Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Атеев Алексей : " Холодный Человек " - читать онлайн

Сохранить .
Холодный человек Алексей Григорьевич Атеев
        Готическая атмосфера старого кладбища соткана из кошмарных тайн, которые уносят с собой в преисподнюю мертвецы. Но иногда эти тайны могут пригодиться и живым. Однажды ночью молодая девушка Вера, посвященная в секреты вызова духов умерших, читает заклинание. И оно срабатывает - теперь ей будет служить дух баронессы Амалии фон Торн. Вера очень хочет выйти замуж, и баронесса обещает ей помочь. Но стоит ли прибегать к помощи покойницы, да еще и в «час мертвецов», когда зло властвует безраздельно?..
        Алексей Григорьевич Атеев
        Холодный человек
        Глава 1
        Дом возле кладбища
        и его обитательница
        Густая, беспросветная тьма нависла над городом. Она казалась липкой, словно молочный кисель, густой и скользкой, как картофельная патока. При движении она расступалась, но тут же смыкалась позади с еле слышным хлюпаньем. Возможно, это впечатление возникало от унылой мороси, которая струилась с мертвых небес. Слабый, но непрекращающийся дождь шел уже которые сутки. Все вокруг - ветхие домишки, искривленные стволы деревьев, чахлые кусты - точно пропиталось влагой. Мир стал похож на губку. Ткни пальцем, и засочится гнилая вода.
        Город спал. Мрак поглотил его, и создавалось впечатление: мрак никогда не рассеется. Редкие тусклые фонари только усиливали это впечатление. Пронизанный струями дождя свет ядовито-желтыми столбами падал на мокрый асфальт и тьму не только не рассеивал, но делал ее еще более густой и вязкой. Все словно вымерло. Возможно, где-то на центральных улицах и была жизнь. Там, разбрызгивая лужи, мчались автомобили, спешили, мечтая поскорее укрыться под теплым кровом, редкие прохожие, но здесь, на окраине, царила мертвенная тишина.
        Неожиданно забили городские куранты. Их далекий, но отчетливый, слегка надтреснутый звук только усиливал ощущение тоски и неведомой опасности. И еще он словно подавал некую команду ночной нежити, гнездящейся в потаенных углах, в щелях и трущобах.

…Восемь, девять, десять… Удары курантов, как огромные гвозди, вколачивались в печальное безмолвие. Замер дребезг последнего, и вновь на окрестности опустилась тоскливая тишина. Но все вокруг тотчас ожило, наполнилось едва различимым движением, странными звуками, бледными тенями. В конусе фонарного света мелькнуло нечто бесплотное, словно мазок акварели, раздался едва слышный звук - не то треск сломанного сучка, не то щелканье чьих-то мертвых челюстей. С расположенного неподалеку старого кладбища поползли по вязкой почве клочья тумана. Где-то неподалеку протяжно завыла бродячая собака…
        Реальность на глазах превращалась в кошмар. Или это только казалось воспаленному воображению?
        Девушка беспокойно ворочалась в своей узкой кроватке. Она никак не могла заснуть. Часы уже пробили двенадцать, а сон все не шел. Несколько раз она поднималась, бродила в потемках по своей довольно тесной квартирке или стояла возле окна, всматривалась во тьму, сквозь потеки воды пытаясь разглядеть, что делается снаружи. Однако там ничего не происходило. По-прежнему шел унылый дождь. Налетавший время от времени ветер тряс росшее во дворе дерево, стучал его ветвями по внешней стороне стены, бросал в оконные рамы пригоршни мокрых листьев. Фонарь словно освещал дно заросшего тиной аквариума.
        Девушка снова легла. Мысли вяло шевелились в ее головке. Неожиданно вспомнились не раз слышанные в детстве истории про заложных покойников,[Заложные - покойники, опасные для живых, умершие неестественной смертью: убитые, самоубийцы, опойцы, утопленники, погибшие неожиданно вследствие какого-то несчастного случая, до срока, предназначенного при рождении. Они постоянно являются живым, пугают, покушаются на их жизни. («Русский демонологический словарь». СПб., 1995).] которые в такие вот ненастные ночи поднимаются из своих могил и бродят в потемках в поисках жертв, чаще всего таких, на которых нет креста.
        Давным-давно заброшенное кладбище находилось совсем рядом, через дорогу, и потому окрестные ребятишки в теплое время года частенько лазали меж древних покосившихся от времени памятников и черных крестов. Все вокруг густо заросло сиренью, акацией и шиповником. В июне, да и позже, здесь стоял столь сильный аромат цветущих кустов и трав, что у иных кружилась голова и им становилось дурно. Но ребятишки объясняли это состояние вовсе не действием цветочных флюидов, а происками нечистой силы, старающейся усыпить человека, а затем увлечь несчастного в царство мертвых. Однако несмотря на некоторые опасения детей все же влекло сюда. Возможно, именно по причине причудливого сочетания могучих жизненных сил, выражавшихся в буйном цветении, и одновременно в осязаемом присутствии смерти.
        В глубине кладбища, среди прочих, стоял склеп, кирпичные стены которого были обложены плитами черного мрамора. Чугунные двери склепа наглухо запечатывали огромные ржавые замки, но и без них обычным путем внутрь, казалось, невозможно попасть, поскольку двери были не то заварены, не то заклепаны. На одной из наружных стен имелась плита, на которой потускневшими золотыми буквами было выбито, что здесь покоятся члены семейства баронов фон Торн. Всего имен имелось десятка два. Среди фон Торнов присутствовали действительные статские советники, полковники и даже некий адмирал, но ребят больше всего привлекало одно имя, и отнюдь не мужское. Где-то в середине списка усопших можно было прочитать:
«Девица Амалия фон Торн
        Мир ее праху».
        Судя по дате смерти, выходило, что девица Амалия погребена в данной усыпальнице в первой половине девятнадцатого века. Когда же конкретно, оставалось неведомым, поскольку последняя цифра в дате была почему-то тщательно сбита. Вот про эту-то фон Торниху и рассказывали всякие ужасы. Говорили, будто бы она была ведьмой, по ночам выбиралась из родового замка, бродила по улицам, нападала на запоздалых прохожих, а то забиралась в дома, где имелись маленькие дети, и пила кровь младенцев. Родители несчастных малюток спали при этом непробудным сном и не могли прийти на помощь своим чадам. По другим, более правдоподобным сообщениям зловредная Амалия ведьмой вовсе не являлась, а была отравительницей, из зависти умертвившей по очереди двух своих старших сестер ради красавца-жениха, к Амалии же никто не сватался по причине ее мерзкого характера и сильной близорукости. Как бы там ни было, девица фон Торн тоже скончалась неестественной смертью. Не то ее придушили собственные родственники, не то прикончил из пистолета потрясенный отец.
        - Вот она-то и есть заложная,- объясняла подружкам самая сведущая девочка Катя Бурдымагина.- Заложная - это не отпетая попом. Лежит она нетленная в могилке, и нет ей покоя. Ни в рай, ни в ад не пускают. Вот она по ночам и шляется… А кто желает на нее посмотреть, может запросто это сделать. Вон, под стеной, лаз прорыт…- И она указывала на едва видневшуюся среди буйных зарослей шиповника дыру под одной из стен.- Только не советую. Лежит она в хрустальном гробу, который на цепях подвешен к потолку, как живая, но стоит глянуть на нее, как она той же ночью сама к тебе придет. А уж тогда…
        Что произойдет «тогда», Катя не поясняла, но и так все было ясно.
        Девочки с ужасом таращились на склеп. Внутри у них все замирало, сердце проваливалось в желудок, а коленки сами собой подгибались. И все равно их тянуло сюда.
        Но происходило это давным-давно, в детстве. С тех пор она на старом кладбище не бывала. Проходила сотни раз мимо, но и только. По правде говоря, и думать о нем забыла…
        Сон так и не приходил. Вместо него ее охватило некое оцепенение, тревожное и одновременно томное, даже сладкое. Девушка лежала с открытыми глазами, но старалась не смотреть в сторону окна, за которым, как чудилось, находилась неопределенная, но вполне реальная угроза. Ей казалось, стекла вовсе не помеха для проникновения в комнату некой ужасной силы, имени у которой не было. И эта самая сила постепенно, незаметно, но настойчиво просачивалась внутрь.
        Дом возле кладбища был двухэтажным, деревянным и довольно старым. Некогда он принадлежал какому-то купцу, но за годы советской власти, не меняя внешнего облика, внутри неоднократно перестраивался. Результатом этих перестроек явилась небольшая двухкомнатная квартирка без горячей воды, но зато с собственной уборной. В настоящее время ее занимала девица, которую звали…
        Девицу звали Вера Карловна Воропаева, а проживало сие небесное создание в городе Сорочинске. Отстоял Сорочинск не очень далеко от Первопрестольной, являлся центром небольшой среднерусской области и нес в себе черты (в архитектуре, конечно) александровского классицизма, николаевского деспотизма и сталинского имперского социализма. Присутствовали тут и хрущевские «типовухи», брежневские
«улучшенки» и… И все! Новые правители пока что не оставили значительного следа в градостроении. Кроме вышеперечисленных стилей, в Сорочинске, как и в большинстве старинных городов, имелись постройки совсем уж неопределенных типов.
        Уже упоминалось, что Вера проживала в бывшем купеческом доме, однако, кроме старорежимных, вокруг располагалось множество и более поздних построек. По своему внешнему виду местность напоминала картину Поленова «Московский дворик» - даже купола допотопной церквухи голубели над окрестностями.
        В целом район мог бы быть обозначен как трущоба, однако таковой не являлся, поскольку контингент населения, проживающего здесь, подходил под определение
«средний класс». Это сегодня он стал средним, а раньше именовался вначале пролетарским, потом - рабочим классом, правда, с вкраплениями разного рода совслужащих. Помимо трудящихся близлежащих заводов и фабрик, здесь обитали инженеры тех же предприятий, учителя, врачи и даже дирижер Сорочинского театра оперы и балета. Имелись в райончике, со стародавних пор известном как Кладбищенская застава, и представители люмпен-пролетариата, по-нынешнему
«маргиналы».
        Жили, в общем-то, не то чтобы дружно, но в основном без скандалов, поскольку были спаяны, вернее, споены многолетним знакомством. В последние годы на территории Кладбищенской заставы появилось несколько строений в средневековом замковом стиле, принадлежавших новым русским купчинам. Тем не менее и это обстоятельство не поколебало патриархальных нравов. Хотя когда владелец одного из замков колбасник Петюнин попытался самовольно прирезать к своей и без того солидной латифундии еще десяток соток за счет детской площадки, ночью спалили его любимый джип. И хотя у колбасника имелся еще один внедорожник, попытки расширить поместье он благоразумно оставил. Но хватит об аборигенах. Поговорим лучше о Вере Карловне Воропаевой.
        Вере недавно стукнуло двадцать три года. Она являла собой тип длинноногой, довольно привлекательной, хотя и несколько бесцветной блондинки, после окончания местного педвуза работала в местной многотиражной газетке «Путь наверх» (бывшей
«Путь к коммунизму») и больше всего на свете хотела выйти замуж. Вера проживала одна в двухкомнатной квартире, поскольку ее матушка отдала Богу душу два года назад, а батюшка лет пятнадцать как покинул семейство, якобы завербовавшись «на севера», и с тех пор сгинул, оставив Вере в наследство опасную бритву фирмы
«Золинген» с костяной ручкой и фотоаппарат «ФЭД». Ни бритвой, ни «фэдом» Вера никогда не пользовалась, а об отце у нее остались весьма смутные воспоминания. Ей помнились колючий подбородок, взлохмаченная шевелюра и исходивший изо рта специфический запах.
        Квартирка, в которой жила наша героиня, была, как уже сказано, маленькой, без особых удобств, но весьма уютной. После всех перестроек в доме, как ни удивительно, сохранилась печь-голландка, гревшая еще дореволюционного богатея, который любил прислоняться задницей к ее кафелям. А кафель, которым было облицовано это чудо печного искусства, был ей под стать, тоже голландский, бело-голубой, разрисованный парусными кораблями и молочницами в высоченных чепцах. Сему памятнику дельфтского фаянсового промысла цены не было. К Вере уже наведывались шустрые молодчики, предлагали хорошие деньги за плитки и обещали
«совершенно бесплатно» облицевать печь новыми изразцами, но Вера неизменно отказывалась. Она не без оснований считала, что именно бело-голубые плитки придают квартире ее неповторимый облик. Кроме печки, в парадной и одновременно жилой комнате высился древний диван с валиками, высокой спинкой и полкой, с которой только после смерти матери Вера убрала семь мраморных слоников, якобы приносивших счастье; под потолком розовый абажур из синтетического шелка, темно-красный ковер на стене и пузатый комод, на котором, обрамляя овальное зеркало, громоздились многочисленные фарфоровые безделушки. Все в помещении дышало покоем и патриархальным бытом. Соседняя комнатушка, вдвое меньше первой, метров эдак в десять, служила Вере спаленкой. Голубенькие занавески, розовое покрывало на кроватке, на полу вытертый коврик бордовых цветов, на стене вырезанные из журналов картинки, изображающие группы «На-На» и
«Премьер-Министр», певцов Глызина и Маршала и каких-то знойных юношей неизвестного происхождения, сидящих на мотоциклах. Еще в спаленке, занимая почти все оставшееся место, присутствовал здоровенный агрегат фирмы «Тошиба», являвшийся одновременно магнитофоном и приемником. Несмотря на изрядные размеры агрегат имел статус переносного, хотя и был почти неподъемен. Вера не чаяла души в этой самой «Тошибе», стряхивала с него каждую пылинку, а когда не пользовалась, заботливо укрывала электронного монстра вышитой салфеткой величиной с детское одеяльце.
        Если говорить откровенно, Вера бывала в своей уютненькой квартирке не так часто. Большая часть ее девичьей жизни проходила в редакции газетки «Путь наверх», которая находилась на другом конце Сорочинска, и до нее приходилось добираться не менее часа вначале на «маршрутке», а потом пешком. Дома скучно, даже тоскливо, а в редакции - веселее не бывает. Здесь жизнь, что называется, бьет ключом.
        Постоянное оживление, даже сутолока в небольшом помещении редакции держали «в тонусе» довольно ограниченный штат сотрудников, состоявший из редактора, именовавшегося «главным», ответственного секретаря (он же «выпускающий»), трех журналистов, редактора по рекламе, корректора, оператора компьютерного набора, охранника и технички. Выходил «Путь наверх» два раза в неделю, но толчея в редакции не прекращалась ни день ни ночь. По ее пяти комнатам носились многочисленные рекламодатели, общественные корреспонденты, работавшие «за спасибо», просто праздные посетители, приходившие сюда в основном чтобы поскандалить… Время от времени в редакции устраивались праздничные мероприятия, причем по самым разным поводам, будь то хоть День мелиоратора, хоть церковный праздник Сретения Господня. А уж именины, крестины или чей-нибудь уход из жизни отмечались неукоснительно. И нужно заметить, без особых возлияний. Откроют иной раз бутылочку-другую сухого винца, а чаще пробавляются пивом или, того проще, чаем. Ну, конечно, тортик, пирожные, конфеты… Но и без алкоголя мероприятия почти всегда удавались. Возможно,
происходило это потому, что народ в редакции работал молодой, склонный к юмору, а то и к здоровой сатире. Здесь не подкладывали на стул коллеге резиновую штучку, которая, когда на нее садились, издавала неприличные звуки, не привязывали к хвосту редакционной кошки пустую жестянку, не требовали от женской части коллектива изобразить групповой стриптиз. Нет! Веселились вполне достойно, танцевали, пели… резвились скромно, но со вкусом. Тон задавал обычно «главный», упитанный господин «чуть за тридцать», величавшийся Павлом Борисовичем Величко и очень любивший пирожные
«Наполеон».
        - А что, старики, не устроить ли нам сегодня небольшой междусобойчик?!- во всеуслышание заявлял он обычно в пятницу, после обеда.
        Коллектив охотно шел навстречу пожеланиям начальства. Двое-трое сотрудников немедленно снаряжались в магазин, где закупалась необходимая провизия (в том числе и штук десять «Наполеонов»), а также прохладительные и горячительные напитки. По возвращении гонцов сдвигались и накрывались столы, расставлялись бутылки и закуски, и праздник начинался.
        За Верой непременно ухаживала вся мужская часть коллектива газеты, начиная от Павла Борисовича и кончая охранником Валерой. Была она девицей высокой, длинноногой, что называется, статной, да к тому же натуральной блондинкой. Внешностью наша героиня несколько напоминала молодую актрису Чурикову в фильме
«Неуловимые мстители», но это обстоятельство только придавало Вере определенный шарм. К тому же наша героиня прилично играла на гитаре, да еще и пела хрипловатым контральто цыганские романсы и уличные песни. (Однако в повседневной жизни голос у нее был не низкий и отнюдь не хриплый.) Словом, длинноногая корректорша являлась душой компании. Тут нужно отметить: ухаживания коллег девушка принимала охотно, но дальше игривых объятий в полутемном уголке под лестницей или дружеских поцелуйчиков дело не шло. И вот почему.
        Как уже сообщалось, Вера мечтала о замужестве. Но замуж ей хотелось непременно за богатого, или, по крайней мере, за состоятельного человека, а таковых в пределах видимости не наблюдалось. Собственно, она знала пару-тройку молодцев, разъезжавших на «мерседесах» и «ауди», а один из них даже настойчиво склонял ее к сожительству, но люди эти выглядели, что называется, ненадежно. Один из
«иномарочников» обитал в совершенно убогой «хрущобе», и Вера была потрясена откровенной нищетой жилища, впервые попав к нему в гости, а у другого (того, что склонял) хоть и имелся приличный домина, этажа эдак в три, но сам он и двух слов без мата связать не мог. Все это мадемуазель Воропаеву не устраивало. Кроме денег, Вере хотелось и любви. Пускай негромкой, пускай самой обыкновенной, пускай даже плохонькой, но любви! Ни возраст, ни внешность для нее особой роли не играли. Главным являлось соблюдение двух вышеназванных условий.
        Этим летом, будучи в отпуске, Вера отправилась отдыхать в Крым, а именно в город Феодосию, где проживала то ли дальняя родственница, то ли старинная знакомая ее покойной матери тетя Суламифь, которая настойчиво приглашала приехать погостить. Молодые девицы обычно отправляются в подобные поездки парами, однако благоразумная Вера приехала в южный город одна, справедливо полагая: подруга будет только мешать. Ведь не знаешь, где можно повстречать принца и на кого именно он положит глаз. В общем, двинула она в эту самую Феодосию в одиночестве… и пожалела.
        Жара, городской пляж грязный, и уж очень многолюдный, в самом же городе и смотреть особо нечего. К тому же в городе оказалось неспокойно: проходили не то пикеты, не то митинги, на которых пожилые крикливые растрепанные тетки во всю глотку орали: «Янки, гоу хом», протестуя против приезда американских военных в Крым на учения. А вообще было довольно скучно. Принцев не наблюдалось. Ну, побывала она в галерее художника Айвазовского, ну, поглазела на скучные морские пейзажи… Волны, парусные корабли во всяких видах… Неинтересно! Лучше бы этот самый маринист голых женщин рисовал или хотя бы мужиков…
        Так Вера и сказала за завтраком тете.
        - А ты в Коктебель поезжай,- хитро прищурилась та.- Там этого добра навалом.
        - Что за Коктебель такой?- заинтересовалась Вера.
        - Поселок такой на берегу. Место пристанища российской богемы,- по-книжному выразилась Суламифь.- Очень живописное место. Там жил когда-то некий Макс Волошин, не то поэт, не то художник. В общем, человек свободной профессии. Дом построил… К нему в гости стали приезжать такие же бездельники из Москвы и Питера. О Коктебеле пошла слава среди творческих натур. А когда этот самый Волошин помер, на базе его усадьбы в поселке организовали Всесоюзный Дом творчества. Вот там писатели и прохлаждали свои телеса. И сейчас, случается, прохлаждают. И не только писатели. На тамошних пляжах полно нудистов.
        - Это которые голыми загорают,- проявила осведомленность Вера.
        - Вот-вот. Именно нагишом. Только пляжи там не очень. Галька. Ногам ступать больно. Некоторым, правда, нравится,- усмехнулась тетка.
        - Тьфу!- скривилась Вера.- Как можно прилюдно без трусов разгуливать?
        - А ты не торопись осуждать. Может, и самой понравится.
        - Ну, уж нет!.. А как туда добраться?
        - От пристани регулярно ходят катера. Час - и там. Съезди, Верунька, не пожалеешь. Только попить с собой чего-нибудь возьми.
        Целый день Вера крепилась. Пребывание среди голых особей казалось ей омерзительным. Однако этот таинственный Коктебель не выходил из головы. И следующим утром Вера отправилась на пристань и села на катер.
        Борт судна тяжело ударился о старые автомобильные баллоны - кранцы пристани. Сбросили сходни, и Вера вместе с остальными пассажирами сошла на берег и смешалась с праздной толпой. Голых она увидела почти сразу же. Немолодая парочка пребывала среди прочих купающихся и загорающих, выглядевших вполне традиционно, и, надо сказать, на них никто не обращал особого внимания. Вера покраснела и отвернулась. Сей факт выглядел противоестественным. Покумекав малость, она решила вести себя столь же индифферентно, как и остальные отдыхающие, то есть откровенно не глазеть на бесштанную команду, а лучше обозреть окрестности.
        Справа от поселка возвышалась огромная гора, чей острый склон, напоминавший причудливо изломанное лицо, обрывался прямо в море. Вера побрела по берегу в сторону горы, и обнаженные отдыхающие стали попадаться все чаще и чаще. Наконец девушка забралась в самую гущу нудистов и только тут спохватилась. Как-то не совсем удобно находиться возле них и быть полностью одетой. Она решила снять джинсы, майку и позагорать, благо облачилась в купальник еще в Феодосии. Расстелив на гальке махровую простыню, Вера торопливо разделась и улеглась вниз лицом. Сердце трепыхалось как только что пойманная пташка, посаженная в клетку. Она боялась поднять голову: не наткнуться бы взглядом на нечто непристойное. Однако солнце заметно припекало, и нужно было менять позу. Преодолев смущение, Вера повернулась. Вокруг резвилась голая публика, в основном молодые женщины, но попадались и мужики. На них Вера старалась не смотреть. Потом она обнаружила: кое-кто из дамочек не разоблачен да конца. Нижняя часть туалета на них все же присутствует. Это обстоятельство несколько успокаивало. К тому же пожилые граждане почти не
присутствовали. Голые, покрытые каплями морской воды тела были красивы, и тут наша героиня вспомнила, что у нее самой фигура хоть куда, во всяком случае, не хуже, чем у большинства местных афродит. Лифчик можно бы и снять, мелькнула шальная мысль. Некоторое время Вера размышляла: стоит это делать или нет? Наконец решилась, расстегнула застежку и тут же вновь улеглась на живот. В такой позе Вера пролежала минут двадцать; наконец решилась повернуться лицом к остальной публике. Гром не грянул, земля не содрогнулась. По-прежнему светило солнце и плескалось море. Тогда Вера поднялась и, держа ладони перед собой, как бы прикрываясь, однако, почти не загораживая открывавшийся вид, шагнула в мелкую черноморскую волну.
        Через час она полностью освоилась, без опаски резвилась в воде, поглядывала по сторонам, пытаясь понять, обращают ли на нее внимание, а когда ловила чей-то взгляд, старалась найти в нем восхищение или хотя бы интерес. Вскоре она познакомилась с какими-то парнями, один из которых был в длинных цветастых бермудах, а второй и вовсе без ничего. Стараясь не концентрировать внимания на причинном месте данного молодого человека, она выкурила с ними по сигаретке, а потом принялась играть в пляжный теннис. Груди Веры задорно тряслись, и она была на вершине блаженства.
        На следующий день Вера вновь отправилась в Коктебель. Смотревшая ей вслед тетя Суламифь только усмехалась.
        Но сколько бы наша героиня ни прохлаждалась среди коктебельских пальм и магнолий, сколько бы ни купалась у подножия знаменитого Карадага, искомый принц так и не являлся. Возможно, где-то рядом и прохлаждались маститые писатели, подающие большие надежды поэты или олигархи средней руки, однако на их голых телах не имелось на этот счет никакой информации. И это обстоятельство удручало. И хотя Вера через несколько дней, проведенных на пляже, превратилась в шоколадку, своей цели подцепить какого-нибудь нувориша или хотя бы самую завалящую творческую личность она так и не достигла. С тем и вернулась в Сорочинск.
        Нужно заметить, что в отношении собственного замужества у Веры давно имелась твердая точка зрения. Еще учась на третьем курсе института, она сделала для себя вывод, что если к двадцати четырем годам останется в девицах, то уж вряд ли когда-либо вообще выйдет замуж. Черт его знает, почему она так считала! То ли вывела эту сомнительную истину из разговоров со знакомыми девицами, то ли вычитала сие из нелепых книг девятнадцатого века, однако Вера четко усвоила: двадцать четыре года - предел, за которым открывается бездна одиночества. И посему нужно спешить.
        Конечно, мужчины у Веры бывали. Еще в школе она дружила с неким Андрюшей, потом на ее жизненном пути оказался Вадик. Но все это не то. Андрюша хотя и был высоким и кудрявым, однако иных достоинств у него не имелось. Учиться не хотел. Загремел в армию. А когда вернулся, Вера встретила его весьма холодно. Поэтому Андрюша недолго думая переметнулся к соседской Наташке, на которой вскоре и женился. Вадик же любил выпить. Он окончил вуз, но пагубная страстишка так и не исчезла, и Вера его отвергла, хотя Вадик и звал замуж.
        Впрочем, имелся у нее и более солидный воздыхатель, некий Гриша Абрамов, преподававший в педагогическом университете историю. Он являлся кандидатом наук, доцентом и был старше ее на десять лет, а кроме того, женат. А еще Гриша был археологом. Собственно, именно в археологической экспедиции, в которую после второго курса попала Вера, они и познакомились. Археология Вере сразу же не понравилась. Нужно ковыряться в земле под палящим таманским солнцем весь день И ради чего?! Ради каких-то древних черепков или двух-трех ржавых монеток. Золота, к сожалению, не попадалось. Через пару дней, проведенных в жаре и пыли, Вера решила сбежать из экспедиции. Она вступила в сговор с еще одной разочарованной девицей, и, как только стало темнеть, обе драпанули из палаточного лагеря. Поймал их Гриша. Не зная точно, в какой стороне Тамань, девушки двинули на запад. Шагать по плоской, как столешница, степи на закат долго не пришлось. Позади послышались гневные вопли. Их нагонял доцент Абрамов. Так они познакомились. Спустя некоторое время археология стала нравиться Вере несколько больше. Конечно, жара и пыль
по-прежнему не вызывали особого восторга, но вот вечерние прогулки с Гришей по обрывистым берегам моря, его рассказы о древних людях, населявших эти места, о греческих богах и героях, об амфорах, полных масла и вина, а главное, его нежные, но властные объятия были ох как завлекательны!
        Так и пошло. Днем начальник экспедиции ничем не выделял Веру из общего числа подсобниц, а вечером на прибрежном откосе шептал ей сладкие слова. Роман продолжился и по возвращении в Сорочинск. И все бы хорошо, но Гриша Абрамов уже был связан семейными узами. Вера ему нравилась, но разводиться он не желал, поскольку в свое время произвел на свет дочку, которую любил еще больше, чем Веру. Вялотекущие отношения продолжались до сих пор, однако встречи любовников происходили от случая к случаю и уже не носили той страсти и пылкости, как в первые дни.
        А сон все не опускался, не обволакивал нашу героиню, полную смутных мыслей. Оле-Лукойе не брызгал ей в глаза сладким молоком, а потом не нашептывал ей чудные истории. Да и есть ли этот Оле на самом деле? Но, как бы то ни было, темное крыло ночной грезы простерлось над Верой.
        Дождь не прекращался. Он, казалось, только усилился. Холодные капли что есть силы молотили по оконному стеклу, ветви дерева больше не стучали в стену дома, а скрежетали по ней. Тени в комнате достигли пика густоты. Уже неразличим был чудо-комбайн «Тошиба». Вместо него громоздилось нечто бесформенное, подмигивающее двумя красными глазками. Может быть, вовсе не добряк Оле-Лукойе примостился возле Вериной кроватки, и не свой чудный зонтик распахнул он над ее взлохмаченной головкой, а это красноглазое чудище со странным, зловещим названием вдувало ей в уши всякую чушь? А может, вовсе и не чушь!
        Тут она вновь вспомнила свою давнюю подружку, любительницу страшных сказок Катюшку Бурдымагину. Что стало с этой толстощекой девочкой с косицами, как крысиные хвостики? То ли она связалась с наркоманами, возившими анашу из Казахстана, то ли подалась в Турцию и пропала в стамбульском борделе, а может, вовсе и не в борделе, а на улицах Грозного: во время первой чеченской кампании, когда вытаскивала из-под огня раненого спецназовца, получила осколок в свою бедовую голову.
        Сгинула Катюшка неведомо где, а вот ее жуткие истории до сих пор в памяти. Будоражат воображение в такие ненастные ночи. Вера вспомнила одну из них. Конечно, все о том же кладбище, о том же склепе… Будто бы, рассказывала Катя, живые могут устанавливать контакты с покойниками, а те даже выполнять их желания. Нужно только ненастной ночью прийти на кладбище и попросить мертвеца помочь. Правда, в конце концов ничем хорошим для просящего это не обернется. Мертвец обязательно потребует плату за выполненную работу. Плата может быть разной, но самая распространенная, когда душа покойника вселяется в просителя и управляет им по своему усмотрению. Но подходит не каждый покойник, а только заложный, вещала Катюшка. Вот, например, такой, как девица Амалия, которая в тутошнем склепе покоится. Потому как хорошие давно в раю, а плохие в аду, и назад им возврата нет. А заложные, которых никуда не взяли, не могут успокоиться, бродят, пакости всякие добрым людям строят. Если, конечно, у них имеется такая возможность. Неужели можно вот так просто пойти и попросить, недоверчиво интересовались у Кати девчонки. Просто
так, конечно, нельзя, знающим тоном сообщала Бурдымагина. Это можно сделать лишь в один день в году. Вернее, в ночь. А именно на Ерофея-мученика, семнадцатого октября. Надо прийти на могилку глухой ночью, но до первых петухов, раздеться донага, встать к ней спиной, обернуться три раза вокруг себя и попросить:
        Ты, ты, дух нечистой красоты (назвать его по имени),
        помоги
        Мне, убогому (назвать себя), и по разуменью строгому
        не нашли в меня тоски
        Из-за гробовой доски. Буду я тебе служить,
        но и мне чтоб не тужить.
        И вдвоем с тобою мы повредим другим умы.
        А себе хочу желать: мне б
        Ума не потерять.
        Потом нужно поклониться три раза, но опять же, стоя спиной к могиле или к гробу, где лежит тот, которого просишь.
        - А дальше?- прерывающимися от волнения и ужаса голосами спрашивали у Кати подружки.
        - А дальше все,- важно отвечала она.- Если все пройдет правильно, покойник станет вам помогать.
        - А если неправильно?
        - Нужно искать другого заложного. С этим - всё. Больше не захочет являться.
        - Да как же узнать?!
        - Оно само покажет, услышал мертвец или нет. Так мне бабуся моя сказывала, а бабуся в таких делах волокет. Даром, что ли, ворожеей в округе слывет…
        Вера и сама удивилась, насколько четко сохранился в памяти рассказ Катюшки. Словно не прошло с того времени почти пятнадцать лет. Стояло жаркое лето. Девчонки валялись на траве рядом со склепом семейства фон Торнов. Одуряюще пахла отцветающая сирень. В ее горьком аромате отчетливо прослеживался запах тлена, отчего на душе присутствовала непонятная тоска. Но, возможно, эта неясная грусть явилась результатом рассказа Катюшки.
        А ведь сегодня как раз семнадцатое октября, неожиданно пришло в голову Вере. Ее словно током ударило. До первых петухов - это до какого же времени? Часов, наверное, до двух, до трех… И что же из этого следует? Да ничего, конечно. Так просто… Взбредет же в голову.
        Вера вновь постаралась заснуть. Она повернулась на правый бок и закрыла голову подушкой. Шум дождя и скрежет веток пропали. Но тишина оказалась настолько гнетуща, что она вновь вернулась в первоначальное состояние. Мысли о Катюшке и ее рассказе никак не желали покидать сознание. Кладбище, старинные надгробья, мертвый запах догнивающей сирени… А может, в этой жутковатой истории имеется доля правды? Не, бред! Какая там, к черту, правда! Детские сказки! Однако можно проверить, словно прошептал кто-то во тьме.
        До первых петухов… Сколько еще осталось?
        Вера взглянула на табло электронных часов. Только половина двенадцатого, а казалось, городские куранты пробили одиннадцать так давно.
        И все же…
        А что все же?
        Можно сходить.
        Уж не свихнулась ли ты? В такую погоду! И дорога туда давно забыта. Да хоть бы и помнила ее, в такой дождь и в полную темень и двух шагов не сделать.
        Но можно обуть сапоги, завернуться в плащ, взять фонарь… Что за чепуха! Но ведь ты все равно не спишь. Сна - ни в одном глазу. Как долго можно ворочаться с боку на бок?
        - Нет, это безумие!- вслух произнесла Вера и поднялась с постели. Словно кто подталкивал несчастную, тянул ее за подол ночной рубашки…
        Некоторое время она, упершись носом в скользкое стекло, таращилась на улицу.
        Пусто, сыро, тоскливо… Но ведь это даже к лучшему! Никто не увидит, никто не спросит: куда это она собралась на ночь глядя?
        Вера пошла в прихожую, достала из самого дальнего угла стенного шкафа резиновые сапоги, которые она последний раз надевала года три назад, когда студентов осенью посылали на село помогать убирать картошку. Однако в тот год осень выдалась сухая, и сапоги даже не понадобились. И вот наконец о них вспомнили. Потом девушка вернулась в спальню, натянула джинсы, заправила в них ночную рубашку. В шкафу она нашла фонарь, с которым обычно спускалась в погреб за картошкой и соленьями. Щелкнула кнопкой выключателя. Батарейку сменила совсем недавно, и фонарь светил в полную силу. Отлично. Теперь осталось облачиться в плащ и можно отправляться в путь.
        Погоди, дорогая, одернул ее внутренний голос. А то ли ты делаешь? Может быть, все-таки не надо? Но Вера, коли уж что-нибудь решила, то отступать не собиралась. Она облачилась в брезентовый плащ с капюшоном, военного типа, именовавшийся «плащ-палаткой», неизвестно с каких пор хранимый в доме, и смело шагнула за порог.
        Во дворе не наблюдалось ни души. Да что там души! Даже бродячие кошки и собаки в такую погоду попрятались по темным углам. Только фонари тускло светили в том месте, где двор переходил в улицу.
        Вера смутно помнила, что как раз напротив ее дома, за шоссе, там, где находился пустырь, начиналась тропинка, ведущая на кладбище. Она пересекла асфальтовое полотно и оказалась перед стеной мрака. Фонарный свет сюда не достигал. Вера включила фонарь и пошарила лучом по земле. Где-то здесь… Но кругом простиралось только море бурьяна, по которому хлестали струи дождя. Просторный плащ, которым Вера обернулась как одеялом, не пропускал влаги, и, несмотря на то что на ней кроме плаща была надета только ночная рубашка, она чувствовала себя вполне комфортно. Треугольный капюшон сполз ниже глаз, и теперь сама Вера походила на некое инфернальное существо, вставшее из могилы.
        Наконец среди зарослей конопли и полыни мелькнуло что-то похожее на начало тропы. Сомнений больше не осталось. Вера уверенно шагнула вперед.
        Метров через пятьдесят она увидела невысокую стенку из песчаника, а в ней знакомый пролом. Значит, она движется в правильном направлении. Как только она миновала пролом, стали попадаться захоронения. Вот хотя бы это. Перед ним ребятишки всегда останавливались. Черный ангел скорбно склонил погребальный факел к земле. Вторая рука, согнутая в локте, воздета вверх. Одно крыло отсутствует, и черный обрубок торчит наподобие горба. Перед ней могила купца Брыкина.
        Вера вдруг вспомнила: в статую ангела самые смелые бросали камешки, осколки бутылок и прочую дрянь, стараясь попасть в его печально-торжественное лицо.
        Луч фонаря упал на блестящую от дождя поверхность памятника, блеснул в каменных глазах, и Вере показалось: ангел упер в нее тяжелый взгляд. Девушка слегка поежилась. Тут она вспомнила: где-то здесь из земли торчит кусок ржавого троса, неведомо как попавшего сюда, и замедлила шаг. Вот он, трос. Разлегся на самой дороге как капкан, поставленный непонятно на кого. Может быть, и на нее саму. Вера переступила через петлю и зашагала дальше.
        Минут через пять должна появиться новая достопримечательность - здоровенный пьедестал, на котором стоит мальчик в коротких штанишках на помочах. Одна рука ребенка указывает вперед, неведомо куда. Пьедестал, сложенный из красного, почерневшего от времени кирпича, давным-давно облупился, и узнать, кто же лежит под этим памятником, не представлялось возможным. По поводу этой могилы существовала такая легенда. Будто бы жил в старое время в Сорочинске некий дворянин, имя его позабылось. Жена у него умерла, и он женился вновь. Кроме того, у него имелся сын. Мачеха невзлюбила пасынка, но тронуть его боялась, опасаясь гнева мужа. И решила она извести малютку. Сказано - сделано. Однако нянька ребенка случайно увидела, как мачеха подсыпала в кисель какой-то порошок. После того как ребенок преставился, она упала перед барином на колени и обо всем рассказала. Дворянин призвал к себе жену и давай ее допрашивать. Под пытками та призналась в преступлении. Дворянин придушил несчастную и закопал ее здесь же, неподалеку. Место, где она лежит, так и осталось неизвестным, но на него якобы указывает стоящий на
пьедестале мальчик. По легенде вместе со злодейкой-женой дворянин закопал в землю несметные сокровища. Нужно было только отыскать могилу, и разбогатеешь. По-видимому, легенду все же принимали за правду, потому что в том направлении, куда указывала рука мальчика, имелось несколько старых, совсем оплывших ям. Видно, искали клад.
        Вера шла мимо мраморных и гранитных памятников, мимо покосившихся крестов, и почти каждое надгробие заставляло вспоминать какую-нибудь историю. Вот, например, высоченный чугунный крест, под которым лежит девица Хворостинина, утопившаяся от несчастной любви. Ну и дура! Разве можно лишать себя жизни из-за такого глупого повода? Коли на твои чувства не отвечают взаимностью, ищи другого. Или вот этот обглоданный ветрами и непогодой каменный столб. Даже в свете дня надпись на его мутной поверхности еле читалась. Но и без пояснений все ребятишки знали: под сим камнем покоится гусарский поручик, погибший на дуэли.
        Луч фонаря метался то по тропинке, то по зарослям бурьяна, словно жил своей собственной, не зависящей от Веры жизнью. И странное дело. Казалось бы, ночь, кладбище… Сюда и днем-то не каждый отважится сунуться. Вдруг за покосившимся памятником поджидает мертвец?! А Вере хоть бы что! Ни ужаса, ни даже малейшего страха девушка не испытывала. Напротив, казалось, она принимает участие в каком-то забавном приключении, и самое интересное еще только предстоит.
        Наконец впереди показался прямоугольный черный куб. Склеп фон Торнов! Вера подошла к строению. Вокруг него, почти скрывая стены, как и много лет назад, громоздился кустарник. Но теперь он, казалось, поредел и как будто расступился. Виновата ли поздняя осень, одним дуновением холода заставившая сбросить листву, или имелась иная причина, однако подойти к склепу вплотную оказалось очень легко. Вера приблизилась к чугунным дверям. Они были по-прежнему заперты. Что же делать дальше? Она вспомнила рассказ Катюшки. По словам той, нужно раздеться донага, встать к склепу спиной и прочитать заклинание. Но дождь?! Она тут же вымокнет до нитки. Нет. Этот вариант отпадает. Нужно как-то попасть внутрь. Но как это сделать? Да! Ведь под одной из стен существует подкоп. Она прекрасно помнила черную дыру с полуобвалившимися краями. Да сохранился ли он? Даже в то далекое время подкоп выглядел весьма ненадежно. Что ж, проверим.
        Вера пошла вдоль стены и почти сразу же наткнулась на дыру под стеной. Внимательно исследовала ее, светя фонарем. Вполне подходит для того, чтобы сквозь нее пролезть внутрь.
        Тут сомнение вновь посетило ее. До сих пор происходящее казалось игрой, но теперь нужно было принимать решение. Но стоит ли? К чему эксперименты? Прогулялась, а теперь пора домой.
        Вера задумчиво взирала на яму. В свете фонаря та казалась входом в преисподнюю. Нужно было на что-то решаться.
        Внезапно все вокруг озарилось ядовитым призрачным светом. Каждая из дождевых капель, висевших на ветках кустов, вспыхнула как маленький бриллиант.
        Молния, поняла Вера. Но разве бывают молнии в октябре? И где же гром?
        После ярчайшей вспышки тьма вокруг стала еще гуще. Вера потопталась еще немного… и решилась. Она заправила в джинсы край вылезшей ночной рубашки, потуже затянула пояс плаща и полезла в лаз вперед ногами.
        Лаз оказался несколько длиннее, чем она думала. Видимо, толщина стен склепа была чуть ли не двухметровой. Вера, лежа на спине, протискивалась сквозь узкий ход, дергая бедрами и задом и помогая себе обеими руками. Фонарь она засунула под плащ на грудь. Неожиданно показалось, что застряла. Все! Приехали! Как же теперь быть? Остается одно - лежать в этой яме и дожидаться утра, а как только рассветет, начинать кричать, звать на помощь… Возможно, кто-нибудь и услышит. Хотя кто услышит? Вот летом точно прибежали бы какие-нибудь ребятишки. А осенью, да еще в такую погоду… Нет. Нужно действовать самостоятельно.
        Вера что есть силы рванулась. Что-то затрещало. Сверху, забивая глаза и рот, посыпалась земля и крошка от отсыревших кирпичей. Вере показалось: тлен, труха, в которую давным-давно превратились мертвецы. От невыразимого отвращения она так сильно дернулась, что освободилась. Ноги повисли над пустотой. Еще одно движение, и она грохнулась на каменный пол склепа. Фонарь выскочил из-за пазухи и укатился.
        Некоторое время девушка лежала на спине. Болел копчик, но, главное, вокруг стояла абсолютная тьма. И фонарь, будь он неладен, куда-то делся. Вера пошарила рукой. Ладонь нащупала не то камни, не то кости. Она продолжала попытки отыскать фонарь, но все напрасно. Тут Вере пришло в голову: в кармане плаща, помнится, лежал коробок спичек. Она сунула руку, нащупала коробок, вытащила его. Встряхнула. Послышалось слабое шуршание. Открыла. Пальцы нащупали лишь две спички. Первая вспыхнула, но тут же погасла. С трепетом Вера достала следующую. Теперь она действовала осторожнее. Видимо, коробок отсырел. Спичка долго не желала зажигаться. Вера уже отчаялась, но вдруг вспыхнул огонек. Вера поспешно прикрыла его ладошкой, давая возможность разгореться. Наконец, когда пламя стало достаточным, она отняла ладонь, подняла спичку над головой и тотчас увидела фонарь. С облегчением выдохнув воздух, она подняла его, с минуту простояла в темноте, словно не в силах поверить в удачу, потом щелкнула кнопкой выключателя.
        Никаких хрустальных гробов на цепях тут, конечно, не оказалось. Луч высветил из тьмы довольно просторную комнату, вернее, небольшой зал, в котором царил страшный разгром. Вдоль стен шли стеллажи, на которых некогда стояли гробы. Теперь же стеллажи, как и гробы, были разломаны, а их содержимое выброшено на пол и частично растоптано в пыль. Кроме костей, на полу валялись полуистлевшие обрывки погребальных одежд: куски парчи, кружев, позумент и позеленевшие медные пуговицы. Стены склепа были исписаны неприличными словами и выражениями типа:
«Так вам и надо… немчура», «Нам жить, а вам…немецкое отродье, гнить». Имелись тут и более краткие, но не менее емкие выражения. Судя по надписям и датам, посетители увековечивали себя на протяжении последних девяноста лет. Посещали склеп и живописцы, видимо, непризнанные. Рисунки их отличались грубой выразительностью и откровенно эротической тематикой. Однако Вера не собиралась изучать граффити, хотя они, несомненно, представляли исторический интерес. Поозиравшись с пяток минут, она пришла к заключению, что делать здесь нечего и шла она сюда совершенно напрасно. В этом разгроме и хаосе и за неделю не разобраться, где тут кости именно девицы Амалии. Возможно, вот эти клочки кружев от ее погребального савана, а возможно, и нет. Она подняла один такой обрывок, повертела его в руках… И что?.. Нет, нужно возвращаться. Зря только шла. И все же (она продолжала вертеть кусочек кружева в руках)… все же, может, стоит попробовать? Зря, что ли, она топала сюда ночью по дождю, по грязи…
        Вера некоторое время неуверенно переминалась с ноги на ногу, наконец, чувствуя себя последней дурой, развязала пояс плаща. Она сбросила «брезентуху» на пол и осталась в джинсах, ночной сорочке и резиновых сапогах. Еще немного постояла возле лежащего на полу плаща, потом скинула сапоги и переступила на брезент. Рука нерешительно потянулась к пуговице джинсов, расстегнула ее… Потом настала очередь ночной рубашки. И на девушке остались только белые трусики.
        В это мгновение словно слабый ветерок пробежал по склепу. Вера кожей ощутила колебание воздуха и поежилась. Она глянула по сторонам. Показалось, тьма стала еще гуще. Какое-то неопределенное движение почудилось ей в самом дальнем углу склепа. Внезапно стало жутко. Превозмогая себя, Вера направила туда луч фонаря. В его свете она увидела большого черного кота, который направился в ее сторону.
        Просто бездомное животное, спасающееся здесь от дождя?..
        Вера ледяными пальцами коснулась края трусиков. Кот приблизился к ней вплотную и потерся о ногу. Казалось, слабый электрический разряд пробежал по телу девушки, заставив содрогнуться. Прикосновение животного словно придало ей решимости сделать последний шаг. Вера стянула с себя то единственное, что оставалось на ней. А кот все путался под ногами, мешая сосредоточиться.
        И вот уже Вера голой стояла на плаще, не зная, что делать дальше. Нет, она, конечно, представляла себе дальнейший ход событий. Нужно прочитать заклинание и попросить… Но что именно? Жениха? Как там, в заклинании? «Не нашли в меня тоски из-за гробовой доски…» Значит, и тоску возможно заполучить, а тогда и страдание, наверное? Эх, будь что будет!
        Вера еще раз повторила про себя магические слова. Как будто ничего не забыла. Вот только как быть с фонарем? Оставить его горящим или выключить? Наверное, лучше все-таки выключить.
        Она так и сделала, но перед тем, как нажать на кнопку, в последний раз обвела склеп лучом. Кот куда-то исчез, но на этот раз Вере почудилось: в дальнем углу виднеется чей-то силуэт. От внезапно накатившего ужаса, а может, просто от холода тело покрылось гусиной кожей, зубы застучали, и Веру прошиб сильный озноб. Она уж было хотела бросить колдовать и бежать отсюда сломя голову, однако почувствовала: сил для этого не осталось. Она словно приросла к шершавому брезенту, на котором стояла.
        Вновь послышался странный звук: не то шуршание, не то хруст.

«Крысы!» - пришло в голову. Кот залез сюда, охотясь на них. Нет там никого, кроме крыс. А сейчас кот поймал одну из них, отсюда и хруст. Кот просто пожирает ее.
        Вера немного успокоилась.
        Ладно, пора начинать.
        Она три раза повернулась вокруг себя и начала произносить заклинание. Едва прозвучала первая строка, склеп вздрогнул, словно от подземного толчка, с пола и стен взметнулась пыль; потом послышались глухие, еле слышные вздохи и стоны, которые все усиливались и наконец сменились злобным хихиканьем. Но едва Вера закончила произносить заклинание, хихиканье превратилось в громовой, злобный хохот. Склеп наполнился призрачным белесым светом, и Вера, повернувшись, увидела: напротив стоят несколько фигур в старинных одеяниях и смотрят в ее сторону. Тут наша героиня потеряла сознание и уж больше ничего не ощущала.
        Глава 2
        Битва начинается:
        первая кровь
        На следующее утро Вера проснулась в своей кроватке как ни в чем не бывало. О ночных событиях она забыла начисто. Да и случились ли они, эти события, на самом деле? Может, их вовсе и не было или просто привиделся дурной сон, от которого в памяти ничего не осталось.
        Вера поднялась, потянулась и глянула за окно. Ярко светило октябрьское солнце. Всю территорию двора усеивала опавшая листва. Мокрая после дождя, она испускала слабое сияние, словно потемневшая от времени позолота. Кое-где блестели подсыхающие лужи. Первые, еще не совсем проснувшиеся ребятишки брели в направлении школы. Автомобилисты прогревали двигатели своих стальных коней. Служащие спешили на автобусную остановку. Ничего экстраординарного не наблюдалось. Ночь прошла, а с нею исчезли и тайны.
        Вера отправилась умываться, а затем стала готовить себе завтрак. До начала работы оставался еще целый час. Потом она оделась, наложила макияж и вышла из дома, решив пройти пару остановок пешком.
        После ночного осеннего ненастья, казалось, вернулось лето. Оживленно щебетали воробьи, на которых из кустов с интересом посматривали кошки. Хозяева выгуливали четвероногих друзей человека. Троица бомжей, в рюкзаках которых звенели пустые бутылки, спешила на приемный пункт стеклотары. Словом, привычная реальность.
        Мимо проезжала нужная ей маршрутка. Вера подняла руку. «Газель» остановилась, и она влезла внутрь. Маршрутка оказалась полупустой. Усевшись, Вера с интересом огляделась. Это было внове. Обычно она не обращала никакого внимания на попутчиков, однако на этот раз ее внимание привлек молодой человек, сидевший впереди нее, и Вера видела только его профиль. Но какой профиль! Орлиный нос, длинные ресницы, волевой подбородок.
        Интересно, кто он? Скорее всего студент. Да, именно студент! Вон и папка в руке. В вуз едет. В педагогический, скорее всего. Эта маршрутка как раз останавливается напротив.
        Хотя Вера видела незнакомца всего пару минут, впечатление он оставлял вполне благоприятное. Неплохо бы с ним познакомиться.
        До сих пор наша героиня ничего такого себе не позволяла. Напротив, вела она себя, тем более в общественном транспорте, очень даже скромно и о случайных знакомствах и не помышляла. А тут повела себя в совсем несвойственной для нее манере. Она бесцеремонно подсела к молодому человеку, благо место рядом с ним оказалось свободным. Нужно было спешить со знакомством, до педагогического оставалось всего четыре остановки. Парень равнодушно взглянул на нее и чуть подвинулся. Был он несколько старше, чем Вера себе представляла.
        - Вы студент?- напрямик спросила наша героиня.
        - Я - аспирант,- не поворачивая головы, отозвался парень.- А что?
        - А специальность?- не отставала Вера.
        - Ну, допустим, историк.

«Наверняка знает Абрамова,- мелькнуло в голове.- Да какая, собственно, разница? С Абрамовым не складывается, почему бы не попробовать с кем-то другим?»
        - Историк - это звучит слишком общо. Какова же ваша специализация?
        - Вообще-то я пишу диссертацию о периоде феодальной смуты на Руси. Пятнадцатый век… Василий Темный, Шемякичи… Ну, и так далее. Данные события имеют отношение к нашим местам. Но вам, наверное, эти имена ни о чем не говорят?
        - Нет, почему же,- ответствовала Вера, хотя слышала о каких-то там Шемякичах в первый раз.- А скажите: археология тоже входит в сферу ваших интересов?
        - Конечно. В нынешнем году мы вели раскопки поля битвы Дмитрия Шемяки с великим князем Московским Василием Вторым.
        - Были интересные находки?
        - Да, кое-что отыскали. А, собственно, чем вызван наш интерес?
        - Я - журналистка,- сообщила Вера.- Работаю в газете «Путь наверх».
        - Никогда о такой не слыхал.
        - Неважно. Пишу на темы культуры, искусства, в том числе и археологии.
        Ученый молодец улыбнулся.
        - Веду рубрику «Интересно, аж жуть!».
        Новая улыбка.
        - Замечательно, что судьба столь неожиданно свела меня с историком-археологом,- бойко зачастила Вера.- Раскопки, ведь это так интересно. Романтично, я бы сказала… Извлекаете из земли разные древние вещи… Ищете клады… Хотелось бы подготовить материал на эту тему. Скажем, интервью с вами. Допустим, под заголовком «Тайны веков» или «Загадки древних цивилизаций».
        - Но мы не ищем клады,- отозвался историк.- Поиски кладов сами по себе весьма интересны, но заниматься ими нужно исключительно в свободное время. А у нас работа. Довольно тяжелая, грязная и весьма нудная. Копаем целыми днями, а толку иной раз с гулькин нос.
        - Эта вам кажется. Просто притерпелись. Привычка свыше нам дана, как выразился классик. А народу хочется знать. Поэтому давайте договоримся о встрече.
        Историк искоса посмотрел на Веру. Видимо, он не знал, как от нее отвязаться. И ничего лучшего не придумал, как достать из кармана пиджака визитную карточку.
        - Вот мои координаты,- сказал он, вручая визитку Вере.
        - Сегодня вечером вас устроит?- весело поинтересовалась Вера.
        - Как? Так сразу?
        - А чего тянуть.
        - Ну, если вы желаете…
        - Да, желаю. Только нужно уточнить в редакции некоторые детали. Я вам позвоню на работу. Телефон тут имеется?- Она потрясла перед носом нового знакомого карточкой.- Кстати, меня зовут Вера Воропаева.
        - Очень приятно. А меня - Михаил Сабуров.
        - Вот и познакомились. Позвоню ровно в два. Ждите.
        Видимо, потрясенный столь мощным натиском, Сабуров вскочил и, даже не попрощавшись, поспешно бросился к выходу, а Вера поехала дальше, на ходу обдумывая план будущей кампании по завоеванию историка.

«А ловко я его захомутала,- довольно размышляла она.- И везет же мне на археологов! Хотя они ребята небогатые, но кто сказал, что я должна связывать с ним жизнь? Посмотрим…»
        Вере и в голову не пришло, что до сего дня ничего подобного она и в мыслях позволить себе не могла. Хотя в жизни она была девушкой бойкой, однако подобный стиль поведения, по ее разумению, присущ только дамам легкого поведения. Но что-то изменилось, а она этого еще не замечала.
        В редакции газеты «Путь наверх» царила суета, обычная для любого времени суток. Вера уселась за свой столик с наклонной крышкой и принялась читать полосы. Против обыкновения ей не сиделось на месте. Она никак не могла сосредоточиться и с нетерпением ждала двух часов. Наконец нужное время настало. Вера набрала номер.
        - Давайте в четыре,- услышала она едва узнаваемый голос Сабурова, после того как назвала свое имя.- Приезжайте в институт, поднимитесь на третий этаж, зайдите на кафедру и отыщете меня.
        Вере не особенно хотелось появляться на истфаке, поскольку она не без оснований опасалась встречи с Гришей Абрамовым. Однако деваться было некуда, и девушка согласилась. Предварительно посвятив ответственного секретаря редакции в свои планы сделать интервью с археологом и выпросив у него диктофон, она отправилась на встречу с Сабуровым.
        К этому часу в институте было уже немноголюдно. Вера нашла нужную дверь и, не стучась, уверенно толкнула ее. Кроме Сабурова в просторной, уставленной столами и шкафами комнате не имелось больше никого, что обрадовало, ибо она не без трепета ожидала обнаружить на кафедре Гришу. Увидев Веру, аспирант кисло улыбнулся, явно не испытывая особого желания беседовать. Однако отказываться было уже поздно.
        - Итак,- спросил Сабуров,- с чего начнем?
        - Прежде всего расскажите о последних ваших находках,- сказала Вера и сунула диктофон историку прямо под нос.
        - Хорошо,- согласился тот, отодвигая ее руку.- Тогда давайте пройдем ко мне в кабинет.
        По длинному коридору они проследовали в крохотную каморку, в которой имелся стеллаж, стол и компьютер на нем.
        - Значит, так,- сказал Сабуров.- В первой половине пятнадцатого века разгорелся конфликт между наследником московского престола Василием Вторым и его двоюродными братьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой за право княжения на Москве…
        При ближайшем рассмотрении новый знакомый Веры разочаровывал. Орлиный нос, который заинтриговал ее при первой встрече, превратился в клюв, нижняя челюсть оказалась излишне массивна, а действительно длинные ресницы не могли скрыть бледно-голубых вытаращенных глаз. Он имел широкие плечи, несуразно длинные руки, сильно сутулился, напоминая недоразвитую гориллу. Словом, внешность Сабурова оказалась скорее отталкивающей, чем привлекательной. Какие-либо разговоры вести с этим человеком было бессмысленно.

«Как бы сделать так, чтобы это интервью поскорее закончилось?» - соображала Вера. Прервать беседу и откланяться казалось ей неудобным, а потому она смирилась и приготовилась слушать. Сабуров же, напротив, разглядел и оценил Верины стати. Глаза его заблестели, а язык развязался. Он нес какую-то чепуху про никому не интересные средневековые междоусобицы, при этом размахивал руками и брызгал во все стороны слюной.
        - Что же вы все-таки нашли?- бесцеремонно перебив разглагольствования об особенностях среднерусского исторического ландшафта, поинтересовалась Вера.
        - Взгляните.- Сабуров снял со стеллажа объемистую картонную коробку и стал извлекать ее содержимое.- Находки пока что не разобраны, тем более не изучены.
        - Показывайте!- потребовала Вера.
        - Вот, например, меч, вернее, часть меча.- Сабуров бережно развернул бумагу, и Вера увидела ржавую железяку, какие на каждом шагу встречаются на любой свалке. - Скорее всего, этот меч переломился в ходе сражения.
        - Очень интересно. А еще?
        - Это шлем древнерусского воина,- сообщил археолог, доставая еще одну железяку, - вернее…
        - …его часть,- докончила за Сабурова Вера.- Замечательная находка!- не скрывая иронии, произнесла она.
        - А сейчас я покажу вам фрагмент кольчуги.- На свет был извлечен кусок ржавой кроватной сетки.
        - Вещи, конечно, замечательные,- заключила Вера.- Наверное, даже редчайшие. Но вот скажите: что-нибудь изготовленное из драгоценных металлов вы находили?
        - Из драгоценных?..
        - Из золота там… или хоть из серебра.
        - Монеты только. Но их немного. С десяток. Где-то здесь были… Так называемые
«чешуйки».- Сабуров долго копался в коробке, наконец достал прозрачный пакетик, в котором виднелось несколько корявых черных пластинок величиной с ноготь мизинца.
        - Не густо,- сообщила Вера свои выводы.
        - Чем богаты…- отшутился Сабуров.- Но ведь мы раскапывали не древнее городище, а место битвы. Откуда же на нем золото и серебро?
        - И я некогда принимала участие в раскопках,- похвалилась Вера.
        - Интересно, где?
        - На Таманском полуострове.
        - И кто же руководил вашей экспедицией?
        - Доцент Абрамов.
        - Григорий Ефимович?
        - Он. Я тоже училась в вашем институте.
        - Уж не на истфаке ли?
        - Нет, на филологическом.
        - А что вы делаете вечером?- неожиданно спросил Сабуров. Его настроение, как видно, поменялось на противоположное.
        Вера нервно усмехнулась: начинаются ухаживания.
        - Да, собственно, ничего,- ответила она.
        - Тогда, может быть, куда-нибудь сходим?- В голосе Сабурова звучала чуть ли не мольба.
        Но связывать себя с подобным типом Вера не желала. Даже всего лишь на время похода в заведение. Что он может ей дать? Да ничего! Ни внешности, ни денег. Одет весьма непрезентабельно: потертые джинсы и такая же рубашка. Может быть, он и в ресторан желает идти в подобном виде? Чем-то он напоминал ей Абрамова. Но тот хоть красив, а этот… Все в нем утрировано. И нос, и челюсть, и фигура… Нет, он не то что на мужа, даже на одновечернего ухажера не тянет.
        И Вера уж хотела было отказаться от заманчивого предложения, но тут в ее сознании произошел некий сдвиг. Словно один разум уступил место другому. Свирепому и безжалостному… Ни капли сострадания не имелось в нем. Только холодная злоба. Кто перед ней? Пигмей! Истинно пигмей! А таких необходимо не просто отвергать. Их следует учить, чтобы знали свое место. И учить крепко. На всю жизнь. Поэтому зачем же отказывать? Не нужно. Напротив, стоит принять его ухаживания, а уж потом… Потом можно поставить этого зарвавшегося урода на место.
        - Сходим?- переспросила она.- Так вы, значит, решили за мной приударить?
        Сабуров неопределенно пожал плечами, стараясь не выдать своих внезапно возникших чувств к этой девушке, однако в его водянистых глазах появилось нечто такое, что говорило само за себя лучше всяких слов.
        - Можно, конечно, и сходить,- продолжала Вера.- Вот только куда?
        - В какое-нибудь кафе или в бар…
        - Тьфу! Какая дешевка! В бар!.. Нет уж! Если приглашаете меня на рандеву, то только в ресторан. Причем в самый дорогой.
        - В «Савой»!
        - А деньги-то на «Савой» у вас имеются?
        - Найдем.
        - Вот и отлично. Только мне, естественно, нужно переодеться. Привести себя в порядок. Давайте встретимся в семь у входа.
        - Идет,- произнес Сабуров. В голосе его слышалась плохо скрытая радость.- Значит, в семь возле «Савоя».
        Вера ни разу в жизни не была в дорогом ресторане, тем более в «Савое», который считался самым крутым заведением в Сорочинске. Она только слышала, что кухня там европейского уровня, а цены невероятные. Как пример приводился тот факт, что в ресторане имелся сорт шампанского, бутылка которого стоила десять тысяч рублей - Верина двухмесячная зарплата.
        Откровенно говоря, ее вполне бы устроил какой-нибудь недорогой бар, в котором она чувствовала себя гораздо привычней, чем в «Савое». Немного музыки, немного сухого вина или пива. Вполне демократично. А в «Савое», насколько она слышала, собирается городской бомонд. Вызывал у нее удивление и тот факт, что Сабуров видел ее сегодня первый раз и уже сделал столь широкий жест. Это выглядело в высшей степени странным. С чего бы вдруг?! Неужели он настолько воспылал любовью к ней, что решился на весьма ощутимые траты? Вера знала, сколько зарабатывает аспирант, и решила: Сабуров действительно нашел клад и теперь гуляет напропалую. Кстати сказать, к досаде Веры, доцент Абрамов не только ни разу не сводил ее в какое-нибудь общепитовское заведение средней руки, но даже избегал разговоров на эту тему. Он предпочитал проводить интимные встречи в Вериной квартирке. Алкоголь почти не употреблял, а если и пил, то только водку, причем в очень небольших количествах.
        Вера уже начисто забыла о том, с какой яростью она только что отнеслась к знакам внимания со стороны Сабурова. Сейчас девушка думала: что бы такое надеть, чтобы не показаться в «Савое» белой вороной? Из одежды ничего сколько-нибудь приличного для ресторана у нее не было. Правда, имелись шикарные туфли на шпильке, надевавшиеся всего один раз, на новогоднюю вечеринку в редакции. Оставалось пойти в магазин и купить ту итальянскую шелковую блузку с рюшами, на которую она давно смотрела, но никак не решалась ее приобрести по причине высокой цены. Вера так и сделала, а заодно прихватила шикарную коричневую юбку в тон блузке. Истратив на покупки все имевшиеся сбережения, Вера тем не менее осталась довольна. Она вертелась перед стоявшим в прихожей древним зеркалом, в котором едва различала свое расплывчатое, словно призрачное отражение. Однако и это мутное чудище не могло скрыть ее великолепия.
        - Самое то!- с гордостью произнесла Вера.- Теперь держись, «Савой»!
        Естественно, наша героиня явилась ко входу в ресторан вовсе не в семь, а почти в восемь, нисколько не сомневаясь: новый ухажер терпеливо ожидает ее появления. Так и было. Сабуров одиноко стоял на ступеньках входа, и Вере на миг стало его жалко. Она глядела из темноты на несуразную фигуру историка и размышляла: подойти или нет, словно предвидела в этом шаге нечто роковое. Однако долго думать на этот счет Вера не стала.
        Не подойти? Да с какой стати?! Зря, что ли, она истратила все деньги на шикарный прикид. Когда еще ее пригласят в «Савой»? И Вера, раскачивая плечами и бедрами, что, по ее мнению, соответствовало стилю «бедовая девчонка», двинулась к Сабурову.
        Молодой человек тотчас узнал в приближавшейся фигуре Веру и бросился ей навстречу.
        - Где же вы пропадали?- с робкой укоризной поинтересовался он.
        - Да вот размышляла, идти или не идти,- довольно нагло отозвалась наша героиня.
        - Как же так?! Ведь мы договаривались?
        - Но я же пришла!
        - Да, конечно, конечно… Лучше поздно, чем никогда.
        - Вот именно! Так мы идем или не идем?
        - Безусловно.
        Швейцар в ливрее с галунами с поклоном распахнул перед ними массивную дверь, и пара вошла в «Савой». Уже перед гардеробом, куда вновь прибывшие сдали свои плащи, Вера отметила: Сабуров одет достаточно дорого и изысканно. На нем был пусть и не смокинг, но отличный темно-синий, похоже, английский костюм, на ногах элегантные коричневые туфли, а вместо обычного галстука темную сорочку украшала белая бабочка.

«Эге, да ты не так прост!» - произнесла про себя девушка.
        Она еще раз оглядела себя в зеркале и, оставшись довольной, смело вошла в зал. Здесь было полутемно, почти пусто, пахло хорошим табаком, французской косметикой и еще чем-то неуловимым, но явно принадлежащим к атрибутике сладкой жизни. Приглушенно играла струнная музыка.
        - Устроитесь в зале или предпочитаете кабинет?- поинтересовался неизвестно откуда возникший метрдотель.
        - Кабинет,- сказал Сабуров.
        Метрдотель провел их в небольшое помещение, где на сервированном на две персоны столе сверкал хрусталь и матово светились серебряные столовые приборы.
        - Пожалуйте,- солидно произнес метрдотель и удалился, но появившийся вместо него официант с поклоном подал книжицу меню в марокеновой папке.
        Вообще все убранство кабинета: обтянутые винно-красным шелком стены, бра под абажурчиками того же цвета, столик и стулья с гнутыми ножками а-ля «Людовик XV» - настраивало на вальяжный, исполненный сытого достоинства лад, однако не без капли пряного разврата в заключение ужина.
        - Салат «Пикадилли», суп из раков,- принялся заказывать Сабуров,- почки в мадере…
        - Я не люблю почки,- перебила его Вера. - Прошу прощения. Тогда язык под соусом, трубочки в вине, мороженое… Какое посоветуете?
        - Рекомендую пломбир с фруктами и орехами. Свежайший! Пить чего изволите? Карта вин у нас разнообразнейшая. От чилийских и испанских до французских.
        - Я, знаете ли, как-то не очень в них разбираюсь. Какого-нибудь французского хотелось бы.
        - Тогда смею предложить «Шато-Лафитт» урожая две тысячи второго года. Изысканнейший букет…
        - Несите.
        - Оставьте меню,- потребовала Вера, когда официант протянул руку за марокеновой папкой.
        - Да…- подтвердил Сабуров,- возможно, мы еще чего-нибудь пожелаем.
        Официант, своим фраком и белоснежной манишкой напомнивший девушке пингвина, молча поклонился и исчез. Вера схватила меню и принялась изучать цены. Они и вправду оказались умопомрачительными.
        - Однако!- только и смогла произнести она.
        - Вам что-нибудь не нравится?
        - Мне показалось - дороговато.
        - Один раз живем,- с купеческой спесью в голосе ответствовал Сабуров. В первый раз он изменил своему стилю «трудяга-интеллигент».
        Вера внутренне усмехнулась:
        - Так вы - подпольный миллионер.
        - Почему подпольный? Сейчас нет подпольных.
        - Ну, значит, реальный?
        - Понимаете, Вера…- Сабуров чуточку замялся.- Я недавно получил наследство. Квартиру. Умер дед, он и отписал… Еще одна квартира мне не нужна. Мне и своей собственной достаточно. Я и продал. Деньги получил весьма приличные… Вот и гуляю.
        - Тогда все понятно. А я думала: клад нашли.
        - Хм, клад… А же говорил: археологи почти не находят что-либо ценное. Вы и сами знаете. Ведь копали же!
        - Да, конечно… Но все же случается.
        - А если и случается, то по закону клад нужно сдать государству. А иначе…
        Но что случится в противном случае, Вера так и не узнала, потому что принесли вино и салат. - Кислятина,- пробормотал Сабуров, пригубив из фужера.
        - А мне нравится. Терпкое и едва заметно сластит.
        Сабуров одним глотком выпил весь фужер, потом подцепил вилкой кусок языка. Его глаза заблестели.
        - Знаете,- вполголоса произнес он, наклонившись к Вериному лицу,- я действительно всегда мечтал найти клад. Сызмальства еще… Книжки про клады любил.
«Остров сокровищ», «Приключения Тома Сойера»…- Он вновь наполнил свой фужер и сделал изрядный глоток.- Поэтому и подался в археологи. Как только окончил школу, так и подался… Конечно, не сразу в археологи, а на исторический факультет. А в детстве монетки собирал… Да и сейчас собираю. И старину всякую. Видимо, одно к одному.
        Вера с интересом слушала.
        - Город наш, как вы знаете, старинный,- продолжал свое повествование Сабуров.- До революции в нем много всякого интересного народа проживало. И купцы, и дворяне… Сейчас уж ничего не осталось от тех времен, но если походить по кладбищам, то по памятникам тех времен можно себе представить… Ну, и дома, конечно, старые имеются. А в домах этих…- он не договорил и допил вино.

«Так он быстро наклюкается,- насторожилась Вера.- А ведь по нему не скажешь, что любит употребить».
        - Вы почему ничего не едите?- спохватился Сабуров.- Супчик вот раковый… Попробуйте!- Его рука вновь потянулась к бутылке.

«Пока я буду лопать этот, как он выразился, «супчик», мой новый друг целиком прикончит эту французскую дрянь,- подумала Вера.- Так дело не пойдет! Нужно отвлечь его разговором».
        - Вы так интересно рассказываете,- заметила она.- Про старину… О домах вот заговорили… Так что же в них такое есть?
        - Послушайте, Вера, может быть, вы мне немного расскажете о себе,- неожиданно сменил тему разговора Сабуров.
        - О себе? Что же рассказывать? Родилась, училась… Теперь работаю в газете. Жизнь самая обычная. Этим летом на юга ездила. Скукота.
        - А молодой человек у вас имеется? Поклонник, другими словами.
        - Зачем вам это знать?
        - Так просто. Вернее, не просто. Я, как только вас увидел, сразу понял: хорошая девушка.
        Вера хмыкнула:
        - Да вы физиогномист. А мне показалось: в первый момент я вам не понравилась.
        Сабуров потупился.
        - Было немного. Но только в самом начале знакомства. А потом…
        - Что потом?
        Сабуров прошептал что-то себе под нос.
        - Я не расслышала. Так что же потом?
        - Я человек уже не то чтобы очень молодой…
        - Да неужели?!
        - Но и не старый. Пока не старый.
        - Это я вижу.
        - Пора подумать о серьезном.
        - Ну-ну…
        - О женитьбе, я хочу сказать.
        Вера в изумлении приоткрыла розовый ротик. Она ждала каких-то слов, возможно, даже не совсем приличных. Подвыпивший Сабуров мог с ходу предложить переспать с ним. Понятно, за роскошный ужин нужно платить. Но такого оборота она не ожидала. По сути, этот тип предлагает… Или она чего-то не поняла?
        - Вы что же, меня замуж зовете?- напрямую спросила Вера.
        - А почему бы и нет!- горячо произнес Сабуров, видимо, обрадовавшись, что не придется самому выдавливать из себя столь трудно произносимые слова.
        Вера захохотала:
        - Да ведь вы видите меня всего второй раз в жизни. Вернее, третий. И знакомы-то мы всего один день. А как же любовь? Чувства там всякие… Ухаживания, вздохи при луне…
        - Я - человек практичный,- заявил Сабуров, протягивая руку к бутылке. Заметив выразительный взгляд Веры, он усмехнулся.- Волнуюсь вот… Да и чего с этой кислушки сделается? Так вот, о практичности. Чего тянуть кота за хвост. Вы мне нравитесь, даже очень. И поэтому я вполне обдуманно делаю вам предложение.
        - Вполне обдуманно? Это после трех… нет, четырех бокалов?
        - Еще идя на свидание с вами, я уже знал, как себя поведу, что скажу… И вот… сказал!
        - Семью, выходит, желаете завести?- язвительно спросила Вера.- Семья денег требует. У молодой жены, скорее всего, имеются запросы, которые предполагают наличие средств… и немалых. А зарплата аспиранта… Это так, только на булавки…
        - Зарплата аспиранта?! Что за чушь?! Неужели вы считаете, что поход в «Савой» возможен на зарплату аспиранта?!
        - Вы же говорите, дедову квартиру продали.
        - При чем тут дедова квартира? Я… У меня…
        - Ну-ну?
        Но Сабуров внезапно замолчал и уставился осоловелым взглядом на Веру. И тут наша героиня взглянула на своего кавалера иными глазами. В них читалась неистовая ярость, смешанная с ледяным презрением. Этот мозгляк смеет претендовать на ее руку?! С первых же часов знакомства делает предложение. Наглец! Ну, она ему сейчас устроит!
        - Официант!- внезапно заорал Сабуров.- Ко мне!
        На зов явился пингвинообразный служитель общепита.
        - Водки!- продолжал Сабуров в том же тоне.- И закуски… соответствующей.- Он раскрыл меню и стал тупо в него пялиться.- Вот! Разварная осетрина с хреном и уксусом. Тащи осетрину.
        Официант перевел взгляд с Сабурова на Веру. Та пожала плечами.
        - Чего ухмыляешься?!- заревел историк.- Неси, коли приказали.- Он взял в руки почти пустую бутылку от французского вина, повертел ее в руках и, обнаружив, что на дне еще плещется жидкость, поднес горлышко ко рту и допил ее.
        Появился официант с графинчиком водки и тарелкой с осетриной. Сабуров взмахом руки отослал его прочь, потом наполнил водкой половину фужера, залпом выпил его, потом взял пальцами кусок осетрины и затолкал его в рот.
        - Здорово, отлично!- громко произнес он.- Вот напиток! Не то что эта дрянь,- он щелкнул по бутылке.- Ну, так как?- обратился он к Вере.
        - Вы о чем?
        - О моем предложении. Замуж за меня пойдешь?
        - Мы разве на «ты»?
        - А почему нет? Раз пьем вместе, значит, наверное, на «ты». Правда, на брудершафт еще не пили, так это дело поправимое.- Он хотел налить Вере водки.
        - У меня еще вино осталось,- сообщила та.
        - Вино?! А мы его вот так.- Сабуров схватил фужер и выплеснул его содержимое на пол.- Нет ничего лучше водочки,- ласково произнес он, наполнив бокал до краев. - Давай, Верка, выпьем за дружбу и любовь.
        - О! Я уже Верка!
        - Ну, извини, подруга. Давай, глотни!..
        - Вы, я смотрю, любите выпить.
        - А то! Могу себе позволить. Правда, изредка. Не хочу привлекать к себе внимания. Кошу под слесаря-интеллигента. Эдакий паренек «от сохи», пошедший в науку. Серый мышонок. В институте все так и думают. Мол, Миша Сабуров - червяк. И даже не книжный, а земляной. Копается себе в грязи, ищет какие-то древние цацки. Не спорю - имеет место. Но это для души. Археология то есть… Для души, для души… А для кармана - другие раскопки. Ты вот меня про клады спрашивала. Интересовалась. Так вот, я нашел клад. И не один.
        - Где же?
        - Какая разница? Нашел, и все! Поделился с кем надо! Но все равно денег осталось выше крыши! Могу этот сраный кабак на корню купить. Со всеми официантишками, метрами и поварами. Хочешь, куплю и тебе подарю?
        - Спасибо, мне ресторан ни к чему.
        - А что ты хочешь? Газету? Это еще п-проще. Ты почему не употребляешь?! Так не пойдет. Ну хоть пригуби.
        - Я водку не пью.
        - Неужто? Вот никогда бы не поверил! Ладно, не пьешь - дело твое. А что пьешь? Ну, скажи?!
        - Шампанское.
        - Ха. Да сколько угодно! Эй, официант… холуй?.. Где ты, милый? Топай сюда. А какая в вашем вертепе есть шампунька?- спросил он, когда официант явился на зов.- Любая? А самая крутая? «Моэт э Шандон»? Тащи бутылек!
        - А знаете, сколько оно стоит?- холодно спросил официант.
        - Да какая разница! Не дороже денег.- Сабуров извлек из кармана пачку зеленых банкнот.- Тут десять штук. Надеюсь, хватит? Плачу за все!
        Деньги исчезли в руках официанта как по волшебству. Строгость на его лице сменилась сладчайшей улыбкой.
        - Конечно, конечно,- зачастил он,- все, что пожелаете.
        - Тогда, акромя этого «Моэта», тащи еще водки!- приказал Сабуров, и официант поспешно убежал.- Неплохо бы поразмяться,- изрек гуляка.- Сплясать бы неплохо. Краковяк или хоть гопака.
        - Что-то уж больно старомодное,- отозвалась Вера.
        - Нам и такое сойдет. Пойду закажу…
        Сабуров поднялся, при этом заметно качнувшись, схватил девушку за руку и повлек ее за собой из кабинета.
        Струнный оркестр, развлекавший публику, которой, впрочем, почти не наблюдалось, состоял из двух молодых людей и такого же количества девиц. Молодые люди, облаченные во фраки, играли на скрипках, а девицы в длинных кисейных платьях - одна на виолончели, другая на арфе.
        - Краковяк знаете?!- рявкнул Сабуров.
        Оркестранты испуганно воззрились на него.
        - Краковяк, говорю, сбацайте!
        - Мы такую вещь играть не умеем,- сообщил худосочный скрипач.
        - А-а… Деньги нужны,- глумливо произнес Сабуров.- Извольте, получите…- Он извлек новую пачку долларов, отмусолил четыре бумажки, протянул скрипачу: - Давай, земеля!
        Тот отвел руку с купюрами и отрицательно качнул головой.
        - Не умеем,- равнодушно повторил он.
        - Ну, тогда…- Сабуров задумался.- Ну, тогда хоть кадриль или полечку.
        - Польку - пожалуйста!- воскликнула арфистка и, поспешно поднявшись, почти выхватила деньги из рук Сабурова.
        - Начинайте,- махнул тот платочком.
        Оркестрик затянул старомодную мелодию. Сабуров подхватил Веру и сделал несколько па. Одной рукой добрый молодец поддерживал свою партнершу, а другой махал над головой платком. Неожиданно он остановился.
        - Не то играете!- крикнул он музыкантам.- Ох, не то!
        Гуляка подскочил к виолончелистке, вырвал у нее смычок и замахал им над головой, пытаясь дирижировать. Однако в его руках сия принадлежность струнного инструмента скорее казалась похожа на шпагу. Сабуров грозно вращал смычок, словно собираясь стукнуть им кого-нибудь. Так и случилось.
        Оставшись без орудия производства звуков, виолончелистка осторожно положила инструмент на пол, подошла к Сабурову и схватилась за смычок.
        - Ты чего?- опешил тот.
        - Отдайте,- тихо произнесла виолончелистка.
        - Чего тебе отдать?!- взревел Сабуров
        - Смычок.
        - На, получи!
        Сабуров с размаху треснул виолончелистку смычком по голове. Та закрыла часть лица и лоб белыми, пухлыми руками и беззвучно зарыдала. - Эй, мужик, ты чего это себе позволяешь!- заорал другой скрипач, довольно плотный парень. Фрак, казалось, готов был расползтись у него в плечах.
        - И тебе, и тебе - на!- перешел в наступление Сабуров. Смычок в его руке свистел как хлыст.
        На небольшой сцене, где еще недавно музицировал квартет, началась свалка. Жалобно зазвенела упавшая арфа, завизжала рухнувшая следом на свой инструмент арфистка. Плотный скрипач одной рукой вцепился Сабурову в пиджак, а другой молотил его по чему попало. Однако и Сабуров не остался в долгу. Не выпуская своего оружия из рук, он что есть силы стукнул скрипача головой в лицо. Тот от неожиданности выпустил буяна из рук, и Сабуров нанес музыканту еще один удар кулаком, «вдогонку». Фрак затрещал и разошелся на спине.
        - Ах вы, гады!- ревел Сабуров, сокрушая оркестровую братию, которая, поняв, что потерпела поражение, разбегалась во все стороны.
        Вера, встав у стенки, следила за титанической борьбой своего нового знакомого. Зрелище, что и говорить, выглядело впечатляюще. Но, как оказалось, оно еще не окончено. Кроме них, в ресторане пребывала еще одна компания - трое крепких мужчин средних лет, не то коммерсантского, не то бандитского вида. Сидели они в противоположном конце зала, недалеко от выхода, и о чем-то тихо беседовали, время от времени поднимая рюмки. Поведение Cабурова, по-видимому, не оставило их равнодушными. Мужчины отвлеклись от распития спиртных напитков и с интересом взирали на происходящее.
        Разогнав музыкантов, Сабуров бросил взгляд в зал, и его глаза наткнулись на зрителей.
        - Эй, ребята,- обратился он к мужчинам.- Не выпьете ли со мной? За победу.
        - Охотно,- отозвался один из них.- Ты, парень, вел себя как герой.
        - А скажите, ребята, вы, часом, не цыгане ли?
        - Точно, браток, угадал.
        - А не сыграете ли вы для меня, купца второй гильдии Тимофея сына Петрова Брыкина, что-нибудь родное?
        - Что же, милый, тебе исполнить?
        - Да хоть «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан…».
        - Хороший выбор. Только извини, милый, гитар-то мы с собой не захватили.
        - Гитар?! Это поправимо. Эй, половой?! Человек, где ты?! Поди сюда?
        Появился слегка возбужденный официант. Нервозность его выражалась в том, что он беспрестанно перекидывал салфетку с одной руки на другую.
        - Дорогой мой человек, доставь-ка сюда три гитары. Душа песен просит. А вот эти черноголовые, оказывается, поют.
        Официант недоуменно оглядел троицу.
        - Мы только танцуем,- вступил в разговор другой мужчина.
        - Как, только танцуете?! А вон тот сказал: поете.
        - Он ошибся.
        - Нет, братовья, так дело не пойдет. Сказали: петь могете, так пойте. А то я и вам накостыляю. Тащи, урод, гитару!- Это Сабуров обратился уже к официанту.
        - Нет у меня гитар,- раздраженно произнес тот.- И не урод я вовсе. Вы, гражданин, уж очень себе позволяете…
        - Что я позволяю?!
        - Лишнее, вот что.
        - Я деньги плачу.
        - Деньги деньгами, а оскорблять-то зачем?
        - Кого это я оскорбляю? Тебя, что ли, хама? Да тебя и оскорбить нет никакой возможности, потому как ты - быдло.
        И Сабуров влепил официанту здоровенную оплеуху. Бедняга покатился по полу.
        - Ну, что, ребятишки, будем музицировать?- как ни в чем не бывало спросил он у крепкой троицы.
        - Будем, будем,- вкрадчиво произнесли мужчины и тут же бросились на любителя злачных мест. Быстро и сноровисто они скрутили его, завели руки за спину и щелкнули наручниками.
        - Вызывай ментов,- приказал старший официанту.
        - Ах, вы так!- заревел пришедший в себя Сабуров.- Мне, второгильдейному купцу, руки выламывать?! Да как вы смеете?! Я тут все купил! И вас куплю… Куплю и продам! Я всех куплю и продам.
        - Ладно-ладно, успокойся,- похлопал его по плечу главный из мужчин.- Купишь, всех купишь…
        - Нас, Брыкиных, в трубу сажать, жопу сажей мазать!!!- орал Сабуров, пытаясь освободиться от наручников.

«Почему вдруг Сабуров стал называть себя Брыкиным?» - размышляла Вера. Она уже где-то слышала эту фамилию, но никак не могла вспомнить где.
        В зал, помахивая дубинками, вошли два милиционера.
        - Этот, что ли, хулиганит?- спросил первый, высокий и прыщавый, с нашивками сержанта, указав дубинкой на Сабурова. Вера, стоявшая почти рядом, уловила мощные ароматы только что выпитого алкоголя и лука, которым этот алкоголь, как видно, закусывали.
        - Этот самый,- сообщил пострадавший официант.
        - А почему на нем браслеты?- поинтересовался второй милиционер, низенький и толстый.
        - Наша работа,- заметил один из мужчин.
        - А вы, собственно, кто?
        - Сотрудники убойного отдела уголовного розыска Заречного района. Я майор Глебский, а это капитан Сухомлинов и старший лейтенант Гумеров.
        - Ясно, майор. Куда его?
        - В отделение, естественно.
        - Он рассчитался?- поинтересовался Глебский у неизвестно откуда возникшего метрдотеля.
        Тот солидно кивнул.
        - И за оркестр?
        Новый кивок.
        - Тогда забирайте. И девушку эту прихватите,- майор кивнул на Веру.- Она с ним была. Показания даст. А то этот тип, похоже, невменяем.
        - Вперед!- распорядился высокий сержант.- И ты, красавица.
        - Насилие над личностью!- заорал Сабуров.
        - Иди, иди!..
        И пленников повели в милицейский «газик».
        В отделении дежурный капитан, даже не взглянув на Сабурова, принялся оформлять протокол. Сам же историк сидел на жесткой скамье и клевал носом. Рядом примостилась Вера.
        - Эге,- произнес капитан с насмешливым уважением, оглядывая извлеченную из кармана Сабурова распечатанную пачку долларов.- А земляк-то непрост. Кто передо мной?- спросил милиционер Веру.- Документов при нем не имеется.
        - Я - купец второй гильдии Тимофей Петрович Брыкин,- заявил неожиданно очнувшийся Сабуров.- Москательная торговля «Брыкин и сыновья». Слыхали, наверное. Магазин на Губернаторской, лавка возле Архангельского подворья и еще одна в Петуховской слободе.
        - Чего-чего?- изумился капитан.- Девушка, вы, кажется, с ним были? Чего он такое несет?
        - Напился,- односложно ответила Вера.
        - А что он пил?
        - Вино. А потом водку.
        - Тогда понятно. Мешал, значится. А кто он на самом деле? Мне протокол составить нужно.
        - Говорю же, купец второй гильдии Брыкин,- вновь встрял Сабуров.- В участок, сволочи, свели. А за что?! Я в своем праве, коли деньги заплатил.
        - Заткнись, придурок! Так, как его звать по-настоящему?
        - Михаил Сабуров.
        - Работает где?
        - В пединституте… То есть по-новому в госуниверситете. Аспирант на факультете истории и права.
        - Историк, значит… Тогда понятно. А то купец второй гильдии…
        - Да, купец!- вскинул голову Сабуров.
        - Ладно, ладно… Успокойся. Деньги-то у него откуда?
        Вера пожала плечами.
        - А вы сами кто?
        Девушка достала из сумочки служебное удостоверение.
        - Так, газета «Путь наверх»,- стал читать капитан.- Корректор. Значит, вы с ним в «Савое» гуляли и стали свидетельницей его художеств. Или, может, участницей? Он вас не обижал?
        Вера отрицательно покачала головой.
        - Ну, хорошо. Я вас отпускаю, Вера Карловна. Идите себе и впредь при походе в ресторан выбирайте более подходящих попутчиков.
        - А с ним что будет?- Вера указала на дремлющего на скамейке Сабурова.
        - С ним-то? Да ничего особенного. Сейчас в «обезьянник» отведем. Пускай купец проспится.
        - Да, купец!- не открывая глаз, пробормотал Сабуров.
        - Вот-вот. Отдохнет малость.
        Уже ночью, пребывая в своей кроватке, Вера пыталась вспомнить: откуда же ей известна фамилия Брыкин?

«Брыкин, Брыкин…- повторяла она.- Что-то, связанное с детством… Может, учителя какого так звали? Или, наоборот, одноклассника?»
        Наконец до нее дошло. Старое кладбище… Памятник… Мраморный ангел с отбитым крылом… Точно! На постаменте так и написано: «Купец второй гильдии Тимофей Петрович Брыкин». Но он умер в незапамятные времена. Почему же Сабуров вдруг вспомнил о нем? И не только вспомнил, а, похоже, и вообразил себя им.
        Размышляя над странным фактом, Вера незаметно заснула.
        Глава 3
        Месть при помощи «Наполеонов» и пребывание в доме скорби
        Труд в корректорской, чтение и правка газетных полос не то чтобы угнетали Веру, однако представлялись ей не совсем тем, чего бы желала для себя. Девушке справедливо казалось: она способна на большее. Вере хотелось писать. В душе она видела себя журналисткой. Однажды, еще в первые дни своей работы в редакции, Вера сотворила очерк, строк эдак на четыреста, как ей потом сообщили. Речь в материале шла об одной ее знакомой, которая играла на гитаре и пела произведения собственного сочинения.
        Исполнительницу величали Люсьена Феличита. Столь причудливое имя являлось, конечно, псевдонимом. По-настоящему девушка звалась Людмилой Филатовой. Феличита считала себя музыкантом, работающим в жанре бардовской песни, и пыталась пробиться на профессиональную сцену. Однако играла она весьма средне, а пела и того хуже. Песенки типа «кровь… любовь…», исполненные дрожащим голоском с неизбывным надрывом, увы, большим спросом не пользовались. Феличита выступала на детских утренниках, на посиделках пенсионеров, в воинских частях… Выше ее не пускали. Однако и это являлось неким подобием успеха.
        Короче, Вера настругала о Феличите очерк и гордо вручила его главному редактору.
        Тот с кислой миной бегло перелистал пухлую пачку рукописных листов, сообщил, что готовые материалы нужно отдавать ответственному секретарю, и вернул рукопись автору. Несколько сникшая Вера так и сделала. Каково же было ее возмущение, когда через несколько дней она обнаружила свой материал на четвертой полосе. Из очерка умелые руки ответственного секретаря сотворили крошечную заметку под заголовком «Вечер в солдатском клубе». Ни о трудном детстве, ни о тернистом пути, которым Феличита шла на эстраду, в заметке не было ни слова. Несколько строк сообщали, что она выступила перед служивыми и те остались довольны.
        Разгневанная Вера, уже слышавшая, что недовольные авторы вправе снять свой материал, побежала к начальству.
        - Хорошо,- равнодушно отозвался ответсек,- я твою «заметюлину» сниму, но больше со своими писульками ты ко мне не суйся.
        Вера скрепя сердце плюнула на гордость, и заметка осталась на полосе. Но с тех пор она опасалась творить. Однако отставленные амбиции нет-нет да и давали себя знать. Причем самым нелепым образом, из-за чего Вера, забывавшая, что спорить с руководством не только бесполезно, но и опасно, нередко попадала в нехорошие истории. Одна из таких историй случилась на днях.
        В очередном номере газеты была помещена статейка о проходившем в последнем функционирующем кинотеатре Сорочинска «Тайшет» фестивале итальянских фильмов, снятых в жанре неореализма. Народ на старые черно-белые картины не шел, и хозяин кинотеатра решил для привлечения публики опубликовать рекламный материал. В нем расписывались многочисленные достоинства неореализма: выразительность художественных средств, лаконизм и замечательная игра актеров. Среди классиков жанра упоминался и автор фильмов «Похитители велосипедов», «Умберто Д.» и
«Вчера, сегодня, завтра» Витторио Де Сика. Отмечалось, что данный режиссер - один из зачинателей неореализма, величина и мэтр. Де Сике в статье было уделено два абзаца.
        Когда полоса пришла с правкой, Вера заметила: фамилия Де Сика всюду вычеркнута, и при этом смысл вышеупомянутых абзацев полностью терялся. Недолго думая, Вера восстановила фамилию. В таком виде статья и увидела свет. А на другое утро разразился скандал. Главный редактор рвал и метал. Оказывается, это именно он, обнаружив не совсем приличное, с его точки зрения, звучание, вычеркнул «срамную» фамилию. Виновница нашлась очень даже быстро. Над головой Веры сгустились тучи, и напрасно она бегала по редакции с Энциклопедическим словарем в руках, пытаясь доказать свою правоту. Народ с усмешками соглашался: она права; некоторые называли главного «дубом» и неучем, однако никто не стал за нее заступаться. И в результате Вера схлопотала строгий выговор. Но на этом история с неприлично звучавшими словами, увы, не кончилась. Продолжение ее случилось как раз на следующий день после памятного посещения «Савоя».
        Главный редактор газеты «Путь наверх» звался господином Величко и, как уже упоминалось, был сравнительно молод, полноват и добродушен. Однако добродушен он был только на первый взгляд. По натуре Павел Борисович являлся законченным придурком - во всяком случае, так считала Вера. А причина сему явлению была следующей. Господин Величко принадлежал к известной в Сорочинске фамилии. Папа его одно время трудился в качестве второго секретаря обкома партии, мама заведовала крупнейшим в городе гастрономом, а дядя был директором швейной фабрики. Паша Величко между тем не подавал особых надежд. Учился в школе он весьма средне, однако любил общественную деятельность: был председателем совета пионерской дружины, выпускал стенгазету, руководил кружком юннатов… Однако книжки он читать не любил, и посему влиятельные родственники пристроили его в медицинский институт. Паша Величко кое-как проучился в нем три года и оказался отчислен за неуспеваемость в самый разгар перестройки. Однако данный факт его не особенно расстроил. Реформы предоставляли необъятное поле деятельности для подлинного борца за демократию. Чем
только он не занимался! Возрождал сорочинское казачество (никогда ранее не существовавшее), подвизался в обществе
«Память павшим», которое вело поиски могил военнопленных, руководил избирательной кампанией кандидата в Верховный Совет от Партии любителей пива… Всего и не упомнишь.
        В середине девяностых, когда все вокруг трещало и разваливалось, а государственное имущество безбожно растаскивалось, его дядя из директора швейной фабрики превратился в ее владельца, а мамаша стала хозяйкой собственного гастронома. Папаша же Павла Борисовича, в прошлом партийный функционер, возглавил филиал крупного московского банка. И все бы в семействе шло хорошо, если бы не сынок. Его кипучая общественная деятельность чаще всего заканчивалась крахом. И посему Павлу Борисовичу была уготована новая роль. На семейном совете было решено, что он должен возглавить газету. Подходящее издание быстренько нашли, перекупили, благо оно влачило нищенское существование, а руководить поставили Пашу. Так он стал главным редактором.
        Нужно прямо сказать, господин Величко был крайне обрадован новым назначением. Это оказалось как раз по нему. Физический труд он не любил. А здесь такового и не присутствовало. Работа предстояла исключительно умственная, требующая широкой эрудиции и творческой энергии. По мнению Паши, и то и другое имелось у него в достатке. Однако на деле был он человеком ленивым и весьма темным. Так, например, он считал, что город Харьков находится на территории Российской Федерации. Кроме того, Величко был нетерпим к инакомыслию, а невыполнение своих приказов считал чуть ли не преступлением. За случай с Де Сикой он не уволил Веру только потому, что в одночасье найти нового корректора казалось делом почти невозможным. Однако он затаил на нее злобу. И тут случилось новое происшествие.
        Опять же на четвертой полосе завтрашнего номера, под рубрикой «Интересно, аж жуть!», стояла заметка о том, что в Андах, на дне высокогорного озера Титикака, экспедиция американских ученых из Йельского университета ищет руины некогда затонувшего города, который, по мнению этих же ученых, и является легендарным Эльдорадо.
        Главный редактор, всегда весьма внимательно читавший полосы, вычеркнул название озера.
        Увидев редакторскую правку, Вера возмутилась до глубины души. Вначале она побежала к ответственному секретарю, но тот только отмахнулся. В столь незначительном факте он не видел повода для сотрясания воздуха. Тогда Вера решила обратиться непосредственно к главному.
        Господин Величко изволил завтракать. Павел Борисович утверждал, что он уж очень загружен, а посему не успевает совершить сей священный ритуал дома. Обычно в этот момент он поглощал свои любимые пирожные «Наполеон», загодя купленные секретаршей, и запивал их горячим сладким кофе.
        Разъяренная Вера ворвалась в кабинет главного, размахивая газетной полосой.
        - Почему вы вычеркнули Титикаку?!- завопила она с порога.
        - Какую еще Титикаку?!- столь же грубо ответствовал Павел Борисович.
        - Название озера в Андах!
        - Ах, это… Никакой Титикаки не существует!- Крошки слоеной выпечки облачком вылетели из его рта.
        - Как это не существует?!
        - А так! То ты Сику какую-то выдумала. А теперь еще тити, да в придачу каку! Нет, дорогая Верочка. Тити сегодня не пройдут. Да и чего ты беспокоишься? Ведь не о твоих титях идет речь.- Он нарочито внимательно оглядел Верины объемистые груди.- Вот об этих титях не скажешь, что они - кака.- И он ткнул Веру пальцем в грудь.

«Ах ты, ничтожество! Еще и издеваешься!»
        Вера опустилась на стул напротив Павла Борисовича. Тот насмешливо смотрел на корректоршу. Красные губы его блестели от жирного масляного крема, челюсти непрестанно двигались.

«Как вампир»,- подумала Вера.
        И в этот момент ее разум заколыхался, поплыл и словно растворился в чужой, всесильной, яростной воле. Это была уже не она, а нечто совсем иное.
        Пальцы девушки впились в стол. Потом она потянула руки к себе, оставляя на поверхности рваные борозды. При этом раздался жуткий скрежет.
        У Павла Борисовича отвисла челюсть. От ужаса выкатились глаза. Недоеденный кусок
«Наполеона» упал на грудь.
        - Ты… ты…- бормотал он.- Чего ты…
        - Ах, сволочь!- прошипела та, которая еще минуту назад была Верой.- Ты смеешь со мной спорить, да еще и издеваешься!
        Она огляделась. На столе стояла тарелка с недоеденными пирожными. Она схватила
«Наполеон» и стала толкать его в жирный рот главного. Тот запыхтел, закашлялся. Слезы покатились из его вытаращенных бельм. Тестяная труха, шматки крема летели из редакторской пасти, как пчелы из улья. Павел Борисович, задыхаясь, издавал горлом гортанные звуки, напоминавшие клекот орла. Однако существо, напавшее на главного, никак не желало утихомириваться. Оно продолжало втискивать в глотку новые пирожные и несколько успокоилось лишь после того, как скормило господину Величко все оставшиеся «Наполеоны». К этому времени страдалец потерял сознание, и последнее пирожное было даже не засунуто, а размазано по лицу и голове. Вид главного редактора был ужасен.
        Оставшись довольна проделанной работой, нечисть, захватившая тело и разум Веры, зловеще улыбнулась и вытерла жирные руки о пиджак поверженного газетного стратега и тактика. Потом она подхватила валявшуюся на полу четвертую полосу с крамольным названием озера и удалилась.
        Только в корректорской Вера по-настоящему пришла в себя. Все случившееся за минуту до этого наша героиня начисто забыла. Существо, творившее расправу, куда-то делось. Оно, видимо, спряталось в каком-нибудь укромном закоулке Вериных мозгов. Девушка лишь несколько удивилась своему учащенному дыханию, растрепавшейся прическе и беспорядку в одежде. Однако неполадки были быстро ликвидированы, и она вновь уселась за читку.
        Спустя пятнадцать минут заглянула секретарша редактора, с ужасом посмотрела на Веру и тут же захлопнула дверь. В коридоре послышалась беготня, встревоженные крики. Потом раздался громкий топот, и все опять стихло. Что происходило в коридоре, Веру совершенно не интересовало. Ей нужно было как можно скорее прочитать накопившиеся полосы.
        Примерно через час дверь корректорской вновь отворилась. На пороге ее стояли два дюжих детины в белых халатах. Из-за их плеч выглядывали почти все сотрудники, находившиеся в тот час в редакции.
        - Вот эта,- сообщила протиснувшаяся в щель между детинами секретарша.
        Оба молодца подошли к Вере. Лица их были настороженны и исполнены стремления к грубому физическому насилию.
        - Поднимайтесь,- в один голос произнесли белохалатники. Своей внешностью и повадками они очень напоминали двух персонажей мультфильма «Вовка в Тридевятом царстве». Тех, что «двое из ларца, одинаковы с лица».
        - В чем дело?- вполне вежливо поинтересовалась Вера.
        - Там объяснят,- теми же деревянными голосами ответствовали «двое из ларца».
        - Кто объяснит?- ничего не понимая, спросила девушка.
        - Кому надо, тот и объяснит.
        - Но что случилось?
        - Она еще спрашивает!- завизжала секретарша.
        Вера ее не любила. Секретарша была маленькая, тощенькая, состояла в интимной связи с главным и, видимо, на этом основании пыталась вертеть редакционными делами.
        Неожиданно для Веры молодцы в халатах подхватили ее под локотки и куда-то поволокли.
        - Пустите, я сама пойду!- закричала наша героиня.
        - Ну, иди, иди…
        Веру вывели на улицу. У дверей редакции стоял микроавтобус с красными крестами на боках. Белохалатники распахнули дверцу и бесцеремонно затолкали Веру внутрь, а следом влезли сами. В кабину уселась секретарша. Взревела сирена, и микроавтобус тут же набрал бешеную скорость и понесся по тихим улочкам Сорочинска.
        Вере скоро стало понятно куда.
        Микроавтобус направлялся в сумасшедший дом.
        Городская психиатрическая больница стояла на берегу тихой и неширокой реки Сороки, в окружении могучих пирамидальных тополей, черноствольных лип и пыльной сирени. Некогда она находилась на порядочном расстоянии от города. Но Сорочинск рос, и к концу семидесятых годов прошлого века жилые дома подступили почти к самым корпусам этого лечебного заведения. Однако городские власти вовремя одумались, прекратили строительство рядом с больницей и оставили прилегающую к ней территорию в покое.
        Вообще говоря, сумасшедший дом был возведен здесь еще до революции. Его краснокирпичное трехэтажное здание до сих пор возвышалось над беленькими домиками барачного типа, в которых размещались мужские и женские отделения. Беленькие домики были построены уже в советское время.
        Сумасшедший дом в народе называли Липками. Попасть в Липки считалось величайшим несчастьем. Среди сорочинской ребятни младшего школьного возраста выражение «А не пора ли тебе в Липки?» считалось страшным ругательством. Всякого человека с явными отклонениями в поведении в народе называли «липарем».
        - Вон липарь идет.- Дети тыкали пальцем в какого-нибудь бедолагу, разговаривавшего на ходу с самим собой, размахивавшего руками или улыбавшегося без причины.- Липарь, липарь!..
        Вере доселе ни разу не доводилось бывать в этом таинственном месте. До нее доходили страшноватые рассказы о том, что в Липках больных лечат электрическим током, прикладывая к вискам электроды. Подвергаемый подобным мукам, страдалец при этом страшно кричит и дугой выгибает тело. Суть другой, тоже достаточно популярной истории состояла в том, что совершенно здорового старичка (старушку) злые родственники, претендовавшие на его (ее) жилье, законопачивали в дурдом, где его (ее) начинали колоть разной дрянью, и в конце концов старичок (старушка) действительно сходил(-ла) с ума и начинал разговаривать по-птичьи.
        И вот теперь Вера сама получила возможность побывать здесь.
        Но, главное, почему? Почему ее везут в дом скорби?! На каком основании?!
        - Что я такого сделала?!- завопила Вера.
        Молодцы в белых халатах безразлично молчали. Они сделали свою часть работы и теперь пребывали в отключке.
        - Она еще спрашивает!- услышала Вера.
        Голос исходил от секретарши, повернувшейся к форточке, разделявшей кабину и салон автобуса.
        - Ну, говори, дура!- Вера подалась вперед, но ангелоподобные санитары тут же перехватили ее и плотно прижали к пыльному дерматину сиденья.
        - Сейчас мы узнаем, кто из нас бoльшая дура,- превозмогая испуг, язвительно промолвила секретарша.
        Тем временем машина сквозь открытые настежь ворота въехала на территорию больницы, сделала поворот и остановилась возле невысокого крыльца.
        - Нам сюда,- в один голос проворковали «двое из ларца», подхватили Веру, выволокли ее на двор и повели к входу. Следом из микроавтобуса вылезла секретарша и на почтительном расстоянии засеменила следом.
        Вся группа прошла то ли сени, то ли вестибюль и оказалась в небольшой чистенькой комнате, где Веру усадили на привинченный к полу табурет, санитары встали по бокам, а секретарша уселась на диванчик. Кроме табурета и диванчика, в комнате имелся белый столик, на котором стоял прибор для измерения давления и лежала толстая амбарная книга.
        Дверь отворилась, в комнату впорхнул благообразный человек в возрасте «слегка за тридцать». Это был эдакий живчик с темной бородкой клинышком, аккуратными усиками, остроглазый и улыбчивый.
        - Так-так,- весело произнес он, взмахом руки отпуская санитаров.- Это кого же привезли?
        Вера взглянула на благообразного и сразу поняла: благообразный вряд ли ей поможет. Скорее наоборот.
        - Вы сопровождающая?- обратился врач к секретарше.
        - Да какая сопровождающая?! Она,- секретарша ткнула пальцем в Веру,- работает у нас в редакции… И сегодня, час или полтора назад, напала на Павла Борисовича.
        - Кто это такой?
        - Павел Борисович?- удивившись, переспросила секретарша. Видимо, она считала, что имя-отчество шефа должно быть известно всем и каждому.- Это наш главный редактор, господин Величко.
        - Ага-ага. И как же она напала?
        - Да очень просто! Набросилась на него и давай пихать в рот пирожные.
        - В его рот?
        - Ну да!
        Доктор посмотрел на Веру:
        - Как вас звать, уважаемая?
        Вера назвалась.
        - С чего это вдруг вы стали производить столь странные действия?
        - Из-за Титикаки,- сообщила Вера.
        - Из-за чего, из-за чего?
        - Озеро такое имеется в Южной Америке.
        - Это мне известно.
        - А ему - нет!
        - И почему же вы решили ликвидировать его пробелы в знании географии столь странным способом?
        - Я ничего такого не делала. Просто пришла к нему и потребовала объяснить, почему он убрал озеро.
        - А вот тут утверждают, будто вы чинили над ним расправу с помощью пирожных.
        - Ничего такого не помню. Зашла в кабинет, спросила, а он в ответ давай оскорблять.
        - Каким же образом, интересно?
        - То, говорит, у тебя Сика, то - кака.
        - Это как же понимать?
        - Да недавно мы публиковали статейку про итальянское кино. В ней фигурировала фамилия режиссера - Де Сика. Ну, главному она не понравилась. Звучит, говорит, как-то неприлично. Он у нас немного того… главный-то.- Вера покрутила пальцем у виска.- Короче, он фамилию вычеркнул, а я восстановила. В результате получила строгача. А теперь это озеро. Он его снова того…
        - Вычеркнул?
        - Ну да. А я ему: на каком основании?
        - Понятно. Но зачем же пирожными?..
        - Ни про какие пирожные мне ничего не известно.
        - Как это не известно?! Как не известно?!- завопила секретарша.- Ведь ты его чуть ли не до смерти уходила. Он уж и сознание потерял… Еле «Скорая» откачала. В больницу увезли.
        Вера поджала губы.
        - А милицию не пробовали вызвать?- спросил врач у секретарши.
        - Не пробовали. Да с ней и так понятно. Зачиталась! Издержки профессии…
        - Ясно. Ну, хорошо. Я вас больше не задерживаю.
        - А с ней как?
        - Очень просто. Пускай пока полежит. Понаблюдаем…
        - Что значит понаблюдаем?!- завопила Вера.- Это вы здорового человека наблюдать собираетесь?!
        - Тише, тише,- спокойно заметил врач.- Не нужно шуметь.- И крикнул: - Анастасия Семеновна!
        Вошла пухлая медсестра.
        - Температуру, давление…- распорядился врач. Он достал из стола чистый бланк, на котором, как успела заметить зоркая корректорша, было написано: «История болезни».
        Через пятнадцать минут Веру препроводили в другое помещение, сочетавшее в себе элементы туалетной комнаты и душевой.
        - Раздевайся, милая,- равнодушно-ласково сказала пожилая санитарка.- Теперь ноготочки давай-ка подстрижем. И под душ вставай. Вот так. Умница!
        И вот уже Веру, переодетую в донельзя застиранную, но чистую ночную рубашку и такой же халат неопределенного цвета, повели в женское отделение. Конвоировал несчастную высокий, весьма сутулый молодец с лошадиным лицом. Он с видом знатока разглядывал Верины стати, а до этого несколько раз заглядывал в раздевалку, когда Вера плескалась под душем. Однако в данный момент Веру не интересовали знаки внимания со стороны мужчин. Она пребывала в глубокой задумчивости.
        Санитар открыл ключом тяжелую дверь в отделение и втолкнул Веру внутрь.
        Первое, что потрясло нашу героиню в новом обиталище, был запах. Он оказался настолько густ и силен, что Вера едва не свалилась. Воняло так, что у девушки слезы выступили из глаз. Однако вскоре запах уже не казался столь резким. Ко всему привыкаешь.
        Отделение было наполнено женщинами самых разных возрастов и комплекций, облаченных, однако, в точно такие же одежки, как и у Веры, отчего все они, казалось, были на одно лицо. Некоторые лежали на кроватях, уставясь в потолок, иные сидели на корточках, но большинство бесцельно слонялось по отделению с совершенно отсутствующими лицами.
        Мрачная санитарка подвела Веру к свободной кровати, покрытой чернильного цвета одеяльцем, и молча указала на нее. Вера покорно опустилась на кровать, мелодично звякнувшую своими растянутыми пружинами, положила головку на комковатую подушку. При этом она продолжала напряженно думать.
        Что, собственно, происходит и почему она очутилась здесь, в столь странном месте? Здорова ли она? И с чего все началось? Мысли разбегались, словно мыши при появлении кота. Вера постаралась вновь собрать их вместе, и постепенно это удалось. Итак, попробуем проанализировать ситуацию. Во-первых, почему она здесь? Эта драная кошка-секретутка утверждала: Вера напала на главного редактора и стала толкать ему в рот пирожные. Было ли это на самом деле? Вера ничего подобного не помнила, однако она помнила другое. После возвращения в корректорскую из кабинета редактора ее руки оказались перепачканы кремом, а на одежде было полно крошек. Почему? Либо кушала пирожные вместе с Павлом Борисовичем, либо?.. Либо секретутка говорит правду, и Вера использовала пирожные не по назначению. Идем дальше. А вчера в «Савое» что случилось? А случилась драка. Правда, Вера не помнила ни ее ход, ни даже причины, к ней приведшие. Сидели в кабинете… Новый знакомый, этот Сабуров, быстро напился, принялся шиковать, швырял доллары… Кстати, откуда у него такие деньги? Вера вспомнила некий смутный рассказ о дедовом наследстве, потом
разговор о кладах… Потом Сабуров заказал бутылку дорогого шампанского, и Вера внезапно почувствовала злость… Страшную злость! И все! Провал в памяти. Потом появились милиционеры… Историк уже был скован наручниками. Кто надел их на него? Почему? И еще всплыло в памяти: Сабуров почему-то называл себя купцом второй гильдии… Как же звучала фамилия? Она ведь уже как-то вспоминала его! Тогда, ночью, в кроватке, когда долго не могла уснуть… Старое кладбище, фамилия на постаменте с мраморным ангелом. Ну да, Брыкин! Конечно, Брыкин. А звание его - купец второй гильдии… Тимофей Петрович Брыкин…
        Поглощенная своими мыслями, она бессмысленно таращилась на облупленную стену, не обращая внимания на происходящее вокруг. Вдруг кто-то довольно грубо тронул ее за плечо. Вера повернула голову. Перед ней стояло бесформенное существо неопределенного пола с остриженной наголо головой. Глаза существа были прикрыты очками с толстенными линзами и от этого казались лягушачьими. Из полуоткрытого рта на подбородок тонкой струйкой стекала слюна.
        - Новенькая,- жестяным голосом промолвило существо.
        Наша героиня молча кивнула.
        - Как звать?
        - Вера.
        - Верка, значит. Ага. Хорошее имя. А ты из себя ничего. Справненькая.
        Существо наклонилось и потрогало Верины груди. Девушка инстинктивно отодвинулась к стене. Не обращая внимания на ее реакцию, существо бесцеремонно задрало подол халата, и костлявые пальцы ухватили за зад. Вера что есть силы ударила по руке слюнявой насильницы. Но та, похоже, не обиделась. Она присела на край Вериной кровати и уставилась на девушку своими окулярами. Увеличенные линзами в десяток раз, белесые зенки казались омерзительными.
        - Сегодня ночью я к тебе приду,- сообщило существо.
        - Зачем это?
        - Как зачем? Забавляться. В папу-маму играть будем. Я - папа, ты - мама.
        - Пошла прочь,- тихо произнесла Вера и вновь отвернулась к стене.
        Тут послышался шум, и, когда Вера вновь обернулась, она увидела: существо сидит на полу и ощупью ищет свалившиеся очки, а над ним высится дама весьма грозного вида. В том, что на этот раз перед ней действительно находится женщина, не было никакого сомнения. Телосложение у дамы казалось исполинским. Каждая из половинок бюста была с воздушный шар средней величины, зад по размерам напоминал газовую плиту; могучую голову украшали обесцвеченные кудряшки. Глаза дамы метали молнии.
        - Опять ты, Жаба, к новеньким лезешь!- закричала она громовым голосом.- Сколько раз тебе говорить: не лезь, не лезь!..- Она вроде бы несильно пнула существо, однако от удара та, которую назвали Жабой, залетела под Верину кровать и беспомощно завозилась под ней.- Гнида,- сказала кудрявая дама, обращаясь на этот раз к Вере.- Как увидит красивенькую девчушку, обязательно прилипнет, падла такая! Ты ее, коблуху е…ую, не бойся. Как полезет, срывай с нее очки и кидай куда подальше. А ты, лапочка, по какой статье сюда залетела? Ширялась?
        Вера, не совсем понимая свою спасительницу, тем не менее отрицательно покачала головой.
        - Шобила, значит? Нет?! Колеса глотала? Диагноз-то какой тебе поставили?
        Вера непонимающе пожала плечами.
        - Диагноз, говорю, какой? Шизофрения или там МДП (маниакально-депрессивный психоз)?
        - Не знаю даже. Не могу сказать. Все так быстро….
        - Первый раз здесь?
        - Первый.
        - Ну, ничего, привыкнешь. Полежишь полгодика, порядки наши узнаешь… Куришь?
        Вера сказала, что курит.
        - Ну, тогда пойдем курнем?
        - У меня ничего с собой нет.
        - Бедняга! Ну да ладно. У меня есть сигареты. Давай дуй за мной.
        Вера поднялась и последовала за женщиной. Она хотела отвлечься от тяжелых дум, а кроме того, несмотря на столь короткий срок пребывания в доме скорби, успела понять: здесь царят свои законы. И нарушать их крайне опасно. И, чтобы выжить, нужны союзники. Эта омерзительная Жаба вряд ли оставит ее в покое. Поэтому неплохо бы использовать кудрявую в качестве защитницы.
        Они вошли в туалет. Вонь здесь оказалась еще чудовищнее, чем в отделении, а табачный дым висел столь плотно, что казалось, наступили сумерки. Кроме них, в туалете находилось еще двое: пожилая бритоголовая тетка и худосочная девушка, больше похожая на подростка. Обе сидели на унитазах и курили. Бритоголовая вскоре удалилась, а худосочная, похоже, вовсе не собиралась это сделать. Кудрявая извлекла из кармана халата пачку «Балканской звезды», протянула сигарету Вере, а другую сунула себе в рот.
        - Так за что же тебя захомутали?- спросила она.
        Вера пожала плечами:
        - Говорят: напала на нашего главного.
        - А сама что, не помнишь?
        - Не-а.
        - А где трудишься?
        - В газете. - О! Журналист, значит?- В голосе кудрявой зазвучало уважение.
        Вера неопределенно кивнула. Она не хотела принижать свой статус.
        - Зовут-то как?
        Вера представилась.
        - А меня - Людмилой. Людкой, короче. Тебя кто принимал?
        - То есть?
        - Ну, врач. Как фамилия?
        - Не знаю я… Такой моложавый… с бородкой…
        - А, Валентин Михайлович. Ничего мужик. Веселый. Я ему как-то говорю: у вас, доктор, знаете, на что рот похож? На…- Людка употребила неприличное словцо, означающее женский половой орган.- Смеется. Ты, Веруня, короче, меня держись,- без перехода заявила Людка.- Если будет приставать Жаба или еще кто - сразу ко мне. А уж мы с тобой их быстро погасим. Вдвоем-то… А?..
        - Наверное.
        - Я и говорю… Примочим, если надо.
        Вера, несмотря на этимологический навык, плохо поняла смысл глагола «примочим», однако охотно согласилась.
        - Вот и отличненько. Мы с тобой «вась-вась» будем.- Людка сжала вместе обе ладони и потрясла ими перед лицом Веры.
        Худосочная девица, прислушивавшаяся к их разговору, явственно хмыкнула.
        - Ты чего это, сучка, хихикаешь?!- немедленно отреагировала Людка.
        - Не быкуй, в натуре,- спокойно отозвалась худосочная.
        - Чего ты вякаешь?! Докуривай свой чинарик и вали отсюда!
        - Когда надо, тогда и свалю.
        Пререкания, казалось бы, должные перейти в открытый скандал, сами собой затихли. Худосочная бросила окурок в унитаз, сплюнула под ноги Людке и, независимо покачивая плечами, удалилась.
        - Кто она?- опасливо поинтересовалась Вера.
        - Не обращай внимания. Так… дрянь! Тут таких полно.
        Дверь уборной тут же отворилась. В щель просунулась голова худосочной.
        - Сама дрянь!- выкрикнула та, и дверь тут же с грохотом захлопнулась.
        - Вот лярва,- захохотала Людка.- Подслушивала. Ну и хрен с ней. Ты вот что, Верунчик. Дачку принесут, поделишься? А, лялька?
        - Конечно,- охотно согласилась Вера.- Какой разговор. Курицу там жареную… Или конфеты…
        - И про курево не забудь,- оживилась Людка.
        - Само собой.
        И вот уже Вера снова лежит на раздолбанной, звенящей при каждом движении койке и кумекает о своем житье-бытье. Передачи, конечно, вещь хорошая, но кто ей их принесет? Некому. Одна наша героиня. Совсем одна! А посему отсюда нужно выбираться как можно быстрее.
        - Идите жрать, пожалуйста,- раздался зычный голос.
        Смутный гул послышался со всех сторон. Зазвенела посуда, зазвякали ложки. Вера сидела за общим столом, без особой охоты хлебала жидкий овсяный супчик, жевала хлебную корку. В голове копошилась только одна мысль: как бы побыстрее отсюда убраться. Назад, к своему новому ложу, Вера еле брела. На полу валялась затрепанная книжонка. Девушка подняла ее…
        - Мое!- заорали с соседней кровати.
        - Да забери, ради бога.
        - Мое, мое, мое!..
        Вера швырнула книгу в чью-то копошащуюся на койке фигуру и вновь улеглась.
        Наступил вечер. Зажглись лампы. Где-то заработал телевизор. Слышалось приглушенное бормотание, потом звуки выстрелов… Но Вере это было неинтересно. Она продолжала лежать, отвернувшись к стене. Положение казалось безвыходным. Девушка задремала. Снилась ей какая-то мрачная галиматья: Людка, гарцующая на лошади возле входа в редакцию; Павел Борисович в сверкающем полировкой шикарном гробу, вместо цветов доверху заваленном пирожными; лежащая на ресторанном столе голая секретутка, которую пьяные цыгане секут березовыми прутьями.
        Неизвестно, что бы еще привиделось нашей героине, но тут она проснулась. А проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Вера открыла глаза. В палате было темно, лишь крошечная лампочка тускло светила над дверью.
        - Поднимайся,- услышала она над собой мужской голос.
        - Что, кто?..- встрепенулась наша героиня.
        - Не ори. Вставай.
        - Зачем?
        - На процедуры тебя требуют.
        - На какие процедуры?
        - Там узнаешь. Пошевеливайся.
        Вера поднялась, не зная, что делать дальше. Ее крепко взяли за локоток и потащили к выходу. Щелкнул замок. Она и ее провожатый оказались на улице. А тут бушевало осеннее ненастье. Хлестал дождь, сильный ветер раздувал полы халата, норовил забраться под ночную рубашку.

«Куда он меня тащит?» - соображала Вера, едва поспевая за человеком в белом халате. Однако долго идти не пришлось. Веру втолкнули в подъезд. По деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Мужчина вновь отпер замок, и они очутились в темном помещении. Здесь тоже пахло. Но не так, как в женском отделении. Общим был лишь табачный дух. Мужчина открыл какую-то дверь, и Вера очутилась в просторной, слабо освещенной комнате. Только тут она разглядела, что приведший ее сюда мужчина - тот самый санитар, который днем отводил ее из приемного покоя в отделение. Вера взглянула в прыщавое лицо санитара и поежилась. На нем играла глумливая усмешка, не предвещавшая ничего хорошего. Кроме санитара, в комнате находился еще один мужчина, тоже в белом халате. Он сидел за столом, на котором стояла включенная настольная лампа, и с интересом разглядывал Веру.
        - Вот, привел,- сказал прыщавый.
        - Отлично.
        Человек поднялся, и лицо его, доселе пребывавшее в тени, можно было прекрасно различить. Перед Верой стоял молодой человек лет двадцати восьми, весьма приятной наружности. Лицо его, украшенное карими глазами и большим губастым ртом, казалось интеллигентным. Через шею перекинут фонендоскоп.

«Врач»,- поняла Вера.
        Красавчик некоторое время взирал на Веру масленым взглядом, потом улыбнулся.
        - Ну что, приступим?- ласково произнес он.
        - К чему?- не совсем поняла Вера. Ей показалось: тут дело нечисто.
        - К медосмотру, естественно,- пояснил красавчик.- Раздевайтесь.
        - Зачем это?
        - Сначала выслушаю вас.
        - А он?- Вера указала на прыщавого санитара.
        - Что он?
        - Он здесь зачем?
        - Таков у нас в больнице порядок. Во время медицинских процедур рядом с врачом или сестрой всегда присутствует санитар. По технике безопасности полагается. Больные у нас разные лечатся. Бывали случаи, и нападали на медперсонал.
        Вера недоверчиво молчала.
        - Ну, давайте,- вновь заговорил врач.- Это же больница, тут стесняться некого.
        Вера неуверенно расстегнула халат, сняла его.
        - До пояса?- спросила она, взявшись за ворот рубашки.
        - Можно и до пояса,- отозвался врач. В голосе его Вере послышалась похотливая хрипотца. Однако девушка все же оголила груди.
        Холодная чашечка фонендоскопа коснулась кожи, отчего по телу пошли мурашки. Вера вздрогнула и поежилась.
        - Спокойнее, спокойнее,- потребовал врач. Он как бы невзначай коснулся пальцами Вериного соска, заставив девушку вновь вздрогнуть.
        - Повернитесь.
        Санитар откровенно пялился на нее.
        Еще несколько прикосновений фонендоскопа.
        - Сердце в норме,- услышала она.
        Успокоенная девушка хотела вернуть рубашку на место, но врач остановил ее.
        - Нет-нет,- твердо произнес он.- Еще не все. Снимите совсем и ложитесь на кушетку.
        - А это для чего?- не поняла Вера.
        - Осмотрим вас досконально.
        Теперь на девушке остались лишь узенькие трусики. Она подошла к кушетке и кое-как улеглась на холодный дерматин.

«И черт с ними,- думала она.- Пускай смотрят. Благо есть на что». Однако врач почему-то не спешил. Звякнул металл. Вера посмотрела в ту сторону и увидела: врач снимал брюки.
        - Вы чего?!- закричала она.- Что это вы делаете?!
        - Держи ее, Хомутинин,- зашипел врач.
        Однако санитару не нужны были приказания. Одной рукой он уперся девушке в грудь, а другой стал срывать с нее трусики. Вера вертелась и дергалась, пытаясь вырваться, однако силенка у Хомутинина оказалась действительно немерена. Он прижал несчастную к поверхности кушетки, да так, что у той косточки захрустели. Раздался треск раздираемых трусиков. Вера оказалась перед насильниками в чем мать родила.
        - Зачем вы сопротивляетесь?- вкрадчиво начал врач.- Поверьте, это бесполезно.
        Вера прекратила трепыхаться и подняла на него глаза. Врач стоял совсем рядом, причем совершенно голый. Его мужское естество торчало перед самым ее лицом. - Лучше расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие,- и врач коротко хохотнул.- Вот и хорошо,- заключил он, решив, что девушка успокоилась.- Ведь я у вас не первый.
        - Первый,- захрюкал Хомутинин.- Истинно, что первый. А я согласен быть вторым.
        Санитар отнял от тела девушки руки, открывая врачу простор для действий, но тот не спешил. Он медленно и нежно провел по телу Веры ладонью, начиная от грудей, и та закрыла глаза, отдаваясь неизбежному. Руки врача продолжали ласкать ее, и мучительная сладость наполнила все существо Веры. Пальцы мужчины протиснулись меж ее ляжками и стали потихоньку раздвигать ноги девушки.
        - А нельзя ли побыстрее?- довольно грубо поинтересовался Хомутинин.- Вечно вы, Юрий Афанасьевич, с ними вошкаетесь. Я ведь тоже хочу.

«Вошкаетесь,- повторила про себя девушка.- Вон они как это называют».
        Темная волна ярости захлестнула ее сознание. Разум отключился, уступив место чужой холодной и жестокой воле. Веру подбросило, словно в кушетке была спрятана пружина. Врач отлетел в сторону. Некоторое время он сидел на полу, поглаживая скулу, ушибленную Вериной коленкой. Девушка тоже сидела на кушетке, медленно переводя взгляд с одного своего обидчика на другого.
        - Ты чего?- удивленно спросил врач.- Вроде уже готова была?
        - А того,- вместо Веры отозвался Хомутинин.- Нечего было нежности разводить! И так он ее, и эдак… Чуть ли не облизывал. А она по своей сути дурочка! Разве с дурочками так нужно обращаться? Поставил раком и… Давай-ка, доктор, я тебе покажу, как это делается.
        Хомутинин растопырил длинные, точно оглобли, руки и стал медленно надвигаться на Веру. При этом он почему-то громко чмокал губами.
        Существо, которое в этот момент руководило Вериным сознанием, следило за каждым движением санитара. И когда тот приблизился на расстояние вытянутой руки, тело девушки внезапно подпрыгнуло, и правая нога врезалась Хомутинину в горло. Тот екнул как испуганный конь, остановился и стал без удержу перхать.
        Юрий Афанасьевич, так и продолжавший сидеть на полу, засмеялся.
        - Ах, ты так,- откашлявшись, пробормотал Хомутинин.- Ах, ты так!.. Ну ладно!
        На этот раз он не стал растопыривать руки, словно ловя бегавшую по двору курицу, а со всего размаху бросился на девушку, стараясь схватить ее за голову. Однако за голову он оказался схвачен сам. Последовал резкий рывок и поворот головы вправо. Что-то хрустнуло. Хомутинин издал булькающий звук и рухнул на пол.
        - Ничего себе!- только и произнес врач.
        Девушка посмотрела в его сторону, потом сделала шаг к нему.
        - Уйди от меня, уйди!- заорал перепуганный Юрий Афанасьевич. При этом он, пятясь и елозя голым задом по полу, отползал в угол.
        Девушка, или то, что двигало ею, подошла к врачу вплотную и склонилась над ним, словно разглядывала мерзкую букашку. Ее груди коснулись головы Юрия Афанасьевича, и теперь уж пришла его очередь дрожать.
        - Только не надо…- бормотал он.- Только не надо…
        Но девушка, похоже, и не собиралась его трогать. Были ли тому причиной его недавние нежности, или сыграло роль нечто иное, только то, что гнездилось в Вере, отнеслось к насильнику весьма снисходительно. Не тронув Юрия Афанасьевича даже пальцем, оно подняло с пола его брюки, надело их, следом наступила очередь рубашки и, наконец, свитера. Одежда врача оказалась почти впору. Облачившись в костюм недавнего врага, девушка повернулась к лежащему без движения санитару, одной рукой подняла его и, держа тело на весу, словно дохлого котенка, другой обшарила карманы. Найдя ключ, девушка погрозила разинувшему рот врачу пальцем и покинула помещение.
        Глава 4
        Новое знакомство и явление баронессы
        Вера пришла в себя лишь на улице. Дождь продолжал хлестать по земле с неистовой силой, и наша героиня почти тотчас же вымокла до нитки. К тому же она обнаружила, что облачена в брюки и свитер, а это была вовсе не ее одежда. Но чья? Этого она не помнила. Правда, то обстоятельство, что совсем недавно ее хотели изнасиловать, накрепко впечаталось в ее сознание. Вот только как она смогла освободиться от домогательств, оставалось загадкой. Ключ от входной двери в помещение, за стенами которого должно было состояться преступление, так и остался в ее руке. Она повертела массивную железку в форме буквы Г и зачем-то сунула ее в карман брюк.
        Что же дальше делать?
        Вера огляделась. Вокруг не было ни души.
        Бежать! Конечно же, бежать из этого страшного места, где молоденьких девушек насилуют врачи вкупе с санитарами. И она помчалась вперед. Туда, где горели едва заметные уличные фонари.
        Ворота оказались закрыты, однако имелась незапертая калитка. Вера проскользнула в нее и бросилась к шоссе. Ноги страшно замерзли, и она поняла: обувь отсутствует. Она бежала босиком. Однако искать что-либо подходящее не было никакой возможности. Придется тащиться по октябрьской слякоти босой. Но куда тащиться? Ключи от квартиры, как и вся ее одежда, остались в психушке. Запасные имелись у Гриши Абрамова, но сейчас глубокая ночь. К тому же Гриша женат, и ее, Веры, появление могут расценить неоднозначно. Что же делать?! Что делать?! К тому же психушка находится совсем в другом конце города. Автобусы уже не ходят. И до дома, если пешком, ей придется добираться никак не меньше трех часов. Она мокрая, притом босая. Дождь не прекращается. Нет, она не выдержит! Разве что повезет, и она поймает попутку или ночное такси.
        Вера стала шарить по карманам брюк. В заднем она обнаружила бумажник, в котором, к некоторому ее облегчению, имелись деньги. Во всяком случае, чтобы оплатить дорогу, ей хватит. Остается только поймать машину.
        Она побрела по краю асфальта, стараясь не ступать на щебенку обочины. Приходилось то и дело оглядываться, однако никакого транспорта не наблюдалось. Конечно же, в такую погоду хороший хозяин собаку из дому не выпустит, не то что кататься отправится. Да и время-то самое глухое.

«Час мертвецов,- шевельнулись в голове полузабытые детские сказки.- Вот в такое время они встают из могил и бродят по земле в поисках запоздалых прохожих, греховодников, возвращающихся с гулянок, со свиданий из домов разврата».
        Час мертвецов…
        В этом детском понятии ей почудилось что-то смутно знакомое. Не просто знакомое, но связанное с последними событиями ее простенькой жизни. Нечто случившееся совсем недавно, однако вспомнить это нечто она не в силах.
        А вдруг она и вправду сошла с ума? Ведь в звеньях цепочки происходящих с ней событий полно дыр. Взять хотя бы последнее происшествие. Как она смогла выбраться на свободу? Ведь те двое явно не шутили. Тем более они не желали ее отпускать. Нет, тут что-то не то!
        Позади раздался звук приближающегося автомобиля. Вера поспешно обернулась, подняла руку, но ее ослепило фарами, и она отпрянула на обочину, уколола ступню об острый гравий и упала на колени.
        Машина пронеслась мимо, но потом остановилась и сдала назад. Вера кое-как поднялась и, подбежав к машине, рывком открыла дверцу.
        - Довезите до города,- попросила она, даже не взглянув на водителя. Голос срывался. И если слово «довезите» она произнесла почти членораздельно, то слово
«до города» прозвучало как предсмертный хрип.
        - Ты, парень, что, пьяный?- недовольно пробурчал шофер, однако дождавшись, когда она усядется, тронул автомобиль с места.
        - Я не пьяный,- отозвалась Вера.
        - А почему на колени упал?
        - Поскользнулся. Отвезите меня… Я заплачу…
        - Понятно, что заплатишь. Куда же тебя везти?
        - Хоть куда. Только подальше отсюда.
        - Непонятно что-то. Почему подальше? Ты что, парень, натворил?
        - Я не парень…
        - А кто же ты?
        - Девушка.
        Водитель вначале сбросил скорость, а потом и вовсе остановился. Он включил свет в салоне и внимательно взглянул на Веру.
        - Точно, девка,- изумленно произнес он.- Волосы мокрые голову облепили, вот я и принял тебя за парня. И одежда на тебе, можно сказать, мужская. Хотя… Но почему ты босиком?!
        - Долго рассказывать.
        - Убежала откуда-нибудь?
        - Какая вам разница?! Я заплачу…
        - Заладила: заплачу, заплачу! Не нужно мне твоих денег. Мне и своих хватает. Так куда тебя везти?
        Вера задумалась. А действительно, куда? Домой она попасть не может, к Грише за ключами среди ночи заявиться тоже не с руки. К соседям? Но Вера ни с кем не поддерживает достаточно теплых отношений. Во всяком случае, таких, когда можно прийти и попроситься на ночлег. Ладно, что-нибудь придумаем. Лишь бы добраться до дома.
        - Так куда?- вновь спросил водитель.
        Вера взглянула на него. Человек был сравнительно молод. Может быть, немногим за тридцать. Лицо у него открытое и хитроватое. Кого-то он ей напоминал. Ну, конечно! Этот господин как две капли воды Виктор Рыбин, солист группы «Дюна». Только как будто помоложе.
        - Вас как звать?- неожиданно для себя спросила Вера.
        - Виктор.
        - Уж не Рыбин ли?- изумилась наша героиня.
        - Меня многие с ним путают. Но я не Рыбин, я другой,- хмыкнул водитель. И тут же посерьезнел: - Так куда едем? Решай скорее или…- он многозначительно посмотрел на дверь.
        - Вы знаете такой район - Кладбищенская застава?
        - Знаю, конечно. Да я сам там живу.
        - Вот и хорошо. Тогда поехали.
        - Нет, погоди. Тут что-то не то. Уж не подстава ли?
        - Какая подстава?
        - А такая! Еду среди ночи. Дорога пустая. Вдруг ты. И просишь отвезти на Кладбищенскую заставу. Что бы это значило?
        - И что?
        - А вот я не знаю. Видок у тебя весьма странный. Бледная, под глазами синяки… Да еще и босая.
        - Думаете, я - мертвец?- слабо улыбнулась Вера.
        - Кто тебя знает. А вдруг?
        - Да, состояние мое впору мертвецу.
        - А живешь ты на Кладбищенской заставе где?
        - На Римского-Корсакова.
        - А номер?
        - Шестьдесят шесть.
        - Это дом такой деревянный, двухэтажный… Еще до революции построен…
        - Ну да.
        - Ясненько. А я - на другом конце. В своем доме.
        Вера кивнула.
        - Поэтому, наверное, я тебя и не знаю. Так откуда ты возвращаешься и почему босиком?

«Рассказать ему, что ли?- размышляла Вера.- Нет. Опасно. Еще решит, что я психическая, да и высадит. Лучше придумать что-нибудь более нейтральное. Полуправду, скажем».
        - Я тут у одного была… В гостях. Ну, он ко мне и полез… На предмет более тесного знакомства. Я ему по башке сковородкой влепила, и ходу!
        - Понятно. А почему босиком?
        - Сковородкой-то я его треснула, да не вырубила, только оглушила малость. Он очухался, и на меня. Я, конечно, ходу. И про туфли забыла…
        - Так-так,- недоверчиво произнес Виктор.
        - И вот что еще,- смущенно произнесла Вера.- Я у него сумочку свою забыла. А в ней ключи от квартиры. Как теперь в нее попасть, не знаю.
        - А что, дома никого нет?
        - Одна я живу.
        - Ах, одна! И запасных ключей у тебя нет?
        - Есть, да за ними ехать нужно.
        - Так давай отвезу.
        - Нет!- твердо произнесла Вера.- Не хочу вас обременять. Я как-нибудь до утра в подъезде перекантуюсь.
        - Ну, ты даешь! В подъезде! Ты же мокрая вся… И зуб на зуб не попадает.- Виктор взглянул на часы.- Половина четвертого. Да, за ключами ехать не с руки. Слушай, может, у меня переночуешь?
        - Спасибо! Но я уж лучше как-нибудь сама.
        - Боишься?
        - Чего мне бояться.
        - Ну, что… того… Поведу себя, как твой дружок.
        - Какой дружок? Ах, это… Да, боюсь!
        - А зря.
        - Вы что же, импотент?
        Виктор засмеялся:
        - Пока что нет. Но заверяю: посягать на твое целомудрие не собираюсь.

«Ого, какие слова знает,- с уважением подумала Вера.- «Посягать на целомудрие». Интересно, кто он такой?»

«Вот поезжай к нему и разберись»,- заметил внутренний голос.
        - А жена что скажет?- начиная сдаваться, поинтересовалась Вера.
        - Жена? Она в данный момент отсутствует. Один я ныне. Совсем один!
        - Ну вот… Я так и знала!
        - Думаешь, заманиваю? Никоим образом! Просто хочу помочь. Я так для себя решил: если каждый день буду помогать хоть одному человеку, то после смерти дорога в рай мне обеспечена.
        - И что же, сегодня еще никому не помогли?
        - Сегодня только начинается.
        Теперь автомобиль катил по совсем знакомым местам. Перед ней родная улица Римского-Корсакова. Сквозь частую сетку дождя Вера разглядывала мертвые силуэты зданий. Ни огонька, ни человеческой фигуры…
        - Вот мой дом!- воскликнула она, указывая рукой во тьму.
        Виктор притормозил, вопросительно взглянул на девушку:
        - Так выходишь? Или все-таки ко мне поедем?
        Вера напряженно думала. С одной стороны, спать в подъезде, приткнувшись к холодной стене, ей не улыбалось, но, с другой, провести ночь в доме совсем незнакомого человека тоже казалось «не с руки». Он обещает, что приставать не будет, а как обернется на самом деле?
        - Ладно,- решилась Вера,- поехали к вам.
        - Вот и отлично.
        Через минуту машина свернула в переулок и почти сразу же остановилась перед воротами. В свете фар Вера видела высокий кирпичный забор с колючей проволокой, тянущейся по верхнему краю.
        Виктор извлек из кармана маленький пульт, нажал на кнопку. Жалюзи ворот поползли вверх. Машина медленно въехала во двор. Громко залаяла собака. Над крыльцом горел яркий фонарь, и в его свете Вера увидела кусок заросшего газонной травой двора, вымощенную площадку перед домом, которую замыкал вольер, затянутый железной сеткой.
        - Тише, Цезарь!- отворив дверцу, крикнул Виктор.- Спокойно! Свои!
        Он вылез из машины и поманил пальцем Веру. Тут же к хозяину бросилась громадная лохматая собака.
        - Ну-ну, успокойся!- Он потрепал животное по голове. Собака, негромко зарычав, метнулась к Вере, но не тронула ее, только наступила на голую ступню. Девушка тихонько охнула.
        - Все, Цезарь! Все! Иди на место! Что он вам сделал?- всполошился хозяин.
        - На ногу наступил.
        - Ах, мерзавец такой!
        - Мне вовсе не больно.
        - Сомневаюсь. В нем почти сто килограммов. Он вам, наверное, отдавил ее. Идемте скорее в дом.
        Солидно пророкотал замок, дверь отворилась, вспыхнул свет. Вера очутилась в просторной прихожей, одна из стен которой оказалась сплошным зеркалом. Вера мельком глянула на себя. Ничего более нелепого и представить было невозможно. Мокрые волосы сосульками свисают по сторонам головы, вокруг глаз круги, лицо удрученное и растерянное. Бесформенный свитер висит мешком, брюки пузырятся на коленях… Да в придачу босая. Вид, что и говорить, жуткий. Сейчас бы, не мешкая, в ванну.
        Словно прочитав ее мысли, новый знакомый поинтересовался:
        - Душ принять не желаете?
        - Но у меня… Мне не во что переодеться.
        - Я дам.
        И вот уже Вера стоит под тугими горячими струями. Блаженство! Только сейчас, под обжигающим душем, она почувствовала, насколько устала. Устала так, что едва держалась на ногах. Кое-как ополоснувшись, Вера выбралась из кабины, вытерлась, набросила на себя предусмотрительно приготовленный махровый халат и, не думая больше ни о чем, поплелась из ванной. Спать! Теперь только спать!
        - Может быть, перекусите?- спросил встретивший в дверях Виктор.
        - Нет, спасибо. Мне бы прилечь…
        - Идемте.
        Вера вошла в какую-то комнату, увидела застеленную тахту или кушетку и, рухнув на нее, тут же отключилась.
        Проснулась Вера от раздавшегося за окном гулкого собачьего лая. Приподнялась на локте, не совсем понимая, где находится, но тут же вспомнила минувшую ночь. Она в доме у Виктора. На ней все тот же халат, в котором она покинула ванную комнату, однако сверху шикарное пуховое одеяло. По всему видать, этот Виктор далеко не беден. Ну, да ладно. Первым делом, конечно, нужно отыскать ключи от квартиры. Для этого необходимо позвонить Грише и попросить принести их. А потом? Как быть с работой? Если верить секретутке, она, то есть Вера, напала на Павла Борисовича и причинила ему телесные повреждения. Значит, на работу ей ходу нет. Потом она сбежала из больницы… Но ведь там ее хотели… Ах, нет, нет! И вспоминать противно. А если ее уже ищут? И возле дома ждет засада? Что же делать? Что делать?!
        Вера рывком поднялась со своего ложа. Огляделась. Обычная комната. Зелененькие обои. За окном моросит унылый осенний дождик. Тоска. На душе кошки скребут. Где же выход? Может быть, рассказать обо всем этому Виктору, а вдруг поможет?
        Вера робко толкнула дверь, на цыпочках, вышла в коридор и очутилась перед лестницей, ведущей на первый этаж.
        - Проснулись,- услышала она. Внизу стоял Виктор и вопросительно глядел на нее. - Если проснулись, тогда спускайтесь. Завтракать будем.
        Вера сидела на кухне. Перед ней стояла дымящаяся чашка кофе, на тарелке лежали свежие рогалики, рядом стояла масленка, на других тарелках имелись нарезанные колбаса и сыр. Она отхлебнула из чашки. Кофе был таким, какой она любила, очень горячий и едва сладкий.
        - А рогалики откуда?- спросила она, намазывая один маслом.
        - В магазин сгонял.
        - Сами?
        - Ну, естественно. Прислугой пока не обзавелся. Так что же все-таки с вами случилось?
        - Я же, кажется, рассказывала ночью…
        - Да, рассказывали. Но из ваших брюк - кстати, это мужские брюки - выпал бумажник, в котором, кроме денег, оказался и паспорт на имя Юрия Афанасьевича Котовского. Кроме того, в нем же имеется удостоверение внештатного сотрудника милиции, в котором написано: «Юрий Афанасьевич Котовский является работником Сорочинской психиатрической лечебницы, где исполняет обязанности врача второй категории». Других документов, тем более связанных с вашей личностью, я не обнаружил. Я даже не знаю, как вас зовут!
        - Вера,- запоздало представилась наша героиня.- Но как вам не стыдно…
        - …Копаться в ваших вещах? А ваши ли они? И я в них не рылся! Бумажник сам выпал, уж извините! Так что, Вера, будем говорить или нет?!- Тон у Виктора был нарочито серьезный, даже слегка угрожающий, но глаза улыбались.
        - Хорошо,- согласилась Вера.- Я расскажу…
        И она начала свое повествование с инцидента в редакции.
        - Сика, говорите? Да еще и Титикака!- хохотал Виктор.- Готовый анекдот, честное слово! И выдумывать ничего не нужно. Ну и редактор у вас! Но погодите. Вы действительно не помните, как напали на него?
        - Ни капельки,- отозвалась Вера.- Вот ни столечко.- И она на верхней фаланге мизинца показала, насколько она не помнит.
        - Ну а в больнице? Вас действительно хотели изнасиловать эти уроды?
        - Вне всякого сомнения.
        - И как же вам удалось вырваться? Двое взрослых мужиков… Причем один - санитар. Значит, укротитель по своей сути. И вы с ними справились?
        - Хотите - верьте, хотите - нет! Уж каким-то образом справилась.
        - Да приходится верить.- Виктор щелкнул по лежавшему на столе бумажнику Юрия Афанасьевича.- Факт, как говорится, налицо. Но вы, опять же, ничего не помните? Как это понимать? Может, вы и вправду слегка того?
        Вера пожала плечами.
        - М-да. Загадочная история.
        - Что же мне теперь делать?
        - А вы как думаете?
        - Нужно ключи от квартиры забрать.
        - Из больницы?
        - Нет, что вы!- испугалась Вера.- Я туда ни ногой!
        - Напрасно. Я бы пошел к главврачу и все ему рассказал. Однако ваше дело. Не могу приказывать. А если я сам…
        - Что сам?
        - Съезжу туда. Расспрошу. Заодно верну одежку этому негодяю-врачу. И с ним потолкую.
        - С какой стати? Вам что, делать больше нечего?!
        - Нет. Дела, конечно же, имеются. Однако не столь важные. Мне просто весьма интересно. И потом ведь, по сути, вы сбежали оттуда. Искать будут. Они же не знают, в какой переплет вы попали и что вас пытались… Ну, это самое. Тем более ключи ваши у них остались… Одежда, деньги…
        - …Телефон сотовый,- подсказала Вера.
        - Ну, вот видите…
        - Так вам же не отдадут!
        - Попробуем. Попытка, как известно, не пытка.
        - Дело ваше. А я хотела бы забрать дубликат ключей у Гриши. У Григория Ефимовича Абрамова,- поправилась она.- Он работает в педагогическом…
        - Он вам кто?
        - Так… Знакомый.
        - Понятно.- Саркастическая улыбка появилась на губах у Виктора.
        - Зря вы смеетесь,- напряглась Вера.- Он просто мой хороший друг.
        - Охотно верю. Но в чем же вы пойдете? Ведь одежды, во всяком случае, своей, у вас нет?
        - Ах да!- Вера растерянно покачала головой.- Как же быть? Может быть, вы мне одолжите вещи вашей жены? Какое-нибудь ненужное старье?
        - Жены? Нет, дорогая Вера. Поступим по-другому. Я вам дам на время свою старую одежду, которая мне давно мала. Джинсы, куртку… Кроссовки. Вы же девушка достаточно крупная. Вернее, статная. Так что пойдемте примерим.
        Джинсы действительно оказались почти впору, хотя концы штанин Виктор просто обрезал ножницами. У толстой вельветовой куртки пришлось подвернуть рукава, а вот с кроссовками вышла проблема. Они оказались намного больше того размера, что носила Вера.
        - Что же делать?- удрученно спросила девушка.
        - Купить новые,- сказал Виктор.
        - Так денег же нет.
        - Я вам одолжу. Потом отдадите. Лишняя пара обуви не помешает.
        - Хорошо, уговорили. И еще… Мне не совсем удобно…- Вера чуть покраснела.- Но у меня нет нижнего белья. Одолжите мне трусики вашей жены. Пусть самые старые, только чтобы чистые.
        - Купим,- односложно ответствовал Виктор.- Поехали в магазин, а потом я отвезу вас к вашему Грише.
        - С Гришей, как бы сказать… проблемы. Домой к нему я явиться не могу.
        - Жены боитесь?- сразу понял Виктор.- Давайте позвоним ему.
        - Только вы сами. Попросите его к телефону, а потом передайте трубку мне.
        - А можно услышать Григория Ефимовича?- поинтересовался Виктор, набрав нужный номер.- Кто спрашивает? Коллега по работе. Сейчас подойдет,- сказал он, протягивая трубку Вере.
        - Гриша?! Здравствуй. Это Вера. Извини, что беспокою. Я ключи потеряла. Верни мне свою пару. Давай встретимся. Можно в институте. Через пару часов? Хорошо. - Может быть, еще чего-нибудь приобретем?- поинтересовался Виктор после того, как основные покупки были сделаны. Его иномарка мчалась по центральным улицам Сорочинска, мимо сверкающих зеркальных витрин.- Мне кажется, мои старые джинсы вам весьма тесноваты, а куртка, напротив, великовата?
        - Нет, спасибо. На пару часов и так сойдет. А скажите, благодетель, чего это так обо мне заботитесь? Деньги ссужаете и вообще… Вон даже в больницу ехать вызвались.
        - Приглянулись вы мне,- шутливым тоном произнес Виктор.
        - Так-так. Но ведь вы женаты…
        - А у вас есть друг.
        - Да какой там друг! С этим Гришей давно все кончено.
        - Тогда почему у него ваши ключи?
        - Просто все никак не удавалось забрать. Необходимости не было. А теперь…
        - Все понятно.
        - А вообще вы кто? Вот утром упрекнули меня, что даже имени моего не знаете, а я хоть ваше и знаю, но и только.
        - Фамилией интересуетесь?
        - Хотя бы.
        - Фамилия моя Молчановский, зовут Виктором…
        - Это я знаю
        - Виктором Олеговичем.
        - А род занятий? Чем хлеб насущный добываете? Судя по всему, бизнесом.
        - Недалеко от истины.
        - Чем же конкретно ворочаете? Цветными металлами, алмазами или, быть может, вертолетами торгуете?
        - Ни тем, ни другим, ни третьим. Да и какая вам разница?
        - В общем-то, конечно… Хотя, возможно, вы - бандит и завлекаете меня в свои криминальные сети.
        - На предмет? Зачем мне вас завлекать?
        - Да мало ли… Ой, простите!- Вера потупилась.- Я лишнее болтаю. Да мы уже и приехали. Когда мы с вами увидимся?
        - Сегодня вечером. Приходите, буду ждать. Дом вы запомнили?
        - Конечно.
        - Но лучше сначала позвоните.- Виктор достал из кармана визитную карточку и вручил Вере.- Вот номер телефона.
        Девушка поднесла к глазам кусочек белого картона. На нем только имя и фамилия, да несколько цифр, и больше ничего. Странная визитка. Ни места работы, ни социального статуса… Однако Вера не стала выражать вслух своего недоумения, сунула картонный прямоугольник в карман и распахнула дверцу авто.
        - До вечера,- сказала она.
        Стоя на лестнице, ведущей в институт, Вера наклонилась, чтобы завязать шнурок новых кроссовок.
        - Ага, вот ты какая!- услышала она над ухом, подняла глаза. Перед ней, несколькими ступенями выше, стоял Гриша.
        - А в чем дело?- не поняла Вера.
        - На «мерседесах» раскатываешь.
        - Прочему бы и нет? Я, кажется, свободный человек. С кем хочу, с тем и езжу.
        - Правильно. Только я…
        - Что ты?
        - Как будто имею на тебя некоторые права.
        - Права? Какие права?!- Вера неожиданно разозлилась.- Вы, Григорий Ефимович, как мне кажется, заговариваетесь. О правах он вспомнил! Только несколько поздновато. Ну и гусь! Ключи давай!
        - Верунчик!
        А это кто еще? И почему столь фамильярно?
        Повернула голову. К ней спешил Миша Сабуров. Его еще не хватало.
        - Вон оно как?- с ядовитой усмешкой промолвил Гриша.- Даже «Верунчик»! Ты, однако, времени не теряешь. Мужики так и порхают вокруг.
        - Здравствуйте, Григорий Ефимович,- сказал Сабуров.- Почему с этой милой девушкой вы говорите «на басах»?- В голосе его звучало плохо скрытое недовольство от присутствия соперника.
        - А вам какое дело?!- вконец обозлился Гриша.

«Эге, да они сейчас из-за меня подерутся,- весело думала Вера.- Вот уж, наверное, интересное зрелище будет».
        Никогда еще она не ощущала к себе столь активного и агрессивного внимания.
        - Не знаю, какие уж у вас с Верой отношения,- не отступал Сабуров,- но и мы с ней…- Он замолчал, увидев, что девушка за спиной Гриши делает ему большие глаза.
        - Что вы с ней?
        - Не имеет значения.
        - Нет, имеет!

«Как два петуха,- думала наша героиня.- В присутствии этого «купца второй гильдии» даже ключи нельзя потребовать. Не так поймет. А Сабурова пока со счетов сбрасывать рано. Вон он как уверенно ведет себя, хотя по чину всего лишь аспирант, а перед ним доцент».
        Она отошла к парапету и присела на него, а оба историка продолжали размахивать руками и наступать друг на друга.

«С чего это вдруг в последнее время вокруг меня мужики вьются?» - размышляла Вера. Взять хотя бы Гришу. Ведь их роман давным-давно потух. Даже пепла не осталось. Все ветром разнесло. А смотри ты, как за нее сражается. Даже не скрывает своих чувств. Где же ты, Гришенька, раньше был? И этот Сабуров прет как паровоз. Ведь он в ресторане ей даже в любви объяснялся. Чуть ли не замуж звал. Но ладно бы только они. А ее новый знакомый? Виктор, как там его? Да, Молчановский. И он, похоже, клюнул. С ходу обхаживать стал. И то, и это предлагать. Еще на шоссе внимание проявил. А в дурдоме эти двое? Хотя у них подобное обхождение с девицами, скорее всего, в порядке вещей. Тем не менее она чувствовала, что практически все идущие мимо мужчины обращают на нее внимание. А ведь раньше подобное не наблюдалось. И одета она кое-как, и не накрашена, а смотрят. Вон хоть тот пожилой толстый хмырь в шляпе и с портфелем… Таращится так, что, кажется, глаза из орбит вылезут. А улыбочка-то какая умильная на физиономии. Помани его Вера пальцем, сейчас все бросит и побежит следом как кобель за течкующей сучкой.
        Тут Вера внезапно опомнилась.

«Как кобель за сучкой», да еще за «течкующей»… Ничего себе выражения! Раньше даже в мыслях она ничего подобного себе не позволяла. Такие словечки свойственны маргиналам, плебсу, а она к таковым себя не причисляла. Но ведь раньше и жила вовсе по-другому. По ресторанам не шлялась, на главных редакторов, да еще в их собственном кабинете, не нападала, насиловать ее никто не пытался. И мужики вокруг раньше не колбасились. Почему же все изменилось? Вот опять: «мужики»,
«колбасились»… Не ее это лексикон. Он скорее подходит какой-нибудь базарной торговке…
        Да скоро ли эти уроды закончат препираться?
        - Эй, вы!- крикнула Вера.- Кончайте базар!
        Оба поклонника с изумлением воззрились на нее.
        - Гриша, иди сюда. А ты, Миша, пока стой на месте.
        Абрамов неуверенно приблизился.
        - Ключи давай!- В голосе Веры звучала такая властность, что Григорий Ефимович безропотно выполнил требуемое.
        Вера сунула ключи в карман и на этот раз обратилась к Сабурову:
        - Миша! Ко мне!
        Сабуров покорно подбежал к ней. На губах его играла угодливая улыбочка. Глаза сияли от вожделения.
        - Знаешь что, дорогой?! Давай-ка съездим ко мне в редакцию. На такси, естественно. Ты сходишь и узнаешь, что там и как, а я посижу в машине.
        - Да, конечно, конечно…- засуетился Сабуров.
        - А ты, Гриша, иди работай,- распорядилась Вера, увидев, что Абрамов сделал шаг в ее направлении.
        Сабуров быстренько поймал желтенькую «волгу» с табло на крыше, и они уселись в нее.
        - Ты, Миша, когда войдешь в редакцию, топай сразу к главному,- наставляла Сабурова Вера.- На секретутку не обращай внимания, если задерживать станет. Войдешь, и с ходу: где Воропаева? Почему ее нет на работе? Не рассусоливай. Построже с ним. Если что, прикрикни. Потом к ответсеку зайди. Тоже поинтересуйся, но тут повежливее держи себя, поделикатнее. В корректорскую загляни. Посмотри, кого там посадили вместо меня. Уяснил?
        - Все сделаю, как ты велишь,- с готовностью отвечал Сабуров.
        Когда подъехали к редакции, Сабуров поспешно выскочил из такси и почти побежал ко входу. Он сильно сутулился и размахивал длинными руками, напоминая человекообразную обезьяну. Вера хихикнула.
        - Ну и оказия сегодня ночью случилась,- неожиданно заметил доселе молчавший шофер.
        - А что такое?- поинтересовалась Вера.
        - Знаете, где дурильник находится?- спросил шофер.
        Вера вздрогнула:
        - Естественно.
        - Вот в нем и случилась. Дурочка одна сегодня ночью оттуда упорола.
        - Сбежала, что ли?- холодея, спросила Вера.
        - Ну! Так мало того что упорола. Она там всех поубивала.
        - Кого это всех?
        - Одного врача и двух санитаров.
        - Не может быть?!
        - Точно. Да дурочка, говорят, не простая, а… как это? А, вот! Социально опасная! Сначала, говорят, в той палате, где лежала, поработала.- Таксист издал ртом трескучий звук, видимо, должный свидетельствовать о кровавой оргии.- А затеяла она это все потому, что приревновала. Там у них, в дурильнике этом, нравы как в зоне. Однополая любовь процветает. Когда баба…- он обернулся и бросил косой взгляд на Веру,- женщина то есть, с женщиной… Ну, амурничают. И эта, которая сбежала, замочила изменницу. А санитары на нее. Она и санитаров замочила. И доктора за компанию…
        - Поймали ее?- превозмогая себя, поинтересовалась Вера.
        - Какое! Упорола, и с концами. Теперь менты по городу рыщут, ловят ее.

«А я, идиотка, Сабурова в редакцию послала,- лихорадочно размышляла Вера.- Хорошо, что хоть сама не пошла. Наверняка там засада». Его, конечно, прихватят, когда начнет расспрашивать о ней, Воропаевой. Хотя почему прихватят? Может, и нет. Интересно, не стоит ли милицейская машина возле редакционных дверей?
        Вера почти сползла с сиденья и осторожно выглянула в окно.
        Нет никого. Только старушка какая-то стоит у входа, вывеску читает.
        Из дверей вышел Сабуров и заспешил к машине. Вера успокоилась. Он был один.
        - Ну, чего там?- нетерпеливо спросила она, когда Миша уселся впереди.
        - Болеет, говорят.
        - Ага, болеет. Это тебе кто сказал?
        - Секретарша. Маленькая такая, чернявая девчушка.
        - А редактор что?
        - Его нет. Тоже, говорят, не в здравии.
        - А ответственный секретарь на месте?
        - И он отсутствует. А в корректорской какой-то мужик лысый сидит.
        - Это ответсек и есть. Видать, сам сел читать полосы. Так им и надо!- злорадно произнесла Вера.- Милицию видел?
        - Какую милицию? Там, кроме этих двоих, с которыми я разговаривал, больше ни души.
        - Ладно, поехали.- Вера назвала адрес.
        - К тебе?
        - Я к себе, а ты - не знаю.
        - Ну, Вера!..
        - Попозже, Миша. Сейчас мне не до любви.
        И машина рванула с места.
        Наконец-то Вера очутилась дома. Щелкнул замок, и она вошла в квартиру. Сколько же она здесь не была? Всего два дня. А кажется, вечность. Все вокруг родное и настолько примелькавшееся, что Вера и не обращает на него внимания. Вот хотя бы печка. По сути, она не нужна, поскольку в квартиру давно проведено паровое отопление. Однако печка - главная здешняя достопримечательность. Рисунки на кафельных плитках - голубые парусные корабли, несущиеся неведомо куда, и молочниц в огромных чепцах в детстве Вера могла разглядывать часами. Ей всегда казалось: каждый корабль отличается от собрата количеством поднятых парусов, а у всех молочниц разные лица. Или вот диван… Вера плюхнулась на него. Древний монстр звякнул всеми своими многочисленными пружинами, внезапно напомнив больничную койку, на которой она валялась еще вчера.
        Веру передернуло: неужели никуда не деться от жутких воспоминаний? Нужно расслабиться. Расслабиться любым образом. Тут она вспомнила когда-то читанное: водка и горячая ванна.
        В квартире имелась крошечная ванная комната, встроенная при одном из ремонтов. Она была настолько мала, что входить в саму ванную приходилось прямо из коридора. Вера, хотя и совсем недавно принимала душ в доме у Молчановского, открыла оба крана, пустив в ванну мощную струю, потом пошла на кухню, достала из холодильника початую бутылку водки, стоявшую там с незапамятных времен, а точнее, с последнего посещения квартиры Гришей, налила себе полстакана, залпом выпила, закусила кислой капустой из трехлитровой банки. Истома разлилась по телу. Вера разделась донага и подошла к древнему зеркалу. Зеркалу было не меньше лет, чем печке. За столь длительный срок в нем кто только не отражался. Этот реликт видывал генералов, юных институток, статских советников, купцов-миллионщиков, их толстомясых жен, революционных комиссаров, гэпэушников, грабителей, дворников и почтальонов… И много-много разных иных господ и товарищей. Возможно, что от этого калейдоскопа лиц зеркало и не выдержало. Амальгама местами потеряла былую плотность и пошла мелкими трещинками, а само стекло словно бы пожелтело изнутри.
        Вера увидела в зеркале нечто бледно-розовое, мутное, при пристальном взгляде, однако, сохраняющее контуры тела.
        - Как привидение,- вслух произнесла она.
        От вида собственного тела ей почему-то сделалось не по себе. Тогда Вера опять пошла на кухню, налила еще полстакана и выпила водку, на этот раз ничем ее не закусывая. Потом она залезла в ванну и постаралась ни о чем не думать. Но это, к сожалению, не получалось. Конечно, водка сделала свое дело. Вера порядком опьянела, однако способности соображать не потеряла. Просто мысли стали расплывчатыми и несвязными, словно изображение в этом дурацком зеркале.
        Мужчины… мужчины… замужество… муж… муки. Какие муки?! При чем тут муки?! Нет-нет… Никаких мук! Муж будет ее любить… Носить на руках? Вряд ли на руках. Она большая, крупная… Так мама всегда говорила. Ты, Верка, крупная девчонка. Твое тело двух девок вместить может. Двух… Как понять: двух? Каждое тело рассчитано на одного… вернее, на одну особь. Особь или особу? Наверное, все-таки особь. Хотя особь - это что-то рыбное… Но с некоторых пор ей кажется, в ее теле поселилась еще некая особь. И хотя она понимает, это невозможно, ей постоянно чудится: кто-то иной присутствует внутри. Кто-то управляет, заставляет совершать несвойственные ей поступки. Из тихой, даже забитой, она превратилась в эдакую бой-бабу, грозу садов и огородов.
        При чем тут сады и огороды? В детстве она никогда не лазила по чужим участкам. Боялась. Другие дети перебирались через ветхие заборы и шныряли по садам, обирали яблони и вишни, не брезговали и недоспелыми фруктами, а она опасалась. А вот теперь бы не спасовала. Но почему, почему? Что случилось? Словно в одночасье норов ее переменился? Но как такое может быть? Как объяснить? Да очень просто. Внутри ее сидит другое существо. Но как оно туда попало? И зачем? Кто оно? Чего хочет?
        Вера тряхнула головой, прогоняя пьяную одурь. Вода выплеснулась из ванны. Девушка слегка протрезвела. Пора вылезать, а то она уснет и утонет… Захлебнется и утонет. О подобных случаях она слышала. Вера вылезла, качнулась, больно ударившись о косяк, и от этого еще больше пришла в себя. Она насухо вытерлась, стараясь растереть кожу докрасна, потом надела ночную рубашку и улеглась в постель, начисто забыв о том, что должна позвонить Молчановскому.
        За окном уже почти стемнело. Вновь пошел дождь. Вначале слабый, моросящий, он постепенно разошелся и полил, как из ведра. Под его монотонный шум Вера и заснула.
        Она проснулась внезапно, словно от толчка, и долго лежала без движения, соображая, где находится и что случилось. В голове стоял невнятный гул, она слегка побаливала в области затылка.

«От водки»,- решила Вера и тут же вспомнила все остальное. Конечно же, она дома: почивает в своей уютненькой кроватке. Здесь так хорошо, так спокойно… Но все же что ее разбудило? Какой-то посторонний звук? Да, скорее всего.
        Вера прислушалась. За окном продолжало бушевать ненастье. Дождь что есть силы молотил по подоконнику, громко и невнятно бормотал в водосточных трубах, укутывал водяной пылью запотевшие окна. Сучья росшего во дворе дерева под порывами ветра долбили мокрые бревна стен, словно пытаясь пробиться внутрь дома, где тепло и сухо.
        Но эти звуки были привычны и не таили в себе угрозы. Разбудило ее что-то другое, вовсе не характерное для ночного бытия.
        Вера ждала, понимая, что если звук был, то он должен повториться. Так и случилось. Через несколько минут послышался осторожный шорох.

«Мыши!» - решила Вера.
        Мышей она побаивалась, однако эти шустрые зверьки были вовсе не опасны, а даже милы, конечно, если видеть их не шныряющими по кухне, а, скажем, лицезреть на лаковой картинке.
        Шорох повторился.

«Нет, это не мыши,- сообразила напряженно прислушивавшаяся Вера.- Мыши так не шумят. Они скребутся, а тут скорее шарканье, словно некое существо бродит по квартире. Осторожно, крадучись, будто чего-то опасается».
        Вор?!
        Но чем вору здесь можно поживиться? Разве что «Тошибой». Вот только непонятно, зачем он выбрал столь глухое время. Не проще ли залезть днем? На площадке расположены всего две квартиры. В одной проживает Вера, в другой - пенсионеры-глухари. Во всяком случае, их почти никогда не видно и не слышно. Щелкнет замок, скрипнет дверь - и все. Иной раз думаешь: не призраки ли в ней обитают? А сама Вера в будние дни бывает в квартире обычно во второй половине дня, да и то редко. Чаще всего только ночует. Правда, последние два дня она вообще отсутствовала. Может быть, это обстоятельство и привлекло грабителя?
        Да, собственно, какая разница, почему он выбрал столь неподходящее время? Главное сейчас - избавиться от него. Или хотя бы благополучно переждать. Заберет
«Тошибу» и исчезнет. А если она поднимет крик, то вор, чего доброго, ударит ее ножом, ведь он, скорее всего, вооружен. А если и не вооружен, то уж наверняка сильнее ее, девицы. Придушит подушкой, и привет! Никто даже не спохватится, что она отсутствует. Да и где, собственно, отсутствует? В редакции считают, что она в дурдоме, а в дурдоме… Но Вера не успела сообразить, как считают в дурдоме, потому что шорох повторился. Мало того, звук, похоже, приблизился. Кто-то стоял за дверью ее крохотной спаленки.

«А если это все-таки не вор?- содрогаясь, соображала Вера.- Если это маньяк-насильник?»
        Историй о маньяках она слышала бесчисленное множество. В последние годы эта тема стала весьма популярной в средствах массовой информации, а значит, и в народе. Не проходило и дня, когда бы по телевизору не демонстрировался сюжет о новом извращенце. Имена Чикатило, Муханкин, Сливко стали нарицательными. На днях, например, показали некоего отвратного типа, окрещенного Битцевским маньяком, поскольку он развернул свою деятельность в одноименном парке. Кроме уничтожения женского населения столицы, этот тип увлекался еще и шахматами и поставил для себя норму убить шестьдесят четыре человека, по количеству фигур на доске. Шестьдесят три жертвы уже имелись на его счету. Осталась лишь одна, но тут его поймали. Так, во всяком случае, сообщалось.
        У Веры сей факт в голове не укладывался. Как подобное вообще понимать? Разве люди - это шахматные фигурки? Бездумно сшиб одну, а погиб человек - вместилище целой вселенной. Девушка не без основания считала: чем чаще об этих нелюдях толкуют, тем больше их становится. Дурной пример, как известно, заразителен.
        Правда, в последнее время в Сорочинске о маньяках что-то не слыхивали. Давным-давно один тип нападал на девиц в лифтах. Так его поймали. Конечно, и кроме «лифтера», имелись извращенцы, но о тех не велось столько разговоров. Даже про двух уродов, убивавших проституток в целях, как они утверждали, очищения общества от порока, почти не толковали. Привыкли, наверное.
        Но маньяки, как известно, в чужие квартиры не забираются, предпочитая работать на темных улицах, в подворотнях, парках и лесополосах.
        Вера вспомнила про этот факт и чуть успокоилась. Но кто же тогда стоит за дверью?
        Как уже отмечалось, в последнее время характер девушки несколько изменился. Она стала намного смелее, даже отчаяннее. Однако не настолько, чтобы отворить дверь перед неизвестностью. На подобные действия ее решимости пока еще не хватало. Поэтому оставалось лишь ждать, хотя душа у нашей героини ушла в пятки.
        Тут ей показалось: мрак в комнате стал намного гуще и как бы осязаемее. Даже бледное отражение света уличного фонаря на стене куда-то исчезло. Абсолютная тьма господствовала вокруг, и внезапно Вера скорее ощутила, чем увидела: дверь в комнату начала тихо отворяться.
        Стало так страшно, что девушка громко икнула.
        Дверь открывалась столь долго, что Вере казалось: этот акт продолжался не менее получаса. Все это время она не отрывала глаз от разверзавшегося перед ней проема, продолжая непрерывно икать.
        В первый момент Вера ничего не узрела. Мрак и мрак. Постепенно на фоне тьмы стала вырисовываться фигура, еще более темная, чем все вокруг. Но что это? В дверном проеме находился не человек? Нет, все же перед ней была человеческая фигура, только маленькая.
        Ребенок?! Да, похоже. Или карлик? Одно из двух: либо то, либо это.
        Существо стояло неподвижно, и Вере казалось, смотрело на нее.
        - Ты кто?- наконец нашла в себе силы произнести девушка. Как ей удалось выдавить из себя эти слова, вряд ли станет когда-либо известно.
        Существо продолжало молчать и все так же неподвижно занимало свой пост.
        Вера начала понемногу осваиваться. Конечно, это ребенок. Каким образом он попал в ее квартиру? Этот вопрос пока что не поддавался разумному объяснению, однако и на него можно отыскать ответ. Допустим, в ее отсутствие в дом залез беспризорник… Или, входя сегодня в квартиру, Вера от радости, что наконец вернулась домой, толком не затворила за собой дверь, и бездомный малютка, спасавшийся от дождя в подъезде, поднялся на второй этаж, увидел, что дверь не закрыта, и проник внутрь.
        - Говори, кто ты? Как попал ко мне?!- На этот раз Вера произнесла свои вопросы погромче.
        Силуэт малютки шевельнулся, и ребенок (если это был ребенок) непонятно каким образом переместился к окну. Он даже не подошел, а словно сделал неуловимый прыжок, и теперь в тусклом сиянии, льющемся из окна, Вера смогла разглядеть его получше. Перед ней стоял негритенок, одетый лишь в короткие штанишки на помочах.
        Вера от изумления разинула рот, забыв на минутку о страхе. Ничего подобного она никак не ожидала. Живой негритенок, одетый столь легко, словно он явился сюда с Берега Слоновой Кости. Абсолютно черный. И лицо, и руки… А одет-то! И это в такой холод. Да как же подобное возможно? Откуда он взялся? Прямиком из Африки приехал, что ли? Или местный? Сейчас смешанные браки - не редкость. В городе учились и учатся ребята из Анголы, Габона, Камеруна… Сделал такой анголец какой-нибудь дурочке мальчонку и уехал назад, на свой Черный континент. А она с горя померла. Вот и стал ребенок сиротой при живом-то отце.
        Вера вспомнила телепередачу «Жди меня». В ней присутствуют Маша Шукшина и этот, как его, благообразный такой, Квашой как будто зовут… Нужно написать туда. Пускай всему миру расскажут, какие безобразия творятся на свете. Может, и отца разыщут… А пока что ребенок может пожить у нее. Места хватит. Эти бессвязные мысли клубились в Вериной головке до тех пор, пока существо не заговорило.
        - Госпожа,- неожиданно произнес мальчик. Голос у него был какой-то странный. Словно жестяной.
        - Кто госпожа?- изумилась Вера.
        - Госпожа, зачем ты нас покинула?- продолжил ребенок, словно не слыша Вериного вопроса.

«Кошмар какой»,- ужаснулась Вера. Этот малютка, видать, никакой не беспризорник, а беглый раб. Она слышала о подобных случаях. Богатенькие нынче изгаляются как только могут. Крокодилов дома держат, львов, даже жирафов. Почему бы не завести негритенка в качестве прислуги. Даже и не прислуги, а скорее диковинки. Вроде как бесшерстный котенок. Только котенком нынче никого не удивишь, а вот живым негритенком пока что можно. И выдрессировали его, конечно же, соответствующим образом. Хозяйку он должен называть не иначе как госпожой. А та: «Эй, раб, подай то, принеси это!» А может, и по имени кличет. Али там или М’Бвана, а может, просто Джонни.
        - Тебя как зовут, малыш?- спросила Вера.
        - Госпожа, вернись,- продолжал канючить малютка, не обращая внимания на вопросы девушки.
        - Да кто тут госпожа?!- неожиданно разозлилась Вера.- Не я же, в конце концов!
        Тут ребенок сдвинулся чуть в сторону, луч уличного фонаря осветил его лицо, и Вера с ужасом увидела, что перед ней никакой не негритенок и что у ребенка отсутствует нос.
        Но еще больший ужас охватил ее, когда она услышала:
        - Госпожа, это я. Позвольте представиться. Баронесса Амалия фон Торн.
        На этот раз голос как будто не исходил изо рта конкретной личности, а шел словно отовсюду.
        - Меня послали,- заявил безносый ребенок.- Они послали. Они без тебя не могут. Им плохо.
        - А вот я без них прекрасно обхожусь,- сообщил голос.- Мне сейчас хорошо. Давно так хорошо не было.
        - Зачем тебе эта дура?- толковал безносый.- Возвращайся назад. Правь нами.

«Дура - это, кажется, я»,- догадалась Вера.
        - Может, она и дура,- отозвался голос.- Но только она - единственная, кто за последние сто лет пришел к склепу и попросил о помощи и при этом сделал все, как надо. И поэтому я ей помогу!

«О какой это помощи она толкует?- недоумевала Вера.- И вообще, кто она такая?!
        И тут вдруг стали происходить еще большие чудеса. Внезапно Вера почувствовала ни с чем не сравнимую легкость, словно с души спал тяжелый груз. Подобную легкость она ощущала только в детстве, по большим праздникам, обычно возле елки, горящей разноцветными огоньками, да еще на Пасху, когда с колокольни стоявшей неподалеку церквушки раздавался торжественный и печальный благовест.
        И тут Вера вспомнила! Вспомнила она, что случилось несколько дней назад. Стояла точно такая же погода. Лил дождь, свистел ветер. Она лежала без сна, но в каком-то полузабытьи, вся в грезах. Мечтала о муже… Потом вспомнила страшные истории, которые возле фамильного склепа фон Торнов им рассказывала Катюшка Бурдымагина. И вот решилась пойти на старое кладбище.
        Тут же в памяти всплыли детали похода. Свет фонаря… мокрая трава… черный постамент, на котором возвышался вот этот мальчишка в коротких штанишках. Носа на его лице действительно не имелось. Видимо, отбили в стародавние времена. Потом был склеп… Она стояла голой на плащ-палатке, но ступни все равно ощущали холод… Могильный холод! Потом заклинание… злобный хохот… Удар! И все! Дальше провал в памяти.
        Увлеченная воспоминаниями, Вера не замечала, что в ее крошечной комнатушке произошли новые метаморфозы. Вся она наполнилась едва заметным голубовато-белым сиянием. И в его призрачном свете посреди комнаты возник бледный призрак. Он стал густеть и вскоре превратился в высокую стройную девушку, выглядевшую вполне реально. Насколько можно различить в полумраке, она была смуглой брюнеткой с длинными волнистыми волосами. Одета гостья с того света была в темное, скорее всего, черное длинное приталенное платье из кисеи и кружев. Лицо ее не казалось ни злым, ни жестоким, а лишь выглядело безжизненно-ледяным, словно маска Снежной королевы.
        - Ступай назад,- приказала баронесса безносому малютке.- И скажи всем: они скоро понадобятся. Собственно, кое-кого я уже использовала, но настанет день…- она хмыкнула,- настанет день и для других. Так что готовьтесь.
        Ребенок повернулся, зашаркал ногами, как глубокий старик, вошел в дверной проем и исчез.
        - Что же со мной-то теперь будет?- изумленно произнесла Вера.
        - Не поняла тебя, милая,- отозвалась баронесса Амалия.
        - Да как же?! Я никак не ожидала, что вы вселились в меня. Что подобное вообще возможно.
        - Но ты все выполнила правильно. И заклинание прочитала, и обряд соблюла. Почему бы мне не переместиться в твое тело? Да и знаешь ли… Там так скучно… И если бы даже ты не совсем соблюла обряд или, скажем, перепутала несколько слов в заклинании, я бы все равно пошла тебе навстречу. Главное, что ты пришла в день святого Ерофея. Только в эту ночь я могу вступать в контакт с представителями вашего мира.
        - А сегодня почему вступили?
        - Так ведь контакт установлен. Поэтому с тобой я теперь могу общаться постоянно. А ты разве этого не хочешь?
        Вера потупилась.
        - Ну же, отвечай!
        - Хочу, наверное. Только это как-то удивительно.
        - Почему удивительно? Ты попросила, я не отказала.
        - Да я не об этом. Я, по правде говоря, никогда не верила в то, что существует потусторонний мир. Считала это россказнями.
        - А теперь веришь?
        - Приходится.
        - Да! Факты - упрямая вещь,- усмехнулась баронесса.- Так, кажется, сейчас говорят?
        - А вы откуда знаете современный лексикон?
        - Да как же, Верочка - позволь, я буду звать тебя именно так,- я хоть и на кладбище проживаю, а с людьми все равно общаюсь. Только невидимкой. В контакт могу вступить лишь в особых случаях, вот как с тобой. И тебя я помню. Ты возле жилища моего с девочками раньше часто играла и болтала о пустяках. И была среди вас такая полная девочка…
        - Катя Бурдымагина.
        - Да, Катя. Она тебя и научила, как со мной связь установить. Я помню, все помню…
        - Почему же вы пребываете на кладбище, а не…- Тут Вера запнулась, не зная, как обозначить иные места обитания умерших.
        - Не все удостоены,- отозвалась баронесса.- Грехи не пускают. Это наверх, конечно. А вниз… Как тебе сказать, чтобы понятно было. Внизу от нас прибыли никакой, потому что мы сами как бы часть нижнего мира. Вот и толчемся среди живых. Я не одна такая. И другие есть. Мальчишку ты видела… А купца Брыкина слышала,- баронесса засмеялась.- Там, в ресторане, я его в знакомого твоего вселила. Для смеху, конечно. Да и Брыкину повеселее. Часто ли его в этот мир призывают? А то ведь дремлет все время в тине своей. Заплесневел весь. Вот я его немного и подсушила. Да теперь с твоей помощью всех в порядок приведу.
        - С моей помощью?
        - Ну да. А ты против? Но почему? Ведь нам нужно немного. Раз в сто лет выйти из могил, покрасоваться на людях, пошуметь малость… Вспомнить молодость. К тому же ты сама обещала…
        - Что я обещала?
        - Да как же? Или заклинание забыла: «Буду я тебе служить, но и мне чтоб не тужить. И вдвоем с тобою мы повредим другим умы»,- процитировала баронесса.- Умы повреждать мы уже начали. А муженька я тебе добуду. Можешь не сомневаться. Видишь, как возле тебя кавалеры кружиться начали. Твое дело выбирать, а уж я дальше все устрою. Твой бывший, этот Гриша, никуда не годится. Беден, да и женат к тому же. Но если ты желаешь, я и с ним твою жизнь могу устроить. Но стоит ли? Другой молодец - Сабуров. Конечно, посостоятельнее, чем Гриша. Деньжата у него водятся. Но собой страшен. А тебе, насколько я понимаю, нужен красавец. Впрочем, дело хозяйское. И последний. Молчановский. Этот человек довольно опасен, хотя тебе бояться его не стоит. Ты ему понравилась. Однако не спеши. Век его недолог - в этом-то и проблема. Но будут еще и другие. Не торопись, выбирай с оглядкой. А об остальном не беспокойся. Служба твоя никуда не денется. Завтра же сами приползут, на колени встанут, будут упрашивать вернуться.
        - Неужели?!
        - И не сомневайся, милая. Цени себя, тогда и другие ценить будут. Ну да ладно. Мне пора. Скоро первые петухи пропоют. Счастливо оставаться.
        Лицо и фигура баронессы начали бледнеть, расплываться, и вскоре в комнате никого не стало. Дождь по-прежнему барабанил в окно, но Вера этого уже не слышала. Она мирно спала, подложив ладошку под голову.
        Глава 5
        Неожиданные визиты
        и поиски клада
        Солнечный луч, пробившись сквозь забрызганное влагой оконное стекло, коснулся Вериного личика. Девушка зашевелилась и открыла глаза. Ненастье, похоже, только что кончилось. Сквозь неплотно задернутые шторы виднелся клочок голубого неба.
        Вера поспешно соскочила с кровати, побежала на кухню готовить завтрак, но когда поставила на газовую плиту турку, чтобы сварить крепкий кофе, вдруг вспомнила: спешить некуда. На работу она сегодня не идет.
        Вера присела на табурет и задумалась. Чем бы заняться? О ночном визите баронессы она и не вспоминала.
        Неожиданно в дверь позвонили.

«Кого это спозаранку черт несет?» - размышляла Вера, не спеша открывать. От неожиданных визитов она ничего хорошего не ждала.
        Звонок вновь настойчиво затарахтел, и девушка поплелась открывать. Хорошее настроение мигом улетучилось, в душу прокралась тревога. Когда она отворила, от сердца сразу же отлегло. На пороге стоял Молчановский. В руках он держал объемистый пакет.
        - Это я,- сказал он.- Здравствуйте.
        Вера поздоровалась и посторонилась, пропуская его в квартиру.
        - Почему вчера не позвонили?- поинтересовался Виктор.
        - Уж извините… Я очень замаялась. Как только вернулась домой, сразу в ванну. А потом сил вовсе не стало. Сама не заметила, как заснула.
        - Я так и понял. Поэтому, простите, решил сам… Если гора не идет к Магомету…
        - Это меня нужно извинить…
        - Был я вчера в Липках,- не слушая оправданий Веры, стал рассказывать Молчановский.- Выяснял, что же с вами случилось на самом деле.
        - И что?
        - Выяснил… И одежду вашу вот принес. - Как же вам ее отдали?!
        - Пришлось, конечно, приложить усилия. Как говорится, «и лаской, и таской».
        - Это как же понимать? Деньжат, что ли, подкинули кому нужно?
        - Да какая вам разница? Главное - результат. Так вот, хочу сообщить: никаких к вам претензий ни у кого нет.
        - То есть как это нет?! Ведь я оттуда сбежала! Значит, меня должны искать. А с этими дегенератами, которые меня… ну… того… вы встречались?
        - С одним только. Второй… э-э… заболел внезапно.
        - Как это заболел? Чем?
        - Вы его… как бы выразиться помягче, немного травмировали.
        - Травмировала?!
        Молчановский с уважением взглянул на Веру.
        - Я начинаю вами восхищаться. Справились с двумя здоровыми мужиками. Такого ужаса на них навели! Одного даже покалечили… Чуть-чуть.
        Вера недоуменно таращилась на своего гостя. Ни о чем подобном она не помнила. Но Молчановский понял ее взгляд по-своему.
        - Они сами боятся огласки,- продолжил он.- Поэтому шума поднимать не станут. Вроде вас к ним и не привозили. И историю болезни уничтожили, и с теми, кто вас принимал, провели соответствующую беседу. Этот молодой, красивенький… Как там его? Котовский, по-моему. Он, оказывается, племянник главврача. Видать, поэтому и решили все замять. Чтобы, как говорится, сор из избы не выносить.
        - У них претензий нет! А если у меня есть?! Семейственность, понимаешь, развели!
        - Желаете добиться от них отступного?
        - Какого еще отступного?! Я справедливости хочу!
        Вера не на шутку разозлилась. Какие-то негодяи решили воспользоваться ее затруднительным положением и надругаться над ней! Она этого так не оставит!
        - Погодите шуметь,- попытался урезонить ее Молчановский.- Криком ничего не добьетесь. Вы вспомните, с чего все началось?
        - Ну, с чего?
        - А с того, что вы устроили в редакции. Я там, кстати, тоже побывал. Этот ваш главный, Павел Борисович, оказывается, на больничном.
        - Да знаю я!
        - А что вы с ним сотворили, тоже знаете? Чем кончилось это насильственное кормление пирожными?
        - Ну, чем?
        - Челюсть вы ему вывихнули. Вот чем!
        - Велика беда!
        - По-вашему, невелика?
        - А по-вашему?
        - По-моему, тоже, но он зафиксировал этот факт в больнице. Снял побои, как в таких случаях говорят. А потом написал заявление в милицию. Так что на вас заведено уголовное дело.
        Вера перепугалась.
        - Но ведь он сам, сам…- зачастила она.
        - Что сам? Он же на вас не нападал, а как раз наоборот.
        - Как же быть?
        - Я и в милиции побывал,- негромко произнес Молчановский.
        - Ну?
        - Пришлось сунуть кое-кому в зубы.
        - Неужели избить?
        Виктор захохотал:
        - Скажете тоже, избить! Не избить, а дать в лапу.
        - Ага,- поняла Вера.- Взятка!
        - Вроде того.
        - И теперь меня не арестуют?
        - Дело вроде приостановили. Но этот ваш Павел Борисович может полезть в бутылку и потребовать его возобновления. У него влиятельные родственники, и если они надавят, делу, скорее всего, дадут ход. Правда, имеется один нюанс. Сама ситуация для Павла Борисовича уж больно невыгодна. Его и так за дурака держат, а тут и вовсе на смех поднимут. Где это видано: какая-то корректорша свернула челюсть здоровому мужику!

«Эге! Он действительно накопал довольно много сведений обо мне и Павле Борисовиче»,- размышляла Вера, внимательно слушая Молчановского.
        - А посему,- продолжал ее гость,- ему могут намекнуть, чтобы не гнал волну и успокоился. Но есть и другие способы воздействия…
        - Это какие же?
        - Ну…- Молчановский почесал нос.- Всякие. Но действенные. Весьма действенные.
        - Скажите, Виктор…- Вера постаралась вспомнить отчество благодетеля,- … легович. Почему это вы так обо мне заботитесь? В дурдом съездили - замяли, в милиции замяли, да еще и в редакции побывали. Зачем это все? И кто вы такой на самом деле?
        - Почему я так интересуюсь вами?- Молчановский слегка смутился.- Да все довольно просто - понравились вы мне.

«Еще один, похоже, в любви объясняется,- изумилась Вера.- Небывалое явление!»
        - Да ведь вы женаты!- вскричала она.
        - Нет, не женат.
        - А говорили обратное.
        - Был. Но мы разошлись.
        - Давно ли?
        - Пару годков назад..
        - Ничего не понимаю! То женат, то не женат… Ну да ладно. А чем вы все-таки занимаетесь?
        - Как вам сказать… То тем, то другим. Всем понемногу.
        - Весьма невнятно.- Вера замолчала, не зная, о чем говорить дальше. Собственно, она ждала от Молчановского продолжения. Ну, нравится она. А дальше? Замуж, что ли, зовет?
        - Если позволите, я на днях еще зайду,- неожиданно заявил Молчановский, словно что-то внезапно вспомнив. Он вскочил со стула и бросился к дверям.
        - Куда же вы?!- недоуменно вскричала Вера.- Мы даже кофе не попили.
        - В другой раз,- на ходу бросил таинственный гость и выскочил за дверь. Через несколько секунд смотревшая в окно Вера увидела: Молчановский поспешно уселся в свой «мерседес» и машина рванула с места.
        Так ничего и не поняв, Вера некоторое время таращилась на пустынный двор, потом, вспомнив, что еще не завтракала, полезла в холодильник. Из запасов имелись только яйца, трехдневный кефир, огрызок сыра и кусок копченой колбасы, лежащей в холодильнике не менее года. Колбаса настолько засохла, что обычный нож ее не брал и возникала мысль о топоре. Хлеб покрылся зеленоватой плесенью. Городская булка хотя и выглядела относительно съедобной, но по своей твердости не уступала колбасе. По сути дела, есть в доме было нечего. Нужно идти в магазин.
        Вера взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Она поспешно оделась и отправилась за покупками.
        Вернувшись из магазина, Вера поставила воду для кофе, потом разрезала булку пополам, щедро намазала ее маслом, положила сверху изрядный ломоть сыра «со слезой», второй бутерброд она соорудила из того же масла и минтаевой икры. Не дожидаясь, пока сварится кофе, она запустила крепкие зубы в один из бутербродов. Жизнь снова заиграла всеми красками. Однако не успела девушка допить кофе и расправиться со снедью, как в дверь снова позвонили. Вера поморщилась и, дожевывая на ходу, пошла открывать.
        Она ожидала вновь увидеть Молчановского, но, к ее удивлению, на пороге стоял обезьяноподобный Сабуров.

«Еще один женишок пожаловал,- с некоторой досадой подумала наша героиня.- А этому, интересно, что нужно?»
        - Не ждала?- стоя в дверях, спросил Сабуров.
        - Откровенно говоря, нет.
        - А в такси чего обещала? Принять в скором времени в качестве гостя.
        - Ну, проходи.
        Сабуров неуклюже, словно медведь, ворочая плечами, прошел следом за Верой на кухню и первым делом, опять же по-медвежьи, смачно втянул носом воздух.
        - Ого, кофеём пахнет!- томно протянул он и сладострастно закатил глаза.
        - Желаешь?
        - Почему нет? И «бутер» можно,- заметил он, узрев на столе остатки завтрака.
        - С чем пришел?- поинтересовалась Вера, с некоторой брезгливостью наблюдая, как мощные челюсти нового гостя перемалывают нежную мякоть булки, а длинный и синий, как у чау-чау, язык слизывает с пунцовых губ крупинки минтаевой икры.

«Почему у него язык-то синий?- размышляла Вера.- Может, он химическим карандашом пользовался? На почте был… Посылку отправлял… Да мало ли…»
        Наконец Сабуров сделал челюстями последнее жевательное движение, чмокнул и с веселой важностью взглянул на Веру.
        - Я пришел сделать тебе официальное предложение,- изрек он.
        - Какое предложение?- не поняла Вера.
        - Как какое?! На предмет брака.
        - Замуж зовешь?
        - Ну да!
        - Ты вроде мне уже намекал на подобную перспективу?- хохотнула Вера.
        - В ресторане, наверное,- догадался Сабуров.- Что-то такое припоминается. Я тогда изрядно набрался.
        - И часто с тобой подобное происходит?
        - Не так чтобы очень. Вернее, совсем редко. Именно с непривычки я и… того.
        - А потом стал себя купцом второй гильдии величать… Господином Брыкиным.
        - Купцом второй гильдии?!- недоверчиво переспросил Сабуров.- Ага. Понятно.
        - Чего тебе понятно?
        - Откуда ноги растут. Помнишь, я тебе в «Савое» рассказывал о кладах?
        - Ну, помню.
        - Так вот, я не все тогда выложил.
        - Не договорил?
        - Точно. Я, понимаешь ли, кладоискатель.
        - В смысле, археолог? Это я знаю.
        - Это основное занятие. А еще клады ищу.
        - Понятно. И находишь?
        - А то! Думаешь, откуда у меня деньги?
        - Не знаю.
        - Вот именно оттуда. Найденное реализую и живу безбедно.
        - Молодец!
        - Так это я все к чему?
        - Ну?
        - К тому, что обеспечен неплохо. Семью сумею прокормить, даже если жена не будет работать.
        - Рада за тебя.
        - Что это ты все «хи» да «ха»? Я с тобой серьезно говорю! И вопрос задал серьезный.
        - Ты мне не рассказал, почему вдруг стал называть себя купцом второй гильдии Брыкиным?- стараясь оттянуть окончательное решение, спросила Вера.
        - Клад я нашел… Клад, который якобы сокрыл этот самый купец. Он был большой скопидом. И родне ничего не оставил. Так жену и детей по миру и пустил. А денег у него имелось в достатке. Так вот, перед смертью он все свое состояние в золотую монету обратил и спрятал ценности подальше от людских глаз. А я нашел!
        - И где же?
        - Где клад нашел? На усадьбе его. А до этого я, конечно, подготовительную работу провел. В архивах копался. Газеты старые листал. Прежде чем клад искать, нужно знать его историю. Кто закопал, когда… Город наш старинный, купеческий… Тут всего в земле нарыть можно. И не только в земле. В старых домах клады прятали на чердаках, в подвалах, в перекрытиях между этажами, под половицами, в подоконниках, печах… Да много еще где.- Сабуров увлекся и, видать, забыл о цели своего визита. Чувствовалось, кладоискательство для него не просто увлечение, а подлинная страсть.
        - И как ты сокровища отыскиваешь? Вручную или у тебя какие-нибудь приборы имеются?- не отставала Вера.
        - Металлоискатель есть. Очень хороший. «Фишер» американский. Способен различать лежащие под землей металлы. Золото и серебро отличит от чугунной сковородки.
        - М-да. Интересно. Я тоже знаю, где клад закопан,- неожиданно для себя заявила Вера.
        - Где же, если не секрет?
        - Тут недалеко. На старом кладбище.
        - Ах да. Ведь неподалеку имеются древние захоронения. Очень может быть, там что-то и спрятано. Только где искать? Кладбище большое.
        - Мне место известно.
        - Чепуха! Не может быть. Если известно, почему сама не выкопала?
        - То есть не то чтобы наверняка известно, а примерно.
        - Ха, примерно!- засмеялся Сабуров.- «Примерно» - это понятие растяжимое.
        - Помню, в детстве девчонки рассказывали… Мы по кладбищу шатались, а там есть памятник один. Ребенок на постаменте стоит. В коротких штанишках… Вот про этого малыша они и толковали. Говорили: куда его ручка указывает, там и клад зарыт.
        Тут Вера внезапно испытала то странное чувство, которое в народе зовется
«дежавю». Ей показалось: все это уже когда-то было. И Сабуров… И рассказ о памятнике… Вот только имелось еще что-то… Что-то чрезвычайно важное, о чем вспомнить она не в силах.
        Вера, как застоявшаяся лошадь, яростно тряхнула головой, словно ожидая, что от толчка все встанет на свои места. Однако воспоминание не желало возвращаться. Только его язычок, за который, казалось, дерни, и все прояснится, мелькал перед внутренним взором.
        - Чушь!- со смаком произнес Сабуров.- Чушь и еще раз чушь! Девчонки рассказывали… Ну и ну! А производишь впечатление умной девушки.
        - Нет, ты послушай. Давным-давно это было. Жил в нашем городе один дворянин, богатый, между прочим, человек. Может быть, даже в этом доме…
        - Что в этом доме?
        - Ну, обитал. Дом-то старый. Так вот, овдовел он, а сынок остался. Совсем маленький ребеночек… Дворянин в нем души не чаял. Через некоторое время дворянин тот вновь женился…
        Вера довольно живописно, добавляя от себя детали, рассказала Сабурову душещипательную историю, суть которой нашим читателям уже известна.
        На лице кладоискателя играла насмешливая улыбка.
        - Так вот, мое условие,- неожиданно заявила Вера.- Найдешь сокровища, которые закопал этот дворянчик, выйду за тебя замуж.
        - Ну, даешь!- изумился Сабуров.- Я - авантюрист, а ты - и подавно! Ничего себе условие!
        - Не хочешь, как хочешь,
        - Да я-то хочу, но есть ли там клад?
        - Вот возьми и проверь.
        - Я бы проверил, но места, где копать, не знаю.
        - А я покажу.
        - Разве что…- В голосе Сабурова звучала неуверенность.- Но это просто так, с кондачка не делается. Возможно, стоит вначале в архивах поработать, установить, так ли обстояло все на самом деле? Короче, нужна основательная подготовка.
        - А я хочу без подготовки. Вот прямо сейчас! Архивы от тебя никуда не денутся. А впереди зима. Зимой копать как-то несподручно. А сейчас, пока снег не лег, можно.
        - Ладно,- сдаваясь, проговорил Сабуров.- Я готов и сейчас. Только мне нужно договориться на работе, ведь у меня занятия после обеда. Потом нужны инструменты: лопаты, веревки, фонари, металлоискатель, наконец. И погода нынче… Вот-вот дождь пойдет. Может, в другой раз?
        - Нет, сегодня!
        - Ладно, как скажешь.
        - Двух часов на сборы тебе достаточно?
        - Вполне.
        - Тогда жду тебя здесь ровно в час.
        - Договорились.
        Сабуров убежал, а Вера осталась одна. Со скуки принялась уплетать купленную в магазине халву. Ей и самой было совершенно непонятно: на кой черт она затеяла эти раскопки? Ясно же: никакого клада в помине нет. А касаемо выхода замуж за Сабурова, так она за этого обезьяноподобного дурака ни в жисть не пойдет. Мало ли, что у него есть деньги. Он урод, и к тому же зануда.
        Зачем тогда морочить ему голову, поинтересовался внутренний голос.
        А так… Из любопытства. Жить нужно просто и весело, желательно одним днем.
        Этот легкомысленный тезис, никогда раньше не приходивший в голову нашей героине, неожиданно засверкал в ее сознании, словно только что открывшаяся путеводная звезда. Ведь действительно, доселе она жила робко, даже с оглядкой, а толку от этого «сиротства» было - с гулькин нос. Зато теперь творит, что в голову придет. И ничего с ней не делается. Только удовольствие получает.
        Не пытаясь даже анализировать, почему так происходит, Вера доела приторно сладкую халву, запила ее молоком, вернулась в комнату и включила телевизор. Показывали какой-то сериал без начала и без конца. Убогие декорации, долженствующие изображать роскошную жизнь, убогие актеры, похожие друг на друга, словно однояйцовые близнецы… На следующем канале было то же самое. И на третьем - тоже… Но сериалы Веру не интересовали. В последнее время ее собственная жизнь очень напоминала мыльную оперу.
        Ровно в час появился Сабуров. На этот раз он пришел не пешком, а приехал на машине - старенькой, нещадно громыхающей «копейке».
        Вышедшая из подъезда Вера с сомнением оглядела драндулет.
        - Сабуров, если верить вашим словам, вы - весьма богатый человек, а ездите на такой дряни,- пренебрежительно заметила она.
        - Дрянь-то дрянь,- согласился кладоискатель,- зато не привлекает внимания. Кто я такой? Простой историк-аспирант с копеечным заработком. Как на меня станут смотреть, если бы я стал разъезжать на дорогой иномарке? Сразу объявятся завистники. Стукнут куда надо. Компетентные органы начнут копать, разнюхают об источнике моего благосостояния. Тогда - вилы! «Посодют»! А так я пролетарий умственного труда. Именно эти граждане и должны разъезжать на подобной рухляди. И никто им слова не скажет. Еще и похвалят с усмешкой: вот, мол, Михал Михалыч, молодой, а уже автовладелец.
        - «Михал Михалыч» - это, надо понимать, вы?- смеясь, спросила Вера.
        - А кто еще? Собственной, так сказать, персоной. И к тому же на «копейку» никто не покусится, а «мерс» или, там, «лексус» непременно угонят. Так что по одежке протягивай ножки. Ну, падай рядом.
        Вера уселась, и «копейка», изрыгая клубы едкого дыма, тронулась.
        - Куда ехать?- спросил Сабуров.
        - Кладбище прямо напротив нас,- сообщила Вера.- По ту сторону шоссе. Только его не видно из-за деревьев. Пешком я бы мигом нашла нужное место, а на машине не знаю, как туда подъехать.
        - Дело поправимое,- спокойно отозвался Сабуров.- Первый сверток наш. Прячем машину в кустах, а дальше - ножками.

«Копейка» не проехала и ста метров, как Сабуров свернул на почти незаметную колею, и скоро капот уткнулся в заросли сирени и акации. Еще пару минут кладоискатель колдовал со своим автотранспортом, стараясь отыскать место понезаметнее. Наконец он констатировал:
        - Приехали.
        Вера вылезла и осмотрелась. Перед ней расстилался заросший кустарником нехоженый пустырь. Сумрачные небеса почти касались земли, но дождя не наблюдалось. Над пустырем резвилась какая-то птичья мелочь, оглашая окрестности довольно мелодичным щебетом. Для конца октября было довольно тепло.
        Сабуров открыл багажник, чертыхаясь, поскольку ветки мешали двигаться, достал оттуда походное снаряжение, вручил Вере лопату с укороченным черенком и пластиковый мешок, сам же набросил на плечи лямки рюкзака, взял длинный, завернутый в старое одеяло сверток, веревку и два больших электрических фонаря.
        - Что в мешке?- полюбопытствовала Вера.
        - Небольшой запас провизии. Чтобы, когда захочется кушать, не пришлось метаться и вопить.
        - А фонари зачем? Сейчас же светло.
        - А через три часа стемнеет. Не волнуйся, пригодятся. Лучше дорогу показывай. Куда топать-то?
        Вера озабоченно огляделась. В этом месте она никогда раньше не была.
        - Кажется, туда,- она махнула рукой вправо.
        - Ищи тропинку, и пошли.
        Еле заметную стежку удалось отыскать не сразу. Она почти заросла полынью, коноплей и иным бурьяном. Длинные стебли диких трав лезли прямо в лицо, путались под ногами… К тому же при каждом движении с них летели семена, попадая в рот, а еще хуже - в глаза. Вера с такой силой махала перед собой лопатой, сшибая полузасохшие стебли, что Сабуров сделал ей предостерегающее замечание.
        Наконец тропинка уперлась в заросшую кустарником невысокую стенку из песчаника, в которой зиял пролом.
        - Нам сюда?- спросил Сабуров.
        Вера пожала плечами:
        - Кажется.
        Они преодолели пролом и оказались на кладбище.
        - Ну, и куда тут идти?
        - Мне кажется, нам нужно двигаться правее,- неуверенно заметила девушка.- Я в этой части, по правде говоря, никогда раньше не бывала.
        - А зря,- сказал Сабуров.- Вокруг много интересного. Видимо, здесь хоронили в двадцатые-тридцатые годы.
        И действительно, по здешним надгробьям можно было изучать начальные этапы истории СССР. Первый же памятник, массивная плита из черного мрамора, свидетельствовал о годах классовой борьбы и революционной нетерпимости. На нем было начертано:
«Годфрид
        Вильгельмович

…. хер

1892-1936
        Спи спокойно, боевой товарищ, старый испытанный друг. Ты жертвою пал в борьбе роковой!» - Как понимать «….хер»?- полюбопытствовала Вера.
        - Какой-то умелец сколол первые четыре буквы, да так, что фамилию невозможно разобрать,- отозвался Сабуров.- Видать, шибко ненавидел этого самого «хера», раз и после смерти ему покоя не давал.
        - Тут что-то написано на плите… Кирпичом или мелом… Только буквы почти не разобрать. Давненько, видать, надпись сделана.
        - Ну-ка, дай я.- Сабуров наклонился над плитой.- «Враг народа»,- громко произнес он.
        - Какой же он враг, если умер своей смертью?- недоуменно спросила Вера.- Или, может, не своей. В эпитафии строки: «Ты жертвою пал…» Может, его убили враги?
        - Да какие там враги! Умер человек, должно быть, от воспаления легких или попал под трамвай. А через год всех его знакомых и друзей замели в НКВД как агентов империалистических разведок. Те давай колоться, чтобы себя выгородить: «Да, вредили, шпионили… А возглавлял преступную сеть Годфрид Вильгельмович Шума… хер… Или Липа… хер. Словом, хер! Был он немцем и посему, не щадя живота, работал на германскую разведку». Какой-то исполненный рвения «доброжелатель» приперся сюда с молотком и зубилом и сколол первые четыре буквы, а в придачу выдал «истинную» характеристику покойнику, написав на плите роковые слова.
        Но Веру уже не интересовал Готфрид Вильгельмович. Она стремилась дальше. Теперь ее внимание привлек другой странный обелиск, представлявший собой нечто вроде усеченного с одной стороны металлического куба, метра два высотой, на вершине которого высилась пятиконечная звезда, укрепленная на штыре. Внутри звезды имелись три буквы «КИМ».
        - А это что за танковая башня?- с интересом спросила Вера.
        - А надпись ты прочитала?
        - Еще нет.
        - Ну, так прочти.
        На одной из сторон куба, в центре, электросваркой было выведено:
«Иван Миронович Осадчий

12.7.1917 - 9.3.1934
        Погиб в час дня на строительстве химического гиганта». - «КИМ» означает Коммунистический Интернационал молодежи - так тогда называли комсомол. Ты про комсомол знаешь что-нибудь?
        - Газета есть такая. Называется «Комсомольская правда».
        - А «комсомол» что значит?
        - Чего ты пристал! Организация коммунистическая такая существовала. Для молодежи. Нет разве?
        - Была, была…
        - Видишь, знаю. А парнишка этот… Иван… совсем молодым был. Семнадцать годков еще не стукнуло, а, видишь ты, его работать потянуло. Деваться, видать, было некуда.
        - А может, он идейный? Зря, что ли, комсомольский значок на памятнике.
        - Может, и идейный,- согласилась Вера.- Тут, по-моему, одни идейные лежат.
        Действительно, вокруг не были видно крестов или скорбящих ангелов. Да и солидные надгробия попадались крайне редко. Памятники в основном представляли собой металлические пирамидки, увенчанные звездой, а то и вовсе штанги с приваренными к ним табличками. Что за надписи выведены на табличках, уже было не разобрать, настолько они заржавели.
        - Тоскливое зрелище,- произнес Сабуров.
        - На кладбищах всегда немного тоскливо,- отозвалась Вера.
        - А здесь особенно. Полнейшее запустение. Скорее всего за последние десять лет мы первые посетители этого грустного места. Sic transit…
        - Чего-чего?
        - Sic transit gloria mundi. Это по-латыни… Поговорка. «Так проходит мирская слава».
        - Думаешь, они ощутили на себе славу?
        - Может, минутную, и не все, но некоторые - точно!
        - Ерунда! Какая же это слава! Слава - это у Пушкина, у Толстого… Хотя бы у Маяковского. А эти… Простые работяги, каких миллионы. Меньше ста лет прошло с момента их смерти, а кто о них помнит? Никто! Вон даже имена на памятниках прочитать невозможно. Да их через год после похорон забыли! То ли дело в дореволюционной части кладбища. Вот там монументы так монументы! Даже склепы имеются. Например, склеп баронов фон Торн…
        Тут словно что-то ударило Веру по темечку. Она покачнулась и упала бы, если бы не оперлась рукой о железную оградку.
        - Что с тобой?- скорее удивленно, чем испуганно спросил Сабуров.
        - Голова внезапно закружилась.
        - С чего бы? Сегодня не жарко. А сейчас как себя чувствуешь?
        - Терпимо. Все прошло. Вроде…
        - Так вроде или действительно?
        - Говорю же: прошло! Здесь, наверное, какие-нибудь испарения?
        - Какие еще испарения?!- рассердился Сабуров.- Тут последние захоронения делали перед самой войной. Почти семьдесят лет назад. Может быть, на сегодня достаточно поисков? Все равно это чепуха. Никакого клада здесь нет!
        - Нет, есть!
        - Если есть, то веди меня туда. А то ты даже место толком не знаешь.
        - Еще раз повторяю. Я тут раньше никогда не бывала, поэтому и не ориентируюсь. Знаю только: идти нужно вон в ту сторону.- Вера махнула рукой вправо.- Там есть указатель в виде памятника ребенку. Но сколько туда топать, я не знаю. Шли бы мы от дома пешком, давно бы были на месте.
        Сабуров хмуро кивнул, и Вера устремилась вперед.
        Кладбище местами казалось вполне обитаемо, вернее, посещаемо. Участки, сплошь заросшие кустарником и бурьяном, сменялись относительно ухоженными. Здесь имелись даже не тропки, а дорожки, за некоторыми могилами, вне всякого сомнения, присматривали. Данное обстоятельство удивляло, поскольку сами захоронения были почти столь же давними, как и те, с которыми парочка столкнулась в самом начале. Однако сейчас они не встретили ни единой живой души.
        На этот раз Вера шагала вполне уверенно, и Сабуров приободрился. Минут через пятнадцать они подошли к описанному девушкой памятнику. Малютка в коротких штанишках указывал перстом куда-то вдаль.
        - Любопытно,- заметил Сабуров, с интересом разглядывая необычное надгробие.- Ни имени, ни фамилии не имеется. Интересно, когда его поставили и кому?
        - Я же тебе рассказывала…
        - Приходится верить на слово, хотя вся эта история выглядит весьма сомнительно. Мне кажется, малютка значительно моложе, чем ты утверждаешь. Памятнику от силы лет семьдесят, а то и меньше. При советской власти поставлен. Ты говоришь, он указывает направление, в котором нужно искать?
        Сабуров достал из кармана штормовки компас.
        - Рука направлена точно на запад. И о чем это говорит?
        - Туда и нужно двигаться.
        - Ту-да,- протянул Сабуров.- Но куда?!
        Вера подняла голову и взглянула в лицо ребенка. И тут ее словно обдало жаром. Нос у статуи отсутствовал. Совсем, совсем недавно она видела это лицо. Вот только при других обстоятельствах. Но каких?!
        - Ладно,- сказал Сабуров.- Подчиняюсь твоей воле. Вперед на запад.
        Он развернул сверток, достал металлоискатель - длинную металлическую штангу с кругом на одном конце и упором для руки на другом. Металлоискатель имел дисплей и маленькие наушники. Он засунул наушники в уши и двинулся вперед, водя перед собой кругом. Уже через пару минут Сабуров нагнулся и, покопавшись в земле, извлек привычный советский пятак с датой выпуска: «1961 год».
        - Первая находка,- усмехаясь, сообщил он, протягивая Вере монету.- Возьми на счастье.
        - Всегда рада подарку от души!..- в тон ему отозвалась девушка.- Значит, мы на правильном пути.
        - Если дело и дальше так пойдет - мы скоро разбогатеем,- сказал Сабуров.
        Они медленно продвигались в западном направлении, огибая могилы, спотыкаясь о безымянные холмики и торчащие из земли ржавые куски металла. То и дело Сабуров сверялся с компасом, стараясь не сбиться с курса. Очень скоро кладоискатели наткнулись на довольно глубокую яму с оплывшими краями.
        - Могилу, что ли, раскопали?- недоуменно произнес Сабуров.- Интересно, с какой целью?
        - Да не могила это…- отозвалась Вера, удивляясь несообразительности своего компаньона.
        - А что же?
        - Клад искали. Вон еще одна яма!
        - Может, и так,- согласился Сабуров.
        Он остановился, положил металлоискатель на траву и осмотрелся. Место, на которое они вышли, представляло собой небольшую полянку, заросшую по краям шиповником. Кусты были сплошь усеяны мелкими темно-красными ягодами. Слева стояли три огромных голубых креста, справа - обелиск в виде обломка античной колонны из серого ноздреватого камня с едва разборчивой надписью на нем.
        - Вдова коллежского регистратора здесь лежит,- сообщил Сабуров, с трудом прочитав надпись.
        - В каком году ее схоронили?- спросила Вера
        - В 1894-м. Ну, что дальше-то делать?
        - Искать!
        - Прямо здесь?
        - А где же еще? Ведь в этом месте уже копали…
        - То-то и оно. Копать-то копали, да ничего не нашли.
        - Откуда ты знаешь?
        - Так видно же. Сколько тут ям? Пять. Все глубокие…
        - И какой же из этого факта вывод? При чем тут их глубина?
        - Если бы что-либо нашли, ямы бы засыпали.
        - Не совсем понятно, почему, но допустим. Нам-то кто мешает начать поиски?
        - Так нет же здесь ничего.
        - Да почему?! Может, те, кто искали до нас, просто не докопались. Они когда тут рыли? Судя по оплывшим ямам и почти незаметным отвалам вынутой земли - давным-давно. Само собой, никакого металлоискателя у них не имелось. А у тебя он есть. Раз уж мы сюда приперлись, кто тебе мешает хотя бы попробовать.
        - Да сколько угодно.
        Сабуров вновь взял в руки прибор, сунул в одно ухо наушник и начал медленно ходить по поляне, водя рамкой по земле. Однако безрезультатно.
        - На какую глубину проникает магнитное поле?- спросила подошедшая Вера.
        - Согласно инструкции - до полутора метров. Но на деле, думаю, поменьше. Но за метр ручаться можно.
        - А если клад закопан глубже?…
        - Погоди, погоди!.. Сигнал поменял тон. Видать, что-то есть.
        - Золото?!
        - Далось тебе это золото! Дисплей показывает серебро. Видишь, написано «silver». Глубина небольшая, сантиметров двадцать, да и сам объект маленький. Скорее всего, монета.
        Вера подняла лопату.
        - Показывай, где копать?
        После пятиминутных поисков на ладони у девушки лежал довольно большой черный кружок.
        - Так и есть, монета,- констатировал Сабуров.- Ну-ка, дай взгляну попристальнее.- Он достал из кармана штормовки маленькую складную лупу.- Рубль
1924 года. Обронили, видать.
        - Сколько он может стоить?- полюбопытствовала Вера.
        - В зависимости от состояния…
        - Хоть примерно?
        - Рублей триста… От силы - пятьсот.
        - Ерунда!- Вера размахнулась, собираясь зашвырнуть монету в кусты.
        - Погоди, погоди, не торопись!- Сабуров перехватил ее руку.- Дай-ка сюда! Пригодится. И потом… Ты мне что обещала?
        - Ну, что?
        - А то! Сказала: найдешь клад, выйду за тебя замуж.
        - А ты разве нашел?
        - А разве нет? Это, по-твоему, что?- Сабуров подбросил монету на ладони.
        - Жалкий рублишко.
        - Экая ты шустрая. Жалкий… Почему же он жалкий? Изготовлен из серебра девятисотой пробы. Это тебе не какая-то там медяшка, а драгметалл, имеющий конкретную ценность, а значит, клад. Так что, мадемуазель, извольте выполнить ваше обещание.
        - Тоже мне клад! Не нужно выдумывать! Клад - это нечто, имеющее весьма солидную стоимость. А никак не рубль.
        - Мы не обговаривали стоимость найденного,- резонно заметил Сабуров.- Я выполнил свою часть договора и нашел ценности, теперь очередь за тобой.
        - Обойдешься! Это никакой не клад. Ищи дальше. Вот когда отыщешь нечто по-настоящему стоящее, тогда и разговаривать будем.
        - Хорошо. Ловлю на слове.
        Сабуров шарил по поляне еще с полчаса. Вера, сидя на одеяле, служившем чехлом для металлоискателя, лениво наблюдала за ним. Ей стало скучно, захотелось есть. Она заглянула в пакет. Там лежали черный хлеб, кружок краковской колбасы, несколько вареных яиц, два плавленых сырка и яблоки. Имелась в пакете и литровая бутылка фанты.

«Запасливый»,- с невольным уважением подумала Вера.
        - Я яблочко возьму?- крикнула она.
        - Можешь брать все, что угодно,- не оборачиваясь, отозвался Сабуров.
        - И колбасу можно?
        - Стоп!- выкрикнул Сабуров.- Есть!
        - Что есть?!- Вера вскочила с одеяла и подбежала к кладоискателю.
        - Не знаю… Кажется, золото. Но тоже немного.
        - Глубина?
        - Десять сантиметров.
        - Это, конечно, не клад, но хоть что-то.
        Вера вновь схватила лопату.
        - Не торопись, не торопись…- повторял Сабуров. Чувствовалось, что он весьма увлечен процессом поисков.- Это, скорее всего, еще одна монета. Но золото и по размерам меньше серебряных рублей. Так что не спеши. Тщательно прощупывай каждый комок.
        - Вот она!- воскликнула Вера. Пальцы девушки сжимали небольшой желтенький кружочек.
        - Червонец,- заключил Сабуров, взяв у Веры монету.- Так, год какой?..- Он вновь извлек лупу.- 1896-й. Ого! Это даже не червонец, а империал. Вот и надпись соответствующая имеется.
        - Что такое «империал»?- поинтересовалась Вера.
        - Тоже якобы десятирублевая монета, только несколько большего веса, чем обычный червонец. И реальная ее стоимость не десять рублей, а пятнадцать. Весьма редкая!
        - Сколько стоит?
        - Все-то тебе: «стоит»! Дорогая, можешь не сомневаться!
        - Ну, сколько?!
        - Так навскидку не скажу. Тысяч пять как минимум. Это по каталогу… Но на деле значительно больше.
        - Тысяч пять - это рублей?
        - Баксов.
        - Долларов?! Ничего себе! А ты говорил: «Зря пришли, зря пришли!..»
        - Таких бы монеток еще штук двадцать, и можно не работать.
        - Но как она тут очутилась? Тоже, думаешь, кто-нибудь обронил?
        - Сомневаюсь. Золото не роняют.- Сабуров задумчиво посмотрел на Веру.- Я вот что думаю. Возможно, клад действительно существовал. Но!..- Он упер грязный палец в пасмурные небеса.- Его кто-то уже нашел. Причем, судя по всему, довольно давно. Вот тогда монету и потеряли.
        - А если клад так никто и не нашел?- возразила Вера.- Ты обрати внимание на год. 1896-й. То есть монета отчеканена в самом конце девятнадцатого века, а клад закопан значительно раньше.
        - Да откуда ты это знаешь?!
        - Уж знаю.
        - Ерунда! Если клад действительно существовал, то эта монета как раз из него. Двух мнений тут быть не может. Империалы были изъяты из обращения и заменены обычными червонцами. Поэтому их либо специально приберегали на черный день либо…
        - Ну?!
        - Либо хранили как сувенир. В карманах, уж поверь мне, просто так не таскали.
        - Нужно искать дальше!- заявила Вера.
        - Да я и так всю эту поляну прощупал.
        - Полезай в ямы.
        - Для чего?
        - А если у тех, кто здесь копал, не хватило терпения и клад закопан глубже, чем они предполагали? Ведь прибора, чтобы определить, есть ли там что-нибудь, у них не имелось.
        - Чушь!
        - А ты попробуй. Сам же говорил: металлоискатель находит зарытый объект на глубине полутора метров. И ямы такой же глубины. Полтора да полтора, будет три. Глубже, я думаю, клады не прячут.
        - Может, ты и права,- задумчиво произнес Сабуров.- Только я устал. И есть хочется.
        - Так перекуси. Спешить-то некуда.
        - Но уже начинает темнеть.
        - У тебя есть фонарь.
        - Я не понимаю, к чему такая спешка. Есть ли там клад, нет ли его… Все это можно узнать и завтра. Придем сюда с утра…
        - Нет, только сегодня!
        - Но почему?!
        - Не спрашивай. Я так решила.
        - Боишься, выкопаю без тебя? Клянусь, завтра спозаранку я заезжаю за тобой, мы едем сюда и продолжаем раскопки.
        - И спорить не желаю. Сегодня мы должны поставить в этом деле точку.
        Вера и сама не понимала причины своего упрямства. Что ей мешало согласиться с доводами Сабурова? Они были вполне справедливы. Возможно, раньше она бы так и поступила. Однако в последнее время с характером девушки что-то произошло. Упрямства добавилось, а здравый смысл куда-то исчез.
        - Ладно, я согласен,- без особого восторга сказал Сабуров.- Только сначала нужно перекусить.
        Почти совсем стемнело, только на западе виднелось малиновое пятно заката. Похолодало, стал накрапывать мелкий дождик, однако кладоискателям он был не помехой. Вера накрылась уже знакомой читателям плащ-палаткой, Сабуров поднял капюшон штормовки. Оба жевали колбасу и запивали ее горячим кофе.
        - Хорошо,- мечтательно произнесла девушка.
        - Чего уж тут хорошего?- недовольно отозвался Сабуров.- Дождь вот-вот перейдет в снег. Холодина такая!
        - А ты шевелись, шевелись…
        - Нет, погоди. Почему тебе тут нравится?
        - Да очень все просто. Вот я сижу под брезентом. Здесь сухо, относительно тепло, водичка на голову не каплет. А вокруг бушует природа. Дождь, ветер, гром, молнии…
        - Зачем выдумывать, никакого грома не слышно. А вообще, пусти к себе погреться.
        - Экий ты шустрый. Пусти погреться! Найдешь клад, тогда и пущу. А пока лезь в яму.
        - Пусти, пусти…
        Сабуров бесцеремонно залез под плащ-палатку.
        - Грабли свои убери!- рявкнула Вера.- Коли залез, так сиди спокойно. Ручонки не распускай. Такого уговора у нас не было.
        - Может, домой поедем?- просительно произнес Сабуров.- Завтра продолжим.
        - Иди ищи!
        Сабуров вылез из-под плащ-палатки, поднял металлоискатель и побрел к первой яме. Вера тоже поднялась и встала на ее краю.
        - Тут банки какие-то ржавые валяются, а кроме них, ничего, а ты коли уж встала, то хоть полезное дело выполни. Бери фонарь, свети вниз, мне под ноги.
        Через час большинство ям было обследовано. Среди сделанных находок имелись: сломанная лопата, металлическая кружка, обрывок колючей проволоки, ржавый штык от русской трехлинейки и, наконец, громадный эмалированный ночной горшок, дно которого под действием коррозии превратилось в сито.
        - Пусто,- скептически произнес кладоискатель, вылезая из ямы.
        - Осталась последняя,- сказала Вера.- Проверь ее, и уходим.
        - Ну, ладно.
        Сабуров спрыгнул. Последняя яма оказалась самой глубокой. Историк скрылся в ней с головой. Через минуту он испуганно воскликнул:
        - Ой! Вот черт!..
        - Что такое?!
        - Посвети сюда. Да это кости человеческие…- Из ямы высунулась рука, которая сжимала череп.
        - Фу, гадость! Могила, наверное, чья-нибудь. Ладно, пошуруй своей штуковиной для очистки совести.
        И тут Вера явственно услышала: наушник, висевший на шее Сабурова, взвыл совсем в иной тональности, чем прежде.
        - Есть!- сдавленно произнес Сабуров.
        - Что есть?
        - Похоже, золото. И много!
        - Глубоко?
        - С метр. Тащи лопату.
        Из ямы полетели комья земли. Вскоре послышался глухой звук, словно лопата ударилась о нечто деревянное. Вера встала на колени и нагнулась над ямой. В ярком свете фонаря она увидела: Сабуров ковыряет концом лопаты, как ей показалось, плиту.
        - Это что?
        - Не знаю. Доски какие-то.
        - Ящик?
        - Может, ящик, может, гроб.
        - Вскрывай.
        - Неудобно лопатой. Там у меня в рюкзаке ломик короткий был. Типа монтировки. Принеси, пожалуйста.
        Вера исполнила требуемое и вновь нагнулась над ямой. Ломик вошел в трухлявое дерево, как нож в масло. Довольно быстро Сабуров расковырял его и отодрал кусок доски.
        - Гроб,- произнес он.
        Это Вера видела и сама. Луч высветил грязно-желтые кости, едва укрытые какими-то заскорузлыми тряпками. Сабуров продолжал рыться в тлене.
        - Нашел?!
        - Здесь только кости…
        - А золото?
        - Видать, спрятано под мертвецом. Нужно сначала извлечь останки, а уж потом копать дальше. Интересно, кто здесь захоронен? Ни памятника, ни даже скромного крестика.
        - Какие уж тут крестики. Могилка-то давным-давно порушена. А может, и не было тут никогда ни креста, ни обелиска.
        - Как это не было?
        - Да очень просто. Ты мой рассказ помнишь? Мачеха отравила ребенка, а муж ее того… прикончил и закопал неведомо где. А клад рядом спрятал. Так вот, это, скорее всего, она!
        - Не может быть!
        - Я наверняка не утверждаю, но очень, очень похоже.
        - Ладно, какая нам разница. Золото мы все равно нашли.
        - Ты еще до него не добрался.
        - Не волнуйся, доберусь. Сейчас косточки этой… или этого уберу, и золото наше. Ты свети как следует, а не води фонарем из стороны в сторону.
        - А может, тебе помочь?
        - Будешь хорошо светить, этим и поможешь. Вдвоем тут не развернуться.
        Сабуров сноровисто взялся за дело. Чувствовалось: он хочет как можно быстрее добраться до сокровищ. Кости и обломки гроба кладоискатель аккуратно складывал на краю ямы. Наконец пространство было очищено.
        - Щуп принеси,- скомандовал Сабуров Вере,- рядом с рюкзаком лежит.
        Вера помнила: он нес с собой длинный и тонкий металлический прут; недоумевала, для чего он, но забыла спросить. Теперь назначение прута выяснилось.
        Сабуров взял прут и стал методично, на равных расстояниях, вонзать его в дно могилы. Скоро Вера услышала характерный скрежет металла о металл.
        - Вот он,- прошептал кладоискатель.- Кажется, есть.
        - Так вырой.
        - Устал я чего-то,- неожиданно сообщил Сабуров.- Передохнуть хочу, кофейку испить…
        - Да потом напьешься. Успеется.
        - Нет, не успеется. Сейчас…
        Он вылез из ямы и направился туда, где на одеяле лежали продукты. Вытащил термос. Налил себе кофе. Потом достал хлеб, очистил яйцо…
        - Я не понимаю…- недовольно произнесла Вера.
        - Чего тут непонятного,- отозвался Сабуров.- Мужчина проголодался.
        Поскольку рот у кладоискателя оказался набит, Вера расслышала лишь: «жчи… ло…»
        - Какое еще жучило?!- разъярилась она.- Ты, что ли, это самое жучило? Нашел время для самокритики.
        - Идет кто-то,- прожевав, сообщил Сабуров, вовсе не обратив внимания на ее слова.
        - Где идет?! Кто?!
        - Да вон…- Он указал пальцем в том направлении, откуда они пришли.- Кого, интересно, сюда принесло в такое время?
        - Он не идет, а стоит,- возразила Вера.- Эй ты! Чего тебе надо?!- Она направила на неизвестного фонарь.
        Силуэт стал более различим, но все равно он был словно окутан дымкой. Ни четких контуров тела, ни лица было не видно.
        - Призрак,- предположил Сабуров. Он произнес это как будто иронически, однако в голосе его слышалась тревога.
        - Кончай ерунду молоть. И так страшно,- шепотом одернула кладоискателя Вера.
        - Эй, ты кто?! Почему молчишь?!- вновь крикнула она.
        - Иди сюда,- произнес Сабуров.
        Стоило ему позвать незнакомца, как тот действительно несколько приблизился. Причем он не подошел, а как бы переместился мгновенным скачком.
        - Точно, призрак,- прошептал Сабуров.- А я думал, их не бывает.
        Теперь, при свете фонаря, стало видно, что перед ними стоит немолодой мужчина, облаченный в нечто неопределенного цвета и формы.
        - Ты зачем сюда пожаловал?- неожиданно раздался его вопрос. Голос, казалось, исходил из пустой бочки, настолько он был глух и неразборчив. К тому же существо обращалось лишь к одному Сабурову.
        - А кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы?- не растерялся тот.
        - Купец второй гильдии Брыкин,- отозвалась тварь.- Да ведь мы с тобой знакомы. Зовут тебя Мишкой. Золото ищешь. Клады! И сюда за сим пожаловал. Вон и могилку раскопал. Знаю я, что в той могилке спрятано.
        - Ты - Брыкин?!- изумился Сабуров.
        - Ага, я. Ты мое золотишко прибрал. Уж ведаю. Мне не жалко. Вот только мог бы и поблагодарить. А то пользуешься, а даже свечку за упокой раба Божьего Тимофея Петрова, сына Брыкина, в церкви не поставил. Нехорошо, Миша. Нехорошо!
        - Так я же не знал…
        - А нужно было знать. Золото мое положено с наговором. Кто найдет его, тот должен меня отмолить у Господа.
        - Как отмолить?
        - А так. Сорокоуст отслужить в церкви, сорокоустную свечу положенный срок жечь, молитвы дома сорок дней перед иконой Богородицы с земными поклонами бить. Эй, погодь! Да ты сам крещен ли?
        - Бабушка в детстве крестила…- неуверенно произнес Сабуров.
        - А чего же на тебе креста нет? Обронил небось? Или специально снял, на худое дело собравшись?
        - Обронил.
        - Не лги! Не носишь ты креста пречистого. И я так же вот, как ты, не всегда надевывал. Иной раз - пренебрегал. Сниму, когда с бабой-то или в бане, а потом надеть позабываю.
        - Я буду… буду носить.
        - То-то же! Смотри, сделай, как я сказал, а не то пожалеешь.
        - И для меня сделай,- раздался тоненький голосок позади кладоискателей. Они обернулись. Совсем рядом стояла тоненькая фигурка, закутанная в саван. Лица у фигурки не имелось, вместо него оскалился желтый череп.
        - Вы ведь мою могилку сейчас порушили,- пискляво сообщил череп.
        - А ты кто?
        - Я - Марфуша Караулова.
        - Марфуша, значит…- Сабуров, видимо, не знал, что говорить дальше.
        - Ага, Караулова. Это я мальчонку-то, отродье карауловское, загубила. Который вон там закопан.
        - Да, закопан,- услышали наши герои детский голос.- Ты, злая мачеха, меня со свету сжила. И не будет тебе покоя, хоть сорокоуст по тебе читай, хоть тысячеуст. Анафема тебе, злыдня!
        Пелена спала с глаз Веры. Разговор, происходивший возле кровати, тут же всплыл в памяти. Девица Амалия фон Торн! Она вселилась в нее, Веру, и Вера сейчас и есть Амалия. Или все-таки нет? Сон или не сон? А сейчас? Может, и сейчас ей все только снится.
        Вера крепко ущипнула себя за ногу, однако ничего не исчезло. Смутные тени клубились вокруг. И их становилось все больше. Вот появились новые. И еще, еще… Шепот несся со всех сторон. В нем слышались невнятные жалобы, смутные просьбы, неразборчивые проклятия. Наступил час мертвецов.
        - Нужно бежать отсюда,- шепотом произнес Сабуров.
        - Куда бежать?
        - К машине.
        - А клад?
        - Черт с ним. Эти чудища растерзают нас.
        Внезапно посреди поляны вырос столб неяркого бело-голубого пламени. Сквозь белесое свечение проступали очертания чьей-то фигуры.

«Она!- скорее почувствовала, чем увидела Вера.- Баронесса фон Торн».
        - Это еще кто?- в изумлении прошептал Сабуров.
        - Их главная,- сообщила Вера.
        - Да! Я здесь главная!- услышали они голос баронессы.- А все эти… мои подданные.
        Амалия вышла из огненного столба и теперь стояла на его фоне, так что можно было прекрасно различить ее внешность. На ней было то же черное кружевное платье, в котором она явилась к Вере. Но если вчера девушка не очень хорошо разглядела ее черты, то сегодня баронесса предстала перед ней во всем своем великолепии. Это была высокая, стройная до худобы дама со смугло-оливковым удлиненным лицом, темными, видимо, карими глазами и длинными волнистыми, разбросанными по плечам волосами. Она выглядела бы весьма привлекательно, если бы ее не портил презрительно искривленный тонкогубый рот.
        - Не обращай на них внимания.- Слова баронессы предназначались исключительно Вере.- И не бойся их. Ничего они тебе не сделают. Это так… мираж.
        - Но я не одна,- возразила Вера.
        - И ему не сделают.

«Не сделают-то не сделают… Да мало ли что,- подумала Вера.- Вон в ресторане этот захудалый купчишка Брыкин вселился в Сабурова, и тот таких дел натворил…»
        Между тем ночная нечисть все плотнее обступала наших героев. Вера отчетливо видела полупрозрачные фигуры, обезображенные тлением лица, оскаленные челюсти. Несмотря на уверения баронессы, в движении кладбищенских обитателей сквозила явная угроза.
        - Бежим!- неожиданно заорал Сабуров.- Скорее, а то они нас съедят!
        - А он трус, твой-то дружок,- изрекла Амалия.- Я еще в первую нашу встречу, в ресторане, это поняла. А потому он тебе не пара. И клада ему никакого не достанется. Пошел прочь отсюда, негодяй!
        Все смешалось в головах у несчастных гробокопателей. В сумрачном свете, сквозь струи дождя им обоим показалось: нечисть бросилась на них. Перед глазами замелькали спицы огненных колесниц, раздался громовой хохот, и оба наших героя без чувств рухнули на землю.
        Когда Вера пробудилась, она не поняла, где же находится. Воздух ужасно сперт, а лежать жестко и чрезвычайно неудобно. Рядом громко храпел непонятный гражданин. Она отверзла очи и обнаружила, что находится в салоне «копейки». Сиденья были откинуты, и салон машины приспособлен для ночевки. Рядом, укрывшись еще влажной плащ-палаткой (ее плащ-палаткой!), спал Сабуров. Род полуоткрыт, на губах пузырьки слюны. Света в салоне достаточно, хотя окна запотели, и что происходит снаружи, не видно.
        Почему она в машине с малознакомым человеком? Неужели у них что-то было?!
        Вера ощупала себя. Джинсы, хотя и расстегнутые, и свитер были на ней. Нет, непохоже, чтобы она предавалась радостям секса. Тогда почему они вдвоем?
        Вера приподнялась на локте и протерла стекло. Прямо перед ее глазами торчали ветки кустарника.
        И тут она все вспомнила!
        Они с Сабуровым приехали на кладбище искать сокровище. Это обстоятельство четко зафиксировано в сознании. Но вот что случилось потом? Тут память явно давала осечку. Вера прекрасно помнила, как они добирались до места, как Сабуров орудовал металлоискателем… А дальше? Кажется, они нашли какие-то монетки. Потом, копаясь не то в обычной яме, не то в могиле, Сабуров как будто что-то нашел. И тут появились… Кто появился?
        Верина головка отказывалась четко определить: кто же на самом деле предстал перед ними? Неужели действительно существа из потустороннего мира?! Интересно, а Мишка помнит их? Пора будить этого паразита. И так уж они разоспались.
        Вера толкнула Сабурова ногой. Тот зачмокал, зашевелился, но глаз не открыл. Тогда она потрясла Мишку за плечо.
        - А… Что такое?..
        - Вставай, археолог.
        - Где мы?
        - В подземном царстве. Разве не помнишь, как нас туда утащили мертвецы?
        Сабуров, хрустнув костями, сладко потянулся и сел.
        - Мы, выходит, в машине ночевали?- сделал он вполне очевидный вывод.
        - Ясно, в машине! А как мы в нее попали?- спросила Вера.
        - Странный вопрос. Пришли сюда и легли спать. Темно было, да и поздно… Ехать домой - никакого смысла.
        - Ну, ты даешь! Никакого смысла! А валяться на этих пыльных подушках был смысл? Ты хоть помнишь, что случилось?
        - Случилось? А что именно случилось?
        - Ну, как клад искали?
        - Да-да!- оживился Сабуров.- Помню могилу, сгнивший гроб, скелет… А дальше… Ой-ой!..
        - Ну!
        - Даже не знаю, как выразить… Нечисть какая-то явилась.
        - Нечисть?
        - Ну, эти… Призраки!
        - Ты это серьезно?
        - Серьезней не бывает. Ни во что подобное я до сих пор не верил. Но теперь…
        - Что теперь?
        - Приходится поверить.
        - Ты в уме ли, парень? Призраки… Это галлюцинация была.
        - Какая, к черту, галлюцинация. Одна и та же галлюцинация одновременно двум людям явиться не может. Ты ведь тоже их видела?
        - Было что-то такое…
        - Ну, вот. Я и говорю. И я видел, и ты видела… Вообще-то я слышал про подобные вещи. Клады часто заговаривают. Каждый клад охраняет нечистая сила…
        - Понес, понес!..
        - Вот послушай-ка историю. Одна тетка знала, где закопан клад.
        - Откуда она знала?
        - Знала, и все! Только в одиночку идти отрывать его она боялась. Поскольку клад был заколдован.
        Вера захохотала:
        - Ясное дело!
        - Ты не смейся. Я тебе рассказываю, как мне рассказывали. Ведь я не только археологией интересуюсь, но и краеведением. А историю эту слышал от одной бабки. Старушка жила недалеко от того места, где мы работы проводили. Я в ее доме комнату снимал. Вот она мне всякие легенды толковала, а я записывал.
        - Делать тебе нечего.
        - Может быть. Так рассказывать дальше?
        - Валяй.
        - Так вот. Одна она не решалась идти копать. И взяла с собой племянника и его приятеля. Настала ночь, и пошли они в лес.
        - Почему именно ночью?
        - А мы почему ночью?
        - Так получилось.
        - Вот и у них «так получилось». Короче, пришли на место. Там, на бугорке, огонек горит. Это, значит, место указывает. А холодно, дождик идет, ветер свищет…
        - Прямо как у нас.
        - Я про это же и толкую. Только взялись они за лопаты, копать хотели, как вокруг огонька запрыгали, завизжали мертвецы. Ну, тетка вместе с провожатыми со страху так припустила, только пятки засверкали. И про клад забыла.
        - Очень интересный рассказ. Значит, клад там до сих пор и лежит?
        - Выходит, так.
        - Чего же ты его не откопал?
        - Опасался нечистой силы. И как показала сегодняшняя ночь, не зря. Шутки шутками, но вот чего я не понимаю,- после паузы задумчиво произнес Сабуров,- как мы оказались в машине? Последнее, что я помню,- это как нечисть бросилась на нас. И все! Дальше туман.
        - А клад?- спросила Вера.- С ним-то как быть?
        - Да существует ли он на самом деле? Возможно, нечисть использует легенды о сокровищах как приманку. Нет-нет да кто-нибудь пожалует на поиски. Вот тогда она и куражится по полной программе. Ям-то, видела, сколько там накопали.
        - Ты же, кажется, что-то все-таки нашел?
        - Да, конечно. Монетки! Ну-ка взглянем на них еще разок.- Сабуров полез в карман штормовки, но извлек оттуда только серебряный рубль.- А золотой где?- недоуменно произнес он.- Империал?! Ты не брала?
        - Зачем он мне?
        - Странно. Я точно помню: монета лежала в правом кармане, а теперь ее нет. Рубль на месте, а империал отсутствует.
        - Может, обронил, когда в яму лазил?
        - Обронил?- Сабуров внимательно смотрел на Веру. В глазах его светилось подозрение.
        - Да не брала я твой червонец!- воскликнула девушка.- На кой он мне?!
        - На кой… Да, конечно. Но он ведь стоит денег, и немалых.
        - Ах, вон ты какой! А еще замуж зовешь. Нет, дорогой Мишенька, не дождешься. Больно ты жаден.
        - Я жаден?!
        - А разве нет?! Прощай, кладоискатель. Можешь снова сходить к могилке и попытаться отыскать золото. Возможно, и империал свой найдешь. Будь здоров, археолог.- И Вера распахнула дверцу «копейки».
        - Постой, ты куда?!
        Но Вера не стала пояснять направление своего маршрута. С нее было довольно общения с кладоискателем. В качестве будущего мужа он ей явно не подходил.
        Глава 6
        Визит к пострадавшему
        и беседа с баронессой
        Вера шла к своему дому, до которого оказалось вовсе недалеко, и раздумывала: что же делать дальше? Прежде всего необходимо перекусить. Вспомнив о завтраке, она машинально взглянула на часы. Десять. В это время она уже вовсю работала. Кстати, что же делать с работой? Ее нынешнее положение было настолько же неопределенно, насколько и опасно. Она напала на своего начальника, нанесла ему травму. Тот якобы пребывает в больнице, а это чревато уголовным наказанием. Потом она сбежала из дурдома, и хотя имела для этого все основания, но кто ей поверит? Если вернуться туда и сдаться на милость психиатров, к чему это приведет?

«За два-три месяца лечения ты полностью опустишься,- сообщил внутренний голос. - Превратишься в подобие Людки или Жабы. Растеряешь всю свою привлекательность. Растолстеешь или, наоборот, превратишься в щепку».
        Нет, в дурдом возвращаться не стоит. Да там, если верить Молчановскому, ее и не разыскивают. Кстати, почему этот тип помогает ей? Говорит: понравилась. Выходит, влюбился. С первого взгляда! Да возможно ли такое в наше время? Весьма сомнительно. И с его семейным положением так ничего и не прояснилось. То говорит, жена уехала, то - они в разводе. И вообще, этот Молчановский - темный тип. Чем он занимается, Вера так и не уяснила, хотя, судя по всему, деньги у него имеются. Да и живет основательно. Она в этом убедилась. И вообще, он очень боек и оборотист. Съездил в психбольницу, узнал, что там и как. Потом, если ему верить, уладил ее дела в милиции… Уладил в милиции… Значит, она может ехать на службу и разузнать, какие меры приняты в ее отношении. Может быть, ей даже разрешат работать. Ведь хороших корректоров нынче днем с огнем не сыщешь. Молчановский говорил: в корректорской сидит какой-то мужчина. Надо думать, ответственный секретарь. Вот ответсек в первую очередь и заинтересован в ее возвращении. Итак, сейчас она перекусит, переоденется и отправится в редакцию. Что называется, сдастся на милость
победителя, а там будь что будет.
        Вот и знакомые двери. Испытывая некоторую робость, Вера вошла внутрь. Здесь все было по-прежнему. Толкались какие-то люди, не то пришедшие подавать объявления, не то принесшие материалы для публикации. Пахло до боли знакомо - бумажной пылью, табачным дымом и мышами. Вера, вдыхая столь привычный аромат, чуть не прослезилась.
        Она толкнулась в секретариат. Закрыто. Осторожно миновав вход в приемную, она отворила дверь в корректорскую. Так и есть, ответсек тут: читает полосы.
        - Здравствуйте, Захар Семенович,- неуверенно произнесла она.
        Ответсек поднял голову, сверкнув блестящей лысиной и линзами очков, и тут же усмехнулся.
        - Ах, это ты,- хмыкнул он.- Государственная преступница явилась сдаваться? Или нет? Или желаешь продолжить террор? Только меня, пожалуйста, не тронь! Умоляю! У меня дети… и внуки тоже. Ведь я тебе ничего не сделал. А виновника своих бед ты уже покарала.
        Тон ответсека был явно ерническим, и в другое время Вера дала бы ему достойную отповедь, однако сейчас она решила вести себя тише воды ниже травы…
        - Я, Захар Семенович, только узнать пришла…
        - Ах, узнать! Что же именно, прелестное дитя?
        - Насчет работы… Как мне быть?
        - Ах, насчет работы!.. Я бы тебя с удовольствием амнистировал, но дело в том, что ты уволена. Поэтому тебе нужно идти к главному.
        - К главному?- переспросила Вера.
        - Да, к Павлу Борисовичу. А он изволит пребывать на больничной койке.
        - Неужели я его так сильно покалечила?
        - На мой взгляд, не особенно, но ты же знаешь нашего шефа. Он раздул факт твоего нападения на него до гомерических размеров. Всем и каждому Павел Борисович твердит: на него напали террористы… или гангстеры, в зависимости от того, кто спрашивает о его самочувствии. Между прочим, никто, кроме сотрудников редакции, даже не знает, кто на него набросился: мужчина или женщина. Не знают даже, сколько всего было нападавших. Городской номенклатуре он толкует, что на него совершено нападение по политическим мотивам, а своим друзьям-коммерсантам - мол, пытался опубликовать весьма откровенную статью об итогах приватизации. Не дали! - Захар Семенович визгливо засмеялся.
        Ответственному секретарю по фамилии Кукиш (уж не удивляйся, читатель, каких только фамилий не встретишь на просторах матушки-России) было лет шестьдесят с большим хвостиком. Похож он был на подслеповатого крота из мультфильма про Дюймовочку. Ни детей, ни тем более внуков (несмотря на его уверения) у Захара Семеновича не имелось, поскольку он был убежденным гомосексуалистом. Однако свою сексуальную ориентацию он не афишировал, как не афишировал и национальность. Хотя и то и другое являлось «секретом Полишинеля». В его советском паспорте, в пятой графе, черным по белому было написано «украинец», однако жители города, те, что постарше, хорошо помнили его отца, заведующего керосиновой лавкой, носившего фамилию Кукес. Над своим низкопоклонством перед начальством он и сам иронизировал, а слабохарактерность выдавал за доброту. В остальном же Захар Семенович был неплохим человеком и весьма опытным газетчиком.
        - Так вот, Вера, если хочешь снова сесть на это место, придется тебе идти к Павлу Борисовичу в больницу и упасть ему в ноги.
        - Никуда я падать не буду,- возразила Вера.
        - Это я фигурально выразился, но на твоем месте упал бы в прямом смысле.
        - За такую зарплату?
        - Не надо, Вера! Чего же ты приперлась, если тебя деньги не устраивают?
        - Где он лежит?- не вдаваясь в объяснения, спросила наша героиня.
        Через пять минут она уже садилась в маршрутку, которая останавливалась как раз напротив роддома №3, где и пребывал страдалец. Этому обстоятельству не стоит удивляться. В данном лечебном учреждении имелся платный стационар, считавшийся лучшим в Сорочинске. В нем лежали не только (и не столько) роженицы, но и вполне зрелые мужчины. Находилась здесь в основном публика, по каким-либо причинам желающая сказаться смертельно больной.
        Пребывать в стенах роддома называлось в среде осведомленных лиц - «лечь на сохранение».
        Вера остановилась перед дверью матового стекла, проход за которую охранял дюжий мужчина в расцвете лет, в белом халате, внимательно изучавший журнал «Playboy».
        - Вы к кому?- спросил мужчина, откладывая журнал.
        - К Величко,- сообщила Вера.
        - Вас ждут?
        Вера несколько замялась, но тут же уверенно кивнула.
        Молодец в белом халате внимательно осмотрел Веру. В ответ та выдала ослепительную улыбку. Улыбка, видимо, удовлетворила молодца, поскольку он нажал какую-то кнопку, и дверь с мягким шорохом распахнулась.
        - Девятая палата, в самом конце коридора,- сообщил страж.
        Вера вновь призывно улыбнулась и проскользнула внутрь.
        Коридор в свете невидимых ламп, чей свет отражался от только что протертого белоснежного кафеля, которым от пола до потолка были выложены стены, сверкал, как пасхальное яичко. Здесь даже запах был не заурядно больничный (смесь ароматов хлорки и прокисшей пшенной каши), а благоухало какими-то цветами, не то сиренью, не то жасмином.
        Вера подошла к шикарной итальянской двери с номером девять и остановилась, словно размышляя, что делать дальше. Однако нерешительность, особенно в последнее время, была несвойственна нашей героине, и поэтому она уверенно толкнула дверь и вошла в палату.
        Никогда в жизни (не считая пребывания в дурдоме) Вера не лежала в больнице, однако хорошо себе представляла убранство больничных палат. Она вспомнила мать, три года назад лечившуюся в онкологии. В палате имелось пять коек, причем одна стояла посередине. На койках пребывали страдалицы. На допотопных тумбочках навалом лежали газеты, замусоленные книги и апельсины. Тут же, у изголовий, сидели посетители. Лица у большинства были исполнены дежурной скорби, однако некоторые страдали всерьез. В палате стоял гул от голосов, но никого это не смущало. Каждый посетитель был замкнут только на своем больном и на других ходоков не обращал никакого внимания.
        Здесь же все выглядело иначе. Павел Борисович возлежал на роскошной двуспальной кровати под верблюжьим одеялом в белоснежном пододеяльнике и, казалось, утомленно дремал. Приглушенно мурлыкал телевизор, под потолком бормотал кондиционер. На полу имелся коврик приятной расцветки, чтобы, значит, ножкам не было зябко, а на изящном столике стояла хрустальная ваза с белыми игольчатыми астрами.
        Комфорт казался полным.
        Услышав звук открывшейся двери, главный редактор отверз очи, но в первый момент Веру не узнал. Он недоуменно сложил ротик сердечком и близоруко уставился на нежданную гостью. Однако очень скоро Павел Борисович распознал в посетительнице ту, по чьей милости он и оказался на больничной койке. Глаза его начали выкатываться из орбит, ротик из сердечка трансформировался в литеру «О», и страдалец хотел уж было завопить благим матом, но подскочившая к кровати Вера нежно прикоснулась к его рту своей ладошкой.
        - Тише,- пропела она.- Тише, дорогой!
        Крик застыл на губах Павла Борисовича. Глаза его выпучились, как у несчастной кошки, которую вешают злые мальчишки, на узком лобике выступили капли пота, крупные, как виноградины сорта «Изабелла».
        - Не нужно кричать,- вкрадчиво произнесла Вера.- Никто вас обижать не собирается. Я здесь не затем, чтобы справляться о вашем здоровье…
        - Вы… Ты… Как ты посмела…
        - Посмела вот.- Вера присела на стул, стоявший в изголовье кровати, и тяжко вздохнула.- Повторяю: я пришла не вымаливать прощения, не склоняться к вашим стопам в надежде на милосердие. Нет! Я пришла не затем!
        Павел Борисович ошеломленно взирал на визитершу.
        - А побеспокоила я вас затем, чтобы объясниться…
        - Чего?!
        - Объясниться в своих чувствах. Дело в том, что я вас люблю.
        Мы уже немного рассказывали о Павле Борисовиче, но говорили в основном о роде его занятий, а вот личной жизни достославного господина Величко пока не касались. А рассказать о ней все же придется. Хотя Павлу Борисовичу стукнуло уже тридцать пять, он до сих пор не был женат. Причины этому имелись следующие. Во-первых, бурная общественная деятельность. Она, конечно же, отнимала порядочно времени. Собрания, заседания, митинги и конференции предполагали отречение от семейного очага. Ну, если и не полностью, то хотя бы частично. А во-вторых, господин Величко был сызмальства подвержен тому, что называется «грехом Онана». Конечно, подавляющая часть рода человеческого занимается тем же, и, слава богу, пока что население Земли не вымерло. Люди растут, женятся, заводят детей… Но Павлуше, как ласково называла его матушка, вполне хватало чувственных отношений с левой рукой. Когда Павлуше стукнул двадцать один год, родители решили его женить. Подобрали невесту, девицу их круга, дочку директорши ювелирного магазина
«Сапфир», черноволосую кривоногую девицу с низким лбом, бледным личиком и носом
«уточкой». И все было уже слажено, однако в последний момент девица бежала, что называется, «из-под венца» с неким не слишком молодым таксистом. Павел не особенно расстроился, однако это обстоятельство, по-видимому, загнанное глубоко в подсознание, действовало на него из этого самого подсознания, заставляя нажимать на пирожные «Наполеон» и еще интенсивнее предаваться пагубной страстишке.
        Тут нужно отметить: дамы сквозь жизнь Павла Борисовича все же проходили. Однако связи эти были совсем необременительны и касались, как правило, подчиненного ему женского персонала. Говоря по-простому, Величко занимался любовью исключительно с собственными секретаршами - конечно, только с теми, которые шли ему навстречу. Это было, в общем-то, приятно (хотя и не шло ни в какое сравнение с мастурбацией), удобно, а главное, подтверждало его мужской статус.
        До сих пор в любви господину Величко еще никто не объяснялся, да он считал, что подобного в природе и не существует. И вот на тебе! Природа оказалась посрамлена.
        - Чего-чего?!- переспросил донельзя изумленный Павел Борисович.
        - И давно,- сообщила Вера.- Еще с первых дней моей работы в редакции.
        - Чего?!!!
        - Почему, Павлуша, ты все время чевокаешь?- очень мягко поинтересовалась Вера. - Девушка тебе в самых сокровенных чувствах признается, а ты «чего да чего?».
        - Ты меня искалечила,- озадаченно произнес Величко. Обращение «Павлуша» пробудило в нем смутные воспоминания о детстве, даче, качелях, с которых он свалился… о маме.
        - Искалечила?- изумилась Вера.- В каком месте, где?
        - Челюсть вывихнула…
        - Может, и вывихнула, но маленько, еле-еле… Ты же сейчас говоришь вполне нормально, разве что несколько косноязычно. А знаешь, почему я на тебя набросилась?
        - Ну, почему?
        - Не выдержала наплыва чувств. Как увидела, так и бросилась…
        Павел Борисович во все глаза смотрел на чересчур активную посетительницу. Он ничего не мог понять. Какая любовь, какие чувства?.. Он разговаривал с этой девицей всего несколько раз в жизни, и никакого интереса она у него не вызывала. Так, неопределенное существо, на которое не стоит обращать внимания. Лишь последнее их общение было экстраординарным. От воспоминаний Величко даже содрогнулся.
        - А ты и не понял,- продолжала изливать душу Вера.
        - Очень даже хорошо понял,- отозвался Павел Борисович.- Никогда со мной ничего подобного не случалось. Напала, как…- Он попытался найти подходящее слово, одновременно и строгое, и такое, на которое нельзя всерьез обидеться.
        - Напала, как львица,- наконец выдал он.
        - От чувств,- сообщила Вера, потупив головку.

«Да она взаправду сумасшедшая,- тревожно подумал Величко.- Не зря ее в психиатрическую больницу увезли. Интересно, как она оттуда выбралась?»
        - Так что же ты желаешь?- осторожно спросил он.
        - Я ничего не желаю!- с горячностью произнесла Вера.- Я только хочу извиниться за свои противоестественные деяния!
        - Ну, допустим, я извиню.
        - А если извинишь, то не гони прочь!
        - Что значит не гони прочь? Это же больница. Здесь посторонним не место.
        - Не гони прочь из своей жизни!
        - С работы, что ли?
        - При чем тут работа?! Я готова находиться рядом с тобой хоть целый день. Причем совершенно бесплатно.
        - Вот этого не нужно!
        - Я умоляю… Я согласна на все! Желаешь, я сию минуту разденусь. Только для тебя!
        В доказательство своих слов Вера расстегнула пальтишко, сбросила его на пол и принялась за блузку.

«Точно, чокнутая!- ужаснулся Величко.- Начнешь ей перечить, сейчас же набросится. Один раз уже было… Поэтому лучше не противоречить».
        Однако он все-таки попытался остановить нашу героиню, которая и не думала прекращать свое занятие.
        - Погоди, как тебя… Кажется, Воропаева. Погоди. Не здесь же.
        Нужно заметить, что больше всего в жизни Павел Борисович любил разглядывать голых женщин. Не важно где: на пляже ли, в сауне, да хотя бы на страницах журналов для мужчин. И теперь он с большим интересом взирал на манипуляции Веры. А та справилась с блузкой и принялась стягивать джинсы.

«А неплоха!- мысленно оценил Верины стати Величко.- Вон груди какие налитые. Эффектная бабенка. Притом сама идет в руки. Любит, говорит… А может, и вправду любит. Ради чего же она сюда приперлась? Разжалобить меня, что ли? И место здесь самое подходящее. Не в кабинете же ее… А тут интимная обстановка, как в гостинице…
        Между тем девушка осталась только в черном белье. Она действительно выглядела сногсшибательно: высокая, длинноногая, светлые волосы рассыпаны по круглым плечам… Ну, вылитая Лорелея!
        Дверь позади скрипнула. Вера услышала «Ой!» и обернулась.
        На пороге стояла секретарша Павла Борисовича с большой картонной коробкой в руке. Изумление на ее лице постепенно сменилось выражением величайшего гнева.
        - Вот как!- воскликнула она и отшвырнула коробку. Крышка отлетела прочь, и ее содержимое - десяток пирожных «Наполеон»,- разлетелось по полу.
        - Ну, ты и сука!- воскликнула секретутка, обращаясь непосредственно к Вере.
        - Погоди, Анжела! Ты не поняла!- завопил Величко, но та не стала ждать продолжения. С воплем «Все я поняла!» она опрометью бросилась вон из палаты.
        - Ну вот…- тоскливо произнес Павел Борисович.- И пирожные рассыпала…
        - Я соберу,- поспешно подобрав коробку, сказала Вера.
        - Не нужно. Тут есть кому собирать. Я попрошу тебя одеться.
        И пока Вера производила с одеждой обратные манипуляции, он внимательно следил за ее телодвижениями.
        Только дома Вера понемногу пришла в себя. Она ничего не могла понять. Что случилось? Ведь она вовсе не желала признаваться Павлу Борисовичу в любви. Более того, никаких иных чувств, кроме неприязненных, она к нему не испытывала. Почему же она повела себя столь странно?
        Величко был вовсе не в ее вкусе. Невысокий, полный… Безвольный подбородок, серо-голубые выпуклые глаза… И на мужика-то нормального не тянет. Так, чучело-мяучило! А замашки-то! Малограмотный, а корчит из себя знатока. Книжек отродясь не читал, в журналистике - полный профан. Очевидных вещей не знает! Она вспомнила Де Сику и Титикаку. Идиот! А она-то, она!.. «Я вас люблю! Жить без вас не могу!» И в придачу стала раздеваться. Вот дура!
        Собственно, ради чего она старалась? Ради того, чтобы ее восстановили на работе? Чепуха! Газеток в городе - не меньше десятка. Где-нибудь да найдется место корректора, тем более ее жалованье - пять тысяч рублей,- не ахти какое великое. Так ради чего эти прыжки и гримасы? Непонятно. Абсолютно непонятно, что на нее нашло!
        И как же теперь вести себя дальше? Ей показалось, Павел Борисович на нее клюнул. Допустим. И что из этого следует? Возьмет он ее опять к себе на работу. А раз она расточала такие авансы, то дальнейшее развитие событий напрашивается само собой. Секретаршу он отставит, а в качестве замены использует ее.
        Она лежала в своей кроватке, уставив раскрытые глаза в потолок. По потолку проносились яркие всполохи света, отражения фар проезжавших по шоссе автомобилей. Такие же бессвязные, отрывочные мысли мелькали в ее головке.
        Что будет дальше? Как же быть?! Ведь ее позор созерцала эта секретутка и расписала его в редакции, скорее всего, сильно преувеличив увиденное. Но, собственно, чего уж тут преувеличивать. Если только выдумать, что она застала корректоршу Воропаеву в постели с главным редактором. И ведь поверят! Что же делать?.. Что делать?!
        - Выйти за него замуж,- вдруг услышала она женский голос, показавшийся смутно знакомым.
        - Кто тут?- Вера вскочила с кровати и заметалась по комнатке.
        - Успокойся, это я.- Голос исходил как бы со всех сторон.
        - Кто ты?!
        - Баронесса Амалия фон Торн.
        Вере стало до того страшно, что она юркнула в кроватку и укрылась одеялом с головой. Полежав некоторое время неподвижно, она выглянула из-под своего укрытия. В комнатке никого не наблюдалось. Если первое общение с баронессой выглядело как сон, да и вчера на кладбище происходящее скорее напоминало мираж, то теперь голос звучал вполне правдоподобно.
        - Ты где?- прошептала она.
        - Можешь не произносить вслух. Я прекрасно тебя слышу.
        - Да где же ты?
        - В тебе.
        - Значит, заклинание подействовало?
        - А ты только сейчас это поняла?
        - Я думала, мне все приснилось.
        - Приснилось?! И на кладбище тоже снилось?
        - Как будто.
        - Не будь дурой. Ты же сама просила… И я общаюсь с тобой не в первый раз.
        - О чем я просила?
        - О замужестве. Ведь тебе этого хочется больше всего на свете. Вот я и помогу.
        - Поможешь! Как?
        - Уж мое дело. Кстати, первый шаг уже сделан.
        - Это в отношении Величко? Но он мне не нравится.
        - Понравится. Из твоего окружения он - самый подходящий человек.
        - Для чего подходящий?
        - Для брака, естественно.
        - Он урод!
        - Не больший, чем все остальные. Очень приятный молодой человек. Отнюдь не юнец. Насколько я понимаю, из приличной семьи. По образу жизни, похоже, состоятельный. Чего тебе еще нужно?
        - Нужно, чтобы нравился.
        - Стерпится - слюбится. Так всегда было, так всегда будет. Лично мне он по душе.
        - А мне нет!
        - Ты пока еще плохо разбираешься в людях. Молода. Со мной тоже так-то было. Влюблялась, увлекалась… Много глупостей наделала, потому в данной ипостаси ныне и пребываю. А все почему? Потому что я не слушалась старших, а все свои проблемы старалась решать сама, ни с кем не советуясь. Вот и дорешалась.
        - А что у вас такое случилось?
        - Могу рассказать, если тебе интересно.
        - Любопытно было бы узнать,- сказала Вера, поскольку не видела другого способа избавиться от поучений назойливой гостьи.
        - Тогда слушай, только, пожалуйста, не перебивай.
        Странная история баронессы фон Торн
        Род наш, фон Торнов, весьма древний. В доказательство приведу следующие факты. Мой предок, Альбрехт фон Торн по прозвищу Кабан, вместе с Фридрихом Барбароссой в составе германских отрядов участвовал в одном из Крестовых походов. Потом, когда Барбаросса утонул при переправе через горную речку, Кабан не отправился назад на родину, как сделали многие, а примкнул к Ричарду Львиное Сердце, неудачно штурмовал Иерусалим вместе со святым воинством, потом вернулся в Германию, в свой родовой замок, стоявший на берегу Балтийского моря. Мои предки верой и правдой служили Ливонскому ордену, потом - герцогам Курляндии. Шли века. Земли, на которых располагалось поместье фон Торнов, отошли к России. В числе многочисленных баронских родов Остзейского края фон Торны вошли в состав российского дворянства. Наша фамилия согласно многовековым понятиям о дворянской чести стала верноподданно трудиться на благо Российской империи. Нужно заметить, что к тому времени род фон Торнов изрядно оскудел. Ничего, кроме ветхого замка и пары сотен десятин неплодородной песчаной почвы, у нас не осталось. Однако после эпохи
захудалости фортуна повернулась к нам лицом. За заслуги перед Отечеством в эпоху матушки Екатерины моему деду было пожаловано обширное поместье неподалеку от Сорочинска. И наш род вновь поднялся из праха. А спустя полвека родилась я. Тут-то и начинается основная часть моего рассказа.
        Батюшка служил в гвардии, во время французской кампании потерял руку при Бородино, вышел в отставку и вскорости был избран уездным предводителем дворянства. Он женился на дочери бедных французских эмигрантов маркизов де Водрей, девице Марии-Антуанетте, названной родителями в честь несчастной французской королевы, умерщвленной чернью. От этого союза родились дети, три сестры: Летиция, Жоржетта и я, Амалия. Имелся у нас и младший брат Теодор. Жило наше семейство не то чтобы роскошно, но и не бедно. Земли, принадлежащие нам, были не особенно плодородны, однако местность славилась ремесленниками-бочарами. Крепостные занимались отхожими промыслами и приносили изрядный оброк. Словом, жили - не тужили. К тому времени, как мы подросли, семейство окончательно перебралось в Сорочинск и только на лето выезжало в деревню.
        Когда мои сестры, как говорят в народе, заневестились, встал вопрос об их замужестве. Старшая моя сестрица Летиция была красавицей, но в ином роде, чем я. Пышная блондинка с округлыми, словно сдобными плечами и грудью, огромными голубыми глазами и выражением невинности на фарфоровом личике, она сражала мужчин, особенно таких, про которых говорят «в возрасте», наповал. Однако вовсе не старички интересовали Летицию. В Сорочинске в ту пору квартировал гвардейский полк кавалеристов-улан. В нашем доме постоянно бывали офицеры, но Летиция из всех отличала одного поручика. по фамилии Май. Это был страстный брюнет с горящими глазами, кудрявыми волосами, подкрученными усиками и томным взором. Говорили, что у Мая огромные поместья в Малороссии. Мне в ту пору было всего пятнадцать, но я уже с интересом поглядывала на красивых мужчин.
        Май недолго пожирал глазами атласные плечики Летиции. Вскоре он сделал предложение. Свадьба была назначена на сентябрь. С того времени Май стал бывать в нашем доме уже на правах жениха.
        Чем больше я общалась с сим молодым человеком, тем сильнее влюблялась в него. Дошло до того, что я не могла находиться рядом с ним без того, чтобы не краснеть, бледнеть, дрожать и гримасничать. Мое состояние стали замечать окружающие, в первую очередь матушка, которая осуждающе на меня поглядывала, а однажды весьма строго отчитала. Но что я могла поделать с собой? Сердцу ведь не прикажешь. К тому же натура моя, страстная и противоречивая, стала следствием смешения холодной немецкой и жгучей французской кровей. А среди моих французских предков был, по словам матушки, знаменитый Жиль де Ре - Синяя Борода.[Жиль де Ре (1404-1440)- Жиль де Лаваль, барон де Ре, маршал Франции; алхимик и чернокнижник. Известен многочисленными человеческими жертвоприношениями, за что и был сожжен. Прообраз сказочного персонажа Синей Бороды]
        Короче говоря, я начала чахнуть. Образ Мая неотступно стоял перед глазами, и силу страданий моих трудно было даже вообразить. Усугублялось это положение еще и тем, что Май то ли действительно не замечал моих мук, то ли делал только вид, что их не замечает. Он относился ко мне весьма благосклонно, на людях вел себя очень деликатно, однако иной раз в каком-нибудь темном уголке мог прижать меня, потрогать за грудь, попытаться поцеловать… Все это только разжигало мой пыл. Я не находила себе места. Голова моя только и была занята мыслями, как добиться благосклонности Мая.
        Однажды, помнится, дело было в июле, сестрицы мои захотели устроить пикник за городом, на берегу речки. Взяли с собой корзинки с провизией, вином и отправились. Кроме нас - троих сестер - и лакея, присутствовал и Май. Как сейчас помню: стоял жаркий, безоблачный день. Мы расположились на берегу в тени старых берез. Вокруг не было ни души. Слегка перекусив и выпив по стакану мальвазии, мы стали резвиться, бегать по поляне, играть в догонялки, в жмурки и в серсо. Однако жара, да и выпитое вино сделали свое дело. Нас разморило. Кто-то, не помню уже, кто именно, предложил выкупаться. Все охотно согласились. После недолгих поисков отыскали на берегу укромную бухточку, скрытую от любопытных взглядов густыми кустами. Служанок с нами не было, и пришлось разоблачаться самостоятельно. Конечно же, купались мы только втроем. Наплескались вдосталь. Когда я выходила из воды, показалось: за кустами кто-то прячется. Собственно, я ничего толком не разглядела. Однако мелькнуло нечто блестящее - как я потом поняла, золотое шитье мундира Мая. И еще. По возвращении с купания я заметила, как смотрит на меня Май. В его
взгляде появилось нечто новое, обжигающее и маслено-сладкое. Так смотрят на женщину, которой желают обладать.
        Поздно вечером, когда в доме уже все спали, я услышала в саду, куда выходило окно моей спальни, какой-то шорох. Вскоре в него кто-то осторожно постучал. Душа моя ушла в пятки, однако я набралась мужества подошла и отворила. Из сада на меня глядело лицо Мая. Ни слова не говоря, он вскарабкался на подоконник. А дальше… Стоит ли заострять на этом внимание, и так все понятно. Мы стали любовниками.
        Я втайне надеялась, что Май переменит свое решение и попросит моей руки. Но тщетно. Он вовсе не собирался это делать. Днями он продолжал волочиться за Летицией, а ночи проводил у меня. При этом Май обращался со мной как с глупенькой девицей. Всерьез не принимал. Изводил насмешками, вначале ласковыми, а потом все более грубыми и язвительными. По его словам выходило, будто я сама затащила его в свою постель. Злость, а пуще того бешеная ревность заполнили все мое существо. Я искала выход. И…
        Тут баронесса сделала длительную и многозначительную паузу, видимо ожидая вопроса со стороны Веры. Однако вопроса не последовало.
        - И нашла его,- изрекла Амалия.- Я решила сжить со света Летицию. К тому времени в ранее горячо любимой сестре я видела только ненавистную соперницу. Уничтожить Летицию я решила с помощью толченого стекла. Я видела, как дворовые мальчишки травят бродячих кошек и собак. С помощью камня толкут разбитые бутылки, потом подмешивают толченое стекло в мясной фарш, лепят из него котлеты и скармливают псам. Через несколько часов животное дохнет в страшных мучениях. Я тоже нашла обломок оконного стекла, истолкла его в ступке до состояния порошка и подсыпала в пирожные, до которых Летиция была большой охотницей. Подобные манипуляции я проделала несколько раз. Летиции стало плохо почти сразу же. Она смертельно побледнела, стала жаловаться на страшную резь в животе, а вскоре скончалась. Казалось бы, я должна была ощутить страшные угрызения совести, однако ничего подобного. Я испытала лишь огромную радость. Соперница устранена. Теперь путь к счастью открыт. Однако не тут-то было. Май почему-то не спешил предложить мне руку и сердце. Хотя наш роман продолжался.
        Прошло всего полгода с момента смерти Летиции… и Май посватался к моей средней сестре.
        Жоржетта тоже слыла красавицей, но несколько в ином роде, чем покойная Летиция. Медноволосая шатенка, она была намного стройнее, чем старшая сестра, почти плоскогруда, имела зеленые глаза, которые отчаянно щурила, высокие скулы и румяное, почти кирпичное лицо. Смесь французского с нижегородским, говорил про нее отец. Возможно, Жоржетта пошла в бабушку, мордовскую княжну. Как бы то ни было, она отчаянно кокетничала с Маем. Видимо, это и сыграло свою роль. Статный улан предложил ей выйти за него замуж. Естественно, отказа не последовало. Пришлось вновь воспользоваться толченым стеклом. Жоржетта, конечно же, отдала Богу душу, однако меня поймали, можно сказать, за руку. Кухарка видела, как я толкла что-то в ступке. И хотя ступку я потом ополоснула, на ее внешней стороне осталось немного блестящего порошка. Кухарка сопоставила мои манипуляции со ступкой и смерть Жоржетты и доложила о своих наблюдениях моему отцу. Тот призвал меня и допросил с пристрастием. Долго я отпиралась, долго рыдала, пытаясь убедить батюшку в своей невиновности, однако все было напрасно. Смерть двух старших сестер при одинаковых
обстоятельствах и с одинаковыми симптомами говорила сама за себя. В конце концов я во всем призналась. Рассказала также и о своей тайной связи, попытавшись свалить вину на Мая. Мол, из-за глубоких чувств к нему пошла на преступление. Призвали Мая. Отец все ему рассказал. Май был потрясен. Он страшно побледнел и с ужасом взирал на меня, как на невиданное чудовище.
        Можешь на ней жениться, сказал мой отец. А можешь и убить. Выбирай одно из двух. Я не возражаю против любого варианта. Но если женишься, я открою правду всему свету, и потом живите, как знаете; аесли убьешь - все останется между нами. Но третьего не дано. Иначе я собственноручно застрелю тебя.
        Ничего не сказал Май в ответ. Только понурился, сгорбился, точно постарел на несколько лет, и вышел прочь. Отец даже не взглянул на меня, лишь устало махнул рукой: мол, убирайся.
        А ночью в мою спальню пришел Май, как обычно, влез в окно. Значит, хочет жениться, решила я. Он страстно ласкал меня, но не произносил ни слова, как я ни пыталась его разговорить, как ни пыталась оправдаться, утверждая, что стала преступницей во имя огромной любви к нему. После ласк он взял подушку, навалился на меня… И все.
        Без излишней огласки меня схоронили в семейном склепе. Ну а дальше ты знаешь.
        - Ничего я не знаю,- наконец подала голос Вера.- Что же потом было?
        - Да ничего. Так и осталась я обитать на кладбище. Вниз меня не взяли. Не знаю уж почему. А посему томлюсь в этой желто-зеленой тине. Там и другие есть вроде меня. А я над ними вроде главной. Все время мы то ли спим, то ли бодрствуем и только в ненастные ночи, обычно поздней осенью, вылезаем из своих щелей и мечемся в потемках, пытаясь общаться…Так было и в этот раз. И тут, на мое счастье, возникла ты. И не просто возникла, а пришла с просьбой. Как же я могла тебе отказать.
        - А до меня много приходило?- спросила Вера.
        - С просьбами-то?
        - Ну да.
        - Ты - третья. Но, чтобы помочь с замужеством, так первая.
        - А другие о чем просили?
        - Да о чем? Ясное дело: о деньгах!
        - Разбогатеть желали?
        - Конечно.
        - И помогли?
        - Да как сказать… Помогла вроде. Только на пользу им это золото не пошло.
        - Значит, нет никакого толка от вашей помощи.
        - Раз на раз не приходится.
        - История, которую вы мне только что рассказали, характеризует вас не с лучшей стороны.
        - Это уж точно.
        - Тогда какое вы имеете право указывать мне?
        - Ты меня сама попросила. Не лезла бы ночью на кладбище, никто бы тебе ничего не указывал. А уж коли попросила, я сделаю так, как мне виднее. Ты сама не знаешь, чего хочешь. А вот я знаю! Павел Борисович Величко - это тот, кто тебе нужен. Мне он сразу приглянулся.
        - Ой ли? А в редакции не по вашей ли воле я на него набросилась?
        - Мало ли что получилось,- невозмутимо ответствовала баронесса.- Тогда действовала больше ты, чем я. В тот раз я полностью шла у тебя на поводу. Ведь ты была настолько разъярена, что не контролировала свои действия. И вообще, откуда знаешь, что в том, что ты на него набросилась, виновата я? Сама ты, голубушка, сотворила подобное недоразумение, сама… И причина смехотворна. Озеро это… Как там его? Титя, что ли? И Кака… Он начальник, ему виднее. А ты - права качать! Так, кажется, сейчас это называется. Весьма опрометчиво вела себя. Весьма! Ну да ничего: все, что ни делается, делается к лучшему.
        - Потому и бросилась, что он мне отвратителен.
        - Это сейчас. А вскоре ты поймешь: он самый подходящий для тебя человек.
        - Как же вы хотите нас сблизить?
        - Ты сегодня ему определенно понравилась.
        - С вашей помощью…
        - Конечно, с моей. А без меня ты так в девках и засохнешь. Будешь, пока молода, путаться с разными придурками, вроде этих Гришки и Мишки. Ни денег у них, ни положения…
        - У Сабурова деньги есть.
        - Да какие это деньги?! Шальные! Сегодня есть, а завтра нет!
        - Значит, вы настаиваете на кандидатуре Павла Борисовича?
        - Правильно, настаиваю.
        - А если я не желаю?
        - Мне виднее.
        - А если я буду сопротивляться?
        - Попробуй.
        - Но мне нравится другой.
        - Интересно, кто же?
        - Этот парень на «мерседесе», который подвез меня, когда я сбежала из психиатрической больницы. Я еще у него ночевала.
        - А ты знаешь, кто он такой?
        - Нет. - Он - разбойник!
        - Как это разбойник?
        - Да, «разбойник» звучит не совсем понятно для нынешнего уха. По-другому как же? Ах да, бандит. Бандит, вот он кто!
        Глава 7
        Смерть кладоискателя
        и знакомство с Жюлем Верном
        На следующее утро, не успела Вера позавтракать, как в дверь позвонили. Когда она, дожевывая бутерброд с брынзой, отворила, то обнаружила, что на пороге, к ее удивлению, стоял милиционер.
        - Повесточка вам,- вместо «здравствуйте» произнес страж порядка.
        - Повесточка?!- изумилась Вера.- Куда и зачем?
        - В управление внутренних дел Заречного района. В кабинет номер 302. Сегодня в двенадцать.
        - Что это за кабинет такой?!
        - Придете и узнаете. Распишитесь вот тут.
        Получив требуемое, милиционер удалился, а Вера растерянно стояла возле двери, вертя в руках бумажку. Интересно, по какому поводу ее вызывают? Скорее всего в связи с нападением на Павла Борисовича. И хотя ее новый друг Молчановский утверждал, что он все уладил, в душу девушки закрались сомнения. Возможно, этот молодец просто выдавал желаемое за действительное. Захотел произвести на нее впечатление, вот и соврал. Запудрил, как говорится, мозги. Хотя кто его знает? Может, и не соврал. В последнее время с Верой происходят самые нелепые происшествия. Взять хотя бы события в «Савое». Тогда все для нее кончилось довольно мирно, хотя она и побывала в отделении. А вот Сабуров… Тот довольно туманно рассказывал о последствиях, лишь одно обстоятельство прозвучало вполне ясно: ночь он провел в каталажке. Может, по поводу бесчинств Сабурова в ресторане ее и вызывают? Ладно. Не стоит забивать голову разной ерундой раньше времени. К чему строить догадки? В двенадцать часов она придет в милицию и все узнает. В данную минуту ее занимает совсем другое!
        Теперь Вера нисколько не сомневалась, что мертвая баронесса действительно посещала ее. Единственным не совсем понятным являлось то обстоятельство, приходила ли Амалия извне или гнездилась в ней самой? Скорее всего, гнездилась. А общаться с ней она может лишь ночью, в тот сумрачный час, когда нечистые, или, как выражалась Катюшка Бурдымагина, «заложные», мертвецы покидают свои обиталища и рыщут по свету в поисках жертв. Интересно, почему баронесса, нисколько не стесняясь, даже со смаком расписывала свои деяния той поры, когда еще была человеком? Может быть, хотела показать Вере, насколько она «крутая»? А возможно, столь красочно, без стеснения, рассказывала только потому, что считала Веру за свою. И еще вот что непонятно. Выходит, она может управлять Верой? Заставлять делать все, что ей заблагорассудится? Амалии понравился Павел Борисович, и она желает выдать Веру за него. Но нет! Не на ту напала! И вообще, нужно попытаться от нее избавиться. Навязала себе на голову. От нее только неприятности.
        Октябрь заканчивался. На улице стояла мерзкая погода. Промозглый воздух студил легкие. Шел дождь пополам с мокрым снегом. В такую пору лучше всего сидеть дома, перед телевизором, тупо глазеть на экран и мечтать. Однако Вера нашла в себе силы одеться и отправилась в районное отделение внутренних дел. Когда-то в этом здании располагалась школа, но сейчас ничего не напоминало о тихих часах уроков, заливистых звонках и шумных переменах. Единственной схожей чертой был запах, стоявший в помещении. Здесь воняло застоявшейся мочой и тяжелым смрадом дешевого табака. И еще, кругом имелись решетки. Они перегораживали лестничные марши, ограничивали вход на этажи и перекрывали окна. Однако Вера преодолела преграды и, оказавшись на третьем этаже, быстро нашла нужный ей кабинет. Она вежливо постучалась, а когда никто не ответил, решительно толкнула обшарпанную дверь.
        В кабинете, довольно просторном помещении, некогда составлявшем половинку класса, было донельзя накурено, хотя Вера сама баловалась сигаретами, табачного дыма она не любила. Поморщившись, она огляделась. В кабинете имелось три стола. За каждым сидел плечистый мужчина в штатском, и все они были похожи один на другого как две капли воды. Лица их, вернее, одно общее лицо показалось Вере знакомым. Хотя она тут же сообразила: подобное впечатление создает выражение строгости, даже суровости, а также одинаковый покрой и цвет пиджаков. Единственным различием, да и то весьма относительным, был возраст мужчин.
        - Я по повестке!- громко произнесла Вера, словно пытаясь подчеркнуть свой независимый статус, в отличие от тех, кто появляется здесь вовсе не по своей воле, а скорее в принудительном порядке.
        - Фамилия?- спросил самый молодой из плечистых, похожий на татарина.
        Вера назвалась.
        На лицах плечистых заиграли улыбки, однако отнюдь не дружественные, а скорее иронические, даже ехидные.
        - Ага! Та самая Воропаева,- с тайным смыслом произнес молодой.
        - Что значит «та самая»?- не растерялась Вера.
        - Да как же. Известная в наших кругах особа. Примерным поведением не отличаетесь, шляетесь по кабакам, на работе ведете себя недостойно.
        - По каким это кабакам я шляюсь?!- перешла в нападение Вера.
        - А в «Савое» кто был на прошлой неделе?! Или не вы, гражданка Воропаева?! Дружок, помнится, ваш нахулиганил: разогнал оркестр, избил официанта. Как дружка-то звали?
        - Сабуров,- машинально ответствовала Вера.
        - Правильно, Сабуров. А знаете, что нынче с ним случилось?
        - Нет.
        - Убили Сабурова.
        - Как убили?!- вытаращила глаза Вера.
        - А очень просто! Прикончили вчера ночью… или сегодня. Наверное, все-таки сегодня. На старом кладбище. Недалеко, кстати, от вашего дома. Что вы можете показать по этому поводу?
        - Я… Мне… Да откуда мне знать, кто его убил?!
        - А не вы ли?
        - Я?!!!
        - Да вы! Вас с ним вчера там видели.
        - Кто видел?
        - Кто-кто?.. Человек! Могильщик тамошний. Зачем, интересно, вас потянуло на кладбище?

«Какой-то могильщик…» - соображала Вера. А вот она сама не видела никого. Может, этот милиционер врет?
        Тот как будто почувствовал недоверие девушки. Он поднялся, отворил дверь и крикнул:
        - Эй, француз, иди-ка сюда.
        В кабинет вошел парень лет двадцати пяти с несколько простоватым, но живым и открытым лицом, которое, казалось, светилось от улыбки.
        - Скажи, голубь наш, не эту ли девицу, Веру Воропаеву, ты вчера во второй половине дня видел на кладбище, причем в том самом его районе, где сегодня утром был обнаружен труп?
        Молодец, с лица которого так и не сошла улыбка, некоторое время изучал Верино лицо, потом произнес:
        - Как будто эту.
        - Что значит «как будто»? Ты давай точнее!- строго сказал милиционер.
        - Я сказал «как будто» лишь потому, что эта девушка очень похожа на ту, хотя на сто процентов я не уверен,- отозвался молодой человек.
        - Так вы были позавчера вечером на кладбище?- вновь спросил милиционер.
        - Допустим, была,- сказала Вера, поняв, что отпираться бесполезно.
        - Мы сразу и подумали на вас. С какой целью вы туда приходили?
        Вера двусмысленно усмехнулась:
        - Мало ли с какой.
        - Выражайтесь точнее.
        - Сабуров ведь историк.
        - Был таковым.
        - Пускай, был. Но история - его профессия. Он интересовался старыми захоронениями, и я решила показать ему кладбище.
        - Показали?
        - Показала.
        - А что это, интересно, у вас за прибор с собой имелся?
        - Какой прибор?
        - Похожий на миноискатель.
        - Ах да. Это Сабуров взял с собой… Только он называется не миноискатель, а металло… Металлоискатель.
        - Для чего он был вам нужен?
        - Не мне, а ему.
        - Пускай, ему. Но для чего?
        - Вот уж я не знаю. Он говорил: проводит какие-то замеры. Геофизические, что ли…
        - Так-так. Значит, замеры проводил… А вот нам известно: покойный баловался кладоискательством. Он что, и на кладбище пытался искать сокровища?
        - Он мне не докладывал. И вообще, скоро стало темно, и экскурсию пришлось прекращать.
        - А потом?
        - Что потом?
        - Потом как вы поступили?
        - По домам разбежались. Тем более дождик начался.
        Милиционер недоверчиво смотрел на нее.
        - Ну, хорошо,- наконец сказал он.- А вчера?… Вчера вы, конечно же, тоже встречались?
        - Ничего подобного. С того вечера я Сабурова больше не видела.
        - С трудом верится.
        - Это как вам угодно. Однако я говорю правду. Вы лучше расскажите: когда и как его убили?
        - Убили вчера, а вот в какое время суток - с полной достоверностью не установлено. Скорее всего где-то около часа ночи. То есть даже не вчера, а сегодня. И убили весьма странным способом. Его задушили. Но как задушили! Неизвестный вцепился ему в горло с такой силой, что на шее отпечатались все десять пальцев. Пальчики маленькие, словно принадлежат ребенку или, скажем, девице вроде вас. Ну-ка, покажите руки!
        Вера машинально протянула милиционеру ладони.
        - Нет, у вас пальцы крупнее. Это-то и странно. Человек, задушивший его, был совсем небольшого роста, а сам Сабуров достаточно крепкий, даже атлетического сложения мужчина, а не справился с нападавшим. По следам на шее мы с достоверностью определили: убийца напал на Сабурова сзади и вцепился в него, как бойцовая собака, скажем, питбуль. Но кто он такой? И почему напал ночью - пока загадка. Но ничего, докопаемся. После того как неизвестный убил Сабурова, он сбросил его в яму, скорее всего в старую могилу. Где его сегодня утром и нашел вот этот гражданин,- милиционер указал на молодого человека, которого он почему-то назвал «французом».- Ход событий, приведших к убийству, мне почти понятен. Этот историк пришел на могилки в поисках клада. Почему ночью, тоже ясно. Он не хотел, чтобы его видели. Но, похоже, за ним следили. И когда он что-то нашел, напали и убили. Вот так-то! Так что же он там искал?
        Вера пожала плечами:
        - Я не знаю.
        - Нет, знаете! Только говорить не желаете. Ну да ладно. Мы вас отпускаем… Пока! - многозначительно произнес милиционер.- Впредь осторожнее выбирайте знакомых и на кладбищах по ночам не шляйтесь. И ты можешь идти,- сказал он молодому человеку,- понадобитесь, мы вас обоих вызовем.
        Вера и молодец поспешно вскочили со стульев и почти бегом бросились к дверям. В проходе они замешкались, поскольку одновременно выйти не было никакой возможности. Наконец молодой человек под смех милиционеров пропустил Веру вперед. По этому язвительному смеху она их и узнала. Это были те самые ребята - майор Глебский и капитан Сухомлинов, которые скрутили Сабурова в «Савое». А допрашивал Веру старший лейтенант Гумеров - последний из троицы.
        Как только они оказались в коридоре, молодой человек с облегчением произнес:
        - Уф! Отделались.
        - Думаете?
        - Я, во всяком случае, точно!
        - Почему вы так считаете? Ведь это вы обнаружили его. Вас могут снова вызвать.
        - Чего зря тягать человека? И так уж мантулили всю первую половину дня.
        - А почему они вас называют французом?- полюбопытствовала Вера.
        - Имя у меня такое.
        - Как же вас зовут?
        - Жюль Верн.
        - Как?!- изумилась Вера.
        - Вы не ослышались. Именно Жюль Верн. Как французского писателя-фантаста.
        - Ничего себе! Вы что же, его потомок?
        - Вот все как один интересуются. Хоть бы кто промолчал.
        Казалось, Жюль Верн произнес эти слова с горечью, но глаза его смеялись, да и лицо выглядело совсем несерьезным.
        - Извините,- произнесла Вера,- если вам неприятно…
        - Да все нормально. Это я так… Иронизирую. У нас в семье все любят пошутить. Причем не только на бытовом уровне, а, так сказать, в глобальном масштабе. Настоящая фамилия моего прадедушки - Верняков. В годы нэпа, когда поменять фамилию можно было элементарно, он укоротил ее почти в два раза и стал Романом Ильичом Верном. А дедушка мой, к тому времени уже существовавший, именовался Степаном Романовичем Верном. Однако дед пошел дальше. Он настоял, чтобы внука назвали Жюлем. В свидетельстве о рождении написали Юлий, но дома, да и на улице меня звали Жюль… или Жулик. И сейчас Жуликом кое-кто зовет. Кличка такая, понимаете ли…
        - Соответствует действительности?- вполне серьезно спросила Вера. В последнее время она часто сталкивалась с тем обстоятельством, что внешний облик вовсе не отвечал внутреннему содержанию объекта.
        - Да как вам сказать…- уклонился от прямого ответа Жюль Верн.
        Они вышли на улицу. По-прежнему бушевало ненастье. Дождь почти прекратился. Вместо него ветер бросал в лицо хлопья снега, тут же тающего, однако успевающего залепить глаза и щеки.
        - Ужас!- констатировала Вера.
        - Может, зайдем в кафе?- предложил новый знакомый.

«Неужели и этот клюнул?!- мысленно удивилась Вера.- Однако я действительно пользуюсь успехом».
        Парнишка казался немногим старше ее самой и особого интереса не вызывал, хотя и не был неприятен. «Может, действительно выпить с ним чашечку кофе?- размышляла наша героиня.- Заодно побольше узнаю о том, как был обнаружен Сабуров.
        - Отчего же. Я не против,- отозвалась она.
        - Тут неподалеку находится небольшая кондитерская,- стал объяснять Жюль Верн.- Там подают отличнейший кофе, который готовят при вас в раскаленном песке. А к нему - вкуснейшие пирожные. Особенно славятся «Наполеоны».
        При упоминании о роковом для нее сорте выпечки Вера вздрогнула. «И этот туда же, - нервно подумала она.- Может, отказаться?» Но она не отказалась.
        - Очень хорошо, что согласились,- обрадовался Жюль Верн.- Бежим скорее туда.
        В кондитерской, по случаю плохой погоды, почти не имелось посетителей. Они уселись перед витриной, через нее была хорошо видна пустынная улица, по которой проносились редкие авто.
        - И когда же вы его обнаружили?- поинтересовалась Вера, мелкими глотками прихлебывая кофе по-венски. От «Наполеона» она отказалась, предпочтя трубочку с кремом.
        - Сегодня рано утром. Едва рассвело. Еще ненастья не было. Капал лишь мелкий дождик. Я шел в контору прямо через кладбище. Ну и наткнулся…
        - Как же вы его обнаружили, если он находился в яме?
        - А по металлоискателю. Смотрю, на краю раскопанной могилы валяется странная такая штуковина. Я заинтересовался, подошел поближе. Потом заглянул туда. Вижу: в ней лежит кто-то. Думаю: пьяный. Ну, спустился. Глядь, передо мной аспирант Сабуров!
        - Вы его знали?!- удивилась Вера
        - А как же! Я же на историческом обучаюсь…

«Вот черт!- неприятно удивилась девушка.- Опять с коллегой столкнулась. Это уже становится подозрительным».
        - Вы как будто немного староваты для студента,- высказала она результаты своих наблюдений.
        Новый знакомый улыбнулся, отчего его лицо стало еще приятнее.
        - Я - на заочном,- сообщил Жюль Верн.
        - А годков вам сколько?
        - Уж двадцать пять минуло! А вам?
        Вера назвала свой возраст.
        - Учиться никогда не поздно,- изрекла она банальность.
        - Да, конечно. Я давно это понял. Еще когда служил.
        - В армии?
        - Ага. В Чечне!- По тону Вера поняла: Жюль Верн явно гордился этим обстоятельством.
        - Ого! Воевали?
        - Было маленько.
        - А теперь, значит…
        - Да, пошел в универ. Кроме того, копаю могилы…
        - А разве на старом кладбище еще хоронят?
        - В той части, где я нашел Сабурова, конечно, нет. Но кладбище огромное. Тянется почти на пять километров. Так что есть районы, где хоронят до сих пор. Ну и присматриваю за захоронениями. Кроме могильной работы, я еще заведую музеем.
        - Вот это да! У вас широкий диапазон занятий. Каким музеем руководите? Краеведческим?
        - Что вы! Кто меня туда пустит. Это, так сказать, музей частный. Собирал экспонаты вначале мой отец, потом - я сам.
        - А как он называется? Музей-то ваш…
        - Музей допотопного быта. Звучит, конечно, иронически, но для привлечения посетителей в самый раз. Тут, неподалеку, имеется небольшой особнячок. Ему лет двести, не меньше. Так вот. В девяностых годах его хотели снести, однако мой папаша, а он в ту пору служил в городской архитектуре, не дал свершиться сему безобразию. Он выкупил его у государства как ветхое жилье и одновременно сумел приватизировать земельный участок, на котором стоит дом. Возможно, при этой покупке не все проходило законным путем, однако папаша действовал не из корыстных интересов. По его инициативе особнячок и превратили в музей. Летом турфирмы организуют туда экскурсии, так что посетителей хватает.
        - Билеты по десять копеек?- усмехнулась Вера.
        - По десять рублей. Но с вас я бы ничего не взял.
        - Намекаете на возможность экскурсии?
        - А почему бы и нет? Если желаете, конечно.

«Делать особенно нечего,- думала Вера.- Домой идти неохота. Да и паренек этот - Жюль Верн… Он, кажется, славный. Почему бы не провести с ним еще часок-другой…
        - Можно и на экскурсию,- сообщила она.- Только сначала расскажите, как вы решили стать музейным работником.
        - Это довольно долгая история,- отозвался Жюль Верн.- Не по времени рассказа, а по продолжительности самого начинания.
        - Торопиться некуда. Еще и кофе недопит.
        - Хорошо, слушайте. Город наш старинный, это вам известно. А папаша мой всю жизнь интересовался его историей. Даже не столько историей, сколько бытом обитателей… Утилитарно, так сказать, подходил к истории. Сколько себя помню, папаша тащил к нам в дом всякую дребедень: помятые самовары, духовые утюги, потемневшие картины в ободранных рамах, старые фотографии и дагеротипы, граммофоны с огромными трубами, фигурные бутылки, аптечные пузырьки с гербами, какие-то цепи, которые он называл кандалами… Словом, древний мусор. Хорошо, что мы жили в собственном доме и этот хлам складировался в сарае, а то бы протолкнуться было негде. Собирались старые вещи десятилетиями, причем где придется. Отец принципиально ничего не покупал, но, будучи архитектором, имел возможность забирать домой любые бесхозные вещи, которые обнаруживались при сносе старых домов. Тут он опережал даже краеведческий музей. Как он выражался:
«В любой куче навоза имеется свой перл». Но вот настали иные времена, и оказалось, среди хлама действительно попадались жемчужины. Во всяком случае, чашки севрского фарфора или блюдо фабрики Гарднера тянули на очень приличные суммы. А уж тарелки так называемого «агитационного фарфора», расписанные в первые годы революции - а у нас в коллекции их имелось две,- стоили вовсе бешеных денег. Кстати, старый домишко он изначально приобрел вовсе не с целью устроить в нем музей, а исключительно, по его словам, «из исторической ценности». Особнячок являл собой классический тип русского провинциального ампира. Нужно сказать, я тоже увлекся собиранием старины. Хотя меня больше привлекали не сами вещи, а их хозяева. Еще с отрочества я любил копаться в старых бумагах, которые тоже собирал отец. Разглядывал пыльные журналы, типа
«Нивы» или «Русской старины», изучал потрескавшиеся от времени фотоснимки, читал пожелтевшие письма. Постепенно вошел во вкус, стал копаться в архивах, познакомился с последними «бывшими», проживавшими в Сорочинске. Довольно скоро прошлая жизнь нашего городка стала для меня своей, словно мне не двадцать с небольшим хвостиком, а минимум двести лет. При этом я не книжный червь, не старьевщик, а вполне современный парень. Побывал в Чечне, чередую музейную деятельность с работой на воздухе. Кстати, и Сабурова этого узнал вовсе не потому, что сталкивался с ним в универе. Он неоднократно обращался ко мне за помощью. Но его интересовала не история города, а лишь сколько на ней можно заработать. Выспрашивал, например, в каких домах перед революцией обитали богатые семьи, ну и так далее… Клады, одним словом, искал. Особой симпатии я к нему не испытывал, хотя он, насколько я знаю, кое-что находил.
        - Очень интересно рассказываете,- проговорила Вера.- Я настолько заслушалась, что забыла про кофе. А он как будто совсем остыл.
        - Заказать свежий?
        - Нет, не стоит. Лучше пойдемте к вам в музей.
        Они вновь оказались на улице. Снег опять перешел в дождь, который то хлестал по пешеходам с неистовой силой, то едва капал с мутных небес. Наша парочка, выставив перед собой зонтики, быстро шла вперед. Разговаривать на ходу не имело никакого смысла. Жюль Верн шагал очень быстро, и совсем не маленькая Вера едва поспевала за ним. Некоторое время они петляли по каким-то узким переулкам, где имелось много ветхих домишек. Вера и не догадывалась, что подобные здания еще встречаются в их городе. Наконец они подошли к небольшому каменному особнячку, фасад которого выходил прямо в переулок. Над двустворчатыми деревянными дверями со старинными бронзовыми ручками висела вывеска:
«Пирамиды»

«Музей допотопного быта».
        Над ней имелся неоновый логотип - силуэты трех пирамид, а рядом - фигура верблюда.
        - Оригинально,- заметила Вера,- «… допотопного». Гротеск, однако, привлекает внимание. Но при чем тут «Пирамиды»?
        - Тоже гротеск. Мы вначале хотели посвятить наш музей истории Древнего Египта. Даже вывеску соорудили. Пирамиды и верблюд! А потом прикинули: не пойдет! Египетских древностей у нас раз-два и обчелся. Хотя даже мумия имеется. Нашли на чердаке одного старого барского дома. Самая настоящая египетская мумия! Видать, ее прежний хозяин задолго до революции побывал в Египте. А там в ту пору подобные вещи свободно продавались на рынках. Вот он и приобрел. И домой привез… наверное, дамочек пугать. А теперь она в музее стоит. Могу показать… Короче, решили демонстрировать свой, российский быт. Так проще.
        Из-за дверей послышалось грозное рычание.
        - Собака там моя,- сообщил Жюль Верн.- Вместо сторожа используем, когда внутри никого нет. Потому как некоторые пытаются осмотреть экспозиции, не приобретя входного билета. И не только осмотреть, а и что-нибудь позаимствовать. Двух уродов на прошлой неделе собственноручно задержал. Ручки вон уже два раза откручивали. Хорошо, запасные имеются. Но теперь просто так не открутят. Сейчас их можно унести разве что вместе с дверью.
        Жюль Верн извлек из кармана плаща большой, затейливого вида ключ с резной бородкой. Щелкнул замок.
        - Вы собаки, пожалуйста, не пугайтесь,- сказал Жюль Верн.- Она только с виду страшная. А на деле - сама доброта.
        - Как ее зовут?- с некоторой робостью поинтересовалась Вера.
        - Озма.
        - Это что же значит?
        - Добрая волшебница. Персонаж из книги Фрэнка Баума «Мудрец из страны Оз».
        - А порода?
        - Американский стаффордширский терьер.
        - Это, кажется, бойцовая собака?- В голосе Веры уже звучал испуг. Она совсем недавно видела по телевизору сюжет, в котором рассказывалось, как подобное существо насмерть загрызло ребенка.
        - Если боитесь, я ее закрою,- сказал Жюль Верн.- Но она лаять все время будет. Вы ее не опасайтесь, она очень ласковая. Только вначале напугать старается, а потом руки лизать начнет.
        - Нет уж! Уберите, ради бога!
        - Тогда подождите немного.
        Жюль Верн скрылся за дверями. Послышался заливистый лай, потом какая-то возня…
        - Проходите,- услышала она из-за двери.
        Девушка вошла. Чуть поодаль от нее стоял Жюль Верн и на коротком поводке держал довольно крупную суку тигровой масти. При виде Веры животное издало грозное рычание. Вера попятилась.
        - Тише, Оззи! Замолчи! Так я ее отпускаю?
        - Ой, я боюсь!
        - Ничего страшного.
        Собака бросилась к Вере, и та, попятившись со страха, чуть не упала.
        - Осторожнее!- закричал Жюль Верн.- Фу, Озма! Фу!
        Однако собака вовсе не собиралась бросаться. Она дружелюбно завиляла хвостом, лизнула Верины пальцы и закрутилась на месте.
        - Я же говорил… Ничего страшного.
        - А когда приходят экскурсии, их тоже встречает это животное?- сухо спросила девушка.
        - Гм… Нет,- засмеялся Жюль Верн.- В такое время мы ее совсем убираем из этого дома. Но я ведь не знал, что вы сюда пожалуете, а то бы увел. Ладно, проехали. Раздевайтесь.
        Вера скинула на руки Жюля Верна свое пальтишко и огляделась. Она находилась в просторной, довольно скудно обставленной прихожей. Перед большим овальным зеркалом стояли два бронзовых канделябра, на пять свечей каждый. Имелась здесь и пара невысоких пуфов с гнутыми ножками и темно-красной плюшевой обивкой. На стенах, оклеенных обоями того же цвета, висело несколько гравюр в рамках. Гравюры изображали охотничьи сцены.
        Вера разглядывала картинки, как вдруг раздался возглас:
        - Добро пожаловать в дом господ Адашевых.
        Она обернулась. На пороге залы стоял Жюль Верн. Но что на нем за наряд?! Молодец был облачен в зеленый камзол, расшитый золотыми галунами. На голове его, украшенной париком цвета воронова крыла с длинными локонами, красовалась зеленая с галуном треуголка. На ногах белые чулки и туфли с большими металлическими пряжками.
        - Ничего себе!- только и сумела произнести потрясенная Вера.
        - Треуголка почти подлинная, а все остальное - современной работы. Сшито в ателье №14, известном как «Иголочка и ниточка».
        - Впечатляет! Но как же вы смогли переодеться столь стремительно?
        - Ловкость рук. Пожалуйте, мадам.
        - Мадемуазель.
        - Ладно, пусть будет мадемуазель. Извольте вашу ручку.
        Жюль Верн церемонно ввел Веру в залу. Вещей здесь было побольше, чем в прихожей. Одну из стен подпирал могучий диван с гнутыми спинкой и подлокотниками, обитый розовым с синими цветочками репсом. Вокруг стояли кресла такого же вида. В одном углу присутствовал ломберный столик с подсвечником на нем, в другом - клавикорды. В третьем углу высились напольные часы, маятник которых размеренно двигался из стороны в сторону. На стенах висели многочисленные, писанные маслом портреты мужчин в камзолах и сюртуках и декольтированных женщин. Кроме этого, в оставшихся двух углах высились некие гибриды комода и этажерки. На них стояло несколько книг, а также небольшие портреты в серебряных рамках каких-то господ и дам. Одну стену почти полностью занимала печь, облицованная голубыми изразцами. Изразцы были точно такие же, как у нее дома.
        - Перед вами традиционный интерьер жилища дворянина средней руки,- сообщил Жюль Верн.
        - Можно присесть?- спросила Вера.
        - Да, конечно!- Он кивнул на одно из кресел.
        - А это что, все настоящее?
        - По большей части.
        - В моей квартирке печь с точно таким же кафелем!- воскликнула Вера.
        - Вполне возможно. А где вы живете?
        Девушка сообщила адрес.
        - Ага, знаю. Дом купца Горохова. Печь, скорее всего, с тех времен и осталась. Кафель середины девятнадцатого века. Изготовлен здесь же, в Сорочинске, по голландским образцам. Вообще-то, он не совсем соответствует данному интерьеру, поскольку комната декорирована под времена Александра I. Но, думаю, никто, кроме меня, в данном вопросе не разбирается.
        - Значит, и у вас обман?
        Жюль Верн хмыкнул:
        - Не без этого. Вон хоть тот столик У него лишь три ножки настоящие. Все остальное - работа реставратора.
        - Написать бы про вас, как дурите народ.
        - Написать? А вы кто?
        - В газете работаю, вернее, работала. «Путь наверх» называется.
        - Журналистом?
        - Увы. Всего лишь корректором.
        - А почему ушли?
        - Не я ушла, а меня ушли. Точнее сказать, выгнали.
        - Чего так?
        - Долго объяснять. Давайте лучше вы. И вот еще что. Может, перейдем на «ты»? Я - девушка простая. Церемоний не люблю. Хотя, возможно, данная обстановка и требует деликатного обхождения.
        - Конечно, так намного лучше. Я давно хотел предложить, только как-то стеснялся.
        - Вы, то есть ты стеснялся? Вот никогда не поверю. Ну, давай дальше. Вот скажи. Ты сказал: дом Адашевых. А что, такие в действительности существовали?
        - Да. Этот дом некоторое время принадлежал им, однако был продан в 1873 году.
        - И кто же они такие?
        - Старинный дворянский род. Известен с пятнадцатого века. Тут недалеко у них поместье имелось. Так они в нем жили только летом, а зимой - в городе.
        - Ага,- пробормотала Вера и тотчас вспомнила рассказ баронессы Амалии о своем семействе. Те тоже жили в деревне только летом.
        - И чем эти Адашевы достопамятны?- спросила девушка.
        - Во времена Ивана Грозного были известны Даниил, а особенно его брат Алексей, окольничий, приближенный царя, одно время ведавший всей внешней политикой. Оба брата попали в опалу и вроде бы были казнены. С тех пор род сильно захирел и никакой роли в русской истории не играл. Мелкие помещики, одним словом.
        - Но чем-то же они известны?
        Жюль Верн пожал плечами:
        - В петровские времена сведений о них не имеется. При матушке Екатерине один Адашев, будучи масоном, написал какую-то прокламацию в защиту посаженного в крепость Новикова, за что был арестован, лишен дворянства и бит плетьми. Поместье у него отобрали. Его сын при Павле Петровиче в дворянстве восстановлен, а внук воевал с французами; впрочем, про особые его заслуги ничего не известно. Потом один Адашев, уже в эпоху Николая Павловича, крепко играл в азартные игры и, как про него говорили современники, «был нечист на руку». Собственно, именно он и несколько поправил дела семейства, выиграв здешнее поместье в карты. Слушай, тебе это действительно интересно?
        - Еще бы!- ответствовала Вера. - Нет, ты шутишь… притворяешься, наверное. Непонятно только, для чего.
        - Я вообще интересуюсь историей,- отозвалась Вера.
        - И историками?
        - Да, и историками. Один мой знакомый историк, вон, на том свете оказался. Как ты думаешь, кто его убил?
        - Вот уж не знаю!
        - Ну, хотя бы предположения на этот счет имеются?
        - Да какие там предположения? Ясно одно. Он там клад искал.
        - И?..
        - Что «и»?
        - Нашел, по-твоему?
        - Мне это неизвестно. Может, чего и нарыл. За ним, похоже, следили. Как увидели, что он выкопал, его и кончили.
        - Странный способ убийства. Вроде какой-то ребенок напал на него сзади…
        - Да, странный. Хотя чего по ночам не случается.
        - Ладно, оставим эту тему в покое. И много в нашем городе дворян проживало?
        - Порядочно. Это ведь Центральная Россия. Помещиков вокруг хватало. Конечно, большинство из них, как и Адашевы, были из захудалых родов, иначе что бы им тут делать. Богатые да родовитые в столице обретались, те, что попроще,- в Первопрестольной, а уж совсем маленькие - в городках вроде нашего.
        - А скажи: фамилия фон Торн тебе ничего не говорит?
        - Фон Торн? Бароны? Как же, очень даже говорит. Почти единственные титулованные дворяне, жившие в Сорочинске. Хотя имелись еще князья Собакины…
        - Погоди с Собакиными. Расскажи о фон Торнах поподробнее.
        - Ну, что… Прибалтийские дворяне. Очень древний род. Основатель участвовал в Крестовых походах. К середине восемнадцатого века тоже захирели. Однако Карл Иоганн фон Торн в 1762 году служил в гвардии, по-моему, гусарским корнетом. И когда случился переворот и Петра Третьего в Ропшинском замке прикончили братья Орловы, этот самый Карл Иоганн находился где-то поблизости. Чуть ли не стоял на часах перед спальней императора, где все и происходило. В числе прочих участников заговора он был награжден. Ему пожаловали обширные земли в нашей губернии. Сын или внук Карла Иоганна, тоже Карл, в битве при Бородино лишился руки, но благодаря этому обстоятельству слыл героем, был избран уездным предводителем дворянства, ну и так далее. А почему тебя они интересуют?
        - Склеп на кладбище видела…
        - Ах, вон что! Да, склеп существует.
        - А внутри его сохранились захоронения?
        - Какое там! После революции все разнесли в клочья. Видать, золото искали. И не только склеп фон Торнов разворотили. И другим досталось. Однако там случай особенный. В двадцатые годы в склепе фон Торнов пряталась банда налетчиков. Ты же дыру под стеной видела?
        - Ага.
        - Так вот, через нее они внутрь и попадали. Хотя это даже и не налетчики были, а простые беспризорники. Воровали помаленьку, нападали на запоздалых прохожих. Но огнестрельного оружия у них не имелось. Милиция устроила в кустах напротив склепа засаду. Убедились, что банда в сборе, развели перед входом здоровый костер и набросали в огонь тряпок. Едкий дым потянуло внутрь. Когда один беспризорник попытался прорваться, его пристрелили, а остальные сдались. Вот и вся история.
        - А скажи, какие-нибудь подробности о роде фон Торнов тебе известны?
        - Подробности…- Жюль Верн сморщил нос, и Вера почти влюбилась в него.- Эти фон Торны вообще странные ребята. В их роду вечно случались разные таинственные происшествия, даже преступления. Однако сор из избы они никогда не выносили. Все тишком делалось. Например, в тридцатые годы позапрошлого века в этом семействе одна за другой умирают сразу все дочери героя Бородинского сражения. Как, почему?! Ходили слухи, что двух старших отравила их младшая сестра, которую звали Амалией.
        - Почему отравила?!- подалась вперед Вера.
        - Точно неизвестно. Вроде бы эта Амалия видела в них конкуренток… Там имелся один красавец, за которого все три девицы желали выйти замуж. Амалия - младшая, и ее шансы были почти равны нулю. Вот она и постаралась.
        - А потом что с ней сталось? Вышла она замуж за красавца?
        - Какое там!.. Он, похоже, ее и прикончил. А возможно, и родной батька - это который герой Бородинской битвы - жизни дочурку лишил. Темная история. Они хоть и жили в России вторую сотню лет, веру не сменили, так и остались лютеранами. На исповедь в церковь не ходили. С соседями почти не общались. После смерти трех девиц, а затем и их отца остался лишь младший отпрыск фон Торнов, Теодор, или, в русском варианте, Федор… Федор Карлович. Именно он и воздвиг склеп на кладбище, куда и перенесли прах усопших на этой земле фон Торнов. Ты же, наверное, помнишь, на одной из его стен имеется доска, на которой выбиты имена. Там есть и имя Амалии. Правда, кто-то сбил последнюю цифру в дате смерти. Непонятно для чего. Возможно, хотел стереть имя полностью, но что-то помешало. Однако все равно понятно: скончалась она в тридцатых годах девятнадцатого века. Что тебя еще интересует?

«Спросить или не спросить?- размышляла Вера.- Если спросить, еще, чего доброго, за дуру примет, а если не спросить… Нет, все-таки попробую».
        - А скажи…- Она затруднилась назвать парня по имени. Жюлем как-то неудобно, имя Юлий ему, похоже, не нравится.
        - Зови меня Жюлем Верном,- сказал экскурсовод, правильно поняв заминку в вопросе.
        - Скажи, Жюль Верн, на старом кладбище ничего странного не происходит?
        - Что ты имеешь в виду?
        - Ну…- Вера замялась, пытаясь как можно более обтекаемо сформулировать вопрос. - По ночам,- наконец нашла она самое подходящее слово.
        - Что по ночам?
        - Я даже не знаю, как сказать… Чертовщина всякая.
        - Шабаши, что ли, справляют?.. Это пару раз было. Местные сатанисты оргии устраивали. Собственно, какие они сатанисты? Так, балуются. Пэтэушники, одно слово. Облили бензином деревянный крест. Плясали вокруг него голышом. А до этого трескали пиво в больших количествах. Видать, от пива их и повело. Орали всякую чепуху вроде «Сатана, явись!» или что-то подобное.
        - Это обычные мальчишки. Резвятся от избытка половых гормонов. А по-настоящему…
        - Ты про кого говоришь? Про вампиров, что ли?
        - Ну… типа того.
        - Я по кладбищам по ночам не брожу и ничего такого не видел. Однако…- Жюль Верн сделал паузу.- Однако существуют многочисленные легенды, не легенды… Былички, что ли…
        - Ага!
        - Будто на старом кладбище гнездится нечисть.
        - Давай, давай…
        - И осенью, в ненастье, а то зимой поднимается из могил и бродит…
        - Так! Бродит, а дальше…
        - Наверное, на кого-то нападает…- неуверенно произнес Жюль Верн.
        - Это точно?
        - Ну, откуда я знаю! Болтают всякое. Говорю, лично не видел, но слышал: главная у них, у нечисти то есть, эта самая Амалия фон Торн. Является будто бы в виде высокой брюнетки с распущенными по плечам волосами и в черном кружевном платье до пят. А с ней еще несколько призраков. Короче, они окружают запоздалого прохожего, вертятся вокруг него, увлекают за собой и в конце концов сбрасывают в какую-нибудь яму или пустую могилу. Послушай, уж не думаешь ли ты, что твоего дружка, этого самого Сабурова, укокошили именно мертвецы?
        - Погоди с Сабуровым,- отмахнулась Вера.- А вот скажи: там есть памятник такой… Постамент, а на нем стоит мальчишка в коротких штанах с помочами…
        - Знаю. Это Вова Диденко. Погиб в 1935 году.
        - А не раньше?
        - Раньше? Что ты имеешь в виду?
        Вера вкратце пересказала страшную историю о бедном малыше, убитом собственной мачехой. - Ерунда!- ответствовал Жюль Верн.- Вова Диденко, сын инженера, упал в котел с кипящей смолой. Это произошло на строительстве химзавода. Вова вместе с другими ребятишками бегал по лесам, стоявшим у стены гидролизного цеха, споткнулся и свалился прямо в котел, причем угодил точнехонько в его открытое жерло. Скорее всего, он бы и так не выжил, ведь упал с высоты четвертого этажа. Два дня, говорят, мертвое тельце от смолы очищали, да так толком и не отмыли. В закрытом гробу и схоронили. Безутешный отец и поставил этот памятник. А через два года отца арестовали, мать исчезла из Сорочинска неведомо куда, и могилка до сих пор стоит неухоженной. Даже имя с постамента непогода стерла.
        - А девочки рассказывали…- неуверенно начала Вера.
        - … Что рука ребенка указывает направление, которому если следовать, можно отыскать клад. Теперь понятно, почему вы с Сабуровым рыскали в этих дебрях. Чепуха!
        Вера не стала докладывать Жюлю Верну о результатах их с Сабуровым изысканий, тем более о дальнейших событиях. Она не без оснований опасалась, что тот поднимет ее на смех. Ясно было только одно: Амалия фон Торн действительно существовала и действительно сжила со света своих родных сестер.
        - Еще есть вопросы?- спросил Жюль Верн.
        Голос его звучал вполне серьезно, однако Вера уловила едва заметную иронию.
        - Скорее нет, чем есть,- ответила она.- Рассказ ваш, господин фантаст, достаточно ярок и исчерпывающ.
        Напольные часы, издав утробный скрежет, начали мерно отбивать время.
        - Ого, уже три,- сказала Вера,- я и не заметила, как пролетело время. В твоем обществе оно бежит незаметно. Даже бой часов слышу словно в первый раз.
        - Так оно и есть,- сообщил Жюль Верн.- Они бьют не каждый час, а лишь в три, в шесть, в девять…
        - И в двенадцать,- докончила за него Вера.- Замечательные часики. Однако мне пора.
        - Я тебя провожу!- воскликнул Жюль Верн.
        - Только до ближайшей остановки.
        - Конечно, конечно… Одна ты будешь выбираться из этих улочек не меньше часа.
        Когда покидали особняк, под ногами вертелась страшная собака. Она отчаянно виляла хвостом, умоляюще заглядывала в глаза, словно пытаясь что-то сказать.
        - На улицу хочет,- заметил Жюль Верн.- Вернусь через пятнадцать минут и выведу тебя.
        Дождь так и не прекращался. Понемногу начинало смеркаться. Под ногами хлюпала вода.
        - Дождь этот…- произнесла Вера только для того, чтобы не молчать. Она ждала от Жюля Верна чего-нибудь вроде объяснения. И оно последовало.
        - Кто тебя ждет дома?- спросил парень.
        - Никто. Я в одиночестве живу.
        - А родители?
        - Мать умерла два года назад. Отца я не знала. Одна как перст.
        - Может, ко мне завернем, с папашей познакомлю…
        - Извини, я немного устала.
        - Может, увидимся завтра?
        - А стоит?
        - Почему бы и нет?
        - Но ведь ты меня совсем не знаешь.
        - Вот и познакомимся поближе.
        Вера остановилась и взглянула на своего провожатого. Из-под низко надвинутого капюшона куртки на нее смотрел ясный взгляд спокойных серых глаз. От взгляда этого на душе вдруг стало легко и чисто, словно и не было этих последних сумасшедших дней. Вере почудилось, будто она знала Жюля Верна давным-давно. Парень дотронулся до плеча девушки.
        - Вот и остановка,- сказал он.- Ну, так как?
        Вера, загораживаясь от ветра, достала ручку и нацарапала на клочке бумаги цифры.
        - Мой телефон,- сообщила она.- Позвони, если захочешь.
        И сунула бумажку в мокрую ладонь, одновременно тихонько пожав ее.
        Глава 8
        Сватовство и смерть
        Коммивояжера
        Когда Вера добралась до дома, было уже почти темно. Дорогой она забежала в магазин, купила пакет молока и свежих булочек. Ничего другого есть не хотелось. Дома она разделась, накинула халат, налила в чашку молока и устроилась перед телевизором. Шла какая-то мыльная опера, но Вере было все равно. Она равнодушно наблюдала за тем, как на экране суетились и гримасничали легкомысленно одетые девицы, прихлебывала молоко, жевала булочку с корицей и изюмом и по давней привычке анализировать случившееся за день размышляла.
        Сабурова убили. Кто? Без сомнения, это работа баронессы. Не сама, конечно, Амалия его задушила, а послала кого-нибудь из своих приближенных. Скорее всего, мальчишку. За это говорят отпечатки маленьких пальцев на шее жертвы. Видать, придурковатый кладоискатель решил вырыть сокровище самостоятельно, не желая делиться с ней. Хорош гусь! Вот и поплатился. Да и существовал ли клад на самом деле? Жюль Верн утверждает: мальчик в коротких штанишках погиб в тридцать пятом. Значит, он не имеет никакого отношения ни к мачехе-змее, ни к отомстившему за его смерть отцу. Словом, блеф! А Сабуров купился. Поверил, как последний лох. Не зря он не отыскал в своих карманах найденный империал. И золотой тоже был миражом.
        Баронесса считала, что этот деятель претендует на Верины руку и сердце, вот и убрала конкурента. А она весьма энергична, эта Амалия. Своего непременно добьется. Сабуров Вере не слишком нравился. Хоть и ученый-историк, археолог, а замашки у него были, как у торгаша. Не зря баронесса вселила в него этого купчишку Брыкина. По Сеньке и шапка. И все же жалко его, дурака. Из-за нее погиб. Хотя почему из-за нее? Из-за собственной жадности. Лучше бы не искал клады, а занимался своей археологией. Раскапывал памятники русского Средневековья…
        В дверь позвонили. Раз, два… Звонки были настойчивы. Гость явно не желал уходить.
        - Кого там черт принес?!- в сердцах произнесла Вера и поплелась к двери.
        На пороге стоял Молчановский. В одной руке он держал огромный букет темно-красных «кладбищенских роз», а в другой что-то продолговатое, завернутое в папиросную бумагу.
        - Ой!- воскликнула Вера.- Вы!
        - Вот, шел мимо…- Молчановский протянул Вере букет.
        - Это мне?!
        - Конечно.
        - Но с какой стати?!
        - Потому что ты - хороший человек.
        Вера закатила глаза в деланом ужасе:
        - Третий раз видите, а уже определили?
        - Я неплохо разбираюсь в людях.
        - Ну, проходите, раз пришли.
        Вера провела гостя в комнату. Включила торшер, придвинула к дивану журнальный столик, а для гостя приготовила кресло.
        - Уютно у тебя,- озираясь, заметил Молчановский.- Я до этого только на кухне бывал.- Он поставил на стол сверток.
        - Вино?- спросила Вера.
        - Да, шампанское. А может, лучше пока его в холодильник убрать?
        Вера сунула розы в вазу, потом отнесла бутылку в почти пустой морозильник, а когда вернулась, увидела на журнальном столике коробку дорогих конфет.
        - По какому случаю мы гуляем?- поинтересовалась она.
        Молчановский загадочно усмехнулся:
        - Хотел потолковать с тобой.
        - Потолковать? О чем?
        - О жизни.
        - О! Звучит довольно загадочно. О жизни… О чьей, вашей или моей?
        - Ну… О твоей… И о моей тоже.
        - Хорошо. Давайте толковать. Начинайте.
        - Может, сначала немного выпьем?
        - Вино еще не охладилось.
        - Да какая разница: охладилось, не охладилось… Сделаем по глотку для лучшего налаживания контакта… Неси! Фужеры у тебя есть?- спросил Молчановский, когда Вера исполнила требуемое.
        Вера достала из серванта пару огромных, как вазочки, фужеров из цветного стекла.
        - В самый раз!- сказал Молчановский.- В такой фужер полбутылки влезет.- Он хлопнул пробкой, но сделал это столь аккуратно, что не пролил мимо ни капли вина.
        - Давай выпьем…- Молчановский сделал паузу,- за партнерство.
        - В каком то есть смысле?- удивилась Вера.
        - А в таком. Я пришел сделать тебе предложение.
        - Предложение?! Какое же?
        - Выходи за меня замуж!
        - Вот так раз!
        - Я говорю вполне серьезно.
        - Но ведь мы едва знакомы.
        - Хорошего человека я определяю с первого взгляда.
        - Ну а я нет! Что я о вас знаю? Ничего. Даже чем занимаетесь, и то мне неизвестно.
        - Чем я занимаюсь? Я, кажется, уже говорил: всем понемногу. Торгую разной ерундой. Да и к чему тебе знать о моих занятиях? Ты же не милиционер. Как я живу, видела. Значит, некоторое представление обо мне уже имеешь. Живу я один. Детей нет. Был женат, не скрою, но мы развелись. Что еще?..
        Вера поднесла к губам бокал, сделала глоток. Шампанское оказалось тепловатым, но было в меру сладким и имело слабый привкус муската. Именно такое вино Вера особенно любила.
        Молчановский тоже приложился, причем за один раз опорожнил фужер наполовину.
        - Бутылка долго в машине лежала, вот и нагрелась,- сообщил он.
        - Так вы уже приезжали сюда?
        - Ага, пару часов назад. Но тебя не было. Так как?
        - Насчет замужества?- Вера сделала неопределенную гримаску.- Подумать требуется. В одну минуту не решишь.
        - Конечно, надо подумать!- горячо произнес Молчановский.- Но вначале я хотел бы рассказать, что тебя ждет, если выйдешь за меня. Ну, дом ты видела… Он твой. Потом машина. У меня их три. Джип «Ниссан Патрол», «мерс», на котором я катаюсь постоянно, и еще маленькая красная «Мазда», как раз приспособленная для женских ручек. Любая из трех машин твоя. А не понравятся эти, купим совершенно новую. Дальше. Работать тебе, конечно, необязательно. Но если захочешь - ради бога! Как только ты согласишься - а я думаю, ты согласишься,- мы едем с тобой за границу, на отдых. Канары, Багамы… Куда угодно.
        - Так вы что же, меня покупаете?
        - Нет, не покупаю…- Молчановский замолчал, задумался, потом изрек: - То есть, конечно, покупаю! Я мальчик, что называется, уже не первой свежести, хотя, конечно, еще очень даже ничего. Я богат… ну, если не богат, так состоятелен. Что еще?.. Я независим! Это тоже весьма важно.
        - Да, конечно…- прервала излияния Молчановского Вера.- Все перечисленное, безусловно, имеет большое значение. Но это всего лишь вещи, а мне ведь жить не с
«ниссаном» или домом, а с вами. А вот какой вы человек, я не знаю. Добрый ли, злой… Будете любить меня, или я нужна вам вместо вывески.
        - Я детей хочу,- неожиданно пробормотал Молчановский.
        Вера не нашлась что ответить на этот крик души. Визитер тоже молчал, тупо уставившись в угол. Потом он неожиданно поднялся:
        - Значит, отказ?!
        - Почему обязательно отказ?- возразила Вера.- Дайте подумать!
        - Сколько?
        - Что сколько?
        - Сколько думать будешь?
        - Сутки,- твердо произнесла Вера.- Завтра, в это же время, дам вам ответ.
        На лице Молчановского появилось недоверчивое выражение. Чувствовалось: он не знает, радоваться ему или горевать. - Хорошо,- наконец произнес он.- Завтра, в это же самое время, я буду у тебя. Но я надеюсь…
        Он не договорил и поспешно покинул квартиру. Вера так и осталась неподвижно сидеть на диване.

«Ничего себе!- размышляла она.- Не было ни одного, как вдруг вон их сколько! И картину этот Молчановский нарисовал весьма радужную. То да се… Одним словом, как сыр в масле кататься будешь». Но, по правде говоря, этот тип ей не нравился. Какой-то он скользкий. О себе ничего конкретного не сообщает, а на нее прямо навалился: выходи за него замуж, и все тут! Нет! Все же, наверное, она ему откажет. Богатство богатством, но должны быть и чувства. А возможно, и не откажет. Опять же, стерпится - слюбится.
        Пока наша героиня мучительно размышляет о перспективах в собственной жизни, хотелось бы чуть подробнее рассказать о Молчановском и о том, что с ним случилось дальше, после того как он покинул уютную квартирку Веры.
        Витя Молчановский родился вовсе не в Сорочинске, а на Урале, в небольшом рабочем городке, расположенном недалеко от Свердловска, который называется Серов. Кроме металлургического завода, этот город известен также тем, что в нем некогда рос и набирался сил знаменитый на весь мир боксер Костя Цзю.
        Витя, как и Костя Цзю, тоже стремился вырваться из рабочей слободки, именовавшейся Старым поселком, и даже одно время посещал боксерскую секцию. Однако чемпионом он не стал, как не стал и хулиганом. Он избрал другую стезю. Как только разрешили частное предпринимательство, Молчановский зарегистрировал свой кооператив. Назывался кооператив весьма непритязательно - «М-record», а занимался Молчановский тем, что записывал на компакт-кассеты ходовые отечественные и зарубежные шлягеры и торговал ими на базаре, где у него имелся ларек. Очень скоро на молодого предпринимателя обратили внимание криминальные структуры, вчерашние боксеры-хулиганы, которых некий Толик по кличке Шимпанзе, или попросту Шимп, сколотил в подобие банды. Молчановский был лично знаком почти со всеми членами преступного сообщества, но это не спасло его от поборов. Витя заплатил раз, два, а потом послал вымогателей подальше, поскольку они требовали половину «навара». В ответ «шимпанзята» сожгли киоск. Однако этого им показалось мало. В отсутствие Молчановского бандиты явились к нему на квартиру, нагло взломали замок и утащили всю
аппаратуру, оставив «инженера звукозаписи», как было записано в его трудовой книжке, без средств производства. Витя пошел на поклон к Шимпу. Там его слегка избили и сообщили: аппаратуру вернут только в том случае, если он будет отдавать, как выразился Шимп, «в общак» восемьдесят процентов доходов. Молчановский обещал подумать.
        Витя был парень не робкого десятка. Рос он, можно сказать, на улице, придерживался ее понятий, уважал ее нравы. С половиной «шимпанзят» он вместе учился в школе, ходил в боксерскую секцию, гонял футбольный мяч. Те, казалось, сочувствовали ему, однако в ответ на просьбу о помощи только разводили руками. Мол, у нас есть главный. Как он скажет, так и будет. Витя понял: нормально торговать ему все равно не дадут. Тогда он отрезал пилой по металлу два ствола старой отцовской «тулки», набил пару патронов картечью и вновь отправился к Шимпу. Грохнули выстрелы. Шимпу разнесло живот, кишки превратились в месиво, а Витя от греха подальше мотанул в Свердловск, город очень большой и весьма криминальный. Здесь у него имелся дружок, некогда учившийся в Уральском госуниверситете, а ныне состоявший в уралмашевской группировке в должности
«бригадира». Витя, нисколько не опасаясь, поведал приятелю о случившемся. И тот обещал замолвить за него словцо. Через полмесяца «бригадир» уралмашевских сообщил Молчановскому, что «базары сняты», но в качестве благодарности он должен
«замочить одного барыгу». Плата показалась сносной - тысяча баксов, а вместо обреза ему вручили «ТТ». С той поры и понеслось. Гонорары за выполненную работу росли, а география заказов уже не ограничивалась Свердловском, а шагнула много дальше, даже за пределы России. Через некоторое время Молчановский решил оставить шумный Свердловск и обосноваться где-нибудь в тихой русской глубинке, но поближе к Москве. Собственно, причиной, заставившей Молчановского покинуть столицу Урала, оказалась его жена. Она плясала в кордебалете тамошнего театра оперетты, была крупной, высокой блондинкой, чем-то похожей на Веру, и отличалась пристрастием к мужчинам кавказской наружности. Вначале Витя не догадывался о ее истинных симпатиях, но когда узнал, страшно возмутился и потребовал развода. Опереточная дива сообщила, что развода не даст, а если и даст, то Витя должен уплатить весьма приличные отступные. Молчановский решил эту проблему с присущим ему профессионализмом. Примадонна осталась догнивать в затопленной горной выработке, а Витя переехал в Сорочинск. Он купил дом, перестроил его и стал вести размеренный образ
жизни добропорядочного буржуа, время от времени продолжая работать по основной специальности, благо клиентуры хватало, а для видимости открыл сауну с солярием, парикмахерской и иными услугами, в том числе и интимного характера. Конечно же, не заштатный Сорочинск являлся полем его истинной деятельности. Орудовал он в основном в столице и ее окрестностях, посещал также город на Неве, иной раз отправлялся за рубеж, преимущественно в теплые страны. В определенных кругах Молчановский был известен под кличкой Коммивояжер, потому что постоянно пребывал в разъездах. И все было бы хорошо, но не хватало только одного - семьи. А семью, особенно детей, ему очень хотелось иметь. Иначе, как он справедливо полагал, жизнь не имела никакого смысла.
        Встреча с Верой наполнила душу Коммивояжера надеждой. Она, как показалось Вите, полностью отвечала его требованиям. Во-первых, крупная блондинка. Его любимый тип женщины! Неглупа. Опять плюс! Склонна к авантюрам. Кисло-сладкие домохозяйки с куриными мозгами его никогда не интересовали. Словом, Вера как раз то, что надо. Оставалось только получить ее согласие. К изумлению самого Молчановского, он перед ней почему-то робел. Даже не то чтобы робел, а как бы тушевался. На вид проста, но тем не менее тонкая штучка! Но все равно он ее уговорит.
        Рассуждая подобным образом, Молчановский подъехал к своему дому, открыл ворота, загнал «мерс» в гараж и поднялся в дом. Сейчас, после общения с любимой женщиной, ему вдруг стало ужасно тоскливо. Один, по-прежнему один! Он поужинал, потом накормил собак и остался стоять под козырьком крыльца.
        Воздух свежо и остро пах разрезанным арбузом. Дождь стучал по козырьку, и капли разбивались о перила. Фонари освещали площадку двора, но смутный их свет словно тонул в придвинувшемся почти вплотную тумане, наползшем из близлежащей низины, в которой, как знал Виктор, находилось старое кладбище. В росших вдоль ограды кустах барбариса послышался слабый шорох. Молчановский достал сигарету и закурил.
        Горящая спичка прочертила пространство, как падающая комета. В кустах снова зашуршало.

«Кто там, интересно?- подумал Виктор.- Может, крыса? Но крысы в такую погоду прячутся по темным углам. Или кошка бродячая?»
        - Эй, Цезарь!- позвал он собаку.- Иди сюда.
        Овчарка вылезла из вольера и нехотя приблизилась. Чувствовалось, гулять под дождем ей совсем не хотелось.
        - Слушай, Цезарь,- сказал Молчановский.- В кустах возится какая-то тварь. Ты бы разобрался.
        Собака обратила на хозяина свою огромную черную морду, по которой стекала дождевая влага, и слабо зарычала.
        - Вон там,- Молчановский указал рукой направление, в котором нужно искать.
        Овчарка подошла к кустам, ткнулась в них гуттаперчевым носом и вдруг коротко взвыла.
        - В чем дело, Цезарь?!- закричал Виктор. Но животное не стало разъяснять мотивы своего поведения.

«Укололась о шипы барбариса, наверное»,- решил Молчановский. Собака тем временем бросилась к вольеру и забилась в самый дальний его угол.

«Посмотреть разве, что там?» - размышлял Виктор.
        Но выходить под дождь не хотелось. Он бросил сигарету в стоявшую возле крыльца урну и пошел в дом.
        Делать было совершенно нечего. Он включил телевизор. На экране великолепный Стивен Сигал с невозмутимым видом расправлялся с многочисленными мерзавцами самых разных цветов кожи, стрелявших в него из огнестрельного оружия, размахивавших мечами и саблями. Минут пять Молчановский тупо взирал на выходки супермена; наконец это ему надоело. Он нажал на кнопку пульта и отправился спать.
        Уютненько устроившись под пуховым одеялом, так как в комнате было довольно прохладно по причине отворенного окна, он взял с тумбочки купленную вчера в киоске книгу какого-то мистика под названием «Девятая жизнь нечисти» и попытался читать, однако никак не мог сосредоточиться. Перед глазами стояло лицо Веры.
        - Мура!- произнес Виктор, захлопнул книгу и выключил настольную лампу.
        Некоторое время он лежал без движения и без мыслей, стараясь заснуть сразу же, а когда это не удалось, стал перебирать в памяти события сегодняшнего дня. Мысли вновь вернулись к будущей жене. Согласится ли она? А если не согласится, что делать тогда? Все равно он на ней женится!
        В дальнем углу комнаты кто-то заскребся.
        - Это еще что такое?!- произнес Молчановский и снова включил лампу. Красноватый свет от ее абажура залил спальню, однако на углы он не распространялся. Там по-прежнему господствовал мрак.
        Витя оперся на локоть и уставился в ту сторону, откуда, как ему казалось, шел звук. Ничего!
        Он вновь потушил свет. Шорох повторился. Некоторое время Молчановский раздумывал: стоит ли обращать внимание на выходки крысы? А в том, что в дом забралась именно крыса, он нисколько не сомневался. На некоторое время воцарилась тишина, потом снова заскреблись. Вите даже показалось, будто он слышит, как маленькие коготки цокают по ламинату пола.
        - Вот, б…, заснуть не дает!- выругался Молчановский и накрыл голову подушкой.
        Так он лежал некоторое время, стараясь отключиться, но это никак не удавалось. Тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Скажем, женится он на Вере. Приведет ее сюда. А в кульминационный момент из своих нор вылезут крысы и тоже начнут справлять собственные свадьбы здесь же, на полу спальни. Омерзительно! Витя скинул с головы подушку и прислушался. Теперь ему казалось: крыса в комнате уже не одна. Их как минимум пара. И они занимаются именно тем, о чем он подумал. Молчановский вскочил с постели и включил верхнее освещение. Спальню затопил яркий свет. Шорохи прекратились. Он уселся на кровать и стал ждать. Тишина. Тогда Витя отправился в прихожую, нашел в стенном шкафу армейский кожаный ремень, намотал его на руку и вновь вернулся в спальню. Первым делом он проверил пространство между стенами и занавесями, но ничего, кроме пыли, там не обнаружил. Тогда Молчановский стал методично обследовать углы, но с тем же успехом. Наконец он решил, что в его отсутствие крыса (или крысы) спряталась за гардеробом. Гардероб был огромный, с зеркальными створками, и одному человеку его, пожалуй, не сдвинуть. Витя
все же попытался, но без успеха. Тогда он в сердцах плюнул и вновь уселся на кровать. В зеркалах отразилось его потное, злое лицо. Крыс он не обнаружил, а главное, не мог понять, откуда они появляются. Никаких дыр в полу не наблюдалось. Что же делать? Забить на все и лечь спать, не обращая внимания на крысиную возню, а завтра вызвать работников санэпидемстанции и попросить их провести дезинфекцию? Самое лучшее, что в подобной ситуации можно придумать. Он вновь потушил свет и укутался в одеяло, одновременно напряженно прислушиваясь. Все было тихо.
        - Ушла,- успокоившись, произнес Молчановский.
        Однако тварь, похоже, только и ждала этих слов. Она вновь завозилась, на этот раз под кроватью. Витя замолотил кулаками по матрацу, по ореховой спинке, по чему попало. Возня прекратилась.
        - Вот ведь сука!- Это прозвучало как вопль отчаяния.
        Вновь вспыхнул свет.

«Может быть, можно заснуть при включенном освещении?» - размышлял Витя. Он в который уж раз улегся и укрылся одеялом с головой. Вскоре Молчановский почувствовал, что его охватывает некое отупение, при котором человек и не спит, и не бодрствует, а словно пребывает в оцепенении, которое еще хуже, чем полное отсутствие сна. К тому же под одеялом долго не пролежишь. Становится трудно дышать. А проделанная щелка так или иначе пропускает свет.
        И тут Молчановскому пришла в голову спасительная мысль. Что, если создавшуюся ситуацию из кошмара превратить в развлечение?
        Он вспомнил: ведь у него имеется прибор ночного видения! Некогда он приобрел его по случаю, считая, что прибор понадобится в работе. Однако хитрая штуковина так никогда и не использовалась. Витя пару раз для развлечения надевал эти очки с длинными окулярами, а потом засунул их в дальний шкаф.
        Очень хорошо. Вот сейчас они ему и пригодятся.
        Молчановский вылез из-под одеяла и побежал искать прибор. После недолгих, но бурных поисков очки были обнаружены. Витя напялил их, предварительно выключив свет, и остался вполне доволен, Как раз то, что надо. Потом он извлек из тайника свой любимый «глок-17»,[«Глок-17» - марка австрийского пистолета.] легкий, мощный и без лишних наворотов, прикрутил к нему глушитель и вернулся в спальню.
        - Теперь посмотрим, чья возьмет,- пробормотал он, усевшись на кровать и передернув затворную раму пистолета.
        Комната наполнилась зеленоватым мерцанием. Вначале ничего не происходило. Потом Витя заметил некое шевеление у противоположной стенки. Он напряг зрение.
        К его изумлению, существо, нарушавшее покой домовладельца, вовсе не походило на крысу. Зверек больше всего напоминал небольшую человеческую ладонь.
        - Ничего себе!- пробормотал Молчановский.- Что это за хрень такая?
        Существо некоторое время находилось в состоянии покоя, потом медленно двинулось вдоль стены. На своих паучьих лапках, очень похожих на пальцы, оно достигло края лежавшего на полу ковра и вновь замерло.

«Самое время выстрелить»,- соображал Витя. Он прицелился и нажал спусковой крючок. Пистолет сработал почти беззвучно. Пуля, издав чмокающий звук, вошла в ковер. Существо чуть шевельнулось, но осталось на месте.

«Интересно, кто это?- размышлял Витя.- Паук? Да, похоже на то. Гигантский паук! Но откуда он взялся?»
        Витя время от времени смотрел по телевизору передачи типа «В мире природы» и другие научно-популярные программы, рассказывающие о жизни птиц, рыб, зверей и насекомых, и знал: очень крупные пауки обитают в теплом климате. Хотя не только.
«А тарантул?! Да, тарантулы живут как раз в средней полосе. Это тарантул и есть. Скорее всего самка. Они крупнее. Но какой, гад, здоровенный! И эти тарантулы как будто ядовиты. А что, если он прыгнет на меня?»
        Витя содрогнулся.
        Брр! Надо поскорее прикончить его.
        Глушитель мешал тщательно прицелиться, но Молчановский проявил максимум сноровки и вновь выстрелил. Теперь пуля как будто достигла цели. Во всяком случае, существо подпрыгнуло и спряталось за пылесосом.
        - Ага!- злорадно произнес Витя.- Страшно стало?! Все равно кончу тебя, урод!
        Он вновь замер, ожидая нового появления паука. И оно последовало. Правда, на этот раз существо вылезло не из-за пылесоса, а появилось совсем с другой стороны.
        - Как это ты туда пробрался?- изумился Молчановский.
        На этот раз он целился никак не меньше минуты. Плавное, как можно более плавное нажатие на гашетку, легкий хлопок, затем визг пули, отскочившей от металла.
        У Вити от изумления отвисла челюсть. В чем дело? Неужели?! Но этого просто не может быть! Он, несомненно, попал! Эта тварь, отброшенная пулей, упала на спину и беспомощно шевелила лапками… или чем-то там другим… Но почему выстрел не убил ее?! И как понимать характерный визг срикошетившей пули?! Неужели эта тварь металлическая?!
        Пока Молчановский лихорадочно размышлял над смыслом всех этих удивительных событий, из-за пылесоса вылезла первая нечисть и подскочила ко второй. Витя, превозмогая омерзение, поднялся с кровати, приблизился к парочке тварей и только так смог внимательно рассмотреть их. Это были никакие не пауки, а две человеческие кисти рук, правда, очень маленькие, скорее всего, детские.
        Молчановский издал горлом чирикающий звук и сел прямо на пол. Он не мог понять, что происходит. Возможно, это сон? Если сон - тогда все понятно. Витя крепко ущипнул себя за ляжку. Боль он почувствовал, однако ничего не исчезло. Тогда он поднялся с пола, снял ставший бесполезным прибор ночного видения и включил верхнее освещение. Теперь оба существа… или предмета стали видны вплоть до мельчайших деталей. Это действительно были две детские ручки. Витя нагнулся и поднял одну. Рука оказалась маленькой, но весьма тяжелой. Была она как раз той, в которую попала пуля. Повыше большого пальца на ней имелась свежая щербина. Но не результаты стрельбы сейчас занимали Молчановского. Его потрясло другое обстоятельство. Рука оказалась живой! И хотя, безо всякого сомнения, она была изготовлена из металла, скорее всего, из стали, пальцы ее судорожно шевелились, словно крошечные щупальца.
        Витя, открыв рот, в изумлении рассматривал странную тварь. Голова его внезапно заболела, видимо, от чрезмерного умственного напряжения. Во рту пересохло. Как все это объяснить? Если это шутка, то чья? Сон? Но он, кажется, не спит.
        Внезапно острая боль пронзила его левую ногу и отозвалась во всем теле. Второе существо, о котором он забыл, неожиданно вцепилось ему в лодыжку. От неожиданности он выпустил тварь, которую разглядывал, и она упала на ковер с мягким стуком. Стало совершенно ясно: ничего ему не снится, и все происходит на самом деле.
        Ручка, вцепившаяся в Витину ногу, отпускать ее никак не желала. Молчановский нагнулся, схватил ее и, превозмогая острейшую боль, попытался оторвать от лодыжки. Это не удалось. Острые, как лезвия, пальчики впивались все глубже. Тогда Молчановский, корчась от боли, стал лупить по ней рукояткой пистолета. Безрезультатно.

«Могут помочь плоскогубцы или клещи»,- вдруг сообразил он. Чтобы отыскать их, нужно было спуститься на первый этаж и добраться до кладовки, где у него хранились различные инструменты. И Витя заковылял к двери. Однако он забыл о другой руке, которую столь опрометчиво уронил на пол. Как только он взялся за ручку двери, так сразу почувствовал: вторая тварь, точно подлинный паук, мгновенно пробежала по спине и вцепилась в затылок. Вот это боль так боль! Молчановский взвыл столь сильно, что его, наверное, услышали на другом конце улицы. Теперь он понял: его будут убивать. И пусть орудия убийства выглядели очень необычно, даже фантастично, никаких сомнений в смысле их действий у Вити не было. Нужно действовать быстро и решительно. Первым делом нужно избавиться от той руки, которая вцепилась в верхнюю часть шеи.
        Молчановский схватил ее и что есть силы рванул. Скорее всего, рука еще не успела укрепиться на затылке как следует, поэтому Вите удалось, пускай и с изрядным куском мяса, отодрать ее. Боль была такая, что у него помутилось в голове. Он держал на весу руку, с пальцев которой капала кровь - его кровь!- и не знал, что делать дальше. Взгляд упал на окно. Створка была полуоткрыта. Витя проковылял через комнату и вышвырнул нечисть вон. Теперь нужно было заняться второй рукой. Все-таки лучший выход - в использовании подходящего орудия.
        Матерясь от боли и ярости, Витя кое-как спустился вниз, включил свет в кладовке и тут же увидел большие кусачки. Те висели на специальном щите, сооруженном аккуратным хозяином для разного рода столярных и слесарных инструментов. Сгоряча Витя решил попробовать освободиться от вцепившейся в ногу твари прямо здесь. Он схватил клещи и хотя не без усилий, но перекусил один пальчик.
        - Ага!- завопил он.- Есть!
        Однако ручка, казалось, была наделена разумом. Лишившись одного пальца, она проворно отцепилась и забилась за стоявший в углу старый сварочный аппарат, оставшийся от прежних хозяев. Витя из последних сил оттащил в сторону громоздкий агрегат. Теперь между ним и маленькой ладошкой ничего не стояло. Рука забилась в угол, казалось бы, испытывая страх перед рассвирепевшим Молчановским. Она не делала никаких попыток к нападению.
        - Ага, поняла, кто тут хозяин?!- злорадно спросил Витя.- Сейчас мы тебя…
        Он посмотрел по сторонам. На глаза попался все тот же щит с размещенными на нем инструментами. Вот то, что нужно. На щите, кроме прочего, висели громадные, похоже, кузнечные щипцы. Достались они Вите тоже по наследству, от старых владельцев дома, и он ими отродясь не пользовался. Вот теперь и пригодились.
        Молчановский снял их, с некоторым трудом раздвинул лапы и потянулся к сидящей в углу пятерне. Та, казалось, съежилась.
        - Не любишь!- зловеще произнес Витя.- А на людей бросаться можно?! Скажи: можно?! Молчишь?! Тогда я отвечу. А отвечу так. Нет, нельзя! Я тебе, сволочь, ничего не сделал! Ведь ничего, скажи?..
        Он наклонился и развел до предела клещи. Рука попыталась броситься меж ног ловца, но Витя что есть силы ударил по ней клещами, и она вновь отлетела в угол.
        - Ну, как, нравится?- спросил Витя.- Вот и мне нет.
        Он вновь щелкнул зубьями клещей. Рука увернулась.
        - А, так?
        На этот раз таинственное существо оказалось поймано. Оно трепыхалось, ухваченное клещами. Пальцы-лапки беспрестанно шевелились, словно пытаясь ухватиться за что-либо, найти точку опоры и освободиться.
        - Не выйдет, милая!- почти ласково произнес Молчановский.
        Он подошел к верстаку, к которому были привинчены здоровенные слесарные тиски. Одной рукой держа на весу пойманную тварь, другой он раскрутил тиски на необходимое расстояние, потом засунул существо между их губ и завернул тиски до отказа. После этого он с наслаждением, один за другим, стал кусачками откусывать пальцы.
        - Не больно?- ехидно поинтересовался он, когда у ладони остался всего один, большой палец.
        - Ладно. Этот тебе на развод. Вот и сиди тут, сволочь!- рявкнул Витя и покинул кладовку, закрыв за собой дверь и задвинув шпингалет.
        Только теперь, переведя дыхание, он понял, сколь сильно пострадал. Из раны на шее продолжала литься кровь, нога саднила так, словно по ней водили раскаленным утюгом. Перекушенный пальчик так и торчал из лодыжки, как гвоздь. Витя нагнулся, рывком вырвал его. Кровь засочилась сильнее. Не обращая внимания на боль, Молчановский поплелся на кухню, достал из холодильника бутылку водки, налил себе почти полный стакан и залпом выпил. По телу прокатилась теплая волна. Боль как будто несколько притупилась. Витя тяжело вздохнул. Потом он полил оставшейся водкой свои раны, нашел пузырек йода и, прихватив бинты, вновь направился в спальню.
        Остановившись перед зеркалом, он стал разглядывать повреждения, полученные в сражении. Рана на затылке, которую удалось обозреть с помощью маленького зеркала, действительно выглядела ужасно. Порванная кожа окружала рану, словно бахрома. Хотя запекшаяся корка уже начала затягивать ее, кровь продолжала сочиться.
        Витя залил увечье йодом и кое-как забинтовал. Но, увлеченный этим делом, он не заметил скользнувшую по направлению к нему от окна тварь, которую полчаса назад собственными руками выбросил на улицу.
        Витя почувствовал ее присутствие только тогда, когда маленькие пальчики вцепились ему в горло, но на этот раз уже спереди. От неожиданности он выпустил из рук пузырек с йодом. Резко пахнущая жидкость забрызгала ноги, пролилась на ковер, растеклась по полу. Однако ничего этого Витя уже не видел. Он боролся из последних сил, пытаясь оторвать от себя руку. Но она не поддавалась, все глубже впиваясь в шею. Дышать становилось все труднее. Молчановский захрипел и рухнул на пол. Сознание стало покидать его. Перед глазами завертелись радужные круги, и он лишился чувств. На этот раз окончательно.
        Глава 9
        Новое назначение
        и общение с призраком
        Вера, конечно же, ничего не знала о том, что произошло с ее потенциальным женихом Молчановским. Она и думать о нем забыла, лишь изредка вспоминала, что дала слово ответить, согласна ли выйти замуж, не позже сегодняшнего вечера. Впрочем, это обстоятельство почему-то вовсе не волновало ее. Сейчас мысли девушки были заняты только Жюлем Верном. Вот парень, за которого она охотно бы пошла. Молодой, красивый, неглупый и с чувством юмора. Короче, обладавший теми качествами, которые Вера ставила превыше всего. К тому же он, кажется, и не беден. Имеет собственный музей. Это, несомненно, уже кое-что.
        И когда зазвонил телефон, Вера моментально схватила трубку. Но, к ее разочарованию, это был не Жюль Верн. Звонили из редакции. Вера тотчас узнала голос секретарши.
        - Вера Карловна?
        - Да.- Тут Вера несколько удивилась, поскольку до сих пор никто в конторе не величал ее по имени-отчеству.
        - Не могли бы вы подъехать в редакцию?- Тон секретутки был сладок до приторности.
        - Для чего?- строго спросила Вера.
        - Вас желает видеть Павел Борисович.
        - По какому вопросу?- Вера была сама суровость.
        - Он сам вам сообщит. Только, пожалуйста, подходите не раньше четырех часов.
        Заинтригованная Вера сообщила, что обязательно будет, и положила трубку.
        Интересно, для чего ее вызывают, размышляла наша героиня. Может быть, для того, чтобы дать ей окончательный расчет? Сомнительно. Вера вспомнила свое посещение Павла Борисовича в стенах больницы. Кажется, в тот раз она сумела произвести на него должное впечатление. А потом Амалия сказала, что не видит для Веры лучшей кандидатуры для замужества. Какая чушь! Своего мужа она представляла себе вовсе не таким. А каким? Что-нибудь вроде Жюля Верна. А сочетание ее имени и его фамилии вообще звучит обалденно. Вера Верн! Каково?! Вроде какая-то западная киноактриса.
        Еще часа два Вера слонялась по квартире, время от времени поглядывая на телефон. Она ждала звонка Жюля Верна. Однако телефон молчал.
        Ну и черт с ним!
        Вера взглянула в окно. По небу все еще неслись низкие облака, но осадки прекратились. Время от времени сквозь тучи пробивался солнечный свет, и тогда яркие осенние краски вспыхивали огненно-желтым пожаром.

«Самое время прогуляться,- решила Вера.- Послоняюсь по городу, а потом подамся в контору».
        Так она и сделала.
        Время подходило к четырем, когда девушка отворила дверь редакции. К ее изумлению, коллектив оказался в полном сборе. В просторной, заставленной столами с компьютерами комнате, где в обычное время протекал творческий процесс, присутствовали все без исключения сотрудники газеты «Путь наверх», включая охранника и техничку. Не было только главного редактора. При виде возникшей в дверях Веры публика загомонила. Чего в этом гомоне было больше - радости, иронии или недоумения, Вера не смогла определить, однако ее приход явно не остался незамеченным. По-видимому, вопрос об увольнении пока не стоял.
        Вера перекинулась двумя-тремя словами с коллегами и почувствовала: люди относятся к ней все так же благожелательно. Лишь ответственный секретарь, старенький лысенький Захар Семенович Кукиш, взирал на Веру с величайшим почтением, смешанным с плохо скрытым недоумением. Вера поймала его взгляд и ничего не поняла, однако Кукиш держался на расстоянии и приближаться не решался. Это обстоятельство удивило Веру. Она была с ответсеком в хороших отношениях и не ожидала, как ей казалось, подобной холодности. Но это оказалась отнюдь не холодность…
        Наконец появился главный редактор. На его упитанной физиономии присутствовало довольно загадочное выражение.
        - Я собрал вас сегодня,- возгласил он,- чтобы сообщить весьма важное известие…
        - К нам едет ревизор,- тихонько прошептал стоявший рядом с Верой журналист Ферапонт Головатый. Настоящая его фамилия была Кукарекин, но свои материалы он подписывал именно этим псевдонимом.
        - Так вот,- продолжил Павел Борисович после некоторой паузы,- я хочу сообщить, что покидаю вас.
        - Как?! Почему?!- послышались удивленные голоса.
        - Потому, дорогие мои, что я собираюсь баллотироваться на весьма ответственный пост. А избирательная кампания требует отставить все дела, связанные непосредственно с занимаемой должностью, и заниматься только выборной деятельностью. Так велит закон!
        - Куда же вы, Павел Борисович, собираетесь избираться?!- завопил народ.
        - В Государственную думу!- веско ответствовал главный редактор.- Как вы знаете, наш депутат, в прошлом генерал-лейтенант Севастьян Африканович Кругликов, назначен указом Президента главой нашей области. Место его в Думе…- тут главный редактор вновь сделал многозначительную паузу,- …освободилось! Поэтому грядут выборы. Вот я и собираюсь баллотироваться.
        - От какой партии?- завопил над ухом у Веры Ферапонт Головатый.
        - Это пока секрет,- суровым тоном заметил Павел Борисович.
        - Сам еще не знает,- шепотом прокомментировал ответ шефа Головатый.- Когда же вы нас покинете?!- на этот раз во весь голос поинтересовался он.
        - Скорее всего, через месяц. Ближе к Новому году.
        - А кого же вместо вас поставят?- спросила техничка Нелли Федуловна Замалетдинова, немолодая толстая татарка, известная в народе как Неля.
        - Что значит «поставят»?!- довольно резко воскликнул главный редактор.- Хозяин газеты я! Я и ставлю!
        - И кого вы поставите?
        - Есть у меня одна кандидатура,- многозначительно сообщил Павел Борисович.
        - Не тяните… Мы ждем…- послышалось со всех сторон.
        - Этого человека вы все хорошо знаете,- продолжал вещать главный.- Толковый работник, отличается завидным рвением, повышенной ответственностью, энциклопедическими знаниями…
        Вновь пауза.
        Все повернулись в сторону ответственного секретаря, ожидая услышать его имя.
        - Зовут его - Вера Карловна Воропаева!- возгласил Павел Борисович.
        Мертвая тишина воцарилась в редакционном помещении. Первой ее нарушила сама избранница.
        - Меня в редакторы?!- изумленно воскликнула она.
        - Именно! Я подумал, посоветовался с вышестоящими товар… господами. Имел разговор и с уважаемым Захаром Семеновичем.- Главный указал пальцем на ответственного секретаря.- Лучшую кандидатуру трудно подыскать!
        - Но она же - простая корректорша!- завопила секретутка.
        - А что в этом странного?- отозвался Ферапонт Головатый.- Характер имеет стойкий, нордический…- он хихикнул,- и за общее дело радеет. Ведь так, Вера… как вас… Карловна. Радеете?
        - Я не смогу быть редактором!- твердо произнесла Вера.
        - Сможете! Нам виднее,- громко сказал ответственный секретарь. Видимо, его реплику следовало понимать как глас народа.
        - Я думаю, Вере Карловне вполне хватит месяца, чтобы войти в курс дела,- как о чем-то вполне решенном заговорил Павел Борисович.- А там передам ей штурвал, и вперед!
        - Так держать!- иронически заметил Ферапонт Головатый.
        - Именно,- заключил главный редактор.- А теперь, коллеги, настало время для небольшого междусобойчика по случаю моего… э-э… нового занятия. Поскорее сдвигайте столы, расставляйте закуски… Развеем малость скучное осеннее настроение. А вы, Вера Карловна, пожалуйте в мой кабинет. Пока еще мой…
        И нашей героине ничего не оставалось, как под восхищенными и насмешливыми взглядами проследовать за Павлом Борисовичем.
        - Я вас… тебя то есть, зачем сюда пригласил,- сказал главный, плотно прикрывая за собой дверь,- потому что поговорить хотел.
        - О чем, интересно?
        - О нас с тобой.
        - Давай начинай.
        - Я обдумал твое предложение.
        - Какое предложение?
        - Как какое? Уже не помнишь? Странно! Ты же замуж за меня хотела выйти. Или забыла, как вела себя у меня в палате? Стриптиз устроила.
        - Что-то такое припоминается.
        - Ну, вот. Короче говоря, я все обдумал и решил согласиться с предложением. Пожалуй, ты мне подходишь.
        - Ага!
        - Ты красива, образованна, энергична.- Павел Борисович почему-то потрогал свою челюсть.- К тому же мне нужен свой человек на редакторском месте.

«Вот даже как! Свой человек!..» - подумала Вера.
        - А ты как раз из таковских.
        - Значит, я своя?- стараясь не показывать своих чувств, спросила Вера.
        - А разве нет?.. Ну, имелись у нас с тобой некоторые недоговоренности. Так ведь они исчерпаны. Когда ты заявилась ко мне в больницу, я, откровенно говоря, не мог найти подходящих слов, так был потрясен.- Павел Борисович непроизвольно облизнулся.- Ну а потом…- он чмокнул.- Потом, и вообще!.. Честно говоря, первоначально у меня сложилось впечатление, что ты… немного того,- Павел Борисович покрутил пальцем у виска.- Однако после твоего ухода я стал анализировать события и скоро понял: ты вполне нормальна, а если кто и свихнулся, то это я. За повседневностью не разглядел, кто работает рядом со мной. С этой Титикакой я разобрался. Ты, конечно же, была права. За что тебе честь и хвала. Не заметь ты вовремя, не сумей настоять на своем,- снова машинальное прикосновение к челюсти,- газета вышла бы с ошибкой. Ну и потом… Когда ты приперлась в больницу, я уж думал: сейчас упадет на колени, будет биться головой, лишь бы оставили на службе, а ты вон как себя повела. Не ожидал! И понял! Ты - самая подходящая для меня женщина! Я уже не мальчик. За каждой юбкой бегать не могу. К тому же положение обязывает быть
солидным. Так что делаю тебе официальное предложение. И в знак скрепления нашего союза… Вот!- Павел Борисович выдвинул ящик стола, достал оттуда маленький футляр черного бархата и протянул его Вере.
        Девушка раскрыла футляр. В нем лежало кольцо. Вспыхнул и заискрился чистый, как капелька воды, бриллиант.
        - Прими в знак чувств!- торжественно произнес Павел Борисович.- А на днях я представлю тебя родителям. Как, устраивает такой ход событий?
        - Погоди, погоди… Все так сразу.
        - А чего ждать… Мы ведь, кажется, все решили. А свадьбу я решил устроить где-нибудь в середине ноября. Надеюсь, не возражаешь?
        Вера тупо молчала, ошеломленная свалившимся на нее «счастьем». Павел Борисович, видимо, принял ее реакцию за полную поддержку собственных действий.
        - Ну, вот и отлично,- довольно произнес он.
        - Да как же я смогу редакторствовать?- наконец вымолвила Вера.
        - А я как смог? Да очень просто! Ничего тут хитрого нет. Газетное дело ты знаешь, грамотностью и смекалкой обладаешь. В текущих вопросах поможет Захар Семенович, а генеральное направление - это мои проблемы. Так что все будет под контролем. О нашей помолвке коллективу, как мне кажется, пока сообщать не стоит. А то некоторые и вовсе попадают. Хватит с них пока и известия о твоем назначении. И вот что еще. Можешь немного отдохнуть. Недели тебе хватит? Вот и отлично! Гуляй, пока в девках. Ладно, пошли к народу.
        А в рабочем зале царило веселье. Люди, не дожидаясь начальства, выпивали, закусывали, одним словом, предавались радостям жизни. Увидев появившихся Павла Борисовича и Веру, все радостно загомонили. Каждому хотелось выпить со старым и новым редакторами.
        Вера машинально чокалась со всеми желающими своей рюмкой, в которую было налито какое-то непонятное винцо. Она вовсе не замечала направленных на нее восхищенно-насмешливых взглядов, не ощущала всеобщего внимания к своей персоне. Все происходило словно в тумане. Ей страшно хотелось покинуть сборище, отправиться домой, а там лечь на диван, закутаться в плед и хорошенько подумать. Это желание стало совсем нестерпимым после того, как она краем уха уловила обрывок разговора между Ферапонтом Головатым и его коллегой Сергеем Фомичевым. Фомичев, высокий парень с красным прыщавым лицом, работал в редакции совсем недавно, и Вера знала его не особенно хорошо.
        - Вот так нужно делать карьеру,- сказал Ферапонт.- Набила морду редактору, так он со страху назначил ее своей преемницей.
        - Морду тоже нужно уметь набить вовремя,- отозвался Фомичев.- Вот ты, например, за мордобой в один бы момент вылетел, да еще бы и в «обезьянник» упекли.
        - Потому что у нее ножки…- отозвался Ферапонт.- И грудки…
        - И попка,- продолжил мысль Фомичев.- Слышал же, что она у него в больничной палате устроила? Уметь надо!
        - Н-да. А тут лезешь вон из кожи, ночами кропаешь материалы, когда все давно спят, и хоть бы один гад заметил подобное рвение. Никому и дела нет до твоей работоспособности.
        Никакой особой работоспособностью Ферапонт Головатый не отличался. Писал он в основном на криминальные темы, работал над материалами неделями, и все равно получались они скучными и топорными, однако его слова расстроили нашу героиню до слез. Как объяснить этим дуракам, что ни к какому редакторству она вовсе не стремилась? А если они узнают о помолвке, вот уж гадко похихикают, вот уж изольют фонтаны мерзостей.
        Вера представила, что будут говорить все эти Ферапонты и Фомичевы, и ее чуть не стошнило.
        Нет, нужно немедленно бежать отсюда, а то у нее случится истерика.
        Девушка поставила нетронутую рюмку на стол и бочком выбралась из гомонящей толпы. Она незаметно прокралась к выходу, отомкнула запор и выбралась на улицу. Как здесь хорошо! Холодный осенний воздух окатил ее пряной свежестью. Темнота пахла дождем, гниющей листвой и костром.
        - Вера?- услышала она совсем рядом, почти над ухом. Голос принадлежал Жюлю Верну.
        - Ты?! Что ты тут делаешь?
        - Тебя жду. Давно жду. Уже хотел уходить. А ты, оказывается, гуляешь?
        - Вызвали вот…
        - На вечеринку? Понятно. А я думал: вдруг чего случилось?
        - Что со мной может случиться?
        - Ну, не скажи. Времена нынче смутные. А я тебе весь день названивал.
        - Ой ли?
        - Точно, весь день! Ну, может, не с самого утра, а часов с двенадцати. В трубке только длинные гудки. Тогда я к тебе отправился.
        - А ты разве знаешь, где я живу?
        - Ты же вчера говорила: мол, проживаешь на Кладбищенской заставе, в бывшем особняке купца Горохова.
        - Это ты сказал про купца. Я просто описала свой дом.
        - Ладно, пускай я. Пришел к гороховскому дому, узнал у соседей, в какой квартире ты обитаешь. Но и там тебя не оказалось. Я стал ждать. Думаю, может, в магазин подалась или куда еще. Сижу на лавочке, благо погода наладилась, скучаю… Вдруг шум, визг, грохот… Одна машина с мигалками промчалась, другая с сиреной. И все - в одном направлении.
        - В каком направлении?- насторожилась Вера.
        - Да там, неподалеку. В твоем же поселке. Мне стало интересно. И я направился в ту сторону, куда они проследовали. Вижу, перед большим красивым домом народ толпится, и, опять же, машины эти стоят. Я - туда. Слушаю, что люди в толпе говорят. Оказалось, убийство произошло.
        - Убийство?!
        - Ага. Какого-то нового русского прикончили.
        - И как его фамилия?
        - Фамилия? Сейчас вспомню. Кажется, Молчалин, или что-то в этом роде. Нет, не Молчалин, а на «ский». Молчалинский, вроде так.
        - Молчановский?!- похолодела Вера.
        - О! Точно, Молчановский! А ты что, его знала?
        - Немного. И как же его убили?
        - Говорят, задушили. Или горло перерезали… Один жил, бедолага. Ну, видать, и решили ограбить. Даже собаки не помешали. Я же говорю: времена нынче смутные.

«А ведь это - работа баронессы,- с ужасом подумала Вера.- Несомненно, она приложила руку и к смерти Сабурова, и к смерти Молчановского».
        - А ты знаешь, он сегодня должен был ко мне прийти,- сообщила Вера.
        - Убитый?! Зачем?
        - Он мне вчера предложение сделал.
        - Какое предложение? Ты о чем?
        - Жениться захотел на мне.
        - Вот даже как! Значит, вы давно встречались?- Хотя Вера и не видела лица Жюля Верна, она почувствовала: парень помрачнел.
        - Какое там давно… Знакомы-то всего несколько дней.
        - И уже жениться? Довольно странно.
        - Ха! Странно. А не покажется ли тебе еще более странным, если я скажу: тот самый Сабуров, которого убили на кладбище, тоже предлагал мне руку и сердце.
        - Неужели?!
        - Вот тебе и «неужели»!
        - Однако ты пользуешься популярностью в среде покойников.
        - Да. И огромной. Но только в последнее время.
        - Это как же понимать?
        - Сабуров был первый. Молчановский - второй. А час назад моей руки попросил третий кандидат. Наш главный редактор.
        - Ничего себе!
        - Более того, он не только предложил мне выйти за него замуж, но и во всеуслышание заявил, что прочит меня на свое место. Главным редактором назначил вместо себя.
        - Ну, ты даешь! Налицо несомненный успех. Однако мне от этого как-то не очень…
        - А что такое?
        - Видишь ли… Я тоже…
        - Что тоже?
        - Как сказать…Ты мне… как бы выразиться… Тоже симпатична.
        - Так. А дальше?
        - Дальше пока все.
        - Жениться хочешь?
        - Вот так, сразу? Даже не знаю. Ты мне, конечно, нравишься, иначе я бы не пришел, Но мы с тобой почти незнакомы. Не хочу показаться старомодным, но должны же быть и какие-никакие чувства. А для этого нужно время…
        - Вот и хорошо, что не хочешь,- перебила Вера.- Ведь если бы ты хотел на мне жениться, твоя жизнь подверглась бы несомненной опасности.
        - Это еще почему?
        - Долго рассказывать. Однако о том, что я говорю правду, свидетельствуют два трупа.
        - Ничего не понимаю.
        - А тебе и не надо понимать. Отстань от меня, и дело с концом. К тому же я уже получила подарок.- Вера достала из кармана коробочку, вытащила из нее кольцо и надела его на средний палец правой руки. Бриллиант от упавшего на него света уличного фонаря сверкнул как искорка.- Вот, видишь…- Она помахала ладонью перед носом Жюля Верна.- Мой жених, Павел Борисович, сегодня вручил. Так сказать, для закрепления чувств.- Вера хохотнула.
        - Ты его любишь?
        - Какое там… Он мне противен!
        - Так в чем же дело?
        - А дело в том, что он нравится другой.
        - Вот и хорошо.
        - Хорошо, да не очень. Именно она прочит его мне в мужья.
        - Сейчас не те времена. Никто никого не может заставить насильно выйти замуж за нелюбимого человека.
        - А вот она заставит!
        - Объясни, пожалуйста, толком.
        - Боюсь, не поверишь.
        - А ты попробуй.
        - Попробовать-то можно, только это долго.
        - Тогда, может, завтра?
        - Нет, я хочу сегодня!- внезапно разозлилась Вера. Неужели она не может позволить себе даже такой малости, как рассказать человеку, что с ней и вокруг нее происходит? Неужели не может выговориться?- Поехали ко мне,- предложила девушка.- Не волнуйся, я тебя не завлекаю. Поехали!
        - Ладно, если тебе хочется.
        - Только сначала нужно зайти в магазин. Купить что-нибудь на ужин, а заодно и тебя угостить.
        Когда Вера и молодой человек приехали на Кладбищенскую заставу, шел одиннадцатый час. Вера нарезала хлеб, сыр и колбасу, открыла банку шпрот, откупорила бутылку молдавского «Рислинга», достала коробку конфет, оставленных вчера Молчановским, накрыла журнальный столик. Все это время Жюль Верн изучал памятник печного искусства.
        - Красивая печка,- сообщил он результат своих исследований.- И состояние хорошее. Можно сказать, целое сокровище.
        - В каком смысле?- поинтересовалась Вера.
        - Нынче люди платят за подобные изразцы очень неплохие деньги. Особенно столичные богатеи. Конечно, сейчас кафеля - завались! На любой вкус, на любые деньги… Однако всем нужны старинные подлинники. Тут плиток - штук двести. Минимум по десять долларов за штуку, и, пожалуйста, капитал! Куда-нибудь можно поехать. В Испанию, например. Или в Турцию…
        - А печка? Без кафеля она весь вид потеряет.
        - Да зачем тебе печка? Она вон четверть комнаты занимает. В квартире же центральное отопление. В конце концов, если уж так жалко, можно обложить это чудище современным кафелем. Ну, да ладно. Ты мне обещала что-то рассказать.
        - Давай сначала выпьем по глотку за знакомство.
        - Можно и выпить, только лучше бы кофе.
        - Сию минуту сварю.
        После того как перед каждым появилась чашка с дымящимся напитком, Вера сделала глоток вина, запила его кофе и заговорила. Рассказ свой она начала с той памятной ночи, когда непонятно с какой стати вдруг потопала сквозь дождь и ветер на старое кладбище, к склепу фон Торнов.
        - Теперь ясно, почему ты интересовалась этим семейством!- воскликнул Жюль Верн.
        - Пожалуйста, не перебивай. Комментировать будешь по окончании рассказа.
        Вначале Вера не могла сосредоточиться. Она то забегала вперед, начав с того момента, как оказалась подле склепа, то вспомнила вдруг Катюшку Бурдымагину и ее бабушку. Одним словом, излагала свою историю несколько сумбурно. Но постепенно рассказ ее приобрел последовательность и плавность. Чувствовалось: Вере доставляет удовольствие смаковать события, словно они произошли не с ней самой, а были увидены на экране телевизора. «Словно действие сериала излагаю»,- время от времени повторяла про себя Вера.
        Она кончила свое повествование, когда на улице уже была глубокая ночь. Жюль Верн напряженно слушал, подавшись вперед всем телом. Похоже, он даже не понял, что рассказ кончился.
        - Все,- сообщила Вера.- Ну, как?
        Жюль Верн молча пожал плечами.
        - Ты веришь мне?
        - Как тебе сказать…
        - Скажи правду.
        - Скорее нет, чем да,- сделал вывод молодой человек.
        - Так я и знала.
        - В этой истории не все стыкуется.
        - Например?
        - Да хотя бы взять начало. Почему это ты ни с того ни с сего среди ночи, причем в самое ненастье, отправилась на кладбище? Вот я бы, например, ни за что туда не пошел.
        - Отправилась и отправилась… По велению сердца!
        - Довольно странное веление. Потом ты говоришь: мужчины не обращали на тебя внимания. И вовсе не могу поверить.
        - Нет. У меня, конечно, было… это самое. Но все происходило как-то тускло, без блеска, без фантазии. Убого, одним словом.
        - А тебе нужен пожар в джунглях?
        - Хотя бы.
        - Ну, так ты после похода к склепу своего добилась. Вокруг тебя все вращается с калейдоскопической яркостью и быстротой. С ужасающей яркостью и пугающей быстротой.
        - Довольно эпитетов!
        - Я только пытаюсь рассуждать, пока даже не рассматривая фантастический элемент твоего рассказа. Но можно поговорить и о нем. Вот ты говоришь: сначала даже не поняла, что тобой завладело нечто, пытающееся регламентировать твою жизнь. А с какого момента ты ощутила это обстоятельство достаточно явственно?
        - С какого момента?- Вера задумалась. А действительно?- Наверное, с того, когда баронесса посетила меня ночью.
        - Если следовать твоему рассказу, она побывала у тебя два раза. Первое посещение, когда вначале появился мальчик, ты восприняла как сон.
        - Ну, да.
        - А потом она явилась к тебе уже одна. Так с какого же?
        - Наверное, со второго. Когда она мне все выложила.
        - Но ведь и в первый раз она тебе прямо сказала, почему пришла? Да, кстати, она пришла или уже находилась в тебе? Тут я не понял.
        - Я и сама не поняла. Безносый мальчишка требовал, чтобы Амалия вернулась. Значит, она присутствовала во мне. А если так…
        - Ну?
        - Если так, то она и сейчас здесь! И все слышит!
        - Да, слышу,- вдруг произнесла Вера совсем не своим, а более низким, глубоким и чувственным голосом.
        - Это как же понимать?- спросил Жюль Верн.- Ты умеешь чревовещать?
        - Ничего я не умею!- взвизгнула Вера уже своим обычным голосом.- Это она!
        - Да, я,- подтвердила низкоголосая.
        - Амалия фон Торн?- спросил Жюль Верн.
        - Конечно, юноша. Ты абсолютно прав.
        - Значит, вы все время находитесь внутри Веры?
        - Истинно.
        - Но где?!
        - Как тебе объяснить… Даже не знаю. В ней, и все тут.
        - С трудом верится.
        - А ты взгляни на свою подружку.
        Жюль Верн посмотрел на Веру. Девушка сидела с отсутствующим выражением лица и тупо взирала в пространство.
        - Но ведь она только что говорила со мной!
        - Ты вертеп когда-нибудь видел?
        - Какой вертеп?
        - Кукольный театр, другими словами. На ярмарках, в балаганах обычно они представления дают. За Ванькой Рютютю городовой бегает, а тот его палкой по голове бьет. Вспомнил?
        - Да.
        - Так вот. Верка твоя - как этот самый Ванька Рютютю, которым кукольник движет. Что я ей позволяю, то она и делает. Вот, смотри.
        - Не верь ей!- вскричала Вера.- Я все - сама!
        - Видишь? Разрешу ей, она говорит, не разрешу - сидит как кукла деревянная.
        - И этих вы убили?
        - Женихов? А то кто же? Конечно, я! Вернее, по моему приказу.
        - И того, который кольцо подарил, убьете?
        - Его - нет. Он как раз тот, кто нужен. Верка за него идти не хочет, а придется.
        - И меня убьете?
        - Тебя не стоит. Ты явных намерений на ее счет не имеешь. Просто знакомый. Хоть она тебе и нравится, но жениться на ней ты не стремишься. Так что живи себе.
        - Но почему вы желаете устроить ее брак?
        - Она сама меня об этом попросила. А я соскучилась по настоящей работе. Вот и решила помочь. Кто она по своей сути? Считай, никто. Седьмая вода на киселе,- непонятно выразилась Амалия.- Но собой хороша. И в обращении приятна. Почему бы не оказать ей услугу?
        - Но ведь она за того замуж не желает?
        - Не желает…- баронесса хмыкнула.- Мало ли что - не желает! Кто ее спрашивает. Раньше нужно было думать. Я ведь не тянула ее на кладбище, не заставляла произносить заклинание… А уж теперь позволь мне самой решать, кто ей подходит, а кто нет. Возьмем хоть тех, которых я… того. Этот археолог… Кто он? Да обычный авантюрист. Помешался на кладах. А клады - вещь весьма сомнительная. Сегодня они есть, завтра их нет. Да и как человек он был гнилье. Поблазнился ему клад в могилке, он и про Верку забыл. Про то, что это она его на золото навела. А неплохо бы поделиться. Ночью приперся на погост. Захотел сам откопать. Вот и откопал! На свою голову.
        - А если бы не приперся?
        - Кладоискатель-то?.. Все равно бы достала. Это как раз не проблема. Да и креста на нем не было…
        - Ты боишься креста?
        - Не то чтобы очень. Однако все ж таки опасаюсь. Мешает он.
        - Ну а второй, фамилия которого Молчановский. Он же вроде богатый. Чем не муж?
        - Это который в своем доме жил? Он - бандит. А у бандита век короток. Сегодня жив, завтра убили. Тоже не подходил. Хотя у него намерения имелись самые серьезные. Вот и поплатился. Туда ему и дорога. Знаешь, сколько на нем человеческих жизней висело? Ого-го! Только он мальчишку моего маленько покалечил. Пальчики ему пообрубал. Ну, да ладно. Что тебя, юноша, еще интересует?
        - Можно ли избавиться от твоей опеки?- напрямик спросил Жюль Верн.
        - Ой, какой быстрый!- засмеялась баронесса.- Все знать хочешь. Нет, добрый молодец, этого я тебе сказать не могу.
        - Значит, все-таки можно, если говорить боишься?
        - Но зачем избавляться от моей опеки, как ты выразился? Я же Вере только добра желаю. Выйдет за богатого да родовитого, как сыр в масле кататься будет. Чем ее этот Павел Борисович не устраивает? Не понимаю! Красивый, непьющий… Карьеру вон как споро делает. И ее уже облагодетельствовать успел. Чин немедленно предложил. Газетой руководить наша Вера будет. Когда бы еще она до подобной должности доросла? Да никогда! Так бы и читала полосы до скончания своего. И мужа бы ей никто не послал. Осталась бы вековушей. А так я ее в люди выведу.
        - Вас ведь величают Амалией фон Торн?- неожиданно перевел разговор молодой человек.
        - Несомненно.
        - А можно вас увидеть?
        - Отчего же нет. Покажусь, раз узреть желаешь. Мой час еще не закончился.
        - Ваш час? То есть вы хотите сказать, что можете являться не в любое время?
        - Несомненно. Я могу являться людям только в определенное время. До первых петухов. - До первых петухов - это до какого же часа?
        - Ничего-то вы, нынешние, не знаете. Первые петухи поют сразу после полуночи. Вот как кочет заголосит, так мой час, час мертвецов, и кончается.
        - А днем вы являться не можете?
        - Увы. Не все мне подвластно.
        - И разговоры вести Вериными устами не можете?
        - При свете дня она сама себе госпожа.
        - Понятно. Ну, так явитесь.
        - Зри, коли желаешь.
        И тут Жюль Верн увидел подлинное лицо своей собеседницы. Описывать ее нет смысла, поскольку читатель давно знаком с обликом Амалии, однако внешний вид баронессы фон Торн произвел на Жюля Верна значительно более сильное впечатление, чем разговор с ней. Нужно прямо сказать: до тех пор молодой человек так до конца и не верил, что ведет беседу с призраком. Жюлю Верну казалось: это Вера морочит ему голову. Каким уж образом - с помощью чревовещания, а то и телепатии,- оставалось загадкой, но полной уверенности в подлинности происходящего у него не было. И вот теперь…
        - Ну, как, хороша я?- самодовольно поинтересовалась баронесса.
        Жюль Верн еще раз взглянул на роскошные волнистые волосы, на сверкающие в полумраке глаза. Ему оставалось только согласиться.
        - Есть на что посмотреть. Согласись!
        В голосе Амалии, несмотря на игривый тон, звучала легкая грусть.
        - Были когда-то и мы рысаками…- пропела она.- Да уж чего вспоминать. Все в прошлом.
        На этот раз Жюль Верн почувствовал: баронесса что-то недоговаривает.
        - Ну, все,- неожиданно произнесла она.- Поют петухи, и мне пора.
        Жюль Верн не услышал никаких петухов, однако лицо и фигура баронессы вначале превратились в очертания, а затем совсем пропали.
        Вера встрепенулась. Лицо ее вновь ожило. Первым делом она налила себе в бокал вина и залпом его выпила. Заливавшая ее ранее смертельная бледность сменилась привычным розоватым оттенком кожи.
        - Ушла,- скорее констатировала, чем спросила она.
        - Ага,- подтвердил Жюль Верн.
        - И что она тебе рассказывала?
        - Да так… Разное.
        - Я все слышала,- хмыкнув, произнесла Вера.- Только сказать ничего не могла. Будто льдом сковало. А ведь ты не верил в ее существование до тех пор, пока она не появилась.
        - Не верил. Просто до этого часа общаться с духами мне не приходилось.
        - Вот и пообщался.
        - Но если ты все слышала, то, наверное, запомнила ее слова?
        - Где она утверждает, что я сама во всем виновата? Да уж, запомнила. Сама, говорит, попросила. Верно, попросила! Но я не знала, что так получится. А по-честному, и не верила во все эти заклинания.
        - Если не верила, зачем же пошла ночью на кладбище?
        - Ах, оставь! Все тебе объясни, все разжуй! А если это произошло помимо моего желания?
        - Думаешь, она заставила тебя вызвать ее?
        - Кто знает. Только то, что случилось, обратного хода не имеет. Значит, мне суждено следовать ее воле. Суждено выйти за Павла Борисовича. Деваться-то некуда.
        - А ведь я спросил: можно ли избавиться от ее опеки?
        - Я слышала.
        - Она ушла от ответа. Значит, все-таки можно.
        - Ну, не знаю…
        - А ты помнишь, с чего все началось?
        - С ненастья. Я не могла уснуть, лежала, закрыв глаза. Думала о разном…
        - О замужестве?
        - Типа того. В стекла барабанил дождь, в стену стучало дерево, и вдруг я вспомнила рассказы Катюшки Бурдымагиной. О том, что можно попросить мертвую Амалию… Но только просить нужно ночью и в бурю. Погода была самая подходящая. Я надела резиновые сапоги, набросила плащ-палатку, взяла фонарь и пошла… В подобном одеянии я, наверное, и сама выглядела как привидение.
        - Ну, ты даешь!
        - А потом я узнала: время для контакта с мертвецами оказалось самым подходящим. День святого - как там его?- святого Ерофея. Так что мне повезло,- грустно рассмеялась Вера.
        - А рассказала тебе, говоришь, некая Катька?
        - Да. Бурдымагина. А ей бабка. Я эти байки слышала еще в детстве.
        - А где эта Бурдымагина сейчас?
        - Переехала куда-то.
        - Но она в городе?
        - Да кто ж ее знает. Я эту Катьку уже лет шесть не встречала. А почему ты интересуешься?
        - Если она знала, как налаживают контакт с духами, то, возможно, знает, как этот контакт прервать.
        - Может, и знает. Да где же ее теперь отыщешь?
        - Это-то как раз проще простого. Существует справочная служба.
        - Хорошо. Допустим, ты узнаешь, где она сейчас живет.
        - Не «ты», а мы.
        - Ладно, мы. Придем к ней, и я скажу: «Так и так, Катюша. Я тут попала в объятия нечисти. Помоги освободиться». А она ответит: «Вы чего, ребята, с ума, что ли, съехали? Из Липок сбежали?» Тут она будет права. В Липках я уже побывала.
«Ничего,- скажет,- я не знаю, ничего не ведаю. Бывайте здоровы». И окажется права.
        - А если скажет по-другому?
        - Ну, я не знаю…
        - Вопрос, на мой взгляд, стоит несколько в иной плоскости. Хочешь ли ты, следуя воле Амалии, выходить замуж за этого Павла Борисовича?
        - Конечно, не…- Тут Вера замолчала и задумалась.
        - Вот!- воскликнул Жюль Верн.- Вот!!!
        - Иди ко мне,- неожиданно сказала Вера.
        И когда Жюль Верн уселся рядом, ласково обняла его.
        - Понимаешь, Жулик…- Она впервые назвала его так.- Понимаешь, я хотела найти богатого мужа еще до того, как встретила тебя. А теперь даже не знаю…
        Жюль Верн засопел.
        - Я думала, мне уже достаточно лет, а я все одна да одна. Понимаешь, одна! Разные там мелкие интрижки не в счет. Ребячьи увлечения и физиология! А ты… Ты - другой!
        Глава 10
        Страшные истории
        и визит к колдунье
        Веру разбудил телефонный звонок. Она взглянула на часы. Ничего себе! Уже двенадцать. Однако сильна она дрыхнуть. Хотя вчера… Вчера, конечно, было очень здорово. Ничего подобного она еще не испытывала. Сначала острое, до стонов, желание, затем вопль небывалого восторга и, наконец, сладкая расслабленность, почти сон. И так несколько раз.
        Телефон продолжал трезвонить. Вера, как была голая, отбросила одеяло, подняла халат и поплелась в коридор.
        - Это я,- она узнала голос Жюля Верна.
        - Привет,- сонно пробормотала Вера.
        - Я нашел эту Бурдымагину.
        - Какую Бурдымагину?
        - Да Катю! Катюшку Бурдымагину. Неужели не помнишь?
        - Я другое помню.
        На том конце трубки возникло непродолжительное молчание.
        - Так пойдем к ней?
        - Когда?
        - Да хоть сейчас.
        - А если она на работе? Давай лучше вечером.
        - Хорошо, в пять.
        - А где она живет?
        - На Химмаше.
        - Ничего себе. Туда пилить не меньше часа. Давай лучше в четыре. Где встретимся?
        - Можно я приду к тебе?
        - Нет. Хорошего помаленьку. Лучше жди меня возле подъезда. А если зайдешь, то я, возможно, вновь не устою,- хихикнула Вера.- И тогда поездка сорвется.
        Ровно в четыре Вера вышла из дома. Вокруг никого не наблюдалось. Только бродячий кот медленно переходил двор. Вера знала этого кота. Иногда подкармливала его. Кот вел себя весьма независимо и еду принимал с королевской снисходительностью, словно делал одолжение. Сейчас он увидел Веру, небрежно мурлыкнул и затрусил к ней.
        - Нету у меня ничего,- извиняющимся тоном промолвила девушка.- Прости, котяра, совсем забыла про тебя. Завтра, с утра…
        Кот, видать, понял, презрительно мяукнул и пошел дальше, по своим делам.
        Где же ее новый дружок? Вера огляделась.
        Чуть поодаль, у самого выезда на шоссе, стояла немытая «десятка». Вера равнодушно глянула в ее сторону. Из «десятки» посигналили. Потом в окно высунулась рука и призывно ей махнула.
        Жюль Верн?!
        Это действительно был он. Вера и не знала, что у парня имеется машина.
        Девушка уселась на переднее сиденье, и автомобиль тронулся.
        - Как ты ее нашел?
        - Все очень просто! Обратился в паспортный стол, показал свои документы, вручил девушке коробку конфет, через пятнадцать минут у меня был ее адрес. У этой Кати нынче другая фамилия, замуж, видать, вышла. А бабка по-прежнему Бурдымагина
        - Ловко!
        - Никакой ловкости. Просто определенный подход. Я довольно часто разыскиваю ту или иную личность. Для работы нужно… Для музея. И вообще… Словом, твоя Катюшка у меня в кармане.- Он похлопал по груди.
        Погода вновь испортилась. Пошел дождь, но в воздухе уже порхали снежинки.
        - Скоро зима,- ни к селу ни к городу сообщила Вера.
        - Интересное наблюдение,- отозвался Жюль Верн.- И что тогда?
        - На лыжах можно кататься, на коньках… Я на каток ходить люблю. Музыка играет, снежок падает, а ты кружишься, кружишься… Красота!
        - А я вот не люблю коньки, потому что кататься на них не умею.
        - Как же так?
        - А очень просто. Я, знаешь ли, плаванием увлекаюсь.
        - И каков результат?
        - Мастер спорта.
        - Ого! На соревнованиях выступаешь?
        - Случается. Только я в последнее время несколько отошел от спорта.
        - Почему? Ведь в бассейне много красивых девчонок. И все поголовно в купальниках.
        - Так-то оно так, только дела туда ходить не дают. С тобой вот связался.
        - Связался?! - Извини, познакомился.
        - И что же?
        - Даже не знаю. Тоже очень интересно.
        - И только?
        - Ладно, не напрашивайся на комплимент. Ты лучше скажи: вчерашние события - это правда?
        - О чем ты?
        - Не о нас с тобой… Хотя это тоже похоже на сон. Не о нас… - …а об Амалии? Ты до сих пор сомневаешься?
        - Знаешь… Не то чтобы уж совсем, но некая капелька все же имеется. Раньше мне никогда не приходилось иметь дела с нечистой силой.
        - И мне не приходилось. Но надо же такому случиться: привязалась зараза, и все! Что с ней делать…
        - Когда по телевизору показывают передачи о разного рода аномальных явлениях, я всегда смотрю их с огромным интересом.
        - А я - нет!
        - Почему?
        - Не верю.
        Жюль Верн засмеялся:
        - Даже теперь?
        - Теперь и вовсе скучно. Девяносто девять процентов того, что показывают,- пустой треп. А один…
        - Ну-ну?
        - Да и один - тоже, наверное, треп. Ты вот прикинь. Если, допустим, с кем-либо случится нечто подобное, будет ли он выносить это «на люди». Сомневаюсь. Очень сомневаюсь!
        - А мне кажется, подобное возможно.
        - Почему?
        - От безвыходности. Ему помощь требуется, а где ее отыскать, он не знает. Вот и мечется. Тебе еще хорошо, потому что непосредственная опасность не угрожает, а, допустим, человека сглазили. Чахнет он…
        - Может, просто туберкулезом заболел?
        - А если нет? Тогда что?
        - Ты же в эту ерунду не веришь?
        - Не верил. А вот теперь… И, знаешь, некоторые истории, которые мне раньше приходилось слышать, я сейчас воспринимаю по-новому.
        - Какие истории?
        - Да разные. Относящиеся к старой жизни.
        - Ну, расскажи хоть одну.
        - Пожалуйста. Вот, например, тоже про привидение. Может, помнишь: недалеко от твоего дома стоял старинный такой особнячок, в котором в последнее время находился районный собес.
        - Да, помню. Его недавно сломали.
        - Точно, сломали. А в двадцатые годы в этом особнячке располагалось нечто вроде рабочего клуба. Собиралась молодежь. Самодеятельные спектакли ставили. Библиотека имелась, настольные игры… По воскресеньям танцы устраивали. Словом, жизнь кипела. Но вот что было странно. Ни одна техничка, она же сторожиха, там долго не удерживалась. Увольнялись, а причину не называли. Директор клуба и так и этак… Почему ведете себя подобным образом? И, наконец, одна, четвертая или пятая по счету, проговорилась. Нечисто, мол, здесь. Как это нечисто? Ночами, отвечает, девушка появляется. Походит, походит, и в стену… Что значит в стену? В стену входит и пропадает. Раза два ее видела, и нет больше никакой мочи тут оставаться. Делайте что хотите, только моей ноги здесь больше не будет. Что за вздор, толкует директор. Какие еще могут быть исчезающие девушки в советское время? А вы сами посмотрите, отвечает сторожиха. Останьтесь на ночь, она вам и явится.
        Директор был парень боевой и недолго думая порешил заночевать в клубе. Все разошлись, он один остался. Ходит по зданию, проверяет, все ли в порядке, а у самого в голове мысль: ведь из этого факта можно спектакль антирелигиозный состряпать и под борьбу с мракобесием подвести. Скажем, действие будет разворачиваться следующим образом. Вроде некий не особо трезвый паренек задремал в уголке, а очнулся только ночью. А поскольку он решил, что находится в родной общаге, то разделся до исподнего. Очнулся он, значит, и пошел искать туалет. А сторожиха увидала: что-то белое в коридоре качается, со страху в обморок грохнулась… Такое вот примерное содержание будущего спектакля в мозгах у него вырисовывается.
        Ходит директор по зданию, мечтает, похихикивает в кулак. Вдруг видит: впереди точно кто-то идет. Присмотрелся: девушка! Простенько так одета. Юбчонка на ней, блузка… платочек, опять же, на голове.
        Эй, окликнул, ты кто? Чего бродишь в ночной час? Она молчит, внимания на него ноль. Идет, будто дома у себя находится. Директор за ней. Догнал. Хотел за плечо тронуть. Рука прошла насквозь. Тела нет. Один пар. Тут бедолага директор, натурально, обомлел. В соляной столб превратился. А эта гражданка знай себе шагает. Дошла до конца коридора, и в стену! Нет ее больше. Директор от ужаса едва разума не лишился. Однако ничего. У него имелась при себе бутылка самогона, хлеб, сало и пара луковиц. Хватанул стакан первача, луковицей захрустел, и отпустило. Однако загадка требовала решения. Расскажи он кому про эту ночную девицу - ведь не поверят. На смех поднимут. А то скажут: мол, кончай алкоголем злоупотреблять. Допился, бродяга, до чертиков. Но ведь не он один видел эту девицу. Вон и сторожиха имела «счастье» лицезреть. Да, видать, не она одна. Короче, нужны свидетели. И вот он решил организовать, опять же вечером, вроде как сходку, на предмет игры в преферанс. Отыскал трех своих приятелей-комсомольцев, хотя и идеологически выдержанных ребят, однако бывших не против расписать пульку-другую… Короче,
пригласил их в клуб на вечер. Как известно, в преферанс играют втроем, а четвертый - «болван» - «сидит на прикупе», то есть свободен. И вот случилось так, что тот комсомолец, который в тот момент исполнял роль «болвана», решил прогуляться. Может, в туалет захотел, может, еще по какой причине. Минут пять его не было, игроки уже ругаться начали. И вот появляется и так загадочно улыбается. В чем дело, спрашивают. А ты, обращается «болван» к директору клуба, молодец. Тот: не понял. Да как же. Баб сюда по ночам водишь. Какие могут быть бабы? Это привидение. Брось шутить! Тогда тащи ее сюда. Ушел «болван» - и пропал. Нет его. Друзья отправились на поиски. Вышли в коридор. Глядят: «болван» лежит на полу бездыханный. Они давай его откачивать, водой в лицо брызгать, по щекам бить… Очнулся. Где, говорит, она? Кто? Да баба эта. Нет тут никаких баб. Значит, точно призрак. Хотел я ее схватить. Куда там… Насквозь через нее прошел.
        Ужаснулись друзья-товарищи такому делу. Плюнули на карты и пошли по домам. А директор остался. Очень уж ему любопытно сделалось. Стоит, значит, в коридоре, призрака поджидает. И вот девушка появилась. Он за ней. Та - опять в стену.
        На третью ночь он опять в клуб явился. И очень ему хочется лицо ее увидеть, потому как до сих пор он ее только со спины наблюдал. Решил он занять пост именно у той стены, в которой она исчезает. Стоит, ждет… Видит, идет она. На этот раз навстречу. Головку так низко склонила, да еще платочек надвинут на самые брови, лица почти не видно. Директор смотрит во все глаза. Поравнялась. Тут он в лицо-то ей и глянул. И такой на нем ужас узрел, такое страдание, что его словно ледяной волной обдало. Закаменел, бедолага. А девка - опять в стену. И привет!
        На другой день решил наш директор поподробнее узнать: что же это за дом такой? Начал выяснять, расспрашивать старожилов: кто, мол, в нем обитал? И не до революции, а еще раньше. И выяснил! Некогда, сразу после войны с Наполеоном, дом принадлежал одному богатому барину. Жил барин в нем до какого-то срока, а потом внаем стал сдавать. Однако наниматели там не уживались, поскольку в доме было нечисто. Тогда в нем обосновалось общество призрения сирот и убогих. Ненадолго. Потом торговая палата… Потом земство… Каких только управ, служб, контор в нем не размещалось! И все очень быстро съезжали оттуда. Что касается призрака, то на этот счет не удалось узнать ничего конкретного. Вроде есть, а вроде и нету.
        И тогда наш директор решил самостоятельно докопаться до сути. Перво-наперво он затеял ремонт. И начал именно с той стены, в которую уходило привидение. И что же?! Там-то он и нашел разгадку. Стену разобрали, и оказалось: она скрывала небольшой чуланчик или даже нишу без окон, в которой обнаружили два скелета: женский и детский. Кости похоронили на кладбище. С той поры привидение являться перестало. А кому эти кости принадлежали, откуда они взялись, так и осталось загадкой. И еще: среди костей обнаружили несколько медяков, принадлежащих к эпохе Екатерины II. Тут, по-моему, и скрыто объяснение данного феномена. Ведь в ту пору с крепостными слугами обращались как с рабами. Вспомним пресловутую Салтычиху.[Cалтычиха - Дарья Николаевна Салтыкова (1730-1801)- помещица, известная своей садистской жестокостью. Замучила более сотни крепостных] А девушка, возможно, была наложницей какого-нибудь самодура. Ну, и, на свою голову, прижила с ним ребеночка. Чтобы не выносить сор из избы, ее и замуровали в стене.
        - И ты считаешь, эта история - правда?- с сомнением спросила Вера.
        - Раньше в достоверность я не верил. Хотя рассказал мне ее тот самый директор молодежного клуба, человек, нужно сказать, весьма преклонных лет и абсолютно не склонный к шуткам и розыгрышам. Он утверждал, что привидение видел собственными глазами, а потом так же собственноручно закопал обнаруженные кости. А теперь, после вчерашнего общения с баронессой, я склонен считать его рассказ подлинным происшествием. Меня другое удивляет. И ты, и я беседовали с этой Амалией, словно она обычный человек. Никакого особого ужаса, никаких стоящих дыбом волос. Короче, священный трепет, а тем более животный страх отсутствует. Почему вдруг?
        - Не понимаю,- задумчиво произнесла Вера.
        - А я, кажется, знаю.
        - Ну?
        - По-моему, всему причиной воспитание.
        - Это в каком же смысле?
        - Понимаешь, нам с детства твердили: никакого потустороннего мира не существует. Все эти призраки, духи, упыри, лешие, домовые - детские сказки. А мультиков на эту тему сколько. И ни в одном нечисть не страшная, а лишь смешная. Точно так же мы относимся и к фильмам ужасов. Да, они иной раз щекочут нервы, но и только. По сути, это всего лишь фантазия.
        - Но вчера…
        - Да, вчера… Я, знаешь ли, вначале даже не поверил, что общаюсь с призраком. Думал, все подстроено.
        - Мною?
        - А кем же еще! И только когда она показалась, пришлось поверить. И все равно особого ужаса я не ощутил.
        - Может быть, потому, что все происходило в домашней обстановке?
        - Возможно. Но ведь и ты, насколько я понимаю, не особенно боялась. Иначе, как объяснить тот факт, что ты ночью ходила на кладбище? Скажи честно, испытывала страх?
        - Как тебе объяснить… Было, конечно, но скорее я чувствовала сильное любопытство. Ну и еще, конечно, надежду, что мне помогут и мечты мои сбудутся.
        - Приехали,- неожиданно прервав беседу, сообщил Жюль Верн.- Вон в том доме живет твоя Бурдымагина.- Он указал на серую девятиэтажку.- В сто восьмой квартире. Пойдем?
        - Как-то страшно.
        - Чего же тут страшного? Мертвецов не боишься, а тут…
        - Сто лет не видела ее. Может, и не узнает.
        - Узнает! Идем скорее.
        Поднявшись на лифте на последний этаж, они нашли нужную дверь и позвонили. Открыли сразу же. На пороге стояла Катя. Это была весьма упитанная и при этом невысокая дама, своими формами и пестрой одеждой напоминавшая расписной детский мячик.
        - Вам кого?- действительно не узнав Веру, спросила она.
        - Наверное, вас,- сказал Жюль Верн.- Вы ведь Бурдымагина?
        - Была Бурдымагина, а теперь - Найденова. А вам, товарищи, чего надо?
        - Не узнаешь меня?- спросила Вера.
        - Нет. Не узнаю. Постой, постой!.. Ну-ка, повернись в профиль. Кажется, Воропаева?.. Вера Воропаева!
        - Вот и встретились старые подруги!- обрадовался Жюль Верн.
        - Да мы и подругами-то особыми не были,- растерянно сказала Катя.- Ой, чего это я… Проходите.
        - Можно на кухню,- раздеваясь, заметил Жюль Верн.
        - Зачем на кухню? Прошу в гостиную.
        Парадная комната выглядела точно так же, как выглядят сотни тысяч подобных комнат во всех уголках нашей необъятной родины. Недорогая стенка, тусклый глаз телевизора, ковры на стенах и на полу.
        - Садитесь.- Катя указала на низкую тахту.
        Верины коленки почти уперлись в подбородок.
        - Я лучше на стул,- сказал Жюль Верн.
        - Ну, как хотите. Чаю?
        - Можно,- ответил парень.
        Хозяйка удалилась.
        - И о чем нам говорить?- шепотом спросила Вера.
        - Как о чем? Расскажи ей, что к чему, а потом спроси…
        - О чем она должна спросить?- поинтересовалась неожиданно появившаяся хозяйка.
        - Мы вот зачем пришли…- начала Вера.- Помнишь детство?
        - Чего-чего?!
        - Детство наше! Как летом собирались…
        - Ну, еще бы,- расцвела Катя.- Лучшее время жизни. Как переехали сюда, все как будто серым стало. Я очень жалею, что мы съехали с Кладбищенской заставы. Тут, конечно, вроде как лучше. Квартира трехкомнатная. До работы десять минут. Но не то. В окно глянешь - домищи эти, китайские стены. И трубы. Людишки внизу копошатся, как муравчики. Тоска! А там было раздолье. Зимой сугробы в человеческий рост, летом - трава по пояс. И птички поют в садах так сладко. Рай! Так чего вы хотели узнать?
        - Ты кладбище помнишь?- спросила Вера.
        - Конечно.
        - А склеп фон Торнов?
        - Черный такой. Из мрамора вроде…
        - Вот-вот. А свои рассказы про баронессу Амалию?
        - Ну, еще бы! Эта Амалия, типа, ведьмой была.
        - Ты еще говорила: если прийти к склепу ночью, в ненастье, залезть внутрь и попросить Амалию о чем-нибудь, то желание непременно исполнится.
        - Что-то такое припоминается. Это мне бабуська рассказывала. Бабуська много сказок знала. Как вечерами начнет болтать, заслушаешься. Только я все же не понимаю, что вам от меня нужно?
        - Я вот так и поступила,- потупившись, произнесла Вера.
        - Как поступила?
        - Пошла ночью на кладбище и попросила…
        - У Амалии?
        - Ага.
        - Ну, ты даешь! И что же попросила?
        - Мужа.
        - Мужа?! Нашла что просить. Была бы я на твоем месте, попросила, чтоб его, мерзавца, забрали к чертовой матери. Какой от него толк? Зарабатывает мало, выпивает… На баб посторонних заглядывается. Да только ли заглядывается? Уж не знаю, что и думать. Одно слово, урод! Да плевать мне на него. Дальше чего было? Дали тебе мужа?
        - В том-то и дело…
        - Этого, что ли?- Катя оценивающе оглядела Жюля Верна.- Очень даже неплох. Так ты меня на свадьбу звать приехала?
        - Нет, не этого она мне прочит, а другого.
        - А ты?
        - Он мне не нравится.
        - Так ей и скажи.
        - Сказала уже. Другого она не желает. Говорит, самого подходящего для тебя отыскала. А я за него не пойду.
        - Вот стерва!
        - Помоги мне, пожалуйста.
        - С радостью, но как? Сводничеством я не занимаюсь.
        - Помоги избавиться от этой Амалии.
        - Э-э, дорогуша! С удовольствием бы. Да я в этом ничего не понимаю. Вот бабуська, та - другое дело.
        - А где бабуська?- спросил Жюль Верн.
        - Да где ж ей быть? В своей комнате лежит.
        - Поговорить с ней можно?
        - Почему бы и нет? Она, правда, малость того… С тараканами в голове. Целыми днями молчит, а то шептать чего-то начинает. Ходит, зараза, по квартире из угла в угол и шепчет, шепчет… А чего шепчет, не разобрать. Годков-то ей, считай, девяносто. Но на это не стоит обращать внимания. Коли разговорить ее, так потом не остановишь. Хорошо бы ей налить рюмашку для разгону. Только у меня нет. Мужик мой, скотина, если дома спиртное завелось, враз найдет. Прячь не прячь, носом, гад, чует.
        - А у меня с собой есть,- заявил Жюль Верн, пошел в прихожую и вернулся, неся в руках чекушку.- Хватит столько?
        - Вполне,- ответствовала Катя.- Пойду посмотрю, что там бабуська делает.
        - А ты предусмотрительный,- с добродушной насмешкой произнесла Вера, обращаясь к Жюлю Верну.- Водкой вон запасся.
        - Всегда таскаю в кармане мерзавчик на всякий случай. Ведь не знаешь, когда пригодиться сможет.
        - Бабуська не спит и поговорить с вами может,- сообщила вернувшаяся Катя.- Я ей сказала, зачем пришли, так она обрадовалась. Скучно ведь целыми днями по дому бродить или в телик пялиться. Идемте.
        В бабуськиной комнате царила спартанская нищета. Здесь имелись лишь кровать, тумбочка и пара стульев, а из предметов роскоши настенный коврик с пасущимися оленями. В комнате кисло пахло старухиными юбками и давно не мытым телом.
        Сама же бабка, в отличие от внучки, оказалась высокой и костистой, а вид имела суровый и даже как бы надменный. Только голубые глаза по-молодому поблескивали на изборожденном глубокими морщинами лице.
        Старуха с любопытством взирала на гостей.
        - Прихворнула я чего-то,- в ответ на приветствие сообщила она.
        - А мы вас полечим,- заявил Жюль Верн.
        - Сию минуту все организую, бабуся,- засуетилась Катя.
        Вскоре на тумбочку был поставлен жостовский, расписанный кроваво-красными розами поднос, на котором высилась старинная рюмка мутно-голубого стекла, имелись тарелка с кислой капустой, сдобренной луком и постным маслом, наполовину опустошенная селедочница и кусок черного хлеба.
        Жюль Верн откупорил бутылку и налил старухе полную рюмку.
        - Ваше здоровье,- чинно произнесла она, одним глотком выпила рюмку, ухнула и громко испортила воздух.
        - Фу, бабуська!- поморщилась Катя.- Как не стыдно! При чужих-то людях.
        - Ничего,- отозвалась старуха.- Воздух чище будет. А то тухлятиной который день воняет. Катюшка полы помыть ленится. Так чего вам, милые, из-под меня надоть?
        - Расскажи им про старое кладбище.
        - Про кладбище-то? Это можно. Только, молодец,- обратилась она к Жюлю Верну,- налей-ка мне еще рюмашку.
        - А как вас величать, бабушка?- поинтересовался Жюль Верн, выполняя требуемое.
        - Зовут ее Ефросинья Филипповна,- сообщила Катя.- Можно просто: баба Фрося.
        Последовал еще один стремительный глоток, потом бабка захрустела капустой. Вера обратила внимание: зубов у старухи во рту еще довольно много.
        - Про кладбище рассказывать можно долго,- сообщила баба Фрося.- Чего вас на ем интересуеть?
        - Про ведьму им расскажи,- ввернула Катя.
        - Про Амальку безбожную? Охотно, ребятки, охотно. Эта самая Амалька родных сестриц извела. Со свету сжила, другими словами. Ну, ее и прикончили. Батюшка родный приказал, а женишок ейный исполнил. Так, без креста, без отпевания, и схоронили. Ночью гроб притащили и в склепину засунули. И стала та Амалька заложной покойницей. Неприкаянной, другими словами. В ад Сатана ее не взял, а на небо вовсе путь заказан. Вот и бродит она по земле, людям пакостит.
        - А почему ее в ад не взяли?- полюбопытствовала Вера.
        - Думаю, потому, что ее на освященной земле схоронили,- сказала баба Фрося.- А таким на кладбище не место. За оградой таковских закапывать надобно. Но они богатые были. Че хотели, то и делали. Там и другие такие имеются. Вот, скажем, купец Брыкин. Опился до того, что синий огонек изо рта показался. Мальчишка еще, который заживо в смоле сварился. Это уже в нашу пору случилось. Мальчишка-то чего удумал… Ловил кошек или там собачонков, залазил на леса и животину эту с верхотуры кидал в бак с кипящей смолой, смотрел, значит, как она мучается подыхая. Вот его Господь и покарал. Сам следом свалился. Ну и другие некоторые имеются. Вот они ночами встают из могил и бродят. Добрым людям вред приносят.
        - А вот я слышала: если эту Амалию попросить о чем-либо, может помочь.
        - Если правильно просить,- отозвалась старуха,- тогда навстречу пойдеть. Только от помощи этой не больно-то прок будет.
        - Это почему?
        - Если она привяжется, то не успокоится, пока просителя не изведет.
        - Убьет, что ли?
        - Не убьет, а изведет! Изведет - это другое. Как вам объяснить? Ведь Амальке чего нужно? А нужно ей снова человеком стать. Конечно, в натуре это никак не получится, поскольку она давным-давно померла, но дух-то ее не отошел с белого света. И вот в того, кто у нее чего-нибудь попросит, дух-то ейный и вселится. Покаместь они общались мало, он, дух этот, спокойно сидит, наружу не высовывается. Если можно так сказать, обживается в новом теле. А как только желание просителя исполнится, дух-то Амалькин свое возьмет. И станет все по-своему делать, а разум того бедолаги в дальний уголок загонит и выпущать оттедова не будет.
        - А скажите, баба Фрося, избавиться от нее как-нибудь можно?
        - От кого избавиться? От Амальки, что ли? Зачем тебе? Ты разве с ней якшалась?
        - То-то и оно, что якшалась!
        - Ну и девка! Когда же успела?
        - Недели полторы назад.
        - А день-то, день какой был?!
        - Не днем это случилось, а ночью.
        - День… ночь… Ты не понимаешь… Число какое, другими словами?
        - Кажется, семнадцатое… Точно, семнадцатое октября.
        - На Ерофея-мученика?
        - Ага.
        - Совсем хорошо! А погоды какие в ту пору стояли?
        - Буря разразилась.
        - И вовсе отлично! Как же ты себя повела?
        - Пошла на кладбище, залезла через дыру в склеп фон Торнов, разделась донага и заклинание прочитала, как меня ваша Катя научила.
        - Катюшка?! Так это ты, зараза, ее подбила?!
        - Ничего я не подбивала,- заныла Катя.- Я давно, еще в детстве, ей рассказывала…
        - В детстве, говоришь? А ну-ка, прочитай слова заветные!
        - «Ты, ты - дух нечистой красоты…» - уныло затянула Вера.
        - Знаешь,- констатировала старуха.- Похоже, не врешь.
        - Зачем мне врать? Я, наоборот, к вам за помощью пришла.
        - За помощью, говоришь? Как же я могу тебе помочь?
        - Научите, как избавиться от Амалии.
        - Да я и сама толком не знаю.
        - Скажите, Ефросинья Филипповна, сколько вы знаете случаев, когда Амалия вселялась в людей?- перебил диалог Веры и бабы Фроси Жюль Верн.
        - Кто же о таком рассказывает.
        - Но ведь я рассказала!- вскинулась девушка.
        - Ты… Может, и зря рассказала.
        - Почему это?
        - Амалька недовольна будет.
        - Думаете, она узнает?
        - А то нет. Она и сейчас тут. Рядом с нами. Все слышит, только проявить свой норов не может. Не ее время. Вот ночью… Ночью она горазда на выдумки.
        - И что же мне сделать может?
        - Думаю, лично тебе - ничего. А вот ему…- Баба Фрося кивнула на Жюля Верна.- Ему может непоздоровиться.
        - Почему?- спросил Жюль Верн.
        - Сам подумай. А? Ты чего хочешь? Чтобы девка твоей стала. Разве нет? А Амалька для нее уже мужа сыскала. Вот! Ты как бы ее планы нарушить хочешь. А она этого не любит. Может отомстить.
        Жюль Верн пожал плечами:
        - Не очень-то ее испугались.
        - Это ты, парень, сейчас храбришься. А придуть ночью, чего тогда делать будешь?
        - Как-нибудь справлюсь.
        - Ой ли! Справился один такой… А может, и не один. Слышала я, что эти, заложные, с добрыми людьми делают. Страх такой, не приведи господи!
        - Как же с этими «заложными» справиться?- поинтересовался Жюль Верн.- Способ есть какой?
        - Способ? Он давным-давно известен. И в литературе зафиксирован. Сам Николай Васильевич Гоголь в книжке своей описал. «Вий» книжка-то называется. Читал, наверное.
        - Читал.
        - Вот! Помнишь, хлопец ведьму в церкви отпевал. Вокруг себя круг мелом очертил, а потом давай молитвы читать да креститься. Жаль, не помогло. Слабину дал. Ну, да Бог с ним. Ты-то сам крещеный или как?
        - В детстве бабка крестила, только креста не ношу.
        - А зря! Надеть бы нужно. Это первое от нечисти средство. Ну а дальше - как у Николая Васильевича. И в глаза нечистикам глядеть не нужно. Вообще смотреть в их сторону не стоит. Загрызут!
        - С ним-то понятно, а как быть со мной?- тоскливо спросила Вера.
        - С тобой, голуба? Ты таки хочешь от ее избавиться? Трудненько. Был, помнится, один способ. Бабанька моя мне про его рассказывала. Еще при царе-батюшке это случилось. Один паренек имел зазнобу, но вот родичи ее паренька этого в расчет не принимали. Не глянулся он им. Он был из купцов, правда, не особо богатых, и зазноба так же из семейства купеческого… Но ее отец с матушкой решили породниться с дворянской костью. И нашли ей женишка хошь и бедного, но родовитого. Паренек и так, и эдак, а те - ни в какую. За дворянина пойдет наша дочка - и все тут. Кто-то его надоумил сходить на кладбище и попросить безбожную Амальку посодействовать. Он, вот как ты, выбрал самое подходящее время, аккурат на Ерофея-мученика. Нужно тебе сказать, в те поры склеп этих немцев, забыла, как их звать-величать, был еще не порушен. Тогда с этим строго было. Баловства никто не допускал. Даже двери у склепа не запирались. Хочешь смотреть, заходи - смотри… Ну, вот. Этот парнишка явился на кладбище в самую бурю: дождь хлещет, ветер воет… Влез внутрь, исполнил все, как полагается, и с надеждой пошел домой. А вскорости, по евоному
желанию, значит, и обернулось. Дворянчик, за которого девку прочили, скоропостижно Богу душу отдал. Чахотка у него оказалась, что ли… Но девкины батюшка с матушкой не сильно горевали - зачем им больной зять, а паренек тут как тут: прошу, мол, руку вашей доченьки. Был он парнем справным: высокий, смотрит орлом, волос светлый да кудрявый. Ну и согласились они, выдали девку свою за него. Дело шло - чин по чину, и паренек думал: все само собой сделалось, однако не тут-то было. Сыграли свадьбу, оказались молодые в спальне, а молодец девку-то не топчет.
        - Импотентом, что ли, оказался?- спросила Катя.
        - Импо… Кем?
        - Ну, импотентом! Бессильным, другими словами.
        - Не стоял у него, короче говоря!- язвительно заметила баба Фрося - А «импо» он был или не «импо», уж не знаю. Он уж и так, и эдак… чего только не делал. Не поднимается, и все тут. А ведь раньше было все нормально. Не раз проверял. Невеста - в слезу. Он не знает, чего и подумать… И тут слышит: «И не получится!» Амалька, значит, голос подает. «Почему?!» - спрашивает. «Да потому. Хочу, чтобы не я, а чтобы меня…»
        - Это как же понимать?- вновь влезла Катя.
        - Да очень просто. Она, Амалька эта, не желала, чтобы он был мужчиной, а очень даже наоборот.
        - Как это наоборот?- никак не могла уразуметь Катя.
        - Ты, дура, телевизор не смотришь, что ли? Не видела в нем: мужики баб собой изображают.
        - Ну, изображают… И что?- Тут до Кати дошло.- Тьфу ты, пакость какая! Чего, и в раньшее время такое случалось?
        - В раньшее время было все то же самое, что и теперь,- сообщила старуха.- Только тогда телевизоров не имелось. Паренек-то наш тоже не сразу допер, чего от него эта Амалька безбожная хочет, а когда допер, осерчал аж до оторопи. А сучка эта ему толкует: «У тестя твоего имеется в лавке детина-приказчик, вот с ним желаю».
        - Смех и грех, да и только.- Баба Фрося громко закудахтала.- Чтобы он, значит, с приказчиком… Вот я смеюсь, а парню было не до смеха. Потому как полнейший конфуз получился. Однако паренек наш на такие штуки был несогласный. Стал он искать способ, как от Амальки отделаться. И нашел этот способ. Кто его подучил, не знаю. Думаю, обратился он к тому, кто его надоумил, как с ней связаться. Денег, видать, тому посулил. Короче, нужно было опять же ночью, но после первых петухов, явиться на кладбище, залезть в склепину этих немцев и украсть из гроба Амальки ее череп.
        - Именно череп?- спросила напряженно слушавшая Вера.
        - Необязательно,- ответствовала баба Фрося.- Любую штуковину, ей принадлежавшую. Хоть малую косточку, хоть савана кусок, хоть гвоздь из гробовой доски. Но череп надежнее.
        - А потом?
        - Затем тут же, в склепине, нужно запалить малый кострик, потом раздеться донага, прочитать слова:
        Ты, ты, дух нечистой красоты (Амалька нечестивая),
        Убирайся тут же прочь, прямо в бездну, прямо в ночь,
        Нам с тобой не по пути. Буду век тебя клясти.
        И проклятие мое кончит бытие твое!
        После этого нужно бросить Амалькину кость или иную вещь в костер и следить, чтобы она сгорела дотла. После того как сгорит, костер затушить, собрать пепел, выйти из склепины, встать лицом к северу и бросить по щепотке в каждую из четырех сторон, говоря при этом:

«Ступай в преисподнюю, где тебе и место, а добрым людям жить не мешай!»
        Старуха прервала рассказ и выразительно взглянула на рюмку. Жюль Верн тут же наполнил, и пока баба Фрося расправлялась с ее содержимым, а потом смачно хрустела капустой, достал из кармана куртки блокнот и ручку и стал в нем писать.
        - Это вы чего?- спросила Катя/
        - Для памяти,- ответил Жюль Верн.- Заклинание конспектирую. Вдруг пригодится.
        - Ну а дальше что было?- спросила Вера.- С парнем этим?
        - С муженьком новоиспеченным? Да кто его знает.
        - Освободился он от власти Амалии?
        - Не могу точно сказать, потому как не знаю наверняка. Должно, освободился.
        - А если освободился и отправил ее в ад, то почему же она до сих пор безобразничает?- полюбопытствовал Жюль Верн.
        - Значит, не удалось ему, видать. А может, он с ней в соглашение вступил, чтобы она оставила его в покое, а он за это ее трогать не будет. Ведь как-никак она, Амалька-то, сделала, как он хотел, то есть женила его на любимой девушке.
        - Скажи, баба Фрося,- опять влезла в разговор хозяйка дома,- а это самое у него заработало?
        - Надо думать,- отозвалась старуха.- А то как же без него, без этого самого… Неладно получается!
        - Значит, вы советуете мне проделать ту же процедуру?- спросила Вера.
        - Советую? Нет, милая, я вообще ничего никому сроду не советовала. Как говорится: «Советчиков много, помощников нет». Если хочешь избавиться от Амальки безбожной, попробуй. Чего тебе терять?
        - Только я думаю: где же мне ее частичку раздобыть?- неуверенно произнесла Вера.- В склепе я была… Там если и можно найти кости, то непонятно, кому они принадлежали. Может, Амалии, а может, какому-нибудь ее родственнику.
        Баба Фрося качнула головой:
        - Уж и не ведаю, милая, как тебе помочь. Рассказала я все, что знала. Если еще чего вспомню…- Тут старуха коснулась старческой лапкой пустой рюмки, и Жюль Верн поспешно вылил в нее остатки водки.
        - Если чего вспомню,- отдуваясь, произнесла старуха,- обязательно доложу. Спасибо за угощение, ребятки! Удачи вам и прибытку!
        Молодые люди поняли: аудиенция окончена. Они откланялись и вышли вслед за Катей.
        - Ну как, довольны?- спросила та.
        - Не знаю даже,- отозвалась Вера.- Наверное.
        - А коли довольны, айдате чай пить.
        - Что теперь делать?- спросила Вера, когда вышли из подъезда.
        - Старуха же подсказала,- ответил Жюль Верн.- Нужно пойти на кладбище, отыскать какую-нибудь запчасть от этой баронессы, а потом исполнить известный ритуал.
        - Где же мы найдем эту, как ты выражаешься, запчасть? Там, в склепе, все вперемешку: кости, тряпки заскорузлые, куски дерева, должно быть, от гробов. Как среди них отыскать то, что принадлежало Амалии?
        - Попробуем.
        - Сейчас поедем? Но ведь темно.
        - Лучше завтра с утра. Мне все равно нужно сходить на работу в кладбищенскую контору. А сейчас что делать будем?
        - Вези меня домой. Я что-то устала от этого визита. Бабка проста-проста, но, мне показалось, она вроде вампира. Только не кровь пьет, а жизненную силу.
        - Водку она пьет,- насмешливо заметил Жюль Верн.- Причем весьма шустро. Но в том, что она колдовать умеет, я нисколько не сомневаюсь. Глаза-то у нее вон какие молодые. Та еще старушка! И черт с ней! Может, к тебе?
        - Я же говорю, устала. Завтра… Всё завтра!
        Очутившись дома, Вера наскоро перекусила, потом улеглась на диван, закуталась в плед, но телевизор включать не стала. Тьма обступала ее со всех сторон. И тьма эта в последнее время стала для нее привычной и удобной. Не хотелось включать электричество, даже торшер, который создавал подлинный уют. А ведь раньше Вера, придя вечером домой, зажигала все осветительные приборы. Она задумалась, почему так происходит, и очень скоро нашла ответ. Мрак стал для нее привычным именно потому, что он привычен и для баронессы Амалии. Та не может существовать в иное время, кроме ночи. А поскольку она поселилась в Верином теле, то постепенно передает ей свои привычки. Вот уже она и есть стала совсем понемножку. Только кусочек булки да стакан молока. Даже любимый прежде кофе почти не употребляет. Так, может?.. Вера и сама испугалась пришедшей на ум мысли. Так, может, и не стоит избавляться от иной сущности, угнездившейся в ней? Она Вере как будто и не особенно мешает. Даже помогает. Взять хотя бы предстоящее замужество. А если Павел Борисович именно тот, кто ей нужен? Солидный, с положением… Станет депутатом, тогда
они и вовсе в столицу переберутся. А если не Павел Борисович, то кто? Этот парень со странным именем? Он, конечно, весьма приятен, умеет доставить удовольствие,- Вера истомно потянулась,- но и только. И потом, кто мешает ей, выйдя замуж за Павла Борисовича, завести любовника? Да не одного. Все так делают. Нет, пожалуй, изгонять баронессу из собственного тела не стоит. Пускай живет. Пока…
        Глава 11
        Кладбищенская археология
        и неожиданная находка
        Однако следующим утром, когда появился Жюль Верн, наша героиня не стала сообщать ему о своих сомнениях. Она безропотно села на переднее сиденье, и они покатили вперед.
        Если помнит читатель, Вера уже ездила на машине на кладбище вместе с покойным Сабуровым. И на этот раз она посчитала: прибудут они туда быстро, вот только до склепа топать далеко. Однако Жюль Верн использовал совсем другой путь.
        Ехали довольно долго: вначале по шоссе, потом свернули на ответвление, тоже асфальтированное, только не такое оживленное, и наконец остановились возле большого дома, у которого уже стояло несколько автомобилей.
        - Контора нашенская,- пояснил Жюль Верн.- Ты пока посиди, а я схожу на разведку.
        Вера из окна машины принялась разглядывать окружающий пейзаж. Обстановка у кладбищенской конторы напоминала обстановку вокруг строительного управления средней руки. У стены, словно доминошные костяшки, стояли в ряд однотипные могильные надгробия из мраморной крошки, еще без надписей и цифр рождения и смерти; тут же громоздились некрашеные сегменты будущих оград. Среди этого кладбищенского ассортимента слонялись плохо выбритые личности с тоскливыми глазами. По выражению лиц этих граждан их можно было бы принять за скорбящих родственников, однако их одежда выглядела нисколько не похожей на траурные наряды. Скоро из дверей конторы вышел Жюль Верн в сопровождении немолодой грузной женщины с хмурым лицом.
        - Вера, можно тебя на минутку?- позвал ее Жюль Верн.
        Девушка вылезла из машины.
        - Работенка с утра подвернулась,- сообщил Жюль Верн.- Нужно организовать копку могилы вот для этой дамы. Не для нее самой, конечно, а для покойного мужа. Сейчас я отдам распоряжения, и свободен. Ты, может быть, пока тут побудешь? Я мигом обернусь.
        - Если можно, я лучше с тобой поеду.
        - Тогда садись на заднее сиденье.
        Жюль Верн подозвал к себе двух тоскующих граждан и что-то сказал им. Те сразу повеселели, подхватили кирку и две лопаты и плюхнулись рядом с Верой. Салон тут же наполнился густым духом водочного перегара, а стекла запотели. На переднее сиденье села хмурая женщина. В пластиковом пакете, который имелся при ней, звякнуло стекло. Машина покатила вперед. Женщина односложно указывала направление движения. Минут через пятнадцать приехали на место. Женщина достала из пакета бутылку водки, сверток с закуской и вручила их могильщикам. Потом она показала, где нужно копать.
        - Три часа вам дается,- сообщил Жюль Верн.
        - Земля мерзлая,- заканючили могильщики.
        - Какая там мерзлая! Еще снег не лег,- делано рассердился Жюль Верн.
        Поторговавшись еще пару минут, могильщики выпили по полстакана, закусили соленым огурцом и взялись за лопаты.
        - В обед приеду,- строго произнес Жюль Верн и завел двигатель.

«Десятка» некоторое время петляла меж могил, а потом и вовсе остановилась.
        - Все! Дальше нужно идти пешком,- сообщил молодой человек.- Пожалуйте.- С церемонным поклоном он отворил дверцу. Однако Вера на этот раз оказалась не склонна к шуткам. Она вылезла из машины и осмотрелась.
        Было холодно. В белесых небесах проблескивали голубые прогалины. Сквозь легкую дымку неярко светило осеннее солнышко. Воздух казался прозрачным, как только что вымытое оконное стекло. На пожухлой траве кое-где лежали остатки инея. На ветке калины, осыпанной кроваво-красными ягодами, звенел колокольчиком голосок синицы-гаечки. Вокруг возвышались могильные памятники, в основном деревянные кресты и металлические пирамидки с пятиконечной звездой на вершине. Царил вечный покой, не нарушаемый даже звуком шагов. Веру неожиданно посетило странное ощущение, будто после долгого отсутствия она вернулась домой.
        - Могу показать наиболее замечательные могилы,- предложил Жюль Верн.
        - Зачем?- откликнулась Вера.- Я и так все тут знаю.
        - Откуда, интересно?
        - Знаю, и все тут. С детства.
        - А я думал…- Что именно думал Жюль Верн, он не сообщил, однако покосился на девушку с недоверием.
        Молодой человек действительно знал кладбище как свои пять пальцев и уверенно вел Веру в нужном направлении. На этом участке могильная архитектура отнюдь не блистала разнообразием. Вера машинально читала надписи, отмечая про себя наиболее любопытные фамилии и эпитафии. Среди последних имелась, например, такая:
        Ушел наш милый в небеса
        И не оставил адреса!
        Куда писать, кому звонить?
        Где наш папаша может быть?
        Или еще:
        Хворь бедолага подхватил,
        В жару напившись ледяного пива.
        А пил бы водку - жил да жил,
        Лишь только б нос имел, как слива.
        Вера невольно усмехнулась. Вскоре ее внимание привлек весьма оригинальный обелиск, подобного которому она доселе не встречала.
        Прямо из земли торчала громадная чугунная рука, державшая на ладони столь же громадный, совершенно ржавый шар.
        - Это еще что?- заинтересовалась Вера.
        - А говоришь, все тут знаешь. Оказывается, не все. Это земной шар, который сжимает пролетарская длань. Сей монумент воздвигнут в тридцать девятом году прошлого века. Под ним лежат малолетние воспитанники существовавшего в ту пору в нашем городе интернационального дома-интерната. Всего шесть детей, в основном испанцы. Ребята погибли, когда автобус, в котором они ехали, свалился с моста в реку по вине подвыпившего шофера.
        - Бедолаги! Нашли упокоение вдали от солнечной Испании.
        - Раньше могилу посещали,- продолжал рассказывать Жюль Верн.- Даже в пионеры возле нее принимали, а нынче она давным-давно позабыта. Шар вон проржавел насквозь.
        Вскоре показался знакомый Вере монумент, который было видно издалека.
        - А, вон и наш Вова Диденко,- сообщил Жюль Верн.- Стоит родимый, ручкой вдаль указывает. Уже много лет указывает. Интересно, куда?
        - В том направлении, где клад зарыт.
        - Я тебе уже говорил, что это чепуха. Нет тут никакого клада и не было никогда.
        - Кто его знает,- уклончиво сказала девушка.- Мы вот с Сабуровым копали, так что-то нашли. Не зря же он сюда в одиночку приперся. Видать, был уверен. А тут его уже Амалия поджидала. Или кто-то из ее клевретов. Да хоть тот же Вова… Следы на шее ведь от детских пальчиков.
        Они приблизились к статуе Вовы Диденко.
        - Смотри,- воскликнула Вера.- У него же одной руки нет!
        - Действительно,- удивленно произнес Жюль Верн.- Вместо кисти - обрубок. Куда же, интересно, рука делась?!
        - Может, обломил кто?
        - Кто ее мог обломить? Семьдесят лет не обламывали, и вдруг на тебе!
        - Бомжи. Которые металл в приемные пункты сдают.
        - Ну, конечно! Мало тут беспризорного железа. Хватай любую оградку, любой памятник - и тащи в утиль. Никуда лезть не нужно. И отламывать не нужно. Ерунда!
        - А ты как думаешь, куда она делась?
        - Вот уж не знаю. Даже думать на эту тему не желаю.
        - Мне кажется, без колдовства тут не обошлось,- заявила Вера.
        - Понятное дело!- Жюль Верн невесело хмыкнул.- Тебе сейчас повсюду колдовство мерещится.
        - А что ты думал? Я раньше тоже ни во что подобное не верила.
        - А теперь?
        - Теперь верю. Особенно после общения с Амалией. Да ведь ты и сам ее видел. Неужели уже забыл?!
        - Ну, баронесса еще туда-сюда… А мальчишка? Он-то какое отношение к проискам Амалии имеет?
        - Забыл, что баба Фрося толковала? Мальчишка этот вовсе не мальчишка, а
«заложный» покойник. Именно он убил Сабурова. Тот ночью пришел за кладом, а Вова его подкараулил.
        - Но зачем?!
        - По приказу Амалии. Она в нем конкурента своему избраннику видела. Павлу Борисовичу… И Молчановского этот твой Вова укокошил,- неожиданно сообщила она. - Точно, Вова! Как я раньше не догадалась. Мальчишка и убил. А руку в ходе борьбы потерял. Отрубил ее Молчановский или отстрелил.
        Жюль Верн почесал голову.
        - Увлекательно излагаешь,- произнес он.- А если никакой это не Молчановский?..
        - Тогда кто?
        - Да никто! Проржавела рука, вот и отвалилась.
        - Если отвалилась, то тут бы под ногами и валялась. А так, нет ее!
        - Ладно, хватит спорить. Идем к склепу.
        Вера понимала, что в общении с Жюлем Верном выбрала неправильный тон, но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось противоречить, спорить, настаивать на своем. Она вдруг пожалела, что привлекла к делу Жюля Верна. Бесспорно, он активный, знающий и упорный. Он неравнодушен к ней. Но вот как относится она к нему? С ним, безусловно, приятно заниматься любовью, но в качестве мужа подходит ли он ей? Поэтому Вере хотелось вывести Жюля Верна из себя, чтобы посмотреть, каков он в гневе. Ведь именно гнев - одна из ипостасей, в которых познается человек.
        Склеп появился перед ними, точно вырос из-под земли. Вера даже не думала, что он такой маленький. Хотя почему маленький? И высота, и площадь его достаточно внушительны. Только за многие годы он так зарос деревьями, в основном дикими яблонями, и кленами, и кустарником, что из зарослей торчала лишь его крыша.

«Как замок Спящей красавицы,- подумала Вера,- только эта красавица дремлет, пока ее не позовут. И тогда, очнувшись от векового забвения, творит… Творит что? Зло? Или все-таки добро?
        - Давно я тут не был,- сказал Жюль Верн.- Заросло-то все как!
        Он продрался сквозь кусты и по ступенькам поднялся ко входу. Постучал по ржавым дверям, подергал древний пудовый замок.
        - Тут где-то под одной из стен есть лаз внутрь. Да ведь ты должна знать! Сама недавно туда забиралась.
        - Не помню,- отозвалась Вера.- Это ночью было…
        - Если ночью смогла лаз найти, значит, днем и подавно найдешь.
        - Неохота чего-то!
        - Не понял?!
        - Неохота, говорю, искать.
        - Слушай, ты чего придуриваешься? Это кому нужно: тебе или мне?
        - Мне? Мне не особенно.
        - Кончай дуру из себя строить! Сама же притащила меня сюда.
        - Я тебя не тащила… Это ты меня тащил!
        - Вздор мелешь. Ладно, я не прав. Притащил так притащил… Но ведь не зря же мы сюда шли. Давай искать.
        Вера, стоя на ступеньках, безучастно смотрела в сторону. Потом она сорвала полузасохшую ягоду шиповника, сунула ее в рот и принялась посасывать, словно леденец.
        - Ну, не хочешь как хочешь. Тогда я сам…
        Жюль Верн исчез за углом, и вскоре Вера услышала его голос:
        - Иди сюда!
        - Зачем?
        - Нашел я…
        - Ну и черт с тобой,- прошипела Вера.
        - Иди же!

«Ладно, урод! Еще пожалеешь, что связался со мной».
        Вера медленно пошла вдоль черной стены и почти тотчас же наткнулась на Жюля Верна. Тот стоял перед дырой, видимо, поджидая ее.
        - Полезешь?- спросил он.
        - Нет.
        - Почему?
        - Грязно. Боюсь запачкаться.
        - Но ведь ты же специально надела старые джинсы. И кроссовки вон не новые. Да и куртка…
        - Джинсы, может быть, и старые, но чистые. Куртка - тоже. Полезай, если хочешь, а я тут подожду.
        - Нет, так дело не пойдет! Ради кого я сюда пришел? Ради тебя! Если лезть, так лезть вместе.
        Вера пожала плечами, но не двинулась с места.
        - Не понимаю,- громко произнес Жюль Верн.- Не понимаю… Какой бес вдруг в тебя вселился?!

«Бес вселился…- подумала Вера.- А может, и точно бес?» Лицо замкнулось, она поджала губы, глаза сощурились и стали колючими, а Жюль Верн даже не догадывался, какая внутренняя борьба происходит в девушке.
        - Черт с тобой,- сердито произнес он.- Оставайся снаружи, я сам туда полезу. Ведь не зря же я перся в такую даль. Да и интересно на самом деле.
        - Давай-давай,- сказала Вера.- Может, найдешь там черепушку, другую…
        - А если и найду, что тогда?
        - В костер брось.
        - Это не я должен бросить, а ты.
        - Ищи, ищи… А я подумаю, что с ней делать.
        Жюль Верн извлек из куртки небольшой карманный фонарь, включил его. Даже днем было заметно, какой мощный у фонаря луч. Парень вновь вопросительно взглянул на Веру, но лицо девушки по-прежнему оставалось холодным и отстраненным. Не задавая больше вопросов, Жюль Верн полез в яму. Вера некоторое время слышала, как он сопит и кряхтит, словно старик, потом возня закончилась, и наступила тишина. Солнце спряталось. С мутных небес посыпался мелкий снежок. Было так тихо, что Вере казалось, она слышит, как падающие снежинки скребут по сухим листьям, еще оставшимся на деревьях и пока не сорванным зимними ветрами.
        Начавшая замерзать девушка прогуливалась перед склепом и не понимала: зачем она явилась сюда?
        - Эй?!- услышала она приглушенный голос, исходивший изнутри склепа.- Может, все-таки спустишься? Тут много интересного.
        - Чего уж там интересного?- откликнулась Вера.- Труха одна…
        Она еще некоторое время топталась перед ямой. Жюль Верн не показывался.

«Может, действительно залезть в склеп?- думала Вера.- Вдруг там теплее?»
        Она шмыгнула носом и спустилась в яму. Пролезать внутрь было крайне неудобно. Мешала куртка. Тогда девушка дала задний ход, вылезла наверх, сняла куртку и вновь проделала тот же путь, что и в первый раз. Куртку она тащила за собой. Наконец лаз преодолен. Луч фонарика ударил прямо в лицо, и она на некоторое время ослепла.
        - Все ж таки изволила спуститься,- насмешливо констатировал Жюль Верн.
        - И чего же тут интересного?
        - Да все! Ты посмотри на стены!
        - Ну, смотрю.
        - Надписи почитай.
        - Да помню я их. Типа: «Так вам и надо, е… немчура!»
        - Какую, интересно, немчуру имели в виду писавшие? Ту, что здесь в гробах лежала, или ту, с которой наша страна воевала?- глубокомысленно промолвил Жюль Верн.
        - Надо думать, первую.
        - Ты, наверное, права.- Жюль Верн повел лучом по стенам.- Гляди, не только про немцев написано. Вот, например: «С нами батька Махно!» А эта: «Сатана тут правит бал». Каково?! Я же говорил: здесь в двадцатые годы беспризорники обитали. Они, наверное, все и разграбили. Видишь, похоже, пытались костры жечь. Потолок закопчен. Только, думаю, у них ничего из этого не вышло. Дыры-то, куда дым должен выходить, не имеется. Они тут просто задыхались.
        - Ладно, пошли отсюда!- грубо потребовала Вера.
        - Куда пошли? Зачем? Зря, что ли, перлись? Раз оказались здесь, нужно все внимательно изучить.
        - Чего тут изучать? Я же говорю: труха и тлен!
        - Это для тебя труха. А для меня - экспонаты.
        - Ах да, я забыла. Ты же типа музейный работник.
        - Вот именно. Кроме этого, у нас имелась цель. Зачем мы сюда шли? Да затем, чтобы отыскать нечто, принадлежавшее Амалии.
        - Ну, так ищи!
        - Я и ищу. Вот смотри… на полу…
        - Хлам какой-то валяется.
        - Не хлам, а вещи, возможно, принадлежавшие ей.
        - Косточки…
        - Пускай косточки. Но не только они. Вот обрывок парчи, вот медные пуговицы… Похоже, от генеральского мундира.
        - Думаешь, Амалия была генералом?- насмешливо спросила Вера.
        - Не нужно иронизировать. Мне все интересно, в том числе и пуговицы.
        - Собирай, собирай…
        Жюль Верн поднял с пола нижнюю челюсть.
        - Не очень большая,- сообщил он свои наблюдения.- Вполне могла принадлежать женщине.
        - Ну-ка, дай сюда.- Вера безо всякого трепета взяла челюсть в руку.- Посвети. Гляди, тут и надпись есть: «Челюсть, принадлежащая Амалии фон Торн».
        - Где?!
        - Да вот же! Смотри внимательнее…
        - Кончай издеваться!
        - А чего… Эту кость, очень возможно, некогда облекала плоть злобной баронессы. Подопрет она ее, бывало, ручкой и раздумывает: кого бы прикончить на этот раз? Ты, Жулик, как будто считаешь, что здесь упокоили только Амалию. Выйди наружу, посмотри на доску мемориальную, почитай, что на ней написано. А написано там следующее - здесь покоилось как минимум десять особ женского пола. В том числе две старшие сестрицы нашей зловещей знакомой: Летиция и Жоржетта. Она их, если ты забыл, укокошила с помощью толченого стекла. Думаю, здесь можно и крошки этого стекла отыскать.
        - Только осколки от бутылок,- заметил Жюль Верн.
        - А если это они и есть? Амалия сама мне рассказывала, как истолкла винную бутылку в ступке. Возможно, не очень тщательно. Вот одна из ее сестриц и подавилась. А то и обе сразу.
        - Зря иронизируешь.
        - А что еще остается делать в этом погребе?
        - Не могу понять: хочешь ты избавиться от опеки баронессы?
        - Я и сама не понимаю,- неожиданно заявила Вера.
        - Вот даже как?! А мне казалось… Вчера ты говорила иное…
        - Мало ли что было вчера.
        - Однако! Раз так, пошли отсюда!
        - Да ладно тебе… Успокойся.- Вера сменила гнев на милость.- Раз уж пришли сюда, не уходить же с пустыми руками. Ищи свои экспонаты.
        - Мы пришли не за экспонатами…
        - Помню, помню… За вещами Амалии. Так ищи!
        Луч фонарика вновь заметался по полу и стенам. Вера молча следила за действиями Жюля Верна. Наконец ей это надоело. К тому же внутри склепа было ничуть не теплее, чем на улице.
        - Слушай, Жулик, только не обижайся. Мне действительно осточертело топтаться здесь. И холодно. Я полезла назад. Подожду тебя на свежем воздухе.
        Вера с некоторым трудом выбралась из склепа. По-прежнему с тусклого неба падали редкие снежинки. Вера достала сигареты, закурила и принялась бродить поблизости от склепа. Это место, видимо, было самой древней частью кладбища. Ни деревянных крестов, ни железных конусов и прочего убожества здесь не наблюдалось, однако царило полное запустение, отчего окрестности выглядели еще печальнее, чем те части погоста, по которым наша парочка проходила совсем недавно. К тому же запустение это, похоже, было создано искусственно и больше напоминало территорию, подвергшуюся погрому. Многие памятники и каменные кресты оказались сдвинуты со своих мест, иные опрокинуты, если это оказалось погромщикам по силам. У скорбящих ангелов, которых здесь имелось три, отбиты некоторые части тела. Один лишился половины крыла, у другого отсутствовала ступня, а третий и вовсе был обезглавлен. Судя по поросли мха, покрывавшей низвергнутые и обесчещенные монументы и статуи, акт вандализма свершился очень давно, однако ощущение грусти и недоумения от результатов этой бессмысленной акции оставалось достаточно сильным.

«Кто и зачем это сделал?- размышляла Вера.- Может быть, малолетние хулиганы, обуреваемые детской страстью все ломать? Хотя вряд ли. Вон тот, почти ушедший в землю гранитный крест, на котором еще читается надпись: «Под сим животворящим крестом упокоена в бозе вдова титулярного советника Пелагея Адольфовна Шмидкина. Спи спокойно, дорогая матушка!», вряд ли могли свернуть ребятишки. Тут чувствуется сильная мужская рука. Возможно, после победы пролетарской революции наиболее идейные последователи большевиков решили восстановить классовое равенство и на кладбище?»
        Размышляя подобным образом, Вера прогуливалась меж поверженных памятников, но скоро вернулась к склепу и решила развести костер, чтобы малость согреться. Она набрала сухих веток, сложила в кучку и стала искать какой-нибудь клочок бумаги, чтобы их затеплить. На глаза ей попалась валявшаяся в кустах грязная бумага, похоже, половина газетной страницы. Вера подняла бумагу и, обнаружив, что это отнюдь не газета, а обычный лист, только свернутый вчетверо, развернула бумагу и хотела уж было поднести к ней язычок пламени от зажигалки, как вдруг текст на листе привлек ее внимание. Она поднесла бумагу к лицу и обомлела. На листе было написано:
        Завещание
        Стремясь исполнить свою последнюю волю в ожидании рокового часа, я хочу сделать распоряжения касательно личного моего имущества, а также с целью соблюсти некоторые формальности и нормы.
        Вначале хочу сделать письменное признание, что именно я лишила жизни своих добродетельных сестриц Летицию и Жоржетту, коим гнусно завидовала. Этот смертный грех тяжким грузом лежит на моей душе и не даст ей упокоиться до самого Страшного суда. Полностью сознаю это обстоятельство. Прошу прощения у батюшки моего, по чьему повелению и составляю сей документ.
        Теперь о вещах моих. Куклу Жанну (фарфоровая, с закрывающимися глазами, и пищит) завещаю дорогой племяннице Лотточке, пелерину и тальму - дорогой племяннице Луизочке, ей же лисий салоп. Что касается моих драгоценностей, вручаю их батюшке, пусть использует их по своему усмотрению. Прочие же предметы моего туалета пускай раздадут прислуге.
        К сему
        Девица Амалия фон Торн
        Баронесса
        P.S. Помилуй меня, Господи!
        Некоторое время наша героиня думала о странном документе, размышляла, подлинный ли он и почему так хорошо сохранился. Непонятно было и другое. Как он попал на кладбище, ведь завещаниям место в семейных бумагах или, по крайней мере, в архиве нотариуса.
        Мыслительный процесс Веры был нарушен воплем:
        - Эй, Воропаева! Иди сюда!

«Вылез»,- сообразила девушка и ринулась на зов.
        - Вот он я!- весело произнес Жюль Верн.- Явился из преисподней.
        Жюль Верн был перепачкан, на лице его имелись пятна сажи, но вид у парня был довольный. В руках он держал объемистый, плотно набитый мешок.
        - Это все, что удалось добыть,- сообщил он, тряхнув мешком.- Будешь смотреть?
        - Пожалуй.
        Жюль Верн высыпал содержимое на мраморное крыльцо перед входом в склеп. Многочисленные кости он тут же отгреб в сторону, а затем стал перебирать найденные вещи и вслух перечислять их назначение.
        - Пуговицы.- Он встряхнул на ладони позеленевшие кружочки с орлами и без орлов. - С различных офицерских мундиров, в том числе и с генеральских. Половинка эполета. Обрати внимание на золотое шитье и вензель «А». Эпоха Александра Первого. А может, и Второго. Вот галуны с мундиров. Сами мундиры не сохранились. Наконечники от аксельбантов. Кажется, серебряные. Обломок клинка шпаги, а это обломок ножен. А вот ценная вещица.- Он достал из кармана джинсов небольшой крестик, украшенный красной эмалью.- Орден Святого Владимира с мечами. Боевая награда, так сказать. Не понимаю, как грабители его не заметили.
        - Все это, конечно, очень интересно,- без особого восторга произнесла Вера.- Но где же вещи Амалии? Ведь мы пришли сюда именно за ними.
        Жюль Верн поморщился:
        - Тут - ничего определенного. Есть, конечно, штучки, принадлежавшие, несомненно, женщинам, но имеет ли к ним отношение Амалия - большой вопрос. К примеру, это кружево.- Он потряс в воздухе некой грязной тряпкой.
        - Тьфу!- сморщилась Вера.
        - Или вот…- На свет явилась шелковая подвязка.- Но кто его знает…
        - Все это не то!- заявила Вера.- Бабка толковала о черепе… - …Или любой другой вещи, принадлежавшей Амалии. Хоть гвоздь из гробовой крышки. Хотя тут я явно чего-то не понимаю. Гвозди ведь не горят.
        - А ты помнишь, в каком виде она является?
        - В платье из черных кружев как будто…
        - Правильно. Ничего подобного не нашел?
        - Увы!
        - И что теперь делать?
        - Не знаю. Возможно, нам поможет экспертиза ДНК. Костей-то полно.
        - Ты в своем уме?! Откуда у нас в городе подобная лаборатория? И потом, если это кости родственников, то у них и ДНК одинаков. Да и с чем сравнивать? Ерунда!
        - Согласен,- уныло произнес Жюль Верн.- Значит, поиски бессмысленны.
        - Твои, может быть, а вот мои…
        - Что твои? Ты разве искала?
        - А то нет. Как там говорится в древней книге? Ищите и обрящете? Вот я и обрела.
        - Что именно?
        - А вот…- и Вера показала Жюлю Верну свернутую вчетверо бумагу.
        - Это что такое? Дай взглянуть.
        Вера протянула бумагу Жюлю Верну. Тот развернул…
        - Завещание,- прочитал он.- Подписано Амалией… Не может быть!
        - А вот может!
        - Где взяла?
        - Нашла в кустах.
        - Откуда оно там взялось? Ведь ему лет сто семьдесят, никак не меньше. Бумага старая. Хрустит, но не трескается и не разваливается. Такого просто не может быть! Это фальшивка. Кто-нибудь подбросил.
        - Кому нужно подбрасывать?- возразила Вера.- Во-первых, кроме нас с тобой, тут сто лет никого не было, а во-вторых, кроме меня, эта бумажка никому не нужна. Что же касается подделки, то тебе и карты в руки. Несложно проверить.
        - Ладно, пошли отсюда. Нужно еще глянуть, выкопали ли эти орелики могилу.
        Жюль Верн сгреб находки обратно в мешок, и они быстро зашагали к машине.
        Усевшись в «десятку», Жюль Верн хотел уж было завести машину, но почему-то остановился и посмотрел на Веру:
        - Дай-ка мне еще разок взглянуть на завещание.
        Он вновь развернул бумагу, потом достал из бардачка футляр с лупой, поднес увеличительное стекло к бумаге и стал внимательно изучать ее.
        - Бумага подлинная,- наконец изрек он.- Очень хорошая. Похоже, даже водяные знаки имеются. По качеству близка к пергаменту. Возможно, именно поэтому и дожила до наших дней. Но вот написанное… Оно-то каким образом сохранилось? Чернила почти не поблекли, не расплылись… А ведь бумага валялась под дождем и снегом. Нет, не верю!
        - Чему не веришь?- спросила Вера.
        - Что завещание все это время провалялось на земле. Возможно, оно находилось в гробу, и воры вытащили его вместе с награбленным добром, а приглядевшись повнимательнее, бросили за ненадобностью. Но даже в этом случае оно провалялось на земле долгие годы. И должно было бы давным-давно сгнить.
        - Но ведь не сгнило же,- закончила мысль Вера.- Хотя грязи на нем было достаточно.
        - Вот-вот. Все же я думаю, его подкинули.
        - Но кто?!
        - Не знаю.
        - Духи?- предположила Вера.
        - Какие там духи! Еще скажешь: баронесса. Но даже если предположить, что это так, то тоже одно с другим не вяжется. Ей совсем невыгодно подбрасывать нам вещь, дающую шанс в борьбе с ней.
        - Что ты все: шанс да шанс? А если я вовсе не желаю сражаться?
        - То есть как не желаешь?
        - Да очень просто. Не хочу, и все!
        - Но ведь совсем недавно ты мне толковала обратное?
        - У девушек семь пятниц на неделе.
        - Ничего себе! Зачем же мы полезли в этот склеп?
        - Тебе разве было неинтересно?
        - Интересно, конечно, но…
        - Вот тебе и «но»! Ладно, давай вперед!
        Когда они подъехали к тому месту, где оставили могильщиков, те расслабленно отдыхали на подстеленных ватниках. На их лицах сияли благостные улыбки. Хмурая женщина исчезла, зато рядом с могильщиками валялась пустая бутылка и стояла вторая, опорожненная до половины. Могила была не докопана. Жюль Верн принялся ругаться с подчиненными, а Вера сидела в машине и бессмысленно таращилась на происходящее. Ей вдруг стали совершенно безразличны и Павел Борисович, и этот вот парень, и мертвая баронесса, которая то ли существует, то ли нет.
        Тусклый день медленно дотлевал. На Сорочинск наплывал густой беспросветный мрак.
        Глава 12
        Битва при «Пирамидах»
        и новые откровения Амалии
        Жюль Верн отвез Веру, некоторое время постоял возле ее подъезда, раздумывая, что делать дальше. Домой идти не хотелось, и он решил вначале поужинать, а потом отправиться в музей. Прежде всего его интересовали находки, сделанные в склепе. При беглом изучении ничего особенного они собой не представляли, однако Жюль Верн хотел взглянуть на них попристальнее. Первое впечатление обычно обманчиво. Иной раз кажется, обнаружил шедевр, а приглядишься: фальшак, подделка, в лучшем случае - новодел. А бывает, в груде хлама блеснет «алмаз». В этом-то и заключается главный кайф.
        Жюль Верн загнал «десятку» во внутренний дворик музея, потом подхватил пластиковый мешок, открыл входную дверь и поднялся на второй этаж особнячка, где у него имелось нечто вроде лаборатории. Он сел за покрытый прозрачным пластиком стол, включил мощную настольную лампу и стал раскладывать свои находки. Большинство костей он отложил сразу же. По реберным и берцовым узнать что-либо, во всяком случае ему - не анатому,- вряд ли удастся. Тазовые, конечно, могут подсказать, мужчине или женщине они принадлежали. Но лучше всего о поле и возрасте усопшего скажет череп. Сохранность зубов, надбровные дуги…- все эти детали известны даже непрофессионалу.
        Среди прочих костей череп имелся всего один, да и тот без нижней челюсти. Судя по выпуклым надбровным дугам, он принадлежал мужчине, а более-менее целые, несточенные зубы говорили: мужчина вряд ли старше сорока лет, причем пищу он потреблял отнюдь не грубую, значит, из состоятельных слоев общества. Череп вытянутый, долихоцефального типа. Скулы выражены слабо. Можно предположить, он принадлежал представителю какого-нибудь германского народа, скорее всего, немцу. Но это и так ясно. Ведь найден он в усыпальнице фон Торнов. Не мог же в ней очутиться монгол? А вот славянин мог вполне. Хотя русская нация - такое смешение типов, что подчас весьма трудно определить ее представителя только по черепу.
        Ладно, отставим кости, возьмемся за находки искусственного происхождения.
        Эполет. Вернее, его остатки. Похоже, кто-то порезал ножницами. Непонятно только, для чего? Скорее всего эполет из эпохи Александра Первого. Вот и вензель соответствующий просматривается. Без римской цифры - значит, точно Александр Первый. Но самая, конечно, интересная находка - орден Святого Владимира.
        Коллекция российских орденов в их музее, за малым исключением, состояла из современных имитаций. Оригиналы редки и дороги. Имелся, правда, орден Станислава, чья подлинность сомнений не вызывала, но он был поврежден и реставрирован. С современными наградами дело обстояло лучше. В музее были представлены практически все подлинники медалей и большинство наиболее распространенных орденов.
        Жюль Верн вертел крестик в руках. Даже ленточка сохранилась, хотя ее красная середина настолько побурела, что почти не отличалась от соседних черных полос.
«Владимир» - довольно высокий орден, причем вручавшийся за боевые заслуги. Раз на ленте, значит, носился на шее. Третья степень. Давался чинам не ниже генерала. Неплохое приобретение для музея.
        Некоторое время молодой человек продолжал перебирать находки, но больше ничего интересного ему не попалось. Он отодвинул лампу в сторону и задумался. Больше всего в этой истории его удивляло поведение Веры. То сама бросается на шею, то ведет себя холодно и отчужденно, точно между ними ничего и не было. В чем причина? Влияние этой чертовой Амалии? Возможно, но только ли? Девчонка ему, безусловно, нравится. Он не возражал бы связать с ней жизнь. Связать жизнь? Погоди, погоди… Двое его предшественников уже вынашивали подобные планы, однако стремление жениться на Вере плохо для них кончилось. Во всяком случае, так объясняет их убийства сама Вера. А как обстоит на самом деле? Случайность ли это или?.. Или происки баронессы? Нет, не может быть! Это очевидная чепуха!
        Жюль Верн покачал головой, отгоняя морок. Глаза слипались. Хотелось спать. Он поднялся, сунул орденский крестик в карман, вышел из лаборатории и спустился на первый этаж. Там, среди экспонатов, имелся диван невероятных размеров, на котором очень удобно дремать. Покемарит пару часов, и порядок.
        Разбудил Жюля Верна некий посторонний звук. Он машинально взглянул на светящийся циферблат наручных часов. Ого! Почти двенадцать. Неплохо вздремнул. Вставать не хотелось. Можно заночевать и в музее, но нужно бы раздеться. Но все-таки что нарушило его сон? Может, мыши? Здесь наверняка живут мыши, вот только что они едят? Грызут экспонаты? Или предметы интерьера? Свечи, например… Нет, мышей нужно извести. Придется обратиться в санэпидемстанцию. Пусть придут и сделают дезинфекцию.
        Шорох раздался вновь. Шел он из прихожей, и Жюль Верн тут же понял: мыши так не шуршат. В музей явно кто-то проник. Но кто? Ключи от входной двери, кроме него самого, имелись только у отца. Может, он? Поздновато, конечно. Однако отец мог хватиться Жюля Верна и начать его искать. Чепуха. У отца всегда при себе телефон. Мог бы и позвонить. Да и не в его правилах бегать по городу и разыскивать взрослого сына. Значит?.. Значит, в музей проник вор. Такой вариант совсем не исключен. Попытки уже имели место… Правда, он считал, их делали соседские мальчишки, привлеченные видом старинного оружия: сабель и шпаг, кремневых ружей и пистолетов. Конечно, и для более разборчивого грабителя здесь есть чем поживиться. Вот он и явился за добычей. Рано или поздно так и должно было случиться. Интересно, вор один или орудует целая шайка? И каким образом проникли в музей? Взломали дверь или открыли ее отмычкой? Да, собственно, какая разница? Посторонние в музее, и нужно от них избавиться. Как же поступить? Проще всего вызвать милицию.
        Жюль Верн достал из кармана мобильник. Голубым светом вспыхнул дисплей. Он набрал номер. «На вашем счете не осталось средств»,- мелодично пропел женский голос.
        Вот черт! Как же он забыл об этом? Собирался купить абонентскую карту, да замотался… Ладно. Не стоит брать в голову. Нужно искать другие варианты.
        В музее имелся обычный телефон, но он находится в подсобке, и до него еще нужно добраться. А это может спугнуть вора или, наоборот, подвигнуть его на решительные действия. На решительные действия?.. Он что же, будет убивать его, Жюля Верна? Из-за чего? Из-за нескольких железяк и старых монеток? Бред! А может, это все-таки отец явился? Окликнуть? А если не отец? Нет-нет! Не стоит принимать поспешных решений. Нужно подумать. Вор не знает, что в музее кто-то есть. А если знает? Он наверняка видел: во дворе стоит машина. Видел и полез? Ерунда! Этого просто не может быть! Но ведь в прихожей тем не менее кто-то копошится. Значит… Значит, это не вор. Тогда кто? Выходит, все-таки отец. Но отец бы сразу же включил свет, а этот блукает в потемках. Что же делать? Придется вставать и разбираться.
        - Эй, кто там?!- крикнул Жюль Верн.
        Прислушался. Тишина. Шорохи стихли.
        - Кто там?!- вновь заорал молодой человек.- Чего вам тут надо?!
        Послышался новый шорох, и что-то с грохотом упало.

«Канделябр уронил»,- понял Жюль Верн. Никакой это не вор. Тогда кто? Ну, конечно! Он просто забыл затворить за собой дверь, когда явился сюда под вечер. Забыл закрыть дверь, и сюда забрался пьяный или бомж.
        Жюль Верн вскочил с дивана и включил освещение. Вначале он никого не увидел, однако из прихожей доносилась какая-то возня. Молодой человек снял со стены зазубренную саблю, повидавшую многое на своем веку, и на цыпочках направился в прихожую. Тут оказалось темно. Жюль Верн включил свет и обомлел. На полу барахтался абсолютно голый мужик.
        - Вы кто?!- изумленно воскликнул молодой человек.
        Мужик ничего не отвечал, лишь делал неуклюжие попытки подняться.
        Точно, алконавт.
        - Ты кто такой?!- воскликнул Жюль Верн.- И почему без штанов?
        Тот поднял голову на вопрошающего, и молодой человек узрел: никакой это не пьяница. Человек был скорее похож на тяжелобольного. Лицо его казалось абсолютно бессмысленным, какое-либо выражение на нем отсутствовало, рот раскрыт, глаза - два оловянных кругляша. Но самое страшное - по всему телу, от груди по всей ее длине и до паха, шел грубый шов. На нитках запеклась сукровица. Да и само тело имело синеватый оттенок, к тому же было покрыто багрово-фиолетовыми пятнами, словно ядовитой сыпью.
        - Ничего себе!- потрясенно промолвил Жюль Верн.- Ты, парень, откуда явился? Уж не из морга ли?
        Он вспомнил слышанные в детстве страшные истории про людей, которых по ошибке приняли за мертвых, вскрыли, и, обнаружив, что перед ними живые, кое-как зашили и выкинули на улицу. И теперь несчастные скитаются в потемках, не зная, где приклонить голову. Возможно, этот тип - один из них.
        Незнакомец невнятно замычал и встал на колени. Теперь Жюль Верн разглядел на его теле и другие повреждения. Шея странного гражданина выглядела так, словно ее изорвали стальные когти. Кожа и мясо висели на ней черной бахромой, слабо колыхаясь при каждом движении, кроме того, на правой ноге, у самой лодыжки, виднелась глубокая рана, оставлявшая впечатление, будто ногу кто-то грыз.
        - Откуда ты взялся, дружбан?- спросил Жюль Верн, видимо решивший, что с подобными личностями нужно изъясняться на их же языке.
        Незнакомец медленно поднялся и шагнул по направления к парню. Двигался он как робот из фантастических фильмов, и Жюль Верн внезапно осознал: перед ним самый настоящий мертвец. Он вгляделся в искаженное смертью лицо. Оно показалось смутно знакомым. Круглолицый, чуть курносый… Конечно, он встречался с ним, только тогда этот тип был жив.
        Кажется, его звали Молчановский. И он ухаживал за Верой, даже сделал ей предложение насчет замужества. А потом его убили. Вера полагала: работа баронессы Амалии.
        И тут все встало на свои места. Мертвеца, несомненно, подослала Амалия, чтобы расправиться с ним, Жюлем Верном.
        Подобная ситуация, словно взятая из «ужастика», была для подобного фильма вполне обычной, однако в реальности она выглядела, безусловно, нелепой. Жюль Верн с трудом верил в происходящее. Может, это ему снится?
        Однако анализировать ситуацию нет времени. Нужно защищаться.
        Жюль Верн выставил перед собой саблю. Ее кончик коснулся груди мертвеца. Тот остановился, словно не зная, что делать дальше.
        - Убирайся туда, откуда пришел!- заорал парень.
        Но мертвец и не думал этого делать. Он шагнул вперед, и острие сабли впилось ему в грудь.
        Жюль Верн попытался оттолкнуть тело, но сабля только вошла в него еще глубже. Тогда он с силой навалился на оружие, и клинок пронзил тело мертвеца насквозь. Вот этого делать как раз и не следовало. Молчановского данное обстоятельство вовсе не остановило. Наоборот, Жюль Верн оказался в пределах досягаемости рук мертвеца, и тот немедленно воспользовался этим, вцепившись в джинсовую куртку молодого человека. Дрожь пронзила Жюля Верна. Он почувствовал мертвенный холод ладоней трупа. К тому же тот довольно сильно попахивал. Нужно как-то спасаться. Молодой человек выпустил эфес сабли и попытался отцепить руки мертвеца от куртки, но те впились так, что в некоторых местах прорвали толстую ткань и добрались до тела. Боли Жюль Верн пока не чувствовал, но ледяное сжатие явственно ощущал. Тогда он быстренько расстегнул пуговицы куртки и мгновенно вывернулся из нее. Теперь Жюль Верн был свободен, а мертвец, сжимая в руках куртку, казалось, пребывал в недоумении. Воспользовавшись этим, молодой человек выдернул из груди мертвеца саблю и рубанул того по голове. Однако в этот момент мертвое тело подалось чуть-чуть
назад, и удар пришелся по груди, причем рассек нитки шва. Кожа тут же разошлась, и показались окровавленные внутренности. Это было столь омерзительно, что тошнота овладела Жюлем Верном, и он изверг из себя остатки непереваренного ужина. Рвота плеснула на лицо и грудь трупа, забрызгала глаза, попала в ощеренный рот. Но Жюль Верн настолько рассвирепел, что забыл о секундной слабости. Он вновь взмахнул саблей и на этот раз попал, куда нужно. Голова трупа раскололась как гнилой орех, протухшие мозги брызнули в разные стороны. Однако он еще не был повержен окончательно. Бывший Молчановский крутился на одном месте, как бродячая собака, попавшая под колеса грузовика. Похоже, он потерял способность ориентироваться.
        - Так тебе и надо, сволочь!- пробормотал Жюль Верн и плюнул в мертвеца.
        Потом он улучил момент, когда тварь повернулась к нему боком, и изо всей силы пнул ее в бедро. Труп ударился о стену, при этом сбив второй канделябр, и рухнул на пол. Из разверзнутого чрева посыпались брошенные туда анатомом вырезанные внутренности, вывалились кишки и выплеснулись остатки крови, наполнив прихожую отвратительнейшим запахом.
        Победителя вновь замутило, и он бросился в комнату, отворил форточку и высунул туда голову. Однако этого делать не следовало.
        Жюль Верн вдыхал свежий холодный воздух и постепенно приходил в себя, но тут на него навалились сзади. Волна смрада обдала нашего героя, и он понял: еще ничего не закончилось.

«Кто бы это мог быть?!- лихорадочно размышлял Жюль Верн.- Неужели Сабуров?!»
        И точно! Молчановский пришел в музей не один. Археолог-кладоискатель явился вместе с ним.
        Жюль Верн не видел напавшего на него, однако прекрасно чувствовал: руки второго трупа подбираются к его горлу. Хватка у Сабурова была как у жюльверновского стаффа.
        Что же делать?! Что делать?!!!
        Пальцы одной руки достигли затылка и впились в него, как собачьи клыки. Подобной боли парню еще испытывать не приходилось. Но способности соображать он не потерял.
        А что, если попробовать выбить навалившимся на него телом оконную раму?
        Окна старинного особнячка были узкими и вытянутыми по форме, непохожими на современные, а сами рамы - древними и, скорее всего, гнилыми. Отец не раз говорил, мол, было бы неплохо заменить их на современную работу, но все руки не доходили. И вот теперь это старье должно помочь ему.
        Жюль Верн из последних сил попытался чуть повернуть голову, увидеть, что делается у него за спиной. И когда это отчасти удалось, кроме оскаленной рожи Сабурова, он увидел: они ведут борьбу как раз напротив окна. Собрав все силы, Жюль Верн рванулся назад и вместе с Сабуровым врезался в окно. Вес у двух тел был приличным. Рамы хрустнули, подались, зазвенели разбитые стекла, и оба, нападавший и его жертва, рухнули во двор.
        Жюль Верн упал на своего мучителя и вначале даже не почувствовал боли. Противник не отпускал. Наш герой что есть мочи рванулся, но не тут-то было. И тогда Жюль Верн понял, что оказался в значительно худшем положении, чем был вначале. Мертвец все так же стремился добраться до шеи нашего героя, однако на этот раз действовал не руками, а старался впиться в нее зубами.
        - Помогите!- попытался крикнуть Жюль Верн, но вместо этого раздался лишь хрип.

«Все!- дошло до него.- Конец!»
        И тут над ним возник темный силуэт. Жюль Верн в потемках не понял, кто это. Скорее всего кто-нибудь из омерзительной нечисти. В надежде на невозможное он прохрипел:
        - Помо…
        И тут темный силуэт сделал резкое движение. Под Жюлем Верном что-то хрустнуло, и хватка нападавшего ослабла. И хотя руки трупа все еще продолжали цепляться за него, парень из последних сил рванулся и наконец вырвался из объятий мертвеца.
        В тусклом свете стоявшего поодаль уличного фонаря он все же сумел разглядеть лицо своего спасителя. Перед ним была Вера!
        - Ты как здесь?- только и смог спросить Жюль Верн.
        - Случайно проходила,- выдохнула девушка.- Слышу, кричат…- Видимо, она хотела свести ответ к шутке, но ее слова прозвучали довольно странно. Однако еще более странным было ее появление возле музея в столь поздний час.
        - Да скажи толком!- потребовал Жюль Верн.
        - Погоди, сначала я хочу узнать, что случилось с тобой.
        - Что случилось?! Напали эти… Твои мертвые дружки!
        - Что значит мои?! Не мои они вовсе! И почему во множественном числе?
        - Там, в музее, еще один.
        - Ты его убил?
        - Его другие убили. Он уже мертвый пришел…
        - Я хотела спросить: обезвредил?
        - Можно и так сказать. Если интересуешься, сходи взгляни. Только я предупреждаю: зрелище жуткое.
        - Тогда я лучше не буду… А этот все еще трепыхается…
        - Посмотреть бы на него, только темно. Погоди, у меня же где-то был фонарик… Если, конечно, не выпал по ходу драки. Ага, вот он.
        Луч света упал на распростертое на земле тело. Перед ними действительно лежал Сабуров. Вид его был ужасен. Вера воткнула в голову трупа заостренный кусок дерева, похоже, обломанный черенок лопаты. Кол так и торчал из одной из глазниц. Рот трупа был оскален, и в свете фонарика было заметно, как меж запекшихся губ шевелилось нечто, очень похожее на личинки мух.
        - Тьфу, какая дрянь!- взвизгнула Вера.- Меня сейчас вырвет.
        - Тебе еще предстоит эта процедура,- превозмогая остатки боли, со смешком сообщил Жюль Верн,- а я уже…
        - Что, уже?
        - Да это самое…- Блеванул… Там, в доме. Ладно, оставим иронию. Я спасся, и это главное. Поедем отсюда.
        Стараясь не споткнуться о мертвое тела Сабурова, которое продолжало корчиться на земле, они обошли его и направились к машине.
        - Так как же ты здесь очутилась?- было первое, о чем спросил Жюль Верн, когда они уселись в «десятку». И Вера не стала ничего скрывать. Вот ее рассказ. - Мы с тобой расстались часов эдак в восемь. Я вернулась в квартиру, соорудила себе ужин, потом залезла на диван, включила телевизор и стала смотреть какой-то сериал. Ну, и задремала, конечно. День, сам знаешь, был не из легких. Эти прогулки по кладбищу, потом склеп… Короче, я устала. Проснулась, ящик что-то бормочет, на экране какие-то уроды скачут. Я нажала на кнопку пульта… Ящик как-то странно хрюкнул, и изображение исчезло, но экран продолжал светиться. Что за черт?! Я вновь жму кнопку. Тот же эффект. Думаю: наверное, батарейка в пульте села. И вдруг на экране возникает лицо. Как, по-твоему, кто это был? Ну, ясное дело, Амалия собственной персоной! Ты представляешь?! Она каким-то образом и в телевизор сумела пробраться! Вот уж чего не ожидала, того не ожидала. И говорит мне:
        - Это я бумагу тебе подкинула.
        - Какую бумагу?- спрашиваю. Вроде не въезжаю… Дурой прикинулась.
        - Завещание,- отвечает.
        - А на кой оно мне?
        - Ты же хотела от меня избавиться? Вот и избавься.
        Я ничего не понимаю.
        - Как,- говорю,- избавиться? Ты сама, что ли, помочь мне решила?
        - Да,- толкует,- сама.
        - Как же так?! Ничего не понимаю.
        А она:
        - Я, говорит, вовсе не та, за кого ты меня принимаешь.
        - Как это не та? Ты разве не Амалия?
        - Амалия-то Амалия, но…
        - Что - но?! Выкладывай толком!
        - Я - ее лучшая половинка.
        - Кого ее?
        - Да Амалии же! Как тебе растолковать, чтобы понятно было? Душа человеческая не может быть однородной по своей сути. То есть - только хорошей или только плохой. Не спорю, имелись люди, которые отличались праведной жизнью. Но и таких преследовали искушения. Их и считают святыми, потому что они сумели справиться с греховными помыслами. Точно так же и в закоулках души самого отъявленного негодяя сохраняются понятия о добре. Когда он совершает злодейство, он знает, что совершает именно злодейство, то есть идет против закона.
        Если душа не отлетела в иные миры и бродит по земле, она со временем как бы делится на две части - на явную, ту, что преобладала при жизни, и скрытую, ту, которая угнетена и как бы содержится в плену. Обычно самая сильная ее часть та, что гнусная, и строит козни живым. Но в тот момент, когда она занята своими нечестивыми делами, скрытая часть на некоторое время освобождается и может являться тем, кто становится жертвой козней, по каким-то причинам находясь вне зоны контроля.
        - Но почему через телевизор?- спросила я.
        - Чтобы создать астральное тело, нужна мощная энергетика. У меня подобной энергетики нет, поскольку я воплощаю лишь малую часть души Амалии, да к тому же нахожусь под постоянным контролем. Поэтому я могу появляться лишь через какой-нибудь ретранслятор - вот, например, телевизор. Могу и через зеркало, но это сложнее, поскольку при излучении телевизора действуют магнитные поля, которые отчасти усиливают мою сущность.
        - Ты,- говорю,- уж больно по-современному выражаешься. «Излучение телевизора, магнитные поля…» А ведь ты жила бог весть когда. Откуда подобная лексика?
        - Лексика моя,- отвечает Амалия,- полностью соответствует твоей. И объем знаний у меня тот же, что и у тебя. Если до сих пор не поняла, так я могу разъяснить. Моя сущность, и темная, и светлая, стала твоей сущностью. Я - это ты! Но моя темная половина хочет, чтобы ты вышла замуж за ее кандидатуру, а я - нет! Хотя в данном случае мне, собственно, все равно. Я хочу другого.
        Амалия на телевизионном экране замолчала и, казалось, пристально смотрела на меня. Я тоже помалкивала, ожидая продолжения, и оно последовало.
        - Я хочу исчезнуть из этого мира, и ты должна мне помочь.
        - Чем же?- спросила я.
        - Уничтожить меня. Для этого я и подкинула завещание.
        - Уничтожить?
        - Да, отослать в ад.
        - Неужели в аду лучше, чем на земле?
        - Не знаю. Я там не была. Но сколько можно томиться в бездонной тине?
        - Но твоя сестра вовсе не желает покидать этот мир.
        - Она мне не сестра. Она - это я.
        - Знаю, знаю… Но она…
        - …Не хочет. А я хочу. Впрочем, решать тебе. Если тебя устраивает мой избранник, тогда конечно… И коли ты решишься на подобный поступок, то нужно поспешить. Завтра как раз самое подходящее время.
        - Почему завтра?
        - 31 октября. Канун Дня Всех Святых. Самый разгул нечисти.
        - Но при чем тут этот праздник? Ведь он вовсе не православный?
        - Так и я не православная. Я, если ты помнишь, крещена в лютеранстве.
        - Вот ты сказала: она ослабила контроль надо мной… Почему?
        - Потому что в настоящий момент она занята уничтожением твоего нового друга.
        - Это кого же? Неужели Жюля Верна?!
        - Именно его.
        - И где все происходит?
        - В музее.
        - Кто же на него напал? Она сама?
        - Нет, подобными делами она не занимается. Для этого достаточно подручных. Кончают с твоим приятелем два свеженьких мертвеца. Некогда они тоже проявляли интерес к твоей персоне, но я… то есть она, уничтожила этих людей. А теперь их руками решила убрать и этого Жюля Верна.
        - Так нужно ему помочь!
        - Поспеши. Но помни о моей просьбе!
        - И я бросилась сюда,- сказала Вера.- Вначале села на маршрутку, потом бежала всю дорогу. Прибыла как раз вовремя.
        Вера остановилась и выжидающе молчала. Молчал и Жюль Верн. «Десятка» неслась по пустынным улицам, мимо мигающих желтыми огнями светофоров, мимо сверкающих витрин, мимо спящих домов…
        - Ты мне веришь?- наконец осторожно спросила девушка
        - Наверное,- как-то неопределенно произнес Жюль Верн.- Ты действительно подоспела как раз вовремя. Еще пять-десять минут, и я бы погиб. А ведь эта баронесса говорила, будто не видит во мне соперника. Значит, что-то изменилось.
        - Если они нашли тебя в музее, то, выходит, знали, где искать. Один раз сорвалось, во второй получится. Тебе нужно срочно уехать из города.
        - Никуда я не поеду,- возразил Жюль Верн.- И вообще, нам пора прекратить отношения.
        - Почему?
        - Разве не ясно? На меня напали эти чудища лишь потому, что я стал проявлять к тебе повышенный интерес.
        - Это понятно…
        - Я и думаю…- Жюль Верн замолчал.
        - Ну?!- потребовала Вера.
        - Если нам прекратить встречи, то они от меня отстанут.
        - Весьма разумно. С тобой все ясно. А мне-то как быть?
        - Решай сама.
        - Выходит, идти под венец с Павлом Борисовичем? Другого выхода нет.
        Жюль Верн молчал.
        - Ну, скажи хоть что-нибудь!- взмолилась Вера.
        - Приехали,- сообщил Жюль Верн.- Вот твой дом.
        - Значит, испугался?
        - Считай, что так.
        - Тогда прощай!

«И любой бы на его месте испугался,- размышляла Вера, укладываясь в девичью кроватку.- Когда твоей жизни угрожает опасность, не до чувств. Хотя почему? История знает немало примеров, когда чувства преобладали над разумом. Взять хотя бы…»
        Вера стала перебирать известные ей персонажи, но очень быстро мысли ее смешались, и девушка мирно заснула, подложив под щечку кулачок.
        Глава 13
        Смотрины невесты
        и смотр армии тьмы
        Разбудил нашу героиню телефонный звонок, что стало уже обычным в последнее время. Сонная Вера вначале даже не поняла, кто ее беспокоит. Голос вроде знаком, однако уже начало разговора привело ее в полнейшее недоумение.
        - Проснулась, дорогая?- услышала она в трубке.
        - Н-да…
        - Ты готова к смотринам?
        - Чего? А кто это?
        - Неужели не узнала?! Муженек твой будущий.
        - Муженек? Ах, это вы, Павел Борисович?
        - Ну, наконец-то!.. Помнишь, Верулька, я обещал познакомить тебя со своими родителями?
        - Что-то такое как будто имело место…
        - Так вот. Сегодня эта встреча и состоится. Они с нетерпением ждут нас в гости. Я им столько про тебя рассказывал.
        - Но я…
        - Никаких возражений! Мы, кажется, обо всем условились. Разве нет? А мне казалось, вопрос решен. Словом, не нужно ломаться. В четыре я подъеду к твоему дому. Будь готова.
        - В четыре,- машинально произнесла Вера, положив трубку.- Что ж, в четыре так в четыре…
        Значит, Амалия победила. Добилась своего.
        И тут вдруг Вере стало все равно. Да какая, собственно, разница? Павел Борисович ничуть не хуже остальных. Даже лучше. «Красивый, в меру упитанный мужчина» - кажется, так характеризует собственную персону мультяшный Карлсон. И Павел Борисович точно такой же. Любит себя и пирожные «Наполеон». Деятельный. Про подобные личности говорят: «Далеко пойдет» Кого же еще искать? Жюль Верн, конечно, лучше, но его напугали до смерти, и теперь он к ней и на пушечный выстрел не приблизится. А те, другие?.. Но они мертвы. И Жюль Верн был бы мертв, если бы не отступился. Но теперь ему ничего не угрожает.
        Нужно отметить, Амалия сделала все, чтобы исполнить Верину просьбу. Словно для себя старалась. А может, и вправду для себя? Ведь не зря же она проявила такую нечеловеческую энергию. Конкурентов устранила, Павла Борисовича обработала… Просто-таки идеальная сваха.
        Ладно, хватит философствовать. Пора приводить себя в порядок, чтобы не ударить в грязь лицом.
        Вера решила идти в гости именно в том прикиде, который она уже надевала один раз для похода в ресторан «Савой». Шикарная шелковая блузка с рюшами в стиле
«помпадур» и коричневая итальянская юбка в тон блузке. Помнится, на покойного Сабурова этот ее наряд произвел впечатление.
        Необходимо, конечно же, привести в порядок голову, а заодно и руки. Значит, нужно мчаться в парикмахерскую. И наша героиня помчалась… В парикмахерской работала бывшая одноклассница, так что можно было попасть к мастеру без предварительной записи. Далее, профессиональный визажист… И, наконец, маникюр.
        Через несколько часов Вера любовалась собой перед зеркалом. Из него смотрела высокая пепельная блондинка со слегка раскосыми глазами и загадочной улыбкой. Одно слово - вамп!
        - Неотразима,- прошептала наша героиня и помчалась домой, поскольку времени до встречи оставалось в обрез.
        Павел Борисович прибыл минута в минуту.
        - О!- только и мог вымолвить он, увидев предполагаемую невесту выходящей из подъезда.
        Родители господина Величко (напомним читателю: именно такова была фамилия Павла Борисовича) проживали в самом центре Сорочинска, в громадном десятиэтажном доме сталинской постройки, именовавшемся в народе «Террариумом».
        Хотя многие нынешние предприниматели ныне обитали за городом, в собственных дворцах и замках, родитель Павла Борисовича, некогда секретарь обкома, из демократических соображений предпочитал жить в довольно скромной по его нынешнему положению пятикомнатной квартире общей площадью всего-то 320 квадратных метров.
        - Нужно быть ближе к народу,- солидно говорил бывший секретарь, назидательно поднимая указательный палец.- Однако не сливаться с ним,- со смехом заканчивал свою мысль нынешний глава банка.
        Вера вслед за женихом вошла в прихожую, вернее, громадный холл, похоже, имевший большие размеры, чем вся ее квартирка. Поблескивали зеркала, отражая мерцающий блеск хрустальных бра, пахло мастикой для натирания паркета и ароматизатором воздуха.
        Их встретили две пары: одна - постарше, другая - помоложе.
        - Мой папа, Борис Акимович,- представил того Вере новоиспеченный жених.
        Папа был высок, поджар и неулыбчив. По краям солидной лысины произрастали почти черные волосы, а карие глаза смотрели строго, словно пронизывали насквозь.
        - Мама, Елена Евгеньевна.
        Мама, обладавшая замечательного цвета кожей на лице, имела вид раскормленной ангорской кошки, увешанной бриллиантами. На губах ее играла ленивая, слегка презрительная гримаска.
        - А это дядя и тетя… Валерий Акимович и Софья Леонардовна.
        Дядя, в отличие от брата, выглядел довольно молодо, рост имел небольшой, глаз острый и игривый и к тому же обладал несколько странной для его возраста прической, а именно довольно приличной косичкой на затылке. А тетя была весьма хорошенькой, хотя и не особенно молодой брюнеткой с эффектной фигуркой и большими зеленовато-желтыми глазами.
        - Пожалуйте,- папа протянул Вере руку и торжественно, как в старинном танце - менуэте, повел ее к столу.
        Комната, в которой должен был состояться прием (а может, смотрины), по своей старомодной основательности ничем не отличалась от прихожей. Та же солидность и обстоятельность. Небольшой стол красного дерева, такие же стулья. В лежащем на полу синем с розовым ковре нога утопает по щиколотку. На стенах - темные картины, как будто пейзажи, в золоченых рамах. Свет искрится в подвесках хрустальной люстры.
        Все чинно уселись.
        - Сначала нужно выпить за знакомство,- провозгласил папа и стал откупоривать бутылку «Советского шампанского».
        - Извините, не расслышала, как вас величают,- продолжая иронически улыбаться, спросила мама, обращаясь к гостье.
        - Вера Карловна.
        - …Карловна? Вы что же, из немцев?- поинтересовался длинноволосый дядя.
        - Не знаю даже, как и сказать… Мои предки были баронами,- неожиданно для себя вымолвила Вера.
        - Настоящими баронами?! Как интересно!- воскликнула хорошенькая тетя.
        Присутствующие с любопытством воззрились на Веру.
        - Остзейскими баронами,- продолжала свои исторические реминисценции Вера.- Но с восемнадцатого века наш род живет в России.
        - Но у вас, кажется, русская фамилия?- убрав с лица иронию, спросила мама.
        - Да, Воропаева. Но зигзаги отечественной истории вынудили моих предков, я имею в виду дедушку и бабушку, маскироваться. Фамилия фон Торн (присутствующие закатили глаза) звучала не совсем привычно для пролетарского уха. Поэтому мой отец уже был Воропаевым. Кстати, это девичья фамилия моей бабушки, тоже, между прочим, потомственной дворянки. Только с недавних пор можно не стесняться своего истинного происхождения.
        - Значит, вы из дворян,- констатировал папа.- Это интересно. Весьма. Раньше я тоже… как бы помягче выразиться, несколько искоса смотрел на бывших. Но теперь… Оказывается, дворянское сословие дало России немало выдающихся личностей.
        - Пушкина, например,- тонко улыбнулся дядя.- И Лермонтова…
        - Оставь свои подковырки, Валерий!- недовольным тоном произнес папа.
        - А образование у вас, извините, какое?- вновь вступила в разговор мама.- Надеюсь, не институт благородных девиц?- Язвительная усмешка вновь проявилась на ее губах, словно неприличная надпись, которую закрашивай, не закрашивай, она все равно лезет на свет.
        - Наш местный университет,- отозвалась Вера.
        - Давайте все-таки выпьем за встречу,- вновь предложил папа.- И хватит вопросов!
        Хлопнула пробка. Шампанское запенилось в бокалах.
        Вера едва пригубила свой фужер.

«Что это я такое только что несла?- недоуменно размышляла она.- Какая баронесса? Какие потомственные дворяне?»
        Папа залпом выпил вино и потянулся к графинчику с водкой.
        - Не люблю я эту кислятину,- недовольно произнес он, и Вера тотчас вспомнила своего знакомого Сабурова, ныне покойника. Интересно, что с ним стало? Вчера она самолично проткнула ему голову обломком черенка лопаты. Но ведь не мог же он до сих пор лежать возле этих «Пирамид»? Убрали, надо думать, а возможно, и сам убрался.
        - Марфа!- позвал папа прислугу.- Подавай горячее!
        - А скажите, у вас и герб свой имеется?- вновь вернулась к фамильно-дворянской теме хорошенькая тетя.
        - Пылающий золотой меч на лазоревом фоне,- спокойно, словно она владела этим вопросом с самого рождения, отозвалась Вера.- Мои предки участвовали в Крестовых походах.
        - Как интересно!
        - А трудитесь вы, кажется, в качестве корректора?- поинтересовалась язвительная мама.
        - На днях Вера станет главным редактором «Пути вперед» вместо меня,- в первый раз подал голос Павел Борисович.
        - Очень рада за вас,- с легким пренебрежением произнесла мама.
        - В каких Крестовых походах? Ведь их, кажется, много было?- не отставала любознательная тетя.
        - Основатель нашего рода Альбрехт Кабан принимал участие в третьем, вместе с Фридрихом Барбароссой,- четко, как на уроке в школе, отбарабанила Вера.- А потом воевал бок о бок с Ричардом Львиное Сердце.
        Все за столом с изумлением воззрились на Веру. Вилка с наколотым на нее куском ветчины застыла в руках папы. Павел Борисович горделиво обозрел родню, точно сам в конном строю штурмовал Иерусалим. Даже маму, казалось, покинул привычный сарказм.
        - Вот видишь, какие у людей пращуры,- обратилась она к мужу.- С самим Ричардом Львиное Сердце были знакомы. А ты!.. Кем у тебя дед был? Свинопасом в Гадяче! А папаша твой? Пролетарий от сохи! Слесарил в железнодорожных мастерских.
        - А у тебя-то самой!..- вскинулся папа.
        - Мои предки тоже были дворянами,- с гордостью произнесла мама.
        - Колокольными,- захохотал папа.- Долгогривое сословие. Присутствующих не имею в виду,- покосился он на косу брата.
        - Не важно,- отозвалась мама.- Во всяком случае, за свинюшками вприпрыжку не бегали.
        - И замок у вас был?- продолжала углубляться в века хорошенькая тетя.
        - На побережье Балтийского моря,- ответила Вера.- На острове. Но он давным-давно разрушен. У нас тут усадьба имелась неподалеку. Имение, другими словами.
        - Крестьян, значит, эксплуатировали,- хмуро произнес папа и, не спрашивая разрешения, разом проглотил рюмку водки.
        - Ладно тебе… эксплуатировали!- вмешалась мама
        - Эксплуатировали!- грозно произнес папа.- А потом настал семнадцатый год, и мы всех дворянчиков повычистили.- Видимо, несмотря на всяческие пертурбации и смены власти, глава семейства Величко в душе оставался коммунистом.
        - А скажите, Вера…- продолжала расспросы хорошенькая тетя.
        Мама дергала мужа за рукав белоснежной рубашки, дядя налег на салат с цыпленком, Павел Борисович жевал очередной «Наполеон» и запивал его шампанским. Веселье было в самом разгаре. Вера неожиданно почувствовала, что очень быстро стала своей для этой компании нуворишей.
        - Так вы собираетесь связать свою жизнь с нашим Павлушей?- благосклонно поинтересовалась мама.
        Вера едва заметно пожала плечами.
        - Вы будете хорошей парой,- констатировала мама.- Не правда ли, Боря?- обратилась она к мужу.
        Рот Бориса Акимовича в этот момент оказался занят осетриной, и он лишь кивнул.
        - А вы не считаете подобный брак мезальянсом?- спросил у Веры дядя.- Произнесено это было вполне серьезно, однако Вера почувствовала подковырку. Видимо, ощутили ее и остальные присутствующие.
        - Вечно ты, Валерий, в каждом хорошем деле гадость какую-нибудь обнаружишь,- заявил папа, справившись с осетриной.
        - А он без этого не может,- подтвердила мама.
        - Да какой тут мезальянс!- воскликнула хорошенькая тетя.- Издревле старая и новая знать роднились между собой,- продемонстрировала она свою осведомленность.
        Наша героиня почувствовала, что тоже должна что-нибудь сказать.
        - Ныне древние роды можно отыскать только на кладбищах,- изрекла она.
        Присутствующие недоуменно воззрились на нее.
        - Я в том смысле, что от подлинных дворян остались лишь забытые могилы. А обломки, подобные мне, давным-давно стали обычными гражданами, ничем не отличающимися от прочих масс.
        - Правильно!- воскликнул папа и проглотил очередную рюмку.
        - И посему именно Павел Борисович оказывает мне честь, избрав меня в качестве будущей жены,- смиренно, но со скрытой гордостью закончила наша героиня.
        Над столом повисло молчание. Все, как видно, обдумывали изреченную Верой сентенцию. Потом все зашевелились, заулыбались… Даже строгий папа выдавил из себя улыбку и заявил:
        - Пора сделать перерыв.
        - Перекур!- воскликнул дядя.
        Оказалось, курят все, кроме хозяина дома и Павла Борисовича. Компания вышла на балкон, вернее, на огромную застекленную лоджию, где имелось нечто вроде зимнего сада: несколько чахловатых пальм и агав в кадках, а также розовых кустов, уже укутанных на зиму.
        Вера курила «Vogue» и вела светскую беседу с мамой и тетей, вернее, только с тетей, поскольку мама лишь изредка кивала своей головкой персидской кошки. Бриллианты в ее ушах расплескивали вокруг снопики искр.
        - Вы мне очень нравитесь, милочка,- прошептала тетя, когда мама вышла из лоджии.- Мне так импонирует ваше аристократическое происхождение. Лучшей половины для нашего Пашки я себе не представляю. Вот ведь увалень, а такую девку оторвал!
        Вера лишь загадочно улыбалась.
        Уже дома, куда ее доставил на такси заботливый жених, она попыталась проанализировать свои речи за столом гостеприимной обители будущих родственников и почувствовала острый стыд. Что она плела? Какие бароны? Какие аристократы? Откуда фанаберия?! А гонор, когда этот дурак с косой спросил про мезальянс? Он-то на чем базируется? Мол, ныне я, конечно, бедна, но тем не менее оказываю честь вашему отпрыску. Что за вздор! Никому никакой чести она не оказывает… Просто хочет выйти замуж. За Павла ли Борисовича?.. За кого-нибудь другого?.. Ей все равно. Конечно, ей больше нравится Жюль Верн, а не этот пожиратель пирожных. Но раз нет, так нет!

«Погоди-ка,- вдруг остренько кольнула невесть откуда взявшаяся мыслишка.- А сама ли ты толковала с будущей родней? Сама ли пела о древних баронах и Крестовых походах? А если это вовсе не твои слова? Может быть, баронесса подсказывала? Ведь если верить словам этой… из телевизора, Амалия полностью завладела ее разумом и диктует, как нужно себя вести, что говорить, даже о чем думать. О чем думать… Но ведь ее нынешние мысли вроде бы противоречат этому утверждению. Иначе Вера против них не возражала бы. А так… Нет, тут явно что-то не то. Полностью подчинить своей воле Верин разум Амалии пока не удалось. Допустим, в определяющие моменты она концентрирует свою силу и заставляет Веру вести себя согласно собственным понятиям, но потом, когда больше не нужно держать ее в узде, отпускает погулять на свободе. Порезвиться, так сказать, в свое удовольствие. Баронесса должна во что бы то ни стало исполнить это проклятое Верино желание - выдать ее замуж. Но это только часть договора. А в чем заключается вторая его половина? Ну, конечно же! Как она раньше не догадалась? Как только Вера выйдет замуж, дух Амалии
полностью завладеет ее телом, получит новую жизнь и будет творить, что ему вздумается. Поэтому Амалия в качестве будущего мужа и выбрала Павла Борисовича. Наиболее подходящая кандидатура! Деятелен, состоятелен… глуповат. Таким можно вертеть, как ей заблагорассудится. Вот и будет вертеть. А ее, Верин, умишко загонит куда-нибудь в подсознание, и будет она сидеть в нем, как в клетке. Желает ли Вера для себя подобное развитие событий? Конечно же, нет! Вере вовсе не хочется, чтобы ею управлял чей-то посторонний разум. Она желает быть свободной. Она хочет выбирать сама.
        Что же делать? Видно, придется идти на кладбище и исполнить ритуал, о котором рассказывала баба Фрося. И идти нужно немедленно. Поскольку сегодня, как утверждала та, в телевизоре, самый подходящий день.
        Вера, занятая своими мыслями, стояла в прихожей и отстраненно взирала в древнее зеркало. И вдруг ей показалось: в его мутных глубинах возник едва различимый силуэт женщины в черном кружевном платье, и та призывно кивнула ей головой. Несомненно, это была баронесса… Но какая из двух? Темная Амалия или ее светлая половина? И что означают ее кивки? Постой, постой… Та, что появлялась на телеэкране, утверждала: сил по сравнению с темной у нее значительно меньше, и она может являться только в каком-нибудь ретрансляторе, например в зеркале. И своими кивками она призывает Веру отправиться на кладбище и изгнать баронессу.
        Ну, что же, попробуем.
        Вера взглянула на часы. До двенадцати остается около часа. Если она поспешит, то успеет как раз к полуночи. И девушка стала одеваться для похода. В ход пошли все те же старые джинсы, толстый свитер из грубой шерсти домашней вязки и старые сапоги. Венчала все это великолепие испытанная в боях плащ-палатка. Конечно же, не был забыт мощный фонарь, а также пара коробков спичек. И сигареты Вера не забыла прихватить. А вот про завещание Амалии, найденное три дня назад возле склепа, она чуть не забыла и вспомнила про него, только отворив входную дверь. Вера поспешно вернулась в комнату, схватила валявшуюся на столике бумагу и сунула ее в карман джинсов. Теперь как будто все.
        Она вышла из подъезда.
        В отличие от прошлого раза, на улице стояла совсем иная погода. Не наблюдалось ни дождя, ни ветра. Вокруг абсолютная тишь. Температура чуть ниже нуля. Редкие белые мухи порхают в столбе света уличного фонаря. Остро пахнет только что порубленной капустой.
        Осень закончилась. Зима стояла на пороге.
        Вера перешла двор и вышла на обочину шоссе. Несмотря на будний день (вторник), на нем было довольно оживленно. Машины шли достаточно часто, и Веру то и дело освещали сполохи света от фар. Девушка поспешно перебежала шоссе и оказалась на другой его стороне, где после диких зарослей начиналась старинная часть кладбища. Некоторое время она светила под ноги фонариком, ища тропу, и, наконец, нащупав в бурьяне начало неприметной стежки, двинулась по ней. Довольно скоро она уперлась в пролом в кладбищенской стене, а преодолев его, оказалась на самом погосте. Луч фонаря высвечивал знакомые памятники. Вот и черный ангел - могила купца Брыкина. Еще несколько шагов - кирпичный пьедестал, на котором должен стоять ребенок. Вера взглянула вверх и обмерла - мальчик отсутствовал.
        Начинается!
        В первый раз стало страшно. Идти ли дальше? Она с минуту постояла возле кирпичного пьедестала, напряженно прислушиваясь. Но ничего не происходило. Вокруг - абсолютная тишина. Но чувствовалось в ней, в этой тишине, некое грозное присутствие, и мороз прошел по коже девушки. Она еще немного потопталась на месте и решительно повернула назад.
        Тяжкий вздох вырвался непонятно откуда. Казалось, сама природа стонет и жалуется неизвестно на что.
        Вера от неожиданности присела. Но ничего не произошло. Вздохи больше не повторялись. Девушка выпрямилась и бросилась бежать что есть духу, однако пробежала немного, потому что споткнулась о торчавшую из земли железку и грохнулась оземь. Показалось: на нее наваливаются чудовища неимоверной тяжести. Вера скорчилась, ожидая чего-то страшного. Но ничего не происходило, и она вначале пошевелилась, а потом медленно поднялась. По-прежнему было тихо. Ни чудовищ, ни каких-либо иных адских сил рядом с собой она не обнаружила. Валявшийся неподалеку фонарик освещал куст заиндевевшего бурьяна и край почти ушедшей в землю могильной плиты. Вера подняла фонарик и вновь замерла, прислушиваясь.
        Страх, казалось, немного ослаб, отступил куда-то во тьму, в чащу сухой травы, чтобы выбрать новый момент для нападения.
        - Домой,- вслух пробормотала Вера.- Скорей домой.

«Черт с ней, с Амалией!- думала девушка.- Пускай ведет себя так, как ей нравится. Главное, остаться живой». И, наверное, прав Жюль Верн, что порвал с ней… Жить всем хочется.
        Стоп! А почему, собственно, она паникует? Чего уж такого страшного с ней случилось? Пока ничего. Нет мальчишки на обычном месте? И что из того? Гуляет где-нибудь…
        Вера заставила себя насмешливо хмыкнуть. Хмыканье получилось не так чтобы очень, но уверенности как будто немного прибавило. Так что же делать? Идти дальше или?.
        Нет! Она пойдет! Пойдет вперед!
        Теперь девушка шла несколько медленнее, светя только под ноги, а не водя лучом по сторонам. Ноги она ставила с осторожностью, словно продвигалась не по твердой земле, а по болоту, боясь оступиться и провалиться в бездонную топь.
        Довольно скоро показались знакомые заросли, за которыми пряталась фамильная усыпальница фон Торнов.
        - Уф!- облегченно вздохнула Вера.- Пришла!
        Однако казалось совершенно непонятным: с какой стати она вдруг возрадовалась? Самое страшное, похоже, было впереди.
        Вера некоторое время стояла перед склепом в неподвижности, потом стала искать проход в зарослях. И вот она уже возле ямы, ведущей внутрь склепа.
        Лезть или?..
        Она опять принялась в растерянности топтаться. Лезть в склеп ужасно не хотелось. Может, прямо тут?.. Сейчас она разожжет костер, разденется, произнесет заклинание и бросит бумагу в огонь. А если все это впустую? И выйдет, она зря тащилась на проклятое кладбище. Нет уж! Во избежание случайностей нужно полностью выполнять условия игры. Значит, придется лезть.
        Костер! Ей придется его разжигать. А есть ли внутри подходящий материал для растопки? Кажется, обломки досок ей попадались. Но будут ли они гореть? Ведь трухлявы! Нет, нужно запастись хворостом.
        Она начала собирать сухие веточки и занималась этим довольно долго. Колючий шиповник царапал пальцы, сучья сирени никак не желали ломаться…
        Наконец достаточный запас дров, по ее мнению, был собран, и теперь нужно было перетащить его внутрь. Вера сняла плащ-палатку, сложила на нее ветки, завернула ткань и сунула ее в дыру. Постояла еще чуток, вздохнула и полезла следом, ногами вперед, проталкивая ими сверток. К ее удивлению, дорога внутрь склепа на этот раз оказалась довольно легкой. Ничто не мешало двигаться, и через пару минут она оказалась внутри. Выпрямилась, огляделась… Ничего здесь не изменилось Тлен, запустение… Да и что могло произойти за пару дней?
        Так! С чего начать? Наверное, первым делом нужно развести костер.
        Вера сложила веточки в виде колодезного сруба, потом поднесла к ним спичку. Пламя подошло почти к самым пальцам, обожгло их, но ветки не желали загораться. Еще одна спичка… Результат оказался тем же. Нужно использовать клочок бумаги в качестве растопки.
        Девушка оторвала чистый кусок от листа с завещанием, попыталась поджечь его. Бумага лишь тлела. Видимо, причиной тому была ее фактура, больше напоминавшая пергамент.
        Что же делать?
        Вера посветила себе под ноги в поисках чего-нибудь подходящего. Какие-то тряпки, щепки…
        Она подняла с пола кусок дерева, попыталась поджечь его. От горящей спички на краю щепы вспыхнул слабенький синий огонек. Вера прикрыла его ладошкой, и огонек постепенно увеличивался, ширился и наконец разгорелся. Тогда она наклонилась и поднесла щепу к лежащим на полу веточкам. Постепенно пламя перекинулось на ветки, и вот уже на полу запылал небольшой костерок.

«Но как же сжечь завещание?- размышляла Вера.- Ведь его бумага, можно сказать, не горит. Нужен большой огонь, чтобы бумага запылала по-настоящему».
        Вера заметалась по склепу в поисках подходящего топлива. Она набрала каких-то обломков и начала осторожно подкладывать их в костер. Дым стал наполнять небольшое помещение и полез в глаза.

«Нужно выполнить обряд как можно быстрее,- лихорадочно размышляла Вера,- а то я здесь задохнусь».
        Костер как будто вполне разгорелся. Косясь на пламя, девушка встала на плащ-палатку и поспешно разделась, переступая мерзнувшими ногами через собственную одежду и только сейчас осознав, как тут все-таки холодно. Внутри склепа, непонятно почему, стоял настоящий мороз.
        Она постаралась вспомнить заклинание, которое говорила баба Фрося, и очень пожалела, что не записала его. Как там?.. Кажется, начало такое. Ты, ты, дух нечистой красоты… Тут нужно назвать духа по имени… Значит, Амалия фон Торн. Дальше-то как? Убирайся… Куда убирайся? Ах да! Убирайся в бездну… Нет, бездна потом. Сначала: убирайся тут же прочь, прямо в бездну (вот!)… Вроде складно. Она еще должна куда-то убраться, кроме бездны. Ну, конечно! В ночь. Куда же еще! И потом: нам с тобой не по пути… Да уж! Буду… Буду век тебя клясти! Точно! Клясти тебя, заразу, каждый день буду, с утра до вечера! И теперь концовка. И проклятие мое кончит бытие твое. Вот так! Без запинки! Теперь все вместе.
        Ты, ты, дух нечистой красоты - Амалия фон Торн!
        Убирайся тут же прочь, прямо в бездну, прямо в ночь!
        Нам с тобой не по пути. Буду век тебя клясти!
        И проклятие мое кончит бытие твое!
        Получи, сука!
        Закончив таким образом свое гневное послание силам зла, Вера швырнула завещание баронессы в костер и, забыв про холод, наблюдала, как лист бумаги корчится, пожираемый пламенем. Горело завещание плохо, но все-таки горело.
        Вера с трепетом ожидала: вот сейчас случится нечто! Что именно подразумевается под словом «нечто», она совершенно себе не представляла. Возможно, вздрогнут, затрясутся и рухнут стены склепа или трухлявые кости обрастут плотью, и перед ней в танце смерти закружится сонм мертвецов. Однако ничего не происходило. Если бы не довольно странное место действия, да и вид самой девицы, все оставалось самым обычным.
        Вера поежилась. Озноб пробежал по телу.
        - Околеваю,- вслух обозначила она свое состояние и принялась поспешно одеваться.
        Дым от костра ел глаза. Стало трудно дышать. Носком сапога девушка разбросала горящие щепки, плюнула и, беспрестанно кашляя, полезла наверх. И только когда она вылезла из дыры и глубоко вдохнула ночной хрустальный воздух, кашель прошел.
        Вера стояла перед склепом и размышляла: «Получилось или нет? Как узнать?»
        Она вновь прочитала первые строки заклинания: «Ты, ты, дух нечистой красоты…»
        - Да здесь же я,- услышала она рядом с собой знакомый голос и подпрыгнула от ужаса.- Ну, чего ты орешь на все кладбище?- насмешливо спросила Амалия.
        - Я не ору…- наконец нашла в себе силы произнести девушка.
        - Нет, орешь, орешь… От страха, должно быть… И как думаешь, сработали твои речи?
        - Не знаю.
        - А ты подумай.
        - Может, и сработали.
        - А может, и нет! Слушай, подруга, неужели ты думаешь, что можешь отделаться от меня так легко и просто? Залезла в склеп, сняла штаны, произнесла два десятка рифмованных слов, и все? Прощай, Амалия? Нет, мадемуазель Воропаева, вы ошибаетесь. И ошибаетесь весьма жестоко!
        - Но как же?.. Ведь в первый раз подействовало?!
        - В первый раз!- захохотала баронесса.- Нет, вы слышите?! В первый раз у нее получилось, а теперь нет. Вот странность-то! Ты что же, полагаешь, эти детские стишки могут действительно вызвать меня на землю из мира духов или, наоборот, вновь затолкать туда?
        - Тогда почему?..
        - …Я явилась к тебе в первый раз? Все очень просто. Ведь ты моя родственница.
        - Как это?!
        - Да так. Самая настоящая. Пра-пра-пра… Не помню уж, сколько этих самых «пра» нужно выговорить. Короче, ты из рода фон Торнов.
        - Но каким образом?!
        - Любопытствуешь? Изволь. Твой батюшка, которого ты отродясь не видывала, был самым настоящим бароном. Если помнишь мой рассказ, в семействе, кроме нас, сестер, имелся и младший братец Теодор. Вот от этого самого Теодора, сиречь Федора, и пошла новая ветвь фон Торнов. К началу двадцатого века семейство наше окончательно измельчало. Дошло до того, что твой прадед служил телеграфистом. Горьким пьяницей был, говоря между нами, но громкое имя нес сквозь все невзгоды. А потом пришли большевики, и фамилия стала звучать не только нелепо, но и опасно. И стал твой прадед Фонторновым и в этом качестве дожил до тридцатых годов.
        - И что?- спросила несколько удивленная Вера.
        - А то! Батюшка твой, последний из фон Торнов, сотворил тебя и сгинул.
        - И что с ним случилось?
        - Утонул.
        - Неужели?
        - Да, утонул в Черном море, во время крушения теплохода «Адмирал Нахимов».
        - Какой ужас!
        - Не нужно иронизировать. Все-таки он - твой отец. И фон Торн! Ты думаешь, сегодня, в гостях у твоих будущих родственников, речи о твоем дворянском происхождении - простая болтовня? Ошибаешься. Истинная правда.
        - Не ты ли тогда говорила моими устами?
        - Конечно же, я. Нужно было произвести впечатление на будущих свекра и свекровь. И, представь себе, они были если и не потрясены, то весьма обрадованы выбором сына. Словом, ты им приглянулась. Родня осталась довольна. И вот когда все, что называется, «на мази», ты выкидываешь такую штуку.
        - Какую именно?
        - Пытаешься избавиться от меня. Не понимаю, почему ты не одобряешь мой выбор?
        - Он - дурак!
        - Но ведь ты-то умная! А с помощью этого дурака ты заживешь, как у… у, сама знаешь кого за пазухой. Сейчас Павел Борисович баллотируется в Государственную думу и, будь уверена, станет в ней заседать. Жизнь в Москве!.. Ты не представляешь, какие возможности перед тобой откроются… Да чего мне тебя убеждать. Сама все понимаешь. Мужиков тебе мало? Выйди замуж за Павла Борисовича и меняй их как перчатки. Никаких возражений. Только выйди за Величко!
        - Но зачем, зачем тебе это?!
        - Неужели не понимаешь? А мне казалось, ты давным-давно догадалась… Ведь догадалась, сознайся? Ну, конечно! Конечно, Верочка, исключительно для того, чтобы снова стать живой. Как я об этом мечтаю! А это все…- Она широко повела рукой, видимо, подразумевая кладбище и его обитателей.- А это все, не задумываясь, отдала бы за один взмах собственных ресниц. Конечно, своего тела у меня уже не будет никогда,- вздохнула баронесса,- но и твое меня вполне устраивает.
        - Ты станешь обитать во мне, а со мной поступишь так же, как со своей лучшей половиной. Задвинешь мой разум в самый темный уголок подсознания.
        Баронесса засмеялась:
        - Ошибаешься, дружок. Никакой светлой, но угнетенной Амалии не существует. Это опять же я подстроила. Для чего? Сейчас объясню. Хотела обезопасить себя. Девица ты с норовом. Все время стремишься поступить по-своему. Вот я и придумала трюк с завещанием. А ты решила, что у тебя есть против меня оружие. Выжившую из ума старуху послушалась. Неужели, думаешь, на меня могут подействовать эти глупые стишки, эти камлания в голом виде? Чушь! Я тут - повелительница. И никто мне не страшен. Я сама могу кого хочешь со света сжить. Вот смотри! Это моя армия!
        Только теперь Вера обратила внимание на обступившие их фигуры. Мертвенный свет висящего в беспредельной вышине осколка луны освещал изъеденные тлением лица, вернее, личины, облезлые черепа, на которых еще сохранились куски сморщенной кожи и клочья хрупких волос. Провалы глаз тупо уставлены на свою повелительницу, челюсти распахнуты, костлявые руки выставлены перед собой. По первому знаку они готовы броситься на несчастного, забредшего в этот страшный час на погост, и растерзать его.
        Рядом с баронессой стоял мальчишка в коротких штанишках.
        - Вот Вова Диденко, мой маленький герой,- представила Амалия ребенка.- В последнее время ему досталось! Смог убрать двух моих конкурентов. Одного безболезненно для себя, а другой, этот убийца-профессионал, сумел лишить его руки и половины пальцев на другой. Рука до сих пор отсутствует. Она зажата тисками в доме убиенного. А вот и сами эти убиенные господа, ныне наши новоиспеченные заложные покойники! Вчера убили их, а сегодня они уже с нами и творят, заметь, серьезные дела. Правда, работать толком еще не научились.
        Из тьмы выступили две фигуры. В одной Вера узнала Сабурова, в другой - Молчановского. Молчановский выглядел так, словно не меньше часа пребывал в бетономешалке, а из головы Сабурова до сих пор торчал обломок черенка лопаты.
        - Они что же, и сейчас в том же виде?- изумленно поинтересовалась Вера.
        - Именно, дорогая, именно! Теперь эти ребята навечно с нами. А что тебе не нравится? Палка, которая торчит из башки? Так мы ее извлечем. Сейчас же и извлечем! Но с палкой или без нее, он теперь твой верный слуга. Его мечты, так сказать, сбылись. И жениться не нужно. Вечный слуга! И остальные тоже. Что ты пожелаешь, то они и сделают. Только приказывай…
        - Ты говоришь: у меня есть возможность переехать в Москву?..
        - Конечно, милочка!
        - А тебе от этого какой прок?
        - Так и я с тобой туда… Мы теперь неразлучны.
        - Но ведь тогда ты лишишься их?
        - Мертвых душ, как выражался классик? Этих, возможно, и лишусь. Но там есть другие. И их неизмеримо больше. Уверена, они примут меня в свою веселую компанию. А теперь, по случаю твоего вступления в наше нестареющее общество, объявляю бал. Великий осенний бал под лунными лучами!- В лунном сиянье что-то там серебрится…- пропела она.- Веселись, моя нечисть! Веселись от всех своих поганеньких душ, которые даже в ад не пускают. Кружись, вертись, пляши! Да будет бал!!!
        И началось! Все вокруг - голые кусты, надгробия, памятники вдруг осветилось тусклым светом, каким светятся гнилушки на болоте. Сияние шло неведомо откуда. Неподвижно стоявшие до этого момента фигуры вдруг пришли в движение, неуклюже запрыгали, завертелись на месте, подхватили друг друга за иссохшие конечности и пустились в пляс. Странная, дикая, но одновременно веселая мелодия разнеслась над кладбищем. Кто ее играл, оставалось непонятным. Возможно, это визгливо завывал вдруг разыгравшийся ветер или выводили свои жуткие рулады бродячие псы. Перед взором Веры замелькали страшные рожи, гримасничавшие и кривлявшиеся, подпрыгивающие и дергающие руками и ногами, как картонные паяцы. Вихри вздымали к унизанному яркими звездами небу столбы сухих листьев, и Вере внезапно представилось, будто она находится среди вращающихся колонн безбрежного зала. Ветер подхватил и ее саму и вознес ввысь. И теперь она парила над кладбищем, но руку ее держала в своей мертвой ладони девица, облаченная в черное, развевавшееся колоколом кружевное платье.
        - Смотри!- пронзительно кричала она.- Смотри!!! Это все твое! И они твои! Мертвецы! Настал наш час!
        Дикий, громогласный хохот потряс окрестности. Смеялась не только баронесса, смеялись ее мертвые подданные, смеялись могилы, кусты и черные ветви голых деревьев. Смеялась земля, и смеялись небеса. Вера поняла, что и она вместе со всеми бессмысленно заливается хохотом, радуясь непонятно чему. И вдруг увидела себя как бы со стороны. Голая фигурка колышется в токах ледяного воздуха, идущего из глубин кладбищенской почвы, кувыркается и парит. Ей не холодно, не жарко. Она не ощущает температуры. Она другая. Уже другая!
        Глава 14
        Жизнь под диктовку
        и таинственное похищение

«Не та, не та!- Эта мысль, словно клюв дятла, долбила мозги.- Сны… Странные, если не сказать, страшные сны. Неясные образы, смутные лица… Почему вдруг? Почему?!»
        Вера лежала в своей уютненькой кроватке и силилась вспомнить виденный сон. Хотя бы его четкий обрывок. Что-то случилось… Но что?! Кажется, она летала во сне. Давным-давно не было ничего подобного. Когда-то в детстве… Да, в детстве, на даче. Высокий откос над маленькой речкой… Песчаная отмель внизу. Она разбегается и летит. Искрятся струи потока. Из воды выпрыгивают маленькие серебристые рыбки. И все вокруг пронизано светом. Ярчайшим солнечным светом.
        Но нынешний сон был вовсе не такой. Если его что и пронизывало, так это мрак. Море мрака.
        И тут она вспомнила.
        Ночь… Кладбище… Склеп… Мертвецы… И баронесса Амалия! Теперь Вера в ее власти. Да, избавиться от призрака не удалось. Все эти номера с раздеванием, костром, сожжением бумаги ни к чему не привели! Оказались всего-навсего клоунадой - и только!
        Ну, что ж… Придется жить по правилам, устанавливаемым Амалией.
        Тут Вера, по исконно русской привычке, попыталась разобраться в своих чувствах. Сожалеет ли она, что не смогла одолеть баронессу? Как будто… Но сожаление было какое-то неясное, смутное и даже как бы приятное. Ощущение напомнило ей потерю невинности. Словно она избавилась от чего-то одновременно и очень дорогого, и очень тяготившего.
        Что же, теперь придется жить под диктовку Амалии. Хорошо это или плохо? В чем-то, может, и хорошо. Не нужно ломать голову, как поступить в том или ином случае. Все уже предопределено. Жизнь расписана наперед. Все как в инструкции.
        Выйдешь замуж за Павла Борисовича… Переедешь в Москву…
        Не об этом ли она мечтала? Сытая, благополучная жизнь. Пойдут ребятишки. Бароны фон Торн. Вера усмехнулась. Не было ни гроша да вдруг алтын! Оказывается, она тоже баронесса. Кто бы мог подумать!
        Мысли невольно перескочили на будущих родственников. Так называемые папа и мама… Строят из себя! Как там выразилась эта шлюховатая тетя? Кажется, так: «Издревле старая и новая знать роднились между собой». Тоже мне, аристократы выискались! Князи из грязи! Их деды свиней пасли, а нынче они народом правят. Мамаша - крупный хозяйственник! Какой, к черту, хозяйственник?! Директриса в гастрономе. На дефиците сидела. Сама хапала и с другими делилась. К тому же за спиной муженек - секретарь обкома. За ним точно как за каменной стеной! Никто не страшен. И теперь они оба при деле. Она - хозяйка магазина. Он - управляющий банком. Трудяги!
        И сынок ихний… Тот еще мудрец!
        Она вспомнила Титикаку и засмеялась.
        Вот если бы Жюль Верн? Но увы. Исчез, растворился… Испугался? Наверное. А может, что еще? Может, прячется где-то. И ждет… Однако чего ждать? Теперь все решено. Она решила… За нее решили… Какая разница? Цель достигнута.
        Вера представила себе нудистский пляж в Коктебеле. Она без всего, и вокруг все без всего. И никто никого… Вот если бы так и в жизни…

«Хватит дремать!- одернула она себя.- Пора подниматься. Подниматься и жить!»
        И началось! - Выйти замуж ныне - это не комару начхать!- поучала Веру будущая свекровь.
        Они сидели на огромной кухне в квартире Величко, за старинным круглым столом, покуривали, попивали кофеек и обсуждали детали будущей свадьбы.
        Мадам Величко благосклонно улыбалась девушке, морщила от сигаретного дыма свой вздернутый нос персидской кошки, благоухала «Kenzo» и поучала, поучала…
        - Ты, Верулька, должна соответствовать своему титулу. Как-никак аристократка. Все в городе уже знают, что наш Павлуша женится на баронессе. Понятно, не каждому это по нраву. Взять хоть Алису Вячеславовну Земельскую, она на Зареченском рынке смотрящая. Директриса, другими словами. Так вот, у Алиски тоже сынок на выданье. Помоложе Павлуши, но тоже в самом соку.- Мадам Величко сделала пренебрежительную гримаску.- Криминальный авторитет районного масштаба. Так Алиска, когда я ей сказала про тебя, ну, что баронесса, аж с лица сбледнула. И где, говорит, вы ее отыскали? Врешь, наверное?! Это она мне. А я и про Крестовый поход выложила, и про Львиное Сердце. Заткнула пасть, короче. Ей, бедолаге, и крыть нечем. Ее Андрюшенька все с легкими девицами кружится. А жениться-то пора. Материнское сердце болит. Где взять подходящую? А тут я ей толкую про тебя. Конечно, завидно! Ладно, проехали. Теперь о самой свадьбе. Ты как себе это представляешь?
        - Наверное, в ресторане…- сказала Вера.
        - Это само собой. В каком?
        - Не знаю даже… В каком-нибудь хорошем.
        - В «Савое»!
        Вера вспомнила о недавней гулянке в «Савое» с ныне покойным Сабуровым и отрицательно покачала головой.
        - Ты права,- отозвалась мадам Величко.- Там зал не подходит. Маленький. Человек сто всего-то и влезет.
        - А вы сколько гостей решили пригласить?
        - Как минимум триста душ. А может, и пятьсот.
        - Зачем столько?
        - Разве не понятно? Престижно. Представляешь, триста рыл! Завтра по всему городу говорить будут. Мол, Велички-то… Дали так дали! Потом подарки. Прикинь, триста душ! От каждого хотя бы по сотне. Уже тридцать тысяч! А дарить будут никак не по сотне, а по тысчонке. Уж поверь мне. Вот застолье-то и окупится. Ну, почти окупится. Теперь потолкуем о транспорте. Машин должно быть много. Это само собой. А центральная… ну, та, в которой вы поместитесь, нужна крутая. Самая крутая, которую только можно сыскать. Мне кажется, подходит лимузин. «Линкольн», скажем… Длинный такой… Белый. Только белый! И ты вся в белом, как в пене… Афродита! Павлуша, конечно же, в смокинге. Атласные лацканы, сверкающая снежная сорочка, галстук-бабочка. Картинка!- Мадам Величко причмокнула.- Насчет платья для тебя я уже договорилась. Поедем в салон, выберешь, какое понравится. Брюлики я тебе выдам… Своих-то нет. Эх, вы - аристократия! Что еще? Стол. Это я сама… Все ж таки где гулять? А если за городом? В десяти километрах от Сорочинска есть вполне приличное заведение. «Чащоба» называется. Бывший пионерский лагерь. Конечно, нынче там
все реконструировано. Главный корпус, он же парадный зал. В таком, знаешь, древнерусском стиле. Стены бревенчатые, на них разные железяки висят: мечи, щиты… картины тамошних времен. Полумрак при желании можно устроить. Жаровня на улице громадная. Можно хоть быка зажарить. И зажарим! Если и не быка, то пару свиней точно! Или баранов… Чучмеков призовем. Они все исполнят как следует. Прилегающая к «Чащобе» территория большая, к тому же огорожена. И лишних глаз не будет. Конечно, охрану придется нанять… Крепких ребяток, чтоб за порядком присматривали.
        Чем больше Вера слушала весь этот, с ее точки зрения, маразм, тем больше ей хотелось вскочить, опрокинуть на голову мадам Величко стоявшую на столе вазочку с персиковым вареньем и бежать отсюда без оглядки. Вместо этого она спросила у будущей свекрови:
        - А как мне вас называть?
        - Меня-то? Можешь по имени-отчеству - Еленой Евгеньевной… А лучше мамой. Да, конечно, мамой! В самый раз будет.
        Вера томилась. Она никак не предполагала, что процесс подготовки к бракосочетанию окажется столь мучительным. Сама свадьба казалась ей чем-то в высшей степени архаичным и нелепым. Угнетающе вульгарные в своей роскоши автомобили, украшенные разноцветными лентами и колокольчиками. Белые лебеди на капоте. Ужас!
        Она надеялась: все будет значительно проще и современнее. Небольшое торжество человек на двадцать в каком-нибудь скромном заведении, потом свадебное путешествие… Куда? Да ей, собственно, все равно. Туда, где тепло. А тут… Но противиться она была не в силах. Словно громадный паук опутал ее невидимой, но упругой и плотной паутиной, вырваться из которой не представлялось возможным. Разумом Вера понимала: ей не место в этой квартире, в этой семье… Однако не могла ничего поделать с собой.
        А день бракосочетания все приближался и приближался. Уже почти готово подвенечное платье, в котором Вера казалась себе огромным, бесформенным клоком пены, уже осмотрено и оценено со всех сторон место будущего празднества, закуплено невероятное количество продуктов и спиртных напитков.
        Круговерть, в которой непрерывно находилась Вера, не давала ей сосредоточиться на личных переживаниях. Не до этого было. То нужно спешить на примерку, то выбирать туфельки, то осматривать автомобиль, в котором она будет раскатывать весь день свадьбы, и прикидывать, как лучше разместиться, чтобы, не дай бог, не помять подвенечный наряд.
        Ее вдруг окружил сонм неизвестно откуда взявшихся подруг - сверхсовременнейших девиц, непрерывно куривших и бурно жестикулировавших по поводу и без повода. Девицы еще вчера были ей совершенно незнакомы, но ныне безо всякого стеснения называли ее либо Веркой либо Верунчиком и давали многочисленные и почти всегда бессмысленные советы. К примеру, одна из них, высокая, рыжеволосая, с лошадиными зубами, откликавшаяся на имя Марлен, твердила: от фаты нужно категорически отказаться, поскольку это не только не модно, но и вульгарно. Взамен нужна огромная, опять же белая, шляпа с мохнатым черным пауком (искусственным, конечно же), прикрепленным к тулье. Другая девица, прозывавшаяся Манюней, считала, что и в пенообразных платьях давным-давно никто не щеголяет. А нужно нечто легкое, как воздух, и совершенно прозрачное. И чтобы сквозь него все могли лицезреть роскошное парижское белье, непременно белое.
        - На последнем биеннале в Венеции такой наряд продемонстрировал дом моды Живанши,- толковала Манюня.- И он произвел фурор.
        Однако мадам Величко решительно отмела новомодные веяния.
        - Одета невеста будет так, как считаю нужным я!- категорически заявила она.- Исподнее демонстрировать некому, да и незачем. В огромной шляпе она не влезет в лимузин…
        Так, в бесконечных спорах и суете, проходили дни. Только поздно вечером, оказавшись в своей квартирке в одиночестве, Вера немного приходила в себя и могла перевести дух. Однако сил на размышления уже не хватало. Она валилась с ног от усталости. А посему тут же падала на кроватку и засыпала. Последнее время даже сновидения перестали посещать ее.
        Баронесса больше не являлась, но Вера постоянно ощущала ее присутствие. Особенно чувствовалось оно в тот момент, когда Вера стояла перед зеркалом. Похоже, в прошлой жизни Амалия была большой модницей, и девушка, раньше невеликая охотница разглядывать себя, ныне часами могла не отходить от него. Иногда Вере чудилось: в зеркальном отражении мелькало нечто неуловимое, мгновенно возникавшее и тут же таявшее, видимое лишь ей одной. Глаз успевал зафиксировать девичий силуэт, который исчезал, так и не успев проявиться полностью.
        И вот наконец настал день свадьбы.
        Стояла середина ноября. Субботнее утро выдалось ясным и солнечным. Снежный покров еще не установился, но легкий морозец пощипывал щеки и уши. Воздух пах свежеразрезанным арбузом и вчерашними щами. На голых ветвях огромных тополей, росших в Верином дворе, словно в ожидании событий расселись встрепанные вороны, время от времени оглашавшие окрестности хриплым карканьем.
        Квартирка на втором этаже была наполнена людьми. Тут присутствовали новоявленные подруги Марлен и Манюня, размалеванные и расфуфыренные; какие-то суетливые старухи с бегающими, шарящими по вещам взглядами, отрекомендовавшиеся свахами, а также немногочисленные сотрудники женского пола из Вериной газеты. Руководила свадебными мероприятиями тамада - немолодая толстая баба, размалеванная настолько ярко, что Вере казалось: перед ней переодетый мужчина, прячущий свой пол под гротесковым макияжем. Баба была протеже мадам Величко и поэтому вела себя по-хозяйски, указывая и распоряжаясь направо и налево. Кстати, именно мадам Величко настояла на соблюдении старинных, по ее мнению, обычаев, долженствующих придать мероприятию видимость исконно национального действа.
        Обряд, с которого должно начаться бракосочетание, назывался «Выкуп невесты». Состоял он в том, что несколько молодых людей, друзей жениха (следовавшего непосредственно за ними), должны явиться в дом нареченной и потребовать ее «на выход». В свою очередь подружки отдадут невесту исключительно за выкуп, приготовленный посланцами жениха. Загодя тамада, которую звали Шура, провела репетицию предстоящей акции и осталась довольна. Теперь предстояло провести обряд уже «вживую».
        В качестве подружек невесты, кроме уже названных Марлен и Манюни, выступили также немногочисленные представительницы женской части коллектива редакции газеты «Путь наверх», исключая несчастную секретаршу главного Анжелу (секретутку), которая, узнав о предстоящей женитьбе Павла Борисовича (и на ком!! ), слегла и на работе не показывалась.
        Наиболее деятельное участие в процедуре выкупа проявляла уже упоминавшаяся в нашем рассказе редакционная техничка Нелли Федуловна Замалетдинова, женщина крупная, физически крепкая и склонная к грубым шуткам. К тому же Нелли Федуловна неплохо знала практический ход мероприятия. И хотя тамада Шура несколько опасалась лихого нрава Нелли Федуловны, она очень надеялась на нее в плане четкого проведения мероприятия. И Замалетдинова обещала не подкачать.
        Если с кворумом подруг невесты наблюдалась некоторая «напряженка», то в друзьях жениха недостатка как раз не было. У Павла Борисовича имелось большое количество знакомых, полузнакомых да и почти неизвестных молодых людей, готовых в «трудную минуту» всегда прийти на помощь. Эти плохо знавшие друг друга, однако подогретые и сплоченные алкоголем люди били копытами и рвались в бой. Требовалось всего лишь захватить невесту и передать ее из рук в руки нетерпеливому жениху.
        Нужно сказать, Павел Борисович, как, впрочем, и Вера, не одобрял псевдонародные обряды. Будь его воля, он плюнул бы на всю эту канитель и укатил в «Чащобу» развлекаться. Однако ослушаться мать он оказался не в силах и посему скрепя сердце принял условия игры. Итак, генеральное сражение началось.
        Человек пять особо рьяных и нетерпеливых с воплями ворвались в подъезд, где уже стоял заслон из защитниц твердыни.
        - Подайте сюда невесту!- орали мужчины.
        - Выкуп!- громогласно возвестила Нелли Федуловна.
        - Какой желаете получить?
        - Денежный!
        - И сколько же вам нужно?
        - Чем больше, тем лучше!
        Нелли Федуловна вела диалог с захватчиками несколько односложно, зато очень веско.
        Предводитель нападавших (а таковым был также известный читателям корреспондент газеты «Путь наверх» Ферапонт Головатый) швырнул на пол горсть монет:
        - Хватит этого?!
        - А чего это ты соришь деньгами?!- завопила Нелли Федуловна.- Я что же, собирать их буду? Нет, голубок, так дело не пойдет!
        - Может, этого хватит?- Нападающий Ферапонт сунул обороняющейся стороне пачку мелких купюр.
        - Мало,- безапелляционно заявила стражница.
        - Тогда вперед, ребята!- вскричал Головатый и ринулся на загородившую проход Нелли Федуловну.
        Однако не тут-то было! Оттеснить Замалетдинову оказалось так же не просто, как протолкнуть пробку внутрь наполненной вином бутылки. Волна нападавших рассыпалась, наткнувшись на ее могучие телеса
        - Выкуп давай!!!- заревела могучая татарка.
        - Да где ж я тебе его возьму?- растерянно произнес Ферапонт Головатый.
        - А какой мой дело?!- От перенесенной встряски Нелли Федуловна слегка подзабыла правила и нормы разговорного русского языка, хотя в обычной ситуации она изъяснялась вполне нормально.
        - Не пропускает,- скорбно сообщил Ферапонт Головатый сунувшемуся в подъезд Павлу Борисовичу.- Еще денег требует…
        Тот протянул Головатому несколько крупных купюр.
        - Этого хватит?- спросил Ферапонт, протягивая Замалетдиновой пятисотенную.
        Деньги, словно по мановению фокусника, растаяли в воздухе, и Нелли Федуловна несколько посторонилась, пропуская Ферапонта, однако тут же, словно человекообразная обезьяна, пригнувшись, бросилась вперед и в мгновение ока загородила своими телесами квартирную дверь.
        - Выкуп!- вновь завопила она.
        - Да сколько же можно?!
        - Постой, Неля,- попыталась образумить защитницу подступов к невесте и направить ее требования в нужное русло тамада Шура.- Потребуй, чтобы он какой-нибудь номер исполнил.
        - Вставай на башка!- потребовала у Ферапонта Нелли Федуловна.
        - Чего?!
        - Вставай на башка!
        - Не понял!
        - На голову, значит… Стойку делать придется,- подсказали сзади более сообразительные товарищи.
        - Не умею!
        - Вставай на башка!- как заведенная твердила татарка.
        - Погоди ты со своей башкой,- рассердилась тамада Шура.- Пускай песню какую-нибудь споет.
        - Вставай на башка!!!- потеряв всякое соображение, продолжала орать Нелли Федуловна…
        Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем удалось образумить разбушевавшуюся татарку, и Вера наконец оказалась в руках нападавших. Довольно бесцеремонно ее сволокли со второго этажа, и вот уже она стоит возле подъезда перед женихом.
        В ходе транспортировки прическа невесты слегка растрепалась, а пенно-белый наряд оказался чуть примят. Вокруг Веры суетились подружки и приглашенный визажист, пытаясь вернуть ей задуманный, но немного поврежденный облик. Жених с индифферентным выражением лица топтался чуть поодаль и что-то жевал. Уж не
«Наполеон» ли?
        И тут произошло и вовсе не запланированное событие. К невесте подскочил неизвестный молодой человек, грубо схватил ее за руку и потащил к стоящим поодаль «Жигулям» десятой модели, бесцеремонно, не щадя пенного платья, затолкал ее в машину, и «десятка» сорвалась с места.
        Некоторое время столпившиеся возле подъезда люди, включая и жениха, пребывали в полнейшем недоумении. Никто не мог понять, что, собственно, происходит. Как объяснить внезапное умыкание невесты? Заранее ли это задуманный ход или налицо незапланированная акция? Кто, в конце концов, этот молодец, столь бесцеремонно обошедшийся с невестой? И куда он ее повез?
        Первой пришла в себя сваха Шура.
        - Украли!- завопила она.- Украли невестушку нашу!
        - Вай!- вторила ей Нелли Федуловна.- Шайтан ее похитил! Давай догоняй, Пашка!
        И только тут часть присутствующих пришла в себя.
        - По машинам!- заревел Ферапонт Головатый.- Поймать их! Немедленно схватить!
        Захлопали двери, взревели моторы…
        Только жених оставался спокоен. Павел Борисович задумчиво стоял посреди двора, словно происходящее и не касалось его. Возможно, он обдумывал и анализировал случившееся, прикидывал, что из всего этого выйдет. Потом главный редактор газеты «Путь наверх» достал из кармана смокинга мобильник, нажал кнопку и произнес:
        - Мама, а Верку-то украли…
        Читатель, наверное, уже догадался, кто похитил Веру. Конечно же, этим человеком оказался Жюль Верн!
        Появление дружка, которого Вера не видела уже недели две, произвело на девушку двойственное впечатление. С одной стороны, она, конечно же, обрадовалась, поскольку считала: добрый молодец испугался, залег в кусты… Ан нет! Вот он! Явился собственной персоной. Но с другой - Вера испугалась. Испугалась за него. Баронесса слов на ветер не бросает. Раз решила сжить со свету, значит, сживет! Поэтому тон девушки поначалу был не слишком дружелюбным.
        - Ты зачем приперся?- недовольно спросила она.- И куда меня везешь? Из-под носа у жениха утащил, а ведь сегодня моя свадьба. Разворачивайся и вези назад
        - А ты его разве любишь?- трагическим голосом вопросил Жюль Верн.
        - Любишь, не любишь… Какая разница! Мне нужно свою жизнь устраивать. А он - наиболее подходящая кандидатура для мужа.
        - Ну, да, конечно… Из хорошей семьи, перспективен, собирается стать депутатом Думы…
        - Именно!
        - И, главное, Амалию его кандидатура полностью устраивает.
        Вера промолчала.
        - А моя - нет!
        - Чего ты мне голову морочишь?
        - А знаешь, я нашел способ, как избавиться от баронессы.
        - Интересно послушать.
        - Я женюсь на тебе.
        - Чего?!
        - Женюсь! Делаю тебе официальное предложение.
        - Амалия не позволит.
        - А сама-то ты хочешь?
        Вера задумалась. Все было так неожиданно.
        - Понимаешь, других вариантов не существует,- стал развивать свою мысль Жюль Верн.- Она, эта Амалия, захватила твою сущность, но пока что не полностью. Еще есть время побороться. Но времени этого крайне мало. До сегодняшнего вечера всего лишь… А потом баронесса меня уничтожит, а тебя заставит выйти замуж за этого Павла Борисовича. Но если ты поступишь по-своему, значит, она окажется не у дел.
        - Почему это?..
        - Да как же ты не понимаешь?! Ты чего у нее просила? Найти себе мужа! А если выйдешь за меня, просьба останется невыполненной. Ты обойдешься без ее помощи. А значит, ее участие в твоей жизни больше не требуется. Она останется с носом!
        - Возможно, ты и прав,- неуверенно произнесла Вера.
        - Не возможно, а точно!
        - Но она все равно отомстит.
        - Как?
        - Уничтожит тебя.
        - Зачем ей это? После того как выйдешь замуж за меня, ты для нее больше не будешь представлять какой-либо интерес. А мстить? Не знаю, есть ли у мертвых такая привычка. Думается, нет.
        - Она просто не даст тебе осуществить задуманное.
        - Почему это? Сейчас день, и до часа мертвецов еще достаточно далеко, потом на мне крест. И тебе советую надеть. Ты же крещеная?
        Вера кивнула.
        - Тогда возьми…
        Жюль Верн достал из кармана и протянул Вере крестик на цепочке.
        - Он что же, золотой?- спросила девушка, разглядывая крестик.
        - Какая тебе разница! Считай, это мой свадебный подарок Надевай скорее.

«Не надевай! Нельзя!» - услышала она голос где-то в глубинах сознания.
        - Чего же ты тянешь?- спросил Жюль Верн.

«Не надевай!!!» - раздался внутри ее неистовый вопль. Веру затрясло. Цепочка проскользнула у нее меж пальцев.
        - Что с тобой?- спросил Жюль Верн, скосив взгляд на девушку.
        - Н… не з… зн… знаю…
        - Ты же вся дрожишь! В чем дело, скажи?
        - Она…
        - Ясно. Тогда я сам…
        Жюль Верн прижался к обочине, повернулся к Вере, поднял с пола выпавший крест и застегнул цепочку на шее Веры.
        - Вот и все,- заключил он.- Лучше стало?
        - Ага.
        - Тогда поехали.
        - Куда?
        - Да в церковь же! Я договорился. Маленькая церквуха на твоей родной Кладбищенской заставе. Даже ее купола видны из твоего окна. Ехать совсем недалеко. Там служит отец Владимир. Он нас и повенчает.
        Вера была согласна на все. Она вдруг поняла: ничего плохого произойти уже не может. Однако состояние, в котором она пребывала, было похоже на сон. Только сон наяву. И лишь в церкви, когда седенький батюшка надтреснутым тенорком произнес:
«Венчаются раб Божий Юлий и раба Божья…» - пелена одури вдруг спала, и Вера почувствовала, как она счастлива.
        ЭПИЛОГ
        И это все?!- спросит удивленный читатель. Почему так быстро кончилось? Где эпохальные события? Где роковые битвы с мертвецами? Где, в конце концов, грозные заклинания, долженствующие поставить нечисть на место? Словно и не роман ужасов прочитан, а самая элементарная «бытовуха», в которой фигурирует
«любовь-морковь», а не «страсти-мордасти».
        К сожалению, на этом приходится поставить точку, поскольку никаких сверхъестественных событий с нашей героиней больше не происходило. Прав оказался Жюль Верн, когда предположил, что мертвецы не склонны к мщению. Да и зачем им? Мщение - удел живых. А они пребывают пускай и в убогой, мутной и скучнейшей, но все-таки в вечности! А тем, кто обитает в вечности, людские страстишки несвойственны.
        Одним словом, баронесса больше не показывалась. Первое время Вера с трепетом ждала ее появления, страшилась темноты и почти не смотрелась в зеркало. Однако дни складывались в месяцы, кончилась осень, пролетела зима, да и весна миновала, а Амалия так и не дала о себе знать. Выходит, успокоилась.
        Иногда Вере казалось: никакой баронессы и не существовало. Все это - игра воображения, а то и совсем бред потрясенного сознания. И не ходила она ненастной ночью на старое кладбище, и не просила мертвеца подыскать ей жениха… Приснилось все это… Приснилось, и только!
        Однако, как ни странно, Веру время от времени тянуло на кладбище. Ей хотелось побродить между могилок, почитать интересные надписи на надгробиях, да просто погулять там. Только усилием воли Вера справлялась с этим странноватым желанием. Но однажды все-таки решилась. Правда, отправилась туда не одна, а в сопровождении Жюля Верна.
        Стоял июнь. Доцветала сирень и своим тяжелым, погребальным ароматом наполняла окрестности старого погоста. Пламенели цветы шиповника, духовито благоухали заросли донника. Вера и Жюль Верн медленно брели по едва заметной тропинке мимо покосившихся и поваленных памятников, мимо скорбящего ангела с обломанным крылом, мимо черных крестов… Вскоре над сонмищем надгробий возник памятник Вове Диденко. Мальчик в коротких штанишках, как обычно, стоял на своем пьедестале, указывая дланью куда-то в светлую даль. Нос на его лице по-прежнему отсутствовал, но на этот раз обе кисти рук были в целости и сохранности. Супруги полюбовались на Вову и двинулись дальше. Наконец над зарослями кустарника возникла крыша склепа фон Торнов, а потом показались и массивные ворота входа. На них, как всегда, красовались огромные ржавые замки.
        - Не желаешь слазить внутрь?- с усмешкой спросил Жюль Верн.
        - Нет, спасибо! Я там уже бывала,- отозвалась Вера.
        - Как знаешь.
        Они остановились перед входом. Похоже, после той памятной осенней ночи тут больше никто не бывал. На ступеньках валялся всякий хлам, извлеченный из склепа в прошлый раз. Жюль Верн наклонился и поднял какой-то грязный комочек. Он плюнул на него и обтер ладонью. Комочек вдруг сверкнул мерцающим фиолетовым светом.
        - Аметистовая пуговица,- сообщил Жюль Верн.- Старинная… Ценная вещь! Возьми на память. Не исключено, что она принадлежала Амалии фон Торн.
        - Убери!- сказала Вера, отодвигая руку мужа и отрицательно мотая головой - Оставь, пожалуйста, здесь… Не нужно мне никаких напоминаний о ней.
        И они зашагали домой.
        Хотелось бы сказать несколько слов и о других действующих лицах нашего повествования.
        Главный редактор газеты «Путь наверх» (кстати, Вера покинула ее гостеприимные стены) Павел Борисович Величко выборы в Государственную думу проиграл, однако не особенно расстроился. Нынче он баллотируется на ответственнейший пост главы города Сорочинска. Он так и не женился и продолжает роман со своей секретаршей. Пирожные «Наполеон» Павел Борисович обожает до сих пор.
        В психиатрической больнице раскрыта группа извращенцев-уголовников, состоявших из медицинского персонала разных должностей. Извращенцы, пользуясь бесконтрольностью, не только глумились над больными женского пола, но и проворачивали дела похлеще, а именно, за определенную мзду помогали упрятывать в Липки (если читатель помнит, так называлась психбольница) одиноких стариков и старух с целью признания их невменяемыми. Квартиры несчастных доставались бандитам. К счастью, компетентные органы положили этим безобразиям конец. Главарь (а им оказался тот самый насильник Юрий Афанасьевич Котовский, пытавшийся обесчестить Веру) получил двенадцать лет.
        Катя Найденова (в девичестве Бурдымагина) выгнала пьющего мужа, познакомилась с немолодым евреем и уехала с ним в Израиль, прихватив с собой и бабу Фросю.
        И, наконец, Нелли Федуловна Замалетдинова тоже оставила стены редакции и подалась в свахи. Ныне она организует торжества на мусульманских свадьбах.
        А что же с Верой и Жюлем Верном? Да все в порядке. Музейный бизнес процветает. Многочисленные экскурсии любознательных туристов посещают «Пирамиды». Музей допотопного быта», в котором Вера служит экскурсоводом. Жюль Верн продал
«десятку» и купил подержанный «мерседес». Вот вроде бы и все!
        И еще одна занимательная подробность. Древний бревенчатый дом, в котором проживала наша героиня, как и остальные дома Кладбищенской заставы, решено было снести, а на их месте построить развлекательный комплекс. И Вера получила двухкомнатную квартиру в новом доме.
        Перед переездом Жюль Верн решил аккуратно разобрать облицовку печи, сняв с нее замечательные изразцы, на которых в голубых тонах изображены голландские молочницы и корабли, несущиеся по бурному морю на всех парусах. Каково же было его удивление, когда, удалив несколько плиток из верхнего яруса облицовки, он обнаружил под ними тайник, в котором находилась шкатулка, полная золотых монет и старинных драгоценностей. Клад был сдан государству.
        Вот теперь все!
        notes
        Примечания

1
        Заложные - покойники, опасные для живых, умершие неестественной смертью: убитые, самоубийцы, опойцы, утопленники, погибшие неожиданно вследствие какого-то несчастного случая, до срока, предназначенного при рождении. Они постоянно являются живым, пугают, покушаются на их жизни. («Русский демонологический словарь». СПб., 1995).

2
        Жиль де Ре (1404-1440)- Жиль де Лаваль, барон де Ре, маршал Франции; алхимик и чернокнижник. Известен многочисленными человеческими жертвоприношениями, за что и был сожжен. Прообраз сказочного персонажа Синей Бороды

3

«Глок-17» - марка австрийского пистолета.

4
        Cалтычиха - Дарья Николаевна Салтыкова (1730-1801)- помещица, известная своей садистской жестокостью. Замучила более сотни крепостных

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к