Мара Алексей Григорьевич Атеев

«Как только повсеместно официально разрешили богатеть, Валерий Десяткин решил открыть свое дело. Надо заметить, что он уже давно, со времен золотого детства, мечтал о чем-то подобном.»
        Алексей Григорьевич Атеев
        Мара
«Мара ж., мана, блазнъ, морокъ, морока, наважденiе, обаянiе; греза, мечта; призракъ, привидьнiе, обманъ чувствъ и самый призракъ».
        (Толковый словарь живаго великорусскаго языка Владимiра Даля)

«Ведь кузнечик скачет, а куда, не видит».
        («Пред морем житейским») Козьма Прутков
        Как только повсеместно официально разрешили богатеть, Валерий Десяткин решил открыть свое дело. Надо заметить, что он уже давно, со времен золотого детства, мечтал о чем-то подобном. Сидя на последней парте и перебирая вымененные марки, смышленый малец кумекал: мол, неплохо иметь небольшой филателистический магазинчик или хотя бы киоск. Пацаны бы бойко раскупали всякие там «гвинеи» и
«камбоджи», а навар шел бы ему - Валере. Позже мальчик приблизился в думах к книжному магазинчику, торговавшему сочинениями Дюма и Конан Дойла, потом - к мясной лавке, но нравы в ту пору царили иные, советский народ уверенной поступью шагал к коммунизму, и частное предпринимательство ютилось разве что на городской барахолке, именуемой в определенных кругах «тучей».
        Несмотря на свои «низменные» задумки, Десяткин сумел более-менее успешно закончить школу, отслужить в армии, а чуть позднее - получить высшее образование. По специальности юноша, как было записано в дипломе, являлся преподавателем черчения и рисования. Но педагогика не манила новоиспеченного учителя. Некоторое время он подвизался на шабашках: оформлял в многочисленных совхозах и колхозах стенды почета, красные уголки и столовые. Накопив деньжат на сельской ниве, Валера забросил халтуру и взялся за относительно скользкий, попахивающий криминалом бизнес, подпадающий под действие статьи 154 УК Российской Федерации. Проще говоря, наш герой стал фарцовщиком.
        В те, уже ставшие легендарными, хотя такие недалекие, годы голубые джинсы
«Левис» или «Монтана» являлись неотъемлемым атрибутом каждого уважающего себя молодого человека. Юноша, не имевший джинсов или носивший изделие Москвошвеи с Чебурашкой на правой ягодице, становился изгоем. Шансы познакомиться с приличной девушкой для такого, с позволения сказать, индивидуума равнялись нулю. Сколько неведомых миру, но подлинно шекспировских страстей разыгрывалось на почве обладания заветными штанами, сколько молодых людей становилось на путь порока и даже преступления ради коттонового монстра. Не с этой ли, на первый взгляд безобидной, детали западного образа жизни начался «застой» и распад нашей некогда великой державы?
        Джинсы стоили приблизительно две среднемесячные зарплаты квалифицированного лекальщика. Тех, кто ими торговал, ожидали невиданные барыши. И Валерий Десяткин, быстро смекнув это, составил конкуренцию Текстильшвейобувторгу. Источники поступления голубых штанов на территорию СССР были разными. Однако одним из наиболее простых и доступных являлся путь через польскую границу. Предприимчивые краковские пареньки прибывали в город Львов, нагруженные, словно верблюды, а здесь их уже поджидали отечественные бойцы невидимого фронта. Начиналась бойкая торговля, вернее, «ченч» текстиля на золото.
        Простенькое обручальное кольцо обменивалось на великолепную «Монтану», которая в родном городе Десяткина оборачивалась стопроцентной прибылью. Дело пошло. Несколько позже коробейник расширил ассортимент и стал приторговывать предметами дамского туалета, косметикой и, наконец, импортной аудио- и видеоаппаратурой.
        В момент наступления светлого будущего, о котором он так долго мечтал, господин Десяткин стал уже вполне оперившейся личностью, имевшей начальный капитал, собственный транспорт и готовой бесстрашно ринуться в пучину капиталистических отношений.
        Неожиданно для многих знакомых он занялся торговлей предметами старины.
        Город, в котором проживал Валера, а ему в ту пору уже стукнуло тридцать пять, был одним из тех старинных провинциальных городов России, которые до революции размеренно и уверенно существовали и процветали, не очень-то обращая внимание на обе столицы. Здесь имелось богатое и многочисленное купечество, на котором держался весь край, а также некоторое количество представителей дворянского сословия. Естественно, купцы владели доходными домами, лавками… Имелись и особняки, обставленные хорошей мебелью, с картинами на стенах, с горками и буфетами, набитыми столовым серебром, гарднеровским и кузнецовским фарфором, с мраморными каминами, украшенными севрскими безделушками.
        Однако пертурбации двадцатых, да и последующих лет, разметали сокровища. Драгоценная мебель была пущена на растопку, серебро конфисковано, а уникальный фарфор превратился в груду жалких черепков. Время было такое, не до роскошеств… Однако кое-что уцелело. Конечно, пустяки, мелочь. Но и мелочи сегодня стоили баснословных денег. На остатки былой роскоши и сделал ставку господин Десяткин. Он арендовал угол в одном из городских магазинов и начал торговлю всякой ерундой: старинными и современными монетами, медными самоварами, недорогими иконами, дешевой фарфоровой и фаянсовой пластикой и прочей мелочевкой. Одновременно он принимал на комиссию почти все, что приносили многочисленные городские люмпены - спившиеся актеры, зловещего вида старухи, промышлявшие неизвестно чем, молодые красавицы с алчущими с похмелья глазами.
        Случалось, что ему поставляли действительно редкие вещи, например, коронационные рубли, старинные эмали, иконы в серебряных окладах, тарелки из дорогих сервизов. Вот ради этих-то раритетов он и содержал «утиль-контору», как сам называл свое детище.
        На раритеты всегда имелись состоятельные покупатели. Сначала он увозил их в Москву - продавал знакомым торговцам, которые, как он знал, в основном переправляли их за кордон, но в последнее время желающие покупать антиквариат объявились и в родном городе. В основном это были те, кого нынче называют
«новыми русскими»,- разбогатевшие в одночасье господа и дамы, стремившиеся вложить легкие денежки в нечто вечное. Такие очень любили иконы, старую живопись, дорогую мебель и покупали много и охотно, особенно не торгуясь, поскольку у Десяткина имелась прочная репутация человека в высшей степени щепетильного и порядочного.
        Все бы хорошо, если бы не конкурент, некто Боря с трудно запоминаемой еврейской фамилией, вроде Кацнеленбогенман. Возрастом примерно одних лет с Десяткиным, внешне он представлял совершенную ему противоположность. Десяткин был высок, строен, белокур, носил аккуратные усики и более всего походил на вышедшего в тираж офицера. Боря, напротив, рост имел маленький, волосы темные, а на лице его сияли ласковые карие глаза. Дополняла картину словно приклеенная неопределенная улыбка, печальная и снисходительная одновременно. Боря был тих, не хамоват, но обладал такой железной хваткой, что даже видавший виды Десяткин поражался. У одной старушки, генеральши, остались после покойного мужа многочисленные ордена, в том числе очень редкие. Продать их старушка не желала ни в какую и завещала драгоценные цацки местному краеведческому музею. Валера давал ей приличные деньги, предлагал в обмен импортный телевизор и, наконец, потеряв всякую надежду, отступился.
        Боря действовал гораздо хитрее. Время от времени навещая бабку, он заводил с ней разговоры на душеспасительные темы, принес недорогой образок, лампадку, подарил Евангелие… Короче, генеральша неожиданно для себя уверовала. Зачастила в церковь, где на нее, по ее же словам, снизошла благодать… а Боре почти даром достались ордена. Что удивительно, старуха в молодости слыла пламенной комсомолкой, атеисткой до мозга костей. Вот и пойми после этого людей.
        Каждая подобная Борина победа вызывала у Десяткина приступ мучительной боли, наподобие зубной. Не столько огорчали материальные убытки, сколько сознание того, что проклятый еврей вновь обошел его. Страдало профессиональное самолюбие. Но и Десяткину случалось опередить конкурента, и тогда он почти бегом поспешал к неприятелю и, сверкая глазами, рассказывал об очередной удаче, почти физически ощущая, как на душе у Бори скребут кошки.
        Кроме них двоих, в городе имелось еще несколько человек, промышлявших антиквариатом, но принимать всерьез их не стоило. Были еще бессребреники - собиратели, желавшие купить на грош пятаков, такие и вовсе вызывали лишь презрение. Как и в каждом серьезном деле, антиквар не может обойтись без помощников. Правда, в оценке вещей они полагались в основном на собственное чутье и почти не прибегали к услугам профессиональных специалистов, чтобы избежать лишней огласки. Однако и у Десяткина, и у Бори имелась целая сеть осведомителей и наводчиков, подсказывающих, где что лежит. Иногда они охотились за конкретной вещью, если на нее имелся заказ. Платили им за услуги немного, иногда просто ограничивались бутылкой, но пользу помощники приносили немалую.
        Одним из главных агентов Десяткина был старичок, которого Валера называл Флегонтыч-Ферапонтыч. Когда-то он был учителем истории и в старине кой-чего кумекал, теперь же главной его страстью стал алкоголь, что, впрочем, не мешало старичку сохранить живой, жизнерадостный характер.
        В один из летних вечеров, когда Десяткин в одиночестве дремал в своей лавочке, неожиданно заявился Флегонтыч-Ферапонтыч.
        - А, старик…- взглянул без особого интереса на него Валера, стряхивая с себя остатки дремы.- С чем пришел?
        - Есть дело,- таинственно прошептал Флегонтыч-Ферапонтыч, прикрывая ладонью рот.
        - Выкладывай.
        - Сначала налей.
        - Сначала дело!
        Старик засопел, зачем-то глянул по сторонам, потом молча направился к выходу.
        - Постой!
        - Некогда мне…
        - Да постой ты! Иди сюда.
        Старик вернулся к прилавку и выжидательно посмотрел на Десяткина.
        Валера порылся под прилавком, звякнул стеклом и достал оттуда наполовину наполненный стакан и редиску.
        - Пей!- скомандовал он.- И выкладывай.
        Старик мигом схватил стакан и, несмотря на сильную дрожь в руках, одним махом опрокинул его. Потом шумно выдохнул и захрустел редиской.
        Валера взглянул на него вопросительно.
        - Есть одно место,- сообщил старик,- там старинных вещей - во!- Он провел ладонью над головой.
        - Что за место?
        - Пил я в понедельник с одним хлопцем… Ну, как водится, разговорились… Про древности…- Он посмотрел на стакан, но Валера, казалось, не понял смысла этого взгляда.
        - Давай дальше,- потребовал он.
        - Парень тот родом из деревни. И вот он рассказывал, что давно, еще как началась революция, местного помещика мужички раскулачили и все добро по хатам растащили. А вещей в усадьбе было - невпроворот. И будто бы до сих пор почти все помещичье барахло в целости.
        Валера презрительно усмехнулся.
        - Эти сказочки нам известны. Не от тебя первого слышу.
        - Парень говорит,- не обращая внимания на реплику Десяткина, продолжал Флегонтыч-Ферапонтыч,- мол, в домах имеются картины, разные вещи и даже кое-какая мебель.
        - Не верю. Давным-давно все спалили или пустили коровам на подстилки. Так что уж извини… Не верю!
        - Твое дело,- сказал старик.- Пойду к Боре,- заявил он неожиданно.
        Услышав имя конкурента, Десяткин моментально вышел из себя.
        - Стой!- прошипел он.- Ты мне подлянки строить будешь?..
        - Налей,- потребовал Флегонтыч-Ферапонтыч.
        - Вот тебе!- Валера вытянул перед собой кукиш.
        - Тогда прощевайте.
        - Ах, зараза…- Антиквар достал бутылку, плеснул водки в стакан.- Пей, старый… - Он не договорил.
        Старик мигом схватил стакан и опрокинул его в свое дымящееся нутро.
        - Спасибочки,- ухмыльнулся он.
        - Как называется деревня?
        - Деревня именуется Чернотал, километров триста к югу. Ты, Валера, не сомневайся. Парень, про которого я рассказываю, не врет. Уж я в людях разбираюсь. Так что садись в свой тарантас и дуй туда. А наваришь, не забудь поделиться.- И Флегонтыч-Ферапонтыч отправился восвояси.
        Рассказы о деревнях, где таятся несметные богатства, оставшиеся от прежней жизни, Десяткин слышал не один раз, но зачастую все они являлись мифом. Конечно, попадалась кое-какая мелочевка, чаще всего иконы. Но выручка не оправдывала даже дорожные расходы. Кстати говоря, народ, насмотревшись телевизора, плохо представлял себе, сколько на самом деле стоили иконы. За плохонькую доску заламывали несусветную цену. Правда, дело обычно заканчивалось извечным российским компромиссом - бутылкой водки.
        Валера посмотрел по карте. Действительно, до неведомого Чернотала оказалось далековато. Но это-то как раз и внушало надежду. Деревушка лежала вдали от культурных центров, значит, возможно, до сих пор не ограблена. Он вспомнил знакомого краеведа. Позвонить, что ли, ему, разузнать о Чернотале побольше? Нет, не стоит. Не дай Бог, проведает Боря… Или сходить в областную «публичку»? Там наверняка имеются какие-то документы. А впрочем, стоит ли? Больше времени потеряешь. Велики ли расходы на дорогу? Так все равно - две-три иконы окупят бензин. У Валеры имелись две машины: элегантная «девятка», предназначенная для парадных выездов, и «жигули» первой модели - «копейка» старенькая, но тем не менее работавшая как часы, отлаженная и проверенная, используемая для подобных поездок, потому как на старую машину меньше обращают внимания. На дорогах нынче неспокойно, но Валера ездил без особых опасений: побитая «копейка» вряд ли вызовет у кого нездоровые чувства. Для денег в машине был устроен тайник - ввек не сыщешь. Оставалось только взять в дорогу еду и питье, оставить в лавке знакомую девчонку - и в путь. Жена
Десяткина, которую он называл не иначе как
«моя женщина», отправилась вместе с дочерью в Анталию, а на обратном пути собиралась недельку пожить в Москве, так что и здесь ничего его не сдерживало.
        Итак, на следующий день он отправился на поиски неведомой деревушки, где якобы таятся несметные сокровища.
        Дорога до Чернотала, как оказалось, составляла не триста, а все четыреста километров, и то только по карте. На деле же, как не без оснований предполагал Десяткин, она скорее всего окажется еще длиннее. Но уж коль решил ехать, то
«давать взад пятки» не в его правилах. По правде говоря, Валера очень любил странствовать, причем в одиночку. Сидишь за рулем, ничего не беспокоит, в голове роятся всякие приятные думы, и сама жизнь, как дорога, кажется прямой и накатанной… Вот если бы еще без ухабов…
        Итак, спозаранку Десяткин отправился в путь.
        Поначалу места, по которым он ехал, были хорошо знакомы, но потом шоссе резко свернуло на юг, а через десяток километров неожиданно кончилось и перешло в незаасфальтированный, сильно разбитый тракт. По обеим сторонам дороги тянулись зеленые поля, над которыми чертили небо ястребки и кобчики.
        Лето в нынешнем году выдалось необычайно жарким, даже знойным. Стояло начало июля. И пекло было такое, что казалось, наступи сейчас октябрь, все вздохнут с облегчением. В машине были открыты все окна, и потоки горячего воздуха врывались внутрь, словно из жерла огнедышащей печи. Десяткин долго крепился, потом остановил машину, снял брюки, рубашку и, оставшись в один плавках, снова сел за руль. Теперь стало полегче, и он вновь повеселел. Пока под колесами был асфальт, машина бежала с приличной скоростью, но потом Десяткин рассудил, что торопиться особенно некуда, и, сбавив ход, стал глазеть по сторонам. Встречных машин попадалось немного; навстречу, в город, неслись в основном молоковозы. Потом его догнала иномарка и, обогнав, резко рванула вперед. Десяткин равнодушно глянул вслед лихой машине и неспешно продолжал путь.
        К середине дня поля кончились, и по обеим сторонам дороги раскинулась первозданная степь. «Почему она до сих пор не распахана?- недоумевал Валера.- А может, распахана, да заброшена и вновь превратилась в то, чем была многие тысячи лет?» Удивляло и то, что почти совсем не встречались населенные пункты. Это настораживало: туда ли, черт возьми, он едет? И спросить-то не у кого… По краям дороги стояли километражные столбы, и Десяткин отмечал, что проехал уже порядочно… И если заехал вовсе не туда, то день, видимо, потерян. Но вот вдали показались верхушки деревьев, потом крыши, и Валера с облегчением вздохнул: наконец-то появилась возможность узнать, на правильном ли он пути.
        Первой навстречу попалась молодка с полными ведрами. Валера улыбнулся - хороший знак - и спросил:
        - Как проехать на Чернотал?
        Бабенка, стреляя глазами, сообщила, что отродясь о таком не слыхивала.
        - А ваша-то как деревня называется?
        - Затираевка,- удивилась молодка.- Неужто не знаете?
        Далее по широкой улице шествовал гражданин неопределенных лет, на чьем лице читались мучительные раздумья, видимо, о смысле жизни… На вопрос о Чернотале он страдальчески закатил глаза и лишь махнул рукой.

«Однако»,- подумал Десяткин.
        Наконец он узрел грузовик, в моторе которого ковырялся парень в замасленной ковбойке.
        - На Чернотал?- переспросил парень и с интересом глянул на Десяткина.- Второй раз за сегодня дорогу в эту дыру спрашивают…
        - А кто еще?- насторожился Валера.
        - «Бээмвэшка» в ту сторону час назад пошла.
        Валера вспомнил, что обогнала его именно «БМВ».
        - Так как туда добраться?
        - Выезжай из деревни и по тракту еще километров сто. Потом тракт кончится… Там еще тополя будут… Потом пойдет грунтовка… Там еще километров сорок, и будет этот самый Чернотал. И что вам всем там нужно?..
        Но Десяткин не стал рассказывать доброму человеку о причине своего интереса к Черноталу. Усевшись за руль, он рванул вперед.
        Нехорошие мысли смущали Валеру. Неужели проклятый Боря опередил? Флегонтыч-Ферапонтыч вполне мог и ему рассказать о полной сокровищ деревне. Правда, у Бори не было «БМВ», он ездил на «жигулях», но ведь вполне мог нанять кого-нибудь… Или послать одного из своих клевретов. Впрочем, вряд ли. Все серьезные дела Боря обделывал сам. Тогда что же это за иномарка? Просто совпадение? Ладно, как бы там ни было, надо сначала добраться до места, а там видно будет…
        Начинало вечереть, но жара не спадала, напротив, стала еще тяжелее, и казалось, машина режет раскаленное фруктовое желе. Густой пряный запах степей усиливал это ощущение. Ездить по ночам Десяткин не любил. К тому же практика показывала: дела нужно делать с утра. Пора останавливаться на ночевку, а завтра - снова в путь.
        Неожиданно он увидел вдали кучу деревьев, растущих посреди степи. «Видать, те самые тополя,- рассудил Валера.- Отличное место для привала». Пять громадных деревьев росло чуть поодаль от тракта. Десяткин осторожно съехал с крутой насыпи и загнал своего «жигуленка» в скудную тень.
        Он выбрался из машины, размялся, поозирался по сторонам. Откуда взялись эти деревья? Посадил ли их какой-нибудь энтузиаст-озеленитель или выросли сами из занесенных неведомо откуда семян? Возле тополей валялись останки допотопной сельскохозяйственной техники. Железки, видно, пролежали здесь не один десяток лет, поскольку были сильно изъедены ржавчиной. Тут же, рядом, имелось давнее кострище, возле которого валялось несколько ржавых консервных банок.
        Десяткин неспешно достал свою провизию, затеплил мини-примус, вскипятил чай, отыскал фляжку с коньяком и смачно, со вкусом, поужинал. Он всегда кушал обстоятельно и неторопливо. Основательно, одним словом.
        Потом разложил сиденье, постелил себе постель и взглянул на небо. Уже начинало смеркаться. Над головой бушевал закат, и небывалое чувство охватило антиквара. Ему почему-то стало грустно, и защемило в груди - то ли от выпитого коньяка, то ли от грандиозного зрелища закатного горизонта. Десяткин достал из пачки
«мальборину» и, пригорюнившись, взирал на буйство небесных красок. Вдоволь насмотревшись, Валера отбросил в сторону окурок и отправился спать.
        Лежа на своем жестком ложе, он непрерывно ворочался, стараясь устроиться поудобнее. В машине стояла нестерпимая духота, к тому же мешал рычаг скоростей, словно нарочно старавшийся попасть в самое уязвимое место… Когда удалось принять более-менее приемлемое положение, под ухом назойливо запищал комар. Откуда, спрашивается, взяться комару посреди раскаленной степи? Но ведь нашелся, мерзавец! Десяткин пытался изловить кровопивца, но безрезультатно. Чертыхаясь, вылез из машины. Было уже совсем темно. Тогда Валера решил развести костер. Светя себе фонариком, набрал щепок, запалил дровишки и улегся на войлочную кошму, рассеянно глядя на огонь. Потом поднялся, отыскал фляжку и глотнул из нее обжигающей ароматной жидкости.
        Не хватит слов, чтобы передать великолепие степной ночи. Ее нужно ощутить, прикоснуться к ней губами, как к груди любимой женщины.
        Где-то рядом посвистывали перепела, нежно и печально выводя одну и ту же заунывную строфу. Непрерывно стрекотали кузнечики, словно их час только что наступил. Прохладный ветерок касался разгоряченного за день лица, и его прикосновение навевало мысль о сладких женских ласках. Костерок почти потух, но время от времени легкий порыв ветра раздувал угли, и они светились глубоким малиновым светом, а через минуту вновь подергивались серой пенкой золы.
        Пахло травами и дождем. Вдалеке изредка вспыхивали зарницы, освещая кусочки неба причудливым мерцающим светом. Десяткин лежал на кошме и смотрел на догоравший костер. Вставать сначала не хотелось, а потом на него навалилось какое-то странное оцепенение, похожее на сон, но с тем различием, что он прекрасно видел все вокруг. То ли от выпитого коньяка, то ли от окружающего его великого покоя, пришли мысли о смерти. Они сонно шевелились в черепной коробке, не вызывая ни грусти, ни страха, а лишь тупое удивление: как же так, все это великолепие - благоухающая степь, усыпанное звездами небо, тлеющий костерок - будет всегда, а его, Десяткина, не станет? Тогда для чего вся суета, для чего бессмысленное метание в поисках даже не куска хлеба насущного,- а так, некое подобие спорта, увлекательное, но бессмысленное занятие?
        Взгляд путника наконец-то оторвался от костра и переместился в черную бесконечность степи, и ему показалось, что неподалеку кто-то стоит и смотрит на него. Он пригляделся: так и есть - чуть белеющая неясная фигура виднелась возле дорожной насыпи. «Кто бы это мог быть?» - меланхолично подумал Десяткин. Фигура стояла совсем неподвижно, и не определить, мужчина перед ним или женщина. Страха он не чувствовал, но и любопытства тоже не было. Стоит? Ну и пусть себе стоит. Он снова уставился на рдеющие угли, а когда поднял глаза, то обнаружил, что фигура чуть приблизилась. Теперь Десяткину показалось, что перед ним женщина. Так это или не так, он не успел разобрать, потому что костер вдруг ярко вспыхнул, на миг ослепив его, а когда он снова стал видеть нормально, никакой женщины рядом не наблюдалось.

«Показалось…» - подумал он и снова взглянул на то место, где впервые увидел белеющий силуэт. Фигура опять стояла на прежнем месте, а затем начала медленно приближаться… Вот уже можно различить черты лица… Костер опять полыхнул - и все исчезло. Сколько раз так повторилось, Десяткин не мог точно сказать, но не один раз и не два… При этом он все отчетливее и яснее видел лицо, молодое, но странно неподвижное и холодное. Женщина смотрела не на Десяткина, а как бы сквозь него, словно не замечая вовсе. Примечательные вещи происходили и с сознанием нашего героя: он никак не мог понять, спит он или бодрствует. Казалось, все происходит наяву - но почему же природа словно застыла?.. Не слышно стало стрекота кузнечиков, даже воздух словно замер. И ни малейшее дуновение ветерка не касалось лица. Лишь над головой неестественно ярко сверкал ковш Большой Медведицы. И в то же время ему представлялось, что он вовсе не спит, так отчетливо были видны отдельные черты лица и детали одежды ночной гостьи. А может, все-таки сон? Он попытался встряхнуть головой, но ничего не получилось. Значит, спит… Видение неожиданно
исчезло, и вновь он ощутил, как время сдвинулось с мертвой точки. А потом и природа пришла в движение…
        Валера откинулся на кошму и уставился в небо. Звезд-то сколько! Давно он не вглядывался в беспредельные глубины ночного небосвода. Звезды увеличивались, разгорались все ярче - и вдруг закружились, словно увлеченные каким-то могучим потоком.
        Проснулся Десяткин от ощущения холода. Он открыл глаза. Понемногу начинало светать. Костерок совсем потух. Серый сумрак постепенно рассеивался, наступал день. Десяткин поднялся, почесал затекшую спину и побрел в машину досыпать.
        Вторично он открыл глаза, когда июльское утро было в самом разгаре. Ярко светило солнце. Еще чувствовалась утренняя свежесть, но жара приходила быстро и неотвратимо. Он взглянул на часы: около девяти. Ничего себе! Вот это продрых! Десяткин отворил дверцу и вылез наружу. Вокруг по-прежнему было пустынно, лишь поодаль, по желтой высохшей траве, важно прохаживался чибис. Десяткин недовольно посмотрел в сторону глупой птицы. Своим присутствием чибис нарушил привычный порядок вещей. Ведь его место на болоте, а отнюдь не посреди жаркой степи. Однако чибис, видимо, не знал, где ему полагалось находиться, потому что, не обращая внимания на недовольные взгляды человека, продолжал свои прогулки, время от времени тюкая клювом сухую землю.
        Наскоро умывшись водой из канистры, Десяткин попрыгал на месте, разминая члены, потом решил пробежаться. Тут надо сказать, что подобные пробежки он совершал почти каждый день, разумно полагая, что они полезны для здоровья. Он вообще был человеком весьма «правильным», даже педантичным. Побегав вокруг машины, Десяткин поднялся затем на дорожную насыпь и трусцой побежал вперед. Внезапно он заметил по другую сторону насыпи, прямо напротив тополей, некий странный предмет, который напоминал высунувшийся из земли огромный палец, направленный в небо. Несколько удивленный, он приблизился к непонятному предмету, оказавшемуся могилой. Памятник, металлическая пирамидка, некогда выкрашенная голубой краской, давным-давно облезшей, был весь покрыт лишаями ржавчины. Венчала обелиск традиционная пятиконечная звезда, однако имелась тут некая странность. Десяткин присмотрелся и понял, в чем она заключалась. Звезда оказалась перевернутой, и ее центральный луч был направлен в землю, а вверх, словно маленькие рожки, торчали два нижних луча. Покачав головой, как бы осуждая небрежность неведомых изготовителей памятника,
Десяткин попытался прочесть полустертую надпись. Однако это ему не удалось. Более-менее отчетливо проступали только три последние буквы фамилии: не то «ова», не то «ева», а может, и вовсе «ина». «Неужели, женщина?» - удивился Десяткин. В своих многочисленных поездках он встречал подобные обелиски постоянно. Но обычно под ними покоились, если, конечно, памятник просто не обозначал место катастрофы, лихие шоферы, весельчаки и бабники, прикемарившие за баранкой и слетевшие в кювет, или же хмельные молодцы-мотоциклисты, не совладавшие со своими «конями». Да мало ли кто погибает на дорогах?.. Однако памятники женщинам встречались крайне редко.
        Помозговав еще минутку-другую о печальной участи незнакомки, нашедшей здесь свое успокоение, Десяткин побежал назад к машине, сразу же забыв о могиле, да и вскоре отправился в путь.
        Ровная, как стол, степь сменилась невысокими пологими холмами. Взлетев на вершину одного из них, Десяткин увидел впереди, в низинке, селение. Видимо, это и был загадочный Чернотал. Деревушка стояла в излучине небольшой речонки, почти обмелевшей.
        Машина въехала на единственную улицу и остановилась. Десяткин вылез, огляделся. Было очень жарко и совершенно пустынно. Налетавший время от времени горячий ветер закручивал маленькие пыльные вихри. Казалось, все вокруг вымерло.
        Валера с минуту постоял возле машины, пнул несколько раз ногой по колесам, потом неторопливо направился к невысокому колодцу, прикрытому покосившимся навесом. Он столкнул в сумрачную глубину деревянное замшелое ведро, охваченное металлическими обручами. Звякнула цепь раскручиваемого барабана, в глубине колодца послышался всплеск. Минуту спустя наполненное плещущейся через край водой ведро стояло на краю колодца. Десяткин напился, отметив про себя, что вода очень холодная и вкусная, вытер губы ладонью и осмотрелся. Пора приниматься за дело.
        Когда-то давно, еще до всяких «перестроек», для того чтобы «обшманать» деревеньку, требовалось всего лишь показать в сельсовете фальшивое удостоверение сотрудника областного краеведческого музея. Этого было вполне достаточно: провожатый проводит тебя по избам и настойчиво рекомендует «проявить понятие и оказать содействие товарищу ученому». Дальше зависело от удачи. Народ верил всему. Покажи, к примеру, бумагу, удостоверяющую, что ты - директор Эрмитажа, и это бы сошло. Нынче не то. Люди, напуганные телевизионными страстями, стали недоверчивы и осторожны. Иной раз встречали чуть ли не с ружьем в руках. Но Валера имел располагающую внешность, широкую, до ушей, улыбку и очень быстро входил в доверие. Вот и теперь он прежде всего рассчитывал на собственное обаяние.
        Дверь первого дома, куда он постучался, отворила немолодая баба, облаченная в нечто отдаленно напоминающее халат.
        - Чего надо?- спросила она, не отвечая на приветствие.
        - Нет ли у вас в хозяйстве старых вещей?- осторожно спросил Десяткин.
        - Каких еще вещей?!
        - Ненужных…
        - Тряпья?
        - Нет, не тряпья, а старинных предметов.
        - Вася! Иди сюда!- закричала женщина куда-то в глубь дома.
        На зов явился заспанный мужик в сатиновых трусах и линялой сиреневой майке.
        Он недоуменно воззрился на хозяйку, совсем не замечая Десяткина.
        - Вот, какой-то…- она кивнула на гостя,- старыми вещами интересуется.
        Мужик оглядел Десяткина с ног до головы с таким видом, словно увидел перед собой неведомое насекомое.
        - Старинными вещами?- переспросил он.- Какими, например?
        - Видите ли,- начал Валера, улыбаясь лучшей из своих улыбок,- я покупаю предметы старины…
        Слово «покупаю», видимо, понравилось мужику. Он ощерил гнилые зубы и более дружелюбно взглянул на Валеру.
        - А водки у тебя не найдется?- спросил он неожиданно.
        - Есть,- Десяткин снова улыбнулся.
        - Так неси.- И, не обращая внимания на недовольные взгляды хозяйки, он направился в дом.
        Через несколько минут мужчины сидели на открытой веранде за столом, уставленным тарелками и мисками с деревенскими яствами - крупно нарезанным розовым салом, солеными огурцами и помидорами, холодной вареной картошкой.
        - Ты, значит, древностью интересуешься?- спросил Вася, когда выпили по первой. - Есть у меня древность. Пимокатный станок. Дедуня мой, царствие ему небесное, валенки катал. Ценная вещь. Музейная!..
        - Пимокатный станок мне не нужен,- отнекивался Валера.
        - Нет! Пойдем посмотрим!
        Десяткин нехотя поднялся и отправился смотреть.
        Станок действительно оказался очень старым и напоминал окаменевшего детеныша динозавра. Валера в тон хозяину уважительно повздыхал: «Да, вещь!», но приобрести отказался, ссылаясь на то, что в данный момент увезти станок будет не под силу. Потом выпили еще по одной. Опытный Десяткин наливал себе поменьше, а хозяину побольше. После каждой рюмки обнаруживался новый раритет. Десяткину были продемонстрированы: примус, пара вальков для отбивания белья, разломанная прялка. И вдруг на свет появилась действительно интересная вещица: старинная кофейная мельница.

«Это,- подумал Десяткин, разглядывая причудливый узор на позеленелом медном боку,- уже кое-что, не обманул Флегонтыч-Ферапонтыч…»
        - Эту штуку я, пожалуй, куплю,- сообщил он Васе.
        - А сколько дашь?- тут же заинтересовался мужик.
        Десяткин пожал плечами:
        - Твоя цена.
        - Бери так,- неожиданно заявил Вася.- Ты мне, брат, понравился. Сразу видно русского человека… Бери! Все равно эта дрянь ни на что не годится. С детства ее помню, без толку валяется… Забирай.
        - А как она к вам попала?
        - Да кто ж ее знает. Валяется и валяется. А что вообще это такое?
        - Кофейная мельница. Кофе молоть.
        - Ничего себе! У нас кофе отродясь не водилось. Чай все больше пьем… или водочку.- Он кивнул на бутылку.
        Десяткин понял намек и охотно налил еще.
        - Знаешь что,- встрепенулся хозяин, закусив ломтем сала,- пошли к Петру, у него тоже имеются кое-какие древности. У тебя еще бутылка есть?
        Десяткин кивнул, прикидывая в уме, что мельница, если ее привести в порядок и начистить, стоит никак не менее, чем полсотни поллитровок.
        Петра дома не оказалось. Отправились к какому-то Витьку. Витек, молодой круглолицый губастый парень, встретил незваных гостей без особого восторга, но, увидев бутылку, оживился. Через час Десяткин стал обладателем двух почерневших серебряных ложек, разрозненных шахматных фигурок, видимо, из слоновой кости, и старинного медного собачьего ошейника.
        - Клондайк,- произнес Валера, когда они направлялись к следующему дому.
        - Чего?- переспросил Вася.
        - Места, говорю, у вас красивые.
        - Да чего тут красивого?- презрительно умехнулся Вася.- Одно слово, деревня!
        Скоро водка, привезенная Десяткиным, кончилась, но в местном магазинчике этот товар имелся в достатке. Туда были отряжены два юнца, и экспедиция продолжилась. Очень скоро Валера перезнакомился почти со всеми обитателями Чернотала, и, хотя старался не пить, в голове у него уже изрядно шумело. Вместе с тем прибавлялось и количество древностей, и, хотя многие раритеты находились в плачевном состоянии, душа Десяткина ликовала. Особенно порадовали обнаруженные в одном из домов два старинных полотна. Картины почернели от времени и грязи, но опытный глаз разобрал, что перед ним нечто действительно ценное. «Похоже, восемнадцатый век,- пьяно кумекал Валера.- А если так…» Чтобы не сглазить, он даже старался не думать о вырисовывавшихся перспективах, если картины действительно окажутся чем-то стоящим.
        - Откуда это все?- не раз и не два задавал он вопрос обитателям Чернотала, но почти все они пожимали плечами. Кое-какой свет пролил лишь старик, владелец полотен.
        - Тут до революции,- без особой охоты разъяснил он,- было имение… Помещик, значит, проживал… Фамилию забыл… Усадьба стояла над деревней, на крутояре. При ней сад имелся… или парк. Пруды были… Словом, богатая вотчина. Ну вот. Как семнадцатый год наступил, мужички имение оприходовали. Разорили то есть… Все, что в нем содержалось, растащили по домам. А это барахло с тех пор и валяется. Сейчас, конечно, ничего ценного, считай, не осталось. А раньше и мебель в избах барская стояла, даже рояль имелась… Ее потом в клуб перетащили, а клуб возьми да сгори. Словом, лишь хлам уцелел копеечный.
        Но Десяткин думал иначе, хотя соображений своих вслух не высказывал.
        Заснул он в доме Васи, своего первого знакомца, и, проснувшись среди ночи, долго не мог понять, где находится.
        Поздним утром следующего дня он, наконец, распрощался с гостеприимными поселянами, пообещав вскоре снова приехать.
        Было часов десять утра, когда Валера вырулил за пределы Чернотала. Ему очень хотелось остановиться где-нибудь у обочины дороги и обозреть как следует свои приобретения, но многолетний опыт подсказывал, что лучше это сделать дома, только там можно уверенно разделить добычу на ценные вещи и хлам, а пока что нечего забивать голову лишними сомнениями. Он лишь несколько раз обернулся - взглянуть на заднее сиденье, заваленное добычей: даже не верилось, что это - не сон, что ему действительно выпала такая невиданная удача. И может быть, поэтому он и не заметил, в какой именно момент перед машиной появилась женская фигура с поднятой вверх рукой. Десяткин не любил попутчиков и редко подсаживал их, но сейчас, неизвестно почему, притормозил и распахнул дверцу.
        Женщина молча села рядом.
        - Вам куда?- спросил Десяткин.
        - Я скажу, где меня высадить,- уклончиво ответила женщина и уставилась на дорогу.

«Хмурая какая»,- удивился Валера, трогая машину. Он покосился на незнакомку. Довольно молодая и вроде бы красивая: правильные черты лица, прямой, классической формы нос… Глядя на нее в профиль, он не мог разглядеть цвет глаз, но отметил длинные ресницы. Кто она такая? Одежда вроде городская… Впрочем, сейчас все одеваются одинаково.
        - Так где же вас высадить?- снова поинтересовался Валера.
        Она криво усмехнулась:
        - Уже жалеете, что посадили?
        - Да нет…- Он слегка смутился.- Просто любопытно, куда направляется такая интересная дама. Вы не в Чернотале живете?
        Она повернула к нему лицо, и Валере показалось, что они уже где-то встречались.
        - Где я живу?
        - Ну да.
        - Недалеко отсюда.- Она снова уставилась на дорогу.

«Ну и черт с тобой,- подумал Десяткин.- Не желаешь говорить, и не надо».
        - А вы, Валерий Павлович,- неожиданно нарушила молчание попутчица,- не боитесь путешествовать в одиночестве?
        - Мы разве знакомы?- изумился Десяткин.
        - Удивлены, что я знаю ваше имя? Так вы же вчера почти каждому в деревне представлялись. Правда, вы были несколько…- она замялась,- «подшофе».
        - Действительно,- промямлил Валера,- перебрал малость, издержки, так сказать, профессии… А что касается поездок моих, то чего ж бояться? Ценностей особых при мне нет, машина - так себе, проще говоря - дрянь.
        - На дороге может всякое случиться.
        - Вполне возможно, но только не со мной.
        - Не зарекайтесь.
        - Вот вы знаете, как меня звать,- решил переменить скользкую тему Десяткин,- так скажите мне, как вас величают?
        - Мара.
        Он скосил глаза на попутчицу. По ее лицу блуждала странная улыбка.
        - Мара - это сокращенно?- продолжил он расспросы.- А как полное ваше имя? Тамара? Марина?..
        - Вот я и приехала,- вместо ответа сказала женщина.- Остановите.
        Десяткин резко нажал на педаль тормоза, отчего больно ударился грудью о руль, и с удивлением осмотрелся. Они остановились как раз возле давешних тополей, где он ночевал. Странно… Что она будет здесь делать? Ведь кругом голая степь. Может, поблизости есть какой-нибудь поселок? Впрочем, какое ему дело?
        Мара вылезла из машины. Глянув через плечо, бросила:
        - До встречи.
        - Счастливо оставаться,- проворчал Десяткин и надавил на газ.
        Он глянул в зеркальце заднего вида и обнаружил, что попутчица стоит на дороге и смотрит ему вслед. Она оставалась в той же позе, пока совсем не скрылась из вида.

«Кто такая эта Мара?- размышлял Десяткин.- На колхозницу не похожа, знает мое имя… И как понимать ее последние слова - „до встречи“? Может, тут замешан Боря? Очень может быть. Выследили… Ведь обогнавшая его „бээмвэшка“ куда-то ехала. Скорее всего, они и не знали, куда он направляется, поэтому, чтобы не тащиться сзади и не мозолить глаза, поступили проще - ушли вперед, а выследив, подослали своего человека: мол, глянь, что у него и как…
        Впрочем, это лишь домысел. Скорее всего, она обычная селянка. Однако как тогда понять ее многозначительные намеки,- мол, не боится ли он путешествовать в одиночку. Но зачем тогда раньше времени себя выдавать, называть по имени-отчеству?»
        Стараясь отвлечься от беспокоивших его мыслей, Десяткин включил приемник.
        Он приехал домой, когда уже начало смеркаться. Быстренько перенес из машины свою добычу, свалив все прямо у порога, и, даже не перекусив, забрался в ванну.
        Смыв с себя дорожную пыль, поужинав и хлебнув из заветной фляжки, Десяткин приступил к разбору и систематизации добытых им предметов старины. Для понимающего человека нет приятнее занятия: разглядываешь вещицы со всех сторон, выискиваешь стертые временем клейма мастеров, всматриваешься в старинную вещь, пытаясь определить ее подлинную ценность. Но особое удовольствие - составление списка добытого. Эта процедура, по мнению Валеры, напоминала смакование изысканного деликатеса. Под первым номером в нынешнем списке значилась кофейная мельница. Вовсе не потому, что она являлась особо ценным приобретением,- просто Десяткин хорошо запомнил: именно с нее все началось. Некоторое время он разглядывал причудливые арабески на боках мельницы, прикидывая, как она будет выглядеть, если ее начистить и придать ей товарный вид.
        Далее из кучи был извлечен почти целый бронзовый подсвечник, потом настала очередь замысловатых шпор, за ними последовала статуэтка Наполеона с битым носом… Но все это, конечно,- мелочи. Самое ценное, как истинный гурман, Валера приберегал напоследок. А самым ценным, конечно же, являлись картины. Он даже старался не глядеть в их сторону, предвкушая встречу с ними, как предвкушают первое свидание… Наконец дошла очередь и до картин. Десяткин взял в руки рамку и попытался рассмотреть, что же изображено на полотне. Оно было обрамлено жалкими остатками некогда роскошной золоченой рамы. Видимо, раму не раз и не два испытывали на прочность, а может, искали внутри ее ценности, поскольку создавалось впечатление, что ее грызли зубами. Но на раму Валере было наплевать. В конце концов, рам на свете достаточно. А вот само полотно… На картине был изображен какой-то пейзаж. Валера решил смочить губку водой и самостоятельно смыть грязь, но потом передумал, опасаясь еще больше испортить полотно. Нет, здесь нужен специалист. Проще уплатить деньги за реставрацию, пусть немалые, но овчинка стоила выделки. Он еще раз
присмотрелся: идиллический пейзаж в стиле Лоррена, несомненно, восемнадцатый век, если, конечно, не поздняя копия. Что ж, можно и ошибиться, в его деле всякое случается… Но если не «фальшак», то он, Десяткин, явно не прогадал, съездив в этот Чернотал. А вторая картина? Он взглянул и на нее. Овальный женский портрет, без рамы, не такой замызганный, как первое полотно, но, похоже, написанный значительно позже. Молодая дама на фоне растворенного окна… Вдали - холмистый ландшафт. По-видимому, художник пытался подражать старым мастерам. Пейзаж за окном - яркий, сверкающий, а сама дама словно находится в тени, такой густой, что даже неразличимы некоторые черты лица. А может, это просто наслоения грязи?
        И тут в дверь позвонили.
        - Кого там принесло?- проворчал Десяткин и направился к двери. Но тотчас же остановился, неожиданно вспомнив обо всех странностях сегодняшнего дня.
        Звонок повторился.
        - Нет дома меня! Нету, и все тут!- Десяткина разбирала злость. Может быть, конкурент пронюхал?.. Или кого подослал?
        Незваный гость никак не хотел уходить.
        Десяткин на цыпочках подкрался к двери и глянул в глазок.
        У двери стояла женщина и смотрела прямо на него.
        Сначала Десяткин не понял, кто перед ним. Потом до него дошло. «Попутчица!» Он похолодел. «Что же делать?» Валера не сомневался, что там, в глубине подъезда, скрывается пара-тройка здоровенных «быков». Стоит ему отворить, они ворвутся в квартиру, и тогда…
        Что произошло бы дальше, он прекрасно представлял.

«Не открою!» Он замер, отпрянув от двери. «Ведь как знал, как знал… Точно, девка подослана… Эх, Боря, сука… Но что же делать?»
        Звонок звякнул коротко и зло.
        Не отдавая себе отчета в том, что делает, Десяткин щелкнул запором.
        - Привет,- сказала женщина.- Ну вот мы снова увиделись, я же тебе говорила…- Она легонько отодвинула плечом хозяина и прошла в квартиру.
        Валера выглянул за дверь. Там никого не было.
        - Вы… вас… Я не понимаю…- пробормотал он.
        - Я у тебя переночую,- заявила женщина.- А, Валерий Петрович?
        Десяткин не знал, как себя вести. С одной стороны, чуял несомненную опасность, с другой… А почему бы, собственно, и нет? Она молода, привлекательна, Татьяна (это жена) в отъезде… Но как она узнала его адрес? Нет, явная подставка. Может, не стоит связываться? А если все-таки?.. Он посмотрел на гостью. Похоже, сейчас она одета не так, как утром. Вроде по-другому. Хотя ее тогдашний наряд он совершенно не мог вспомнить. А сейчас на ней легкое, открытое платье, подчеркивающее изящную фигуру, стройные ноги… Длинные волосы, концы которых завиты; губы улыбаются… Вот только глаза… Непонятно, смотрят ли они на тебя или в сторону. Какой-то неуловимый взгляд, никак его не поймаешь.
        - Ты откуда узнала мой адрес?- спросил Десяткин.
        - А разве это тайна?- На лице ее появилась насмешливая улыбка.
        - Вроде я тебе его не сообщал…
        - Мне - нет, а в деревне многих в гости приглашал, или не помнишь?
        - Ах, в деревне… Так ты, значит, в Чернотале обитаешь. Тамошняя жительница…
        Она усмехнулась.
        - Считай, что там обитаю, не все ли равно. Переночевать мне негде, вот и решила к тебе завернуть. А ты вроде недоволен? Не бойся, надолго не задержусь.
        - Нет, отчего же… Я, конечно… Но как ты в город попала?
        - А где твоя жена?- поинтересовалась гостья.
        - Жена? Ах, да… Они с дочерью отправились отдыхать. На юга, то есть.
        - Вот и хорошо. Значит, никто нам не помешает. Я, с твоего позволения, немного ополоснусь.- И она направилась в ванную.
        Несколько обескураженный такой бесцеремонностью, Десяткин стоял посреди комнаты, не зная, что предпринять дальше. Решив не обращать внимания на деревенские манеры гостьи, он отправился готовить ужин.
        Из ванной доносился плеск воды, Валера же тем временем достал из холодильника какие-то консервы, маринованные огурцы, прочую нехитрую закуску и приготовился потчевать гостью.
        О том, что последует потом, он старался не думать. Девица, конечно, симпатичная, однако стоит ли связываться? Ведь он ее совершенно не знает. А вдруг она того?.. Еще подцепишь какую-нибудь заразу… Уж больно ведет себя развязно.
        В общем, Валера рассудил, что лучше ограничиться легким ужином, а затем отправить гостью «бай-бай». А завтра пусть уматывает на все четыре стороны.
        Плеск воды в ванной внезапно прекратился, и Десяткин замер; сердце без всякой причины остановилось, замерло на мгновенье, а потом забухало в груди. Десяткин судорожно сглотнул: непонятное волнение мгновенно высушило гортань.
        И тут в комнату впорхнула гостья. «Она вошла голой»,- внезапно вспомнилось Валере название недавно читанной переводной книги. Именно такой и предстала перед ним Мара.
        Десяткин присмотрелся к ней… При свете тускловатой лампочки казалось, что гостья распространяет какое-то едва заметное сияние. Как это ни банально звучит, она прекрасна. Все, с кем до сих пор приходилось общаться антиквару, и в подметки ей не годились.
        Мара приблизилась к оцепеневшему Валере и легонько провела своими прохладными пальчиками по его щеке. Голова нашего героя пошла кругом.
        То, что происходило дальше, было похоже на цепь ослепительных вспышек, чередовавшихся с провалами в черные глубины. Ничего подобного он до сих пор не испытывал. Сознание «выключилось», вместо него образовалось что-то нереальное, переполненное мраком и острейшим наслаждением. Порой Десяткин испытывал приступы удушья, словно очутился в безвоздушном пространстве. Он пытался вздохнуть полной грудью, но вместо воздуха ощущал лишь обжигающую пыль на губах. Ему вдруг почудилось, будто он попал в центр раскаленного смерча, бушующего посреди безводной степи. Вихрь подхватывал его, куда-то уносил, поднимая ввысь, а потом снова опускал на землю.
        Сколько все это продолжалось, Валера не знал, может, час, может, год. И вдруг все кончилось… Восторг, боль, наслаждение - все исчезло. Остался лишь мрак, и он сам, без сил лежащий в этом липком мраке. Он чувствовал, что рядом кто-то есть. Кто-то холодный и еще более темный, чем окружающая его мгла. И этот ледяной некто поглощал жар его тела, однако облегчения не наступало, напротив, вместе с прохладой приходило странное беспокойство, переходившее в отчаяние…
        Проснулся Десяткин поздним утром. И, тотчас же вспомнив о своей гостье, повернул голову. Рядом никого не было. Валера вскочил. Первое, что пришло в голову,- его сокровища похищены. Он метнулся в соседнюю комнату и убедился, что все вещи, привезенные из экспедиции, находились на своих местах. И квартира была в целости и сохранности. Куда же эта девка подевалась? Может, в ванной или на кухне? Но и там ее не оказалось. Странно…
        Он в задумчивости уставился на кухонный стол. Содержимое консервной банки побурело, зеленый лук увял, кружочки вареной колбасы свернулись в трубочку, словно обмороженные уши. Все было нетронуто. Таинственная Мара исчезла, даже не подкрепившись. Но почему? Он попытался восстановить последовательность вчерашних событий. Она вышла из ванной в чем мать родила. А потом… Он усмехнулся. Потом они… занимались любовью, проще говоря, трахались. И помнится, отменный был трах. Только как-то уж очень необычно все происходило. Впрочем, подробности почему-то не запомнились, а ведь он не пил… Непонятно…
        Валера приблизился к своему ложу и стал внимательно его разглядывать. Удивляло полное отсутствие следов ночных развлечений. Постель была в относительном порядке, да и подушка на ней имелась только одна. Значит, дама не ночевала? Когда же ушла?..
        Он снова принялся обследовать квартиру. Нет, ничего не похищено. Все на своих местах. Ну хоть волосок должен же остаться на подушке? Но и тут его ждало разочарование - ни малейших материальных признаков недавней гостьи. Может, ее вовсе и не было? Но как же так? Он был совершенно трезв, правда, очень устал после поездки. Но ведь от усталости не случаются галлюцинации. Женщина точно приходила, именно та, которую он подвозил, возвращаясь из Чернотала. Как же она выглядела? Молодая, красивая… Это он хорошо запомнил. А лицо? Как он ни напрягал память, вспомнить его черты не мог. Вроде светловолосая… А тело? Бедра, ноги? Нет, ничего. Даже не помнит, большая у нее грудь или маленькая. Валера почесал в затылке и вновь принялся за исследования своих приобретений.
        Комната была залита ярким солнечным светом, и Десяткину вдруг показалось, что его «сокровища» - просто куча старого хлама. Напрасно он успокаивал себя, прикидывая стоимость той или иной вещи. Даже сумма предполагаемого навара не поднимала настроения.
        - Помойка!- произнес он.
        Стоило ли суетиться, ехать за тридевять земель, чтобы притащить в дом кучу старья, которому самое место на свалке. Он поднял с пола кофейную мельницу, повернул рычаг. Раздался тоскливый скрежет, словно мельница жаловалась на свою незавидную судьбу и старость. Сделалось так муторно и тошно… Он с досадой швырнул «древность» обратно в кучу. Взгляд его упал на грязные полотна. Еще вчера Валера восхищался своими приобретениями, предполагая в них шедевры, сейчас же они казались убогой мазней. Пейзажик этот! Какой-нибудь деревенский маляр пытался скопировать случайно попавшую к нему репродукцию, а он, Десяткин, решил, что перед ним Лоррен. Идиот! Женский портрет… Валера всмотрелся в полотно. И тут ему показалось, что сквозь грязь проступают знакомые черты. Так и есть! Его ночная гостья! Он схватил портрет, поднес к глазам. Она! Но как это объяснить? Ведь лицо женщины, кажется, ее звали Мара, он даже не может припомнить…
        Десяткин поставил раму на подоконник, отошел на несколько шагов и принялся изучать портрет. Что-то шевельнулось в сознании. Слабая искорка вспыхнула в мозгу - и тут же погасла. Бред!.. Как все-таки ее зовут на самом деле? Мара… Что за имя такое?.. И куда она делась? Он снова взглянул на портрет. Сейчас он не вызывал никаких ассоциаций. Неожиданно в дверь позвонили. Сердце антиквара екнуло. «Вернулась»,- решил он и помчался открывать. Но у порога стояла неизвестная Валере гражданка.
        - Вам телеграмма,- равнодушным тоном сообщила она.- Распишитесь.
        Десяткин схватил бумажку и стал вчитываться в крупные, неровно наклеенные строчки. Жена сообщала, что прибыла в Москву и поживет недельку-другую у подруги.

«Почему телеграмма?- соображал Валера.- Не проще ли позвонить?» Сжимая в руке бумажку, он стоял посреди комнаты и недоуменно смотрел на фотографию жены, висевшую на стене.
        Вот дура, Танька… Что ей приспичило давать телеграммы? Лицо жены едва заметно усмехнулось. Десяткин всмотрелся в фотку. Потом заморгал и приблизился почти вплотную. На него взирала Мара. Он протер глаза. Танька… Да что же это такое происходит?! Просто сумасшествие какое-то. Он снова взглянул на снимок. Фотография расплывалась, словно отражение на поверхности воды. Так! Нужно выйти на свежий воздух. Он постоял еще немножко, глядя в окно, потом повернулся и опять посмотрел на фотографию. Лицо Татьяны улыбалось. Он перевел дух. И вдруг жена подмигнула ему. Тьфу ты! Десяткин быстро оделся и бросился на улицу.
        Выскочив из подъезда, Валера направился было к стоявшей поодаль «копейке», но потом передумал и решил пешком дойти до своей лавки. Он взглянул на часы: было почти десять. Хотя день только начинался, жара уже давала о себе знать. Настоящий зной был еще впереди, но голова у Десяткина гудела, словно с перегрева. Откуда-то повеяло слабым, но очень резким запахом каких-то пряностей. Запах ввинтился в ноздри, и в левый висок «затюкал дятел». Боль была не сильной, но Валера чувствовал, что вряд ли быстро она пройдет.
        Он страдальчески поморщился и хотел вернуться за анальгином, но передумал, решил купить таблетки по дороге.
        Десяткин медленно шел по теневой стороне улицы и старался не думать о головной боли. Народу вокруг пока немного: вот пробежала стайка мальчишек, прошествовал навстречу важный пенсионер с молочным бидончиком, облаченный, несмотря на жару, в солидный темный пиджак, украшенный рядами орденских планок. Десяткин глянул на планки, и «дятел» у него в голове задолбил гораздо энергичней. До аптеки оставалось совсем немного, и Валера уже представлял, как сейчас проглотит две таблетки анальгина и запьет их стаканом ледяной воды в ближайшем кафе. И вдруг ему показалось: впереди мелькнула знакомая фигура. Он присмотрелся… Так и есть. Она! Метрах в двадцати от него шла Мара. Он прибавил шагу. Женщина, казалось, тоже пошла быстрее. Но странно: между ней и Десяткиным обязательно кто-то находился, поэтому он не мог бы с уверенностью сказать, что это именно она, Мара. В настоящий момент дорогу загораживала группа долговязых подростков. Десяткин попытался обогнать парней, но те разместились на тротуаре таким образом, что почти полностью его перегородили. Молокососы явно никуда не торопились, они шаркали по пыльному
асфальту своими разбитыми кроссовками, перебрасывались идиотскими шуточками и громко смеялись.
        Валера и так, и эдак вытягивал шею, стараясь разглядеть шедшую впереди женщину, но ничего не получалось. Тогда он рванул напролом, расталкивая юнцов. Однако прорыв удался лишь наполовину, потому что кто-то ухватил его за рукав рубашки. Десяткин глянул через плечо. Высокий прыщеватый парень дыхнул на Валеру чесночным перегаром.
        - Ты что, дядя, по морде захотел?- ухмыльнулся прыщавый.
        Его приятели тем временем обступили нашего героя. Силы были слишком неравны. Десяткин резким толчком отбросил прыщавого и бросился вперед.
        - Держи его!- раздались сзади истошные вопли, но Валера уже во весь дух мчался вдогонку за предполагаемой Марой.
        Однако Мары нигде не было видно.
        - Потерял!- воскликнул он с отчаянием в голосе. На него стали оглядываться.
        Валера, не обращая внимания на реакцию публики, завертел головой во все стороны. Наконец ему показалось, что таинственная гражданка стоит на троллейбусной остановке. Он опрометью, расталкивая прохожих, бросился туда. В эту минуту подъехал троллейбус, и люди стали подниматься по ступенькам. Мара вошла вместе со всеми. Десяткин, как безумный, ринулся к дверям и последним заскочил в троллейбус. Народу в салоне оказалось с избытком. Валера попробовал протиснуться вперед.
        - Полегче, молодой человек,- услышал он рядом чей-то голос, но даже не обернулся. В бок кто-то больно саданул локтем, со всех сторон раздавались недовольные голоса, но Валера упрямо пер вперед.
        Однако где же она? Десяткин отчаянно вертел головой, но обнаружить объект преследования не удавалось.
        - Пьяный,- услышал он рядом дребезжащий старушечий голос.- Нажрутся с утра и безобразят. Ишь какой!..
        - А что с них, нынешних, взять?- поддержал бабку доброхот одного с ней возраста.- Чего они видели, чего знают, им лишь бы нахапать побольше да нажраться…- Сквозь гул голосов до Десяткина долетело: «ничего святого…»,
«заградотряд…», «Сталина на них нет…» И вдруг в сознание врезалось и разорвалось в мозгу, точно граната, слово «Чернотал», донесшееся откуда-то из-за спины. Десяткин резко обернулся и очутился лицом к лицу с Марой.
        - Ты?- прошептал он.
        Она молча смотрела на него своими странными глазами.
        - Ты?!- заорал он на весь троллейбус.- Почему ты ушла?!
        Она не отвечала, лишь едва заметно усмехалась.
        - Так это ты или нет?- Он схватил ее за плечи и начал трясти.
        - Помогите, убивают!!!- заверещали прямо в лицо, и изумленный Десяткин увидел, что перед ним вовсе не Мара, а какая-то вовсе незнакомая старушенция с выкатившимися от испуга белесыми глазами.
        - Убивают!!!- продолжала вопить бабка.
        - Хулиган!- кричали трудящиеся.- В милицию его!..
        - Вяжи!..
        Он попытался вырваться, но куда там… Вся ненависть к подобного рода молодчикам, разгуливающим в будний день в шелковых рубашках «армани» и пристающих в общественном транспорте к старушкам с сексуальными домогательствами, выплеснулась наружу. Антиквара подхватили под белы рученьки, и вот он уже трясется в жестком милицейском «газике».
        - Кто таков?- совсем скоро услышал Валера равнодушно-строгий глас.
        Вопрошающий, старший лейтенант лет тридцати, смотрел на Десяткина без всякого интереса, словно на таракана.
        Десяткин потупился и промолчал.
        - Пьян?- поинтересовался «гражданин начальник».
        - Вроде нет…- отвечали блюстители порядка в сержантских чинах.- К старухе в троллейбусе приставал.
        - Извращенец?- с веселым изумлением произнес «старлей».- Геронтофил… Ну вот ты и попался, Пенкин!
        - Почему Пенкин?- удивился Валера.- Моя фамилия Десяткин.
        - А потому,- с веселой улыбкой сообщил милиционер,- что Пенкин - условное обозначение извращенцев-маньяков вроде тебя. А то, что ты назвал фамилию,- это неплохо, даже очень хорошо. Если, конечно, не врешь. Так, где тут у нас ориентировка?- Он извлек из кучи бумаг машинописный листок и помахал им перед носом Десяткина.- Давно мы за тобой охотимся. Значит, бабушек предпочитаешь? Конечно… На вкус и цвет… И все же не пойму: что вы, извращенцы, в них находите?
        - Я не извращенец,- прошептал Валера.
        - А это мы сейчас узнаем,- подмигнул старший лейтенант и стал вглядываться в тускую машинопись.
        - Волосы темно-русые,- прочитал он и посмотрел на соломенную шевелюру Десяткина.- Допустим. Глаза карие.- Он уставился в голубенькие очи Валеры.- Что ж, все зависит от освещения. Плотного телосложения? Мог и похудеть, побегай-ка за бабками… Вроде все сходится… Так как говоришь, твоя фамилия, где живешь?- Он принялся заполнять какую-то бумагу.- Поедешь друг-извращенец в дом дураков, там тебе экспертизу устроят. Я ведь не психиатр, ты уж извини, хотя здесь и психиатром стать недолго.
        Рука милиционера потянулась к телефону. Он коротко и веско изложил кому-то суть дела, потом положил трубку и почти ласково посмотрел на Десяткина.
        - Сейчас за тобой приедут, геронтофил, а пока посиди на лавочке.- И он кивнул на обшарпанную казенную скамью.
        Валера присел и задумался. Переплет, в который он попал, ничего хорошего не сулил, но, с другой стороны, может, оно и к лучшему? Ясное дело, что с ним что-то не так… Все эти галлюцинации… С чего они? Ведь должно же быть какое-то объяснение. Он болен, конечно, болен… Может, в психушке разберутся в причинах? А если это всего лишь недоразумение, то наверняка отпустят. Чего им зря его держать? Успокаивая себя подобными рассуждениями, Валера дожидался дальнейшего развития событий, и они последовали.
        Через полчаса прибыл микроавтобус. Десяткину надели наручники и в сопровождении двух милиционеров повезли неведомо куда.
        Впрочем, ведомо. Очень даже ведомо. Антиквара везли в городскую психиатрическую больницу.
        Машина остановилась перед одноэтажным бараком. Десяткина аккуратно взяли за локти и помогли ему выбраться из автобуса. И вот он уже в маленькой беленькой комнатке, сидит на привинченном к полу табурете, тупо уставившись в угол. По обе стороны стоят «архангелы» и во все глаза смотрят на своего подопечного. А
«дятлы» в голове у Валеры как бы размножились, потому что теперь долбили во многих местах, правда, трудились «дятлы» как-то нехотя, что называется, не в лад. Головная боль ушла куда-то вглубь и уже почти не беспокоила, а казалась неотъемлемой частью всего происходящего.
        В тот момент, когда Валера прислушивался к своим ощущениям, в белую комнату вошел грузный пожилой мужчина, тоже облаченный в белое, а следом за ним - молодец в грязноватом халате.
        Белый мужчина молча взял из рук милиционера бумагу и стал ее читать, отстранив далеко от глаз. Время от времени он поглядывал на Валеру.
        - Освободите ему руки,- сказал наконец пожилой мужчина.
        Милиционер снял с Десяткина наручники, и тот потер онемевшие запястья.
        - Итак,- сказал «белый», кивком головы отпуская милиционеров,- что с вами случилось?
        - Да ничего,- ответил Десяткин,- попал сюда явно по ошибке.
        - Так-так,- успокоительно произнес «белый».- А как понимать - «по ошибке»? Что, собственно, произошло?
        - А вы, извините, кто такой?- в свою очередь, поинтересовался Валера, вглядываясь в одутловатое лицо сидящего напротив него человека.
        - Я врач, зовут меня Иван Софронович, буду вас лечить.
        - Меня лечить не нужно, я совершенно здоров.
        - Так что с вами случилось?
        - Ехал я в троллейбусе, ну и… Обознался.
        - То есть?
        - Одну старушку принял за свою знакомую.
        - А потом?
        - Да обыкновенно, взял ее за плечи…
        Молодец в засаленном халате глумливо хмыкнул.
        - Серафим!- одернул его Иван Софронович.- Вы продолжайте, не обращайте внимания,- сказал он Десяткину.
        - Говорю, обознался. А они схватили меня… Притащили в милицию. Назвали извращенцем, еще как-то… Гера… гаро…
        - Геронтофилом?
        - Вот-вот. Как вы сами понимаете, доктор, я не извращенец. Да и будь я, к примеру, извращенцем, стал бы я приставать к старой карге в людном месте? Ведь так?
        Доктор молча кивнул.
        - Вот именно. Беда в другом. Сегодня, с раннего утра мне мерещится всякая чепуха.
        - Покажите руки,- неожиданно попросил Иван Софронович.
        - Что? Пожалуйста.- Десяткин протянул доктору обе руки.
        Засаленный молодец приблизился к Валере.
        Доктор осмотрел кисти, заглянул зачем-то между пальцев.
        - Наркотики не употребляете?- поинтересовался врач.
        - Что вы!
        - Пьете?
        - Не больше обычного,- уклончиво ответил Валера.
        - Так вы говорите, мерещится вам? Что, например?
        - Дело в том,- Десяткин понизил голос,- что вчера я познакомился с одной женщиной… Ну и… Провел с ней ночь. Когда проснулся, ее уже в квартире не было, и вот…- Он задумался.- И вот мне стало казаться, что я ее вижу. Сначала дома, потом на улице…
        - Что значит дома?
        - Ну, на картине, потом на фотографии. Глупости, конечно… На улице она впереди меня шла, потом залезла в троллейбус. Короче, я за нее ту старуху и принял.
        - Ну-ну. А чем вы, собственно, занимаетесь?
        Валера внимательно посмотрел на врача, почувствовав в вопросе некий подвох, но тот смотрел прямо и открыто, вроде бы даже доброжелательно.
        - Антиквариатом торгую.- Антиквариатом?
        - Древностями разными…
        - Это не ваша ли лавочка на улице Перова?
        - Моя.
        - Интересно. Я иногда туда захаживаю. Дело в том, что я коллекционирую монеты. Антику.
        - Редкое хобби для нашего города, не часто я встречал здесь античные монеты.
        - Вы правы!- оживился доктор.- Пополнять коллекцию чрезвычайно трудно, но я состою в переписке с многочисленными собирателями, меняю, покупаю…
        - В нашем городе лишь один человек интересуется подобными вещами с коммерческой точки зрения,- сообщил Десяткин.- Некий Боря… Не знакомы, случайно?
        Иван Софронович неопределенно пожал плечами, не то подтверждая, не то отрицая факт знакомства.
        - Так расскажите, с чего, собственно, у вас все началось?- положив конец
«доверительной беседе», официальным тоном проговорил доктор.
        - Что началось?
        - Галлюцинации.
        Десяткин, почувствовав перемену в поведении врача, насторожился.
        - Да никаких галлюцинаций, в общем-то, и не было.
        - Ну как же?! Ведь сами рассказывали…
        Валера потупился, соображая, как бы выкрутиться. Ему очень не хотелось выступать в роли психа.
        - Никаких необычных… явлений,- намеренно не употребляя слово «галлюцинации», начал он,- у меня не наблюдалось. Действительно, проезжая в троллейбусе, я обознался и принял незнакомую мне пожилую гражданку за свою знакомую. То есть… Не то, чтобы знакомую, а, так сказать, известную мне… Хотя на самом-то деле она мне не знакома…
        Врач с санитаром переглянулись. Десяткин заметил это и еще больше смутился. Он чувствовал, что говорит не то.
        - Серафим!- Иван Софронович обратился к санитару.- Пригласите, пожалуйста, сестру.
        Молодец указал глазами на Десяткина.
        - Ничего-ничего,- успокоил врач.- Мы тут пока побеседуем.
        - Послушайте, доктор, вы что, за дурака меня считаете?!- воскликнул Валера, не на шутку встревожившись.
        - Батюшки,- всплеснул руками Иван Софронович,- да с чего вы взяли?
        - Голова что-то болит,- нервно позевывая, сообщил Десяткин.
        - Понимаю. Сейчас придет сестра, смеряет вам давление, температуру, потом получите таблетки, немного отдохнете…
        - Я не хочу отдыхать, мне домой надо…
        - Конечно-конечно, никто вас задерживать и не собирается.
        Десяткин успокоился и, сидя на табурете, принялся болтать ногами.
        - А, скажите, доктор,- спросил он осторожно,- может, я действительно перегрелся? Ведь почти двое суток на ногах… Возможны ли в подобной ситуации какие-нибудь отклонения?
        - Возможны,- кивнул доктор.- А вот и сестра… Лидия Николаевна, измеряйте, пожалуйста, больному температуру и давление.
        - Я не больной!- вскричал Десяткин.
        - Конечно, не больной,- успокоил его врач.- А это,- он кивнул на сестру,- просто формальность.
        - Температура нормальная,- пять минут спустя сообщила сестра.- Давление - немного повышено.
        - Переволновались,- сочувственно проговорил врач.- Пожалуйста, выпейте.- Он протянул Валере две таблетки розоватого цвета.
        Десяткин машинально отправил таблетки в рот и запил их водой из услужливо подсунутого санитаром стакана.
        - Вот и отлично,- удовлетворенно произнес Иван Софронович, и его жабье лицо скривилось в усмешке.- Теперь - небольшой отдых, и все будет в порядке.- С этими словами коварный врач покинул беленькую комнату.
        - Пойдем, братан,- бесцеремонно обратился к пациенту санитар.
        - Куда?- не понял Десяткин.
        - В отделение. Да ты не унывай. Переночуешь - и вперед.
        - Как переночуешь?- не понял Десяткин.- А домой?
        - Домой?.. Завтра с утра придет доктор, посмотрит тебя, а там видно будет.
        - Ах так?!- закричал антиквар.
        - Ты полегче,- беззлобно проговорил санитар,- не надо тут пургу мести. Обломаем. Не таких обламывали… Давай, кореш, без базара. Иди спокойно, переодевайся, нечего зря понты разводить. Ты ведь вроде парень не дурак. Потом все можно решить, но не сразу. Так что давай без глупостев.
        Валера внял разумным доводам санитара и поплелся переодеваться. Минут через двадцать его умыли, переодели и даже подстригли ногти на руках и ногах. Сервис, что и говорить, был на высоте. Запахнув на груди застиранную пижаму, Валера, сопровождаемый бдительным санитаром, направился в отделение.
        Щелкнул замок, лязгнула дверь, и Десяткин очутился в покоях, о каких до сих пор и не помышлял.
        Хотя на улице стоял июль и царила несусветная жара, здесь было сумрачно и прохладно. В нос антиквару шибанул запах прогорклой пищи и несвежего белья. Его бесцеремонно взял за лацкан пижамы молодой человек, казалось, родной брат санитара из приемного покоя, и молча потащил за собой. Десяткин решил не сопротивляться.
        - Вот твое место,- буркнул парень и толкнул беднягу на металлическую койку.
        Железки кровати жалобно звякнули, и Валера, рухнув на вонючее одеяло мышиного цвета, принял позу зародыша в материнской утробе. Беспросветный мрак обступил его. Однако вскоре из этого мрака начали выползать тени…
        (Представления о доме скорби у Десяткина были самые смутные. Правда, много лет назад один его приятель трудился в должности санитара в этом богоугодном заведении. И как-то раз, после бутылочки «агдама», он рассказал Валере много занимательного о своей работе. Наш герой от души смеялся, слушая рассказы приятеля. И с тех пор дурдом представлялся Валере неким филиалом цирка.)

…Из полумрака неожиданно вынырнула фигура неопределенных очертаний, и глуховатый баритон изрек:
        - Ты кто?
        - Человек,- не растерялся Валера.
        - Уверен?
        Валера задумался: «А действительно…»
        - Человека привезли!- неожиданно заорала фигура.- Человека!!!
        Кровать антиквара обступили пациенты.
        - А скажи, человек,- продолжала расспрашивать фигура,- как там, на воле?
        - Ничего,- ответствовал Десяткин.- Правда, жарко…
        - Жарко… жарко…- прошелестела толпа.
        - А кто правит нами?- вопрошал смутный силуэт.
        - Как кто?- удивился Валера.- Ельцин!
        - Он царь?
        - Президент.
        Темный человек заплакал.
        - Ты чего?- снова удивился Валера.
        - Он там… Я тут… Томлюсь… На троне самозванец… И поелику мне… Угрюмые лета… Последний оборванец…
        - А скажите, милейший,- оборвал эти причитания доброжелательный голос,- как там поживает Александр Владимирович?
        - Какой Александр Владимирович?- не понял Десяткин.
        - Руцкой.
        - Поживает?.. Я, собственно, с ним не знаком… Наверное, живет неплохо…- пробормотал Десяткин.
        - Когда выступаем?- спросил тот же голос.
        - В каком смысле?
        - На штурм.
        Однако Десяткин не успел назвать точную дату выступления, потому что беседа была нарушена жестяным голосом нянечки, приглашавшей больных к обеду.
        Все сразу потеряли интерес к Валере, и он остался в одиночестве.
        - Вставай, новенький,- услышал он над своей головой.- Двигай в столовую.
        Но Валере есть не хотелось; он поудобнее устроился на своем лежбище и задремал.
        Проснулся он от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо.
        Десяткин вскинулся и различил в полутьме горбоносое злое лицо и сверкающие глаза.
        - Курить есть?- спросил незнакомец.
        - Нету,- растерялся Десяткин.
        - А чай?
        - Откуда?
        - Так ведь ты только что с воли…
        - На улице меня забрали. Понимаешь, ни сном ни духом…
        - А, на улице?..- протянул горбоносый.- Значит, ничего не заховал?
        Десяткин удрученно помотал головой.
        - А бабки?
        - Сдал, когда переодевался.
        - Ну ты лох…
        - Так все равно завтра выпустят.
        - Завтра? Ты, парень, что-то путаешь. На один день сюда не запирают. Месячишко прокантуешься, а то и больше.
        - Не может быть. Ведь доктор обещал…
        Горбоносый хмыкнул.
        - Они всем обещают. А как иначе? А то бузу затеешь. Начнешь коленца выкидывать. Нельзя! У меня, вон, принудлечение. Уж лучше здесь, чем на зоне… А ты - лох. Без курева и чая здесь долго не протянешь. Впрочем, поправить недолго. Черкни маляву на волю. Я передам. А ты мне за это печатку чая. Добре?
        - Какую маляву?
        - Ну, записку бабе твоей или еще кому. Чтобы знали, где ты есть, и дачку принесли. Усек?
        - Усек,- промычал Валера, потрясенный сообщением незнакомца.- Ладно, я подумаю.
        - Думай пошустрее.- С этими словами горбоносый удалился.
        Валера откинулся на серую и плоскую, как доска, подушку и закрыл глаза. Он был в отчаянии. Месяц! Или того больше. Но ведь этого не может быть! Без него все полетит к черту, товар останется без присмотра, должники… кредиторы… Нет, даже страшно представить… Что же делать? И почему с ним такое случилось? Неужели - случайность? А если нет? И он снова попытался восстановить цепочку событий.
        Вся эта галиматья началась с ним после прихода непонятной девки. Спал он с ней или не спал? Вроде спал. А потом? Она исчезла, ничего не сказав, и началось… все это. Глюки. Еще спервоначалу у него возникли подозрения. Потом они пропали, но теперь… А если ее все-таки подослали? Конкурент Боря. А что? Очень может быть. Про то, что он отправился в Чернотал, Боря, конечно, знал, потому и послал следом за ним «бээмвэшку». Проследить, значит. А уж на другой день, на выезде из деревни, подсунул девку, чтобы она запомнила его в лицо. Да и просто познакомилась. А после того как он, Десяткин, высадил красотку возле тополей, та, естественно, прыгнула в другую тачку - и вперед. Правда, он точно помнил, иномарка его больше не обгоняла. Ну и что? Они вполне могли поехать другой дорогой. Тут в степи их полным-полно. Затем эта самая Мара является к нему домой, строит глазки, раздевается и… Короче, траванула его чем-то. Но ведь они ничего не пили… Так ли уж? Совсем ничего. Может, чай, воду, наконец… А может, она ему, сонному, сделала укол или влила что-нибудь в рот? Конечно, все это довольно мудрено, да и
непонятно, для чего затеяно. Если бы он, Десяткин, так уж мешал Боре, не проще ли было припугнуть его, избить, в конце концов? Все так. Но ведь должно же быть какое-то объяснение…
        Десяткин вдруг вспомнил про врача, который определил его сюда. Иван Софронович… Он, кажется, говорил, что знает Борю, вернее, намекал, что знает. Прямо, гад, не сказал. Неужели все подстроено? Боря дал этому Софронычу на лапу, и тот законопатил Валеру в дурдом и продержит тут, сколько заблагорассудится. Труба!
        Что же делать? Передать через этого уголовника записку на волю? Но кому? Жены в городе нет. Близких друзей, кому можно доверять,- тоже не имеется. Так что же делать? Что делать? В полумраке сновали серые тени, и Десяткину вдруг стало так страшно, что он заплакал. Поплакав немножко, он снова задремал. Проспал и ужин, а когда проснулся, тотчас сообразил, что на дворе ночь. По отделению разносился тяжелый храп, изредка перемежающийся стонами и прочими звуками. Валера вздохнул и перевернулся на другой бок. Все те же мрачные мысли одолевали его: что же все-таки случилось и как освободиться? Ведь здесь и впрямь недолго сойти с ума…
        Десяткин ворочался с боку на бок, отчего древняя кровать пела всеми своими пружинами на разные лады,- очевидно, повидала на своем веку не одну сотню горемык, подобных нашему герою.
        Вдруг рядом с кроватью послышалось какое-то бормотание. Страдалец открыл глаза и с ужасом увидел: рядом колеблется что-то белое и бесформенное. От страха Валера громко икнул.
        - Тише,- послышался приглушенный шепот.
        - Кто это?- со всхлипом произнес антиквар.
        - Молчи, дурень!
        Десяткин закрыл рот, лязгнув зубами.
        - Вставай,- прошептала белая фигура, и Валера понял, что перед ним женщина в белом халате.
        Он покорно поднялся.
        - Ты хочешь отсюда выйти?- спросила незнакомка.
        - Еще бы,- пискнул Десяткин.
        - Могу помочь, но не бесплатно.
        - Сколько?
        - Тысяча долларов.
        - У меня с собой нет, но я отдам, клянусь, отдам…- с горячностью заметил Десяткин.
        - Идем,- приказала женщина.
        Она взяла его за руку, и Десяткин невольно удивился - какая у нее сухая и жаркая ладонь… Не зная, что и подумать, Валера покорно засеменил следом за женщиной. Щелкнул замок, и заветная дверь распахнулась. Путь к свободе был открыт. «Какая тысяча долларов?!- пронеслось в голове у Валеры.- Да хоть миллион… хоть миллиард…»
        Они вышли в небольшой, совершенно пустой вестибюль. Женщина все так же крепко сжимала руку Валеры, и он вдруг понял, что его испытания не кончились.
        В тусклом свете пыльной лампочки Десяткин попытался рассмотреть лицо своей спасительницы. На вид - лет сорок, грузная, широкобедрая, туго обтянутая белым халатом… «Должно быть, сестра или нянечка»,- предположил Десяткин.
        - Я принесу,- прошептал он, имея в виду доллары.- Завтра…
        Но женщина тащила его за собой, не говоря ни слова.
        - Куда это мы?- забеспокоился Валера.
        - А вот сюда,- сказала женщина и втолкнула его в какую-то каморку.
        Вспыхнул свет, и Валера увидел, что находится скорее всего на каком-то складе. У стен стояли ящики, тут же лежали горы матрасов.
        Десяткин в полнейшей растерянности таращился по сторонам, совершенно не понимая суть намерений странной медички. Однако разъяснение последовало очень скоро. Женщина вдруг провела руками по телу Десяткина, и он, даже сквозь пижаму, почувствовал, какие горячие у нее пальцы.
        - Раздевайся,- хрипло произнесла она.
        - Ой!- пропищал антиквар.- Я не смогу…
        Женщина между тем стаскивала с него пижаму с такой поспешностью, что дурдомовская униформа трещала и расползалась.
        - Я столько пережил за последние сутки,- пролепетал пленник.- Наверное, у меня ничего не получится…
        Медичка яростно толкнула Валеру, и он упал на валявшийся на полу матрас. Она же, быстро скинув халат, рухнула прямо на него.
        К своему величайшему удивлению, Валера почувствовал, что вполне готов к предстоящим забавам. Несколько смущенный этим открытием, он затрепыхался под своей «спасительницей», пытаясь освободиться из ее горячих объятий.
        - Лежи,- прохрипела медичка,- и Валера покорился грубому насилию.
        Он судорожно ощупывал потную спину женщины, невиданных размеров ягодицы. Ощупывал жесткие, словно проволочные, волосы своей новой подруги.

«Но почему она такая горячая»,- недоумевал Валера, подстраиваясь под ритм темпераментной гражданки.
        - А теперь сверху!- приказала женщина.
        Валера покорно приподнялся… При этом он заглянул в ее лицо - и невольно вздрогнул. Может, ему показалось?.. Да, конечно, всего лишь показалось. Или?.. Он наклонился и всмотрелся в лицо незнакомки. Глаза женщины были закрыты, губы ее кривились в похотливой гримасе, в уголках полуоткрытого рта пузырилась слюна. Мара? Не может быть! Разве похожа эта толстая телка на прекрасную стройную молодицу. И все-таки…
        - Ты чего?- не открывая глаз, прохрипела женщина - очевидно, уловила некоторый сбой в движениях партнера.- Давай-давай, отрабатывай, милок, свободу.
        - Вас как звать?
        - Для чего тебе? Или жениться хочешь?
        - Мара?
        Женщина хохотнула.
        - Точно, Маруся. Ну давай же!
        - Но этого не может быть?!- воскликнул Десяткин. Все поплыло у него перед глазами. Жаркая мгла навалилась, спеленала по рукам и ногам. Валера задыхался, стонал, молил о пощаде. На зубах скрипел песок. Он лежал посреди огромной раскаленной безводной степи, а рядом пребывало некое существо, подобрать название которому он не мог. Да рядом ли? Не в нем ли самом, не внутри ли оно поселилось, это существо, опустошающее, высасывающее у него по капле жизненные силы, иссушающее?.. Но в то же время - какое наслаждение! Никогда, никогда еще не испытывал он ничего подобного. Это гибельное слияние наполняло душу восторгом и смертельным ужасом. Сознание меркло, съеживалось и, наконец, погасло. Последнее, что представилось затухающему разуму: огромная паутина, в которой барахтается он - Десяткин.
        Пробуждение. Валера сладко потянулся, стряхивая остатки сна,- и вдруг вспомнил… Значит, это был только сон? Ведь он лежал в собственной кровати, совершенно раздетый, и рядом никого не было. Неужели всего лишь ночной кошмар? Но почему голый? Он приподнялся, осмотрелся. Трусы валялись рядом с кроватью; вся остальная одежда - аккуратно сложена на стуле. Так был ли он в дурдоме? Если был, то как его вещи оказались дома? А ведь он прекрасно помнил, как сдавал их в приемном покое… И где тогда больничное тряпье? Он вскочил, схватил со стула брюки, проверил карманы. Все было на месте: деньги, ключи от машины и квартиры, записная книжка… Правда, его одежда лежала на стуле в таком порядке, который для него был вовсе не характерен. И что это значит?.. Значит, его принесли сюда, пока он находился в беспамятстве. Но зачем? И кто это сделал? Уж не медсестра ли? Опять ничего не вяжется. Да и случилось ли с ним все - или приснилось?
        Он вспомнил ласки медички. Сначала было вроде противно, а потом… Потом он испытал небывалый восторг. Точно такой же, как накануне с Марой. Стоп! Ведь эта медсестра… была похожа на Мару!

«Так что же все-таки происходило?- спрашивал себя Десяткин.- А ведь несложно проверить… Садись в машину и поезжай в психбольницу, узнай, существует ли такой доктор - Иван Софронович. Заодно попытайся отыскать страстную медичку и не забудь отдать ей тысячу долларов за освобождение». Валера хмыкнул.
        Конечно, никуда он не поедет. Но что же предпринять? А не проще ли отправиться к Боре и расставить точки над «и». Почему бы им в конце концов не объясниться? Конкуренция конкуренцией, но ведь и обычные человеческие отношения существуют. Может быть, Боря преследует какие-то непонятные ему, Десяткину, цели? Вот пусть и скажет.
        Валера стал одеваться. Странные он испытывал ощущения. Необычайная легкость владела всеми членами; тело было словно невесомое. Валера прошел на кухню, открыл холодильник, набитый продуктами. Есть совершенно не хотелось. Заставляя себя хоть что-то проглотить, он отрезал крошечный кусочек сыра, пожевал его, но в итоге выплюнул все в унитаз. Напоследок он прошелся по комнатам, равнодушно глянул на кучу добра, привезенную из Чернотала, и покинул свое обиталище.
        В отличие от Десяткина, снимавшего угол в большом универмаге, у Бори имелся собственный маленький магазинчик, преобразованный в таковой из общественной уборной. Еще в самом начале коммерческой вседозволенности два шустрых молодца смекнули, что на естественных потребностях граждан можно делать неплохой бизнес. И доступный некогда любому жителю города вонючий сортир превратился в благоухающий дезодорантом платный туалет. Брали недорого - двадцать копеек, потом подняли цену до рубля. Ну а дальше с дензнаками стала происходить столь непонятная чехадра, что простой народ перестал посещать благоуханные чертоги, предпочитая подворотни и кустики. Богатые же люди, проносившиеся мимо на иномарках, и вовсе не замечали гостеприимно распахнутых дверей. И напрасно владельцы «уголка отдохновения» зазывали посетителей музыкальными новинками, громыхающими среди кафельной белизны. Даже проникновенный голос Шуфутинского, доверительно рассказывающий про Таганку и ночи, полные огня, не привлекал население. Тогда бойкие владельцы туалета быстренько продали убыточное предприятие, и в нем открылся офис фирмы, торгующей
соломой и сеном. Но и у этой коммерческой структуры что-то не заладилось. В итоге помещение перешло к Боре, и над дверьми появилась вывеска со скромной надписью «Раритет».
        Местопребывание конкурента давало Десяткину и его «шестеркам» прекрасный повод для бесконечного зубоскальства. Шуточки про унитазы и биде не сходили у них с языка, а иногда, раздосадованный неуступчивостью клиента, Десяткин говорил:
«Отправляйтесь в сортир, там дешево». Или: «Отнеси свою цацку в „Раритет“, там тебе за нее дерьма полный мешок отсыплют». Грубоватый юмор маскировал вполне понятную досаду на конкурента, имевшего к тому же собственное помещение.
        Сам Боря захаживал к Десяткину довольно часто, нисколько не смущаясь неприязнью конкурента. Валера же сегодня переступил порог «Раритета» в первый раз - доселе гордость не позволяла. Конечно, никакого кафеля, тем более унитазов и биде, тут не было и в помине. Не было и различных излишеств в виде зеркал, хромированных витрин и дорогих светильников. Разумная простота присутствовала во всем. На полках стояла примерно такая же дребедень, что и у Десяткина, а сам хозяин сидел за прилавком и что-то писал.
        - Привет,- сказал Валера.
        Боря поднял голову. Казалось, в первую минуту он не узнал своего гостя.
        - А-а…- протянул он наконец.- Валерий Павлович. Очень рад.- На лице его появилась вежливая улыбка. В отличие от вспыльчивого Десяткина Боря улыбался практически всегда и никогда не повышал голос; он вообще был человек скромный и обходительный.
        - Ты что-то уж очень исхудал,- сказал Боря.- Я тебя даже и не узнал в первую минуту. Уж не заболел ли?

«Точно,- пронеслось в голове у Валеры,- он и натравил на меня дурдомовских псов, а теперь, вишь ты, издевается…»
        - Вот о болезни я и пришел поговорить,- наливаясь злобой, проговорил Валера.
        - О болезни?- удивился Боря.- Но я не доктор…
        - Зато у тебя имеются знакомые доктора.
        - Естественно, если нужна помощь…
        - Ты уже помог мне, еще как помог!
        - Не понял?
        - Ведь ты же упрятал меня в дурдом…
        Вежливая улыбка сползла с лица Бори.
        - Ты в своем ли уме?
        - В своем!- заорал Десяткин.- В том-то и дело, что в своем!!! А меня в психа превратить хотят.
        Боря слегка побледнел и поднялся со стула. Худенький мальчик, разглядывавший монеты, с испугом посмотрел на Десяткина.
        - Валя!- крикнул Боря,- присмотри за товаром.- Из глубины помещения выплыла дородная женщина и, не обращая внимания на гостя, уселась на место хозяина.
        - Пойдем,- сказал Боря.
        Боря прошел в маленькую комнатушку, заваленную разным старьем, и кивнул Десяткину на древнее кресло с разползшейся обивкой. Сам же уселся на массивный табурет и внимательно посмотрел на Валеру.
        - Ты чего шумишь?- спросил он с добродушной улыбкой.- Выдвигаешь какие-то нелепые обвинения…
        Не встретив ожидаемого отпора, Десяткин смешался.

«А может, я и вправду… того. Зря затеял все это,- подумал Валера.- Может, он ни в чем не виноват?»
        - Я, конечно, не утверждаю наверняка,- пробормотал Валера,- но мне казалось…- Он замолчал, обдумывая, как объяснить поделикатнее, что же именно ему казалось.
        Боря ждал.
        - Короче, я думаю, что ты меня подставил,- выпалил он наконец.
        - То есть?
        - Хочешь устранить?!- вновь распаляясь, воскликнул Десяткин.
        - Зачем?
        - Как конкурента.
        - Но ты мне не мешаешь.
        - Да брось! Как это не мешаю?- обалдел Валера.- Очень даже мешаю…
        - Поверь, нисколько не мешаешь. Ты лучше расскажи, что с тобой случилось.
        - Ладно,- сказал Десяткин.- Слушай…
        И он подробно, со всеми деталями, изложил произошедшее с ним. Хотя рассказ получился довольно длинный, Боря ни разу не перебил Десяткина, лишь изредка молча кивал. Время от времени Десяткин напряженно вглядывался в лицо слушателя, пытаясь прочесть его мысли, уловить скрытую насмешку, но лицо Бори оставалось серьезным, даже обычная улыбка куда-то исчезла.
        Наконец Валера умолк. Несколько раз кашлянув, он достал сигарету.
        - Все?- спросил Боря.
        - Ну.
        - И ты считал, что во всей этой истории замешан я?
        - Естественно.
        - Но почему «естественно», почему?!
        Десяткин, не спрашивая разрешения, закурил, потом искоса взглянул на хозяина
«Раритета».
        - Не знаю,- сказал он наконец.- Уж как-то так… получилось…
        - Клянусь детьми своими, я тут ни при чем.
        - Тогда как же все объяснить?
        - Ты совсем в дороге не пил?
        - Что вам всем далось: пил, не пил? Выпил грамм сто коньяка, пока ехал. Потом в деревне… Там, можно сказать, набрался. Ну и что из того? Не первый раз. И ведь проспался, назад отправился абсолютно трезвый.
        - Тогда одно из двух: или ты действительно заболел, или…
        - Что или?!
        Боря отвел глаза.
        - Ты же, наверное, в колдовство не веришь, в сглаз?
        - Чего?!
        - Не веришь, говорю, в колдовство?
        - Ладно.- Десяткин поднялся.- Пойду я… Сам как-нибудь разберусь.
        - Постой,- сказал Боря.- Ты не горячись и не совершай необдуманных поступков. Я попробую навести справки. Потолковать с информированными людьми.
        - Какие справки?! Хочешь разболтать всем: мол, у Десяткина крыша поехала?
        - Вот ты опять! Никому я ничего разбалтывать не собираюсь. Я бы на твоем месте пошел домой и переждал денек, а завтра я к тебе зайду…
        - Не надо,- твердо сказал Десяткин.- Я уж как-нибудь сам.
        - Послушай, как только ты вошел, я сразу заподозрил неладное. Уж больно ты изменился. Прямо-таки другой человек… Осунулся, постарел, и это все буквально за считанные дни. Последний раз мы встречались ровно неделю назад.
        - За три дня,- сообщил Десяткин.- Три денька прошло с тех пор, как я подался в Чернотал. Ты, Боря, извини, если что не так…- Валера вдруг почувствовал раскаяние.- Я вовсе не хотел устраивать скандал… просто нужно объяснить, хотя бы самому себе, что же происходит. Или я действительно свихнулся, или…- Он криво усмехнулся.
        Боря сочувственно посмотрел на Десяткина и вздохнул.
        - Послушай,- сказал он неожиданно,- а как звали ту женщину, которую, по твоим словам, ты непрерывно встречаешь?
        - Мара.
        - Это что за имя такое?
        - Кто его знает, я в ее паспорт не заглядывал.
        - А фамилию не знаешь?
        - Какая там фамилия?!
        - Все-таки я бы тебе посоветовал посидеть некоторое время дома.
        Десяткин молча кивнул и отправился восвояси.
        Выйдя из стен гостеприимного заведения, он нос к носу столкнулся с Флегонтычем-Ферапонтычем.
        - Здорово, Валера!- воскликнул тот.- А что это ты здесь делаешь? У еврея был? Так вроде ты к нему не ходок. В чем дело? Изменил принципам? Нехорошо…
        - Заткнись!- грубо оборвал Флегонтыча-Ферапонтыча Десяткин.- Сам-то ты чего здесь околачиваешься? Ведь говорил, что к Боре ни ногой…
        - Просто шел мимо,- объяснил старик.- Что уж мне, ходить нельзя? Тем более что люблю я это место. Тут раньше общественный туалет был…
        - А ты распивал в нем одеколон…- съязвил Валера.- Слышали, слышали…
        - При чем тут одеколон?- смутился старик.- И вообще, я парфюмерию не употребляю…
        - Это сейчас, а раньше?
        - Пойду я,- обидчиво проговорил Флегонтыч-Ферапонтыч,- раз ты завел такие речи…
        - Постой, не обижайся,- примирительно сказал Десяткин,- пообщаться надо, садись в машину.

«А может, старик чего знает,- подумалось ему.- Надо бы с ним потолковать».
        - Куда это мы едем?- поинтересовался Флегонтыч-Ферапонтыч.
        - Выпить хочешь?- напрямую спросил Десяткин.
        - Как пионер, всегда готов.
        - Вот и отлично. Небольшой разговор есть, а без пузыря он вряд ли получится.
        - Ну ты молоток, парень,- радостно улыбаясь, заявил старик.- Вот за это ценю. Настоящая широкая русская душа. Открыт и светел. И закуски купишь?
        - Чебуреки тебя устроят?
        Через полчаса, запасшись всем необходимым, они выехали за город.
        - Чего далеко тащиться?- проворчал Флегонтыч-Ферапонтыч.- Заедем в ближайший лесок, хряпнем, и по домам.
        - На кой мне твой лесок,- фыркнул Десяткин,- двинем на речку, посидим, расслабимся… Природа, она, знаешь ли, лечит…
        - Это точно,- охотно согласился Флегонтыч-Ферапонтыч.- И запируем на просторе… - ни к селу ни к городу добавил он.
        - Запируем…- задумчиво проговорил Десяткин.- Видишь ли, не до пиров мне сейчас…
        - А что случилось?- поинтересовался старик.- Налоговая прижала?
        - Хуже.
        - Что может быть хуже? Рэкет наехал?
        - Какой, к черту, рэкет?!
        - Уж не заболел ли? То-то я смотрю, с лица ты спал, да и седины больно прибавилось. Видок неважнецкий.
        Десяткин тяжело вздохнул и надавил на педаль газа.
        Стоял полдень. На речке в этот час было пустынно и тихо. Десяткин загнал машину в кусты, вылез и подошел к самому краю обрывистого берега.
        - Чего ты там шастаешь?!- закричал сзади старик.- Наливай давай.
        - Наглый халявщик,- пробормотал вполголоса Десяткин,- наливай ему, суке…
        Впрочем, открыто своего возмущения Валера не выразил, поскольку хотел выговориться, хотя бы перед таким придурком, как Флегонтыч-Ферапонтыч. Он вернулся к машине, достал из сумки бутылку водки, чебуреки и два пластиковых стаканчика. Старик жадно следил за его манипуляциями. Валера наполнил один стаканчик доверху, второй - до половины.
        - А себя чего обижаешь?- спросил Флегонтыч-Ферапонтыч.
        - Я за рулем,- сказал Десяткин, не прикасаясь к своей порции.
        - Ну, как знаешь.- Старик одним глотком влил в себя водку и замер. На лице его появилась странная гримаса, выражавшая одновременно и отвращение, и удовольствие. Глаза его заблестели.
        - Ты закусывай,- сказал Десяткин, протягивая старику чебурек.
        Тот отрицательно замотал головой.
        - Позже,- произнес он.- Налей-ка еще.
        - Однако!..- воскликнул Валера и вновь наполнил пластиковый стаканчик.
        - Так что у тебя случилось?- поинтересовался Флегонтыч-Ферапонтыч, закончив свои, как он выразился, «процедуры».
        - Да в общем-то ничего,- нахмурился Десяткин.
        - А чего тогда смурной? Послушай, а ты в эту деревню ездил? Как там ее… Чернотал, что ли?
        - Ездил,- кивнул Валера.
        - Ну и как?- оживился старик.- Надыбал что-нибудь ценное?
        - Ага, надыбал на свою задницу.
        - Объясни толком.
        - А ты в колдовство веришь?- спросил Десяткин.
        - В колдовство?!- Старик задумался.- Может, и верю. Я, знаешь ли, за свою жизнь столько повидал, что сейчас во все верю. Наверное, колдовство имеет место. Я, если помнишь, некогда преподавал историю, книжки разные читал научные. Конечно, с позиций исторического материализма никакой мистики не существует. Но если, скажем, взять «Феноменологию духа»… этого, как его… Фихте, то тогда можно допустить существование ирреального мира.
        - Ну понес!- оборвал его Десяткин.- Ты бы еще Казанову вспомнил.
        - При чем тут Казанова?- обиделся старик.- Казанова по бабам был специалист. А Фихте - философ.
        Он без разрешения наполнил свой стаканчик и, выпив, зажевал чебурек.
        - Понимаешь,- не обращая внимания на лепет старика, продолжал Десяткин,- со мной происходят странные вещи.
        - Со всеми происходят странные вещи,- подтвердил Флегонтыч-Ферапонтыч.- Вот я…
        - После того как я съездил в этот Чернотал, мерещиться мне стало всякое.
        - Что, например?- вскинулся старик.
        - Так,- уклончиво ответил Десяткин.
        - Это бывает,- согласился Флегонтыч-Ферапонтыч.- Вот у меня… Тоже иной раз мерещится…
        - Это с перепою,- объяснил Десяткин,- белая горячка.
        - А ты разве не пьешь?- ехидно улыбнулся старик.
        - Да не от водки это,- убежденно заявил Десяткин. Он сплюнул и снова пошел на берег. Разговаривать с глупым стариком не хотелось.
        Обрывистый луговой берег весь зарос цветами. В основном здесь желтели одуванчики, но попадались и островки ромашки. Из-под ног вспорхнула какая-то мелкая птаха и, усевшись на ветку куста, возмущенно зачирикала. Десяткин уставился на воду. Течение в этом месте было довольно сильное, и он отчетливо видел, как длинные зеленые ленты водорослей тихонько колыхались в струях текущей воды. «Как волосы утопленницы,- пришло в голову сравнение.- Или русалки». На середине реки было совсем мелко, примерно по колено, и на фоне песка он разглядел снующих взад-вперед пескарей и вьюнов. «А хорошо бы сейчас посидеть с удочкой, ни о чем не думая, забыть всю эту… галиматью…»
        Неожиданно его тронули за плечо. Вздрогнув, Десяткин резко обернулся и облегченно вздохнул - всего лишь Флегонтыч-Ферапонтыч…
        - Выпей, Валера,- сказал старик, протягивая ему стакан.
        Десяткин нехотя отхлебнул.
        - Все течет, все изменяется,- сообщил Флегонтыч-Ферапонтыч, кивнув на воду. Старика заметно покачивало.
        - Нажрался?- криво усмехнулся Валера.
        - Ну и что?!- с вызывающим видом выкрикнул старик.- Я знаю: истина в вине!
        - Кончай болтать!- одернул его Десяткин.- Поехали домой.
        - Я искупаться хочу,- сообщил Флегонтыч-Ферапонтыч.
        - Никаких купаний, еще утонешь…
        - Кому суждено быть повешенным, тот не утонет,- резонно заявил спившийся историк.
        Десяткин пожал плечами, но промолчал.
        Старик стал неторопливо раздеваться. Взглянув на его нижнее белье, Валера брезгливо отвернулся. Позади раздался громкий плеск. Десяткин, не выдержав, снова оборотился к реке. Совершенно голый старик, словно огромная жаба, плескался на мелководье.
        - Ох, хорошо!!!- вопил он в восторге.- Иди сюда, Валера.- Но Десяткин плюнул и пошел к машине.
        Солнце палило с неистовой силой. Стояла абсолютная тишина; не слышно было пения птиц, и даже кузнечики притихли, оглушенные жарой. Но тишина, казалось, тоже имела свою мелодию: все явственнее Десяткин даже не слышал, а словно ощущал нутром легкий прозрачный звон, проникавший в его возбужденное сознание. Он облокотился на раскаленное крыло машины и стал смотреть на лежащий перед ним пестреющий цветами лужок. И вдруг заметил у самого края луга, почти рядом с зарослями ольхи, какое-то шевеление. Воздух там, казалось, как бы сгустился и приобрел форму спирали. Спираль непрерывно вращалась и медленно продвигалась в его сторону.

«Смерч»,- догадался Валера.
        Вихрь медленно приближался к антиквару. И все увеличивался, набирал силу, густел…

«Странно,- подумал Десяткин.- Ведь абсолютное безветрие…»
        Смерч был уже метрах в пяти от Десяткина. Он бешено крутился, втягивая в себя разный сор, валявшийся на траве.

«Интересно,- без всякого волнения подумал Валера,- сможет ли он оторвать меня от земли». В следующее мгновение ему показалось, что внутри вихря есть что-то еще, кроме пыли и мусора. Он присмотрелся… Неясный силуэт в воздушной трубе то поднимался, то опускался - точно игрушка на резинке.
        Валера замер, охваченный ужасом.
        Смерч приблизился почти вплотную. От него исходил страшный жар, словно от огромного факела.
        Десяткин разинул рот; воздуха для дыхания не хватало; явственно затрещали волосы.

«Сейчас сгорю»,- пронеслось в сознании.
        Но тут раздался легкий хлопок - и вихрь исчез. Перед ним стояла Мара.
        Увидев ее «неуловимые» глаза, Десяткин тотчас лишился чувств.
        Очнулся он от того, что Флегонтыч-Ферапонтыч тряс его за плечо.
        - Ты чего?- в испуге спрашивал старик.
        Десяткин тупо уставился на него, потом помотал головой. Хрустальный звон наполнял сознание.
        - Перегрелся,- сочувственно сказал Флегонтыч-Ферапонтыч.- Нужно было искупаться, я же тебя звал… Да и сейчас не поздно. Иди окунись. Можно было бы и водочки, только я все выпил.
        - Иди ты со своей водкой,- проворчал Десяткин. Он поднялся на ноги.- Разморило меня что-то. Может, и правда пойти искупаться?
        - Иди, иди.
        Валера вошел в реку и, забравшись на самую середину, лег спиной на воду. Его медленно несло по течению. Ласковые струи, словно живые, легонько покачивали, убаюкивали.

«Было или не было?- размышлял он.- Явь или галлюцинация?»
        Назад ехали в молчании. Старик дремал, изредка вскидывая голову, словно больная лошадь. И вдруг спросил, причем совершенно трезвым голосом:
        - Так ты думаешь, тебя околдовали?
        - С чего ты взял?!- изумился Десяткин.
        - А что? Очень может быть,- заявил Флегонтыч-Ферапонтыч.- Когда с разным старьем дело имеешь, всякое может случиться.- Ты так считаешь?- спросил Десяткин.
        - Нужно обратиться к сведущему человеку, который умеет порчу снимать.
        - А ты знаешь такого человека?
        - Знаю. И совершенно бесплатно отведу тебя к нему. Горохов помнит добро.
        - Кто такой Горохов?
        - Это я и есть.
        - А-а…- протянул Валера.- Рад познакомиться. Так поехали к твоему человеку.
        Десяткин не мог бы объяснить даже самому себе, что вдруг на него нашло. Человек он был простой, до сих пор в разную чертовщину не верил, но утренняя беседа с Борей что-то сдвинула в сознании. Нарушила привычное восприятие повседневной жизни. Утопающий, как известно, хватается за соломинку. В общем, Десяткин решил прибегнуть к помощи специалиста.
        Человек, о котором говорил Флегонтыч-Ферапонтыч, жил в Старом посаде, на окраине города. Нужно сказать, что Старый посад был не просто захолустным пригородом. Некогда именно отсюда пошел и весь город. То ли при Иване Грозном, то ли при царе Василии Шуйском в этом месте поставили небольшую крепость. Постепенно она обросла домами, лавками, кабаками. В середине девятнадцатого века здесь был деловой центр города, от которого сохранились торговые ряды. Но все проходит. Город строился, перемещал свое громоздкое тулово все дальше и дальше, а Старый посад хирел и ветшал. В начале двадцатых годов тут доживали свой век купчихи-салопницы, мещане, непонятно чем живущие, какие-то странные личности - не то обломки дворянских родов, не то сутенеры. Старый посад упорно цеплялся за
«раньшую жисть».
        Колокольный звон заглушал здесь хриплый рев репродукторов на столбе, а репертуар городского шарманщика ограничивался допотопными шлягерами: «Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне» и «Разлукой». «Смело, товарищи, в ногу» шарманка отказывалась играть категорически.
        Случайно попавший сюда партиец или даже сочувствующий ВКП(б) с удивлением смотрел на заросшие сиренью ветхие особнячки, на старух в чепцах и шушунах, сидевших на лавочках возле покосившихся ворот, на облезлое золото церковных куполов.
        - Черт-те что!- возмущенно всплескивал руками партиец или сочувствующий.- Вроде и революции не произошло. Вроде не шлепнули царя Николашку…
        А иной гражданин тоскливо вздыхал и украдкой крестился на купола. Впрочем, таких было немного. Время шло, огромную страну перетрясли сверху донизу, и в Старом посаде появились иные обитатели. В середине тридцатых годов он прослыл прибежищем хулиганья и разного уголовного элемента. Эта слава сохранилась за ним и поныне. Правда, с некоторых пор в Старом посаде началась реконструкция. То тут, то там стали вырастать добротные двух- и трехэтажные дома со всеми удобствами; некоторые из них выглядели не хуже каких-нибудь заграничных вилл. О том, кто их строил и на какие средства, в городе ходили разные слухи, но все сходились на том, что деньги эти «нечистые». Десяткину случалось появляться в Старом посаде два или три раза. Сначала он забрел туда в поисках древностей. Ничего ценного не попалось, зато он чуть не был избит местными аборигенами. Еще раз он побывал здесь у клиента, чье поместье, другого слова не подберешь, поразило даже видавшего виды Валеру. Мало того что в доме имелись сауна и бассейн, мало того что гараж походил на бункер фюрера, а в самом гараже стояли
«мерседес» и «джип»,- но в доме имелся еще и зимний сад с тропическими растениями и фонтанами, у которых щебетали попугайчики и канарейки.
        И вот этот-то богатый клиент непременно хотел иметь Айвазовского. Десяткин же предложил ему морской пейзаж неизвестного мастера, однако мазня без подписи была с негодованием отвергнута, а самого Валеру едва не спустили с лестницы. Потому Десяткин и не любил бывать в Старом посаде, поэтому чуть было не передумал туда ехать.
        - Все будет нормально,- успокаивал Валеру Флегонтыч-Ферапонтыч,- к бабке люди идут со всех сторон, и никого здесь не обижают. Она местной шпане платит, чтобы они ее охраняли.
        - Так это женщина?
        - Бабка. Собственно, не совсем бабка, а мадам преклонного возраста. Видная, надо сказать…
        - И что, действительно к ней народ идет?
        - Еще как!- Старик захихикал.- В основном, конечно, бабье. На картах поворожить или присушить кого. А иные о судьбе спросить.
        - Что за глупости?- усомнился Валера.
        - Точно говорю. Она как баба Ванга. Слыхал, наверное? В Болгарии которая живет… А эта - в Старом посаде. И судьбу предсказывает, и порчу снимает. Понимающая женщина.
        - А звать-то ее как?
        - Ингрид.
        - Что за имя такое?
        - Кто его знает. Она вроде не русская. Латышка или немка. Говорит чуток с акцентом.
        - Ну а ты ее откуда знаешь?
        - А кого я не знаю?- уклончиво ответил старик.- «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
        - Опять балаболишь, несерьезный ты, дед, а еще историк…
        - Бывший,- возразил Флегонтыч-Ферапонтыч.- А что касается серьезности… Стоит ли быть серьезным? Ведь глядишь, и крыша поедет…
        - Ты на что это намекаешь?- насторожился Десяткин.
        - Какие намеки? Просто к слову пришлось.
        Вскоре они выехали на пыльные извилистые улочки Старого посада. Флегонтыч-Ферапонтыч уверенно указал дорогу, словно бывал здесь чуть ли не каждый день.
        Возле аккуратного справного домика сидели на скамейке несколько женщин.
        - Сколько она берет?- поинтересовался Десяткин, притормозив у скамейки.
        - По-разному, может назвать очень большую сумму, а может и ничего не взять. Но лучше с ней не торговаться. Себе дороже выйдет.
        - Понял. Ладно, иди договаривайся…
        Флегонтыч-Ферапонтыч засеменил к дому. Его не было довольно долго. Наконец он вернулся и сказал, что нужно подождать.
        - Сколько ждать?- нахмурился Валера.
        - Часов пять.
        - Сдурел ты, что ли?
        - Уж так она велела. Да и то из уважения ко мне. А так бы неделю ждал. Тут очередь, списки…
        Валера не поверил старику, который явно набивал цену, однако решил смириться.
        - Ты увези меня в город,- сказал Флегонтыч-Ферапонтыч.- Перекуси, умойся, а вечерком подъезжай.
        - А ты?
        - Я-то тебе на что? Все договорено. Приедешь, постучишь в ворота, откроет тебе бабенка в черном платке. Скажешь, кто ты есть. Не волнуйся, все будет о'кей.
        Развязность Флегонтыча-Ферапонтыча не понравилась Десяткину, но он смолчал, завел «копейку» и резко рванул с места. Притормозив по желанию старика у гастронома и вручив ему на прощание десятитысячную купюру, Десяткин решил съездить в свою лавочку - узнать, как идут дела.
        В лавке торговала девушка Наташа, на которую, как говорил своим приятелям Валера, «можно положиться».
        - Ой, Валерий Павлович!- с нарочитым восторгом воскликнула Наташа.- Вы чтой-то на себя не похожи.
        - Неужели?- буркнул Десяткин.
        - Точно-точно. С лица сбледнули, глазки не блестят, уж не больны ли?
        - Жарко,- объяснил Валера свое состояние.
        - Да уж,- подтвердила Наташа.- Ну как экспедиция? Удалось найти ценные экземпляры?
        - Удалось,- кивнул Десяткин.- Как идет торговля?- спросил он в свою очередь.
        - Помаленьку. Складень вчера продала.
        - Сколько дали?
        - Сто баксов. Иностранцы. Потом прялку за сорок, ну, монетки там… еще кое-что…
        - Ладно,- сказал Десяткин,- я поеду перекушу…
        - А новый товар когда привезете? Тут уже ходят, спрашивают… Знают, что вы в экспедицию отправились.
        - Кто спрашивает?
        - Петя из «Омега-банка», еще этот грузчик…
        - Никому ничего конкретного пока не говори. Через денек-другой доставлю.
        - Ну и ладненько,- прощебетала Наташа, увидев, что шеф явно не в духе.

«Может, и в самом деле пообедать?- вяло размышлял Десяткин, стоя на раскаленном асфальте.- Выпить кружечку-другую пива, посидеть в холодке, а потом - в Старый посад…»
        В пивном зале действительно было прохладно и совершенно пусто, видимо, здешние цены мгновенно снимали жажду. Десяткин заказал кружку, сел за столик и отхлебнул глоток. Пиво было холодное, вкусное, но Валеру чуть не вырвало. «Что это со мной?- ужаснулся он.- Пиво - любимый напиток, и вдруг такая реакция…» Он снова поднес кружку к губам, но не успел отхлебнуть и стремглав метнулся в туалет. Его выворачивало наизнанку. Казалось, внутренности вот-вот вывалятся в унитаз. Желудок оказался совершенно пуст, и это было хуже всего. Промучившись минут десять, Валера бросился вон из пивнушки.
        Он сидел в своей пропыленной «тачке» в полнейшей прострации. Такого с ним еще никогда не случалось. Чтобы ни с того ни с сего и блевануть?! Да что с ним стряслось? Все говорят, мол, плохо выглядит. Что значит - плохо? Он взглянул в зеркальце заднего вида. Вроде как всегда. И все же… С ним явно происходит неладное. Может, прав был Боря, когда советовал отдохнуть денечек-другой дома? Так ехать или не ехать к бабке? Раздумывая таким образом, он просидел в машине, может, полчаса, может, час; казалось, он спал с открытыми глазами. Наконец словно что-то подтолкнуло - пора ехать…
        Летний вечер полон длинных, извилистых теней. Сиреневый сумрак опустился на землю; прохладный ветерок нежно коснулся разгоряченных лиц. Жара спала, дышалось легко; воздух был напоен запахами прибитой к земле пыли, близкого дождя, скошенной травы, ночных цветов. В такие минуты кажется, что лето никогда не закончится и мягкий свет июльского вечера пришел навсегда.
        Хотя мрак еще не опустился на землю, Десяткин с трудом нашел нужный ему дом. Народу на улицах было немного, в основном старики, дремлющие на лавочках. Раз попалась компания подростков довольно зловещего вида; взеркале заднего вида Девяткин видел, что они проводили машину нехорошими взглядами.
        Наконец он остановился перед знакомыми воротами.
        Маленькое окошко тотчас отворилось на стук, и в нем возникло лицо, обрамленное темным платком.
        - Чего надо?- послышался неприветливый голос.
        - Моя фамилия Десяткин,- с непонятной робостью произнес Валера.
        - Проходи.
        Скрипнули ворота, и он очутился на просторном заасфальтированном дворе.
        - Иди за мной.
        Он покорно двинулся следом.
        Шли какими-то темными запутанными коридорами, наконец остановились перед дверью, такой низенькой, что нужно было нагнуться, чтобы пройти в нее.
        - Тебе сюда,- сообщила чернавка.
        Десяткин, сгорбившись, осилил и это препятствие. И оказался в просторной комнате без окон, совершенно пустой, если не считать небольшого столика и двух стульев, стоящих перед ним. Комната была ярко освещена; непонятно только, откуда исходил свет - ни люстр, ни светильников не наблюдалось.
        Десяткин с недоумением озирался. Потом вежливо кашлянул.
        - Да ты садись,- раздалось у него за спиной.
        Он резко обернулся и увидел перед собой немолодую дородную женщину, круглолицую, светловолосую, чем-то напоминавшую киноактрису Вию Артмане. Губы женщины как-то неопределенно улыбались,- так улыбаются, когда встречают знакомого, которого никак не ожидают увидеть.
        - Да ты садись,- повторила женщина.
        В речи ее, как и говорил Флегонтыч-Ферапонтыч, присутствовал едва уловимый акцент. Десяткин обошел столик и сел лицом к хозяйке.
        Та продолжала неподвижно стоять, все так же улыбаясь.

«Откуда она взялась?- подумал Валера.- Как попала в комнату? Ведь дверь точно не открывалась…»
        - Тебя как звать?- спросила женщина.
        - Валерий Павлович.
        - Зачем же ты пришел?
        - А разве Флегонтыч… то есть старик, как его… не говорил?- смешался Десяткин.
        - Я хочу услышать это от тебя самого.
        - Конечно-конечно. Дело в том, что со мной вот уже три… нет, четыре дня происходит непонятное. Сначала я думал, что заболел… или отравился.
        - Грибами?
        - Почему грибами? Какие сейчас грибы?.. Хотя… В общем, не знаю. Словом, со мной происходит что-то совершенно непонятное.
        - Что же именно?
        - Вот-вот. Я и сам хотел бы знать. Кажется мне разное… Точнее, все время одно и то же. Девушка… Женщина… И еще: есть не могу. Уже два дня ничего в рот не брал.
        - Так что за девушка?
        - Я тут ездил в одну деревушку. По делам. И по дороге подвез попутчицу. А потом… - Десяткин судорожно сглотнул,- потом она пришла ко мне домой… Вечером. И вот с тех пор… Куда ни пойду, всюду она. Даже сегодня… Приехал со стариком на речку, а она тут как тут! Никого на берегу не было. Пусто. И вдруг - вихрь. Или смерч. Словом, атмосферное явление. И представьте, внутри этого смерча - она!
        - А старик ее видел?
        - Нет, старик в это время купался.
        - А звать-то как ее, твою женщину?
        - Мара.
        - Как называется деревня, в которую ты ездил?
        - Чернотал.
        - А по дороге туда останавливался?
        - Да, ночевал в поле, возле тополей.
        - Ничего странного там не видел?
        - Когда ночью лежал у костра, вроде ходил неподалеку кто-то.
        - А еще?
        - Что еще?
        - Еще что видел?
        - Да больше ничего особенного. Ну чибис по траве шастал.- Десяткин мучительно напрягал память, пытаясь что-нибудь вспомнить.- Да, могила там у дороги имелась. Еще звезда на памятнике приварена криво. Что еще?..- Он пожал плечами.
        - А вот скажи: эта Мара пришла к тебе вечером, и вы с ней…
        - Ну да…
        - И что ты при этом испытал? Или тоже не помнишь?- насмешливо спросила женщина.
        - Отчего же, помню?.. Было… в общем, хорошо было. Телка она крутая.
        - Если можно, то без жаргона,- одернула гостя хозяйка.
        - Простите,- смутился Валера.
        - Ты поподробнее, пожалуйста.
        - Что значит, поподробнее? Сколько раз кончил, что ли?
        - И об этом тоже. Но главное, что чувствовал.
        Десяткин усмехнулся.
        - Небывалый восторг,- сообщил он.- Ничего подобного до сих пор со мной не бывало. Вроде как растворяешься весь, потом проваливаешься куда-то… задыхаешься… Словно душит тебя кто-то.
        - А потом, где ты ее встречал?
        - На улице, в автобусе… И еще…- Он замялся.
        - Что «еще»?
        Десяткин, краснея, рассказал о своих мытарствах в психбольнице.
        Женщина слушала, не перебивая, потом спросила:
        - Ну а сам-то ты как все объяснишь?
        - Если бы я мог объяснить, то не пришел бы сюда,- резонно заметил Валера.
        - В колдовство ты, надо полагать, не веришь?
        - Я уж и не знаю, во что верить.
        - Н-да, паренек, в серьезный ты переплет попал. Добром все не кончится.
        - Неужели?!- привстал со стула Десяткин.- Так кто она такая? И что же мне делать?
        - Кто такая?- Женщина язвительно усмехнулась.- Погибель твоя. Дурак ты, дурак. Горя не знал… Злосчастья не ведал…- нараспев загнусавила хозяйка.- Еще хорошо, что надоумили ко мне прийти. Заклятье на тебя наложили. Злое заклятье.
        - Но кто?!
        - Недруги. Извести тебя хотят. Сейчас порчу попробую снять, тебя, милка, на свет белый вывести…
        - Любые деньги…- прохрипел Валера.
        - О деньгах после. На-ко, выпей.- В руках хозяйки неведомо откуда появилась стопка на витой длинной ножке.
        Десяткин подчинился, залпом проглотил питье. Это была какая-то спиртовая настойка. Пряная, с ощутимой горчинкой, но приятная. Вкус показался Валере знакомым; впрочем, он не стал анализировать свои ощущения, а затаив дыхание, внимал ведьме.
        - Странное дело,- неожиданно будничным тоном проговорила хозяйка.- Как только люди сталкиваются с чем-то необычным, так стараются найти объяснение в обыденной реальности. Но ведь обыденная реальность - одна из множеств реальностей, окружающих человеческий мир. Они переходят одна в другую, проходят сквозь нас, нужно только уметь видеть их. Да взять хотя бы это помещение. Вы, молодой человек, ничего вокруг не видите?
        Десяткин повел очами по сторонам, потом недоуменно уставился на ведьму. Его явно дурачили.
        - А теперь?- ведьма взмахнула руками, и Десяткин от неожиданности свалился со стула.
        Обычная комната внезапно превратилась в огромную мрачную пещеру, освещенную сотнями больших и малых, тонких и толстенных свечей. Их сияние перемежалось с густым мраком. Пятна мрака напоминали черные ходы, ведущие в неведомые миры. Маленький столик стал громадной деревянной колодой, стулья - массивными табуретами; клочья паутины свисали с потолка, на карнизе грубо сложенного камина сидел нахохлившийся филин, черный кот важно прогуливался вдоль стен, а сама хозяйка превратилась в сгорбленную крючконосую старуху с торчащим вперед подбородком.
        - Ну, милок,- прошамкала она,- каково?! А ты говоришь, кажется… И ничего не кажется… Давай-ка посмотрим, что там с тобой случилось.- Ведьма извлекла откуда-то большой стеклянный шар и поднесла его к лицу Валеры. Шар светился слабым голубоватым сиянием.
        - Смотри!- властно приказала она.
        Десяткин, ничего уже не соображая, уставился в глубь шара и вскоре стал различать какое-то смутное пятно, которое постепенно сгущалось, твердело и наконец превратилось в лицо - в знакомое Валере лицо.
        - Она!- воскликнул наш герой.
        - Видишь!- прокаркала старуха.
        Валера кивнул.
        - Значит, знаешь, кто это? Вот она и преследует тебя. И будет преследовать до тех пор, пока не погубит.
        Десяткину стало так страшно, что он тихонько завыл.
        Лицо в шаре все увеличивалось, разрасталось. И Валере вдруг показалось, что его роковая знакомая вот-вот выберется наружу.
        Десяткин в ужасе отшвырнул от себя проклятую стекляшку, она упала и с музыкальным звоном раскололась. И сразу все пропало. Он снова находился в прежней комнате, а напротив стояла, усмехаясь, хозяйка.
        Не помня себя, Валера метнулся к двери, но дверь куда-то исчезла. Его со всех сторон окружали гладкие белые стены. Больше всего на свете нашему герою хотелось побыстрее покинуть это проклятое место.
        - Выпусти меня,- взмолился он, оборачиваясь к хозяйке.
        - А как же дальше-то жить будешь? Изведет тебя морок.
        - Пусти ради Христа!
        Ведьма вздрогнула и отпрянула от Валеры. И тут Десяткин обнаружил, что перед ним… Мара! Точно она! «Неуловимый» взгляд, холодная улыбка. Но она - одновременно - была и той древней старухой с крючковатым носом и острым подбородком. Он стоял как вкопанный посреди комнаты, а ведьма медленно, как бы пританцовывая, двигалась к нему, вытянув перед собой костлявые руки. Ветхое тряпье свалилось с нее, и отвратительное в своей наготе тело, коричневое и заскорузлое, словно мумия, приближалось все ближе и ближе. Тут бы нашему герою оборонить себя спасительным крестом, очертиться хотя бы кругом, но увы… Не владел Валерий Павлович Десяткин секретами борьбы с нечистой силой, не знал простейших приемов, даже «Вия» не читал. И для кого только творил Николай Васильевич Гоголь?

…И снова густой мрак окутал все вокруг, опять пропала куда-то обычная комната. И возникло некое лежбище, покрытое вонючим тряпьем, а на нем… он и старуха. И вот… Невозможно даже описать, что происходило дальше с нашим героем. Единственное осталось у него в памяти: он проваливается в бездонный черный колодец, наполненный сладкой удушающей истомой и болью. Он даже не смог бы точно определить, с кем предается пагубным страстям. С древней ли старухой? С прекрасной девицей? На мгновение душа его взмывала в неизъяснимом блаженстве - и тут же обрушивалась в булькающий поток зловонной жижи. Он сгнивал заживо и поднимался из мертвого праха причудливым ядовитым цветком. Жар, холод - все обратилось в некую невероятную реальность, внутри которой находился он, Десяткин. Его словно выворачивали наизнанку чьи-то безжалостные руки, выдавливали по капле жизненную силу.
        В мозг, в самую его сердцевину, как будто вколачивали громадные гвозди. Один, другой… Все глубже и глубже.
        Десяткин очнулся и понял: то, что он принял за гвозди, на самом деле - дверной звонок. Он настойчиво, с короткими паузами, дребезжал в прихожей.
        Валера медленно поднялся и обнаружил, что находится у себя дома. Он лежал на собственной кровати полностью одетый. Почти не отдавая себе отчета в собственных действиях, он подошел к входной двери и глянул в глазок.
        На пороге стоял Боря.
        Валера отворил дверь и без единого слова вернулся в комнату. Ему было все равно: состояние отупения достигло апогея.
        - Здравствуй,- дружелюбно произнес Боря.- Ты чего такой мрачный?
        Десяткин ничего не выражающим взглядом посмотрел на своего гостя и снова рухнул на постель.
        - Совсем дошел,- сочувственно покачал головой Боря.- Ничего не ешь, наверное?
        Десяткин молчал.
        - Если хочешь, я сварю кофе или…
        - Чай,- перебил Десяткин.
        - Ладно.- Боря отправился на кухню.
        Через несколько минут он вернулся и уселся напротив Валеры.
        - Рассказывай.
        - Что рассказывать?- не понял Валера.
        - Что с тобой произошло?
        - Не знаю,- с равнодушным видом отозвался Валера.- Я вообще ничего больше не знаю.
        - Надеюсь, ты последовал моему совету и сидел дома?
        - Нет, знаешь ли, не последовал…- с тем же равнодушием сообщил Десяткин.
        - А где был?
        - Ах, где был я вчера, не пойму, хоть убей. Только помню, что стены с обоями…
        - Говори толком!
        - Вроде бы мы с тобой никогда друзьями не были?- резонно заметил Десяткин.- Чего же ты такое участие проявляешь?
        - Исключительно из человеколюбия,- иронически объяснил Боря.
        - Неужели? Ладно, рассказывай, зачем пришел.
        - Вчера я тебе обещал выяснить кое-что.
        - Выяснил?
        - Как тебе сказать?.. Не знаю, поверишь ли.
        - Поверю. Я теперь всему поверю.
        - И все же скажи, где ты вчера был?
        - У ведьмы. Знаешь, оказывается, в наше время существуют ведьмы…
        - Ну и?..
        - Впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь. Вот только долго ли она будет продолжаться?..
        - И кто тебя с этой ведьмой познакомил?
        - Старичок мой. Флегонтыч-Ферапонтыч…
        - Так я и думал.
        - Что ты думал?
        - А то! Ты, Валерий Павлович, попал в скверную историю.
        - Это я уже понял. Дальше.
        - Я даже не знаю…- Боря замялся.
        - Договаривай, раз начал.
        - Мне кажется, тебя просто отравили.
        - Сначала мне и самому так казалось,- задумчиво проговорил Валера.- И знаешь, кого я подозревал? Тебя.
        - Ты уже говорил,- кивнул Боря.- И что же, подозреваешь до сих пор?
        - Не знаю… Теперь меньше. Теперь я думаю, что околдован.
        - Но ведь ты же не веришь в чертовщину?
        - Ну и что, что не верю… От этого колдовство не ослабевает.
        - И все-таки мне кажется, тебя травят. Все симптомы налицо.
        - Ну какие симптомы?! У меня ничего не болит, чувствую себя более-менее нормально.
        - Существуют разные яды… Ты же сам мне рассказывал, что тебя бросает то в жар, то в холод. И совершенно отсутствует аппетит. А главное, галлюцинации. Ты, наверное, слышал об ЛСД. Есть много подобных наркотиков: спорынья, например, некоторые грибы… Ты, случайно, не читал Кастанеду?
        Десяткин отрицательно покачал головой.
        - Так вот, там описывается действие мескаля, наркотика, получаемого из мексиканского кактуса. Галлюцинации бывают не постоянно, а случаются время от времени. Причем реальное настолько переплетается с ирреальным, что отделить одно от другого невозможно. Как в твоем случае. Эти яды плохо изучены… Подсыпали тебе что-нибудь в питье…

«Очень может быть,- подумал Валера.- Возможно, он прав. Ведь именно после того, как Флегонтыч у речки дал мне выпить водки, и появился смерч. Он вполне мог добавить в стакан какой-нибудь дряни. И ведьма!.. Ведь она тоже дала мне выпить рюмку какой-то настойки. И еще!- вдруг вспомнил Десяткин.- Ведь она что-то спрашивала про грибы…»
        - Даже очень небольшая доза наркотика вызывает галлюцинации,- продолжал между тем Боря,- и мгновенно начинается бред.
        - Я вчера побывал в логове ведьмы,- заявил Валера.
        - А как оно выглядело?
        - Черная пещера… Сотни горящих свечей… Паутина свешивается с потолка. Филин… Черный кот…
        - Вот видишь. Словно в сказке. Хрестоматийное описание жилища Бабы Яги. В детстве тебе рассказывали или читали сказки, а теперь подсознание под действием галлюциногена трансформировало детское восприятие.
        - А секс? Состояние экстаза? По-твоему, это тоже детские фантазии?
        - Сам не пробовал, но читал, что ЛСД дает именно такой эффект.
        - Допустим, меня отравили. Но для чего? И кому это выгодно? Только тебе! Хочешь устранить конкурента…
        - Если к этому причастен я, то зачем же мне идти к тебе и обо всем рассказывать, раскрывать механизм? Кстати, я интересовался, есть ли в психиатрической лечебнице врач, которого зовут Иван Софронович.
        - Ну и?
        - Нет такого. Твое пребывание там тоже не зафиксировано. Говорят, не поступал такой больной, вот так-то. Насчет привода в милицию я не выяснял, но думаю, и это бред.
        - Бред?! Может, поездка в Чернотал - тоже бред?!
        - Не знаю. Может, и так.
        - Ну ты даешь!- рассмеялся Десяткин.- А вещи, что я привез… Они откуда взялись?
        - Покажи!
        - Да ради Бога. Все в соседней комнате. Пошли.- Десяткин распахнул дверь и картинно взмахнул рукой.
        - Смотри!
        Боря глянул внутрь, потом уставился на Валеру. Взгляд его был полон сочувствия.
        - Что?!- закричал Десяткин.- Убедился?!
        Он заглянул в комнату. Привезенных вещей не было.
        - Где?!! Украли!!! Ты!!! Это твоя работа!!!
        Десяткин схватил за горло побледневшего Борю, но тотчас отпустил; руки его безвольно повисли вдоль туловища. Затем он уселся прямо на пол.
        Боря убежал, но тут же вернулся с чашкой крепкого горячего чая.
        - Выпей.
        Валера тупо взглянул на него, не понимая, о чем речь.
        - Все было тут,- прохрипел он,- все… Мельница, шторы, шахматы, а главное… Главное - картины. И ничего нет.
        - И не было,- сказал Боря.
        - Как не было?! Украли!
        - Но зачем красть все подряд? Я понимаю, если бы взяли только картины. Но все подчистую?.. Ты посмотри, какой в комнате порядок. Если бы тут была куча старья, наверняка остались бы какие-то следы.
        Десяткин бросился осматривать комнату. Ползал по полу, тыкался носом в тахту и стулья, но напрасно - ни малейших признаков того, что в комнате что-нибудь лежало.
        Наконец Валера поднялся на ноги и встал посреди комнаты, словно соляной столб. Глаза его уставились в одну точку; вэтот момент он и впрямь походил на умалишенного. Да и было от чего сойти с ума. Ведь вещи лежали в комнате… Он осматривал их не один раз и мог бы описать каждую. Скажем, кофейную мельницу он изучил до мельчайших подробностей. А картины? Он даже помнил трещины и сколы на рамах. Стоило только закрыть глаза, и картины всплывали в памяти во всех подробностях.
        Наконец Десяткин очнулся и посмотрел на Борю. Почему он проявляет к нему столько сочувствия? Из человеколюбия? Или все-таки за этим стоит тщательно разработанный и осуществленный план? Но для чего? К чему нужны такие сложности? Нет, здесь что-то не то… К тому же нигде нет ни малейших признаков того, что в квартире побывали грабители. Даже если они и украли находившиеся в комнате вещи, то, похоже, после тщательно вымыли пол и все пропылесосили. Но ведь это ни в какие ворота не лезет…
        Может быть, Боря прав, и он стал жертвой галлюцинации? Но кому нужно доводить его до сумасшествия? И главное - зачем?
        Десяткин безнадежно махнул рукой и медленно вышел из комнаты. Боря последовал за ним.
        Десяткин сел на неприбранную постель, взял чашку с уже остывшим чаем и одним глотком осушил ее.
        - Так я пойду?- осторожно спросил Боря.
        - Постой. Помоги мне разобраться, раз уж начал.
        - Хорошо. Давай попробуем вместе восстановить ход событий. С чего все началось?
        - Несколько дней назад ко мне явился старик этот, Флегонтыч-Ферапонтыч, я его так называю, и сообщил: мол, ему какой-то пьянчуга рассказал о деревне Чернотал, в которой будто бы имеются ценные старинные вещи. На следующий день я отправился в этот самый Чернотал…
        - Погоди,- перебил Боря.- Что это за старик, как его настоящая фамилия?
        - А ты разве не знаешь, про кого я говорю? Ведь он и к тебе ходит.
        - Опиши его, пожалуйста?
        - Лет шестидесяти пяти, невысокий, полноватый, лицо типичного пьяницы: красноносый, глубокие морщины, большая лысина. Якобы бывший учитель истории.
        - А фамилия какая?
        - Фамилия? Да вот, не спрашивал я его фамилию… Ни его, ни других подобных типов.
        - И зря. Я, например, всегда интересуюсь и обязательно записываю, у кого что купил или кто на что навел.
        - Так это ты… Постой-постой… Вчера он мне называл свою фамилию. Возле речки. Так-так-так, кого-то я тотчас представил… Ах ты!.. Еще об армии подумал… О! Вспомнил! Горохов! Его фамилия - Горохов. У нас в части командир полка был Горохов. Точно.
        Боря достал из кармана пиджака записную книжку и полистал страницы.
        - Среди моих знакомых такого нет,- сообщил он.
        - Мало ли что, думаешь, твои клиенты называются своими настоящими именами?
        Боря пожал плечами.
        - Возможно, ты и прав. Но что из этого следует?
        - Следует только одно,- твердо сказал Десяткин.- Нужно довести дело до конца, пусть это даже грозит…- он запнулся,- грозит безумием, смертью, наконец. Я не остановлюсь, другого выхода нет.
        - Ну уж… Неужели прямо так?- почему-то хмыкнул Боря.
        - Но надо же что-то делать… Сколько сейчас времени?
        - Одиннадцать.
        - Так вот. Я сажусь в свою «коросту» и двигаю…
        - Куда?
        - Дураку понятно. В Чернотал.
        - Но что это даст?
        - Не знаю, что даст. Во всяком случае, выясню, посещал ли я в действительности эту проклятую деревушку.
        - Резонно,- поразмыслив, заявил Боря.
        - Ничего другого я пока придумать не в силах.
        - Можно, я с тобой?
        - Нет, старичок. Стоит ли тебе в это впутываться? Давай уж я сам…
        - А может, все-таки…
        - Не надо. На мне висит, мне и распутывать. Уж ты прости…- Десяткин поднялся со своего ложа.- Пойду подкреплюсь…
        - Да как же,- удивился Боря,- у тебя же нет аппетита?
        - Это верно,- вздохнул Десяткин,- придется пересиливать себя… А куда деваться? Дорога дальняя…
        - Может быть, все-таки прихватишь меня?
        - Нет! Уж позволь мне самому разобраться.
        Разговор как-то сам собой увял. Боря поскучнел, возбуждение его пропало. Он нехотя поднялся, пошел было к двери, потом обернулся:
        - Желаю удачи, надеюсь, все будет хорошо.
        Десяткин молча кивнул.
        Дверь за гостем захлопнулась. Наш герой в который уж раз подошел к холодильнику и распахнул дверцу… Достал палку копченой колбасы, повертел в руках, зачем-то понюхал… Потом сунул на прежнее место. Колбаса вызывала отвращение. Взгляд его упал на банку с куском брынзы. Брынза лежала в холодильнике давно, и на ней явственно проступали зеленоватые пятна плесени. Валеру чуть не стошнило. Он поспешно захлопнул дверцу холодильника и выскочил на улицу. Верная «копейка» безропотно дожидалась у подъезда. Наверное, так же некогда Росинант дожидался своего Дон Кихота. Десяткин «запрыгнул в седло» и рванул «с места в карьер». Куда он мчался? Зачем? Он и сам толком не знал. Но нужно было наконец-то разобраться, поставить точку…
        Из города он выехал как-то совсем незаметно. Последние окраины остались за спиной, и машина мчалась в чистом поле. Ветер со свистом задувал в полуопущенное окно, но, несмотря на это, было нестерпимо душно, словно кто-то нарочно откачивал из машины воздух.
        Дорога, по которой мчался мужественный антиквар, на сей раз была запружена транспортом. Казалось, все жители города, во всяком случае, те, кто имел автомобили, сорвались с места и рванули в поля и кущи.

«Какой сегодня день?- попытался вспомнить Валера.- Наверное, суббота… Вот все и кинулись на природу». Он принялся считать дни недели, прошедшие с начала его приключений, но никак не мог сосредоточиться. Выходил то вторник, то четверг, но никак не суббота. «Ну и черт с ним!» - плюнул Валера и еще сильнее надавил на педаль газа. Машина понеслась с такой скоростью, будто это была не старая, пусть и ухоженная, «копейка», а спортивный «порше». Десяткин неплохо водил, но сейчас удивлялся сам себе, проявляя невиданную раньше сноровку.
        Он отъехал от города километров на тридцать и только тогда спохватился: а туда ли едет? Поток транспорта немного поредел. Валера прижался к обочине и осмотрелся. Кругом, насколько хватал глаз, расстилались поля. Горячий ветер с силой ударил в грудь, словно пытался сбить Валеру с ног. Зеленая, местами начавшая желтеть, нива колыхалась, словно живая. По дороге гуляли маленькие пыльные вихри, и Десяткин сразу вспомнил о том, что произошло возле речки.
«Может, все-таки галлюцинация? А если Боря прав и меня просто отравили неведомые враги? Опять же - с неведомыми целями…- размышлял Десяткин.- Да, да, конечно. У меня хотели похитить добычу и похитили. Очень даже ловко умыкнули. А чтобы сбить с толку, морочили голову… Подослали эту бабу… Потом Старый посад… Наверняка это работа Флегонтыча-Ферапонтыча… Нужно было бы, конечно, перед тем как отправиться в путь, найти старика и допросить с пристрастием. Однако - тоже нескладуха. Если старик знал о Чернотале, почему рассказал мне, а не съездил туда сам или не сообщил своим неведомым покровителям? Может, Боря все-таки принимает участие в этом деле? Ведь не зря же он набивался ко мне в попутчики… Нет! Нужно как можно быстрее добраться до Чернотала и разобраться во всем на месте. Так туда ли я еду? Если ветер дует в грудь, а ветер явно южный, значит, и двигаюсь я на юг».
        Рассудив таким образом, Валера снова сел за руль и тронулся в путь. И вскоре увидел деревушку.

«Спрошу-ка дорогу»,- решил Десяткин. Деревня казалась незнакомой, похоже, раньше он здесь не проезжал.
        - Эй, дед!- окликнул Валера проходившего мимо старичка.- На Чернотал правильно еду?
        Тот неопределенно махнул рукой в сторону юга, при этом даже не посмотрел на вопрошающего.

«Значит, на верном пути»,- успокоился Десяткин и, не поблагодарив прохожего, вновь сорвался с места.
        Едва он выехал из деревни, как сразу же заметил перемену: машин на шоссе не наблюдалось вовсе.
        - Ат-ты…- обругал он нехорошим словом старичка и хотел уже было вернуться, чтобы толком расспросить о дороге, но передумал и, сбавив скорость, поехал дальше, резонно рассудив, что все равно куда-нибудь приедет.
        Вскоре асфальт кончился и пошел пыльный шлях. Дорога по-прежнему была пустынной. Вместо зеленеющих просторов по обеим сторонам машины тянулись унылые безжизненные ландшафты, которых Десяткин уж точно прежде не видел. Это была даже не голая степь, а усыпанное камнями поле без единой былинки. Лишь изредка попадались странные искривленные деревья, напоминавшие сосны. Жара стояла невообразимая, но солнца не было видно. Казалось, над самой головой висит белесая мгла наподобие тумана. Однако эта мгла вовсе не мешала видеть окрестности.
        Дорога становилась все хуже. Ухабы сделались настолько обрывистыми, что движение автомобиля напоминало переход Суворова через Альпы. Все больше мрачнея, Десяткин медленно тащился по этой полосе препятствий. И вдруг увидел покосившийся столб, на котором сидел ворон. К столбу были прибиты несколько указателей, настолько старых, что, глядя из машины, невозможно было разобрать надписи на них.
        Валера остановил своего «росинанта», вылез и приблизился к столбу. Громадная птица смотрела на Десяткина своими черными блестящими глазами, однако улетать не собиралась. Лишь несколько раз взмахнула крыльями и, видимо, хотела каркнуть, но почему-то передумала.
        Только теперь Валера заметил, что у столба с указателями разбитый большак разделяется на три дороги. Одна, как гласила полустертая надпись на доске, вела обратно в город. Вторая - в неведомый Саскачеван. А та, что уходила влево, похоже, выводила на Чернотал. Во всяком случае, на гнилой доске было начертано не то углем, не то дегтем - Черно… Дальше надпись обрывалась.

«Что же делать?- кумекал Валера.- Вернуться?» Он глянул на правую дорогу. Наезженная. Но узкая, словно вырубленная в скале. Двум машинам на ней не разъехаться. И все-таки это был наиболее заманчивый вариант.

«Чего искать? В чем разбираться?- подсказывал антиквару внутренний голос.- Поворачивай - и домой. Наплюй на все тайны. На кой ляд тебе этот Чернотал? Что, дорога узка?.. Так нет же на ней никого. Все уже давно проехали. К вечеру глядишь, доберешься до города, а там… покой…»
        Десяткин взглянул на дорогу, которая вела прямо вперед. «Какой-то идиотский Саскачеван… Тракт к нему вроде неплохой. Но нет! Не нужно нам неведомых далей. Поедем-ка мы в Чернотал. Разберемся… выясним… а там… там видно будет».
        Ворон, казалось, одобрил такое решение. Он часто-часто закивал головой, захлопал крыльями и даже прокричал нечто вроде «ур-ра».
        И вот антиквар снова движется на поиски деревушки Чернотал.
        И тут появились миражи.
        Валерий Павлович не раз читал про странное явление природы, обычно случающееся в жаркой пустыне. Но видеть мираж собственными глазами ему до сих пор не приходилось. И когда впереди засверкали громадные небоскребы неведомого города, Валера от неожиданности резко затормозил. Перед ним в зыбком мареве раскинулся огромный мегаполис. Высоченные белые здания, автодороги, приподнятые над землей, чертоги, возникшие из ниоткуда… «Вот она, новая реальность,- пришло на ум нашему герою.- Вот куда нужно стремиться. На кой черт мне грязный убогий Чернотал, по которому разгуливают свиньи, а в домах, похожих на стародавние остроги, проживают граждане, щеголяющие в застиранных сиреневых майках, граждане, интересующиеся лишь выпивкой да телевизором? Ну остались в этих черноталах кое-какие цацки, изъеденные древоточиной, остался разный дореволюционный хлам, но кому он нужен? А сверкающий город - вот он, рядом. Не это ли загадочный Саскачеван?»
        Но сказочный город вдруг исчез, и на его месте возникла панорама великой битвы. Десяткин в изумлении взирал, как сходились в смертельной схватке огромные неведомые армии. Этот мираж был гораздо явственнее и отчетливее первого. Казалось, сражение разыгрывается перед самым носом Десяткина. Вот прямо перед ним косит из пулемета надвигающиеся шеренги под зеленым знаменем свой брат, пулеметчик-красноармеец, а вот и его самого рубит в капусту налетевший сбоку всадник в алом бешмете. А вот танки. Идут ромбом, врезаются в черные массы пехотинцев и вспыхивают то один, то другой. Вот у одного башня отлетела, прямое попадание! Столбы черного жирного дыма… Разноцветные знамена - красные, зеленые, желтые… «Армагеддон - последняя битва»,- пришло на ум незнакомое доселе слово. Вдали ослепительно сверкнули вспышки, и поднялись к небу невероятные в своей абсолютной реальности грибы ядерных взрывов.
        Десяткин невольно зажмурился, а когда открыл глаза, перед ним расстилалось все то же унылое безжизненное поле.
        Антиквар перевел дыхание, переключил скорость и устремился вперед. Какое ему дело до призрачных битв? Когда еще это случится? День прожит, и слава Богу. Вперед, и только вперед!
        Дорога стала получше. Исчезли ухабы. Гладкое ровное поле лежало перед ним, словно расстеленная на столе географическая карта. Валера снова придавил педаль газа.
        Он взглянул на часы. Около десяти. Ничего себе! Вот это продрых… Десяткин отворил дверцу и вылез из машины. Вокруг - по-прежнему пустынно, лишь поодаль по желтой высохшей траве прохаживается чибис. Валера с неудовольствием посмотрел в сторону глупой птицы. Своим присутствием чибис нарушал привычный порядок вещей. Ведь ему место на болоте, а отнюдь не посреди жаркой степи.

«Тук»,- ударило что-то в голову. Он дернулся, не понимая, что случилось.
«Динь-динь»,- звякнули маленькие колокольчики.
        Чибис тюкал клювом землю, а в мозгу Валеры кто-то настукивал тонко и отчетливо, словно напоминая о чем-то.
        Наскоро умывшись из канистры, Десяткин попрыгал на месте, разминая члены, но потом решил пробежаться.
        Некий физический дискомфорт он относил на счет жары и плохо проведенной ночи.
        Пробежки наш герой совершал почти каждый день, разумно полагая, что они полезны для здоровья. Побегав вокруг машины, Десяткин затем поднялся на придорожную насыпь и побежал трусцой. И вдруг заметил по другую сторону насыпи некий странный предмет, похожий на высунувшийся из земли огромный палец, направленный в небо. Удивленный Валера приблизился к непонятному предмету и оказался у могильного памятника. Перед ним возвышалась металлическая пирамидка, некогда выкрашенная голубой краской, давным-давно облезшей. Венчала обелиск традиционная пятиконечная звезда, но почему-то перевернутая верхним лучом к земле. И тут словно молния пронзила мозг. Он даже оступился. Но почему?! Что случилось?! Ведь подобных памятников он в своих странствиях встречал не один десяток. Что же вызвало подобную реакцию?
        Десяткин попытался разобрать полустертую временем надпись. Буквы совершенно не просматривались. Только окончание фамилии. Не то «ова», не то «ева». Похоже, женщина. Откуда бы ей тут взяться? Но стоит ли об этом размышлять? Пора ехать в Чернотал, на поиски таящихся там редкостей.
        В этот момент в мозгу у Десяткина снова что-то звякнуло, и ему на мгновение почудилось, что все это - и придорожный памятник, и чибиса, и тополя, и пустынную степь - он уже однажды видел. Валера еще раз глянул на ржавую пирамидку, пожал плечами и направился к машине. Но странное состояние никак не проходило. «Было! Было!!! Все это уже было!!!» - кричал в его голове кто-то неведомый.

«Невозможно,- успокаивал себя Десяткин.- Что значит „было“? Не могло ничего такого быть». Он попытался восстановить ход событий. «Значит, так… Позавчера к нему в лавочку явился умильный старичок Флегонтыч-Ферапонтыч, рассказал про Чернотал, и он, Валера, решил незамедлительно туда съездить. Вчера, прямо с утра, отправился в путь, ехал весь день, остановился возле тополей на ночевку… И ничего больше. Откуда же это странное ощущение? Вечером у костра выпил немного, но ведь не сверх нормы. Голова, кстати, не болит, похмелья не ощущается. Может, перегрелся? Но ведь как следует отдохнул…»
        Неожиданно он вспомнил статейку из какого-то научно-популярного журнала. Якобы у многих людей время от времени появляется ощущение, что происходящее с ними в настоящий момент уже когда-то имело место. В статейке разбирались разные гипотезы, объясняющие подобные явления. Правда, деталей он не помнил, но, кажется, суть уразумел: долго ехал, устал, перенапряжение сказалось…
        Он завел мотор и медленно выехал на тракт. Дорога была совершенно пустынна.
«Интересно, сколько еще ехать до того Чернотала,- прикидывал Валера.- Хорошо бы добраться поскорее». Он попробовал прибавить скорость, но машина почему-то не хотела разгоняться и тащилась по дороге с черепашьей скоростью. Десяткин нахмурился. До сих пор «копейка» бегала прекрасно. В чем дело? Остыла за ночь? Ерунда. Наверное, карбюратор засорился или свечи барахлят. Он досадливо сплюнул в открытое окно. Еще не хватало стать посреди поля. А кругом ни души…
        Машина двигалась все медленнее и медленнее, потом несколько раз судорожно дернулась и остановилась. Десяткин, чертыхаясь, вылез, открыл капот и растерянно глянул на двигатель. Нужно сказать, что в моторах он смыслил очень мало.
        - Приехали!- проворчал он.
        Что же делать? Придется ждать, когда мимо кто-нибудь проедет, и просить о помощи - надо либо устранить неполадку, либо просто взять машину на буксир и дотащить до ближайшей деревни, где наверняка имеется какая-нибудь мастерская или кустарь-умелец.
        Солнце жгло немилосердно. Дорога словно вымерла. Напрасно наш герой пристально вглядывался в разные стороны, напрасно взбегал на пригорок в надежде увидеть долгожданного спасителя. Все тщетно. Похоже, помощи ждать было неоткуда. Видимо, неведомый Чернотал не зря слыл жуткой дырой. В отчаянии Десяткин решился на немыслимое: решил сам разобраться, в чем причина неполадки. Однако у него хватило благоразумия всего лишь почистить свечи и проверить, есть ли в баке бензин. На дальнейшие исследования он не решился, понимая, что может осложнить ситуацию.
        Но и после проделанных манипуляций двигатель не завелся.
        Желто-коричневое полотно тракта, усеянное большими и маленькими камнями, раскалилось и дышало зноем. Казалось, дороге этой не одна тысяча лет и повидала она на своем веку столько, что не приведи господь. Быть может, некогда шли по ней войска Александра Македонского прямиком в Индию, скакали всадники Кира и Дария, двигались римские легионы, а позже, в обратном направлении, неслись гунны и авары… Потом сходились здесь орды Чингисхана и Тимура с ратниками Игоря и Святослава. Не в этих ли местах сидел на могучем дубе и посвистывал на проезжающих купчишек Соловей-разбойник? И до сих пор бы, надо думать, посиживал, не сбей его каленой стрелкой Илья Муромец. Бродили тут казачки Стеньки Разина и лапотники Емельки Пугачева, а еще через полтораста лет - белые, красные, зеленые, жовто-блакитные и иные разноцветные господа и товарищи. Наконец, совсем недавно, перли бронированные армады Гудериана. Перли-то они перли… Но… Вон, поодаль, совсем ушли в землю ржавые траки. Как знать, может, они вовсе не от родного ЧТЗ, а от некогда грозного «тигра»?
        Дикое поле, первозданное… Беспредельны его просторы, неведомы границы. И до сих среди курганов случаются разные непонятные разности, иногда очень даже зловещие.
        Валера окончил свои «исторические размышления» и посмотрел на часы. Ровно двенадцать. Полдень. Он тоскливо вздохнул - и в этот самый миг увидел, что по дороге, довольно далеко от него, движется какая-то точка. Судя по всему, это был человек.

«Ну и ладно,- сказал сам себе Десяткин.- Во всяком случае, узнаю, далеко ли до Чернотала. Скорее всего не очень, раз человек идет пешком». Он уже хотел броситься навстречу неведомому путешественнику, но потом здраво рассудил, что суетиться особенно не стоит.
        Неизвестный между тем приближался, и вот уже Валера различил, что это женщина. Непонятно почему, но его охватило легкое беспокойство. Он козырьком приложил ладонь ко лбу и всмотрелся. Похоже - старуха. Над раскаленной дорогой поднимались столбы горячего воздуха, создавая странный оптический эффект: силуэт женщины колебался, двоился, словно призрак.
        Беспокойство нашего героя заметно усилилось. Он вдруг почувствовал ужасный зуд во всем теле, словно на него напали миллионы блох. Валера забрался в машину и попробовал завести мотор. Конечно, тщетно. Тогда он снова вылез и, стараясь не смотреть на приближающуюся фигуру, стал остервенело пинать ногой по колесам, как бы проверяя их на прочность. При этом то и дело, словно невзначай, поглядывал в сторону женщины.
        Теперь Валера отчетливо видел, что к нему приближалась босоногая старуха в широкой темной юбке и такой же рубахе. Лицо, руки и ноги незнакомки настолько загорели и продубились под солнцем, что казались почти черными. Странным казалось и то, что длинные седые космы старухи развевались у нее за спиной, словно раздуваемые вихрем. А ведь ни малейшего ветерка не наблюдалось… Имелась и еще одна странность. Время от времени старуха как бы озарялась каким-то сиянием и тогда казалась совершенно белой на фоне черной дороги. Но самое главное - ее лицо. Когда Валера наконец-то рассмотрел его, он ужаснулся, запаниковал. Ему хотелось бежать в поля, не разбирая дороги, но что-то заставило его остаться у машины.
        У старухи не было глаз! На их месте зияли две черные дыры. Десяткин смог бы поклясться, что никогда дотоле не встречал столь зловещее лицо. И самое ужасное: он узнал же его!
        - Мара…- прошептал Десяткин.
        Рассказывают, что перед смертью в угасающем сознании умирающего в считанные секунды «прокручивается» вся предыдущая жизнь… Нечто подобное испытал и Валера, с той лишь разницей, что воспаленный разум его явил лишь события последних дней - ночевку возле тополей, ночь в объятиях красавицы, сумасшедший дом, ведьму в Старом посаде, безумные скитания последнего дня… И тут он разом все вспомнил.
        Старуха между тем приблизилась к нему вплотную, и Десяткин почувствовал, как незрячие дыры впились в него.
        Он старался не поднимать на Мару глаза, потому что понимал: взглянет сейчас, и все. Гибель.
        И вдруг стало нечем дышать. Валера, почувствовав первые симптомы удушья, стал делать более частые и глубокие вздохи, но это не помогло. Сердце в груди бухало, словно молот по наковальне. Страшный жар, казалось, ухнул в него с небес, затрещали волосы, а дышать и вовсе стало невозможно. Животный ужас, объявший нашего героя, лишил его остатков разума. Его охватило тупое безразличие ко всему на свете. И послышался звон; сначала слабый и мелодичный, он все нарастал и наконец стал нестерпимым. Антиквар ничком упал рядом со своей машиной, упал на раскаленный гравий.
        - Эй, парень! Очнись!
        Валера приподнял голову. В лицо кто-то плеснул водой. Теплые капли потекли по щекам, по шее, скатывались за ворот футболки.
        Он открыл глаза, над ним склонились двое.
        - Ты чего, парень, тут разлегся?- спросил грубоватый голос.- Может, кривой? А? Не выпил ли? При такой жаре водка - гибель!- Спрашивающий хохотнул, словно перспектива подобной смерти не казалась ему такой уж страшной.
        - Так чего случилось?- спросил другой голос, серьезный.- В чем дело-то?
        Десяткин приподнялся на локте и осоловело посмотрел вокруг. Старухи нигде не было, кругом простирался до мелочей знакомый пейзаж. Рядом стоял «газик» со снятым верхом, а возле Валеры сидели на корточках два мужика: один совсем молодой, голый по пояс, другой - лет сорока, в просторной и светлой рубашке, сатиновых шароварах и мятой шляпе,- похоже, мелкий начальник. Именно он и задал последний вопрос. Багровое лицо мужика, усеянное капельками пота, выражало дружеское расположение.
        - Ну-ка, выпей воды.- Тот, что был моложе, протянул Десяткину алюминиевую фляжку.
        Валера сделал несколько глотков. Звон в голове не прекратился, но стал потише. Он кое-как поднялся на ноги. Незнакомые граждане поддерживали его под руки.
        - Понимаете,- слабым голосом начал Валера,- ехал… и вдруг заглох. А на дороге - пусто. Я в машине разбираюсь слабо… И помочь некому… Словом, загораю тут часа, наверное, три. И все на жаре…
        - Ага,- догадался тот, что в шляпе,- наверное, солнечный удар тебя стукнул. Это бывает. Особенно, когда давление высокое. Вот у меня…- Он не договорил и повернулся к молодому.- А ну, Вася, посмотри, что с его «коростой» такое.
        Не спрашивая у хозяина разрешения, Вася шустро залез в машину и повернул ключ зажигания.
        Двигатель завелся, что называется, с пол-оборота.
        - Как же так?- удивился Вася.
        Валера молча развел руками.
        - Бывает,- авторитетно заявил человек в шляпе. Он внимательно посмотрел на Десяткина.- А ты, собственно, куда едешь?
        - В Чернотал…
        - В Чернотал? Это где такой?
        Десяткин, услышав эти слова, снова чуть не грохнулся в обморок.
        Неужели все зря? Неужели мучения последних дней, сумасшедшие приключения, безумная езда неизвестно куда, все эти миражи-видения - всего-навсего галлюцинация, бред? И неужели прав Боря, считающий, что его кто-то намеренно одурманивает наркотиками?
        Безумный взор Десяткина блуждал по лицам незнакомцев.
        - А вы кто?- перейдя на «вы», с вежливой подозрительностью поинтересовался владелец шляпы.- С какой целью тут разъезжаете?
        Это было знакомо. И нормально. Свое, родное, совковое… Каждый посторонний подозрителен. С подобным отношением Валера встречался не раз. Именно подозрительный шляпоносец и привел его окончательно в чувство.
        - Я сотрудник областного краеведческого музея, кандидат исторических наук Десяткин Валерий Павлович,- почти нормальным голосом сообщил наш герой.- Вот моя визитная карточка, а вот удостоверение.- И он, вытащив из кармана джинсов солидный кожаный бумажник, извлек на свет божий названные предметы и вручил их шляпоносцу.
        Тот бегло глянул на удостоверение, но раззолоченная визитка, видимо, произвела впечатление. Шляпоносец с почтением взглянул на Десяткина и, в свою очередь, сообщил, что является главным агрономом совхоза «Путь к Ильичу» Недосековым Самуилом Самуиловичем.
        - Мне не так давно сообщили,- оживился Валера,- что-где-то в этих местах есть деревня… или село, в котором имеются ценные исторические документы и материалы. Называется - Чернотал. Вот я в поисках этого самого Чернотала и колесю по здешним местам. И прошу вашей помощи как официальное лицо у официального лица,- веско добавил он.
        - Нету, дорогой товарищ, тут никакого Чернотала,- ласково, как обычно говорят с неразумными, но пытливыми детьми, проговорил агроном.- Я тут уже лет пять как на земле хозяйствую. Все кругом объездил, но про Чернотал и не слыхивал. Вот дальше, километров пять по грейдеру, будет Фадеевка, потом Мичуринка, еще дальше - совхоз имени Дзержинского. Если, скажем, влево податься, то там будет Сучий Куток, то есть колхоз имени Александры Коллонтай, потом - Спасов Крест, бывшие
«Заветы Ильича». Направо - Вишневые Кусты, Колотилово, Пархатые Угрюмы. Еще перечислять? Кто это вам про Чернотал наговорил?
        - Нет, есть,- неожиданно вступил в разговор доселе молчавший Вася. Он с явным интересом вслушивался в поучительную беседу и загадочно ухмылялся.
        - И ты туда же!- раздраженно проговорил шляпоносец.- Ну, докладывай, краевед.
        - Чернотал,- сказал парень,- это старое заброшенное поместье километрах в пятнадцати отсюда. Там раньше точно деревня была. Но в гражданскую их всех выселили, поскольку они белых поддерживали. А деревню спалили. В поместье некоторое время была трудкоммуна, потом приют, потом еще что-то. А сейчас она вовсе запустела… Там вроде никто не живет.
        - Ну ты прямо как красный следопыт,- усмехнулся агроном, глянув на своего шофера; но видно было, что ему приятна такая осведомленность парня.- Помню я это место,- продолжал он.- Мы еще хотели там свиноферму устроить, но не разрешило начальство. Уж не знаю почему. Я, правда, не в курсах, что оно Черноталом прозывается. А красивое место. На холме у реки - сад еще там заглохший. Весной, когда цветет, радость неописуемая. Так что, господин-товарищ, уж не знаю, как по-нынешнему вас величать, двигайте туда. Через полчаса доедете. Сейчас будет деревня, проедете - и налево, к реке. Поместье хорошо видно. Счастливо добраться, только больше в обморок не падайте.
        И добродушные селяне, вскочив на своего «стального коня», отправились объезжать сельскохозяйственные угодья.
        - Итак,- громко сказал Десяткин,- оказывается, никакого Чернотала вовсе и нет. - От пережитых потрясений он стал разговаривать сам с собой.- А что есть? Какие-то руины.- Он спохватился, что говорит сам с собой, произнес «ой» и замолчал. Еще с детства Валера знал: те, кто говорит сам с собой,- шизики. Поэтому дальше он принялся размышлять обычным манером.
        Итак, все стало на свои места. Никуда он, конечно, не ездил. Случившееся - результат переутомления или, что тоже вероятно, диверсии. Проклятые конкуренты не дают жить спокойно. Тут он на миг зажмурился, и перед глазами отчетливо встал мужик в сиреневой майке, который подарил ему кофейную мельницу. Так отчетливо, что он даже вспомнил бородавку на его носу, покрытую маленькими рыжими волосиками.
        - Хватит!- заорал Десяткин.- Хватит психовать! Возьми себя в руки. Снова в психушку захотел?!
        Но ведь не было никакой психушки. Все - бред. Он взглянул на свою машину. Мотор, заведенный кудесником Васей, тихо и ритмично работал. Что же делать? Развернуться - и домой? Нет! Он-таки найдет этот проклятый Чернотал, убедится, что все обстоит так, как ему сейчас рассказали. Убедится - потом домой. А там уж разберется, кто его так хитроумно изводит. И машина вновь понеслась в неведомые дали.
        Новые знакомые не обманули. Через несколько километров показалось большое селение. Десяткин притормозил на пригорке и посмотрел на деревню сверху. Ему подумалось: может, именно ее он принял за Чернотал? Но увы, селение казалось вовсе незнакомым. Это был большой поселок, один из тех современных агроцентров, которые больше похожи на маленькие городки. Улицы, пыльные и довольно многолюдные, выглядели скучно и уныло. Чахлые тополя и липки сиротливо, без всякого порядка, торчали по обочинам, а вот за высоченными заборами наверняка кипела иная, полнокровная жизнь, освещенная факелом частного предпринимательства.
        Десяткин равнодушно поглядывал по сторонам. Он даже не спросил, как проехать на Чернотал. К чему? Полученные ранее разъяснения были довольно обстоятельны.
        И действительно, едва он выехал за селение, как увидел тот самый поворот налево, о котором говорил Вася. Если бы он не знал, что ожидается сверток, то наверняка пропустил бы его, настолько тот был неприметен. Некогда разъезженная колея густо заросла бурьяном.
        Дорога незаметно стала подниматься в гору. Скоро машина достигла вершины холма и остановилась. Пейзаж, который открылся перед нашим героем, был одновременно традиционен и прелестен. Вдали, в низине, протекала речка, берега которой поросли деревьями и густым кустарником. Кое-где между зарослей виднелись желтые песчаные отмели. За рекой начинались поля, уходившие к горизонту, а чуть левее, среди деревьев, виднелись крыши каких-то строений.
        Вот он, Чернотал, сразу понял Валера, но не двинулся с места, а продолжал вглядываться в раскинувшуюся перед ним панораму.
        Над головой, в безоблачном небе, заливался жаворонок; солнце палило все так же нещадно, но близость реки смягчала жару. Зелень прибрежной растительности и сверкающий желтый песок создавали идиллическое настроение. Хотелось, забыв обо всем, прыгнуть в светлые речные струи и тихо плыть по течению… к самому Каспийскому морю. Валера хотел было так и поступить, но потом передумал, сел за руль и медленно покатил к строениям.
        Дорога уткнулась в некое подобие ворот, одна створка которых, невероятно древняя, исполненная из кованого металла и украшенная разными финтифлюшками, чудом сохранилась, а другую заменял ветхий деревянный щит, прислоненный к остаткам каменной ограды. Одинокую створку и деревянный щит соединял грубый канат, на котором болталась табличка с надписью «закрыто».
        Десяткин подлез под канат и скоро уже шагал по почти неприметной тропке. Некогда на месте тропки, видимо, пролегала широкая аллея, теперь заросшая тополиным подлеском. Несомненно, в прошлом здесь был обширный парк. Об этом свидетельствовали ряды громадных старых деревьев по сторонам заглохшей аллеи; они разрослись без присмотра самым причудливым образом, а часть из них попросту засохла, и теперь вверх торчали голые ветви, похожие на гигантские обугленные веники.
        Но, несмотря на запустение, старый парк был полон жизни. Закуковала, а потом внезапно замолкла кукушка. Вспорхнула с сухой ветки парочка диких серых голубей-горлиц. Какие-то неизвестные Валере пестрые птички со щебетом перелетали с куста на куст.
        Но вот заросли кончились, и перед Десяткиным открылся большой полуразрушенный дом, стоящий на берегу затянутого тиной пруда. Это было двухэтажное строение, типичный образчик усадебной архитектуры девятнадцатого века. Портик с колоннами, широкая парадная лестница - все говорило о том, что некогда здесь жили не тужили. Казалось, вот-вот из-за высоких двустворчатых дверей выйдет барин, окруженный толпой чад, домочадцев и слуг. И затрубят в рога егеря, псари спустят свои своры, и помчатся по полям и лугам охотники, гоняя зайчишек, а то и серого волка.
        Но, увы! Все в прошлом. Кануло, как пишут романтики, в Лету.
        Дом находился в самом плачевном состоянии. Из четырех колонн остались только две, остальные обвалились, кровля местами рухнула, и в разные стороны торчали безобразные черные стропила. Окна, конечно же, были без стекол, а двустворчатые двери сорваны с петель и брошены на землю. Создавалось впечатление, что дом подвергся внезапному, беспощадному набегу неких вандалов. Не хватало только парочки-другой трупов.
        - Н-да,- вслух произнес Десяткин. Он уже понял, что поживиться здесь вряд ли удастся, поскольку, как поется в старинном романсе, «все сметено могучим ураганом…» Однако чем черт не шутит…
        Под ногами хрустело битое стекло, какие-то трухлявые обломки, но Валера, рискуя переломать себе ноги, пробирался внутрь дома.
        Наш герой неожиданно вспомнил сказку о спящей красавице. Вот так же, наверное, отважный принц продирался сквозь дремучие заросли к замку, где столетним сном спала прекрасная принцесса. Очевидно, здесь до него побывало множество
«разбойников», и они уволокли все, начиная с принцессы и кончая оконными рамами и ночными горшками. Впрочем, один горшок, грязно-зеленый эмалированный монстр с проржавелым дном, валялся на загаженном полу. Десяткин поднял «дедушку» унитаза, повертел и со словами: «Исторической ценности не представляет», отшвырнул прочь.
        Он побродил по огромному захламленному залу, заглянул в какие-то комнатки и чуланы с проваленными полами, попытался было подняться на второй этаж, но ветхая лестница так зловеще затрещала, что он отказался от этой затеи.
        С грустью размышляя о судьбах русского дворянства и о возможности восстановления монархии в России, наш герой присел на какую-то табуретку и закурил. Экспедиция закончилась. Пора было возвращаться домой.
        - Что вы тут делаете, молодой человек?- услышал он за спиной и подпрыгнул от неожиданности.
        Перед ним стоял старичок, одетый, несмотря на жару, в ватную фуфайку и валенки. Он напоминал духа-хранителя этих мест, такого же ветхого и замшелого, как и его владения.
        - Так что же вы тут делаете?- повторил старик с некоторой, как показалось Валере, угрозой в голосе.
        Десяткин уже собрался нахамить, но передумал.
        - Я, дедушка, краевед,- сообщил он.- А ты сам кто?
        - Мы разве на брудершафт пили?- строго спросил старик.
        - Не понял?
        - С какой стати вы мне тычете?
        - О! Миль пардон!- улыбнулся Валера.
        - Изъясняетесь по-французски?- заинтересовался старик.
        - Нет, что вы,- смущенно пробормотал Десяткин, проникаясь почтением к стражу руин.- А что касается «на брудершафт», то почему же, собственно…
        - Ну вот, начинается!- с тоской воскликнул старец.- Во искушение вводят…- Он подмигнул Валере.

«Эге,- смекнул антиквар,- дедок-то боек. Это хорошо».
        - Так как же насчет…- Валера выразительно щелкнул себя по горлу.
        - Ну, что же…- сказал старик,- а почему бы и нет?
        - Значит, краевед?- спросил старик, когда они приняли по первой.
        - Ага,- ответил Десяткин с набитым ртом.
        Они сидели за большим, врытым в землю дубовым столом, перед небольшим аккуратным домиком. Домик был отделен от развалин густыми зарослями кустарника и деревьев. На столе стояла различная немудреная закуска: редиска, залитая сметаной, соленые огурцы, крупно нарезанные ломти кисловатого деревенского хлеба. Водку Десяткин принес из машины.
        - Водка теплая,- поморщился старик.
        Десяткин сокрушенно кивнул головой.
        - А что, позволь спросить, тебе здесь нужно, краевед?
        - Изучаю исторические памятники,- осторожно сообщил Валера.
        - Ага,- задумчиво кивнул старик.- А как тебя звать, краевед?
        - Валерием Павловичем.
        - Доброе русское имя,- заметил старец.- А меня величают Аполлон Аполлонович.
        - Неужели?- удивился Валера.- А вы кто?
        - Смотритель здешний.
        - За чем же здесь смотреть? Развалины да гниль…
        - Ты прав, Валерий Павлович. Однако такая уж моя судьбина. Приставлен, видишь ли…
        - Кем же?
        - Долго рассказывать.
        - А не повторить ли нам?- потянулся Десяткин к бутылке, предвкушая занимательнейшую историю.
        - Ну что ж…- задумчиво проговорил старец.- Пожалуй, что и повторим.
        Он неторопливо наполнил старинные, зеленого стекла, стопки, кивнул Валере и, не дожидаясь приглашения, ловко опрокинул свою в рот. Десяткин последовал его примеру, а потом прожевал ломоть огурца и посмотрел на Аполлона Аполлоновича. Кого-то старец ему напоминал.
        - Ну, так вы обещали…
        - Ничего я тебе не обещал,- возразил смотритель.
        - Обещали рассказать…
        - А, ты все об этом?..- поморщился старик.
        - Но ведь я - краевед, специально сюда приехал, в такую даль, между прочим.
        - Ну да, ну да,- закивал Аполлон Аполлонович,- придется, наверное, поведать тебе предания старины глубокой, раз для дела надо. Однако хорошо бы…- И он выразительно посмотрел на бутылку.

«Определенно кого-то напоминает»,- вновь промелькнуло у Десяткина.
        Старичок как бы машинально наполнил свою рюмку и так же непринужденно осушил ее. Потом весело взглянул на Десяткина.
        - Итак, слушай, краевед. Нужно сказать, что род наш весьма древен и славен.
        - Так вы - дворянин,- изумился Десяткин.
        - Все в свое время,- нахмурился старик.- И попрошу не перебивать!
        Валера сконфузился.
        - Нужно тебе сказать, только на этой земле фамилия наша проживает более двухсот лет. Ты понял?! Более двухсот! Позже могу продемонстрировать тебе наш родовой склеп. Он находится тут, недалеко. Так вот. В 1748 году, в царствование императрицы Елизаветы Петровны, хозяин здешних мест отставной лейб-гвардии поручик Елагин отправился путешествовать по Европе. Надо сказать, краевед, что этот самый Елагин в свое время был в рядах тех гвардейцев, которые возвели на российский престол матушку Елизавету, утихомирив ненавистных немцев во главе с проходимцем Бироном. Однако поручик был человек твердый и прямой, в выражениях не стеснялся и очень скоро был отставлен от двора и из гвардии. Рассказывают, что он непочтительно обошелся с князем Разумовским, фаворитом императрицы, прилюдно назвав его выскочкой и хористом, и, надо сказать, совершенно справедливо. Так вот. Попав в опалу, Елагин решил путешествовать и исполнил свое намерение. Так однажды он оказался в Риме, где и познакомился с моим предком.
        - Неужели вы итальянец?!- еще более удивился Валера.
        - Я же просил не перебивать!- раздраженно проговорил Аполлон Аполлонович.- Имей терпение, краевед. Ну какой я итальянец?! Предок мой был итальянцем! Предок! А я - русский человек, хотя и с итальянскими корнями. Предка моего звали Аполлонио Гракхо. Слыхал про братьев Гракхов?
        - Что-то такое…- промямлил Валера,- герои они…
        - Вот именно, герои. Борцы за свободу и равноправие в Древнем Риме. Гай и Тиберий.
        - Одного еще скамейкой убили!- оживился Десяткин.
        - Точно. Так вот, мой род идет от этих великих людей, не от того, которого скамейкой, а от другого. Ну, да ладно. Нужно заметить, род наш был одним из самых знатных не только в Папской области, но и, пожалуй, во всей Италии. Породнился, можно сказать, с самыми знаменитыми фамилиями. Сфорца, Борджиа, Медичи. Слыхал о таких?
        - Ну еще бы!- не растерялся Валера.- Понятное дело, знаем.
        - То-то же! Но, приходится признаться, к восемнадцатому веку род наш сильно оскудел. Я имею в виду - материально. Поиздержались предки. Сам понимаешь, крестовые походы, карнавалы разные… Словом, как пишется в романах, у последнего в роду Гракхо остался лишь тощий кошелек да длинная шпага. Вот эта-то шпага и помогла познакомиться моему предку и лейб-поручику Елагину.
        Аполлон Аполлонович, у которого, видимо, пересохло в горле от долгого рассказа, уверенной рукой наполнил зеленую рюмку, осушил ее одним махом и смачно захрустел редиской.
        - А дальше?- спросил Десяткин, увлеченный повествованием.
        Старец с достоинством, точно древний римлянин, поднял вверх правую руку,- мол, спокойно, продолжение следует.
        - Так вот,- продолжал он,- бродил как-то лейб-гвардеец по ночному Риму, и вдруг из-за угла выскочила целая шайка брави и набросилась на него.
        - Кто такие эти брави?- полюбопытствовал Валера.
        - Наемные убийцы.
        - А почему они охотились за ним?
        - Надо думать, длинная рука князя Разумовского. Рассчитывал в Вечном городе достать своего врага.
        Убийц было человек пять, а Елагин один. И хотя он превосходно владел шпагой, силы были не равны. Сам понимаешь. Ночной Рим, узкие улочки, тусклый свет фонарей, из окон украдкой глазеют римляне и римлянки, но все двери закрыты. Мещанин, он везде мещанин, хоть в Риме, хоть в Конотопе. Не желают, видишь ты, помочь погибающему. Боятся. И тут вдруг - словно молния пронеслась - сверкнул клинок еще одной шпаги, и Елагин, понял: на помощь ему судьба послала таинственного незнакомца. Это и был мой предок Аполлонио Гракхо.
        Фехтовать он умел превосходно, и скоро два негодяя остались лежать на грязных булыжниках римской мостовой, а остальные, сообразив, что дело дрянь, бросились наутек.
        Елагин обнял отважного незнакомца, трижды по-русскому обычаю облобызал своего спасителя и попросил его назвать свое имя. Так познакомились два великих человека, познакомились, чтобы больше никогда не расставаться. Узнав о стесненном положении моего предка, лейб-поручик пригласил его с собой в путешествие - как друга и брата. Потом Аполлонио Гракхо приехал с ним в Россию…
        Старец замолчал, закряхтел и поднялся.
        - Ну, а дальше?- воскликнул Валера.
        - Спокойно, краевед, не нужно раньше времени суетиться и вопить. Я сейчас вернусь.
        Пока хозяин отсутствовал, Десяткин как следует огляделся. Дом, в котором проживал странноватый потомок римских трибуналов, очень напоминал голубятню, поскольку на его фасадике имелось множество окон, оконцев и окошечек, затянутых металлическими сетками, каких-то жердочек и лесенок непонятного назначения, а кроме прочего - в небо торчал шест с трехцветной тряпицей, видимо, означавшей государственный флаг. Перед домиком была разбита клумба, обложенная битым кирпичом и вся усыпанная желтыми и красными цветами портулака. Видимо, где-то на задах строения имелся и огород, но с фасада обиталище Аполлона так же походило на деревенский дом, как аквариумный вуалехвост - на плебея карася.
        Подивившись экзотике жилища, Валера покосился на бутылку водки, в которой оставалась самая малость. «Надо бы сходить за следующей»,- подумал он, но в этот момент появился хозяин. Он небрежно швырнул на стол ржавые железки, которые, громко звякнув, чуть не свалили бутылку.
        Десяткин пригляделся и обнаружил, что железки не что иное, как шпоры. Причем шпоры знакомые. Точно такие же, Валера отчетливо помнил, привез он из прошлой поездки в Чернотал. Неожиданно заныл левый висок. Валера поморщился. Снова начинается! Ведь не было же никакой прошлой поездки. Все это - иллюзия.
        - Вот,- сказал старик с гордостью,- сии шпоры принадлежали моему предку Аполлонио Гракхо.
        - О!- воскликнул Десяткин.- Семейная реликвия!
        - Точно,- откликнулся хозяин - храню как зеницу ока. А водка-то кончилась.- Он кивнул на бутылку.
        - У меня в машине есть еще,- без особого энтузиазма сказал Валера.
        - Можно сходить,- оживился старик.- А по дороге я продолжу свое повествование.
        - Так вот,- продолжил он, шагая рядом с Валерой по все той же заросшей аллее.- Аполлонио вместе с Елагиным приехал сюда, в Чернотал. Не как слуга, я подчеркиваю, не как слуга, а как друг, напарник, а если угодно, и наставник. Времена, как ты знаешь, краевед, тогда были не простые. Сам понимаешь: интриги, наемные убийцы… Впрочем, об этом я уже говорил. Не мог же сидеть молодой красавец Елагин в здешней глуши. Определенно подался в столицу и прихватил с собой Аполлонио. А там - прежние друзья, лейб-гвардейцы. Многие уже достигли высочайших постов, иные, как и он сам,- на мели. Словом, втянулся в тамошнюю жизнь: заговоры, пиры, дуэли из-за красавиц… Это, что ли, твоя машинешка?- Аполлон Аполлонович с некоторым презрением взглянул на десяткинскую «копейку».
        - Она,- ответил Валера.- Что, не нравится? Но ведь я и сам - маленький человек-человечек. Работник краеведческого музея.- Он достал из багажника бутылку, подкинул ее на ладони. Пить больше не хотелось, да и болтовня глупого старика тоже надоела. Начитался Пикуля, вот и фантазирует. Одно только пока неясно: откуда взялись шпоры? Надо бы все же разобраться…
        Валера захлопнул багажник и хмуро глянул на Аполлона Аполлоновича.
        - Давай трепись дальше, старик,- проговорил он.
        - Я не понимаю твоего тона, краевед?- удивился старец.- Опять на «ты»?
        - Но ведь мы уже выпили?- хмыкнул Валера.
        - Но не на брудершафт же?!- возмутился Аполлон.
        - Не пили, значит, и не будем,- пожал плечами Валера.- Прощайте, господин Гракхо, я уезжаю. Вижу, для краеведческой науки здесь нет ничего интересного.
        - Как же?..- всполошился старик.- Почему так скоро?
        Видно было, что ему очень не хотелось отпускать неожиданного гостя.
        - А вот так.- Десяткин глянул на часы.- Дело уже к вечеру, а мне нужно попасть домой еще сегодня. Надоело ночевать в степи.
        - Так ты в поле останавливался?
        - Ну да.
        - А где именно?- заинтересовался старик.
        - Тут недалеко, возле тополей…
        Старик внимательно посмотрел на Валеру, но ничего не сказал.
        - Вот если бы у тебя имелось что-нибудь стоящее,- закинул удочку Десяткин,- я мог бы приобрести отдельные вещи.
        - Есть, конечно, есть,- оживился Аполлон Аполлонович.- Да что там приобресть? Так отдам. Только не уезжай. Скучно мне здесь. До одури скучно. Каждому новому человеку несказанно рад. Уж извини старика, если что не по-вашему.
        - Пустяки,- снизошел Валера,- пойдем к дому.
        - И бутылку не забудь.
        - Как всегда, все упирается в бутылку,- усмехнулся Валера.- А еще потомок древних римлян. Ладно, пошли.
        - Все, что я рассказал,- правда!- заявил Аполлон Аполлонович.
        - Охотно верю,- отозвался Десяткин.
        - Так вот,- обрадовался старик, решив, что его хотят слушать дальше.- Приехали они в Петербург…
        - Да ладно, успокойся. Ты на самом деле кто?
        - Последний потомок рода Гракхо.- Гракхо так Гракхо. Должность у тебя какая? Профессия? Почему здесь, в глуши, живете?
        - Понимаешь, все мои предки служили камердинерами у Елагиных, я тебе не вру. В гражданскую, конечно, имение пустили на распыл. Елагины в большинстве погибли, а кто эмигрировал. Но наше семейство не поехало.
        - А почему?- поинтересовался Валера.- Мог бы на родину предков махнуть.
        - Отец, он тогда еще не был женат, двинул в город, пристроился сначала в москательной лавке приказчиком, потом, когда нэп кончился, работал продавцом, потом - директором магазина. Родились мы с братом… И вот, понимаешь, он постоянно рассказывал про Чернотал, и стало мне казаться, что это некий рай на земле. В Чернотале-то… Но сколько я отца ни просил, так ни разу мы сюда и не съездили, хотя жили недалеко. Больше всего отец боялся, что его узнают местные и сообщат в «чекушку». В НКВД, то есть. Я окончил в городе торговый техникум, брат - педагогический. Потом война. Воевал… Словом, жизнь прожита. И вот, на старости лет, я все-таки решил побывать в Чернотале. Помню, еще работал тогда. Приехал, лето было, прошел вот по этой аллее, где мы сейчас с тобой идем, и, ты веришь, сердце защемило, чуть не упал… Ни разу здесь не бывал, и вот такая реакция. Видимо, действительно существует генная память. Походил по развалинам. Один тлен. Но до чего привлекательно. Действительно, отдохновение души. Вот и решил: как на пенсию выйду, переберусь сюда. Жена у меня померла, дети разъехались, кто куда. Чего мне одному
в городе.
        В общем, как загадал, так и исполнил. Пришел к директору местного совхоза, эта земля совхозу принадлежит, и тут повезло. Директор знакомый оказался, до войны вместе в техникуме учились. Так и так, говорю, разреши, Платон Петрович, здесь поселиться. «Да ради Бога,- говорит,- коли в отшельники метишь, дело твое». И даже должность для меня придумал. Сторожем здешним назначил. Помог построить это вот домишко. Так и живу здесь.
        - Но ведь тоскливо, сам же говорил. А зимой? Электричества, как я заметил, нет…
        - А зимой я в город уезжаю,- пояснил старик.- Зимой здесь, конечно, никак нельзя. С ума сойти можно. А как тепло становится, я сюда. Иные на дачу, в сады, а мне здесь дом. Никого нет, ни суеты городской, ни спешки, ни телевизора этого… И правда, живешь как в раю. За продуктами раз в неделю в село хожу, хлеб выучился печь сам.
        - Ты прямо Робинзон Крузо!- засмеялся Валера.
        - Отец, помню, все рассказывал, как здесь господа жили,- продолжал Аполлон Аполлонович.- Оранжерея имелась, парники… Клубнику зимой ели. А пруд! Это он сейчас в болото превратился, а раньше… Да что говорить? Все я тут облазил, все изучил. Склеп рода Елагиных обнаружил, его в двадцатые снесли. Усыпальницу своих предков тоже нашел. Ну и в доме кое-что раскопал…
        - Что именно?- оживился Валера.
        - Покажу-покажу, не беспокойся, скрывать не стану. Раз ты краевед и для науки нужно…
        - А может, здесь клад зарыт?
        - Какой клад, какой клад?!- замахал руками старик.
        - Неспроста ведь ты здесь обосновался, наверное, золото ищешь?
        - Нету здесь никаких кладов!- с неожиданной злобой выпалил Аполлон Аполлонович.
        - Ладно, дед, не сердись,- примирительно сказал Валера.- Давай-ка лучше выпьем.
        - А что бы ты сделал, найди клад?- спросил он вновь спустя некоторое время.
        - Дался тебе этот клад!
        - А все же?
        - Нету тут кладов, нет!!!
        - А вдруг?
        - Уехал бы,- с неожиданной задумчивостью проговорил Аполлон Аполлонович.- К теплому морю уехал. Сейчас можно. Не то, что раньше. Прожил бы остаток жизни в холе и неге. Среди пальм и лимонов.
        - С вами все ясно. Не желаете, значит, строить капитализм в одной отдельно взятой стране. Бежите, убоявшись трудностей и катаклизмов. Что и говорить, узко смотрите на происходящие в стране перестроечные процессы.
        - Хватит, настроились!- огрызнулся старик.- Догоняли и перегоняли… Теперь ваша очередь: получится - честь вам и слава, а не получится…
        - Кишки наружу,- закончил за него Десяткин.
        - Вот-вот… Сейчас я тебе покажу, чего тут в доме насобирал.
        Аполлон Аполлонович снова скрылся из виду. Его довольно долго не было, а когда он опять появился, то нес в охапке гору всякого хлама.
        - Вот, смотри.- Он протянул Десяткину какой-то замысловатый предмет, и Валера тотчас узнал в нем кофейную мельницу.- Эту самую мельницу мой предок Аполлонио привез из Измаила. Он брал эту крепость вместе с войсками, которыми предводительствовал Александр Васильевич Суворов.
        Валера похолодел. Он выхватил из рук старика мельницу и принялся ее внимательно изучать. Сомнений не оставалось. Это была та самая мельница. Вот и вмятина на медном боку. Он повернул ручку, мельница издала жалобный стон. Валера стал перебирать хлам, кучей сваленный на столе. Все было ему знакомо. Неполный комплект шахматных фигур из слоновой кости, серебряные ложечки…
        - Сейчас еще кое-чего принесу,- не обращая внимания на волнение Девяткина, сообщил старик.
        Вскоре он вернулся с двумя картинами. Увидев морской пейзаж и женский портрет, Валера без сил опустился на скамью.
        - Ты чего?- удивился старик.
        - Знаешь, дед,- после некоторого молчания сказал Валера,- тут со мной произошла одна довольно странная история. Дело в том, что все эти вещи я уже держал в руках. И шпоры эти твои, и мельницу… Да все!
        - Не может этого быть?- усомнился Аполлон Аполлонович.
        - Может! Еще как может!
        - Это вряд ли. Возьмем хотя бы эти шпоры. Нашел я их года два назад, и не в самом доме, а на улице, в земле ковырялся и выкопал. Теперь мельница… На чердаке обнаружил. Ложки - под полом, видать, кто-то из прислуги спер, припрятал, да так и не забрал. Или вот, картины…
        Десяткин пристально смотрел на старика, силясь что-то вспомнить.
        - Шахматишки эти…- продолжал жужжать старик.- Нет, никак невозможно… Что за глупости?.. Видел, не видел… Да я тебе еще не все вынес. Ты думаешь, эта мелочь - все, что я здесь обнаружил? Нет, позвольте… Не на того напал, паренек… Здесь, если покопаться, много кое-чего можно найти. А он: видел, не видел… Налить, что ли, еще,- старик, даже не глянув на Валеру, потянулся к бутылке.
        - Постой, дед!- повелительно сказал Десяткин.- Постой, не торопись. И так уж достаточно вылакал…
        - Ай, я так и знал,- заканючил Аполлон Аполлонович.- Вот она… нынешняя молодежь, из рук рюмку вырывает. Да слыханное ли это дело?! Налей, чего жмешься. Я же тебе все это отдаю. Бесплатно, может быть, отдаю. Чего же ты?.. А, паренек?
        - Как твоя фамилия?!- строго спросил Валера.
        - Фамилия? Ты что же, только пофамильно наливаешь? Ну и ну! Вот времена настали. Даже в самую лихую годину, даже в войну, и то, когда наливали, фамилию не спрашивали. Имя, бывало, спрашивали, а вот фамилию…
        - Фамилия!- заорал Валера.
        - Ой-ой,- переполошился старик,- ужас-то, ужас! Такой и убить может, тюкнет топориком… или ножичком пырнет… Ой, батюшки, черт гостя послал.
        - И убью,- пообещал Валера,- если фамилию не скажешь.
        Он схватил со стола одну из шпор и, выставив ее перед собой, двинулся на старика.
        - Караул!- завизжал тот и попытался убежать в дом, но Валера отрезал ему путь к бегству.
        - Так как твоя фамилия, старый пень?
        Старик молчал, то подскакивая к Десяткину, то вновь отбегая в сторону.
        - Гракхо!- вспомнил Валера.- Гракхо, стало быть? Итальяшка, значит. Потомок римского трибуна, значит? Постой-постой… Уж не Горохов ли твоя фамилия?
        Старик замер и как-то даже присел.
        - Точно!- заорал Десяткин.- На кого это, думаю, он похож? Час думаю, два думаю… Не могу вспомнить. И вспомнил! Еще как вспомнил! Есть у меня дружок закадычный, Флегонтыч-Ферапонтыч. Это он, кстати, наколку дал. На проклятый этот Чернотал. Так вот, его фамилия тоже Горохов. Родственнички, значит, или как? А может, даже брательнички? А, Аполлон? А знаешь, как я вас вычислил? Внешне-то вы вроде не похожи. Но повадки… Прямо один к одному! До водяры оба охочи, до халявной… Налей да налей! На дармовщину. Ну, падла, сейчас я тебя мочить буду, и не этой вот финтифлюшкой,- он швырнул шпору на стол,- а по-настоящему. Ах ты недобиток барский!- Валера поднял с земли увесистую жердину и двинулся на Аполлона Аполлоновича.
        - Постой,- взмолился тот,- погоди… Неужто на старика рука поднимется?
        - Еще как поднимется. Плел мне тут, итальянец сраный! Вы меня извести задумали? Сначала твой родственничек заманил меня сюда, накачал какой-то дурью. До глюков накачал. О! Да ведь я все понял! Это вы меня ограбили. Я, конечно, действительно побывал в Чернотале. Вещи эти,- он кивнул на стол,- и вправду там собрал, а вы меня обокрали.
        - Что ты?!- закричал Аполлон Аполлонович.- Никто у тебя ничего не крал, тут другое.
        - Ах, другое?! Выкладывай!
        - Ты сначала успокойся.
        - Ладно,- Десяткин отбросил палку и уселся за стол, его гнев куда-то пропал.- Иди сюда, придурок. Иди, не бойся. Вот, пей. Пей, сука, и рассказывай, что к чему. Правду говори, а не скажешь, замочу. Искать тут не будут. Закопаю среди могил предков.
        Старец опасливо приблизился, ожидая подвоха, и робко сел на краешек табурета, стоявшего по другую сторону стола. Рука его медленно двигалась по столешнице по направлению к рюмке. Наконец он схватил ее, одним глотком осушил и снова вскочил.
        - Сядь!- приказал Валера.- Сказал же, не трону.
        Старик снова сел.
        - Выкладывай.
        - Что выкладывать?
        - Затею вашу выкладывай. С Флегонтыч-Ферапонтычем.
        - Я не знаю никакого Флегонтыча…
        - Еще один Горохов. Который в городе. Бывший учитель истории. Не знаешь его?!
        Аполлон Аполлонович потупился.
        - Вижу, что знаешь. Ишь, глазки-то забегали.
        - Тут, понимаешь, такое дело,- прошептал старик.
        - Громче говори!
        - Дело…
        - Ну?!
        - Ты в самом начале еще догадался.
        - О чем это я догадался?
        Старик вертел в руках пустую рюмку, не решаясь говорить.
        - Живо!- Да об этом самом,- поднял глаза Аполлон Аполлонович,- о кладе.
        - Опять лапшу на уши вешаешь? Какой еще клад?!
        - Самый настоящий. Думаешь, зря я здесь пять лет сижу. На руинах. Думаешь, ради дряни этой.- Старик одним движением смахнул со стола принесенный из дома хлам. - Батюшка покойный сколько раз рассказывал. Елагины были богатейшими людьми, а пришли комиссары и ничего не сыскали. Куда все делось? Понятно, закопали. С собой увезти не смогли. Слишком громоздкие вещи. Фарфор, столовое серебро… Ты понимаешь, серебра одного несколько пудов было. Пудов!!! Золотая посуда. Старинное оружие. Батюшка рассказывал: блюдо золотое двенадцать фунтов весило. А ты - шпоры, мельница… Курительный прибор работы Фаберже, портсигар - подарок его величества государя Александра Второго.
        Валера во все глаза смотрел на бессвязно лепечущего старика, не зная, верить или нет.
        - Хорошо,- сказал наконец,- допустим. Но если, говоришь, отец твой был доверенным лицом помещика, то почему же он не знал, где находится клад?
        - Шутишь?- засмеялся Аполлон Аполлонович.- Кто же такие вещи рассказывает? Да еще слуге. Закопал клад самолично старый барин с двумя сыновьями. Он и старший потом в гражданскую погибли, а младший сгинул неизвестно куда. Я клад пять лет искал и вот… нашел.
        - Да ну?!- изумился Валера.
        - Точно.
        - Этот, в городе, он тебе кто?
        - Младший брат.
        - Ага. Ясно. Ну и теперь ответь на самый наболевший вопрос: я-то вам зачем?
        - А выкопать помочь?- невозмутимо заявил старик.
        - Вон чего! Выкопать! Я, что ж, землекоп? Суд признал версию неубедительной, придется с тобой кончать, деда.- И Валера вновь взялся за дубину.
        - Постой-постой,- зашептал Аполлон Аполлонович,- ты неправильно понял. Брат сказал мне, что ты - самый главный в городе специалист по антиквариату. Лучше будто бы никто не разбирается в старине. Вот мы и хотели, чтобы ты помог нам.
        - Помог?
        - С оценкой и реализацией.
        - Ах, вон что? А я-то думал… Дело плевое. Тащи сюда золото и бриллианты. Сейчас оценивать будем. Пока светло. Ты, урод, что же меня совсем за идиота держишь? Допускаю, что вы чего-то там нашли. Но к чему все эти розыгрыши и мистификации? Объясни мне, дураку.
        - Я, собственно, так и предлагал, но брат сказал, мол, лучше ничего не говорить сразу. Пускай, мол, приедет вроде как случайно, а то мало ли что. Хвост за собой приведет…
        - Хитро. Ничего не скажешь, ловко задумано. Ну и где же клад?
        - Его еще выкопать нужно.
        - Так пойдем выкапывать.
        - Дождемся, пока стемнеет.
        - Я, старик, в последний раз верю вашей семейке Гороховых-Гарибальди,- сказал Валера, когда они садились в машину.- Если ты мне набрехал, уж извиняй, не помилую, и братана твоего - тоже. Если нет, все будет по-честному. Мне одну долю, вам две. Вещи я реализую сам, вырученные бабульки отдам хоть деревянными, хоть зеленью. Ты меня понял, дед? Рублями или долларами. И поедешь загорать под пальмами. Хотя я что-то плохо верю во всю эту невероятную историю. Говори, куда ехать?
        - Да знаешь это место,- сказал Аполлон Аполлонович.- Ты еще там ночевал. Возле тополей, в степи.
        - Не может быть!
        - Точно.
        - И все это время ты ждал моего приезда? Не верится что-то.
        - Дело в том, что я догадался, где находится клад, лишь недели две назад,- объяснил старик.- Сразу же связался с братом, он был в курсе моих поисков. Вот брат и посоветовал воспользоваться твоей помощью.
        - Ну да, ну да,- в сомнении пробормотал Валера.- Ладно, поехали. Лопату и кирку мы взяли. Пока доберемся, совсем стемнеет, так что никто не помешает раскопкам. Так говоришь, золотое блюдо весом в двенадцать фунтов? Посмотрим.
        Десяткин взглянул на часы. Минутная стрелка приближалась к одиннадцати. Было еще светло, но сумрачно. На западе виднелась полоска заката, а небо быстро затягивало надвигающимися с востока тяжелыми грозовыми тучами, меж которых проглядывали островки голубого неба. И вдруг из-за туч пронзительно сверкнул последний луч солнца. Духота стояла страшная, Валера взмок, да и старик выглядел не лучше. Крупные капли пота струились по его небритым щекам. Он тяжело дышал и то и дело утирался грязноватым клетчатым платком.
        - Вроде гроза собирается,- неуверенно проговорил Десяткин.
        - Давно пора,- поддакнул старик,- а то парит и жарит. Уж какой день…
        - А дождь нам не помешает?
        - А чего ему мешать? Не размокнем, не сахарные… Еще и копать будет легче.
        - Так где находится твой клад? Под тополями, что ли?
        - Приедем на место, покажу…
        - А не боишься, что я тебя в потемках тюкну лопатой по башке?- зловеще произнес Валера.
        - Не боюсь,- невозмутимо ответил Аполлон Аполлонович. И в словах его Десяткину послышалась насмешка.

«Да не водит ли он меня за нос?- с тревогой подумал Валера.- Если так, тогда я его измолочу, как собаку. Но ведь он это прекрасно понимает: зачем же тогда едет. А что, если возле тополей их поджидает сообщник, тот же Флегонтыч-Ферапонтыч. Но для чего? Ограбить? Но денег с собой немного. Кроме того, он справится и с двумя стариками. Нет, тут что-то не то. Все-таки слишком быстро старик раскололся насчет клада. Весьма подозрительно. А может, он не врет. Ведь действительно, куда он может деть ценные вещи? Только толкнуть специалисту вроде него, Десяткина. Ладно, не стоит пока забивать голову…»
        Они проехали совершенно пустынную в этот час деревню и выехали на тракт. Тем временем совсем стемнело. Туч не было видно, но дышать стало вовсе невмоготу. Десяткин включил фары, и машина неспешно покатила по ухабистой дороге. Неожиданно впереди сверкнули две огненные точки.
        - Кошка,- сказал Десяткин.
        - А может, нет,- откликнулся старик.
        - А кто же тогда, заяц?
        - Черт.
        Валера хмыкнул:
        - Мрачно шутишь, старик.
        - А ты знаешь, какой сегодня день?- спросил Аполлон Аполлонович.
        - Среда. Или четверг? Я в этих путешествиях совсем со счету сбился.
        - При чем тут среда или четверг. Сегодня канун Иванова дня.
        - Какого дня?!
        - Иванова. А еще краевед… Иванова дня не знает. Ночь на Ивана Купалу - слыхал?
        - А, понятно.- Валера деланно засмеялся.- Ночь, когда всякая нечисть по земле шастает.
        - Вот-вот. А знаешь ли ты, краевед, что в эту ночь лучше всего выкапывать клады?
        - По-моему, для этого нужен цветок папоротника?- вспомнил Валера, выказывая некоторую начитанность.
        - Правильно, краевед! Но лишь в том случае, когда местонахождение клада неизвестно. А мне оно известно.
        - Смотри, вон еще по дороге чьи-то глаза сверкают,- сказал Десяткин.- А это кто, по-твоему? Тоже черт?
        - Ведьмы.
        - Ну ты даешь… Ведьмы… А послушай, старик, как все-таки ты узнал о местонахождении клада?
        - При помощи волшебства,- как ни в чем не бывало сообщил Аполлон Аполлонович.- Сидя в одиночестве, среди развалин, многое начинаешь понимать. К тому же общение с призраками…
        - С какими призраками?
        - Да мало ли… Прежние обитатели поместья. Невинно убиенные. Там, знаешь, в двадцатых годах трудкоммуна была, в тридцатых детская исправительная колония. Ты думаешь, стены не сохраняют память?
        - Ничего я не думаю,- отрезал его Десяткин.- Попугать меня, что ли, решил? Это ты зря. Так, говоришь, призраки тебе подсказали, где лежит сокровище? Как бы нам не прозевать в потемках эти тополя.
        - Не прозеваем,- отозвался старик,- место приметное. Да вот и они, останови машину.
        - Постой, не торопись. Куда это ты собрался? Успеешь. Сначала скажи, где лежит клад, а потом иди. Если ты опять какое-нибудь коленце выкинуть задумал, пеняй на себя.
        - Все угрожаешь,- промолвил старик.- Не бойся, не сбегу. Можешь вылезать… сейчас покажу.
        Десяткин вылез из машины, и густая летняя ночь обступила его. Несмотря на то, что фары машины остались включены, они словно разбивались о неожиданную стену мрака. В трех метрах уже ничего не было видно. Правда, дышать стало полегче. Подул слабый ветерок, и листва тополей зашелестела, будто сотни невидимок шептали нечто неясное, но чрезвычайно важное.
        Далеко на востоке края туч уже вспыхивали неживым призрачным светом, но гроза была еще за тридевять земель.
        Старик куда-то исчез, и в душу Десяткина вновь закрались подозрения.
        - Эй, дед, ты где?!- крикнул он.
        - Тут я, иди сюда, только осторожно, не упади с откоса.
        Валера достал из «бардачка» фонарик и посветил на голос. Аполлон Аполлонович стоял метрах в десяти от дороги, возле того самого ржавого металлического обелиска, который совсем недавно напомнил Валере торчащий из земли палец.
        - Здесь,- хрипло сказал старик.
        - Здесь?- недоверчиво переспросил Валера.- Ты хочешь сказать, что под этой жестянкой уже почти восемьдесят лет лежат сокровища?
        - Точно,- подтвердил старик.
        - Но этой могилке от силы лет двадцать, ну тридцать. И уж никак не восемьдесят. Ты что-то путаешь.
        - Видишь звезду?
        - А что?
        - Точно такая же на гербе рода Елагиных. Перевернутая.
        - Не знаю насчет ихнего герба, но могила относительно недавняя.
        - Хорошо,- невозмутимо проговорил старик,- я вижу, ты не привык к физическому труду, боишься работы. Тогда я сам буду копать. Давай лопату и кирку…
        - Не обижайся,- примирительно сказал Десяткин,- я просто пытаюсь логически рассуждать.
        - Сейчас время не рассуждать, а дело делать. Даже если здесь ничего нет, все равно нужно проверить.
        - Что значит - ничего нет?! Опять за старое?!
        - Ну чего ты все орешь? Успокойся. Копать ведь буду я.
        - И черт с тобой, копай на здоровье, а я посмотрю.
        - Ты только убери машинку с дороги, мало ли чего… А то лучше подгони ее сюда, чтобы фонари светили.
        - Это можно,- охотно согласился Валера. Он вспомнил, что совсем рядом имеется съезд в эту сторону. Через пять минут включенные фары освещали место раскопок.
        Валера вылез и с интересом следил за действиями старика. Тот подошел к ветхой пирамидке и схватился руками за звезду, собираясь выкорчевать памятник.
        - Тут баба какая-то похоронена,- сообщил Десяткин.
        - А ты откуда знаешь?
        - Написано же: «…ова» или «ева». Краской масляной. Буквы от времени стерлись.- Ничего тут не написано,- возразил старик.- С чего ты взял?
        Десяткин приблизился к памятнику и стал водить лучом фонарика по его ржавым бокам. Действительно. Надпись отсутствовала.
        - Странно,- удивился он,- точно помню, были какие-то буквы, только плохо читались.
        - Не знаю, что ты видел,- сердито сказал Аполлон Аполлонович,- но время позднее, и ни к чему нам надписи разбирать.
        Он рывком выдернул пирамидку из земли и отбросил в сторону. Потом взял кайло и врубился в глинистую землю.
        - А если все-таки это настоящая могила?- нерешительно произнес Десяткин.
        - Ну и что?
        - Неудобно как-то.
        - Что тут неудобного. Если могила, засыпем, а памятник поставим на место. Делов-то.
        - И правда,- успокоился Валера. Чего, собственно, переживать. Всегда закопать можно.
        Старик между тем довольно шустро для своих лет работал кайлом, а потом схватил лопату и принялся выбрасывать землю.
        - Лихо у тебя получается,- заметил Десяткин,- прямо экскаватор.- Он сплюнул, потом достал сигареты, закурил.
        Старик продолжал все так же методично махать то кайлом, то лопатой. В лучах фар трепыхались неведомые бабочки, летали жуки и прочая летучая мелочь. «И чего это их всегда тянет на свет?- соображал Десяткин.- Неужели им дня мало? Или они днем спят?»
        Внезапно послышался шорох. Валера поспешно оглянулся, повел фонариком по сторонам. Никого. Просто ветер. Чудится. Сейчас бы выпить. В машине есть водка. Достать, что ли?
        Он вновь глянул на старика. Тот уже по пояс стоял в выкопанной яме.
        Помочь, что ли? Нехорошо, старик все-таки.
        - Эй, дед, помощь нужна?
        - Да не мешало бы.
        Валера отбросил окурок и подошел к яме.
        - Ладно, поработаем.
        Он взял кайло и замахал им, рыхля землю. Почва оказалась твердой, как кремень. Он посветил под ноги. Непохоже, чтобы тут была могила. Кайло еле-еле разбивало неподатливый грунт.
        - Ты думаешь, что мы роем в нужном месте?- спросил Валера.
        - В нужном,- раздраженно отозвался старик.- А что, уже устал?
        Десяткин с остервенением замахал кайлом. Он работал минут пятнадцать, потом перевел дух. Конечно, думал он, очень может быть, что за столько лет земля слежалась и вновь стала тем, чем была всегда - однородным монолитом. И все же странно…
        - Давай я,- сказал старик.
        Валера молча вылез и снова закурил. Поблизости вновь что-то шевельнулось. Антиквар обернулся и увидел десятки огненных точек, перемещающихся чуть поодаль.
        - Что это за светляки?- Десяткин показал старику на огоньки.
        - Не знаю,- равнодушно ответил тот,- наверное, нечисть вокруг нас крутится.
        - Опять ты?! Когда только перестанешь молоть…
        Налетел сильный порыв ветра; похоже, гроза приближалась. Пыль запорошила глаза Валере, а когда он протер их, то увидел, что горящих точек стало еще больше.
        Старик же, как заведенный, рылся в яме. Он углубился в землю уже по грудь. Похоже, никакая помощь ему не требовалась.
        На лицо Десяткину упала первая капля. Вдали громыхнуло. Молния сверкала уже не только на востоке. Полнеба почти непрерывно освещалось яркими сполохами. Снова налетел ветер, но на этот раз Валера предусмотрительно зажмурил глаза, но ветер был настолько силен, что едва не сбивал с ног.
        - Кончай копать!- закричал Десяткин старику.- Идем в машину, переждем грозу.
        Но Аполлон Аполлонович, казалось, не слышал. Вокруг завыло, завизжало… Ветер бушевал с такой силой, что Валера уцепился за дверцу автомобиля, опасаясь, что вот-вот его понесет по степи, закружит…
        Ослепительно сверкнуло прямо над головой. Степь на секунду озарилась мертвенным зеленоватым светом, и Валера отчетливо увидел, что шагах в двадцати от них стоят какие-то странные бесформенные силуэты, одновременно люди и не люди вовсе.
        И тут гром шарахнул так, что Валера инстинктивно пригнулся. Казалось, обрушились небеса. Дождя пока не было, лишь редкие капли падали на иссохшую землю.
        Снова сверкнула молния. За ней - еще одна. Валера ясно различил место, куда вонзилось огненное жало. Ему стало нестерпимо жутко. Проклятый старик, завел…
        - Иди сюда!!!- снова заорал он.
        - Нашел!- донеслось из ямы.
        Десяткин, забыв про свои страхи, кинулся к могиле. При свете фонаря он увидел, что перемазанный глиной Аполлон Аполлонович сжимает в руках что-то блестящее.
        - Вот оно!- заорал он.- Мы на верном пути!
        С сухим шипением почти в край могилы ударила новая молния, а следом раздался страшный грохот, от которого разом заложило уши. При ослепительной вспышке Десяткин увидел в руках старика большое блюдо.
        В этот миг очередная молния вонзилась прямо в могилу. Запахло горелым мясом, и Валера в ужасе бросился ничком на землю.
        Хлынул проливной дождь. Молнии перестали жалить иссохшую землю - гроза ушла дальше. Теперь водяные струи низвергались с небес водопадом.
        Валера пришел в себя, поднялся с земли и подошел к раскопанной могиле. Старика в ней не было.
        Вначале Десяткин подумал, что тот уцелел, и принялся лихорадочно водить фонариком по мокрой земле. Потом подошел к машине. Но и там старика не оказалось.

«Где же он?- лихорадочно соображал Десяткин.- Допустим, его убило молнией, но ведь труп должен же остаться? Куда он провалился?»
        И тут Валера увидел… ее. Перед ним стояла Мара. Несмотря на тьму, он отчетливо различал ее лицо, провалы глаз, едва заметную усмешку. Он не смог бы сказать, во что она одета, да и одета ли вообще. Но было ясно: вот она стоит и смеется над ним, дураком, так глупо польстившимся на мифические сокровища и угодившим в ловушку, из которой не вырваться.
        - Теперь я всегда буду с тобой,- скорее понял, чем услышал он.
        Вспышка. Ярчайший розовато-сиреневый свет. Сноп искр - и все исчезло. Осталась только степь, заливаемая дождем, и мрак, а посреди он, Десяткин,- словно палец, торчащий из земли.
        Валера открыл глаза, когда июльское утро было в самом разгаре. Ярко светило солнце. Еще чувствовалась утренняя свежесть, но жара пришла быстро и необратимо. Он взглянул на часы. Около десяти. «Ничего себе, продрых». Десяткин отворил дверцу и вылез из машины. Вокруг было по-прежнему пустынно, лишь поодаль по высохшей желтой траве прохаживался чибис. Десяткин посмотрел в сторону глупой птицы и нахмурился: своим присутствием чибис нарушал привычный порядок вещей, ведь место его на болоте. Валера глянул еще раз: птица определенно что-то напоминала. Что-то нехорошее. Но вот что именно? Он попытался вспомнить, но ничего не приходило на ум.
        Наскоро умывшись из канистры, Валера решил пробежаться. Побегав вокруг машины, он поднялся на дорожную насыпь и побежал трусцой. И вдруг заметил прямо напротив тополей странный предмет, похожий на высунувшийся из земли огромный палец, направленный в небо. Валера приблизился к непонятному предмету. Оказалось, могильная пирамидка. И снова он почувствовал, что с этим памятником связано что-то загадочное и страшное.

«Переутомился,- решил Валера.- Однако надо ехать». Он сел в машину, завел мотор и покатил… в неведомый Чернотал.
        Дорога пролегала по степи, ровной и гладкой, словно обеденный стол. И вдруг впереди Десяткин увидел черную точку.

«Автомобиль,- догадался он,- движется навстречу…»
        Машина приближалась, и скоро Валера уже мог различить, что это «БМВ». «Уж не та ли бээмвушка, что обогнала меня вчера»,- с некоторой тревогой подумал антиквар.
        Он сбавил скорость. «БМВ» - тоже. Теперь машины медленно ехали навстречу друг другу, и очень скоро Десяткин смог рассмотреть водителя. Это была женщина. Валера всмотрелся - и похолодел. В мгновение ока перед ним пронеслись все события, случившиеся за последнее время. Собственная квартира… Психушка… Старый посад… Заброшенное имение… И наконец - грозовая ночь возле могилы…

«Теперь я всегда буду с тобой»,- вспомнились слова этой…
        Он смотрел на лицо за лобовым стеклом «БМВ». Оно, казалось, улыбается ему. Улыбается приветливо и снисходительно, точно старому знакомому. Мара была все так же красива. И не просто красива - прекрасна, как июльское утро. Она ждет его. Десяткин вспомнил ее ласки: неожиданное наслаждение и острая боль… Ничего подобного ему испытывать до этого не доводилось.

«И это может повториться в любое время,- пронеслось в голове.- Хочешь сейчас, прямо здесь, в степи?.. Ты никогда раньше… Нагие тела… под обжигающим солнцем. Его ли это мысли или не его… Ты получишь очень многое,- звучало в ушах,- деньги, драгоценности… Ты будешь… будешь…»
        Едет он или стоит? И где «БМВ»? Да вон же, приближается с черепашьей скоростью. Но как же можно на таком расстоянии различить лицо? Да нет же!.. Она рядом! Но разве это молодая красавица? Это отвратительная старуха. Мара! Ночной кошмар, который теперь всегда будет терзать его. Неужели не ясно? Все повторяется с ужасающим постоянством и будет повторяться день ото дня. Он уже никогда не выберется из этой липкой паутины. Кошмарный сон. Вечный сон…
        - Ты будешь мой…- нашептывал ласковый голос,- ты уже мой…
        - А если?..
        - Мой… мой…
        - И все-таки?..
        - Мой… мой…
        Десяткин изо всех сил затряс головой, потом до отказа выжал педаль акселератора.
        Вперед, а там будь что будет! - Странная, однако, история случилась с вашим мужем,- сочувственно сказал пожилой, седенький доктор, рассеянно листая страницы истории болезни.
        Заплаканная дама, сидевшая перед ним, была Татьяной Десяткиной, женой несчастного Валеры. Она прилетела из Москвы сразу же, как только получила телеграмму с сообщением о том, что ее Десяткин попал в автокатастрофу и находится в тяжелом состоянии.
        - Совершенно непонятно, как он умудрился на совершенно пустой дороге врезаться в молоковоз. Да еще как врезаться?.. На вашем муже буквально места живого нет. Сломана рука, почти все ребра… Повреждены внутренние органы, в частности легкие. Сильное сотрясение мозга… Да что перечислять… Три дня не приходил в сознание! Словом, он у вас счастливчик. Не подвернись, на счастье, машина, которая отвезла его в село, в здравпункт, быть бы вам вдовой.
        - И в ГАИ мне то же самое говорили,- дрожащим голосом сообщила Татьяна.- Но почему, почему?! Он ведь - прекрасный водитель!
        - Меня это тоже удивляет. Можно было бы предположить, что он был пьян. Однако анализ крови показал обратное. То есть абсолютную трезвость. Значит, авария произошла из-за переутомления. Проще говоря, он заснул за рулем. Но, все хорошо, что хорошо кончается. Сейчас его жизнь уже вне опасности. Так что, молите Бога…
        Когда Валера очнулся, он долго не мог понять, где находится. Тишина… Белые стены… Потом дошло: он в больнице. Пока лежал неподвижно, вроде ничего не болело, но едва пошевелился, вздохнул поглубже, как острая боль пронзила его до кончиков пальцев на ногах.
        Возле кровати стояла капельница. Десяткин некоторое время смотрел, как пузырьки воздуха беспрестанно бегут вверх в банке с раствором, потом снова заснул. И ему приснилась Мара. Она наваливалась на него и высасывала по капельке жизнь. Он метался во сне, пытаясь оттолкнуть, сбросить ее, и наконец проснулся от ужасной боли. И долго еще ему виделся один и тот же сон. Пустынная выжженная солнцем степь… Пыльные тополя, одинокая придорожная могила… И Мара. Она являлась ему в снах во всех своих обличьях и душила, душила его… Но все проходит. Поправился и Десяткин. Иногда он думал, что кошмар не кончился, что он продолжается.
        Он вышел из больницы, когда на улице уже ощутимо пахло осенью. Шел мелкий дождик, жары как не бывало. Валера рассеянно взял из рук встречавшей его жены цветы, пурпурные гладиолусы, потом уселся на заднее сиденье «девятки» и поехал домой.
        Все то время, что он провел в больнице,- во всяком случае, с той минуты, когда по-настоящему пришел в себя,- Валера непрерывно размышлял о том, что же в действительности с ним произошло. И сейчас он думал о том же.
        Жена тем временем сообщила о состоянии дел. То есть о том, что в отсутствие мужа она взяла торговлю в свои руки и, как ни удивительно, добилась определенных успехов. Фирма процветала, клиент валил косяком, и получалось, случившееся с ним пошло на пользу делу. Своими соображениями на сей счет Десяткин не преминул поделиться с женой. Но она фыркнула в ответ и заявила: мол, некоторые не ценят добра и хорошего отношения к ним.
        Но Десяткин не стал вступать в дискуссии. Вообще после всего случившегося с ним он сильно переменился: и не то чтобы ослаб, просто стал задумчив и замкнулся в себе.
        В первый же свой вечер дома он взял карандаш и листок бумаги и стал составлять
«временной ряд» произошедших событий. Было совершенно не ясно, как долго все продолжалось. И потом: был ли он на самом деле в Чернотале? Валера долго чертил понятные только ему одному схемы, затем скомкал бумагу и обхватил голову руками. Верная Татьяна, с тревогой наблюдавшая за его упражнениями, осторожно поинтересовалась: чем это он занят? Но Валера лишь досадливо отмахнулся.
        Первым делом он решил разыскать Флегонтыча-Ферапонтыча. Но в лавке старик больше не объявлялся, а его адреса Валера не знал. Поэтому пошел в адресный стол. Гороховых в городе оказалось более десятка, но ни у одного из них не было отчества Аполлонович.

«А может, он и не Аполлонович вовсе?- думал Валера, возвращаясь ни с чем.- А может, и не Горохов?»
        Тогда он решил навестить Борю. К его удивлению, в помещении, где совсем недавно находилась процветающая фирма «Раритет», а еще раньше - общественный туалет, нынче находился банк. На настойчивые расспросы Десяткина,- мол, где найти прежнего хозяина апартаментов?- шкафообразный молодой человек вежливо, но твердо ответил, что, к сожалению, не располагает такими сведениями. Валера дал детине десять долларов, и тот «по секрету» рассказал следующее: вроде бы Боря уехал из страны совсем, а вот куда - в Израиль или в Нью-Йорк,- он, к сожалению, не знает.
        Ниточки обрывались…
        Наконец Десяткин вспомнил о существовании такого очага культуры, как библиотека. Он набрал умных книг и выяснил: Мара - злой дух, воплощение ночного кошмара. Садится на грудь спящего и вызывает удушье. Там же было написано, что Мара ассоциируется с суккубами и инкубами. Валера начал разбираться: кто же такие, эти самые суккубы и инкубы? И залез в такие дебри, что плюнул и пошел домой.
        Никаких больше изысканий наш герой проводить не стал, хотя непрестанно думал о случившемся. Можно было, конечно, найти какую-нибудь бабку, ворожею, и с ее помощью добиться истины, но, памятуя о событиях в Старом посаде, Валерий Павлович отверг эту идею.
        Он часто вспоминал прочитанное в каком-то старинном фолианте в библиотеке: «В жаркие летние ночи и в знойный полдень, особенно накануне Ивана Купалы, духи степей преследуют одиноких путников, кружат вокруг них, насылают морок. Чем жарче лето, тем вероятней встреча с Марой в безлюдной степи. Зачарованный странник, одурманенный бесовским мороком, вполне может найти там свою погибель. Чары сладострастья сводили с ума не одного путника…»
        Но почему именно на него, Десяткина, обрушились эти чары? И с чего все началось? С ночевки возле тополей или с прихода Флегонтыча-Ферапонтыча? Этот вопрос не давал покоя. Ведь должна же быть какая-то причина. Не от того же в конце концов все случилось, что лето выдалось слишком жарким?
        Он перебирал различные варианты и всюду попадал в тупик. Но однажды вдруг забрезжил лучик света. Валера вспомнил слова Флегонтыча-Ферапонтыча, сказанные у речки: мол, если имеешь дело со старинными вещами, поневоле попадешь в некую странную историю. А может, в этом все и дело? Ведь кто он, собственно, такой? Антиквар? Старьевщик? Скорее уж могильщик. Нет, не могильщик! Ведь раскапывает то, что хоть и принадлежало давно умершим, но сохранило частицу их души, их бытия. И делает на этом деньги. Стало быть, он, Десяткин, осквернитель праха. Помнится, рассказывали ему в какой-то деревне: пришедшие в негодность иконы в старину не сжигали, не отдавали старьевщикам, а бросали в речку, и вода уносила их прочь. Валера тогда еще посмеялся над глупым обычаем, а ведь зря посмеялся. Старые вещи, как и люди, должны обрести покой.
        А впрочем, может, все гораздо проще? Нет никаких Мар, никаких суккубов и инкубов. Просто Флегонтыч-Ферапонтыч заранее сговорился с Борей, они дождались результатов его экспедиции, а потом напоили какой-то дрянью и спокойно забрали добычу. Боря прямо намекал на это. Поэтому оба исчезли одновременно.
        Такое объяснение расставляло все по своим местам, но почему-то не нравилось Валере. Прошло время, и миражи и кошмары забылись, но осталось удивление, остался боязливый восторг. И грезилось: Мара где-то грядом, незримо присутствует, наблюдает…И чары сладострастья, о которых написано в книге…
        - Ах, эти чары,- шептал иной раз по ночам Валера, лежа рядом с мирно спящей женой. Он вздыхал, и ему казалось: появись Мара вновь, он без оглядки побежал бы за ней. Неплохо бы на следующий год снова съездить в Чернотал…