Карандаш с полустертой надписью Владимир Аренев
        Киевские истории
        Владимир Аренев Карандаш с полустертой надписью
        Данное художественное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего уве домления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
        По вопросам коммерческого использования данного произведения обращайтесь к владельцу авторских прав по следующему адресу:
        Internet:[email protected]
        Тел. (044)-440-54-95
        Владимир Пузий (АРЕНЕВ), 1999
        Поезд уже полчаса как укачивает меня в своей прокуренной плацкартной колы бели. Я один, остальные три места пустуют. В боковушке - тоже никого.
        Начинаю дремать, но вот на какой-то промежуточной станции являются попут чики. Здороваются со мной, распихивают сумки, садятся.
        «Уфф!» «Уфф! Жарко сегодня!» «Ага!» Один - худой пожилой почти-старик в видавшем виды коричневом костюме, с тертой шляпой. Шляпу он кладет рядом с собой и некоторое время глядит в немытое окно. За окном - лес, лес, лес…
        Второй - мужчина-здоровяк, из тех, что в любой компании становятся неиссяка емым источником энергии. Добродушен, простоват, но только на первый взгляд. Этот, отдышавшись, достает сумку, раскладывает на пластиковой столешнице припасы.
        Почти-старик немного суетливо следует примеру здоровяка. Пытаются пригласить меня - (взбулькивает бутылочка домашнего, клацают, соприкасаясь со столешницей, неизменные вареные яйца) - я, понимая, что обидятся, все-таки отказываюсь. Мол, уже поел. «Ну извини…» - «Да ничего. Приятного аппетита» - отворачиваюсь к стенке. Пытаюсь заснуть.
        Попутчики говорят о войне. Все правильно, война сейчас на втором месте после жары. «Будет - не будет?» Здоровяк вспоминает Нострадамуса, мол, тот как раз нечто подобное предсказывал. И как раз на август.
        Еще выпивают, жуют, вздыхают.
        - А слышали, - снова оживляется здоровяк, - в России вроде как открыли новую возможность использовать ядерные бомбы. Чтобы результат при этом был только в определенном месте. «Точечные удары» называется.
        Почти-старик вздрагивает, нервно смеется (напуган):
        - Ну что вы. Если бы в Америке или там в Японии - я бы еще поверил. Но в России… Там же (впрочем, как и по всему бывшему Союзу) разгильдяйство - у кого- нибудь непременно хватит ума поставить на пульт управления валенок. Нет, сомне ваюсь.
        - В чем именно сомневаетесь? Что придумают?
        - Что получатся у них эти «точечные удары». Чего-то напортачат и взлетим всей планетой на воздух.
        Хмыкает и поправляет себя:
        - То есть, не на воздух, а в космос. Хотя, какая в сущности… Вы вот лучше скажите, что там Нострадамус - на самом деле обещал войну?
        Здоровяк кивает, во рту у него утвердительно хрустит огурец: «Обещал».
        Некоторое время молчат.
        Выпивают, закусывают, выпивают, закусывают. За окном проносится встречный, на несколько секунд заслоняя солнце.
        - Скажите, - решается почти-старик, - вы верите, что одному человеку дано изменить историю?
        Встречный проехал, в вагоне посветлело.
        Здоровяк недоуменно пожимает плечами:
        - Так ведь примеров - тьма. Возьмите Христа. Возьмите Магомета. Возьмите, наконец, Гитлера. А почему вы?..
        - Я ведь почему спрашиваю, - перебивает его почти-старик. - Эта война. И жара эта дурацкая. Все одно к одному, - он вытирает рукой вспотевшее лицо, отки дывается. - Все одно к одному. Но ведь не может быть, чтобы… - вздыхает и накло няется к собеседнику: - Представьте себе: карандаш. Обыкновенный такой карандаш, черный, с золотистыми буквами на одной из граней. Буквы, правда, не все чита лись, краска стерлась. Можно было разобрать только «кар…д…ш вол…ный». И все. Нашел я его на почте - валялся на столике, рядом с бланками. Я подписку оформ лял, сел, значит, взял сначала карандаш, потом сообразил, что нужно ж ручкой заполнять - ну и сунул его в карман. На автомате, мне ж он триста лет не нужен, что я, вор, что ли? Но заметил только дома. Выложил на тумбочку рядом с телефо ном, собирался занести обратно на почту. На буквы внимания поначалу не обратил. Приготовил себе ужин (я один живу, вот уже два года будет, как жена умерла), ужин, значит, приготовил и сел телевизор смотреть. А тут - телефонный звонок. Оказывается, старинный приятель - и мы с ним болтаем несколько часов кряду. А я, знаете, люблю,
когда по телефону говорю, всякие узоры на бумаге выводить. У меня даже специальные лежат листочки, чтобы было где. И вот я разговариваю с Петрпа лычем, разговариваю, а сам малюю всякие там заборы и прочую дребедень. Малюю- малюю, потом ладонью на минутку прикрыл - и чувствую: заборы вроде выпуклые стали! Посмотрел - точно, как настоящие.
        Я сначала списал на тени, на сумерки - в комнате как раз потемнело, а потом мы договорили-таки, попрощались и я включил свет. И вот, представьте, лежит на листке бумаги самый настоящий заборчик высотой в спичечный коробок, а длиной - сантиметров десять. Из досочек, но без гвоздей - поэтому когда я попробовал его поднять, он и распался на эти досочки. Вот что бы вы подумали?
        - То есть? - не понял здоровяк. Кушать он давно перестал, ополовиненную бутылку предусмотрительно отодвинул подальше от соседа и смотрел на него насто роженно: вот, мол, ведь как бывает - угостишь человека, а у того крыша и едет, не спросясь разрешения.
        - Ну если бы с вами такое случилось, - уточнил почти-старик.
        - Со мной такое не случается, - со значением произнес здоровяк.
        - Думаете, напился и голову вам задуриваю? А представьте, что я думал, когда этот заборчик в руках держал! Я ж выпить люблю, но не злоупотребляю. Один раз на дне рождения сестриного мужа наклюкался, проснулся - ни черта ни помню. И с тех пор меру знаю и никогда выше планки не перескакиваю. А тут - такое. Я - разгля дывать досочки. Настоящие, как будто китайское миниатюрное дерево… - («Бонсаи»,
        - на автомате подсказал здоровяк), - …распилили. И пилили ровно, по клеточкам - прям как я рисовал, так и пилили. И тут догадался я еще чего-нибудь намалевать. Изобразил цветок. Гляжу - твою дивизию, точно! - лежит цветок, размером вот с мой мизинец, но с лепестками, шипиками, все как положено. Ну, я не растерялся, цветок в ладонь и - к соседям напротив. У них сын, Димка, зверьем увлекается, всяких пташек-букашек в дом волокет; ну-ка, говорю, скажи мне, что за растение такое. Он цапнул с полки словарь, полистал, сяк-так цветок мой поразглядывал; смотрю: в глазах искорки зажглись. Можно, спрашивает, до завтра оставить «экзем пляр». А чего ж нельзя? можно. Завтра является ко мне и с порога заявляет, мол, нету в природе такого растения, вы, дядь Сеня, новый вид открыли. Ну, цветок я у него отобрал, на кой мне лишние хлопоты? Тем более, что к тому времени я уже кое-какие эксперименты провел и знал, откуда такие цветы на свет появляются.
        Он замолкает, мимо нас проходят два паренька в футболках «Динамо-чемпион» - покурить в тамбур.
        - Значит, карандаш, - то ли здоровяк поверил, то ли решил подыграть.
        - Он самый! Оказалось, что им ни нарисуешь, все… овеществляется, что ли… Главное нужно рукой или чем еще накрыть рисунок, всего на мгновение - а потом поднимаешь, и оно уже… существует.
        - Да-а, знатная штуковина была бы…
        - Вы считаете? Я тоже поначалу решил: вот так да! Повезло неслыханно. Как думаете, что нарисовал после цветка?
        Здоровяк пожимает плечами: ему жарко и скучно от выдумок попутчика, к тому же он еще не докушал, но хрустеть огурцом неудобно, приходится терпеть и слушать.
        - Вентилятор! - признается почти-старик. - У меня в комнате всегда духота, вот и решил… давно мечтал, между прочим! Любовно так вырисовал лопасти, корпус, кнопочки «быстрее-медленнее», шнур, вилку. Вентилятор, само собой, овеществился. Я вилкой в розетку тычу - не всовывается. Расстояние между штырьками маленькое. Я замерял, перерисовал. Воткнул, включил. Не работает. Думаю: в механизме какие-то неполадки. Разбирать корпус - а корпус, (хоть и наполовину - пластик, наполовину - метал) не разбирается!
        Ну, разбил я его в конце концов молотком. Разбил, сунулся поглядеть, в чем там дело - все детали на месте! Ну все, до одной (я ж немного в технике разбира юсь, знаю, что говорю). И - на работал, хоть ты тресни!..
        Болельщики-«динамовцы» возвращаются, вынуждая почти-старика в очередной раз прерваться. Прошли.
        - Ну ладно, с вентилятором не сложилось - и бес с ним. Так я, дурень, сло ненка нарисовал… Вот вы когда-нибудь пытались нарисовать слоненка? Не мультяш ного, настоящего?
        - А зачем вам понадобился слоненок?
        Почти-старик краснеет:
        - Думал внучке подарить. Ну, она как-то книжку прочитала, и с тех пор это ее мечта: иметь живого слоненка. И я - нарисовал. Хобот, уши, глаза (бивней не стал
        - у слонят, кажется, нету бивней), ноги, хвостик. Все как положено. Знаете, что с ним случилось?
        - Издох ваш слоненок, - угрюмо произносит здоровяк. - Наверняка издох.
        - Да, - почти-старик сокрушенно вздыхает, - так оно и было. Хотя пару секунд жил… Как он кричал!.. Как!.. Но я о другом, знаете. Я много еще потом перепро бовал всякого овеществлять, и ничего у меня не выходило. Потому что я с детства не умею рисовать, да, не умею. А…
        - Простите, при чем тут изменения в истории? - устало спрашивает здоровяк и тоскливо косится на дверь в тамбур.
        - Ну, это же так просто. Ведь если б я умел рисовать по-настоящему, чтобы нарисованное работало, я бы мог, скажем, овеществить сотни тонн продуктов, воз вести дома, я бы…
        - Бумаги б не хватило, - презрительно бросает здоровяк.
        - Вот, - произносит почти-старик тихо-тихо, его слова становятся едва слышны на фоне перестука колес и разговоров в соседних плацкартах, - вот именно. Но у каждой медали есть и обратная сторона. Представьте, я когда услышал про войну, сразу и подумал: ведь я мог бы остановить ее… мне так кажется, по крайней мере.
        - Как? Нарисовать «мир во всем мире»?
        Почти-старик качает головой и произносит всего шесть слов, но на здоровяка они действуют убийственно: он бледнеет и перестает дышать.
        - Стирательная резинка на другом конце карандаша.
        - …
        - Да-да, стирательная резинка. Я случайно себе ею стол продырявил, - горько усмехается. - До сих пор кто приходит - удивляется: как ты так сподобился!
        Здоровяку явно не по себе:
        - Так… карандаш…
        - Я сжег его.
        Они молчат, я молчу, катается по пластиковой столешнице несъеденное вареное яйцо.
        - Почему? - спрашивает наконец здоровяк. - Неужели только потому, что не умел рисовать?
        Почти-старик качает головой:
        - Нет, не поэтому.
        Он цокает языком и начинает невыносимо долго расправлять мятую занавеску на окне.
        - Не поэтому. У меня ведь времени было - вагон. Полно у меня было времени. Да-а… Я научился рисовать - так, чтобы и работало, и… Понимаете, я научился рисовать… Вот почему.
        Мы все куда-то едем, едем. Соседи больше не произносят ни слова. Я просыпаюсь.