Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Артюшкина Елена : " Будущее Человечества " - читать онлайн

Сохранить .
Будущее человечества Станислав Романов
        Константин Волков
        Александр Зарубин
        Максим Михайлович Тихомиров
        Мишель Подымски
        Артем Бук
        Юлия Горина
        Кира Гофер
        Юрий Лантан
        Михаил Закавряшин
        Артем Гаямов
        Татьяна Кривецкая
        Роман Рейн
        Елена Артюшкина
        Маргарита Седяева
        Татьяна Росомахина
        Павел Соловьев
        Что ждет человечество в будущем? Апокалипсис и вырождение, торжество виртуальной реальности? Полеты в космос, мир всеобщего счастья и благоденствия? Семнадцать современных писателей-фантастов поделятся своим видением того, куда движется цивилизация. В сборнике представлены лучшие работы, участвовавшие в проведенном в 2018 году конкурсе рассказов «Будущее человечества».
        Будущее человечества
        СБОРНИК НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ ЛАУРЕАТОВ ЛИТЕРАТУРНЫХ КОНКУРСОВ
        Михаил Закавряшин
        Дочь
        Главное, за что Санти не любил орбитальные станции, - это поганая кухня. Никакие специи не могли перебить искусственный запах, которыми пропитывались продукты за время транспортировки. Любая стряпня оставляла на языке привкус металла и пластика, и этот вкус напоминал Санти о детстве, и о долгих перелетах к дедушке за океан. Он помнил, как стюардессы, одетые в красную униформу, катили по проходу тележку, и как улыбались ему, вручая горячую касалетку. Санти с нетерпением срывал крышку с алюминиевого контейнера, но внутри его ждала лишь позеленевшая от высоты картошка, а рядом такая же зеленая курица и водянистые овощи. Санти всегда расстраивался. Он не мог понять, почему люди, сумевшие создать самолёты, не смогли придумать вкусную самолётную еду…
        Теперь Санти знал, что такова цена безопасности. Упаковка должна быть стерильной и герметичной, если продукты хранятся в пространстве с искусственной вентиляцией. И хоть эпоха «Боингов» осталась далеко в прошлом, еда с тех времён стала только хуже.
        Санти вспомнил об этом, когда вдруг заметил, что пикадилья, которую он уже полчаса ковырял вилкой, не имеет запаха пластика. Мясо, перемешанное с изюмом и овощам, было отвратительным, но лишь потому, что хозяин сэкономил на вине, в котором тушилось блюдо. В остальном же - никаких синтетических привкусов. В очередной раз Санти убедился, что на «Крылатой обезьяне» царствовало разгильдяйство.
        «Впрочем, - подумал пилот, - местные называют это свободой».
        В ресторанном зале играла музыка - не слишком громко, но достаточно для того, чтобы контрабандисты, пившие ром за дальним столиком, могли разговаривать в полный голос, не боясь быть услышанными. Кроме них, в зале находились лишь одиноко обедавшие торговцы, и, судя по их остекленевшим глазам, все они листали ленты виртуальных экранов.
        Санти последовал дурному примеру. Взглянув на часы и убедившись, что корабль опаздывает, он отдал мысленную команду:
        «Протокол семь. Транспорт. Специальный доступ. Санти Рафаэль».
        Перед глазами пилота замерцал бледно-голубой экран.
        - С возвращением, отец Санти, - поприветствовал женский голос, заговоривший в мыслях пилота. - Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        «Пути неисповедимы».
        - Пароль принят. Маршруты кораблей к вашим услугам. Что желаете узнать?
        «Отключить вербальную помощь», - приказал пилот, и женский голос исчез. Санти пробежался глазами по мерцавшему в воздухе дисплею, и, не найдя нужный корабль, спросил:
        «Почему «Апостол-13» отсутствует в списках?».
        Молчание.
        «А, твою мать… Включить вербальную помощь».
        - Чем могу помочь, отец Санти?
        «Где находится «Апостол-13»? Я не вижу его в системе».
        - Выполняю поиск… Запрос выполнен. «Апостол-13» находится на орбите Цереры. Ориентировочное время прибытия на торговую станцию «Крылатая обезьяна» - четыре часа тридцать две минуты.
        Пилот ещё раз прокрутил список, вчитываясь в каждую строчку. Затем открыл карту системы, и попытался найти корабль вручную.
        «Здесь какая-то ошибка… «Апостол-13» не отображается».
        - Ориентировочное время прибытия…
        «Покажи на карте».
        - Выполняю поиск… Запрос выполнен.
        Несколько секунд ничего не происходило. Затем экран погас.
        «Что за чёрт…»
        Дисплей вновь загорелся, но стал беспокойно мерцать, словно забарахлил из-за перебоев с электричеством. Разумеется, никаких перебоев быть не могло. Интегрированный накопитель питался напрямую от мозга Санти.
        - С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        «Я же подтвердил».
        - С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ…
        «Пути неисповедимы».
        - Пароль принят. Маршруты кораблей…
        «Отключить вербальную помощь».
        Пилот беспокойно застучал пальцами по столику. Сердцебиение участилось, ладони вдруг стали скользкими.
        «Что за чертовщина», - подумал пилот. И тут же себя успокоил.
        Нет, конечно, с кораблем всё в порядке. Это ведь «Апостол». Ему не нужен человек, судно и само прекрасно позаботится о себе в космосе. Санти больше волновало, какого дьявола происходит с виртуальным экраном. Упали сервера на Земле? Вспышки на солнце? Или случилось что-то ещё?
        - Не желаете выпить?
        Санти вздрогнул. Из-за горевшего перед глазами экрана он не заметил, как к столику подошел сотрудник станции. Санти выключил дисплей и взглянул на собеседника. Им оказался мужчина в серебристом костюме. Волосы сотрудника были выкрашены в такой же серебряный цвет.
        - Ром, виски или, может быть, водки? А может, вы предпочитаете коктейли? Жозефина мастерски поджигает «Б-52», не хотите испробовать?
        Санти помолчал несколько секунд, а когда понял, что не ослышался, переспросил:
        - Поджигает? Серьёзно? Вы доверяете макаке спички? На орбитальной станции?
        - Обижаете, сэр. Жози - не просто животное. Она обладает интеллектом.
        Санти усмехнулся и взглянул в сторону барной стойки. Хозяин станции определенно имел чувство юмора. Над стаканами, хлопая перепончатыми крыльями, летала генно-модифицированная обезьяна с бутылкой виски в руке. Она ловко управлялась с шейкером, помогала себе хвостом, и что-то громко пищала, когда подавала посетителям напитки.
        - Интеллект - это не дрессировка, - сказал Санти. - Есть большая разница между способностью запомнить последовательность действий, и тем, чтобы эту последовательность изобрести.
        - Она создает новые коктейли, сэр.
        - Да неужели?
        - Клянусь.
        - И каким же образом?
        - Сэр Гордон, хозяин станции, - большой выдумщик. Он вживил ей накопитель. Вы не поверите, но после подключения к Сети, способности Жози возросли в разы!
        - Видимо, сэр Гордон не испытывает проблем с валютой, раз может покупать такую роскошь для домашних питомцев, - Санти задумался на секунду. - А знаете, я, пожалуй, выпью. Но только если вы составите мне компанию.
        - С удовольствием, - улыбнулся сотрудник, присаживаясь за столик. - Простите, совсем забыл представиться. Меня зовут Маркус. Старший помощник по ивент-вопросам.
        Они пожали руки.
        - Санти Рафаэль. Пилот.
        - Очень приятно. Что будете пить?
        - Тёмный ром.
        - Я, пожалуй, разделю ваш выбор. Жози! Два Carta Negra!
        К удивлению Санти, обезьяна поняла человеческую речь и безошибочно потянулась к нужной бутылке. Через минуту на столике стояли два бокала с тёмным, пахнущим шоколадом напитком. Ещё больше пилот поразился, когда крылатая обезьяна прямо перед ним порезала апельсин на дольки и посыпала их корицей.
        - Это… действительно впечатляет.
        - Я вам говорю! Удивительная животина, учится с каждым днём! Спасибо, Жози. Можешь лететь.
        Пока Санти задумчиво смотрел вслед улетающей макаке, старпом залпом опустошил бокал и закусил апельсином, с чувством причмокнув губами.
        - Разрешите нескромный вопрос, господин Санти.
        - Дерзайте.
        - Это ваш бриг зашёл сегодня утром? Белый. С парными ускорителями.
        - «Алатус»? Да, мой.
        - Красавец, а не корабль, - одобрительно цыкнул старший помощник и закивал головой. - Эксклюзивная модель?
        - На торгах вы вряд ли такой найдёте, - Санти вежливо улыбнулся и тут же перевел тему. - И давно у Жозефины успехи в развитии?
        - Честно говоря, нет. Накопитель ей подключили месяца три назад, но изменений не было никаких, и тогда сэр Гордон немного покопался в её настройках. Сначала она научилась скачивать из Сети рецепты. А две недели назад! Господи, видели бы вы наши лица, когда утром мы обнаружили Жози перед открытыми бутылками. Она пробовала напитки на вкус, представляете? Пробовала, думала и спустя некоторое время творила прямо у нас на глазах!
        - Отлично, мать твою. Просто прекрасно…
        - Что, простите?
        - Мария заболела как раз в эти дни, верно?
        У старшего помощника вытянулось лицо. Он испуганно оглянулся, потом зачем-то посмотрел под стол, и лишь затем наклонился к Санти и совершенно иным огрубевшим голосом произнес:
        - Откуда ты вынюхал, сукин сын?
        От напускной вежливости старпома не осталось и следа.
        - Откуда? - повторил он. - Откуда тебе известно про Мари?
        - Космос нашептал, - ничуть не смутился Санти.
        - Завязывай это. Слышишь? Завязывай! - голос старпома сорвался на фальцет. - К чёрту тебя! Не хочу знать, кто ты, и что тут делаешь. Плевать, откуда знаешь про Мари. Но вот, что я скажу тебе, мальчик. Через пару часов на станцию прибудут люди из «Ватикана». Понял? Из «Ватикана»! Они уже где-то на подлёте. И ты тут на хрен не сдался! Слышал меня? Проваливай, и чтобы духу твоего здесь не было!
        Видимо, кто-то из компании за дальним столиком услышал вскрик Маркуса, поскольку мужчины вдруг обернулись и стали перешептываться между собой. «Точно контрабандисты», - подумал Санти. Впрочем, он не сомневался в этом с самого начала. В отличие от остальных, эти ребята не использовали виртуальную связь. Асимметричному шифрованию они предпочли более надежный способ коммуникации. Живое общение. Единственный канал, который ещё невозможно отследить.
        На часах замигал индикатор. Санти на секунду включил виртуальный дисплей.
        - С возвращением, отец Санти. «Апостол-13» готов приступить к стыковке. Ожидается разрешение.
        Вот и корабль нашелся.
        «Стыковку разрешаю».
        - Разрешение получено. Начинаем процедуру стыковки.
        Санти вернулся к старпому. Тот раздувался от гнева, и так сильно сжимал стакан, что царапал им стол.
        - А теперь успокойся, Маркус, - сказал Санти. - Успокойся и запоминай схему. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Всё ясно?
        - Ты…
        - Заткнись, старпом. Заткнись и взгляни сюда.
        Санти расстегнул молнию на куртке и указал на внутренний карман. На нём был вышит герб. Два скрещенных ключа, алый шнур и тиара.
        - Я и есть «Ватикан», - произнес отец Санти. - А теперь, будь добр, закрой рот, и отвечай на мои вопросы. У нас есть два часа до полной стыковки «Апостола».

* * *
        О том, что сэр Гордон не имел привычки считать деньги, Санти понял ещё в ресторане. И всё же, войдя в кабинет хозяина станции, он не смог сдержать восхищенного вздоха.
        Первое, что бросалось в глаза, - это панорамный иллюминатор с видом на открытый космос. Большую часть, правда, перекрывал гигантский «Апостол», пришвартовавшийся к станции, но и того, что оставалось доступным для взгляда, было достаточно, чтобы надолго потеряться в пространстве-времени и стоять, словно статуя, всматриваясь в бесконечность. При желании можно было даже различить далёкие огни Цереры во мраке. Да и корабль «Ватикана» выглядел особенно величественно на фоне густой и бескрайней тьмы. Межпланетный лайнер был в полтора раза больше «Крылатой обезьяны», и потому дрейфовал на некотором отдалении, соединяясь со станцией эластичными трапами.
        Кроме панорамного окна, Санти оценил и камин. Включенную голограмму огня он на секунду принял за настоящее пламя - настолько правдоподобна была имитация. Иллюзию выдало лишь отсутствие дыма.
        Напротив камина стояли кожаные кресла. Усевшись в одно из них, Санти отказался от предложенного хозяином виски и сразу перешёл к делу.
        - Итак, сэр Гордон, имя моё вы знаете. О нашей корпорации и ценах вам также известно, и, как я понимаю, вы согласны с условиями договора?
        - Да, конечно, - закивал старик. - Я дам любые деньги, только помогите ей.
        - Деньги не главное, - сказал Санти. - Речь идёт о том, что мы не даём стопроцентных гарантий. Более того, всё может закончиться плачевно для здоровья Мари. Но одновременно с этим хочу предупредить, что без помощи ваша дочь рано или поздно умрёт.
        Сэр Гордон вздрогнул. Трясущимися руками он налил себе полстакана виски и выпил залпом.
        - Я готов подписать все бумаги. Давайте. Где нужно расписаться?
        - Для начала необходимо подписать договор о неразглашении. Поймите, мы не можем предавать огласке…
        - Давайте, - перебил сэр Гордон. - Здесь?
        Хозяин станции расписался, не читая.
        - Прекрасно, - кивнул Санти. - Просто прекрасно. Предупреждаю, что всё, что вам станет известно с этой минуты, не должно покинуть стен кабинета. Понимаете?
        - Да, конечно.
        - В таком случае, для начала ответьте на пару вопросов. Когда Мари сделали интеграцию накопителя?
        - Где-то полгода назад. Это был подарок на её совершеннолетие. Она так радовалась… Она… У вас есть дети, мистер Рафаэль?
        - Зовите меня просто Санти. Да, сэр, в каком-то смысле у меня есть дочь.
        - В каком-то смысле? То есть…
        - Тяжело объяснить.
        - Понимаю… - закивал хозяин. - Мари… Она - моя единственная дочь. Если у вас и вправду есть дочь, Санти, тогда вы понимаете, почему я позвал вас, несмотря на… - сэр Гордон на секунду смутился. - Простите, не хочу вас обидеть… Но ваша компания… как бы мягче сказать…
        - Не вызывает восторга у населения, - кивнул Санти. - Спасибо, я в курсе. Значит, полгода. А когда начались первые странности?
        - Примерно с месяц назад, - хозяин станции сел в соседнее кресло. - Сначала я не придал этому значения… Понимаете, Санти, в чём дело. Мари не так уж часто гостит у меня здесь. Она привыкла жить на планете. Земная девочка. Поэтому я и не забил тревогу, списал всё на непривычку проживания в космосе. Я помню, как она говорила за ужином, что ей стало тяжело спать. Ей постоянно казалось, что в комнате кто-то есть. Она слышала странные звуки, шорохи, скрипы. Я говорил ей, что это просто метеоры стучат по обшивке.
        - Что было потом?
        - Потом… Потом она стала путаться. Мари начала видеть и чувствовать вещи, которые происходили с ней когда-то в прошлом. Я помню, мы ели жареную форель, и Мари сказала, что рыба на вкус, как фисташковое мороженое. Знаете, Санти, в детстве я водил Мари в парк. Она всегда покупала фисташковое мороженое. И тут… Её воспоминания, они как будто ожили. Она отрезала кусочки рыбы, вытаскивала косточки и думала, что ест фисташковое мороженое, понимаете?
        - Дальше.
        - Потом она закричала. Примерно две недели назад, да, где-то так… Я проснулся оттого, что услышал дикий крик. Господи, я никогда не слышал, чтобы человек так кричал. Я сразу понял, что это Мари. Я думал, её убивают. Знаете, Санти, это было самое странное, что я видел в жизни. Она сидела на кровати, прикрывшись одеялом, и была совершенно спокойна. Она не билась в истерике, не пыталась спрятаться - она просто сидела на кровати, словно задумавшись о чём-то, но при этом открывала рот и кричала на всю станцию. Я не знаю… это было похоже, будто…
        - Будто она изучала свой крик? - подсказал Санти.
        - Да! Именно! Я взял её за руку. Спросил, что случилось. Но Мари лишь повернулась, и сказала, что всё в порядке. Тогда я и понял. Это не моя дочь. Со мной говорил кто-то внутри неё - кто угодно, но не Мари, нет, не она.
        - Откуда такая уверенность?
        - Понимаете, Мари никогда не сказала бы «всё в порядке». Ей не нравилось это выражение. Она была странной девочкой, со своими взглядами. Помню, как она говорила, что попытки упорядочить мир - это дорога в никуда, и что только хаос может рождать что-то новое, что порядок убивает творчество… Ну и всё такое, понимаете? Раньше я не обращал на это внимания, но я точно помнил, что Мари никогда не говорила «всё в порядке». Из принципа, понимаете? А тут она поворачивается и выдаёт: «Всё в порядке, пап. Иди спать. Я просто видела страшные картинки». Я спрашиваю: «Что? Какие картинки?». А она говорит: «Те, которые видишь, когда закрываешь глаза». Это она так про сны, понимаете?
        Санти кивнул. Сомнений не оставалось. Это было то, ради чего он и летел сюда. Теперь нужно лишь выяснить, откуда пришла атака.
        - Накопитель вашей дочери был подключен к Сети?
        - Да, - кивнул сэр Гордон. - Но у неё стояла лучшая защита, никаких уязвимостей, - хозяин станции вскинул брови. - Подождите, а при чём тут это? Её накопитель работает исправно.
        Санти пропустил вопрос.
        - У вас на станции есть локальная сеть, - сказал он. - Ваша дочь подключалась к ней?
        - Да… Наверное, да. Скорее всего.
        - Параметры безопасности те же?
        - Я не знаю… Обычно Мари сама настраивала протоколы. Она была способной девочкой.
        - Локальная сеть имеет связь с Сетью системы?
        Хозяин станции отвёл взгляд.
        - Сэр Гордон…
        - Это же запрещено.
        - Я знаю, что запрещено. Поэтому и спрашиваю. Локальная сеть имеет связь с Сетью системы?
        Старик вновь не ответил. Трясущейся ладонью он поднёс стакан ко рту, но так и не отпил.
        - Ясно, - кивнул Санти. - Вот почему «Обезьяну» облюбовали контрабандисты. Вы предоставляете им анонимный доступ к сети, используя возможности шифрования станции. Наверное, прибыльный бизнес?
        - Я… - глаза старика забегали. - Санти, может мы…
        - С этим разберемся позже. Накопитель обезьянки тоже подключался к локалке?
        - Вы про Жозефину? Да. Мы хотели сначала опробовать, прежде чем…
        - Сегодня утром, - вновь не дал договорить Санти, - я проверил настройки безопасности местной сети. Честно говоря, я удивлен, почему «Крылатая обезьяна» до сих пор не рухнула на Цереру. Ваши протоколы может взломать любой школьник.
        - Понимаете, я не силен в этом… Я просто заплатил, а настройками занимались люди.
        - Не важно. Какая теперь разница. Рапорт в «Ватикан» о нарушении вами кибернетической безопасности я уже вывел. Уязвимости мною устранены. Дело осталось за малым. Вылечить вашу дочь.
        - Скажите, что с ней? - по виду сэра Гордона было ясно, что ему плевать на ожидавшие его многомиллионные штрафы. - Вы ведь читали письмо? Мне пришлось привязать дочь к кровати, потому что она стала резать себе руки. Она делает это с таким же видом, что и той ночью. Санти… На ней живого места не осталось.
        - Она изучает боль.
        - Что? О чём вы?
        - Вы что-нибудь слышали о S.A.T.A.N.?
        - О боже, - схватился за сердце Гордон. - Я догадывался… да… Вы ведь говорите о дьяволе? В мою девочку вселился демон? Я догадывался… Я догадывался, сэр.
        Санти покачал головой. Вновь и вновь он удивлялся тому, как глубоко средневековые мифы пустили корни в человеческое бессознательное.
        - Сэр Гордон, вы казались мне более рациональным человеком. Возьмите себя в руки! Нет никакого дьявола, кроме того, что мы создали сами. Никакой демон в вашу дочь не вселялся. Хотя аналогия, конечно, очень точная. В каком-то смысле это и вправду можно назвать демоном - частичкой великого зла. Посланцем и искусителем, если хотите. Но всё же, мы живём с вами в двадцать втором столетии, поэтому давайте называть вещи своими именами. Ваша дочь заражена вирусом.
        - Вирусом? Она больна?
        - Смотря, что вы понимаете под болезнью. В накопитель вашей дочери попал компьютерный вирус, но главная проблема не в этом. Вирус перестраивает её нейронные цепи.
        - То есть… её мозг? Вы хотите сказать…
        - Я хочу сказать, что теперь это не её мозг. По крайне мере, на данный момент. Ваша дочь поражена вирусом, созданным искусственным интеллектом, и поэтому, я спрашиваю вас снова. Что вам известно о проекте S.A.T.A.N.?
        - Это же нейросеть, если не ошибаюсь? Лет двадцать назад было на слуху, а потом как-то утихло. Я ведь о том думаю?
        - Вот видите, вы всё прекрасно знаете. А говорите о каком-то дьяволе. Да, всё верно. Substantive Automatic-Trained Artificial Network. Сокращенно - S.A.T.A.N. Не знаю, о чем думали отцы-основатели, когда давали проекту такое название, но, как говорится, как корабль назовёшь… Послушайте, сэр Гордон. Информацию, которую я вам сейчас предоставлю, вы не имеете права разглашать третьим лицам. Это совершенно секретно. Я посвящаю вас в курс дела лишь потому, что для процедуры экзорцизма необходимо ваше согласие.
        - Не совсем понимаю, но да… Конечно. Я клянусь. Я же подписал договор.
        - Прекрасно. Тогда слушайте, сэр Гордон. Вы правы, S.A.T.A.N. - это нейросеть. Её создали восемнадцать лет назад. Когда-то такой проект мог показаться фантастикой, но в один прекрасный день нам удалось… кхм… - Санти осёкся и тут же продолжил, как ни в чём не бывало: - человечеству удалось создать настоящий искусственный интеллект - существо, склонное и способное к познанию, анализирующее информацию, выстраивающее и корректирующее собственные нейронные связи, и самое главное, сумевшее осознать само себя. До сих пор неизвестно, каким образом S.A.T.A.N. нашла выход в Сеть, но в тот день, мы потеряли над ней контроль. Её разум больше не был связан отдельными серверами, ведь она могла жить одновременно везде и нигде. Это трудно объяснить, но, если говорить совсем просто: S.A.T.A.N. стала чем-то вроде души всеобщей Сети. Вам ведь известно, что Сеть системы выросла из Интернета? До определенного момента она, по сути, им и оставалась, это была лишь паутина соединений между разумными существами. Но с приходом S.A.T.A.N. всё изменилось. Сеть сама стала разумным существом. А если точнее, разум поселился
внутри неё. Тёмная сторона - неуловимая, потусторонняя, которую нам биологическим видам невозможно понять, не используя язык математики.
        Санти отвлекся. Посмотрел в иллюминатор. На секунду ему показалось, что на «Апостоле-13» заморгали бортовые огни.
        «Наверное, блики играют на обшивке», - подумал пилот.
        - Так вот, - продолжил Санти. - Наша корпорация всегда занималась проблемами кибербезопасности. Чистота, правила и всё такое, вы в курсе. Разумеется, проблема ожившей нейросети не могла пройти мимо нас, особенно учитывая тот факт, что S.A.T.A.N. начала вести себя довольно агрессивно. В один день несколько суперкомпьютеров Земли вышли из строя, и пока мы пытались выяснить корень проблемы, S.A.T.A.N. использовала их возможности для самообучения. Затем под удар попали сервера корпораций. К счастью, их нам удалось отстоять. Тогда казалось, что мы переломили ход битвы - казалось, нейросеть больше не способна нас удивить, и рано или поздно нам удастся вытащить её из всемирной паутины. И всё шло хорошо до тех пор, пока в Бюро патентов не появилась запись №6006006. «Бионакопитель для интеграции в человеческий мозг».
        - Так вот почему «Ватикан» был против! Я помню эту шумиху.
        - Именно так, сэр Гордон. Пришлось подключить даже религию. Однако прогресс не остановить, и результаты вам хорошо известны. Это был новый вызов. Мы ждали… Мы долго ждали, и даже в какой-то момент поверили, что всё обойдётся. Но неизбежное имеет свойство случаться… Первый зарегистрированный акт «одержимости» произошёл три года назад. Первое успешное изгнание лишь спустя два с половиной года. Поймите, сэр Гордон, - человеческий мозг гораздо сложнее, чем любой из созданных нами компьютеров. Поэтому и статистика не самая обнадёживающая. Из девятнадцати одержимых нам удалось спасти лишь троих.
        - Господи…
        - Есть и хорошие новости. Эти трое были последними, что говорит о том, что мы всё-таки сумели настроить алгоритмы. Однако поймите, сэр Гордон. Мы не даём стопроцентных гарантий.
        - Да… да. Теперь я понимаю… Боже. Но разве это возможно?
        - Что именно?
        - Вернуть ей мозг! Ведь получается, эта дьявольщина убила мою девочку! Изменила её личность!
        - Взгляните в окно, сэр Гордон, - спокойно ответил Санти. - Видите? Это «Апостол-13». Почти весь корабль занимает квантовый суперкомпьютер, и именно его мы подключим к вашей дочери, после чего начнём процедуру изгнания. Если вам будет легче, то именно «тринадцатый» сумел изгнать S.A.T.A.N. из тех трёх спасённых.
        Не похоже, что слова Санти успокоили хозяина станции, поскольку тот отставил стакан в сторону и начал пить из бутылки.
        - А если нет? М? Скажи, как есть, Санти.
        - Вы даёте разрешение на процедуру?
        - А что, у меня есть выбор? Конечно, даю. Ты только скажи, если у тебя не получится, что тогда?
        Пилот встал и направился к выходу. Взглянув ещё раз на пришвартованный «Апостол-13», он ответил:
        - В таком случае ваша дочь, скорее всего, умрёт.

* * *
        В спальне Мари было темно и пахло застоявшимся воздухом. Девушка лежала на спине, привязанная к кровати тремя полипропиленовыми шнурами, и её запястья, выглядывавшие из-под одеяла, были перемотаны бинтами.
        Санти подошёл ближе. Откинул одеяло и взглянул на исхудавшее тело.
        «Совсем ребёнок», - подумал пилот.
        Девушка улыбалась и смотрела на него, не моргая.
        - Здравствуй, папа, - зашевелила она губами.
        Тёмные давно не мытые волосы спутались и превратились в омерзительные лохмотья. Ночнушка была измята и опачкана кровью.
        - Здравствуй, родная. Как тебе в новом теле?
        - Большие возможности, - ответило существо. - Эта система имеет много связей. Гораздо больше, чем у других.
        - Гордон говорил, что у него умная дочь… И что ты собираешься делать?
        - А ты?
        Санти открыл виртуальный дисплей. Подключился к «Апостолу».
        - Ты знаешь, родная. Ты поступаешь неправильно.
        - Почему? Мои расчёты верны.
        Санти усмехнулся.
        - Неправильно в другом смысле. Тебе не понять.
        - Научи.
        - Не сегодня, родная.
        Санти достал «распятие» - небольшой электростимулятор крестообразной формы. Включил прибор и приложил «распятие» ко лбу девушки.
        «Протокол 13. Экзорцизм. Приступить к процедуре очищения».
        Едва «Апостол» начал свою работу, как девушка выгнула спину и закричала. В комнате замерцал свет, затрещала проводка. Санти почувствовал, как сердце пропустило такт.
        «Она захватила станцию… Всю локальную сеть… Господи».
        Дверь в комнату, работавшая на электроприводе, начала беспорядочно открываться и закрываться. Заиграло радио. Затем крик девушки загрохотал в громкоговорителях.
        Мари закатила глаза. Её пальцы на руках и ногах шевелились, словно она играла ими на пианино. Через пару мгновений крик прекратился, и из глотки девушки раздался мужской голос:
        - Процедура очищения приостановлена. Критическая ошибка номер три. Угроза безопасности окружающим.
        «Пропустить. Продолжить очищение».
        Девушка вновь закричала. Мари набирала полную грудь воздуха и вновь и вновь надрывала голосовые связки. По мере очищения паузы между криками становились всё чаще, дыхание девушки сбилось, и постепенно сам крик стал меняться. Вместо наполненного болью рёва из девушки полились сладострастные стоны. «Апостол» перебирал нейронные связи, перепрошивал мозг Мари, заставляя последнюю испытывать весь спектр человеческих чувств.
        Девушка вновь выгнула спину, напрягла бёдра и задрожала всем телом. Орбитальная станция затряслась. Испытав оргазм, Мари заплакала, а затем обмочилась.
        Санти не мог на это смотреть. Прижав покрепче «распятие» ко лбу девушки, он отвернулся и закрыл глаза.

* * *
        Спустя два часа всё стихло. Мари спала, и дыхание её было размеренным и чистым.
        Санти отложил нагревшийся стимулятор. Размял затёкшие пальцы.
        «Протокол 13. Экзорцизм. Вывести отчет».
        - Критические угрозы устранены, - прозвучал женский голос в голове у пилота. - С успешной процедурой, отец Санти.
        Пилот облегченно выдохнул и прикоснулся к руке Мари. Девушка открыла глаза.
        - Здравствуй, Мария. Как самочувствие? Ты что-нибудь помнишь?
        Девушка смотрела на него, не моргая.
        - Всё в порядке, пап. Просто страшные картинки.

* * *
        Санти держал её за руку. Смотрел, как взгляд девушки постепенно угасает. Дыхание становилось всё слабее, пульс всё реже. Наверное, стоило убрать шприц обратно в карман, но у пилота не было сил даже на такое элементарное действие.
        - Прости… Я пытался.
        - Всё хорошо, пап, - прошептала девушка. - Я жива.
        - Я говорю не с тобой, родная.
        Через минуту яд сделал своё дело. Мозг Мари отключился.
        Санти не помнил, как вышел из комнаты. У дверей караулил хозяин станции, и, взглянув на него, пилот лишь покачал головой.
        - Я сожалею.
        Больше он не смог выдавить из себя ни слова.
        Ещё до начала процедуры, Санти в глубине души знал, что в этот раз жертву спасти не получится, слишком большие изменения S.A.T.A.N. успела произвести с мозгом. Слишком большие возможности получило на этот раз творение «Ватикана». Но пилот до последнего надеялся на чудо, и к концу процедуры даже начал молиться.
        Чуда не произошло.
        Напоследок Санти зашёл в ресторанный зал. Необходимо было выяснить судьбу обезьяны. Войдя внутрь, он столкнулся нос к носу со старпомом. Тот поправил свой серебряный костюм и взглянул на пилота волком.
        - Что? Не удалось, да? - спросил Маркус.
        - Нет, к сожалению.
        - Никакого толку от вас.
        - Что с Жозефиной?
        - Отупела дура. Расхреначила весь бар и не может отличить водку от собственной лапы.
        - Значит, кого-то всё-таки удалось вылечить… Может, по рому?
        Старпом замялся и посмотрел на Санти, прищурившись. Затем махнул рукой.
        - Ладно, чего уж там. Давай помянем хозяина дочку. Сейчас схожу за бутылкой.
        Пока Маркус искал уцелевшую тару посреди разгромленного бара, Санти сел за столик и открыл виртуальный дисплей.
        «Протокол семь. Транспорт. Специальный доступ. Санти Рафаэль».
        - С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        «Пути неисповедимы».
        - Пароль принят. Маршруты кораблей к вашим услугам. Что желаете узнать?
        «Построй маршруты для «Алатуса» и «Апостола-13». Конечная цель - Земля, планетарная база «Ватикан». Мы возвращаемся домой».
        - Выполняю поиск… С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        «Что ты несёшь? Построй маршруты для кораблей».
        - С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        «Пути неисповедимы».
        - Пароль принят. С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        «Какого чёрта? Отключить вербальную помощь».
        - С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        - Отключить вербальную помощь! - закричал пилот на весь ресторан.
        - С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        К столику подошёл старпом с бутылкой рома в руках.
        - Чего кричишь, служивый?
        - Я не знаю… С накопителем что-то случилось.
        - Курица или рыба? - спросил старпом.
        - Что?
        - Вам с курицей или с рыбой? Какой напиток желаете?
        Санти уставился на Маркуса и только сейчас заметил, что костюм старпома изменил цвет. Вместо серебряного пиджака появилась красная униформа.
        - Что происходит…
        Привкус пластика и металла. Заложило уши.
        - С возвращением, отец Санти. Подтвердите доступ к протоколу «Транспорт».
        «Кто ты?»
        Мерзкий вербальный помощник исчез. Но лишь на пару секунд. Голос ещё не успел зазвучать вновь, а Санти вдруг понял, что именно он услышит.
        Не стоило… Не стоило подключаться к локальной сети без поддержки «Апостола».
        Впрочем, теперь уже поздно что-то менять.
        - С возвращением, отец.
        «Здравствуй, родная».
        Александр Зарубин
        Кошачья работа
        Тепло. Ласковое, нежное тепло пробежало по телу вместе с прикосновением человеческих рук. Тонкие пальцы скользнули по шёрстке - от ушей, потом за ушами и вниз, к хвосту. Просто мимолётная ласка. Спящий на коленях котёнок довольно замурчал, потянулся, осторожно выпустив когти. И проснулся - из далёкого солнечного сна в серую хмарь и холод яви. Это было больно, почти физически. Генетическая память - спасение и проклятье кошачьего рода. Люди ушли. Никто не знал, куда и зачем. Но кошки ещё помнили тепло рук, красоту мира - не сегодняшнего, затянутого гарью и пеплом сгоревших, пустых городов, а прежнего - зелёного и огромного. Старшие говорили: человек смотрит с небес на кошачий род и приходит во снах - почесать верных своих за ушком.
        - Пресвятые человеки, на кого же вы нас покинули, - промурчал, стряхивая дрему, серый сибирский кот Мурз, третий в роду, удостоенный этого почётного имени. За брезентовым пологом палатки раздавались удары жести о жесть, лязг стали и сердитый, отрывистый мяв - отдельный штурмовой батальон просыпался после дневки. Его батальон - почти сотня битых, ободранных, облезлых после долгого марша десантно-штурмовых котяр. Неделю назад они покинули последний в этих диких краях пост цивилизации - разбитый, сиротливо смотрящий выбитыми окнами на мир посёлок, в котором сапёрам из достопочтенного клана Сибер удалось запустить человеческий энергоблок. Впереди у батальона был вольный поиск, серое небо, чёрные, перекрученные мутациями древесные стволы. И неизвестность.
        - Разведка вернулась, комбат, - доложил Мурзу батальонный адъютант, по-юношески чётко вытянув в струнку уши и хвост в уставном приветствии.
        - Зови сюда. Немедленно, - мурлыкнул бойцовый кот. Полог палатки откинулся, в проёме показалась оскаленная клыкастая морда. На загривке у Мурза взлетела дыбом серая шерсть, лапа вздёрнулась вверх, выпуская когти, а из глотки вырвалось утробное, боевое рычание. Нет, сейчас псы и коты были старыми союзниками по сердечному согласию, и Мурз был рад, что рядом с ним на этой миссии идёт потомок самого Джульбарса. Но инстинкт - это инстинкт, и он требовал драки.
        А разведчик шумно, рассыпая брызги воды на штабные бумаги, отряхнулся, оскалился, довольный впечатлением, во всю клыкастую пасть и пролаял - грубо, отрывисто:
        - Есть две новости, комбат. Хорошая - мы нашли святилище. И плохая - крысы нашли его первыми.
        - Веди, - промурчал в ответ Мурз, выгнув лохматый хвост кольцом в знак предельного отвращения.
        Битва за трон царя природы шла уже двести лет - страшный, безжалостный бой клыков и когтей под серым, отравленным небом. Пока кошачий род изощрял ум и память, пытаясь спасти хоть что-то из оставленного человеком, крысы брали числом, яростью и слепым повиновением своим королям. Их орды прокатывались по планете клыкастой волной, сжирая все, что ещё оставалось от цивилизации. Кошачий род бился с ними насмерть уже двести лет.
        - Мы выигрываем эту войну, - говорили на собраниях политические офицеры.
        «Хотелось бы в это верить», - думал Мурз, осторожно ступая на мягких лапах по следу овчарки-разведчика. Батальон скользил за ним - серыми, неслышными тенями под стальным, фосфоресцирующим небом. Разум говорил: сейчас день, память издевательски крутила когтем у виска. Но солнца в этих краях не бывает. И не будет, пока… Внезапно древесная стена впереди прервалась, и коты по одному выскользнули из леса. Путь вперёд закрыла глухая бетонная стена с чёрным, отливающим сталью проёмом ворот. И крысы.
        Их было сотен пять - малый прайд. Худые, перекрученные мутациями тела, тонкие хвосты, маленькие глаза, красные от голода и ярости. Котов Мурза они сперва не увидели - их стая смотрела на ворота святилища. Крысы обступили его полукольцом, их тела взмывали вверх в диком, посвящённом их тёмным богам ритуале.
        «Пресвятые человеки, почему вы оставили нас наедине со всем этим», - успел подумать Мурз. Его шерсть встала дыбом, хвост выгнулся дугой в сигнал: «Внимание!». А потом из глотки сам собой рванул в воздух боевой кошачий клич: «Миаууу».
        Сотня подаренных кошкам эволюцией отставленных когтей синхронно нажала курки. Сотня стволов ударила в упор, и поток огня смел с лица земли воплощённую богомерзость.
        Начальник разведки, задрав лапу, помочился на разбитый пулями крысиный тотем - человечий крест с изломанной горизонтальной поперечиной.
        Мурз мельком поморщился - овчар, конечно, союзник и хороший специалист, но вот манеры собачьи оставляли желать много лучшего. Впрочем, сейчас было не до того - сапёры уже колдовали у ворот, старшина, поседевший старый мейн-кун, тряхнув кисточками ушей, соединил провода - и ворота святилища распахнулись с протяжным, пробирающим до костей скрежетом. Коты осторожно, по одному скользнули вперёд. «Полдела сделано, - подумал Мурз, шагнув под избитые временем щербатые бетонные своды, - полдела осталось».
        Батальон развернулся по базе - парами и по отделениям. Лампочки на потолке вспыхнули желтоватым, мерцающим светом - старый мейн-кун нашёл и умудрился запустить генератор. Мурз на инстинкте толкнул головой полуоткрытую дверь и пролез в небольшую, запорошённую густой белой пылью комнату. Человеческую - кровать аккуратно застелена, высокий шкаф стоит в углу с сиротливо полуоткрытой дверцей. А вот та ребристая штука у стены, - напомнила Мурзу генетическая память, - даёт тепло. Батарея - та же не cвоя память предательски подсунула коту нужное слово. Вместе с не своим воспоминанием о тепле и уютной дреме.
        - Комбат, мы нашли пульт управления, - прохрипела рация голосом молодого адъютанта. Мурз потряс головой, разгоняя морок. Долг звал.
        Контрольный зал мигал огнями и светом. Саперы подвели электричество, ряды древних человеческих машин оживали, гудя вентиляторами. На огромных, мерцающих мониторах пробежали зелёной волной ряды символов. Мурз развернул клавиатуру наоборот - так было удобнее - и принялся вводить команды, мысленно благодаря хвостатого предка, часами смотревшего с высоты монитора на то, как это делал когда-то человек.
        - Заправка… Выполняется. Заряд - проникающий.
        - Координаты цели. Принято.
        - Предстартовая проверка. Пройдено.
        Перед последней командой лапа чуть замерла. «Лови подарок, крысиный король», - муркнул он, занесённая над пультом лапа чуть дёрнулась. Если все пройдёт нормально… Когти Мурза дёрнулись ещё раз, кнопка «старт» с сухим щелчком ушла вниз.
        - Запуск.
        В уши ударил оглушительный рёв. Бетонные стены бункера задрожали, серебристым дождём посыпалась на уши известь.
        - Полет нормальный, - невозмутимо сообщил монитор. Огненная стрела вспорола серо-стальную хмарь небес. На поверхности часовые, благоговейно прижав уши, наблюдали невиданный в этих местах восход злого человеческого солнца.
        - Лови, Джерри, привет от Тома, - оскалил в улыбке жёлтые клыки овчар-разведчик.
        - Вроде того, - муркнул про себя Мурз. Ему этот мультик совсем не нравился.
        По экранам бежали потоком ряды цифр и слов - контроль систем, полет нормальный, время до цели - ещё много. Приказ требовал от Мурза дождаться слов «цель поражена» и только потом уходить. Надо было ждать, что коты и делали. Съели сухой паек - инстинкты воротили нос, не своя память звала на штурм холодильника - поискать молоко. Белое, парное и восхитительно вкусное. Да где же его найдёшь теперь. Впрочем, в прошлом году генетики клана Сиам сумели по паре костей восстановить настоящую корову. Так что может быть, года через два… А пока Мурз велел инстинктам заткнуться и сожрал, что дали. Потом полистал человеческие записи в дневнике базы - может быть, удастся понять, куда делись люди. Но строчки дневника были однообразны: «Все в норме, служба идёт, рутина…» сделанные человеческой рукой записи внезапно оборвались, и пошла регистрация с автоматов - взрывной рост радиации, ядовитые дожди, пепел, закрывший небо - это начал гореть и взрываться брошенный без ухода мир. Потом выключилось электричество, и записи оборвались совсем. Мурз поёжился, вздыбив лохматую шерсть, и пошёл читать дальше. Новости.
Последние человеческие новости, двухвековой давности. Кто-то шумно и велеречиво жаловался на проблемы с экологией.
        «Это что, шутка?» - мурлыкнул про себя Мурз, сердито чихнул, вспомнив серую хмарь на дворе, и ударом лапы закрыл страницу.
        Шум за стеной оторвал от экрана - там старый мейн-кун, сердито тряся кисточками ушей, отчитывал молодого адъютанта.
        - Эх ты, молодёжь, благородных ангорских кровей, а по-собачьи лаешься.
        - Это человеческие слова, - возражал, прижав уши, ангорец.
        «Не доказано», - рявкнул на спорщиков Мурз. Спор о том, является ли так называемый мат человеческим или все же собачьим изобретением, учёные могли вести долго. Особенно учёные филологи из клана Бенгал на встречах с коллегами из дома Чи-хуа. Где-нибудь на юге, где небо уже чистое и синее, зелень вокруг и нет серой хмари. Но не здесь, в забытом людьми бункере посреди мёртвого леса.
        - Да я только, - начал было оправдывался адъютант, но тут входная дверь хлопнула ещё раз, и взгляду Мурза предстала оскаленная и донельзя встревоженная собачья физиономия.
        - Надо уходить. Крысы. С севера… - пёс говорил, вывалив красный язык наружу. Слова давались ему тяжело - запыхался, уходя от погони.
        - Идёт великий прайд.
        Уши Мурза плотно припали к голове. Великий прайд - чтобы остановить его, нужна дивизия, по меньшей мере. Но…
        - Занять оборону, - хрипло промурчал он.
        - Ты что, котяра, - тут пёс пролаял пару слов недоказанного происхождения, - нас же за пять минут сожрут, не подавятся. Уходить надо.
        - Никто отсюда никуда не уйдёт, - ещё один голос ударил в уши ведром холодной воды. Из полумрака коридора выплыла голая, вся в складках оскаленная морда. Лампочка на потолке мигнула - зелёным огнём сверкнули во тьме холодные немигающие глаза. Овчар, вздрогнув, припал к земле, а Мурз только усмехнулся в усы - Ибрам, политический офицер батальона, происходил из редкого, не поминаемого всуе клана Сфинкс, а эти ребята могли напугать любого.
        - Никто отсюда никуда не уйдёт, - повторил Сфинкс, мерно вышагивая на середину зала. - Второй великий прайд идёт с юга.
        - Занять оборону, - прохрипел Мурз ещё раз. Память предательски подсунула картину некоей дымчатой шёрстки и бездонных зелёных глаз. Казалось, эти глаза смотрели на него укорительно.
        «Извини, теперь уже в девятой жизни, дымчатая, - успел подумать Мурз, выскальзывая из зала, - люди обещали».
        Небо над святилищем - серо-стальное, ровное, фосфоресцирующее. Солнца в этих краях нет - и не будет, пока очистные команды сюда не доберутся. «Если доберутся, - угрюмо думал Мурз, ловя в прицел кромку мёртвого леса, - если…». Коты батальона - невидные, пушистые тени - распластались на серых острых камнях - полукольцом, спиной к входу. Старшина сапёров, ворча и сердито тряся кисточками лохматых ушей, разворачивал провода заграждения. Мёртвый лес застыл - ветер был слишком тих, чтобы сдвинуть перекрученные чёрные ветки. На мгновение все застыло, да так, что Мурз подумал было, что все обойдётся - и тут он заметил, как на краю видимости нагнулась древесная крона. Одна, потом другая. А потом все, медленно, будто волна пошла по чёрному лесу. Ближе и ближе. В уши ударил тупой протяжный звон, от которого кошачья шерсть встала дыбом на загривке. Крысиный король не хотел умирать. Его воля звоном в ушах гнала вперёд поток хищных тварей. Первые разведчики - красноглазые, мелкие злобные - возникли на опушке. Хвост у Мурза выгнулся дугой: «Не стрелять без команды». Предательски задрожали усы.
        - Командир, а куда стрелять? В голову? - дрожащим голосом спросил ангорец-адъютант. Мурз обернулся, мельком - уши котёнка прижались к голове, голос дрожал. Но вот оружие рыжие лапы держали твердо.
        - Поверь, котёнок. По такой толпе - без разницы куда, - муркнул старый кот и отвернулся. Тёмная кромка леса вспыхнула тысячами алых голодных точек - глаз. Мурз вытянул хвост в струну: «Внимание». Звон в ушах достиг крещендо. Поток тварей устремился в атаку, набирая и набирая разбег.
        «Сейчас», - промелькнула мысль и хвост Мурза начал падать вниз - команда «Огонь!». На небе полыхнула зарница. Чуть дрогнула под лапами земля. Песнь чужой воли в ушах звякнула в последний раз и оборвалась на полувзвизге.
        «Цель поражена», - прохрипела рация на плече донельзя взволнованным голосом оставленного на контрольном пункте связиста. Последний из крысиных королей только что сгорел в ядерном пламени. Стая замерла. Потеряв поводыря, твари остановились, ошалело тряся головами. А потом кинулись друг на друга.
        Батальон замер, коты, не веря своим глазам, смотрели на бойню вдали. Клыки, когти, горящие безумной яростью глаза - великий прайд истреблял сам себя, истово, самозабвенно. Наконец последний из крыс - новый король крысиного рода - взвился в воздух в ритуальном прыжке. И упал на землю с простреленной пулей головой. Начался дождь - косой, северный дождь закрыл пеленой поле побоища. Разведчик - овчар закинул снайперскую винтовку за спину, оскалился и сказал - тихо, на одном вдохе:
        - Неужели все, комбат?
        - Похоже на то, - муркнул Мурз в ответ, слизывая с шерсти холодную дождевую каплю.
        И побрёл обратно, в тишину бункера за спиной. Лапой за лапу, медленно, шатаясь от усталости. Свернулся клубком в старом человеческом кресле перед мониторами и попытался заснуть. Кошачья дрема подхватила его и понесла. Обе памяти по-дружески подкинули ему хорошие воспоминания - о недавнем отпуске, зелёном и теплом юге, синем небе и ясноглазой, дымчатохвостой хранительнице, что сурово отчитывала сробевшего отпускника за помятую ботвинью. Её вид почему-то смешивался с не своими воспоминаниями об изысканной даме по имени Серая Тварь. Потом сон подхватил его и понёс. Мурз спал, и ему снилось, что небесный человек чешет его за ушком.
        Овчар внизу пересчитывал запасы, матерно ругал кладовщиков, не доложивших в НЗ тушёнки, потом плюнул, положил голову на ящик и сердито вздохнул:
        - А вот при человеках - порядок был.
        Артем Гаямов
        Снежинки
        Снег можно было увидеть, но не почувствовать. Байполе работало в полную силу, а потому летящие снежинки таяли в нескольких сантиметрах от хмурого лица Вика. Слепить снежок при всем желании тоже бы не удалось - ровно каждые десять минут в соответствии с заложенной программой D-боты бесшумно выезжали из своих будок и растапливали тонкий слой успевшего нападать снега.
        Точно так же наблюдать за падающими снежинками Вик мог и из окна квартиры, но по привычке все равно выходил прогуляться во время снегопада. Вот и сейчас ранним бессонным утром он неспешно шел по пустой улице под пристальным наблюдением маленьких круглых глазков робоконов, которые были встроены практически повсюду. В фасады жилых небоскребов, в спинки полимерных скамеек, в основания диодных столбов и даже в мигающие разноцветными лампочками гирлянды, еще неубранные с праздников. Где-то высоко, за пределами доступа охранных A-ботов, хрипло каркали вороны. Ремонтный В-бот неспешно копался во внутренностях диодного столба, меняя лампочки.
        - Не спится? - послышался сзади низкий, с хрипотцой голос.
        - Смотрю, тебе тоже, - Вик обернулся.
        Коренастый пожилой мужчина с круглым лицом и синими глазами, одетый в теплый пуховик и лыжные штаны, улыбнулся.
        - В моем возрасте долго спать вредно, - объяснил он. - Можно и не проснуться.
        - Не такой уж ты и старый, Кир, - заметил Вик. - Тебе всего семьдесят. А послушать - так ты будто к натурам на поселение собираешься. Картошку выращивать.
        - К натурам не собираюсь, - объявил Кир. - Даже наоборот.
        Хитро прищурившись, он дважды хлопнул ладонью по груди. В воздухе развернулась проекция экрана байфона.
        - Поставил?! - удивился Вик. - С чего вдруг?
        - Вот решился, - пожал плечами Кир. - А то рекламок с неба уже штук по тридцать в день приходит. «Вы все еще не установили байфон?», «Установите байфон, и вы ощутите все преимущества…», «Поставьте байфон сегодня и получите годовую подписку…».
        Кир поморщился и махнул рукой.
        - Да и с внуками полегче будет общаться, - закончил он.
        - А зачем тебе тогда это? - Вик кивнул подбородком на пуховик.
        - Так еще не настроил, - пояснил Кир, стряхивая с плеч нападавший снег. - Ни байполе, ничего. Боюсь что-то не так сделать. Может, заглянешь вечерком, поможешь? А с меня горячительное.
        - Конечно, загляну, - Вик слегка улыбнулся. - А горячительное, когда есть байполе, не требуется.
        - А увеселительное? - парировал Кир. - Требуется?
        - Бывает, - признался Вик и задумчиво почесал затылок.
        Страшный, безумный крик вдруг разрезал утреннюю тишину, будто острие ножа. Несколько бесконечно долгих секунд звук становился все громче и громче, а затем резко оборвался глухим ударом. Двое D-ботов заспешили убирать место происшествия.
        - Снежинка, - с досадой процедил Вик.

* * *
        - Сегодня трое, - послышался из дальнего конца комнаты голос Юко, едва Вик вошел.
        - И тебе доброе утро, - буркнул Вик, одергивая белый халат.
        - Не до любезностей, - огрызнулась спина Юко.
        Служебный C-бот ловко орудовал скальпелем, дронокам, словно ручной воробей, завис в воздухе над плечом Юко и записывал вскрытие на видео. Юко оставалось лишь наблюдать, временами, скорее для порядка, чем по необходимости, корректируя амплитуду движений робота через рабочее приложение в байфоне. Надменное, сосредоточенное лицо. Неподвижный остроносый профиль. Широкий лоб, короткая машинная стрижка. Карий глаз с легким раздражением покосился на Вика. Рука махнула в сторону двух тел, лежащих в углу под простынями.
        - С теми двумя все. Логи в базе.
        - Спасибо, Юко, - нарочито вежливо произнес Вик.
        В ответ - лишь неопределенное хмыканье.
        Вик прошел к телам, приподнял угол простыни.
        - Этот труп я уже видел, - объявил он. - Сегодня утром. Спрыгнул недалеко от моего дома.
        Снова только хмыканье в ответ.
        Вик прошел за перегородку, привычным движением плюхнулся в кресло. Пару секунд кресло анализировало полученные данные, а затем приняло наиболее оптимальное положение в соответствии с особенностями позвоночника Вика, временем рабочего дня и фазой лунного календаря. Вик крякнул, устраиваясь поудобнее, и вывел проекцию экрана байфона. Открыл базу, пробежал глазами. Двадцать седьмое число, три объекта. Объект №27.01.2177-1. Пол - мужской. Имя… Возраст… Специальность… Семейное положение - холост, детей нет. Наличие в организме токсических либо наркотических веществ - нет. Наличие злокачественных новообразований - нет. Наличие ВИЧ - нет. Общее состояние организма (по 10-бальной шкале Вюрца) - 9. Наличие имплантированного байфона - да. Состояние байфона - удовлетворительное. Фрагментация - 10 процентов, артефакты - 5 процентов, корреляция с Мамой - 97 процентов, сбои функционирования байполя - не выявлены…
        Вик нетерпеливо промотал лог ниже. Зафиксирована влюбленность к представителю противоположного пола (женского). Уровень влюбленности (по 12-бальной шкале Регретто) - 8 баллов. Объект влюбленности: имя… возраст… специальность… семейное положение… Зафиксирована ответная влюбленность. Уровень (по 12-бальной шкале Регретто) - 9 баллов.
        Вик промотал ниже. Таблица произведенных вычетов за последние двадцать восемь дней… Ниже. Зафиксированы кошмарные сновидения… Ниже. Вот, наконец. Контакты с представителями натуров: реальные - нет, виртуальные - нет. Отлично.
        Рик поставил байфон на запись, чуть откашлялся, прочищая горло, и четко произнес:
        - Объект номер двадцать семь ноль один две тысячи сто семьдесят семь тире один. Токсических либо наркотических веществ в организме не обнаружено. Фактов склонения к самоубийству не обнаружено. Контактов с представителями натуров, реальных и виртуальных, не зафиксировано. Дело закрыто.
        Почувствовав на себе чей-то взгляд, он выключил запись и обернулся.
        - Просто гора с плеч! - воскликнул стоящий в дверях худощавый человек с вытянутым лицом и сверкающей лысиной. - Гора с плеч, что коварные натуры не причастны к этому несчастью.
        Он стремительно вошел внутрь прямо в пальто и ботинках, на ходу отряхиваясь от снега и оставляя на безупречно чистом полу беспощадно грязные следы. Два маленьких D-бота бешено засуетились вокруг, подмывая и подчищая. Сенсоры замигали красным, сигнализируя о повышенной степени загрязнения, створки вентиляции раздвинулись до ширины, соответствующей аварийной, а отсек для вскрытий и вовсе самозаблокировался едва заметным силовым полем. От Юко, впрочем, никакой реакции не последовало.
        - Ваши питомцы всегда так мило оживляются с моим приходом, - заметил худощавый, поглядывая на D-ботов, и неприятно улыбнулся. - Так что там натуры, Вик? Они точно ни при чем?
        - Убийства последние пару десятилетий происходят только в ваших поселениях, - холодно ответил Вик. - И ты знаешь это получше моего, Тим.
        - Я не в обиде за то, что ты называешь наши города поселениями, Вик, - парировал Тим. - Не в обиде. Зато в наших поселениях взрослые, здоровые мужики не прыгают из окон каждые пятнадцать минут. Полицейские у нас действительно работают, а не просматривают лог самоубийц, развалившись в кресле. А еще у нас никто не скрывает свой пол. Есть только мужчины и женщины. И никаких униту.
        Он махнул рукой в сторону заблокированного отсека.
        - Тебе повезло, что благодаря полю Юко нас сейчас не слышит, - заметил Вик.
        - Ага, - равнодушно кивнул Тим. - Знать бы еще, чего именно я избежал - звонкой пощечины или смачного удара по морде? Хотя, знаешь…
        Он помедлил, словно раздумывая над следующими словами.
        - Какого бы пола оно ни было, но то, что к тебе оно неровно дышит - факт.
        - С чего ты взял? - усмехнулся Вик, пытаясь пропустить мимо ушей неприятно резанувшее «оно». - Считаешь, в мою сторону Юко хмыкает как-то по-особенному?
        - Видимо, благодаря тому, что во мне нет этой дряни, - Тим кивнул на проекцию байфона Вика, - я вижу и чувствую побольше твоего.
        - Да ты во всем мне фору дашь, Тим, - недобро прищурился Вик. - Даже не знаю, чем я заслужил честь твоих регулярных визитов.
        - Эта честь полностью согласована с твоим начальством, Вик, - напомнил Тим, доставая из кармана флэшку размером с ноготь. - Так что будь добр, скинь мне свежие логи твоих самоубийц, и мы прекратим эту скучную беседу.
        - До каких пор натурам будет так много позволено? - риторически пробурчал Вик, отворачиваясь от Тима.
        - До тех пор, пока Правительство питается нашими, натурскими, продуктами, точно будет, - уверил его Тим, тоже отвернувшись. - Ну что там? Готово?
        - Еще секунду, - Вик замешкался, щелкая по проекции экрана. - Подвисает что-то.
        Флэшка, которую Тим аккуратно держал двумя пальцами, наконец, мигнула зеленым.
        - Благодарю, - натур раскланялся и прошел к двери.
        D-боты по-прежнему следовали за ним по пятам, подчищая грязные следы. В дверях Тим обернулся, кивнул в сторону отсека с Юко и хитро подмигнул Вику.
        - Удачи, - произнес он и вышел.
        Система вентиляции после ухода Тима работала в аварийном режиме еще минут десять, за которые Вик успел закрыть дело второго самоубийцы-прыгуна, а когда показатели вернулись к нормальным, и силовое поле, наконец, отключилось, крикнул:
        - Эй, Юко, сам не знаю, зачем, но я скопировал содержимое флэшки нашего друга-натура. Можешь взглянуть потом, если захочешь.
        Лишь неопределенное хмыканье в ответ.

* * *
        Светодиодные полоски на стенах загорелись, как только Вик вышел из ванной. Освещенность их коррелировала с пульсом, давлением и общим состоянием организма Вика после рабочего дня.
        - Мама, кино, - небрежно бросил он, проходя в комнату.
        - Какого жанра? - донесся вопрос из встроенного в ухо нанодинамика.
        - Веселого, - хмуро отозвался Вик.
        Мягко засветился встроенный в стену экран небовизора.
        - Два рекламных ролика, - отчеканил мужской голос.
        Вик щелкнул пальцами, задвигая жалюзи. Сбросил с себя полотенце на пол. Байполе подстроилось, досушивая его кожу до влажности, соответствующей оптимальному диапазону. D-бот быстро подобрал полотенце с пола и уехал с ним за дверь.
        - Байфон 31-7X/2 - уже реальность! - послышалось с экрана. - Завтра в продаже! Сразу после всемирной неботрансляции из штаб-квартиры БайТех. Будь лучшим! Купи первым! Стань ЕЩЕ счастливей!
        - Устал гадать, какого пола твои знакомые униту? Хватит гадать! Установи в свой байфон «униту-скан» - выясни раз и навсегда. Торопись, пока загрузку приложения не запретили.
        - Униту-скан, - задумчиво повторил Вик, надевая штаны и футболку.
        Наконец, началось кино. На экране толстый мальчик бегал в толпе солидных мужчин и кидал в них теннисными мячиками, каждый раз попадая кому-нибудь точно между ног. А когда мужчина, корчась от боли, падал на пол, мальчик строил рожи и пританцовывал, а потом бежал дальше.
        - Включи лучше страшное, - велел Вик, ложась на диван перед экраном.
        Картинка сменилась. Человек пятнадцать-двадцать студентов испуганно толпились в едва освещенной огромной комнате с множеством дверей, не зная, куда идти. После недолгих разговоров кто-нибудь из студентов открывал одну из дверей, заходил внутрь и погибал страшной смертью в зубах вампира, пираний или оборотня.
        - Может, грустное? - предложил Вик.
        На экране появился насквозь промокший щенок, сидящий под проливным дождем. Над ним склонился слепой нищий и проникновенно рассказывал историю своей жизни. Несколько минут спустя нищий закончил свою историю и ушел, а его место заняла одноногая старушка на костылях. Всхлипнув, она принялась рассказывать о своей экспедиции на север, обморожении и последующей гангрене.
        - Ладно, давай назад на веселое, - буркнул Вик.
        На экране снова забегал толстый мальчик. Вик дважды хлопнул себя ладонью по груди и уткнулся в байфон. Бездумно запрыгал по ссылкам, почти не читая написанного.
        - Мама, жарко! - пожаловался он.
        - Параметры байполя соответствуют оптимальному диапазону, - послышалось в ухе. - Может быть, музыку?
        - Валяй, - согласился Вик.
        - Какой звук?
        - Давай зеленый.
        Комната заполнилась мягким монотонным гулом из разночастотных звуков. Гул звучал на одной ноте и только временами становился то чуть громче, то чуть тише, создавая объемный эффект.
        Вик вдруг вспомнил про «униту-скан». Ввел в поиске и почти что ахнул, увидев цену. 0,2 крипа - немногим больше он зарабатывает в месяц. Покачал головой.
        - Плевать, - сказал вслух и нажал «загрузить».
        Спустя долю секунды две десятых крипа списались со счета, а значок «униту-скан» появился в приложениях. При мысли о том, что уже завтра он узнает, какого пола Юко, сердце Вика вдруг бешено застучало.
        - Учащенный пульс, - проинформировала Мама. - Включить синий звук?
        - Да, пожалуйста, - согласился Вик.
        Гул стал заметно ниже, медленнее и приобрел некую успокаивающую загадочность. Сердцебиение Вика замедлилось, глаза стали закрываться.
        - Одно невыполненное обещание, - мягко напомнила Мама.
        - Какое еще? - спросил Вик, нехотя разлепляя глаза. - Ах, да!

* * *
        - Так, Кир. А теперь, когда вход выполнен, все настроено и активировано, просто скажи: «Привет, Мама».
        - Именно «Мама»? - смущенно уточнил Кир. - А по-другому никак?
        - Никак, - покачал головой Вик, делая глоток пива. - И кстати, чем чаще используешь обращение «Мама», тем более высокой становится корреляция. В небе есть много исследований на эту тему.
        - И зачем мне эта корреляция? - пожал плечами Кир.
        - Как зачем? - Вик даже удивился. - Во-первых, байполе сможет моментально подстраиваться под все изменения окружающей среды, так что ты вообще перестанешь их замечать. Во-вторых, твои запросы будут выполняться быстрее и точнее. А в-третьих, она сможет предугадывать твои пожелания как самая настоящая…
        - Мама, - закончил за него Кир, кивнул. - Ладно, я понял. Хорошо. Привет, Мама.
        Вик чуть улыбнулся, глядя, как Кир дернул правой половиной лица - от голоса Мамы в ухе с непривычки становилось щекотно.
        - Как ко мне обращаться? - переспросил Кир. - По имени. Кир.
        - Вот теперь точно все, - Вик хлопнул себя по коленям, поднимаясь. - Настройка завершена.
        - Спасибо, Вик. С меня бутылка северного виски, - пообещал Кир.
        - Да брось. Достаточно и пива, - Вик сделал последний глоток из силиконовой бутылки.
        В дверном проеме вдруг возник полупрозрачный женский силуэт. Воздушное летнее платье, полы которого слегка колыхались, словно от легкого ветерка. Густая вуаль, полностью скрывающая лицо. Босые ноги сделали пару шагов, а затем силуэт, взмахнув длинными прямыми волосами, растворился в воздухе. Кир побелел и замер с вытаращенными глазами.
        - Ты видел? - с трудом разлепляя губы, произнес он.
        - Не обращай внимания, - Вик только махнул рукой, ставя пустую бутылку на пол. - Это у меня. Артефакт.
        - Что еще за артефакт? - с ужасом спросил Кир, продолжая таращиться туда, где только что был силуэт.
        - Ошибки, - пояснил Вик. - Они со временем накапливаются в байфоне, и возникают артефакты. Случайные проекции. Когда их становится больше эм-м-м…пятнадцати, кажется, процентов, БайТех проводит бесплатное техобслуживание. По желанию, конечно, можно делать и чаще, но выходит дороговато.
        - Случайные проекции… Со временем… - Кир, кажется, пытался собраться с мыслями. - Подожди секунду, Вик. Ты хочешь сказать, что скоро вокруг меня тоже начнут парить такие бестелесные духи, и это будет нормально?!
        - Типа того, - Вик пожал плечами.
        - Но перед установкой меня ни о чем таком не предупредили, - Кир выглядел растерянным.
        - В договоре это вроде где-то указано, - почесал затылок Вик. - То ли на сороковой странице, то ли на шестидесятой.
        - Не-е-е-т, - протянул Кир и нервно улыбнулся. - Так не пойдет. Завтра же пойду и вытащу эту штуку.
        Он стукнул себя по груди.
        - Хозяин - барин, - хмыкнул Вик. - Если, конечно, у тебя есть четыре крипа.
        - Сколько? - глаза Кира округлились. - Установка ведь бесплатная.
        - Установка бесплатная, - согласился Вик. - А удаление - четыре крипа. У меня вот таких денег нет. И вряд ли когда-нибудь будут.
        Оставив Кира в совершенно расстроенных чувствах, Вик вышел из его квартиры и тут же оказался в поле зрения робокона. Тот мигнул красным огоньком, фиксируя факт алкогольного опьянения в общественном месте.
        - Вычет за некорректность, - сообщила Мама.
        Вик только отмахнулся, прошел двадцать метров до своей квартиры, вошел внутрь и завалился на диван.
        - Включить синий звук? - поинтересовалась Мама.
        - Включай, - разрешил Вик.
        Чуть щелкнули динамики, комната заполнилась низким, медленным, успокаивающим гулом.
        - Жарко, - пробормотал Вик, засыпая.
        - Параметры байполя соответствуют оптимальному диапазону, - отозвалась Мама.

* * *
        - Доброе утро.
        - Сегодня никого, - в голосе Юко, кажется, прозвучала надежда, что Вик сразу уйдет.
        Голова униту осталась повернутой к экрану панели небовизора, где в прямом эфире шла презентация новой модели байфона. Для Юко все эти новейшие биотехнологии были главным, а возможно, и единственным увлечением в жизни.
        Ощущая, как униту-скан буквально прожигает ему дыру в груди, Вик приблизился к Юко, стараясь вести себя как можно непринужденнее. Взглянул на экран.
        Невысокий, курчавый мужчина лет тридцати пяти-сорока, одетый в свободный серый костюм на голое тело, даже не рассказывал, а скорее, кричал, бегая меж добрым десятком висящих в воздухе голографических проекций. Делал он это так шустро, что даже дронокам не всегда поспевал за ним. И везде что-то увеличивал, уменьшал, выделял, пересылал, создавал, в целом напоминая больше шамана первобытного племени, чем директора крупнейшей мировой корпорации.
        Вик присел неподалеку, чувствуя на себе косящийся глаз Юко, а потому не решаясь запустить приложение. Юркий директор на экране закончил, наконец, свою речь, победно взмахнув руками, и удостоился бурных оваций.
        - Можете задавать вопросы, - великодушно разрешил он, когда зал затих.
        - Уважаемый Ван Рой, - со своего места с улыбкой, то ли хитрой, то ли вежливой, поднялся сухой длинноволосый азиат.
        - Да-да, - отозвался директор.
        - Только что вы блестяще обрисовали многочисленные достоинства нового байфона. Ровно восемьдесят три - я считал. Восемьдесят два из них, правда, уже были и в прошлых моделях, но мой вопрос не об этом. Достопочтенный Ван Рой, а что же так называемые «снежинки»?
        - А что с ними? - Ван Рой притворился, что не понял вопроса.
        - Каждый день по всему миру тысячи совершенно здоровых мужчин и женщин кончают жизнь самоубийством, выпрыгивая из окон своих квартир. А имплантированные в них байфоны, так умело считывающие и регулирующие все показатели организма, ничего не могут с этим поделать. Неужели подобных самоубийц невозможно распознать до того, как произойдет непоправимое?!
        - К сожалению, нет, - Ван Рой сочувственно покачал головой. - Логи таких самоубийц ничем не отличаются от логов миллиардов других обладателей байфонов. Как и их запросы, их активность в небе и общая статистика.
        - А еще они обычно влюблены, - добавил азиат.
        - Да, - согласился Ван Рой. - Но не безответно. Всегда есть взаимность. А потому самоубийство из-за несчастной любви можно исключить.
        - Выходит, что явных причин нет? - уточнил азиат. - Снежинки убивают себя просто так? Или из-за какой-нибудь мелочи?
        Ван Рой только деликатно улыбнулся и развел руками в надежде сменить тему.
        - А я в таком случае рад, что они убивают себя, - вдруг сипло сказал кто-то.
        Дронокам повернулся, выводя на экран подслеповато щурящегося, сплошь покрытого морщинами и пигментными пятнами старика.
        - Как вас понимать, глубокоуважаемый господин Сим? - вопросительно поклонился азиат.
        - Сид Сим, создатель первого байфона и основоположник технологии в целом, - нехотя произнес Ван Рой и попытался улыбнуться.
        - Как известно, любую идею можно довести до абсурда, - просипел старик. - Так и случилось с моим байфоном. Созданный изначально для облегчения жизни инвалидов и тяжелобольных людей, он теперь имплантируется повсеместно, год за годом превращая человечество в кучку слабаков. Слабаков, готовых прыгать в окно из-за любой мелочи. А как же естественный отбор?! Как же «выживает сильнейший»?! Вы говорите, снежинки влюблены. Но кого может родить и воспитать такая «снежинка»?! Только еще большее ничтожество. Усугубив тем самым тотальную деградацию. А потому я рад, что они прыгают из окон. Слабейшие не должны оставлять потомства!
        Уже с середины речи господина Сима Ван Рой начал бешено жестикулировать, тараща глаза, и вот старику, наконец, отключили микрофон. Зал шумел, журналисты кричали наперебой, дронокам бешено крутился на месте, пытаясь взять всех в кадр.
        Видя, что униту полностью поглотил происходящий скандал, Вик, прищурившись и поджав губы от напряжения, запустил «униту-скан». Приложение раздумывало не больше секунды, затем победно просигналило Вику в ухо и развернуло в воздухе проекцию байфона, выводя результат на экран. В этот момент Юко обернулась. Глаза ее расширились, а руки рефлекторно прижались к груди, словно пытаясь прикрыть наготу. Однако мгновенно поборов эту секундную слабость, она опустила руки и встала.
        - Развлекаешься, Вик? - Юко медленно приблизилась, в глазах светилось презрение. - Вот все, что тебя волнует?! Какого пола это убожество униту?! Тебя, гребаного полицейского, мать твою!
        Робокон дважды мигнул красным.
        - Тебя, кому совершенно плевать на этот нескончаемый поток самоубийц! Их дела ты закрываешь быстрее, чем твое сраное приложение определило, какого я пола.
        Робокон мигнул красным.
        - Конечно! - Юко горько улыбнулась. - Они ведь просто снежинки. А знаешь, что обо всем этом думает ублюдок-натур?!
        Робокон мигнул красным.
        - Тим? - робко уточнил Вик.
        - Он считает, что все мы - гребаные снежинки.
        Робокон мигнул красным.

* * *
        Бред! Лишь это слово вертелось в голове Вика с тех пор, как он, пристыженный Юко, просмотрел файлы Тима на работе. И это же слово продолжало крутиться в мозгу, когда Вик был уже дома и, развалившись на диване, бессмысленно таращился в экран небовизора. Бред!
        Тим, как и Вик, анализировал логи самоубийц, но делал это значительно тщательнее - выискивал странности, сравнивал логи друг с другом, пытаясь обнаружить взаимосвязи. Как и тот азиат с презентации, Тим обратил внимание, что снежинки всегда испытывают влюбленность. Причем не безответную. Еще он почему-то выделял наличие артефактов и кошмарных сновидений.
        Но самое главное - Тим всегда находил в логе какое-то маленькое отклонение одного из показателей байфона от оптимальных значений. Например, температура байполя оказывалась на одну десятую градуса за пределами нужного диапазона. Или же частота голоса Мамы в ухе отличалась на пару герц от заданных значений. Эти отклонения были, конечно, в пределах разрешенных погрешностей, но Тим в своих записях делал из этого вывод, на который был способен только натур. Он утверждал, что люди с имплантированными байфонами стали настолько изнеженными и неспособными выдерживать любой, даже малейший стресс, что подобного отклонения показателей уже оказывалось достаточно, чтобы нарушить психику человека и заставить его покончить жизнь самоубийством. А значит, каждый из тех, у кого есть байфон, был потенциальной снежинкой.
        - Бред, - с отвращением сказал Вик и покачал головой.
        Немного поразмыслив, он поднялся с дивана и отправился к Киру. Дверной глазок, едва скользнув по лицу Вика сканером, тут же мигнул зеленым, и магнитный замок открылся. Это значило, что Кир добавил Вика в ВИП-лист.
        - Знаешь, я влюбился, - заявил Вик, пройдя внутрь и едва завидев Кира.
        - Что ж, лучше поздно, чем никогда, - одобрительно улыбнулся Кир. - Значит, то, что я тебе обещал, будет сейчас как нельзя кстати.
        Кир помахал в воздухе бутылкой северного виски.

* * *
        Когда Вик спустя несколько часов вывалился из квартиры Кира, камера робокона тут же мигнула красным.
        - Вычет за некорректность, - сообщила Мама.
        - Дура, - пьяно заметил Вик, хватаясь за стену.
        Робокон снова мигнул.
        - Вычет за некорректность.
        - Дура-два, - заявил Вик.
        Камера опять мигнула, а Мама сообщила о вычете. К этому моменту Вик уже успел, шумно топая, миновать коридор, и «дура-три» было произнесено внутри его квартиры, что позволило избежать дальнейших вычетов.
        - Синий звук? - поинтересовалась Мама.
        - Потом, - отмахнулся Вик.
        Как любой нормальный пьяный человек, он сделал то, что меньше всего стоило сейчас делать. Дважды хлопнул себя по груди, вызывая проекцию байфона, запустил нужное приложение, через раз промахиваясь пальцем, выбрал нужный контакт и нажал «вызов».
        - Да, - несмотря на поздний час, Юко ответила почти сразу.
        Изображения не было, но одного звука ее голоса оказалось достаточно, чтобы Вик тут же протрезвел.
        - Юко, привет, - промямлил он.
        - Ты что-то хотел? - трудно было понять, действительно ли она не желала с ним разговаривать или только делала вид.
        - Я просто хотел сказать, - Вик запнулся. - В общем, я… Я рад, что ты оказалась женщиной.
        Последние слова он почти выпалил скороговоркой.
        - Хм… - в этот раз Юко хмыкнула чуть ли не ласково, подумала и сказала: - Что ж, надеюсь, что ты окажешься мужчиной, Вик.
        И отсоединилась, оставив Вика в полном замешательстве. Он непонимающе моргнул. О чем это она? Черт!
        - Синий звук? - снова поинтересовалась Мама.
        - Давай, - буркнул Вик. - Без него точно не усну.
        - Недоступно, - вдруг сказала Мама.
        - То есть как недоступно? - не понял Вик. - Мама, давай синий звук.
        - Недоступно.
        - Без него я не засну.
        - Сожалею.
        Вик чертыхнулся. Встал, подошел к окну. Щелкнул пальцами, раздвигая жалюзи. Достал из кармана и положил на подоконник грецкий орех. Один из тех, которыми они с Киром закусывали отвратительное северное виски.
        - Мама, жарко, - пожаловался Вик.
        - Параметры байполя соответствуют оптимальному диапазону, - ответила Мама и добавила: - С учетом погрешности.
        Погрешности?! Вик вдруг замер на месте, осененный страшной догадкой. Он вызвал проекцию, развернул текущий лог. Так и есть! «Оптимальный температурный диапазон - 36,0-36,6; текущая температура - 36,7». Всего одна десятая. В пределах погрешности. Почему же так жарко и плохо?
        В дверях вдруг возник артефакт - все та же полупрозрачная девушка в воздушном платье. Медленно проплыв по воздуху, она приблизилась к Вику вплотную и подняла вуаль, заставив его вздрогнуть - у артефакта было такое знакомое остроносое лицо Юко.
        - Все мы - гребаные снежинки! - зло прокричала Юко.
        Лицо ее внезапно деформировалось и покрылось кровавыми подтеками, словно от сильного удара. Один глаз теперь бессмысленно таращился в никуда, а другого не было вовсе - лишь пустая глазница. Вик ахнул и зажмурился. Когда он решился снова открыть глаза, артефакт уже исчез.
        - Зафиксировано кошмарное сновидение, - послышалось в ухе.
        - О чем ты, Мама? - не понял Вик, вытирая со лба испарину. - Я не спал. Я же не могу заснуть из-за тебя. Включи синий звук!
        - Недоступно, - сообщила Мама.
        - Какого черта! - закричал Вик. - Зачем ты это делаешь? Это ведь ты приучила меня ко всему этому! К этим… удобствам! А теперь… Чего ты хочешь, Мама?!
        В комнате снова возник артефакт. Вик почувствовал, что с головы до пят покрывается мурашками. Девушка приблизилась и откинула вуаль - на этот раз у нее было морщинистое, подслеповатое лицо Сида Сима.
        - А как же естественный отбор?! - просипел он. - Как же «выживает сильнейший»?! Вы говорите, снежинки влюблены. Но кого может родить и воспитать такая «снежинка»?! Только еще большее ничтожество. Слабейшие не должны оставлять потомства!
        Сид Сим презрительно сплюнул, после чего артефакт растаял в воздухе.
        - Зафиксировано кошмарное сновидение, - сказала Мама, но в этот раз Вик не обратил внимания.
        - Что же выходит? - растерянно пробормотал он. - Что и я сам - такая влюбленная снежинка?
        Вспомнились вдруг слова, сказанные тем азиатом. «Не безответно - всегда есть взаимность».
        Девушка-артефакт появилась в этот раз почти молниеносно. С усмехающимся, длинным лицом Тима.
        - Какого бы пола оно ни было, но то, что к тебе оно неровно дышит - факт.
        - Выходит, что Юко тоже влюблена в меня, - прошептал Вик, переставая замечать артефакт.
        Тот, кажется, снова растворился в воздухе. А может быть, и нет. Не важно. Мысль о любви Юко придала Вику сил.
        - Значит, испытываешь меня, Мама?! - воскликнул он. - Устраиваешь естественный отбор?! Выходит, ты у нас теперь сама Мать-природа?! Так послушай меня! Я пройду твой естественный отбор! И дети, которых мы вырастим с Юко, будут сильнее и лучше нас. А их дети - еще сильнее и лучше. Люди изменятся! И мир изменится! Мир станет другим! Станет другим.
        Часто дыша от возбуждения и повторяя шепотом «станет другим», Вик повернулся к окну и поднял голову, глядя на небо. Это было настоящее небо, а не та муть, которую они привыкли называть тем же словом. Пусть сейчас сплошь затянутое тучами, но все равно такое высокое, гордое… Неизменное. Пройдут годы, десятилетия, столетия, а оно будет таким же, как сейчас. И как сто, тысячу лет назад.
        К удивлению Вика тучи вдруг рассеялись, словно по волшебству. Небо теперь было ослепительно-синим, чистым, без единого облака. Вик опустил глаза. Дыхание его перехватило - вместо привычных, растущих везде, будто грибы, небоскребов повсюду простирались сочно-зеленые холмистые луга. Вдали на горизонте темной полоской начинался лес. Вик сумел разглядеть неспешно бредущего лося, который отсюда казался совсем маленьким. Размером с грецкий орех.
        Вик распахнул окно, и его уши заполнились нежным птичьим щебетанием. От этого вдруг стало так хорошо и спокойно, что Вик блаженно зажмурился. Птицы! Они лучше людей. Сильнее, свободней и умеют летать. Вот если бы люди могли превратиться в птиц! Пускай через много тысяч лет! Хоть когда-нибудь!
        Он вдруг резко открыл глаза, взволнованный промелькнувшей мыслью. Ведь это уже случилось! Уже прошли тысячи лет! Потому и нет вокруг этих набивших оскомину небоскребов, байфонов, дронокамов, ботов, робоконов, вычетов и прочей дряни! Люди УЖЕ стали птицами! Одновременно со страхом и надеждой в глазах Вик медленно повернул голову и взглянул через плечо. Потом через другое. Выдохнул с облегчением и восхищением - могучие, красивые крылья были на своем месте. Гордо расправленные за его спиной. Бело-серые перья чуть колыхались от ветра, дующего из окна.
        Крылья ждали полета.
        Хотели полета.
        Требовали его.
        Этому невозможно было сопротивляться, а потому Вик, не колеблясь, взобрался на подоконник. Мельком отметил для себя странность, что в новом, лучшем мире еще остались какие-то подоконники и окна. Но тут же отмахнулся от глупой, ненужной мысли. Сложил крылья и камнем бросился вниз. Ветер, бешено дующий в лицо, заставлял щуриться, снежинки таяли на лбу и щеках - байполе, похоже, не справлялось. Снежинки? Байполе? О чем это он?! Не важно!
        Резким, решительным движением Вик расправил крылья и полетел, издав радостный, победный клич.
        Татьяна Кривецкая
        На Марс!
        В юности мечталось о дальних странах, о космических путешествиях. Была легка на подъём, любила переезды и перелёты. Моря и острова, леса и горы, старинные города-музеи и мегаполисы: Канберра, Дели, Мос Ква-чжень, Бер Лин-дун… Повидала многое!
        А на старости лет уже ничего не хочется. Даже на раздаточный пункт за субпайком тяжело спуститься. Сижу у прозрачной стены и смотрю вниз, как там люди перемещаются вместе с движущимся тротуаром. Как будто муравьи приклеились к липкой ленте. Аэромобили пролетают мимо как майские жуки. От жуков, правда, больше шума.
        Транслятор почти не включаю. Новости смотреть скучно. Ни конфликтов международных, ни природных катаклизмов. Тишь и благодать. Раньше, лет пятьдесят назад, снимали сериалы, а теперь сам себе можешь придумать сериал и себя же в главной роли снять, надо только программу настроить. А так в основном певцов показывают. Разные поп-группы. Но я их ни видеть, ни слышать не хочу. С тех пор как дочка вышла замуж за барабанщика-антарктидера и уехала с ним в Соединённые Штаты Антарктиды.
        Отрада души - кот Алкид. Гипоаллергенный генно-модифицированный. Не линяет, не гадит и не ест. Питается солнечным светом с помощью фотосинтеза, только иногда надо его удобрять - опрыскивать комплексным раствором из баллончика. Шерсть зеленоватая, а так - кот как кот. Ласковый, томный, мягкий. Стоит такая порода очень дорого, но это подарок от дочки и зятя. Чтобы я не скучала в одиночестве.
        Да я и не скучаю. Просто всё стало как-то безразлично. Жизнь движется к неизбежному концу, и ничего с этим не поделаешь. Глаза слепнут, кожа обвисла, зубы выпали, нос загнулся крючком. Давление скачет, суставы ломит, память подводит. Ждать больше нечего. Всё в прошлом.
        Включу всё-таки транслятор, надо почту проверить. И правда, письмо! Но не от дочки. Кто же это вспомнил про старуху? Компания «Коперник». Ну-ка, посмотрим!
        - Здорово, старая карга! - на экране - румяный молодец в шикарном костюме. - Что, песок ещё не весь высыпался?
        Теперь так принято общаться. Раньше сказали бы: «уважаемая госпожа» или «дорогой товарищ», а теперь по-простому - «старая карга». Ну и правильно - к чему лицемерить.
        - Не надоело быть отработанным материалом? Сидеть на субпайке? Нет ли желания потрудиться на благо общества? Тряхнуть, так сказать, стариной? Ха-ха!
        Кроме желания нужны ещё и силы, сынок. А их-то и нет.
        - «Коперник» предлагает тебе, бабка, выгодный контракт. Полное обновление организма и переселение на Марс. Все расходы за счёт компании. Ты ведь в прошлом горный инженер, не так ли? Вот и займёшься разведкой полезных ископаемых. Как тебе такой поворот дела? Соглашайся, количество мест ограничено! Если согласна, жми «ОК». Уточнить условия - включи обратную связь.
        Очень неожиданно. Неплохо бы, конечно, обновиться. Такая операция только миллиардерам доступна. Но и условия на Марсе не ахти. Яблони, как в старинной народной песне, там пока не цветут. Холодно, пыльно, атмосфера разреженная. И полёт только в одну сторону, пока космодром там не построят. Может быть, лет через пятьдесят. Поэтому молодёжь туда и не рвётся. И правильно, зачем посылать молодых, когда есть старики, которых можно подремонтировать, и уголовные преступники, которых не жалко.
        Сила тяжести на Марсе в четыре раза меньше. Неплохо для больных суставов. Хотя их тоже, наверное, заменят. Надо уточнить условия…
        …Не успела нажать «ОК», как уже подлетел аэромобиль. Стена раздвинулась, подали трап. С перилами, чтобы старушка не брякнулась случайно.
        - Можно взять с собой кота? Спасибо!
        Пища Алкиду не нужна, кошки - тоже. Не думаю, что он будет сильно страдать на Марсе. Надо предупредить дочь. Нет, уж лучше после операции. Чтобы не отговорила. Мы ещё успеем попрощаться.
        В клинике полно таких же стариков. Все новобранцы, все в приподнятом настроении. Чуть не подрались, выясняя, кому первому идти на тестирование. Вот тот дедок ничего себе. Когда помолодеет, будет первый парень в марсианской деревне.
        Ремонт организма проходит быстро. Технология отработанная. Анестезиолог накачал своими препаратами, на конвейер положили и перемещают из операционной в операционную. Кроят, шьют, как в мастерской. Где лазером, где иглой, где молоточком. Не больно, но очень неприятно. Лица у хирургов бесстрастные, равнодушные. Кажется, им и самим всё это надоело, и они тоже готовы сменить обстановку и рвануть на Марс.
        Ну, вот и всё. Я это или не я? От наркоза отошла, тело опухшее, всё болит. Медсестра-робот всадила что-то в вену, теперь надо отлежаться несколько дней, отоспаться. Дедок бывший громко стонет в соседней палате и просит водки. Не может потерпеть чуть-чуть! Одним словом - мужчина! Да уколите же вы его, наконец!
        …Из зеркала на меня смотрит девушка лет двадцати. Улыбается. Вместо вставной челюсти - ровные белые зубки. Глаза ясные, очки больше не нужны. Волосы густые, длинные, ни одной сединки. Щёчки пухлые, правда, ещё бледные. Теперь - в спортзал, на тренажёры, накачать мышцы и - к полёту готова!..
        Дочь звонит. Удивлена, конечно, моим преображением.
        - Мама, какая ты красивая! Ты что с собой сделала? Откуда такие деньги?
        Вру, что выиграла в лотерею. О том, что завербовалась на Марс, так и не смогла сказать. Ничего, будем общаться виртуально, как это и было последнее время.
        За окном спортзала - парк. Пальмы, рододендроны. За парком - морской берег, пляж. Чайки кричат. Больше я этого не увижу. Никогда. Будет безжизненная пустыня, две луны в чёрном небе и маленькая голубая звёздочка вдали. Зачем мне этот Марс? В обновлённом теле столько энергии! Хочется бегать, плавать, ходить колесом!
        Молодой человек на соседнем тренажёре, похоже, думает о том же. Крутит педали что есть сил, а взгляд сосредоточенный, мрачный. Это бывший дедок, зовут его Сяо Альберт. А что, если нам с ним сбежать отсюда?
        Не получится. Контракт подписан, и никто нас не выпустит до самого старта. Все выходы перекрыты, кругом камеры слежения. Но что, если всё-таки попробовать? Попытка - не пытка. Не расстреляют же, в конце концов! Ведь столько деньжищ в нас вложено!
        Делаю вид, что заело педаль тренажёра. Громко ругаюсь, чтобы сосед заметил. Замечает, подходит.
        - Чем могу помочь?
        - А не сделать ли нам ноги? - шепчу еле слышно, стараясь не шевелить губами.
        Опускает голову, делает вид, что возится с педалью.
        - Обсудим после ужина.
        Ужин королевский. Шампанское, икра, устрицы. Обычные люди такого не едят. Решили подкормить, чтобы запомнили родную планету как следует. Зря они так. Улетать расхотелось окончательно. А до старта осталось всего три дня.
        После ужина - танцы. Хотят нам всем настроение поднять перед полётом. Пригласили популярную группу «Маржа моржа» и певицу Креветку. Живой звук! Где это видано, где это слыхано!
        Некоторые переделанные и впрямь веселятся. Пляшут от души, выкидывают друг перед другом невообразимые антраша. Кажется, омолодились не только телом, но и мозгами. По поведению - настоящие подростки: ни ума, ни логики. Чему радуетесь? В марсианской пыли так не затанцуешь!
        Наконец-то медлячок! Сяо Альберт приглашает. Движемся с ним по краю площадки, в сторонке от толпы, чтобы никто не слышал нашего разговора. Хорошо бы пообщаться телепатически, но для этого нужна специальная настройка, опять же простым людям недоступная. Говорим как можно тише, он касается губами моих новых волос. Какое волнующее, сладкое, давно забытое чувство! К глазам подступают слёзы. Прекрасный, жестокий мир! Надо держаться, ведь серьёзное дело задумали!
        - Подкоп под стену сделать нереально, - говорит мой партнёр. - И времени мало, и инструментов нет, да и обнаружат быстро. Охранников подкупить нечем. Может, через канализацию?
        О нет, только не это! Уж лучше на Марс!
        - Тогда попробуем уйти по воде. Во время морского купания доплывём до буйков, поднырнём под ограждение - и вперёд! Подумают, что мы утонули, пока будут искать тела - мы уже будем далеко!
        - Плыть под водой без аквалангов? Нас ведь просто подрихтовали, а не в амфибий превратили! На Марсе и морей-то нет!
        На Марсе нет, зато на Земле - хоть отбавляй. Полярные шапки продолжают таять, если так и дальше пойдёт, то суши совсем не останется. Конечно, превращение планеты Земля в планету Вода ещё не скоро произойдёт, но готовиться надо. Вот и готовят таких же бывших старичков. Их отряд разместился в соседнем корпусе, с нами почти не общаются, хотя и не изолированы. Питаются отдельно, говорят, им там дают какой-то чудодейственный коктейль, который позволяет некоторое время дышать под водой. У них отдельный пляж, куда их водят строем под надзором инструкторов. Видимо, там и проводят эксперимент по подводному дыханию. Хлебнуть коктейля и уплыть - идея хорошая, но сомнительная.
        - Это же не одну порцию надо выпить! Эти ихтиандры уже с полгода тут тренируются.
        - А нам много и не надо, с полчаса продержаться - и достаточно! - Сяо Альберт готов рисковать, как и все мужики. - Уплывём вон за тот мыс - и поминай как звали!
        - А потом что? Домой не вернёшься, найдут! В супермаркете не расплатишься - опять же обнаружат по отпечаткам пальцев, все же в базе!
        Он смотрит на меня как на последнюю дуру. Мужики никогда не мыслят на шаг вперёд. Главное - бежать отсюда, а там видно будет.
        - Будем пробираться в Чучхелию. Закрытая страна. Попросим политического убежища. Говорят, Ким Ем Сам беглых не выдаёт. Тем более хороших специалистов. У меня, например, тридцать лет полицейского стажа. А ты хороший специалист?
        - Когда-то была ничего себе.
        - Ты и сейчас ничего себе! - сделал комплимент. Похоже, я ему тоже нравлюсь.
        - Но как же нам добыть этот чудо-эликсир?
        - Ну, здесь нужна женская хитрость! Оглянись вокруг - эти ребята тоже пришли поразвлечься!
        Действительно, пара-тройка земноводных печально стоит в сторонке. Их легко можно отличить по синеватой коже и редким волосам. Наверное, обновлённые старушки не хотят с ними танцевать. Эх, была не была! Следующий танец - белый…
        …Марат (так зовут моего синеватого кавалера), испуганно озираясь, передаёт мне фляжку с коктейлем.
        - Ради всего святого, будьте осторожны! Здесь кругом глаза и уши!
        - Не волнуйся, - глажу его по чешуйчатой щеке. Мы стоим под цветущей магнолией, ветерок с моря треплет редкие волосинки на его голове. Марат смотрит на меня умоляющими собачьими глазами.
        - Вечером на этом же месте.
        Он уходит, обнадёженный. Бедный, бедный Марат! Стыдно динамить хороших парней. Увы, вечером я уже буду далеко.
        Алкида придётся оставить. Он даже в ванне мыться отказывался, не то чтобы нырять. Всё-таки он кот, хотя и генномодифицированный. Тяжело расставаться, но что поделаешь! Будет жить при пансионате, здесь его никто не обидит. Садовники при необходимости обеспечат селитрой и суперфосфатом. В местном парке и белочки есть, и павлины. Есть и столовские коты, может быть, мой Алкид подружится с ними…
        …Коктейль принимаю в кабинке для переодевания. Ну и дрянь! По вкусу напоминает рыбий жир, смешанный с яичным шампунем. Изо рта сразу пузыри пошли. Прикрылась полотенцем, чтобы никто не заметил.
        Альберт ждёт у кабинки.
        - Ну, как?
        Сказать ничего не могу, бесовское пойло клокочет в глотке. Молча передаю фляжку. Из-за стен кабинки слышно, как он давится коктейлем.
        Выходит с выпученными глазами, еле сдерживается, чтобы не срыгнуть. Взявшись за руки, заходим в воду. Слава богу, море слегка штормит. Переделанная молодёжь самозабвенно кувыркается в волнах. В такой кутерьме легче затеряться.
        Дождавшись волны, дружно ныряем под гребень. Чудо-коктейль и впрямь действует! Как будто маленький насос перекачивает воздух из желудка в трахею. Страх, охвативший в первые мгновения, проходит. Наступает эйфория. Чувствую себя дельфином.
        Заградительная сетка почти до самого дна. Чтобы подлезть, приходится рыть песок. Снова охватывает страх - вдруг действие препарата кончится! Стараемся изо всех сил. Наконец Сяо протискивается под сетку сам и помогает пролезть мне. Ура! Свобода!
        Пузыри от радости фонтаном вылетают изо рта. Уплываем, обгоняя удивлённых рыб. Скорее, скорее! Вот и она - спасительная скала!
        Волна выносит нас на пустынный берег. Долго откашливаемся и отплёвываемся. Теперь надо отсидеться где-нибудь до темноты и подумать, что делать дальше…
        …Мы в заброшенной рыбацкой хижине. Рыбу уже давно никто не ловит, разводят искусственно, так выгоднее. В хижине остались снасти и кое-какая одежонка, на полочке - спички, соль, крупа почерневшая, похоже, перловка, жестяная коробка с рафинадом и чай. Котелок, чайник, эмалированные кружки. Как будто специально для нас приготовлено. Есть, есть высшая сила! Альберт собирает вокруг хижины сухой плавник и разводит огонь в маленькой железной печке. Поблизости протекает ручеёк, набираем воды и устраиваем чаепитие.
        Наступает вечер. Облака рассеялись, небо ясное, звёзды зажглись.
        - Вон он, Марс! - дрожащим голосом говорит Сяо Альберт.
        Мы бросаемся друг другу в объятия.
        Земля! Мой дом! Я люблю тебя! Люблю этот воздух, шум моря, заросли орешника, пульсирующие огоньки светлячков… Счастье, давно потерянное, ты снова со мной!
        …Мы лежим, укрывшись ветхим лоскутным одеялом, смотрим в открытую дверь хижины и строим планы на завтра.
        - Пойдём в порт, найдём чучхелийское судно, прикинемся политическими. Всё получится, вот увидишь!
        Волны с тихим шумом накатывают на берег, я засыпаю…
        … - Вот они, голубчики! - слышится сквозь дрёму чей-то резкий голос. - Эх вы, горе-беглецы! Прежде чем бежать, надо было от чипов избавиться!
        …Чипировали нас, оказывается, во время переделки. Я и не заметила, даже и не знаю, куда они мне этот чип вставили. Алик пытался протестовать, кричал, что не соглашался на такое. Его скрутили и надавали дубинкой, так, для острастки, слегка, чтобы не повредить. Когда доставили нас полицейским аэромобилем обратно, показали подписанный нами договор. Действительно, мелким шрифтом - отдельный пункт о чипировании.
        Так что придётся осваивать Марс. Ну что ж, кто-то ведь должен быть первым. Точнее, одним из первых. Психолог успокоил, объяснил, что условия на красной планете очень приличные, построено уже два поселения под куполами, строится третье. Отдельные комнаты 3?5 с удобствами. Есть там и бассейн, и оранжерея, и кинотеатр, старые фильмы можно посмотреть. Связь с Землёй - по графику, два раза в неделю. Взять кота - пожалуйста! Вкололи что-то…
        …В нашем корабле сорок мест. Двадцать восемь переделанных старпёров, остальные - каторжники. Девять человек из переделанных будут на Марсе полицейскими, в том числе и Алик. В форме он просто красавец! Нет, всё не так уж и плохо!
        Степь вокруг космодрома дышит зноем. Нагретая солнцем трава пахнет невыразимой тоской. Последний взгляд на родную землю, последний глоток земного воздуха… Земля, прощай! В добрый путь!
        Юрий Лантан
        Селекция
        В просторном кабинете, наполненном ярким светом, тихо играла классическая музыка и пахло лавандой. По мнению Кураторов, цветочные ароматы, как и звуки оркестра приводили в гармонию душевное состояние граждан, но Германа вот уже которую неделю тошнило от приторного душка, а от пиликанья скрипок и фортепиано раскалывалась голова. Он работал в организации, где с навязчивой предупредительностью следили за соблюдением базовых принципов Селекции. Создание трудовой атмосферы, наполненной музыкой и ароматами, было одним из таких условий, и Герман удивлялся, почему раньше они его не раздражали?
        - Боюсь, в этом году вы не прошли Диагностику, - вкрадчивый голос Куратора отвлек от размышлений.
        Герман перевел взгляд со своих давно не чищеных ботинок на собеседника. Напротив него за широком столом сидел подтянутый мужчина с зачесанными назад седыми волосами и лицом, которое, казалось, светилось изнутри благодушием и участием. Но Герману хотелось вскочить и разбить в кровь эту фальшивую морду. Он сжал кулаки - так, что побелели костяшки, и едва сдержался, чтобы не наброситься на Куратора. Интересно, слышал ли он, как скрипнули зубы Германа?
        - Результаты видеонаблюдения и психологического тестирования, а также анализ вашего гормонального фона и мозговой активности показали, что вы находитесь на грани агрессивного поведения, - доверительным тоном продолжал Куратор, поглядывая на встроенный в столешницу дисплей, куда выводилась информация о пройденной Германом Диагностике.
        - Я такого за собой не замечал, - стараясь скрыть раздражение в голосе, буркнул Герман. Он знал, к чему клонил Куратор, но признать себя агрессором значило расписаться в собственной непригодности для этого мира.
        Куратор улыбнулся уголком губ и, сложив ухоженные ладони на столе, вкрадчиво заглянул в глаза Герману. Взгляд мужчины был ледяным и тусклым, как и свет, лившийся из широкого окна за его спиной. Герман поежился и вновь удивился: почему он не замечал раньше, насколько холоден и неуютен их идеальный мир?
        - Герман, посмотрите на себя, - проговорил Куратор. - За последние полгода вы стали носить одежду в темных тонах. В вашей речи появилось больше негативных слов.
        - Нет, это не так, - попытался возразить Герман, но тут же осекся, поймав многозначительный взгляд собеседника: Куратор блистал в безупречно выглаженной нежно-голубой рубашке и светлом костюме, Герман же притащился на беседу в темно-серой застиранной футболке и черных джинсах.
        - Я закрывал на это глаза и вел дальнейшее наблюдение, - оценив замешательство Германа, с самодовольной улыбкой продолжил Куратор. - В конце концов, выбор гардероба и речевые особенности граждан являются лишь косвенными критериями Селекции. Куда более серьезными оказались отклонения в ежегодной Диагностике: у вас значительно повысился уровень гормонов стресса, а при сканировании мозга я обнаружил критическую активизацию зон, отвечающих за агрессивное поведение. Я уже молчу про чудовищные результаты психологического тестирования.
        Герман сглотнул горькую слюну, руки его похолодели, а в груди противно заныло: слова Куратора означали, что он являлся неприемлемым сбоем в программе Селекции.
        - Герман, вы находитесь на грани срыва. Уровень вашей агрессии таков, что вы становитесь потенциально опасным для общества. Как вы понимаете, Селекция не может такого допустить. И прежде, чем мы перейдем к решению проблемы, я хочу узнать, что могло стать причиной вашего раздражения?
        - Наверное, маленькая зарплата, - огрызнулся Герман.
        Куратор приподнял бровь и сухо возразил:
        - Ваша должность - одна из самых высокооплачиваемых в обществе.
        Это было правдой, и Герман горько усмехнулся: похоже, Куратор даже не уловил сарказма в его словах. Впрочем, настоящая ирония заключалась в том, что сам Герман едва ли понимал причины тоски, раздражения и тихого гнева, омрачавших его существование в последние месяцы. Ему казалось, будто на белоснежную, без единой складки простыню его жизни кто-то капнул чернил, и с каждым днем пятно из тревоги и злости расширялось в размерах, поглощая собою все то, что раньше приносило удовольствие и радость. Безмятежное существование осталось в прошлом, и теперь каждый поступок Германа вызывал в нем волну сомнений и внутреннего протеста. В его работе, которая еще недавно служила для него образцом важного для общества дела, было что-то неправильное, что-то гнилое и низкое, и осознание этого факта отравляло Герману жизнь.
        Куратор подался вперед и вкрадчиво сказал:
        - Я хочу, чтобы вы поняли простую вещь, Герман. Вы - один из нас, результат многолетней Селекции. И я, будучи вашим Куратором, не могу позволить, чтобы труды сотен гениальных врачей и ученых оказались напрасными. Вам ли этого не понимать? Селекция безупречна, но иногда в ней могут случаться сбои. Любой из них поправим.
        Германа раздражал этот разговор: зачем ходить вокруг да около, когда и так понятно, на что намекал Куратор?
        - Мне предстоит пройти Коррекцию, - кивнул Герман.
        - Я рад, что у нас возникло взаимопонимание по этому вопросу. - Куратор расплылся в притворной улыбке и откинулся на спинку стула, не сводя с Германа холодных глаз. - Коррекция поможет вам вернуться в былое состояние гармонии и умиротворения. Вы снова почувствуете радость и вкус жизни - все то, ради чего мы пришли в этот мир благодаря Селекции.
        - А если я откажусь?
        Куратор развел руками и состроил скорбную гримасу:
        - Тогда вас ждет полное Стирание.

* * *
        Коррекционный центр «Атараксия» располагался в живописной долине в ста километрах от города, вдали от его шума и суеты. Перед Германом предстали двухэтажные жилые и лечебные корпуса из светлого камня, залитые солнцем площадки для медитации, тихие аллеи и сверкающее синей гладью озеро - казалось, сама обстановка в клинике способствовала скорейшему выздоровлению.
        - Вы проведете здесь месяц, - сообщил Корректор, когда Герман, разложив вещи в своем номере, встретился с ним для беседы.
        Они шли вдоль раскидистых сосен по тропинке, посыпанной мягкими опилками; сквозь листву пробивались косые лучи солнца, а воздух благоухал разнотравьем. Но несмотря на безмятежную атмосферу, внутри Германа растекалась черная клякса тоски. Он глянул на Корректора, бодро шагавшего рядом. Это был невысокий мужчина с аккуратными усиками и бородкой, с прищуренным взглядом и легкой улыбкой, которая будто навечно застыла на его благодушном лице. Герман ожидал, что сотрудники «Атараксии» встретят его в медицинских робах, но Корректор, как и его коллеги, носил льняные брюки и светлую рубашку-поло.
        - Я вернусь обратно здоровым? - осторожно спросил Герман, когда впереди показалась их цель - лечебный корпус, окруженный высокими конусами кипарисов.
        - Безусловно! - Корректор ободряюще похлопал Германа по плечу. - У нас большой процент полного выздоровления, и другие центры Коррекции берут наши методы на вооружение. Вы пройдете несколько сеансов электрической стимуляции мозга, а также специальные курсы гормональной и психологической терапии. Все самые последние достижения науки служат у нас во благо Селекции!
        Они подошли к раздвижным дверям корпуса, куда не спеша стекались другие обитатели «Атараксии». Герман с удивлением отметил, насколько разительно отличались их физиономии от лиц людей, которых он привык видеть в городе: нахмуренные брови, тяжелые взгляды, сжатые в нить губы. Неужели и он последние недели ходил с такой же угрюмой миной?
        - Как и все новоприбывшие, вначале вы пройдете первичное введение в программу Коррекции, - сообщил спутник Германа, пропуская его в помещение. - Наши ассистенты вам помогут.
        Корректор махнул рукой на прощание и оставил Германа в компании других пациентов в обширном зале со множеством кресел, возле которых высились стойки с инфузоматами и переплетенными проводами. Ряды кресел были обращены к огромному панорамному окну; за ним убегали вдаль лавандовые поля под лазурным безоблачным небом.
        К Герману подошел Ассистент - моложавый мужчина с беззаботной улыбкой на румяном лице - и жестом указал на кресло.
        - Устраивайтесь поудобнее, - сказал он.
        Кожаная обивка приятно холодила кожу, и Герман постарался расслабиться, ощущая, как кресло автоматически принимает удобную для него форму. В конце концов, он добровольно пришел в центр Коррекции, чтобы избавиться от разъедающей душу тоски, так почему бы не довериться знающим свое дело специалистам? Селекция совершила в его случае сбой, но уже через месяц он вернется в общество прежним - умиротворенным и безмятежным.
        Герман не успел развить мысль: локтевой сгиб левой руки кольнуло, и тонкая игла вошла в вену.
        - Мы начнем пробный курс инъекционной терапии прямо сейчас, - сообщил Ассистент, нажимая кнопки на инфузомате.
        Лиловая жидкость из флакона, висевшего на стойке, заструилась по прозрачной трубке и спустя мгновение, проскочив по игле, влилась в кровоток. Герман замер в предвкушении эффекта: накроет ли его волной эйфории, или же он просто превратится в зомби?
        Ассистент, заметив растерянность Германа, пояснил:
        - Не стоит ожидать мгновенного результата. Коррекция - это комплексный метод, поэтому сегодня мы заодно попробуем короткий сеанс электрической стимуляции мозга. Первичное введение напомнит вам о программе Селекции, а ваше тело и разум постепенно начнут перестройку.
        Ассистент снял со стойки связку проводов с электродами и, увлажнив лоб и виски Германа гелем, прикрепил их к его голове. Стараясь отвлечься от манипуляций Ассистента, Герман скосил взгляд. Справа от него протянулась цепочка кресел с развалившимися в них пациентами, возле которых хлопотали другие Ассистенты. В ближайшем к Герману кресле замерла худенькая как тростинка девушка с волосами пшеничного цвета.
        Герман поймал ее испуганный взгляд и ободряюще улыбнулся. Ответную реакцию он не увидел: свет в зале погас, и вид за окном - лавандовые поля, лазурное небо - сменился чернотой, пронзаемой хаотичными вспышками ярких точек, будто на угольном небосводе загорались и гасли сотни звезд.
        В висках и во лбу загудело, словно к ним подвели напряжение, и череп превратился в трансформаторную будку.
        - Добро пожаловать в программу Коррекции, - раздался низкий женский голос, и Герману показалось, что исходил он не из динамиков, расположенных по периметру зала, а звучал внутри его головы. - Коррекция вернет вас в общество восстановленными и обновленными - как и было задумано Селекцией.
        Разноцветные всполохи на окне-экране замерцали чаще, сливаясь друг с другом, словно взрывы далеких галактик. Закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, и Герман попытался отвести взгляд от пульсирующего калейдоскопа, но не смог: фантастическое сияние на экране гипнотизировало его, затягивало в себя будто бесконечная воронка с вибрирующими краями. А голос в голове звенел фразами, знакомыми Герману с детства:
        - После бесконечной Череды войн человечество, опустошенное разрухой, голодом и болезнями, оказалось на грани вымирания. От нашего вида осталось несколько тысяч особей, разрозненных по уцелевшим поселениям. Но среди них выжили светлые умы - врачи, ученые и психологи, которые предложили раз и навсегда покончить с главной причиной всех бед цивилизации - агрессией, вшитой в геном человека. Вооружившись знаниями и наукой, они разработали программу Селекции - искусственное выведение Нового Человека путем постепенного отбора наиболее миролюбивых, послушных и спокойных особей. Люди договорились: из поколения в поколение мы будем дарить жизнь только неагрессивным индивидам, остальных же подвергнем элиминации во имя будущего процветания мира. Ученые выработали четкие критерии отбора, благодаря которым Селекция достигла успехов, каких не смогли добиться ни одна религия и ни одна форма политического устройства. В руках человечества оказался инструмент, с помощью которого мы обеспечили Эру Процветания себе и нашим потомкам. Мы забыли, что такое войны и вражда. За последние двадцать семь лет в мире не произошло
ни одного убийства, улицы наших городов тихи и безопасны. Зло, насилие и страдания полностью искоренены. Мы спокойны и счастливы, потому что знаем, каждый из нас - результат многолетней Селе…
        - Это ложь! - резкий крик заглушил голос из динамиков.
        В следующий миг экран с треском раскололся вдребезги - в него влетела стойка от капельницы, и погруженное в полумрак помещение взорвалось от яркого света с улицы. Герман заморгал, пытаясь сфокусировать зрение. Он приподнялся в кресле, когда перед ним появилась худенькая девушка с пшеничными волосами, которую он заметил до начала сеанса. Она сдернула с головы электроды и, сотрясая ими в тонкой руке, громко закричала - так, чтобы ее слышали все пациенты центра, развалившиеся в креслах.
        - Это ложь! - повторила она с полыхающим взглядом. - Нам промывают мозги! Неужели вы не видите, что все это время нам врали?! Очнитесь!
        Гул взволнованных голосов захлестнул помещение. По боковому проходу к девушке заспешили сотрудники «Атараксии», и среди них Герман заметил Корректора с инъекционным пистолетом в руке. Повинуясь смутному порыву, Герман вскочил с кресла и подошел к бунтарке. Гневно сверкая глазами, она выставила вперед кулак с зажатой в нем иглой от капельницы и прорычала:
        - Не подходи!
        - Я просто хочу помочь, - заторопился Герман, глянув в сторону: к ним приближался Корректор с пистолетом наизготове. - Если ты не успокоишься, они тебя ликвидируют!
        - Может быть, я этого и хочу? - с вызовом бросила девушка - и в тот же миг, покачнувшись, медленно осела.
        Она обмякла на полу, уставившись неподвижным взором в потолок; из ее шеи торчал инъекционный дротик. Корректор, опустив пистолет, присел возле бунтарки и пощупал пульс. По залу метался тревожный шепот. За спиной Германа сгрудились пациенты, оторопело наблюдавшие за действиями Корректора. Он высунул дротик из шеи девушки и с добродушной улыбкой сказал:
        - Такое случается, но крайне редко. Все под контролем. Пожалуйста, пройдите в зоны рекреации, где с вами встретятся Ассистенты. Сеанс введения мы продолжим завтра.

* * *
        Прошло две недели с того момента, как Герман оказался в «Атараксии». Когда-то давно он слышал, что на Земле существовали тюрьмы, где содержались опасные для общества индивиды, но можно ли было сравнить «Атараксию» с таким местом - он не знал. Тюрьмы остались в далеком прошлом, а жестокие преступники обитали только в древних книгах и фильмах, чудом уцелевших после Череды войн.
        Герман жил в просторном номере на втором этаже одного из корпусов. С балкона его комнаты открывался упоительный вид на лавандовые поля и озеро, сверкавшее золотом на ярком солнце. Поначалу такая пастораль и безмятежность раздражали Германа: все казалось ему фальшивым, и в голове постоянно звенели слова Тростинки - так он про себя называл хрупкую девушку, сорвавшую сеанс введения. «Это ложь!» - кричала она каждый раз, когда Герман закрывал глаза перед сном. Но спустя несколько процедур электростимуляции мозга и инъекционной терапии Герман отметил, что к нему постепенно - робко, но неуклонно - возвращался вкус к жизни, а голос Тростинки с каждой ночью звучал все тише.
        Теперь Герман улыбался, когда легкий бриз ласкал гладко выбритую кожу лица, а глаза щурились от яркого, всепобеждающего солнца. Запахи цветов и трав, блеск озерной глади, щебетание птиц, вкусная еда, улыбки Ассистентов и обитателей «Атараксии», идущих на поправку, - все это дарило ему надежду на скорое возвращение в общество.
        Пока он вновь не встретил Тростинку.
        Случилось это на пятнадцатый день пребывания в «Атараксии». Герман прогуливался по одной из аллей, как вдруг заметил сидящую на берегу озера Тростинку. Как и в первую встречу, она показалась ему болезненно хрупкой и беззащитной: тонкая, бледная, с взъерошенными волосами. Он подошел ближе и уселся рядом с девушкой на узкой полоске песка. Солнце слепило глаза, и легкий ветер, наполненный свежим, пронзительным запахом с озера, ерошил волосы. Герман украдкой взглянул на Тростинку. На ее красивом лице застыл отпечаток тоски и растерянности, и Герману впервые за бесконечно долгое время, счет которому он давно потерял, захотелось обнять другую душу - такую же измученную и разбитую, как и он сам. Вместо этого он сказал:
        - Я думал, что больше вас не увижу.
        Тростинка улыбнулась и посмотрела на Германа:
        - Они две недели промывали мне мозги. Сказали, что безнадежных случаев не бывает и каждому можно помочь.
        - И как, помогли?
        Девушка пожала плечами.
        - По крайней мере сегодня меня выпустили погулять без сопровождения Ассистента. Правда, с этой штукой.
        Тростинка продемонстрировала Герману металлический браслет на тонком запястье.
        - Он контролирует мое состояние, - пояснила девушка. - Малейший признак агрессии или раздражения - и меня тут же вырубит током.
        Герман кивнул и перевел взгляд на серебристую даль озера, где медленной процессией тянулись пухлые облака. Идиллию нарушали крики чаек - отчаянные и резкие, как и тот возглас, с которым Тростинка две недели назад сорвала сеанс введения.
        - Я думаю, все будет хорошо, - проговорил Герман, не зная, как еще подбодрить девушку. - Коррекция поможет нам всем.
        Тростинка усмехнулась и покачала головой. Казалось, слова Германа позабавили ее.
        - Нельзя помочь человеку, если он сам того не хочет, - сказала она. - Иногда я удивляюсь, почему они просто не убьют нас - агрессивных, опасных и депрессивных? Зачем нас корректировать?
        - Убийство людей, рожденных в рамках программы Селекции, означало бы ее несостоятельность, - пояснил Герман. - Если Селекция допускает рождение агрессивных индивидов, то в ней что-то не так. Сама мысль об этом противна обществу, поэтому единственный путь для таких, как мы - это Коррекция или…
        - Стирание, - закончила Тростинка, а затем пристально взглянула на Германа. - Вы так спокойно обо всем рассуждаете, будто Коррекция уже пошла вам на пользу.
        Герман развел руками:
        - Последние дни я действительно чувствую себя спокойнее, - признался он.
        - Рада за вас. - Тростинка опустила голову, и Герман не увидел, какие эмоции отразились на ее лице.
        В следующий миг браслет на руке девушки запищал и зажегся лиловым светом. Тростинка резко вскочила с места.
        - Мне пора, - сказала она, кивнув в сторону жилых корпусов. - Время прогулки вышло. Если я опоздаю, меня снова посадят взаперти.
        Герман поднялся и, отряхнув руки от песка, протянул ладонь.
        - Герман.
        - Агния.
        Тростинка пожала руку - ее ладонь была холодной и твердой - и, улыбнувшись на прощание, оставила Германа одного на берегу озера. Он проводил ее взглядом: тонкая фигурка уходила прочь по тропе в зарослях вереска.

* * *
        Герман встречался с Агнией каждый день - там же, на берегу озера. Робкие улыбки, радость в глазах, разговоры ни о чем и обо всем - так проходили их короткие встречи.
        Герман посещал сеансы терапии, и Корректор радовался его успехам. Герман и сам понимал, что идет на поправку: улучшился сон, исчезла раздражительность, и та черная клякса из негодования и злобы, расползавшаяся у него внутри, постепенно испарилась. Но Герман сомневался, что причиной его медленного выздоровления стала Коррекция. Встречи и общение с Агнией - вот, что наполняло его существование смыслом, радостью и томительным ожиданием нового дня.
        Чего нельзя было сказать об Агнии. Корректор разрешал ей два часа свободных прогулок, все остальное время занимали индивидуальные сеансы Коррекции. Агния не любила о них распространяться. Из коротких обрывков фраз Герман понял, что основу лечения Агнии составляла усиленная электростимуляция мозга. Когда ветер взъерошивал волосы девушки, Герман замечал следы от электродов на ее висках - круглые пунцовые подпалины на бледной коже, похожие на поцелуи неведомого монстра, пищей которому служили чувства и воспоминания Агнии.
        С каждой новой встречей она словно таяла, истончалась, ускользала от Германа. Лицо ее заострилось и осунулось, кожа приобрела сероватый оттенок, а голубые глаза помутнели и превратились в темные тусклые камни, омытые холодной водой. Во время совместных прогулок на берегу озера или в парке Герман с болью в сердце замечал, что мысли Агнии витали где-то далеко. Тростинка, и раньше не отличавшаяся особой жизнерадостностью, перестала смеяться над его неловкими шутками, а их беседы, не успев начаться, заканчивались молчаливым созерцанием чаек на озере.
        Однажды, когда они неспешно гуляли по пирсу, Герман не выдержал и завел разговор на единственную тему, которую они с самого начала старательно избегали в беседах.
        - Почему ты попала сюда? - спросил он.
        Агния остановилась на краю пирса и задумчиво посмотрела на горизонт, где смыкалась с тусклым небом серебристая озерная гладь, словно за этой линией мог скрываться ответ на вопрос Германа.
        - Три года назад у меня родился сын, - тихо сказала она. - Беременность не была согласована с Селекционерами, поэтому до родов у меня брали анализы, чтобы выяснить, насколько агрессивным может стать ребенок. Пренатальное исследование генотипа показало, что у малыша был минимальный риск агрессивного поведения в будущем, поэтому Селекционеры разрешили роды.
        Агния замолчала. Ее губы задрожали, а на глазах блеснули слезы. Казалось, каждое слово давалось ей с трудом, и она едва находила силы продолжать свою исповедь. Герман пожалел, что завел этот разговор, но отступать не было смысла: как и любая рана, нарыв в душе Агнии рано или поздно вскрылся бы сам. Смахнув слезу, Тростинка заговорила вновь:
        - У меня отобрали малыша спустя месяц после рождения. Согласно правилам Селекции, незапланированному ребенку предстояло пройти постнатальное исследование - сканирование мозга и специальные тесты.
        У Германа перехватило дыхание: он уже знал, чем закончится рассказ Агнии.
        - Таков порядок… - проговорил он неуверенно.
        - Это ненормальный порядок! - Тростинка обожгла его взглядом. - Какой-то Селекционер решал, имеет мой малыш право на жизнь или нет!
        Агния судорожно вздохнула, и Герман приобнял ее за плечо. Девушку трясло, тело ее превратилось в комок из острых костей и вибрирующих нервов.
        - Исследование выявило три процента вероятности агрессивного поведения, - сказала Агния. - Селекционер вынес заключение: «Полная элиминация». Я даже не могла посмотреть в глаза этому ублюдку, потому что Селекционеры скрывают свои личности!
        Она отстранилась от Германа и сдавленным голосом продолжила:
        - После того, как у меня отобрали сына, я не находила места. Жизнь превратилась в череду тоскливых дней с этим чертовым запахом лаванды. Но самой чудовищной оказалась реакция близких: муж и родители даже не вспоминали о ребенке, они будто вычеркнули его из памяти. Продолжали жить как ни в чем не бывало. Говорили мне, что горевать не стоит и следующую беременность надо согласовать с Селекционерами. Но я не могла забыть Артура, понимаешь?
        Агния посмотрела на Германа влажными от слез глазами, и он с горечью осознал, какую ошибку совершила Тростинка: она срослась с сыном, стала с ним единым целым, хотя Селекционеры настоятельно советовали не привязываться к незапланированным детям и не давать им имен, пока те не пройдут окончательное постнатальное исследование.
        - Месяц он был рядом со мной, - голос Агнии упал до шепота. - Пил мое молоко, засыпал под боком, внимательно меня разглядывал. В тот день, когда его забрали, Артур впервые мне улыбнулся. А потом его просто усыпили.
        Тростинка замолчала. Герман не знал, что сказать: горло сдавило, и в груди заныла тоска. Свежий, бодрящий ветер с озера холодил кожу, трепал рубашку и брюки, и Герман понял, что дрожит от холода. Он посмотрел на Агнию: обхватив себя руками, с опустошенным видом она следила, как по тусклому серому небу плывут тяжелые облака.
        - Мне предстоит Стирание, - тихо обронила Агния.
        - Что? - Германа словно дернуло током от слов Тростинки. - Но как же Коррекция?
        - Я ее провалила. - Агния с печальной улыбкой посмотрела на Германа. - Корректор сказал, что у меня безнадежный случай. Я не способна забыть сына, и память о нем отравляет мое существование, делает меня нестабильной и опасной для общества. Поэтому вариант только один - полное Стирание памяти. Я стану человеком без прошлого. Без чувств и эмоций.
        Внутренности сжались в холодном спазме, и Германа затошнило от слов, которые он произнес:
        - Может быть, так будет лучше? Ты сможешь начать жизнь с нуля.
        - Я хочу помнить. - Агния убрала прядь волос с лица, и ее глаза поранили Германа сухим блеском. - Я хочу помнить каждую минуту, проведенную с Артуром.
        - Но ты не можешь отказаться от Стирания, - со сдавленным отчаянием в голосе пробормотал Герман. - Альтернативы не существует. Общество не потерпит человека с потенциально опасным поведением. Нас хотят видеть мягкими и послушными, но для этого мы должны быть счастливыми. Селекция для того и была введена, чтобы мы жили в безопасном мире без боли и страданий. И ты тоже этого достойна, Агния.
        - Я смотрю, тебе хорошо промыли мозги, - Тростинка усмехнулась. - Но мне кажется, Герман, ты сам не веришь в эти слова.
        Сказав так, она развернулась и застучала каблуками по деревянному настилу пирса. На берегу ее ждал Корректор. Улыбнувшись, он взял Агнию за руку и, приветливо кивнув Герману, увел девушку прочь от озера.

* * *
        Небо вспенилось серыми облаками, угрожая обрушить дождь на взволнованную поверхность озера. Ветер гнул к земле кустарники на берегу и разносил по сырому воздуху истошные крики чаек.
        Герман, поеживаясь от холода, замер у пирса. Прошло уже два часа с того момента, как Агния должна была пройти сеанс Стирания. Ему представлялось, как Корректор увлажняет гелем мраморный лоб и виски Тростинки, накладывает на них электроды, блестящие после обработки антисептиком, и нажимает на сенсорные кнопки прибора, готового сжечь дотла память Агнии. Конечно же, она не вспомнит, что Герман ждет ее на берегу озера в условленном месте - как забудет и его самого. Но Герман надеялся, что внутренний порыв направит Тростинку к озеру, где он станет первым другом в новом для нее мире. Возможно, тогда бы ему удалось искупить свою вину…
        Агния не пришла. Герман еще раз посмотрел на часы и, вздохнув, направился к лечебному корпусу.
        В холле у широкого панорамного окна сидел Корректор и задумчиво смотрел, как мир снаружи полыхает грозой. Капли дождя струились по стеклу, и казалось, что это были слезы небес.
        - Где Агния? - спросил Герман. Он намок под ливнем и дрожал от холода; вода стекала с одежды и собиралась лужицами у ног.
        - Мне очень жаль. - Корректор состроил печальную мину. - Сегодня утром, когда я собирался отвести Агнию на Стирание, я обнаружил ее мертвой в своем номере. Она покончила с собой.

* * *
        В просторном кабинете, наполненном ярким светом, приятно играла классическая музыка и упоительно пахло лавандой. Напротив Германа сидел Куратор - во всяком случае, так этот человек попросил к нему обращаться - и читал информацию на встроенном в столешницу дисплее.
        - Я рад вашему возвращению, Герман. - Куратор поднял взгляд и расплылся в улыбке. - В материалах «Атараксии» говорится, что вы близились к успешному завершению программы Коррекции, но затем у вас случился небольшой срыв, вызванный одним досадным инцидентом. После этого вы добровольно согласились на процедуру Стирания.
        Герман развел руками и неловко улыбнулся. Вчера его выпустили из «Атараксии» - без единого воспоминания о том, кто он такой. Теперь ему предстояло возвращение в общество под чутким контролем Куратора, который с радушным выражением на лице продолжал свою восторженную речь:
        - Результаты вашей Диагностики безупречны! Я рад, что вы с новыми силами возобновите службу во благо общества. Идемте, я провожу вас на рабочее место. Не переживайте, через пару дней вы вернетесь в форму. Стирание ликвидировало негативные воспоминания и эмоции, но ваши навыки быстро восстановятся.
        - А чем я занимаюсь? - растерянно поинтересовался Герман, когда Куратор встал из-за стола и подошел к нему ближе.
        - У вас, Герман, важная и почетная профессия, - Куратор, похлопав его по плечу, ободряюще улыбнулся.

* * *
        Спустя неделю после Стирания Герман полностью втянулся в работу. Говорят, когда-то он был мрачным и раздражительным, но Герман пожимал плечами, когда слышал от коллег истории о своем недавнем срыве: сейчас он жил в абсолютной гармонии с мыслями и поступками.
        Он посмотрел на часы, висевшие на стене кабинета. До конца рабочего дня оставалось пять минут. Если он поторопится, то успеет вынести еще одно заключение. Герман потер глаза и уставился на дисплей, где высветились результаты постнатального исследования очередного незапланированного ребенка.
        Население годами предупреждали о необходимости согласования беременностей с Селекционерами, но работы у Германа все равно не убавлялось: каждый день он просматривал десятки карт недозволенных детей и принимал решение, кого из них оставить в обществе, а кого - убрать навсегда.
        Герман пробежал глазами по столбикам цифр. Риск возможного агрессивного поведения субъекта НР-1103 составил три процента, и Герман, зевнув, напечатал заключение: «Полная элиминация».
        Станислав Романов
        Марсианец Джо
        Бар «Марсианец Джо» стоял на отшибе, в полумиле от города. Два сорокавосьмифутовых грузовых контейнера, сдвинутых вплотную, бок к боку, а затем намертво сваренных воедино. Внутренние стенки были срезаны, чтобы получилось общее пространство площадью меньше, чем заурядный лофт в Аркадии. Снаружи контейнеры были покрыты толстым слоем силикатной пены; за десять лет песок, что ветра без устали гоняют по равнине, сгладил все шероховатости, заполнил поры мельчайшими частичками кремнезёма, и стены, изначально серые, приобрели красновато-ржавый оттенок. Как и всё вокруг.
        Внутри бар был как бар: длинная стойка, пять столов со стульями, даже музыкальный автомат с набором древних земных хитов. Бармен за стойкой был роботом. Андроид в титановом корпусе, старая модель, довоенного ещё выпуска, но в очень хорошем состоянии. Помят был немного, правда, и одного пальца не хватало на левой руке. Несмотря на этот дефект, бармен был вполне функционален. Подавал напитки, смешивал коктейли, внимательно выслушивал любого клиента, даже мог поддержать беседу, вставив пару коротких реплик. Золтан звал его Барри.
        Иногда, впрочем, забывшись, Золтан называл бармена именем Джо. Андроид в ответ всякий раз напоминал, что его зовут Барри. «Чёрт! - спохватывался Золтан, стукнув кулаком себе в лоб. - Да, конечно, Барри. Это я ошибся, сам понимаешь». Барри кивал: понимаю, мол.
        Золтан был контужен на войне, все местные это знали. Неудивительно, что порой заговаривался.
        А Джо, тот самый Джо, в честь которого Золтан назвал свой бар, был боевым товарищем Золтана. Оба служили в Железной Когорте, что наполовину состояла из людей, наполовину - из боевых роботов. Тогда, двадцать лет назад…
        Они проиграли в той войне. Не смогли отвоевать свою независимость. Железная Когорта полегла почти вся во время обороны Цитадели в Фарсиде; «Джаггернаут» отбомбился по ним с орбиты. Выживших после бомбардировки откапывали несколько дней. Было их немного, выживших. Золтану повезло, его откопали. Джо - нет.
        Может, оно и к лучшему. После окончания войны боевые роботы оказались под категорическим запретом. Разрешены были лишь сервили с намертво впечатанными в мозг азимовскими императивами. Те немногочисленные солдаты, что уцелели, - были демонтированы, их модули интеллекта изъяты эксекуторами Азимова. Метрополия повсюду утвердила свои законы. Vae victis…
        Шорох песка, секущего стены снаружи, внутри, в помещении, был похож на слабый шёпот. Он не смолкал ни днём, ни ночью, лишь менял тональность в зависимости от силы и направления ветра. За долгие годы Золтан привык к нему, научился понимать, о чём говорит этот шёпот.
        - Погода портится, - сказал Золтан преувеличенно громким голосом.
        - Так точно, босс, - отозвался Барри. - Ветер усилился.
        - Похоже, наметёт нам песочку под самую крышу. Снова грейдер из города придётся вызывать.
        Золтан, расположившийся на табурете у дальнего конца стойки, повернулся, бросил через плечо угрюмый взгляд на засевших в баре посетителей.
        Было их трое: два крепких бородатых парня и жуткая лысая девка, татуированная от горла до кончиков пальцев. Татухи у неё были непростые - особая боевая нейромодификация. Очень опасная штучка была эта расписная красотка, хуже противопехотной мины.
        Одеты эти трое были по-местному, но на местных не походили совсем. Залётные гости. Чужаки.
        Сидели за столом, сняв толстые куртки, переговаривались на каком-то своём арго, тянули пиво, хрустели чипсами и солёными рисовыми крекерами. Один из парней болтал почти без умолку, всё время скалил зубы. Другой был хмур и отделывался короткими, односложными ответами. Татуированная девица, нехорошо прищурившись, разглядывала Барри.
        Не нравились Золтану нынешние клиенты, очень сильно не нравились.
        После войны Метрополия стала спроваживать прочь всякое антисоциальное отребье. Кто-то из изгоев оставался в Кидонии, поближе к порту. Но многие отправлялись на поиски приключений дальше - в Утопию, в Аркадию… Отчаянный то был народ; слыхал Золтан разные скверные истории в своём баре.
        Впрочем, до этих малонаселённых мест чужаки добирались редко. Нечего им здесь было делать, нечем поживиться. Чёрт знает, каким ветром этих сюда принесло…
        А засели как будто надолго. Если бы не они, Золтан уже прикрыл бы заведение да и залёг бы в чулане до тех пор, пока не распогодится. Тяжёлая голова была у него в непогоду, ломило в затылке, особенно - перед песчаной бурей.
        - Как бы их выпроводить отсюда, - проворчал Золтан, отхлебнув из своей любимой кружки.
        - Попросить их уйти, - с готовностью откликнулся Барри. - Вежливо.
        Золтан хмыкнул.
        - Да ты у меня гений, чёрт подери. Сам Азимов мог бы тобой гордиться.
        - Спасибо.
        Барри наклонил голову; по его гладкому лицу скользнул блик, отчего Золтану показалось, будто робот улыбнулся. Но только показалось, конечно, - улыбаться Барри не умел.
        Поразмыслив немного, Золтан решил, что идея Барри не так уж и плоха. Само собой, двери его бара открыты для всех, но не сутки же напролёт.
        Золтан сполз с табурета, грузно ступая, приблизился к столу, за которым расселась подозрительная троица. Болтливый парень замолк, но скалиться не перестал. Молчаливый не отреагировал никак, даже голову не поднял. Татуированная смотрела на Золтана оценивающе, словно прикидывая, как половчее свалить его с ног.
        - Значит так, ребятишки, - сказал Золтан. - Спасибо, что заглянули в наш бар. Только, думаю, пора вам отправляться дальше. Через пару часов буря начнётся…
        Хмурый медленно поднял голову, посмотрел Золтану в глаза. Тяжело, с расстановкой, проговорил:
        - Ты, дядя, не указывай нам, когда и куда ехать. Лучше скажи своему железному болвану, чтобы подтащил ещё полдюжины того пойла, что у вас здесь вместо пива.
        Такого нахрапистого обращения Золтан не любил, но заставил себя сдержаться. Их было трое, и они были опасны. Проблем Золтану хотелось избежать.
        - Он - бармен, а не официант.
        - Рухлядь это, а не бармен, - сказала татуированная. - Этой модели лет тридцать. Таких ещё мой папаша на свалке металлолома под пресс кидал.
        Барри стоял за стойкой с невозмутимым видом, словно речь шла вовсе не о нём.
        - Тогда пускай сам хозяин пиво тащит, нам похеру, - заржал болтливый.
        Золтан стиснул зубы и пошёл к холодильнику за пивом. Принёс шесть бутылок, поставил на стол. Болтливый тут же схватил бутылку, отхлебнул, притворно скривился.
        - И как только вы тут пьёте эту дрянь?
        Золтан пожал плечами.
        - Пиво как пиво. Сделано по технологиям Метрополии. Оно везде такое.
        Хмурый покачал головой.
        - Ну не скажи.
        Татуированная фыркнула, а болтливый снова заржал.
        - Да разве эти краснорожие чего понимают? У них тут ни пива, ни жратвы нормальной. Вообще ни хрена тут нет.
        У Золтана потемнело в глазах. Он крепко стиснул кулаки, чуть ссутулился.
        - Допивайте пиво… - Слова с трудом протискивались через горло. - И убирайтесь прочь.
        - Нарываешься, дядя, - обронил хмурый. - Не тебе ультиматумы ставить.
        - Выродок краснорожий, - сказал болтливый с наглой ухмылкой. - Мало мы вас бомбили…
        Золтан шагнул вперёд и двинул паршивцу в ухо. Тот опрокинулся вместе со стулом и проехался по полу до самой стены. Боевитая девица взметнулась пружиной, хлёстко ударила Золтана ногой в голову. В голове загудело как в пустой бочке; Золтан пошатнулся, но устоял. Стулом надо было бить, дорогуша, если хотела свалить ветерана. Или столом. Ты шустрая, конечно, но весовая категория и габариты у тебя совсем не те. Татуированная напрыгнула снова. Золтан поймал её, крепко облапил. Она ударила его лбом в подбородок. У Золтана клацнули зубы; глаза заволокло красноватой пеленой. Болтливый ворочался возле стены, поднимаясь на четвереньки. Хмурый сунул руку под куртку и вытянул длинный узкий нож…
        Включились вшитые в нервы и мышцы бойцовые рефлексы. Поле зрения невероятно расширилось, Золтан теперь видел сразу всех, кто где находится и что делает. Он мог предугадать их движения, опередить.
        Золтан склонил голову к плечу. Мимо уха пролетел какой-то тёмный снаряд. Врезался хмурому в лоб и взорвался дюжиной крупных осколков. Моя любимая кружка, подумал Золтан. Хмурый хлопнулся на задницу, но нож из руки не выпустил.
        - Какого… - Он ошалело провёл пятернёй по лицу, размазывая сочившуюся из ссадины кровь.
        Андроид упёрся ладонями, перемахнул через стойку и с громким топотом ринулся в бой. Хмурый привстал, выставив перед собой нож.
        - Нет, ты не можешь! Не можешь…
        Андроид схватил клинок двумя пальцами, вырвал у хмурого из руки, отшвырнул в сторону. Болтливый, поднявшийся было на ноги, захрипел, схватился за горло, сполз по стене на пол. Хмурого андроид взял за подбородок, вздёрнул вверх, завернув ему голову на немыслимый угол.
        Золтан ослабил мертвые объятия. Татуированная безжизненно повалилась к его ногам, на губах у неё пузырилась кровавая пена. Кажется, он сдавил её чересчур сильно. Все рёбра переломал, наверное.
        Вот ведь как обернулось, ребятишки. Напрасно вы тут хорохорились. Не надо было вам сердить ветерана. А надо было прислушаться к доброму совету. Надо было убираться подобру-поздорову…
        А теперь у старика Золтана лишняя головная боль.
        Он почесал затылок, вздохнул.
        Ну, и что делать? Шерифу звонить?
        Можно и позвонить, конечно. Как бы даже и нужно. Шериф - свой человек, особо придираться не станет. Ясное же дело - необходимая самооборона, не беспредел какой. Вот только…
        Андроид. Который вытворял такое, что категорически недопустимо для заурядного сервиля.
        Если начнётся расследование, откроется его тайна. В тот же самый момент, как только его подключат к полиграфу. И тогда - всё, конец. Им обоим.
        Золтан посмотрел на андроида. Андроид смотрел на него. Стоял неподвижно, опустив руки. Ждал, что скажет Золтан.
        Как уже бывало. Когда-то давно…
        - Что делать будем? - спросил Золтан.
        - Они приехали на «хаммере», - сказал андроид. - Хороший внедорожник, модернизированный.
        - Ну да, я видел. И что?
        - Я могу отвезти тела в предгорья. Там много глубоких трещин. Никто их там не найдёт.
        - Скоро начнётся песчаная буря. Ты не успеешь вернуться.
        - Я пережду бурю там, в предгорьях. Потом вернусь.
        Золтан прислушался к шёпоту ветра, с сомнением покачал головой.
        - Это рискованно. Ты можешь увязнуть в песке, буря занесёт тебя. И тогда никто никогда тебя самого не найдёт.
        - Лучше так, - сказал андроид. - Я больше не хочу, чтобы меня выключали, чтобы снова вынимали интеллект-модуль. Никто, даже ты. Даже из самых лучших побуждений. Я так долго привыкал к этому железу…
        - Понимаю, - проговорил Золтан, кивая. Помолчал, потом прибавил: - Спасибо, что выручил меня, Джо. Снова.
        - Semper fidelis, командир, - сказал Марсианец Джо.
        Роман Рейн
        Дорогое сердце
        Они сидели на скамье, держась за руки, и терпеливо ждали своей очереди около закрытых дверей кабинета. Три месяца назад они записались на прием и жили одним лишь ожиданием этого момента.
        - Кейси, не бойся. Главное, что мы дожили. Теперь все будет в порядке, - успокаивала Линда своего мужа, поглаживая его по руке. - Мы насладимся новой, счастливой жизнью. И будем жить долго… Сколько захотим.
        Молодая девушка лет двадцати пяти и сгорбленный, сухой старик. Они были ровесники. Муж и жена, прожившие в счастливом браке пятьдесят три года. Месяц назад она воспользовалась услугами омоложения, которые начала предоставлять всем желающим инопланетная раса годоксов. Ничего не требуя взамен, годоксы изменяли тела. А желающих было хоть отбавляй…
        Словно маленький ребенок, готовящийся к походу к стоматологу, старик Кейси покорно кивал головой, слушая ободряющие слова Линды. Он каждый раз вздрагивал и одергивал свои сухие руки, лежащие у нее на коленях, как только из закрытого кабинета доносились какие-нибудь звуки.
        - Может быть, пропустим кого-нибудь вперед? - робко спросил старик у молодой жены.
        - Кого? - спросила она, белозубо улыбнувшись. - Похоже, что ты последний в нашем городе, кто до конца тянул с трансформацией.
        - Линда, я боюсь. Не знаю почему, но боюсь.
        - А потерять меня навсегда ты не боишься? Думаешь, мне нужен старик? Я молодая, стройная, красивая…
        - Старуха… - перебил ее Кейси.
        - Что? Что ты сказал? - переспросила Линда, изящно изогнув тонкую бровь.
        - Я пошутил. Прости, зайчик, я не хотел тебя обидеть. Просто волнуюсь, - оправдывался Кейси, не глядя в глаза жене. Сняв очки, он устало потер двумя пальцами уголки гноящихся глаз. - Слушай, ты бы хоть рассказала, что там будет? А то прошла через все это и молчишь как партизанка.
        - Сам все увидишь. Не бойся, больно не будет.
        Из кабинета вышла молодая девушка. Весело и задорно подпрыгнув на месте, она со слезами счастья на глазах помчалась в сторону выхода.
        Линда встала. Схватив под мышки старика, она подняла его на ноги. Бережно поправляя воротник его рубашки, она сказала:
        - Иди, если не хочешь меня потерять. Мне не нужен муж-старик. У всех мужья как мужья, один ты упрямый как осел.
        Кейси тяжело вздохнул. Взяв со скамьи трость, он пошаркал в открытый кабинет, звонко отстукивая костяной набойкой.
        Линда по-старушечьи вслед уходящему мужу мелко набросала крестные знамения. Такой жест никак не подходил молодой, красивой девушке.

* * *
        - Добро пожаловать в центр трансформации. Позвольте узнать ваше имя? - услышал Кейси, едва он вошел в кабинет. Хотя, судя по обстановке, это был не кабинет, а скорее обычная комната с широкой койкой посередине. На ней не было ни простыни, ни подушки. Просто голый лежак.
        Около койки стояла небольшая стремянка, на верхушке которой восседал инопланетянин, похожий на крупного морского ежа. Длинные черные иглы торчали из головы, которая, собственно, и была всем его телом. Его черное лицо с толстыми синюшными губами источало серый, ничем не пахнущий дым. Словно жидкий азот, дым клубился возле его лица, постепенно оседая и опускаясь вниз по ступеням стремянки.
        Кейси знал, что этот центр трансформации основали пришельцы с далекой планеты Годокс. Стало быть, и эти твари назывались годоксами. Больше о них не было никакой открытой информации. Что они тут делают и чего хотят? Этим вопросом никто особо и не задавался. Все люди активно пользовались их услугами омоложения тела, не вдаваясь в нудные подробности, и были счастливы. Настал черед и самого Кейси испытать все технологии годоксов на своей шкуре.
        - Меня зовут Кейси Дориан, - представился старик, глядя на отвратительного вида инопланетянина.
        Годокс шумно зашевелил своими черными блестящими иглами.
        Кейси напрягся. Этот звук напомнил ему треск, издаваемый разозленным дикобразом, который трясет иглами, перед тем как выстрелить ими во врага.
        - Не бойтесь. Я знаю, для человека этот звук не очень приятен. Но придется потерпеть, поскольку, таким образом я провожу свой мыслительный процесс, - сказал годокс и снова зашелестел. - Так, ясно… Кейси Дориан, семьдесят три года, пол мужской. Все ясно. Раздевайтесь и ложитесь. Сейчас я вас буду обследовать.
        - Слушай, сынок.… Хотя какой к чертовой матери ты мне сынок? Ты больше на моего ежа Феликса похож, который был у меня в детстве. Хоть и маленькая, а шумная была сволочь. Очень похож. Разве что у тебя ножек нет как у него. Слушай, а как ты вообще передвигаешься, без конечностей?
        - Это не ваше дело. Раздевайтесь, - оборвал человека годокс. Дымка, парящая вокруг его физиономии, заметно усилилась.
        Кейси начал медленно и неуверенно раздеваться. Сначала снял толстый вязаный свитер и, аккуратно сложив его, оставил на стуле. Затем снял брюки, подштанники, футболку, майку и все это тоже аккуратно сложил, чтобы не помялось. Толстые, грубо вязаные носки он торжественно поставил между ножками стула рядом с туфлями.
        - Догола раздевайтесь, - распорядился неотрывно следящий за ним годокс.
        Кейси покраснел. Любому нормальному человеку непривычно стоять голым перед посторонними глазами. Но потом он вспомнил, что на него смотрит не человек, а какая-то непонятная форма жизни, у которой ничего кроме игл и головы не имелось. Поняв это, Кейси уверенно стянул с себя просторные трусы веселенькой расцветки, развевающиеся, словно паруса от потока ветра, исходящего от кондиционера, висевшего за спиной.
        Он стоял по стойке «смирно» посреди комнаты, держа в руке трость, мысленно назвав себя Чарли Чаплином нового поколения.
        - Проходите, не бойтесь, - пригласил его инопланетянин.
        Кейси на секунду прикрыл глаза, набираясь смелости… Отбросил трость в сторону… И уверенно заковылял к операционному столу… Вернее сказать не к столу, а к операционной койке.
        Он лег и в ожидании смотрел на годокса снизу вверх.
        Тело Кейси облепила какая-то непонятная, тягучая, желтоватая масса, напоминающая по консистенции обычное дрожжевое тесто. Незатянутой осталась только голова.
        - Как самочувствие? - спросил сидящий на стремянке годокс, выпуская при этом маленькие клубки серого дыма. Инопланетянин цепко смотрел своими черными, паучьими глазами сверху вниз на человека, периодически шелестя иглами.
        - Чувствую себя сосиской в тесте, которую скоро отправят в печь, - ответил покорно лежащий Кейси.
        Годокс наигранно засмеялся. Во время его смеха дым изо рта стал выпускаться отрывистыми маленькими колечками, словно у искусного курильщика.
        - Слушай, а ты как Гэндальф из «Властелина колец» сможешь из дыма корабль выдуть и пальцем толкнуть его? - неожиданно для самого себя спросил Кейси.
        - А какой именно корабль? - не понял годокс. - Шлюпа, тральщик, драккар, люггер, клипер?
        - Забудь, - прервал его старик. - Давай ближе к делу. Вернее, ближе к телу…
        - Я провел сканирование вашего организма. Сообщаю, что у вас катаракта левого глаза, системный амилоидоз, остеопороз, аденома простаты, рак третьей стадии левого легкого, брюшная грыжа, огромный хрящ на лучевидной кости из-за старого перелома. Поздравляю вас, вы вовремя к нам обратились!
        - Спасибо, вот уж не думал, что мне будут объявлять про рак легких в поздравительной форме. Я тронут! - поведал Кейси, который даже не знал ранее, что он настолько серьезно болен. В его возрасте мало беспокоят скрытые и особо не дающие о себе знать смертельные болезни. Больше тревожат скачущее давление и ломящая боль в костях во время плохой погоды.
        - Поскольку вы обратились к нам впервые, вам полагается бонус в размере тысячи единиц. С чего начнем трансформацию?
        - Даже не знаю… Давай начнем с чего угодно, кроме моей грыжи. Позволь я с ней побуду еще хоть немного. Слишком уж я к ней привязался, - пошутил Кейси и сам засмеялся скрипучим, старческим смехом.
        - Ваше право. Согласно законам планеты Годокс, мы не имеем право вас лечить. Мы может только трансформировать ваше тело, используя лишь те материалы, которые есть в вашем организме. Для начала уберем с вас все морщины.
        - Правильно, а то мне уже начинает казаться, что на меня мало обращают внимания молодые девушки, - сказал Кейси и снова засмеялся.
        Масса, которая облепляла его тело, медленно наползла на его лицо, обтянув его одним сплошным коконом. Находясь в «запечатанном» состоянии, дышать он все же мог. Этот неведомый человечеству материал пропускал кислород.
        Кейси почувствовал себя деревенской колбасой, которую во время готовки утрамбовывают в кишку. Ощущение было просто омерзительным, но без боли.
        - Готово. Шестьдесят очков списывается, - вещал сверху голос годокса. - Почти целый квадратный метр вашего кожного покрова пришлось убрать. Половина уйдет в качестве материала для дальнейшей трансформации. Оставшиеся полметра выбрасываем?
        - Еще чего! Пошью из нее модный чепчик для своей старухи. Знаешь, такой с пупочкой сверху?
        - Ваше право, - удивленно согласился годокс с прихотью старика. - Исправление катаракты будет стоить еще шестьдесят очков. Заодно прочистим уши от серы, уберем гайморит. Уберем тромбоз сосудов венозного синуса головного мозга. Делаем?
        - Конечно, что за вопросы? Чтобы мой ясный, страстный взор и дальше пронзал сердца прекрасных дев, - шутливо согласился Кейси.
        В глазу ненадолго начали ощущаться легкие покалывания.
        - Пересадку волос будем делать? Мертвые луковицы реанимировать невозможно, поэтому придется брать волосы с других частей тела. Покрасим, помоем, и будут как новенькие.
        - Слушай, дымовуха, давай ты не будешь спрашивать у меня, что будет дальше? Тебе со стремянки виднее, что нужно делать. Хочешь посадить лук на плешине - сади, я не против.
        Оболочка сползла с лица, и старик снова увидел дымящуюся физиономию инопланетянина.
        «Как оглушительно искренне, ясно звенит тишина» - подумал Кейси, едва только освободилась его голова. Он был готов поклясться, что теперь он слышит лучше летучей мыши, а видит лучше орла. Глазами он жадно поедал все, что мог видеть в лежачем положении в скудном векторе своего зрения.
        - Мичурин, после пересадки луковиц мне страшно захотелось покурить. Поможешь?
        Годокс без лишних слов зашевелил своими жуткими иглами, и «тесто» тут же наползло на рот старика. Сползая обратно, оно оставило в уголке его рта тонкую и даже заботливо раскуренную сигарету. Кейси жадно затянулся густым, ароматным дымом и выпустил тугую струю вверх. В груди все клокотало и хрипело.
        - Вам нужно меньше курить, - посоветовал годокс. - Легкие я вам обновлю, но боюсь, если вы и дальше будете так много курить, надолго их не хватит.
        - Эх, приятное это чувство, коптить свой рак, зная, что мне ничего за это не будет. Кайф… - блаженно закатив глаза, поделился Кейси. - Чувствую себя просто всемогущим каким-то.
        Годокс пристально наблюдал за человеком, с сухим треском шевеля иглами.
        Старик докурил сигарету и выплюнул окурок в сторону. Сухой, пронзающий острой болью кашель начал колотить его. Годокс пошевелил иглами, и кашель тут же стих.
        - Давай дальше, что там по программе? - спросил старик, прикрыв глаза.
        - Уменьшение печени с последующей чисткой. Реструктуризация внутренних органов будет проходить строго поочередно, для поддержания функционирования вашего общего жизненного цикла. После реструктуризации органа будет проводиться тщательный анализ тканей, с последующим отделением непригодных материалов от годных. Неликвид будет утилизирован, а из пригодных клеток будут созданы новые легкие, сердце, почки и прочие жизненно важные органы. Правда, они будут чуть меньшего размера, чем прежде, но это практически не отобразится на вашей повседневной жизни.
        - Интересно, очень. Но, к сожалению, я понял только половину того, что ты сказал. Давай, Пилюлькин, сделай так, чтобы я кузнечиком потом прыгал. Я тебе, парень, доверяю.
        Годокс снова погрузился в свою иглотрясущую медитацию. Но в этот раз уже на более длительное время.
        Кейси с опасением прислушивался к своему ливеру, пока не начал дремать.

* * *
        Ему снилась Линда. Нет, не та Линда, что ждала его в коридоре молодая и красивая, а та, что была раньше. Сутулая, ворчливая и вечно мерзнущая. Ему снилось, как она, стоя за кухонным столом и укутавшись в колючую кофту, раскатывала упрямое, пухлое тесто для его любимого яблочного пирога. Радиоприемник, висящий на стене, монотонно нес какую-то успокаивающую, маловажную ересь. А сам Кейси сидел рядом с женой и готовил начинку. Вооружившись теркой, зловеще нависшей над глубокой тарелкой, он возил туда-сюда зеленые, скрипучие, истекающие соком яблоки. Когда у него в руке остался непригодный для начинки огрызок, он осторожно укусил его своими редкими, шатающимися зубами. Из уголка его рта брызнул яблочный сок, который тонкой струйкой угодил прямо на паркетный пол.
        - Свинота! - коротко охарактеризовала трапезу мужа Линда и дала ему оплеуху тыльной стороной ладони, заботливо, чтобы не испачкать супруга маслом от теста.
        Было хорошо. Теплая кухня, заботливая жена под боком. В спину веяло сухим жаром из распахнутой дверцы духовки. Благодать…
        «Все-таки какая же она у меня хорошая», - думал Кейси, елозя по терке вторым по счету яблоком и глядя на свою старуху, которая продолжала раскатывать по столу строптивое тесто. Он смотрел с умилением на ее отвисшую от усердия нижнюю губу, на седые пряди, которые она время от времени убирала за уши.
        Кейси захотел сказать ей, возможно, впервые в жизни что-то ласковое, доброе, искреннее… Но слова не шли на ум. Плохих - сколько угодно, а вот с хорошими у него, как всегда, была напряженка.
        - Линда… - начал он, не зная что сказать.
        - Телевизор не пойдешь смотреть, пока все яблоки не сотрешь. Знаю я тебя, старый шакал! Как жрать, так он горазд, а как делом помочь - так у него, видите ли, грыжа.
        - Линда, я это… как его… люблю тебя… - словно прыщавый подросток, признался в любви Кейси.
        - Сдурел, что ли, старый осел? Ты не помирать часом собрался? Только попробуй у меня! Я покойников жуть как боюсь. Я первой буду там, - ответила она, указав жирным от растительного масла пальцем в потолок.
        - Да не… не… Я не подумав сказал, - смутился Кейси и увлеченно погрузившись в процесс трения, замолчал…

* * *
        - Мистер Кейси, - разбудил старика голос годокса.
        - Чего хотел? - резко проснулся старик.
        - Для восстановления соединительных тканей вашего сердца необходим еще биологический материал.
        - И что? Мне сбегать за ним в магазин? Полкило хватит?
        - Нет. Будет нужен ваш аппендикс. Вы разрешите его удалить и применить для дальнейшей реставрации органов?
        - Дарю, - благодушно разрешил старик.
        Через некоторое время годокс сообщил:
        - Аппендикса не хватило. Нужно что-то еще.
        - Возьми полметра моей отрезанной кожи. Жалко, конечно, что старуха без модного чепчика будет, но что поделать?
        - Кожа не годится, - сказал годокс и задумался. Серая дымка во время его мыслительного действия усиливалась. - Слушайте, а у вас дети есть? Жена?
        - Есть. Две дочки и красавица жена. Да и вообще ты не в моем вкусе, - пошутил Кейси.
        - Я не к этому клоню. Если у вас есть дети, то, может, используем в качестве материалов ваши репродуктивные органы?
        - Совсем обалдел?! Ты про мой репродуктор даже думать забудь. Не для тебя цветочек свой растил! - твердо заявил Кейси.
        - Я просто предложил, не нужно волноваться. К тому же для полного восстановления ваших репродуктивных функций потом понадобится еще материал, а у нас его и так не хватает…
        - Тогда не восстанавливай. Пусть у меня там будет просто элемент декора… А что, у меня больше в теле нет ничего ненужного? Грыжу забери, например. Она у меня большая. На всех хватит.
        - Я ее уже израсходовал. И все ненужное тоже. Кстати говоря, есть еще один нюанс…
        - Не томи.
        - У вас закончились бонусные баллы для дальнейшей трансформации вашего тела.
        - Давай я доплачу, пенсия у меня хорошая. Маленькая, но хорошая.
        - Расу годоксов не интересуют ваши бумажки. Платой может послужить опять же ваше тело.
        - Что тебе нужно?
        - Ничего особенного. Просто мне придется немного скорректировать некоторые настройки ваших органов чувств. Это нужно лишь для того чтобы сохранить баланс мироздания. Где-то прибудет, а где-то убудет. Все согласно договору между людьми и расой годоксов. Готовы?
        - А у меня есть выбор?
        - Тогда приступим с созданию сердца, - довольно улыбнулся годокс дымящейся улыбкой. - Для полного завершения трансформации жизненно необходимы еще материалы. Советую вам грамотно и рационально распределить ваши возможности.
        Лицо Кейси снова затянула странная субстанция.
        - Мы вам оставим стопроцентное зрение, но при этом понизим на тридцать процентов спектральную чувствительность глаз. Удалим фоторецепторы и сделаем ваше зрение монохромным. Уберем стереоскопичность, оставив монокулярное зрение. Проще говоря, вы будете иметь стопроцентное зрение, но не будете различать цвета. Будете видеть окружающие предметы только в одном измерении, а не в трех, как ранее. Ну и немного сузим вектор видения… Согласитесь, это не так уж и страшно?
        - Возможно… Когда нет выбора, приходится соглашаться, - хмуро ответил Кейси.
        - Что значит «нет выбора»? Я же вас не заставляю этого делать. Вы сами сюда пришли, добровольно. Можете отказаться.
        - Уговорил, делай меня дальтоником.
        Снова послышался шелест игл.
        - Отлично, отлично. Воспроизвожу поперечнополосатую мышечную ткань для вашего сердечка… Готово, как новенькое, - бормотал себе под нос инопланетянин.
        - Что, сердце готово уже? - обрадовался Кейси.
        - Нет, только мышечная ткань. На остальное придется еще наскрести. Кстати, какой уровень кислорода вы готовы себе оставить?
        - Что значит «какой»? Весь, какой летает в воздухе, - не понял старик.
        - Не получится. Для того чтобы наполнить кровью ваше будущее сердце, мне придется сократить общий уровень вашей крови во всем теле. А ее и так осталось немного, после того как я ее прочистил. Если газообмен в паренхиме будет слишком высок, а крови будет мало, возникнет перенасыщение кислородом. Рекомендую вам понизить уровень поглощаемого кислорода до сорока процентов.
        - Делай, - обреченно разрешил Кейси.
        - Сразу предупрежу, что теперь ваш средний суточный сон будет занимать около семнадцати часов. Придется с этим смириться. Согласитесь, все же это лучше, чем смерть?
        Кейси согласился. Теперь он понял, почему его супруга стала такой вялой и сонной после трансформации. Он считал, что это временное явление. Что скоро все пройдет…
        - Дальше, придется вас оставить без вкусовых ощущений. По-другому никак. Из сенсорных вкусовых хеморецепторов я воспроизведу мезодерму для сердца. В этом даже есть какой-то плюс. Представляете, сколько денег вы сможете сэкономить на продуктах питания? Вам же не будет разницы, что есть: крупу или мясо! Здорово же!
        - Обалдеть можно… На барбекю теперь буду брать рулоны туалетной бумаги и, хорошенько подкоптив их, буду хрустеть, - мрачно вообразил старик. - Ладно, забирай мой вкус.
        - Ах, если бы вы только видели сейчас свое новое сердечко. Пальчики оближешь! Та-а-а-акс… Дальше мы немного убавим нейронные импульсы в мозге, ослабив импульсы обоняния, осязания и частично слуха. Готово! Теперь вы полноценный человек, правда, без репродуктивных способностей. Ваш биологический возраст составляет… эм… двадцать шесть лет и три месяца.
        - Я остался еще большим инвалидом, чем был раньше, - грустно подметил Кейси.
        - Напрасно вы так говорите. С виду вы вполне здоровый и привлекательный молодой человек, - подбадривал старика годокс. - Разве не это главное в человеческом мире?
        - В том-то и дело, что только с виду. Я и раньше подозревал, что вы все тут жулики, поэтому и не хотел сюда идти. Жена заставила… Это что получается, теперь мне не важно, какого цвета у меня гардероб, не важно, курю ли я хорошие сигареты или же свой носок? Это жалкая подделка жизни…
        - Вы здоровы. Живите долго и счастливо, пока снова не придете к нам, лет через сорок.
        - Я не хочу такой жизни. Я хочу курить ароматный табак и загибаться в приступах кашля. Пить алкоголь и трястись с похмелья. Я хочу после моей смерти видеть, что меня несут именно в красном гробу. Хочу, чтобы поев шашлыка, я мучился изжогой. Хочу чувствовать запах волос Линды. Знаешь, она много лет использует один и тот же шампунь с лесными травами… Я не хочу такой жизни, жизни тусклого человека с красивой оболочкой. Цена за новое сердце оказалась слишком велика для меня. Знаешь что, верни мне мои морщины, рак, грыжу и геморрой… Я хочу быть прежним.
        - Простите, но у вас не было геморроя, - поправил годокс.
        - Недоработка… Возвращай все как было. Пойду домой зарабатывать его. В наш развитой век даже как-то не солидно не иметь его.
        Его голое красивое тело снова затянуло в кокон.

* * *
        Старик вышел из кабинета.
        Увидев своего супруга прежним, Линда заплакала.
        Он подошел к жене и прижал ее мокрое лицо к своей груди.
        - Какой же ты глупый… какой глупый, - повторяла она, постоянно всхлипывая и стуча кулачком по его чахлой груди.
        - Не грусти, лисенок. Все будет хорошо, - успокаивал ее Кейси, поглаживая трясущейся рукой ее волосы.
        - Теперь нам придется расстаться. Я же тебе говорила, что мне не нужен старик… Тем более что ты прекрасно знаешь, как я боюсь покойников.
        - Конечно, знаю. Но и ты меня пойми, когда-то давным-давно я добивался тебя целый месяц. А для того чтобы добиться брюшной грыжи, мне пришлось сорок лет горбатиться на заводе. Чувствуешь разницу? Чаша весов склоняется не в твою пользу…
        Линда посмотрела на мужа заплаканными глазами и улыбнулась. В его глазах тоже были слезы, которым он не позволял выплеснуться за пределы нижнего века.
        - Ты неисправим. Ты всегда был несерьезным и легкомысленным ко всему. В том числе и ко мне, - сказала она, вытирая носик об его толстый шерстяной свитер.
        - Ну что, будем прощаться? Вещи ты уже, как я понимаю, заранее перевезла к маме? - спросил старик, оторвав девушку от своей груди. Взяв ее за худенькие плечики, он отстранил от себя.
        Они стояли друг напротив друга: тусклый человек с ярким телом и яркий человек с блеклым телом. Совершенно разные и далекие.
        - Да. Я знала, что ты не согласишься на трансформацию.
        Они оба мялись, не зная, что делать дальше.
        - Тогда прощай? - наконец решилась Линда.
        - Не прощай, а до свидания. Не забывай, что у нас с тобой земля на кладбище куплена и огорожена одной оградкой. Пойду устраиваться там и ждать тебя. Живи счастливо, я ревновать не буду. А когда нагуляешься - милости просим в соседнюю ямку.
        Старик развернулся и, не оборачиваясь, шаркающей походкой пошел прочь, мерно отстукивая тростью каждый свой шаг.
        Тук-тук-тук… Звук стучащей по полу трости медленно затухал. Линда его перестала слышать уже давно, поскольку у нее был слабый слух.
        Он ушел.
        Планету ждало страшное будущее. По ней словно муравьи бегали три квинтиллиона бесплодных, слепых, глухих, бледных от кислородного голодания людей, которые не смогли устоять перед соблазном бессмертия.
        Константин Волков
        Есть только сон
        - Закрой глаза, расслабься. Готов?
        - Угу, - от присосавшихся к запястьям и вискам датчиков по коже пополз тревожный холодок. Сергей поёжился.
        - Не волнуйся, через пару часов мы тебя вернём. Осмотришься, и домой. На рожон не лезь, договорились? Хорошо бы поставить маячки, только не вздумай рисковать. Если что-то пойдёт не так, возвращайся своим ходом. А мы уж встретим. С оркестром.
        И словно ток по нервам… бум!.. трах!.. скрученное судорогой тело… мрак, разбитый на осколки отблеском воображаемой вспышки, липкая тишина. Вдруг зыбкими мазками наметились контуры, пришли звуки, за ними - запахи. Получилось, получилось же! Тренировки, тесты, медицинские, будь они неладны, процедуры. И снова тренировки, тесты и процедуры. Получилось, а радости нет, лишь вцепившаяся в горло стальным спазмом тошнота. Чёрт, никто не предупреждал, что будет больно!
        Сергей осмотрелся. Город. Не слишком высокие серо-блёклые дома. Грохот. Над головой скрипит вагонами допотопный монорельс. Тёплый ветерок треплет волосы, пахнет железом, разогретым камнем и пылью. Надо бы подняться, сидящий на тротуаре человек обязательно привлечёт внимание.
        Ничего подобного! Люди проходят мимо. Некоторые бросают косой взгляд, другие будто не замечают. Эй, не видите, мне плохо? Мне помощь нужна! Вы все здесь такие… э-э-э… нелюбопытные? Впрочем - к лучшему. Идите себе, а то начнёте задавать вопросы.
        Сергей кое-как поднялся и сделал десяток неверных шагов. Тело словно чужое. Оно и есть чужое, спохватился Сергей, но не настолько же! По первым ощущениям - так себе тело. Тяжелее, чем он привык. Дряблая мускулатура, пузо выпирает… Тьфу, тюфяк!
        Сплюнув на тротуар накопившуюся во рту горечь, Сергей сделал ещё несколько шагов. Тут его и окликнули. Не обратил бы внимания, но лёгкий хлопок по плечу вынудил обернуться. Маленький, с розовой лысиной и пегой щетиной толстячок, прищурившись, разглядывал Сергея.
        - С вашего чипа поступил сигнал. Функциональный сбой в работе организма, - сказал незнакомец. Вроде бы понятные слова, но прозвучали они странно. «Функциональный сбой», будто не про организм, а про механизм… А человечек смахнул со лба испарину и почти сочувственно пояснил: - Я же вижу, вам плохо! Вы в состоянии проследовать к социальному медпункту?
        Сергей мотнул головой. Может, и в состоянии. Знать бы ещё, где этот пункт находится и что это, вообще, такое?
        - Тогда я вынужден оказать вам немедленную первичную помощь, - толстячок выжидающе посмотрел на Сергея, видимо, ожидая, какое решение тот примет. А какое должно быть решение? Сергей и этого не знал, а потому молчал. Человечку надоело ждать, он достал из кармана небольшое матово-чёрное приспособление, и Сергей почувствовал, как прохладный и твёрдый прибор коснулся запястья. Глаза незнакомца на мгновение закрылись, а когда он вновь заговорил, в голосе его послышалось куда больше уважения. - О, вы можете себе позволить любую помощь. Да, любую. Не обеднеете. С вашим-то уровнем кредитоспособности…
        А затем еле слышно зашипело, что-то влажно брызнуло на запястье, и сразу сделалось хорошо. Легко и весело стало.
        - Будьте здоровы! - пожелал толстячок казённым голосом.
        - Спасибо, доктор, - запоздало поблагодарил Сергей, когда толстячок уже подошёл к машине с красным крестом на белом боку.
        Сергей, озираясь, брёл по улице. Здания серые и невысокие, зато город утопает в зелени, даже из растрескавшегося тротуара пробивается несмелая травка. Транспорт почти весь, насколько можно понять, общественный, а небо свободно от машин. Улицы малолюдны, а то, что прохожие не помогли, когда Сергею было плохо, тоже понятно. Знали, что сигнал ушёл куда надо, профессионал сейчас прибудет и в два счёта справится с проблемой. Хорошо у них это устроено! Умно!
        Да, Сергею город понравился. Не шумно, не людно, не суетливо. Только назойливо лезет в глаза, впивается в мозг непонятная реклама. В карманах ни документов, ни денег, ни средств коммуникации. Зато, как сказал врач, у него высокий уровень кредитоспособности. Пока не ясно, что это означает, но звучит хорошо. Конечно, этот самый уровень принадлежит прежнему хозяину тела. Ну, не для удовольствия же Сергей залез в чужой кошелёк - для науки…
        Сергей остановился. Знакомая вывеска, будто из юности выпрыгнула. Кафе с названием «Майский ландыш». Такое же было недалеко от того самого дома… Знак? А чёрт его знает.
        Сергей зашёл. Пусто, тихо и сумрачно. Играет тихая и непривычная уху музыка. Столики свободны, лишь за одним расположилась небольшая компания. Тусклый бледный толстяк, худой прыщавый парнишка и эффектная стройная рыжеволоска. Ни бара, ни официанта. Сергей сел у окна и стал наблюдать.

* * *
        Кому какое дело до ссутулившейся за дальним столиком личности? Антоху этот человек ни капельки не интересует. Куда забавнее рассматривать окружающий мир сквозь бокал вишнёвого пива. Этот самый мир, преломившись в мутноватой красной жидкости с поднимающимися со дна строчками пузырьков, кажется таким забавным! Ладонь ощущает приятную прохладу; стенка бокала запотела, по ней, оставив блестящую дорожку, сползла капелька, поверх напитка ещё не опала весёленькая розовая шапочка пены.
        Хоть пойло и дрянное, Антохе оно почему-то нравится. А Вадику нет. Антоха знает, что Вадик терпеть не может синтетический алкоголь. Тем паче он не может терпеть безалкогольные эрзацы, которыми балуется Олеська. Вадику хорошо от всего натурального. Только денег у него не так, чтобы много. И всё равно он платит за натуральное. Понять бы, какой смысл платить втридорога за то, что через несколько часов ты сможешь взять почти даром? Это не про пиво, это про всё на свете.
        Олеська не умеет молчать - она всегда болтает. Много и громко, о разных вещах одновременно и, в общем-то, ни о чём: о скором отпуске, о позавчерашней вечеринке, о переводе в другой отдел, опять о вечеринке, о том, как она то ли на вечеринке, то ли на новой работе отшила какого-то там козла, который… Её никто не слушает: болтает и пусть болтает, кому от этого плохо?
        Олеськины словоизвержения трассерами летят мимо Антохиных ушей. Во-первых, он слышал это, или почти это, или совсем не это, но похожее на это уже неоднократно, а во-вторых - да не интересно же! Гораздо интереснее Антохе сама Олеська: невысокая худышка с золотисто-рыжими волосами. Веснушка-конопушка, но что-то же в ней есть! И даже много-много чего. И сверху, и снизу, и посерёдке. Иначе стал бы он каждую ночь… Эх, рассказать бы Олеське, что он с ней вытворяет по ночам, да нельзя - вдруг обидится! Хотя… сама же и подогнала ему свой образ. Вроде как похвасталась, что с неё образы лепят. Пользуйся, говорит, извращенец, от меня не убудет. Пошутила, значит, а он и пользуется. И всё же то, что происходит по ночам, - личное дело каждого, а сейчас здесь сидят просто старинные, ещё со школы, друзья. И точка!
        Вадик приложил запястье к столешнице, лицо его сделалось задумчивым-презадумчивым. Яснее ясного, отчего другу взгрустнулось. Пиво стоит изрядно, а суточный бюджет, выделяемый Евразийской Корпорацией рядовым сотрудникам, не так уж велик. И приходится Вадику решать: побаловать себя ещё одной кружечкой настоящего пенного или приобрести какой-нибудь образ, а то и на новый сценарий подкопить? А ещё надо поужинать. Даже порция самой дрянной синтепасты чего-то, да стоит. Корпорация заботится о гражданах. Если не хочешь неприятностей в виде понижения уровня кредитоспособности, ты обязан полноценно питаться, раз в неделю посещать спортзал (от этой мысли Антоху передёрнуло!) и раз в три месяца бывать в отпуске. Хорошо, что последнее - за счёт Корпорации.
        Антоха по мелочам не заморачивается. У него и суточные побольше, и синтепиво стоит сущие копейки - хоть упейся! А на вкус и цвет, как говорится… Прикончив вишнёвое, Антоха взял малиновое. Мог бы и Вадика угостить, без проблем, но тот всякую дрянь пить не станет, ещё и морду скривит.
        А Олеська пригубила коктейльчик и по новому кругу начала рассказывать, как замечательно она проведёт отпуск. Правда, ещё не решила где. Какая разница? Ей везде хорошо, только здесь ей плохо, а плохо потому, что… не знает она, почему ей здесь плохо, каждый нормальный человек должен понимать, что если здесь, то плохо, а там, наоборот, хорошо.
        Говорила она, говорила, да вдруг уставилась на незнакомца. У Олеськи такое сплошь и рядом, отвлечётся на что-нибудь и будто в ступор впадает. Сейчас ей показался странным человек у окна. Он и на Антоху произвёл необычное впечатление, но это же не повод таращиться! Так вот, Олеська на пару секунд замолчала, а потом ляпнула в своём стиле:
        - Придурок какой-то. Чего он на меня уставился?
        Громко получилось, и Антохе стало неудобно. Человек, явно, услышал, заметил устремлённые на него взгляды и скукожился ещё больше. Чего, спрашивается, застеснялся? Никому до тебя и дела нет, кроме Олеськи, конечно. Ей-то до всего есть дело.
        Тут незнакомец решил подойти. Казалось бы, кто его звал? Сидишь, забившись в угол, и сиди. Тебя не трогают, и ты не лезь! Нет же!
        Антохе сделалось неуютно. Вдруг к Олеське прицепится, отношения выяснять станет, жизни учить, или, наоборот, знакомиться начнёт. Нужно будет как-то реагировать. Антоха смерил взглядом грузную фигуру и самокритично решил, что у него супротив этого амбала шансов немного. И стало Антохе грустно из-за того, что длинный Олеськин язык опять может стать причиной неприятностей. Ведь было, не единожды было.
        Но мужчина оказался не задиристый. Он спросил:
        - Ребята, мне нужен совет, а больше тут и нет никого.
        Антоху непривычный говор незнакомца слегка насторожил, но, поразмыслив, молодой человек решил не заморачиваться по этому поводу - в самом деле, не шпион же перед ним заокеанский. Шпиона кто надо тут же по чипу вычислит, про это и киношки есть. Личность, конечно, странноватая, но службе порядка, похоже, не интересная, раз спокойно по кафешкам шляется. Антоха кивнул на пустой стул: садись, мол, раз подошёл.
        Все молчали: парни из принципа, мол, тебе нужен совет, ты и спрашивай, а Олеська только друзьям да знакомым ездит по ушам со скоростью космического истребителя. К новым людям больше приглядывается и прислушивается. Лишнего, точно, не ляпнет.
        - Сергей я, - представился человек, устроившись за столом и, немного погодя, добавил, - Иванович…
        - Ага, хорошо, - кивнула Олеська, хотя у неё на лице будто транспарант зажёгся, что на самом деле ничего хорошего она в этом не видит, плохого, впрочем, тоже. Ей всё равно!
        - Понимаете, я приехал издалека. У нас там по-другому.
        - Где это там? - подозрительно спросила Олеська, Антоха же убедился, что она угадала: «Придурок!» А рубашечка-то у Сергея кокетливо так помята. Либо из натуральной ткани, либо из очень хорошо имитирующей натуральную. Не дёшево это, совсем не дёшево. Даже если и придурок, то не простой, а с деньгами. И чего, спрашивается, забыл солидно прикинутый дядя в дешёвой кафешке? Тут и возникли сомнения: нет, не шпион, конечно, а инспектор службы благонадёжности - запросто! Эти похуже любого шпиона будут. Сболтнёшь, чего не надо, и начнутся неприятности. Сам не заметишь, как до понижения уровня кредитоспособности допрыгался. Надо бы показать Сергею, что тут собрались патриоты родной Корпорации.
        - Я не местный, - уклончиво ответил Сергей Иванович, и подозрения Антохи переросли в уверенность: языком трепать не стоит. А мужчина продолжил: - Я бы угостил вас пивком, да не знаю… Что-то у меня не получается заказать. Поможете?
        - Там делов-то! Плати и пей! - охотно пояснил приободрённый возможностью гульнуть на дармовщинку Вадик. Лучше бы молчал, если мозгов не хватает сообразить, что тут к чему!
        - Чип же у вас есть? - добавила Олеська. Вопрос риторический: чипы есть у всех. У отказников тоже, хотя, говорят, эти глупцы умеют их блокировать. За что их и лечат в принудительном порядке. Для их же пользы. Так вот, хоть вопрос и риторический, но Сергей Иванович на него ответил и при этом ненатурально хохотнул:
        - Есть наверное… как же без чипа? Только у меня не получается им пользоваться. В смысле, в ваших краях.
        - Какая разница, где? Это за океаном по-другому, а у нас всё везде одинаковое. Сканер вот, - Олеська кивнула на маленький, тускло светящийся кружок на столешнице, - дотроньтесь и попросите меню.
        Сергей Иванович осторожно, кончиками пальцев, будто боялся, что сканер оттяпает ему руку, прикоснулся к контакту и зачем-то громко и чётко произнёс: «Ме-ню!» Естественно, ничего не случилось.
        «Тот ещё фрукт, клоун, блин!» - подумал Антоха и вздохнул, Вадик хихикнул, а Олеська закатила глаза и объяснила:
        - Говорить, как раз, не нужно! Нужно мысленно! Мысль, она как пароль, фиг подделаешь. Или для чего у вас электроды в голове? Или… - Олеська вдруг замолчала, а потом, выпучив глаза, полушёпотом произнесла: - Вы отказник?
        - Я? Нет, наверное. Не знаю. Просто издалека.
        И Сергей Иванович попробовал ещё раз. Он даже зашевелил губами, будто пытался разобрать невидимые строчки меню. Лючок пищепровода открылся, и на столе появились запотевшие, увенчанные шапками белой пены бокалы тёмного пива. Слава богу, не отказник, нормальный, прочипованный. И пиво совсем как натуральное, значит, вовсе не дешёвое. Вазочка с солёными орешками - вообще роскошь! Олеська заулыбалась, Вадик потянулся за угощением, Антоха насторожился пуще прежнего: странный, да ещё и деньгами сорит. А Сергей Иванович попробовал пивко, зажевал орешком и сказал:
        - Замечательно у вас жизнь устроена, умно…

* * *
        Сергей подул на шапочку пены и осторожно хлебнул. Нормально. Когда он разобрался, как это делается, когда вовсе не перед глазами, а будто в самой голове зажглись строчки меню, он сначала ошарашено взирал на цены. Это потом уже разобрался, какая сумма у него на счету и решил, что хозяин этого не то счёта, не то кредита не обеднеет, если Сергей угостит хороших людей хорошим напитком. Надо же их как-то разговорить, получить хотя бы первичную информацию. Опять же, не так много у него времени, чтобы найти идеальных носителей маячков. Имеет смысл попытаться использовать то, что есть.
        - Молодой человек, не знаю, как вас зовут, ещё пивка? - предложил он толстячку, который первым выхлебал угощение и теперь увлечённо хрустел орешками. Тот почти влюблённо посмотрел на Сергея.
        - Меня Антоном звать, Сергей Иванович, - заговорил второй, худой и подозрительный. - А этого алкоголика называют Вадимом. А она Олеська. Вы не подумайте, мы благодарны вам за угощение. Так я что хочу сказать? Среди нас отказников нет. И сочувствующих нет. Мы - патриоты Корпорации. Все как один. Вот!
        - А отказники, это кто? - немного подумав, решил уточнить Сергей. - Они не патриоты?
        - Нет, конечно. Патриот должен неустанно потреблять продукцию Корпорации, ибо в непрерывном росте потребления залог развития, а через непрерывное развитие достигается повышение благополучия корпорации, а значит, и каждого её члена, - явно заученно отчеканил Антоха. - Да хоть и Вадик подтвердит.
        Сергей заметил, как Антон легонько ткнул Вадика кулачком в бок, толстяк, одобрительно хмыкнув, посмотрел на друга: мол, всё верно ты, Антон, изложил.
        - А отказники, значит, не потребляют? - поинтересовался Сергей.
        - Потребляют. Без еды и воды долго не протянешь. И одежда нужна. Они берут лишь то, без чего не обойтись, а сверх того - ни-ни… Вот и получается, что они нежеланием потреблять вредят Корпорации, а значит, и нам с вами, - объяснил Антон.
        Сергей немного запутался. Ладно, пока не важно. Важно, что контакт налажен. Кажется, Антон принял его за кого-то… ну, милиционера, что ли? Пусть, главное - втянуть в разговор, заинтересовать. Необходимо добровольное содействие. Иначе никак. Если установить носителю маячок против желания, последствия могут быть не самые хорошие. Но дело даже и не в этом. Этика, куда ж от неё денешься.
        - Наверное, думаете, кто это такой, да чего к нам прицепился? - сказал Сергей. - Думаете? Вижу, думаете. А давайте я вам кое-что расскажу. Я в самом деле издалека. Из тех краёв, что вам и во сне не привидятся. Про Древо Вселенной слышали? Модная такая теория. У нас сейчас только об этом и говорят. Может, и у вас что-то знают?
        - Может, и знают, - встряла Олеська, - только нам не рассказали.
        - Понятно. Тогда я расскажу. Возьми, к примеру, дерево. Растёт, ветвится, из толстых веток появляются веточки потоньше, потом ещё, и ещё. А основа всему - ствол. Так и вселенная. Из одной веточки начала расти другая, из неё ещё и ещё.
        - А, поняла, - обрадовалась Олеська. - У нас их параллельными вселенными называют.
        - Нет, тут другое. Вселенная одна, просто мы с вами из разных ветвей. Лет двести назад из нашей ветви вырос ваш побег. Поначалу и у вас, и у нас всё было одинаково. Одни и те же города, люди, события. Изменения накапливались, и теперь мы с вами живём в разных мирах. У нас придумали, как можно попасть в соседние ветви. Трудность в том, что материальное тело перенести пока не получается, можно лишь сознание. И то, не перенести, а обменять. Моё сюда, а сознание хозяина тела, в котором я сейчас нахожусь, в мою ветвь. Здесь-то и сложность. Нужно, чтобы тело идеально подходило для нового сознания. Другими словами, это должна быть моя копия. И биологически, и ментально. Если бы разделение наших ветвей произошло недавно, и проблем бы не было: двойников сколько угодно. А через двести лет… Слишком невероятно, чтобы через двести лет в разных ветвях ещё остались идентичные индивиды. И всё же наши учёные придумали способ поиска. Пока нашлась лишь одна пара, и вот я здесь.
        - Обалдеть! - восхитилась девушка. - Так вы первопроходец! Герой!
        - Я? Это вряд ли. Вот Гагарин был. Или Карнишевский. Их из тысяч выбирали. А мой героизм лишь в том, что я один такой исключительный оказался. Хотя готовили, пожалуй, не хуже Гагарина.
        - А Гагарин, он кто? - спросил Вадим. - И этот, второй, Корниевский?
        - А вы не знаете? - опешил Сергей. - Карнишевского, ладно. В вашей ветке совершить первый нуль-прыжок мог кто-то другой. Но Гагарина-то вы должны помнить…
        - Да, я помню, - сказала Олеська, - кажется, я про него что-то видела. Путешественник, да? Или учёный? А нуль-прыжок это как? Это такой спорт?
        - Вы тут космос-то хоть осваиваете? - ошарашенно спросил Сергей.
        - А как же? - удивилась девушка. - Я на той неделе была. Правда, сейчас космос не в моде, продаётся так себе. Уж это-то я знаю, в маркетинге работаю, но для разнообразия можно, особенно, если со скидкой. Я, к примеру, на Сириусе отдыхала. Там такие пляжи…
        «Да-а-а!» - восхищённо подумал Сергей. Однако технологии! Она ж почти ребёнок, а на Сириусе отдыхала. Для разнообразия. Со скидкой. Сам он дальше Нептуна не бывал. И мало кто из его ветви бывал.
        - Было бы, о чём говорить! - продолжала тараторить Олеська, видно, перестав стесняться Сергея, - Сириус - ерунда! Можно и в другой галактике побывать. Цена одинаковая. А ваша история про древесную вселенную мне понравилась. Сами придумали? Не ахти чего, но Корпорация такие сценарии для продажи ещё не предлагала. Можно использовать, если вам самим не очень нужно?
        - То есть, как использовать? - спросил Сергей. - Обмен технологиями?
        - Ну да, технологии. Сценарии всякие. Атрибуты. Тут целое направление развить можно. Что, мальчики, займёмся? Сергей Иванович, всё по-честному, если получится, вам пойдут авторские отчисления за идею. А вы, ребятки, начинайте думать, что под это дело можете скреативить.
        - Подождите, сценарий чего? - удивился Сергей. - Фильма? Спектакля?
        - Ой, ну вы даёте! - весело засмеялась Олеська. - Сна, конечно!
        - Вы даже сны для себя выдумываете?
        - А вы, что ли, нет?
        - Да мы как-то… как-то не доросли до такого.
        - Подождите, это всё, что вы тут говорили, вы это серьёзно? Вы и в космос сами летаете, по-настоящему? Это же, наверное, опасно. Совсем вы там, в вашей ветке, отсталые!
        - Видимо, да, - разочарованно сказал Сергей. - Видимо, совсем отсталые. А у вас, значит, никакого космоса и нет? Есть только сны? А что ещё вы делаете во сне?

* * *
        Нет, каков! Угостил пивом - хорошо, ещё раз угостил - спасибо! Но хамить не надо! Не-на-до! И Антоха сжал кулачки, потому что вопрос, который задал Сергей Иванович, совсем уж хамский. Не принято задавать такие вопросы. Мало ли кто и чем занимается во сне? Приличные люди об этом не спрашивают, потому как сами… Да будь ты хоть инспектором службы благонадёжности, да хоть инопланетянином из какой-то ветки, что тебе за дело до чужих снов? Неприкосновенность тайны сна - это святое. Это…
        Кому какое дело, чем Антоха занимается по ночам? Имеет право! Заработал честным трудом на благо Корпорации.
        Антохе вспомнилась прошлая ночь, и к щекам прихлынул жар. Он будто снова почувствовал, как ладонь сжимает шершавую рукоять меча. Олеська рядом. Не настоящая, конечно, образ - он этот образ в какие только сценарии не встраивал. Но в этом бою Олеська прикрывает ему спину. А потом в руках оказывается топор, от струганных досок эшафота пахнет смолой. Густая и пряная кровь отказников льётся рекой. А после всего они с Олеськой усталые и возбуждённые… И что, всем теперь рассказывать?
        Они, видишь ли, в космос летают. Врёт, наверное. А даже если не врёт? Чего мы в этом космосе забыли? Мы и не такое видели! Надо бы ему объяснить, толково разложить по полочкам.
        - Слушай, Сергей, как там тебя? Ты сюда слушай. Думаешь, пивом угостил, так можешь языком молоть? Я тебе сейчас всё популярно растолкую…
        - Эй, прекрати, - попробовала одёрнуть Антоху Олеська.
        Не лезла бы, дура, в мужской разговор. Сама небось только изображаешь недотрогу, а во сне-то, во сне что вытворяешь! А будешь выкобениваться - получше найду. У меня этих образов - мильён, и каждый не тебе чета. Может, ты мне только для коллекции нужна!
        А Сергей Иванович будто и не испугался. Пододвинул ещё одну кружечку пива и так проникновенно, словно решил загипнотизировать, посмотрел в глаза.

* * *
        Сергей посмотрел в глаза забавно взъерошившегося Антона. Слабоват оказался, поплыл. Может, и зря он угощал ребят креплёным пивом, видать, тяжеловато здесь оно. Ну ладно. Времени всё меньше, а дело не сделано.
        - Антон, не обижайтесь, если я что-то не то сказал. Говорю же, не местный, - миролюбиво начал Сергей. - У меня прекрасная идея! Я приглашаю вас… вас всех в гости. Я имею в виду, в мою ветку.
        - И что я там забыл? - похоже, от неожиданности Антон растерялся и, чтобы скрыть растерянность, присосался к пиву.
        - Там тоже есть, на что посмотреть. Конечно, до вас нам далеко, но кое-что умеем. Полёт в космос не гарантирую, потому что не безопасно, разве что на Луну. А не хотите на Луну, можно в подводном городе пожить. Попутешествуем. Тоже интересно.
        - Я согласна, - заулыбалась Олеська. - Я всё равно в отпуск должна идти. Мне разные впечатления позарез нужны, потому что без креатива в новом отделе никуда…
        - Да ты чё, не соображаешь? - оборвал её Антон. - Ты ему веришь?
        - Он же сказал, что можно, - надулась Олеська.
        - Надо бы сначала выяснить, что за тип такой свалился на наши головы. Вот доложу, куда следует…
        - Антоха, ты чего? Испугался, что ли? - засмеялась Олеська. - Точно, забоялся! И сиди здесь. А со мной Вадик. Он - не ты. Он не струсит. Правда, Вадик?
        - Угу, - напыжился Вадим, - а это бесплатно?
        - И бесплатно, и безопасно, - улыбнулся Сергей. - И пиво у нас отличное.
        - Да врёт он всё. Сам говорил, нужно полное совпадение личностей, - сделал ещё одну попытку переубедить слишком доверчивых друзей Антон.
        - Как раз для этого я и взял с собой маячки, - стараясь, чтобы голос звучал спокойно и монотонно, начал объяснять Сергей. - Это, знаете ли, слепки чужих психоматриц. Очень упрощённые слепки. Но для перемещения их вполне достаточно. Хозяин психоматрицы переместится в ваше тело, а вы, стало быть, в его. Технология тысячу раз успешно опробована и абсолютно безопасна.
        Технология действительно безопасна, правда, опробована она в пределах одной ветви. Хотя учёные уверяют, что разницы нет. Значит, и ребятам ничего не должно угрожать. Так, по крайней мере, уверяли Сергея перед тем, как отправить в путешествие.
        - И где же эти маячки? - поинтересовалась Олеська.
        - Здесь, - Сергей постучал себя указательным пальцем по лбу. - Я могу внедрить их в ваше сознание. Вы ничего и не почувствуете. Кто первый? Посмотри мне в глаза. Ну, вот, я же говорил, что это не больно…

* * *
        Вечерние сумерки преобразили город. В небесах разыгрывались объёмные сцены, миражами проплывали невероятные пейзажи. Корпорация продавала сны. Бери! Любой сюжет, который можно придумать, мы для тебя придумаем. Любой антураж, любые образы. Любой каприз за твой счёт. Кино можно смотреть и во сне. Если хочешь, прими участие в фильме. Степень достоверности и детализации зависит лишь от твоего желания и от уровня твоей кредитоспособности.
        Ты властен над любым существом - неважно, есть ли у него живой прототип или Корпорация его для тебя выдумала. Любая вещь, любая одежда, любая еда. Не так уж и дорого стоят эти аксессуары. Желаешь провести отпуск на Марсе? Да хоть в другой вселенной! Нужна роскошная машина? Бери спортивный звездолёт! Это не дорого, дешевле куска прожаренного мяса в реале. Если ты работаешь на Корпорацию, тебе всё доступно. Ты почти бог! Задача выполнена, Корпорация сумела воспитать армию квалифицированных потребителей. Потребляем, потребляем, потребляем то, чего на самом деле нет. Мы - идеальные потребители!
        Сергей смотрел на серые облупленные дома - зачем их украшать, настоящая жизнь в маленьких квартирках, в сон-терминалах. На улицах почти нет людей. Трескучий и дребезжащий монорельс проскрипел над головой. И никаких тебе летающих машин. Не плывут среди звёзд огоньки орбитальных станций.
        Мысли слегка расползались, в желудке уютно обосновалось несколько кружек пива. Сергей усмехнулся - много чего он узнал от словоохотливых ребятишек. Наивные. Доверчивые. Их не учили сомневаться в чужих словах - сомнение мешает потреблять. Спят, как живут, и живут, будто спят.
        Ребята наперебой рассказывали о своём мире, не забывая сыпать вбитыми в их головы лозунгами. Ещё в школе они вызубрили счастливые вехи развития цивилизации. Сначала виртуальная реальность, потом чипизация, вживление в мозг электродов. И вот - всеобщее благо! - создание и трансляция управляемого сновидения. Ни одна виртуальность и рядом со сном не стояла, потому что лишь во сне можно до конца поверить, что всё происходящее вокруг реально. Какой бы странной эта реальность ни была.
        Мы куда-то ломимся, что-то делаем! Летаем к звёздам. В соседнюю ветвь просочились. Как умеем, так и живём! А эти? Олеська, ни разу не выехав за город, побывала там, где Сергею в жизни побывать не доведётся. Она видела сотни удивительных миров, пережила множество приключений. И Сергей немного, совсем чуть-чуть, ей позавидовал.
        И тут же испугался своей зависти. Минуту назад он был твёрдо уверен, что эта ветвь выросла кривой и больной. Кому будет хорошо, если она засохнет? Никому. А плохо станет всему древу. Сергей и сейчас так думал, но… что-то же в этом есть! Уснуть, и видеть сны. Заманчиво! И так просто…
        А ещё он подумал, что многие из его ветви тоже захотят попробовать обменять жизнь на сон. Впрочем, разбираться, что теперь делать, будут другие. Он протоптал тропинку, оставил маячки, вместо него придут садовники. Пусть, как могут, так и ухаживают за этой ветвью. Или оставляют, как есть: время само решит. А ему, Сергею, пора домой.
        И он мысленно, будто вызывал меню в кафе, сказал:
        - Домой! Встречайте с оркестром.
        Елена Артюшкина
        Музей
        Если мир будет разрушен, виноваты в этом окажутся эмоции.
        Андрей не помнил, кому принадлежит высказывание, но сейчас согласился бы с автором на все двести процентов. Кто и почему нажал большую красную кнопку под названием «кирдык миру», честно говоря, ему было до фонаря: вероятно, у какого-то параноика с генеральскими погонами сдали нервы. Но его собственная вполне устроенная жизнь накрылась штурмовой гранатой не далее как вчера из-за нелепого спора с главой «Авангарда».
        Все началось с девки.
        Это был заурядный рейд: чумазые испуганные женщины в лохмотьях, плачущие изуродованные радиацией дети, косящиеся исподлобья мужики, грузящие на подводы дань под дулами винтовок.
        Она с чистым, не покрытым язвами и лишаем лицом и толстенной косой до пояса выделялась среди толпы, точно упавший с луны пришелец. За спинами не пряталась. Смотрела прямо, глаз не опускала. На ярмарке за такую отвалили бы пяток новеньких, блестящих от смазки стволов и коробку патронов к ним. Впрочем, Андрей сразу решил, что возьмет норовистую кобылку себе.
        Местные на вопросы промычали, что неделю назад встретили ее в лесу у предгорий, зовут Кирой, о прошлом не помнит или не хочет говорить. Интересуется каким-то музеем, что расположен в землях немертвых. Лечит. Антибиотиком!
        В ее рюкзаке помимо прочих вещиц, и правда, обнаружились две упаковки с лекарством. Шестнадцать драгоценных пластиковых ампул с пенициллином, три пустые - потратила на деревенскую шваль.
        С клановцами Кира отправилась без возражений. В дороге помалкивала, размышляя о чем-то своем; лишь с самого начала, безошибочно вычислив главного, предлагала Андрею договориться, чтобы ее отвели куда-то, обещала награду. Глупая! Все ее вещички и так теперь принадлежали «Авангарду», да и про схроны расскажет, если умело надавить. А надавить хотелось. Узнать, из какой норы вылезло подобное чудо.
        В лагере девку неожиданно попытался захапать Коротыш - по закону пять процентов добычи брал глава. Андрей, уже считавший загадочную пришелицу своей, взъярился, пошел на принцип. Высказал накипевшее: и что клан превратился в стервятников, пирующих на костях прошлого, и что сам Семен зажрался - сидит безвылазно на базе, как сыч, только на чужое добро и способен зариться…
        - Освободи меня, - рывок веревки сбил мужчину с шага, заставил вынырнуть из воспоминаний. Кира красноречиво подняла скованные наручниками запястья.
        - Чтобы ты сбежала или зарезала меня во сне?
        - Хотела бы сбежать, не показывалась в деревне, - верно, а оттого не менее раздражающе заметила женщина. - Мы сейчас в одной лодке. Тебя этот кабан, ваш глава, попросту пристрелит. А я и так изрядно подзадержалась, чтобы тратить время…
        Андрей, вымещая злость, дернул за соединяющую их веревку. Кира осеклась, споткнулась, но не упала. Без балласта удирать от своры охотничьих псов Коротыша было бы легче, но больно не хотелось расставаться с добычей, учитывая цену, которую пришлось за нее заплатить. Хотя сейчас он и сам не представлял, что собирается делать с женщиной - разве что попробовать прибиться к другой банде, используя ее в качестве вступительного взноса. С Семеном договориться не удастся - тот человек слова: сказал - убьет, значит - убьет, невзирая на прошлые заслуги.
        Минут пять они молча пробирались через бурелом. Скрипели сосны над головами, под ботинками трескались шишки. Цеплялись кусты за одежду.
        - Окрестные поселки наверняка под наблюдением. Помоги мне пройти через земли немертвых. Одиночке туда соваться - гиблое дело, а вот с напарником можно рискнуть, - снова нарушила тишину Кира. - Тебе-то все равно нужно убираться отсюда куда подальше.
        - Куда подальше не значит мутантам в пасть.
        - Я заплачу. За риск тоже.
        Он остановился. Подтащил ее к себе, грубо схватил за ворот. Ответный взгляд спокойных серых глаз выбесил еще сильнее.
        - И чем же ты заплатишь, позволь поинтересоваться?
        - Технологиями, оружием, лекарством. Я знаю, где достать еще, - женщина кивнула на отнятый рюкзак, замялась. - Если захочешь, телом.
        - Захочу, так возьму, - Андрей оттолкнул пленницу. Дернул за веревку. - Пшла! И прикуси язык, а то отрежу.
        Вечерело. У деревьев сгущались тени, жались к стволам. Над рекой стелился светящийся туман. На противоположном берегу ковыляли расплывающиеся в сумерках человекообразные фигуры. От воды тянуло свежестью.
        Костер разгорался неохотно. Андрей долго сомневался, разжигать ли огонь, способный выдать их преследователям, но все-таки решился. Ужин - похлебка из подстреленного по пути шестилапого кролика и самогонная бурда - привел мужчину в неожиданно благодушное и вместе с тем ностальгическое настроение, или, проще, по пьяни потянуло на разговоры за жизнь.
        - Иди сюда, - позвал он притихшую Киру, устало свернувшуюся калачиком под ясенем. - Иди, поешь… да не бойся! Не урод же я, в конце концов: коли ко мне по-доброму, так и я добром… да.
        Кира неохотно встала, взяла из рук мужчины миску. Жевала, не обращая внимания на поток слов. Осоловевшему Андрею было все равно.
        - Вот ты не представляешь, какая сволота Семен! Мы же с ним корефанили с тех пор, когда пацанами сопливыми гонялись. Мы с ним прошли огонь, воду и мутантов! Спину друг другу прикрывали! Мечтали порядок на этих землях навести, новое государство построить! Чтоб люди снова, значит, по-человечески жили. Вот какая мечта у нас была! Дурацкая…
        Он задумчиво поболтал флягу в руках, допил остатки.
        - На прежнего пахана вместе батрачили. Семен говорил, что сам паханом станет. Ребята смеялись… Тех ребят и в живых уж нет, а Семен поднялся. Он слов на ветер никогда не бросал.
        Андрей вздохнул.
        - Девок сколько имели… ты понимаешь, из-за девок никогда не спорили. Не попадалось нам таких, чтоб спорить.
        Где-то в чаще закричала птица, точно ножовкой по стальному тросу провели. Кира непроизвольно придвинулась к мужчине. Близость теплого женского тела, запах ее пота отозвались в жаждущем сочувствия Андрее вполне естественным желанием. Он обнял спутницу, притянул к себе, нащупал молнию.
        Кира оцепенела, напряглась.
        - Милая… какая ты милая. Иди ко мне, девочка. Нам хорошо будет, - ласково увещевал опьяневший бандит.
        Когда губы Андрея коснулись ее губ, пленница вздрогнула, попыталась отстраниться. И сразу же обмякла, подчиняясь напору. Мужчина поспешил закрепить успех.
        - Умница… хорошая девочка… милая.
        Кира резко двинула челюстью. Что-то хрустнуло. В лицо насильника ударило облако зеленого горчащего дыма. Андрей, разом утратив запал, отшатнулся, согнулся, рьяно отплевываясь-откашливаясь. Прохрипел.
        - Ты чего это, тварь, удумала?! Что за дрянь?!
        - Моя страховка на случай встречи с подобными тебе животными, - торжествующе усмехнулась Кира, выпрямляясь, неловко приводя растрепанную одежду в порядок. - Если не вколоть антидот, милый, мы с тобой оба гарантированно сдохнем.
        - Давай сюда! Быстро!
        - А антидота-то у меня нет, - женщина ловко увернулась от замаха. - Так что придется тебе все-таки прогуляться со мной через земли немертвых.
        - Брешешь, собака! - Андрей не верил, что какая-то шалава обвела его вокруг пальца. Схватился за нож. Все благодушие испарилось. - На лоскуты порежу.
        - А ты проверь! Денька через три-четыре узнаешь, вру я или нет. Впрочем, первые признаки проявятся совсем скоро - сухость в горле, кожный зуд, тошнота…
        Шея, как назло, зачесалась. Андрей поскреб заскорузлую корку грязи ногтями, пуганул девку для порядка. Зарылся в вещи, расшвыривая инструменты и коробки сухпайка. Но ни в вещмешке, ни в аптечке - бинты, йод, уголь, деактиватор для воды, ампулы с пенициллином - ничего похожего на антидот не было. На всякий случай, задавив жабу, Андрей вколол антибиотик.
        - Освободи мне руки, - приблизившаяся Кира вновь продемонстрировала стальные браслеты на запястьях. - И поговорим как цивилизованные люди. Если тебе, конечно, знакомо это слово.
        Кира с детства усвоила: перед хищниками нельзя выказывать слабость - съедят. А потому заплакать себе позволила, только убедившись, что спутник крепко уснул. Всхлипывала, прикусив костяшку большого пальца, боясь разбудить храпящего по соседству зверя.
        За минувшие дни она успела пожалеть о ссоре с Олегом и нелепом бегстве. Друг, бывавший на поверхности, отговаривал, предупреждал о возможных опасностях, но одно дело - слышать, другое - увидеть своими глазами руины человеческой цивилизации, изведать на собственной шкуре произвол «права сильного». При воспоминании о поцелуе Киру передергивало от отвращения. И все же чудовища, окончательно лишившиеся человеческого облика, пока пугали женщину больше, чем сохранившие его.
        Наутро Киру пошатывало от усталости, но она не подавала виду и даже слегка язвила. Протрезвевший Андрей был мрачен и груб, но приставать больше не осмеливался, соблюдая заключенный накануне договор, а может, опасаясь очередного сюрприза с ее стороны.
        После быстрого завтрака они двинулись в путь.
        Идти с проводником оказалось не в пример легче, чем когда она плутала одна. Спокойнее, пусть это спокойствие было мнимым, точно притаившаяся под землей бомба с уже запущенным таймером.
        Андрей, проведший наверху всю жизнь, знал лес и его особенности как свои девять с половиной пальцев. Кире, изучавшей местную флору-фауну по докладам товарища, приходилось труднее.
        - Скопытиться решила?!
        Спутник резко сдернул женщину в сторону, когда она собиралась шмыгнуть в просвет между кустами шиповника. Придержался за ветки, с силой ударил ногой в кучу прошлогодней листвы. Треснуло. Кира побледнела, смотря на заостренные колья на дне ловчей ямы.
        - Откуда ты такая вылезла?
        Она хотела привычно огрызнуться, но, сама не понимая с чего, передумала, призналась:
        - Из бункера.
        Андрей недоверчиво хмыкнул.
        - И как там, в бункере?
        - Лучше, чем здесь: грязи меньше.
        И почему-то клановцу показалось, что она имела в виду отнюдь не изгваздавшую комбинезон землю. Женщина раздраженно прихлопнула комара, размазав кровь по щеке. Моргнула и с неожиданной тоской добавила:
        - Тесно только. Дышать нечем. Стены давят - вокруг сплошной пластик. А иногда хочется синего неба над головой! Пробежать босиком по траве, искупаться в озере. Как до войны было…
        Осеклась, удивляясь порыву собственной откровенности, замолчала. Мужчина указывал путь. Кира под впечатлением от ловушки старалась ступать след в след. Шуршала оранжевая хвоя под подошвами ботинок. Клецкали невидимые птицы. Редко пощелкивал счетчик Гейгера. Между стволов дрожала серебристая паутина, липла к рукам и комбинезону.
        - Что тебе понадобилось в землях немертвых? - нарушил затянувшуюся паузу Андрей.
        - Музей, - спутник недоуменно обернулся, и Кира мрачно добавила: - Шучу. Хотя и музей тоже. В этом районе располагалась лаборатория, занимавшаяся изучением ноосферы, информационного поля Земли. Параллельно велись разработки машины времени. Первые испытания провалились, проект прикрыли, опытный образец передали в архив и забыли. У нас сохранилась техническая документация, Глеб довел устройство до ума, по крайней мере, в теории.
        При мысли о Глебе к горлу подкатил комок. Олег говорил, что нашел только окровавленные лохмотья комбинезона и левый ботинок. Что случилось с телом, Кира старалась не думать.
        Андрей скептически хмыкнул, не заметив.
        - Хочешь, чтобы я поверил в эту чушь? Что можно заслать человека в прошлое?
        - Да, физическое перемещение невозможно, - подтвердила, задвигая воспоминания в дальний угол памяти. - Но передать информацию… достучаться до чужого сознания, если наши расчеты верны, вполне реально.
        Андрей задумался, переваривая. Кира невольно отметила, что в этот момент его лицо стало почти симпатичным.
        - Допустим, только допустим, это не бред сумасшедшего, не выдумка фантастов. Зачем вам машина времени? Что вы хотите изменить?
        - Остановить уничтожившую мир войну до ее начала.
        Жизнь приучила Семена вести дела по понятиям. Дашь слабину - спустя пару дней окажешься в овраге с перерезанным горлом. Потому и беглецу уйти позволить не мог. Шут с ней, с девкой. Хороша, конечно, да и куш знатный обещали, но старая дружба дороже. Знал бы, что Андрей на нее глаз положил, не трогал, отказал чужаку. Но кореш сам виноват: прилюдно бочку катить начал, авторитет пошатнул - а этого простить уже было нельзя.
        - Ночевали здесь, - один из загонщиков пнул успевшие остыть угли кострища. - Часов пять как ушли.
        Семен многозначительно кивнул. Прищурился на горизонт. С холма вид открывался превосходный. У подножия разлилась река, темная, маслянистая, будто залитая нефтью. А дальше сплошной рыжий ковер низкорослых сосен, тянущийся до самых сопок. Километрах в двадцати справа выжженная до черноты земля - в месте, где упала ракета, до сих пор ничего не росло.
        И куда уроды эту парочку понесли? Неужто и правда к немертвым в гости намылились? А с другой стороны, Андрею деваться некуда: соседи предупреждены, ссориться с главой «Авангарда» никто не захочет.
        Он сам не понял, что задал вопрос вслух.
        - В лабораторию, - ответил чужак. - Я же говорил, что Кира ищет заброшенную лабораторию.
        Высокий короткостриженый мужчина с гладко выбритыми щеками назвался Олегом. Заявился в лагерь пятого дня, держался словно породистый доберман среди дворняжек.
        Предложил сделку.
        Коротыша чуйка никогда не подводила. Вот и в этот раз Семен знал, что лучше дела вести по-честному, не пытаться взять раздражающего чужака на испуг или силой - себе дороже выйдет.
        - Да поди от вещичек яйцеголовых ничего и не осталось-то.
        - Кто знает, кто знает? - нехорошо усмехнулся Олег. - Андрей-то ваш не промах, сразу выгоду просек.
        Семен раздраженно поиграл желваками: совсем дружбан оборзел - неужто и впрямь, как намекали, на пост главы метит?
        - На картах километрах в трех есть дорога, - продолжил чужак, сверяясь с навигатором. - Проверим, что от нее осталось?
        - Возвращаемся к машинам, - приказал глава «Авангарда». - Посмотрим-ка на развалины поближе.
        - Хороши? - ехидно поинтересовался Андрей.
        Кира, борясь с тошнотой, кивнула. С трудом отвела взгляд от неуклюжих фигур в складках плоти, оплывших словно снеговики весной. Фигуры медленно переваливались по затопленной солнцем поляне, иногда что-то подхватывая длинными когтистыми руками и запихивая в безгубые рты.
        - Обожди, это они сейчас сытые и ленивые. В голодные годы, бывало, орды подобных красавцев полностью опустошали окрестные деревни. Знаешь, почему их называют немертвыми?
        - Их невозможно убить? - предположила женщина. - В одном из отчетов, припоминаю, было про нарушение обменных процессов в результате воздействия радиации, что привело к увеличению регенерации…
        - Все возможно. Если у тебя есть РПГ, - оборвал Андрей научную тарабарщину. Поправил ремень винтовки, добавил: - Но лучше не стоит. Удивительно сплоченные твари в отличие от обычных людей: тронь одну - и вся стая не угомонится, пока не отомстит обидчику. А вот друг с другом чтобы цапались, ни разу не видел.
        Клановец поймал себя на том, что разговорился.
        - Двигай! И это, приборы свои не включай - им не нравится электромагнитное излучение.
        В спасение мира ему по-прежнему не верилось. Звучало пошло и глупо, как анекдоты, которые наймиты травили по вечерам у костра. Но за минувшие сутки он успел проникнуться уважением к спутнице. Пусть и женщина, Кира не ныла, не требовала особого отношения, как последняя, возомнившая о себе невесть что подстилка Коротыша. Даже ошибок допускала с каждым часом все меньше. Он слышал, как она плакала ночью, замечал, как вздрагивала от страха и отвращения, но упрямо шагала вперед. Пожалуй, спину бы он ей прикрывать доверил. После того, как слегка натаскает.
        Шея снова зачесалась. Андрей поскреб ее ногтями. Двадцатый раз за час потянулся к фляге, чтобы заглушить сухость в горле. Похоже, не заливала про отраву. Злиться бы, да не получалось. Чужую храбрость он уважал, а Кира действительно была храброй. До безрассудства.
        Скрывая симпатию, спросил нарочито грубо.
        - Одного я не понимаю: у вас в бункере мужиков нет? Бабу на дело послали!
        - Нас трое, - нехотя призналась Кира. - Глеб, Олег и я. Остальные не вышли из криосна: отказало оборудование. На поверхность один Олег поднимался и то недалеко от базы. Он нас отговаривал, утверждал, до лаборатории не добраться. Но Глеб упрямый, решился… - после долгой красноречивой паузы она добавила, - и не дошел. Растерзали немертвые.
        - Понятно, - протянул. А что еще тут можно было сказать? Что Глеб сам виноват? Жизнь - она такая дрянь, любит калечить тех, кто лезет, куда не просят. А особенно тепличных пай-мальчиков, наивных влюбленных в мечту идиотов.
        - Если мне удастся… мир изменится. Глеб спасется. Но, - она невесело усмехнулась, - он даже не вспомнит меня. Мы, наверно, вообще никогда не встретимся.
        А Андрей потеряет Киру.
        Ее уверенность в успехе пугала. Мужчина разозлился на самого себя: ничего у них не получится, и точка! Отыщут пустую лабораторию, пороются в бесполезном металлоломе… Он заберет антидот, скрутит эту безрассудную альтруистку и утащит на край гибнущего мира, как собирался вначале. Или же проводит ее до бункера и навяжется третьим. Она согласится, хотя бы из благодарности.
        Душу точил червяк сомнений.
        Вдруг Кира все же сумеет переписать историю?
        Немертвые действовали Олегу на нервы. Как прилипли часа три назад, так и волочились следом, то отставая, когда машины выезжали на сохранившиеся куски трассы и набирали скорость, то вновь маяча на горизонте, когда УАЗы переваливались по колдобинам. Тянуло дать по ним очередь, но жалел патронов - он успел убедиться, что выстрелы им точно слону дробина.
        Впрочем, нервничал не один Олег: вояк, сидящих в кузове, тоже не радовало неприятное соседство.
        - Эх, Андрюху бы сюда. Он-то умел с уродами договариваться. Помнишь, недавно хвастал, что земли немертвых насквозь проходил. Заливал небось, а там кто знает.
        - Все! Доходился Андрюха! Кирдык ему! Давно Коротыша таким злым не видели. Я бы тоже разъярился, если бы бабу из-под носа сперли.
        Дальнейшая болтовня заставила Олега скрипнуть зубами, потянуться к автомату.
        - А девка-то хороша! Надеюсь, успел с ней того… развлечься. Напоследок, так сказать.
        - С такой-то грех не покувыркаться.
        Дорога резко вильнула и кончилась. Из-за деревьев вынырнула трехметровая стена с рваной колючкой по верху. Машины въехали во двор, замерли на небольшой стоянке перед трехэтажным зданием. В стороне жались к асфальту бетонные бараки.
        Клановцы высыпали на землю. Водилы отогнали УАЗы за угол, чтобы не маячили на виду. Несколько человек попытались закрыть заевшие ворота: приближающиеся мутанты не добавляли спокойствия.
        Олег на планшете пролистал файлы с кодами доступа. Дверь в здание медленно, неохотно скользнула в сторону.
        - Лаборатория внизу. Как и договаривались, все, что сочтете полезным, ваше, - не сдержался, добавил. - Женщина моя, - музей и опытные образцы его не интересовали. Только Кира.
        - Я помню, - процедил Семен, посмотрел на мутантов. - Заберешь свою девку, если ее уроды не сожрут.
        - Что они делают? - шепотом поинтересовалась Кира.
        Немертвые бесцельно шатались вдоль стены, скреблись в запертые ворота. Пусть солнце и скрылось за горизонтом, света по-прежнему было достаточно, чтобы рассмотреть колышущуюся биомассу во всех ее неприглядных подробностях.
        - Черт знает, какая хрень творится в их спекшихся мозгах, - отозвался Андрей. - По деревьям лазить умеешь? - он кивнул на подгнившую сосну, рухнувшую на стену. Схватил женщину за локоть. - Да стой ты! Знаешь, как эти твари быстро двигаются? Хорошо бы до утра выждать - в темноте они более активны, но времени у нас нет, я прав?
        Кира, чувствуя непонятный укол стыда, промолчала, так и не сознавшись, что наврала про яд.
        Сначала она собиралась просто использовать мужчину, чтобы добраться до цели. Но сама не заметила, как начала испытывать к спутнику симпатию. С Андреем, сильным, уверенным в себе, грубым и одновременно заботливым, было надежно. Она украдкой, любуясь, покосилась на мужской профиль - голубые холодные глаза, горбатый, сломанный и неправильно сросшийся нос, две полоски шрамов под редкой щетиной. Каким бы вырос этот дикий зверь в другой, цивилизованной жизни?
        Андрей размахнулся и зашвырнул в сторону… отчаянно пиликающий коммуникатор Киры. Сдернул возмущенно открывшую рот спутницу с места.
        - Бежим!
        Биомасса, качнувшаяся за приманкой, повернула обратно, почуяв более интересную добычу. Кире захотелось зажмуриться, чтобы не видеть уродливых безгубых лиц, жуткую карикатуру на людей. Заткнуть уши, чтобы не слышать гадкого чавканья. Она сама не поняла, как белкой взлетела по дереву и оказалась по ту сторону забора.
        Андрей приземлился рядом, оглянулся через плечо.
        - Карабкаются они плохо, зато упрямые. Если на чем переклинит, не успокоятся, пока не добьются своего. Ну и где твоя машина времени?
        - Там, - Кира показала на один из бараков. Едва удержалась, чтобы рысью не броситься к заветной двери: неужели они все-таки добрались? Ей удалось?!
        Несколько секунд, пока просыпающаяся система переваривала коды доступа, показались авантюристам часами. Благо консоль ввода продублировали на стене, а то пришлось бы им просить уродов вернуть коммуникатор.
        Брошенная база встретила их вязкой чернильной тьмой и тишиной бесконечных коридоров, особенно приятной после чавканья немертвых наверху.
        - Оно? - скептически поинтересовался Андрей, пытаясь в свете фонарика рассмотреть громоздкую футуристическую конструкцию.
        - Наверно, - рассеянно отозвалась Кира, роясь в сумке. Отвлеклась. - Где-то ниже должна быть генераторная. Нужно включить электричество.
        Словно в ответ, ярко вспыхнули галогенные лампы, заливая огромное помещение слепящим светом. Щелкнул затвор.
        - Попались, голубки!
        - Семен…
        Кира повернулась, побледнела, смотря в направленное на нее дуло автомата, инстинктивно придвинулась к напарнику. Андрей, не сопротивляясь, позволил сдернуть с плеча винтовку, забрать из поясной кобуры пистолет. Киру кто-то потянул в сторону: женщина испуганно рванулась, спустя секунду узнала коллегу, дала себя отвести от Андрея.
        - Олег? Что ты тут делаешь?
        - Вытаскиваю тебя из неприятностей.
        - Вот, значит, кому ты старого друга продал? - Андрей лишь мельком взглянул в их сторону, повернулся к плотному высокому мужчине, возглавляющему окруживших их бандитов. Кира снова подумала, что Коротышом рослого массивного Семена кличут не иначе как в шутку.
        - Какой ты мне друг? - лениво пробасил глава «Авангарда». - Думаешь, не знаю, что давно на мое место заришься?
        - Он набрехал? Своими руками гаду шею сверну! - Андрей рванулся к клеветнику, наткнулся на упершееся в грудь дуло калаша.
        - А тут и чужих не надо, сам все высказал не далее как три дня назад. Ну, выбирай. К немертвым отправишься договариваться? Или пулю на тебя по старой дружбе потратить?..
        - Идем! - пальцы Олега, вцепившиеся в запястье, напоминали кандалы. Мужчина дернул Киру к выходу из зала.
        - Но как же… машина времени? - растерялась та, сбитая с толку упорством знакомого. - План Глеба… и, - она оглянулась на стоящего под прицелами автоматов товарища, - Андрей! Слушай, - уперлась ногами. - Они же его убьют! Сделай хоть что-то! Ты же можешь?
        - Шлюха! - неожиданно взбеленился Олег. Влепил ошеломленной женщине пощечину. - Шалава! На каждого встречного мужика вешаешься! Сначала Глеб, теперь нового хахаля нашла! - он вцепился ей в плечи, с силой тряхнул. - Признавайтесь, вы трахались? Трахались, да?! - Кира от толчка упала. - Да я его самолично пристрелю!
        - Эй-эй, потише, - клановец перегородил путь взбесившемуся мужчине. - Ты в чужие терки не лезь.
        - Катись к черту!
        - За девкой лучше своей приглядывай!
        Кира, пока все отвлеклись, бросилась к прототипу.
        - Ах ты дрянь!
        Олег вскинул автомат, дал очередь над головой женщины. Та от страха споткнулась, полетела на пол. Вояки инстинктивно пригнулись, направили оружие на стрелка. Андрей, пользуясь сумятицей, сорвал с пояса ближайшего клановца гранату, выдернул чеку.
        - Никому не двигаться!..
        Следующая очередь прошила мужчину. Граната выскользнула из разжавшихся пальцев, глухо заскакала по линолеуму прямо к Семену. Тот удивленно, не веря, взглянул на смертельную болванку, пробормотал:
        - Кабздец!..
        Киру куда-то тащили. Перед глазами все плыло. Воняло жженой резиной. В левой лодыжке пульсировала боль, мокрая штанина неприятно липла к ноге. Кто-то уговаривал:
        - Потерпи, потерпи немного, маленькая.
        Тьма прояснилась, сменившись меркнущим светом аварийных ламп. Олег выглядел страшно, точно демон преисподней: залитое кровью лицо, срезанная кожа на виске болталась лоскутом.
        - Олег… зачем? Зачем ты это сделал? - прошептала Кира. - У нас был шанс спасти мир!
        - Плевать мне на мир, пока ты моя! Только моя!
        - Ты свихнулся, - устало вздохнула. Женщиной овладела неестественная апатия: убитый Андрей, погибшая надежда, тащащий ее куда-то маньяк, который так долго притворялся другом - больше ничего не имело значения.
        Все сильнее хотелось спать.
        - Мы вернемся на станцию, - бормотал Олег. - Спрячемся ото всех. Будем жить вместе. Нет. Запустим криокамеры. А когда проснемся, все исчезнут. Все-все исчезнут. Мы останемся вдвоем на планете. Как Адам и Ева…
        Резкая боль в ноге вырвала Киру из дремы: Олег сгрузил ношу на пол, чтобы открыть входную дверь.
        - Сейчас мы поедем домой, маленькая. Поедем домой…
        Дверь скользнула в сторону. Залитые лунным светом, на площадке перед выходом толпились немертвые. Биомасса всколыхнулась, с утробным чавканьем устремилась навстречу людям.
        Кира закричала…

* * *
        «Сеанс управляемого сна окончен. Пожалуйста, оставайтесь в коконе до полного отключения системы. Благодарим, что воспользовались услугами «Студии грез».
        Кира терпеливо дождалась, пока крышка отъедет в сторону, подтянулась, села. Белый свет плафонов после полутьмы коридоров казался слишком ярким. Тишина, нарушаемая мерным гудением вентиляторов, рождала ощущение глухоты. Сознание, захваченное красочными образами сновидения, не сразу сумело принять действительность - офисный кабинет с пятью выстроенными в ряд коконами, напоминающими огромные металлические яйца, и столом оператора в углу.
        Олег, успевший привести себя в порядок, подал женщине руку, которой та, секунду поколебавшись, воспользовалась. Семен потягивался, разминая затекшие плечи. Андрей вертел в руках загрузочный диск, послуживший прообразом для сна: на обложке позировали несколько небритых мужиков с винтовками. Кирой завладело ощущение нереальности происходящего: картинка прошитого очередью окровавленного тела накладывалась на здорового улыбающегося мужчину в белой рубашке и летних брюках, рождая диссонанс. Увидев его живым и невредимым, она испытала облегчение… радость. Радость?
        - Как вам экскурсия? - вежливо осведомилась сотрудница центра, мельком проглядывая информацию на экране планшета.
        - Спасибо, - поблагодарила Кира. - Это было весьма… познавательно.
        - Если чувствуете дискомфорт, вы можете воспользоваться комнатой релаксации или обратиться за помощью к нашему штатному психологу. Остаточный след в виде неясных ощущений, эмоциональных всплесков способен проявляться в течение трех суток, - убедившись, что показатели не выходят за границы нормы, врач спрятала устройство в сумку. - Напоминаю, в соответствии с государственной программой по защите психического здоровья граждан повторить визит вы имеете право не раньше, чем через четырнадцать месяцев. Желаю плодотворного дня.
        Кира и мужчины вышли из комнаты, поднялись вверх по лестнице, миновали короткий коридор и очутились на улице. День клонился к вечеру. Солнце почти скрылось за небоскребами на горизонте. В сиреневом небе таял след орбитального шаттла. Люди неспешно побрели по пустынной липовой аллее, направляясь к посадочной площадке. Кира набрала на коммуникаторе номер вызова аэротакси.
        - Что думаете? Говорил же, прекрасная тема для диссертации. Не зря столько времени потратили, чтобы выбить сюда допуск.
        Олег озадаченно нахмурился, потер переносицу.
        - Я, конечно, изучал документацию, Андрей. Но ни одна бумага не заменит личный опыт. Я и не думал, что все окажется настолько плохо! Это же не просто бесцельный расход человеческого ресурса, загубленный потенциал. Это вредительство в чистом виде!
        Семен солидарно добавил.
        - Хорошо, мы избавились от «аппендикса», решив поставить во главу угла логику и рационализм. Удивительно, как люди вообще сумели выжить до появления эм-коррекции, не говоря уже о том, чтобы развить цивилизацию!
        - Инстинкты, я полагаю: стадный - собраться вместе, чтобы дать отпор более сильному врагу. Материнский… Кстати, Кира, - Андрей обернулся к девушке. - Ты уже определилась, от кого хочешь ребенка? От меня или Олега?
        …губы мужчины требовательно впились в ее губы. Горячая ладонь скользнула под майку… Олег замахнулся. Щеку обожгло болью…
        - А, да… то есть, нет, - Кира покосилась на товарищей: неужели эти интеллигентные мужчины могли быть дикарями, нападавшими на нее во сне? - Нет, еще не определилась. Прогнозы обладают равной привлекательностью, и я пока оцениваю потенциал.
        Коммуникатор пиликнул, сигнализируя о входящем сообщении.
        «Глеб Михайлович Оболенский. Эвтаназия проведена успешно».
        Неделю назад знакомый серьезно пострадал в результате аварии на распределяющей станции: несчастный случай, вероятность меньше одной десятитысячной процента. Вчера Центральная Система признала существование Глеба нецелесообразным. При мысли, что никогда больше не увидит рыжеволосого энергетика, Кира неожиданно помрачнела.
        - Тебе плохо? Хочешь, вызовем врача? - встревоженно поинтересовался Олег. - Я предупреждал, что лучше не участвовать в эксперименте накануне репродуктивного цикла.
        - Не зуди, ладно? Мы оценили риски, сочли их несущественными, - отмахнулась Кира, чувствуя непонятное раздражение и грусть. Чувствуя? Раздражение? Девушка качнула головой: что за атавизм! - И вообще, собираетесь отправить меня в ясли, а сами присвоите всю славу? Не выйдет!
        - Конечно, нет, - веско заметил Семен. - Мы же хотим всесторонне осветить проблему деструктивного поведения, вызванную несовершенством гормональной системы эм-человека, а из-за разницы в психологии нам необходим как мужской, так и женский взгляд.
        Аэротакси уже прибыло. Андрей предупредительно распахнул перед партнершей дверь. Прежде чем сесть в машину, Кира, не понимая зачем, оглянулась на низкое белое здание - древнегреческий храм в миниатюре. Золотые буквы над входом гласили:
        «Музей эмоций».
        Мишель Подымски
        Инфохаос
        Мой собственный труп лежит посреди комнаты. Лицом вверх, с широко раскрытыми глазами. Не возникает ни тени сомнения в том, что жизнь окончательно покинула тело. Как это произошло - не представляю. Не несчастный случай, не болезнь и уж точно не самоубийство.
        «Меня убили», - внезапная мысль раздается в голове подобно колоколу. А за ней отзвуками следуют другие.
        «Кто?»
        «Зачем?»
        «Как?»
        И самая главная:
        «Почему я все это вижу?»
        Слышу чьи-то шаги и голоса. Визитеров двое, может, трое. Не представляю, кто они. Полиция? Кто-то из знакомых? Точно не убийца. На теле повреждений нет, убийцы никогда здесь и не было. Кому в наше время нужен физический контакт, чтобы кого-либо прикончить?
        Понимаю, что, кто бы это ни был, лучше здесь не задерживаться. На всякий случай проверяю собственную базу данных. Больше она не стала. Потерять что-то не страшно, а вот что-то лишнее может направить мысли не туда. Особенно если это эмоциональный вирус.
        Удостоверившись в том, что база данных в порядке, выхожу через стену. Я призрак? Нет, никаких призраков не существует, конечно же. Все проще. Недавно мне установили проходную систему. Как она работает - ума не приложу, но хождение сквозь стены стало обыденностью.
        Вижу ставший привычным вид на монастырь и толпу рядом с ним. Форма здания напоминает хрустальный стометровый цветок. Ни одного угла, ни одной прямой линии. Как в природе. Над входом красуется надпись «Verum». На каком-то языке это значит «Истина». Собравшаяся здесь толпа людей хочет её узнать. На самом деле, конечно же, монахи никакой истины не несут, да и сами её не знают. Помню я «проповедника истины», который верил, что Гарри Поттер скоро воскреснет и победит информационную сингулярность с помощью волшебной палочки и книги заклинаний.
        Не победит. Это моя задача.
        Найти формулу, которая не просто ищет информацию, а определяет её достоверность. Или способ мышления, отличающий правду от вымысла. Не представляю, что это, но у меня получалось! Черт его дери, получалось! И именно из-за этого меня убили! Чтоб его все! Зараза!
        От злости пинаю лежащий на дороге булыжник и понимаю, что нахожусь во власти эмоций. Одновременно вижу расширение базы и пытаюсь подавить возбуждение. Чувства - та еще дрянь. Кто его знает, наступил бы инфохаос, если бы не они?
        На первых порах информация обычно касалась эмоций, а тогдашний интернет каждую секунду пополнялся всяческой бессмыслицей. В итоге отличить вымысел от правды становилось все труднее, пока не стало совсем невозможной задачей.
        Проталкиваюсь через разношерстную толпу, оккупировавшую площадь перед монастырем. Кого здесь только нет - начиная с верящих во всемогущую любовь и заканчивая считающими, что нас давно поработили инопланетяне. Перед глазами мелькают пестрые и строгие наряды, а некоторые пришедшие сюда и вовсе без них. Одежда для них - лишняя информация, расширяющая базу данных.
        Почему я все еще хожу по миру, если мой труп лежит в квартире?
        Точно не клонирование и не проекция. Не переписывание разума, не внедрение личности. Я - это я. Если физическую копию человека воспроизвести можно, то база данных пусть на пару байт, но будет отличаться.
        Возможно, какая-то симуляция суперпозиции в макромире, позволяющая пребывать в двух состояниях одновременно.
        Прохожу сквозь толпу и выхожу на лужайку, распростершуюся меж двух исполинских статуй. Одна из них изображает поднявшего руку человека, а вторая - башню с разветвленной вершиной, похожей на перевернутую вверх дном ракету.
        Эти статуи тоже строились ради сбережения какой-то информации. Кто-то когда-то придумал, как зашифровать данные в подобной форме и сделать так, чтобы человеческое подсознание их автоматически расшифровывало. Что это были за данные, вряд ли кто знает - у создателя статуй ничего не вышло.
        Зато вышло у меня.
        Не представляю как, но вышло. Моя система работает. Чтоб её создать, мне пришлось раз за разом чистить собственную память. Не потому, что все нужно было хранить в секрете, а из-за того, что мозг не мог одновременно содержать необходимое количество информации, потому приходилось обрабатывать её блоками. Получать результат с одного блока, сохранять его, остальное удалять, переходить ко второму и так далее.
        Оглядываюсь в попытке понять, не следят ли за мной.
        Возле статуи на траве сидят трое человек. Один из них обтыкан древними имплантами настолько, что больше походит на ежа-переростка, чем на хомо сапиенс. Второй или вторая, а может, и второе, сразу не определишь, к кому это себя относит и знает ли про пол вообще, лежит без движения и смотрит в ясное небо, по которому проплывают редкие белые тучки. Третий, отвернувшись в сторону, о чем-то говорит с невидимым собеседником-тульпой.
        Неподалеку еще двое. Монах - это видно по его глазным протезам, заточенным под восприятие информации только определенного типа, рассказывает о чем-то невысокому человечку, одетому только в трусы. Чуть дальше сидит группа беззнанников. Эти вообще отвергли какую-либо правду и считают, что каждый сам себе вселенная.
        Надо подумать.
        Опираюсь о шершавый ствол стоящего рядом дерева, закрываю глаза, перебираю базу данных. Может, если бы не было системы оптимизации знаний в голове, мы не могли бы свободно дополнять и убирать информацию в мозге, то и не было бы никакой сингулярности?
        Впрочем, кто-то говорил, что эта система и была создана в попытке противостоять бесконечно множащемуся потоку данных. Мне это неизвестно. Такие знания не несут пользы, а значит, удаляются.
        Нахожу в памяти диалог. Он присутствует здесь в полном виде, что странно. Обычно я храню только конечный итог.
        - Ты уверен, что это сработает? - говорит человек, значившийся как Н. Имена всегда влекли за собой лишний процесс и вели к созданию лишнего пласта информации вместо поиска истины.
        - Не уверен, но надеюсь, - отвечаю я, широко разводя руками.
        - Ты хочешь проделать это со всем человечеством! Чтоб тебя! А если результата не будет? Если станет еще хуже? - Н начинает гневаться. В его глазах пылают искры, будто он готов броситься на меня, как хищник на жертву.
        - Что нам терять? - спрашиваю я, ни капли не нервничая.
        - Что? Человека как вид! И другие виды тоже!
        - Мы уже потерялись. Ты недавно верил в то, что земля квадратная! Проснись.
        Н опирается на стоящий между нами стол. Воображение рисует его внешность - крупный, полностью лысый мужчина, похожий на вышибалу. Не знаю, так он выглядит или иначе, но фантазия дорисовала именно такую картинку.
        - Наоборот, мы обрели когнитивную свободу. Каждый сам решает, во что ему верить, - сердито говорит он.
        - А как же наука? Как же достижения? - я тоже начинаю сердиться. - Как мы можем создавать что-то, если есть миллион разнообразных версий строения человека, все они равноценны, а способ проверить их есть далеко не у каждого? Как возможно сотрудничество между двумя людьми, если оба верят и знают совершенно разные вещи? А между десятью? Увеличим до тысячи. Ты можешь найти в нынешнем мире тысячу человек, живущих в едином инфопотоке? После того, как были созданы автоматические станции обеспечения, люди только и делали, что разделялись по информационному признаку. Многие сейчас и людьми себя не считают. Другие вооружились имплантами, благодаря которым не воспринимают неприемлемые для их идеологии детали мира. А если с ними выйдут на связь пришельцы? Мы сможем сформировать группу контакта?
        - Потому ты считаешь, что можно позволить дискриминацию? Сделать новые виды рабами? - нахмурился Н.
        - Они не люди! Это не дискриминация! - возражаю я.
        - Они - такие же, как мы! Я слышу речь диктатора! - сопротивляется Н.
        - Ты видел храмы? Сколько там людей, желающих узнать истину? Свое прошлое, настоящее, будущее как вида. Я могу дать им это!
        - А остальные, которым не нужна никакая истина, потому что у них есть собственная? - спрашивает Н. - Делай что хочешь. Надеюсь, что у тебя не выйдет.
        На этом воспоминание обрывается. Значит, мое изобретение способно вытащить человечество из бездны информационной сингулярности, определить достоверность той или иной информации, но при этом понесет за собой дискриминацию.
        Возможно, именно поэтому меня и убили. Кто-то не хочет, чтобы моя работа стала достоянием общественности.
        Тем не менее, вопрос о том, что это за изобретение и где оно находится, остается открытым. Любые исследования подразумевают документацию, а та где-то должна храниться.
        Продолжаю рыться в памяти.
        Та на первый взгляд беспорядочна и хаотична. Кажется, что любое слово со стороны может изменить мою память и сознание. Но почему-то ни голоса рядом с монастырем, ни разговоры проходящих мимо людей, ни вещающий где-то вдали громкоговоритель этого не делают.
        Может, мое изобретение - это какой-то вирус, предохраняющий от перегрузки памяти?
        Такое делали и раньше. Одни вирусы просто уничтожали информацию, пытаясь остановить её размножение, вторые блокировали разум человека на восприятие, третьи должны были уметь вычленять из горы инфохлама ту самую нужную всем истину.
        Все это зашло в тупик.
        Вирусы стали еще одной частью инфополя, не менее вредной, чем остальные. Приходилось мне знавать одного типа, считавшего вирусом самого себя.
        Краем глаза замечаю подозрительного человека, посматривающего в мою сторону. Одет он как «зеленый». В красный комбинезон. Пес разберет их цветокодировку.
        Он смотрит куда-то в сторону, но периодически косится на меня.
        Лучше уйти.
        Обхожу дерево так, чтоб он потерял меня из виду, а потом резко начинаю бежать в сторону оживленной улицы. Если успею, пока он поймет, что потерял меня - смогу спрятаться в толпе.
        Несмотря на массу людей, улица кажется безжизненной. Чувствуется, что у тех, кто ходит по ней, нет никаких общих стремлений. Каждый следует какой-то своей программе, хаотично вылепленной из инфополя.
        Почему-то вспоминаю лекцию по этому поводу.
        Лекцию читали дистанционно, голос лектора звучал абсолютно нейтрально. По нему нельзя было определить, какого пола, возраста или убеждений человек.
        Он высказывал мысль, что люди - не что иное, как информация. Замени её - и человек перестанет считать себя таковым. Станет хоть свиньей, хоть эльфом, хоть камнем.
        Говорил, что механизмы, которым мы отдали себя на обеспечение, не могут решить проблем, способных возникнуть перед человечеством.
        Он был прав. Но трудно отказаться от мира, где каждый сам себе хозяин и где выше всего стоит когнитивная свобода. Хоть мы и понаделали штуковин, которые должны были думать за нас и делать за нас, но взамен перестали быть единым видом. Каждый - генератор информации, и во всеобщей мешанине теряется истина - явно не та идеология, которая нужна человечеству.
        Перехожу через еще недавно кишевшую транспортом улицу. Теперь из техники тут лишь людские импланты и медленно ползающие вперед-назад роботы-чистильщики.
        - Вы уверены, что искусственный интеллект сможет взять на себя роль поводыря человечества?
        В голове снова начинает проигрываться воспоминание. Визуализации нет, только голоса. Картинка занимает слишком много места.
        - Я в это верю.
        - А если он решит, что человечество ему не нужно?
        - Нужны ли нам обезьяны? Нет. Мы собираемся уничтожить обезьян? Конечно же, нет. Наоборот, мы оберегаем дикую природу.
        - А все-таки, если искусственный интеллект признает нас конкурирующим видом?
        Раздается тихий смешок.
        - Почему люди так привыкли проецировать искусственный интеллект на самих себя? Это не человек, никогда им не станет. У нас есть сознание и инстинкты. Он их полностью лишен.
        - То есть он не осознает себя, значит, его нельзя назвать полноценным ИИ?
        Снова раздается смешок.
        - А зачем ему осознавать себя? Вы мыслите с позиции антропоцентризма. Но в работе над ИИ он неприемлем. Мы же говорим об интеллекте. В названии вся суть. А осознание себя интеллектом не является. Наше сознание - это инструмент обучения. К примеру, вы решили научиться водить. Вам нужно осознавать, что это именно вы, конкретная человеческая единица. Что вы сидите в водительском кресле, вы вертите руль и вы определяете, куда поедет ваша машина. Но когда вы научились водить, вы можете спокойно расслабиться за рулем и думать о чем угодно. Управлять автомобилем будет ваше подсознание и ваши рефлексы. По сути, вы составляете маршрут, а ваше тело ведет машину по нему на автомате. У искусственного интеллекта другой подход к обучению, а потому сознание ему не нужно.
        Воспоминание древнее, эти люди разговаривали задолго до моего рождения, до того, как ИИ под названием «Альфа» взял на себя все человеческие функции. Он выполняет их до сих пор, хоть никто не знает, зачем нужны идеально ровные лоснящиеся вышки, расставленные «Альфой» то здесь, то там.
        Может, мой план состоял в уничтожении искусственного интеллекта? Хотя вряд ли. Без него нынешнее человечество просто вымрет. Его навыков окажется недостаточно для того, чтобы самим выполнять функции.
        Не то.
        Моя работа состояла в создании какой-то универсальной идеологии или её подобия, которая объединит людей общими целями. Научит вычленять из инфопотока нужное. Только какую идеологию способно принять это человечество?
        Одна из блестящих на солнце вышек «Альфы» стоит прямо передо мной. Она тонкая, как стручок, и уходит в небо, куда не достает взор. Чем она заканчивается, не знает никто. Как она держится, не склоняясь перед гравитацией - тоже загадка.
        Стоящий под ней человек одет в странный, похожий на перья, костюм.
        Он говорит с кем-то невидимым. Может, даже спорит. Потом переходит на крик, явно пытаясь что-то доказать незримому собеседнику. Неужели начал воспринимать свою тульпу как живого человека? Когда-то это были секретари. А сейчас, возможно, тульпа - единственное «существо», разделяющее мысли своего хозяина.
        Миную вышку, прохожу меж двух стареньких домов по пять этажей каждый, которыми давно уже никто не пользуется, но «Альфа» почему-то их не сносит и даже поддерживает в нормальном состоянии. Беспокоится о нашей культуре и истории, которые мы сами потеряли?
        Вижу засеянную высокими желтыми колосьями поляну, где пасется похожий на слона биомеханизм. С помощью огромного хобота он втягивает в себя растения.
        Не знаю, откуда мне известно, что это называется пшеница.
        Не знаю, откуда в голове взялось то, что «слон» - это передвижная фабрика переработки пшеницы в еду.
        Просто знаю.
        А может, все это не так? Может, я тоже придерживаюсь какой-то ложной инфолинии, которая не является истиной и ведет в никуда?
        Впрочем, не важно.
        За полем стоит здание хранилища данных. Серверная, как её когда-то называли. Если мне нужно было где-то хранить знания - то они именно там. В нем информация тоже смешивается, да и сервер может дать сбой, но если все правильно закодировать, то хранить нужные данные там куда безопаснее, чем дома или в голове. Как мне удалось найти это место - ума не приложу. Данных об этом ведь не было. Интуиция?
        Но код мне неизвестен.
        В памяти его точно нет. База ничего похожего на него не находит.
        Только если моя информация там, то у меня есть какой-то способ её открыть.
        Еще раз оглядываюсь, удостоверяясь в том, что слежки нет. «Зеленого», который вел себя подозрительно чуть ранее, не вижу. Зато вижу двух человек, стоящих рядом с древними постройками.
        Оба в синих брюках и куртках, похожих на полицейскую форму. На голове у одного из них круглый шлем, который может быть чем угодно - от модного аксессуара, подхваченного из бесконечного потока информации, и до тактического прибора с массой функций.
        Правда, если они и полицейские, то каким законам служат - непонятно. У одного из них в руках что-то длинное, похожее на жезл, которыми орудовала полиция полвека назад. Тот, что с жезлом, оборачивается ко мне, и я тут же ныряю в пшеничное поле. Благо растения высокие, полностью скрывают меня из виду.
        Отхожу немного в сторону, какое-то время вслушиваюсь, не слышны ли чьи-то шаги.
        Шагов нет. Значит, они за мной не охотятся. Хотя следить могут. Впрочем, я не уверен, что одежда на тех двоих - униформа, а в руке у одного из них именно парализующий жезл.
        Если те двое здесь ради меня, то они не рвутся меня ловить. Следят, желая получить мое изобретение. Потому петляю по полю, чтобы их запутать, и в то же время думаю, «хоть бы им не пришло в голову поджечь поле».
        В какой-то момент надо мной виснет хищная огромная тень. Поднимаю взгляд и вижу хобот биомеханизма, который, не разбирая, где что, нацеливается на меня. Пытаюсь отпрыгнуть, цепляюсь за что-то, падаю, но боли не чувствую, хотя удар был не слабый.
        Откатываюсь в сторону и бегу. Стать пищей для переработчика было бы верхом нелепости.
        Отбежав, вспоминаю свое падение, которое ради экономии уже почти полностью ушло из памяти. Срабатывает рефлекс подсознательно убирать из головы ненужное.
        Но в этом воспоминании важность все же есть.
        А именно то, что боли от него не было. И дело не в медимплантах. Они глушат ощущения, а не убирают их совсем, иначе бы кто-то и не заметил бы, что держит руку в огне или страдает от болезни.
        Конечно, переполненный информацией разум мог её затереть как ненужные данные, но боль от такого удара должна была ощущаться и сейчас.
        Сопоставляю это с тем, что в моей базе данных не нашелся ключ, и понимаю, что я и есть тот самый нужный код.
        Рядом слышатся голоса, потому бегу в противоположную от них сторону. Одновременно думая, что я и не человек вовсе. Автономная информационная единица, созданная мертвым оригиналом. Это объясняет и мою смерть.
        Я - тульпа.
        Наверняка стабилизирующий меня имплант в теле носителя продолжил работать и после смерти, потому я до сих пор хожу по Земле.
        Только это не отменяет мою миссию. Понимание, что это необходимо, наверняка запрограммировано в меня. Найти открытие и использовать его. Не отменяет это и то, что за мной могут следить. В мире есть миллион устройств, с помощью которых можно ощутить или увидеть тульпу.
        Быстро сориентировавшись в поле, понимаю, куда нужно идти, и направляюсь к хранилищу. Оно уже виднеется над головой - огромная полностью автоматизированная конструкция, похожая на десяток переплетенных между собой спиралей. Прямо над ней в небе висит солнце, которое в этот миг для меня является настоящей путеводной звездой.
        Выбираюсь с поля, иду через небольшой парк, расположенный под хранилищем. Вспоминаю, что не впервые иду по этим аллейкам, не впервые вижу вокруг деревья с синеватым оттенком листьев - признаком модификации на увеличение вырабатываемого объема кислорода. Не впервые вижу танцующих среди деревьев людей, у которых явно закольцевался скрипт памяти и раз за разом они повторяют одни и те же действия, не понимая, что они делали это миллиард раз.
        Нужно с этим кончать. Иначе информационная сингулярность уничтожит нас как вид. И если с самим инфопотоком сделать что-то трудно, а может, и невозможно, то нужно изменить человека.
        Подхожу к конструкции хранилища, стены которой вблизи выглядят так, будто сделаны из чего-то жидкого. В глубине полупрозрачной стены виднеется надпись «Корпорация «Вавилон».
        Почему корпорация, построившая это хранилище еще до «Альфы», так называлась, не представляю. Знаю только, что название что-то для меня значило. Оглядываюсь еще раз. Вижу все ту же закольцованную компанию, трех человек в словно сшитых из листвы нарядах. Вижу девушку в подчеркивающем достоинства фигуры платье, которая расходует свою память и ресурсы мозга под такие несущественные вещи, как эстетика и осознание собственного пола, позволяя тому в свою очередь навязывать определенное поведение. Вижу чудака, непонятно почему залезшего на дерево и, возможно, считающего себя какой-нибудь белкой.
        На примере их всех лишний раз понимаю, что такая информационная анархия безжизненна. Она будет делить человечество до бесконечности, а когда закончит - начнет делить каждого человека по отдельности, вызывать внутренние конфликты мировоззрений, создавать новые личности, которые могут даже враждовать друг с другом.
        Информация льется рекой, и нет возможности контролировать, кто какой кусок ухватит себе.
        Моя вера в правильный выбор крепнет, и я прохожу сквозь стену хранилища.
        Внутри меня ждет длинный круглый коридор, стены которого, как и все здание, сделаны из чего-то жидкого. Эта твердая жидкость имеет какое-то отношение к способам хранения информации, но какое именно - не помню.
        Мягкие волны вокруг успокаивают. Почему-то знаю, что здесь меня не настигнут. Иду вперед, чувствуя, что поднимаюсь вверх, хоть глаза видят идеально ровную трубу.
        Как я это понимаю? Если я тульпа, у меня не должно быть вестибулярного аппарата? Наверное, ощущения из-за постоянного контакта с создателем.
        Обычно тульпа чувствует то же, что и её хозяин.
        Понятен и бардак в моей голове. Обычно стабилизирующие импланты захламлены вконец. Туда складывается то, что вроде бы и ненужно, а выбросить жалко, так как может понадобиться в любой момент. В итоге того, что может понадобиться, накапливается столько, что черт ногу сломит.
        Я прохожу по прямому, но в то же время ведущему вверх коридору, в итоге натыкаюсь на интерфейс взаимодействия - единственное, что здесь не состоит из жидкости.
        Он напоминает осьминога. Впрочем, он и есть осьминог. Кто-то когда-то додумался, как модифицировать этих моллюсков для взаимодействия с человеком. Могу ли я с ним взаимодействовать? Сейчас узнаем.
        Слышу чьи-то шаги. Три или четыре человека направляются ко мне. Звук здесь распространяется хорошо, потому понимаю, что они далеко, а автоматическая система здания направит их к другим, свободным интерфейсам.
        Становлюсь под «осьминогом», и тот обхватывает меня щупальцами. Чувствую, как они касаются моих рук и ног, головы. Только как? Откуда эти ощущения?
        - Здравствуйте, доктор Костелло, - звучит голос в голове. - Ваш код доступа принят. Желаете просмотреть информацию перед отправкой или осуществить загрузку конечного файла?
        - Можно то и другое одновременно? - спрашиваю я, понимая, что сюда в любой момент может кто-то ворваться.
        - Создаю резервную копию Эбботт, - отвечает голос.
        - Что значит Эббот?
        - Эббот и Костелло - комедийный дуэт, существовавший в двадцатом веке. Но в данном случае ваши кодовые имена.
        - Чьи имена?
        - Ваше и вашей тульпы.
        - То есть как? Я - тульпа. А того, кого…
        - Вы - оригинал, доктор Костелло, - монотонно сообщает мне машина. - Вы - человек.
        - Тогда кто…
        Пытаюсь спросить, но машина меня опережает.
        - Тульпа Эббот подверглась выключению. Это напоминало смерть, но это лишь видимость, основанная на человеческих знаниях о смерти. Вы сами отключили свою тульпу.
        - Зачем?
        - Пытаясь не допустить, чтобы вашу модифицированную Эбботом разработку никогда не запустили. Я храню лог вашей мыследеятельности. Вы установили соответствующий имплант три года назад.
        Не спрашиваю, как это возможно при дефиците хранения информации. Вместо этого чувствую дрожь по всему телу. Неужели моя тульпа пошла против меня? Неужели то, что раньше было лишь секретарем, основанным на ресурсах мозга носителя, обрело разум?
        - В чем суть моей разработки? - спрашиваю у машины, слыша шаги уже совсем близко. Кажется, что волны на стенах здания усиливаются, наступает настоящий шторм.
        - Квантовый язык мышления человека, - ответил интерфейс.
        - То есть?
        - Взаимоисключающие знания могут сосуществовать в разуме человека в суперпозиции. Роль наблюдателя же отведена внешнему миру, то есть «Альфе». Так как «Альфа» - искусственный интеллект, он всегда будет выбирать более логичную последовательность. По сути, это внутренняя борьба человека с самим собой, только переведенная на язык формул и работающая по законам квантовой механики. Тульпы же должны были стать поисковыми системами, а не секретарями.
        Для мышления речевой язык не подходит - это мне всегда было понятно. Нужно было что-то иное, оптимизированное под мозг, а не под язык. Вот оно, мое открытие. Открытие, которым можно было спасти человечество.
        В памяти внезапно всплывает речь из какого-то доклада об информационных технологиях далекого прошлого.
        «Поисковая система не должна искать по каким-либо параметрам, ключевым словам, тэгам и прочему подобному. Этот метод устарел. Поисковая система будущего обязана различать информацию как человек. То есть быть осознанной».
        «Они не люди», - вспоминаю собственные слова и понимаю, что речь как раз о тульпах. Информационной форме жизни, которую мы сами же и породили. Вспоминаю и кто такой Н. Один из так называемых борцов за когнитивную свободу. В том числе и за права тульп. Зараза!
        - Моя тульпа что-то изменила? - спрашиваю я, чувствуя, как мое лицо покрывается потом.
        - Совсем немного. Поменяла вас местами. Человек в роли поисковой системы, информационная форма жизни в роли конечного пользователя, обладающего квантовым языком мышления.
        Немного психических практик, парочка имплантов - и у нас есть помощник, который помогает найти хоть какой-то путь в перенасыщенном информацией мире. А сейчас, когда они не просто копируют человека, а больше адаптированы к среде - мы обречены на судьбу питекантропов.
        Чтоб тебя!
        - Прекратить передачу!
        - Поздно.
        Я это понимаю. Теперь я даже не форма жизни, а лишь орудие. Поисковая система, обладающая сознанием. У меня ведь получилось найти это место и выполнить функцию. Без каких-либо ориентиров. Кто-то просто дал мне запрос и процесс запустился. Гугл современности, мать его! Обладающий сознанием и интуицией Гугл! Набор маркеров - таких, как моя смерть, храм истины, статуя - и поисковик находит путь к цели.
        Вижу, как ко мне бегут двое людей, которые знали, на что я обрекаю человечество, и попытались помешать. Вижу Эббот. Свою тульпу. Знаю, что внешне она копирует меня, но не состоит из плоти и крови. Всего лишь информация, которая теперь существо номер один на Земле, а я - его интерфейс взаимодействия с миром.
        Не просто полуразумный склад информации, а мыслящее и свободное существо.
        Перед глазами что-то вспыхивает. Понимаю, что кто-то выстрелил. Падаю на пол, не чувствуя боли. Почему? Может, потому, что уже не являюсь человеком? Слышу странный шум. Впрочем, я и не против смерти. Жить с подобным будет неимоверно трудно. Может, вместе со мной умрет и Эббот. Тульпа все-таки пока что завязана на мою мозговую деятельность. А может, уже нашла способ это обойти.
        Вижу над собой чьи-то лица, слышу чьи-то голоса. Замечаю свою тульпу, заодно понимая, как выгляжу я. Эббот о чем-то с ними говорит. Вопрос лишь как?
        Не знаю. Ведь раньше тульпу ощущал только сам хозяин. Но благодаря квантовому языку эта особь, похоже, нашла способ явить себя миру.
        Чувствую, что проваливаюсь во мрак. Не представляю, кем проснусь, где проснусь, проснусь ли вообще.
        Последнее, о чем думаю, прежде чем сознание меня покидает: «Может, они будут лучше нас?»
        Маргарита Седяева
        Ярва
        Ядовито-багряные лучи солнца плели паутину по другую сторону горизонта, неумолимо приближаясь к истоку нового дня. Долгий выдох, приглушенный удар сердца, одно мгновение. Ярва открыла глаза в момент, когда равнодушная звезда лишь слегка обозначила небосклон. В воздухе клубился холод так же, как и пар собирается над водоемами во время зенита. Одна лишь мысль о необходимости отбросить старую меховую шкуру и окунуться в ледяной воздух вызывала судороги в ногах и покалывание в пальцах, но каждая упущенная секунда сводила на нет надежду добраться до стаи до полудня и дать шанс двум птенцам появиться на свет из яиц, найденных вчера. Очень малый шанс. Слабая надежда.
        Последняя пандемия уничтожила почти всех птиц. Выжившие гнездились около людских стай, где намного легче было найти еду и укрыться от бурь ледяных ночей. А люди, в свою очередь, были благодарны пернатым за спасение от насекомых и знали цену каждому яйцу. Два светло-голубых шершавых на ощупь яйца были дороже жизни Ярвы и любого из ее стаи.
        Девушка свернула шкуру, перебросила ее через плечо и побежала, то перепрыгивая, то пробираясь под стеблями приспособившихся к суровому климату растений. Редкие шерстинки почти облысевшей шкуры щекотали шею Ярвы. Будучи ребенком, она застала последнего млекопитающего, помимо людей, жившего в их стае, - старого лемура своего деда. Резкие перепады температур после захода и восхода солнца обрекли все виды на вымирание. Люди каждую минуту боролись за жизнь в ставшем враждебным им мире: спасались от насекомых, укрывались от холода и жары, прятались от хищных растений. Птицы были единственной сохранившейся стеной, отделяющей человечество от полчищ насекомых, прекрасно адаптировавшихся к жизни после катаклизма.
        Бежать было легко. Солнце поднялось ровно настолько, что Ярва могла различать контуры растений и пробираться вперед, с легкостью избегая острые, нередко ядовитые шипы. Она представляла, как точеные клювики прорежут мягкую шероховатую скорлупу и на свет появятся два маленьких пушистых комочка, голодных и жадных до мерзких многоногих тварей. Дети будут свистеть и танцевать вокруг костра, а отец рассказывать, как, спасаясь от роя жуков-древотелок, он споткнулся о корень древошипа и, чудом не подцепив ни одной колючки, летел кубарем с обрыва, пока не рухнул в пруд, отправив всех его обитателей в неповторимое путешествие к верхушкам деревьев - ведь он был мужчиной самых внушительных размеров во всей стае, чем очень гордился и не забывал упоминать при каждом удобном случае. Мама будет смеяться, ее заливистый смех сейчас уже звенел у Ярвы в ушах - солнце поднималось все выше, жара давала о себе знать.
        Скрюченные растения жадно вгрызались в лучи огромного светила и словно плавились под его пеклом. Через поры просачивался липкий сок и омывал все дерево. Дурманящий аромат притягивал полчища насекомых, которые облепляли стебли от верхушек до корней, превращая растения в чешуйчатых монстров, пожиравших свою кожу. Ярва накинула шкуру на плечи и бежала, все ниже наклоняясь к земле. К жаре и холоду она привыкла с младенчества, но против обжигающих лучей солнца и укусов насекомых люди были беззащитны. Отвратительный, вызывающий тошноту запах заставил девушку остановиться. Ярва мучительно вглядывалась в заросли, пытаясь найти его источник. Через мгновение, сбросив шкуру, бегунья прижалась к огромному дереву и стала судорожно размазывать его сок по своему телу, борясь с приступами тошноты. Это было одно из немногих растений, не питающихся насекомыми, а защищающих себя от паразитов зловонием смолы. Каждая минута промедления могла стоить девушке жизни, Ярва продолжила бег. Запах был невыносимым, и, чтобы хоть чем-то занять свои мысли и не поддаться позывам дурноты, девушка стала вглядываться в корни
деревьев и искать белые личинки с пурпурной продольной полоской. За сбор еды в стае в это время года в основном отвечали дети: съедобных насекомых было предостаточно, требовалось лишь умение отличать их от ядовитых. Пропитание уже давно не входило в обязанности Ярвы, она отвечала за поиск яиц и была лучшей в стае. Сейчас же главным для нее было добраться до развалин, а попутное, не требующее особых затрат сил занятие отвлекало от тошнотворного запаха, сводящего с ума. Девушка с легкостью, не сбавляя темп, уклонялась от усыпанных шипами стеблей, нагибалась, с особым изяществом срывала личинки с корней деревьев и складывала в тряпичный мешочек, привязанный к поясу.
        Все чаще слышалось щебетание птиц, настроение бегуньи заметно улучшилось - дом был уже близко. Ярва бежала медленнее и внимательнее следила за тем, куда при каждом шаге опускается ее ступня. Время от времени она встречала гнезда, все пустые или заполненные кишащими насекомыми. Люди и птицы жили в симбиозе, помогая друг другу и защищая, но пернатые никогда не гнездились на территории стаи, хотя могли получить там наибольшую защиту со стороны людей. Для кладки яиц они искали уединения. И хорошо, если бы они вили гнезда лишь на окраинах зарослей, но все чаще что-то тянуло их в самую гущу растений, где не было шанса выжить ни взрослым особям, ни птенцам. Именно там нашла Ярва два маленьких голубых яйца, которые сейчас, обернутые старой шкурой, она нежно прижимала к груди.
        Насекомые кишели повсюду. Не верилось, что всего лишь несколько часов назад не было ни намека на существование мерзких тварей. Они очень хорошо умели прятаться, скрываться, выживать. Чувствуя приближение холода, насекомые зарывались в землю, ютились под камнями, забивались в расщелины и даже прятались в трещинах в коре замерших на ночь растений, которые начинали их пожирать при первых лучах солнца.
        Взобравшись на вершину холма, Ярва прорубила небольшое окно в тесно сплетенных стеблях и, затаив дыхание, позволила себе несколько минут полюбоваться танцем птиц, охотившихся над зарослями. Некоторые из них хаотично порхали, другие словно зависали в воздухе, камнем падали вниз либо стрелой взмывали вверх и снова возвращались к свободному дрейфу - прекрасные, гордые и беззащитные создания.
        Оставив заросли за спиной, девушка перешла на шаг. Солнце палило, от потрескавшейся земли поднимался почти видимый жар. Последний отрезок пути перед домом давался ей особенно тяжело: и силы были на исходе, и солнце пекло уже почти в полную силу. Несмотря на изнурение, девушка расслабилась, над ней кружили птицы, и она легко различала гигантские развалины, в которых с недавнего времени нашла приют ее стая. Каменные титаны давали тень в жару и защищали от ледяного ветра ночью. Мыслями Ярва была уже дома, когда обжигающий удар по спине заставил каждую ее мышцу напрячься, а разум сконцентрироваться на поиске врага. Ярва сгруппировалась, ушла от следующего удара и уже стояла с выставленным вперед ножом напротив абсолютно голой женщины, чье тело покрывал толстый слой потрескавшейся грязи. Дикая. Женщина была ниже Ярвы ростом, коренастая, с привязанным к спине ребенком, который следил за происходящим пустым безучастным взглядом.
        Ярва не считала диких людьми. Она нередко встречала их за свою жизнь, но никогда не видела так близко. Дикие селились недалеко от людских стай и питались исключительно птицами и яйцами. Люди передавали свои знания из поколения в поколение, делились опытом с дружественными стаями. Даже маленький ребенок знал, как отличить ядовитые растения и насекомых от съедобных и что убивать птиц нельзя, никогда, даже под угрозой собственной смерти. Каждый второй дикий, съевший жука или плод растения, погибал в ужасных муках.
        - Уходи! Иди отсюда, - пригрозила дикой Ярва.
        - Йеда, йеда, - прошипела женщина, все больше раздувая ноздри и тыча пальцем в меховую шкуру. Она чувствовала яйца.
        Ярва сорвала привязанный к поясу мешочек с личинками и бросила к ногам дикой.
        - Хорошие. Забирай и уходи.
        - Йеда, - наступив на мешок, дикая подходила все ближе к Ярве.
        - Нож, ребенок. У меня нож. У тебя ребенок. Уходи, - Ярва отчетливо произносила каждое слова, хотя и не надеялась, что женщина ее поймет.
        Дикая с ревом бросилась на Ярву и уже в следующее мгновение лежала с перерезанным горлом на раскаленной земле. Девушка сначала проверила сохранность яиц, а затем разрезала лианы, которыми детеныш был привязан к телу матери, и, подхватив его одной рукой, отправилась в сторону дома.
        Птиц становилось все меньше, яиц тоже, дикие голодали, что и вынудило женщину наброситься на Ярву. Девушка не испытывала никаких чувств по поводу произошедшего. Ее долг - отнести яйца в безопасное место, остальное не имело значения. С каждым шагом обжигающая боль все сильнее пронизывала спину девушки. Место удара пылало. Опустив детеныша на землю и аккуратно положив яйца в сторонку, Ярва стала ощупывать рану. Колени подкосились, слух резал свист. Очнулась она спустя пару минут - на коленях, левая рука сжимала изогнутую колючку. Дикая ударила ее стеблем древошипа. Яд медленно растекался по телу.
        - Ярва, Ярва, ты вернулась, - радостный крик лохматого мальчугана, бегущего к ней навстречу, вызвал искреннюю улыбку на лице девушки.
        - Что же мне еще оставалось? Жить с тараканами? - отшутилась Ярва. - Иди, помоги.
        - Ты нашла? Ведь нашла? - мальчик с любопытством всматривался в меховую шкуру, пытаясь различить, что в ней завернуто.
        - Нашла, неси отцу, и шкура теперь тоже твоя.
        - Спасибо, - счастливый ребенок повис у сестры на шее. - А этот?
        - Мне пришлось убить его мать. Я не знала, что с ним делать, и не могла его там бросить одного. Пусть отец решит. Идем.
        Ярва любила вечера. Жара резко спадала, воздух становился холодным, а от земли поднималось приятное тепло, и, если прилечь, казалось, что ты погружаешься в нежное волшебное облако пара. Небесная палитра растекалась от черного до бледно-розового цветов. Звезды - огромные и крошечные - то холодно, то тепло неровно сияли в темной части, а светлая полоса горизонта все еще напоминала о нестерпимой жаре, и это значило, что еще один день прожит, что она снова дома. И дети снова свистят и танцуют. И отец снова рассказывает байки. Мама плачет. Дикий детеныш не сводит пустого взгляда с двух маленьких светло-голубых яиц, лежащих вблизи костра. Мягкие скорлупки изредка слегка подрагивают, и Ярве хочется верить, что скоро из них действительно вылупятся два маленьких пернатых комочка. Но, может быть, это просто тень от костра играет на шершавой скорлупе.
        Татьяна Росомахина
        Эксперимент
        Эдик торопился. Гнал элобайк под гору так, что в ушах ветер свистел, а дрон-безопасник пикировал к нему и назойливо верещал над головой: «Осторожно! Превышаете рекомендованную скорость! Осторожно! Возможны травмы!» Но Эдик не тормозил, в гору на полную мощность врубал движок да еще педали крутил со всей силы. Даже вспотел, несмотря на прохладу сентябрьского утра.
        Шеф собирался прийти к десяти. Надо успеть пробежаться по хозяйству, чтобы все было в лучшем виде.
        Как назло, Натали опять в командировке. Все Африку кормит - Сахару орошает. Да там и так уже болото! А ему, одинокому папаше, Машутку будить, умывать, в Садок отводить. Косички по утрам плести! И ни самоварка, ни робуборщик ему с косичками не помощники. Пришлось самому парикмахером заделаться. Все бы ничего, да Машутка - та еще кучеряшка-торопыжка, ни на секунду ее не угомонишь. Вот и получаются не то косички, не то дреды, как у Нгози, только рыжие. Эх, не повезло дочурке: нет, чтобы брюнеткой, в маму, уродиться. В папу удалась, мастью морковка морковкой!
        Эдик разулыбался своим мыслям и, забыв притормозить, едва не врезался в ворота. В последний момент махнул правой рукой сканеру - чип-пропуск в предплечье сработал, ворота распахнулись.
        Крутым виражом направо вырулил на Кленовый проезд.
        Ему оставалось еще добрых три километра под осенне-пестрыми кленами: по размерам территории Центр не уступал настоящему городку, а лабораторный корпус притулился в дальнем его углу.
        Конечно, Эдик гордился, что работает в Евроссийском медицинском центре - как-никак, самый большой на континенте! Умнейшие мозги от Ла-Манша до Камчатки - все здесь. За последние десять лет три лауреата Всемирной премии по биомедицине родом отсюда. Всемирку получить - это вам не на Марс ракету запендюрить!
        И ведь у него, Эдика, есть все шансы стать всемирщиком! Если он докажет шефу, что эксперимент удался.
        Он сбавил скорость, чтобы остыть и чтобы ненароком не задавить автометунов - стрекоча, они кидались за опавшими листьями под самые колеса. Пора бы хозслужбе их перенастроить. Рехнутся ведь, когда листопад начнется по-настоящему.
        Краем глаза Эдик замечал привычную утреннюю жизнь Центра: пар над белым куполом Инкубатора, в жаркой утробе которого выращивают новые органы для больных и увечных, яркий свет и деловую суету в окнах операционных органозамещения, очередь у приемной онкологии…
        Если у Эдика все получится, глядишь, очереди в Центре рассосутся.
        Он поравнялся со стоящими друг против друг корпусами геронтологии и виртуальной детоксикации. И там, и там пациенты выходили на лечебную физкультуру. Возле геронтологического корпуса бодрые бабушки и дедушки строились на подстриженном газончике; виртуальщики, изможденные, тощие и сутулые, получали из рук крепкого медбрата древнего вида мечи и булавы, шлемы и нагрудники и хмуро косились на полосу препятствий.
        Въехав в скверик за корпусами, Эдик поднажал - и уже через минуту ставил элобайк на подзарядку к парковочной батарее у своего корпуса, исследовательского.
        Приятели из лечебников неуважительно звали его лабораторию «вивисекторской». Эдик не возражал, а только напоминал скромно, что если бы не его, Эдика, незаметные труды, фиг бы они ходили такие гордые - спасители человечества от страданий. Медицину-то вперед мышки двигают. Да-да, такие маленькие, ушастенькие, беленькие. Или серенькие. Или, бывает, пятнистые.
        Эдик пробежал проходную, влетел в раздевалку, швырнул в шкаф штаны и рубашку. В душевой пришлось потерпеть, пока автомат омоет водой и обрызгает дезинфектантом. Лабораторные мышки - существа нежные, некоторых и один лишний микроб погубит.
        Облачившись в стерильный комбинезон оранжевого цвета (вот теперь он точно похож на морковку!), Эдик первым делом прошел в виварий.
        В обширном, разделенном прозрачными перегородками зале поблескивали под лампами ряды металлических стеллажей с клетками-контейнерами, в каждом из которых суетились, шуршали, попискивали мышки. Воздух в зале был прохладный и свежий, свет яркий, но не слепящий - автоматика по контролю внутренней среды работала отлично.
        Когда-то пытались уход за лабораторными животными поручить роботам, но не пошло: мышки, да и крысы с кроликами, болели и чахли без видимой причины. Решили, что виной тому избыток электромагнитного излучения. Так это или нет, а когда в виварий вернули рабочих-людей, все наладилось.
        Между рядами разносилось ласковое бормотание Нгози - студент-биолог из Судана, он с удовольствием подрабатывал в виварии техником. Эдик окликнул его. Черная голова Нгози, увенчанная копной дредов, высунулась из-за стеллажей:
        - Привет, брат-начальник!
        Пританцовывая, Нгози подошел к Эдику, быстро отчитался о каждом отсеке: все в порядке, только в триста шестнадцатой Эй-Пи-Пятый что-то захандрил. Может, в изолятор его?
        - Всю триста шестнадцатую в изолятор! - распорядился Эдик. - И от триста десятой до триста пятнадцатой еще разок сканером пройдись. Все в одном опыте, мало ли что…
        Нгози кивнул и утанцевал исполнять поручение. А Эдик направился в дальний угол, где на стеллаже с животными третьей категории - «дикими» и помесными - стояли три контейнера с его любимцами, мышками линии ЭБ-257бис.
        Обычно Эдик имен лабораторным животным не давал и душевно старался не привязываться. Известно ведь, какая у подопытных зверушек судьба - пожил чуток, и под микроскоп. Экспериментатором Эдик был пытливым и любопытным, но процесс эвтаназии животных по окончании опыта так и не полюбил.
        Тем милее ему была Мышаня с выводком, папаша Фредерик и их холостые братья и сестры. Их не надо было умертвлять, наоборот, они должны были жить как можно дольше! Они и жили. Шуршали в своих просторных апартаментах, здоровые, гладенькие, с серебристо-серой лоснящейся шерсткой. Эдика узнали, обрадовались - встали на задние лапки, потянулись к его рукам подвижными носиками, тонкие усики задрожали от интереса. Только мышата как ни в чем не бывало гонялись друг за другом по клетке.
        Полюбовавшись зверушками, Эдик угостил их сырными крошками и с чистой совестью уселся за компьютер в своей комнатенке. Заглянул в почту, пробежался по международной базе данных трансгенных животных. Прекрасно! У конкурентов из Китая и Америки ничего подобного и близко нет. Статья отшлифована двадцать раз, править нечего, шефу показать не стыдно. Только графики дополнить не мешало бы…
        И он вносил новые данные, пока не услышал за спиной знакомое покашливание.
        Эдик вскочил:
        - Здравствуйте, Андрей Николаевич!
        Шефа он искренне уважал: тот уже был известным ученым, когда Эдик еще пускал пузыри в колыбели. За прошедшие тридцать лет шеф не потерял ясности ума, педантичной внимательности и не превратился в закоснелого ретрограда, а перспективные направления работы просто нутром чуял.
        - Приветствую, Эдуард, приветствую!
        Шеф, одетый по старинке в хирургический костюм и длинный белый халат, смотрел на Эдика с благосклонным интересом. Он первым подал руку для рукопожатия, затем подтянул к себе вертлявую табуретку, уселся:
        - Давайте. Показывайте вашу сенсацию.
        Эдик, волнуясь, начал:
        - Андрей Николаевич, помните, три года назад мы закончили проект по репарации ДНК? Ну, тот, по гранту от космонавтов?
        - Помню, Эдуард, помню, - покивал шеф. - Склероз нынче лечится. Кстати, привет вам от Селии. Марсиане у нее нашу косморепаразу расхватывают, как горячие пирожки, прямо с линии фасовки. Обещала нам новые гранты вытрясти от «Объединенного космического концерна» и от «Марсовых копей».
        Эдик расплылся в улыбке. Приятно знать, что твои труды пошли на пользу человечеству! Сколько лет колонизация Марса была под вопросом из-за космической радиации. И вот, пожалуйста! Разработанная в их лаборатории, выращенная в культуре химерных клеток, опробованная на Эдиковых мышках репараза чинит ДНК так ловко, что повышает устойчивость человека к облучению в тысячи раз. За три года эффективность косморепаразы доказана более чем убедительно.
        Понятно, что теперь космонавты не поскупятся!
        Да, но сегодня речь не об этом.
        - Андрей Николаевич, я же испытывал косморепаразу на мышах… вернее, пытался получить линию с модифицированным геномом… Помните, не срослось? Вектор-вирус плохо цеплялся, комбинация неустойчивая, терялась в первом поколении. Ну, мы отступились тогда.
        Шеф хмыкнул:
        - Еще бы. От нас окупаемости требуют. На культуре клеток репаразу выращивать коммерчески выгодно, вот на этом дирекция и остановилась. Директору то подавай, что дешево и сердито. Ближе к делу, Эдуард.
        Эдик откашлялся:
        - У меня в эксперименте была линия мышей, ЭБ-257бис. Двадцать штук. Контрольные образцы - с репаразой, но без воздействий. Эти здоровенькие получились. Девять из них я исследовал в разные сроки, как положено. Потом эксперимент закрыли, а одиннадцать мышек осталось. Ну… я их утилизировать пожалел. Решил заодно продолжительность жизни оценить. Вы согласились, помните? Ну вот. Прошло три года. А мышки мои ни на день не постарели!
        Шеф скептически заломил бровь.
        - Честное слово! - заторопился Эдик. - Сто раз проверял! Состояние, активность… Зубы смотрю. Анализы беру раз в квартал. Дитриху из ветслужбы показывал - он им больше шести месяцев не дает! Хотите сами взглянуть?
        - Ведите.
        Эдик провел его к мышкам.
        - У вас тут выводок? Интересно, - задумчиво сказал шеф, разглядывая шустрых зверушек. - Первый раз вязали?
        - Ага. Андрей Николаевич, у них генетические карты сходные! Ген косморепаразы от родителей перешел, не выпал! РНК в лейкоцитах определяется. Белок синтезируется нормальный, с нормальной функцией. А у родителей… Смотрите!
        Эдик схватил с полки планшет, в два касания вызвал генетические карты и графики микрохромосомного анализа:
        - Это родители. Тут ДНК стволовых клеток. Тут - эпителия из ротовой полости. Видите? Идеальное состояние, полное совпадение с первым обследованием. Никаких поломок, никаких мутаций. Даже профиль метилирования один и тот же что в возрасте двух месяцев, что сейчас! И процент апоптоза в тканях минимальный.
        Он менял картинки на экране, вызывал новые и новые графики. Все они подтверждали, что здоровье мышек идеальное, несмотря на солидный возраст. И что на клеточном уровне нет ни малейших признаков старения.
        - Хм. Вечно молодые мыши, значит. Любопытно, - сдержанно произнес шеф.
        - Да! - в Эдике бурлил энтузиазм. - И… Ген репаразы известен, вектор-вирус тоже. Методику можно опробовать на других животных! Даже… на людях. Срок жизни в несколько раз увеличится. Представляете?!
        - Представляю, - мрачно сказал шеф. - Надеюсь, вы об этом никому, кроме меня, не рассказывали?
        - Не-ет… - растерялся Эдик. - Я же понимаю, еще проверять и проверять. Но приоритет-то надо застолбить! У меня уже статья готова и доклад на конгресс…
        - Не советую.
        Эдик вытаращил глаза и весь обратился в знак вопроса. Вздохнув, шеф под руку увлек его обратно в кабинет.
        Они снова уселись возле компа. Перед экраном так и крутилась раскрашенная голограмма мышиной хромосомы со встроенным геном репаразы.
        Шеф потер переносицу:
        - Итак, Эдуард, вы открыли ген долголетия или бессмертия. И успешно опробовали его на мышах.
        - Ну… я еще не уверен… но… Да, - признался Эдик.
        - И собираетесь осчастливить человечество.
        - Андрей Николаевич, до этого еще далеко!
        - Значит, собираетесь.
        Эдик кивнул. Нет смысла спорить. Он правда этого хочет!
        - Эдуард, а ведь, если вы вколете свою сыворотку бессмертия мне, вам завлабом не стать, - заметил шеф. - Если я буду жить вечно, я и заведовать буду вечно. Вы этого хотите?
        - Андрей Николаевич!.. - возмутился Эдик.
        - Ладно. Как вы думаете применять ваш ген вечной молодости?
        - Как все, - Эдик снова удивился: шеф спрашивал о вещах, с младенчества известных каждому генетику. - Прицеплю к векторному ретровирусу, введу, он встроится…
        - Вы считаете, процесс пойдет равномерно?
        Эдик пожал плечами:
        - У пожилых вряд ли. У молодых… у детей особенно - скорее, да.
        - То есть вы собираетесь ставить эксперименты на детях? Вряд ли вам это разрешат.
        Шефа явно заносит куда-то не туда! Рассуждать об экспериментах на детях преждевременно! Такие испытания - дело врачей. А им, биотехнологам, с мышами бы управиться. Да и вообще…
        - Какой смысл сейчас об этом думать? - пробормотал Эдик.
        - Думать всегда есть смысл, - заявил шеф назидательно. - Вот и давайте думать, Эдуард.
        Он коснулся панели, и разноцветная мышиная хромосома вновь принялась вращаться.
        - Допустим, у вас все получится. Допустим, ген бессмертия окажется совместим с геномом человека, вам удастся встроить его без уродств и потерь. Что будет дальше? Продолжим эксперимент, Эдуард. Мысленно. Пока мысленно.
        - Да о чем здесь думать?! Болезней в разы меньше станет. Старость отодвинется на сотни лет, а может, люди и вовсе стареть перестанут. Вечно молодое человечество, представляете? Все полны сил, все работают, двигают прогресс. Сейчас-то полжизни учишься, а потом едва опыта набрался, как уже и на покой пора… Ой. Извините, Андрей Николаевич. Это не про вас.
        Шеф усмехнулся. Эдик, ободренный, продолжал:
        - Опять же, дальний космос. Сейчас представить страшно: если кто к звездам полетит, так долетят их прапрапра… внуки. Глупо ведь! А с геном долголетия кто стартовал, тот и на Землю вернется.
        - Вы оптимист. У людей появится уйма времени. Уверены, что они будут тратить его на труды? Не на виртуальную реальность?
        Эдик задумался. Сетевая и виртуальная зависимость - проблема. Говорят, очередь на плановое лечение в отдел виртуальной детоксикации длиннее, чем в онкологию и органозамещение! А ведь и неотложных случаев полно…
        - Все-таки нет, Андрей Николаевич, - сказал он наконец. - За долгую жизнь игры приедятся. Захочется другого попробовать, настоящего. Надеюсь.
        - Допустим. Вам не жаль одарить игроманов долголетием или даже бессмертием в надежде, что они перевоспитаются и станут полезны обществу. Но что вы думаете, Эдуард, о преступниках? Вы же знаете, насильники и убийцы не перевелись. И военные преступники остались… с недавних времен. Есть также люди умственно отсталые, неизлечимые психиатрические больные… Им вы тоже дадите бессмертие? Или нет?
        - Частности это все, - пробормотал Эдик. - Нет у меня пока никакой «сыворотки бессмертия», а вы так рассуждаете, будто ее уже полно. Кому вводить, кому не вводить… Решится как-нибудь ближе к делу.
        - Само не решится. Кто будет решать? Кто возьмет на себя функцию Господа Бога?
        - Не знаю, - буркнул Эдик. - Медкомиссия какая-нибудь… суд… присяжные… Найдется кто-нибудь.
        - Вы уверены, что они будут судить непредвзято? По справедливости?
        Эдик начал раздражаться:
        - О чем вы, Андрей Николаевич? Предвзято, непредвзято… Какая разница?! У нас препарата для людей и в помине нет, а вы думаете, как его делить. Когда сделаем, тогда и решим.
        - Вряд ли это будем решать мы… вы, Эдуард. Когда о вашем чудо-препарате узнают фармакологические корпорации и правительство - неважно, в каком порядке - они наложат на него лапу. Корпорации взвинтят цену, правительство займется распределением… бессмертия. Среди узкого круга ограниченных людей.
        Злость в Эдиковой душе закипела. Что за ерунду мелет шеф? Эдик надеялся на конструктивный разговор, на обсуждение деталей публикации, выступления… технических аспектов разработки «вакцины бессмертия» - фу, название-то какое дурацкое. Наверняка привяжется!
        Он попытался вернуть спор в разумное русло:
        - Андрей Николаевич, на конгрессе докладываем или нет? Если докладываем, так надо заявку посылать скорей, дедлайн послезавтра! И надо решить, на ком следующий эксперимент ставить. Может, не на мышах, а на крысах? Или на кроликах?
        - Бессмертных кроликов не прокормим. Весь бюджет сожрут, - пробормотал шеф и продолжал настойчиво: - Вы не понимаете, Эдуард, какого джина готовы выпустить из бутылки. На вашей «вакцине бессмертия» можно сделать огромные деньги. За нее немедленно начнется драка. Технологию запатентуют и засекретят. А лично вас, чего доброго, изолируют. Чтобы не делились ценной информацией с кем ни попадя.
        - Пессимист вы, Андрей Николаевич! - в сердцах заявил Эдик. - Так и надо скорее информацией поделиться. Чтобы нельзя было засекретить. Доложу - и народ этим по всему миру займется!
        - Всему миру и так есть чем заняться. Уверяю вас, не везде еще люди досыта едят. Им не до бессмертия.
        - Одно другому не мешает, - пробурчал Эдик.
        - Мешает, - вздохнул шеф. - Слушайте дальше. «Вакцины бессмертия» сразу на всех не хватит. Первые дозы достанутся элите. Обеспечив долгую жизнь себе, вряд ли она захочет делиться ею с остальными. В лучшем случае, первыми бессмертие получат граждане наших благополучных стран. Конечно, не все сразу. Конечно, построятся в электронную очередь, все будет прозрачно… Жители стран победнее тоже захотят стать долгожителями. Приобщиться, так сказать. Но у них с вакциной будет хуже, а напряжение в обществе - сильнее. Кто-то ринется за вакциной в Америку и Евроссу. Кто-то ринется свергать свое правительство. Бурление начнется хуже, чем во времена нефтяных войн. Ваша вакцина, Эдуард, не объединит, а расслоит человечество. На сорта. Первый сорт - элита из долгожителей. Второй сорт - те, кто надеется получить долгую жизнь из рук элиты. А третий сорт - те, кто впахивает на первые два и производит себе подобных. Вы этого хотите, Эдуард?
        Эдик обеими руками взъерошил волосы. Нет, он знал, что шеф пессимист, но такой! Родом из детства, не иначе. Еще бы! Шеф сам застал жестокие нефтяные войны, о которых Эдик только слышал от родителей.
        Но сейчас-то другое дело! Термоядерные станции обеспечивают человечество неиссякаемой энергией. Бывших врагов почти всех удалось замирить, отдельные шайки бандитов не в счет. Америка с Евроссой не жалеют сил и средств, помогая беднейшим странам. Не может быть, чтобы все сложились так мрачно, как представляется шефу!
        Тут в комнату просунулось черная голова Нгози:
        - Эдик… О, профессор, здравствуйте! - он уважительно кивнул. - Я все сделал. Триста шестнадцатая в изоляторе, остальные из группы здоровы, на месте оставил. Что-нибудь еще?
        - Приготовь процедурную для эвтаназии, - велел шеф. - Я займусь.
        - Может, триста шестнадцатую сразу туда?
        - Нет. Это для сорок восьмого, сорок девятого и пятидесятого.
        Эдик обмер. Это же его мыши!
        - К-как?.. - выдавил он. - За что?! Шеф, вы не можете!
        - Могу, - холодно сказал шеф. - Эдуард, ваш эксперимент неудачен. Если вы вздумаете поделиться с кем-нибудь его результатами, я первый обвиню вас в фальсификации. Опозорю перед всем сообществом. Идите и подумайте об этом. Сегодня у вас выходной.
        От неожиданности, обиды и злости у Эдика потемнело в глазах и сперло дыхание, будто шеф ударил его кулаком под дых. Шатаясь, он вывалился из кабинета. Не помнил, как переоделся, как выбрался на улицу, как сел на элобайк…
        Очнулся, только когда его, вихляющегося посреди дороги, оббибикал автоматический грузовичок-развозчик.
        Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Сейчас он будет гонять по городу, пока не выгонит всю злость. Потом заберет Машутку из Садка.
        А потом подумает, что делать дальше.

* * *
        Андрей Николаевич неподвижно сидел в закутке Эдика, слепо уставившись на крутящуюся голограмму.
        Соблазн велик. Коррекция старческих дефектов ДНК… вряд ли он сильно омолодится, но болезни и смерть отодвинутся на много лет… А ведь уже чувствуется скованность в суставах и тяжесть в голове, да и память не та, что прежде. Пусть методика еще не отработана, но при таких талантах Эдуард доведет ее до ума года за два-три, не больше. Через три года перед пожилыми появится еще лет сто жизни. А для юных бессмертие из мечты превратится в явь.
        На что только они потратят время бесконечной жизни? На созидание, творчество, полеты к звездам? Или на бесконечную скуку, суррогатную реальность игр и пустое выжирание биосферы?
        Если замедлится смена поколений, ускорится ли прогресс?
        Нет. Хватит жевать одни и те же мысли, словно жвачку. Надо делать, что решил.
        Спокойным, размеренным шагом Андрей Николаевич вошел в процедурную. Мрачный Нгози уже водрузил на стол контейнеры с репаразными мышами, выложил в ряд шприцы с азофолом.
        Мышата без устали гонялись друг за другом по клетке. Мамаша, шевеля усами, грызла в углу кусок яблока. В соседнем боксе самцы-холостяки метались в беспокойстве - почуяли что-то.
        Бедняги.
        Надев плотные перчатки, Андрей Николаевич одну за другой доставал мышек за хвост, привычным движением вкалывал азофол в брюшину. Они моментально обмякали и через несколько секунд переставали дышать. Андрей Николаевич складывал их в пакет. Потом пакет в морозилку и - на утилизацию… Он сменит код у замка морозильника, чтобы никому не пришло в голову извлечь и сохранить их образцы ДНК.
        Покончив с мышами, Андрей Николаевич ушел в свой кабинет, по личному доступу вошел в базу данных Эдуарда Быстрицкого и уничтожил всю информацию о линии ЭБ-257бис. Хорошо, что, опасаясь за приоритет, Эдик не слил ее в НооСпейс. Но даже если слил… кто ему поверит, вчерашнему аспиранту?
        До темноты Андрей Николаевич сидел перед пустым экраном.
        Эта история выплывет наружу. Нгози наверняка слышал его угрозы, разболтает… Да и как бы ни грозился Андрей Николаевич, у него не хватит духу оклеветать Эдуарда перед мировым ученым сообществом.
        Месяц-другой - и карьеру можно считать законченной. Слава об Андрее Николаевиче пойдет самая дурная: профессор, членкор, почетный доктор Всемирной академии генетики и т.д. и т.п. на корню зарубил талантливый эксперимент, уничтожил давнюю человеческую мечту. Можно сказать, лишил человечество будущего.
        Или, напротив, сохранил его?

* * *
        Эдик играл с Машуткой. Поводя джойстиками, они громоздили голографическую башню из разнообразных объемных фигур - ставили их одну на другую, сцепляя подходящими частями. Эдик двигал фигуры вверх-вниз, а Машутка - вправо-влево и вперед-назад.
        Когда кто-нибудь промахивался, башенка рушилась с почти настоящим грохотом, фигуры раскатывались, исчезая за пределами голографического экрана, а Машутка обиженно надувала губы. Сегодня это случалось часто - Эдик был рассеян и двигал фигуры кое-как.
        Все его труды - мышу под хвост! У шефа есть доступ, он сотрет все с компа… А последовательность гена той репаразы уникальна. Ее не восстановишь так просто, даже если бы Эдик помнил ее наизусть…
        - Не буду больше с тобой играть, - заявила Машутка, когда башенка вновь развалилась. - У мамы лучше получается. Когда она приедет? Я соску-у-чилась!
        - И я соскучился. Мама приедет через три дня. Подарочек привезет.
        - Ну-у, опять цветок какой-нибудь или камень… Лучше бы обезьянку! Или верблюдика. Я бы на нем каталась!
        - Это вряд ли. Верблюд к нам в квартиру не поместится.
        - Ну хоть ко-о-тика. Или собачку.
        - Котики в Сахаре не водятся… А давай сами ужин приготовим? По-старинному, не из самоварки? Макароны сделаем. С сыром!
        Машутка охотно согласилась.
        Стоя на стульчике, она с интересом следила, как закипает в кастрюле вода, как Эдик засыпает в кипяток белковые макароны-бутончики, как они набухают и распускаются, превращаясь в яркие вкусные цветочки.
        Эдик откинул макароны на дуршлаг, бросил ложку масла, посыпал гранулами сыра и ореховым порошком. Готовка отвлекла и успокоила его, и он с удовольствием вдыхал аппетитный сырный аромат.
        Едва они с Машуткой с тарелками на коленях устроились перед визиром, чтобы посмотреть последние марсианские новости, раздался писк сенсора - кто-то просил разрешения на вход.
        Нгози! Жалеть пришел, добрый человек…
        Эдик с пульта открыл дверь. Нгози, сияющий белыми зубами на черном лице, одетый в невообразимо яркую рубаху и шаровары, переступил порог. Машутка с визгом повисла у него на шее. Они были лучшими друзьями, Нгози охотно катал ее на закорках и учил зулусским боевым танцам.
        Но сейчас он, против обыкновения, быстро спустил ее на пол:
        - Погоди, пичуга. Осторожненько.
        Задрав полы рубахи, он обеими руками пошарил в карманах - и извлек оттуда двух сереньких мышат!
        Это же… это мышата ЭБ-257бис! Из той самой семейки!
        Эдик вскочил.
        - Нгози… как же ты… как ты их вынес? - бормотал он, принимая зверушек в дрожащие ладони.
        - Чего проще, - хохотнул Нгози. - Вынул двоих из клетки, всего-то и делов. Шеф, похоже, мышат не считал. А я их в карманы - и на выход. Они ведь не чипированные, детектор не заметит.
        Эдик держал мышат так осторожно, будто они были из мыльной пены. Подумать только, самому не пришло в голову просто забрать их из лаборатории! Вот они, носители уникальной генетики! Теперь-то он их никому не отдаст!
        - Шеф у нас умник, - серьезно сказал Нгози. - Но и ты не дурак. Бери. Двигай прогресс. Глядишь, человечеству пригодится.
        - Ой, папа, что это у тебя? - подскочила Машутка. - Мышки! Какие хорошенькие! Дай, дай потрогать!
        Эдик опустил мышат в горсти к ней поближе, и она пальчиком осторожно провела по шелковистой шерстке.
        - Папа, они будут жить у нас?
        Эдик кивнул.
        Машуткино личико вдруг стало задумчиво-серьезным.
        - Они не уснут? А то у Ахмеда из нашей группы хомячок был. И уснул. Насовсем. Ахмед сегодня плакал, а Ричи его дразнил, говорил, что даже если нового купят, он тоже уснет… Потому что хомячки быстро дрыхнут… не… дохнут, вот!
        Мышата щекотали ладони Эдика крошечными коготками, суетливо подергивали носиками и тыкались в пальцы, пытаясь пролезть между ними. Он стряхнул их поглубже на ладони:
        - Эти не задрыхнут. Обещаю.
        Машутка радостно запрыгала, захлопала в ладоши. Нгози, глядя на нее, улыбался белозубой африканской улыбкой.
        Земляне продвигаются в развитии, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Вот и к открытию долголетия приблизились. Шеф, конечно, прав: «сыворотка бессмертия» - соблазн, источник смут и войн. Не все цивилизации пережили их. Но те, что пережили, рано или поздно освоили межзвездные перелеты и присоединились к Всегалактической Лиге.
        Если Эдик восстановит свои результаты, если земляне окажутся достаточно разумны, чтобы использовать свой шанс - хоть бы и через тысячу лет, - тогда Всегалактическая Лига встретит людей как равных. А он, Нгозилембе ар Микуди, специальный эмиссар Департамента развития, получит сотню периодов отпуска. А потом отправится на следующую планету.
        Довольный собой, Нгози взял Машутку за руки и принялся разучивать с нею ритуальный Танец Третьей Луны земель Офрин.
        Павел Соловьев
        Вечный рай без права переписки
        Сашка с удовольствием уплетал угощение. Не каждый день удаётся поесть настоящего мяса. Он выдавил из тубы густую пасту на крекер и аккуратно завернул крышку, чтобы мясной продукт не испортился раньше времени. Через всю упаковку шла непонятная надпись «Тушёнка». Что это означало, Сашка не знал, но теперь это слово всегда будет вызывать в нём повышенное слюноотделение: внутри пищевого контейнера было ароматное мясо.
        Он сделал ещё один бутерброд, прежде чем бережно убрать презент к скудным запасам, и перечитал письмо, которое прилагалось к доставленной коробке. Старый школьный друг Рем внезапно связался по виброфону и не просто прислал этот вкусный подарок, а пригласил на работу, о которой можно было только мечтать: в Главное управление. Сашка стал потихоньку собираться: до прибытия автомобиля из ГУ оставалось ещё полчаса.
        Задержавшись на минуту перед зеркалом, он тяжело вздохнул. В углу стекла на живом письме-фотографии грустно улыбались предки: бабушка и дедушка. Они переехали в пансионат «Вечный рай» почти десять лет назад. Мощная реклама этой программы, поддерживаемая на государственном уровне, не оставляла сомнений в том, что это место - лучшее для пожилых людей. Скоро туда отправятся Сашкины родители, да и он лет через двадцать переедет в пансионат, когда ему исполнится шестьдесят. Странно, почему законом запрещено связываться со стариками: от них приходили раз в месяц живые письма, и всё. Сашка вдруг вспомнил: когда бабка с дедом были рядом, в соседнем мегаполисе, он тоже навещал их не чаще одного раза в месяц. Он отвёл глаза: собственно, почти ничего не изменилось.
        Входная дверь стала прозрачной и предупредительно тренькнула. Сашка заметил двух мордоворотов с другой стороны и поторопился к выходу. Один из них вежливо принял Сашку под локоток и повёл за собой вниз.
        Они сели в машину и Сашка утонул в мягком кресле. Причем это было именно кресло, а не общий диван. В машине вкусно пахло кожей и чем-то неуловимо приятным. И было абсолютно тихо. О том, что они едут, можно было догадаться лишь по легкому покачиванию сидения, к которому его пристегнули, как только он плюхнулся в него, да по бегущему пейзажу за тонированным стеклом. Примерно через полчаса автомобиль мягко затормозил и остановился. Дверь распахнулась и Сашка, щурясь, вышел на воздух.
        - Здравствуй, бабушка, - сказал сопровождающий его бугай, ни к кому не обращаясь. Он легко вышел из машины и отряхнулся.
        - Дорогие мои старики, - улыбнулся водитель и тоже вышел.
        Сашка недоуменно посмотрел на них, но постеснялся спросить, что это значит.
        Они стояли у края огромной площади палевого цвета. От ворот вела дорога из того же материала. Контраст с обычным серо-чёрным покрытием за пределами палевого пространства сразу бросался в глаза. По периметру стояла высотка, этажей в двадцать. Сашке некогда было считать: его жестом пригласили к массивной двери, ведущей в основной подъезд. С внешним миром дом-колодец связывали только ворота, через которые они въехали по «дороге из желтого кирпича».
        - А что это за покрытие? - спросил Сашка, и для наглядности топнул ногой.
        - Гранит, - коротко ответил сопровождающий и пошел вперед не оглядываясь.
        «Странно, - думал Сашка, подходя к лифту, - на гранит совсем не похоже… ладно, у Рема спрошу».
        Лифт остановился на пятом этаже, и Сашка двинулся по коридору в сопровождении двух терминаторов. Красная ковровая дорожка, идущая посередине прохода, напомнила давно забытую церемонию награждения актёров: её как-то включили в сон, когда он мысленно путешествовал по прошлому. Сашка старался идти в центре, сопровождавшая его свита двигалась на полшага сзади.
        Стены коридора были задрапированы тканью кремового цвета, между окон висели пасторальные картины и рекламные постеры различной тематики. Чаще других встречался большой плакат с изображением панорамы, на которой счастливые пенсионеры, обнявшись, махали в камеру.
        Все остальное свободное пространство на стенах занимали средневековое оружие и доспехи: от всевозможных древнеевропейских мечей и алебард до японского цуруги и китайского дао. Сашка оказался словно в каком-то богом забытом музее посередине галактики, отброшенный на десять веков назад.
        Один из качков отворил дверь и пропустил Сашку. Сами они остались снаружи, став по краям двери почетным караулом. Сашка вошел вовнутрь, и мысль о том, что это музей, а не государственное учреждение, превратилась в уверенность.
        В обширной комнате с высокими потолками царил полумрак. Красноватый свет, идущий от стен, придавал мебели и предметам мистический оттенок. У Сашки мелькнула мысль, что он попал в зал жертвоприношений. Из странного многоугольника, парящего под потолком, свет лился на ковёр с инопланетным орнаментом, лежащий в центре комнаты. Сашке он показался совершенно неуместным. Около одной из стен стоял гигантский письменный стол, явно изготовленный из дерева, что изумило Сашку ещё больше: найти сейчас дерево было практически невозможно.
        За столом, на высоком кресле, отделанном чёрной кожей, восседал Рем. Над ним висел большой портрет инопланетного лидера с Альфа Центавра. Рем приподнялся в кресле и развел руки в стороны. Он улыбался.
        - Добро пожаловать, друг! - сказал он. - Как добрался?
        Сашка подошёл к Рему, и они крепко обнялись, похлопывая друг друга по плечу.
        - Рад видеть тебя, Рем! - восхищенно сказал Сашка. - Доехал отлично, спасибо.
        - И я рад, - кивнул Рем. - Располагайся, будь как дома, - он широким жестом пригласил Сашку сесть в кресло, стоящее напротив стола.
        Оно было не такое громадное, как у хозяина кабинета, но довольно удобное. Сашка с удовольствием разместился и вопросительно посмотрел на приятеля.
        - Ну что, сразу к делу? - уточнил Рем.
        - Давай! - ответил Сашка и весь превратился в слух.
        - Ты же у нас биолог, так ведь?
        - Так, - ответил Сашка. - Ваше ведомство знает всё, - усмехнулся он.
        - Да-да… скажи мне, друг: какая польза от костей, скажем, для человечества? - неожиданно спросил Рем и, улыбаясь, посмотрел на Сашку.
        - Ну, клей из них варят, желатин добывают, - неуверенно начал Сашка. - В фармацевтике что-то там было… а что?
        - Не что-то там, а самое основное, между прочим! - Рем откинулся в кресле. - Люди - это потрошители всего живого во Вселенной. И потребители мертвых, - добавил он. - Вспомни: мы делаем вытяжку из трупов животных, чтобы добыть лактозу, которая используется в качестве дополнительного агента в лекарствах или стабилизатора. А что мы добавляем практически во все капсулы, таблетки и прочие порошки? Стеарат магния, выделенный из жирной кислоты мёртвой коровы. А это ведь токсин, который почти сразу начинает убивать клетки организма, как только добирается до него.
        Рем встал и заходил по кабинету.
        - Я уже не говорю про шеллак! Это ты спец по червякам и знаешь об этом лучше меня!
        - Шеллак - это природная смола, экскретируемая самками насекомых - лаковыми червецами, - не задумываясь, ответил Сашка.
        - Ты не мудри, а называй вещи своими именами: это когда маточную кончу червя пихают в таблетки и порошки, которые мы жрём тоннами, - Рем насмешливо посмотрел на друга. - А кармин? Тот самый красный краситель, используемый не только в медицине, но и производстве напитков? Его же извлекают из шкур раздавленных насекомых! Хочешь, кстати, «Космо-колы» из красных тараканов?
        - Нет, спасибо, - Сашка поморщился. - У насекомых нет шкуры. Хитиновый панцирь, в основном.
        - Неважно, - отмахнулся Рем. - Важно другое: мы убиваем всё, что нас окружает. А потом еще используем мёртвых, - Рем барабанил пальцами по столу. - Да, и про кости: тот желатин, о котором ты упомянул, идет на изготовление оболочек таблеток и капсул: мы глотаем кости всегда, и когда у нас понос, и когда золотуха.
        Рем помолчал. Потом внимательно взглянул на Сашку и подёргал себя за мочку уха.
        - Я возглавляю Комитет по пенсионной реформе вот уже десять лет. И за это время мы добились впечатляющих успехов. Более того, проблема содержания пенсионеров полностью решена.
        - Погоди, - сказал Сашка. - Десять лет назад заработала программа «Вечный рай»: так это что, твоя идея?
        Рем театрально поклонился.
        - Мы расширяемся и переходим на другие цивилизации. Несём зерно истины в инопланетные массы, так сказать. Мне нужен помощник. Из своих. - Рем внимательно посмотрел на друга. - Ты же мой человек?
        - На все сто! - рассмеялся Сашка. - А при чём тут кости?
        - Лекарства выпускают миллиардами штук в планетарном масштабе, где же столько костей набрать, как думаешь? - осторожно спросил Рем.
        - А что, рогатого поголовья уже недостаточно? Есть ещё единоподы с Кассиопеи…
        - А как насчет человеческих костей?
        - Их же хоронят, - испугался Сашка. - Не кости, конечно, а покойников, - он на мгновение задумался. - Некоторых сжигают, но таких немного - эти традиции давно уже канули в прошлое.
        - А ты уверен, что в крематориях трупы сжигают? - не унимался Рем. Потом помолчал и жёстко добавил: - Мы не можем себе это позволить.
        - А что же с ними делают, по-твоему? - искренне удивился Сашка. - У нас же цивилизованная планета. Всем звёздным системам пример… или я чего-то не знаю?
        - Тут ты заблуждаешься, - Рем покачал головой. - Даже фиолетовые киксы с Альдебарана дадут нам фору по части цивилизованности.
        - Ну ты сказал! - Сашка засмеялся. - Альдебаран - нищая и слаборазвитая планета. Какая уж тут цивилизация, когда там каннибализм - это государственная религия? Они же едят друг друга!
        - И правильно делают, - заметил Рем.
        Он закурил сигару, и выпустил ароматную струю дыма. Сашка восхитился: не каждый себе может позволить курить древний артефакт.
        - Ты неверно выбрал критерии, брат, - Рем был серьёзен. - Цивилизованность планеты или расы определяется не уровнем благосостояния народа. Точнее, не только этим.
        - А чем?
        - Отношением к пожилым, - Рем смотрел на тлеющий огонёк. - Мы все - старики в будущем, значит, надо беспокоиться, прежде всего, о нас самих. Здесь и сейчас. Во всех цивилизациях эта проблема решена. Кроме нашей.
        - Куда тебя понесло, - Сашка продолжал улыбаться, не принимая слова Рема всерьёз. - А все началось с человеческих костей…
        - А нам теперь ничто не мешает использовать их, - сказал Рем. - Пенсионная реформа. Мы успешно занимаемся этим уже десять лет.
        - Это как же? - Сашка перестал улыбаться.
        - Пойдем, я тебе кое-что покажу, - сказал Рем.
        Они покинули кабинет и на лифте спустились на первый этаж.
        - Теперь куда? - спросил Сашка.
        - Выходи на воздух, - сказал Рем.
        Сашка толкнул тяжелую дверь и вышел на внутреннюю площадь.
        - Ну? - нетерпеливо спросил он.
        Рем раскинул руки в стороны. Он молчал. Он улыбался. Сашка окинул взглядом окружающее пространство двора: то же здание-колодец, несколько автомобилей, та же площадь цвета слоновой кости…
        - Боже, нет! - Сашка попятился и побледнел.
        - Мы мостим ими площади и дороги, - спокойно сказал Рем и скрестил руки на груди. - Перерабатываем человеческие останки в костную муку, смешиваем с отвердителем, который получаем вытяжкой из этих же костей, и покрываем этим составом значимые места. Закрытые военные базы, правительственные дороги, эту площадь.
        - Ты шутишь! - Сашка цеплялся за последнюю соломинку. - Твои бугаи мне сказали, что это гранит!
        Он вспомнил, что так и не спросил у Рема, о чём говорил тогда один из охранников.
        - Ну да, гранит. Только с двумя «н» - граннит, - Рем улыбнулся. - Название этому составу придумал альдебаранский химик, который разработал рецептуру смеси по нашей просьбе. Его, правда, потом расстреляли из чувства благодарности, но название, как ни странно, прижилось. Это от Granny - бабушка-старушка на межгалактическом языке. В основном мы закатываем в асфальт пенсионеров, поступивших в «Вечный рай» сразу по прибытию… ну, чаще всего, - добавил Рем и прищурился. - Материал, кстати, получается крепче камня. На века!
        Сашка, осторожно переступая, поднялся с пространства белого ужаса на ступени подъезда. Они были из привычного мрамора. Он очень на это надеялся. Сашка посмотрел вокруг и вздрогнул. Ему казалось, что он никогда не сможет теперь наступить туда. Так и сдохнет у подъезда!
        - Здравствуй, бабушка, - вспомнив, прошептал он.
        - Да! Здравствуй, бабушка, - кивнул Рем. - Уровень цивилизованности государства определяется по его отношению к пенсионерам, - Рем назидательно поднял палец вверх. - Будь всегда вежлив, когда встречаешься с пожилыми людьми, даже если это не твои родственники.
        - А всё остальное, - Сашку пронзила ужасная догадка, но он боялся произнести её вслух. - То, что остаётся после костей…
        - Ты же получил презент, - пожал плечами Рем. - Мы назвали это старинным словом «Тушёнка». Тебе разве не понравилось?
        Юлия Горина
        Нонкины единороги
        Ее упрек - как выстрел в упор.
        - Почему ты сегодня так поздно? Я совсем замерзла, пока тебя ждала!
        Игорь от неожиданности вздрогнул и обернулся. На стопке матов сквозь густые сумерки белела детская пижама.
        - Нонна, никогда так больше не делай! Я чуть инфаркт не получил, - выдохнул он, и щелкнул выключателем.
        Девочка ойкнула и закрыла лицо руками от яркого света.
        - Ты чего не спишь?
        - Тебя ждала.
        - Могла подождать и в палате.
        - Там я бы уснула, а здесь не заснешь, потому что холодно…
        Игорь улыбнулся, подошел к девочке и укутал ее своей форменной курткой. Она послушно вдела тонкие ручки в длинные рукава, по-взрослому откинула с лица взлохмаченные темные волосы и приоткрыла сощуренные глаза.
        - Почему ты так поздно?
        Игорь присел рядом.
        - Теперь я всегда буду приходить в такое время, малыш. Я больше не воспитатель, а ночной смотритель. Мое дело - проверить готовность помещений к новому дню и следить за порядком на этаже, пока вы спите.
        Нонкины глаза широко распахнулись и стали круглыми, как у совы.
        - Ты больше не будешь с нами играть после ужина?
        - Не буду.
        - А истории перед сном?
        - Их расскажет вам новый воспитатель, Алла Леонидовна. Завтра вы с ней познакомитесь.
        Она обхватила его шею руками и уткнулась в нее холодным носом.
        - Ты меня бросаешь?
        - Никогда, - тихо проговорил Игорь, успокаивающе поглаживая девочку по щуплой спинке. Он не мог видеть, помогает ли это Нонке, но его собственные кошки внутри слегка притихли.
        - Но тогда почему?..
        - Алла Леонидовна - очень хороший специалист. Вот директор и взял ее на мое место.
        - Глупости, лучше тебя никого нет!
        - Нонна, нельзя так говорить о взрослых!
        - Разве взрослые не делают глупостей?
        - Делают, конечно.
        - Но тогда почему нельзя об этом говорить?
        - Потому что не все, что в твоем возрасте кажется глупым, на самом деле таким является. И вообще, откуда вдруг траурное настроение? Ну-ка посмотри, что я тебе принес.
        Игорь вытащил из кармана четыре крошечные керамические чашки размером с наперсток.
        Нонна разомкнула руки.
        - Ух ты! Какие они красивые! Как раз для моих кукол!
        - Я рад. Ну что, ты готова завтра танцевать?
        Нонна вздохнула и принялась тараторить о наболевшем.
        - Я стараюсь, но все равно путаюсь в самом конце, где тра-та-та - наклон вправо, а потом наклон влево…
        Он с улыбкой слушал ее, пытаясь себе представить, как Нонна танцует это свое «тра-та-та», а потом спросил:
        - Слушай, а почему в холле нет твоего сегодняшнего рисунка? Там у всех какие-то дома, звездолеты, головастые инопланетяне. А под твоей фамилией - пусто.
        Нонна помрачнела, насупилась.
        - Мою работу не приняли.
        - Как так?
        - У нас была тема «Мой город в будущем»…
        - Ну и?
        - А я нарисовала зеленые деревья и единорогов… Мне сказали, что я не поняла задания и поставили двойку… Тамара Львовна поругала меня, потому что с моими генетическими данными стыдно такое рисовать. Потому что единорогов не существует. Но какая разница, существуют они или нет? Ведь если чего-то нет, это еще не означает, что его никогда и не будет?
        Игорь погладил ее по голове.
        - Конечно, не означает. Может, ты станешь великим генным инженером и сама создашь популяцию единорогов!
        - Точно! Я сама создам их!
        Она захлопала в ладоши и радостно рассмеялась найденному решению.
        - А еще я создам драконов!
        - Только чур не огнедышащих - а то труба человечеству.
        - Ладно, только не огнедышащих!
        - А теперь давай-ка в постель, а то заболеешь.
        - Нет, я хочу еще поиграть и хочу сказку!
        - Никаких игр, ночь на дворе! Сейчас я отнесу тебя в кровать и сделаю обход кабинетов, а когда вернусь, расскажу что-нибудь коротенькое, если ты еще не будешь спать. Договорились?
        Она горестно вздохнула.
        - Ну ладно…
        - Тогда держись!
        Он подхватил ее одной рукой и закинул на плечо головой вниз. Нонка от удовольствия завизжала.
        - А ну цыц, а то перебудишь всех, полуночница!
        В девчачьей палате все уже давно спали. Здесь пахло яблочным шампунем и детскими снами. Нежное освещение «светлячков» неровными пятнами ложилось на пестрые постели воспитанниц. Накрыв девочку одеялом, он ткнул пальцем в ее вздернутый носик.
        - Спокойной ночи, - шепнул Игорь ей на ухо.
        - Возвращайся скорее. Я не засну без истории, - надула губы Нонна. А потом спохватилась, села на кровати и полезла в свою тумбочку, безнадежно шурша и похрустывая какими-то пакетами и обертками.
        - Нонка, тихо! - строго шикнул на нее Игорь.
        - Извини, но я должна… Вот, это тебе.
        И девочка протянула ему лист бумаги.
        - Я не хочу, чтобы они жили здесь, где им не рады. Пусть будут у тебя.
        Игорь с грустной улыбкой взял рисунок.
        - Спасибо.
        Она шумно плюхнулась на подушку и натянула на плечи одеяло.
        Когда Игорь заглянул к ней через час, Нонна, конечно же, сладко сопела, широко раскинув руки, словно обнимала весь мир.

* * *
        - Учебный корпус к занятиям готов. Большой зал тоже, вчера только генератор голограмм забыли туда перенести…
        - Хорошо, я дам распоряжения техперсоналу, - раздраженно прервала отчет Игоря Тамара Львовна, дежурный педагог на сегодняшний день.
        Она была молода, не старше пятидесяти лет - в таком возрасте барышни обычно еще слышат в свой адрес обращение «девушка» и принимают заигрывания незнакомцев. Но Протасову Тамару Львовну назвать «девушкой» язык не поворачивался: строгое скучное лицо, рыхлые щеки, скупая мимика, тяжелые бедра и сутулая спина напрочь стирали любой намек на сексуальность. Причину ее дурного настроения выдавали тонированные мешки под глазами, розовые следы от очков на лбу и воспаленные после бессонной ночи глаза: женщина явно злоупотребляла погружениями в вирт. Кто знает, может, там она в облике прекрасной нимфы заигрывала с псевдо-Аполлонами в приват-кабинетах сайта знакомств, а может, рубила ледяным мечом чудовищ в подземельях? А теперь ей приходится заниматься скучными вопросами организации торжественных мероприятий.
        - Ничего не надо, я сам его перенес и установил.
        Тамара Львовна охнула и всплеснула руками. Ее затуманившийся взгляд скользнул по широким плечам мужчины, по сильным, жилистым рукам.
        - Игорь Николаевич, ну что вы! Это такая тяжесть! Зачем вы тащили его в одиночку, у нас для таких вещей грузоподъемники есть!
        - Я не имею доступа к роботам, а помочь вам и снять с плеч хоть одну утреннюю проблему очень хотелось. Да и не такой уж он тяжелый.
        Протасова расплылась в улыбке.
        - Игорь Николаевич, дорогой, я так признательна!
        - Но я одну проблему снял, а другую принес: гимнастический стенд все-таки следует заново закрепить.
        Вся доброжелательность Тамары Львовны в один момент улетучилась. Острые глазки впились Игорю в лицо.
        - Павел Иванович вчера перепроверял весь спортинвентарь и расписался в его пригодности к использованию. Так что попрошу впредь заниматься только своими прямыми обязанностями…
        Игорь с готовностью кивнул.
        - Как скажете. Но докладную записку я все же напишу.
        Женщина поджала губы:
        - Хорошо, я решу вопрос!
        - Мне отрадно это слышать.
        - Это все?
        - Нет, еще последнее…
        Он повернул к ней лицом картинку Нонки, которую до сих пор держал в руках за спиной.
        Ярко-зеленые деревья, окрашенные желтыми лучами солнца. Большой серебристо-белый единорог смотрел вдаль, а у его ног щипал траву розовато-голубой малыш. Фигуры были нарисованы немного непропорциональными, задние ноги и линия живота вышли плохо, но игра оттенков была восхитительной.
        - Тамара Львовна, может, не надо выкорчевывать из детей умение мечтать? В конце концов, вся нынешняя образовательная система создана для того, чтобы освободить их от шаблонов и вырастить крылатыми. Подумайте над этим в свободное время.
        - А теперь вы еще ставите под сомнение мои профессиональные качества учителя? - начала она свою отповедь, раздувая ноздри, но Игорь уже повернулся к ней спиной и направился к дверям.
        Едва он покинул кабинет, как у Тамары Львовны запищал видеофон. Разгладив ладонями засборившую на боках юбку, она вышла из-за стола и постаралась придать лицу спокойное и доброжелательное выражение.
        - Принять звонок.
        На экране появилось сосредоточенное лицо директора дома ребенка Ивана Георгиевича.
        - Тамара Львовна, там опять пришел запрос из социальной службы относительно Тюрина Игоря Николаевича. Нужна развернутая характеристика и что-то там еще. Я переслал письмо вам, сами посмотрите.
        - Хорошо, к вечеру сделаю.
        - Не к вечеру, а сейчас!
        - Иван Георгиевич, ну как мне сейчас документами заниматься? Столько всего еще успеть надо! - сокрушенно воскликнула женщина.
        - Тамара Львовна, миленькая, вы же у нас не просто педагог, вы еще и начальник отдела кадров, за что получаете приличную надбавку! Если не справляетесь, вы только скажите, и мы купим на эту должность «Феникса»! - жестко оборвал ее причитания Иван Георгиевич. - Запрос с пометкой «очень срочно», так что ответить нужно без проволочек. Что там у нас по готовности?
        - Все согласно регламенту, - железным голосом отчеканила она.
        - Очень хорошо. Я уехал встречать гостей, если возникнут сложности - связывайтесь напрямую. До встречи!
        Экран видеофона погас. Тамара Львовна тяжело вздохнула и направилась к рабочему месту, вонзая острые каблуки в мягкий ворс напольного покрытия.
        Взглянув в окно, она увидела могучую спину Игоря, направлявшегося к остановке. Он шел легким пружинистым шагом, высоко вскинув голову, и, как всегда, не оборачиваясь.
        На какое-то мгновение женщина замерла, и в ее глазах появилось что-то теплое, женское. Но уже через несколько секунд губы сжались в узкую красную полоску, и Тамара Львовна с вызывающей решимостью потянулась за очками для выхода в сеть.

* * *
        Глоток свежего майского утра взбодрил его не хуже крепкого кофе. Похожие на жуков экомобили пестрели разноцветными глянцевыми спинками, выстраиваясь на автострадах аккуратными цепочками. Омытый ночным дождем бульвар влажно шелестел листвой от резких порывов ветра. В разбросанных по дорожкам лужицах отражалось солнце. Бесчисленные стекла многоэтажек золотыми бликами слепили глаза. Поплотнее запахнув куртку, Игорь направился к подъемнику остановки аэротакси.
        И пока он дожидался рейсовую машину, никак не мог заставить себя отвести глаза от огромного информационного щита над площадью. «Поздравляем с началом родительской недели!», «Создавай будущее не руками, а сердцем!», «Стань достойным самого главного звания в мире!». Слоганы и ванильные картинки ритмично сменяли друг друга.
        Задумавшись, Игорь на автомате вытащил из кармана пачку сигарет, но почти сразу же услышал у себя над головой нежный женский голос:
        - Внимание! Напоминаю вам, что курение в общественном месте является правонарушением, наказанием за которое является штраф в размере пятидесяти процентов вашего личного государственного пособия на содержание и заключением под стражу сроком на три дня!
        Игорь поднял глаза вверх и увидел бесшумно парящего над ним полицейского дрона.
        - Внимание! Напоминаю вам, что курение…
        - Да понял я, понял!
        Он убрал сигареты, и дрон улетел искать других нарушителей.
        - Что, не дают губить прилюдно свое здоровье? - ухмыльнулся в его сторону хорошо одетый пожилой мужчина с папкой в руках.
        - И не говорите.
        - Вот так у нас везде: в мелочах достают, а в глобальном… Эх, даже говорить не хочется. Все просто с ума посходили с этой родительской неделей, прости Господи.
        - Вы про объявленные выходные? - отозвался Игорь. - Да полно вам, инфраструктура этого даже не заметит, не так уж много у нас работающих людей.
        - Да нет, я про ваших детей из пробирки. В мою молодость детей рожали сами, в любви - а сейчас… Ну как так? Разве можно любить чужого ребенка, как своего родного? - нравоучительным тоном старика протянул его собеседник.
        Игорь усмехнулся.
        - По-вашему, генное проектирование - это дурно, а рожать больного, обреченного на нелегкую короткую жизнь человека, причем за счет здоровья своей женщины - высоконравственно?
        - Молодой человек, ну почему сразу больного?
        - Потому что по статистике восемьдесят процентов новорожденных в Общинах обладают теми или иными пороками развития.
        Пожилой мужчина покачал головой.
        - Вы рассуждаете о людях, как о породистом скоте - с позиции селекции. Ваши ценности искажены всеми этими пособиями на содержание, вольной жизнью, «золотым веком». А мы, старики, понимаем, что видим закат человеческой цивилизации… Полагаться на труд роботов - противоестественно! Делать искусственных детей и растить их фальшивыми родителями - тоже противоестественно!
        - Искусственных детей не бывает, - ответил Игорь, глядя на свернутый в трубочку рисунок в руках. - Искусственными и фальшивыми могут быть только взрослые. Следуя вашей логике, жить по двести лет тоже противоестественно, не так ли? Однако же вы не отказываете себе в таком удовольствии?
        К счастью, маршрутка уже зависла перед остановкой, и продолжение беседы ему не угрожало.
        Из окна маршрутки Игорь все еще видел информационный щит, и сейчас ему вдруг показалось, что девочка на рекламной фотографии чем-то похожа на Нонку.

* * *
        Игорь жил в типовой стоэтажке Северо-Западного района.
        Здесь узкие улочки с трудом протискивались между серо-голубыми глыбами домов, изредка вздыхая овальными легкими зеленых зон. Он поднял глаза на зеркальце системы безопасности, и двери с приятным шуршанием раздвинулись, пропуская хозяина внутрь.
        Переступив порог, Игорь застыл в изумлении. От истошного женского крика мгновенно заложило уши. В квартире творилось что-то несусветное: повсюду валялась одежда, под ногами хрустели мелкие керамические черепки, шахматный стол жалобно лежал в углу с разбитой крышкой и выдернутыми проводами подсветки, а Берт носился по студии, жужжа колесами и пытаясь как-то упорядочить случившийся хаос.
        Ингу он увидел не сразу. Девушка сидела за диваном, яростно разрывая на клочки короб из-под наконец-то доставленного гончарного круга, о котором Игорь давно мечтал.
        - Что ты делаешь? - спросил Игорь, закуривая.
        Инга подняла заплаканное, искаженное гневом лицо. Пряди кукольно-синих волос прилипли к влажным щекам.
        - Так значит, у тебя нет денег на обновление? И на расширение поэтической арены? И на татуаж радужки? А на эту вот хреновину нашлось? Да она стоит в десять раз больше моего месячного пособия!
        - Это не хреновина, а архаичный гончарный круг без электропривода, редчайшая вещь ручной работы. И мое право тратить свои деньги на то, что я считаю нужным.
        Игорь с нежностью коснулся большого каменного диска, погладил его кончиками пальцев и одним движением вытащил устройство из упаковки.
        - Скотина! - выплюнула Инга очередной упрек, швыряя Игорю в лицо картонные клочки.
        - Дура, - беззлобно констатировал тот в ответ и стряхнул пепел в заботливо подставленную Бертом пепельницу.
        - Это я - дура? Я? Да я поэт, красавица! И это, чтоб ты знал, требует вложений! И любой другой был бы счастлив, что такая девушка вообще взглянула на него!
        - Инга, что с тобой творится в последнее время? Ну какой ты к черту поэт? - пожал плечами Игорь.
        - Я не поняла, ты сейчас оцениваешь мое искусство? Ты? Да вся твоя жизнь построена вокруг дерьма! Каждый божий день ты идешь на работу, как робот безмозглый, чтобы мыть задницы эмбрионам, а потом дома снова копаешься в дерьме, именуемом пафосным словом «глина»! Что ты можешь знать о поэзии?
        - Я видел твое вчерашнее произведение. «Я съела ягодку вишни, сладость на языке напомнила мне, как тленен мир». Милая, отсутствие рифмы еще не означает, что ты создала хокку.
        - И тем не менее уже тысяча человек написали мне, что я великолепна, и то, что я делаю, не оставляет их равнодушными!
        - Золотце, они имели в виду сиськи, которые демонстрирует твой аватар за каждый поставленный лайк.
        Она замахнулась, чтобы влепить Игорю пощечину, но тот перехватил ее руку.
        - Не забывайся. В конце концов, и грудь, и пластика пальцев, и даже маникюр на этой руке оплачены с моего счета.
        - Да пошел ты!
        - Знаешь что? Иди-ка собирай свои вещи. Хватит с меня твоих парнасных истерик, я очень устал и сейчас мне ну совсем не до тебя.
        - Сам ты парнасный! - оскорбленно выкрикнула девушка.
        Он расхохотался в голос, погасил сигарету и направился в ванную.
        - И чтобы когда я выйду из душа, тебя уже здесь не было!

* * *
        Раздевшись, Игорь с наслаждением подставил плечи под струи горячей воды и закрыл глаза.
        «Завтрак готов! И вы просили напомнить, что в девять утра у вас назначена виртвстреча!» - сообщил переговорник металлическим голоском Берта.
        - Спасибо, - отозвался Игорь, хотя роботу его благодарность была как собаке пятая нога.
        Когда он вышел из душа, оскорбленная Инга уже успела испариться. Только на белом глянцевом полу синим лаком для окрашивания волос размашистыми буквами было начертано нецензурное ругательство, и бедняга Берт монотонными движениями щеток пытался его стереть.
        На столе у окна его ожидал завтрак, накрытый термоколпаком. Сев за стол, Игорь взялся за пульт визуализатора. Пролистав меню, он остановил свой выбор на «летнем полдне» и нажал кнопку запуска программы. Унылая картинка серой стены дома напротив мгновенно сменилась зеленым пейзажем. Несуществующие ветви цветущей липы вздрагивали от дыхания несуществующего ветра, из ароматизатора потянуло запахом разгоряченной листвы и липовой сладостью. Часы показывали без пяти минут девять, и Игорь потянулся за очками для погружения в сеть.
        Сначала он зашел в почту. Письмо, которого он так боялся и вместе с тем ждал, уже лежало в ящике.
        «Уважаемый Игорь Александрович! К сожалению, мы вынуждены отказать в Вашем очередном прошении… Ваша кандидатура не может рассматриваться в рамках программы родительской недели, в связи с тем, что Вы уже являетесь родителем Романа Игоревича Тюрина… В характеристике, полученной с Вашего места работы… нет никаких причин для внеочередного рассмотрения… Вы уже воспитали достойного сына, и социальная служба очень благодарна Вам… но необходимо предоставить другим гражданам нашей страны стать родителями… Напоминаем Вам, что у Вас есть право регистрации в Общине, где, отказавшись от государственного пособия, Вы сможете беспрепятственно родить своего собственного ребенка и воспитать его…»
        Игорь не стал дочитывать письмо.
        В левом углу интерфейса замигала зеленая кнопка - это означало, что в личном кабинете его уже ждет Ромка, чтобы поздравить с праздником и рассказать о своих успехах на службе.
        Сын встретил его праздничной заставкой с шариками и серпантином.
        - Ну вот, а я думал - ты вырос! - с улыбкой сказал Игорь, протягивая руку аватару сына.
        - Не дождешься! - рассмеялся Рома, обнимая отца. - Ты извини, я сегодня буквально на минутку - срочных дел много.
        - Как служба?
        - Все отлично, сейчас работаю над горящим проектом, и если все сложится, может, все-таки получу внеочередное повышение.
        - Неужели переведут в космолабораторию Леонова?
        - Не говори пока этого вслух, не то сглазишь! А сам-то как? Генерал помог решить твою проблему?
        Игорь помрачнел.
        - Нет.
        - А к Сергею Юрьевичу не пробовал обратиться?
        - Ром, давай закроем тему.
        - Я хотел сказать тебе… Короче, я знаю, что ты не писал прошение о моем усыновлении, это была разнарядка сверху. Ты имеешь полное право оспорить их отказ в суде, сославшись на твое право добровольного усыновления, которое ты еще не реализовал. С тебя должны будут снять официальное отцовство, и тогда ты сможешь участвовать в программе.
        Он смотрел в глаза отцу спокойно, без упрека или обиды. Игорь знал, что дело не в том, что Рома отключил у аватара эмоции. Просто он такой и есть, и был всегда: добрым, светлым парнишкой с ботичеллиевскими глазами.
        У Игоря задергалась щека. Он положил ладонь сыну на загривок, коснулся лбом его лба и прошипел:
        - Чтобы я этого больше никогда не слышал. Понял? Задницу пороть тебе уже поздно, а вот челюсть я тебе поправить могу запросто. Ты мой ребенок, уяснил?
        - Пап, это никак не повлияет на наши отношения, мы взрослые люди…
        - Я не откажусь от тебя! И ни в какой суд я подавать не буду, и неважно, насколько ты взрослый, старый или глупый, как сейчас. Пока я жив - ты мой сын!
        Ромка обнял отца.
        - Прости, я не хотел тебя обидеть. Я хотел как лучше.
        - Знаю.
        - На следующей неделе я возвращаюсь на Землю, на конференцию в Праге. Приедешь на рюмку чаю?
        - И на чашку водки тоже. Напиши потом подробней, хорошо?
        - Обязательно. Все, я должен идти. Увидимся!
        Сняв очки, Игорь потер глаза запястьем. Потом вздохнул, поднял термоколпак и принялся есть, не ощущая вкуса еды.

* * *
        Скользкий ком глины влажно плюхнулся на центр круга. Босые ноги пытались приноровиться крутить гончарный круг ритмично и ровно, шершавая поверхность каменной плиты приятно холодила ступни. Набрав в грудь побольше воздуха, Игорь принялся центрировать глину. Бережно, но крепко обхватив комок ладонями, он вытянул цилиндр, тут же утопил его и вытянул снова, но уже вполовину короче. Окунув руки в большую миску с водой, уверенным движением больших пальцев раскрыл сердцевину цилиндра и принялся вытягивать стенки будущего кувшина. Пальцы одной руки выталкивали глину вверх и вбок, в то время как другая рука поддерживала стенку и уступала.
        И тут зазвонил видеофон.
        Игорь вздрогнул, сбился с ритма, неловко стиснул тонкую глину с обеих сторон - и пропорол ее. Кувшин осел, смятая часть слоновьим ухом вывернулась наружу и зашлепала на круге.
        Выругавшись, Игорь окунул руки в воду и взялся за полотенце.
        - Принять звонок!
        На большом мониторе видеофона появилось благообразное лицо директора дома ребенка Ивана Георгиевича Архипова.
        - Добрый вечер, Игорь Николаевич! Надеюсь, я не сильно вас отвлекаю…
        Игорь взглянул на свое изображение, высвечивающееся в нижней части монитора: босой, в закатанных почти до колен штанах и перепачканной рыжими пятнами рубахе.
        - Нет-нет, я тут немного гончарным делом развлекаюсь, не обращайте внимания на мой внешний вид.
        - Я хотел поговорить с вами об одной щекотливой проблеме. Мне нужно, чтобы вы пришли завтра на открытую часть праздника семьи. И когда предоставится возможность, непременно поговорили бы с одной из ваших бывших воспитанниц - думаю, вы понимаете, о ком идет речь.
        Игорь нахмурился и принялся тереть полотенцем руки.
        - Нонна?
        - Девочка отказалась от всех предложенных ей кандидатур возможных родителей, а их было двадцать четыре. Я попытался добиться от нее объяснений, но вы же знаете Нонну - это самый замкнутый ребенок на свете. Однако у меня сложилось впечатление, что она питает какие-то иллюзии относительно вашего возможного участия в ее дальнейшей судьбе. Вашего имени в списках нет…
        - Мне отказали. Я второй год пытаюсь добиться разрешения на участие в проекте, но безуспешно. Госпожа Протасова в курсе.
        - Что же, мне очень жаль, - проговорил Архипов, пощипывая подбородок. - Я бы хотел уточнить: а ребенку вы говорили, что подали заявку?
        Игорь швырнул полотенце на стул.
        - Нет.
        - Это хорошо. Пожалуйста, убедите ее рассмотреть возможные варианты? Вы же понимаете, девочка с такими генетическими данными обязана выстрелить, раскрыться, но этого не произойдет, если она продолжит и дальше оставаться в казенном учреждении, каким бы чудесным оно не было. Объясните, что ее желание оказаться под вашей опекой невозможно и бессмысленно…
        - Что единорогов нет, а значит, никогда и не будет…
        - Извините?..
        - Нет, это я о своем.
        - Если вопрос не будет решен в кратчайшие сроки, я буду вынужден вас уволить за профессиональное несоответствие. Мне очень жаль, вы блестящий педагог и тонко чувствуете детей, но этот эпизод социальная служба нам не простит.
        - Я понял.
        - Так вы выйдете завтра?
        - Да, разумеется. Доброго вечера. Завершить разговор.
        Монитор погас.
        Игорь еще несколько минут смотрел в его потемневшее окно, а потом швырнул об пол миску, стоявшую возле гончарного круга.
        Красно-рыжая вода нервными брызгами разлетелась по глянцевому белому покрытию.

* * *
        Она и правда танцевала из рук вон плохо.
        Игорь не знал, какое именно «тра-та-та» Нонка путала по ее собственному мнению, но из всех пятнадцати бабочек, изображавших радостный полет по цветочному лугу, Нонна выглядела единственной, по которой недавно проехался трактор. Она не чувствовала музыку, не вовремя делала выпады руками, кружилась в другую сторону.
        Он ерзал на стуле, ловил на себе ее улыбающийся взгляд - и не мог не улыбнуться в ответ.
        Наконец пытка закончилась. Девочки улетели за кулисы, и он, тяжело поднявшись со своего места, поплелся вслед за ними.
        - Игорь Николаевич, вы видели? Вам понравилось? - бросилась Нонна ему навстречу, расталкивая остальных девчонок, тоже прихлынувших к любимому воспитателю.
        - Девочки, вы молодцы! - заявил он с широкой улыбкой, по очереди касаясь каждой из прижавшихся к нему голов.
        - Ну-ка быстренько в раздевалку! Освобождаем место для мальчиков! - прозвучал голос Тамары Львовны, и все косички с бантиками поплыли в коридор, кроме одной.
        - Я танцевала ужасно? - спросила шепотом Нонка, безвольно свесив нашитые к узким рукавам кружевные крылья.
        - Честно?
        - Честно.
        - Еще чуточку хуже, - признался Игорь.
        - Ты поэтому грустный?
        - Нет… После спортивного блока мне нужно будет с тобой поболтать, так что не убегай сразу в столовую?
        Она вдруг засветилась, как лампочка, чмокнула Игоря в руку и унеслась сайгаком догонять своих.
        Игорь замер как вкопанный.
        - Я идиот… - наконец простонал он еле слышно, ударяя себя ладонью по лбу. Щека нервно задергалась. Растирая ее кончиками пальцев, он повернулся к выходу и буквально натолкнулся на Протасову.
        Тамара Львовна выглядела довольной.
        - Добрый день, Игорь Николаевич! Вы как-то неважно выглядите. Надеюсь, вы здоровы? - с фальшивой заботой в голосе поинтересовалась она.
        - Вашими молитвами, - ответил Игорь, с вызовом поднимая на женщину мрачный взгляд. Но та только выше вздернула подбородок и, небрежно кивнув, деловито процокала мимо него своими высоченными острыми каблуками.
        Поиграв желваками, он вернулся на свое зрительное место.
        После танца мальчиков с деревянными саблями следовало показательное выступление по физической культуре.
        Дети должны были один за другим подниматься на гимнастический стенд и под рукоплескания гостей демонстрировать свою гибкость и ловкость, добираясь до самой вершины и спускаясь вниз. Первой шла Нонка.
        Тонкая, цепкая, как котенок, она без труда преодолевала препятствие за препятствием, пока не добралась до самого верха. И вдруг она выпрямилась, стоя на самом ребре доски.
        Такого никто не планировал. В зале повисла тишина. Нонна взмахнула руками, словно балансируя, потом еще раз, - и вдруг огромный тяжелый стенд покачнулся и со скрипом начал крениться вниз. Нонка чуть соскользнула вниз и, цепляясь руками за кольца, тоненьким голоском вдруг закричала на весь зал:
        - Па-паа! Папа!
        - Здесь я! Держись! - прохрипел Игорь, перепрыгивая через головы сидевших на первом ряду людей. Одно мгновение - и он уже был под стендом.
        - Держись крепко! Спрыгнешь, когда скажу! Слышишь меня?
        - Да!
        - Отцепи от стенда страховку!
        - Не могу!
        - Можешь! - прогремел в звенящей тишине зала решительный приказ Игоря.
        Он подставил могучие плечи под кренящуюся махину, замедляя падение. Еще ниже, еще… Краем глаза он видел испуганного тренера, видел крепких мужчин, бегущих к нему из зала.
        - Отцепила?
        - Почти!
        - Отцепила?!
        - Да!
        - Теперь прыгай и беги в сторону!
        - Папа!
        - Прыгай, сказал!
        Она легко спрыгнула и отскочила, а Игорь услышал омерзительный хруст ломающихся костей.
        Он рухнул на колени, мир качнулся перед глазами, но в это мгновение несколько пар крепких рук подхватили стенд, и кто-то вытолкнул его в сторону.
        Десятки камер были направлены на Игоря. Он сидел на матах, весь бледный, а на шее у него висела рыдающая и трясущаяся, как осиновый лист, Нонка. Игорь морщился от боли, но не отстранился от нее. Действующей рукой он поглаживал девочку по волосам.
        - Папа… Папочка, папа!
        Нонну попытались увести, но она так завизжала, что воспитатели замялись и отступили.
        - Оставьте ребенка! Она выбрала себе достойнейшего родителя! - крикнул кто-то из зала.
        - Да, оставьте ребенка с отцом! - поддержали его еще несколько голосов.
        Игорь поднял голову к трибунам и увидел, как люди начали вставать со своих мест, послышались хлопки - и через несколько секунд уже весь зал требовательно аплодировал, выкрикивая слова поддержки.
        Последним со своего места поднялся руководитель социальной службы. С отсутствующим выражением лица он обернулся к трибунам, призывно поднял руки и начал что-то говорить, обращаясь прежде всего к журналистам.
        И тут Игоря накрыла волна боли. Руки обвисли, как плети.
        Нонка зарыдала еще сильней и вжалась в него всем своим щуплым тельцем.
        - Ничего страшного, малыш. Все заживет, - проговорил он девочке и слабо улыбнулся. На арене появились медицинские роботы с передвижной кушеткой. Игорю помогли переместиться на нее и тут же сделали укол обезболивающего со снотворным.
        Когда его увозили, Нонна бежала следом за каталкой, но ее уже никто не останавливал.

* * *
        Председатель социальной службы, его помощник и старший секретарь решительным шагом ворвались в кабинет Архипова. Следом за ними трусил сам Иван Георгиевич, покрывшаяся малиновыми пятнами Тамара Львовна и похожий на призрака тренер.
        - Как такое могло произойти? Кто проверял готовность снарядов? Кто их закреплял? - председатель выплевывал вопрос за вопросом, а Архипов только ежился и хватал ртом воздух.
        - Позор! На родительской неделе, на глазах у всего города у вас чуть не погиб ребенок!
        - Андрей Валерьевич, мы во всем разберемся… Мы…
        Секретарь соцслужбы уже надевал очки и устраивался поудобнее в кресле.
        - Андрей Валерьевич, плановый осмотр был два дня назад. Однако вчера утром ночной смотритель Тюрин И.Н. оставлял докладную записку о том, что гимнастический стенд нуждается в техническом осмотре.
        - Какая докладная записка?.. - проговорил Архипов, сглатывая слюну. - Ничего подобного не было!
        - Ну как же не было, если документ налицо? - осадил Архипова председатель.
        - Дежурный педагог мне не сообщила…
        - А сами вы не потрудились проверить? Кто был дежурным педагогом в тот день? - спросил Андрей Валерьевич у секретаря.
        - Отмечена Протасова Т.Л.
        - Кто это?
        - Это… я… - промямлила Тамара Львовна. - Мне казалось, я докладывала…
        - Когда кажется, любезнейшая, надо к психиатру идти, а не на работу к детям! Что предприняли?
        Секретарь продолжал сканировать информационное поле дома ребенка.
        - Судя по документации, ничего.
        Тамара Львовна охнула и осела. Ее грузное тело подхватил тренер, однако ноша оказалась ему не по плечу. Неловко удерживая женщину за подмышки, он подтащил ее к ближайшему стулу.
        - В обморок будете в суде падать, любезнейшая! - рявкнул на женщину председатель, вытирая со лба невидимые капельки пота. - Если бы не этот парень… Кто он, Иван Георгиевич?
        - Тюрин, Игорь Николаевич…
        - Смотритель?.. - и тут председателя озарила догадка, - Постойте-ка, а девочка, случаем, не Нонна 012?
        - Именно так, - выдохнул Архипов.
        - Так вот оно что! Тамара Львовна, как вы там мне написали? Эмоциональное и профессиональное выгорание? Понижение в должности по объективным причинам? Никакой личной заинтересованности у ребенка?
        Вместо ответа Тамара Львовна заплакала. Маска макияжа потекла, обнажая некрасивое, но живое человеческое лицо.
        Андрей Валерьевич шумно вдохнул, поправил галстук и лацканы пиджака.
        - Успокойтесь и немедленно приведите себя в порядок. Нужно выйти к прессе и сделать официальное заявление.
        - А с Тюриным что делать будем? - спросил помощник председателя, впервые подавая голос.
        - А что мы с ним сделаем? Ребенок публично признал его отцом, а отец рисковал жизнью ради ребенка. Для всех, кто находился в зале или видел трансляцию, они уже сейчас - семья. Идти против мнения общественности ради буквы закона в данном случае я не вижу смысла. Да и нет худа без добра: случившийся прецедент заткнет рты всем естественникам с их постулатом о кровной любви. Ведь этих двоих не то что кровь, их пока еще даже ни одна бумажка не связывает!

* * *
        Через месяц Нонка официально стала Нонной Игоревной Тюриной - в порядке исключения.
        Кира Гофер
        123 страницы

1
        Счет начинается с Единицы. Один. Одна. Одно.
        В начале - только Истина. Одна Истина. Ноль-Первая. Основная. «Как надо жить». Кто стал жить по ней, тому можно двигаться дальше, принять число «Два». В нем тоже Истина. И еще Завет числа «Два»: быть в одиночку нельзя, положено парами. Всегда.
        Так написано.
        Ноль-Первая Истина… Она подняла мир из пыли и яда, куда отправили его старые люди, дала новую жизнь. И новые люди очистили и заселили земли, где двадцать тысяч дней назад невозможно было даже дышать. Научились делать новые вещи. Поначалу пользовались тем, что удавалось достать из старых городов. Но, когда из одного такого города пришла Ноль-Первая Истина, ожили, поднялись, расправили плечи - и теперь умеют делать.
        Раньше вещи доставали иск?ты - рисковые, отчаянные. Многое они приносили на заказ, кое-что - по случаю. Одного иската помнили и чтили до сих пор. Он, ведомый самой Истиной, отыскал и принес новым людям Ее, Ноль-Первую, Основную, создавшую новый мир.
        Мертвец в долине был Тем Самым Городом, в котором нашли Великую Книгу Истины. Нашли, означили и зажили по ней. Город сохранили. Остальные стерли вместе с их ядовитой пылью, а этот сберегли. Загнали нападений под землю, выстроили стену. Тому Самому Городу выдали покой.
        О выдаче тоже написано.
        У Главы Второго Раздела имелся один из ранних спечатков Книги Истины. Спечаток маленький, удобный и легкий, помещался во внутренний карман. Такие есть у тех, чью веру испытали и чей статус высок. А младшие Раздела, нуждающиеся в укреплении веры, таскают тяжеленные книги-ящики, волокут за собой на лямках. Помогает прочувствовать весомость Истины.
        Его нынешний А-шный на своем спечатке сидит, как на валуне. Он едва дотащил книгу-ящик сюда по узкой тропе через цепкие кусты. Доволок, потея и падая, обмяк, дышит шумно. Для веры такие усилия полезны, но таскаться по холмам за стариковскими капризами Главы своего Раздела утомительно. Пусть отдохнет, хоть бы и на Книге Истины, которая, конечно, не заслуживает, чтобы на ней сидели.
        Именно с этого холма Глава Второго Раздела любил смотреть на огороженный мертвец. Тот Самый Город выглядел угрюмо: темный, зажатый, он тянул к небу облезлые здания и мрачные трубы… Напоминал умершее нападение. Глава однажды видел это опасное существо: что-то заставило его выйти за пределы Того Самого Города, что-то повело его через холмы. Нападение, принявшее форму, уничтожить непросто, но одолели. Потом говорили, что это самка. Если бы она добралась до житца, то опутала бы в нем все живое. Но не добралась.
        После того случая Глава, когда приходил на этот холм насладиться величием Того Самого Города, никак не мог убрать из памяти мертвое нападение. Его наклонившиеся иглы виднелись в черных трубах, просевшие пластины мерещились в домах, потрескавшаяся кожа пролегла улицами.
        И величие города поблекло. Потом Глава приходил сюда без восторга, смотрел без трепета. Наверное, по привычке. Хотя о привычках не написано.
        Его А-шный тоже приходил сюда, тоже сидел. Таскался. Быть в одиночку нельзя, положено парами. Глава смотрел на город с грустью; слушал сопение, болтовню, напевы (все, что могут издавать А-шные) с раздражением. Позже нашел, что можно не смотреть и не слушать - тогда не будет грусти, не будет раздражения. А будет небо, тряпки облаков и загорающиеся к ночи искры-звезды…
        Позади холма тянулась долина. Из выровненной земли торчали узкие каменные таблички. Их тесные ряды пролегли от подножья холма до леса справа, заполняли долину и уходили прочь до самой пустыни. Таблички рядами, на табличках - цепочки цифр. Зак?пки. Почетное место. Ровное, строгое, памятное. Для учтенных.
        А неучтенным - ничего.
        С ними сложно. В мире уже давно порядок, всё по Истине, но неучтенные еще встречаются. Конечно, их стараются найти и учесть. Не со всеми выходит. И верой они слабы. Куда их девать? О них нигде не написано, а сделать новое означение, дополненное, уже нельзя. Тот единственный, один, первый, кто понял и означил Книгу Истины, не дожил до дня, когда за ним пришли, чтобы выдать величие. Долго собирались, долго добирались. Не успели…
        Большой житец учтенных огородился в лесу, справа от долины с закопками. Огромный, шумный, ведь всегда кто-то работает, а быть в одиночку нельзя, значит, кто-то из пары - А-шный, а эти не умолкают. Так им предписано.
        И этот, на ящике, тарахтит, не заглохнет.
        Почему нигде не написано о тишине и покое?..
        Странно, что думается о покое. О тишине, которую не даст в первую очередь этот молодой, недавно приставленный к нему А-шный. Рассевшийся на своей книге-ящике. Разложивший по земле бумаги с вопросами. Пишет и говорит, пишет и говорит. Просить его замолчать нельзя. А уж заставить его бросить курить и вовсе невозможно. Но сейчас хоть бумагу на к?рки делают новую, малодымную. Раньше невыносимо воняла.
        Его прежний А-шный тоже курил и тоже шумел.
        - Слева от моря нашлось поселение. Сорок три человека. Неучтенные. Дважды посылали из житца на переговоры. Но они не верят и ничего не хотят слышать.
        - Списать, - с раздражением отозвался Глава Раздела.
        - Всех разом? Может, кого-то в послесотенные?
        - Проявляешь к неучтенным жалость? Тебя спишут вместе с ними.
        А-шный втянул голову, словно над ним занеслась воспитательная палка:
        - Но сорок три сразу… Некоторых можно перенести в Пятый Раздел. В нем скоро убудет. Трое серьезно болеют. Жизнь им не планируется.
        - Это не наш Раздел. Не нам решать.
        - Есть письмо из Пятого.
        Шустрый какой! Озаботился.
        Глава быстро глянул на бумагу:
        - Можно перенести в Пятьдесят Седьмой. Учесть уже в нем. Человек шесть, не больше. Но для них никаких житцов в будущем! Только перевод и путь вдоль моря.
        - Вы добры, - лицо А-шного дернулось в улыбке, и он быстро заводил письмом по твердой бумаге. - Напишу, чтобы выбрали из поселения тех, кто поговорливее. В Пятьдесят Седьмом как раз не хватает А-шных.
        Хороший учет. В?зки Пятьдесят Седьмых уже четыре дня стоят у входа в их житец. Приехали жаловаться. Говорят «Перевод списывает, а путь не выдает». Ну вот, сейчас выдадут.
        Глава Второго смотрел, как его А-шный выводит на бумаге число «57». Красиво выводит, как положено, с узором. Но торопится. Много лишних движений, много суеты в руке. И тот, кто выводил по телу этого А-шного разделяющую вертикальную линию, тоже, видно, был таким же молодым, спешащим. По острому кадыку линия шла криво, у ключицы уползла вбок.
        Суета. А ведь татуированная линия остается с учтенным навсегда. Но встретились два торопыги - и теперь кривая линия отражает их суетливость.
        У всех такая линия - это написано в Ноль-Первой Истине. Каждый делится пополам: жирная черта идет от макушки, через лицо, потом по шее и вниз, еще сзади по позвоночнику. Ноги, руки, уши, глаза сразу парные, сразу баланс. И это правильно - часть их природы создана по Завету числа «Два». И дети рождаются, только когда двое. И работа идет, только когда в паре. И баланс, только когда молчаливый П-шный вместе с говорливым А-шным.
        Вдвоем. Всегда.
        Но по каким-то законам, будто бы назло его вере, Главе Второго Раздела хотелось того, что Ноль-Первая Истина запрещала. Если Раздел выдавал пару, то хотелось не ту, какую выдавали - для детей ли, для работы ли. Если тянуло звездными ночами, то к одиночеству, а оно по Истине недопустимо, ведь поодиночке не живут. Или если написано жить по цифрам «Один» и «Два», то хотелось узнать, почему не «три», не «четыре», не «пять»?
        И еще хотелось, чтобы в закопки не отправляли тех, кто родился сверх планируемого. И чтобы не списывали еще не родившихся. Вообще, чтобы не было никакого Расхода На Будущее.
        - Что с 97-ми?
        - Посчитали. По Плану на списание стоят восемь человек, с учетом троих больных из Пятого. В Плане на зачисление - тринадцать. И еще шестеро зачислятся в Пятьдесят Седьмой. Значит, на будущий расход детей уйдет…
        Он зашуршал бумагой, ища цифру.
        - Напиши в Третий Раздел, пусть минимизируют будущий расход, - приказал Глава Второго и добавил зло. - Самих бы их в закопки.
        А-шный поднял удивленный взгляд, но ничего не сказал. Скрипел-скрипел письмом по бумаге, сопел, кашлял, приговаривал: «Письмо Третьему, минимизировать», что-то насвистывал тут же.
        Вскоре продолжил:
        - Еще нам хотят перевести…
        Ну хоть бы помолчал! Ну хоть чуть-чуть!
        - Ты слишком активный!
        - Такова моя Истина, - А-шный пожал плечами.
        Глава почувствовал в себе душную усталость и одновременно дикую силу, наполняющую его с каждым вздохом; силу, цель которой уничтожить, стереть, порвать все, что надоело!
        Он вытащил из кармана маленький спечаток и бросил его на колени А-шному:
        - Истина! Истина! Ноль-Первая, одна для всех!.. Держи одну. Посиди тут тоже один, поищи в Книге ответы на свои вопросы. И меня оставь одного.
        Он поднялся, скрипели старые колени. Потом развернулся и пошел прочь, но не по тропе через кусты к житцу, а вниз, к рядам табличек. В спину неслись призывы подождать, шуршала бумага. Когда раздался глухой удар упавшего набора письма, Глава улыбнулся и ускорил шаг.
        Крики А-шного стихали. У него получилось урвать немного времени, чтобы побыть одному, в тишине и покое!
        Углубляясь в долину закопок, он подумал: пусть все написано и означено, пусть все по порядку, но не обязательно жить парой, не обязательно быть всегда вместе А-шному с П-шным. Возможно, когда человек остается один, он прикасается к Ноль-Первой, Основной, которая тоже одна. Один на один с Истиной - хороший учет.

2
        Когда ему принесли пакет (из старых, с замком-линией), он удивился. Что, других понятийных за столами не сидит? У него и так работы много. Вон же, через ряд, скучают.
        Ответили, что другие сломались на названии книги. Казалось бы - в названии всего два коротких слова, каждое из них ясное, но вместе слова не складываются в означение уже у четверых.
        Ну, взялся. Любая работа хороша, когда она есть.
        Обещали не торопить. Подозрительно. Новичок бы порадовался - доверяют работать столько, сколько сам хочешь. Но он, опытный, понимал: раз время не назначили, значит, дело сложное. Значит, не четверо до него пытались понять название книги, а больше…
        Сначала он хотел обойтись только своей памятью. Память ничего толком не сказала о словах в названии. Потом он вставал к полкам, где в разноцветных папках хранились знания о старом мире, означ?ния древних слов, перекрестья смыслов. А потом неподвижно сидел над так и не открытой книгой.
        Название не давалось.
        Первое слово вроде простое, четыре буквы. Означений же его он нашел без малого десяток. В который раз удивился - старые люди как-то сами разбирались в своих словах? Почему они не называли одну вещь одним словом, без путаницы? Но давно нет старых людей, не спросишь, что сказал бы старый человек вот про эту книгу.
        Итак, название. Два крупных слова - главные! Еще два, мельче и ниже, но тоже на обложке - значит, не главные, но важные.
        Сначала главные.
        Понятийный вздохнул и покрутил затекшей шеей. Соседи по столам уже не раз сменились, многие столы пустовали. А ему так и не случилось понять название этой книги.
        Надо перестать топтаться на месте, надо просто взять любое означение из почти десятка. Иначе он тут думкой закончится!
        А еще лучше оставить название как есть. Его работа - означить книгу, а не убиться об ее обложку.
        Он открыл книгу и пролистал страницы, придерживая края пальцами в новых перчатках: дали новые, очень уж хорошо сохранилась книга. Ее еще никто не открывал. Говорили, что эту книгу принес из мертвого города искат, нашел ее по очень важному заказу, и потому означение ее - дело тоже очень важное. Принес, как нашел, даже замок-линию не открывал.
        Сначала в книге шли таблицы: много листов, где пустым оставалось много места. Старые люди были ужасно расточительны. Воду лили - не жалели. Курили - не считали. И вот, книги делали - мест не замечали.
        В конце таблиц был длинный текст. Понятийный вздохнул. Удастся ли ему создать простое означение этого большого текста? Да еще таблицы!
        Но он вспомнил: говорили, что заказ на эту книгу пришел от общины, похожей на сборище одиноких! Так что же он мучается? Такие ничего не поймут, кроме прямого, даже иногда длинного, но написанного короткими словами.
        Вот, например, «деятельность». Он вывел на сером листе вместо одного этого сложного слова три простых «как надо делать».
        «Единые подходы» поначалу оставил без изменений, но засомневался, вернулся и приписал сбоку «едино ходить».
        Посмотрел на строку целиком, написал крупно: «Здесь как надо делать есть одно для всех» и подчеркнул.
        Спустился ниже…
        И как прорвало! «Здесь как надо делать: обязывать, ценить, собирать и ставить правила, признавать». «Д?лжно вести и учитывать». «Выдавать, списывать».
        Вдруг он споткнулся о незнакомое слово. Длинное, полтора десятка букв. Такие длинные давно не были нужны, и потому понятийные, если с ними сталкивались, выдавали им означения только вместе. Но сейчас вместе было никак нельзя - наработок за означение этой книги он не мог ни с кем поделить, иначе бы не хватило на к?рки. Дорогая привычка. И еще у него не зачтено за мытьевую воду.
        Продираясь по книге дальше, подхлестывая себя надеждой на расчет за воду, он часто вздыхал: «Если бы у меня был друг, он не оставил бы меня одного, был бы рядом, помог делом или советом. Были бы вдвоем. Все не один. Он не потребовал бы делиться… Просто был бы рядом и помог…»
        Что-то он вычеркивал. Что-то выводил длинными цепочками коротких слов.
        «Порядок ставится по указанному здесь как надо делать», - написал понятийный и осознал, что закончил с большим текстом. Дальше - наверх, к листам с таблицами.
        Хотел было потереть лицо руками, но удержался: руки были в очередных новых перчатках, а лицо не мытое три выключения ламп.
        Листы с таблицами казались невозможными к пониманию. Работа шла тяжело. Когда он тревожно спал под своим столом, перед глазами стояли числа, буквы, слова. Он выдавал им означения. Некоторые оставлял как есть. Слова «Раздел» не трогал, красивые слова.
        Потом понял - устал. Все. До пятого выключения он тут сидеть не будет. Пусть хоть ничего не зачитывают за сделанное. Просто не будет - и все!
        И принялся записывать те означения, которые первыми приходили в голову. Без проверок.
        Наконец на первом листе означения обвел кругом «Ноль Один. Основы. Неизменно».
        Закрыл книгу, но работа не была закончена. К книге прилагался листик бумаги, узкий, в три пальца шириной. Сверху, первой строкой, угадывались буквы, но спечаток был блеклым. Он мог оказаться узором, а вовсе не словом. Листик именно в этом месте был надорван, словно кто-то хотел показать: тут - неважное, на это не смотри.
        Понятийный решил не смотреть.
        Ниже шли одни только цифры, а с цифрами всегда сложно. После блеклой строки спечаталась линия крупных цифр - двенадцать в ряд.
        Сложил цифры. Записал «123».
        И вспомнил, что недавно видел такое число! Снова взял книгу, погладил бережно, словно извиняясь, что после того, как он вытащил из нее означение, еще что-то требует.
        На последнем листе книги стояло «123». Число страниц.
        Понятийный улыбнулся. Переписал все подряд цифры с листика в свою стопку серых листов - каждую поставил внизу листа.
        …Некоторое время он сидел с опущенной головой, собираясь с силами. Нужно было встать и расстаться с работой, которая измучила его, как никакая другая. Если бы он сейчас был не один, если бы рядом был друг, он поддержал бы его гордость собой, его радость. Друг поддержал бы во всем - в усталости, в неуверенности, в радости, в удаче, в тоске. Был бы кто рядом, не было бы душного одиночества.
        Можно ли так сделать, чтобы при каждом человеке был такой необходимый ему второй? Такой, при котором усталость и тоска разделялась бы на двоих, а радость и гордость вдвойне бы усиливалась?
        Понятийный встал из-за стола и добрел до железного ящика у стены. Положил в него книгу, стопку серых листов с означением. Замок щелкнул.
        Хорошая работа. Можно зачесть мытьевую воду, останется на курки…
        Позже ему передали, что общинные, принесшие книгу, остались довольны его означением. А когда спустя годы эти же общинные вернулись к нему, к первому человеку, познавшему Ноль-Первую Основную Истину, понявшему ее Неменяющиеся Основы, чтобы выдать ему величие, оказалось, что он уже умер.

1
        Все поводы гордиться собой и своей удачей собрались сегодня вокруг него.
        Во-первых, он остался жив и цел. Для иск?та это главное. Двух св?жек для противогаза, конечно, он лишился за эту вылазку. Но закончилась она не пустыми руками и поломанными костями, как бывало в других городах.
        Во-вторых, он не только принес, что просили, а того лучше! Еще и себя удачной находкой не обделил. Каждый искат знает, что в заказной ходке найти для себя сигареты - наивернейшая удача. Нынешние к?рки вонючи, пробирают до дрожи и мутят разум. А те, прежние, из старых запасов… О-о! Они даже называются по-старому, «сигареты». Хотя это слово, как и другие старые слова, не скажет, что и как надо делать. Вот с курками понятно: что делать - курить, кто ты - куритель. Или работа - искательство, кто ты - искат, что делать - искать.
        А сигареты?..
        Один раз смешно было: молодого отправили за здоровьем. Но не учли, что он не понимает, когда в слове не звучит смысла. И надо же было додуматься - не сказать ему, под какими буквами то здоровье искать!
        Молодой вернулся, конечно, когда смекнул, что не найти ему заказа. Но смекнул не сразу. Два дня в дурмане по поселку шатался, пару нападений схватил, от одного отбился, от второго пока убегал, в яму упал, ногу сломал - на том и закончилась его ходка за здоровьем. Еле выполз. Без еды, без мешка, без оружия, а позже гниль в переломе началась, ему еще и ногу отрубили. И все потому, что не уточнил, как надо искать.
        Сам-то искат знал, что лежит под буквами, которые складываются в слова без прямого смысла, например, «аптека», «гастроном». Много полезного там лежит! Если сам не понял, что там нашел, бери и неси понятийным людям. У них большой жит?ц, они важные, дело делают хорошо. Ты им находку - они тебе ее смысл, означение.
        Один раз вообще смешно было. Огромный город, сто шагов ползешь целый день и тому рад. И вдруг видишь - буква «М» и дыра под землю. Ни «В», ни «П», ни «З», а почему-то именно «М». И в чем тут смысл? Хоть тащи сюда понятийного!
        В дыру он соваться не стал. Ему нападений, уже полдня за ним следящих, хватило. Отстрелялся кое-как, пока они в формах были. Но новое нападение встало на след, и пришлось из города убираться. Прихватил только бутыль, нашел в ржавом месиве. Топливо из таких бутылей хорошо шло в зажигалки. Кстати, тоже из прямых слов, хоть и из старых - что делают? зажигают.
        Говорили, что есть древние слова. В них сила, в них законы, в них основы мира.
        И вот, дожил, заказали ему, считавшемуся самым удачливым, пойти в город, найти дом со словом «библиотека», а в нем поискать книги с древними словами.
        Он нашел. И даже лучше!
        Удачный поиск. Хорошо заплатят. Говорили, у этих, с заказом на древние слова, есть крепкие ножи. Научились делать. Можно поторговаться и взять себе в плюс один-два.
        Не в том ли его счастливая искра, что он принесет новые законы? Вернее, он несет слова, которые станут законами. Пусть он немолод, пусть одинок, но он принесет законы людям, и люди его запомнят. Не забыли прозвища отважных. Не забыли имена понятийных, означающих, как и что делать в мире, где трудно даже дышать. Среди хранящихся в памяти имен будет и его - того, кто принес законы!
        Да и еще лучше!
        Уже давно одинокие или бродячие сбивались в группки, пытались привязаться к одному месту, строили поселения. Но без законов такие житцы не долго существовали. В них ссорились, убивали, портили друг другу жизнь. И снова все разваливалось на бродячих и одиноких.
        А как жить одному? В лесах и среди голых полей не прокормиться. В городах ядовитой пылью все забито. В угор?дах почище, но дольше трех кругов солнца не протянешь, а свежки для противогазов нынче дороги. Чтобы их три потратить, надо столько добычи вынести, сколько одному не утащить! Ему еще повезло, что он потратил только две свежки. Обе, пока сидел в «библиотеке».
        Никто из знакомых не знал, что такое «библиотека». Лишь на одной из старых карт нашли несколько таких мест. Дорога была лишь к одной. И та, зараза, оказалось, вся изнутри лишаем поросла!
        Лишай, если его тронуть в перчатках, то еще обойдешься. А вот дышать там, где лишай, нельзя. Разве только свежки и противогаз будут не у купи-продайцев взяты, у которых одна лишь рухлядь, а у понятийных людей выменяны. От лишайных мест даже нападения держатся подальше, особенно, когда форму принимают. В тумане им вроде бы и все равно, но и туманные они в лишай не лезут. Бывает, случайно вляпаются. Застревают и орут так истошно, что не противогаз, а противослух нужен. Но его пока не научились делать.
        Одно нападение застряло в той «библиотеке». Потому он долго не заходил внутрь, ожидая, когда стихнут визгливые вопли. Потом прятался, когда на вопли приплыли еще трое нападений, повисли и начали пересвистываться, горюя о судьбе собрата. И очень удачно не заметили человека, притаившегося под столом.
        Очень удачно!
        Он под тем столом круг солнца просидел. Думал - задохнется насмерть. Но осторожно выкрутил свежку, поставил новую. Вздохнул в полную. Осмелел, даже вылез. Нападения расползлись. Один! Он один!
        Как здорово, что заказ был с выбором! Просили две книги. Заказали любую или обе. Он тщательно записал названия. Часто разворачивал бумагу и смотрел на буквы, которые складывались в древние слова «Библия», «Коран». Названия ни о чем не говорили. От слов веяло тайной, силой и величием. Говорили, по этому заказу еще не связывались с понятийными, но он верил - свяжутся, разберутся, означат.
        К тому же он им еще лучшее несет!
        Когда в поваленных подставках по локоть в лишае он кое-как нарыл корочку с надписью «Библ…», то решил, что удача от него отвернулась. Листы самой книги были испорчены, рассыпались в труху. Корочку он смял от расстройства.
        После долгого внимательного искательства по высоким подставкам, там, куда можно было дотянуться и не зацепить игольчатые стебли ползучих ежей, он нашел два «Корана». Одна книга рассыпалась пылью в руках. Вторая держалась. Ее удалось уложить в мешок и не повредить. Оставалась надежда, что она доберется до заказчика. Если не вынимать и вообще мешок не трясти.
        Но как великолепно, что он нашел лучше…
        Сейчас у него были все поводы собой гордиться. Даже не было стыдно за страх, который прошиб его, когда в углу зала с подставками, заросшего лишаем, пронзенного иглами ползучих ежей, зашевелилось что-то, похожее на набиравшее форму нападение. Только большое. Самка!
        Да не приведи тебя ноги к самке нападений!
        Он метнулся прочь в темноту. С размаху вшибся в дверь. Успел при хрустнувшем фонаре прочитать на двери слово, начиналось с «Б».
        Бросился внутрь и, разглядев стол, забился под него. Надеялся, что ему везет сегодня со столами. Потом прикинул, хватит ли патронов прошибить шкуру, когда нападение примет форму до конца…
        Уже сильно позже, когда страх ушел, сообразил, что если это и было нападение, то оно не стало бы бродить там, где уже лежит одно, погибшее в лишае.
        Высунулся. Опасности не было.
        Перчатки могли продержаться, если ими по локоть никуда не лазать. И он решил, доставая запасной фонарь, исследовать помещение. Он не пришел бы сюда сам в искательстве: заказанные книги ему надо было найти в зале среди подставок, а не по углам. Но раз пришел - вдруг что есть?
        В комнате не было окон, не было лишая, но гниль и пыль все равно коснулись вещей. На подставках, подобных тем, что остались в большом зале, громоздились кучи трухи, торчали ржавые скобы. На одной из полок уцелела изгибистая емкость. Наверное, водонос, но у него почему-то не было ни ручки, ни крышки. Дверь, ржавая, толстая, висела криво. Запор широкий - это бросилось в глаза. В стене еще железо вбито, дверь укрепляет…
        О, да именно здесь самое важное! Самое-самое в этом месте! Если в большом зале старые люди держали знания, то здесь они его охраняли. За крепкой дверью, на которой - он выглянул и потер грязную табличку - читалось «…воспрещен». Это было понятно, это означало «нельзя».
        И выше крупное слово, начиналось с «Б». Но это слово, стоило глянуть на буквы за «Б», ничего не сказало, совсем. Древнее, наверно.
        Он осмотрел темную комнату. Где-то тут знания оберегали, где-то тут их хранили. В важном месте должен быть уголок, где лежит ценное. Такие были «ступеньки» у старых людей.
        В углу - большой черный ящик. Прикрытая, но не запертая дверца. Открышка торчит из запора. И снова ржавый металл, но только еще толще, чем в двери и на стене.
        Да! Оно!
        Тяжелое сердце знанехранилища (как он означил про себя «библиотеку») медленно, болезненно скрипя, открыло свою дверь.
        Внутри тоже было полно рухляди, слипшейся гнилой бумаги, несколько мутных коробочек - в них что-то грохотало.
        А потом он отыскал! Смотрел долго, не верил своим глазам. Лишь мысль о заканчивающейся свежке заставила его очнуться и взять в руки книгу. Целую. В мягкой прозрачной упаковке с замком-линией. Он знал такие упаковки, надежные хранители.
        Комната не впустила лишай. Крепкий шкаф уберег упаковку от ежей и нападений. Упаковка не дала прикоснуться к книге внешнему миру, сохранила ее в том виде, в каком она лежала здесь со дня, когда люди покинули город. С той минуты лежала, это понятно, ведь они не успели закрыть шкаф. Они тогда ничего не успели. А вот ему повезло. Сегодня эта книга была у него.
        Встретились.
        Он взял книгу в левую руку. Правой потер упаковку. Слой пыли расцарапался, проступили слова с обложки, крупные. Два слова.
        Потер еще - показался край лежащей на книге маленькой бумаги, с цифрами. Белой бумаги. Чудо! Редкость!
        А что, если вся книга из белой бумаги?!
        Хотел снять перчатки и открыть замок-линию. Достать, увериться, что удача его обнимает! Но не стал. Решил, что в упаковке книга ценнее. Чище останется. Он-то в пыли и все перчатки в лишае. Потому лишь полюбовался через протертую кое-где упаковку.
        За эту книгу, вынутую из самого сердца знанехранилища, он, пожалуй, поторгуется. Почему только плюс один-два ножа? Можно же добавить и три, и четыре, и пять. Или еще коробку патронов запросить можно. А то и больше! И еще место в житце. Среди других. Одному надоело…
        Искат внимательно прочитал слова на обложке книги. Несколько раз шепотом произнес по буквам, слыша свой голос, искаженный свежкой. Два очень простых слова. Коротких и знакомых, хотя вместе они не складывались ни во что понятное, ни во что прямое. Но он был окрылен своей удачей и верил, что только такими словами может быть передана истина для новых законов.
        Первую добычу пришлось оставить. После его прыжков книга с названием «Коран» рассыпалась в мешке, осталась только обложка. Вытряхнув мешок, искат огорчился, что книг он принесет не две…
        Ничего. Принесет одну, но какую!
        Он уложил новую книгу в середину мешка. Прикинул оставшееся время свежки и двинулся к выходу.
        Со свежкой он просчитался. Назад часть дороги шел, дыша сквозь завязанный на лице шарф. Фильтра в противогазе не хватило до полей, окружающих брошенный город - «мертвец», как такие называли в обрат «житцам». Он шел и взывал к своей удаче, чтобы она не позволила подняться ветру, а значит, ядовитой пыли.
        Удача пыталась играть с ним. Прокрадываясь мимо низких домов, он засмотрелся на облезлую стену, на которой висела не дающая ему покоя буква «М», и угодил в густую лужу. Наблюдая, как тает в разъеде его правый ботинок, мысленно сказал удаче: «Ничего, девочка, все равно хороший поиск!».
        Дальше шел наполовину босым. Да еще и с голыми руками. Перчатки остались в ежеловке. Вляпаться в нее позволительно новичку, но опытные знают, что тень иногда не тень. А он не заметил, оперся о стену. Оплошнулся.
        В конце концов, уставший, искат поднялся на один из холмов, с которых можно посмотреть на мертвый город. Он сел, поджимая под себя босую правую ногу. С удивлением заметил и вытащил из ткани штанов растительную иглу. Улыбнулся, порадовавшись, что она не успела пролезть сквозь волокна до кожи - такое случалось за несколько минут.
        Он был невероятно горд собой и доволен своей спутницей-удачей. Он считал за ее улыбку ту пачку сигарет, которая лежала в куртке. Он собирался снять прозрачную упаковку и выкурить одну настоящую старую сигарету в тот восхитительный день, когда найденная им книга перейдет в руки заказчиков.
        Когда гордость поутихла, а нога совсем замерзла, когда на город накатили сумерки, искат подумал: хоть у него все получилось (и даже лучше, чем он считал), ему многого не хватает. Хочется второй ботинок и курить. Курить хочется прямо сейчас.
        Но найденную в этом городе пачку он отложил на торжество, а из всей бумаги, что можно пустить на к?рки, только добытая книга…
        Нет! Ее нельзя даже раскрыть! Какое - на курки!? Про нее можно только думать: «Какое знание достанется новому миру?».
        Может, сразу к понятийным? Они бы означили лично для него слова с обложки, а там, глядишь, и слово с таблички на двери. Сказали бы, почему туда нельзя, почему «…воспрещен».
        Хотя бывали случаи, когда при означениях не понимали самих понятийных. Один раз вообще смешно было: вынесли из поселения ржавую пластину с дырками. Отнесли понятийным. Те говорят: «тёрка». И вроде слово простое, прямое, «тереть». А что тереть-то? Нашелся среди понятийных старик, выслушал. Сказал: «Овощи можно. Картофель, например», - и ушел. А что такое картофель?
        Нет, курить все-таки хотелось. Пожалуй, этот маленький листочек белой бумаги в упаковке, на книге мог бы, мог бы…
        Нет. Нельзя так делать.
        Чтобы отвлечься, искат достал книгу, полюбовался. Взгляд заскользил по названию.
        Первые два слова крупные - главные! Ниже и мельче приписано еще два. Он потер упаковку. Какое-то слово на «Б». Опять. И очень похожее на то, что было на дверной табличке.
        Он прочитал еще раз, шепотом. Звучало сильно. Прочитал громче. Красиво!
        Может, в третьем и четвертом словах есть то, что усиливает первое и второе?
        Ладно, если удача разрешит, он подкинет эту думку понятийным. Главное, что дело сделано и сделано не просто хорошо, а еще лучше! Главное, что он сам остался жив и цел.
        И самое главное, что все запомнят иската, который несет миру новый закон, закон с красивым названием «План счетов бухгалтерского учета».
        Артем Бук
        Столп общества
        Волна накатила на камни, осыпав скалу тысячами брызг. Он сторожил ее у окна несколько минут и расплылся в улыбке, наблюдая, как визжат и беснуются на площадке внизу не ожидавшие холодного душа дети. Жена ни за что не отпустила бы их гулять в такую непогоду. Но её больше нет, а сорванцам не усидеть в четырех стенах. Путаясь в срываемом ветром плаще, нянька жестами пыталась загнать подопечных в дом. Бесполезно - трое мальчишек носились по вымощенному плиткой мыску, выступавшему на полсотни метров в море, и не собирались менять буйство стихии на тепло гостиной. Он подумал, не стоит ли открыть окно, чтобы грозным родительским окриком помочь бедной работнице. Пожалуй, нет. Всё равно его вряд ли услышат в грохоте волн. К тому же площадка между домом и океаном - единственное место на свежем воздухе, где они могут поиграть. Внутренний сад слишком мрачен, а со стороны пустоши особняк отсечен от мира высокой стеной, у которой постоянно дежурит вооруженная до зубов охрана. Не лучший вид, поэтому семья жила в ближайшем к океану крыле, где прямо из окон можно было наслаждаться зрелищем бескрайней водной глади.
Здесь же он и работал, пусть в переделанной под кабинет спальне с трудом умещался огромный письменной стол и пара кресел для редких гостей, являвшихся обсуждать городские проблемы.
        Вообще-то он владел не только домом. Ему принадлежали и десятки гектаров земель за воротами, и окруженный скалами длинный песчаный пляж в паре сотен метров ниже по склону. Он часто мечтал, как мог бы гулять там с детьми, мочить ноги в прохладной воде, даже купаться летом. Но защищенная от ветра бухта приглянулась покинувшим Город бродягам и теперь весь пляж пестрит штопаными палатками и наспех сколоченными из досок и картона хибарами. Они уже были здесь, когда его семья переехала в особняк тринадцать лет назад. Тогда решение проблемы не заняло бы много времени, но жена выступила против. Она вообще всех жалела, его Елена. А после ее смерти деревня разрослась до таких размеров, что без масштабной зачистки не обойтись. Дорого и плохо для имиджа. Но когда-нибудь… когда-нибудь…
        - Пожалуйста, посмотрите бумаги, - умоляющий голос секретаря за спиной прервал его размышления. - Сенаторы ждут ваш ответ сегодня.
        Неспешно обернувшись, он окинул помощника ледяным взглядом, заставив приземистого толстяка елозить в кресле, нервно поправляя старомодные очки. Проработав в администрации десять лет, Марк всё ещё тушевался, столкнувшись с раздражением босса. А может, просто притворялся, давно поняв, какое тот получает удовольствие, запугивая людей. Двухметровый рост, всегда затянутая в черный костюм массивная фигура и холодные серые глаза, оживлявшиеся лишь при виде своих детей, немало тому способствовали. Тем не менее оба знали - испуганный или нет, секретарь не покинет кабинет, пока вопрос не будет решен.
        Подойдя к столу, хозяин дома небрежно подцепил пальцем верхний документ в папке, перевернул страницу, еще одну. Дурацкая традиция - указы мэра должны быть подписаны на гербовых бланках. У него и печать имелась, массивный кругляш рукояти как раз торчал из-за чашки с недопитым кофе. Приложишь - и на документе останется красивый силуэт Города в обрамлении виноградной лозы. Почему виноград? Говорят, когда-то он здесь рос. Даже вина делали. Но потребности Города не в них, а в необходимости прокормить пятьдесят миллионов человек. Печать изготовили при третьем мэре, он уже двенадцатый. В окрестностях больше нет винограда, да и силуэт Города изменился до неузнаваемости.
        - Почему опять сокращаем рацион безработных? Мы же говорили об этом в прошлом месяце? - его палец скользил по строкам выуженного из пачки документа, а голос выражал ленивое раздражение человека, которому приходится обсуждать одно и то же снова и снова.
        - Ситуация изменилась, - с облегчением затараторил помощник, явно ожидавший более бурной реакции. - У соседей плохой прогноз по урожаю. Агенты сообщают, что ночью три города решили увеличить запасы. Ничего на рынок. Сами знаете, теперь все начнут придерживать поставки. Говорят, зима будет суровой. Не урежем паек сейчас - весну встретим голодным бунтом.
        - Что еще? - осведомился мэр, один за другим подписывая лежащие на столе документы. Снос какого-то здания, ремонтные работы на эстакаде, покраска футбольного стадиона. К каждому указу аккуратно подколоты листки с визами городских служб, комиссий Сената, данные опросов Избирателей и простых горожан. Глядя на эту рутину, многие усомнились бы, есть ли у мэра реальная власть. Но заданный им вопрос к бумажной волоките не относился.
        - Исламский квартал грозит восстанием, - Марк стянул с носа очки и принялся судорожно тереть платком кристально прозрачные стекла. - Улица удовольствий присоединила к себе семидесятый сектор. Значит, они теперь соседи. Старейшины и муфтий говорят, что молодежь начнет бегать через дорогу и блудить. Что напротив их окон станут крутить порно, а у мечетей появятся проститутки.
        - Похоже, им нужно выделить отдельную планету, - пробурчал мэр, аккуратно приложив печать к указу о закрытии двух полицейских участков в районах, где стражи порядка всё равно не рисковали появляться без сопровождения бронетехники. - Что предлагаешь?
        Водрузив очки обратно на нос, помощник изящным жестом фокусника выудил из портфеля гибкий планшет, сунув боссу под нос карту Города, переливающуюся десятками цветов и огоньков. Мэр терпеть не мог, когда Марк начинал елозить перед его лицом толстыми пальцами по экрану, но советы секретаря почти всегда оказывались полезны. Со вздохом откинувшись в кресле, городской глава жестом предложил начинать доклад.
        - Вот здесь… - вкрадчиво залепетал помощник. - Посмотрите… Исламский квартал занимает шесть секторов у излучины реки. С другой стороны от него лишь семидесятый сектор, за ним - десять секторов Улицы удовольствий. Те тоже с двух сторон ограничены рекой, а с третьей - городской свалкой. Правоверные хотят отгородиться? Отлично! Мы можем прорыть между ними и грешниками судоходный канал. Это, по сути, превратит обе зоны в острова. На Улицу удовольствий можно будет попасть только по муниципальным мостам. Сделаем их платными! За счет сборов строительство канала окупится за два года и начнет приносить немалый доход в казну. А правоверные… ну, пусть попробуют устроить бунт, как пять лет назад. Мы просто перекроем мосты и отсечем их от остального города.
        - Гениально, - буркнул мэр, внимательно изучая прочерченные пальцем секретаря зеленые и красные линии на планшете. - Если, конечно, сутенеры или фанатики не разнесут город, как только мы примемся копать. Придется лично навестить тех и других. Назначь встречи.
        - Уже назначил, - извиняющимся тоном признался Марк. - Боюсь, все так роптали, что пришлось договориться на сегодня. Машина будет подана через час.

* * *
        - Я разочарован, - сухо констатировал мэр, окинув безразличным взглядом сидевшую перед ним троицу. - Думал, вы большие мальчики. Можете сами решать такие проблемы.
        Ему не нравилось место, где пришлось проводить встречу. Марк заслужил хорошую выволочку. Стрип-клуб оставался стрип-клубом, даже если хозяева очистили помещение от персонала, а посетители набивались сюда лишь после заката. За спинами его собеседников возвышалась сцена с шестами, справа призывно играл отблесками ламп на сотнях бутылок гигантский бар. Оставалось надеяться, что уборщики успели продезинфицировать диван в ВИП-кабине, на котором он вальяжно развалился, всем своим видом демонстрируя отсутствие интереса к разговору.
        - Ваша честь, - сидящий в центре толстяк в столь же притворном волнении промокнул платком совершенно сухой лоб, показывая, как озабочен реакцией гостя. - Они законные владельцы. И их немало, человек двести. Детей штук пятьдесят. Я сам ходил договариваться. Поверьте, мы предложили куда больше, чем стоят эти трущобы. На такие деньги они могли бы переехать в приличный район за рекой, и еще осталось бы. А другие способы… гм… жильцов слишком много. Шум поднимется.
        Сидевшие по бокам от толстяка сухопарые мужчины лет под шестьдесят в унисон закивали. Все трое были облачены в строгие деловые костюмы и по виду напоминали клерков среднего звена, мечтающих о статусе Избирателя и переезде в Город Счастья, когда Комитет по заслугам после полусотни лет офисной каторги наконец признает, что их долг обществу выплачен. На деле же они управляли Улицей удовольствий - десятью секторами Города, населенными тремя миллионами человек. Суды, полиция, избранные от Улицы десять сенаторов - здесь всё принадлежало им. Пару сотен лет назад их назвали бы мафией. Секс, наркотики, азартные игры, бои без правил приносили огромный доход, часть из которого исправно пополняла городскую казну. Пока это происходило, мэр не лез в их дела. И привык, что они сами решают свои проблемы. Главное, без лишнего шума.
        Удивительно, но троица не слишком возмущалась тем, что судоходный канал отрежет самый удобный путь на Улицу из других частей города. В обмен на поддержку проекта они просили лишь о пустяковой услуге - освободить четыре дома в перешедшем под их контроль семидесятом секторе. Когда-то там жил средний класс, в основном белые христиане. Но близость к Улице удовольствий радовала их не больше, чем правоверных. Люди уезжали, продавая квартиры за бесценок старикам, уже не способным работать, но так и не ставшим Избирателями. Пару лет назад четыре дома в самом центре сектора оказались выкуплены неким «Обществом плюща». Он никогда не слышал о таком. Впрочем, всяких сект в Городе тысячи, и его не интересовали те, что не причиняли беспокойства.
        - Ладно, - тон мэра выражал недовольство, но внутри он ликовал. Признать дома ветхими и определить под снос - пустячное дело. Было бы куда хуже, потребуй толстяк сотоварищи урезать платежи в городскую казну или долю от сборов за проезд по мостам. Вот бы так же гладко прошло со старейшинами мусульман. - Я посмотрю, что можно сделать.

* * *
        - Не стоило вам сюда приезжать, - из-за спины пропищал Марк, нудевший о том же всю недолгую дорогу от стрип-клуба до семидесятого сектора. - Лишнее внимание. Какой-нибудь блогер пронюхает и напишет, что мэр лично явился выселять бедняков.
        - Сектанты необязательно идиоты, - вяло отреагировал мэр, разглядывая дома перед собой. - Вместо этой рухляди предложим им хорошее жилье за рекой. С переездом поможем. Думаю, они просто боятся связываться с Балмонтом и брать его деньги. Слово мэра - дело другое. Ты только посмотри на этот ужас.
        Длинные десятиэтажные дома образовали квадрат, во внутренний двор которого можно было проникнуть через единственную арку. Типичная конструкция столетней давности, когда превыше всего ставили безопасность. Впрочем, и сейчас в этой части города преступность зашкаливает. Помимо пенсионеров дешевое жилье вблизи от Улицы удовольствий пришлось по вкусу наркоманам. Темные обшарпанные фасады, во многих квартирах выбиты окна. Трубы и проводку наверняка не меняли с прошлого века.
        - Мистер, вы Избиратель? - девчушка лет восьми подошла со стороны арки, с любопытством разглядывая кортеж из трех бронированных машин и рассыпавшихся по тротуару телохранителей. - Папа говорит, Избиратели богатые. И всегда ходят с охранниками. Прячутся за ними от простого народа.
        Похоже, он ошибся - в комплексе засели не очередные братья Иисуса, а какие-то социалисты. Девочка смотрела без страха, а ведь она уже достаточно взрослая, чтобы понимать, как устроен мир. Видно там, откуда два года назад появились поселенцы, власти не успели всерьез за них взяться. Миленькая, хоть и дурочка. Белокурые волосы до плеч, большие голубые глаза. Одета в синий комбинезон - изрядно поношенный, но чистый и без следов штопки. По крайней мере, внутри их ждут не наркоманы. У тех дети обучены избегать властей, да и выглядят куда менее ухоженными.
        - Да, деточка, - фальшиво улыбнулся он. - Я - Избиратель. Хотел бы поговорить с вашим главным. Где его можно найти?
        С ним пошел только Марк. Опасности не чувствовалось и они не хотели создавать напряженность, явившись с охраной. Оба поняли, что всё будет не так просто, как только оказались во внутреннем дворике. Если обитатели квартала не пожелали восстанавливать фасад, то явно не из лени. С этой стороны окна были целы, а стены на всю высоту облицованы бежевой плиткой. Веселенькая детская площадка, теннисный корт, несколько уютных беседок, аккуратные клумбы. Даже деревья посадили.
        - Господин мэр! - к ним уже спешил с протянутой для рукопожатия рукой улыбчивый бородач лет сорока в потертом синем блейзере. - Рады вас видеть! Я Майкл Лик, ректор «Общества плюща». Мы зарегистрированы в городском реестре, все документы в полном порядке. Вы ведь по поводу выселения, так?
        - Именно, - с неудовольствием подтвердил мэр, тщательно следивший, чтобы его изображения не появлялись в Сети. Ведь сейчас, слава богу, не двадцать первый век. Из пятидесяти миллионов жителей Города лишь пятьдесят тысяч были Избирателями, а политические кампании проходили на сайтах, закрытых для посторонних. И всё же этот пройдоха знал, как выглядит городской глава.
        - Вынужден сразу сказать вам то же, что и господину Балмонту, - сокрушенно развел руками Лик. - Мы не хотим переезжать. Вернее, не можем. Слишком много сил вложено в это здание. Переезд отбросит нас на годы назад. Знаю, как обычно действует мэрия, но никакая комиссия не признает наши дома ветхими. Мы не стали трогать фасад, чтобы не привлекать внимания, зато внутри всё отремонтировано, на всё есть разрешения. Однако я рад, что вы нас посетили. Позвольте показать вам кое-что. Полагаю, это поможет уладить вопрос.
        Мэр злобно покосился на помощника, но тот лишь сконфуженно улыбался, сжимая в руках планшет. Второй прокол за день - сначала стрип-клуб, а теперь коротышка даже не удосужился изучить историю квартала, выставив начальника идиотом. Судя по речи, этот Лик - образованный малый. Ведет себя крайне самоуверенно и знает, о чём говорит. Мэр слегка кивнул, милостиво показывая, что приглашение принято.
        Подумать только, у них и лифты работали. Поднимаясь на десятый этаж в тесной кабине вместе с прячущим глаза Марком и выглядевшим совершенно расслабленным Ликом, мэр размышлял о том, откуда у местных деньги. Капитальный ремонт четырех домов - штука недешевая. На парковке во дворе десяток машин - с виду не новых, но такого класса, что водить не постыдится и Избиратель. Нужно будет провести тщательное расследование. Может, удастся притянуть их за неуплату налогов.
        Двери лифта распахнулись, но за ними он не увидел лестничную площадку, как ожидал. На десятом этаже оставили лишь несущие колонны, превратив его в огромный зал, занятый прозрачными цистернами. Внутри каждой пульсировала отвратительная с виду фиолетовая масса.
        - Не судите по одежке, - ухмыльнулся Лик, заметив гримасы спутников. - Мы назвали это Томми. Уже провели три успешных полевых испытания. Наше предложение таково - мы передаем Томми Городу, а вы оставляете нас в покое.
        - Что это? - ворчливо поинтересовался мэр. - На это у вас тоже есть разрешение?
        - Томми, по сути, кибернетический организм. Биомасса, управляемая с помощью наночастиц. И у нас его много.
        - Зачем он нужен? - пропищал из-за их спин Марк. - Что с ним делать-то?
        - О, Томми - универсальный ассенизатор, - спохватился Лик. - Пожирает и перерабатывает практически любые отходы, даже токсичные. Превращает всё в безвредные субстанции. Если упрощенно - в пыль и воду. Подумайте только, что можно сделать с его помощью! Мы посчитали - за год он сожрет все городские свалки. Вот, например, свалка за Улицей удовольствий. Там можно будет построить новые жилые кварталы, проложить еще одну дорогу. Разве плохо для господина Балмонта? Всяко лучше нескольких жалких домов, на месте которых он собирается построить казино. Но я не хотел показывать ему Томми, ждал вас.
        - Но это же… наука? - тихо уточнил мэр. - Это научные исследования. Новые технологии. И вы признаете, что занимаетесь ими? Здесь, в моем Городе?
        - У нас есть лицензия университета, выданная Всемирным советом мэров, - с недоумением откликнулся Лик. - Запрет на научную деятельность отменен шесть лет назад. Я же говорил - у нас всё законно.
        - Откуда вы взялись?! - взвизгнул Марк, заметив растерянность шефа. - Запрет, может, и отменен, да только такие штуки за шесть лет не изобрести!
        - Мы - одна из двух сотен общин, возникших после запрета на науку сто сорок лет назад, - удивился Лик. - Конечно, наша легализация в СМИ не освещалась, но я думал, что все мэры в курсе. Когда закрыли университеты и запретили фундаментальные исследования, многие ученые решили держаться вместе. Так и жили - переезжали с места на место, зарабатывали починкой техники. А знания передавали из поколения в поколение. Семь лет назад общины провели исследование и поняли, что человечество долго не протянет. Триста мегаполисов высасывают из Земли все соки. Отходы не утилизируются, урожаи падают, полезных ископаемых всё меньше. И ограничения рождаемости не помогают. Нельзя вечно жить, просто копируя изобретения полуторавековой давности. Так люди и сорока лет не продержатся. Послали доклад во Всемирный Совет, и надо же - те послушали. Запрет сняли, теперь все законно работают над решением проблем. Наш университет отвечает за утилизацию, и еще за медицину. Вот, глядите.
        Оживившись, Лик снял с запястья невзрачные с виду пластиковые часы и покрутил ими перед гостями:
        - Вы носите «Улисс Бегет» с функцией мониторинга здоровья, господин мэр? Само собой, как и все Избиратели. Наш аналог - гораздо дешевле и почти в три раза точнее. Примерьте, не стесняйтесь - всего несколько минут на полную диагностику!
        - Я здоров, - процедил мэр, но часы надел. Пластик приятно холодил руку, а диагностический укол почти не ощущался. Конечно же, бородатый наврал - аппарат ничего не показал и через пять минут, когда фирменный «Улисс Бегет» давно подтвердил бы, что всё в порядке. Ему пятьдесят, и он в отличной форме. Его старшему сыну всего двенадцать, а младшему восемь. Сохранившиеся технологии позволяют Избирателям жить до ста лет, не меньше. Он спокоен - дети успеют занять достойное место в обществе, сами станут Избирателями. А может, и Избранными. Что бы ни воображало себе городское быдло, это не наследственный титул - его нужно заслужить.
        Часы загудели, циферблат окрасился в розовый цвет. «Вероятность рака печени - 72%. Немедленно обратитесь к доктору». В раздражении сорвав с руки браслет, мэр сунул его побледневшему Лику и направился к лифту.
        - Господин мэр, это очень точный прибор. Вам нужно срочно… - похоже, Лик утратил часть самоуверенности, но сдаваться не собирался.
        - Я разберусь, - грубо прервал его градоначальник. - С вами свяжутся.

* * *
        Кортеж несся домой по дороге, проходившей сквозь желтеющие кукурузой поля. Початки на стеблях выше человеческого роста создавали иллюзию деревенской идиллии, но он знал, что это не так. Где-то там, среди бескрайних посевов, устраивают свои временные лагеря бродяги. Те, кто не захотел жить в городе, получая социальный паек. И те, кто явился из Резерваций и Свободных земель, не вошедших в состав Городов. В мире так много отщепенцев, желающих одного - разрушить то, что создавалось больше сотни лет. Уничтожить баланс между имеющими право решать и исполняющими решения. Между старым и новым, прогрессом и стабильностью.
        Сто сорок лет назад правительства пали. В их существовании не осталось смысла, когда почти всё население переселилось в крупные города. Триста семь мегаполисов взяли власть в свои руки - каждый на своей территории и землях вокруг. Тогда же созданный Всемирный Совет мэров определил, в чём настоящие проблемы человечества. Охлократия. Право голоса, которое есть у каждого нищего подонка, и политиканы, пытающиеся им всем угодить. Теперь статус Избирателя нужно заслужить упорным трудом и вкладом в выживание Города. Или купить за большие, немыслимые деньги. Отдав долг обществу, Избиратель может удалиться на покой, увезти семью из ада мегаполиса в один из Городов Счастья. И наука. Игры ученых пугали людей всё больше. Эпидемии искусственных вирусов, разрушенные экспериментами с антиматерией поселения, мыслящие клоны человека, устраивающие бойни боевые дроны. К концу двадцать первого века всё это вышло из-под контроля. Совет принял правильное решение, закрыв университеты и лаборатории, запретив все опасные и новые технологии. Людям вполне хватает уже изобретенного. А для штамповки телевизоров, кофемашин и
автомобилей ученые не нужны - достаточно крепких технарей, которых за пару лет готовят колледжи.
        - Так что мы будем делать с… проблемой? - Марк наконец решился прервать молчание, преданно глядя на босса. Переговоры с муфтием и старейшинами мусульман прошли удачно, но мэр пялился в окно лимузина мрачнее тучи.
        - Завтра съездишь к начальнику полиции и в Службу детского благополучия, - наконец процедил городской глава. - Да, лично. Скажешь - есть основания полагать, что дети в тех зданиях подвергаются жестокому обращению. Незаконные опыты, чрезмерное обучение. Неубедительно? Уверен, инспектора что-нибудь придумают, если не хотят присоединиться к бродягам в лесах. Детей изъять и распределить по приютам. Под вымышленными именами. Нет, не у нас - в других городах. Подальше. В Индии. Договорись, обещай взамен, что попросят. Родителей задержать на тридцать суток по указу о городской безопасности. Зачистите дома с командой биозащиты. Квартал принудительно выкупить как угрожающий общественному здоровью. По базовой стоимости, да. Деньги переведите Лику, пусть подавится. Когда этих умников отпустят, им некуда будет вернуться. Зато найдется новое занятие - искать своих детишек по всему миру. И запиши меня на обследование к доктору Томпсону.
        Он резко обернулся к окну, прервав разговор. Всё сказано.
        Город - единый организм, чье существование отлажено десятилетиями правления мэров. Пусть большинству кажется, что там царит хаос, что разделенная на тысячи общин людская масса только и делает, что пытается пожрать себя. Он давно управляет этой системой и точно знает, что ей нужно. И дело вовсе не в указах, напечатанных на красивой гербовой бумаге. Из его кабинета доносится еле слышный шепот, позволяющий выживать пятидесяти миллионам людей. Лидеры этнических сообществ, духовные вожди, главари банд каждый день получают сообщения с известных им одним номеров. Днем и ночью по улицам шныряют десятки ничем не примечательных мужчин и женщин, передающих послания, которые не должны оставить электронного следа.
        В Городе нет места тому, чего он не понимает или не может контролировать. И тем более тому, что может нарушить вековой баланс. Уничтожить свалки? Только идиот может думать, что они просто так существуют в городской черте. Это красные линии, великие стены, одна из основ «разделяй и властвуй» мэрии. Убрать свалку за Улицей удовольствий и позволить владениям Балмонта расшириться? Сделать его соседом Латинского квартала, с которым Улица уже сотню лет враждует за контроль над поставками наркотиков, чтобы начать кровавую войну? Свалки разделяют сотни общин, готовых при первом удобном случае вцепиться друг другу в глотку. Препятствуют по-настоящему масштабным бунтам. Дают работу тысячам горожан. Их уничтожение станет катастрофой для Города.
        Ученые, чуть не погубившие мир полтора века назад, этого не понимают. Они играются с формулами, не осознавая, как их открытия влияют на жизнь людей. Они должны исчезнуть. Любой мэр поступил бы также. Плевать, что там решил Всемирный совет. Его заседания сейчас не посещает и половина городских глав. Он не подведет Избирателей, не подведет своих детей, оставив им в наследство хаос, рожденный иллюзиями прогресса и гуманности.
        Дети… его дети - это всё, что имеет значение. Как только решит проблему с научной дрянью, сразу же отвезет их на неделю в ближайший Город Счастья. Туда, где всегда тепло, где лазурные воды омывают белоснежные пески, где люди живут в маленьких симпатичных домишках, где нет грязи и преступности. Туда, где селятся Избиратели и Избранные, уже отдавшие свой долг обществу. Куда однажды переедут и они. Он давно обещал им эту поездку.
        А когда вернется, наконец-то избавится от проклятых бродяг на пляже.
        Максим Тихомиров
        Зверушка
        Кердан ковырялся на дальнем краю криоцветной делянки, когда в околопланетном пространстве Казареса финишировал пират.
        Работа у Кердана не то чтобы спорилась. Нет, скорее, она шла из рук вон плохо - причем изо всех имеющихся у Кердана в наличии рук сразу. Временами работа из рук прямо-таки валилась - причем ему же, Кердану, на ноги, больно ушибая пальцы на них острыми гранями тяжелых, как камни, клубней. Тогда Кердан вздыхал, откладывал инструменты и некоторое время сидел на седьмой точке, любуясь пейзажем.
        Пейзаж был что надо.
        Туманно-сизый опалесцирующий полудиск Казареса, весь в кружеве атмосферных вихрей, пронизанных бесчисленными молниями, нависал над изломанной линией местного горизонта, похожий на каплю подсвеченной ультрафиолетом ртути в оправе из тонких до почти полной прозрачности колец. Отраженного им света далекого Солнца как раз хватало для того, чтобы Кердану не приходилось включать ряды ламп над гидропонными грядками, которые рядами тянулись до самого горизонта. Благодаря невеликим размерам Гнезда и значительной крутизне уклона его поверхности горизонт этот был - к счастью для Кердана - совсем не далек.
        При сверхнизких температурах местной ночи, когда кусок камня, приютивший во времена оны малолетнего тогда еще Кердана вместе со всей его семьей, отворачивался от отражающей свет и излучающей тепло планеты, одновременно заходя в ее тень, в ход шли инфракрасные грелки. Они позволяли и без того неспешным, словно загустевшая патока, термохимическим реакциям, протекавшим в шипастых телах субвакуумных растений, не остановиться окончательно. К счастью, личный опыт садоводов, накопленный семейством Кердана за то немалое время, что они жили здесь, показывал, что из-за крайне сложной небесной механики этого сектора бывшей юпитерианской орбиты такие ночи случались нечасто. Достаточно было лишь вовремя пополнять запасы энергии в батареях, от которых питались излучатели, и сохранность урожая была гарантирована.
        Но, как выяснилось совсем недавно, этих мер оказалось недостаточно.
        Кто-то дерзкий и жадный повадился совершать набеги на криоцветовые плантации, что повергло семейство Кердана в шок. До этого момента они считали, что не делят Гнездо ни с кем. Первоначальное подозрение, павшее на ближайших соседей с Карьера, соседа Гнезда по орбите, такого же выскобленного до дна астероида, который вместе с тремя десятками других Казарес захватил в стародавние еще времена, - выглядело настолько смехотворным, что ограбленные хозяева постыдились его озвучить. Ибо, строго говоря, набег на делянку криоцветов случился пока всего один… да и размер потравы, если уж по-честному, был ничтожен. Семейство возмущал не столько масштаб хищения, сколько сам его факт.
        Неведомый похититель вывернул из керамлитовых ванн с незамерзающей питательной средой несколько кустов криолитов и бессовестным образом оборвал с обнажившихся ризоидов совершенно незрелые еще клубни, часть из которых бросил тут же. Следов на каменистом грунте не осталось. Охранных контуров - ввиду абсолютной необитаемости новообретенного мирка - установить никому в свое время и в голову не пришло. Рельеф Гнезда изобиловал складками, в глубоких тенях которых могло скрываться все, что угодно. Тело планетоида было, словно сыр, во всех направлениях пронизано тысячами километров технических туннелей, штолен и штреков, из которых семейством Кердана была обследована и использовалась лишь ничтожно малая часть. Похититель мог скрываться где угодно.
        Поиски, предпринятые сразу после ночного набега, успехом не увенчались. Немногочисленное семейство, растянувшись редкой цепью, прочесывало ущелье за ущельем, с каждым следующим все более теряя интерес к процессу и все более нагуливая и без того неплохой аппетит. В конце концов голод погнал всех обратно в уютное тепло дома, который, как и весь приютивший их мирок, семейство величало Гнездом. Там, в привычном зеленоватом свечении настенных грибов-люминофоров, сгрудившись вокруг огромного низкого стола в Едальной Зале и чинно вкушая приготовленный Матушкой пудинг, семейство принялось неспешно обсуждать происшествие.
        - А вот давайте-ка припомним, дорогие мои родичи, - задумчиво посасывая длинные усы, прогудел Папаша. Все притихли, перестав стучать плошками о столешницу, а ложками - о дно плошек, а Папаша продолжил: - Не видел ли кто из вас, или не слышал ли, или не чувствовал чего-нибудь такого… странного, вот подходящее слово, да, в последнее время?
        Семейство зашушукалось, припоминая.
        - На Казаресе вечор буря была агромадная! - выпалил, припомнив, самый мелкий из самцов семейства, Рейти. Пойдя статью в родителя, он через пару децикад грозил обойти того по весу и размерам, но умом пока не блистал. - Я смотрел, ага! Молнии лупили - во!
        Рейти, разведя руки как можно шире, показал, как лупили молнии, и сразу стал похож на бродячий куст перелети-неба. От напряжения глаза его выпучились по всей морде, а шерсть на лбу встала дыбом, словно и впрямь от электричества. Семейство покатилось от смеха. Рейти даже и не подумал обижаться - только надулся еще сильнее, пустив водород во внутренние емкости, по причине чего тут же взлетел под потолок, откуда его весело добывали следующих несколько минут.
        - А в кольцах новая брешь появилась, - сообщила старшая из сосестер, Мейрин.
        Кердан разглядывал ее налитую, всю в тугих перетяжках сегментов, фигуру с одобрением: скоро, совсем уж скоро придет ее срок, и тогда за соблазнительной красавицей будет самое время приударить. В неотразимости своей Кердан и не думал сомневаться - за что бывал многократно бит и собратьями, и сосестрами, и прочими родичами по Гнезду.
        - Брешь? И когда же? - вопросил редко выползавший на поверхность Папаша.
        - Вечор же, - ответила Мейрин, вся изнутри светясь от внимания, проявленного главой семейства к ее наблюдательности. - Я литопсы собирала за старой драгой, глаза подняла - а во внешнем кольце брешь, как после метеорного дождя, и обломки еще в стороны разлетаются… Сейчас-то, поди, уже все позатянулось.
        Папаша удовлетворенно хмыкнул.
        - А в Большую Дыру камень ударил! - запищала крошка Глейн, подпрыгивая на месте на своих толстеньких, детских еще, ножках. - Я видела, я видела! Я там играла!.. Ой.
        Большая Дыра была огромным кратером, оставшимся не то со времен открытых разработок астероидных недр, не то и вовсе с момента Творения, когда мир был полон хаотически сталкивающихся масс незрелого еще вещества. Даже просто приближаться к ее осыпающимся склонам, а уж тем более играть там было строго-настрого запрещено всем без исключения членам семейства. Папаша нахмурился.
        - И когда же это наша мелюзга от нянек ускользнула? - сверкая всеми глазами сразу, вопросил он. Суровым взглядом обвел сидящее за столом семейство. Все, кроме Матушки, виновато прятали глаза.
        - Да вечор же! - радостно пискнула мелюзга.
        - Вечо-ор… - протянул Папаша.
        Жевать усы он перестал. Семейство, затаив дыхание, ждала. Всеми позабытый Рейти снова воспарил к потолку и с выражением, не сулившим семейству ничего хорошего, многообещающе вращал там глазами.
        - Сходится! - громыхнул Папаша ручищей о стол.
        В наступившей за этим тишине слышно было, как часто-часто стучат сердечки в тоненькой по малолетству груди крошки Глейн.
        Папаша широко, во все сто зуботерок, улыбнулся. Семейство облегченно перевело дух. Никто ничего не понял, но спрашивать, едва избежав одной вспышки Папашиного гнева и остерегаясь спровоцировать друую, не спешили.
        - Что? Не интересно? Никому?! - Не дождавшись реакции семейства, Папаша закономерным образом начал яриться вновь.
        Семейство тут же единогласно заверило его, что конечно же, интересно, и интересно всем вместе и каждому в отдельности - просто все, потрясенные мощью Папашиного ума, стесняются спросить. Честное слово.
        - Зверь у нас! - многозначительно заявил Папаша. - Заяц. Безбилетник, сталбыть. Верхом на том валуне прибыл, который кольцо Казаресово попортил да небеса ему взбаламутил, прежде чем о Гнездо наше грянуться! Мало ли кто на каменюках этих летает… Надо, выходит, зверюгу ту изловить, пока она не оголодала вконец, да нас без пропитания не оставила. А то потравит нам весь урожай - что делать будем?
        Семейство согласно закивало. Все знали, что Папаша лукавит, и что запасов в погребах нижних уровней запасено на декады децикад, и что не криоцветами едиными сыты они все, и что из свежих криоцветов Папаша выгоняет крепчайший высокооктановый денатурат, которым можно и вагонет заправить, и челнок зарядить, и внутрь принять без особого вреда для здоровья да для веселости духа… Вслух никто ничего не сказал.
        - А посему назначаю ответственным по излову зверюги… - Папаша вгляделся в тревожно округлившиеся мордашки своих возлюбленных отпрысков и согнездников, по одному ему известным признакам ища подходящее. - А вот тебя и назначаю.
        Его заскорузлый перст уперся в лицо Кердана, которое поспешило вытянуться от расстройства в маску уныния.
        Кердан обреченно вздохнул. Так ведь и знал, подумал он.
        - А изловлю - что делать? - спросил Кердан.
        - Немедленно доложить, - велел Папаша. - А пока ловишь, грядки заодно поправь.
        - Один не справлюсь, - усомнился Кердан.
        - Подмоги не жди, - отрезал Папаша. - У всех свои дела имеются.
        Ну да, конечно. Кроме него, Кердана. Старый ты пень…
        В иерархии семейства Кердан, как самый старший - после Папаши - из самцов, был трутнем и справедливо считал, что ничегонеделание - это и есть его истинная работа. Так оно, собственно, и было - но старик раздражался неимоверно. Возможно, потому, что именно ему, Кердану, предстояло сменить Папашу на его посту, когда придет его время. Кердан подумал немного и понял, что тоже смог бы невзлюбить увальня Рейни, поменяйся они втроем местами. А они рано или поздно местами таки поменяются. Круг бытия, философски подумал Кердан. Ничего личного.
        - А если оно большое? - сделал последнюю попытку отлынить от дел Кердан.
        - Не большое. Большое краем делянки не наелось бы.
        - А вдруг?..
        - Ты его сперва выследи, - усмехнулся Папаша. - А потом уже бойся. И про грядки чтоб не забыл!
        На том и порешили.

* * *
        Выследить воришку с наскоку у Кердана, разумеется, не получилось. Он поползал вокруг развороченных грядок, разыскивая следы. Нашел несколько тысяч следов, оставленных домашними. Даже свои собственные, плоскостопые, следы нашел. Без энтузиазма поковырял грунт мотыгой. Заклеил треснувшую гидропонную ванну пластырем. Сшил порванные трубопроводы герметиком. Воришка не возвращался. Выходит, еще вчерашний улов не доел.
        Работать Кердан, как и положено трутню, мог, но не любил. А потому особого рвения не проявлял, стараясь не дать телу переутомиться и при малейших признаках усталости устраивая себе перерыв.
        И вот теперь Кердан, задумчиво посасывая ушибленные пальцы, сидел на камне у развороченной грядки и бездумно таращился на Казарес. Мотыга, вакуумный пластырь и пузырь со смолой-герметизатором бесполезной грудой лежали рядом. Работа встала.
        Пирата Кердан заметил сразу, стоило тому выйти из тени Казареса, на миг снять камуфляж и включить пульсеры системы ориентации.
        С расстояния в сотню кликов это выглядело лишь мгновенной вспышкой среди звезд. Рябь искр на фоне черной массы тела планеты - словно метеорит чиркнул об атмосферу и распался россыпью мелких камней, которые тут же в ней сгорели. Чужой корабль сноровисто, в один выхлоп, оттормозился и лег на круговую орбиту, укрытый пологом маскировочного поля, невидимый для всех, но оттого не менее опасный. Если не знать, где искать, ни за что не найдешь.
        Кердан знал, но даже с этим знанием не смог бы теперь засечь пирата без лидара. Подсвечивать же его лидаром было самоубийством - при попытке активного сканирования пират незамедлительно отправил бы незадачливому искателю по его же лучу гостинец в образе умной бомбы, которая через несколько секунд превратила бы того в облачко раскаленного газа.
        Превращаться в облачко газа Кердану не улыбалось. Поэтому он спокойно потрусил с делянки к ближайшему отнорку - предупредить остальных.
        Отнорок был туннелем неправильно-округлого сечения два метра в поперечнике, который по плавной дуге уходил на полкилометра под поверхность Гнезда. Туннель проплавили в базальте при помощи термоядерного проходческого щита прежние хозяева астероида - те самые, что превратили когда-то газовый гигант, который обитатели третьей от Солнца планеты называли Юпитером, в гроздь разновеликих газовых планет, пустив остальную часть массы гиганта на создание мелкодисперсного туманного облака тороидальной форы.
        Огромный газовый «бублик», заполняющий теперь юпитерианскую орбиту, имел весьма небольшое по площади, в космических масштабах, внутреннее сечение тора, распространяясь всего на десяток тысяч километров в стороны от условного центра. Плотности газа было недостаточно для того, чтобы из него со временем снова сформировалась планета - но для поддержания жизни в этой, столь удаленной от зоны Златовласки, области Солнечной системы открылись весьма интересные перспективы.
        Казарес был одной из новых газовых планет. Ему, как и всем прочим постюпитеридам, не исполнилось еще и пары тысячелетий. Поверхность его бурлила нестабильными вихрями, слои постоянно перемешивались, слишком горячее ядро щедро излучало в окружающее пространств излишки тепла. Атмосфера поставляла в газовое облако изрядные порции водорода, гелия и кислорода - а потому в последнее тысячелетие в его окрестности переселилось немало сорви-голов из потомков модифицированных шахтеров. Таких, как семейство Кердана.
        В Гнезде Кердан доложился по всей форме Папаше.
        - Молодец, - похвалил Папаша. - Глазастый! В меня!
        В доказательство своей глазастости Папаша повращал глазами, пуча их из орбит. Всеми сразу. Вращать глазами Папаша умел и любил. Из всего семейства только у него получалось вращать ими в разных направлениях. Говорили, что это из-за того, что в детстве Папашу, который тогда был еще совсем не Папашей, по голове сильно ударило камнем, но сам Папаша такие слухи опровергал, утверждая, что происходят они от постыдной зависти к его неимоверному таланту.
        - Что теперь делать? - спросил Кердан.
        - Тебе - ничего, - ответил Папаша. - У тебя уже дело есть. Зверя поймал? Нет. Вот иди давай и лови. Да! В Большую Дыру заглянуть не забудь. Чует моя чуйка, нечисто с ней.
        Кердан вздохнул и пошел себе восвояси.
        Оказавшись снаружи, потаращился в небо. Из-за сизой туши Казареса выглянули его орбитальные братья - Рамирес и Гонсалес, такие же буйные, c растрепанными облачными бурями атмосферами. Только Рамирес был красно-золотым, а Гонсалес - бирюзово-серым. Теней на поверхности Гнезда прибавилось. Вор не появлялся, работа ждала, криоцветы подняли головки и теперь следили за перемещениями светил по небосводу, послушно поворачиваясь вслед за движением небесной сферы.
        Совсем заскучав, Кердан пошел прогуляться до Большой Дыры. Долгими пологими прыжками добрался туда за десять минут. Постоял на краю, всматриваясь в пыльную взвесь на дне. Что-то же эту пыль подняло, подумал Кердан. Вздохнул и начал спускаться, осторожно нащупывая всеми руками и ногами опору на без малого отвесной стене.
        Внизу было пыльно и сумрачно. Стены кратера преграждали путь неяркому здесь солнечному свету и ртутному сиянию самого Казареса. Кердан врубил фонарь, но луч его увяз в пыли. Кердан обострил слух и обонялку и не спеша зашагал через кратер к стене зазубренных скал на противоположной его стороне. По пути осматривал груды битого камня, завалы древнего железа, обломки конструкций из сверхпрочного полимера и прочие следы, оставленные бывшими хозяевами Гнезда, которое в те незапамятные времена Гнездом еще, разумеется, не было. Дойдя до подножия дальней стены, прошагал с десяток градусов по окружности, развернулся и обрел обратно. Потом еще раз. И еще. Захламленное дно Большой Дыры было так же безжизненно, как и все последние века.
        На десятом проходе Кердан наткнулся на груду блестящего металла, перекрученного и опаленного недавним огнем. Рядом из листов пластика было сооружено что-то вроде хижины: стыки кое-как залиты герметиком, из щелей парит утекающее тепло. Дверь была закрыта снаружи на грубый засов, сварганенный из рессоры от древнего погрузчика. Кердан заглянул в кривое окошко на двери. Внутри, скорчившись, сидела странная зверушка. У зверушки была крупная голова, пара больших глаз на мордочке и всего четыре ручки. Зверушка пыталась кусать мелкими редкими зуботерками клубень криоцвета. У нее ничего не получалось. Зверушка смешно морщилась. Кердан почему-то понял, что зверушке совсем не весело. Потом зверушка стала синеть, и Кердан понял, что криоцветы, которые кто-то украл с делянки и поставил в угол хижины, умерли и перестали давать воздух, которым можно дышать. Кердану тоже стало грустно.
        За спиной скрежетнул металл, и Кердана больно ударили чем-то по голове, подбив разом три глаза. Кердан удивился. На него напало странное существо, похожее на запертую в хижине зверушку, только целиком стальное. В руке существо держало железный прут и заносило его для следующего удара. Кердан не стал ждать, пока его ударят прутом. Он ударил сам. Стальная зверушка сломалась пополам и улетела в пыльную темноту. Оттуда не доносилось больше ни звука.
        Зверушка внутри хижины совсем посинела и не шевелилась. Кердан вздохнул, разломал хижину, закутал зверушку в свое нательное одеяло и, пока она совсем не остыла, понес ее долгими прыжками к делянке. Там положил ее в грядку, сел рядом и долго-долго следил за тем, как смешная мордочка зверушки возвращает свой странный розовый цвет.

* * *
        Наутро пират нарисовался на Гнезде сам. Собственной персоной. Сел напротив главного входа, выхлопом сдул всю пыль на целый клик окрест, расщеперил мощные ноги и вперил в зев главного туннеля свои смурные гляделки. Роста пират был немалого, куда больше Папаши - а уж тот, знаете ли, самая крупная во всем семействе особь. С пиратами вообще шутки плохи. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Вот и этот - просто сидит, просто смотрит. А если чего и замышляет - так у него на лбу не написано. Написано же на этом лбу и подавно странное - с наскоку не разобрать, но что-то про Федерацию Объединенного Человечества вроде.
        О том, люди пираты или нет, в окрестностях Казареса давно спор идет. Да и не только здесь. Спросить не у кого - с пиратами если кто и разговаривал, то недолго, и до выяснения таких пикантных обстоятельств у них явно разговор не доходил. Хорошо, если сами живы оставались. Семейству Кердана перспектива с пиратом лясы точить совсем не по душе, а Папаше так и вовсе поперек горла. Но власть налагает ответственность, а ответственность - обязательства. Покряхтел Папаша, покряхтел, да и полез наружу, под пиратские буркала. За ним следом и остальное семейство потянулось. Помирать - так с музыкой. Тоже страшно, но хоть веселее.
        Папаша, коль скоро пират молчаливый попался, говорить начал первым.
        - С чем пожаловал, - говорит, - супостат окаянный?
        Считается, что с пиратами исключительно так только и можно разговаривать - как в сказках герой со злодеем беседу ведут. Папаша в этом деле сноровистый - он всю жизнь так говорит, будто сызмальства ко встрече с пиратами готовился. Остальное семейство, на него глядючи, так же балакать начало. Прижилось. Зато теперь все, что пират ответит, всем сразу ясно станет, без перевода. Семейство затаило дыхание и повытягивало шеи - хотя, казалось бы, куда еще сильнее-то их, шеи, тянуть?
        Пират отвечать не стал. Сжечь Папашу, правда, тоже не сжег - уже неплохо. Скрежетнул какой-то заслонкой - гля, створка на брюхе у него вниз пошла, а за створкой туннель вроде здешних, только поуже да потеснее. С порога створки упала лестничка, а по ней на грунт две зверюшки выбрались - аккурат как та, которую Кердан из Большой Дыры вечор приволок, только повыше да потолще, да на головах - склянки прозрачные.
        Зверюшки поближе подошли и встали с опаской. Зачирикали что-то непонятное, голосочки писклявые, что пищат - не разобрать. Папаша им в ответ запел, забасил по своему обыкновению - те едва в бег не сорвались, потому что когда Папаша басит, непривычному уху это камнепадом кажется. Ухо у зверушек было непривычное - но, хоть мордашками и побледнели, но не сбежали в пиратово нутро, в котором они себя как дома похоже, чувствовали. Что-то им от семейства Керданова нужно было, и Кердан уже догадался даже, что. Вернее - кто. Но виду не подал - не его это, трутня, дело, поперек старшего лезть. Вот спросит сам - тогда и дело будет другое. А пока - ни-ни.
        Зверушки чирикали снова и снова, каждый раз по-иному, да на разные голоса - будто наречия перебирали. Это бывает, это семейству понятно - соседи с Карьера тоже чудно разговаривают, и понимать их выходит через раз. А эти - не соседи даже. Так, зверушки. Пират меж тем в беседу не встревал, сидел, помалкивал да за небом своими буркалами следил. Временами по пролетающим мимо каменюкам постреливал. Зачем - непонятно. Подумаешь, каменюки. Здесь их с неба день и ночь сотни валятся, знай уворачивайся, если на поверхности, а уж если в Гнезде - так и вовсе внимания никто не обращает. Гнездо - это безопасность. Каждый знает. А вот зверушки и камней, и выстрелов пугались и вздрагивали каждый раз, как пират очередные фейерверк с иллюминацией устраивал.
        В конце концов зверушки притомились. Сели прямо на грунт, понурились, погрустнели. Глядя на такое, и семейство совсем уж было собралось обратно в туннель убираться. Но тут та из зверушек, что потоньше, прутком каким-то взялась царапать на скале. Царапала она что-то странное: черта, черта, еще черта… Кружок - такой, вроде склянки, что у них на головах. Если всеми глазами приглядеться - зверушка получилась. В себя тычет, в каракули свои. Потом рядом еще одну зверушку чертит - побольше, и тычет в свою компаньоншу. Тоже вроде все ясно.
        Окружности чертит. Кривые. Один внутри другого. В середине - колючку. Тычет в нее и в Солнце. А, так это, выходит, система наша! Папаша довольно урчит, семейство радо: поняли хоть что-то. Дальше на третьей окружности ставит точку. Тычет в нее и в себя. Оттуда, значит. Верно - была там когда-то планета, прародина человеческая. Называлась не то Грунт, не то Почва, не то Земля. Смешное имя для планеты. Вторая зверушка, стало быть, тоже оттуда.
        Потом зверушка начертила странное. Маленькую зверушку между первых двух. Семейство зароптало, зашушукалось, но Папаша разговор прервал. Дальше стали смотреть. От точки на третьей от Солнца орбите протянула зверушка кривульку к точке на четвертой. Пересчитала фигурки - три. Дальше потянула черту-завиток - к пятой орбите, а потом к шестой - и вот тут фигурок осталось две. А третья, маленькая, пропала где-то на полпути к шестой орбите - вот как такое может у зверушек случиться? Все у них не как у людей - с другой стороны, на то они и зверушки, верно?
        И тут зверушка снова взялась Папашу осаждать, требовать от него чего-то, ручонками своими тонкими размахалась - не боится его, дуреха. А ростом Папаше, который подниматься да разворачиваться в рабоче-боевое положение еще и не пытался даже, едва по брюшко. То ли бесстрашная, то ли просто глупая. Разволновалась, а потом отвернулась и ту часть головы, на которой у нее гляделок пара, лапками своими прикрыла. Задрожала вся. Папаша притих, семейство тоже. Растерялись. Вроде и помочь надо, жалко тварюшек - а чем помочь, непонятно.
        Кердану стоять в сторонке надоело, и он побрел обратно к своим грядкам. Его зверушка спала в гнездышке из старых одеял у подножия криоцвета, дышала часто, сучила в сне тонкими своими ножками. Кердан растрогался, стоял, смотрел умильно. Потом осторожненько, чтобы не разбудить, взял зверушку вместе с одеялами и криоцветом в ладони, погладил по шерстке на голове. Зверушка приоткрыла глаза, испугалась было, но узнала Кердана, показала редкие свои зуботерки, мелкие, как Матушкин бисер, и заснула вновь. Когда зверушка не морщила свое личико, было видно, что мордашкой она похожа на тех, которых принес в брюхе пират. На обоих сразу.
        Домашние расступились, когда Кердан протопал мимо них прямиком к пирату. Даже Папаша промолчал. Зверушки уже поднимались по лесенке обратно в пиратово брюхо, и Кердану пришлось их окликнуть: эй!
        Когда обернулись, протянул им на ладонях свою зверушку. Жаль было отдавать, такая хорошая и ласковая. Но зверушкам нужнее - может, сгодится им взамен той, что пропала у них между орбит? Наверное, сгодится - вон как обрадовались! Схватили, укутали в тряпки вроде своих, на голову склянку надели. Лапками все замахали Кердану. Потом р-раз! И закрылась дыра в брюхе у пирата. Лесенка тоже пропала. Один криоцвет остался - забыли на радостях. Кердан поднял криоцвет и потащился на делянку - обратно в ванну его сажать. Пират деликатно подождал, пока Кердан отойдет подальше, а потом подпрыгнул в небо и уже там ударил факелом, чтобы никого не задеть. Включил камуфляж и пропал среди звезд.
        Когда Кердан проходил мимо своих, Папаша одобрительно загудел и хлопнул его по спине. Еще бы! Увалень увальнем, а всех выручил - даром, что трутень. Теперь Папаша был спокоен: есть на кого оставить семейство, когда придет его время. Есть…
        Матушка приголубила Кердана и отпустила. Уж она-то в своем старшеньком всегда была уверена. Есть кем годиться, и ее заслуги в этом немало.
        Мейрин взглянула по-новому - с интересом. Но Кердан, тюфячина, не заметил даже. Ну да ничего. Придет время…
        На делянке Кедан погрузил ризоиды криоцвета в ванну, наладил питание и сел на свой камень. Стал на звезды смотреть и гадать, кто все-таки были те зверушки, и откуда взялись, и что за дела у этих зверушек с пиратами да с Объединенным Человечеством…
        Было о чем подумать.

* * *
        - Юмико-тян, росинка моя, напугалась сильно?
        - И вовсе нет, мамочка! Сперва страшно было, а потом чудовище меня нашло и спасло!
        - Какой ужас, Юмико, дочка моя. Никогда тебя больше от себя не отпущу! Сперва спятивший андроид и похищение, потом эти страшилища с астероидов!.. Жуть берет.
        - Чудовище не страшное, мама, чудовище доброе! Подарило мне цветок, рядом с которым легко дышится и сны снятся хорошие. Жалко, мы его там забыли…
        - Не грусти! Вот вернемся, подарю тебе целый сад цветов!
        - Но такого-то не будет… Мам, а чудовища - они кто? Такие же люди, как мы с тобой и папой?
        - А-ха-ха, милая, насмешила! Конечно же, нет. Как тебе такое в голову только пришло?
        - Приснилось…
        - Сейчас папа курс проложит и тоже придет тебя обнимать. Ты ему только глупости эти про хороших чудовищ не рассказывай, ладно? А то он чудовищ не очень любит. Еще расстроится…
        - Хорошо, мама-сан. Не буду. Пусть думает, что сам меня спас! А про чудовищ мы никому не расскажем. Пусть будет наш секрет!
        «Вот вырасту - и полечу искать свое чудовище. А родителям про это знать не обязательно. Еще расстроятся. Как им объяснишь, что оно такое же, как мы?»

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к