Край без Короля или Могу копать, могу не копать Вадим Ингвалл Барановский
        Средиземье Толкина. Свободные продолжения и вариации на тему
        Один любопытный, отважный и влюблённый хоббит не дослушал до конца старую легенду и отправился в дальние дали на поиски того - не знаю чего. Он нашёл друзей и врагов, испытал на себе тяготы северного гостеприимства и встретил родственную душу там, где совсем не ожидал этого. Больше чем за полвека до Бильбо Бэггинса в опасное странствие в Глухомань отправился его дядя Хильдифонс Тук, о котором в преданиях осталась единственная строчка - "ушёл путешествовать и не вернулся". Это его история...
        ВАДИМ ИНГВАЛЛ БАРАНОВСКИЙ
        КРАЙ БЕЗ КОРОЛЯ
        ИЛИ
        МОГУ КОПАТЬ, МОГУ НЕ КОПАТЬ
        Сочинил и записал
        Сэмунд Иголло,
        эсгаротский книжник,
        в 276 году Четвёртой Эпохи
        Книга эта с благодарностью посвящается
        светлой памяти Диара "Талиорне" Туганбаева,
        без которого она никогда не была бы написана.
        
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        в которой обсуждаются далеко идущие планы
        С негромким «шшухх» лопата вонзилась глубоко в землю и осталась там торчать. Фонси Тук задрал голову к небу, расправил приятно ноющие после дня работы плечи и закрыл глаза.
        Сразу стал слышен громкий стрекот - отовсюду одно- временно, как будто за каждой травинкой луга пряталось по кузнечику. Над головой щебетали ласточки; откуда-то из-за холма откликалось их щебету коровье мычание и мерный звон бубенцов - стадо шло домой; со стороны ближайшей деревеньки доносился лай собак и скрип тележных колёс, а из-за дальнего холма едва-едва было слышно пронзительную волынку. Пахло лугом и самую чуточку - дымом, в котором угадывалось что-то вкусное.
        Довольное кряканье землекопов и звуки втыкаемых в землю лопат вернули к себе внимание Фонси, и он открыл глаза. Там, где ещё утром зияла чёрным провалом яма с белевшими на дне коровьими костями, теперь был ладный холмик, а вокруг него стояли, разминая плечи и отряхивая руки, полтора десятка хоббитов - землерой- ная артель Тукборо.
        - А что, друзья, - сказал Фонси, - по-моему, пора уже и поужинать. Мы отлично поработали! Всех приглашаю сегодня к нам в Тукборо на ужин и свежее пиво.
        - Пиво!
        - А какое пиво?
        - Жидкое, болван! Пивное! Холодное! - вперебой заговорили землекопы.
        - Эх, сейчас бы кружечку!
        - Четыре разных вида, - похвастался Фонси, - каждого по бочонку.
        - Вот славно!
        - Ура пиву!
        - Ура Фонси!
        - Ура! Весело хлопая друг друга по плечам и радуясь грядущему пиву, землекопы начали подбираться к Фонси, чтобы ухватить его поудобнее и качать. Фонси быстро огляделся по сторонам.
        - Смотрите-ка, ребята, вон кто-то к нам едет! На дорогу, ведущую мимо луга в Тукборо, выехали три телеги, нагруженные тюками с шерстью.
        - Эй! - крикнул с одной из телег возница, силясь рассмотреть из-под руки стоящих против солнца хоббитов.
        - Фонси, это ты, что ли?
        - Сембо! - крикнул в ответ Фонси.
        - Сумбо! Здорово, братцы!
        - Сколько вас там? - спросил Сембо, правивший первой телегой. - садитесь, подвезём до Тукборо!
        Пара крепко сбитых пони тянула за собой скрипучую телегу. Фонси сидел рядом с Сумбо, прислонившись к тугому тюку шерсти и наслаждаясь тем, что уже не надо ворочать лопатой и даже идти никуда не надо, а можно просто сидеть на мягком и ехать спокойно домой, коротая время беседой.
        - А мы сегодня Коровью яму закопали, - сказал Фонси, - совсем. Удивительно, как раньше ни у кого руки не дошли.
        - Слышал я, что раньше старики не велели ямы эти засыпать, потому что ямы Шир берегут, а как берегут и от кого, то позабыли, - сказал Сембо, - а может, и не знали никогда.
        - А я слышал, - сказал Сумбо, - что Шельмец Северян-Тук однажды в такую яму лазил, а там целый костяк большеца, весь в ржавом железе, и ещё два черепа, и только он их тронул - тут же они рассыпались!
        - Да Шельмец ещё не то расскажет, - пожал плечами Сембо, - на то он и Шельмец.
        - Как, Фонси, - спросил Сумбо, - был в той яме костяк большеца?
        - Не было большецов, - ответил Фонси, - только корова, а может, и две. Это ж Коровья яма была. Был бы там большец - называлась бы Большецкая яма. Ты, Сумбо, лучше расскажи, почему вы так поздно едете.
        - Э-э, братец, это целая быль, - ухмыльнулся Сумбо. - Вчера мы, значится, за шерстью поехали и весь день шерсть собирали. На ночь у Хилоноров в их Хилой Норке остались. Утром проснулись, позавтракали и только собирались поехать дальше…
        - Ну, сначала мы, конечно, ещё раз позавтракали, а только потом собрались поехать дальше, - вставил Сембо.
        - Только за стол сели, - продолжил Сумбо, - бежит к нам Дрого, младший сын Лонго Тука, и кричит: «На помощь, спасите, скорее!». Ну, мы с Сембо на коней и к Лонго. А там - ух!
        - А там произошло вот что: - пояснил Сембо, - Гербера, дочка Лонго, имела неосторожность увлечься одним из работников…
        - Короче, Лонго застукал дочку, когда она целовалась с Гуго Кучкороем, стригалём, - перебил Сумбо, - и цапнул сразу вот такую здоровущую жердь! И с этой жердью за Гуго! А Гуго от него вокруг колодца, аж ветер свистит! А Гербера - за Лонго, и визгу стоит, визгу, за версту слыхать! И овцы, главное, овцы вокруг носятся, потому что жердь - из овечьего загона. И самый большой баран недостриженный бегает!
        - Нет, братец, - Сембо задумчиво покачал головой, - не соглашусь с тобой. Я полагаю, что самый большой баран там был всё-таки Лонго.
        Фонси и Сумбо дружно расхохотались.
        - Я забыл, - спросил Фонси, отсмеявшись, - Лонго нам троюродный брат или четвероюродный?
        - Как это ты забыл? - снова покачал головой Сембо. - Конечно, троюродный. Тебе, Фонси, как сыну Большого Тука, надо бы знать такие вещи.
        - Потому что, молодой Фонси, быть сыном главы всех Туков и тэна всех хоббитов - это большая честь и большая ответственность, молодой Фонси, - подражая размеренно-самодовольному говору брата, закивал головой Фонси, - давай сегодня не будем, ладно?
        - Вот ты смеёшься, - сказал Сембо, - а Лонго как увидел, что в гости к нему пожаловали Исемболд и Исумбрас Туки, сыновья Большого Тука, так тотчас безобразничать перестал, жердь положил и стал нам врать, что он вовсе не за Гуго гонялся, а овец ловил.
        - Овец мы потом все вместе ловили, - поправил Сумбо, - только сперва Лонго и Гуго бренди отпоили, Герберу успокоили. А потом мы их стригли.
        - Кого? - удивился Фонси. - Гуго и Герберу?
        - Да овец же! Половина стада недострижена была. А ножницы! Ты видел, Сембо, когда-нибудь такие ножницы?
        - Столько ржавых, зазубренных и разболтавшихся ножниц одновременно я в жизни не видел, - сказал Сембо, - только у Гуго имелись хорошие, его собственные. Нам даже пришлось в Хилую Норку возвращаться и там одалживать ножницы.
        - Вот мы и задержались, - закончил Сумбо.
        - И славно вышло, - Фонси хлопнул брата по плечу, - а то нам с ребятами пришлось бы пешком топать до дома.
        Солнце коснулось краем виднеющихся далеко на западе Белых холмов, и день окончательно превратился в вечер. Телеги негромко поскрипывали, а землекопы и возчики лениво перебрасывались последними новостями и сплетнями.
        - А что тебе Гербера говорила, когда ты её успокаивал? - спросил Сумбо у брата.
        - А она рассказывала, что хочет за Гуго замуж выйти, - ответил Сембо, - и нас с тобой на свадьбу дружками позвать.
        - На свадьбе будет весело, - хихикнул Сумбо, - Лонго и там может драку затеять.
        - Во-первых, - возразил Сембо, - там будет батюшка, а при нём Лонго буянить не станет. А во-вторых, - он цыкнул на замедливших было ход лошадей и тряхнул вожжами, - Лонго может и не согласиться на такую свадьбу, старшую ведь он за Бодо Вожжинса пристроил, а Бодо гораздо богаче Гуго-стригаля.
        - А ты, Фонси, чего притих? - спросил Сумбо брата. - Куда так смотришь?
        - А, это я так, - ответил Фонси, отводя взгляд от только ему ведомой точки чуть правее заходящего солнца, - это я так. А что-то мы скучновато едем. Не спеть ли нам? Эй, землекопы! - не дожидаясь ответа братьев, крикнул он назад. - А давайте-ка нашу старинную!
        - И правда! - откликнулись сзади. - Давайте нашу старинную! Запевай!
        И они запели, сначала не в лад, а потом всё дружнее и дружнее, а на втором припеве даже Сембо, Сумбо и возчики присоединились к ним:
        Много в Шире у нас ремёсел водится,
        Кто умеет пилить, а кто-то штопать,
        Но без кого, конечно, не обходится,
        Так это мы, конечно, землекопы!
        Мы копаем-паем-паем осторожно,
        Мы копаем-паем-паем всё, что можно,
        Всё, что движется и не движется,
        Всё на свете можно раскопать!
        Ничего без нас, хоббит, не построишь ты,
        Не расчистишь и грядку для салата,
        А наши руки крепки и мозолисты,
        А потому, что в руках у нас лопата!
        А этой лопатой мы… копаем-паем-паем осторожно,
        Мы копаем-паем-паем всё, что можно,
        Всё, что движется и не движется,
        Всё на свете можно раскопать!
        Много в Шире у нас ремёсел водится,
        Не одни здесь такие мастера мы,
        Но лишь для нас не работает пословица,
        Что велит нам не рыть другому ямы,
        Потому что мы эту яму…
        Копаем-паем-паем осторожно,
        Мы копаем-паем-паем всё, что можно,
        Всё, что движется и не движется -
        Всё на свете можно откопать,
        Закопать,
        Подкопать,
        Прикопать,
        Накопать,
        И опять Перекопать!
        Вот под эту песню три телеги, нагруженные шерстью и хоббитами, и въехали в Тукборо.
        - А на обед что у них было? - крикнул кто-то из толпы хоббитов, собравшихся перед Большим Смиалом.
        - На обед у эльфийского короля? - высокий длиннобородый старик, сидящий на помосте, куда нарочно для него взгромоздили большецкое кресло, слегка нахмурился и задумчиво поджал губы. - Я думаю, что блюда из дичи, непременно, потому что Дориат был лесной страной, и там водилось множество оленей, и фазанов, и перепелов, и диких кабанов, а лесные эльфы превосходные охотники. И всякая другая лесная снедь: орехи, разные ягоды и плоды. И вино, красное вино.
        - А жаркое было? А пироги?
        - Ни жаркого, ни пирогов не водилось у короля эльфов. Они там очень просто всё стряпали, всё больше пекли на углях.
        - А грибы были? - привстал со своего места Боффо Тук.
        - Насчёт грибов я точно не скажу, - рассказчик по- правил длинный седой ус, - если в Дориате и ели грибы, то нечасто. Уж всяко такой грибной запеканки, как я вчера ел, даже у самого короля эльфов на столе не бывало.
        Под одобрительные возгласы окружающих Боффо сел обратно, а старик несколько раз пыхнул длинной трубкой и вернулся к прерванному рассказу.
        - И отвечал эльфийский король Берену так: «Род твой и вправду хорош, и отец твой славно за короля Финрода в бою постоял, но вот только недостаточно быть из хорошей семьи, чтобы дочку мою в жёны взять». - Правильно, - поддержал эльфийского короля кто- то из собравшихся, - у меня тоже зять никудышный, а туда же… - но на него зашикали, и он замолк.
        - «Говорил ты, - продолжил старик речь короля, - что ни цепей, ни огней, ни слуг Северного Душителя не страшишься, и что дочка моя тебе всего на свете дороже. Так?» А Берен и говорит, так, мол, ваше эльфийское величество, всё ты правильно сказал. Тогда король усмехнулся этак нехорошо и говорит: «Дочь моя и впрямь драгоценнее всего на свете. Но есть на свете ещё одна драгоценность, и за неё я готов отдать тебе дочку. А стерегут эту драгоценность как раз те самые цепи, огни и слуги Душителя, про которых ты мне только что говорил, что их не боишься. Ступай же отсюда и принеси мне сильмарил из самой железной короны Душителя, тогда и получишь дочь мою в жёны!» Лутиэн тут побледнела, а слуги короля Тингола захохотали в голос. А Берен стоит и даже не дрогнет…
        - Фонси!.. - раздался из-за спин слушателей старика чей-то приглушённый шёпот. - Фо-о-онси…
        Фонси встрепенулся и вскочил со скамейки.
        - Прошу извинить… - пробормотал он, огибая дородного Одо Бэггинса, - извините, пожалуйста.
        Выбравшись из толпы слушателей, хоббит, наконец, увидел, что звал его самый младший из братьев, Гарри.
        - Появилась белая тряпка, Фонси, на колодезный журавль привязана, - доложил он.
        - Гарри, ты молодец, - Фонси весь просиял от радости, - спасибо. Я побежал.
        - Слушай, Фонси, а ты мне когда расскажешь, что это за тряпка и кто её там вывешивает?
        - Скоро, Гарри, скоро расскажу. Ты лучше иди, там дядя Гэндальф страшную сказку рассказывает, про Северного Душителя. Хорошая сказка, сам бы слушал, да бежать надо.
        - Беги, беги, - великодушно дозволил мальчик, - я, если что, скажу, что тебя не видел.
        - Спасибо, Гарри, ты настоящий друг. Только никому!
        - Могила, - Гарри положил руку на сердце и отправился протискиваться сквозь толпу, чтобы пробраться поближе к Гэндальфу.
        «…проходили дни и ночи, а Лутиэн всё сидела и сидела на великом дереве…» - донёсся до Фонси голос старого сказочника, но хоббит не стал прислушиваться - он уже спешил в сторону конюшен, чуть не приплясывая по дороге. Вся усталость, накопившаяся за день работы, вдруг исчезла куда-то, словно тяжесть сняли с плеч.
        Огромная жёлтая луна всходила над холмами, и в лун- ном свете всё вокруг увиделось Фонси таинственным и волшебным, будто и не Шир это был, а стародавний эльфийский Дориат, где на мягкой серебристой траве кружилась в пляске прекрасная Лутиэн, дочка короля эльфов.
        Даже старые бочки возле сарая - и те казались не просто бочками, а полускрытыми в темноте валунами, за которыми могло таиться что-то загадочное и нездешнее, и даже запах лошадей напомнил хоббиту не о телегах и навозе, а о том, что вот сейчас он поскачет в ночи, чтобы встретить своё счастье.
        Пошарив по шершавой стене конюшни, Фонси снял с крюка лампу. Спички нашлись в кармане штанов, и вскоре тёплый жёлтый свет озарил несколько стойл, откуда приветственно кивали дружелюбные лошадиные головы. Фонси снял с крюка оставленный им здесь давеча дорожный плащ.
        - Здравствуйте, здравствуйте, мои хорошие, - при-ветствовал он сразу потянувшихся к нему носами пони. - Хорошие, хорошие звери, Одуван, Подсолнух, Ромашка… давай, Одуван, сейчас гулять поедем. Во-от так… седло на спину, уздечку в зубы, вот молодец. Хор-рошая лошадь Одуван, славная сильная лошадь. Пошли!
        Выведя рыжего Одувана из стойла, Фонси накинул плащ, забрался в седло и пустил пони рысцой.
        Дорога извивалась между пологих холмов, точно светлая лента, вплетённая в косу. Фонси привстал в стременах, высматривая, скоро ли кончится Тукборо. Нет, ещё не скоро. Дрожь нетерпения пробежала по всему телу хоббита, и Одуван, почувствовав это, припустил ещё быстрей.
        Далеко за спиной Фонси послышалось раскатистое восхищённое и многоголосое «о-о-о-о!». Фонси оглянулся на скаку и увидел, как взлетела в небо яркая синяя звезда, полыхнула и рассыпалась, словно охапка огненных цветов. Видно, Гэндальф уже закончил рассказывать сказки и принялся за огненные забавы.
        Последние дома Тукборо скрылись за поворотом дороги, и Фонси стал пристально смотреть вперёд. Ага, вот и колодезный журавль торчит, и белая тряпка на нём, отличная, замечательная, прекрасная белая тряпка.
        А вот и нужный холм, самый лучший холм во всём Шире. В стороне от дороги, обнесённый живой изгородью. Фонси соскочил с Одувана и повёл пони в поводу, прикусив губу, чтобы удержаться от радостного крика - будить обитателей холма хоббит вовсе не хотел. Выбрав на полпути между дорогой и холмом место, заросшее высокой сочной травой, Фонси ловко стреножил пони и похлопал его по шее.
        - Попасись тут пока, приятель.
        Подойдя к холму, Фонси обошёл изгородь и неслышно проскользнул в калитку. Обогнул холм и легонько постучал в круглое окно на юго-восточном склоне.
        - Сейчас! - раздался громкий шёпот. - Сейчас, подожди немножко!
        За окном послышалась какая-то возня, потом лязгнула задвижка, и окно распахнулось. Фонси протянул туда обе руки и помог вылезти на траву очаровательной хоббичке - по-хоббитски круглолицей и полненькой, с тёмными распущенными волосами. Огромные синие глаза её мерцали счастливой влюблённой сумасшедшинкой. Девушка тихо пискнула и бросилась Фонси на шею, чуть не сбив его с ног.
        …Они стояли на склоне холма, крепко обнимая друг друга. Лилия уткнулась носиком куда-то в плечо Фонси, а он целовал ей макушку.
        - Тебе холодно! - с непоколебимой уверенностью в голосе воскликнула девушка, как только они неохотно выпустили друг друга из объятий. - Пойдём внутрь.
        - Мне совсем не холодно, - засмеялся Фонси. - Мне никогда не бывает холодно. Вон, - он похлопал себя по намечающемуся почтенному хоббитскому брюшку, - какая прослойка.
        - Прослойка прослойкой, а ты у меня простудишься.
        - Не простужусь. Смотри, как у меня тепло под плащом, - Фонси распахнул плащ и привлёк под него Лилию, удобно поместившуюся у него под рукой. - Пойдём вон на тот холм - там никто не живёт?
        - Никто. А что мы там будем делать?
        - Сидеть, разговаривать и смотреть на звёзды, - с достоинством сказал молодой хоббит. - И ещё целоваться.
        - А с поцелуями - мы ещё посмотрим на твоё поведение, - строго заявила девушка и поцеловала Фонси.
        Они сидели на вершине холма, укутанные плащом, и им было хорошо.
        - …А что же случилось с Лутиэн, когда Берен ушёл искать этот волшебный камень?!
        - По-моему, она забралась на какое-то высокое дерево и сидела там, не слезая, а вот что было потом, я не дослушал - ко мне как раз Гарри прибежал и рассказал, что тряпка на журавль уже привязана. Я сразу к тебе и поскакал.
        - Ну вот, - девушка разочарованно выпятила губку. - Самое увлекательное пропустил. Обязательно попроси Гэндальфа, чтобы рассказал тебе про Лутиэн.
        - А ты и сама его сможешь скоро попросить, - сказал Фонси, целуя выпяченную губку Лилии прежде, чем она успела её убрать. - Он ещё не скоро уходит.
        - Как это - сама? Нет, я боюсь. Да и в Тукборо я не собираюсь.
        - А я тебя приглашаю. Нужно же тебя познакомить с моими родственниками.
        - Зачем? - девушка настороженно отодвинулась от Фонси.
        - Ну, как это - «зачем»? - замялся хоббит. - Я ведь собираюсь просить тебя стать моей женой. Вот, хочу по- казать будущую невесту родителям…
        Лилия отстранилась ещё дальше, широко раскрыв большие синие глаза и захлопав ресницами.
        - А ты… ты собираешься просить меня стать твоей женой? - спросила она удивлённо и недоверчиво.
        - Собираюсь, - с улыбкой отвечал Фонси. - А как ты думала, зачем я ухаживаю за тобой вот уже скоро год?
        Лилия посмотрела на него строго и пристально.
        - А я ничего не думала, - сказала она. - Я же прекрасно знаю, как наши семьи не любят друг друга. И знаю, что нам никогда не позволят пожениться. Поэтому я просто ждала, когда ты меня оставишь.
        Она смотрела на него, прямая, спокойная и красивая, преисполненная сознания своей правоты. Фонси помрачнел.
        - Что, мой хороший? - ласково спросила Лилия Чистолап, заглядывая ему в глаза.
        - А ты… любишь меня? - хрипло спросил Фонси.
        - Люблю, глупенький! - засмеялась девушка. - Это самый счастливый год в моей жизни. У меня есть ты, и твоя любовь, и моя любовь к тебе. И когда ты женишься на какой-нибудь Бэггинсовской или Северян-Туковской девушке, я буду знать, что тебе хорошо, и вспоминать этот год.
        - Мне без тебя не будет хорошо, - сказал Фонси. - Ты вообще понимаешь, что говоришь? - его голос задрожал. - Кто я, по-твоему, получаюсь? Последняя дрянь я получаюсь. За что?
        - Да нет же, нет, милый мой, нет! - зашептала девушка, обняв его за шею. - Слушай меня внимательно, Фонси Тук: мы с тобой встречаемся втайне от нашей родни уже почти год… на самом деле - десять месяцев и двадцать два дня. Всё это время ты терпелив, нежен и внимателен, ты всегда вёл себя со мной, как безупречный, истинный джентльхоббит. Ты самый лучший хоббит во всём Шире, Фонси, поверь мне. Просто я трезво гляжу на вещи…
        - Я люблю тебя, - прошептал Фонси, целуя её. - Слышишь? Люблю. И приготовься, пожалуйста, к тому, что я позову тебя в жёны. Своего батюшку я уговорю, а твой не устоит, когда сам Большой Тук пришлёт ему сватов. И вообще, пора нашим семьям помириться.
        - Наверное, пора. - Лилия уткнулась лицом Фонси в грудь и замерла. Молодой хоббит гладил её по голове и округлым плечам.
        - Ты вся дрожишь, милая, - он поднялся и помог встать девушке. - Хочешь пойти в нору?
        - Пойдём, только очень тихо, - сказала Лилия. - Моя комната рядом с кухней, я сейчас сделаю чай.
        - С пирогами? - оживился Фонси.
        - С пирогами, с пирогами! - Лилия резво побежала вниз по холму, ловко ступая своими маленькими, по- крытыми светлой шёрсткой ножками. Светлая шерсть на ступнях была среди хоббитов редкостью; вероятно, за неё семья Лилии и получила когда-то прозвище Чистолапы.
        Они осторожно и тихо забрались в нору через окно и пили чай с пирогами, сидя на кушетке в комнате Лилии. Фонси рассказал байку про то, почему у старого Исумбраса Тука всегда был крепкий чай[1 - Старый Исумбрас Тук не жалел заварки.], и Лилия на него немножко обиделась, но тут же простила. В один прекрасный момент им пришлось затаиться и задуть свечу - тётушка Фиорелла вышла, шаркая пятками, на кухню попить водички, и всё это время молодая парочка сидела, не двигаясь и стараясь не дышать, хотя обоих сотрясал беззвучный хохот. А потом Лилия ненадолго заснула, прикорнув на груди у Фонси, а он смотрел на неё и шептал ей всякие ласковости, которых она не слышала и потребовала повторить, как только проснулась. Повторив, Фонси сказал, что ей пора уже спать, а ему - ехать домой. Они целовались на прощание чуть не до самого рассвета, но когда небо на востоке посветлело, Фонси удалился, как и пришёл - через окно.
        Одуван лениво пощипывал травку. Он весь промок от росы и глядел на Фонси укоризненно. Но когда его вытерли, почистили и угостили куском пирога, меринок сменил гнев на милость, великодушно позволил на себя сесть и бодро повёз хозяина обратно в Тукборо.
        - А я говорю, что молодёжь нынче пошла уж больно осторожная да домоседливая.
        Геронтий Большой Тук, известный уже среди хоббитов и как Старый Тук, подцепил на вилку ещё один кусок ветчины.
        - Вот почему бы тебе, Хлимми, не погнать свиней самому в Синие горы, а? Ты за них в полтора раза больше бы взял; гномы, они мяса поесть великие охотники. А здесь цены не те - на ярмарке в Мичел Делвинге купят те же гномы, а цену-то и собьют. Вот мы в наше время не боялись нос за границу выказать. В Тороватый Тарбад[2 - Большой торговый речной порт к югу от Шира.] обозы водили. Помню, я как-то…
        - Рассказывали уж, батюшка… - попытался было вставить словечко Сумбо.
        - Не перебивай отца, - загудел Большой Тук. - Помню, напали на нас по дороге в Тарбад разбойники, так мы с моими ребятами-ширрифами их так раскидали, что только пятки сверкали! Нет, слабцы у меня сыновья. Осторожнички.
        Сейчас, батюшка, не тридцатые годы, - рассудительно проговорил Хлимми. - Сейчас неспокойно. Да и свиней гнать - не обоз вести, хлопотно со свиньями. Пока от разбойничков отобьёшься, свинки разбегутся. Гномы их потом забесплатно из луков постреляют.
        - Неспокойно ему, - продолжал брюзжать Геронтий, - а ты вон братьев прихвати. Как налетят разбойнички - вы в батоги их. У Сумбо четыре награды за батожный бой на полке пылятся, у Фонси две, да у Рэнди три. А толку-то? Собери из свинопасов своих ребят покрепче, возьмите батожки потяжельше - и вперёд, со свинками да и к гномам. Рэнди с собой возьмите и Барри, пускай молодёжь по свету побродит. И денег заработаете.
        - Батюшка, говорят же вам, - вымолвил Грим, самый старший и рассудительный из сыновей Геронтия, - сейчас разбойники не чета прежним. Вон у Гэндальфа спросите.
        - Я был бы весьма вам благодарен, Исенгрим Тук, - нарочито ледяным голосом отозвался волшебник, намазывая маслом сдобную лепёшку, - если бы вы соизволили не впутывать вашего покорного слугу в эти прения и оставили их внутрисемейным делом.
        - Вот-вот, - как ни в чём не бывало, продолжал Грим, - куда с батогами против копий, да луков, да топоров…
        - Да самострелов, да мечей, да кольчужных штанов, - передразнил Большой Тук, - особенно если их кто из кустов покажет. Осторожнички, тьфу!
        - Батюшка… - невпопад подал голос Фонси, - мне с вами нужно поговорить по важному делу.
        - По важному, так по важному, - ответил отец, - я после завтрака на обход хозяйства собираюсь, давай со мной, там и поговорим.
        - Дядя Гэндальф! А можно тебя кое о чём спросить? - старшая из сестёр Тук, Белладонна, подсела поближе к Гэндальфу. Её озорные зелёные глаза так и сверкали.
        Не менее десятка молодых хоббитов из Тукборо, Хоббитона и даже из Мичел Делвинга[3 - Мичел Делвинг (Большие Откопы), Хоббитон, Тукборо - крупные поселения в Шире.] сохло по кудрявой красавице, засыпая её пространными письмами. Часто кого-нибудь из воздыхателей Белладонны можно было встретить одиноко шатающимся вокруг усадьбы, чтобы ненароком попасться предмету страсти на глаза, но Белладонну такая преданность оставляла безразличной, и только братья порой жалели этих шатунов-страдальцев и зазывали на кружечку пива.
        - Спрашивай, дитя моё, но только с одним условием, - отозвался старый волшебник, - если это никак не затронет мою бороду! Пять лет назад, - пояснил он, заметив, как удивлённо поднялись брови Сембо, - ваша сестра спросила у меня одним прекрасным вечером, куда я кладу бороду, когда ложусь спать - на одеяло или под одеяло.
        Гэндальф бережно разгладил белую бороду и поворошил её пальцами, придавая пушистости.
        - А когда я потом лёг спать, - продолжил он, - то обнаружил, что не могу сомкнуть глаз! И так неудобно, и так неудобно!
        Братья Туки дружно расхохотались, и даже Геронтий ухмыльнулся.
        - Скажи мне, дядя Гэндальф… - вкрадчивым голосом заговорила Белладонна, - а почему ты вон уж какой старый, борода седая совсем, а до сих пор не женился?
        Вопрос явно застал волшебника врасплох. Рука, протянувшаяся было за печёным яблоком, застыла на полпути, рот чуть приоткрылся, густые седые брови встали озадаченным шалашом.
        - Дитя моё, - сказал он, шумно выдохнув, - а как бы ты сама ответила на этот вопрос?
        - Я об этом много думала, - нисколько не смущаясь, отвечала Белладонна, - и первое, что я подумала, было то, что ты до сих пор не встретил девушки, или там ста… ну, пожилой женщины, которая бы тебе понравилась. Но потом я подумала, что этого не может быть, потому что среди большецов, говорят, есть очень красивые девушки. Очень красиво, когда у девушки прямые волосы, - вздохнула она, косясь на собственные мелко вьющиеся по плечам пышные кудри.
        Гэндальф вновь обрёл присутствие духа и взял-таки яблоко.
        - Потом я подумала, - продолжала девушка, - что, может быть, ты просто не хочешь жениться. Но потом я решила, что такого быть не может - ведь ты такой умный, дядя Гэндальф!
        - Я рад, дитя моё, что ты обо мне такого высокого мнения… - начал было волшебник, но девушка остановила его властным взглядом
        - Подожди, дядя Гэндальф, я ещё не закончила. Так вот, потом я решила, что, может быть, у тебя когда-то случилась несчастная любовь. Ну, знаешь, ты любил девушку, а она умерла, или вышла замуж за другого, или просто сказала, что не хочет тебя больше ни видеть, ни знать. Вот ты и поклялся, что никогда больше не женишься.
        - На этом ты и остановилась? - деловито спросил старый волшебник, пряча улыбку в усы.
        - Ну конечно нет, дядя Гэндальф! Если бы у тебя была несчастная любовь, ты был бы всегда грустный и печальный, а ты вон какой весёлый. И тогда я поняла, в чём дело!
        - В чём же, дитя моё?
        Братья Туки и сам Геронтий наблюдали за беседой с пристальным вниманием. Неподдельная отеческая гордость светилась в глазах Большого Тука.
        - Ну ты сам подумай, дядя Гэндальф, - ласково проговорила Белладонна, - ведь ты всё время бродишь по свету, нигде не задерживаешься. У тебя ни домика своего нет, ни пашни, ни огорода, даже коровы нет. Семью содержать тебе не на что. Кто же за тебя пойдёт?
        Волшебник поперхнулся яблоком и закашлялся. Сумбо Тук не выдержал и засмеялся в кулак. На глазах Гэндальфа выступили слёзы.
        - Ты права, дитя моё, ты права, - закивал он, - кто за меня, старика-нищеброда, пойдёт?
        - Ты только не плачь, дядя Гэндальф, - в голосе Белладонны Тук был и прежний её детский задор, и что-то вполне взрослое, так что понять, шутит она или нет, было трудно. - Я подумала и решила, что я за тебя выйду замуж.
        Тут уже поперхнулся Геронтий.
        - Я уже почти совершеннолетняя, - продолжала девушка, - и батюшка за мной даст хорошее приданое. Деньги у нас будут, мы купим участок где-нибудь в Западной Доле и построим домик - в норе тебе будет не очень уютно. Ты у меня растолстеешь, будешь важный и степенный. А чем тебе заняться - мы придумаем… Белладонна замолчала, с лукавой улыбкой глядя на Гэндальфа.
        - Спасибо тебе, дитя моё, - растроганно проговорил старик. - Но я для тебя всё-таки слишком стар. Да и для женитьбы тоже. Лучше ты меня пригласи когда-нибудь на свою свадьбу, - волшебник улыбнулся и полез в кисет за зельем для послезавтрачной трубки. - Как я всё-таки люблю вас, милые мои хоббиты! Кажется, всё уже про вас знаю - а вы опять и опять меня удивляете.
        - …Эй, Хлимми, ты батюшку не видел? Он хозяйство обходить собирался, а я его упустил.
        Хильдигрим Тук поднял упреждающе палец, и Фонси замолчал, ожидая, пока брат не закончит подсчитывать туго набитые мешки. Наливные ярко-жёлтые летние яблоки свезли в Большие Смиалы со всех садов Тукборо и теперь грузили на подводы, чтобы отправить в Хоббитон.
        - Сто тридцать семь, - довольно сказал Хлимми и щёлкнул костяшками счётов, - а в прошлом году было сто двадцать пять. Если так дальше пойдёт, мне к зиме новый склад понадобится. Построишь мне со своими ребятами новый склад, Фонси?
        - Ой, слушай, мне сейчас только склады строить! - отмахнулся Фонси. - Давай мы это с тобой ближе к зиме обсудим, а мне с батюшкой поговорить надо. Он тут уже был?
        - В свинарник он пошёл, - сказал Хильдигрим. - Да, так склад мне небольшой совсем нужен, можно просто погреб новый. Эй, куда ж ты так быстро-то!
        - Фонси пришёл, - объявил Одо Тук, похлопывая здоровенную пегую свинью хворостиной по круглым бокам, пока она не спеша переходила из одного загона в другой. - Гляньте-ка, свинки, кто к нам пришёл! Фонси пришёл. Раньше сам дядя Геронтий приходил, а теперь вот и Фонси.
        - Привет, Одо! - поклонился Фонси. - Я вот как раз батюшку ищу. Куда он отсюда пошёл, он не сказал тебе?
        Терпеливо выслушав не слишком увлекательный рассказ о состоянии здоровья чёрного поросёнка и о том, как сам Одо на ярмарку не поедет, потому что очень уж жалко продавать свинок, Фонси выяснил, что батюшка направился «куда-то туда».
        - …На шерстяной склад он пошёл, - махнул рукой Холфаст Тук, указывая направление, - совсем недавно. Эй, Фонси, обратно пойдёшь, заходи ко мне опять, по трубочке выкурим. Я как раз молодой сыр доставать буду.
        - Молодой сыр - это хорошо, - кивнул Фонси. - Постараюсь зайти, Фасти, счастливо!
        И зашагал к шерстяному складу.
        Геронтий Большой Тук сидел на тюке с шерстью с длинным чубуком резной трубки во рту и внимательно слушал сидящего напротив пожилого хоббита. Тот размахивал руками, ударял себя по коленям, словно пытаясь в чём-то убедить главу рода.
        - И что ты за Большой Тук тогда такой выходишь, Геронтий, что не можешь какого-то стригаля-батрака к ногтю прижать! - услышал Фонси, подойдя поближе. - Ты старший над Туками или нет? Я тебя спрашиваю!
        - Я над тобой старший, - Геронтий пыхнул дымом и указал чубуком на собеседника, - и над всеми хозяевами, кто семейную землю пашет и семейный скот пасёт. А за своими батраками каждый хозяин сам следить должен, не Большого Тука это дело. И за дочками своими - тоже. И того довольно, что мои парни за тебя овец стригли - не их это дело. Фонси подошёл поближе, но Геронтий не заметил его или сделал вид, что не заметил.
        Мы тут, Геронтий, не про овец моих рассуждаем и не про твоих сыновей, - напыжившись, продолжал второй хоббит, в котором Фонси узнал троюродно- го кузена Лонго, - а про родовую честь Туков! Про чистоту рода! Если моя Гербера с Кучкороями спутается, позор Тукам будет! Позор Тукам, а всего больше позор тебе, Геронтий! Вот что я тебе скажу!
        Не Тукам позор, - прогудел Геронтий, - а тебе позор, лентяй и пустомеля! Подойди, Фонси, - махнул он рукой, - посмотри на троюродного брата Лонго. У него на глазах собственная дочка с худородным батраком крутит, а он за ней сам уследить не может. Большой Тук ему надобен, за дочерью присматривать. А братья твои ему надобны, чтобы овец стричь. Такой вот занятой джентльхоббит наш родственник Лонго. Ты, Фонси, чего хотел? Говори.
        - Я, батюшка, лучше потом с вами побеседую, - вздохнул Фонси, - я смотрю, вы заняты.
        - Видал? - бросил Геронтий нахмурившемуся Лонго и поманил Фонси поближе. - Нет, ты говори, говори. У меня для родного сына всегда время есть. «То-то ты, батюшка, меня с собой позвал хозяйство обхо- дить, а сам один ушёл», - подумал Фонси, но вслух ничего говорить не стал, а шагнул вперёд и поклонился, являя для непутёвого Лонго образец сыновней почтительности.
        - Братцу Хлимми к зиме новый погреб для яблок нужен, батюшка. Просил меня с артелью ему погреб вы- копать. Если у вас для меня к концу лета других дел не будет, я тогда ему скажу, что сделаем.
        - А сам-то ты что думаешь?
        - А что мне думать-то, батюшка? Хлимми у нас старший над садоводами, ему и думать. А я как тот хоббит в сказке, где он к большецу в батраки пришёл наниматься. Могу, говорит, копать, могу не копать. Место для погреба там есть, отчего не выкопать?
        - Выкопаешь, значит. Хлимми парень толковый, я ему доверяю, - ещё один взгляд в сторону Лонго, - но ты, Фонси, не о том со мной говорить хотел. Ты ещё за завтраком о чём-то всё думал.
        - А о том, батюшка, я лучше с вами наедине поговорю, - сказал Фонси, отвешивая неглубокий поклон и Лонго, - а то троюродный братец Лонго, как вы уже говорили, занят. Не станем его пуще задерживать.
        - Говори, - Геронтий сдвинул густые брови, - троюродный братец подождёт, правда, Лонго?
        - Да я вам мешать не стану, - замахал руками Лонго, - я лучше пойду на овечек погляжу, пока вы тут всё уладите. Во-он там я буду, вон за тем загоном, Геронтий. Мы после с тобой договорим.
        - Я, батюшка, хочу вашего благословения жениться просить… - заговорил Фонси, и Большой Тук невольно глянул через плечо туда, куда ушёл Лонго.
        - …на Лилии Чистолап, дочери Порто Чистолапа из Раздорожья, - закончил Фонси.
        На мгновение стало тихо.
        - Ты что же это говоришь такое? - Геронтий затряс головой, как будто ему что-то попало в ухо, а потом уставился на сына так, будто хотел пробуравить в нём дырку.
        - На какой такой дочери Порто Чистолапа?
        - На третьей, - не отводя глаз, пояснил Фонси, как будто полагал, что батюшку действительно интересует именно это, - у Порто Чистолапа их всего четыре, и все очень славные девушки, а особенно - моя Лилия.
        Такой ответ привёл Большого Тука в ярость.
        - Ты что же, насмехаешься надо мной? Вот я тебя отучу насмехаться!
        - Я, батюшка, не смеяться пришёл, - возразил Фонси, - я жениться собираюсь. С вашего, батюшка, благословения, или без него.
        - Нет тебе благословения! - рявкнул Геронтий, сжимая здоровенный кулак, расправляя плечи и нагибая по-бычьи голову. И думать даже не моги! Чтобы мой сын… на Чистолапихе!
        - Её зовут Лилия! - крикнул Фонси, делая шаг вперёд. - А мне всё равно, как бы ни звали! - лицо Геронтия покраснело от гнева, глаза страшно выпучились. - Я тебе ещё и ремня всыплю, жених! Думаешь, большой вырос, так и ремня не получишь?
        - А сдачи, батюшка, получить не боитесь? - огрызнулся Фонси.
        - Сдачи, сопляк?! - Геронтий шагнул вперёд и сильно ударил Фонси по уху, тот даже увернуться не успел. Голова молодого хоббита мотнулась в сторону, и тут же вторая оплеуха вернула её на место.
        - Ну, где твоя сдача?
        - Будешь знать, сопляк, как не слушаться старших! - злорадно выкрикнул Лонго, появляясь из-за ближайшего угла, где он всё это время прятался и подслушивал. - Говорил я тебе, Геронтий! Говорил! Честь рода, Геронтий! Чистота крови!
        Большой Тук глухо заворчал, схватил Фонси за грудки и втолкнул его внутрь шерстяного склада с такой силой, что Фонси не устоял на ногах и упал спиной прямо на тюки с шерстью. Не успел молодой хоббит опомниться, как дверь склада захлопнулась, и снаружи лязгнула задвижка.
        - Посиди пока здесь, мальчишка! - рявкнул Геронтий. - Разберусь с Лонго - возьмусь за тебя. Лонго, а ну-ка поди сюда!..
        Его голос затих в отдалении - видимо, Лонго решил, что разумнее будет удрать, а батюшка погнался за ним. В ушах у Фонси звенело, потолок и стены кружились перед глазами. На состязаниях приходилось ему получать по голове батогом и побольнее, но сейчас он с трудом поднялся на ноги.
        «Ничего себе побеседовал с батюшкой», - подумал Фонси. Надежды на пышное сватовство таяли на глазах.
        
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        в которой происходят неожиданные встречи
        Когда в голове прояснилось, а в ушах перестало звенеть, Фонси подошёл к двери склада и с силой потряс её. Заперто. Постучал в дверь кулаком, потом повернулся и постучал пяткой - вдруг услышит кто-нибудь. Но никто не услышал.
        Окон на складе не было, а большие ворота на другом его конце были, судя по звуку, замотаны цепью. Но смирно сидеть и ждать, пока вернётся отец, Фонси не собирался.
        Заметив стоящую в углу старую лопату, Фонси подумал, не подкопаться ли ему под стену склада и не вылезти ли наружу таким способом. Но подкапываться под стену - дело опасное, можно стену обрушить. И постройку испортишь, и самого, того гляди, придавит. А лопата и для другого сгодится.
        Подсунув лезвие лопаты под дверь так, что черен под небольшим углом поднимался над полом, хоббит наступил на черен обеими ногами, чуть приподнимая дверь на петлях. Покачавшись на лопате несколько раз туда-сюда, чтобы расшатать дверь, Фонси ударил раскрытой ладонью туда, где с другой стороны двери находилась задвижка.
        После четвёртого удара задвижка выскочила из паза, и дверь открылась. Но снаружи не было уже ни батюшки, ни Лонго.
        …Прорыскав в поисках Геронтия около часа, Фонси забрёл в картофельное поле и заметил издали стайку девушек, обирающих с кустов золотого полосатика.[4 - Полосатый жучок, картофельный вредитель.]
        - Добрый день, девушки! - помахал он им рукой. - Вы Большого Тука случайно не видели?
        Молоденькая Резеда Тук, узнав Фонси, отчего-то взвизгнула и захихикала.
        - Девочки, девочки, а вот и он сам! - позвала она подруг, и те, со смехом и перешёптыванием, показали ему, в какую сторону ушёл батюшка. Видно было, что они что- то хотят у Фонси спросить, но не решаются. Фонси решил не задерживаться. Если понадобится - догонят и спросят.
        То ли девицы из озорства указали Фонси не в ту сторону, то ли по какой другой причине, но солнце пере- валило за полдень, а Большого Тука он всё ещё не отыскал и наконец развернулся, чтобы вернуться домой - уж на обед-то батюшка скорей всего явится.
        Из-за живой изгороди выехал братец Барри верхом на гнедой кобыле.
        - О, вот ты где! - бросил он Фонси вместо приветствия, останавливая пони и спешиваясь.
        - Мы тебя по всей усадьбе ищем. В голосе брата слышалась отчуждённость, как будто он не знал толком, как именно следует с Фонси разговаривать.
        - Здравствуй, брат, - нарочито вежливо сказал Фонси, - вот ты меня и нашёл. А зачем искал?
        - Батюшка велел, - не смотря брату в глаза, ответил Барри, - он сказал, что запер тебя в чулане, а ты сбежал.
        - Не сбежал, - сказал Фонси, - а ушёл. Я в детстве от- сидел своё в чулане, хватит.
        - Угу, - хмыкнул Барри, глядя куда-то в сторону, - а сейчас-то ты здорово повзрослел. Возмужал, можно сказать.
        - Эй, - Фонси дёрнул брата за плечо, разворачивая к себе лицом, - ты говори прямо, если сказать что хочешь.
        - Вот от кого-от кого, а от тебя я такого точно не ожидал, - покачал головой Барри, - и никто не ожидал. Как ты мог?
        - Что как я мог? - взвился Фонси. - Как это я девушку полюбить посмел не из той семьи? И ты туда же, с чистотой крови и честью рода?
        - Для меня честь рода не пустой звук! - разозлился и Барри. - Не то что для некоторых! Девушку он полюбил! Так и сватался бы, если полюбил!
        - Сватался бы?! - крикнул Фонси так, что лошадка всхрапнула и мотнула головой, чуть не вырвав поводья у Барри из рук. - А я, по-твоему, что сделал?
        - Уж не знаю я, что ты такое сделал, что Чистолапы тебя теперь жениться хотят заставить, - нехорошо прищурясь, произнёс Барри, - молодой я ещё, наверное, знать такие вещи.
        - Чистолапы… Жениться заставить? - Фонси широко распахнул глаза. - Это что, батюшка тебе сказал такое?
        - Батюшка только про сарай говорил и что ты ему дерзил, - ответил брат, - а про Чистолапов мне сказал Боффо, которому сказал Лонго, а ему уж, наверное, батюшка сказал.
        Ты, Барри, - вздохнул Фонси, отбирая у брата поводья, - дурак. Передай батюшке, чтобы он был здоров, а я и без него как-нибудь женюсь. А Лонго передай, что я ему его язык поганый вокруг шеи узлом завяжу.
        Пока Барри стоял в задумчивости, пытаясь вообразить завязанный на шее язык, Фонси отодвинул его в сторону и вскочил на пони. Если до Барри болтовня Лонго добралась в таком перевранном виде, то неизвестно, во что превратится она, когда сплетницы и трепачи донесут её до ушей Лилии. Надо добраться до Лилии раньше сплетни.
        - Эй, ты куда? - только и успел вопросить Барри, а Фонси уже развернул кобылу и стукнув её пятками в бока, поскакал прочь.
        …Фиорелла Сдобкинс, урожденная Чистолап, вдова, стояла на пороге своей норы, скрестив руки на груди, и сверлила презрительным взглядом переминающегося с ноги на ногу Фонси.
        - Её нет. Она уехала. И вообще её здесь никогда не было. И с незнакомыми хоббитами она не разговаривает, - сказала она и захлопнула дверь.
        Значит, всё-таки не успел. Или это она просто так ска- зала, а на самом деле Лилия и не уезжала никуда? Надо обойти холм с другой стороны и стукнуть в окно - вдруг она там?
        Обходя холм, Фонси вступил левой ногой во что-то мягкое. Тьфу! Конский навоз, совсем ещё свежий. Ага, подумал хоббит, шаркая подошвой по траве, значит она всё-таки уехала.
        Фонси побежал туда, где оставил гнедую кобылку.
        От изящных строчек, начертанных такой знакомой, такой любимой рукой, веяло холодом, словно из ледника.
        «Фонси Тук…»
        Он не догнал повозку, в которой увезли Лилию - на втором поприще[5 - Старинная мера длины, равная 2000 человеческих шагов (около 1500 тысяч метров).] непривычная к такой скачке лошадка тяжело задышала и начала спотыкаться - пришлось спешиться и вести её шагом. Фонси понял, что так он не скоро доберётся до Раздорожья, отпустил лошадку - пускай бежит домой - и пошёл быстрым шагом, временами переходя на бег. Достиг Раздорожья ещё до заката, пробежал через весь посёлок к усадьбе Порто Чистолапа, забарабанил в ворота. Любопытные раздорожцы столпились поодаль - все уже слышали сплетню, всем хотелось посмотреть, что будет дальше.
        «…Вы не послушались меня и впутали моё имя в отвратительный скандал…»
        Ворота заскрипели, открылись, и выглянула Лилия… нет, не Лилия. Одна из её многочисленных незамужних тёток, молодая, красивая и так похожая на племянницу, что у Фонси кольнуло где-то внутри.
        «…Я буду до самой смерти вспоминать эти десять месяцев и двадцать два дня…»
        Тётка смерила Фонси цепким, любопытным, блестящим взглядом, оценивая сумасбродника-Тука от тёмных, с едва заметной рыжинкой, коротких кудрей на голове до гладкой, почти такого же цвета шерсти на ступнях.
        «…но встречаться мы более никогда не должны…»
        Усмехнулась, стрельнула глазами - а что, ничего себе сумасбродник-Тук, будет о ком с сёстрами посплетничать - и протянула сложенный вчетверо листок бумаги. Наверняка прочитала записку, прежде чем отдать.
        «…я не хочу Вас более ни видеть, ни знать…»
        «…не хочу Вас более ни видеть, ни знать…»
        «…ни видеть…»
        «…ни знать…»
        «…с уважением, Лилия Чистолап.»
        «…с уважением…»
        «…с уважением…»
        «Лилия Чистолап»
        Он шёл, забыв про всё на свете, и в голове стучали эти строчки, он словно слышал, как Лилия произносит эти слова своим нежным голоском, преисполненная негодо- вания и ощущения собственной несокрушимой правоты, красивая и до спазмов в животе любимая. Фонси брёл на юг, прочь из Раздорожья, сам не понимая, куда, как, и главное, зачем он идёт. Мыслей не было, вместо мыслей было письмо, снова и снова читающее само себя любимым голосом.
        Из этого полуобморочного состояния хоббита вывел резкий оклик.
        - Эй, Тук!
        Фонси вздрогнул. Уже темнело, и он был на самой окраине посёлка. В стороне от дороги темнела куча деревянного мусора, а в ней торчали какие-то старые мётлы и поломанные скамейки.
        - Эй, Тук! Подойди-ка сюда, парой слов перекинемся, - снова раздался голос, и из-за кучи хлама вразвалку вышел крупный молодой хоббит; светлая шерсть на его ступнях была хорошо заметна в сумерках. Выставив перед собой сжатые кулаки, он направился к Фонси.
        - Парой слов, Том? - спросил Фонси. - Или парой зуботычин? А то вон ты какой суровый.
        - А это уж как получится, - прозвучал другой голос, и к Тому присоединился его кузен, Барт Чистолап.
        - Если ты, Тук, не дашь нам повода…
        - То вы его и сами найдёте? - усмехнулся Фонси.
        - Найдём-найдём, Тук, ты не бойся, - раздался третий голос.
        - А чего мне бояться? - Фонси шагнул к куче мусора, протянул руку и выдернул из кучи гладкую палку от метлы; не батог, но сойдёт.
        - Тебя, Билли Хаггинс?
        - Слушай меня, Тук, - сказал Том угрожающе, - держись подальше от нашей двоюродной сестры, понял? А не то смотри - мы тебя бить не будем. Мы тебя высечем. Ты понял?
        Фонси не ответил, только крутанул в руке палку.
        - Он не понял, - объяснил Билли Хаггинс. - Эй, Тук, ты что, не понял? Тебе же сказали. И палку брось, а то ещё споткнёшься об неё, - он сделал шаг вперёд, - синяков себе наставишь.
        Милый Томми, - заговорил Фонси сладким голосом, - и славный Барти. Вы мне почти что родственники, и я вас бить не стану. А вот вашему другу не так повезло. Ему я сейчас башку отшибу и скажу, что так и было, - он развернулся в сторону Билли, и палка от метлы загудела, рассекая воздух.
        - Эй, Тук, ты чего?! Ты чего? - Билли отступил, прикрывая руками голову.
        - Это ж мы поговорить хотели, выяснить, чего не так… ты чего, Тук?
        - Стой, Тук, стой! - закричал Барт. - Не бей его!
        - А я его и не бью, - Фонси остановил вращение палки прямо перед носом Хаггинса, отчего тот подался назад и полетел в канаву.
        - Зачем мне кого-то бить? Это вы вот меня собирались высечь? А? Что?! - голос его сорвался на крик, палка задрожала в руках. Он шагнул к Чистолапам.
        - Ты, Тук, полегче… - Том пытался говорить грозно; у него не получалось. - Ты полегче, а то мы тебя быстро… Полегче тут, понял? Тук! Ту-ук!
        Фонси хрипло заорал и побежал на кузенов с палкой от метлы наперевес. Том и Барт развернулись и, как на состязаниях в беге, припустили обратно в Раздорожье. Фонси не стал их догонять. Билли Хаггинса в канаве уже не было - видать, выкарабкался и тоже сбежал, не попадаясь Фонси на глаза.
        «Стыдно», - думал Фонси, шагая по дороге на юг. - «Они же всё-таки её родственники. Вдруг бы успел догнать и ударить - никогда бы себе не простил. Они и так, небось, растреплют на весь Шир, что проклятый Тук исколошматил их окованной шипами палицей. Ну, хоть батюшка порадуется; не остыла кровь Бандобрасова![6 - Двоюродный прадед Фонси, Бандобарас Тук, прославился тем, что ударом дубинки отшиб голову Гольфимбуля, вождя орков, вторгшихся в Шир.] И на том спасибо».
        Когда он дошёл до поворота на Тукборо, стемнело окончательно, и Фонси понял, что страшно устал; не столько от ходьбы, сколько от всех сегодняшних переживаний.
        Сойдя с дороги, он присел на пригорок и взглянул на звёзды. Вспомнил Лилию и завыл, вцепившись зубами в рукав. А потом лёг на землю лицом вниз и разрыдался. Когда иссякли слёзы, он остался лежать, пока не заснул, и проснулся глубокой ночью от стука собственных зубов.
        - Холодно-холодно-холодно! - Фонси вскочил и заскакал на пригорке, хлопая себя по бокам и плечам руками, чтобы хоть как-то согреться, и с сожалени- ем понимая, что тёплого плаща он не надел, и спички ему вряд ли помогут, потому что собирать хворост для костра не имеет смысла - до рассвета осталось совсем не- долго: вон уже восходит Эарендил.
        Фонси перестал прыгать и посмотрел на Утреннюю Звезду, рассчётливо прищурясь. Глаза его засверкали; он улыбнулся весело и отчаянно. С коротким «Х-ха!» Фонси сбежал с пригорка и зашагал на восток, продолжая стучать зубами от холода.
        На холме впереди, на розоватом ободке восходящего солнца показались два всадника. Фонси прищурился, приложил руку ко лбу, защищая глаза от света. Навстречу ему ехали два хоббита на пони. Кого это вынесло в такую рань верхом?
        Оказалось, что в такую рань вынесло братцев Грима и Сембо. Узнав их, Фонси остановился, уперев кулаки в бока, и стал ждать, когда братья подъедут поближе.
        - Что это ты пешком? - спросил Грим, останавли- вая лошадь, в то самое время, как Сембо сказал «Доброго утра».
        - Доброго утра и вам, братцы, - кивнул Фонси, - а что, Барри за лошадь волнуется? Я её с полдороги домой отпустил.
        - Репка умная, дорогу найдёт, - кивнул Грим, слезая с пони.
        - Давайте только без лишних разговоров, - сказал Фонси, - а то мне некогда. Домой я с вами не поеду. Я не знаю, что вам кто наговорил про меня и Лилию, но если вы в это верите - нам говорить не о чем.
        - Ты, Фонси, постоянно называешь меня занудой, - ответил, спешиваясь, Сембо, - и я вынужден признать, что иногда ты бываешь прав. И поэтому тебе следовало бы знать, что такой зануда, как я, не поверит никаким слухам, пока не выяснит, откуда они пошли и кто их распространяет.
        - Ты что, на земле спал? - спросил подошедший Грим, отряхивая с одежды Фонси кусочки земли и за- сохшие травинки.
        - Спал, - охотно согласился Фонси. - Видите, братцы, как я низко пал. Скоро совсем одичаю, мыться перестану, и буду в вонючей шкуре ходить.
        - Это нездорово, - сказал Грим, не обращая внимания на язвительное замечание Фонси. - Ты мог заболеть, братец.
        - Это правда, - кивнул Сембо, снимая плащ и накидывая его брату на плечи, - если спать на сырой земле, можно простыть.
        Фонси недоверчиво посмотрел на братьев, заглянул в их озабоченные лица. Зануда Сембо и бука Грим вдруг, ни с того ни с сего, смотрят на него с такой нежностью и заботой, как будто он, Фонси, помирать собрался… что- то здесь не так.
        - Выкладывайте, братцы, - сказал хоббит, - с чего это вы такие заботливые. Что случилось?
        - Не здесь, - остановил Грим уже раскрывшего было рот Сембо, - поехали в Туков Откос. Там я знаю одно местечко, где можно получить превосходный нектар…
        - Превосходный нектар с утра? - поднял брови Сембо. - Я, конечно, не буду тебе указывать, Грим, но тебе надо бы знать…
        - Кружечка с дороги не повредит. Тем более Фонси наверняка не завтракал. Ты ведь не завтракал, Фонси?
        - Я и не ужинал, - ответил Фонси. - А если подумать, то и не обедал. Я как вчера ушёл после завтрака, так и не ел нигде.
        Толстяк Грим, который, должно быть, и не помнил, когда последний раз обходился без обеда и обходился ли вообще когда-либо, даже отшатнулся, услышав такое.
        - Ужас! - воскликнул он. - Садись скорее на моего пони, поедем в Откос. И не спорь. Я могу и пешком пробежаться - мне полезно.
        Заспанный хозяин крошечного безымянного трактирчика в Туковом Откосе разогрел братьям вчерашнего жаркого, нацедил вина и удалился, ворча себе под нос что-то нелестное.
        - Батюшка пришёл вчера весь чёрный от злости, - рассказывал Грим. - Я уж боялся, удар его хватит. Послал за тобой Барри, а он сказал, что ты уехал в Раздорожье. Тогда батюшка ещё больше рассвирепел.
        - Он, может, и отошёл бы вскорости, - добавил Сембо, - но случился тут, как назло, Грубб из Хоббитона, этот отвратительный стряпчий… - он опустил глаза и замолчал.
        - Фонси, отец вычеркнул тебя из списков рода, - быстро, словно желая поскорее избавиться от тяжёлого бремени этих слов, проговорил Грим, - и из своего завещания.
        - Мы пытались его отговорить, Фонси, но он был не- преклонен… - начал Сембо.
        - То есть проявил наше туковское упрямство, - закончил за него Фонси. - Я так полагаю, дома мне появляться и не надо?
        - С недельку, - мрачно сказал Грим. - Убьёт, чего доброго. Вытащил из маттом-кладовки[7 - "Маттом" у хоббитов - интересная, но бесполезная игрушка, безделушка, диковинка.] гномий топор и точит его, бормоча о сыновней неблагодарности. С Гэндальфом разругался вдребезги; тот назвал его старым глупцом, а батюшка швырнул в него кочергой.
        - Попал?
        - Гэндальф поймал кочергу в воздухе и согнул вдвое.
        - Волшебством?
        - Руками.
        - А отец что?
        - Разогнул кочергу и обозвал Гэндальфа старым серым бродягой.
        - А Гэндальф?
        - Сказал, что вернётся, когда батюшка научится себя вести, как подобает почтенному старцу, главе рода и тэну всего Шира. И хлопнул дверью. Белладонна сказала, что ненавидит всех на свете, разревелась и заперлась в своей комнате.
        - В общем, скандал, - заключил Сембо, - не хуже, чем у Лонго.
        - Так вот, братец, - сказал Грим. - Пока старик не угомонится, тебе лучше дома не показываться. Хотя… ты же всё равно собираешься жениться на этой своей Лилии и ни на ком другом?
        - Ни на ком другом, Грим, это ты точно сказал, - вздохнул Фонси.
        - Тогда, - покачал головой Грим, - дело сложнее. Он тебя не восстановит в завещании и в списках рода тоже.
        Фонси пожал плечами.
        - Но братьев, - Сембо хлопнул Фонси по плечу, - он тебя лишить не может. Как я узнал от Грубба, будь он неладен, состояние нашего батюшки составляет, помимо недвижимости и скота, сто тридцать три золотых гроша. [8 - В то время в Шире пользовались следующей денежной системой:24 медных пенса - 1 серебряный пенс.6 серебряных пенса - серебряный грош (слово "грош" или "гросс" обозначало также число 144, т.е. серебряный грош равнялся 144 медным пенсам)и 24 серебряных гроша (144 серебряных пенса) - золотой грош. Золотые гроши были монетами очень редкими и престижными, в обычных расчётах практически не использовались.]
        Фонси присвистнул.
        - Это в серебряных грошах будет где-то восемьсот, - вмешался Грим. - Из этих денег сёстры получают по сто грошей на приданое или в наследство, а остальные пятьсот грошей делятся поровну на вось… то есть уже на семерых.
        Итого получается примерно по семьдесят грошей на брата. На восемь грошей больше, чем если бы делили на восьмерых, - продолжал Грим. - Значит, каждый из нас должен тебе по восемь грошей и ещё по несколько пенсов, и не спорь!
        - Вот наши, - Сембо достал увесистый кошелёк. - Этого тебе хватит на первое время.
        - Я бы тебе посоветовал вот что: - Грим повысил голос, видя, что Фонси собирается протестовать, - поезжай куда-нибудь в Арчет и купи себе там нору. Пошлёшь весточку, и мы вышлем тебе остальные деньги. А потом заберёшь к себе Лилию…
        - Эх, братец, - Фонси посмотрел Гриму в глаза, - ну неужели ты думаешь, что если бы я мог забрать к себе Лилию, я бы сейчас сидел тут с вами один? Лилия не желает меня видеть. Меня чуть камнями не закидали в Раздорожье.
        Сембо охнул. Грим зажмурился, словно его ударили.
        - Лонго… - пухлые руки Грима сжались в кулаки, - вот ведь гадючий язык, ну он у меня крепко пожалеет, ох, как крепко…
        - Ему надо бы знать, - мрачно сказал Сембо, - что распространение гадких слухов о сыновьях Большого Тука даром не проходит. Ты, Фонси, сам с ним не разговаривай, у тебя на это старшие братья есть.
        - Я в вас, братцы, не сомневаюсь, - улыбнулся Фонси. - А на Лилии я всё равно женюсь. У меня есть план. Только пока это план тайный.
        - Что ты собираешься делать и как тебе помочь? - Сембо собрался, словно тотчас готов был сорваться с места и участвовать в тайном плане.
        - Я ухожу из Шира. Не знаю, когда вернусь. Так что деньги мне пригодятся - нужно будет кое-чем запастись на дорогу. А ещё, когда всё успокоится - через месяц-другой - передай Лилии письмо, я тебе его пришлю в запечатанном виде. А то, боюсь, ей прямо не доставят.
        - Через месяц-другой? Фонси, ты так надолго собрался уйти? Куда? - Грим даже вскочил из-за стола. - Брат, я прошу тебя, не делай глупостей!
        - Я всё продумал, Грим, - Фонси тоже встал и обнял брата, - я всё хорошо продумал, и я очень надеюсь вернуться. Может быть, через год или через два…
        - Вот так просыпаешься однажды утром, - Грим сглотнул, подавляя подступающие слёзы, - и узнаёшь, что родной братик уходит из Шира на год или два, и неизвестно, вернётся ли…
        - Фонси, ты обязательно присылай о себе вести, - строго велел Сембо, когда они все втроём вышли из трактира, - из Тарбада на юге в Шир пригоняют пони, так что письмо могут прихватить с собой торговцы лошадьми. Из Синих гор на западе приходят гномы, приносят всякие железные изделия. С севера Разъезжие привозят меха. А в Бри и обратно постоянно кто-то ездит, там много хоббитов живёт. Так что отовсюду можно в Шир письмо передать.
        - Я, Фонси, тоже когда-то жениться хотел без позволения батюшки, - сбивчиво заговорил Грим, - молодой был совсем, а она из бедной семьи. Батюшка купил её семье нору в Белых холмах и велел туда переехать. А меня женил на Фиалке. Молодой я был, младше тебя… - старший брат беспомощно развёл руками, и Фонси стало отчаянно его жалко.
        - Знаешь что, Грим, - сказал он, - ты одну хорошую вещь можешь сделать. Присмотри за Герберой и за Гуго, чтобы Лонго им не напакостил. А то он сейчас совсем распояшется.
        - Верно говоришь, Фонси, - закивал Грим, - всё сделаем, правда, Сембо?
        - Братцы, - сказал Фонси, сжимая братьям руки, - я пойду, пока дороги пустые. Вы за меня не бойтесь. Я, как-никак, сын Большого Тука, правда, Сембо? Сестёр за меня обнимите, особенно Белладонну… и ладно, пойду я, братцы, прощайте и не поминайте лихом.
        Сембо и Грим долго стояли у обочины и смотрели вслед уходящему брату. А Фонси свернул с дороги в месте, показавшемся ему удобным, и зашагал на северо-запад, по направлению не то к Уводью, не то к Хоббитону.
        В трактире «Зелёный Дракон», что в Уводье, было, как всегда, шумно и дымно. День клонился к вечеру, и добрые жители Уводья и соседнего Хоббитона сидели в трактире, наслаждаясь вкусным пивом, обильной закуской и доброжелательным обществом приятелей.
        Фонси подул на свою кружку. Белая и пушистая шапка пены подалась назад. Полюбовавшись медово-янтарным цветом напитка, хоббит сделал большой глоток и почувствовал, как растекается по телу прохлада, свежесть и блаженство. Кто не припадал к живительной влаге после нескольких часов пешей ходьбы, тот не поймёт этого чувства.
        Фонси откинулся на спинку стула, вытянув под столом усталые ноги. Мягкие опилки, густо устилающие пол «Дракона», ощущались под нахоженными ступнями очень приятно. Хоббит закурил трубку и прикрыл глаза, вслушиваясь в неровный гул разговоров, изредка вылавливая какие-то их обрывки.
        «А Вилли ему: А чего ж ты раньше-то не сказал, что это козёл?»
        «Ха-ха-ха-ха-ха!..»
        «Послезавтра на ярмарке в Хоббитоне купишь…»
        «И тут, значицца, выскакивает на них из темноты сам Фонси Тук, в чешуйчатой кольчуге, и весь обвешанный оружием…»
        «Н-даа… чудные они, в Тукборо-то.»
        Фонси вздохнул и отхлебнул ещё пивка. Скоро о нём ещё и не так заговорят в добром старом Шире…
        Вдруг Фонси услышал своё имя и поднял голову.
        - Ох ты! Смотрите, да это же сам Хильдефон Тук! - воскликнул какой-то хоббит, указывая, правда, не на Фонси, а на сидящего через два стола от него незнакомца.
        - Ух ты! - подхватил сосед незнакомца, вглядываясь в него.
        - А расскажи, как ты шестерых Чистолапов палкой от метлы избил!
        - Чего? - опешил хоббит.
        - Кто кого избил?
        - А, так это они тебя отметелили, - к столу подтянулся третий хоббит, - а нечего было за их сёстрами ухлёстывать.
        - Вы меня за кого-то не того приняли, - мнимый Фонси заоглядывался по сторонам, - как вы сказали? Сигизмунд Тук?
        - Хильдефонт!
        - Да нет, Хильдифонс!
        - А не Хильдигард? По-моему, он был Хильдигард.
        - Да вот у него и тесьма туковская на отворотах, как же не Тук?
        Тесьма у незнакомца действительно походила на семейную вышивку Туков, но только цветами, узор был совсем другой. Ну да это Хоббитон, тут в таких вещах никто не разбирается. Фонси на всякий случай сложил свой плащ так, чтобы тесьмы не было видно, и начал подворачивать рукава.
        Стоящий у трактирной стойки темноволосый хоббит, по виду ровесник Фонси, вдруг направился прямо к нему, и Фонси понял, что его возня с рукавами от того не ускользнула. Повернув голову, чтобы не встретиться с темноволосым глазами, Фонси сделал вид, будто увлечён происходящим через два стола.
        - А пони ты у брата зачем угнал? - продолжал кто-то наседать на ни в чём не повинного лже-Фонси. - Нехорошо!
        - А про Чистолапку расскажи, - подлез какой-то про- тивный, с гладко прилизанными волосами, - какая она на ощупь-то? Мягонькая?
        Фонси почувствовал, как кровь приливает к лицу, и встал, готовясь попробовать кулаком, каков на ощупь нос прилизанного, но тут темноволосый заступил ему дорогу.
        - Хильдифонс, - спокойным голосом сказал он, - не надо. Фонси застыл на месте.
        - Ты кто такой? Темноволосый вместо ответа оглянулся - в дверь трактира зашло ещё несколько хоббитов, и эти устремились уже прямо к столу, где лже-Фонси начал уже сердиться и громко отказываться от чужой славы.
        Давай лучше выйдем отсюда, - предложил он Фонси, - а то сейчас набегут, и тебя ещё кто-то узнает.
        Противный прилизанный хоббит тем временем пошёл встречать кого-то из вновь прибывших, и добраться до него стало не так просто.
        - Ну, давай выйдем, - согласился Фонси с предложением темноволосого.
        - Давай через поварню, - ответил тот, снова оглянувшись на толпящихся возле входа хоббитов, - а то тут народа много.
        В поварне было жарко. Запах жареного мяса с жареной картошкой, стук ножей по доске, голоса поваров на мгновение ошеломили Фонси. Толстый хоббит в белом поварском колпаке преградил было им дорогу, но, увидев спутника Фонси, поклонился и отступил в сторону.
        - Сюда, - сказал темноволосый и открыл перед Фонси ещё одну дверь, за которой оказались ведущие вниз ступени. Внизу, в погребе, было холодно, особенно после жара стряпни, но пахло столь же умопомрачительно - копчёными колбасами и окороками. Таинственный спаситель Фонси безошибочно направился через погреб к маленькой дверке.
        - Ты что, строил этот трактир, что ли? - полюбопытствовал Фонси, когда они прошли ещё через несколько дверей и проходов, мимо бочек с солёными грибами и большущего ледника с кувшинами масла и сметаны. - Хотя постройка-то вроде старая.
        - Это наш трактир, бэггинсовский, - ответил темно- волосый, открывая совсем уже неприметную дверь, - я тут играл в детстве.
        - Так ты Бэггинс? То-то я думаю, где я тебя видел!
        - На свадьбе своего брата ты меня видел, четыре года назад, - сказал Бэггинс.
        - Бунго меня зовут.
        - Хильдифонс Тук, можно Фонси, - без нужды представился Фонси, - к твоим услугам. А что, трактирщик здешний тоже Бэггинс?
        - Нет, конечно, он просто наш съёмщик, - Бунго улыбнулся, - у нас в Хоббитоне не так, как у вас в Тукборо, у нас дела не только по родству ведутся.
        - У нас тоже не только по родству, - начал было Фонси, поднимаясь вслед за Бунго по наклонному ходу, но Бэггинс обернулся и приложил палец к губам. Открыв дверь, ведущую на улицу, он высунул наружу голову, посмотрел туда-сюда и только потом вышел и поманил за собой Фонси.
        - Вот хорошо, - сказал Бунго, когда они оказались в узком, пахнущем почему-то грибами переулке, - сейчас на дорогу выйдем, а там до Хоббитона рукой подать. Ты в наши края надолго?
        - Совсем ненадолго. Думал переночевать в трактире и идти дальше, да вот в трактире, видать, уже не получится.
        - Пустяки, - махнул рукой Бунго, - у меня переночуешь. Я тут недалеко живу.
        - Вот спасибо, - сказал Фонси, - а ты вообще как меня узнал?
        - Как тебя не узнать? - усмехнулся Бунго. - Одет ты богато, но в Хоббитоне так уже лет десять не одеваются, значит, ты не местный. А плащ у тебя обшит тесьмой, которой только Туки одежду обшивают, да не просто Туки, а Туки старшей ветви.
        - Эту тесьму Доннамира плетёт, - сказал Фонси, - и сама нам одежду обшивает. А я думал, в Хоббитоне по узорам разучились род распознавать.
        - Разучились, ты правильно думал, - ответил Бунго, - у меня просто книжка есть.
        - И хорошо, что разучились, - сказал Фонси, - а то бы быстро поняли, что этот парень никакой не я. Он оглянулся проверить, не следует ли кто за ними, но на дороге никого не было. Через большой пустырь, отделяющий Уводье от Хоббитона, два хоббита прошли молча.
        - А что, - заговорил Фонси, когда по сторонам дороги снова появились дома, - быстро по Ширу сплетни расходятся. Да ещё какие разнообразные.
        - Я две разновидности слыхал, - сказал Бунго, сворачивая в переулок, - и ни в одну, разумеется, не поверил.
        - Какие разновидности? - полюбопытствовал Фонси. - А то натворишь дел, а сам потом не знаешь, чего натворил.
        - Да ты уже слышал, - пожал плечами Бунго, - одна - что ты соблазнил дочку Бодо Чистолапа по имени Глициния, а когда её братья решили заставить тебя на ней жениться, отколошматил их обоих не то оглоблей, не то кочергой. А потом кто-то рассказывал, как ты решил во что бы то ни стало заполучить девушку, украл пони у своего брата Лонго и хотел ворваться верхом в усадьбу Чистолапов, но Том и Барт Чистолапы тебя остановили и сами тебя избили. Не знаю уж чем.
        - Понятно, - хмыкнул Фонси, - а кто был этот, прилизанный такой, в трактире?
        - Одо Саквиль, - махнул рукой Бунго, - пустомеля и спесивый болван. Терпеть его не могу. Если бы народу было поменьше, я бы тебе и мешать не стал - ему бы полезно по роже получить.
        - Да, я бы там и настоящую драку мог затеять, - согласился Фонси, - то-то подтвердил бы слухи. Спасибо, что не пустил.
        - Не за что, господин Тук, не за что. А вот мы и пришли. Заходи.
        В норе Бунго Бэггинса пахло душистым трубочным листом и старыми книгами. Фонси повесил плащ в передней и прошёл в гостиную вслед за хозяином.
        - Садись, - пригласил Бунго, указывая на кресло, - вон там трубочный лист, на столе за книгами. А я пойду чайник поставлю. Фонси придвинул к себе тяжёлый бронзовый горшочек с куревом, ухватил щепоть душистых, чуть липких листьев и начал набивать трубку, осматривая гостиную Бунго.
        Обстановка была старинная, тяжёлая, хорошо сколо- ченная, богатая. На столе, на стульях и на диване лежали книги, самые разные: на бумаге и на пергаменте, пере- плетённые верёвочками через корешок, и в тиснёных кожаных переплётах, и в деревянных, из тонких дощечек. На стенке висел рисунок, изображающий какой-то лиловый с жёлтым цветок, подписанный эльфийскими резами «тарх бэйнбренниль». Повсюду лежали мелко исписанные листы бумаги.
        Так почему же ты, господин Бэггинс, не поверил в эти слухи? - громко, чтобы Бунго услышал из кухни, спросил Фонси. - Я вон какой опасный, а ты меня в гости позвал.
        Он чиркнул спичкой и затянулся трубкой, раскуривая её. В это время вернулся Бунго. - Ну как я поверю в такую гадость, - пожал он плечами, садясь напротив Фонси и беря со стола свою собственную трубку, - когда ты, господин Тук, любимый брат Белладонны?
        Фонси поперхнулся дымом.
        - А ты знаешь мою сестру? - спросил он, откашлявшись. - Что-то ты не похож на её поклонников, шатунов-страдальцев.
        - Да я и не поклонник, - вздохнул Бунго. - Мы с ней обычно только про книги и разговариваем. Но должен тебе сказать, что она - самая умная и красивая девушка, которую я встречал в жизни. И когда я увидел, что ты тут совсем один скрываешься, я решил тебе помочь, чем могу.
        - Спасибо тебе ещё раз, господин Бэггинс. Я бы тебе сказал, что и ты у меня в норе будешь желанным гостем, да вот только норы у меня больше нет.
        - Ой, - не понял Бунго, - а что с ней случилось? - Нет, нора-то на месте, да вот только меня батюшка наследства лишил и из списков рода вычеркнул. Я, наверное, и тесьму-то туковскую носить не имею права больше.
        - И ты об этом так спокойно говоришь? - ахнул Бунго. - Да как же ты теперь?
        - В старину, я слышал, уходили изгнанники из Шира на Север, - Фонси затянулся трубкой и попытался выпустить колечко, у него не получилось, - вот уйду и я. Но не насовсем - есть у меня на Севере одно дельце, устрою его и вернусь. Вот тогда всё будет по-другому.
        - В старину, - с лёгкой укоризной произнёс Бунго, - на Север было куда уходить. Там был Артедайн, а в Артедайне был король. А теперь там Глухомань, в которой ничего не стоит сгинуть. Ты бы подумал хорошо, прежде чем соваться в воду, не зная броду.
        - Я подумал, - Фонси чуть наклонил вперёд голову, - и решил, что мне туда очень надо. Так что не отговаривай меня, господин Бэггинс, бесполезно.
        Господин Бэггинс усмехнулся.
        - Да сам вижу, - сказал он, указывая на Фонси чубуком трубки, - когда Белладонна этак вот лоб набычивает, с ней тоже спорить становится бесполезно.
        - Да ты хорошо знаешь Белладонну, - одобрительно хмыкнул Фонси, - любопытно мне, почему она ни разу о тебе не обмолвилась. Про ухажёров своих она всегда что-нибудь смешное рассказывает…
        Он вдруг замолчал и широко улыбнулся.
        - А, нет, теперь, кажется, всё понятно. Скажи мне, господин Бэггинс, - Фонси попыхал трубкой, чтобы она не погасла, - вот я вижу на тебе подтяжки. У тебя, случайно, не было раньше таких же, только не с жёлтыми кругами, а с зелёными?
        Бунго слегка покраснел.
        - О! - воскликнул Фонси. - Расскажи, расскажи, как ты их потерял! Это одна из наших семейных загадок, и я очень-очень хочу наконец узнать на неё ответ!
        - А Белладонна ничего не рассказывала? - недоверчиво спросил Бунго.
        - Молчала как рыба, - уверил его Фонси, - как мы её ни расспрашивали.
        - Да там и рассказывать-то особо нечего, - пожал плечами Бэггинс, - мы с Белладонной обычно встречаемся в Уводье, в переплётной мастерской. Ну, я не имею в виду, что мы нарочно там встречаемся, - он покраснел ещё сильнее, - просто так иногда бывает, что я туда отвожу книжку, а она забирает, ну или наоборот… в общем, так получается, что я её там встречаю…
        - Понял, - Фонси успокаивающе развёл ладони, - всё понял, продолжай.
        - Я обрадовался, что её увидел, и предложил её проводить и заодно про книжку поговорить, я её как раз читал недавно, «Сочинения Вальрасиана, купца из Гондора»,[9 - Известная в своё время книга, ходившая во множестве списков. Автор рассказывает об истории своего древнего купеческого рода и описывает многочисленные и невероятные приключения наиболее ярких его представителей.] очень хорошая книжка… а Белладонна мне говорит, что она в Зелёные холмы едет, из лука стрелять. Я ещё тогда удивился, что она стрелять умеет, я даже сам не умею…
        Фонси кивнул. Белладонна стреляла не хуже любого из братьев, кроме разве что Барри.
        - Вот… - продолжил Бунго, - я её тогда спросил, можно ли с ней поехать, и она согласилась. Ну, ехали, ехали, разговаривали, и потом вдруг смотрим - на лугу между холмов огромная белая птица! Фонси широко улыбнулся и затянулся трубкой. - Я сначала думал, Белладонна её застрелит. Даже расстроился, я ещё не знал, что она не охотится, а просто так стреляет. А она соскочила с пони и к птице. Смотрю, а это лебедь. Огромный такой, выше меня ро- стом. А она - прямо к нему. Я перепугался и за ней - вдруг он её клюнет или крылом стукнет? Подбежали, смотрю, а у лебедя крыло сломано. Белладонна плащ скинула и давай его плащом ловить. Я спрашиваю, зачем? А она говорит: «Ты что, не видишь, он летать не может, его здесь лисы съедят». Я тогда второй край плаща схватил и мы вместе лебедя плащом накрыли. А он шипит! Белладонна меня так глазами всего смерила, и говорит: «А ну-ка снимай подтяжки!» Я и снял. Помог ей подтяжками лебедя перевязать, чтобы он крыльями не хлопал, и на седло пристроить. Белладонна с ним уехала, а я остался, и что дальше было, не знаю.
        - Дальше привезла она этого лебедя домой, в плащ завёрнутого и подтяжками, - Фонси отложил трубку в сторону, - заметим, чужими подтяжками перевязанного. Выпустила его нам в утиный пруд. Он у нас уток всех распугал, Одо-свинаря покусал, а где-то через месяца два крыло у него зажило, он улетел себе куда-то и более уж к нам не возвращался.
        - Белладонна не расстраивалась? - спросил Бунго.
        - Нет, конечно, - ответил Фонси, - она его спасала не для того, чтобы он у нас в пруду всё время жил, а для того, чтобы он мог улететь по своим лебединым делам, куда ему там надо.
        - Ну да, - кивнул Бунго Бэггинс, - она такая.
        - А вот что же ты ей лебедя до Больших Смиалов не довёз, - полюбопытствовал Фонси, - раз уж вызвался помочь?
        - А ты, господин Тук, когда-нибудь пробовал ловить в холмах трёхлетнего пони, когда у тебя на каждом шагу падают штаны? - спокойно и невозмутимо осведомился Бунго.
        Фонси расхохотался.
        - У меня добротный походный наряд есть, - сказал Бунго, когда Фонси перестал смеяться, - в прошлом году пошил, когда в Бэкланд ездил, в Старый лес за грибами ходить. Тёплая одёжка, прочная. И тесьма на ней хоббитонская, неприметная. Хочешь, отдам? Роста мы с тобой одного, да и статью похожи.
        - О, вот это было бы славно, - обрадовался Фонси, - только давай я тебе заплачу за него. Серебро у меня есть.
        - Серебро оставь себе, - поджал губы Бунго, - будешь в Глухомани от орков с троллями откупаться. Да и наряд-то уже ношеный.
        - Не хочешь серебра, - сверкнул глазами молодой Тук, - так я иначе отдарюсь. Слушай.
        Бунго вопросительно приподнял бровь.
        - Мы, Туки, - продолжал Фонси, - народец скрытный, особенно в сердечных делах. Так уж повелось у нас в семействе. До вчерашнего дня никто из моих домашних про Лилию слыхом не слыхивал, кроме Гарри, которого я подрядил за её знаками следить. И Белладонна, думаю, тоже такая.
        - И что?
        - А вот что, господин Бэггинс. Сколько мы ни выспрашивали её, с кого это она сняла подтяжки, сколько ни дразнили, она ни словечком о тебе не обмолвилась. Скрывает она тебя от семьи, понял?
        - Чайник! - вдруг вспомнил молодой Бэггинс, - давно кипит, поди. Ты извини, я сейчас!
        Он выбежал из гостиной, и Фонси услышал вопль восторга, стук, грохот и сдавленный стон - видимо, почтенный господин Бэггинс подпрыгнул от радости в воздух и не то сбил в полёте вешалку для шляп, не то на обратном пути встретил полочку для обуви.
        
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        в которой проявляется хоббитское гостеприимство
        - Свирели перекликались уже совсем близко. Между деревьев Фонси различил тени неведомых игрецов, сидящих на краю поляны. Он подошёл ещё ближе и остановился, прислонясь к дереву - хотел дослушать. Нежные голоса свирелей зазвучали в последнем перепеве, затем слились в один - и замолкли.
        Один из игравших поднялся. Он был высокий - пожалуй, головы на две выше Фонси, а в плечах пошире раза в полтора точно.
        - Ну что? - раздался его густой, низкий, чуть хрипловатый голос. - Подай секиру мне, Нори. Хвороста сечь надо, кулеша варить.
        - Кулеша... - отозвался другой, - что без мяса кулеш, название одно. Кабы хоть сальца кусочка с собой взять.
        - Потерпи, - буркнул первый гном, а Фонси уже разглядел, что это были именно гномы, - вот завтра продадим товара - будет тебе и сало, будет тебе и мясо. Будет и брага с пивом. Пошёл за хворостом!\
        Фонси кашлянул. Его не услышали. Тогда он вышел на поляну и вежливо поклонился гномам.
        - Что? - третий гном вскочил на ноги с неожиданной для его немалых размеров лёгкостью; в руке его сверкнул нож.
        - Прошу вас, достопочтенные господа гномы, не беспокойтесь! - Фонси выставил руки перед собой, позволяя гномам убедиться, что у него нет оружия. - Я проходил мимо и услышал звуки свирелей.
        - А, вот как, - кивнул первый гном, держащий в руке топор: то ли за хворостом собрался, то ли приноровился огреть по голове нежданного гостя, - ну что, игра себя понравила?
        - Понравилась, - кивнул Фонси, бросая взгляд на отложенные гномами в сторонку свирели - замечательно красивые, изящные, серебристые, отделанные чем-то чёрным и блестящим. В Шире Фонси видел только простые деревянные и глиняные дудочки, а это была настоящая гномья работа. - Ах да, простите меня, я не представился. Фонси Тук, к вашим услугам.
        - Ори, к твоим услугам, - наклонил голову первый гном.
        - Нори, к твоим услугам, - подал голос второй гном, - наш брат Дори, - он кивнул в сторону самого рослого и широкоплечего из троих. Дори тоже кивнул хоббиту и что-то густо прорычал сквозь бороду.
        - Присядь с нами, Фонси Тук, будь ныне вечером гостем у нашего костра, - Ори не то предложил это сам, не то перевёл то, что сказал брат.
        - По нашим широким обычаям, - сказал Фонси, - ходить в гости с пустыми руками не принято. Если, конечно, идёшь не на день рождения. Соблаговолите, уважаемые Дори, Ори и Нори, принять от меня вот этот, - он скинул заплечный мешок и быстро нашарил в нём то, что было нужно, - кусок солонины как гостинец.
        В глазах Дори мелькнула довольная искорка улыбки - сама улыбка столь надёжно и глубоко пряталась в прегустейших его усах, что о ней приходилось только догадываться.
        ...Наскоро собранные Фонси грибы были почищены, вымыты в протекавшем неподалёку мелком ручейке и покрошены в большой котёл гномов, где и варились теперь вместе с мелко нарезанной солониной и гномьими припасами - кое-какими овощами и крупой. Хоббит помешал в котелке длинной ложкой, взял с земли палку и пошевелил дрова в костре, чтобы горели равномернее.
        - Завтра ярмарка в Хоббитоне, - продолжал начатый разговор Нори, - туда идём. Топоров несём, вил, лемехов, скобянку всяку. И кузню походну поставим для малой всякой починки, пони подковать, ещё что.
        - А ты, достопочтеннейший хоббит, как себя тут оказал? - спросил Ори. - Не в обиду сказать, хоббиты в такое время сидят дома, а не по лесам в одиночку себя шатают.
        Фонси задумчиво посмотрел в костёр.
        - Путешествую я. Хочу повидать свет, не всю же жизнь провести мне в Шире.
        - Подожди-ка! - воскликнул вдруг Нори. - Ты, почтенный Фонси Тук, не родичем ли здешнему тэну?
        - Так и есть, господин Нори. Отец мой, Геронтий Тук - тэн ширский.
        - Эй, братцы! - широкую улыбку Нори было видно даже сквозь усы и бороду. - Смотрите, перед нами - сын правителя, себя отправивший искать приключение! Как в балладе!
        - А и правда! - согласился Ори. - Не часто тако увидишь в наше-то время, паче у хоббитов. Это добра примета, братцы, добра примета.
        - Достопочтенные господа гномы, похлёбка готова! - заявил Фонси, которому этот разговор нравиться перестал. - Прошу всех откушать.
        - Очень вкусен вышел кулеш! - Ори вытер бороду рукавом потрёпанного кафтана. - Всем кулешам кулеш! Вот что бы тебе, Нори, себя не выучить так готовить?
        - Угу, - хмыкнул Норм, выскабливая свою миску, - прямо на наковальне. Кто молотом по миске попадёт - без обеда себя оставит.
        - Достопочтенные господа гномы, - Фонси достал кисет с куревом, - не желаете ли побаловаться трубочкой после ужина?
        - «Старый Тоби»! - воскликнул, пыхнув трубкой, Ори. - С яблоком! Тукландская смесь, сразу видать!
        - Выдержанный «Старый Тоби», с примесью «Листика» огневой сушки, с яблочным вкусом, - кивнул Фонси. - И не просто тукландская смесь, а курево из личных запасов Исенгрима Тука Третьего, наследника ширского тэна и моего старшего брата.
        - Оно и видно... - блаженно протянул Нори и выпустил из носа густую струю белого дыма. Дым обвился вокруг внушительных усов гнома, на мгновение сделав их седыми, и растворился в бороде.
        Уже почти совсем стемнело, и поляну освещали только тлеющие угли догорающего костра да красноватые отсветы из четырёх трубок. Было хорошо.
        - Само время сейчас для страшного сказа, - заметил Нори. - Я бы рассказал, да вы мои уже все знаете. У тебя, братец Дори, нет ли чего нового?
        Дори приподнял косматую бровь и глянул на брата строго.
        - Понял, - сказал Нори, - Фонси, мы с тобой недавно знакомы, тебе по обычаю перву рассказывать. Знаешь чего-нибудь страшного?
        - Страшное? - переспросил Фонси и оглянулся на тёмный лес. - Ну, давайте страшное. Только в стихах.
        - В стихах - это ещё лучше, - важно кивнул Ори, - рассказывай, - и он придвинулся поближе к Фонси.
        Вкрадчивым, хрипловатым голосом Фонси начал читать:
        В чернильно-мокрой темноте Исхлюпы собрались,
        И в колокол звонят по тем,
        Кто провалился в слизь.
        Утонет в чёрной слизи всяк,
        Кто к ним явился в дом,
        Где скорбно ветки ив висят
        Над гнилостным прудом,
        Где каменных уродцев ряд
        Расселся на стене,
        Где над трясиной враны спят
        И каркают во сне.
        Через Мерлочьи горы твой путь тебя привёл
        В поросший серым лесом заплесневелый дол.
        В стоячем чёрном омуте - ни ряби, ни волны;
        Тут прячутся Исхлюпы от солнца и луны.
        В подвалах, там, где холодно
        И стены дали течь,
        Они считают золото
        При свете хилых свеч.
        В сырой глуби подземных ям
        Исхлюпы слышат стук,
        Легко прошлёпают к дверям,
        Протянут пальцы рук
        И хитренько, исподтишка,
        Посмотрят на гостей...
        ...и сохранят на дне мешка
        Остатки их костей.
        Через Мерлочъи горы тяжёлым был поход,
        Паучьей тёмной тропкой до Смертвенных болот,
        И дальше хмурым лесом, где тропок вовсе нет.
        Ты здесь нашёл Исхлюпов. Они нашли - обед.
        Гномы зачарованно молчали и только кивали головами, не спеша спугнуть повисшее в воздухе ощущение жути - для чего же ещё рассказывать у ночного костра страшные сказки? - а потом Нори заговорил.
        - Много всякого странного себя водит в мире, и в горах, и под горами. Только вот откуда в Шире про это знают, вы же домоседы?
        - Не всегда мы домоседами были, - отозвался Фонси, - когда-то давно, когда ещё и Шира не было, наши предки бродили по разным краям. Оттуда, наверное, и стихи.
        Гномы ещё покивали и помолчали.
        - Все эти кости, омуты и тихошлёпанье в темноте, - раздался голос Ори, - напомнили мне одну воистину страшну быль. Её мне рассказали два Камненога; я с ними себя повстречал вскоре после войны. Возвращали себя они с осады Гундабада...
        - Да пожрут тебя горы, Болг, - прогудел Дори себе под нос.
        - А кто такой Болг? - спросил Фонси.
        - Это вожак орков, он обманом заставил Камненогов снять осаду с Гундабада, - ответил Нори, - но ты, Фонси, напрасно перебиваешь.
        Дори пыхнул трубкой и движением чубука предложил Ори продолжать.
        - Так вот, себя возвращали они с осады Гундабада, - продолжил Ори, - и по дороге их отряд решил обследовать одного орчьего города - себя показало им, что там ещё кто-то есть, а я думаю, что просто решили поискать, как они себя выражают, «на предмет жальтишка». Эти двое с ещё одним товарищем отстали от отряда и пришли в глубоку-глубоку пещеру, к большу подземну озеру. Темень така, что себя пришло зажечь факелы. Смотрят - посреди озера островок, а на нём чего-то блестит. Не иначе, думают, жальтишко себя виднеет. Тут им себя слышит какой-то плеск, и вот, видят они - плывёт по озеру лодка, маленька така лодочка, а в ней - никого. И плывёт сама, только невидимы вёсла по воде плещут. Тут их третий приятель - Бадыноко его звали; странны имена у этих Камненогов - берёт копьё, заходит в воду и лодку за борт зацепляет. Сейчас, говорит, я за жальтишком мигом сплаваю.
        Так вот, стоит этот Бадыноко в лодке, факелом светит, а копьём ото дна себя отталкивает. И тут он заозирал себя, наклонил себя резко вперёд - и в воду головой вниз прыгнул.
        - Что, сам прыгнул? - удивился Нори, очевидно, тоже слышавший эту быль впервые.
        - A-а, вот в том-то и дело... Камненоги показали, как это себя смотрело со стороны, и мы поняли, каким образом может такое себя случить.
        - Каким? - наклонился вперёд Нори.
        - А вот каким, - зловеще-тягучим голосом проговорил Ори. - Если кто-то сзади между ног руку протянет, за бороду схватит - а борода у этого Бадыноко была така, что любой Долгобород позавидует, так Камненоги сказали, - да и дёрнет сильно назад и вверх.
        Он замолчал. Молчали и слушатели, представляя себе, каково это. Хуже всех представлялось безбородому Фонси; по тому, как все три гнома раздумчиво потянули себя за бороды, можно было сказать, что они такое вообразить могли запросто. Особенно Нори: у него бородища была не такая густая, как у старшего брата, но такой длины, что он и сам на неё, пожалуй, наступить мог.
        - И что дальше? - спросил Нори, не желая, видимо, думать о том, как его кто-то дёргает за бороду и скидывает в воду.
        - А вот что. Бадыноко в кольчуге был, стало быть, потонул сразу. Побегали они по берегу, покричали, факелами посветили - ничего, никого. Только себя собрали обратно идти, слышат - словно бы шуршит что- то. Посмотрели - ползёт из воды на островок мёртвый Бадыноко, совсем голый. Выполз и лёг, лежит, не двигается. Они кричат ему, Бадыноко, Бадыноко! - и тут кто-то там, на островке, захрипел, зашипел, зарычал и начал шумно сглатывать.
        - И что? - ахнул Фонси.
        - Ну и дёрнули они оттуда со всех своих каменных ног. И потом долго не могли снова найти эту пещеру, а когда нашли, - уже вместе с остальными из отряда - то на островке посреди озера лежал один только череп с ошмётками бороды да груда обглоданных костей. Что-то сожрало беднягу Бадыноко, а что это было - никто не знает, и не узнает никогда, тем более что дело было давно, и в том городе, поди, снова шастают орки.
        - Да пожрут их всех горы! - веско закончил Дори.
        ...Потом гномы ещё поиграли на свирелях, а потом ещё поговорили про войну, - как понял Фонси, ту самую большую войну орков и гномов, которая закончилась, когда Геронтий Большой Тук был совсем ещё маленьким, - про какие-то горы с пещерами, какого-то Азога, поделом ему, паскуднику, и какого-то Смога, чтобы у него все зубы сгнили и из пасти повысыпались, - но этого Фонси почти не запомнил; он уснул, закутавшись в плотный, уютный дорожный плащ Бунго Бэггинса, и даже не пожелал гномам спокойной ночи.
        Проснулся он от звона и бряканья. Утро было пасмурное и холодное, в воздухе висела мелкая-мелкая морось. Нори суетился поблизости, возясь с огромными коробами гномьей поклажи - это они брякали и звенели.
        - С добрым утром, Нори, - сказал хоббит, - вы уже на ярмарку собираетесь? Не скажешь, где здесь умыться?
        - Ручей вон там, внизу, - показал Нори.
        Хоббит сбежал в неглубокий овражек к ручью. Навстречу ему поднимался Ори, с бородой, закинутой за плечо, и помытым котелком в руке.
        - Утро добро, - толстым голосом поздоровался он.
        - И тебе доброго утра, Ори, - приветствовал гнома Фонси. Обращение на «господин» и «достопочтенный» куда-то пропало - странно величать «достопочтенными господами» тех, с кем травил байки у ночного костра.
        Фонси зачерпнул из ручья ледяной воды, сполоснул лицо и направился обратно.
        - Ну что, - сказал он гномам, - хорошо вам поторговать, и спасибо за гостеприимство.
        - Пожалуйста, пожалуйста, - широко развёл руками Нори, - мы всегда гостям рады.
        Дори подошёл к брату сзади и отвесил ему крепкий подзатыльник.
        - За что? - взвыл обиженно гном.
        - За что? - спросил Дори у Ори.
        - Не знаю... - сказал тот и тоже получил подзатыльник.
        - Обычаев позабыли, - рявкнул старший брат, - короля у вас нет! Это у вас вокруг что?
        - Ну, Шир, - неуверенно ответил Ори.
        - Ну, Шир, - согласился Дори, указывая толстым коротким пальцем на Фонси, - а это у вас тут кто?
        - Ну, хоббит, - сказал Нори.Фонси, - одновременно с ним сказал Ори, и оба гнома втянули головы в плечи, потому что брат снова выдал им по подзатыльнику. Фонси смотрел на всё это и ничего не понимал.
        - «Хоббит», - передразнил братьев Дори, - «Фонси». Это сын тэна ширского! Это не он у нашего костра гостевал и нашего кулеша ел.
        Это мы в его стране гостевали, курили его табака и ели его солонины.
        - Да вы что... - начал было Фонси, но Дори так зыркнул на него из-под насупленных косматых бровей, что он сразу замолчал.
        - Что говорит обычай? - сурово спросил старший гном.
        - В гости с пустыми руками не ходят, - ответил Ори.
        - Так что стоите? Помните обычая!
        Нори и Ори со звоном и грохотом поставили перед Фонси коробы с товаром и открыли их.
        - Прости, сын тэна, - сказал Дори, - но пока ты спал, я взглянул на твоего ножа - и нашёл его прескверным. Не примешь ли ты от нас даром замену ему? Да и топорик тебе в лесу пригодил бы себя.
        Фонси взлохматил себе волосы.
        - Дори! - сказал хоббит. - Я вот что подумал. Мне очень нужна в моём походе одна вещь. Если у вас найдётся что-нибудь похожее, то я был бы очень рад принять её в подарок, если, конечно, вы не будете против. А нож с топориком я у вас в любом случае куплю. Хорошо?
        - Хорошо, - ответил Дори, чуть помедлив. - А что нужно тебе в твоём походе, сын тэна?
        - В походе моём, - Фонси, не желая того, заговорил так же торжественно и тяжеловесно, как и Дори, - мне бы очень пригодилось что-нибудь, режущее железо.
        Косматые брови гнома поползли вверх. Он хотел было что-то сказать, но оборвал себя на полумысли, склонил голову и задумался, оглаживая бороду.
        Ори потянул Дори за рукав и забормотал брату в ухо. Фонси расслышал только слова «никогда не пригодит себя» «настояще серебро» и «коза дум». Что такое коза дум, Фонси не знал.
        Дослушав брата, Дори покивал головой, отошёл и, порывшись в одном из небольших коробов, вытащил из кожаного чехла невзрачный серый ножичек и протянул его Фонси.
        - Возьми этого напильника, сын тэна, - сказал гном. - Он разрежет всяка железа, точно масла. Только береги его - немного осталось в Средиземье ему равных. Это напильник для работы с настоящим серебром, а настояща серебра больше нет нигде, так что нам, как сказал мой брат Ори, он вряд ли уже себя понадобит.
        - Но, Дори, я... может быть, он вам всё-таки самим ещё нужен?.. - неуверенно произнёс Фонси, вглядываясь в лицо гнома. Что-то было застывше-твёрдое в этом лице, как будто Дори прощался с чем-то очень дорогим для себя.
        - Возьми, возьми, - повторил Дори, вкладывая напильник в руку Фонси. Напильник был шероховатый и очень холодный на ощупь. - Если он себя пригодит тебе в твоих странствиях, нам будет приятно, - гном вздохнул и улыбнулся, лицо его смягчилось, - только спрячь его хорошенько.
        - Вот и славно! - воскликнул Нори, когда Фонси убрал напильник в чехол, а чехол - в потайной карман жилета. - А теперь посмотри ножей и топориков, а то нам надо уже идти, скоро начнётся ярмарка.
        Фонси выбрал себе новый нож и новый топорик и показал Нори.
        - Это великолепные вещи, - сказал Нори. - Они никогда не заржавеют и не сломают себя. Видишь, на клинке ножа вырезаны резы - это старинные чары гномов. Ножик никогда не соскользнёт и никогда не порежет хозяина. А топорик, смотри, резы на обушке - никогда не попадёт хозяину по ноге. Лучша гномья работа. И оба эти сокровища - твои всего за три серебряных пенса!
        «Дороговато», - подумал Фонси. - «Но, с другой стороны, настоящая гномья работа, да ещё и зачарованная». Отвязав от пояса кошелёк, он нашарил там три монетки.
        - Это что? - мрачно спросил Нори, глядя на поблёскивающее на ладони у хоббита серебро.
        - Как что? - отозвался Фонси. - Три пенса, разумеется.
        - Ты, видно, нас обидеть хочешь, - почесал бороду Ори, - удачу отвести от нас решил?
        - Да никакой я от вас удачи отводить не собираюсь! - растерялся хоббит. - О чём ты говоришь?
        - Встретить перва покупателя до начала ярмарки - больша удача, - сказал Нори, - а вот продать перва товара этак запросто это больша, наоборот, неудача. Ты бы уважил нас, Фонси.
        - Чего-то я не понимаю... мало вам трёх пенсов, что ли? Так ведь сами столько запросили.
        - Запросить мы запросили... - загадочно произнёс Ори, - да вот только не дороговато ли будет, а?
        Фонси недоверчиво прищурил один глаз.
        - Вы что, поторговаться хотите, что ли? - спросил он.
        - Какая там торговля? - сердито буркнул Ори, нахмурив брови и подмигивая хоббиту. - За таких отличных ножа да топорика трёх пенсов ещё и маловато будет. Даром, почитай, отдаём.
        - Ну хорошо, - сказал Фонси, выставил вперёд подбородок и воскликнул возмущённо: - Да за три пенса можно лошадь купить, в смысле пони, не то что железяки ваши!
        - Сказал тоже - пони! Твой пони споткнётся и ногу вывихнет, или облысеет на коленях, или сапом заболеет - и всё, нету пони, а точнее, нету трёх пенсов, - радостно ответил ему Нори.
        - Вот это себя называет Шир! - пробасил Дори. - Пони три пенса стоит, а корма ему уходит на тридцать пенсов ежегодно.
        - А нож с топориком, наоборот, кормят своего хозяина, - поучительным голосом заметил Ори, подбрасывая топорик и ловя его в воздухе. - Ножиком ты и шкурку с кролика снимешь, и выпотрошишь его, и картошечки порежешь. А топориком хвороста насечёшь. А видишь, паз в рукоятке ножа? В паза кремешка вставляешь и об топорика стук - вот тебе и огонь жарить кролика.
        - Пенс, - твёрдо сказал Фонси. - Серебряный пенс и ни медным пенсом больше. Огонь разводить у меня спички есть.
        После четверти часа яростной торговли Фонси отсчитал улыбающимся до ушей гномам серебряный пенс и десять медяков. Гномы хлопали друг друга и Фонси по спинам и, казалось, несказанно радовались потерянным деньгам.
        - Странно как-то, - пожаловался им Фонси, - и непонятно. Я же вам три пенса хотел дать.
        - У вас в Шире бывают состязания? - спросил Ори. - Догонялки какие-нибудь, кто дальше бревна закинет, метание топоров?
        - Бывают, - кивнул Фонси. - Метание дротиков, накинь-колечко, рытьё на скорость.Так вот вообрази, - продолжал гном, - что ты хочешь поиграть со своим братом в дротиков, на кружку пива. Выиграешь ты этого пива, проиграешь ли - кака тебе разница, вы же всё равно с братом выпьете пива и сыграете в дротиков.
        - Вот точно так и с торговлей, - подхватил Нори. - Взял себя торговать - ну так торгуй себя! Это така игра.
        - К тому же, - добавил Ори, - себя поторговать с первым покупателем ещё перед ярмаркой - это добра примета, значит, на ярмарке удача будет.
        - Ну разве что так, - улыбнулся Фонси. - Спасибо вам.
        - Пользуйся на здоровье, - ответил Дори. - Пускай твои покупки сослужат тебе добру службу, сын тэна! Удачи тебе!
        - Вам хорошо поторговать на ярмарке! - сказал Фонси, подхватывая на плечи мешок.
        - У нас был славный почин! - ответил Нори, взваливая на плечи короб размерами больше себя и сгибаясь подего тяжестью. - Бывай здоров, Фонси!
        - Прощай, Фонси! - с трудом проскрипел Ори; у него было ещё больше поклажи, чем у Нори. - Бывай здоров! Береги напильника!
        - Счастливого пути! - крикнул хоббит вслед уходящим гномам, развернулся и бодро зашагал сквозь лес по направлению к ведущей на север тропе.
        В Северной Доле Шира хоббиты расселились значительно реже, чем в остальных трёх. Возможно, потому, что здесь было не так много холмов и крутых речных берегов, удобных для постройки нор - речка Северная по весне заливала свои низкие берега. Это был пастуший край, где привольно паслись на зелёной траве стада коров и овец. Сторожили их, как правило, весёлые молодые хоббиты и их визгливые собачонки.
        Хоббиты здесь жили в основном в домах; иногда, правда, скромный на вид домик служил просто навесом, чтобы в настоящую подземную нору не затекал дождь. Когда Фонси проходил через Тугострой, - в этой деревне земля была твёрдая и жёсткая, отсюда и название - он видел там целую подземную усадьбу, с окнами, торчащими из земли, словно низенькие колодцы.
        Северная Доля Фонси понравилась. Это был как бы даже и не совсем Шир - здешние обитатели отличались особым выговором, чуть пошершавее его собственного, и старинных слов в их речи проскальзывало больше. Вместо пива в здешнем трактире (трактиры здесь назывались корчмами) ему подали какой-то пахучий, потрясающе вкусный напиток, про который словоохотливый Марципан Бубль, корчмарь, рассказал, что его варят в особенных подземных варильнях. Напиток готовился из цветов вереска, назывался вересковым элем и казался пьяным, как вино, и сладким, как мёд.
        Марципан Бубль подал тогда Фонси отличную мысль.
        - Пони вам, држайший господин мимоежжий, купить надо. Преобьзательно пони-то купить. Дорог в Глухомань мало, да и невесть кто там по ним ходит-то. Всенепременно надобно пони купить. Я вам, држайший господин мимоежжий, за четыре пенса пони-то уступлю.
        Фонси пожал плечами и проговорил задумчиво:
        - На что мне пони? Споткнётся ещё, или ногу вывихнет, или на коленях облысеет, или заболеет сапом - и плакали мои четыре пенса.
        Марципан всплеснул руками.
        - Прщения пршу, господин мимоежжий! Я и не знал, что вы такой путешественник-то опытный! И правда, не- зачьм вам пони-то, в Глухомани-то! Осёлька вам надо купить на севьрной заставе, как есть осёлька. Осёльк - он там пройдёт, где никакому пони и не снилось, и кушать ему меньше надо! На севьрной заставе-то, там они осёльков разводят и продают, хороших осёльков, и даже лёжа спать обученных, только вы им скажите, господин, что это Бубль вас послал! Кстати сказать, а по имечку-то вас как вельчать?
        - Таннер Мелкорой, - чуть помявшись, представился Фонси, и после недолгого обсуждения того, кому именно из местных и окрестных Мелкороев он приходится родственником, покинул гостеприимную корчму Бубля.
        Заливным лугам пришли на смену вересковые пустоши. Здесь почти совсем не было поселений; несколько раз Фонси натыкался на заброшенные, полупровалившиеся норы и разваливающиеся лачуги - почему там больше не жили, молодой хоббит не имел понятия. Возможно, снялись с места и махнули всей семьёй куда-нибудь в Мичел Делвинг счастья искать.
        Один раз прошёл он мимо пасеки - пчёлы так и жужжали над вереском. Пасечник издали помахал Фонси рукой, но Фонси к нему не подошёл - опасался пчёл. Помахал в ответ, и ладно.
        Впереди показалась непонятного вида гурьба: всадник на пони, а по бокам его вроде бы тоже пони - запасные, или, как их называли в Северной Доле, заводные, - но было в них что-то необычное. То ли бежали не так, то ли морды у пони были слишком острые.
        - Эге-гей! - Фонси помахал всаднику рукой.
        Странные пони вдруг резко свернули и поскакали в сторону Фонси, оглашая пустошь густым, низким лаем. Никакие это не пони, подумал Фонси, но было поздно - первая из огромных собак подбежала к нему и с разгона ударила обеими лапами в плечи. Фонси полетел с ног. «Вот и всё», - мелькнула мысль. - «Даже из Шира не успел выйти. Загрызен собаками посреди верес... тьфу, тьфу!»
        Прямо в лицо хоббиту ткнулась серая, кудлатая, бровастая и словно бы бородатая морда. Холодный нос мазнул Фонси по лбу, а горячий шершавый язык прогулялся по его губам и щекам.
        - Фу! Фу! К ноге! - раздался голос откуда-то сверху. - Свои! Фу!
        Это подскакал всадник на пони. Спешившись и отозвав собак, он протянул Фонси руку и помог встать.
        - Не серчай на них, дружище, - улыбнулся он. - Они совсем ещё щенки.
        - Щенки? - удивился Фонси, отряхиваясь и утираясь рукавом. - Какие же они будут, когда вырастут?
        - Они уже выросли, только ума не набрались, - объяснил приехавший, самый худой хоббит, какого Фонси когда-либо встречал. Однако впечатления заморыша - а Фонси привык связывать худобу с болезнью - он не производил, напротив, был поджар и крепок.
        - Сидеть, Заливай! Сидеть, Карай! Сидеть, Покусай! - прикрикнул он на собак и повернулся к Фонси.
        - Шенти Северян-Тук, к твоим услугам! Каким ветром тебя занесло сюда, дружище?
        - Северян-Тук!? - переспросил Фонси, расплываясь в улыбке. - Это тебя каким ветром занесло сюда, родственник?
        - Родственник? - Шенти прищурился. - А по какой ветви?
        - Я думаю, - ответил Фонси, - что через моего прапрадеда по отцовской ветви, Исумбраса. А возможно, что и через мою золовку Фиалку Тук.
        - А, да ты Тук! Что, из самого Тукборо?
        - Из самых Больших Смиалов, - скромно сказал Фонси. - Меня зовут Фонси, я сын Большого Тука.
        - Ага! - обрадовался Шенти. - К нам приехал, ширрифом послужить на заставе? Батюшка твой, говорят, у нас служил. Да ты давай, садись на моего пони, а я на Покусае поеду.
        Щёлкнув пальцами, Шенти Северян-Тук подозвал собаку и вскочил ей на спину, даже не на спину, а скорее на плечи, держась за ремни, охватывающие грудь пса и скрытые в кудлатой шерсти. Фонси вскочил в опустевшее седло пони, и вскоре ещё более странная ватага резво пробиралась через пустошь.
        - Я, к сожалению, не к вам на заставу, - сказал Фонси. - Я у вас хочу только осла прикупить. Я на север еду, в Глухомань, и ещё дальше.
        - В Глухомань? А зачем тебе в Глухомань, дружище? Что ты там забыл? Не на что там смотреть в этой Глухомани. Оставайся у нас! Мы собак воспитываем, с разъездами ездим, рубежи оббиваем, чтоб порубеженцы не особенно копошились. У нас весело!
        - Надо мне в Глухомань, Шенти. По важному делу.
        - Слу-ушай! А давай вместе съездим! Разведочку проведём, посмотрим, чего и как. Я в Глухомани был пару раз - один раз аж до самого Пустограда[10 - Аннуминас, бывшая столица Арнора, был оставлен жителями более двух тысяч лет назад, задолго до даже Первой Ангмарской войны, и заселён заново уже при Элессаре I.] доехал. Поехали, Фонси, а я тебя заодно с ослом научу обращаться. Осёл - это тебе не пони. С ослом понимать надо. А, вот впереди и застава. Во-он, видишь - вышка показалась. Там сейчас Табби Заступ сидит.
        Северная застава представляла собою огромную, безалаберную, огороженную жердями усадьбу: несколько длинных одноярусных домов, сколоченных не слишком ладно, но прочно; деревянная вышка высотой локтей в двадцать[11 - Локоть здесь имеется в виду хоббитский, короче человеческого примерно в два раза. (около 30 сантиметров)] - на верху её стояло плетёное кресло, а в нём сидел толстый хоббит с кружкой пива; поодаль же находились нестройно сгрудившиеся сарайчики, конюшни для ослов и пони, а также собачьи будки. Радостный лай собак, свободно гуляющих по двору, приветствовал вновь прибывших.
        Хоббиты - все молодые парни возраста Фонси или чуть постарше - сновали туда-сюда, кто вёл на поводке огромную лохматую собаку выше себя ростом (Они называются ку-шет, это порода такая - объяснил Шенти), кто нёс куда-то корзины с едой, кто колол дрова.
        - Эй, Шельмец, привет, что так скоро? - Табби Заступ помахал с вышки рукой.
        - Тебя не спросил! - Шенти соскочил с собачьей спины и грубовато-ласково потрепал Покусая по шее. - Фонси! Пошли, я тебя с нашим старшиной познакомлю.
        - Погоди, - сказал Фонси, недоверчиво присматриваясь к новому знакомому. - Ты что, и есть Шельмец Северян-Тук?
        - Оллишантер Северян-Тук, по прозвищу Шельмец - к твоим услугам, мастер Тук! - Шенти изящно поклонился. - Я гляжу, ты про меня наслышан?!
        - Да про тебя все хорошо наслышаны, уж в Тукборо так всяко. Как кто кому хряка в нору запустит, или там козла в огород - все сразу поминают Шельмеца Северян- Тука. Ты же просто легенда! Так как ты сюда-то попал?
        - Да надоели они мне все, - отмахнулся Шенти. - Батюшка что ни день, то выговаривает мне с утра до ночи, матушка чуть что, так в слёзы. Дядюшка проходу не даёт, всё бурчит, как я род позорю. А тут женить меня надумали, чтобы остепенился. Ну я собрался по-быстренькому и сюда, на заставу. Славно здесь! А ты-то как?
        - Да в общем, почти так же, как и ты, - Фонси улыбнулся. - Батюшка меня задумал женить, и у меня тут же образовались срочные дела в Глухомани.
        - Ну, с Глухоманью-то - это перебор, дорогой родственник, это перебор. Оставайся у нас.
        ...Поживи у нас, Тук, хоть пару дней! - раскрывая для убедительности широкие объятья, говорил рыжий и длиннорукий Бонго Бигмеус, старшина Северной заставы. - У меня два ширрифа в Хоббитон поехали, на ярмарку, а у нас вчера у главного склада потолок обвалился, чинить некому! Помог бы, а, Тук? Ты ж, говорят, строитель!Хорошо, Бонго, останусь ненадолго. Мастерок, лопата, вёдра у вас имеются?
        - Есть, всё есть! - Бонго схватил Фонси за руку обеими рыжеволосыми и веснушчатыми лапищами и долго тряс. - Всё будет! Вот спасибо!Так, - сказал Фонси, изучив потолок склада, - тащите лестницу и намешайте мне ведро глины. Лучше нового сделаю.
        Бонго только мотнул головой, и два прытких молодых ширрифа умчались прочь.
        - У нас ещё много чего поправить надо, - задумчиво проговорил старшина ширрифов, - а то нас Шир совсем позабросил. Раньше четыре заставы было, а сейчас кто остался? Мы, да с южной границы ребята. У них там аж две заставы.
        - На юге, говорят, и поопаснее, - пожал плечами Фонси, - там разбойники. А здесь у вас вроде тихо.
        - Это сейчас тихо, - возразил Бонго, - а в старые времена и разбойники из Глухомани налетали, и даже орки вторгались. Ваш же с Шельмецом предок с ними и воевал.
        - Ну да, - кивнул Фонси, - Бандобрас Тук.
        Вернувшиеся ширрифы поставили на пол ведро с мокрой глиной. Бонго перехватил у них лестницу и прислонил к стене.
        - Нынче-то уж орки не нападают, - сказал Бонго, придерживая лестницу, чтобы Фонси было удобнее забраться, - гномы постарались, спасибо им, бородачам, за это. А разбойников повывели Разъезжие.
        - Разъезжие? Что-то я про них слышал... они с севера меха привозят?
        - Разъезжие Стражи, они вроде ширрифов, только в Глухомани. Они разъезжают по всему северу, за порядком следят. И привозят сюда на продажу меха и прочие всякие товары.
        - Так от кого тогда Шир-то охранять, - спросил Фонси, заглаживая потолок мастерком, - если там Разъезжие?
        - Вот нету в тебе размаха мысли, Тук, - посетовал Бонго, - а вдруг Разъезжие куда-нибудь на войну разъедутся? А если орков придёт много, и не с какой-то там горы Грэм, а из самого Гундабада?
        - Ангбанда, - поправил Фонси и невольно огляделся вокруг, ища, где север.
        - Вот именно, - согласился Бонго, - так что нужно быть всегда начеку и все постройки держать в целости. А у нас ещё сарай покосился, и угол в норе осыпался. И две подпорки ещё заменить надо. Поможешь, Тук? А я отдарюсь. Тебе что нужно?
        - Мне бы ослика, - сказал Фонси, спускаясь с лестницы, - и батог покрепче. Мне же в Глухомань ехать.
        - Будет, будет! - закивал Бонго. - Батог я тебе свой отдам, хороший, окованный. Тебе понравится. Ты вроде на прошлой ярмарке в Хоббитоне победителем вышел?
        - Не я, - улыбнулся Фонси, - братец Сумбо. Я третье место занял. А вот на позапрошлой ярмарке - это я.
        - Вот и молодец, - старшина похлопал Фонси по плечу, - пошли, я тебе сарай покажу.
        ...На третье утро Фонси проснулся в отведённой ему клетушке, умылся и вышел к завтраку в общую столовую. Там, как обычно, стоял шум и гам, в котором, впрочем, ему сразу удалось различить многократно повторённое «Фонси Тук».
        Фонси остановился и прислушался.
        - Значит, значит так! - захлёбываясь, вещал какой-то незнакомый Фонси молодой ширриф, верно, из тех, кто ездил в Хоббитон на ярмарку. - Подходит это Фонси Тук (говорил он так быстро, что у него получалось «фонситук»), подходит это, значит, Фонситук к воротам, весь в чешуйчатой кольчуге, в шлеме, с мечом, со щитом - подходит к воротам, стучит и говорит: «а не отдадите мне Линду, я её силой заберу».
        - А откуда он кольчугу взял?
        - А, все знают, что Большой Тук до этих маттомов большой охотник. Рассказывай дальше!
        - Тут, значит, Чистолапы как повалят из ворот! Кто, значит, с вилами, кто с топором, кто с колом! И все, значит, на Фонситука! А тот как схватит метлу, и давай палкой от метлы всех дубасить! Их там больше дюжины было, а Фонситук им всем по рёбрам настучал и в лобеш- ник ещё кое-кому заехал.
        - Подожди. А почему он метлой дрался, если у него и меч, и щит?
        - А я-то почём знаю? Это ты у Фонситука спроси.
        - Да он спит ещё. Вот проснётся, мы у него и спросим.
        - Что? Он что, здесь?
        Но «Фонситука» здесь уже не было.
        Перемётные сумки собраны ещё со вчера - сам собирался сегодня уйти, только не так... Заплечный мешок. Батог. Выскользнуть через заднюю дверь - и в конюшню.
        Заливай, тот самый ку-шет, который вылизал Фонси всё лицо на вересковой пустоши, подбежал к нему, завилял хвостом, стал ластиться, тыкаться носом в руку.
        - Заливайка, отстань, - Фонси потрепал пса за ухом, - я уезжаю, хороший мой, счастливо тебе оставаться.
        Заливай заскулил, словно понял, но побежал провожать Фонси, сверкая умными карими глазами.
        В конюшне хоббит оседлал Горошка, положил ему на спину перемётные сумки и вывел осла за ограду заставы. Никто не видел его - все, видимо, собрались в столовой, слушать рассказы о подвигах Фонситука.
        Заливай гавкнул и лизнул Фонси в щёку. Хоббит крепко обнял пса за шею и зарылся лицом в жёсткую шерсть. В горле Фонси шевельнулся комок, слёзы сами собой брызнули из глаз. Он плакал и гладил собаку, а Заливай вилял хвостом и слизывал слёзы с лица хоббита. Плакалось не то от злости на сплетников, не то оттого, что не получилось попрощаться с ширрифами, не то просто оттого, что Фонси стоял сейчас на границе Шира и готовился в первый раз в жизни покинуть родную страну.
        Он шмыгнул носом, вытер покрасневшие глаза и поцеловал Заливая в нос.
        - Прощай, пёсик. Может, свидимся когда-нибудь.
        Горошек шёл быстрым, уверенным шагом, и скоро
        Фонси, в очередной раз оглянувшись, не увидел за спиной даже вышки.
        Впереди ждала Глухомань и долгая дорога на север.
        
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        в которой Глухомань - Глухомань
        ...Позади раздался топот копыт. Фонси остановил Горошка и обернулся навстречу стремительно приближающемуся всаднику.
        - Куда это ты, дружище, без меня собрался? - обиженно спросил Шельмец, осаживая пони. - Мы ведь вместе договаривались поехать.
        - А я решил, что тебе больше интересно посидеть с вашими, сказок послушать, - не смотря на Шенти, ответил Фонси, - про этого, как его там, Фонситука. Поезжай-ка обратно, он там, поди, уже половину Раздорожья спалил, то бишь как его там, предал мечу и огню. Нечего тебе тут делать.
        - А, вот оно в чём дело, - сказал Шенти и поехал рядом, - ты на Билли обиделся. А заодно и на нас на всех за то, что слушали и не поправляли. А как нам было поправлять, когда ты нам ничего не рассказывал?
        - А что, обязательно надо, чтобы я рассказывал? - огрызнулся Фонси. - А сказать «погоди байки плести, Фонси у нас уже третий день живёт, пошли его спросим" - никак?
        - Ну так Билли только начал байку плести, - сказал Шенти, - невежливо перебивать-то. Знаешь, как говорят, не любо - не слушай, а врать не мешай. Ты мне лучше вот чего скажи: ты про меня сколько разных баек слыхивал?
        - Много, - вынужден был признать Фонси.
        - А слышал ли ты хоть единственный раз, чтобы кто- то сказал «Да нет, не было этого, я Шенти хорошо знаю».
        - Нет, - покачал головой Фонси, - но одно дело...
        - Одно дело я, а другое дело ты? - усмехнулся Шельмец, и Фонси со вздохом развёл руками. - Ты привыкай, дружище, привыкай. Народ у нас в Шире такой, что любого, кто что не так, как все, делает, тут же замечает и начинает про него всякую чепуху рассказывать. И про тебя будут, это уж точно. Знаешь, что про меня в Бри рассказывают?
        - А тебя и в Бри знают?
        - Знают меня в Тукборо, да в Северной Доле, - отмахнулся Шенти, - да и тут-то половина того, что про меня рассказывают, враньё, а в Бри обо мне только слыхали. Так вот передал мне однажды Морти Лапошлёп, что в Бри ходит байка о том, как Шельмец Северян - про Тука они там позабыли, что и к лучшему, - наврал своим злым старшим братьям, что за горшок золы можно горшок серебра получить.
        Шельмец задержался, как будто ожидая от Фонси ответа, и Фонси вспомнил, где он слышал эту байку.
        - Погоди, да это же сказка про Ферди-пастушка и его братьев!Она самая, - согласился Шенти, - а они, видишь, про меня её рассказывают. У меня и брат-то старший всего один, правда, действительно вредный. Так что тебе, дружище, ещё повезло, что ты таким богатырём получился. Могли бы и чего похуже придумать.
        Фонси усмехнулся, чувствуя, как пропадает обида и на сердце становится легче.
        - Да ведь и у Ферди-пастушка, небось, не так всё было, как в сказке, - сказал он, - сказка-то старая, за столько лет её знатно переврать можно.
        - Вот и он, поди, жаловался, - подхватил Шенти, - а уж как небось Глупый Одо жаловался, с таким-то прозвищем.
        - А ты что, думаешь, что и Глупый Одо жил на свете?
        - Отчего бы ему не жить? - пожал плечами Шенти. - Только очень давно, я думаю, больно про него много разных сказок рассказывают. Вот ты не веришь, а я однажды нарочно решил отследить, откуда сказки берутся. Помнишь про Перри, как его тролль тортами кормил?
        - Да ну, - не поверил Фонси, - сейчас будешь рассказывать, что сам этого тролля видел? Знаем мы эти шуточки.
        - Это ты в Шире знаешь шуточки, - нахмурился Шельмец, - а мы с тобой уже, почитай, в Глухомани,а тут шуткам не место, пропадёшь иначе. Здесь между с путниками полное доверие должно быть, поэтому ни я себя поджучивать не буду, ни ты мне не ври. Понимаешь, дружище?
        - Понимаю, - кивнул Фонси, - это как про того самого глупого Одо, который кричал «Волки, волки!»
        - Точно так, - согласился Шенти, - так вот, решил я про этого Перри поподробнее разузнать. Чаще всего эту сказку на юго-западе Шира рассказывают, да и Перри - шерстелапье имя, а там многие из шерстелапов. Когда я гам гостил, наткнулся я в одной родословной книге на какую-то «Герберу из Троллевой Печи», которая двести лет назад вышла замуж за какого-то там Глубонора илиГ лубороя, светлая им обоим память.
        - Глуборои нам родня, - заметил Фонси, - через Пухлей и Вожжинсов.
        - Вполне может быть, - отмахнулся Шенти, - начал я спрашивать об этой самой Тролльей Печи и выяснил, что это заброшенная полузасыпанная нора так называется, в Дальних Холмах, совсем на отшибе. Съездил я туда посмотреть, забрался туда через отнорок - вход в нору завалило, а отнорок цел остался - и нашёл там, где раньше была стряпная... как ты думаешь, что?
        - Торт, - недоверчиво спросил Фонси, - или тролля?
        - Тролля! - радостно воскликнул Шенти. - Только не живого, а каменного. Он на земле сидел, скрючился весь, и под брюхом у него как раз достаточно пространства, чтобы печку устроить. Вот я думаю, что от этой печки и пошла сказка про торты, которые тролль печёт.
        - Здорово, - кивнул Фонси, - а Храбрый Терри тоже был настоящий, по-твоему?
        - Его ещё хоббитоеды поймали, а он их в грибы превратил? - засмеялся Шельмец. - Ну нет, этого-то точно придумали.
        - Вот и я так думаю. А скажи мне, Шенти, ты раньше в этих местах бывал?Бывал, бывал, - приосанился Шельмец, - я тут и для привала хорошее место знаю, как раз к закату там будем, если не слишком долго за обедом засидимся.
        Довольно долго они ехали молча. Местность вокруг не слишком отличалась от Северной Доли Шира; разве что здешняя высокая трава никогда не знала косы, а редкие пологие пригорки - лопаты, хотя Фонси по привычке прикидывал, в какую сторону сделать вход, если рыть в каком-то из них нору. Оглушительно стрекотали кузнечики - заслушаться можно было. Далеко впереди, распластав в прозрачном воздухе широкие крылья, кружил, высматривая добычу, ястреб.
        - Знаешь, Шенти, - сказал Фонси, - спасибо, что ты меня догнал.
        - Ой, да чего ты, в самом деле, - отмахнулся от него Шельмец, - договорились же.
        И они снова замолчали; и тишину летнего дня нарушали только лишь шелест густой травы под копытами, стрекот кузнечиков да изредка - пофыркивание осла и пони, когда какой-нибудь копуша кузнечик выскакивал из-под копыт прямо у них перед носом.
        Окна застеклённые в дожах
        Острым разукрашены резцом,
        Значит, где-то здесь Старик Зима
        И его волшебное кольцо.
        Он кольцо на пальце повернёт
        И подует, обратясь на юг,
        И на землю ляжет снег и лёд,
        И скуёт пруды дыханье вьюг.
        Лёгким серебром река блеснёт,
        Снегом занесёт дома до крыш,
        Всё уснёт зимою, всё уснёт,
        Засыпай и ты скорей, малыш.
        - А песенка-то не наша, не хоббитская, - сказал Шенти, отсмеявшись - уж больно забавно звучала старинная колыбельная на мотив развесёлой плясовой «Раз пошёл купаться старый Джиб».
        - Почему не хоббитская? - удивился Фонси.
        - А потому, что там про дома, а в старину все в норах жили. Я думаю, это от большецов песня.
        - Не уверен. Я думаю, и раньше не всем хороших холмов хватало. Я в этих делах разбираюсь - хороший холм для норы не так просто найти. Тем более для смиала.
        - О! Может, ты знаешь. Я всегда думал, что любая большая многосемейная нора с ответвлениями называется смиалом, а потом мне кто-то сказал, что смиал - это просто сквозной прокоп через весь холм. А на самом деле как?
        Фонси устроился поудобнее и снял с углей ещё один прутик, унизанный жареными грибами. В холмах уже давно стемнело, и хоббиты завершали ужин.
        - На самом деле, - начал Фонси, прожевав гриб, - смиал или смюйел значило когда-то «вырытое в земле логовище». Самые старые смиалы, в отличие от просто нор, строились так: сначала вглубь холма роется ход, а потом, в самом сердце холма, роется большой круглый зал, в виде кольца вокруг срединного столба. Сам столб потом, если нужно, укрепляется. А по окружности главного зала выкапываются отдельные норы - спальни, кладовки и так далее. У нас дома до сих пор сохранился такой смиал, правда, там давно никто не живёт, а валяются разные маттомы.
        - О! Я такие смиалы видел в Мичел Делвинге. Старые- старые, там ещё погреба на слове сохранились.
        - Погреба на слове?
        - Только не говори мне, дорогой родственник, что никогда не видел погребов на слове.
        - Не видел. А что это?
        - Давным-давно, - важно изрёк Шельмец, поворошив палкой угли, чтобы поярче горели, - у нас в Шире тоже были в ходу волшебные всякие знаки и словечки, навроде как сейчас у большецов и у гномов. Это теперь они за ненадобностью позабылись. Правда, не все. В Южной Доле остались ещё кое-где погреба с глиняными крышками, украшенными этак вот завитушкой. - Шенти крутанул вынутой из углей палкой так, что её тлеющий конец описал в воздухе огненную спираль. - По завитушке надо провести пальцем изнутри наружу и сказать «шишел-мышел»,[12 - Он же «шаккл-маккл», он же «шеккл-мешел» и «шуккль-мичел» - распространённое когда-то по всему Северу запирающее и сохраняющее заклятье. Его вариантами пользовались и гномы, и северяне, и северные «кремнеглазые» народы, жившие на землях Арнора до прихода нуменорцев. Сейчас, когда волшебство уходит из мира, оно действует только на очень небольшие сосуды, а в описываемые времена его ещё хватало на то, чтобы сохранить содержимое целого погреба. Буквально оно значит «большая скорлупа» или «великая шелуха» - слово «мышел» родственно слову «Мичел» в названии «Мичел Делвинг».]
тогда крышка откроется. А потом, когда достал всё, что надо, поставить крышку на место и сказать наоборот: «мышел-шишел!» - тогда она закроется.
        - А шмышел, то есть смысл-то тут в чём? - не понял Фонси.
        - А шмышел тут вот в чём: в этих погребах, пока они закрыты, никогда ничего не портится. Туда можно молоко в крынке поставить и через месяц свежим достать.
        - Да, вот это диковина, - покивал головой Фонси. - Жаль, что таких больше не делают.
        - Нет, новых больше не делают, - согласился Шенти. - Потеряли умение. У тебя покурить не найдётся, Фонси?
        - Угощайся, - Фонси протянул Шельмецу кисет - не над костром; передавать вещи через костёр было нельзя. - У меня его по дороге гномы мало не ополовинили, но у меня есть ещё.
        - А давай теперь наоборот споём. Как раз будет колыбельная, - зевнул Шенти, выколотив докуренную трубку в угли почти что догоревшего костра.
        - Ну давай, - согласился Фонси и затянул заунывно и печально песенку про старого Джиба.
        «...Только голова тяжеле ног,
        И она осталась под водой...»
        - жалобно закончили они на два голоса. Шельмец не выдержал и расхохотался.
        - Спать! - объявил Фонси. - Завтра надо до Пустограда доехать. Ты там со мной переночуешь или сразу обратно поедешь?
        - Утром послезавтра поеду, - зевнул Шенти, расстилая на земле плащ, - обидно будет до Пустограда доехать и сразу назад повернуть. В Пустограде погулять нужно. Спокойной ночи, Фонси.
        - Спокойной ночи, Шенти, - отозвался Фонси и улёгся с другой стороны тёплых углей потухшего костра, завернувшись в свой собственный плащ.
        - Что это? - Фонси приподнялся в стременах и показал рукой куда-то вперёд и вправо. - Там вроде что-то двигается.
        - Это? - Шенти прикрыл глаза от солнца. - Это дикие лошади. Их тут много. Диких лошадей и диких коров.[13 - Эти лошади и коровы происходят от одичавшего после войны артедайнского и ангмарского скота. В отдалённых местах они встречаются по сию пору.] Огромные лошади, раза в два больше пони.
        - Говорят, Бандобрас Тук был такой высокий, что мог ездить на большой лошади, - сказал Фонси.
        - На юге купил, поди, - предположил Шенти. - Там лошади послушные, а эти - дикие. На них никто не ездит. Эй, Фонси, видишь лес впереди? За тем лесом - Пустоград.
        - А занятно там, в Пустограде? Расскажи.
        - Очень занятно. Там есть такой дом в самой середине, а внутри дома картины, выложенные из разноцветных камешков.
        - Какие картины?
        - Всякие. Есть битвы, есть просто цветы-деревья, а есть красивые девушки. А ещё Бонго рассказывал, что, когда он туда ездил, то нашёл что-то прекрасное и жуткое, а что, толком и сказать не мог, только ухал и руками разводил.
        - Здорово! Поищем эту штуку, когда будем в городе?
        - Обязательно.
        Вверх и вниз по зелёным холмам Глухомани ехали хоббиты, один на пони, другой на осле. Пусто было вокруг и тихо; только птичий щебет да стрекотание невидимых кузнечиков в траве нарушали эту тишину. Из виднеющихся кое-где среди холмов рощиц и зарослей кустарников временами выходили, не пугаясь хоббитов, тонконогие рыжие олени, а на дальнем холме на западе стоял, подсвеченный лучами заходящего солнца так, что от него была видна только чёрная тень, дикий бык, наклоном головы напомнивший Фонси батюшку.
        - А почему за лесом не видно башен разных там и шпилей? - спросил Фонси. - Или они там все обвалились давно?
        - Нет, там есть башни, - отвечал Шенти. - Там есть одна башня,[14 - Неизвестно, для чего она была изначально построена, но сейчас Аннуминасская Башня принадлежит Университету и используется для наблюдений за звёздным небом.] откуда виден весь город, очень красиво. Просто Пустоград стоит как бы на другой стороне гряды холмов; он спускается к озеру. Поэтому башни из-за леса можно заметить только в паре мест, но мы их, видать, уже проехали.
        Заночевали они, как и собирались, в лесу. Этот лес был, не чета Вязаночному, густой и тёмный. Хорошо ещё, бурелома там было мало - сильных ветров в этих местах не случалось.
        - ...И читают они это завещание, а там написано: «Зятю же моему, никудышному Вместилищу всех Пороков и Недостатков, известных хоббитскому роду, Фродо Чессаль-Затылингу, оставляю я лужок на берегу Воды, с тем Условием, чтобы означенный Фродо заказал бы за два с половиною серебряных пенса Гобелен с изображением Аспида, что уязвляет руку своего Благодетеля, спасшего его от неотвратимой Гибели в Снегу, и повесил бы означенный Гобелен в прихожей своей Норы на всеобщее Обозрение».
        - Ну и что, заказал?
        - Заказал, никуда не делся, лужок-то отменный. Так он и висит в прихожей у Чессаль-Затылингов, гобелен этот.
        Шенти расхохотался.
        - Жалко, что ты, дорогой родственник, не остался у нас на заставе. Тебе бы зимой цены не было, у камина байки плести.
        - Да я... - начал было Фонси, но застыл с открытым ртом.
        Стена появилась нежданно, словно выпрыгнула откуда-то и встала посреди леса. Это было самое высокое сооружение, что когда-либо видел Фонси - раз в пять выше двухъярусного широкого дома. Деревья, подступавшие к ней вплотную - стар был лес, но стена была ещё старше - не достигали до её верха.
        - Пустоград! - торжественно объявил Шенти.
        Фонси спешился и пошёл вдоль стены, ведя Горошка за уздечку. Свободной рукой молодой Тук гладил шершавые, замшелые камни.
        - Шенти, шельмец ты этакий, это прекрасно! - завороженно проговорил Фонси. - Какая она огромная! Какие камни!
        - Ну вот, дорогой родственник, ты ещё и города-то не видел, а уже доволен, - усмехнулся Шельмец. - Пройдём вдоль стены, там где-нибудь должен быть вход.
        Вход обнаружился шагов через сто. Когда-то очень давно, лет, может, двести или триста назад, белка, бурундук или какой-то другой лесной зверёк затащил в норку, вырытую под камнями древней стены, сосновую шишку и распотрошил её в поисках вкусных семечек. Несколько семечек упали на землю, и из одного из них начало расти деревце. Наткнувшись на камни, молодая сосна сначала протиснула в щель между ними тоненькую кисточку хвои, после же, напитавшись солнышком, потянулась, повела могучими рыжими плечами, затёкшими от долгих лет в тесноте - и стряхнула с себя докучливую стену, скинула, как скидывает заплечный мешок усталый путник. Здесь она и стояла над грудою камней, с видом гордым и победительным.
        Фонси и Шенти осторожно провели Пегого и Горошка по этой груде камней и очутились внутри Пустограда.
        Хоббиты шли пешком, ведя животных за собой вниз по широкой улице и молчали. Вокруг бушевала битва. Упорное, мучительное, непрекращающееся сражение живого с неживым - и город был обречён. Его полуобвалившиеся дома были придавлены спутанной грудой вьющихся растений, его мостовые взорваны прорастающими в щелях между каменных плит деревьями. В отвоёванное деревьями пространство тут же кидалась лёгкая пехота - крапива, репейник и ещё какое-то растение, пахучее, с резными листьями; ни Фонси, ни Шенти не могли припомнить его названия.
        Фонси вертел головой, пытаясь разглядеть здания под слоем зелени. Он никогда не думал, что можно строить - так. Кое-где передки зданий были украшены колоннами, кое-где - каменными изображениями кораблей. Иные дома сами были построены в виде кораблей: их носы выдавались вперёд, на улицу. Кое-какие из них под собственной тяжестью ушли за много лет в землю, накренились и покосились - точь-в-точь застрявшие на мели лодки.
        - Вон башня, - сказал Шенти, - пошли, поднимемся.
        Башня, сложенная из гладкого тёмно-серого камня, была одним из немногих зданий, избежавших нападения растений. Зелёно-багровый плющ силился вскарабкаться по её отвесной стене, но тщетны были его усилия, тонкие его пальцы бессильно скользили по гладко лощёной поверхности.
        Деревянная дверь башни давно истлела, осталась только почерневшая от времени железная рама. К ней хоббиты привязали Горошка и Пегого, а сами пролезли в башню.
        - А сколько тут, наверное, маттомов... - проговорил Фонси, вглядывась в полумрак - на нижнем ярусе башни не было окон, и свет проникал только через дверь.
        - Нету тут маттомов, - грустно ответил Шенти. - Пусто тут. Думаешь, почему это место Пустоградом кличут? Нет здесь ни сокровищ, ни старого оружия.
        - Любопытно, почему, - сказал Фонси, следуя за Шельмецом вверх по лестнице.
        Ступени были слишком высокие, - вестимо, строилось-то для большецов - а перила давно истлели. По дороге наверх Фонси дважды запыхался.
        Лестница привела на плоскую крышу, ограждённую невысоким, по грудь Фонси, железным забором. Здесь, наверху, дул ветер; Фонси даже зажмурился от неожиданности.
        - Смотри, Фонси! - воскликнул Шенти, встряхивая головой - его длинные волосы трепал ветер и они лезли хоббиту в глаза. - Вот он, великий город Пустоград!
        Фонси подошёл к забору. Что-то внутри похолодело и словно бы зажмурилось - так высоко молодой Тук не бывал никогда, и было ему одновременно страшно и прекрасно. Казалось, шаг вперёд - и он расправит крылья, и оторвёт тело от края крыши, и улетит в небо!
        - Оп-па! - Шенти вскарабкался на верхнюю перекладину забора и ловко прошёлся по ней туда-сюда. - Смотри, как здорово!
        Фонси посмотрел вниз, на город. Листья деревьев и кустов уже начинали желтеть, краснеть, а какие-то даже и лиловеть. Внизу, неподалёку от башни, из земли торчали верхушки больших колонн, расположенных четырёхугольником. Вокруг каждой колонны рос венец из каких-то побегов как раз с ярко-лиловой листвой. Фонси никогда ещё не видел ничего подобного.
        Улицы Пустограда то бежали прямо, то начинали петлять и извиваться. Рядом с домами, полностью заросшими зеленью, красовались дома, почему-то совсем ею не тронутые, - видно, сделанные из того же камня, что и башня. Фонси видел площади, украшенные одряхлевшими изваяниями; покосившиеся венцы дворцов; несколько круглых куполов, похожих на ширские обитаемые холмы; уходящую дальше к озеру главную улицу, по которой неспешным шагом ехали три всадника на небольших мохнатых лошадях; крыши домов и верхушки башен, торчащие из озера - оно тоже вело своё наступление на город, высылая впереди себя стройные полки берегового рогоза; чудом сохранившуюся ветреницу в виде парусного корабля на одной из крыш... что?
        - Шенти, хвастаться ловкостью будешь перед ширскими красотками! - воскликнул Фонси. - Смотри, сюда кто-то едет!
        - Что? - Шельмец, всё это время старавшийся сохранить равновесие, стоя на заборе спиной к краю, вздрогнул, покачнулся и прыгнул вперёд, чтобы не упасть. - Ты что, с ума сошёл? Кто едет?
        - Вон. - Фонси показал пальцем в сторону трёх всадников.
        - Болышецы! - прошипел Шельмец и пригнулся, потянув за собой и Фонси. - Наклонись, чтобы не увидели! И давай быстро к лошадям!
        Хоббиты на четвереньках доползли до входа в башню и побежали вниз по лестнице. Фонси не удержался, споткнулся и покатился по ступенькам, остановившись только в конце пролёта.
        - Ты жив? - наклонился к нему Шенти.
        - Жив, - прокряхтел Фонси, поднимаясь. - Я круглый, мне ничего не сделается.
        - Тогда бежим дальше!
        Они выбрались через истлевшую дверь и отвязали Пегого и Горошка. Шенти осторожно выглянул из-за угла башни.
        - Едут сюда, - сказал он. - Давай вон там спрячемся, - хоббит указал на стоящий на краю башенной площади небольшой, с провалившейся крышей, запеленутый в несколько слоев плюща дом.
        Когда хоббиты скрылись внутри, на площади уже звучало цоканье копыт. Фонси и Шенти, не сговариваясь, подошли к окну и стали смотреть сквозь переплетения стеблей, что будут делать большецы.
        Большецы были одеты в кожаные штаны, замшевые рубашки и кожаные с меховой оторочкой накидки. Длинные волосы большецов были завязаны сзади на манер конского хвоста. На поясах у них висели длинные ножи; у двоих к сёдлам были прицеплены луки и тулы со стрелами.
        - Слушай, а почему они такие маленькие? - спросил Фонси шёпотом.
        - Это совсем ещё молодые большецы, - ответил Шенти. - Дети.
        - Дети? - изумился Фонси. - Кто их одних пустил в Пустоград?
        - Тише, тише, послушаем, что они говорят, - сказал Шенти и для чего-то сорвал со стены пучок перепутанного плюща.
        Большецы тем временем спешились и заспорили.
        - Я точно тебе говорю, Торн, я видел кого-то на башне. А потом я слышал цоканье копыт.
        - Тебе показалось, Лунг, - тот, кого назвали Торном, вытащил нож и повертел им перед носом товарища. - Видишь, клинок не светится, значит, орков поблизости нет.Так это могут быть и не орки, - возразил Лунг.
        - А кто? - усмехнулся Торн, пряча нож в ножны. - Половинцы, что ли?
        Третий болыпец ухмыльнулся.
        - Половинцы, кто же ещё! Вот только половинцев тут и не хватало, - он надул щёки, выпятил живот и начал переваливаться с ноги на ногу, - Бу-бу-бу, сейчас как раз время второго завтрака! Бу-бу-бу, как бы мне не лопнуть!
        Торн и Лунг захохотали, складываясь вдвое и хлопая себя по бёдрам.
        - Кто такие половинцы? - спросил Фонси, думая про себя, что время близится к обеду, а второй завтрак они давно пропустили.
        - Мы, - сердито буркнул Шельмец. - Это значит «недомерок ростом в пол-большеца». Ну погодите у меня... - он принялся рыться по карманам.
        - Шшшш! Шенти, не делай глупостей!
        - Я глупостей не делаю, - отрезал Шельмец, извлекая из кармана ладный берестяной чехольчик. - Ай!
        Стоящему неподалёку Пегому, видимо, что-то попало в нос - пони чихнул и громко фыркнул. Шенти подскочил на месте от неожиданности. Снаружи большецы перестали смеяться.
        - Что это было? - спросил Лунг.
        - Кто-то рычал, что ли, - промолвил третий парнишка, чьего имени ещё никто не назвал.
        - Здесь могут быть и не только орки, - хмурясь, сказал Торн. - Медведи могут быть, а то и тролли от солнца прятаться в пустых домах.
        Мальчики беспокойно заозирались.
        - Ну, сейчас вы у меня попляшете, - пробурчал Шенти, вынимая из берестяной коробочки две половинки яичной скорлупы.
        - Шенти, нет!.. - только и успел крикнуть Фонси.
        - А вот чего ещё было, джентльхоббиты. Как-то раз молодой Ферди Крякинс из Ивовой Низины - знаете его, нет? - решил жениться и прикупил себе за рекой ма-аленькии хуторок. И всё хорошо, да только там такие сложности были с землёй, что даже хоббитонский стряпчий не распутает. И примыкал к его землям славный прудик, болотистый такой. А хозяином пруда был старый хрен Шебри Ройдавай, и совсем он этим прудом не пользовался. А Ферди только и мечтал, чтобы купить этот прудик и развести там гусей да карасей. Пошёл он к Ройдаваю, а тот возьми да и заломи за пруд два гроша!
        - За пруд? Что там, эль был вместо воды? - хмыкнул рыжий Бонго Бигмеус.
        - Ах, если бы! - мечтательно улыбнулся Шенти. - Нет, вода, и довольно-таки мутная. Двух грошей у Ферди не было, он только что за хутор двенадцать грошей выложил, так что был он весь из себя скучный. А старый Шебри, как назло, стал каждый вечер притаскиваться на пруд и сидеть там с удочкой.
        Шенти затянулся трубкой и продолжил:
        А поскольку Ферди мой хороший приятель, а старик Ройдавай меня как-то раз отстегал в детстве крапивой, то я решил Ферди помочь. Сделал себе вот такие вот глазки, - Шенти извлёк на свет половинки скорлупы с нарисованными зрачками и просверленными дырками для глаз, - обмазал их мучным клеем для прочности и залёг там, в пруду, на дальней стороне от того места, где Ройдавай сидел с удочкой.
        - A-а, помню! - обрадовался Табби Заступ. - Это когда пошёл слух, что в устье Ширейки появилось пучеглазое чудище!
        - Да-да! - кивнул Шенти. - Это как раз было там, где Ширеика сливается с Чертополошником. Эх, братцы, видели бы вы лицо Ройдавая, когда я показался ему с той стороны пруда. У него глаза стали вот точно такими же! И через два дня он продал эту несчастную лужу за десять пенсов и ещё спасибо сказал Крякинсу.
        Шенти вставил скорлупки в глаза, оскалил зубы и оглядел присутствующих. Вид его был настолько потешен, что никто не смог удержаться от хохота, даже Морти Лапошлёп, приходящийся Шебри Ройдаваю четвероюродным племянником...
        - Шенти, стой!..
        Но Шенти уже вставил скорлупки в глаза, нахлобучил на голову копну содранного со стены плюща и вышел из развалин, втянув голову в плечи и угрожающе подняв руки.
        - Уууу-ыыыыы-эээээН - низким, как из кувшина, голосом, провыл он. - Ы-ыыыы-уууу-аааа!
        Будь на месте трёх маленьких большецов Шебри Ройдавай, или даже и сам Фонси - пожалуй, кто угодно из знакомых Фонси, кроме разве что батюшки или Гэндальфа, затея Шельмеца непременно увенчалась бы успехом, так он был страшен.
        На какое-то мгновение трое оцепенели, потом отшатнулись. Потом - пришли в себя и перешли к действиям.
        Торн и третий большец выхватили ножи и побежали навстречу пучеглазому лохматому чудовищу. Лунг сорвал с седла лук. Шенти развернулся и бросился бежать.
        - Стойте! Не стреляйте! - закричал Фонси, выбегая на площадь, но Лунг успел натянуть на лук тетиву и, увидев нового врага, выстрелил. Стрела просвистела над головой Фонси и вонзилась в плющ. Фонси взвизгнул и побежал следом за Шельмецом. Ещё одна стрела просвистела мимо уха Фонси и сбила с головы Шенти зелёные космы. Под ногой Фонси хрустнула яичная скорлупка.
        Молодой Тук никогда не думал, что может так бегать. Тело словно никогда не знало усталости: быстрые ноги несли его по каменным плитам вдоль улиц Пустограда. «Вниз нельзя, там озеро» - подумал хоббит. Сзади приближался топот трёх пар ног - Лунг, конечно же, не мог не присоединиться к погоне.
        Бегущий впереди Шенти вдруг приостановился, и когда Фонси поравнялся с ним, махнул рукой вправо, а сам побежал налево. Фонси оглянулся: на него бежал Торн со свирепой улыбкой на раскрасневшимся лице; в руке мальчишка сжимал отсвечивающий синевато-белым кинжал. Хоббит свернул направо, в узкий переулок, и припустил с новыми силами, то и дело сворачивая в какой-нибудь новый переулок, надеясь только на то, что следующий не окажется тупиком.
        ...В правом боку безжалостно кололо, ноги болели, дыхания не хватало. «Упаду», - подумал Фонси, - «упаду, пускай убивают. Сил больше нет». С отчаянным, сдавленным воплем «Пощадите!!» он остановился и обернулся назад.
        Сзади никого не было.
        Хоббит прислонился к стене и начал медленно сползать по ней вниз, держась за бок и пытаясь перевести дыхание. В горле что-то дрожало, вдохнуть никак не получалось. В висках оглушительно стучало. С огромным трудом переведя дух, Фонси сел. Было тихо, даже птицы молчали.
        Фонси смутно припоминал, что топота ног за спиной не слышал уже давно, а бежал просто от страха. Вероятно, все три большеца погнались за беднягой Шенти. И что? Не могли же дети его зарезать. Добрый старый Шенти, наверняка он уже объяснился с мальчишками, и они успели стать лучшими друзьями.
        - Надо пойти и поискать их, - сказал хоббит сам себе. - Только вот один вопрос - куда?
        Тут-то он и сообразил, что заблудился совсем один в пустом городе.
        ...Свет заходящего солнца едва пробивался сквозь толщу зеленоватой воды. Волна вздымалась кверху;[15 - Памятник, изображающий последний день Нуменора, затонувшей прародины дунедайн - арнорцев и гондорцев, был создан в самом начале Третьей эпохи, простоял три тысячи лет и стоит до сих пор. Теперь, разумеется, его каждый год подновляют и чистят.] её пенистый гребень навис над хоббитом - вот-вот холодный поток обрушится сверху, проволочёт по камням, раздавит зелёной прозрачной тяжестью...
        Фонси потряс головой и оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что находится в безопасности. В древнем здании было сухо, словно в пивной бочке после дня рождения Большого Тука. Волна была сделана из какого-то полупрозрачного зеленоватого камня и вставлена в покатый купол, словно оконное стекло. Морская же пена представляла собой хрустальную груду, слепленную из отдельных кусочков: несколько осыпалось на пол. Хоббит подобрал три прозрачных хрустальца, шестигранных и продолговатых, и спрятал в карман.
        Рядом с большой волной на стене были видны волны поменьше, выложенные из мелких лощёных камешков, тоже кое-где повыпавших. Наверху, на жёлто-багровом небе были выложены очертания каких-то больших птиц с распростёртыми крыльями. Сзади же, откуда Фонси пришёл в это странное сооружение, напоминающее круглый холм, каких много было в Тукборо, были точно так же выложены из камешков стены и крыши неведомого города, накрытого бушующей грозой - из тёмно-серых туч прямо в город ударяло несколько молний.
        Фонси встал посреди пустого зала, разглядывая картину. Он бродил по городу больше часа, пытаясь вернуться туда, откуда прибежал, но никак не мог найти дорогу. Блуждая то среди груд камней, то среди зарослей кустов и деревьев, то среди целых или полуобвалившихся домов, он наткнулся на этот купол тоски - другого названия Фонси придумать не мог. Вся картина навевала грусть, уныние и чувство неведомой утраты: хотелось оказаться там, в этом городе, на этой печальной земле, взглянуть наяву на грозовые тучи, на невиданных огромных птиц - и грудью встретить набегающую волну, и умереть без страха и жалости, зная, что пришло время. Это ощущение тоже было новым - Фонси редко случалось задумываться о смерти, а если и случалось, то в мыслях этих жил страх. Сейчас его не было.
        Постояв на месте, хоббит успокоился. Нужно просто выйти на достаточно просторное место, может быть, подняться повыше - и оттуда наверняка можно будет увидеть башню. А потом - просто идти в ту сторону. Легче лёгкого.
        - Спасибо, - сказал Фонси, обращаясь не то к волне, не то к птицам, не то к грозовому городу. - Я пойду.
        На улице начинало темнеть и холодать. Поёживаясь, Фонси трусил по каменной мостовой, перескакивая через корни деревьев. Заметив краем глаза что-то знакомое, он остановился.
        На каком-то возвышении, спиной к Фонси, стоял, подбоченясь, Шельмец Северян-Тук: очертания его головы и туловища чётко выделялись на светлом ещё небе.
        - Не видит меня, - сказал сам себе Фонси. - Ну сейчас я на тебе отыграюсь за дурацкие шуточки!
        Подкравшись к неподвижно стоящему Шенти, молодой Тук прыгнул на него сзади, рассчитывая повиснуть у него на плечах и свалить наземь, как в детской потасовке. Но Шенти не шелохнулся. Он остался стоять неподвижно, а Фонси взвыл от неожиданности и боли - всем телом он ударился о неожиданно твёрдого и холодного Шельмеца. Не удержавшись на его скользких плечах, хоббит соскользнул наземь и по дороге ещё ударился носом о твёрдый каменный локоть. Брызнула кровь.
        - Ай! - Фонси зажмурил вмиг налившиеся слезами боли глаза, а рукой схватился за нос. - Больдо!
        Проморгавшись, ушмыгнув кровь и убедившись, что нос не сломан, Фонси поднялся на ноги. Шельмец, каким-то недобрым чудом обращённый в камень, так и стоял на одном месте. Фонси обежал его вокруг и заглянул в лицо.
        Он вздохнул с облегчением - это был не Шенти. Если каменный хоббит[16 - Сейчас эту статую в Аннуминасе называют просто «Фродо», хотя она явно стояла там задолго до Войны Кольца. Одна из теорий, объясняющих происхождение подобных статуй, изложена в начале пятой главы, однако относительно «Фродо» интересен тот факт, что он, во-первых, стоит посреди города, а во-вторых, в то время, когда в Аннуминасе жили люди, Шира, как такового, ещё не было.] и походил на кого-то знакомого, то разве что на братца Барри. Изваянный из того же камня, что и пустоградская башня, он стоял, чуть наклонив голову и с одобрительной хозяйской улыбкой обозревал густые заросли кустарника перед собой.
        - Родич... - восхищённо-уважительно протянул Фонси. - Родич! - он погладил истукана по каменному локтю. - Что ты здесь делаешь, родич, как тебя занесло сюда?
        Каменный хоббит ничего не ответил, чему Фонси не удивился. Но тут послышался голос, и это был самый прекрасный голос на свете. Фонси встрепенулся, хлопнул изваяние на прощанье по плечу и пустился бежать по улице в направлении этого самого голоса. Горошек соскучился по хозяину и с пустынную башенную площадь оглушительным тоскливым рёвом.
        Вот и площадь, вот и башня, вот и дом, где привязаны Горошек и Пегий. И Шенти, должно быть, уже ждёт внутри.
        Фонси добрался до двери в дом и юркнул внутрь. Шенти не было. Горошек приветствовал хоббита радостным рёвом, а Пегий дружелюбно фыркнул.
        Фонси извлёк из перемётной сумы светильник, нашарил в кармане спички и зажёг его. При тусклом свете нашёл мешок с овсом и бурдюк с водой; накормил и напоил животных. Услышал стук лошадиных копыт снаружи и вдруг похолодел.
        Лошади. Все три лошади до сих пор бродили по площади - значит, на них никто не уехал. Даже если бы случилось самое страшное, и молодые большецы убили или ранили Шенти, - они бы давно вернулись к лошадям и уехали отсюда. Вряд ли они станут искать Шенти до темноты, если он убежал и спрятался. Значит, и Шенти, и мальчики исчезли бесследно...
        Дрожа от страха, Фонси достал из сумки банку варенья и хлеб, отрезал гномьим ножом два толстых ломтя, густо намазал их вареньем и наконец-то пообедал - или поужинал, всего-то второй раз за день. Попил воды из бурдюка и снова успокоился.
        - Утро вечера мудренее, - сказал он Горошку. - Надо достать плащ и лечь спать.
        Спал он на удивление крепко - дала себя знать усталость.
        Проснувшись, приведя себя в порядок и накормив животных, Фонси вышел на площадь, где обнаружил, что из трёх лошадей там осталась только одна.
        Утром Пустоград был гораздо менее страшен - ярко светило солнце и чирикали какие-то птички.
        - Хорошо, - сказал птичкам Фонси. - А что делать дальше? Шенти мне собирался рассказать всё, что знает о дорогах к северу отсюда, а теперь он сам куда-то пропал.
        Лошадь подошла к хоббиту совсем близко и фыркнула. Фонси потрепал её по морде и снова задумался.
        - А с тобой что делать? - спросил он у лошади. - Ну, уздечку я с тебя сниму, удобнее пастись будет. И, знаешь что, седло я с тебя тоже сниму. Больно ты с ним несчастно выглядишь.
        Разговаривая с лошадью, хоббит зашёл ей под брюхо и возился со сбруей, пока седло не сползло со спины лошади и не упало на землю.
        - А вот это я, пожалуй, позаимствую, - сказал Фонси, отцепляя от седла лук и тул. - Как раз мне по росту. А седло затащу в башню. Чтобы дождём не попортило.
        Порывшись в кошеле, он достал из него на полпенса медяков - хороший ширский лук со стрелами больше не стоил - и высыпал их в кожаную сумку, прицепленную с другой стороны седла.
        - Так, - продолжил хоббит свои рассуждения. - Если сегодня до полудня Шенти не вернётся, то значит, с ним что-то случилось. Надо будет ехать его искать. А что делать с Пегим? Взять с собой заводной лошадью - а что, если мы с Шенти не встретимся или разминёмся по дороге? Оставить здесь - а что, если Шенти не вернётся? Бедняга помрёт с голоду. Отпустить? А вот хотел бы я знать, куда он побежит, если его отпустить? Хм...
        Фонси покопался в своих сумках и извлёк на свет походный пенал и несколько листов бумаги. На одном из них он подробно изложил всё, что случилось с ними в Пустограде. На другом - написал письмо Лилии, сложил его, надписал адрес и запечатал. Оба письма положил в чересседельную сумку Пегого.
        - Беги обратно на заставу, - велел он пони, - а там ширрифы пускай прочтут письмо и приедут сюда большим отрядом искать Шенти.
        Фонси долго ездил по улицам на Горошке, громко звал Шенти, заглядывал в развалины домов, но не нашёл никаких следов и ничего не услышал. Поднялся на башню, но никого сверху не увидел, кроме дикой свиньи с полосатыми поросятами, неторопливо роющихся в земле между четырёх колонн, так глубоко ушедших в почву, что остались от них одни торчащие верхушки. Шенти нигде в городе не было.
        Фонси пристально смотрел с башни во все стороны, и ему показалось, что на севере к небу поднимается едва заметная тонкая струйка дыма.
        - Поехали туда, - промолвил Фонси, спустившись с башни и гладя Горошка по серой шее, - вдруг Шельмец убежал на север и теперь жжёт там костёр?
        Выехав из города через узкие воротца на северо-западе, Фонси обнаружил некую трудность. На севере от Пустограда лежало озеро - кажется, оно называлось Вечерним. К востоку же, как Фонси видел ещё с башни, из озера вытекал Бренди-да-вин.
        - Придётся ехать вдоль озера на запад, а потом на север, - сказал Фонси Горошку, оглянулся напоследок на Пустоград и тронулся в путь.
        Фонси ехал вдоль берега озера. Дорог здесь, как и обещал многомудрый Марципан Бубль, никаких не было, но «осёлька» это ни капли не смущало: он легко карабкался по холмам. Отличный был вид на озеро с холмов: гладкая, тёмная поверхность воды докуда хватало глаз и лес, растущий по берегам. Кое-где деревья начали желтеть и краснеть, и это делало вид ещё красивее. Вот только никаких признаков того, что здесь недавно проходил Шельмец или вообще кто угодно, Фонси так и не увидел.
        Хоббиту захотелось размяться; он слез с ослика и пошёл пешком, ведя Горошка в поводу, опираясь на батог, словно на посох. Слой опавшей хвои приятно пружинил под ногами.
        - Эй! - послышался окрик откуда-то слева. Фонси повернулся на голос, перехватывая батожок поудобнее.
        - Эй, малыш! - огромный большец широкими шагами приближался из леса к Фонси. На голове большец носил нескладную войлочную шапку, а одет он был в овчинную безрукавку мехом внутрь поверх длинной рубахи. На поясе большеца висело с полдюжины мешочков и кисетов, а впридачу - длинный кривой нож. - Что ты делаешь совсем один в этих краях?
        Фонси остановился, взяв батог наперевес.
        - Не подходите, добрый человек, - предупредил он. - Ступайте себе своей дорогой, Глухомань большая.
        - Да что ты, малыш, боишься, что ли? Где твой папа? - большей зорко огляделся по сторонам. Глаза у него были ярко-синие, лучистые. Широко улыбаясь, он приблизился к Фонси. От улыбки на плохо выбритых щеках большеца появились ямочки.
        - Не подходите, - Фонси принял боевую стойку, крутанул батог так, что он свистнул в воздухе.
        - Нету папы? - ласково кивнул большей и шагнул вперёд.
        Хороший удар окованного батога легко разбивает коленную чашечку, неважно, хоббит ты или большец. Перебить голень тоже ничего не стоит. И то и другое - очень больно. А есть ещё запретные удары, их можно отрабатывать только на соломенном чучеле - под ложечку, в кадык, в висок. Большой Тук хорошо учил своих сыновей. Фонси ударил - резко, правильно, в прыжке.
        Батог сам собой больно вывернулся из пальцев хоббита, взлетел высоко в небо и вернулся откуда-то сбоку и сзади, звонко треснув Фонси по голове. В ушах хоббита зазвенело, лес куда-то качнулся, и наступила ночь.
        
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        в которой наш герой выясняет, что может не копать
        - ..Давно, когда ещё и Шира-то толком не было, молодые хоббиты - как правило, младшие сыновья и добери, кому мало доставалось наследства, - ходили к большецам на заработки.
        - Могу копать, могу не копать? - улыбнулся Фонси собеседнику.
        - Да, - ответил тот. - Это тех времён присказка, так говорил хоббит, когда приходил наниматься на работу. «Могу копать» - значит, может работать садовником или огородником, «могу не копать» - значит, поваром или пекарем. «Могу копать, могу не копать» - значит, на все руки мастер.
        - Большецы, - продолжал собеседник, - нас ценили. Нанять хоббита было недёшево - когда большецы про кого-то говорили «у него в доме дюжина перианов», имелось в виду, что сад у него роскошный, кормят гостей вкусно, и сам он большей, зажиточный. А чтобы похвастаться, что за садом смотрят перианы, или просто сделать вид...
        - А кто такие перианы? - спросил Фонси.
        - Мы, - отозвался собеседник. - Это значит - полурослый человек, в два раза ниже большеца. Правда, мерилась эта половина по артедайнцам, а они среди большецов самые высокие. Бывают большецы только на треть или на четверть выше хоббита. Ну так что они делали, чтобы похвастаться, что у них хоббиты работают?
        - Ставили в саду изваяние хоббита... - собеседник протянул руку, и холодные пальцы его крепко схватили Фонси за запястье.
        Фонси дёрнул рукой и открыл глаза. Во сне он откатился от сопевшего рядом мальчика-большеца и слишком натянул цепь. Позвякивая цепью, хоббит перевернулся на другой бок и уснул снова. Он спал беспокойно, мучаясь от холода и пытаясь свернуться в клубок, ему снилось что-то страшное, но собеседник с лицом пустоградского каменного хоббита больше не посещал его.
        Завтрак был обычный - комок твёрдо-слизистой каши из неизвестной крупы, успешно заменивший ощущение тянущей пустоты в желудке ощущением того, что там находится и перекатывается туда-сюда средней величины камень. А потом - снова идти. Фонси с его мозолистыми хоббичьими подошвами было хорошо, а многие его товарищи по обозу сбили себе ноги в кровь.
        Впрочем, настоящих товарищей Фонси здесь не имел. Маленькие большецы - их было здесь больше двух дюжин - знали каким-то чутьём, что Фонси - не ребёнок, как они. На первом привале у него попытались отобрать кашу, но хоббит так отпихнул самого наглого мальчишку, что тот отлетел на несколько шагов назад, докуда позволила цепь. С тех пор с Фонси не связывались.
        Дети все были разные. Одни - светловолосые; другие - смуглые и черноволосые, и словно бы прищурившиеся; третьи - белокожие и рыжие; четвёртые - и вовсе странного вида, с низкими лбами и скошенными подбородками, но всё равно не такие страшные, как пятые, серокожие и зубастые. Большинство были мальчики. Одна из немногих девочек была прикована к общей цепи неподалёку от Фонси; вот кому приходилось хуже всего - ей было тяжело идти, кашу у неё часто отбирали, а по ночам Фонси слышал её плач. Иногда хоббиту удавалось заступиться за девочку - он заслонял её собой и смотрел на обидчика исподлобья - подойти к нему не смели.
        - Пхри! - раздался голос надсмотрщика, и обоз начал подниматься, чтобы тронуться в путь. Где-то впереди запрягали лошадей, поправляли вьюки и проверяли сбрую; на незнакомом языке перебранивались стражники - их было, как прикинул Фонси, с десяток.
        Дети поднялись последними. Длинной и печальной вереницей, прикованные кто за левую, кто за правую руку к одной общей цепи, они тронулись в путь. Сзади ехали два стражника на низкорослых мохнатых лошадках, почти пони. Они лениво переговаривались между собой всё на том же непонятном шипяще-хрипящем языке.
        Стражники тоже были разные, разве что низколобых среди них не попадалось. Было трое или четверо с тёмносерой кожей и сильно выступающими зубами - Фонси сомневался в том, что они вообще люди.
        Обоз медленно полз по размытой дождями тропе между холмов. Фонси потуже затянул пояс - из одежды у него отобрали только плащ; штаны, рубашку и жилет оставили, даже в жилетных карманах не порылись - и забылся, смотря невидящими глазами в спины прикованных детей, думая только о следующем шаге. В такой полудрёме он шёл, слушая незнакомый говор болыпецов.
        - Ситт скръфън ндерьф, йпильтсук нкъторрм ситт. Идьт мымырч, грьтму уптошш. Ушшл, а скръфънъдъплилсук и грхнльсь. Смтритыр чувсльд игрьт кльдундако!
        - Ах-ха-ха-ха! Кльдундако!
        Хоббит усмехнулся. Эту шутку в Шире рассказывали про Гэндальфа и арчетца (или брийца). Впрочем, в Бри и Арчете про широких хоббитов ходили не менее забавные присказки, вроде загадки «почему ширцы простокваши не пьют»...
        Фонси застыл на месте. То есть, левая нога Фонси застыла на месте, а правая продолжала идти и вскоре наткнулась на левую. Хоббит споткнулся и с трудом удержался на ногах, сильно дёрнув за цепь.
        - Тъшо! - гаркнул стражник. - Протк захътър?
        И это Фонси тоже понял. «Ты что, плётки захотел?» - сказал ему стражник. А до этого рассказывал старую шутку про отпиленный сук, но только вместо арчетца и Гэндальфа там действовали какие-то «скръфън» и «ырч».
        Хоббит втянул голову в плечи, чтобы не получить, чего доброго, плёткой, и продолжил идти. Впервые за эти несколько дней - сколько точно, он не знал, первый день или два, а может быть и три, превратились в его памяти в серый и мокрый, как каша, слипшийся комок времени - впервые он обрёл ощущение настоящести происходящего. Теперь у него появилось занятие - слушать.
        Язык обозников[17 - Описан так называемый Нордрон, общий язык народов Севера, на котором и сейчас на севере Арнора многие говорят. Считается, что он произошёл от смешения Вестрона с языком северных орков и был основным языком Ангмара.] был очень похож на Западный Всеобщий: предложения строились точно так же и одинаковых слов было десяток на дюжину, вот только произносились эти слова, как будто говорящий держал в зубах суковатую палку, да ещё при этом тяжко маялся насморком. Кое-какие звуки отсутствовали вовсе, зато «р» и «х» было несколько разных видов. Фонси прислушивался и к детям, и к стражникам и скоро стал понимать почти всё сказанное. Не то чтобы там было много чего понимать - стражники в основном беседовали о деньгах, выпивке и женщинах (тут было больше всего незнакомых Фонси слов), а дети пугали друг друга и самих себя рассказами о том, куда и для чего их ведут. Самыми распространёнными были страшилки о том, что их ведут на съедение ужасному чудовищу, и о том, что их всех заставят крутить на затерянной пустоши огромный мельничный ворот, пока в живых не останется кто-то один, а из этого
одного потом сделают великого воина, потому что он здорово поднаберётся силы, вращая ворот. Из разговоров стражников Фонси узнал, что обоз движется на север, и конечная его цель - место под названием Кардунское Зимовье.
        Узнав, что обоз и так идёт на север, Фонси даже успокоился. В конце концов, так его не загрызут по дороге дикие звери, и не убьют разбойники.
        Он перестал считать дни. Голод и боль во всём теле от спанья на голой земле, мерное позвякивание цепи, плач детей, чёрные холмы на серой завесе неба - всё было одинаково. Даже погода не менялась - холодный туман от озера утром, а днём - или постоянная морось, или редкие дождики.
        Несколько раз Фонси видел большеца, ударившего его тогда по голове. Большеца звали Роръхън, он был начальником стражи и сыном старого Кърмахъна, хозяина каравана. Из обрывков разговоров на привалах Фонси узнал, что Кърмахън каждое лето выходит из Кардуна[18 - Сейчас этот город называется Кир-Форност, а в старину именовался Карн Дум и был столицей Ангмара.] и следует вдоль берега, торгуя с какими-то племенами, а потом делает крюк и поздней осенью возвращается в Кардун на зимовье. Детей он, как получалось, тоже покупал по дороге, наравне с прочим товаром. Кърмахън старый и хитрый, говорили про него стражники - он знает, когда и где следует идти, чтобы не наткнуться на таркъров. Каждый год весной Кърмахън и Роръхън вдвоём уходят на разведку и по возвращении знают, где будут кочевать в этот год таркъры и какими тропами лучше всего вести обоз. Что такое таркъры, Фонси не знал.
        - Это же таркър? - прозвучал над головой хоббита голос Кърмахъна, и Фонси проснулся. За его спиной, совсем близко, он услышал чьё-то хриплое дыхание.
        - Не твоё дело. Может и таркър, - ответил незнакомый, чуть сипловатый и угрожающий голос. - Твоё дело довести его до Кардуна.
        - В Кардуне, - раздался третий голос, низкий и гулкий, как будто из бочки говорили, - ты продашь его либо одному из нас, либо тому, кто скажет, что его послали мы двое. И всё, больше тебе ничего знать не надо.
        Фонси заворочался и чуть приоткрыл глаза. В отсветах костра он увидел Кърмахъна и двух... нет, всё-таки это были не большецы. Один высокий и тонкий, похожий на хлыст, другой - низкий и широкий, смахивающий на очень высокорослого хоббита, - если хоббита одеть в кожаный доспех с железными клёпками, кожу выкрасить бурой глиной, а во рту вырастить пару клыков толщиной с палец. Оба были клыкастые и длиннорукие, с глазами, сдвинутыми назад к вискам. От обоих неуловимо веяло опасностью. Орки, решил Фонси.
        Все трое говорили на северном наречии, но Фонси уже совсем хорошо его понимал.
        - Это таркър, - сухо отметил Кърмахън. - Я их иногда беру или покупаю, чаще всего через вторые-третьи руки. Но таркър, которого ко мне посреди ночи притаскивают Кончаг и Кзаг - это не простой таркър. И если его захотят выручить...
        Высокий орк шагнул вперёд и схватил хозяина обоза за одежду на груди, так что старик едва устоял на ногах.
        - Ты что, не слышал, что Кончат сказал?
        - Погоди, Кзаг, - произнёс толстым голосом низкорослый орк. - Объясни ему, пускай он не боится. Никакой погони за твоим обозом не будет, старик.
        - Погоня будет за нами, - покивал головой Кзаг, отпуская Кърмахъна. - А пока таркъры гоняются за Кончагом и Кзагом по всей Глухомани, ты спокойно доставишь мальчишку в Кардун.
        - А уж мы тебя не обидим. Вознаградим щедро, - заверил Кърмахъна Кончаг.
        - Вот, возьми задаток, - Кзаг протянул Кърмахъну какой-то длинный свёрток. - За этот ножик в Кардуне тоже щедро заплатят.
        - Только смотри, чтобы тебя с этим ножиком не застукали какие-нибудь уруки, - вставил Кончат. - Продавай только людям и только кому-нибудь издалека.
        - Нам пора, - сказал Кзаг. - До встречи на Зимовье, старик.
        - До встречи, - буркнул Кърмахън, разворачивая свёрток. Когда Фонси разглядел, что было в свёртке, он чуть не сел от удивления. В руках старика мерцал бледно-голубым светом длинный, чуть расширяющийся посередине кинжал с витой рукояткой. Фонси был уверен, что где-то уже видел этот кинжал.
        Хоббит перевернулся на другой бок, как бы во сне, и осторожно посмотрел, кто это так хрипло дышал. Его подозрения оказались справедливыми. Рядом с Фонси на земле, прикованный к цепи следом за хоббитом, лежал мальчик-большец, ещё недавно - или уже очень давно, Фонси сбился со счёта дней - гнавшийся за Фонси с кинжалом по улицам Пустограда.
        Торн открыл мутные глаза и посмотрел на Фонси.
        - Ешь, - сказал хоббит и сунул мальчику в рот ложку с кашей. - Скоро идти.
        В своё время Фонси помогал нянчить маленькую Мирабеллу, а потом маленького Гарри, когда матушка умерла. Так что опыт у него был немалый. Тем более, что парень лежал и не дёргался; не хватал Фонси за волосы и не пытался выковырять глаза. А Исенгар, когда ему было года четыре, ткнул Фонси в лицо вилкой и продырявил любимому братцу верхнюю губу. Нет, большей вёл себя гораздо приличнее.
        - Тебя что, не кормили совсем всё это время? - спросил Фонси и зачерпнул, брякая цепью, ещё одну ложку каши. Скоро надо было опять подниматься и идти, а хоббит не знал, сможет ли ходить большей - уж очень тот был слаб.
        - Кормили, - неожиданно отозвался мальчик. - Только мало и всё на ходу. Где я?
        - Глухомань, - услужливо подсказал Фонси. - По дороге на какую-то Кардунскую зимовку.Это что, невольничий караван?Да.
        Торн вскочил на ноги и ожесточённо дёрнул цепь. Цепь не поддавалась, тонкий обруч наручника врезался в кожу. Торн рванулся ещё раз, и ещё. На него начали оглядываться.
        - Перестань, - сказал Фонси. - Не сейчас. Сейчас надо поесть. Сам удержишь ложку?
        - Не надо мне никакой ложки, половинец! Лучше умереть, чем жить рабом! Клянусь Гламдрингом, я...
        - Сиди тихо! - рассердился Фонси. - Стражник идёт!
        Стражник действительно подошёл и многозначительно поиграл плёткой. Торн дёрнулся ещё несколько раз, но поняв, что ничего у него не выйдет, злобно покосился на стражника и уселся на землю рядом с Фонси.
        - Меня одного притащили? - спросил мальчик.Одного, - ответил Фонси, доедая свою кашу.
        - Значит, Лунга и Бера убили... - большец ударил кулаком по земле. - Всё из-за вас, половинцев!.. - он повернулся к Фонси, - ...Ты! ты там был, я тебя видел! Из-за тебя!..
        - Что из-за меня? - не понял Фонси. - Я-то тебе что сделал?
        Цепь дёрнулась - пора трогаться в путь. Всю дорогу Торн тащился следом за Фонси и рассказывал ему, что это он, Фонси, виноват в его, Торна, теперешнем положении, а также в смерти Лунга и Бера. Из слов мальчика Фонси составил себе примерную картину произошедшего.
        Потеряв из виду Фонси, мальчики продолжили погоню за Шельмецом до самых городских ворот, где Шенти юркнул в кусты и исчез - молодец, Шенти! Поглощённые поисками хоббита, молодые большецы не заметили, как на них напали. Перед Торном внезапно оказался толстый приземистый орк - вероятно, Кончат, подумал Фонси - и стукнул мальчика по голове. Следующие несколько дней прошли для Торна, вероятно, как в сплошном лихорадочном бреду: его волокли на себе, перекидывая с плеча на плечо, передавая из рук в руки, время от времени роняя на землю. В сознание он приходил во время дороги редко и ненадолго.
        Резкий звук рога донёсся откуда-то из головы обоза, и Торн врезался прямо в спину остановившегося Фонси. Хоббит развернулся и схватил мальчика за плечи.
        - Когда мы с Сумбо гонялись по всей норе за котом и разбили матушкину супницу, то батюшка надрал задницу вовсе не коту, а Сумбо и мне, - сказал Фонси, глядя снизу вверх в лицо Торну. - Если твои друзья убиты, в их смерти виноваты только их убийцы, и никто больше. Понял?
        - Что ты знаешь об убийцах и убийствах, половинец?
        - То, что меня не так давно чуть не застрелили из лука, а потом чуть не закололи кинжалом. - Фонси толкнул Торна ладонями в грудь. - И запомни, я тебе не половинец! - он вытянулся во весь рост, стараясь казаться выше. - Я периан!
        Торн отступил на шаг и как-то весь осунулся, ссутулясь и опустив руки. Постояв так, мальчик опустился на землю и закрыл лицо руками. Плечи его задрожали.
        - Смотри, вон твой муж, - издевательски сказал сосед Фонси светловолосой девочке. - Такой же плакса, как ты.
        Он говорил на северном наречии и не слишком разборчиво - во рту у него недоставало зубов, - но Фонси его понял.
        - Кашу мне отдашь, поняла? А то опять побью, и этот толстый увалень тебе не поможет, - дружелюбным голосом сказал мальчишка.
        Фонси похолодел. Вот почему он последние пару дней не слышал, чтобы с девочкой говорили грубо. Маленькие поганцы обманули его, зная, что он не понимает языка и может только различить угрозу или презрение в голосе. Но кого это мальчик назвал толстым увальнем? Его, что ли?
        Девочка кивнула и опустила голову, так что упавшие волосы закрыли ей лицо.
        Фонси не знал, что делать. Заговорить с мальчишкой на северном наречии? И что сказать? Ай-яй-яй, нельзя? Или побить? Но он же ребёнок совсем, хоть и ростом с Фонси.
        - Прости, - раздался голос у хоббита за спиной, и Фонси обернулся. Торн смотрел на него красными глазами, но лицо его было сухим. - Меня Торн зовут, а тебя?
        - Фонси. Хильдифонс Тук.
        - А меня - Араторн, сын Арадора, внук Аргонуи. Прости, что мы тогда погнались за вами, - мальчик усмехнулся. - Мы просто очень испугались.
        - А ты прости Шель... Шенти, что он вас напугал. Мы сначала думали просто спрятаться.
        - А что этот сказал про меня? Я на их тарабарщине не понимаю.
        Фонси передал Торну слова соседа. Молодой большец шагнул вперёд, тронул соседа за плечо и, как только тот обернулся, ударил кулаком в нос. Пока ошеломлённый сосед в слезах утирал брызнувшую кровь, Араторн подошёл к девочке, обнял её одной рукой за плечо, ударил себя кулаком в грудь, а соседу и всем любопытным - посмотреть на то, что происходит, подтянулось человек пять прикованных поближе - этим самым кулаком погрозил.
        Бормоча проклятия, сосед попятился, обернулся к подошедшим поглазеть и прикрикнул на них, что смотреть тут не на что.
        - Не бойся ничего, - сказал Араторн девочке. - Я беру тебя под свою руку.
        Девочка посмотрела на него и в первый раз за всё время улыбнулась.
        С появлением в обозе Торна Фонси стало несколько веселее. Торн знал много сказок и былей и охотно рассказывал хоббиту разные случаи из жизни своих предков - вождей полукочевого народа таркъров или Разъезжей Стражи, или, как они называли себя сами, дунедайн. Девочка - она так и продолжала молчать - подсаживалась к ним поближе и тоже слушала - видимо, Западный Всеобщий был ей знаком.
        - Так ты говоришь, этот Малбет даже мечам судьбы предсказывал? - сказал Фонси, вытирая рот от каши.
        - Да, - кивнул Торн. - Например, меч моего дяди упокоится в могиле великого короля, а меч моего отца сразит древнее чудовище. Жаль только, что прежде того эти мечи уйдут из нашего рода.
        - Славно, - кивнул Фонси. - У нас никто никому ничего не предсказывал, разве что матушка, когда жива была, умела здорово предсказать урожай картошки. Или один раз Гэндальф...
        - Ты знаешь Гэндальфа? - удивился Торн.
        - Знаю, как не знать, - пожал плечами Фонси. - У нас его все знают. Вот помнится, недавно за завтраком...
        - Гэндальфа, - перебил Торн. - Старый такой волшебник, в сером плаще.И в шляпе, и с посохом таким корявым. Здорово умеет запускать огненные забавки. А что, бывает какой-то другой Гэндальф?
        Араторн ничего не ответил, но посмотрел на Фонси с большим уважением. Хоббит улыбнулся и завёл длинный рассказ о том, как молодой Геронтий Тук впервые повстречался с Гэндальфом Серым.
        По ночам теперь было очень холодно. Больших костров Кърмахън разводить не разрешал, и дети жались друг к другу для тепла.
        Фонси, как обычно, не мог заснуть и вслушивался в разговор часовых у крохотного костерка. Сейчас там сидел сам Кърмахън и поучительным голосом рассказывал что- то молодому охраннику, делящему с ним первую стражу.
        - ...никогда не связывайся ни с Кзагом, ни с Кончагом, и самое главное - никогда не становись у них поперёк дороги. Они служат Гългару Гундабадскому. Я видел их работу года два-три назад.
        - А что они наработали, дядя Кърмахън?
        - В одной деревне на берегу моря рыбаки выловили что-то из воды. Какую-то таркърскую кудесину, стародавнее колдунство. И давай рядить, куда девать её. Кто-то проболтался об этом деле на Зимовье, и дошло до Гългара. Когда Кзаг и Кончаг туда пришли, то кудесину отобрали сразу, старосте рыбаков выпустили кишки - зачем сам кудесину в Гундабад не отнёс - ну, это всё понятно, это порядок. А вот потом заставили они всю деревню искать в море ещё одну такую же кудесину - с чего уж они решили, что там ещё есть, не ведаю. И за каждую неудачную попытку резали по рыбаку или рыбачке. Извели так полдеревни, плюнули и ушли обратно в Гундабад.
        - А с остальными что стало?
        - А остальные, если бы не я, передохли бы с голода - мало их осталось, да и все большие лодки им Кзаг перепортил. А я как раз проходил тогда мимо с обозом и имел с собой на продажу мучицы, да ячменя, да сушёной зелени, да солёной оленины, да грибов - я у них на эти припасы скупил всех сироток, сколько было, да ещё несколько вдовиц забесплатно увязались с парнями.
        Кърмахън сладко потянулся и зевнул.
        - Это был мой лучший год. Сиротки нынче идут в хорошую цену, особенно мальчики. У меня всех взял торговец с юга. Так что учись, Банша, учись. Из всего можно извлечь хороший навар, так что всем будет хорошо. Сироткам хорошо - они с голоду не померли, а то - кто этих скрефенов знает - и в суп не попали. Скрефенам-рыбакам хорошо - не пришлось им ни с голода помирать, ни своих сироток кушать. Вдовицам хорошо - ну, ты мужик молодой, сам знаешь, как это бывает. И нам с парнями хорошо - я в том году два обоза сводил, очень славно приподнялся, и у парней двойное жалованье.
        Хозяин обоза пустился в длинные, и, скорее всего, весьма поучительные рассуждения о том, что, где и как можно продать или обменять повыгоднее. Фонси больше не прислушивался. Он лежал, чувствуя спиной тёплую спину Торна, и смотрел в темноту, и в голове его продолжали звучать слова «скупил всех сироток, сколько было», сказанные спокойным, чуть хвастливым голосом, как будто братец Грим хвалился удачно прикупленным пони.
        - Знаешь, почему мы плетёмся, огибая каждый холм? - спросил Торн, спотыкаясь и хватаясь за Фонси, чтобы не упасть, и тут же сам себе ответил. - А для того, чтобы нас не заметили. Если бы мы поднимались на холмы, нас было бы видно - небо-то светлое. Мой отец и дядя...
        - Я боюсь тебя огорчить, - пропыхтел Фонси, - но твой отец и дядя гонятся сейчас за Кзагом и Кончагом по ложному следу. Мы следов оставляем - будь здоров; если бы за нами была погоня, нас уже давно бы догнали.
        Дорога, по которой тащился обоз, огибала высокий холм - ещё совсем недавно Фонси назвал бы такой холм горой. Справа от дороги был крутой обрыв вниз, в заросший овраг; слева возвышался каменистый склон холма. Время близилось к привалу.
        - Вот увидишь, половинец, вот увидишь, - Торн прибавил шагу, - нас освободят со дня на день. Ты даже последний жирок не успеешь растрясти - когда я тебя видел в Аннуминасе, ты был куда потолще!
        - Я не половинец, - по привычке гордо заявил Фонси, - я периан. А похудел я и вправду безобразно - он на ходу охлопал себя по бокам, и вдруг его рука наткнулась на что-то твёрдое.
        - Вот оказия, - вслух удивился хоббит, - что это у меня в кармане?
        - Где? - спросил Торн.
        - В кармане, - сказал Фонси.
        - А что это такое?
        - Ты что, карманов никогда не видел? - удивился хоббит и вдруг вспомнил, что действительно, ни у кого в Глухомани - ни у самого Торна, ни у Кърмахъна с Роръхъном, ни у охраны в обозе - карманов на одежде не было. Всё своё добро они носили в привязанных к поясу или висящих на шее мешочках, кошелях и кисетах. - А ведь и правда...
        Хоббит запустил руку в карман - это был внутренний потайной карман жилета - и нащупал там плоский кожаный чехольчик.
        - Араторн, сын Арадора, - изрёк Фонси. - Если даже нас и не освободят твои соплеменники, мы убежим сами, в ближайшее же удобное время.
        - Молодец, Фонси! - Торн хлопнул хоббита по плечу. - Вот так и надо себя держать в плену.
        Они замолчали и прошли с полсотни шагов молча, потом Торн сказал:
        - Только я без неё никуда не побегу. Она из моего народа, она под моей защитой. Скверным я вырасту вождём, если брошу её.
        - Я понимаю, - кивнул Фонси. - Если ты сын правителя, с тебя и спросу больше всех, за всех тебе отдуваться приходится, если что не так.
        - Правильно говоришь, периан, откуда столько знаешь?
        - Всё-то тебе расскажи, дунадан. Много будешь знать, скоро состаришься.
        Спереди раздались крики, свист и ещё какой-то шум. Дети прошли ещё шага два-три и остановились в растерянности. Охранники-замыкающие - Роръхън и Банша - соскочили со своих лошадёнок, настороженно озираясь. Мимо вереницы детей проскакал один из обозных мулов, со звоном и грохотом рассыпая по дороге колья для палаток, котелки и прочую навьюченную на него утварь, включая топор и две лопаты. Крики впереди стали ещё громче.
        «Ну, сейчас как раз самое время», - решил Фонси, вытаскивая из кармана чехол, а из чехла - подарок гномов, и потянул за цепь, соединяющую его с Торном. Мальчик дёрнулся и удивлённо посмотрел на хоббита.
        «Рзы!» - сказал напильник, - «взы! Рррзы-взы!» Звено цепи, соединявшее наручник дунадана с общей цепью, лопнуло, и Торн шатнулся назад, свободный.
        Фонси перехватил напильник поудобнее, и - рзы-взы! рзы-взы! - освободился и сам. Сосед Фонси взглянул хоббиту в глаза и умоляюще протянул ему руку.
        Рзы-взы! рзы-взы! - спасибо, Дори! рзы-взы! рзы-взы! - спасибо, Нори! рзы-взы! рзы-взы! - спасибо, Ори! - дети столпились вокруг Фонси, путаясь в цепи, толкая друг друга, и хоббит пилил и пилил звенья, стараясь не задеть рук, промахивался и попадал детям по запястьям, они вскрикивали, но терпели. Фонси сосредоточился на этой работе так, что не заметил, как оставшиеся скованными маленькие большецы отшатнулись от него.
        - Ты что это делаешь, подонок? - на Западном всеобщем осведомился Роръхън, надвигаясь на хоббита. - Ты что делаешь?
        - Цепи ваши поганые пилю, - честно ответил Фонси, быстро пряча на место напильник и оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь тяжёлого.
        - Иди сюда! - велел Роръхън, подходя ещё ближе.
        Фонси наклонился и поднял с земли лопату. Это была средних размеров большецовая лопата: для Фонси - чуть поменьше заступа.
        - Не подходи, - сказал хоббит.
        - Зачем ты лопатку-то схватил, маленький? - ухмыльнулся большей, видимо, не забывший, как огрел Фонси его же собственным батогом. - Могилку себе собрался копать?
        - Могу копать, - Фонси посмотрел на Роръхъна исподлобья, - могу не копать.
        В этот миг Роръхън внезапно понял, что перед ним не тот румяный толстый мальчишка с какими-то странными ступнями, что повстречался ему тогда в Глухомани. Вместо мальчишки перед ним с лопатой в руках стоял очень маленький, но тем не менее явно взрослый мужик, смотрящий твёрдо, спокойно и оживлённо-готово. Коренастый, с широкими плечами землекопа. Опасный.
        Но понял это Роръхън слишком поздно. Фонси не стал применять ни один из приёмов батожного боя, завоевавших ему в своё время первое место на ярмарке в Хоббитоне. В руках хоббита был не батог, а лопата, и Фонси всадил эту лопату в дорожную грязь, как втыкал когда-то свой заступ в добрую ширскую землицу - вскапывая ли огород, соревнуясь ли в скоростном рытье. А что по дороге попалась обутая в мягкий кожаный сапог нога - до того ни заступу, ни Фонси дела не было.
        Роръхън, взвыв, упал на одно колено, что было и совсем уже для него печально, - тем самым он поставил себя на один уровень с Фонси. Второй удар большей получил по всем батожным правилам - хоббит перехватил лопату и лезвием плашмя закатил Роръхъну такую оплеуху, какую не то что Геронтий Тук, но навряд ли и сам Бандобрас когда-либо кому-либо закатывал. Большец повалился лицом наземь. Добивать его тычком вниз - такой удар всегда обозначался по упавшему противнику, но никогда не доводился до цели - у Фонси не поднялась рука. «А надо бы», - подумал хоббит, перепрыгивая через поверженное тело и с лопатою наперевес устремляясь туда, где Торн отчаянно отбивался от Банши, - «лопата хорошая, острая, в самый раз корни подрубать».
        Увидев скорую расправу над товарищем, Банша отшвырнул Торна в сторону. Торн упал мягко, прокатился по земле и оказался рядом с поверженным Роръхъном. А Банша метнулся к своей лошади, схватил висевший у её седла боевой топор и кинулся на Фонси. Хоббит попятился, защищаясь лопатой, но первый же удар топора разрубил черен лопаты напополам.
        Второго не случилось. Фонси почувствовал, как что-то взъерошило ему волосы, и Банша тут же сделал удивлённое лицо, выронил топор и печально посмотрел на торчащее из груди оперение стрелы, прошившей его насквозь. Потом упал и не двигался больше.
        - Отличный выстрел, Элладан! - послышался голос Торна. Обернувшись, Фонси увидел мальчика, присевшего на корточки у тела Роръхъна и снимающего у того с пояса свой кинжал. Из Роръхъна тоже торчала стрела - видно, он успел встать.
        - Выстрел действительно был сносный, - ответил другой голос, и Фонси увидел приближающегося к ним высокорослого молодого болыпеца - или не болыпеца? - в блестящей кольчуге и шлеме. - Только я Элрохир.
        А за большецом бежали, перепрыгивая через телеги и тела обозников, другие большецы, не похожие на него, но очень похожие на Торна, и глаза их светились свирепою радостью; а в руках их сверкали светлые мечи, запятнанные яркой, блестящей кровью. И Торн, вскочив на ноги, бросился им навстречу; и они смеялись, и плакали вместе с ним, и обнимали, и целовали его, и хлопали его по спине и плечам, и вновь и вновь заверяли его, что малая дружина дома Элронда не оставляет своих в беде. А стоящему в стороне Фонси было и радостно, и грустно.
        Впрочем, ни грустить, ни радоваться времени не было - нужно было присматривать за детьми, перепуганными до полусмерти. Все они, даже бывший сосед Фонси по цепи, битый Торном за приставания к девочке, бросились к Фонси, ища у него защиты.
        Хоббит засмеялся. Какие же они на самом деле маленькие - по-большецки, верно, им и десятка не стукнуло, а это значит, они как хоббитские пятнадцатилетние дети. И дикие совсем. Ещё вчера они казались угрюмой и озлобленной стаей чужаков, а теперь стали снова детьми.
        - Тише, тише, - повторял хоббит на северном наречии. - Вас никто не обидит. Никто не обидит. Давайте-ка сюда руки, и отпилим эту треклятую цепь.
        Меж тем Элрохир решил призвать отряд к порядку.
        - Брегалад! Остохэр! Воронгил! - странный был у начальника голос, высокий и звонкий, но в то же время повелительный и грозный. - Припасы разобрать, к варке обеда приступить! Дети голодные!
        - Есть, командир! - вразнобой ответили три большеца и бодро потрусили, подхватывая на ходу лежащие на земле топоры, на полянку - на этой полянке покойник Кърмахън и собирался устроить привал.
        Был вечер, близилась ночь, и обоз отдыхал. Отдыхали животные, в том числе и развьюченный, почищенный и приласканный хозяином Горошек. Отдыхали дети, наконец-то снятые с цепи и сытно накормленные из обозничьих припасов. Отдыхали от суровой своей жизни, полной лишений и опасностей, и сами обозники, заботливо уложенные рядком: голова одного возле ног другого, чтобы помещались лучше. Всего их было девятнадцать - девять стражников, считая Роръхъна, и десять обозников, считая Кърмахъна. Марвегил и Итильмир - Фонси успел перезнакомиться со всеми десятью большецами - закидывали землёй и камнями их неглубокую могилу чуть в стороне от полянки, там, где начинался овраг. Снятое с тел оружие и ценности лежали в куче неподалёку.
        Если считать Элрохира, то большецов было не десять, а одиннадцать, но Элрохир, оказывается, был не просто большей, а самый настоящий эльф из Последнего Уютного Дома.
        Торн спал, во сне обнимая спасённую им девочку, тоже спящую - она отказалась отходить от него далеко и даже прошептала что-то ему на ухо. Фонси смотрел на них с улыбкой.
        Кое-кто из воинов тоже ложился спать, устраиваясь подле догорающего костра. В стороне Элрохир о чём- то, кажется, спорил с одним из своих людей, который то и дело указывал рукой в сторону той телеги, где, укрытые обозничьими одеялами, спали освобождённые дети. Фонси подошёл поближе.
        - Но что же с ними ещё делать? - недоумевающе говорил большец. - Орки же!
        - Орки убили мою мать, - сказал Элрохир так, словно это был последний возможный довод в этом споре. - Я ненавижу орков. Я убиваю орков там, где я их нахожу. Но взрослых орков, Остохэр, взрослых! Разбойников с мечами и копьями.
        - Да какая разница! - не унимался Остохэр. - Они всё равно вырастут в убийц и разбойников. Лучше уж разделаться с ними сейчас, пока вон могилу не закопали.
        - Я не убиваю детей и не позволяю убивать их, - сверкнул глазами эльф. - Стыдись, Остохэр!
        - Так ответь на мой вопрос, командир! Что мы с ними сделаем? С людскими детьми всё понятно - кого заберут дунедайн, кого усыновят в Бри, Арчете или Тарбаде. А с этими? Бросить здесь - так добрее будет убить; здесь не только волки с медведями, а и тролли могут водиться. Люди на воспитание не возьмут. Отвезти в горы и отдать оркам, чтобы вырастили?
        - Будь спокоен, лучник, - Фонси подивился немалой отваге молодого таркъра; если бы на него смотрели так строго, он бы, пожалуй, убежал и спрятался. По счастью, из всех, кого хоббит знал, так умела смотреть одна Белладонна, да ещё иногда Лилия. - Твой командир обо всём подумал. Я знаю купца из Гаваней, который скоро повезёт кое-какие товары через Тарбад в Нан-Курунир. Я встречу его в Тарбаде и передам этих троих Куруниру. Он последнее время проявлял интерес к изучению орков.[19 - Согласно некоторым изысканиям, Саруман (Курунир)занялся орками вскоре после того, как во время войны гномов с орками в его владениях появились орки - беженцы из Туманных гор. Это было примерно за девяносто лет до описываемых событий.]
        - Курунир мудрый волшебник, - кивнул Остохэр. - Может, и будет польза.
        - А теперь иди спать, лучник, и не думай о том, что тебя не касается, - эльф повернулся и лёгкими шагами двинулся к костру. - Кому стоять первую стражу?!
        Фонси не мог уснуть - не иначе, сказал он себе, мешает отсутствие убаюкивающего звона цепи и освежающей ночной сырости, пробирающей до костей. Хоббит вылез из-под плаща и огляделся вокруг. Костёр едва тлел. В темноте виднелся одинокий стражник.
        Седельные сумки Фонси собрал ещё вечером и положил их неподалёку от того места, где привязал Горошка. Кошелёк, снятый с пояса Кърмахъна - монеты пересчитаны, нам чужого не надо - при себе. Батог. Плащ.
        - Мне тут всё равно делать нечего, - прошептал себе под нос Фонси и неслышно, по-хоббитски, пошёл к Горошку.
        - Подожди, мастер хоббит, - голос Элрохира раздался из темноты позади, негромкий, но отчётливо слышный. - Не уходи, не попрощавшись. Я хотел бы поговорить с тобою.
        ...Несколько смущённый, Фонси сидел рядом с Элрохиром у вновь разгоревшегося костра - хоббит мог поклясться, что языки пламени вспыхнули, как только эльф подошёл с охапкою хвороста, и будто потянулись навстречу ему.
        - Я правильно понял, что ты и есть Хильдифонс, сын Геронтия, из клана Туков? - вежливо осведомился Элрохир.
        «Совсем позабыл все приличия в этой Глухомани», - раздражённо подумал Фонси, встал и низко поклонился эльфу.
        - Фонси Тук, к услугам вашим и ваших родичей! - отрекомендовался он.
        - О, услугу мне и моим родичам ты уже оказал немалую, - улыбнулся Элрохир. - Я не знаю, чем отблагодарить тебя, мастер хоббит. Как рассказал мне молодой Араторн, ты был для него единственным и верным другом всё время, пока он пребывал в плену.Да он и сам был мне единственным другом, - отвечал Фонси. - Тут нет никакой услуги. Но скажи мне, мастер эльф, откуда ты знаешь, как меня звать по батюшке? Я ведь не говорил этого Торну.
        - Ты владеешь искусством слушать и запоминать, мастер хоббит, - с уважением произнёс Элрохир. - Я действительно не от Араторна это узнал. Первый раз я услыхал о тебе, когда твой почтенный батюшка отдыхал у нас в Последнем Уютном Доме.Но последний раз я слышал твоё имя от Оллишантера, сына Одо, из клана Северных Туков.
        - Шельмец! - воскликнул, подскочив на месте, Фонси. - Что с ним случилось? Где он сейчас?
        - Тише, мастер Хильдифонс, - усмехнулся Элрохир. - Разбудишь кого-нибудь. Твой родич жив и здоров. Он сейчас, верно, уже добрался до Зелёной дороги на пути в Последний Уютный Дом - везёт весточку моему отцу и брату.
        - Расскажи мне, мастер Элрохир, как вы с ним встретились! - попросил Фонси.
        - Видишь, мастер Хильдифонс, а ты хотел уйти, не услышав такой интересной истории, - с насмешливым укором в голосе сказал эльф. - Мы в Последнем Уютном Доме ведём давнюю дружбу с дунедайн. Они приносят нам новости отовсюду, а мы даём приют тем из них, кто в этом нуждается. Уже много поколений молодые дунедайн служат по десять лет в малой дружине дома Элронда - это мой отец, хозяин Дома. А мы с братом командуем малой дружиной.
        Элрохир подкинул в костёр пару веток и продолжил.
        - Ещё у нас с дунедайн заведено так: когда сын их вождя достигает разумного возраста, его отправляют на обучение к моему отцу в Дом. Вот мы как раз и ехали, чтобы забрать Араторна. А он, с двумя друзьями, Бергилем и Лунгдиром, выехал к нам навстречу, но жажда приключений обуяла их, и они решили заехать по дороге в давно покинутый город Аннуминас.
        - Пустоград?
        - К сожалению, теперь его можно называть и так. Скоро леса возьмут своё, и от Аннуминаса останутся только груды камней на месте стен. Когда-то здесь везде - от моря до гор - был лес... Но я не об этом. Когда мы подъехали к Аннуминасу, мы увидели два свежих трупа, брошенных перед воротами, и сломанную стрелу, воткнутую в землю. По этому знаку и по другим мы поняли, что здесь побывали орки из Гундабада и что они взяли пленника. Здесь мнения наши разошлись: одни хотели пуститься в погоню немедленно, другие предлагали сперва послать весть отцу Араторна. Борондир и Итильмир прочесали город и обнаружили трёх лошадей и одного пони. В сумке пони мы нашли два письма: одно, адресованное Бонго Бигмеусу, старшине Северной заставы, а другое - Исенгриму Туку в Тукборо для Лилии Чистолап в Раздорожье, в Шире. Ну, то мы не вскрывали, - Элрохир успокаивающе поднял ладонь, увидев, как дёрнулся с места Фонси, - а вот то, что было для капитана Бигмеуса, прочитали и нашли весьма интересным.
        - Благодарю, - кивнул головой хоббит.
        - Мы решили поскакать по следу орков, если понадобится, до самого Гундабада и, если возможно, перехватить их по дороге. И когда мы добрались до Северной переправы - там раньше была плотина, и по её остаткам можно перебраться через Барандуин - нас встретил молодой мастер Оллишантер, очень довольный собою. Он рассказал нам ещё более интересную историю, которой мы бы никогда не поверили, если бы она не совпала во многих местах с найденным письмом. Согласно рассказу Оллишантера, два орка, убившие Бергиля и Лунгдира, оглушили Араторна и утащили с собой. Оллишантер - воистину отважный и хитроумный периан! - пошёл за ними и проследил, куда они несли бесчувственного мальчика. Твой родич указал нам на два следа - один ложный, хорошо видный, с особыми орчьими путевыми значками, а другой - настоящий. Ложный уходил прямо в сторону Гундабада, а настоящий, едва заметный, вёл вдоль берега озера. По нему мы и отправились, а потом выследили и ваш караван. Остальное было легко. Эти холмы не слишком изменились за тысячу лет, и я нашёл отличное место для засады. Едва они вышли на поляну, мы начали стрелять.
        - А тебе тысяча лет, мастер Элрохир?
        - Мне две тысячи семьсот пятьдесят лет, мастер Хильдифонс, - на мгновение задумавшись, сообщил Элрохир. - Мы живём долго. Можно сказать, что мы живём, покуда не устанем. А тысячу лет назад - на самом деле, девятьсот - мы воевали здесь с Ангмаром.
        - А Ангмар - это кто такой? - спросил Фонси.
        - Кто такой Ангмар? - с едва заметной улыбкой переспросил Элрохир. - Хм.... такое название, как Артедайн, тебе знакомо?
        Фонси задумался. Что-то он помнил, не то из отцовских уроков, не то из рассказов Гэндальфа.
        - Артедайн - это Арнор? - наконец спросил он без особой уверенности.
        - Не вполне, - мягко улыбнулся Элрохир, - давай я расскажу тебе. Садись пока поближе к костру.
        Фонси послушно подвинулся поближе к костру - ночь была холодной. Элрохир заговорил, и отсветы костра играли в его глазах.
        - Три тысячи лет тому назад или немногим меньше люди с Запада, называвшие себя «дунедайн», приплыли на своих кораблях в Средиземье и основали на его берегах два королевства - Гондор, далеко на юго-востоке отсюда, и Арнор - вот на этих самых землях, где мы сейчас, от Синих гор до Туманных гор. Племена же людей, живших на этих землях прежде, либо стали служить новому королю и смешались с пришельцами, либо ушли на север, не желая становиться частью Арнора.
        Со временем Арнор распался на несколько королевств и княжеств, главными из которых были Артедайн, Кардолан и Рудаур. Кардолан лежал к югу отсюда, Рудаур - к востоку, а мы сейчас как раз в Артедайне, - Элрохир взмахнул рукой, словно приглашая Фонси посмотреть самому и убедиться.
        Хоббит повертел по сторонам головой, но глаза его слишком привыкли к свету от костра, и ничего, кроме того, что в Артедайне ночью бывает темно, он не увидел.
        - А около полутора тысяч лет назад новый король, объявившийся на севере, собрал под свою руку племена, некогда вытесненные с их исконных земель Арнором, а потом и племена, что всегда жили на севере, а впридачу - орков горы Гундабад. Он стал известен как Король-Ведьмак, а его северная держава звалась Ангмаром.
        - Это он, что ли, и есть старик Зима? - спросил Фонси.
        - Его звали и так тоже, - сказал Элрохир. - И он действительно был могущественным колдуном, ибо, как мы узнали после, был не простым властолюбцем, а служил древней и тёмной Силе, чьего имени я не хочу называть.
        - И не надо, - попросил Фонси, поводя плечами от побежавших по коже мурашек, - ты лучше про Артедайн расскажи.
        - Жестокая вражда началась между Ангмаром и королевствами дунедайн, - продолжал Элрохир печально, - и хроники тех лет полны рассказов о войнах и эпидемиях, об отваге и предательстве. Угасли Кардолан и Рудаур, и стоять остался один Артедайн. Но тысячу лет назад Король-Ведьмак обрушил на него все свои немалые войска, и Артедайн пал.
        - Жалко, - покачал головой Фонси, - а ты, почтенный Элрохир, в те времена тут и воевал?
        - Когда не стало Артедайна, - голос эльфа звучал глухо, как будто издалека, - король Гондора послал против Ангмарца своего сына во главе огромного войска, и Ангмарец был разбит. Мы, эльфы из Серебряных Гаваней и Последнего Уютного Дома, тоже сражались в этой войне.
        - И славно сражались! - бодро вставил подошедший к костру погреться Морфанг. - Скажи, командир, а почему я у вас не слышал ни одной песни об Ангмарской войне? У нас о ней много поют, а у вас отчего-то нет. Или это просто мне так не повезло?
        - Нет, - покачал головою Элрохир. - В доме Элронда не поют об этой войне.
        - А почему, мастер Элрохир?- спросил хоббит.
        Эльф помолчал, глядя на огонь. Фонси украдкой зевнул и потянулся. Морфанг присел на землю и протянул ладони к костру.
        - Может быть, потому, что мы опоздали, - сказал Элрохир. - Артедайн пал прежде, чем подоспела помощь. Мы никого не спасли и не освободили - мы только отомстили.
        - Зато как отомстили! - ухмыльнулся Морфанг, вытаскивая из мешонка на поясе, к немалому удивлению Фонси, трубку и кисет с курительным зельем. - Не осталось в Ангмаре ни человека, ни орка, как в песне поётся.
        Элрохир невесело усмехнулся.
        - Тебе известно, откуда это попало в песни? - спросил он у Морфанга, на что воин покачал головой.
        - Командир гондорской армии, принц Эарнур, очень любил эту фразу, - объяснил Элрохир. - Это был его девиз; перед каждым боем он повторял, что там, где пройдёт гондорская кавалерия, не останется ни человека, ни орка. Так за ним и стали повторять, и даже в гондорских хрониках всерьёз пишут о поголовно истреблённых жителях Ангмара. На самом деле, - эльф показал вокруг рукой, - в Ангмаре такой же рельеф, как и здесь. Холмы, леса и овраги. Достаточно места спрятаться от любого войска.
        - А куда они тогда делись? - полюбопытствовал Морфанг, затягиваясь трубкой. Фонси вспомнил, что своей трубки он так и не нашёл.
        - Большинство бежало за горы, - ответил Элрохир, - сначала шли беженцы, за ними отступали остатки разбитого ангмарского войска, а за ним наседал Эарнур со своей тяжёлой кавалерией.
        - А вы? - спросил Фонси.А мы разрушали Ангмар, - коротко ответил Элрохир, помолчал и заговорил снова. Его голос стал жёстче, и Фонси показалось, что эльф хмурится. - Мы делали так, чтобы Ангмар перестал быть государством. Всё, что делает страну страной, - дороги, мосты, переправы, города - мы уничтожали. Мы изменили даже сам лик земли. Только на книги у нас рука не поднялась. Все книги, что нашлись в Ангмаре, сейчас хранятся в Гаванях.
        Элрохир вздохнул.
        - Не прошло и одного человеческого поколения, как Ангмар превратился в то, чем был за шестьсот лет до того - горсточку разрозненных диких племён. Они враждуют с Разъезжими, потомками артедайнцев - и не знают, почему. Да и друг с другом они враждуют и продают друг друга в рабство. И даже слова «Андан-маа» - так на их языке назывался Ангмар - они не помнят. Так что никуда они не делись, Морфанг, и ты сам вчера застрелил двух ангмарцев.
        - Трёх, - отчего-то печально сказал Морфанг.
        - Бывают прекрасные вещи, созданные для зла. Когда сломаешь такую вещь, понимаешь, что сделал правильно, но радости не чувствуешь. Ангмарское королевство было именно такой вещью. Вот потому в доме Элронда и не поют об ангмарской войне.
        Элрохир легко вскочил на ноги.
        - Довольно о старине, - сказал он. - Мастер Хильдифонс, ты уже давно зеваешь. Ступай спать и спи спокойно. Утром мы двинемся в сторону Уютного Дома.
        Фонси спал беспокойно - ему снились скачущие всадники с ярко блестящими копьями, рушащиеся в клубах жёлтой пыли каменные стены и Элрохир, с грязным и окровавленным лицом, выпускающий куда-то стрелу за стрелой. Потом пыль рассеялась, и Фонси увидел кого-то - не то Короля-Ведьмака, не то Северного Душителя в чёрном плаще и закрытом чёрном шлеме. Ведьмак или Душитель осадил вороного коня и рассмеялся, а Фонси проснулся с криком ужаса.
        Было уже светло, день выдался ясный. Все остальные давно проснулись. Фонси с радостным удивлением услышал детский смех и крики: вчерашние скованные пленники бегали друг за другом между телегами и лошадьми. Трое серокожих и зубастых тоже были там. Фонси заметил, что некоторые большецы косятся на них опасливо и недобро.
        Позавтракав каким-то неуловимо знакомым и очень вкусным варевом - не может быть, чтобы в основе его лежала давешняя каша! - хоббит решил, что пора прощаться. Он обнялся с Торном и получил от него клятву в верной дружбе и обещание помочь в беде любому из родичей Фонси. Фонси сердечно поблагодарил мальчика, хотя и был твёрдо уверен, что никому из его родни никогда не понадобится помощь вождя дунедайн посреди Глухомани.
        - Скажи мне, мастер Хильдифонс, и прости за излишнее любопытство, - спросил подошедший Элрохир, - а для чего тебе нужно на север?
        - Прежде скажи мне, мастер Элрохир, - осторожно осведомился Фонси, - не приходится ли тебе родичем Тингол, король эльфийский?
        Тонкие надломленные брови Элрохира взлетели вверх. Он в голос расхохотался.
        - Блестяще, мастер Хильдифонс! Великолепно! Вот такого вопроса мне за все мои две тысячи семьсот пятьдесят лет никто не задавал, и меньше всего я ожидал услышать его от тебя. С королём Тинголом мы и впрямь в родстве. По вашему счёту, он мой пращур.
        - Тогда прости меня, мастер Элрохир, я не могу ответить тебе на твой вопрос, - покачал головой Фонси. - Спасибо тебе и дружине твоей за то, что выручили нас всех из плена. Кланяйся от меня своему батюшке, и брату, и всем остальным домочадцам, а мне пора.
        - Что ж, мастер периан, доброй дороги тебе, и да сберегут тебя в пути Элберет, Кементари и покровитель странников в диких землях Оромэ. Будь осторожен в дороге и если услышишь ночью в лесу перестук, прячься получше. Прощай!
        Въехав на холм, Фонси долго смотрел вслед обозу. Когда последняя телега скрылась за поворотом, хоббит развернул Горошка и поехал к северу.
        
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        в которой встречается много мертвецов
        ...Большец, хрипло закричал и повалился лицом вперёд на землю, роняя меч. Фонси почувствовал, как что-то горячее и мокрое плеснуло ему в лицо. Хоббит прыгнул на спину большецу - добить.
        Сражения в строю - не для хоббитов. Они отличные лучники и пращники, но никудышные наездники и скверные пехотинцы. Но неразумен тот, кто поведёт свои отряд драться с хоббитами врукопашную, на неровной почве, а тем более в полной темноте.
        Вопреки распространённому мнению, хоббиты не слабее большецов, и напавшие убедились в этом на своей шкуре. Поднырнуть под удар меча, подойти вплотную, полоснуть по внутренней стороне бедра, оказаться сзади противника, рубануть под колено или по бедру сзади, так, чтобы перерезать жилу - и где твой рост, большец? Лежишь, такой высокий, большой и сильный, на земле, истекая кровью, а презренный половинец стоит на коленях у тебя на широкой спине и стаскивает с головы твоей шлем, чтобы удобнее было перерезать горло.
        Шлем соскочил с головы большеца и остался в руках у Фонси. Было темно, но хоббит смог разглядеть, что шлем - остроконечный и крылатый. И почему-то - так часто бывает во сне - вид шлема вселил в сердце хоббита больше страха, чем само ночное нападение.
        Фонси хрипло закричал и проснулся. Рядом заворочался и несколько раз кашлянул Горошек - ночи становились всё холоднее, и Фонси ложился спать, прижимаясь к тёплому ослиному боку.
        - Тише, тише, - Фонси потрепал ослика по шее. - Спи. А я выйду на улицу, посмотрю, как там.
        Он выполз из норы, вырытой прошлым вечером под корнями большой поваленной ели, и глубоко вздохнул. Дождь, зарядивший с вечера, всё так же моросил, еле слышно шелестя по хвое и опавшим листьям. Было совсем темно.
        Фонси шёл на север уже больше недели с тех пор, как расстался с Элрохиром и его разъезжими. Страна здесь была лесная, холмистая и мокрая. И почти что пустая - за всё это время хоббит только два раза видел следы того, что здесь кто-то живёт: один раз наткнулся на недавнюю вырубку, а в другой раз, проходя по меловой пустоши, на несколько невысоких шалашей, примостившихся под нависшей плоской скалой. Шалаши показались ему слишком маленькими для большецов, и сначала он подумал - не живут ли здесь хоббиты? Было тихо, слишком тихо для обитаемого места, ни дымка не поднималось над шалашами. Фонси подошёл к одному из них и осторожно заглянул внутрь.
        Внутри, скрестив ноги, сидел большей, совсем выцветший, и приветливо улыбался хоббиту усохшими губами; на плечах большеца лежала меховая накидка, а в глубине шалаша виднелась какая-то посуда и не то лопата, не то грабли. Движимый каким-то странным чувством, Фонси обошёл все шалаши и поклонился каждому обитателю - от двух или трёх из них оставалась только кучка костей у основания увенчанного оскаленным черепом шеста.
        Фонси сел верхом на Горошка и поехал прочь по пустоши, что возвышалась над лесом, будто ранняя лысина на макушке братца Грима. Молодому хоббиту было не по себе, но в то же время ему казалось, что он совершил что-то нужное, навестив мёртвых - как будто побывал в гостях у троюродной прабабушки Арагинты Пухль. Старуха давно выжила из ума, принимала всех гостей за своих собственных детей, кое-кто из которых и сам успел умереть от старости, и мучила каждого, кто заходил к ней в комнату, одной и той же былью о том, какая большая репка выросла у них на огороде в году по широкому счёту одна тысяча сто и девяносто втором, - но так тосковала, если к ней долго никто не приходил, что братья Туки, их кузены Пухли и ещё другие родственники через отца этой самой Арагинты (Хилоноры, Вожжинсы и Хилонор-Вожжинсы) договорились между собой навещать её по очереди раз в три-четыре дня, так, чтобы никому это сомнительное удовольствие не выпадало чаще пары-тройки раз в год.
        Продвигаясь по пустоши на север, Фонси опять приехал в лес и последние два дня шёл по лесу, ведя осла под уздцы, а на ночлег выкапывал норы, достаточно большие для себя и Горошка - умный ослик был приучен большую часть ночи спать лёжа. И вот теперь, подтянув штаны, хоббит вернулся в нору, закутался в плащ, привалился к хрипло сопящему во сне ослу и опять уснул.
        - Ты что это, господин старший полусотник, нас за местных принял? - Фонси вытянул руку ладонью вперёд, закрывая болъшецу дорогу. - Союзников не опознаёшь? Отзови-ка своих людей.
        - Чего-то я не припомню у нас в союзниках Большой Кучи Половинцев, - отозвался высокий большей, в остроконечном крылатом шлеме и в чёрном налатнике с белым деревом на груди. Знаком он приказал отряду держаться позади, а сам подошёл поближе к Фонси.
        - Мы гвардия Артедайна, - сказал Фонси, нарочито по-артедайнски делая ударение на каждый слог, так, что слова его звучали с высокомерной ленцой, - у нас знамя со скипетром и башней за особые заслуги.
        - Чего-то я не припомню в гвардии Артедайна подобной мелочи, - скривился старший полусотник, - да и самой-то гвардии Артедайна не припомню. Ты не путаешь, мелюзга?
        - Это ты нас не заметил из-за разницы в размерах, - холодно объяснил Фонси, - но вы-то все огромные, как скалы, где вас носило, когда старик Зима взял Северск?
        Это несправедливое, но, похоже, знакомое обвинение сбило гондорца с толку. Он задумчиво покрутил ус.
        - Со скипетром и башней, говоришь? - сказал он, смягчаясь. - Ну ладно, на ангмарца ты и впрямь не похож, а на артедайнца - ещё как, кроме роста. Вы откуда и куда путь держите?
        - Я у тебя, господин старший полусотник, твоих приказов не спрашиваю, и ты будь любезен мне такое же вежество оказать, - нахмурился Фонси, - и ступай себе мимо, куда сам шёл.
        - Больно уж ты, как я погляжу, грозен, - усмехнулся гондорец, - ну да ладно, с твоим ростом иначе затопчут. Я тебя, мужичок-с-ноготок, запомню, может, ещё и встретимся.
        Фонси проснулся оттого, что рядом зашевелился Горошек. Светало, дождь кончился, и небо почти очистилось.
        Хоббит наскоро позавтракал остатками позавчерашнего кролика - из взятых с собой запасов у Фонси оставалось только несколько горстей сухарей да раскрошившегося твёрдого сыра, и хоббит начал добывать себе пропитание при помощи пращи. Кролики в здешних местах водились знатные - огромные, раза в полтора-два больше ширских, и прыгучие. Тёмное мясо отлично шло с незнакомыми Фонси красными кисловатыми ягодами, росшими здесь в изобилии - многие поляны были ими просто усыпаны, и Горошек с удовольствием ел их прямо с жёсткими ярко-зелёными листочками.
        И снова в дорогу. Лес поредел, сменился высокой пожелтевшей травой, кустами и небольшими рощицами. Здесь по холмам бродили здоровенные, в полтора раза выше Фонси, бурые мохнатые коровы. Они совершенно не боялись ни Фонси, ни Горошка; разрешали подходить близко и гладить. Фонси подумал было разнообразить стол парным молоком, но потом не решился, коровы были всё-таки дикие.
        - Кто их, коров, знает, что им в голову взбредёт, - сказал он Горошку и пересказал ему вкратце слышанную от Шельмеца байку о том, как Шельмец пошёл раз ночью с друзьями коров ронять - это у них шутка такая была: подойти к корове на лугу и пихнуть её как следует, чтобы она упала - и Шенти подговорил Гуго Хвастолапа пихнуть быка. То-то Гуго потом побегал от этого быка.
        - Поднимайся давай, утро уже, - Фонси похлопал осла по серому крупу. Горошек не двинулся с места, только приподнял голову и несколько раз кашлянул.
        - Что с тобой? - испугался хоббит, но осёл, как обычно, ничего не ответил - он только лежал и хрипло дышал, и что-то булькало у него внутри. Вставать он отказывался. Только попил тёплой воды из котелка и снова положил голову на землю.
        Фонси просидел рядом с Горошком весь день. Ослику становилось всё хуже и хуже; он не хотел ни есть, ни пить, из его ноздрей сочилась буро-зелёная гадость, которую хоббит смывал смоченной в тёплой воде тряпочкой. Печальные большие глаза Горошка потускнели, серые бока вздувались и тяжело опадали в такт хриплому дыханию.
        - Горошек, - гладя длинные бархатные уши, говорил ему Фонси, - ты, пожалуйста, поправляйся. А то, понимаешь, Горошек, я очень далеко от дома, и мне ещё исхлюп знает сколько идти на этот Север к этому самому Душителю, и ты мне очень нужен. И ты не думай, это не из-за сумок, что там осталось в этих сумках, лёгкие совсем, я их и сам понесу. Просто ты тоже из Шира, и ты всё понимаешь, и надо же мне с кем-то разговаривать по дороге, а то я не знаю, что со мной будет, Горошек, ты понимаешь? Я знаю, что ты понимаешь. Так что ты, мой хороший, полежи сегодня, отдохни, а завтра просыпайся бодрый и здоровый, ладно? Вот и хорошо.
        Ночью Фонси спал беспокойно, то и дело просыпаясь, чтобы проверить, дышит ли Горошек, и вытереть ему нос. Горошек дышал хрипло и с бульканьем, но хуже ему вроде бы не становилось. Засыпая последний раз перед рассветом, хоббит был почти уверен, что к середине следующего дня ослик выздоровеет.
        Фонси проснулся, когда солнце стояло довольно высоко в небе, встрепенулся и сел. Хриплого дыхания не было слышно - наверное, решил Фонси, Горошек уже поправился и куда-то отошёл попастись. Но когда хоббит осмотрелся по сторонам, он увидел, что Горошек никуда не уходил. Он лежал там же, где и вчера, вытянув шею, уже холодный и закоченевший.
        - Я во всём виноват, - всхлипывал хоббит, ожесточённо работая лопатой. - Надо было тебя оставить с Элрохиром, чтобы он отослал тебя в Шир. Уйти одному. Но я даже и не подумал! Не хотел идти один. А надо было. А вот теперь ты тут останешься, а я всё равно буду один... зачем ты умер, а? Зачем? Это я тебя не уберёг, это ты из-за меня простудился!
        Засыпав землёй нору, ставшую теперь могилой, Фонси долго не хотел уходить с неё, и только когда понял, что иначе ему придётся здесь же рядом и заночевать, пошёл дальше на север, туда, где за холмом снова виднелся лес.
        Ночью ему приснился Горошек - мёртвый, страшный, с оскаленными зубами и укоризной в глазах. Потом осёл куда-то пропал и появился старый собеседник - хоббит, похожий на пустоградское изваяние.
        - Ты не виноват, - сказал он Фонси. - Когда вы были у работорговца, за ним не ухаживали как следует, не вытирали после дождя. Он тогда простудился. Ты ничего бы не смог поделать, даже если бы отпустил его с эльфом.
        - Кто ты? - спросил Фонси. - Ты мне уже снился.
        - Я такой же, как ты, скиталец вдали от родного Шира, - печально ответил каменный хоббит и вдруг качнулся куда-то и пропал, а вместо него стояла перед Фонси толпа незнакомых хоббитов. Большинство их выглядело вполне по-хоббитски, только иные казались кто слишком темнокожими и малорослыми, кто, наоборот, чересчур длинными и странно бледными, а ещё кое-кто - слишком для хоббитов громоздкими. Одежды же такой, как у них, Фонси не видывал никогда. Жилеты, шапки и нарукавники из толстой, негнущейся кожи, с нашитыми железными пластинками, а под ними - грубые рубахи из серого некрашеного сукна. На ногах у многих были грубые кожаные башмаки, за поясами - длинные кривые ножи, а за плечами - луки и тулы со стрелами. Фонси опустил руку на собственный пояс и обнаружил, что у него тоже есть нож. Именно этим ножом Фонси совсем недавно подрезал троих из напавших в темноте большецов.
        Хоббиты смотрели на Фонси внимательно, настороженно и тревожно. Фонси встряхнул головой. Почему они показались ему необычными? Все самые настоящие широкие хоббиты, по многим и не скажешь, какой в них крови больше - бледношкуров, шерстелапов или крупней. Вот только мы очень далеко от Шира...
        - Слышишь, Ветер? - сказал широкоплечий мордатый крупень со следами давних ожогов на лице. - Где Нарт, куда он делся?
        - Где он? - подхватили остальные.
        - Почему он бросил нас? Что с нами будет? Отвечай, Ветер Ток, отвечай!
        - Успокойся, Андела, - сказал Фонси. - Успокойтесь все, я сейчас всё объясню.
        - Мы сейчас всё объясним, - проворчал Фритигерн Быккинс, самый высокий и могучий из отряда. Когда напали большецы, он один вышел против троих одновременно и всех троих порубил своим огромным топором. - Эти болъшецы искали у нас Нарта, а зачем и почему - об этом знает только сам Нарт.
        - Я сам сказал Нарту, чтобы он уходил, - произнёс Фонси. - Ему ныне без нас безопаснее, чем с нами.
        - А я его сам проводил, - подтвердил Фритигерн, - он ушёл с двумя эльфами и сейчас уже далеко отсюда.
        - А ф нами фто? Нам-то фто девать? - едва понятно из-за повязки на лице прошамкал Болт Лучник, лучший стрелок во всём Шире. Во время нападения он взбежал на соседний пригорок и стрелял на звук, пока не подбежал к Балту большец и не рубанул по лицу мечом. Шестерых большецов нашли потом пронзёнными его стрелами.
        - Мы с вами, джентлъхоббиты, перебили почти что целый отряд гондорской пехоты, - мрачно изрёк Фонси. - И самое печальное - это то, что перебили не всех. Несколько большецов успели скрыться с места драки и наверняка расскажут своим начальникам, как их коварно застали врасплох свирепые половинцы.
        - Но ведь это неправда! - крикнул кто-то сзади. - Это они на нас первые напали!
        - Они и вправду напали первыми, - согласно кивнул Фонси. - Только поверят им, а не нам. И первые же встречные гондорцы нападут на нас.
        - Пускай нападают! - буркнул старый Хисарна Паромщик, опираясь на копьё. - Разделали этих, разделаем и тех.
        - С этими нам повезло, - ответил Фритигерн Быккинс. - А если нас в чистом поле конный отряд накроет?
        - Лесами пробираться! - выкрикнул молодой хоббит с рукой на перевязи. - Домой, в Шир! По трое-четверо, чтобы не заметили.
        Хоббиты зашумели. Прежде чем кто-либо успел подхватить призыв «Домой в Шир!», Фонси подскочил к молодому хоббиту и ткнул его пальцем в грудь.
        - Думай, что говоришь, Сегерих! Ты что, хочешь, чтобы болъшецы стали искать нас в Шире?
        - Большецам нельзя в Шир! Король...
        - Слово короля больше ничего не значит, Сегер. Север отныне - край без короля. Если гондорцы узнают, что мы возвращаемся в Шир, они начнут там за нами охотиться.
        - Так что мы будем делать? - повторил Болт.
        - Надо возвращаться вглубь страны, подальше от Шира. И идти как отряд, быть заметными. Чтобы все знали, что мы ушли на север, а не домой подались. И отсидеться где-нибудь поближе к горам, пока большецы не уплывут восвояси. Опасно, но ничего не поделаешь. А потом мы свяжемся с Нартом, и он нам поможет вернуться домой.
        - А мы точно вернёмся в Шир? - спросил Сегерих.
        - Обещаю вам, - сказал Фонси. - Я, Ветерих Ток, клянусь солнцем и луною, что мы вернёмся в Шир. А ну-ка, - продолжил он, не давая слушателям опомниться, - отря-ад! За мной! Волынщики, играйте нашу походную!
        Братья-волынщики, Илъдерих Толстый и Гундерих Рыжий, ухватили поудобнее свои волынки. Сперва нестройно, потом всё более складно, отряд запел.
        Пять фунтов пупков гусей и курей
        Сливками и пивом залей,
        После картошки туда покроши,
        И с имбирём туши!
        А когда закипят пупки,
        Жареной чашку добавь муки,
        И всё это вместе ложкой большой
        Размешай хорошо!
        Мёда возьми, дрожжей и муки,
        Тесто меси, пирог пеки -
        Вместе его съедим с тобой,
        Когда я вернусь домой!
        Мякоть куриных грудок и ног
        Кусками нарежь и сложи в горшок,
        Слегка потуши там и слей бульон -
        Для соуса нужен он!
        Три ложки горчицы в сметану закинь,
        И мелко нарежь драконью полынь,
        Соус в ковше на плите подогрей,
        И курицу им залей!
        Мёда возьми, дрожжей и муки,
        Тесто меси, пирог пеки -
        Вместе его съедим с тобой,
        Когда я вернусь домой!
        Те, кто нёс щиты и копья, отстукивали в лад песне древками по щитам. От особенно гулкого удара Фонси проснулся.
        Он лежал под лапами старой ели, росшей на опушке леса - хоббит так устал ночью, что на приличную нору не хватило сил. Было темно, и из леса явно доносился перестук.
        Тук-тук - звуки доносились с севера, и с запада кто-то стучал в ответ, тук-тук-тук! Кто бы это мог быть, подумал Фонси, не дятлы же, в самом деле, посреди ночи. Стучали равномерно, с перерывами: тук-тук - тук-тук- тук, тук-тук - тук-тук-тук. И стучали, беспокойно заметил хоббит, всё ближе и ближе.
        Что-то зашуршало в кустах, и на опушке показались какие-то большие животные; по длинным мордам и жирным горбатым холкам Фонси узнал диких кабанов. Свиньи нюхали воздух с явным беспокойством, похоже было, что стук в лесу напугал и их. Но больше никто не стучал, и звери - Фонси насчитал пятерых - скоро успокоились и начали рыть землю на опушке, выискивая, не иначе, пеньки от грибов, срезанных хоббитом накануне. Фонси сел, чуть раздвинув тяжёлые ветви, и стал наблюдать за животными. Туки держали много свинарников, и Фонси всегда нравилось смотреть, как пасутся свиньи. И свинину он тоже, надо признаться, весьма уважал, хотя о том, чтобы завалить такую зверюгу камнем из пращи, было смешно и думать. Даже останься у Фонси лук из Пустограда, все равно подстрелить дикого кабана - дело нешуточное - кабаны-то ростом едва не с самого Фонси.
        Вдруг Фонси услышал какое-то движение со стороны леса. Обернувшись, он смог рассмотреть кого-то рослого и сутулого, ростом с трёх, а то и четырёх хоббитов. Сутулое существо повернуло голову, следя за кабанами, и шагнуло к соседнему дереву. Фонси разглядел его получше: это было огромное человекообразное чудовище с длинными руками и почти что без шеи. Животные всё ещё рылись в земле, не замечая следящего за ними чудища, а оно, быстро перескакивая от дерева к дереву, приближалось к ним. Фонси следил за его движениями, оцепенев от страха. Вот уже каких-то полсотни шагов разделяло чудовище и кабанов. Тролль - а Фонси не знал, кем ещё считать чудовище, хотя оно было страшнее самых страшных описаний троллей - опустился на четвереньки, подобрал под себя ноги и прыгнул. В два прыжка он преодолел расстояние между собой и свиньями и приземлился среди них с резким криком, одновременно отвешивая ближайшей свинье такого шлепка, что она подлетела в воздух и с визгом ударилась о ствол дерева. Как только она отскочила от ствола и упала наземь, тролль наскочил на неё - хоббит не мог поверить, что такое огромное
существо может двигаться так быстро, - и дважды ударил кулаком, как будто сердито стучал по столу. Фонси слышал, как с каждым ударом трещали кости несчастной свиньи. От прыжка на опушку до смерти свиньи Фонси даже дыхания перевести не успел - так быстро всё произошло.
        Тролль выпрямился, подхватил тушу свиньи за задние ноги и издал несколько лающе-рычащих звуков. Из леса ему ответили такими же. Тролль одним движением вскинул тушу на плечо и размашистым шагом удалился в лес.
        Остаток ночи Фонси провёл, сидя в своём убежище и дрожа то от холода, то от страха. С тех пор, как хоббиту удалось разделаться при помощи боевой лопаты с Роръхъном, он начал думать, что не так уж всё плохо и страшно в этой самой Глухомани. Но вот Глухомань явилась и показала Фонси, что всё ещё хуже и страшнее. Не только Фонси, но и Роръхън с Баншей не продержались бы против тролля дольше давешней свиньи. Может быть, Элрохир смог бы застрелить чудовище прежде, чем оно приблизилось бы на расстояние вытянутой руки, но дойди до ближнего боя, Фонси посчитал бы эльфа мертвецом.
        Рассвет был тусклый; солнце виднелось сквозь белесые облака, как кусок масла, медленно и неохотно тающий в остывшей каше. Фонси поднялся, взвалил на плечи мешок и зашагал в лес. Из того, что хоббит когда-то слышал про троллей, он помнил, что они должны бояться солнечного света. Шельмец рассказывал про окаменевшего тролля - значит, можно надеяться, что эта часть правдива.
        На ночь Фонси выкопал себе длинную, узкую, глубокую нору под огромным камнем, выстелил её еловыми ветками и тщательно заложил такими же ветками вход, чтобы не нашли тролли. Забившись в нору, он уснул тяжёлым сном, и ничего ему в эту ночь не снилось. Весь следующий день шёл такой дождь, что Фонси не смог идти дальше.
        - И хорошо, что дождик, - сказал он лопате, принимаясь за расширение норы. - Отдохну. Я, вообще-то, здорово устал.
        Много отдыхать, впрочем, ему не пришлось - устраивая в норе очаг, Фонси неправильно прокопал отдушину и всю нору себе задымил. Выскочив под дождь и кое-как откашлявшись, хоббит обозвал было себя ослом, но вспомнил про Горошка и загрустил. Грустить под дождём особого смысла не имело, и он принялся переделывать очаг и заодно расширять нору.
        Ближе к вечеру Фонси обнаружил, что находится в самом удобном жилище за эту осень. Нора была просторная, в ней можно было без труда развернуться на четвереньках или полулечь, опираясь на локоть. От камина - так Фонси решил назвать очаг, слишком уж много времени и сил он на него потратил, да и само слово звучало гораздо уютнее, - приятно веяло теплом. Хоббит разделся, выковырял при помощи рыболовного крючка впившегося в подмышку клеща - когда это он успел, кровопийца? - кое-как помылся из бурдюка с водой, потом высушил все вещи, а также перебрал и переложил поудобнее всё содержимое заплечного мешка. Наткнувшись на походный пенал и несколько сшитых вместе листов бумаги, он решил написать ещё одно письмо Лилии.
        - Ну и не удастся никак отправить, - отозвался хоббит на безмолвное возражение огня в камине. - Мало ли что. Главное - чтобы письмо было. Когда вернусь, тогда лично в руки передам.
        - Да, я знаю, что я болван, - согласился Фонси с гномьим топориком. - Мог передать ещё одно письмо с Элрохиром. Хотя, с другой стороны, что бы я там написал? «Дорогая Лилия, меня моим же батогом по голове треснули, и я олифан знает сколько в цепях таскался»? Нелепо.
        Он задержался в этом месте ещё на два дня - пополнить запасы еды. Дичи вокруг водилось много, и Фонси удалось подбить из пращи двух больших чёрных диких куриц. Часть их мяса он закоптил в отдушине, часть испёк в камине. А когда хоббит собирал грибы, то наткнулся на невиданную ягоду, вроде малины, но жёлтую, как масло, и с приятным необычным вкусом.
        Расставаться с норой не хотелось - Фонси к ней успел привыкнуть. На всякий случай он приволок тяжёлую корягу и загородил ею вход, а на корягу навалил веток, чтобы труднее было забраться.
        - Лежи тут, коряга, как следует, - наказал хоббит. - Пойду обратно - заночую здесь же.
        Лес скоро кончился, и к полудню нового дня Фонси вышел на равнину, поросшую ржаво-бурой травой и редким кустарником. Земля под ногами становилась всё мокрее и мокрее, и вскоре хоббит оказался на берегу огромного, докуда доставал глаз, болота, преградившего дорогу на север.
        - Что же делать? - спросил Фонси у заплечного мешка, но тот в ответ промолчал, да Фонси и не ждал от него ответа. - Придётся обходить берегом, не могу же я шлёпать по воде. В прошлый раз я обходил озеро с запада, и это мне удачи не принесло - теперь пойду на восток.
        Он пошёл на восток, между болотом и лесом, куда уходил по вечерам, чтобы выкопать нору. Всё чаще ему приходилось задерживаться в вырытой норе на весь следующий день: охотиться, собирать грибы, ловить в болоте рыбу и сушить на огне промокшие вещи. А грибов становилось всё меньше и меньше - близился конец осени.
        С утра Фонси заметил впереди на болоте что-то странное какие-то возвышавшиеся над поверхностью воды сооружения. Приблизившись на достаточное расстояние, хоббит разглядел торчащие из чёрной воды деревянные столбы, а сверху на них - деревянные настилы и что-то вроде хижин. Неужели, подумал Фонси, здесь кто-то живёт?
        Пройдя ещё немного, хоббит увидел выстланную жердями тропинку, ведущую от берега болота вглубь, туда, где стояли странные постройки.
        - Любопытно, - сказал Фонси своему батожку, - кто-нибудь живёт там? Я думаю, что достаточно далеко зашёл на Север, чтобы спросить у здешних жителей дорогу к замку Душителя. Только осторожно, чтобы они чего дурного не заподозрили.
        Не получив ответа от батога, Фонси решил, что тот полностью с ним согласен, и свернул на тропинку. Но чем ближе он подходил, тем яснее ему становилось, что в забавных домиках никто не живёт. Ни звука, ни движения - покосившиеся хижины сидели на долговязых столбах, словно давешние мертвецы в своих шалашиках.
        Фонси вскарабкался по лестнице, свисающей с помоста, и оказался на деревянной площадке, где была выстроена грубая хижина из жердей и тростника. На площадке не было даже перил, и у Фонси закружилась голова, как не кружилась даже на Башне. Впрочем, он с самого утра себя сегодня неважно чувствовал.
        - Есть здесь кто-нибудь? - осторожно спросил Фонси, заглядывая в хижину. - Эсьтът-тъньба? - повторил он на северном языке, но никто не откликнулся. В хижине было темно, а огонь Фонси зажигать побоялся - не запалить бы тростниковую крышу.
        От площадки, куда взобрался хоббит, отходило два висячих мостика к соседним площадкам. Осторожно, стараясь не смотреть вниз, Фонси ступил на закачавшийся мостик и, держась за потрёпанный канат, натянутый рядом, перешёл на другой помост. Он был просторнее первого; здесь стояло три больших хижины. Между ними лежал на спине мёртвый большец с тремя рогози- нами в груди.
        - Почему я не удивляюсь? - с лёгкой насмешкой спросил Фонси у болыпеца. - Ну и страна - одни трупы кругом.
        Неподалёку от большеца лежали ещё двое - Фонси не знал, как их и назвать. Невысокие, худые и длиннорукие, замотанные в какие-то тряпки тела с кожей болотисто-зелёного цвета. Мёртвые лица с приплюснутыми носами и низкими лбами. Мощные выступающие челюсти - наверное, всё-таки орки. Рядом с одним из тел лежал большой тул с рогозовыми стеблями. Фонси наклонился - лучше бы он этого не делал, голова закружилась ещё сильнее - и поднял с помоста лёгкий рогозовый дротик с острой иглой на конце. Славное, должно быть, оружие. Фонси перехватил рогозину поудобнее и метнул в сторону дальнего помоста. Дротик вонзился в жердь и застрял в ней. Хоббит уставился на него, не шевелясь. Всё остальное отступило на задний план, расплылось. В ушах стоял лёгкий звон. Фонси улыбнулся и шагнул к краю помоста.
        - Ещё шаг! - сказал кто-то сзади. - В болото, в болото! останься с нами, будешь нашим гостем!
        Фонси оглянулся. Зыбкая тёмная тень стояла посреди помоста, протягивая к хоббиту длинные руки с крючковатыми пальцами, не то маня его к себе, не то шугая прочь.
        - В болото! в болото! останься с нами, мы отведём тебя в курган.
        - Отведём тебя в курган! - ещё одна тень сгустилась откуда-то из-за спины первой и шагнула к Фонси. Хоббит стоял теперь спиной к краю помоста, покачиваясь, с приоткрытым ртом. Происходящее не удивляло его. В болото так в болото. Его так давно не звали в гости и не обещали никуда отвести.
        Из-за спины Фонси шагнул старый знакомый из сна, с лицом пустоградского изваяния и в странной одежде. Он был тусклый, словно из облака, только в самой середине его туманного тела мерцал бледно-розовый свет.
        - Сгиньте! - велел туманный хоббит тёмным теням.
        - Сам хочешь его в курган увести? - зашипела одна из них в ответ. - Прочь отсюда, это наш живец!
        - Это мой родич, - ответил знакомец Фонси. - Во мне его кровь! Проваливайте обратно в своё болото!
        - Ты один, а нас двое, бродяга! - тени начали придвигаться ближе. - Попробуй-ка совладай с нами!
        Туманный хоббит отступил на шаг назад и оказался рядом с Фонси. Чуть повернув голову, он произнёс быстро и беспокойно:
        - Повторяй за мной. Это должен говорить живой, иначе ничего не выйдет. Повторяй!
        Фонси поднял руку, угрожающе тыкая пальцем в сторону приближающихся теней, и заговорил, произнося слова, сами собой приходящие ему в голову.
        Злая хмарь, болотный дух,
        Уходи в трясину,
        В дом пиявок и лягух,
        Под камыш и тину.
        Отыщи себе провал
        И сиди в провале том.
        Прочь, пока я не позвал
        Древнего Оралъда!
        Гонят зимнюю печаль
        Вешние листочки,
        А тебя старик Оралъд
        Разнесёт по кочкам,
        Так что, хмарь, захлопни пасть
        И ко мне не суйся:
        Над тобой Оралъда власть -
        Слушай-повинуйся!
        Тени остановились, качнулись и со злобным шипением протекли сквозь помост лужицами желтовато-бурой воды. Фонси не удивился и не испугался - нечем было.
        - Ты меня видишь? - всё так же тревожно спросил Фонси туманный хоббит. - А их ты видел?
        - Вижу, - глухо ответил Фонси. - Видел.
        - Очень плохо! Пойдём. Пойдём. Тебе надо лечь. Быстро. Пойдём.
        Схватив Фонси за руку, он потащил его сперва в одну, потом в другую хижину. Во второй хижине обнаружился ворох сухого камыша, куда Фонси и прилёг, отложив в сторону свой мешок. Перед глазами всё плыло, в ушах звенело. Рука, за которую вёл его туманный хоббит, онемела, как отлёжанная. А сам туманный хоббит куда-то пропал, не растаял и не растёкся, а просто исчез. Фонси же полежал, разглядывая переплетения прутьев в потолке хижины и связки сушёной рыбы, висящие под потолком, и вскоре не то уснул, не то просто лишился сознания.
        Лихорадило хоббита всю ночь, и только под утро отпустило. К полудню следующего дня он, чуть покачиваясь на ослабевших ногах, вылез из хижины.
        - Ну что мне с вами делать, любезные? - осведомился он у трупов. - За приглашение в курган, конечно, спасибо, но мне по курганам шататься недосуг. Я бы вас похоронил, да негде, не тащить же вас на сушу.
        Поплевав на ладони, хоббит ухватил ближайшего мертвеца за ноги и отволок в хижину, где ночевал. Туда же отправился и второй. Фонси уложил их рядом у стенки. Большеца он, вытащив из него предварительно дротики, затащил в ту же хижину и привалил к противоположной стене.
        - Не знаю уж, чего вы там не поделили, - сказал Фонси мертвецам, - но лежать вам придётся вместе. Бывайте, любезные, и не поминайте лихом. А я себе за работу рыбки у вас сушёной возьму несколько связочек.
        Фонси всё ещё шёл по краю болота. Рогозовые дротики, подобранные в болотной деревне, оказались отличным оружием для охоты на лягушек, - а другой дичи больше и не попадалось. Мясо лягушек, водянистое и волокнистое, отдавало рыбой, но голод утоляло. Несколько раз хоббит пытался заколоть дротиком большую рыбину из тех, что иногда подплывали к самому берегу болота, где расступались рогоз и осока, но у него ни разу не получилось. Рыбу приходилось ловить на крючок.
        Дни становились всё короче и короче, и хоббит проводил всё больше и больше времени в поисках и устройстве ночлега. Сперва Фонси не хотел оставлять на ночь костёр, чтобы не привлечь троллей, но проснулся однажды ночью и обнаружил в норе какого-то большого чёрного зверя, от крика хоббита тут же сбежавшего, но сон ему в ту ночь безнадёжно испортившего. Утром Фонси нашёл следы зверя, похожие на следы большого барсука, и решил, что теперь костёр надо жечь всю ночь.
        Следы тролля он тоже однажды видел: глубокие отпечатки огромных босых ног уходили прямо в болото.
        Болото в один прекрасный день осталось позади, но дорога на север всё равно не появилась - здесь начинались холмы, унылые и каменистые, карабкаться на них Фонси не захотел и продолжил свой путь на восток.
        Спустя несколько дней хоббита снова свалила лихорадка. На следующий день он оказался так слаб, что прошёл едва ли три поприща. Наткнувшись по дороге на поваленное бурей дерево, хоббит присел отдохнуть на его ствол. Голова кружилась, губы пересохли - новый приступ лихорадки давал знать о своём скором и неминуемом приближении.
        - Так больше нельзя, - хрипло сказал Фонси. - У меня кончается еда, а я слишком слаб, чтобы охотиться. На одних лягушках с грибами долго не протянешь, да и становится и тех и других всё меньше. Зима скоро. Зажигать на ночь костёр - сожрут тролли, - рассуждал сам с собою хоббит, сидя на поваленном дереве. - Не зажигать - сожрут чёрные барсуки. Так или иначе, кто-то да сожрёт, вот ведь весело-то как.
        Подступала лихорадка, и в голове было легко и пусто.
        - Это если я не загнусь от этой самой лихорадки, - добавил Фонси, поразмыслив. - А скорее всего просто-напросто сдохну от голода, когда наступит зима. Вот оно как.
        Хоббит вытащил из чехла купленный у Дори нож и стал играть сам с собой в ножички, бросая нож так, чтобы он втыкался в дерево.
        - Жалко будет умереть. Впрочем, Лилия меня, верно, уже забыла. Повадится к ней какой-нибудь Сдобкинс или Хаггинс, а тётушки их и помолвят к равноденствию, а ближе к лету и поженят, и всё будет славненько. Братцам моим, опять же, больше достанется наследства.
        Глаза хоббита сузились, лоб нахмурился. Он невесело улыбнулся.
        - Идти назад - нет смысла, до зимы я даже к Пустограду не доберусь. Идти вперёд - а что там, впереди? Зимовать здесь - только оттягивать неизбежное. Может, сразу, а? - спросил он у ножа и сам ответил на свой вопрос. - Может, сразу.
        Вытянув вперёд левую руку, так, чтобы задрался рукав, и зашипев от неожиданной боли в плече, хоббит размахнулся ножом и с оттягом, словно желая разом отхватить себе кисть руки, полоснул по запястью, чтобы перерезать жилы и выпустить кровь.
        И когда тёплая его плоть ощутила смертный холод ножа, понял Фонси, что Лилия никогда не выйдет ни за кого другого, а умрёт старой девой, потому что упряма, горда и своевольна, и что братья будут горевать по нему, а его долю наследства раздадут бедным, и что нестерпимо жалко будет сейчас истечь тут кровью, когда столько уже пройдено.
        Нож больно шлёпнул Фонси по запястью. Когда он успел повернуться в руке, хоббит не знал. Помотав головой, Фонси засмеялся. Радость жизни наполнила его, отогнав приближение жара.
        - Олифан его заешь! - крикнул он на всю Глухомань, всаживая нож глубоко в ствол дерева. - Даже кровь себе не пустить! Ну и не надо!
        Повернувшись на север, он грозно потряс в воздухе сжатым кулаком.
        - Эй! - закричал хоббит. - Эй ты, Душитель! Попрощайся со своими двумя сильмарилами! Полюбуйся на них как следует - скоро ты и с ними расстанешься! Понял?!
        Здоровенный валун лежал посреди прохода, загораживая дорогу на север. Фонси замедлил шаг, а вскоре и совсем остановился, не дойдя нескольких шагов до валуна. Глубоко вздохнув, хоббит сел на лежащий неподалёку валун поменьше и стал растирать ноющее колено.
        Дорога на север появилась вскоре после того, как Фонси открыл свой тайный план Душителю - видать, добрые Стихии решили помочь хоббиту в его отважном предприятии и пораздвинули холмы в стороны. По крайней мере, Фонси было приятно так думать - эти мысли отвлекали его от того, что погода портилась всё сильнее, а чувствовал он себя всё хуже. А вот теперь на тебе - лежит камень посреди дороги и с места не шелохнётся, чтобы пропустить усталого путника, спешащего, как Верен, на север по важному делу. Давно лежит, вон как в землю врос. Серый и довольно гладкий, вот только посередине как будто чем-то исцарапанный.
        Опершись о батог, хоббит с трудом поднялся и подошёл к валуну поближе. И правда, на камне была вырезана какая-то надпись в несколько строчек. Многие резы Фонси узнал, но надписи он сходу прочесть не смог. Скорее всего, написано здесь было на северном наречии.
        Хоббит стоял, всматриваясь в надпись, пытаясь разобрать хотя бы слово, смотрел так пристально, что сами резы начали расплываться и двоиться. И вдруг он узнал, что было написано на камне. Не прочитал - слова по прежнему оставались непонятными, - а просто пришло знание неведомо откуда, как будто нашептал кто-то знакомый на ухо.
        «На вершине ли холма, в камышах ли низины, мы не смеем охотиться, страшась маленьких людей.»
        - Ну и дураки, - невежливо сказал Фонси, пожимая плечами. - Чего нас бояться?
        Помогая себе батогом, он пролез между валуном и склоном холма и спрыгнул позади валуна. С любопытством осмотрев обратную сторону камня и не обнаружив там ничего особенного, хоббит двинулся дальше по тропинке между холмов и скал.
        Снег повалил совершенно неожиданно, на третий день после того, как Фонси пришёл в эту холмистую страну. Голодный и усталый, хоббит брёл вверх по склону пологого холма, чувствуя себя отвратительно - лихорадка вновь решила посетить его, одновременно с ломотой в коленях, когда ветер в лицо усилился, и с неба полетели белые хлопья. Очень скоро их стало столько, что Фонси больше не разбирал перед собой дороги.
        Снег облепил плащ, а ветер то и дело сдувал с головы хоббита капюшон, чтобы швырнуть пригоршню холодных хлопьев в лицо. Несколько раз Фонси поворачивался к ветру спиной и пытался идти задом, но каждый раз поскальзывался или оступался, так что затея эта привела только к тому, что хоббит напрочь перестал понимать, в какую сторону он идёт. Таким образом он дошёл до западного склона холма, что оказался гораздо круче южного. Сделав очередной шаг, Фонси подвернул ногу, упал и покатился под горку, ударяясь по дороге о камни, пока наконец не оказался в холодной слякоти в низине, той самой, где не смели охотиться неведомые резчики надписи на валуне, закрывающем вход в эту пустынную страну.
        Опершись на ободранные ладони, хоббит приподнялся и встал было на ноги, но взвыл и снова шлёпнулся в слякоть. От боли в подвёрнутой ступне потемнело в глазах. Глухо застонав, хоббит уронил голову на руки и лежал так, на границе беспамятства, а снег всё летел и ложился на него сверху погребальным одеянием.
        «Вставай!» - раздался в голове Фонси знакомый голос. - «Вставай, а не то замёрзнешь здесь!»
        - Уйди, - промычал хоббит. - Уйди отсюда, каменный болван, дай мне отдохнуть.
        «Вставай!» - властно рявкнуло в ответ. - «Отдохнёшь под землёй! Под землёй!»
        Фонси поднялся на четвереньки - ноге он не доверял - и пополз вперёд. Снег повалил ещё гуще. Видно, властитель Севера услышал похвальбу хоббита и обратил на него своё студёное внимание.
        Окна застеклённые в домах
        ледяным украшены резцом...
        Это значит, здесь старик Зима
        и его волшебное кольцо...
        Бормоча про себя слова старой колыбельной, Фонси продолжал ползти. Батог и плащ он потерял, когда катился под откос. Волосы хоббита заледенели от набившегося в них снега.
        Он кольцо на пальце повернёт
        и подует, обратясь на юг,
        и на землю ляжет снег и лёд,
        и скуёт пруды дыханье вьюг...
        Фонси снова лёг на землю и долго лежал без движения, тяжело дыша. Потом пополз снова. «Налево», - шепнул ему на ухо каменный хоббит, и Фонси пополз налево. В свисте ветра слышалась всё та же колыбельная, только на другой, похожий мотив.
        Только яркий луч сверкнул во тьме,
        И корона сделалась тесна,
        И на смену сумрачной зиме
        Появилась юная весна!
        Фонси не мог понять, поёт ли это он сам, каменный хоббит, или те, другие, виданные во сне, идут рядом с ним, стуча древками копий о щиты и распевая эту песню, одновременно радостную и грозную. «Давай направо», - прозвучало в голове хоббита, и он повернул направо.
        Нас зовёт весенняя земля
        На войну со стариком Зимой,
        Постоим в бою за короля,
        А потом вернёмся вновь домой...
        Фонси полз всё вперёд и вперёд, останавливаясь передохнуть и снова принимаясь ползти, пока не уткнулся в кучу камней.
        «Здесь», - раздалось в голове.
        Среди кучи камней виднелся чёрный проём, ведущий в глубину холма. Это курган, подумал Фонси, курган, куда зарывают мертвецов. Добрый родич печётся о том, чтобы я не остался непогребённым.
        «Перестань пороть чепуху», - резко перебил добрый родич невесёлые мысли хоббита, - «и полезай в дыру!»
        «Там хотя бы не будет снега», - решил Фонси и пополз внутрь. Не проползя и дюжины локтей, он наткнулся на дверь, круглую дверь, глиняную, как крышка от кувшина, и Фонси смог разглядеть в темноте украшающий самую её серёдку узор в виде завитушки. Почему-то очень захотелось свежеподжаренных на костре грибов.
        «А ну-ка, слушай меня внимательно, родич», - сказал старый знакомец, но Фонси не дал ему закончить.
        - Без тебя знаю, - и быстро провёл пальцем вдоль узора изнутри наружу. - Шишел-мышел!
        Дверь скрипнула, застонала и качнулась внутрь. Фонси вполз в темноту и закрыл дверь за собой. Вот теперь можно отдохнуть, подумал он.
        
        ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
        в котором происходят дела тысячелетней давности
        
        КРАСНАЯ СТРЕЛА
        - А вчера, - Химни перепрыгнул с одного камня на другой, - вернулся из Северска Тарвар Лопоухий, ты его знаешь.
        - Здорово, - Ветер ухватился за торчащий меж камней куст, чтобы сохранить равновесие. - А почему он вернулся так скоро, он же на пять лет нанимался? Его что, выгнали?
        Два молодых хоббита карабкались по каменистому склону холма неподалёку от Больших Отколов. Оба были крепкие и плотно сбитые, как большинство хоббитов. Тот, что повыше, Химни, был явный бледношкур, с вьющимися светлыми волосами, а по Ветеру, который был чуть пониже и на два года младше, было трудно сказать, кого в нём больше - отца-бледношкура или матери-крупини.
        - Его не совсем выгнали, - сказал Химни, на мгновение замедлясь, - если верить тому, что он говорит. Его хозяин, господин рыцарь Итильмир, готовится воевать, и в саду разместятся его воины, так что садовник ему ни к чему в ближайшее время. Тарвар говорил, что многие наши из Северска уходят.
        Ветер вскарабкался дальше по склону, помогая себе руками. Теперь он был выше Химни.
        - Неужели старик Зима продвинулся так далеко на юг?
        - Продвинулся, - кивнул Химни. - Тарви рассказывал, что близ Северска находили человеческие головы, насаженные на колья.
        - Это как? это зачем? - ужаснулся Ветер.
        - Как предупреждение не ходить дальше, а то с тобой будет то же самое. Ездили туда рыцари, но находили только оставленные стоянки да старые кострища. Неспокойно сейчас в Северске, да и во всём Артедайне, - Химни в несколько прыжков обогнал Ветера и оказался наверху. - Хоббитам там больше не место.
        - А что он ещё расска... - под ногой Ветера покатились вниз мелкие камешки, хоббит упал на бок и поехал вниз, судорожно пытаясь зацепиться за что-нибудь по дороге. Ему удалось остановиться как раз вовремя - в этом месте крутой склон превращался в отвесный обрыв.
        - Ветерих! Ветер! Ты живой? - закричал сверху Химнерит.
        - Вроде бы да... - простонал в ответ Ветер. Он сильно ободрался о камни, кожа на локтях свисала кровавыми лохмотьями, - Олифан его побери, как больно...
        - Я сейчас! - Химнерит ступил обратно на склон. Из-под его стопы выскочил камешек и весело запрыгал в направлении Ветера.
        - Не надо! - закричал Ветерих, - Так только хуже будет. Я сам.
        Кривясь от боли, хоббит привстал и сделал несколько шагов вверх по усыпанному камнями склону. Каждое движение причиняло сильную боль. Ветер опять оступился, но упал на колени и удержался, не съехал обратно, хотя колени, судя по ощущениям, разбил.
        - Держи! - прозвучал сверху голос Химнерита. Ветер посмотрел вверх и увидел, что приятель протягивает ему конец длинной палки. Ухватившись за палку обеими руками, хоббит вылез на край и сел на землю.
        - У тебя вся одежда в крови, - заметил Химии. - Ты идти можешь?
        - Вроде бы могу, - ответил младший хоббит, кривясь от боли.
        Когда два хоббита брели по тропе, петляющей среди меловых холмов, обратно в Большие Откопы, сзади раздалось цоканье копыт, и чей-то голос окликнул их.
        - Ло, путники! Не нуждаетесь ли вы во вспомоществовании?
        Химни остановился и обернулся, стараясь не уронить почти что висящего на нём Ветера.
        - Не подбросишь ли до Отколов, джентльхоббит? - хрипло прокричал он. - Приятель мой зашибся!
        Ветер тоже обернулся и даже устоял на ногах. А по тропинке приближался к друзьям самый странный хоббит, какого они когда-либо видели.
        Уздечку белого пони украшали медные бляхи, а сам всадник был одет в синий с чёрным налатник поверх блестящей кольчуги. Светлые волосы хоббита - он явно был из бледношкуров - гладко прилегали к голове и блестели, словно густо смазанные маслом. Маленькая синяя шапочка с белым пером задорно сидела на самой макушке всадника.
        Бледношкур соскочил с пони и подбежал к Химии и Ветеру. На ногах его красовались - вот невиданное дело! - сафьяновые сапожки на каблучках, синие с чёрным тиснением.
        - Я вижу, друзья мои, что и впрямь вы угодили в беду, - сказал незнакомец. - Могу ли я узнать ваши имена?
        - Ветерих из Токовища, - сказал Ветер.
        - Химнерит из Больших Откопов, - сказал Химии, - а тебя как звать, джентльхоббит?
        - А я Андагис, сын Аскалька, подзнаменосец в войске благородного рыцаря Митрильдина Сильного, а в настоящий момент - посланник к старейшинам ширским от короля Артедайна. - Андагис помог Ветеру забраться в седло и бодро пошёл вперёд, ведя пони в поводу. - К вашим услугам, друзья мои.
        Ветер сидел верхом на пони, Химни шёл рядом с ним, держась за стремя и следя, чтобы Ветер не свалился. Андагис вёл пони и беседовал с Химии и Ветером.
        - А скажи, почтенный, с какими вестями ты приехал к нам, если это не тайна, - полюбопытствовал Химии, и Андагис охотно ответил.
        - Я везу старейшинам Шира красную стрелу, - сказал он,- Артедайн зовёт на подмогу хоббитское ополчение.
        - Триста семьдесят пять лет назад мы получили от Короля этот Шир. И ныне пришла пора нам отблагодарить Короля и верно послужить ему в час беды. Многие из тех, кто работал у артедайнских рыцарей поварами, садовниками и ключниками, принесли своим хозяевам воинскую клятву и служат ныне в войске Артедайна кашеварами и снарядчими. Но в наших рядах найдётся место и для воинов-хоббитов - лучников и пращников! Пусть двинется в поход хоббитское ополчение, и встанут воины Шира плечом к плечу с воинами Артедайна!
        - К бедру, - мрачно сказал дядя Ветера, Белерих, хозяин Зелёных Холмов, и старейшины заухмылялись - видно было, что Тиудемер хотел сказать то же самое.
        - Что? - встрепенулся Андагис, прервав свою речь.
        - Плечом к бедру, - пояснил Белерих. - Иначе не получится, если только воины Артедайна не присядут на корточки.
        На Андагиса было жалко смотреть. Он покраснел и попытался что-то сказать, но старейшина безнадёжно сбил ему весь настрой. Заговорил вместо него Быкка, хозяин Мокрети.
        - Мы, хоббиты, мирный народ. Мы сидим на своей земле, в своих норах, и не бередим береду, пока береда не бередит нас. Мы выполняем все условия договора с королём - чиним мост через Бренди-да-вин, бережём дороги да торопим королевских гонцов. Вот и ты, королевский гонец, торопился бы.
        - Ты позабыл ещё одно условие, почтенный Быкка, - Андагис наконец успокоился и собрался с мыслями, - а именно признание короля вашим сюзереном.
        - Мы никогда не признавали сюзереном никого другого, - пожал плечами Быкка, - вот только выставлять дружину на королевские войны Мархо и Бланко не обещали. А в вассальных клятвах Артедайна это оговаривается особой статьёю, разве не так? - Он поднялся из-за стола и оперся о столешницу кулаками, всем телом подавшись вперёд.
        - А ты думал, мы здесь в грязи копошимся и о таких высоких вещах не слыхивали? - насмешливо спросил дядя Белерих опешившего Андагиса. - Напрасно. И нам кое-что известно.
        - И нечего чужакам нас уму-разуму учить, - огрызнулся Тиудемер, хозяин Белых Холмов.
        - Я не чужак! - взвился Андагис, сверкая глазами и привычным движением роняя руку на рукоять меча. - Я такой же ширский хоббит, как и вы, почтенные старейшины!
        - Какой же ты хоббит? - ласково спросил Белерих. - В сапогах вон ходишь. Бронёй позвякиваешь. Говоришь по-артедайнски, слова растягиваешь. Волосы маслом умащиваешь. Не хоббит ты вовсе, а знатный рыцарь артедайнский, аж целый подзнаменосец. Только ростом не вышел.
        - И за меч вон взялся, - мотнул головой Быкка. - Того и гляди, на поединок чести вызовешь кого-нибудь. Разве хоббиты так поступают?
        - Одним словом, - сдвинув седые брови, подытожил Тиудемер, - никакой ты не хоббит. Половинец ты, вот ты кто.
        Андагис отшатнулся и побелел. Рука его стиснула рукоять, но тотчас разжалась, точно меч обжёг пальцы. Он развернулся на каблуке и метнулся вон из норы Совета. За ним, вскочив с места и обдав старейшин полным презрения взглядом, выскочил Химии. Ветер рванулся было за ним, но охнул от боли в разбитом теле и сел на место.
        Андагис и Химни проехали через весь Шир, собирая таких же, как Химни, отчаянных и бесшабашных парней- тех, кто дерзнул ослушаться запрета старейшин. Таких нашлось немного - едва набралось два десятка.
        Ветер простился с Химни, когда отряд Андагиса проезжал через Токовище по дороге на север.
        Сырой ветер гнал по серому небу серые облака. Андагис, ехавший впереди отряда, остановил пони и поднял руку, приветствуя Ветера. Химни выехал из строя и спешился.
        На дороге, кроме Ветера и ополченцев, никого не было - только дурачок Книва, не любящий ни в какую погоду сидеть под крышей, копошился в придорожной канаве.
        - Ну что... - неуверенно сказал Химни. - Едем, значит.
        - Ага, - кивнул Ветер. - Удачи вам всем.
        - Спасибо, - ответил Химнерит. - Мы отсюда сначала в Пустоград, а потом куда скажут. Господин рыцарь Митрильдин стоит сейчас в Пустограде.
        Ветер не желал знать, где стоит господин рыцарь Митрильдин. Ему хотелось, чтобы Химни пообещал вернуться или хотя бы сказал что-нибудь такое, чтобы Ветер почувствовал, что перед ним друг.
        - ...и Андагису дадут кинжал, заговорённый на самого старика Зиму. У всех артедайнских рыцарей есть такие кинжалы, на всякий случай - вдруг встретится в бою! А в Северске, говорят, башня высотой как две сосны...
        Химнерит говорил и говорил о своей новой, увлекательной жизни, а Ветер слушал, мучительно думая, что ему ответить. Что у пегой кобылы жеребёнок родился позавчера? Или что Ветер вчера Хизамунду прямо в губы поцеловал, и она не возражала?
        - Ну ладно, - неожиданно прервал свою речь Химни, - мы поехали.Удачи, - повторил Ветер.
        Химни вскочил на пони и занял своё место в отряде, а к Ветеру подъехал Андагис.
        - Не огорчайся, Ветерих, - сказал подзнаменосец, наклоняясь с седла, - Вайрэ плетёт свою паутину для каждого из нас в отдельности и по-разному. Судьбы расходятся и сходятся снова.
        - Ты остаёшься беречь Шир, Ветерих! Прощай, и пусть Стихии будут к тебе добры.
        И всадники растворились в сером тумане, и только глупый Книва долго бежал за ними, гукая и мемекая.
        БЕЖЕНЦЫ
        В тумане обозначились очертания всадника, и Ветерих приветственно помахал рукой.
        - Эй, кто едет?
        - Герн, - лениво откликнулся Фритигерн, сын Быкки. Его, впрочем, можно было узнать и так - здоровяк был поперёк себя шире в плечах. Мокрецкие крупни всегда славились кряжистостью, а Быкка ещё и жену себе взял из бледношкуров, так что сынок его вышел и статью, и ростом.
        За спиной Берна показались ещё несколько теней - его отряд, ездивший на разведку к Воде.
        - Что слышно? - спросил Ветер. - Вы выяснили, что горит?
        - На том берегу горит, - ответил Герн, задумчиво поглаживая устье прицепленного к седлу тула. - В Заводье что-то неладно. Поедем посмотрим?
        - Поехали, - кивнул Ветер. - Подожди, я только остальных позову, - он снял с пояса рожок и продудел в него два раза коротко и один раз длинно - зов к общему сбору.
        - В Заводье? - переспросил подскакавший Балт Лучник. - Так там небось заводянские что-то сами подожгли. Кто их знает, заводянских-то. Чудной народ.
        - Точно так, - согласился Сегерих. - Вон, когда Витигеса Шепелявого третий раз на воровстве поймали - тотчас в Заводье сбежал, небось не дожидался, пока старейшины разберутся с ним.
        - А Филимера Рыжего так просто прогнали из Токовища, потому что он поссорился со всеми соседями, - поддержал едущий рядом лохматый Дикиней Долгогрив. - И он тоже в Заводье подался.
        - Всё равно они хоббиты, - пожал плечами Берн, - Старый Гизмунд Коровий Хвост тоже в Заводье, а он просто с батяней моим повздорил. А так - отличный дядька, в детстве меня на собаке своей катал. Понимать надо.
        - Правильно Герн говорит, - сказал Ветерих. - Все в сборе? Тогда вперёд.
        Ветер не забыл того, что сказал ему, уезжая, Андагис. Как только молодой хоббит снова смог ходить и ездить верхом, не испытывая боли, он объехал весь Шир по следам Химни - и всюду разговаривал с приятелями, знакомыми и родичами, которые и хотели поехать вместе с Химни служить королю, да не смогли бросить родные места или не посмели ослушаться запрета родителей. И постепенно подобралось к нему семь десятков - почти полгроша! - молодых хоббитов, каждый со своим пони и снаряжением. Кто-то припомнил, как такое называлось у большецов, и Ветерих сотоварищи стали называть себя риворами, то есть пограничниками. Они объезжали границы Шира - от Воды на севере до Ширейки на юге, от Бренди-да-вина на востоке до Белых Холмов на западе - и собирали слухи и вести из большого мира.
        Слухи и вести были нерадостные. Королевский Северск стоял в осаде и помощи ниоткуда не ждал. Старик Зима посылал на юг всё новые и новые полчища. Ушедшие служить королю хоббиты не подавали о себе никаких вестей, и даже слухов о них Ветер ни от кого не слыхал.
        - Переправа горит! - поднимаясь на стременах, прокричал Сегерих. - Переправу подожгли!
        На том берегу Воды что-то ярко пылало - не иначе как жилище паромщика. Ветер пригляделся, силясь увидеть, где находится сам паром, но густой туман скрывал поверхность Воды. Хотя нет, вон что-то светится - не иначе светильник на пароме.
        - Стрелы на тетивы, парни! - приказал Ветер. - Если там кто ростом выше Берна, стреляйте.
        Хоббиты спешились. Ветер, Сегерих, Балт и Герн прокрались ближе к берегу, остальные держались подальше. С реки раздался плач ребёнка, но быстро затих.
        Послышался скрип - это паром ткнулся в берег. Четверо хоббитов подобрались ещё ближе и увидели, как с дощатого помоста с верёвочными перилами в молчании сходят на берег хоббиты - мужчины, женщины и дети, с узлами и котомками. Последним был коренастый старый шерстелап с горящей головнёй в руке и длинной жердиной подмышкой. Он небрежно бросил головню на доски и проследовал к столбу, где был привязан канат. Прислонив жердь к столбу, старик вынул из ножен на поясе длинный кривой тесак и в три удара этот канат разрубил.
        Когда он так же деловито отпихивал жердью уже пылающий паром подальше от берега, Ветер и его спутники приблизились, не таясь.
        - Добро пожаловать в Шир, папаша! - пробасил Фритигерн.
        Старик вздрогнул, оборачиваясь на голос.
        - Кто вы такие, ребята? - осведомился он, вкладывая тесак обратно в ножны.
        - Ширские риворы! - ответил Ветер с гордостью в голосе. - Объезжаем границы, смотрим, что где происходит. Я - Ветерих сын Вультвульфа, брата Белериха Хозяина Зелёных Холмов. А ты, дядя, кто будешь?
        - Хисарна я. Хисарна Паромщик раньше был, да какой я нынче паромщик, - старик кивнул в сторону медленно уплывающего вниз по течению костра, бывшего раньше паромом.
        - Что произошло там у вас? - Ветер посмотрел на вновь прибывших заводянских. Те в большинстве своём сидели на земле, кто-то развязывал узлы, извлекая из них какую-то снедь, кто-то просто сидел и смотрел в никуда. - Что случилось в Заводье?
        - Нет больше Заводья, - ответил Хисарна. - Спалили большецы.
        - А что Гизмунд Коровий Хвост? - спросил Фритигерн. - Ты знаешь такого?
        - Кто его не знал? - печально хмыкнул паромщик. - Он себе богатую усадьбу построил у Трёх Сосен, домину отгрохал с надклетью. Там и остался, когда всё пожгли. Дочку его с внучкой, двух доярок да трёх работников я четыре дня тому переправил, всего-то и осталось.
        - А Витигес Шепелявый? - спросил Сегерих.
        - Шепелявого давно убили. Он с большецами воевать надумал, двоих застрелил, а третий на него верёвочную петлю накинул да и протащил за конём полпоприща, одна голова и доехала, - охотно поведал Хисарна. - Это видел Геримуд Полторы Ноги, я его уж давно переправил.
        - Ну а этот, как его, - почесал в затылке Ветерих, - Филимер Рыжий?
        - Тьфу на твоего Филимера Рыжего, - проворчал старик. - Когда джаравы в Верещатник вошли, он им овражек указал, куда все попрятались. Так они всех в том овражке и постреляли. Но ничего, досталось и Рыжему - дочка Нидады Горбатого видела, как его за какую-то провинность топором зарубил старший джарав.
        - А кто такие джаравы, дед? - спросил Ветер. - Они за Старика Зиму, что ли?
        - Племена северные, - откликнулся Хисарна. Джаравы, онги и эремтаги. И ещё орки. У нас всё больше джаравы да онги шастали.
        Отряд Ветериха ехал на юг, сопровождая вереницу заводянских погорельцев. Детей и тех из взрослых, кому было тяжело идти, взяли на пони. Ветер шёл впереди, держа своего в поводу - на нём ехала Сунильда, молодая вдова Гундериха Непоседы с двумя маленькими детьми. Справа от Ветериха шёл Хисарна.
        - Доберёмся до Токовища, - говорил Ветерих, изредка косясь назад, где вровень с его лицом круглилось под вышитым платьем полное Сунильдино бедро, - там всем найдётся место переночевать и миска жаркого. А потом гонцов пошлём в Мокреть и в Откопы. Пускай старейшины решают, что нам дальше делать.
        ОСКВЕРНЁННЫЙ ШИР
        Ночью прошёл дождь, и земля под копытами пони неприятно хлюпала. Ветерих отвёл от лица ветку, обдавшую его за это каплями, и обернулся.
        - Эй, не отставать! Подтянулись! Это последний хутор, дальше уже не живёт никто. Домой поедем!
        - Какое домой, - отозвался подъехавший Балт. - Дома нет никого. В Мокреть поедем.Главное, отсюда уедем, - возразил Ветер. - А, вот и хутор. Далёконько ж ты забрался, Сафрак Длинноносый!
        Сафрак Длинноносый, угрюмый лысоватый шерстелап, смотрел на риворов исподлобья.
        - ...разорили Заводье и когда угодно могут через Воду в Шир перебраться, - продолжал объяснять Ветер. - И на совете старейшин порешили, что все уходим за Мокреть. Припасы с собой забираем, а всё ценное в погреба и под шелуху-большуху.
        - За Мокреть, говоришь? Да за Мокретью ж Оральд живёт! - встрял в разговор сын хозяина, тоже недобро косившийся на Ветериха. Всего на хуторе было восемь мужчин, не считая детей, - три Сафраковых сына, сам Сафрак, Сафраков зять и два работника. - Так он и пустит!
        - Быкка, Хозяин Мокрети, сам ходил на поклон к Оральду, - объяснил Ветер. - Оральд позволил. Только живые деревья воспретил рубить да на кое-каких зверей охотиться. Так что Оральд за нас. А без его соизволения кто в лес войдёт, тот из леса не выйдет.
        - Быкка велел передать, чтобы все снимались и шли в Мокреть, - подтвердил Дикиней Долгогрив. - Твой хутор, папаша Сафрак, последний. Собирайся.
        - Не буду я никуда собираться! - сердито задёргал носом Сафрак. - Здесь мои деды и прадеды с самого Заселения жили, и я жить буду! А и найдут меня большецы ваши, так на своей земле помру, не в Мокрети какой в болоте сгнию.
        - Помрёшь-то ты помрёшь, Длинноносый, - добродушно согласился Хисарна. - Вот только когда тебе джаравы шерсть на лапах подпалят, то ты им не только всё добро отдашь - ты им про весь Шир расскажешь и ещё карту нарисуешь. Так что давай-ка с нами. Мы тебя как раз до Мокрети проводим и ещё устроиться поможем.
        Хисарна перевозил хоббитов в Заводье и обратно последние тридцать лет, тем и жил. Последние двадцать лет жил в одиночестве - жена от него сбежала в Шир. Без всякой жалости спалив своё единственное достояние, он остался и вовсе никуда не пристроенным и, недолго думая, упросил Ветериха принять его в риворы.
        - Хор-роший у тебя, Сафрак, хлев! - закивал бывший паромщик седой головой. - Вот у Одоульфа Камыша такой же летом сожгли. А самого Камыша на колодезном журавле повесили. Это онги, они любят вешать. А джаравы - те всё больше стрелять да резать. А жечь они и те, и те хорошо умеют.
        Сафрак же не уступал.
        - Авось не сожгут и не зарежут. Езжайте, ребята, куда ехали.
        - Мы сюда ехали, - Ветер начал терять терпение. - Нарочно подгадали утром приехать, чтобы ты к вечеру собраться успел. Мы за последние девять дней четырнадцать хуторов объехали, твой пятнадцатый. И в каждом нам спасибо сказали, что пришли и об опасности предупредили. Один ты такой упрямый, старый ты олифан!
        Сзади крякнул от удивления Сегерих. Спасибо риворам сказали от силы на трёх-четырёх хуторах из этих пятнадцати; все остальные поначалу точно так же упирались.
        - А мне плевать, что вам там кто говорил! - Сафрак вытянулся во все свои три локтя роста и ещё сильнее задвигал носом. - Мне ни соседи, ни старейшина не указ!
        - Вот тебе указ! - рявкнул Ветер, подставляя Сафраку под нос сжатый кулак. - Вот тебе указ!
        Сафрак попятился. Его сын тоже попятился.
        - Ты как со старшими разговариваешь? - возмутился Длинноносый, - Молодой мне кулаками грозить!
        - Я тебе не молодой? - едко спросил Хисарна. Старый хоббит тридцать лет тягал паромный канат и силы в руках накопил на зависть любому. Он был сильнее даже здоровяка Фритигерна и подкузнечья Анделы.
        Сафрак посмотрел на Хисарну. Взглянул на усталые, хмурые лица восемнадцати риворов. С ненавистью зыркнул на Ветера. И махнул рукой сыновьям, пошли, мол, собираться.
        Шир опустел. Вымокшие до нитки риворы и Длинноносинсы ночевали в оставленных незапертыми норах в Раздорожье и Токовище. Всю дорогу Сафрак ворчал и грозился, что он ужо найдёт на Ветера управу. Гизмунд, младший сын Сафрака, к концу путешествия попросился в риворы, а его сестра Зелигунда так усердно строила глазки Сегериху, что тот уж задумал свататься.
        Бродом через Ширейку перебрались в Мокреть. В это время года она как нельзя лучше соответствовала своему названию. В нескольких местах дочерей и невесток Сафрака пришлось сажать на пони, а возок - разгружать и перетаскивать на руках, так размокла дорога. Но вскоре на помощь подоспел Герн с десятком риворов.
        - Плохие новости, Ветер, - прогудел здоровяк. - Большецы из Ангмара захватили Бри. Несколько деревень сожгли, князя на воротах повесили.[20 - Вописываемые времена (1974 год Третьей эпохи) Бри был столицей одноимённого княжества.]
        - Понятно... - мрачно сказал Ветерих.
        Ему действительно стало понятно, что война подошла совсем близко. Заводье - это выселки, Ветерих никого из заводянских прежде близко не знал и за Водой никогда не был. А вот Бри - совсем другое дело.
        В Бри живут такие же почтенные джентльхоббиты, как и в самом Шире.
        - Что-то ещё? - спросил он у Фритигерна.
        - Ага, - кивнул тот. - Мост.Что мост?
        - Бренди-да-винский мост захватили и стражу там выставили.
        У Ветериха неприятно похолодело внутри. Значит, в любой момент свирепые онги и джаравы, слуги Старика Зимы, могут ворваться в Шир, разорить оставшиеся без хозяев норы, вырубить сады. До сих пор он себе это только представлял, а сейчас - всем существом ощутил, что это по-настоящему.
        - И правда плохие новости, - вздохнул он. - Ну да ничего, мы вроде бы всех хуторян согнали с мест. Кто сюда, в Мокреть, отправился, а кто - в Большие Откопы, как на совете уговорились. Там тоже спрятаться можно.
        - Здесь вернее, - возразил Герн. - Здесь Оральд.
        - Твой отец правда видел Оральда? - спросил Ветерих. - Страшный он?
        - Батя говорит - очень страшный и одновременно совсем не страшный, - пожал плечами Фритигерн. - Я не знаю, как так бывает, но я-то его не видел, батя один ходил.
        - О, Оральд страшный, - усмехнулся Быкка, - очень страшный. А ещё он очень добрый и очень сильный, и от этого ещё страшнее.
        - А это-то почему? - не понял Ветерих.
        - Оральд очень добрый, - повторил старейшина, - а мы с тобой, Ветер, не очень. Мы скотину режем, дичь стреляем. Детей шлёпаем, а то и друг другу тумаков можем навешать. Остоульф Осина позавчера жене глаз подбил, сейчас вон пятую вязанку хвороста из леса тащит в наказание. Так вот, когда Оральд тебе в глаза смотрит, ты злым себя чувствуешь. А Оральд, добрый и сильный, тебя насквозь видит. Понимаешь, почему страшно?
        - Понимаю... - кивнул Ветерих. - Но он же за нас, правда?
        - Оральд ни за кого, - покачал головой Быкка. - Он просто здесь хозяин, а мы его соседи. Поэтому он нас по-соседски к себе пустил. Впрочем, Ветер, я тебя по делу позвал, а не Оральда обсуждать. Книва сбежал.
        - Как сбежал? Куда сбежал?
        - Я не знаю. Книва из Токов - так, может, он и сбежал в Токовище?
        - Может быть. Он раньше часто убегал, пока его не приставили свиней пасти. Его даже на привязь сажали, только потом жалко стало. Когда он сбежал?
        - Сегодня утром хватились. Собаки потеряли след в болоте, дальше не пошли.
        - Возьму Герна, Балта и Сегериха, - Ветерих поднялся со скамьи, поправил пояс с ножом, - Пойдём пешком и без собак, чтобы тихо. Заодно разведаем, не появились ли большецы в Шире.
        - Всё правильно излагаешь, Ветерих Ривор!
        - Да что ты, дядя Быкка, рано мне прозвище-то иметь, - Ветер смущённо улыбнулся и чуть зарумянился. - Я покуда просто Ветер Ток из Токовища.
        - Давай, торопись, Ток из Токовища, - Быкка тоже поднялся - много дел было у старейшины. - И возвращайся скорей.
        На след Книвы они напали на второй день. Как и предполагал Быкка, след вёл вдоль леса в сторону Токовища.
        Вечером того же дня Балт Лучник видел издали двух или трёх всадников, судя по всему - большецов на больших лошадях. Костра ночью не разводили, спали под поваленным деревом. Проснулись засветло и пустились дальше вдоль леса. Следы Книвы всё ещё вели прямёхонько в Токовище.
        - Надо же, - сказал Сегерих, - дурачок дурачком, а ведь дорогу запомнил.
        - Книва, на самом деле, если захочет, то бывает очень даже смышлёный, - согласился Ветер.
        - Он забавный, - широко улыбнулся Фритигерн. - Я его давеча тыквенными семечками угостил, так он три штуки очистил и мне обратно отдал.
        - Это он вместо «спасибо», - сказал Ветерих, - Говорить-то он не умеет.
        - Тихо! - прервал их разговор Балт. - Принюхайтесь. Дымом пахнет.
        - Тетивы надеть! - распорядился Ветер и тотчас выполнил собственный приказ. - Дальше идём лесом.
        Это были хорошо знакомые Ветериху места - Токовище было совсем близко. Хоббит точно знал, где надо выйти из леса, чтобы открылся вид на родные норы. А запах дыма ощущался всё сильнее - не тревожный запах пожара, а скорее уютный запах костра.
        У костра, горящего невдалеке от полностью раскопанной главной норы Токовища, сидело пять большецов. Солнце начинало клониться к закату, и большецы, верно, стряпали себе обед или ужин. По обеим сторонам костра были приспособлены деревянные рогульки, а между ними прилажен был вертел.
        У Ветера мигом пересохло в горле. Знаком он велел спутникам молчать.
        - Стреляйте, - шепнул он, кивая головой в сторону большецов и натягивая лук.
        Товарищи поглядели на него с удивлением. Фритигерн поднял брови, будто спрашивая: ты уверен?
        - Берн, стреляй! - шёпотом рявкнул Ветерих. - На костре!..
        Три ривора присмотрелись к тому, что было на костре. Сегерих сглотнул. Четыре стрелы слетели с тугих тетив одновременно.
        Одна стрела угодила в костёр - уголья так и рассыпались в разные стороны. Вторая пробила плечо одному из большецов и высунулась с другой стороны. Третья и четвёртая попали в другого большеца, тот упал и больше не двигался.
        Большецы вскочили. Один из них пробежал несколько шагов в сторону хоббитов, стал махать руками над головой и что-то кричать. Двое других наклонились к раненому и стали возиться с ним.
        Вторую стрелу Ветер положил точно в середину груди кричащего. Один из занимающихся раненым оглянулся - и получил в лицо стрелу от Балта. Два оставшихся большеца, раненый и здоровый, бросились бежать. Фритигерн и Сегерих застрелили их в спины.
        Четверо хоббитов медленно шли по опушке леса.
        Фритигерн смотрел перед собой пустым, невидящим взглядом. В руке здоровяк нёс страшный, тяжёлый чёрный топор. Сегерих что-то шептал про себя, а по щекам его текли одна за одной слёзы. Балт молчал и только теребил ушки стрел в туле. Ветерих время от времени раздувал ноздри и скрипел зубами.
        Позади осталось разорённое Токовище и могилка Книвы, наспех вырытая Сегерихом и Ветером. А над могилкой, выстроясь в рядок, глядели вслед хоббитам с воткнутых в землю копий головы пяти болыпецов.
        - Ветер, - вдруг отрывисто сказал Фритигерн, - правда, мы этого так не оставим?
        - Не оставим, Герн. - Не глядя ему в глаза, ответил Ветерих, - Не оставим.
        ПЛЕН
        - Большецы вы, большецы, - приговаривал Дикиней, утаптывая снег, - что ж вам дома-то не сидится? Стараешься, головы на кольях ставишь для них, а они всё равно лезут и лезут.
        - Это им воевать не хочется, - сказал Ветер, закидывая на плечо лопату. - Вот и ползут сюда. Думают, тут полно добычи и никаких начальников.
        - Дрыхните, храбрые ангмарские воины, - Сегерих кивнул на засыпанную землёй и снегом неглубокую общую могилу. - Ни начальников тут вам нет, ни добычи. Зато весной на вас Хидеульф Болтун редис посадит. И репку. Всё будет веселее.
        - Ничего Болтун здесь не посадит, - возразил Дикиней. - Болтун этот участок Быкке в вечное пользование отдал.
        - То есть как это? - насторожился Ветер. - За какие такие заслуги?
        - Не помню уже, - отозвался Дикиней. - То ли за два бочонка патоки, то ли за какую другую сласть. У Быкки-то в Мокрети таких припасов полно осталось, это все остальные с собой только необходимое везли.
        - Да, Ветер, ты что, не слышал? - подтвердил Сегерих. - Быкка сам не жирует и домашним своим не позволяет, а вот если кому приспичит вина или там мёда, или ещё чего этакого - тот идёт к Быккинсам и кланяется им. Авгис Кривоногий дочку замуж выдавал недавно, так Быкка за бочку вина с него закладную на поле взял.
        - Э, как оно... - хмыкнул Ветерих и зашагал прочь с опушки леса, поправив по дороге один из кольев с надетой сверху бородатой головой. Снег скрипел под обутыми в валенки ногами хоббита. - А как старейшины?
        - А что старейшины? - Сегерих прошёл между двумя заснеженными кустами, не задевая веток; Дикиней и Ветер последовали его примеру: теперь для всякого большеца, что заглянет на опушку до следующего снегопада - а зима выдалась снежная - следы хоббитов таинственно пропадут в кустах.
        - Старейшины ворчат и пытаются запретить эти сделки, - продолжал Сегерих, - только у них не очень получается.
        - Они что, не верят, что мы вернёмся, я не понимаю? - раздосадованно покачал головой Ветерих. - Стараешься тут, как Дикиней сказал, головы на кольях ставишь, а они думают, что нет больше Шира?
        - Тут ещё заводянские страхов порассказывали, - пояснил Дикиней, - Да и наши риворы любят перед девушками покрасоваться, рассказать, какие большецы страшные, да сколько они уже нор поразоряли, - он многозначительно поглядел на Сегериха, но Сегерих тотчас отвернулся в сторону и замурлыкал песенку, - вот многие и думают, что будем всегда в лесу сидеть. И Быкку ещё старым дурнем называют.
        В тишине зимнего леса раздался звук рога, три отрывистых ноты.
        - Это на стоянке! - воскликнул Ветер. - Трубят тревогу!
        Хриплый, низкий, протяжный рёв прервал его слова. Через лес прямо на троих хоббитов шли два огромных оленя. Плоские, похожие на обращённые вверх громадные ладони, рога, тяжёлые горбоносые морды - таких оленей никогда прежде не видывали в Шире. По сравнению с обычными пятнистыми оленями эти выглядели как большецы по сравнению с хоббитами.
        На спинах оленей сидели кажущиеся до смешного маленькими большецы с копьями в руках и луками за плечами.
        - Прячьтесь, парни! - велел Ветер, а сам пустился бежать, размахивая руками. Краем глаза он успел заметить ныряющего в сугроб Дикки, а дальше ему стало уже не до того - перед глазами замелькали ветки, кусты, заснеженный бурелом, а сзади надрывно ревел чудовищный олень, дышал в спину. Бежать по снегу было неудобно, и Ветер знал, что его догонят, но нужно было бежать, чтобы отвести большецов от Сегериха и Дикинея.
        Большец, спрыгнул со спины ужасного скакуна и сбил Ветера с ног, навалился сверху, перехватил руку с ножом.
        - Нъшълысь, ‘бью! - рявкнул он на северном наречии.
        Ветер не шевелился. Ему связали за спиной руки, чем-то жёстким заткнули рот. Один из большецов подхватил его и бросил, словно тюк, на спину своему оленю.
        После нескольких часов тряски на вонючей оленьей спине Ветер почувствовал, что движение наконец прекратилось. Ангмарский воин подхватил хоббита за плечи и поставил в снег.
        Чужой шатёр стоял между широких холмов; чужой шатёр с чужим значком на шесте - равносторонний крест, и с каждого конца вырезано по треугольнику. Ещё три громадных оленя были привязаны возле шатра. Неподалёку у костерка сидели четыре большеца, одетые так же, как те, что привезли Ветера - в плащи из толстого серого сукна.
        Полог шатра откинулся, и из глубины шатра вышел невысокий большец в блестящих доспехах и меховой накидке. Один из оленьих всадников сказал что-то на северном языке, быстро и неразборчиво.
        - Здравствуй, половинец, - на хорошем Западном дружелюбно промолвил вышедший из шатра. - Очень рад тебя видеть. Выньте кляп, - бросил он привезшим Ветера воинам.
        - Очень рад видеть! - прохрипел пересохшим ртом Ветер. - Как раз время обеда. Мясца захотел, пузо большецкое? Как готовить-то будешь? Поджаришь? Сваришь? Сырьём съешь? Не подавись смотри, я спереду костистый, а сзаду...
        Ему снова сунули в рот кляп, подхватили сзади и внесли в шатёр. В шатре было тепло, сумрачно, и пахло душистым дымом, идущим от трёхногой жаровни. Шкуры неведомых зверей лежали на полу и пахли слегка менее душисто - в этом Ветер убедился, когда его положили на них лицом вниз. Большец присел рядом.
        - Сейчас я вытащу кляп, - сказал он, - и развяжу тебе руки. Я не собираюсь есть тебя ни в каком виде, не собираюсь убивать тебя или причинять тебе вред. Я не враг тебе и твоим, и хочу, чтобы ты это понял. Кивни головой, если понял.
        Ветер кивнул головой. Большец продолжал говорить, вытаскивая кляп.
        - Я хотел бы знать, почему ты решил, что тебя хотят съесть. Ты слышал рассказы о людоедах-орках?
        - Рассказы? - издевательски спросил Ветер.
        - Про орков рассказывают всякое, - большец, видно, принял вопрос за чистую монету, - но в Андан-маа никто не ест мяса разумных существ. Вот, я развязываю тебе руки. Не беги и не пытайся напасть на меня. Я не враг.
        Ветер сел, разминая затёкшие запястья, и посмотрел на сидящего рядом большеца. У него было узкое смуглое лицо, светло-русые волосы и небольшие серые глаза.
        - Ваши люди съели моего родича, - буркнул Ветер.
        Выслушав про Книву, большец тяжело вздохнул.
        Судя по твоему описанию, те, кто убил твоего родича, были эремтаги из восточного Андан-маа, а там водятся создания, сутью своей звери, что могут быть внешне похожи на людей. Если Кне... Книва? был, как ты говоришь, бессловесным дурачком, то эремтаги могли принять его просто за диковинного зверя.
        - Так что ж, мы им должны были вежливо объяснить? - криво ухмыльнулся Ветер. - Дорогие ремтаги, вы тут обшиблись малёхо, дайте мы вам за нашего родича поросёнка подарим, его и ешьте на доброе здоровьичко.
        - Убить их вы имели полное право, - ангмарец никак не ответил на издевку, звучавшую в словах Ветера. - А вот осуждать их не за что. Мы не едим людей. И если вы не считаете себя людьми, - поправился ангмарец, заметив, что Ветер вздёрнул подбородок, - то вас мы тоже не едим. Никаких говорящих не едим. Мы не враги вам.
        - Так зачем вы тогда пришли сюда? - оскалился Ветер. - Зачем грабите, зачем убиваете, зачем жжёте? Если вы не враги?
        - Те, кто разорил ваши северные земли, - поморщился ангмарец, - понесут заслуженное наказание. Они поступили так не по приказу. Я же пришёл сюда, чтобы говорить с вашими старейшинами о мире, и мне нужна твоя помощь.
        - Вот как? - недоверчиво глянул на ангмарца хоббит. - А почему ты решил, что я стану тебе помогать?
        - Потому, - отвечал ангмарец, - что ты храбрый и умный половинец. Ты дал себя схватить, чтобы остальные успели скрыться. Ты был готов пожертвовать собой ради спасения друзей. И ты поможешь нам сделать так, чтобы война не пришла на земли половинцев. А это возможно, только если вы станете нам друзьями.
        - Мы спокойный и миролюбивый народ, - ответил Ветер. - Мы ни с кем не воюем.
        - Из вашей страны никто не возвращался, кроме моих разведчиков, - возразил ангмарец, - а они рассказали мне, что вы выставляете на дорогах колья с головами убитых, для устрашения. Так делают на севере джаравы, одно из наиболее воинственных племён Андан-маа. Может быть, вы и миролюбивый народ. Но вы хорошие воины, и мы хотим иметь вас на нашей стороне. Вы, как выразился бы мой начальник, очень полезная вещица, а у нас на севере любят полезные вещицы.
        Ангмарец улыбнулся неожиданно доброй, славной, чуть смущённой улыбкой. Ветер не смог не улыбнуться в ответ.
        - Меня зовут Найнас, - сказал большец, - а тебя?
        - А меня - Кудук,[21 - Это слово значит просто «хоббит».] - ответил Ветер, давно готовый к этому вопросу, и снова замолчал. Найнас встал, принёс откуда-то бутыль в кожаной оплётке и две чаши, плеснул вина и первым пригубил.
        - Я расскажу тебе одну историю, Кудук, - сказал он. - И ты поймёшь, почему мы ищем мира с половинцами.
        Ветер взял свою чашу и понюхал вино.
        - Две дюжины дней назад, - продолжил Найнас, - мы взяли Варнастеран,[22 - Формальное название столицы Артедайна звучало как «Форност Эрайн», т.е., «Северный город королей».] главный город заморян.
        - Мы его зовём Северск, - сказал Ветер.
        - Когда мы почти уже очистили город, над одной из его башен поднялось королевское знамя. Это была высокая башня с узкой винтовой лестницей, на какой один воин мог легко сдерживать троих, а больше там и не помещалось. Решили, что в башне укрылся сам король Арви.
        - Башню, разумеется, окружили, - продолжил ангмарец, глотнув из чаши, - и долго пытались проникнуть туда. И когда наконец, потеряв пять человек и семь орков убитыми, наши воины пробились наверх, то обнаружили, что всего гарнизона в башне было два королевских гвардейца и один маленький человечек, - он-то и вывесил королевское знамя наверху башни. Сначала решили, что это ребёнок, потом подумали, что просто человек, который с детства так и не вырос, - среди нас такие встречаются. Но потом оказалось, что он не то и не другое. Мы похоронили его со всеми почестями возле той башни и на надгробии его написали только слово «Отвага» - мы не знали ни имени его, ни рода. Но с тех пор я порасспрашивал знающих людей и узнал, что у половинцев есть целая страна - страна, которой он принёс много чести своим подвигом, страна, что может по праву гордиться им. Я пришёл, чтобы воздать почести вашей стране и вашим старейшинам, воспитавшим такого славного воина. Отведи нас к ним!
        - Где мы сейчас? - спросил Ветер, помолчав. - А то я, пока меня везли, не очень мог по сторонам смотреть.
        - Мы сразу за мостом, - ответил Найнас. - Насколько я понимаю, вы живёте где-то на юге отсюда.
        - Мост через Бренди-да-вин? - уточнил Ветер и, полупив в ответ кивок, покачал головой. - По дороге на юг идти нельзя, а то заметят издалека и встретят стрелами. А если подойти со стороны леса, то получится. Я знаю тропинку.
        ВОЗВРАЩЕНИЕ
        Найнас сидел на корточках и шептал что-то про себя. Потом сделал резкое движение руками и отбросил прочь какую-то чёрную тряпку. Поднялся, обернулся к стоящему рядом с ним воину и отдал несколько приказов на малопонятном северном языке. Воин стукнул себя костяшками пальцев по лбу в знак повиновения и куда-то скрылся.
        Третий день отряд Найнаса, ведомый Ветером, пробирался на юг через Старый Лес. Уже третий раз ангмарец производил эти странные действия.
        Ветер подождал, пока Найнас отойдёт к костру, и осторожно глянул, что это за тряпку выкинул ангмарец. На снегу лежал трупик летучей мыши, неизвестно откуда взявшейся посреди зимы.
        День был на исходе, и вскоре Ветер сидел у большого костра рядом с Найнасом, чуть в стороне от его воинов, обгладывал тонкие косточки лесного голубя и беседовал с ангмарцем.
        Найнас рассказывал о своей стране. О том, как давным-давно явился на Север тот, кого на Юге звали Стариком Зимой и Королём-Ведьмаком, а на Севере стали звать Бессмертным Королём. Как его мудрость и могущество привели под его руку потомков людей, изгнанных некогда из родных мест «заморянами и кремнеглазыми» - так Найнас называл артедайнцев, - а воинская доблесть заставила покориться орков Туманных гор. И тогда Бессмертный Король обратил свою волшебную силу на благо послушных ему народов. Из глубин земли он призвал троллей и обратил их в рабство. Могучие тролли под руководством королевских мастеров осушили северные болота и заключили воду в подземные трубы. По всей северной стране протянулись эти трубы, и благодатная вода из Горячей Долины потекла по ним, согревая холодную северную землю.
        Ещё рассказывал ангмарец про коварных и безжалостных заморян и кремнеглазых, и союзников их эльфов, ненавидящих Короля и вечно пытающихся помешать ему строить благодатную страну на Севере. Очень хотел он узнать, почему хоббиты так спокойно живут под властью заморян.
        - Я видел в Варнастеране статуи половинцев в садах. Говорят, что эти статуи приносят хороший урожай.
        - Это мы приносим хороший урожай, - усмехнулся Ветер. - Большецы очень хорошо платят нашим садовникам и огородникам.
        - Я понимаю... - отозвался Найнас, - для вас хорошо родит земля? Земля ведь для разных народов родит по-разному, иным племенам она вовсе не приносит никакого урожая. Вот почему заморяне и кремнеглазые[23 - Потомки пришельцев с погибшего острова Нуменор и родственные им коренные народы материка, из которых, собственно, и состояло население Артедайна.] оставляют вас в покое!
        И пошёл рассказывать о хитрости и подлости заморян и кремнеглазых, и так складно рассказывал, что Ветер хотел было поспорить, но не нашёл, что возразить - всё, что объяснял Найнас, было само по себе правильно. Как в сказке, где Глупый Одо объяснял росомахе, что хоббиты на хлеб мажут то, что мухи наплевали, а запивают тем, что у коровы из промежду ног вытекает. Ветер и сам уже почти поверил, что хоббиты живут под тяжёлым гнётом соседей-заморян, обманом выдающих исконные хоббитские земли за свои, хоббитам пожалованные. И что самых лучших и искусных мастеров среди хоббитов сманивают к себе заморяне, чтобы держать хоббитов в темноте и отсталости. И что без заморян и кремнеглазых так славно заживут хоббиты, а их новые соседи - и онги, и чариары, и джаравы, и эребеи, и эремтаги, и скререфенны, и все прочие северные народы - будут оказывать им должное уважение.
        - Но ты зеваешь, друг Кудук. Пора идти спать. Когда мы доберёмся до твоих сородичей?
        - Завтра к полудню, друг Найнас, если нам ничто не помешает.
        - Я очень надеюсь, друг Кудук, что нам ничто не помешает, - Найнас улыбнулся. В его голосе не прозвучало ни тени угрозы, и оттого Ветеру стало страшно.
        Ветер уже засыпал, когда снаружи шатра стало неожиданно светло, как будто окно открылось в тёмной норе. Хоббит сел и огляделся по сторонам. Возле выхода из шатра Ветер увидел сидящего на корточках Найнаса. В руке ангмарца тускло отсвечивал короткий меч. Снова стемнело.
        Вокруг шатра кто-то ходил, медленно и размеренно. Что-то странное слышалось в звуке этих шагов, что-то неправильное, но Ветер не мог понять, что именно.
        - Ты сказал, что здесь нет ни медведей, ни троллей, Кудук, - прошептал большец, - кто тогда ходит снаружи? И почему никто не поднимает тревогу? - добавил он сквозь зубы. - И что это за свет? Откуда?
        Низкий, тяжелый голос раздался в ночи. Кто-то ритмично повторял какие-то странные не то слова, не то просто звуки. Голос был такой низкий, что давил на уши и был почти неслышен, но пробирал до костей.
        «Оооммм-хоооммм... оооммм-хоооммм... оммм-ухоммм-хылллооо....»
        Ветер выпрямился.
        - Это Оральд, ангмарец, - сказал он. - Ты знаешь, кто такой Оральд?
        «Бооммм-хуоомммм... хлаааа-хомммм... хоооомм-хааааммм-ды-хылллооо....»
        Найнас сглотнул.
        - Веральден-Ольмай! - воскликнул он. - Вот почему вас оставляют в покое! Веральден-Ольмай... - Найнас повернулся к Ветеру, держа перед собой меч. - Кудук! Куда ты завёл нас?
        - Туда, куда нужно, - ответил хоббит. - Туда, откуда вы не выйдете.
        - Сюда придут другие, половинец. Сюда придёт сам Король. Я посылал ему вести на мёртвых крыльях, он всё знает о вас. Горе тебе, половинец!
        - Неужели ты думаешь, большец, что этот лес хоть что-то может покинуть без разрешения Хозяина? Живое или мёртвое, крылатое или двуногое? Сюда больше никто не придёт. Убивай меня, ангмарец, мне не страшно!
        «Оммм-хооом-йылллоооо» - провыло снаружи, и Найнас выскочил из шатра. Снова стало светло, Ветер зажмурил глаза и упал на колени, ожидая чего-то страшного, но всё успокоилось. В темноте не слышно было даже уханья сов и прочих таинственных ночных звуков. Немного спустя Ветер забрался обратно под одеяло и уснул до настоящего рассвета. Найнас не вернулся. Не вернулись и два воина, спавшие обычно в том же шатре.
        Когда хоббит вылез из шатра и осмотрелся, никого из ангмарцев вокруг не было. Не было ни их огромных оленей, ни собак. Только меч Найнаса лежал в сухих листьях.
        Ветер вскрикнул от внезапного ужаса. Шесть ангмарских шатров стояли посреди жёлто-бурого пятна в заснеженном белом лесу. Землю покрывали листья - сухие, ломкие, не слежавшиеся в чёрную кашу, как бывает, когда тает снег. В зиму словно бросили кусок осени.
        Хоббит по бездумной привычке наклонился и срезал - отобранный ножик Найнас велел вернуть ему ещё позавчера - крепенький подосиновик. Обрыскал цепким взглядом полянку и отметил ещё четыре штуки. А, вот ещё два. На жарёху должно хватить.
        Вооружённый мечом Найнаса, с мешком грибов за плечами, Ветер шёл на юг по тропинке между чёрными деревьями, - словно те расступились, пропуская его, и снег с них опал.
        «Куда, хотел бы я знать, всё-таки делся Найнас и остальные?» - подумал про себя хоббит, и ему вдруг ответили неизвестно откуда, низким, давящим голосом: «Слуг Зимы забрала Осень».
        «Ой», - сказал Ветер и пошёл побыстрее, и ничего больше не спрашивал.
        - Что ты говоришь, Сегер? Когда же он успел?
        - Да как только мы вернулись с вестью о том, что тебя большецы увезли. На следующий же день Быкка сказал, что Фритигерн Быккинс - новый начальник риворов. А на следующий день, вчера, то есть, объявил, что совет старейшин больше не нужен. И Фритигерн с ребятами у него при этом за спиной стояли.
        - И ты стоял?
        - Да все стояли, и я стоял. Мы ведь не знали, зачем нас Быкка с собой на совет позвал. А нынче получается, что он нами наших же старейшин пугает. А потом поздно уж было. Мы вчера поговорили с ребятами... Хисарна из риворов уходит, Дикиней с Гундерихом хотят отдельно от Быккиных риворов ездить, а большинство говорят, что лучше уж пускай Быкка и Берн будут начальниками, чем мы все тут перессоримся. Ну, а Берна мы и не спрашивали - ясно, что он отца будет слушаться.
        - Ладно, - мрачно сказал Ветер. - Пошли к Быкке. У меня к нему разговор есть.
        Быкка, хозяин Мокрети и новоявленный вождь хоббитов, встретил Ветера посередине Поляны. За спиной Быкки виднелся Фритигерн, а чуть позади - несколько других риворов. Бегло оглянувшись, Ветер увидел, что сзади него идёт не только Сегерих, а и Бундерих, и Ильдерих, и ещё несколько хоббитов.
        Из окружающих Поляну землянок начал показываться народ. Когда Ветер и Быкка сошлись на расстояние пяти шагов, вокруг собралась уже немаленькая толпа: в основном жители Мокрети - друзья, родичи, домочадцы и работники Быкки; прибывших из других областей Шира и заводянских почти не было.
        - Здравствуй, дядя Быкка! - сказал Ветер, останавливаясь. - Я вернулся.
        - Здравствуй, Ветерих, - сказал Быкка. - Где ты был всё это время? Почему у тебя большецкий меч на поясе?
        - Был я в плену у большецов, - охотно ответил Ветер, - и нынче вот спасся, а большецы сгинули.
        - А мне говорили, что ты перед тем, как большецы тебя увезли, риворов своих отослал и один остался, - дружелюбно улыбнулся Быкка. - А вот нынче цел и невредим обратно идёшь. Подозрительно мне это, Ветерих.
        - А мне, дядя Быкка, подозрительно, - Ветер начал злиться, - что ты совет старейшин распустил, один старостой остался, словно не хоббиты мы, а большецы, без короля ни на что не годные! И мне это не одному подозрительно!
        - Фритигерн, - спокойно сказал Быкка, - отведи-ка молодого мастера Ветериха в погреб. Пускай он там поразмыслит, хорошо ли повышать голос на старосту.
        Фритигерн шагнул вперёд, следом за ним - ещё два ривора. Ветер стоял прямо и неподвижно, глядя в глаза Фритигерну и скрестив руки на груди, чтобы рука ненароком не легла на рукоять меча. Могучий Быккинс медленным шагом приблизился к Ветеру. Страшный эремтагский топор висел у Берна за плечами, руки к нему он тоже не протягивал.
        - Эй... - воспрял было за спиной Ветера Сегерих, но Ветер поднял руку, останавливая его.
        - Здравствуй, Берн, - тихо сказал предводитель широких риворов. - Я вернулся.
        Фритигерн бросился на Ветера и схватил его за плечи, чуть не сбив с ног. Следующим движением он притиснул Ветера к могучей груди и сжал так, что чуть не захрустели рёбра. Разжав объятия, здоровяк обернулся к Быкке и сказал, улыбаясь сквозь выступившие на глазах слёзы:
        - Не, батянь. Я с Ветером.
        Быкка не дрогнул. Он стоял и молча смотрел, как обнимались и хлопали друг друга по плечам риворы, и когда они встали все вместе против него, он сказал:
        - Нехорошо поступаешь, Ветерих. Сына против отца ведёшь. Помнишь, что я тебе про Оральда-то говорил?
        При упоминании имени Оральда в толпе зашумели, всё громче и грознее. Ветер мог расслышать упоминания Оральда, обычаев и уважения к старшим - всё это вместе складывалось в то, что на неуважение к старосте Быкке может обидеться сам Оральд и выгнать хоббитов из леса. Кое-кто уже грозил риворам кулаками.
        Ветер снял заплечный мешок и поднял его над головой.
        - От Оральда! - крикнул он, и в толпе замолчали. - От Оральда, Хозяина леса, тебе, дядя Быкка, сердечный привет. Я встретил его нынче в лесу, и он говорил со мной.
        Ветер развязал мешок и высыпал на утоптанный снег с дюжину подосиновиков - свежих, как весенняя гроза, рыжих, как башка волынщика Гундериха, и душистых, как только они сами. Запах грибов раздался, казалось, по всей Поляне. В толпе ахнули.
        Вот тут Быкка дрогнул. Даже присел слегка и глазами туда-сюда стрельнул. Потом вздохнул и стал как-то роднее.
        - Пойдём внутрь, Ветерих, - промолвил староста. - Чего здесь-то разговаривать?
        Скрипели телеги под грузом сундуков с пожитками и мешков с припасами. Лаяли собаки, смеялись женщины, и радостно визжали дети. Дул свежий ветер, сияло солнце - погода, казалось, тоже радовалась вместе со всеми.
        Хоббиты возвращались в Шир.
        С тех пор, как Ветер договорился с Быккой о том, как жить дальше, - долгий был разговор и тяжёлый, с угрозами и торговлей с обеих сторон, но и Ветер и Быкка знали, что раздора в Шире не должно быть, - прошло два месяца. Совет старейшин вернулся к власти, правда, Быкку избрали его главой на весь следующий год. А Ветер и его риворы вернулись к своим делам. К ним присоединялись всё новые и новые добровольцы, и сейчас под началом Ветера ездило риворов без шестерых два гроша.
        Вскоре после того, как сгинули в лесу отряды Найнаса, большецы неожиданно сняли охрану с Бренди-да-винского моста и ушли из Бри, даже не спалив до конца город. Воодушевившись такими новостями, Ветер с полугрошом риворов совершил вылазку аж в Заводье и там обнаружил, что ангмарцы ушли отовсюду, кроме одного хутора, где их осталось с дюжину, и откуда их хоббиты без труда выбили.
        Теперь хоббиты возвращались в Шир, а риворы ездили туда и сюда, помогая возвращающимся семьям где выгнать из норы засевшего туда на зиму находчивого зверя, хорошо если барсука или лису, а то в Больших Отколах и медведя пришлось выкуривать; где починить обвалившуюся крышу или поймать убежавшую скотину. Были дела и посерьёзней - несколько раз риворам пришлось выслеживать и ловить воров, которых сперва нещадно пороли розгами - бить батогами Ветер воспретил, - а потом с позором притаскивали к их же старейшинам, обстоятельно рассказывали, что похитил ворюга и у кого, и оставляли.
        - Идёт, стал-быть, староста Быкка по лесу, - Дикиней, видимо, нашёл новичка, ещё не слыхавшего этой его байки, - грибы собирает. Под осиной посмотрел - нету. Под берёзой глянул - ни одного. Под куст заглянул - и там ничего. Ну, сказал Быкка, стал-быть, год на грибы неурожайный - и в сугроб сел.
        - Почему в сугроб? - спросил новичок.
        Ветер не стал дослушивать и поехал вперёд. Риворы въезжали в Зелёные холмы, где под руководством не столько уже дяди Белериха - старейшина сильно сдал за последний год, - сколько его сына Ригеульфа, расселялись бывшие токовищенские Токи, пока в таких же шалашах и землянках, как остались в Мокрети. Токовище дядя Белерих объявил осквернённым и возвращаться туда запретил. А в Холмах как раз гостил Быкка.
        Обогнав колонну и въехав на холм, Ветер заметил далеко впереди скачущего навстречу риворам всадника. Большец! На большецкой лошади! Развернув пони, Ветер поскакал обратно.
        - Большецы! - крикнул Ветерих, и риворы остановились. По знаку своего предводителя большинство хоббитов спешились и передали поводья тем, кто остался в сёдлах. Спешившиеся натянули тетивы на луки.
        - Герн, Сегер, Дикки, дядя Хисарна - ко мне, - приказал Ветер, - остальным залечь.
        И когда те, чей черёд сегодня был заниматься лошадьми, увели их в ближайшую лощинку, на дороге остались только пятеро хоббитов - один верховой и четверо пеших.
        Всадник, завидев хоббитов, пустил коня шагом.
        - Добрые перианы, - подъехав поближе, крикнул он на чистом Западном, но с выговором, чуть отличным от артедайнского, - я не желаю вам зла. Я говорил с вашим старостой и теперь возвращаюсь в Линдон.
        Одет всадник был в неприметный дорожный наряд, но Ветерих заметил и меч, висящий у пояса, и блеск кольчуги под рукавом потрёпанного полукафтана.
        - Прошу вас пропустить меня, доблестные перианы, я спешу, - попросил линдонец. Ветеру показалось, что на словах «доблестные перианы» он слегка усмехнулся.
        - Изволь, - сказал старшина риворов, поднёс к губам рожок и протрубил отбой. Залёгшие по обе стороны дороги хоббиты начали подниматься на ноги и прятать стрелы назад в тулы. Линдонца чуть не подбросило в седле, он беспокойно заоглядывался - затаившихся хоббитов он не заметил даже с лошади. Ветер внимательно следил за лицом большеца и видел, как беспокойство сменилось на нём удивлённым уважением.
        - Спеши, о всадник! - Ветерих приглашающе взмахнул рукой. - Дорога открыта.
        - Прощай, периан! - ответил всадник. - Я надеюсь, мы ещё увидимся с тобою!
        - Сведут Стихии, так и увидимся, - согласился Ветер, пожимая плечами. Уж куда-куда, а в Линдон он не собирался.
        Старшина риворов и глава Совета прогуливались вместе, в отдалении от посторонних ушей. Снизу, из долины, доносился весёлый шум - там приветствовали возвратившихся риворов и готовились к вечернему пиру в их честь.
        - Так зачем он приезжал, дядя Быкка? - спросил Ветер, поднимаясь по склону холма, - И почему ты не задержал его до нашего возвращения?
        - Большец привёз нам красную стрелу, - ответил Быкка, опираясь на толстый резной посох, - и спешил назад. Но мы обо всём с ним договорились, Ветерих, не беспокойся.
        - Только не говори мне, дядя Быкка, что ты решил откликнуться на стрелу, - Ветер недоверчиво приподнял бровь, - неужели решил?
        - Нынче всё иначе, - Быкка остановился на вершине холма и с кряхтением распрямил спину, - нынче у нас есть риворы и нам известно, с кем предстоит воевать. А самое главное, - он подмигнул Ветеру, - нынче на нашей стороне будут войска самого южного Короля!
        - Гондор? - Ветер широко раскрыл глаза.
        - Гондор! Тысяча кораблей, и на каждом тысяча тяжёлых всадников. С такой силой не зазорно и плечом к бедру встать.
        - И заодно убедить их, что мы - союзники, - кивнул головой Ветер, - я тебя понимаю, дядя Быкка. Тысяча тысяч тяжёлых всадников нам тут совсем не нужна.
        - Молодец, Ветерих! - обрадовался Быкка. - Не только большецам головы рубить умеешь, но и своей собственной думать. Сказал я ему, что дюжины четыре лучников мы сможем послать.
        - Четыре дюжины лучников... Да, пожалуй, что сможем.
        - Я думаю, послать стоит Гизмунда и Ретимера с их отрядами, - сказал глава Совета. - Как раз около того и получится.
        Ветер даже отшатнулся.
        - Дядя Быкка, да ты что? Гизмунда я только месяц как отрядным поставил, а Ретимера немногим раньше. И в отрядах у них чуть не одни новички, они и большецов-то не видели толком. Нельзя их посылать никуда!
        - Да успокойся ты, Ветерих! - воскликнул Быкка. - Я ж как рассуждаю? Когда со двора кто-то отселяется, так не отец же и не старшие братья, а те, кто помладше. Не тебя же посылать, ты нам и в Шире нужен.
        - Знаешь, дядя Быкка, глава Совета старейшин из тебя, может, и неплохой, а вот предводитель воинов из тебя никакой совсем. Не со двора отселяемся - на войну едем. И поеду именно я и те парни, что со мной с самого начала ездили. Герн, Сегер, Балт, Дикки и все остальные, кто сам захочет. Мы же, дядя Быкка, с самого начала собирались воевать, ещё тогда, когда Андагис приезжал. А Гизмунд с Ретимером пускай здесь остаются - воров ловить да границы околачивать.
        Быкка долго стоял и думал. Потом повернулся к Ветеру и крепко взял младшего хоббита за плечи.
        - Что ж, Ветерих Ривор, будь по-твоему. Пойдём обратно, расскажем всем, о чём мы тут говорили.
        - Ну, пойдём, дядя Быкка.
        И они вместе спустились с холма и отправились туда, где уже начинался пир.
        
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        в которой встречаются мастера редких ремёсел
        Фонси открыл глаза. Он лежал возле стены на деревянной лавке, укрытый одеялом, пахшим так, как будто его не проветривали лет этак пять. Одеяло чуть не насквозь промокло от пота.
        «Когда ж это я успел раздеться и лечь?» - спросил Фонси у одеяла, садясь на лавке и свешивая ноги на мол, - «и вообще, где это я? А главное - где здесь можно... ну, того...»
        «Ну, того» обнаружилось под лавкой в виде вместительного пустого горшка с крышкой. Сделав всё, что нужно, Фонси поглядел по сторонам куда более осмысленно.
        Он находился в продолговатой комнате, не в комнате даже - в отнорке, длиной шага в четыре и шириной шага в два. Откуда-то снаружи пробивался неяркий синеватый свет. И отнорок, и видимая от того места, где стоял Фонси, часть прохода выглядели поразительно знакомо.
        «Клянусь олифаном, я в норе! В самой настоящей хоббитской норе!» - хоббит подпрыгнул от радости, но зашатался и чуть не упал - так вдруг закружилась голова. Пришлось снова сесть на скамейку и подождать, пока пройдёт.
        «Неужели я в Шире?» - начал рассуждать Фонси, обращаясь, верно, к ночному горшку - больше рядом никого подходящего не было, не с одеялом же болтать, в самом деле, горшок вроде поважнее будет. - «Но каким образом? Шельмец меня разыскал? Или Элрохир со своим отрядом решил догнать и вернуть домой?»
        Резко свело желудок, Фонси охнул и схватился за живот.
        «Нет. Если бы я был дома в Шире, меня непременно накормили бы, не посмотрели бы, что я без сознания валяюсь».
        Он снова осторожно встал, опираясь о лавку, набросил себе на плечи тяжеленное одеяло, чтобы не так мёрзнуть, и, шаркая ногами по усыпанному резаным камышом полу, побрёл к выходу из отнорка. Пройдя по узкому проходу, хоббит попал в небольшой кольцевидный зал с земляными стенами. В серединном столбе зала была устроена печь, а вокруг него насыпан вал, выложенный сверху плоскими камнями - разделочный прилавок, он же, если придётся, обеденный стол.
        «Вот те на!» - обрадовался Фонси. - «Да это же самым настоящий смиал!»
        «Если это самый настоящий смиал», - продолжил рассуждать Фонси, - «то значит, тут живут самые настоящие хоббиты. А это, в свою очередь, значит то, что где-то здесь должна быть какая-нибудь самая настоящая еда».
        Он повернул направо и пошёл вдоль наружной степы зала, заглядывая в каждый отнорок. Первые три были такими же спальнями, как та, где он очнулся, а четвёртым оказался-таки кладовкой - там в несколько рядов стояли большие корзины.
        «Пусто», - сказал Фонси, заглядывая в каждую из них по очереди, - «опять пусто. Совсем пусто. Пустее не бывает. А, нет, бывает! Пусто. А вот тут что-то есть!»
        В одной из корзин оказалось несколько твердокаменных буханок хлеба. Другая до половины была наполнена проросшей сморщенной картошкой. Ещё в одной оказалась какая-то крупа. Но самой радостной находкой был стоявший в самом углу кладовки маленький глиняный горшочек - в нём оказалась твёрдая жёлтая гуща, и от одного её запаха у Фонси потекли слюнки.
        «Мёд!» - заурчал хоббит. - «Вот теперь-то и впрямь настала пора подкрепиться!»
        За свои годы Хильдифонс Тук побывал, верно, не менее чем на тригрошии званых обедов в лучших домах Шира, где работали лучшие широкие повара и стряпухи. Да что там говорить, в Больших Смиалах обеды готовил сам Боффо Тук, четвероюродный племянник Геронтия, прославленный на всё Тукборо своими мясными пирогами, так что вкусно поесть Фонси было не привыкать, но вкуснее обломка каменного хлеба с кое-как размазаннымпо нему куском затвердевшего мёда не едал он ничего в жизни.
        Подкрепившись, хоббит почувствовал себя гораздо лучше и пошёл осматривать смиал как следует. Судя по количеству спален с лавками и просто выемками в стенах, здесь жило хоббитов восемнадцать-двадцать.В спальнях нашлось несколько старых одеял с подушками и щербатых ночных горшков. Ни занавесок, ни покрывал, ни ковриков, так любимых в Шире, Фонси не увидел.
        Кроме спален и кладовки в смиале была стряпная, где Фонси обнаружил ещё кое-какие припасы - немного муки и сушёной рыбы.
        «С голоду не помру, на первых порах хотя бы», - ободрил себя хоббит, - «а там можно будет и поохотиться попробовать».
        В подземном жилище царил синеватый сумрак от непонятно откуда пробивающегося света. Было тихо, очень тихо. Подвёрнутая давеча нога дала о себе знать, и Фонси присел на трёхногий стульчик посреди стряпной - перевести дух.
        «Всё это замечательно», - сказал он, обращаясь к стенам смиала, - «но откуда здесь всё это взялось? Сколько лет здесь стоит эта дверь с шелухой-большухой?»
        Шелуха-большуха? Нет, погодите. Шельмец же говорил «шишел-мышел». Но сейчас Фонси совершенно точно знал, что этот способ закрывать двери называется «шелуха-большуха», что значит «великая крышка», а звучит, как «шишел-мышел». Знать-то он знал, но вот откуда - это оставалось загадкой.
        Фонси встал и начал ходить по стряпной кругами, продолжая беседу со стенами.
        - Шельмец говорил про погреба на слове, что там молоко может месяц стоять и не скиснуть. А здесь всё совсем ветхое. Значит, жили здесь очень давно. Тем более что про целые смиалы на слове даже Шельмец не слышал. Так?
        Стены молчали.
        - Так, - ответил за них Фонси, - значит, здесь жили очень, очень давно. В те времена, когда Шира не было, а хоббиты скитались по всему северу Эриадора. Возможно, какие-то скитались именно здесь, а когда надоело скитаться, вырыли смиал... хм, а это многое объясняет. Например, почему здесь всё так грубо сделано, начиная от стульев и кончая посудой. Словно на скорую руку лепили, без украшений, без резьбы, без глазури. Ни занавесок нету, ни ковров. Не умели ещё. Чему там научишься, в скитаньях-то.
        Хоббит несколько раз задумчиво покивал.
        - Значит, я в самой первой стране, где жили хоббиты, - сказал он. - Вот здорово!
        И он продолжил обход.
        Один из проходов оказался длинным и тёмным, и Фонси решил туда пока не ходить. Зато в соседней каморке он отыскал небольшую поленницу, что немало его порадовало. Захватив самую большую из пустых корзин, он пошёл обратно к выходу из смиала. В отнорке его вдруг прошибло страхом - а вдруг дверь больше не откроется, и он останется навсегда в этом кургане? Вдруг он действительно уже умер, и это - его удел мёртвых?
        Но дверь открылась, и снаружи дохнуло стужей, хорошо Фонси памятной. Узкий проход снаружи весь сиял синеватым светом - хоббит никогда и нигде не видел ничего подобного. Сделав несколько шагов, Фонси понял, что перед ним - снежная стена, пропускающая снаружи дневной свет, только почему-то синий.
        «Вот здорово!» - восхищённо поделился хоббит с корзиной и принялся собирать в неё снег.
        Синий сумрак уступил место обычному ночному мраку, но в старом смиале в печи весело трещал огонь. Напротив печи сушилась на перевёрнутой лавке постиранная одежда Фонси, а сам Фонси, чисто вымытый, уплетал из котелка рыбную похлёбку.
        «Не знаю, кто вы, предки и родичи, и как давно вы здесь жили,» - сказал хоббит, приветственно помахивая огню облизанной ложкой, - «но за приют и стол вам спасибо».
        Родичи ничего не ответили, только где-то что-то ше- лестнуло. Фонси решил, что это они говорят ему «кушай на здоровье».
        Прошло несколько дней, и Фонси совсем прижился в заброшенном смиале. Несколько раз хоббит выбирался на поверхность, благо нога совсем прошла, и возвращался с добычей - либо с большим белым северным кроликом, либо с белой птицей, на вид и на вкус напоминавшей куропатку. Самой ценной добычей, впрочем, оказались потерянные давеча батог и плащ - они нашлись совсем рядом со смиалом, а Фонси казалось, что он полз тогда очень долго.
        Хоббит постирал и высушил всю свою одежду, перебрал вещи в заплечном мешке. Найдя среди вещей несколько промокших листов бумаги, Фонси тщательно высушил их, а потом, когда делать стало нечего, сел и долго писал - обо всём, что с ним приключилось после Пустограда.
        «...не знаю, когда ты получишь это письмо, милая моя Лилия, и получишь ли вообще, но вещи со мной случались в этом путешествии самые удивительные, так что пишу я его тебе на случай, если вдруг выпадет возможность его отослать, а то было бы очень обидно, не окажись у меня в такое время письма...»
        Описывая место, где находился сейчас, он вспомнил про оставшийся неисследованным проход и решил, что сейчас самая пора туда заглянуть.
        Пройдя по тёмному, узкому проходу, Фонси оказался в норе, вырытой, должно быть, с другой стороны холма. Когда-то здесь тоже было несколько спален, но они с тех пор обвалились и осталась только пара кладовок. Хоббит вошёл в одну из них, освещая себе путь огарком свечи.
        В стену кладовки был вбит ряд колышков, и на трёх из них висели безрукавки из плотной кожи с приклёпанными железными пластинами, а сверху были надеты кожаные же шапки с железными обручами. В углу стояло несколько копий, а у стены - три окованных щита. Фонси покачнулся. Он вспомнил сначала свой давний сон, а потом - то, как он добрался в смиал во время снегопада.
        - A-а, так вот вы кто, родичи! - хоббит хлопнул себя по лбу ладонью. - Далеко же вы забрались от Шира!
        Доспех, висящий на стене, качнулся и скрипнул.
        - Балт... Дикиней... Хисарна... Фритигерн... - проговорил Фонси имена из полузабытого сна. Они звучали странно и непривычно, очень по-древнему - похожие имена встречались только в самых старых ширских родословных.
        - Так вот почему здесь всё так грубо сколочено! - Фонси подошёл к доспеху и хлопнул по пустому наплечнику. - Вы здесь просто задержались на несколько месяцев, вырыли себе тут смиал и накопали нор вокруг. Налепили посуды, наплели корзин... хотели, чтобы у вас был хоть какой-то, да дом.
        Хоббит обвёл кладовку взглядом, заметил, что доспехи кое-где пробиты, а обручи на шлемах - погнуты. Ненужные вещи, которые не хочется тащить с собой.
        - Вы ушли отсюда, родичи, - сказал Фонси, - вот только куда? Домой? Хорошо бы...
        «Но если вы ушли насовсем», - сказал он про себя, - «то почему оставили столько? Доспехи хоть и попорчены, но кожа-то может ещё пригодиться. Нет, вы ушли не насовсем, вы собирались вернуться. Где вы сгинули, родичи, в каких Мерлочьих горах и Смертвенных болотах?..»
        Где-то в отдалении послышался стук и чей-то голос. Фонси даже присел от неожиданности. Огляделся ещё раз по сторонам, нахлобучил на голову дырявый шлем, схватил из угла копьё и пошёл туда, откуда раздавались звуки, стараясь не погасить по дороге свечу.
        Короткая прихожая заканчивалась такой же дверью-крышкой из обожжённой глины, как и в смиале. И снаружи за этой крышкой кто-то копошился, постукивал, произносил какие-то непонятные слова, то громко и быстро, то мягко и неторопливо.
        Фонси торопливо задул огарок и встал напротив входа в прихожую, держа наготове копьё и привыкая к темноте. За дверью прозвучало ещё несколько невнятных слов, а потом - громкое и несколько раздражённое «Шаккл-маккл!», и дверь выпала внутрь. Видимо, ей было всё равно, с каким именно выговором произносится «шишел-мышел».
        Тот, кто был за дверью, роста был небольшого - ему почти не пришлось нагибаться, чтобы войти в дверной проём, - но в плечах был широк. Он шагнул вперёд, уверенно двигаясь в темноте, и остановился, как вкопанный, увидев перед собой хоббита в шлеме и с копьём. Подняв над головой руку с каким-то значком на цепочке, пришелец торжественно и грозно рассказал какой-то непонятный стишок.
        - Форнай-мену! - пришелец потряс в сторону Фонси значком. - Таркунай-мену!
        Фонси хотел было ткнуть его копьём, но в последний миг передумал бить остриём насмерть - чужак ничего плохого пока не делал, хоть и выглядел страшно. Хоббит перехватил уже пошедшее вперёд копьё батожной ухваткой и треснул пришельца по лбу. Тот вскрикнул, отшатнулся, выхватывая из-за пояса топорик на длинной рукояти, но получил сначала по руке, потом под дых, потом ещё раз по голове, упал на пол и остался лежать.
        - То-то, - мстительно сказал Фонси, втыкая копьё в земляной пол, - не одному мне тут по башке получать. А не будешь лазить, куда не надо.
        Фонси смочил тряпку в ледяной воде, ещё недавно бывшей снегом, отжал и положил на лоб лежащему на лавке пришельцу - на лбу зрела недурственная шишка.
        - Кто же ты, приятель, такой? - спросил Фонси у бесчувственного тела.
        Пришелец ростом был чуть повыше Фонси, но в плечах шире раза в полтора, да и в поясе поуже, хоть Фонси за месяцы, проведённые в пути, изрядно похудел. Чёрные волосы пришельца были заплетены в длинную косу, и точно такая же коса свисала у него с подбородка. Присмотревшись, Фонси понял, что передняя коса сплетена из длинной узкой бороды и неправдоподобно густых усов. Лицо незнакомца было тоже узкое, смуглое, с хищным горбатым носом.
        - Что не хоббит, это ясно, - продолжал рассуждать Фонси, - для большеца ростом не вышел, для эльфа и подавно. Я так полагаю, что гном, но на гнома тоже не очень похож.
        Незнакомец застонал, заворочался, открыл глаза и попытался сесть.
        - Льжискъйно! - сказал Фонси на северном наречии, успокаивающе помахивая ладонями. - Съхършо!
        Гном-не-гном что-то пробормотал в ответ - Фонси его не понял, - но лёг обратно, озираясь по сторонам беспокойно блестящими глазами.
        Хоббит поменял ему примочку на шишке и гном блаженно замычал.
        - Нравится? - улыбнулся Фонси. - Так ты кто такой, приятель?
        - Сам кто такой? - спросил в ответ незнакомец на Западном Всеобщем. Такого выговора, как у него, Фонси никогда раньше не слышал.
        - Э, нет, - возразил хоббит, - ты ко мне домой пришёл, причём без разрешения, тебе и представляться первому.
        - Это что, дом? - помолчав, спросил незнакомец.
        - Я здесь живу, - ответил Фонси, - а раньше жили мои родичи. По-моему получается, что дом.
        - Э-э-э... - огорчённо проскрипел усач, словно у него что-то болело, - вот ведь позор...
        - Это кому позор? - нахмурился хоббит. - С каких это пор позорно жить в оставленном доме предков?
        - Мне позор, - усач безразлично покосился на Фонси. - Я как вор в дом залез. А я взломщик.
        - Взломщик? - переспросил Фонси. - А какая, прости, разница, взломщик или вор?
        - Так и скажут, - пробурчал гном, тяжело вздыхая, - нет разницы между вором и взломщиком, и сосрыква тому примером!
        - Погоди, а!? - взмолился хоббит. - Объясни мне как следует, кто ты такой, откуда ты взялся, кто такая сосрыква и какая разница между вором и взломщиком. Я правда не знаю. Я думал, взломщик - это такой вор, который замок ломает, прежде чем в дом забраться. На вот водички попей и расскажи всё как есть по порядку.
        Глотнув воды, незнакомец взбодрился.
        - Взломщик - почтенная работа. В ничьи города ходим, в пустые замки лазим, в забытые подвалы, поискать на предмет жальтишка. У кого добро украли - помоги, взломщик! но в дома не лазим, чужого не берём! Я думал - брошенный курган, давно заглянуть хотел. А мстительный дух... - тут он замолчал и почесал в затылке, - ай, подожди, как я сюда попал, почему всё болит?
        Фонси смутился.
        - Ну... понимаешь, я увидел, что ко мне в дом лезут без спроса, а у меня как раз оказалось старое копьё под рукой. Я тебя сначала проткнуть хотел, а потом решил, что лучше просто по лбу дам. Вот, шишка.
        Фонси отодвинулся на стуле и незаметно скосил глаз на копьё, до сих пор бывшее под рукой. Мало ли что придёт в голову этому самому взломщику.
        - Ай... - покивал головой взломщик, - а я тебя хотел словом заветным отогнать. Смотрю - шлем, копьё...
        Он засмеялся было, но схватился за голову и охнул.
        - Я думал, ты мстительный дух кургана. Можно отогнать, если слова знать. Я знаю.
        - Ты и шишел-мышел знаешь, как я погляжу.
        - Шаккл-маккл? Старое, старое слово двери-крышки открывать. Сейчас уже не говорят, разучились.
        - Понятно, - Фонси не стал осведомлять собеседника о том, где этим словом до сих пор пользуются, - а как тебя зовут, и какого ты рода, и откуда ты?
        - Зовут меня Сосрыква из бинонты Уармаза.
        «Ну и имечко», - подумал Фонси, едва удерживаясь от смеха.
        - Ты что - Камненог, что ли? - спросил он, чтобы хоть что-то сказать и не рассмеяться Сосрыкве в бородато-усатую рожу.
        - Ай! - взломщик отшатнулся. - Как узнал?
        - Что, правда Камненог?
        - Сосрыква из бинонты Уармаза, что в Снежных горах, Камненогий гном.
        - А я - Хильдифонс из смиала Туков, что в Зелёных холмах, хоббит из Шира, - раскланялся Фонси, - к услугам твоим и твоих родичей. Будь, Сосрыква, моим гостем в доме моих предков, покуда не покинешь его.
        Изловчился и сунул гному в рот кусочек сушёной рыбы. Гном прожевал и проглотил.
        - Вот и ладненько, вот и добро пожаловать, - сказал Фонси. - Дай-ка, гость дорогой, я тебе ноги от скамейки-то отвяжу.
        - Ай, гостеприимен, - скрипнул Сосрыква, вставая и оглядываясь, - снаружи метель, ещё дня три-четыре будет. Я поживу у тебя, раз ты пустил, мешать не буду. Покажи вещи сложить.
        Фонси обвёл гнома вокруг срединного зала и показал отходящие от него по кругу спальни и кладовки.
        - Ты где спишь? - спросил гном, заглянув во все спальни и ничем не обнаружив, понравилось ему или нет.
        Фонси указал на облюбованную им ещё вчера спальню прямо напротив отверстия печи. Сосрыква молча кивнул и направился к противоположной комнате, где и скрылся. Хоббит ещё постоял на месте, ожидая, что гном обустроится в новой спальне и выйдет поболтать, но Сосрыква так и не вышел, и Фонси вернулся к себе.
        На следующий день Фонси нашёл на столе возле печки два мешочка, один с грубой мукой, а второй с сушёным горохом, а также птичью тушку, уже ощипанную. Хоббит вслух поблагодарил Сосрыкву, ответа не дождался и принялся разделывать тушку своим верным ножом.
        - Варишь мяса кусок, бросай в крутой кипяток, - припомнил Фонси старинную поговорку, - варишь мясной отвар, ставь на медленный жар.
        Прислушался к ветру, шумящему снаружи, и решил, что огонь разжечь можно - всё равно дым снесёт ветром.
        Побросав куски мяса и горох в горшок с водой, хоббит добавил туда рыбку для соли и вдвинул горшок в печь, между разгорающихся поленьев. Потом принёс два стульчика, поставил возле печи и сел на один - погреться и отдохнуть. «Жалко», - подумал Фонси», - «что нет ни трубки, ни табака, а то бы трубочка сейчас пришлась в самый раз».
        Когда вода в горшке закипела и забулькала, Фонси всыпал туда муки для густоты и хорошенько размешал.
        Муку, разумеется, неплохо бы сначала прокалить, но ни достаточно плоской посудины, ни противня в хозяйстве нет. Ну да ничего, сойдёт и так.
        Сосрыква присоединиться к нему так и не пожелал, и когда Фонси закончил готовить варево и разлил его по мискам, вышел из своего отнорка, сказал «спасибо» и унёс миску к себе. Фонси посмотрел ему вслед и ушёл в свой собственный отнорок.
        «Гость называется», - пробурчал хоббит, обращаясь к лавке, - «Гости за столом сидят, с хозяевами беседу ведут, а этот хуже осла, честное слово».
        День прошёл скучно. Фонси высунулся было наружу, но тут же забрался назад - пуржило так, что снег застилал небо, хорошо ещё, что вход в смиал не засыпало. О том, чтобы поохотиться, и речи не шло, но у Фонси в дальней кладовой, самой холодной, лежали три крупных северных кролика и пара диких кур, подбитых на второй день; должно было хватить надолго. На ужин Фонси разогрел утреннее варево да испёк в угольях полкурицы.
        - А мне не так про Камненогов говорили, - сказал хоббит, когда Сосрыква пришёл за своей долей ужина, - говорили, что они мастера страшные сказки рассказывать, и вообще у них язык неплохо подвешен.
        Гном остановился на полпути к своему отнорку.
        - Где это ты слыхал про Камненогов? - подозрительно спросил он.
        - Пришлось мне однажды коротать вечер у костра с тремя Долгобородами в дружеской беседе, - Фонси многозначительно поглядел на стульчик и даже подвинул его поближе к Сосрыкве, - так они мне рассказывали про Камненогов и сказку их пересказывали, как Бадыноко озёрный дух сожрал.
        - Какого такого Бадыноко? - ещё сильней нахмурился Сосрыква и сел на стульчик. - Нет у нас такой сказки.
        - А это и не сказка вовсе, - хлопнул себя по лбу Фонси, - а быль. Я и забыл совсем. Этот Бадыноко с войны возвращался, ну и заглянул в один подземный город на предмет золотишка.
        - Стой, стой, - Сосрыква вбуравил в хоббита взгляд блестящих чёрных глаз из-под косматых бровей. - Какой Бадыноко, я тебя спрашиваю? У нас их не меньше четырёх было, двое из моей бинонты, Бадыноко Большой и Бадыноко Водопад.
        - Откуда же я знаю, какой это был из Бадыноков? - расстроился Фонси. - Я же не сам с твоими сородичами беседовал. Хотя, впрочем... как остальных-то Бадыноков прозывали?
        - Бадыноко Бородач из бинонты Уастырджи, - нахмурился Сосрыква, припоминая, - и Бадыноко Дватопора из бинонты Фалвары. И, кажется, ещё Бадыноко Ваятель из той же бинонты, только не припомню, Бадыноко он, или всё-таки не Бадыноко.
        - Бадыноко Бородач, - печально вздохнул Фонси, - про него говорили, что у него борода была такая, что иной Долгобород позавидует.
        - Ай, - сказал Сосрыква, - это Бадыноко Дватопора. У Бородача всей бороды три волоса, он на войну-то пошёл, потому что жениться не мог - кто за безбородца дочку отдаст? А у Дватопора до колен борода, это точно. Значит, озёрный дух съел? А расскажи мне эту быль сначала...
        Выслушав рассказ о гибели Бадыноко, Сосрыква призадумался.
        - Говорили, бороде прилично до пояса, ниже - скверно, - вздохнул он. - Поплатился.
        - А кто его съел, как ты думаешь? - спросил Фонси.
        - Никто не ел, - ответил гном, - свои прикончили. Жальтишко не поделили, видать. За бороду да в воду, сказку потом придумали. Чтобы невидимый дух сожрал - не бывает.
        - А почему не бывает?
        - Пуза нет у духа, - объяснил Сосрыква.
        - А кроме духов, кто бывает?
        - Из нечисти? Черволюды, варги, летучая чушь, исхлюпы. Их всех видно.
        - А духов не видно?
        - Духов, болотной хмари, бродячего ужаса не видно. Они губят, не жрут.
        - Значит, кого видно - тот и жрёт? - спросил Фонси.
        - Нет, - сказал Сосрыква, - кто жрёт, того видно. Курганника видно, но он не жрёт.
        - Понял, - кивнул Фонси, - а может, там какая-нибудь новая нечисть завелась, о какой ты не слыхал ещё?
        - Может, - пожал плечами гном, - но на войну наши самые дикие пошли, отчаянные, терять нечего. Гундабад не взяли - озлобиться могли. Прикончили сгоряча, сознаться стыдно.
        - А расскажи, Сосрыква, как там воевали. Я только слышал, что вы Гундабад осадили, а как да что там случилось, не знаю. Я даже не знаю, из-за чего гномы с орками воевали. За рудники какие-то, я слышал?
        Сосрыква недобро прищурился на Фонси из-под густых бровей.
        - За рудники! - воскликнул он. - Ай, наземники, что вы знаете. Рудники!
        Фонси встретился с Сосрыквой взглядом и не опустил глаз.
        - Я же сказал, что не знаю, - спокойно ответил хоббит, - поэтому и хочу, чтобы ты рассказал. И не называй меня наземником, я всю жизнь под холмом прожил, вот в такой вот норе.
        - Ну, будь по-твоему, - проскрипел Сосрыква.Сейчас, погоди немного, - сказал Фонси, - я кое-что принесу.
        Он шмыгнул в кладовку, где стоял горшочек с остатками мёда, найденный ещё в самый первый день, когда Фонси очнулся в смиале, плеснул туда воды из большого горшка и поставил горшочек в угли - пускай мёд растворяется в тёплой воде.
        - Да, так что там у вас случилось? - спросил он Сосрыкву, снова сев на своё место у печки.
        - Гномы, - сказал Сосрыква, - самый древний народ. Все горы - наши. Эльфы, орки, человеки - все потом пришли. Раньше одни гномы были.
        Он сурово посмотрел на Фонси, словно ожидая возражений. Фонси возражать не стал - Гэндальф или Белладонна, возможно, стали бы, но Фонси было всё равно, какой народ самый древний. Пусть будут гномы.
        - Долгобороды самый старый ирыстон, - продолжал Сосрыква, - Дюрин был первый Долгобород. В Гундабаде проснулся. Потом детей в Гундабаде оставил, сам на юг ушёл, в Казад-Дум.
        «А-а,» - подумал Фонси, - «вот что такое коза дум, теперь ясно».
        - Казад-Дум, - Сосрыква развёл руками, словно хотел показать что-то огромное, - дворцы, залы, своды! Колонны! Малахит, мрамор, яшма, базальт, гранит! Золото, лалы, яхонты!
        Гном сыпал словами, половины которых Фонси не понимал. Усы и борода Сосрыквы взъерошились, глаза сверкали.
        - Я, - вздохнул он, - Казад-Дума не видел. Орки захватили, много лет. И Гундабад, Царь-пещеру, захватили. Долгобороды отвоевать хотели, всех позвали. Мы пришли. Половина с Ахсартагом в Казад-Дум спустилась, половина с Нарджхоу в Гундабад поднялась.
        Он отхлебнул из кружки, куда Фонси плеснул ему тёплой медовой воды, и отшатнулся.
        - Это что, мёд?
        - Мёд, - кивнул Фонси, - с водой. Жалко, пряностей нет никаких и травок тоже, а то я бы настоящий сбитень сварил.
        - Нет, мёд, это нет, - не слишком связно сказал Сосрыква, наклоняя голову и отодвигая кружку, - кардунский обычай едой делиться, мёд не еда, лакомство.
        - А что мне кардунские обычаи? - пожал плечами Фонси, придвигая кружку обратно к гному. - Я, чай, не кардунец, а ширский хоббит. Кого решу мёдом угостить, того и угощу. Вот тебя, к примеру. Пей давай. Ты мёда-то, верно, сто лет не пробовал?
        Сосрыква втянул в рот с усов каплю медовой воды, снова взял кружку и шумно внюхался в медовый запах.
        - Восемьдесят шесть лет, - сказал он, отпивая глоток и вытягивая ноги ближе к огню. - Мёд я в последний раз дома пробовал.
        Метель бушевала снаружи ещё два дня. За это время Сосрыква стал гораздо более дружелюбен. Осмотрев плащ и прочую одежду Фонси, гном объявил, что Фонси по дороге в Кардун непременно замёрзнет, и отправил его сдирать шкуры с кроликов, которых называл смешным словом «зайц». Греясь у печи, хоббит и гном сшивали эти недублёные, кое-как размятые шкуры вместе, делая из них меховую накидку - надеть под плащ.
        - Мы сперва в Гундабад по подземному ходу поднялись, - рассказывал Сосрыква, - орки нас камнями завалили, потом в проход тролль залез, загородил, как пробка кувшин. В осаду сели, ходы-выходы стережём. День сидим, неделю, две, поймали орка лазутчика, у него письмо по-орчьи. Пишет Азог Гьлгару: «Ещё ты мало держись, я тебе сына Болга пришлю, с тысячей бойцов. А головы Траина, Торина, Наина и Дайна я над воротами в Казад-Дум за бороды привязал». Тогда Нарджхоу сказал: «Казад-Дум потеряли, зачем Гундабад?!» Осаду снимали, на юг бежали - месть вершить. Думали так.
        - А ты? - спросил Фонси.
        - Наш отряд оставили Гундабад смотреть, у Волга бойцов считать, потом к остальным бежать. Но нас в ловушку поймали.
        Сосрыква покачал головой и съел ещё ложку варева.
        - Орков в Казад-Думе, - продолжил он, - без нас побили. Болг сам-тысяча в Гундабад приходил, да в тысяче пятьсот баб, да триста раненых. Из Казад-Дума уходили, шкуру спасали. Письмо нарочно Болг написал, а настоящие вести летучие мыши носили. Как Нарджхоу ушёл, нас в клещи брали, всех рубили. Я один живой остался, меня как труп бросили, потом я в Кардун попадал. Ну да это другой рассказ.
        - А почему ты домой не вернулся? - спросил Фонси. - Столько же лет прошло.
        - Ай, - махнул рукой Сосрыква, - дома не ждёт никто, мне и Кардун хорош.
        Но потом гном замолчал и заговорил снова не скоро и совсем о другом - о том, какие племена живут вокруг Кардуна, в болотах и холмах.
        - Скажи мне, Сосрыква, - спросил Фонси, - а где живёт Владыка Севера, Душитель? Он правит Гундабадом? Или ещё дальше на севере?
        - Дальше на север скрефены живут, - ответил гном, - а Гундабадом правят старый Гългар и молодой Болг. Ты про какого владыку говоришь?
        - Подожди, - сказал Фонси, морщась от неожиданной головной боли, - ну Владыка Севера, Душитель. Он ещё в стародавниие времена воевал с эльфами. Я ищу его.
        - Да когда ж это было! - Сосрыква облизал ложку и отодвинул миску. - Это сказки старые. Того Владыку Севера победили эльфы и боги давным-давно, он и сгинул. Туда ему и дорога, я слышал, ему старый хозяин Чёрной Земли первый друг был.
        - Как сгинул? - Фонси вскочил из-за стола, стены смиала пошатнулись и пошли кругом. - А как же камни, а корона, а Лилия, а нож по железу... а как же я?..
        - Ай, ты что? - голос Сосрыквы донёсся как будто издалека или через слой одеял. - Тебе что, жалко, что он сгинул? Какая корона? Ай, Фонси, Фонси, стой не падай!
        - Ай, гостеприимец, - проговорил гном медленно и раскатисто где-то высоко под потолком, - никак у тебя клещовица...
        - Ты жил здесь, родич? Ты и другие, я не помню, как их всех звали... Это вас боялись здешние жители, про вас написали на камне. Когда это было?
        - Тысячу лет назад. Когда Старика Зиму прогнали с Севера.
        - Куда вы ушли? Я знаю, вы собирались вернуться.
        - Ты хочешь узнать, куда мы ушли. Я знаю тебя, Тук. Ты не успокоишься, пока не узнаешь.
        - Да, родич. Ты прав.Так найди нас тогда! Я спас тебе жизнь, там на болоте и здесь, в холмах. Я послужил тебе, послужи и ты мне. Найди нас!
        - Но куда вы ушли, куда вы подевались из этих смиалов?
        - Я не знаю, родич. Я погиб здесь недалеко. Они пришли к нам, спасаясь от врагов, они попросили помощи - мы согласились защитить их и встретили на рассвете полсотни чариаров.
        - Кто? Кого вы спасали? Кто такие чариары?
        - Паршивые воины. Против джаравов мы действовали бы иначе. Но когда последние убегали, один из них кинул топор. Я умер сразу. И не смог уйти, не смог откликнуться на зов.
        - Какой зов, родич?
        - Зов из-за моря. Зов, которому нужно следовать. Но я обещал вернуть их в Шир, клялся солнцем и луной. Я не послушался зова и остался здесь, но меня чуть не схватили курганники, и я скрылся в Аннуминасе, спрятался в каменного хоббита... Найди их, найди, и тогда я смогу уйти.
        - Где же я найду их? Ведь они уже много лет как померли?
        - Найди их. Узнай, что с ними сталось. Ты должен.
        - Я даже не знаю, куда мне теперь идти, родич. Мне теперь нечего делать на севере. Я не знаю, как быть.
        - Ты узнаешь. Скоро узнаешь.
        - Ты будешь со мной, как прежде? Ты поможешь мне? Научишь, что делать?
        - Нет, родич. Я останусь здесь, здесь моё место. Но когда я и вправду понадоблюсь тебе - я приду. В нас одна кровь, родич.
        - Не оставляй меня! Ветерих Ток из Токовища, не оставляй меня!
        - Прощай, родич. Надеюсь, что мы ещё увидимся. Прощай.
        - Суставы болят? - нахмурился Сосрыква. - Головой если вертишь, болит? ну точно, клещовица. В Гундабад надо, там могут вылечить. Кроме орков и эльфов клещовицу никто не лечит.
        - Как же я в Гундабад? - слабо спросил Фонси. Он лежал на лавке, укрытый одеялом, а гном сидел рядом.
        - Не в Гундабад, так в Кардунское Зимовье. Хочешь, вместе идём. Тут зимний путь рядом, ворсъкайны ездят - к ним пристанем. Только отдыхай сначала, день, два отдыхай. Ты два дня без памяти был. Потом идём.
        - Только, Сосрыква, - серьёзно сказал Фонси, - когда мы уйдём отсюда, здесь появится мстительный дух. Так что лучше тебе без меня сюда не возвращаться - мне этот дух родня и меня не тронет, а насчёт тебя - не уверен.
        - Ай, зачем мне сюда обратно? - усмехнулся в усы взломщик. - Я сюда не за жальтишком, за поглядом ходил. Пусть этот дух тут песни поёт, пляски пляшет, я слова не скажу.
        - А эти ворсакайны, про которых ты говорил - это кто? Народ здешний?
        - Нет. Ворсъкайны - они троллей ловят.
        Фонси не сразу смог закрыть рот от удивления.
        - Как это!?
        - Ай, потом. Сейчас собирать вещи надо. Снегоступы из корзины делать. Я тебя научу.
        Если мы идём в Кардун», - подумал хоббит, - «нужно одеться подходяще». Фонси снял со стены твёрдый кожаный нагрудник, приладил его к себе, попытался затянуть ремни, но у него не вышло. Надев на голову круглый шлем из такой же твёрдой кожи с белесым налётом воска, он отправился искать Сосрыкву, чтобы тот помог ему с нагрудником.
        Сосрыква как раз заканчивал увязывать в две вязанки, одну побольше, другую поменьше, оставшиеся дрова.
        - Не бери ни доспех, ни шлем, - покачал он головой, увидев Фонси.
        - Почему? Ты ведь говорил, что в Кардунском Зимовье крутые нравы. Как увидят, что я в доспехе, так и не полезут.
        - Ай, Фонси, про Ангмар, про эльфов всё знаешь, такую простую вещь не знаешь! Ты в доспехе не ходил никогда. Каждый глядит - видит, ай, первый день доспех носишь, значит, молодой-глупый. Без доспеха ходишь, батог носишь - все видят, хорошо батог держишь, зачем ссориться?
        Фонси вздохнул - с такой стороны он на это дело не смотрел. Наверное, это как если бы к Тукам на званый обед пришёл какой-нибудь Джиб Пескохват, добыв где-то дорогой ладно сшитый наряд. Или наоборот - если бы сам Фонси переоделся в посконину и решил бы сойти за Пескохвата или Кучкороя. Быстренько разоблачили бы по поведению.
        - Ну тогда пойдём, - сказал хоббит. - А почему темно так? Вроде бы день давно должен был наступить.
        - Был уже день, - пожал плечами Сосрыква, - да кончился. Зимой на севере день короткий.
        - Мышел-шишел, - шепнул Фонси, закрывая за собой дверь, - прощай, родич.
        Несколько дней Фонси и Сосрыква шли по холмистой стране, чьи обитатели когда-то боялись маленького народа. Шли они, когда поднимаясь на холмы, когда обходя их вокруг, пробирались сквозь заросли ломкого от мороза тростника. В низинах между холмами лежал глубокий снег - приходилось привязывать к ногам изготовленные из корзин башмаки-снегоступы. Ночевали в узком глубоком овраге, где Сосрыква уже побывал по дороге сюда - Фонси углубил выемку в стене оврага, так, чтобы им обоим туда поместиться. На следующую ночёвку хоббит выкопал нору в большом сугробе.
        Потом холмы кончились, и началась плоская равнина, где порою встречались редкие кривоватые деревца.
        - Теперь на север идем, - сказал гном. Белый пар вырывался изо рта его облаками и оседал инеем на пышных усах.
        Холодно. Несмотря на грубо сшитую накидку из кроличьих шкурок, надетую у Фонси под плащом, - очень холодно.
        - Главное, ворсъкайнов не пропустить, - кивнул Сосрыква. - Тут близко башня есть - наверх залезем, смотреть будем. Авось и высмотрим.
        - Высокая башня? - спросил хоббит, припомнив Пустоград.
        - Да уж не маленькая, - ответил гном.
        - А живет там кто-нибудь?
        - Нет. В Кардуне говорят, дурное место. Прежде город был, Туонела, люди жили, да в старину, говорят, пришел к тем людям старый старикашка-нищий, пить просил. А они скупые, жадные: нет, говорят, воды во всем городе. Пошел старичок прочь, встретил по дороге Ронда, вождя эльфов. Тот его спрашивает: «Откуда идёшь, старик, что дорогой видал?» А старик Ронду отвечает: «Видал город, всем хорош, да нет воды страннику напиться». «Этому горю помочь можно», - говорит Ронд. Подъехал под стены, кольцо волшебное повертел на пальце - тут вода пришла, - Сосрыква всхохотнул, - много воды. Мне с головой будет.
        - И что, тот город так в воде и стоит?
        - Куда там, - махнул рукой Сосрыква. - Поразмыло всё, а что не поразмыло, льдом попортило. Башня осталась. Оттуда дорогу хорошо видно. Огонь сразу заметим.
        - А если наш огонь кто заметит? - забеспокоился Фонси.
        - Никто туда не пойдет, - покачал головой Сосрыква. - Подумают на исхлюпов.
        По спине Фонси пробежал холодок, ничего общего с окружающим ночным морозом не имевший.
        До развалин брели недолго - хотя Фонси не то что часы - давно и дни перестал считать в этой темноте. Но вот что-то впереди закрыло собой звезды.
        - Пришли, - сказал Сосрыква. - Я эти развалины давно знаю, еще как впервые из Кардуна выбрался. Походил, нашел кой-какого жальтишка, да башенку поприметил. Тут и переночевать можно.
        Полуобвалившиеся стены и здания неведомого северного поселения были трудноразличимы в темноте, но даже в темноте Фонси заметил, насколько этот город не похож на Пустоград. Очертания стен и дверных проёмов здесь были очень прямые, угловатые. Здешние стены даже обваливались не так, как пустоградские, словно здешний камень не ломался, а крошился.
        - Ай, Фонси, хватит стены разглядывать, - позвал его гном. - Пошли наверх.
        Они вошли в дверной проем и поднялись по лестнице, прижимаясь к стенам в тех местах, где лестница наполовину обвалилась, и выбрались на верхний уровень. Северная башня оказалась сильно ниже пустоградской, но ветер наверху дул столь же ощутимо. Фонси подошёл к оскалившемуся обломками каменного ограждения краю и посмотрел вокруг.
        Снежная равнина тускло белела под лунным светом везде, докуда хватало глаз. Только на востоке виднелись очертания далеких гор.
        - Там Кардун, - показал Сосрыква на северо- восток, - а вон там, к востоку от него - Гундабад. Туда тебе и надо.
        - А ты не пойдешь со мной? - спросил гнома Фонси.
        - В Гундабад не пойду. Не люблю гундабадских, а они меня. А дорогу покажу. И если кто из гостей соберется - сможешь с ними пойти.
        Фонси помолчал и повернулся лицом на юго-запад. В Шире сейчас тоже зима, но добрая, ширская.
        Зима - это пора рукоделия. Всякий Тук ремеслу учён. Кто режет по дереву, достав набор хитроумных желобчатых ножиков, кто пропадает целыми вечерами в стеклодувной мастерской - вот уж где тепло! - кто вяжет безрукавку или душегрейку из теплой козьей или тонкой овечьей шерсти.
        Зима - пора песен и сказок, когда все собираются вечером в самом большом зале, и братец Грим читает что-нибудь вслух, а батюшка слушает, кивает и порой дополняет рассказ замечаниями из собственного опыта. Хлимми и Сумбо расставили тавлеи и позабыли все на свете, склонившись над клетчатою доской. Здесь и Белладонна - ей скучно обсуждать женихов и петь длинные и жалостливые баллады, на это мастерица Доннамира, а Белладонна лучше послушает старших да обыграет Сумбо в тавлеи, когда тот останется победителем.
        А порой и сам Геронтий Большой Тук решит, что пора бы смахнуть пыль с собрания маттомов, снимет с полки затейливо изогнутый рог или чудную чашу - неужто и впрямь золотая? - и заботливо вытирая диковину мягкою тряпочкой, заведет рассказ о том, как она попала в Большой Смиал, да о том, как живут в тех землях, где такие диковины водятся - и тут уж заслушаются все, от Исенгрима до маленького Гарри.
        Зима - это пора игр и веселья. Если повезёт и снега выпадет много, детвора затеет рыть в сугробах норы и прятаться в них потом во время игры в снежки. Фонси сам в детстве, бывало, копал такие отличные снежные смиалы, что до слёз потом жалел, когда снег таял и они пропадали.
        Хоббиты постарше нор в сугробах не роют и снежками друг в друга не швыряют, разве что иногда, самую малость. Но съехать с горки на половине старой бочки - это и девушке из приличной семьи не зазорно. Щёки у Лилии разрумянятся, глаза заблестят, чёрная коса чуть растреплется - не девушка, загляденье! Потом она убежит от подружек, встретит Фонси да как кинется ему на шею - оба полетят кубарем в снег и будут там барахтаться, не в силах подняться от хохота. Нет, в губы на морозе целовать нельзя! Нельзя, я сказала! Фу, сорванец, мальчишка!
        - Всё это - болото, - сказал над самым ухом Фонси Сосрыква, и хоббит встрепенулся, - большое болото, на много-много лиг. Сейчас замёрзло, ездить можно, а летом - непроходимая топь. Вроде рва крепостного.
        - Это как? - безразлично произнёс Фонси, в воображении всё еще слышавший голос Лилии.
        - Таркров знаешь? - спросил гном и продолжил, не дожидаясь ответа. - Таркры на юге живут, с эльфами дружбу водят.
        Фонси кивнул.
        - Таркры северян не любят, вроде как я гундабадцев, - ухмыльнулся гном, - и северяне их не жалуют. Когда война бывает, воюют так: весной северяне к краю болота подходят и гати строят, летом из болот выползают, у таркров скот режут и баб-детей воруют. А потом назад, и гати за собой разбирают. А таркры осенью урожай соберут, дождутся, пока болото замёрзнет, и скачут на север: кого встретят - порубят, поселок найдут - запалят. Да только до Кардуна не добраться - долгие ночи, а в долгие ночи Гългар троллей из Гундабада выпустит. Северяне против таркров - никуда бойцы, а с троллями в темноте воевать нельзя.
        - Понятно, - согласился хоббит и продолжил смотреть вниз, на равнину.
        Внизу на равнине что-то двигалось по направлению к башне. Что-то большое и громоздкое темнело на белом снегу.
        - Сосрыква! Что это?
        Сосрыква непонятно выругался.
        - Теперь костер разводить нельзя. Верно говорят, помяни тролля, тут и тролль!
        - Что-то не похоже, - не поверил Фонси, пытаясь рассмотреть неясные очертания внизу.
        - Тролль это, - повторил гном, - дерево тащит. На растопку, что ли? Тихо!
        Теперь Фонси мог различить - внизу действительно был тролль, волочащий за собой сломанное дерево, положив комлем на плечо. Тролль был не похож на того, что Фонси видел тогда в лесу.
        - Почему он одетый? - шёпотом спросил хоббит, - и в сапогах?
        - Тихо! - также шёпотом ответил Сосрыква. - Заметит - сожрёт. Сиди здесь. Если что - ты гостеприимец Сосрыквы Взломщика, так всем и говори. Я сейчас.
        Гном скинул заплечный мешок и исчез в чёрном проёме лестницы. Фонси ничего не оставалось, как сидеть на краю башни и смотреть туда, где копошился тролль, подошедший уже довольно близко.
        Этот тролль двигался совсем не так стремительно и плавно, как тот, в лесу. Его движения были более отрывистыми, дёргаными. Остановившись и повозившись с чем-то у себя на поясе, он присел на корточки возле своего дерева и начал дёргать руками, точно хлопая в ладоши. До хоббита донесся стук камня о камень.
        «Да он костёр разводит!» - понял Фонси. - «Вот так тролль. Сейчас ещё, глядишь, тесто замесит и станет торт печь».
        Но тролль этого делать не стал. Пристроившись на корточках возле загоревшихся веток дерева, он протянул к огню ладони и стал их греть - точь-в-точь, как Фонси поступил бы на его месте. В свете костра Фонси увидел чудовищное лицо - низкий лоб, вывернутые ноздри, глубоко посаженные глаза. Одет тролль был в длинную рубаху из шкур, подпоясанную толстой верёвкой.
        На краю освещённого костром круга появился Сосрыква. Что-то блестело в его руке, должно быть, нож. Выставив руку с ножом вперёд, пригнувшись, гном начал подкрадываться к сидящему на корточках троллю, и так естественно он выглядел, что Фонси сильно засомневался, настолько ли мирная и безобидная работа у взломщиков, как Сосрыква ему рассказывал.
        Тролль шумно засопел - даже с башни было слышно - и начал зыркать глазами по сторонам. Фонси заметил, что шея у него настолько короткая и толстая, а горбатые плечи настолько мощные и тяжёлые, что повернуть голову и посмотреть не то что назад, а и вбок он не сумел бы, даже если бы очень захотел, пришлось бы поворачиваться всем телом.
        «Сейчас всё-таки повернётся», - подумал Фонси, - «и останусь я снова один в полуразрушенной башне посреди невесть когда опустевших развалин». Рука сама собой зашарила по раскрошенному ограждению и нащупала увесистый обломок.
        - Эй! - крикнул Фонси, поднимаясь на ноги. - Эй, тролль! Я здесь!
        Брошенный камень описал в воздухе красивую дугу и угодил прямо в огонь. Горящие ветки вздрогнули от неожиданного удара и взметнули над собой ворох искр. Ошарашенный тролль отшатнулся от костра, сел задом в снег - и продолжил заваливаться назад и вбок, и лёг на снег, и застыл.
        - Казаааад! - раздался в ночи радостный крик Сосрыквы. Гном проплясал вокруг тролля какую-то странную, но явно весёлую пляску и помахал рукой хоббиту.
        - Ай, Фонси, молодец! Спускайся - костёр жечь будем, мясо жарить будем!
        - Я тролля есть не буду! - заявил Фонси, спустившись. - Ты его, Сосрыква, сам ешь. Я тебе, Сосрыква, свою долю тролля с радостью уступаю.
        - Тролля не будем, - рассмеялся гном. - Медведя будем. У тролля с собой был. Оголодал, разрыл берлогу.
        Фонси покосился на огромную, больше его самого, бурую заднюю лапу, судя по виду - оторванную... Фонси очень надеялся, что не от живого медведя.
        - Доставай нож, Фонси! - позвал Сосрыква. - Будем шкуру снимать, мясо строгать.
        Он подошёл к мёртвому телу тролля, нагнулся и с заметным усилием выдернул из затылка вбитый туда по самую рукоять трёхгранный кинжал, обтёр клинок сначала о снег, потом о рубаху тролля, потом снова о снег, полюбовался на чистое лезвие и спрятал кинжал, куда именно - Фонси не уловил.
        - Я уже подкрался, - объяснил гном, вытирая усы, - как ветер переменился, он меня учуял. Ай, думаю, бежать надо, а потом что? - только по развалинам прятаться, а тролли упорные, по камешку всё разберёт. Как вдруг смотрю - ты его отвлёк! И камень в костёр кинул - ай, здорово придумал!
        Фонси хотел сказать, что метил троллю в лоб, но решил с полным ртом не разговаривать и только покивал головой. Строганая и слегка обжаренная медвежатина получилась очень вкусная.
        - Тут я ему кинжал в затылок и всадил, - Сосрыква насадил на прутик ещё кусок тёмно-красного мяса и сунул его в пламя.
        - Это был не дикий тролль, - объяснил гном после окончания обеда, - а беглый, именованный. Они опаснее диких, но их и убить проще.
        - А как это - именованный?
        - Пойдём обратно на башню, обоз высматривать надо. С дерева сучья наверх отнесём, погреемся.
        Застучали два топора. Работалось при свете куда веселей, чем в темноте.
        Перед тем, как подняться назад на башню, хоббит зажёг одну из срубленных с дерева веток и при её свете побродил в развалинах, рассматривая странную кладку - она, казалось, была всё сплошная, без отдельных камней, словно и не кладка вовсе, а просто глина - и торчащие прямо из стен, как кости из мяса, насквозь проржавевшие железные палки. Незнакомым и чужим веяло от этих развалин, и печальным.
        - Тролли, - продолжил Сосрыква, когда они снова уселись на верхнем ярусе башни, - тролль дикий, он себя от леса, где живёт, не отличает. Не думает «я иду», думает «идти», «идётся». Его и заметить трудно, и услышать непросто.
        А тролля ловят, первым делом имя дают. И говорить учат. Тогда тролль диким быть перестаёт и становится просто как большой глупый орк. Кстати, как обоз придет, можешь заработать - ворсъкайны имена троллям покупают у чужеземцев. Троллей одинаково звать нельзя. Если два тролля с одним именем встречаются, они с ума сходят. Называется «двухголовый тролль». И просто Фу-Фу или Ай-яй-яй их тоже звать нельзя - не приручатся.
        - Так может, ты захочешь им какое-нибудь имя продать? - уступил Фонси. - Ты ведь тоже чужеземец.
        - Я тут много лет живу, - ответил Сосрыква. - Все знакомые имена, что мне на троллях слышать не противно, кончились. Ай, вон, видишь, огонёк вдали? Ворсъкайны едут. Идём встречать.
        Огни медленно приближались. Фонси и Сосрыква стояли на равнине с горящими ветками в руках - ворсъкайны, по словам Сосрыквы, были большецами - оркам освещение надобно еще меньше, чем хоббитам и гномам, а большецы в темноте скверно видят, поэтому свет с собою нужно иметь из вежества.
        Из всех странных животных, что Фонси повидал за время своих странствий, те, что тянули повозку вор- съкайнов, были, пожалуй, страннее всех.
        Косматые, приземистые, горбатые, поперёк себя шире быки, чьи рога натянули ниже ушей, как шапку на глаза. На обоих зверях была надета хитроумная кожаная упряжь, а впряжены они были в чудную повозку без колёс, но на низких плоских досках, позволяющих ей катиться по снегу. На повозке стояла грубо сколоченная и укрепленная железными скобами деревянная клеть, а рядом с повозкой шёл высокий молодой большей с длинной палкой в руке.
        - Ай! - Сосрыква вышел на дорогу и помахал рукой. - Хороший путь, Бохънь, смирный улов!
        - Хороший путь, Созырка! - крикнул в ответ большей. - Мы тебя как раз вспоминали.
        - К чему это вы? - спросил Сосрыква.
        - А тут, говорят, тролль беглый в округе озорует, - ответил Бохънь, - вот мы и думаем, что ты бы нам здорово пригодился.
        Лёгким прикосновением палки большец остановил быков. Три его спутника, шедшие следом за повозкой, подошли ближе и встали рядом с начальником. Один из спутников был явно орк - коротконогий и длиннорукий, в плечах ещё шире Сосрыквы, выражением плоского лида напоминающий одного из быков. Двое остальных были скорее всего большецы, хотя и не вышли ростом - самый высокий из них был всего на полголовы выше гнома.
        - Нет больше того тролля! - гном довольно огладил усы. - Мы с моим гостеприимцем выследили, поймали и убили. Фонси загонял - я убивал.
        На северном наречии имя Фонси звучало как «Хъньша».
        Охотники на троллей поглядели на Фонси с уважением. Хоббит поклонился.
        - Будем знакомиться, - сказал Бохънь.
        Он повернулся к Фонси спиной, распахнул шубу, повозился с завязками на поясе[24 - До сих пор на севере Арнора бытует обычай при знакомстве поворачиваться спиной к новому знакомому и расстёгивать верхнюю одежду. К счастью, теперь этим и ограничиваются.] и начал мочиться на снег. Хоббит хотел было возмутиться неприличным поведением северянина, но тяжёлая рука Сосрыквы легла ему на плечо, и он замолчал.
        Закончив свои дела, охотник снова завязался и застегнулся, потом повернулся к Фонси и серьёзно сказал:
        - Хъньша, гостеприимец Съзырки, я тебе доверяю.
        - То же делай, - шёпотом велел Сосрыква, и Фонси, чувствуя себя нелепее некуда, отвернулся, стянул рукавицы - сам их сделал из запасных носков, ещё в смиале, - развязал шнурок на штанах и оросил белый снег. Стоя спиной к четверым чужакам, хоббит резко ощутил собственную уязвимость - кто угодно мог схватить или ударить его сзади, совершенно беспомощного. Казалось, прошло с четверть часа.
        - Бохънь Ворсъкайн, - повернувшись обратно, совершенно искренне сказал Фонси, - я тебе доверяю. Я и вам доверяю, достопочтенные, - обратился он к остальным охотникам, - только меня не хватит вам по отдельности доверять.
        - Бохънь главный, - объяснил ему орк, - мы с ним, - из чего Фонси с облегчением понял, что в качестве старшего Бохънь расписался в доверии за весь отряд, и больше обряд повторять не придётся.
        Орка звали Гършаг, малорослых большецов - Изилисъд и Изилидън из народа жарвов. Это название показалось Фонси знакомым, словно он его где-то слышал или читал, но где точно, он так и не вспомнил.
        Бохънь велел помощникам распрягать быков и устраивать привал, а сам сходил вместе с Сосрыквой посмотреть на тролля и вернулся с троллевой рубахой и сапогами. Орк и жарвы начали было расспрашивать Фонси о последних новостях, но узнав, что он никаких торговцев не знает (о знакомстве с покойным Кърмахъном хоббит благоразумно умолчал), о ценах на троллей не имеет ни малейшего понятия, а в Кардуне и вовсе никогда не был, несколько охладели.
        - Отличные три щенка, - Бохънь указал на клетку, где ничего внутри разглядеть было нельзя - так, лежит что-то на дне, вроде кучи тряпок, - молодые совсем. Мамку мы перед рассветом в силок поймали - окаменела, а этих на закате прямо в логове взяли. Скоро говорить буду учить, да только имена у меня все вышли, не подкинешь ли пару-тройку по старой дружбе?
        - Я тебе про имена говорил уже, - отвечал гном, гладя усы, - а вон Хъньша издалека прибыл, у него имён много, да таких, что ты и не слышал никогда. Он тебе три штуки продаст.
        - Почём возьмёшь за имя, Хъньша? - спросил охотник.
        - Недорого, - ответил Фонси, - вот тут Изилисъд говорил, вы в Гундабад ближе к весне собираетесь? Так возьмите меня с собой.
        - Это можно, - оживился Бохънь, - доставим на полном довольствии. Давай имена.
        - Том, - сказал Фонси, поразмыслив о том, имена каких его знакомых ему было бы не противно слышать на троллях, - Барт. И Билл Хаггинс.
        - Отличные имена! - закивал охотник. - Звучные, и в Кардунской Книге Троллей я таких не помню. Изилидън?
        - Нет таких, - отозвался Изилидън. - Есть Вахърт, Махърт, Духъм, Тръм, и Гъртагън, это самое близкое. Этих куда угодно можно продать.
        Солнце ещё несколько раз дразнило снежную равнину, подкрадываясь к самому краю неба, но так ни разу и не выглянуло оттуда. Путешествовать вшестером - ввосьмером, если считать быков, и водиннадцатером, если считать троллей, - было куда удобнее и приятнее, чем вдвоём или в одиночку. Фонси ещё лучше овладел северным наречием и не без успеха переводил на него старые ширские байки и шутки - здесь их никогда не слышали, и как-то раз, отхохотавшись, Бохънь сказал, что за имена он расплатится как-нибудь по-другому, а в Гундабад Фонси возьмёт с собой просто так, чтобы не скучать в дороге. Изилисъд и Изилидън оказались отличными игроками в загадки - Фонси узнал от них много новых. И даже орк Гършаг оказался совсем не страшным и громко хохотал, когда Фонси рассказывал смешные байки, правда, не всегда в смешных местах.
        В дороге путников застала метель, которую они переждали, спрятавшись между быками, как в очень тёплое, но очень пахучее шерстяное одеяло. А потом Фонси свалил очередной приступ клещовицы, и ему пришлось весь следующий день лежать в санях - так называлась снежная повозка ворсъкайнов - и отдыхать.
        Горы на севере становились всё ближе и ближе, и когда они стали занимать изрядную долю неба, вдруг потеплело. Снега стало меньше, и начали встречаться проталины. От земли кое-где поднимался пар, словно она дышала. И вот когда быки с трудом втащили сани на пологий холм, с другой стороны холма Фонси увидел окружённое кольцом скал озеро, а вокруг озера - множество шатров, палаток, шалашей и просто навесов. Везде горели костры и светильники, и даже отсюда слышался гул множества голосов - такой и на ярмарке в Хоббитоне услышишь не часто.
        - Кардун, - сказал Сосрыква, хотя Фонси догадался и так.
        
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        в которой проявляется северное гостеприимство
        - Вот это плита! - присвистнул Фонси. - Вот это я понимаю.
        Чёрный гладкий железный круг шести локтей в поперечнике источал сладостный жар - Фонси уже и не помнил, когда ему в последний раз было так тепло. И запах! Какой стоял запах! Несмотря на то, что от самого Фонси начинало веять тухлятинкой - всё-таки ни он, ни Сосрыква скорняками не были, и выделанные ими кроличьи шкурки теперь о том напоминали, - несмотря на то, что от столпившихся вокруг плиты большецов, орков и ещё неизвестно кого пахло тоже не широким лугом в жаркий день, запах, поднимающийся от плиты и наполняющий весь шатёр, расталкивал все прочие запахи и врывался в ноздри уверенно и властно, как это умеет запах жареного мяса.
        Два низкорослых, темнокожих и крепко сбитых, по пояс голых большеца сновали вокруг плиты внутри кольца толпящегося народа, залихватски ухали и гоняли еду по плите длинными палками, похожими на деревя! и и.к мечи. Фонси завороженно следил за приключениями m медвежатины.
        Вот тёмно-красный сочащийся кусок мяса выдержал очередной удар палкой и, шипя и брызгая жиром, врезался в кучку какой-то каши, столкнулся там с полутушкой какой-то птицы, получил сверху кусок белого, стремительно плавящегося сыра, проехался по метши из красных ягод, а потом один из большецов сменил деревянный меч на настоящий - во всяком случае, таким его нож показался Фонси - ибезжалостно порубил и кус медвежатины, и полутушку птицы, и ещё несколько кусков мяса на мелкие части, полил сверху чем-то из кожаной бутыли так, что всё зашипело, опять схвати палку и снова погнал это дикое жаркое вокруг плиты,на и этот раз в другую сторону. Второй большец в это время бежал впереди первого, прижимая палкой к плите здоровенный кусок сала, оставляющий за собой смазанную шипящую дорожку.
        - Пъстълай мъскь! - крикнул он, когда жаркое они сало несколько кругов вокруг плиты, и собравшиеся послушно подставили миски, куда им и разложили дымящуюся еду.
        Принюхиваясь, Фонси понёс свою миску к выходуиз шатра, туда, где стоял стол с длинными скамьями вдоль него. Стол был достаточно низким, Фонси мог за ним спокойно сидеть.
        - В Кардуне зимует много народа, - объяснял хоббиту Сосрыква, - разных ирыстонов, то есть племён. Унас как представляются? Такой-то, сын такого-то, из бинонты такого-то, из ирыстона такого-то. Здесь так нельзя,здесь за отца убьют, за бинонту убьют и за ирыстон убьют.
        - На Зимовке неважно, откуда ты, - подтвердил Бохънь. - Важно, чей ты гость. Гостя обижать нельзя, гостеприимца - тем более. Вот ты, Хъньша, Созырке гостеприимец, а мне гость. Значит, нам с тобой враждовать нельзя до конца зимы. А ещё Созырке нельзя враждовать с твоими гостеприимцами, а мне - с твоими гостями. А тебе, получается - с моими гостеприимцами и с гостями Созырки.
        - А с гостями его гостей? - с любопытством спросил Фонси. - А с гостеприимцами его гостей и гостями твоих гостеприимцев? То есть, я-то ни с кем враждовать не хочу, но мало ли что...
        - Ай, так сложно не считают, - махнул рукой Сосрыква, но Бохънь не согласился.
        - Считается, что нельзя враждовать с гостем гостеприимца твоего гостя и гостем гостя твоего гостеприимца. Но это только потому, что если ты уж поговорил с кем-то так долго, что всё это выяснил, то драться вам и вовсе незачем.
        - Разве что так, - усмехнулся гном.
        - А раз в три дня, - продолжал охотник, - каждый житель Кардуна приходит в этот вот самый шатёр у входа на Зимовку и приносит с собой миску какой-нибудь сырой еды. Или варёной, если это коренья какие-нибудь или каша. И каждый приезжающий знает, что надо сделать то же самое. Вот и получается, что каждый на зимовке тебе может-быть-гость или может-быть-гостеприимец - не то ты их еду ел, не то они твою. Так оно спокойнее получается.
        - Не говоря уже о том, что вкусно, - сказал Фонси.
        - Это когда как, - хмыкнул Сосрыква. - Раз скрефены расщедрились - четверть туши тюленя принесли. Гадостнее мяса нет, тьфу!
        - Ну, прощай, Созырка, прощай, Хъньша, - Бохънь встал и вытер жирные губы рукавом. - Пора троллей продавать. Счастливого тебе взлома, Созырка, а тебя, Хъньша, мы найдём, когда будем собираться в Гундабад.
        - Счастливой торговли, Бохънь, - отозвался Фонси, - смирного товара!
        Охотник на троллей кивнул в знак благодарности и двинулся туда, где его ждали Изилисъд, Изилидън и Гършаг - они встретили возле плиты каких-то своих приятелей и ели с ними. Гършаг и Изилисъд помахали хоббиту и гному руками, и ворсъкайны все вместе зашагали прочь.
        - Скажи, Сосрыква, - сказал Фонси, - здесь ценится серебро? Я хотел себе одежду сшить, как здесь носят. А то от этих шкур уже пахнуть начинает. Да и помыться бы мне...
        - Серебро везде ценится, - захохотал гном. - Мыться в бане, она в другой стороне, на озере. А одежду лучше на Круге, там дешевле. Только сперва домой пройдём, я тебя в гости приглашу, вещи оставим. Тролль у башни кстати пришёлся - Бохънь его одёжку купил, а то в доме твоей родни из жальтишка один убыток. Ай, Фонси, я не в упрёк. Ты тоже тролля убивал, ты в доле.
        - Я тебе сказал, что свою долю тролля уступаю, помнишь? Ты, Сосрыква, для меня и так много сделал.
        Они шли по узким улочкам Зимовья, мимо палаток из плотной ткани и шатров из шкур, мимо грубо сложенных каменных хижин и просто уголков из двух каменных плит с навесом сверху. Большецы размеров от чуть пониже Элрохира до чуть повыше Фонси, оттенков кожи от грязно-белого, как у Бохъня, до грязно-медного, как у большецов-жарщиков, суетились вокруг - кто готовил еду прямо в шатре или на улице, кто присматривал за детьми, точнее пытался присматривать - дети носились повсюду без особого присмотра, - кто играл - Фонси узнал ножички и камень-ножницы-бумагу, хотя здесь эта игра, похоже, называлась камень-нож-шкура. Здесь были и мужчины, и женщины, на последних Фонси косился с любопытством и лёгким страхом - в Бри он никогда не бывал и большецких женщин не видал. Волосы у них и вправду не вьются, отметил про себя хоббит, права была Белладонна, но красивого в этом мало, тут она ошибается.
        - На этих смотреть нечего, - ухмыльнулся Сосрыква, - на торг пойдём - там шатёр устроен с занавесками, посмотреть можно, и потрогать, и всё остальное.
        Фонси почувствовал, что краснеет, и ничего не ответил.
        - Ай, Фонси, да там и твоего роста есть, - продолжал гном, - кому что нравится. Я до человечек не ходок, до орчанок тоже, а ты смотри - стоит недорого.
        - А почему на Круге одежда дешёвая? - спросил Фонси, чтобы замять стыдную и неприятную тему.
        - На Круге бьются. Кто своего поединщика убьёт, вещи продаёт задешево. Кровь потом счистить просто.
        - Подожди, вы ведь говорили - тут все друг другу гости.
        - Тут все может-быть-гости. Другое совсем. Может-быть-гостя нехорошо вдвоём-втроём убивать, сзади, во сне. Воровать у него нехорошо, грабить, шатёр жечь. А на поединок только гость гостеприимца не зовёт, и не может-быть, а по-настоящему, как мы с тобой.
        - И что, кто угодно кого угодно на поединок вызвать может?
        - Тот, кого вызвали, может за себя поединщика нанять. Я раньше так работал, поединщиком. Перестал - скучно. Взломщиком лучше. А вот мы и пришли.
        Сосрыква жил на самом краю Кардуна, в маленькой пещерке, выдолбленной в скале. Вход в пещеру закрывала тяжёлая железная дверь; Сосрыква несколько раз повернул ручку, прошептал что-то в замочную скважину и только тогда вставил в дверь ключ.
        Дрянь тот взломщик, - пояснил он Фонси, - кто запиральных слов не знает. Заходи, Фонси... - тут гном вдруг нахмурился, - а скажи мне сначала, ты меня взломщиком или поединщиком нанимать не собираешься?
        - Да нет, - помотал головой хоббит.
        - Ну так заходи и будь моим гостем,[25 - Древний обычай гостеприимства старше коммерческих сделок и содержит некоторые детали, несовместимые с отношениями нанимателя и работника. Поэтому, приходя в дом к взломщику, наниматель не является гостем и обычно ведёт себя нарочито бесцеремонно, чтобы это было сразу понятно.] пока не покинешь Кардун.
        Первым делом Сосрыква развёл в очаге огонь. Хоть в Кардуне было и тепло по сравнению с заснеженными просторами снаружи, по сравнению с Широм тут всё равно было холодно, как в конце осени. Достав из очага уголёк, гном вышел назад за дверь и нарисовал на ней большую резу «Б» и рядом четырёхугольный значок углом кверху.
        - Значит «Взломщик ищет работу», - объяснил он хоббиту. - Ты иди, если хочешь, в баню, а у меня дела есть.
        Фонси скинул в углу дорожный мешок, взял из кошелька несколько медных монет и пару серебряных, прихватил батог - и вышел на улицу.
        Памятуя наставления Сосрыквы, за батог хоббит держался уверенно, но если кто шёл навстречу - вежливо кивал. Только сейчас он почувствовал, насколько отвык за время путешествия от вида других лиц и звука чужих голосов, да ещё в таком количестве. В глазах очень скоро начало рябить.
        Теперь среди большецов Фонси замечал и орков, и ещё непонятно кого - должно быть, полуорков. Они, насколько он мог понять, тоже принадлежали к разным племенам, потому что отличались друг от друга и ростом, и одеждой, и цветом кожи - у орков он встречался от тёмно-серого до серо-жёлтого, а у той разновидности, что Фонси про себя звал болотными орками, даже и зеленоватого. Орки точно так же готовили пищу, смотрели за детьми и играли в игры, как и большецы, разве что игры у них чаще сопровождались раздачей подзатыльников или щелбанов проигравшему.
        Так Фонси добрался и до торговых рядов. Здесь продавалось оружие и орудия, лодки из шкур и сушёные грибы в связках, корзины, глиняные кувшины и деревянные миски, беличьи шкурки и чьи-то страшные белые зубы чуть не в рост Фонси. И каждый продавец свой товар нахваливал, да так громко, что у хоббита от этого шума в ушах зазвенело.
        Идти за одеждой на круг поединков Фонси не захотел - неприятно ему было носить одежду, снятую с кого-то, кто только что умер. Тем более что пришлось бы ждать, когда на поединок выйдет кто-то достаточно похожий на Фонси ростом и телосложением, а таких среди большецов не так уж и много.
        Но вскоре удача улыбнулась хоббиту, и он набрёл, наконец, на ряды, где продавалась одежда. Штанов по размеру было, конечно, не купить, а вот шапку, меховой жилет, рукавицы и довольно длинную шубу Фонси нашёл. Продававший их скорняк даже забрал у хоббита его самодельную одёжку из необработанных шкур в качестве части оплаты. Весь наряд встал Фонси сильно дешевле, чем обошёлся бы в Шире - серебро на Севере встречалось редко и стоило дорого.
        Приобретя впридачу к тёплой одежде тёплые, мягкие, отороченные мехом и подбитые кожей сапоги из войлока - своя шерсть хоть и грела, но не настолько - Фонси направился к берегу озера, где возвышалось одно из немногих каменных зданий в Кардуне.
        У входа в баню стоял, к большому удивлению Фонси, чистый, умытый тролль, одетый в кожаные штаны и кожаную безрукавку, с большой дубиной в руках. Рядом, за небольшим столиком, сидел умытый же орк, а может, полуорк.
        - В первый раз в бане, недомерок чумазый? - беззлобно осведомился он у Фонси. - Оно и видно. Лопотину, что стирать не будешь, оставь здесь, палку тоже. Я тебя запомню и всё отдам на выходе. Лопотину стирать в раздевалке, в грязной лопотине в бадью не садись - побьют и правильно сделают. В бане не ссъть, не сръть и не сношаться[26 - Привратник обеспокоен вовсе не чистотой. По обычаям некоторых кочевых племён Севера, там, где ты испражнился и спал с женщиной, теперь твоё стойбище на весь следующий день. Во избежание территориальных споров указанные занятия в северных банях строго воспрещены.] - побьют и правильно сделают. Чужую лопотину и скарб не воровать, не портить, на свои не менять, иначе бить будет вот он, - орк кивнул на тролля. - Всё понял, тундрюк?
        - Воистину я понял тебя, о достойнейший привратник сего достойнейшего дома омовения, да стоит он вечно, - поклонился Фонси. - Воистину правила, прочитанные тобою, мудры и справедливы.
        Орк хмыкнул. Фонси не был уверен, правильно ли он передал на северном наречии выспренную речь героев «Вальрасиана, купца из Гондора», но на привратника достойнейшего дома омовения впечатление она произвела.
        - Чем платить будешь, почтенный путешественник? - буркнул он, доставая откуда-то сзади себя бронзовые весы.
        - Двух медяков хватит? - справился Фонси, извлекая сдачу с серебряного пенса, полученную от торговца одеждой.
        - У-у, деньги! - обрадовался орк. - Хватит-хватит. Давай их сюда!
        В бане было просторно, гулко и душно от пара. Фонси постирал свои штаны, подштанники, рубашку и жилет в нарочно предоставленном для этого корыте, отжал как следует и отнёс в соседнюю комнату, где перед большим очагом стояли деревянные козлы, где уже висела чья-то одежда.
        Дверь распахнулась, и в комнату вместе с клубами пара вошли три голых, распаренно-красных большеца, обсуждая между собой цены на солёную черемшу. Не обращая внимания на Фонси, они направились к сваленной в углу кучками одежде - вероятно, ещё достаточно чистой - и начали одеваться. «Мне, значит, туда», - подумал хоббит и зашёл в ту дверь, откуда они вышли.
        В просторном зале рядами стояли большие деревянные бадьи наподобие ушатов. В каждой из них по горло в воде сидело по три-четыре большеца или орка. Кое-кто вёл негромкую беседу, кое-кто просто молчал, наслаждаясь горячей водой - и действительно, рассудил Фонси, где они ещё в Северной Глухомани могут встретить горячую воду?
        В третьей от двери бадье никто не сидел. Фонси было шагнул к ней, но движение напротив насторожило его. Прямо на Фонси шёл огромный тролль с двумя огромными вёдрами в руках. Хоббит аж присел от неожиданости.
        Тролль подошёл к бадье, опустил руку в грязную воду и вытащил наружу деревянную затычку. Вода из бадьи с шумом потекла куда-то под пол, тролль подождал, пока вода уйдёт, вернул затычку на место и опрокинул над бадьёй сначала одно чудовищное ведро, - больше самой большой когда-либо виданной Фонси пивной бочки - потом второе. Указав хоббиту, что можно залезать, тролль развернулся и ушёл вместе с вёдрами.
        - Вот у нас говорят, - вслух подумал Фонси, - что встретить по дороге девушку с двумя полными вёдрами воды - добрая примета. А вот если это не девушка, а вовсе даже тролль?
        С этими словами он закинул ногу на край бадьи, подтянулся, перевалился через край и с брызгами шлёпнулся в крутой кипяток - так ему вначале показалось. Сидящие в соседних бадьях отозвались на его вскрик смехом. Фонси вылез обратно на край бадьи и начал спускаться в воду осторожнее, так, чтобы дать телу привыкнуть к жару.
        - Встретить тролля с двумя полными вёдрами, - раздался позади Фонси негромкий мягкий голос, и хоббит чуть не плюхнулся обратно в бадью, - примета безусловно добрая, это к чистоте. А вот встретить в банной лоханке посреди Карн Дума человека неведомого племени, говорящего на Западном Всеобщем с западным же произношением, причём с самим собой - вот это к чему, хотел бы я знать.
        Фонси обернулся. Рядом с его бадьёй стоял большец - не очень для большеца высокий, упитанный, с ровно подстриженной тёмной бородой. Он кивнул на воду и вопросительно приподнял бровь. Один глаз его слегка косил наружу, что придавало ему вид таинственный и шальной.
        Фонси кивнул в ответ и сам опустился в воду, успевшую за это время чуть остыть, а может, это и сам Фонси к ней привык. Большец улыбнулся и тоже залез в бадью.
        - Хорошо... - выдохнул он, опустившись в горячую воду, - ну так что же? К чему такая встреча?
        - А ты-то сам, почтенный, как думаешь? - ответил вопросом на вопрос Фонси, принимаясь за мытьё - без мочалки и мыла, да уж как есть.
        - Не спеши, - посоветовал ему большец, - лучше посидеть, пока грязь размокнет, а потом тролль новой воды принесёт, вот в ней уже и мыть себя. Ты этого не знал, значит в Карн Думе ты в первый раз и, скорее всего, первый день. Я прав?
        Фонси не ответил.
        - Лицом и ростом ты похож на мальчика лет десяти-одиннадцати, - продолжал темнобородый, - но телом ты взрослый мужчина. Ты хорошо сложён и подвижен, твоё тело не искривлено болезнью. Я подозреваю, что ты просто принадлежишь к некоему малорослому народу. Такие народы есть здесь, на севере, но твоё произношение, как я уже сказал, выдаёт в тебе уроженца запада. Я прав?
        - Я действительно с запада, - согласился Фонси.
        - Значит, я угадал! - расплылся в улыбке темнобородый. - Лонд Даэр? Митлонд? Тарбад?
        - Немного севернее Тарбада, - сказал хоббит, - и восточнее Митлонда.
        - Это неважно, - отмахнулся болынец, - главное - это то, что ты добрал себя, наконец, в Карн Дум.
        - Прости, почтенный, - осторожно сказал Фонси, - я не совсем понял, к чему ты клонишь. При чём здесь то, что я добрался в Кардун и при чём тут Тарбад и Митлонд?
        Что-то было отдалённо знакомое в том, как держал себя незнакомец, и в том, как он говорил, но хоббит никак не мог определить, что именно. Большец явно считал, что нашёл в Фонси родственную душу и беседует с ним о чём- то отлично понятном обоим. Вот только о чём?..
        - Лукавишь, - усмехнулся косоглазый большец. - Не бойся, я не заступлю тебе дорогу. Кстати, как твоё имя?
        - Кудук, - не моргнув глазом, ответил хоббит, - Кудук, сын Гарантая.
        Лоб незнакомца на мгновение собрался морщинами, брови приподнялись - он словно пытался припомнить что-то ускользающее.
        - Гернот, - представился он в свою очередь, - Гернот, сын Гизельхера. Как и ты, прибыл издалека, но только совсем с другой стороны. Оставим эти церемонии, господин Кудук, мы с тобой люди деловые. Ты сюда на разведку приехал или за чем-то особенным?
        - Допустим, за чем-то особенным... - прищурясь, ответил Фонси, - но зачем ты спрашиваешь? Или предложить что хочешь?
        Кажется, он начинал понимать, чего от него нужно Герноту сыну Гизельхера.
        - А ты сам приехал или промышлять послан? - заговорщицки осведомился Гернот.
        - Да искал я один товар для моего батюшки, - сказал Фонси, наблюдая, как загораются глаза у косоглазого Гернота, - особый товар, штучный, да говорят, что нет его больше, ни за какие деньги. Вот теперь придётся пустому домой возвращаться.
        - Зачем же пустому? - расплылся в улыбке Гернот. - Договоримся как-нибудь. А что за товар-то ищешь? Я сам штучных работ при себе не держу, но достать могу. Гномья работа, из-под Горы, столетней давности.
        - Нет, мне не гномья работа нужна, - усмехнулся Фонси, - а эльфийская. Старая, старая эльфийская работа. Не найдётся?
        Гернот побледнел. Оглянулся по сторонам, прижал палец к губам.
        - Тсссс! И не заикай себя здесь про такое, если жить хочешь, господин Кудук. Просто выбрось из головы. Мой тебе совет - купи белой кости, не прогадаешь.
        - Белая кость? Это вот эти страшные зубы? - спросил Фонси, показывая руками длину зубов, замеченных им на рынке.
        - Да. Да! - Гернот, сын Гизельхера, явно обрадовался тому, что Фонси перестал говорить о сильмарилах. «Вот», - подумал хоббит, - «не только я один не знал, что они давно сгинули».
        - Белая кость бывает только на далёком юге и здесь, на севере, - продолжал Гернот, - но с юга её больше не возят, а когда и возили - всю перекупал Гондор. Сейчас времена для торговли тяжёлые. Дед мой торговал с самим Королём-под-Горой, состояние нажил, не сходя с места, а я вот мотаю себя по свету - и гора не та, и король, прямо скажем...
        - Да и купец нынче не тот пошёл, - важно покивал Фонси. - Осторожнички, тьфу! Лишь бы им ярмарки устраивать, друг другу солёную черемшу да мочёную репу продавать.
        - Мало торговли, мало. Пути торговые зарастают, купцы по домам сидят - кто в ремесленники подался, кто в помещики. Только такие, как мы с тобой, господин Кудук, и ходят по свету. Но нам зато и барыш побольше выходит, за труды и опасности, э? Бери белую кость, господин Кудук, это дело верное. Я тебя сведу с продавцом безвозмездно. Ты только на следующую зимовку постарай себя жемчуга привезти. За жемчуг у нас хорошую цену дадут. Раз ты по штучному товару знаток, жемчуг достать сможешь.
        Фонси кивал, поддакивал и говорил, что постарается обязательно. Между тем тролль-прислужник принёс ещё воды и, к великой радости хоббита, что-то сомнительной чистоты и происхождения, но всё-таки напоминающее мочалку. Фонси отмылся так, что чище, пожалуй, он бывал только после бани в Шире.
        - Сейчас за белой костью пойдём? - спросил Фонси Гернота, прикидывая в уме, как будет отговариваться.
        - Нет, сейчас не получит себя, - отвечал Гернот, вылезая из бадьи, - мне ещё с одним знакомцем поговорить надо, с приказчиком, - он кивнул в сторону одной из бадей, где мылись три усатых большеца. Ты меня на рынке завтра найди, господин Кудук, а если нет, так я тебя сам найду. А пока - бывай здоров!
        Фонси вышел из бани и как следует повертелся возле очага в предбаннике, где сохла одежда.
        «Тепло, чисто и сухо», - порадовался он, - «да тут и жить можно!»
        Похоже, что по местному времени был вечер, хотя темно сейчас было почти весь день - баня заметно опустела, и одежды на сушилке поубавилось. В углу, сидя на лавочке, заканчивал одеваться один из посетителей. Вот он натянул на ногу сапог... сначала Фонси подумал, что на низкорослом большеце чулки мехом наружу, но потом глянул на собственные мохнатые ступни и остолбенел.
        - Стой! - воскликнул он, кидаясь к штанам и рубашке. - Стой, подожди чуть-чуть, я сейчас!
        Но низкорослый большец - или всё-таки высокорослый хоббит? - не обратил на окрик никакого внимания, решил, видно, что это не ему.
        Фонси наскоро оделся, проверил, не исчез ли из кармана напильник, потом выбежал к орку-привратнику, забрал у него шубу, шапку и батог и остановился, озираясь.
        В темноте кое-где светились огоньки - обитатели Кардуна готовили ужин или заканчивали дневные дела. Где-то тяжело протопал ножищами тролль.
        Прислушавшись, Фонси уловил и звуки других шагов. Лёгких, непохожих на большецкие или орчьи. Развернувшись на звук, он зашагал туда, быстро, почти бегом. Но вскоре шаги затихли - вероятно, незнакомый хоббит зашёл в один из шатров, из которых в основном состояла эта улица.
        Фонси огляделся, чтобы прикинуть, где находится. Дорогу от рынка к бане он помнил, дорогу от дома Сосрыквы к рынку - тоже. А вот в какую сторону он пошёл, выйдя из бани, и куда с тех пор поворачивал - а поворачивал он раза два или три - хоббит не помнил.
        «Олифан меня заешь!» - по привычке пожаловался он своему верному батогу. - «Опять, как в Пустограде. Ладно, пойду искать дом Сосрыквы».
        Он шёл мимо чьих-то грубых шалашей, где лаяли потревоженные собаки, мимо каменных хижин, откуда раздавался многоголосый храп, и пришёл, наконец, в какое-то совсем безлюдное место. Судя по нагромождениям каменных плит и обломков, это была самая северная часть Кардуна, где зимовка кончалась, и начинался сам великий город Кардун, вот уже тысячу лет как лежащий в развалинах, где никто не жил, и куда никто, кроме Сосрыквы, никогда не ходил.
        Огонёк загорелся там, куда никто никогда не заходил, и начал приближаться. В то же самое время Фонси услышал шаги впереди и позади себя.
        - Здравствуй, гость дорогой, - прохрипел голос из темноты, и Фонси увидел впереди невысокую тень. Со стороны развалин вышел большей с переносным светильником в руке - такие светильники были в Кардуне у многих, передвигаться без них ночью для большецов трудно.
        Фонси быстро обернулся - сзади подходил коренастый полуорк, в плечах пошире Сосрыквы.
        - Здравствуйте и вы, гости дорогие, - сказал хоббит, перехватывая поудобнее батог. - С чем пожаловали?
        Полуорк добродушно рассмеялся.
        - Это ты с чем пожаловал, гостюшко?
        - Известно с чем, - ответил подошедший поближе Хриплый, этот был и вовсе орк, похоже, что из болотных, - с шапкой, шубой, сапогами. А может, и ещё с чем.
        - Давай подарки, гостюшко, - большей со светильником тоже приблизился и поставил светильник на камень, - и иди своей дорогой, а мы тебе спасибо скажем.
        В руке его сверкнул длинный нож. Фонси угрожающе поднял батог.
        - А вот этого не надо, - прохрипел Хриплый, - троих всё равно не забьёшь, а за нарушение закона гостеприимства тебя Шегар на поединок вызовет.
        - Вызову, - охотно согласился полуорк.
        - А что, гостей грабить можно? - Фонси завертел головой, пытаясь уследить за всеми троими сразу.
        - А мы тебя не грабим, - сказал Шегар, - ты нам просто подарки принёс. Гостинцы.
        - Ничего я вам не принёс, - отрезал Фонси. - Пропустите.
        - Я тебя сейчас так пропущу... - Хриплый протянул к Фонси руку, Фонси ударил его по руке батогом и бросился бежать, но полуорк цепко ухватил его за воротник шубы одной рукой, а другой ухватился за батог.
        - Ну всё, - сказал большец, нехорошо улыбаясь и делая шаг вперёд. - Разве так в гостях поступают?
        Между большецом и полуорком появился некто, чуть повыше и того и другого. Фонси почувствовал, как руки, держащие его, разжались, а сам полуорк глухо застонал и упал.
        - И правда всё, - сказал некто и ткнул большеца выставленными пальцами в лицо, так что тот уронил нож и с криком схватился за лицо руками.
        Хриплый шумно выдохнул, развернулся и скакнул в темноту, но в темноте его ждали; оттуда послышался короткий хрустящий удар, и всё стихло, только большей стоял на коленях, держась за окровавленное лицо и причитал «Глаза мои, глаза!».
        Фонси перевёл дух. Сосрыква! Небось, хватился, что гостя долго нет.
        Тот, кто встретил в темноте Хриплого, подошёл к причитающему большецу, подобрал с земли оброненный им нож и без размаха всадил клинок большецу в затылок.
        - Вечно я за тобой работу доделывать должен, - прогудел он своему товарищу.
        - Да ладно, - сипловатым голосом отозвался тот, - я не кровожадный.
        - А ты молодец, паренёк, - похвалил Фонси второй убийца, - Одному против троих только бить и бежать. Бить, правда, надо с самого начала.
        Он вошёл в круг тусклого света от стоящего на камне светильника, и Фонси узнал его. Кровь отхлынула от лица, голова закружилась.
        - Это хорошо, что сел, - первый убийца, Фонси тоже сразу уз присел на камень напротив хоббита. - У нас к тебе очень важный деловой разговор.
        - Кто так строит? - восхищённо проговорил Фонси, глядя на дорогу перед собой. - Кто так строит, а? И как они так строят?
        Дорога, широкая - три всадника бок о бок проедут - и плоская, как стол, огибала горный склон и шла над пропастью, куда Фонси и заглянуть страшился. Под дорогой не было ничего, кроме этой самой пропасти. Каменное полотнище висело над ней, прикреплённое к отвесной скале только одним краем - как подвешенная на стену норы полка. Фонси и раньше слышал, точнее, читал, выражение «строить дорогу», но понял, что имеется в виду, только увидав мощёные улицы Пустограда. Но здесь, посреди необитаемой горной страны, найти такое чудо?
        - Строили, - обернулся шагавший впереди долговязый Кзаг, - этой дороге полторы тысячи лет. Сейчас так нигде не строят.
        - Забыли? - огорчённо спросил Фонси, и не дожидаясь ответа, добавил. - Жалость-то какая.
        - Да уж, вы с Гългаром поладите, - хохотнул сзади коренастый Кончат, - ему только дай повздыхать о старых временах.
        - Только при Волге не ляпни чего-нибудь такого, - предупредил Кзаг, - никакой таркър об этих вещах жалеть не станет.
        - Это были прекрасные вещи, - холодно сказал Фонси, - но они были созданы для зла и должны быть разрушены.
        Кзаг с рычанием развернулся и схватился за рукоять висящего на поясе ножа. Кончаг расхохотался в голос.
        - С Болгом они тоже поладят, - сказал он, хлопая Фонси по плечу так, что тот чуть не упал, - если только Болг его не убьёт.
        - Да, мы не ошиблись, когда брали тебя с собой, - кивнул Кзаг, криво усмехаясь. - Болг поверит. Неплохо, Хоньша, очень неплохо.
        - Меня зовут Араторн, сын Арадора, - гордо выпрямился Фонси, - обращайся ко мне «ваше высочество», орк! Ой!
        Не успев договорить фразы, Фонси почувствовал, как его горло стиснула жёсткая рука с толстыми заострёнными ногтями. Чуть скошенное набок серовато-жёлтое лицо Кзага придвинулось совсем близко, обдав хоббита отвратительным запахом изо рта. Жёлтый клык высунулся перед самым носом Фонси.
        - Хватит, - просипел Кзаг. - Прибереги эти речи для Болга, а то выведешь меня из себя. Понял?
        - Понял, - попытался кивнуть Фонси, и лапа орка разжалась.
        - Эй, Кзаг, - сказал Кончаг, набычив круглую голову на короткой шее, - ты руки-то не распускай. Убьёшь ещё нашего таркърского наследника.
        Кзаг ничего не ответил, только зарычал негромко. Фонси шарахнулся в сторону, а Кзаг рявкнул и пнул Кончага в грудь так, что тот едва удержался на ногах. Крякнув, низкорослый орк бросился на высокого и одновременно ударил его кулаком в живот и боднул головой в подбородок. Кзаг на ногах не удержался и упал на спину, но, падая, успел схватить Кончага и утянуть за собою. Сцепившись, оба орка покатились по дороге, с рычанием колотя друг друга кулаками.
        Фонси смотрел на них с ужасом и отвращением. Он вспомнил все подземные проходы, извилистые ущелья и потайные лестницы, где они шли последние трое суток, и содрогнулся - дорогу назад в Кардун в случае, если эти двое прикончат друг друга, он найти не смог бы.
        Орки между тем поднялись с каменных плит дороги, хлопая друг друга по плечам и весело хохоча. Кзаг сплюнул на снег тёмно-красной кровью. Кончаг разминал костяшки правой руки.
        - Чего, струхнул, ваше высочество? - Кзаг страшно улыбнулся окровавленным ртом и снова сплюнул. - Пошли дальше.
        Фонси прерывисто выдохнул. Дальше так дальше. Следуя за Кзагом, хоббит осторожно ступил туда, где под ногами кончался уступ скалы и начиналась каменная полка, висящая над пропастью.
        Шли они недолго. Обогнув скалу, Кзаг остановился, снова зарычал, показал Фонси и Кончагу раскрытую ладонь, приказывая им оставаться на местах, прошёл вперёд и опять остановился. Дороги перед ним не было.
        Кончаг и Фонси подошли поближе, и Фонси увидел неровно обломанный край дороги и пустоту за ним.
        - Свежий облом, - сказал Кончаг, осматривая край. - Прошлой весной его не было.
        - Великан, - покачал головой Кзаг, всматриваясь во что-то внизу. Подойдя к краю, Фонси осторожно заглянул в пропасть - с такой высоты он ещё никогда в жизни не смотрел. В животе заныло.
        - Сорвался сверху, - продолжил орк, прослеживая взглядом путь от теряющейся где-то в тумане вершины горы до дна пропасти, - разбился насмерть и дорогу испортил. Сволочь. Запомни, Кончаг, в следующий раз поймаем великана - покалечим. Чтобы не бегал где попало и не падал откуда не надо.
        - Поймаешь ты его, - буркнул Кончаг, - как же. Смотри, чтобы он тебя не поймал. Лучше пару коз отравим да выпустим, чтобы он их сожрал да подох.
        - Можно, - согласился Кзаг, - а что нам сейчас делать?
        - Обратно переться, - огрызнулся Кончаг, - к мосту четырёх костей. А там я не знаю, как ближе.
        - Я знаю, как ближе, - сказал высокий орк, - только идти так не хочу.
        - Через Гнилое Ущелье, что ли? - Кончаг скривился, точно съел что-то очень невкусное.
        - Через Гнилое. Иначе обходить дня четыре придётся.
        Кончаг с неодобрительным кряканьем ударил Кзага в живот и тут же сам получил кулаком в лоб. Обменявшись несколькими оплеухами, орки тяжело вздохнули.
        - Поворачиваем, Хоньша, - сказал Кончаг, - дальше дороги нет. В обход пойдём.
        - Да я понял, - кивнул Фонси, - а великан, это кто такой? Тролль?
        - Вроде тролля, - согласился Кзаг, потирая ушибленное Кончагом место, - только большой и глупый.
        - Эта дверь зимой не открывается, - проворчал Кзаг, прочитав высеченную на скале надпись. Резы были знакомые, но надпись непонятная. - Нужно, чтобы солнце светило, а здесь зимой солнца не бывает
        Дверь была высечена глубоко в скале и украшена непонятными узорами. Ни малейшей щели Фонси в ней заметить не смог.
        - Куда теперь? - спросил Кончат. - В Гнилое мы не попадаем.
        - Надо подняться куда-нибудь, откуда видно Зархънтай или Захазирай, и попросить помощи. А то у нас жратва кончается.
        - Ну так что мы попусту болтаем? - зарычал Кончаг и ткнул Кзага кулаком в поясницу. - Бросаем болтовню! Вперёд и вверх!
        Фонси снова потерял счёт дням. В темноте ночи или тусклом свете зимнего северного дня - солнце теперь иногда показывалось из-за края неба, особенно, если стоять высоко на горе - они всё время куда-то шли - то по неправдоподобно гладким древним дорогам, то по длинным каменным лестницам, то поднимаясь или спускаясь по отвесным колодцам с вырезанными внутри ступенями, то пересекая долины по слежавшемуся снегу, то переходя их по навесным, непонятно из чего сделанным мостам. Одна и та же гора могла в течение дня оказаться спереди, потом справа, слева и, наконец, сзади от них.
        Порой хоббит просто дивился выносливости двух орков, а пуще поражался своей. Ноги гудели, живот подводило от сушёного мяса и солёной черемши, на привалах настигал чёрный кромешный сон, но Фонси шёл вместе с Кзагом и Кончагом и до сих пор ни разу не упал от усталости. Хотя нести его им пару раз пришлось - через глубокий снег в одной из долин и каменные обломки на какой-то тропинке.
        Короткий день подходил к концу; солнца не было уже давно, и небо стало тёмно-синим, когда Кзаг остановился на вершине того, что Фонси в Шире, и даже в Кардуне, назвал бы горой. Здесь это был средней высоты холм. На вершине этого холма стояло три грубо обтёсанных валуна.
        - Зархънтай, Захазирай, - сказал Кзаг, - а кто третий? Я тут раньше не был...
        - Отойди, - сказал Кончаг, скидывая заплечный мешок и кладя наземь чехол с луком и тул. - Я тут раньше был. Третий - это Гъръм.
        Высокий орк отошёл в сторону, уступая Кончагу место между тремя валунами.
        - Здесь заночуем, - бросил Кзаг Фонси, - дальше пока не пойдём. Пошли за хворостом сходим, я там внизу сухие кусты видел.
        Хвороста вышло немного, но на небольшой костерок должно было хватить. Фонси всегда спал чуть не прямо в углях, завернувшись в свой старый плащ и новую шубу одновременно. Орки, не знавшие, казалось, ни холода, ни усталости, над ним за это посмеивались.
        - Пока огонь разводить нельзя, - сказал Кзаг, кивая на неподвижно стоящего между камней низкорослого орка, - надо подождать, пока Кончаг поклонится горам.
        Кончаг тем временем достал и положил перед собой короткий кривой нож, берестяную кружку с плотно прилегающей крышкой и кремень с кресалом. Низко поклонившись каждому из трёх валунов по очереди, он положил в кружку несколько мелких камешков, закрыл её и затряс над головой, вертясь на одном месте и сопровождая эти действия не то гудением, не то мычанием. После выдернул из меховой оторочки своей безрукавки щепоть шерсти, плюнул на неё, взял нож и уколол себе палец. Измазав шерсть в слюне и крови, он прилепил ее на один из валунов, а после проделал то же самое ещё дважды.
        Фонси смотрел на всё это с большим любопытством. Приземистый орк топтался между валунами, кланялся им, что-то говорил на непонятном наречии и вдруг словно поплыл у хоббита перед глазами - он испугался, не очередной ли это приступ клещовицы, но вроде суставы не ныли, - и на мгновение ему показалось, что Кончат, огромный, в полнеба, пляшет на месте не между камнями, а между горами, чьи очертания точно повторяли эти валуны. Но стоило хоббиту отвести на мгновение глаза, как Кончаг снова стал самим собой и продолжил свою странную пляску.
        Так продолжалось до тех пор, пока небо не потемнело совсем, и тогда Кончаг поднял с земли кремень и кресало и начал высекать искры, точно хотел развести над каждым из валунов костёр. Он проделал это несколько раз, и вдруг горы ответили ему. Высоко в небе над еле видимыми в темноте вершинами полыхнуло зелёное зарево, как будто кто-то вывесил там огромное, развевающееся по ветру полотнище. Кончаг сел на землю, как собака, и смотрел на игру света в небесах. Фонси тоже смотрел, раскрыв рот - такого чуда он ещё никогда в жизни не видел.
        - Так разговаривают горы, - пояснил Кзаг. - Наши мудрецы знают, как читать огненное небо.
        - Кончаг мудрец? - спросил Фонси.
        - Кончаг немножко понимает, как говорят горы, - покачал головой Кзаг, - и я тоже. Любой, кто ходит здесь, хоть что-то да должен понимать в разговоре гор - здесь они хозяева. Захотят - камнями завалят, захотят - золота подарят.
        Зелёное зарево погасло, и Кончаг вернулся туда, где сидели Кзаг и Фонси.
        - Скверно, - сказал он, садясь на землю и ударяя кресало о кремень, чтобы зажечь костёр, - надо через Гъръм идти.
        - Да, невесело, - Кзаг сплюнул в темноту, - там нам незаметно не пробраться. Хийси наверняка сторожит все ходы и выходы, хочет слово узнать.
        - Хийси и все остальные снаги живы только потому, что Гългар брата убивать не хочет, - прогудел Кончаг, развязывая мешок и извлекая оттуда еду, - если Хийси забыл, так мы ему напомним.
        - А кто такой Хийси? - осторожно спросил Фонси.
        - Хийси Снагадурбаг, - усмехнулся Кзаг, - что по-нашему значит повелитель рабов. Он брат Гългара. Давным-давно, во время большой войны, они поссорились, - Хийси решил, что раз короля нет, то всё можно, и пошёл грабить равнинников, ну, людей, которые раньше с нами мирно жили. А Гългар засел в Гундабаде и принимал там всех, кто хотел прийти. Кроме Хийси и его ребят. Так оно и продолжалось - Гългар сидел в Гундабаде, а Хийси сидел тут в горах, под Гъръмом, и устраивал набеги.
        - Два раза он на Кардун нападал, - дополнил Кончаг, - первый раз откуп взял, а на второй раз Гългар против него боевых троллей привёл - Хийси еле ноги унёс.
        - А потом, - продолжил Кзаг, - сын Хийси, Горхъмбър, решил отделиться и увёл треть народа Хийси на юг, лёгкой добычи искать, да там где-то и сгинул.
        - Таркъры его убили, говорят, - сказал Кончат, - а может, и врут. Но на север он не вернулся, это точно.
        - Тогда Гългар собрал колдунов, дал каждому отряд воинов, колдуны подошли с разных сторон к Гъръму и заменили слова на всех пяти воротах, ведущих от Гъръма в остальной мир.
        - Теперь у Хийси там своя собственная страна, пять холмов, две долины и три деревни, - расхохотался Кончат, показывая куда-то в сторону, - и ходу ему оттуда нет, потому что Гъръм - злая гора, ни перевалов в тех местах нет, ни ущелий. Хийси нарочно место выбирал, чтобы удобнее обороняться.
        - Временами им Гългар от щедрот чего-нибудь подкидывает, чтобы они там с голоду не перемерли совсем, - Кзаг отцепил от пояса баклажку и глотнул из неё; за всё время, что Фонси его видел, он пил вседа только из этой баклажки, - а то места там скудные.
        - Такие же скудные, как щедроты у Гългара, - засмеялся Кончат и поковырял в зубах острым ногтем.
        - А они нас там не убьют? - опасливо спросил Фонси. - Им же, наверное, очень наружу хочется.
        - Кому хочется, а кому и нет, - пожал плечами Кончаг, - снаги, они снаги и есть. Из них половина там родилась уже.
        - Не убьют, Хоньша, не бойся, - приоскалил жёлтые клыки Кзаг, - мы не в первый раз через Гъръмские холмы идём, нас там знают. Помнишь, Кончаг, в прошлый-то раз?
        Кончаг рассмеялся и ткнул Кзага кулаком.
        - Послал нас Гългар к Хийси кое-какую работу ему задать и мешок сушёного гороха отнести в качестве задатка. А гъръмские ведь всегда голодные, вот и подкараулили нас с Кзагом пятеро смельчаков.
        - Мы их даже не до смерти убили, - улыбаясь приятному воспоминанию, закивал Кзаг, - кому харю своротили, кому клешни поломали. Даже горох не просыпался.
        - Убивал до смерти потом Хийси с сыновьями, - подтвердил Кончаг, - и довольно долго. Ну да тебе, Хоньша, неинтересно.
        - Так что сами по себе они нас не тронут, побоятся, - сказал Кзаг, - если только Снагадурбаг не совсем взбесился. Но тут уж придётся наудачу.
        Орки помолчали. Потом Кзаг заговорил снова.
        - А главным колдуном тогда в Гундабаде был Шахарк, это он придумал запереть Хийси. Помнишь его, Кончаг?
        - Как не помнить? - отозвался Кончаг. - Вот уж кто умел понимать горы, так это Шахарк. Про Хийси он говорил, что не сам придумал, а Зархънтай с Гъръмом ему посоветовали.
        - И помер он весело, - сказал Кзаг, - предсказал сам себе, что смерть ему будет от кочевника, что со своим домом кочует, но и сам он этого кочевника убьёт. Ну, решил, что умрёт, повздорив со скрефеном или ремтагом - они кочевьями живут. В Кардун ездить перестал без большой надобности, чтобы лишний раз с ними не встречаться. А потом пошёл в ущелье горную срань[27 - Так называется особая целебная смола, которую находят в трещинах скал и горных пещерах.] собирать, да там его и нашли - со скалы свалился и башку расколол. Стали над ним все смеяться, что собственной смерти предсказать не сумел, а потом смотрят на подошву - а там улитка размазана, поскользнулся он на ней. Вот тебе и кочевник, что весь дом на себе возит.
        - Он любитель был смерть предсказывать, - Кончаг зевнул и почесался, - Болг вон до сих пор так на охоту и не ходит.
        - А что Болг? - буркнул Кзаг. - Болг не дурак. Я тоже никаких ягод не ем и пью только из своей бутыли.
        - Ему смерть предсказали, - кивнул на Кзага Кончаг, - от какой-то ядовитой ягоды, какая у нас даже и не водится. А Болгу Шахарк предсказал, что его медведь задерёт, поэтому Болг на войну ездит, а на охоту ни-ни.
        - А тебе, - полюбопытствовал Фонси, - предсказал? - и тут же прикусил язык, мало ли на что может обидеться орк.
        - Мне не предсказал, - помотал головой Кончат, - всё говорил, что мне самому лучше знать, от чего мне смерть придёт. А мне-то откуда знать, я не колдун. Да и Гьрьм с ним - чем как Кзаг, ягод не есть, и как Болг, в лес не ходить, я лучше как-нибудь так. Харри-хей!
        - Осторожным, - сказал Кзаг, - всегда надо быть. Хотя Болгу-то проще, он приказал, и в северных горах медведей, почитай, подчистую извели, а я этой ядовитой красавки никогда и не видывал даже. Вот вороний глаз[28 - Ядовитая ягода, напоминающая по виду чернику.] я в прошлом году съел - правда чуть не помер.
        - Надо спать, - зевнул во всю пасть Кончат.
        Орки заснули мгновенно. А Фонси ещё лежал, завернувшись в плащ, и смотрел на чёрное небо, где снова заплясали зелёные отсветы. Но с кем и о чём говорили горы - хоббит не знал.
        На следующий день Кончагу удалось подстрелить из лука заросшую густой белой шерстью горную козу, и Фонси впервые со дня прибытия в Кардун как следует наелся, хотя жёсткое мясо пахло резко и неприятно, словно скверная баранина. В Шире коз было мало, и держали их для шерсти и молока - ели козлятину только в самых бедных семьях.
        Кзаг, Кончаг и Фонси снова шли извилистыми тропами, поднимались и спускались по каменным ступеням; один раз долго шли по длинной прямой пещере, где в стене было прорублено одно узкое окно во всю её длину; потом переходили через ущелье по остаткам моста; потом Фонси вспугнул в темноте и на слух сбил камнем какую-то приличных размеров птицу, и они поели не только сытно, но и вкусно; и наконец они остановились у большой двустворчатой каменной двери, отворившейся по слову и знаку Кончага. Попав внутрь, орки на радостях отвесили друг другу по подзатыльнику - Фонси заметил, что распускать руки им свойственно по любому поводу, не только от злости.
        На полу большой, длинной, тускло освещённой пробивающимся откуда-то слабым утренним светом пещеры, где оказались три путника, лежали странные железные полосы, такие длинные, что уходили в темноту и терялись из вида. Кое-где на них стояли странного же вида телеги. Кзаг и Кончаг выбрали из них открытую тележку поменьше и загрузились туда вместе с Фонси и всей поклажей.
        - Я и не знал, что тут самоход работающий! - покачал головой Кзаг.
        - Так с другой стороны закрыто, а обычным ходом отсюда до Гундабада далеко, - объяснил Кончаг, - вот и не растащили ещё. Но нам повезло - к Гъръмским холмам докатим, как в старину.
        Посередине тележки было укреплено странное приспособление вроде качелей с двумя рукоятями с каждой стороны. Кзаг и Кончаг встали по обе стороны этого приспособления и взялись за рукояти. Кончат потянул свою сторону качелей вниз с такой силой, что повис на ней, и она со страшным скрипом начала опускаться.
        - Жертву хочет, - пробасил Кончат, отпуская руки, и Фонси на всякий случай отодвинулся, хотя и знал, что нужен оркам живым и здоровым.
        - Козье сало, - извинился Кзаг перед тележкой, - у нас лучше ничего нет.
        Отрезав от половины козьей туши кусок жира, длинный орк забрался под тележку и, приговаривая что-то на непонятном языке, долго там возился. Забравшись обратно, он с такими же наговорами обмазал жиром качели.
        - Давай ещё попробуем.
        На этот раз скрип был гораздо тише, и тележка после нескольких качков качелями тяжело сдвинулась с места и поехала вдоль пары железных полос.
        Тележка двигалась немногим медленней, чем катилась бы настоящая ширская тележка, запряжённая славным пони, а то и парой. Она катилась мимо нагромождений каких-то обломков, мимо ответвлений пещеры, мимо зарослей чего-то белого и тускло светящегося. Потом Кончагу и Кзагу стало неудобно качать качели из-за разницы в росте, и Кзаг велел Фонси его сменить - Фонси был ниже Кончага всего на голову. Хоббиту стало не до того, чтобы глазеть по сторонам, - он держался за рукояти и качал, вверх-вниз, вверх-вниз. Днище тележки дрожало под ногами, там шерудили какие-то неведомые колёса и шестерни. Время от времени перед глазами хоббита возникала угрюмая вспотевшая рожа Кончага с торчащими из углов рта жёлтыми клыками.
        Раздался скрежет железа по железу, и тележка остановилась - Фонси еле удержался за рукояти, чтобы не улететь спиной вперёд в темноту, а Кончага рвануло вперёд и стукнуло грудью об одну из рукоятей с его стороны так, что орк охнул.
        Кзаг, с трудом удержавшийся на ногах, дико озирался.
        - Тихо! - просипел он, поднося к губам палец.
        Фонси оглянулся вокруг. На железных полосах, по которым двигалась тележка, лежали камни и ржавые обломки такой же тележки, проезжавшей здесь ранее - в эти обломки они и врезались. Здесь было довольно светло - где-то высоко под потолком прохода наружу выходил световод. Направо и налево от железных полос уводили два узких прохода; оттуда-то и доносились звуки, насторожившие Кзага - словно хныканье младенца или мяуканье голодного котёнка. Фонси не мог представить себе ничего более неуместного здесь, чем эти быстро приближающиеся звуки.
        - Черволюды! - выдохнул Кончаг, прыгая через борт тележки. - Кзаг, прикрой, я разберу завал.
        Схватив лук, он выпустил в правый ход одну за другой три стрелы, швырнул лук назад и бросился к завалу.
        А из боковых проходов появились здешние обитатели. Ростом они были с Фонси, имели по две руки и две ноги, но на этом их сходство кончалось. На круглых безухих головах черволюдов сверкали огромные глаза, носа, считай, не было совсем, а когда кто-тоиз них открывал розовую пасть, чтобы издать всхлипывающее мяуканье, показывались острые, как иголки, зубы. На телах черволюдов росла редкая серовато-белесая шерсть. У нескольких на шее и руках были привязаны кости, Фонси не желал знать, чьи.
        Жалобно плача и всхлипывая, черволюды протягивали к трём ездокам многосуставчатые длинные пальцы. Фонси на мгновение замер, омерзение и страх боролись в нём с жалостью - умом он понимал, что перед ним - звери или хуже, что их острые зубы легко разорвут ему горло, а цепкие пальцы утащат в темноту, но на существ, издающих такие звуки, не поднималась рука.
        Где-то в глубине прохода зазвонил колокол.
        - Зовут ещё! - крикнул Кончаг, отбрасывая с дороги кусок железной оковки.
        Кзаг вытащил откуда-то длинный кнут и, стоя на тележке, стегал направо и налево, так, что черволюды опасались подходить близко к Кончагу. Иные особо храбрые корчились на земле, держась за располосованные кнутом морды - или всё-таки лица?
        Увидев, что один из нападающих проскочил под кнутом и приблизился к Кончагу, Фонси подобрал со дна тележки Кончагов лук, наложил стрелу, натянул тетиву, насколько смог, и выстрелил. Тетива больно хлестнула Фонси по руке, - хорошо, рукав шубы смягчил удар, а то остался бы такой же багровый рубец, как те, что щедро раздавал на обе стороны Кзаг, - а черволюд заскулил и упал на спину, хватаясь за пробитую стрелой ногу. Его заметил Кончаг и пинком отшвырнул назад, к остальным. Черволюды схватили раненого и с обиженным плачем уволокли куда-то назад, и что-то подсказывало Фонси - не затем, чтобы перевязать рану. Из прохода раздался визг и смолк, подтвердив эти опасения.
        Но черволюды всё прибывали и прибывали, и вот уже Кончаг перестал разгребать завал и вместо этого вертелся на месте, размахивая вытащенным из кучи обломков рычагом - Кзаг не успевал отгонять черволюдов. Он бросил кнут и выхватил из ножен на поясе длинный кинжал.
        В голове Фонси словно лопнула какая-то плотина, и оттуда хлынули, завертелись обрывки стихов и песен, сплетаясь между собой, и сами сложились в стишок - Фонси помнил очень похожий, как будто слышанный в давнем детстве. Указывая пальцем то на одну, то на другую толпу черволюдов, Фонси прочитал этот стишок, словно злобную считалку.
        Злой подземный черволюд,
        Уползай в ущелье,
        Будет там тебе уют,
        Радость и веселье.
        Отыщи себе подвал,
        И сиди в подвале-то,
        Сгинь, пока я не позвал
        Древнего Оральда!
        Рубит камни злая сталь
        В неуёмном раже,
        А тебя старик Оральд
        По камням размажет,
        Черволюд, захлопни пасть
        И ко мне не суйся,
        Над тобой Оральда власть -
        Слушай-повинуйся!
        Последние слова прозвучали в тишине, нарушаемой только тяжёлым пыхтением Кончага. Черволюды не убежали и не растворились в воздухе, но перестали мяукать и застыли, с непонятным выражением глядя на Фонси. Хоббит обвёл их строгим взглядом, не опуская руки с указующим пальцем.
        - Колдун, однако... - просипел Кзаг, - эй, Кончаг, шевелись давай!
        Кончаг опомнился и в несколько движений раскидал самые крупные остатки завала.
        - Прорвёмся! - зарычал он, вспрыгивая обратно на тележку и занимая место Фонси у качелей. - Давай поехали, пока они не опомнились! Иа-а-харри-хей!
        Кзаг схватился за вторую пару рукоятей, и оба орка как следует поднажали. Со скрипом и скрежетом тележка двинулась вперёд, толкая перед собою небольшую кучу мусора, оставшуюся от завала. Схватив батог, Фонси раскидал мусор по сторонам, и они снова покатились.
        
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        в которой происходит игра в загадки
        - Мы не одни, - сказал Кзаг, опуская руку на кинжал, - снаги знают, что мы здесь.
        - Говорил я тебе с самого начала, нужно идти через дорогу троллей, - огрызнулся Кончаг, оглядываясь по сторонам.
        - По дороге троллей мы плелись бы полмесяца.
        - То-то мы здесь очень быстро двигаемся, - рука низкорослого орка сжалась в кулак.
        - Не время драться, - прошипел Фонси, - что если они нападут?
        - Не похоже, - ответил Кзаг, - нас пока просто провожают.
        На голой вершине холма - снега здесь лежало совсем мало - отчётливо вырисовывался орк с копьём на плече, бредущий по холму в одном направлении с тремя путниками. Ещё несколько орков шли с другой стороны, точно так же закинув копья на плечи и опустив головы. На гундабадцев и Фонси они не обращали никакого внимания, друг на друга, впрочем, тоже. Как будто каждый из них просто шёл куда-то по своим делам, вот только эти дела совершенно случайно звали его именно туда, куда шли все остальные.
        - Я не знаю, как вы, - пробурчал Кончаг, - а я собираюсь пожрать.
        - Вон там неплохое место, - показал пальцем Кзаг, - можно сесть и перекусить.
        Они расположились в выбранном месте, сложили костерок из собранного по дороге хвороста и сели греть на костре печёную козлятину. В подогретом виде она ни капельки вкуснее не стала.
        Их провожатые тоже остановились - так, от нечего делать, надо же когда-то и остановиться. Ближе всех к Фонси и гундабадцам остановился небольшого роста орк; сидя на корточках, он склонился над чем-то, что держал в руках, и время от времени беспокойно озирался.
        - Что это он делает? - спросил Фонси у Кончага.
        - Жрёт, - коротко отвечал орк, - и боится, что кто-то подойдёт и попросит кусочек.
        Один из местных орков помахал жующему рукой.
        - Эй-эй, дай еды! - крикнул он скрипучим голосом.
        - Эй-эй, нет еды! - ответил орк и быстро запихнул в рот остатки своего обеда. Второй орк тут же позабыл первого и отвернулся от него.
        - Они знают, что едой делиться надо, - сказал Кончаг, швыряя обглоданную кость в костёр, - но не хотят. Поэтому едят, сидя поодиночке.
        - Двинули, - сказал Кзаг, поднимаясь и тоже кидая кость в огонь, - нечего рассиживаться.
        Он встал, развязал штаны и помочился на костёр. Потом то же самое проделал Кончаг, а после, чего уж там, и Фонси, и они пошли дальше, сопровождаемые со всех сторон гъръмскими орками.
        Шли довольно долго. С вершины холма, куда они поднялись, показалась деревня, одна из двух, упомянутых давеча Кончагом. Страннее деревни Фонси сродуне видывал - даже болотные орки с хижинами на жердях строились более понятно. Деревня же гъръмских орков представляла собой что-то вроде кольца, сделанного из кривоватых колец поменьше и обнесённого дополнительной стеной. В селении не было ни улиц, ни переулков - все дворы лепились вплотную друг к другу, и Фонси не заметил там ни входов, ни выходов.
        Когда Кончаг и Кзаг повернули на восток и решительно направились в обход деревни, их провожатые забеспокоились и стали постепенно, но вполне заметно переходить так, чтобы загородить гундабадцам путь.
        - Нас ведут в деревню, - мрачно заключил Кончаг, - похоже, от разговора с Хийси нам не отвертеться.
        - Ну что, - пожал плечами Кзаг, - поговорим с Хийси.
        Возле деревни их провожатых встретили другие слоняющиеся без дела орки.
        - Эй-эй, дай еды! - кричали они и махали руками.
        - Эй-эй, нет еды, - отвечали пришедшие, и Фонси понял, что это у них просто такое приветствие.
        Мимо Фонси и гундабадцев пробежал, судя по росту, совсем малолетний орчонок, за ним - двое других, повыше и покрупнее, с палками в руках. Один из них размахнулся и метнул палку, словно копьё, в спину убегающему. Тот взвизгнул и упал, к нему тут же подскочил второй и принялся с радостными воплями тыкать его своей палкой куда ни попадя. Когда маленький орчонок сжался в комок и перестал уворачиваться от ударов, старшие перестали обращать на него внимание и пошли вместе с сопровождающими троих путников орками, положив палки на плечи на манер копий.
        - Что это такое было? - спросил Фонси у Кончага и Кзага. - За что они его так?
        Кончаг ничего не ответил, а Кзаг только пожал плечами. Неожиданно отозвался один из сопровождающих, худой, невысокий и редкозубый орк.
        - Дети, - сказал он, вытирая тыльной стороной ладони запачканные золой губы, - играют. Охотятся. Дай еды.
        - Нет еды, - само собой вырвалось у Фонси, и он почувствовал, как краснеет, хотя всю еду действительно нёс Кзаг. Редкозубый хныкнул и отошёл.
        Избитый орчонок тем временем поднялся на ноги и тоже захромал к деревне. Никто даже головы в его сторону не повернул.
        По дороге к ним ещё несколько раз подходили попросить еды - или поздороваться, Фонси так и не понял. Солнце уже описало ленивый северный круг по небу и начинало закатываться, когда они подошли к стене деревни.
        Стена была добротная и прочная, высотой где-то в два с половиной роста Фонси. Камни в ней были обтёсаны с хитрыми выемками и выступами и держались друг за дружку без замазки и глины. В стене зиял один довольно узкий и низкий проход - пригибаться, чтобы войти туда, не пришлось бы только хоббиту.
        Сопровождающие встали нестройным полукругом, закрывая троим путникам дорогу куда-либо, кроме как в этот проход.
        - Пойдём внутрь? - спросил Кончаг.
        - А что ты предлагаешь? - огрызнулся Кзаг. - Сидеть тут на пороге и отвар пить? Давай иди первый.
        Кончат наклонил голову и вошёл в проход.
        - Дай еды, - немедленно послышалось оттуда.
        - Нет еды, - пробасил Кончаг, - куда идти-то?
        - Сюда-сюда, - засуетился кто-то невидимый, - вон туда. В самый конец.
        Фонси и Кзаг тоже вошли и оказались в промежутке между двумя стенами орчьего селения. Внутренняя стена была вовсе не такой добротной, как внешняя. Это была даже не стена, а вплотную друг к другу поставленные заборы, сложенные частично из камней, частично из бревен и чьих-то несусветно огромных костей, а частично - Фонси аж присвистнул, когда это увидел - из окаменевших кусков мяса, насаженных на брёвна так, чтобы скреплять их вместе. «Да это же троллятина», - понял Фонси. - «Убивают тролля ночью, разделывают тушу, пока мягкая, а на рассвете мясо каменеет и схватывает навсегда и намертво». Хоббит одобрительно цыкнул зубом.
        Фонси, Кончаг и Кзаг шли довольно долго, обогнув деревню по окружности и вернувшись почти что к самому началу - вот только с этой стороны проход между наружной и внутренней стеной был заложен камнями - чтобы выйти из селения, пришлось бы возвращаться обратно. Между двумя последними заборами был проход, ведущий внутрь самого селения. По ту сторону прохода обнаружилась не то улица, не то площадь - большое пустое пространство, где посередине возвышался колодец с журавлём.
        В третьем от прохода заборе внизу было проделано входное отверстие - в Шире его и за печь бы не признали.
        - Вот тут, - орк, шедший впереди Кончага, указал острием копья на этот вход, - раньше жили Гшазаг и Хушъз, недавно умерли. Живите теперь вы, пока Хийси не придёт. Он решит, что с вами делать. Дайте еды.
        - Нет еды, - ответил Кончаг и с трудом протиснулся сквозь отверстие. За ним легко последовал Фонси, а вот долговязого Кзага им пришлось вытягивать с той стороны за руки.
        Вслед за Кзагом пролез и один из сопровождающих.
        По ту сторону глухого забора был небольшой двор, а посреди него стояла покосившаяся хижина с точно такой же узкой и низкой дверью, как в заборе.
        - Очень удобно, - покивал головой Кзаг, - если кто-нибудь в дом хочет войти, то сначала голову просунет, а пока весь влезет, его можно копьём в шею ткнуть.
        - Или если кто из дома вылезать будет, - сказал Кончаг и стукнул кулаком по стене как раз над дверью. Внутри что-то упало. Фонси посмотрел вниз и увидел в дверном проёме воткнувшееся в земляной пол до середины широкого наконечника тяжёлое короткое копьё, такое, каким пользовались местные жители.
        Кзаг повернулся к проводнику, выбросил вперёд длинную руку и схватил его за горло.
        - Зачем ловушку поставил? - просипел орк. - Вы нас и в проходе подколоть могли. Хийси запретил? Кому служишь, снага?!
        - Ты ему горло-то не передави, - посоветовал Кончат, - а то как он говорить-то станет?
        Кзаг отпустил проводника, тотчас упавшего перед гундабадцами на колени.
        - Это не я поставил! - забормотал он. - Это сам Гшазаг поставил, когда помирать собрался. Думал, к нему за добром полезут, когда он помрёт, вот и подвесил над входом. А я не знал, не знал, господин! Не говори Хийси!
        Он быстро пробежал на четвереньках и юркнул в хижину, откуда через мгновение появился, волоча за ногу неплохо сохранившийся труп. На лице трупа застыла злорадная ухмылка.
        - Вот он, Гшазаг! - торжественно объявил проводник, выпрямляясь и бросая труп к ногам Кзага. - Он виноват!
        - Так убери его отсюда, если он виноват! - рявкнул Кзаг, хватаясь за рукоять кинжала. - Что я его, на поединок теперь вызывать должен? И сам проваливай отсюда, без тебя разберёмся. Пошёл прочь, я сказал!
        Проводник закивал, поклонился и уполз со двора через отверстие в противоположной стороне забора, прихватив с собой покойного Гшазага. Кзаг проводил его полным отвращения взглядом, а потом с размаху закатил Кончагу смачную оплеуху - точнее, закатил бы, если бы Кончаг не подставил под удар руку в кожаном с заклёпками наруче.
        - Эх, - сказал Кончаг и пнул Кзага под колено, одновременно перехватывая его руку и дёргая. Высокий орк полетел наземь, прокатился по земле, вскочил на ноги и пинком отшвырнул Кончага на несколько шагов назад, где Кончаг налетел на стену хижины, оттолкнулся от неё и прыгнул на Кзага. Дальше Фонси следить за дракой перестал - к этому времени он, во-первых, знал, что они друг друга не убьют и не покалечат, а во-вторых - повидал, как дерутся доверенные порученцы Гългара Гундабадского, когда действительно хотят убить противника. Как тогда, в Кардуне.
        Хоббит пригнулся, забрался в хижину, унаследованную от Гшазага и Хушъз, и впервые за много дней остался один.
        - Ты, как нам донесли, - сказал Кзаг, - хорошо говоришь на Западном наречии, знаешь манеры и речь людей юга и не теряешься в разговоре.
        - Кроме того, - прогудел Кончаг, - ты невелик ростом, как раз с равнинного мальчишку будешь.
        - В-в-всё т-так, - стуча зубами, сказал Фонси.
        Полуорк Шегар ещё сипло дышал в темноте, умирая, и хоббит всё ещё не мог прийти в себя от встречи с кардунскими гостеприимцами-грабителями и того, как жестоко расправились с ними Кзаг и Кончаг.
        - Глотни, - Кзаг, заметив, что хоббита бьёт дрожь, протянул ему свою баклагу, - успокойся. Мы не тронем тебя, если ты согласишься пойти с нами в Гундабад.
        Фонси глотнул чего-то обжигающего, закашлялся, но скоро почувствовал, как тепло разливается по всему телу и дрожь проходит.
        - В Гундабад? - переспросил он. - Зачем?
        - Судя по твоему обличью и речам, - медленно проговорил Кзаг, - ты с юга. Скажи мне, знакомо ли тебе такое имя - Аръторн из племени таркъров?
        - Араторн, сын Арадора? - ответил Фонси. - Да, это имя мне знакомо...
        Мысли в голове лихорадочно цеплялись друг за друга, выстраиваясь и перестраиваясь в цепочки. Кзаг и Кончаг принесли Торна в обоз Кърмахъна, чтобы Кърмахън незамеченным доставил мальчика в Кардун, где орки собирались его выкупить. Что произошло с Кърмахъном, Фонси хорошо знал. Последние невольничьи обозы пришли в Кардун по первому льду, то есть, примерно тогда, когда Фонси жил в старом смиале. Значит, Кзаг и Кончаг знают, что обоз сгинул, но знают ли, как именно?
        - Очень хорошо, - сказал Кончаг.
        - Нам нужно, чтобы некто, похожий на этого самого Аръторна, объявился в Гундабаде, - продолжил Кзаг, - а так как его в Гундабаде никогда не видали, любой малорослый безбородый южанин, умеющий гладко говорить, подойдёт. Ты согласен?
        - У меня есть одно условие, - Фонси услышал собственный голос как бы со стороны, - я болен клещовицей, а мне говорили, что клещовицу лечат в Гундабаде. Я хочу, чтобы меня вылечили.
        - Тебя вылечат, - сказал Кончаг, - если ты пойдёшь с нами.
        - Ты когда приехал в Кардун? - спросил Кзаг. - С кем ты здесь знаком, с кем беседовал?
        «Кто знает, что ты никакой не Араторн, кого надо заставить замолчать», - продолжил про себя Фонси. Сосрыква, Бохънь и его охотники, купец Гернот - никому из них хоббит смерти не желал.
        - А я вот только что и приехал в Кардун, - честно ответил Фонси. - Мне советовали, что тут можно белой кости купить задёшево, а за белую кость кое-где по весу серебром платят.
        - Забудь про белую кость и про серебро забудь, - просипел Кзаг, - после того, как побудешь Аръторном, Гългар тебя вознаградит и серебром, и белой костью, и чем захочешь.
        Фонси не особенно поверил в награду, но выбора у него не было по двум причинам - клещовица, во-первых, и обещание не трогать его, если он согласится идти в Гундабад, во-вторых. Жалко, что придётся бросить вещи у Сосрыквы и не получится попрощаться с гномом и с охотниками, - но ничего не поделаешь, из Кардуна пришлось уходить так же, как когда-то - ох, как давно! - с Северной заставы, толком ни с кем не попрощавшись.
        В дверь хижины вполз, еле протискиваясь плечами, Кончаг.
        - А ты, Хоньша, почему никогда с нами не дерёшься? - спросил орк. - Вредно не драться, можно разозлиться да и лопнуть.
        - Куда мне с вами драться? - усмехнулся Фонси. - Вы от меня мокрое место оставите. Сам же говорил - надо бить и бежать.
        - Да мы бы тебя не сильно, кости целы будут, - успокоил орк, - ты только смотри не зарежь нас как-нибудь во сне. А то у нас был такой - не дрался, когда злой был, а всё пыхтел. И когда весёлый был, тоже не дрался, а сидел в сторонке и зубы скалил. А потом как-то раз взял топор и шестнадцать своих семейственников спящими зарубил. Надо обязательно драться.
        - У нас такого не бывает, - ответил Фонси, - мы очень редко дерёмся, но по ночам друг друга всё равно не режем.
        - Странные вы, равнинные, - пожал плечами Кончаг, - ну да ладно, захочешь подраться - размахнись да и двинь мне хорошенько в рыло. Только смотри, размахнись или поругайся со мной сначала, а то ударишь неожиданно, а я тебя и убью ненароком.
        - Спасибо тебе большое, Кончаг, за предложение, - сказал Фонси, прижав руку к сердцу. - Если я подраться захочу, то обязательно тебе, Кончат, с размаху в рыло двину.
        В дверь просунулась голова Кзага.
        - Чего это вы там сидите? - спросил орк. - Вылезайте, надо бы осмотреться.
        Двор - небольшой, где-то пару дюжин хоббитских шагов вдоль и поперёк - был пуст, если не считать груды битой глиняной посуды и костей, сваленных большой кучей у забора.
        - Даже огорода нет, - сказал вслух Фонси.
        - Откуда тут взяться огороду? - хмыкнул Кзаг. - Тут и равнинник не много чего вырастит, не то что урук.
        - А это почему? - спросил хоббит. - Вы овощи сажать не умеете, что ли?
        - Ям нарыть и еды туда накидать каждый умеет, - ответил Кзаг, - только если урук посадил, еда расти не будет, это всем известно. А если и будет, то мелкая и невкусная. Гългар когда-то давно хотел научиться еду выращивать - не вышло. Теперь он в Кардуне равнинников покупает, те и растят.
        Фонси кивнул. Он знал, почему гномы всегда покупали на ширских ярмарках только взрослых свиней, пони и даже собак - если гному случалось купить супоросую свинью, поросята рождались у неё заросшие шерстью, полосатые и дикие, годные только чтобы сразу зарезать, иначе вырастут в диких кабанов. Даже телята и жеребята у гномов быстро дичали. А у орков, стало быть, так же обстояло дело с овощами и хлебом.
        Двор Фонси осмотрел от высокого забора и до ямы, вырытой за хижиной, и нашёл не стоящим внимания - грубая, небрежная постройка, что сама хижина, что её ограда. Видно было, что наружную стену и внутренние заборы строили в разные времена и разными руками.
        Снаружи послышались голоса, сначала привычное «дай еды - нет еды», а потом просто негромкий разговор. Фонси нагнулся и заглянул в проём, открывающийся внутрь деревни.
        - Костёр жгут, - сообщил хоббит Кзагу и Кончагу.
        - Выйдем, - решил Кзаг, - надо посмотреть, как отсюда в случае чего уходить будем.
        Все трое вылезли из проёма и оказались на площади с колодцем посередине. По-видимому, именно здесь обитатели селения проводили свободное время. Несколько орков сидели у разложенного на земле небольшого костерка и о чём-то отрывисто разговаривали, ещё несколько просто стояли или сидели без всякого дела там и тут.
        Один из орков отделился от забора на противоположной стороне площади и направился прямиком к Кончагу и Кзагу. Шёл и держался этот орк как-то необычно и когда он приблизился, Фонси понял, что это вовсе не он, а она.
        - Дай еды, - обратилась орчица к Кзагу, смерив его взглядом с ног до головы.
        - Нет еды, - ответил гундабадский орк, криво улыбаясь.
        - Дай еды, не пожалеешь, - сказала орчица, оглаживая себя по бокам и откинув назад голову.
        - У меня таких, как ты, в Гундабаде две, да в Кардуне четыре, - просипел Кзаг, отодвигаясь на шаг, - нет еды.
        - Так то в Гундабаде да в Кардуне, - не унималась орчица, - а я-то здесь.
        Кзаг был стоек, и она повернулась к Кончагу. Видно было, что низкорослый орк охотно поделился бы с ней едой, но разумная осторожность удерживала его от необдуманных решений. Фонси не стал дожидаться, пока и у него попросят еды, и отошёл в сторону.
        Два давешних орчонка прошли мимо него лёгкой охотничьей поступью с палками наперевес, но их добычи Фонси нигде не увидел. Зато увидел ещё одного орчонка, совсем маленького, уползшего, видно, от матери на поиски приключений. Шлёпая по земле серыми ладошками, он полз к сидящим вокруг костра мужчинам.
        Один из них заметил орчонка и указал рукой сидящему напротив, чтобы тот отсел и дал малышу дорогу. Теперь все пятеро или шестеро орков перестали беседовать и внимательно смотрели на орчонка, деловито ползущего к ним.
        Орчонок дополз до костра и протянул руку к пламени. Орки затаили дыхание. Фонси дёрнулся вперёд, но тяжёлая рука подошедшего сзади Кончага легла ему на плечо.
        Орчонок засмеялся, схватил пламя рукой и заорал от боли. Сидящие вокруг костра, указывая на малыша пальцами, разразились радостным хохотом.
        - Ах вы, сволочи, - задохнулся Фонси и, сбросив с плеча лапу Кончага, побежал было к костру, но его опередила та самая орчица, что разговаривала с Кзагом и Кончагом. Она, не особенно спеша, подошла к орчонку, подхватила его на руки, обвела смеющихся взглядом, полным материнской гордости - её малыш замечательно развлёк взрослых - и ушла куда-то, примостив плачущего орчонка к себе на бедро.
        Фонси сделалось дурно. Он развернулся и пошёл обратно в отведённую им хижину. Забившись там в угол, он закрыл глаза и стал думать о том, как он все-таки далеко от дома, и о том, сможет ли он когда-нибудь вернуться, и увидит ли он когда-нибудь Лилию и братьев с сёстрами. И по всему получалось, что ответы на эти вопросы - «очень далеко», «нет» и «никогда».
        С такими невесёлыми мыслями Фонси и уснул.
        Фонси проснулся оттого, что его потряс за плечо Кончаг.
        - Вставай. Хийси пришёл, говорить с нами хочет. С тобой тоже. Запомни хорошо: ты - Аръторн, сын этого, как его, Аръдора. Таркърский наследник.
        Протирая глаза от застрявших в них беспокойных обрывков сна, Фонси выбрался из хижины вслед за Кончагом. Кзага во дворе не было - вместо него там ждали два крупных орка из местных, одетые не в неопределённого цвета тряпьё, как жители деревни, а в кожаные штаны и рубахи, потёртые и залатанные, но всё ещё добротные. В руках орки держали длинные кривые мечи.
        Двое таких же встретили Фонси за забором. Между ними стоял Кзаг, безоружный, на лбу у него багровел свежий след от удара или ушиба.
        - Хийси ждёт, - гавкнул один из здоровяков, - не задерживаться.
        Кзаг, Кончаг и Фонси прошли, сопровождаемые четырьмя крупными орками, на середину деревенской площади, туда, где находился колодец.
        Хийси сказал привязать у колодца, - сказал самый крупный орк, ростом с Кзага, а шириной с Кончага. В мгновение ока Фонси обнаружил себя привязанным за руки к колодезному журавлю. Рядом точно так же, со связанными впереди руками, стоял Кончаг, а чуть подальше - Кзаг.
        Небо только-только начинало светлеть. Было холодно, но безветренно. Из-под заборов начали высовываться рожи местных жителей - им было, видать, занятно посмотреть и послушать, как будет беседовать с пришельцами Хийси.
        А сам Хийси уже приближался. Его вёл под руку ещё один здоровенный орк из его охраны - все они были очень похожи друг на друга; Фонси, уже привыкший отличать одного орка от другого, это сразу заметил. Хийси был стар, очень-очень стар. Его когда-то могучее тело согнулось и искривилось от времени, огромная голова, казалось, едва держалась на тонкой костлявой шее, левая рука заканчивалась обрубком. Черты лица Хийси терялись в морщинах.
        - Слуги моего брата, - голос старого орка напоминал скрежет мельничных жерновов, когда между них попадает камешек, - как поживает Гългар?
        - Гългар, твой брат, был здоров и силён в последний раз, что мы его видели, - ответил Кзаг. - Мы спешим к нему по срочному делу, Хийси, и ты не должен нас задерживать.
        - «Ты должен» или «ты не должен» - это не те слова, что я привык слышать в своей земле, - сказал Хийси, - смотри, чтобы я не услышал их снова. Кто это с вами?
        - Я Араторн, сын Арадора, внук Аргонуи, вождя Разъезжих Дунедайн, - сказал Фонси, глядя в полускрытые под тяжёлыми веками глаза старика.
        - Это сын вождя таркъров, - одновременно с хоббитом сказал Кончат, - и нам приказано доставить его в Гундабад, нигде не мешкая.
        Выражение лица Хийси не изменилось.
        - Это не таркър, - сказал он, касаясь обрубка руки, - никто, кто помнит большую войну, не примет его за таркъра.
        Старик прищурился и наклонился поближе к Фонси, вглядываясь ему в лицо.
        - Он из низкорослого южного народца, союзного с таркърами. Но всё это не важно. Важно то, что мне нужны заветные слова, отпирающие выход из моей страны, и вы, слуги моего брата, назовёте мне их.
        - Сначала развяжи нас и верни нам оружие, - ответил Кончаг, - а потом будем разговаривать.
        - Вы видели, как живёт мой народ, - сказал Хийси, - никто не должен так жить. Когда-то мои народ был грозой севера, теперь это жалкая горстка полуголодных оборванцев. Нам нужна свобода.
        - А Гългару не нужна ещё одна гроза севера, - возразил Кзаг, - выпусти твоих голодранцев, и они опять осадят Кардун. Хотя тролль бы с ним, с Кардуном - в Гундабад же полезете!
        - Я поклянусь не нападать ни на Карн Дум, ни на Гундабад, - пообещал старый орк, - мы уйдём отсюда и попытаем счастья в южных землях.
        - Гългар сам поглядывает на южные земли, - ответил Кзаг, - и ему не нужны соперники.
        - Тогда мы уйдём на восток или на запад, - воскликнул Хийси, - но здесь мы задыхаемся! Мои сыновья, - он кивнул в сторону своих здоровенных охранников, - что они станут делить после моей смерти? Голые холмы и сотню-другую коз?
        - Бедняги, как мне их жалко, - сочувственно покивал Кзаг, - а было бы ещё жальче, если бы у меня были развязаны руки. Я бы настолько им сочувствовал, что отправился бы, не мешкая нигде, в Гундабад, и рассказал Гългару, как тяжело приходится его племянникам, у них так мало наследства. И тогда Гългар сам решил бы, достаточно ли Хийси и его храбрые сыновья просидели в гъръмских холмах, не пора ли их выпустить. Прикажи своим сыновьям разрезать наши верёвки, Хийси! Прямо сейчас!
        - Сначала - слово, - сказал Хийси, - а потом я решу, что с вами делать. Если Тэхър вернётся от ворот и скажет, что слово верное, тогда я вас отпущу.
        Один из сыновей вождя приосанился. Должно быть, это и был Тэхър.
        - До ближайших ворот отсюда полдня пути, - Кончаг сплюнул на снег кровавой слюной; видно, пока Фонси спал, орки успели ввязаться в потасовку с местными, - а твой Тэхър, узнав слово, сбежит отсюда в Кардун и заживёт там припеваючи.
        Хийси метнул быстрый взгляд на Тэхъра, и что-то ему, вероятно, в выражении лица сына не очень понравилось.
        - Или вернётся и скажет, что слово не настоящее, - вставил Кзаг, - так что никакого слова ты не узнаешь, мудрый Снагадурбаг, пока не отпустишь нас.
        Хийси не двинулся с места, но брови его медленно опустились и сдвинулись, и желваки стиснутых челюстей шевельнулись по бокам его огромной головы. Фонси следил за выражением лица старого вождя, готовясь в любую минуту спрятаться под бревно журавля, настолько, насколько позволят связанные руки.
        Верхняя губа старика дёрнулась вверх, обнажая бурые гнилые зубы, сутулые плечи чуть приподнялись, правая рука сжалась в кулак. Охранники вождя, стоящие по обе стороны от него, почувствовали его напряжение и взвесили в руках тяжёлые копья - наконечники их были остро отточены по краям и напоминали скорее короткие мечи, - готовясь пустить их в ход. Хийси сделал несколько медленных шагов по направлению к пленникам и вдруг остановился.
        Брови Снагадурбага на мгновение взлетели вверх, свирепый оскал сменился более мягким, глаза забегали в разные стороны. Какая-то хорошая мысль пришла в голову гъръмскому вождю.
        - Сыграем в загадки! - вскричал он, обводя пленников взглядом. - Я загадаю вам три загадки, и вы мне загадаете три. Если я отгадаю все ваши загадки, вы назовёте мне слово, отпирающее проход в южном перевале. Если вы отгадаете все мои - я отпущу вас.
        - А если никто ничего не отгадает? - спросил Кончаг.
        - Тогда мы сыграем ещё, - ответил Хийси.
        - Если мы отгадаем твои загадки, а ты отгадаешь наши, то ты сначала развяжешь нас, а потом мы скажем тебе слово, - просипел Кзаг.
        - Вы не угадаете, - ответил Хийси, - но так и быть. Я предложил игру, значит вам загадывать первыми.
        И отступил чуть назад, чтобы дать Кзагу, Кончагу и Фонси собраться с мыслями.
        - Хоньша, - лихорадочно зашептал Кончат, - у вас в стране знают загадки?
        - Знают, и очень много, - ответил Фонси, - только....
        - Вспоминай какую-нибудь, да посложнее. Только с честным ответом, а не то что «отчего гусь плавает - от берега». Обманывать в загадках нельзя. Совсем нельзя.
        - П-понял, - кивнул Фонси, - буду вспоминать.
        - Слушай первую загадку, Хийси! - сказал Кзаг. - Вот она:
        Парой плетей
        Пороть могу весь мир,
        Дохлестну до горы,
        Достегну до луны,
        По спине себя постегать
        Никак не могу.
        Хийси задумался, но ненадолго.
        - Глаза! - объявил он, ткнув в сторону Кзага растопыренными пальцами. Фонси так и вспомнил злополучного кардунского грабителя.
        - Правильно, - просипел Кзаг, - загадывай теперь ты.
        - Жили-были две сестры, - начал Хийси, - и пошли они раз в лес за ягодами. Старшая сестра говорит: «Я только спелые ягоды беру, да те, что растут поверху», а другая ей отвечает: «Эх, ленивица ты, ленивица! Я все ягоды не глядя беру, а за какими и под куст полезу». Как зовут этих сестёр?
        Кзаг нахмурил брови и погрузился в мысли. Кончаг шевелил губами, повторяя про себя слова загадки: «Сёстры... ягоды... спелые... все подряд... ягоды... сёстры... все подряд... спелые...»
        Фонси не приходило в голову ничего полезного. Ну сёстры, ну ягоды. Может, одна из них зима, а вторая лето? Да нет, вроде не похоже...
        - Смерть и Гибель зовут этих двух баб, - сказал вдруг Кончаг, - смерть только тех берёт, кто стар да болен, а гибель не разбирает.
        - Правильно, - сказал Хийси, - ваша очередь загадывать.
        Орки переглянулись между собой, Кончаг вопросительно взглянул на Фонси, но у Фонси в памяти крутились какие-то нелепости вместо загадок, и он помотал головой, показывая, что загадывать не готов.
        - Слушай, вот вторая загадка, - сказал Кончаг, -
        Ущелье, то широко, то узко,
        На берегу лес,
        На другом стадо,
        Между берегами смерть лежит.
        - Смерть между берегами? - задумчиво переспросил Хийси, смерил глазами Кончага, глянул туда, где лежало отобранное у пленников оружие, и уверенно сказал:
        - Лук и стрела.
        - Угадал, - буркнул Кончаг.
        - Слушайте мою вторую загадку, - сказал старый орк. - Есть на свете великан с единственным глазом, и тот у него на макушке. Потерял он друга и теперь ходит по свету, ищет его. Схватит кого-нибудь и поднимает всё выше и выше, к самому своему глазу. А когда поднимет на самую высоту и увидит, что это не его друг, тогда как швырнёт его со всей силы наземь! Как зовут этого великана?
        Фонси понятия не имел, какие имена бывают у великанов. Но это загадка, значит, великан - это что-то известное. Один глаз на макушке... поднимает, а потом бросает... потерял друга... кто что когда терял? Глупый Одо башмак потерял... нет, глупый Одо башмак нашёл, да и не рассказывают орки сказок про глупого Одо. Может, это какая-нибудь из здешних гор, откуда все падают?
        Привязанный рядом Кончаг, вероятно, тоже не знал ответа. Он склонил голову на связанные руки и только бормотал про себя: «великан, великан, великан, великан...»
        - Я жду, - сказал Хийси. - Если вы не назовёте отгадку на счёт девять, вы проиграли. Раз!
        «великан, великан, великан, великан...»
        - Два!
        «Может быть, это луна или солнце? Кто-то падал с солнца? Есть песенка про Лунного Жителя, но его никто туда не поднимал, он там всегда жил...»
        - Три!
        Голос Кзага, и без того сиплый, на этот раз вовсе отказался ему повиноваться. Высокий орк начал что-то говорить, но ничего, кроме шипения, у него не получилось.
        - Четыре!
        «великан, великан, великан, великан...»
        - Пять!
        Кзаг прокашлялся.
        - Шесть!
        - Ш-щ-счастье! - сипло выкрикнул Кзаг. - Великана зовут Счастье! Оно возвышает тебя, а потом, когда меньше всего ожидаешь, сбрасывает с высот.
        - Великана зовут Удача, - ответил Хийси, - но я соглашусь, что вы отгадали и эту загадку. Теперь давайте вашу последнюю.
        Кзаг и Кончаг посмотрели на Фонси. Хоббит глубоко вздохнул и произнёс:
        Птичка-невеличка,
        Летит - поёт,
        Сидит - молчит.
        Кто её убьёт -
        Свою кровь прольёт!
        На этот раз Хийси задумался по-настоящему. «Ещё бы», - подумал Фонси, - «за свою жизнь он, поди, все орчьи загадки наизусть выучил, а хоббитских ему не приходилось отгадывать».
        Кзаг кашлянул.
        - Пора считать, мудрый Снагадурбаг, - сказал он, пытаясь скрыть злорадство в голосе. У него не получилось. - Раз.
        - Сейчас, - сказал Хийси, - кто убьёт, свою кровь прольёт... Что за птица пьёт кровь?
        - Два, - сказал Кзаг.
        - Комар! - рявкнул Хийси. - Или слепень, или какой другой гнус.
        - Правильно, - убито сказал Фонси.
        - Ну что же, слово вы мне проиграли, - довольно сказал вождь, - говорите.
        - Мы проиграли слово, - ответил Кзаг, - но мы ещё можем выиграть свободу. Ты получишь своё, но только после того, как игра будет завершена. Или ты не знаешь правил, Снагадурбаг?
        - Я знаю правила. И моя третья загадка будет простой и короткой. Кто откусил мне руку?
        - Что? - ахнул Кончаг.
        - Кто. Откусил. Мне. Руку, - медленно повторил Хийси. - Это загадка.
        - Так когда это было? - возмутился Кзаг. - Это не по правилам, старик!
        - Это по правилам, щенок! - Хийси занёс над головой сжатый кулак, а его сыновья покрепче взялись за копья. - Разгадывай!
        - Кто откусил тебе руку... кто откусил тебе руку... - забормотал Кончаг.
        Фонси посмотрел на культю Хийси, на его насмешливую ухмылку, и в голове хоббита завертелись мысли и подозрения. Хийси уверен, что мы не угадаем, значит ответом не может быть хищное животное. Хийси стар, очень стар... и руку потерял давно, раз никто не знает и не помнит, как это случилось. И он дотронулся до культи, когда... что он тогда говорил?., и почему-то Торн, и воспоминания, не то во сне, не то в бреду, о том, как в давние времена пошли воевать со стариком Зимой хоббиты из Шира... Мысли толпились, роились, лезли одна на другую - хоббиту казалось, что череп вот-вот лопнет от напора.
        - Руку тебе откусил, - неуверенно заговорил Кзаг, - дракон См...
        - Нет! - воскликнул Фонси. - Нет! Руку тебе откусил меч Кусач! Меч Кусач в руке таркъра!
        - Замол!.. - крикнул было Кзаг, но сам замолчал на полуслове, увидев, как изменилось лицо Хийси. Старый орк отшатнулся и чуть не упал - заботливый Тэхър поддержал отца под руку.
        - Ты-ы... - прошипел старик, приближаясь к Фонси и протягивая в его сторону свою неоткушенную руку, - как ты узнал?...
        - Верёвки! - выкрикнул Кзаг. - Мы отгадали все твои загадки, Хийси, соблюдай правила! Я скажу слово, когда ты снимешь верёвки.
        Хийси, казалось, успокоился. По его знаку два его сына подошли к пленникам и быстро отвязали их. Фонси выдохнул. Голова у него кружилась. Он прислонился к журавлю и стал растирать запястья.
        - Слово, - приказал Хийси, - вы свободны. Слово.
        - Ты уверен, что хочешь, чтобы слово услышали все? - спросил Кзаг, отступая в сторону.
        Хийси бросил подозрительный взгляд на своего сына Тэхъра, который аж приплясывал от нетерпения, и подошёл к высокому орку вплотную. Сутулый старик был ниже, чем Кзаг - тому пришлось низко наклониться, чтобы прошептать ему в ухо заветное слово.
        Широкая гнилозубая улыбка озарила лицо Хийси, он выпрямился во весь рост, сравнявшись с Кзагом, запрокинул голову и торжествующе захохотал.
        Левая рука Кзага змеёй выметнулась вперёд и сграбастала Хийси за одежду. Кзаг рванул старого орка на себя, одновременно впечатывая основание правой ладони под задранный подбородок Хийси. Раздался хруст, как будто переломили капустную кочерыжку, и Хийси, неестественно запрокинув назад голову, повис в руках Кзага, как тряпичная кукла.
        На миг всё застыло.
        - Я теперь вождь! - закричал опомнившийся Тэхър, острием копья указывая на Кзага. - Убейте его!
        Крутанувшись на месте, Кзаг закрылся телом Хийси, и в мертвеца тут же воткнулись два копья.
        - Ты вождь? - сварливо спросил один из братьев Тэхъра, всаживая старшему братцу под рёбра полтора локтя железа. - Я вождь.
        Тэхър не нашёл, что на это возразить, и упал на землю. А на новоявленного вождя уже наступали два других его брата.
        Кзаг бросил тело Хийси на землю, упёрся в него ногой и вытащил два застрявших в трупе копья. Одно он сразу метнул в чрезмерно ретивого хийсинса, а второе схватил за самый конец древка и начал им размахивать, как топором.
        - Бежим, - коротко приказал Кончаг, вытаскивая Фонси из-под журавля, куда хоббит всё-таки спрятался. Подскочивший хийсинс оказался вдруг насажен на собственное копьё, хоббит не успел разглядеть, каким именно образом. Кончат вырвал копьё из трупа и побежал, увлекая хоббита за собой, к какому-то забору.
        Сшибив по пути решившего присоединиться к сражению местного орка, - как не без удовольствия заметил Фонси, одного из тех, кто смеялся над обжёгшимся орчонком - к забору они подбежали вместе с Кзагом. Тот скалился во весь рот, по лицу с рассечённого лба текла кровь.
        Кончаг при виде Кзага упёрся в забор руками и втянул голову в плечи. Кзаг вскочил ему на спину, забрался ногами на плечи и перепрыгнул через забор на другую сторону. Раздался короткий шум борьбы и смолк.
        - Давай сюда! - позвал из-за забора Кзаг, и Кончаг сначала протолкнул в проём Фонси, а после прополз и сам.
        Во дворе их встретил Кзаг и только что убитый им хозяин дома. Ухватив мертвеца за руки и за ноги, орки сложили его вдвое и заткнули им проход со стороны деревни.
        - В наружный ход, и пробиваемся к выходу, - Кончаг весь светился радостью, - и убиваем любую гъръмскую крысу, что попадётся на пути или последует сзади! Харри-хей!
        - Сам Хийси, - похвастался Кзаг, чуть не лопаясь от гордости, - и двое или трое его ублюдков. Иа-харри-хей!
        Кончаг подставил Кзагу плечи, и Кзаг перелез через второй забор. Фонси успел подхватить лежащее на земле копьё, принадлежавшее, видимо, орку, только что назначенному дверью в собственном же дворе, и юркнул в проход.
        К большому разочарованию Кончага, гъръмские орки либо прятались по углам, либо участвовали в делёжке наследства Хийси, всё ещё продолжающейся в середине деревни, судя по шуму. Орки и Фонси пробежали по проходу и выскочили наружу, за деревенскую стену.
        Вот там их ждали. С десяток гъръмских орков, слезших со стены по спущенным сверху деревянным лестницам - никому не хотелось сталкиваться с гундабадцами один на один в узком проходе - стояли вокруг выхода скалящимся остриями копий полукольцом.
        - Р-р-разойтись! - густо прорычал Кончаг. - Пр-рочь с дор-р-роги!
        Видно было, что каждый из одиннадцати - Фонси сосчитал их - орков очень боится ударить первым, но расходиться они тоже не спешили.
        - Они нас задерживают, пока остальные подходят сзади по проходу, - бросил Кзаг, - надо пробиваться.
        - Пробьёшься тут, - буркнул Кончаг, - вон их сколько.
        - Ай! - послышался голос откуда-то из-за спин орков, - Ай, Фонси, ты здесь?
        - Здесь! - крикнул Фонси.
        - Тогда держись! - и в полукруг орков врезался сзади Сосрыква из бинонты Уармаза, что в Снежных горах, Камненогий гном.
        В тот же миг Кзаг и Кончаг бросились на тех гъръмских, кто обернулся на его голос. Фонси решил, что здесь ему делать нечего, и скользнул вдоль стены туда, где на неё опиралась лестница, рассудив, что сверху ему будет лучше сторожить, не подойдёт ли к гъръмским оркам подмога изнутри деревни. Он вскарабкался по лестнице на стену и втащил лестницу за собой, так, на всякий случай.
        А внизу под стеной шла битва. Небольшой топорик на длинной рукояти летал в руках Сосрыквы - вот гном разрубил напополам копьё - ударил топорищем орка в висок - пнул его под колено - увернулся от следующего копья и наскочил на следующего орка.
        Вот Кончаг присел, пропуская копьё над головой, вот он вырвал копьё из рук противника и ударил его тупым концом в живот, ткнул острием назад, в спину орка, дерущегося с Кзагом, схватил своего согнувшегося от боли противника за голову и развернулся, одновременно ломая ему шею и закрываясь его телом от копий его товарищей.
        Вот Кзаг, размахивая двумя обломками копий, как длинными ножами, одним отвёл копьё противника, а другим перечеркнул ему горло. Вот... а вот уже на ногах стоять остались только гундабадцы и Сосрыква, а тех из гъръмцев, кто ещё шевелился, деловито добивал Кончат, бормоча про недоделанную работу.
        - Ай, Фонси! - позвал Сосрыква. - Можно слезать.
        Оглянувшись назад, - подмога что-то не спешила, видать, делёжка наследства затянулась - Фонси спустил со стены лестницу и быстро слез на землю.
        - А кто ты такой? - спросил у Сосрыквы Кзаг, осматривая наконечник у копья.
        - Осторожно, Кзаг, - сказал Кончаг, - это Созырка, кардунский поединщик.
        - Я не буду вас сейчас убивать, - спокойно сказал Сосрыква, - мы вместе дрались.
        Встав к оркам боком и чуть отвернувшись, он выразил им доверие, с усмешкой наблюдая за тем, что из этого получалось на земле.
        Кзаг ткнул гнома копьём, низко, без замаха и без единого звука. Фонси и вскрикнуть не успел, когда Сосрыква, не меняя позы, отмахнулся из-за спины топориком и отбил удар. Копьё ушло в сторону, и гном перехватил его чуть ниже наконечника. Ошеломлённый Кзаг выпустил копьё из рук и переглянулся с Кончагом - тот только пожал плечами, мол, говорил же я тебе.
        - Я доверяю вам, Кончаг и Кзаг из Гундабада, - сказал Сосрыква, втыкая копьё в землю и поправляя штаны. Где-то в глубине его усов сверкнула улыбка.
        Кзагу ничего не оставалось делать, как повторить обряд, отступив чуть в сторону. По его втянутой в плечи голове было видно, что он ожидает удара топора в любое мгновение - и заслуженно, подумал Фонси, - но Сосрыква чтил обычаи.
        - Я доверяю тебе, Созырка, кардунский поединщик, - буркнул Кзаг.
        - Вот хорошо, - сказал Сосрыква, - мы все друг другу доверяем. Отойдём, пока ещё не вылезли, - он указал топориком на стену деревни.
        - Верно говоришь, - кивнул Кончаг и быстро зашагал прочь. Остальные последовали за ним, только Сосрыква отбежал в сторону и достал из-за камней два заплечных мешка, свой и Фонси.
        - Я тебе вещи твои принёс, - объяснил он на ходу, - а то ты у меня их забыл.
        - Спасибо, Сосрыква! А как ты вообще сюда попал?
        - Тебя искать пошёл. Гость пропадает - нехорошо. Может, силой увели - выручать надо. Обычай такой кардунский.
        - Я хоть и не своей волей пошёл, но в Гундабад мне всё равно надо, - сказал Фонси, - а я им в Гундабаде зачем-то нужен. Они меня не обижают.
        Они спустились с холма и зашли в небольшую лощинку, заросшую ломким кустарником, где остановились перевести дух.
        - Как ты сюда попал, гном? - снова спросил Кзаг. - Проходы в эту страну заперты, а слова знают от силы девятеро, и все они орки.
        - Ты, гундабадский, думаешь, тут ваша страна, - прищурился Сосрыква, - а тут наша страна. Первый гном проснулся, первый орк песенки писклявые пел. Руку с древка убери.
        Кзаг шумно выдохнул и убрал руку с заткнутого за пояс копейного наконечника.
        - Только оскорблений не надо, - прорычал он.
        - Сложно, но попробую, - улыбнулся Сосрыква и продолжил, - больше половины этих туннелей да ворот гномы делали. Ворота гномье слово лучше орчьего слушают. И вершины дозорные есть - далеко видать. Я вас и выследил.
        - А теперь с нами пойдёшь? - клыкасто улыбнулся Кончат. - На гундабадское гостеприимство надеешься?
        - Ай, зачем с вами? - удивился гном. - Домой пойду, в Кардун. Только смотрите, - Сосрыква угрожающе поднял палец кверху, - он до следующей зимы в Кардун не вернётся, вестей не пришлёт, вы двое в Кардун не ходите - убью. Ясно?
        - Скормить бы тебя воронам... - мечтательно проговорил Кончаг.
        - Всех скормят, - отмахнулся гном, - Фонси! Точно в Гундабад хочешь? А то со мной пойдём. Помощником сделаю. Взломщик будешь.
        - Нет, - покачал головой Фонси, чувствуя, как снова начинают ныть суставы, - взломщиком - это не для хоббитов ремесло. Но спасибо. А мне в Гундабад надо, клещовица у меня, сам знаешь.
        - Пойду, - чуть грустно произнёс Сосрыква, - до ночи хочу эти холмы оставить.
        - Мы тоже, - кивнул Кзаг, - пора дальше двигаться. Нам ещё еду добывать.
        - Прощай, Фонси, - сказал Сосрыква. - Возвращайся.
        - Прощай, Сосрыква, - ответил Фонси. - Я постараюсь.
        - ...Что это он за чушь нёс про обычай гостей искать? - спросил Кзаг у Кончага, когда орки и Фонси прошли несколько дюжин шагов.
        - Не знаю, - пожал плечами Кончаг, - отродясь такого глупого обычая в Кардуне не водилось.
        Фонси оглянулся, Сосрыква уже пропал из вида. Только привычная тяжесть заплечного мешка, где лежали и нож, и топорик, и пенал, и письма к Лилии, и другие полезные вещи, подтверждала то, что он действительно был, а не почудился хоббиту.
        Ломило суставы. Где-то впереди ждал Гундабад.
        
        ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ
        в котором продолжаются дела тысячелетней давности
        
        ШИРСКОЕ ОПОЛЧЕНИЕ
        Ветер приподнялся на локте, всмотрелся в темноту. Что-то только что прошелестело совсем рядом и мелькнуло на чуть светлеющем восточном небе. Какой-то низкорослый для большеца соглядатай был на стоянке.
        Два дня прошло с тех пор, как отряд риворов под предводительством Ветера вышел на запад присоединиться к войску большецов и эльфов, что собиралось воевать старика Зиму и мстить за разорение Артедайна. Ветер выбрал самых опытных, самых сильных, быстрых и метких хоббитов. Пусть знают большецы, что в Шире тоже живут отважные воины.
        Любой большец, оказавшись посреди хоббитского привала, ровным счётом ничего бы не заподозрил, если бы только не наступил на кого-либо из спящих. Хоббиты умеют выбирать для сна самые незаметные нычки, ямки и кусты, и спать, не храпя и не ворочаясь, завернувшись в плащи из толстого серо-зелёного сукна, куда к тому же были у многих нашиты ветки и приделаны клочки мха. Даже если пойдут с собаками, никакого толка не будет - место ночлега со всех сторон окроплено струей росомахи, самого страшного в этих местах хищника.
        Десяток пони просто так не спрячешь, но они щиплют первую весеннюю травку за пригорком, в стороне от дороги, под присмотром двух младших риворов.
        Соглядатай снова шелестнул в ночи - хорошо двигается, тихо, почти как хоббит. Ветер выбрался из-под плаща, нашарил на поясе нож и скользнул на звук.
        Соглядатай не то услышал его, не то почуял, но быстрыми лёгкими шагами направился к дороге, минуя спящих - значит, видел их. Ветер устремился за ним, всё так же бесшумно и молча. Снова мелькнула на густой синеве неба тёмная тень - что-то в ней было неправильное, но Ветер не разглядел, что, - и всё, больше ни шороха, ни движения - вероятно, лазутчик залёг. Ветер тоже залёг, но перед тем достал нож из ножен и взял в зубы, чтобы в случае чего был под рукой, но ползать не мешал.
        В кустах по левую руку что-то громко зашуршало, но чуткий слух Ветера успел уловить еле слышимый шорох за мгновение до того - звук, с каким выковыривают из земли камень. Лазутчик нарочно кинул камнем в кусты, чтобы отвлечь преследователя.
        Так и есть, тёмная тень вскочила на ноги и сделала ещё одну перебежку вдоль дороги - если бы Ветер отвлёкся на брошенный камень, он бы это как раз пропустил. Ветерих скользнул следом, как змея в густой траве. Поднимать тревогу ему не хотелось - лазутчика лучше брать живьём и допрашивать, а если разбудить риворов, то он побежит, и останется его только бить из лука.
        Ветер, продолжая ползти и стараясь не шуметь, повернул к дороге. Лазутчик, по всему судя, пришёл именно по ней и уходить собирается по ней же, а на светлой дороге его будет видно куда лучше. На своё счастье вождь риворов помнил, где в придорожной канаве лежит здоровенный валун - по нему можно будет переползти бесшумно, только бы хитрый враг не заметил его в это время.
        Вот и дорога. Быстро оглядевшись - не следит ли кто? - хоббит переполз через плотно пригнанные друг к другу каменные плиты Западной Дороги, надеясь, что враг не оглянется и не заметит его на светлом небе. Прокравшись вдоль противоположной стороны дороги десяток-другой шагов на запад, Ветер залёг в засаду на краю канавы за какой-то корягой. Едва различимый плеск поведал ему, что лазутчик переходит канаву вброд.
        Ветер взял в руку нож и приготовился. Вот над краем дороги показалась голова соглядатая, вот и он сам выбрался - странно неуклюже для того, кто умеет так бесшумно двигаться
        С ножом в руке Ветерих Ток бросился через дорогу, пока лазутчик не успел подняться на ноги и оглядеться.
        - Стоять! - приказал хоббит, выставляя перед собой нож. - Стоять, не двигаться!
        Лазутчик отшатнулся, поскользнулся на краю канавы, нелепо взмахнул руками - правая его рука была неестественно искривлена, поэтому очертания его тени и показались Ветеру неправильными, - вскрикнул очень знакомым голосом и шлёпнулся бы обратно в канаву, полную талой воды, если бы Ветерих не ухватил его за руку, как когда-то давно его самого хватал за руку...
        - Химни!
        - Ветер? Ветер, что ты тут делаешь?
        - Химни, что у тебя с рукой? и с лицом...
        Даже в предрассветной мгле было видно, что лицо Химнерита пересекают крест-накрест два шрама, левое ухо хоббита разорвано в клочки, как у драчливого кота, рот навечно искривился в ухмылке.
        - Орки, - сказал Химни, - а потом чариары и эремтаги. Война. Неважно, всё неважно. Ты-то здесь какими судьбами?
        - Военными, - невесело усмехнулся Ветер, - ополченцы мы нынче, в Гавани идём. Полгроша отборных широких лучников.
        - Так это все там наши? - удивился Химнерит, показывая рукой назад, в сторону стоянки, - то-то я смотрю...
        - Наши, - подтвердил Ветер, - наши. Да иди же ты сюда, росомаха ты старая!
        И он сгрёб друга в объятия, так, что чуть кости не затрещали. Химнерит хлопал Ветера по спине уцелевшей рукой, пытался что-то рассказывать - Ветер не слушал.
        - А что с Андагисом случилось, я так и не узнал, - сказал Химни, когда Ветер разжал объятия, и они вместе пошли на стоянку, - он так, верно, из Северска и не выбрался.
        - Погиб Андагис в Северске, - кивнул Ветер, - мне про него один ангмарец рассказывал. Похоронили его с почестями.
        - Андагиса или ангмарца? - спросил Химни.
        - Андагиса. Ангмарца Оральд забрал, не знаю уж, что он с ним сделал.
        - Оральд? Оральд забрал?! Нет, приятель, сейчас мы разложим костерок, поставим чай - есть у вас чай? - и ты мне расскажешь всё по порядку.
        - Только пойдём за пригорок, где пони пасутся, - сказал Ветер, - там с дороги огня не видно будет.
        - Слушай, и когда ты таким ратником успел заделаться? - покачал головой Химии. - Я-то думал, вернусь в Шир, а ты всё такой же...
        - А я, видишь, другой, - пожал плечами Ветер. - Так хуже?
        - Да нет, наверное, - Химни задумался, - с тобой прежним я бы не знал нынче, о чём разговаривать.
        - Ты и когда уезжал, не знал, о чём со мной прежним разговаривать, - улыбнулся Ветер, - а скажи мне, Химни, тебя-то как сюда занесло? А то ты мне так ничего и не ответил.
        Химии снова задумался.
        - Я тебе всё расскажу, Ветер, - пообещал он, - только не прямо сейчас. Мне сначала с тобой поговорить надо, узнать, как дела в Шире. И куда именно ваше ополчение идти собралось.
        - Ну что ж, - сказал Ветер, - так и быть. Давай вот сюда, тут валун удобный в канаве лежит, как раз перейти можно.
        - Значит, ты говоришь, что в Шир приезжал линдонец? Это точно? - спросил Химни, прихлёбывая чай из кружки.
        - Совершенно точно, - кивнул Ветер, - сам посуди, зачем бы гондорцам созывать местное ополчение, когда у них тысяча кораблей и на каждом тысяча всадников?
        - А как выглядел этот линдонец, ты не помнишь?
        - Обыкновенно выглядел. Молодой вроде как, волосы светлые, усы, бороды нет. Сапоги хорошие, знаешь, такие с пряжками.
        - Сапоги с пряжками, молодой, с усами, говоришь... По-моему, я знаю, кто это. Знаешь что, Ветер, а пошли со мной, я тебя кое с кем познакомлю. Здесь недалеко - поприща два-три на запад, не больше.
        - Может, сначала с ребятами повидаешься? - укоризненно спросил Ветер. - Они тебя будут очень рады видеть. Герн Быккинс здесь, и Дикиней, и Тарвар Лопоухий.
        - И Тарвар Лопоухий с вами? Вот от кого не ожидал.
        - Зимой ещё пришёл к нам, когда услышал, что Северск взяли.
        - Да, Северск... - Химни покачал головой, - что Северск, весь Артедайн разорили.
        - Ну сейчас-то всё будет по-старому? - спросил Ветер. - Гондорцы старика Зиму загонят назад на север, а то и вовсе убьют, и всё станет, как раньше. Как в Ши... - тут он замолк на полуслове.
        - Вот то-то и оно, - невесело покачал головой Химнерит. - Даже в Шире из-за войны многое поменялось, ты сам рассказывал, а ведь Ангмар там в полную силу и не проходил. И гондорцы... да ладно, дождёмся утра и пойдём со мной. Да и вожаков надо позвать. Кто тут у вас в начальниках?
        - Герн, Дикки, Хисарна, Сегерих - у каждого отряд в полторы дюжины бойцов. Они поедут.
        - А ведёт-то вас кто? - спросил Химни.
        - Я веду, - ответил Ветерих.
        - Нет, ну кто, действительно? - отмахнулся Химни и увидел, как помрачнел Ветер, - Да ну, правда, что ли?
        - Правда, - резко сказал Ветер. - Я собрал добровольцев со всего Шира, я сделал из них риворов. Я убивал большецов, стрелял их из засады, рыл для них ловушки и потом насаживал на колья головы убитых. Я завёл в Старый лес ангмарского вельможу с боевым отрядом и предал их гневу Оральда. Я не дал Быкке из Мокрети подмять под себя Совет старейшин и сделаться ширским князем. И знаешь, Химни, для чего я это всё сделал? Чтобы ты вернулся с войны и увидел всё, что я сделал, и сказал бы, что гордишься мной. А ты даже не поверил, что я могу оказаться старшим в отряде!
        Ветер сам не заметил, что кричит, стоя во весь рост и размахивая пустой кружкой из-под чая.
        Химнерит встал.
        - Сейчас ты ведёшь себя не как вождь боевого отряда, а как плохо воспитанный юнец, - прорычал старший хоббит. - Неудивительно, что я тебе не сразу поверил.
        - Химни, Химни вернулся! - Дикиней Долгогрив, общий приятель Ветера и Химии, бежал со стороны стоянки, приветственно маша рукой, а за ним - Тарвар Лопоухий, и Балт, и Гундерих, и вскоре старые друзья и приятели окружили Химнерита, обнимая его, и хлопая по спине, и расспрашивая, и рассказывая... а у Ветера хватало и своих дел. Отряд просыпался, и за всем нужно было приглядеть.
        Стоянка большецов раскинулась за холмом, в стороне от дороги. Ветер, Хисарна, Химни, Сегерих, Герн и Дикиней обогнули холм и спешились. Сегерих подхватил поводья всех шести пони и повёл лошадок к коновязи.
        Четыре высоких шатра из богатой разноцветной ткани стояли правильным четырёхугольником. Над одним из них развевался вымпел. Чего-чего, а прятаться эти люди явно не умели - их и за холм-то отойти точно научил Химни.
        Хотя, может, им и не надо было особо прятаться. Все большецы здесь были высокие, в два роста хоббита воины в сверкающих доспехах и ярких налатниках, с мечами и кинжалами на поясах. От таких от самих нужно прятаться.
        - Кого это ты привёл, Химнерит? - спросил встретивший их высокий большец в кольчуге и шлеме.
        - Мои сородичи, - ответил Химни, - нам надо поговорить с ним.
        - Оставьте здесь оружие, - велел большец, - и ступайте за мной.
        Чтобы войти в шатёр с вымпелом наверху, хоббитам даже голов не пришлось наклонять. Внутренность шатра украшали богатые ковры гондорской выделки и пушистые шкуры незнакомых Ветеру животных. Среди всей этой роскоши на походном раскладном стуле сидел молодой большец, как и остальные, в латах и налатнике с серебряной звездой на чёрном поле. В руках большец держал свиток и внимательно читал его.
        - Какие вести ты принёс, мой добрый Химнерит? - оторвался он от свитка.
        - Государь, гондорский разъезд проследовал на восток по Западной дороге, - Химни отдал честь, стукнув себя кулаком по груди, - три дюжины всадников с запасными лошадьми. Но возвращаясь обратно, я встретил...
        - Значит, дорога на Ривенделл отрезана! - большец, зажмурился, как будто старался не вскрикнуть от боли. - Всё пропало!
        - Государь, - сказал Химни, - не всё пропало. Я принёс тебе и хорошие новости.
        - Какие новости? - вздохнул молодой большец, открывая глаза. - Неужели к моему венценосному брату вернулось понятие чести?
        - Нет, государь, - ответил хоббит, - чудеса в наше смутное время редки. Но в паре поприщ отсюда я обнаружил стоянку моих сородичей.
        Слегка поклонившись, Химнерит широко указал большецу на Ветера и остальных риворов.
        - Перианы? - оживился юноша. - Уж не те ли это самые перианы, про которых Рохонгель рассказывал, что они умеют вылезать из мышиных нор посреди чистого поля?
        - Если Рохонгель - это такой линдонец с усами, то мы с ним действительно встречались, - сказал Ветер и, подумав, добавил, - государь.
        На «государя» молодой большец криво усмехнулся.
        - И что же вы, - обратился он к Ветеру, - идёте влиться в войско славного гондорского королевича? Получить свою долю славы?
        - Нам, твоё высокородие, - разжаловал юношу из «государей» Ветер, - гондорский королевич не брат, не сват и не троюродная прабабушка. Мы артедайнскому королю послужить идём, потому как почтенный его пращур нам три гроша лет[29 - На самом деле прошло не три гроша (432) а всего 374 года. Действие второй вставки происходит в 1975 году Третьей эпохи.] тому назад земли дал, и лишнего не спросил, и все эти годы был нам добрым соседом.
        Глаза молодого больщеца широко раскрылись, словно огнём изнутри вспыхнули.
        - Без клятвы послужить идёте? Из доброго соседства?
        - Выходит, твоё высокородие, что так, - кивнул Ветер.
        - Они не только добрые соседи, государь, - заговорил Химни, и на его обращение юноша не поморщился, - они храбрые бойцы и искусные лучники. Вторгшихся на наши земли ангмарцев они разбили, а головы их выставили на кольях в устрашение прочим. А ещё, государь, мои сородичи умеют прятаться и скрываться, как никто из вас, высокорослых людей. Они умеют рыть подземные жилища и убежища, они могут пройти сквозь куст терновника, не потревожив росы на листьях.
        - Я верю тебе, Химнерит, это твой народ и твои друзья, кому и знать их, как не тебе. Но к чему ты ведёшь эти речи?
        - К тому, государь, что, если бы кто собрался путешествовать тайно и скрытно, и при этом не опасаясь сгинуть в пути, лучших спутников, чем отряд моих сородичей под началом Ветериха Тока, я не пожелал бы ему.
        Молодой большец, пристально посмотрел на хоббитов, и те невольно приосанились под его взглядом, даже старый Хисарна. Было в этом большеце что-то, что вызывало желание ему понравиться, сделать так, чтобы он подумал о тебе хорошо. Ветер же встретился взглядом с Химни и молча кивнул ему. Химии кивнул в ответ.
        - Ты подал интересную мысль, мой добрый Химнерит, - наконец сказал большец, - я сейчас же обсужу её с Лендбетом и Саэрхандом. А вас, доблестные перианы, я прошу быть сегодня моими гостями, - обратился он к Ветеру и его товарищам. - Я пришлю к вам человека, он о вас позаботится. Пойдём, Химнерит.
        Химни и большец вышли из шатра, оставив риворов.
        - Слышал, что он сказал? - восхищённо промолвил Сегерих. - «Мой венценосный брат». Это брат короля!
        - И похоже, ему позарез надо куда-то добраться, - задумчиво покивал Хисарна. - Вид у него был, как у хуторян заводянских, когда они с жёнами да ребятишками к моей переправе добирались.
        - Что же, и это неплохая служба, - сказал Ветер, - уж всяко по лесам да оврагам шастать привычней и приятней, чем под стрелами стоять. Доставим этого брата, куда ему надо, - и службу королевскую сослужим, и целы будем.
        - Если осторожны будем, - пробасил Фритигерн.
        Полог шатра распахнулся, и вошёл бородатый большец, без доспехов.
        - Почтенные гости, - поклонился он хоббитам, - для вас приготовлено угощение. Кашевар наш заранее очень извиняется и просит его строго не судить - поварня походная.
        - Строго судить не станем, - милостиво согласился Фритигерн, - главное, чтобы побольше.
        Кашевар, впрочем, извинялся напрасно - мясо жарить он умел не хуже всякого хоббита. Перекусив, риворы отправились осматривать стоянку.
        Большецы в артедайнских, линдонских, синегорских[30 - Вопреки распространённому мнению, распавшийся Арнор разделился не на три государства, а по меньшей мере на одиннадцать, вот только королевствами именовались только три из них - отсюда и мнение.] и каких-то ещё налатниках - не силён был Ветер в большецких княжествах - приняли их дружелюбно. Сокрушённо качали головами, узнав, что и Шира не миновала война. Расспрашивали о знакомых хоббитах, считая, видимо, что все хоббиты обязательно знают друг друга. Чьё-то любопытство Хисарна и Дикки даже смогли удовлетворить - Хисарна переправлял Одо Красноглаза, когда тот бежал из Заводья, а Ведук Каравай приходился Дикки троюродным дядей. А многих имён риворы даже не слышали и долго недоумевали, откуда взялись такие хоббиты, но Сегер припомнил, что иногда те, кто уходил на заработки, назывались артедайнскими именами, чтобы звучало, по их мнению, красивше. И поди тут вспомни Овора Мавариона, когда на самом деле он Одо Пастушонок из неизвестно какой семьи.
        Когда же Ветер пробовал расспрашивать большецов о том, откуда они сейчас и куда направляются, большецы либо находили срочные и важные дела в другой стороне стоянки, либо заговаривали о чём-то совсем постороннем.
        Солнце стояло высоко над шатрами, когда к риворам подошёл Химнерит.
        - Вы слышали, о чём я говорил в шатре, - сказал он, - советники решили просить воеводу широкого ополчения - это ты, Ветер, - и его подручных - это вы, джентльхоббиты, - провести его... артедайнского посланника Нарта к королю эльфов Элронду Ривенделлскому. Этим вы послужите королю вернее и лучше, чем на поле битвы.
        - Мы обсудили это, - степенно ответил воевода широкого ополчения, - и мы согласны. А ты, Химни, - с надеждой в голосе спросил Ветер Ток, - ты тоже пойдёшь с нами?
        - Я не пойду, - Химнерит пошевелил искалеченной рукой, - от меня нынче на войне да в походе проку мало. Я в Шир. Я покоя хочу. Моих-то, ты говорил, войной не тронуло?
        - Твои все в целости, - сказал Сегерих, - и смиал ваш невредим. Счастливо тебе, Химни! Вернёмся, поболтаем ещё, и пива обязательно надо...
        - Будет пиво, - убеждённо проговорил Химни. - Вы только возвращайтесь.
        Друзья обнялись на прощанье, не держа друг на друга ни зла, ни досады. А на следующее утро отряд риворов снял стоянку и отправился на северо-запад. Угрюмый большец в неприметном плаще, которого Химни назвал сначала государем, а потом - посланником Нартом, шёл с ними, не разговаривая и сутуля плечи.
        НА КОРОЛЕВСКОЙ СЛУЖБЕ
        Сверкающий меч в руках Нарта свистел, рассекая воздух, мелькал так, что не уследить взглядом. Большец не стоял на месте - он подпрыгивал, становился на одну ногу, падал на колено, прокатывался по земле и снова вскакивал на ноги - и ни на мгновение не переставал размахивать длинным своим мечом. Фритигерн стоял чуть поодаль и не сводил с Нарта глаз. Ветер подошёл с другой стороны и тоже стал наблюдать - он никогда не видел, чтобы кто-то так двигался.
        Уже четвёртый день отряд хоббитов шёл на северо-восток, так, чтобы далеко обойти Северск и не попасться на глаза никому из диких воинов Глухомани, стекающихся туда по призыву Старика Зимы. Так наказал идти Химни. Ветер приблизительно знал, где находится Ривенделл, и полагал, что когда они подойдут поближе, Нарт соблаговолит всё-таки заговорить и выдать какие-нибудь более точные указания.
        Пока что единственным словом, что Ветерих слыхал от Нарта, было «спасибо» после еды. Ел он мало, запуская ложку в котёл не больше трёх-четырёх раз за время обеда или завтрака. В остальное время Нарт либо шёл вперёд вместе со всеми, смотря перед собой исподлобья невидящим взглядом, либо сидел где-нибудь на земле и думал какие-то тяжкие и невесёлые думы. Ветер не хотел его ни о чём расспрашивать, не хочет разговаривать, и пусть его. Главное, чтобы слушался, припадал к земле, когда велят, и спал, где укажут.
        Фритигерн Быккинс, насмотревшись на большецкое мечемашество, принёс свой любимый чёрный топор и сам стал примериваться, как бы им удобнее стукнуть воображаемого врага. Топор был на вид ещё потяжелее меча, но в руках силача Герна и он посвистывал, взлетая и опускаясь.
        Ветер смотрел на них, смотрел, а потом и он вытащил из ножен кинжал Найнаса и несколько раз взмахнул им в воздухе. Этот кинжал уже пробовал кровь - во время очистки Заводья Ветер всадил его в бок бородатому ангмарцу.
        - Не так! - голос Нарта был хрипловат, словно заржавел от долгого молчания. - Не так! Зачем ты так бьёшь? Разве ты сражаешься с половинцем?
        Он подошёл к Герну, так и не успевшему опустить занесённый над головой топор.
        - Если враг одного с тобой роста, то таким ударом можно попасть ему по голове, - сказал Нарт, - но если руки его в два раза длиннее твоих, то он достанет тебя мечом, а ты его топором не достанешь. И по голове ты его тоже не ударишь, только в грудину, а это толстая и крепкая кость. Тебе надо бить наискосок, от плеча, по колену и ниже. Отрубишь ногу - и всё, это уже не боец, он валяется на земле и одна у него забота - не истечь кровью. Твои друзья послабее дорежут его, а ты нужен впереди отряда, рубить ноги тем, кто ещё стоит.
        Фритигерн слушал и кивал, глаза его горели жадным огнём.
        - Вы, половинцы, малы ростом и кажетесь поначалу слабыми, - говорил артедайнец, широкими шагами прохаживаясь между двумя рядами выстроившихся хоббитов, - но сила мышц не в длине - он выбросил вперёд длинную руку, - а в толщине - он согнул руку в локте, так, что мышцы на ней вздулись, - так что вас легко недооценить.
        Он выхватил из ножен свой длинный меч и взмахнул им перед собой.
        - Вы не годитесь ни для честного поединка, ни для сражений строем! - объявил Нарт. - В поединке высокий человек легко удержит половинца на безопасном расстоянии. Вам нужно биться не по-воински, а по-охотничьи, убивать врагов, как убивают зверей!
        - А мы так и делаем! - выкрикнул Сегерих. - Из луков бьём, копьями тычем, ловушки роем.
        В Туманных горах живут медведи, - сказал Нарт и вытянул над головой руку, - вот такого роста и весом, как семь человек. Храбрецы ходят на такого медведя с ножом, один на один. Проскользнуть вперёд, пропустить над собой удар лапы - и ткнуть ножом под сердце, и сразу в сторону, и вперёд, чтобы он не обнял тебя, из таких объятий не выходят, а только выпадают.
        - А человек мягче, слабей, уязвимее медведя! Вот здесь, - Нарт хлопнул себя по внутренней стороне ляжки, - проходит жила. Перерезать её - и всё, кровь ничем не остановишь. Сзади, под коленом - сухожилие, перерезать его, и противник - калека. Между ног - сами знаете, что. Удар по ядрам - и враг согнулся от боли и сам подставил голову под топор.
        - Я тут единственный, как вы говорите, большец, так что отрабатывать приёмы будем на мне. Я буду учить ваших старшин, а они уже будут учить вас.
        Хоббиты в знак одобрения застучали копьями по щитам. Нарт в первый раз за всё время, что Ветер знал его, улыбнулся.
        Ветер кувырнулся вперёд, прокатился по земле и оказался-таки сзади Нарта, не почувствовав удара прутом. Не вставая, хоббит пнул большеца по щиколотке, и, пока тот падал, успел вскочить и приставить к горлу артедайнца палку, заменяющую меч.
        - Хорошо! - выдохнул Нарт. - Очень хорошо.
        Это был первый раз, когда кому-либо из хоббитов удалось свалить Нарта, упражняясь один на один. В паре с Терном или Дикки Ветер успевал достать артедайнца так же часто, как он одного из хоббитов.
        - Ты, Нарт, поди, без собак и не охотился ни разу? - спросил Ветер, - Знаю я, как вы, артедайнцы, охотитесь - на конях, с ку-шетами выше меня ростом, рога трубят, рядом бард на лютне бренчит, а на стоянке полдюжины поваров ждут, когда им свежего оленя привезут. Спросишь, откуда я знаю? Да от этих самых поваров и знаю.
        Криво усмехнувшись, Нарт признал, что именно так артедайнские рыцари и охотятся.
        - Мы не так охотимся, - поведал артедайнцу Ветер, - зверя нужно выследить, перехитрить, застать врасплох. Хорошо, если собака есть обученная, а если нет - надо самому уметь. Вот смотри, тут прошёл кабан. Не особенно крупный, судя по следам. Он по весне будет жестковат, но нам не до жиру, быть бы живу.
        Нарт слушал, запоминал, усваивал науку настолько же жадно, насколько щедро сам делился с риворами боевой сноровкой.
        Прошло четыре дня с переправы через Бренди-да-вин и десять дней с тех пор, как Ветер встретился с Химни. Отряд стоял в небольшой лощине между двумя холмами, где-то к северо-востоку от Бри, и ждал возвращения разведчиков, посланных на все четыре стороны, коротая время в боевых упражнениях и охоте. Ветер приставил к артедайнцу Амала Чернозуба, угрюмого охотника из глубокой Мокрети, самого старого ривора после Хисарны, и велел обучить большеца всему, что потребно знать, чтобы бродить в глуши. Амал был немногословен, как и сам Нарт, но по скупой его похвале было понятно, что учеником он доволен.
        Первым вернулся Гадарих Смолка, посланный на юг. Он принёс письмо, спрятанное, по уговору Нарта с остальными артедайнцами, под Бренди-да-винским мостом.
        - Гондорское войско выступило в поход четыре дня назад, - сказал Нарт, прочитав послание, - одновременно с войском Кирдана. Дружины Линдона и Синегории и прочие северные дунаданы присоединились к Кирдану, их знамёна вьются бок о бок с Серебряной Ладьёй. Вот как хорошо.
        - А как же Артедайн? - с любопытством спросил Ветер. - Про Артедайн ничего не написано?
        - Про Артедайн - ничего, - сухо сказал Нарт и более на вопросы не отвечал.
        Вторым пришёл с запада Ведук Водохлёб. Ни слежки, ни погони за отрядом риворов не было, хотя кто и зачем стал бы их выслеживать, Ветер не понимал. Но Нарт попросил его послать разведчика разузнать именно насчёт погони, и Ветер согласился.
        Филимер Тихоня, разведчик с севера, сообщил, что не обнаружил ничего, кроме разорённых и сожжённых ещё прошлой осенью поселений. Никаких ангмарцев он не видал, но его дважды чуть не сожрали артедайнские собаки, одичавшие и оголодавшие за зиму. После этих вестей Нарт почернел лицом и снова перестал разговаривать - до тех пор, пока не вернулся с востока Гундерих Рыжий и не сообщил, что отряд в две с половиной дюжины большецов пробирается вдоль болота в направлении Северска.
        - Как они одеты? - спросил Нарт.
        - Кожаные доспехи, как у нас, длинные узорно вышитые плащи с бахромой, - ответил Рыжий, - у вождя их на голове высокая шапка с волчьим хвостом.
        - Рудаурские холмачи,[31 - Так назывался материковый народ, в отличие от «кремнеглазых» Артедайна не связанный общим происхождением с нуменорцами. За одиннадцать веков до описанных событий холмачи сыграли ключевую роль в распаде Арнора.] - кивнул артедайнец, - старые союзники Ангмара.
        - На сколько ты их опередил? - спросил Ветер.
        - Не на много, - Гундерих глянул на солнце, - к ночи они как раз будут поприщах в трёх к северу отсюда, если не свернут никуда. И клянусь Оральдом, я знаю, где они устроят привал!
        - Две с половиной дюжины большецов... - задумчиво сказал Ветер, - а как они вооружены?
        - Десяток, не больше, с луками, - доложил Гундерих, - у вождя длинный меч, у остальных - копья и длинные ножи.
        - Вооружены, короче, так же, как и мы, - заключил воевода, - только у нас лучников больше. Молодец, Гундер. Иди к костру, тебя там накормят, и передай, чтобы сюда старшины подошли.
        - Так вот, - Ветер закончил излагать обстановку, - что скажете, старшины?
        - Я скажу - бить, - пробасил Фритигерн, поглаживая рукоять топора, - нас больше, чем их, и мы можем устроить засаду.
        - У нас другая служба, - сказал Сегерих, - нам нужно Нарта сопроводить к главному эльфу. Неразумно будет отвлекаться на каждый большецкий отряд, тем более что это даже не ангмарцы.
        - Это рудаурцы, - ответил Ветер, - и они идут на помощь Старику Зиме.
        - Но они нам ничего не сделали, - Сегерих поскрёб в затылке, - и мы здесь не за этим.
        - Но мы на службе короля, так? - возразил Дикиней. - Значит, враги короля наши враги тоже. Это когда мы защищали Шир, можно было рассуждать, кто нам сделал дурное, а кто нет.
        - Если мы их не перебьём сегодня, - заговорил Хисарна, - кто поручится, что они не нападут на нас завтра? Они с нами не стали бы нянчиться, перерезали бы всех. Я не знаю, кто такие эти рудауры, но не думаю, что они от джаравов сильно отличаются.
        - Дядя Хисарна дело говорит, - согласился Фритигерн, - а мои парни поговаривают, что пора бы и подраться с кем-нибудь. Зря нас Нарт учил, как большецов бить, что-ли?
        - Так, - резко прервал его Ветер, - никакого «подраться». Нападаем в сумерках перед рассветом, перед нападением снова высылаем разведчиков, а потом работаем, как в Шире - копья и стрелы, а тесаки в ход пускаем, только если по-другому никак. Ясно?
        - Ясно, - ответил Герн, с сожалением убирая руку с топора.
        - О том, что ты говорил, Сегер, - обратился Ветер к Сегериху, - я спрошу у Нарта. Если он против того, чтобы нападать на этот отряд, мы не будем этого делать. Согласен?
        - Согласен, - отозвался Сегер, - так будет лучше.
        - Значит, выступаем? - оскалился Фритигерн.
        - Как только я получу добро от Нарта, - сказал Ветер, - но что-то подсказывает мне, что я его получу.
        Холмачей взяли тёплыми. Их привал оказался ровно там, где предсказал Гундерих, и они, похоже, не боялись нападения: дозорных выставили всего двоих. Большецы, они и есть большецы - вокруг этих дозорных можно было хороводы водить и в догонялки играть, и ни один ничего бы не заметил. Того из них, что сидел, убрали Ветер с Фритигерном - здоровяк обхватил большеца сзади, зажимая рот, а Ветер полоснул ножом по горлу, - а второго заколол Хисарна, бесшумно поднявшись прямо перед ним и ударив копьём под нижнюю челюсть. По знаку Ветера подошли остальные риворы и при свете догорающего костра и приближающегося рассвета принялись за работу.
        Риворы перерезали уже больше половины холмачей, когда те, кто оставался в живых, начали просыпаться. И вот тут пригодились уроки Нарта.
        Холмач вскакивал, разбуженный тревогой, рыскал по стоянке взглядом в поисках врагов и не сразу замечал маленьких человечков ростом ему по пояс. А они успевали подойти вплотную - и били по ногам, кололи под бороду, валили наземь.
        Трое попытались убежать - но на этот случай Ветер расставил вокруг стоянки стрелков. Только два холмача оставались на ногах. Один из них был вождь; шапки с волчьим хвостом он надеть не успел, но длинный меч был при нём и свистел в воздухе, обрубая наконечники копий и отшибая летящие стрелы. Спина к спине с вождём стоял второй большец, с чем-то наподобие лёгкого топора на длинной рукояти, вращая оружием с такой скоростью, что за ним невозможно было уследить.
        Удар этого топора, попав, к счастью, плашмя, сбил с ног Ведука Водохлёба. Вождь подхватил его одной рукой и швырнул прямо на Сегериха с его ребятами, те едва успели убрать копья. Воспользовавшись этим, холмачи прорвали окружение и побежали к ручью. А там, выскочив из-за валуна, наперерез им бросился Нарт.
        Младшего холмача он убил сразу, разрубив древко оружия, доспех и плоть с одинаковой лёгкостью, а потом сцепился со старшим. Тот был пониже Нарта, но шире в плечах, и меч его сверкал, со свистом рассекая воздух, не хуже, чем у артедайнца.
        Риворы застыли, не в силах оторвать глаз от зрелища. Слышен был только звон мечей да тяжёлое дыхание поединщиков, когда те на время расходились. Ветер положил стрелу на тетиву, но Нарт снова зашёл так, что холмач оказался за его спиной.
        Холмач устал. Свирепо зарычав, он схватил меч обеими руками и бросился вперёд, рубя направо и налево. Нарт не отбивал этих ударов - он поймал мгновение, когда закончился один удар и ещё не начался второй, длинно протянулся и ткнул вождя мечом чуть повыше локтя, а потом с разворота рубанул его по шее, так что поднять меча холмач не успел. Обезглавленное тело рухнуло на берег ручья.
        - Он был хороший воин, - сказал артедайнец, отдышавшись и глотнув воды из поднесённой Фритигерном баклаги, - и меч... я узнаю этот меч!
        Опустившись на колено, он поднял меч холмача и повернул его к свету. Вдоль лезвия по обеим сторонам бежали извилистые ломаные полоски, словно ряды зубов, а вдоль этих полосок - округлые эльфийские резы.
        - Оркрист, - сказал Нарт, всматриваясь в резы, - Оркрист-Оркорез, королевский меч Рудаура, ещё с тех пор, когда это была часть Арнора, а здешний наместник - двоюродным братом Короля. Ха, неужто я прикончил самого короля Рудаура?!
        - Пойдём, Нарт, - сказал Ветер, - наши разведчики вернулись. Сюда идёт ещё два отряда этих холмачей, каждый в два раза больше этого. Надо уходить, а то они скоро поймут, что здесь была резня, и решат посмотреть, кто кого. А мы тебе заодно покажем, как хоббиты путают следы.
        Артедайнец поднялся и последовал за Ветером, оставив три десятка бородатых голов, насаженных на копья, встречать восходящее солнце в компании воронов и стервятников, снижающихся над разорённым привалом.
        РУДАУР
        - Нарт, - попросил Ветер, - можно взглянуть на меч?
        - На который? - спросил Нарт. - Оркрист или Гламдринг?
        - На оба , - сказал Фритигерн, подсаживаясь к костерку.
        Последние несколько дней отряд риворов провёл в стычках с рудаурскими холмачами - их оказалось в этих холмах превеликое множество. После того, как риворы истребили первый отряд, их чуть не окружили два других, и пришлось бы худо, если бы Ильдерих Толстый не заметил разницу в узорах на плащах холмачей. Рассудив, что это, верно, воины двух разных племён или родов, Ветер послал по полдюжины лучников с рудаурскими стрелами навстречу каждому отряду. Погнавшись за коварно стреляющими из засады врагами, холмачи натолкнулись друг на друга и устроили самую настоящую битву, а после хоббиты напали на остатки победившего отряда и снова не оставили никого в живых.
        Нарт был очень доволен риворами. Он ни разу не руководил ими в бою, но всегда давал Ветеру полезные советы. «Я не могу быть вашим воеводой, Ветерих», - объяснил артедайнец, когда Ветер заговорил об этом, - «мне надо будет оставить вас и, может статься, оставить в опасности. Если я хоть раз поведу вас в бой, я не смогу этого сделать».
        А сейчас выдалась передышка, засевшие на вершинах холмов дозорные с бычерёвками[32 - Бычерёвка - это особым образом зазубренная и вырезанная деревянная лопасть, издающая при вращении на верёвке низкое, ни на что не похожее и очень далеко слышное жужжание. Используется для передачи сигналов на большие расстояния.] прожужжали «в ночи спокойно», и Нарт сидел у костра в окружении риворских старшин.
        - Вот этот, что подлиннее, называется Гламдринг, - объяснил артедайнец, - он принадлежал моему давнему-давнему предку, зятю короля эльфов.
        - Элронда? - спросил Фритигерн.
        - Нет, - покачал головой Нарт, - единственная дочь Элронда не замужем, да и прошли те времена, когда дочки эльфийских владык выходили замуж за смертных. Нет, то был старинный король по имени Тургон, этого самого Элронда прадед.
        - Вот как! - присвистнул Ветер. - Да вы с Элрондом в родстве!? Поэтому тебя и послал твой брат-король в Ривенделл?
        - Королевский род Артедайна и вправду в родстве с Элрондом, - помедлив, ответил Нарт, - что же до того, зачем мне нужно в Ривенделл, то об этом я обещаю рассказать тебе в конце похода, ибо это опасное знание.
        - Давай дальше про меч, - попросил Герн.
        - Прежде Туора, моего предка, - продолжил Нарт, - мечом владел сам король Тургон, но он спрятал его. Только посланник Владыки Вод мог раздобыть этот меч и доспехи Тургона, и Туор был этим посланником. С Гламдрингом в руке он пришёл в тайный город Гондолин, с Гламдрингом в руке он сражался с воинством Моргота, когда Гондолин пал. А после того меч достался по наследству сыну Туора, а после - его сыну, что стал королём Нуменора, далёкой земли за Западным морем, что ныне покрыта волнами.
        - Здорово, - сказал Фритигерн, - а что второй меч, Оркорез?
        - Оркрист изготовили те же гондолинские кузнецы, что прежде отковали Гламдринг. Я не знаю, кто вынес его из Гондолина, но он вместе с Гламдрингом оказался в королевской оружейне Нуменора, а оттуда уже попал в королевскую оружейню Арнора. Потом его носили рудаурские наместники, а потом - рудаурские короли.
        - А потом он, верно, просто переходил от вождя к вождю, - предположил Ветер, - пока не вернулся к законному владельцу.
        - Оркоубийца и Врагобоец, доблестные клинки, - нараспев произнёс Нарт, словно вспоминая что-то, - время настанет выпасть обоим вам из людской руки... Не из моей ли?
        - А ты расскажешь нам ещё про Туора и про Гондолин? - попросил Ветер. - Очень уж сказка хороша.
        - А что ж, расскажу, - откликнулся Нарт . - Вы, по- ловинцы - последняя гвардия Артедайна, вам только знамени со скипетром и башней не хватает, было бы у меня, сейчас бы вам пожаловал. Вы имеете право знать, за что сражаетесь.
        Рассказ затянулся до глубокой ночи.
        Утром Ветера разбудили голоса возвращающихся из разведки Хидеульфа Головы-Шишки и Тиудемера Крупня. Они шли, выставив перед собой копья, а впереди них вприпрыжку двигался самый странный большец, какого Ветер до сих пор видывал.
        Маленький - едва ли на голову выше Фритигерна - востроносенький седой старичок был одет в странное одеяние, сделанное из перьев лесных птиц. Длинные седые волосы старичка были заплетены в косу и тоже украшены перьями, а совершенно белая борода обрамляла его смуглое лицо, словно пух однодневнего цыплёнка. Старичок вертел во все стороны головой, глядя вокруг пытливыми тёмными глазами. Казалось, что ему очень любопытно и обступивших его риворов с копьями он совсем не боится, а руки у него связаны за спиной просто так, ради шутки.
        - Тюрлю-тю-тю! - присвистнул старичок при виде Ветера.
        - Кого это вы привели? - спросил хоббит, подходя поближе.
        - Лазутчика! - отвечал Хидеульф, указывая на старичка острием копья, - Идём мы, а он сидит, мерзавец, на суку, на небо глазеет и что-то непонятное свистит. Ну мы его с дерева-то сняли и сюда привели. Только он ничего не говорит, свистит да чирикает.
        - Фирли-фить! - словно в подтверждение, чирикнул лазутчик. - Фир-ти-ти-ти-фир!
        Ветер побледнел и стиснул кулаки.
        - Развязать. Быстро, - прорычал он. - Вы что, совсем рехнулись?
        - А что мы сделали-то, Ветер? - недоумевающе спросил Тиудемер, ковыряя узел, стягивающий запястья пленника.
        - Что сделали, что сделали, - проворчал Ветер, - вы его хоть не били?
        - Да нет, - неуверенно ответил Крупень, - только с дерева стряхнули. А руки связать он сам дался. Да если бы мы его и стукнули пару раз...
        - Я вот как сейчас позову Фритигерна Быккинса, - мечтательно произнёс Ветер, - да как расскажу ему, что вы дурачка бессловесного обидели, как самые распоследние ремтаги...
        Голова-Шишка невольно втянул голову в плечи. О том, что приключилось с Книвой, слышали все, даже те, кто при жизни его не знал, и навлекать на себя гнев Фритигерна не желал никто.
        - Я вот, я его уже развязал, - сказал он, опасливо озираясь, - мы пойдём, Ветер, а? Я ещё за хворостом собирался сходить...
        - Идите, - велел Ветер, - и старайтесь до вечера не особо на глаза попадаться.
        Старичок размял развязанные руки и немножко посвистел.
        - Ты откуда? - спросил его Ветер без особой надежды на ответ, - ты здесь недалеко живёшь?
        Пленник уставился на него умными тёмными глазами, наклонив седую голову вбок.
        - Куда там недалеко, - продолжил Ветер, разговаривая скорее сам с собой, чем со старичком, - тут совсем никто в округе не живёт, хлеб у холмачей был чёрствый, самое меньшее трёхдневный. Или ты совсем один живёшь?
        Он пригляделся к одежде пленника и восхищённо покачал головой. Тёмно-жёлтые, бурые, серые, пёстрые перья были не то сплетены, не то связаны вместе с необычайным искусством. Ветерих никогда раньше не слышал о таком способе изготавливать одежду.
        Старичок тем временем с таким же, если не с большим, вниманием рассматривал Ветера - видно было, что хоббита он никогда раньше не видел.
        Вокруг Ветера и оперённого старичка собрался небольшой круг следящих за происходящим риворов.
        - Ветерих, - тронул воеводу за плечо Хисарна, - глянь.
        Ветер обернулся и посмотрел туда, куда показывал старый паромщик.
        Долину, где стояли риворы, окружали со всех сторон деревья, на которых зеленела первая листва. Но сейчас листвы не было видно совсем - так черно было в кронах.
        Ветви деревьев прогибались от тяжести обсевших их безмолвных птиц. Здесь были серые с чёрным вороны, чёрные вороны, галки, отдельно от всех сидели стервятники. Ветер глянул на небо - там парило с полдюжины ястребов и как бы ещё не пара орлов. Птиц было очень много, неестественно много, и все они молчали, только изредка раздавалось шуршание крыльев, когда какая-нибудь галка перепархивала с места на место.
        - Тирри-фью-фью! - доверительно чирикнул старичок.
        Ветер облизал мгновенно пересохшие губы.
        - Мы не понимаем речи птиц, почтенный, - обратился он к пленнику, - мы будем благодарны, если ты согласишься говорить с нами на языке людей Запада. Этим языком даже сам старик Оральд не брезгует и давеча со мной на нём разговаривал.
        Старичок посмотрел на Ветера, склонив голову набок, прокашлялся и сказал скрипуче - был у старого Ветериха Пеплосыпа ручной говорящий ворон, говорил точно также.
        - Что же ты сразу не сказал? Я и забыл.
        - Ты не в обиде на нас, почтенный, не знаю уж, как тебя звать?
        - Зовите... ну хотя бы Крконошем, - охотно отозвался старичок, - это из моих имён самое благозвучное.
        - Ты, мастер Крконош, нас извини, если что не Так, - сказал Ветер, - не признали тебя. Времена нынче смутные, места здесь опасные, а мы, видишь, какие маленькие.
        - Маленькие, - повторил Крконош, смерив взглядом некстати подошедшего Нарта, - совсем крошечные. Тебя Даэнвелет да Ультостраван благодарить просили, больно ты их хорошо кормишь.
        - Этих почтенных господ я не знаю, - осторожно ответил Ветер, - а если ты голоден, то милости прошу к котлу, с нами позавтракать. Мы вчера оленя подстрелили и трёх тетере... оленя мы вчера подстрелили.
        - Не время завтракать, - прокаркал гость, - время уходить. Прямо на вас ангмарские недобитки рвутся, а за ними верховая погоня.
        - Какие ангмарские недобитки? - вмешался в разговор Нарт. - Они что, уже взяли Северск?
        - Никто не брал Северск, - сказал Крконош, - расскажу позже. Время уходить. Отсюда на север, у белого камня свернуть на северо-запад и идти до старых развалин. Там безопасно. Даэнвелет и Ультостраван обещали отход прикрыть.
        - Гундерих, труби сбор! - приказал Ветер. - Мы отходим! Дядя Хисарна, стоянку свернуть, кострища закопать! Сегер, впятером вперёд, Дикки, впятером назад! Фритигерн со мной! Нарт, вперёд не соваться, назад не отставать!
        - Кр-кр-кр! - засмеялся чудной Крконош, - Ай да зем- лерои пошли! Фить-тирль-тирль-тирль!
        И на его каркающий смех дружно отозвалось слетевшееся вороньё, и в воздухе почернело, и хлопанье крыльев заглушило все прочие звуки.
        - С кем-то мы на свою голову связались, - тихо буркнул Ветерих Фритигерну перед тем, как окинуть взглядом отряд, убедиться, что все на месте, и тронуться в путь.
        - Неуютно в каменных стенах, - Ветер поёжился. - Камень твёрдый, в него ни вдавиться, ни зарыться. И ровный - ни ложбинки, ни ямки. Как тут прятаться?
        - Очень просто тут прятаться, - Нарт хлопнул ладонью по замшелой стене того, что раньше, похоже, было крепостью. - Камень тебя со всех сторон окружит и в обиду не даст. Откуда враг налетит, сразу понятно - в проход сунется, а проход простреливается. Будь там хоть сотня - всё равно по одному перестрелять можно.
        - Нет, - покачал головой Ветер, - в землю зарыться - оно надёжнее.
        - Ты слушай, что он говорит, - в первый раз обратился к Нарту Крконош, - в землю зарыться надёжнее. Земля укроет, согреет, как старые корни, до тех пор, пока не придёт пора взойти ростку. Ку-ку-куррр!
        Нарт поглядел на Крконоша пристально и слегка испуганно.
        - Ты... ты, часом, не Филектуром зовёшься?
        - Филектур, Айвендил, Радагаст,[33 - Насколько нам известно, этот странный волшебник ко времени описываемых событий около тысячи лет жил в одиночестве, общаясь в основном со зверями и птицами. Неудивительно, что для обычных людей он выглядел безумцем.] Крконош - это всё я, - приосанившись, прокаркал старик, - что, слыхал обо мне? А вот я какой! Элронда ищешь? Пропустили вы Элронда, он мимо вас прошёл четыре дня назад. Глорфиндел с большой дружиной к Северску ушёл, а Элронд с малой дружиной на север подался, там теперь его и ищи!
        - Пропустили Элронда! - Нарт стукнул кулаком по ладони. - Но кто же знал, что он покинет Ривенделл так быстро! Слушай, Филектур, ты обещал рассказать, что произошло с Северском.
        - Старый колдун не послушался аистов, вот что произошло с Северском, - загадочно изрёк Крконош, - а они его предупреждали. Они много знают и понимают, аисты-то.
        - Да при чём же тут аисты? - воскликнул артедай- нец. - Ты дело говори! Почему из-под Северска бегут ангмарские недобитки?
        - Три дня тому назад, - каркнул старик, - старый ангмарский колдун со всем своим войском бросил Северск и встретил посреди Вечерней равнины войско гондорского королевича Эарнура, который как раз собрался оцепить город и начать осаду. Гондорцы зашли с двух сторон и здорово покормили птичек, славно покормили, кое-кто и взлететь потом не мог. Сам старый колдун с конным отрядом прорвался к Карн Думу, и гондорский королевич погнался за ним.
        - Но почему он вышел из Северска!? - Нарт даже глаза вытаращил от невозможности понять такое поведение старика Зимы. - Зачем он дал бой? Никто не может выстоять в поле против гондорской латной конницы, это и малому ребёнку известно!
        - Курру-куку! - согласился с ним Крконош, - Я говорю тебе, что он не послушался аистов. Аисты мудрые птицы, они знали, отчего у рудаурских холмачей на щеках багровые пятна, они кричали об этом над всем городом, но никто не услышал.
        - Почтеннейший Крконош, - вежливо вмешался Ветер, - откуда же в Северске взялись аисты посреди зимы?
        - Ну, не в Северске, а в Руненгарте,[34 - По всей видимости, столица Рудаура. Точное местоположение Руненгарта неизвестно до сих пор.] не зимой, а летом, и не сейчас, а триста пятьдесят лет назад, - отмахнулся Крконош, - какая разница.
        - Триста лет назад... - нахмурясь, проговорил артедайнец, - на щеках багровые пятна... так среди них начался мор!
        - Точно так, куррру-ку-ку, фьють, фьють! - подтвердил чудной старик. - Холмачи пришли вновь послужить давнему вожаку и принесли с собой Погибель Рудаура.[35 - Потомки рудаурцев, выжившие после Великого Мора, приобрели стойкость к болезни и болели ею легко и несмертельно. Но до Ангмара Великий Мор не добрался, и ангмарцы стойкости к нему не имели.]
        - Рудаура и Кардолана, - согласился Нарт, - а ещё бич Гондора и Артедайна... Только до Ангмара тогда не дошло.
        - Это вы про Великий Мор, что ли? - спросил Ветер. - Триста лет назад?
        - Куррру-куку! - кивнул Крконош, - Погибель Рудаура пришла в Северск, и старый колдун понял, что если он позволит гондорцам осадить город, то останется без войска.
        - И поэтому вышел в поле, не желая погибать, как загнанный зверь, - покачал головой Нарт. - Сложись по-иному, я бы сейчас радовался. А где теперь искать Элронда?
        - Может, прямо в Ривенделл пойти, - предложил Ветер, - там его подождать?
        В Ривенделл тайком не попасть, - отмахнулся Нарт, - а на дорогах гондорские дозоры.
        - Есть тайные тропы в Ривенделл, - сказал Крконош, - да до них отсюда не добраться. Хотите сыскать Элронда - слушайте гусей.
        - Почтенный Крконош, - сказал Ветер, - мы ведь не понимаем речи гусей.
        - Что там понимать? - взъерошился старик и немного погоготал и гнусаво покрякал на разные голоса. - Очень даже просто. Там, где пройдёт Элронд, вместо людей поселятся гуси, вот и всё.
        - Ты говорил, Элронд подался на север? - спросил Нарт.
        - На север, на север! - подтвердил Крконош. - В самую глубь Ангмара, вдоль тёплых дорог. Я пошлю ему весточку, что ты его ищешь, но с вами не останусь, есть у меня дела и поважнее. Чивль-чивль! Прощайте, землерои!
        И подпрыгивая, словно воробей, Крконош выбежал из развалин, и пустился вниз по холму и скоро пропал из вида, как заправский хоббит - его пёстрое пернатое одеяние прятало его, словно он и вправду был птицей.
        БЕЗ КОРОЛЯ
        - Это уже Ангмар? - спросил Фритигерн, указывая вниз, где по обе стороны ручья стояло несколько домов с небольшими дворами.
        - Ангмар, - отозвался Ветер, - я так думаю. А ты что скажешь, Нарт?
        - Ангмар, - подтвердил артедайнец.
        Последнее время Нарт становился всё угрюмее и угрюмее. После того, как риворы расстались с Крконошем, прошло дней десять, и всё это время отряд пробирался через холмистую часть Рудаура, именуемую Непогожими холмами. Название своё они вполне оправдывали: несколько раз дожди шли такие, что приходилось их пережидать. И врагов в этих холмах тоже хватало - похоже, что ангмарские недобитки, рудаурские холмачи и гондорские воины гонялись здесь друг за другом, то и дело устраивая засады и вступая в стычки. Ветер, рассудив со старшинами, решил, что здесь и без риворов хватает, кому подраться, и с тех пор избегал попадаться на глаза каким угодно большецам. Нарта такая жизнь заметно тяготила.
        - Гусей вроде не видно, - сказал Фритигерн, поглядев на небо. - Где мы будем искать этого Элронда? Может, зайдём туда, - он кивнул в сторону деревушки, - да расспросим жителей?
        - Тут только начинается Ангмар, - возразил Ветер, - а Крконош сказал, что надо идти в самую глубь, вдоль тёплых дорог. Правда, что такое тёплые дороги, я не знаю.
        - Ильдерих Толстый знает, - сказал Герн, - он что-то про это рассказывал.
        Ветер посмотрел на северо-запад, туда, где в подступающих вечерних сумерках синела неведомая страна Старика Зимы, Андан-маа, как называл её Найнас.
        Небольшой вооружённый отряд приближался к деревне.
        - Орки, - шепнул Нарт, глянув на мерцающий в ножнах Оркорез. - Ангмарские орки из Гундабада. Что они здесь делают?
        Навстречу отряду из деревни вышло несколько большецов. Глава отряда, коренастый широкоплечий орк, о чём-то поговорил с большецами, обернулся и махнул рукой. Орки с гоготом и шумом бросились вперёд, забегая в дома и выволакивая оттуда всё, что под руку попадалось.
        - Своих же грабят! - присвистнул Фритигерн.
        - Видать, короля у них больше нет, - кивнул Ветер, - вот они своих и грабят.
        Жители деревни не сопротивлялись - понимали, видать, что с доспешными и оружными орками воевать им не с руки. Столпившись вместе, они смотрели, как их грабят.
        - Ветер, - позвал Герн, - а Нарт куда делся?
        Ветерих оглянулся вокруг и понял, что артедайнец действительно ускользнул куда-то так тихо, что ни один из хоббитов его не услышал.
        - Научили на свою голову, - буркнул Ветер, указывая вниз, - вон он, к деревне крадётся. Давай за ним, а я пока наших позову.
        Достав лопасть бычерёвки - в последнее время хоббиты использовали их вместо рожков: про звук рожка сразу можно сказать, что это кто-то трубит позывные, а бычерёвок в этих краях не знали, - Ветер размотал верёвку и закрутил снаряд над головой. Низкий стрекот полетел над холмами, как будто шмель размером с дракона решил пособирать здесь клеверного мёду. Вот так, а теперь перехватить верёвку на локоть выше и покрутить побыстрее. Это значит - две дюжины лучников вслед за разведчиками.
        Ветер свернул бычерёвку и натянул тетиву на лук.
        Внизу орки продолжали отбирать у обитателей деревни приглянувшиеся вещи. Несли коз и кур со связанными ногами, какие-то свёртки, шерстяную одежду. Похоже, отряд орков собирался в далёкий поход - брали они то же самое, что взял бы и сам Ветер, если бы, к примеру, нашёл деревню пустой.
        Вон там, в тени одного из домов, притаился Нарт, оркам его не видно. Хорошо усвоил науку артедайнец, вот только использует не по делу. А чуть позади него, верно, Фритигерн - его не видно ни оркам, ни Нарту, да и сам Ветер знает, что Быккинс здесь, только потому, что во-он того бугорка между двумя кустами раньше там не было.
        Один из орков обратился к вожаку, указывая на столпившихся обитателей деревни. Вожак покивал огромной башкой - из такого шлема, пожалуй, дюжину накормить можно - и рявкнул на жителей. В ответ поднялся ропот. Из толпы, расталкивая прочих, вышел здоровенный большей, и заспорил с вожаком орков, потрясая кулаком.
        Вожак слушал его недолго. Махнул рукой - и два орка схватили мужика за руки, а вожак шагнул вперёд и ударил его кулаком по голове. Когда его отпустили, большей, упал, как куча тряпок, и больше не двигался. В толпе завизжала женщина. Вожак указал пальцем - и женщину вытолкнули навстречу оркам.
        Блеснуло бело-голубое свечение - это, выхватывая на ходу меч из ножен, прыгнул из своего укрытия Нарт. Оркрист описал в воздухе светящуюся дугу, и два орка упали. Вожак сорвал с пояса топор, ухватил его двумя руками, размахнулся и ударил по пустому месту; артедайнец успел уклониться и ответным ударом отрубил орку левую руку. Но добить его он не успел: из толпы жителей полетели камни.
        - Убьют, - проворчал Ветер, бросая стрелу на тетиву и целясь в орка, пытающегося зайти к Нарту сзади, - а они не убьют, так я сам его придушу.
        Свистнула стрела, и орк упал. Пока Ветер целился, Нарта он из вида потерял, и сейчас артедайнца нигде не было видно.
        - Ветерих, мы здесь! - раздался голос позади. Дикиней пришёл с лучниками. - Что там происходит?
        Тут Ветер увидел, куда подевался Нарт - артедайнец лежал лицом вниз, вытянувшись во весь нелепый долговязый рост, а над ним стоял Фритигерн Быккинс, и топор в его руках ходил низко и опасно. Деревенские стояли против Терна полукругом и пытались достать его не то вилами, не то граблями.
        - Терна видите? - крикнул Ветер риворам. - Расчистим-ка ему дорогу! - и первый послал стрелу.
        Внизу Терн размахивал топором, отгоняя большецов и орков от неподвижного Нарта. В кустах, где прятался Ветер, зашуршало - это кто-то из деревни начал отстреливаться по холмам. Должно быть, орки - большецы в таких сумерках неважно видят.
        - Давайте-ка им огоньку! - обернулся Ветер к Дикинею. - Вон те три дома, где можно под кровлю попасть, где солома посуше.
        - Белер, Шишка, Ведук, Смолка! - приказал Дикиней. - Огоньку!
        Огонь в сумерках заметили сразу, закричали, забегали, а Герн тем временем взвалил Нарта на плечи, подобрав прежде его до сих пор слабо светящийся меч, и потащил назад, вверх по холму. Несколько орков бросились было за ним, но риворские стрелы быстро их переубедили. А солома на кровлях оказалась суше, чем предполагал Ветер, и скоро внизу запылало.
        Тиудемер Крупень и Филимер Тихоня бросились вниз, подхватили бесчувственного Нарта, выволокли его наверх и пристроили за камнем. Несколько стрел свистнуло рядом и вонзилось в склон.
        Вскоре поднялся и Фритигерн. В плече его, чуть выше лопатки, торчала стрела. Его подхватили и увели.
        Разгорающийся пожар подсветил очертания двух лучников-орков, стоящих на крыше одного из домов. Цели были отличные, Ветеру хватило двух стрел.
        Наутро отряд риворов вошёл в полусгоревшую деревню. Ангмарцы встретили их хмуро, но в драку не полезли. Ветер узнал, что Однорукий со своим отрядом бежал куда-то на север, испугавшись эльфов, что затаились в холмах. Бежал Однорукий так быстро, что и отобранных припасов с собой взять не успел.
        - Женщин нам ваших не нужно, - сказал Ветер, глядя снизу вверх на смирно стоящего перед ним старосту, - а вот коз с курами мы возьмём. Везучие вы в этой деревне - не стану я вас до конца жечь. А то смотри, мы и вернуться можем. Ваши с нами не особо цацкались.
        Староста промолчал, косясь на хмурые лица риворов, и решил зря не пытать своего везения.
        - Тёплые дороги Ангмара - это подземные трубы такие, а по ним течёт горячая вода, вскипячённая в Горячей Долине. На каждой дороге такие особые башни стоят, а там котлы волшебные, в них воду заново греют и в другую трубу закачивают. Труба горячая землю греет, а ангмарцы, значится, в тёплой землице картошку растят и хлебушек. А так там только овёс бы рос да грибы. Они и селятся, ангмарцы, вокруг этих башен.
        - Ильдерих, ты откуда такой умный? - вытаращил глаза Ветер.
        - Да я когда в Северске поваром служил, с управляющим повздорил. Он большец был здоровый, как схватит меня, да через всю поварню об стену бросил. Думал, помру. Наши собрались, пошли на суд к хозяину. Тот управляющего велел кнутом пороть, а мне - отлёживаться на хозяйских харчах, пока не поправлюсь. И чтобы всё это время мне управляющий половину своего жалованья платил, - Ильдерих мечтательно улыбнулся, - а хозяин наш был большец очень учёный и книг имел видимо-невидимо. А я же грамотный, вот и читал от нечего делать книги целый месяц.
        - Вишь ты, - покачал головой Ветер, - не знаешь, когда что пригодится. Этого даже Нарт не знал.
        - Он, кстати, очухался, - сказал Герн, потирая плечо. Орчья стрела тогда пробила его доспех и застряла в плече, но рана, к счастью, оказалась неглубокой и за четыре дня почти затянулась. - Хочет тебя видеть.
        - Вот хорошо, - кивнул Ветер, - я его тоже хочу видеть.
        Бледный и осунувшийся Нарт вышел ему навстречу, пошатываясь.
        - Где мы, Ветерих? - спросил артедайнец. - Я ничего не помню с тех пор, как я спас ту женщину от орка.
        - Ты не спасал женщину от орка, болван, - сквозь зубы процедил Ветер, - ты пытался защищать ангмарцев от ангмарцев. Все народы в этом, как его, Андан-мае живут в мире друг с другом, все почитают друг друга за хороших соседей, как говаривал один мой знакомец. А ты, заморянец кремнеглазый, пошёл и вмешался в междусоседские распри. А этого никто не любит.
        Нарт хотел было что-то сказать, но Ветер перебил его.
        - Ты сказал, что не будешь водить нас в бой, - сказал хоббит, смотря на большеца, как давеча на старосту. - Но у этого отряда есть воевода. И пока мы не доставим тебя к Элронду, как обещали, ты находишься, господин артедайнский рыцарь, под моим началом! И ты не будешь больше никого спасать и вовсе не будешь ни с кем драться, как бы ты ни жалел твой драгоценный Северск! И в разведку ты больше ходить не будешь. Я сказал.
        Нарт сверкнул на Ветера глазами, но ничего не возразил.
        - Если бы Фритигерн волок тебя вверх по склону самую чуточку помедленней, - добавил Ветер, - он получил бы стрелу в шею, и мы бы похоронили его в Непогожих холмах. Ты понял меня?
        - Я понял тебя, воевода, - сказал Нарт, склоняя перед хоббитом голову. - Я хожу под твоим началом.
        - Вот и хорошо. Сегодня утром дозорные видели большую стаю гусей, пролетевшую на северо-запад.
        - Занятное болото, - сказал Сегерих, - тростника совсем нет.
        - И ряски тоже, - заметил Ветер, - и вода странная.
        - И забор поперёк стоит, - добавил Балт, - а вон там дома полузатопленные. Это болото совсем свежее.
        - Там, где пройдёт Элронд, вместо людей поселятся гуси, - задумчиво произнёс Ильдерих Толстый. - Если здесь нынче вместо селения болото, здесь наверняка скоро поселятся гуси. Может, это значит, что здесь прошёл Элронд?
        - Вон там кто-то бредёт по пояс в воде, - указал Сегерих, - надо у него спросить.
        Старый ангмарец, вышедший к ним из воды, принял риворов за бродячий ангмарский отряд - здесь таких было много, за четыре дня дороги от Непогожих холмов хоббиты встретили целых три, но не стали связываться - и рассказал им всё, что знал - сбивчиво, на неразборчивом северном наречии, но Ветер его понял.
        Сариола была большим городом в срединном Андан-маа, с несколькими деревнями вокруг. Большинство мужчин из города ушли на войну. Король кинул клич по всем городам и сёлам - пришла пора скинуть заморян обратно в море и зажить наконец привольно и счастливо. Но в начале месяца по вестовым башням[36 - ВАнгмаре вести передавались на большие расстояния с помощью особых сигнальных башен, на которых были установлены шесты с подвижными планками, положение которых можно было менять в зависимости от того, что требовалось передать.] пришла весть, что войско разбито, а Король скрылся в Горячей долине. А потом вестовые башни перестали передавать вести, и пришёл Гондор. Огромные всадники на огромных конях, под чьими копытами дрожала земля, сожгли деревни и перебили всех, кто пытался сопротивляться. Большинство людей укрылось за городскими стенами, осаждать их заморяне не стали.
        Но через несколько дней начали твориться странные дела. Из Сариолы улетели все птицы, в окрестных полях исчезли олени и зайцы и даже крысы куда-то делись из города.
        А потом пришли эльфы - дойдя до этого места, старик закрыл лицо руками и долго не мог сказать ничего связного; пришлось отпаивать его горячим чаем, - встали перед городскими воротами и приказали старшинам города выйти на переговоры.
        «Уходите отсюда», - сказал вожак эльфов, - «завтра в полдень Сариола будет разрушена, а земли вокруг затоплены. Кто не уйдёт, будет сварен живьём».
        Горожане поверили - эльфов в Ангмаре боялись ещё со времён последней войны триста лет назад и считали их способными на любое злодейство. Ушли все, кроме самых отчаянных, кому нечего было терять. Идти было некуда - вокруг хозяйничали разбойники, бывшие воины разбитого королевского войска, да ходили слухи о моровом поветрии - но люди ушли в никуда, так велик был страх перед эльфами. Сам старик забрался на вестовую башню, откуда виден был город, и стал смотреть, что будет.
        В полдень затряслась земля, и огромные клубы тумана поднялись и скрыли Сариолу. А ночью подул ветер и развеял туман, и оказалось, что город лежит в руинах, а вокруг всё залито водой, и вода эта ещё тёплая.
        Старик зашёл в воду и побрёл в город, где нашёл только затопленные развалины да несколько мёртвых тел. Ещё он там немножко сошёл с ума, но об этом он риворам не рассказывал - те догадались сами.
        «Король», - плакал старик, - «куда же смотрит король! Эльфы разрушают наши города, неужели король не знает об этом? Когда же он вернётся? Вот эти вот ребята, славные коротышки, верно, лесные онге или джаравы, может быть, они знают, куда подевался король и когда он расправится с врагами? Нет? Не знают? Но если узнают, пускай обязательно всем расскажут - без короля земле плохо...»
        Ангмарца обсушили, накормили и отпустили на все четыре стороны. Он так и не понял, что разговаривал с врагами своего короля.
        Риворы шли по Ангмару вслед за Элрондом, огибая болота, что оставлял король эльфов на месте ангмарских поселений. По приказу Элронда лопались подземные трубы тёплых дорог, заливая всё вокруг, затапливая земли, что когда-то осушил Бессмертный Король и его рабы тролли.
        Встреченным по дороге беженцам Ветер и ещё несколько хоббитов, кое-как говоривших на северном наречии, рассказывали, как пройти сухими участками до Непогожих холмов.
        В срединном Ангмаре, по словам Нарта, было три больших поселения, считавшихся городами - Манала, Туонела и Сариола. Все три затопила и разрушила освобождённая вода. Месть за Артедайн вершилась на глазах у Ветера: Ангмар переставал существовать, сама земля меняла облик, и гуси селились там, где прежде жили люди.
        В погоне за Элрондом риворы пересекли Ангмар с юго-востока до северо-запада. Здесь снова начинались холмы и леса, и попадались селения, не тронутые войной, где риворов принимали за ангмарский отряд с каких-то окраин и делились с ними едой неохотно, но без драки.
        - Нарт, - позвал Ветер, - мне надо поговорить с тобой. Это очень важно.
        - Я слушаю тебя, - отозвался Нарт, - чем я могу помочь?
        - Боюсь, что пришла нам пора расстаться, - Ветерих тяжело вздохнул, - я совершил сегодня большую глупость.
        - Что случилось? - Нарт насторожился, и рука его легла на рукоять Гламдринга.
        - Мы зашли в деревню, как обычно, за припасами. Но мы там были не первые. В деревне стоит гондорский отряд.
        - Большой?
        - Дюжины четыре будет. Они нас сначала за ангмарцев приняли. Мне пришлось быстро-быстро заговаривать их воеводе зубы, ну я и сказал ему, что мы артедайнская гвардия, и имеем право на знамя с башней и скипетром. Помнишь, ты говорил.
        - Знамя с башней и скипетром может дать только король... - глухо рассмеялся Нарт. - Вот и всё...
        - Я давно догадался, что ты король, - сказал Ветер, - но не знаю, почему ты опасаешься гондорцев не меньше, чем ангмарцев. Они ищут тебя? Зачем?
        Нарт глубоко вздохнул.
        - Я Аранарт, сын Арведуи, названного Последним Королём. По рождению у меня больше прав на корону Гондора, чем у короля Гондора. И нынешний король Гондора это отлично знает.
        Когда мы услышали, что корабли с юга идут в Серую Гавань, мы радовались, что Артедайн будет спасён, и лелеяли надежды на восстановление Арнора, и только печалились, что Гондор не послал помощь раньше, когда был ещё жив мой отец. Оказалось, что его смерти король Эарнил ждал нарочно.
        Среди приближённых королевича Эарнура нашлось несколько верных людей, из потомков арнорцев. И они рассказали мне, что Эарнур намерен взять с меня клятву подданства.
        - Это что значит? - спросил Ветер.
        - Это значит, что Артедайн стал бы вассальным княжеством Гондора, а северная линия королей потеряла бы все права на престол Соединённого королевства. Сначала я не поверил. Но потом мне донесли, что войско состоит из личных вассалов Эарнура и Эарнила, и с ними всадники из Рованиона, чужаки, для них Артедайн ничего не значит.
        - И ты решил скрыться?
        - Мой долг - сохранить драгоценности короны, чтобы они не попали в руки Гондора. Если они будут на сохранении в Ривенделле, Эарнил не посмеет затевать вражду с Элрондом.
        - А что же будет потом? - спросил Ветер. - Что будет с Артедайном?
        - Его больше не будет, - ответил Нарт, - Я много думал об этом, и Артедайн должен исчезнуть. Уже в битве на Вечерней равнине артедайнцы сражались под знамёнами Кирдана, словно и не было никогда такой страны - Артедайн. Мы станем скрытым народом - рассеемся по лесам и равнинам, не будем жить в городах, чтобы никогда не дотянулась до нас хищная лапа Гондора, и так будет, пока не придёт пора вернуться настоящему Королю.
        Король вдруг помрачнел.
        - Но ты говоришь, начальник гондорского отряда что-то подозревает, - сказал он, - теперь за нами начнётся охота.
        - Не печалься, твоё величество Нарт, - усмехнулся Ветер, - по дороге из той деревни мы повстречали двух эльфов, которым сказал Элронд, которому сказал Крконош, что ты его ищешь. Если идти вдоль ручья, в паре тысяч шагов - наших шагов, не твоих, долговязая ты ходуля, - будет большой серый валун со сколотой вершиной. Там они будут ждать тебя на закате солнца. А когда завтра к нам приедут гондорцы, то пускай ищут тебя, сколько им вздумается.
        - Ветер! - воскликнул Аранарт, падая на одно колено и крепко сжимая руку воеводы, - Ты... я бы не только знамя с башней и скипетром, я бы вас каждого сделал рыцарем, а тебя - князем! Вы так послужили Артедайну, как ему давно никто не служил, и послужили не по клятве, а из доброго соседства. Я в долгу перед вами.
        - Нарт, твоё величество, - смущённо улыбнулся Ветерих Ток, - то из тебя слова не вытянешь, а то ты разговорился, как Быкка на совете старейшин. Давай лучше собирай свои вещи и вверх по ручью отправляйся, да не забудь по воде пройти, чтобы тебя с собаками не нашли, мало ли что. Герн тебя проводит, я его попросил.
        - Прощай, Ветер, - сказал Аранарт, - я желаю тебе и всем вам вернуться домой в целости и сохранности. Да хранят вас Стихии.
        - Прощай, Нарт, - отпуская руку короля, ответил Ветер, - доброй дороги, и передавай привет эльфийской королевне!
        На закате солнца вернулся Фритигерн с подозрительно красноватыми глазами.
        - Ушёл? - спросил Ветерих.
        - Ушёл, - ответил Герн, - вместе с эльфами.
        Ну что ж, пора и спать ложиться, - вздохнул воевода. - Завтра с утра поворачиваем в сторону Шира. Пора домой!
        
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        в которой снова обсуждаются далеко идущие планы
        Фонси казалось, что он всплывает откуда-то с большой глубины, медленно поднимаясь сквозь толщу густой, смешанной с илом воды. В ноздри бил отвратительный запах.
        «Болото», - подумал хоббит. - «Я утонул в болоте».
        Дышать стало нечем, и он судорожно открыл рот, куда тут же хлынула густая пахучая дрянь. Хоббит несколько раз сглотнул и открыл глаза.
        Перед самым носом Фонси торчала глиняная кружка, откуда невыносимо пахло сырым погребом.
        - Пей, - раздался откуда-то сверху низкий голос, - что, не пробовал такого раньше? Пей-пей, про все заботы забудешь.
        Фонси скривился и попытался оттолкнуть противное варево, но сил у него на это не хватило. Кто-то крепко взял его за затылок, и кружка, неумолимо наклоняясь, заполнила собой всё поле зрения Фонси.
        - Невкусно, да? - продолжал спокойный голос. - Я знаю, что невкусно. Зато озноб колотить перестанет. Скоро выздоровеешь, если только до того не подохнешь.
        Фонси с трудом допил кружку до дна и попытался сесть и понять, где же он находится, но голова закружилась, в ушах зазвенело, и он опустился обратно на лежанку.
        - Рано тебе дёргаться, - сказал голос, - полежи ещё.
        Фонси успел заметить только высокий каменный потолок над собой и снова уснул.
        Он приходил в себя ещё несколько раз, из них два или три в темноте. Постепенно у хоббита сложилось представление о том, где он находится. Это была небольшая комната с довольно высоким потолком, похоже что вырубленная внутри какой-то скалы - сколько Фонси ни ощупывал холодную каменную стену справа от себя, признаков кладки он не замечал. Лежал Фонси на каменной же лежанке, застеленной шкурами, под тёплым одеялом, сплетённым из полос войлока. Неподалёку от лежанки имелся ночной горшок, для свидания с ним Фонси обычно и приходил в себя. Но сил его хватало обычно только для того, чтобы забраться обратно на каменное ложе и снова провалиться в мир сновидений - странных, мучительно живых сновидений о том, как Фонси вёл свой отряд по каким-то разорённым и полузатопленным землям, где прежде мирно жившие между собой люди разных племён теперь грызлись друг с другом, как смертельные враги, разом вспомнив какие-то старинные обиды...
        - Пей, - прозвучал всё тот же низкий голос, и Фонси открыл глаза, увидев перед собой всё ту же отвратительную кружку. - Пей, это последний раз.
        - Как последний раз? - хрипло запротестовал хоббит. - Почему последний раз? Я себя прекрасно чувствую.
        - Здоров уже потому что, - согласился с ним голос, и край кружки больно лязгнул по зубам, - пей!
        Расправившись с гнусным варевом, хоббит сел и наконец-то как следует огляделся вокруг.
        Рядом с его лежанкой сидела на трёхногом стуле устрашающего вида старая орчица с крючковатым носом и торчащими изо рта жёлтыми клыками.
        - Вот теперь можешь сесть, - сказала она на неплохом Западном, - ты долго болел.
        - Где я? - спросил Фонси, - как я сюда попал?
        - В Гундабаде ты, заморыш, - ласково сказала старуха, - тебя Кончаu и Кзаг на плечах притащили пять дней назад. Кзаг говорил, ты как-то раз просто рухнул в снег и не встал больше, пришлось им двое суток тебя до Гундабада бегом тащить, боялись, что помрёшь. Ты пока лежи, а я схожу Гългара кликну, он с тобой говорить хочет.
        - А ты кто? - спросил Фонси.
        - Меня Хавага зовут. Я у Гългара целительница, - ответила старуха, закрывая за собой тяжёлую деревянную дверь.
        Оставшись один, Фонси вылез из-под одеяла и спрыгнул с лежанки на пол, застеленный шкурами. Голова слегка кружилась, но чувствовал хоббит себя заметно лучше.
        Всю противоположную стену комнаты занимали полки, заставленные какими-то горшками и склянками вперемежку с более странными предметами вроде черепов или высушенных скрюченных лап. Посередине помещения находился стол, где стоял, судя по очертаниям, большой круглый горшок, накрытый тряпкой, а рядом с ним лежала раскрытая книга. Приподнявшись на цыпочки, Фонси с удивлением заметил, что написана она на языке эльфов - резы, в любом случае, были эльфийские, как в книжках у Белладонны. Рядом со столом стояло высокое кресло, изрезанное странными узорами - вроде бы простые скрещенные полосы, а что-то в них смотрелось неправильно, хотя Фонси не мог понять, что именно.
        Тут он увидел свои вещи. Заплечный мешок, заботливо пристроенный в углу комнаты, там же - тёплая кардунская одежда, войлочные сапоги и жилет. Хоббит шагнул к мешку и заглянул внутрь. Деньги, нож, топорик, пачка бумаги, пенал с засохшими чернилами, письма к Лилии, пара свечных огарков, напильник во внутреннем кармане жилета - всё цело.
        - Не бойся, мы ничего не украли, - раздался позади Фонси густой, рокочущий голос на Западном Всеобщем, - за воровство в Гундабаде строго наказывают.
        Хоббит обернулся. В дверях стоял самый огромный орк, какого Фонси когда-либо видел. Да что там орк - ростом вошедший если и уступал Элрохиру Элрондинсу, то совсем чуть-чуть. Вот тролль, тот да, был побольше.
        Строением головы и лицом орк был похож на покойника Хийси, но если голова Хийси казалась неестественно огромной для тонкой шеи и усохшего тела, то Гългар - а это наверняка был он, больше некому - был соразмерен: его голова опиралась на шею короткую и толстую, так что грудь начиналась почти от подбородка. От Гългара не веяло опасностью, как от Кзага и Кончага - веяло спокойной расчётливой силой. Возможно, это был его взгляд - маленькие глазки орка не бегали по сторонам, но, казалось, смотрели на всё одновременно, - а возможно, осанка - Гългар был у себя дома, где никого и ничего не боялся, а потому двигался неторопливо и держался прямо.
        Одет гундабадский правитель был в кожаные штаны и длинную, до колен, рубаху из мягчайшей на вид замши. Несколько золотых цепей лежало на его широкой груди. На украшенном золотой чеканкой поясе орка красовался длинный кинжал с рукояткой из белой кости.
        - Твои вещи целы, - повторил Гългар, - можешь не опасаться. Как твоё имя?
        Фонси почувствовал, как пересыхает во рту.
        - Я этот, - сказал он, - Араторн, сын Арадора. Из рода дунедайн. Зачем я здесь?
        Гългар улыбнулся, обнажая блестящие, словно налощенные клыки.
        - Со мной тебе не нужно называться чужим именем, - орк вошёл в комнату и закрыл за собой дверь, - ты уже послужил мне Араторном. Болг поверил в то, что внук Аргонуи у меня, и руки вождя таркъров связаны.
        - Но он даже не говорил со мной, - растерянно сказал Фонси, - он что, посмотрел на меня и сразу поверил?
        - Ты говорил с ним, - ответил Гългар, - этого оказалось довольно.
        Пасть старого орка снова разверзлась в клыкастой улыбке.
        - Ты бредил в горячке, - сказал он, - и говорил о таких вещах, какие может знать только таркър, да не простой, а сведущий в преданиях. Ты называл имена старинных таркърских мечей - не Кусач и Дробач, а настоящие. Ты говорил о Большой Северной Войне и городах, что ныне скрыты болотами. Мне было страшно тебя слушать, не то что Болгу.
        Гългар сел в кресло и кивком пригласил Фонси взять стул.
        - Ты очень хороший колдун, чужеземец. С тех пор, как умер старый Шахарк, не встречал я такого колдуна.
        - Какой же я колдун? - растерялся Фонси. - Вовсе я никакой не колдун.
        - Ты отгадал загадку моего брата Хийси, - ответил Гългар, - ты заклинанием остановил черволюдов на подземной дороге, ты обманул Болга, не приходя в сознание, и ты знаешь такое, что не многие сегодня знают. Может, у вас ты колдуном и не называешься, но по-нашему ты колдун, это точно. Я хочу, чтобы мы стали с тобой друзьями. Грядут большие перемены, и мне нужны такие как ты, мудрые союзники.
        Гългар внимательно посмотрел на молчащего Фонси.
        - Ты мудр, что не отвечаешь сразу, - сказал старый орк, - у тебя достаточно времени на раздумья. Кзаг и Кончаг обещали тебе излечение от клещовицы, и ты его получишь. Через девять дней тебе снова нужно будет пять дней пить отвар, потом ещё девять дней ждать и ещё пять дней пить. За это время мы успеем с тобой подружиться.
        - Спасибо, - отозвался Фонси, - я подумаю.
        - А знаешь, почему ещё ты хороший колдун? - спросил Гългар.
        - Почему?
        - Потому что я спросил тебя, как твоё имя, мы успели с тобой побеседовать, а ты мне имени так и не назвал. Так как же тебя зовут, чужеземец?
        - Хильдифонс, - ответил Фонси, - Хильдифонс, сын Геронтия.
        Гългар встал и слегка поклонился хоббиту.
        - Добро пожаловать в Гундабад, Хильдифонс, сын Геронтия. Сейчас тебе принесут поесть, - сказал он, - ты ничего не ел последние несколько дней, только пил. Тебе нужно что-нибудь ещё?
        - Чернила, если есть, - сказал Фонси, - спасибо.
        Когда за Гългаром закрылась дверь, Фонси вернулся на лежанку и крепко задумался.
        - Влип я в это приключение по собственной дурости, - доверительно сказал он черепу, скалящемуся со стола, - слушал бы Гэндальфа, так знал бы, что никакого Душителя и никаких сильмарилов на севере уже давным-давно нет. А теперь сижу вот в самом городе северных орков и как добираться домой, не представляю. Да и не ждут меня дома-то. Уйти в Кардун, стать помощником Сосрыквы? Жить в Кардуне можно, только дороги туда я один не найду, а отсюда меня вряд ли просто так отпустят - тоже мне, колдуна выискал.
        Дверь скрипнула, и в комнату вошла Хавага с дымящимся горшком какого-то варева, по запаху судя - козлятины.
        - Поешь, - сказала старуха, ставя горшок на стол, - худой совсем, как я тебя такого варить-то буду?
        Фонси так и похолодел, а Хавага весело рассмеялась, показывая жёлтые обломки зубов.
        - Шучу, шучу, - хихикала орчица, показывая на Фонси пальцем, - а перепугался-то как, недомерок! Больно ты нужен, варить тебя. В Гундабаде говорящих не едят, не южане, чай.
        - А южане едят? - спросил Фонси, переведя дух и убедившись, что сердце стучит, как ему положено.
        - Южане всех едят, - кивнула старуха, - южане короля забыли. А мы в Гундабаде короля помним, закон блюдём. Гългар по этим делам строгий.
        - Какого короля? - не понял Фонси. Поговорки про короля в Шире ходили, но только недавно хоббит понял, что в виду там имелся, скорее всего, старый король Артедайна. Не может быть, чтобы орки в Гундабаде поминали его же.
        - Обычного короля, стародавнего, - ответила Хавага, - ты что, недомерок, совсем ничего не знаешь? Король раньше был в Кардуне, Гундабадом правил, равнинными правил, всем Севером правил. При короле порядок был.
        - А потом что? - спросил Фонси, подозревая, что ответ на этот вопрос он знает.
        - Сгинул невесть куда, - пожала плечами старая орчица, - с таркърами да эльфами воевал да и сгинул. Давно, эти времена только Гългар и помнит, да ещё два-три старика, я и то позже родилась.
        Фонси присел к столу и запустил ложку в горшок.
        - А ты, тётушка Хавага, поешь со мной? - спросил хоббит, хотя назвать морщинистую, клыкастую, раскосую старуху тёткой язык у него едва повернулся.
        - Поем-поем, - согласилась орчица, - а ты, я погляжу, не совсем короля забыл, знаешь, что едой делиться надо. Только смотри - с тобой право гостя не работает, тебя в бесчувствии принесли.
        Протянув худую жилистую руку с длинными желтоватыми ногтями, Хавага вытащила из горшка кусок мяса, отправила в рот, облизала пальцы и потянулась за следующим. Настроение вкусно покушать у Фонси от этого зрелища поуменьшилось, но он всё равно принялся за еду, стараясь только выбирать куски, до которых Хавага не дотрагивалась.
        - Трое их было, - вдруг заговорила старуха, словно припомнив что-то. - Гългар, Хийси да Зарбаг, боевые стаи водили для короля. Как король-то сгинул, Гългар в Гундабад вернулся, Зарбаг на юг подался, а Хийси вокруг гулять остался.
        - Хийси я видел, - сказал Фонси, - Гългара тоже. А где Зарбаг живёт?
        - Помер Зарбаг давно, - вздохнула Хавага, ковыряя ногтем в зубах, - и сын его, говорят, помер, и внук. А правнук Зарбагов, Азог, в большой пещере на юге правил, пока гномы ему башку не оттяпали. У Азога шестеро сыновей было, четверо на войне погибли, а двое остались - Болг да Вергъл. Вергъл остатками Азогова народа на юге правит, а Болг тут, в Гундабаде живёт, у Гългара нашего помощником да советником.
        - А скажи-ка мне, тётка Хавага, зачем меня-то сюда притащили, - вкрадчиво осведомился Фонси, - и зачем Болгу показывали?
        - А это, недомерок, не моего ума дело, - хохотнула старуха, - да и не твоего. Гългар коли захочет, так сам расскажет. Он тобой, недомерком, жутко доволен, даже подрался сегодня утром. А я пойду, заболталась тут с тобой.
        - А выйти на город посмотреть мне можно будет? - спросил хоббит. - Когда сил прибавится?
        - А вот этого-то никак нельзя, - покачала головой старуха. - Здесь у Гългара самые заветные вещи хранятся, сюда никому, кроме меня да Кзага с Кончагом, ходу нет. Ты, недомерок, тоже вещь заветная, тебя Гългар никому показывать не хочет. Так что ты здесь сиди. Лечись.
        Фонси лечился. Лечиться приходилось в основном от скуки. За три дня хоббит научился читать на северном наречии по одной из книг Гългара - это было описание какой-то сложной мельницы, непонятно для чего предназначенной. Хавага раздобыла Фонси чернил, и он написал несколько писем Лилии и родным. Если письма попадут в Кардун, рассудил Фонси, Сосрыква найдёт способ переправить их оттуда в Шир.
        Гългар пришёл на четвёртый день, неся под мышкой тяжёлый свёрток. Положив его на одну из полок, старый орк обернулся к Фонси.
        - Я смотрю, Хильдифонс, ты совсем здесь прижился. Хавага говорила, ты и читать выучился по-нашему. Это хорошо.
        Он сел в кресло и, как и в первый свой приход, кивнул Фонси на стул, приглашая хоббита сесть рядом.
        - Скажи мне, Хильдифонс, чего ты хочешь в жизни? - спросил гундабадский владыка. - Ты много путешествовал, много повидал, добрался до самого Гундабада, и что ты думаешь делать теперь?
        - Домой хочу, - сказал Фонси. - Обратно домой. Если я уже послужил тебе, твоё гундабадское величество, отчего бы тебе не отпустить меня со следующим обозом, что уйдёт в Кардун?
        - Расскажи мне про дом, - попросил Гългар, - на что он похож? Расскажи мне о своём народе. Когда-то давно я слышал, что бывают полурослые люди, но ничего о них не знаю. Вот, скажем, Геронтий, твой отец - кто он такой?
        Фонси глубоко вздохнул.
        - Отец мой, Геронтий Тук - ширский тэн...
        Уже давно стемнело, а Фонси всё говорил и говорил. Хавага принесла им с Гългаром по кружке какого-то горячего отвара и по куску жёсткого сыра, а Фонси продолжал говорить. Орчий вождь слушал внимательно и сочувственно, задавая умные вопросы, когда чего-то не понимал. Как давно не встречал Фонси такого отличного собеседника и слушателя!
        - Мне было очень приятно поговорить с тобой, Хильдифонс, - прогудел Гългар, поднимаясь. - Я скоро приду опять, и мы поговорим ещё. Я обдумаю, как тебе лучше вернуться домой, а ты обдумай, о чём бы ты хотел расспросить меня.
        Когда Гългар ушёл, хоббита одолело любопытство. Подвинув стул к полкам, он взялся за принесённый орком плоский свёрток и чуть не выронил его - тяжеленный. Когда Фонси развернул грубое сукно, под ним сверкнуло что-то жёлтое, с красноватым отливом. На столе перед хоббитом лежала большая - где-то локоть в ширину и полтора в длину - золотая плашка[37 - Эта плашка сейчас находится в диковинной палате Эсгарота. О точной расшифровке того, что на ней написано, до сих пор спорят. По праву автора я использовал здесь ту интерпретацию, с которой согласен.] с вырезанными на ней словами. Подвинув свечу поближе к плашке, Фонси прочитал на ней:
        - Любопытно, - сказал Фонси, прочитав надпись на таблице, - кого это он посылает в Ривенделл? И зачем?
        Хоббит завернул золотую плашку в сукно и с трудом положил её обратно на полку. Имя Смог казалось ему знакомым - не то от Дори, Нори и Ори он его слышал, не то от Кзага с Кончагом. Судя по надписи, Смог был кем-то летающим и неприятным.
        - Лети себе, Смог, лети в Ривенделл, - разрешил хоббит, - ужо тебе Элрохир стрелу в пузо-то засадит.
        Гългар назавтра не пришёл - заходила Хавага принести еды и сказала, что он занят. А на следующее утро Фонси понял, что очень соскучился по старому орку.
        От безделья хоббит прочитал ещё пару книг с Гългаровой полки: одну про то, как варить плесень и толочь поганки, а другую про приключения какого-то великого орка в стародавние времена. А ближе к вечеру решил посмотреть, что в горшке, прикрытом тряпкой, на столе у Гългара.
        Горшок оказался вовсе не горшком, а большим, с голову, шаром из тёмного, до блеска лощёного непрозрачного стекла. Шар радовал глаз - как будто сидишь у очага и глядишь на пламя, хотя внутри стекла ничего не шевелилось, только отражалась комната и сам Фонси - смешной, с выпяченным вперёд носом, покатым лбом и скошенным подбородком.
        - Ну чего? - спросил Фонси у отражения. - Что делать-то будем?
        Отражение невесело молчало, и вид у него был глупый-преглупый.
        - Когда наступит весна, попрошу Гългара отправить меня с какими-нибудь торговцами в Кардун, - сказал отражению Фонси, - вот только в Кардуне придётся ждать первого льда, чтобы пойти на юг. Ничего, пойду к Сосрыкве в помощники, он звал, и лето проведу на Севере. А по первому льду доберусь до стародавнего сми- ала и там перезимую; там, если припасы с собой иметь, можно неплохо жить. А потом - дальше на юг, до тех мест, где кочуют Разъезжие. Уж они-то меня в Шир довезут мигом. Всё будет отлично. Что ты нос повесил, дурень? Улыбнись!
        Но отражение не повеселело. Оно, несмотря на глупый вид, всё знало и понимало не хуже Фонси. Понимало, что по дороге на север Фонси несколько раз чудом оставался в живых, и повернись всё хоть чуточку не так - быть бы ему в самом лучшем случае рабом в Кардуне или тут же в Гундабаде, а скорее всего - просто сложить косточки где-нибудь в неведомом овраге или болоте. И что надеяться на подобные чудеса на обратном пути просто глупо.
        - А может, меня в Шире уже и не ждёт никто, - сообщил Фонси отражению, изо всех сил стараясь не вспоминать о Лилии, чтобы не заплакать, покачал головой, вздохнул и добавил, - да нет, не верю я, что никто не ждёт, так просто легче себя уговорить не возвращаться. Э-эх... ещё бы хоть когда-нибудь посмотреть на Шир...
        Перед мысленным взором Фонси поплыли картины, знакомые с детства. Пологие холмы Тукборо и крутые склоны Белых холмов, петляющая меж зелёных берегов Ширейка и ветви ив, склонившихся над Водой, живые изгороди и шумно улетающие с дороги фазаны, и тающие в глубоком тёмно-синем небе разноцветные следы огненных забавок Гэндальфа...
        Что-то замерцало в глубине шара, зазеленело, придвинулось ближе - и Фонси увидел перед собою Большой Смиал, так ясно, будто шар был окном из самого ясного стекла. Большой Смиал, и картофельное поле, и дорожку, ведущую к норе Фиореллы Сдобкинс. Новая зелень ещё только начала сменять жёлтую прошлогоднюю траву, но снега уже нигде не лежало - в Шир уже пришла весна.
        Позади скрипнула дверь, и Фонси, отпрянув от шара, не удержался на стуле и полетел на застеленный старыми шкурами пол. Сев, он увидел стоящего в дверях Гългара.
        - Нет, Хильдифонс, не говори мне больше, что ты не колдун, - усмехнулся старый орк, протягивая руку и поднимая Фонси на ноги. - Я провёл больше года, пытаясь вызвать видения из этого Камня.
        - Я случайно с него тряпку снял! - торопливо сказал Фонси. - А потом просто на отражение своё смотрел, оно в шаре такое забавное.
        - Не оправдывайся, - махнул рукой Гългар, - я же не убрал отсюда Камень и не запретил тебе прикасаться к нему. Ты ни в чём не виноват. А эта страна, что ты разглядывал, и есть твоя родина?
        - Да, - кивнул Фонси, - а ты мне позволишь посмотреть на неё ещё? Она так далеко...
        - Поверь мне, Хильдифонс, тебе не понадобится смотреть на твою страну в Камне. Ты её сам скоро увидишь - если я не ошибся в тебе.
        «А если ошибся?» - подумал про себя Фонси, но вслух спрашивать не стал.
        - Ты, твоё гундабадское величество, обещал мне, что на вопросы мои ответишь, когда в следующий раз придёшь, - сказал он вместо этого. - Можно задавать?
        - Задавай, - ответил Гългар, усаживаясь в своё кресло и накрывая стеклянный шар тряпкой, - я на всё отвечу.
        - А скажи мне тогда вот что, - спросил Фонси, - для чего тебе вся эта затея с таркърским наследником?
        - Хороший вопрос, - кивнул большой головой владыка Гундабада, - а как бы ты сам на него ответил? Из всего, что ты слышал и видел - для чего мне вся эта затея с таркърским наследником?
        Фонси призадумался. Некие смутные догадки на этот счёт бродили у него в голове ещё со встречи с Кончагом и Кзагом в Кардуне, а золотая плашка с письмом Смогу - Фонси про этого Смога точно слышал ещё в Шире, когда дремал у гномьего костра, и говорили о нём гномы с такой же ненавистью, как о Болге - и волшебный стеклянный шар придали этим догадкам дополнительное подтверждение, но в цельную картину они ещё не сложились. Ну что ж, попробуем сложить сейчас.
        - Главное, что тебе нужно, - медленно начал Фонси, - это чтобы в Араторна поверил Волг. Настоящего Араторна ты тоже был бы не против заполучить, но это, видать, даже Кзагу с Кончагом не по плечу.
        Гългар крякнул, но не перебил Фонси, позволяя ему продолжить.
        - Я слышал что-то насчёт того, что у Аргонуи, вождя таркъров, связаны руки. Значит, Болг должен думать, что ты держишь его внука как заложника или приманку. Так или иначе, Болг должен полагать, что таркъры не представляют угрозы, что их действия учтены. Я правильно говорю?
        - Продолжай, - кивнул Гългар, - мне пока нравится.
        - Болг, как я понял, - продолжил хоббит, - не только твой первый помощник и советник, но и сам по себе сила. Я думаю, что без его согласия ты ничего нового и большого начинать не станешь. Я думаю, что ты замыслил большой поход в южные земли и хочешь успокоить Болга, чтобы он не опасался таркъров. Сам же ты таркъров почему-то не опасаешься, должно быть, оттого, - Фонси едва удержался от того, чтобы стрельнуть глазами в сторону полки, где лежала золотая плашка, - что обзавёлся на юге какими-то могучими союзниками. По-моему, так.
        - У тебя на плечах, Хильдифонс, умная и толковая голова, - похвалил Фонси Гългар, - голова правителя. Именно такого правителя достойна твоя страна!
        - Ты это, твоё гундабадское величество, о чём? - опешил Фонси. - Как я, правильно догадался?
        - Почти всё правильно, - согласился Гългар, - и даже про союзника правильно.Так что ты говорил про страну да правителя?
        - Я решил сам доставить тебя домой, Хильдифонс. После весеннего равноденствия будет большой поход на юг, и ты поедешь с нами. Ты будешь правителем Шира.
        - Я? Тэном?
        - Тэном, князем, дурбагом - как пожелаешь.
        - Ты что, видел в этой круглой балясине моего батюшку и братьев? С ними что-то случилось?
        - Камень не показывает мне ни зверей, ни говорящих, только расположение земли. Нет, с твоими семейственниками должно быть всё в порядке.
        - Тогда как же я буду тэном?
        - Я вижу, что ты не хочешь убивать отца и братьев, - задумчиво покивал Гългар, - что же, отца отправишь на покой, а братьям раздашь завидные должности. И весь Шир будет твой! Эта девушка, на которой тебе не разрешали жениться - её отец и братья сами принесут её к тебе связанной, и бросят к твоим ногам, и не возьмут выкупа!
        Фонси не нашёлся, что ответить на такое заманчивое, по очевидному мнению старого орка, предложение. А Гългар продолжал.
        - У тебя будут самая вкусная еда и самые роскошные вещи. Мы выстроим могучие крепости в четырёх концах Шира, и ни один враг не посмеет ступить на ширскую землю. Ты думаешь, мы идём в набег? О нет. Я не Хийси! Я Гългар! Мы идём на юг и мы там останемся. И вы, ваш народ, - Гългар широким взмахом ладони указал на Фонси, - станете нашими союзниками. Мы покажем всем, что орки могут жить в мире с другими народами, как жили когда-то.
        «Совсем как троюродная бабушка Вожжинс», - подумал Фонси, - «когда рассказывает, какие вкусные нынче удались капустные оладьи с луковой подливкой, и как всем хватит добавки. И поди заикнись, что капустные оладьи терпеть не можешь, а от луковой подливки даже поросята плюются. Тут же получишь подзатыльник за непочтительность к старшим, и хорошо еще если не поварёшкой. Остаётся кивать да поддакивать, а потом и есть оладьи эти самые».
        - Таркъры и эльфы - продолжал между тем Гългар, пристально глядя на Фонси, - вот кто столетиями сеял смуту между народами. Сбросить эльфов в море, сгноить таркъров в болотах - и все остальные позабудут старые распри и снова соберутся, как прежде, в единый Андан-маа, и тогда...
        - Что тогда? - послушно спросил Фонси.
        - Тогда, - торжествующе выдохнул повелитель орков, - вернётся Король!
        - Ка... какой король? - не сообразил хоббит.
        - Наш Король, - серьёзно и размеренно сказал Гългар. - Наш стародавний бессмертный Король. Уже много лет по Северу ходят слухи о том, что он вернулся, но подтвердить их я сумел лишь недавно, - владыка Гундабада кивнул в сторону прикрытого тряпкой шара. - Король действительно появился снова и воздвиг себе замок на юге, в дремучем лесу, но вестей от него на Север не приходило, и из моих посланцев никто не вернулся. И тогда я понял - Север забыл Короля, мы живём разобщённо и дико, мы позволили заболотить наши земли и разрушить наши города. Король не возвращается, потому что мы недостойны его. И поэтому я сделаю нас достойными, и ты, Хильдифонс, поможешь мне в этом.
        Фонси только кивнул. В ушах у него звенело, голова кружилась, вот только уже совсем не от клещовицы. Голос Гългара доносился до хоббита как сквозь пуховое одеяло.
        - Так действовал Король, собирая северные земли, - находил себе друзей из тех земель и помогал им стать правителями. Только если этого не получалось, - глаза Гългара сверкнули из-под нависающего над ними лба, - только тогда приходило в те земли войско Севера или соседи с северным оружием. Но твоя земля избегнет этой участи, Хильдифонс, потому что ты ей поможешь.
        - Я... мне надо подумать, - слабо проговорил Фонси, цепляясь за стул, чтобы снова ненароком не упасть, - обдумать надо всё, что ты мне сказал.
        - Я надеюсь, я не напугал тебя, - голос старого орка снова успокоился, - я могу иногда увлечься, разговаривая про Андан-маа. Сейчас мне нужно уйти, но я вернусь завтра - у тебя за это время наверняка накопится ко мне множество вопросов. До завтра, Хильдифонс!
        Тяжёлая дверь затворилась за Гългаром, а Фонси ещё долго сидел неподвижно, тупо уставясь перед собой, снова и снова припоминая Гългаровы речи.
        - Это тебе не троюродная бабушка Вожжинс, - мрачно сказал хоббит, - тут, если скажешь правду, подзатыльником не отделаешься. Можно, конечно, пойти и открыться Болгу. Проживу я после этого, боюсь, не очень много, но зато Шир...
        Фонси спрыгнул со стула и начал ходить взад-вперёд по комнате, шёпотом разговаривая со всем, что попадалось на глаза.
        - А что Шир? Ну, положим, узнает Болг, что никакого Араторна в заложниках у него нет, и не даст согласия послать войско на юг. Так это пока. А если этот самый Смог и вправду разрушит Последний Уютный Дом, тогда что? Тогда Болг передумает и ещё, чего доброго, сам в Шир дружить отправится. Так что открываться Болгу пока не следует, тем более, что мне из этой клетушки-то не выбраться никак. Разве что дверь с петель срезать гномьим напильником.
        Фонси надоело ходить и он сел на лежанку.
        - Так, - сказал он, уставясь в потолок, - лучше всего бы сбежать отсюда и как-нибудь ухитриться предупредить об опасности и Элрохира, и Аргонуи таркъра, и кто у них там главный эльф в Митлонде. И пускай они устраивают третью ангмарскую войну, сколько им влезет, а меня пускай оставят в покое. Я всего-то хотел папаше Чистолапу принести выкупом за невесту сильмарил и посмотреть, какая у него рожа будет. Не у сильмарила, понятно, а у папаши Чистолапа.
        - А вот любопытно, - хоббит встал с лежанки и направился обратно к стеклянному шару, - попробую-ка я посмотреть ещё раз на Шир...
        Шар оставался тёмен и тускл и Шир показывать не желал. Фонси пробовал поворачивать и переворачивать его, заходить с разных сторон, вежливо просить, но прежде чем у хоббита что-либо получилось, прошло несколько часов. Если хорошенько представить себе Большой Смиал, да не внутренность его, а именно холм, где он вырыт, и чуть-чуть закатить глаза, чтобы шар на мгновение стал мутным, и потом словно бы поместить Смиал в серёдку шара, то он там действительно появляется. А потом можно смотреть в глубину шара и представлять себе, что идёшь по дорожке, и картины родного дома разворачиваются перед тобой, как будто шар - это клубок, куда волшебным образом закатали весь Шир. Вот только ни хоббитов, ни овец, ни даже кроликов Фонси увидеть не удалось - шар показывал только расположение холмов, долин и тропинок, так что с надеждой увидеть Лилию или братьев с сёстрами Фонси пришлось распрощаться. Внутренностей норы шар тоже не показывал - либо не умел, либо Фонси так и не удалось его заставить.
        Назавтра снова явился Гългар и снова приказал подать отвара и каких-то твёрдых лепёшек, и снова завёл разговор о том, как славно заживут хоббиты, и особенно их правитель, Хильдифонс ширадурбаг, когда в Шире устроятся гундабадские выселки.
        - А скажи мне, твоё гундабадское величество, почему бы вам не начать строить эту самую новую державу ну хотя бы с Кардуна? Расчистите завалы, отстройте город и объедините северные земли. Ни таркъры вам в этом мешать не будут, ни эльфы. А там бы и король ваш вернулся в отстроенную свою столицу.
        - Мудро рассуждаешь, ширадурбаг, - похвалил Фонси Гългар, - только не знаешь Севера. Слишком здесь много обид накопилось друг на друга, какой народ ни возьми, всякий вспомнит, как в начале времён - а начало времён у них как раз на ту войну и приходится, от Большого Болота годы считают - их народ все соседи обидели, кто с земли согнал, кто женщин с детьми в рабство увёл. Их даже против таркъров не объединить - таркъры самое большее пару раз в год нагрянут, а соседи постоянно под боком сидят, и постоянно от них беспокойство бывает.
        «За отца убьют, за бинонту убьют и за ирыстон убьют», - вспомнились Фонси слова Сосрыквы. Похоже, что Гългар говорил правду.
        - А ещё, - продолжил Гългар, - на Севере земли нет, чтобы войско прокормить. А у вас в стране подземный дар растёт повсюду. Он и здесь раньше рос, да поля те нынче затоплены.
        - Какой такой подземный дар? - удивился Фонси. - Картошка, что ли?
        - О да, - закивал Гългар, - картошка! Как у нас пели когда-то: поклон тебе, подземный дар! С тобою не страшен долгий путь! Подземный дар питательнее хлеба, но его не надо ни давить, ни колотить, ни сдувать - просто выкапывай, вари и ешь!
        - Ну ты сказал тоже, - обиделся Фонси, - выкапывай, вари и ешь! А с маслом подсолнечным размять? А на тёрке натереть, с яйцом перемешать и на сковородке поджарить? А в сметане с грибами и луком потушить?
        Гългар оскалил зубы в довольной улыбке.
        - Вот видишь, Хильдифонс! А ты ещё спрашиваешь, отчего я хочу, чтобы именно твоя страна стала основой для возрождённой Северной державы! Сила гундабадских воинов, подкреплённая силой ширских землепашцев - никто нас не победит! Видишь теперь!
        - Вижу, - отвечал Фонси, - как не видеть.
        - Бежать всё-таки? - спросил Фонси у вышки на северной заставе, с помощью шара обходя её со всех сторон. За несколько дней хоббит изрядно преуспел в трудном искусстве смотреть в шар; теперь Шир появлялся в нём сразу, стоило Фонси того пожелать, и все места, знакомые Фонси наяву, были доступны ему и внутри шара. Теперь он хотел проследить своё путешествие в Глухомань.
        Как бежать, непонятно. Ошарашить Гългара стулом по голове, когда он в следующий раз войдёт? Предположим, у меня получится, если кресло к двери подтащить и встать на него. И куда потом, если я сейчас в самом безопасном месте Гундабада? Вроде бы Хавага говорила, что эта каморка - в башне, высеченной из выступа на стене горы, а сам город Гундабад - внизу. Это значит, что даже если Гългар будет тут лежать без сознания, мне надо будет как-то пробраться через целый город, полный орков и троллей и ещё олифан знает кого, а потом я всё равно окажусь посреди незнакомой страны в конце зимы. Нет, этого никак не получится.
        Фонси одобрительно хмыкнул, увидев, что сарай, что он чинил когда-то в незапамятные времена, а если подумать, то всего-то около полугола назад, до сих пор стоит прочно.
        - Если я хочу убежать из Гундабада, - поведал Фонси стене сарая, - то мне нужно изучить местность вокруг с помощью этого шара. А для этого надо попробовать заставить его показать мне Глухомань.
        Но Глухомань шар показывать не желал. Фонси смог повторить в шаре путешествие до Пустограда и посмотреть на сам Пустоград, но дальше на север пробраться не получалось - картины в шаре плыли, становились размытыми и полупрозрачными, а потом и вовсе терялись в глубине тёмного стекла, оставляя Фонси беседовать со своим глупым отражением.
        Гългару, как начало казаться Фонси, было просто не с кем поговорить. Все орки, кого Фонси до сих пор встречал - Гършаг охотник на троллей, Кзаг и Кончаг, Хавага - были в обращении просты и прямы, а к рассуждениям не склонны. Должно быть, Гългару, рождённому и воспитанному в Ангмаре, очень непросто найти собеседника в нынешнем Гундабаде - вот он и делится с Фонси сокровенными планами, заручившись предварительно его, Фонси, сотрудничеством. А сотрудничать с ним придётся, если не удастся убежать. А бежать, даже если удастся, всё равно некуда. А в качестве ширадурбага - вот ведь противное слово! - можно будет хоть чем-то помочь своим.
        - Таркъры сами по себе немногочисленны, хотя и сильны в бою, - объяснял Гългар, сокрушая последнюю надежду Фонси всё-таки убедить старика образумиться и отказаться от всей этой затеи. - Главная опасность таркъров - в том, что они служат связью между Ривенделлом и Митлондом и в случае чего могут быстро привести на помощь дружину эльфов. Но из Ривенделла им вести будет некого - туда прилетит мой союзник. Такого союзника не было ни у кого со времён Предначального Владыки! - Гългар важно поднял указательный палец, - и мне стоило многих трудов договориться с ним, потому что мой союзник дракон!
        - Дракон? - присвистнул Фонси.
        - Великий дракон Смог из Серых гор, пожиратель гномов. Гордый и обидчивый, трёх моих посланцев сжёг, прежде чем я узнал, что к дракону нужно обращаться вежливо и по имени, и письма к нему посылать на золоте, иначе он и не взглянет на них. А поди узнай имя дракона, ведь он его на дверях логова не пишет.
        - А как ты узнал его имя?
        - Есть у нас в подземельях немало пленников-гномов; войну-то они выиграли, но Гундабад-то так и не взяли. Вот у них и выпытал.
        Фонси не стал уточнять, что именно хочет сказать Гългар словом «выпытал», но заподозрил, что совсем не то, что имели бы в виду в Шире.
        - А как начал я его вежливо Грозным Смогом именовать, так он и отвечать мне начал. Уговорились с ним, что налетит он, когда и куда я попрошу, и получит за то целую груду сокровищ. Так что Ривенделл скоро опустеет, а потом придёт черёд и Митлонду.
        - А таркъры? - спросил Фонси, ожидая, что и таркърам Гългар приготовил ту же самую участь.
        - Таркъров достаточно будет разбить и загнать к болотам, - махнул рукой старый орк, - и забрать детей в заложники, как сейчас Ривенделл у них забирает. Поколение пройдёт, будут и таркъры наши.
        - Ривенделл у таркъров детей в заложники берёт? - удивился Фонси.
        - У вождей таркъров. Они воины хорошие, таких соседей опасно иметь. Давно бы Ривенделл осадили, если бы дети их вождей там не росли...
        Гългар приходил поговорить почти каждый день. Фонси уже знал про то, как будет управляться новая северная держава и как будут осушены болота, когда вернётся Король. Фонси знал, как отряд орков тайными тропами подойдёт к Ривенделлу, разделится на четыре отряда и окружит долину, чтобы никто из спасшихся от дракона не смог уйти. Гългар рассказал ему о том, как нужно поступить с гномами и большецами Синих гор, и о том, что Болг чересчур осторожен и не хочет связываться с эльфами и таркърами, и о придуманных им особых заслонах от солнца - орки не любят солнца и стараются избегать его, именно поэтому Гългар задумал начать поход летом, когда никто не будет ждать нападения, ведь всем известно, что орки ходят в набеги поздней осенью. Многое узнал Фонси об орках, Ангмаре и Гундабаде, гораздо больше, чем когда-либо хотел знать.
        Волшебный шар служил ему отдушиной: после очередного разговора с гундабадским владыкой хоббит усаживался за стол и переносился в Шир, и гулял по знакомым с детства тропам.
        «Эти вот два пустыря,» - заметил про себя Фонси, - «надо будет под картошку распахать, картошки-то придётся больше выращивать. А вот в Больших Откопах, можно будет сказать Гългару, чтобы крепость строил, там земля подходящая... олифан меня заешь, что же я такое думаю...»
        Не отрывая глаз от шара, хоббит убыстрил движение взгляда, как будто бежал со всех ног. По дороге попался холм, и Фонси обнаружил, что картинка в шаре движется так, словно он летит по воздуху.
        «О как», - сказал хоббит, - «а если мы вот так?»
        И, представив себя птицей, Фонси взмыл на такую высоту, откуда весь Шир представился ему не больше огорода. А за Широм, на севере - Глухомань, и большое озеро, на берегу которого стоит Пустоград, а дальше - холмы, леса и овраги стародавнего Артедайна, а за ними - заболоченные земли стародавнего Ангмара, а вот и Кардун, а Гундабад должен быть где-то здесь, в горах.
        «Я не знаю, случится ли мне возможность убежать», - сказал сам себе Фонси, снижаясь над горами и замедляя полёт, - «но если случится, надо знать, куда бежать, правда?»
        - Не угодно ли молодому господину Хийси-Хоншу отварчика испить? - прогибая спину в глубоком подобострастном поклоне, старая Хавага поставила чашку с отвратительным плесневелым отваром на стол.
        - Обязательно? - поморщился Фонси.
        - Обязательно, господин, - отвечала старуха, - иначе клещовица вернуться может.
        Молодой господин Хийси-Хонш вздохнул и приложился к холодному золотому краю чашки.
        Старая орчица не иначе как подслушивала его с Гългаром беседы, потому что постепенно «недомерок» из её речи куда-то пропал, сменившись «пареньком», а теперь и вовсе «молодым господином». Хотя то, как Хавага произносила его имя, Фонси совсем не нравилось.
        По всей видимости, господину Хийси-Хоншу и чашка полагалась золотая. Да и одежду подарил ему Гългар такую, что Фонси в Шире засмеяли бы.
        - То есть, Белладонна засмеяла бы, - признал Фонси, глядя на висящий в углу короткий, отороченный мехом, кожаный кафтан с золотым тиснением вдоль рукавов и ворота. Штаны из плотной замши, сапоги с таким же тиснением и оторочкой, высокая шапка из неизвестного Фонси меха - похоже на медвежий, только белого цвета[38 - На берегах северного моря действительно обитают торнгаски - белые звери, похожие на огромных медведей с длинными, вытянутыми мордами и шеями.] - и из такого же меха тяжёлый плащ дополняли наряд. Рубашка под кафтан, надетая на Фонси сейчас, тоже была из замши, только очень тонкой и мягкой, а вот нижнюю рубашку со штанами и жилет Фонси оставил свои, не желая расставаться с удобством потайных карманов.
        Белладонна засмеяла бы. И Лилия тоже. И Сумбо. А вот Сембо или братец Грим уже не стали бы смеяться, а прикинули бы, сколько золота на тиснение пошло. И батюшка не стал бы. А уж папаша Чистолап как не стал бы...
        Фонси представил себе, как стоит у ворот Большого Смиала, облачённый в одежды ширадурбага, позади него в угрожающих позах, с руками на рукоятях ножей, стоят Кончаг и Кзаг, а впереди - Чистолапы всей семьёй: и Том, и Барт, и все остальные, включая тётушку Фиореллу, и они расступаются и пропускают вперёд Лилию, в свадебном платье, в венке из белых роз на склонённой голове, с распущенными тёмными волосами... Лилия поднимает голову и смотрит на Фонси остекленевшими пустыми глазами, безжизненными и холодными.
        Горло стиснуло судорогой.
        - Не поперхнитесь, господин Хийси-Хонш, - проскрипела Хавага, - обязательно надо отвар до конца допить.
        - Поди прочь, без тебя знаю, - бросил через плечо Хийси-Хонш ширадурбаг и прихлебнул отвратительной гадости, нарочито смакуя.
        Униженно кланяясь, Хавага исчезла за дверью.
        Завтра письмо Смогу отправится на восток, и план Гългара придёт в движение. Отряд орков пройдёт тайными путями отсюда до Ривенделла и окружит долину, чтобы никто не ушёл от не ведающего пощады дракона. Потом в Ривенделл подтянутся другие отряды и разошлют гонцов к остальным племенам орков, чтобы собрать там большую силу. Если захват Ривенделла будет успешным, Болг обещал призвать на помощь своего брата Вергъла, правителя южных поселений. И тогда объединённое войско орков двинется вдоль Западной Дороги, осадит Тарбад, возьмёт Бри и Арчет и на остаток лета зароется в землю в ширских холмах. А дальше - короткая война с Разъезжими и осада Митлонда. А на эту осаду уже потянутся и северные племена вроде жарвов и скрефенов, и разбойничьи шайки из Минхириата и прочих краёв без короля - всем захочется поживиться. Ну а потом вернётся Король, увидев, какие дела творятся в его честь, не может не вернуться, и тут-то всё будет так хорошо, что ни в сказке сказать, ни пером описать, - припомнил Фонси давешнюю беседу с Гългаром. Ни в сказке сказать, ни пером описать... - в голове хоббита забрезжила какая-то
смутная идея, - что написано пером, не вырубишь топором...
        Фонси придвинул стул к полкам, взобрался на него и с трудом стянул вниз золотую плашку. Из внутреннего кармана жилета на свет явился напильник гномов. Он и железо-то резал превосходно, а золото ему было просто как масло - можно и новых рез начертить, и старые замазать.
        - Вот так, - выдохнул Фонси, закончив исправлять надпись, - так, и ещё вот так. И посмотрим теперь, полетит ли куда-нибудь эта гордая птица.
        Хоббит завернул плашку в сукно и затащил обратно на полку. Сердце бешено стучало. Чтобы успокоиться,
        Фонси сел перед шаром и привычным волевым усилием взмыл в воздух с вершины Пустоградской башни.
        Дома у батюшки на стене висело немало карт - батюшка в своё время немало по свету странствовал и потому их очень любил, - и Фонси привык, что, например, лес на карте обозначается несколькими деревьями, город - красивой башней, деревня - маленьким домиком, а, скажем, горы - острыми вершинами. И все они на карте выглядят одного и того же размера.
        А если смотреть с высоты птичьего полёта, то выходит, что горы-то ещё кое-как найти можно, а вот разыскать город уже гораздо сложнее, потому что дома и башни на деле ни в какое сравнение с горами по размерам не идут. Несколько дней Фонси, как обалдевшая ворона, кружил над Севером, прежде чем отыскал Кардун, а Гундабад до сих пор не мог найти.
        «А зачем, спрашивается, я тут в небе кружу, как обалдевшая ворона?» - подумал Фонси. - «Гундабад это гора, а крепость и город сделаны внутри горы и на южном склоне, хоть это мне Хавага рассказала. Надо опуститься на какую-нибудь вершину и оттуда смотреть на все другие».
        Вершина горы Гундабад была точь-в-точь такая, как горы на карте - высокая и остроконечная. В сторону от неё отходила словно бы каменная стена пониже, а в седловине между Гундабадом и соседней горой - Фонси не знал, как она называется - было сделано огромное каменное крыльцо - это и был город-крепость Гундабад, построенный в давние времена гномами, а теперь, после того, как гномов вытеснил с Севера Бессмертный Король, принадлежащий оркам. Серые каменные здания и загоны - верно, для троллей - тянулись от горы до горы полукругом и ступенчатыми ярусами спускались к обрыву, откуда дальше вниз шла такая же невероятная дорога, прикреплённая к скале только одним краем, как та, что Фонси видел по пути из Кардуна.
        «Только один вход и выход», - понял Фонси, - «вот почему гномы так долго держали осаду, а крепость так и не взяли. И дорога наверняка охраняется, так что убежать по ней не получится. Что ж, будем искать выход, которого нет».
        За следующие несколько дней Фонси изучил окрестности Гундабада не хуже, чем Тукборо. Путь наружу был не один - было ещё несколько желобов, по которым с горы спускали мусор, да ещё с двух краев седловины спускались длинные и ржавые цепи, приделанные к подъёмному приспособлению с колёсами и воротом - судя по размерам, крутить его должен быть тролль. Тут главное, чтобы, пока спускаешься по цепи, тебя этот тролль обратно не выкрутил.
        Дороги от Гундабада отходили на восток и на запад. Пологий спуск переходил в западную дорогу, довольно широкую и ровную, должно быть, это и была дорога троллей, что поминал в свое время Кзаг. Восточная дорога была поуже и поизвилистей.
        На юг уходили какие-то совсем невзрачные и неприметные тропинки, но именно их отправился исследовать Фонси - по этим тропам Гългар собирался отправить отряд в Ривенделл.
        Тропа петляла между скал, поднималась на два перевала, проходила мимо какой-то длинной и узкой долины - Фонси захотелось задержаться и осмотреть её как следует, но он не стал, - огибала скалистую гряду, служащую этой долине северной стеной, сужалась в этом месте до ширины в три-четыре хоббитских шага, потом поднималась ещё на один перевал, опускалась в ущелье, проходила над бьющим из скалы ручьём и заканчивалась на вершине холма, откуда открывался сам Ривенделл - глубокая и длинная долина, уже начинающая зеленеть, хотя вокруг всё ещё желтела прошлогодняя трава и вереск.
        Фонси улыбнулся и начал спускаться в долину. Хоть посмотреть, какой он, этот самый Последний Уютный Дом, раз уж не удастся расспросить Шельмеца, как ему там понравилось.
        Но едва показались внизу крыши и мосты Ривенделла, Фонси остановился.
        «Мне надо не Уютный дом рассматривать», - сказал он сам себе, - «а места под Гундабадом изучать. Если повезёт, в Уютный дом я и сам попаду когда-нибудь».
        И он отправился назад вдоль потайной тропы - исследовать места под Гундабадом.
        Скрипнула дверь, и Фонси поднял глаза от стеклянного шара. Картинка в нём не погасла - за время обращения с кудесиной хоббит научился делать так, чтобы изображение держалось в шаре ещё некоторое время после того, как Фонси переставал вглядываться в него и иногда засыпал, глядя на Шир.
        На пороге стоял Кзаг.
        - О! - обрадовался Фонси старому знакомому, - здравствуй, Кзаг! Как у тебя дела? Как Кончаг поживает?
        Высокий орк в два шага пересёк комнату и навис над столом, за которым сидел хоббит.
        - И ты здравствуй, - проскрежетал он, - и слушай меня, у нас нет времени. Сюда идёт Болг. Из Кардуна приехал какой-то равнинник, поговорил с Болгом, тот рассвирепел и велел привести Хавагу. Гългара в городе сейчас нет. У Хаваги ключ от этой двери. Готовься изображать таркърского щенка, да хорошенько. Понял? Всё, меня здесь не было.
        Обернувшись на полдороге к двери, орк красноречиво провёл кривым ногтем по собственному горлу.
        - Понял? - ещё раз осведомился он и вышел, не дожидаясь ответа. Снаружи лязгнул засов и щёлкнул ключ.
        Фонси с трудом преодолел накатившее на него оцепенение, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и спрыгнул со стула. Кафтан, плащ, сапоги, весь ширадурбагский наряд. Мешок, лопата, нож, топорик, напильник - всё на месте. Батога, жалко, нет, остался в деревне Хийси. Шапка. А теперь - ждать гостей.
        Фонси подумал и задул свечу на столе. В комнате не совсем темно - значит, снаружи день, может быть, даже ясный.
        - Ну, выручай, таркърская кудесина, стародавнее колдунство, - обратился Фонси к волшебному шару. - Сейчас или никогда.
        Засов снаружи снова лязгнул, и дверь отворилась.
        Болг сильно отличался от Гългара - кожа его была темнее, с каким-то даже зеленоватым отливом, как у гриба свинушки, голова не такая большая и не продолговатая, а круглая, и глаза гораздо более широко расставлены. Ростом он был поменьше гундабадского правителя, больше походил статью на большеца. И одевался он совсем не так, как Гългар - ни кожи, ни замши, а вместо этого длиннополый камзол из толстого чёрного сукна и суконные же штаны, а под камзолом - вязаная шерстяная телогрейка с каким-то простым узором.
        Жёлто-карие глаза орка сверлили Фонси, и лоб над ними хмурился всё сильнее - видно, привык Болг Азогинс встречать по одёжке и никак не мог понять теперь, кто перед ним.
        Фонси стоял смирно, временами чуть скашивая глаза на шар, где не было видно ничего, кроме белого тумана: перед тем, как пришёл Болг, Фонси поднял взгляд шара в толщу облаков.
        Вслед за Болгом в комнату заглянул бородатый большец, знакомец Фонси по кардунской бане, не подозревающий, что обязан хоббиту жизнью - если бы Фонси рассказал про него тогда Кзагу с Кончагом, те бы ни за что не оставили купца в живых.
        - Ты его знаешь? - спросил Болг, делая шаг через порог.
        - Здравствуй, Фонси! - поприветствовал хоббита Гернот сын Гизельхера,[39 - Исторический эсгаротский купец, действительно занимавшийся торговлей с северо-западом. В частности, «зуб Смога», хранящийся в эсгаротской диковинной палате, на самом деле вовсе не зуб Смога, а клык морского зверя хроссваля, привезённый Гернотом из Кардуна.] подмигивая. - Ты, я вижу, всё-таки добрался в Гундабад, - и, не дожидаясь ответа от Фонси, обратился к Болгу:
        - Он не более дунадан, чем я, о владыка. Это тот самый маленький купец с запада, я тебе говорил о нём.
        - Все вы на одно лицо, - отозвался Болг, знаком приказывая двум оркам-стражникам оставаться на пороге и делая шаг вперёд, - кто ты такой? Почему ты так одет?
        «Откуда это Гернот знает моё настоящее имя, я же ему не говорил...» - пронеслось в голове у хоббита, но размышлять времени не было. Фонси шагнул навстречу Болгу и немного в сторону, рукой надвигая на глаза меховую шапку, напряг воображение и обратился к шару, мысленным зрением прорываясь сквозь облачную пелену.
        Навстречу солнцу.
        Крики Болга, его охранителей и Гернота слились в один. Фонси сорвал с лица шапку и на мгновение зажмурился - даже в Белых холмах самым жарким летом не бывало так светло, - потом открыл глаза и убедился в том, что три орка, глядевшие прямо на шар, когда тот вспыхнул ослепительным солнечным светом, лежат ничком, а Гернот, единственный оставшийся на ногах, уткнул лицо в сгиб локтя; проскочил мимо купца, задев его локоть, отчего тот взвизгнул, как маленькая девочка, и подпрыгнул на месте; а хоббит выскочил в открытую дверь, с трудом закрыл её и приладил на место тяжёлый засов.
        - Посидите тут, пока Гългар не вернётся, - посоветовал Фонси Болгу и его подручным, хотя те вряд ли могли его услышать, - или, может, Хавага вас выпустит. А я пойду.
        Фонси пробежал вниз по высеченным в камне ступенькам, пересёк какой-то большой проход, сворачивая туда, где воздух был посвежее и тусклый свет поярче.
        Впереди послышались шаги и голоса. Фонси замер.
        «Что там говорил Сосрыква насчёт доспехов?» - припомнил хоббит. - «Если выглядишь так, будто доспехи в первый раз надел, всякий к тебе придерётся. А мне в приличном костюме ходить не впервой, я как-никак Тук!»
        Фонси представил себе, что кожа, мех и замша, в которые он одет, на самом деле - алый бархатный жилет с золотой цепочкой, штаны из тонкого чёрного сукна, обшитые золотой тесьмой, и ослепительно белая рубашка тончайшего льна, с кружевом вдоль ворота и манжетов, скреплённых золотыми запонками гномьей работы, а на голове у него щегольская мягкая шляпа из лилового бархата, с золотой булавкой. Приосаниваясь, как будто встречая гостей в Большом Смиале, Хильдифонс Тук перестал жаться к стене и пошёл вперёд прямо и гордо.
        «...и поставили его за кражу на шестом ярусе...» - гулкий проход хорошо доносил до Фонси разговор идущих впереди орков.
        - А оружие?
        - Какое там оружие - оленья нога с копытом.
        - Хар-хар-хар-хар-хар! Ты с ним драться ходил?
        - Два раза, я ж на шестом ярусе живу. Хорошо подрались. Он мне по уху копытом попал, а я ему в лобешник закатал аж зазвенело.
        - Хар, хар. А у нас на четвёртом здоровый такой стоял, без оружия. Дня четыре продержался, потом унесли, так пришлось тролля звать, такой тяжёлый.
        - Я раз шесть дней стоял, когда у Хаваги сушёную ящерицу сожрал.
        - Это ты, может, на горе стоял.
        - Кто, я на горе стоял?...
        Голоса стихли, и Фонси облегчённо вздохнул. Судя по разговору, орки попались общительные - вряд ли удалось бы пройти мимо них так запросто.
        «Та-а-ак», - подумал Фонси, - «это же я не в Шире, где меня все знают, а в Гундабаде, где меня знают от силы пятеро. Если по Тукборо будет расхаживать незнакомый хоббит в праздничном наряде, у-у, расспросов не оберёшься».
        Повеяло свежим воздухом, и Фонси подошёл к тяжёлой каменной двери, закрытой, но, к счастью, не запертой. Поднатужившись, хоббит приоткрыл её настолько, чтобы хватило места протиснуться наружу.
        Было около полудня. Облака кое-где разошлись, открывая синее небо - Фонси вот уже невесть сколько времени не видел синего неба: Туманные горы не зря зовутся Туманными.
        Хоббит огляделся. Он стоял на небольшой приступке перед выходом из Горы. Прямо перед ним вниз сбегала лестница, ведущая на верхний ярус Гундабада, застроенный, как и прочие, низкими прямоугольными каменными строениями старинной кладки - камни плотно прилегали один к другому, цепляясь друг за друга выступами и зубцами - ни полведёрка раствора не было потрачено на эти стены. Справа от застроенных ярусов располагались ярусы пустые, где стояли только какие-то нескладные хижины. Возле них ходили, вероятнее всего, большецы-огородники, выращивающие для орков Гундабада овёс, горох, коз и свиней. Большецов покупали в Кардуне.
        - А чего бы тебе, твоё величество, рабов этих не освободить и не дать им места в Гундабаде, такого же, как оркам? - осторожно спросил Фонси у Гългара, - глядишь, и зажили бы как прежде, при Короле.
        - Эх, Хилъдифонс, - вздохнул Гългар, - ведь это ничтожные люди. Они позволили себя в рабство обратить, значит, ни на что другое не годились. Освободить их, так они тотчас назад в рабство запросятся, потому что жить по-иному не умеют. То ли дело в старые времена...
        Бежать направо смысла не имело. Спрятаться среди большецов Фонси скорее всего сумел бы, но как потом выбираться из города? Да и большецы-невольники могут выдать.
        А вот слева, на самом краю обрыва, виднелись какие-то развалины - несколько домов были обрушены, как будто кто-то столкнул их вместе. Если попробовать спрятаться там, а потом пройти вдоль края и спуститься по дороге, как-нибудь минуя стражу, или хоть съехать по мусорному жёлобу...
        День стоял светлый, и, должно быть, поэтому народу на узких улицах Гундабада почти не было - пару раз Фонси видел волочащего что-то скверно одетого орка, видимо, слугу или раба, да ещё один раз чуть не налетел на ещё одного орка, прикованного за ногу в узком проходе между двух домов. Этот, правда, на слугу не походил, рожа у него была отменно разбойничья.
        - Эй, коротышка, драться будем? - крикнул он, но хоббит отмахнулся и поспешил дальше, провожаемый предложениями всё-таки вернуться и подраться.
        Когда орк замолк, стало совсем тихо. Гундабад спал. Особенный запах был у города орков, не такой, как в Кардуне, - поверх запахов шкур, мяса, отбросов и всего прочего здесь пахло гарью и копотью, - вероятно, из подгорных кузниц, что вскользь упоминал раньше Гългар.
        Спустившись на нижний ярус, где и находились сдвинутые в кучу дома, Фонси услышал далеко позади какой-то шум и голоса. Резкий звук рога раздался над спящим городом, потом ещё раз и ещё, потом ему ответили с другой стороны - уже гораздо ближе. Фонси припустил бегом. Не иначе как Болг и его охранники проморгались и выбрались из Гългаровой тайной комнаты и теперь трубили тревогу.
        А Гундабад уже не спал. Орки выходили из домов, щурились на свет, пытались сообразить, что происходит - орк днём это всё равно что большец ночью, одни эльфы с гномами видят ночью и днём одинаково, - и все отправлялись в одну и ту же сторону. Фонси останавливаться и спрашивать, куда, не стал и снова перешёл на тихий быстрый шаг - за бегущим того гляди погонятся.
        Вот и развалины. Гундабадские дома, сложенные без раствора, можно было при желании разобрать по камешку, и здесь, судя по всему, кто-то начал делать именно так. Сдвинутые камни в одном месте образовали лестницу, по которой хоббит поспешил вскарабкаться. Пробежал по стене и кое-как слез с другой стороны, оказавшись внутри замкнутого кольца развалин. Вот сейчас можно и передохнуть, здесь никто не заметит.
        Фонси огляделся. Между камнями здесь и там лежали кости и кое-где целые остовы с черепами; на нескольких ещё остались клочки бород. Гномы. Привалившись к груде камней, напротив Фонси полулежал большой каменный тролль - пожалуй, даже покрупнее того, что убил Сосрыква по дороге в Кардун. В тролле засело два топора - один маленький на длинной рукояти, как у Сосрыквы, другой покороче, с широким полукруглым лезвием. Ни другого оружия, ни доспехов не было видно.
        Груда камней рядом с троллем тоже была когда-то домом, и довольно большим. Кто-то, вероятно, тот же тролль, толкнул его стену так, что он рассыпался.
        Снаружи развалин послышались голоса. Фонси встрепенулся.
        - Может, он туда залез? Сходить пошарить, что ли?
        - Вроде Ашагаз говорил, что видел тут какого-то недомерка. Пошли пошарим.
        - Надо, чтобы кто-то с другой стороны зашёл, а то удерёт опять твой недомерок.
        - Пошли парней позовём. Харри-хей! И надо волков парочку привести.
        Хоббит заозирался по сторонам, схватился за рукоять топора, что застрял в тролле, но рукоять выпала и осталась у Фонси в руках. Палка хорошая, но от кучи орков ей не отмахаешься. Куда бежать?
        «И главное - зачем бежать, если можно спрятаться?» - подумал хоббит, заметив щель между камнями, куда вполне можно было протиснуться. - «Только чтобы на меня это дело не обрушилось...»
        Взобравшись на камень, Фонси спустил в щель ноги, потом осторожно опустился туда по пояс и нащупал ногами землю. Развернулся, перехватил поудобнее свой мешок и рукоять топора и присел на корточки, утягивая вещи за собой. И как раз вовремя: судя по скрежету, по наружной стене кто-то лез.
        Фонси посидел неподвижно, пока глаза не привыкли к темноте. Потом развернулся снова и пополз на четвереньках в глубь разрушенного дома.
        Здесь тоже валялись кости и, судя по железному позвякиванию, в доспехах. Фонси полз осторожно, протискиваясь между угловатых камней - не хватало только напороться ладонью на какой-нибудь меч или топор.
        - Эй, коротышка, ты там? - раздался снаружи приглушённый голос. - Вылезай давай, а то мы тебя выкурим. Я слышу, как ты там шуршишь
        - Может, это какой-нибудь зверь шуршит, - возразил другой голос, - как бы этот камешек отодвинуть? Надо лом поискать.Тролля надо поискать, да светло слишком...
        «Я вам не трубка со «Старым Тоби», чтобы меня выкуривать», - подумал Фонси, на мгновение забывая смотреть перед собой, и рука его провалилась в пустоту. Теряя равновесие, хоббит от неожиданности вскрикнул и ухватился за соседнюю глыбу.
        Глыба подалась, и нагромождение камней угрожающе затрещало и содрогнулось. Фонси не удержался и полетел вниз, в непроницаемую темноту.
        Падать было невысоко, но довольно твёрдо - Фонси охнул, приземлившись. Рукоять топора больно стукнула хоббита по макушке.
        Фонси пощупал вокруг себя руками и обнаружил, что находится на покатом каменном полу. Сверху заскрежетало, и хоббит быстро-быстро пополз вниз, прижимаясь к стене и волоча за собой мешок и палку, и чуть было не опоздал, потому что сзади донёсся грохот падающих камней. Убедившись, что камни не катятся вслед за ним, Фонси остановился и стал рыться в мешке в поисках чего-нибудь горючего. Нашёл на дне мешка кусочек свечки, оставшийся ещё с зимовки в смиале, стукнул ножом по топорику, раздул трут и запалил огарок.
        При свете огарка Фонси увидел, что сидит в каменном проходе, уходящем вниз и прочь от Гундабада. Вход со стороны Гундабада совсем завалило камнями, помедли Фонси хоть миг - завалило бы и его.
        «Я так полагаю», - рассудил Фонси, - «что это старый гномский подгорный ход. Орки, когда в Гундабаде поселились, его не нашли, а вот гномы во время войны про него вспомнили и лихой отряд послали. Только не успели как следует в городе укрепиться - Гългар троллей привёл, и они гномов камнями закидали, пока те вылезали из прохода. И дома вокруг выхода порушили для заграждения. Что-то подобное и Сосрыква рассказывал, кажется».
        А ход, получается, ведёт куда-то вниз, в горы. Фонси выпрямился - потолок здесь был в гномий рост, так что хоббиту хватило ещё и с запасом, даже шапку можно было надеть. Но ветра тут не было, и Фонси решил оставить шапку в мешке, куда засунул её перед тем, как лезть в кучу камней.
        Осматриваясь, Фонси нашёл на полу два старых просмолённых факела - гномы ночью видят хоть и получше, чем хоббиты, но в глубоких подземельях хоть какой-то свет нужен всякому, - зажёг один из них от свечки, а другой сунул за лямку мешка. Огарок задул и спрятал, мало ли когда ещё пригодится. И зашагал себе спокойно вниз, туда, откуда пришли когда-то гномы.
        По дороге Фонси наткнулся на перегородивший весь проход огромный остов тролля - света в подземелье никогда не бывало, и чудище, зарубленное гномами, попросту сгнило и истлело, как всякая другая мёртвая туша, - и ему пришлось проползти сквозь троллеву грудную клетку. А больше ему по дороге ничего любопытного не встретилось.
        Когда Фонси вышел наружу, он оказался среди беспорядочного нагромождения валунов и скал. Пройдя ещё несколько шагов и оглянувшись, он понял, что снова найти неприметную щель в земле будет непросто, разве что поискать на камнях какие-нибудь старые гномьи знаки.
        Солнце почти зашло. Фонси поглядел на север, где против темнеющего неба вырисовывались далёкие очертания горы Гундабад, и улыбнулся. Гнаться за ним не станут - решат, что завалило камнями, а разбирать завал если и будут, то не раньше ночи, когда можно будет задействовать троллей. А это значит - снова один, снова на свободе и снова в дороге, и на этот раз не за какими-то там сказочными сильмарилами, а прямиком в Ривенделл, предупредить эльфов, а потом уже и домой в Шир.
        Засмеявшись от таких мыслей, Фонси надел шапку - уши мёрзли - и зашагал на юг.
        
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        в которой снова проявляется хоббитское гостеприимство
        - На вершине ли холма... - сощурившись, прочитал Илъдерих Толстый, - в камышах ли низины, мы не сможем... нет, не не сможем, не смеем. Мы не смеем охотиться, страшась маленьких людей.
        - Вот это умные большецы, - кивнул Фритигерн, наклоняясь к подаркам, разложенным под свежевыбитой на валуне надписью, - нас и надо бояться. Мы ли не риворы! Ух ты, да тут даже мёд есть, целый кувшин!
        - Хоть наконец-то нас в покое оставят, - проворчал старый Хисарна, - а то сколько можно? Как там Дикки говорит - стреляешь их, ловушки роешь, головы на кольях ставишь, а они всё лезут. А ты что скажешь, воевода?
        Фонси, которого снова звали Ветерих Ток, сидел на камешке неподалёку, одним глазом привычно поглядывая на вершины холмов, где, как обычно, затаились дозорные.
        - Насколько я понимаю здешние обычаи, - сказал он, - нам уступили всю эту страну, признали местным племенем. Это хорошо. За подарки, - он кивнул на корзины, кувшины и тюки, лежащие под камнем, - надо будет отдариться - вывесить здесь же оленью тушу да выложить пяток черепах. И оставить в засаде кого пошустрей, пусть посмотрит, кто забирать придёт, да послушает, о чём они говорить будут. Ангмар нам больше не вражеская земля, мы тут соседи, а с соседями надо в мире жить.
        - Слушай, Ветер, - сказал Ведук Водохлёб, - а когда всё это кончится? Мы два с половиной года по Северу бродим. Пока от гондорцев оторвались, пока зимовали, пока смиал рыли... Когда мы обратно пойдём? Я домой хочу, Ветер, ты же нам обещал.
        - Ведук дело говорит, - прогудел Фритигерн, - сколько можно? Гондорцев уже и след простыл, северян здесь осталось с гулькин нос - кого на войне не убили, тот от голода помер, кто от голода не помер, того мор прошлым летом забрал - можно в Шир возвращаться. Я, может, жениться хочу, что мне - джаравку брать?
        - Бери лучше эремтажку, - посоветовал Дикиней, - у них ноги длиннее.
        Фонси взглянул на своих товарищей-старшин. Фритигерн, Илъдерих, Ведук, Дикиней, Гундерих и Хисарна - крепкие, быстрые, настороженные, как волки. Вроде бы и с онгами только что замирились, и дозорные сидят на холмах - а всё равно поглядывают старшины по сторонам, всё равно руки далеко от копий да луков не убирают. Зажужжит над холмами тревожная бы- черёвка, покажется издали одинокий всадник - мигом изготовятся к бою риворы.
        Филимер Тихоня утонул, когда загнали их в болото рованионские седоки, и пришлось уходить ночью через топь, неизвестно куда. Балта Лучника зарезали эремтаги из дружины разбойника Пьен-Лийоны в стычке на развалинах Туонелы. Тарвар и Тидеульф погибли, попавшись в лапы оркам Однорукого; риворы после положили за них полдюжины орков, но до Однорукого так и не добрались. Сегериха заманили в ловушку местные в полузатопленной деревне близ Карн Дума и повесили на колодезном журавле. Фонси помнил, как он сам запалил деревню, и как Фритигерн бросил старосту в тот же самый колодец.
        Из полугроша хоббитов, что вышли два с половиной года назад из Шира, оставалось ныне всего четыре дюжины, да сам Фонси, то есть Ветер.
        - Ну так что скажешь, Ветер, - повторил Герн, не обращая внимания на подначки Дикки, - не пора ли нам в Шир возвращаться?
        - Нет, - сказал Фонси, ещё раз оглядев старшин, - не пора ещё. Нельзя нам таким в Шир, Герн. Не примут нас там. Вы, скажут, столько в дальних странах бродили, что хоббитами быть перестали.
        - Пусть попробуют! - рявкнул Дикиней Долгогрив, хватаясь за копьё. - Я им покажу, кто хоббитом быть перестал!
        Герн, Ведук и Гундерих согласно закивали, прежде чем осознать, что именно сказал Дикиней и с чем они только что согласились. Хисарна и Илъдерих смотрели то на Фонси, то на товарищей. Илъдерих опустил голову. Хисарна пожал плечами.
        Дикки застыл на месте с открытым ртом - видно, тоже понял, что ляпнул. Не говоря больше ни слова, ривор опустился на колени и беззвучно заплакал. Копья, впрочем, из рук не выпустил.
        - Правильно сказал Герн, - покачал головой Фонси, - южане уехали обратно в свой Белый город, ангмарцев осталось мало, да и вроде вот помирились мы с ними. Останемся здесь, поживём в мире хоть до следующей весны. Убивать отвыкнем. Не отучимся, так хоть отвыкнем.
        Воевода риворов подошёл к плачущему Дикинею, взял хоббита за плечи, рывком поставил на ноги и крепко обнял.
        - Всё будет хорошо, Дикки. Вернёмся в Шир, не весной, так через год. Нору тебе вырыть поможем, девушку хорошую в жёны найдём, вот хоть младшую дочку Ригеулъфа, как раз подрастёт, пока мы вернёмся.
        - Правда, Ветер? - поднял Дикки мокрое лицо.
        - Правда, родной. Я вам тогда обещал и сейчас повторяю - мы вернёмся в Шир, когда-нибудь непременно вернёмся.
        - Это тот самый смиал, родич? - спросил Фонси, когда перестал быть Ветером и ощутил, что Ветер где-то рядом. - Куда ты меня тогда привёл?
        - Да, родич, тот самый смиал. Мы выкопали два. Распахали земли там на склоне, посадили картошку. Только нынче там пусто и одиноко.
        - Что ж ты не пришёл ко мне, родич? - спросил Фонси. - Ты бы мне в пути мог славно пригодиться.
        - А я пригодился, - отвечал Ветер, - кто, по-твоему, напомнил тебе припугнуть нечисть Оральдовым именем тогда, в пещере? Кто нашептал тебе ответ на загадку старика Однорукого? Кто, пока ты лежал в горячке, заставил тебя говорить, как говорил бы королевич Аранарт? Всё я, родич, всё я.
        - Вот оно как! Ну спасибо тебе, родич. Я бы без тебя пропал.
        - Непременно пропал бы, - согласился Ветер, - но и ты близок к тому, чтобы помочь мне, я это чувствую. Главное - не испугайся, когда придёт время, и не подведи меня.
        - Я не подведу. Скажи, Ветер, а что случилось потом? Кто пришёл к вам за помощью, кого вы защищали от врагов?
        - Тсссс! - Ветер приложил палец к губам. - Это потом, а тебе сейчас пора просыпаться. Здесь неподалёку ходит медведь после спячки, голодный и злой, не дело, если он найдёт тебя спящим.
        Фонси открыл глаза и выполз из расселины между двумя скалами, где провёл ночь. Едва-едва светало и было очень холодно - Фонси поспешил накинуть тёплый плащ.
        Медведя хоббит увидел не сразу - большой, грязно-жёлтого цвета зверь в полутьме и утреннем тумане почти сливался со скалами. Недовольно ворча, он рыл лапой землю и что-то подбирал пастью.
        Хоббит прижался к скале, выискивая взглядом, куда бы в случае чего залезть, но медведь не обращал на него никакого внимания, а всё копался в земле.
        «Любопытно», - подумал Фонси, - «чего это он там ищет. Картошку, что ли? Хорошо бы и мне картошечки, а то последний раз я обедал как следует в Гундабаде, ой-ой-ой, это, выходит, я уже два дня как не обедал...»
        Собираясь бежать из Гундабада, Фонси прихватил с собой пару чёрствых лепёшек, испечённых орками не пойми из чего, да по пути удалось ему подбить камнем какого-то тощего, жёсткого и невкусного зверька, после зимней спячки медлительного. Снедь скудная даже по меркам Кардуна или Гундабада, а про Тукборо и говорить нечего.
        Медведь между тем перестал копаться в земле, облизал запачканную морду и неспешно вразвалочку удалился куда-то в сторону от тропы. Фонси подождал, пока он уйдёт, и спустился посмотреть, что же зверь там раскапывал. Оказалось - какие-то корни, с виду напоминающие толстые бусины, нанизанные на нитку. Перезимовали, видать, под землёй, а новых всходов дать не успели. Медведь съел не все, оставил одну целую нитку да две половинки. Хоббит осторожно поднял корень, вытер о штаны, разломил и съел одно из утолщений, размером с небольшую картофелину. На вкус корень был чуть сладковатый, довольно приятный, вкуснее сырой картошки. Поплевав на ладони, хоббит взялся за лопату и вскоре накопал себе таких корней, которыми с удовольствием закусил остатки позавчерашнего невкусного мяса.
        Фонси шёл осторожно и часто оглядывался по сторонам. Тропа шла между скал и нагромождений камней, и ничего, радующего глаз, видно не было - небо снова заволокло тучами, и от них отслаивался и спускался на горы белесый туман.
        Здесь и там на склонах из щелей между скалами пучками торчала бледно-жёлтая прошлогодняя трава. Было тихо - здесь не пели птицы и не квакали лягушки, только иногда откуда-то доносился вой ветра.
        Фонси внимательно смотрел на тропу перед собой. Следопыт из него был неважный, не чета, скажем, Шенти Северян-Туку, и даже братцу Сумбо, более всех прочих братьев любившему поохотиться, но ни следов обутых ног большецов или орков, ни огромных босых следов троллей заметно не было. И очень хорошо.
        Вскоре начался дождь, мелкий и частый, и стало совсем плохо. Фонси упрямо брёл вперёд, кутаясь в тяжёлый меховой плащ и надвинув на самые глаза шапку, по мокрой и скользкой тропинке. Один раз со склона горы прямо перед хоббитом сполз на тропу целый небольшой холм из камней и грязи - хорошо, что не придавило. Пришлось прокладывать дорогу с помощью лопаты.
        Фонси давно доел остатки неизвестного корнеплода, а поймать какую-нибудь добычу при такой погоде было смешно и надеяться - попрятались и звери, и птицы, а лягушек тут не водилось.
        Дождь долго не переставал. На смену ему явился туман, такой, что Фонси не видел даже конца выставленной вперёд палки. Спать пришлось сверху на камне - хоббит рассудил, что лучше промокнуть в тумане, чем в луже. К счастью, гундабадский плащ был на диво добротен и насквозь не промокал.
        В животе ныло и щемило от голода; через день или два Фонси перестал это замечать, но начал замечать, что слабеет. Он шёл всё медленнее и медленнее, берёг силы, часто отдыхал.
        - Долго я так не протяну, - сообщил Фонси в туман, опираясь на палку, чтобы подняться, - помру здесь от голода и холода, и найдут меня разве что гундабадские бойцы по дороге в Ривенделл. Если Гългар их теперь вообще пошлёт сюда - у него там с Болгом, верно, пребольшой вышел переполох.
        Вдруг Фонси замолчал и прислушался. Где-то далеко впереди шумела вода.
        - Это что, уже Ривенделл? - спросил хоббит у своей палки и сам же ответил. - Нет, не мог я за такое короткое время добраться до Ривенделла. Это, верно, шумит ручей, текущий в ту долину, что я видел в шаре. Пойду- ка я туда, а то где ручей, там и рыба, или лягушки, или раки, или хоть какие-нибудь улитки.
        Мысли о еде приободрили хоббита, и он прибавил шагу, прошёл сквозь туман и вскоре подошёл к удивительному месту.
        Ручей, бегущий с гор, наполнял каменный котёл и переливался через его край красивым водопадом, а внизу под водопадом камни выглядели так, словно кто-то взял огромные куски сыра - не белого плотного сыра, какой делают в Кардуне, и не желтоватого мягкого сыра, что привозят из Бри, и что так славно запекает в тесте Боффо Тук, а настоящего ширского сыра, твёрдого и жёлтого, как вечерняя луна, с большими красивыми дырками, пахнущего так, что с голодухи голова может закружиться от одного только о нём воспоминания, - так вот, словно кто-то взял огромные куски сыра, положил их в беспорядке друг на друга, а потом превратил в камень. Слоистое каменное подножие водопада было усеяно дырками разного размера: иные в поперечнике имели локоть, иные два, а кое-какие походили по размерам на вход в богатую хоббитскую усадьбу.
        Каменный сыр тянулся насколько хватало глаз - а в этом тумане их хватало хорошо если шагов на двадцать, - а ручей стекал по нему вниз со слоя на слой, разделяясь на несколько протоков.
        Фонси осторожно спустился по камням на поверхность «сыра». В одной из дыр что-то плеснуло. Фонси подошёл поближе и увидел вяло плавающую в дыре - мелкой и узкой, размером всего-то с большой котёл - крупную пятнистую рыбину.
        - Эх, приготовить не на чем, - расстроился хоббит, - ну да ладно, Сосрыква говорил, что на севере рыбу и сырьём едят, и ничего, не болеют.
        Стукнув по рыбине несколько раз палкой для пущей уверенности, Фонси ухватил её за жабры, выдернул из воды и швырнул подальше от ручья. Вытащив из чехла гномий нож, Фонси отсёк рыбе голову, подождал, пока обезглавленное туловище перестанет шевелиться, и распластал его на две половины.
        - А ничего себе, есть можно, - поделился Фонси с ножом, прожевав и проглотив первый кусок, - но вот в чём я точно уверен, так это в том, что никогда и нигде ни один хоббит, кроме меня, с таким удовольствием сырую рыбу не ел. На что хочешь спорим.
        Спорить с ним нож не стал. Съев половину рыбы, Фонси выкинул внутренности и голову в ручей - пускай едят другие рыбы - и решил, что теперь можно ещё немного и пожить.
        Тем временем туман рассеялся, и хоббит увидел, что стоит на краю той самой вытянутой долины, что видел в шаре. Именно туда стекал ручей, скрываясь в лесу, росшем там, где кончались дырчатые каменные слои.
        Лес! После долгих странствий по болотам, снежным равнинам, горам и ущельям, наконец-то снова лес! Здесь можно нарубить хвороста на костёр, согреться, высушиться, испечь остатки рыбы. Здесь можно выкопать под корнями сосны или разлапистыми ветвями ели, такими густыми, что никакой дождь под них не пробьется, узкую спальную нору и переночевать так, как полагается ночевать хоббиту, если его застигла ночь далеко от дома.
        До дня весеннего равноденствия должно быть ещё далеко: сейчас, верно, только-только добрались посланцы Гългара до одинокой горы далеко на востоке, где обитает дракон Смог, а значит, гундабадские бойцы появятся здесь не раньше, чем через три-четыре дня, если Фонси правильно помнит, что говорил ему гундабадский владыка. Ну, а это, в свою очередь, значит то, что Фонси может пойти в лес и там пару дней отдохнуть перед дальнейшей дорогой.
        Фонси сполоснул в ручье пропахшие рыбой руки, привязал остатки тушки за хвост к заплечному мешку и зашагал вниз по течению ручья в лес, время от времени наклоняясь и подбирая с берега гладкий обкатанный камень для пращи.
        - Жалко, для грибов рано, - пожаловался он праще, - может, только если сморчки уже повылезали...
        Но для грибов в этом лесу было действительно рано. Тут до сих пор кое-где лежал грязный весенний снег. Фонси усмехнулся, вспомнив старую присказку про то, как бриец по грибы ходил, и пошёл в глубину леса, вдоль берега ручья, высматривая хорошее место для норы.
        В лесу росли в основном ели и сосны, не такие высокие, как в лесах южного Ангмара, но из-за тумана, повисшего в их ветвях, казалось, что они достигают облаков. Мягкая, усыпанная прошлогодней хвоей земля так приятно пружинила под ногами, что хоббит даже подумал, не разуться ли ему, но потом решил, что и так холодно. Хотя здесь было заметно теплее, чем на горной тропе, вероятно, из-за безветрия.
        Большая разлапистая ель привлекла внимание хоббита - она росла на небольшом пригорке, что как нельзя лучше подходил для того, чтобы выкопать спальную нору на ночь или две. А вон с того поваленного ствола можно будет нарубить веток на костерок.
        Вдруг с Фонси слетела шапка, отлетела на пару шагов и упала наземь. В шапке торчала стрела. Фонси схватился за палку, несколько раз огляделся по сторонам, но никого не увидел.
        - Ты добре стехнаш по лясу, хундабадеск, - прозвучал откуда-то голос на незнакомом, но достаточно понятном наречии. - Спокыйне стехнаш, непочутне. Токмо каплух бялый навздел да япанчу бялу, зело повзырне. Стый спокыйне да стучок рони, а то друха стрель во холову слетит.[40 - - Ты хорошо ходишь по лесу, гундабадец. Тихо ходишь, неслышною Только шапку белую надел да плащ белый - очень заметно. Стой тихо и палку брось, а то следующая стрела полетит в голову (ривор.)]
        - Не гундабадец я, - отозвался Фонси на Западном Всеобщем, выпуская из рук палку, - это просто одежда на мне гундабадская.
        - Хундабадеска воздежа со дровей ся не роныт, - раздался откуда-то ещё один голос, и Фонси заозирался ещё испуганней. - То хундабадеск молодень. Стрялым его, да укопым.[41 - - Гундабадская одежда с деревьев не падает. Это гундабадский ребёнок. Застрелим его и закопаем.]
        - Орчески молодни поедыне не стехнат, - отозвался первый голос, - да молодня стрялыть непочесне.[42 - - Орчьи дети поодиночке не ходят, и стрелять в ребёнка недостойно.]
        - Никакой я не молодень! - возмутился Фонси. - Мне уже давно за три дюжины. Я всего-то, почтенные, не имею чести ни знать вас, ни даже видеть, хотел отдохнуть и немного поохотиться в вашем лесу, потому как спешу на юг по важному делу и очень устал.
        - Изкуда стехнаш?[43 - - Откуда идешь?] - полюбопытствовал второй голос.
        - Из Гундабада я бежал, - отозвался Фонси, - да вы, джентльхо... тьфу, вы, почтенные, показались бы. Несподручно так разговаривать-то.
        В ветвях росшей неподалёку сосны зашуршало, и на землю спрыгнул кто-то очень невысокий, с луком в руках. Из-под ели, соседней с той, что Фонси присмотрел для ночлега, выбрался ещё один такой же, а третий, до того участия в беседе не принимавший, поднялся из-за валуна, лежащего на берегу ручья. «Поди ж ты», - подумал Фонси, - «как я их ни одного не заметил».
        - А скажите-ка мне, почтенные, - обратился Фонси к троим, не обращая внимания на направленную ему в грудь стрелу, - не бывал ли кто из вас в кардунской бане зимой? Потому что, сдаётся мне, я кого-то из вас там видел.
        - Наши стехнат в Карнедум, - осторожно ответил лучник, - некучне, да стехнат. А ты сам карнедумнеск? И какыво порода? Несвядомне. Джарав? Скререфенн?[44 - - Наши в Кардун нечасто ходят. А ты кардунец? Какого племени? Жарв? Скрефен?]
        - Хоббит я, - сказал Фонси, решив, что терять ему нечего, - хоббит из Шира.
        - Хоббит? - недоверчиво спросил тот, что вылез из- под ёлки. - Я хоббитов вперечёт вядыю, что в Быкосмиле, что в Сарнисмиле, что у нас.
        У Фонси быстро-быстро застучало сердце. Неужели в этой затерянной среди Туманных гор долине живут потомки тех самых хоббитов, кого увёл когда-то на север Ветерих Ток? Потомки, которых Ветер просил разыскать?
        - Родич, это они? - негромко спросил Фонси и ощутил совсем рядом с собой - даже не рядом, а где-то внутри, как тогда на помосте среди болота - присутствие Ветера, и от его радости зазвенело в ушах - это они, они, они, ты нашёл их, родич!
        Фонси не успел заметить, как трое - нет, четверо (пока Фонси разговаривал с лесными жителями, к ним присоединился ещё товарищ) переглянулись и бросились на него. Один напрыгнул сзади и повис у Фонси на плечах, а остальные пытались ухватить за руки и за ноги, но мешали друг другу.
        - Узи его! - услышал Фонси над самым ухом. - Узи подлазеня!
        «Тебе помочь, родич?» - усмехнулся в голове Фонси Ветер. Фонси мысленно кивнул и почувствовал, как мир словно отступает назад, как бывает во время сна или лихорадки, когда перестаёшь чувствовать собственное тело и наблюдаешь за происходящим словно со стороны или глубоко изнутри.
        А происходящее стоило того, чтобы за ним понаблюдать. Лесовик слетел со спины Фонси и кувырком покатился по земле, а Фонси, или скорее уж Ветер, шагнул навстречу остальным троим. Его движения были быстры и в то же время неторопливы, и Фонси с самого начала понял, что четверо лесовиков ввязались в неравную потасовку - Ветер был бойцом не хуже Кончага или Сосрыквы.
        Фонси понимал, что Ветер щадит давно потерянную родню - захват и бросок, после каких противнику положено лежать со сломанной рукой, если не со свёрнутой шеей, всего лишь отшвыривали его прочь, а удар костяшками пальцев в кадык в последнее мгновение оборачивался толчком открытой ладони в грудь.
        Немного спустя изрядно помятые четверо сидели у пригорка, а перед ними стоял Ветер, поигрывая отобранным у одного из них копьём.
        - Позачем натекли? - сурово спросил Ветер. Похоже, он легко понимал язык жителей долины. Да и в Фонси его знание начало просачиваться, он не сразу осознал, что Ветер спросил «позачем натекли», а не «почему напали».
        - Рекаш ты чужеск, карнедумнеск, - ответил один из четверых, тот, кто предлагал застрелить Фонси и закопать, как маленького орка, - ан вядыш про хоббитов. Чужески про хоббитов не вядут, так повзырне ты подлазень хундабадеск. Узить тя да хоббитам взить.[45 - - Говоришь, что ты чужак из Кардуна, а знаешь про хоббитов. Чужаки не знают про хоббитов - ясно, что ты гундабадский разведчик. Вязать тебя надо, да к хоббитам вести.]
        Ветер чуть усмехнулся. Плетеная кожаная верёвка, которой его собирались «узить», была до сих пор намотана вокруг шеи и руки одного из напавших.
        - Вот что, - сказал Ветер, - взотребне мне ветхознатески ваши да старысты. Ко ним мя взите.[46 - - Мне нужны ваши мудрецы и правители. Отведите меня к ним.]
        - Изчего ране тако не взрек? - обиженно отозвался лучник. - Те ж и суть хоббиты.[47 - Вязыке Риворшира слово «хоббит» изменило смысл и стало значить «старейшина». Видимо, сдвиг смысла произошёл лет через сорок после заселения Риворшира, когда понятия «хоббит» в смысле «чистокровный широкий хоббит» и «старейшина» стали взаимозаменяемы.]
        ...Фонси и Ветер шли по лесной тропе вслед за четырьмя побеждёнными лесовиками. Оружие Ветер у них отобрал и теперь рассматривал.
        «Смотри, родич», - подумал он Фонси, - «у стрел наконечники из обломков костей и когтей ястреба. А у копья каменный наконечник к древку примотан. А вот нож зато хороший, железный».
        «Нож в Кардуне куплен», - подумал Фонси в ответ, - «гундабадской работы. Раньше такие ножи на продажу Хийси ковал и у Гългара на еду выменивал, но потом у него в долине руда закончилась и Гългар его просто так подкармливал».
        «Славно кончил Однорукий», - злорадно подумал Ветер, - «рабом у своих же. Самая для него подходящая участь, после того, что он в Ангмаре творил».
        «Но видно, железо тут дорогое», - вернулся Фонси к раздуму об оружии, - «и сами они ковать не умеют».
        «И немудрено», - подтвердил Ветер, - «был у нас кузнец, Андела Палёный, да сгинул в болоте вместе со снарядом своим кузнечным - всё не хотел наковальню бросить, да так и потонул. Да и не кузнец он был, а так, подмастерье, всё больше ножи нам точил да котелки чинил».
        Перед внутренним взором Фонси встало лицо Анделы Палёного: широкое, мрачное лицо с густой щетиной - Андела был чистокровным крупнем, и у него росла борода, везде, кроме левой щеки, где была красная неровная корка - память о том, как он оступился в кузнице и получил своё прозвище.
        «Жалко Анделу», - подумал Фонси, и они с Ветером замолчали.
        Тропа, где они шли, вела вдоль ручья, не подходя к нему слишком близко. Тёмный ельник сменился светлым березняком, потом снова начались ели вперемешку с невысокими соснами.
        В одном месте тропу пересекала другая тропа, и близ их пересечения лежал большой плоский валун с выдолбленной посередине ямкой.
        - Изкуда стежка? - строго спросил Ветер, указывая копьём. - И что та хлыдина?
        - Та зерномятна хлыдина, - отвечал Хунрай, тот лесовик, что сшиб с Фонси шапку. Победив лесовиков, Ветер заставил их представиться: того, кто хотел застрелить Фонси, звали Андават, а остальных двоих Хизмай и Торизмуш. Имена для Фонси звучали непривычно и чуждо, непохоже на хоббитские.
        - А стежка из Быкосмила до речья, - продолжил Хунрай.
        - А мы куда идём? - спросил Фонси. - То есть, вкуда стехнам?
        - В Кинейсмил стехнам, - сказал Хизмай, - уж недальне.
        «Кинейсмил, Быкосмил, Сарнисмил», - довольно подумал Ветер. - «Всё понятно».
        «Ничего не понятно», - пожал плечами Фонси, - «но ладно. Скажи мне, родич, а что ты хочешь, чтобы я теперь делал с этими дремучими лесовиками? Я же тут надолго задержаться не смогу, мне в Ривенделл надо».
        «Забери их в Шир», - подумал Ветер, - «когда-то давно я обещал их предкам, что мы вернёмся в Шир».
        «Им сейчас в Шир нельзя точно так же, как тогда твоим бойцам», - возразил Фонси, - «не приживутся. Дай мне сперва на них посмотреть как следует».
        «Придём в селение», - попросил Ветер, - «пусти меня поговорить со старейшинами. А дальше - делай как знаешь, но помни, что ты обещал мне помочь».
        На подходе к селению их, конечно же, первыми заметили собаки. Небольшой стаей они выбежали навстречу путникам; ластились к четверым лесовикам, а на Фонси только лаяли издали, не смея подойти близко - не то от Фонси пахло орками, не то псы чувствовали незримое присутствие Ветера.
        В сопровождении собак Фонси и четыре лесовика вошли в селение.
        Ручей здесь заканчивался в небольшом озере, а за ним начинались холмы и продолжались до самого края неба, перерастая в Туманные горы. На берегу озера стояли дома или, скорее, хижины, сплетённые из веток наподобие корзин и прикрытые сверху вывернутой наизнанку берестой. В отличие от деревни орков, здесь не было ни частокола, ни заборов, и дети бегали от хижины к хижине, играя в пятнашки, а не охотясь друг на друга.
        Дети заметили пришельцев и устремились к ним, радостно галдя.
        - Что в лясу повзырне?[48 - - Что в лесу замечательного?]
        - Стрыйко Хизмай, стрыйко Хизмай, ты что мне взвес от лясу?[49 - - Дядька Хизмай, что ты мне из лесу принёс?]
        - Эй, Андават, то кто тако изряднен?[50 - - Название "Шир" нам знакомо. Но почему ты одет по-гундабадски?]
        К детям присоединились и женщины, оторвавшись от домашних дел, а после и мужчины, оставив свои занятия, и вскоре вокруг Фонси и Ветера образовалась целая толпа.
        Они были в среднем повыше, и лица их были более вытянутыми и скуластыми, чем у ширцев, но у Фонси не осталось ни малейшего сомнения - это тоже хоббиты.
        - Хоббиты стехнат, хоббиты стехнат! - раздался откуда-то звонкий голос, и толпа расступилась, пропуская вперёд пятерых хоббитов, одного совсем старого, опирающегося при ходьбе на посох, и четверых помоложе, но тоже почти совсем седых.
        - Мы хоббиты порода риворов, - обратился к Фонси один из них. - Кто ты, чужнестёх, и чего у нас взысками?
        Фонси скинул с плеч мешок, положил на землю оружие и расправил плечи.
        - Я хоббит, меня зовут Хильдифонс Тук, - промолвил он, - и я пришёл к вам из Шира, что покинули ваши предки тысячу лет назад, и где посейчас живёт мой народ в тишине и благоденствии. А привёл меня к вам обитающий во мне дух ваших предков-хоббитов.
        - Звание Шир повядомне нам, - сказал старший из хоббитов, - но поначто вздет ты хундабадеско?[51 - - Говорят, гундабадский правитель - искусный колдун. Вдруг это западня?]
        - Рекат, хундабадеск холовач волхыват предюжне, - склонился к старику один из его помощников. - Како то не яма взрытна?
        - Како твердиш, Хильдифонс, - обратился к Фонси старец, - что взрек повярне?
        «А ну, Ветерих Ток», - мысленно позвал Фонси, - «поговори-ка с ними!»
        Фонси почувствовал, как сознание Ветера выдвигается вперёд, вытесняя его собственное, как меняется его поза и выражение лица, и это было всё, что он успел ощутить, прежде чем перестал чувствовать собственное тело. Ветер заговорил, но Фонси не услышал его, а потом и видеть окружающее перестал - умерший тысячу лет назад хоббит был ныне полным хозяином тела Фонси. На какой-то миг у Фонси осталось только ощущение падения куда-то в темноту, и неким странным знанием, какое бывает во сне, Фонси знал, что темнота эта знакома ему, что он там уже бывал не раз.
        ДАВНЫМ-ДАВНО, КОГДА СЕВЕРНЫЕ ЗЕМЛИ ЕЩЁ НИКТО НЕ НАЗЫВАЛ НИ АНДАН-МАА, НИ ТЕМ БОЛЕЕ АНГМАРОМ, ЖИЛИ-БЫЛИ В ЛЕСНОЙ СТРАНЕ СРЕДИ МНОЖЕСТВА ОЗЁР ДВА СОСЕДНИХ НАРОДА. ТЕ, КТО ПОВЫШЕ, ЗВАЛИСЬ ЧАРИАРАМИ, ТЕ, КТО ПОМЕНЬШЕ - ЛЕСНЫМИ, ИЛИ МАЛЫМИ, ОНГЕ, ЧТОБЫ ОТЛИЧАТЬСЯ ОТ ПРОСТО ОНГЕ ИЛИ ВЫСОКИХ ОНГЕ, ЧТО ЖИЛИ НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ, ПО ПУТИ К ГОРАМ. ЖИЛИ ЭТИ ДВА НАРОДА НЕ В МИРЕ И НЕ В ДРУЖБЕ, А В ПОСТОЯННЫХ СТЫЧКАХ И РАЗ В ГОД ИЛИ ДВА - ДАЖЕ НЕБОЛЬШИХ ВОИНАХ, ЗА ОХОТНИЧЬИ ЛИ УГОДЬЯ, ЗА РЫБНЫЕ ЛИ ОЗЁРА, ЗА МЕСТА ЛИ ДЛЯ ВОЗДЕЛЫВАНИЯ ЗЕМЛИ - НЕВАЖНО.
        ШЛИ ГОД ЗА ГОДОМ, ПОКОЛЕНИЕ ЗА ПОКОЛЕНИЕМ, И ВОТ НА ЗЕМЛЯХ СЕВЕРА ПОЯВИЛСЯ НОВЫЙ ПРАВИТЕЛЬ, ПОСТРОИВШИЙ СВОЮ СТОЛИЦУ В ГОРЯЧЕЙ ДОЛИНЕ, И НАЧАЛ СОБИРАТЬ ПОД РУКУ СЕВЕРНЫЕ ЗЕМЛИ. К ЛЕСНЫМ ОНГЕ С ЧАРИАРАМИ ТОЖЕ ПРИШЛИ ГОНЦЫ ОТ БЕССМЕРТНОГО КОРОЛЯ, И СУЛИЛИ МНОГИЕ БЛАГА, И ЗВАЛИ ЗАКЛЮЧИТЬ ДРУЖЕСКИЙ СОЮЗ НА ВЕЧНЫЕ ВЕКИ.
        ЧАРИАРЫ СКАЗАЛИ, ЧТО ИМ И ТАК ХОРОШО ЖИВЁТСЯ, И ПРОГНАЛИ КОРОЛЕВСКИХ ПОСЛОВ ОБРАТНО В КАРН ДУМ. А ЛЕСНЫЕ ОНГЕ РАССУДИЛИ И РЕШИЛИ, ЧТО ЛИШНИЕ ДРУЗЬЯ НИКОМУ ПОКА НЕ МЕШАЛИ.
        КОРОЛЬ БЫЛ ЩЕДР. ВЗАМЕН ЗВЕРИНЫХ ШКУР, СУШЁНОЙ РЫБЫ И РЫЖИХ БОЛОТНЫХ КАМНЕЙ, ЧТО СТАЛИ ДОБЫВАТЬ ДЛЯ НЕГО ЛЕСНЫЕ ОНГЕ, ЛЮДИ КОРОЛЯ ДАРИЛИ ПРОЧНЫЕ КОЛЬЧУГИ, ОСТРЫЕ НОЖИ И НАКОНЕЧНИКИ ДЛЯ КОПИЙ И СТРЕЛ. А КОГДА ПОДОШЛА ПОРА ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ПОБОДАТЪСЯ С ВОРОВАТЫМИ ЧАРИАРАМИ, КОРОЛЬ ПРИСЛАЛ ВОЖДЮ ИСКУСНОГО В ВОЕННЫХ ДЕЛАХ СОВЕТНИКА, А С НИМ ПОЛУСОТЕННЫЙ БОЕВОЙ ОТРЯД ОРКОВ. ДА ОБОШЛИСЬ БЫ И БЕЗ ОРКОВ - НЕСПОДРУЧНО КОСТЯНЫМИ ОСТРОГАМИ ПО СТАЛЬНЫМ КОЛЬЧУГАМ БИТЬ, А СТАЛЬНЫМ МЕЧОМ ПО КОЖАНОМУ НАГРУДНИКУ КУДА КАК СПОДРУЧНО. ТРИ СЕЛЕНИЯ ЧАРИАРСКИХ ТОГДА СОЖГЛИ, МУЖЧИН ПЕРЕБИЛИ, А ЖЕНЩИН ДА ДЕТЕЙ В ПЛЕН УГНАЛИ, НА ЗЕМЛИ КОРОЛЕВСКИЕ ПРОДАЛИ.
        ЧАРИАРЫ В ДОЛГУ НЕ ОСТАЛИСЬ - НОЧЬЮ ИЗ БОЛОТ НАПАЛИ, ДА ОРК-СОВЕТНИК ХИТЁР БЫЛ, БОЛОТНЫХ ОРКОВ, ГРЯЗЬЮ ИЗМАЗАННЫХ, В ЗАСАДУ У БЕРЕГА ПОЛОЖИЛ. ОРКИ НОЧЬЮ ХОРОШО ВИДЯТ, А САМИХ ОТ ГРЯЗИ НЕ ОТЛИЧИТЬ - ПОЛОВИНА ЧАРИА- РОВ И НА СУШУ СТУПИТЬ НЕ УСПЕЛА.
        ТАК ВОТ И ШЛА ВОЙНА, ПОКА НЕ УБИЛИ ЛЕСНЫЕ ОНГЕ НАИГЛАВНЕЙШЕГО ВОЖДЯ ЧАРИАРСКОГО, А НОВЫЙ ВОЖДЬ УМНЕЕ БЫЛ, САМ ПОСЛОВ К КОРОЛЮ ОТПРАВИЛ. КОРОЛЬ ЧАРИАРОВ ПОД РУКУ ВЗЯЛ, ДОЧКУ ВОЖДЯ ЧАРИАРСКОГО В ЖЁНЫ ВОЖДЮ ЛЕСНЫХ ОНГЕ ОТДАЛ И НАКАЗАЛ С ТЕХ ПОР ЛЕСНЫМ ОНГЕ И ЧАРИАРАМ ДРУЗЬЯМИ МЕЖ СОБОЙ БЫТЬ.
        С ТЕХ ПОР МНОГО ЛЕТ ПРОШЛО. ЗА ЭТИ ГОДЫ НЕ РАЗ ЕЩЁ НАПАДАЛИ ЛЕСНЫЕ ОНГЕ НА ЧАРИАРОВ, А ЧАРИАРЫ - НА НИХ. ВОТ ТОЛЬКО КАЖДЫЙ РАЗ ЯВЛЯЛИСЬ ИЗ КАРН ДУМА ОРКИ С ДЖАРАВАМИ, И ОБЕИМ СТОРОНАМ НЕСЛАДКО ПРИХОДИЛОСЬ. ДВУХ ОНГИЙСКИХ ВОЖДЕЙ КОРОЛЬ В КАРН ДУМЕ ЗА НЕПОСЛУШАНИЕ КАЗНИЛ ДА ТРЁХ ЧАРИАРСКИХ. ПОРЯДОК ПРИ КОРОЛЕ-ТО БЫЛ.
        ЗАЖИЛИ НАКОНЕЦ-ТО ЧАРИАРЫ С ЛЕСНЫМИ ОНГЕ ЕСЛИ НЕ В ДРУЖБЕ, ТО В МИРЕ. ДРУГ ДРУГА НЕ ОБИЖАЛИ, ТОЛЬКО РАЗВЕ КОГДА ВОЖДЬ ВОЖДЯ ПЕРЕД КОРОЛЕВСКИМ НАМЕСТНИКОМ ОКЛЕВЕЩЕТ И ПОД НАКАЗАНИЕ ПОДВЕДЁТ, ДА УЖ ЭТО ДЕЛО ОБЫЧНОЕ, БЕЗ ТОГО НИКАК.
        Всё это рассказал риворам Ильдерих Толстый, который все два года, пока отряд Ветера рыскал по Ангмару, разговаривал с ангмарцами да собирал книги, до которых не добрались эльфы. Думал Ильдерих в Шир вернуться и книгу «История Ангмара» написать, потомкам в назидание. А пока не написал, рассказывал товарищам у костра по вечерам. И занятно, и польза от таких рассказов - чем лучше знаешь нравы соседей, тем с ними рядом жить удобнее. И воевать с тем, кого знаешь, тоже проще.
        Скудное северное солнце клонилось к закату да всё никак закатиться не хотело, когда дозорные на холмах загудели бычерёвками, предупреждая о том, что приближается войско большецов. Но когда хоббиты во всеоружии приготовились встретить врагов у Резного Камня, оказалось, что это вовсе не войско, а просто толпа.
        - Беженцы, - сказал старый паромщик Хисарна, - уж я таких навидался.
        Хоббитам сразу бросилось в глаза то, что толпа состояла из женщин и детей, усталых и испуганных. Совсем маленьких детей женщины несли за плечами, те, кто побольше, шли сами или по трое-четверо ехали на небольших лошадках: лошадок было с полдюжины. Наспех увязанные котомки дополняли картину и подтверждали слова Хисарны. Всего, по прикидке Фонси - или Ветера - нет, всё-таки Фонси, - их было дюжин пять или шесть, не считая маленьких детей.
        Фонси достал свёрнутую из бересты трубу и, не выходя из-за камня, гулко сказал в неё:
        - Кто вы, откуда и зачем сюда пришли? Здесь начинаются земли риворов, как вырезано в камне.
        Беженки встрепенулись и заоглядывалисъ, но никого не увидели. После короткого спора вперёд вышла одна из них, невысокая - да они все были невысокие для большецких женщин, оценил Фонси; ростом примерно так с Фритигерна, иные чуть повыше - еще не старая, но с ранней сединой в лохматой косе, и заговорила.
        - Мы лесные онге из Варса-Онге. Война и мор унесли наших мужчин, а нам грозит тягостный и постыдный плен у наших врагов чариаров. Мы ищем защиты и убежища у малого народа и уповаем на его милость.
        Фонси выпрямился во весь рост и подал знак показаться остальным.
        - Я, Ветерих Ток, - сказал он, - вождь риворов, даю вам разрешение войти в страну риворов. Защита и убежище будут вам предоставлены.
        - Давайте-ка сюда, - Хисарна подошёл к женщине и указал ей на тропинку, идущую в обход Резного Камня. - Эй, Смолка, Шишка, кто там ещё - помогите малых нести!
        Беспокойно смотря на хоббитов, про которых последние два года шла в Ангмаре дурная слава, онгийки проследовали за Камень.
        - Дядька Чернозуб, - подозвал Фонси старого охотника Амала, - сходи посмотри, можно ли их следы замести, а то, как я понял, их искать придут.
        - Такая куча, да ещё с лошадьми, - буркнул Амал, - навряд ли. Но я схожу гляну.
        - Талк, - сказал Фонси, - ты тут самый молодой, беги в смиал, скажи Терну Быккинсу, чтобы гостей встречать готовился. Их тут с полгроша будет, и всех кормить надо.
        - Слушаюсь, воевода, - ответил Ситалк и устремился вперёд по тропинке так, что только пятки засверкали.
        Сначала в Варса-Онге прибыл королевский воевода с отрядом копейщиков и лучников и забрал в отряд всех молодых мужчин, оставив лишь хилых да немощных. Из тех, кто ушёл с воеводой, вернулись трое, чудом уцелевшие в битве под Варнастераном и заболевшие странной болезнью, от которой лицо и всё тело шло красной сыпью. Многие заразились от них и многие умерли. Деревне ещё повезло - кое у кого из соседей красный мор забрал семерых из дюжины, а то и больше.
        После войны и мора наступила смута. Земли на юге затопило, и те, кто уцелел в войне и не умер от болезни, скитались по разрушенной стране, ища прибежища, сбиваясь в отряды и грызясь между собой. Последних оставшихся в Варса-Онге мужчин старше двенадцати лет забрал джаравский вождь Вуохитайстелъ воевать с Одноруким. Потом было затишье - благо Варса-Онге и так стояла на болоте, и никто на эти места не зарился - все искали, где посуше. Пока несколько дней назад не явился в деревню отряд конных чариаров.
        - Надо было убить их, - сверкнула глазами рано поседевшая Валдава и отхлебнула из кружки горячего чаю, то есть того, что хоббиты называли чаем; настоящий чай кончился у них ещё при Нарте, - но они не слезали с коней, один да успел бы ускакать.
        - Сколько их было? - спросил Фонси.
        День клонился к вечеру, и большинство беженок спали в освобождённом для них Восточном смиале, обогретые и накормленные, и уже не так боящиеся свирепого маленького народца.
        - Шестеро, - ответила Валдава, - они ездили туда-сюда по деревне, и глумились, и выбирали себе женщин... и велели нам ждать и готовиться, потому что скоро придёт большой отряд чариаров, а им всем нужны онгиийские рабыни.
        Она побледнела и опустила голову. За два года риворы успели навидаться в Ангмаре всякого и могли представить себе судьбу, уготованную женщинам.
        - Они сказали, что за все мучения их народа они на нас отыграются, - Валдава подняла голову и взглянула на Фонси взглядом одновременно жёстким и беззащитным, - как будто это мы сами мучили их народ.
        - Когда это было? - спросил Фонси.
        - Три дня назад, - ответила женщина. - Когда они уехали, мы собрались и решили бежать, куда глаза глядят. Рузава вспомнила, что в этих холмах поселился недавно народ с юга... - она запнулась, не желая произносить имена, под какими хоббитов знали в Ангмаре.
        - Убийцы-в-холмах, траволешие, хорькоэлъфы, мужички-с-ноготок, заморянские крысята, - закончил за неё Фритигерн и широко улыбнулся.
        - Вы совсем не такие, - поспешила заверить его Валдава, - я теперь вижу, вы совсем не такие. У вас Король есть.
        - Да, - усмехнулся Фонси, - у нас и вправду есть Король. Мы вас не бросим.
        - Мы решили, что даже если вы убьёте нас или обратите в рабство, это всё равно будет лучше, чем к чариарам на поругание.
        - Мы не обращаем в рабство других говорящих, - сказал Фонси, - и не убиваем женщин. Если чариары за вами погнались, мои дозорные заметят их с вершины холма. Если они посмеют последовать за вами сюда, они узнают, что нас не напрасно прозвали убийцами-в-холмах. А сейчас иди к своим, успокой их и сама ничего не бойся.
        - А что, воевода, - Фритигерн положил тяжёлую руку Фонси на плечо, - хорошо снова быть защитниками, а?
        - А и правда хорошо, старшина, - Фонси улыбнулся и хлопнул Герна по плечу, - а ты себе часом невесту не присмотрел сегодня? Эта Валдава так очень даже ничего, даром что коса с проседью, зато ростом как раз с тебя будет.
        - Всё бы тебе зубоскалить, Ветер, - проворчал здоровяк с укоризной, но в сторону Восточного смиала всё-таки глянул, - лучше скажи, как ты думаешь, сколько конников у этих самых чариаров?
        - Шестеро, - не задумываясь, ответил Фонси, - лошади нынче в Ангмаре дороги. Не верю в отряд, где больше шести лошадей, и мы про него не слышали.
        - Вот и я думаю, - согласился Фритигерн, - что они этих конников везде вперед себя посылают, разведать да разнюхать. Может, нам их постеречь возле Камня? Я бы с моими парнями живо обернулся.
        - Не ты, - покачал головой Фонси, - Дикки пускай пойдёт. Это по его части.
        Дикиней вернулся под утро - Фонси, пока его не было, успел вздремнуть.
        - Двоих мы подстерегли, - сказал он, вытирая тряпкой свежевымытые руки, - одного я поставил в ста шагах от Камня, а второго ещё чуть подальше, возле кривого оврага. Пускай встречают гостей.
        - Только эти были последние, Дикки, - сказал Фонси, - Надо нам отвыкать от ангмарских обычаев.
        - Последние так последние, Ветер, - отозвался Дикиней, - ты что думаешь, я для удовольствия? Я для острастки. Вы же сами тогда с Терном и Сегером...
        - Я знаю, Дикки, - Фонси похлопал старшину по плечу, - я просто на будущее. Давай поспи - тебе с дюжиной твоих ребят смиалы охранять, пока я остальных к Камню поведу.
        - Ну что, - спросил Фонси у Амала Чернозуба, - что они там делают?
        - Спорят между собой, - усмехнулся гнилым ртом старый охотник, - кто драться хочет, кто уходить.
        - Сколько луков?
        - С дюжину. Скверные луки и прочая снасть скверная.
        - Ну что, - сказал Фонси, доставая берестяную трубу, - предложим им уйти. Без приказа не стрелять, но стрелы - на тетивы.
        - Здесь начинаются земли риворов! - гулко произнёс он в трубу. - Уходите откуда пришли, и мы не тронем вас.
        От толпы чариаров, собравшейся вокруг насаженной на кол в ста шагах от Камня головы их конного разведчика, отделились трое - среднего для большецов роста, светлокожие и черноволосые, как и большинство чариаров, - и приблизились к Камню.
        - Мы воины великого народа чариарского, пришли забрать наших беглых невольниц, - сказал один из них, - выдайте их, и мы, так и быть, не станем мстить вам за наших товарищей, а только возьмём с вас выкуп.
        Остальные чариары стали подтягиваться ближе, смотря, нельзя ли обойти Камень кругом. «Не воины», - подумал Фонси, - «разбойники. Ни строя, ни порядка, каждый делает, что хочет. Однорукий, Вуохитайстелъ или Пъен-Лийона эту шайку целиком бы схавали и не подавились».
        - Подите прочь, - сказал он, - или вы не слыхали, кто такие риворы? Какие-то мелкие твари, вроде онге или черволюдов, - оскалился чариар, и его друзья захохотали. - Ты сам-то покажись во весь рост богатырский!
        Фонси вышел вперёд и встал на Камень.
        - Повернитесь и уходите, - приказал он. - Считаю до трёх.
        На счёте два мимо него пролетел брошенный кем-то камень, и Фонси вскинул руку, приказывая стрелять.
        Разбойники ломанулись вперёд, размахивая топорами и дубинами, и навстречу им скатились со склона Герн и его бойцы с копьями и тесаками.
        Бои был недолгим. Лишившись предводителей, разбойники обратились в бегство, оставив дюжины полторы раненых и убитых. Фонси провожал глазами бегущих, один из которых вдруг остановился, развернулся и взмахнул рукой. Что-то блестящее завертелось в воздухе, Фонси вскинул руку, чтобы защититься, но в ушах раздался оглушительный звон, голова мотнулась назад, но неба он не увидел - какая-то деревяшка заслонила небо.
        Фонси проснулся ни от чего - сам по себе, просто потому, что выспался. Он лежал под одеялом из выделанной шкуры, на плотном, сплетённом из чего-то мягкого ковре. Сев, хоббит понял, что находится в одной из корзиноподобных хижин - дверь была завешена похожим ковром, и сквозь него пробивался тусклый утренний свет.
        Фонси встал и потянулся, оглядываясь в поисках своей одежды. Она лежала тут же рядом с постелью.
        Убранство в хижине было скромное - сложенный из камней очаг посередине, плетёные ковры по стенам, несколько круглых деревянных чурочек, чтобы сидеть. Вдоль завешенных плетёнками стен стояли корзины - такие же, как Фонси видел в старом смиале, только сплетены поизящней и украшены цветными узорами вдоль края. С потолка хижины свисали пучки каких-то растений, верно, съедобных или целебных.
        Фонси оделся и подошёл к двери. Порог был примерно на уровне груди; чтобы выйти, надо было подняться по приступке, вырезанной из поставленного наискосок бревна.
        - Что жильё надо копать в земле, они помнят, - усмехнулся Фонси, - а вот как это надо делать, позабыли. Ну да ничего.
        Он взошёл по приступочке и отодвинул полог, выходя наружу. Его тут же встретили две весёлые собаки, прыгая вокруг него и поскуливая. Фонси присел на корточки и долго гладил их по рыжевато-бурым лобастым головам, а собаки взлаивали от восторга и лизали его в нос.
        - Ты Хильдейфонс, - послышался рядом чей-то голос, и Фонси встрепенулся, поднимая голову, - не дух Ветайриха. Ветайрих псам жутковен.
        Над Фонси стоял один из вчерашних старейшин-хоббитов, тот самый, что предположил, что здесь может быть западня. По-видимому, речь Ветера оказалась для лесовиков-риворов достаточно убедительной.
        Фонси встал на ноги и поклонился хоббиту в пояс.
        - Хильдифонс Тук, сын Геронтия Тука, тэна тирского, из Тукборо, что в Шире, к твоим услугам и к услугам твоих родичей, - представился он по всем правилам вежества.
        - Химнай, сын Андавата из рода Кинея, хоббит порода риворов, раден тебе, - услуг лесовик не предложил, нарочно ли, или просто потому, что здесь так здороваться было не принято, Фонси не знал. - Пожалый ко нам, Хильдейфонс, сей ранью в сопирники.
        «На завтрак приглашает», - понял Фонси; язык лесовиков казался ему теперь гораздо доступнее, особенно по сравнению с северным наречием.
        - Я с удовольствием, только схожу умоюсь, - ответил Фонси старейшине и заметил, как тот облегчённо выдохнул. По всему было видно - неспокойно на душе у ривора, чего-то он не то ждёт, не то боится. Чего им только наговорил вчера Ветер?
        Посёлок риворов жил своей жизнью: кто рубил дрова, кто носил из ручья воду, кто молол какое-то зерно - никогда Фонси не видел такого способа. В Кардуне мельниц тоже не было, но там женщины растирали зерна вручную, а здесь было устроено так: к ветке дерева или к вершине молодого деревца был привязан тяжёлый каменный пест - ухватиться и дёрнуть вниз, так, чтобы он стукнул по плоскому камню с выдолбленной ямкой, служащему ступой. А поднимался пест уже сам, когда разгибалось дерево.
        По земле возле этих мукомолен сновали в надежде поживиться какие-то мелкие птички, а собаки бегали вокруг и лаяли на них, чтоб не смели воровать зерно.
        Фонси встречался с риворами взглядом, махал рукой рыбакам на озере, улыбался в ответ улыбчивым круглолицым девушкам. Он совсем позабыл, как же это замечательно, когда любому встречному можно посмотреть в лицо, не задирая головы.
        Фонси и Химнай подошли к невысокому холму, вплотную к которому стояла длинная хижина - Фонси сперва показалось, что это вход в нору, бывали в Шире хозяева, любящие построить перед входом дополнительную прихожую, - но потом он понял, что норы позади хижины нет.
        Внутри горел очаг, и вдоль стен стояли скамьи из половинок бревен. Расщеплено клиньями, догадался Фонси, потрогав сиденье одной из них, а потом зачищено и заглажено, вероятно, шершавым камнем. Ни пил, ни рубанков здесь не знают.
        - Седый, - пригласил старейшина, и Фонси послушно сел на скамью. Ривор уселся рядом и трижды громко хлопнул в ладоши.
        Спустя короткое время из-за плетёной занавески, разгораживающей хижину, показались три женщины с двумя большими глиняными горшками, и запахло чем- то вкусным.
        Фонси дали деревянную миску, полную какой-то каши, сваренной с сушёными грибами и ягодами, и рыбы. Столов здесь не водилось, и миску полагалось держать на ладони левой руки, а в правой руке - деревянную же ложку. Ну, хорошо хоть, не как в Гундабаде, пальцами в миску лазить.
        Дождавшись, пока поднесёт ложку ко рту хоббит-ривор, Фонси тоже попробовал еду. Было очень вкусно, такой замечательной рыбы Фонси никогда раньше не пробовал - в Шире рыбу готовили мало, в основном в Бэкланде, да и там всё больше варили из неё похлёбку. А здесь рыбу не то пекли, не то коптили, а может, и то и другое сразу. Да и кашу тоже варили отменно вкусную - Фонси узнал в ней те самые коренья, что показал ему в горах медведь, только здесь они были приготовлены и размяты.
        Занавес у входа в хижину всколыхнулся, и внутрь один за другим вошли остальные четверо хоббитов во главе с самым старым. Фонси встал со скамейки и приветствовал вошедших поклоном.
        - Доброго утра вам, почтенные, - сказал он, садясь обратно. - Мне почтенный Химнай сказал, вы меня видеть хотели. Только вот имён я ваших не знаю, не обессудьте.
        Хоббиты смотрели на Фонси настороженно и недоверчиво, но на поклон ответили и доброго утра пожелали. Старого хоббита звали Ойдо, а остальных троих - Вультушем, Амаем и Тарваем.
        - То Хильдейфонс, не Ветайрих, - сказал Химнай, и старейшины успокоились: кое-кто так откровенно вздохнул с облегчением.
        - Вы мне скажите, почтенные, - сказал Фонси, - до чего вы там вчера с Ветерихом договорились, а то я ничего и не помню. Только я вам прежде скажу, что в Шир я вас прямо сейчас не могу повести, у меня прежде дело есть на юге, аж в самом Ривенделле.
        Вультуш, хоббит-ривор с длинными волосами, подвязанными кожаным налобником, сидящий напротив Фонси, усмехнулся и облизал ложку.
        - Не каждый день к нам приходит родня из далёких краёв, - сказал он на риворском наречии, которое Фонси уже так хорошо наловчился понимать, что особой разницы между ним и родным языком больше не находил, - и не каждый день приходят к нам великие богатыри из сказки и зовут возвращаться в далёкие сказочные земли.
        - Про Ветайриха Тока у нас все знают, - подтвердил старший хоббит-ривор, - все радовались, что он вернулся. И про Шир мы слыхали много хорошего, но ведь он далеко за горами и реками, да и не звал нас туда никто. А Ветайрих говорил, что мы непременно должны туда вернуться, ибо он нарочно явился сюда в твоём, Хильдейфонс, теле, чтобы отвести нас в Шир. Вот мы и хотим спросить тебя, что нам делать.
        - Любопытно получается, - сказал Фонси, - что вы у меня на Ветера управы ищете. Я-то думал, наоборот, я вам никто, а он великий богатырь из сказки.
        - Ты живой и вроде как действительно нам родич, - ответил широкоплечий Тарвай, - а Ветайрих из страны мёртвых вернулся. Вот и выходит, что ты, Хильдейфонс, к нам ближе.
        - Не был он никогда в стране мёртвых, - поправил ривора Фонси.
        - Да это и неважно, - ответил ривор, - ты скажи мне, Хильдейфонс, а ты действительно на нашу долину случайно наткнулся? Поклянись нам своим родом, и своим Широм, и всем, что любишь, что не за тем ты к нам пришёл, чтобы смутить наш народ и захватить нашу землю!
        - Клянусь вам, почтенные, и родом, и Широм, и братьями, и сёстрами, и Лилией Чистолап, что до вчерашнего дня я и знать не знал про вашу долину и про ваш народ, и только слышал от Ветера, что потомки его лучников куда-то пропали, - честно ответил Фонси, и тогда все пятеро старейшин выдохнули окончательно. «Видать, боялись, что сказочный богатырь у них тут за старшего сядет», - подумал хоббит.
        - Я заметил, что вы больше в смиалах не живёте, - сказал Фонси, уводя разговор в другое русло, - как так получилось?
        И они заговорили о смиалах и норах, а после - о кузницах и мельницах и о том, как делать кирпичи и строить дома, и под конец этого разговора хоббиты торжественно пригласили Фонси оставаться в Кинейсмиле жить навсегда - только чтобы рассказал и показал, как делаются все эти чудесные вещи. Завтрак плавно перерос во второй завтрак, и Фонси почувствовал себя совсем дома.
        И когда дело близилось к сладкому - тоже каша, но с сушёными плодами и орехами - Фонси вдруг кое-что сообразил.
        - Знаете что, джентльхоббиты, - сказал он, - я у вас дольше завтрашнего дня остаться не могу. Мне в Ривенделл надо, а то здесь скоро будет гундабадское войско проходить, а мне бы опередить его.
        - Где это «здесь»? - насторожился Тарвай. - Они не за тобой гонятся?
        - Нет, - успокоил его Фонси, - не такая я важная птица, чтобы за мной целым войском рыскать. По тропе они пойдут, мимо водопада. И я бы на вашем месте сразу за водопадом дозорных поставил, на случай, если орки решат разведать, что это за долина.
        - Мы пошлём дозорных, - объявил Амай, важно кивая головой, - они проводят тебя до тропы и засядут сторожить. Предупреди об опасности эльфов Ривенделла и возвращайся обратно, Хильдейфонс Тук, наш далёкий родич из давно оставленного Шира!
        Тут как раз две девушки принесли большой кувшин, поставили его посреди хижины и удалились, стрельнув на Фонси озорными тёмными глазами. Вультуш взял берестяную кружку и зачерпнул из кувшина какого-то пахучего зеленоватого напитка.
        - Выпьем! - провозгласил Химнай, тоже зачерпывая из кувшина и протягивая кружку Фонси. - Выпьем за дружбу, и за далёких родных, и за давно оставленные земли! За Шир и за Варса-Онге, и за те земли, что ныне покрыты болотами!
        Фонси осторожно попробовал напиток, по вкусу напоминающий пиво, куда щедро настригли сосновой хвои. Ничего, пить можно, тем более что пива у Фонси во рту не бывало с самой Северной заставы.
        Очень мне у вас, джентльхоббиты, приятно гостить, - заявил Фонси ещё после пары кружек - одной за всех хоббитов и всех риворов, где бы они сейчас ни были, а другой - за пилы, и молотки, и кросна, и другие полезные вещицы, известные в Шире и совсем неведомые в Долине, - но пора бы мне и в дорогу. Не хотелось бы светлое время упускать.
        - Верно говоришь, Хильдейфонс, - согласился Тарвай, - пойду велю тебе еды на дорогу собрать. И провожатых.
        В провожатые Фонси определили его старых знакомых - Хунрая, Андавата, Хизмая и Торизмуша - как выяснилось, лучших охотников селения. На этот раз они были не в пример дружелюбнее.
        - А ты сейчас Хильдейфонс или Ветайрих? - спросил Андават, самый молодой из четверых.
        - Хильдифонс, - ответил Фонси. - Я обычно Хильдифонс, а Ветерих только иногда. И вообще, зовите-ка вы меня лучше Фонси. Меня так все друзья зовут.
        - Фонси так Фонси. А когда нас поколотил, тогда, ясно, был Ветайрихом, - кивнул ривор, - ясное дело, простому ривору с нами четырьмя нипочём не справиться.
        - Ясное дело, - согласился Фонси, - Ветерих славный боец. Он ещё вас пожалел тогда, калечить не стал. А мог бы руки-ноги переломать.
        - А ты сам, Фонси, драться умеешь? - полюбопытствовал Торизмуш.
        - Если с батогом, - Фонси крутанул в воздухе рукояткой гномьего топора, - тогда да. Я в Шире на батогах второй, а брат мой первый.
        - О, да у вас в Шире тоже состязаются! А в чём ещё?
        - Дротики кидаем, из лука стреляем, - охотно ответил Фонси, - рюхи опять же, накинь-колечко. Норы наперегонки роем, - добавил он, рассудив, что таких соревнований здесь точно не устраивают.
        - Не врут сказки-то, - засмеялся Хизмай, - так ты, Фонси, и норы рыть умеешь?
        - Третий год как первое место на ярмарке в Хоббитоне, - скромно признался Фонси.
        - У нас рядом с селением большая старая нора есть, в холме вырыта, - сообщил Торизмуш, - только там не живёт уже никто и не ходит туда. Хоббиты не разрешают.
        - А вот если б вы с Ветайрихом подрались, кто бы победил? - Андават всё не мог успокоиться.
        - А мы с Ветерихом никак подраться не можем, - объяснил Фонси, - он же сам умер давно, и тело его давно в земле истлело. Если ему подраться надо, я его в своё тело пускаю.Я не понял, а ты в это время где?
        Так за разговорами Фонси и пятеро риворов добрались до каменного сыра и перешли по нему через поток. Хизмай знаком велел остальным стоять на месте, а сам осторожно ступил на тропу и осмотрелся.
        - Вроде никого, - позвал он, - можно идти.
        Фонси поправил за плечами мешок с припасами, проверил привязанные к нему топорик и лопату, вздохнул и решительно ударил оземь батогом.
        - Ну что, прощайте, родичи, - сказал он, кланяясь четверым риворам, - я ещё вернусь, может быть.
        - Орки тут прошли совсем недавно, - Хунрай вдруг наклонился к земле, - следы плохо заметны, тут земля твёрдая, но это точно орки. Пятеро или шестеро.
        Торизмуш лёг на тропу и припал ухом к земле.
        - Идут! - воскликнул он, вскакивая на ноги. - Идут с севера, топочут ножищами! Много!
        - Значит, то разведчиков следы, - кивнул Хунрай и обернулся к Фонси. - Тебе нельзя этой дорогой идти, Фонси.
        - Здесь ещё какие-то следы... - бормотал в это время Хизмай, изучая тропу, - какие-то звери с копытами, и ещё волк или большая собака. Но они дальше не идут, сворачивают на камень. И они вроде как вчерашние...Между двумя орчьими отрядами я и сам не хочу идти, - сказал Фонси.
        - Опоздал! Зачем только ему понадобилось сворачивать в этот лес! Опоздал! Что теперь будет с Широм?
        - Есть другая дорога, - сказал Хунрай, снимая с плеча тул с луком и стрелами и вручая Фонси. - Эта тропа обходит нашу долину по долгой дуге. Если идти через холмы, можно выйти на Хлыдную пустошь и оттуда снова попасть на тропу.
        - Я помню, - закивал Фонси, принимая у ривора лук и ступая обратно на каменный сыр, - я видел в шаре. Если я пойду быстро, то обгоню разведчиков.
        Они вернулись в лес и зашагали той же тропой, по какой пришли. Все пятеро молчали. Если бы Фонси шёл один, то ему захотелось бы пожаловаться на судьбу какому-нибудь молчаливому собеседнику вроде ножа или батога, спросить, почему именно от него теперь столько зависит, неужели не найдётся никого другого предупредить эльфов? Но с риворами об этом Фонси говорить не мог и поэтому сетовал на судьбу молча, и не сразу заметил, как изменилась его осанка и ускорилась походка, как стали более плавными движения.
        - Андават самый быстрый из нас, - сказал Хизмай, - он побежит вперёд и покажет тебе дорогу. А мы останемся следить за входом в долину. И возьми верёвку, тебе понадобится верёвка. На Хлыдной пустоши высокие крутые склоны, по ним на тропу без верёвки не спуститься.
        - Ничего, - сверкнул глазами Ветер, - в Рудауре лазили и не по таким.
        
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        в которой снова происходят неожиданные встречи
        Ветер вскарабкался по склону холма и огляделся вокруг, хотя оглядываться было бесполезно - ночь была пасмурной и тёмной, и воевода риворов не увидел ничего, кроме чёрных очертаний гор против чуть менее чёрного неба. Надо идти так, чтобы левый глаз всё время смотрел на вершину, похожую на собачье ухо, так сказал Андават, когда подвернул в сгущающихся сумерках ногу и не смог бежать вместе с Ветером.
        Собачье Ухо по-прежнему виднелось впереди, и Ветер, чуть передохнув, снова пустился бежать. Бежал он не спеша - берёг силы; несмотря на приобретённые за последние полгода навыки и силы, тело Фонси было непривычно к броскам и переходам боевого отряда. Ну да ничего. Тело молодое и сильное, Ветер ещё успеет закалить и наупражнять его. Если бы только не это ощущение где-то в глубине, тянущее-зовущее на Запад, предстать, как должен каждый умерший, перед взорами Стихий в стране мёртвых.
        «Не могу», - ответил зову Ветер, - «я обещал вернуть моих ребят в Шир».
        Он при жизни никогда не был в этих местах, но хорошо представлял себе, где находится. В Ривенделл Ветеру не хотелось совсем - во-первых, там знали Фонси, а притвориться Фонси так хорошо, чтобы обмануть эльфа, Ветер не рассчитывал, а во-вторых, все эльфы колдуны и ближе к Стихиям, чем хоббиты, а особенно владыка Элронд: поймают и отправят на Запад. Так что пускай Ривенделл разбирается с орками да драконами сам, как хочет. А Ветера ждёт Шир. В Шире он нужен - снова грядут недобрые времена, снова с севера грозят войной захватчики, а это значит - снова нужны Ширу Андагис, Химнерит и Ветерих, Хисарна, Дикиней и Фритигерн, чтобы было кому собрать ополчение и защитить родную землю. Ветер научит сородичей всему, что должен уметь ривор. А семье Туков скажет, что на Севере пришлось повоевать, да в одной стычке стукнули его по голове и отшибли память, и ничего про родных да близких он не помнит. Зато воевать сделался горазд.
        Небо над головой чуть посветлело - солнце взойдёт ещё не скоро, горы заслоняют его, но ночь уже кончалась. Ветер остановился и достал из заплечного мешка берестяной свёрток с дорожной пищей - сушёное мясо, мука, орехи и ягоды, всё растолчённое вместе и склеенное густым сладким древесным соком. Очень вкусно и очень умно придумано, в Шире такого не делали. Это, видно, уже потомки риворов выдумали, а может, узнали от матерей и бабок.
        Ветер улыбнулся. Проживи он хоть ещё полгода, может быть, и его дети жили бы теперь в Риворшире.
        Что произошло с отрядом ширских лучников[52 - Судя по изученным мною записям и могильным памятникам Риворшира, большинство широких риворов пережили своих первых жён (хоббиты, как правило, живут дольше людей) и женились вторично, уже на дочерях своих же товарищей, так что внуки их получились хоббитами уже на три четверти. Таким образом, спустя тысячелетие, риворширцы походили на хоббитов гораздо больше, чем на лесных онге.] и горсткой ангмарских беженок тысячу лет назад, Ветер не знал, но верно, что-то заставило их покинуть холмистую страну, где были вырыты два смиала, и отправиться в опасное путешествие на восток. Может, чариары вернулись с большим войском, а может, мор подошёл слишком близко, но так или иначе - они пришли в уединенную долину в Туманных горах и жили там последнюю тысячу лет, пока Ветер бесплотным духом таился в пусто- градском изваянии.
        Ветер дожевал дорожную еду, нашёл взглядом гору Собачье Ухо и побежал дальше. Будет ещё время порассуждать.
        Рассуждать самому с собой было почти так же приятно, как дышать, бегать и драться. Бестелесные духи не могут думать - только помнить, хотеть и бояться чего-то. Для того, чтобы думать, нужна голова, другого способа нет. Ветер улыбнулся на бегу. Как славно, что Фонси разбил себе нос тогда, в Пустограде - тёплая кровь родича пробудила Ветера от тысячелетнего сна и подарила подобие жизни. И как славно, что Фонси отказался от собственной судьбы, позволив Ветеру занять своё место в его теле. Что ж, Ветер сумеет распорядиться им не хуже Фонси.
        Воевода бежал, взбираясь по склонам, перелезая через поваленные стволы деревьев и огибая оставшиеся с зимы здесь и там кучи слежавшегося снега. Он бежал всё вверх и вверх и наконец добежал до места, где подниматься дальше было невозможно - путь преграждала огромная груда камней, переходившая в высокий и крутой каменистый холм, заслоняющий собой вершину Собачье Ухо. Где-то здесь и должен был быть спуск на ривенделлскую тропу, о котором говорили риворы. Уже светало, и Ветер отправился его искать.
        Встав на один из камней, хоббит заметил, что справа склон резко уходит вниз, и за ним ничего не видно. Ветер подошёл туда и оказался на скруглённом краю обрыва - заглянуть вниз, не сорвавшись при этом, было нельзя.
        Ветер походил вокруг да около, пытаясь понять, как бы добраться до самого края. Пройдя назад несколько шагов, он понял, что там никакой дороги нет, просто каменистый склон, непонятно куда ведущий - утренний туман не спешил рассеиваться, хотя ночные тучи заметно поредели, и день обещал быть довольно ясным.
        Побродив ещё, воевода заметил щель между большим круглым валуном и соседним камнем, куда при желании можно было протиснуться.
        «Без верёвки я сюда не полезу», - подумал Ветер, достал верёвку, подаренную на дорогу Хизмаем, и обвязал её вокруг одного из нагромождённых поблизости камней. Хоббит подёргал за верёвку, убедился, что в случае чего верёвка выдержит его вес, и, намотав её конец на руку, протиснулся в эту самую щель.
        И это было именно то, что он искал. Узкая полоска земли вела в глубокую выемку под валуном, внизу был почти отвесный склон, а под ним проходила, как понял Ветер, та самая тропа.
        Ветер размотал верёвку с запястья и оставил её конец лежать на земле, а сам осторожно прошёл по узкому карнизу и оказался в углублении. Здесь места хватало выпрямиться во весь рост, и тропа просматривалась на полдюжины шагов в обе стороны.
        Ветер подошёл к краю выемки, вытянул шею и осторожно глянул вниз. Спускаться отсюда будет сложновато - длины верёвки, которая у него с собой, до конца не хватит, да и привязать её здесь не к чему. А прыгать или съезжать на спине - высоко, можно переломать ноги.
        «А зачем я сюда пришёл?» - сказал сам себе Ветер и не нашёл ответа. Раз до орков, идущих в Ривенделл, ему дела нет, то и опережать их по дороге нет никакого смысла. Пускай они идут себе, куда хотят, а ему, Ветеру, нужно в Шир. Надо вернуться к водопаду и пробираться в Шир, выйдя на тропу возле каменного сыра. Пробираться можно через тот же самый Ривенделл - оттуда скоро будет подниматься столько дыма, что далеко будет видать, - а можно и как-нибудь иначе. Это ему, Ветеру, слишком понравилось быть живым, осознавать, что надо куда-то бежать и что-то делать, вот он и прибежал сюда.
        Звук, донёсшийся с тропы внизу, прервал размышления ривора. Руки сами собой извлекли из тула тугой длинный лук - не разучились делать за тысячу лет, молодцы! - и натянули на него скрученную из сухожилий тетиву. Пусть наконечники у стрел каменные, кольчугу пробьют навряд ли, зато сами стрелы длинные, прямые и хорошо оперённые.
        Четверо низкорослых, худых, сутуловатых орков показалось на тропе, и Ветер положил стрелу на тетиву. Орки бежали не торопясь, о чём-то по дороге переговаривались. Кольчуг на них не было - только безрукавки из плотной кожи.
        Ветер дождался, когда четверо пробегут под ним, и развернулся вслед за ними, натягивая тугую тетиву, наслаждаясь тем, как напряглись и растянулись мышцы рук, плеч, спины, как согнулся покорный силе живого тела лук. О, чудесное, ни с чем не сравнимое мгновение, когда стрела срывается с тетивы и летит, куда приказано, и ты знаешь ещё до того, как она долетела, что она попадёт именно туда, куда надо - между воротом безрукавки и железным обручем кожаного шлема, в незащищённое место сразу под затылком. О, милое сердцу зрелище, как падает, не издав ни вскрика, ни стона, застреленный тобою враг! Чистая работа. В Шир явится одним захватчиком меньше.
        Заметив упавшего товарища, два орка развернулись и побежали обратно по тропе, справедливо предположив, что лучник затаился где-то сзади, а третий, у которого в руках появился собственный лук - короткий, роговой, из тех, что любят гномы и орки, - остался их прикрывать. Следующую стрелу Ветер пустил в него, и пока она летела, успел наложить вторую и развернуться обратно. Лучник упал со стрелой в глазу, а второй орк схватил с пояса рог и поднёс его к губам, готовясь трубить тревогу. Ветер быстро сменил цель, и пущенная им стрела выбила рог из руки разведчика; тот обернулся - и очередная стрела попала ему прямо в сердце, как когда-то тому эремтагу в Токовище.
        «Я живой, а вы - нет!» - подумал воевода, упиваясь своей сноровистой силой и выцеливая последнего орка, вертящегося на месте в поисках укрытия. «Я живой, а ты - нет!», - и последний орк упал со стрелой в бедре, упал и пополз, но Ветер добил его ещё одним выстрелом. Шесть стрел на четверых, это многовато.
        - Я живой, а вы - нет! - крикнул Ветер в полный голос, и Фонси, словно на зов, сгустком возмущения и обиды возник в сознании воеводы.
        «Это я живой, а ты - нет!» - подумал Фонси. - «Ты что это делаешь, родич!»
        «Нет, родич, нынче я живой. Ты сам горевал о судьбе своей, хотел, чтобы кто другой от Шира беду отвёл. Вот я и отведу».
        «Я не звал тебя в моё тело, Ветерих Ток!» - подумал Фонси. - «Не звал и не пускал, так что уходи и пусти меня на место!»
        «Сейчас не пускал и не звал, но дорогу-то я знаю», - усмехнулся Ветер, - «вот сам и пришёл. Не мешай мне, родич, иди себе спать, а я обо всём позабочусь. Шир не пропадёт».
        «Я пропаду!»
        «И ты не пропадёшь. Пока я жив - и ты будешь жив, так что если в боях за Шир не сгинем, жить будем долго и счастливо, так-то вот, Фонси».
        «Ветерих. Ветерих, ты мёртв, тебя убили тысячу лет назад, тебе нужно в страну мёртвых, а ты отобрал у меня моё тело. Тебе не стыдно, Ветерих?»
        «А тебе, Хильдифонс, не стыдно? Я помогал тебе, я спас тебя от смерти самое меньшее трижды, а ты хочешь прогнать меня в страну мёртвых? Такая твоя благодарность, родич, за всё, что я для тебя сделал?»
        «Так ты мне для того жизнь спасал, чтобы самому её забрать?»
        «Да уж всяко я твоей жизнью лучше тебя распоряжусь, слабак! Война грядёт! Шир спасать надо! Я драться умею, убивать умею, воевать умею! В засаде сидеть, ловушки ставить, боевым отрядом воеводить могу. А ты? Что ты умеешь? Кому ты нужен? Что ты можешь, неженка, сосунок, крови не нюхавший!»
        И Ветер покатил на Фонси волну своих воспоминаний и ощущений, самых страшных и самых прекрасных, заставляя Фонси почувствовать всё то, что чувствовал когда-то сам Ветер, ошеломляя и подавляя младшего хоббита остротой и размахом опыта своей короткой, но бурной жизни. Свирепая радость при виде падающего со стрелой в груди врага, ощущение мгновенного сопротивления упругой плоти копью - и ощущение того, как собственная плоть подаётся под ножом, и жизнь брызжет наружу. Слепой ужас ночного бегства, когда враг дышит в спину, и глубокий восторженный ужас близкого присутствия Хозяина Леса. Ветер чувствовал, как колеблется и шатается сознание Фонси под этим напором, и вызывал в памяти победу за победой, приключение за приключением, подвиг за подвигом. И вот уже Фонси трепещет, как пламя догорающей свечи, сейчас он погаснет, растает, пропадёт, превратится в смутный набор воспоминаний Ветера, воспоминаний с лёгким, быть может, оттенком жалости, словно об умершем в детстве друге или недолго пожившем младшем братишке.
        «Я живой, Фонси», - точно с таким сожалением подумал Ветер, - «а ты уже нет».
        Сознание Фонси уже не было пламенем свечи - оно превратилось в точку на самом конце жгутика, когда над над свечой поднимается тоненькой струйкой синеватый дымок.
        Только одна мысль осталась от Хильдифонса Тука из Тукборо, только одна мысль в бессильно гаснущем разуме.
        Лилия Чистолап.
        И бессильное отчаянье словно ударило Ветера под ложечку, омрачая зрение и вышибая дух, отчаянье от того, что самая прекрасная девушка на свете, самая любимая, самая строгая и синеглазая, не хочет его больше ни видеть, ни знать, и сама так написала в записке, что передала через тётку.
        И против этого удара ни танцы с девчонками по праздникам в Токовище, ни поцелуи с хорошенькой служанкой Хизамундой, ни несколько ночей в жарких объятиях вдовы Сунильды Ветера не закалили и закалить не могли. И Ветер отступил, а сознание Фонси вспыхнуло ярким пламенем, и с новообретённой силой вытеснило сознание Ветера прочь.
        Воевода почувствовал, как слабеют и немеют руки и ноги, как тело Фонси перестаёт его слушаться и возвращается к законному хозяину. И ещё он почувствовал, как тянет его на Запад неслышимый зов.
        - Я помню твою просьбу, родич, - прошептал Фонси, - так или иначе, потомки твоих бойцов когда-нибудь вернутся в Шир.
        И лопнула цепь клятвы, удерживавшая Ветера в Средиземье, и красавица Солнце, только-только осветившая вершины гор, качнула огненной головой в подтверждение, и тоненький убывающий месяц, виднеющийся где-то над Ривенделлом, закивал, соглашаясь с Солнцем, что клятва с Ветериха Тока снята.
        - Прости меня, родич! - взмолился Ветер. - Прости, живи и люби, а мне пора в страну мёртвых!
        - Я прощаю, Ветер, - ответил Фонси, - прощаю и благодарю за всё. Покойся с миром!
        Ветер ничего не ответил, и Фонси стало грустно, и вспомнилась ему матушка и братец Хильдигард, умерший от лихорадки, когда Фонси был совсем маленьким...
        Но грустил хоббит недолго. Издалека до него донеслись резкие звуки рога - это приближался основной гундабадский отряд, а вниз по-прежнему было не спуститься. А когда орки найдут разведчиков на тропе убитыми, то непременно посмотрят наверх.
        - Если так дальше пойдёт, родич, - сказал Фонси отлетевшему на Запад Ветеру, - то мы с тобой очень скоро опять встретимся.
        Гундабадский рог зазвучал снова и снова. «Ответа ждут от разведчиков», - понял Фонси, - «а ответа и не будет. Жалко, у меня рога нет, протрубил бы им что-нибудь».
        Прыгать вниз Фонси хотелось не больше, чем Ветеру. Хотя, если рассчитать так, чтобы приземлиться на убитого орка, тогда... а впрочем, нет, орки тощие, удара не смягчат. Фонси от досады завертелся на месте, осматривая то выемку, в которой находился, то нависающий сверху огромный камень, то тропу внизу.
        - Что ты умеешь, слабак? - повторил он обидные слова Ветера. - Что ты можешь?
        И тут всё стало ясно. Наклонившись, Фонси отцепил от лежащего на земле заплечного мешка свою верную лопату и посмотрел вглубь выемки, туда, где её каменный потолок соприкасался с земляной стеной.
        Снова раздался звук рога, на этот раз ближе.
        - Могу копать, - вслух сказал Фонси и шагнул в темноту выемки.
        Лопата врезалась в твёрдую землю, словно выгрызая из неё куски. Раз-два-три-четыре, как будто копаешь нору, как будто на ярмарке в Хоббитоне или на празднике в Тукборо соревнуешься с товарищами по строительной артели, кто ловчей роет, кто первый появится с другой стороны нарочно насыпанного вала под ободряющие крики приятелей и братьев и схватит лежащую там награду лучшему землекопу. Как снежной зимой, когда делают смиал из самого большого сугроба. И не обращать внимания на топот, что доносится откуда-то снизу и сзади, ни на что не обращать внимания, только шуровать лопатой, раз-два-три-четыре. Тебе уже немало лет, Фонси, ты решил, чем будешь заниматься? Решил, батюшка, давно решил. Хочу норы копать, жильё строить. Только вот этот камень, батюшка, сейчас сорвётся вниз, дай только подкопаюсь под него хорошенько, и загородит эту тропу внизу, и отрежет дорогу в Ривенделл, да и меня, батюшка, с собой прихватит. И всего-то мне будет богатства в жизни - моё же собственное надгробье, так- то вот. Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре! ко-пай! ко-пай! Фон-си, да-вай!
        Внизу послышались крики: орки обнаружили застреленных разведчиков. Фонси не оборачивался, сейчас главное - успеть, пока не заметили, что сверху сыплется земля и камни, и не начали стрелять.
        Земля застонала вокруг Фонси, и стало чуть темнее - это огромный камень, лежащий сверху, качнулся и накренился. Хоббит заработал лопатой ещё быстрее, хотя быстрее, казалось, было уже нельзя, на мгновение передохнув, подобрал мешок - там лежали неотправленные письма к Лилии - и бросился ниц, вжимаясь грудью в землю, как раз в тот миг, когда камень дрогнул и начал опрокидываться вниз, на тропу и на собравшихся на тропе гундабадских бойцов.
        Сверху ухнуло и пахнуло сыростью, и Фонси почувствовал, как огромная глыба проходит над ним, едва ощутимо гладя его по спине - вырытого в последние мгновения углубления едва хватило хоббиту, чтобы не быть размазанным по горному склону, как масло по куску хлеба. Грохот послышался снизу, грохот и крики, а сверху - скрежет камней, потревоженных смещением глыбы. Фонси втиснулся в землю ещё крепче и лежал так, пока камни катились по обеим сторонам от него, и только когда гул обвала затих, хоббит посмел приподнять голову и оглянуться.
        Он лежал посредине огромного углубления на склоне холма и видел прямо перед собой светлое небо за рыжеватой чёлкой травы. Посмотрев назад, Фонси увидел только тучу пыли, столбом поднимающуюся снизу. Ни звуков рога, ни криков, ни стонов не было слышно.
        Хоббит с трудом поднялся на не держащие его ноги и с удивлением посмотрел на лопату, которую всё ещё крепко сжимал в руке. Он прошёл вверх по склону холма и огляделся вокруг. В ушах у Фонси звенело от тишины после грохота, ноги подкашивались, руки дрожали.
        Он стоял у подножия большого каменистого холма. Вокруг лежала пустошь, заросшая пожухлой прошлогодней травой, за пустошью в сотне шагов начинался лес. Фонси смутно припомнил, что Ветер прибежал откуда-то с той стороны, но сомневался, что сам найдёт дорогу обратно. Ну разве что просто идти вниз и вниз, тогда можно и добраться до Риворшира.
        Солнце всходило над вершинами гор. Было светло и ясно.
        Повернувшись назад, Фонси увидел, что пыль над обрывом уже почти рассеялась. Хоббит подошёл к обрыву и осторожно заглянул вниз.
        Тропы внизу больше не было.[53 - Я ходил по этой самой тропе и видел то место, где она обрывается: упавший на тропу валун стронул ниже по склону лавину, и от горы в том месте словно отвалился ломоть. (прим. Сэмунда Инголло)] Сброшенная Фонси глыба не просто перегородила тропу - она полностью уничтожила её, стёрла со склона: теперь он просто уходил вниз и вниз и терялся где-то в тумане.
        - Вот оно как, - проговорил Фонси. - Нет больше дороги в Ривенделл, а я-то думал через него до Шира добраться.
        Какой-то шум привлёк его внимание. Чуть в стороне на край обрыва кто-то выбрался, наклонился и протянул руку, помогая выбраться кому-то ещё.
        Фонси уставился на этих двоих с открытым ртом, не в силах поверить собственным глазам.
        - Ты-ы-ы! - низким голосом прогудел тот из двоих, что был пониже и потолще. - Так это твоих рук дело, недомерок?
        - Его, его, вон и лопата у него, - просипел ему в ответ тот, что был повыше и потоньше, - он только забыл, что мне смерть не от камнепада в горах предсказана. Заходи-ка с той стороны. Только осторожно, смотри - он же колдун.
        Кзаг и Кончаг не торопясь приближались к Фонси.
        - Вы что, ребята, - хоббит не нашёл ничего лучшего, чем припомнить байку, слышанную от орка Гършага в обозе охотников за троллями, - обиделись, что ли?
        - Нет, Кзаг, мы не обиделись, - сказал Кончаг, вытаскивая из ножен на поясе длинный свой нож, - правда?
        - Чего обижаться-то? - согласился Кзаг, разворачивая ужасный свой кнут. - Мы живы, здоровы. Вот если с кого шкуру живьём дерут, вот тот пускай обижается.
        - Или сразу пускай в овраг сигает, - Кончаг указал ножом, куда, - а мы сверху камешки пошвыряем, развлечёмся.
        Фонси отступал задом к краю обрыва, держа перед собой лопату, хотя понимал, что для защиты от двух лучших бойцов Гундабада она не пригодится. Возможно, Ветер смог бы отмахаться от двоих сразу, но Ветера Фонси даже сейчас не пустил бы больше в своё тело.
        - А вы подеритесь, ребята, - предложил Фонси оркам. - Дай, Кзаг, с размаху Кончагу в рыло, сразу и полегчает.
        - Тут драки мало, - оскалился Кончаг, - тут надо или себе нож в пузо всадить, или кого другого на куски живым порезать.
        - Лучше на куски, - кивнул Кзаг и поиграл перед собой кнутом.
        Фонси быстро оглянулся - до обрыва совсем недалеко. Отбросив лопату, он присел и подобрал с земли несколько камней.
        - Давай лучше нож в пузо, - крикнул он, швыряя камень в голову Кзага, - быстрее и проще!
        Кзаг шатнулся в сторону, и камень пролетел мимо. Зато следующий угодил ему по руке и заставил уронить кнут. Пока орк наклонялся за кнутом, Фонси кинул ещё один камень в Кончага, промахнулся и бросился бежать к лесу.
        Но далеко он не убежал - поскользнулся на траве и упал, и покатился вниз по пологому склону, и с разгона наскочил на какую-то кочку. Попытался встать, но измотанное ночной пробежкой Ветера и землеройной работой Фонси тело отказалось слушаться.
        Орки подоспели почти сразу, зашли с двух сторон, преграждая Фонси дорогу к лесу - знали или догадывались, что в лесу хоббит от них уйдёт легко. Хватать Фонси они не стали - хотели, видно, погонять его кнутом по склону. «Ладно», - подумал Фонси, - «хоть эту забаву я им да испорчу».
        - Вставай, - Кзаг щёлкнул подобранным кнутом над головой хоббита. - Вставай, побегаешь перед смертью. А то я тебя прямо так, кнутом, на куски рвать начну.
        - Встану, - сказал Фонси, с трудом поднимаясь на ноги и вытаскивая из ножен чудом не потерянный нож, - но бежать больше не буду. Этот нож, - он ткнул ножом всторону Кзага, - гномами выкован на орчью погибель. Вызываю тебя, Кзаг, на поединок, по кардунскому обычаю!
        - У дружка своего поединщика ума набрался? - спросил Кзаг. - Ну что, по кардунским правилам я оружие выбираю, вот этот кнут.
        Кнут свистнул в воздухе, пребольно стегнул Фонси по запястью и туго обмотался вокруг него. Кзаг рванул кнут на себя, и Фонси, роняя нож, пролетел вперёд и упал к ногам орка.
        - Я победил, - сказал высокий орк и поставил ногу Фонси на грудь.Держи его, Кзаг, - прогудел Кончаг, - раз он бегать не хочет. А я буду резать.
        Донёсшийся со стороны леса топот копыт заставил Кзага оглянуться и перенести вес на другую ногу. Фонси воспользовался этим и выскользнул из-под ноги орка.
        В воздухе свистнула стрела. Кзаг зарычал и дёрнулся в сторону, пригибаясь, но ещё одна стрела вонзилась ему в шею.
        - Кзаг! - закричал Кончаг и побежал не то к упавшему другу, не то к Фонси.
        Фонси освободил запястье от кнута и пополз в сторону леса, не тратя времени на то, чтобы посмотреть, кто это стрелял.
        - Береги, Заливай! Береги! береги! - раздался звонкий и очень знакомый женский голос, и Фонси, подняв голову, увидел бегущую прямо на него огромную собаку. Одним прыжком пёс перескочил через хоббита и встал между ним и Кончагом, свирепо рыча.
        Фонси поднялся на ноги и увидел стоящую рядом с рыжим пони девушку в широком походном наряде. Её мелко вьющиеся волосы были собраны на затылке в толстый пучок. В руках девушка держала натянутый лук.
        Хоббит обернулся. Кончаг стоял неподвижно, приземисто сгорбившись, словно для рукопашной драки; нож опасно блестел в его руке. Напротив него на широко расставленных напряжённых лапах стоял грозно ощетинившийся Заливай, скаля свои страшные зубы.
        Орк смотрел то на Заливая, то на Фонси, то на лежащего тут же мёртвого Кзага, то на молодую лучницу.
        - Уходи, Кончаг, - сказал Фонси, - возвращайся домой. Хватит смертей, Кончаг. Моя сестра не станет тебе в спину стрелять.
        Кончаг пожал плечами.
        - Ты победил, Хоньша, - ободрил он хоббита, - а идти мне некуда. Где Кзаг, там и я буду. Хорошо я жил, Хоньша, хорошо и помру. Иэ-хэй, харри-хэй!
        Кончаг опустил руку с ножом и одним движением загнал его себе под нагрудник; глаза орка расширились, лицо стремительно побледнело, сделалось светло-серым, как пепел старого костра. Кончаг взялся за рукоять ножа и пошевелил его в себе, не издавая при этом ни звука. Постояв так, орк опустился на колени, а потом лёг на землю, как будто собирался спать. Лужа крови медленно расползлась под ним, он улыбнулся во весь свой клыкастый рот и испустил дух.
        - Живой, - выдохнула Белладонна, подбегая к Фонси, - и вроде целый. Целый?
        - Целый, - ответил Фонси, - даже сам удивляюсь. Но как... откуда...
        Белладонна огляделась по сторонам.
        - Кроме этих двоих тут больше никого нет?
        - Нет, - сказал Фонси, - остальные все внизу, под камнями.
        Он покачнулся и ухватился за ошейник Заливая, чтобы не упасть. Заливай гавкнул и лизнул хоббита в нос.
        А со стороны леса шла, держа в руке поводок Заливая, Лилия Чистолап. Самая чудесная девушка в Шире и на всём белом свете, самая красивая, любимая и синеглазая, появилась вдруг на самом краю Глухомани. И стало хорошо и страшно - а вдруг это не она? Вдруг она не настоящая?
        Фонси шагнул было к Лилии, чтобы обнять, поцеловать, убедиться в том, что она и правда здесь, и не видеть больше ничего, кроме её глаз, синих, как ширское небо, но что-то остановило его.
        Впервые в жизни Лилия смотрела на Фонси настороженно и опасливо, и хоббит решил, что кидаться к ней с поцелуями сейчас не надо. Он прерывисто вздохнул и вежливо поклонился Лилии. Взгляд девушки смягчился, она кивнула в ответ, и Фонси понял, что поступил правильно.
        - Ты точно цел? - Белладонна взяла его за плечи и подвигала их туда-сюда. - А ну-ка вдохни глубоко-глубоко. Ничего не болит?
        - Всё болит, - Фонси вдруг понял, что не может удержаться от смеха, - вдыхаю - болит, и выдыхаю - болит.
        Белладонна вдруг показалась ему большой-пребольшой, а потом в глазах у Фонси потемнело, и ноги перестали слушаться.
        - Дядя Гэндальф, - услышал он обеспокоенный голос сестры, - дядя Гэндальф!
        ...Пахло мёдом, и цветущим широким лугом, и вересковым элем из корчмы в Северной Доле, и сразу всеми пряностями, как в тот раз, когда Фонси опрокинул матушкин заветный сундучок, и ещё чем-то знакомым и незнакомым. Хоббит открыл глаза и увидел волшебную синеву глаз своей любимой.
        - Сделай глоток, - велела Лилия, и Фонси почувствовал возле губ горло баклажки, из которого и исходил чудный запах. Лилия чуть наклонила баклажку, и Фонси послушно отпил из неё. Это был точно глоток лета. Забилось сердце, и тепло разлилось по телу, в голове начало проясняться, и тупая боль во всех мышцах утихла.
        - Хорошо... - не отрывая глаз от лица Лилии, проговорил Фонси, - как хорошо...
        Он понял, что лежит на подстеленном плаще, и что Белладонна поддерживает ему голову, а Лилия сидит рядом и держит его за руку. Но на его пожатие она не ответила, а забрала руку и поднялась на ноги.
        Над Фонси возникла длинная седая борода, из-за которой виднелся внушительный нос и прищуренные глаза старого волшебника.
        - Поднимайся, путешественник! - Гэндальф протянул Фонси руку. - Можешь стоять?
        - Могу, дядя Гэндальф, - удивлённо ответил хоббит, встав на ноги и обнаружив, что стоит твёрдо и падать не собирается, - что это за напиток такой чудесный?
        - Эльфийский мёд, - охотно ответил Гэндальф, - его готовят в Ривенделле.
        Фонси встряхнулся, чувствуя, как проясняется в голове. Без сознания он пролежал, похоже, недолго - солнце было примерно там же, где он видел его последний раз. На пустоши было спокойно и мирно, и только фырканье лошадей нарушало тишину.
        К Фонси подбежал Заливай и лизнул его в подбородок, где осталась капелька мёда.
        - Заливай, фу! - оттолкнул хоббит собаку. - Дядя Гэндальф, а его-то вы откуда взяли? И откуда вы здесь вообще взялись?
        - Это, беспокойный ты Тук, долгая история, - ответил Гэндальф, - сейчас мы разведём костерок и перекусим перед обратной дорогой, тогда и расскажу.
        - Белладонна, дитя моё, - позвал волшебник. - Репку бы надо стреножить!
        - Сейчас, дядя Гэндальф, - отозвалась Белладонна и побежала ловить пони, убредшего вверх по склону в поисках травы.
        Гэндальф свистом подозвал свою лошадь и начал рыться в чересседельной сумке.
        - Я схожу принесу хвороста, - сказала Лилия и пошла в сторону леса. Фонси двинулся было за ней, но Лилия снова взглянула на него со страхом, и он остался возле волшебника.
        - Дядя Гэндальф, - спросил Фонси, дождавшись, пока девушка отойдёт, - а Лилия что, пешком пришла?
        - Лилия на Заливае приехала, - сказал Гэндальф, - ты разве не видел?
        - Как Лутиэн! - восхищённо сказал Фонси, смотря девушке вслед.
        - Именно так, - согласился Гэндальф, - и на дерево в Раздорожье она залезла тоже, как Лутиэн. Так вот и рассказывай в Шире старые сказки - непременно найдётся какой-нибудь такой Тук и махнёт искать неведомо чего.
        - А что она делала на дереве?
        - Сидела и не слезала, - Гэндальф вытащил из сумки небольшой котелок, - а я оказался виноват. Живи в Шире не хоббиты, а народ повспыльчивее, боюсь, надавали бы мне по шее. И за твой уход мне тоже попенять не забыли. Дескать, сказок наслушался.
        - Так я же и наслушался, дядя Гэндальф, - улыбнулся Фонси, - я хотел сильмарилы...
        - Да, мы это поняли, - кивнул Гэндальф, - особенно когда узнали, что ты попросил у гномов нож по железу. И спрашивал у Элрохира, не родня ли ему Тингол.
        - Я думал, что если родня, так он, наверное, сильмарил себе взять захочет.
        - Ты думал? - седые брови старого волшебника взлетели вверх, как крылья большой белой совы. - Ты, Хильдифонс Тук, думал? Вот уж где сказка-то!
        Совсем неподалёку фыркнула Репка, и Фонси вздрогнул, не увидев рядом с лошадкой её хозяйки.
        - Белладонна! Где Белладонна?
        Гэндальф схватил свой посох.
        Фонси обвёл пустошь пристальным взглядом. Белладонна сидела на камне возле трупов Кончага и Кзага, подперев голову руками и глядя в одну точку.
        Фонси подбежал к сестре и обнял её за плечи.
        - Что с тобой, сестрёнка?
        Белладонна молчала. Фонси зашёл так, чтобы закрыть собой тела орков от взгляда сестры, и присел перед ней на корточки.
        - Белладонна. Что с тобой?
        - Можно, мы их похороним? - хриплым шёпотом попросила девушка. - У меня есть лопата с собой. Можно, мы их закопаем?
        - Закопаем, - согласился Фонси, - конечно. У меня тоже есть лопата.
        - Ты можешь копать? - спросила Белладонна.
        - Могу, - кивнул Фонси, - а ты не смотри на них, не надо. Пойдём, сходим за лопатами.
        Гэндальф шагнул навстречу Тукам и хотел что-то сказать, но Фонси закрыл Белладонну собой и поднял остерегающе ладонь. Гэндальф хмыкнул, дунул в ус, усмехнулся и отправился к лесу помогать Лилии нести хворост.
        Для могилы Кзагу и Кончагу Фонси выбрал место у края обрыва, где раньше лежал большой валун, скатившийся среди прочих в пропасть. Под ним земля была достаточно мягкая для того, чтобы копать.
        - Я никогда не убивала никого, - сказала Белладонна, стряхивая землю с лопаты, - я даже охотиться начала только здесь, в Глухомани. Но никого, кто умеет говорить...
        - Ты мне жизнь спасла, сестра. Они меня живьём на куски разрезать хотели.
        - Я знаю, что спасла. Только мне всё равно плохо. Ты не знаешь, у этого...
        - Кзага?
        - Да, Кзага. У него были дети? Мама? Жена?
        - Про маму не знаю, и про детей тоже. Он говорил, что у него есть орчицы в Гундабаде и в Кардуне, но жёны они были или нет, я не знаю.
        - А ты с ним разговаривал? Ты его знал?
        - Я их обоих знал. Они меня в Кардуне спасли от грабителей и забрали в Гундабад. Мы с ними даже ладили. Помогали друг другу в дороге.
        Белладонна застыла на месте, не донеся лопату до земли. Лицо её так стремительно побледнело, что Фонси даже испугался, что она сейчас лишится чувств.
        - Ты что, сестрёнка?
        - Так они что, не хотели убивать тебя?
        - Да нет, что ты. Хотели, ещё как, и убили бы непременно. Ещё бы и помучили перед тем, как убивать. Кзаг и Кончаг были самые страшные головорезы на всём севере, я даже представить себе не могу, сколько у них убитых на совести, и сколько ещё было бы. Ты не только меня спасла, Белладонна. Ты спасла ещё много людей. И орков тоже.
        Белладонна часто заморгала, чтобы прогнать выступившие слёзы, благодарно кивнула Фонси и снова принялась копать.
        Какое-то время брат с сестрой работали молча, и Фонси вспоминал, как странно и страшно было путешествовать в обществе двух орков.
        - Скажи мне, Белладонна, а ты знаешь, что такое ядовитая красавка?
        Белладонна перестала копать и на мгновение задумалась, опершись на лопату.
        - Кустарник такой, с ядовитыми ягодами, по-эльфийски бэйнбренниль. Растёт у воды и там, где в почве известняка много. В Белых Холмах в Шире, например. А ещё так меня называет... один мой знакомый... - лицо девушки чуть порозовело.
        - Как?
        - Бэйнбренниль, - улыбнулась Белладонна, - так моё имя переводится на эльфийский. А почему вдруг ты спросил?
        - А Кзагу, - Фонси указал за плечо большим пальцем, - один старый колдун смерть предсказал от ядовитой красавки. Он всё отравы боялся.
        - Ох... - Белладонна снова принялась за работу, - значит, это судьба была у него такая?
        - Значит, судьба, - кивнул Фонси, - если бы не судьба, ты бы его одной стрелой наповал не уложила.
        - Фонси, - спросила девушка после ещё нескольких взмахов лопаты, - а этот, другой, который...Кончаг?
        - Да. Который пониже. Почему он не убежал? Почему он сам себя зарезал?
        - Орки, - подумав, сказал Фонси, - плохо умеют переживать радость и горе. Если у них сильное какое-то чувство, им нужна боль.[54 - Это одно из объяснений специфики поведения орков, о которой мы знаем из исторических источников, например, из «Падения властелина колец и возвращения Короля». Также эта теория объясняет быстрое размножение орков при сильной власти: если правитель создаёт способы сброса агрессии, - например, ставит провинившихся на перекрёстках, чтобы с ними любой мог подраться - уменьшается частота вымещения агрессии на детях, и за счёт этого падает детская смертность.] Чужая или своя. Вот Кончаг вместо того, чтобы расплакаться, нож в себя и всадил.
        Белладонна судорожно вздохнула и закрыла глаза.
        - Фонси, - сказала она, помолчав, - а когда ты ел последний раз?
        - Ой, я и не помню, - ответил Фонси, - но кажется, что очень давно.Тогда, может быть, этой глубины хватит?
        - Хватит, я думаю, - сказал Фонси, посмотрев на получившуюся у них яму, - места им тут будет достаточно. Я сейчас позову дядю Гэндальфа, мы с ним их сюда перенесём. Не надо тебе на них лишний раз смотреть. А там уже вон костерок развели.
        ...Над походным котелком поднимался пар. Лилия достала из сумки несколько чёрствых лепёшек и мешочек с орехами. Когда она передавала половину разломленной лепёшки Фонси, тот взял её за руку и отпустил не сразу. Девушка не стала отнимать руку, лишь взглянула на Фонси строго и укоризненно, как смотрела когда-то давно, в самом начале их знакомства.
        - Лепёшки из Карн Дума, - сказал Гэндальф, оглаживая бороду, - орехи из Быкосмила, а вот чай мы сберегли. Чай из самого Шира, только это последний.
        Он протянул Фонси тонкую деревянную чашку, Фонси зачерпнул из котелка и вдохнул хорошо знакомый, родной запах крепкого чая.
        - Мммм, как я давно чая не пил, - сказал хоббит и посмотрел на Лилию. Та улыбнулась и отвела глаза.
        - Фонси, - спросила вдруг Белладонна, - а Гундабад отсюда видно?
        - Должно быть видно, - Фонси на мгновение задумался, вспоминая свои прогулки по волшебному шару, - да, вон там, на северо-востоке отсюда. Вон, смотри, откуда дым поднимается...
        - Дым? - спросил Гэндальф и поднялся на ноги.
        Над виднеющейся вдалеке вершиной горы Гундабад тонкой струйкой вился дым.
        - Странно, - сказал волшебник, - когда мы проходили мимо Гундабада, плавильни ещё не работали.
        - Это дым не из плавилен, а оттуда, где должна быть башня Гългара... - бледнея, произнёс Фонси, - она выдаётся... выдавалась наружу из горы.
        - Смотрите! - воскликнула Белладонна, указывая рукой куда-то чуть левее вершины Гундабада.
        Какая-то птица описывала над горой медленные круги, то взлетая кверху, то ныряя вниз, подобно большой ласточке. Очень большой ласточке. Фонси попытался представить, каких размеров должна быть эта птица - и не поверил сам себе.
        - Что это? - спросила Лилия.
        - Гм. Хгхм, - прокашлялся Гэндальф, - мне кажется, что это... дракон.
        - Дракон? - Белладонна даже подпрыгнула.
        - Дракон, - кивнул Фонси, - это дракон Смог, союзник Гългара...
        - Смог? - волшебник развернулся к Фонси и опустился на одно колено, чтобы быть с хоббитом вровень. - Откуда ты знаешь?
        - Гългар говорил, - сказал Фонси, - он письма ему посылал. Дракон должен был на закате дня весеннего равноденствия напасть на Уютный Дом. А орки в Ривенделл шли, чтобы на выходах из долины стать, и всех, кто от дракона побежит, перехватывать.
        - Старая орчья уловка[55 - Подобную тактику применили в древности орки при взятии эльфийского города Гондолина.]... - нахмурился Гэндальф, - а как ты об этом узнал? И почему он прилетел не в Ривенделл, а в Гундабад?
        - Мне Гългар рассказал, - Фонси присел на камень и обхватил ладонями голову, - он меня от клещовицы излечил и при себе держал, хотел меня ширским дурбагом назначить. А я...
        - Что? - Гэндальф ободряюще положил руку хоббиту на плечо. Фонси вздохнул.
        - Я взял золотую плашку, на которой было написано письмо дракону. И выцарапал напильником вместо «Грозный Смог» - «Грязный Снага», а «снага» - это такая у орков обидная кличка. Я думал, что Смог обидится и не полетит никуда, а он...
        Фонси ещё крепче стиснул голову.
        - Я не хотел, - еле слышно произнёс он, - не хотел.
        Гэндальф наклонился к Фонси.
        - Драгоценный мой Тук, - сказал волшебник, - я хорошо понимаю, почему ты огорчаешься. Но подумай о том, что ты спас не только Ривенделл - ты, скорее всего, спас и Шир...
        - Я знаю, дядя Гэндальф, - пробормотал Фонси, - я знаю. Но всё равно... тётка Хавага никого не собиралась убивать, а она, наверное, тоже сгорела...
        - Дядя Гэндальф, - спросила Белладонна, - а куда дракон полетел?
        - Самое главное, дитя моё, чтобы не сюда, - ответил ей волшебник, - а судя по направлению, он полетел назад в своё логово, далеко на востоке отсюда.
        Лилия присела рядом с Фонси на корточки и взяла его за руку, заставив перестать сжимать виски. Её тёплые ладони крепко сжали ладонь Фонси, и когда молодой хоббит встретился с ней взглядом, Лилия не отвела глаз. И только Фонси открыл рот, чтобы сказать Лилии, что он её любит и очень по ней соскучился, как Заливай громко залаял, и девушка беспокойно обернулась.
        - Кто-то идёт, - сказала она.
        Со стороны леса послышалось ржание пони.
        - Кто это может быть? - спросил Фонси, поднимаясь на ноги. - Я думал, тут с лошадьми никого, кроме нас, нет.
        - Кто идёт? - крикнул волшебник.
        - Свои, вашество! - отозвался смутно знакомый голос. - Старейшина Вультуш ребят в разведку отправил, а я с ними махнул, олифан его жри!
        - Гуго? - отвлеклась от своих раздумий Белладонна.
        - Какой Гуго? - потряс головой Фонси.
        Из леса на склон холма выехал на вороном пони крепкий хоббит, которого Фонси явно где-то видел. На северной заставе? Или, может быть, раньше...
        Следом за ним быстрым шагом шли семеро вооружённых копьями риворов.
        - Да Гуго Кучкорой же, - сказала Белладонна, - помнишь, который ухаживал за Герберой Тук, дочкой Лонго? Ты сам попросил Грима, чтобы тот позаботился о нём и о Гербере. А Грим сказал мне, и я позвала Герберу к себе в горничные, а когда мы решили тебя искать, они оба пошли с нами.
        - А Лонго ты заодно не прихватила? - присвистнул Фонси. - А Бунго Бэггинса?
        Лилия вдруг хихикнула.
        - Нет, только Шенти Северян-Тука, - прикусив губу, чтобы не рассмеяться в голос, сказала она.
        Белладонна возмущённо развернулась и уперла руки в бока, сурово наклонив лоб.
        - Вот уж кого я точно с нами не звала!.. - начала было она, но тут Гуго и риворы уже приблизились, и Гуго соскочил с пони. Он подошёл к хоббитам и Гэндальфу, а риворы остались стоять кучкой чуть поодаль.
        - Вашество, - поздоровался он с Гэндальфом, - госпожа Тук, госпожа Чистолап.
        Стригаль посмотрел на Фонси и широко, приветливо улыбнулся.
        - Э, господин Тук! - сказал Гуго, качая лохматой головой. - Ну, ты нас и погонял по этой, олифан её жри, Глухомани. Хорошо ещё, что живой остался, не сгинул.
        - Я и сам так думаю, - ответил Фонси и протянул Гуго руку.
        - А где Гербера? - сдвинув брови, спросила Лилия. - Ты её оставил одну?
        Гуго выпустил руку Фонси и вежливо кивнул Лилии.
        - Так она, госпожа Чистолап, и сама не поехала, олифан... - метнув на Лилию опасливый взгляд, про олифана Гуго решил не договаривать, - у неё уже подружки из местных появились. Ничего с ней, Герберой, не сделается, честное слово...
        - Мы хотели бы перемолвиться с тобой парой слов, Ветайрих, - сказал подошедший Хизмай, - но только с тобой.
        Фонси оглянулся на Гэндальфа, Белладонну и Лилию, пожал плечами и подошёл туда, где стояли, опираясь на копья, риворы.
        - Ветайрих, - обратился к Фонси незнакомый высокий ривор, и прежде чем Фонси успел сказать, что он не Ветер, продолжил, - хоббиты послали нас узнать, не будет ли у тебя для них каких-либо повелений.
        - Что прикажет могучий богатырь? - добавил ещё один ривор, про которого Фонси смутно вспомнилось, что он, вроде бы, внук старика Амая.
        Фонси вздохнул.
        Риворы стояли перед ним полукругом, напряжённо ожидая ответа. Хизмай зачем-то оглянулся на соплеменников.
        - Ветерих Ток, - сказал Фонси, - передаёт достопочтенным риворширским хоббитам привет и поклон. Ветерих Ток покинул Средиземье и отправился в царство мёртвых, как и положено старинному богатырю.
        - Но, Ветайрих... - начал было Торизмуш, но Фонси перебил его.
        - Я не Ветерих! Я не водил в бой лучников, но я в одиночку прошёл от Пустограда до страны холмов. Я не прогонял ангмарцев из Шира, но я освободил невольников из обоза. Я не резал голов большецам, но я обыграл в загадки старика Хийси! Я - Хильдифонс Тук из Тукборо, строитель и землекоп!
        Фонси перевёл дыхание. Тогда, на уступе под откосом, он чуть не позволил Ветеру задавить себя и теперь, отводя душу, почти кричал, надвигаясь на семерых вооружённых риворов, которые так полукругом и отступали перед ним.
        Он широко расправил плечи и выпрямил спину, и упрямо, по-туковски, набычил лоб. Каждый из риворов был выше его на полголовы, но сейчас ширский хоббит казался рослее их.
        - Нету больше Ветериха, и каждый, кто скажет, что он Ветерих, будет обманщиком и самозванцем! А я - Хильдифонс! Фонси! Хоньша, по-северному! Понимаете?! Я не герой и не убийца, я люблю копать норы, и рассказывать смешные сказки, и петь песни, и вкусно есть! А больше всего на свете я люблю вон ту девушку, Лилию! Поняли?! А хоббитам вашим передайте, чтобы они не искали больше Ветериха, а управлялись бы сами, как и раньше. И никого не спрашивали!
        Послышался топот, и между Фонси и риворами неожиданно вырос Заливай. Могучий ку-шет ощетинился и зарычал на риворов.
        - Всё хорошо, Заливай, - Фонси потрепал пса по холке, успокаивая. - Это свои. Свои.
        - Ветайриха боятся собаки, - кивнул Амаев внук, - это Хильдейфонс.
        - Дай я тебя обниму, Хильдейфонс! - воскликнул Хунрай, бросая наземь копьё.
        - А что тут произошло? - спросил другой незнакомый ривор, указывая в сторону обрыва. - Тут же раньше большая глыба лежала.
        - Я под неё подкоп сделал, - сказал Фонси, освобождаясь от объятий Хунрая и Хизмая, которые всё ещё хлопали его по плечам, - и она упала.
        - А предупредить эльфов в Ривенделле? - спросил Торизмуш. - Ты ведь собирался...
        - Уже не надо, - вздохнул Фонси, - уже незачем.
        - Землекоп... - уважительно покивал головой внук Амая.Землекоп, - согласился с ним Хунрай.
        - Меня всё ещё примут как гостя в Кинейсмиле? - спросил Фонси. - Даже если со мной не будет Ветера?
        - Ты, Хильдейфонс, всегда желанный гость в Кинейсмиле, - сказал Торизмуш.
        - И в Сарнисмиле тоже, - добавил незнакомый ривор.
        - Тогда вы идите, - сказал Фонси, указывая туда, где Гуго помогал Гэндальфу закинуть чересседельные сумки на спину серого пони, а Белладонна снимала тетиву с лука, - а мне нужно ещё кое с кем поговорить.
        Хоббит развернулся и быстрыми шагами направился туда, где стояла, беспокойно смотря на него, Лилия. В голове стучала кровь - не то от беседы с риворами, не то от снявшего усталость эльфийского мёда.
        Фонси остановился напротив Лилии, и на этот раз она встретила его взгляд прямо, сверкнула сталью - в этом освещении её глаза казались почти серыми.
        - Ты тоже думаешь, что я - не я, а кто-то другой? - спросил Фонси. - Кто-то чужой и страшный? Меня все, стоило мне уехать из Тукборо, постоянно принимают за кого-то другого, и вот теперь ты?
        - Я не принимаю тебя за кого-то другого, - спокойно ответила Лилия, - я знаю, что ты кто-то другой. Надеюсь, что не чужой, но страшный.
        Фонси так и застыл на месте, даже приоткрыв рот от изумления и возмущения. Как Лилия могла узнать про Ветера и почему она считает, что Ветер победил?
        - Нет. Это я. Это действительно я, - заговорил он, - хочешь, я расскажу тебе что-нибудь, что знаем только мы с тобой?
        Лилия удивлённо приподняла брови.
        - Я не имею в виду, что ты оборотень, или что в тебя вселился злой дух, - сказала она, - это было бы нелепо. Я говорю о том, что я не видела тебя больше полугола, и всё это время ты провёл, странствуя в Глухомани, убивая троллей, сражаясь с орками и совершая прочие великие подвиги. А я...
        - Да не совершал я никаких подвигов!
        - А я сама достаточно странствовала в Глухомани, - спокойно продолжила девушка, - чтобы понимать, что Глухомань меняет всех. Ты уже совсем не тот хоббит, в которого я когда-то влюбилась.
        Фонси почувствовал, как всё его тело тяжелеет, и сел на камень, опустив голову.
        - А ты, - спросил он, - та же самая?
        - Никто не тот же самый, - Лилия села на другой камень, напротив, - когда мы только выехали, Белладонна даже голубя не могла заставить себя подстрелить, а сегодня...
        - Ей очень тяжело от того, что она сделала сегодня! - вскинул голову Фонси.
        - Я знаю, - ответила Лилия, - и она спасла тебя. Но она всё равно стала другой.
        Девушка вздохнула и опустила глаза.
        - Гуго и Гербера были такие влюблённые, - продолжила она, - а им хватило тридцати пяти дней, чтобы рассориться, и теперь они видеть друг друга не могут... Шенти был весёлый, непоседливый и смешной, а в Кардуне убил на поединке большеца и даже глазом не моргнул. Да и я сама... я сама изменилась. Я натравила Заливая на этого второго орка, а я видела, что может сделать Заливай. И самое страшное, что я не подумала о том, что и Заливая могут убить. Я боюсь и тебя, и себя, Фонси. Я не знаю, кем мы стали.
        Лилия смотрела на Фонси, и в её взгляде, несмотря на её слова, больше не было страха, а только боль и усталость.
        - Когда я шёл на север, - тихо сказал Фонси, - я повстречался с духом, старинным духом моего родича, Ветериха Тока. Здешние жители, риворы - потомки его друзей. Но это неважно. Важно то, что он захотел отобрать у меня мое тело, а меня стереть, как будто меня и не было.
        Лилия застыла, не дыша.
        - И единственное, что меня спасло - это ты. То, что я тебя люблю. Я зацепился за это, как за край пропасти, и удержался. Так что я знаю, кто я. Помнишь, когда мы только начали видеться, я первый сказал тебе, что люблю, а ты не могла мне ответить ещё месяца два?
        - Шестьдесят четыре дня, - выдохнула Лилия, - мне надо было точно убедиться. Узнать тебя...
        - Давай снова? - улыбнулся Фонси. - Нам же не в первый раз. Как будто я тебе вот только сейчас сказал, что люблю, и мгновенного ответа не жду. Лилия Чистолап, - Фонси встал и выпрямился, - я люблю тебя. Я ушёл искать для тебя сильмарил, - Фонси пошарил в жилетном кармане и вытащил прозрачный шестигранный хрусталец, подобранный когда-то в Пустограде, - но нашёл только вот. Ты уж не обижайся.
        - Глупый какой, - выдохнула девушка, поднялась на ноги, шагнула вперёд и прижалась к груди хоббита. И так и осталась, прильнув к нему, а Фонси гладил её спину и волосы одной рукой, а другой рукой обнимал, но хрусталец выбросить было жалко, а положить некуда, так что он действительно чувствовал себя дурак дураком, зато самым счастливым дураком на всём белом свете.
        ...В первый раз за многие месяцы Фонси сидел верхом на пони - Белладонна настояла, чтобы Фонси и Лилия ехали на её Репке, а сама переместилась к Гэндальфу, едущему во главе. Рядом с Репкой трусил чуть уступающий ей в росте Заливай, впереди ехал на своей Бузине Гуго Кучкорой, а по бокам, то забегая вперёд, то отставая, легко бежали семеро риворширских охотников.
        Фонси держал одной рукой поводья, а другой обнимал прильнувшую к нему девушку.
        - А Шенти мы встретили в Уютном Доме, - говорила Лилия, - и, честное слово, без него было бы спокойнее. Он из кожи вон лез, чтобы понравиться Белладонне, два раза чуть не затеял драку с какими-то глухоманскими прохожими, храбрость показывал. Я после этого вздохнуть спокойно не могла, всё ждала, что он ещё выкинет. А тут ещё Гуго!
        - А что Гуго? - спросил Фонси.
        - Все эти выходки Белладонне понравиться, конечно, не могли, - Лилия кивнула в сторону Белладонны, - а вот Гербера очень ими впечатлялась и всё хвалила Шенти, какой он смелый. Уххх! - Лилию даже передёрнуло, и Фонси обнял её покрепче, чтобы она не упала с пони.
        - И Гуго начал из ревности то подражать Шенти, то наоборот, пытался задирать его. И стало ещё хуже, даже вечером у костра стало неуютно...
        Лилия замолчала, прижавшись к груди Фонси.
        - А что случилось в Кардуне? - спросил хоббит через некоторое время.
        - В Кардуне было страшно, - поёжилась Лилия, - я никогда так много большого народа сразу не видела. И все шумные, все злые... и говорят, как будто с набитым ртом, я с трудом их разбирала. Мы к тому времени уже расстались с Элладаном и Элрохиром, они сказали, что с ними в Кардуне будет только опаснее. Гэндальф стал как будто чужой совсем - растрепал бороду, ходил ссутулившись, говорил резко и хрипло, и от этого становилось ещё страшнее. И Шенти тоже стал держаться, как кардунец. А потом один большец как-то мерзко пошутил про Белладонну, я даже не поняла, в чём там была суть, но Шенти понял и вызвал его на поединок, на виду у всех. Большец сначала смеялся, а потом перестал и сказал, что он лучше наймёт поединщика.
        - Потому что если бы он убил Шельмеца, над ним бы смеялся весь Кардун, - подхватил Фонси, - а если бы Шельмец его убил, то и весь Север.
        - Да, Гэндальф так и сказал, - согласилась Лилия, - и большец стал искать поединщика ростом поменьше и нашёл этого... Сорковку? Сартыкву?
        - Сосрыкву, - поправил Фонси.
        - Без разницы, - отмахнулась девушка, - а тот, как узнал, что Шенти твой родственник из Шира, то отказался драться с ним, и наоборот, предложил Шенти, что за него подерётся с большецом. Но Шенти уже окончательно скардунился и убил большеца сам. Правда, тот успел стукнуть его по голове, так что с нами Шенти не поехал, остался у Сое... у этого странного гнома, лечиться. Я, конечно, очень злая, - вздохнула Лилия, - но я обрадовалась, что он остался.
        - Шенти неплохой парень, - задумчиво произнёс Фонси, припоминая произошедшее в Пустограде, - но его иногда заносит.
        Лилия кивнула.
        Они подъехали к развилке двух троп: одна из них вела в Кинейсмил, и там среди деревьев уже виднелись похожие на корзинки хижины.
        - Э-эй! - крикнул Хизмай. - Мы пойдём предупредим хоббитов, что Хильдейфонс вернулся!
        Риворы свернули с тропы и побежали в Кинейсмил, вскоре пропав из виду за деревьями.
        Гэндальф придержал лошадь и полуобернулся в седле.
        - Милые мои хоббиты, - сказал он, - вы поезжайте в Кинейсмил, а у меня есть дела в Кардуне.
        Он подхватил Белладонну под мышки и опустил её на землю.
        - То есть как это, дядя Гэндальф!? - возмутилась Белладонна. - Какие дела?
        - Не волнуйся, дитя моё, - ободрил её старый волшебник, - я вернусь дней через восемь-десять. Мне нужно поговорить с Гернотом и послать кое-кому весточку насчёт дракона. Да и мастеру Северян-Туку я обещал за ним приехать после того, как мы найдём Фонси.
        Белладонна, Лилия и Гуго одновременно тяжело вздохнули.
        - Ожерелье моё не забудь забрать у Гернота, дядя Гэндальф! - наказала волшебнику Белладонна, садясь верхом на Заливая.
        - Заберу непременно. Фонси, мальчик мой, Лилия, Гуго, счастливо оставаться! Увидимся через десять дней!
        Гэндальф пустил лошадь рысью и вскоре тоже исчез из вида. Хоббиты долго смотрели ему вслед.
        - Какой это Гернот? - спросил Фонси. - Торговец с востока, что ли?
        - Этот Гернот, - охотно ответила Белладонна, - обещал нам, что вытащит тебя из Гундабада, если ему дадут хорошую цену. Я думала, что всё серебро придётся отдать, которое мне для тебя братья собрали, но он попросил моё жемчужное ожерелье.
        - А потом, бродяга косоглазый, пришёл и сказал, что ты, господин Тук, исчез с треском и блеском у него на глазах, а ожерелье, олифан его жри, так и не отдал,[56 - По всей видимости, Гуго оказался прав. Существует портрет жены (уже к тому времени бургомистра) Гернота, на котором она изображена в ожерелье из морского жемчуга, который в Эсгароте крайне редок даже сейчас.] - хмыкнул Гуго.Ничего, - сказала Белладонна, - отдаст, когда дядя Гэндальф его вежливо попросит.
        Фонси посмотрел в сторону Кинейсмила и тряхнул поводьями.
        - Я очень устал, - пожаловался он, - давайте поедем уже домой.
        И они поехали в Кинейсмил, и никто даже не подумал возразить Фонси, что дом всё-таки не там.
        Фонси потянулся и перевернулся с боку на бок. Пахло мехом, сухими травами и жареной рыбой.
        Хоббит сел, протирая глаза. Лежащий рядом Заливай тоже заворочался, приподнял заднюю часть тела и шумно зевнул, показывая длинные клыки и изящную розовую завитушку языка.
        Фонси погладил собаку и поднялся на ноги. Сквозь дверной полог хижины внутрь пробивался золотой закатный свет, но Фонси чувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся. Он отодвинул полог и вышел наружу.
        - Ну ты и соня, брат! - помахала ему рукой Белладонна, прервав разговор с какой-то сурового вида пожилой риворкой.
        «Белладонна, поди, без всякого Ветера местную речь подхватила, она такая», - подумал Фонси.
        - А что, неужели уже завтра? - спросил он, подходя поближе и кланяясь сестриной собеседнице.
        - Да, ты целые сутки проспал, - кивнула Белладонна.
        - Очень устал, Хильдейфонс, - улыбнулась риворка и сразу перестала быть суровой, - с хундабадесками воевал, Ветайриху помогал. Как тут не поспать. И проголодался, наверное. Пойдём со мной. Я Винхея, хоббита Вультуша жена. Пойдём, накормлю.
        Винхея поманила Фонси и Белладонну за собой, и брат с сестрой послушно последовали за нею. Вслед за ними потрусил и Заливай, догадываясь, должно быть, что кого-то будут кормить.
        По дороге риворка разговаривала, казалось, сама с собой, обсуждая то какой отличный охотник Хизмай, то какой сильный и решительный парень Торизмуш, и изредка оглядываясь на Белладонну.
        - Это она меня замуж выдать хочет, - шепнула Белладонна Фонси, - я по здешним меркам завидная невеста.
        - Да ты и дома завидная невеста, - пожал плечами Фонси, - тебе не привыкать.
        - Мне не привыкать, - усмехнулась девушка, - а вот Гербере она голову совсем вскружила. Гербера ведь тоже Тук и чистокровная ширка.
        - Тётка Винхея, - позвала Белладонна, - а Гэндальфа вы женить не хотите?
        - Хоббит Хандайф, конечно, мудрый и сильный, - невозмутимо ответила риворка, - но ширской крови в нём нет, это видно сразу, а с чужаками мы не роднимся.
        - Вот-вот, - сказал Фонси, - и коровы у него нет. Кто за него, старика-нищеброда, пойдёт?
        - Хоббит Хандайф, - хихикнула Белладонна, - а сколько лет притворялся!
        Попадавшиеся по дороге риворы приветливо здоровались с Фонси, Белладонной и Винхеей, любопытствовали, куда это они идут, и желали приятно перекусить. Это было так похоже на Тукборо, что Фонси не мог удержать улыбки.
        - Винхея! Винхея, ты не видела мою дочку!? - послышался вдруг женский голос, и их догнала риворка, на вид чуть помоложе Винхеи. - Она с ребятами пошла играть, и её до сих пор нет! Нигде нет!
        Глаза женщины были широко раскрыты, волосы растрёпаны, казалось, она вот-вот разрыдается.
        - Спокойно, - сказала Винхея, - что значит «нигде нет»? Где ты искала?
        - На озере нет, и в лес они не ходили, и ни у кого дома их нет, я всех обежала.
        Винхея на мгновение задумалась.
        - Вот что, - сказала она, - беги к Тарваю, пускай он приходит к нам. И пускай захватит с собой Торизмуша и Хизмая. Что стоишь? Беги!
        Женщина, подобрав юбки, поспешила прочь.
        - ...А вот и Гербера тут как тут, - кивком указала Белладонна, когда они подошли к хижине.
        Гербера, высокая и тонкая для хоббички, смотрела на Фонси во все глаза, и когда тот улыбнулся и поклонился по всем правилам ширского вежества, зарделась и потупилась. Белладонна с трудом удержалась от смеха.
        - Про тебя Сосрыква рассказывал много чудесных сказок, - шепнула она брату, - а Гербера у нас девушка впечатлительная.
        Винхея подошла к вышедшему ей навстречу мужу и что-то объясняла ему, когда вновь появилась женщина, искавшая дочку. Она вела за руку маленькую рыженькую девочку, которой, будь она хоббичкой, Фонси дал бы лет двенадцать.
        - Вот она последняя видела мою Анавейшу! - воскликнула женщина. - А где, не говорит!
        Девочка выглядела перепуганной. Присмотревшись, Фонси заметил, что её ручки перепачканы желтоватой глиной. Сердце широкого землекопа на мгновение замерло.
        Отстранив подошедших поближе Винхею и Вультуша, он присел перед малышкой на корточки.
        - Как тебя зовут, маленькая? - спросил Фонси.
        - Радавейша, - хлюпнула носиком девочка, - только я уже большая.
        - На языке наших давних предков тебя звали бы Рагнасвенда, - сообщил ей Фонси первое, что пришло в голову, и пока девочка примеряла на себя старинное имя, спросил: - а во что вы играли, когда твои друзья потерялись?
        - В давних предков, - помедлив, ответила Радавейша и подняла на Фонси ясные зелёные глаза. - В тебя, Ветайрих.
        Фонси прикрыл глаза. В голове его застучало однообразно: только не это, только не это...
        - Спасибо, милая, - Фонси чмокнул Радавейшу в лоб и выпрямился.
        «Только не это, только не это, только не это» - тупо стучала в висках мысль.
        - Мне кто-то говорил, - обратился он к Вультушу, - что здесь где-то на окраине есть старая нора, в которую запрещено ходить.
        - Я говорил, - выдохнул подбежавший Торизмуш, - они там?
        - Похоже на то, - кивнул Фонси.
        Вультуш, не говоря ни слова, побежал вдоль по улице, а за ним - и остальные риворы.
        - Белладонна, - повернулся Фонси к сестре, - и ты, Гербера, бегите седлайте пони, зовите Гуго, зовите Лилию и скачите туда - он махнул рукой туда, куда побежали риворы, - и лопату мою обязательно найдите. А я за ними, пока они не наделали дел.
        Он свистнул Заливая, вскочил псу на холку и пустил ку-шета следом за риворами.
        «...только не это, только не это, тольконеэто, тольконе- этотольконеэтотольконеэто... так не может быть, так не должно быть, когда собственный дом убивает и калечит, добрая земля становится врагом, когда она пожирает детей - три локтя сырой земли, пять локтей сухой земли - уже не раскопаться, уже не вздохнуть, только не это, тольконеэтотольконеэто... придавленный частично - всё равно что мёртвый, если не отрезать вовремя руку или ногу, от мёртвой руки в кровь проникает трупный яд, только не это, только не это, только не это...»
        Хоббит смотрел перед собой невидящими глазами. До его слуха едва доносились хриплые, отчаянные голоса...
        «...детей, они зовут детей, Хисамай, Анавейша, Хизмуш, Валдава, тольконеэтотольконеэтотольконеэто...»
        Фонси словно летел над тропой сам по себе, не чувствуя под собой спины Заливая. Скоро он поравнялся с риворами, а потом и обогнал их.
        Вот он, смиал, где веками никто не жил.
        Вот чёрная глубокая щель входа.
        И холм, холм посередине просел, как переломанный горбатый хребет.
        Скатившись с собачьей спины и подбежав к входу в смиал, Фонси встал, расставив руки, поперёк чёрной дыры. Риворы подбежали к холму и остановились.
        - С дороги, Хильдейфонс! - крикнул Торизмуш, кидаясь к входу и чуть не сбивая Фонси с ног. - Там наших детей засыпало!
        - Сунешься в нору - их завалит совсем! - рявкнул Фонси. - Не мешай! Помогай!
        Ривор отступил на шаг и смерил ширца взглядом.
        - Что делать? - спросил он.Говори, что делать, Be... Хильдейфонс! - потребовал Тарвай.
        - Подпорки, - сказал Фонси, - жерди вот такой примерно высоты, - он показал рукой, - чтобы поставить наискосок. Чем больше, тем лучше.
        Послышался стук копыт, и на поляну перед смиалом выехала Белладонна, запыхавшаяся, на фыркающей и прядущей ушами Репке.
        - Держи, брат! - девушка бросила Фонси лопату, которую он поймал на лету.
        - Старейшина Вультуш, - сказал Фонси, крутанув в руке лопату, словно боевой топор, - поставь тут кого-то, мимо кого никто не пройдёт и не сунется в нору.
        - Винхея! - гаркнул Вультуш.
        - Не глухая, - ответила Винхея и, развернувшись спиной ко входу в смиал, встала посреди поляны, скрестив на груди руки.
        - Старейшина Тарвай! - продолжил Фонси. - Мне, кроме подпорок, нужны корзины.
        - Корзины? - переспросил Тарвай. - Какие? Сколько?
        - Большие. Три или четыре, оттаскивать землю. Белладонна! Возьми с собой Торизмуша и скачи за подпорками. Хизмай! Сейчас сюда подъедет Гуго - поедешь за подпорками с ним.
        Фонси обвёл всех собравшихся строгим взглядом из- под набыченного лба.
        - Всем всё понятно?
        - Понятно, хоббит землекоп, - сказал Тарвай.
        - Тогда за работу. А я посмотрю, нет ли здесь другого выхода.
        Белладонна помогла Торизмушу взобраться на круп Репки, и они ускакали прочь, а Фонси, перехватив поудобнее лопату, пошёл в обход холма.
        Вот здесь когда-то был отнорок, но он обвалился много лет назад. Копать здесь - это наверняка обрушить весь смиал. Анавейша, Хисамай, Валдава, Хизмуш, только бы вы играли в глубине смиала, детки, а не у входа, только бы вы не попали под завал...
        Фонси воткнул лопату в землю и прижался к черену ухом - иногда так можно услышать голоса тех, кто сидит под землёй. Нет, ничего не слышно, вот была бы обученная собака...
        Три отнорка, и все завалены. На вершине холма обязательно должно быть окно для света и воздуха, но на холм забираться нельзя.
        Фонси услышал топот копыт и побежал обратно.
        Его встретили Хизмай и Гуго, привезшие охапку жердей. Вокруг смиала начала собираться толпа,
        - Что там? - спросил Гуго.
        - Отнорков нет, сзади не подкопаться, - махнул рукой Фонси, - давай сюда жерди.
        Фонси ухватил шесть длинных палок и нырнул в полутьму смиала. Пять, шесть, семь, восемь шагов - а дальше всё. Сырая, плотная, тяжёлая, безжалостная земля. Фонси поставил жердь наискосок, одним концом уперев её в потолок, а другим концом в землю возле стены прохода. Потом сделал то же самое со второй жердью, но с другой стороны, крест-накрест, потом установил остальные подобием шалаша. Подпорки вышли хлипкие, но лучше, чем ничего.
        Надоедливое «только не это» перестало стучать в голове. Теперь это была работа. Плохая, скверная работа, самое страшное, что приходится делать ширским землекопам, но работа, которой учится даже самый зелёный подмастерье.
        Хоббит взялся за лопату. Руки, содранные вчера, болели, но что уж тут поделать. Раз-два-три-четыре, как будто сверху нависает глыба, как будто снизу трубят в рог орки, как будто в небе парят огромные птицы, а на берег неуклонно движется невиданных размеров волна... раз-два-три-четыре...
        - Ты осторожнее землю отбрасывай, - сказала прямо за плечом у Фонси Лилия, - а то зашибёшь лопатой.
        - Что ты тут делаешь? - не переставая работать, спросил хоббит. - Тут опасно.
        - Тебе опасно, - ответила девушка, - значит, и мне будет опасно. Хватит, погулял уже без меня в опасности. У меня тут корзина для земли, я не просто так пришла. А за мной там Гуго и Торизмуш дополнительные подпорки ставят.
        - Ох ты у меня упрямая... - простонал Фонси.
        - Какая есть, - отрезала Лилия, - знал, с кем связывался.
        - Ты понимаешь, - злобно шипел на возлюбленную Фонси, - что если я сейчас откопаю четверых мёртвых детишек, то добрые местные жители быстро вспомнят, в кого они играли, и нам придётся бежать. И хорошо, если нас не убьют, а просто прогонят.
        - Понимаю, - Лилия подхватила полную корзину земли и передала её в сторону выхода, где Торизмуш перехватил груз, - но убьют нас, - злорадно продолжила она, - всё равно вместе.
        - У-у-у-у!.. - зарычал Фонси.
        - Красиво воешь, - одобрила девушка, - чисто тролль.
        - Лучше знаешь что? - попросил Фонси, продолжая врубаться лопатой в завал. - Приведи сюда Заливая. Вдруг он умеет искать заваленных.
        - Хорошо, - беспрекословно ответила Лилия, и Фонси даже рот от удивления забыл закрыть.
        Девушка вышла из смиала, но не успел Фонси вздохнуть с облегчением - если вдруг что случится, она не будет заперта в норе вместе с ним, - как она вернулась, ведя за ошейник собаку.
        - Заливай, - сказал псу хоббит, стуча по завалу, - нюхай, Заливай! Нюхай! Нюхай!
        Лохматый пёс внимательно уставился на завал.
        - Если он завоет, - пробормотал Фонси, так, чтобы не услышали риворы, - значит, дело плохо. Придётся уходить.
        - Там снаружи уже всё селение собралось, - сказала Лилия, - уходить некуда. Правда, тётка Винхея их, если что, удержит.
        - Сомневаюсь, - покачал головой Фонси, - там же матери этих детей...
        Заливай упёрся передними лапами в завал и трижды гулко пролаял.
        - Живые! - чуть не подпрыгнул Фонси, притянул Лилию к себе и поцеловал в губы. - Его всё-таки учили, чему надо!
        - А вот тебя не учили! - возмутилась девушка. - Нашёл время и место!
        - Ширский пёс залаял - значит, они живые! - крикнул наружу Торизмуш.
        - Ширский пёс залаял, они живые! - передал дальше Хизмай.
        - Широкий пёс сказал, что они живые! - громко выкрикнул хоббит Тарвай, и толпа снаружи радостно загудела.
        - Так, - сказал Фонси, опуская лопату и отступая на шаг, - я боюсь, как бы остатки этой стены не обрушились внутрь и не зашибли кого. Рой, Заливай! Рой! Рой!
        Пёс заработал передними лапами, так, что Лилия едва успела увернуться от летящей земли. Вдруг он подался вперёд, вперёд, и пропал, скрылся на другой стороне завала.
        - Хисамай! - позвал Фонси, - Валдава! Не бойтесь собаки и вылезайте сюда! Вы целы?
        Из дыры, куда исчез Заливай, высунулась чумазая головёнка.
        - Я Анавейша, - бодро доложила головёнка, - мы все целы, нам только темно, а собаки мы не боимся. А Радавейшу не засыпало?
        - Всё в порядке с Радавейшей, не волнуйся, - сказал Фонси, ухватил девочку под мышки и выдернул из дыры, - давайте быстрее наружу!
        Заливай проследил, чтобы все четверо детей покинули нору, и выбежал вслед за ними.
        - Ну, кажется, всё, - сказал Фонси, ноги у него подкосились, и он присел на кучу земли.
        - Давай-ка мы отсюда тоже выйдем, - Лилия ласково взъерошила ему волосы, - а отдохнём уже потом.
        Они вышли из чёрного устья смиала к собравшимся риворам. Фонси опирался на плечо Лилии, а в другой руке нёс лопату. Торизмуш и остальные артельщики, как их уже называл про себя Фонси, стояли у входа, словно почётная стража.
        Фонси потянул носом. Пахло чем-то вкусным и жареным.
        - Это им тётка Винхея наябедничала, что ты не обедал ещё сегодня, сказала Лилия, - вот они тебе поесть и приготовили. И, кстати, - она толкнула Фонси локтем в бок, - ещё до того, как узнали, что дети живые.
        - Да, я зря про них так нехорошо думал, - согласился Фонси, поворачиваясь к девушке и заглядываясь на то, какая она красивая с разлохматившимися от работы волосами.
        - Только не вздумай меня при всех целовать, - строго предупредила Лилия.
        - Да что ты, я не собираюсь совсем, - соврал Фонси.
        А толпящиеся на поляне кинейсмильцы и их гости - и Белладонна, и Винхея, и Гуго, и Торизмуш, и хоббит Тарвай, и Гербера - отвлеклись от обнимания детей и тисканья Заливая и закричали, замахали руками, загалдели, приветствуя Фонси и Лилию. И такая радость звучала в этом гомоне, что Фонси отбросил в сторону лопату и на глазах у всего народа крепко поцеловал Лилию.
        Девушка даже не возмутилась, а просто фыркнула.
        - А что, друзья, - сказал Фонси, - по-моему, пора уже и поужинать.
        
        ПОСЛЕСЛОВИЕ
        в котором рассказывается о дальнейшей судьбе героев
        
        Фонси не вернулся из своего путешествия. В Риворшире и он, и Лилия почувствовали себя нужными, нужнее, чем когда-либо в Шире. Да и клятва Ветера, которую он принял на себя, удерживала его. Спустя несколько месяцев Лилия и Фонси поженились, а через год их обоих стали уважительно называть хоббитами - столько добрых дел сделали они для своего нового дома.
        Иногда, если канун весеннего равноденствия выдавался ясный, Фонси приходил на могилу Кзага и Кончага, садился на камень и смотрел на виднеющийся вдали Гундабад, вспоминая свои долгие беседы с Гългаром.
        Фонси и Лилия прожили вместе долгую и счастливую жизнь, полную то радости, то печали, как все счастливые жизни, и были похоронены рядом. Их надгробный камень стоит до сих пор.
        Белладонна покинула Риворшир вместе с Гэндальфом вскоре после свадьбы Лилии и Фонси. По дороге было много приключений, но в Шир она вернулась благополучно и спустя три года снова отправилась погостить у брата. О ней и её приключениях ходили в Шире самые невероятные слухи, распугавшие почти всех её поклонников. Среди нераспутанных оказался верный Бунго Бэггинс, хозяин самого большого собрания книг между Серой Гаванью и Последним Уютным Домом, и Белладонна вышла за него замуж вскоре после того, как второй раз вернулась из Глухомани. У них родился сын Бильбо, для которого Белладонна записала несколько рассказов о своих приключениях, а заодно о приключениях Фонси и Шенти Северян-Тука.
        Гэндальф продолжил свои скитания, но в Шире появлялся всё реже и реже - отношения его с Геронтием Туком ухудшились, а Белладонна, хоть и была всегда рада видеть старого волшебника, была всё чаще занята домом и семьёй. Да и муж её, Бунго, постоянно боялся, что жена бросит его и снова отправится путешествовать. Белладонне он никогда об этом не говорил, но она знала и так.
        Сосрыква несколько раз бывал в гостях у Фонси, стал путешествовать всё дальше и дальше и в конце концов вернулся на родину, в далёкие Снежные горы, что к северо-востоку от Мордора.
        Шенти Северян-Тук, он же Шельмец, стал учеником и помощником Сосрыквы и много путешествовал вместе с ним. Он так часто гостил у Фонси с Лилией, что сам не заметил, как обзавёлся в Риворшире уютной норой, тремя жёнами - обычаи Риворшира это позволяли - и кучей детишек. Вернувшись из последнего путешествия, он стал в Сарнисмиле хоббитом, дожил до девяноста лет и умер, окружённый почётом и любовью.
        Гуго Кучкорой стал в Риворшире одним из самых почтенных хоббитов: многие уважали его, мастера на все руки, даже больше, чем Фонси. Он женился на девушке из хорошей риворширской семьи и прожил долгую деятельную жизнь.
        Гербера Тук вышла замуж за Хизмая и тоже пользовалась среди риворов уважением и почётом. Она стала лучшей целительницей в Риворшире - по дороге через Глухомань она много разговаривала с Элладаном и Элрохиром и научилась от них врачеванию ран. Она прожила дольше всех прочих ширцев, осевших в Риворшире.
        Бохънь, охотник на троллей, унаследовал более лёгкое и доходное дело от своего дяди Кърмахъна и занялся работорговлей. Он был уже пожилым и уважаемым торговцем, когда случилась необычайно холодная зима, в конце которой Арадор, сын вождя Разъезжей Стражи, пользуясь тем, что на севере уже начались длинные дни, не позволяющие выпускать троллей, а болота ещё скованы льдом, с большим конным отрядом пересёк болота, ворвался в Кардун и разгромил невольничий рынок, освободив рабов и изрубив на куски всех работорговцев, которых смог поймать - в том числе и Бохъня с товарищами. После этого он ещё долго рыскал по всему северу от Синих гор до Туманных гор, уничтожая невольничьи обозы в отместку за то, что пришлось пережить его сыну. Мечи Оркрист и Гламдринг в руках Арадора и его верного оруженосца Форгамадана надолго очистили север от работорговли.
        Тролли Барт, Том и Билл Хаггинс тогда убежали из Кардуна, ушли на юг, в Рудаур, поселились там и начали разбойничать. Как-то раз одним ненастным вечером они встретились на лесной тропинке в Рудауре с Арадором и Форгамаданом, и больше ни Арадора, ни Форгамадана никто никогда не видел живыми, а их мечи нашли себе пристанище в кладовке трёх троллей.
        Араторн, сын Арадора, уехал в Ривенделл, там вырос и долгое время служил в малой дружине дома Элронда с Элрохиром и его братом Элладаном. Он трижды приезжал погостить в Риворшир, всякий раз привозил богатые подарки, а один раз даже пригнал стадо овец. После гибели отца он стал вождём Разъезжей Стражи.
        Болг стал повелителем Гундабада. В отличие от Гългара, он не засматривался на южные земли, а довольствовался владычеством над Севером, изредка обращая внимание на Восток. Впоследствии он задумал большой поход в восточные земли в союзе со своим братом Вергълом, но поход этот закончился неудачно.
        Гернот, сын Гизельхера, разбогател на тайной торговле между Кардуном, Гундабадом и Эсгаротом, растолстел, остепенился и стал предпоследним эсгаротским бургомистром. В эсгаротской ратуше до сих пор висит его портрет.
        Сембо, Сумбо и Грим Туки прожили тихие, размеренные жизни в Шире, временами вспоминая об ушедшем в дальние края брате за кружкой превосходного нектара.
        Гарри Тук очень тосковал по Фонси, всё время просил Белладонну рассказывать про то, как он там живёт, и когда в один прекрасный день в Шир заявились погостить Шенти Северян-Тук и его приятель гном, увязался за ними в путешествие, из которого вернулся не скоро.
        Геронтий Большой Тук прожил удивительно долгую жизнь и получил прозвище Старого Тука. Под конец своей долгой жизни он очень жалел о том, что прогнал из дома Фонси и испортил отношения с Исенгримом и Белладонной, но исправить это было уже поздно. Под нажимом старших сыновей он восстановил Фонси в списках Туков, но приказал записать в родовой книге, что Фонси ушёл путешествовать и не вернулся. Ни женитьбы Фонси на Лилии Чистолап, ни их детей, о которых рассказывала ему Белладонна, он так и не признал.
        Химнерит из Больших Откопов благополучно добрался до Шира, но дома не усидел. Он поселился в Бри и вступил в местную дружину, чтобы защищать город от остатков разгромленного ангмарского войска. В Бри он женился на девушке из местных хоббитов и дожил до старости.
        Быкка, хозяин Мокрети, разбогател ещё больше и стал первым ширским тэном, упразднив совет старейшин. От него пошли два рода: Быккинсы и Старобыкки, предки нынешних Бэггинсов и Брендибаков.
        О судьбе Найнаса и его воинов никто и никогда ничего не узнал.
        Нарт, он же Аранарт, сын Арведуи, последнего короля Артедайна, хорошо усвоил уроки, полученные от Ветера и его товарищей. Уцелевших после войны артедайнцев, собравшихся под его начало, он научил всему тому, что нужно было, чтобы выжить в Глухомани, превратив кучку беженцев в полукочевой народ, который после стали называть Разъезжей Стражей. Род королей Артедайна продолжался втайне от Гондора до тех самых пор, когда Арагорн Элессар, сын Араторна и дальний-предальний потомок Аранарта, по праву взошёл на гондорский престол.
        Тогда в краю без короля снова наступил порядок, и тролли перестали шастать по Рудауру, и там, где были ангмарские болота, снова зазеленели поля и пролегли твёрдые дороги, а северные племена пришли под руку Короля и стали вассалами нового Арнора. Тогда в Шир потянулись переселенцы с севера, многие из которых звались Туками или Северян-Туками, Ривортуками и даже Северян-Кучкороями. Расселились они в Северной Доле, и были там приняты с радостью. Так было исполнено обещание, данное когда-то отряду широких лучников их воеводой.
        
        ХРОНОЛОГИЯ
        в которой содержатся даты истории Средиземья, имеющие отношение к героям и событиям "Край без Короля"
        
        ПЕРВАЯ ЭПОХА
        466: Верен и Лутиэн похищают один из волшебных камней - сильмарилов - из короны Северного Душителя.
        587: Северный Душитель побеждён в войне с эльфами. Оставшиеся два сильмарила безвозвратно утеряны. Конец Первой Эпохи.
        ВТОРАЯ ЭПОХА
        1697: Элронд строит в долине Ривенделла Последний Уютный Дом.
        3320: После того как Волна накрывает остров Нуменор, дунедайн приплывают в Средиземье и основывают Гондор и Арнор.
        3441: Война эльфов и людей с хозяином Чёрной Земли. Конец Второй Эпохи.
        ТРЕТЬЯ ЭПОХА
        130: Родились сыновья Элронда - Элладан и Элрохир.
        861: Арнор распадается. Столицей Артедайна вместо Аннуминаса становится Форност Эрайн (Королевский Северск).
        1000-Е ГОДЫ: В Средиземье появляются Гэндальф и Крконош, он же Радагаст.
        1300-Е ГОДЫ: Бессмертный Король объединяет северные земли в королевство Андан-Маа, осушает болота и прокладывает тёплые дороги.
        1380-83: Племена чариаров и варса-онге приходят под руку Короля.
        1409: Первая Ангмарская война. Бессмертный Король захватывает Рудаур и Кардолан, втогается в Артедайн. Аннуминас опустошён и заброшен. Его начинают называть Пустоградом.
        1600: Братья-бледношкуры Мархо и Бланко получают от короля Артедайна для хоббитов земли за Бренди-да-вином, получившие впоследствии название «Шир».
        1637: Великий Мор приходит на север. Большинство населения Рудаура и Кардолана вымирает. Шир и Артедайн затронуты меньше, Ангмар не тронут вовсе. Среди выживших рудаурцев Великий Мор превращается в несмертельную болезнь, которой болеют многие.
        1819: Родился Гългар.
        1846: Родился Хийси.
        1936: Родился Ветерих Ток.
        1938: Родился Аранарт.
        1974: Вторая Ангмарская война. Бессмертный Король, он же Король-Ведьмак, он же Старик Зима, вновь вторгается на земли Артедайна. Андагис набирает в Шире отряд лучников. Ветерих создаёт ширское ополчение - риворов.
        1975: Андагис гибнет при штурме Северска. Король Гондора присылает на север войско для войны с Ангмаром. В планы гондорцев входит также отыскать короля Артедайна и взять с него вассальную клятву. Артедайнский королевич Аранарт тайно пробирается в Последний Уютный Дом, под защиту Элронда. Риворы под предводительством Ветериха Тока помогают ему.
        1976: Войска Гондора разрушают Карн Дум.
        1978: Ветерих Ток гибнет в бою с чариарами.
        1979: Быкка из Мокрети становится первым тэном Шира.
        1980: Риворы и присоединившиеся к ним женщины лесных онге поселяются в укромной долине Туманных гор и называют её Риворширом.
        2009: Близ развалин Карн Дума образуется торговый город под названием Кардунское Зимовье или просто Кардун.
        2106: Умер Аранарт.
        2698: Родился Болг.
        2733: Родился Кзаг.
        2740: Родился Кончаг.
        2746: Гърхъмбър, сын Хийси, отправляется в набег на южные земли. Дальнейшая судьба его неизвестна.
        2748: Родился Сосрыква.
        2749: Гългар запирает Хийси и его род в нескольких долинах близ горы Гъръм.
        2752: Родился Дори.
        2754: Родился Ори.
        2760: Родился Нори.
        2770: Дракон Смог разрушает город Дэйл и поселяется в Одинокой Горе, частично истребив, частично изгнав обитавших там гномов.
        2790: Родился Геронтий Тук.
        2790: Начинается большая война между гномами и орками.
        2799: Решающая битва между гномами и орками у ворот Казад-дума. Болг бежит в Гундабад. Сосрыква попадает в Кардун.
        2842: Родился Шенти Северян-Тук
        2844: Родился Фонси Тук.
        2845: Геронтий Тук знакомится с Гэндальфом Серым.
        2846: Родился Бунго Бэггинс.
        2849: Родилась Лилия Чистолап.
        2850: Геронтий отправляется в компании Гэндальфа в какое-то опасное путешествие, о котором потом почти ничего не рассказывает. Родился Гуго Кучкорой.
        2852: Родилась Белладонна Тук. Родилась Гербера Тук.
        2873: Родился Араторн.
        2885: Фонси отправляется на Север. Гэндальф, Белладонна, Лилия, Гуго и Гербера следуют за ним.
        2886: Свадьба Фонси и Лилии. Фонси решает не возвращаться в Шир.
        2889: Белладонна и Араторн навещают Фонси и Лилию в Риворшире. Больше Фонси и Белладонна не увидятся. Свадьба Белладонны и Бунго.
        2890: Родился Бильбо Бэггинс, сын Белладонны и Бунго.
        2904: Араторн навещает Фонси и Лилию в Риворшире.
        2912: Гуго Кучкорой руководит строительством в Риворшире плотины и водяной мельницы. На входе в Риворшир образуется озеро.
        2920: Умер Геронтий Тук.
        2926: Умер Бунго Бэггинс.
        2927: Умер Гуго Кучкорой
        2930: Убит Арадор, отец Араторна. Перед тем, как стать вождём дунедайн, Араторн решает последний раз посетить Риворшир. Приехав, он узнаёт, что за два месяца до его приезда умерла Лилия. Вскоре за ней следует и Фонси. Умирать ему легко, потому что Араторн открывает ему нуменорскую тайну смерти.
        2932: Умер Шенти Северян-Тук.
        2933: Араторн убит в стычке с орками.
        2934: Умерла Белладонна.
        2938: Умерла Гербера.
        2941: Гэндальф снова появляется в Шире. Бильбо Бэггинс отправляется с ним в опасное путешествие. Убит дракон Смог.
        3019: Война Кольца. В Гондор возвращается Истинный Король Элессар Телконтар, сын Араторна и шурин Элрохира.
        3021: Гэндальф покидает Средиземье. Конец Третьей Эпохи.
        ЧЕТВЁРТАЯ ЭПОХА
        15: По приказанию короля Элессара начинается восстановление Аннуминаса и освоение земель прежнего Арнора.
        44: Основан Аннуминасский Университет.
        52: По просьбе арнорской купеческой гильдии король Элессар присылает в Кардунское Зимовье специального чиновника для защиты интересов арнорских купцов. С чиновником приезжают его четыреста телохранителей. Начинается постепенная колонизация земель бывшего Ангмара.
        86: Вместо представителя по торговым делам в Кардун присылают королевского наместника.
        87-100: Ангмар становится северной провинцией Арнора. Кардун отстроен и переименован в Кир-Форност, что значит Новосеверск.
        95-140: Риворы покидают Риворшир и массово переселяются в Шир.
        244: Родился Сэмунд Инголло
        270: Сэмунд Инголло отправляется на Север по следам Фонси.
        276: Сэмунд Инголло начинает писать книгу, которую вы только что прочитали.
        
        ЗАМЕЧАНИЯ СЭМУНДА ИНГОЛЛО
        в которых излагается история написания этой книги
        
        Всё началось с того, что в 269 году на ярмарке в Эсгароте я купил глиняную шкатулку со спиральным узором на приставшей намертво, словно приклеенной, крышке. Не знаю даже почему - чем-то она мне понравилась.
        Я в то время как раз закончил исследование о торговых связях между Эсгаротом и северо-восточным ледяным побережьем Форохеля и получил от господина бургомистра Гюнтера денежный подарок, позволяющий мне провести в Высокой Академии ещё три года. Эти три года я рассчитывал потратить на изучение темы, которую многие из высоких наставников считали подозрительной, а кое-кто и напрямую крамольной, - я собирался написать большой труд об орках и посетить с этой целью северный Арнор - земли, что когда-то занимало зловещее королевство Ангмар.
        В Арнор я поехал длинной дорогой - вниз по Великой реке до Гондора, а там морем. Рекомендательное письмо от Коллегии Наставников позволило мне воспользоваться библиотекой Гондорского Летописного Чертога, но нужных мне материалов я там не нашёл, а расспрашивать суровых и неприветливых хранителей слишком дотошно - побоялся.
        Другое дело в Аннуминасе. Арнор гораздо менее чопорен и напыщен, чем Гондор, а в Аннуминасском Университете запретных тем для изучения нет.
        В Университете я повстречал двух умнейших и интереснейших людей, историков, изучавших в том числе старинные заговоры и заклинания. Я уже не помню, кто из моих новых приятелей - Орнил или Талиорне, - увидев мой эсгаротский сувенир, провёл по его крышке пальцем и сказал «шуккль-мичел».
        Крышка открылась, и внутри оказались сложенные в стопку бумажные листы, отменно сохранившиеся, только чуть пожелтевшие. На самом верху лежала записка, написанная изящным женским почерком. Особенности правописания и начертания букв, как сказал Талиорне, указывали на XXVII - XXIX века прошлой Эпохи - ещё до Войны Кольца.
        «Фонси Тук», - было написано в записке. - «Вы не послушались меня и впутали моё имя в отвратительный скандал. Я буду до самой смерти вспоминать эти десять месяцев и двадцать два дня, но встречаться мы более никогда не должны. Я не хочу Вас более ни видеть, ни знать. С уважением, Лилия Чистолап.»
        «Фонси Тук», - поднял палец Орнил, - «мне знакомо это имя. Я много занимался хоббитами. Если я прав, то адресат этой записки - Хильдифонс Тук, один из предков Перегрина Тука, героя Войны Кольца».
        «А чем он прославился?» - поинтересовался я.
        «А ничем», - отвечал Орнил, - «про него написано в родовой книге Туков, что он отправился путешествовать и не вернулся».
        Следующее письмо оказалось от самого Фонси Тука - догадка подтвердилась, это был тот самый Хильдифонс, писавший, верно, из того самого своего путешествия.
        Мы изучали эти письма несколько дней. Орнил выяснил, что они во многом перекликаются с воспоминаниями Белладонны Тук, одним из интереснейших источников по истории Шира XXIX века, а Талиорне - что там содержатся сведения о второй ангмарской войне, совпадающие с некоторыми существующими наработками.
        В итоге мне пришлось изменить планы моей ангмарской поездки, и вместо того, чтобы искать подходы к горе Гундабад, я отправился искать Риворшир. И нашёл его.
        Риворшир отделён от остального мира большой запрудой, на которой устроена водяная мельница, сейчас уже пришедшая в упадок. Если бы я не руководствовался письмами Хильдифонса, я бы никогда его не нашёл.
        Я побывал и в Сарнисмиле, и в Быкосмиле, и в Кинейсмиле. Я видел могилы Хильдифонса и Лилии, Герберы, и Гуго, и Оллишантера, и их детей и внуков.
        Потомки хоббитов больше не живут в этой долине. Её населяют люди, в которых смешана кровь разных севе- роарнорских племён, называющие себя «равнинниками», несмотря на то, что живут в горах. Когда-то их предки растили овёс и горох на террасах Гундабада. Равнинники до сих пор с почтением говорят о «малых ръворах», давших им когда-то приют и ушедших на юг. Эти легенды совпадают по времени с появлением в ширских родовых книгах новых семей, о которых я писал в послесловии.
        О причине этого переселения я гадал долго, и прояснил мне её только один мудрый человек с кафедры экономики Университета. Даже в отрезанный от мира Риворшир раз в два года наведывается представитель арнорского казначейства за налогами (я чуть было не попал в неприятную историю, когда меня приняли за внеочередного сборщика податей), а в Шир им указом Элессара I дорога заказана, и хоббиты налогов не платят.
        От нынешних обитателей долины я узнал много интересного об орках Гундабада. Дорог в Гундабад больше нет - они завалены и разрушены, и орков на севере не видели уже очень давно, но я могу похвастаться тем, что видел Гундабад ближе, чем кто-либо из ныне живущих.
        Вернувшись из путешествия и выгодно продав кое-какие маттомы, найденные по дороге, я принялся за работу над «Краем без Короля».
        В основе этой книги лежат подлинные письма Хильдифонса Тука, а также воспоминания Белладонны Тук, увы, прошедшие через несколько списков - самая ранняя копия, которую мне удалось достать, датирована пятым годом Четвёртой эпохи. Помимо этого я использовал в повествовании рассказы и легенды равнинников, заметки из своей ангмарской поездки и кое-какие свои исследования по истории Гондора и Артедайна в XX веке Третьей эпохи.
        Действие книги происходит в 80-х годах XXIX века Третьей эпохи: наиболее вероятной датой мне представляется 2884-2885 год.
        Поскольку в книге я использовал много устаревших реалий, а также поскольку вещи, сразу ясные и понятные эсгаротцу, могут легко поставить в тупик гондорца или арнорца (и, разумеется, наоборот), я счёл нужным снабдить «Край без Короля» примечаниями, которые и предлагаю вниманию читателей ниже.
        СЭМУНД ИНГОЛЛО, МАГИСТР КНИЖНЫХ НАУК ВЫСОКОЙ АКАДЕМИИ ЭСГАРОТА И ВЗЫСКАТЕЛЬ АРХЕОЛОГИИ АННУМИНАССКОГО УНИВЕРСИТЕТА.
        notes
        
        ПРИМЕЧАНИЯ
        
        1
        Старый Исумбрас Тук не жалел заварки.
        2
        Большой торговый речной порт к югу от Шира.
        3
        Мичел Делвинг (Большие Откопы), Хоббитон, Тукборо - крупные поселения в Шире.
        4
        Полосатый жучок, картофельный вредитель.
        5
        Старинная мера длины, равная 2000 человеческих шагов (около 1500 тысяч метров).
        6
        Двоюродный прадед Фонси, Бандобарас Тук, прославился тем, что ударом дубинки отшиб голову Гольфимбуля, вождя орков, вторгшихся в Шир.
        7
        "Маттом" у хоббитов - интересная, но бесполезная игрушка, безделушка, диковинка.
        8
        В то время в Шире пользовались следующей денежной системой:
        24 медных пенса - 1 серебряный пенс.
        6 серебряных пенса - серебряный грош (слово "грош" или "гросс" обозначало также число 144, т.е. серебряный грош равнялся 144 медным пенсам)
        и 24 серебряных гроша (144 серебряных пенса) - золотой грош. Золотые гроши были монетами очень редкими и престижными, в обычных расчётах практически не использовались.
        9
        Известная в своё время книга, ходившая во множестве списков. Автор рассказывает об истории своего древнего купеческого рода и описывает многочисленные и невероятные приключения наиболее ярких его представителей.
        10
        Аннуминас, бывшая столица Арнора, был оставлен жителями более двух тысяч лет назад, задолго до даже Первой Ангмарской войны, и заселён заново уже при Элессаре I.
        11
        Локоть здесь имеется в виду хоббитский, короче человеческого примерно в два раза. (около 30 сантиметров)
        12
        Он же «шаккл-маккл», он же «шеккл-мешел» и «шуккль-мичел» - распространённое когда-то по всему Северу запирающее и сохраняющее заклятье. Его вариантами пользовались и гномы, и северяне, и северные «кремнеглазые» народы, жившие на землях Арнора до прихода нуменорцев. Сейчас, когда волшебство уходит из мира, оно действует только на очень небольшие сосуды, а в описываемые времена его ещё хватало на то, чтобы сохранить содержимое целого погреба. Буквально оно значит «большая скорлупа» или «великая шелуха» - слово «мышел» родственно слову «Мичел» в названии «Мичел Делвинг».
        13
        Эти лошади и коровы происходят от одичавшего после войны артедайнского и ангмарского скота. В отдалённых местах они встречаются по сию пору.
        14
        Неизвестно, для чего она была изначально построена, но сейчас Аннуминасская Башня принадлежит Университету и используется для наблюдений за звёздным небом.
        15
        Памятник, изображающий последний день Нуменора, затонувшей прародины дунедайн - арнорцев и гондорцев, был создан в самом начале Третьей эпохи, простоял три тысячи лет и стоит до сих пор. Теперь, разумеется, его каждый год подновляют и чистят.
        16
        Сейчас эту статую в Аннуминасе называют просто «Фродо», хотя она явно стояла там задолго до Войны Кольца. Одна из теорий, объясняющих происхождение подобных статуй, изложена в начале пятой главы, однако относительно «Фродо» интересен тот факт, что он, во-первых, стоит посреди города, а во-вторых, в то время, когда в Аннуминасе жили люди, Шира, как такового, ещё не было.
        17
        Описан так называемый Нордрон, общий язык народов Севера, на котором и сейчас на севере Арнора многие говорят. Считается, что он произошёл от смешения Вестрона с языком северных орков и был основным языком Ангмара.
        18
        Сейчас этот город называется Кир-Форност, а в старину именовался Карн Дум и был столицей Ангмара.
        19
        Согласно некоторым изысканиям, Саруман (Курунир)занялся орками вскоре после того, как во время войны гномов с орками в его владениях появились орки - беженцы из Туманных гор. Это было примерно за девяносто лет до описываемых событий.
        20
        Вописываемые времена (1974 год Третьей эпохи) Бри был столицей одноимённого княжества.
        21
        Это слово значит просто «хоббит».
        22
        Формальное название столицы Артедайна звучало как «Форност Эрайн», т.е., «Северный город королей».
        23
        Потомки пришельцев с погибшего острова Нуменор и родственные им коренные народы материка, из которых, собственно, и состояло население Артедайна.
        24
        До сих пор на севере Арнора бытует обычай при знакомстве поворачиваться спиной к новому знакомому и расстёгивать верхнюю одежду. К счастью, теперь этим и ограничиваются.
        25
        Древний обычай гостеприимства старше коммерческих сделок и содержит некоторые детали, несовместимые с отношениями нанимателя и работника. Поэтому, приходя в дом к взломщику, наниматель не является гостем и обычно ведёт себя нарочито бесцеремонно, чтобы это было сразу понятно.
        26
        Привратник обеспокоен вовсе не чистотой. По обычаям некоторых кочевых племён Севера, там, где ты испражнился и спал с женщиной, теперь твоё стойбище на весь следующий день. Во избежание территориальных споров указанные занятия в северных банях строго воспрещены.
        27
        Так называется особая целебная смола, которую находят в трещинах скал и горных пещерах.
        28
        Ядовитая ягода, напоминающая по виду чернику.
        29
        На самом деле прошло не три гроша (432) а всего 374 года. Действие второй вставки происходит в 1975 году Третьей эпохи.
        30
        Вопреки распространённому мнению, распавшийся Арнор разделился не на три государства, а по меньшей мере на одиннадцать, вот только королевствами именовались только три из них - отсюда и мнение.
        31
        Так назывался материковый народ, в отличие от «кремнеглазых» Артедайна не связанный общим происхождением с нуменорцами. За одиннадцать веков до описанных событий холмачи сыграли ключевую роль в распаде Арнора.
        32
        Бычерёвка - это особым образом зазубренная и вырезанная деревянная лопасть, издающая при вращении на верёвке низкое, ни на что не похожее и очень далеко слышное жужжание. Используется для передачи сигналов на большие расстояния.
        33
        Насколько нам известно, этот странный волшебник ко времени описываемых событий около тысячи лет жил в одиночестве, общаясь в основном со зверями и птицами. Неудивительно, что для обычных людей он выглядел безумцем.
        34
        По всей видимости, столица Рудаура. Точное местоположение Руненгарта неизвестно до сих пор.
        35
        Потомки рудаурцев, выжившие после Великого Мора, приобрели стойкость к болезни и болели ею легко и несмертельно. Но до Ангмара Великий Мор не добрался, и ангмарцы стойкости к нему не имели.
        36
        ВАнгмаре вести передавались на большие расстояния с помощью особых сигнальных башен, на которых были установлены шесты с подвижными планками, положение которых можно было менять в зависимости от того, что требовалось передать.
        37
        Эта плашка сейчас находится в диковинной палате Эсгарота. О точной расшифровке того, что на ней написано, до сих пор спорят. По праву автора я использовал здесь ту интерпретацию, с которой согласен.
        38
        На берегах северного моря действительно обитают торнгаски - белые звери, похожие на огромных медведей с длинными, вытянутыми мордами и шеями.
        39
        Исторический эсгаротский купец, действительно занимавшийся торговлей с северо-западом. В частности, «зуб Смога», хранящийся в эсгаротской диковинной палате, на самом деле вовсе не зуб Смога, а клык морского зверя хроссваля, привезённый Гернотом из Кардуна.
        40
        - Ты хорошо ходишь по лесу, гундабадец. Тихо ходишь, неслышною Только шапку белую надел да плащ белый - очень заметно. Стой тихо и палку брось, а то следующая стрела полетит в голову (ривор.)
        41
        - Гундабадская одежда с деревьев не падает. Это гундабадский ребёнок. Застрелим его и закопаем.
        42
        - Орчьи дети поодиночке не ходят, и стрелять в ребёнка недостойно.
        43
        - Откуда идешь?
        44
        - Наши в Кардун нечасто ходят. А ты кардунец? Какого племени? Жарв? Скрефен?
        45
        - Говоришь, что ты чужак из Кардуна, а знаешь про хоббитов. Чужаки не знают про хоббитов - ясно, что ты гундабадский разведчик. Вязать тебя надо, да к хоббитам вести.
        46
        - Мне нужны ваши мудрецы и правители. Отведите меня к ним.
        47
        Вязыке Риворшира слово «хоббит» изменило смысл и стало значить «старейшина». Видимо, сдвиг смысла произошёл лет через сорок после заселения Риворшира, когда понятия «хоббит» в смысле «чистокровный широкий хоббит» и «старейшина» стали взаимозаменяемы.
        48
        - Что в лесу замечательного?
        49
        - Дядька Хизмай, что ты мне из лесу принёс?
        50
        - Название "Шир" нам знакомо. Но почему ты одет по-гундабадски?
        51
        - Говорят, гундабадский правитель - искусный колдун. Вдруг это западня?
        52
        Судя по изученным мною записям и могильным памятникам Риворшира, большинство широких риворов пережили своих первых жён (хоббиты, как правило, живут дольше людей) и женились вторично, уже на дочерях своих же товарищей, так что внуки их получились хоббитами уже на три четверти. Таким образом, спустя тысячелетие, риворширцы походили на хоббитов гораздо больше, чем на лесных онге.
        53
        Я ходил по этой самой тропе и видел то место, где она обрывается: упавший на тропу валун стронул ниже по склону лавину, и от горы в том месте словно отвалился ломоть. (прим. Сэмунда Инголло)
        54
        Это одно из объяснений специфики поведения орков, о которой мы знаем из исторических источников, например, из «Падения властелина колец и возвращения Короля». Также эта теория объясняет быстрое размножение орков при сильной власти: если правитель создаёт способы сброса агрессии, - например, ставит провинившихся на перекрёстках, чтобы с ними любой мог подраться - уменьшается частота вымещения агрессии на детях, и за счёт этого падает детская смертность.
        55
        Подобную тактику применили в древности орки при взятии эльфийского города Гондолина.
        56
        По всей видимости, Гуго оказался прав. Существует портрет жены (уже к тому времени бургомистра) Гернота, на котором она изображена в ожерелье из морского жемчуга, который в Эсгароте крайне редок даже сейчас.