе всего и пытается помочь, - сказал Роман, не особенно в это, впрочем, веря. Нечаев усмехнулся - холодно, зло.
        - Хороша помощь - одни фамилии! Ни адресов, ни времени, ни места.
        - Значит, он сам не знает. Видишь, Шмаев написан перед Писменским, но Писменский умер раньше. Возможно, он знает только фамилии. А возможно, что наиболее вероятно,
        - все это полная лабуда, вот и все! И остальных людей, кроме меня конечно, вовсе и не существует. Ты уже пытался найти кого-нибудь из них?
        - Разумеется, пытался! Почему ты думаешь, я тут запросто с тобой болтаю?! И троих я уже нашел. Но что теперь делать с ними - понятия не имею!
        Роман закурил, посмотрел на темный монитор компьютера и ответил:
        - Не делай ничего.
        - Что? - очень тихо спросил Нечаев и сразу же как будто стал выше ростом.
        - Ну, а что ты можешь сделать? Во-первых, ты ничего не знаешь наверняка. Во-вторых, ты даже не знаешь, с чем имеешь дело. Ладно, когда это был бы человек, но это приходит и уходит, как и когда ему вздумается! И устраивает такие фокусы. Я не знаю, что это такое! И не знаю, что тебе делать.
        Валерий подошел к нему и холодно посмотрел на Романа сверху вниз.
        - Мне? Я говорил о «нас». Ты что же думаешь - я к тебе поплакаться пришел, что ли?
        Так и так, Роман Андреич, я, бедный скудоумный опер Валера, ни хрена не понимаю, боязно мне - скажите что-нибудь умное! Я рассчитывал, что ты мне поможешь. Ты - единственный, кто более-менее в курсе, ты знаешь, что это - не бред, не выдумки, не совпадения, не инсценировка… К своим мне что ли идти с этим списком? А что я им расскажу? Свои домыслы? Твою историю? Мне никто не поверит! Даже если я все это выверну таким образом, что, мол, завелся в городе злобный маньяк или киллер-мастер-на-все-руки, никто не даст мне людей, никто не станет заниматься охраной. Да даже б если у меня было что-то материальное, ну выделили б мне одного-двух на день-другой… а что потом? Мне нужна твоя помощь. К тому же, уж кто-кто, а ты в этом непосредственно заинтересован. Ты ведь тоже в списке.
        - Я последний, - напомнил Роман, вставая. - Я бывший архитектор, а ныне водитель катера - должность и заработок не ахти, но быть водителем мне как-то больше по душе, чем быть покойником. Я понимаю, что ты имеешь в виду - рано или поздно я им все равно стану, судя по всему, но если я в это влезу, то стану им очень рано, а я этого не хочу.
        - А, ты вот так ставишь вопрос? - в глазах Нечаева появилось нечто, похожее на брезгливость.
        - А чего ты ожидал? Героических воплей и беспредельной самоотверженности? Может, тебя это и удивляет, но я хочу еще пожить. Я никого из этих людей не знаю - с какой стати мне бегать вокруг них кругами? Ты мне объясни - вот тебе зачем это надо? По долгу службы? Идейный? Медаль хочешь? Понимаешь же, что в любом случае ты крайним окажешься! Если жив останешься, конечно. Ты теперь тоже видишь эту тварь, а это кое о чем говорит. Или ты поклонник необъяснимого и тебе охота поиграть в Секретные материалы? Ну, так можешь сколько угодно изображать агента Молдера, только я, извини, не Скалли.
        Лицо Валерия внезапно затянулось спокойствием, глаза потускнели. Он молча взглянул на Савицкого так, словно перед ним сидело некое на редкость неприглядное животное, развернулся и пошел к выходу из комнаты.
        - Ты забыл, что ты мне сказал тогда, старлей? - громко спросил Роман, и Валерий остановился, но не обернулся. - Ты сказал, что там, где я появляюсь, кто-то умирает. Это же правда, не так ли? Он сказал мне, что я буду видеть, как умирает каждый… Как я могу что-то сделать? Что, если стоит мне встретиться с любым из них, и он сразу же… - Роман сделал плавный жест в сторону потолка. - Я убийцей быть не хочу.
        - А что, если наоборот? - Нечаев повернулся, сунув руки в карманы джинсов. - Что, если мы его опередим? Ты же сам сказал, с тобой он начал опаздывать… значит, существуют временные сроки. Возможно, ты бы мог спасти Назаревскую, если б знал, что у нее вода в легких, а не…
        - Или гнался за Шмаевым с огнетушителем наперевес, - с невеселой усмешкой добавил Роман. - Для этого нужно знать сценарий, но никакого сценария нет. Эта тварь просто ходит и забавляется. И, вполне вероятно, что именно она и подсунула тебе этот список. Старые покойники, парочка будущих, а остальное - всего лишь фуфло, посторонние люди, которых она трогать и не собирается! Чтобы ты был занят и не мешал ей, потому что ты теперь тоже ее видишь.
        Валерий озадаченно почесал затылок.
        - Может и так. Но… в любом случае я должен в этом убедиться. Присмотрю за следующей в списке, благо я выяснил, кто она такая. А ты сиди дома.
        - Всю жизнь?
        - Тогда запиши адрес, чтобы точно там не оказаться, в случае чего.
        - Нет гарантий, что она не окажется в моем дворе по удивительному совпадению, - Роман плюхнулся обратно в кресло. - Ладно, говори.
        - Горького, сорок шесть - двадцать. Марина Сергеевна Крицкая.
        - Кто такая?
        - Студентка, двадцать лет. С ней сейчас мой знакомый сидит, поеду сменять его.
        - Уж не спрашиваю, что ты им обоим рассказал… А про список ты кому-нибудь говорил?
        Валерий покачал головой, потом подошел к журнальному столику, взял листок с фамилиями и сунул в карман.
        - Мне их искать несколько человек помогало, но каждому я дал только одну фамилию. Сам искал Гельцера. В Аркудинске только один Дмитрий Гельцер… я надеюсь, все это веселье ограничивается лишь нашим городом. Судя по тому, что этот… уж не знаю, как его назвать, тебе наплел… Ты сказал, что знаешь этого Гельцера. Откуда?
        - Он ухлестывает за одной моей клиенткой, - неохотно ответил Роман. - Неприятный тип. А охранников у него, я думаю, и без тебя будь здоров. Сунешься к нему со своей историей - хуже от этого будет только тебе.
        - Но они не знают, от чего его охранять, - возразил Нечаев.
        - А ты, будто, знаешь! Кстати, ты не пытался искать собственно Дениса Лозинского? В телефонной базе Аркудинска он не значится, но может…
        - В паспортных столах, которые я успел проверить, он тоже не значится, - буркнул Валерий, собирая рисунки со столешницы. - Вполне возможно, что он живет без прописки… тьфу, черт! Кто живет?! Тому, что ты видел, ни жилье, ни прописка не нужны, я думаю. А Денис Лозинский - это, скорее всего, просто выдумка, вымышленное имя. Что бы ты ни встретил, должно же оно было тебе как-то назваться для удобства общения?
        - Не знаю, не знаю, - Роман крутанулся в кресле, глядя на потолок. - А может, это какой-нибудь малолетний маг-вундеркинд, живущий с родителями на съемной квартире?
        - Дичь несешь какую-то! К тому же, я в магов не верю.
        - А в кого веришь?
        - А черт его знает! - зло ответствовал Валерий. - Мне важно то, что народ мрет - вот в это я верю.
        - Один рисунок оставь, - потребовал Роман, вставая.
        - Что? - Валерий посмотрел на него непонимающе.
        - Тот рисунок, где ему примерно семь.
        - Зачем он тебе?
        - На всякий случай. Оставь, говорю.
        Нечаев пожал плечами, бросил рисунок на стол и пошел в прихожую.
        - У тебя сотовый есть? - спросил он, обуваясь. - Дай мне номер на всякий случай.
        Роман продиктовал ему номер, Валерий записал его в свой старенький телефон, нажал на кнопку вызова, и когда сотовый Савицкого, лежавший тут же на тумбочке, пронзительно запиликал, удовлетворенно кивнул и спрятал телефон в карман. После чего посмотрел на потолок и спросил:
        - Господи, чем я занимаюсь, а?
        Роман скептически покачал головой, отпирая дверь, и когда Нечаев уже выходил на площадку, назидательно произнес:
        - Если эта тварь вдруг объявится, ты лучше к ней не суйся. Мало того, что это опасно для жизни, так ты еще больше можешь все запутать.
        Нечаев посмотрел на него очень внимательно.
        - Потому что я его вижу? Боишься, что он может передать твои полномочия мне, а тебя пустить в расход?
        - Да, боюсь, - просто ответил Роман и захлопнул дверь. Прижался к ней спиной и почти минуту стоял так, закрыв глаза. Его не оставляло чувство, что он что-то упустил, не задал Нечаеву какой-то очень важный вопрос.
        Но так и не понял, какой.
        Часть 2
        НИТИ
        Один из говорящих то и дело прихлопывал по красной столешнице ладонью, подчеркивая значимость своих слов, стол подпрыгивал и вместе с ним подпрыгивали пивные кружки, и пиво, подернутое пенными хлопьями, колыхалось в них, а зеленый зонтик над столом угрожающе раскачивался.
        - Да серьезно тебе говорю, уже в двух подъездах взяли и разобрали стены перед квартирами, заварили трубы. Теперь уже две хаты без воды сидят…
        - Да какой в этом смысл? - сонно возразил собеседник и окунул губы в пивную пену.
        - В Аркудинске каждый четвертый коммунальные не платит - и чего теперь, всем заваривать будут? Вот ты платишь?
        - Да не в этом дело!..
        Роман, слушавший их вполуха, криво улыбнулся и снова обратил свой взор на Анатолия, который сердито щелкал зажигалкой, никак не желавшей загораться.
        - Не понимаю, зачем ты меня вытащил? Я же все объяснил по телефону. Или нужно чего подписать? Толь, мне ж прямо неудобно, ты занятой человек…
        - Хотел, чтобы ты мне объяснил еще раз, глядя в глаза, - Анатолий, наконец, закурил, посмотрел на часы, прищурился и перевел взгляд на Романа, словно сравнивая выражение его лица с тем, что увидел на циферблате. - Убедиться, что ты не сошел с ума или, там, не в агонии, например. Я бы понял, если б ты нашел другую работу, поприбыльнее… Но ты ведь ее не нашел, не так ли?
        - Ну…
        - Тебя условия не устраивают? Оплата? Или гордость оскорблена рабоче-крестьянским трудом? Оне планировали офисные переделки, распределение средств и размышляли о стройных пилястрах и колоннах, а их - за баранку…
        - Пилястры стройными не бывают, - заметил Роман.
        - Тем более! Если ты болен…
        - Я болен.
        - Чем? - быстро спросил Анатолий, наклоняясь вперед, после чего заговорил в том темпе, который в музыке именуют «долорозо». - На больного ты, вообще-то, не похож, но выглядишь действительно странно… Вроде бы не с похмелья. Что сказал врач?
        - Кому?
        - Перестань придуриваться! - рявкнул Анатолий, и разговор за соседним столиком сразу же стал на порядок тише. - Если это опять твои очередные выбрыки… да чего ты так озираешься постоянно? Тебя в розыск объявили, что ли?
        - Нет, а хотелось бы, - Роман сосредоточил свое внимание на стоящем перед ним стакане с минеральной водой, хотя его так и тянуло оглядеть причал еще раз - а вдруг, где-нибудь?.. Уже больше суток прошло с момента их с Валерием разговора, но ничего больше не происходило, Нечаев не звонил, и он с ним тоже не связывался. Вроде бы следовало радоваться, что все мирно-спокойно, но в глубине души Роману было очень не по себе - отсутствие событий чудилось обманчивым и больше походило на затишье перед сильной бурей. - Слушай, а может мне в тюрьму сесть? Тогда в жизни появилась бы какая-то определенность.
        Анатолий выдержал паузу, по-хозяйски наблюдая, как в один из катеров садятся пассажиры, как Валька с сигаретой в зубах чуть ли не до блеска надраивает борт другого катера, потом пробормотал:
        - Сказал же я Сене, чтоб этого пацана здесь не было. Почему он не в школе? Ему ж еще и четырнадцати нет…
        - Как будто ты не знаешь, почему такие, как он, не в школе.
        - Ромк, брось валять дурака! - Анатолий потушил сигарету, свистнул сквозь зубы и грозным взглядом указал сонной официантке на пепельницу, полную окурков. - Работал ты хорошо, пассажиры уже на тебя даже жаловаться почти перестали… Слушай, давай будем считать это временным помешательством. Если тебе по какой-то причине нужны свободные дни, так возьми за свой счет, это ж не проблема… Сама должна видеть, что пепельницу надо поменять, гарсонша! - выговорил он подлетевшей девушке с чистой пепельницей. - И почему пол до сих пор грязный?! Где Степановна?! Развели свинарник - всех уволю!.. Так вот, Ром, мне сейчас некогда, у меня дел полно, к тому же в областной Думе вот-вот законопроект дозреет насчет удваивания налогов в сфере игорных заведений, а у меня три точки, и с них неплохая прибыль… Общественники опять же со своими постоянными протестами и требованиями убрать игровые автоматы. Народ туда за руку никто не тянет, сам виноват - нечего подсаживаться на легкие деньги, потому что легких денег не бывает, зато бывают тяжелые последствия…
        - А игровые заведения развращают детей и молодежь, - произнес рядом бархатистый, грудной голос, и Анатолий, резко обернувшись, расцвел в приветливой улыбке, и глаза его замаслились, зато Роман сразу же уткнулся взглядом в свой стакан, словно обнаружил среди лопающихся пузырьков нечто очень интересное.
        - Маргарита Алексеевна! Доброе утро - теперь уж действительно доброе. Какое чудное видение - надеюсь, не мимолетное?
        - Никоим образом, видение двигалось именно к вам, - Рита выдвинула стул и села, аккуратно скрестив ноги. Сегодня на ней был жемчужный костюм, мягко облегающий фигуру, и бледно-лиловая кофточка, выглядывающая в вырез пиджака. Туфли, как обычно, на длиннющих шпильках, волосы повязаны тонким шарфиком с той небрежностью, которая достигается упорным трудом перед зеркалом. Ссадина уже почти сошла со скулы, свежее личико отражало веселую беззаботность, но в сине-зеленом под веками притаилось нечто решительное и жесткое. Взгляды всех сидевших в барчике мужчин тут же скрестились на ней, а Роман, все еще не отрывая глаз от своего стакана, заметил:
        - А разве кто-то пригласил вас сесть?
        - И вам здравствуйте, Роман Андреич, my dismal driver, - сердечно ответила Рита, вытащила сигарету, и Анатолий тотчас же неким фатовским и очень насмешившим Романа жестом поднес ей горящую зажигалку, одновременно укоризненно покачав головой в адрес Савицкого, потом широко улыбнулся и сказал:
        - Не обращайте внимания, мой друг сегодня не с той ноги встал.
        - И не на то полупопие сел, очевидно, - Рита задумчиво выпустила струйку дыма и с любопытством глянула на Романа. - А я и не знала, что вы друзья, думала - так, знакомые.
        - Для меня новость, что вы склонны предаваться мыслительным процессам, - Роман тоже закурил.
        - Что-нибудь хотите, Рита? - Чернов послал ему суровый взгляд, потом слегка развалился на стуле, теперь совершенно не напоминая человека, у которого «полно дел». Рита улыбнулась.
        - О, желаний у меня множество, Анатолий Федорович, но в данный момент я хочу того же, чего и обычно - прокатиться, затем и пришла. Поэтому, простите, но мне придется похитить вашего очаровательного друга.
        - Ничего не получится - я только что уволился, - сказал Роман и начал было вставать, но Анатолий под столом подсек его ногу, отчего тот плюхнулся обратно на стул.
        - Нет, не уволился. Рома шутит. Конечно же, он сию минуту отвезет вас, куда скажете.
        - Семерку только что забрали, - Роман торжествующе кивнул в сторону отходящего катера, на котором он обычно возил Риту, но Горчакова тут же указующе ткнула пальчиком.
        - Но я вижу, вон та моторка свободна, она мне вполне подойдет. Правда, Анатолий?
        - Все, что захотите, - решительно ответил Чернов. - Посидите тут, закажите что-нибудь, а я сейчас все устрою. Пойдем.
        Он решительно вытащил Романа из-за стола и повел в сторону конторы, по дороге свистящим шепотом обрезая все его раздраженные протесты.
        - Перестань валять дурака! Такая девочка!.. Меня б на твое место!.. Что у тебя - срочные дела сегодня?! Брось! А об увольнении - забудь, понял?! Я тебе уже сказал насчет свободных дней. Все - иди оформляй и вези лялю, куда она скажет!
        Анатолий почти силой впихнул Романа в контору и удалился, насвистывая «Марш Радецкого», прежде чем Савицкий успел еще что-то сказать.
        Расписавшись, где нужно, Роман вышел на улицу, злой не только оттого, что Анатолий так решительно отверг его отставку, но и оттого, что поймал себя на том, что отказываться от этой поездки ему не так уж и хотелось, потому и трепыхался так вяло. Ладно, во всяком случае, там безлюдно, а Рита…
        Рита должна быть как-то связана с тем, что происходит. Денис сказал, что знает ее. Наметил и ее тоже? Или просто соврал?
        Чуть отойдя, он остановился и, глядя на дремлющий на стоянке «купер», вытащил сотовый и набрал номер Нечаева. Тот ответил сразу же, словно все это время сидел с телефоном наготове.
        - Да! Что?! - голос был срывающимся, всполошенным.
        - Ничего. Хотел узнать, как…
        - Никак пока, и слава богу. Я на работе, так что давай потом, - Валерий слегка успокоился, хотя нервозность в голосе осталась.
        - Погоди… Ты окрестности Аркудинска знаешь? - Нечаев утвердительно буркнул. - Ты случайно ничего не слышал про сгоревшую избушку недалеко от Макшихи? На берегу Коряжки стоит, примерно в полукилометре от устья. Давно сгорела, не меньше десяти лет назад, судя по всему.
        - Первый раз слышу, - Валерий в трубке явственно зевнул. - А зачем тебе? Это как-то относится?
        - Не знаю пока.
        - Ладно, поищу… Слава, живо убери эту тетку отсюда!.. Какие еще накладные?!.. а мы не работаем, мы здесь на променаде жопой кверху!.. - заорал Валерий, в его вопль вплелся собачий лай, после чего Нечаев отключился вместе с криком и собакой. Роман спрятал телефон и направился к причалу, где Рита уже стояла возле перил и милостиво улыбалась Чернову, который заливался соловьем, и легкий ветерок трепал ее золотистые волосы и концы шарфа. Когда он проходил мимо Вальки, перебиравшегося с катера на берег, тот окликнул его:
        - Ром, погоди.
        Савицкий остановился. Валька плюхнул на доски ведро, в котором что-то брякнуло, покосился на Анатолия и протянул руку.
        - Дай сигарету.
        Роман протянул ему пачку, и Валька, выудив сигарету, степенно сказал:
        - Вертелся тут вчера хрен какой-то, тобой интересовался.
        - Такой белобрысый, здоровый, с плохими манерами и героизмом на лице?
        - Не, - Валька фыркнул, - здоровый конечно, но хаер темный, а рожей на ящерицу похож. Не мент точно. Одет по-базарному, а часы дорогие, между прочим. Раньше я его тут не видал. Меня расспрашивал, еще нескольких. Когда приходишь, когда уходишь, что, мол, да как. Я, говорит, Ромин знакомый старый, все никак застать его не могу. Не понравился он мне дико, в Чикаго таких знакомых в Гудзоне топят, - Валька сплюнул в воду. Роман похлопал его по плечу.
        - Какой продвинутый отрок! Ну, спасибо, учту.
        - Симпотная кобылка, - Валька благосклонно мотнул головой в сторону Риты, и Савицкий хмыкнул.
        - Да, только для тебя старовата. Ты боссу глаза поменьше мозоль, а то он тебя в школу жаждет отправить - вполне справедливо, между прочим.
        - А я, типа, не в школе! - буркнул тот и исчез.
        - Как говорила девочка Алиса, чем дальше, тем любопытственнее, - пробормотал Роман и пошел туда, где Рита, звонко смеясь, пыталась отнять у Чернова его зажигалку.

* * *
        Рита заговорила с ним, только когда моторка пролетала мимо острова с возмущающим взор Романа особняком. Стоящая на причале женская фигурка, у ног которой сидел здоровенный пес, помахала им, и Рита помахала в ответ, а когда Роман сделал то же самое, покосилась на него - как он заметил, не без неудовольствия. Она сидела рядом с ним, примостив неизменный пакет у ног.
        - Вижу, Майя тебе по душе?
        - У нее хороший удар правой. Твоя собака?
        - Моя. Всем хороша, но больно слюнява и невоздержанна в еде, - Рита отвернулась, глядя туда, где сияли под солнцем золотые купола Успенского собора. - Почему ты пришел сюда, я же просила тебя быть дома!
        - Опять за мной следила?
        - Нет, - она вздернула подбородок, - я просто пришла покататься, а тут ты так кстати и весьма бодр. Тебе, значит, лучше?
        - А мне плохо и не было.
        - Это в смысле «отстань»?
        - Вы так проницательны, госпожа Горчакова, что я подозреваю - волосы у вас крашеные.
        - Фи, как неоригинально! - Рита закурила и откинулась на спинку креслица, слегка надув губы - насквозь знакомая манера поведения и так же знакомо насквозь фальшивая. К чему эта личина сейчас - непонятно, он ведь уже прекрасно видел, какой Рита может быть на самом деле - а может, и то тоже была маска, может, у нее множество масок, а снимешь их все - там ничего, пустота… А вот выражение глаз кажется настоящим - тревожное ожидание, как и раньше припудренное бездумной игривостью.
        - Этот особняк твой муж сам спроектировал? - поинтересовался он, и ее губы слегка дрогнули, словно вопрос был ей неприятен, после чего Рита ответила с умным видом:
        - Во внешнем виде этого особняка выразилась вся степень нелепой противоречивости его натуры, ибо кому придет в голову пристраивать к тяжеловесному романскому стилю греческие колонны? Чуть-чуть светлого и жизнерадостного, но вот дальше… - она оборвала фразу, и Роману почему-то вспомнились давние странные слова.

…каждый по-разному упакован. Но рано или поздно он выглядывает наружу. С вами проще. Вас уже видно.
        А кто-то другой попался тебе в обертке, Рита? В очень красивой обертке? Но что ты нашла, когда ее развернула? В любом случае, никакой скорби в твоем голосе нет. Ты тогда сказала Гельцеру, что и так отдала ему все… уж не было ли это некоей платой за услугу, благодаря которой кое-какая нелепо противоречивая натура перестала существовать? Впрочем, это ваше дело, сугубо ваше… но зачем тебе понадобился я и почему то, что называет себя Денисом Лозинским, поименовало тебя «редкостной сукой»? Оно зло на тебя? За что?
        - Изнутри он так же уродлив, как и снаружи? - поинтересовался Роман, наблюдая за ней, и Рита игриво стрельнула в него взглядом - глуповатым, кукольно-пустым, но под игривостью чувствовалось спокойное равнодушие. Как будто и не было той дрожащей девушки в его руках, так крепко прижимавшейся, не было в ее губах испуганной и в то же время такой бешеной страсти - ничего не было. У той девушки никак не могло быть таких глупых кукольных глаз и этой улыбочки донельзя избалованного ребенка, у той девушки, которая лихо кинулась на выручку с ножкой от кухонного стола наперевес.
        - Хочешь посмотреть?
        - Нет.
        - Интерьер там красив… в некоторых комнатах, но в целом дом кажется пустым и очень неуютным. Впрочем, там жила не я - там жил мой муж, я там чувствовала себя лишь случайной гостьей. Он этот дом обожал, хоть и бывал здесь не так уж часто… Парадоксально, что именно здесь он и потерпел поражение, - ее губы сжались, отчего выражение лица на мгновение стало холодным, циничным. - Жаль, что по закону я не могла похоронить его на этом острове - тогда бы он остался тут навсегда. Это было бы чертовски символично. Думаю, там, на том свете, он здорово злится, что я теперь делаю и говорю, что мне вздумается.
        - Негоже вести такие разговоры с посторонними, - заметил Роман, чувствуя себя немного неловко, как тогда, когда подглядывал за ней из-за березы. Рита безжизненно усмехнулась.
        - Это ты-то посторонний?
        Она съежилась в креслице, сразу же став очень маленькой и очень усталой, и принялась крутить кольцо на указательном пальце.
        - Куда ехать-то? - Роман чуть сбросил скорость, глядя на нее. Рита безразлично пожала плечами.
        - Не знаю. Мне все равно. Куда-нибудь подальше… отсюда. Где людей нет.
        - Красоту окрестностей с целью любования учитывать?
        - Я же сказала - мне все равно.
        Роман недовольно хмыкнул, после чего моторка заложила крутой вираж, взметнув водяной веер, и помчалась на северо-запад. Рита с вялым интересом взглянула на приближающийся остров.
        - Ты везешь меня обратно?
        - Нет. Но я, кажется, знаю, куда следует отвезти столь мрачно настроенную особу, - Роман сунул в рот сигарету и посмотрел на солнце, ослепительно сияющее среди яркой голубизны. - Значит, город ты все-таки любишь отдельно от его населения.
        - А я не знаю, что точно населяет этот город, - она посмотрела на него неожиданно серьезно - ни тени игривости в сине-зеленом - сплошь холод и некая отрешенная умудренность, мгновенно превратившие хорошенькую девчонку в привлекательную молодую женщину. - Когда я закончила консерваторию, то уехала отсюда на следующий же день с твердым намерением никогда не возвращаться. Поехала в Москву, у меня там подруга живет… устроилась на работу, по вечерам играла в одном ресторанчике - прибилась к одной группе, репертуар большей частью ирландские мотивы… Было неплохо… но потом меня угораздило влюбиться - в человека, который был родом из моего собственного города и, хоть и жил в Москве, немало времени проводил и в Аркудинске. Словно город послал его за мной вдогонку… и вернул меня обратно. О, он очень красиво ухаживал, очень красиво говорил… да, деньги, конечно, тоже сыграли немалую роль - много денег, красивая жизнь, но я за это уже сполна поплатилась, так что и ни к чему… - Рита поджала губы и, обернувшись, посмотрела на удаляющийся остров. - Но я вышла замуж не за тупое богатое быдло, а за красивого
образованного мужчину, который казался насквозь благородным и романтичным… дурочка, которую поманили красивой оберткой. Мне казалось…
        - Что ты нашла свой Хазнет Фируан? - Рита кивнула, слабо улыбнувшись. - Но внутри…
        - Внутри оказалось очень больно, - она закинула руки за голову, чуть прикрыв веки.
        - Потом уже ничего не волновало - ни толпы любовниц, которых от меня совершенно не прятали, ни постоянные пьянки, ни какие-то там темные делишки - ничего, лишь бы меня не трогали. Есть люди, от которых невозможно уйти, если они этого не хотят. Двум предыдущим женам он спокойно дал развод, но меня почему-то держал при себе… Может, он и любил меня на свой лад, каждый раз долго извинялся, подарками заваливал, выкладывал немалые деньги за лечение моей матери в Германии, оплачивал мои пластические операции, - Рита зло усмехнулась, - потому что мне довольно часто требовались пластические операции. Другой бы, возможно, и удалось сбежать, но я - особа слишком слабохарактерная, я просто смирилась и спряталась. Меня слишком легко напугать… Знаешь, почему я тебе все это говорю? Потому что тебе на это совершенно наплевать. Ты не будешь поддакивать, вставлять какие-нибудь сопливые жалостливые фразы. Ты - идеальный слушатель, а мне сегодня охота выговориться. Мне теперь здесь не с кем разговаривать, да и, обычно, незачем. Я продаю дом и скоро уеду… если выгорит одно дело, ну, а если нет, то и… - Рита махнула
рукой.
        - Банально, - рассеянно заметил Роман. - Сказка про красавицу и чудовище… вернее, про жадную дурочку и чудовище, которое кто-то весьма своевременно отправил на тот свет.
        - Думаешь, не обошлось без моего участия?
        - Ничего я не думаю. Но людей, которые запросто вываливают такие подробности своей биографии постороннему, я обхожу десятой дорогой. Пусть даже это и выдумка, а в твоем случае это наверняка выдумка. И вообще вся ты - одна большая выдумка, которая мне с самого начала не понравилась. Маленькая лживая кошка, которой не помешала бы хорошая порка.
        Рита неожиданно расхохоталась - громко, с какой-то визгливой истеричностью. Она смеялась так долго, что Роман уже собрался было дать ей пощечину - и для приведения Горчаковой в чувство, и для собственного успокоения - больно уж жутковато звучал этот хохот. Но Рита вдруг замолчала и выпрямилась в креслице, глядя на него прищуренными глазами.
        - Ей-ей, ты сейчас был похож на благочестивого монаха, выговаривающего разбитной мирянке! Конечно же, это сказка. На самом деле все гораздо проще и гораздо банальнее - хорошенькая сучка выскочила за обеспеченного мужика, кто-то из его врагов муженька прихлопнул, ну и черт с ним!
        - У тебя приступ самоуничижения?
        - У меня приступ идиотизма, - ответила Рита и повернулась, устраиваясь в кресле боком. - Интересно, это лечится или хана бедной мадам Горчаковой?
        Роман не ответил, сосредоточившись исключительно на управлении катером. Он ощущал себя почти что сбитым с толку. Он не обдумывал то, что услышал только что, его мысли были сосредоточены на другом - если обычно Рита то и дело казалось ему очень напуганной, то сегодня она была перепугана до невозможности.
        - Сколько раз мне еще осталось тебя везти? - хмуро спросил он наконец и, не получив ответа, повернул голову. Рита крепко спала, как-то немыслимо свернувшись в креслице, словно и впрямь была кошкой - измотанной кошкой, не спавшей, казалось, вот уже несколько суток подряд. Ее рот чуть приоткрылся, правая рука, обращенная к небу раскрытой ладонью, подрагивала на бедре в такт движению моторки, и только сейчас Роман заметил на этой ладони множество пятен от свежих ожогов, а указательный и средний пальцы были в нескольких местах перехвачены полосками пластыря, которые сверху прикрывали массивные кольца. Несколько секунд он смотрел на нее, потом заглушил движок, и увлекаемая неспешным течением Шаи моторка тихо заскользила мимо берез. Рита, чуть съежившись, склонила голову, и золотистые пряди ссыпались ей на лицо, спрятав его, и это было не так уж плохо.
        - Черт знает что! - негромко сказал Роман и огляделся, потом достал из рундука одеяло, встряхнул его и накрыл спящую девушку, и ее пальцы тотчас с сонной вялостью ухватили одеяло за край и потянули выше, чуть ли не до самой макушки. Савицкий криво улыбнулся, снова запустил движок и, обходя топляк, мрачно вопросил кого-то, возможно несуществующего, почему тот хоть что-нибудь не сделает со всем этим идиотизмом, который вокруг него творится? Бросил бы хоть молнию для проформы, что ли?

* * *
        Он разбудил ее только тогда, когда моторка была уже надежно пришвартована у берега. Сдернул одеяло, а когда это не помогло, растолкал - почти грубо. Рита открыла глаза и испуганно огляделась, вскинувшись в кресле.
        - А?
        - Бэ! Ты мне платишь, чтобы я тебя возил и что-то показывал, а не наблюдал, как ты безмятежно дрыхнешь! Так что изволь проснуться - я буду тебе что-то показывать.
        Рита посмотрела на него с сонным непониманием, потом зевнула и подтянула к себе пакет.
        - На берег? Мне надо переодеться.
        - Так переодевайся. Не понимаю, почему нужно каждый раз устраивать этот цирк, - Роман закурил и сверху вниз посмотрел на нее, сидящую в обнимку с пакетом и глядящую на него выжидательно. - Что так смотришь? Надеюсь, я не должен тебя еще и переодевать?
        - Отвернись! - возмутилась Рита.
        - А, Орлеанская дева вспомнила о природной скромности? - Роман усмехнулся, перескочил на берег и, не оборачиваясь, вошел в высокий ельник, росший здесь почти плотной стеной. Вокруг царила прохлада и тихий полумрак. Он прошел почти два десятка метров, когда его нагнала Рита, громко шлепая подошвами кроссовок по опавшим иглам.
        - Мог бы и меня подождать! - сердито сказала она и пошла рядом, приноравливаясь к его шагу. - Куда мы идем?
        - Увидишь.
        - А что там?
        - Отстань.
        Рита обиженно поджала губы, и некоторое время они шли молча. Местность была ровной, и идти было легко - не приходилось пробираться сквозь заросли, старые раскидистые ели закрывали солнце зелеными лапами, и кустарников здесь почти не было. Ковер из опавших игл мягко пружинил под ногами, где-то наверху то и дело цокали белки, один раз стремительно метнулся и исчез, высоко вскидывая зад, длинноухий заяц. Где-то стрекотали сороки, доносилась дробь дятла. Вокруг было мирно, покойно, и Роман чувствовал - что бы там не творилось сейчас в голове идущей рядом девушки, она наслаждается этим спокойствием - идет тихонько, словно боится лишним звуком нарушить лесные будни, и оглядывается с тихой улыбкой. Человек, явно ценящий красоту природы и умеющий ею наслаждаться. Здесь нет ни казино, ни баров, ни салонов красоты, ни магазинов - разве не это главный предмет наслаждения для обеспеченных девочек?
        Сам он отнюдь не чувствовал себя спокойно - то и дело озирался. Чудилось, что вот-вот из-за ближайшей ели высунется вдруг светловолосая голова, помашет издевательски детская рука, а потом… Нет, не будет никаких «потом»! Не должно быть! К тому же Рита не в списке…
        Но в списке ты сам. И твое время теперь драгоценно. Драгоценен каждый шаг, который ты делаешь по опавшим иглам, каждое слово, которое ты говоришь или мог бы сказать. Все вокруг стало ярким и невыносимо прекрасным, но почему же, чтоб ты понял это, тебе потребовалось пригрозить смертью? Прошлое ушло в туман, о будущем больше не думается, и есть только настоящее… в котором быть одному действительно не так уж здорово.
        - Жарко, - вскоре сказала Рита, стащила куртку и завязала рукава вокруг пояса, оставшись в лиловой тонкой кофточке без рукавов, сквозь которую соблазнительно просвечивала высокая грудь без всякого намека на лифчик. - А долго еще идти?
        - Не очень, - Роман поерошил волосы. - А не боишься вот так вот запросто идти неизвестно куда в моей компании? Мало ли, чего у меня на уме.
        - Какие-нибудь гнусности? - Рита послала ему игривый взгляд. - А с чего ты взял, что я буду против? Ты хорошо целуешься. Все остальное ты делаешь так же хорошо?..
        Не ответив, он быстро шагнул наискосок, так что она с размаху налетела на него, и схватил за плечи. На ее лице появилось недоумение, сразу же сменившееся негодованием, и Рита сердито дернула плечами, пытаясь высвободиться.
        - Что ты делаешь? Пусти меня!
        - Это еще почему? - наигранно удивился Роман и недвусмысленно притиснул ее к себе, да так, что Рита невольно охнула. - Ты же сама хочешь, иначе к чему все эти игривые намеки? Риточка, я же не железный, сопротивляться зову природы, да еще и когда его так подхлестывают, не в силах. Давай…
        Она задергалась - уже почти панически, лицо смялось испугом.
        - Да ты что?! Пусти меня!
        - После всего, что ты устраиваешь? - Савицкий сжал ее еще крепче. - Ты хотела, чтоб я завелся - так пожалуйста, созрел, а она на попятный. Позавчера ты меня уже продинамила, так что…
        С гнуснейшим выражением лица он запустил ладонь ей под кофточку, провел по животу, и Рита завопила так пронзительно, что у Романа мгновенно разболелась голова. Она продолжала отчаянно вырываться, но дальше этого дело не шло - видно была настолько ошарашена, что позабыла все, чему обучала ее Майя.
        - Да не старайся - не услышат, - сказал он. - Думаешь, просто так я тебя сюда завел? Как ты и просила - подальше от людей. Ну, давай, разоблачайся, а то начну одежду срывать - попорчу еще… Или ты не против, у тебя ведь этих тряпок завались!
        - Скотина! Да я тебя!.. я тебе!..
        - Список угроз зачитаешь потом, - Роман продолжал крепко держать ее, умостив ладонь на гладкой коже живота, но выше ее не продвигал, хотя, черт возьми, хотелось - и даже очень. - Ты как предпочитаешь - снизу или сверху?
        Рита завопила уже во все горло, так что в ушах у него зазвенело, и попыталась лягнуть его, но Роман увернулся, потом позволил одной ее руке вырваться на свободу. Согнутые когтями пальцы тотчас устремились ему в лицо, и он, мысленно потешаясь, мгновенно отпустил Риту и скользнул в сторону, и ее ногти лишь впустую чиркнули по воздуху.
        - Ладно, повеселились и хватит, - насмешливо сказал Роман, выглядывая из-за елового ствола. - Надеюсь, теперь ты оставишь меня в покое? Терпеть не могу пустых заигрываний. У меня и без тебя проблем выше головы. Ну что, пошли дальше? Или тебе понравилось тут стоять?
        Рита, так и не опустив руку, озадаченно произнесла:
        - Ты что же… не собирался?..
        - Ты что же - сожалеешь? - он вышел из-за дерева и посмотрел на часы. - Милое дитя, я не практикую изнасилования, тем более ты не в моем вкусе. Ты не могла бы грозно сверкать глазами на ходу, а то уже первый час.
        Зашипев от злости, она налетела на него. Роман качнулся в сторону, уходя от кулачка, метившего ему в челюсть, поймал другую руку, Рита крутанулась, хлестнув его волосами по лицу, и он эту руку поспешно отпустил, чтобы она ее не вывернула, хотел было удержать на месте за плечо, но его пальцы успели ухватить только ткань кофточки. В тот же момент девушка резко дернулась, раздался громкий треск, и кофточка осталась у Романа в руке. Он растерянно посмотрел на нее, потом на Риту, которая повернулась к нему и встала, уперев ладони в бедра и глядя зло, но безо всякого смущения, словно была полностью одета.
        - Доволен? - язвительно спросила она. - Ну, чего ж не накидываешься?
        - Да иди ты!.. - устало сказал Савицкий и с размаху швырнул одежку ей в лицо. Рита поймала кофточку и отвернулась, торопливо развязывая затянутые на талии рукава куртки и что-то бормоча, а Роман, не отрываясь, смотрел на ее спину, чуть ниже середины позвоночника иссеченную множеством длинных белых шрамов, словно кто-то исхлестал Риту очень тонкой плетью.
        - Не смотри! - рявкнула она, очевидно почувствовав его взгляд, и Роман поспешно отвернулся. Сзади послышался шорох, треснула ветка и наступила тишина. Он подождал минуту, не оборачиваясь и искренне надеясь, что Рита не воспользуется этим и не шарахнет его камнем по голове, но прошла еще минуту, а сзади по-прежнему было тихо. Роман обернулся - Рита, уже натянувшая на себя курточку, стояла к нему спиной, обхватив себя руками, и ее плечи мелко подрагивали.
        - Эй, - он сделал шаг к ней и остановился. - Рита. Ну, извини, глупо пошутил… и за кофту извини, я ж не специально…
        - Да черт с ней! - хрипловато сказала она, не оборачиваясь. - Под-думаешь, кофта… Я просто… чего там, сама виновата…
        - Ладно, давай проедем, - предложил Роман, закуривая и с неудовольствием глядя на свою руку - пальцы чуть подрагивали. Рита повернулась - ее голова была опущена, словно она что-то выглядывала у себя под ногами, руки бессильно болтались вдоль бедер. Вздохнув, она неверной походкой двинулась к нему, так и не поднимая головы, подошла вплотную и уткнулась лбом ему в грудь.
        - Ты чего? - озадаченно спросил Роман и уронил сигарету. Рита снова вздохнула и вдруг разревелась - простецки, громко, со всхлипываниями, вцепившись дрожащими пальцами ему в рубашку. Савицкий, ошеломленно глядя поверх ее головы, неуверенно поднял руки, опустил их, снова поднял, осторожно обнял девушку за плечи, и она с готовностью прижалась к нему и зарыдала еще громче - испуганно и отчаянно, как плачут потерявшиеся дети.
        - Это уж чересчур, - пробормотал он, ни к кому, собственно, не обращаясь, потом легко потрепал Риту по затылку. - Ну, в чем дело? Прекрати сейчас же. Я промокну и простужусь… Рит, перестань, я не умею обращаться с ревущими женщинами.
        - А и не надо со мной обращаться, - она всхлипнула. - Я все делаю непра-авильно… у меня такая каша в голове!.. я… я так перед тобой виновата!..
        - Господи, да в чем? Ну подумаешь… ну пофлиртовала, это я, дурак, сорвался… ну нервный я в последнее время, Рита… просто…
        - Не в этом де-ело!.. Если б ты только знал… какая я тва-арь!..
        - Так! - решительно сказал Роман, звонко шлепнул ее пониже спины, и Рита возмущенно отскочила, вытирая мокрое, чуть покрасневшее лицо. - Хватит! Хорош реветь! Вытри слезы, высморкайся, если надо, и пошли дальше. Ей богу, невозможно! Я, в конце концов, не психиатр! Я - водитель! Злой, грубый водитель! Сейчас подзатыльник дам в подтверждение имиджа! Недавно мы храбро махали ножкой от стола среди толпы злых дядек и палили, почем зря, а теперь изволили превратиться в скисшие сливки?! Давай шагай! Откуда ты только взялась на мою голову?! Староват я для таких неуравновешенных девиц!
        - Прям уж! - сердито буркнула она, немного жеманно промакивая лицо носовым платочком. Роман чертыхнулся и пошел вперед. Рита, немного выждав, двинулась следом. Вначале она выдерживала дистанцию, потом догнала его и пошла рядом, ничего не говоря, и поглядывая на него осторожно и с досадой, верно злясь, что сорвалась в его присутствии. Да что ж там в этой голове происходит?!
        Вскоре ельник стал реже, появились деревья других пород, потянулся кустарник, и в воздухе чувствовалась сырость и прохлада. Пройдя еще с десяток метров, Роман остановил Риту.
        - Прибегну к дешевому эффекту, - сообщил он. - Закрой глаза, дальше я тебя поведу. Не бойся, это совсем рядом. Только, чур, не подглядывать!
        Рита глянула на него не без подозрения, потом покорно опустила веки, и он повел ее, придерживая за руку и следя, чтобы она не споткнулась. Через несколько минут он остановил девушку и негромко сказал:
        - Ну, гляди.
        Ее ресницы дрогнули, потом осторожно поднялись, и Рита тихо вздохнула.
        Они стояли на поросшем травой берегу небольшого лесного озерца с очень темной водой, в которую смотрелась кривая старая ель с отсохшей верхушкой. Весело журчал ручеек, сбегавший в озерцо с небольшого холмика маленьким водопадом. Где-то среди травы на противоположном берегу поквакивали лягушки, над водой задумчиво кружила стрекоза, выискивая местечко для приземления, а вокруг озера чуть покачивались под легким ветерком крупные ярко-желтые и лиловые дикие ирисы - сотни ирисов, наполняя воздух тонким, чуть дурманящим ароматом.
        - Господи, как красиво! - прошептала Рита и, наклонившись, осторожно коснулась указательным пальцем желтого лепестка. - Сколько касатиков! И какие они большие! Я таких никогда не видела!
        Роман улыбнулся этому ласковому народному прозвищу ирисов, потом отступил назад.
        - На рынке они очень редко появляются, близко от города не растут. Про это место мало кто знает, иначе давно бы уже все оборвали, запакостили… Смотри на здоровье, только не рви - ладно?
        - Спасибо, что привел меня сюда, - она восторженно и совершенно по-детски посмотрела на него, словно он был Дедом Морозом, подгадавшим с подарком. Роман мысленно покачал головой в собственный адрес, потом отошел подальше, нашел местечко, где земля не была сырой, сбросил куртку и сел на нее, привалившись к стволу дуба и закрыв глаза. Он сидел довольно далеко от озера, но и сюда достигал аромат ирисов, дразняще витал вокруг и не давал размышлять на серьезные темы. В городе сейчас могло черт знает что твориться, некто в городе мог дожидаться его возвращения, но не думалось сейчас ни о твари с детским лицом, ни о мертвецах - собственно, вообще ни о чем не думалось. Чудесно было сидеть среди запаха ирисов и тишины и ни о чем не думать. Может и малодушно, но чудесно.
        Постепенно Роман задремал - лесные звуки расплылись, слились в нечто малоразборчивое и вовсе исчезли, осталась только темнота, наполненная цветочным ароматом. Темнота длилась долго, а потом в ней вдруг открылись фосфоресцирующие кошачьи глаза, сверкнули в издевательской улыбке острые треугольные зубы, и к нему потянулась рука, белая, как рыбье брюхо, и схватившие его за запястье пальцы оказались очень холодными. Вздрогнув, Савицкий открыл глаза, и склонившаяся над ним Рита отдернула руку.
        - Извини, напугала?
        - Да так… - он потянулся, хрустнув суставами, потом чуть подвинулся, и Рита опустилась рядом, на его куртку, подтянув колени к груди и обхватив их руками. - Что - уже насмотрелась?
        - На это невозможно насмотреться, - она слабо улыбнулась, потом уголки ее рта дернулись вниз, но в глазах вспыхнуло лукавство. - Наверное, ты многих девушек очаровал этим местом?
        - Ну, для того, чтобы их очаровывать, мне вовсе необязательно их сюда приводить, - отозвался Роман и снова закрыл глаза. - Тем более что некоторые и сами рвутся в бой и в очаровывании не нуждаются. Когда захочешь уходить - разбудишь…
        Рядом с ним помолчали, потом тихий и очень серьезный голос произнес:
        - Ром, тебе нужно уехать из города.
        - Это еще почему? - он приоткрыл один глаз и посмотрел на нее. Лицо Риты было совершенно несчастным.
        - Один раз на тебя уже напали… это может повториться. Гельцер послал их, я уверена. И не смейся - я говорю совершенно серьезно, поверь, у меня есть все основания так говорить.
        - Чего ж тут смешного - когда в тебя пытаются ножик воткнуть, это совсем не смешно, - Роман закрыл глаз. - Но с чего ты это взяла? Заказывать человека только за то, что он чего-то там сказал обидное…
        - Гельцер сумасшедший, - спокойно ответила Рита, и внезапно Роман подумал, что она искренне верит в то, что говорит. - С некоторых пор он совершенно сошел с ума.
        - Знаешь, с некоторых пор я и сам совершенно сошел с ума, и мне, если честно, наплевать на Гельцера, даже если это и он решил меня изничтожить, - сонно пробормотал Роман. - Есть вещи намного хуже, чем твой Гельцер… И уезжать из города я не собираюсь. Не могу.
        - Но ведь тебя могут убить! - воскликнула она, и Савицкий усмехнулся, не открывая глаз.
        - И кроме меня есть много хороших водителей. Не таких, конечно, очаровательных и сексуальных, но много.
        - Скромняга! - Рита фыркнула. - Мне кажется, что многие уже пытались тебя изничтожить. Я видела старый шрам у тебя на боку… и лицо, верно, тоже разукрасил какой-нибудь твой собеседник?
        - Да ну, ерунда, бурная юность, - Роман небрежно отмахнулся. - Все по стандарту… дворовая драка, девчонка, в которую ты был влюблен до одури и которая ушла к другому… и этот другой тут же присутствует… Не по стандарту только то, что когда мы пришли туда, где они обычно собирались, и началась драка… некоторые из них прикрывались своими девчонками, прятались за них. И парень моей бывшей тоже прикрывался. Прикрывался ею. Там черт знает что тогда творилось, никто уже ничего не соображал… Наши накинулись на них… и на него тоже. Я пытался… вытащить ее, отбросить в сторону, чтобы ее не прибили ненароком… ведь он ею закрывался… да, я пытался… У него был нож, и он, прикрываясь ею… ударил меня… дважды… почти одновременно. В бок и в лицо. Я долго валялся в больнице. А она спустя два года, сразу же после окончания школы вышла за него замуж. За человека, который защищал себя ее телом, - Роман пожал плечами, не открывая глаз. - Может именно с тех пор я вас, женщин, совершенно перестал понимать.
        - Она была блондинка, - остро спросила Рита, и он усмехнулся, потому что ожидал этого вопроса.
        - Вовсе нет. Рыжая. В общем, разбудишь, ага?
        Рита снова замолчала, чем-то зашуршав. На этот раз она молчала долго, и Роман чувствовал на своей щеке знакомую ладошку ее осторожного изучающего взгляда, но глаз по-прежнему не открывал, с некоторым раздражением дожидаясь, когда же она, наконец, пойдет снова разглядывать цветы и оставит его в покое - ему сейчас совершенно не до вздорных, сумасшедших девиц, даже если у них такая великолепная грудь, а глаза до краев наполнены морем. Вокруг плавал аромат ирисов, тонкий, дурманящий, с легкой горчинкой - казалось, все вокруг пахнет ирисами - и ветерок, и дерево, к которому он прислонился, и ладошка, осторожно гладящая его по щеке, - и даже само ее прикосновение, но только это уже не ладошка взгляда - ее ладонь, мягкая, прохладная, и он даже не уловил момента, когда она появилась - будто она скользила по его щеке всегда.
        - Урок не пошел на пользу… - пробормотал Роман недовольно и открыл глаза, и ее лицо было совсем близко, глаза казались огромными, и в сине-зеленом он впервые увидел тепло, и в нем не было ни малейшей фальши.
        - Ты много говоришь… - шепнула Рита и прижалась губами к его подбородку. - Очень много…
        Ее губы скользнули выше и поймали его губы, и Роман, приподнявшись, прижал ее к себе, сочтя дальнейшее собственное сопротивление совершенно бессмысленным. Никакой куртки на ней уже не было, золотистые волосы, больше не стянутые шарфиком, рассыпались по обнаженным плечам, она вся тянулась к нему, раскрываясь навстречу,
        - уже не испуганный зверек, а женщина, которая никуда не собиралась убегать. Игры, если они и были, закончились, и сейчас в его мире существовали только ее руки, ее губы и сияющие глаза из-под полуприкрытых век, да еще тонкий, странный аромат ирисов - до самого неба, а все прочее не имело значения… и теперь, и еще очень долго.

* * *
        Потом она сидела у него на коленях, мурлыкала что-то в шею со сладкой утомленностью, приятно щекоча волосами, а он обнимал ее и думал, что Анатолий оказался прав - работать водителем действительно было совсем неплохо. Где-то неподалеку возмущенно стрекотала сорока.
        - Негодует, что мы устроили разврат на ее территории, - сказала Рита и легко куснула его шею, потом потерлась щекой об его подбородок. - Господи, какой же ты, все-таки, колючий.
        - Это жалоба?
        - Констатация факта, - она чуть повернулась, прижимаясь к нему грудью, и обняла его, сцепив пальцы на спине. - Если б знали, взяли б с собой одеяло.
        - С тобой я не знаю, что произойдет в ближайшие десять секунд, а уж на такой длинный временной срок…
        - Это жалоба?
        - Нет, так, философское нытье…
        Рита усмехнулась, потом подняла голову и очень внимательно на него посмотрела.
        - Ты ведь меня не любишь, верно?
        Роман покачал головой - чуть недоуменно. Его удивил не вопрос, а легкий, почти незаметный страх, скользнувший в ее голосе. Рита вздохнула, потом удовлетворенно сказала:
        - И я тебя не люблю. Здорово, правда?
        - Господи, ну и дите же ты еще, - вздохнул Роман, притягивая к себе ее голову. Рита с готовностью ответила на поцелуй, потом, с неохотой оторвавшись от его губ, сурово погрозила Савицкому пальцем.
        - Так ты дите соблазнил, коварный негодяй?! Завел в лес бедную девочку и неоднократно надругался! Как это гнусно! - она показала ему кончик языка и провела пальцем по его щеке. - Ох, как же это было гнусно… А ты можешь еще гнуснее?
        - Могу, только дай моей фантазии и всему прочему немного отдохнуть.
        - Так и быть, - милостиво сказала Рита, потом осторожно погладила его по боку. - Твой порез не разошелся от резких движений?
        - Нет, - он закрыл глаза, ощущая ее озорные пальчики. - А вот там уже не порез, там совсем другое…
        Рита, рассмеявшись, встала и пошла к озеру. Роман сказал ей вслед, пристально глядя на тонкую, иссеченную шрамами спину:
        - Не вздумай купаться - вода здесь ледяная.
        Она кивнула, зашла в заросли ирисов и остановилась там, выгнувшись и закинув руки за голову, сцепив пальцы под золотистыми волосами. Рита казалась там удивительно к месту - беззаботная обнаженная лесная нимфа в своих владениях, которой совершенно некого опасаться. Подняла руки, так что золото волос медленно стекло с них, потом подошла к воде, наклонилась, поводила ладонями, разгоняя мусор, потом зачерпнула пригоршню, плеснула себе в лицо и восторженно взвизгнула. Роман, наблюдавший за ней, улыбнулся. Все сейчас казалось ему каким-то нереальным, хрупким, почти волшебным, - и собственные ощущения, и эти цветы, и плеск ручья, и птичий щебет, и идущая к нему нимфа с солнцем в волосах.
        - Вода и вправду очень холодная, - Рита снова села к нему на колени. На ее лице и груди сияли и переливались прозрачные капли. - Как же здесь хорошо, тихо… Ты чего такой серьезный стал? Вспомнил об имидже мрачного водителя? А ну-ка, скажи что-нибудь злобное!
        - Отшлепаю! - он дернул ее за прядь, и Рита засмеялась, потом наклонилась, чтобы снять прилипший к пятке дубовый лист. Роман осторожно провел ладонью по ее спине, и она вздрогнула и негромко сказала, выпрямившись:
        - Да, увы, не сказка. Но теперь это не имеет никакого значения. В этот раз у меня не было времени убирать все эту дрянь, но скоро я все равно от этих шрамов избавлюсь, и будет у меня спинка, как у младенца. А жалеть меня не надо, Ром. Не за что. Лучше просто обними - этого довольно.
        Роман молча притянул ее к себе, и некоторое время Рита сидела тихонько, как мышка, закинув голову и поглаживая его пальцы. Он чувствовал, как в ней постепенно нарастает прежний странный испуг.
        - Скажи мне, Рит, а ты случайно не знаешь Дениса Лозинского?
        Показалось ему, или тело Риты в его руках чуть напряглось? Но когда она ответила, ее голос прозвучал совершенно безмятежно.
        - Нет. А кто это?
        - Мальчик. Светловолосый мальчик… лет десяти… а может семи… - Роман пошарил в кармане куртки, вытащил рисунок, развернул и протянул его Рите, одновременно передвинувшись так, чтобы видеть ее лицо. Она взглянула на рисунок и изящно пожала плечами.
        - Нет. А я видела этот портретик у тебя, среди рисунков с домами… Он тебе кто?
        Или действительно не знает, или чертовски хорошо играет.
        - Слава богу, никто, - Роман спрятал рисунок, и Рита с тревогой заглянула ему в глаза.
        - Ром, ты что? У тебя такое лицо стало странное.
        - Задумался. Я задумчивый, - он закурил, поглядывая в ту сторону, откуда они пришли. Рита взглянула на часы, тихонько вздохнула и потянула к себе одежду.
        - Нам пора. У меня дела вечером, мне надо быть в городе к шести. Кстати, в восемь на Пушкинской начнется небольшой концертик в рамках городских увеселений. Я там тоже буду участвовать, если хочешь, можешь прийти, - она взъерошила ему волосы. - А потом мы можем поехать куда-нибудь, где нет людей и есть кровать. На земле оно конечно дико романтично, но все-таки очень уж жестко и холодильника рядом нет - такой энергичный амор очень способствует аппетиту.
        - Я пока не знаю, посмотрим, - уклончиво ответил Роман. Он и в самом деле не знал. На центральной площади вечером будет много народу, а ему с некоторых пор нельзя ходить среди людей… никак нельзя. Рита, натягивавшая джинсы, подмигнула ему.
        - Надеюсь, лодку никто не угнал, пешком-то далековато. По мне, так я бы тут и заночевала… не хочу обратно в город, - Рита застегнула пуговицу, потом присела на корточки, отняла у него сигарету и глубоко затянулась. - Ты меня спрашивал про население… Когда мне было девять, мой отец умер от инфаркта. Ему стало плохо в парке, он присел на скамейку, потом упал… а все ходили мимо, смотрели и шли дальше
        - мало ли, чего там валяется. Он умер и пролежал на скамейке почти три часа, прежде чем кто-то подошел, сообразил, что к чему и вызвал «скорую». Но до этого он немало лежал на скамейке и живой, понимаешь? Если бы «скорую» вызвали сразу, то папа мог бы и не умереть. Возможно, он был бы жив даже сейчас. И тогда, - она провела ладонью по лицу, словно смахивая паутину, - возможно, многого бы не случилось… Да, я люблю этот город отдельно, потому что людям в нем наплевать друг на друга. Я убеждалась в этом много раз. Я знаю, что, в принципе, таких людей хватает везде… но здесь их почему-то слишком много.
        - Что-то в последнее время многие об этом рассуждают, - пробормотал Роман едва слышно. Рита мягко улыбнулась и потрепала его по щеке.
        - Чувств нет, но ощущений хватает, и ты, Савицкий, мое чертовски хорошее ощущение! Выходи из задумчивости и надевай штаны, а то я опоздаю - уже полно времени. Но я еще улучу момент с тебя их стащить!
        - Сигарету-то отдай, - сказал он.

* * *
        Моторка стояла на месте, и Рита запрыгнула в нее первой, вытащила из пакета початую бутылку коньяка и, пока Роман отвязывал швартовы, отвинтила крышку, качнула бутылкой в его сторону и, провозгласив: «За дона Педро!» - ахнула прямо из горлышка. Роман, перебравшись в лодку, посмотрел на Риту сурово.
        - Как тебе не стыдно?! - возмущенно сказал он, после чего отнял у нее бутылку и сам сделал несколько глотков. Рита засмеялась, забрала протянутую бутылку и спрятала ее. Роман запустил двигатель, и она привалилась к его плечу, закрыв глаза.
        - Можно подержаться за вашу мужественную руку?
        - Держитесь на здоровье… - ответил он, - а вот за это нет, держаться не надо, а то я поеду куда-нибудь не туда.
        - Ладно, - сонно сказала Рита и сжала пальцы на его плече. Роман усмехнулся, отводя лодку от берега. Настроение у него было прекрасным, солнечным, как и этот медленно, но неотвратимо клонящийся к закату день. Он переложил руль на левый борт, разворачивая моторку, рассеянно взглянул на покинутый берег, и сердце у него упало, а солнце в душе сменилось абсолютным мраком.
        На берегу, почти у самой воды стоял Денис все в тех же джинсах и ярком свитерке, и в этот раз он не улыбался и не махал приветливо рукой. Его губы были плотно сжаты, и застывшее лицо лучилось холодной злостью. Он выглядел, как человек, которому нанесли смертельное оскорбление, но в то же время теперь он меньше всего был похож на человека, потому что вместо глаз на Романа смотрели две черные дыры, в которых даже с такого расстояние было видно что-то копошащееся, омерзительное, и когда лодка уже заканчивала свой разворот, из этих дыр вырвались вдруг извивающееся черные нити - десятки нитей, сотни, и поплыли по воздуху к моторке, дергаясь и сокращаясь, словно некие кошмарные жадные щупальца. Отвернувшись, Роман включил скорость на полную, почти сразу же обхватив Риту за плечи, и моторка стремительно полетела прочь, с ревом полосуя спокойную шайскую воду. Рита вздрогнула, открыла глаза и недоуменно вскинула голову.
        - Ром, так быстро-то не надо.
        Не сбавляя скорости и ничего не ответив, Савицкий порывисто обернулся.
        На берегу никого не было.

* * *
        Со стороны внушительная фигура Нечаева выглядела на хрупкой изящной скамейке довольно нелепо, как нелепо выглядел бы волкодав, втиснувшийся в кукольный домик. Он был мрачен, но Роман, опустившийся рядом с ним, уже склонялся к мысли, что это
        - обычное выражение лица Валерия.
        - У тебя странный вид, - заметил Валерий, окинув его проницательным взглядом. - Еще никогда не видел, чтобы человек был так счастлив и напуган одновременно… Поправь воротник, а то следы зубок слишком явственно видны. Что стряслось? Эта тварь опять являлась? Ну, Ром? Ты соизволишь, наконец, открыть рот? Или напишешь на бумажке?!
        - Почему здесь? - Роман оглянулся. - Почему не…
        - Потому что я, по определенным причинам, не могу бегать к тебе каждый день. Она далеко и под присмотром, не переживай. А здесь - чем плохо? - Валерий потянул носом, вдыхая аромат расцветающей черемухи. - Сидят себе два мужика, любуются на цветочки… Скажешь ты чего-нибудь или нет?! Перестань озираться. Парк отсюда хорошо просматривается, и я нигде его не вижу.
        - По-моему, это совершенно не важно, - пробормотал Роман, после чего рассказал ему о том, что видел на берегу, опустив естественно, все остальное. Под конец его рассказа Валерий озадаченно почесал затылок.
        - Ничего не делал? Приходил просто так?
        - Он ничего просто так не делает.
        - А что ты в лесу делал? - поинтересовался Нечаев.
        - Сопровождал клиентку на променаде.
        - Так-так, - он многозначительно ухмыльнулся. - И, судя по всему, сопроводил более чем удачно… Ладно тебе, не делай зверское лицо - вот уж это, по крайней мере, более чем естественно и без всяких мистификаций. А клиентка твоя - это, конечно же, Горчакова. Но в списке ее нет, значит, он приходил не к ней, а к тебе… Но ты жив. Вопрос - зачем он приходил?
        - Мы совершенно не можем быть уверены насчет этого чертового списка, - Роман задумчиво потер щеку. - Он не улыбался. Впервые за все время, что я его видел, он не улыбался. Он был очень зол, а мне казалось, его разозлить невозможно. До сих пор он резвился в свое удовольствие, и ничто не могло ему помешать. Может, ему не в масть какие-то наши действия? То, что ты присматриваешь за этой студенткой?
        - Или то, что мы обменялись информацией? - Валерий пожал плечами. - А может, он просто развлекается - тебя решил попугать? В принципе, пока он не трогает людей, а просто устраивает показательные выступления, это не так уж плохо…
        - Тебе легко говорить! - огрызнулся Савицкий. - Поглядел бы ты, как у него из глаз эти щупальца полезли! Конечно, это не настолько на меня подействовало, чтоб я с визгом спрятался под банку, но зрелище крайне мерзкое, я тебя уверяю! Так что нечего рассуждать…
        - Ладно, это все лирика… Сигареты есть?
        Роман вытащил пачку. Валерий наклонился, прикуривая от поднесенной зажигалки, кивнул, потом чуть потянул носом и тоненько усмехнулся.
        - Хорошие духи.
        - А, иди ты!.. - Роман тоже закурил, глядя сквозь дым туда, где за ветвями черемухи просвечивало озеро и остров с особняком на нем, отсюда казавшимся игрушечным. Валерий посмотрел туда же и покачал головой.
        - Не нравится мне, что Майка до сих пор у нее работает. Против этой особы я, лично, ничего не имею, обедали мы как-то втроем - девчонка вроде неплохая, - он подмигнул Роману, - во всех отношениях, хоть и со своими тараканами в голове. Но деньги все равно портят людей… к тому же, так там мутно все было тогда.
        - Ты об убийстве Горчакова? - ровно спросил Роман и взглянул на часы. Нечаев кивнул.
        - Да. Майка свидетельницей проходила - она ведь уже тогда там работала. Но если раньше это была работа, скажем так, сезонная, то теперь она сидит там почти постоянно, - Валерий недовольно прищурился. - И мне это не нравится. Мне вообще с самого начала это занятие не нравилось.
        - Она действительно телохранитель?
        - Да нет, оформлена кем-то вроде секретарши… Скажем так, секретарша, которая в случае чего может качественно дать в морду, - Валерий усмехнулся. - Сейчас работает на Риту, а раньше на ее мужа. Кстати, он держал себя с ней очень корректно, и это не мои домыслы на пустом месте и женушкиных докладах.
        - Она тебе рассказывала, что там происходит?
        - Иногда, - Валерий чуть поджал губы. - Но при ней редко происходило что-то, о чем стоило бы рассказывать. К тому же, - он развел руками, - это частная жизнь, все-таки, и я…
        - Понимаю, - Роман нахмурился, потом не выдержал и оглянулся - никого, только гуляющие, большей частью мамаши с колясками. - А Горчаков… ты в курсе, что там вообще произошло?
        - Какая разница? - нетерпеливо бросил Нечаев. - Ведь к тому, что происходит сейчас, это точно не имеет отношения. Так и… Или имеет?
        - Просто я считаю нужным цепляться за все, что удается узнать, - обтекаемо ответил Роман. - Неспроста ведь он явился сегодня!
        - Как же! - Валерий сделал руками некий расцветающий жест. - Рассказывай!.. Тебе просто интересно, - он понизил голос почти до шепота, - не твоя ли подружка… пардон, клиентка помогла заслуженному бизнесмену Горчакову… - Нечаев ткнул указательным пальцем в сторону неба, после чего громко чихнул. - Черт, опять простудился… Так вот, я, конечно, возле этого дела не был даже в отдалении, поскольку являюсь мужем одного из главных свидетелей, но мне известно, что лично она это осуществить не могла. Майя весь вечер была при ней, и обе они постоянно были на глазах у остальной компании, сидели на улице за столиком неподалеку, и Горчакова все это время хлестала коньяк, так что к тому моменту, когда нашли ее мужа, она уже лыка не вязала, потом, конечно, мигом протрезвела. Она пару раз заходила в дом, но в это время Горчаков сидел в обществе своих приятелей. В тот вечер там много народу было, вообще-то. В середине пьянки Горчаков куда-то ушел, и живым его больше не видали. Компания вначале не особо беспокоилась, решили, что он с бабой, это было в порядке вещей - не важно, что супруга тут же во дворике, а
блядей туда привезли два катера. Потом, где-то через час, начали его искать и нашли за домом, у воды, уже холодного, с ножом в затылке. А Риту, повторяю, все время кто-нибудь видел, она так и сидела за столиком вместе с Майей. Потом, конечно, начался кавардак, вызвали врачей, милицию. Вот тогда-то одна из блядей и пропала, хотя толком ее никто и не помнит, все кривые были, - Валерий сплюнул. - Симпатичная брюнетка - вот и все описание. Те, с кем она на катере приехала, тоже ничего вразумляющего сказать не могли - загрузили кучу баб, а бабой меньше или больше… В такие вечера о надежности кадров, в смысле, тех самых баб не очень заботились. Разве что на острове охрана их сумочки обыскала. В общем, катера от острова не отходили, но, как ты сам видишь, до берега тут не так и далеко, можно вплавь добраться, а дело было в конце весны… как сейчас. Часть народа съехалась со своей охраной, но сам островок, как ты видишь, не бастион, особо не охранялся, во всяком случае, не настолько хорошо, чтобы один человек не смог уплыть незаметно своим ходом. Горчаков все свои дела вел качественно и корректно, никто ему не
угрожал и он, судя по всему, никого не опасался.
        - Кого-нибудь нашли?
        - Нет пока. Ищут все еще… Так что, как видишь, насчет Горчаковой ничего определенно сказать нельзя. Сама она этого не делала, если, конечно, добрых три десятка человек не сговорились ее выгораживать, - Нечаев скривился с явным презрением к этой версии. - Но заказать могла.
        - Мотив? - негромко спросил Роман и рассеянно посмотрел на одну из соседних скамеек, стоявшую метрах в пятнадцати от них. Прищурился задумчиво и отвернулся с равнодушным видом. Валерий фыркнул.
        - Мотив всегда один, как правило. Деньги. Правда… - он замялся, - тут мог быть одновременно и второй мотив. Поколачивал господин бизнесмен свою женушку - качественно и часто.
        - И кто знал?
        - Да все. Его друзья, их жены, любовницы…
        - И никто, разумеется, ничего не сделал.
        - Нет. А оно им надо было? - Валерий откинулся на спинку скамеечки, вытянув ноги.
        - Заявлений и жалоб от нее в нашу контору не поступало, так что… Да и бывали они тут не так уж и часто.
        - Значит, она до сих пор на подозрении? - Роман поднял голову и снова посмотрел на особняк, потом его взгляд скользнул в сторону, миновал соседнюю скамейку, где какой-то мужчина курил и разговаривал по сотовому, убрел куда-то в конец парка, после чего вернулся к переносице Нечаева.
        - Она и компаньон его, которому тоже немало отвалилось после кончины Горчакова, - Гельцер… - Нечаев осекся и недоуменно посмотрел на непроницаемое лицо Савицкого. Потом покачал головой и неуверенно пробормотал: - Совпадение.
        - Денис появился, когда я был в обществе Риты, а в списке фамилия компаньона ее мужа, подозреваемого в убийстве, - Роман рассеянно посмотрел на стайку мамаш, катящих мимо коляски и о чем-то болтающих. - Приду домой, посмотрю в толковом словаре значение слова «совпадение», а то что-то стал подзабывать.
        - Знаешь, у меня такое ощущение, что ты мне многого не договариваешь, в частности, про свою Риту, - мрачно произнес Нечаев.
        - Ничего подобного, - спокойно соврал Роман, про себя подумав, что Нечаев тоже ему что-то не договаривает… может и не специально, может упустил что-то… вот вертится же где-то очень близко, почти на самой поверхности, но ухватить никак не получается. - Я с тобой так бесконечно откровенен, аж сам удивляюсь… Ты что-нибудь узнал о том, что я тебя просил?
        - Самую малость - ты ж понимаешь, что и у меня времени не особенно, - Нечаев, словно в подтверждение сказанного, сурово посмотрел на часы. - Пока в общих чертах, подробности позже. В общем, домик тот очень давно там стоял, с довоенных времен еще, кажется, кто там жил раньше и что с ним стало, я не знаю. Несколько лет подряд дом стоял пустой, но в нем часто ночевали то охотники, то рыбаки, то еще кто-то. А в девяносто третьем случилась там жуткая история - четверо ребятишек сгорело, лет десяти-одиннадцати - не старше. Какой-то идиот припрятал в избушке несколько канистр с бензином, а детишки там заночевали - удрали, видишь ли, из дома на рыбалку да в поисках приключений. Не знаю, что там случилось - то ли канистра потекла, то ли они там что-то учудили, но, в общем, полыхнуло так, что выбраться никто не успел.
        Роман вздрогнул, и перед его глазами всплыли обугленные останки дома и Рита, осторожно бродящая вокруг них, ее непонятные фразы. Господи, а тут-то она каким боком?! Сколько ей было тогда - наверное, тоже не больше десяти?
        - А фамилии? - глухо спросил он. Нечаев покачал головой.
        - Позже. Так зачем тебе это надо?
        - Не знаю пока… отдельные куски… сам еще ничего не понимаю.
        - А не врешь ли ты мне? - с нехорошей мягкостью произнес Валерий. - Я втемную дел не веду.
        - Обманывать стража закона? - Роман изобразил на лице справедливое негодование. - Валерий Петрович, как вы могли такое подумать?! Кстати, что там с остальными?
        - Существуют все до единого, - с явным раздражением ответил Нечаев. - Но вплотную я приглядываю только за Крицкой. Кстати, симпатичная девчушка, и особых хлопот с ней нет - на заочном учится, сидит день-деньской в Интернете, а ее квартира для нас вроде как наблюдательный пункт за некими злоумышленниками. Девчушку это чертовски забавляет… ну, - Валерий усмехнулся, - приятно, что хоть кому-то весело, если не считать этого… господи, как же его называть-то?.. - он опять чихнул и выругался, потом встал. - Ладно, пора мне.
        - Как думаешь, можно ли мне сегодня выбраться в людное место? - задумчиво спросил Роман. - Я… мне нужно присмотреть за одним человеком. Что-то сильно не нравится мне то, что я сегодня видел. Оно мне и раньше не нравилось, но сегодня в особенности.
        - Понимаю, о чем ты, - Нечаев взглянул на рукав своего светлого свитера и щелчком сбил с него невидимую соринку. - Не знаю, честно говоря. Крицкая у нас… и сегодня никуда не пойдет. Запретить я тебе не могу, к тому же у тебя, - в его ярко-голубых глазах затанцевали веселые искорки, - обстоятельства.
        - Да какие, к черту, обстоятельства, просто…
        - Ну да, я так и понял - исключительно гражданский долг, - Валерий махнул рукой. - Просто постарайся никуда не соваться, понял? А почуешь, что что-то не так, увидишь что-нибудь - сразу отзванивайся… нет, вначале покидай людное место на большой скорости, а потом отзванивайся. Ясно?
        - Предельно, - хмуро отозвался Савицкий.
        - И постарайся, чтобы тебя не укокошили.
        - Будешь скучать?
        - Ты идиот, - сообщил ему Валерий. - И я идиот, что всем этим занимаюсь.
        - Ну, двум идиотам всяко веселее, чем одному.
        - А ты не шути, - резко сказал Нечаев, развернулся и торопливо пошел прочь. Роман еще несколько минут смотрел на остров, покуривая, потом встал и пошел в противоположную сторону, сосредоточенно глядя перед собой. Подошел к ларьку, поглазел на витринку, купил сигареты и пошел к выходу из парка, уже улыбаясь про себя, хотя веселиться, собственно, было не с чего. Остановился неподалеку от фонтана, закурил, разглядывая стайку девушек на скамейке, и пошел дальше. Выйдя из парка, перебежал через дорогу, дождался трамвая и поднялся в салон. Проехал пару остановок, спокойно глядя в окно, вышел, миновал скопище деревянных частных домиков, посмотрел на часы, прибавил шагу и с деловитым видом проворно нырнул за угол длинного складского здания. Тотчас же развернулся и на коротком замахе нанес удар в челюсть выскочившему из-за угла человеку, и тот, глухо стукнувшись о стену, ополз на асфальт с закатившимися глазами и очень обиженным выражением лица. Роман мгновенно наклонился, подхватил ударенного подмышки, поставил его на ноги и, перекинув его безвольную руку себе через затылок, полуповел-полупотащил человека
к густым зарослям сирени неподалеку в углу грязной площадки, попутно оглядевшись. Но если кто из прохожих и заметил, что произошло, то не подал виду - люди спокойно шли по своим делам, и никто не кинулся к Савицкому с возмущенными криками. Только какая-то женщина средних лет, шедшая навстречу, вдруг замедлила шаг. Роман уловил ее подозрительный взгляд и, мотая опущенной головой, путаясь в собственных ногах и слегка заваливаясь вправо под тяжестью чужого тела, загнусавил:
        Я женихов твоих - через колено!
        Я папе твоему попорчу кровь!
        О, выйди, выйди, выйди, Аграфена!
        О не губи разбойничью любовь!
        - Да что ж это такое, прохода нет от алкашни! - возмущенно сказала женщина, проходя мимо, и Роман качнулся к ней вместе со своим безжизненным спутником, который в данный момент был на редкость сговорчив в действиях.
        - Паша, гляди - женшина!.. Ишь, грудь каку отрастила!.. Можно потрогать?..
        Дама проворно метнулась в сторону и зашагала прочь на большой скорости, опасливо-возмущенно ругаясь совершенно недамскими словами. В отдалении кто-то засмеялся. Роман глянул вперед - дорожка была пуста, на площадке тоже никого не было. Он свернул в сторону, спустя несколько метров свалил человека в кусты возле глухой стены, огляделся и юркнул следом. Присел на корточки и быстро обыскал уже слабо трепыхающееся и постанывающее тело. Никаких документов при человеке не оказалось, а содержимое карманов состояло из пачки сигарет, зажигалки, визитки ресторанчика «У Палыча» с двусмысленной надписью «Лучше, чем у Палыча, вы не найдете!», примерно около двух тысяч рублей мелкими бумажками и несколько небрежно смятых стодолларовых купюр. Роман поддернул правый рукав свитера мужчины и с ухмылкой посмотрел на серебристые «Пирелли» на запястье - отнюдь не самые дорогие часы, примерно в штуку зеленью, но все же можно сказать, что Валька не ошибся, а уж с лицом, так вовсе попал в точку - лежащий и впрямь чем-то напоминал ящерицу - очень короткий нос с вывернутыми ноздрями, маленькие глаза, узкое костистое лицо и
морщинистая шелушащаяся кожа. Савицкий похлопал человека по щекам, тот застонал легонько и жалостно, но глаз не открыл. Тогда Роман сильно сжал большим и указательным пальцами мочку его левого уха, мужчина встрепенулся, поддернувшись, но возглас боли ударил в закрывшую рот ладонь.
        - Будешь орать - оторву чего-нибудь. Понял? - мягко спросил Роман, и человек слабо дернул головой. Роман убрал ладонь с его рта и положил пальцы ему на кадык, придавив коленом поперек груди.
        - Кто?
        - Что?.. - со злым недоумением спросил тот. Роман сжал пальцы на его кадыке, и лежащий захрипел, дергая стремительно сереющими губами. Выждав несколько секунд, он ослабил хватку, и человек старательно задышал, быстро моргая.
        - Кто? - повторил Роман.
        - Не понимаю… что вам надо?! - испуганно возмутились в ответ.
        - Хотел узнать, как пройти в библиотеку.
        - Что?
        - Оне не понимают, - Роман снова сжал пальцы, одновременно перехватив дернувшуюся к нему правую руку и сильно вывернув ее. - Ты чего, голуба, за мной весь вечер таскаешься? Ажно с самого причала? Понравился я тебе? Так сильно, что даже на работе справки наводил? Это называется вторжение в частную жизнь. Может, ты и мою медкарту успел изучить? Пометки из психдиспансера видел? Знаешь, а не буду я тебя больше ничего спрашивать, скучный ты какой-то, - он сжал пальцы еще сильнее, и мужчина, задыхаясь, просипел:
        - П-подождите!..
        Роман отпустил его кадык, коротко глянул сквозь листву на пустую площадку, потом на покрытое крупными каплями пота бледное лицо с бешено раздувающимися ноздрями.
        - Кто?
        - Г-гельцер, - выдавил лежащий.
        - С какими инструкциями?
        - Он просто хочет знать о ваших передвижениях, - мужчина сглотнул, не отводя глаз от склонившегося над ним непроницаемого лица. - Где бываете, что делаете… что вы из себя представляете, в общем…
        - А ты что из себя представляешь, в общем? Гельцеру, что ли, денег жалко стоящего наблюдателя послать? Даже обидно!
        - Да я никто… - заторопился мужчина, глядя на него зло и в то же время искательно,
        - мы просто знакомые с Димой… он меня попросил… сказал, дело деликатное, посторонних не хочет вмешивать… Я вас вообще не знал раньше!
        - Кто такой, спрашиваю?!
        - Ну, администратор. Из «Сказочного».
        - Из пансионата?
        - Ну да. Пустите меня, я ж ничего не знаю! - он снова задергался, поглядывая в сторону - туда, где в отдалении ходили люди, и Роман упреждающе положил ладонь ему на шею и покачал головой, и срывающийся голос человека понизился до сиплого шепота. - Я всего лишь смотрел… Вы могли бы просто спросить! - в шепоте появилась обида, смешанная с недоумением. - Зачем вы так? Я думал… вы же просто архитектор…
        - Я злой архитектор. Поговорку-совет не слыхал: «Не злите архитектора, а то он вас спроектирует»? - Роман дружески подмигнул ему. - К тому же, каждый уважающий себя архитектор должен уметь дать по морде тому, кто вздумает охаять его проект. Понял, сказочный ты мой?
        - Но я ничего плохого не…
        Роман ударом ребра ладони по шее прервал возмущенный возглас администратора, прекратив тем самым бессмысленную и успевшую надоесть дискуссию, сунул себе в карман его сигареты, рассудив, что имеет право на некую компенсацию потраченного времени, прочие находки вернул на место. Если незадачливому шпику повезет, он очнется раньше, чем благопорядочное местное население успеет вывернуть его карманы. Что ж Гельцер, коли ему так приспичило, при своих-то средствах не обратился в какое-нибудь частное агентство? Послал какого-то болвана… Может, так, нервы ему помотать? Или недооценил?
        А вдруг и права Рита? Взял Гельцер - да и сошел с ума. Да нет, тогда на причале он вовсе не показался ему сумасшедшим. Неужто и вправду настолько приревновал? Тем более что теперь и повод имеется. Другой причины нет - сказанные слова - пустяки, а больше и зацепиться-то не за что. Да, попал, как кур в ощип, - с одной стороны Гельцер, с другой - нечто по имени Денис, и обоим от него чего-то надо. Да еще и девчонка со своими непонятками, загадочная до раздражения. Как бы ему с этого суденышка подальше умотать? Может, и вправду уехать куда-нибудь? Вот будет смешно, если вся компания возьмет да и ринется за ним следом… впрочем, какой уж тут смех?!
        Он незаметно выскользнул на площадку, обошел склад с другой стороны и, закуривая на ходу, направился к остановке, твердо решив поехать домой и никуда уже сегодня не выходить. Возможно, и завтра тоже.

* * *
        Вечер был написан мягкими закатными красками с незаметно подступающей лиловостью - редкость для этих мест, почти лишенных сумерек, где ночь следовала сразу же за закатом. Вечерний колокольный звон плыл над раскидистыми липами и прогуливающимися людьми - густой, протяжный, задумчивый, колыхался между озерами, утягивался к кромке леса, встречался там с напевом колоколов Матвеевского монастыря и таял где-то вдалеке. Оркестр на открытой летней площадке негромко исполнял что-то задушевное. Роман не знал, что именно, он не столько слушал музыку, сколько смотрел на одну из исполнительниц, которая была все в том же жемчужном костюме, только уже в другой кофточке, золотистые волосы были туго закручены в строгую
«ракушку», а лицо с такого расстояния казалось маленьким и совершенно отрешенным, как у человека, который полностью погрузился в собственный музыкальный мир. Лишь иногда Рита возвращалась на Пушкинскую площадь - Роман замечал это по ее взгляду, которым она оббегала слушателей - в основном, людей среднего и пожилого возраста - восседавших на выстроенных полукругом скамейках. Тогда на ее лице появлялось что-то надрывное и горестное, уголки рта опускались вниз, а потом вновь накатывало отрешение, и взгляд уходил куда-то вглубь. Он смотрел - и не мог насмотреться, а это, граждане, было плохо. Роман стоял и мысленно говорил себе, что уж вот эта мелодия закончится, и тогда он точно уйдет. Это была уже третья по счету мелодия, звучавшая под его мысленные убеждения самого себя.
        Кто-то тронул его сзади за плечо, и он резко обернулся, и Чернов тотчас же сделал шаг назад:
        - Да это я! Ты чего?! У тебя такой вид, будто ты мне сейчас - хэть! - и в левое ухо правой ногой!..
        - Узнал?
        - Ну, узнал, - сердито ответил Анатолий, становясь рядом. - Между прочим, это я твой начальник - с какой стати я бегаю и чего-то там узнаю?!
        Роман схватил его за локоть и подтянул к себе, чтобы Анатолий не стоял на видном месте. Тот посмотрел на него с беспредельной озадаченностью.
        - Объясни мне, Ром, что ты делаешь? Я и без того удивился, тебя здесь увидев. Я и не знал, что ты такой любитель классической музыки.
        - Ну, надо ж иногда духовно развиваться, - отозвался Роман, глядя на сцену.
        - Тогда почему ты прячешься за деревом? За ним удобней развиваться, что ли? - Анатолий покрутил головой. - Савицкий, сколько я тебя знаю, ты никогда себя так не вел. Как пацан, честное слово.
        - Ты меня восемь лет не видел. Я сильно деградировал с тех пор, ясно?! Ты мне так и не сказал, что ты сам тут делаешь?
        - Рита сказала, что будет играть сегодня, ну я и заглянул - из любопытства. Я, между прочим, классическую музыку как раз люблю.
        - А чего ж ты ее сегодня без Людки любишь? - язвительно осведомился Роман, повернувшись к нему. - Что, господин Чернов, вы есть очарованы?
        - Ну, присутствует, - Анатолий усмехнулся, потом вкрадчиво сообщил: - Между прочим, она о тебе спрашивала.
        - Надеюсь, у тебя хватило ума не сказать, что я здесь?!
        - Да не сказал я ничего, успокойся, - Чернов легко пихнул его в плечо. - Почему ты так боишься попасться ей на глаза? А? Это уязвит твое самолюбие? Я же помню, как ты высказывался в ее адрес, какой у нас был пренебрежительный тон!.. Получается так, что ляля тебя крепко зацепила, вот ты и злобствуешь. Повержен грозный рыцарь! .
        - Не мешай мне слушать, - Роман отвернулся. - Несешь чушь какую-то. Вот закончат играть, пойду домой.
        - Даже не подходя…
        - Даже не подходя! - отрезал он.
        - То есть ты так разоделся, чтобы музыку за деревом послушать? - Анатолий фыркнул.
        - Я как тебя увидел, не узнал - такой шикарный парень! Слушай, а хороший костюмчик, - он пощупал ткань рукава. - Итальянский, да? Давно брал?
        - Месяца три назад, - Роман сердито одернул черный пиджак, потом расстегнул его. - Ты чего ж думаешь - я в нерабочее время в рубище хожу, что ли? Если я продал машину, это не значит, что продал и все свои шмотки. Так что ты узнал?
        - А какая тебе разница, ежели ты домой собрался? - Анатолий ухмыльнулся. - Да ладно, ладно… Это последняя композиция, а через час она будет выступать в «Морском дворце» - тут, неподалеку - играет там иногда вместе с какой-то группой, - он пожал плечами. - Надо же, а говорили - вообще из дома не выходит.
        - А уж если выходит, так непременно в «Морской дворец»! - буркнул Савицкий. - Дурацкое название!
        - Название, может, и дурацкое, а вот цены там серьезные, - заметил Анатолий. - Впрочем, почему бы нам и там не послушать классическую музыку и чего-нибудь не выпить? А? Угощаю!
        - Оставь, я беден, но горд!
        - Прекрати!.. я просто… Ах да, я забыл, ты же домой собрался…
        - Да есть у меня деньги, Толь, - Роман усмехнулся. - Оставались… на черный день… Действительно, почему бы не употребить немного лкоголя под дивные звуки скрипки и не предаться благостным размышлениям в приятной атмосфере и сидя?
        - В любом случае, всяко лучше, чем прятаться за деревом, - облегченно сказал Чернов и вытащил из внутреннего кармана пиджака отчаянно заливающийся сотовый. - Что, зая? Нет, пока нет, ты же знаешь, сколько у меня дел. Конечно работаю. Ну, пока.
        - Нехорошо Люду обманывать, - насмешливо заметил Роман с той интонацией, которая позволяла поместить первое слово фразы в кавычки. Анатолий укоризненно на него посмотрел.
        - А я ее и не обманываю. С чего ты взял, что это она звонила?

* * *
        В «Морском дворце» было гораздо теплее, чем на улице, публика здесь вела себя непринужденно, и Роман давно уже снял пиджак и повесил его на спинку стула, оставшись в очень тонкой темно-вишневой рубашке. Анатолий, поглядывая на него удовлетворенно, как-то почти отечески, расправлялся уже со второй порцией хрустящего куриного филе с сыром и грибами и ворчал, что столик им достался неудачный, слишком далеко от сцены. Роман слушал его краем уха - задумчиво потягивал коньяк, иногда смотрел на сцену, где, подсвеченная мерцающими под прозрачным гладким полом огоньками извивалась в немыслимых позах полуобнаженная девица, обмотанная толстым питоном, который казался для нее слишком массивным и тяжелым. Смуглая танцовщица проделывала со своим телом что-то невообразимое, складываясь чуть ли не вчетверо, и Романа занимало, как она ухитряется не прищемить при этом упитанную змею, которая то и дело соскальзывала с тела партнерши и предпринимала вялые попытки к бегству, но ее подхватывали и водворяли обратно. Гладкое тело танцовщицы блестело в приглушенном свете, на лице застыло угрожающе-усталое выражение, а
питон выглядел сонным и крайне недовольным жизнью.
        - Танец со змеей - непременная часть репертуара таких заведений, - заметил Анатолий рассеянно. - А в «Каскаде» с этим недавно конфуз вышел - видать, покормили змею не в положенное время, она взяла и, пардон, обгадила танцовщицу прямо во время номера. Да еще так много. Жалко девчонку было.
        - А змею? - поинтересовался Роман, глядя себе под ноги, где под прозрачным полом сновали множество ярких цветных рыбок и колыхались пушистые зеленые водоросли. Рыбки плавали и за двумя прозрачными стенами и внутри шести светящихся толстых колонн, выстроенных полукругом, и Савицкого занимал вопрос, как же их там кормят? Внутри колонн поднимались тонкие струйки пузырьков, уходя к потолку, освещение на котором создавало иллюзию спокойной, лишь изредка колышущейся морской глади. Вокруг, в такт музыке переливались огоньки, а за огромными панорамными окнами, возле одного из которых расположился их столик, было уже темно. Роман закурил и снова посмотрел вниз. Под стеклом к его ноге подплыла большая цихлида и воззрилась на него с выражением глубочайшего неодобрения. Он чуть передвинул ногу, цихлида развернулась и, надменно шевеля плавниками, величаво поплыла к соседнему столику. Роман посмотрел на часы, потом на сцену. Вскоре девушка с питоном исчезла под взметнувшуюся дробь барабанных ударов, вместо нее несколько длинноногих и ярко одетых пар затанцевали самбу, и Роман, отвернувшись, вопросительно
взглянул на приятеля. Тот, сочувственно улыбнувшись, развел руками, в одной из которых была вилка с насаженным шампиньоном.
        - Я здесь не при чем, мне сказали через час, а я не… - он бросил вилку, вытащил телефон, посмотрел на дисплей, и его улыбка слегка увяла.
        - Нет, никак невозможно, - чуть заискивающе сказал Анатолий в трубку, делая Роману удрученные гримасы и мотая головой. - Да, занят. Переговоры. Да, не в офисе. Почему шумно?.. Ну да… Это им захотелось обсудить все за ужином, при чем тут я? Нет не скажу… Да, абсолютно деловой… Да, только мужчины… С кем?.. - он задумчиво посмотрел на Савицкого, и тот указательными пальцами оттянул уголки глаз к вискам, потом сложил губами некое слово. - С китайцами… - автоматически повторил за ним Анатолий, потом его лицо стало ошарашенным, он замотал головой и покрутил ладонью у виска. - О чем?.. так мы же еще даже не…
        Роман отобрал у него телефон и сердито сказал в трубку:
        - Нин хао! Нийю жен, цао шань хао! Уан ань ин цзюнз по хао! Во тчу цаи Шанхай!.. Хы!
        Он сунул сотовый в руку Чернову и, ухмыляясь, откинулся на спинку стула. Анатолий ошеломленно посмотрел на него, потом произнес:
        - Что? Да, злятся. Серьезные люди, во времени ограничены, а тут ты еще!.. Хорошо, пока.
        Он спрятал телефон и настороженно спросил:
        - А что ты ей сказал?
        - Понятия не имею, - насмешливо отозвался Роман, дымя сигаретой. - Одна моя подружка в китайском ресторане администратором работала, нахватался у нее.
        - А в каких еще ресторанах твои подружки работали?
        - В древнеримском, - Роман выплеснул в рот остатки коньяка из рюмки. - Номина сунт одиоза.
        - О господи! - сказал Чернов и поспешно налил себе добрую порцию коньяка. В этот момент танцоры исчезли со сцены, веселая музыка утихла, и зал вдруг медленно погрузился во мрак и густую тишину - только где-то под потолком тихо плескались волны. Невидимый Анатолий протянул, звякнув рюмкой.
        - В темноте стра-ашно.
        - Сейчас будет еще какая-нибудь девушка с рептилией, - предположил Роман, гася сигарету в пепельнице, которую их официантка, представившаяся Ларисой, меняла прежде, чем в ней успевало скопиться более двух окурков. - Или с дрессированными птицеядами.
        С одного края сцены вдруг негромко зазвучала невидимая скрипка, вывела короткий тревожный напев и смолкла, и почти сразу же ей ответила другая скрипка, в точности повторив мелодию и пронизывающую ее тревогу. Наступила секундная пауза, а потом где-то позади сцены грохнули ударные, и откуда-то из-под потолка на прозрачный пол упали два мощных луча света - огненных, дрожащих, и казалось, что на сцене вспыхнули высокие столбы пламени, пленившие две стройные женские фигуры со скрипками в руках, и Роман невольно вздрогнул, вспомнив, как погиб Шмаев. Девушки были одеты, вернее, умело раздеты во что-то короткое черное и переливающееся, не скрывавшее форм, но и не выставлявшее их на всеобщее обозрение. Роман так и не успел осознать, что это была за одежда - он ухватил лишь только цвет, остальное было неважно, потому что одной из девушек оказалась Рита с гордо вздернутой головой и рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами, которые словно бы колыхал жар несуществующего пламени, в другой он с удивлением узнал Майю, напряженную, как струна, и глядящую в зал с неким озорным вызовом. Смычки танцевали в их
руках, и тянулась, переливалась удивительно густая мелодия, нарастала в ней мощь, подхваченная ударными, и девушки раскачивались под протекающую сквозь них музыку, и их движения были то медленно-тягучими, плавными, задумчивыми, то резкими и чувственными, и задумчивость сгорала пеплом в страстном огне, и музыка полыхала вокруг них, сама становясь огнем, и погасли лучи окутывавшего их света, и огонь был под ними - подсветка под прозрачным полом была сделана так искусно, что создавала почти реальное ощущение настоящего пламени, среди которого метались в плену собственной музыки два гибких девичьих тела. Уплыла, растворилась где-то под потолком тревога, отступила, притаилась рядом жаркая страсть, мелодия стала быстрой, звонкой, задорной, и Рита с Майей, стоя на разных концах сцены, казалось, весело перебрасываются этой мелодией, и ударные ненавязчиво звучали в отдалении, поддерживая, - словно земля, поросшая упругой травой, по которой танцует кто-то невидимый и проворный. На их лицах были улыбки, немного отрешенные и обращенные лишь друг к другу - сейчас они не смотрели в зал.
        Роман медленно поднялся, и Анатолий удивленно прошипел:
        - Ты куда?!
        Не отвечая и не сводя глаз со сцены, он пошел через зал, а фигурки раскачивались на огненном ковре, и раскачивалась вместе с ними музыка, и ничего больше не было вокруг. Савицкий остановился только в нескольких метрах от сцены, глядя на мечущиеся золотые пряди и как-то немного фальшиво улыбающиеся губы. Рита чуть развернулась, мазнув по залу невидящим взглядом, и он вдруг остановился, накрепко вцепившись в лицо Романа, и в ее собственном лице что-то вспыхнуло, и улыбка стала иной, исчезла отрешенность, и в глазах появились теплые огоньки… а может, то просто были отсветы от полыхающего пола. В сущности, сейчас это было совершенно не важно, довольно было и просто смотреть. Рядом с ним появился молодой человек в униформе и начал вежливо упрашивать отойти от сцены, но Роман, не взглянув на него, произвел руками серию загадочных жестов, смысл которых и самому ему был абсолютно непонятен, что-то задушенно промычал, сунул ему купюру и сразу же забыл про его существование. Молодой человек, уронив: «Ой, извините, ну ладно пока…» - отошел и виновато сказал негодующим обитателям одного из столиков, которым
Роман заслонял обзор:
        - Да ладно, чего вам, инвалид, пусть дослушает…
        А музыка заполняла собой зал до самого потолка, вновь в ней протекла тревога, что-то надрывное, зовущее, потом она начала неуловимо затихать, и на сцене между двумя девушками вдруг появилась третья - маленькая, тонкая, с черными волосами, заплетенными в две длинных косы, и поднесла к губам флейту, и полились хрупкие, воздушные звуки, а скрипки в это время тихонько бродили где-то рядом, звуча лишь едва-едва, осторожно, стихли на мгновение, и какое-то время, измерить которое было невозможно, да и незачем, звучала лишь флейта - мягко, ласково, и было в этом что-то умилительно детское, но тут вступила Ритина скрипка, потом Майина, и вытекающие из-под смычков звуки осторожно обняли хрупкие трели, словно нежные руки, потом эти объятия стали увереннее, крепче, ударные всплеснулись волной, и скрипки словно подбросили флейту, и трели рассыпались под потолком, будто брызги взметнувшегося фонтана, и вот уже флейта звучит почти незаметно, и чернокосая девушка тихонько отошла в глубь сцены, и встала там, чуть покачиваясь под музыку, а здесь уже снова царили одни лишь скрипки, и снова задор, и что-то веселое,
глубокое, манящее, страстное - мелодия набегала, как морские волны на скалистый берег, обрушивалась, рассыпалась. Девушки уже не стояли на месте, они танцевали, кружились по сцене, и под их ногами был уже не огненный ковер, а ярко-голубая водная гладь, чуть подернутая рябью, и они порхали по ней, словно нереиды, и, проворачиваясь совсем рядом, ухитрялись то и дело слаженно полоснуть смычками по струнам скрипок друг друга, иногда даже несколько раз подряд, и не было ни единого мига, чтобы мелодия споткнулась, прервалась. А он слушал и смотрел на это кружение, скрестив руки на груди, ловил взгляд сияющих сине-зеленых глаз, и ему казалось, что сейчас Рита играет только для него одного - конечно, это было не так, но отчего-то очень хотелось так думать, и она улыбалась, и мелодия, выплескиваясь из-под смычка, тянулась к нему, обнимала и звала куда-то…
        Роман даже не понял, когда все кончилось - звуки скрипок вдруг снова зазвучали тревожно - все слилось - и скрипки, и флейта, и ударные, к ним присоединились невидимые духовые, и все это обрушилось на зал, расплескалось по нему, погасло море под сценой, девушки застыли на мгновение в столбах иллюзорного пламени, скрипки победно вскрикнули в последний раз, и там, где стояли Рита и Майя, в воздух откуда-то из-под пола взлетели два облачка сверкающих блесток, и одновременно потухли огненные столбы, оставив почти реальное ощущение, что исполнительницы только что рассыпались серебристой пылью, словно феи, исчезнувшие в никуда вместе со своей музыкой.
        В темноте громко захлопали, кто-то выкрикнул что-то одобрительное, снова загорелся свет под полом и в колоннах, и Роман отвернулся от опустевшей сцены и медленно пошел к своему столику, ничего вокруг не видя и не слыша. Опустился на стул, налил себе коньяка и выпил, не почувствовав вкуса. У него в ушах все еще звучали скрипки, а перед глазами кружилось в танце полуобнаженное изгибающееся тело, пропускающее сквозь себя музыку, и чем-то это было сродни тем волнам наслаждения, которые сотрясали это тело в его руках, казалось, целую вечность назад.
        - Рискну предположить, что тебе понравилось, - негромко констатировал Анатолий, опираясь локтями о стол и изучающе заглядывая ему в лицо. Роман пожал плечами.
        - Неплохо, - отозвался он и сунул сигарету в рот не тем концом, но, вовремя заметив ошибку, исправился. Чернов усмехнулся.
        - «Неплохо» сказал человек, который только что стоял столбом у сцены, разинув рот!
        - Я стоял к тебе спиной. Почем тебе знать, в каком положении был мой рот?! - огрызнулся Роман и досадливо потер шрам на щеке. - Ладно, скажем так - меня впечатлило. А теперь ешь свою курицу и отстань от меня!
        Анатолий добродушно усмехнулся, наполнил рюмки и поднял свою.
        - Ладно, давай-ка выпьем за талантливых девочек! Никогда такого не видел, честно.
        - Это можно.
        Проглотив коньяк, Роман поставил рюмку и попытался сосредоточиться на беседе, но мысли путались, рассыпались, и в голове был, как выразился классик, салат оливье. Ему нужно было думать о Денисе, о воспылавшем к нему любопытством Гельцере, но о них не думалось - они стали далекими и незначительными, словно кадры позабытого фильма. Он курил сигарету за сигаретой и злился из-за того, что повел себя, как последний дурак. Горчакова, верно, порадовалась на славу - неплохая месть за все колкости в ее адрес. Роман вскользь посмотрел на сцену, где выступал местный шоу балет, чуть поморщился - после услышанного музыка казалась ему грубым аритмичным буханьем, отвернулся и принялся без всякого аппетита поглощать салат с непроизносимым названием. Слабо, едва-едва начал ныть заживающий порез.
        - Вон она вышла, - вдруг сказал Чернов, который все это время внимательно за ним наблюдал, и Роман чуть повернул голову. У ближайшего к выходу столика стояли Рита, которая уже вновь была в своем жемчужном костюме, и Майя в компании троих холеных мужчин, внешностью чем-то неуловимо напоминавших Гельцера, и двух длинноногих девушек, одетых дорого и броско. Рита и Майя весело смеялись, а компания, судя по всему, выражала им свое восхищение. Все они явно были не первый день знакомы. Один из мужчин отодвинул стул, жестом приглашая Риту сесть, та усмехнулась, передала Майе свой скрипичный футляр и что-то сказала, и Нечаева, неодобрительно покачав головой, помахала остальным ладонью и удалилась, мягко и деликатно отодвинув со своей дороги пытавшегося удержать ее мужчину. Дальше Роман смотреть не стал - отвернулся со спокойным лицом. Собственно, так было и лучше. Рита в своей компании состоятельных друзей, там ей и самое место. А он останется на своем месте - в относительной тиши и спокойствии, с сохраненными нервами… пока Денис не заявится. Хорошо, когда все заканчивается, не успев даже толком начаться…
особенно в этом случае. У него и без того забот хватает. И все бы хорошо, только где-то в груди словно засела тупая игла - то ли уязвленное самолюбие возмущалось, то ли что-то еще.
        - Ромка, - мягко сказал Анатолий, - у тебя такой вид, будто ты сейчас кого-нибудь убьешь.
        Он не ответил, разглядывая плавающую между столами стаю серебристых акар, похожую на компанию прогуливающихся замужних матрон, и рассеянно думая о том, что все рыбы, которых до сих пор попадались ему на глаза, исключительно пресноводные, их сородичи до сих пор обитают в бассейне Амазонки, и при чем тут определение
«морской»? Роман хмуро посмотрел на часы, и в этот момент в зале негромко заиграла медленная музыка. Савицкий сжал губы, потом воткнул недокуренную сигарету в пепельницу и решительно встал из-за стола, переворачивая этой решительностью с ног на голову все свои недавние рассуждения.
        Риты нигде не было - ни за столиком, куда она вроде как села, ни за другими. Он пошел через зал, оглядываясь по сторонам, ступил на площадку для танцев, где уже томно покачивались пары, огляделся снова и вдруг увидел ее за одной из колонн, где она стояла, прижавшись спиной к толстому стеклу, и над ее плечами сновали яркие рыбки. Одновременно с его взглядом Рита повернула голову, и ее лицо дрогнуло. На мгновение Роман был почти уверен, что сейчас она сорвется с места и убежит, но Рита, мотнув головой, быстро пересекла зал и скользнула в его руки. Ему показалось, что она дрожит.
        - Я думала, ты никогда не придешь, - шепнула она, чуть приподнявшись. Усмехнувшись совершенно детскому тону, Роман обнял ее, и они начали двигаться в ритме незатейливого танца.
        - А ты не думай. У тебя это все равно получается неважно.
        - А вы все то же очаровательное хамло, Роман Андреич, - Рита улыбнулась. - Я-то возомнила, что ты будешь под впечатлением, в душевном трепете и все такое прочее… Когда я тебя увидела… знаешь, как ты там стоял и смотрел - это лучше всех аплодисментов и комплиментов, которые я когда-либо слышала.
        - Рад, что тебя впечатлил мой идиотский вид, - ответил он с легкой досадой.
        - Дурак ты! - возмутилась Рита. - Идиотский… У тебя был… очень одухотворенный вид.
        - Хм, - сказал Савицкий, не припоминая, чтобы кому-нибудь когда-нибудь взбрело в голову применить к нему подобное определение. Впрочем, это было довольно приятно.
        - Ну, вам там со сцены виднее.
        - Я так удивилась, увидев тебя здесь. На площади тебя не было, и я подумала…
        - Я был там, просто ты меня не увидела. Я… ну, там было довольно много народу.
        - Я не решилась позвать тебя сюда, - в ее голосе зазвучало смущение. - Здесь… дорого, а ты… мне кажется, ты бы не позволил…
        - Правильно кажется, - он прижал ее к себе немного сильнее, чем позволяли приличия. Рита не возражала. - Ну, теперь это не важно.
        - Давай отсюда уйдем, - решительно потребовала Рита. - Если б мы там не разминулись, я бы вообще сюда не поехала! Отменила бы все… Не хочу я сейчас ничего этого!
        Роман подумал, что принял мудрое решение, слушая музыку за деревом.
        - И куда же ты хочешь пойти? - спросил он, едва-едва сжимая ее обожженную ладонь. Должно быть, ей было больно играть, но тогда по ее виду сказать этого было невозможно.
        - Я хочу к тебе, - просто сказала Рита. - Конечно, я бы могла пригласить тебя на остров… если хочешь, но у тебя лучше… у тебя почти как дома, а там… там, Ромка, совсем не дом. Так как? Поедем? Возьмем такси…
        - Ну, не знаю, это так неожиданно, я должен подумать, посоветоваться с друзьями, с начальством, с наставниками…
        - Прекрати! - ее рука, спорхнув с его плеча, шлепнула Романа по груди, он поймал ладонь прежде, чем она ускользнула, прижал своей ладонью и наклонился, и Рита тотчас же напряженно огляделась.
        - Здесь нет Гельцера, - насмешливо и с легким холодком произнес Роман. - А если бы и был…
        - Перестань.
        - Правда, здесь есть твои друзья, которые сейчас вовсю таращатся на нас из-за своего столика, и если тебя беспокоит твоя репутация…
        - Какие они к черту друзья! Какая репутация?! - зло прошипела Рита, чуть приподнялась и прижалась к его губам. Поцелуй был мягким, каким-то деликатным, но за этим чувствовался сдерживаемый жар, и Роману мгновенно тоже очень захотелось оказаться дома. Рита отодвинулась от него, вплела в его пальцы свои, тонкие и прохладные, и потянула с площадки.
        - Давай чего-нибудь выпьем и уйдем. Я знаю, где твой столик - я вижу за ним некоего знакомого мне гражданина, который смотрит на нас с таким умилением, будто он твой папа.
        - Сегодня мне и впрямь кажется, что он мой папа. Правда, физиологически это совершенно невозможно, потому как он младше меня на два месяца, - Роман усмехнулся, сжимая ее пальцы и мысленно с недоумением спрашивая себя, что он делает? Зачем ему это? Такое нельзя затягивать, он привык к простоте и ясности - к таким женщинам, которые приходят ненадолго, а потом их выпроваживаешь и ничего после них не остается, но эта… Такие не только оставляют после себя очень многое, но и могут, уходя, прихватить с собой что-нибудь твое.
        Анатолий, вскочив, церемонно поклонился, выдвинул стул, отдал распоряжения официантке, поцеловал Рите руку, осыпал ее комплиментами - и все это практически одновременно, превратившись в некий добродушный фейерверк.
        - Фантастическое выступление! - сказал он, опустившись наконец на стул. - Мой лексический запас слишком беден, чтобы я мог выразить свое восхищение!
        - Тебе нужен апгрейд памяти, - заметил Роман, наливая Рите коньяк. Анатолий укоризненно покачал головой.
        - Ты сам-то хоть что-нибудь сказал?
        - О, ваш друг был очень красноречив! - весело отозвалась Рита, подхватывая свою рюмку. Они чокнулись, Рита сделала маленький деликатный глоток и полезла в сумочку за сигаретами, и весь тот короткий отрезок времени, пока ее голова была склонена, Чернов беспрерывно подмигивал Роману и производил всеми мимическими мышцами разнообразные гримасы, словно его одолел приступ пляски святого Витта, а Савицкий курил с нарочито суровым видом отшельника со стажем, силком извлеченного из своей обители, и только в глубине его темно-серых глаз поблескивали веселые огоньки. Подошедшая официантка, следуя его велению, принесла счет, и Роман расплатился, после чего под столом показал кулак Рите, которая все это время дергала его за рукав, пытаясь обратить внимание Романа на себя и свой кошелек.
        - А как называется ваша группа? - поинтересовался Анатолий. Рита откинула с плеча золотистую прядь и тепло улыбнулась ему.
        - «Мистера». По-итальянски - тайна. Но это не моя группа - я выступаю в ней очень редко, обычно вместо меня с Майей и Аней играет Лена Векшина.
        - Не сомневаюсь, что без вашего участия это жалкое зрелище! - заявил Анатолий, и Рита весело-сердито сверкнула глазами.
        - Советую вам никогда им этого не говорить. Особенно Майе.
        - Послушайся совета, - Роман кивнул. - Майя, та шатенка с короткой стрижкой, скрипачка со спортивным уклоном и полемизировать с ней очень больно. Так вы, значит, давно знакомы?
        - Да, мы же все вместе в консерватории учились, только мы с Майей и Леной по классу скрипки, а Аня - по классу флейты.
        - А чья музыка? - спросил он.
        - Мы ее вместе написали - эту и еще несколько… - Рита подмигнула ему - чуть издевательски и произнесла едва слышно: - А ты думал, я умею только говорить глупости и флиртовать?
        - Ну, одно другому не мешает.
        - Так вы и музыку сами пишете?! - восхитился Анатолий. - Ну, тогда это просто…
        Заигравший сотовый прервал его слова, Чернов схватил его со стола и заговорил, чуть отвернувшись. Не прислушиваясь к разговору, Роман по выражению его лица и интонации все же понял, что звонит не Люда и не безвестная «зая», а некто мужского пола. Встав, он надел пиджак, потом снова опустился на стул, посмотрел на Риту, аккуратно тушившую в пепельнице недокуренную сигарету, и поймал ее оббегающий зал настороженный взгляд. Внезапно Роман подумал, что и сам то и дело так озирается - и уже не первый день подряд. Наклонившись к ее уху, он очень тихо сказал:
        - Рита, если ты не скажешь мне, чего так боишься, я не смогу тебе помочь.
        - Боюсь? - девушка чуть дернулась в сторону и на мгновение на ее лице появилась паника, но тут же исчезла. - Мне не надо ни в чем помогать, я ничего не боюсь… то есть, конечно… я же тебе говорила про…
        - Почему-то мне кажется, что дело тут совсем не в Гельцере. Ладно, - Роман вздохнул и смел со стола сигареты, - пойдем отсюда.
        - Уже? А как же десерт?
        Задохнувшись, он резко развернулся, локтем сбив на пол рюмку, и она разлетелась вдребезги на прозрачном полу. У Риты вырвался тихий возглас - то ли ужаса, то ли боли, и она застыла, напряженно глядя туда же, куда смотрел Савицкий - поверх плеча все еще говорящего по телефону Чернова, за которым маячил светловолосый подросток лет четырнадцати-пятнадцати, издевательски улыбаясь и покачивая в воздухе поднятыми ладонями с растопыренными пальцами.
        У Романа в голове мгновенно, натыкаясь друг на друга, мелькнуло несколько мыслей.
        Одна из ладоней Дениса вот-вот опустится на руку Анатолия.
        Рита тоже видит мальчишку.
        Но третья была самой ошеломляющей. Он не мог понять, почему не сообразил этого сразу, неоднократно прорисовывая черты этого ненавистного лица… может, потому что раньше Денис был ребенком, а может потому, что подсознательно он совершенно не мог этого допустить… Но теперь он был подростком, его лицо уже приобрело некую взрослость, и если не считать разницы в возрасте и некоторой жесткости черт, почти незаметной, это лицо было точной копией лица девушки, которая сидела рядом. Осознание этого оглушило его совершенно, и несколько секунд он тупо переводил взгляд с одного лица на другое, не способный к каким-либо действиям. Что-то больно сжало горло, будто его душила чья-то костлявая рука.
        - Нет, - прошептала Рита, и ее пальцы царапнули ногтями по столешнице - Роман услышал этот тихий звук, несмотря на грохот долетавшей со сцены музыки. - Пожалуйста, не надо… Его же там никогда не было!.. Никого из них там не было!..
        - И ты еще смеешь говорить мне «пожалуйста»?! - с веселым возмущением сказал Денис. - Глупая, дешевая блядь! После всего, что ты устроила, ты говоришь мне
«пожалуйста»? Нет, Ром, ну ты слыхал? - он подкивнул Роману, словно приглашая разделить его возмущение, но Савицкий, одним махом отсекший от себя все прочее, следил только за его руками. - Кстати, о тебе… Я же сказал тебе просто жить! Не лезть никуда! Я сказал тебе просто смотреть, а ты…
        - Я ничего ему не говорила! - с безнадежным отчаяньем воскликнула Рита, и Анатолий удивленно взглянул на нее, потом снова вернулся к телефонному разговору. - Он ничего не знает!
        Роман повернул голову и посмотрел на нее, крепко сжав зубы, и она съежилась под его взглядом. На ее лице был дикий ужас… на лице - на почти таком же лице, которое покачивалось над плечом Анатолия, только родимого пятнышка в уголке рта не хватало…
        - Какой серьезный дядя, - произнес Денис и начал кружить возле Анатолия, заглядывая ему в лицо то с одной стороны, то с другой. - Бубнит себе чего-то… Твой друг, Рома? Часть твоей жизни… вы связаны со столькими людьми этими прочными невидимыми нитями дружбы, знакомства, разговоров, родства… Когда вы умираете, эти нити рвутся… но иногда они могут не порваться и утянуть всех следом за вами… друзей, случайных знакомых старлеев, которые суют нос не в свое дело…
        - Чего вы на меня так смотрите, будто у меня змея за спиной? - осведомился Анатолий, положил телефон на столик и обернулся, потом вопросительно взглянул на Романа и Риту, застывших на стульях. - В чем дело? Рита, вам плохо?
        - Не двигайся, - свистящим шепотом сказал Роман. - И ничего не говори.
        - В чем дело? - удивился Чернов. - Да что с вами такое?
        Денис гримасничал за его спиной, водя ладонями над его плечами, и с усмешкой смотрел на Савицкого, который чуть пригнулся, уже едва-едва касаясь стула, готовый сорваться и наброситься на него.
        - Сиди смирно, - спокойно посоветовал он. - Или я очень сильно нарушу свою закономерность. Дядя меня не видит - забавно, правда? Может, сделать так, чтобы увидел? Чего ты, Ром, глазами сверкаешь? Что ты можешь сделать? За горло меня схватишь? Уй, как страшно!
        - Если ты что-то сделаешь здесь и сейчас, это будет неправильно, - неожиданно ровно произнесла Рита, медленно поднимаясь. Денис ласково улыбнулся.
        - А ты разве не заметила, что я уже давно не всегда соблюдаю правила? Я изменил одно - исключительно из чувства благодарности - у меня ведь тоже есть чувства - а ты изменила другое вместе с ним на пару, - он кивнул на Савицкого. - Ты дала им список и из-за этого все теперь будет сумбурно и алогично, понимаешь? Все будет выглядеть крайне глупо, как будто это создал совершенный бездарь, и это, - Денис вдруг выкрикнул окончание фразы, - это меня бесит! С самого начала это был бред, как только ты приложила свою руку, но теперь!.. Ром, а ты знаешь - это ведь она меня с тобой познакомила - с тобой и со всеми остальными. Между прочим, она хотела, чтобы ты был уже мертв - давно мертв.
        - Это неправда! - выдохнула она и дернулась назад, опрокинув стул, и люди за столиками удивленно воззрились на нее. - Это были только имена!
        - Но имена всегда кто-то носит, не так ли?
        - Раньше это не имело значения!
        - Раньше мы все делали вместе! - заорал Денис и начал медленно обходить столик. - Всегда все делали вместе! И раньше Я говорил тебе, что надо делать! Ты всегда была лишь подмастерьем! Кто позволил тебе испортить мою задумку, так ее изуродовать, кто?! Такую вещь!.. Что ты из нее сделала?! Вот и любуйся теперь на нее и не воображай, что тебе удастся кого-то спасти, сука!
        В тот же момент в зале что-то грохнуло, и огромные панорамные окна разлетелись вдребезги, будто взорвавшись, и одновременно с ними под взметнувшийся многоголосый вопль ужаса раскололись прозрачные колонны, обрушившись вниз каскадом воды и стекла. Роман, слетев со стула, в прыжке смел на пол девушку, которая медленно и с каким-то облегчением на лице разворачивалась навстречу туче летящих стеклянных лезвий, и навалился сверху, закрывая и чувствуя, как по спине барабанят осколки. Больно кольнуло затылок, плечо, что-то обожгло щеку, но он не поднял головы, еще крепче прижав бьющуюся Риту к полу, ладонями закрывая ее голову. Из-под стеклянного пола на него удивленно смотрели круглые глаза цихлиды, нервно шевелящей плавниками. Загрохотали опрокидываемые столы и стулья, послышались громкие шлепки бегущих ног, звуки падающих тел, снова раздались крики. Роман чуть приподнял лицо - по полу к ним стремительно текла вода, неся обрывки водорослей и бьющиеся яркие тела рыбок. В дверях была давка, несколько людей, постанывая, слабо шевелились среди осколков, возле опрокинутого столика ничком лежал мужчина,
неестественно вывернув правую руку, на стеклянном полу и тут, и там виднелись кровавые разводы, уже смываемые растекающейся водой. Из-за сцены доносились чьи-то вопли, а на стенах и потолке с бешеной скоростью мерцали цветные огоньки, придавая происходящему некий кошмарно сюрреалистический оттенок. Молодой человек в униформе несся через зал к дверям, что-то яростно крича в свой сотовый и скользя по мокрому полу.
        Роман вскочил и вздернул Риту с пола, и она тотчас же вырвалась и отскочила, зло закричав ему в лицо:
        - Зачем?! Зачем?!
        Не слушая ее, Савицкий лишь окинул девушку взглядом, убедился, что она не ранена, и повернулся, ища Дениса. У него вырвался хриплый болезненный вздох. Очень медленно, едва осознавая свои движения, он подошел к столику, глядя на Чернова, который лежал на столешнице, прижавшись к ней щекой и вытянув руки, и из-под его подбородка по темно-синему стремительно расползалась страшная багровая лужа, в которой прыгали яркие отсветы огоньков. Из затылка Анатолия торчал большой треугольный осколок, насквозь пробивший горло, остановившиеся глаза тускло смотрели в сторону сцены, на лице застыло удивление, словно на сцене происходило видимое лишь только ему изумительное действо, а врывавшийся в разбитое окно ночной ветер ерошил его волосы. На улице перед «Морским дворцом» сгущалась гудящая толпа, и издалека летели зловещие завывания сирен.
        Дениса не было.
        Тяжело дыша, Роман осторожно тронул Анатолия за плечо, его пальцы дрогнули и сжались в кулак, который с силой ударил по столешнице, стоявшая на ней посуда подпрыгнула, с бряканьем покатилась к краю бутылка, и вздрогнули плечи и голова Чернова - как-то недовольно, словно Анатолий просил не мешать ему лежать и смотреть на сцену. Савицкий резко развернулся, продолжая сжимать пальцы в кулаки, и увидев его лицо и выражение глаз, Рита сделала шаг назад, потом взглянула на погибшего, и у нее задрожали губы. Ее собственные глаза были мертвыми, безжизненными, как обгорелые бревна сруба, стоявшего на полянке очень далеко отсюда, мокрые волосы прилипли к плечам, по лицу метались цветные вспышки, превращая его во что-то жуткое, потустороннее. Они стояли друг напротив друга в пустом зале, и вокруг них мягко шлепали хвостами по полу умирающие рыбки.
        - О чем говорил этот ублюдок? - глухо и страшно произнес Роман, чувствуя, как в душе медленно расползается холодная пустота. - Что ты сделала, Рита?
        С последним словом она дернула головой, словно собственное имя было пощечиной, нанесенной ненавидящей рукой, потом с какой-то удивительной грациозностью скользнула в сторону, наклонилась и подхватила длинный острый осколок, похожий на стеклянный кинжал, но Роман разгадал и движение, и замысел, и успел метнуться и перехватить ее руку прежде, чем стекло вонзилось в тонкую девичью шею. Дико закричав, она попыталась высвободить руку, осколок полоснул его по запястью, а в следующее мгновение вдруг рассеялся в воздухе невесомой сияющей пылью. Ахнув, Рита зажала порез ладонью, но Роман выдернул руку, глядя на ее окровавленные пустые пальцы.
        - Думаешь, я дам тебе сбежать? - громко и весело спросил Денис, снова стоявший по другую сторону столика, и его рука чертила что-то на испачканной кровью столешнице. - Нет, дорогуша, и не пытайся больше! Ты досмотришь свое действо до конца, сука! Ты уйдешь, когда положено! А с тебя, - он ткнул рукой с торчащим окровавленным указательным пальцем в сторону Романа, - я снимаю свою защиту! Я вернул тебе долг, довольно! Сам не трону, но если кто-то попытается тебя убить - он тебя убьет. Пусть это и противоречит замыслу - ничего, я попробую найти кого-нибудь еще. А про нее забудь! Она моя!
        Роман коротко глянул на стол, где кровью была криво выписана шатающаяся римская
«VIII», потом на Риту, которая тускло глядя перед собой, медленно пятилась к дверям, и в этот момент Денис рявкнул:
        - Ну?! Пошла вон!
        Ее рот приоткрылся, она как-то нелепо взмахнула руками, крутанулась на одной ноге и ринулась прочь. Денис, ухмыляясь, повернул голову, глядя вслед тонкой, охваченной ужасом жемчужной фигурке, и в эту секунду Роман кинулся на него, одним прыжком покрыв разделявшее их расстояние, и повалил на пол, мертвой хваткой вцепившись в тонкое горло. Он чувствовал его - пальцами, кожей, всеми нервами чувствовал это горло, сминающийся под его нажатием кадык, выступы позвонков, и сжимал его все крепче и крепче, оскалив зубы и ощущая всесметающее звериное наслаждение от того, как Денис бьется, как закатываются его такие знакомые сине-зеленые глаза и вываливается язык из раскрытого рта с безупречными зубами, как стремительно утекает из него жизнь…
        А в следующую секунду его руки опустели, и тотчас же где-то под потолком что-то заискрилось, раздался громкий хлопок и свет в зале погас. Не осталось ничего, только пустота, темнота, стекающая по затылку струйка крови, иллюзия издевательского мальчишеского смеха над ухом, да сложившийся четко и ясно вопрос, который он так и не задал тогда Нечаеву. А в зал уже вбегали люди - он слышал, как шлепают их ноги по залитому водой полу. Замелькали лучи фонариков, и Роман встал и, шатаясь, пошел им навстречу.

* * *
        Его отвели в сторонку от здания, где прямо на траве сидели иссеченные осколками люди. Все вокруг было залито потусторонним светом мигающих «маячков» милицейских машин и подоспевших «скорых», одна уже отъезжала. Милиционеры сдерживали напиравших аркудинцев, жаждавших узнать, что произошло, и среди толпы летали испуганные рваные фразы о взорвавшейся в «Морском дворце» бомбе. Роман осмотрелся, потом улучил момент, когда за ним никто не наблюдал, и, проскочив между милицейскими спинами, ввинтился в толпу. Кто-то закричал ему вслед, требуя остановиться, но он не слушал, проталкивался от одного человека к другому и озирался, вглядываясь в женские лица.
        - Вы не видели девушку? Только что выбежала - светлые волосы, светлый костюм… Не видели?
        Все, кого он ни спрашивал, отрицательно качали головами, и только один человек, подумав, указал в глубь сквера. Роман развернулся и метнулся в указанном направлении. Пробежал с десяток метров, остановился недалеко от скамеек в круге бледного фонарного света и закричал:
        - Рита! Рита!
        Он побежал дальше, не переставая выкрикивать имя, и редкие гуляющие шарахались от встрепанного окровавленного человека. Роман пересек сквер, пробежал между домами и остановился на тротуаре. Перед ним была трасса, и в обе стороны тянулись редкие цепочки движущихся фар. На другой стороне улицы громоздилось длинное массивное здание исполкома с темными окнами, похожее на склеп.
        Задыхаясь, Савицкий смахнул кровь со щеки, и огляделся. Рита, если она и пробегала этой дорогой, могла отсюда пойти в какую угодно сторону, могла сесть в автобус или маршрутку, могла поймать машину, могла… Нет, Денис не хочет, чтоб она умерла, не даст ей умереть… до конца действа. Какого действа, когда оно заканчивается?! Через год?! Через несколько часов?! Кто это чудовище, почему оно так на нее похоже?! Если это не человек, почему же оно так на нее похоже… только нет этого пятнышка… Еще немного, и оно возрастом сравняется с ней, и их лица… проклятье, их лица, такие одинаковые и такие разные… Куда она могла поехать?! Домой?!
        Что ты сделала, Рита?
        Эх, Толька… Толян… что я сделал?!.. зачем я тебя потащил… зачем я вообще пришел сюда?!..
        Он выскочил на обочину и замахал проезжающим машинам. Сердце дергалось в груди болезненными толчками, но времени на боль не было - ни на что уже времени не было. Надо было остаться и… но ничего, Толя поймет.
        Вскоре у обочины притормозил бежевый «москвич», Роман распахнул дверцу и прыгнул в машину, вместо приветствия сразу же показав водителю пятисотенную.
        - Старик, очень быстро на Шевелевский причал!
        - Сделаем! - бодро сказал водитель - щуплый мужичок средних лет, приведенный купюрой в состояние приятного волнения, и «москвич» так рванул с места, что Романа вдавило в спинку сидения. Машина понеслась по полупустынной трассе, сердитыми гудками пугая не вовремя появляющихся пешеходов. Водитель покосился на рассеченную осколком щеку Романа, порезанное запястье, оценил выражение лица и состояние одежды и осторожно спросил:
        - Авария? Погиб кто-то?
        - Да, - хрипло ответил Роман, не глядя на него. - Я.
        Мужичок моргнул и больше вопросов не задавал, сосредоточив внимание на дороге, и во всей его позе теперь была некая настороженность и опаска. Роман нашарил в кармане пиджака сигареты и закурил, глядя, как летит мимо ночной город - город, который кто-то так ненавидит. Он закрыл глаза и скрипнул зубами, чувствуя, как снова сжимает горло чья-то костлявая рука… уж не рука ли это Дениса?..
        - Эй?.. - ворвался в его сознание голос водителя. - Мужик!.. Слышь?.. У тебя телефон звонит.
        Роман открыл глаза и теперь уже и сам услышал, как заливается сотовый в кармане пиджака. Вытащил его, посмотрел на дисплей, нажал на кнопку сброса и снова закрыл глаза. Прошло несколько секунд, и телефон опять зазвонил. Роман болезненно скривился и поднес трубку к уху.
        - Не звони мне больше, старлей. Брось все и никогда мне не звони, если жить хочешь.
        - Приезжай сюда! - заорал из трубки Нечаев, и в его голосе Роман впервые услышал неподдельный ужас. - Господи!.. твою… Ромка!.. Ты меня слышишь?!.. Мне помощь нужна!.. ах ты, паскуда!.. Ромка, ты помнишь адрес?! Скорее!..
        В трубке что-то грохнуло, после чего Валерий выкрикнул с испуганной яростью:
        - Живо!.. нас же сейчас всех замочат, на хрен!.. Тут такое!..
        Его крик прервался короткими гудками. Савицкий ударил телефоном по колену и выругался.
        Тольку ты уже бросил. Его ты тоже бросишь? Он поверил тебе на свою голову, и что теперь?! Ты всегда опаздываешь… неужели не выйдет хотя бы один раз успеть?.. Пока живы остальные, пока ты жив, он заставит жить и ее…
        - Разворачивайся! - резко приказал он, и водитель повернул к нему удивленно-подозрительное лицо. - Едь на Горького! Твоя колымага может ехать быстрее?!
        - Ну, знаешь ли…
        Роман вытащил еще одну пятисотенную и сунул ему обе купюры. «Москвич» резко развернулся посреди дороги и помчался в обратную сторону, дребезжа всеми составными частями и устало взрыкивая, и Савицкий всерьез опасался, что машина рассыплется прежде, чем довезет его до места. Но москвичок не подвел, и через почти рекордно короткий срок Роман выскочил из машины, которая сразу же дала задний ход, и забежал в подъезд. Ступеньки словно сами прыгали под ноги, неслись по кругу двери с номерами… Четырехквартирные площадки, двадцатая… пятый этаж.
        Когда он уже ступил на площадку между четвертым и пятым этажом, телефон в кармане снова зазвонил, и Роман на бегу выхватил его и, не глядя на дисплей, закричал:
        - Да здесь я уже!..
        - Где здесь?! - рявкнула трубка голосом Нечаева. - Быстрей давай!..
        Он остановился перед коричневой дверью с золотистой цифрой двадцать, опуская руку с телефоном, из которого еще всполошенно кричал Валерий, и в этот момент дверной замок щелкнул, и коричневая створка мягко качнулась внутрь, явив короткую узкую прихожую, посередине которой стоял Нечаев, еще только разворачивавшийся лицом к дверному проему, и беспредельное недоумение на этом лице говорило о том, что в открытии двери он не принимал никакого участия. Его ошарашенный взгляд прыгнул на лицо Савицкого, застывшего на площадке, потом на телефон в опускающейся перепачканной кровью руке, из которого зло кричал его собственный голос:
        - Ромка!.. да быстрей же ты, Ромка!..
        Секунда. Далеко-далеко, краешком сознания Роман успел удивиться тому, какой долгой иногда может быть секунда.
        - Закрой дверь! - крикнул он Валерию, одновременно отскакивая назад к лестнице. Нечаев кинулся к двери, как она закрывается - Роман уже не смотрел, прыгнул на верхнюю ступеньку и налетел на светловолосого подростка, быстро поднимавшегося ему навстречу… и его лицо, о господи, его лицо!..
        - Куда?! - удивленно-сердито воскликнул Денис и схватил его за отвороты пиджака. Роман ударил его коленом, одновременно вцепившись в горло, но на лице мальчишки не дрогнул ни один мускул и он не отпустил его пиджак, хотя такой удар любого человека заставил бы согнуться пополам и на какое-то время потерять интерес к окружающей действительности. В следующее мгновение Денис на развороте с неожиданной силой швырнул Романа в закрывающуюся дверь, уже почти коснувшуюся косяка, он врезался в нее спиной, крепко ударившись затылком, с грохотом ввалился в квартиру, налетел на Валерия, и они вместе рухнули на пол. В глубине квартиры кто-то испуганно завизжал. Нечаев тотчас же вскочил, Роман попытался сделать то же самое, но тело почему-то не слушалось, голова, налившись неимоверной тяжестью, тянула назад к полу, а перед глазами танцевал сонм крошечных белых точек, и сквозь эти точки он видел низкий, оклеенный голубыми обоями потолок. Хлопнула закрывшаяся дверь, через него перешагнули ноги в светлых джинсах, и утончившийся до комариного писка голос Лозинского насмешливо произнес:
        - И тут мужественный Роман рухнул, как обвалившийся кафедральный собор!..
        Савицкий приподнял руку, попытавшись схватить Дениса за ногу, но та тут же исчезла, и откуда-то из невообразимой дали долетел резкий голос Нечаева:
        - Стоять! Стоять на месте!
        - Валерий Петрович! - укоризненно воскликнул Денис. - Вы будете стрелять в ребенка?! А основания? Между прочим, я несовершеннолетний… пока.
        Роман сжал зубы и перевернулся на живот, мотая головой, и в этот момент в комнате что-то упало, потом громко, один за другим, хлопнули три выстрела и что-то разлетелось вдребезги. Женщина в глубине квартиры кричала уже не переставая.
        - Ну вот, - недовольно сказали из комнаты, - испортил хорошую вещь.
        Снова послышался грохот, потом шум борьбы. Роман встал, сделал шаг вперед, его качнуло вправо, и он стукнулся плечом о стену, тут же оттолкнулся от нее, глядя перед собой. Перед глазами у него все раскачивалось, в ушах тонко, угрожающе звенело. Он ухватился за косяк и боком ввалился в комнату - как раз в тот момент, чтобы увидеть, как Нечаев с рассаженным виском оползает, скользя спиной по шкафу, и валится на пол, а следом за ним сыпятся книги, шелестя сминающимися страницами. Денис стоял в полуметре от него и улыбался, крепко держа за руку женщину лет тридцати, которую била крупная дрожь, а из распахнутого рта летел вопль, с каждой долей секунды становившийся все более тонким и дребезжащим, и все старше и старше становилась женщина - искаженное каким-то сладким ужасом лицо затягивалось расползающейся сетью морщин, тускнели, уходя вглубь черепа глаза, в подглазьях набухали кожистые дряблые мешочки, обвисала, теряя упругость, кожа на шее и руках, приобретая нездорово-желтый оттенок, и в темных волосах стремительно протекало серебро седины. Роман прыгнул к Денису сразу же - раньше, чем его глаза
успели охватить всю картину происходящего, и уж намного раньше, чем его мозг успел это осознать, но за эти два метра, которые отделяли его от мальчишки, женщина успела постареть на несколько десятков лет. Он схватил Дениса за руку, резким движением срывая его пальцы с женского запястья, и вывернул эту руку, со злой радостью услышав, как где-то в ней что-то хрустнуло, сломавшись, одновременно резким ударом поперек основания шеи сшиб Дениса на пол, навалился сверху, но тот ухитрился лягнуть его обеими согнутыми ногами, и Роман, отлетев в сторону, повалился на компьютерный стол, а оттуда вместе с клавиатурой и грудой бумаг на пол. Мгновением позже следом рухнул монитор с зияющей в экране дырой и тяжело грянул на паркет в нескольких сантиметрах от его головы, и в глубине пластмассового корпуса что-то жалобно хрупнуло.
        - Да ты просто неугомонный! - услышал он недовольный голос и завозился, силясь встать и неотрывно глядя на глубокую старуху, стоявшую посреди комнаты и медленно поднимавшую к глазам морщинистые руки, похожие на птичьи лапки. Она тряслась всем телом, беззвучно шевеля губами, с которых свисали, раскачиваясь, длинные нити слюны, пояс цветастого шелкового халатика развязался, и халатик наполовину съехал с костистого плеча, обнажив вяло болтающуюся иссохшую грудь. Денис стоял перед ней, а за его спиной, цепляясь за шкаф, медленно поднимался Валерий, с перекошенным от ярости и боли лицом, и от его тела к мальчишке тянулась темная туманная дымка, напоминающая десятки очень тонких извивающихся нитей, похожих на те, которые выплеснулись из глаз Лозинского тогда, на берегу. Эти туманные нити окутывали всю фигуру Дениса, свиваясь и раскручиваясь вокруг него, колыхались у поднимающихся морщинистых ладоней женщины, шевелились за мальчишеской спиной и, протягиваясь, плавали перед лицом Романа, почти касаясь его. Он провел в воздухе ладонью - она прошла сквозь нити свободно, не ощутив их, но нити медленно
поплыли за ней следом, бесплотно тычась концами в кожу, словно слепые змеи. Он приподнялся, и дымка потянулась за ним, нити разделились, и часть их устремилась к другой его руке. Краем глаза Савицкий видел, что Нечаев тоже отмахивается от дымки, а нити плавно и неотрывно следуют за его дергающейся рукой.
        - Вот теперь все правильно, - удовлетворенно произнес Денис, и в середине этой между грудями женщины вдруг распахнулся глубокий разрез, из которого густо плеснуло кровью, и в тот же момент Валерий накинулся на Лозинского сзади, произведя в стайках дымных нитей настоящий переполох. Он стиснул его шею в захвате, а в следующее мгновение Денис просто вышагнул из этого захвата - его шея прошла сквозь руку Валерия так, словно и сама была из тумана. Мальчишка развернулся, его ладонь плашмя ударила Нечаева в грудь, и от этого, казалось бы слабого удара тот вдруг пролетел через всю комнату и врезался спиной в стекло, которое мгновенно расплескалось, и Валерий головой вперед вывалился в темноту. Роман, уже поднявшийся и дернувшийся было к Денису, резко развернулся, метнулся следом и в самый последний момент ухватил мелькнувшую в воздухе согнутую ногу чуть ниже колена. Его рвануло вперед, протащило грудью по подоконнику, но он успел упереться коленями в батарею, вцепившись в ногу изо всех сил, и Валерий, испустив дикий вопль, повис вниз головой на пятнадцатиметровой высоте, болтая руками, и сминаемый
железный карниз громко скрежетал. Его левая нога дергалась в воздухе в безуспешной попытке зацепиться ботинком за ускользающий подоконник, но вместо этого дважды ощутимо стукнула Савицкого по скуле и по плечу.
        - Замри! - заорал Роман, стараясь не думать о том, что сейчас творится за его спиной, и Валерий, выказав несвойственное ему послушание, мгновенно повис неподвижно, сразу же став намного легче. Роман, чуть передвинувшись вперед, телом прижал ступню Нечаева к подоконнику и перехватил чуть повыше, намертво впиваясь мокрыми от крови пальцами в напряженные чужие мышцы под тканью джинсов, чтобы Валерий, не дай бог, не выскользнул из штанов, и стараясь не допустить ошибки - малейшее неверное движение, и они оба полетят вниз, - и лишь когда убедился, что держит Нечаева достаточно надежно, оскалившись от напряжения потянул Валерия обратно в комнату. Затылок пульсировал от боли, и Роману казалось, что с каждым выигранным сантиметром у него в голове что-то лопается. Наконец он крепко перехватил Нечаева за пояс брюк, из темноты появились его машущие руки, потом совершенно белое застывшее лицо, и Валерий, перевалившись через подоконник, ничком повалился на пол с хриплым вздохом, а Роман, отпустив его, рухнул рядом на колени, чувствуя себя невероятно старым. В воздухе остро пахло кровью. Он повернул голову, с
тупой усталостью глядя на старуху, лежащую в медленно расползающейся багровой луже, - старуху, которой две минуты назад было двадцать лет, походя без всякого удивления отметил, что они одни в разгромленной комнате, а потом пол под ним качнулся и неумолимо потянул к себе, и Роман повалился набок, проваливаясь в грохочущую темноту, до краев наполненную издевательским мальчишеским хохотом.

* * *
        Где-то над ним говорили. Он не разбирал слов, слышал только голоса, доносящиеся с такой чудовищной высоты, словно над ним беседовали два бога… два возможно несуществующих, и если один говорил со злым недоумением, то голос второго звучал устало и болезненно… но разве боги могут испытывать боль? Тьма осталась, но уже была не такой густой, и никто больше не смеялся в ней. Снизу она была мягкой, а вокруг изредка слышался металлический звон и пронзительно пахло лекарствами. Но все это было совершенно не важно - важным было лишь то, что тьма поглощала ощущение времени, а время для него теперь драгоценно… Кто это сказал и зачем? Нужно выбраться из этой тьмы, но она не пускает, бесплотные руки держат мягко, но крепко, и кто-то безмолвно удивляется - зачем тебе туда?.. Здесь ничего нет, кроме покоя, а там доверху боли. Не глупи - оставайся… оставайся навсегда…
        Что-то щелкнуло, и его ноздрей коснулся запах табачного дыма. Чьи-то пальцы дотронулись до века, оттянули его, и на мгновение Роман увидел далекое лицо с размытыми чертами. Почти сразу же ему в глаз ударил яркий луч света, после чего пальцы исчезли, и вновь накатила тьма.
        - Вроде приемлемо. Но по-хорошему ему надо в больницу. С сотрясением шутить нельзя
        - понимаешь же, не маленький. Вообще-то вам обоим нужно в больницу. Ты себя в зеркало видел?..
        - Да нельзя в больницу, Коль!.. - зло перебил его знакомый голос. Неужто Нечаев? Ты, никак, еще жив, старлей?! - Что я - не понимаю?!.. но нельзя! Идиотизм!.. человек меня с того света вытащил, а я не могу его в больницу отвезти… потому что там люди!..
        - Знаешь, Валера, давай-ка я тебя еще раз осмотрю, - мягко предложил его собеседник. - Возможно, я что-то упустил, и у тебя…
        - Все в порядке у меня!.. Ты мне скажи - точно не так уж серьезно?
        - Ну, госпитализация, в принципе, не обязательна, я все, что надо, сделал, но отлежаться хотя бы несколько дней нужно. Сотрясение, сильные ушибы… Может, теперь соизволишь мне сказать, что случилось? Ты вызвал меня… ваши, насколько я понял, не в курсе…
        - Ты…
        - Разумеется, уехав отсюда, я тоже стану не в курсе, не дергайся!.. Что - где-то неофициально нашалили? Вид у вас… я у этого парня из спины шестнадцать осколков достал!.. А вы, часом, не из «Морского дворца» явившись, где шарахнуло?
        - … твою, а там-то что?!
        Голоса снова унеслись куда-то ввысь, и тьма вновь стала густой без времени и звуков. А когда Роман наконец-то смог открыть глаза, то рядом никого не было. Он лежал на диване в незнакомой, скромно обставленной комнате, до подмышек прикрытый одеялом. Он обвел взглядом горку, где поблескивали бокалы и вазочки, книжный шкаф, выключенный телевизор и два кресла перед ним, накрытых красивыми покрывалами, потом попытался приподняться. Одеяло свалилось с его груди, и Роман увидел с правой стороны темный кровоподтек. Боли не было, но тело казалось каким-то чужим и одеревеневшим и ощущалось плохо. Он сел, уперевшись руками в диван, но тут же снова повалился на подушку. В этот момент в комнату вошел Нечаев с заклеенным пластырем виском и, глянув на него, слабо улыбнулся, потом опустился на стул рядом с диваном и невесело спросил:
        - Ну, как - очухался? Живой?
        - Не знаю. Ты, часом, не святой Петр? - Роман снова попытался приподняться, но Валерий перехватил его и вдавил спиной в диван.
        - Ты куда собрался? Врач сказал, чтоб ты лежал. У тебя сотрясение мозга… видать, крепко он тебя об дверь приложил…
        - У меня и раньше бывало сотрясение мозга. Считай, это рецидив, - Роман вяло оттолкнул его руку. - Где я?
        - У меня дома. Мне удалось вытащить тебя прежде, чем наши подоспели. Но мне все равно теперь придется с ними объясняться. Такое не спрячешь, и вообще теперь… - Валерий потер грудь под футболкой и поморщился, потом вытащил сигареты. Роман протянул руку и выдернул пачку из его пальцев.
        - Вообще-то, тебе нельзя, - заметил Валерий. Роман пренебрежительно скривил губы, выуживая сигарету, и Нечаев, пожав плечами, поднес ему зажигалку. Закурив, Савицкий выпустил дым в потолок и устало прикрыл веки.
        - Сколько времени?
        - Два часа прошло. Врач тебя тут чем-то обколол, так что за здоровье можешь не переживать… а вот в больницу…
        - Я понимаю, - Роман сглотнул и затянулся сигаретой так, что она затрещала. - Он нас провел!.. Он… мне следовало сообразить…
        - Я понял, и брось оправдываться, - Нечаев тяжело помолчал, потом негромко сказал:
        - Спасибо.
        - Да на здоровье. Но я бы предпочел, чтоб ты был хоть малость полегче, старлей, - уж больно ты руки оттягиваешь.
        Валерий фыркнул.
        - Вижу, ты и впрямь приходишь в себя, - он наклонился и уперевшись локтями в колени, вцепился пальцами себе в волосы. - Елки, что это такое было? Как вышло, что мы, двое здоровых, взрослых мужиков не смогли девку уберечь?!
        - Потом причитать будем, в свободное время, а сейчас его нет, - Роман зло скривился, потом снова попытался приподняться. Бесполезно - тело не слушалось.
        - Подожди еще хоть полчаса и тогда сможешь встать, - глухо сказал Валерий. - По-хорошему, тебе нужно лежать, а не шататься взад-вперед, но я понимаю, что убеждать тебя в этом бессмысленно. Выжди полчаса, и я тебе вколю кое-что - выпросил у Кольки… Откуда ты явился?
        - Про «Морской дворец» уже в курсе?
        - Примерно да. Но… - Валерий повернул голову и мрачно взглянул на него, - ты ведь видел не то, что видели остальные, не так ли?
        - Не важно, что я видел… важно, что слышал… Майя дома?
        - Нет, сегодня она ночует на острове.
        - Ты можешь ей позвонить?
        - Да, конечно, - Валерий встал, глядя на него недоуменно и не без доли подозрения.
        - А в чем дело?
        - Скажи, чтобы уходила оттуда. Пусть едет домой, к подруге, к троюродной бабушке - куда угодно, только подальше оттуда. И спроси ее… - Роман закрыл глаза, - спроси про Риту. Там ли она? И если да, то… что делает. Только… близко пусть к ней не подходит. Пусть уедет сразу же. Ты понял?
        - Я могу сам съездить и…
        - Тебя еще там не хватало! - рявкнул Роман, приподнимаясь. - Делай, что сказал!
        Валерий молча вылетел из комнаты, а Савицкий сбросил с себя одеяло и сел, повернувшись боком, потом принялся осторожно разминать мышцы. Нужно было уходить, нужно было добраться до Риты и выяснить, что происходит? Выяснить, что она сделала
        - что стало причиной тому, что его друг остался лежать на столешнице в «Морском дворце», глядя на сцену мертвыми глазами?
        Раньше мы все делали вместе!.. Ты досмотришь свое действо до конца!..
        Между прочим, это она меня с тобой познакомила…

«Нет, - с усталым, безнадежным отчаяньем думал он, а перед ним гримасничало, ухмыляясь, мальчишеское лицо, и медленно уплывало куда-то в темноту другое, так на него похожее, - не может быть, чтобы она была повинна в этом кошмаре… это то чудовище… при чем тут она?!..»
        Она действительно не при чем? Или просто ты хочешь так думать? Потому что узнал об этом именно сегодня… Случись это несколькими днями раньше, возможно, ты думал бы иначе, а, Савицкий?
        В любом случае, нужно уходить. И никого к себе не подпускать. Список не был шуткой Дениса - теперь Роман в этом не сомневался, и в нем все было указано точно - все люди, которых собирался навестить Лозинский. Список послала Рита, несмотря на запрет… Рита пыталась помочь, но, черт возьми, помощь эта обернулась совсем не тем… И теперь, уже без ее ведома, список расширился… возможно он расширяется и сейчас. Он втянул Нечаева, он втянул Чернова. Кто еще может в него угодить? Майя? Водитель, который привез его к дому Крицкой? Кто?

… вы связаны со столькими людьми этими прочными невидимыми нитями дружбы, знакомства, разговоров, родства… Когда вы умираете, эти нити рвутся… но иногда они могут не порваться и утянуть всех следом за вами…
        Туман, черные нити, соединившие их на короткий отрезок времени… Сучонку не откажешь в чувстве юмора…
        Он поднял руку и начал ощупывать затылок, но в этот момент вошел Нечаев. На его лице по-прежнему было недоумение, но теперь к нему примешалась злость.
        - Она не на острове, она уже едет сюда. Когда уезжала, Рита была дома… Не знаю, что случилось, но Майка так буйствует… никогда у нее такого голоса не слышал. Горчакова!.. - он обвиняюще ткнул в направлении Романа торчащим указательным пальцем. - Не зря ведь ты меня про нее расспрашивал! Она в этом замешана, не так ли?! Но… ты же говорил, всегда там был только мальчишка!
        Роман неопределенно покачал головой, вспомнив сладковато-терпкий запах духов, коснувшийся его в трамвае, где несколькими минутами спустя умерла Назаревская. Она была там… она была везде, где был он и что-то происходило…
        Она тоже всегда опаздывала.
        - Честно говоря, я не очень-то удивлен, - пробормотал Валерий, снова опустившись на стул и устало свесив руки. Роман вопросительно взглянул на него.
        - Ты узнал что-то еще?
        - Я нашел одного Дениса Лозинского, - безжизненно ответствовал Нечаев, - и теперь еще меньше что-либо понимаю.
        - Что?! - Роман вскочил, но его ноги подвернулись, и он повалился обратно на диван. Валерий повернул голову и криво усмехнулся, и в этой усмешке Савицкому почудилось что-то полубезумное. Ярко-голубые глаза Валерия словно выцвели, и в них застыло отупение.
        - Я не там искал, видишь ли. Я искал среди живых. Оказывается, нужно было искать среди мертвых. Действительно жил в городе некий Денис Лозинский, восемьдесят первого года рождения. Десять месяцев назад был найден мертвым у себя дома. Причина смерти - ножевое ранение в живот. Вероятней всего, ограбление, хотя дверь не тронута - хозяин сам ее открыл. В квартире был полный разгром. Соседи слышали грохот и крики, но звонить никуда не стали - заявили, что подумали, будто у Лозинского что-то отмечают. Но, судя по словам его сестры, из квартиры ничего не пропало - вероятно, воров кто-то спугнул.
        - Они не стали никуда звонить… - пробормотал Роман. - А что он из себя представлял, ты узнал?
        - Ничего особенного. Тихий невзрачный молодой человек. Работал в центральной городской библиотеке - странная профессия для парня его возраста… С соседями отношений не поддерживал, они его почти не видели. В общем, жил совершенно незаметно. На учете нигде не состоял. В армии не служил по причине слабого здоровья. Женат не был, из близких родственников только сестра. Собственно, это все.
        - Ну, так скорее всего это вовсе и не он, - разочарованно сказал Роман. - То, что…
        - То, что я видел, человеком не было, - Валерий кивнул. - Я вообще не знаю, что я видел… но мне кажется, что он назвался этим именем неспроста. Никакая это не выдумка. Но единственный в городе Денис Лозинский умер и похоронен десять месяцев назад. В любом случае, проверить одну вещь не так уж сложно, если сохранились его фотографии. В особенности, если сохранились его детские фотографии.
        - Нужно поговорить с его сестрой… она-то, хоть, надеюсь, жива? - Роман огляделся в поисках своей рубашки. Нечаев кивнул.
        - Ну, она-то жива, - он закурил и посмотрел на Романа неким странным взглядом, в котором тот с удивлением уловил сочувствие. - Лозинская - девичья фамилия Риты Горчаковой.

* * *
        Несколько минут он сидел как оглушенный, глядя в одну точку невидящими глазами, а кто-то у него в голове насмешливо спрашивал - с чего, собственно, новость так его ошарашила? Мальчишка был так похож на Риту… может, ты и решил, что это демон, позаимствовавший ее внешность?.. но все объяснялось гораздо проще - генетическое сходство. Она знает Дениса, Денис знает ее - почему бы и нет, почему бы сестре и брату не знать друг друга?.. В любом случае, прежде чем делать какие-то выводы, нужно увидеть фотографии, если Рита их сохранила…
        Лозинский умер в одиночестве, существо, которое так ненавидит этот город… они слышали, но никто не позвонил… Он умер и каким-то образом превратился в нечто кошмарное… и Рита причастна к этому. Но почему сейчас? Денис умер десять месяцев назад.
        А Рита что-то сделала… без него. Сделала что-то, что они всегда делали вместе, без него… и сделала это полтора месяца назад, когда все и началось, еще без его, Романа, участия.
        Это были просто имена!..
        Денис назвал ее подмастерьем. В чем? Что они делали вместе?
        - Он был ее близнецом? - наконец хрипло спросил Роман, и Валерий, внимательно наблюдавший за ним, недоуменно покачал головой.
        - Я не знаю. Они двойняшки, но нигде не упоминалось, что Денис и Рита были похожи… только цвет волос…
        - Нигде не упоминалось? - Роман остро глянул на него. - Что это значит? Я не думаю, что ты копался в семейной жизни Лозинских, ты наткнулся на это где-то в другом месте. Не так ли?
        - Просто раньше я этого не знал, - раздраженно отозвался Валерий. - Я же говорил тебе, что не занимался этим делом - даже из любопытства ничего не узнавал, мне не до того было. Моя жена ни в чем не была замешана, остальное не важно. Потому и настоящая фамилия Горчаковой мне была совершенно неизвестна.
        - Он был один из подозреваемых в убийстве ее мужа, верно? Тоже версия - сговорился с сестрой, она создала ему все условия, сама сидя на публике, а потом они поделили деньги.
        - Денис не поддерживал отношений со своей сестрой, разве что встречался с ней пару раз после смерти ее мужа, - Валерий закурил. - Он даже не был на ее свадьбе. Друзья Горчакова понятия не имели о его существовании. И на острове его никто не видел. В ночь убийства он был у себя в квартире один, спал. Подтвердить это было некому. Но… - Валерий пожал плечами, - его как-то очень быстро оставили в покое, видимо по какой-то причине сочли эту версию совершенно бесперспективной. А месяц спустя его убили. Кто - неизвестно.
        - Риту подозревали? - тут же спросил Савицкий, поглядывая на часы, и Валерий развел руками.
        - Ну, знаешь!.. Понятия не имею. Мы начали с одного, а тут… Мне, если честно, наплевать, кто этого бизнесмена завалил! Я хочу знать, что происходит с нами! И если это - покойный Лозинский, то что-то больно резв он для покойника - а он точно покойник! Даже будь он какой-нибудь зомби, - Нечаев негодующе фыркнул, - он бы таких штук не смог откалывать! Я этой твари три пули в голову всадил, а они как сквозь туман… Крицкая постарела почти на шесть десятков лет буквально за секунду! А прочие?! Как он это делает?!
        - Думаю, важно не как он это делает, а зачем он это делает, - Роман все-таки встал, потом задумчиво переступил с ноги на ногу, проверяя. Вроде бы, самочувствие стало получше. - И он не присутствует постоянно… он приходит иногда… большей частью, когда собирается кого-то… Должен быть какой-то план.
        - Раньше ты говорил, что никакого плана нет, - Валерий тоже поднялся. - Что случилось в «Морском дворце»? Что ты узнал? Не будь свиньей, Савицкий, я же тебе все выложил!
        - Я не могу, - ровно ответил Роман. - Мне достаточно четко дали понять, что все, кто начинают усиленно лезть в это дело или разделять мое общество, отправляются на тот свет. А про тебя Денис сказал это открытым текстом. Сегодня он уже чуть не убил тебя. И если ты будешь продолжать…
        - Окажусь в морге, - Валерий, чуть побледнев, кивнул. - Понял, не дурак… хотя иногда считаю совсем наоборот. Но не продолжать я не могу. Поэтому садись и быстренько мне все расскажи, можешь без подробностей. Я не выпущу тебя, пока не буду знать, что творится.
        Роман опустился обратно и неохотно, в двух словах рассказал о происшедшем, опустив впрочем, почти все высказывания Лозинского. Валерий ни разу его не перебил, а под конец рассказа глубоко вздохнул и нервно заходил по комнате, ероша волосы.
        - Близнецы? - он покачал головой. - В любом случае, об этом точно не было упомянуто. Участникам той пьянки наверняка предъявляли либо Дениса, либо его фотографию… нет, он не мог быть на нее похож. Не то это.
        Савицкий мрачно подумал, что человеку нужно приложить немало усилий, чтобы стать похожим на другого человека, но, возможно, что этих усилий нужно гораздо меньше, чтобы не быть на него похожим. Особенно, если другой человек - женщина. Денис был библиотекарем, но что если он был и неплохим актером? Что если на острове в ту ночь было две Риты, одна из которых убила Горчакова, а потом просто уплыла, и здесь на берег вылез уже Денис?.. Нет, нелепость, зачем это нужно? К тому же, это совершенно не имеет отношения к происходящему, чего он зацепился за это убийство?
        - Ты понимаешь, что мне придется все рассказать? - ворвался в его мысли усталый голос Нечаева. - Скрывать такое нельзя. Люди…
        - Попробуй, - Роман пожал плечами. - Может, тебе и поверят… только личная просьба
        - не сдавай пока ни меня, ни Риту.
        - Это называется не сдавать, а…
        - Мне не до семантики. Я должен узнать, что происходит… Возможно, она знает, как… Тогда, возле Тарасовки, когда я спросил его, зачем он это делает, Денис сказал, что делает это, потому что закончен. Его нельзя убить. Но его можно изменить.
        - Он мог сказать тебе, что угодно, - хмуро буркнул Нечаев.
        - Возможно. Но он мог и проболтаться, - Роман усмехнулся. - Видишь ли, ты уже мог заметить, что то, с чем мы столкнулись - зло, демон, развеселый покойничек - называй, как хочешь! - но это что-то весьма болтливо. Болтливый, пафосный, кровожадный сучонок с манией величия… и почему-то он мне чертовски знаком не только внешне… - Савицкий потер рассеченную осколком щеку. - Ты знаешь, Петрович, мне даже само происходящее - все эти штабеля трупов с некоторых пор кажутся чертовски знакомыми.
        - Ты о чем?
        - Почему тогда, у трамвая, ты меня отпустил, а, Валерк? - вдруг спросил Роман, вытягивая из пачки сигарету. - Ты был весь такой из себя разгневанный служитель закона и вдруг заявляешь - а, впрочем, идите, гражданин Савицкий, утомили вы мой взор, займусь-ка я чем-нибудь еще… Что ты увидел? Ты ведь что-то увидел, не так ли?
        - На оконном стекле была цифра, - каким-то задушенным голосом сообщил Нечаев. - Пальцем кто-то написал. Римская «пять».
        - Да, теперь и я вспомнил… Во «Дворце» он изобразил римскую восьмерку на столе, - с глухой яростью произнес Роман. - Но это было сегодня! А ты…
        - В комнате Аберман на стене была нарисована римская «три». Зеленкой, - Валерий не смотрел на него. - На машине, которая сбила Спирина… на грязном крыле тоже пальцем кто-то написал цифру. Четыре. Я думал, случайность, потому что это никак нельзя было… Даже после трамвая я все еще думал, что…
        - И это называется все выложить?!
        - Но я больше не видел никаких цифр - ни разу! - рявкнул Нечаев. - И ты тоже!
        - Может, они и были, да кто-то их стер случайно, или сами собой исчезли, - Роман досадливо сжал губы, потом подумал о прутике в детской руке, вырисовывавшем в пыли снежинки. Нахмурился и покачал головой, потом встал и огляделся. Подошел к журнальному столику, взял валявшуюся рядом с газетой ручку и нарисовал на полях газетного листа три пересекающиеся линии.
        - А такое видел где-нибудь?
        Валерий подошел, взглянул на рисунок и хмыкнул, потом прищурился.
        - Вроде бы не… Возле машины Шмаева такое было, когда он уже… Мелом на плитке нарисовано, но я не обратил внимания… это не цифры, просто детский рисунок, скорее всего он был там уже давным-давно. Только… - он отнял у Романа ручку и нарисовал рядом со снежинкой еще две. - Вот такой он был. А что?
        - Денис такое нарисовал при мне… Я думал, он просто забавляется… потому и тебе не сказал. Оба сваляли дурака. Вот что значит не обращать внимания на мелочи.
        - Я вначале думал, он их нумерует - убитых, в смысле, - пояснил Валерий. - Но в первых трех случаях ничего не было, да и по нумерации тогда бы не совпало… а потом номеров больше не попадалось…
        - Но они были, я уверен, - Роман хмуро посмотрел на дополненный Валерием рисунок.
        - И он действительно нумерует… но не убитых.
        - Тогда что же?
        Роман отвернулся и подошел к книжному шкафу. Открыл дверцу, пробежал пальцами по корешкам книг, потом спросил, не оборачиваясь.
        - А ты ведь, Валера, читаешь эти книжки, верно?
        - Нет, конечно! - огрызнулся тот. - Только уголовный кодекс по складам. Я и азбуки-то толком не знаю.
        - Не злобствуй, - Роман снял с полки одну из книг, полистал ее и поставил на место. Взял другую, пролистал, потом поманил Валерия. - Взгляни сюда.
        Нечаев подошел и хмуро посмотрел на его палец, упиравшийся ногтем в три черные звездочки, разбивавшие текст на две части. Роман перевернул несколько страниц и постучал пальцем по надписи «Глава III».
        - Но слово «глава» пишут отнюдь не всегда, ограничиваются цифрами - римскими, арабскими, и когда хотят разделить повествование в главе на отрезки, часто используют не звездочки, а пробелы. Каждый пишет по-своему, - он поставил книгу обратно в шкаф.
        - Да… я знаю, - медленно произнес Нечаев и запустил пальцы в свои волосы. - Это что же получается… эта сволочь книгу пишет, что ли таким образом?! Вот это все… - он выплюнул длинную матерную фразу, - для него книга?!
        - Может, этот Лозинский был неудачливым писателем, которого никак не издавали, и он зело гневался, - Роман пожал плечами.
        - Если все дело действительно в Лозинском. К тому же, это все равно не объясняет того, как он все это…
        - Но это книга, - Роман захлопнул дверцу шкафа, так что стекло жалобно дребезгнуло. - И вполне возможно, Денис вовсе ее не пишет. Возможно, он ее уже написал, а теперь просто приводит все в соответствие со своим чертовым творением. И оформляет, как положено. Помнишь, что я тебе рассказывал про Аберман?
        - Говорящая покойница… - кисло пробормотал Нечаев. Савицкий кивнул.
        - Она сказала: «И про тебя там тоже есть». Там - в книге, вот где. Значит, она уже написана, понимаешь? Прочтешь книгу - узнаешь, что с тобой будет. Черт, если б я заглянул тогда в его тетрадь… он же так просил ему почитать. Может, это она и была… больше я его с этой тетрадкой не видел.
        - Откуда ж ты мог знать? - Валерий моргнул, и у него стало выражение лица человека, который выбросился из окна и уже в полете осознал, что всего лишь собирался закрыть форточку. - Но зачем ему нужно, чтоб ты ее читал? Он бесится, что мы можем эту, - он снова завернул ругательство, - книжонку его испортить, но тогда почему ты? Все нелепости… нестыковки начались, когда ты появился. Это соответствовало его замыслу? Или он уже в процессе заменил Спирина на тебя, потому что ты показался ему более интересной фигурой? Но тогда ведь он сам себе противоречит, он сам ломает собственное повествование, сам его портит. Это бессмысленно.
        - Сейчас это не важно - важно найти книгу, и есть человек, который знает, где она, или, по крайней мере, ее читал, - Роман огляделся. - Где моя рубашка?
        - Твоя рубашка превратилась в лохмотья, - сообщил Нечаев. - К тому же ты сейчас все равно никуда не пойдешь! Я сам поеду и…
        - Ты не понял?! Ты можешь только больше все запутать, к тому же тебе она ничего не скажет. Занимайся своими делами, у тебя их выше головы, к тому же еще достаточно народу из того списка живы… я надеюсь. Ты хотел мне что-то вколоть?
        - Сейчас, - Нечаев наклонился и полез в тумбочку. - Поворотись-ка, сынку.
        Роман послушно повернулся и чуть вздрогнул, когда игла вонзилась в бицепс его правой руки, потом слабо улыбнулся, проведя ладонью по месту укола.
        - А ты, Нечаев, оказывается славная медсестра!
        Валерий что-то угрюмо пробурчал и ушел в соседнюю комнату. Через минуту вернулся, плечом прижимая к уху телефонную трубку, и протянул Роману бледно-зеленую рубашку.
        - Почти новая… от сердца отрываю, - сообщил он, а по его лицу стремительно растекалась тревога. - Что-то Майка не отвечает.
        В этот момент в дверном замке скрежетнул ключ, и Валерий с облегчением бросил телефонную трубку на диван. Входная дверь распахнулась, в прихожей вспыхнул свет. Дверь грохнула о косяк, Майя, встрепанная, в кое-как застегнутом пиджаке привалилась к стене и посмотрела на полуголого Романа удивленно, зло и не без женского интереса. Ее губы расползались, смуглые щеки раскраснелись, голова чуть покачивалась из стороны в сторону, глаза маслянисто блестели, а лицо казалось необычайно сосредоточенным.
        - И кто это у нас тут?! - она болтнула ногой, сбрасывая туфлю, и та полетела через всю прихожую. - И-и хто это у нас тут стоит?!.. Да это ж Рома!.. Старый добрый Ром-ма!.. - Майя сбросила вторую туфлю, и та стукнулась о тумбочку. Судя по всему,
«боевая секретарша» была пьяна вдребезги.
        - Майка! - Валерий проскочил мимо него и обхватил жену за плечи. - Ты почему не отвечала… я звонил… Ты где так надралась?!
        - Как будто в городе мало мест, где можно надраться! - Майя вырвалась и шатающейся походкой прошла в комнату. Остановилась возле Романа, молча надевавшего рубашку, и крепко ухватилась за полу. - Это Валеркина, кто тебе разрешил…
        - Я разрешил! - Валерий мягко, но решительно разжал ее пальцы, и Майя тотчас же крутанулась с перекошенным от злости лицом, выкрутив схватившую ее руку, но Валерий, тут же отпустив ее запястье, дернулся в сторону, почти мгновенно оказавшись за спиной жены, и в следующий момент руки Майи оказались закрученными назад - до той степени, когда боль только-только подступает, но малейшее движение вверх, и она станет нестерпимой, и девушка застыла, явно хорошо это понимая, потом попыталась достать Валерия ногой, но Нечаев предусмотрительно встал так, что у Майи ничего не вышло, и она только пьяно мотала головой, и ее глаза зло сверкали сквозь прыгающие короткие каштановые пряди. «Та еще семейка!» - устало подумал Роман, отступив на шаг назад и застегивая пуговицы.
        - Успокойся! - рявкнул Валерий. - Что еще за сцены?!
        - Она меня уволила! - Майя рванулась было к Роману, но боль в вывернутых суставах дернула ее обратно, и девушка зашипела от боли. На лице Валерия появилось растерянно-жалобное выражение, но он не отпустил жену. - Это все ты! Что ты с ней сделал?! Она ведь из-за тебя во «Дворце» осталась, а меня услала - думаешь, я не поняла?! Ба-алядь!.. Что ты ей сказал?!.. Я ее никогда такой не видела!.. Пусти меня!.. Пусти, сказала!.. твою мать!.. Я тебя, сука, наизнанку выверну!.. я тебе щас все пообрываю и…
        Фраза закончилась болезненным взвизгом, когда Нечаев слегка поддернул ее завернутые руки вверх. Потом он отпустил Майю, развернул ее и, встряхнув за плечи, зло сказал:
        - Заткнись!
        Его лицо было совершенно несчастным. Майя встряхнула руками, потерла запястье, потом медленно подняла изумленный взгляд и с некой потрясенной нежностью произнесла:
        - Валерочка… Ты что же это?.. Это же я, Валерочка… - ее ладонь потянулась к лицу Нечаева, а голова укоризненно качалась из стороны в сторону. - Ты что?..
        Роман очень осторожно двинулся вперед, рассчитывая тишком пробраться к двери, пока в семейной сцене наступило временное затишье, но в этот момент ласкающие пальцы Майи вдруг хищно согнулись когтями и полоснули Валерия по лицу. Тот едва успел отдернуть голову, но один ноготь все же пробороздил его по скуле, оставив длинную, мгновенно оплывающую кровью царапину. Майя развернулась и прянула к Роману, но Валерий перехватил ее поперек груди и с размаху швырнул на диван, после чего впихнул Савицкого в спальню и захлопнул дверь, из-за которой тотчас же раздались нецензурные вопли и такой грохот, будто в гостиную Нечаева ввалился взвод пьяных десантников, круша все на своем пути. Роман зло плашмя ударил ладонью по двери - устроенный Майей скандал был очень не вовремя. Он приоткрыл дверь, намереваясь уйти из квартиры несмотря ни на что, и тут его взгляд упал на компьютер со старым монитором-«форточкой», скромно стоящий на столике в уголке спальни. Позабыв о свирепствующей в гостиной чете, Роман кинулся к нему, заглянул за системник, после чего включил и сел за стол, в ожидании загрузки нетерпеливо барабаня
пальцами по столешнице и слушая постепенно затихающий шум борьбы. Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь, и заревела вода в отвернутом на полную кране, но этого Роман уже не слышал - смотрел на хорошо знакомую страничку местных авторов, водил глазами по алфавитному списку, тихо бормоча:
        - Я ведь тебя знаю, уверен, что знаю, сучонок! Где же это было?..
        Он зашел в авторский раздел Ивалди и задумчиво обмахнул взглядом аккуратный темно-зеленый столбик названий, неуверенно провел курсором снизу-вверх, потом остановил его на названии «Симфония разбитого зеркала» и нажал кнопку «мышки». Предпоследнее творение Ивалди, повествующее о некоей веселой супружеской паре и их четверых приемных детях, живших в полной уверенности, что они являются самыми, что ни на есть, натуральными вампирами, и вследствие этого жизненного уклада изничтожавших жителей города, в котором поселялись, при помощи искусственных вампирских клыков и разнообразных подручных средств до тех пор, пока в семье эрзац-носферату не произошел глубокий раскол на почве мировоззрения, и ее члены, под конец романа начавшие превращаться уже в самых настоящих вампиров, не перебили друг друга. Глупая книга, но написана со знанием дела и хорошим языком, и, как обычно, необычайно яркие кровавые сцены.
        Роман, напряженно кусая губы, быстро пробежал взглядом несколько страниц, перелистнул на десяток вперед и остановился на том месте, где один из персонажей вел односторонний диалог с умирающей жертвой.

«Насчет зла есть множество мнений, но самое страшное зло - это не убивцы с топорами и прочие, им подобные. Это даже не такие, как мы. Теперь ты поняла это, когда они просто прошли мимо? Самое страшное зло - это равнодушие. «Не мое дело» рядовых и полное пренебрежение власть имущих…»
        - Черт меня дери!.. - прошептал Роман, просмотрел страницу до конца и заглянул на следующую.

«Как там было у О`Генри?.. Он рухнул, как обвалившийся кафедральный собор! Глядя на тебя, думаю - а ведь верно схвачено!..»
        Он пролистал еще несколько страниц.

«Святость здесь набрасывают, как вуаль, на безобразие своей души. Здесь все так усиленно молятся и так усиленно крестятся - крестятся теми руками, которых они никогда никому не протягивают для помощи. С чего ж вы рассчитываете на помощь Господа? Может, он следует вашему примеру? Молится самому себе и смотрит на ваши крестные знамения, никогда не снисходя до помощи. Каковы молящиеся, таков и их бог…»
        Роман вернулся к списку произведений и открыл небольшую повестушку с названием
«Влюбленный в тишину». На этот раз искать не понадобилось - он наткнулся на знакомые слова, сказанные лишь несколько часов назад, на первой же странице.

«…стою и думаю - какой серьезный дядя - бубнит себе чего-то!..»
        - Сволочь! - хрипло прошептал Роман, и в этот момент в спальню ввалился Нечаев, мокрый, с взъерошенными волосами и порванной рубашкой. На его подбородке пламенела еще одна свежая царапина.
        - Майя сожалеет, что все так вышло, - сообщил он совершенно убитым голосом. - Господи, я за все четыре года ни разу ее такой не видел. Она ж вообще не пьет никогда!
        - Что случилось? - Роман не отводил зло прищуренных глаз от монитора.
        - Твоя Горчакова вернулась домой в состоянии буйного помешательства. Устроила разгром у себя в кабинете, рыдала, потом заперлась в спальне и из-за двери сообщила Майе, что с этой минуты та больше у нее не работает. Та хотела узнать, что с Ритой, думала, ей плохо, даже дверь вышибла… В общем, они разругались до невозможности. Рита вызвала охрану и велела вышвырнуть Майю из дома, - Нечаев скрипнул зубами. - Точнее говоря, ее вывели из особняка, силком посадили в катер и отвезли на берег. Майка все на тебя валит… но я-то знаю, в чем тут дело.
        - Ну, не удивительно, что она взбесилась - они ж почти подружки - еще с консерватории.
        - Да? - Нечаев посмотрел на него не без удивления. - Я этого не знал. Что ты делаешь?
        - Так, кое-что просматривал… - Роман выключил страницу и повернулся, глядя на вошедшую в комнату Майю, закутанную в купальный халат. Ее мокрые волосы торчали во все стороны, на покрасневшем и слегка опухшем лице блестели капли воды.
        - Уже и за моим компьютером? - зло констатировала она, прислонившись к дверному косяку. - Вижу, вы действительно с Валеркой большие друзья. Чем развлекались - опять на досуге били друг другу морды?
        - Майя! - резко сказал Валерий. Майя, фыркнув, наклонилась и потрепала его по исцарапанной щеке, но сразу же отдернула руку.
        - Грозен муж, грозен, верю!
        - Когда ты уезжала, Рита была дома? - спросил Роман, вставая, и в него вонзился ледяной взгляд.
        - Когда меня увозили, Рита собирала вещи! - Майя подошла к кровати и навзничь повалилась на нее, фривольно болтнув в воздухе обнажившимися ногами и делая вид, что не замечает выражения лица мужа. - Что бы ты с ней ни сделал, надеюсь, она дала тебе сдачи! Она всегда пыталась дать сдачи, несмотря ни на что, потому он всегда и заводился, потому она и получала крепче, чем могла бы… пока не научилась сидеть тихо… Господи, ведь все было так хорошо, пока она на тебя не наткнулась! - Майя закрыла лицо ладонями. - С тех пор, как она тебя наняла, я ее не узнаю, - в ее голосе сквозь ярость просочилась холодная, журчащая ядом злоба. - Ритка словно обезумела. Дома почти не бывала, а ведь раньше она практически никуда не выходила…
        - Где Рита держит свою машину? - Роман сунул руки в карманы брюк. - Где, Майя?
        - Поди да спроси ее сам!
        Валерий, взглянув на его лицо, сел на кровать, ухватил жену за плечи и легонько встряхнул.
        - Где, скажи ему. Майя, это очень важно.
        - Да пошли вы оба!.. - отозвалась та, не открывая глаз. - Я спать хочу, проваливайте отсюда!
        - Если ты не…
        - То что? - Майя приоткрыла один глаз и с презрением посмотрела на мужа. - Применишь ко мне ваши методы допроса? Ну-ну, ожидаю с нетерпением и интересом.
        - Майя, недавно он спас мне жизнь, - негромко сказал Нечаев, наклоняясь ниже. - Скажи ему, где Рита держит свою чертову тачку, чтобы теперь он мог спасти свою жизнь. Ты меня поняла?
        Майя посмотрела на него, приподняв тонкие брови, потом покачала головой.
        - А ты все такое же дите, Валера, и врать не умеешь совершенно. Как и друзей себе выбирать… Автостоянка на Рядном спуске, в самом начале. Только ты все равно не…
        Не дослушав, Роман развернулся и выбежал из спальни, в несколько прыжков проскочил гостиную и вылетел в прихожую. Обулся, схватился за ручку двери, но тут Валерий недовольно окликнул его. Роман обернулся - Нечаев протягивал ему ключи.
        - Машина во дворе, - раздраженно сказал он. - Не побежишь же ты туда бегом - далековато. То, что я тебе вкатил, штука крепкая, но постарайся управиться за полчаса.
        - Я ведь могу и не вернуть ее, - Роман принял ключи не без удивления. - Или побить…
        - Тогда Лозинскому достанется лишь твой труп, потому что в этом случае я тебя сам убью! - мрачно пообещал Валерий. - Катись, пока я не передумал!

* * *
        Майские грозы припоздали в этом году, и первая пришла в город только нынешней ночью - неожиданно, не предупреждая о себе растекающейся всюду духотой и томлением, и не замирала ночь, словно огромное существо, сделавшее глубокий-глубокий вдох и выжидающее подходящий момент для выдоха. Никаких прелюдий
        - просто сразу налетел ветер и затанцевал в обнимку со старыми липами и березами, и деревья то послушно клонились, подчиняясь его воле и заданному ритму, то начинали негодующе мотаться из стороны в сторону, словно строптивицы, уворачивающиеся от неугодных объятий, и громко шелестели листья, и невидимые пальцы безжалостно обрывали черемуховый цвет в парке и скверах, и он летел по ветру белой вьюгой и пропадал в пляшущих волнах Аркудово, бьющихся о причалы и силящихся добраться до катеров и лодок. Небо от края до края с шипением раскалывали ветвящиеся молнии, и холодный синий огонь вспыхивал в куполах церквей, и стремительно пробегал по золотистым шпилям, и храмы, казалось, стали выше и нахмурились, грозно взирая на ночной город вокруг. То и дело раздавался оглушительный грохот, но до сих пор ни единой капли воды не упало вниз, и напрасно отчаянно мотались в пахнущем озоном воздухе истомившиеся по влаге листья, похожие на умоляюще тянущиеся к небу зеленые ладошки, - толстобрюхие тучи медленно плыли над городом, как-то мучительно погромыхивая, и все никак не могли разродиться долгожданным ливнем.
Лишь немногие бродили во тьме под этой грозой, и одному из них в шипении и призрачных голубоватых вспышках чудилось что-то зловещее.
        - Маргарита Алексеевна, может, повремените с поездкой? Погода какая - еле добрались до берега.
        - Нет, все в порядке. Оставляйте катер и отправляйтесь домой. Я вернусь через несколько дней, так что вы пока можете отдыхать.
        Человек покачал головой, глядя на сидящую в «купере» фигурку.
        - Ну, хотя бы, давайте я вас отвезу.
        - Не стоит, - ответила девушка, вставляя ключ в скважину замка зажигания, положила ладони на руль и с усталым нетерпением посмотрела на собеседника. - Всего доброго, Михаил Олегович.
        Он неодобрительно пожал плечами и пошел прочь. Рита проводила его взглядом, автостоянка на мгновение осветилась яркой вспышкой, следом раздался грохот, и она вздрогнула, потом, не сводя глаз с уходящего, опустила руку вниз и снова вздрогнула - вместо ключа ее пальцы схватили лишь пустоту. Ее взгляд метнулся вниз, потом вправо, и сидевший рядом в кресле человек щелкнул зажигалкой. Его лицо на мгновение осветилось и тут же спряталось во мраке - остался лишь мерцающий огонек сигареты.
        - Господи! - испуганно выдохнула она. - Откуда ты взялся?!
        - Это довольно сложный философский вопрос, сразу и не ответишь, мадемуазель Лозинская, - Роман потянулся и включил свет в салоне. Обернувшееся к нему лицо Риты было белым от ужаса, застывшие глаза стали тускло-зелеными, словно плещущаяся в полынье стылая шайская вода, и в первое мгновение Савицкий даже не понял, кого именно испугалась Рита - его самого или того, кто может прийти и наказать за ослушание. Она беззвучно шевельнула губами, и Роман, подняв руку, качнул ключами перед ее лицом, и ключи легко звякнули.
        - Хочешь убежать?
        - Может быть… он последует за мной, - хрипло произнесла Рита. - Я ведь должна все это… а так… может, он последует за мной.
        - Он не дал тебе умереть. Почему ты решила, что он даст тебе уехать?
        - Это ты не дал мне умереть, - негромко ответила она. - Уходи, пожалуйста! Ты ведь слышал, что он сказал! Я думала… я надеялась… но это невозможно!..
        - Выезжай отсюда, - он бросил ключи ей на колени, обтянутые черными брюками. - Не люблю разговаривать на стоянках. Отъедь куда-нибудь недалеко.
        - Ни о чем мы говорить не будем! - отрезала Рита и запустила двигатель, потом мотнула головой в сторону дверцы. - Уходи! Ты же видел, что он может… Не лезь больше в это!
        - Он убил моего друга, и я буду лезть в это, сколько мне вздумается!
        - Он убьет и тебя…
        - Он убьет меня в любом случае, не так ли? - Роман холодно усмехнулся. - Что мне, по-твоему, теперь сидеть и тихо ждать конца - авось, протяну на пару деньков подольше! Он мне тоже это предлагал. Да, вы с ним чертовски похожи не только внешне…
        Под ее веками полыхнула ярость, и узкая ладонь взлетела к его лицу, но тут же бессильно упала. Рита отвернулась и, крепко сжав губы, вывела машину со стоянки.
«Купер» отъехал на несколько десятков метров и остановился возле старого здания школы. Рита закурила, не глядя в его сторону. Ее рука с сигаретой мелко подрагивала.
        - Я не могла ничего тебе сказать, - она отбросила с плеча прядь волос, потом решительно повернулась к нему, глядя в упор. - Он сказал, что убьет тебя… заменит тебя… Я долгое время не знала… что ты тоже его видишь… Но откуда ты знаешь его имя?
        - Он сам мне его сказал.
        На лице Риты появилась озадаченность, она посмотрела в лобовое стекло, потом снова на его лицо и видно по-своему истолковала выражение его глаз, потому что ее рука резким движением перебросила волосы со спины на плечо, и Рита, повернувшись, чуть склонила голову, так что волосы скрыли ее профиль. Но Роман протянул руку, поймал ее за подбородок и заставил повернуться обратно. Отбросил золотистую волну с ее лица.
        - Не дури. Хоть вы и похожи, для меня ваши лица разные… Извини за то, что я сказал. Значит, это ты послала список Нечаеву?
        - Да. Я видела вас вместе… и Майя мне кое-что рассказала… на следующий день после того, как вы подрались… Я узнавала, он занимался всеми… происшествиями… он пытается что-то узнать, понять… вот я и подумала, что он же все-таки… он сможет что-то сделать. Тогда мне еще казалось, что можно что-то сделать.
        - Больше уже не кажется?
        Рита замотала головой.
        - Я думала, что если этим будет заниматься кто-то посторонний…
        - Нечаев больше не посторонний. Он тоже его видит. Значит, этот Денис твой брат, Рита?
        - Я не знаю, что это такое, - прошептала она. - Денис умер… почти год назад. А кто это… не знаю. Оно знает меня… знает все про меня… про всех вас… и убивает всех, как… - Рита судорожно сглотнула.
        - Как в книге?
        - Да.
        - Значит, он подгоняет реальность под свою книгу? Где она, Рита? Ты до конца ее дочитала?
        - Дочитала ли я ее до конца? - Рита болезненно усмехнулась. - Я ее написала, Рома.
        Савицкий чуть отодвинулся, потрясенно глядя на нее.
        - Ты написала весь этот кошмар?!
        - Откуда я знала, что так будет?! - закричала она и ударила ладонью по рулю. - Откуда мне было знать, что начнет твориться такое?! Это же была просто книжка! Глупая страшная книжка! Всего лишь слова на бумаге - ничего больше! Разве такое могут делать написанные слова?! Мы и раньше писали книги - много раз! И после его смерти я уже написала одну повесть… но это… - Рита закрыла лицо ладонями. Роман осторожно потер затылок и глухо сказал:
        - Значит, я не ошибся тогда… Ивалди - это не один человек. Вас было двое. Вы всегда работали в соавторстве, верно? Поэтому та последняя вещь так отличалась от остальных - ты написала ее одна.
        Ее ладони соскользнули с лица, и Рита два раза быстро моргнула, потом едва слышно шевельнула губами.
        - Ты кто такой?
        - Я - один из ваших критиков, - он выбросил окурок в приоткрытое окно, и Рита тотчас схватила его за руку, крепко, почти до боли сжав пальцы, и вспышка молнии отразилась в ее расширенных, испуганных глазах.
        - Как твое имя?! Как там было твое имя?!
        - Черу.
        Высоко над ними в глубине туч грохнуло так оглушительно, словно небо раскололось надвое. Рита отпустила его руку и откинулась на спинку сиденья, не отрывая взгляда от его лица, и во взгляде этом были ошеломление, ужас и мука.
        - Господи! Невероятно, что ты еще жив! Ты не представляешь, как он тебя ненавидел! Ведь он наверняка знает, кто ты!
        - В таком случае, его действия лишены всякой логики, - заметил Роман. - Но каким образом я оказался в твоей книге? Как даже все остальные оказались там? Ты ведь никого из нас не знаешь… кроме Гельцера… ну, почему ты его туда засунула, я в принципе догадываюсь. Приятно затейливо изничтожить того, кого терпеть не можешь, если и не в жизни, то хотя бы в книге. Но мы откуда? Я понимаю, если б ты написала мой псевдоним - вряд ли и ты испытывала ко мне теплые чувства, но там, насколько я понимаю, мои имя и фамилия, а ты не могла их знать.
        - Телефонный справочник, - Рита сжалась, обхватив себя руками. - Я всегда выбираю фамилии персонажей по телефонному справочнику. Случайный выбор… практически. Я понятия не имела, кто вы такие. Для меня это были просто имена.
        - Замечательно! - зло произнес он, и губы Риты тотчас жалобно дрогнули, а глаза подозрительно заблестели. - Так, не надо сейчас вот этого! Слезы и сопли потом!.. Но почему именно я? Почему он всех убивает именно в моем присутствии?!.. Я… - Роман взъерошил свои волосы, - я что - один из главных персонажей?
        Она коротко кивнула.
        - Ты главный герой. Ты тот, кто движет сюжет этой книги.
        - Я… - он осекся. - Подожди, насколько я уже понял, жанр романа - нечто страшное и ужасное, не так ли? Но в ваших книгах никогда не действовали некие монстры и прочее, в них все ужасное всегда устраивали люди… Я должен смотреть, как все умирают… Рита, ты что - назвала моим именем убийцу?
        - Да не я это! - закричала Рита ему в лицо. - Не я! Убийцу в моей книге звали Сергей! Сергей Спирин, ясно тебе?! Персонаж с твоим именем был второстепенен, он был одной из жертв! Я не знаю, откуда ты взялся на месте главного героя! Несколько недель назад я села вычитывать книгу, хотела кое-что дополнить, исправить… и обнаружила, что имя Сергея Спирина везде заменено твоим. Я удивилась… думала, какая-то ошибка в программе… и исправила все обратно. Но через полчаса, когда я после ужина снова села за компьютер, вместо Спирина везде вновь был Савицкий! Я снова исправила, а через какое-то время все снова изменилось! Я подождала до утра… начала исправлять заново… но оно не исправлялось. Нигде. Я просто не смогла его стереть. Я скопировала файл… попробовала на других компьютерах… бесполезно. Тогда я попробовала исправлять другие имена на новые… ничего не вышло. Другие слова - пожалуйста, но только не имена. Я решила, что файл испортился… но потом я попробовала исправить твое имя в тетради. Вначале ведь я написала все в тетради и лишь затем перенесла в компьютер… но, когда я попыталась, она… - Рита
поднесла к глазам ладонь с растопыренными пальцами, после чего сделала ими некий расцветающий жест. - Она сгорела! Просто сгорела, как только я дотронулась ручкой до бумаги… сгорела в одно мгновение, и даже пепла не осталось! Тут уж любой бы понял, - она хрипло вздохнула, - что дело совсем не в битом файле. - Я ни в чем не была уверена, я вообще ничего не знала… я выяснила все только потом… что люди, чьи фамилии я использовала, погибают точно так же, как и мои персонажи… Мне страшно подумать, что могло бы быть, если б я использовала более распространенные фамилии. Чаще всего я брала только фамилию… а имя придумывала сама… Но, оказалось, что люди с такими именами и фамилиями действительно живут в этом городе… и что ты тоже существуешь…
        - За какой год был тот справочник? - мрачно спросил Савицкий.
        - Очень старый… кажется, двадцатилетней давности… может больше.
        - Разумеется… тогда телефон был записан на моего отца. А Крицкая в то время еще вообще не родилась. Ты выбрала фамилию какого-то ее родственника… или просто однофамилицу… Она умерла несколько часов назад. Ты знала об этом?
        Рита покачала головой, плотно сжав губы.
        - Я не знаю времени. С тех пор, как я поняла… я просто наблюдала, пыталась… но я не знаю времени. В книге это просто время суток - ночь, день… а временной срок от одной смерти до другой - «несколько дней», «примерно полмесяца»… все неопределенно, понимаешь?
        - Крицкой было двадцать. Но когда я увидел ее сегодня… она была старухой… Перед тем, как ее убили, она постарела меньше чем за минуту. Что это значит? - Роман закурил. - Сколько лет ей было в твоей книге?
        - Когда убийца отыскал ее, то увидел пожилую женщину лет семидесяти, - безжизненным голосом произнесла Рита, глядя на лобовое стекло, по которому наконец-то зашлепали первые крупные капли долгожданного дождя, и вспышка молнии на мгновение превратила ее застывшее лицо в призрачную маску.
        - Отыскал… А когда он нашел Писменского… того, из книги, тот уже умер от рака? Поэтому в списке рядом с его фамилией был вопрос?
        - Я не знала…
        - А сколько лет было мне и Спирину?
        - Тридцать-тридцать пять.
        - Это, получается, я еще удачно попал, - холодно усмехнулся Савицкий. - Не хотелось бы превратиться в шамкающего дедулю. Но если он оттуда все переносит сюда, почему убиваю их не я, а он? Если убийца - это я? Насколько я уже видел, его способности…
        - Он не может тебя заставить, - Рита посмотрела на него с какой-то странной тоской. - Или не хочет… Но иногда мне кажется, то… что приходит, может сделать все что угодно, с человеческим телом… но не может заставить человека что-то сделать… Он может отвести его, куда он считает нужным… он может напугать его или заставить испытывать в чем-то потребность… но он не может заставить его кого-то убить. Такое решение человек принимает только сам, - в ее глазах появился ледяной блеск, и в изгибе сжавшихся губ Роману почудилась непривычная жесткость, почти жестокость, отчего на мгновение захотелось отодвинуться - это существо было ему незнакомо и даже неприятно. Но ее губы почти сразу же дрогнули, и иллюзия рассеялась. - А может, все дело именно в тебе. Когда ты увидел его в первый раз? Когда разбилась Лячина? Он отвел тебя к ней, да, и ты видел…
        - Нет, о Лячиной и двух следующих мне рассказал Валерка. К ним Денис отводил Спирина… Ко мне он пришел, чтобы отвести к Аберман… правда, она ведь тогда уже была мертва… и я не видел… Валерка сказал, что соседи видели, как за полчаса до того возле дома терся мужик - по описанию Спирин. А потом я видел, как его…
        - Ну конечно! - Рита даже подпрыгнула на сиденье. Дождь уже вовсю хлестал по машине, капли громко барабанили по крыше, и рядом слышался громкий шум воды, хлещущей из водосточных труб. - Потом я выяснила, как он… - девушка придвинулась к нему так близко, что едва не ткнулась носом в его подбородок. - Ты не понимаешь?! Это тебя должна была сбить машина! Ты должен был умереть на той дороге! Он приходил за тобой, чтобы отвести тебя туда! Все соответствует - примерное время, место, даже марка машины - все! Все, кроме тебя! Вместо тебя там умер другой человек! Тот, кто должен был быть главным героем, тот, кто должен был умереть только в конце книги!
        - Почему же он отвел меня не на дорогу, а к той женщине? Почему он меня не убил, как было положено?
        - Я не знаю, - Рита устало поежилась. - Может… потому, что он увидел твое лицо?
        - При чем здесь мое лицо?
        - Понимаешь… мне кажется, он приходит не просто за человеком. Он приходит за именем. Ты же помнишь… наши персонажи… у них было только имя… и их личность… и примерный возраст.
        - Но у них практически не было внешности.
        - Да. Он соблюдает общие правила - пол и возраст, но ему совершенно не важна внешность, потому что для нас она никогда не имела значения. Он никого из вас… кроме меня… и Гельцера… не знает в лицо. Он приходит за человеком, чьим именем я назвала конкретного персонажа, он приводит его в примерное соответствие с возрастом персонажа… но он его не знает.
        - Получается, что меня он знает?
        - Думаю, да. И, наверное, не с худшей стороны. Иначе, почему он дал тебе отсрочку, несмотря на то, что ты критиковал его книги? Он даже сделал тебя главным героем!
        - Сомнительная честь… Но я не видел его раньше… кажется… - пробормотал Роман и тут же схватил ее за плечи и как следует встряхнул. - Кроме тебя и Гельцера?! Ты что же - и себя воткнула в эту чертову книгу?!
        Она молча трепыхнулась, пытаясь вырваться, но ответ уже и не был нужен - выражение глаз говорило само за себя. Роман разжал пальцы, и Рита дернулась в сторону так поспешно, что стукнулась спиной о дверцу. Стиснув зубы, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, удивляясь тому, что уже не испытывает ни ошарашенности, ни потрясения перед невероятностью происходящего, ни ужаса - ничего. Наверное, это было ненормально, узнав такое, ничего не чувствовать. Просыпалась в затылке позабытая боль, начинала ныть ушибленная спина, да отчаянно хотелось спать - и это было все. Оставалось множество вопросов, но спрашивать уже ничего не хотелось. Повернувшись, он распахнул дверцу и вылез в дождь. Облокотился о машину и закинул голову, позволяя каплям барабанить по лицу. Рядом раскачивались березы, суматошно взмахивая ветвями, словно призывая на помощь. Небо озарилось призрачной вспышкой, отчего на мгновение выступили из тьмы далекие купола Успенского собора, оглушительно грохнуло, и Роман мысленно сообщил возможно несуществующему, что с молниями тот малость припоздал, да и целиться следует получше. Хлопнула
дверца, Рита обошла машину и встала напротив него. Осторожно тронула за плечо и сразу же отдернула руку, словно боялась, что он ее ударит. Ветер подхватывал ее волосы, яростно трепал их и швырял ей в лицо, и поникшая фигурка под дождем казалась совсем маленькой, сломленной и размытой, словно растворяющейся среди тугих косых серебристых нитей… будто сама она была лишь персонажем, живущим только на страницах, и теперь исчезает вместе с чернильными буквами, которые размывает вода…
        - Прости меня. Пожалуйста. Я никогда такого не хотела. Если б я знала, к чему это приведет, я бы никогда…
        - Хватит! - резко сказал Савицкий, проводя ладонями по лицу и приглаживая мокрые волосы. Рубашка и пиджак, уже насквозь промокшие, прилипли к груди и спине. - Довольно этого, считай, что я проникся! Где эта чертова книга - в твоем особняке?! Ты не пыталась ее уничтожить?
        - К чему ты задаешь такой вопрос? - она отступила на шаг, и новая вспышка высветила на ее лице неожиданную надменность - почти забытое выражение, которое Роман видел на ее лице в тот день, когда Рита впервые ступила на палубу его катера. - Если я пыталась уничтожить себя, то разумеется я пыталась уничтожить и ее! Это невозможно. Я не просто стирала файл - я разбивала к чертям системник и несколько раз даже топила его в озере… но спустя совсем немного времени он снова оказывался на моем столе, - Рита хихикнула, и в этом тонком звуке слышалась подкрадывающаяся на цыпочках истерика. - Если бы не весь ужас происходящего, было бы даже забавно, что это нечто с такой тщательностью восстанавливает разбитую машину. Отчего-то это напоминает мне платок, который каждую ночь клали на столик Фриде…
        - Поедем на остров. Я должен ее прочесть.
        - Нет, он…
        - Если б он был против - давно б уже явился! - рявкнул Роман. - Но его нет. Я должен узнать, что в ней. Я уже понял, что моему персонажу хана, но я…
        - А вдруг что-нибудь случится, если персонаж прочитает о самом себе! Прочитает о собственной смерти! - закричала она в ответ.
        - Что-нибудь случится в любом случае!.. И я - не персонаж! И не собираюсь им быть! Я сам по себе, как и ты! Мы живые! Нас никто не придумал!
        Рита подняла руки, но сразу же опустила, и они повисли вдоль бедер. Ее одежда насквозь промокла, волосы облепили голову и плечи, косые струи дождя безжалостно хлестали по бледному лицу. Их разделял всего лишь метр, но казалось, Рита стоит по другую сторону бездонной пропасти, и с каждой секундой эта пропасть становится все шире, и она смотрела на него сквозь холодную серебристую стену дождя - глупая, несчастная, озлобленная девчонка, написавшая глупую книгу и с головой угодившая в собственный кошмар. Он вдруг подумал, каково это было - проводить долгие часы с человеком, которого боишься, потому что он может вдруг начать убивать всех направо и налево, но еще больше боишься, что с ним может что-то случится, и в этом будет твоя вина? Неизвестно, какую роль она в своей книге отвела Гельцеру, но там он явно пытался с ним расправиться, вот она и решила, что здесь будет точно так же, и пыталась сделать все, чтобы этого не произошло… в усмерть перепуганная амазонка с пистолетом и ножкой от кухонного стола… глупый ребенок, стоящий под огромным дождем наедине со своей виной и под присмотром собственного
демона, от которого некому защитить, и от которого и ты никого защитить не сможешь…
        Злости на нее не было. Было естественное раздражение человека, угодившего в дурацкую и опасную ситуацию, было желание отшлепать за то, что пишет всякую ерунду, но злость была припасена для другого. Он действительно был другим, он был совершенно отдельным и самостоятельным, и не воспринимался, как сбежавшая темная часть чьей-то души. Нужно только понять, кто он такой и как его изменить?
        Он хотел сказать ей это и уже качнулся вперед, к ней - то ли, чтобы Рита его лучше расслышала, то ли чтобы спрятать от этого огромного дождя - Роман и сам не понял, да и не успел понять, потому что пронизанная дождем тьма за спиной вдруг изменилась, и он резко развернулся, и Рита одновременно с его движением дернулась назад и легко стукнулась о крыло машины.
        - Роман Андреевич? - спокойно спросили из-за стены дождя - голос был незнакомым и едва слышным из-за шума разбушевавшейся стихии, и в тот же момент ослепительная вспышка высветила троих мужчин, стоящих перед ними полукругом, и их размытые дождем лица и крепкие фигуры казались совершенно одинаковыми.
        - Нет, - так же спокойно ответил он, одной рукой подтягивая к себе Риту, а другой нашаривая ручку дверцы. Из-за дождя усмехнулись.
        - Не глупите. Не будете ли вы так любезны пройти с нами? Вас приглашают в гости.
        - Я не расположен к визитам, - Роман распахнул дверцу и буквально вшвырнул внутрь девушку, издавшую слабый возглас испуганного протеста, в тот же момент развернулся и прянул в сторону, удерживая в поле зрения все три кинувшиеся к нему фигуры, сейчас казавшиеся серебристыми от рассекаемого их движением ливня, и искренне надеясь, что у Риты хватит ума сию же секунду уехать. Удар, предназначавшийся ему, достался машине, захлопнув дверцу, Роман увернулся от захвата одного противника, блокировал удар другого, одновременно сам нанеся удар в чью-то челюсть, в тот же момент нырнул вниз и вбок, огибая третьего, пока второй кувыркнулся спиной в дождь, и тут щелкнула открывающаяся со стороны водителя дверца, и он услышал взвизг, потом звук удара и болезненный мужской возглас. Сменив маневр, Савицкий тотчас же дернулся в сторону, откуда раздался этот возглас, и навстречу ему из-за машины прямо в свет фар выступила четвертая фигура, крепко держащая отчаянно извивающуюся и брыкающуюся Риту, сжимая ее шею в сгибе локтя одной руки, а другой что-то приставив к ее голове - и вряд ли это что-то было какой-нибудь
безобидной вещицей. Даже без нее захват был опасен, и он видел, как судорожно дергаются ее губы, ловя воздух. Роман резко остановился, сбоку и сзади на него налетели, вывернули руки назад и толкнули, так что он грудью ударился о машину.
        - Я не расположен к отказам, - сказал все тот человек почти что ему на ухо чуть срывающимся голосом, и в этот момент Рита хрипло, задыхающеся захохотала, и ее лицо, высвеченное призрачной вспышкой стало страшным, словно шаманская маска.
        - Напугали смертника алиментами! Не обращай… что они мне могут сделать?!
        - Ритка! - резко и зло крикнул Роман, и из-за головы девушки выплыло озадаченное мужское лицо, и Савицкий не без удовольствия заметил, что нос у него разбит, и вообще весь он выглядит как-то подавленно и невесело, как обычно выглядит человек, недавно получивший удар в интимное место. Рита сразу же замолчала, глядя недоуменно, но продолжая дергаться.
        Надеяться на Дениса в этой ситуации было глупо - он мог уже и передумать насчет Риты. Да и не хотелось ему на него надеяться.
        Если кто-то захочет тебя убить - он тебя убьет.
        - Утихомирьте даму, - посоветовал тот же голос, и Роман почувствовал, как в затылок ему уперлось что-то металлическое, холодное. - Нам приказано привезти вас живыми, но насчет здоровья указаний не было.
        Он ничего не ответил, но Рита уже и сама замерла, испуганно глядя на что-то позади него. К ним подкатила машина - темный, видавший виды старенький «вольво», Романа развернули, продолжая удерживать вывернутые руки за спиной, в тот же момент что-то тоненько кольнуло его в шею, и как он садился в машину, Савицкий уже не помнил.

* * *
        На этот раз не было никакого плавного перехода от тьмы к свету - в лицо ему плеснулась волна ледяной воды, и он, задыхаясь и отплевываясь, ошалело вскинул голову. Стоявший перед ним незнакомый человек усмехнулся, звякнул железным ведром и сказал кому-то позади себя:
        - Я ж говорил - самое эффективное средство, а вы - препаратик, препаратик… Вот, глядите, сразу же бодр и весел!..
        - Неэстетично, все же, - насмешливо произнес мягкий голос, который Роману уже доводилось слышать раньше. Заморгав мокрыми ресницами, Савицкий мотнул головой, отчего позабытая боль в затылке прямо-таки взвыла, потом, болезненно прищурившись, огляделся. Он сидел на стуле посередине большой квадратной комнаты. Пол, стены и потолок были обшиты резными деревянными панелями, за окном без занавесок мирно светало, и чуть покачивались, иногда задевая стекло мокрыми умытыми листьями, ветви молоденькой березки. Откуда-то с потолка сеялся неяркий свет невидимых ламп. Остро пахло лимоном и соленой рыбой, и этот запах мешался с запахом сигаретного дыма. Из-за стены доносились бормотание телевизора и приглушенные голоса.
        Человек с ведром усмехнулся еще раз, развернулся и пошел к дверям. Роман пошевелился - руки были завернуты за спинку стула и накрепко связаны. Он потерся щекой о плечо - справа лицо опухло, и челюсть болезненно ныла. Машинально ощупал языком зубы, и один из нижних, слегка шатавшийся после загаражного диалога с Нечаевым, теперь от прикосновения языка сразу же легко поддался с едва слышным хрупаньем, и Роман выплюнул зуб вместе с кровью на светлый деревянный пол, после чего поднял голову и посмотрел на Гельцера, краем глаза уловив, как вышел человек с ведром, тщательно прикрыв за собой двустворчатые двери. Дмитрий помещался в плетеном кресле из солнечной лозы за плетеным же круглым столиком. Одетый попросту, в черные джинсы и спортивную рубашку, раскрытую на загорелой груди с непременной золотой цепочкой, по-скромному тонкой, на которой покачивался крестик, он ловко орудовал узбекским ножом, нарезая ало-розовые ломтики семги. На столе стояла на треть пустая бутылка коньяка, лежали несколько лимонов и стояла высокая сковородка, прикрытая сияющей крышкой. В пепельнице дымилась сигарета. В другом
кресле сидел человек с разбитой губой, в котором Роман сразу же узнал администратора-ящерицу, и жадно поглощал что-то из тарелки. За их спинами вдоль стены расположились трое охранников, не сводящих глаз с Романа, и лишь изредка их взгляды - то один, то другой - перемещались в сторону стола, и тогда в них появлялось нечто меланхоличное.
        - Роман Андреевич, - приветливо произнес Гельцер и легко постучал череном ножа по столешнице, словно призывая собравшихся к порядку. - И снова здравствуйте. Я же говорил вам тогда, что найду время для беседы.
        - Где Рита? - спокойно спросил Роман, осторожно шевеля запястьями за спинкой стула и пытаясь ослабить веревки, но руки были связаны на совесть. Гельцер улыбнулся - теперь уж и вовсе лучезарно.
        - Вот прям сразу и подайте ему Риту!.. Тут она, неподалеку… да не сверкай ты так глазами, меня аж дрожь берет, ей богу!.. - он отправил в рот ломтик семги. - В одной из соседних комнат - спит, как младенец, в целости и сохранности, ничего с ней не случилось. Я ж не изверг, - Дмитрий положил нож и развел руками, словно давая понять, что это никак не руки изверга. - Да и не в Рите, в сущности, дело. Ты уж извини, - он легко похлопал себя ладонью по челюсти справа, - ребята перестарались, очень уж обозлились на твои брыкания.
        - Бить по бесчувственному организму невежливо, - заметил Роман, глядя на нежеланного собеседника и в то же время острыми, короткими взглядами обшаривая комнату и вид за окном. - А разговаривать со связанным человеком - и вовсе некультурно. Либо развяжите меня, либо свяжите всех остальных, и себя в том числе. А то я ощущаю некий дискомфорт.
        - Ты тоже был не очень-то вежлив, - Дмитрий укоризненно покачал головой. - На причале хамил, племяннику моему, - он сделал жест в сторону жующего человека-ящерицы, - по морде дал зачем-то, а человек ведь ничего тебе не сделал. Верно, Игорек?
        Игорек что-то согласно пробурчал, бросая в сторону Савицкого испуганно-злорадные взгляды, и налил себе коньяка.
        - Я не люблю, когда за мной ходят, - Роман поморщился от боли в ноющем затылке. - Я становлюсь нервный и теряю координацию движений. Что тебе надо?
        - Разговор у меня к тебе, Рома, - Гельцер сразу же помрачнел, - очень серьезный разговор, и я искренне надеюсь на твою откровенность. Ты же понимаешь, что у меня есть все основания на нее надеяться… Но вначале… все ж таки я тебя пригласил, неудобно как-то - мы тут пьем-закусываем, а гость в сторонке… Может, хочешь чего-нибудь? За стол, правда, не зову, но… Рыбки, мясца, - Дмитрий приподнял крышку, и по комнате сразу же разлился чудесный аромат. - Вепрятинка в брусничном соусе, а? Под коньячок? Или водочку? Лично, извини, не поднесу, но ребята - пожалуйста. Только развязывать я тебя не буду - уж больно, говорят, ты резвый. Так как, Ром?
        - Если можно, воды, - отозвался Роман. - Только на этот раз не в морду.
        - Ну, воды - так воды, - Гельцер пожал плечами почти с искренним огорчением гостеприимного хозяина, и сделал знак одному из охранников. - Тебе как - с газом, без газа?..
        - Переигрываешь.
        Дмитрий испустил сочный смешок и закурил. Охранник налил полный стакан воды, неторопливо подошел к Роману и ткнул край стакана ему в губы, глядя равнодушно. Савицкий, подавшись вперед, отпил половину, пролив часть себе на рубашку, и без того мокрую, потом снова прижался к спинке стула, пошевеливая ноющими, затекшими плечами и слушая, как где-то за окном быстро приближается насквозь знакомый звук моторки или катера. Охранник поставил стакан на стол и вернулся на свое место. В тот же момент Дмитрий тихо что-то сказал «администратору», тот кивнул и вышел из комнаты, а Гельцер встал и передвинул свое кресло, так что оно оказалось в двух метрах от Романа. Охранники остались стоять у стены.
        - Советую не делать глупостей и на меня героически не прыгать, - ласково проговорил Гельцер, присаживаясь и забрасывая ногу за ногу. - Итак, Рома, приступим… Давай сразу - никаких «не знаю» и «первый раз слышу», идет?
        - Да пожалуйста, я всегда могу сказать что-нибудь другое.
        - Что - юморной? - Гельцер подмигнул ему, а в следующий момент его лицо сделалось серьезным, сосредоточенным, а глаза за тонкими стеклами очков заискрились льдом. - Когда Маргарита Горчакова наняла тебя для моей ликвидации, и как ты планировал это совершить?
        - Что это за бред? - искренне изумился Савицкий. Гельцер досадливо вздохнул и поманил одного из охранников. Тот подошел и без лишних предисловий впечатал кулак Роману в челюсть, одновременно придержав ногой стул. Почти сразу же замахнулся снова, но Гельцер резко одернул его, глядя на Романа, который, мотнув головой, сплюнул на пол ярко-красным:
        - Будет, Витя! Надеюсь, ты ему челюсть не сломал?
        - Филигрань! - обиженно отозвался Витя, отступая за кресло. - Мягкие профилактические работы.
        - Какой грамотный! - похвалил Роман, сплюнул еще раз и выпрямился. - Небось и институт заканчивал?
        - А как же, - охранник ухмыльнулся. - Универ местный, факультет естествознания. Я ботаник.
        - То есть, превратить тебя в овощ ему проблем не составит, - Дмитрий затянулся сигаретой и деликатно выдохнул дым в сторону. - Итак, мне повторить вопрос?
        - Я расслышал с первого раза, - зло ответил Роман. - И ответ будет таким же! Единственно, в каком качестве нанимала меня Горчакова, это в качестве водителя, каковым я и являюсь! Никаких указаний насчет тебя она мне не давала! А лично мне до тебя вообще дела нет, понял?! Ты это сам измыслил, или подсказал кто? Так информацию проверять надо, прежде чем людей хватать без их на то согласия и метелить почем зря!
        - Дмитрий Степанович, - с готовностью произнес Витя, но Гельцер упреждающе поднял руку, потом сказал:
        - Отойди-ка.
        Подождав, пока охранник удалится на надлежащее расстояние, он наклонился вперед и остро взглянул на Романа.
        - Информацию я проверял. Мне известно, что существует некий список, мне известно, что в нем моя фамилия, мне известно, что все, кто есть в этом списке, мрут очень странным образом и мне известно, что ты к их смерти причастен. Сегодня ночью была убита еще одна женщина из этого списка. Думаю, у меня есть повод для беспокойства, а? Я не знаю, что там у Ритки за каша в голове образовалась, не знаю, какую цель она преследует, но знаю, что я следующий.
        - Господи, да с чего ты Ритку-то сюда приплел?!
        - Потому что у меня есть на то основания, - негромко и как-то смущенно ответил Дмитрий. - У меня есть информация, что ты меня уберешь. Я не знаю, что то были за люди, мне, честно говоря, и дела никакого нет. Но факт есть факт.
        - И это ты называешь фактами?! - Роман, не удержавшись, рассмеялся. - Слушай, Гельцер, я тебя не понимаю. Ты, вроде, человек деловой, с мозгами, а тебе ткнул кто-то пальцем в мою сторону - гляди, вон, видишь, Роман Савицкий, так вот он тебя укокошит! И ты тут же проникаешься, начинаешь бегать кругами, подсылаешь веселых мальчиков с ножиками, причем в первый же день нашего знакомства!
        - Это было просто… как это сказать, запугивание, - буркнул Дмитрий, и снова во всем его облике Роману почудилось странное смущение, хотя ему казалось, что он понимает причину этого смущения.
        - Тыканье ножом в печень может отправить на тот свет достаточно быстро - и испугаться-то толком не успеешь, - заметил Роман и поморщился - кровь, стекавшая из уголка разбитого рта, уже ползла по шее, неприятно ее щекоча. - Ты хоть вообще понимаешь, что ты делаешь?
        Гельцер чуть дернул рукой, уронив на пол длинный столбик пепла, задумчиво посмотрел на Романа и внезапно спокойно сказал:
        - Нет.
        В этот момент двери распахнулись, и в комнату ввалились двое мужчин в джинсах и ветровках, на которых темнели влажные пятна. Один из прибывших взмахнул в воздухе здоровенным, еще слабо трепыхающимся мокрым золотистым язем, которого он держал за жабры, и завопил:
        - Степаныч, гляди, у старой плотины полтора десятка таких взяли!.. весь катер почти завалили!.. ты говорил - не ловится после грозы, не ловится!.. а я ж тебе утверждал, что после дождя они к самому…
        - Вон отсюда! - страшным голосом заорал Гельцер, подскочив так, словно его подбросили. Охранники, правильно истолковав его поведение и вопль, ринулись на удивленных вошедших, и тех словно вынесло из комнаты. Вместо них в двери просунулась голова «ящерицы» и вопросительно повела очами в сторону Дмитрия.
        - Игорь! - рявкнул тот, уже оседая обратно в кресло. - Ну какого хрена?!
        Игорь оправдывающеся что-то бормотнул и исчез, старательно прикрыв двери. Гельцер повернулся в сторону Романа, наблюдавшего за происходящим с живым интересом. Почти сразу же Савицкий вновь стрельнул взглядом в окно. Трудно было сразу не понять, что они находятся отнюдь не в городе, но березы растут на многие километры вокруг Аркудинска. А за окном явственный плеск речной воды - причем это не Шая - та течет лениво и неслышно. Но речушка не мелкая - рыбаки подошли сюда на катере. Старая плотина есть на Шае, но это не Шая. Если б они шли оттуда… нет, вряд ли. Две разрушенных плотины есть и на Березянке… да, это ближе к истине.
        - Загородный домик? - поинтересовался Роман. - Хорошее местечко выбрал.
        - Пансионат будет, - Гельцер тоже глянул в окно. - Только достроили, пока еще открытие… ребята катера обкатывают, да и рыбалка здесь хорошая. В кои-то веки отдохнуть решил, а тут - здрассьте вам!
        - Жаль - кровь с дерева плохо отмывается, - сказал Савицкий и сплюнул еще раз, отчего лицо Дмитрия чуть дрогнуло. - Что тебе надо, а? Ну с чего ты взял, что мы с Горчаковой задумали на тебя покушение?
        - Во-первых, мне доподлинно известно, что ты с ней путаешься…
        - Ну и что? Если б все рассуждали, как ты сейчас, на свете и никого живого бы не осталось.
        - Я знаю, что в городе творится что-то очень странное, - Гельцер наклонился вперед так далеко, что чуть не соскользнул с кресла. - Я знаю, что ты в этом замешан… Знаешь, я не верю во всякие там фокусы, гипнотизерские шайки и тому прочее… но… Я уверен, что ты представляешь для меня опасность, я уверен, что Рита должна быть моей женой, я уверен, что должен тебя уничтожить - я понял это сразу же, как ты влез в наш разговор… Я послал людей тебя убить… я послал человека следить за тобой… и я хочу знать, на кой черт я все это делаю?!
        Роман взглянул на его злое лицо, на холодно поблескивающие глаза, и впервые увидел за стеклами очков растерянность. Вероятно и сам Гельцер впервые в жизни чувствовал себя растерянным. Роман прекрасно знал ответ на его вопрос, но ответить-то как раз и не мог. Он взглянул на скучающих возле стены молодых людей, один из которых откровенно зевал, потом снова на Гельцера. Вся эта сцена до безобразия напоминала ему приевшиеся боевики - точно так же там привязывают к стульям, периодически болезненно портят внешность и много говорят не по делу. Ну конечно - банальность, так свойственная книгам Ивалди. А может и не книга тому виной, а Дмитрий, сам по себе бывший достаточно банальным.
        Ох, Рита, Рита, играла б ты лучше на скрипке!
        Гельцер аккуратно провел ладонью по волосам, посмотрел на часы и скривил губы, словно увидел там какую-то гадость.
        - Почему-то мне кажется, что ты можешь прояснить этот вопрос. В своей жизни я никогда не опирался на «кажется» - я всегда действовал согласно расчетам и проверенным фактам, но сейчас у меня есть только список, дурацкое ощущение, что последние несколько дней я то и дело превращаюсь в марионетку, которую не только дергают за ниточки, но и вкладывают ей в голову чужие желания, а еще мне чертовски хочется проломить тебе башку, извини за прямоту. Разумеется, как только я разберусь, в чем дело. Рома, я тебе уже сказал, я человек деловой, к тому же, современный. В наших делах никогда не было грязи, я никогда никого не убивал и никогда не отдавал таких приказов. Кровь - это сейчас не модно, к тому же тщательно разработанными комбинациями можно добиться гораздо большего, нежели укладыванием конкурентов ровным штабелем согласно госту…
        - Может, все-таки развяжешь - я хочу законспектировать.
        - У меня совершенно нет времени, чтобы заниматься той ерундой, которой я сейчас занимаюсь! - зло процедил Гельцер. - И даже не столь важно, что ты, голубь, меня шлепнуть собирался, уж не знаю, как… У меня возникла беспредельная жизненная необходимость жениться на Горчаковой, хотя на самом деле мне это совершенно не нужно. Уж не говоря о таких банальных вещах, как любовь или богатое приданое. Доход ее состоит исключительно из ошметков Костиных денег да плюс то, что даю ей я! Да и сама Ритка меня мало привлекает - деваха, конечно, красивая, но когда человека постоянно избивают, с психикой у него черт знает что может случиться. Глядишь - вроде снаружи игрушка красивенькая, целехонькая, а внутри вместо механизма одни осколки да винтики…
        - Замечательные же друзья были у господина Горчакова, - с холодной усмешкой произнес Роман, и Гельцер раздраженно отмахнулся.
        - Речь сейчас не об этом!
        - Если не об этом, чего ж ты ее сюда притащил?! Меня что ли недостаточно было?! Или ты думал, что Ритка тебе внушает, чтоб ты на ней женился?!
        - А я не знаю, - ответствовал Гельцер. - Я не знаю, кто мне и чего внушает. Я послал за тобой кретинов, побоявшись обращаться к серьезным людям, потому что не мог понять, зачем вообще это делаю. Нельзя дико ревновать того, кого не считаешь своей собственностью. Нельзя хотеть уничтожить кого-то без всякой причины. Ты здесь не только потому, что мне сообщили о твоих нехороших намерениях и моем имени в списке. Ты здесь и потому, что я ощущаю себя оскорбленным ревнивцем из шекспировской трагедии, уверенным, что ему наставили развесистые рога! Ты прав, Савицкий, это бред! Может, я болен, может, у меня паранойя… Но люди, чьи фамилии рядом с моей, умерли не от паранойи. И совсем не зря ты и твой приятель мент завязаны во всем этом по уши.

«Вот как?» - мысленно сказал себе Роман, продолжая незаметно пробовать высвободить руки. С другой стороны, ну высвободит их он, а дальше что? Двое из стоящих у стены людей явно вооружены, да и в доме их еще неизвестно сколько. Гельцер сидит достаточно близко, в принципе, есть возможность использовать его в качестве живого щита, к тому же он обретет вполне весомый довод высказывать свои требования. Хорошо, если Рита здесь же в доме. А что, если она где-нибудь в другом месте? Что, если ее уже нет вообще?
        В любом случае, от нытья и душевных терзаний ничего не изменится, не так ли? Гельцер сел близко, охрана, выказывающая безмолвное недовольство этим фактом, далеко - это большой плюс. Пытаться освободиться и высчитывать нужный момент. Плохо, что руки были не только связаны, но и привязаны к спинке стула - со стулом за спиной и полусогнутым много не навоюешь. Роман украдкой скосил глаза на столик, где поперек тарелки лежал, завлекательно поблескивая темным тонким лезвием, узбекский пичак, после чего устало обвис на стуле, все своим видом изображая сломленность и смирение с неизбежным.
        - Не понимаю, чего ты от меня хочешь? - пробормотал он, не глядя на Гельцера. - Каких ответов ты ждешь? Что я гипнотизер? Что я устраиваю людям несчастные случаи? .
        - Это не были несчастные случаи! - отрезал Дмитрий. - Тому, что это такое, я и определения подобрать не могу. И у меня нет никакого желания, чтобы со мной случилось то же самое.
        - Ну, так я здесь, сделать ничего не смогу, чего ж тебе еще? Причину? Никто меня не нанимал, и мне совершенно наплевать - жив ты или нет.
        - Насчет последнего, ты знаешь, верю, - Гельцер кивнул и встал, и Роман с трудом удержал на лице усталое смирение, не дав просочиться досаде. - Видать, сильно она тебе голову задурила… А ведь Рита - отнюдь не аленький цветочек, знаешь ли.
        Роман, которому все эти бессмысленные и размытые разговоры уже до смерти надоели, хотел было ответить, что и сам Гельцер далеко не ромашка, но тут где-то в глубине дома что-то грохнуло, раздался визг, потом злой мужской окрик, дребезг, словно чем-то стеклянным от души запустили в стену, и где-то хлопнула дверь. Гельцер поднял указательный палец и улыбнулся.
        - О! Похоже, наша Риточка очнулась. Три года ее знаю - не умеет дитя вести себя тихо, обязательно что-нибудь да разобьет, - он обернулся. - Витя, успокой девушку, только не сломай ей ничего… Да не дергайся ты, Рома, здесь все сплошные джентльмены и я в том числе - аж противно.
        Его слова поддержал легкий металлический щелчок. Роман раздраженно взглянул в зрачок пистолетного дула, направленного ему в живот. Ботаник, усмехнувшись, вышел, бросив на ходу:
        - Не беспокойтесь, сейчас будет полный релакс.
        Гельцер хмыкнул, потом сердито глянул на изготовившегося молодого человека с пистолетом.
        - Юноша, спрячьте ствол, что за позерство?! Человек тихо сидит… фильмов насмотрелись? Детский сад!
        Совсем рядом за стеной снова раздался грохот, кто-то завопил: «Диски, диски не трогай!», послышался сердито-увещевающий голос Вити, но его тотчас же перекрыла сочная матерная рулада, воспроизведенная на надрывно-истерическом женском взвизге. Что-то опрокинулось - судя по звуку, стул вместе с человеком, двустворчатые двери распахнулись, громко ударившись о стены, и в комнату спиной вперед влетел Игорек с выражением крайнего негодования на лице, попытался затормозить на развороте, споткнулся и кувыркнулся на пол. Следом впрыгнула Рита - взъерошенная, в разодранной кофточке, открывающей на всеобщее обозрение кружевное лиловое белье. Ее нижняя губа была разбита, глаза метали зеленые молнии, ноздри бешено раздувались - взбешенная рысь, по чьей-то прихоти наряженная женщиной. Вошедший за ней Витя-ботаник, сразу же очень осторожно ухвативший Риту за плечи, рядом с разъяренной девушкой, несмотря на свой внушительный рост, отчего-то показался маленьким и невзрачным. Его лицо украшали четыре длинных малиновых царапины, а красивая цветастая рубашка лишилась половины пуговиц. За ним ввалились еще трое,
имевшие такой вид, будто на них напала целая стая тигров. У одного под глазом красовался небольшой кровоподтек, а другой, чуть согнувшись, нежно баюкал свои гениталии. Даже Роман изумился тому, что ухитрилась сотворить одна-единственная хрупкая девушка. Рита быстро взглянула на него - так быстро, что Роман не успел ухватить выражения ее взгляда, молча присела, так что ботаник невольно наклонился следом, юркнула в сторону, выскользнув из держащих ее рук, и прянула к Гельцеру, прежде чем Витя снова успел ее изловить.
        - Рита! - упреждающе крикнул Роман, боясь, что у гельцеровского воинства сейчас лопнет терпение, и в тот же момент Рита, презрев извечные традиции разъяренных женщин первым делом вцепляться во вражескую физиономию, коротко ударила кулаком опешившего Дмитрия в живот, одновременно рявкнув: «Сволочь!» - и тот, охнув, отшатнулся. Ботаник, кинувшийся следом, ухватил-таки девушку и выкрутил ей руку так, что она застыла в напряжении, боясь пошевелиться. Одновременно с этим один из охранников стремительно переместился к Савицкому, и на сцену снова явился пистолет, уже почти вплотную приставленный к его голове. Рита, углядев оружие, сразу же обмякла, и по ее лицу растекся холодный ужас.
        - Что такое?! - взревел Дмитрий, распрямляясь. - Куча мужиков с бабой сладить не можете?!
        - Непросто сладить с человеком, которого нельзя бить, - резонно заметил ботаник, чуть ослабляя хватку. - Чисто кошка бешеная! Знал бы - прибавки попросил. Чего с ней делать?
        - Отпусти, - зло сказал Гельцер, заправляя выбившуюся рубашку обратно в брюки. - Рита теперь будет вести себя тихо - правда, солнышко?
        Рита молча кивнула, и Витя отпустил ее, поглядывая досадливо и не без опаски. Она брезгливо тряхнула плечом и шатающейся походкой подошла к Роману. Стоявший неподалеку от Савицкого охранник, глянул на нее, на Гельцера, снова на Риту и чуть приподнял пистолет, переместив прицел на идущую девушку, и Дмитрий тотчас поморщился.
        - Слушай, иди к остальным, а?
        Тот коротко кивнул и отступил к стене, следом двинулся Витя, Игорек же и прибывшие с ним, подчиняясь раздраженному жесту Гельцера исчезли за закрывшимися дверьми.
        - Ромка! - Рита наклонилась к нему, глядя с болезненным ужасом, осторожно тронула прохладными пальцами висок, и Роман заметил, что костяшки пальцев у нее сбиты в кровь. - Ромка, ты как? Ромка, тебя били? Боже мой!..
        - Тихо, все нормально, - он подмигнул ей, потом очень серьезно сказал. - Сядь лучше за стол, Рита.
        Ее лицо напряглось, и она взглянула на него очень внимательно, потом выпрямилась, чуть шагнула в сторону, как бы случайно заглянув ему за спину, тут же развернулась и еще более шатающейся походкой направилась к столу. «Поняла, - удовлетворенно подумал Роман. - Главное, чтоб не сорвалась».
        Оказавшись возле стола, Рита налила себе коньяка в стакан, проглотила одним махом, чуть поморщившись, и повалилась в плетеное креслице, после чего облокотилась на столешницу, чуть ли не улегшись на ней.
        - Ты совсем сдурел, Дима? - поинтересовалась она чуть дрожащим голосом и подтянула к себе нарезанную семгу. - Что за гангстерские игры? Зачем ты меня сюда притащил, зачем водителя моего избил?
        - Что ж, продолжаем нашу игру под названием «А что, собственно, происходит?» - Дмитрий потер ударенный живот и укоризненно покачал головой. - Больно, между прочим.
        - Если сию секунду не аргументируешь свое поведение, я тебе и не так врежу! - зловеще пообещала Рита, зябко передергивая плечами и с запоздалым смущением стягивая на груди разорванную кофточку.
        - Как обычно, никакого воспитания, - горестно заметил Дмитрий и подошел ближе, так что теперь его слова могли слышать только Рита и Роман. - И никакой благодарности. Что ж это получается, солнышко. Я тебя прикрываю - тебя и твоего психованного братца, а что мне за это взамен?
        - Разве тебе… - Рита осеклась, как-то воровато стрельнув взглядом в сторону Романа, и ее лицо сразу же стало очень бледным. Гельцер заинтересованно посмотрел на нее, закурил и доброжелательно улыбнулся.
        - А-а, все-таки, молодой человек не в курсе? Да и вправду - такое никому не расскажешь, а, Рит?
        - Замолчи! - со злой обреченностью выдохнула Рита, вскакивая, и Роман тотчас резко произнес:
        - Тебе за все заплачено, насколько мне известно. Ты чего конкретно хочешь, Гельцер? Совесть взыграла - решил вывести на чистую воду вдову, помогшую родному брату укокошить ее мужа? Мне это совершенно не интересно, особенно сейчас.
        Гельцер засмеялся. Смеялся он долго и искренне, дважды подавившись сигаретным дымом. Рита очень медленно опустилась обратно в кресло и обмякла в нем, глядя перед собой пустыми глазами.
        - Ох, - Дмитрий вытер выступившие на глазах слезы, - извините, это нервное. Помогшую, говоришь? Возможно, Рома, ты станешь со мной более откровенен, если узнаешь, что помощь этой симпатичной кошечки заключалась в том, что она сама и воткнула нож в затылок своему мужу, в то время как ее чудик братец, точная копия и отличный актер, изображал свою сестрицу в парике и полном обмундировании, а потом под общий бардак слинял с острова своим ходом. Он, все-таки, гений. Я, между прочим, и понятия не имел, что они близняшки - видел его дважды - этакое зачуханное, сгорбленное нечто с бороденкой. Честно - до конца не верил, пока не заимел запись ее разговора с братцем неделю спустя после убийства. Слава богу, я единственный тогда на острове почуял, что что-то не так, когда подходил к их столику и разговаривал с ним. Он ведь даже голос под ее подделал, только родинку забыл, - Гельцер постучал себя пальцем по левому уголку рта. - Но тогда по пьяни внимания не обратил. Да и не в этом дело, просто был момент, когда Костя уже ушел и, подозреваю, остывал, пошел я к дому, и Ритка за столиком оставалась, и тут же
вижу, как она из-за угла дома выходит - и в заросли. Что такое, думаю - ведь сроду в глазах не двоилось, даже после сильного упития. А потом такой сюрприз. Вот и решил проверить… А потом с вдовушкой побеседовать. Я ведь рисковал, Рита, - он покачал головой. - Сильно рисковал, самого подозревали… и все же использовал кое-какие скромные связи, чтоб дело приостановить… А так раскрутили бы вас - напрасно ты, Рита, думаешь, что в ментовке идиоты сидят. Но риск - благородное дело. К тому же, согласись, без денег я тебя не оставил - малый процент тебе с доходов отваливается. А ты со мной так нехорошо поступаешь. Ты…
        - Я?! - прошипела Рита и вдруг шарахнула кулаком по столешнице так, что легкий плетеный столик едва не опрокинулся, а одна из пустых тарелок соскользнула на пол и закружилась там в дребезжащем затухающем танце. Охранники вздрогнули, и самый нервный из них вновь выхватил пистолет, а Витя-ботаник подался вперед с искренним любопытством на лице, жаждая уловить хоть слово из разговора, но брошенный вскользь огненный взгляд Дмитрия вернул его на место. - Ты, который смотрел тогда, как он меня… в чем мать родила по гостиной!.. - кулак снова ударил по столешнице,
        - как привязывал… и ремнем… и плетью!.. а потом при вас!.. - а вы ржали, вы все смеялись, вам так было весело, правда, Дима?!.. - она жарко задышала. - И ты еще мне смеешь!..
        - Да я же уже извинялся! - Гельцер швырнул окурок через всю комнату, и Витя, наклонившись, аккуратно поднял его и затушил в стоявшей в углу на тумбочке пепельнице. - Сколько еще можно?! Мне теперь всю жизнь извиняться?! Я же говорил - мы тогда все напились жутко, никто ничего не соображал, иначе я бы конечно не допустил подобного…
        - Ты бы смог возразить Косте? Ты никогда не смел ему возразить, никто не смел! Ты был рад, когда все так вышло, не правда ли?!
        Роман почти не слушал, что они говорили - различал только интонацию, а в голове по кругу летали недавние слова Гельцера, и он смотрел на Риту, раскрасневшуюся от ярости, и воздух вокруг нее, казалось, искрился и потрескивал. Даже сейчас, когда ее губа была разбита, спутанные волосы спадали на плечи неряшливыми прядями, зелень в глазах, вновь лишившихся синевы, казалась выцветшей и блеклой, а лицо стянуло от ненависти, она казалась необычайно привлекательной - привлекательной до горечи, до отчаяния - и столь же необычайно далекой - дальше, чем тогда, много дней назад, на берегу Шаи, где он увидел ее впервые. Кто сказал, что красавицам, угодившим в плен к чудовищу, так уж необходим рыцарь-освободитель? Иные красавицы могут рассвирепеть до того, что сами отправят чудовище на тот свет, унаследовав свободу и состояние чудовища. «Она всегда давала сдачи», - сказала про нее Майя. Конечно, и сдачи, как правило, дают собственноручно, порой обставив дело так, чтобы обошлось без последствий. Денис приехал в облике темноволосой женщины, которая, наверняка, почти сразу же исчезла где-то в доме, а в нужный
момент из этого дома вышла Рита, присоединившись к пьянке, - наверняка в тот момент, когда Горчаков уже совершенно не обращал на жену внимания - присутствует - и ладно. Неизвестно - да и неинтересно, сам ли он пошел за дом, или Рита его туда как-то выманила, известно лишь, что все получилось - Рита убила мужа и Рита же осталась чистой, незапятнанной, потому что все время была у всех на глазах.
        Он поверил. Не тому, что сказал Гельцер, не тому, как он это сказал, а тому, что появилось в ее глазах после сказанного. Это была правда. И книгу, которую начало претворять в жизнь нечто, написал убийца. Человек, который познал смерть другого собственными руками, собственной душой, человек, совершивший то, что исправить невозможно, пусть даже и незачем. Человек, который знает, о чем пишет.
        Они все еще что-то шипели друг другу, ругались, и Роман не понимал, какой в этом смысл. Он рассеянно взглянул на стол и заметил, что пичак, лежавший поперек тарелки, исчез. В его сознание вновь ворвался голос Гельцера, рассыпался на слова.
        - …понимаю, с чего он вдруг на это пошел? Как ты его уломала? Он был шизанутый, твой братец! Тебе известно, что это он сдал тебя Горчакову оба раза, когда ты с его помощью пыталась удрать? Костя мне потом рассказывал об этом, долго смеялся. Между прочим, он ему за это заплатил - и неплохо. Денис был психом, и ты теперь, небось, такая же! Ты что же - из-за того прошлого дела решила меня на тот свет отправить?! Собственность свою вернуть? Так официально она и так твоя!..
        - Что ты несешь?! - Рита вскочила и пинком ноги отшвырнула кресло. Гельцер насмешливо повторил ей то, что недавно заявил Роману, и Рита отреагировала примерно так же, как и Савицкий, только куда как менее культурно. После чего шагнула к Роману, не глядя на него. С тех пор, как Гельцер заговорил о ее муже, она не посмотрела на Романа ни разу, словно его здесь и не было.
        Дмитрий схватил ее за руку и дернул обратно, одновременно сделав знак одному из охранников. Рита вывернулась, но как-то вяло, скользнула взглядом по пистолету в руке другого охранника, направленного Роману в голову, и застыла. Гельцер забрал оружие у подошедшего, посмотрел на него чуть недоуменно, словно не мог понять, что это такое, потом снял пистолет с предохранителя, развернулся к Савицкому, и тут Рита неожиданно хихикнула, и Роману показалось, что она намеренно сделала этот смешок предельно глупым и издевательским.
        - А каково это, а, Дима?! Хреново наверное не понимать собственных поступков?! Ты, всегда такой рациональный, такой практичный, теперь не можешь понять, что ты делаешь и для чего! Ты тратишь время и деньги на то, что тебе на самом деле не нужно, но ты не можешь остановиться! Ты даже взял пистолет. Ты просто хочешь его подержать или пальнуть мне в голову?! Ведь это я, по-твоему, всему виной!
        Дмитрий бледно улыбнулся, явно пытаясь взять себя в руки, и в этот момент Роман громко спросил:
        - В этом доме много охраны, Гельцер?
        - О, решил-таки поучаствовать в разговоре? - бросил Дмитрий, поднимая руку с оружием. - Не беспокойся, достаточно, а теперь, поскольку…
        - Зови их всех сюда! - глухо произнес Савицкий. - И поживее, если хочешь жить! Хотя, боюсь, тебя это уже не спасет.
        - Да неужели?! - Гельцер, улыбаясь уже увереннее, развернулся к нему, направив дуло пистолета Роману в переносицу, и рука его, явно не привычная к оружию, ходила ходуном. - И что же, интересно, ты сможешь сделать - плюнешь в меня дротиком или ядом, а? Что ты сделаешь?!
        - Не я, - Роман мотнул головой куда-то в сторону дверей. - Он.
        Гельцер обернулся, и в тот же момент Рита, издав жалобный возглас, попятилась к Роману, не сводя широко раскрытых глаз со светловолосого парня лет восемнадцати, который медленно и даже как-то торжественно шествовал через комнату мимо охранников, стоявших неподвижно, равнодушно глядя сквозь него. На Денисе был светлый серебристый костюм. Руки он спрятал в карманы брюк и внимательно смотрел на Гельцера - только на него одного, словно других вовсе не существовало на свете. И он не улыбался. Но и злости на его лице не было. Спокойное, слегка сосредоточенное лицо человека, который идет выполнять обыденную работу.
        - Малый, ты кто такой? - изумленно спросил Дмитрий, и Роман понял, что дело плохо
        - во всяком случае, для Гельцера. - Как сюда попал? Чего вы стоите - заснули?! - рявкнул он удивленным охранникам. - Выкиньте его отсюда!
        - Кого, Дмитрий Степанович? - недоуменно спросил ботаник, оглядываясь по сторонам.
        - Ослеп?! - Гельцер вытянул левую руку в сторону задумчиво идущей фигуры, одновременно поднимая правую с пистолетом. - Этого парня!
        - Но там никого нет, - осторожно произнес Витя. - Или вы про…
        - Господи! - прошептал Гельцер и попятился. - Денис? Но ты же умер! Тебя похоронили!
        - Не дай ему схватить тебя за руку! - крикнул Роман, уже зная, что совет бесполезен. Впрочем, кто знает… Гельцер, конечно, сволочь, но смертей и так уже было слишком много. - Он за тобой пришел!
        Рита скользнула ему за спину, и Роман почувствовал легкую боль в правом запястье - верно сгоряча полоснула не только по веревке, но и по коже. Один из охранников, самый нервный, всполошено заорал:
        - У нее нож!
        Вскинув пистолет, он выстрелил, но Савицкий, чьи обе руки уже были свободны, слетел со стула и, перехватив Риту, дернул ее в сторону, краем уха услышав, как где-то рядом звякнул уроненный пичак. В тот же момент Гельцер тоже начал стрелять, пятясь к окну и всаживая в голову идущего к нему Дениса, который вытащил руки из карманов и медленно поднимал их, пулю за пулей, и те пролетали насквозь, не причиняя ни малейшего вреда, и вышибали из стены щепки и пыль. Охранники во главе с ботаником всполошено кинулись к нему, очевидно решив, что хозяин неожиданно сошел с ума, а от Лозинского, вырастая из глаз, из груди, из кончиков чуть шевелящихся пальцев, уже тянулись, свиваясь и раскачиваясь, сонмы черных туманных нитей, и, извиваясь, плыли по воздуху к Гельцеру, а ничего не понимающие охранники мельтешили перед ним - не без осторожности, чтобы попасть под пулю. И только Витя, предоставив остальным разбираться с хозяином и его припадком, решительно метнулся вслед за Ритой и Романом. Пистолета у него не было, но и без оружия ботаник представлял достаточно серьезную угрозу. Углядев его, Савицкий развернулся,
одновременно пихнув девушку себе за спину - туда, где были двери, нырнул вниз, уходя от удара мощнейшего кулака, и сцепленными руками ударил в солнечное сплетение, отчего над ним сдавленно охнули, тут же дернулся в сторону и, упредив новый порыв Вити, отклонившись, перехватил за правый локоть и плечо и продолжил его движение, самую малость поправив, и ботаник по инерции понесся вперед. Но тут откуда-то выпрыгнула Рита и все испортила, взвившись в прыжке и впечатав босую ступню в середину позвоночника охранника, отчего ботаник, вместо того, чтобы просто стукнуться о стену и ненадолго отключиться, влетел в нее с размаху и безжизненно ополз, оставляя на светлом дереве густо-красную полосу, а сама Рита, отброшенная собственным ударом, обрушилась на пол, шипя от боли. Роман раздраженно подхватил ее и обернулся, глядя сквозь ползущий и к ним черный клубящийся морок.
        Гельцер уже выпустил последнюю пулю, швырнул пистолетом в Дениса, и отчаянно замахал руками, отбиваясь от извивающихся нитей, словно от роя ос. Очки косо сидели на нем, недавно тщательно зачесанные назад темные волосы стояли торчком, холеное лицо исказилось - то ли от страха, то ли от негодования.
        - Уберите его! - орал он. - Вот же он, вот, дебилы!
        Денис грациозно проскользнул между двумя охранниками, одна его рука с шевелящимися пальцами, таща за собой плавно перетекающие в воздухе туманные хвосты, протянулась и цапнула Дмитрия за машущую руку, и в тот же момент Гельцер расслабленно застыл, слабо улыбнувшись, и взглянул на Дениса уже другим взглядом. Невесомые извивающиеся нити тянулись наискосок через комнату, связывая четверых воедино, раскачивались вокруг Гельцера и осторожно трогали стоящих перед ним охранников, словно проверяя их на вкус.
        - Дмитрий Степанович? - взбудораженно спросил один. - Что? Прошло?
        Гельцер вяло кивнул, и вслед за этим раздался звук чего-то рвущегося и сырой треск. Его голова приподнялась, потом медленно запрокинулась, почти коснувшись спины затылком, и на шее распахнулась длинная зияющая рана, из которой спросившему туго хлестнуло ярко-алым прямо в лицо, и тот отскочил с диким воплем, судорожно утираясь. Одно мгновение Гельцер стоял неподвижно с повисшей в воздухе вытянутой правой рукой, и не было уже рядом с ним Дениса, и исчезли бесследно черные туманные нити. Потом Дмитрий качнулся и ничком рухнул на пол, и от удара голова, державшаяся уже лишь на лоскуте кожи, оторвалась, откатилась на метр в сторону, несколько раз перевернувшись, и застыла, прижавшись щекой к деревянному полу, словно к подушке. В глазах, которые, казалось, еще жили, еще подрагивали в глазницах, застыло тихое умиротворение. Очки с Гельцера так и не слетели. На чисто выбритом подбородке, как живые, свернулись несколько капель крови, ровные зубы поблескивали между разошедшимися сереющими губами.
        Роман не стал смотреть дальше - развернулся и распахнул дверь, вытолкнув белую от ужаса Риту, тотчас же дернул ее в сторону и нанес короткий удар в появившееся перед ним удивленное лицо Игорька. Обладатель лица отлетел назад и шлепнулся на пол, из оставшейся за спиной комнаты что-то завопили, послышался топот бегущих ног. Не дожидаясь, пока не уберегшие Гельцера толпой вывалятся следом, жаждая узнать, что произошло и отомстить за утраченного работодателя, Роман побежал по широкому короткому коридору мимо закрытых дверей, волоча за собой хромающую девушку. Плохо было то, что он понятия не имел, куда бежать. Судя по виду из окна, они были на втором этаже, но только на втором этаже чего?
        Из двери, в которую упирался коридор, навстречу ему выскочил еще один - точная копия бегущих следом. Не останавливаясь, Роман, перехватив Риту спереди поперек плеч, крутанул ее себе за спину, и, пригнувшись, отбил метнувшуюся руку и смел человека, как кеглю, тут же перепрыгнул через него и рванулся дальше, крепко держа Риту за запястье. Лежавший извернулся, попытавшись было схватить мелькнувшую мимо девичью ногу, но промахнулся, а Рита, скакнув в сторону, с размаха приземлилась пяткой на то место, на которое наступать мужчине особенно не рекомендуется, и под аккомпанемент болезненного вскрика перемахнула оттуда на пол.
        - Стоять! - заорали сзади, грохнул выстрел, потом кто-то другой смешно пообещал: - Хуже будет!

«Теперь-то вам чего? Или и вас коснулся тот туман, и теперь и вы часть веселой истории?» - рассеянно подумал Роман, выскакивая в следующую дверь и оказываясь к своей радости на лестничной площадке. Наверх по ступенькам решительно бежал человек, и Роман уже было приготовился отшвырнуть его в сторону и уже замахнулся локтем на бегу, но в следующее мгновение опустил руку и, чуть притормозив, приветливо кивнул. Он бы с удовольствием пожал ему руку, поскольку не видел лет десять, но времени на это совершенно не было.
        - Ромка! - воскликнул рыжий парень в черном свитере и джинсах. - Ты-то тут откуда?
        Тебя ловят?
        - Работаешь на Гельцера?!
        - Похоже, уже нет. Ты?
        - Нет. И не она.
        - От лестницы направо. Открыто. Два катера - три человека, - он пихнул Романа в спину, придавая ему ускорения, хотя в этом и не было нужды, и ухмыльнулся промелькнувшему мимо ошарашенному лицу Риты. - Привет.
        Совершив эти действия, рыжий привалился к стене и начал оползать со страдальческим видом, с болезненной задушевностью сообщив вылетевшим из распахнутой двери:
        - Сволочь!.. по яйцам!.. убью гада!..
        Роман этого уже не услышал. Достигнув распахнутой входной двери, украшенной красивой резьбой, он толкнул Риту вправо, так что та легко стукнулась спиной в стену, одновременно сам скользнул влево, проделал почти неуловимое движение руками, и вскочивший в дверь человек полетел кувырком, взвыв от боли, и прежде, чем его тело коснулось пола, Савицкий снова схватил Риту за руку и выбежал на улицу. Затекшие от стягивавших их веревок и неудобного положения руки все еще болезненно ныли, возмущенные, что их в таком состоянии заставляют совершать столь затейливые действия. Руки отчаянно не желали участвовать в драке и вообще брать на себя какие-то физические нагрузки. Боль скрежетала зубами и в затылке, и в голове появлялось знакомое ощущение мутноватой тяжести.
        Рыжий не обманул - в десятке метров от дома, застенчиво спрятавшегося среди берез, действительно располагался крохотный причал, возле которого покачивались два катерка. В одном сидел человек и о чем-то пререкался с другим, стоящим на причале и отвязывавшим швартовы, третий стоял возле сваленных на траве удочек и деловито вытаскивал из большого холщового мешка трепыхающуюся рыбу. На вновь прибывших они отреагировали довольно вяло, только тот, кто занимался рыбой, выпрямился и, ткнув в направлении Романа и Риты указательным пальцем, хозяйским тоном спросил:
        - Вы еще кто такие?!
        - Стоять! - закричали из покинутого дома, снова грохнул выстрел, и из ствола березки в полуметре от Риты полетели щепки. Спросивший мгновенно повалился лицом в траву, закрывая голову руками и что-то крича, отвязывавший швартовы отшвырнул трос и бросился навстречу Роману, в то время как третий, сидящий в катере, запустил двигатель, быстро оглянувшись. Это был тот человек, который принес покойному Гельцеру на показ язя и, судя по выражению его лица, рыбак намеревался сию же секунду удрать от греха подальше.
        Савицкий отпустил девушку, и та тотчас же наклонилась к удочкам. Времени уточнять, зачем они ей понадобились, не было - катер разворачивался, а подбегавший имел грозный вид и совершенно недвусмысленные намерения. Угадав уловку Романа, он не дал ему ни уйти от удара, не перехватить руку, а в свою очередь сам скользнул чуть в сторону и, нанеся удар, вывернул руку Савицкому, так что они оба развернулись лицом к подбегавшим. Те уже больше не стреляли, но оружия никто из них не спрятал. Роман дернул головой, ударив противника в лицо, отчего ему показалось, что в его собственном затылке что-то взорвалось, одновременно сделал подсечку, и они оба грохнулись на землю. В тот же момент подоспевшая Рита с размаху ткнула человека рукояткой сложенной телескопической удочки под ребра, и тот, охнув, Савицкого отпустил. Роман тотчас же вскочил, попутно прихватив подвернувшегося под руку язя. Тот был здоровенным, тяжелым и скользким, но плох тот рыбак, который не в состоянии удержать скользкую рыбину - особенно в экстренной ситуации. Рита уже стояла на краю причала, в отчаянье глядя на отходящий катер. На
подскочившего Романа она посмотрела изумленно - не столько на него, сколько на рыбу в его руке, но тот, не тратя времени на объяснения, размахнулся, крепко держа слабо подергивающуюся рыбу чуть выше основания хвостового плавника, и с силой швырнул язя вслед уплывающему катеру, одновременно крикнув:
        - В воду живо!
        Расстояние было маленьким, а бросок достаточно сильным, и увесистая рыбина, шмякнувшись о затылок водителя, на несколько секунд лишила его возможности ориентироваться. Суденышко, пьяно вильнув, направилось к противоположному берегу. Роман прыгнул в воду на первой секунде, догнал катерок в несколько гребков, миновав бултыхающуюся Риту, забрался по короткому трапу, метнулся к креслам, на одном из которых мотал головой водитель, чуть повернул руль, выровняв катер, после чего перехватил оглушенного водителя за рубашку и пояс брюк, сдернул с кресла, рывком отправил за левый борт, и водитель с испуганным воплем покинул судно головой вперед, нелепо перекувыркнувшись в воздухе. С берега что-то закричали, кто-то выстрелил, и Роман пригнулся, но недостаточно быстро, и по макушке словно чиркнули раскаленным железом. Вяло, где-то в глубине сознания он успел возмутиться
        - не хватит ли на сегодня повреждений?! - поймал за руку Риту, далеко свесившись за борт, и одним рывком вздернул ее в катер, так что в запястье у нее что-то легко хрустнуло, и девушка взвизгнула от боли. Бросив ее на палубе, Роман кинулся обратно к рулю, крикнув, не оборачиваясь:
        - Лежи, не вставай. Держись крепко!
        Рита что-то ответила, но он, не слушая, дал полный ход, и катерок весело рванул вперед, подпрыгивая на темно-зеленой воде и рассеивая веер переливающихся на солнце брызг. Позади снова хлопнуло, но на этот раз выстрел не причинил никакого ущерба. Послышался чей-то крик, заурчал движок - преследователи спешно грузились на оставшийся катер.

«Погоняться хотите? - злорадно подумал Савицкий. - Ну давайте».
        Катерок был хороший, легкий, быстроходный - не чета черновским, которые, хоть и достаточно проворные, сразу же бы безнадежно отстали. Проблема была в том, что и второй катер был точно таким же. Но, в сущности, граждане, это была не такая уж большая проблема.
        Торопливо обшаривая светлеющим взглядом окрестности, Роман машинально охлопал себя по карманам - сигареты, конечно же, забрали. Краем глаза он уловил движение рядом с собой, резко развернулся, схватил за плечо Риту, тишком пробиравшуюся к сидению, дернул, так что она с размаху плюхнулась на кресло, и сунул лицом вниз.
        - Я же сказал - носом в палубу! Подстрелят дуру!
        - Денис сказа…
        - К черту твоего Дениса! - рявкнул Роман и для большего убеждения дал ей легкий подзатыльник, так что девушка, уже начавшая было упрямо выпрямляться, снова сунулась головой вниз.
        - Перестань меня колотить! - придушенно возмутилась она, потом ухитрилась как-то вывернуть шею и посмотрела на него, нежно растирая свое запястье. - Ромка, они нас догонят? Догонят?!
        - Вряд ли.
        - Почему ты так уверен?
        - Нас двое, их четверо, больше нагрузки, - Роман оглянулся и снова сосредоточил взгляд на реке. Катерок вильнул, обходя крошечный островок, потом вильнул еще раз, хотя теперь впереди не было никаких препятствий, и Савицкий снова оглянулся, после чего его губы раздвинулись в недоброй улыбке, когда он увидел, как шедший за ними катер чуть дернулся в сторону, словно налетел левым бортом на подводную гряду. - К тому же, я знаю, где мы.
        - Правда? - с надеждой спросила Рита, испуганно моргая, потом попыталась выпрямиться, но Роман снова хлопнул ее по затылку - и вовремя - раздался слабый треск, и в ветровом стекле напротив того места, где только что была ее голова, появилась небольшая дырочка с расходящимися лучиками трещин.
        - Сказал же - не высовывайся!
        - Не буду больше… А где мы?
        - Вица, правый приток Березянки, совсем рядом с устьем. Здесь мы с тобой не ходили… Я и не знал, что этот хмырь тут обосновался…
        - А что нам это даст? - уныло спросила Рита. - До города далеко, а если встречный… да что толку?..
        - Они ее не знают, - Роман оглянулся еще раз, потом его взгляд заскользил по деревьям на правом берегу. - Те рыбаки, верно, знали, но их там нет, а эти реку не знают. Река - штука опасная, даже такая милая и безобидная, как Вица. А вся прелесть таких рек в том, что с годами они совершенно не меняются…
        - Что ты делаешь?! - всполошено воскликнула Рита, наблюдая за движением его рук, потом чуть высунула голову и посмотрела на берег. - Зачем ты сбросил скорость?! Они догоняют!.. Да смотри ты вперед, мы же…
        - Держись, - негромко ответил Савицкий. Его взгляд по-прежнему скользил по берегу, пока не наткнулся на кривую развесистую березу. Роман сразу же на мгновение оглянулся. Как он и ожидал, немного замедливший ход катерок подействовал на преследователей так же, как воробей с подбитым крылом на голодную кошку, - они азартно летели следом на предельной скорости, и на их лицах уже читались предвкушающие ухмылки. Их катер уверенно полосовал реку точно по середине русла, и Роман отвернулся, сам улыбнувшись и напряженно всматриваясь в воду перед собой. Долей секунды спустя катерок вдруг резко заложил вправо и устремился к противоположному берегу, почти сразу же выровняв курс и мгновенно прибавив скорости, и Рита откуда-то из-под сиденья испуганно вскрикнула.
        Преследовавший их катер, не сменив курса, уверенно рассек воду над тем местом, перед которым Роман только что свернул, и в следующее мгновение раздался громкий треск и хрипенье движка, и суденышко словно кто-то подбросил на огромной ладони. Дважды провернувшись в воздухе, точно большое веретено, катер пролетел добрых полтора десятка метров и плюхнулся в осоку на мелководье килем кверху, подняв тучу брызг. Движок вхолостую взвыл в последний раз и затих.
        - Собственно и все, - устало сказал Роман, уводя проворный катерок за поворот реки. - На небольшой скорости эту бровку сразу видно, но если так нестись… Можешь вылезать. Или тебе понравилось сидеть вниз головой?
        - А они за нами не погонятся?
        - Вплавь, разве что.
        Рита осторожно выпрямилась и оглянулась, по-прежнему держа себя за запястье, потом глубоко вздохнула и обмякла в кресле, мелко стуча зубами и безразлично глядя на летящий мимо нарядный утренний лес. Вяло дотронулась пальцами до разбитой губы и тут же охнула.
        - Кажется, у меня запястье вывихнуто.
        Роман, не глядя на нее, нашарил ее протянутую руку, осторожно ощупал запястье.
        - Упрись ногами и схватись рукой за что-нибудь, - приказал он, мягко сжав ладонь, чуть повернул ее сначала в одну сторону, потом в другую, после чего, крепко схватив, дернул, и кость легко хрустнула, становясь на место. Рита вскрикнула и предприняла попытку залепить ему пощечину, но Савицкий увернулся и отпустил руку. Девушка, зашипев, потерла запястье и смахнула с глаз выступившие слезы.
        - Сними эти лохмотья, - Роман кивнул на остатки ее кофточки, чуть сбрасывая скорость, - намочи в воде и завяжи запястье… Справишься?
        - Да, - мрачно сказала Рита, стаскивая кофточку и оставаясь в одном лиловом кружевном лифчике. Пока она обматывала влажную тряпку вокруг руки, Роман, не сводя глаз с реки, стащил с себя мокрую, в кровавых разводах рубашку и бросил ей.
        - Надень, другого, извини, нет. Только поосторожней с ней, - Савицкий хмыкнул, - она Валеркина.
        - Куплю ему другую - эта уже никуда не годится, - заметила Рита, просовывая руки в рукава. Потом она подняла голову, взглянула на него и ахнула. - Господи, Ромка, ты же весь побитый!
        - Не весь, а частично. Слушай, у тебя случайно в лифчике сигарет не завалялось? Курить хочу до черта!..
        - У тебя кровь течет!
        - Потечет и перестанет…
        Рита подвинулась к нему, Роман ощутил прикосновение испуганной ладони и дернул плечом, сбрасывая ее руку. Рита вжалась в кресло, вцепившись побелевшими пальцами в полы незастегнутой рубашки и хрипло, безжизненно произнесла:
        - Брезгуешь? После всего, что узнал?
        - Рита, мне нужно следить за рекой, - устало отозвался Роман, откидываясь на спинку кресла. - Я не хочу напоследок во что-нибудь вмазаться и свести псу под хвост наши недавние героические действия. Выйдем в Березянку - там и обнимайся на здоровье, коли так охота… только бы топлива хватило…
        Ее губы дернулись, и Рита, закрыв глаза, глубоко вздохнула, словно собиралась прыгнуть с большой высоты. Тонкие пальцы подрагивали, комкая бледно-зеленую материю.
        - А Гельцер сказал тебе правду! Я его убила! - сообщила она с неким злым, полубезумным весельем. - И мне понравилось! Я бы убила его еще раз, если б была такая возможность! И я не несчастная жертва, превысившая предел самообороны! Это было продуманное убийство, понял?! Мы все продумали! Мы никого не нанимали! Я хотела убить его сама, и Денис сказал, что это правильно - он даже хотел, чтобы именно я… - голос Риты сорвался на взвизг. - Он заменил меня буквально минут за пятнадцать… а потом я… подождала… я позвала… и я всадила нож в затылок безоружному человеку, ясно?! А он понял… - ее ладони взлетели к губам, - понял, что я… Он даже сам повернулся ко мне спиной! Он смеялся! Он говорил, что я никогда не посмею… никто никогда не посмеет… Думаю, что он был очень удивлен, когда умирал! Думаю, он здорово разозлился! И я…
        Роман быстро подвинулся на кресле и влепил ей пощечину - не очень сильную, но звонкую, и, ничего не говоря, вернулся к управлению. На щеке Риты расцвело алое пятно, и она машинально прижала к нему ладонь.
        - Тебе надо было меня оставить, - едва слышно пробормотала она. - Зачем ты меня потащил после всего, что ты… Теперь, когда ты знаешь?..
        - Черт, как же мне это надоело! - вскипел Роман. - С самого начала житья от тебя нет! С тех пор, как я с тобой познакомился, то почти каждые десять минут хочу оказаться, например, в Италии - и не потому, что мне Италия нравится, а потому, что там тебя не слышно! Мне совершенно неинтересно, что ты там сделала со своим мужем - воткнула в него ножик или прокрутила на мясорубке и нажарила котлет для городской знати - мне наплевать! По тому, что я узнал, странно, что ты не сделала этого раньше… но и не в этом дело! О другом сейчас надо думать! О живых, понятно! И о нас с тобой тоже - мне, например, помирать, все же, неохота! И тебе не позволю! Но еще одно слово на эту тему, и я тебя сам убью, ей богу, и Денис мне не помешает!
        Несколько минут рядом с ним молчали, потом неуверенно произнесли:
        - Ты действительно так думаешь?
        - Вот черт! - буркнул Роман и почти злобно посмотрел на небо. Ему сейчас было совершенно не до всех этих откровений. Все его мысли занимало существо в облике Дениса. Почему в этот раз он ничего не сказал, и на его лице не было никаких эмоций? Пришел, сделал свое дело и ушел - и даже не взглянул на них. Это что-то значит или нет? - Разумеется, я так думаю, раз сказал. Мне только одно интересно… видишь ли, Майя показалась мне далеко не дурой. Не думаю, что она не заметила подмены. Она догадалась в процессе или знала обо всем заранее? - он покосился на застывшее лицо Риты, старательно разглядывавшей несущиеся мимо березы. - А-а, значит, заранее. Долго ты ее уламывала?
        - Я ее не уламывала, - хрипло сказала Рита и устало посмотрела на него. - Она…
        Девушка осеклась и прикусила губу, и Савицкий кивнул.
        - Она была только за, не так ли? Ну, замечательно! Жена Нечаева - соучастница убийства. Надеюсь, Валерка-то хоть не в курсе?
        - Нет, ты что?! - испуганно воскликнула Рита, вскакивая. - Ты же не…
        - Разумеется, я не побегу к нему с подробным докладом. В данном случае это действительно не мое дело. Все, закрыли тему.
        - Ты очень плохо выглядишь, - заметила Рита.
        - Правда? Вот горе-то!
        - Может, я поведу, а ты отдохнешь? Только скажи мне, что надо делать.
        - Скажу - причем прямо сейчас. Сиди в своем кресле и, по мере возможности, не разговаривай. Этим ты мне здорово поможешь.
        - Ладно, - тихонько сказала она и сжалась на сиденье, обхватив себя руками и тускло глядя перед собой. Роман отвернулся и несколько минут молча вел катерок, изредка поглядывая на часы и затылком чувствуя ее жалобный, несчастный взгляд - словно робкие пальчики, виновато скребущиеся в дверь в надежде, что впустят. В конце концов он не выдержал и протянул в ее сторону правую руку, чуть повернув голову, и левая ладонь Риты обрадовано скользнула в его пальцы. Савицкий сжал их и, размеренно встряхивая ее ладонь, четко произнес:
        - Все будет хорошо! Что-нибудь придумаем! Всегда можно что-то придумать. Даже в подобной ситуации. Так что убери это выражение со своего лица. От тебя будет больше толку, если возьмешь себя в руки. Через часик приедем на твой остров…
        - А если они…
        - Приедем на твой остров, - с нажимом повторил Роман, снова встряхивая ее руку. - Не думаю, что они туда сунутся. А в том, что произошло с Гельцером, они нас никак обвинить не смогут… да и не станут. Кстати, что с ним произошло - по книге-то?
        - Ты японским мечом отрубил ему голову… в смысле не ты, а…
        - Понятно. А ты, судя по его высказываниям, себя в книге сделала его женой, правильно? Уж не спрашиваю, почему. Мне другое непонятно, - Роман отпустил ее руку. - Этот список - ты говорила о нем кому-нибудь?
        Рита замотала головой.
        - Странно, тогда откуда же Гельцер о нем узнал? Нечаев собирался сегодня идти с этим списком… нет, невозможно так быстро. Неужто он где-то прокололся? Хотя когда он искал людей из твоего списка и прибегал к чужой помощи, то давал каждому лишь по одной фамилии. Списка из этого не состряпаешь… разве что они все созвонились.
        - Теперь-то какая разница? - Рита недоуменно пожала плечами. - Гельцер мертв, мы живы. Эта глава закончилась. Следующая - Шайдак, Ксения.
        - Когда?
        - Через несколько дней.
        Роман внимательно взглянул на нее.
        - А какой временной промежуток был в книге между смертью Крицкой и Гельцера?
        - Твой персонаж убил Крицкую, - неохотно ответила Рита, отводя взгляд, - и пошел домой к… моему персонажу… вернее, в съемный частный домик, где она его ждала. А ранним утром в домик ворвался ее муж со своими людьми и пытался… Ну, тут ты… то есть он его и…
        - А меч он откуда взял?
        - В этом домике он спрятал кое-что из своего оружия… на всякий случай. В сущности, он был уверен, что Гельцер рано или поздно придет. Но в тот день уже собирался идти к нему сам. А Гельцер его опередил. Ну, я… - она прикусила губу, - вообще-то я не мастер рассказывать, на самом деле это…
        - Я примерно представляю, что там на самом деле, - мрачно отозвался Савицкий. - Знаком с творчеством, как же! Зачем это тебе, Рита? - Роман окинул взглядом водное пространство перед катерком, потом взял ее за плечо и чуть подтянул к себе, заглядывая в потерянные, казалось бы, донельзя разнесчастные глаза - а вот, поди ж ты, в сине-зеленом все еще проглядывает вызов и что-то сродни уже остывающей ярости, вспыхнувшей еще в доме Гельцера. Не вздорная кошка сейчас, а злой, напуганный котенок, но и котенок может крепко оцарапать. Котенка можно, если что, за шкирку встряхнуть, а с этой что делать?! - Сколько лет ты была замужем?
        - Три года, - угрюмо сказала Рита, подаваясь назад, но он не пустил.
        - Я могу понять, почему во время… но вы писали и до твоего замужества, и после него ты… уж сама. Я не собираюсь толкать критическую речь, я просто хочу понять - зачем? У тебя хороший стиль, яркие диалоги, описания… Зачем тебе эта мерзость? Злости в тебе столько накопилось или что?
        Рита помолчала, потом аккуратно высвободилась и начала сосредоточенно застегивать пуговицы рубашки.
        - Мы любили пугаться, - тихо ответила она. - С самого детства любили пугаться и пугать тоже любили… Все любят пугаться. Почему, по-твоему, столько народу смотрит фильмы и читает книги, в которых сплошь насилие и кровь? Особенно фильмы… Сколько раз я слышала от кого-нибудь - мол, вышел новый мистический триллер, я его посмотрел - такая мерзость, или глупость, или еще что-то… Но он все равно смотрел. Он знал примерно что это и о чем, но все равно… Людям нравится смотреть, когда бьют морды, когда убивают, когда страшно, мерзко… Они это любят. Кто-то пугается, кто-то смеется, но и те, и другие получают удовольствие. А нам нравилось такое создавать. Это не просто книги, это - как болезнь, больше… Денис умер, и я попыталась написать что-то… другое, но все равно получилось то же самое. Может, и помягче, но все равно. Без этого нельзя. Ты говоришь людям гадости, я пишу кошмарные книги, но, возможно, только так мы чувствуем себя живыми.
        - Ну, ты сравнила! - буркнул Роман и поежился - послегрозовое утречко выдалось прохладным, да и купание в холодной воде отнюдь не согревало. Он взглянул на густой березняк на левом берегу. Деревья стояли неподвижно, и листья лишь самую малость трепетали на легком ветерке. Пышная травяная зелень так и манила прилечь. Верно, сейчас и вправду было бы здорово лежать на траве, которую уже согревают солнечные лучи, - лежать среди покоя и птичьего щебета, смотреть на рассветное небо, перечеркнутое тонкими ветвями, и ни о чем не думать. Рита притихла, тоже глядя на берег, и ее пальцы проворно скользили между влажными прядями, заплетая их в косу.
        - Тот человек на лестнице - кто он? - недоуменно спросила она. - Твой знакомый?
        - А-а, это Шурка, - Роман усмехнулся. - Мы работали вместе лет десять назад в охране, по вечерам, когда я еще студентом был. Не забыл, надо же…
        - В охране?! - в ее голосе появилась смешная укоризна. - А говорил, что архитектор…
        - И архитектор.
        - Так вы даже не друзья? Просто коллеги?
        - Ну да. Гуляли иногда вместе - пиво там попить, девчонок подснять, - Роман покосился на нее, с усмешкой заметив, как в глазах Риты полыхнуло что-то сердитое.
        - Тогда почему он нас отпустил? Даже помог… Если вы просто… почему?
        Роман пожал плечами.
        - Может, потому, что этот город не так уж равнодушен, как тебе кажется? Люди все разные, Рита. Нельзя всех под одну гребенку.
        - Нет, большинство в этом городе совершенно одинаковы, - упрямо ответила она.
        - Может, ты всю жизнь встречала не тех людей?
        - Может, я вообще еще людей не встречала.
        - Неужто сплошь чудовища? - Роман улыбнулся самому себе - довольно кисло. Рита тряхнула головой, и влажная коса перехлестнулась ей на плечо. Завозилась в кресле, устраиваясь поудобней, поджала под себя ноги и, баюкая ноющее запястье, задумчиво сказала.
        - Может и так… И недавно я встретила на редкость кошмарное чудовище, а оно-то как раз вдруг взяло и оказалось человеком.
        - Сядь нормально, - раздраженно ответствовал Савицкий. - Кувыркнешься на повороте, а мне тебя вылавливать совершенно неохота, да и надоело, если честно. Бэтман устал.

* * *
        По-хорошему, катер следовало бросить еще за городом или хотя бы как можно дальше от острова и добираться своим ходом, но в таком виде они, едва-едва выбравшись из одной неприятности, тут же бы могли угодить в новую. Ни денег, ни телефона у них не было. К тому же под конец поездки Роман чувствовал себя совершенно разбитым и прекрасно осознавал, что в ближайшее время он, как защитник, никуда не годится - под силу будет разве что злобно плюнуть во врага, надеясь, что у него аллергия к чужой слюне. Боль прочно поселилась в затылке и время от времени напоминала о себе энергичным постукиванием, которое отдавалось в глазницах, кроме того его снова начало слегка мутить. Впрочем, Рита, сидевшая рядом, словно не замечала его состояния и смотрела восторженно, как на некоего легендарного рыцаря, которому все нипочем, который всех победил, небрежно вызволил принцессу и теперь направляется в родовой замок завтракать… нет, сначала в родовой ларек за сигаретами. Это льстило. Совсем немного, но все же льстило.
        На острове их явно не ждали - едва катерок начал подруливать к причалу, как на нем беззвучно возник серьезный молодой человек и грозно сказал:
        - Здесь частное владение. А ну разворачивайся!
        Рита, которая с тех пор, как они вошли в оживленную Шаю, сидела съежившись возле креслица, не желая привлекать к себе лишнего внимания, тотчас же возмущенно вскочила, и охранник мгновенно утратил свою грозность.
        - Маргарита Алексеевна! Что случилось?!
        - Прими, - сказал Роман, заглушая двигатель и бросая охраннику конец. На причале появился еще один молодой человек - этот просто прибежал бегом, а следом за ним неожиданно притопал здоровенный американский бульдог, небрежно отпихнул в сторону пришедшего, чуть не столкнув его в воду, застыл на краю причала и жалобно-негодующе заскулил, глядя на Риту красноватыми старческими глазами - то ли радовался ее приезду, то ли изнывал от того, что хозяйка все еще слишком далеко и у него нет возможности кинуться к ней и устроить взбучку за столь долгое отсутствие. Его хвост бешено мотался из стороны в сторону. Как только канат был закреплен, и Рита, бережно подхваченная руками охранников, ступила на причал, пес восторженно запрыгал вокруг нее, извиваясь всем телом и издавая тонкие звуки, похожие на аханье. Она наклонилась, потрепала пса по голове, и по ее лицу немедленно заелозил мокрый язык. Рита что-то пробормотала бульдогу, и тот прекратил свои ужимки и сел, сразу же став очень серьезным.
        - Помогите ему выйти, - Рита оглянулась на Романа, который стоял на палубе и с интересом наблюдал за этой сценой. - Только, ради бога осторожней!
        - Ни к чему, я не инвалид и не старушка, - пробурчал Роман, перебираясь с катера на причал, но почти сразу же перед глазами у него все качнулось, и он чуть не упал. Крепкие руки надежно подхватили его с двух сторон, и он раздраженно дернулся, но его не отпустили. Бульдог вскочил и, глядя на него, угрожающе зарокотал.
        - Гай, фу! - воскликнула Рита. - Свой! Это Гай, - пояснила она Савицкому - очевидно, на тот случай, если он еще этого не понял.
        - Очень приятно, - Роман поднял голову и посмотрел на собачью морду, на которой явственно было написано, что пес от встречи с Романом никаких приятных чувств не испытывает. - Надеюсь, он не питается архитекторами?
        - Нет, ну что ты, он очень добрый, - Рита солнечно улыбнулась. - Хотя не знаю, раньше ему их не предлагали… Гай, домой! Домой!
        Бульдог мрачно взглянул на Романа, сделал какие-то выводы - явно не в его пользу, неторопливо развернулся и затрусил к особняку, всем своим видом давая понять, что возвращается в дом исключительно потому, что ему так захотелось, а уж никак не потому, что приказали. Роман усмехнулся, потом посерьезнел, глядя, как к причалу быстрой, уверенной походкой идет крепкий светловолосый мужчина средних лет в темных брюках и джинсовой рубашке. Он решительно высвободился из услужливо поддерживающих его рук и негромко спросил Риту:
        - Начальник охраны?
        Та кивнула.
        - Таранов Сергей Васильевич. Можешь говорить с ним совершенно свободно.
        Одновременно она сделала знак охранникам, и те отошли на несколько метров. Таранов остановился перед Ритой, окинул ее быстрым, цепким взглядом, без сомнения ухватив все детали общей растрепанности и выражения глаз, и спокойно произнес, не обращая внимания на Романа:
        - В последнее время, Маргарита Алексеевна, я все чаще спрашиваю себя, почему до сих пор не подал в отставку?
        - Бога ради, Сергей Васильевич, только не надо опять изображать воплощение укора совести! - чуть сварливо отозвалась Рита. - Пожалуйста, сделайте все, что вам скажет этот человек.
        Таранов повернулся и посмотрел на Романа так, словно только что обнаружил его присутствие. Мгновенно оглядел его сверху донизу, вздернул одну бровь, и из изучающего его взгляд превратился в вопросительно-выжидающий.
        - Излагайте.
        - Этот катер, - Роман кивнул на покачивающееся у причала суденышко, - должен как можно быстрее оказаться как можно дальше отсюда и без малейших признаков того, что мы в нем были.
        - Исправность и вообще сохранность обязательна? - поинтересовался Сергей Васильевич. Роман покачал головой.
        - Вовсе нет, если, конечно, утрата исправности произойдет тихо и незаметно.
        - Могли бы и не уточнять. Что-нибудь еще? - задал он вопрос Роману, глядя при этом на Риту.
        - В начале Рядного спуска, у торца поликлиники стоит красная «восьмерка», - Савицкий продиктовал номер, и Таранов кивнул. - Ее нужно перегнать на автостоянку там же и сообщить о местонахождении Майе Нечаевой, - при упоминании имени Майи губы Сергея Васильевича едва заметно дернулись, и Роман только сейчас углядел на его правой скуле небольшой кровоподтек с царапинкой. - Сказать, что передал Савицкий. Но, к сожалению, ключей у меня нет.
        - Машина была дана добровольно? - уточнил Таранов. - Хорошо, будет сделано. Все?
        - И в ближайшие несколько часов меня ни для кого нет, - быстро сказала Рита и мотнула головой в сторону Савицкого. - А он здесь вообще никогда не появлялся.
        - Разумеется, - Сергей Васильевич вытащил из кармана сотовый. - Маргарита Алексеевна, я могу спросить…
        - Нет.
        - Ладно. Я бы рекомендовал послать на берег за врачом для вашего гостя.
        - Никаких врачей не надо, - буркнул Роман. - К тому же меня здесь нет. Все это пустяки, на самом деле.
        Таранов вопросительно взглянул на Риту, и та неохотно кивнула.
        - Да. Спасибо, Сергей Васильевич.
        Она подхватила Романа под руку и, поддерживая его, повела его к особняку. Савицкий машинально прошел несколько метров, поглядывая на идущих по бокам охранников с совершенно непроницаемыми лицами, потом сердито высвободился
        - Прекрати сейчас же! Я же сказал!..
        - Или держись за меня, или я скажу ребятам, и они тебя понесут! - пригрозила Рита, и один из охранников усмехнулся.
        - Да запросто, Маргарита Алексеевна!
        - Что - привычные?! - огрызнулся Роман, но все же, хоть и неохотно, слегка оперся на ее руку, глядя на приближающийся особняк, обнесенный невысоким, но достаточно мощным забором. Перед воротами лежала ровная площадка, вымощенная узорчатыми красно-коричневыми плитами, окруженная ярко-зеленым постриженным газончиком. В центре площадки был воздвигнут небольшой, довольно аляповатый фонтан с непременными скульптурами - сплошь голые запылившиеся менады, увитые плющом и изгибающиеся по кругу в затейливом эротическом танце, выставляя налитые мраморные груди и глядя в никуда загадочными беззрачковыми глазами. Фонтан не работал, и проходя мимо Роман увидел, что в каменном ложе нет ничего кроме луж дождевой воды и мокрых палых ивовых листьев. Он подумал, что в теплую погоду во время горчаковских празднеств на площадку вокруг фонтана возможно выставляли столики для гостей, может быть, даже, сооружали нечто вроде маленькой сцены, но Рита вряд ли здесь играла на скрипке - если и присутствовала, то тихо, где-то в уголке… как и тогда. Несмотря на подстриженный газон, все здесь выглядело заброшенным, и молодой
ивняк, подступавший к площадке, имел буйно-запущенный вид.
        Они прошли через небольшие воротца, и Роман невольно остановился, насмешливо глядя на классический портик. Он впервые видел особняк не с берега, не издали, и сейчас он показался ему просто огромным - огромным и очень мрачным. Если раньше его башенки наводили на мысли о сказках братьев Гримм, то теперь эта ассоциация исчезла, и островерхие темно-коричневые крыши, бело-серые стены и высокие стрельчатые окна первого этажа если и вызывали некое ощущение сказочности, то сказка эта была злой и без всяких счастливых концов… как все истории Ивалди. Одно окно на третьем этаже было распахнуто, и в нем колыхалась темно-зеленая штора, словно приветливо машущая рука, приглашающая зайти, но принимать это приглашение почему-то не хотелось. Водосточные трубы и окна холодно сияли на солнце, тяжелая входная дверь красного дерева чуть покачивалась, словно в доме гуляли вечные сквозняки, и сам дом выглядел холодно и неприветливо. Зато вокруг него за забором оказалось спрятанным настоящее зеленое царство - сплошь пышные деревья разных пород, кустарники и цветы - все яркое, умытое дождем, свежее, усыпанное крохотными
каплями воды. Отовсюду мягкими волнами накатывал цветочный аромат. Тихо журчал искусственный водопадик в маленьком водоеме, обложенном большими кусками туфа. На поверхности воды колыхались листья и раскрывающиеся цветы кувшинок, а вокруг прудика чуть покачивали ветвями пурпурные ивы. Над цветами деловито жужжали пчелы, порхали бабочки - здесь кипела жизнь, и замок с греческими колоннами выглядел среди этой жизни еще более нелепо, словно мрачный злой старик на развеселом молодежном карнавале.
        - А айвы нет? - машинально спросил Роман, и Рита, улыбнувшись, покачала головой.
        - Нет, не прижилась, к сожалению… Нравится? Этому садику всего год - в озеленительной фирме такие молодцы, сделали все, как я хотела. Раньше здесь… ну, не важно! Жаль, дом нельзя перестроить…
        - Перестроить можно все, - Роман прищурился, и его взгляд стал оценивающе-задумчивым, - и я уже вполне представляю как. Место здесь, прямо скажем, неважное… но все равно, можно сделать так… - он склонил голову набок, потирая затылок, и Рита, не выдержав, засмеялась.
        - Профессиональное, да? Я слегка забыла, что ты архитектор.
        - Вы архитектор? - поинтересовался один из охранников с легкой ноткой уважения. Роман устало кивнул.
        - Я архитектор. А скажи-ка, мил человек, нет ли у тебя сигарет?
        Мил человек выудил из кармана пачку. Роман вытащил сигарету, щелкнул протянутой зажигалкой, глубоко затянулся, так что сигарета затрещала, и вместе с дымом облегченно выдохнул:
        - Черт, хорошо!
        Рита за его спиной что-то тихо сказала охранникам, потом осторожно потянула Романа к двери. Уже на пороге он обернулся и увидел, что охранники исчезли, словно по волшебству.
        - А где у тебя охрана обитает? - поинтересовался он, и Рита махнула рукой в сторону.
        - В левом крыле. Вместе с Тарановым их четверо, но один сейчас на берегу. Охрана, они же технический персонал.
        - А в доме кто-нибудь есть кроме тебя?
        - Нет. Майя раньше проводила здесь довольно много времени, но… вчера вечером я ее… попросила ее больше не приходить. После всего… я подумала, что это может быть для нее опасно. Наверное, мне нужно и охрану отослать, как ты считаешь?
        - Позже. И не страшно тебе тут одной со своим гарнизоном? А вдруг он мятеж поднимет?
        Рита в ответ только фыркнула, закрывая дверь.
        В просторном пустом холле обнаружился Гай - бульдог величаво возлежал на единственном предмете обстановки - небольшом цветастом диванчике, свесив заднюю лапу. Увидев Романа, он снова зарокотал и начал было подниматься с недвусмысленным видом, но Рита сердито прикрикнула на него, и пес плюхнулся обратно и умостил голову на передних лапах, недобро следя за Романом, который в сопровождении хозяйки шел к лестнице. Когда Савицкий уже поднимался по ступенькам, Гай коротко гавкнул ему вслед - негромко, как бы предупреждая, что в случае чего незнакомцу крепко не поздоровится.
        Изнутри особняк, как и площадка перед ним, выглядел запущенным, нежилым и нелепым. Помимо основной лестницы каждый этаж соединялся с другим несколькими узкими хрупкими винтовыми лесенками в самых неожиданных местах. Под узкими ступеньками была пустота, лесенки висели в пространстве «воздушной башни», словно корабельные ванты. Петляли широкие коридоры, и Роман вскользь подумал, что остававшимся на ночь подвыпившим горчаковским гостям, верно, было тяжело добираться до своих комнат. На лестничных перилах и немногочисленной мебели лежал толстый слой пыли, изредка попадавшиеся зеркала в тяжелых аляповатых рамах казались мутными, кое-где встречались и невесомые нити паутины. Рита, заметив его взгляд, пояснила:
        - Уборщица обычно приходит дважды в неделю, но в последние две недели я ее не вызывала, сам понимаешь… А пыль здесь накапливается быстро. Сама-то я, в последнее время, редко бываю дома - не то, что раньше…
        - Изнутри этот дом кажется еще более дурацким, чем снаружи, - заметил Роман. - Я думал, что Горчаков собирался устроить здесь пансионат, но для пансионата нужна четкая и простая планировка. Здесь очень легко заблудиться.
        - Да, я до сих пор иногда как забреду куда-нибудь… - Рита покачала головой. - На самом деле, я не знаю, что конкретно он собирался здесь устроить. Но его всегда очень забавляло, когда гости из разных концов дома кричали «Ау!» или принимались суматошно звонить по сотовому и спрашивать, где они и как им выбраться. Настоящая находка для любителей играть в прятки.
        - Я всегда больше любил играть в догонялки, - рассеянно пробормотал Роман, закидывая голову и глядя на квадратные встроенные светильники, расписанные диковинными птицами. - Где книга, Рита?
        - Да какая тебе сейчас книга?! - отозвалась она чуть сварливо. - Ты посмотри на себя!
        - Смотрел уже - очень даже ничего.
        - Ты все равно сейчас не сможешь ничего прочитать. Я вчера разбила компьютер.
        - Ты же говорила, что…
        - Ну, системник-то целехонек, - Рита криво усмехнулась. - А вот монитор вдребезги. Нужно ждать, пока привезут новый, но еще слишком рано, магазины закрыты. Не ехать же нам в город с винтом?!
        - Нет. Кстати, твой пистолет остался там, у Гельцера?
        - Нет, - недовольно ответила она. - Понятия не имею, куда он подевался, вчера вечером весь дом перерыла. Наверное, завалился где-то…
        - Этого еще не хватало! Поищи снова - это тебе не игрушки!.. - Роман остановился возле одной комнаты, дверь в которую была приоткрыта, и изумленно спросил: - А это что - тронный зал?
        Она снова усмехнулась - на этот раз зло и ногой толкнула дверь, так что та, распахнувшись, ударилась о косяк. Роман шагнул вслед за ней в огромную пятиугольную комнату и остановился, глядя на огромное красное с позолотой кресло, стоявшее у стыка дальних стен. Золотистые ручки были выполнены в виде лежащих львов довольно упитанного вида, а на верху спинки примостился золотистый же, расправивший крылья двуглавый орел, обе головы которого смотрели в разные стороны с таким выражением, словно орел только что откусил от чего-то кислого. Перед креслом, и впрямь очень похожим на трон, стоял тяжелый дубовый овальный стол с резными ножками, к которому были придвинуты двенадцать массивных стульев. По обе стороны кресла возвышались бронзовые канделябры на длинных фигурных ножках, на потолке была позолоченная лепнина - сплошь оскаленные звериные морды над перекрещенными алебардами. В двух стенах, расходящихся от «трона» было множество ниш с темно-коричневыми колоннами по бокам, и в нишах этих расположились мраморные скульптуры. По одну сторону стояли классические скульптуры представителей древнегреческого
пантеона, по другую - довольно неплохо выполненные статуи мифических существ различных религий. Кроме распространенных гарпий, грифонов, минотавра, гидры и прочих Роман с удивлением увидел вавилонского леогрифа, амамет
        - помесь крокодила, льва и бегемота из египетской мифологии, иудейскую мантикору и кошмарный гибрид льва и лягушки с огромной зубастой пастью - вполне возможно, ши-цза из китайских мифов. По обе стороны двери стояли рыцарские доспехи, а на стене над ними висела целая коллекция мечей - все клинками вниз - европейские, китайские, японские, русские, скандинавские. Был здесь и огромный двуручный фламберг с волнообразным лезвием, прозванный пламенеющим, и глядя на сверкающий клинок, Роман ощутил в затылке холодок некоей легкой неустроенности, смешанной с таким же легким восторгом. Оружие было настоящим - не те поделки, что продают в магазинчиках неприхотливым любителям увешивать свои стены всякой дребеденью - и казалось очень ухоженным. С одной стороны хищные сияющие формы радовали глаз своей безупречностью и так и тянуло подержать в руках хоть один, примерить черен к ладони, но, с другой, при данных обстоятельствах немного не по себе, когда рядом столько колюще-рубящих предметов. Возле одной из стен расположился массивный камин, и светлое пятно над каминной полкой наводило на мысль о том, что раньше
там была картина - вполне возможно, портрет покойного Горчакова. Неподалеку от пятна висела секира, выглядящая как-то одиноко, несмотря на внушительные размеры.
        - М-да, - протянул Роман, ошарашено оглядываясь. - А больному-то был нужен покой… Это для рыцарских собраний или для медитации?
        - И для того, и для другого, - неохотно ответила Рита, шлепнув ладонью по темной столешнице. - На все это есть покупатель, часть статуй и доспехов я уже продала… а вот оружие… Никак не решусь. Иногда я вызываю специалиста, он приводит его в порядок. Оно замечательное, правда? То-то, ты смотришь на него, как малыш на сладости. Хочешь, подарю один?
        - Ага, вон тот, двуручный, отвезу его домой в трамвайчике, пройдусь по двору с задумчивым видом, отрабатывая удары на окрестных березках и соседях, - Роман хмыкнул, гася окурок в пепельнице, кстати оказавшейся на каминной полке. - Подари мне лучше пачку сигарет, дитя, а без меча как-нибудь обойдусь - пока, во всяком случае.
        - Идем, - Рита отвернулась, - терпеть не могу это место! Я тебе покажу кое-что другое. Мне чертовски хочется в душ, а тебе надо не только в душ, но и в постель и спать… но я должна… Ты как?
        - Перестань меня все время об этом спрашивать.
        Выходя, он невольно обернулся, оглядел мечи еще раз, потом бросил взгляд в глубину зала. Казалось, что и божества, и чудовища провожают его своими мраморными взглядами, а в жутковатом оскале ши-цза чудилось некое разочарование оттого, что Роман покидает комнату, так и не оказавшись в непосредственной близости от ее острых зубов.
        Рита быстрым шагом миновала две комнаты и решительно толкнула дверь в третью, потом поманила его рукой.
        Он ожидал, что здесь окажется еще один зал, но комната, открывшаяся его глазам, вероятней всего недавно была рабочим кабинетом, совмещенным с библиотекой. Но теперь здесь царил совершеннейший разгром, всюду валялись книги, возле опрокинутого кресла лежал разбитый монитор, в экране которого зияла огромная дыра. На столе стоял системник со страшно исцарапанным корпусом, со столешницы свисала
«мышка», а чуть поодаль лежала сломанная пополам клавиатура. Пол был засыпан полусожженной бумагой, всюду валялись обгорелые карандаши и ручки, а в углу громоздилась груда оплавленных клавиатур и компьютерных мышек. Оконное стекло было разбито, словно в него швырнули чем-то большим и тяжелым, и можно было не спрашивать, чем именно. В комнате висел застарелый запах гари.
        - Здесь был пожар? - удивился Роман. - Ты же сказала, что просто разбила компьютер… Так ты его еще и подожгла?
        - Нет. Просто он не дает мне больше писать, - Рита показала ему свои пальцы, покрытые пятнами от ожогов. - Я не могу больше написать ни строчки. С тех пор, как я поняла, что не могу ее уничтожить, я… пыталась ее исправить, переписать, изменить конец… но это невозможно. И теперь не только потому, что он возвращает все обратно. Вот уже несколько дней… стоит мне попытаться… все горит, - она уронила руку, - все горит… как будто я снова в… - Рита замолчала, глядя в разбитое окно и обхватив себя руками, и Савицкий понял, что продолжения не будет. Он поднял кресло и опустился на него, пристально глядя на ее напряженную спину, обтянутую Нечаевской рубашкой.
        - Как будто ты снова в том доме? В избушке, которая сгорела?
        Рита резко повернулась и ожгла его взглядом, потом покачала головой.
        - А вот это, Рома, было совсем некрасиво. Ты следил за мной.
        - Я беспокоился, - ровно ответил Роман, и в ее глазах слегка посветлело, что-то заискрилось - и пропало. - В том доме сгорели дети - давным-давно. Ты знала кого-то из них?
        Рита подошла к столу и забралась на столешницу с ногами. Села, потом как-то скучающе посмотрела на системник и двумя руками небрежно столкнула его на пол. Компьютерная мышка улетела прочь, увлекаемая сидящим в гнезде шнуром, и из-за стола раздался грохот. Роман чуть дернул губами, но ничего не сказал. Рита как-то ехидно улыбнулась в ту сторону, куда улетел системник, потом повернула голову, улыбка стекла с ее лица, и оно стало безжизненным. Полурасплетшаяся влажная коса свесилась ей на грудь.
        - Я не просто знала их. Я была там, с ними. И Денис тоже там был. Одна из девочек была нашей одноклассницей, а еще одна и двое мальчишек - с соседнего двора. Нам было по десять лет - знаешь, какой это возраст - хочется приключений, свободы, гулять, сколько вздумается… Нам дико хотелось заночевать в лесу, на природе, рыбачить, разводить костры… ну, ты же сам должен помнить, как это было?
        - Смутно, - отозвался Роман, большую часть своего детства проведший исключительно на реках, в лесу, рыбача и разжигая на ночь костры. - Так вы удрали из дома?
        - Ну, можно и так сказать. Разумеется, мать на ночь не отпустила бы нас в лес. Она и днем бы нас туда не пустила… Но маме Денис сказал, что мы заночуем у наших друзей, брата и сестры, погодок. Их родители дружили с нашими, и мы иногда оставались у них на ночь. Денис договорился с ними, и когда мать позвонила, они подтвердили, что мы у них… не знаю, что они там наплели, но она даже не стала звать к телефону свою подругу. В общем, мы набрали с собой еды, взяли удочки и сели на электричку. Один из мальчишек сказал, что знает отличное место для рыбалки. Он привел нас к устью Коряжки, и мы просидели там полдня, а потом пошли бродить по лесу… и нашли этот дом. Это было так здорово - найти ничейный дом… Хотя там в углу стояли какие-то канистры… мы все равно решили, что он ничейный - окна заколочены, дверь нараспашку - заходи, кто хочешь! Вот мы и зашли. Там ничего не было - абсолютно ничего, даже пол земляной - только одна деревянная лавка у стены, старый стол, эти канистры и много паутины - все. Место было удобное, река в двух шагах, и мы решили там остаться, - она передернула плечами. - Было очень
весело. Ближе к ночи мы развели посередине, на земле маленький костер. В канистрах оказался бензин, и мы его вытащили на улицу - на всякий случай. Мы сидели, пекли рыбу на прутиках и рассказывали всякие страшные истории. Больше всех рассказывал Денис - его истории всегда были самыми интересными и самыми страшными… Я ходила туда, чтобы понять… мне казалось, что именно оттуда все и началось… тогда… Мне казалось так, с тех пор, как все это начало происходить, но иногда я думаю… что мне так казалось всегда. Но я ничего не почувствовала, - она покачала головой. - Совершенно ничего.
        - Ты хочешь сказать, что то, что появляется в виде Дениса, как-то связано с тем местом? - недоуменно спросил он. - Не с книгой?
        - И с книгой тоже, - Рита выдвинула ящик стола, вытащила блок сигарет, содрала целлофан и бросила пачку Роману, открыла другую, вытащила откуда-то из-под столешницы зажигалку и закурила. - Но там… Мы кое-что там нашли.
        - Что ж вы такого могли там найти? - Роман поймал переброшенную зажигалку. - Магический кристалл? Страшные заговоры? Чью-то мумию в плохом настроении?
        - Не шути так - это вовсе не смешно, - устало сказала Рита, и Роман махнул рукой.
        - Да какие там шутки! Так что же вы нашли?
        - Доносы.
        - Доносы? - переспросил Роман, ожидавший чего угодно, но никак не этого. - Какие еще доносы?
        - Да что ты - не понимаешь? - неожиданно рассердилась Рита и чуть не уронила сигарету. - Обычные! Анонимные доносы. В послевоенные годы помнишь - людей пачками сажали и расстреливали…враг народа, враг народа… Так вот, доносы на этих самых якобы врагов народа. Тот сказал такое-то, а этот читает то-то и такие-то делает заключения, замечен там-то, сделал то-то, антиобщественные взгляды… да все что угодно!.. Я и не знала, что люди столько всего могут понаписать! - она скривилась и как-то яростно провела ладонью по щеке. - Мы рылись там в доме, везде, думали, может кто-нибудь что-то спрятал… и нашли банку, здоровенную такую и очень старую, стекло совсем помутнело, и было непонятно, что внутри. Мы не смогли ее открыть и, в конце концов, просто разбили. А там оказались эти письма - большинство без конвертов, но многие и в конвертах… я никогда таких не видела. Они были завернуты во много слоев ткани и целлофана… и мы… - она сглотнула, - мы все их прочли. Ромка, это такая мерзость! Там было даже на детей! Хитренькие такие письмишки, осторожненькие… и подробные. И ведь все это писали аркудинцы - по
некоторым названиям я уже тогда могла это понять. На некоторых письмах стояли даты - сороковых годов… пятидесятых… Огромная банка полная чертовых писем, понимаешь?!
        - Раз они оказались там, то, вполне вероятно, по назначению не дошли, - заметил Савицкий, внимательно глядя на ее подрагивающие пальцы, потом чуть прикрыл веки - держать глаза постоянно открытыми отчего-то было больно.
        - Возможно, - Рита пожала плечами. - Только в одном из этих писем… они, в сущности, были очень похожи, все эти письма… в общем, донос был написан на одного человека, Павла Шарина. Так звали моего деда. Его расстреляли через несколько лет после войны, бабка нам рассказывала… Конечно, вполне возможно, что речь шла совсем о другом Шарине, но…
        - Вы решили, что это именно он, - договорил за нее Роман, крутя сигарету в пальцах. Рита кивнула.
        - Возможно, именно с тех пор для Дениса такое значение приобрели фамилии… Он всегда говорил, чтобы я не выдумывала фамилии, брала из справочников - чтобы фамилии были настоящими. Конечно, брать из справочников проще, чем выдумывать… - она осторожно облизнула разбитую губу. - А еще с этими письмами была одна странность… Разумеется, нигде не было подписей, но на многих письмах одним и тем же почерком была сделана приписка «от такого-то». От Сергеева Эн-А, и так далее, понимаешь? Словно кто-то узнал, от кого были эти доносы, и пометил их. Я не знаю, кто это был и зачем он их там спрятал… честно говоря, и не хочется мне этого знать. Этот человек, вероятно, давно умер. Я знаю только, что лучше б нам их было не находить. Или чтобы мы при этом были только вдвоем. Но дело в том, что там оказались и они.
        - Ваши друзья?
        - Мы не были особыми друзьями - так, иногда гуляли вместе. Дело, в сущности, не в них, а в их фамилиях. Многие поколения живут в Аркудинске почти безвыездно, и многие фамилии сохраняются. Вот фамилии Шарин уже нет ни у кого среди нашей родни, но многие фамилии остались. Люди другие, а фамилии те же. И если фамилии распространенные, их можно встретить где угодно.
        - Например, на тех доносах? - медленно произнес он. - В надписях «от такого-то»?
        - Я сразу увидела, что его это зацепило, сразу увидела, что с ним что-то не то, - Рита вдруг заговорила очень быстро, подавшись вперед так, что чуть не свалилась со столешницы. - Он шутил с остальными, говорил, мол, уж не ваши ли родственники это понаписали - все чуть не передрались тогда… но не в этом дело. Что-то в его глазах… что-то так изменилось, что-то выглядывало иногда из них… знаешь, как мальчишка прячется за углом и иногда выглядывает и дразнится… смеется… Так всегда бывало, когда он что-то придумывал, какую-то историю, но в этот раз… это было слишком… Когда уже все засыпали, Денис сказал мне: «Ритка, я такую классную историю придумал!» А потом, - ее пальцы начали нервно теребить бледно-зеленую ткань, - ночью я проснулась. Что-то меня разбудило… какой-то звук, странный сырой звук… и кругом пахло бензином, очень сильно пахло. У меня страшно болела голова, начало тошнить… я пыталась встать, но словно провалилась куда-то… Я не знаю, сколько прошло времени… я почти ничего не помню… помню только вдруг огонь - везде
        - на стенах, на потолке… на моих брюках… волосы горели… даже земляной пол горел… а рядом кто-то кричал, кто-то бился в закрытую дверь… Было много дыма, ничего не видно… Я побежала вперед и на что-то налетела с размаху… наверное, на стену… Наверное, я опять потеряла сознание… а когда очнулась, вокруг было столько свежего воздуха… Я лежала на траве, очень болело горло… Я лежала и видела дом - он был весь в огне, но никто больше не кричал из него… А рядом сидел Денис - он был весь черный от копоти, одежда обгорела… и волосы… ладони все в крови, и он смотрел на дом, и он, - Рита сглотнула, - он улыбался. Я так испугалась тогда… думала, он сошел с ума. Я спросила, где остальные, а он сказал, что смог вытащить только меня. Было больно… много ожогов… почти все волосы сгорели…
        Ее пальцы выдернули из пачки новую сигарету и начали мять ее, просыпая на пол табачные завитушки. Губы подрагивали, но в глазах горело что-то бешеное, недоброе.
        - Было раннее утро… самое начало рассвета… и из леса вдруг вышли люди… двое мужчин… Я закричала им… что в доме наши друзья… и Денис тоже кричал им… но они… они убежали, - Рита бросила на пол измочаленную сигарету. - Много позже я думала, что это были их канистры, и они испугались, что… Но тогда… для меня это было дико… ребенок просит взрослого человека о помощи, а тот поворачивается и убегает. Денис говорил, что здесь все такие. Здесь все отворачиваются, убегают, проходят мимо… Здесь умеют только завидовать, извлекать из всего выгоду и смотреть… Да, здесь очень любят смотреть и ничего не делать. Он говорил, что в этом городе живут одни призраки. Ему всегда было любопытно, существует ли какой-то предел их призрачности? Но это потом… а тогда… я ведь понимала, что это загорелся разлившийся бензин, и я спросила его, как это могло выйти - мы же вынесли канистры. Денис сказал, что не знает. Сказал, что когда проснулся, вокруг все уже горело. И дверь была закрыта. На ней не было никаких засовов, но она почему-то не открывалась… Ему удалось выломать доски на одном из окон, оттого и кровь на ладонях была…
он вытолкнул меня наружу… потом вылез сам. Сказал, что остальных не видел - было много дыма, он задыхался… и испугался, потому и… Но от него так пахло бензином… - Рита как-то горестно покачала головой. - Так пахло…
        Роман встал и подошел к разбитому окну. Посмотрел вниз на чудесный сад, потом устало привалился к стене и, не оборачиваясь, спросил:
        - Ты хочешь сказать, что Денис поджег тот дом? Запер всех вас и поджег? Такую он придумал историю?
        - Я не знаю, что там на самом деле случилось. Я ничего не помню. Да, иногда у меня проскальзывала такая мысль, но я ее сразу прогоняла! Ведь он был моим братом, родным братом… я всегда считала, что он не мог…И ведь он меня вытащил!
        - Ты могла выбраться и сама, просто не помнишь.
        - Я знаю, я все знаю! - Рита отмахнулась. - И потом эта мысль появлялась все чаще… то он мог такое сделать…особенно после того, как мы написали первую повесть. Но первый раз я подумала об этом, когда Денис сказал, что в случившемся есть свои преимущества. Теперь каждый из нас великолепно сможет описать пожар изнутри, а не со стороны. Не надо ничего придумывать, не надо никого расспрашивать - в любом случае это была бы фальшивка. Правильно можно написать лишь о том, что сам знаешь, сам прочувствовал. А я теперь знала, что такое огонь. И знала, что такое настоящий ужас. Он сказал мне это с гордостью.
        - Твой брат был сумасшедшим, - негромко произнес Роман, по-прежнему не глядя на нее.
        - Иногда мне кажется, что человек, который вытащил меня из огня, уже не был моим братом, - Рита позади него щелкнула зажигалкой. - Если и остался Денис, то его было очень мало, а все освободившееся место занял кто-то другой, какая-то придуманная им самим тварь, до безобразия злобная и до безобразия же равнодушная… Порой я боялась его. Мы близняшки, ты знаешь, но с того дня, как ему исполнилось восемнадцать, он начал стремительно меняться. У него стала другая походка, он изменил голос, отпустил бороду, постоянно был какой-то зачуханный, неприглядный… Сказал, что хочет быть индивидуальным, что не хочет быть на меня похожим, что это неправильно, когда один похож на другого. Не должно быть похожих людей. Друзья перестали узнавать его, и он был доволен. Он стал, как мышь, тихий, незаметный… Мы редко виделись, в основном переписывались, он то и дело где-то пропадал, но всякий раз возвращался очень довольный, и писал, писал… я за ним не успевала. Я часто спрашивала его о той истории, которую он придумал тогда, в доме, но Денис только головой качал и говорил, что нам пока рано за нее браться, она еще не
созрела, хотя начало уже оформлено - он так и сказал - «оформлено».
        - Те письма, они, конечно же, сгорели? - спросил Роман, поворачиваясь. Рита резко взглянула на него, но ее взгляд тотчас же всполошено прыгнул куда-то в сторону, словно ожегшись.
        - Я думала, что да. То, что там произошло… тогда было не до писем, и я, конечно, никогда его о них не спрашивала. Но потом, когда Дениса убили, - ее ладонь поднялась и прилипла к подбородку, на мгновение закрыв рот растопыренными пальцами, так что лицо Риты приобрело нелепо-смешливое выражение, - меня вызвали к нему домой, посмотреть, что пропало. А потом… потом я разбирала его вещи… думала, что взять… ведь у него, кроме меня, больше никого не было - кроме меня и этих чертовых книг… И в кладовке, среди барахла я нашла пакет и в нем, в прозрачной папке лежали все те письма. Они еще больше пожелтели, многие буквы вычитывались с трудом… но это были те самые. И как только я их увидела, то сразу поняла, что была права. Это была чудовищная правда. Ему ведь всего десять лет было тогда - всего-навсего… Но к тому моменту я уже не могла реагировать на это так, как сделала бы раньше. Я уже сама знала, что это такое - убить.
        - У тебя была причина.
        - Какая разница? - Рита чуть передвинулась и обхватила руками согнутые колени. - Человек меняется, когда видит чужую смерть, но когда он убивает сам, то меняется навсегда, и это очень плохие перемены. Денис помог мне тогда, с Горчаковым, а я столько лет не подпускала к себе правду. Он был прав, когда сказал, что мы все всегда делали вместе. Знаешь, он пугал меня, когда был жив, но когда его убили, Денис стал пугать меня еще больше. Если бы он не умер, я бы никогда ничего этого не нашла и ничего не узнала. Но я нашла письма… и я нашла его последнюю книгу… начатую книгу. Это была тетрадь - толстая коричневая тетрадь…
        - Черт! - вырвалось у Романа, и он оттолкнулся от стены. - В первый раз он приходил ко мне с коричневой тетрадью. Просил, чтобы я ему почитал. Жаль, что я в нее не заглянул!
        - Напротив, мне кажется, хорошо, что ты этого не сделал, - Рита слезла со стола и, прихрамывая, подошла к нему. Ее лицо стало молочно-белым, и ссадины на нем казались черными. Отчего-то Роману вдруг вспомнилось искрящееся инеем лицо мертвого Маринчака. - Если это та же самая тетрадь… Это мерзость, Рома! Мы написали вместе не одну вещь, и они были… ты знаешь, какими они были… но эта… Дело даже не в сценах убийств, а в авторских размышлениях. Такое ощущение, что это писал сумасшедший, которого заперли в железной клетке посреди людной площади. Столько ненависти, злобы… и в то же время удивительного бесстрастия - дикое сочетание. Собственно, это была еще не книга, это были наброски - планы глав, примерный сюжет, имена нескольких персонажей - впервые он сам расставил имена, а главный герой был назван его собственным именем. Описание трех сцен убийств… и… - она глубоко вздохнула, - подробное описание того, как десять лет назад он поджег дом со спящими детьми. Только меня там не было. Он убрал меня из этой сцены.
        - Что за убийства? - хрипло спросил Роман, и Рита чуть отступила назад, глядя на него со странным страхом.
        - Женщину выбросили с балкона. Мужчину закололи стилетом в толпе. Девушку ударили ножом, а потом сломали ей шею. Последняя сцена была не закончена, и страницы там были измазаны засохшей кровью. Думаю, он писал ее в ту ночь… он писал ее, уже умирая… потом спрятал в пакет и швырнул в кладовку.
        - Год назад… - прошептал Савицкий, хватаясь за голову. - Почти год назад! Это были не совпадения. Вначале были убийства, по которым он писал книгу… а теперь все наоборот - он убивает по написанному.
        - Ты о чем? - Рита побледнела еще больше, хотя дальше, казалось, уже было невозможно. Ему почудилось, что сейчас она упадет в обморок, и Роман схватил ее за плечи - и чтобы удержать, и чтобы как следует встряхнуть.
        - Что ты сделала с этой тетрадью, Рита?! - он сжал ее плечи так сильно, что ее лицо исказилось от боли, и Савицкий тотчас же отпустил ее и сунул руки в карманы, сжав там пальцы в кулаки. - Ну конечно же, ты забрала эту тетрадь и дописала книгу, правильно?! Ты не написала ее, а дописала! Следовало выражаться точнее!
        - Если уж совсем точно, я ее переписала! - выкрикнула она. - Вначале переписала, а потом уж дописала! Я изменила все имена! Я по-другому написала сцену с детьми… правда, их имена я не меняла. Я оставила первые три убийства, но изменила все остальное, я переделала весь сюжет! Я пыталась сделать все более человечным… но у меня это не очень-то получилось. Но тогда мне казалось, что я создаю нечто особенное… Ты не представляешь, как это может захватывать, тебе не понять - ты никогда не писал!.. Ты не представляешь, каково это - кромсать сюжет того, у кого ты всю жизнь ходила в подмастерьях, делать все так, как он никогда не позволил бы сделать! Действие романа, который начал писать Денис, происходило в этом городе, и в конце книги он должен был превратиться в развалины. Но ничего подобного не случилось! Я все сделала иначе! Только жанр остался тем же - он для меня, как клетка, из которой не выбраться. Я не умею по-другому. Я не знаю, как по-другому. И раз теперь все это происходит, то, значит, я ничем не лучше его. Я такое же чудовище! Какая ирония - я уничтожила его задумку, а теперь моя задумка
уничтожит меня! Если б я знала, что так будет, то сожгла бы ту тетрадь сразу, как нашла!.. - Риту начала бить крупная дрожь, она застучала зубами, и Роман поспешно схватил ее и прижал к себе.
        - Так, без истерик тут! - прикрикнул он. - Все, хватит!
        - Пусти меня! - задушено произнесла Рита, не делая, впрочем, попытки вырваться. - Я чудовище.
        - Дура ты, а не чудовище, - устало сказал Роман, поглаживая влажные золотистые волосы. - Елки, опять начинается!.. Только не реветь! Не виновата ты. Просто, Рита… просто надо думать, когда пишешь. Если не думаешь, лучше вовсе не писать. Я не к тому, что сейчас происходит, я вообще… Одними яркими описаниями книги не сделаешь, и этими вашими бессмысленными бойнями ничего не скажешь, а книга должна о чем-то говорить… я так считаю. И жить подобными вещами никак нельзя. У самой может крыша поехать, у кого-нибудь, кто прочтет, тоже… а мало ли, кто читал ваши книги? Может их прочитал кто-нибудь оттуда, - он направил торчащий указательный палец в сторону усыпанного бумажными обрывками пола. - И ему понравилось.
        Рита подняла голову и вцепилась взглядом в его лицо.
        - Ты серьезно?
        - Вполне. Возможно несуществующие все же возможно существуют. И возможно у них есть свои любимчики.
        Рита молча высвободилась, потянула его за руку, тут же отпустила и быстро пошла к двери. Роман направился следом, рассеянно глядя на узорчатый паркет и думая о том, что только что сказал.
        Уже стоя в дверях, он обернулся.
        Системник целехонький стоял на столе.
        - Ну и мудак же ты, - спокойно произнес Роман, закрывая за собой дверь.
        Если Денис и услышал, то ничем этого не показал.

* * *
        Струи теплой воды хлестали ему в лицо, и Роман, уперевшись ладонями в расписной кафель, поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, закрыв глаза. Мысли растекались, словно вода размывала их. Слишком много для одного дня, слишком. Да и для целой жизни, может, слишком. Откровения все эти, Толька погиб, еще куча народу погибла, сам он не сегодня-завтра может отправиться следом, а девчонка, которая так… да что собственно девчонка?! Только, елки, оне понаписали, а ты теперь думай! . Роман одернул себя - это уже было сродни форменной истерике. Он порылся на полочке, перебирая один флакон за другим - обычного мыла Рита, видишь ли, не держала - сплошные гели для душа и жидкие мыла - все чересчур ароматные, а у Савицкого не было никакого желания благоухать на весь дом, как свежая орхидея. В конце концов он отыскал то, что пахло приемлемо, и вымылся. Выключил воду и покосился на себя в огромное зеркало, занимавшее всю длинную стену ванной. Не так уж и заметны все травмы прошедших суток - и чего Рита так раскричалась? Ну несколько кровоподтеков присутствует, порез все еще выглядит жутковато, да спина
осколками пополосована - ну и что? Того, что творилось на затылке, он разглядеть не смог, и непрекращающаяся головная боль внушала легкую тревогу… но, как говорили в одном хорошем фильме, голова - предмет темный и исследованию не подлежит, так что и черт с ней! А вот зуб, конечно, жалко. Хороший был зуб.
        Он вылез из ванны, замотался в полотенце и, открыв дверь, осторожно выглянул, хотя сам не понимал, к чему осторожничает, будто тайком забрался в чужой дом, чтобы совершить омовение. Большая спальня в бледно-зеленых тонах была пуста, покрывало на двуспальной кровати, разрисованное летящими цаплями, приглашающе откинуто, а подушки словно только что взбили. Комната, в отличие от большей части других, не выглядела запущенной - здесь явно жили постоянно, и Роман чуть поморщился - находиться в супружеской спальне отчего-то было неприятно, хотя раньше подобные вещи его не беспокоили.
        - А это не супружеская спальня, - произнесли от двери, и Роман чуть вздрогнул, потом повернулся. Рита в длинном полупрозрачном халатике, затканном цветами жасмина и с тюрбаном из полотенца на голове подошла к нему, глядя чуть недоуменно.
        - Ты чего вздрагиваешь - мысли угадала? Я сделала своей спальней одну из гостевых комнат - в супружеской теперь и мебели уже нет.
        - Мне это совершенно неинтересно, - буркнул Роман и ничком повалился на кровать, уткнувшись лицом в приятно пахнущую подушку. - А ноутбука у тебя, значит, нет?
        - Нет, - Рита произнесла это почему-то с легким отвращением, потом плюхнулась на кровать рядом, и Савицкий сразу же ощутил, как по его спине скользнули осторожные прохладные пальцы. - Господи, Ромка, какой ужас! Это после «Дворца», да? - ее пальцы поднялись выше. - А с головой у тебя что?! Это еще откуда?!
        - Денис открыл мною дверь, - Роман поморщился в подушку и чуть дернул головой. - Не трогай!
        - Хорошо, - пальцы тотчас исчезли, потом снова тронули спину, и Рита горестно сказала: - У тебя, наверное, все болит… Ромка, да на тебе живого места нет!
        - Одно живое место есть, но сейчас я не расположен тебе его показывать.
        - Все шутишь… - Рита соскочила с кровати и убежала в ванную, крикнув на бегу: «Я сейчас!» - таким тоном, будто боялась, что Роман, оставшись без присмотра, непременно тут же улизнет. Он перевернулся на бок и рассеянно посмотрел на бледно-зеленые с золотинкой обои, слушая, как Рита гремит чем-то в ванной. Думать надо, думать… Денис сказал, что его можно изменить. Сказал, что делает все это, потому что закончен… то есть, потому, что книга закончена. Но Денис ли это? Кто это на самом деле?
        Иногда мне кажется, что этот человек уже не был моим братом…
        Дело не в том, как. Дело в том, почему? Какую цель оно преследует? Подогнать всю реальность под книгу? Но под книгу Риты или под свою собственную? Ту, которая так и не была написана. И люди - главное люди. Только дважды он приходил просто так - в лесу и на мосту ночью. Обычно он всегда приходит за кем-то. И за каждым в свою очередь. Но почему Толька? Его не было в книге… Неужели он действительно его затянул - так же, как он на пару с Ритой, возможно, затянул Нечаева? Но если это так, то не получится ли, что к концу действа в книгу Риты угодит весь город? Город, который Денис так ненавидит… да и Рита его тоже не очень любит… вернее, тех, кто живет в нем. Люди, которых она звала на помощь, сбежали, отец умер в оживленном парке, все без исключения друзья мужа знали, что он ее избивает, но никто не вмешивался даже, когда это происходило у них на глазах. Нет оснований не верить покойному Гельцеру, столь затейливо поплатившемуся за то, что вздумал шантажировать писательницу. Ох, не злите писателей, а то как понапишут про вас… Ладно, это лирика, но непонятно, почему Денис посодействовал сестре в
убийстве, но был против, чтобы она ушла от мужа? Опять же, нет оснований не верить Гельцеру. Впрочем, особой загадки тут нет… Лозинский, сучонок, не хотел, чтобы Рита уходила от Горчакова. Он хотел, чтобы она его убила. Сорвалась, в конце концов, и убила. Ему нужен был хороший соавтор. Тот, кто знает, что это - убить человека. Ведь сам-то он хорошо это знал. А эти три убийства в его тетради - судя по словам Риты, именно те, о которых рассказывал Нечаев. Убийства годичной давности. Роман почувствовал легкий холодок, подумав, что Денис вряд ли подсмотрел эти убийства. Он сам убил этих людей. Убил - и написал про это. А Рита изменила имена и фамилии его жертв, потому Денис воспроизвел и эти убийства, а не пропустил их. Он действительно цепляется к фамилиям. И, возможно, тогда, десять месяцев назад с третьей жертвой что-то пошло не так… Что там говорил Валерка? Продавщица из ларька… резаная рана, следы чужой крови… свитер, с нее сняли свитер. Возможно, свитер забрал сам Денис, потому что был ранен. Чего только не таскают в своих сумочках девчонки, работающие допоздна!.. Что, если она успела ткнуть его
ножом? Он перевязал рану и отправился домой - быстрее, описать то, что произошло… и умереть. Умереть ради своей чертовой книги!
        Что-то вдруг вспыхнуло в его памяти, мощный направленный луч высветил лицо - такое знакомое лицо, и Роман даже сел на кровати, глядя перед собой невидящими глазами - сейчас внешний мир исчез, и он смотрел мысленным взглядом - в глубину своей памяти. Вот почему, когда он впервые увидел Риту, то подумал, что где-то уже ее встречал. Он встречал не ее - он встречал ее брата. Что бы там ни говорила Рита о том, как изменился брат, что бы ни говорил Нечаев, той ночью Денис был отчаянно похож на нее. Просто невероятно, насколько иногда могут быть похожи мужчина и женщина. Короткая русая бородка, успевшая отрасти с того дня, как он изображал свою сестру, не скрывала этой схожести. К тому же, в ту ночь он не играл. Денис умирал и, вероятно, догадывался об этом - тот худощавый, смертельно бледный парень, свалившийся на пол в трамвайном салоне в ту ночь, когда Роман возвращался домой. Тот, кому он помог тогда подняться и выйти на остановку, тот, который, когда Роман предложил вызвать «скорую», умчался так, будто за ним гнались демоны. Конечно, ему было не до «скорой». Он торопился к своей книге. Он хотел
успеть написать следующую главу.

…Получается, что меня он знает?

…Думаю, да. И, наверное, не с худшей стороны.
        Савицкий неожиданно засмеялся - сначала тихо, потом все громче и громче - да так, что снова повалился на кровать. Чудовище, превратившее его жизнь в кошмар, весьма своеобразно пытается выказать свою благодарность. Увидело, узнало и умилилось. Дало отсрочку и сделало главным героем, отчего все повествование полетело кувырком
        - ведь изначально оно все рассчитало на Спирина, сведя все нити сюжета к нему. Царский подарок, Денис или кто ты там, царский! Из «книги» не отпустил, но дал пожить и даже охранял… да вот только взбесился, когда он закрутил с его сестрой. Что это - братская ревность? Нет, чушь собачья! Разве это может ревновать?
        - Что случилось?! - испуганно спросила Рита, выскакивая из ванной с охапкой каких-то флакончиков и баночек в руках, и Роман перестал смеяться, сел и покачал головой.
        - Ничего. Просто я понял, почему еще жив.
        Рита уронила флакончики на кровать, села и вопросительно посмотрела на него.
        - Рит, я бы не хотел тебя пугать…
        - Ты всерьез полагаешь, что меня еще чем-то можно напугать? - она криво улыбнулась. - Есть только одно, что… - Рита прикусила губу, потом сдернула с головы полотенце, встряхнула мокрыми волосами, и в сине-зеленом под веками суматошно замелькало нечто нетерпеливое, почти кричащее: «Давай, давай, рассказывай!» - и противиться этому было бессмысленно. Он вкратце рассказал ей свои догадки, а также то, что Денис говорил ему возле Тарасовки, и Рита несколько минут сидела молча, потом глухо сказала:
        - Я не находила в его квартире никаких женских свитеров. Но в ванне определенно что-то жгли. Если это так… зачем ему избавляться от него, если он…
        - Возможно, он все-таки надеялся, что выживет, - Роман пожал плечами. - Ведь до конца книги было так далеко… Закончил главу, все спрятал, обставился, будто ограбление… и только потом, наверное, хотел вызвать «скорую», а сил уже не хватило. Хватило лишь на то, чтобы кричать… Соседи слышали, но никто не отреагировал.
        - Это ведь была не первая книга, - Рита прижала ладонь к губам. - Он… получается он… то и дело… а потом об этом…
        - Возможно. Тем более, что, судя по твоему рассказу, убивать он начал очень давно… Ты говорила, Денис часто уезжал. Уж не за этим ли? Если бы он все проделывал в Аркудинске, это было бы слишком рискованно для него.
        Рита сникла, тщательно разглаживая на коленях свой цветочный халатик.
        - Господи, почему он родился? - шепнула она. - Зачем мы оба родились?
        - Зачем ты все это принесла? - Роман кивнул на флакончики, после чего театрально болезненно поморщился, решив, что внимание девушки нужно спешно переключить на что-нибудь другое. Ему нужно было думать, но когда думаешь и утешаешь одновременно, получаются не думы, а черт знает что! А когда она так сникала, не утешать ее было невозможно. «Раскис я что-то, - раздраженно подумал Савицкий. - Жить, возможно, всего ничего осталось, нужны активные бесстрастные действия, а меня постоянно сносит на сентиментальности! Может, сказать ей, чтоб катилась в другую комнату? Не могу я на нее смотреть постоянно!»
        - Ах, да! - спохватилась Рита. - Ты ложись… сейчас я сделаю так, что станет лучше… ложись на живот, как лежал… - она осторожно, но настойчиво потянула его за плечи, и Роман покорно снова уткнулся лицом в подушку.
        - А ты там ничего не натворишь, пока я не смотрю?
        - Не бойся, это не больно.
        Он хмыкнул. Рита позади чем-то зашуршала, и Романа окутала приятная, чуть дурманящая смесь ароматов сандала, можжевельника, корицы, мелиссы и чего-то еще. Мягкие ладони легли ему на спину и принялись умело растирать, прокатывая по телу волны расслабляющего тепла, и эти волны смывали прочь и боль, и усталость, и нервное напряжение последних дней - и даже скорбь чуть-чуть отступила в сторонку. Иногда эти ладони исчезали, и кожи касались лишь кончики Ритиных пальцев, пробегая от поясницы к затылку и обратно - щекочуще-игривые прикосновения, оказавшиеся необыкновенно приятными, а потом вновь возвращались ладони, и за ними тянулось ароматное тепло, и Роману начало чудиться, что он растворяется в этих щекочуще-оглаживающих прикосновениях. Он блаженно улыбнулся в подушку, потом повернул голову и взглянул на Риту, сейчас выглядевшую необыкновенно сосредоточенной, словно хирург, проводящий сложную операцию.
        - Так о чем твоя книга, Рита?
        - Об одном человеке, - чуть недовольно сказала она, не отрываясь от процедуры, плеснула на ладонь из широкогорлого флакончика, и Романа с головой накрыла гераневая волна. - В детстве он сжег заживо своих школьных недругов в старом доме, но перед этим в этом же доме нашел письма, о которых я тебе уже рассказывала. Никто его не заподозрил, он вырос, стал военным инженером, потом потерял работу, много чего перепробовал, а потом пошел в киллеры
        - Какая резкая переквалификация! - заметил Роман, и Рита ущипнула его.
        - Не перебивай, раз спросил! Ну, так вот, с этой профессией ему тоже не повезло, неважным оказался киллером - то его кинут, то задание не выполнит, то все принимаются за ним гоняться. И вот однажды его все-таки догнали, подстрелили, он уже, вроде как, умирает и оказывается в том самом сожженном доме, но теперь этот дом наполнен призраками людей, которые, так или иначе, погибли из-за тех писем. Письма он, кстати, сохранил. И эти призраки предложили ему работу - убить тех людей, которые написали доносы, а если они уже мертвы, то убить одного из их ближайших родственников.
        - Кровожадные, однако, призраки! А чего ж они сами не отомстили?
        - Они не могли, потому что… Ну, не могли и все! Они сами заключили сделку с кое-кем из темной стороны, что если дадут ему по одной жизни каждый, то он освободит их от заточения в этом городе, и призраки отправятся, куда им вздумается.
        - И каков же был гонорар? - спросил Савицкий, старательно убирая насмешку из своего голоса.
        - Они пообещали ему жизнь. Он, видишь ли, дико боялся смерти. Призраки пообещали, что он еще проживет столько лет, сколько прожили они все вместе, когда были людьми. Еще пообещали ему, разумеется, достаток и выполнение одного любого желания, но все это, конечно, по окончании работы. И он согласился.
        - Что ж, его можно понять. И, значит твой веселый парень с моей фамилией, вернее, изначально с фамилией Спирин вооружился, разыскал требуемых жертв и принялся тщательно выполнять заказ?
        - Да. Только призраки поставили условие - убийства не должны быть похожи одно на другое. Обязательно разные орудия, разные способы.
        - Зачем?
        - Ну… так интересней.
        - Чудно просто!
        - Не перебивай! - Рита легко шлепнула его по спине, но тотчас же виновато погладила ушибленное место. - В общем, он их постепенно находит, а жертвы, все как на подбор, оказываются редкими сволочами, и вскоре он втягивается и даже начинает ощущать себя неким праведным мстителем за несправедливо погубленные жизни. Но тут возникает проблема…
        - И ее зовут Рита, - безошибочно предположил Роман, щурясь от удовольствия. - И она, конечно же, родственница одного из покойных доносчиков.
        - Да. К тому же, она замужем за родственником другого покойного доносчика - крупным бизнесменом, проворачивающим различные темные делишки… в общем, местным мафиозием.
        - Это Гельцер-то мафиози?! - не удержался Роман и получил еще один шлепок. - Все, не буду больше.
        - В общем, между киллером и женой мафиози вспыхивает, как говорится, страстный амор, и в течение повествования они периодически любят друг друга в различных частях города, а мафиози его вычисляет и оскорбленно за ним гоняется… вернее, гоняется его воинство. Один раз киллера даже серьезно ранили…
        - Поэтому ты так боялась, что я познакомлюсь с Гельцером?
        - Да, - едва слышно ответила Рита, не прекращая массировать его спину. - Он уже вел себя так странно… ни с того, ни с сего… а когда ты вмешался, я сразу же почувствовала… Я не ожидала, что он начнет таскаться за мной на причал, иначе придумала бы что-нибудь другое… Мне ведь обязательно надо было… быть рядом… В общем, - ее голос снова зазвучал бодро и звонко, - в общем, заказ он уже почти выполнил, осталась только девушка, и главный герой пытается сделать выбор - ему и награды хочется, и девушку тоже… В конце концов он убивает ее, но не намеренно, а случайно - в тот момент, когда уже решил отказаться от награды. Приходят отмщенные призраки, и тут оказывается, что это вовсе и не призраки, за которых он мстил, а некто с темной стороны - ну, считай, демончик, который таким образом развлекался. Киллер в шоке и в моральных терзаниях, а этот демон благодарит его за увеселение и множество душ, и в награду дает ему огромные богатства и бессмертие. А потом спрашивает, каково будет его единственное желание?
        - И чего же он пожелал?
        Несколько минут Рита молча водила ладонями по его спине, потом с легким непонятным холодком ответила:
        - Он пожелал смерти.
        - Какая печальная история, - подытожил Роман, потом чуть приподнялся, глядя на нее суженными глазами. - Как он ее убил?
        - Застрелил, - Рита надавила ему на плечи, заставляя опуститься обратно. - Ложись! Тебе уже следовало понять, что ты никак не будешь причастен к моей смерти… да и пистолета здесь нет. Просто… - она криво улыбнулась, - во мне вдруг образуется огнестрельное ранение. Вряд ли Денис шутит - он доведет действие до конца.
        - Господи, ну зачем ты себя туда вставила, а?!
        - Возможно, это как символ моего прошлого, от которого я хотела избавиться. Риты Горчаковой больше нет - есть снова Рита Лозинская. Пусть Рита Горчакова умрет.
        Роман выругался про себя, потом, чуть приподнявшись, сгреб подушку себе под грудь и потянулся за сигаретами.
        - А этот псевдоним - Ивалди. Откуда он?
        - Из одной энциклопедии мифологии. Денису понравилось имя.
        - Просто понравилось - и все?
        - Ну да.
        Роман засмеялся и чуть не уронил сигарету. Рита с запоздалой заботливостью спросила:
        - Может ты хочешь есть? Я чего-нибудь приготовлю.
        - Нет, может быть, потом… А про что была его книга?
        - Точно не скажу, но главный герой Дениса не был склонен ни к аморам, ни к сентиментальности, ни к душевным терзаниям. Его никто не нанимал, он убивал самостоятельно, опять же, используя фамилии из писем. Он ненавидел этот город и его жителей, и, помимо мести, ставил над Аркудинском нечто вроде эксперимента - хотел исследовать предел равнодушия и боязливости его жителей. Убивал, как правило, в людных местах и очень часто, с риском для себя, часто оставлял жертву еще живой там, где ее обязательно кто-то мог видеть, но жертва умирала, не дождавшись помощи. Если кто и останавливался возле нее, то лишь чтобы обобрать. Кому-то, опять же не с небес, понравилось, что он вытворяет, и герою начали помогать, наделили кое-какими сверхъестественными силами. В конце концов, город вместе с ним провалился в преисподнюю, где им, якобы, было самое место, а главный герой превратился в демона.
        - Чушь какая! - с чувством отреагировал Савицкий. - Вот, почему он взбесился. Ты испортила его книгу. Ты изменила сюжет, ты все смягчила, и ты сама написала все убийства. Он умер ради этой книги, а ты все испортила, поэтому теперь он переносит твой сюжет в реальность. Не знаю, как ему это удается, но это так. Твой брат…
        - Мне кажется, это не просто мой брат… это…
        - Это книга? - с кривой усмешкой спросил Савицкий, повернув голову, и движение ее ладоней замедлилось. - Помесь Дениса Лозинского с его собственной недописанной книгой?
        - Может быть… это сюжет книги… развитие действия… - Рита болезненно поморщилась, и ее ладони остановились совсем. - Елки, называй, как хочешь! Это…
        - Это все вместе, я так понимаю твои гримасы? Но почему он был таким разным каждый раз? Спирин видел его младенцем. А я его видел, когда…
        - Ну, я думаю, это просто. Сюжет развивается, - глухо произнесла Рита. - Действие нарастает, набирает обороты. Он становится старше. То, что приходило к тебе, становится старше с каждым эпизодом, с каждой… главой. А я всегда опаздывала, я не видела его… увидела, когда он пришел ко мне лично… чтобы предупредить… Господи, Ромка, как же мне страшно! И все эти люди…
        Роман сел и, дымя сигаретой, пробормотал:
        - Спокойствие, только спокойствие, как говорил любитель плюшек и варенья… Значит трижды он приходил просто так… никого не забирал. Судя по тому, что ты рассказала, он практически не соблюдает твоего сюжета, а лишь приводит живых прототипов в практически полное соответствие с мертвыми в приблизительно указанное время. Никакого оружия не появляется… Но почему Толька? В книге его не было, и до… он Дениса так и не увидел, в отличие от Валерки, который с ним даже дрался.
        - Я думаю, Толя погиб случайно, - тихо произнесла Рита. - Денис, возможно, вовсе не собирался убивать именно его… может, вообще никого убивать не собирался.
        - Насколько я успел узнать, кроме него в том чертовом ресторане погибло еще двое людей!
        - В книге был эпизод… взорвали небольшой ресторанчик, принадлежавший Гельцеру, но никого из главных героев в нем не было. Три человека погибли. Может, именно этот эпизод Денис и использовал.
        - Ох, использовал бы я самого Дениса по назначению, не предусмотренному природой… Рита, все началось, как только ты закончила книгу?
        - Да.
        - А все убитые… по книге они были знакомы друг с другом?
        - Нет, они никогда не встречались.
        - И главный герой убивал их по очереди, верно?
        Она кивнула, глядя на него непонимающе.
        - Не убивал, скажем, не меньше двух человек за одну минуту?
        - Нет, никогда. За один день - было такое - и не раз, но не за минуту.
        - Значит, он соблюдает имена и фамилии, потом… способ убийства, если можно так сказать, возраст, приблизительное время и очередность… Если не считать меня и Спирина, он всегда соблюдал очередность, - задумчиво произнес Савицкий. - Какой веселый мальчик! И этот туман… ты видела тот черный туман, как нити или щупальца, Рита? Нити повествования, сюжетные связи, видите ли! Нет, ну какой юморной парень! Ой, вы такой смешной, сказал маньяк, заглядывая в свою распотрошенную жертву… - Рита широко раскрыла глаза, явно не зная, ужасаться ей или смеяться. - Дитя мое, сделай-ка для меня три вещи.
        - Какие? - поинтересовалась Рита, вытирая руки о полотенце.
        - Принеси мне какой-нибудь работающий телефон, водички со льдом и дай недельный отгул своему гарнизону. Если можно, телефон в первую очередь.
        - Это опасно, - негромко заметила она, вставая.
        - Что, лед и телефон в вашем замке охраняется чудовищами?
        - Не дури!
        - Ладно, - Роман воткнул сигарету в пепельницу. - Придется рискнуть. Эти люди могут погибнуть - ты же понимаешь? Одно дело, если б речь шла о каких-то нехороших дядьках, типа дружины Гельцера, тогда бога ради - за это ты им и платишь. Но в данном случае они все равно ничего не сделают, Денис получит для своей книжки еще больше трупов, а я этого не хочу.
        Рита молча соскользнула с кровати, задумчиво огляделась, подошла к трюмо, пошарила среди груды косметики и вернулась с сотовым и зарядкой. Воткнула вилку в розетку возле кровати, подключила телефон и протянула Роману. Тот взял его и вдруг сообразил, что номер мобильника Нечаева был записан в его сотовом, а сотовый вместе с пиджаком безвозвратно канули в загородном имении покойного Гельцера. Наизусть же он телефона не знал. Позвонить на свой собственный сотовый да попросить кого-нибудь из гельцеровской охраны, чтоб посмотрели в телефонной книжке? Роман хмыкнул, потом окликнул выходящую из комнаты Риту.
        - Погоди, ты ведь знаешь домашний своей подружки, Майи?
        - Конечно, - она обернулась. - Ты хочешь найти Валеру?
        Савицкий кивнул.
        - Посмотри в телефоне. Там есть его номер. На «М».
        Он защелкал кнопками, просмотрел несколько номеров и удивленно приподнял брови.
        - Майя муж, правильно? Ну я понимаю, откуда рабочий… Но его сотовый у тебя откуда?
        - Он сам мне дал, - безмятежно ответила Рита. - Мы как-то обедали вместе, давно, Майя выходила, ну он и дал мне свой номер - сказал, на всякий случай, если что там… помощь потребуется…
        Роман вздернул брови еще выше.
        - Помощь? Так-так… Нечаев что же - клеился к тебе?
        - Слегка… А почему тебя это так изумляет? - чуть сварливо отозвалась Рита. - Я не урод. А Валера - отнюдь не самый примерный муж на этой планете! Впрочем, это их с Майей дела… к тому же сейчас это совершенно не важно.
        Она дернула плечом и вышла, а вместо нее в спальню просунулась мрачная морда Гая, о котором Роман уже успел подзабыть, и угрожающе зарокотала.
        - Эй, сюда нельзя! - поспешно сказал Роман, и Ритин удаляющийся голос насмешливо прокричал из коридора:
        - Не бойся, он тебе ничего не сделает!
        - А что входит в понятие «ничего»? - пробормотал Роман и лег, закинув руки за голову и наблюдая, как здоровенный мускулистый пес прохаживается по комнате, то и дело недобро на него поглядывая. Гай заглянул в ванную, шумно чихнул, задумчиво поскреб болтающееся ухо задней лапой, после чего прошествовал к кровати, вспрыгнул на нее, отчего кровать громко вздохнула, обнюхал оставленные на одеяле флакончики, посмотрел на Романа и снова зарокотал, и тот невольно вздрогнул, глядя на находящуюся в опасной близости жутковатую складчатую морду и чуть приоткрывшуюся огромную пасть.
        - Приятель, я предпочитаю женщин, - сообщил он бульдогу.
        - Агрх! - презрительно сказал Гай, с размаху повалился на кровать, отчего Романа слегка подбросило на матрасе, умостил лобастую голову на передних лапах и громко засопел в подушку. Роман мысленно сказал возможно несуществующему, что это просто свинство, после чего снова закурил и вызвал номер Нечаева. Трубку долго не снимали, потом в ней что-то щелкнуло, раздался грохот, будто рядом с телефоном кого-то уронили, и усталый голос Валерия сказал:
        - Слушаю.
        - Рад за тебя.
        Нечаев издал изумленно-злой возглас: «Ромка, ты что ль?!» - после чего начал столь затейливо и изобретательно материться, что Роман поморщился и отодвинул трубку от уха, глядя на вздуваемые ветром шторы. Голос Валерия громко жужжал в трубке, словно разъяренный шмель. Роман стряхнул пепел, покосился на Гая и Гай в ответ тут же покосился на него и дернул кончиком хвоста.
        - Отдохни, - сказал он наконец, снова прижимая сотовый к уху. - Чего ты разорался? Я не вовремя? Или на машине деталей не хватает?
        - … какой машине?!.. ничего не знаю!..
        - Майя тебе не говорила? В общем, машина твоя на автостоянке - той, на Рядном спуске, сходи и забери, а то…
        - … весь город обшарил - ни тебя, ни Горчаковой… всю ночь!.. на острове говорят - нету ее, уехала, тебя в глаза никто не видел… нигде нет… думал, тварь эта до тебя… Ты где был?!
        - Нас тут слегка украли.
        - Поясни! - потребовал Валерий, и теперь в трубке явственно послышался шум улицы.
        - Только кратко - у меня денег мало.
        Роман в двух словах рассказал, что случилось, опустив некоторые откровения Гельцера, и Нечаев изумленно закричал, перекрывая лязг едущего трамвая.
        - Ничего не понимаю! Что за бред?! С чего ему… откуда он это взял?!
        - Сам не знаю. Но он говорил про список - открытым текстом, пойми! Ему было известно о нем даже до того, как умерла Крицкая! Я о списке никому не говорил, Рита тоже. Остаешься ты. Это ты где-то прокололся. Может, читать кому давал?
        - Да нет же! - рявкнул Валерий. - Я ж тебе говорил… я только по одной фамилии…
        Нечаев вдруг осекся, потом уже другим, неожиданно спокойным голосом сказал:
        - Погоди, я сейчас городской поищу, перезвоню. А ты вообще где?
        - В Аркудинске.
        - Исчерпывающая информация, - буркнул Валерий и отключился. Роман докурил сигарету, глядя в потолок и прислушиваясь к тишине в глубине дома. То и дело он поглядывал на бульдога, который, казалось, безмятежно спал, но едва Роман сел на кровати, Гай открыл один глаз и зарычал.
        - Мне что теперь - и двигаться нельзя?! - раздраженно спросил Савицкий, и пес нарочито медленно зевнул, показав набор великолепных острейших клыков, после чего перевернулся на бок и снова закрыл глаза. В этот момент сотовый запиликал, и Гай, недовольно поморщившись, отодвинулся подальше. Роман схватил трубку и спросил:
        - Ну что?
        - Нет, это ты мне скажи, что? - потребовал Нечаев, и теперь в его голосе была странная безжизненность, и слова он выговаривал как-то медленно. - Что происходит? Как мы и думали?! Ты узнал что-нибудь у Горчаковой?
        Роман снова закурил и объяснил Валерию, что происходит, стараясь в минимум слов вложить максимум информации, что удавалось непросто, ибо информации было слишком много. Тот слушал, не перебивая, а под конец рассказа ошарашено сказал:
        - Иди ты!..
        - Нет уж! - мрачно ответил Роман. - Находился уже, спасибо. Соображения есть?
        - Соображения!.. То есть, ты хочешь сказать, что все это происходит потому, что девчонка дописала книжку этого психа?
        - Не только дописала, но и переписала.
        - Так этот парень… призрак книжки, что ли? Не сам Лозинский?
        - Я не знаю. Думаю, это все вместе.
        - И Ритка тоже там? Предпоследняя?
        - Да.
        - Ну, бабы!.. - Роман снова отодвинул трубку от уха, рассеянно мурлыча себе под нос какой-то незатейливый мотивчик, и вернул телефон на место, как только из него начала доноситься хотя бы относительно литературная речь.
        - Может, по существу что-нибудь скажешь? Или думаешь, что удастся разделаться с этой тварью, страшно обругав ее со всех сторон?!
        - Погоди, так книгу-то ты прочитал? - жадно спросил Нечаев.
        - Я ж тебе сказал - нет еще. Технические проблемы. Как прочту - сразу позво…
        - Так ты у нее, не так ли? Слушай, а Майи там нет случайно?
        - Нет - и слава богу! Еще ее мне здесь не хватало!
        - Если вдруг появится - сразу позвони мне - ясно?!
        - Ладно… Слушай, ты ведь говорил, что нашел всех людей из списка, да? Их охраняют
        - хоть кого-нибудь? Что-нибудь вообще происходит?
        - А как же! - Валерий усмехнулся. - Я вот, например, дела свои Панову передаю. Час назад заявление написал. По семейным обстоятельствам. С Писменским москвичи возятся, и вся эта возня страшным образом засекречена, вполне возможно, что его уже и забрали. Крицкая в розыске, поскольку в ее квартире обнаружена убитая старуха. Назаревская умерла от пищевого отравления. Спирин и Шмаев погибли в результате несчастного случая. Убийства Аберман, Дзевановской, Лещука и Маринчака расследуются и друг с другом совершенно не связаны. Насчет «Морского дворца» мне ничего не известно. О бизнесмене пока не слышно. Никто никого не охраняет, поскольку никак нельзя сохранить от несчастного случая и разнообразных непредвиденных обстоятельств. А никакого списка не было, понял, Рома? Никакого списка никогда не было.
        - Не наше дело, - пробормотал Роман.
        - Что ты сказал?
        - Ты не боишься вот так открытым текстом?
        - Мне, если честно, все равно… Да я домой зашел.
        - Ладно, может, оно и к лучшему. Вдруг еще бы кто-нибудь стал частью этой дурацкой истории? Извини, что так с твоей работой вышло.
        - Щас заплачу от умиления! - огрызнулся Валерий. - Да пошли они все!.. Но я ведь не часть истории, а? Моей фамилии ведь нет в этой книжке?
        - Рита говорит, что нет. Но ведь я ее еще не читал.
        - Вот черт! - упавшим голосом сказал Нечаев. - Ладно… звякнешь потом. Призраки призраками, а у меня еще дел по горло… Только…по поводу оставшихся… У тебя есть какие-то соображения?
        - Да. Только сам я эти соображения осуществить никак не могу… ты же понимаешь - сам видел, что происходит, если я кого-то из них встречаю. Но… это может быть опасно и для тебя.
        - Не беспокойся - тебе не придется меня уламывать, как я в свое время делал это в отношении тебя, - слегка надменно произнес Валерий. - К тому же, тебе больше просить некого. Если кого-то левого на это направить, так, глядишь, и он угодит в эту развеселую историю. Нет, нельзя. Так что?
        - Нужно попытаться вывезти их из города. Действие происходит исключительно в Аркудинске, так что, может, власть этой твари распространяется только на его территорию. И в первую очередь город должна покинуть Шайдак - она следующая, и жить ей осталось всего ничего. Уже ясно, что охранять кого-то у него дома бессмысленно. Только обязательно сообщай мне, где вы - по этому номеру.
        - А ты?
        - Уеду в противоположную сторону. Не сможет же он разорваться. Все мои встречи с ними связаны цепью определенных событий… но это пока мы в одном городе. А если мы будем за сотни километров друг от друга, встретиться нам будет весьма сложно.
        - Он хитрый, - зло сказал Нечаев. - Что если он опять позвонит тебе и мной прикинется? Что, если на самом деле время для него не имеет значения? Убийство Шайдак может произойти не сегодня вечером, а через год? Что тогда? Всю жизнь будем бегать?
        - Может быть, - Роман осторожно ощупал кровоподтек на груди и недовольно скривился. - Предложи что-нибудь другое.
        Валерий помолчал, после чего почти весело спросил:
        - А что, если я тебя убью, а? Нет главного героя - нет книги.
        - Ну, так можешь сам оказаться главным героем. Помнишь, что он говорил? К тому же, не рассчитывай, что если соберешься такое осуществить, я буду смирненько сидеть на стульчике. Я, видишь ли, умирать не намерен. После всего, что произошло, я особенно не намерен умирать.
        - Ты обалдел?! - возопил Валерий. - Я же шучу!.. За кого ты меня принимаешь?!
        - Я тоже шучу. Перестань орать - у меня от тебя мигрень. Кстати, есть еще соображение. По книге всех убивают по одному, в порядке очереди. Жертвы не знают друг друга. Они никогда не встречались. А что, если они встретятся? Что, если это здорово испортит все его планы - весь его собственный сюжет?
        - Это слишком опасно, - отрезал Нечаев. - Он может просто взять и убить всех одним махом. Он может плюнуть на книгу…
        - А что, если нет? Ведь он сам - книга. Не только то, что когда-то было человеком. Он закончен… Он написан. Кто их убьет? Нет убийцы. Нет главного героя. Он не будет видеть их смерть, а это неправильно. Если они окажутся одни - никого посторонних вокруг и тебя в том числе?
        - Ну… я не знаю… - растерянно пробормотал Валерий. - Мне надо подумать… А Рита? Она ведь тоже должна быть… с остальными… персонажами?
        - Она не только персонаж, но и автор. Не думаю, что ее можно к ним подпускать.
        - Ты это говоришь из логических соображений или по каким-то другим причинам? - слегка ехидно осведомился Валерий. - К тому же, не забывай, что ты и для нее опасен.
        - Я знаю, - негромко ответил он.
        - Все, что ты описал, чертовски напоминает уничтожение мины за городом из соображений безопасности населения, - рядом с трубкой что-то стукнуло. - Паскудство это, Рома, знаешь ли.
        - Сам знаю! - зло сказал Роман. - Да, паскудство! Я не могу требовать от тебя такого. Не могу даже просить. Ты просил соображения - я их высказал. Кто знает - может, самым правильным будет вообще ничего не делать? Но если они встретятся…
        - Так нельзя! - громко воскликнула рядом с ним незаметно вошедшая Рита. - Вы не представляете себе последствий! Может стать намного хуже!
        - Может! - он яростно взглянул на нее, стоявшую возле кровати со стаканом и прозрачным кувшином, в котором среди воды кувыркались шарики льда. - А может и лучше! Что делать? Ждать? Авось он передумает?! Ну, предложи что-нибудь, Рита! Это ведь твоя книга! Ты не можешь ее уничтожить, не можешь переписать… но ты ведь можешь дать какой-то совет?! Мне покончить с собой?! Или пойти их всех поубивать, чтобы, по крайней мере, обошлось без лишних жертв?! - ее лицо дернулось, и Рита недобро сощурилась, пряча под ресницами злое, холодно-зеленое пламя. - Ну, что ты молчишь, писатель?! Доигрались в страшилки?!
        - Ну, вот теперь и у тебя истерика, - чуть смущенно произнес в трубке позабытый Валерий. - В общем, я понял, давай.
        - Ладно. И учти, Валера, если вдруг я тебе позвоню и попрошу о встрече или приехать на остров… можешь послать меня туда, куда ты обычно всех посылаешь, потому что это буду не я.
        - Хорошо, - к его удивлению, в голосе Нечаева проскользнули легкие нотки огорчения. - Ну, пока.
        Роман бросил телефон на кровать и откинулся на подушку, заложив руки за голову и игнорируя Гая, который, сидя на кровати, угрожающе рычал, вздернув верхнюю губу. Он чувствовал себя до отвращения беспомощным. Взваливать всю ответственность на чужие плечи, а самому либо ударяться в бега возможно на всю жизнь, либо покорно ждать своей участи?..
        - Твоя вода, - Рита с грохотом поставила графин и стакан на тумбочку, не взглянув на Романа, после чего сгребла с тумбочки сигареты, открыла балконную дверь и вышла на улицу. Гай тяжело спрыгнул с кровати и процокал когтями следом за хозяйкой. Савицкий выругался, налил себе ледяной воды и одним махом осушил стакан, потом через оконное стекло сердито посмотрел на девушку. Рита стояла, облокотившись на перила, и поднявшийся ветер развевал ее волосы, играл полами длинного халата, то и дело подбрасывая их вверх, словно диковинные расписанные цветами крылья, отчего казалось, что она вот-вот сорвется с балкона и улетит куда-то безвозвратно. Охваченный непонятным страхом, Роман соскочил с кровати и вышел на балкон, где был встречен зловещим рычанием бульдога, улегшегося у ног хозяйки. Не обращая на него внимания, Роман облокотился на перила, глядя вниз, на сад, по которому ветер катил зеленые волны, и в облаке брызг над искусственным водопадом переливалась маленькая радуга. Вдалеке было видно белое пятно черемухового парка, левее ослепительно сияли купола Успенского собора, а по озеру деловито сновали
катера, лодки и лодчонки. Позднее утро, обычное рабочее утро для большинства аркудинцев. Любопытно, будет ли у него еще когда-нибудь обычное рабочее утро?.. Э, нет, господа, это уже совсем скверно - с такими мыслями впору пойти и застрелиться!
        Он стоял и смотрел на город - с балкона открывался отличный вид на Аркудинск - пожалуй, единственное достоинство этого дома. Смотрел на причалы и купола церквей, на густые липы, высоченные мрачноватые ели и стройные березы, из-за которых выглядывали безликие девятиэтажки и старые классические здания, а бревенчатых пряничных домиков было не видно вовсе. Солнце сияло в бесчисленных окнах, и за каждым из этих окон шла чья-то жизнь - настоящая, никем не придуманная и не написанная. Жизнь - не книга, Денис или кто ты там, никак не книга. Жизнь все равно сделает по-своему, и рано или поздно ты не сможешь всего предусмотреть - она слишком взбалмошна, слишком неожиданна. Сюжет книги можно продумать, но продумать настоящую жизнь практически невозможно. А город - это просто город. Не молодой и не старый, не большой и не маленький. Обычный город, каких тысячи, и самые обычные живут в нем люди. Обычные для своего времени - времени, когда бояться и осторожничать только на пользу… хоть это и отнюдь не всегда правильно. Аркудинск доверху наполнен тайнами - большими и маленькими, но разве зачарован он некоей злой
силой? Есть только одно - если живешь в нем с самого рождения, то связан с ним накрепко, и ты такая же часть его, как и он - часть тебя. Но какой его частью стал Лозинский, злобное безумное существо, которое любило пугать и везде видело лишь равнодушие?
        Он не смотрел на молчащую Риту, но ощущал ее присутствие больше, чем если бы обнимал ее. Ощущал ее страх, злость, непонятную тоску и почти детскую обиду. Полы развевающегося халата то и дело задевали его, ветер доносил легкий запах цветочного мыла и чистой кожи, но в то же время стоящий рядом человек казался каким-то нереальным - вроде бы здесь, а протянешь руку - и никого там не окажется, только ветер, бывший сегодня таким теплым… Как это странно - вначале хочешь, чтобы этот человек никогда не существовал, а потом вдруг неожиданно осознаешь, что можешь простить ему что угодно - даже то, что по его невольной вине можешь перестать существовать сам.
        - Это было так странно… - вдруг негромко произнесла Рита, не поворачивая головы. - Проводить столько времени с человеком… думая, что ему угрожает опасность… еще когда я ничего не знала, когда только менялась фамилия в книге… я думала, может это какой-то знак… что ты в опасности… Катаешься с ним с утра до вечера, надеясь, что удастся защитить в случае чего… и в то же время желая самолично его утопить! Когда я тебя увидела в первый раз - еще тогда, на реке, ты мне представлялся совсем другим… может быть, даже, похожим на какого-то благородного и романтичного героя из банальных женских романов… тьфу!.. Но ты оказался таким кошмарным! В первый день на причале, когда ты подошел к катеру, я подумала - какой симпатичный парень, а этот шрам на щеке только добавляет ему шарма. А потом, - Рита невесело усмехнулась, - потом ты заговорил.
        Савицкий подумал, что он никак не романтичен и совершенно не благороден, а женские романы всегда наводили на него скуку, но промолчал, отчего-то чувствуя, что если скажет хоть слово - спугнет что-то необыкновенное, волшебное, и оно уже никогда не вернется.
        - Я думала, что мне надо как-то привязать тебя к себе, чтобы ты как можно больше времени был у меня на глазах… соблазнить… ну… - ее ладонь шлепнула по перилам. - Но с тобой у меня почему-то все получалась навыворот!.. Хотела сделать одно, а на деле вела себя как дура! Когда за человека боишься, пусть он и совершенно посторонний - боишься, что по твоей вине он может погибнуть, и в то же время думаешь, какая же он, оказывается, сволочь!.. ничего не возможно сделать правильно!.. оттого и вела себя постоянно, как школьница, впервые в жизни познакомившаяся с взрослым мужчиной. А когда все покатилось… когда Гельцер начал… я так испугалась! Все было, как в книге… а там он чуть тебя не убил. И в тот вечер, когда вы с ним чуть не столкнулись, я почувствовала такой ужас… не потому, что может погибнуть человек, а потому, что можешь погибнуть ты. И это… это… - он почувствовал ее взгляд и повернул голову. Ее лицо было жестким, застывшим, но в глазах мерцало что-то теплое и непривычно робкое. - Это так дико… когда ждешь каждую минуту, и эти минуты такие длинные… когда, наконец, оказываешься рядом и даже это уже
хорошо… и желаешь, чтобы он хоть что-то сказал… хотя он никогда не говорит ничего хорошего… и сердце такое глупое… так замирает, когда просто слышишь его шаги, голос, ощущаешь каждое движение… а потом думаешь, что, возможно, ты чувствуешь это лишь потому, что так было написано… что это не твое, не настоящее, не на самом деле… это сводит с ума! И если вдруг случится так, что он что-то к тебе почувствует… то это тоже будет не настоящим! Ведь то, что испытывал Гельцер, было не настоящим… я видела, как он растерян, хоть и не показывает этого… Поэтому… я была так рада, что тебе все равно… что для тебя это ничего не значит… Никогда не знала, что боли можно радоваться… нелепость!.. - Рита прижала ладони к вискам. - Но я была так счастлива вчера… так счастлива!.. Мне казалось, что я снова живу… но потом пришел он и все разрушил!.. все!.. И теперь, когда ты столько знаешь… я не понимаю, почему ты еще здесь… ах, да, книга, тебе нужно прочесть книгу, эту чертову книгу!.. - Рита закрыла лицо ладонями и отвернулась, и лежавший у ее ног пес жалобно заскулил, потом свирепо посмотрел на Романа, безмолвно спрашивая,
не он ли виной тому, что происходит? Савицкий решительно перешагнул через него, отчего на морде бульдога появилось оскорбленное выражение, обнял Риту со спины и, притянув к себе, зарылся лицом в ее влажные волосы. Рита трепыхнулась, попытавшись вырваться, но он не пустил, крепче сжав руки. Ткань халатика была такой тонкой, что казалось - на Рите совершенно ничего нет, отчего обнимать ее было еще приятней.
        - Гельцер испытывал потребность, но никаких чувств он не испытывал, разве что страх, - проговорил он ей в волосы, потом скользнул губами по ее затылку, отчего Рита, чуть вздрогнув, уже сама прижалась к нему. - Он хотел убить меня, потому что знал о реальной опасности, потому что не хотел умирать сам. Это был настоящий страх, отнюдь не искусственный, не придуманный. Оно не может заставить убить человека. Так же, как и не может заставить любить его. Потому оно и бесится. Оно все поняло раньше, чем я сам это понял. Этого оно как раз-таки и не хотело. Это было в твоих книгах, но никогда не было в тех, которые вы писали вместе с Денисом. Никогда не было.
        - Что? - спросила Рита сдавленным голосом, поворачиваясь.
        - То, что… Ну что такое, ну чего опять слезы?! - раздраженно воскликнул он - несколько поспешно, поскольку вдруг испытал неодолимую потребность отвертеться от ответа, провел ладонями по ее щекам, потом запустил пальцы в волосы. - Не вздумай снова рыдать - терпеть этого не могу! Черт знает что! Да чего ж мне так свезло-то, а? Ты - совершенно не мой тип! Мне всегда нравились этакие бархатные женщины, вроде молодой Татьяны Самойловой или Джейн Сеймур, а что мне досталось?! Помесь ангела с дикой кошкой и садовой лейкой!
        - Ты как скажешь вечно!.. - Рита бледно улыбнулась. - Рома, зачем это? Я тебе жизнь изуродовала!
        - Жизнь… - сказал Роман. - Вот сейчас жизнь. В данный момент.
        Она хотела что-то возразить, но он, наклонившись, закрыл ей рот поцелуем, потом отпустил и шагнул к двери, одновременно потянув Риту за пояс халатика, и в ту же секунду Гай, которому он наступил на хвост, с громким болезненным воплем вылетел из-под его ног, испортив всю романтичность момента.
        - Фу! - поспешно закричала Рита разъяренному бульдогу, уже приготовившемуся вцепиться в провинившуюся ногу. - Гай, фу сейчас же! Сидеть! Лежать! Нельзя!
        Пес, озадаченный таким количеством обрушившихся на него команд, непонимающе посмотрел на нее, вывалив широченный язык, потом повернулся и ушел в комнату, невежливо отпихнув Романа прежде, чем тот успел отскочить сам. Роман рассмеялся - не без доли нервозности, следом расхохоталась и Рита, мотая головой.
        - Из-звини, - с трудом произнесла она, - он…
        - Ладно, никому не понравится, если на него наступят.
        Отвернувшись, Роман вошел в спальню, и тотчас же Гай, сидевший возле кровати, посмотрел на него почти с отвращением и покинул комнату, презрительно виляя задом. Роман подошел к двери и закрыл ее, потом запер на задвижку и вернулся к кровати. Рита все еще стояла на балконе и смотрела на него как-то нерешительно. Но едва он хотел сказать ей… он действительно хотел ей что-то сказать, хотя так и не понял, что именно, да этого и не потребовалось, потому что она уже сама шагнула в комнату, и халат вдруг слетел с нее, словно его сдернуло резким порывом ветра и тем же порывом ее швырнуло ему навстречу, и Роман поймал ее, и на развороте они повалились на кровать, вцепившись друг в друга и сгорая в собственном огне, который никто не придумал - и какие тут сейчас могут быть книги, монстры и даже возможно несуществующий - все в пепел! А усилившийся ветер свирепствовал в комнате, рвал шторы, хлопал балконной дверью, сметал с полочек какую-то мелочь - теплый, весенний аркудинский ветер, нетерпеливый, жадный до жизни - ветер, которому ведомы и нежность, и сила, который умеет ласкать и разносить в щепки, сгибать
до земли и уносить прочь и которому нет дела ни до времени, ни до смерти.

* * *
        Роман не знал, сколько он проспал, но когда открыл глаза, на потолке, где раньше шевелились тени от ветвей деревьев, теперь лежала одна большая тень, а солнечный свет за окном уже не был таким ярким. Балконная дверь была закрыта, одна из штор висела косо, а на стуле валялось скомканное полотенце. Роман повел глазами в сторону и задумчиво обозрел свисающие с бра кружевные невесомые трусики, потом протянул руку на другую половину кровати и тотчас отдернул ее - вместо гладкого женского тела пальцы наткнулись на что-то, покрытое жесткой шерстью. Он поспешно повернул голову, и Гай, уютно умостивший голову на подушке, тотчас сморщился, с рычанием вздернув верхнюю губу.
        - Рита… - пробормотал Савицкий, автоматически отодвигаясь в сторону, - ты так изменилась.
        Бульдог чихнул чуть ли ни ему в лицо и отвернулся, притихнув. Роман протянул руку и очень осторожно почесал пса за ухом, готовый в любую секунду эту руку отдернуть. Гай заворчал, перевернулся кверху брюхом, задумчиво глядя в потолок, потом покосился на Романа, смешно вздернув брови, отчего его морда стала еще более гротескной, громко шлепнул в воздухе языком, и выражение его глаз стало почти благосклонным. В этот момент дверь в спальню отворилась и вошла Рита, одетая в джинсы и черную майку. Волосы она завязала в высокий хвост, что придавало ей задорный вид, а глаза смотрели сыто и сонно. В руках она держала охапку одежды.
        - Гай, опять на постели! - воскликнула она. - А ну брысь! Никак не могу отучить этого негодного пса!
        Негодный пес с грохотом свалился с кровати и умчался прочь, громко и негодующе цокая когтями, а Рита плюхнулась на его место и свалила на кровать принесенную одежду, после чего скользнула в протянутые к ней руки, крепко обняла Савицкого и поцеловала - сначала длинно и сладко, потом поцелуи стали мелкими и легкими, и поймать их было никак нельзя.
        - Ты хоть немного выспался? - спросила Рита и потерлась кончиком носа об его щеку.
        - Я специально не стала тебя будить… Не делай такое лицо - ругаться по этому поводу уже поздно. Ты такой забавный, когда спишь, - милый такой - и не понять, что на самом деле характер у тебя совершенно кошмарный.
        - Ну, большинство людей, пообщавшись со мной, действительно считают меня довольно неприятным человеком… но, слава богу, никто из них не видел меня спящим… Рука еще болит? - он осторожно ощупал ее запястье, перетянутое эластичным бинтом, и Рита бодро замотала головой.
        - Практически нет. А как твоя голова? Может…
        - Так, отложим травмы в сторону, - сердито сказал Роман и легко оттолкнул ее, и Рита, повалившись на подушку, рассмеялась.
        - Нет, ты, все-таки, неподражаем!
        - И хорошо - не хватало еще одного такого. А это что? - он кивнул на груду одежды.
        - С берега привезли. Твоя одежда черт знает на что похожа, а вещи Горчакова я давно выкинула. Ребята купили несколько размеров, чтоб не промахнуться. Рома, бога ради, не нужно делать такое лицо. Это всего лишь тряпки!
        - Значит, монитор тоже уже привезли.
        - Да, - Рита сразу же стала очень серьезной, - и я уже его подключила. Кстати, я сказала, чтобы два привезли - на всякий случай. Мы одни на острове. Мне стоило большого труда заставить Таранова уехать - он был просто в ярости.
        - Ну, его можно понять, - заметил Роман, сбрасывая простыню и выбирая брюки подходящего размера. Он быстро оделся и пошел было к двери, но Рита, соскочив с кровати, загородила ему дорогу и посмотрела на него с решимостью, которая Роману крайне не понравилась.
        - После того, как ты ее прочтешь, ты собираешься уехать, не так ли?
        - Да, - коротко ответил он.
        - Я поеду с тобой.
        - Нет, не поедешь, - Савицкий взял ее за плечи и собрался было отодвинуть с дороги, но Рита тотчас же накрепко вцепилась ему в руку. - Рита, я не собираюсь это даже обсуждать! Я опасен - опасен для этих людей и для тебя. Пока я вас не вижу, ничего не произойдет… Только не надо устраивать трагических сцен!..
        - Ромка, - она встряхнула его руку, - неужели ты так ничего и не понял? Мне все равно. Я не хочу оставаться - ни в городе, ни вообще. Ты не можешь мне запретить.
        - Ты предпоследняя!
        - Пусть, - просто ответила Рита. - Пусть так. Лучше быть предпоследней, лучше быть даже следующей, чем быть одной. Я не хочу больше. Никаких сцен не будет - я просто ставлю тебя перед фактом, вот и все. Ты для меня не опасен. Если все произойдет, как он хочет, ты не будешь виноват в моей смерти. Ты будешь виноват в моей жизни. Хоть немного, но я успею пожить - пойми это!
        - Глупая, - устало сказал он, притягивая к себе светловолосую голову и глядя поверх нее невидящими глазами. - Глупый, глупый котенок. Нельзя…
        - Ну конечно можно! - решительно отрезала она, отодвинулась и потянула его за руку. - Идем, считай, мы достигли консенсуса в этом вопросе!
        Роман придал лицу выражение философской покорности, думая про себя, что несмотря ни на какие консенсусы, все равно уедет один, а вслух спросил:
        - Я все хотел узнать: а в чем конкретно заключалось ваше соавторство? Как вы работали?
        - Сюжет, скелет книги всегда составлял он, я лишь дополняла его. Я наращивала плоть на этот скелет. Я давала имена персонажам - всегда я.
        - Всегда по телефонным справочникам?
        - Да.
        - Что еще ты делала?
        - Большую часть внутреннего мира персонажей… кроме особо отвратительных черт…
        - Да, ваши персонажи ими изобиловали…
        - …описательные сцены… диалоги. Все сцены убийств описывал только Денис. Всегда. И мы часто ссорились из-за этого, потому что я считала, что он слишком детализирует их. Смакует. Это… это ненормально.
        - Да уж… Значит, обычно сюжеты придумывал он? - Роман покосился на винтовую лестницу, мимо которой они проходили, потом шагнул вслед за Ритой в открытую дверь кабинета. Здесь уже был не такой разгром, как прежде, а на столе, подключенный к системнику, стоял новенький монитор. Разбитый валялся в углу вместе с оплавленными клавиатурами. Там же стояли две большие коробки.
        - Денису нравилось писать чистые триллеры, без всякой мистики, он говорил, что сам человек хуже любой нечисти, - Рита повернулась к нему, и ее лицо подернулось виноватым смущением. - А мне больше нравилась мистика… И мне казалось, что она… как-то смягчает то, что он придумывает. Денис уступал мне… не во всем, что я придумывала, но уступал. С ним было очень трудно работать. Он постоянно менял линию сюжета, дергал ее туда-сюда, вводил новые персонажи, снова и снова переписывал конец. Я всегда считала, что скелет произведения надо хорошо продумать от и до - и все. Он должен быть железным. Ты создал его, отковал - и все. Но Денис говорил, что сюжет должен быть гибким, что застывший сюжет неинтересен, и лучше всего, когда писатель сам не знает, чем кончится книга. Он говорил, что книга - это как большой двор - кто угодно может заглянуть в него и что угодно там сотворить. И вовсе не обязательно, что ты этого кого угодно позвал во двор. Он может прийти и без приглашения. И только после всех этих дерганий я писала последнее предложение и ставила число. Вот тогда уже книга считалась законченной и была
неприкосновенна.
        - Не нравится мне такой творческий подход твоего брата, - удрученно сказал Роман, садясь в кресло и глядя на заставку «Виндоуз». - А ты сама давно заглядывала в свою книгу?
        - Дня два назад, - Рита наклонилась, одной рукой обняв его за плечи, а другой защелкала кнопкой «мышки». - Если честно, мне уже просто страшно в нее смотреть… Ром, ты уверен?
        - Ну сколько еще это можно обсуждать?!
        Коротко вздохнув, она прижалась щекой к его виску, щелкнула кнопкой еще раз, и Роман машинально крепко обнял ее, словно они стояли перед входом в глубочайшую пещеру, в которой могло оказаться полным-полно чудовищ.

«Страшно тебе, Рома? Страшно прочитать о том, как ты умрешь? А ведь ты умрешь, Савицкий, и она умрет - все умрут!» - тянул где-то в мозгу тонкий, ехидный голосок
        - уж не голосок ли Дениса, прокравшегося теперь и туда - вездесущего призрака, приход которого предсказать невозможно.
        Просто ты часть меня, вот и все. Вы все теперь часть меня…
        Он посмотрел на первую страницу открывшегося файла, где крупными буквами было напечатано название книги «Гонорар - вечность», хмыкнул, быстро пробежал глазами первые две строчки и протянул было руку к «мышке», но Рита вдруг оттолкнула ее и наклонилась ниже, встревожено глядя куда-то в низ страницы, и Савицкий тотчас спросил:
        - В чем дело?
        - Не понимаю… - Рита передвинула курсор, перелистывая страницы на самый конец. - Страницы… Их стало меньше. Их было триста двадцать, а теперь только двести девяносто восемь. Что такое?..
        На экране монитора появилась последняя страница, заполненная только наполовину, и Роман и Рита потрясенно уставились на последнюю строчку, которая исчезала у них на глазах, буква за буквой, словно кто-то нажал на клавишу стирания и держал, не отпуская.
        - Черт! - Роман столкнул ее руку с «мышки» и схватил ее сам. По листу продолжало стремительно расползаться белое, съедая напечатанные строчки. Он перелистнул на предыдущую страницу и тут же ткнул пальцем в последнюю строчку.
        - Смотри сюда!
        - «Он усмехнулся - судя по всему, Нечаев так ничего и не понял…» - быстро прочитала Рита и больно вцепилась ему в плечо. - Откуда это?! Я такого не писала! Я никогда не писала про Нечаева!
        - Говоришь, любил вводить новые персонажи?! - зло спросил Роман, глядя, как стремительно исчезает только что прочитанная Ритой строчка. - Живо тащи сюда телефон!
        Рита, прихрамывая, убежала, шлепая задниками тапочек, а он продолжал листать страницы, и перед ним мелькала его собственная фамилия, мелькала Рита, Нечаев, его жена, начальник Ритиной охраны, Гельцер, Витя-ботаник, куча незнакомого народу, Чернов…
        - Сволочь! - прошипел он, суматошно щелкая кнопкой. - Ах ты сволочь! Пис-сатель херов!..
        Вернулась Рита и сунула ему телефон, на дисплее которого уже мигал вызываемый номер Нечаева. Роман прижал трубку к уху, другой рукой крепко сжав плечо Риты, которая опустилась на подлокотник, в ужасе глядя на экран.
        - Толя… откуда здесь Толя?! Я ничего этого не писала! Что это такое?!
        - Ты переписала его книгу, - ответил Роман, нетерпеливо слушая длинные гудки, - теперь он переписал твою.
        - Но она стирается! - воскликнула Рита и снова перелистнула на последнюю страницу, которой теперь оказалась уже двести девяностая. - Я раньше ни единой буквы не могла стереть! Что происходит?!
        - Наверное, Валерка собрал их вместе, - прошептал Роман, глядя, как бежит черточка курсора, смахивая в никуда одно слово за другим. - Не знаю, как ему удалось, но он собрал их вместе, пока я тут дрых! И теперь… все те, кто должен был умереть в разное время, при разных обстоятельствах… все они встретились, собрались в одном месте. Более того, они теперь все знают друг о друге. И все изменилось. Он уже не сможет соответствовать книге, потому что в книге все иначе.
        - Значит, теперь все?! - Рита обрадовано вскочила, и тотчас где-то внизу громко гавкнул Гай, но тут же затих. - Не будет конца?! Никто больше не умрет?!
        - Погоди, погоди… - пробормотал Роман, перелистывая одну исчезающую страницу за другой. - Что-то… Не может быть, чтоб все оказалось так просто.
        - Господи, ну почему нет, почему?!
        - Не галди!.. Черт, куда он подевался, - Роман тряхнул рукой с телефоном, и в тот же момент ему ласково сообщили:
        - Ваш абонент не отвечает…
        - Твою!.. - он бросил телефон на столешницу, лихорадочно соображая. Не дай бог, с Нечаевым что случилось! Но ведь он должен был позвонить, обязательно должен был! Что делать - не сидеть же тут в ожидании? Ехать… а куда, господа ехать? Да если б и знал куда - приедет, а там тут же и начнется сеанс одновременного убиения, черт! Страницы мелькали, исчезая одна за другой. За окном яростно шумели деревья и слышался громкий плеск волн, бьющихся о причал - похоже, вновь начиналась гроза. Что-то грохнуло, и окно в кабинете вдруг распахнулось, створки ударились о стены, жалобно звякнуло разбитое стекло, и в кабинет ворвался ветер, взметнув с пола бумажные обрывки. Рита, вскрикнув, вскочила и кинулась к окну, но Роман почти не взглянул в ту сторону - его взгляд был прикован к мерцающей черточке курсора, которая бежала все медленнее и медленнее - и вот остановилась вовсе, стерев страницу лишь на треть.

«По губам женщины расползлась хищная улыбка, и ее рука поднялась в уверенном движении, выискивая точку прицела…» - озадаченно прочитал Роман, его взгляд прыгнул было к предыдущему предложению, но тут же скользнул к Рите, которая стремительно разворачивалась от распахнутого окна, и ее лицо было белым от ужаса.
        - Ромка, там… - прошептала она и тут же пронзительно и отчаянно взвизгнула, глядя на что-то за его спиной. - Ромка!
        Не оборачиваясь, Савицкий дернулся вбок вместе с креслом, одновременно наклонившись, тотчас же сзади негромко хлопнуло, экран монитора разлетелся вдребезги, и из зияющей дыры повалил дым. Роман вытряхнулся из кресла, разворачиваясь в движении, Рита, пригнувшись, прыгнула в сторону, за книжный шкаф, снова хлопнуло, и пуля на этот раз угодила в уцелевшее оконное стекло. Откуда-то снизу раздался яростный лай и громкое царапанье когтей.
        - Не успеешь, - с каким-то мертвенным спокойствием предупредила Майя, нацелив зрачок дула хорошо знакомого «бантама» Роману в переносицу прежде, чем он успел юркнуть под прикрытие стола, и он застыл, понимая, что Нечаева права, и хорошо помня ее реакцию. Майя была все в том же костюме, в котором он видел ее вчера ночью, но теперь ее пиджак был аккуратно застегнут, и вся она казалась необыкновенно собранной и сосредоточенной, и только в карих глазах плясало что-то яростное, ненавидящее. - Выпрямись, мальчик, нелепая у тебя поза. Рита, вылезай сюда, или я его пристрелю!
        Прежде, чем Роман успел сказать, чтобы она этого не делала, Рита выскочила из-за шкафа, и прицел тотчас же переместился на ее лицо, потом снова глянул Роману в переносицу. Майя неторопливо вошла в кабинет - так, как это делает человек, у которого пропасть времени, и остановилась метрах в пяти от них, и ее рука с пистолетом чуть покачивалась между ними, словно голова готовящейся к прыжку кобры
        - покачивалась спокойно, размеренно и не дрожала. Пальцы держали пистолет крепко и умело, ненакрашенные губы изогнулись в почти дружелюбной улыбке.
        - Что ты делаешь?! - зло спросила Рита, не сводя глаз с покачивающегося пистолета.
        - Ты сдурела?!
        - Забавно, я хотела спросить тебя о том же, - Майя улыбнулась шире. - Вышвырнуть меня из дома, с работы - просто взять и вышвырнуть… после стольких лет дружбы, после всего, что я для тебя сделала…
        - Это было ради твоей же безопасности, - потрясенно прошептала Рита. - Ты что же - только из-за того, что…
        - Конечно же, нет, - негромко произнес Роман, примеряясь взглядом к стоящей перед ними женщине, и Майя тотчас тонко усмехнулась и отступила на полметра назад. - А я-то голову ломал - откуда Гельцер узнал про список? И когда только Валерка успел тебе проболтаться?! Предупреждал же я его…
        - Если я что-то хочу узнать - я это узнаю, - ответила Майя знакомой фразой. - Должна же я была знать, что творится с моим мужем и какие у него могут быть общие дела с таким ублюдком, как ты! С тех пор, как ты появился, все пошло наперекосяк! Рита, как дура, носится за тобой по всему городу, совсем голову потеряла, Валерке ты теперь, поди ж ты, чуть ли не лучший друг, и он ведет себя, как полный дебил! Да еще и у Димки крыша поехала!.. Не надо было мне соглашаться ждать год, плевать на подозрения!.. Дождалась!.. Я уже собиралась сказать Валерке, что ухожу… мы с Димкой должны были пожениться… и тут этот олух вдруг заявляет, что намерен жениться как раз на Риточке, хотя не знает, зачем!.. Что ты, Рита, так таращишь глаза?! Ты ничего не знала о нас с Димкой? Ну разумеется, с чего тебе было об этом знать? Узнала бы позже - и все утряслось бы само собой. Ты свое будущее устроила, мне надо было устраивать свое… но зачем мне было портить наши отношения? Мы ведь давние подруги, Рита, мы всегда отлично ладили, почти, как сестры, и ты мне вдруг все так перепоганила! И Димку увела, и мое будущее вместе с ним!
Зря я что ли старалась, зря ждала?! А теперь Димки нет… - в ее глазах на мгновение расползлась пустота. - Ничего нет. Ты убил его.
        - Не он, а…
        - Заткнись, мне не интересны ваши мистические бредни! - устало сказала Майя. - Если в них верит Валерка, то это не значит, что я верю тоже. Я рассказала Димке сказку, смешанную с правдой… Он бы тебе ничего не сделал, попугал бы и отпустил… а от этого кретина бы избавился… Мне ни к чему была вторая серия, хватит с тебя и одного мудака! А то только освободилась - так тут же нашла себе другого. У Горчакова хоть деньги были, а этот… Если у тебя нет своих мозгов, должен же кто-то думать за тебя!.. Все должно было быть… но Димка мертв - и где теперь мое будущее? .. Ладно, поговорили… Это удачно, Рита, что ты услала всю свою охрану. Честно говоря, я на это не рассчитывала. Да и Рома тут… а на Роме до сих пор подозрение в убийстве…
        Ее взгляд быстро и деловито зашарил по комнате, словно прикидывая, вымеряя некую сцену, и в то же время не оставляя без внимания Риту и Романа, и Роман тоже наблюдал за ней, высчитывая момент для броска и хорошо понимая, что Майя знает об этом. Он не верил ни одному ее слову и не верил, что Майя действует под влиянием того, что теперь тоже является частью безумной истории. Майя не особенно походила на обезумевшую, и даже сейчас казалась насквозь собранной и практичной. Злость была, боль, ненависть - видимо, Гельцер действительно для нее много значил не только, как обеспеченное будущее, но и практичности в этом было довольно. Может, его она и действительно ненавидит, но зачем убивать подругу?
        - Ах ты сучка! - вдруг яростно сказала Рита, и Роман сообразил, что она-то как раз это поняла. - Ты с самого начала за это ухватилась, да?! Такой чудесный шанс, да, подруга? Не с той стороны, так с этой! Наставница, блин! Покровительница! Только зря ты все это затеяла - меня и так убьют, без твоего вмешательства! Я тоже в списке!
        - Ой, ну прекрати! - скучающе отозвалась Майя, отходя к книжному шкафу и явно вычисляя какую-то траекторию. - Если тебя и убьют, то вряд ли до того, как ты встретишься со своим нотариусом, а это мне никак не подходит. Он мне все сообщил, мы с ним давние-давние друзья… Раздевайтесь, живо!
        - Тебе с телодвижениями или без? - поинтересовался Роман, упреждающе глянув на Риту, которая явно собралась кинуться на Майю, а это означало немедленную пулю в лоб. На покровительство Дениса он не рассчитывал. - Может, музычку поставишь?
        - Сдвинься-ка на место, - с холодной усмешкой приказала Майя, чуть утопив пальцем курок, и Роман отступил на полшага назад, стараясь скрыть досаду. - Мне твои перемещения прекрасно заметны. Снимай штаны и не паясничай. Рита, пошевеливайся! А то получите не в голову, а в живот - очень болезненная смерть, сама знаешь. Не надо щериться - не фиг было пистолеты по дому разбрасывать!
        Рита медленно потянула вверх край майки, не сводя с нее глаз, и вдруг у нее вырвался смешок, и она взглянула на Романа, но в ее взгляде не было ничего веселого - все тот же ужас. Что ты увидела там, в окне? Дело ведь не в Майе с пистолетом? Что ты там увидела?
        - Ну, Ром, и как в таком окружении можно написать что-то нормальное, а?!
        Он тоже фыркнул, и в следующую секунду оба уже хохотали во все горло, не обращая внимания на Майю, словно ее здесь и не было. Рука Нечаевой чуть дрогнула, и в глазах мелькнула легкая растерянность.
        - Я сказала раздеться! - заорала она, и в ее голосе появились истеричные нотки. - Хватит ржать!
        - Ух ты, как у вас тут весело!
        Все трое развернулись на прозвучавший от двери звонкий молодой голос. Майя почти сразу же повернулась, одновременно подаваясь назад, чтобы держать в поле обзора и дверной проем, и Риту с Романом, но Савицкий, давно выжидавший подходящего момента, среагировал еще быстрее и только и успел, что мазнуть взглядом по двери и увидеть стоящего на пороге Дениса Лозинского - веселого парня лет двадцати пяти в чем-то темно-синем, а рядом с ним - Нечаева, накрепко схваченного Денисом за запястье и улыбающегося совершенно идиотской улыбкой, лишенной всяких эмоций. Его лицо казалось бледным и невыразительным - жили только глаза, в которых извивались страх и мука.
        Майя нажала на курок, хлопнул выстрел, но пуля прошила лишь воздух там, где долей секунды назад была голова Романа, и вонзилась в стену, выбив облачко мелкого крошева, а Роман, нырнувший вниз, уже схватил ее за руку, выкручивая. Майя совершенно немыслимым образом провернулась, ловко высвобождая руку, но он поймал это движение на середине, скользнул чуть в сторону, и несколько секунд казалось, что они исполняют посередине кабинета невероятно сложное па какого-то диковинного танца. Снова раздался выстрел, из паркета полетели щепки, но прежде, чем хоть одна из них успела коснуться пола, Роман мягким скользящим движением оказался на расстоянии двух метров от Майи, и та, дернувшаяся было следом, застыла, тяжело дыша и зло глядя в дуло пистолета, нацеленного ей в лицо. Мгновенно оценила хватку, расстояние и криво улыбнулась - оскал хищника, угодившего в ловушку.
        - Ну мудак!.. Неплохо.
        - Сегодня я не пил, - спокойно сказал Роман и отступил еще дальше - и для безопасности, и для того, чтобы видеть всех присутствующих. Рита стояла у него за спиной, и затылком он чувствовал, что она вот-вот сорвется и накинется на Майю, а та не преминет этим воспользоваться. - Рита, в угол - живо!
        - Знал бы - раньше зашел, - задушевно сообщил Лозинский и переступил порог комнаты, ведя за собой Нечаева, который двинулся следом, как сомнамбула. Ошарашенный взгляд Майи стремительно прыгал с лица мужа на лицо Дениса и обратно, словно она пыталась понять, кого следует бояться больше. Снизу летело истошное гавканье Гая, ломящегося в запертую дверь.
        - Денис… - хрипловато произнесла она. - Но ты же умер…
        - Какая наблюдательная особа, - иронично отозвался Денис и солнечно улыбнулся. - Да, слегка умер. Надеюсь, тебя это не сильно смущает, Майка? Хотя, тебя ведь вообще трудно смутить, правда? А вот нервишки у тебя, все-таки, шалят - стареешь, наверное. Как иной раз могут взбеситься покровители, когда их подопечные вдруг перестают нуждаться в их покровительстве. А когда их еще и с деньгами обламывают - у-у!
        - Валера… - вкрадчиво сказала Майя, резко отводя взгляд от Лозинского и, казалось, потеряв к нему всякий интерес. Нечаев не отозвался. Денис легко тряхнул его руку, Валерий чуть качнулся вперед, и его улыбка слегка задрожала, отчего стала выглядеть еще кошмарней. На лбу под линией светлых волос блестели крупные капли пота, ноздри бешено раздувались.
        - Извини, абонент сейчас недоступен. Но он все слышит. Мы тихонько поднялись, тихонько стояли тут, за дверкой и слушали. Такой интересный разговор. Так что, Майка, что-то подсказывает мне, что с этой секунды ты в разводе.
        - Отпусти его! - сказал Роман, не сводя прицела с ошеломленно-злого лица Майи и прекрасно понимая, что стрелять в Лозинского бессмысленно. Денис взглянул на него так, словно увидел только сейчас, и вскинул свободную руку в приветливом жесте.
        - О! Грозный Ромка с пистолетом! Савицкий, не стреляй, на коленях умоляю!.. - протянул он тонким голосом и рассмеялся. - А кто это там у тебя за спиной прячется
        - не моя ли непутевая сестрица?! Риту-уша, выглянь, золотце!
        - Отпусти его! - крикнула Рита, делая шаг в сторону. - Ты не можешь… его там не было!
        - А теперь есть, - спокойно ответил Денис и снова дернул Нечаева за руку, и тот вновь податливо качнулся. Валерий сейчас жил только в глазах, тело же стало кукольно-послушным чужой воле. - И Майка есть… она у нас новенькая, вы ей правила потом объясните, ага? - он подмигнул Майе, и та качнулась назад, стукнувшись спиной о книжный шкаф. - Ты даже не представляешь, сколько там теперь всего есть!
        - Она исчезла!..
        - Она не исчезла, она изменилась, - Денис ядовито усмехнулся, и зубы его оказались острыми, как у призовой пираньи. У Майи вырвался слабый возглас, больше похожий на вздох удивления. - Напортил ты мне, конечно, Рома, со своим приятелем - здорово напортил, признаю - пришлось спешно вмешиваться. Было так потешно, когда он опять пытался меня убить - ей богу!.. А книги не исчезают. Они могут меняться, но они не исчезают. Все, что когда-либо написано, - все собрано, все сохранено… У них там, видишь ли, тоже есть библиотеки. И ты не представляешь, сколько там бывает посетителей. Самых разнообразных посетителей. Кстати, Рита, у меня для тебя новость - я тебя больше не прикрываю. Так что можешь одолжить у своего аманта пистолет и застрелиться, коли еще охота…
        - Или отпусти его, или выкатывайтесь отсюда оба! - раздраженно сказал Роман, не забывая наблюдать за Нечаевой, которая, судя по ее лицу, уже начала приходить в себя и лихорадочно искать выход из сложившейся ситуации. Может, прострелить ей что-нибудь, чтоб не мешала? Цинично, но логично. - Не видишь - мы заняты! Или это тоже часть твоего замысла? Тогда…
        - Нет-нет! - поспешно и даже виновато воскликнул Лозинский и замахал свободной рукой. - Мне чужих лавров не надо, это сугубо Майкина затея! Я тут совершенно не при чем! Прошу вас, продолжайте! Вот вам еще одна действующая фигура.
        Он отпустил руку Валерия, и тот тотчас же с воплем отскочил в сторону, едва не потеряв равновесие, и дико огляделся, торопливо, даже как-то яростно вытирая о джинсы запястье, за которое держал его Денис. Его взгляд вцепился в пистолет в руке Савицкого, прыгнул на застывшее лицо жены, метнулся к Денису, и Нечаев хрипло выдохнул:
        - Убью гаденыша!
        - А ты довольно нудный тип, Валерка, - ласково сообщил Денис и потер подбородок. - Сказал бы что-нибудь новое, а то бубнишь одно и то же… Я посижу тут, тихонько, в креслице, - вежливо сказал он Роману, отвернувшись от Нечаева. - Никому мешать не буду. Вы на меня внимания не обращайте.
        Он прошел мимо Майи, которая словно прилипла спиной к книжному шкафу, и опустился в одно из глубоких кресел возле журнального столика, чуть повернулся и уютно устроился в нем, перекинув длинные ноги через один из мягких широких подлокотников. Валерий дернулся было к нему, но тут же остановился, и Лозинский удовлетворенно развел руками, всем своим видом говоря: «Ну, наконец-то!» Нечаев с трудом отвел от него взгляд, снова взглянул на пистолет, на Майю, и его побагровевшее лицо задергалось, а ярко-голубые глаза выцвели и стали безжизненными. Роман всерьез испугался, что Валерия сейчас хватит удар.
        - Призрак, что ли? Ну надо же, - произнесла вдруг Майя без особого удивления и решительно посмотрела на мужа, явно решив не принимать больше Дениса в расчет. - Валера, может скажешь, наконец, чтоб он убрал пистолет? Чего ждешь?! Забыл, кто ты? Или ты не против, что какой-то псих собирается застрелить твою жену?!..
        - Заткнись, - мертвенно отрезал Валерий. - Слышал я все - и про Гельцера, и про нотариуса, и про пулю в живот… - он как-то медленно моргнул и взглянул на Романа с некоей дикой надеждой. - Это ведь… книга, да? Она заставила ее?
        Роман промолчал, до хруста сжав зубы, и Нечаев устало, обреченно кивнул, потом подошел, к нему, повернулся к жене и, не глядя на Романа, протянул руку.
        - Дай сюда.
        Роман, помедлив, неохотно вложил пистолет ему в ладонь, не сводя глаз с Майи, и та тотчас же дернулась вперед, но ее вновь встретил взгляд «бантама» - уже в руке мужа. Валерий целился небрежно, как бы между прочим, даже не поднимая руки, но Майя застыла на месте, глядя со злым изумлением.
        - Валерка, ты обалдел?!
        - И похоже довольно давно, - Нечаев вздохнул. - Знал ведь, не надо было тебе разрешать этой работы… Не те там люди, не те там деньги…
        - Ладно тебе, не наезжай на девочку, - укоризненно сказал Денис. - Если б не ее участие, весь наш с Риткой план по изничтожению Кости накрылся б медным тазом! Майка, не слушай его - ты просто бест! Я буду за тебя болеть! Майя! Майя!.. - начал скандировать Лозинский, замахал руками, но тут же замолчал под скрестившимися на нем взглядами и виновато прикрыл рот ладонью. - Извините, увлекся.
        В следующую секунду кресло опустело, но сейчас это почти никого не заинтересовало. Валерий, казалось, постарел лет на двадцать, и вместе с ним постарел и его голос, став разбитым, дребезжащим.
        - Да у тебя, я смотрю, обширная практика.
        - Валера, только не надо устраивать спектаклей! - скучающе отозвалась Майя и аккуратно одернула слегка измявшийся пиджак. - Давай все обсудим дома. Вижу, ты успел уже много всего себе накрутить - ты на это большой мастер, так что…
        - Это ты ему сказала! - Рита шагнула было вперед, но Роман тотчас протянул руку и оттолкнул ее на место. - Это ведь ты все рассказала Гельцеру, правда, Майя?! Все перепились тогда, как свиньи… и с чего бы это ему вдруг стать таким наблюдательным?! Несомненно, так все рассказала, что сама осталась милой и незапятнанной! Дима получил весь бизнес, а ты должна была получить все вместе. Шантажировать напрямую духа не хватило, пошла кружным путем?! Довольно глупо, знаешь ли! А этот год отсрочки, чтобы избежать подозрений… ты и впрямь этому поверила?! Неужели ты думаешь, что он действительно бы на тебе женился?!
        Майя ничего не ответила, но улыбнулась так, что Савицкий подумал - наверняка все действительно вышло бы именно по ее, не впиши Рита себя и Гельцера в эту злосчастную книгу. Вероятно, у Майи были веские причины так улыбаться.
        - Рита, вам известно, почему она собиралась вас шлепнуть? - в голосе Нечаева зазвучал почти бесстрастный, профессиональный интерес, и во взгляде Майи наконец-то появилось что-то затравленное. - Что там насчет нотариуса?
        - Я собиралась уехать из города, поэтому договорилась с ним о встрече на три часа,
        - спокойно ответила Рита. - Официально один из пансионатов и часть фирмы оставались моими, спустя полмесяца Гельцер, якобы, должен был бы их выкупить. Теперь они мои не только официально, и вместе с домом это не так уж мало. Я собиралась изменить завещание и вместо одного наследника назначить нескольких. Распределить все между родственниками тех людей, которые погибли по моей вине.
        - Это очень гуманно, - заметил вновь появившийся в кресле Лозинский, но сейчас на него никто не посмотрел. - Зря ты так долго тянула, Майка. Так бы хоть дом тебе достался. Ты ведь собиралась… сколько раз ты собиралась - два или три?.. - он задумчиво почесал светлый затылок. - Духа не хватило - это ведь не за столиком сидеть, правда? А теперь, когда все могло уплыть, тебе не хватило выдержки!
        - Заткнись! - зло выкрикнула Майя, сжимая тонкие пальцы в кулаки, и ее лицо, изломившись в ярости, сразу же утратило всю свою миловидность. Теперь возле книжного шкафа стояло нечто не менее дикое и опасное, чем сам Лозинский. Почти сразу же она взяла себя в руки, и ее лицо разгладилось, но Роман продолжал видеть ее именно такой.
        - Завещание составлено на нее, - Рита нервно взглянула в сторону окна, потом на Нечаева. - У меня нет родственников… только подруга, - она словно выплюнула последнее слово. - Валера, хватит, не тяни больше, ты знаешь достаточно! Сейчас это уже не имеет значения. Забирай ее и уходи!
        - Деньги! - насмешливо протянул Валерий, словно не слыша ее. - Ну конечно, вечно все упирается в деньги! Знаешь, будь это какая другая причина… но деньги…
        - Господи, как же ты мне осточертел со своим идеализмом! - устало сказала Майя. - И как меня хватило на четыре года?! Мы бедные, но зато гордые и честные! Ты, Валерка, будто вчера на свет появился! Знаешь, ты очень славный и в постели с тобой было хорошо, но для нормальной жизни кроме постели нужно еще и материальное обеспечение. От тебя этого не дождешься, а всю жизнь честность гордостью закусывать… это, поверь мне, не для бабы! Особенно для молодой! Так что давай обойдемся без лекций, и так наслушалась за четыре года! Все, я ухожу, - она криво усмехнулась, заметив, как его рука с пистолетом чуть дрогнула. - Что ты сделаешь, убьешь меня? Арестуешь? А за что? Ничего не произошло, а если и могло произойти, это еще надо доказать. У тебя убийца на руках - занимайся ею, - Майя кивнула на Риту, потом взглянула на Дениса, и тот улыбнулся ей почти восхищенно. - А вон и соучастник. Как там - на призраков нынче дела заводят или еще нет?
        Она повернулась и, сунув ладони в карманы пиджака, неторопливо пошла к двери спокойной, задумчивой походкой человека, прогуливающегося по парку в свое удовольствие.
        - Стой! - растерянно и болезненно сказал Валерий. - Майя, остановись, говорю! Не делай все еще хуже!
        Майя тотчас повернулась - тонкая, улыбчивая, игривая, очаровательная. Валерий нерешительно двинулся вперед, опуская руку с пистолетом, и она направилась ему навстречу, не сводя с него сияющих глаз, глядящих с неким озорным вызовом. Сейчас она была точь в точь такой, какой Роман видел ее тогда на сцене - не хватало только скрипки. Но и без скрипки она сейчас вела одну из главных партий. Возможно, самую главную, и в тот беспредельно короткий промежуток времени, когда его тело уже начало приходить в движение, Савицкий подумал, что на самом деле Майя никуда не собиралась уходить - такие не сдаются и никого не оставляют за своей спиной, такие всегда доигрывают свою мелодию до конца, чего бы им это не стоило. Не нужно было отдавать Нечаеву оружие, полагаться на его рассудительность. Потому что - и сейчас уже к сожалению, он любит свою жену, и она хорошо знает об этом.
        - Всегда ведь можно найти какой-то компромисс, - голос ее прозвучал мягко, обнимающе. - И вправду, Валерик, что мы, как…
        Договаривая последнее слово, Майя вдруг ушла вниз и вбок так стремительно, словно была сделана из ртути. Валерий дернулся было следом, но его движения, по сравнению с Майиными, оказались тяжелыми и неуклюжими, а девушка уже выскочила с другой стороны, и одна ее рука метнулась к пистолету, а другая, в которой что-то тускло блеснуло, устремилась к шее Нечаева, и Роман успел перехватить эту руку в самый последний момент, когда лезвие уже коснулось кожи и разрезало ее. Майя с возгласом ярости крутанулась, высвобождая руку, и в следующее мгновение Роману показалось, что на него напал десяток разъяренных змей - движения девушки были настолько неуловимыми и гибко-текучими, что он за ними почти не успевал. Лезвие несильно полоснуло его по плечу, потом Майя рванулась в сторону, явно не оставив своих попыток добраться до пистолета любой ценой, но Валерия там уже не было. Она развернулась с искаженным от злости лицом, легко, даже как-то играючи уклонилась от удара в челюсть, и вместо нее, направленный Роману под подбородок, вдруг словно сам собой выскочил нож, и одновременно с этим раздался грохот выстрела,
и где-то очень далеко вскрикнула Рита. Майя дернулась назад, пьяно мотнув головой, и в вырезе ее пиджака, чуть ниже ямки у основания шеи появилась небольшая, брызжущая кровью дырочка. Майя изумленно-недоверчиво посмотрела на что-то за плечом Савицкого, приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, но ее голова почти сразу же запрокинулась, ноги подломились в коленях, и она как-то медленно и удивительно красиво рухнула на паркет, выронив нож с коротким широким лезвием. Пальцы откинутой руки мелко задрожали, дробно стуча ногтями по полу, рука дрогнула, будто в последнем усилии пытаясь дотянуться до ножа, и Майя застыла, приоткрыв рот и пристально глядя в угол кабинета.
        Хрипло вздохнув, Роман качнулся вбок и привалился к книжному шкафу, и к нему тотчас подскочила Рита, обхватила, поддерживая, и Савицкий обнял ее, прижав ее лицо к своей груди и не давая смотреть на Нечаеву. Валерий медленно прошел мимо него, и его повисшая рука с пистолетом безвольно болталась, словно тряпичная. Он опустился возле тела жены, и пистолет громко брякнул о пол. Валерий протянул руки к мертвому лицу, тут же отдернул их, вцепился себе в волосы, и у него вырвался жуткий хрипящий звук, будто Нечаева душили. Из неглубокого пореза на шее проворно бежала струйка крови, и красное пятно стремительно расползалось по светлому воротнику рубашки. Валерий вяло смахнул кровь, потом взглянул на испачканную ладонь так, словно не мог понять, что это такое. Роман отпустил Риту, осторожно подошел к нему, сделав ей знак стоять на месте, наклонился и поднял пистолет, и Валерий вяло шевельнул рукой, точно пытался ухватить ускользающее оружие, после чего сел прямо на пол. Его пальцы тронули узкую ладонь Майи, и он сипло произнес:
        - Это книга… Не может же так быть… Это книга…
        Он поднял голову и пристально посмотрел на Риту, и Роман тотчас молча шагнул в сторону, так что взгляд Валерия уперся ему в грудь. Он совершенно не представлял себе, что будет делать, вздумай сейчас Нечаев наброситься на девушку. Но Валерий отвернулся, и все еще сидящий в кресле Денис тотчас задумчиво сказал, покачивая свесившимися с подлокотника ногами:
        - Вот и закончился этот нелепый детективчик - вроде яркий, а на фоне остального почти незаметный. Занимательная история, вполне годится для отдельной книги, а коснулась лишь краем, и всем наплевать, кто кого убил и за что. В Аркудинске таких историй доверху - путаный-путаный клубок, и если начать его распутывать - хватит на целую библиотеку. Жаль, что такой возможности уже ни у кого не будет.
        А ты, Ромка, зря вмешался. Хороший был персонаж, сильный, жадный, без всяких сентиментальностей… не в пример тебе и, уж тем более, Валере, который мне уже порядком надоел! Честное слово, будто я ее придумал! У Ритки бы такая не получилась. Мои персонажи всегда были живыми, а ее книги населены слюнявыми мертвецами. Нет… даже не мертвецы - схемы, которые только и умеют, что красиво говорить…
        Нечаев, вздрогнув, повернулся, легко вскочил на ноги и одним прыжком оказался возле кресла. Денис недовольно скривился и сбросил с подлокотника одну ногу, стукнув о паркет каблуком ботинка.
        - Опять начнешь хватать за горло, старлей?.. Не надоело? А может мне тебя схватить? Опять, а? Тебе понравились ощущения? Понравилось быть куклой? Понравилось быть моим?
        Валерий протянул к нему окровавленные подрагивающие пальцы, сжал их в кулак, и его лицо затряслось. Потом он наклонился, уперевшись ладонями в подлокотники, так что оказался нос к носу с Лозинским, и сказал почти шепотом, так что Роман едва разобрал слова:
        - А, наверное, больно было подыхать с раскуроченным брюхом, а? Как же так - был такой неуловимый, а какая-то продавщица тебе кишки выпустила?
        Глаза Дениса полыхнули ослепительной зеленью, и он, зашипев, оскалился двумя рядами острейших зубов. Вытянувшиеся молочно-белые когти с треском пропороли обивку кресла, и кожа Лозинского пошла рябью, будто под ней извивались змеи.
        - Придержи язык! - проревело существо густым басом, привставая в кресле, и Рита, тихо ахнув, дернулась назад и стукнулась о книжный шкаф. Нечаев улыбнулся ему в лицо - мертвенная улыбка-полумесяц, больше подходящая выбеленному солнцем и ветром черепу, нежели живому человеку, после чего выпрямился и отошел к Майе. Снова опустился рядом, осторожно пригладил растрепавшиеся каштановые волосы и прикрыл податливые веки, спрятав остывающее в карих глазах изумление. Роман осторожно коснулся его плеча, и Валерий вяло дернул им, сбрасывая его руку.
        - Да… я понимаю… не книга… - тускло сказал он. - Что за бред?.. Я убил Майку… Я убил Майку, - размеренно повторил Валерий, словно вслушиваясь в то, как звучит каждое слово.
        Роман молча подтолкнул ногой нож, напоминая о нем, и Нечаев кивнул, коснувшись кровоточащего пореза на шее.
        - Знаю… все знаю… но ты, Рома, лучше не л-лезь ко мне… - его ладонь с силой хлопнула по паркету. - Я любил эту суку! Я и сейчас… - он судорожно сглотнул, потом резко поднялся. - Всего ненамного нас опередила… Мы шли с Шевелевского, а она, наверное, с другой стороны острова подошла… потому и не заметила нас, потому и… - Валерий взглянул на пистолет в руке Савицкого, потом судорожно охлопал себя по карманам и вытащил сигареты. - Сидеть здесь… обоим здесь… мне нужно людей увезти. Я должен увезти людей…
        - Каких людей? - одними губами произнес Роман и обернулся к покачивающимся оконным створкам, за которыми бушевал ветер. - Ты что - привез их сюда?
        - Я? - уголок рта Нечаева дрогнул. - Меня самого привезли. Смотрел и слушал… все…
        В этот момент за дверью послышался легкий стук каблуков, и чье-то приглушенное бормотание:
        - Да что тут - вымерли все что ли? Бери, что хочешь?
        Роман и Валерий моментально передвинулись, загораживая труп, и когда человек уже заглянул в комнату, Роман сообразил, что ему следовало не прятать Майю, а спрятаться самому - причем как можно дальше. Но было уже поздно - человек, появившись в дверях, удивленно посмотрел на него, но в этом удивлении Роман не ощутил ни доли страха - одно лишь сплошное любопытство. Заглянувший оказался хрупкой девчонкой лет двадцати-двадцати двух, с очень короткими обесцвеченными волосами, большеглазой и большеротой, чем-то напоминающей взъерошенного, долгое время недоедавшего воробья. Ее лицо было исполнено предельного негодования и, судя по изменившемуся направлению ее взгляда, адресовано оно было исключительно Нечаеву.
        - Вот вы где?! - воскликнула она неожиданно густым низким голосом, совершенно не подходящим для такого миниатюрного, воздушного существа. - Хороши же!.. бросили нас на улице, ничего не объяснили! Между прочим, гроза начинается! Как мы теперь уедем?! Это что - ваш дом?! Или ваш?! - девушка перевела взгляд на Романа. Валерий поспешно кинулся вперед, а Роман, покосившись на Лозинского, который безмятежно развалился в кресле и смотрел на девушку вполне благодушно, не выдержал и спросил:
        - А ты кто?
        Его смерили задумчивым взглядом, словно девушка решала, достоин ли он того, чтобы доверить ему такую информацию, после чего она с неким вызовом сказала:
        - Ксюша! А что?!
        - Шайдак? - он взглянул на Дениса, который сидел по-прежнему спокойненько. Роман видел девушку. Она видела его.
        Ничего не происходило.
        - Да. А чего вам от нас надо? У меня денег не…
        Валерий на полуслове молча отмел ее в коридор и с грохотом захлопнул за собой дверь. Несколько секунд в кабинете не было ни звука, ни движения, потом Роман подошел к окну и, оттолкнув одну створку, хищно ощерившуюся стеклянными осколками, взглянул вниз. Причала отсюда не было видно, но неподалеку от дома, под колыхающимися ивовыми ветвями он увидел двоих мужчин. В тот же момент один из них поднял голову, посмотрел на него, и за шумом ветра Роман едва-едва разобрал его слова.
        - Смотри, мужик какой-то!..
        Он дернулся назад, потом его взгляд метнулся к распахнутым воротцам, в которые как раз входил еще один человек, и едва удержался, чтобы не выругаться. Обернувшись, Роман увидел, что Рита сидит на корточках возле тела Майи, а Денис стоит неподалеку, глядя на нее со странным выражением.
        - Почему она просто не попросила у меня денег? - как-то призрачно произнесла Рита, глядя на мертвое лицо. Сейчас Майя казалась удивительно умиротворенной, словно, наконец, получила все, к чему стремилась. - Мне казалось, я даю ей достаточно… но если ей нужно было больше… Тогда, когда мы… я ведь даже предложила ей часть от доходов пансионата, но она отказалась. Сказала, что ей нравится все так, как есть… Я не понимаю…
        - Думаю, Майя была не из тех, кто просит и кто может удовлетвориться лишь частью. К тому же, после такого отказа ты наверняка ее еще больше зауважала. Возможно, ваша дружба для нее действительно много значила… пока не мешала планам на будущее,
        - Роман подошел к ней и, потянув за плечо, заставил подняться. - Рита, сюда идет твой начальник охраны.
        - Ну, вот и все, - с вялой обреченностью и без особого удивления отозвалась она, и Денис усмехнулся.
        - Это не все. Это лишь продолжение. Каково это стать персонажем собственной книги, а, Рита?
        - Что тебе надо, а?! - повернувшись, Рита вонзила в него ненавидящий взгляд. - С ума свести?! Убить?! Что ты хочешь?! Зачем ты привел их сюда?!
        - Увидишь, - Лозинский уселся на столешницу, подвинув клавиатуру. - Ну как, Рома, скажешь что-нибудь? Знаешь, я действительно был очень доволен, когда увидел тебя. Очень доволен и очень удивлен. Когда-то ты помог мне… может, ты и не помнишь этого. Парень, который свалился на пол в трамвае… и ты был единственным, кто помог ему встать и выйти. Я действительно был тебе благодарен и жалел, что ты даже не знаешь, как меня зовут. Случайность, что в книге оказалось твое имя… но я, видишь ли, в случайности не верю. Судьба не имеет отношения к случайностям, судьба - это продуманный кем-то план твоей жизни, а я так и не успел тебя поблагодарить. И я не отвел тебя на дорогу, я отвел туда Спирина вместо тебя. Даже зло может испытывать чувство признательности.
        - Да какое ты зло? - усмехнулся Роман. - Так, мелкий бес.
        - Я не обижаюсь на тебя, - кротко сказал Денис. - Можешь говорить все, что вздумается. Но ты меня разочаровал, знаешь ли. Когда я вижу человека и чувствую его ладонь в своих руках, я узнаю о нем абсолютно все - целое всегда знает все о своей части. Спирин оказался истеричной размазней, к тому же бегал за каждой юбкой, и бабы могли вертеть им, как вздумается. Разве это главный герой? Но тут мне подвернулся ты. Такой великолепный кандидат на роль главного героя! Абсолютно самодостаточный человек со скверным характером, сильный, не оглядывающийся на чужие мнения и не впадающий в состояние восторженного идиотизма при виде женских ног. Человек, живущий в собственном микрокосме. Если тебе нравится женщина - ты берешь ее и забываешь о ней через пять минут. Я вовсе не был против, чтоб вы с Риткой порезвились - это не только естественно, но и необходимо. Только вот не более того. Она в своей книжонке изобразила не только страсть, но и чувства… Никогда в наших книгах не допускалось любовного лепета, всех этих слюней - никогда! А ты меня так подвел!
        - Так вот чего ты взбесился? - Рита хмыкнула, подходя к Денису и останавливаясь в метре от него. - Ай-ай, мальчонку обидели! А кто ты вообще теперь, Денис? Не человек и не… собственно, ты, кажется, никогда человеком не был. Ты всегда был чудовищем.
        - Чудовищем меня сделала ты, - заметил он. - Считается, что писатели вкладывают в книги свою душу. В последнюю я вложил не только свою душу, но и свою смерть. А ты ее дописала, да еще и совершенно идиотским образом! Ты уничтожила все, что я создал! Нужно быть осторожней, нужно думать, что пишешь. Помнишь его комментарий?
        - Денис кивнул в сторону Савицкого, слушавшего его с кривой усмешкой. - Написанное может уничтожить тебя. Темные твари всегда приходят за своим создателем. И чем больше в них тьмы, тем быстрее они возвращаются.
        - За тобой они пришли намного раньше, - Роман присел возле Майи и чуть повернул ее за плечо. Крови вытекло не так уж много, и он сделал знак Рите, которая, правильно истолковав его, выбежала из комнаты. Денис небрежно, хотя и чуть смущенно отмахнулся от его слов.
        - А-а, это случайность. Я не о мамзели… я вообще. Заигрался я, признаю. Затянул все. Пока прибрал, чтоб квартира в должном виде была, думал - вот-вот позвоню… Но чертовски интересно было, хотелось запомнить ощущения… Я ведь еще никогда не умирал, не знал, что это и как… Никогда не знал такой физической боли. Нужно было как следует все прочувствовать, чтобы потом суметь описать. А когда хотел позвонить… сил уже не хватило даже доползти до телефона. Только кричать мог. Они слышали, я знаю… - Лозинский ненавидяще сощурился. - Я долго кричал… я очень долго умирал Рома. Я не знал, что боль может быть такой длинной. Но я все запомнил. Знаешь, ведь нельзя писать о том, чего не знаешь, чего ты не ощутил, не прочувствовал, не попробовал на вкус. Нужно все попробовать самому, только тогда ты напишешь настоящее. Нельзя по-настоящему описать то, что не пропустил сквозь себя - ни боль, ни ненависть, ни чужую смерть, которую призвали твои собственные руки, - он поднял ладони и пошевелил растопыренными пальцами. - Я долго ждал, пока она научится. Она была талантлива, поверь мне, и я надеялся, что вместе мы
создадим нечто особенное. Я прилагал все усилия… К счастью, ей попался отличный мужчина - он научил ее почти всему. Ей осталось только одно - научиться по-настоящему описывать смерть. Но Рита не желала, долго терпела… а намекнуть напрямую я ей никак не мог. Если б она узнала, как учился я… но, к сожалению, она слишком большая моралистка. И все-таки сломалась, в конце концов… и я думал, что теперь-то мы напишем то, что я придумал много лет назад. Но она написала чушь. Сплошные цветочки, глупость какая-то, а где страх, где тьма, где кровь… этого почти нет, словно остатки испаряющейся росы на этих цветочках!..
        Вбежала Рита, держа в руках сложенную простыню, встряхнула ее, и вдвоем они расстелили простыню на полу, после чего Роман быстро перенес на нее тело, все еще податливо-гибкое и теплое, словно Нечаева всего лишь заснула, и закутал его в простыню, и когда миловидное личико Майи с приоткрытым ртом скрылось за бледно-зеленой тканью, расписанной летящими диковинными птицами, Савицкий почувствовал, как что-то болезненно ворохнулось где-то в глубине сердца. Наверное, не столько потому, что Майя была мертва, а сколько потому, что она оказалась совсем не той - не той, которая пошучивала, сидя за рулем, и приветливо махала рукой с острова. Ему все еще не до конца верилось, что то, что произошло, произошло на самом деле. Валерий, же, возможно, никогда не поверит в это до конца. Роман выпрямился, проверив пистолет, сунул его за пояс брюк под рубашку и обнял слегка дрожащую Риту, крепко сжав пальцы на тонком гладком плече - сейчас отчего-то совершенно необходимо было чувствовать ее - теплую, живую, рядом.
        - Значит, теперь они не умрут? - спросил он, и Денис весело заболтал ногами.
        - Разве я такое говорил?
        - Ты сказал, что я больше не главный герой. Значит…
        - Это значит лишь то, что ты наравне с остальными, - Лозинский спрыгнул со стола и внезапно стал очень серьезным. Странно, но сейчас он совсем не казался Роману похожим на Риту. Вроде бы то же лицо, глаза, по-женски гладкая сливочная кожа… но нет, это совсем другое лицо. - Собственно, с другой стороны можно сказать, что вы все теперь главные герои.
        - Что это значит? Будешь продолжать убивать или…
        - Рома! - Денис поморщился. - Я никого не убиваю. Я лишь соответствую. В конце концов, как ни занятно это звучит, я всего-навсего книга. Сюжет. Развитие действия. А вы - мои персонажи, вот и все. Это не убийство, это соответствие замыслу автора.
        - Но автор тоже ты!
        Лозинский развел руками.
        - Я - соавтор. Ты еще ничего не понял, Рома. Поймешь. Скоро. Помнишь, что я говорил тебе о связях, которые опутывают человека с самого его рождения. Насколько разнообразными и разветвленными могут быть эти связи. Каждый город забавен тем, что люди в нем связаны друг с другом, и для этого им необязательно знать друг друга в лицо. А этот город, - Денис взглянул в распахнутое окно, - особенно забавен. Своей мертвенностью он дает жизнь таким, как я. Как часто мне хотелось, чтобы жизнь соответствовала тому, что мы пишем, а не наоборот… Тебе никогда не приходило в голову, что все, что происходит в этом мире - возможно, всего лишь книга, которую написал один бог и теперь читает ее другому? Много миров… целая библиотека миров… - он сделал руками обнимающий жест, а в следующую секунду Рита и Роман остались одни в кабинете. Из распахнутого окна долетал шум ветра, плеск волн и чья-то громкая ругань - возможно, она звучала уже давным-давно, но Лозинский завладел всем их вниманием.
        - Это Таранов! - воскликнула Рита, разворачиваясь к двери. - Господи, как я ему все это объясню?! Почему Валерка до сих пор их не увез?!
        Они выскочили из кабинета и побежали по извилистому коридору, и на бегу Роман думал о том, что раз Валерий собрал всех действующих лиц вместе, значит вывезти Шайдак из города ему не удалось, а это наводило на очень нехорошие размышления. Хотя, казалось, куда уж хуже. Оглядевшись, он внезапно понял, что совершенно не представляет себе, в какой части дома находится - ясно лишь, что этаж третий… но тут Рита потянула его в сторону и он увидел спиралью спускающуюся вниз хрупкую лесенку.
        - Спустимся здесь.
        Роман невольно замедлил движение, ступая на узкие ступени, под которыми была пустота, и почти ощущая, как подрагивает лесенка. По такой впору сбегать вприпрыжку каким-нибудь невесомым феям, но он был далеко не фея. Рита же привычно прыгала через ступеньки, почти не держась за перила. Уже у самого конца лестницы она вдруг остановилась, и Роман, спустившись на последнюю ступеньку, повернулся и, взглянув ей в лицо, сразу же понял причину этой нерешительности.
        - Тебе лучше будет пойти в свою комнату, а я разберусь сам… Если что, пришлю Таранова к тебе. Тебе не обязательно спускаться. Не обязательно встречаться с ними.
        Она покачала головой.
        - Мне кажется, им нужно все рассказать. Неспроста он… неспроста они все еще здесь.
        - Я сам расскажу, - Роман тронул ее руку. - И вовсе не нужно упоминать о твоем невольном участии. Это опасно…
        - Но это неправильно! - Рита вскинула на него горящие глаза. - И я не собираюсь взваливать всю ответственность на тебя!
        - Да кто тебя спрашивает?!
        - Пошли, - она ловко обогнула его и устремилась вниз прежде, чем Савицкий успел ее остановить, и Роман кинулся следом. На первом этаже Рита на мгновение притормозила возле одной из дверей, содрогавшейся от тяжелых ударов - за ней все еще бесновался запертый Майей бульдог, - и крикнула:
        - Гай, успокойся!
        Из-за двери донесся жалобный скулеж, и вместо ударов раздалось отчаянное царапанье. Рита нерешительно взглянула на Романа, но он покачал головой.
        - Пока его лучше не выпускать - будет еще больше переполоха. У Таранова есть разрешение на ношение оружия?
        - А как же?!
        - Ну, здорово!
        Таранов встретил их в холле, сразу же подтвердив свое разрешение на ношение оружия, держа его в опущенной правой руке. Он стоял перед распахнутой входной дверью и на повышенных тонах о чем-то говорил с Валерием, а неподалеку от них испуганно жались две женщины - прочих людей видно не было. Услышав шаги, Таранов чуть отступил в сторону и слегка развернулся, чтобы видеть идущих, и в то же время не выпускать из вида Нечаева.
        - Маргарита Алексеевна, я, конечно, извиняюсь за возможное самоуправство, но мне показалось, что эти люди не похожи на ваших гостей, - решительно произнес он, и Рита, подходя, мотнула головой.
        - Они мои гости, особенно этот… - Валерий кисло улыбнулся. - Так что прошу вас относиться к ним соответственно. Что вы здесь делаете? Кажется, я сказала, что вы сегодня свободны.
        - Майя уехала от причала на одном из наших катеров и направилась на остров. Сказала, что вы дали разрешение, и умчалась прежде, чем ее остановили. Проще говоря, она угнала катер. Мне сообщили, что она вела себя немного странно, и я решил проверить, все ли в порядке, учитывая то обстоятельство, что вы строжайше запретили пускать ее сюда, - четко и аккуратно ответил Таранов, пряча пистолет. - Вижу, катер здесь. Я могу поговорить с Майей? - он взглянул на Валерия. - Насколько мне известно, вы ее муж?
        Валерий сделал какое-то неопределенное движение рукой и прежде, чем Рита успела что-то сказать, шевельнул губами, и слова его оказались едва слышными.
        - Майя умерла.
        - Та-ак, - Таранов тут же посмотрел на часы и поджал губы.
        - Несчастный случай, - пояснил Роман, выходя на передний план, и тотчас удостоился недоброго тарановского взгляда. Лицо Сергея внезапно стало очень спокойным. Его глаза поочередно быстро осмотрели всех троих, брови чуть съехались к переносице, и Савицкий подумал, что Таранов, вне всякого сомнения, мужик весьма сообразительный, понял, что произошло, и сделал из этого свои выводы.
        - Примите мои соболезнования, - сказал он Валерию с дежурным сочувствием и цепко взглянул на Риту. - Какие будут распоряжения? Вызывать милицию? Или вначале убрать отсюда ваших гостей?
        Судя по тому, что Таранов совершенно не принимал в расчет тот факт, что Нечаев - сам представитель закона, о чем, несомненно, знал, Роман окончательно понял, что начальник охраны догадался, что скрывается за формулировкой «несчастный случай». Валерий резко повернулся к Рите, которая посмотрела на него почти жалобно.
        - Мы не можем уехать, - он перевел взгляд на Романа. - Мы не можем отсюда уехать!
        - Что-то с катером? - подал голос Таранов. - Мой катер исправен. И катер… второй катер тоже.
        - Не в этом дело! - Валерий шагнул вперед и прикрыл дверь, покосившись на женщин на улице. - Оно нас не пускает. Я не успел вам сказать, что не смог никого вывезти из города. Не не успел, а не смог. Оно…там будто стена. Ее не видно, а она не пускает. Все проезжали… а мы не можем. Машина заглохла… пошли пешком… а там стена… А потом… плохо помню… - Валерий потер лоб ладонью. - Уже на катере… слегка в себя пришел… если это можно так назвать. Эта стена… она теперь вокруг острова. Мы пытались уехать… она вокруг всего острова. На расстоянии метров десяти от берега…
        - Что за чушь?! - раздраженно перебил его Сергей. - Я только что сюда приехал! И…
        - Приехать-то ты приехал, - Роман прошел вперед, мягко отодвинув в сторону Валерия, - только, боюсь, уехать ты не сможешь.
        - Маргарита Алексеевна, что здесь происходит? - суховато спросил Таранов за его спиной тоном главврача психиатрической больницы, отчитывающего нерадивую медсестру. Рита что-то неразборчиво пробормотала, и Роман, открыв дверь, обернулся.
        - Рита, нужно куда-нибудь убрать тело, - он глянул на Нечаева, но тот никак не отреагировал на эту фразу. - Мне кажется, здесь скоро станет очень людно.
        - Сергей Васильевич, займитесь, пожалуйста, - решительно сказала Рита. - Она в кабинете на третьем этаже.
        Роману показалось, что Таранов сейчас разразится ругательствами и всех без исключения пошлет подальше - и Риту в первую очередь, но вместо этого Сергей, чуть приподняв брови, повернулся и быстро пошел к лестнице. Рита, сунув ладони в задние карманы джинсов, вышла на улицу вслед за Романом, Валерий последовал за ними вялой, разбитой походкой. Стоявшие перед домом женщины тотчас кинулись к ним, и одна из них воскликнула:
        - Ну наконец-то! Валерий Петрович, вы же сказали, что это на несколько часов! Как мы теперь уедем?! Зачем вы нас сюда привезли?! Мы ничего не поняли!
        Поскольку никто даже не замедлил шага, они суетливо побежали рядом, стуча каблучками по узорчатым плиткам дорожки и перекрикивая одна другую:
        - Почему вы не отвечаете?!..
        - Куда вы идете?!..
        - …надо домой!..
        - … поеду в такую бурю!..
        Роман, не выдержав воплей, которые без труда перекрывали шум разбушевавшейся стихии - уж где там разбушевавшимся стихиям до разбушевавшихся дамочек?! - резко остановившись, развернулся, схватил не успевших увернуться женщин за плечи и, как следует встряхнув, рявкнул:
        - Очень быстро обе замолчали!
        - Как вы смеете?! - возмутилась одна и попыталась ударить его по запястью, но рука Романа уже исчезла. - Кто вы такой, что так…
        - Важно не кто я такой, а что я сейчас буду с вами делать, - зловеще сообщил Роман, и вторая женщина, попугливей и посимпатичней ойкнула и резво отпрыгнула назад, чуть не угодив в лиловый куст венгерской сирени.
        - Сейчас со всем разберемся, - успокоил их Нечаев, - не волнуйтесь. Все будет в порядке - как только, сразу поедете домой. Не перегибай, - попросил он, проходя вслед за Романом в ворота, - люди и так напуганы.
        - Ладно, - Роман взглянул на него. - Валера я…
        - Не надо, - Нечаев отмахнулся, и этот жест получился каким-то безнадежным. - Я понял.
        - Всегда хотела тут все посмотреть… - долетел до Савицкого быстрый, сбивчивый разговор оставшихся позади женщин.
        - …какие-то маньяки, и сейчас совершенно не…
        - … бизнесмена… в газетах писали… ему жена голову отрубила топором…
        - … вовсе нет… его всего изрезали ножами…
        Рита, тоже услышавшая голоса, не сдержавшись, истерично хихикнула, потом уцепилась за руку Романа, и он сжал пальцы, с облегчением почувствовав, что она больше не дрожит. Позади Нечаев, споткнувшись, устало выругался. Налетел новый порыв ветра, и ругань и шаги утонули в шуме деревьев.
        На причале стояли пятеро людей - трое мужчин и две женщины. Среди них Роман узнал уже виденную белобрысую Ксюшу, которая сейчас, зажав одно ухо ладонью, что-то кричала в свой сотовый. Остальные ошеломленно оглядывались, и Роман, ступив на доски причала, без труда понял, что их так ошеломило. Вокруг острова тянулась полоса спокойной, лишь самую малость тронутой рябью воды, на которой легонько покачивались катера, но за ней совершенно необъяснимым образом бушевали огромные волны. Никогда за всю свою жизнь в Аркудинске Роман не видел на озере таких волн - даже в самые страшные грозы. Одни за другим вздымались вверх грязно-зеленые водяные горбы, с ревом неслись на остров, но метрах в пяти от него вдруг беспомощно опадали, рассыпались и исчезали бесследно, словно полоса спокойной воды съедала их без остатка. Аркудово рычало и ворочалось в своем ложе, словно гигантский разъяренный медведь, и через кольцо безмятежной глади до Романа долетали холодные брызги. Нечего было и думать о том, чтобы добраться до берега - таким волнам не составило бы труда перемолоть катер вместе с пассажирами.
        - Этого не было… - потрясенно сказал Валерий, поворачивая к нему бледное, покрытое каплями воды лицо. - Были небольшие волны… но это…
        Роман осторожно почесал затылок, чувствуя направленные на него испуганно-неприязненные взгляды, и крепче сжал руку Риты, которая смотрела на беснующееся озеро, приоткрыв рот, и ветер отчаянно трепал ее собранные в хвост волосы. Один из мужчин подошел к ним и прокричал сквозь ветер:
        - У вас в доме есть телефон?! Наши почему-то не берут отсюда!
        - Есть, а что толку?! - закричала в ответ Рита. - Вызовете вертолет?! Никто не поплывет в такую бурю!
        - Но мне нужно на берег! - упорствовал тот. - У меня через полчаса важная встреча! Зачем меня сюда привезли?! Нам говорили, что опознание будет где-то за городом! Это что - похищение?!
        - Да нужен ты очень! - Роман дернул Риту, привлекая ее внимание, потом махнул рукой на волны и крикнул Нечаеву: - Валерка, смотри, за ними! Видишь?!
        Нечаев прищурился, поставив ладонь козырьком над глазами и всмотрелся вдаль, потом кивнул. Озеро бушевало примерно на протяженности сорока метров вокруг острова, взяв его в кольцо, а дальше к берегу тянулась такая же спокойная, безмятежная вода, как и рядом с причалом, и на восточной части озера катерки и лодки сновали вовсю.
        - Теперь и не проверишь - есть ли там барьер, о котором ты говорил. Впрочем, и нужды в этом нет, - заметил Роман, опуская руку. - И так ясно - он нас отсюда не выпустит.
        - Какое странное атмосферное явление, - с удивительной невозмутимостью сказала Шайдак, останавливаясь возле них и глядя на огромные водяные валы. - Очень странный шторм, больше похож на блокаду, - ее огромные ореховые глаза остро и вопросительно оглядели каждого из троих. - Что-то не дало нам выехать из города. Там что-то было… как стена. Валерий Петрович, вы ведь не везли нас ни на какое опознание, правда? Вы хотели нас увезти. От чего?
        - Какая умная девочка, - Роман посмотрел на остальных, к которым присоединились две говорливые женщины, потом на Ксению, которая сейчас еще больше напоминала взъерошенного воробья, причем готового, если что, кинуться в драку. - Погоди немного - и узнаешь.
        - А куда делся тот белобрысый парень? - деловито спросила она. - Вы его тут не видали? Какой-то ненормальный, все время хватал нас за руки, а потом в мен… в него, - Ксения махнула на Нечаева, - вцепился и держал все время… Он ваш какой-то родственник, Валерий Петрович? Надеюсь, он не ваш… - она прикусила язык, но не составляло труда понять, что она имела в виду. Нечаев резко повернулся к ней.
        - Ты его видела?! Белобрысого парня?!
        - Ну да. Меня от него почему-то жуть берет, - Ксения поморщилась. - А когда держал за руку… такое странное ощущение… Я не хотела садиться в катер… никто, по-моему, не хотел, но все сели… Странно, правда?
        - Плохо дело, - сказал Валерий, поворачиваясь к Роману, и тот кивнул, снова оглядел стоящих неподалеку людей, потом развернулся навстречу подбегающему Таранову. Тот, прыгнув на доски причала, остановился, как вкопанный, и на его непроницаемом лице появился некий призрак изумления.
        - Только что ж спокойное было! - он присвистнул. - Ни хрена себе! Придется на острове пережидать. Лучше в дом уйти. Давно я такой бури не видал.
        - Думаю, такой ты еще вообще не видал, - Роман отвернулся от озера и крикнул остальным. - Эй, идите сюда, хватит там жаться!
        Они переглянулись, потом несмело начали приближаться. Сергей чуть подвинулся к нему, встав сбоку, и тихо спросил:
        - А тебе разрешено тут с оружием разгуливать, умник? - его пальцы очень легко, почти невесомо коснулись рукояти пистолета под футболкой, и Роман кивнул на Риту, которая сразу же, поняв, в чем дело, так же тихо ответила:
        - Все в порядке, Сергей Васильевич. Это мой - я сама ему отдала. Я ему полностью доверяю, не беспокойтесь.
        - Дурдом! - с чувством высказался Таранов, на мгновение утратив добрую часть своего спокойствия. - Нет, пожалуй, завтра я все-таки уволюсь! Нужно уходить, сейчас ливанет. Вон как потемнело!
        Над островом действительно начали сгущаться зловещие грозовые сумерки. Роман поднял голову, и тотчас рядом кто-то испуганно ахнул, и скрипучий голос Валерия произнес:
        - Это не гроза.
        Роман обернулся - Шайдак стояла, повернув к себе ладони с растопыренными пальцами, и ошарашено смотрела на них, а от кончиков ее пальцев тянулись уже знакомые черные извивающиеся туманные нити, расходились густым веером, сплетались друг с другом и устремлялись к Рите, окутывая ее руки полупрозрачной клубящейся сетью. Он опустил глаза на собственные руки, легко тряхнул ими, и тонкие туманные щупальца лениво заколыхались, свиваясь с такими же, выныривающими из кончиков пальцев Сергея, медленно разворачивавшегося к берегу, и его руки плавно поднимались вверх, словно Таранов собирался опустить их на клавиши невидимого рояля. Черное туманное мельтешение заполонило все пространство между ними, опутав каждого стоящего на причале человека, тянулось вверх и клубилось над островом, расползаясь все дальше и дальше, и края этой глубочайше-черной тучи уже пересекли границу спокойной воды, и туча расплывалась над водяными холмами, одетыми пеной, выстреливая все новыми и новыми извивающимися туманными щупальцами, и те, сплетаясь и колыхаясь, плыли к берегу, и солнце просвечивало сквозь них, словно сквозь дым
пожарища. Остров казался похожим на чудовищного спрута, накрепко вцепившегося в город - куда ни глянь, всюду в плавном неживом движении извивались черные туманные нити, опутывая Аркудинск, словно паутина, и в этой паутине, которая становилась все гуще и все темнее, тонули дома и зелень деревьев, шпили церквей и причалы, едущие машины и человеческие фигурки, и гасло яростное сияние куполов Успенского собора, бледнело, пропадало - вот и нет его, одни лишь искорки сквозь черный, мертвый морок, и что-то мелькало в этом мороке, проступало то там, то здесь - то ли чьи-то гигантские лица, то ли тени странных крылатых существ, то ли тянущиеся вверх когтистые лапы - мелькали и исчезали, словно обрывки видений, возникающих в чьем-то больном мозгу.
        - Что это такое? - хрипло сказал кто-то рядом с Романом. Он так и не понял, чей это был голос. Возможно, его собственный. Нечаев медленно пятился, не сводя глаз с окутанного чернотой города. Сергей перестал трясти руками и теперь чуть водил ими из стороны в сторону, разглядывая извивающиеся нити с видом натуралиста, изучающего особенно интересный экземпляр. Позади испуганно вскрикнули, загомонили взбудораженные голоса, но Савицкий не обернулся. Он не хотел сейчас смотреть на них. Просто не мог. Может, боялся увидеть в чьем-нибудь лице отражение своего собственного. Ему было страшно. Возможно впервые за долгие годы ему было страшно по-настоящему, до самой глубины сознания, до самого дна болезненно колотящегося сердца. Но еще больше он боялся что Рита, которая, отвернувшись, вжалась лицом ему в грудь, накрепко охватив его руками, услышит, как колотится его сердце, услышит этот страх. Ксения, отступив за спину Нечаева и пятясь вместе с ним, вцепилась ему в рубашку, словно ребенок в одеяло, всегда надежно прятавшее от ночных кошмаров. На фоне массивного Валерия она казалась совсем лилипуткой - не
воробей уже - птенчик, в усмерть перепуганный.
        - Связи… - прошептал Роман, и Валерий обернулся, каким-то чудом услышав его за шумом ветра и плеском. - Вот что ты имел в виду… Мы все связаны… друг с другом, с городом… кого-то знаем, кого-то видели один лишь раз в жизни, кто-то видел нас… знакомые знакомых знакомых… Мы - это город, а город - это мы… Все наши связи… все сюжетные линии… Действие происходит в городе… действие ограничено городом… а город
        - это мы и он тоже…
        - Рома, что он хочет?! - Рита подняла голову, вглядываясь ему в глаза. - Что ему от нас надо?!
        - Он хочет книгу, - не отрывая взгляда от погребенного под черным мороком Аркудинска ответил Роман.
        Часть 3
        ГОСПОДА СОАВТОРЫ
        Они разместились в просторной гостиной на первом этаже, обставленной красиво, но скудно - Рита уже успела распродать часть мебели, поэтому Роман и Валерий принесли из соседних комнат несколько стульев. Роман успел заметить, что жилых комнат в особняке было очень мало, и в большинстве помещений не было вообще никакой обстановки. Таранов разжег огонь, и гостиная сразу же стала казаться намного уютней. Шайдак и один из мужчин отказались от предложенных стульев и с удобством расположились на медвежьей шкуре перед зевом камина, в котором весело плясали язычки пламени. То и дело кто-нибудь из собравшихся оглядывался на большое окно, к стеклу которого прижимались скопища черных туманных змей. Едва они вошли в дом, как связывавшие их нити мгновенно истаяли, но снаружи уже весь остров погрузился в клубящуюся тьму, сквозь которую едва-едва просвечивала часть сада, в котором буйствовал ветер. Рита зажгла огромную люстру под потолком, похожую на хрустальный дворец, и яркий свет безжалостно освещал чужие лица, не давая спрятать ни страха, ни изумления, ни злости.
        Во время рассказа Роман исподтишка изучал новых знакомцев, пытаясь понять, с кем ему предстоит провести ближайшее время и от кого из них следует ждать каких-либо неприятностей. Сидя в кресле, на подлокотнике которого умостилась Рита, и чуть поглаживая большим пальцем ее ладонь, лежавшую в его руке, он поглядывал то в одну сторону, то в другую, то и дело натыкаясь на такие же вороватые, изучающие взгляды. Таранов боком стоял возле окна и курил, внимательно глядя на улицу, и от его крепко сбитой фигуры веяло спокойствием. Нечаев сидел на стуле. Он не слушал, не говорил и ни на кого не смотрел - он просто присутствовал. Роман уже заметил, что Ксения то и дело постреливает в его сторону женски-заинтересованным взглядом, но Валерий, окутанный мрачным, скорбным облаком, ничего вокруг не замечал. По-хорошему, Нечаеву следовало бы сейчас как следует напиться, а потом лечь спать, но никто из них сейчас не мог позволить себе такой роскоши.
        Чем дольше Роман смотрел на них, тем больше что-то ему не нравилось, хотя пока он так и не понял, что именно. Что-то в них казалось ему одинаковым - не в лицах, не в жестах, не в словах - может быть, что-то, изредка мелькавшее в глубине глаз каждого - какой-то едва заметный огонек. Но, возможно, ему это только казалось. Люди, которые сидели перед ним, явно не были знакомы друг с другом прежде - даже Шайдак, которая всех знала поименно и со всеми - даже с ним, Ритой и Валерием общалась так, будто они знали друг друга добрый десяток лет. Несмотря на говорливость и довольно развязное поведение, она казалась девицей неглупой и проницательной, но поди еще разбери, что там скрывается в этой коротко остриженной, как у мальчишки, голове?!
        Альбина Оганьян, одна из женщин, которых он пугнул в саду, внешне относилась именно к тому типу, который он называл «бархатным» - темноглазая и черноволосая, с мягкими классическими чертами лица и завораживающе плавными, где-то даже томными движениями, и Савицкий сразу же заметил, что Рита, несмотря на обстоятельства, наблюдает за ней внимательнее, чем за другими, и внимательность эта не лишена ревности. Глаза Альбины задумчиво поблескивали из-под длинных пушистых ресниц, и казалось, что она смотрит на всех сразу и в то же время ни на кого, увлеченная какими-то своими мыслями, и ее рука с сигаретой то и дело поднималась к губам так мягко и неторопливо, что чудилось, будто сигарета плывет сама по себе.
        Виктория Корнейчук была нервной, костлявой особой с тускло-каштановыми волосами и такими же тусклыми карими глазами, цепко смотревшими сквозь стекла очков. Она казалась самой старшей среди женщин в этой комнате. Возможно она выглядела бы гораздо симпатичней, если бы пользовалась косметикой и одевалась бы поизящней и поярче, но на лице Корнейчук не было и следа макияжа, землистая пористая кожа заядлой курильщицы выглядела неприглядно, а волосы спадали на плечи несвежими прядями. Резкий, с нотками истеричности голос отчего-то ассоциировался у Романа со звуком бормашинки старого образца, а глаза на всех без исключения смотрели неприязненно и подозрительно.
        Четвертая представительница женского пола, Елена Токман, по возрасту была не старше Ксении и так же мала ростом, но на этом их сходство заканчивалось. Это была пухлая девица с большой грудью, одетая сплошь в черное, и торчащие перьями угольно-черные волосы делали ее бледное лицо еще более бледным, почти белым. У нее были изумрудные, изумительно красивые глаза - настолько яркие, что Роману вначале подумалось, что это цветные линзы, и только позже он выяснил, что это не так. В отличие от Корнейчук, презиравшей женские косметические ухищрения, Токман была накрашена от души - кроваво-красная помада на губах и густо положенные темно-серые тени, от которых изумрудные глаза, казалось, проваливались куда-то в глубину глазниц. В глубоком вырезе свитера, из которого выпирали белые полушария грудей, блестел свисающий с цепочки золотой оуроборо - змея, кусающая себя за хвост, а на левом крыле носа сиял красный камешек, похожий на застывшую каплю крови. Елена казалась самой напуганной и в то же время самой любопытствующей, и ее манера разговора походила на осторожно протягивающиеся к неизвестной зверюге
пальцы, готовые отдернуться в любой момент.
        Владимир Зощук, все еще сокрушавшийся по своей несостоявшейся встрече, выглядел человеком, который не представляет из себя ничего особенного ни внешне, ни внутренне. Светловолосый, аккуратненький и невыразительный, он сидел тихонько, то и дело обшаривая комнату оценивающим взглядом и накрепко вцепившись в свой телефон, словно тот был его единственным спасением. Зощук расположился на стуле, который отодвинул подальше от других, и всем своим видом показывал, что он совершенно отделен и к прочим не имеет никакого отношения. Роману он сразу же крайне не понравился, и за Владимиром он наблюдал особенно тщательно, но пока тот не подавал поводов для беспокойства, и на его полном тщательно выбритом лице было лишь испуганное внимание.
        Юрий Семыкин, устроившийся у камина рядом с Ксенией, был черноволос, красив и нахален. Испуг и растерянность чувствовались в нем меньше, чем в остальных, а взгляд постоянно ощупывал сидящих в гостиной женщин, не оставляя без внимания даже блеклую Викторию. То и дело в процессе рассказа он как бы невзначай подвигался к Шайдак, прижимаясь к ней плечом, словно бы ища поддержки, и пару раз даже попытался приобнять ее, но Ксения бесцеремонно оттолкнула его, очень тихо что-то сказав - судя по выражению лица Семыкина, что-то очень некультурное, и наблюдавший за ними Илья Безяев, невысокий и юркий, как уж, не выдержав, показал Шайдак два торчащих больших пальца, но тут же, нахмурившись, снова сосредоточился на услышанном, то и дело задавая вопросы. В основном, только он и задавал вопросы, остальные либо слушали молча, либо вставляли разнообразные эмоциональные восклицания, Безяев же, казалось, силился вытащить на свет божий все мало-мальски значимые детали, которые рассказчики, по его мнению, могли бы упустить. Почему-то его очень интересовали ассоциации.
        - Когда вы это увидели, у вас это с чем-нибудь ассоциировалось?
        - Этот момент вам ни о чем не напомнил?
        - …не почувствовали ли что-нибудь знакомое… может, из недавнего прошлого?
        В конце концов Альбина мягким ленивым голосом попросила его ограничить количество своих идиотских вопросов. Безяев, вспылив, сказал, что пытается понять, что происходит, до самого дна. Альбина возразила, что благодаря его попыткам, прочие с каждой секундой понимают все меньше и меньше, после чего Савицкий раздраженно заявил, что отправит обоих хлопать крыльями на улицу, и они замолчали, поглядывая на него не без опаски.
        Когда рассказ подошел к тому моменту, как слушатели прибыли на остров, Рита закурила очередную сигарету и уставилась в окно, за которым мельтешили туманные нити. Ее рука заметно подрагивала, и в сжавшейся на подлокотнике фигуре чувствовались напряжение и выжидающий страх, словно она боялась, что все сейчас скопом кинутся на нее и разорвут на куски. Роман встал и, легко тронув ее за плечо, взглядом приказал перебраться в кресло, что Рита и сделала, устроившись в нем и поджав под себя ноги, а он, повернувшись, встал перед креслом, глядя на остальных как бы между прочим. Краем глаза он заметил, как слегка подобрался на стуле Нечаев и самую малость ожил его тусклый, невыразительный взгляд. Это Романа порадовало - Валерий все еще был здесь.
        - Это самая бредовая история, которую мне доводилось слышать, - ровно произнес Таранов, не отворачиваясь от окна, - а я их слышал немало.
        - Не хотите же вы сказать, что у всех нас, - Ксения ткнула указательным пальцем в сторону стекла, на клубящуюся черную дымку, - затянувшаяся коллективная галлюцинация?!
        - Разве я это сказал, девочка? - мягко поинтересовался Сергей и повернулся, но смотрел он не на Шайдак, а на Риту, жалобно и виновато взглянувшую на него из-за спины Савицкого. - Я лишь сказал, что это бредовая история. Маргарита Алексеевна, перестаньте на меня так смотреть. Я вас ни в чем не обвиняю.
        - И в самом деле! - Шайдак вскочила, сунула руки в карманы светло-зеленых брюк и деловито прошлась по комнате. - Это, в принципе, всего лишь творческие издержки. Там могли оказаться чьи угодно фамилии, так что…
        - Но оказались наши! - холодно перебила ее Альбина и забросила руку за голову, пристально глядя на Риту. - Может, это и случайность… удивительная, редкая случайность, но ответственности это не снимает…
        - Давайте вы уж потом устроите показательное судилище, - Безяев поерошил свои светлые волосы. - Делать-то чего теперь? Вы все видели, что творится снаружи. Рома сказал, что эта… это… оно что-то хочет… Хочет книгу, не так ли?!.. Поскольку его собственную…
        - Погодите, погодите, - подал голос Зощук, - не нужно сразу же рваться в бой. Прежде нужно кое-что обсудить.
        - А мы чем занимаемся? - удивилась Ксения. Владимир покачал головой и обвел всех быстрым и в то же время осторожным взглядом.
        - Вы меня не поняли. Вставив наши фамилии и имена в свою книгу, Рита тем самым подвергла нашу жизнь серьезной опасности, не так ли, Рита?
        - Да, это так, - ровно ответила она, и тотчас Роман криво улыбнулся, сообразив, что именно собирается обсуждать Зощук. Умора - да и только! Семыкин встал, подошел к журнальному столику и взял сигарету, и Таранов тотчас неторопливо отошел от окна. Глянув на его непроницаемое лицо, Роман чуть насторожился и попытался проследить направление его взгляда, но так и не понял, куда тот смотрит.
        - Скажите, это ваш дом?
        Рита молча кивнула, и Владимир тоже кивнул - удовлетворенно.
        - Очень хорошо, значит женщина вы состоятельная. В таком случае, думаю, все мы имеем право на некую материальную компенсацию, разве нет?
        - Ну ты и идиот! - весело возмутился Илья. - Да сейчас…
        - Сейчас именно самый подходящий момент! - отрезал Зощук с неожиданной решимостью.
        - Прежде, чем что-то пытаться сделать, мы должны получить какие-то гарантии.
        - В принципе, это не так уж неправильно, - задумчиво произнес Семыкин. - Мы - сторона пострадавшая. Раз вы сваляли дурака таким оригинальным способом, следует заплатить.
        - Я юрист, - подхватил Владимир, - и сейчас же смогу все должным образом оформить. А потом уже будем что-то решать…
        - Да вы просто ненормальные! - воскликнула Виктория, и в ее глазах сверкнуло что-то фанатическое. - О чем вы говорите?! Вы еще не поняли, что происходит?! Насколько все это уникально?! Мы стали частью такого необыкновенного явления - частью ожившей книги!.. А вы о каком-то мусоре! Поймите это, прочувствуйте! Как много человек вложил в свое произведение, что оно смогло вернуть его из другого мира! Это как надо было написать?! Это же…
        - Ой, Вика, - задушевно сказала Шайдак, - рыдают по тебе дяденьки в белых халатах! Ты похожа на тех персонажей в страшных фильмах, которые всегда защищают чудовище, утверждая, что оно - ценная находка для науки.
        - Давайте не будем о персонажах! - взвилась Токман, некрасиво распялив пухлые кроваво-красные губы. - Мне на тот свет неохота совершенно! Уникальность уникальностью, но вы видели, что там с нашим городом творится?! И что творится здесь?! При чем тут деньги?! Или вы, как в том фильме - сберкнижку мне, она мне сердце согреет?!
        - А может, стоит просто выждать? - Альбина изящно пожала плечами. - Может, все закончится само собой?
        - Насколько я помню творческие изощрения Ивалди, в них никогда все не заканчивалось само собой, - Елена криво усмехнулась и в упор посмотрела на Риту. - Я так и знала, что вас двое… не меньше двоих, во всяком случае - больно неровное повествование порой получалось. Но вещи довольно занятные.
        - Не знаю, по-моему, это была совершенная чушь! - заявил Илья. - Просто в хорошем исполнении! Замысел хреновый, но вот его воплощение…
        - Вы читали эти книги? - быстро спросил Роман, опередив Риту, которая уже шевельнула губами, чтобы задать тот же вопрос. Безяев кивнул, и в тот же момент Юрий, остановившийся рядом со спинкой Ритиного кресла и до сих пор казавшийся совершенно спокойным, вдруг дернулся вперед и вниз, одной рукой хватая вскрикнувшую Риту за волосы, а другой за горло. Но его пальцы, уже коснувшиеся тонкой шеи, тут же слетели с нее, и Семыкин взвыл от боли в вывернутой руке, отпуская золотистые пряди. Роман коротко ударил его в нос, Юрия слегка отнесло назад, и он тут же с каким-то маниакальным упорством рванулся обратно, но с другой стороны его перехватил самую малость припоздавший Сергей, и черноволосый красавец полетел кувырком, боком стукнувшись о журнальный столик и едва его не опрокинув. Токман испуганно взвизгнула, Ксения же нервно рассмеялась, глядя, как Семыкин возится на полу, ошеломленно мотая головой и силясь подняться.
        - Двое на одного?! - с ненавистью прошипел он и с трудом сел, утирая кровь, хлещущую из разбитого носа. - Что вы сидите?! Вы еще не поняли, что все сдохнете из-за этой суки и ее братца?! Не поняли?! Вы же сдохнете!..
        Поднявшийся Валерий оборвал его слова пинком в бок, снова отправившим Юрия обратно на пол, потом хрипло рявкнул:
        - Так! Всем сидеть спокойно! Предложения и критику высказывать только в устной форме! И без того уже куча народу погибла, еще давайте вы друг друга укокошите! Хватит!
        - О, представитель закона вспомнил, кто он такой! - лежащий Семыкин болезненно захохотал. - Только закон сейчас здесь силы не имеет, насколько я вижу! Твой закон остался в городе! А города того, наверное, и нет уже!
        - Как это нет?! - взвизгнула Токман. - У меня там… муж сейчас на работе… и там мои…
        - У всех там кто-то остался, - нервно заметил Илья. - Поэтому чем быстрее мы что-то…
        - А что именно? - насмешливо спросила Оганьян, меняя позу и поудобней устраиваясь на диване. - К тому же, вы не знаете, что конкретно происходит и что оно хочет. Насчет книги - это лишь предположение одного-единственного человека, который… как бы это сказать… словом, такой же персонаж, как и мы. Но сам автор никаких пожеланий пока не высказал. И пока нам не сказали, что от нас требуется, лучше не предпринимать никаких поспешных действий.
        - То есть, если дать тебе конкретные указания, ты гарантируешь немедленность их выполнения, солнышко?
        Альбина, вздрогнув, обернулась, потом вскочила, глядя на светловолосого парня, который стоял позади дивана и доброжелательно улыбался, показывая острые зубы, и глаза его отливали яркой зеленью. Все, кроме Риты, тоже повскакивали, а Валерий напротив опустился на стул с видом человека, которого вновь заставляют смотреть опостылевший фильм. Юрий медленно поднялся с пола, сплюнув кровавый сгусток, и провел ладонями по волосам, с силой заглаживая их назад. Таранов сделал несколько шагов вперед, оказавшись почти вровень с диваном. Роман, оставшись стоять на месте, с холодной злостью произнес, глядя на обращенное к нему солнечно улыбающееся лицо:
        - Иногда мне кажется, что я кроме тебя уже ничего и не помню.
        - Ну, Ром, это явное преувеличение, - Денис покачал головой и сделал шаг в сторону, и Токман, оказавшаяся у него на пути, дернулась назад и чуть не потеряла равновесие, но Сергей успел удержать ее за руку, после чего сразу же оттолкнул назад, за спину. - Ну, и как они тебе? Милые люди, правда? Особенно Вова. Эхушки, Вовчик, жадность человеческая - вот страшная сила, а вы все - красота, красота… А чего вы так на меня смотрите, други мои? Будто призрака увидели. Где? - Денис, паясничая, всполошено закрутил головой, потом, словно спохватившись, всплеснул руками. - Ах, да, это ж я призрак! Забывчивый стал, сил нет! Только чего вы так перепугались, не пойму? Вы же живете такими, как я! Вы же столько лет о таких пишете! Вы же ими упиваетесь! А теперь что - как довелось это вживую увидать, сразу задрожали? Какие же вы тогда к е…м, писатели?! Писатель сразу же бы задал кучу вопросов, подошел поближе, чтоб получше рассмотреть в подробностях…
        Его слова прервал громкий хлопок, и одно из стекол шкафа позади головы Лозинского разлетелось вдребезги. Кто-то испуганно вскрикнул.
        - Зачем ты это сделал? - обиженно спросил Денис Сергея, опускавшего руку с пистолетом.
        - Просто проверить, - спокойно пояснил Таранов, пряча оружие. Роман, не выдержав, засмеялся - нелепость ситуации и обиженный тон Лозинского были почти комичными.
        - Ну вот, хоть один решительный человек нашелся, - Денис уважительно кивнул. - Жаль мне, Сергей Васильевич, что ты как раз-таки ничего не пишешь. Не сомневаюсь, что ты бы мог написать много интересного…
        - Нет, так плохо! - вдруг запальчиво перебил его Зощук, неожиданно подаваясь вперед. - Когда пули пролетают, как сквозь дымку, это неинтересно, избито. Лучше, когда появляются раны, которые медленно затягиваются…
        - Чушь! - резко сказала Альбина, склоняя голову набок. - По-твоему, обилие кровавых дыр сделает книгу более привлекательной? Да и в целом призраки и разнообразные зомби - это такая затертая тема…
        - Даже самую затертую тему можно сделать свежей и увлекательной, все зависит от того, под каким углом на нее взглянуть! - несколько обиженно возразил Илья. - Вот помнишь фильм «Другие»? Очень неожиданное решение.
        - Но слишком нудное и затянутое, - заявил Юрий, продолжавший вытирать струящуюся кровь. - Действие должно развиваться стремительно… р-раз, как бросок кобры! Заострять внимание следует лишь на ключевых моментах и на эротических сценах…
        - А как же внутренний мир действующих лиц?! - возопила Елена, теребя свой золотой медальон. - Населять книгу одними лишь оболочками?! Терпеть не могу такие вещи, где сплошное действие - пришел, увидел, трахнул, убил, всех победил - конец книги!
        - Все зависит от жанра, - Виктория поправила очки, глядя на Лозинского с неким подобием восторга, потом перевела взгляд на Риту, адресуя часть восторга и ей. - А
«Симфония разбитого зеркала» - это просто невероятно! Что только может произойти с человеком, когда он, наконец, обретает желаемую тьму! Это было очень сильно!
        - Нет, вот та сцена разговора с умирающей Вероникой…
        - Завелись, - с почти отеческой ласковостью сказал Денис и насмешливо посмотрел на Романа, который потрясенно слушал эту перепалку. - Ну, теперь понял? Видишь, Ритуша, сколь опасен может быть случайный выбор?
        - Это ты… - прошептала она, медленно поднимаясь из кресла. - Ты мне внушил…
        - Вовсе нет, - Денис покачал головой. - Я тут действительно не при чем. Но я не могу передать тебе, как я счастлив, что все сложилось именно так. Нет ничего прекрасней, чем гибкость сюжета. Нет ничего увлекательней, когда писатель сам не знает, чем закончится его книга.
        Савицкий яростно взглянул на него, потом на Нечаева, который скорчился на стуле, зажав уши ладонями и тряся головой, на Таранова, в глазах которого появилось что-то очень нехорошее, шагнул вперед и громко крикнул, перекрывая взбудораженный гомон:
        - Молчать! Заткнуться всем!
        К нему обернулись возмущенные лица, и на мгновение Роману отчего-то стало жутко от их взглядов, в которых было столько восторга и какого-то полубезумного азарта. Они смотрели на него, как на сантехника, который матерясь, громко топая и дребезжа своими инструментами, ввалился в зал в самый разгар увлекательнейшего ученого диспута.
        - Вы что же - все писатели? - тихо спросил он, и Ксения вяло кивнула, ошеломленно моргая, потом провела по лицу ладонью, словно сметая невидимую паутину.
        - Ну… как выяснилось, да. Мы все оставляли комментарии на странице Ивалди, - она метнула взгляд на Дениса, и его выражение было непонятным. - Но ведь… там у всех нас… псевдонимы, понимаешь? Мы…
        - И отнюдь не все комментарии были лестными, - Денис усмехнулся, обходя диван, - но сейчас это не имеет значения. Плох тот писатель, который злобствует из-за критики. То, что вы здесь, это не месть. Это ваша судьба.
        - Судьбы не существует! - воскликнула Корнейчук, отшатываясь, но Лозинский успел схватить ее за плечо и дернул обратно. Виктория замерла, скосив глаза на его пальцы, и ее губы изогнулись зло и брезгливо.
        - Рома, это Блэки, - представляюще сказал Денис и, протянув другую руку, осторожно поправил очки Виктории, сползшие на кончик острого носа. - Ее творения изобилуют такими изощренными пытками, что, попади они в руки инквизиторских палачей, те сделали бы их своими учебниками. Фантазия у нее будь здоров, вынужден признать. Она преподает историю в средних классах. А еще она лесбиянка.
        Корнейчук вывернулась из-под его руки и плюхнулась на диван, а Денис скользнул в сторону и оказался перед Альбиной. Его рука поднялась и легко подхватила вздрогнувшую Оганьян под левое запястье. Лозинский склонил голову и прижался губами к тыльной стороне ее ладони, потом чуть отступил, отведя руку в сторону, словно танцор, выводящий партнершу на поклон.
        - А это Ралина, большая поклонница творчества Муркока. Раньше я и не знал, что она такая красавица, - восхищенно произнес он. - И не знал, что красавицы бывают такими кровожадными. Одна из ее выдающихся вещей - трилогия о стихийных демонах. Очень занимательно, почитай на досуге. Кстати, когда ей было четырнадцать, она вместе с двумя подругами довела свою одноклассницу до самоубийства.
        - Это неправда, - спокойно сказала Оганьян, и Денис отпустил ее руку. Прошелся задумчиво по гостиной, и люди отшатывались от него. Только Сергей остался стоять на месте, и Лозинский, проходя мимо, провел пальцами по его руке и сразу отдернул их, словно ожегшись.
        - Как я уже говорил, Сергей Васильевич ничего не пишет, - заметил он, насмешливо взглянув Таранову в лицо. - Он здесь совершенно случайно, не вовремя проявил бдительность, увы. Но вам, - Денис, повернувшись, сделал рукой приглашающий жест,
        - советую с ним побеседовать. Он многое может вам рассказать об ужасах, вам это пригодится. И может вам рассказать, каково это - застрелить двоих тринадцатилетних мальчишек. Но Серега не виноват, это война, там и не такое бывает.
        В глубине глаз Таранова что-то дрогнуло, на скулах дернулись желваки, но лицо почти сразу же вновь стало спокойным. Он взглянул на Риту и с легкой усмешкой спросил:
        - И это твой брат?
        - Практически, - устало ответила она, и Сергей, хмыкнув, расслабленно опустился на стул, глядя сквозь Дениса, словно его тут и не было. В этот момент Зощук, у которого сдали нервы, пригнувшись, проворно метнулся к двери, но попал прямо в распростертые объятия Лозинского, который неожиданно возник в дверном проеме.
        - Вова, - Денис укоризненно покачал головой и ладонью оттолкнул Владимира с такой силой, что тот кубарем полетел через всю комнату и едва не угодил в пылающий зев камина. - Так и подписывается, только латинским шрифтом. Ну, с Вовой все просто и достаточно примитивно. Сплошные зомби. Куда ни глянь - всюду зомби. Все произведения Вовы - исключительно вонючее, зубастое и вечно голодное мясо. Не понимаю, откуда у юриста такие пристрастия? И, поди ж ты, еще и время находит, несмотря на всю свою загруженность. Может, потому, что на деле юрист он достаточно паршивый.
        Зощук что-то пробормотал, поднимаясь с пола и одергивая свитер. Ужас в его глазах настолько причудливо смешался с ненавистью, что отделить одно от другого было невозможно. Роману показалось, что Владимир сейчас набросится на Лозинского, взбешенный не столько тем, что тот швырнул его через всю комнату и оскорбил, сколько тем, что Денис публично охаял его произведения. Хуже от этого могло быть только Владимиру, и Савицкий не собирался его останавливать. Но тот сел на свой стул задом наперед и накрепко охватил спинку руками.
        - А насчет меня что скажешь? - с вызовом спросила Ксения, выходя на середину гостиной. - Тоже какую-нибудь гадость? Мне твои глупые вещи никогда не нравились! Много крови и никакого смысла! - Безяев сделал ей упреждающий знак, но она отмахнулась. - По-моему, ты просто тупой, кровожадный шизик! А как умер, стал еще тупее! Чего вы его боитесь?! - она огляделась. - Он же просто…
        - Он очень сложно! - Денис улыбнулся и описал круг вокруг Ксении, заглядывая ей в лицо то с одной, то с другой стороны, и она, чуть морщась, отдергивала голову. -
«Ксанка» латиницей. Ксанка любит животных - по-моему, любит их гораздо больше, чем людей. Верное, поэтому и устраивает в каждой своей повестушке такое «В мире животных», что к концу действия никого из хомо сапиенс почти и не остается. Кого она только не натравливала на бедные российские города - разве что бабочек-каннибалов там не было… Или были? Кстати, «Крысиный волк» мне очень понравился, хоть это и откровенное подражание Херберту.
        - Это всего лишь твое субъективное мнение! - надменно заявила Шайдак и отошла от него. Лозинский два раза хлопнул в ладоши, и Безяев, не выдержав, фыркнул:
        - Не думал, что ты такой дешевый театрал!
        - Илья, он же Феникс, злобствует, - Денис остановился перед ним, скрестив руки на груди, и сочувственно поджал губы. - Не удивительно, на вашем фоне он как орхидея на куче угля. Или кусок угля на куче орхидей. Всего лишь обычный фэнтэзист, пишет по стандарту - маги, талисманы, герои, монстры. Количество жертв тоже стандартное. И псевдоним стандартный. Поклонник Толкиена, Перумова и Семеновой. Чего ты в мой раздел залез - вообще не понимаю. То ли дело Самец! - он перевел насмешливый взгляд на окровавленное лицо Семыкина, который тотчас отвел глаза. - Сплошной эротический садизм, любвеобильные монстры, вооруженные множеством режущих предметов, и голые барышни, насилуемые и изничтожаемые в немыслимых количествах. Меня, если честно, здорово достали твои постоянные комментарии: «Мало эротических сцен»! Ты название жанра в разделе не прочитал, что ли? - Денис, потянувшись, дружелюбно похлопал Юрия по плечу, и тот поспешно отскочил. - Казалось бы, такой милый парень, просто симпатяга, и зачем ему все это надо? А рассказать им про твою подружку Олю? Вижу не хочешь. Сколько вас тогда было - шестеро?
        Семыкин дернул побелевшими губами, но Лозинский уже отвернулся от него и одним прыжком оказался возле Елены, поймав ее за руки. Прижал ее дрожащие ладони к своей груди, потом ласково провел указательным пальцем по щеке девушки, поправил угольно-черную прядь и улыбнулся.
        - А это Валесса. В своих книгах она тонка и воздушна, а еще она вампир, живущий во времена завоеваний Александра Македонского. Ох, чего она там только не устраивает со своими подругами! Описания кровавых сцен очень яркие, молодец, но слишком много размышлений и описаний, это тормозит действие и рассеивает внимание читателя… впрочем, я тебе уже писал об этом. И не мешало бы подучить историю, Леночка. Такой грубый ляп!.. Фидий и Александр не жили в одно время, это тебя кто-то обманул. И вообще, завязывай ты с этим вампирским циклом! Твоя повесть «Дети зимних лун» просто шикарна!
        Он отпустил Токман, которую била крупная дрожь, отошел в сторону и сел на отдельно стоящий стул, на котором раньше сидел Владимир. Потянулся, вытянув длинные ноги, потом вальяжно откинулся на спинку и приглашающе улыбнулся обращенным на него взглядам.
        - Что ты от нас хочешь? - зло спросила Рита, вскакивая, и улыбка Лозинского стала ленивой.
        - От тебя совершенно ничего. Ты свое уже сделала. Так что отдыхай.
        - Тогда почему бы тебе не дать ей просто уехать? - Роман сунул в рот сигарету, и Зощук тотчас возмущенно воскликнул:
        - Это с какой еще стати?!
        - Любитель ходячих трупов прав, - Денис взглянул в окно. - С какой еще стати? К тому же, она, Рома, делает тебя слабым человеком, не так ли? Нет, Рита останется. К тому же, как видите, сейчас развитие сюжета ограничивается этим островом… вернее, этим домом. Никто не выйдет отсюда, пока не закончит свою работу.
        - Какую работу?! - зло выдохнула Шайдак, падая на диван рядом с Корнейчук и тут же отодвигаясь к противоположному концу сиденья.
        - Ваша встреча разрушила часть моей книги, - очень серьезно произнес Лозинский. - Но книга всегда должна заканчиваться. Эта книга особенная, не так ли? И раз персонажи уничтожили ее конец, то теперь они должны сами ее закончить. Вы все, - его рука обвела собравшихся в гостиной, - все должны ее закончить. И вы, пишущая братия, и ты, Рома, и ты, Сергей, и, увы, и ты, старлей, - он вонзил холодный взгляд в искаженное злостью лицо Валерия. - Я, конечно, понимаю, у тебя такое горе… но не могу для тебя сделать исключения. Ты ведь тоже персонаж. Сам виноват - поверил глупым россказням, начал бегать, что-то узнавать. Слишком ты активный, Валера. Наверное, поэтому ты в твои-то годы - и все еще старлей… Ах, да, извини, - он смущенно прикрыл рот ладонью, - ты ведь теперь уже даже вовсе и не старлей.
        - А если мы откажемся? - деловито поинтересовался Илья, и Денис опустил руку, глядя на него почти доброжелательно и так же доброжелательно прозвучал его голос.
        - Господин Феникс, вам когда-нибудь доводилось видеть неоконченные книги? Это ужасное зрелище, хуже гниющего трупа. Незавершенное действие, недоговоренное слово, мысль, разрезанная на середине… В неоконченных книгах все останавливается… и персонажи, собравшиеся для беседы в гостиной, останутся в ней навсегда, будут сидеть и смотреть друг на друга - целую вечность. А что станет с второстепенными героями? С теми, у которых в этой книге даже нет имен - есть только город, в котором они все живут, город, который связывает всех вас в единое целое. Вы сами это видели. Вы - это город, вы - это я, а я - это книга, ее книга, - он кивнул на Риту, - а теперь и ваша. Только от вас зависит, что будет дальше. Только от вас зависит, как все это закончится и что будет с этим городом, в котором и без меня было довольно тьмы. Будучи человеком, я лишь пытался узнать ее предел. Но я хоть что-то делал! А что делали вы, что делал каждый из тех, кто живет там? - Денис махнул рукой в сторону затянутого туманом окна. - Ничего.
        - Я ничего писать не стану! - резко сказал Савицкий, сунув руки в карманы брюк и глядя в фальшиво-скорбные сине-зеленые глаза. - И им не позволю!
        - А вы не расписывайтесь за других! - выкрикнул Владимир. - Здесь каждый сам решает, что ему делать! Я не собираюсь тут сидеть! В городе моя семья!
        - Он прав, Рома, ты ничего не можешь им приказать, - Денис встал навстречу его взгляду. - Даже я не могу ничего им приказать. Здесь нет больше главного. Здесь все главные. Как вы сделаете, так и будет. Вы все соавторы - мои и собственной жизни. От вас зависит, кто умрет, а кто останется жить. От вас зависит, что с вами произойдет. И пока хоть один не участвует в работе, все так и останется в подвешенном состоянии. Но мой вам совет - не затягивайте с этим. Ваши читатели уже ждут окончания.
        - Ладно, это не так уж и сложно, - нетерпеливо сказала Шайдак, обводя всех нерешительным взглядом. - Подумаешь, закончить книгу! Достаточно лишь…
        - Никакой халтуры, Ксюша, - Денис насмешливо погрозил ей пальцем. - Ты ошибаешься, если думаешь, что тебе удастся все закончить парой предложений, описывающих счастливый конец. Вам придется подумать, изучить материал, прислушаться к своим мыслям… как вы всегда это делали. Это должно быть настоящим.
        - Ты хочешь буриме? - спросила Альбина, обхватывая себя руками и чуть морщась. Лозинский отрицательно мотнул головой.
        - Нет. Пусть каждый пишет самостоятельно. Пусть каждый пишет свое. Пусть каждый пишет, как хочет и как считает нужным.
        - Какое же это соавторство? - удивился Семыкин. - Это сугубо индивидуальное творчество.
        - Ты ошибаешься, Юра. Как только вы все закончите работу, это станет самым настоящим соавторством. И не беспокойтесь за язык, - Лозинский подмигнул Таранову, на лице которого появилась брезгливая усмешка. - Главное - это события. Главное - это то, что идет от сердца, а стилистику ведь всегда можно поправить. Попросите у хозяйки дома бумагу и…
        - Я всегда работаю за компьютером! - поспешно сказала Токман, и Денис посмотрел на нее так, словно Елена изрекла какую-то непристойность.
        - Какая гадость! Как это неправильно! Компьютер - это для оформления, а мысли следует записывать на бумаге!..
        - Гусиным пером? - перебил его Роман. - Так может отпустишь нас на берег, перьев надергать. Я места на окраине знаю - там этих гусей, стадами ходят!
        - Я писать только отчеты умею, - пробурчал Нечаев. - Осмотры, там, мест преступления. Рапорт еще могу написать. Ты представляешь, Ромк, какая у меня книжка получится - закачаешься! Я все сцены буду по часовой стрелке описывать. А УК цитировать можно? В качестве художественного оформления?
        Таранов, откинувшийся на спинку стула, одобрительно хохотнул.
        - Мне одолжишь парочку цитат? А с чего начинать? С того, как я в дом вошел? Открываю это я дверь…
        - А тут тебе навстречу Валера, высокий и стройный, - Савицкий фыркнул. - И ты у него спрашиваешь интимным голосом - и что это вы, злой умышленник, делаете на подотчетной мне территории?
        - А потом вытаскивает отвратительного вида пистолет, - подхватил Валерий, - и начинает евонным дулом меня в харю тыкать!
        - Это было позже, - добродушно заметил Сергей. - Кстати, Маргарита Алексеевна, не найдется ли у вас словарика, а то у меня с орфографией всегда было плоховато?
        - Да сколько угодно, - в ожившем голосе Риты послышались сдерживаемые смешинки. Сергей удовлетворенно кивнул, и Роман, упав в кресло, засмеялся.
        - Орфография орфографией, ты только в своем произведении дом не слишком разноси, а то я уже представляю… Хоть садик оставь, в крайнем случае, - он подмигнул Лозинскому, смотревшему на них со злым изумлением и даже негодованием и выглядящему сейчас довольно потешно - ни дать, ни взять монарх, обнаруживший в своей тронной зале чумазых пейзанских детей, затеявших игру в футбол. - Мы те щас понапишем! Мужики, а может нам втроем прямо тут обосноваться, чтоб веселее было? Мебели подходящей нет… ну да ладно, будем творить прямо на полу, ляжем на пузо, поразмыслим - и понеслась!..
        Пишущая братия, застыв, смотрела на них во все глаза, чуток приоткрыв рты, и только по губам Шайдак медленно и неудержимо расползалась улыбка. Секундой позже Безяев фыркнул, и Денис тотчас холодно улыбнулся и произнес:
        - Что ж смейтесь - воля ваша. Смеющемуся да воздастся по смеху его.
        - Сам придумал? - поинтересовался Роман. - А по чему именно воздастся тебе, Лозинский? Или тебе уже воздалось? Хороша же награда! Человеком ты никогда не был, а демон из тебя получился весьма паршивый. Зло ты, говоришь? Какое ты к… зло?! Глупый, злобный клоун, ничего больше. И бездарный, к тому же! Не понимаю, столько на свете хороших книг, так почему ж ты?
        Лозинский пожал плечами.
        - Может, потому что то, что ты называешь хорошим, не нуждается в доказательствах, считает себя выше доказательств, а тьма всегда считает нужным напоминать о своем существовании. Тьма умеет действовать, а свет умеет лишь горделиво, надменно наблюдать.
        - Господи ты боже, - Таранов выпустил изо рта несколько изящных дымных колечек. - Чушь какая.
        - Серега привык действовать согласно фактам, - Денис кивнул ему. - Неожиданный и очень занимательный персонаж. Серега до сих пор не верит. Это ничего - Валера тоже не верил поначалу - ни Спирину, ни Ромке, а вот теперь он весь мой.
        - Да пошел ты!.. - спокойно ответствовал Нечаев. Рассеянно потер порез на шее, после чего несколькими фразами дал Денису такую яркую и затейливую характеристику, а также выдвинул такие советы насчет его личного времяпровождения, что Роман, и не подозревавший у Нечаева столь глубоких познаний в области анатомии, физиологии и зоологии, только изумленно вскинул брови. Таранов хмыкнул, продолжая выстраивать в воздухе дымные кольца, а все без исключения присутствовавшие в гостиной женщины покраснели, и вместе с ними почему-то ярким румянцем залился и Зощук.
        - Всегда с пониманием относился к таким вещам, как надрывный юмор, - невозмутимо сказал Денис. - Но вы, господа, попусту тратите свое и чужое время на бессмысленные речи.
        - Так мы должны начать прямо сейчас? - с какой-то смущенной деловитостью спросил Владимир, и Роман посмотрел на него почти потрясенно, потом перевел взгляд на остальных, взгляды которых были напряженно-выжидающими и очень, очень задумчивыми, словно они уже прислушивались к каким-то своим мыслям, выстраивали что-то в голове… Что за люди?! Он не понимал их. Почему они сразу так во все это поверили - сначала рассказу Риты и его собственному, а потом - Лозинскому? Никто из них ни разу не сказал: «Да этого не может быть!» Никто из них не предположил, что все это
        - бред сумасшедшего, а он и Рита - парочка маньяков. Почему они приняли столь невозможное происходящее, как нечто совершенно обыденное? Как будто давным-давно подсознательно знали, что нечто подобное произойдет. Вроде бы, на первый взгляд, люди как люди - обычные люди, особенно Владимир, практичный до безобразия - убивания убиваниями, но дайте вначале денег. Неужели настолько потерялись в своих придуманных мирах, что накрепко переплели их с реальностью? Неужели только и делают, что живут такими, как это существо? Почему смотрят на него, как солдаты, ожидающие приказа своего командира?
        Как часто мне хотелось, чтобы жизнь соответствовала тому, что мы пишем, а не наоборот…
        - Хочешь сказать, что как только они… как только мы все закончим эту чертову книгу, ты оставишь нас в покое? - Роман не смотрел на Лозинского - он смотрел на остальных, чувствуя на щеке встревожено-болезненный взгляд Риты, похожий на дрожащую, усталую руку. И чем дольше он смотрел, тем сильнее мерещился ему в их широко раскрытых глазах некий соборный восторг. - Хочешь сказать, что ты больше никогда не появишься?
        - Это зависит от вас, - с удивительной мягкостью ответил Денис, и черты его лица вдруг тоже стали удивительно мягкими, мальчишескими, напомнив Савицкому о том милом, безобидном, чумазом малыше, сидевшем на его придверном коврике. Знал бы - никогда не открыл ему дверь, никогда не подал руки… наверное. Никто ведь не заставлял его это делать, разве нет? Ни книга, ни мистические связи. Кабы б так, наверное было бы гораздо проще. В голове неожиданно мелькнула жалкая, трусливая, тихая, как шорох, мыслишка - а если б не помог Лозинскому тогда, год назад, то был бы давно уже мертв - и это, наверное, тоже было бы гораздо проще. Но все его существо тотчас же вознегодовало, поймало эту мыслишку, скомкало и выкинуло вон.
        - Неужели?! И что же - если все мы сейчас быстренько и коротко напишем, что все чудесным образом закончилось, и ты рассеялся, аки пыль на ветру, и все мертвые сидят дома живые и смотрят телевизор, то так и будет?! - Роман заставил себя усмехнуться. Денис взглянул на него не без сочувствия, которое сейчас Роману показалось чудовищней, чем издевательский хохот.
        - Если все так напишут, то да. Если не считать мертвых. Не тратьте время на мертвых. Это уже свершилось, они умерли, и ты, экс-главный герой, прожил каждую из этих смертей… почти каждую. Такие смерти вспять не повернуть. Извини, Рома. Мне очень жаль, что так вышло с твоим другом, я вовсе этого не хотел. Мне и тебя жаль. Ты неплохой человек, и не твоя вина, что эта дура, - он кивнул на Риту, тотчас же отвернувшуюся, - выбрала именно твою фамилию и прицепила к ней именно твое имя, а ты оказался единственным в Аркудинске Романом Савицким. Возможно, я бы даже отпустил тебя… но я не могу.
        Денис даже пригорюнился - почти натурально. Казалось, парнишка сейчас сядет в уголке и зальется горькими слезами.
        - Я тебе не верю! - Роман вскочил и обвел остальных рукой с торчащим указательным пальцем. - И вы не верьте! Не смейте ему верить, слышите?! Вспомните, что я вам рассказывал! Вспомните, что он сделал!
        - Он сделал это потому, что так написала она, - в голосе Корнейчук Роман к своему ужасу услышал плохо скрываемую зависть, и Таранов тотчас повернул голову и пристально на нее посмотрел, а Валерий уставился на потолок, дергая желваками. - Невероятно, что такое стало возможным. Одно дело, когда твою книгу читают, и совсем другое, когда она оживает.
        - Упаси меня господь от твоих оживших книг, Вика! - с кривой усмешкой заметил Илья. - В Аркудинске на них населения не хватит. Особенно мужского пола. Я всегда удивлялся - и чего ты мужиков изничтожаешь в таких количествах и так затейливо…
        - Чрезмерное насилие скрывает в себе огромный смысл, который только таким путем и можно донести до читателя! - взвилась Вика. - Оно как проводник, больше!.. оно вколачивает ключевую идею в мозг раз и навсегда, а твои книги - все насквозь искусственные, смерти ненастоящие и после них ничего не остается!..
        - Важен не факт смерти, а ее процесс, - Оганьян извлекла из сумочки длинную тонкую сигарету и аккуратно ухватила ее пухлыми губами. - Когда сам процесс описан четко и ярко, и сама смерть воспринимается совершенно иначе.
        - То есть, тебе важен не сам персонаж, а как он умирает?! - Илья фыркнул. - Ну, знаешь!..
        - Господи, - устало сказал Роман, опуская руку, - какие же вы идиоты!
        - Не слушайте его, - Денис сделал некий обнимающий жест, словно хотел заключить в объятия всех собратьев по перу разом. - Подумайте лучше о другом. Да, вы будете дописывать чужую книгу, книгу Ивалди, да, не всем наши с Ритой вещи нравились… но подумайте, что только вы можете создать вместе с нами! Вы можете вложить все в одну мертвую, трусливую страницу, наполненную сухими, скупыми, ломкими строчками, но можете написать две, три живых… сколько захотите. Закончите ее по-своему, закончите, как всегда заканчивали свои книги, докажите, что вы - это вы, а не кучка бездарей, трясущихся за свои шкуры! Докажите, что вы - настоящие! Ваши книги населены сильными персонажами, которых ничто никогда не останавливало, и разве хоть в одном, а то и нескольких ваших героях не изображали вы самих себя, не создавали те миры, тех существ и те обстоятельства, которые хотели бы пережить сами, которые близки вам, которые делают вас еще сильнее?! Подумайте об этом - другого шанса у вас никогда не будет, - его глаза заискрились зеленью, и голос стал низким, рокочущим, наполненным страстью и призывом, и протянувшиеся к
людям руки окутало мягкое алое сияние. - Всего несколькими страницами вы можете открыть для себя дверь в удивительное или закрыть ее навсегда, но тогда вы действительно будете всего лишь бездарностями, которые писали о страшном и волшебном, лелеяли его, жили им, но струсили, когда встретились с ним лицом к лицу! Помните об этом!
        - Не слушайте его! - закричала Рита, вскакивая и, повернувшись, заслонила собой улыбающегося Лозинского, преломив его пылающий восторженной, яростной зеленью взгляд. - Он вас…
        - Тебя мы уже выслушали! - резко и зло перебила ее Елена. - Дай нам выслушать и его! Ты нас во все это впутала… у тебя вообще здесь нет права голоса! Заткнись и отойди!
        Рита чуть пригнулась, и растерянность и страх мгновенно исчезли с ее лица, оно стало застывшим, холодным.
        - Я-то может и впутала, но впутаться вам еще больше не позволю!
        Юрий сделал попытку схватить ее за руку и оттащить в сторону - попытку, надо сказать, весьма осторожную, но Рита вдруг исчезла, словно ее снесло сильным порывом ветра, а вместо нее возник Савицкий, всем выражением лица не предвещая ничего хорошего, и Юрий поспешно дернулся назад, а Елена застыла, с испуганным потрясением глядя на пистолет в руке Сергея, как-то задумчиво нацеленный в пространство между ней и Семыкиным. Нечаев на очередное появление на сцене оружия не отреагировал совершенно, а Ксения взвизгнула:
        - Вы с ума сошли?! Женщину застрелите?!
        - Почему нет? - лениво поинтересовался Таранов. - Женщину, мужчину - любого, кто будет представлять угрозу. Между прочим, имею полное право. Каковы бы ни были обстоятельства, дом не ваш, вы здесь в гостях, вы здесь никто. Это частное владение, и в мои обязанности входит следить за безопасностью хозяйки. Так что уймитесь. Можете орать, что угодно, но подобных телодвижений больше не совершайте.
        - Сергей Васильевич, прекратите!.. - возмущенно сказала Рита, но Роман оборвал ее слова, поймав за плечи.
        - Сергей Васильевич, не прекращайте.
        - Пес! - презрительно выплюнула Виктория, брезгливо глядя Сергею в лицо, и тот спокойно улыбнулся. - За кость все что угодно сделаешь?!
        - Мне хорошо платят, - деловито сообщил он, - а я привык свои деньги отрабатывать. Но кое-кого из вас и тебя, в том числе, я, если возникнет такая необходимость, убью совершенно бесплатно…
        - Ладно, это уже перебор, даже я запугался, - Роман с фальшивой укоризной покачал головой и шагнул в сторону, увлекая за собой упирающуюся Риту. - Просто ведите себя по-людски - хоть по мере возможности. Поймите, что мы все попали в одну ж… беду, и если начнем вцепляться друг другу в глотки, ему, - он, повернувшись, взглянул на Лозинского, наблюдавшего за ними с неподдельным интересом, - это будет только в радость.
        - Вам не позволят, чтобы вы что-то с нами сделали! - со злой вдохновленностью заявила Виктория и тоже посмотрела на Дениса. - Правда ведь?!
        - Ваши внутренние разборки - это сугубо ваши внутренние разборки, - Денис развел руками. - Когда-то я прикрывал Ромку от посторонних… но вы не посторонние - вы все, считайте, близкие и родные, улаживайте все сами. Ваша смерть тоже станет моей частью. Смерть - вклад не меньший, чем написанное, - он подмигнул ей. - Вот я, например, тоже когда-то умер.
        - Ох, как это ободряет, - Илья заметно побледнел. - А сколько у нас времени?
        - Право не знаю, - Лозинский чуть склонил голову набок, и в пылающей зелени под веками проступила хитреца. - Вы сами это поймете. Сами определите. Для вас время волшебно и пространство, которое будет наполнено этим временем, волшебно тоже… Вы не чувствуете? Почувствуете - все почувствуете, даже те, кто обделен фантазией и никогда не создавал жизнь и смерть из простого сочетания букв, - он взглянул на Валерия, ответившего ему презрительно-насмешливым взглядом. - Ну, желаю творческих успехов. Постарайтесь, все же, не перебить друг друга в поисках вдохновения али справедливости. Пока, господа соавторы!
        Он дружелюбно помахал им раскрытой ладонью, а в следующую секунду место, где стоял Денис, опустело. Он не побледнел, растворяясь, как призрак, не исчез мгновенно, будто кто-то выключил изображение. Его просто не стало, словно перелистнули страницу на следующую главу, оставив персонажа в предыдущей. Таранов тотчас же отвернулся, наклонился к Рите, все еще прижимавшейся лицом к плечу Романа, и что-то шепнул ей на ухо. Рита подняла голову, негромко пробормотала что-то в ответ. Сергей кивнул, коротко глянул на Романа, словно передавал ему полномочия, и быстро вышел из гостиной. Никто не посмотрел ему вслед.
        - Куда он? - тихо спросил Савицкий.
        - Некоторые комнаты запираются снаружи. Он хочет закрыть ту, которую ты назвал тронным залом.
        - Мудро. Мало ли, как кто вдохновляется… Не хотел бы я получить в живот одним из коллекционных мечей, - Рита тотчас испуганно прижалась к нему, и Роман встряхнул ее, наблюдая за остальными. - Эй, ты чего, я же шучу!
        - А мне страшно. Ты же помнишь, как вдохновлялся Денис? Мы их не знаем, никого не знаем, - прошептала она. - Эти люди меня пугают.
        - Я хочу домой, - неожиданно тихим, жалобным голосом сказала Шайдак, прижимая к подбородку кончики сложенных пальцев. - Не хочу я ничего писать! Я ничего не понимаю - что это за бред, во что я угодила?!
        - Хватит ныть! - сухо произнесла Корнейчук. - Неужели ты еще не осознала, что…
        - Только давай вот обойдемся без твоих разъяснений! - резко оборвал ее Юрий. - К черту все это! Надо работать… надо думать! - его взгляд скользнул к Рите, дернулся в сторону, после чего Семыкин хрипловато произнес, тщательно выговаривая каждое слово: - Рита, я сорвался, извините. Мне очень жаль, что так получилось. Простите меня, это больше не повторится.
        Рита молча посмотрела на него, неопределенно пожала плечами и отвернулась. Оганьян встала, машинальным округлым жестом поправила волосы и огляделась. В ее взгляде, ошарашенном, но уже затягивающемся прежней отрешенной задумчивостью, словно Альбина, недолго поприсутствовав в этом мире, возвращалась в свой собственный, Роман уловил легкую зависть.
        - Такой огромный дом… - протянула она. - Всегда хотела здесь побывать. Здесь он кажется совсем другим, нежели с берега. Нам можно везде ходить? Ну, в рамках приличия, конечно - не лезть в чужие спальни и так далее… Не можем же мы все время тут сидеть?
        - Я бы предпочел, чтоб именно так и было. А еще и запереть вас тут, - Нечаев встал, и Ксения тотчас перепуганным воробышком слетела с дивана.
        - Нет, не уходите!
        Она вцепилась в его повисшую руку, и Валерий поглядел на нее недоуменно и чуть раздраженно, словно пес, неожиданно обнаруживший, что к его хвосту, пока он спал, кто-то привязал консервную банку.
        - Да я не ухожу, - озадаченно пробормотал он. Виктория оскорбительно засмеялась, показывая крепкие крупные зубы, и, вздернув острый подбородок, поправила очки.
        - Я не могу работать, когда в комнате кто-то есть, кроме меня!
        - Это правда - когда кто-то присутствует, совершенно невозможно сосредоточиться, - осторожненько поддержал ее Зощук и закрутил головой. - Но здесь, наверное, очень много комнат.
        - Да на чем вам сосредотачиваться?! - вспылил Роман. - Просто напишите, что все закончилось - и довольно! Вполне хватит одной страницы…
        - Я так не могу! - отрезала Альбина. - Не может все закончиться ни с того, ни с сего! Оно должно закончиться по какой-то причине! Конец должен быть логичным, - она отмахнулась. - Вы не поймете, вы не писатель!
        - Он сказал - никакой халтуры, - Безяев потер лоб, мучительно морщась. - Нужно писать по настоящему… как мы всегда…
        - Я не могу думать, когда кругом все орут! - Елена вскочила, теребя свой медальон.
        - Дайте мне, на чем писать, и я пойду туда, где хотя бы относительно тихо!
        - Нет ничего сложного в том, чтобы закончить эту книгу, - не без самодовольства заявил Юрий и прищелкнул пальцами. - И, кажется, я уже вижу довольно простое и в то же время оригинальное решение…
        - Бога ради, не озвучивай! - Корнейчук тряхнула блеклыми волосами, отчего очки снова сползли ей на нос. - Помню я твой «Город закатов»! Совершеннейшее барахло! Все действие - нарубленная тупым топором колбаса!
        - Откуда ты только берешь такие идиотские метафоры?!..
        - Люди, вы что?
        Вопрос прозвучал очень тихо, но все услышали, и в комнате тотчас повисла тишина, и Роман, пройдя сквозь эту тишину, облокотился на спинку дивана и поочередно посмотрел в лицо каждому. Какими же одинаковыми сейчас были их глаза! Увлеченность, веселье, вдохновленный азарт - все это сейчас казалось ему сродни безумию.
        - Неужели вы так и не поняли? То, о чем вы так просто говорите… мы все это прожили, вы понимаете?! Из-за этого погибли люди, много людей, и мы все это видели. Это не игрушки, поймите, не забава, не очередная ваша книга! Если вам наплевать на остальных, то подумайте о себе - ваша жизнь тоже от этого зависит. Не нужно никаких измышлений, не нужно относится к этому так, будто вы сидите у себя дома и строчите очередное творение! Просто закончите эту историю. Не надо красивых фраз, затейливых построений, ярких сцен, оригинальных решений - ничего не надо. Просто напишите, что все закончилось, все живы - и довольно!
        Костистое лицо Виктории стало насмешливым, и Савицкий с трудом сдержался, чтобы не ударить ее, не разбить вдребезги эту усмешку.
        - Что - страшно? Боишься, что кто-то из нас может написать, что ты умер?
        Роман наклонился ниже, и Корнейчук невольно отодвинулась, вжавшись боком в диванный подлокотник.
        - Я свое отбоялся. Я был главным героем. Я видел, как умирают люди - и многие умирали на редкость отвратительной смертью. Я видел, как погиб мой друг. Я никому из них не смог помочь, никому. Я видел эту хихикающую тварь почти каждый день, я каждый день слушал ее безумную болтовню и ее насмешки. Ты действительно полагаешь, что можешь меня напугать моей смертью, Вика?
        Ее губы дернулись, и среди общего, не лишенного осуждения молчания Корнейчук поспешно ответила:
        - Я ничего такого не… я сказала просто так.
        - Вы живы только потому, что вы сейчас вместе, - Роман выпрямился, скрестив руки на груди. - В противном случае тот, кому вы сейчас так вдохновенно внимали, убил бы вас! Валерка жизнью рисковал, собирая всех вас и пытаясь вывезти из города, и не его вина, что эта тварь вас сюда притащила. Подумайте об этом. Вы будете последними суками, если после всего кинетесь творить со страшной силой, думая, что вам выпал такой уникальный шанс! Последними суками!
        Он медленно отвернулся от этих лиц и этих взглядов - таких разных и таких одинаковых, крепко сжимая зубы и чувствуя, как просыпается в затылке знакомая и позабытая было боль. Где прежний Савицкий, куда он подевался - вместо него был кто-то невероятно усталый, старый и опустошенный, а это сейчас никуда не годилось.
        - На третьем этаже кабинет - там вы найдете все, что вам нужно, - решительно сказала Рита - она напротив вдруг стала бодрой, посвежевшей. - Если кто-то захочет есть - кухня на первом этаже, берите все, что надо. Вы - мои гости, так что, извините за банальную фразу, чувствуйте себя, как дома. Идем, Рома, нам лучше сейчас их оставить - пусть люди хоть в себя придут…
        Роман неторопливо двинулся следом за ней к двери, хотя в душе ему хотелось выбежать отсюда бегом и никогда больше не видеть ни одного из этих лиц. Уже переступая порог, он обернулся и весело произнес:
        - Кстати, если кому-то все же вздумается меня умертвить - мало ли что, так личная просьба - без лишних увечий. У меня сегодня и без того был день повышенного травматизма - надоело, если честно.
        Валерий вышел за ними, громко хлопнув дверью, и, не оглядываясь, пошел по коридору к лестнице с видом человека, который совершенно точно знает, куда ему надо идти. Роман хотел было окликнуть его, но не стал этого делать, подумав, что Нечаев все равно бы его не услышал.
        Он взглянул на закрытую дверь.
        За ней было очень тихо. И тишина эта отчего-то показалась ему намного хуже недавних разговоров. Намного страшнее.
        В тишине слишком удобно думать.
        И придумывать тоже.

* * *
        Она шла впереди него, расправив плечи и горделиво вздернув голову с тяжело колышущимся золотом волос, словно неся на ней невидимый венец, - такая воздушная, грациозная, изящная, что Роман невольно залюбовался, и все мрачные мысли скромно отступили куда-то. Он вдруг осознал, что гордится ею - почему-то гордится - странное чувство, прежде неведомое. Глупостью было говорить самой, рассказывать все, выступать навстречу их страху и злости - глупостью, предоставила бы лучше это ему, уж он бы что-нибудь измыслил, а так ситуация только осложнилась… но вздорная кошка не струсила, не спряталась, и он ею гордился. Странно, право же.
        Но едва дверь спальни закрылась за ними, Рита покачнулась на ходу, вся как-то надломившись, споткнулась, и Роман, метнувшись вперед, подхватил ее на руки. Сейчас она оказалась такой неожиданно легкой, почти невесомой, что он испугался. Будто происшедшее выпило из нее все жизненные соки, оставив пустую оболочку. Отчего-то ему подумалось про Валессу, персонажа Токман, и Роман внезапно ощутил желание вернуться в покинутую гостиную и передушить веселых литераторов всех до единого.
        Он уложил девушку на разворошенную кровать и склонился над ней. Расщелкнул заколку, и золотистые пряди рассыпались по подушке, затопив его руку мягкой волной. Глаза Риты неподвижно смотрели в потолок - под веками сейчас было тусклое, мертвое море, в чьих водах никогда не было жизни. Застывшее, усталое лицо казалось очень бледным и далеким, и когда ее губы шевельнулись, голос оказался тоже бледным и далеким.
        - Рома, что теперь будет? Я не верю ему. И никому из них не верю. Я помню их вещи. Я их читала. Илья ничего… но остальные… они такие же ненормальные, как и я.
        - Ты не ненормальная, - Роман погладил ее по щеке, но Рита тотчас же отвернулась, болезненно скривив губы. - Глупая, это да, но не ненормальная. Так что, женщина, сию же секунду оставь эти упаднические настроения. Все будет хорошо, все закончится… Ну чего я тебя все время утешать должен, а? Меня бы кто утешил! У меня болит голова и ужасное плоскостопие.
        - Ты же в армии был, - Рита слабо улыбнулась.
        - Ах, да, я забыл. Может, поспишь? Или поешь? Или попьешь? Принести?
        - Не хочу я ничего, - ее голова слабо качнулась на подушке. - Разве что поспать… Когда ты будешь писать, Ром?
        - Не знаю… скоро. Подумаю слегка… я ведь никогда раньше не творил, - Роман пожал плечами. - У меня в школе по сочинениям всегда тройки были.
        - Но ты писал нам хорошие комментарии. Злые, но хорошие. Иногда очень мудрые.
        - А я вообще очень мудрый тип, знаешь ли, - Савицкий подмигнул ей. - Знала б ты, сколько граждан бегают за мной с блокнотиками, записывая мои высокомудрые изречения, и Сократ с Платоном и прочими Шопенгауэрами роняют с облаков слезы зависти! - Роман подтянул одеяло, укрывая ее. - Спи. Я пока по дому пройдусь, посмотрю, что и как, да заодно Гая приведу - бедняга уже охрип от лая. Кстати, напиши ему записку что ли, мол, это ты меня прислала, чтоб он мне чего-нибудь не откусил.
        - А ты изменился, Ромка, - вдруг очень серьезно произнесла Рита, глядя на него так, что Роману отчего-то стало немного не по себе.
        - Да неужто? Надеюсь, не в лучшую сторону?
        - А тебе бы этого страшно не хотелось, верно?
        - Верно. Быть хорошим очень вредно для здоровья, - он наклонился ниже, прижав ладони к ее щекам. - Если я и изменился, так лишь только в том, что мне больше не хочется быть одному. Существовать в одиночку всегда было удобно… а вот, поди ж ты, не хочется больше. Такое горе!
        - Ну, Савицкий, не сокрушайся. Уверяю тебя, что это не так уж плохо. И не бери в голову того, что оно о тебе говорило. Чушь это все! Мой брат никогда не разбирался в людях. Он даже в себе самом так и не смог разобраться. Ему ничего не было нужно кроме его книг… Я не знаю… он хуже токмановских упырих, он своими книгами пожирал живых людей… как теперь это делает с нами! Я сейчас не понимаю, как могла писать вместе с ним… совершенно не понимаю!
        - Ладно, хватит терзаний! - Роман поцеловал ее дрожащие губы, испытывая большое желание завалиться вместе с нею в постель и послать все и всех в известные места. Пусть сами разбираются, коли так ухватились, пусть Лозинский витает, как ему вздумается, а Таранов, коли сочтет нужным, всех перестреляет - в конце концов, как начальник охраны, действительно имеет полное право. - Отправляйся-ка в анабиоз, а я пойду… Я недолго.
        - Это несправедливо! - вдруг воскликнула Рита, выворачиваясь из его рук и вскакивая, так что золотистые пряди мягко шлепнули его по лицу. - Несправедливо, что ты должен разгребать то, что я затеяла!.. Почему я ничего не могу сделать?!
        Она метнулась к небольшому шкафчику, выдернула ящик, и тот с грохотом повалился на пол, рассыпая свое содержимое. Ее прыгающие руки зашарили среди барахла, ища что-то. Роман подскочил к ней, но Рита, уже отыскавшая шариковую ручку и какой-то блокнотик, дернулась в сторону, уворачиваясь, споткнулась и шлепнулась на живот.
        - Я тоже могу… - процедила она сквозь зубы, открыла блокнотик и ткнула ручкой в чистую страничку, но едва на бумаге появилась крохотная черная черточка, которая должна была превратиться в первую букву первого слова, белая пластмасса ручки в ее пальцах вдруг зашипела, и от нее потянулись тонкие струйки темного едкого дыма. Рита взвизгнула от боли, выронив ручку, а в следующее мгновение Роман подхватил ее и вздернул с пола, глядя, как курится дымком прожженная бумага и то, что только что было ручкой, медленно растекается по паркету черной вязкой лужицей. Отпустив девушку, он повернулся, схватил с тумбочки графин с остатками воды и выплеснул на пол, и лужица издала тонкое шипение, словно маленькая умирающая змейка. Роман поставил графин и попытался изловить Риту за обожженную руку, которую она упорно прятала, закрывая ладонью.
        - Покажи, ну! Черт, вот зачем?! Ведь сказали же тебе!.. - он поймал-таки уворачивавшуюся руку. Кожа на трех пальцах покраснела, и на указательном уже вздувался небольшой волдырь с черной нашлепкой расплавленной пластмассы. - Где у тебя…
        - Здесь… у меня есть мазь, - Рита выдернула руку. - Не надо, я сама! Просто я должна была…
        - Не смей больше так делать! - Роман зло встряхнул ее за плечи, так что голова Риты мотнулась, и она лязгнула зубами. - Ты меня поняла?! Еще что-нибудь подобное выкинешь - я тебя так выпорю!.. Я не шучу! Ты поняла?!
        - Да, да.
        Он отпустил ее, но тут же снова схватил и, поднеся к кровати, бросил на нее. Рита шмякнулась на спину, и на ее лице наконец-то появилось знакомое выражение негодования.
        - Ничего себе обращеньице!..
        - Мне надо сейчас уйти! - жестко произнес Савицкий, не глядя на нее. - Как я это сделаю, если ты опять начинаешь откалывать номера?!
        - Рома, я не буду, правда, - ее голос прозвучал почти испуганно, и Рита села, баюкая обожженную руку. - Просто я подумала, что он не… Я думала, может закончилось. Просто хотела проверить.
        - Проверила?! - язвительно спросил он, обернувшись, и Рита тотчас сникла, превратившись в самое несчастное существо на свете, и тем самым срезав на корню всю его начавшую было расцветать злость. Устало вздохнув, Роман сел на кровать, и Рита тотчас прижалась к нему, всем своим видом выражая абсолютную покорность и послушание, но под ее полуопущенными веками явственно промелькнуло лукавство. Он поймал ее шею в сгиб локтя и легко качнул из стороны в сторону.
        - Надеюсь, твой дом застрахован? Ибо, когда все закончится, я устрою здесь страшный разгром, гоняя тебя ремнем по всем этажам.
        - Какое чудное сочетание садиста с оптимистом? - Рита запрокинула голову, глядя ему в лицо. - Ты так уверен, что все закончится?
        - Иначе и быть не может. Ладно, ты займись своей рукой, а я пойду погляжу, что и как. Комната снаружи закрывается?
        Рита молча потянулась к тумбочке, выдвинула ящичек и вручила ему ключ. Роман, сердито улыбнувшись, ущипнул ее за подбородок и начал было вставать, но Рита вдруг порывисто обхватила его шею руками и дернула обратно - дернула, прижимаясь и шепча
        - горячо, надрывно, со слезами:
        - Ромка, только выживи!.. Что бы тут не началось… что бы… пожалуйста, выживи!.. Ты сильный, ты умный, ты сможешь, я знаю!.. Ромка!..
        - Ты чего? - он ошарашено попытался высвободиться. - Рита, прекрати сейчас же!
        - Ромка, мне страшно, страшно!.. Я ведь знаю, ты обязательно… Ничего не делай, ничего… просто выживи!..
        - Хватит! - Роман вырвался, схватил ее за плечи и опрокинул на подушку, чувствуя непривычное смущение. - Мне еще трагизма не хватало! Я всего лишь выйду посмотреть
        - и все! Лежи тихо… и постарайся поспать. Вот… - он вытащил пистолет и положил его на тумбочку, - на всякий случай. Только сначала спрашивай «кто тама?»
        - А ты?! - вскинулась было она, но Савицкий снова вдавил ее в подушку.
        - Мне не надо. Если что, я всех зубами загрызу совершенно насмерть! Так что лежать, спать и всю дурь из головы повыкидывать! Ясно?!
        - Да, о великий и ужасный.
        - Вот и славно, - Роман встал и, не оглядываясь, быстро вышел из комнаты - почти выбежал. Внимательно оглядел пустынный извилистый слабоосвещенный коридор, потом запер дверь, тщательно проверил и, бесшумно ступая, пошел к лестнице. В доме царила глубокая, мертвая тишина - даже Гая больше не было слышно, словно, пока они с Ритой были в комнате, все остальные просто исчезли - будто опять перелистнулась страница, и в следующей главе не осталось никого, кроме него и Риты, и клубящейся тьмы за стеклами, и злобной безумной твари, притаившейся где-то и с нетерпением ждущей завершения своей книги. Где они сейчас, о чем думают?
        Что они пишут?
        Ох, не знаю, но что-то мнится мне, пишут они отнюдь не про солнышко и незабудки. Я никогда не читал их книг. Были ли там хорошие концы?
        У них там, видишь ли, тоже есть библиотеки…
        Интересно, читал ли их возможно несуществующий? Все молчит и молчит - возможное несуществование отнюдь не оправдание. Сказал бы что-нибудь умное. Или спел хоть - для моральной поддержки. Выпить бы сейчас! Хорошо бы пива! Нет, хорошо бы всего сразу и много! Многие писатели вдохновлялись исключительно лкоголем… нет, стоп, вдохновляться как раз ни к чему. Просто написать, что все закончилось, и все безмятежно расходятся по домам. Вот и все. Ничего сложного.
        Вскоре Роман обнаружил, что лестница располагается совсем не там, где он представлял, и шепотом выругался - ругаться в полный голос отчего-то не хотелось. Он огляделся, потом повернул направо и прошел через несколько пустых безликих комнат, где из обстановки были только люстры - такие же огромные, как и в гостиной. Все комнаты были ярко освещены - кто-то включил все лампы, и сияющие хрустальные сооружения отчего-то походили на корабли-призраки, попавшие в полосу мертвого штиля. Нигде не было ни души… впрочем, это действительно очень большой дом.
        Роман повернул назад, пересек очередную комнату и вдруг оказался возле винтовой лесенки - совершенно непонятно, как он проглядел ее раньше? Черт бы подрал горчаковского архитектора - тот еще домик спроектировал! Хоть бы план на каждом этаже повесили, что ли? А вдруг пожар?
        Он осторожно спустился на несколько ступенек и остановился, глядя на запрокинувшееся к нему со второго витка лестницы бледное отрешенное лицо, на котором, мгновенно сменяя друг друга, промелькнули испуг и легкое разочарование.
        - А, это вы, - протянула Шайдак и вцепилась в хрупкие перила, словно боялась, что Роман сейчас подскочит к ней и попытается сбросить вниз. - Напугали. Чего так тихо ходите?
        - А я должен топать, как стадо мамонтов, спасающееся бегством? - Савицкий спустился еще на несколько ступенек, рассеянно припевая: - Ксюша, Ксюша в лифчике из плюша…
        - Там были другие слова, - Ксения, казавшаяся еще более встрепанной, чем раньше, кисло улыбнулась.
        - Где остальные?
        - Не знаю, - она растерянно пожала плечами. - Все подевались куда-то. Только Ленка все еще там сидит… но я… Это такой большой дом… Знаете, я заблудилась. Мы были в кабинете, где-то там, - Шайдак махнула рукой на площадку третьего этажа, - я взяла бумагу и ручки… но я забыла, в какой комнате я их оставила. Жалко, что компьютер разбит. Юрка пытался подключить второй монитор, но он не работает. А где Рита?
        - Там, где вас точно не будет, - чуть насмешливо отозвался Роман, и Ксения посмотрела на него как-то жалобно. Потом поправила ремешок сумочки на плече, сунула ладони в задние карманы брюк и решительно выпрямилась, выставив вперед маленькую грудь под белой тканью кофточки.
        - Нечего со мной так разговаривать! Я ни в чем не виновата! Я просто… Ты правильно нам все сказал… но…
        - Но?! - зло переспросил Роман, вздергивая брови. - Никаких «но» быть не должно! Прости за банальный вопрос, Ксюша, ты жить хочешь?
        - Конечно хочу! - Ксения вдруг съежилась, маленькая ладошка подпрыгнула и прижалась к виску, и в ореховых глазах появилось что-то страдающее. - Прав был этот гад, прав! Это волшебное место для нас сейчас… это… и мы не можем, просто не можем… Моя бедная голова!.. если б ты знал!..
        Шайдак крутанулась на пятке, прянула вниз по лесенке, стуча каблучками, и исчезла на втором этаже. Роман угрюмо посмотрел ей вслед, и в этот момент откуда-то с первого этажа донесся басовитый, приглушенный расстоянием лай. Он сбежал вниз и огляделся, потом свернул в правый коридор и, остановившись перед закрытой дверью, осторожно постучал в нее, и дверная створка тотчас содрогнулась от удара врезавшегося в нее тяжелого тела.
        - Черт, а ну как ты меня сейчас сжуешь? - удрученно пробормотал Савицкий, но все же отпер засов и осторожно приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель тотчас просунулась лапа и, зацепив створку когтями, рванула ее внутрь, следом появилась здоровенная сморщенная бульдожья морда, и Роман, отпустив дверь, поспешно шагнул назад, готовый в любой момент пуститься наутек, но Гай, вопреки его ожиданиям, не вознамерился сразу же вцепиться ему в горло, а восторженно запрыгал вокруг, цокая когтями, влажно шлепая языком и то и дело становясь на задние лапы. Неприязнь явно отступила на задний план, и сейчас пес был поглощен радостью обретенной свободы. Роман, получив несколько ощутимых тычков в грудь, едва не опрокинувших его на пол, поморщился и потрепал бульдога по загривку. Гай тотчас крутанулся вокруг себя, обнюхивая пол, сипло гавкнул и устремился было к лестнице, но Роман поспешно крикнул:
        - Гай, ко мне! Ко мне!
        Он не ожидал, что пес послушается, но Гай вернулся, удивленный и недовольный, и Роман с помощью слов и жестов попытался разъяснить ему, что к Рите он его отведет позже. Под конец объяснений Гай, выглядевший настолько ошарашенным, насколько только может выглядеть огромный грозный бульдог, чихнул и сел на пол, и Савицкий подумал, что пес, верно, теперь считает его совершеннейшим идиотом. Ну и ладно, лишь бы ничего не откусил. Он мельком глянул в комнату, усмехнулся и притворил дверь - Гай в своем возмущении устроил там полный разгром, а пол был удобрен так, что на нем можно было сажать картошку.
        - Жрать хочешь? - спросил он, и бульдог шумно хрюкнул, явно не понимая, как можно задать собаке такой глупый вопрос. - Ну пошли. Где у вас кухня?
        Гай обрадовано понесся вперед по коридору, и Роман торопливо пошел следом, мельком глянув на закрытую входную дверь. Они миновали несколько пустых комнат, и возле закрытой двери в гостиную Роман невольно притормозил, потом двинулся было дальше, но тут из-за двери донеслись характерные звуки борьбы, что-то упало, и раздался истошный женский визг. Развернувшись, он пинком распахнул дверь, Гай тут же с рычанием вломился в гостиную, опередив его на несколько шагов, и мгновенно внес яркое разнообразие в развернувшуюся перед Савицким картину - картину, в принципе ожидаемую.
        - Помогите! - пронзительно заорал Семыкин, прижатый к полу двумя мощными лапами, упершимися ему в грудь, и в ужасе глядящий на страшную оскаленную морду, находившуюся в нескольких сантиметрах от его носа. - Убери его! Убери его! Бога ради убери!
        - Нет, не убирай! - рявкнула поднимавшаяся с дивана растрепанная Елена, проворно одергивавшая задранную короткую юбку. Перед ее черной кофточки был наполовину разорван, и в прорехе тяжело колыхалась поджатая лифчиком грудь. Кроваво-красная помада была размазана по подбородку, а на шее пламенела царапина. - Скотина! Озабоченный ублюдок! Хорошая собачка, откуси ему голову!
        - Мы вовремя? - поинтересовался Роман, и Токман яростно кивнула, запахивая кофточку с запоздалым смущением. Гай глухо рычал, роняя на лицо Семыкину тягучие нити слюны, и было видно, что пес получает огромное удовольствие от происходящего.
        - Это что же, Юра, у тебя такой способ вдохновляться? Какой у тебя там псевдоним - Самец? Оправдываешь. Вдохновлялся наш Самец, и пришел ему п…ц!..
        - Да ничего я не делал! - просипел Юрий, не отрывая глаз от сверкающих собачьих клыков. - Мы просто…
        - Ничего не делал?! - голос Елены взлетел до потолка, став похожим на визг циркулярной пилы. Она демонстрирующее дернула себя за отвороты кофточки, отчего та жалобно треснула, разрываясь еще сильнее, но тут же вновь стянула ее на груди. - А кто меня только что так активно на диван заваливал?! Папа римский?! - Токман, повернувшись к Роману, заговорила так торопливо, словно боялась, что сию секунду лишится дара речи и не успеет донести до него всю правду. - Приперся… глаза дикие… как полез!.. мне, говорит, обязательно надо трахнуться, иначе работа не пойдет… не то получится…
        - Да, надо! - внезапно заорал Семыкин, приподнимая голову, но тут же снова вжимаясь затылком в пол. - У каждого по своему… Только ничего я тебя не заставлял! Ты сама хотела!
        - Вранье! - взвизгнула Елена, и Роман невольно поморщился, подумав, до чего ж противный голос. - Кофту порвал, падла! Ты знаешь, сколько она стоит?! Трахнуться ему надо!.. так поди и сам себя!.. - после этого из ее рта посыпались такие определения, что Роман, не выдержав, снова пнул дверь, та с грохотом ударилась о косяк, и Елена испуганно замолчала.
        - Хватит, все ясно! Лена, советую в следующий раз запираться! - он покосился на разбросанные по полу чистые листы. - Уже что-нибудь написала?
        - Нет еще, - выражение ее лица стало чуть смущенным. - Я только… Нет.
        - Пса-то убери! - возмутился с пола Юрий, решив, что о нем забыли, и Роман хмыкнул.
        - А это не мой пес, он меня не послушает.
        - Черт знает что! - зашипел опрокинутый литератор. - Один пистолетом размахивает, другой собаками травит…
        - Собака сама натравилась, - заметил Савицкий, - не любит она насильников. - Гай, ко мне! Гай! Пошли, я тебе нормальной еды дам, брось эту пакость!
        Пес шумно дохнул Юрию в лицо, чихнул, окончательно забрызгав того слюной, и устремился к Роману, ухитрившись пройтись по Семыкину всеми четырьмя лапами, отчего тот болезненно охнул - и тут же сделал это снова, когда Токман, подскочив к нему, с силой пнула в бок, потом, проходя мимо Гая, погладила его по голове, ласково сказав:
        - Молодец, хороший пес, хороший!
        - С-сука! - прошипел ей вслед Юрий, приподнимаясь и потирая ушибленный бок. - Вот сука! Ну, ладно же!..
        - Юра, - спокойно сказал Савицкий, - еще одно слово или действие - найду швабру и так тебя вдохновлю - до конца жизни бабу не захочешь, понял?
        - Да что ты?!.. - Семыкин криво улыбнулся и осторожно потрогал щеку, на которой краснели четыре рваные царапины, сочившиеся кровью. Он поднялся и, чуть пошатываясь, пошел к двери, далеко обойдя скалящегося бульдога. - Тоже мне, воплощение справедливости и благородства! А она сама хотела! Для виду только брыкалась! Я с женщинами всегда общий язык нахожу, я к ним подход знаю. Я бы и к нашей веселой писа…
        Роман ударил молча и стремительно, и Юрий спиной вперед вылетел в коридор и с громким «хак!» впечатался в стену. Гай с веселым лаем кинулся было следом, но Роман поспешно окликнул его, и в тот же момент в коридоре зло спросили:
        - Что тут еще, к черту, творится?!
        Юрий оттолкнулся от стены, коротко глянул влево, потом на рычащего пса, развернулся и умчался прочь стремительно, как вспугнутая львом газель. Гай снова рванулся, и Роман, изо всех сил вцепившийся ему в загривок, буквально выехал в коридор и наткнулся на Сергея, который стоял перед дверью с сигаретой в зубах и сотовым в руке. Его лицо, как обычно, было совершенно непроницаемым, и только в глазах едва-едва поблескивало злое раздражение.
        - Что опять за аттракционы? - поинтересовался он, пряча телефон. - Только что девочка меня чуть с ног не сшибла, аж летела, а теперь еще этот из комнаты выпадает - явно без своего на то позволения.
        - Он плохо себя вел, - пояснил Роман, отпуская Гая, и Сергей, наклонившись, потрепал бульдога, радостно замахавшего хвостом.
        - Зря пса выпустил. И без того кавардак.
        - Да покормить просто хотел.
        - Я его уже кормил, хватит с него. По всему дому тебя ищу - пошли, поможешь. В оружейной замок сломался, надо перетащить оттуда барахло и запереть.
        - Ты Валерку видел?
        Таранов отрицательно покачал головой и взглянул на часы.
        - А остальных?
        - Разбрелись по всему дому, мелькают иногда, - Сергей пожал плечами. - Зощук на втором этаже заперся. Не нравится мне вся эта затея - дико не нравится, и люди эти не нравятся. У них и без того явно большие проблемы с головой, а проведут здесь еще какое-то время… Плохо это. Ты ж знаешь, мы такой народ, что долго спокойно сосуществовать не сможем - обязательно передеремся. А уж эти…
        - Кухня, - сказал Роман, резко останавливаясь, и Таранов усмехнулся.
        - Я убрал ножи, бухло тоже попрятал, только легенькое оставил, кого совсем уж припрет…
        - Сразу видно, что человек свое дело знает, - одобрительно заметил Савицкий, и Таранов чуть дернул левой бровью.
        - Ой, спасибо.
        Выйдя в холл, они, не сговариваясь повернули к входной двери. Сергей отпер замки, осторожно приоткрыл тяжелую створку, и оба, выйдя на крыльцо, были встречены яростными порывами ветра, почти валящего с ног. Деревья, раскачиваясь, жалобно стонали, от берега долетал рев бушующего озера. Все вокруг заполняла клубящаяся тьма, город исчез бесследно, и казалось, что кроме островка ничего больше и не существует на свете. Гай, сунувшийся было следом за ними, испуганно заскулил и спрятался. Роман оглянулся на освещенный дверной проем, потом посмотрел на темную фигуру стоящего рядом Сергея, чья голова была повернута в сторону невидимых сейчас ворот, и тот, словно почувствовав его взгляд, сказал:
        - Думал, может дождь пошел… Или начинается. Дождь - это реальное, во всяком случае.
        - И объясняет эту тьму и прочие атмосферные неустройства, - Роман кивнул. - Неплохо бы было… Ты, значит, все еще не веришь?
        Таранов пожал плечами.
        - Я верю своим глазам. Я верю фактам. С острова в ближайшее время не выбраться. Своим ходом я бы, наверное, проплыл, - в темноте Савицкий ощутил его оценивающий взгляд, - ты, может, тоже, будь ты в лучшем состоянии. Девки потонут в любом случае.
        - Он никого не выпустит. И уж в этом отношении я ему, знаешь ли, склонен верить. Когда дело касается гадостей, эта тварь слово держит.
        - Что это такое?
        - Черт его знает! Может, и не это важно. Может важно то, что оно знает, что мы такое. А это, мне кажется, намного хуже, - Роман отступил назад в холл, и Таранов, шагнув следом, захлопнул дверь и повернулся к нему, и теперь в глазах начальника охраны было что-то решительное и в то же время совершенно бесстрастное. Роману вдруг подумалось, что Сергей верит уже практически всему, и его это злит, как некогда злило Нечаева.
        - Я слушал, что и как говорили эти люди, - спокойно сказал Таранов и двинулся к лестнице. - Я слушал, что говорила эта тварь и я видел, как они ей внимали. Ты представляешь, что они понапишут? Я не думаю, что это… ну, для удобства пусть будет Денис… не думаю, что он настолько уж силен, чтоб все в точности воплотить… но…
        - Я знаю, о чем ты думаешь, - отозвался Роман, не глядя на него. - Перебить всех раньше, чем они что-то сделают.
        - Не самый плохой вариант.
        - Нет, плохой, - ровно сказал Савицкий. - Я не могу принимать такого решения.
        - Ну, для того, чтобы его принимать, ты мне вовсе не обязателен, - заметил Сергей.
        - Я прекрасно могу принять его без тебя.
        - Нет, - Роман повернул голову и столкнулся с холодным тарановским взглядом, - нельзя так. Мы можем предположить все, что угодно, но… нельзя просто взять и убить людей. Так как раз делает именно он.
        - Это не люди, - Таранов окинул цепким взглядом площадку второго этажа, потом сделал знак в сторону ближайшей к лестнице закрытой двери, и Роман понял, что именно за ней пребывает Зощук. - Это психи. Белобрысая может еще и не совсем умом поехала - так, самую малость, но остальные… Ты сам их видел, ты сам только что одному из них дал по морде. Уж он наверняка захочет, чтобы в конце книги ты был в неживом состоянии. И ты ведь прекрасно понимаешь, что хоть один из них захочет поквитаться с тем человеком, который втянул его в эту историю.
        Роман сжал зубы и отвернулся. Он понимал, что Сергей прав - и в то же время неправ совершенно. Убить их - несомненно проще всего. Но… нет. Сами превратятся в таких же, как Лозинский. А он - может он только этого и ждет. Может, это только даст ему больше сил.
        - Нет, - решительно сказал он. - Ни ты, ни я ничего подобного делать не будем! Ублюдки, не ублюдки, но они здесь не по своей вине! И вполне возможно, что у них хватит ума понять, чем они рискуют, давая волю своему воображению. Не вздумай ничего такого делать, понял? - Роман замедлил шаг, глядя на спокойное лицо Таранова. - Я понимаю, что это чертовски хорошее стратегическое решение. Но оно хорошо при других обстоятельствах. Если понадобится - убью любого, кто сунется, без бравады, - он сунул руки в карманы и с нажимом повторил: - Любого. Но не так.
        Сергей задумчиво посмотрел на него и вдруг ухмыльнулся и легко пихнул в плечо.
        - Ну, значит придется отмахиваться, если что.
        - Отмашемся, - буркнул Роман не без облегчения. - Лично я рассчитываю на долгую и счастливую жизнь и на другое не согласен.
        - Да я как бы тоже. У меня в городе жена осталась… и еще всякие другие женщины… - Таранов вдруг резко остановился и оглянулся. Роман последовал его примеру и увидел, как к лестничной площадке неторопливо подошла Альбина и, не взглянув на них, исчезла - словно уплыла вниз, сама похожая на призрак - чертовски привлекательный призрак, надо сказать.
        - Хороша, стерва, - задумчиво произнес Сергей, глядя на опустевшую площадку. - Денис болтал, что она пишет о стихийных демонах… Это что - огонь, вода?..
        - Да, наверное. Я не читал - и, думаю, слава богу. Гай! Куда подевался этот пес? - Роман огляделся. Сергей махнул рукой.
        - Найдется. Он только видом грозен, а так… Разберемся с оружием, и я его запру.
        Дверь в «тронную залу» была чуть приотворена, и за дверью, к успокоению Романа, обнаружился Валерий - он стоял неподалеку от оскалившейся статуи ши-цза и задумчиво помахивал в воздухе полутороручным мечом, примеряя его к ладони. Его глаза увлеченно поблескивали, и Роман подумал, что Нечаев, уже бывший слегка пьяным, выглядел получше, хотя лицо его все еще казалось сильно осунувшимся. Размахивавший мечом и густо заросший светлой щетиной, крепыш Валерий смотрелся грозно и вместе с тем довольно занятно, и Савицкий, не выдержав, фыркнул.
        - Хорошая вещь, - сообщил им Валерий и поднял меч, словно салютуя. - Чего смешного?
        - Ничего, просто никогда мента с мечом прежде не видал.
        - Да уж… - Нечаев тоже усмехнулся и взглянул на Таранова. - В любом случае, это намного лучше, чем то барахло, которое нам выдают. И которое, к тому же, постоянно на проверках. А это… нет, ты погляди, какая балансировка!
        - Может, вас стоит перевооружить, - предложил Роман, деловито разглядывая оружие.
        - Представляю - приезжает на происшествие бобик с мигалками, а из него высыпаются опера с фламбергами наперевес. Просто шикарно!
        - А я-то думал - и кто успел свистнуть одну бутылку? - насмешливо сказал Сергей, подходя к столу и снимая с него на треть пустую бутылку коньяка. Посмотрел на свет, потом открыл, глотнул из горлышка и облизнул губы. Валерий сразу насупился.
        - Рита сказала, что…
        - Я не об этом. Просто…
        - Надираться я не собираюсь, если ты об этом, - с прохладцей ответил Валерий. - Прекрасно соображаю, что к чему, - он снова крутанул меч. - Нет, ну как будто для меня сделан. Если что, думаю, Рита не будет против, коли я его позаимствую.
        - Да уж, вряд ли, - Роман принял протянутую Тарановым бутылку и отхлебнул, блаженно прищурившись - коньяк оказался отменным. Он вернул бутылку на стол, подошел к стене, присматриваясь к мечам, потом снял один, скандинавский с тяжелым навершием, провернул запястье, пробуя, сделал несколько шагов, покачивая рукой, осторожно прокрутил «мельницу», потом мягко скользнул в сторону, и меч грациозно затанцевал в воздухе, выписывая петли и восьмерки, ринулся вниз серебристой молнией, взлетел и остановился в сантиметре от мраморной головы Посейдона, опиравшегося на мраморный трезубец. Роман потер плечо, и, поддерживая клинок другой ладонью, выпрямил руки на уровне глаз, внимательно рассматривая лезвие.
        - Ого! - уважительно отреагировал Валерий. - Ты что - занимался?
        - Ой, чем я только в молодости не занимался, - Роман опустил меч, оперся на него и принял героическую позу, потом усмехнулся. - Жаль, недолго и почти ничего не помню. А это так - баловство, зрелищность - не больше.
        - Все равно сойдет, - подытожил Таранов, оглядел мечи, покачал головой и решительно отошел к противоположной стене, на которой висела секира. - Да, конечно, ствол - это хорошо, но патроны имеют свойство заканчиваться. Мне вот, например, больше эта штучка нравится.
        Он снял секиру, любовно похлопал ладонью по широкому лезвию, после чего размахнулся, и секира, повинуясь движению его рук, с хищным свистом тяжело рассекла воздух. Чуть оскалившись, Сергей размахнулся еще раз, и Роман невольно отступил назад, а Нечаев сказал:
        - Эй, эй, ты потише! Разошелся! Упустишь еще! Я разрубленным быть не желаю! Я для этого слишком молод!
        - Не упущу, - спокойно ответил Таранов, опуская руку с секирой. Его пальцы обхватывали рукоятку крепко и уверенно, и Роман подумал, что не верить Сергею нет никаких оснований. В сочетании с секирой тот выглядел более чем устрашающе, хотя Савицкий тут же подумал, что и не вооруженный тот весьма опасен, и мысленно удовлетворенно улыбнулся.
        - Ну что, господа рыцари, займемся делом? Куда перетаскивать сии предметы?
        - Да в соседнюю комнату, - сказал Сергей, пристраивая обух секиры на плечо. - А кому что подошло, можете забрать, только глаз с них не спускайте. Я не хочу, чтобы этим красавцам даже вилка в руки попала!
        Роман с сожалением посмотрел на пламенеющий меч. Он бы предпочел его - меч был чудо как хорош, но слишком уж здоров. В комнате с ним еще можно было развернуться, но в коридоре сражающийся будет постоянно цепляться острием за стены… Савицкий вздрогнул и одернул себя - о каком еще сражении идет речь?! Все закончится тихо-мирно… Все должно так закончиться!
        - Господи, ну и уроды! - сказал за его спиной Валерий, и Роман обернулся, решив, что Нечаев помянул разбредшихся по дому писателей. Но Валерий смотрел на статуи мифических чудовищ.
        - Это персонажи древних мифов, - сказал он рассеянно, и Нечаев фыркнул.
        - Знаю. Небось, эти мифы придумали такие же весельчаки, как и наши!.. Как бы не ждало нас чего похуже, чем эти жуткие рожи!
        - Лучше помогай, а не занимайся прогнозами! - посоветовал Сергей, снимавший со стены кабаний меч, и Роман подошел к нему, таща за собой тяжеленный стул - прочее оружие висело слишком высоко. Нечаев положил облюбованный меч на столешницу, покосился на приготовившуюся к прыжку мантикору и вдруг спросил:
        - Ромк, а помнишь, ты про сигары рассказывал?
        - Какие еще сигары? - Роман удивленно обернулся. - А-а, которые кубинки сворачивают на своих смуглых бедрах?
        - Ты говорил, считается, что это вранье… - Валерий принял протянутый ему Сергеем меч и уложил его на пол. - А может, не врут?
        - Может и не врут, - весело ответил Савицкий. - Почему бы и нет? Большие сигарные фабрики, и в цехе полным-полно симпатичных кубинок. Там очень жарко, очень, и они работают совершенно голыми, абсолютно, и их пальчики скручивают одну сигару за другой на своих шоколадных прелестях - одну за другой.
        Валерий глубоко вздохнул и, устремив взор к позолоченной потолочной лепнине, мечтательно произнес:
        - Поглядеть бы.

* * *
        Закончив с оружием, они перебрались на кухню и допили коньяк, закусывая извлеченными из холодильника разнообразными вкусностями. Перед этим, пока Таранов ходил на поиски Гая, Роман сбегал на третий этаж проверить, как там Рита, и ухитрился при этом практически не заблудиться. Никого из «гостей» он по дороге не встретил и так и не понял, порадовало его это или насторожило. В особняке по-прежнему стояло абсолютное безмолвие, и только за окнами шумели деревья. Заглянув в комнату, Роман убедился, что Рита, как и обещала, спит, вольготно разметавшись по разворошенной постели. Он сунул под кровать принесенный меч, взглянул на ее перебинтованную руку, удрученно покачал головой и некоторое время тихо стоял рядом, думая о словах Сергея.

…ты ведь прекрасно понимаешь, что хоть один из них захочет поквитаться с тем человеком, который втянул его в эту историю
        И почти сразу же ему вспомнился жалобный голосок Ксении.

…моя бедная голова!.. если б ты знал!..
        Ему нужно что-то написать… Но как и что? Роман все еще совершенно не представлял. Нет, он знал, что должен написать - конечно же, знал. Но понятия не имел, как это сделать.
        Рита ворохнулась во сне, забросив руку за голову, и он чуть наклонился, вглядываясь в ее расслабленное лицо, в подрагивание ресниц на щеках, в чуть приоткрытые губы. Не та эта история, не так она написана - все должно быть совсем по-другому, и, может, и будет по-другому… да, будет другая история, в которой нет ни смертей, ни безумия, и вздорная кошка в ней не ведает ни боли, ни злости, ни чужой крови… просто есть там такая, с глазами полными моря, стоящая на одном из старых горбатых мостиков и смотрящая на город без всякой ненависти… и может к ней подойдет человек… он отнюдь не романтичен и совершенно не благороден, и у него скверный характер… но он подойдет к ней, точно подойдет и не скажет ничего плохого… а что он скажет, это пока тайна… и дальше все будет совершенно замечательно… Может, это и банальная история и нет в ней оригинальности и остроты… но иногда чертовски хочется банальностей. Иногда чертовски хочется, чтоб все было хорошо.
        Роман повернулся и тихо вышел, снова заперев за собой дверь. В кухню он вернулся практически одновременно с Тарановым, который раздраженно сказал, опускаясь на стул рядом с Валерием:
        - Проклятый пес куда-то подевался! Дрыхнет наверное где-нибудь… Потом еще поищу.
        - И как ты тут ухитряешься ориентироваться? - жуя, поинтересовался Нечаев. - Кошмарное здание! Я по второму этажу полчаса бродил и каждый раз выходил в другом месте.
        - Это, кстати, надо исправить, - заметил Сергей, извлек из кармана предусмотрительно прихваченные где-то листок бумаги и ручку и быстро набросал план особняка, сопровождая это действие лаконичными комментариями. Роман и Валерий уважительно закивали и некоторое время старательно изучали рисунок.
        - Ну, все проще, чем ожидалось, - наконец заявил Нечаев, и тут из коридора долетело развеселое гавканье и почти одновременно с ним испуганный взвизг - судя по всему, «проклятый пес» нашелся и при этом нашел какую-то даму. Через несколько секунд в кухню влетела Виктория, громко шлепая туфлями на плоской подошве. Увидев сидящих за столом, она резко остановилась, потом негодующе ткнула рукой себе за спину:
        - Там огромная собака!
        - Да? - удивился Роман, созерцавший свою рюмку. - Не может быть!
        - Очевидно, Лозинский перетек в иную форму, чтоб нам было страшнее, - пробормотал Валерий. Таранов вообще никак не отреагировал, глядя на Викторию спокойно и равнодушно. Тут в кухню ввалился Гай и описал возле Корнейчук широкий полукруг, чуть порыкивая, и Виктория мгновенно окаменела, прошелестев:
        - Отзовите собаку!
        - Гай, ко мне! - Сергей хлопнул себя по ноге, и бульдог, неохотно отвернувшись от женщины, подошел к нему и тяжело уселся на пол. - Вы что-то хотели?
        - А я обязана отвечать?! - презрительно и чуть брезгливо отозвалась Корнейчук, подошла к холодильнику и извлекла из него добрую порцию копченого мяса. Подошла к столу, под аккомпанемент всеобщего равнодушного молчания сделала толстенный бутерброд, захлопала дверцами бесчисленных шкафчиков и на ее лице появилось разочарование. Она вытащила бутылку слабоалкоголки и взглянула на коньяк на столе, которого уже осталась самая малость.
        - А покрепче ничего нет? - Виктория раздраженно махнула бутылкой. - Вы что же - сами все выпили? Есть еще коньяк?!
        - Понятия не имею, - сказал Таранов. - Это не мой дом.
        - Где Рита? Уж она должна знать…
        - Рита спит, - резко ответил Савицкий, - а где, я не помню. Это и не мой дом.
        - Почему вы так со мной разговариваете?! - возмутилась Виктория и поправила очки.
        - Я понимаю, что вам многое довелось пережить, но я тут совершенно не при чем! То, что я вам сказала… это случайно вырвалось.
        - Ах, мадам, как бы я хотел вам верить! - задушевно сообщил Роман. - Если вы желаете допинг, так возьмите несколько бутылок. А мы тут заняты - обсуждаем ситуацию на Ближнем Востоке. Желаете присоединиться?
        - Обойдусь, - Виктория вытащила из шкафчика еще две бутылки. - Вы бы лучше над книгой думали! Ерундой занимаетесь!
        - Чего над ней думать - восходит солнце, панорама улыбающихся лиц, озерная гладь - конец фильма, - Нечаев протяжно зевнул. Виктория недобро прищурилась.
        - Не понимаю, как вы можете так к этому относиться?! Вы не осознаете, насколько грандио…
        - Уаргх! - сказал Гай, вздергивая верхнюю губу, и Корнейчук, прихватив бутылки и тарелку с бутербродом, мгновенно исчезла из кухни.
        - Грандиозность! - зло произнес Роман, щелкая зажигалкой. - Нет, ну что за идиоты?
        Может, эту все-таки есть смысл пристрелить?
        - Обалдел?! - возмутился Валерий, правда, сделал это довольно вяло. Таранов задумчиво пробормотал:
        - Мое предложение, если что, в силе.
        - Какое предложение? - так же вяло поинтересовался Нечаев. Сергей отстучал пальцами на столешнице какой-то короткий мотивчик и ответил:
        - Насчет ситуации на Ближнем Востоке.
        - Хм, - Нечаев сердито заглянул в свою пустую рюмку, цапнул к себе бутылку и разлил остатки, потом сожалеюще взглянул на бутылку и переставил ее под стол.
        - Не понимаю, почему мы так во все это верим? - он залпом выпил коньяк и с грохотом поставил рюмку на столешницу, чуть не разбив. - Вначале я не верил… долго не верил… а теперь готов поверить почти во все! Если оно вновь появится и скажет, что этот дом сию секунду обрастет перьями и крыльями и улетит к… - Валерий вклеил непечатное слово, - или в… - он опять вставил непечатное слово, - я поверю! У меня от этого скоро крыша поедет… если уже не поехала! Я привык к фактам… к обычным фактам! Кого-то ограбили, дали по голове, убили, в конце концов… но это обычно! Каких бы мерзостей я не насмотрелся, но они обычны. При всей их частой извращенности и зверстве обычны… для нашего времени. Даже то, что сегодня меня… А это…
        - А я не верю, - Сергей отпил половину своей рюмки. - Все, что он болтал… да и вашему с Ритой рассказу я, извини, верю не особенно. Я этого не видел, а рассказать можно что угодно. Я верю в реальную опасность. Если она появится - я в нее поверю. Я верю только, что эти люди - сумасшедшие. Напишут они что-то или нет, воплотится это или нет - они опасны сами по себе, и без своих книг. Корнейчук - фанатичка, Зощук - из тех, кто запросто тебе нож в спину всадит, особенно если это ему выгодно, а Семыкин - озабоченный ублюдок.
        - Расклассифицировал! - Валерий хмыкнул. - А в то, что Лозинский - призрак, веришь?
        - Верю, но не так давно, - Сергей откинулся на спинку стула.
        - С тех пор, как в голову ему пальнул?
        - Не только. С тех пор еще, как проверил все и убедился, что он - не какая-то сверхчудоголограмма.
        - Не понимаю, - Валерий покачал головой. - Есть у меня один знакомый - тоже писатель, фэнтезист, его издают даже… Нормальный мужик. А еще один - детективщик, знакомый знакомого, расспрашивал меня как-то о работе - так тот тоже ничего. Но эти…
        - Всякие бывают люди, - Роман почесал затылок. - А эти… может, просто записались, ничего кроме своих книг и не знают. Живут где-то там, в своих мирах, любуются ими… а в нашем мире совершенно ничего из себя не представляют… внутренне, во всяком случае. Каждый из них, похоже, считает себя гением. И они вбили себе в голову, что сейчас им представилась возможность доказать, какие они великие.
        Сергей вытащил сотовый, нажал на кнопку, послушал.
        - Так и не берет, - он спрятал телефон. - Представляю, что сейчас в городе творится.
        - Вряд ли там творится что-то особенное, - сказал Роман, постукивая сигаретной пачкой по столешнице. - И эти туманные нити, и тьма, и жуткие рожи, и буря - думаю, это видим только мы, как раньше только я видел Дениса. Даже Валерка его не видел. А все прочие видели лишь последствия его действий. Видели человека, который горел заживо. Видели человека, который за несколько минут превратился в мумию. Просто теперь мы все - часть книги под названием «Денис Лозинский».
        Таранов вскинул на него глаза.
        - Хочешь сказать, что все это иллюзия? Не настоящее?
        - Для нас настоящее, и на данный момент этого довольно. Другое дело, что в любую секунду это может стать настоящим и для всех остальных. Для тех, кто остался в городе. Оно хочет Аркудинск. Не верю я, что все это так просто может закончиться.
        - Зачем ему город? - Таранов взглянул на оконное стекло, к которому прильнула тьма, потом почесал за ухом чинно сидящего рядом Гая, который с вожделением смотрел на колбасу и ронял слюну на пол. - Он же сказал, что он часть этого города.
        - Не знаю, не понимаю я его аллюзий. Может, он не хочет быть частью? Может, он хочет быть целым.
        - Такое странное было ощущение, когда он держал меня за руку, - Валерий чуть прикрыл веки. - Только смотреть мог и слушать, а прочее… Будто оказался в каком-то взбесившемся скафандре. Делал то, что вовсе не собирался. Но даже не это плохо, а то, что… Я был счастлив. Непонятно это, дико… но я был счастлив. Все вдруг стало так ясно, так просто, так хорошо, все обрело смысл, все казалось таким… - он сглотнул. - Я не хотел, чтобы он меня отпускал - представляете?! Мне казалось, что я умру, если он меня отпустит. Он казался мне… не знаю… чуть ли не богом… бред какой-то! Теперь я понимаю, почему та женщина, Назаревская, называла его «мой родной».
        Роман покосился на Сергея и успел заметить, как его губы чуть дернулись, а в глазах что-то полыхнуло - то, что рассказал Валерий, явно было очень знакомо Таранову. Хотя его Денис держал за руку меньше секунды - даже не держал, прикоснулся походя. Своих же ощущений Роман почти не помнил - это было давно и совершенно размылось временем и событиями.
        - Пришел сюжет и схватил потерявшийся персонаж… - пробормотал он и криво усмехнулся. Таранов допил свой коньяк и резко встал.
        - Ладно, будет на сегодня! - он коротко глянул на Романа. - Если что, я периодически буду на третьем этаже, в бывшей бильярдной… комната через одну от вашей. А если услышишь где-нибудь жуткий грохот, значит, я буду там, - Сергей сгреб со стола свои сигареты. - Попробую чего-нибудь написать - мол, мы всех победили и умотали к чертовой матери!
        - Серега, - угрожающе произнес Савицкий. - Кого это еще мы победили? Ты смотри…
        - Я фигурально выражаюсь, - Таранов усмехнулся. - Гай, ко мне!
        Пес еще раз тоскливо взглянул на колбасу, на Романа, сморщился и затрусил следом за Сергеем к двери. В дверном проеме Таранов остановился, и Валерий встал, громко двинув стулом, и оперся ладонями на столешницу.
        - А Майя?.. куда ты Майю?..
        Таранов, обернувшись, пронзительно посмотрел на него, молча отвернулся и вышел из кухни. Нечаев покачнулся, потом плашмя ударил ладонью по столу, и Роман, глядя на его чуть побагровевшее лицо, подумал, что Валерий гораздо пьянее, чем казался поначалу.
        - Валерка, ты…
        - Отвали! - рявкнул Нечаев и шагнул в сторону, зацепив ногой бутылку, которая с веселым звоном покатилась к плите. Развернувшись, он подошел к шкафчику, распахнул его, обозрел пустую нижнюю полку и выругался.
        - Вот гад, действительно все попрятал! Ну ладно же!..
        - Тебе бы лучше выспаться, - осторожно сказал Роман, глядя на согнутую широкую спину Валерия под натянувшейся тканью рубашки. Нечаев усмехнулся - смешок был безжизненным, звенящим, словно кто-то стукнул палкой по железной ограде.
        - Мне лучше выспаться… - он с грохотом захлопнул дверцу и обернулся, чуть пошатываясь. - Вот паскудство! Мало того, что я должен сидеть с этими козлами… так я даже не могу свою жену на берег отвезти… сделать все, как надо!.. Лежит где-то в этом чертовом доме, как мусор!.. а мне лучше выспаться!..
        Валерий отошел к окну, прижался лбом к стеклу, его ладони прыгнули к вискам и поползли вниз, к подбородку, натягивая кожу.
        - Я не хотел убивать… - шелестнул его голос. - Я… в плечо… в плечо… а это… Он это сделал, он… я знаю… Как же я устал…
        - Валерк, я понимаю… - Роман встал, и Нечаев тотчас обернулся и яростно посмотрел на него.
        - Да ни хрена ты не понимаешь! Как ты можешь понять?!.. Твоя женщина жива, а моей больше нет!..
        Он шлепнул ладонью по подоконнику и стремительно вышел из кухни, по дороге зацепившись плечом за косяк. Роман, вздохнув, закурил очередную сигарету, хотя на сегодня их уже было выкурено столько, что начало першить в горле. Ни к чему сейчас приставать к Нечаеву с утешениями. Ничего, выправится. Хотя очень не понравился Роману этот шелестящий неживой голос, такой непохожий на нечаевский. Может, и стоит Таранову позволить Валерию надраться до такой степени, какой тому хочется? Проспится - отойдет. В конце концов, Денис сказал, что они все соавторы, а значит, что бы ни начало тут происходить - без участия Нечаева оно не произойдет. С другой стороны, неизвестно, сколько у них времени.
        По дороге Роман заглянул в приоткрытую дверь гостиной. Опрокинутый стул так и валялся на полу, указывая ножками на диван, но вместо люстры теперь горел один из четырех изящных торшеров, расставленных по углам. В камине чуть потрескивали невысокие юркие язычки пламени, а на медвежьей шкуре перед порталом боком к дверному проему сидела Альбина, поджав под себя ноги и глядя на огонь. Роман приоткрыл дверь пошире, та чуть скрипнула, но если Оганьян и услышала, то ничем этого не показала. Ее красивое лицо было расслабленно-отрешенным, а в темных глазах плясали огненные отсветы. От царящего в гостиной полумрака эти отсветы казались особенно яркими, и чудилось, что глаза Альбины горят изнутри, словно из зрачков и почти сливавшейся с ней цветом радужки выглядывает существо жидкого пламени, заточенное в человеческое тело. Она сидела, не шелохнувшись, точно колыхающийся огонь сейчас был важнее целого мира, и от выражения ее лица Роману стало немного не по себе. Он бесшумно отступил назад и притворил дверь.
        По лестнице Роман поднимался медленно - оглядывался, слушал дом. Где-то на первом этаже дважды сонно гавкнул Гай и затих. На втором этаже на далекой винтовой лесенке в полумраке мелькнула чья-то тень и исчезла, а когда он ступил на площадку третьего этажа, со второго долетел почти сразу же стихший перестук каблуков. Они бродили - бродили где-то по особняку, словно призраки - тихие задумчивые призраки, возможно, не менее опасные, чем сам Денис.
        Оглядевшись еще раз, он отпер дверь, открыл ее и застыл на пороге. Потому что от окна к нему обернулось видение - волшебное видение, в чем-то длинном, темно-зеленом, струящемся мягкими складками, видение с высокой прической, из которой на правое ухо спускался золотистый локон, видение с плетеным золотом на тонкой шее, видение с южным летним морем в глазах и с притаившейся в изгибе губ тайной, предназначенной только для него одного… чарующее, незнакомое и в то же время такое близкое, и на него нельзя насмотреться - никак нельзя…
        Все это пронеслось в его голове в одну секунду и все это он, слегка растерянный, вложил в одно-единственное слово:
        - Ого!
        - Ты красноречив, как всегда, - с теплой усмешкой заметила Рита и протянула к нему руки в медленном, удивительно плавном и красивом жесте. Савицкий нашарил за спиной дверной замок и запер его.
        - Это все мне?
        - Тебе, - его поманили - и руками, и глазами. - Я хочу, чтобы ты написал что-то волшебно хорошее.
        - Я думаю, - очень серьезно ответил Роман, - что теперь в этом можно не сомневаться.

* * *
        Когда он проснулся, Рита спала рядом, уткнувшись лицом ему в плечо и закинув руку на грудь. Несколько минут Роман рассеянно смотрел в потолок, водя взглядом от одного края до другого и силясь вспомнить, что же он такое должен сделать? Лежащая на груди рука мешала вспоминать, так же как мешало собственное неожиданно хорошее самочувствие и не менее хорошее настроение.
        Ах, да, книга!
        Роман покосился на прижатую к его плечу золотоволосую голову, снова перевел взгляд на потолок и попытался сосредоточить свои мысли на том, что ему следует написать и как это следует написать. Но тут же досадливо зажмурился. Как можно на таком сосредоточиться, если рядом лежит голая женщина? К тому же, если эта голая женщина впридачу еще и любимая женщина. Нет, совершенно невозможно!
        Он чуть отодвинулся и осторожно переложил руку Риты на подушку. Девушка тотчас глубоко вздохнула и, перекатившись по кровати и сбросив простыню, повернулась к нему спиной, что-то пробормотав во сне. Его взгляд невольно устремился к обнажившимся прелестям, после чего Роман, сожалеюще вздохнув, протянул руку и простыню поправил. Рита сейчас была желательна исключительно в спящем виде. Встав, Савицкий чуть потянулся и поморщился - волшебство волшебством, а спину фея расцарапала на совесть. Собрал свою одежду, привольно разбросанную по всей комнате, он бесшумно оделся, посмотрел на пистолет на тумбочке, еще раз на Риту и вышел, заперев за собой дверь.
        В доме ничего не изменилось - все та же глубокая тишина, та же тьма за окнами и тот же полумрак в коридоре. Вытащив прихваченные сигареты, Роман закурил и огляделся, вспоминая нарисованный Тарановым план дома, потом повернулся и пошел к кабинету. Но, не дойдя, остановился рядом с дверью «тронного зала». Когда они уходили, Сергей закрыл ее и выключил люстру. Но теперь дверь была приоткрыта на ладонь, и в щель выбивался яркий свет. Подойдя к двери, Роман заглянул в зал, потом осторожно потянул створку, и дверь беззвучно повернулась на петлях.
        Стоявшая посередине зала, рядом со столом Виктория не шелохнулась, тем самым напомнив ему неподвижно сидящую перед камином Оганьян, сосредоточенную на танце пламени. Скрестив руки на плоской груди, Корнейчук пристально смотрела на мраморные статуи мифических чудовищ, и ее взгляд плавно скользил от одной оскаленной застывшей морды к другой. Видимое в профиль лицо было расслабленным, обычно резкие и жесткие черты смягчились, и сейчас в нем появилось даже что-то миловидное, но в то же время это лицо было странно безжизненным, и застывшая женщина сама казалась частью скульптурной экспозиции. Позади нее мраморный Гефест замахивался молотом, и на его бородатом лице чудилось негодование, оттого что Виктория стоит так далеко, и он никак не может до нее дотянуться.
        - Что - шпионите? - вдруг негромко и насмешливо спросила Корнейчук, не оглянувшись. - Боитесь, как бы мы чего не стянули?
        - Это самое меньшее, чего сейчас стоит опасаться, - отозвался Роман, встав на пороге. - Что вы делаете?
        - Смотрю, - Виктория пожала плечами. - Просто смотрю… Надеюсь, это не запрещено?
        Роман ничего не ответил, и Корнейчук, помолчав, добавила - уже другим, удивительно мягким голосом:
        - Они такие красивые…
        Она подошла к мантикоре, погладила ее по спине, потом ее ладонь скользнула на вздымающийся вверх скорпионий хвост - ласковый, восхищенный жест, но в этом восхищении не было ничего от любования произведением искусства. Роман повернулся и молча вышел, ругаясь про себя.
        Кабинет, где он прихватил бумагу и ручку, был пуст, в бывшей бильярдной, где грозился находиться Таранов, тоже никого не было. Сложив листки, Роман сунул их в карман - как-то слишком поспешно, словно разгуливать по дому с листами принтерной бумаги было на редкость непристойным занятием. Он быстро прошел вдоль и поперек весь третий этаж и убедился, что кроме Корнейчук здесь больше никого нет. Дверь в комнату, где, по словам Сергея, заперся Зощук, была распахнута настежь, окно было тоже открыто, и черный туман перекатывался в проеме, но дальше подоконника не двигался - только время от времени из него выстреливали тонкие щупальца и осторожно просовывались в комнату, словно пробуя воздух в ней на вкус, но тотчас же втягивались обратно. Ветер перекатывал по полу скомканные исчерканные листки, а рядом с огромным креслом - единственной мебелью в комнате - стояли три пустых бутылки из-под слабоалкоголки. Роман хмыкнул и пошел назад.
        Владимира он встретил на лестнице - Зощук поднимался неторопливым, размеренным шагом, держа в каждой руке еще по бутылке, в которых колыхалась бледно-оранжевая жидкость. Свитер он снял, оставшись в светлой рубашке, которая ему была явно мала. Зощук смотрел перед собой невидящими глазами, и его губы беззвучно шевелились, словно он разговаривал с кем-то невидимым, шедшим рядом с ним. Романа он, похоже, даже не заметил, хотя прошел совсем близко, едва не задев локтем, - безмолвный, сосредоточенный призрак, бредущий где-то в собственном мире. Верно, это был очень практичный мир, ибо сквозь отрешенность на лице Владимира проглядывала легкая озабоченность, словно он и сейчас краешком сознания прикидывал, сколько можно потребовать в качестве нанесенного морального ущерба и как это надежнее оформить. Роман досмотрел, как юрист-призрак завернул за угол, потом спустился на второй этаж. У него возникло неодолимое желание отыскать всех литераторов и узнать, кто чем занимается.
        В третьей от лестничной площадки комнате с такой же скудной обстановкой, как и в комнате Зощука, оказался Семыкин. Юрий в одних брюках, скрестив босые ноги, сидел на полу. Перед ним стояла полная окурков пепельница, из которой выматывалась сизая струйка дыма, и валялись несколько коробков из-под каминных спичек. Прикусив губу, Юрий, не замечающий чужого присутствия, мастерил на полу из спичек некое подобие осадной башни и, казалось, с головой ушел в работу, то и дело что-то бормоча и потирая ладонью грудь, густо заросшую черными волосами. Рядом валялись листы бумаги - чистые все до единого. Пока Роман смотрел на него, Семыкин деловито выпотрошил еще один коробок, взял одну спичку и с хрустом сломал ее. Улыбнулся, уронил обломки на пол и взялся за следующую. Когда он дошел до четвертой, Роман смотреть перестал.
        - Черт знает что! - еле слышно пробормотал он. - Теперь дом набит привидениями!
        Безяев для личных раздумий облюбовал комнату покомфортней - с диваном, огромным плазменным телевизором и тремя шкафами, до отказа забитыми дисками. Илья, вальяжно развалившись на диване и придвинув к нему незатейливо сервированный столик, пил пиво, закусывая соленой рыбкой, покуривал и смотрел по телевизору «Волшебника Земноморья», то и дело издевательски хихикая. Вид он имел успокаивающе беззаботный и никак не походил на человека, отягощенного муками творчества. Романа Илья заметил сразу же, едва тот заглянул в комнату.
        - А, грозный страж! - насмешливо сказал Безяев, протянул руку и снял одну из запотевших бутылок со столешницы. Приглашающе помахал ею в воздухе. - Пиво будешь?
        - Не, спасибо, - Роман прислонился к косяку, внимательно оглядывая комнату. - А ты что ж - уже натворил?
        - Да так… - неопределенно ответил Илья и сделал жест в сторону окна, потом добавил: - В принципе… А ты чего… Слушай, я тут… Ленка пристала с ножом к горлу - охота, видишь ли ей музыку послушать, только в той комнате, где она обосновалась… В общем, я ей туда часть музыкального центра оттащил - ничего? Потом на место поставлю.
        - Да мне-то что? - Роман рассеянно взглянул на экран телевизора. Илья внезапно оживился и сел, разом утратив всю вальяжность.
        - Слушай, а этот… он… оно… - некоторое время Безяев барахтался в личных местоимениях, после чего снова перешел на указательные, - это… что-нибудь говорило
        - как там?.. что там?..
        - Нет, - коротко ответил Савицкий, сразу же потеряв интерес к разговору, и Илья чуть подался вперед, вдавив донышко бутылки в диван.
        - И ты не спросил?!
        От плохо скрываемого возмущения в его голосе Романа снова разобрала злость.
        - Нет, не спросил! И не собираюсь! Мне на это наплевать! Для меня важно то, что сейчас! Можешь сам у него спросить, когда он вернется!
        - Мне бы не хотелось, чтобы он возвращался, - сумеречно ответствовал Илья и глотнул из бутылки.
        - Надеюсь, именно это ты и написал?
        - Ну… - в пожатии плеч Безяева Роману почудилось смущение, - в общем…
        - Надеюсь, без драконов и чародеев, колдующих напропалую с утра до вечера без перерыва на обед?
        - Да как я тебе это втисну в несколько страниц?! - возмутился Безяев. - Да и зачем мне это?! Я просто… да и не об этом я пишу обычно! К тому же… - его рука сделала беззаботный жест, - ничего… я не думаю, что произойдет что-нибудь этакое. Да… оно может убивать… но не может же оно преобразить весь мир?!
        - Ваши книги настолько масштабны?
        - Слушай, - решительно сказал Илья, - масштабны или нет, но это наши книги, а здесь наших - всего несколько страниц! Я вообще не понимаю, какой в этом смысл. Каждый пишет что-то свое… Ладно, если мы напишем одинаково… но если нет? Не может же он сделать несколько вариантов того, как все это закончится? Запихнет каждого в его собственное окончание?
        - В таком случае, тебе тем более желательно сделать это окончание блеклым, тихим и безмятежным. От тебя не требуют интересной книги - сейчас не требуют.
        Безяев дернул желваками, и Роман понял, что его слова почему-то задели Илью за живое. Но в следующую секунду тот снова принял беззаботный вид, глотнул пива и повалился на диван.
        - Ты серьезно относишься к своим книгам? - сам не зная, зачем спросил Савицкий, и Илья посмотрел на него, как благородная дама на кучера, сказанувшего ей на редкость пошлый комплимент.
        - Мы все серьезно относимся к тому, что пишем, - размеренно ответил он. - Разве может быть иначе? Если тебе наплевать на то, что ты создаешь, зачем тогда вообще создавать?

«Плохо дело», - мысленно сказал Роман сам себе, оставляя Илью наедине с пивом и телевизором.
        Последними обитателями второго этажа, которых ему удалось отыскать, были Валерий и Ксения, и Роман, проходя мимо распахнутой двери в комнату, лишь глянул в нее краем глаза, схватил всю картину и пошел дальше. Небольшая комнатка была спальней - отчего-то Роману подумалось, что это спальня Майи, хотя ничто не указывало на ее принадлежность - комната была хоть и милой, но совершенно безликой. Нечаев и Ксюша, презрев окружающую их мебель, расположились прямо на полу среди густых облаков сигаретного дыма, колыхавшихся между ними, и, сидя вполоборота друг к другу, о чем-то тихо разговаривали, по очереди попивая коньяк прямо из горлышка и тем самым оправдывая известное высказывание, гласящее, что если русский человек захочет напиться - он напьется. Таранов ли дал Валерию бутылку, или тот сам нашел схрон и изыскал способ к нему подобраться, Роман не знал - и не собирался выяснять. У Нечаева своя голова на плечах - пусть сам ею и думает. По крайней мере сейчас он казался спокойным и даже немного добродушным. Отвлекся - и то ладно, и останавливаться перед комнатой Савицкий не стал, так и не поняв - видели
они его или нет.
        Спустившись в холл, Роман повернул было направо, к гостиной - очень хотелось знать, там ли еще Альбина - сидит ли все так же, глядя на огонь? Но, сделав лишь шаг, остановился, глядя на колышущуюся взад и вперед тяжелую входную дверь. На мгновение у него мелькнула мысль, что Таранов снова вышел посмотреть - не началась ли, все же, долгожданная в своей реальности гроза, но в этот момент дверь колыхнулась сильнее, и в слабоосвещенном проеме прорисовалась фигура, на тарановскую непохожая совершенно. Роман быстро подошел к двери, поймал качнувшуюся было обратно створку и вышел на крыльцо. Стоявший спиной к нему человек не обернулся, но чуть вздрогнул, дав Савицкому понять, что он замечен. Во всяком случае, это было лучше безмолвно-сосредоточенных Зощука и Семыкина. Но хуже, чем если бы он обнаружил здесь именно Таранова.
        - Что - вышла посмотреть погоду? - поинтересовался он. - Не страшно?
        - Страшно, - просто и как-то безмятежно ответила Токман. - Но страх - это всего лишь состояние ума, как и боль. Этим можно управлять и обращать себе на пользу… Тебе ведь известна суть такой процедуры, как прививка? Тебя заражают искусственно, чтобы ты уже никогда не заразился по-настоящему… Организм вырабатывает антитела, привыкает… Ум тоже. Ты не знаешь - сейчас день или ночь? Так темно, что не понять…
        Роман потер голое запястье и вспоминающее прищурился.
        - Судя по часам, которые я недавно видел, ранний вечер.
        - Забавно, - Елена усмехнулась в темноте. - Вот бы не подумала… А я не ношу часов. Они всегда напоминают мне о смерти.
        - Господи, хоть один нормальный среди вас есть? - насмешливо произнес он. Елена пожала плечами и повернула голову, едва заметно блеснув глазами.
        - Смотря, какой смысл вы вкладываете в это понятие. Нормальный… Нормальные - это обычные. Семья, дети, работа, дом, болтовня про политику, сериалы, последние сплетни, с кем нынче спит Наташка, а с кем Колька, какой курс доллара и на ком в следующий раз женится Пугачева… Рутина с утра до вечера, а перед сном какой-нибудь фильмец, реже - книга… Это скучно, Рома, скучно… Я всегда старалась жить ярко - и не только в своих книгах. И тогда - да, я ненормальная… все мы… Но ведь и она - такая же, как и мы. Почему же тогда ты с ней до сих пор? Все знаешь, а все равно с ней?
        - Разве это нужно объяснять?
        - Раз ты так говоришь, значит объяснений у тебя нет, - констатировала Токман и снова отвернулась. - Уйди, пожалуйста. Я вышла сюда не в поисках компании. Здесь красиво - столько ветра, и дивный сад, наполненный тьмой…
        - Понял, удаляюсь на цыпочках, - сообщил Роман, шагнул назад и прикрыл дверь. Удрученно покачал головой и вновь направился к гостиной. Но, не дойдя пары метров, остановился, прислушиваясь к доносящимся из комнаты совершенно недвусмысленным звукам, сомневаться в происхождении которых не приходилось. Роман приподнял брови, потом осторожно сделал еще несколько шагов и глянул в щель между дверью и косяком
        - памятуя о недавней сцене с Семыкиным, следовало убедиться, что там все происходит по обоюдному согласию.

«Ну конечно, а что же еще?» - насмешливо сказал в голове знакомо гаденький голосок.
        В гостиной все действительно происходило по обоюдному согласию, иначе Альбина не стонала бы так сладостно, и ее рука не была бы заброшена на шею мерно раскачивавшемуся позади нее Таранову, чьи широкие ладони накрывали ее груди. Глаза Оганьян, дергавшейся в такт толчкам, были закрыты, красивое лицо исказилось в страстно-хищной гримасе, лицо же Сергея казалось совершенно спокойным, а глаза - внимательными и сосредоточенными, и Роман скользнул в сторону прежде, чем тарановский взгляд уперся в то место, где он только что был.

«Во дает начальник отдела насекомых…» - мысленно пробормотал он, усмехнулся и направился к лестнице. Впрочем, ничего особенного в этом не было. Кто-то вдохновляется, а кто-то просто живет.
        Вернувшись на третий этаж, Роман проверил спальню, убедился, что все в порядке, и, еще раз прогулявшись по этажу, облюбовал небольшую комнатку неподалеку от спальни. Мебели здесь не было вообще, а под потолком присутствовал непременный, как уже успел заметить Савицкий, атрибут каждой комнаты - огромная хрустальная люстра, от которой маленькое помещение казалось еще более маленьким. Верно, покойный хозяин дома был помешан на огромных хрустальных люстрах.
        Устроившись на полу, Роман почти пятнадцать минут тупо смотрел на чистый лист бумаги, не зная, как начать. Вроде бы известно, что собираешься написать, вроде просто все - совершенно просто, а вот, поди ж ты, даже не знаешь, какое слово написать первым!
        Да какая, собственно, разница?! Написать одну несчастную страничку - и все! Что в этом такого?! Не требуется никаких развернутых метафор, описаний, глубокой продуманности, аллегорий - ничего! Все просто закончилось.
        Выкурив две сигареты подряд, Роман написал несколько слов, тут же зачеркнул их и написал другие, которые почти сразу же тоже зачеркнул. Он писал и черкал, писал и черкал, потом раздраженно смял исписанный лист и отшвырнул в сторону, растерянно глядя перед собой. Он и не знал, что это окажется так сложно.
        Перекатившись на спину, Роман некоторое время смотрел на бледный потолок, на подвешенный к нему сияющий хрустальный дворец, потом закрыл глаза и с минуту лежал так, ровно дыша. А потом вдруг что-то произошло. Он так и не понял, что это было. Что-то загорелось в мозгу - словно яркий мощный луч, мгновенно высветивший дорогу в густой тьме, и Роман удивился тому, что не увидел этой дороги раньше, не понял, куда ему надо идти. Свет принес с собой нетерпение, принес с собой спешку и странный страх, что вот-вот погаснет этот луч, и он не успеет, не успеет…
        Савицкий стремительно перевернулся на живот, и когда его взгляд коснулся бумаги, он не увидел прежней безмятежной белизны - он увидел все ту же дорогу, увидел людей и события, увидел тьму и место для нее, увидел себя самого, увидел пространство, увидел даже время. Странное чувство, чем-то пугающее и, в то же время, такое сладкое. Словно ты вдруг оказался на вершине горы, к которой добирался много лет, и теперь, стоя на ней, можешь охватить взглядом абсолютно все, на километры и часы…
        Теперь он почти не черкал. Ручка бегала по бумаге быстро и уверенно, протягивая предложения, выписанные крупным, четким почерком. Вскоре Роман перевернул лист на другую сторону, и ручка затанцевала и по ней. Вначале он работал, сдвинув брови и прикусив нижнюю губу, но постепенно начал улыбаться - все шире и шире.
        Денис оказался прав.
        Это место сейчас и вправду было волшебным.

* * *
        Никто не назначал гостиную местом общего сбора - все просто потянулись туда сами собой, и каждый знал, что ждать следует именно там, - то ли потому, что здесь они сидели накануне, то ли… но Роман сразу же отбросил это «то ли».
        Он думал, что они с Ритой спустятся первыми, но в гостиной уже сидели Сергей, Валерий и Ксения. Таранов, развалившись в кресле, курил и на появление Романа и Риты отреагировал спокойным приветливым кивком. Ксюша, забравшаяся с ногами в другое кресло и поглощавшая фаршированные оливки, которые выуживала из банки прямо пальцами, отреагировала немного жалобным: «О, привет!» Валерий же, сидевший в обнимку с двухлитровой, уже наполовину пустой бутылью минеральной воды, вообще никак не отреагировал, глядя куда-то в угол и то и дело жадно припадая к горлышку. Таранов выглядел, как человек, отлично проведший день и так же отлично выспавшийся. Ксюша казалась немного потрепанной, глаза у нее чуть припухли, и она периодически, болезненно морщась, потирала висок. Внешность Нечаева была похмельной лишь самую малость, на лице застыло мрачное, даже злое выражение, и взгляд его порой выныривал из угла и начинал яростно метаться по лицам собравшихся, словно Валерию отчаянно хотелось набить кому-нибудь морду, но он не знает, с кого начать.
        Когда Савицкий опустился на диван, Сергей, стряхнув пепел, внимательно взглянул на него, но усмешка в его голосе оказалась беззаботной:
        - Вижу, ты так и хочешь спросить: «Ну что?»
        - Ну как? - Роман вернул ему усмешку, потянулся и отнял у Валерия бутыль, которую тот выпустил из рук с крайней неохотой. Таранов, чуть подвинувшись, подхватил с сиденья измятую пачечку исписанных листов и продемонстрировал ему. Листов было явно больше одного. Их было и больше пяти.
        - Одна страничка, Серега? - сказал Роман чуть укоризненно и потянулся за листами, но Таранов тотчас же опустил руку и принялся скатывать их трубочкой.
        - Свои покажи.
        Роман помялся, но все же вытащил собственное завершение книги из-за пазухи, и Валерий тотчас фыркнул.
        - А у самого-то!
        - У меня крупный почерк! - с вызовом отозвался Роман, помахивая листами. Нечаев скривил губы, после чего выудил откуда-то из-за спины собственное произведение, вызвав его видом новую порцию скептических улыбок. Шайдак почти сразу же глубоко вздохнула, и ее ладошка порхнула к губам. Рита, примостившаяся на подлокотнике дивана, не улыбалась, и на ее застывшем лице Роман отчетливо прочитал тревожное ожидание. Протянув руку, он успокаивающе погладил ее по боку и тотчас чуть вздернул брови, нащупав в боковом кармане джинсов нечто, подозрительно напоминающее ручку ножа. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, за поясом его собственных брюк вновь был пристроен «бантам»… да и коллекционный меч был совсем рядом… практически рядом. Роман убрал руку и хлебнул из бутылки. Вода оказалась приятно-ледяной.
        - Ну, а что же дама? - Сергей вопросительно взглянул на Ксению, которая почему-то сразу же сжалась в своем кресле, точно Таранов наставил на нее пистолет. Потом вытащила из-под себя пачку мелко исписанных листов, с вызовом ткнула ими в сторону Романа и тотчас спрятала обратно. Савицкий присвистнул.
        - Ничего себе! Когда ж ты успела?!.. - он осекся, вдруг поняв, что не знает, сколько на самом деле прошло времени с тех пор, как начал писать. На часы не смотрел давно, а за окном была все та же тьма, и кто его знает - день сейчас вокруг Аркудинска или ночь?.. кто его знает, есть ли еще Аркудинск вообще?.. - Ксюша, мы разве не договорились?! Разве я не…
        - Я ничего плохого не писала! - проворно ответила Ксения и скрестила ноги, обтянутые зелеными брюками. - Вы сами-то… Я просто… Я не хочу, чтобы со мной что-то случилось!
        - Покажи! - потребовал Роман, протягивая руку, но Шайдак отрицательно покачала головой.
        - Нет уж! Оно говорило, что я должна закончить… но не говорило, что я обязана вам это показывать!
        Нечаев зевнул и принялся томно обмахиваться своим произведением, точно веером. Роман взглянул на него, потом на Таранова, неожиданно принявшего предельно непонимающий вид, и осознал, что никто из них не хочет показывать другим, что написал. Он и сам этого не хотел, на самом деле. Даже Рите не показал, хотя она просила. Странное чувство, чем-то подозрительно похожее на страх перед ответственностью за возможную нехорошую ситуацию.
        - А кто не хочет есть?! - вдруг с немного натянутой бодростью воскликнула Рита, соскакивая с подлокотника. Валерий, чуть позеленев лицом, поспешно замотал головой, остальные промолчали, и Рита, понимающе кивнув, направилась к двери, и уже, стоя на пороге, спросила:
        - Сергей Васильевич, как вы думаете - Гая можно выпустить?
        - Да выпускайте! - Таранов махнул рукой слегка удрученно. - Уж его-то сейчас меньше всего стоит опасаться.
        Ксения оскорбленно поджала губы, потом протянула руку к Савицкому, и тот, правильно истолковав это движение, сунул ей бутыль с водой. Она отпила немного, потом наклонилась и, прижавшись к бутыли лбом, глубоко вздохнула.
        - А ни у кого нет чего-нибудь от головы? Цитрамона или еще чего-то?
        - В холодильнике пропасть пива, - заметил Таранов, и Шайдак сердито на него посмотрела.
        - Это не от… Я кофе выпила слишком много.
        В коридоре зазвучали чьи-то острожные шаги, и через несколько секунд в гостиную вошел Зощук - даже не вошел, впорхнул, как перышко, сразу же став таким же легким и беззвучным. Окинул всех немного испуганным и растерянным взглядом и осторожно присел на краешек дивана рядом с Романом, сжимая в руках пачку исписанных листов толщиной в мизинец. Его волосы были немного влажными, на лице блестели капли воды, а на правой скуле, ближе к уху, подсыхали несмытые мыльные хлопья.
        - Ого! - Роман покосился на пачку листов. - Ну ты, Вова, я гляжу, от души расстарался!
        - Избавьте меня от своих колкостей! - раздраженно отозвался Владимир и крепко сжал свое творение, а потом еще и прижал его к груди, словно опасался, что прочие всем скопом сейчас кинуться его отнимать. - Я лишь… я все сделал, как надо. Все закончилось хорошо… Я всего лишь… сделал все, чтобы себя обезопасить. По-моему, это естественно!
        - Обезопасить от кого? - Валерий нехорошо прищурился. - От Дениса? Или от нас?
        - Послушайте, Валерий Петрович, я не идиот! - быстро проговорил Владимир, прижимая листы к груди еще сильнее. - Я ценю то, что вы пытались… Я просто… На самом деле, это ведь ничего не значит! - он посмотрел на остальных как-то жалобно. - Это… все равно, что плата за проезд. Я просто хочу домой! - Зощук откинулся на спинку дивана и чуть прикрыл глаза, отчего неожиданно стал выглядеть очень жалко. - Это же всегда была просто выдумка, обычные истории… Я никогда… Таня, наверное, с ума сходит, думая, куда я подевался… а я даже не могу ей позвонить!.. Она такие вкусные гренки с яйцом делает, просто обалдеть!.. А борщ какой!.. Мы на Павловском живем… знаете, тот старый большой дом с арками… Там такие огромные потолки!.. Я на Тане как женился, так с тех пор ни на кого больше и не глядел!..
        Роман осторожно и незаметно чуть отодвинулся в сторону и отвернулся. Ему не хотелось выслушивать эту сбивчивую историю жизни и не хотелось смотреть на Зощука. Тот рассыпался прямо на глазах, и зрелище это было очень неприятным, даже жутковатым. Что, если и он сам вскорости начнет так же бормотать, пряча глаза под веками и глядя в ту жизнь, которая осталась там, за бушующими водами Аркудово? Зощук еще ничего не видел, всего лишь провел сутки… или больше в незнакомом месте, а уже разваливается…
        - Если все так хорошо, зачем же ты про мертвецов? - негромко осведомился Сергей.
        Зощук ничего не ответил. В этот момент в комнату с громким лаем ввалился Гай и возмущенно запрыгал между сидящими, явно негодуя, что в его отсутствие в доме появилось столько незнакомого народу. Ксения испуганно поджала ноги, а Нечаев чуть подался назад вместе со стулом.
        - Не цепеней, Ксюша, ты же любишь животных! - с усмешкой сказал Роман. Сергей подозвал Гая, и тот устроился на полу возле его ног, настороженно оглядываясь и вывалив язык.
        - Какой огромный! - произнесла Ксения, отмирая. - Где ж вы его все время прятали? Как его зовут? - она осторожно поманила бульдога. - Иди сюда… Ничего себе пасть!.. Иди сюда.
        Гай презрительно посмотрел на нее, умостил голову на лапах и широко, со вкусом зевнул, вызвав у Владимира нервные мимические подергивания. Но почти сразу же вздернул голову и вскочил, когда в гостиную вошла Рита, держа поднос, уставленный разнообразными вкусностями. Рядом с ней шла Елена, неся два пакета с соком и огромную тарелку, заваленную нарезанной колбасой, ветчиной и копченым мясом. Под мышкой у нее были зажаты сложенные листы. Девушки непринужденно разговаривали о каких-то пустяках, и когда они подошли к столику, пес загородил им дорогу, искательно помахивая хвостом. Рита поставила поднос, взяла с тарелки колбасный кружок и бросила Гаю, и кружок тотчас исчез в схлопнувшейся пасти. Гай шумно облизнулся и снова замахал хвостом, но Рита показала ему кулак, и бульдог, огорченно чихнув, подошел к Роману и повалился на пол, попутно придавив ему левую ногу. Савицкий ойкнул и ногу выдернул. Токман засмеялась - простой, хороший смех, немного его успокоивший. Сейчас, со стертым макияжем и в яркой, туго натянувшейся на груди кофточке, очевидно, выделенной Ритой, она казалась намного моложе и мало
напоминала ту Елену, которая стоя на улице среди ветра и тьмы, рассуждала о страхе и нормальности. Листов она тоже исписала немало, но, дай бог, там нет ничего из этих рассуждений. Впрочем, Елена тоже никому не дала на них взглянуть.
        Некоторое время в гостиной царило относительное спокойствие. Все, кроме Валерия, вновь обнявшего бутыль с водой, активно поглощали принесенную еду. Даже Владимир чуть оживился и старательно сооружал себе огромный бутерброд. Ксения завладела вазочкой, доверху наполненной пирожными, и поедала одно за другим, довольно блестя глазами. То и дело она пыталась подманить пирожным Гая, но бульдог, глядя жадно и сожалеюще, решительно оставался лежать, принимая подачки только от Риты и Сергея.
        Вскоре к ним присоединилась Альбина - плавная, мягкая, задумчивая, довольная и сонная, заменившая приветствие легким кивком. Сев на стул, она зажала сложенную пачку листов между коленями - и этих листов тоже было достаточно. Она ела сыр и оливки и пила сок, то и дело как-то сожалеюще поглядывая на незажженный камин. Роман заметил, что ни она, ни Сергей не посылают друг другу никаких взглядов - вообще практически не смотрят друг на друга, а если и смотрят, то точно так же, как и на любого другого в комнате. Что бы там ни произошло между ними, сейчас они явно не представляли друг для друга никакого интереса, и Роман внезапно поймал себя на том, что думает об этом с сожалением. Сейчас лучше, чтоб хотя бы кого-то из них хоть что-то связывало с другим - хоть микроскопическая симпатия.
        Спустя полчаса явился Безяев, выглядевший так, будто только что проснулся, и был встречен сонным лаем бульдога. Поздоровавшись, Илья не без опаски оглядел пса, оценивающе сказал: «Ого!» - и умостился на стуле, похлопывая пачкой листов по ладони и выжидающе поглядывая на остальных. Есть он не стал. Прочие тоже постепенно потеряли интерес к еде и поглядывали то друг на друга, то на пустой дверной проем. Пальцы Риты, сидевшей на подлокотнике дивана, крепко сжали запястье Савицкого, и он накрыл их ладонью, заглянув в ее бледное, испуганное лицо. Глаза Риты, впрочем, казались спокойными.
        В коридоре вновь послышались шаги, и Роман обернулся, почему-то уверенный, что это идет Семыкин, но в гостиную вошла Виктория, выглядевшая еще более тускло, чем вчера. В ее приветствии была усмешка, и, сев на стул, она с раздраженной укоризной взглянула на Таранова, не сделавшего ни малейшей попытки уступить ей свое, более удобное место. Чуть приподнявшись, подложила под себя принесенную пачку листов, налила себе в стакан сока и насмешливо произнесла:
        - Что, уже всеобщий сбор?
        Гай, не открывая глаз, зарычал, и испуганный взгляд Виктории метнулся в его сторону. Она вздрогнула, чуть не уронив стакан.
        - Господи, опять этот ужасный пес!
        - Ничего он не ужасный - симпатичная собаченция! - обиженно вступилась за бульдога Шайдак. - У тебя вечно все ужасные и все плохо!..
        - Может, вам что-нибудь серьезное приготовить? - поинтересовалась Рита. Шайдак замотала головой.
        - Нет, зачем, и так достаточно, спасибо! Такие вкусные пирожные…
        - Хватит! - с неожиданной резкостью сказала Альбина, вздернув голову, словно проснувшись. - Перестаньте играть в гостеприимство и вести себя так, будто мы ваши гости!
        - А как мне себя вести? - голос Риты зазвучал вкрадчиво. - Запирать кухню на ключ, травить вас собакой и бросаться тяжелыми предметами? Какое обращение вы предпочитаете?
        - Просто не надо вот этих представлений!
        - Да хватит, Альбина, что за ерунда?! - возмутился Илья. - Чем плохо человеческое обращение?! У тебя уже паранойя, вот и все!
        - Я просто…
        - Ладно, хорош кудахтать! - буркнул Валерий, отставляя в сторону бутыль. - Дальше-то что? Ну написали все - и что?! Ждать теперь, пока эта тварь снизойдет?
        - Погоди, еще не все пришли, - заметил Роман. - Семыкина не хватает.
        Валерий обменялся с Тарановым таким стремительным взглядом, что Роман едва-едва успел его уловить, и в душе у него тотчас зашевелилось что-то тягостное и нехорошее. Что-то не то было в этом взгляде, что-то слишком знакомое. В ту же секунду Таранов, аккуратно загасив сигарету в пепельнице, спокойно произнес:
        - Думаю, пришли все.
        - Что ты сказал?! - резко спросил Роман, поднимаясь. Лицо Сергея стало совершенно непроницаемым, и он остался сидеть, спокойно глядя на Савицкого снизу вверх.
        - Я сказал, что больше никто не придет.
        - Что вы такое говорите?! - испуганно проговорила Виктория, подаваясь вперед, и ее костистое лицо стало казаться еще более костистым. - Где Юрка?!
        - Сергей Васильевич, объяснитесь! - холодно потребовала Рита, тоже вставая. - Что вы имеете в виду.
        Таранов медленно поднялся, и, взглянув ему в глаза, Роман внезапно потерял интерес к дальнейшим расспросам. Все уже и так было ясно, и он почувствовал в затылке легкий знакомый холодок. Денис знал о таком повороте событий - конечно же знал, и теперь, вероятно очень доволен. Но что бы ни толковал Сергей накануне, какие бы аргументы он ни приводил, не может быть, чтобы…
        - Да что он имеет в виду - помер Семыкин! - сообщил Валерий неожиданно разбитым, дребезжащим голосом, и Таранов посмотрел на него с досадой. - Внезапный приступ лихорадки.
        - Вы сдурели?! - возопил Илья, и в тот же момент Оганьян расхохоталась, откинувшись на спинку стула и вытянув длинные ноги, - громко, пронзительно и страшно, мотая головой, и черные волосы прыгали по ее лицу. Роман подскочил к ней и с размаху ударил ладонью по щеке - крепко и звонко, и смех Альбины оборвался всхлипывающим звуком. Она стукнулась головой о спинку стула и прижала ладонь к ударенному месту, злобно сверкая глазами из-под спутанных волос. Зощук опустил голову и как-то аккуратно сжал виски ладонями, а Елена, дергая губами, уткнулась взглядом в написанные собственной рукой строчки, и на ее лице сквозь легкий ужас неумолимо проступало некое мрачное удовлетворение.
        - Вы шутите? - дрожащим голосом спросил Безяев, вставая и делая шаг вперед. - Мужики, вы ведь шутите?
        - С тех пор, как вы в этом доме, я ни секунды не шутил, - Сергей сунул руки в карманы и взглянул на Риту. - Юрий свалился с лестницы и сломал себе шею. В комнате, где он расположился, полно пустых пивных бутылок - верно, выпил слишком много. Я сделал ошибку, оставив слишком много легкого алкоголя - думал, люди, все же, меру знают. Извините, Маргарита Алексеевна, мне следовало сразу вам сообщить…
        - Вот именно, - холодно ответила Рита. - Вот именно.
        - Вот черт… - прошептал Илья и схватился за голову. - Он, конечно, козел был, но… Вот черт!
        - Илюша единственный сердобольный в нашей компании, - Альбина снова хихикнула, но тут же осеклась, когда Савицкий повернулся и взглянул на нее. - По любому сокрушаться будет, а, Илюш? Ну, что - все, как он и говорил. Один-единственный Юрка - это нам еще повезло! Я думаю, изначально вы ведь всех нас перебить хотели, а? - ее взгляд, в котором появилось что-то шаловливое, тронул переносицу Романа, потом перепрыгнул на лицо Сергея. - Ладно, сейчас главное, чтобы его смерть ничего не испортила.
        - Ну ты и сука! - сказала Елена, пытаясь дрожащими пальцами выудить из пачки сигарету. Альбина презрительно фыркнула, и в тот же момент Виктория, до этого нервно протиравшая очки краем кофточки, вскочила со стула так порывисто, словно кто-то невидимый, подкравшись, воткнул снизу в сиденье острейшую вязальную спицу.
        - Несчастный случай?! - бормашинка корнейчуковского голоса взвыла на предельных оборотах. - И вы думаете, мы в это поверим. Это ты его убил! - она обвиняющее ткнула торчащим указательным пальцем в направлении Сергея, смотревшего на нее спокойно, чуть склонив голову набок, потом как-то суетливо водрузила на нос очки.
        - Ты еще вчера… Я же помню, что ты вчера!.. - Виктория оглядела остальных. - Что вы молчите?! Альбина все правильно сказала! Они не хотели… Ты его убил, верно?! Ну, скажи! Я должна знать…
        - Ну я убил, - вдруг спокойно произнес Валерий и встал, глядя на Викторию, но ошарашенному Роману показалось, что Нечаев ее не видит - вообще никого сейчас не видит в этой комнате. - Ну знаешь теперь - и чего? Легче тебе от этого?
        Прежде, чем кто-то успел отреагировать на эти слова, Савицкий подскочил к Валерию, схватил и поволок прочь из гостиной. Тот не сопротивлялся, еле перебирая ногами, и Роману казалось, что он тащит огромную куклу, только от куклы почему-то пахнет табаком и перегаром. Рита, сорвавшись с места, легко опередила их и выскочила из гостиной первой, а следом за ними выбежал Таранов, выпихнул обоих в коридор, так что они чуть не упали, захлопнул дверь и запер ее на задвижку, и тотчас кто-то изнутри заколотил в нее и визгливо что-то закричал, в унисон ему взвился еще один вопль - бормашинка Виктории работала вовсю. Раздался громкий негодующий лай.
        - Какого черта?! - Роман перехватил Нечаева за отвороты рубашки и стукнул спиной о стену, и в ярко-голубых глазах того наконец-то появилось что-то осмысленное. - Что ты натворил?! Зачем?!
        - За дело, - вяло ответил Валерий. - Я…
        - Я понимаю, что за дело, - зачем им сказал, кретин?! - Роман встряхнул его еще раз, потом отпустил и привалился к стене рядом. Валерий тихо засмеялся и потер щетину на подбородке, потом сообщил - обыденно, будто речь шла о погоде:
        - По-моему, я спятил.
        - Это уж точно! - зло сказал Таранов, приглядываясь к вздрагивающей двери. - Я бы…
        - А мне по фигу! - заявил Нечаев. - Пусть что хотят, то и думают! Пусть боятся! И чего я из-за них дергался? Я думал - люди… а они все мудаки… Все до одного!.. Эта сука, оказывается, хорошо в замках разбирался… Взял и взломал замок… Любопытно ему было, видишь ли… Я спустился, а он там… Вот я ему шею и свернул, - он взглянул на свои раскрытые ладони, потом потер одну о другую. Роман повернулся и посмотрел на Сергея, и тот сразу же нерешительно покосился на Риту.
        - Ну? - мрачно вопросила девушка.
        - Семыкин взломал замок от подвала, - пояснил Таранов. - А у вас там морозильная камера - вы ж помните?
        - Ты там Майю спрятал, да? - она запустила пальцы в волосы и отвернулась.
        - Больной ублюдок! - со спокойной злостью произнес Сергей. - Когда спустился, там уже два трупа было… и этот… - он мотнул головой в сторону Валерия. - Кто тебя за язык тянул?!
        - Ладно, мы все это уладим, - с неожиданной деловитостью бросила Рита. - Но надо было мне и Ромке сказать - дураки, что не сказали. Сергей Васильевич, я вынуждена лишить вас премии.
        - Плачу и рыдаю, - добродушно ответил Таранов. - Ну что, отпирать придурков или пусть сидят?
        - Отпирай, еще дверь сломают, а дверь дорогая, - она слабо улыбнулась и взглянула на Романа. - Но раз все… почему ничего не происходит? Ведь должно же что-то произойти?
        - А может, оно уже произошло? - предположил Нечаев, отталкиваясь от стены. - Может, действительно все просто написали и… все?
        - Надо глянуть на улицу, - Сергей отпер дверь, и в коридор вывалились возмущенные и испуганные литераторы, не позабывшие, впрочем, прихватить свои рукописи, следом выскочил Гай и грозно устремился к Валерию, очевидно, считая его виновником всех несчастий, но Рита с упреждающим окриком поспешно ухватила его за загривок. Гай мог бы без труда вырваться, но вместо этого послушно сел и снова зарычал.
        - Валерий Петрович плохо себя чувствует, - громко сказала она. - Несет черт знает что, переутомился. Не обращайте внимания.
        - Я в этом доме ни секунды больше не останусь! - гневно заявила Корнейчук и пронеслась мимо, за ней устремились остальные. Рита отпустила пса и, вцепившись Савицкому в руку, потянула его в сторону холла, и оттуда тотчас раздался громкий испуганный возглас. Они переглянулись и побежали, Валерий устремился за ними, но Таранов и Гай, обогнав их, выскочили в холл первыми.
        Люди сгрудились перед распахнутой входной дверью испуганным дрожащим полукругом, и Роман сразу же увидел, что в дверном проеме клубится все та же нитчатая тьма - ничего не изменилось, ничего - кроме одного. Они были не одни в холле - перед ними, у покачивающейся тяжелой створки стоял старый знакомый, давно не приходивший и впервые с нетерпением ожидаемый гость, и залетавший с улицы ветер трепал его светлые волосы. Роман, остановившись у подножья лестницы, незаметным движением вытащил пистолет, успев заметить, как Сергей сделал то же самое. Гай залился оглушительным лаем, вздыбив шерсть на загривке и прижав уши, но тотчас же жалобно заскулил и затоптался на месте, сейчас похожий на большого, растерянного щенка. Потом повернулся и помчался вверх по лестнице.
        - Ну что, друзья мои? - приветливо вопросил Лозинский, державший в руках тонкую пачку исписанных листов, и из-под его век полыхнуло призрачной зеленью. - Как дела, как успехи? Не передрались? Жертвы есть? Всего одна? Ну-у, да вы просто молодцы!
        Он шагнул вперед, и дверь с грохотом захлопнулась за ним. Все вздрогнули, а Елена, испуганно вскрикнув, отскочила назад, налетела на Илью и чуть не упала. Сергей двинулся было вперед, но Роман тотчас ухватил его за рукав и шепнул:
        - Не подходи к ним?
        - Почему? - Сергей взглянул удивленно и настороженно. Роман покачал головой.
        - Сам не знаю. Не подходи - и все!
        - Эй-эй! - воскликнул Денис с наигранным негодованием. - Шептаться здесь воспрещается!.. Вижу, вы не теряли времени даром, - он протянул вперед пачку листов. - Я взял на себя смелость самолично принести творение вашего погибшего приятеля, чтоб никто из вас не бегал… Он-таки успел кое-что сотворить.
        - Он мертв, какое это теперь имеет значение?! - громко произнес Роман и покосился на Нечаева, мрачно стоявшего рядом и уже державшего в каждой руке по коллекционному мечу - Романа и свой собственный. - Его завершение не считается!
        - Еще как считается! - лицо Дениса осветила знакомая солнечная улыбка. - Нельзя же так, нечестно - человек работал, старался… Все считается.
        - Теперь ты нас отпустишь? - спросил Зощук, подаваясь вперед и протягивая ему свои листы. Лозинский принял их и похлопал Владимира по плечу, отчего того передернуло.
        - А при чем тут я? Говорил же - вы сами все решаете. Сами себя и отпустите. Ты ведь сделал все, чтобы себя защитить, Вова, правда? Как и остальные. Не зря я на вас надеялся. Это действительно потрясающе, когда сюжет настолько гибок, настолько неожиданен, когда писатель сам не знает, чем закончится его книга. Мне никогда не приходил в голову такой поворот событий… Ну что, ребятки, сдавайте сочинения. Посмотрим, полюбопытствуем.
        Виктория, сделав шаг вперед, решительно и как-то торжественно подала Денису пачку листов, и в тот же момент Шайдак с резким возгласом, точно ее неожиданно посетило озарение, дернулась назад и яростно рванула свои листы, раздирая их пополам, но те вдруг выпорхнули из ее пальцев, словно огромные бабочки и устремились к Лозинскому. Таранов взмахнул рукой, безрезультатно пытаясь удержать собственную рукопись, выскользнувшую из его кармана, и та, взлетев к потолку, рассыпалась в воздухе бумажным фейерверком. Роман прижал ладонь к груди, но листы выпрыгивали из-за пазухи, словно живые, один за другим, и невозможно было их схватить, точно бумага вдруг стала воздухом. Листы выворачивались из пальцев - его пальцев, Нечаева, прочих и упархивали прочь - туда, где стоял Денис, раскинув руки в ласковом обнимающем жесте, словно желая заключить в объятия старого друга. Он взглянул на Романа - один короткий взгляд, до краев наполненный насмешкой, а в следующую секунду его уже не было, словно и сам Лозинский рассыпался на сотни бумажных листов. Люди стояли неподвижно, потрясенно задрав головы, а над ними с
шелестом бушевала веселая бумажная вьюга, и гостиная заполнилась мельтешащими тенями. Ксения подпрыгнула, попытавшись схватить один из ближайших листов, но тот увернулся и порхнул дальше.
        - Бесподобно, - произнесла Виктория, блестя стеклами очков. - Бесподобно!
        Роман бессознательно поднял руку, прицелившись ей в голову, но тут же опустил ее и спросил себя, что он делает? А листы над их головами кружились все быстрее и быстрее, и это кружение становилось все менее и менее беспорядочным, и теперь казалось, что кто-то тасует под потолком карточную колоду. Наконец все они сложились в одну толстую пачку, которая на мгновение зависла в воздухе, а потом с мягким шлепком упала на пол, и тотчас по дому пролетел странный глубокий звук, словно вздох огромного существа. Со второго этажа раздался чей-то пронзительный вопль, потом еще один, что-то хлопнуло, послышался громкий лязг, треск, люстра под потолком холла жалобно звякнула. Илья вскинул голову, потом схватил стоявшую рядом Ксению и рванул ее в сторону, следом брызнули остальные, и тотчас огромное хрустальное сооружение, качнувшись, с оглушительным звоном обрушилось вниз и расплескалось во все стороны. Зощук заорал, прижимая ладонь к окровавленной щеке, и Роман почему-то вспомнил кинжальный осколок, торчавший из затылка Анатолия. Закрытая дверь вздрогнула, и из косяка вдруг во все стороны полезли извивающиеся,
отливающие темно-синим, металлическим шипастые стебли, заплетая проход и расползаясь по стене холла со странным треском, словно где-то рядом наигрывало на своих погремушках целое скопище разъяренных гремучих змей. И тотчас Корнейчук, закинув руки за голову и как-то изломившись назад, метнулась навстречу заплетаемой двери, пронзительно крича:
        - Неправильно! Не так было! Не так!
        Токман схватила ее за шиворот и рванула назад, но Роман не смотрел на них - не смотрел он уже и на дверь - он смотрел на то, что только что было пачкой листов, где были и его собственные - его почерк, его мысли… а оно шло черной рябью, расплывалось по полу, словно расплавленная смола, и что-то выдиралось из него, тянулись чьи-то руки, когтистые лапы, высовывались уродливые головы, залепленные черным, вскидывались металлические острия, и снова машущие руки, чьи-то раззявленные в крике рты, а следом выстреливали уже хорошо знакомые извивающиеся дымные щупальца. По холлу пополз отчетливый запах тухлятины, и он до краев наполнился приглушенными воплями, стонами, утробным похрюкиванием и томными вздохами, летевшими со всех сторон подрагивающего, словно раскачивающегося на волнах особняка. Но больше всего его напугало не это, а то, что литераторы, чтоб их!.. вдруг дружно двинулись к этой черноте, зачарованно вытягивая шеи, будто дети, увидевшие что-то необыкновенное, и Рита неожиданно тоже подалась следом, но тут же прянула назад, дрожа всем телом. Где-то на третьем этаже раздался грохот, будто на пол
рухнул здоровенный камень, из покинутой гостиной долетел страшный дребезг - видно и там обрушилась люстра.
        - Вашу мать! - заорал Роман страшным голосом. - Вы чего понаписали?!!
        Те, не отвечая, вдруг разбрелись в разные стороны, двигаясь как-то очень медленно и безвольно болтая руками, и Савицкому подумалось, что, верно, пишущая братия окончательно сошла с ума, но тут они начали оборачиваться - один за другим - и Роман невольно отступил назад, мысленно сказав себе, что лучше бы они просто сошли с ума. А пространство за ними заполнялось существами и стихиями, и черт его дери, если он не знал, что это такое и откуда взялось! Глупые, глупые создания, вы так ничего и не поняли!
        Короткий промежуток времени - невесомый, как вздох, и болезненный, как сердечная судорога, а те, чьи взгляды один за другим упирались в них, застывших у подножья широкой лестницы, менялись стремительно и как-то незаметно - может, они всегда были такими и теперь лишь сбрасывали свои поднадоевшие за жизнь маски и одеяния… И тает на глазах полная фигура Елены, утончаясь и удлиняясь, и вот это уже стройная красотка, и взгляд ее наполнен красным, мерцающим голодом, а из-под пухлых приоткрытых, словно для поцелуя губ завораживающе медленно ползут, вырастая, тонкие, как иглы, белоснежные клычки, и за ее спиной встают такие же острозубые красотки - Валесса не могла не позвать на помощь подружек. А Альбина, красавица Альбина - огненно красива, и волосы ее - развевающееся гибкое пламя, и снова горят изнутри ее глаза, и в движениях рук мягкий огонь, одевающий их, и колышется он за спиной, словно плащ, и рядом с ней, и позади нее - существа, парящие над полом - и огненные, и воздушные, искрящиеся мелкими молниями, и перетекающие холодной водой… вон там кто-то снежный с чертовски острыми зубами, а там кто-то
похожий на ожившую груду земли, с глазами-плошками и огромной пастью. Зощук… ну, с Вовой все просто… кажется так сказал Денис тогда?.. с ним действительно все просто, только вряд ли его сейчас заинтересуют гренки с яйцом, которые так вкусно готовит его жена… кожа сползает с его лица, повисая лохмами, обвисают губы, открывая провал рта, наполненный гниющими зубами, волосы отступают на затылок, обнажая покрытую зелеными пятнами лысину, а глаза - как два гнойных сгустка, ногти сыпятся с пьяно шевелящихся пальцев, и по всему телу расползаются трещины, сочащиеся чем-то омерзительным… Не поможет теперь Вове никакой одеколон, как и тем, кто покачивается за его спиной, таращась гниющими буркалами… и черт возьми, у одного из них лицо Лехи Минаева, из-за которого Роман когда-то… как же это было давно… лишился работы… прав был Денис насчет связей, прав… Виктория… ничего не осталось от костистой блеклой женщины с землистой кожей - вместо нее смотрит высокая грудастая особа зверского вида, вся сплошь в черной коже, ремнях и серебристых цепях, увешанная целым пыточным арсеналом и держащая ощерившийся шипами
моргенштерн, и что-то извивается под ее веками, словно клубки червей. Виктория стоит в одиночестве, но ей, верно, и не нужны спутники… а может, они просто запаздывают на встречу. Вот у Ильи, чьи глаза блестят стеклянным, темно-синим блеском, будто два сапфира, чья грудь в распахнутой кожаной безрукавке исполосована боевыми шрамами, и в чьих руках сжат всенепременный меч с темным лезвием, спутников хватает - какие-то задумчивые старцы в плащах, основательно вооруженные молодцы, странные рогатые создания, существа, внешне похожие на людей, но с непомерно огромными жабьими ртами. Только Ксения не изменилась совершенно, лишь в глазах полыхает зелень, но не призрачная, как у Дениса, а голодно-кошачья - этакий встрепанный воробышек с тигриными глазами, и вокруг нее - разнообразнейшие представители фауны, кажущиеся очень злыми и очень голодными, и от ее ног ползут к лестнице стебли, но не металлические, что заплели дверь, а обычные, зеленые, покрывающиеся яркими цветами, которые тоже кажутся очень голодными.
        - Что это такое? - хрипло прошептал Сергей, и Роман впервые услышал в его голосе растерянность.
        - Думаю, они пытались себя защитить, - ответил он, снова поднимая руку с пистолетом. - Позвали на помощь своих придуманных демонов… и сами стали ими. И боюсь, им это нравится.
        - Идиоты, - тихо сказала Рита и отступила на первую ступеньку, и Нечаев, коротко вздохнув, подвел итог дискуссии:
        - По-моему, пора линять! Тут нам не выйти.
        Роман качнулся назад, и тут тот, кто совсем недавно был юрким невысоким парнишкой по фамилии Безяев, вдруг взмахнул мечом и закричал:
        - Подождите! Вы не поняли! Это только, чтобы помочь! Я не думал…
        - О какой помощи ты говоришь?! - Альбина, мягко колыхавшаяся над полом, рассмеялась, и из ее рта выпорхнули язычки пламени, мгновенно погаснув в воздухе.
        - Все же ясно - вы хотели все завершить, но перед этим уничтожить всех нас! Каждый из вас этого хотел! Вам было мало просто выжить! Вы хотели выжить в одиночестве!
        - Какая глупость! - клыкастая красавица подняла руку, с удовольствием разглядывая свои длинные сверкающие ногти. - Мне нет дела ни до кого из вас и ваших дурацких книг! Я просто позвала на помощь, потому что знала, что и вы сделаете то же самое. Я же помню ваши творения и не сомневалась, что никто из вас не ограничится парой строчек счастливого финала! Оно было право - тысячу раз право!
        - Мои книги не дурацкие! - пророкотала грудастая особа и угрожающе качнулась в сторону Елены, бряцая цепями, и из-за спины Токман тотчас выглянули хорошенькие бледные девичьи лица и упреждающе зашипели, показывая иглы клыков. Фауна, окружавшая Ксению, которая, несмотря на дикие звериные глаза, казалась страшно перепуганной, беспокойно зашевелилась, клацая когтями и клешнями и обнажая в оскале бесчисленные зубы. Зощук поднес к глазам гниющие пальцы и тонко захихикал, и тотчас со второго этажа вновь долетел пронзительный вибрирующий вопль. Рита, медленно пятившаяся по лестнице вместе со всеми, вздрогнула и застыла, сжимая в пальцах нож с широким лезвием.
        - Они не только в холле! Они на всех этажах! Куда нам идти?!
        - Я гляну, - коротко сказал Сергей, обогнул ее, прыгнул на следующую лестницу и исчез на площадке второго этажа. Тотчас же оттуда долетел грохот выстрелов, и Сергей снова появился на лестнице, пятясь, а следом, с неживым стуком ступая по ступеням и покачиваясь из стороны в сторону, шагала мраморная мантикора из
«тронной залы». Движения ее были тяжелыми, но все же в них чувствовалась гибкость живого зверя, скорпионий хвост угрожающе подрагивал, а беззрачковые глаза не отрывались от двигающегося человека. Львиная морда была уже изрядно попорчена выстрелами, и в тот момент, когда Валерий, развернувшись, кинулся вверх по лестнице, а мантикора на ходу пригнулась для прыжка, Сергей, прищурившись, выстрелил еще раз, раздался треск, и мощное звериное тело, рассекая воздух мраморными крыльями, взвилось в воздух уже безглавым, рухнуло на ступеньки и, расколовшись на несколько кусков, грянуло вниз, а Таранов, уворачиваясь, одним прыжком перемахнул через перила и приземлился на ступеньки рядом с Ритой. В ту же секунду Роман нажал на курок, уже не терзаясь никакими сомнениями, и то, что раньше было Викторией Корнейчук, стоявшее к нему лицом, смеясь и призывающе вытянув правую руку с моргенштерном, дернулось назад и с тяжелым стуком повалилось на пол безжизненной грудой. На месте ее правого глаза появилась зияющая кровавая дыра. Преобразившиеся литераторы застыли, потом медленно повернулись и разом уставились на труп.
        - Слава богу, их можно убить! - облегченно сказал Нечаев, и тут Ксения отчаянно завопила, прижимая ладони к лицу и превращая его в смятую маску ужаса, крутанулась и прянула в правый коридор. Часть ее свиты устремилась за ней, но часть осталась, медленно, но недвусмысленно начав передвигаться в сторону лестницы и оставшихся в холле, и Роман мельком подумал, что те, внизу, вызвавшие своих чудовищ, вовсе не так уж властны над ними. В этот момент из левого коридора первого этажа, тяжело переваливаясь, выковыляла мраморная гротескно-жуткая ши-цза, вовсе непохожая на своих добродушных сородичей, навек задумавшихся на Петровской набережной города на Неве, и, распахнув гигантскую пасть, накинулась на ближайшего к ней старца в плаще и одним махом перекусила его пополам, расплескав во все стороны кровь, кажущуюся совершенно настоящей. Безяевская свита налетела на мраморного монстра, послышался звон оружия, что-то грохнуло, полыхнуло, вампирши разом метнулись под потолок, словно вспугнутые птицы, а Зощук, вытягивая сгнившие руки в сторону лестницы, громко закричал:
        - Я желаю получить компенсацию за моральный ущерб!
        Рита, не удержавшись, хихикнула, но смешок застыл на ее губах, когда из-за спины Владимира выкачнулся строй мертвецов и, хоть и неуклюже, но все же проворно зашагал к лестнице. Примерно треть их сразу же разбрелась во все стороны, сцепившись со стихийными демонами Альбины, зверьем Шайдак и воинством Безяева, из коридоров первого этажа приковыляло еще несколько мраморных чудовищ, и в холле закипела яростная схватка, среди которой, словно бледные молнии, мелькали Елена и ее подруги, нанося короткие удары когтистыми пальцами и длинными кинжалами. Во все стороны полетели ошметки сгнившей плоти, брызги крови и куски мрамора, и над всем этим малоразборчивым мельтешением полыхали вспышки холодного и жаркого пламени и расцветали длинные ветвящиеся молнии.
        - Наверх надо! - Роман выстрелил в голову первого подгнившего дружинника Зощука, и та разлетелась, словно спелый арбуз. Таранов, коротко кивнул, снова кинулся вверх по лестнице, а Роман сунул пистолет оцепеневшей Рите, встряхнул ее и перехватил протянутый Валерием меч.
        - Иди за ним! - он толкнул ее к лестнице на второй этаж. - Живо!
        Рита повиновалась, но тотчас всполошено обернулась:
        - А ты пойдешь?!
        - Нет, спать здесь лягу! Бегом пошла!
        Она добежала до середины лестницы, но тут же перегнулась через перила и выстрелила, и еще одно тело, лишившись головы, слепо цапнуло воздух скрюченными пальцами и завалилось назад, но на его место тут же хлынул целый поток дурно пахнущего войска. Валерий и Роман, до этого момента отступавшие медленно, переглянулись, повернулись и кинулись к следующей лестнице, одним прыжком проскочив площадку. На ходу Роман развернулся и почти автоматически, не думая, рубанул потянувшуюся следом руку, оставив глубокую зарубку на резных перилах, Валерий разрубил в полете какую-то пернатую зубастую тварь, едва не вцепившуюся ему в лицо, и в этот момент Рита закричала сверху:
        - Поднимайтесь! Скорей!
        В ее голосе было не только отчаянье и испуг, но и странное недоумение, следом раздались один за другим два выстрела, что-то грохнуло, лязгнуло, потом голос Таранова свирепо рявкнул:
        - В сторону!
        Валерий и Роман взлетели по лестнице, проскочили какую-то бездверную комнату, заваленную всевозможным хламом, и Савицкий на бегу растерянно сказал:
        - Этого здесь раньше не было.
        Дальше коридор неожиданно раздваивался, чего в нарисованном Тарановым плане тоже раньше не было, и в обоих проемах, походивших на огромные дупла, метался дрожащий свет. Валерий задумчиво притормозил перед ними, и в этот момент из левого проема высунулась крепкая рука, схватила его за плечо и дернула внутрь. Роман впрыгнул следом, но тотчас развернулся, уловив за спиной движение, и всадил клинок в грудь подоспевшего мертвеца, шамкавшего полубеззубым ртом. Тотчас ударил его ногой, одновременно выдергивая оружие, творение Владимира тяжело повалилось на спину, суча конечностями, словно перевернутый жук, а в следующую секунду Романа и самого втащили внутрь. Таранов захлопнул тяжелую круглую дверь и задвинул засов, и в дверь почти сразу же требовательно забарабанили. Чей-то вязкий, утробный голос забубнил:
        - Есть-есть-есть-есть!..
        - Тьфу, черт! - сказал Сергей, поворачиваясь и вытирая вспотевший лоб. В опущенной правой руке он держал секиру - уже успел заглянуть и в собственный тайник, - а пистолет сунул за пояс. Роман огляделся - они были в большой округлой комнате, под потолком которой чуть покачивалось деревянное сооружение в виде восьмиконечной звезды, и на каждом луче горели вставленные в гнезда свечи, наполняя комнату прыгающим светом. Стены комнаты казались сделанными из толстенной коры, а из мебели присутствовали несколько грубых лавок, тяжелый деревянный стол, а также самый натуральный пень с разветвленными корнями, на котором почему-то стоял телевизор «Юность» с разбитым экраном. Окон в комнате не было. В другом конце комнаты тоже наличествовала круглая дверь, запертая на засов. Из стены рядом с дверью торчала оперенная мраморная стрела, а на полу лежали куски статуи - судя по определенным признакам, это была статуя женщины. Ее голова была разбита вдребезги, и с одного куска на Романа слепо взирал беззрачковый мраморный глаз. В метре валялся подгнивший труп, разрубленный наискосок от плеча к бедру, и стремительно
ухудшал атмосферу комнаты.
        - Что-то не узнаю я эту часть Калифорнии, - пробормотал Роман и снова огляделся. Валерий постучал навершием меча по стене и получил гулкий отклик.
        - Они и мой дом изменили! - сказала Рита с негодованием хозяйки, получившей в ответ на свое гостеприимство редкостную пакость. - Он же теперь место действия… а может… хотя я уже вообще ничего не понимаю! И дороги мы теперь не знаем!
        - Так чего стоим - давайте туда! - Валерий ткнул мечом в сторону запертой двери, с тревогой прислушиваясь, как другая дверь содрогается под ударами. Сергей смахнул кровь с оцарапанной щеки, хмыкнул и кивнул головой на разбитую статую.
        - Оттуда пришло это.
        - Круто ты с бабой, - устало сказал Роман и успокаивающе потрепал по плечу подошедшую Риту, которая, как ни странно, теперь выглядела гораздо бодрей, чем раньше, и уже не казалась такой испуганной. - Вика готова, а ее демонам хоть бы хны! Кто это хоть был?
        - Похоже, Артемида, - буркнул Таранов, - хотя мне на это наплевать! Я теперь тоже дороги не знаю. Но и сидеть здесь нельзя.
        - …есть-есть-есть! - уныло бубнили из-за двери в прорехи между ударами. Валерий шарахнул навершием меча по створке, обозвав оголодавших нехороших словом, потом потер плечо, чуть поморщившись.
        - Тяжеловат. И не умею я… неловкие удары получаются.
        - Скоро станут ловкие - чую, будет много практики, - Роман посмотрел на стену. - А что в правом коридоре - там ведь, по идее, наружная стена…
        - В правом коридоре кто-то витает - по-моему, кто-то из демонов Альбины, и полно крыс, - вздрогнув, сообщила Рита. - Мы туда не пошли. А тут статуя - чуть стрелу в меня не всадила. Сергей Васильевич, я передумала насчет лишения премии.
        - Я счастлив, но по завершении этого бардака желаю в отпуск! - заявил Сергей и потер запястье. - Ну что - попробуем в ту дверь?
        Роман осторожно подошел к дальней двери, наклонился и старательно прислушался, потом выпрямился.
        - Вроде тихо. Правда, это ничего не значит.
        - Если Вика оживила только статуи из залы, то лучше туда - их не так уж много, - высказался Нечаев. - Хотя ничего нельзя знать наверняка… Но назад я точно не пойду
        - зощуковских мертвяков слишком уж много. К тому же, - взглянув на разрубленный труп, Валерий сморщил нос, - статуи хоть не воняют.
        - Впереди тоже может быть достаточно гнилых ребят, твари расползлись по всему дому, - Роман, обернувшись, с тревогой прислушивался к тому, как вздрагивает под ударами дверь. - Правда, ситуацию упрощает то, что свиты наших очаровательных литераторов передрались друг с другом… Кстати, кто-нибудь из вас, - он взглянул на Сергея и Валерия, - написал себе каких-нибудь союзников?
        - Ты же видишь, что мы одни, - раздраженно ответил Валерий.
        - Неважно. Так да или нет?
        Лицо Нечаева внезапно стало чуть смущенным, и он пожал плечами.
        - Ну так… - во взгляде Нечаева почти сразу же появился вызов. - Но их здесь все равно нет, так что и говорить ни к чему!
        - Аналогично, - сказал Таранов, упреждая обращенный к нему вопрос. - Но я человек простой и у меня все по-простому, без клыков, слизи и прочих изысков. В любом случае, мы одни… - он усмехнулся, - видно плохо написали, все же. А ты сам? Позвал кого-нибудь на помощь?
        - На помощь нет, - отозвался Роман, чуть помедлив. - Я просто… кое-кого пригласил. Но его тоже здесь нет… Наверное, писатели из нас никудышные… как там он говорил… не пропускаем мы сквозь себя то, что пишем, не видим этого…
        - Может, оно и к лучшему, - подвела итог Рита, крепко сжимая в пальцах «бантам». - Ну что - идем?
        - Вы встаньте подальше, а я открою дверь, - сказал Роман, протягивая руку к засову, но Сергей, подскочив, отодвинул его.
        - Лучше я. Если там еще одна статуя - секира для нее лучше, чем меч.
        - А если там альбиновские стихийные демоны? - боязливо предположила Рита. Сергей почесал затылок.
        - Тогда лучше огнетушитель… но где его сейчас найдешь?..
        Он дотронулся до засова, но тут же отскочил назад с секирой наизготовку, и Роман тоже отпрыгнул, глядя, как из дверной щели стремительно выматывается серебрящаяся струйка дыма и ползет вверх и в стороны - несмотря ни на что, зрелище довольно красивое. К запаху тухлятины в комнате неожиданно примешался другой запах, отчего-то напомнивший Роману густо заросшие травой и кувшинками илистые лесные озера. В комнате мгновенно стало прохладно, потянуло сыростью, и Валерий, приподнимая меч, настороженно спросил:
        - Это еще что?
        Дым сгустился, стал плотным, и из него на пол вдруг ступила высокая золотоволосая красавица с мраморно-белой кожей и сияющими зелеными глазами. Вместо одежды на ней был бледно-голубой кусок ткани, прихваченный чем-то на талии и на левом плече и открывающий на полное обозрение высокую грудь, а на шее переливалось под прыгающим светом свечей изумрудное ожерелье. Роман и Сергей отступили еще на шаг, а Валерий сказал:
        - Ого! - и, словно этого было мало, добавил: - Ничего себе! Вот все б такие были!.
        Как такое…
        Он не договорил, но Роман прекрасно понял недосказанное - как такое убьешь? Ведь рука не поднимется… и особенно когда такие глаза… Бессознательно он подался вперед, но Рита тотчас больно ущипнула его за плечо, неожиданно зло скривив губы, и Роман, вздрогнув, мотнул головой и отступил обратно. Девушка очаровательно улыбнулась, и пламя свечей блеснуло на тонких, острых клычках. В дверь позади них тотчас забарабанили с удвоенной силой, точно изголодавшееся воинство Зощука почуяло, что добыча задержана новой опасностью.
        - Лена?.. то есть, Валесса? - осторожно спросил Роман, до боли сжимая в пальцах рукоять меча и краем глаза видя, как поднимается рука Риты с пистолетом. Золотоволосая отрицательно покачала головой и улыбнулась еще раз - теперь ему одному.
        - Нет. Иллайон, - голос ее оказался мягким, струящимся, как шелк, обнимающим и тянущим к себе. - Сколько мужчин… сколько больших сильных мужчин с сильными сердцами… - розовый язычок проворно облизнул верхнюю губу. - Хотите меня поцеловать? И я вас поцелую… я вас зацелую… - ее бледные руки плавно поднялись и потянулись навстречу Таранову, который качнулся было к ней, но тут же дернулся обратно, мотнув головой, и хрипло сказал:
        - Шла бы ты отсюда!..
        - А Валесса знает, что ты здесь? - пробормотал Роман, изо всех сил заставляя себя отвернуться. Валерий прошел мимо него с широко раскрытыми глазами, и Савицкий схватил его за рукав и дернул обратно. Иллайон снова покачала головой - на этот раз недовольно.
        - Валесса запретила. Мы с ней подруги… но, - девушка раскинула руки и провернулась вокруг себя, - когда дело касается еды, каждый сам по себе.
        Она сделала еще один поворот и вдруг исчезла, а долей секунды спустя бледные ладони опустились на плечи Нечаева, и смеющееся лицо Иллайон выглянуло из-за его спины, словно дразнясь, потом ее рот широко раскрылся, и клыки устремились к незащищенной шее. Роман метнулся вперед, и его меч ударил в это мраморно-белое лицо, но его там уже не было - вампирша стояла перед не успевшей даже вскрикнуть Ритой, крепко схватив ее за плечи… но вот ее уже и нет там - она рядом с Сергеем, скользит ладонью по его руке и тут же исчезает… Роман, почувствовав прикосновение к шее ледяных пальцев, дернулся в сторону, одновременно разворачиваясь, но меч вновь пропорол лишь пустоту. Рядом свистнула рассекшая воздух секира, послышался рассыпающийся брильянтовый смех, бледное лицо с сияющими глазами вдруг возникло прямо перед Романом - так близко, что их носы почти соприкасались, и на него пахнуло сыростью и гниющими цветами, а в следующее мгновение девушка уже вновь стояла возле двери и улыбалась - не без издевки. Валерий судорожно ощупывал свою шею, а Таранов смотрел на вампиршу с некоей долей уважения. Неугомонные зомби
позади вовсю грохотали в дверь, и многоголосый подшамкивающий хор требовал:
        - …есть-есть-есть-есть!..
        - Дурдом! - слегка дрогнувшим голосом произнес Валерий. - Слушайте, девушка, перестаньте заниматься ерундой! Может, вам что-нибудь другое? Может вы любите пиво? Или шоколад? Или, там, Киркорова?
        - Что есть пиво, шоколад и киркоров? - с живым интересом спросила Иллайон. - Питье, еда? Или, - ее улыбка стала шире и хищнее, - особые позы? - розовый язычок проскользнул между клыками и дразняще затрепетал в направлении Валерия. - Иди ко мне, я сладко целую, сладко…
        Савицкий, не в силах оторвать от нее глаз, судорожно пытался вспомнить общеизвестные способы изничтожения вампиров. Солнце - нереально, серебра нет, крест… она из эпохи Македонского и, скорее всего, защищаться от Иллайон христианским символом все равно, что развешивать перед слепым таблички «Проход воспрещен». В подтверждение его мыслей Рита рванула с шеи цепочку с золотым крестиком и ткнула им в сторону Иллайон. Цепочка вылетела из ее руки, бледная ладонь поймала крестик, и вампирша мягко поинтересовалась:
        - Что это?
        - Отойди от двери, сука! - вдруг завопила Рита и выстрелила девушке в голову, но та уже стояла возле косяка, и пуля ушла в доски.
        - Глупая, - насмешливо сказала она. Рита больше стрелять не стала, но разразилась такими ругательствами, каких Роман еще и не слыхал. Голос ее стал пронзительным, визгливым - похоже, если на них Иллайон действовала завораживающе, то на Риту оказывала прямо противоположный эффект. Вампирша засмеялась и вновь прислонилась спиной к двери.
        - Ветерок, - произнес шелковый голос, - все это ветерок. Одного, мне довольно одного… отдайте или возьму сама… а прочие могут идти… пока…
        - А ну ее к черту, эту сучку! - вдруг вскипел Сергей. - Я открою, а вы отмахивайтесь… просто не подпускайте ее!..
        Он метнулся к двери, замахиваясь секирой - неуклюжее, тягучее движение по сравнению с гибкой стремительностью Иллайон, которая сразу же оказалась у него за спиной. Роман тотчас направил острие в тонкую длинную шею, но оно угодило в пустоту, а вампирша, возникшая совсем рядом с его рукой, чуть наклонилась, и кончик ее языка игриво скользнул по долу меча, следом прилетел клинок Валерия, но там уже никого не было, и мечи лязгнули друг о друга. Где-то слева взвизгнула Рита, и в тот же момент дверь вдруг слетела с петель, снесенная мощным ударом, и в комнату одно за другим ввалились трое здоровенных человекообразных существ, раннее виденных Романом в свите Безяева, - с черной, блестящей, как резина, кожей, непропорционально огромными жабьими ртами и выпученными глазами. Иллайон отпустила Риту и метнулась под потолок, прижалась к нему всем телом неподалеку от деревянной люстры, словно огромная бабочка, и ее длинные золотистые волосы заколыхались в воздухе.
        - А это что за хрень?! - успел вопросить Валерий, прянув назад. Сергей, которого этот вопрос, очевидно, совершенно не интересовал, развернувшись, на коротком размахе снес голову одному из прибывших, и в потолок ударил фонтан черной крови. Таранов отпихнул с дороги пьяно зашатавшееся тело, а двое оставшихся существ, которых смерть сородича совершенно не опечалила, проворно прыгнули вперед, не обращая на человека в дверном проеме никакого внимания. Один из них метнулся к Рите, протягивая шестипалые руки, но Савицкий, мгновенно оказавшись рядом, оттолкнул девушку в сторону двери, где ее изловил Сергей, и они исчезли в следующей комнате. Роман вогнал меч в гладко блестящий круглый живот чудовища, и сталь вошла легко, словно кожа обтягивала сгусток слизи. Чудище истошно заверещало, суматошно размахивая руками и распялив беззубую пасть, и в ту же секунду вторая дверь жалобно затрещала, поддаваясь под натиском. Нечаев, проскакивая мимо, походя отсек одну из машущих рук, забрызгав и себя, и Романа черной, дурно пахнущей жидкостью, и заорал:
        - Да брось ты его!..
        Роман выдернул меч с потоком черноты, и жаборотый повалился на спину, открывая его взору третье существо, которое стояло напротив, чуть присев, и из его непомерно расползшегося во все стороны рта на подставленные ладони вдруг вывалился черный, дрожащий, как желе, дымящийся шар размером с боулинговый. Вторая дверь рухнула, и Роман кинулся к свободному проему, из которого уже слышался шум драки. Черная рука взлетела в воздух и почти с баскетбольной сноровкой отправила подрагивающий шар ему вдогонку. Краем глаза он уловил это движение и прыгнул, одновременно пригибаясь, в ту же секунду Иллайон с жалобным возгласом сорвалась с потолка и скользнула следом - то ли нервы сдали у вампирши, то ли не выдержала вида ускользающей добычи. Влетев в комнату, Роман перекувыркнулся, позади, совсем рядом раздался громкий шлепок и пронзительный вопль. Сразу же вскочив на ноги, он порывисто оглянулся - Иллайон, дико крича, билась на полу, а по ее телу стремительно расползалась пузырящаяся черная жидкость, пожирая плоть и кости, и там, где еще недавно были длинные мраморно-белые ноги, теперь растекалось густое
багровое месиво. На этот раз гибкая стремительность подвела вампиршу - подвела навсегда.
        Роман отвернулся почти сразу же и ринулся в глубь комнаты. Таранов, дыша надсадно, со свистом, орудовал секирой, словно заправский викинг, яростно отбиваясь от наступавшей на него мраморной гидры, перемещавшейся на удивление проворно и лязгавшей, вернее, постукивавшей пятью пастями. Две отколотые головы уже валялись на полу. Валерий, выставив перед собой меч, медленно двигался по широкой дуге, примеряясь глазами к так же плавно двигавшемуся перед ним обнаженному мужчине непомерно героических пропорций, вооруженному короткой булавой. Роман успел заметить, что из головы мужчины торчат бесчисленные металлические острия, придавая ему сходство с его же булавой, а потом его взгляд метнулся к Рите, которая отчаянно дергала ручку запертой двери, а к ней неторопливо, с некоей самоуверенной ленцой топал еще один голый атлет, вдоль позвоночника которого топорщился кожистый гребень, как у игуаны, и, ухмыляясь, помахивал оружием, похожим на короткую косу.
        Роман одним прыжком проскочил между дерущимися и, не тратя времени на благородное похлопывание по плечу, всадил клинок атлету в спину чуть левее кожистого гребня - до шеи было никак не достать даже в прыжке. Тот, издав какой-то квакающий звук, удивленно развернулся, одновременно подламываясь в коленях. Савицкий, выдернув оружие, отскочил в сторону и рубанул по шее, уже оказавшейся в пределах досягаемости, после чего сразу же отвернулся от бьющегося тела. Из покинутой комнаты через густую лужу, в которую превратилась Иллайон, брели, раскачиваясь, зощуковские дружинники со своим уже поднадоевшим «есть-есть-есть». Валерий и обладатель булавы исполняли некий сложный, довольно неуклюжий, рваный танец, размахивая своим оружием, причем Нечаев не столько наносил удары, сколько уворачивался, тяжело дыша, - атлет орудовал булавой довольно ловко. Роман кинулся к закрытой двери, оттолкнув Риту, судорожно цеплявшуюся за ручку, дернул сам, потом просунул лезвие меча между дверью и косяком, и в тот же момент Сергей с удивленным возгласом: «Да какого?..» - нырнул вниз, одновременно чуть отскочив, чтобы получить
пространство для размаха, и рубанул статую по одной из толстых когтистых лап. Гидра издала громкий скрип, словно несмазанные ворота, и пьяно завалилась на отрубленную конечность. Ее шеи отчаянно мотнулись в безуспешной попытке удержать равновесие, и статуя с тяжелым стуком рухнула на пол. Сергей поспешно отколол еще две лапы, и гидра отчаянно завозилась, пытаясь встать и яростно стуча мраморными челюстями и единственной уцелевшей конечностью.
        - Серега, дверь! - закричал Роман, отскакивая назад, и Таранов, увернувшись от пары нацелившихся на его ноги раззявленных пастей, кинулся к ним. Рита, наклонившись, свирепо выдернула оружие из еще подрагивающей руки умирающего атлета и прижалась к стене, глядя на подтекающую волну мертвецов, нетерпеливо толкавшихся в дверном проеме. Роман коротко глянул в сторону Нечаева - не нужна ли помощь? - но Валерий каким-то образом ухитрился найти лазейку в уверенной атаке противника и разрубить ему бедро, и теперь с хриплыми яростными вскриками оттеснял шипастого в угол веером тяжеловатых ударов, орудуя мечом так, словно это был молоток. Отвернувшись, Савицкий шагнул навстречу идущим, которых от двери и людей теперь отделяли лишь несколько метров, и из первых покачивающихся рядов к нему тотчас с готовностью протянули руки с лохмами оползающей кожи, и на Романа густо и тяжело пахнуло гниющим мясом.
        - …есть-есть…

«Не люди, - в который раз мысленно сказал он себе. - Не люди…»
        Битвой это никак нельзя было назвать - это было избиение, мертвецы не защищались, просто шли вперед один за другим, протягивая руки, напирали, пытаясь зажать в кольцо и прорваться к двери. Они не уклонялись, не отступали, не производили никаких хитрых телодвижений, и лезвие легко входило в дряблую, расползающуюся плоть, отсекая конечности и отрубая головы… но их было слишком много, и на месте одного почти сразу же появлялось трое. Пол перед ним был уже устлан изуродованными телами, хлюпала сгнившая кровь, но они все шли и шли… Натруженные мышцы рук страшно ныли, в затылке мягко постукивало. Дважды Роман споткнулся и чуть не упал, несколько раз зубы клацнули в опасной близости от него, холодная рука вцепилась в запястье, перехватив ее, он крутанулся, и мертвец улетел в сторону, с сырым чавканьем стукнувшись о стену, но Роман при этом потерял почти метр обороняемого пространства. Тут подоспел Валерий, перемазанный то ли своей, то ли чужой кровью, поймал на острие меча следующего желающего откушать, и позади тотчас закричала Рита:
        - Сюда! Быстрей!
        Роман сразу повернулся и кинулся было к дверному проему, в котором косо висела створка, но ему тут же пришлось вернуться и выдернуть из свалки Валерия, который яростно размахивал мечом и хрипло матерился, очевидно, решив в одиночку перерубить всех созданий Зощука до единого. Они выскочили на узенькую слепую площадку, где уже стояли Сергей и Рита. Вверх и вниз с площадки убегала знакомая винтовая лесенка, вверху брезжил дрожащий красноватый свет, внизу же царил полумрак, и быстро глянув туда, Роман увидел, что в этом полумраке плавно движутся несколько пар чьих-то больших горящих глаз.
        - Наверх! - коротко сказал Сергей, уже поднимавшийся по ступенькам, тотчас снизу донесся мощный, густой рык - то ли львиный, то ли тигриный, убедив остальных, что вниз действительно лучше не ходить.
        Хрупкая лесенка отчаянно дрожала под ногами бегущих, и Роману с каждой ступенькой казалось, что она вот-вот обрушится вниз вместе с ними. Рита перед ним неслась так стремительно, что ему было страшно, позади громко пыхтел Нечаев, ругавшийся последними словами, и то и дело звонко цеплялся мечом за перила. Сергея он не видел, только слышал стук его ботинок, а в какой-то момент сверху донесся истошный вопль, следом тяжелый удар, и мимо Романа пролетело что-то извивающееся со множеством когтей и зубов, едва не зацепив его руку, и кануло в темноте с мягким шлепком. На нижнем витке уже топали неугомонные зомби, раскачивая лестницу еще сильнее, и кто-то из них, более разумный, чем его сородичи, периодически увещевал глухим, замогильным голосом:
        - Ну чего вы убегаете?.. Мы ничего не сделаем!.. Подождите нас, подождите! Мы только есть, есть…
        Лесенка не изменилась только внешне, но протяженность ее стала гораздо больше, и они уже пробежали черт знает сколько витков, а конца ей все не было. Вокруг смыкалась круглая стена, словно ствол колодца, и в ней через каждые два метра горели вставленные в железные кольца факелы, страшно чадя. Было очень холодно, и изо рта вырывались густые клубы пара.
        Лесенка сделала еще пару витков и вдруг закончилась широкой полукруглой площадкой, перед которой была большая дверь с тяжелой литой ручкой в виде львиной морды, и дверь эта была приглашающе приоткрыта, и в проем между створкой и косяком вытекал ровный яркий бледно-голубой свет. Сергей настороженно остановился перед дверью, Роман торопливо двинулся было к нему, но тут его левая рука, скользнувшая по перилам, задела что-то тонкое и упругое, похожее на натянутую нить. Сверху долетел едва слышный тонкий хныкающий звук, и он поспешно задрал голову, тотчас же оттолкнул Риту, так что она сунулась лицом в спину Таранову, и, чуть скользнув в сторону, взмахнул мечом навстречу стремительно летящей на него черной тени, топырящейся бесчисленными лапами. Под мечом громко чавкнуло, и на ступеньки тяжело рухнул черно-желтый паук, размером с взрослого мастифа, дергая конечностями и извергая из разрубленного брюха поток грязно-желтой жидкости. Валерий совершил гигантский прыжок, оказавшись почти десятком ступенек ниже, а Рита взвизгнула и, вцепившись в плечо Сергея, сделала такое движение, точно намеревалась
забраться ему на голову, словно кошка на дерево. Внизу, в темноте глухо возмутились:
        - Едят без нас?.. без нас?.. есть-есть…
        - Ну, Ксюша!.. - зло сказал Роман и быстро отсек пауку верхнюю часть. Валерий поспешно скакнул обратно, вытащил зажигалку и, включив встроенный в нее фонарик, направил тонюсенький лиловый луч света на далекий потолок, оказавшийся плотно затянутым, словно чадрой, серебристыми паутинными нитями. Ближе к стене висел плотный кокон, из которого торчала бледная сморщенная человеческая рука.
        - Я ей устрою «В мире животных»! - прошипел Валерий и погасил фонарик, потом осторожно переступил через подергивающиеся суставчатые лапы. Сергей, который, отстранив Риту, уже аккуратно приотворял дверь, вдруг отпустил створку и прижался к перилам, сжав в пальцах рукоять секиры. Тотчас до них долетел приближающийся странный морозный хруст, а следом за ним - громкий топот. Мимо приоткрытого дверного проема вдруг пронеслось нечто, похожее на ожившую груду снега с широко разинутой зубастой пастью и горящими круглыми глазами, обдав притаившихся на площадке волной холода, и исчезло. Секундой позже за снежным созданием пробежал отряд голоногих людей с круглыми щитами и ксифосами, азартно вопя, и тоже скрылся.
        - Это еще… - начал было Валерий шепотом, но тут снова раздался топот ног, и отряд людей, на треть уменьшившийся пробежал в обратном направлении, и на этот раз в их криках не было никакого азарта. Следом с голодным рыканьем прохрустело уже три снежных чудища, переваливаясь и роняя на пол крупные белые хлопья, а за ними по пятам проплыло нечто, больше всего напоминающее большую грозовую тучу, в которой произошло короткое замыкание. Послышался удаляющийся вопль ужаса и звон оружия, громкий треск, яростное рычание, и все стихло. Роман ошарашенно переглянулся с остальными, и Валерий тотчас сказал:
        - Не, я туда не пойду, лучше…
        - … есть-есть!.. - нетерпеливо загомонили снизу, и Савицкий, перегнувшись через перила, увидел на предыдущем витке наступающих зомби. Тотчас же Таранов, не раздумывая больше, рванул дверь, и они, в том числе и Валерий, ввалились в яркоосвещенный широкий коридор. Роман развернулся и задвинул дверной засов, потом огляделся. Коридор был совершенно пуст, тянулся в обе стороны метров на десять и, изгибаясь, пропадал в неизвестности.
        - Я проверю левый, - быстро шепнул Сергей, - ты, Валерка, правый, а вы стойте здесь, держите дверь.
        Прежде, чем Роман успел возразить, Таранов исчез, а Валерий быстро и решительно двинулся в указанном направлении. Роман хрипло вздохнул, потом поспешно посмотрел на потолок, но там не было ничего кроме больших каплевидных, бледно-голубых ламп. Он взглянул на лужицы воды, оставшиеся на паркете от хлопьев со снежных чудищ, и пальцы Риты тотчас обхватили его запястье. Роман обнял девушку за плечи, прижал к себе, и она ткнулась лицом ему в грудь со слабым усталым возгласом.
        - Тебя не поцарапали?
        - Нет, - Рита подняла голову и испуганно улыбнулась, - но я все время ощущаю некий дискомфорт.
        - Да уж… - Роман усмехнулся. - Мне, если честно, все это уже порядком надоело.
        - Нам надо выбраться на улицу. Лучше на улице, чем тут…
        - Выберемся.
        - Мы ведь даже не знаем, где теперь этот дом! - возразила она. - Может, там снаружи…
        - Там снаружи все в порядке! - отрезал Роман, и в дверь за его спиной вдруг мелко, вежливо постучали. Отпрыгнув, он повернулся с мечом наготове, как-то тоскливо подумав, что еще одна схватка, и рука у него попросту отвалится. Рита, держа в одной руке отнятую у атлета-ящерицы косу на короткой рукоятке, а в другой - пистолет, прилипла спиной к стене.
        - Вы тааам? - протянул из-за двери голос - до жути знакомый голос, и Роману показалось, что он слышал его целую вечность назад. Снова постучали, потом голос утверждающе бормотнул: - Вы там… Откройте, а?.. Откройте мне… я знаю, что вы там… Я вас чую… Рита, вы там… и Рома… вы там, дааа…
        - Шел бы ты, Вова, - глухо сказал Роман, не выдержав, - к чертовой матери вместе со всем своим гнильем! Сколько ж ты его наплодил?!
        - Завидуешь?! Да-а… я гений, - с глупой самоуверенностью заявил Зощук. - Нас много, нас больше всех!.. Открой, а?.. есть хочу, есть… - в вязком голосе протекла голодная тоска, и Савицкий подумал, что вместе с человеческой внешностью юрист растерял и большую часть своего интеллекта. - Я хочу компенсации… Мне нужна женщина. Сладкая… сочная… виноватая… Отдайте ее, я уйду. Женщина!
        - Ты ж женат, Вова, - с полуистеричным смешком сказала Рита.
        - Нельзя есть жену, - рассудительно сказали из-за двери. - Во всяком случае, пока. Есть хочу, есть! Дайте женщину, дайте кого-нибудь!.. - в створку забарабанили.
        - И не стыдно тебе? - Роман огляделся - не видать ни Сергея, ни Валерия. - Ты ж писатель!
        - Я писатель, - подтвердили из-за двери, после чего раздался удар - судя по звуку, Зощук стукнулся о створку лбом. - Не издают, говорят - интересно, а не издают. Никого из нас не издают. Ивалди тоже никто не издавал. А Юрку, козла, между прочим, издавали! Два раза! Такую чушь издавали!.. Он был извращенец! Хочу, чтоб меня издавали. И есть хочу, есть!.. - Владимир помолчал, потом добавил:
        - Хочу на берег… Пойдем на берег… все пойдем на берег. Буду есть там. Устал, сильно устал… Дадите женщину, а?
        - Проваливай!
        Тут из правой части коридора стремительно выскочил Валерий, и Роман метнулся в его сторону, решив, что за Нечаевым погоня, но тот почти сразу остановился, тяжело дыша, и сказал:
        - Там тупик. Просто тупик, ни одной комнаты. А Серега…
        - Валерий Петрович!.. - обрадованно прогундосили из-за двери. - Как представитель… закона… впустите, хочу есть!..
        - А-а, явился, сука! - устало отреагировал Валерий и отвернулся. - Пошли, нам в любом случае туда, - он махнул рукой в ту сторону, куда ушел Таранов, и в дверь яростно заколотили - теперь уже несколько пар рук. В щель потянуло гнилью, и Нечаев сплюнул.
        - Как они мне надоели! Кажется, я насквозь пропах этой тухлятиной!
        Они быстро зашагали по коридору, стараясь ступать бесшумно, и даже сквозь подошвы ботинок Роман чувствовал холод пола. Коридор сделал поворот, потом еще один и закончился очередным дверным проемом. Двустворчатая резная дверь была распахнута настежь, и когда они приблизились к ней, в коридор вышел Таранов, выглядевший слегка растерянно. Голос его, впрочем, оказался спокойным.
        - Никого нет… практически. И выхода тоже.
        - Как?! - возопил Валерий и проскочил внутрь. Роман, пропустив Риту, которая сразу же тихо ахнула, шагнул следом и оказался в большом круглом помещении, единственной узнаваемой вещью в котором была огромная хрустальная люстра, заливавшая, впрочем, комнату не привычным ярко-желтым светом, а небесно-голубым. Под потолком неподвижно висели десятки весело-разноцветных воздушных шаров со свисающими хвостиками ниток, посреди комнаты расположился большой продолговатый бассейн, наполненный гладко-темной, словно в омуте, водой. Окон не было ни одного, стены и пол выложены большими янтарными плитами, которые, казалось, светились изнутри, и едва Роман вошел в комнату, как сразу же понял, что имел в виду Сергей, сказав, что здесь практически никого нет. Помещение выглядело так, словно совсем недавно в нем бушевала яростная схватка. Всюду валялись куски разодранных и обугленных трупов - человеческих, зощуковских зомби, животных и птиц, и янтарные плиты были залиты подсыхающими темными лужицами. Неподалеку от двери Роман увидел еще одну вампиршу, ощерившую в оскале тонкие клыки, - одежда с нее была сорвана, а
тело страшно изрублено - видно нашелся еще кто-то более проворный, чем токмановская подружка. Рядом с ней лежал труп уже знакомого жаборотого создания, чей живот был разворочен, и клочья внутренностей и черной кожи висели, словно мокрые тряпицы, а его раскинутые ноги придавила медвежья туша, в которой зияла прожженная округлая дыра. Бородатый старец в синих одеяниях, выгнувшийся так, что его тело касалось пола лишь пятками и затылком. Несколько вдребезги разбитых статуй, мраморная рука, сжимающая здоровенный мраморный молот. Еще один дохлый паук, десятки раздавленных крыс, усыпавших пространство между трупами, словно меховые комочки. Передняя часть странного рогатого животного с ярко-рыжей шерстью. Пара конусообразных невысоких кучек, похожих на мокрый пепел. Труп одного из пробежавших недавно мимо них голоногих воинов с перекушенным затылком. Везде, везде, куда ни глянь. Возможно, именно тут и сцепились друг с другом все призванные литераторами демоны… и у Романа на мгновение мелькнула слабая надежда, что в доме больше никого, кроме бубнящего за дверью Владимира и его приятелей, не осталось… но
конечно же нет. Хоть и много было в комнате убитых, он слишком хорошо помнил, сколько их стояло тогда в холле, сколько статуй было в тронном зале, сколько глоток испускали вопли со всех этажей особняка. Лишь часть… всего лишь часть.
        - Хорошо, что мы припоздали, - хрипло сказал Роман, и Сергей согласно кивнул. Валерий, тем временем, уже со страшной руганью бегал по комнате и простукивал стены, ища скрытый выход. Рита медленно отошла в сторону от двери, где небольшое пространство пола было совершенно чистым, и села прямо на плиты, съехав спиной по стене и со звяканьем уронив свое неудобное оружие. Подняла голову и уставилась на многоцветье воздушных шаров.
        - Что же теперь нам делать? - спросила она, ни к кому, собственно, не обращаясь, и ее голос эхом прокатился по комнате. Сергей обернулся на дверь, потом взглянул на Романа, который, наклонившись, подобрал валявшийся меч, взвесил его на ладони и покачал головой - слишком тяжелый для девичьей руки.
        - Отсюда только один выход - обратно через лестницу. Прорубаться сквозь покойников?
        - Их слишком много, - мрачно ответил Роман. - Откроем дверь - они нас попросту сметут. Патроны у тебя еще есть?
        - Два.
        - Нет выхода! - со злым отчаяньем сказал Валерий, подходя к ним. - Нигде ничего. Все! А стены слишком толстые.
        Роман, отвернувшись, побрел по комнате, разглядывая лежащих и почти волоча меч следом за собой. Потом обернулся и задумчиво произнес:
        - Здесь нет ни одной из тех снежных тварей. А мужики, которые мимо нас пробежали, помните? - здесь только один такой. Куда же девались остальные?
        - Возможно, их попросту сожрали! Посмотри, какие тут… - Валерий махнул на трупы и не договорил.
        - Может, их существа могут проходить сквозь стены? - предположил Таранов. Роман покачал головой.
        - Вряд ли. Во-первых, нам тогда давно бы уже пришел каюк. А во-вторых, чего ж тогда зощуковские зомби жалобно стучат в дверь?
        Таранов пожал плечами и посмотрел на потолок. Валерий наклонился и подобрал длинный посох с навершием из густо-красного кристалла, зажатого четырьмя золотистыми крапанами, тут же ойкнул, и посох звонко стукнул о плиты.
        - Черт! Током бьется!
        - Охранное заклятие наверное, - с усталой насмешкой сказал Роман. - Типа сигнализации. Безяев бы тебе подразъяснил, будь он здесь.
        - Никого из них я здесь не вижу, - отозвался Валерий, оглядываясь. - А жаль. Одной Вики маловато…
        - И-и-и!..
        Все трое резко повернулись в ту сторону, где сидела Рита, но девушка уже была на ногах, стоя метрах в трех от стены и судорожно сжимая в руке нож. Неподалеку от нее отчаянно трепыхался обрубленный стебель, разбрызгивая вокруг ядовито-зеленый сок, а рядом большой красивый ярко-фиолетовый цветок затухающе подергивал лепестками, словно щупальцами. Стебель тянулся из темно-коричневой луковицы, мерно пульсировавшей за трупом жаборотого создания, и в этой пульсации чудилась ярость хищника, от которого ускользнула добыча. Рита метнулась к ним и, накрепко вцепившись в руку Романа, жалобно протянула:
        - Здесь хоть что-нибудь не кусается?! Видали - подкрался, гад!
        - Всем смотреть под ноги! - тут же заявил Сергей, хотя уже мог бы этого и не говорить. - Ох, коли доведется мне изловить Шайдак - не представляю, что с ней сделаю!
        - А я представляю! - буркнул Нечаев. - Причем очень красочно… Делать-то чего теперь?
        - Поскольку пока ничего не ясно, предлагаю совместить размышления с отдыхом, - Роман прислушался к отдаленным ударам в дверь, потом огляделся и потянул Риту туда, где не было ничьих останков, плотоядных растений и прочего - совершенно пустое пространство. - Не знаю, как вы, а лично я… - он махнул рукой и опустился на мерцающие янтарным плиты, к счастью, оказавшиеся довольно теплыми. Рита, спрятав нож, уселась рядом, привалилась к его плечу, глубоко вздохнув, и Роман тотчас сунул руки в карманы, чтобы она не увидела, как дрожат его пальцы. Таранов присел неподалеку, разглядывая свою секиру и водя большим пальцем по лезвиям, а Валерий содрал с себя рубашку, оторвал от нее клок и принялся стирать кровь с разодранного плеча.
        - Черт, совсем загубил, только выбросить осталось… - недовольно пробормотал Сергей, положил свое оружие и начал растирать запястья. Роман тоже снял рубашку и попытался было помассировать ноющую правую руку, но Рита тотчас оттолкнула его ладонь.
        - Дай, я. Я специалист!
        - Я помню, - отозвался Савицкий, улыбнувшись, и чуть прикрыл веки. - Валерка, кто тебя? Надеюсь, не зомби?
        - Мужик булавой зацепил, - раздраженно ответил Нечаев и скривился. - Елки, как рука болит - кошмар! Сколько раз кино смотрел - там так бодро все машут мечами направо и налево, причем долго, а потом спокойно занимаются другими делами - и все при этом, как огурчики! Вранье это все, вот что я вам скажу! И даже не в том дело, что я никогда раньше…
        - Перестань - напугаешь мне девушку! - перебил его Роман чуть насмешливо. - Пусть Рита думает, что мы несгибаемые!
        - Ох, несгибаемые вы мои! - Рита покачала головой, разминая ему плечо, потом широко раскрыла глаза. - А тот мужик, с которым ты, Валерка, дрался… и другой… по-моему, это персонажи Семыкина. Вы видели, какие они… точь в точь, как Денис тогда говорил… У одного из них, - она огляделась и понизила голос, точно боялась, что трупы могут ее подслушать, - весь член был шипами утыкан!
        Они переглянулись, после чего дружно расхохотались, и Валерий, мотая головой, с трудом проговорил:
        - Ох!.. кто куда глядел, а…
        - Я машинально посмотрела! - возопила Рита, потом тоже рассмеялась и уткнулась лицом Роману в плечо. Он легко шлепнул ее по затылку, потом сказал:
        - На самом деле сейчас неважно, кто чей. Важно, что если в них что-нибудь воткнуть, они умирают. Не знаю насчет демонов Альбины, но прочие… Те же вампирши умирают совсем, как… - он осекся, сообразив, что чуть не сказал «как мы». - Что если, пока мы здесь, они там перебьют друг друга?
        - Хорошо бы, - сказал Нечаев с видом человека, который даже близко не подпускает такой версии. Роман пожал плечами, вытащил смятую пачку сигарет и закурил, и Сергей тотчас же заметил:
        - Не курил бы ты. А ну как через пять минут придется опять… Спечешься.
        Роман неопределенно махнул рукой, потом протянул ему пачку, и Таранов, в противовес своему совету, тотчас закурил сам, прижавшись к стене затылком, потом покосился на него и спросил:
        - Ты как?
        Савицкий сразу же понял, о чем именно его спросили, - в голосе Сергея было легкое, почти незаметное сочувствие человека, которому уже не раз приходилось кого-то отправлять на тот свет, и такая же легкая настороженность. Роман, глядя перед собой и чувствуя на плече ладошки Риты, чуть замедлившие движения и, казалось, прислушивавшиеся вместе с ней, ответил:
        - Да вроде нормально. Да, настолько нормально, что даже странно. Они… они не люди для меня - наверное, поэтому мне наплевать.
        - Хорошо, - удовлетворенно произнес Сергей, потом взглянул на Нечаева и фыркнул. - Да чего ж ты по сухому трешь - водой хоть смочи.
        - Ах, да… - Валерий оглянулся на бассейн и направился к нему, и Роман тотчас крикнул вдогонку.
        - Только убедись, что там не кислота!
        - Шутник!.. - буркнул Валерий.
        - А я не шучу. Здесь теперь ничего нельзя знать наверняка.
        - Вам бы, кстати, холодный компресс не помешал, - заметила Рита, отбрасывая на спину спутанные волосы, и Роман внимательно посмотрел на нее, встретив легкую ласковую улыбку. А хорошо держится вздорная кошка! Только отчего такая мучительная задумчивость в сине-зеленом под веками?.. Пытаешься понять, как все закончить? Я не знаю, Рита. Я ничего теперь не знаю. Может, и стоило их всех перебить, как советовал Таранов. Твои персонажи оказались дураками, Рита, дураками!.. Все персонажи должны были закончить книгу… но закончили так глупо, что у нее теперь вовсе нет конца. Один сплошной ад…
        В голове у Романа вдруг мелькнула стремительная мысль - а ведь не все персонажи! Рита тоже… а ведь она ничего не писала. Денис не дает ей ничего сделать. Когда-то она написала ту глупую книжку, которая… но ведь это теперь совсем не ее книжка. Лозинский сжигает ее мысли лишь из собственной прихоти? Или на то есть какие-то более серьезные причины? Что если весь этот кошмар все же имеет какие-то законы, какие-то грани? Они всегда были соавторами… Денис начал книгу, она ее переписала, он ее изменил вместе с реальностью…Что если Рита могла бы дать кошмару законченность - законченность окончательную? И правильную.
        Но нет, Денис не позволит. Все горит в ее руках… бумага, строчки, перо… а она, в конце концов, может остаться без пальцев! Нет, должно быть какое-то другое решение.
        - Ром, ты чего? - прозвучал рядом с его ухом встревоженный голос Риты, и он покачал головой, потом спросил у Таранова:
        - Ты хоть примерно представляешь, где мы находимся?
        - Я даже не знаю, на третьем ли мы этаже, - ответствовал тот, перетягивая запястье оторванным рукавом рубашки. - Такое ощущение, что дом растянулся во все стороны, - Сергей повернул голову и остро глянул на него. - Меня беспокоит город. Что, если все это уже и там?
        Роман, не ответив, затушил сигарету о плиту, потом посмотрел на Нечаева, который, примостившись на узком бортике бассейна, смывал с плеча подсохшую кровь. Его губы шевелились, и до Романа долетали обрывки ругательств. Голос Валерия был ровным, даже чуть нудноватым - казалось, Нечаев читает невидимой аудитории лекцию по неформальной лексике. Валерий наклонился чуть ниже и плеснул водой себе в лицо. Роман вздохнул. Окунуться что ли, пока есть возможность? Он был с ног до головы забрызган прокисшей кровью и наверняка благоухал как те же зомби - удивительно, что Рита выдерживает…
        Чуть колышущаяся темная вода рядом с Валерием вдруг словно взорвалась, и в фонтане брызг распахнулась огромная пасть, усаженная треугольными зубами. На одно невообразимо короткое мгновение казалось, что эти зубы сейчас отхватят Валерию голову, но Нечаев, как-то немыслимо изогнувшись, успел перевалиться через бортик и тяжело рухнул на плиты, и только коснувшись их спиной испустил запоздалый вопль ужаса. Пасть лязгнула впустую, мелькнуло гладкое серое тело и тотчас исчезло в темной воде - остался только длинный, сильно скошенный назад плавник, описавший на поверхности хищный полукруг и тоже ушедший вглубь - мягко и бесшумно.
        Они подбежали к Валерию, который, лежа на спине, ошеломленно моргал, и помогли ему подняться. Падая, Нечаев ухитрился рассадить себе лоб о бортик бассейна, и по его лицу струились два тонких ручейка крови, придавая ему сходство с индейской маской. Валерий пошатнулся, смахнул кровь и хрипло произнес:
        - Ну, знаете!..
        - Акула? - ошарашено спросила Рита, оглядываясь на лениво колыхающуюся воду, где скрылось чудовище, и Валерий мотнул головой.
        - Нет. Но мне от этого не легче. Такие зубы… - он лязгнул собственными зубами и, высвободившись из поддерживающих его рук, грациозно сел на пол. Опасливо глянул на бортик и по-крабьи отодвинулся подальше. - Елки, да что ж это за бля…
        Нечаев неожиданно осекся и вскочил, удивленно и настороженно глядя куда-то в сторону, и остальные встревоженно посмотрели туда же.
        - Что? - спросил Таранов, метнув короткий взгляд в сторону оставленной секиры, и выхватил пистолет. Нечаев дернул головой.
        - Черт меня дери, если тот труп только что не шевелился!
        - Где? - Роман пригляделся повнимательней, и в этот момент одно из тел возле стены, наполовину прикрытое серым плащом, вдруг действительно слабо шевельнулось, и до них долетело едва различимое, как шелест, неразборчивое бормотание. Лицо Нечаева стянулось в злую гримасу, шагнув в сторону, он подхватил валявшийся на плитах чей-то изящный топорик и ринулся к стене.
        - Стой, дурак! - рявкнул Таранов, но Валерий уже был возле шевелящегося. Одним рывком отбросил в сторону серый плащ, издал злорадный возглас и вздернул на ноги слабо стонущего человека. Встряхнул, так что голова того мотнулась вперед-назад, после чего с размаху приложил спиной о стену.
        - Пусти!.. - вяло и болезненно потребовал схваченный и закашлялся. Валерий стукнул его еще раз, после чего, держа человека за отвороты кожаной безрукавки, с некоей злой торжественностью изрек:
        - Господа, представляете - я тут нашел писателя! Мертвым прикидываешься, гад?!
        - Пусти… - повторил Илья и слабо трепыхнулся, моргнув своими удивительными кристальными глазами. Его лицо было сильно исцарапано, на правом плече краснел полукруг от чьих-то зубов, а мочка левого уха была оторвана начисто. На шее подсыхала кровь, а некогда красивые кожаные штаны были изодраны и в некоторых местах висели клочьями, открывая в прорехи смуглую кожу. Вид литератор имел довольно жалкий и перепуганный, и сейчас он вовсе не походил на предводителя отряда сокрушающих демонов. - Пусти… мне и так плохо…
        Нечаев разжал пальцы, и Илья шлепнулся на пол. Застонав, провел рукой по затылку, потом испуганно уставился на испачканную влажно-красным ладонь.
        - Слава богу… вы живы!.. Мне кто-то как даст по голове… У меня, по-моему, сотрясение мозга.
        - Вот уж чего тебе совершенно не стоит опасаться, - медицинским тоном сказал Роман, подходя ближе, и Нечаев отступил к нему. Савицкий подал ему его меч, и Валерий благодарно кивнул, раздраженно смахнув кровь, все еще струящуюся из рассеченного лба. Рита встала по другую сторону от него, сжимая в пальцах найденное где-то среди останков оружие, похожее на короткую шпагу-ланскнетту с гардой в виде свернувшегося змеиного тела, а рядом с Романом остановился Сергей, задумчиво покачивая своей секирой. Илья поднял голову и его взгляд суматошно ощупал оружие в четырех руках, пребывающее в непосредственной близости от его шеи, оценил острия четырех пар глаз, стылых и недобрых, и начал медленно подниматься, перебирая по стене заведенными назад руками.
        - Вы что?!.. Слушайте… Я ж ни в чем не виноват!..
        - Конечно, ты ни в чем не виноват, - с опасной покладистостью согласился Роман, и его пальцы сжались крепче на рукояти меча. - А весь этот бардак произошел от пестицидов. Такая вот печальная история.
        Таранов весело улыбнулся, и эта улыбка оказалась еще более устрашающей, чем тяжелая секира, покачивавшаяся в крепкой руке начальника охраны. Безяев сразу поник, и тут Валерий резко шагнул к нему, и Илья отдернулся, стукнувшись затылком о стену.
        - Тебе же говорили! - заорал Нечаев и хрястнул навершием меча о стену в нескольких сантиметрах от виска литератора. - Чем ты слушал?! Ты что понаписал?!
        - Да я просто прикалывался! - завопил Илья ему в лицо. - Откуда я мог знать?!.. Я ведь до конца не поверил… Да, я некоторых своих… я чувствовал, я был уверен, что все наши обязательно всунут в конец книги каких-то своих чудиков - не могли они иначе, они так устроены… и я просто… Это был просто прикол!..
        - Хорош прикол, - протянула Рита и сделала приглашающее движение ланскнеттой на заваленную трупами комнату. - Нас черт знает сколько раз чуть не сожрали. А там в бассейне плавающий динозавр! Валерку чуть не съел. Валерка был очень недоволен.
        - Это не мое! - поспешно сказал Илья. - Я только…
        - Где твои демоны? - прервал его Роман. Илья пожал плечами.
        - Не знаю. Многих перебили здесь… тут такое творилось! Остальные разбежались еще в самом начале… они меня не слушают, не слушают! Но они где-то внутри дома… я чувствую их, чувствую каждого… Послушайте, - он шагнул вперед, поморщившись от боли, - я ведь не всех их… не всех вставил, но почему-то здесь много и других моих персонажей. Например, здесь Черные Охотники, а я о них вовсе не писал!
        - Это не такие ли с жабьей пастью, плюющиеся сгущенной кислотой?
        - Да! - Илья торопливо закивал. - Вы понимаете, здесь как-то… слишком много всех… Здесь не только Ленкины вампирши, но и ее же македонцы! Альбинкины демоны… но я видел и ее снежных чудищ иш-хо… Куча животных по всему дому - когда бы Шайдак успела про всех написать?!.. Зомбей до хрена! И я, - он протянул к ним свои исцарапанные руки, - я выгляжу, как один из моих любимых персонажей, Гайо де Ларде из Бэлла-Россы… А остальные?!.. Вы видели их лица?! Оно что-то сделало! Оно забралось во все наши книги и притащило их сюда… Мы привели лишь часть персонажей, а оно привело остальные…
        - А вы ему это позволили, - холодно сказала Рита. - Что если теперь ему надо лишь подождать, пока вы не перебьете друг друга… вы, связанные с этим городом накрепко… Пока вы еще держите хоть часть своих демонов, но без вас они станут свободными, и Денис откроет им дорогу в город. Потому что останется единственным соавтором… и напишет собственный конец.
        Илья побелел, и царапины выступили на его коже ослепительно яркими полосками.
        - Нет, я… Я никогда ничего такого…
        В этот момент до них долетел слабый треск, и его рот захлопнулся, громко щелкнув зубами. Роман повернулся и метнулся к дверному проему. Выглянул в коридор и обернулся, очень спокойно сообщив:
        - Они ломают дверь.
        - Кто?! - всполошился Илья, побелев еще больше. - Если это иш-хо или статуи, нам хана! С ними очень трудно сладить, - он потер затылок и непонятно добавил: - Они слишком холодные.
        - Нет, всего лишь гниющие парни во главе с твоим другом Вовой, - Валерий потер плечо и посмотрел на Романа в дверном проеме с отчетливой тоской.
        - Он мне не друг! - возопил Безяев, и Таранов небрежно отмахнулся.
        - Плевать!.. Что ты умеешь делать?
        - Я могу драться! - решительно заявил Илья и присел на корточки, торопливо шаря среди груды тряпья. - Владею основами бытовой магии и у меня… - прищурившись, он выудил на свет уже знакомый Роману меч с темным узким клинком, чуть отливающим синевой и испещренном непременными рунами, - у меня Поющий меч! Если он погрузится в тело противника до этой руны, - он поясняюще ткнул указательным пальцем в непонятную закорючку, - руны эргато, тот умрет. Даже если рана будет нанесена в руку или ногу, он все равно умрет… но существо должно быть живым, с теплой кровью…
        - Для мертвяков это не канает, - Сергей вздохнул, - так что получше руби…
        - Как ты попал в эту комнату со своим войском? - спросил Роман, опирая клинок меча на плечо. - Через лестницу?
        - Да. Но есть и другой выход. Через него сюда ворва…
        - Где?! - воскликнули Рита и Валерий в один голос, и Илья ткнул мечом в сторону бассейна. На лице Нечаева тотчас появилось такое выражение, словно ему предложили сию же секунду покончить с собой.
        - Что за чушь?! Там здоровенная рыбина, у нее пасть размером с ванну!..
        - Я вам говорю, там где-то дверь! - почти плачуще выкрикнул Безяев. - Эти твари лезли из бассейна, как работяги через проходную!.. Да, видел я рыбу, кого-то она сожрала, но остальные выбрались и напали на нас! А потом попрыгали обратно… я ненадолго приходил в сознание… Они ушли через ту же дверь!
        - Ну нет! - Валерий посмотрел на темную воду бассейна, потом на мрачное оживление на лице Таранова и покачал головой. - Я лучше зомбей порублю! Туда я не полезу!
        - Их слишком много, - решительно сказал Роман, направляясь к бассейну, - а оно одно…
        - Почем тебе знать?! Их там может быть штук двадцать! Там темно! Внизу он может быть гораздо шире!
        Роман остановился возле бортика, пристально вглядываясь в чуть колышущуюся непроглядно-темную воду. Таранов, подойдя, взял секиру наперевес и с сомнением произнес:
        - Она слишком здоровая. С одного удара…
        - Значит, нужно вдарить покрепче, - Роман оглянулся на дверь. Из коридора отчетливо доносились глухие удары и треск поддающихся досок. - Нет времени… Рита, не подходи, стой там. Писатель, иди сюда, живо! Валерка, встань слева от меня… Елки, ну представь, что ты на рыбалке!
        - Глупость какая!.. - хрипло отозвался Нечаев, но все же занял указанную позицию и приподнял меч острием вниз. Рита позади испуганно спросила:
        - Вы что задумали?..
        - Тихо! - прошипел Савицкий, потом наклонился и шлепнул по воде ладонью. Та оказалась прохладной и чуть маслянистой. Он пошевелил пальцами, напряженно вглядываясь в черную гладь, потом наклонился чуть ниже еще раз шлепнул ладонью по воде, краем уха слыша взволнованное свистящее дыхание Нечаева. Из коридора долетел грохот - дверь, наконец-то, не выдержала - и обрадованный слаженный вопль:
        - …есть-есть-есть!..
        - Давайте я… - начал было Илья шепотом, но тут Роман не столько увидел, сколько почувствовал движение - в его ладонь, теперь едва касавшуюся поверхности, толкнулась подводная волна от стремительно поднимающегося огромного тела, и он резко дернулся назад, одновременно вскидывая меч в правой руке, и на том месте, где только что подрагивала его ладонь, с громким плеском выстрелила здоровенная рыбья морда с распахнутой пастью и тусклой зеленью глаз. На этот раз рыбина, раздраженная прежней неудачей, выскочила из бассейна почти на треть, явив толстое гладкое тело и усеянные шипами жабры, и притаившихся возле бортика обдало водой. Обмануто клацнув зубами, хищник рухнул обратно, но прежде, чем рыбина начала погружаться, стремительно сверкнуло лезвие секиры и с громким сырым хрустом глубоко вошло чуть ниже жабр. Одновременно Роман всадил меч в местечко чуть выше грудного плавника, меч Валерия вонзился пониже, и локтем он с размаху двинул Романа по плечу, едва не столкнув его в бассейн, а Илья с неожиданной отвагой вскочил на скользкий бортик и вогнал острие своего меча прямо в тусклый холодный глаз.
Тотчас выдернул оружие и, качнувшись назад, с воплем кувыркнулся на мокрый пол. Рыба, судорожно разевая пасть, плюхнулась в воду, унося с собой меч Нечаева, и взметнув новый водяной веер, яростно забилась, шлепая широким лопатообразным хвостом, выплескивая на янтарные плиты темно-красную воду. Роман, наклонившись, вслепую тыкал мечом, куда придется, Сергей, бросив секиру и выхватив меч у возящегося на полу Безяева, делал то же самое. Валерий подскочил к Рите, отобрал у нее ланскнетту и присоединился к остальным, хрипло вопя, словно это придавало ударам силу и точность, а в дверной проем уже неторопливо, пьяно пошатываясь, входили мертвецы, волоча ноги и спотыкаясь о трупы. Рыба металась от бортика к бортику, почему-то не уходя на глубину, и они бегали следом, и хоть один удар да попадал в цель. Наконец огромное тело, перевернувшись кверху бледным брюхом, закачалось на темных волнах, чуть подергивая нижней челюстью и слабо шлепая хвостом. Тотчас Рита подскочила к бортику и вырвала свое оружие у Валерия, а Сергей бросил меч поднимавшемуся Илье и подхватил свою секиру. Коротко глянул на приближающихся
зомби и приготовился было уже прыгнуть в колыхающуюся воду, но Безяев завопил:
        - Подожди!
        Наклонившись, он зачерпнул полную пригоршню, поднес к губам и что-то шепнул, потом плюнул, и вода в его ладонях замерцала ярко-голубым светом. Илья развел ладони, и в бассейн плюхнулся светящийся шарик, закрутился и юрко устремился на глубину, словно удивительный подводный светлячок. Таранов хмыкнул, взлетел на бортик и прыгнул головой вниз, мелькнув подошвами ботинок, следом, не раздумывая, плюхнулся Илья. Валерий судорожно шарил вокруг бассейна, выискивая замену утраченному мечу, а мертвецы все втекали и втекали в комнату, и не было видно конца этой тяжело пахнущей, гомонящей волне. Первые ряды были уже совсем близко, и шагающий среди них Зощук радостно и нетерпеливо ухмылялся, припадая на правую ногу. Один его глаз вытек, кожа с левой щеки была содрана и висела сине-зеленым куском, и среди разорванных потемневших мышц белела скуловая кость.
        - Я пришел!.. дааа… - сообщил он и уперся голодным взглядом в застывшую возле бортика девушку. Роман, отвернувшись от изуродованного ухмыляющегося лица, дернул Риту за руку, но она, отступив, испуганно мотнула головой.
        - Лезь в воду! - заорал он. Рита вскочила на бортик, словно подброшенная его воплем, и с отчаянным визгом бросилась в воду, крепко сжимая в руке свою шпагу. Нырнула, и Роман оглянулся, ища Валерия. Тот, уже изыскавший нечто, похожее на богато инкрустированное яванское мачете, стоял в метре от бортика и хищно смотрел на подходящих.
        - Прыгай, чего встал?! - крикнул Савицкий, и Валерий взмахнул рукой, отчего длинный нож со свистом рассек воздух.
        - Давай ты… я их пока…
        - Прыгай, дурак! Не время…
        - Я туда не полезу! - яростно заорал Валерий, явив истинную подоплеку своего героизма. - Вы все спятили! Их там еще…
        Роман, бросив меч, подскочил к нему и, перехватив за левую руку, вывернул ему запястье, и рванувшийся было в сторону Нечаев, невольно побежал вокруг себя, Роман продолжил это движение, схватив Валерия за пояс брюк и крякнув от напряжения, и тот, взвившись в воздух, перелетел через бортик и плюхнулся в темную воду. Савицкий подхватил свой меч и махнул следом. Чьи-то пальцы уже в полете цапнули его за ботинок, но сразу же соскользнули, и он упал в воду и немедленно получил удар по голове дернувшимся рыбьим хвостовым плавником, залепившим его лицо, словно кусок мокрого драпа. Роман отбросил его, вдохнул поглубже и нырнул, и вода отсекла от него гневный обманутый вопль:
        - …куда?!..
        Внизу оказалось просторно и очень светло - мелькающий поодаль безяевский светильник был настолько мощным, что он видел не только машущие чуть ниже ноги плывущего Валерия, но и развевающиеся еще дальше золотистые волосы Риты, а метрах в пяти от нее - темную круглую дыру в стенке бассейна. Светящийся шарик закружился вокруг Риты, секундой позже она юркнула в дыру, и шарик тотчас метнулся к Валерию, а потом поднялся и встревожено заметался вокруг Романа, словно водяной светлячок был чем-то до смерти перепуган. Валерий повернул голову, и движения его рук и ног тотчас стали суматошно-торопливыми. Роман посмотрел туда же и увидел стремительно поднимающуюся с глубины большую темную массу. Вот ее коснулась волна ярко-голубого света, и в нее выплыла здоровенная тупая морда - точная копия той рыбины, что все еще агонизирующе шлепала хвостом где-то наверху. Выпуская изо рта пузырьки воздуха, он заспешил, а чудище было все ближе и ближе. Нечаев уже подобрался к дыре и скользнул внутрь, отчаянно взмахнув ногами, и Роман вдруг отчетливо понял, что не успеет. Он затрепыхался, пытаясь двигаться быстрее, но вода
неожиданно стала какой-то слишком упругой и словно потянула его обратно. Его пальцы ухватились за край отверстия, подплывающее чудище распахнуло огромную пасть, в которой без труда с комфортом бы разместилась пара человек, и Роман только и успел подумать, что на самом деле все вышло довольно глупо… Но тут кто-то схватил его за запястье, из отверстия высунулись чьи-то пальцы и вцепились в другую руку, и в следующее мгновение его изо всех сел рванули, выворачивая суставы. Он шлепнулся лицом в мокрый пружинящий пол и отчаянно закашлялся.
        - Ромка! - по его затылку всполошенно запрыгали прохладные ладони. - Ромка, ты как?!
        - Ой, плохо! - отозвался он и, перевернувшись, разжал намертво сомкнувшиеся на рукояти меча пальцы, с удивлением осознав, что так и не выпустил оружия. Рита, сидевшая на корточках, уткнулась лицом ему в волосы, а стоявшие рядом Сергей и Валерий устало улыбнулись. Роман приподнял голову и увидел в воде бассейна за круглым отверстием разъяренное, обманутое мельтешение. Вода в отверстие почему-то не втекала, и воздуха здесь было полным-полно - свежего вкусного, но сейчас Савицкий не собирался задаваться вопросом, что да отчего. Ярко-голубой шарик весело порхал наверху, освещая длинный просторный, чуть колышущийся тоннель, кажущийся сделанным из воды, и Роман сел, жадно дыша и накрыв ладонью тонкие руки, обвившиеся вокруг его шеи.
        - Я же говорил, что это была идиотская затея! - свирепо сказал Валерий и ткнул мачете в направлении яростно мельтешащей перед входом рыбины. - Видали, какая хрень! Еле успели! Чтоб я еще когда-нибудь…
        - Надо идти! - раздраженно перебил его Сергей, протянул Роману руку, и тот поднялся, все еще удивленный тем, что жив. - Вряд ли Зощук с друзьями останутся наверху горестно плакать. Сейчас попрыгают.
        - Я читал про это у Альбины, - Илья чихнул и рукой с мечом обвел округлые переливающиеся стены тоннеля. - Рыбы-стражи и подводный город Сарте…
        - Да наплевать! - Роман подобрал меч и оглянулся. - Серега прав. Рысью отсюда!
        - Еще раз меня к акулам скинешь - я тебя сам убью! - зло пообещал Валерий, двигаясь вперед. - Я, между прочим, плохо плаваю!
        - Плохо, зато быстро! - заметил Таранов. - Ну, хоть вымылись - и то дело!

* * *
        Колышущийся водяной туннель, казавшийся бесконечным, постоянно поворачивал то в одну, то в другую сторону, делал какие-то хитроумные петли, и порой Роману чудилось, что они идут вовсе не вперед, а назад. Иногда пол начинал подниматься, иногда уходил вниз под тупым углом, и если вначале Савицкий считал, что они находятся где-то на уровне второго этажа, то теперь отнюдь не был в этом уверен. Беспрестанно вращающийся ярко-голубой шарик, весело катящийся под водяным сводом, освещал туннель на несколько метров вперед, и Роман уже успел сообщить Илье, что тот, вне всякого сомнения, произведет крупный переворот в производстве электрических лампочек, на что литератор-маг почему-то обиделся и теперь молча шлепал позади, изредка шмыгая носом. Впрочем, с того самого момента, как они двинулись по туннелю, Илья практически не говорил, и Роман ощущал его присутствие, как большой сгусток вины. Утешать его или выговаривать ему он не собирался. И никто больше не сказал Илье ни слова укора, решив, очевидно, что с Безяева довольно и того, что он едва уцелел.
        Туннель был достаточно широк для двоих, и Роман с Сергеем шли практически рядом, хотя Таранов все же чуть-чуть опережал - не из желания быть предводителем, а для удобства действий при возможной стычке с возможным противником, как объяснил он чуть насмешливо. Валерий со своим торжественно сверкающим золотом и рубинами мачете замыкал шествие, беспрестанно оглядываясь и прислушиваясь - не долетит ли знакомое «есть-есть» или еще что-нибудь, и, вероятно, чтобы лучше слышать, временно прекратил знакомить спутников со своим обширным запасов ругательств. Рита тоже шла молча, крепко держа свою ланскнетту острием вниз. Нож она сунула за пояс джинсов с левой стороны, а пистолет - с правой. На замечание Сергея, что от пистолета, хоть в нем и есть патрон, толку уже не будет и его можно выбросить - лишний вес, девушка ответила типично женским: «Жалко». Роман слышал, как она спросила Илью - не видел ли тот где-нибудь Гая, и в ответ получила молчание - скорее всего, Илья отрицательно покачал головой. Роман не стал говорить ей, что бедняга Гай вряд ли мог выжить в этом кошмарном доме.
        Здесь вовсе не было пустынно. То и дело по полу шныряли крысы и разнообразные насекомые, которых идущие старательно изничтожали - мало ли, чего от них можно ждать. Из-за одного из поворотов на них вдруг выскочил уже знакомый черно-желтый паук и был немедленно разрублен пополам хоть и сильно зазубрившейся, но еще на многое способной секирой Сергея. За другим поворотом они столкнулись с кошмарной помесью человека с крабом, обладавшим непомерно огромным мужским достоинством и вооруженным двумя компактными циркулярными пилами. Крабообразный атлет простецки шлепал по туннелю голяком и, увидев их, немедленно кинулся навстречу, размахивая сразу же зажужжавшим оружием. Роман, метнувшись вниз и увернувшись от одного из вращающихся дисков, подрубил нападавшему ноги, одновременно с этим Таранов наискосок рубанул атлета по груди, а каким-то чудом проскользнувший между ними Илья всадил в незащищенный живот темное лезвие своего меча. Сразу же выдернул его, и атлет, обмякнув, завалился назад, выпучив остекленевшие глаза-стебельки. Его кожа приобрела странный голубоватый оттенок, и Роман, осторожно перешагнув
через еще жужжащую пилу в откинутой руке, приписал это рассказу Ильи о своем оружии. Валерий позади гулко заметил:
        - А здесь большое движение.
        Через пару поворотов пол вдруг резко ушел вниз - наклон был таким крутым, что движение пришлось сильно замедлить. Держаться за стены было невозможно - пальцы впустую скользили по колышущейся упругой толще. Светящийся шарик неподвижно завис под потолком, словно дожидаясь отстающих, и ярко-голубой свет из ровного стал бешено пульсирующим, словно наверху билось чье-то сияющее сердце. Илья упавшим голосом сказал:
        - Где-то рядом опасность. Большая опасность.
        - Так это еще и индикатор? - язвительно поинтересовался Нечаев, и Сергей, спускавшийся первым, вдруг тихо произнес:
        - Слышите музыку?
        Роман тщательно прислушался, но никакой музыки не услышал, зато услышал кое-что другое - из оставшейся позади них тьмы вдруг долетело далекое, как вздох:
        - …есть!..
        - Пробрались-таки! - зло сказал он. Рита тихонько, горестно охнула, и Сергей, сделав очередной шаг, вдруг споткнулся и, взмахнув руками, полетел вниз. Роман, плашмя упав на пол, выбросил руку, попытавшись ухватить Таранова за запястье, но промахнулся, и тут же сам стремительно покатился в темноту, упустив меч. Позади он услышал испуганный вопль, потом громкий шлепок - упал кто-то еще. Савицкий попытался затормозить, но безуспешно - пол из упругого вдруг стал гладким, как лед, наклон был все круче и вскоре его падение стало почти отвесным. Единственное, чего он добился, это того, что, начав свое падение вниз головой, теперь летел боком, что, впрочем, ситуации особо не улучшало.
        Вначале вокруг было темным-темно, но через несколько секунд внизу забрезжил бледный свет. Наверху кто-то громко кричал, крик не приближался, но и не отдалялся
        - кто-то тоже скользил вниз. Пол под Романом вдруг исчез, и он, пролетев несколько метров в пустоте, шлепнулся на что-то гладкое и очень холодное и сразу же услышал музыку, о которой говорил Сергей. Тихая, серебристая, странная она была рядом, она была повсюду. В следующую секунду его резким рывком вздернули на ноги, и Роман оказался лицом к лицу с Тарановым, в глазах которого среди спокойствия было легкое смущение.
        - Ничего не сломал? - спросил он - почему-то шепотом, и из его рта вырвались клубы морозного пара. Роман покачал головой и резко повернулся, когда из круглого отверстия в потолке, брякнув мечом, вывалился Безяев и с воплем рухнул вниз. Сергей тотчас метнулся к нему и дернул в сторону, одновременно зачем-то зажимая литератору рот - и едва его ладонь легла на губы Ильи, поймав громкий болезненный стон, из-под потолка с криком выпорхнула Рита. Роман прыгнул вперед и подхватил ее на руки, постаравшись сделать это так, чтобы не напороться на ланскнетту, которую девушка так и не выпустила. Свободной рукой Рита намертво вцепилась ему в шею, и Роман сразу же отскочил. Из дыры с бряцаньем вывалилось мачете, а за ним ногами вперед последовал Нечаев, ухитрявшийся ругаться даже в полете. Уже в воздухе он сгруппировался и, приземлившись, сразу же вскочил на ноги, тотчас открыв рот для новой порции ругани, но выпрямлявшийся Илья, с откровенным ужасом смотревший Роману за спину, зашипел:
        - Тихо, бога ради! Тихо!
        Роман обернулся и осторожно опустил Риту, потянувшись за валявшимся неподалеку мечом и не сводя глаз с центра комнаты.
        Эта комната была огромна - много больше, чем зал с бассейном, она должна занимать весь этаж, но этот вопрос его сейчас совершенно не волновал. Здесь не было ни плит, ни паркета - пол был покрыт толстым слоем льда - идеально ровным и гладким. Вдоль стен к потолку вздымались толстые ледяные колонны, от которых исходило холодное синеватое сияние, а между колоннами стояли небольшие статуи людей и странных существ, которые, как казалось, тоже были сделаны изо льда, но лед этот был отчего-то багрово-красным, и у основания статуй виднелись замерзшие красные наплывы. С потолка свисали длинные толстые сверкающие сосульки, а в дальнем конце комнаты были грудой свалены трупы - людей и животных, и Романа чуть замутило, когда он усмотрел, что большинство из этих трупов расчленены - не разрублены или разорваны в схватке, как тела в предыдущем зале, а именно расчленены - умело и аккуратненько. Но его взгляд, пробежав по ним, сразу же вновь уплыл в центр комнаты, к изящно скользящим стройным человеческим фигурам. Мужчины и женщины, с одинаково длинными серебристыми, искрящимися инеем волосами, заплетенными во
множество кос, в полупрозрачных развевающихся одеяниях, словно сотканных из снежинок, с необыкновенно прекрасными отрешенно улыбающимися лицами - они сами казались сделанными из чистейшего льда, необычайные создания, плетущие в центре зала узоры волшебного танца. Их ноги были босы, и Роман не увидел на них ничего, что хотя бы отдаленно напоминало коньки, но люди все равно легко скользили по льду не хуже заправских фигуристов, кружились парами и поодиночке, взлетали в воздух в идеальном кружении и ловко приземлялись на лед, вращались, закинув руки или воздевая их к острым сосулькам, мягкими волнами развевались их одежды и серебрящиеся косы хлестали по стройным спинам и тонким плечам. Его взгляд скользил за этим танцем, и Роман почувствовал, как взгляд распадается, пытаясь ухватить, проследить каждое движение, каждый взлет изящных гибких тел. Какой чарующий танец, как он манит… как хочется присоединиться к этим существам и кружиться вместе с ними, кружиться… А музыка… неужели действительно может существовать такая музыка?.
        нежная, тихая, увлекающая… словно десятки тонких льдинок осыпаются на холодно сияющий шелк пола, и каждая звенит своей нотой… У тех, кто танцует в одиночестве, инструменты, похожие на серебристые флейты - уж не оттуда ли такая музыка?.. а у троих из них… кажется, это скрипки, ледяные скрипки, играющие мелодию снега и застывшей воды… Рита тоже играла на скрипке, но разве это сейчас важно…
        - Как красиво… - тихо произнес рядом чей-то голос, очень отдаленно похожий на тарановский - нет, наверное не он… никогда не слышал у него такого голоса… В следующую секунду кто-то больно ущипнул его за руку, и Роман с трудом отвернулся от увлеченных танцем существ, которые, казалось, совершенно не замечали их появления. Он встретил испуганный взгляд Риты и на крохотный отрезок времени ощутил неодолимое желание ударить ее за то, что помешала смотреть, помешала слушать…
        - Не смотри на них! - прошептала она, но Роман, отвернувшись, глянул еще раз, и его взгляд юркнул к противоположной стене комнаты и тотчас метнулся обратно, словно заяц. Сергей, намертво стиснув побелевшие пальцы на рукояти секиры, медленно отворачивался, закусив губу, а Валерий, широко раскрыв глаза, смотрел на танцующих. На его лице появилась злоба, когда Илья передвинулся и заслонил обзор, потом он тряхнул головой и снова стал прежним раздраженным Нечаевым. Рита прижалась к Роману, держа его за руку и мелко постукивая зубами, и только сейчас Савицкий почувствовал, как здесь холодно, и пожалел об оставшейся наверху рубашке.
        - Может, нам как-то вернуться назад? - жалобно предложил Илья, зажимая свободной ладонью одно ухо. - По мне лучше мертвецы и гигантские окуни, чем это!
        - Подумаешь, фигуристы! - с наигранным небрежением отозвался Валерий. Роман взглянул на Сергея, и тот покачал головой. В его глазах было напряжение хищника, повстречавшего кого-то не менее опасного, чем он сам.
        - Это туллары, - сказал Безяев, пристально глядя на темный клинок, словно тот его успокаивал. - Персонажи Ленкиной повести «Дети зимних лун». Они замораживают кровь своих жертв и делают из нее статуи, а фрагменты тел используют, как… ну вроде пазла. Это у них такое развлечение… когда они, конечно, сыты. А резать любят по живому… Не смотрите, как они танцуют, и не слушайте их музыку, а то сойдете с ума. Именно этим они и завлекают - это хуже, чем напевы сирен. И в них ни в коем случае нельзя делать дырки - у них вместо крови что-то типа жидкого азота… насколько я помню.
        - Замечательно! - мрачно буркнул Валерий. - Из огня да жопой на…
        - В том конце комнаты дверь! - перебил его Роман, старательно удушавший неодолимое желание повернуться. Это было не то очаровательно-похотливое, тянувшее некогда к Иллайон - это было гораздо хуже. - И она даже приоткрыта. Если мы пройдем мимо…
        - Как? - поинтересовался Сергей, весь как-то сгорбившись и болезненно морщась - судя по всему, ему тоже отчаянно хотелось повернуть голову. - Не смотреть еще ладно, но не слушать?.. Уши руками зажимать? А отмахиваться чем?!
        - Они никогда не нападают сами, - сообщил Илья, стаскивая безрукавку. - До тех пор, пока вы не подойдете к ним, не захотите оказаться среди них… Если просто пойдем мимо, они не тронут.
        Рита внезапно ойкнула и чуть не уронила свое оружие - металлическая рукоятка уже охладилась до такой степени, что почти обжигала кожу. Валерий перебрасывал свое мачете из ладони в ладонь, Роман делал то же самое.
        - Разрежь, - попросил Илья, держа безрукавку, и Валерий быстрым движением располосовал ее снизу доверху. Сергей снял рубашку, разодрал ее на две половины и протянул Рите и Роману, после чего, усмехнувшись, постучал пальцами по деревянной рукояти своей секиры, расстегнул брючный ремень и начал вытаскивать его из шлевок.
        - На всякий пожарный, - он кивнул на обрывки рубашки. - Нельзя знать наверняка, в какой момент зажимать уши, а в какой - отмахиваться.
        - Какая у меня была хорошая жизнь! - с легкой грустью прошелестел Валерий, пристраивая мачете за ремень. - Выезжал на вызовы, бумажки писал, ловил всякую шушеру… Совещания, комиссии, валы бытовой мокрухи… Господи, звучит, как сладкий сон! Пытались меня шлепнуть пару раз, но никто никогда не пытался меня съесть. Когда все это кончится, я намерен жутко напиться!
        - Я тоже, - отозвался Роман, отчаянно гоня от себя волны зовущей мелодии. - Думаю, по окончании мы все жутко напьемся. И чего-нибудь поломаем.
        - Вначале давайте комнату перейдем, - заметил Безяев. - Только зажимать уши… не знаю, поможет ли? У Одиссея был воск, а у нас ничего нет…
        - Да и ты не Одиссей, - Роман сделал шаг, проверяя, как ходится с мечом за ремнем. Было неудобно. - Мы можем быстро проскочить? Или идти медленно и печально?
        - Бежать нельзя ни в коем случае, - прошептала Рита. - Они не нападут, но станут танцевать… совсем близко. А это плохо.
        Валерий взглянул на танцующих и поспешно отвернулся, яростно мазнув ладонью по небритой щеке и постукивая зубами от холода.
        - …твою, кошмар какой-то!.. Ну невозможно не смотреть!.. Почему они, заразы, так хороши?! Тоже магия?
        - Может, потому, что у Ленки чертовски здорово получались описания! - сердито отрезал Илья, и Роман почуял за этой сердитостью легкую зависть. Он раздраженно взглянул в переливающиеся сапфировые глаза, и Илья, дернув голыми плечами, кисло сказал:
        - Знаете… мне очень страшно. Может…
        - Пошли! - перебил его Савицкий. - Идем вдоль длинной стены и смотрим только себе под ноги.
        - Только медленно, - упредил Илья. - Для них быстрые движения, как для…
        Шум, донесшийся из-под потолка, заставил его рот захлопнуться, и все вскинули глаза на круглое отверстие в ледяном своде. Кто-то летел вниз по туннелю… определенно кто-то не один.
        - Подгнивший десант подтягивается, - Роман отвернулся. - Пошли!
        Они мелкими шагами добрались до стены, старательно зажимая уши, и двинулись вперед. Роман, шедший за Сергеем, краем сознания подумал, что со стороны, вероятно, все это выглядит довольно комично - скользящая на ледяном полу процессия из девушки и четырех полуголых мужиков, увешанных оружием, - и все дружно зажимают уши. Возможно, потом он посмеется над этим - потом, когда они дойдут до двери. Она казалась невообразимо далекой, и с каждым шагом словно еще больше отдалялась, словно зал растягивался или они стремительно уменьшались в росте. Он изо всех сил старался не смотреть на нее - перед ней то и дело мелькали гибкие тела тулларов, но взгляд тянуло туда, тянуло - к приоткрытой створке… и чуть в сторону - где движения полны изящества и холодной зимней магии… Роман до хруста сжимал зубы и смотрел в пол, а иногда и вовсе закрывал глаза, но взгляд был как непослушное живое существо - ему хотелось к танцующим - хотелось отчаянно. Музыка проталкивалась в уши, запускала бесплотные тонкие щупальца между пальцами и прижатыми ушными хрящами, и даже то - далекое, бессвязное, что доносилось до него
        - о, черт! - как же оно было прекрасно! И как же хотелось опустить руки и окунуться с головой в это серебристо-морозное, узорчатое, волшебное, а не довольствоваться тем, что сочилось по каплям… а оно становилось все громче, все ближе. Роман попытался наполнить свой мозг чем-то отвлеченным, перед его глазами начали проноситься дворцы, которые никогда не будут построены, какие-то видения из прошлого, приозерная поляна, заросшая ирисами, витрина ларька за углом его дома, чей-то ласковый шепот, целая галерея физиономий заказчиков, смета стройматериалов… но все это было расплывчатым и сразу же разваливалось на куски. Повернув голову, Савицкий взглянул на стену, но к своему удивлению почему-то не нашел ее рядом. Стена вдруг оказалась слишком далеко и с каждым шагом как-то косо удалялась все дальше. Ничего не понимая, он сонно мотнул головой и перевел взгляд на Сергея. Таранов, опустив руки, по диагонали шел на танцующих, словно уснув. Роман хотел закричать ему, чтобы тот зажал уши, но внезапно обнаружил, что его собственные руки безвольно болтаются вдоль бедер, и это неожиданно показалось ему страшно
смешным. Музыка втекала в его мозг, и в ней уже не было прежней задумчивости - звонкая, веселая, она тянула неудержимо, словно чьи-то руки, приглашающие подключиться к общему веселью, и все ближе были кружащиеся тела, вот и Таранов уже скрылся, пропал среди танца, и кто-то золотоволосый промелькнул мимо и исчез среди музыки и узоров гибких движений, а вокруг были только танцующие - их изящные тела, то и дело вспархивающие в крутящемся прыжке, мечущиеся серебристые косы, прекрасные лица, глаза, как ледяные диски. Кто-то начал подхлопывать в ладоши - звонко, быстро - целая волна хлопков, танец стал резким, стремительным, музыка рассыпалась градинами и всплескивалась упруго до самого потолка… кажется, Рита так играла… и он все еще в «Морском дворце», и это она танцует со скрипкой, и это ее мелодия, но почему у нее такие ледяные глаза?..
        Это была его последняя относительно связная мысль, а потом все утонуло, и вокруг только мелодия… кажется он сам стал одним из переливов этой мелодии - может, флейты, а может скрипки… и вокруг танцуют… так близко, и уже неважно все остальное… острые зубы под бледными губами, словно высеченные изо льда, острейшие серебристые полумесяцы на коротких рукоятках в тонких пальцах - все это неважно, все это лишь часть танца, даже выплеснувшаяся кровь тоже станет частью танца, нотой мелодии…
        Громкий хлопок - где-то далеко, в другом мире, и чей-то злой вопль - женский голос, странный дымящийся голос, совершенно безумный:
        - Вот еще твари! Убить! Всех убить!
        Флейты и скрипки взвизгнули фальшивой, уродливой нотой, рассыпался танец и вместе с ним рассыпалось оплетающее тугой сладостной паутиной очарование. Он увидел вокруг искаженные лица и страшные льдистые взгляды, увидел мелькнувшие руки, кривые острия, и крутанулся, метнувшись назад и вниз. Отбросил с дороги одного из танцоров, что-то больно ожгло спину, потом плечо, Роман рванул меч из-за пояса, и обмотанная тканью сталь успокаивающе легла в ладонь. Он ударом ноги смел в сторону чье-то тело, перехватил чьи-то взметнувшиеся перед глазами косы, рывком швырнул их обладателя на сородичей, и тот с размаху налетел сразу на несколько серповидных острий. Крик пронзил Савицкому мозг - крик, полный чистой ледяной боли, удивительно красивый звук, но волшебству уже не было возврата. Отпрыгнув, он перекатился по льду и вскочил, наискосок рубанув кинувшегося к нему туллара по груди, и тотчас прыгнул в сторону, когда из раны с шипением выплеснулась струя бледно-голубой искрящейся жидкости. В зале метались серебристые фигуры, среди них мелькали с морозным хрустом снежные чудища и еще какие-то неуклюжие существа,
словно вылепленные ребенком из мокрой земли. То там, то здесь вздымались волны пламени, и изящные танцоры сгорали в них без следа, из пламени выпархивали огненные девы, и те, которых тулларам удавалось схватить, мгновенно превращались в облака пара, и над всем этим кружилась, хохоча, женщина с развевающимися волосами, и огонь колыхался над ней, и за ней, и в ней, и глаза ее горели, и в хохоте были сила и рев пламени. Из дыры в потолке в дальнем конце комнаты один за другим вываливались зомби и, расставив руки, пьяно брели в самый центр свалки.
        Секунда понадобилась, чтобы охватить взглядом и осознать все это, а потом Роман рванулся вперед, уворачиваясь от хлещущих огненных языков, серебристых серпов и чьих-то изогнутых когтей и нанося беспорядочные удары направо и налево. Возможно его ожгло кровью тулларов - и не раз - он не знал этого, он знал лишь то, что все еще способен двигаться. Вся эта свалка не имела значения. Он искал только одно существо. И он нашел его. Рита вдруг сама выскочила навстречу, словно знала, что Роман окажется именно там, - вылетела в отчаянном прыжке из-за чьей-то спины, распахнув рот в вопле ужаса, и он перехватил ее и повлек прочь, к спасительной двери, которая вдруг оказалась совсем рядом, - повлек, прикрывая, сквозь дерущихся и бушующие стихии, сквозь безумный хохот и вопли. Хлестнувший совсем рядом язык пламени опалил ему лицо, но Роман этого даже не заметил. Возможно, он был уже мертв, но этого он не заметил тоже. Кажется, и он смеялся. Здесь это было нормально. Здесь это было хорошо. Страницы перемешались, и дверь вела на следующую.
        Кто-то вылетел им навстречу - кто-то страшный, перепачканный кровью и копотью, блестя белками глаз и оскаленными зубами, и его руки с оружием взмыли вверх для рубящего удара. Роман одной рукой пригнул Риту вниз, одновременно толкая ее вперед, другой размахнулся… и тут же опустил руку, осознав, что только что чуть не всадил меч в грудь Сергею, который, в свою очередь, едва не снес ему голову. Секира тоже растерянно застыла, качнулась вниз, потом Таранов развернулся, подхватил девушку с другой стороны, и они втроем прянули к двери. Из-под потолка закричали - гневно и в то же время насмешливо:
        - А вы куда?!
        Роман вскинул голову, а от протянутых к ним раскрытых ладоней Альбины уже неслась волна пламени - длинная, узкая, словно огненный меч, направленный разящим ударом, и долю секунды, отделявшую его от того, чтобы превратиться в пепел, он видел огненную и совершенно безумную улыбку на прекрасном лице - улыбку сумасшедшего, считающего себя великим.
        А потом все-таки действительно засмеялся.
        Потому что как только упорхнул в прошлое этот клочок времени, навстречу огненному мечу ударила тугая струя воды, сшиблась с ним, зашипела и заклубилась густо-белым, и рванулась дальше, и наверху агонизирующее закричало окутанное паром умирающее существо, а в комнату через распахнутую дверь вбегали все новые и новые люди с гладкими, совершенно лишенными черт лицами, волоча за собой толстые шланги, и новые струи воды взметывались туда, где билось агонизирующее пламя, и хлестали во все стороны. А следом за ними ввалился еще десяток человек, и они едва не столкнулись с ними на пороге. У этих шлангов не было, зато в руках они держали старые добрые «АКМ», и вместо лиц у них тоже была лишь гладкая белая кожа. Один из них, пробегая, больно пихнул Романа в плечо. Он был совершенно настоящим.
        - Уходим! - заорал Сергей где-то совсем рядом, и в тот же момент в комнате поднялась пальба. Во все стороны полетели осколки льда, комья снега и земли и бледно-голубые дымящиеся брызги. Романа дернули за руку, он косо, головой вперед влетел в следующую комнату и чуть не упал. Вскользь отметил, что Рита здесь, съежилась на полу, словно забившийся в куст заяц, сжимая свою шпагу, что комната пуста, и сразу же повернулся к распахнутой двери. Из хаоса, огненных всплесков и стрельбы к порогу вдруг вывалился Валерий, волочащий за ногу безжизненное тело Безяева, Роман и Сергей кинулись ему навстречу и втащили обоих в комнату, и тотчас тяжелая дверь вдруг захлопнулась без малейшего их в том участия, перерубив хвосты шлангов, которые тут же исчезли. Сергей поспешно задвинул засов. Роман попытался поднять с пола Риту, но та только мотала головой, разбрызгивая кровь из глубоко распоротой щеки, и вяло оползала обратно.
        - Я не могу больше, немогунемогу…
        Он и сам не мог - да, черт возьми, он не мог, он чувствовал себя так, словно тоже стал одним из тех зомби - мертвецом, при жизни угодившим в страшную аварию, разметавшую его тело на части, и теперь он состоит из кусочков, которые какой-то безвестный патологоанатом сшил ниткой через край, может быть, насвистывая. Где-то, очевидно, была боль, но сейчас Роман ее не чувствовал. Мертвым боль неведома. Таранов тоже выглядел так, будто вернулся с того света, - лишь глаза были знакомо-спокойными. Валерий надрывно кашлял, уткнувшись лицом в пол, а Илья не шевелился. Да-а, господа, мы сваляли большого дурака! Но все это было неважно - важным было то, что вон там еще одна дверь и в нее нужно выйти. Хотя там может оказаться еще хуже.
        Савицкий подхватил Риту под подмышки и-таки вздернул ее на ноги. Она уцепилась за его плечо, чуть всхлипывая и дрожа всем телом, ее подергивающаяся голова елозила по его груди, и он чувствовал, как по коже течет что-то теплое - то ли кровь, то ли слезы. Сергей наклонился над Ильей, который походил на муляж для изучения кровеносной системы - все сосуды бешено пульсировали, натянув бледную кожу, и из многих сочились тонкие струйки крови.
        - Он жив! - рявкнул Валерий, приподнимая голову, - так поспешно, словно Таранов собирался добить литератора. - Это просто обморок!.. он нас прикрывал чем-то… вроде щита, а потом хлопнулся. Истощение сил…
        Встав на четвереньки, он подполз к Безяеву, оттолкнул руку Сергея и шлепнул Илью по щеке - с такой силой, что Роман невольно удивился тому, что у Ильи не отлетела голова.
        - Вставай! - заорал Нечаев. - Илюха, вставай! Подъем! Отступаем!
        Сергей раздраженно отпихнул его. Роман заметил, что Таранов почти неотрывно смотрит на запертую дверь, из-за которой летел шум побоища, и в этом взгляде проскальзывала странная седая тоска. Внезапно он понял, чьи создания пришли им на выручку.
        Роман прислонил Риту к стене, с облегчением убедившись, что видимых серьезных повреждений на ней нет, и выдохнул:
        - Стой тут… Не падай.
        Она кивнула и, наклонившись, начала вытирать щеку краем майки. Роман повернулся и двинулся к двери. Позади прошелестел призрачный слабый голос:
        - …мама?..
        - Какая я тебе к… мама?! - загрохотал Валерий. - Вставай живо!
        Послышалась возня, и Роман, уже положивший ладонь на ручку двери, обернулся и увидел, как Илья выпрямляется как-то по частям. Валерий, оскалив зубы в некоем подобии улыбки, поддерживал его под локоть, а Таранов снова смотрел на дверь, и в тот момент, когда Роман взглянул на него, качнулся к створке, чуть склонив голову набок, и мышцы его рук напряглись, приподнимая секиру.
        - Серега! - резко окликнул он его. - Серега, это глупо! Оставь их.
        Сергей, развернувшись, посмотрел на него почти злобно, но злость тут же испарилась из его глаз, и он криво улыбнулся.
        - Рефлексы.
        - Где Альбина? - прошелестел Илья. - Где эта с-сука?!
        - Альбину загасили, - ответил Роман и осторожно толкнул дверь ладонью, держа меч наготове, и тотчас отскочил, когда в расширяющейся щели мелькнуло чье-то тело, всплеснулись на развороте черные волосы, кто-то глянул на него в свою очередь и испуганно взвизгнул женским голосом. Роман углядел блеск тонких клычков в приоткрывшемся рте, и у него вырвался злобно-радостный рык. Он ударил в дверь ногой и впрыгнул в комнату. Сзади раздался звук падения чьего-то тела, и недовольное ворчание Валерия. Девушка метнулась назад, вскидывая перед лицом тонкие бледные руки.
        - Подождите!.. Ромка, не надо! Я с вами!.. я же с вами!..
        Роман невольно опустил меч, и руки Елены тоже плавно поплыли вниз. В комнату ввалились остальные, Рита захлопнула дверь, и они с Тарановым заперли ее - торопливо, мешая друг другу.
        - Ба-а, Ленчик! - проскрежетал Савицкий, глядя не на перепуганную Токман, а на две запертых двери. - И где же мой фамильный осиновый кол?..
        - Я не хотела… - прошептала Елена, изящно пятясь. - Я думала…
        - Где твои подружки?! - перебил ее Таранов. Плечи Елены поникли.
        - Всех убили… А там, - она взглянула на запертую дверь, - еще кого-то…
        - Там твои туллары, - сообщил Илья, привалившись к стене и тяжело дыша. - Чуть не сожрали нас. Ты ведь не писала о них?
        Токман торопливо замотала головой, но в этом жесте не было ни малейшего удивления. Покачнувшись, она опустилась на пол и что-то неразборчиво забормотала, закрыв лицо ладонями.
        - Через какую дверь ты пришла? - спросил Роман, и тонкая рука вытянулась, указывая на правую.
        - Там лестница… винтовая лестница… Элиат разорвал лев, а Кассиону… гарпия… мраморная гарпия… Они были последними. Мы заблудились… ходили кругами… все время кругами… мы устали…
        Роман подошел к левой двери и осторожно приоткрыл ее. Его глазам предстала небольшая комнатка, вся от пола до потолка затянутая разноцветными коврами и паутинными фестонами. Как и прежде никаких окон. Посередине комнаты стоял строй пивных бутылок и лежала целая груда изломанных каминных спичек.
        - Второй этаж, - обрадовано сказал он и обернулся к остальным. - Мы на втором этаже! В этой комнате я видел Семыкина, это точно! За той дверью должен быть коридор. Эта комната третья от лестничной площадки.
        - А что толку? - хмуро произнес Нечаев, заходя следом и омывая пустые бутылки тоскливым взглядом. - Забыл - выход какой-то дрянью зарос. Хотя… какая бы дрянь там не была, сквозь нее всегда можно прорубиться!
        - На первом этаже есть выход через охранное помещение, - Сергей сплюнул. - Там может быть свободно. В любом случае, надо идти дальше.
        - Рита, ты сможешь идти? - с тревогой спросил Роман у притулившейся у стены золотоволосой фигурки, и Рита, подняв голову, сердито улыбнулась.
        - Я и бежать смогу. А если…
        - Тогда понесу! Все, на…
        - Подождите! - Елена, оставшаяся в одиночестве, вскинула голову, жалобно глядя на них. - Не бросайте меня! Я не могу больше одна… Пож-ж…
        Она окунула лицо в сложенные ковшиком ладони и разразилась рыданиями.
        - А с какой такой радости нам тебя с собой тащить? - сквозь зубы поинтересовался Роман. - Мы и без того только и успеваем отмахиваться от твоих персонажей!
        Рыдания стали громче и отчаянней. Сергей обтер ладонью вспотевшее лицо и устало сказал:
        - Ну не бросать же дуру, в самом деле?
        - Не бросим, - Роман махнул рукой. - Должен же я был что-нибудь сказать?!
        Сергей усмехнулся, забрасывая секиру на плечо, и крикнул в оставленную комнату:
        - Хорош реветь, пошли, кровососка!
        Елена, обрадовано просияв сквозь слезы, вскочила и ринулась за ними. Сергей задвинул за собой засов, и она вцепилась ему в руку.
        - Спасибо, спасибо!.. простите меня!..
        - Отцепись! - раздраженно сказал Таранов, стряхивая тонкие бледные пальцы. Роман осторожно открыл следующую дверь, покосившись на Нечаева, который мрачно стоял рядом с мачете наготове. По его груди медленно струилась кровь из длинного косого разреза - верно, прощальный подарок какого-нибудь из изящных танцоров, и Савицкий внезапно ощутил легкую тоску, мягкой лапкой на секунду сдавившую горло.
        За дверью действительно оказался коридор, но он вновь был совершенно не таким, как раньше - каменные стены крупной кладки, уже знакомые факелы, холод и сырость. Справа, где раньше коридор тянулся до конца дома и было еще немало помещений, теперь возвышалась глухая стена. Рядом с ней валялись обломки какой-то статуи - настолько мелкие, что нельзя было понять, кого эта статуя изображала - ясно было лишь то, что не человека, а подальше вплоть до винтовой лестницы пол был усыпан мертвыми животными. Коридор проходил мимо лестницы и исчезал в полумраке, а на узких ступеньках улавливалось какое-то шевеление и сами ступеньки выглядели странно - казалось, их застелили неимоверно пушистым черным ковром. От ковра доносилось потрескивание и пощелкивание, и сделав осторожный шаг, Роман вдруг понял, что это не ковер, а сотни ползущих вверх по лестнице насекомых - жуков, скорпионов, огромных муравьев и довольно мелких, по сравнению с уже виденными экземплярами, волосатых пауков.
        - Можно проскочить, - бодро заметил Валерий, брезгливо скривившись, и в этот момент откуда-то с витка лестницы долетел глухой рык, а следом - полный ужаса вопль, и они разом вскинули головы. С одного витка перил на другой вдруг перескочила маленькая встрепанная фигурка и повисла, накрепко вцепившись в резные балясины, болтая отчаянно ищущими опору ногами и пронзительно вопя. Наверху треснули, разлетаясь в щепки, перила, и мелькнула оскаленная львиная морда с горящими зеленью глазами.
        - В ту сторону! - Роман махнул рукой на убегающий коридор выскочившему из двери Сергею, и тот, глянув в сторону лестницы, выдернул из комнаты шатающегося Илью и почти поволок за собой. За ним плечом к плечу выбежали девушки, и тут Валерий, метнувшись к лестнице, закричал, одновременно сметая мачете с первой ступеньки многоногих созданий, орудуя им, словно веником:
        - Ксюха, прыгай! Прыгай! Словлю!
        Роман толкнул притормозившую Риту вслед за Сергеем, вскидывая меч в другой руке, следом пихнул Елену-Валессу, которая, закинув голову, с ненавистью смотрела на мягко прыгающую вниз по ступенькам огромную кошку и шипела, обнажив иглы клыков.
        - Нашла время!.. Бегом!
        - Прыгай же! - снова заорал Валерий, и Ксюша наверху разжала руки и полетела вниз, а следом за ней, взметнувшись над перилами в изящном прыжке, взмыло мускулистое соломенно-желтое тело. Нечаев подхватил девушку и едва успел прянуть обратно, как на дрогнувшие ступеньки, разметав бесчисленных насекомых, приземлился здоровенный лев, и тут же прыгнул снова, ощерив огромные клыки, не чета токмановским. Валерий был уже где-то позади, и Роман нырнул вниз и, ухитрившись проскочить подо львом, всадил меч в незащищенное брюхо. Над ним раздался страшный болезненный рев, Савицкий дернулся в сторону, но недостаточно быстро, и упавший зверь сшиб его. Он почувствовал боль от вонзающихся в тело когтей - удивительно легкая, надо сказать, была боль. Над его лицом распахнулась страшная пасть, густо дохнув гнилью, и тут же в воздухе что-то блеснуло и погасло в одном из горящих зеленью и голодом кошачьих глаз. Лев дернулся, изгибаясь и заваливаясь в сторону, и появившаяся словно из воздуха бледная когтистая рука полоснула по открывшемуся горлу хищника, выпуская широкий поток крови. Хрипло выдохнув, Роман оттолкнулся
от пола ногами, отъехав назад на спине и глядя на Риту, которая как-то деловито выдернула из головы зверя свою шпагу. Стоявшая рядом Елена брезгливо стряхнула кровь с руки, потом вскинула голову, когда сверху долетел новый рык, а следом - сочное утробное хрюканье.
        - Господи, да сколько же их там?!
        - Вам виднее… - просипел Роман, поднимаясь, поддерживаемый рукой Риты. - Ну, девчонки!..
        Токман услужливо, чуть ли не с поклоном подала ему его перепачканный меч, и тут Рита завизжала и, отпустив руку Савицкого, юлой завертелась по коридору, смахивая забравшихся на брючины насекомых. Роман, наклонившись, поспешно скинул с голеней скорпиона и парочку пауков, а Елена, болтнув ногами уже в воздухе, взвилась под потолок и прижалась к нему с испуганным воплем. К Роману подскочил Валерий - уже без Ксении, и, глянув на слабо подергивавшееся тело хищника, как-то тоскливо констатировал:
        - Уже!..
        Лестница задрожала под чьими-то тяжелыми шагами, и они, не сговариваясь, кинулись туда, где из-за поворота выглядывал Таранов и зло кричал что-то неразборчивое. Елена, так и не пожелавшая спуститься, мчалась по потолку, перебирая руками и ногами, сама похожая на какое-то диковинное насекомое. Только когда лестница осталась далеко позади, она мягко скользнула на пол, взмахнув черным веером волос. Коридор теперь шел все время прямо, не петляя, и Роман на бегу спросил у встрепанного воробышка:
        - Что ж это… на тебя твои же напали?
        - Ага, - ответила Шайдак, спотыкавшаяся на каждом шагу. - Я же от них отказалась… еще в начале… хотела порвать… Это только в холле они так… а потом… все это время они меня по всему дому гоняли. Не понимаю, как жива до сих пор…
        - Окна… выход… видела где-нибудь? - Сергей обернулся.
        - Нет, - всхлипнула Ксения. - Ничего такого… Я вообще не помню, где я была! Я… а тут вы! Как хорошо, что это вы!.. Вы ведь… меня не убьете, а?
        - Может быть, потом, - буркнул Валерий. Ксения покладисто кивнула.
        - Ладно.
        До сих пор им не встретилось ни одной двери, и когда одна все-таки мелькнула - обычная дверь светлого дерева с изящной ручкой, Роман не стал возле нее притормаживать, прикрикнув на потянувшегося было к ней Валерия:
        - Не суйся туда! Дальше, дальше!
        Валерий отдернул руку, и тут дверь распахнулась, и из нее в коридор вывалились старые знакомые, обрадованно лопоча:
        - …есть-есть…
        - А-а-а! - взревел Нечаев - тоже обрадованно, и врубил лезвие мачете в одну из подгнивших шей. Роман хотел крикнуть, чтобы тот прекратил, но Нечаев ограничился лишь тем, что швырнул обезглавленного зомби на сородичей, сшибив парочку на пол, и кинулся следом за всеми. Воинство Зощука, покачиваясь, слаженно двинулось по коридору, размахивая руками, спотыкаясь и нестройно бормоча, словно пьяная и усталая толпа митингующих.
        - Да сколько ж здесь этих… чтоб их!.. - возопил Валерий. Они пробежали еще с десяток метров, и коридор, повернув влево под прямым углом, оборвался большой двустворчатой дверью. Позади поспешали мертвецы, где-то в глубине дома грохнуло, и Роман подумал, что это, возможно, слетела с петель дверь ледяного зала тулларов. Сергей рванул на себя одну из створок и прыгнул внутрь, Роман влетел следом и ткнулся лицом в спину резко остановившегося Таранова.
        - …твою мать! - задушевно произнес начальник охраны, приподнимая секиру, и Савицкий, выглянув из-за его спины, похолодел. За ним ввалились остальные, и у Риты вырвался короткий вздох ужаса.
        Валерий только что получил ответ на свой вопрос.
        Большая комната - не такая огромная, как покинутые залы, но большая - и всюду стояли они - стояли молча, чуть покачиваясь, заполонив всю комнату, мертвенно улыбаясь остатками сине-зеленых губ. Плотные ряды тел - больше сотни, и из гнойных сгустков под веками смотрит некое подобие насмешки. Добыча сама выскочила на охотника. В комнате плавало тяжелое, невыносимое зловоние, от которого резало в глазах, а желудок протестующее сокращался. Позади кто-то отчаянно раскашлялся.
        Свободным оставалось лишь крошечное пространство перед дверью, и они стояли на нем, с усталым потрясением глядя то на бесчисленные гниющие ухмылки, то на подступающих из коридора - они были уже совсем рядом, плотный дурно пахнущий поток. Роман, сжав зубы, чуть повернулся, приподнимая меч, и тот, на кого он смотрел, ударил ладонь о ладонь - звук получился сырым, чавкающим, словно кто-то шлепнул по болотной жиже.
        - Нууу, и кто здесь оказался большим дураком? - Зощук обнажил в почти приветливой улыбке подгнившие, но все равно очень острые зубы. - А я жду… дааа…
        Елена подпрыгнула и повисла под потолком, шипя и шевеля пальцами, на которых с хрустом вытягивались когти. Клыки ее удлинились почти до подбородка, придав Токман сходство с миниатюрным саблезубым тигром, а глаза заполнил багровый огонь. Вот уж это была истинная Валесса, разъяренная и довольно-таки жутковатая.
        - Вова! - прошипела она, подбираясь, словно для прыжка. - Какая встреча!..
        - Вампиров еще не ел, - задумчиво сообщил Владимир и перевалился с ноги на ногу. - Любопытно… дааа…
        Роман свободной рукой задвинул Риту себе за спину, зная, что там, с другой стороны ее прикроет Валерий, который снова начал страшно сквернословить, грозя проголодавшимся покойникам редкими по своей извращенности сексуальными карами. Но Рита вывернулась обратно, чуть втянув голову в плечи и поднимая свою ланскнетту.
        - Не так уж их и много, - сипло сказала она, и Сергей усмехнулся. Послышался шелест Ксюшиного голоса:
        - У меня ничего нет… хоть отвертку дайте!..
        Илья что-то бормотал позади - верно пытался сотворить какое-то заклинание, но Роман не особенно на него надеялся. Он крепче сжал рукоять меча, и распухшие сине-зеленые ряды тел, повинуясь взмахнувшей руке Владимира, качнулись и двинулись вперед.
        Дальше все совершенно перепуталось.
        Ибо в одной из коротких стен, наполовину закрытой движущимися телами, что-то грохнуло, и часть мертвецов вдруг словно смело в сторону, явив на обозрение еще одну распахнутую дверь, через которую в комнату ворвался многочисленный отряд вооруженных людей в пятнистых костюмах и черных масках. «Да неужто опять Серегины?
» - восторженно подумал Роман, уже погружая меч в тело первого ринувшегося на него зомби, но в этот момент один из прибывших вдруг заорал во все горло:
        - Всем лежать! Милиция! Лежать! Мордой в пол!
        Раздались выстрелы, и Зощук рухнул на пол первым, забросив руки на затылок - движение, вероятно, чисто автоматическое, прихваченное из прошлой жизни. А за ним сразу же повалились остальные - и те, кто был в комнате, и те, кто подоспевал из коридора. Похоже, даже зомби в некотором отношении были законопослушными гражданами. Отряд тут же рассредоточился по всей комнате, часть устремилась в коридор, и Роман, прочитав на груди одного из людей беспредельно знакомые большие буквы «ОМОН», мотнул головой и ощутил желание повалиться на пол и захохотать во все горло. Комната наполнилась охами и возмущенными воплями. Кто-то уже хохотал до одури, кажется Ксения. Бойцы деловито закручивали упавшим руки за спины, и по тому, что они нимало не удивлены их состоянием, Роман уже понял, что милиция эта - отнюдь не всамделишная, прибывшая из Аркудинска.
        - Ты спрашивал о моих демонах, - растерянно и чуть сердито сказал Нечаев. - Ну так пожалуйста.
        Ну конечно, кого ж еще он мог вызвать на помощь?!
        Они все еще стояли, не двигаясь, не кидаясь к распахнутым дверям, ошеломленные, не до конца все осознавшие. Вокруг металась ругань. Один из зомби, которому закручивали руки прямо перед Романом, возмущенно сипел в пол:
        - Я только вышел!.. У меня справка!..
        Рита, качнувшись, сунулась лицом Роману в плечо, и у нее вырвались тонкие повизгивающие звуки. В этот момент одна из выкручиваемых рук хрустнула и отделилась от тела, и мертвец гневно завопил:
        - Беспредельщики!..
        Роман всерьез испугался, что вот сейчас-то и сойдет с ума окончательно. Когда трагедия и фарс настолько перемешаны, что уже не понять, где заканчивается одно и начинается другое… Только что их могли разорвать на куски… и теперь все это было очень смешно. Таранов, стоявший рядом, вдруг со стуком уронил свою секиру и захохотал, закрывая лицо ладонями, и сверху ему вторил тонкий переливчатый смех Елены, которая, впрочем, вниз пока не спускалась. Шайдак, раскачиваясь, сидела на полу, уже смеялся и Нечаев, утирая ладонью слезящиеся глаза, и только Илья лежал лицом в пол и прикрыв голову руками. Роман, опустившись на корточки, встряхнул Безяева за плечо, с трудом выговорив:
        - Ты чего… лежишь?..
        - Так это… - Илья испуганно приподнял голову. - Я привык, что когда ОМОН, так всех бьют. А что… это не…
        - Вставай, это не тот ОМОН, - Роман помог ему подняться, но тут же сам рухнул на колени и захохотал. То, что ждало впереди, оно еще будет, и может, будет не менее кошмарным, но все, что было до этой секунды, смылось смехом напрочь, без возврата, и теперь он чувствовал себе намного лучше. К ним, дымя сигаретой в прорезь маски, подошел один из бойцов - судя по всему, возглавлявший отряд, и раздраженно сообщил Валерию:
        - Руки отваливаются - надеть наручники никак невозможно! Какие будут указания?
        - Оторвать головы всем к чертовой матери! - рявкнул Нечаев, бешено вращая глазами. Черномасочный покачал собственной головой - не без укоризны.
        - Это по уставу не положено.
        - К е…м устав, чтоб всем головы оторвали! Никого чтоб не осталось!
        - Но тогда уж отписываться будете сами! - заявил боец и повернулся к коллегам. - Поступила вводная - всем отрывать головы! Полная ликвидация. Старший лейтенант берет ответственность на себя. Выполнять! - он коротко глянул на Романа. - Посторонним немедленно очистить помещение!
        - Оружие, - шепнул Роман Валерию, и тот, кивнув, сказал приказным тоном:
        - Мне потребуется несколько огнестрельных единиц. Вы…
        - Могу выдать три «калаша», - сказал человек, отошел в сторону и почти сразу же вернулся с автоматами. - Больше не положено.
        - Да я… - начал было Сергей, поднимаясь, но Роман осторожно тронул его за плечо.
        - Только не буйствуй. Пули у них настоящие. Пристрелят еще. Их вон сколько!
        - Распишитесь, - потребовал черномасочный, сунув Нечаеву ручку и какую-то бумажку. Нечаев вытаращил глаза, потом поставил на бумажке закорючку, прошипев:
        - Елки, и здесь бюрократия!
        Он принял автоматы, и Роман с Сергеем сразу же выхватили у него два, защелкали затворами, после чего Таранов вздохнул как-то мечтательно, словно влюбленный, повстречавший предмет своей любви.
        - А выход?! - вскинулась Рита. - Где здесь выход?!
        - Не знаю, - сказал человек. - Гражданским немедленно очистить помещение! Валерий Петрович, встретимся на точке!
        - Уй, е! - вырвалось у Таранова, и он кинулся к двери. Остальные рванулись следом, и уже в дверях Роман оглянулся. Бойцы, как им и было приказано, деловито орудовали руками и ножами, одну за другой отделяя головы от плеч послушно лежащих воинов Зощука, и он ощутил мстительное злорадство, когда с громким чавканьем отскочила и покатилась в сторону и голова самого Владимира с возмущенно распахнутым ртом.

* * *
        Следующая комната оказалась совершенно пустой, и они, проскочив ее одним махом, снова оказались в знакомом замковом коридоре, освещенном прыгающим светом факелов. Коридор был коротким и упирался в очередную дверь, а по обе стороны темнели еще две закрытые створки.
        - Куда? - гулко вопросил Таранов. Роман пожал плечами и осторожно приоткрыл левую створку. Вся комната была густо затянута паутиной, и всюду были развешаны тела, словно некие страшные игрушки на новогодней елке, - какие-то странные существа, один Черный Охотник, вампирши и голоногие македонцы. Под потолком мельтешило нечто жуткое, гигантское и многоногое, и Роман дверь поспешно захлопнул. В тот же момент противоположная дверь распахнулась, и из нее с рыком вывалилась огромная снежная масса, распахнув зубастую пасть. Когтистые лапы протянулись и схватили не успевшего отскочить Илью, сжали, и тело не успевшего даже вскрикнуть Безяева изломилось в фонтане крови. Захлопали выстрелы, но пули лишь взметывали в воздух фонтанчики снега, не причиняя чудищу ни малейшего вреда. Оно качнулось обратно в комнату, утаскивая с собой умирающего человека, Илья взмахнул рукой, и в следующую секунду оба исчезли в столбе ревущего темно-синего пламени - очевидно, Безяев напоследок успел-таки применить одно из своих самых разрушительных заклинаний. Роман еще потрясенно стоял перед открытой дверью, опуская оружие, когда
Сергей зло рванул его за руку.
        - Он мертв, пошли!
        Они проскочили в последнюю распахнутую дверь и вновь оказались в коридоре, но этот был светлым, воздушным с высоким арочным потолком, под которым колыхались длинные, мягко струящиеся шелковые полотна цвета крепкого чая. Коридор убегал в обе стороны, слева обрываясь еще одной дверью, а справа… да неважно, что там было справа, потому что оттуда к ним уже шли - уцелевшие мраморные статуи, несколько чудом ускользнувших от расправы зомби, монстры Семыкина, туллары, Черные Охотники, старцы со злобными лицами, какие-то воины, вооруженные луками и длинными кривыми мечами, бесчисленное количество когтистых и клыкастых созданий неизвестного происхождения, а перед ними текла волна зверья. По потолку бежали здоровенные пауки, торопливо перебирая суставчатыми лапами, а чуть ниже, мягко колыхаясь, скользили огненные девы и переливающиеся водой существа. Пули не причиняли им не малейшего вреда, но пауки сыпались с потолка дождем, люди падали, раскалывались на куски статуи, и раненные хищники с воем бились на полу, но прочие равнодушно перешагивали через них или дотаптывали и шли дальше. Кому бы ни принадлежали
эти создания, они явно заключили между собой перемирие, собравшись в едином порыве уничтожить отступавших.
        Роман и Сергей отходили последними, продолжая стрелять, хотя уже было понятно, что пальбой нашествие не остановишь, да и патроны не бесконечны. Один из монстров Семыкина взмахнул рукой, и Роман едва успел увернуться от чего-то серебристого, со свистом рассекшего воздух. Тотчас еще один серебристый предмет промелькнул у него над головой, и с потолка чуть позади них раздался пронзительный крик боли. Секундой позже на пол рухнула Токман и забилась, разевая рот так широко, что казалось, ее челюсти сейчас не выдержат и сломаются. Из ее бедра, наполовину погрузившись в плоть, торчал большой металлический диск. Таранов, выругавшись, наклонился, подхватил девушку, еще раз выстрелил в волну тварей и вбежал в дверь, но Роман остался стоять на пороге, сжимая зубы и всаживая в наступающих пулю за пулей - и делал это до тех пор, пока кто-то не втащил его внутрь. Дверь захлопнулась, и Валерий, тяжело дыша, запер засов. Роман привалился к стене и огляделся. Они были на лестничной площадке, укрытой полумраком, и винтовая лесенка убегала вниз, в темноту. Вверх хода не было.
        - Ничего не видно, - сипло сообщила Шайдак, перевешиваясь через перила и глядя вниз.
        - Не важно, все равно нам туда, - Таранов осторожно уложил стонущую Елену на пол, посмотрел на Савицкого и взглядом указал на диск, торчащий из ее ноги. - Сейчас вынимать нельзя, потом… Сможешь ее понести? А мне отдашь а…
        Сырой звук удара вдруг прервал его слова, изо рта Сергея плеснуло кровью, и он дернулся, выгнувшись, а из его груди с хрустом вылезло что-то длинное и острое. Раздался скрип, и из свернувшихся в углу теней выступила мраморная статуя, изогнувшая белые губы в задумчивой улыбке и глядя на них беззрачковыми глазами, в которых, казалось, тоже притаилась улыбка. Сергей повис на пронзившем его мече, уронив голову и безвольно свесив руки, автомат тяжело лязгнул о пол, и в тот же момент Роман выхватил меч, с которым так и не расстался. Статуя качнулась назад, выдергивая свое оружие, тело Таранова рухнуло на пол… а что было потом, Савицкий просто не помнил. Кусок реальности провалился в никуда, и спустя какое-то время он обнаружил себя стоящим на коленях возле Сергея, из развороченной груди которого толчками выплескивалась кровь, а неподалеку валялись осколки статуи - даже не осколки, а мелкое крошево. Ладони болезненно ныли, а сидевший рядом на корточках Нечаев жадно глотал воздух и, судя по его раскрасневшемуся лицу, тоже успел принять непосредственное участие в уничтожении мраморного чудища.
        - Дайте что-нибудь!.. - закричал Роман, зажимая рану ладонями. - Тряпки дайте!
        Рита уже рвала с себя майку, а Шайдак стаскивала кофточку, всхлипывая и путаясь в рукавах. Где-то за их спинами протяжно стонала Токман. Сейчас он ее ненавидел - сильнее, чем тогда, когда она, преображенная, повернулась к ним от дверей холла. Роман схватил протянутую одежду и начал торопливо сооружать некое подобие повязки, тревожно поглядывая на дверь. Сергей шевельнул окровавленными губами.
        - …катитесь… снесут дверь!..
        - Ксюша, Рита - берите Ленку, тащите хоть волоком! - резко сказал Савицкий. - Сможете?!
        - Конечно, - простецки отозвалась Ксения. Рита, склонившись над Тарановым, тронула его плечо дрожащими пальцами. Сергей тускло посмотрел на ее прозрачный кружевной лифчик и хрипло сказал:
        - Ого!..
        - Мы же его не бро…
        - Нет! - рявкнул Роман. - Валерка, поможешь мне его поднять, дальше я сам, а ты возьми все, что стреляет, и давай вперед!
        - Идиоты! - зло прошелестел Сергей, и в его приоткрывшихся глазах сквозь боль проглянуло бешенство. - Сказал же… дверь… уходите… Девок же загубите!..
        - Девки сами кого хошь загубят! - отрезала Рита и отошла к Елене, следом метнулась Ксения.
        - Готов? - спросил Валерий, и Роман кивнул.
        - А-а, толпа кретинов!.. - пробормотал Таранов и опустил веки. Валерий помог Роману поднять раненого, потом метнулся вниз, и Роман скрипнул зубами - Сергей оказался неимоверно тяжелым. Но тяжесть почти сразу же стала чуть полегче - на место Валерия встала Рита и, перекинув одну руку Сергея себе через плечо, крепко обхватила его за талию.
        - Ксюша сама справится, - решительно сказала она. - Идем.
        Они осторожно начали спускаться. Где-то внизу раздался грохот выстрелов, потом приближающийся голос Валерия закричал:
        - Быстрее!
        Снова послышалась пальба. Дверь наверху вздрогнула, потом раздался громкий треск, и они заспешили. Сергей иногда перебирал ногами, но большую часть времени висел безвольно, словно камень. Все же они спустились до следующего пролета, ухитрившись не брякнуться вниз, и там их встретил Нечаев, помог спустить Сергея до конца лестницы и затащить в комнату, метнулся назад и вернулся со стонущей Токман на руках, а следом за ним бежала Ксения, хрипло дыша и держа в руках меч Романа. Наверху рухнула выбитая дверь, и Шайдак, испуганно впрыгнув в комнату, споткнулась и растянулась на полу, уткнувшись лицом в бок здоровенной черной крысе, застреленной Нечаевым. Валерий с грохотом захлопнул дверь и запер ее, после чего они подхватили Сергея и втащили его в следующее помещение. Роману казалось, что комнаты здесь бесконечны. Но они были на первом этаже, и это уже было хорошо. Должен же где-нибудь закончиться этот первый этаж?
        Здесь было светло, и горящая под потолком знакомая огромная люстра показалась почти родной. В углу лежала изрешеченная пулями какая-то зверюга, и от нее густо несло аммиаком. Роман поморщился и посмотрел в конец комнаты. Еще одна дверь. Возможно, там выход. Небольшое усилие, и они выйдут на улицу…
        А что дальше? Они выйдут, а там та же тьма, та же буря…
        Нет уж, сначала надо выйти!
        Но при мысли об этом тело вдруг взбунтовалось, затылок пронзила острая боль, перед глазами все поплыло, и Роман, покачнувшись, сел на пол. Валерий, уже направлявшейся к следующей двери, обернулся, а Рита подскочила и рухнула рядом на колени, схватив за руку и глядя испуганно:
        - Ромка, что такое, что такое?!..
        - Ничего, ничего, сейчас пройдет, - хрипло сказал он и взглянул на Сергея, лежащего у стены. Тотчас веки Таранова поднялись, словно он почувствовал взгляд, и увидев его глаза, более спокойные, чем когда-либо, Роман вдруг осознал, что Сергей умирает, и ему об этом прекрасно известно. Повязка на его тяжело поднимающейся и опускающейся груди уже насквозь пропиталась кровью, и темные ручейки ползли по бокам и к животу. Его лицо стремительно серело, а где-то в груди при каждом вздохе что-то мучительно свистело. Елена, держась за стенку, осторожно перебралась поближе к нему и села рядом, тупо глядя на торчащий из ноги металлический диск. Ксения подошла к ней, и Токман негромко что-то сказала. Шайдак кивнула и выдернула сияющий стразами ремень своих замечательных зеленых брюк, заляпанных темными пятнами. Пальцы Елены обхватили диск, она напряглась закрыв глаза и закусив губу, потом у нее вырвался громкий вопль, и перепачканный кровью диск звякнул о пол. Из ноги тотчас хлынула кровь, и Ксюша, наклонившись, быстро и довольно умело перетянула бедро Елены ремнем. Токман хрипло дышала, опершись затылком о
стену, в ее приоткрытом рте поблескивали клычки, и блеск этот казался каким-то обреченным. Где-то наверху по лестнице уже топали бесчисленные ноги, слышались многоголосые крики, рев и завывание. Они шли. Шли за ними. Нужно было уходить. Роман оперся ладонью о стену и заставил себя подняться. В тот же момент Валерий открыл дверь и исчез. Раздалась ругань, потом одинокий выстрел, а следом - звонкий щелчок. Рита вскочила и метнулась в дверь, следом выбежала Ксения, но почти сразу же остановилась и закрыла лицо ладонями. Рита вернулась и привалилась к стене рядом с дверным проемом, за ней вошел Валерий со свежей царапиной на щеке и зло швырнул разряженный автомат на пол, потом поднял на Романа растерянные глаза.
        - Там лестница, - глухо сказал он. - Наверх. Здесь нет выхода! Проклятый дом!
        - Значит, пойдем наверх, - устало отозвался Роман. - Расклад тот же.
        - Нет, - спокойно произнес Сергей, не открывая глаз. - Никакого нет смысла тащить с собой мертвеца.
        Нечаев сердито глянул на него и подхватил оставшиеся автоматы.
        - Пойду, расчищу дорогу! - заявил он, развернулся и снова исчез. Первая дверь уже вздрагивала от ударов. Дверь была тяжелой… но для тех, кто в нее ломился, это ничего не значило. Роман наклонился к Сергею, но тот оттолкнул протянувшуюся к нему руку - вялое движение, не сравнимое с прежними, сильными и ловкими.
        - Я же сказал, нет!
        - Тебя никто не спрашивает! - отрезал Роман. В тот же момент Токман вдруг сделала неожиданное - тонкие пальцы подхватили руку Таранова под запястье, и Елена, склонившись, прижалась губами к тыльной стороне его ладони. В блеклых от боли глазах Сергея расцвело изумление.
        - Настоящие, - печально произнесла она. - Сколько жила, а настоящих так никогда и не встречала. Уходите, он прав. Должен же кто-нибудь уйти! Хоть кто-нибудь!
        Елена поднялась и вместе с ней поднялся Савицкий. Он вовсе не собирался этого делать, но что-то словно вздернуло его на ноги и толкнуло назад, к двери. Глаза Токман загорелись багрово-красным, и она чуть склонила голову набок, слабо улыбаясь. Комната наполнилась холодом и сыростью. Тяжелая, удушающая, густая волна накрыла его и потянула прочь, увлекая все дальше и дальше к двери. Роман попытался сопротивляться, вернуться обратно, но его не пускали, сотни бесплотных рук упирались в грудь, тянули прочь, сотни бесплотных ртов что-то шептали - успокаивающе и в то же время угрожающе, и все сильнее становился запах гнилых цветов, растекающийся от пола до потолка. Это было очень знакомо… так делала Иллайон, но она манила к себе, а Елена прогоняла. И она была намного сильнее Иллайон - в сотни раз. Припадая на раненную ногу, вампирша наступала на него, и на ее лице, казавшемся сейчас необыкновенно прекрасным, причудливо смешались страх, боль и ярость. Роман вдруг подумал, что клыкастые персонажи, которых описывала Елена, сильно отличаются от стереотипов. Они не только более беззащитны, чем обычные вампиры,
и не только умирают, как люди. Иногда они еще и хотят умереть, как люди.
        Уже в дверях он ухитрился вцепиться в косяк - последнее усилие разума, тонущего в удушающих багровых волнах. Риты почему-то уже не было перед дверью - где она? Раздался грохот - это слетела с петель первая дверь, отделявшая их от лестницы. Поверх плеча подходящей Елены Роман увидел Сергея - Таранов каким-то образом умудрился приподняться и сесть. В одной его руке поблескивал широкий нож, другую он приподнял и легко качнул ладонью Роману, но рука сразу же бессильно упала.
        - Смотри на это веселей, - хрипло сказал Сергей и ухмыльнулся. - Мы не только кучу их поубивали. Одну из них я даже трахнул.
        Ладонь Токман резко ударила Романа в грудь - сильно и в то же время как-то деликатно, и Савицкий отлетел от двери, стукнувшись спиной о стену. Дверная створка сразу же качнулась назад, и он только и успел увидеть в стремительно сужающейся щели прекрасное и отчаянно-несчастное лицо и крикнуть:
        - Ленка!
        - Я виновата, - спокойно сказала Токман, и дверь захлопнулась, скрежетнув засовом. Сразу же рассыпались, отхлынули удушающе-увлекающие волны, и Роман, метнувшись вперед, яростно ударил в дверь. И в тот же момент услышал, как трещит дверь в оставленной комнате. Кто-то засмеялся в ней - холодно и недобро, он ударил еще раз, и в комнате раздался грохот, а следом - вой, топот и завывание. Болезненно прищурившись, Роман развернулся и бросился к лестнице. Ни Ксении, ни Валерия видно не было, а на одной из ступенек сидела Рита, склонив голову и закрыв лицо ладонями. Он думал, что она плачет, но когда начал взбегать по ступенькам, девушка подняла голову, и Роман увидел, что она смеется.
        - Я поняла! - хрипло сказала Рита. - Поняла!
        - Идем! - Роман схватил ее за руку и заставил подняться, но Рита тотчас выдернула руку.
        - А Сережа…
        - Пошли! - он снова схватил ее за руку и потащил наверх. Над перилами через виток от них возникло окровавленное лицо Нечаева, посмотрело на Романа и, оценив ситуацию и выражение его глаз, хрипло выругалось и снова исчезло. Где-то наверху громко рыдала Ксюша.
        - Нам нет смысла куда-то идти! - закричала Рита. - Это никогда не закончится! Он никого не выпустит! Нет никакого выхода! Потому что у этой книги нет конца!..
        - Это еще не последняя страница! - рявкнул Роман. - Все всегда заканчивается! Всегда!
        Они выскочили на лестничную площадку, пробежали через какую-то полутемную комнатенку, где на полу валялись два тела странных синекожих созданий с простреленными головами, и оказались в коридоре. Там возле стены сидел Валерий, уперев мачете острием в пол и умостив подбородок на оголовье черена. Автомат валялся у его ног. Валерий почему-то просто сидел, ничего не делая, и подойдя ближе, Роман услышал, что Нечаев тихо смеется. Ксения стояла, уткнувшись лицом в стену, и отчаянно плакала, мотая коротко остриженной головой.
        - Что? - глухо спросил Роман, слушая, как внизу трещит последняя дверь, отделявшая их от взбесившихся созданий покойных литераторов. Нечаев поднял лицо, и Савицкий увидел в его ярко-голубых глазах пустоту. Он уже видел в них пустоту - после смерти Майи, но теперь эта пустота была совершенной. Зубы Нечаева весело сверкнули в широкой улыбке.
        Вот и спятил Валерка… и я спятил… да кто тут не спятил? Еще один хороший человек погиб, и одни сумасшедшие остались в живых.
        - Сам погляди, - предложил Нечаев и мотнул головой вперед. Роман посмотрел туда и скрипнул зубами, чувствуя поднимающуюся волну бессильного гнева.
        Коридор впереди раздваивался. Два дверных проема, похожие на дупла, в одном дверь приоткрыта, в другом сорвана с петель и разбита в щепки. В комнате прыгает дрожащий свет свечей, и в этом свете видны обломки разбитой статуи и откинутая шестипалая черная рука, а чуть подальше поблескивает бок стоящего на пне телевизора.
        - Мы же поднялись по другой лестнице, - прошептал Роман, и Валерий фыркнул, точно услышал нечто очень забавное.
        - А теперь вот!.. Водит… Ну, что - какой у нас там был маршрут? Эта комната, следующая, забитая порубленными зомбями, лестница с паучком… потом через зал с бассейном, где рыбки… и в туннель, а оттуда… - он снова засмеялся. - Ну что, Ромка, пошли?! Пошли?!..
        Громкий топот оборвал его слова, и из разгромленной комнаты вылетело хвостатое существо с раззявленной пастью - некое подобие покрытого чешуей тигра. Роман, отпустив руку Риты, шагнул вперед, Валерий вскочил, вскидывая мачете, но оба они опоздали - следом за тварью, словно распрямившаяся пружина, мелькнуло чье-то грязно-коричневое тело и, обрушившись на чешуйчатого, сшибло его на пол. Раздался истошный вопль, сырой хруст, и чудище, дернув лапами, застыло. Напавший на него повернул к ним окровавленную морду, растянул губы в ухмылке и замахал хвостом.
        - Гай! - воскликнула Рита и упала на колени. Пес налетел на нее и чуть не опрокинул на пол, наградив десятков слюнявых поцелуев, после чего весело запрыгал вокруг. Помахивание его хвоста стало каким-то искательным, словно бульдог пытался извиниться за то, что все это время находился в другом месте, и его чуть виноватые глаза среди старческих складок кожи говорили, что это, разумеется, вышло совершенно случайно. Пес был с ног до головы перепачкан толстым слоем засохшей крови, свидетельствовавшей о том, что и он вел где-то в глубинах дома свою собственную войну.
        - Гай… - повторила Рита и обхватила бульдога за шею. Ксения тихо, чуть облегченно засмеялась, а в глазах Валерия появился некий призрак осмысленности.
        - Надо ж, живой!.. - удивленно произнес он.
        - Да-а, это просто умилительно, правда?
        Все повернулись и посмотрели туда, где возле стены стояла светловолосая фигурка, подбрасывавшая на ладони пачку сигарет. Денис ласково улыбнулся навстречу их взглядам, и Гай тотчас разразился истошным лаем, вздыбив шерсть на загривке.
        - Хороший пес, - сказал Лозинский и огляделся, сморщив нос. - Господи, ну и бардак вы здесь устроили! Впрочем, чего не простишь столь энергичным людям. Ну, как - нравится книжка?
        Рука Романа метнулась вперед, и он позволил ей это сделать, хоть и прекрасно помнил все предыдущие попытки. Меч вонзился Лозинскому под подбородок, крутанулся и вынырнул, вытянув за собой поток яркой крови, хлестнувшей Романа по груди. Денис усмехнулся, и края страшной зияющий раны медленно сомкнулись.
        - Как и просил Вова, - сообщил он и небрежно смахнул кровь с джинсовой рубашки. - Жаль, не видит уже… А может и видит. Ну, так как - кто-нибудь хочет еще высказаться таким же образом? Нет? Что так вяло? Вы не беспокойтесь - я пока придержал созданий наших веселых соавторов, - он подмигнул Ксюше. - Они оказались очень плодовиты и все сделали, как я и думал.
        - Ты сказал, что они закончат книгу, - глухо сказал Роман. Денис пожал плечами.
        - А они и закончили. Причем довольно неинтересно и практически одинаково. Зло, - Денис постучал себя указательным пальцем по окровавленной груди, - повержено. Они так и не поняли, что я говорил. Они - часть меня, а я - это книга. Своя, ее, ваша… Они не меня уничтожили, они уничтожили себя, но дали мне взамен много полезного. А я, - Денис развел руками, - я-то ведь тоже соавтор, как-никак… И книга эта - как река, и ее окончание уплывает все дальше и дальше, унесенное водами действия. Мы все индивидуальны и у всех свои законы. Особенно у тех, кто пишет в соавторстве.
        Валерий начал ругаться, выговаривая слова как-то нежно, словно читал на редкость лиричное стихотворение, а Рита отвернулась, чуть сдвинув брови, и коротко глянула на Романа, беззвучно шевельнув губами.
        Говори с ним.
        Она тотчас же отвернулась, и на ее лицо, вновь обращенное к Денису, набежали страх, растерянность и обреченность, но Роман понял, что девушке пришла в голову какая-то очень важная мысль. Они с Денисом были соавторами не один год… у них свои законы… А то, о чем он думал тогда, в зале с бассейном… но нет, даже если и в этом дело, она не сможет осуществить задуманное. Говорить… да, Денис очень любит поговорить… Мелкое зло болтливо…
        Валерий за этот короткий промежуток времени успел дважды ткнуть в Дениса своим мачете. Раны сразу же затягивались, и Нечаев прекрасно знал, что так и будет, но все равно это сделал. Очевидно, он просто получал удовольствие от того, что на Лозинском хоть на мгновение появляются какие-то повреждения. Роман чуть качнулся в сторону, закрывая Риту, потом пошатнулся и оперся на меч, хрипло дыша. Краем глаза он увидел на площадке нестройную волнующуюся толпу. В первых рядах стояли два семыкинских монстра, трое мужчин самого обычного вида с тонкими затаенными взглядами и кухонными ножами в руках (верно, маньяки - ну, куда ж вы без маньяков?
        и мраморный минотавр, покачивавший лабрисом в могучей руке. Они смотрели на них - смотрели нетерпеливо, ей-ей.
        - А ты плохо выглядишь, Ромка, - заметил Денис. - Прямо обломок кораблекрушения. Вид у тебя, будто угодил в шесть катастроф подряд.
        - Просто я давно не брился, - сказал Савицкий. - У тебя там в пачке сигареты или чьи-нибудь отрубленные пальцы?
        Денис, усмехнувшись, перебросил ему пачку, Роман вытащил сигарету и передал пачку Нечаеву. Тот, приподняв брови, выхватил из нее сигарету так, словно это был кинжал, а пачку сунул в карман брюк. Ни Рита, ни Ксения позади не произнесли ни слова. Лозинский услужливо протянул зажигалку, и Роман, закуривая, поинтересовался:
        - Адский огонь? Серой вроде не пахнет.
        - Еще желания будут? - Денис сунул руки в карманы, и в этом движении было легкое раздражение. - Несколько минут у вас есть… Можете отдохнуть, выпить, закусить, узнать последние новости… чего там еще?.. а-а, можете помолиться возможно несуществующему… Забавное ты определение ему придумал, Ромка. Вроде он есть, хотя может и нет - и ты тут как бы и не при чем. Эдакая полувера.
        - Я знал, что ты всех обманешь, - Роман потрепал по голове рычащего рядом Гая, косящегося то на тварей, заполонивших лесенку, то на Дениса. - Ты говорил, что если они не будут работать, книга останется неоконченной и все остановится. Но и теперь она не окончена. А ты все еще витаешь. Наверняка каждый из них написал выжившим хотя бы себя, а уж ты…
        - Да, а я, согласно законам жанра превращаюсь в струйку дыма и фьюить! - Денис ткнул торчащим указательным пальцем в сторону потолка. - Ах, нет, что ж это я, прости, - его палец изменил направление и указал в пол. - Одно и то же… И у тебя наверняка то же самое, только во много раз скучнее. Знаешь, Ром, я твое завершение и не читал. Там ничего нет, не почувствовал я, чтоб ты кого-то создал, призвал кого-то на помощь… Какой от тебя прок? Ты ничего не сделал. Все постарались, все молодцы, признай это. Валеркины и Серегины демоны спасли вам жизнь, Альбина со своей свитой, по сути дела тоже - вовремя вмешалась. Даже Ленка-Валесса, оставшись там, - Лозинский мотнул головой в сторону лестницы, - успела кое-кого прихлопнуть
        - именно благодаря тому, что и как она написала. А ты? Никакого толку от тебя! Что ж ты… неужели у тебя настолько убогая фантазия? Или ты просто испугался? Захотелось, чтобы у книги был счастливый конец? Мирный, пасторальный? Но разве ты забыл, что в книгах Ивалди никогда не было счастливых концов. Даже, если кто-то добавил в них сцены и персонажей.
        - Я знаю, что ты получил, - Роман задумчиво дымил сигаретой, чувствуя, как в стоящем рядом Валерии нарастает негодование - Нечаев желал решительных действий, а не болтовни. - Я видел знакомые лица. Я помню твои слова о связях.
        - Да, - Денис кивнул. - Как часто писатель изображает в своей книге кого-то из своего окружения или просто кого-то случайно увиденного… но существующего. Вокруг так много людей… нет смысла их придумывать. Даже, если они не писали о них, не упоминали фамилии, не описывали внешность… они о них думали. О людях, о своих созданиях - обо всем. Я получил все, что они придумали, и всех, кого они знали. Это теперь очень длинная книга, Рома. Ведь Аркудинск - не такой уж маленький город. Вы умрете, и место действия перенесется туда. И там сразу же станет очень странно… очень.
        - Ты…
        - Чего ты с ним болтаешь?! - вспылил Нечаев. - Надо…
        - Цыц! - лениво перебил его Роман. - Не мешай мне общаться с гением!
        Валерий, обернувшись, широко раскрыл глаза, и тут по его лицу пробежала тень. Внезапно Нечаев стал выглядеть очень добродушно, почти кротко. Денис застенчиво спросил:
        - Ты действительно считаешь меня гением?
        - Конечно. Во всем есть свои гении. Даже в идиотизме и пустоте, - Роман широко улыбнулся. - Ты гениален в своем идиотизме и ты абсолютная пустышка, о нелепейший из призраков, - Савицкий молитвенно протянул к нему руки и фыркнул. - То, что ты создаешь, не просто бред, а бред дешевый и жалкий. Ты убиваешь… но ты жалок, Денис. Ты настолько жалок, что в своем окончании книги я даже не стал тебя уничтожать. Я ничего с тобой не сделал. Ты мне неинтересен.
        - Что? - озадаченно произнес Денис. Впервые за все время, что Роман его видел, Лозинский выглядел растерянным. - Ничего не сделал?
        - Ты глуховат, мой витающий друг? Да, ничего. Я тебя не уничтожал.
        Губы Дениса растянулись в улыбке, но улыбка была немного фальшивой.
        - Ну и глупо, Рома. Очень глупо. У тебя была такая возможность, но ты ее не использовал. И это главный герой! - он словно выплюнул последние слова. - Как я мог так в тебе ошибиться?
        - Бывает, - сочувственно ответил Роман и бросив окурок на пол, наступил на него. - Ну, как - будешь сейчас нас шинковать или еще пообщаемся? Мне, в сущности, все равно. За то время, что я тебя знаю, ты мне до черта надоел!
        - По-моему, он просто кретин! - весело чирикнула сзади Шайдак. - Вообразил себя неизвестно чем! А нельзя ли мне перед убиением бутылочку светлого и копченой колбаски?
        Губы Дениса потрясенно дернулись, и в глазах загорелся злой зеленый огонь.
        - Вы… Я ведь не шучу насчет…
        - А мы шутим! - буркнул Нечаев, посмотрел на лезвие мачете и вытер его о штанину.
        - Ты всего лишь… твою… тебе… в… и утрамбовать… а потом на… и в… многократно… чтоб ты… как… до самого… и без перерыва тебя… и чтоб все… и по… ну и хватит с тебя!
        - Я не могу так же здорово высказаться, но у меня примерно те же пожелания, - сообщил Роман, все еще смеясь.
        - Вы… - лицо Дениса пошло рябью, растягиваясь во все стороны, - вы сейчас сдохнете все!.. но не сразу, обещаю! Будет очень много боли, вы не представля…
        - Да хорош стращать-то! - невежливо прервал его Савицкий. - Без толку, не понял еще что ли? Мы боялись… но, видишь ли, нам всем бояться быстро надоедает. Больно будет, верю… но пока не загнемся, нам будет еще и исключительно смешно. Не тот ты народ выбрал, Денис. Витал бы где-нибудь в Штатах, там таких любят.
        - Козел! - подытожил голосок Ксении. - Так дадут мне пиво или нет?
        Денис снова принял облик беззаботного парнишки, но, казалось, ему это далось с большим трудом, и улыбка его была похожа на складку присобранной шторы.
        - Что ж, понимаю… А чего ж моя сестрица не высказывается, а? - он сделал шаг в сторону. - Ри… О! - Денис звонко хлопнул в ладоши. - Да пока вы тут геройствовали, она попросту удрала!
        Роман обернулся - в коридоре их было только трое, а правая дверь в дуплообразный проход была плотно закрыта. В сущности, он и так чувствовал, что Риты с какого-то момента времени уже нет за его спиной, но только сейчас убедился в этом окончательно. И тут его ноздрей коснулся запах. Чуть сладковатый запах горелого мяса - и другой - горящего дерева. Из дверной щели потянулся сизый дымок, и Роман услышал вскрик - глухой, надрывный, наполненный болью.
        - Сука! - вдруг визгливо завопил Лозинский и метнулся к закрытой двери - почти не уловимое глазом движение, но Роман опередил его. Ему никогда не приходило в голову, что он может опередить призрака.
        Ты ведь знал, Рома, ты ведь практически знал… почему же ты позволил?
        У всех свои законы.

… и только после всех этих дерганий я писала последнее предложение и ставила число. Вот тогда уже книга считалась законченной и была неприкосновенна.

…свои законы…
        Разве писать можно только пером и только на бумаге?
        Он с разбега ударился в дверь и распахнул ее. Рита, скорчившись и прижав к груди правую руку, вздрагивала на деревянном полу, и вокруг нее уже танцевали острые язычки пламени, трогали рассыпавшиеся влажные волосы, и те тихо потрескивали. Возле ее плеча лежало то, что некогда было ножом с широким лезвием. Теперь это больше походило на оплавленную, расползающуюся стеариновую свечу. А на полу большими шатающимися буквами было выцарапано одно-единственное предложение, и под ним стояла дата. Там пол полыхал вовсю, но буквы были вырезаны очень глубоко - Роман даже представить не мог, чего ей это стоило и как она смогла это сделать - и были все еще хорошо видны. Казалось, надпись на полу была сделана огнем.
        Он кинулся вперед, бросив меч, и подхватил стонущую девушку. Ее лицо было белым, из прокушенной нижней губы струилась кровь, а рука… о господи, ее рука!
        - Прочти… - прошелестел ее голос. - Скорей…
        Денис остановился в дверном проеме, его глаза превратились в две дыры, наполненные извивающимися черными червями, лицо плыло, растекалось, рот растягивался, превращаясь в акулью пасть. Валерий и Ксения влетели в комнату, проскочив сквозь Лозинского, как сквозь туман, а следом за ними, огибая его, хлынул поток сотворенных покойниками созданий, и где-то в их гуще трепыхнулся и с визгом исчез Гай. Дверь в противоположном конце комнаты слетела с петель, Роман обернулся, Рита дернулась, высвобождаясь из его рук, выскальзывая, и он тотчас повернулся снова - спиной, одновременно отталкивая девушку, но она крепко вцепилась в него уцелевшей рукой. Времени сделать что-то другое уже не было, меч был на полу, а Нечаев, метнувшийся к ним, двигался слишком медленно.
        Удара он почти не почувствовал - лишь легкий толчок в спину, левее позвоночника, и внутрь, под ребра проникло что-то очень холодное. Рита, прижимавшаяся к нему, дернувшись, странно всхрипнула, и из ее спины выросло тонкое длинное острие, тут же исчезло, и по сливочной коже протянулся красный поток. Кто-то закричал сзади - кажется, это был Валерий, раздался звук удара, словно кому-то снесли голову. Роман пошатнулся и услышал злобный, задыхающийся вопль.
        - Ну… это ничего! Все равно возможность есть! Прощайте!
        Все это уже было неважно. Полыхающий пол тянул к себе, он старался удержать Риту - нельзя ей на этот пол, нельзя… а она все еще цеплялась за его плечо, шепча:
        - Ты прочел?! Прочел?!
        - Да, - сказал Роман, поднимая голову и глядя на взвившиеся в прыжке тела, взметнувшееся оружие и удаляющуюся среди всего этого спину Лозинского, обманчиво беззаботную. - Да.
        - Я тоже прочел, - весело сказал чей-то чуть дребезжащий, разбитый голос.
        Не опустилось, разрубая плоть, занесенное оружие, застыли взметнувшиеся к ним обманутые тела, оцепенели протянутые когтистые лапы и словно замерзли острые язычки пламени. Остановилось время… нет. Остановилось действие. А время шло - шло вместе с кровью, струящейся из-под его ладони, зажимавшей рану на тонкой спине, с его дыханием, ставшим таким хриплым и бесполезным, с движениями Нечаева, выползшего откуда-то слева, волоча разрубленную ногу, с пьяными шагами Ксении, чья ладонь прыгала на рваной ране на боку от чьих-то зубов. Время еще было.
        Денис удивленно повернулся, и навстречу ему с пола поднялся человек, до этого момента сидевший на корточках и вчитывавшийся в огненную надпись. Простецкий, небритый мужичок-работяга лет сорока-сорока пяти в потрепанных брюках и растянутой футболке. Из одного кармана его брюк торчала сложенная газета, из другого - горлышко водочной бутылки. В губах мужичка дымилась «беломорина», а в уголках чуть прищуренных глаз собрались веселые лучики морщинок.
        - Что? - Денис ошеломленно оглядел свое застывшее воинство, потом устремил горящий взгляд на мужичка. - Что?
        - Ты не почувствовал в моей книге никаких демонов, потому что я никого не создавал и никого не звал на помощь, - хрипло сказал Роман, пошатываясь. - Я лишь… кое-кого пригласил в соавторы. Он ведь тоже часть книги… практически персонаж. Я не уничтожал тебя, Денис. Я тебя просто отдал. Ты ведь хотел этого…
        - Нет, невозможно! - завопил Денис и толкнул сначала одно застывшее тело, потом другое. - Должно было быть по-другому!..
        - Я тоже кой-чего накарябал, - сказал мужичок и улыбнулся. Наполнившие комнату чудовища и воины вдруг с шелестом рассыпались на бесчисленные исписанные листы бумаги и, порхнув во все стороны, усыпали пол шелестящей грудой. Дверь в коридор с грохотом захлопнулась, и дом, или то, что сейчас было домом, казалось, покачнулся на своем фундаменте.
        - Она закончила книгу! - взвизгнуло кошмарное создание, нелепо топчущееся перед запертой дверью. - Закончила…
        - А я раньше накарябал, - весело сообщил человек, и в его голосе вдруг протекло множество звуков - шелест листвы, грохот трамваев, катящихся по рельсам, гудение проводов, хлопок двери, смех, визг автомобильных клаксонов, музыка, мяуканье взволнованной кошки, собачий лай, гул толпы, бормотание телевизора, плеск озерных волн… какофония, слитая в слова, - знакомые с детства, привычные дневные звуки города - не очень большого города, но и не такого уж маленького. Кто-то говорил, что у городов есть душа… но никто никогда не говорил, как она может выглядеть…
        - Ты… - произнесло существо - протяжный, мяукающий звук. - Ты не такой… ты должен быть…
        - Ты ожидал увидеть какую-нибудь жуткую рожу? - иронично спросил человек. - Потоки крови, много острых предметов, зловещий голос, безумные глаза… Ты ведь так все и всех представляешь вокруг себя? Но обычные люди живут… большей частью обычные, со своими недостатками, кто-то трусоват, кому-то все равно, а кто-то остановится и поможет… но люди обычные, просто люди… и я обычен тоже. И тоже, как книга - столько страниц, и каждая из них - чья-то жизнь… Дурное и хорошее, темное и светлое - всего хватает, всего в достатке. Ты жаловался на мое равнодушие - я пришел. Чего ж не рад?
        - Ты… - повторил Денис, и лицо человека вдруг стало прозрачным, как стекло, и за ним замелькало множество лиц с множеством выражений. Большинство из них были не знакомы Роману, но многих он узнал, и в какое-то почти неуловимое мгновение мелькнуло там и его собственное лицо, и лицо Риты, чьи пальцы все еще сжимали его плечо - еще живые пальцы, живые… и он чувствовал на коже ее теплое прерывистое дыхание.
        - Ты был частью, а захотел стать всем, - сказал человек множеством голосов и взглянул на Лозинского множеством выглядывающих друг из друга глаз и улыбнулся ему множеством улыбок. - Так станешь. Это непостижимо… это нельзя объяснить, это можно только почувствовать… стать взглядами, голосами, ветром под крыльями птиц, дыханием влюбленных, перестуком каблуков, шелестом смятой бумажки, асфальтом под колесами, осыпающейся землей, сигаретным дымом, чьей-то руганью, утренней росой на траве… Бесконечно много, бесконечно… рассыплешься, развеешься… все мысли, все желания, вся злость, все существо - на мириады частей, потому что, становясь всем, никак нельзя остаться собой.
        - Нет, я не этого хотел! - закричал Денис, и оказавшаяся вдруг очень длинной рука протянулась и крепко схватила его за ладонь. Лицо существа, в котором теперь с трудом угадывались черты прежнего светловолосого паренька, так похожего когда-то на Риту, исказилось агонией и растерянностью. Верно, он никогда не думал, что кто-то может схватить за руку его. И не только схватить, но и удержать.
        - Ты больше не нужен тем, кого ты сейчас так отчаянно зовешь на помощь, - сообщил многоголосый, подтягивая трепыхающегося Лозинского к себе, и оказавшаяся на его пути Шайдак прянула в угол, где и села на пол, глядя широко раскрытыми глазами. - Ты глуп, ты им больше не интересен, твоя книга прочитана, закрыта и поставлена на полку. Ты хотел меня уничтожить, уничтожить мою суть, так теперь ты мой. А если когда-нибудь я перестану существовать, и тебя не станет - навсегда. Дома и пыль, вода и ветер, сердца и поступки, церковные шпили и крестные знамения… все, что ты так ненавидел. Все - на долгие годы!
        - Я не хочу!..
        - Да кто тебя спрашивает?! - простецки удивился человек и прижал его к себе, словно старого друга, и Денис закричал, и в крике его была злоба, и было отчаянье, и была боль, и была ненависть, и был шум колес, и был стрекот моторок, и был звон церковных колоколов, и был ливень, и был хруст ломающейся ветки, и был дребезг разбитого стекла, и был капризный женский возглас, и был шепот, и была тишина - и нет больше крика, расслоился, рассыпался, исчез, и истаяло обманутое существо, обратившись легкой дымкой, устремилось вверх, втянулось в тлеющий кончик
«беломорины», и снова ставший прежним обычный мужичок-работяга затянулся папиросой и со вкусом выдохнул клуб сизого дыма. Небрежно улыбнулся встающему, цепляющемуся за стену Валерию, Ксюше, ошарашено хлопавшей ресницами и, наконец, Роману, после чего сказал, чуть склонив голову набок:
        - Их книги окончены, а ваша, - взгляд скользнул на склоненную голову Риты, - закончится в другом месте. Если успеете. Выход там.
        Его рука махнула в сторону распахнутой двери, и Роман тотчас повернулся и, шатаясь, двинулся к выходу. Он чувствовал, как по спине и по животу течет кровь. Каждое движение давалось с трудом, и где-то под ребрами при каждом шаге будто плескалось что-то очень горячее. На коже - теплый шелест дыхания. Он не знал, насколько серьезно ранен. Но знал, что Рита умирает. И ничто, кроме этого, сейчас не имело значения. Он должен успеть… Но успеть куда? Слишком далеко ближайшая больница, слишком…
        Уже проходя в дверь, Савицкий, не останавливаясь и не оборачиваясь, спросил:
        - Я тебя придумал или ты настоящий?
        - Кто знает… - ответили ему множеством голосов и звуков, и мгновением спустя он ощутил, что спрашивать больше некого.

* * *
        На улице их встретил рассвет - тихий, прозрачный аркудинский рассвет. Если сумерки в городе редкость, то рассветов в нем всегда было вдосталь - рассветов подступающего лета, когда небо словно медленно поднимается, уплывает все дальше и дальше от земли и наливается красками, а серость с него оползает и будто стекает куда-то, за вековые ели, от тихой воды еще тянет ночной прохладой, и в щебете пернатого народца еще слышатся сонные нотки, и солнце только-только показывается на горизонте, набухает густо-розовым смущенно выглядывающий край, и по небу растекаются первые предвестники дневного золота. Уже слышится шум лодочного двигателя, но город еще дремлет, и над озером летит мартын, лениво взмахивая крыльями. Всюду тишь, всюду тайное и полутона.
        Они прошли через сад, усыпанный листвой и сломанными ветками. Роману казалось, что он идет страшно медленно. Он то и дело спотыкался, прижимая к себе девушку, и не сводил глаз с безмятежно покачивающихся возле причала катерков. Нечаев ковылял рядом, опираясь на меч Романа, и иногда даже ухитрялся Савицкого поддерживать. Из его ноги текла кровь - почти хлестала, но, казалось, Валерий этого совершенно не замечал.
        - Успеем… успеем… - бурчал он на ходу, то дело вставляя непечатные слова. - Довезем… доедем… близко… Не вздумайте… умирать… мне ж надо кого-то будет… допросить!..
        Гай, припадая на заднюю лапу, шел справа от Романа, то и дело вскидывая на него тоскливый взгляд и поскуливая, а Шайдак далеко обогнала их и уже ступила на доски причала, зажимая бок ладонью - встрепанный воробышек все же был еще достаточно проворным.
        - Я пока заведу! - громко щебетала она на ходу. - Я знаю, как!
        - Рома… - Рита вдруг приподняла голову, и на него глянуло сине-зеленое, в котором боль почти не чувствовалась - лишь колыхалась где-то в глубине, словно бродящая у дна рыба.
        - Сейчас поедем… - хрипло сказал Роман, пытаясь, чтобы его голос прозвучал успокаивающе. С каждым шагом Рита отчего-то становилась все тяжелее… но он не уронит, нет… и сам дойдет. - Уже рядом… больница… веселые хирурги сделают… на тебе вышивку…
        - Посмотри вокруг, Рома… Ты видишь?.. Ты ведь хотел… это увидеть…
        - Я вижу, Рита… вижу…
        Он увидел это сразу, как они прошли сквозь железные воротца, - он прочитал это, а теперь и увидел. Наверное, впервые последнее предложение в книге Ивалди было столь простым, столь безмятежным и столь красивым.
        На берегу цвела айва.
        Там, где прежде был только встрепанный ивняк, теперь росло множество айвовых деревьев с причудливо изогнутыми ветвями. Было странно, что прежним стал изрядно потрепанный особняк, что исчезла нитчатая тьма, но остались деревья, которые никогда не росли здесь прежде. Нежные белые с очень бледно-розовым цветы казались сказочными - дотронься до них - и исчезнут они бесследно. От них пахнет чистым предрассветным туманом и еще чем-то густым и прозрачным, волшебным - странный аромат, который никак не удается ни с чем сравнить. Он никогда не видел их прежде, но теперь почему-то знал, что цветы к вечеру закрываются чашечкой, но не полностью, и то, приоткрытое, словно манит… Он никогда не касался листвы, но знал, что эти округлые листья гладкие сверху, а снизу бархатистые, как мордочки новорожденных щенят.
        Легкий порыв ветра пронесся среди ветвей, и идущих осыпало бледно-розовым, невесомым. Один лепесток скользнул по его щеке - странное ощущение, легкое и нежное, как поцелуй феи. Рита улыбнулась и уронила голову ему на грудь… но он держал ее… держал, а причал был все ближе и ближе, и на его краю стояла Шайдак. Почему-то она не заводила катер, а стояла, глядя куда-то в сторону, за край острова, и ее рот чуть приоткрылся, словно она смотрела на нечто совершенно потрясающее… но не страшное, совсем не страшное.
        - Ксюша! - пророкотал Валерий, ступая на доски. - Какого?..
        Вместо ответа Ксения молча вытянула руку, и Валерий, взглянув в указанном направлении, застыл. Меч выпал из его пальцев и глухо стукнул о доски. Роман неохотно повернул голову. Ему не было дело до того, что бы там ни происходило - его волновало только одно, и поворот головы - это потерянный клочок времени, но все же он повернул голову.
        Из самого центра Аркудово поднималось нечто.
        Вначале показалась макушка серовато-розовой, кажущейся пыльной скалы - она росла и росла, словно поднимающийся со дна озера диковинный остров - длинная, много метров длиной и вырастала все выше и выше и устремлялась к рассветному небу.
        Роман знал, что это такое.
        Он понял это раньше, чем из воды выступила высеченная в скале круглая розовая башенка с конической крышей, статуи и колонны верхнего этажа, загадочные мистические рельефы, капители в виде корзин с листьями чертополоха, шесть огромных коринфских колонн, которые, казалось, уходили в самое небо, а между ними чернел прямоугольный проход, наполненный тьмой, и отчего-то он знал, что в этой тьме на этот раз нет ничего плохого. Вода с шумом скатывалась с розового песчаника, и все выше и выше становились колонны, и все прекраснее становилось видение.
        Из Аркудово поднимался Хазнет Фируан.
        Он был таким же, каким Савицкий сотни раз видел его на фотографиях, и в то же время почти неуловимо отличался от него, он был как-то мягче, воздушнее, не было той сметающей величественности, но какой-то удивительно близкой стала эта красота
        - близкой и зовущей к себе, и розовый песчаник казался еще розовее от восходящего солнца, и чудилось, что древний храм восходит в небо вместе с солнцем. И скала по краям была какой-то неуловимой, почти прозрачной. Иорданский храм был заключен в скалу… но то, что появилось из тихого, сонного Аркудово, было свободным… Его собственный Хазнет Фируан. Древний храм возвышался посередине озера, и лучи рассветного солнца мягко ласкали стройные колонны, и в то же время всплескивались ослепительным сиянием в куполах аркудинских храмов, и казалось, что город, с которого будто спал некий морок, приветливо подмигивает странному пришельцу. Многоголосый колокольный звон плыл с берега и колыхался вместе с озерными волнами.
        Рита приподняла голову и, взглянув на то, что возвышалось неподалеку от острова, потрясенно вздохнула.
        - Рома!.. Это…
        - Да, - тихо ответил он, не сводя глаз с огромных рассветно-розовых колонн.
        - Но… как?.. ты…
        - А нечего… было надевать то… платье, - Роман пошатнулся, - … и вообще… приставать ко мне… Волшебно хорошее… Думаю, там и заканчивается наша книга.
        У иорданского Хазнет Фируана была лестница, ведущая к проходу между колоннами, но у поднявшегося из озера храма никакой лестницы не было. Озерная вода мягко шлепала по основаниям колонн и плескалась в темном проеме. Храм возвышался посередине озера, как ворота - как вход в какой-то невероятный мир. Раньше он думал, что окажись рядом, никогда не сможет туда войти. Стоять снаружи и смотреть - смотреть бесконечно. Но теперь он хотел туда войти. Там все будет иначе - обязательно будет иначе… совсем другая история, в которой не ведают ни смертей, ни безумия, ни боли… там будет одна, с глазами, полными моря, и еще один, с плохим характером… а то, что дальше - это тайна, но тайна хорошая, и в ее тьме нет ничего зловещего…
        Он повернулся и, пошатываясь, спустился в катер. Осторожно усадил девушку на сиденье и, придерживая ее, сел рядом и запустил движок. Гай прыгнул за ним и устало развалился на корме, словно измотанный сражением воин. Валерий обернулся - бледное, перепачканное кровью лицо, взгляд пронзительный и короткий, как вспышка. Роман ничего не стал ему объяснять - в этом не было нужды. Нечаев прекрасно сам все понимал. Может, поэтому и удержал дернувшуюся было следом к катеру Ксюшу, схватив за плечо - резко, почти грубо.
        - Нет, - хрипло сказал он. - Это не твое!
        Причал поплыл назад, и вместе с ним поплыла назад скособочившаяся фигура Валерия, чудом сейчас ухитрявшегося стоять на обеих ногах, и хотя он все еще был очень близко, его лицо уже казалось далеким, словно принадлежащим другому миру.
        - Может быть… - негромко сказал Нечаев и замолчал. Роман кивнул.
        - Может быть.
        Катер обогнул оконечье острова и несся все быстрее и быстрее и все ближе и ближе был темный проем между шестью колоннами. Лежавшая на его плече голова чуть приподнялась, и тонкие пальцы дрогнули в его мокрой от крови ладони.
        - Рома… мне страшно… Вдруг там ничего нет… Или вдруг там…
        - Там… все хорошо… - слова отчего-то давались с трудом, язык еле ворочался, глаза закрывались, и голову клонило куда-то вниз. - Это… не книга Ивалди… Это наша книга…
        - Так холодно… - шепнула Рита. - Как… в египетском зале… в Эрмитаже… словно кругом один холодный камень… Я тогда там… так замерзла… Не отпускай… меня…
        - Не отпущу…
        Ему и самому было холодно. Накатывала сонливость… но уже и ни к чему было держать глаза открытыми - катер летел четко в темный проем, и уже ничто не могло сбить его с курса. Роман хрипло вздохнул и опустил веки. Тонкие пальцы, разжавшись, начали выскальзывать из его руки, но он поймал их и откинулся на спинку сиденья.
        Они должны успеть.
        Они успеют.
        Они…

* * *
        Двое людей, стоявших на причале, смотрели, как катер влетел в прямоугольный проем между колоннами и скрылся с глаз. А секундой позже, вздрогнув, исчезло рассветно-розовое видение, словно и не было его никогда, словно это - лишь сон, вспорхнувший с дрогнувших ресниц, и каждый ощутил что-то мучительное, болезненное. Ушло волшебное, бывшее совсем рядом, - можно было даже коснуться, но нет, оно ушло, и теперь лишь спокойная озерная гладь, и рассвет, и купола Успенского собора улыбающиеся солнечным лучам и городу вокруг.
        - Смотри! - один из них вытянул руку, указывая туда, где на воде колыхалось несколько лодок и в них стояли люди, глядя туда, где секунду назад возвышался неведомый храм или дворец. - Они тоже это видели! Тоже видели! Как же так?!
        - Какая теперь разница? - равнодушно ответил другой и тяжело сел на доски причала.
        - Но что это было?!
        - Это… - человек закинул голову, подставляя лицо солнечным лучам, - это была… какая-то… совсем другая история.
        Несколько секунд они молчали, потом первый глухо спросил, и в его голосе была боль и обида:
        - То существо… Город или что это было… Почему оно не пришло раньше?! Почему?! Только из-за порядка страниц?!
        - Не знаю, - отозвался сидящий и посмотрел на утренний Аркудинск. - Может, потому, что разные живут в нем люди… Разные…
        - Надо перетянуть ногу, а то ты кровью истечешь! - решительно произнесла Ксения, опускаясь рядом с Нечаевым. - Ничего, сейчас все сделаем… Все будет в порядке!
        - Да уж… - Валерий повернул голову и взглянул на островерхие крыши особняка. - Но только теперь… чтоб его… и нам придется придумывать историю, черт возьми! А я… чтоб меня… какой из меня… к… м-да.
        - Ох, Валерий Петрович, - бледно улыбнулась Ксюша сквозь слезы, - вы ни единой фразы не можете произнести без мата или проклятий.
        - Ну, уж извини, черт подери! - Нечаев ухмыльнулся, коротко глянул на нее, но его взгляд тотчас уплыл прочь, к цветущим деревьям, и девушка повернулась и тоже взглянула туда, сама не зная, зачем.
        Мирно, безмятежно цвела айва.
        Для них.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к