Невеста Ноября Лия Арден
        Книга, которую давно ждали!
        Славянские мотивы, яркие герои, загадки и атмосфера уже таких любимых миров Лии Арден.
        Мама нарекла меня Ярой, в честь яркого солнца, которое отражается от снежного покрова. Но откуда ей было знать, как выглядит снег, если зимы нет уже сотни лет?
        Единственное место, где ещё сохранились холода, - это проклятый лес. Там живёт последний декабрьский колдун, из-за которого зима может однажды вернуться. Люди всеми силами пытаются этому помешать, принося в жертву детей, рождённых в декабре. И я оказалась одной из этих детей.
        «Невеста Ноября» - одиночный фэнтези-роман о Двенадцати месяцах и девушке, рождённой на рубеже осени и зимы.
        Лия Арден - автор популярной трилогии о Марах и Мороках и фэнтези-цикла «Потомки Первых». Суммарный тираж книг приближается к 300 000 экземпляров!
        «Невеста Ноября» - условный ретеллинг сказки о Двенадцати месяцах. Настоящая YA-сказка!
        Лия Арден
        Невеста Ноября
        Посвящается моей племяннице Насте
        с надеждой, что она полюбит читать так же, как и мы все.
        Пролог
        - Оставь дитя, князь.
        - Да как я могу? - с надрывом спрашивает мужчина, прижимая к себе ребёнка, завёрнутого в тёплую, подбитую мехом накидку. - Жена уже и имя дала… Как можно оставить?!
        - Не мы придумали правила, и это ради всеобщего блага. Так заведено давно, не одно столетие, - убеждает другой мужчина, с седой бородой, и в его взгляде читается искреннее сочувствие.
        Он говорит от лица толпы, что собралась ради этого отвратительного обряда. Вроде всем известна причина, но дело всё равно грязное и неприятное. Они просто стискивают зубы и поступают как нужно.
        Князь Дарий был уверен, что сможет поступить как д?лжно, что будет твёрд и сдержан. Десятки родителей при отце его и во времена деда его поступали по правилам, а теперь эта несчастливая участь выпала самому Дарию. Он, как глава княжества, должен показать всем, что и князья не противятся устоявшемуся порядку, что и он разделяет бремя со своим народом, понимая их горе. Однако в последний момент сердце его сжалось, он испугался, увидев стену темнеющего леса. Испугался и не захотел отдавать ребёнка, которому лишь двадцать один день от роду.
        Не каждый год это происходит, но тёмная ночь зимнего солнцестояния у всех ассоциируется с вынужденной жертвой.
        - Но ведь все подтвердили, что не наступил зимний период как положено! - не оставляет попыток князь. - Не по правилам это!
        Дарий рассеянно оглядывает лица собравшихся, ищет поддержки, надеется, что хоть кто-нибудь вступится, но присутствующие молчат. Да и сам он был на их месте. Сколько раз в душе он хотел прервать обряд, но упрямо молчал, зная, что нельзя. Вот и остальные безмолвствуют.
        - На волосы взгляни. Коснулся он ребёнка твоего, а рисковать нельзя, ты сам понимаешь, - чуть твёрже отвечает старец.
        Сумерки уже наступили, голые ветви трясутся от холодного ветра, но дитя в руках отца не плачет. Сейчас по календарю зима, но землю укрывают почти полностью сгнившие листья, снега вокруг и в помине нет, а кожу щиплет воздух ноябрьский. Удивляется Дарий, что не кричит дитя его, спит себе спокойно, совсем не боясь холодов.
        Нет весомых доводов, нечем оправдать своё нежелание расставаться с ребёнком. Должен князь отступить и смириться, как делали остальные. Перед этим обрядом все равны.
        Нехотя отдаёт он ребёнка мужчине, а тот, забирая, сочувственно глядит на Дария. Кладёт в плетёную корзинку и уносит, пока князь невидящим взглядом наблюдает за ним, не в силах что-либо сделать.
        Отнесут ребёнка в лес, оставят корзинку там на ночь и, если прав окажется Дарий, а ночью будет относительно тепло, то на рассвете князь сможет забрать дитя своё обратно. Всякий родитель на это надеется, но не случалось так, чтобы враг ребёнка не забрал. Каждый раз корзинок с детьми к рассвету уже нет.
        Уходят люди, оставляя новорождённую девочку. А та спит себе спокойно всю ночь, не привлекает нежелательного внимания криками и плачем, поэтому молодой мужчина находит её скорее случайно, подходит ближе всего за час до спасительного рассвета.
        Красив он, силен, с гордой осанкой. Наклоняет голову, вглядываясь в лицо маленькой девочки, видит что-то особенное в ней, и в его светло-карих глазах вспыхивает оранжевый свет. Губы незнакомца растягиваются в улыбке, он тянет руку, предвкушая удачу, но другой мужчина перехватывает его ладонь.
        - Не твоя она, - сухо говорит он.
        - Ещё как моя. Невестой моей станет, я вижу это.
        - Может, тебе она сроком предначертана, но лишь отчасти. Я первее иду, я богаче и ярче. Отдай её мне, - ровным тоном парирует мужчина.
        Улыбка первого становится опаснее, он вырывает руку из чужой хватки. Они пристально сверлят друг друга взглядами, пока их не прерывает насмешливое фырканье. Собеседники оборачиваются в сторону темнеющего леса, где, опершись плечом о ствол растущей неподалеку сосны, стоит третий. Все они схожего возраста, но у этого посох в руке и волосы длинные, странного тёмно-серого оттенка, будто опалённый уголь.
        - Прав твой брат, побогаче он будет, - поддерживает он.
        - Тебе лучше не вмешиваться, проваливай в свою часть леса! - скалится в мрачной усмешке тот, кто нашёл девочку. - Как ты вообще сюда добрался?
        - Легко. Ты не заметил, как ослаб, - пожимает плечами третий, а в его волосах отражается тусклый свет от медленно светлеющего неба. - Может, дитя ты и назвал своей невестой, но брат твой её отберёт.
        Он переводит внимание на ребёнка в корзинке, презрительно морщит нос, но не пытается приблизиться к девочке.
        - Не будет этого, - отвечает первый, бросая предупреждающий взгляд на второго мужчину. - Отступи, не будем ссориться, брат. Я не хочу тебя калечить.
        - Колдун прав, - игнорируя предупреждение, кивает тот в сторону длинноволосого. - Ты слаб, она особенная, и муж ей нужен под стать, чтобы не смогла зима вернуться.
        На последней фразе у колдуна вырывается сухой смешок, а первый мужчина сжимает зубы, вскидывает подбородок, и в его глазах вновь появляется опасный оранжевый блеск.
        - Напомнить, что победу одержал именно я?
        - Тоже мне победа, - прикрываясь притворным кашлем, роняет колдун.
        - Что ты сказал? - угрожающе тянет первый, сжимая пальцы на рукояти меча.
        - Он сказал, что жалкой была твоя победа, - громко усмехается его брат.
        - Ещё и слабак, - добавляет колдун, демонстрируя белоснежные зубы в наглой улыбке. Он складывает руки на груди, обнимая длинный посох.
        - Ты жаден, - продолжает второй, игнорируя предупреждение. - Растянул своё время правления, вот и слабеешь.
        - Возьми свои слова назад, брат, или обнажи меч!
        - Пожалуй, меч, - хмыкает он и достаёт клинок.
        Сходятся два брата в поединке за ребёнка, а колдун скучающе наблюдает за ними. Изредка поглядывает на девочку в корзинке, но та даже не просыпается, несмотря на шум и звон стали.
        Когда бой чуть стихает, колдун подбрасывает ещё пару фраз, науськивая одного брата на другого. Бьются те, упорствуют, лелея задетую гордость. Колдун судорожно выпускает набранный воздух, словно это причиняет ему боль, но натягивает снисходительную улыбку каждый раз, стоит дерущимся взглянуть в его сторону. Предупреждают, чтобы не смел он к ребёнку подходить. Колдун же только руки насмешливо поднимает, наигранно признавая поражение.
        Увлечены своей ссорой братья, да так, что не замечают, как на востоке светлеет небо, а понимают свою ошибку с первым лучом рассвета, скользящим по горизонту и возвещающим о конце нынешней ночи. Этот луч лишает их возможности забрать девочку, потому что по старому уговору имеют право они сделать это лишь до утренней зари. Мрачный смех длинноволосого разносится по округе, тревожа птиц на ветках.
        - Что ты натворил, колдун?! - рычит первый, кто предъявил права на дитя.
        - Я? - иронично переспрашивает тот, равнодушно пожимая плечами. - Отобрал вашу невесту.
        Братья бросаются к корзине с девочкой, но колдун, перехватив свой посох, один раз бьёт верхней его частью по земле, и холодный воздух отбрасывает обоих далеко назад, а трава вокруг покрывается хрустящим инеем.
        Средь княжеств, чуть ближе к северу, есть лес.
        Весь гол стоит, осенний он, а сердце - чудо из чудес.
        Буро-жёлтая листва опала, гниёт на чёрной земле,
        Но в зимнем снегу живая вода застыла в хрустале.
        Там лежит забытый снег Декабря, там морозы Января,
        Колдун последний ходит там, среди метелей Февраля.
        Ждёт ль кого-то? Хранит ли что-то? Иль мёртв давно?
        Колдун как призрак бродит, а в глазах его белым-бело.
        Из сказки о колдуне
        Глава 1
        Ещё до моего рождения мама придумала мне имя. Назвала меня Яра, от слова «яркая». За неделю до моего появления она рассказала отцу, что видела сон о зиме. Рассказала о ярком, почти белом солнце, отражающемся от снежного покрова, что укрыл всё вокруг, делая мир ослепительно сияющим. Поэтому она решила, что если родится девочка, то назовёт меня Ярой и никак иначе. Но, похоже, только мама верила в уготованную мне яркую судьбу, потому что все остальные шепчут, что я, как проклятие, способна притянуть лишь чёрную ночь. Я склонна согласиться с ними, ведь зима не приходит уже сотни лет, и откуда маме было знать, как выглядит снег?
        Будучи маленькой, я ничего этого не понимала, но через несколько недель мне исполнится восемнадцать, и нет смысла воображать, что меня ждёт особенная судьба. В конце концов, это был сон о том, чего мама никогда не видела.
        Аккуратно поправляю свой новый праздничный кокошник, подаренный отцом с утра. Мне бы не стоило надевать его сейчас, уже поздно, но сон не идёт и тяжело удержаться от примерки такой красоты.
        Кокошник в виде невысокого венца, полукруглый, не скрывает затылок, как положено незамужней девице. Украшен белой парчой с золотыми нитями, а сверху - кружева и драгоценные камни. Одни белые, другие почти прозрачные, сверкают разными цветами, преломляя свет свечи. По краям висят рясны[1 - Украшения в форме подвесок, крепятся с двух сторон к головному убору. (Здесь и далее прим. авт.)] из морского жемчуга, что в разы дороже речного, из которого у меня есть браслеты и украшения на шею. Мои чёрные волосы распущены, поэтому я не затягиваю ленты кокошника, чтобы закрепить его. Для начала стоит заплести косу.
        Двум моим сёстрам отец подарил похожие головные уборы, но красные с золотом, потому что завтра сестрицы встретят своих возможных женихов. Мне же принёс белый, приговаривая, что такой подойдёт к моему наряду. Улыбаюсь при мысли о заботе отца, о том, что он подмечает такие детали, хотя и не должен этим заниматься. Для хлопот о моём наряде есть няня, портниха и сестрицы. Однако просить совета у последних я бы не стала.
        - …княжна!
        Вздыхаю, осознав, что меня поймали, снимаю головной убор и убираю его в специальный сундук, слыша звук приближающихся шагов по деревянному полу.
        - Княжна! - вновь хриплым шёпотом окликает Алёна - моя няня - и бесцеремонно распахивает дверь в мою комнату. Та открывается со слишком громким скрипом для столь позднего часа. - Давно пора спать, Яра!
        Няня строгим взглядом осматривает меня с ног до головы, держа в руках подсвечник с горящей свечой. Она недовольно бормочет себе под нос, заметив, что я сижу за столом перед зеркалом в одной ночной сорочке, а деревянного пола касаюсь босыми ногами. Я виновато улыбаюсь, не зная, что возразить. Действительно час уже поздний.
        Я хоть и княжна, но привыкла за всё извиняться. За недостаточно мелодичный смех, за отсутствие сна, даже за цвет волос и за способность дышать. Хотя не мне контролировать подобные вещи.
        - Неужели опять, Яра? - чуть мягче спрашивает Алёна. - Ты не дитя давно, неужели мне снова нужно тебе сказки на ночь рассказывать?
        Мама умерла через три дня после моего рождения. Всё, что у меня осталось от неё - это имя, чужие воспоминания да принадлежавшие ей украшения. Правда, последнее мы поделили с сёстрами поровну, и мне досталось серебряное кольцо с бирюзой да пара жемчужных браслетов. Алёна заменила мне мать. Она со мной рядом столько, сколько я себя помню. Поначалу я даже была уверена, что она и есть моя мама.
        Сейчас Алёне за сорок, она немного набрала в весе, часами сидя со мной, пока я корпела над рукоделием, пытаясь изучить искусство плетения кружева. Морщинки между бровями няни почти не пропадают оттого, как часто она хмурится из-за меня. Карие глаза по-прежнему внимательны, но как много седины в её русых волосах, мне неизвестно - Алёна всегда скрывает их под головными уборами, как и должны делать все замужние женщины. У неё есть сын Игорь, ему уже шестнадцать, но шесть лет назад он тоже начал меня избегать, поверив россказням своих новых друзей.
        Рассматриваю сарафан Алёны и платок, повязанный вокруг головы. Кажется, она сама ещё не ложилась.
        - А ты расскажешь, если я попрошу? - сдержанно улыбаюсь я, зная, что она вряд ли откажет, но для вида поупирается.
        - Яра!
        - Алёна! - в тон отвечаю я, но смеюсь скромно, как меня и учили, как подобает младшей дочери князя.
        - Хорошо, ложись, непослушная княжна, будет тебе сказка, - наигранно громко вздыхает няня и ставит свечу на высокий сундук рядом с моей кроватью.
        Я забираюсь в постель, заворачиваюсь в пуховое одеяло, и выражение лица няни меняется, становясь более расслабленным, она привычным движением пальцев распутывает мои волосы и быстро заплетает в свободную косу, чтобы за ночь они не спутались в колтуны. Волосы отросли до поясницы, и если я забываю их заплести на ночь, то наутро расчёсывать тяжело, а временами и вовсе больно.
        Я терпеливо жду. Алёна обводит взглядом мою спальню. Узорчатый красный ковёр, закрывающий половину деревянного пола. Несколько массивных сундуков с одеждой, стол с украшениями и большим овальным зеркалом в позолоченной раме, другой стол для шитья. Расписные деревянные стены и ниша с большим окном, куда вставлена лавка с мягкими подушками, на которой я могу сидеть тёплыми вечерами.
        Здесь чисто, я всё прибрала. Каждый день перед сном я убираю любой образовавшийся беспорядок: складываю одежду в сундуки, аккуратно расставляю несколько книг, что отец мне привёз из других княжеств. Собираю украшения и всё кладу строго по своим местам. Няне не к чему прицепиться или отругать меня, но, оглядывая этот идеальный порядок, она выглядит скорее несчастной, и я не понимаю почему.
        Прибирать за собой стало одной из моих привычек, дабы остальные не считали меня бесполезной, не могли сказать, что я действительно приношу беды и проблемы. Так же я поступаю во всём остальном: не нарушаю правила, прилежно учусь и часами тружусь над вышивкой, хотя шитьё навевает на меня тоску. Время от времени пеку отцу его любимые пироги с капустой, проводя на кухне больше времени, чем любая из моих сестёр. Не создаю шума или каких-то неудобств, не злюсь и не препираюсь, не прыгаю через костры в праздники, не убегаю летними ночами с другими ребятами на речки и озёра. Однажды Алёна сказала, что в этот список можно добавить и то, что я совсем не живу.
        У няни доброе сердце, мало кто относится ко мне с подобной теплотой. Разве что отец. В его любви я не сомневаюсь, и кажется, что он один такой. Любит меня, несмотря на все знаки судьбы, несмотря на то, что моё рождение убило его драгоценную жену.
        - Какую историю ты хочешь, Яра? - прерывает мои мысли няня.
        - Только одну?
        - Одну, - отрезает та, но я сдержанно улыбаюсь, зная, что вряд ли она опять откажет, если позже я попрошу вторую.
        - Расскажи про месяцы. Расскажи, куда ушла зима.
        - Зря твоей матушке приснился тот сон, - цокает языком Алёна. - А ты, не знай его, не забивала бы себе голову этими сказками.
        - Это просто сказки, - соглашаюсь я. - Поэтому и нет ничего плохого в том, чтобы их слушать. Или у тебя есть другие интересные истории? Может, про колдуна в лесу?
        - Нет уж, лучше про месяцы. Про колдуна наслушаешься и совсем спать не будешь, - возражает няня и поправляет моё одеяло.
        Хоть зима и не придёт, но осенний ветер настойчиво лезет в щели окна, охлаждая комнату, а ноябрьская погода будет стоять не один месяц, а целых четыре.
        - Жили-были двенадцать месяцев, - начинает Алёна. Эта история мне отлично знакома, но я всё равно улыбаюсь, предвкушая. - Двенадцать братьев, что ступали на землю каждый в своё время, создавая полноценный круговорот года. Весенние братья - очаровательные, задорные мальчишки, прямо как младшие братишки. Рождённые весной одарены везением, веселы и жизнерадостны. Месяц Март - юный да самый радостный после снежного Февраля, а в смехе рождённых под его покровительством можно различить звон весенних ручейков. За ним идёт красавец Апрель, приносящий долгожданную зелень и первые цветы, ну а Май грохочет, сверкая молниями иногда, но нежен и свеж с ароматом сирени. Весенние братья - добрые, щедрые на тепло и ласку солнечных лучей, но и непоседливые. Особенно Март да Апрель. Поговаривают, что в старые времена могли забыть они о делах своих и тогда случался весенний снегопад.
        Няня улыбается, слыша мой смешок.
        - Летние месяцы - словно верные друзья, шумные и бесстрашные, потому что солнечных лучей так много, а дни столь длинны, что не поселиться сумраку в человеческих сердцах. Не успевает мрак забраться в души людские, а черти высунуть носы со своих болот, как наступает новый рассвет и все тревоги тают под теплом Июня. Июль же всех тянет купаться, а ароматы фруктов столь сильны, что сам воздух сладок. Август одаривает золотом пшеничных полей да красными закатами, а корзины наши полны еды.
        Как и всегда, прикрываю глаза на этом моменте, представляю летних братьев. Мои старшие сестрицы родились в тёплые месяцы. Мира - в апреле, а Василиса - в июне с разницей в два года. Старшей Василисе сейчас двадцать два, а Мире прошедшей весной исполнилось двадцать. При их рождении вовсю светило солнце и благоухали цветы, может, поэтому месяцы одарили их красивой внешностью? Волосы золотые, как если бы в них вплели солнечные лучи, глаза у обеих зелёные, как свежая листва, а губы насыщенного красного оттенка, будто спелая клубника. Не будь у меня таких сестёр, я бы вряд ли легко поверила в поговорку о том, что самые красивые девушки рождаются весной и летом.
        О весенних и летних юношах говорят почти то же самое, но няня часто напоминает мне остерегаться их внимания. Улыбчивые они, смелые и обаятельные, но вместе с этим беспечны и переменчивы в своей влюблённости.
        - Следом за летней жарой приходят три осенних брата - добрых молодца, - улыбается Алёна, убирая прядь волос с моего лица. - Услада для глаз и настоящие кормильцы, что продолжают одаривать людей богатым урожаем, который помогает нам дожить до весны. Сентябрь красит пейзажи распустившимся вереском, а в воздухе разливаются запахи свежих пирогов с абрикосами. Октябрь сверкает золотом листвы и горит как яркий огонь, а Ноябрь страж последний. Из года в год неустанно сдерживал он приход Декабря, под богатый листопад и запах чернозёма после дождя. Именно в эти осенние месяцы рождаются идеальные будущие мужья. Отважные, благородные, верные.
        - Думаешь, это правда? - не сдержавшись, фыркаю я.
        - Ещё какая! Мой муж - Иван, благословлён Сентябрём! Думаешь, я просто так высчитывала, чтобы и Игорь наш появился на свет осенью?! Не смейся над месяцами, княжна, не к добру это.
        Я замолкаю, пряча скептическую улыбку под краем одеяла. Алёна замечает мою гримасу и возмущается пуще прежнего:
        - А князь наш, батюшка твой! Тоже осенний! Хочешь сказать, что не верен он и не благороден?!
        Моя улыбка вянет. Тут нечего возразить. Отец действительно достойный князь, заботливый и щедрый.
        - И к сестрицам твоим едут рождённые в октябре да ноябре! Уверена, что сильные и великодушные приедут молодцы, как и полагается. Достойные мужья для княжеских дочерей, - ещё больше распаляется Алёна. Она, как и большинство, верит в благосклонность месяцев и их связь с рождением. Искренне считает, что те одаривают каждого ребёнка чем-то особенным.
        - А что же зимние месяцы? - перевожу я тему.
        - Зимние братья… мрачные, вспыльчивые и холодные. В их ночи поджидала смерть, а солнце с трудом боролось против их сумерек, поднимаясь из-за горизонта на жалкие часы. Никакой красоты или света не было в период царствования зимних месяцев.
        - А как же северное сияние?
        - Небылицы это, Яра. Откуда же в чёрном небе взяться полотну зелёных оттенков, что вьётся как ленты? Как это вообще, можешь ли ты представить, маленькая княжна? - насмешливо спрашивает Алёна, покачивая головой.
        Я расстроенно сжимаю губы, не зная, как должно выглядеть северное сияние. Не представляю, зачем я вновь заикнулась об этом, хотя заранее знала, что няня так отреагирует. Всё, что мы знаем о зиме - это рассказы, переданные из уст в уста, да легенды из книг, почти что сказки. Узнать, что там правда, а что ложь - невозможно, потому что зимы давно нет.
        - Не оставляли зимние братья никакой жизни после своего прихода, уничтожали всё, что не успевало спрятаться или сбежать от метелей их. Царствовала ночь и мороз целых три месяца, а худший из них - Декабрь. В старину, из года в год, стоило только Ноябрю хоть немного ослабить защиту, как Декабрь незамедлительно укрывал весь мир белым снегом. Веками боролся Ноябрь со старшим зимним братом, но как бы ни сопротивлялся, всегда отступал, так как шли впереди Декабря его колдуны - дети, рождённые в период его царствования.
        - В это ты тоже веришь? - тихо перебиваю я. - Что в декабре рождаются колдуны?
        - Не важно, верю я или нет. Это чистая правда, - серьёзно кивает няня.
        - Значит, обо мне ты думаешь…
        - Нет! - отрезает Алёна. - Мы-то знаем правду о тебе, Яра! Я глазами своими видела, ушами всё слышала. Много нас было! Весь княжеский двор не спал, время отсчитывая. Знаешь же, что петух в первый раз кричит через час после полуночи, следом жаворонки в два часа и иволги в три часа ночи. Ты родилась, а мы всю ночь до рассвета наблюдали, чтобы время высчитать! Ноябрьская ты, Яра, а других не слушай! Родилась ты близко к полуночи между последним днём ноября и первым декабря. Да и Декабрь это признал, не тронув тебя. Оставил единственную в лесу, поэтому смог князь наш тебя домой забрать.
        - А волосы мои? Это не доказательство?
        - У детей осени бывают тёмные волосы.
        - Каштановые, что горят на солнце как октябрьская листва, Алёна. У меня же чёрные! Даже под солнцем отливают разве что синим, - скептически парирую я. - Мама была, как и сёстры, светловолосой, у отца русые. Откуда у меня волосы чёрные, как ночное небо?
        - Это всё проказы Декабря, пытался он к тебе, княжна, свои холодные руки тянуть, но отбил тебя Ноябрь себе, - тут же находится с ответом Алёна. - Глаза-то твои серые, как и у матери, нечего о глупостях размышлять, Яра. Ноябрь тебя защищает.
        Больше я не спорю. За прожитые годы мне встречались те, кто верит, что младшая дочь их князя родилась в последние секунды ноября. Видела и тех, кто, заметив цвет моих волос, отходил подальше, в уверенности, что это ложь. По легендам, дети, рождённые в зимние месяцы, всегда отмечены чёрными волосами и бледной кожей, не способной загореть даже летом. Рождённые в декабре считаются особенными - тёмными колдунами с голубыми глазами. Столь светлыми, что напоминали полупрозрачный лёд. Рождённые в январе и феврале тоже обладают чёрными волосами, но глаза их другие. У январских - насыщенно - голубые, как ясное небо, а у февральских - синие, как глубокое озеро. Мои же глаза действительно серые, как у мамы. Достались они ей от грозовых дней Мая, в период которого она родилась.
        Алёна замечает моё смятение и продолжает рассказ, отвлекая от раздумий:
        - После Декабря следующим шёл Январь. Месяц, сковывающий всё своим морозным дыханием. В его время солнце хоть и светило, но светом белым, будто потерявшим всё тепло. Однако если Декабрь и Январь весенним братьям было не победить, то Февраль, хоть и лютый метелями своими, но короткий самый и слабый. Всегда отступал он под напором Марта, а люди помогали как могли: жгли костры и зажигали свечи, чтобы вокруг было как можно больше света и тепла, - голос Алёны вновь становится бодрее, словно она рада, что разговор о зиме подходит к концу. - Так и ходили по кругу двенадцать месяцев, двенадцать братьев. Весенние, летние и осенние созидали, а зимние ломали и убивали, а затем всё сначала. Из года в год, век за веком. Однако три сотни лет назад устали от этого бесконечного круговорота осенние добры молодцы. Выступили они против Декабря, решив, что если тот не придёт, то и с Январём и Февралём удастся совладать. И понял Ноябрь, что нужно разобраться с колдунами, и тогда не выстоять Декабрю. Одолел Ноябрь колдунов, а потом и самого страшного зимнего брата поверг, прекращая круговорот разрушений. Не пришла в
тот год и во все последующие зима, не выпало с тех пор ни снежинки. Хоть мы и продолжаем называть зимний период по месяцам трёх зимних братьев, но на самом деле в их время продолжает царствовать погода Ноября, самого отважного и единственного, кто смог одолеть холодного брата своего. Подарил Ноябрь всем людям возможность не бояться смерти в пурге длинными зимними ночами. Так что не оскорбляй Ноябрь своим сомнением, самый сильный месяц тебя хранит, княжна.
        - Как же Январь и Февраль? Их он тоже убил?
        - Может, и убил, а может, они бежали на самый север и спрятались там, далеко, где и люди не живут. Ни один из них не приходил с тех пор, как пал брат их старший.
        - Но ведь один колдун в лесу…
        - Ш-ш-ш! - Алёна грубо закрывает мне рот шершавой ладонью. - Не упоминай и не зови колдуна по имени, когда тёмная ночь на дворе, а время Декабря так близко!
        С трудом отнимаю руку няни от лица, удивляясь страху в её глазах.
        - Я и не знаю его имени. Никто не знает, - недовольно ворчу я.
        - И лучше не знать. Имя это ничего, кроме беды, не принесёт.
        Я недовольно дуюсь, а Алёна хмыкает, лишний раз подталкивая одеяло мне под самый подбородок, будто я совсем маленькая и меня нужно закутать.
        - Но разве Ноябрь действительно убил Декабрь?
        - Почему ты сомневаешься?
        - Ведь зима всё ещё существует в сердце леса, что чуть севернее нас. Среди елей в самой середине, говорят, всегда снегом всё укрыто.
        - Проклят тот лес, Яра! Происки последнего колдуна! А земля там, конечно же, мертва, ведь именно там осенние братья одержали победу над Декабрём. К несчастью, отмечено то место порчей. И даже если Декабрь по-прежнему жив, то ослаблен настолько, что нам более не страшен.
        Киваю, непроизвольно переводя взгляд в окно, хотя до границы того леса почти день пути пешком, и видеть его отсюда я никак не могу.
        - Спи спокойно, княжна, - успокаивает меня Алёна. - Не пришла зима в прошлые годы и в этом не придёт. Не бойся духа Декабря, не дотянуться ему до тебя через защитника твоего - Ноября.
        Глава 2
        Как и всем остальным, мне стоило бы бояться трёх зимних братьев. Стоило бы содрогаться при мысли о пурге и метелях, о морозах и смерти в снегах. И всё же я недоумеваю, как можно бояться того, чего не знаешь, того, что не видел своими глазами и не ощущал на коже.
        Нехотя открываю глаза от очередного надрывного вопля петуха. Он орёт уже минут пять, напоминая о приходе нового дня.
        Каждую ночь, наслушавшись сказок о двенадцати месяцах, я жду, что мне приснится зима, и я увижу тот же сон, что видела мама. Но сколько бы я ни старалась, ни жмурилась и ни воображала, дальше опадающей золотой листвы Октября и голых ветвей с гроздьями красных ягод Ноября мне не удаётся что-либо разглядеть. Вновь жмурюсь, надеясь вернуться в прерванный сон, но сдаюсь из-за новых криков петуха.
        К вечеру должны прибыть гости - молодые князья из северного Истрогского княжества. Останутся у нас на неделю, в течение которой будет принято решение о свадьбах. Вспомнив, что князей всего двое, я расслабленно разваливаюсь на перине. Моё время искать жениха ещё не пришло. Об Истрогском княжестве мне известно мало, дальше родного Ренска я не выезжала. Отец боится своих дочерей далеко отпускать, да и причин для путешествия в Истрог у меня не было. Говорят, город тот красив и богат, а братья-князья там статные и достойные, поэтому отец и выбрал их в качестве будущих женихов для Миры и Василисы.
        Выбираюсь из тёплой кровати, умываюсь холодной, с вечера приготовленной водой. Надеваю длинную нижнюю рубаху, а сверху простой синий с голубым сарафан, подвязываю его вокруг талии толстой лентой, а ноги обуваю в высокие сапожки. Задерживаюсь на несколько минут, чтобы расчесать волосы и заплести в косу.
        - Наружу соберёшься - надень кафтан с мехом, Яра! Ноябрь нынче не весел, - окликает отец, когда я спускаюсь на первый этаж.
        Отец мой - Дарий, князь ренский - сидит за массивным деревянным столом, пока перед ним несколько слуг и повариха раскладывают завтрак. Здесь и каша с овощами, и свежеиспечённый хрустящий хлеб с сыром, творог да горячий сбитень[2 - Сбитень - горячий напиток, сваренный из мёда, пряностей и трав. Употребляли в холодный период.] в самоваре. Я сажусь на лавку напротив, и отец улыбается в густую бороду. Волосы его отросли и прикрывают уши, но я не предлагаю их подстричь, сейчас холод начнётся, лучше укоротить весной. На нём белая рубашка-косоворотка, расшитая красными узорами и подвязанная поясом, чёрные штаны, заправленные в высокие сапоги из красного сафьяна, украшенные золотыми нитями. Неподалёку лежит дорогой кафтан из чёрной парчи. Отец уже нарядно приоделся, готовый встретить гостей, если те раньше положенного нагрянут.
        - Где Мира и Василиса? - спрашиваю я, оглядывая пустые места сестёр. Этот стол рассчитан ровно на нас четверых.
        - Кажется, спят ещё сестрицы твои, - усмехается отец. - Пусть спят. Перед женихами отдохнувшими появятся.
        Я согласно киваю и благодарю повариху, когда она и передо мной ставит миску с кашей. В животе урчит от аппетитного запаха, я беру ложку и приступаю к трапезе. Отец пристально наблюдает, улыбается, провожая взглядом каждое моё движение руки. Из-за слухов на меня часто смотрят, поэтому я научилась притворяться, что не замечаю внимания.
        - Может, мне и тебе пора найти жениха?
        Я едва не выплёвываю набранную в рот кашу прямо на стол перед отцом. Сжимаю губы и с трудом проглатываю еду, та камнем падает в желудок. Следом за растерянностью приходит желание воспротивиться или усмехнуться подобной идее. Разве найдётся глупец, готовый взять в жёны «без нескольких секунд декабрьскую колдунью»? Сдерживаю порыв, зная, что не должна такого говорить.
        - Вряд ли я кому-то подойду, - аккуратно отвечаю я, медленно опустив ложку обратно на расписную скатерть. - С моими волосами…
        - Конечно, подойдёшь! - моментально реагирует отец, возмущённо повышая голос. - Да если я объявлю, что моя младшая красавица-дочка ищет жениха, так сразу все князья, от старого до самого молодого, от Израньского до северного Поленского княжества в очередь выстроятся! А те, что уже имеют жён, своих сыновей-княжичей приведут! - Лицо отца краснеет, отражая нахлынувшие эмоции.
        При любых упоминаниях о моей возможной связи с Декабрём князь приходит в негодование и воспринимает такие намёки как личное оскорбление. Все на княжеском дворе знают об этом и предусмотрительно помалкивают, но будут ли другие князья должным образом подбирать слова, отправляя письма с отказами?
        Отец слишком сильно опускает руку на стол, отчего подпрыгивают миски с едой.
        - Это они должны быть достойны! Днями будут у меня ждать решения, а выбирать я буду придирчиво. Особенной невесте - особенного жениха!
        Прячу улыбку, отпивая сбитень из кружки. Мне приятна уверенность отца, но временами кажется, что он абсолютно слеп во всём, что касается меня. Князь не замечает, как перешёптываются жители Ренска, когда я прохожу, как отводит взгляды большинство бояр, даже дети наших слуг подросли и начали меня избегать, понимая, что к чему. А сёстры и вовсе меня никогда не любили, скорее ненавидят за то, что мама умерла, родив меня. Винят в её смерти, но перед отцом скрывают свою нелюбовь, ну а я помалкиваю об этом, не желая его расстраивать. Пусть верит в нашу дружную семью, это его отрада после потери любимой жены.
        Не сторонятся меня те, кто близко узнал: няни, учителя да женщины на кухне. И наша дружина, но они всегда с оружием, нет смысла им бояться кого-то вроде меня.
        - Я не шучу, Яра, - говорит отец, заметив, что я не воспринимаю его слова всерьёз. - Вплети ленту в косу…
        - Нет, - ошарашенно лепечу я и возвращаю кружку на стол, боясь всё расплескать из-за внезапной слабости в пальцах. - Ты же это несерьёзно!
        - Серьёзно, дочь, - строго говорит он. - Я немолод. Здоровье меня подводит в последние годы. Я хочу уйти со спокойной душой, без страха за тебя и твоих сестёр. Будь у меня хоть один сын, я бы оставил эту заботу ему, но братьев у тебя, Яра, нет.
        - Отец, мне не нужен жених! И ещё слишком рано! А сёстры?! Если я вплету ленту перед встречей с их женихами, то что же будет?! - сбиваюсь с мысли, прыгаю с одного довода на другой, стараясь убедить отца. - Они и меня начнут рассматривать как претендентку? А Василиса и Мира, отец… каково станет сёстрам? Ты ведь обещал им!
        Да и мне жизни не будет, как только я заявлюсь на праздник с лентой в косе - знаком, что девица на выданье и ищет жениха. От этой мысли меня передёргивает, но последнюю горькую правду проглатываю, не озвучив.
        Ранее отец никак не намекал о возможной свадьбе, столь внезапная перемена пугает, я не готова к такому повороту и не знаю, как его отговорить. Не приготовила нужных аргументов.
        - Я могу сама о себе позаботиться и о тебе! Можем жить вместе, отец, к тому же одна из сестриц с мужем своим точно останутся с нами, в Ренске.
        Отец терпеливо выжидает, пока у меня иссякнет воздух в лёгких или причины, которые я наспех могу найти. И как бы я ни пыталась, но мои доводы заканчиваются немилосердно быстро.
        - Я хочу лично удостовериться, что твоим мужем станет достойный человек, Яра. Сёстрам твоим это никак не помешает. Князьям истрогским я обещал руки старших дочерей, на тебя уговора не было. Не трать больше дыхания, я всё решил. С этого дня ты будешь вплетать ленту в косу.
        Протяжно втягиваю носом воздух, готовая упрямиться дальше. Отец хмуро смотрит мне прямо в глаза, выжидает, а я на какое-то время замираю, задержав дыхание. С удивлением отмечаю, что зелёные глаза князя поблёкли, под ними появились тёмные круги, на лбу три глубокие складки, а щёки немного впали. С каких пор он так выглядит? Почему такой усталый?
        - Яра, ты меня поняла? - прерывает мою мысль отец.
        Шумно выдыхаю, ощутив жжение в груди.
        - Поняла, - мямлю я, внезапно растеряв все силы. - Только…
        - Только что?
        - Не говори сёстрам до вечера об этом, хорошо? Я вплету ленту, но чуть позже.
        - Хорошо. Я сам с ними поговорю перед приездом женихов. Но ты сделай, как я велел. Может, с гостями к нам и другие князья приедут.
        Сдержанно киваю: пока бессмысленно возражать отцу, но, может, через пару месяцев бесполезных поисков его пыл немного угаснет. Мы заканчиваем завтракать вдвоём, прерываясь на обыденные разговоры о погоде и делах, отец делится, что осведомлён, что я опять не спала допоздна, заставляя Алёну рассказывать сказки, а потом интересуется, понравился ли мне подаренный кокошник.
        Наш завтрак прерывает ключник[3 - Человек, отвечающий за продовольственные запасы. Владеет ключами от хранилищ.], докладывает, всё ли готово в усадьбе к приёму гостей, напоминает о необходимости обсудить траты. Отец целует меня в лоб и уходит решать проблемы, а я надеваю бледно-голубой кафтан, украшенный серебряной нитью и мехом, и выхожу из дома, не желая лишний раз сталкиваться с сёстрами.
        Оказавшись на дворе, вдыхаю утренний ноябрьский воздух, пахнущий влажной землёй, и быстро оглядываю хоромы[4 - Хоромы - это весь комплекс: жилые и служебные помещения, соединённые переходами. Главное здание в хоромах - это «терем» (княжеский дом).]. Как мне говорили, княжеский двор Ренска не самый богатый, а терем не самый просторный, но территория у нас обширная и обнесена стеной. Всё построено из добротной древесины, выкрашенной в приятные цвета, и щедро отделано изысканной резьбой. Местами даже металлические и позолоченные украшения имеются, а благодаря умелым мастерам резные наличники на окнах получились редкой красоты. Наш терем высотой в четыре этажа, и там достаточно комнат для всей семьи и наших нянь. Есть отдельные постройки для нескольких приближённых бояр и для гостей, амбар, хлев, бани, казармы и конюшня. Именно туда я и направляюсь, озираясь по сторонам, чтобы проверить, наблюдает ли кто-нибудь за мной. К счастью, большинство занято приготовлениями внутри помещений, а если мимо и пробегают слуги или проходят дружинники, то им дела до меня нет.
        - Опять крадёшься, княжна?
        Я подскакиваю от намеренно громкого возгласа Ильи. Он смеётся, пока я растерянно верчу головой, пытаясь найти парня в полумраке конюшни. Тот выходит на свет, чтобы я заметила. У него в руках вилы, он приветствует меня кивком и возвращается к работе, перекидывая сено в специальное деревянное корыто.
        - Неужто помочь пришла, княжна? - вновь иронизирует Илья, демонстративно оглядывая мою чистую одежду.
        Я улыбаюсь, поглаживая морду гнедого коня, который всё намеревается меня обнюхать в поисках чего-нибудь съедобного.
        - Тебе помощь не нужна, ты и сам отлично справляешься, - отмахиваюсь я.
        - А ты попробуй помоги, вдвоём справимся ещё лучше, - парирует он, быстро утирая пот со лба.
        Илья старше меня на два с половиной года, и он единственный, с кем мне удалось сдружиться. Его отец - Ярослав - один из доверенных бояр и верный друг моего отца, служит советником и одним из воевод. Старший брат Ильи - Олег - во всём помогает отцу. В этом году его сделали главой стражи княжеского двора. Ярослав и младшего сына обучил военному делу, но полтора года назад они повздорили из-за чего-то, и Ярослав отправил Илью работать у нас на конюшне. Любого боярского сына такое поручение оскорбило бы, а Илья, наоборот, принялся работать с усердием и присущим ему упрямством, лишь бы отца переспорить.
        При нашей первой встрече Илье было десять, для своего возраста он выглядел низким и слишком худым, из-за чего многие дети его задирали, а в драках он всегда проигрывал. Однажды я увидела, как несколько тринадцатилетних парней издевались над ним. Не знаю, что на меня нашло, но я схватила в пригоршню высокую сорняковую траву, дёрнула, вырывая с землёй, и швырнула в голову самому здоровому парню. Трава и грязь попали ему прямо в лицо. Затем я вырвала ещё несколько пучков и швырнула в остальных, крича, чтобы они убирались. Те сразу удрали, но не из-за того, что я княжна, и тем более не из-за моего крика, а просто знали, что я «почти декабрьская колдунья». Этот слух множество раз опровергали мой отец-князь, повитуха, няни и наши домочадцы, однако чёрные волосы всех пугали. Мне тогда не было и восьми, но любые малолетние задиры предпочитали со мной не связываться.
        Тот же Илья мог подняться и убежать сломя голову, но он остался. Не поблагодарил даже, а вздёрнул грязный подбородок, потому что ранее упал прямо в грязь. Парень рассмотрел меня, как диковинное животное, и спросил, правда ли, что всё, что я говорю, приносит порчу, и есть ли у меня хвост, как у болотного чёрта.
        Те драчуны оказались боярскими сыновьями, и позже от отца мне крепко досталось, однако я ни разу не пожалела, что встряла.
        Тогда мы с Ильёй были одного роста, а теперь он на полторы головы выше. Крепким стал благодаря тренировкам с отцом и братом, так что никто более не смеет его задирать. Весенний он, мартовский. Поэтому, наверное, весёлый такой, глаза насыщенно-синие. Да настолько, что при взгляде в первый раз я сама испугалась, будто глаза у него февральские. Хотя у рождённых весной голубые глаза - обычное явление, но синие я встретила впервые. Светло-русые волосы густые, уже почти до плеч доросли и вьются немного.
        Воздух в конюшне стоит прохладный, но на Илье только штаны, заправленные в высокие чёрные сапоги, и подпоясанная тёмно-серая рубаха с закатанными рукавами. Щёки его раскраснелись от работы.
        Характер у Ильи прямой, что думает, то и говорит. Будучи спасённым мной, в долгу не остался и стал мне другом. Тоже не сразу, ещё спустя год нашёл меня рыдающей в этой конюшне. В то время я тяжело переносила сплетни, передаваемые шёпотом за моей спиной. Илья успокоил меня, выслушал и ни разу не высмеял. Тогда поняла я, что любые невзгоды легче переносить, если кто-то выслушает, а затем посмеётся вместе с тобой над незначительностью слов каких-то незнакомцев. Рядом с Ильёй я не скрываю своего характера и не притворяюсь спокойнее или лучше, чем есть.
        Друг ловко подбрасывает остатки сена, выпрямляется, втыкая вилы в землю, глядит на меня и растягивает губы в улыбке, шумно сдувая в сторону упавшую на лицо прядь.
        - Принесла мне что-нибудь, Яра?
        Притворно дуюсь от наглости в его тоне, но запускаю руку за пазуху, вытаскиваю свёрток ткани, разматываю, протягивая другу большой румяный пирожок с капустой. Стащила со стола перед уходом, зная, что Илья часто пропускает завтрак. Любит он поспать.
        - Это подкуп или просто так? - интересуется он, но, не дожидаясь ответа, забирает выпечку и с наслаждением кусает.
        - Подкуп.
        - Чего желаешь, княжна?
        - Лук.
        - Лук? - с набитым ртом недоумённо переспрашивает парень. - Ты вроде слёзы и без него неплохо льёшь.
        Илья смеётся, уклоняясь от пинка по ноге. Он всё прекрасно понял, но специально притворяется. Я ещё пытаюсь ухватить его за рубашку, но он быстрый как щука. Ускользает то в одну сторону, то в другую. Весело хохочет и каким-то образом продолжает жевать, боясь, что я отберу пирожок.
        - Сегодня пир намечается, Яра. Но у тебя не женихи, а один лук на уме, - нагло улыбается он, когда я останавливаюсь из-за сбившегося дыхания.
        - А у тебя одни пироги, хотя ты старше меня, - парирую я, пока Илья заталкивает в рот остатки еды.
        - Мне жениться рано, вначале отучиться надо, а потом на службу заступить да на дом хороший заработать. Все хотят жениха достойного, - ворчит он себе под нос.
        - Ты сын боярина.
        - Отец мне денег особо не даёт. Забыла?
        - Помирись с ним. Он небось уже и забыл о причинах, а ты упрямишься целый год.
        Илья вновь что-то недовольно ворчит себе под нос, отряхивая крошки с рубашки. При взгляде со стороны кажется, что с отцом и братом он как ни в чём не бывало общается, но всё равно недосказанность есть, раз Илья продолжает на конюшне помогать.
        Я быстро оглядываю друга, оценивая по-новому. А ведь действительно вырос он, не просто крепким стал, но ростом высокий, и лицо красивое. Чёткие скулы, аккуратная линия челюсти, глаза всегда горят живым блеском и часто лениво прищурены из-за лукавой улыбки. В груди расползается неприятное чувство от мысли, что не может он всё время оставаться со мной. Стоит только ему сказать, что невесту ищет, так желающих девушек окажется много. Недолго ему холостым ходить, а там - пусть я хоть сто раз княжна, ни одна жена не захочет, чтобы её муж со мной дружил.
        - Зачем тебе дом? - спрашиваю я, поднимая взгляд. - Родители твои и Олег с невестой в отдельном доме, но на территории нашего двора живут. И ты с невестой… своей живи, когда появится.
        Лукавая улыбка Ильи вянет, на лице отражается разочарование, он недовольно цокает языком, проходит мимо и ставит вилы в угол. Я рассеянно глажу коня по морде, наблюдая за другом, пока тот надевает простой кафтан, достаёт два лука, спрятанных за сеном, и закидывает на плечо два колчана, полных стрел. Он так и не отвечает на мои слова, а я не давлю, не уверенная, не обидела ли его озвученным предложением. Знаю, что Илья гордый, любит всего добиваться сам. Мог бы давно к дружине нашей присоединиться при помощи отца. Да и денег у его семьи достаточно, чтобы и одежды носить дорогие. Однако младший сын упёрся, зачем-то всем доказывая, что работник из него прилежный и верный. До этого он и в полях, и в кузнице помогал.
        - Пойдём, - натянуто улыбается Илья, протягивая мне один лук. - У меня есть свободный час.
        - Ты разве не устал? Можем в другой раз, - тихо возражаю я, неуверенно принимая оружие.
        - Нет, всё хорошо, только плата твоя была мала. Холодно нынче. В следующий раз не меньше двух пирогов неси, - улыбка становится наглее.
        - А в тебя влезет?
        - Будешь сомневаться, ещё и сбитень горячий потребую!
        Я хмыкаю, но благоразумно замолкаю: действительно ведь может запросить. Как я тогда буду от поварихи всё прятать, не представляю.
        Мы выходим на солнечный свет и аккуратно пробираемся позади конюшни, минуем заднюю, скрытую кустами неприметную дверь в деревянном ограждении и покидаем границы княжеского двора. Углубляемся в лес, что стоит здесь совсем рядом, и идём вперёд по знакомым тропинкам, пока усадьба не исчезает из вида за деревьями.
        Лес наполовину сосновый и пахнет свежестью, а под ногами шуршат гниющие листья, перемешанные с игольчатым ковром, что мягко прогибается под каждым шагом. Илья идёт впереди, проверяя, всё ли в порядке с тропинкой и нет ли высоких корней, о которые я могла бы споткнуться. Последние пару лет друг ведёт себя так, словно он действительно стражник на службе у моего отца, охраняет меня как дочь князя, хотя это необязательно. Лес светлый, без бурелома, и всё отлично видно.
        Втягиваю носом воздух, расстёгивая пуговицы кафтана. Среди деревьев значительно теплее, а ветра и вовсе нет. Слышу щебет сверху и непроизвольно вскидываю голову. Замираю, наблюдая, как две небольшие птички с чёрными головами и красными грудками скачут по голым веткам. Они тоже замирают, замолкают. Я в недоумении наклоняю голову, не припоминая, чтобы видела их раньше. Те в свою очередь дёргают крыльями и тоже странно наклоняют головы вслед за мной.
        - Яра!
        Вздрагиваю и понимаю, что Илья ушёл далеко, а заметив мою пропажу, обернулся и ждёт, пока я догоню. Хочу показать ему птиц, но тех нет. Вероятно, улетели от возгласа друга.
        Мы доходим до знакомой нам поляны, Илья передаёт мне один колчан, и я привычным движением вешаю его через плечо.
        Однажды Илья хотел меня отвлечь и в шутку предложил научить стрелять из лука. Он не ожидал, что я соглашусь, а брать назад сказанные слова было поздно. Так и ходим мы в этот лес не один год. Илья даже пытался научить меня обращаться с оружием, но все мечи мне тяжелы, а кинжал я хоть немного и освоила, но, осознав, что не смогу отобрать жизнь у живого существа, бросила эту затею. Вот с луком у меня сложилось хорошо. Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу выстрелить в живую мишень, но само умение с ним обращаться вселяет в меня уверенность.
        Илья наблюдает, как я без особого труда натягиваю тетиву и отпускаю стрелу. Та попадает в цель - круг, что мы вырезали на коре дерева полгода назад. Я делаю ещё два выстрела в сторону более дальних мишеней на других стволах.
        - Ты хорошо справляешься, княжна. Всему, чему мог, я тебя уже научил, так зачем я тебе? - Друг упирается ногой в поваленное дерево, наклоняет голову, демонстрируя мне насмешливую улыбку.
        - Одной скучно, - пожимаю я плечами, снова натягивая тетиву.
        - Скучно ей, - оскорблённо бормочет тот. - Чем же мне тебя повеселить, княжна? Сказку рассказать?
        От неожиданности я неправильно отпускаю стрелу, та падает в нескольких метрах впереди, а тетива чуть не бьёт меня по руке. Резко поворачиваюсь к Илье, тот отвечает мне невинным изумлением на лице.
        - Опять подслушивал?!
        - Мимо проходил, - фыркает он. - Няня у тебя громкая, особенно пока тебя отчитывает.
        - Так ночь же была, что ты делал ночью под моим окном?
        - Мимо проходил, - как ни в чём не бывало повторяет друг. Берёт стрелу, натягивает свой лук и почти сразу отпускает, повторяет движение и вновь отпускает. Обе его стрелы попадают ровно в цель, хотя он даёт себе не больше секунды на прицеливание.
        Я продолжаю на него выжидательно смотреть, потому что данный ответ и не ответ вовсе.
        - Работал я, княжна. Дела были, вот и всё, - сдаётся Илья, когда я упрямо хмурю брови.
        - Тогда расскажи мне, почему свой оберег не обновишь? - указываю на единственное украшение на его шее, из кожи и металла.
        Илья непроизвольно поднимает руку и касается толстого шнурка, на котором, как крупные бусины, нанизаны резные подвески. Я не знаю, сколько их точно, обереги предпочитают прятать под одеждой, и я никогда не рассматривала его достаточно близко, но тут украшение удачно попалось на глаза, чтобы был повод перевести тему. Оберег старый. Металл местами потемнел, но плетёный шнурок явно крепкий. Илья полностью вытаскивает талисман из-под рубашки и подзывает меня, предлагая взглянуть.
        - Это мой мартовский оберег. Многие обновляют их несколько раз на протяжении жизни, но этот спас мне жизнь. Он мне удачу приносит, и менять что-либо в нём я не смею. Даже снимать его мне встреченный ворожей не советовал. Снять значит удачи лишиться.
        Заинтригованная, я подхожу ближе, пальцами касаюсь нагретого его телом металла. Вижу, как просто резные металлические бусины, так и чеканные руны марта, апреля и мая, там же есть маленькие фигурки жаворонков и символ солнца. Рождённые весной носят обереги из железа, летние особое благословение получат, если бусины из жёлтой латуни, а для осенних оберегов нужна медь. Память о том, какие талисманы были у зимних детей, давно стёрта. Несмотря на чёткое разделение, богатые семьи любят добавлять бусины из драгоценного золота, однако оберег Ильи целиком из простого металла.
        - Не люблю об этом рассказывать, но я заблудился в Зимнем лесу Декабря и чуть не помер там.
        - Ты был в лесу?! - я вскидываю на друга шокированный взгляд и непроизвольно сжимаю украшение в кулаке, натягивая шнурок слишком сильно. Илье приходится резко наклониться ко мне, чтобы оберег не сдавил шею.
        Мы чуть не сталкиваемся нос к носу, и я моментально отпускаю украшение, а друг неловко кашляет, потирая шею.
        - Да ты, Яра, поопаснее любого Зимнего леса, - хмыкает он.
        - Ты и правда был в проклятом лесу? - отмахиваюсь от его шутки.
        - Был. С братом старшим и дядями нашими поехали мы к тому лесу в начале осени. Мне тогда девять было. Мы с тобой ещё не познакомились. Не помню, что за дела туда привели, то ли охота, то ли проблемы какие. Вроде лисов много расплодилось. Хитрые заразы курятники повадились в ближайших деревнях разорять. В общем, взяли дядья меня с собой. А ты же знаешь, княжна, что вначале лес там не опасный, ноябрьский он.
        Я киваю. Большая центральная часть леса, словно сердце, действительно принадлежит зиме. Говорят, там всё снегом укрыто круглый год, и именно в тех владениях живёт последний декабрьский колдун. Боясь, что он в состоянии вернуть Декабрь, Январь и Февраль в наш мир, люди вначале хотели его убить, да не получилось, отбился колдун. Но годы шли, а он людям на глаза не попадался, территорий своих снежных ни разу не покинул, и тогда оставили люди попытки, решив, что либо помер колдун сам, либо не может за пределами зимы жить.
        Всю заснеженную часть окружает лес Ноября. Там всегда стоит осень. Держит она зиму в узде, в кольце, как в тюрьме, и не даёт распространяться. В ноябрьскую часть ходить можно, там безопасно.
        - Я отстал от родни, и получилось так, что потерялся. Если же теряешься вблизи Зимнего леса, то конец. Но я выжил, - торопливо продолжает Илья, заметив, как меня передёрнуло. - Меня нашли на следующий день, сказали, что я спал, свернувшись под кустом.
        Не знаю, сколько я простояла с открытым от изумления ртом, но в чувство прихожу из-за смеха Ильи. Как можно смеяться при разговоре о колдуне? Все взрослые мурашками покрываются, а он под кустом ночь проспал в проклятом лесу!
        - Как?! Ты видел снег? Какой он?!
        Я цепляюсь за руку друга, сжимаю пальцами плотную ткань кафтана. Смех Ильи стихает, но на губах остаётся смущённая улыбка.
        - Не помню я. Мал был. Помню, как бродил по лесу, а деревья вокруг - в основном берёзы, меж которых голые дубы и клёны. Помню, как ветер холодный гулял, но белого снега не видел.
        - А колдуна?
        - И колдуна не видел. Вообще никаких людей и даже животных. Сомневаюсь, что я вовсе заходил в проклятую часть леса. Похоже, Март меня сохранил, и я только по территориям Ноября бродил, - с благоговением добавляет Илья и теребит своё украшение. - Благо подвески мои из металла, и на кафтане ничего золотого не было. Говорят, что нельзя близко подходить к владениям колдуна с золотом при себе. Колдун-то декабрьский и не выносит блеска золота, что напоминает ему о самом жарком летнем солнце. А если ступишь на снег, принеся с собой золото, то Зимний лес тебя никогда не отпустит.
        Я отхожу от друга на пару шагов. Он трёт руки, дышит на ладони, разминая пальцы, замёрзшие без движения. Потом вскидывает лук, натягивает тетиву с задумчивой улыбкой. Действительно, везучий он, Илья, но у меня почему-то от этой мысли по спине бегут мурашки и становится холодно. Я тоже тру ладони, сжимаю кулаки, но никак не могу согреться.
        Глава 3
        Солнце окончательно поднимается, разгоняя остатки утреннего тумана. Мы болтаем с Ильёй ещё полчаса, а дальше у него вновь дела. Мы аккуратно и как можно незаметнее возвращаемся на территорию княжеского двора. Я отдаю другу лук, чтобы он спрятал его за сеном. Отцу я не хочу рассказывать о своём увлечении, он наверняка начнёт переживать или вообще запретит выходить в лес с Ильёй. Однако за эти годы не ото всех мне удалось утаить свои вылазки.
        - Опять в лес ходила, сестрица? - Мира распахивает окно прямо перед моим носом, пока я пытаюсь стереть мох и грязь с сапожек о траву.
        - Хорошо спала, сестра? - с дежурной вежливостью спрашиваю я.
        Она опирается на подоконник, высовывается из окна, и её красивые светлые волосы падают вперёд. Мира пока не заплела их, и я на мгновение задерживаю взгляд на аккуратных волнистых прядях. Поистине, из нас троих средняя сестра самая красивая.
        - Лучше некуда, - отвечает она и подпирает лицо ладонью.
        Я ёжусь от её лукавого взгляда. Со стороны может показаться, что мы просто общаемся, но я прекрасно знаю, что сёстры разговаривают со мной столь милым тоном, только если им что-то нужно. Когда мы были маленькие, то они с Василисой вымещали на мне свою злость так, как могли: проказничали, ломая мои игрушки, набивали камни в сапожки, однажды столкнули в озеро и отрезали часть косы, приговаривая, что помогут мне избавиться «от этих чёрных декабрьских волос». К счастью, всё быстро отросло, а отцу я рассказала, что сама попросила. Тогда я ещё не понимала, что помогать мне в действительности они не собирались.
        Потом сёстры выросли, и мелочные проказы прекратились. Они поняли, что меня удобно использовать как личную прислугу, а так как я стараюсь быть прилежной дочерью, то потакаю им. Сорвалась лишь пару раз, но закончилось это криками и слезами, которые расстроили отца. Да и не привели те ссоры ни к чему, через пару дней всё началось сначала.
        Раньше я расстраивалась, плакала в одиночестве, сожалея, что родилась такой, но теперь даже не пытаюсь наладить с сёстрами отношения. Надеюсь, что с появлением женихов они обратят всё внимание на них, а может, и уедут вовсе, оставив меня в покое.
        - Яра, помоги нам с Мирой! - громко говорит Василиса, появляясь в окне рядом. - Сегодня у нас важный день, а дел много. Помоги, добрая сестрица!
        Они так похожи, обе красивы, все жители их любят. У нас схожие черты лица, но меня никто красавицей не считает. Говорят, вид у меня болезненный из-за того, что кожа и губы кажутся слишком бледными на фоне чёрных волос.
        Василиса говорит весело, громким, звонким голосом. Я озираюсь и замечаю отца неподалёку, он что-то обсуждает с несколькими приглашёнными боярами, но смотрит в нашу сторону, улыбается, кивает, встречаясь со мной взглядом.
        - Чем вам помочь, милые сестрицы? - выдавливаю я, сохраняя притворно радостное выражение лица, а те расплываются в медовых улыбках. Я едва сдерживаюсь, чтобы не захлопнуть створку окна прямо перед их лицами.
        - Сходи к травнице Зарине, она обещала венки для нас сделать, - отвечает Мира, игнорируя мою натянутую улыбку.
        - Зачем вам венки? Отец ведь новые кокошники нам всем подарил.
        - Ах, Яра, совсем юная ты у нас! Венки мы желанным женихам отдадим, - вздыхает Василиса, с жалостью глядя на меня.
        - Посмотрим, хватит ли князьям смелости их попросить, - хихикает средняя сестра.
        - Поиграть с женихами решила, Мира? - посмеивается Василиса, явно не возражая против такого поворота.
        - Почему бы и нет? Мне не нужен слишком робкий, - пожимает та плечами, поглаживая свои волосы, перекинутые через плечо.
        - Мы и тебе, Яра, заказали, - удивляет меня Василиса. - А то негоже, что у нас венки, а у тебя нет. Хоть тебе некому его отдавать, но поносить можешь.
        - Верно, тебе на радость попросили сделать, сестра!
        Улыбка у Миры самая очаровательная, но после её слов я уверена, что меня ничего хорошего не ждёт.
        - Неужели откажешь нам? - прерывает мои мысли Мира, когда я слишком долго таращусь на них, гадая, что они в этот раз могли придумать. Голос сестры становится недовольным, она надувает губы и глядит на меня обиженно.
        - Схожу, - сдаюсь я. - За пару часов управлюсь.
        Сестры довольные кивают в ответ и захлопывают ставни. Они не благодарят меня. Не потому что забывают, а просто не утруждают себя такими вещами, привыкшие к устоявшемуся укладу жизни.
        Подобные венки нужно делать самостоятельно, но Мира и Василиса ленятся, зная, что мужья им и так достанутся. Добавят несколько лент и притворятся будто сами плели.
        Захожу в дом, чтобы сменить заметный кафтан на что-то попроще, выбираю серый со скромной вышивкой и капюшоном. Прощаюсь с отцом, объясняя, куда собралась, а тот хмурится, когда я подбираю косу и прячу волосы под капюшоном. Он считает, что мне незачем скрываться в нашем родном Ренске. Уверяет из раза в раз, что доказано давно: ноябрьская я, а цвет волос - просто случайность. Но князь не берёт в расчёт, что ему никто перечить не смеет, однако я-то знаю, что многие продолжают глядеть на меня с опаской. Может, им не за что меня ненавидеть, но сторониться и игнорировать никто не запрещал.
        У главных ворот четыре стражника. Им много времени приходится проводить на улице, поэтому их кафтаны подбиты мехом, а на головах шапки. Они явно скучают, перекидываются ленивыми фразами, опираются на свои бердыши. Оружие похоже на топор с лезвием в виде полумесяца, но древко длинное, выше роста самих стражников, которые подбираются при моём появлении. Ворота и так приоткрыты, но они распахивают их чуть шире, и я благодарю мужчин, прежде чем выйти в город.
        Благо дождей в последние дни не было. Дорога хоть и неровная, но сухая. Я иду в сторону рынка - через него самый короткий путь к травнице. Не люблю ходить среди торговых рядов, там больше всего людей толпится в это время, но и на улице дольше чем нужно торчать не хочу.
        Ренск - город в меру большой, скорее всего, как и главные города в других княжествах. В основном дома располагаются на расстоянии, чтобы у всех было место для своего огорода и нужных пристроек. Только в самом центре и на рынке многочисленные и невысокие здания стоят плотно друг к другу.
        В Ренске постройки все деревянные, но отличаются количеством этажей и отделкой. У кого много денег, у того и земельные наделы больше, дома выше с изысканной резьбой и раскрашены в красивые цвета. У кого денег меньше - у тех дома проще, самое большое - резные наличники на окнах и украшенное крыльцо.
        В центре города полно лавок с тканями и специями, можно найти ремесленников, знахарей и травников, есть корчмы и постоялые дворы для путешественников, а на улицах множество тележек с продуктами. Владельцы сами выращивают и распродают урожай.
        Хватаюсь за край капюшона, когда внезапный порыв ветра чуть не срывает его с головы. Меня всё равно кто-нибудь да узнает, но я хочу оттянуть этот момент.
        Город уже полностью проснулся, и жизнь бьёт ключом. На улицах туда-сюда снуют люди, занятые своими делами. Кто-то застревает у лавок с солью или овощами, выбирает, что купить, кто-то щупает меха и торгуется о цене. Со всех сторон раздаются крики торговцев. Я втягиваю носом воздух, чувствуя запах яблочного пирога из распахнутого окна одного из домов. Натягиваю капюшон пониже и слишком поздно замечаю мальчишку лет восьми, который на полной скорости бежит в мою сторону. Он глядит куда-то назад, поэтому со всего маху налетает на меня. Его голова врезается мне в живот, выбивая воздух из лёгких, я отступаю на пару шагов, едва удерживая равновесие, а ребёнок, испуганно вскрикнув, взмахивает руками и падает назад.
        Мальчишка даже не извиняется и не поднимает взгляда, а бормочет что-то невнятное и принимается собирать рассыпавшиеся по земле яркие камни. Его не заботит, что он пачкает руки, ему важнее собрать всё потерянное. Я бегло оглядываю его всклокоченные светлые волосы и худощавое телосложение. Кафтан мальчишки с высоким воротом распахнут и выглядит достаточно дорогим - красный с золотым узором под стать сафьяновым сапогам. Рубаха и штаны тоже из хорошей ткани. Однако мальчик опускается на колени и продолжает шарить в жухлой траве у ближайшего забора. Заинтригованная, я присаживаюсь рядом и помогаю ему искать. Нахожу несколько красивых камней, подношу к лицу, чтобы получше разглядеть полупрозрачный янтарь и красную яшму с чёрными прожилками. Мальчишка растягивает губы в весёлой улыбке, подбирая потерянный малахит. Поднимает его вверх, щурит ясные голубые глаза от солнечного света и рассматривает восхитительный камень, по поверхности которого кольцами расходятся различные оттенки зелёного.
        - Драгоценности твои? - с улыбкой спрашиваю я, протягивая ему найденные камни.
        - Мои!
        - Все, что было, нашёл?
        Ребёнок задумчиво пересчитывает яшму, янтарь и малахит на ладони. Их всего восемь. Ему удаётся не сбиться только с третьего раза.
        - Да, все здесь! - поднимает он на меня взгляд, а я отмечаю, что по весне его веснушки станут ярче и будут покрывать щёки и весь нос.
        - Украл у кого-то?
        - Все моё! - недовольно дуется он. - Всё сам нашёл!
        Я киваю, делая вид, что верю. В конце концов, одежда у него в меру дорогая, а значит, мог просто стащить из родительской шкатулки.
        - Гляди, сестрица! Здесь паук! - Он показывает мне самый крупный кусочек янтаря, где действительно внутри находится маленький паук. Сдерживаюсь, чтобы не отшатнуться, потому что их я немного боюсь.
        - Молодец, что нашёл. Настоящее сокровище, - натянуто улыбаюсь я и поднимаюсь на ноги, решая продолжить путь, но мальчишка бесцеремонно хватает меня за рукав грязными пальцами.
        - Ты в меня врезалась, сестрица! Из-за тебя я упал!
        - Это ты в меня врезался, - с изумлением отвечаю я, впервые встречая такую откровенную ложь.
        - Нет, ты! Ты на моём пути стояла!
        Я пытаюсь аккуратно забрать руку, но ребёнок с удивительной силой впивается в моё запястье, явно намереваясь от меня что-то получить. Трясу рукой, мотаю мальчишку из стороны в сторону, а тот заливисто хохочет, будто я с ним играю. На нас оборачиваются прохожие, и я сдаюсь, не желая привлекать внимание.
        - Ладно, пройдоха, что ты хочешь?
        - Пирога мне купи!
        - Вон щёки какие, куда тебе ещё пирога?! - хватаю наглеца за пухлую щёку, и тот вопит, притворяется, что ему больно.
        К нам устремляется множество взглядов, моё лицо начинает гореть от смущения, и я тут же отпускаю проказника. Стоит моим пальцам разжаться, как он замолкает и вновь растягивает губы в наглой улыбке.
        - Мне много нужно, чтобы сильным вырасти!
        Я вздыхаю, предпринимая последнюю попытку стряхнуть его хватку, но безрезультатно. Пристал как репейник.
        - Хорошо, какой тебе пирожок?
        - С абрикосами.
        - Ишь тебе абрикосы! - с притворным раздражением шикаю я. - С яблоком куплю.
        - С ягодами! - упорствует тот.
        - Куплю, какой будет!
        Верчу головой, пытаясь найти хоть одну тележку с выпечкой, но замечаю лишь чей-то дом с распахнутым на кухню окном. Оттуда тянет подходящими запахами, и я застенчиво подхожу ближе, мальчишка следует за мной. Умный малец, руки моей не выпускает, а так я бы убежала. Аккуратно стучу по оконной раме, привлекая внимание хозяйки или поварихи. Вряд ли она продаёт, скорее всего, готовит для своей семьи, но, когда она откликается на мой стук, я обещаю двойную цену за пирожок. Мальчик как приклеенный стоит рядом, демонстративно дёргает меня за рукав, так что меня начинает шатать. Я нехотя уточняю, есть ли абрикосовый. Женщина высовывает покрытую платком голову наружу, смотрит на нас пристально, как на попрошаек, но усмехается, завидев мольбу в больших глазах мальчишки. Уверена, что я не первая, у кого он так еду клянчит.
        - Есть у меня с вишней. Подойдёт тебе, мальчонка? - спрашивает она у него, и ребёнок усердно кивает. Женщина продаёт мне два, но вначале прикрикивает на мальчика, чтобы он руки вытер.
        Тот послушно вытирает всю грязь о красивый кафтан, женщина недовольно цокает языком, а я закатываю глаза. Мне бы стоило удрать, как только он отпустил мой рукав, но я почему-то плачу за еду и терпеливо жду, пока пройдоха всё доест. Удивляет он меня. Волосы мои наверняка заметил, но вместо испуга одна наглость полезла. Мальчишка уплетает угощение так быстро, что мы обратно к дороге не успеваем отойти, а он в рот уже всё затолкал.
        - Отдала я тебе долг, теперь пойду, - хмыкаю я и хочу обойти его, но мальчик снова преграждает путь.
        - Подожди, сестрица! Дам я тебе свою драгоценность.
        Замираю, с опаской глядя на протянутую руку.
        - Это один из моих любимых, братья говорят, что добрый это камень! Возьми! - с лучезарной улыбкой упорствует он, я протягиваю руку и ахаю, когда в ладонь падает не камень, а настоящий перстень.
        На вид железное, но держит он красный с чёрными и оранжевыми прожилками яшмовый камень. Я верчу его, разглядывая. Решаю, что слишком это дорогой подарок, вскидываю взгляд и растерянно озираюсь по сторонам, потому что мальчишка уже сбежал. Не представляю, что теперь делать с кольцом. Надо бы найти ребёнка и вернуть, но и к травнице успеть необходимо. Надеваю кольцо на безымянный палец левой руки. Отдам, как замечу мальчишку.
        Прогуливаясь по рынку, подхожу к одному из лотков, привлечённая фруктами, - скорее всего, остатки собранного урожая. Раздумываю купить пару крупных яблок отцу, но, покрутив первый плод в руке, вижу, что он гнилой. Хмурюсь, оглядывая остальные, перебираю груши и тёмные вишни, но слишком часто попадаются испорченные и вид у них сморщенный.
        - Что с твоим товаром? Почему так много порченых? - интересуется выбирающая фрукты рядом со мной женщина в бело-золотом платке и тёмно-зелёной накидке, подбитой овчинным мехом.
        - Плохой урожай нынче, - ворчит продавец. - И в прошлые годы такое было, но обычно мало. А тут целые деревья поражены проказой незнакомой.
        - Говорят, и с зерновыми беда. Овёс и пшеница пострадали. Все словно больны чем-то, гниют изнутри, - заговорщически шепчет женщина-продавец соседней лавки с солью.
        - Может, с водой что-то? - присоединяется один из покупателей.
        - Дожди шли хорошие, в меру. И тепла было предостаточно, - парирует женщина.
        - Порча от декабрьского колдуна, не иначе, - вновь вклинивается продавец фруктов. Он презрительно сплёвывает на землю, будто от одного упоминания о колдуне боится сам чем-то страшным захворать.
        - Давно пора бы от него избавиться!
        Толпа вокруг растёт, люди обеспокоены погибающим урожаем и привлечены обсуждением. Всегда так: стоит упомянуть колдуна, и люди начинают собираться вместе, обсуждая сплетни, байки да свои страхи.
        - Помер он давно в том проклятом лесу, - отмахивается другой мужчина. - Столетиями его не видать. Небось замёрз в своих снегах.
        Я ёжусь и как можно незаметнее протискиваюсь сквозь толпу обратно к дороге, склоняю голову, чтобы никто меня не узнал.
        - А может, это… из-за княжны нашей младшей? - неуверенный голос звучит тихо, но прорезает гомон толпы, словно раскалённый нож - масло.
        Мой шаг сбивается, я задерживаю дыхание. Приходится замедлиться на пару неприятных секунд, когда люди замолкают, раздумывая над услышанным предположением.
        - Которая Яра? - спрашивает кто-то. - Да полно вам, все же знают, что ноябрьская она. Да и сам Декабрь её не забрал.
        - Волосы-то её видел? - упорствует другой женский голос.
        - Глупости! Забыть пора дурное то дело. Черти всех попутали тогда! Попытались отдать девочку, что родилась осенью. Бросили её! Это ж не колдуна зимнего отдали, а беззащитного ребёнка оставили, - с горечью отвечает седой старик. - Был я там! Видел, как князь упорствовал, и оказалось, правильно делал, что не желал дочь отдавать.
        Лучше будет молча отправиться дальше своей дорогой, но ноги будто приросли к месту. Не знаю, почему продолжаю ждать момента, когда жители Ренска перестанут меня опасаться, когда прекратят смотреть только на мои волосы, не замечая, что я совершенно обычная. Всё надеюсь, что однажды это пройдёт. Тогда я действительно смогу смело ходить с непокрытой головой.
        - А что, если Декабрь не успел её забрать и вот злится? Намекает, так сказать, чтобы мы её вернули? - подключается другой мужской голос.
        - Верно говоришь. И такое может быть, а узнать нам теперь как? Нынешней зимой будет с едой сложно, а если и в следующем такая же порча пойдёт, то голод начнётся.
        Разочарованно вздыхаю громче, чем нужно. Похоже, надежды мои глупы и несбыточны. Скорее всего, до конца дней меня будет преследовать напоминание о Декабре. Люди вновь говорят о неприятном ритуале, частью которого я стала спустя несколько недель жизни.
        Много сотен лет назад, после победы над зимой, решили, что главная опасность - это колдуны Декабря. Именно из-за них он был сильнее и сметал Ноябрь со своего пути. Теперь, если вдруг рождается ребёнок в декабре, то относят его к Зимнему лесу, чтобы забрала его зима к себе и превратила в ветер холодный, пургу, либо просто убила. Страшатся люди рождения колдунов, верят, что зимние дети помогут Декабрю вернуться, а за ним придут братья его - Январь и Февраль. И снова начнут они губить всё живое снегами и морозом своим.
        Все женщины как можно чётче высчитывают время, чтобы дети рождались весной, летом и осенью, но беда всё равно случается. Условились рождённых в Декабре относить в лес в день зимнего солнцестояния, но и позже можно. Редки случаи, когда дети рождаются раньше срока, в январе или феврале. Хоть их колдунами никогда и не считали, но таких зимних тоже относят в лес, лишь бы избавиться, а не то родителям всю жизнь косые взгляды терпеть и соседям доказывать, что их черноволосый ребёнок не декабрьский.
        Мне рассказали, что наутро меня нашли там же, где и оставили. Этим отец поставил точку, доказав, что не принадлежу я первому зимнему месяцу, раз уж он меня не принял. Я должна бы радоваться, но при мысли об этом у меня всегда мурашки по спине и холодно так, будто лёгкие и сердце мёрзнут.
        - О княжне младшей говорите? - вклинивается в разговор знакомый голос, и я резко вскидываю голову, силясь разглядеть друга в толпе. - А вы, честн?е люди, саму девушку-то видели, какой она выросла? - таинственно продолжает Илья, привлекая всеобщее внимание.
        - Кто ж знает! - восклицает один из мужчин. - Княжна если и выходит, то редко, слышал, что скрывается она на княжеском дворе. Может, не только волосы, но и с лицом у неё что-то не так!
        - Правду говоришь! С лицом у неё и вправду не то! Видел я всё своими глазами, - моментально поддерживает Илья, в наигранном изумлении округляя глаза, а я сжимаю челюсти, дабы случайно не крикнуть, что не так уж я и ужасна.
        Толпа напряжённо вслушивается, а я стараюсь контролировать дыхание. Илья слишком далеко, я не могу незаметно подобраться ближе. Вот бы кинуть в него шишкой, чтоб умолк. Гляжу под ноги в поисках чего-нибудь подходящего, но вокруг нет елей и даже дубов с их желудями.
        - Княжна младшая невиданной красоты! Такой я не видал ранее! Так прекрасна, что глазам и сердцу больно, вот и не показывается на улицах! - восторженно выдаёт Илья, заговорщическим взглядом обводя собравшихся. Толпа вначале ахает, а потом начинает гудеть, обсуждая услышанное. Моё лицо мрачнеет, пока Илья без какого-либо смущения продолжает врать: - Понимаю я, почему князь так её охраняет! Ослепительна она, как полная луна на тёмном небе среди звёзд!
        - Неужели влюбился ты в княжну декабрьскую? - со смешком поддевает одна из женщин. - Не бывает такой красоты.
        - Влюбился глупец или это её колдовство! - хохочет какой-то мужчина.
        - Ещё как бывает! И княжна наша ренская именно такая, глаз не оторвать! - порывисто возражает Илья, намеренно строя из себя влюблённого, а у меня всё лицо полыхает. Сбросив оцепенение, я с удвоенной силой проталкиваюсь меж собравшихся, намереваясь сбежать.
        Мужчины активно переговариваются, а некоторые женщины посмеиваются, пока я, опустив голову, возвращаюсь к дороге и быстрым шагом направляюсь в сторону дома травницы.
        - Яра, погоди! - весело зовёт меня Илья через несколько минут, догоняя бегом.
        Я шикаю на друга, оглядываюсь, проверяя, достаточно ли далеко мы ушли от толпы. Однако тот довольно улыбается, только увеличивая моё смущение.
        - Тебя и я-то с трудом узнал, о других не волнуйся, - он прикрывает рот кулаком, сдерживая смешки.
        - Зачем ты так наврал?
        - Я? Когда это я врал?! - удивляется Илья.
        С моих губ срывается недовольный стон.
        - Про мою внешность, - нехотя напоминаю я.
        - Я не врал, Яра! Разве что немного приукрасил.
        Я намеренно громко вздыхаю, понимая, что бесполезно с ним спорить. Он всё равно будет стоять на своём. Не впервой подобное вытворяет.
        - Что ты здесь делаешь? - перевожу я тему.
        - Меня к кузнецу отправили, проверить мечи и алебарды, что отец твой заказал. Я увидел, как ты в толпе стоишь, решил послушать. А ты куда?
        - К травнице. Сёстры венки хотят.
        Илья задумчиво кивает, идёт медленно, подстраиваясь под мой шаг, хотя ноги у него длинные, давно мог ускориться и идти по своим делам. Однако продолжает шагать рядом. Даже молчаливая компания друга меня успокаивает, я расслабляюсь, чувствуя себя будто под защитой. Я не решаюсь спросить, пойдёт ли он со мной до дома травницы, хочет ли проводить или всё-таки свернёт на следующем перекрёстке налево, к кузнецу. Илья тоже не прерывает тишины. Перекрёсток становится всё ближе, и я невольно замедляю шаг, нервничаю, ощущая, как молчание становится тягостным. Я поворачиваю лицо к Илье, чтобы всё-таки уточнить, а тот, оказывается, выжидающе смотрит на меня. Наклоняется ближе, словно боится не расслышать.
        - Ты что-то хотела? - не выдерживает он, когда у меня не получается выдавить и звука.
        Лицо у него абсолютно серьёзное, почему-то даже непривычно хмурое.
        - Я… - смочив внезапно пересохшее горло слюной, выдавливаю я, - ты пойдёшь со…
        - Илья!!
        Возглас и весёлый девичий смех сбивают меня с мысли, а друг отвлекается. Три девушки подбегают к Илье, обхватывают его руки, чуть не сбивая с ног, заставляют его замереть. Девушки все юные, нашего возраста, явно весенние или летние, со светлыми волосами и яркими улыбками на миловидных лицах. У всех троих ленты в волосах, а значит, они ищут жениха.
        Илья растерянно рассматривает девушек, может не сразу, но узнаёт. Те смеются, толкаются, радуясь встрече.
        - Илья! Мы давно тебя не видели! - улыбается одна.
        - Ты совсем позабыл зайти в лавку моего отца, хотя обещал в прошлый раз, - встревает другая, обращая внимание на себя.
        - У нас братья за грибами собирались, а ты позабыл? - перебивает третья.
        - Куда ты идёшь? - спрашивает та, что говорила про лавку.
        - Уже что-нибудь ел, Илья? Может, с нами поешь? - ласково спрашивает первая, и в ней я узнаю Надежду. Дочь местного торговца тканями. Она очаровательна, мила и воспитанна, а семья её уважаема.
        Жар расползается у меня по щекам. Надежда единственная замечает меня и мягко улыбается, кивнув. Знает меня в лицо. Мы с ней не друзья, но она одна из немногих, кто меня не сторонится, всегда почтительна и здоровается. Меня пожирают стыд и болезненная ревность, стоит Илье одарить её смущённой улыбкой.
        Он пытается ответить то одной, то другой, но девушки перебивают друг друга, дёргают его за рукава, каждая желает перетянуть внимание на себя. Но, когда Илья смотрит на Надежду, его взгляд теплеет.
        Эта картина отрезвляет меня, я делаю несколько шагов в сторону, хочу незаметно уйти, но остальные девушки отвлекаются на моё движение. Другие две смотрят на меня с недовольством, как если бы это я прервала их, а не они встряли, пока я шла с Ильёй. С вызовом приподнимаю подбородок, не утруждаясь прятать край чёрной косы, что торчит из-под капюшона. Девушки неразборчиво бормочут приветствия мне как княжне.
        - Я пойду, нам всё равно здесь в разные стороны, - спокойно говорю я другу. - Увидимся позже.
        - Нет, Яра, погоди, - отзывается тот, но я разворачиваюсь и ухожу вперёд по улице, встряхиваю головой, не желая думать, почему увиденная картина меня так смутила.
        Последние лет пять Илья с лёгкостью находил друзей, а возраст у него и правда подходящий, чтобы девушки начали смотреть на него как на кандидата в женихи. «Нет в этом ничего удивительного», - упрямо напоминаю я себе. Конец нашей дружбы всегда был только вопросом времени.
        Глава 4
        Поход к травнице занимает у меня больше времени, чем я рассчитывала. Возвращаюсь домой на час позже, но никто особо и не заметил моего излишне затянувшегося отсутствия. Отдаю Василисе и Мире их венки. Идеальные для такого сезона, украшенные ярко-красными бархатцами, белыми хризантемами, пушистым хлопком и лентами. Увидев же свой в руках травницы, я даже не удивилась. Мой сплетён из тонких прутиков, ярко-оранжевых и красных листьев клёна. Украшен венок шишками да еловыми ветками. И никаких цветов. Редко кто вплетает еловые ветки, они больно колются и застревают в волосах, но травница сказала, что сёстры попросили сплести именно такой, приговаривая, что я люблю аромат ели. С трудом мне удалось сдержать горький смешок в ответ. Я просто поблагодарила женщину, заплатила и ушла, надеясь, что спрячу венок где-нибудь в доме, а сама надену кокошник, подаренный отцом.
        Покончив с делами, захожу в комнату и бросаю венок на кровать. Временами зло на него посматриваю, уверенная, что не стану надевать. Специально сёстры ель выбрали ещё и потому, что это зимний символ, знают они, что не ровня я им, пока все думают обо мне как о возможной колдунье. Спустя пару часов понимаю, что венок уже не кажется столь плохим - как ни крути, терпкая еловая свежесть всё-таки приятна. Её аромат распространяется по комнате, успокаивая.
        Няня напоминает о скором приезде гостей, отправляет меня помыться, затем помогает высушить волосы и переодеться в праздничное платье. Холодно на улице уже, поэтому под низ надеваю несколько слоёв тонкой одежды, включая нижнюю шёлковую рубаху, а сверху - красивое платье из плотной ткани со свободными рукавами. Наряд белый с серебром, обильно украшенный кружевом, бисером и речным жемчугом, который нежно отражает любой свет.
        За окном солнце клонится к горизонту, в моей комнате тени становятся длиннее, а свет на небе с жёлтого медленно меняется на розово-алый. Няня достаёт для меня сафьяновые сапожки, а моя рука вначале тянется к золотым подвескам, но пальцы замирают над ними. Сам собой в памяти всплывает рассказ Ильи, что Декабрь не переносит золото, и я беру серебряные украшения. Ругаюсь про себя, не понимая, почему меня это вообще заботит. Декабрь мёртв. Нет смысла бояться или думать о нём.
        Найдя подаренное мальчишкой яшмовое кольцо, невольно улыбаюсь. Надеваю, решая, что отныне буду носить его каждый день и если вдруг встречу проказника случайно - верну.
        Прихожу в себя при виде белой ленты с алым узором по всей длине в руках Алёны. Дёргаюсь в сторону, обхватывая волосы руками, будто защищая. Няня фыркает, усаживая меня обратно перед зеркалом.
        - Полно тебе, Яра. Это всего лишь лента! Князь приказал, чтобы я проследила. Знает он, что не станешь ты её сама в косу вплетать.
        Сжимаю зубы, нехотя отдавая няне прядь за прядью. Да и чего я волнуюсь? Почему в груди так болит, а дышать тяжело словно холодом колет?
        - Упираешься, будто уже есть суженый, а тебя за другого заставляют выйти, - продолжает ворчать Алёна. Её фраза удивляет меня, и я отпускаю волосы. Няня тут же пользуется моментом, расчёсывает их гребнем и начинает заплетать свободную косу.
        Действительно, это всего лишь лента. Но мысль эта по-прежнему царапает мне душу, как если бы я пыталась затолкать чужую идею туда, где ей нет места.
        - Обычно алую вплетают, но к наряду твоему я раздобыла белую, - с нежностью продолжает няня, и мои плечи поникают. - Вон коса какая толстая, с твою руку толщиной. Всем такую здоровую девушку в жены захочется, - подбадривает меня Алёна, неверно понимая моё волнение.
        - Прибыл кто-нибудь? - спрашиваю я. Горло сухое и голос странно хрипнет, сглатываю несколько раз.
        - Да, потихоньку прибывают, в повалуше[5 - Повалуша - в русской архитектуре башня, в которой располагалось помещение для пиров. Соединялось с жилой частью сенями (крытый переход).] все собираются. Столы там уже накрыли, но тебе незачем торопиться.
        Я рассеянно киваю, оценивая свою законченную причёску.
        - Это ты тоже наденешь, княжна? - Оборачиваюсь на голос няни, та стоит у моей кровати и держит венок. Вертит его, хмурится, критически оглядывая. - Сама сделала?
        - Мира и Василиса… купили в подарок, - выдавливаю я.
        - Небось сказали, что ты шишки и ели любишь, - понимающе хмыкает Алёна. Она тоже не всё знает о проказах сестёр, но о многом догадывается. Известно ей, что отношения у нас сложные. - Ты его наденешь? К наряду плохо подходит.
        Трогаю ленту в косе, содрогаюсь, представляя реакцию сестёр, и киваю.
        - Надену, - решаю я хоть так сгладить ситуацию.
        Пусть Василиса и Мира думают, что им удалось этим меня оскорбить, может, повезёт закончить нынешний вечер без лишних проблем, ведь гости самое малое неделю у нас пробудут.
        Алёна аккуратно надевает венок мне на голову, а я стараюсь не морщиться, когда еловые иголки впиваются в ухо. Наклоняю голову, разглядывая своё отражение. На деле красивый венок, травница постаралась на славу, но кожа головы чешется, и к наряду он действительно не подходит.
        Няня уходит первая, позволяя мне повременить пару минут, но не выйти к гостям я не могу. Аккуратно спускаюсь по деревянной лестнице, огибая скрипучие ступеньки, пару раз вздрагиваю от внезапных взрывов хохота целой толпы мужчин. Перед повалушей ещё сени надо пройти, но я голоса даже здесь слышу. Веселье разносится гулом и вибрацией по стенам, временами заглушая звуки музыкальных инструментов. Не помню, чтобы когда-либо у нас было так много гостей. Слышу частый топот ног наших слуг, что носят еду или ендовы[6 - Ендова - вид древнерусской посуды для подачи алкогольных напитков на стол при пирах.] с хмелем и мёдом, чтобы кружки и чарки у гостей не пустовали. Бросаю мимолётный взгляд на входную дверь, борясь с желанием сбежать на конюшню и переждать там. Может, Илья ещё работает.
        Не успеваю дойти до сеней в сторону нужных помещений, как Василиса грубо хватает меня за руку повыше локтя и оттаскивает в тень.
        - Ленту удумала вплести?! Это ты батюшку надоумила? - шипит мне старшая сестра, а я удерживаю равнодушное выражение лица, пока она до боли сдавливает пальцами мою руку. Так и синяки останутся.
        К нам по лестнице сбегает Мира, и судя по тому, как темнеет её выражение лица при виде меня, она тоже не в восторге.
        - Черти тебя забери, Яра! - бросает мне с ходу средняя сестра. - Ты теперь и внимание суженых наших решила привлечь?
        - Ленту я вплетать не хотела. Отец настоял, - сухо отвечаю обеим. - А ваши женихи мне не нужны.
        - Даже не смей думать о них! - встряхивает меня Василиса, она на полголовы выше.
        Я сжимаю зубы, повторяя про себя, что мне нужно потерпеть лишь немного, и одна из них точно уедет с женихом в Истрог, а вторая будет занята заботой о своём муже.
        - Небось просила у отца! Или лицо жалобное строила, ведь кто согласится тебя взять к себе в дом, - продолжает выплёскивать своё недовольство Мира.
        - Я не просила, а, наоборот, его отговаривала.
        - Там возможных женихов хватает, но не думай с ними разговаривать! Хоть в другом княжестве хочется тебя не видеть, - заявила Василиса.
        - Значит, мы желаем одного и того же, старшая сестрица, - выплёвываю я, не в состоянии смягчить тон.
        Наряды на них прекрасные, насыщенные красные с белым кружевом и обильной вышивкой из золота. Сапожки под стать. Венки прелестные, а в толстые косы вплетены алые ленты. Внешне сёстры очаровательны, но меня воротит от их ненависти ко мне, хотя не заслужила я подобного.
        Василиса резко дёргает меня к себе, думая, что я издеваюсь, но это была правда, и реакция сестры злит меня ещё больше. Честно говоря, не будь это неприличным, то я не ходила бы приветствовать гостей вовсе. Ощутив боль от чужой хватки, раздражённо вырываю руку из пальцев сестры.
        - Не нужны мне ваши женихи! Будто вам есть о чём беспокоиться. Неужели переживаете, что я смогу вас затмить? - ворчу я, зная, на что надавить.
        Сёстры сразу выпрямляются, поджимают яркие губы, понимают, что выдают себя с головой таким поведением. Успокаиваются, а на их лицах появляется равнодушное выражение, скрывающее показанное ранее смятение.
        - Действительно. Волноваться-то и незачем, - фыркает Мира.
        - Согласна. Носи свою ленту на здоровье. Мне дела нет, - поддерживает сестру Василиса.
        - Но будь с гостями вежлива и дружелюбна, как и подобает, сестра, - предупреждает Мира, и они уходят к празднующим.
        Проходя мимо, средняя сестра задевает меня плечом, не сильно, но явно намеренно. Я остаюсь одна. Бросаю раздражённый взгляд в окно. На землю опустились густые сумерки, и я различаю своё отражение в стекле. Не понимаю, почему продолжаю сносить их отношение, почему веду себя так, словно сама верю, что виновата в своём рождении. Сжимаю кулаки, напоминая себе об отце, выжидаю минут пять, натягиваю на лицо улыбку и нехотя иду к гостям.

* * *
        - А вот и моя красавица-младшенькая!
        Громкий голос отца привлекает всеобщее внимание. Князь, сидящий за столом, поднимается с места, а остальные мужчины, к моему изумлению, повторяют за ним. Некоторые встают медленно, гордо, демонстрируя, что это их собственное желание, другие подскакивают торопливо, их спины слегка согнуты как в полупоклоне, а в руках они неуверенно теребят тканевые салфетки или свои меховые шапки. Понимаю, что вторые, скорее всего, охрана или другие подчинённые, прибывшие со своими господами. Их расположили за отдельными столами.
        - Яра, подойди ко мне, - просит отец.
        Я скрываю первую волну смущения, придаю лицу спокойное выражение и натягиваю скромную улыбку. Ступаю тихо и размеренно, как и учили. Однако в звенящей тишине шаги всё равно отчётливо слышны. Я смотрю только на отца, не решаясь разглядывать истрогских князей, не уверенная, кто из них кто.
        Князь Дарий сидит во главе длинного стола. По правую руку от него Василиса и Мира, а по левую, напротив сестёр - долгожданные гости. Нахожу свободное место, оставленное для меня, прямо рядом с Мирой, и пытаюсь не выдавать беспокойства от перспективы провести вечер рядом со средней сестрой. Надеюсь, что она не пожелает опрокинуть еду мне на платье. Хоть так и не скажешь, но у Миры самый скверный характер, меняется её настроение резко, так, что и не уследишь.
        Отбрасываю назад свою чёрную косу, приподнимаю подбородок, решая не скрывать, кто я есть. Устала я от этого, да и нет смысла прятаться. Кто знает, дошла ли молва обо мне до Истрога. Если же не слышали ранее, то поймут всё сейчас.
        На отце дорогой, белый с золотом кафтан, волосы забраны назад, борода аккуратно подстрижена, а на губах при виде меня появляется улыбка. Даже о венке ничего не говорит, протягивает мне руку, приглашая подойти ближе. Хмурюсь, ощутив, как подрагивают его пальцы, пока вкладываю свою ладонь в его, но не успеваю ничего спросить, потому что отец обращается к гостям:
        - Прошу вашего внимания, гости дорогие! Старшую и среднюю дочерей моих вы уже увидели, а Яра - наша младшая княжна ренская, - с гордостью представляет меня отец.
        Я прикладываю свободную ладонь к груди и сгибаюсь в поклоне нашим гостям.
        - Не стоит прерывать трапезу из-за меня, пожалуйста, продолжайте ужин, - мимолётно оглядываю столы, убеждаясь, что хлеб с солью гостям подали да и жаркое вынесли, а значит, застолье началось до моего прихода. Гости улыбаются, отвечают поклонами, перешёптываются, часто бросая в мою сторону взгляды, и вновь опускаются на лавки.
        Лишь князья истрогские никак не реагируют, остаются стоять, даже когда все садятся.
        Я сказала сёстрам, что они меня ни капли не интересуют, но против воли неожиданно для себя задерживаю на них внимание, разглядывая.
        - Владимир - старший князь Истрога, - рассказывает мне отец, указывая на молодого человека лет двадцати пяти.
        У него волосы теплого каштанового оттенка, и будь они прямые, доставали бы ему до скул, но каждая прядь к низу закручивается в аккуратный завиток. Прямой нос, глубоко посаженные карие глаза, но взгляд мягкий. Короткие усы и борода совсем не скрывают сдержанной улыбки. Владимир высокий и широкоплечий, верхний кафтан в бурых, красных и оранжевых тонах, даже дорогая рубашка, и та тёмно-коричневая. Его образ напоминает мне о лесе в сентябре или октябре. Владимир слегка кланяется в ответ на мой внимательный взгляд.
        - А этот молодой человек - Исай, младший князь Истрога, - продолжает отец.
        - Исай? - вырывается у меня прежде, чем я успеваю прикусить язык. Странное имя. Когда я произношу его, улыбка молодого князя становится шире, он обнажает белоснежные зубы.
        - Отец наш любил бывать в заморских странах. Услышал это имя где-то, а брату моему всю жизнь на чужое недоумение натыкаться, - тепло посмеивается Владимир.
        - Прошу прощения за мою грубость. Я встряла без спросу, - лепечу я, стыдясь своей глупости.
        - Не стоит, княжна, - улыбается мне Исай. - Знаю, что теперь ты меня вряд ли забудешь.
        Он наклоняет голову набок, а улыбка меняется, становясь лукавой. Он похож на своего брата. Такие же каштановые волосы, но чуть прямее и короче. Исай легко убирает их назад рукой, но те снова распадаются на пряди, когда он наклоняется. Глаза так же глубоко посаженные, но у Владимира взгляд грустнее, а у Исая - хитрее. И оттенок другой - карие, но с жёлтыми прожилками, будто тёмный мёд. На щеках отросшая щетина, и на вид он младше брата на пару лет. На Исае такая же одежда, как на брате, но в отличие от Владимира, есть в его облике что-то холодное.
        Я присаживаюсь, игнорируя колючий взгляд Миры, а князья Истрога садятся только после меня. Стол ломится от обилия еды, но я не верчу головой и не тянусь далеко, а выбираю ближайшее блюдо - курица в специях и подливе. Аккуратно накладываю себе на тарелку.
        - Расскажите нам, молодые князья, как так приключилось, что вы во главе княжества столь рано оказались? - мелодичным голосом интересуется Василиса, привлекая внимание гостей.
        - К несчастью, матушка наша умерла, когда мне и двенадцати не было, - спокойно делится Владимир. - Отец погиб на охоте два года назад, поэтому во главе княжества встал я, а брат мне надёжный помощник. Особенных сложностей не встретилось, я и ранее помогал отцу управлять нашими землями, но в первое время без него было непривычно. К нынешнему моменту на ноги мы встали крепко, и теперь нам с братом пора подумать о сыновьях. Обучить их всему, чтобы могли мы быть уверены, что и в будущем Истрог останется в надёжных руках.
        Исай размеренно кивает в такт словам старшего брата и наливает себе медовухи в глубокую кружку. Заметив мой взгляд, он поднимается на ноги, перегибается через весь стол, намереваясь налить и мне. Молодой князь никак не реагирует на мой удивлённый вид, садится обратно на своё место, наполнив мою чарку.
        - Но тебе, князь Дарий, понятны тревоги моего брата, - улыбается отцу Исай. - Ведь ищешь мужей для своих дочерей, чтобы о них достойно заботились. Даже у младшей лента в волосах.
        - Истина в твоих словах, Исай, - поддерживает его Дарий, сделав глоток хмельного мёда. - Яра у меня младшенькая, лишь в конце месяца ей исполнится восемнадцать, но чем быстрее найдётся кто-то достойный, тем спокойнее мне будет.
        - Мудрый ты, князь! - поддакивает один из ближайших мужчин. - Особенно с урожаем этим, беспокойство за дочерей верх берёт. У меня у самого Марья к свадьбе готовится.
        - У вас, Дарий, тоже проблемы? - мрачнеет Владимир. - У нас и на всём севере плохой урожай уже третий год, люди волнуются, хоть пока и хватает всего.
        - Верно, здесь те же трудности, - признаёт отец. - Не только на севере так - с южными князьями я беседовал. У них схожие беды с прошлого года творятся. То ли погода, то ли земля совсем исхудала, не растёт урожай как раньше.
        Многие гости слушают, сами переговариваются или согласно кивают, поддерживая волнение князей. Со всех сторон раздаются разговоры об урожае и неясном будущем.
        - Не хмурьтесь, дорогие гости, - ласково улыбается Мира. - Уверена, что в следующем году Август, Сентябрь и Октябрь принесут щедрые дары. Лучше не говорить о проблемах, чтобы их не накликать.
        - Особенно в такой приятный вечер, - поддерживает сестру Василиса.
        - Правы прекрасные княжны, - голос Исая смягчается. - Грешно хмуриться в такой милой сердцу компании.
        - Согласен с братом. Прошу простить меня, Мира, Василиса и Яра, что завёл я эту мрачную беседу, - с виноватой улыбкой говорит Владимир, задерживая взгляд на Василисе, на что старшая сестра в притворном смущении хлопает ресницами.
        Отец поддерживает молодых князей тостом, все пьют и заводят более весёлые разговоры о прошлых годах, делятся воспоминаниями о праздниках и значимых событиях. Братья из Истрога расхваливают Ренск, отмечая изысканную резьбу и роспись на наших домах, которой славятся ренские мастера. Говорят о красотах наших лесов и не забывают упомянуть былые заслуги моего прадеда, деда и отца, которые развили Ренск из скромного поселения в процветающий город. Отец доволен этими речами, проникается всё большим доверием к гостям. А завершают свои речи истрогские князья, активно расхваливая красоту моих сестёр. Всё это тянется долго, и с середины беседы я прекращаю слушать, уделяя всё внимание своей тарелке.
        - …но и повезёт кому-то взять вашу младшенькую в жёны.
        Я больно прикусываю язык, услышав фразу Владимира. Неловко откашливаюсь и торопливо прожёвываю еду, перебирая в голове варианты, как нужно ответить на такой комплимент.
        Подняв глаза, натыкаюсь на испытующий взгляд Исая, из-за чего у меня бегут мурашки по спине.
        - Верно говорит Владимир, глаз от такой красы не оторвать, - неожиданно поддерживает он.
        Вся кровь отливает от моего лица, а молодой князь расплывается в довольной ухмылке, всем своим видом демонстрируя, что осознаёт, как звучат его слова, и делает это специально. Краем глаза замечаю, как дёргаются сестры, переводя недовольные взгляды на меня. Теперь я жую медленно, намеренно растягиваю остатки еды, чтобы не отвечать. Мира больно щиплет меня за бедро, и я дёргаюсь, задевая ногой ножку стола.
        - Все дочки у вас как на подбор, - продолжает Владимир, явно не ощущая, как накаляется обстановка. Судя по выражениям лиц, из них двоих лучше всего подмечает общее настроение Исай, но вместо того, чтобы помочь, только всё усложняет, следя, как я буду выпутываться.
        В его глазах искрится веселье, похоже, чужая неловкость забавляет младшего князя.
        - У всех троих кожа светлая да щёки румяные, но у младшей ещё и коса особенная, - дополняет Исай речь своего брата, раз за разом возвращая разговор ко мне. Я стискиваю зубы, стараясь удержаться от гримасы.
        - Когда ты, Яра, родилась? - с интересом спрашивает Владимир.
        Мужчины вокруг нас замолкают, заинтригованные разговором. Еду я уже проглотила, и у меня нет оправдания для игнорирования вопроса.
        - Сестрица наша Яра действительно особенная, - встревает Мира, пока я открываю рот. - Родилась она в последние мгновения ноября! Чуть Декабрь её себе не забрал!
        Мира наигранно взмахивает руками, одаривая меня сочувственным взглядом, от которого я едва не закатываю глаза.
        - И то верно, но подтверждено, что ноябрьская у меня дочка. Декабрю её отдавали, а тот не забрал, лишь волос коснулся, - поддерживает отец, хотя не замечает, что беспокойство средней сестры - притворное.
        - Так это о тебе молва ходит, княжна-отвергнутая-Декабрём? - удивляется Исай.
        Очередное прозвище. Только это ещё и звучит жалко. «Декабрьской колдуньей» хотя бы пугают глупцов, а «отвергнутая княжна» у всех вызывает непонятную жалость, будто я прокажённая.
        - Она самая, - вздыхает Василиса.
        - А вы сами, дорогие князья? - натягиваю дружелюбную улыбку.
        - Я родился в начале октября, а Исай под конец ноября, - отвечает мне Владимир. - Мы оба осенние, как и ты, Яра.
        Теперь я понимаю, почему в Исае чувствуется что-то мрачное: от него, как и его месяца, веет холодным ветром, хотя в этот период солнце всё такое же жёлтое.
        - Но чёрные волосы… - возвращается к ненавистной мне теме младший князь Истрога. Упирается руками в стол, подаваясь вперёд, ближе ко мне, - такого оттенка я не видел. Позволишь прикоснуться к косе?
        Я вся немею от его наглости. Василиса роняет ложку, и та звонко ударяется о стол. Отец хмурится. Все сидящие рядом замолкают в напряжении. Владимир ощутимо бьёт брата локтем под рёбра, и Исай охает от боли, сгибаясь.
        - Прошу простить моего младшего брата. Он верный помощник, но и проблем мне создаёт немало. Привык всё напрямую спрашивать, хотя временами ему лучше рот захлопнуть, - оправдывается старший князь, виноватый взгляд мечется между отцом, мной и сёстрами. - Не хотел он Яру обидеть, просто не научился своё любопытство сдерживать.
        - Если дочь простит, то и я в обиде не буду, - соглашается Дарий. - Дочь, простишь Исая?
        Князья и сёстры поворачиваются в мою сторону, ожидая вердикта, а я сжимаю в руке ложку, не желая такого внимания. Владимир смотрит на меня с мольбой во взгляде и вновь толкает локтем брата.
        - Прошу простить меня, княжна. Я, право, из любопытства. Волосы твои прекрасны, вот я и не сдержал интереса. - Не проживи я восемнадцать лет с Василисой и Мирой, то и не разобрала бы за виноватым взглядом Исая притворства. А оно там определённо есть.
        Все осведомлены, что к женской косе могут притрагиваться разве что близкие родственники женского пола да жених или муж. Другим мужчинам запрещено. Но мотивы Исая мне абсолютно не ясны, ведь ему явно достанется Мира. Может, ему действительно просто интересно?
        - Чем мне загладить свою вину? - неуверенно улыбается молодой человек, когда моё молчание затягивается.
        Мне ничего не нужно, поэтому я уверенно открываю рот, намереваясь отказаться от искупления и закрыть тему:
        - Я не…
        - Наша Яра больше всего любит сказки, - невинным голосом позорит меня Мира, обхватывая рукой за плечи. - Она простит, если расскажешь ей что-то интересное.
        - Сказки? - переспрашивает князь.
        - Расскажи ей про месяцы. Она любит слушать о том, как Ноябрю удалось убить Декабрь, - соглашается Василиса.
        Я стараюсь не выдавать своего волнения от таких заявлений при огромном количестве незнакомых мужчин, да ещё и в присутствии князей. Я взрослая, а сёстры всех убеждают, что я до сих пор без сказок не могу прожить. Это неправда, мне просто нравится слушать истории. Сдерживаю желание поморщиться от ощущения, как еловые иголки в венке неприятно скребут кожу головы. Дёрнув плечом, я сбрасываю руку сестры.
        - Всё верно, князь, - подтверждаю я, отчего мои сестрицы приходят в смятение. - Я почти уверена, что нет истории, которую я бы не слышала. Расскажешь ли мне о братьях-месяцах то, чего я не знаю?
        Я растягиваю губы в наимилейшей улыбке, наслаждаясь его замешательством. Исай хмурит лоб. Сомневаюсь, что этот князь вообще знает хоть пару интересных историй, но я терпеливо жду, готовая позволить ему попытку.
        - Что ж, есть у меня одна.
        Моя улыбка вянет в тот момент, когда на его лице появляется победная усмешка.
        - Знаешь ли ты, княжна, что Ноябрь брата своего не убивал?
        - Как это, не убивал?
        - Вот так, - пожимает плечами Исай, расслабленно опираясь локтями на низкую резную спинку лавки. Наслаждается тем, как легко завладел всеобщим вниманием. - Действительно, основная история нам говорит о том, что Декабрь мёртв, а братья его зимние либо мертвы, либо сбежали на самый север, где никто не живёт. Но от народов северных я слышал другую историю.
        Князь делает паузу и вопросительно приподнимает бровь. Явно ждёт, что спрошу: «Какую?», но я не доставляю ему такого удовольствия. Сжимаю зубы и молчу, сохраняя равнодушное выражение на лице.
        - Какую? - спрашивает Василиса, не выдержав.
        Младший князь поворачивается к ней:
        - Все месяцы - братья друг другу. Братоубийство скорее опорочило бы честь Ноября. К тому же, будь Декабрь на самом деле мёртв, зачем бы стали уносить детей, рождённых зимой, в проклятый лес? Ведь сами сказали, что Декабрь Яру не забрал. Как он мог её забрать, если мёртв?
        Князь с самодовольным видом продолжает заваливать нас вопросами, на которые нет ответа.
        - Под Декабрём мы подразумеваем сохранившийся зимний дух над той частью леса, где до сих пор лежит снег. И декабрьского колдуна, что, поговаривают, живёт там, - отвечает отец, пытаясь разбить гнетущее молчание.
        - Ты прав, Дарий, - соглашается Исай. - Все продолжают так говорить, потому что отцы наши так говорили, а до них - деды и прадеды. А пошло всё от того, что раньше история двенадцати месяцев была чуть другой. В ней говорилось о произошедшем подробнее, а к нам дошла сокращённая легенда.
        - И что же говорится в подробной истории? - спрашивает Мира, полностью забыв о еде на тарелке.
        Я обвожу взглядом присутствующих, удивляясь, что они сами заинтересованно ждут продолжения.
        - Ноябрь не убивал Декабрь, но действительно победил его и зимних братьев. А чтобы предотвратить их возвращение, Ноябрь разорвал им души и спрятал, поэтому те и не способны набрать полную силу. Души зимние скрыты надёжно. Поговаривают, что в проклятом лесу спрятана часть души Декабря и она столь холодна, что заморозила там всё.
        - Что же происходит с детьми, которых относят в лес? Разве их не забирает Декабрь, не делает северным ветром, чтобы хранить свои земли в холоде? - уточняю я, вспоминая рассказы, что детей отдают в качестве жертвы.
        Исай смотрит на меня с жалостливой улыбкой.
        - Я-яра, - с приторной лаской тянет он моё имя, - скорее всего, они просто замерзают до смерти или их уносят дикие звери.
        Присутствующие начинают охать и перешёптываться. Такой вариант все предполагают где-то глубоко в душе, но предпочитают делать вид, что шокированы откровенностью князя и никогда ранее об этом не думали.
        - На севере поговаривают, что их забирает колдун. Но вряд ли он превращает их в северный ветер. Вероятнее, совершает обычное жертвоприношение, чтобы забрать жизненную силу детей и поддержать в том месте зиму или продлить собственную жизнь, - расслабленно дополняет жуткие картины Исай.
        Василиса и Мира морщат носы в отвращении, а я замираю, не зная, как реагировать на то, что моя смерть могла быть такой простой. Меня мог утащить какой-нибудь голодный зверь. Никакой поэзии и волшебства.
        - Достаточно, Исай, - тихо, но сердито встревает Владимир. - Прости, Яра, кажется, брат всё только усугубил.
        - Нет, - собираюсь я с духом, выдавливая улыбку. - Всё в порядке. Я не злюсь. Исай действительно рассказал мне версию, которую я не слышала. Поэтому он заслужил моё прощение.
        Младший князь прикладывает ладонь к груди и кланяется. Вроде и жест признательности, а вроде и сделан с насмешкой. Да какая мне разница? Исай идеально подойдёт Мире, пусть друг друга изводят. Всё внимание перевожу на свою еду в тарелке, вполуха слушая зарождающиеся разговоры между гостями.
        Поднимаю голову, лишь когда отец один раз заходится в кашле и Владимир учтиво подаёт ему кружку с водой. Исай ещё пару раз пытается втянуть меня в разговор, но я отвечаю вяло и односложно, зная, что сёстры и так на меня злы.
        Глава 5
        - Проклятье, - тихо бормочу я, выдыхая облачко пара.
        Мне удалось улизнуть из-за стола только через пару часов. На протяжении застолья лишь бы скрасить слишком затянувшийся вечер я выпила больше мёда, чем когда-либо, поэтому перед возвращением к себе в спальню решила прогуляться на свежем воздухе, чтобы унять хмельную лёгкость в голове и размять затёкшую спину и ноги от продолжительного сидения.
        Осматриваю наш княжеский двор. Стражи расставили несколько зажжённых факелов, дабы можно было видеть, куда ступаешь, но ноябрьская ночь всё равно темна. По привычке, не задумываясь, иду на конюшню. Замечаю оттуда свет, ускоряю шаг, чтобы напугать Илью своим неожиданным появлением, так же как он делал множество раз со мной. Врываюсь в помещение, верчу головой, но друга здесь нет. Вновь сникаю и выхожу обратно, навстречу ночной прохладе. Неудобный венок в очередной раз колет кожу, сдёргиваю его и вешаю на ближайшую изгородь. С наслаждением чешу кожу головы. Несколько часов кряду я ждала этого момента.
        - Ах… - громко вздыхаю, а мне отвечает щебет птиц.
        Озираюсь вокруг, пока не нахожу двух маленьких птичек. Они скачут дальше по изгороди. Я подхожу ближе, разглядывая уже виденных утром маленьких созданий с чёрными головами и красными грудками. Они чуть побольше воробья, и я всё никак не могу вспомнить, что же слышала о них и почему не примечала раньше. Они скачут, щебечут, глядя на меня своими чёрными глазками, а я наклоняю голову, будто смена угла зрения поможет мне вспомнить их название. У меня нет подходящего для них корма, да и при каждой попытке приблизиться они отскакивают дальше. Хочу их нагнать и рассмотреть подробнее, но случайно спотыкаюсь о корягу. Резкое движение пугает пичуг, и они улетают.
        - Как же их зовут? - спрашиваю я себя, чувствуя, что название вертится на языке.
        Делаю шаг вперёд и вздрагиваю от резкого треска под ногой. С недоумением опускаюсь на корточки. Наверное, хмеля было слишком много, потому что мне мерещится, что я наступила на замёрзшую лужу. Я никогда не видела зиму, но в глубоких подвалах в самые студёные ночи образуется лёд, если случайно разлить воду. Но на земле температура не опускается до заморозков. Да и сейчас прохладно, но не морозно. Неуверенно касаюсь грязноватой поверхности пальцами, глажу, ощущая обжигающий холод.
        Резко подскакиваю, поняв, что этот лёд настоящий. Сердце подскакивает вместе со мной и начинает тревожно биться о рёбра, горло пересыхает. Обнаруженное пугает до чёртиков, так же как очень далёкая мысль, что сидит в моей голове с самого детства. Мысль, что Декабрь ошибся и не забрал меня по нелепой случайности, но когда-нибудь обязательно придёт и исправит свою оплошность.
        Я стремительно топчу лёд, дроблю его каблуками, кривясь от громкого треска. Топчу долго, пытаясь избавиться от ползущих по позвоночнику мурашек. Первая волна паники отступает, и я воровато оглядываюсь, а потом вспоминаю о своём венке. Нужно его забрать и как можно быстрее возвращаться в дом, где тепло и светло от множества зажжённых свечей. Стремительно направляюсь обратно, но замираю как вкопанная, увидев младшего князя Истога. Он снял мой венок с изгороди и задумчиво вертит в руках. Стыд и жар заливают щёки, особенно от невольной мысли, что на холодном ветру, в расстёгнутом кафтане и с моим венком в руках он выглядит на редкость красиво.
        - Что ты делаешь? - Я хотела, чтобы вопрос прозвучал грозно, но дрожащий голос всё окрашивает испугом.
        Исай поднимает глаза и растягивает губы в ласковой улыбке.
        - Темно уже для прогулок в одиночестве, Яра.
        - Я не ребёнок, до моего совершеннолетия осталось недолго, - уверенно заявляю я, вздёрнув подбородок.
        - Действительно, - задумчиво шепчет он, вновь опуская взгляд на венок.
        - Отдай его.
        - Кого? - притворно удивляется молодой князь.
        - Мой венок.
        - Ах, венок. Не хочу, - пожимает он плечами.
        Я невольно издаю язвительный смешок от его наглости, хватаю ртом воздух, не решаясь переходить на бранные слова, но в голове других нет. Я дёргаюсь вперёд, чтобы схватить своё украшение, но Исай с дерзкой улыбкой отклоняется. Предпринимаю новую попытку, но он снова уходит от моей руки. Я начинаю злиться, осознавая его насмешку, но тут венок хватает другая мужская рука, резко дёргает на себя, и Исай от неожиданности выпускает украденное.
        - Князей не учат себя правильно вести? - с натянутой улыбкой интересуется Илья, но его голос непривычно низкий, почти угрожающий.
        - Учили, да ещё как, - в тон отвечает Исай, холодным взглядом наблюдая, как пальцы Ильи сжимаются на моём запястье, когда друг почти прячет меня за спиной. - Я увидел потерянную вещь и уже намеревался спросить княжну напрямую.
        - О чём спросить? - встреваю я.
        Молодой князь слегка наклоняется вбок всем корпусом, чтобы посмотреть мне в глаза.
        - Не ты ли потеряла венок, княжна?
        Мы с Ильёй лишаемся дара речи. У меня начинает звенеть в ушах от подобной прямолинейности, а друг с силой сдавливает венок в кулаке. Я с беспокойством слежу, как белеют его костяшки. Ведь там еловые иголки, и ему наверняка больно.
        Перевожу полный злости взгляд на Исая. Он может притворяться дураком, но этот вопрос задан намеренно. Все знают, что потерять венок до свадьбы то же самое, что лишиться девственности. Поэтому его бессовестный намёк ясен и прозрачен, как вода в чистом ручье.
        - Вероятно, на уроках поведения тебя мало били розгами, князь, - скалится в язвительной улыбке Илья.
        - Вероятно, тебя наказывали ещё меньше, раз не знаешь своего места, - отвечает ему в тон Исай и придирчиво оглядывает внешний вид Ильи. - Неужели конюх?
        - Извинись перед Ярой, - жёстко отвечает Илья, не намеренный отступать.
        - И кто же он для тебя, княжна? - Князь переводит внимание на меня, игнорируя собеседника.
        - Он мой друг! Сын одного из преданных друзей отца, так что оставь свои оскорбления для других, - как можно равнодушнее бросаю я и тяну Илью за руку, желая прекратить неприятный разговор.
        Хоть Илья и ниже по статусу, чем князь, но здесь не Истрог. Он трудится на дворе князя Ренска, а своих мы оскорблять не позволим. Илья отдаёт мне венок, но мы не успеваем отойти даже на шаг, как молодой князь сдаётся:
        - Прошу прощения, княжна, - на длинном выдохе, вроде бы искренне говорит Исай. Его лицо меняется, ехидство исчезает, делая его черты более расслабленными и привлекательными. - Я, право, не хотел тебя обижать. Это всё хмель во мне говорит, он делает меня беспокойным. И, возможно, ревность. Скоро наша с братом семья изменится, не уверен я, всегда ли перемены к добру. Странная ты, Яра, редко встретишь княжну, которая позволяет конюху держать себя за руку.
        Я опускаю глаза, пальцы Ильи действительно уже обхватывают мою голую ладонь. Чувствую сухость его кожи и мозоли от лопаты и меча. Но я не стремлюсь выдёргивать ладонь из руки друга, а, наоборот, приподнимаю подбородок, упрямо глядя на самовлюблённого князя.
        - Ты вообще ничего обо мне не знаешь.
        - Возможно, - согласно кивает Исай. - Но твой выбор друзей, княжна, всё же кажется неправильным. Или здесь что-то другое? Вот только…
        Он демонстративно оглядывает Илью с головы до ног, оценивает, цокая языком. Не продолжает свою мысль, а делает порывистый шаг к нам. Я не знаю, как Илье удаётся в такой темноте заметить блеск лезвия, но он реагирует удивительно точно. Правой рукой, которой сжимает мою ладонь, дёргает назад и в сторону, пряча меня за спиной, а левой вытаскивает короткий кинжал. У меня в ушах звенит от скрежета, когда два лезвия соприкасаются. Илья блокирует кинжал Исая в опасной близости от собственного плеча. Совсем немного - и лезвие коснулось бы ткани его кафтана.
        - Вот только конюх, я смотрю, не простой, - хмыкает князь, продолжая давить на чужое лезвие. Их руки дрожат от сопротивления.
        Страх за друга подступает к горлу, я влезаю между дерущимися, с силой толкая нашего гостя в грудь, тот неловко отступает на несколько шагов.
        - Да как ты смеешь нападать на моего друга?! - повышаю голос я, впервые переходя на угрожающий тон. Я готова его ударить, если он выкинет ещё что-то подобное.
        - Я бы ни в коем случае не ранил его, княжна. Направление удара было неверным, - возвращая на лицо снисходительную улыбку, объясняет Исай и поднимает взгляд на Илью. - И твой конюх об этом знает, верно?
        - Верно, - сухо подтверждает тот, и я с недоумением оборачиваюсь к нему.
        - Значит, ты ещё и воин, - Исай убирает свой богато украшенный кинжал в ножны на поясе и лениво опирается на изгородь, отходя от нас на пару шагов. - Мог не отбивать. Зачем себя выдал?
        - Чтобы ты сразу уяснил, что Яру я задевать не позволю.
        - Она княжна, тебе ничего не светит, - насмешливо наклоняет голову младший князь Истрога. Я вновь удивляюсь его красоте, однако стоит ему открыть рот, как все очарование пропадает, он сам всё портит.
        - Ты, может, и князь, но тебе тоже ничего не светит, - хлёстко отвечает Илья.
        Я не понимаю, почему они вообще обсуждают меня. Улыбка на лице Исая вянет, он морщит нос, бросая короткий взгляд на окна, в которых горят свечи. Застолье продолжается.
        - Возвращайся к брату, Исай, - холодно говорю я. - Вы проделали долгий путь ради встречи с моими сёстрами. Потрать время, чтобы узнать Миру получше.
        Я не дожидаюсь ответа и тяну Илью за собой в конюшню. Он не сопротивляется и идёт следом.
        - Что это был за высокомерный осёл? - фыркает друг, пока я закрываю дверь.
        - Младший князь Истрога - Исай. Он прибыл со старшим братом, Владимиром, чтобы выбрать себе невесту, - устало объясняю я, забираясь на стог сена.
        Пара лошадей недовольно фыркает в ответ на громкие звуки, но большинство лишь лениво поводят ушами.
        - А к тебе чего прицепился? Разве не Миру и Василису сватают?
        - Сама не знаю, что ему от меня надо, - бормочу я, вытаскивая из косы несколько еловых игл, оставшихся после венка, ощупываю растрёпанную причёску.
        - Это что такое? - ворчит Илья, когда я нетерпеливо распускаю косу, намереваясь переплести заново. Не сразу понимаю, что именно его беспокоит, пока он не кивает на ленту в моих руках. - Ты теперь ищешь жениха?
        - Отец настоял, - морщусь я. - Хочет, чтобы все знали, что и ко мне можно свататься. Я пыталась его отговорить. Говорила, что мне это не нужно, да и кто захочет, - демонстративно трясу чёрной прядью, давая другу понять, о чём я. - Но отец всё равно настоял, чтобы с этого дня я вплетала ленту.
        Илья хмуро кивает, складывая руки на груди. Он немигающим взглядом наблюдает за тем, как я распускаю волосы, несколько раз пропускаю пряди сквозь пальцы, распутывая, а затем начинаю ловко заплетать косу обратно. Пальцы неожиданно путаются ближе к концу, ощущаю странное смущение от пристального внимания, когда встречаюсь с синими глазами друга.
        - Значит, ты действительно ищешь жениха? - уже тише повторяет он.
        - Наверное, - нехотя отвечаю я.
        - Тогда не стоило расплетать волосы в моём присутствии, Яра. Князья могут посчитать это неприличным, - улыбается он натянуто, одними губами, запускает руку в свои волосы, неуверенно скребёт кожу головы.
        - Ты - мой друг, а что думают князья Истрога - меня не волнует, - с напускным равнодушием отвечаю я, но почему-то отвожу взгляд, ощутив, как краснеют щёки. - Он тебя не ранил? - меняю я тему, не позволяя Илье продолжать обсуждать приличия.
        - Нет. Он быстрый, но недостаточно. Когда они уедут?
        - Не знаю, но, скорее всего, пробудут здесь ещё неделю. Мне пора возвращаться, - я спрыгиваю с сена, верчу в руках ненавистный венок и, не найдя лучшего решения, кидаю его в самый дальний угол конюшни. - Одни беды от него.
        Илья одобрительно усмехается и предлагает проводить меня до крыльца. Там я как можно незаметнее возвращаюсь в дом и пробираюсь в свою комнату. Умываюсь, переодеваюсь в ночное платье и забираюсь под одеяло. Зажмуриваю глаза, надеясь побыстрее забыть события сегодняшнего дня. Застолье продлится ещё несколько часов, пока гости не напьются и не наговорятся вдоволь. К счастью, моя спальня достаточно далеко, поэтому шума и гама мне не слышно, разве что изредка всеобщий хохот отдаётся вибрацией по стенам. Перед самым сном по спине мурашками ползёт волнение от воспоминаний о замёрзшей луже, которую я растоптала.
        Глава 6
        На следующее утро мне совсем не хочется вылезать из тёплой постели. Снаружи небо заволокли тяжёлые серые тучи, предвещающие холодный дождь. Они настолько плотные, что взошедшее солнце не в состоянии разогнать полумрак. Однако недолго мне удаётся прятаться под одеялом, Алёна достаточно быстро догадывается, где меня искать, и заявляется сразу после общего завтрака. Няня бесцеремонно сдёргивает с меня одеяло, отчего я взвизгиваю, ощутив прикосновение прохладного воздуха к коже ног.
        - Поднимайся, княжна! То ты уснуть не можешь, а теперь вставать не желаешь, - ворчит няня, цокает языком, заметив, что я забыла заплести на ночь волосы и на голове у меня полный беспорядок. - Некрасиво гостей игнорировать.
        При упоминании о князьях Истрога я с мученическим стоном хватаю одеяло за край и тяну на себя, с ещё большим упорством желая остаться в постели.
        - У них есть невесты, пусть сёстры их и развлекают, - бормочу я из-под тёплого укрытия.
        Няня ходит по комнате, гремит чем-то на столе с зеркалом, открывает сундук, явно подбирая мне сарафан. Значит, так просто она меня не оставит. Только я додумываю эту мысль, как Алёна вновь стаскивает с меня одеяло.
        - Не упрямься, Яра. Тем более князю сегодня нездоровится. Помоги отцу, позаботься о гостях.
        - Что с батюшкой? - Я резко сажусь в кровати, когда до меня доходит смысл слов.
        - Плохо на нём эта погода сказывается. Прошлые годы он часто болел в этот период, да и нынешний год не исключение.
        Я тру лоб, силясь припомнить что-нибудь о прошлой осени. Кажется, отец и правда болел, но я не обратила внимания, была ли та хворь серьёзнее, чем обычно.
        - В этот раз что-то плохое? - обеспокоенно спрашиваю я и покорно сажусь на указанный стул перед зеркалом.
        - Вряд ли, но его мучает кашель, ему тяжело говорить. Зайди к нему. Князь всегда рад тебя видеть. Но и обязанности свои не забывай, Яра. Отец твой всегда говорит, что на тебя можно положиться.
        Я хмуро смотрю на Алёну в отражении, она аккуратно расчёсывает гребнем мои волосы, но неумело прячет хитрую улыбку, доказывающую, что няня сильно приукрасила слова отца, а то и вовсе часть выдумала. Знает, что, услышав подобное, не смогу я отмахнуться от надежд родителя. Больше я не упрямлюсь.
        - Я никак не могу припомнить название увиденных птиц. Маленькие такие с чёрной головой и с бело-красной грудкой. Ты их знаешь? - спрашиваю я, задумчиво глядя в окно.
        - С красной грудкой? - Алёна какое-то время раздумывает над вопросом, продолжая трудиться над моей косой. - Не снегири случаем?
        - Точно! - чуть не подскакиваю я, отчего няня шикает, и я поспешно возвращаюсь на стул. - Снегири.
        - Почему ты вдруг спрашиваешь о них? Птицы как птицы, но тяжело их найти. Их ещё «вестниками зимы» кличут, - ворчит Алёна.
        - Почему «вестники зимы»?
        - Это поговорка такая. Кто-то решил, что снегири появляются откуда-то вместе с зимой, поэтому их так и прозвали. Но я не верю в эти глупости. Всегда эти птицы живут. Грудки хоть у них и красные, но весной, летом и осенью их тяжело разглядеть на фоне цветов и зелени. Однако поговаривают, что на зимнем бесцветном пейзаже они выделялись словно яркие пятна.
        Вестники зимы. Я не решаюсь сказать, что видела их недавно. Хотя права Алёна. Что тут удивительного? Птицы как птицы. Просто я обратила на них внимание, вот и всё. На глаза сами попались.
        Няня заканчивает заплетать мне косу, дальше я собираюсь сама: надеваю белую нижнюю рубаху, а сверху - приталенный серый с красной вышивкой кафтан. Намеренно выбираю наряд попроще, чтобы больше не отвлекать внимание гостей от моих сестёр. Даже волосы ничем, кроме ненавистной ленты, не украшаю. Только про яшмовое кольцо не забываю, помня о своём решении найти мальчишку.
        Захожу вначале к отцу, тот мирно спит на своей просторной кровати, под толстым одеялом и шкурой волка. Не решаюсь его трогать, чтобы не разбудить. Нахожу на столе рядом воду, тёплый сбитень и кружку с каким-то отваром. Подношу к носу и вдыхаю горький запах, но в травах я не особо разбираюсь, поэтому не узнаю состав. Ставлю обратно на стол и решаю зайти к отцу чуть позже. Плотнее задёргиваю шторы, чтобы даже тусклый свет дня не потревожил его сон, и выхожу, тихо прикрывая за собой дверь.
        Следующие пару часов я делаю то, что велела мне Алёна. Веду себя как гостеприимная хозяйка. Общаюсь со всеми гостями, которых встречаю. С группой мужчин пью травяной чай с грушевым пирогом. Слушаю их рассказы об Истроге и других княжествах, в которых они побывали. Я предполагала, что подобные разговоры будут скучны и придётся изображать улыбку, притворяясь заинтересованной, но в итоге их истории меня увлекают. Особенно о северных народах, что кочуют с места на место, живут в домах из шкур животных, а в их санях запряжены не кони, а олени. Я непроизвольно подаюсь вперёд, когда гости подробно описывают их огромные ветвистые рога, способные без труда проткнуть человека.
        - Но этим народам пришлось тяжелее всего из-за отсутствия зимы. Не привыкли они к тёплым сезонам. Да и сами странные, - говорит мужчина за сорок с длинной бородой, в которой уже заметна седина. - Они всё продолжают восхвалять зиму. Верят, что Декабрь с братьями своими вернётся.
        - Почему им пришлось тяжелее всего? - интересуюсь я, прежде чем сделать новый глоток горячего напитка.
        - Северяне отличаются от нас. Предки тамошних жителей не знали почти ничего, кроме бесконечной зимы, - рассказывает другой мужчина, пятернёй убирая длинные седые волосы назад, среди которых ещё мелькают русые пряди. Несмотря на возраст, голос у него бойкий. - Они строили тёплые жилища, поклонялись огню и легко передвигались на санях. Умели толстый лёд на озёрах бить и ловить рыбу. А потом - бац! - мы все вздрагиваем, когда он громко хлопает в ладоши. - И нет снега, дожди да земляная каша. Дома их стали слишком тёплыми, а реки и озёра прекратили замерзать, и они даже рыбачить по старинке не могли. Людям пришлось заново учиться жизни. А какие уж там сани, если дорогу развезёт? Нынешние северяне научились существовать по-новому, но земля там другая. Дожди частые, а сумрачная погода ноябрьская большую часть года держится. Недовольны люди такой жизнью и всё о старых временах вспоминают, как их предки жили.
        - Верно говоришь. Наверное, уж лучше снег, чем грязь, - поддерживает первый.
        Почти все согласно кивают, а меня озадачивает то, что кто-то высказывается в пользу зимы. У нас в Ренске все её страшатся и только рады отсутствию мороза.
        - Но разве лёд на озёрах не препятствует рыбалке? - интересуюсь я.
        - Мы тоже вначале у этих северных чудаков спрашивали об этом, но те всё равно настаивали, что мы просто ничего не понимаем. Это другой вид рыбалки, вот и всё.
        - А им откуда знать? Ведь озёра не замерзают. Да и безопасно ли ходить по льду?
        - Говорили, что безопасно, так же как по земле. Промерзает лёд невиданно толстым слоем, и страшиться нечего! - с энтузиазмом встревает ещё один собеседник. - Сами хоть не видели, но уверяли, что знают. У них по-прежнему передаются старые знания из поколения в поколение, будто ждут они, что однажды всё вернётся на круги своя и полноценный круговорот года восстановится.
        Я застываю, не донеся кружку до рта. Хмурюсь, пытаясь представить северных людей. Может, у них тоже волосы тёмные, как у меня? Поэтому гости, прибывшие из Истрога, меня не сторонятся?
        - Прошу прощения, княжна, если наши люди тебя утомили разговорами о санях и рыбалке, - с виноватой улыбкой присоединяется к нам Владимир, садясь рядом со мной.
        - Что ты, это я их задерживаю, расспрашивая разное, - опомнившись, опускаю кружку на стол, а мужчины наперебой отмахиваются, убеждая, что им только в радость.
        Я невольно опускаю взгляд, стыдясь своего смущения от их добрых слов. Редко мне выпадает возможность поговорить с гостями, которые видят во мне простого собеседника, а не «декабрьскую колдунью».
        - Тебе правда интересно? - удивляется князь.
        - Многое остаётся мне неясным, но это очень увлекательно, - улыбаюсь я и бросаю взгляд на дверь, из которой появился Владимир. - Где Василиса или Мира? Я думала, вы с ними проводите время.
        - Так и есть. С утра, пока ты спала, мы немного прогулялись по Ренску. Сейчас твои сёстры снаружи вместе с Исаем. Брат предложил небольшое развлечение, хочет устроить соревнование по стрельбе из лука. Вначале он предлагал половить дичь в лесу, но погода не располагает.
        Я киваю его словам: судя по тучам за окном, дождь может пойти в любой момент, и лучше не уходить в лес.
        - Тогда почему ты здесь, Владимир?
        - Я пришёл перекусить, - он тянется за куском пирога с грибами, а я поспешно наливаю ему горячий сбитень в кружку.
        Братья из Истрога похожи странной привычкой пристально наблюдать за чужими движениями. Наливая напиток, я держу кружку ровно, делая вид, что не замечаю его следящего взгляда. Но в отличие от Исая, Владимир смотрит не так настойчиво, его взгляд не давит на меня. Князь благодарно мне улыбается и приступает к еде, а мои прошлые собеседники откланиваются и уходят, говоря, что сами хотели бы прогуляться по городу.
        - Наверное, мне тоже стоит уйти, чтобы ты спокойно поел, - говорю я, чувствую неловкость оттого, что мы остались одни за столом.
        - Нет, Яра, останься, - Владимир неожиданно порывисто хватает меня за руку, когда я приподнимаюсь. С недоумением смотрю на его пальцы, обхватившие мою ладонь. Он тут же отдёргивает руку. - Прошу прощения. Снова. Ещё и дня не прошло с нашего прибытия, а уже столько раз пришлось перед тобой извиниться.
        - И большей частью по вине твоего брата. - Я примирительно улыбаюсь и сажусь обратно.
        - Именно поэтому я попросил тебя остаться, хотел поговорить о нём. Успел ли он ещё что-то натворить за вчерашний вечер?
        Моя улыбка из искренней становится натянутой. Доливаю себе травяного чая, прежде чем ответить Владимиру.
        - Ничего, что стоило бы твоего беспокойства, - успокаиваю я, решая не вспоминать о вчерашнем вечере. Часть вины за поведение Исая я действительно перекладываю на излишнее количество выпитого им хмельного мёда.
        Владимир поворачивается и внимательно разглядывает моё лицо. Понимаю, что он вряд ли мне верит, когда его губы вздрагивают в едва заметной вымученной улыбке. Князь возвращается к пирогу и сбитню.
        - Что думаешь о моих сёстрах? - перевожу я тему.
        - Они прекрасны, Яра. Красивые, воспитанные, добрые, - тут же выдаёт он. Приправляет всё это дружелюбным тоном, но перечисленные характеристики абсолютно поверхностны.
        - Значит, тебе кто-то приглянулся?
        - Приглянулся, - кивает он.
        Я приподнимаю бровь, удивлённая скупым ответом, но любопытство не даёт мне закрыть эту тему.
        - Скорее всего, это Василиса, - как бы невзначай бросаю я, отпивая чай.
        - Это логично. Василиса, как и я, старшая. Уверен, что Мире нравится Исай, - отвечает Владимир, но в его голосе нет напряжения или радости, он просто констатирует факт.
        Я поджимаю нижнюю губу, не понимая, что он чувствует и чувствует ли что-то вообще. Нередко княжеские браки являются плодом холодного расчёта. Кто знает, действительно ли Владимиру нравится Василиса или ему всё равно, кто станет его женой, лишь бы родила наследника.
        - А ты сама, княжна? Может, кто-то приглянулся из молодых бояр: местных или тех, кто прибыл с нами? - прерывает мои мысли Владимир, заканчивая еду.
        - Я… нет… пока не ищу жениха.
        - А как же лента в волосах?
        Я морщусь при напоминании, а князь не сдерживает тёплый смех.
        - Я ношу ленту всего второй день. Отец решил, что мне пора задуматься об этом, но до восемнадцатилетия не планирую выходить замуж.
        - Верно, но это совсем скоро, я прав?
        - Прав, Владимир. Мой день рождения в последний день ноября.
        - Вряд ли мы будем настолько наглыми, чтобы докучать князю Дарию в его доме так долго, - отвечает истрогский князь, рассматривая еду на столе. - Но я обязательно запомню дату твоего совершеннолетия.
        Не успеваю ничего ответить, как мой собеседник поднимается, привычным движением одёргивает свой коричнево-золотой кафтан.
        - Благодарю за беседу, княжна. Также я зашёл пригласить тебя присоединиться к нашему веселью. Не знаю, насколько тебе интересна стрельба из лука, но мне и Исаю будет приятно, если ты побудешь в нашем обществе. В конце концов, мы планируем стать одной семьёй. Начинаем через час. Сейчас как раз устанавливают мишени во дворе.
        Владимир чётко кланяется мне, прикладывая ладонь к груди, улыбается и покидает помещение, не дождавшись моего ответа и не оставив мне возможности вежливо отклонить предложение.
        Глава 7
        Наклонив голову, я пристально наблюдаю, как Исай, Владимир и несколько мужчин для начала разминаются, кидая топорики в специально установленные мишени.
        Я всё-таки решила принять предложение князя и вышла во двор, чтобы посмотреть на дружеское соревнование. Отец тоже присоединился к нам. Он выглядит немного бледным, но смеётся громко и разговаривает бодро, лишь временами прерываясь на сухой кашель.
        Мира и Василиса, в отличие от меня, надели красивые одежды. Вновь белое, красное и золотое, а верхние кафтаны украшены дорогим соболиным мехом. В светлых волосах ярко-алые ленты. С огорчением отмечаю, что венки по-прежнему на головах сестёр. Я надеялась, что они как можно быстрее отдадут их своим избранникам. Но похоже, ухаживания затягиваются, а значит, неизвестно, сколько ещё князья Истрога пробудут в Ренске. Поспешно отвожу глаза от мужчин, заметив недовольные взгляды сестёр. Насчёт вчерашнего они пока мне не высказали, но я не дура и не надеюсь, что они просто так это оставят.
        Сёстры, наши няни и другие женщины княжеского двора возгласами, звонким смехом и аплодисментами подбадривают соревнующихся. Я же решила остаться чуть в стороне, чтобы незаметно ускользнуть, если мне это надоест. Фыркаю, наблюдая за победой Исая среди метателей топоров, он поворачивается в сторону Миры и низко ей кланяется. Его губы расползаются в приторно-сладкой улыбке, пока младший князь говорит, что её красота придала ему сил для победы.
        - Значит, их всё-таки двое. Второй такой же осёл?
        Я резко поворачиваю голову к Илье. Прижимаю руку к быстро колотящемуся сердцу, не заметив, когда друг успел подойти так близко. На нём чёрная рубашка и штаны. Поверх накинут утеплённый кафтан из богатой парчи в красных и золотых тонах. Одежда доходит до середины голени, открывая дорогие сапоги с загнутыми носами. На поясе простой, но аккуратный кинжал с деревянной рукоятью. Обычно я застаю Илью за работой, а тут он в богатом наряде, несколько прядей волос украшены металлическими бусинами - мартовскими оберегами. Он стоит рядом, сложив руки на груди, и с недовольством наблюдает за гостями.
        - Нет, осёл только один, - запоздало реагирую я, а друг приподнимает одну бровь в ответ на моё пристальное внимание.
        - Что-то не так?
        - Ты… принарядился.
        - Я всегда так выгляжу, если не работаю, - с долей обиды ворчит он. - Это тебе стоит почаще со мной встречаться вне конюшни. А то и правда забудешь, что я не конюх.
        - Ты никогда не приглашал меня ничем заняться, когда не занят работой, - моментально озвучиваю я свою претензию. - Да ты вообще почти ни разу ко мне не приходил! Это я всегда прихожу к тебе на конюшню.
        На лице Ильи появляется оскорблённое выражение, он явно готовится возразить, но вместо этого глупо открывает и закрывает рот, понимая, что я права.
        Передразниваю его позу, сложив руки на груди, и вопросительно приподнимаю бровь, наслаждаясь его неловкостью.
        - Хорошо, твоя взяла, - нехотя роняет он, трёт щёку и подбородок с отрастающей щетиной. Неловко отводит взгляд в сторону, отчего моя довольная улыбка ширится.
        - Не желаешь присоединиться, конюх?
        Зарождающееся веселье тут же сходит на нет, и мы поворачиваем головы к Исаю. Его улыбка становится ласковее, когда князь замечает наши кислые из-за его присутствия лица.
        - У меня есть имя, - сухо отвечает Илья.
        - Вчера ты не потрудился представиться, - пожимает плечами Исай.
        - Вчера ты не потрудились спросить, прежде чем начал махать лезвием в мою сторону.
        Исай вновь оценивающе осматривает собеседника. Илья ниже князя буквально на сантиметр, да и телосложением они схожи, может, только мой друг чуть более худой.
        - Так как тебя зовут? - сдаётся Исай.
        - Илья.
        - Хорошо, а меня…
        - Твоего имени я не спрашивал, - всё тем же безразличным тоном перебивает его Илья. - Но предложение приму и поучаствую.
        Неожиданно друг дарит мне мягкую улыбку, а затем проходит мимо князя, словно тот - пустое место.
        - Своенравные у вас в Ренске конюхи, точно кони необъезженные, - хмыкает Исай, бросив короткий взгляд в спину Илье, а затем поворачивается ко мне: - Я также хотел извиниться перед тобой, Яра. За вчерашнее.
        - Ты сейчас сравнил моего друга с конём? - игнорирую я его извинение.
        - Разве что немного, - улыбается тот, подходя ближе. Между нами остаётся расстояние в один короткий шаг, этого слишком мало, но я заставляю себя стоять на месте, чтобы он не воспринял мое движение назад как признак страха.
        - Ты примешь мои извинения? Я становлюсь беспокойным, переборщив с медовухой. Я виноват, - мягче и тише признаётся он, пристыженно опуская голову. Его брови болезненно изгибаются, а в голосе отчётливо слышно раскаяние.
        - Ты только и делаешь, что извиняешься, - сдавленно бормочу я, пока Исай аккуратно берёт мою ладонь в свои руки, согревая. Он отпускает её быстрее, чем я успеваю задуматься о том, что и зачем он делает. Я хотела, чтобы фраза прозвучала как насмешка, а вышло жалко и неуверенно.
        - Ты права, Яра. Тогда я подумаю, чем ещё смогу загладить свою вину, - его улыбка такая беззащитная, что я никак не могу вернуть былое раздражение. - Я должен присоединиться к остальным. Попробую победить твоего друга, княжна.
        Исай отходит, не дождавшись моего ответа. А мне хочется себя ударить, потому что я опять как дура развесила уши просто из-за того, как он красив. Однако есть что-то ещё. Под этими глазами тёплого мёда есть какой-то холод, который пугает, но и, как загадка, притягивает к себе. Я встряхиваю головой, отгоняя эти мысли, и прячу ладони в рукавах тёплого кафтана.
        Соревнование в стрельбе из лука начинается, я быстро подсчитываю собравшихся мужчин. На место победителя претендует шестнадцать человек. Узнаю несколько наших стражников, тоже решивших размяться. Нахожу взглядом Илью, которого по плечу хлопает старший брат - Олег. В руке у него длинный лук, значит, тоже решил принять участие.
        Братья похожи чертами лица. Только Олег на пять лет старше, предпочитает носить короткую бороду и волосы у него хоть и такие же светло-русые, но короткие. Глаза серые - майские, а нос с горбинкой, хотя у младшего брата прямой. Цветом волос и телосложением оба пошли в отца, а своё обаяние скорее всего взяли от матери, хотя я её не видела. Она умерла рано, Илье было восемь. Раньше многие девушки засматривались на Олега, но тот уже женился. Теперь же Илья вырос, поэтому они переключили внимание на младшего брата.
        К участвующим присоединяется отец, я невольно улыбаюсь, когда он с лёгкостью побеждает половину прибывших из Истрога. Но князь Дарий по-прежнему нездоров, поэтому в середине состязания отходит в сторону, позволяя молодым побиться за звание лучшего.
        Я лениво слежу за соревнованием, чаще поглядывая на серые тучи на небе, ёжусь от ощущения влаги в воздухе. Спустя час среди главных претендентов на победу остаются Владимир, Исай, Илья, его брат Олег и ещё два молодых стражника, прибывших с гостями из Истрога. До этого момента ещё раздавались смешки и добродушные шутки, но постепенно дух соперничества берёт верх, и лица мужчин становятся серьёзнее.
        Я пристально слежу за Ильёй. Мне давно известно, что он хороший стрелок - в юности часто подглядывала за его тренировками от скуки. Но с тех пор он стал в разы лучше. Стреляет расслабленно, почти не тратя время на прицеливание, всегда попадает в центр мишени, натягивает длинный лук с такой лёгкостью, будто сгибает тонкий прут.
        Поднимается ветер, и стрелять становится сложнее. Из соревнования выбывают ещё трое. Мои сёстры от напряжённого ожидания закусывают губы, мнут края своих кафтанов. Наблюдают за своими сужеными, гадая, чей окажется лучше. Остаются лишь князья Истрога и Илья. Я сама нервно сжимаю руку в кулак, надеясь на победу друга.
        По толпе проносится разочарованный стон, когда внезапный порыв ветра отклоняет стрелу Исая, и та застревает у края мишени, слишком далеко от центра. Молодой князь выбывает. Сомневаюсь, что это его оплошность, скорее невезение. Исай улыбается и благодарит всех за поддержку, особенно Миру. Она подходит к нему и что-то шепчет на ухо, и князь приобнимает её за талию, защищая от порывов ветра. Я возвращаю внимание к Илье.
        Он стреляет следующим. Внешне мой друг выглядит скучающим, легко отпуская натянутую тетиву. Стрела попадает не в самый центр, а близко к нему, но Илья не расстраивается, а с улыбкой уступает место Владимиру. У старшего князя Истрога сильные руки, в первое мгновение он так резко натягивает лук, что я пугаюсь, как бы тот не сломался. Владимир сам замечает оплошность и слегка ослабляет натяжение. Две секунды он даёт себе на прицел и отпускает стрелу. Она с пронзительным свистом входит ровно в центр выбранной мишени. Большинство женщин подскакивают со своих мест, поздравляя победителя, мужчины не стесняются громко хлопать и смеяться. Я тоже улыбаюсь и присоединяюсь к аплодисментам. Илья кивает мне, а я медленно иду к нему, чтобы похвалить или утешить, если проигрыш его задел.
        - Это было прекрасное зрелище, но подождите! Есть ещё один талантливый стрелок, и я бы хотела узнать, точно ли наш добрый князь Владимир лучший здесь, - весело и громко говорит Мира, привлекая всеобщее внимание и заставляя гул голосов утихнуть. Я замедляю шаг, ощутив тревожное волнение.
        - И кто же этот талантливый стрелок, прекрасная Мира? - заинтересованно уточняет Владимир, а все остальные замолкают, дожидаясь ответа.
        - Наша сестрица - Яра! - во всеуслышание заявляет Василиса, взмахивая рукой в мою сторону. Я цепенею и замираю на месте, шок во взгляде Ильи отражает мой собственный.
        Наступает давящая тишина, все оценивающе смотрят на меня. Проходит всего несколько секунд, но мне кажется, что они растягиваются на минуты, а голова совершенно пустая, и я никак не могу собраться с мыслями, чтобы придумать достойную ложь или отговорку.
        Неожиданно отец начинает смеяться, сначала тихо, а потом увереннее. Его смех подхватывают остальные. Я не обижаюсь на отца, он просто не знает, что последние годы я училась стрелять.
        - Огорошила ты наших гостей, Василиса, но не стоит ставить сестру свою в такое неловкое положение, - отвечает князь Дарий, утирая выступившую слезу.
        - Сестра правду говорит, батюшка! - помогает Василисе Мира. - Яра превосходно стреляет из лука!
        Сёстры говорят обо мне с нежностью и восхищением, даже их взгляды, обращённые ко мне, полны поддержки, кажутся почти искренними. Почти. Я слишком хорошо их знаю, чтобы обмануться этим притворством. Я сжимаюсь под многочисленными взглядами, боясь что-либо сказать.
        - Дочь, это правда? Ты умеешь стрелять? - спрашивает удивлённый отец, встав на ноги со скамьи, на которой сидел вместе с другими зрителями.
        Я открываю рот, но так боюсь его гнева, что не могу выдавить ни единого звука. Мира бежит к лукам и достаёт небольшой, изогнутый. Стремительно возвращается ко мне и протягивает оружие.
        - Ну же, сестрица! Покажи им! - громко подбадривает она.
        - Что ты делаешь? - с трудом натягивая улыбку, очень тихо бормочу я.
        - Не понимаю, о чём ты, сестра, - в тон отвечает Мира, насильно вкладывая лук в мои руки. - Но лучше делай, что отец просит. Или нам рассказать, кто именно тебя этому научил?
        Мира бросает выразительный взгляд на Илью, и у меня по спине бегут мурашки. Сердце ухает куда-то вниз, а рот наполняется вязкой слюной от страха. Она душит меня, не давая что-либо ответить, и я нервно сглатываю несколько раз. Отец вряд ли будет рад узнать, что я училась обращаться с оружием. Если же ему станет известно, что Илья не один год водил меня в лес… Вряд ли он его выгонит, но наказать точно накажет. И отцу определённо не понравится наша близкая дружба. Мира расплывается в лучезарной улыбке и отходит обратно к Василисе. Стискиваю оружие, не готовая лишиться друга из-за прихоти сестёр. Похоже, вот она, их месть за вчерашнее внимание Исая и Владимира ко мне.
        - Яра, ты действительно умеешь стрелять? - строже повторяет вопрос отец.
        - Да, немного, - нехотя отвечаю я.
        - Как это немного?! Кто тебя научил? - отец скорее изумлён, чем зол, и во мне растёт надежда, что всё ещё может закончиться хорошо для меня и Ильи. А лучше, если о его помощи никто не узнает.
        - Я сама, - стараюсь врать как можно убедительнее.
        Мужчины недоумённо переглядываются, отец какое-то время думает, хмуро сведя брови.
        - Удивительны твои дочери, князь, - Владимир великодушно вмешивается в разговор, разбавляя неловкость. - Не гневайся, давай взглянем, что Яра умеет. Разве не будешь ты горд, если твоя дочь на самом деле прекрасный стрелок? А если и нет, то само стремление к учёбе всяко похвально.
        Я с благодарностью смотрю на Владимира, тот с ободряющей улыбкой взмахом руки приглашает занять место для стрельбы. Однако я иду к указанному месту лишь после одобрительного кивка от отца. Илья подаёт мне колчан со стрелами, я привычным движением закидываю его на плечо.
        - Раз уж надо показать, то покажи всё, что можешь, княжна, - тихо шепчет мне друг, и я выдавливаю слабую улыбку, переживая. Отец может не поверить, что я добилась всего сама.
        Оценивающе осматриваю оружие. Мира не стала приносить мне длинный лук. Не уверена, специально ли она выбрала более изогнутый и короче остальных, или это просто случайность, что сестра взяла оружие, с которым мне будет легче управляться. Все отходят на несколько метров, освобождая пространство. Оглядываю мишень, из которой до сих пор торчат стрелы Ильи, Владимира и Исая. Наполовину вытянув стрелу из колчана, пальцами нащупываю повреждённое оперение и опускаю её обратно. Я игнорирую заинтересованный взгляд Исая, пока перебираю пальцами пару стрел и вытаскиваю подходящую. В голове удивительно пусто, с выдохом избавляюсь от страха и волнения. Укладываю стрелу на тетиву, с вдохом натягиваю и почти сразу отпускаю, из-за чего толпа ахает, решая, что я её не удержала. Но стрела летит вперёд и попадает в мишень. Получилось лучше, чем у Исая, но хуже, чем у Ильи или Владимира.
        - Отличный выстрел, Яра. При учёте того, что ты едва ли прицелилась, - хвалит меня младший князь Истрога и его поддерживают многие мужчины. - Давайте дадим княжне три попытки, может, она действительно отберёт первенство у моего брата.
        - Я не против, - смеётся Владимир.
        Нерешительно поднимаю глаза, видя замешательство во взгляде отца, но на его губах проступает улыбка, и это придаёт мне уверенности. Уже без сомнений вытаскиваю следующую стрелу, натягиваю лук, трачу на прицеливание пару секунд, хмурюсь, ощутив идущую по тетиве вибрацию, но не успеваю придать этому большого значения, потому что отпускаю её. Стрела попадает ближе к центру.
        Теперь я смотрю только на цель. Сомневаюсь, что смогу сделать выстрел точнее, чем Владимир, но во мне растёт желание хотя бы попытаться приблизиться к его результату. Уверенно натягиваю тетиву в третий раз, целюсь дольше.
        Чуть повыше.
        Слегка приподнимаю лук, меняя направление.
        И натяжение посильнее.
        Отвожу руку дальше, сильнее изгибая деревянные плечи.
        Вот так.
        Улыбаюсь, предвкушая, что этот выстрел будет лучшим из трёх. По пальцам идёт вибрация, тетива лопается так резко, что я жмурюсь от испуга. С губ срывается вскрик от боли в правой части лица. Кожа пылает, зрение плывёт, я теряю равновесие, оступившись, и заваливаюсь назад.
        Вокруг поднимаются крики, но ближе всех раздаётся обеспокоенный голос Ильи. Друг подхватывает меня, не давая удариться о холодную землю. Моргаю сквозь слёзы и чёрные пятна, плавающие перед глазами, друг прижимает ткань к правой стороне моего лица. Та моментально намокает, и меня колотит при мысли, что это не слёзы, а кровь. Правый глаз заливает, и я перестаю им что-либо видеть. Мне так больно, что хочется закричать, но горло сдавило от ужаса, и кроме хрипа ничего не выдавить.
        Надо мной склоняются Владимир, Исай, а последним я замечаю отца. Весь мир вокруг идёт пятнами, а затем сужается, становясь чёрным.
        Глава 8
        Голова гудит, тело кажется ватным, когда я с трудом разлепляю глаза. Открыть левый просто, а вот правый - не получается. Мне приходится моргнуть несколько раз, прежде чем к зрению возвращается хоть какая-то чёткость. Со стоном медленно сажусь на кровати, оглядываю полумрак в своей комнате, разгоняемый светом одинокой свечи на столе. За окном темно, похоже, наступила глубокая ночь.
        - Не трогай, глупая, - предупреждает меня Алёна, пока я тяну руку к правой щеке.
        Я поворачиваю голову на звук. Правым глазом я ничего не вижу, поэтому не заметила, что она сидела в углу на лавке. Няня подходит ближе и опускается на край моей кровати. Две косы, уложенные в причёску вокруг её головы, растрепались: похоже, она дремала.
        - Глупая княжна, ну зачем ты оружие в руки взяла? - с горечью отчитывает меня Алёна, а глаза её предательски блестят в полумраке. - Так и знала, что не доведёт тебя до добра дружба с этим Ильёй!
        - Илья ни в чём не виноват.
        - Не ври мне тут! Я тебя лучше всех знаю, сама бы ты стрелять не научилась, небось он тебе лук дал! - ругает она строгим, но скрипучим спросонья голосом.
        - Я спала весь день? - мои слова звучат хрипло.
        - Нет, дольше. Уже вторая ночь пошла. Знахарь тебя сонным отваром напоил, чтобы заживало быстрее, - кивает она, а я понимаю, что что-то не так с моим лицом.
        - Что там? Почти не болит, - несмотря на предупреждение няни, касаюсь правой щеки, скулы и лба. Сейчас эта сторона замотана тканью и словно онемела. Не могу понять, насколько всё плохо.
        - Повезло тебе, дурёха, что сам глаз едва задело! Знахарь сказал, что зрение ты сохранишь. Может, не столь чёткое, как раньше, но видеть будешь. Однако шрам всё равно останется. Он обработал мазью как мог, поэтому и не болит, но завтра мы снимем повязку и посмотрим, как заживает.
        - Всё очень плохо? - вяло спрашиваю я, осознание произошедшего пока не дошло до меня. Голова всё ещё ватная.
        - Могло быть хуже, но проблема ещё и с батюшкой твоим. Он и так был нездоров, а увидев твою рану, так перепугался, что сердце его прихватило.
        Ноги путаются в покрывале, я неловко сваливаюсь с кровати, пытаясь как можно быстрее выскочить из-под одеяла. Алёна чертыхается, тут же оказывается рядом, помогая мне встать. Меня пугают новости об отце намного больше, чем замотанное лицо.
        - Что с ним? - спрашиваю я, одновременно устремляясь к выходу.
        - Да погоди ты, ночь на дворе! - шикает на меня няня и дёргает за руку, заставляя хотя бы на ноги что-то надеть, а то я так и собралась выйти босая. Она торопливо накидывает на меня кафтан, чтобы скрыть ночную сорочку.
        Я терпеливо одеваюсь и выскакиваю в коридор. Поворачиваю направо и иду прямо, мимо комнат сестёр и гостевых покоев. Несколько раз задеваю стены, растерянная замутнённым зрением и слабостью в ногах. Алёна за мной не идёт. Перед тяжёлой дверью в спальню отца застываю ненадолго, а потом, тихо приоткрыв её, заглядываю внутрь.
        В комнате пара свечей разгоняет полумрак: одна на широком дубовом столе, другая на высоком сундуке у кровати. Отец спит, а сидящий за столом знахарь поворачивается ко мне, подзывает взмахом руки. Я прикрываю дверь и подхожу к мужчине. Изредка мельком я видела его в нашем доме, но мы никогда не общались. Мужчине не меньше шестидесяти, кожа загорелая, голова совсем лысая, а седая борода, напротив, удивительно длинная. На нём подпоясанная ряса с капюшоном простого серого оттенка, но расшита сложной вышивкой с символами.
        - Меня зовут Всеслав, княжна, - тихо говорит он. - Я обработал твою рану. Болит что-нибудь?
        Я мотаю головой, то и дело бросая взволнованный взгляд на отца. Надеюсь, что этот знахарь не станет мне врать и приукрашивать ситуацию, а расскажет всё как есть.
        - Тогда зачем пожаловала, княжна?
        - Как отец?
        - Вчера и сегодня - плохо, поэтому я здесь всю ночь буду, слежу за его состоянием. Но уверен, завтра будет лучше, - спокойно отвечает Всеслав, отвлекаясь от смешивания каких-то трав.
        Весь стол завален непонятными мне ингредиентами в банках или мешочках. Даже драгоценные камни имеются: гранат, сердолик, много чёрного кварца. Ежусь, вспомнив, что чёрный кварц используют при смертельных заболеваниях. Рассеянным взглядом скользя по столу, замечаю яшму и невольно трогаю своё кольцо на пальце.
        Вдыхаю запахи отваров, мазей и болезни, что стоят в комнате. Я и раньше ощущала подобное, но была уверена, что это затхлость, а теперь нутром чую, что в комнате в самом воздухе висит предчувствие чего-то страшного. Я не подхожу к отцу, чтобы не разбудить случайно, но даже отсюда слышу, что дыхание его свистящее и прерывистое.
        - Что с ним произошло?
        Знахарь внимательно оглядывает меня. Судя по сомнению, отразившемуся на лице, решает, стоит ли рассказывать, и я настаиваю, повторяя вопрос.
        - Я давно за ним слежу, князь наш болен не один год. Болезнью, что ни я, ни кто-либо другой не может вылечить, - после этой фразы я опускаюсь на ближайший сундук. - Протекала она медленно, и мы решили, что доживёт он свою жизнь относительно спокойно. Однако два года назад его состояние стало ухудшаться. Этот год выдался особенно неприятным. Пару месяцев назад я сказал, что ему стоит поторопиться и позаботиться о вас, трёх его дочерях.
        Два года назад отец вдруг начал выбирать Василисе и Мире женихов. Так вот почему он неожиданно заговорил и о моей свадьбе.
        - Сколько ему осталось? - мой голос дрожит, как бы я ни пыталась это скрыть.
        - Не знаю. Ему бы волноваться поменьше. Видишь, княжна, что с ним сотворила тревога? Чем меньше волнений, тем дольше и здоровее будет.
        Я бросаю растерянный взгляд на кровать, отец пару раз кашляет и успокаивается.
        Это моя вина. Если бы я не взяла этот чёртов лук. Нужно было соврать. Сказать, что я не умею стрелять. Эти мысли вертятся и накатывают будто тошнота. Знахарь хватает меня за руки, видя, как я начинаю мелко и поверхностно дышать.
        - Успокойся, жив он, пока спит себе спокойно, - твёрдо говорит Всеслав. - Завтра, когда его состояние улучшится, можно будет понять, что к чему. А пока поправляйся, княжна. Твоё благополучие сил ему придаст, сама знаешь.
        Я киваю, а тёмные волосы распадаются по плечам, падают вперёд, закрывая моё лицо. Успокаиваюсь, контролируя дыхание.
        - Ты правда всё испробовал, чтобы помочь ему?
        Всеслав смотрит на меня с жалостью, но понимающе кивает:
        - Всё что знал, а знаю я много.
        - Много, но всё знать невозможно! - упрямлюсь я.
        - Ни одни из существующих трав, ягод и корений ему не помогут.
        - А ворожба, заговоры, колдовство, магия какая-нибудь? - с отчаянием перечисляю я.
        - Совсем ребёнок ты ещё, княжна. Ворожба и заговоры тут не помогут, а колдунов давно нет, как и магии.
        - Есть один колдун, - выпаливаю я, не подумав. Мужчина сводит кустистые седые брови над светло-голубыми глазами. Я пристыженно замолкаю, зная, что не стоило о нём говорить.
        Всеслав молчит ещё какое-то время, а затем берёт кувшин и переливает прозрачную жидкость в стакан, который после протягивает мне.
        - Выпей.
        - Что это?
        - Хрустальная вода.
        Я непонимающе смотрю на него, принюхиваюсь к жидкости, не чуя странных примесей. Всеслав наклоняет кувшин, и я слышу каменный стук по дну.
        - Я положил горный хрусталь в воду. Он очищает, убивая заразу. Ты совсем бледная, почти не пила и не ела за последние сутки.
        Подчиняюсь и опустошаю стакан, а в ответ Всеслав одобрительно улыбается.
        - Некоторые такую хрустальную воду «живой водой» называют, - хмыкает он себе под нос. - Будь это правда, то от твоей раны и следа бы не осталось.
        - Что ещё за «живая вода»? - недоумеваю я.
        - Это старые байки, Яра. Не более.
        - Нет, расскажи мне. Ты сказал, и следа не останется от моей раны. Как это возможно? Где такую воду достать? - тихо молю я, чтобы не разбудить больного.
        Всеслав отворачивается от меня, крошит сухие листья в ступке, добавляет какие-то коренья и повторяет всё снова. Я слежу за каждым его движением, жду ответа, раздражая его своим присутствием. И знахарь сдаётся, когда из-за моего тяжёлого взгляда в третий раз пересчитывает ингредиенты и каждый раз сбивается со счёта.
        - Хорошо, княжна. Я расскажу, но повторяюсь, что глупые байки это, так как при моей жизни не было ни одного человека, кто бы подтвердил этот способ.
        - И всё же! - не отступаю я.
        - Ты же знаешь историю про колдуна в Зимнем лесу?
        Я киваю. Все знают. Говорят, что Ноябрь одолел всех декабрьских колдунов и трёх зимних братьев, но по случайности, недосмотру или просто невезению один колдун всё-таки выжил. Некоторые считают, что именно он поддерживает холод в заснеженной части Зимнего леса и надеется, что однажды ему повезёт вернуть Декабрь к жизни. Теперь я знаю легенду про душу Декабря, может, её колдун ищет или хранит там в лесу.
        Кто-то говорит, что колдун давно мёртв, кто-то, что он хоть и был человеком, но остановил для себя время, поэтому там бесконечная зима, а колдун бессмертен, пока не покидает своих снежных пределов. Никто, по правде говоря, не знает, жив ли он до сих пор. Люди не осмеливаются углубляться в тот лес настолько далеко, чтобы дойти до снега.
        - В некоторых старых книгах написано, что лежащий там снег на самом деле из живой воды, - Всеслав непроизвольно понижает голос, словно, как и многие, верит, что любое упоминание о колдуне приносит несчастья.
        - Что это за вода такая?
        - Та, что излечит любую болезнь, заживит даже тяжелые раны, но нужно успеть вовремя. Не может только мёртвого поднять, а с остальным справится.
        - То есть снег и есть вода?
        - Да, снег - это замороженная живая вода. Нужно пройти в глубь леса, подальше, дойти до чистой поляны, найти нетронутый снег, растопить его в руках. Тогда и получишь живую воду. Но говорят, что сам себя ты излечить не можешь, нужно, чтобы кто-нибудь тебя напоил по доброй воле. Это условие.
        - Это единственная трудность?
        - Да, если не считать наличие колдуна, который свернёт шею любому, кто попытается украсть хоть немного его снега, - хмыкает знахарь, и мои плечи поникают при напоминании об этом. - Байки то, княжна, как и многое другое. Иди к себе, Яра. Тебе тоже нужен покой.
        Ещё некоторое время остаюсь сидеть, надеясь, что Всеслав расскажет больше, но знахарь, занятый своим делом, явно не намерен и дальше обсуждать со мной слухи и сказки.
        Разбитая, я тяжело поднимаюсь на ноги, подхожу к отцу, чтобы взглянуть на его бледное лицо. Пламя свечи рядом с кроватью беспокойно пляшет, заставляя тени искажаться. Теперь мне ясны изменения в его внешности. Он действительно выглядит хуже, но дело не в старости, а в болезни. Я поправляю верхнюю шкуру волка, дабы холодный воздух не поддувал и не крал тепло. Всё-таки выхожу из комнаты под пристальным взглядом Всеслава.
        Без единой мысли иду по коридору обратно в свою спальню. В тереме гнетуще тихо и абсолютно темно, если не считать скудного света, что падает через единственное окно в самом конце у лестницы. Тихо захожу к себе, запираю дверь, сбрасываю сапожки и бездумно стягиваю кафтан с плеч. Морщусь, чувствуя, как начинает болеть лицо, вероятно, действие мази заканчивается.
        - Яра.
        Я вся вздрагиваю от голоса и моментально накидываю кафтан обратно на ночную сорочку.
        - Яра, это я, - Илья медленно выходит из теней рядом с кроватью, я тяжело приваливаюсь к двери. От внезапного испуга ноги едва держат.
        - Как ты сюда пробрался? - спрашиваю я как можно ровнее, но голос всё равно дрожит.
        - Дождался, пока твоя няня уйдёт. Скажу честно, это было непросто. Она от тебя почти не отходила, - отвечает он, и натянутая улыбка никак не смягчает тревогу в голосе. Илья подходит ближе, позволяя мне лучше его разглядеть. - Я залез через окно.
        Друг слегка наклоняется, и в слабом свете я замечаю усталость на его лице, под глазами появились синяки, а щетина отросла сильнее.
        - Через окно? - переспрашиваю я.
        - Да. Через окно.
        - Сам забрался? - так же по-глупому продолжаю я уточнять очевидные вещи.
        - Конечно сам.
        - Правда залез через моё…
        - Яра, прекрати, - шёпотом обеспокоенно останавливает он.
        Я прихожу в себя, сосредотачиваясь на собственном дыхании и лице друга. Вспоминаю, что нужно моргать.
        - Ты что, почти не спал?
        - Не спал, - отвечает Илья, тянет ко мне руки и аккуратно обнимает.
        Он впервые делает что-то подобное. Раньше Илья никогда не позволял себе ничего больше, чем вынужденные прикосновения при обучении стрельбе из лука. Он держит меня бережно, явно боясь причинить боль.
        Я должна отстраниться, но вместо этого расслабляюсь, теряю последние силы и прижимаюсь здоровой половиной лица к его груди. Его беспокойное сердцебиение становится ровнее. От друга пахнет металлом и свежим сеном. Я вся обмякаю, полностью опираясь на Илью.
        - Не стоило мне тебе потакать, зря я научил тебя стрелять, - с сожалением признаёт он.
        Его рука вздрагивает, он один раз проводит ладонью по моим волосам. Не надо бы ему этого разрешать, но прикосновение меня успокаивает, я прикрываю глаза.
        Такую трепетную заботу я чувствовала лишь от отца и Алёны несколько раз. При мысли об отце к горлу подкатывают рыдания. Не знаю, в какой момент слёзы собираются в глазах. Илья пугается, когда я громко всхлипываю в первый раз.
        - Яра, прости, я сделал больно? - Он заботливо обхватывает моё лицо ладонями, но я не вижу ничего из-за слёз, всё кажется размытым. Едва ощутимо пальцами Илья касается моих щёк.
        Мотаю головой, но вместо слов опять наружу рвутся сдавленные всхлипы. Раненая щека болит сильнее, когда мой рот сам собой искривляется от плача. Илья ведёт меня к кровати, сажает на край, а сам опускается передо мной на колени. Он рукавом косоворотки вытирает мои слёзы, тихо шепчет что-то успокаивающее, но я не слышу, только отчётливо ощущаю его пальцы в своих волосах. Эти поглаживания приятные и добрые, они согревают мне сердце, но я продолжаю плакать, пока страх от произошедшего с луком и новостей о болезни отца не выходит из меня горькими слезами, оставляя внутри пустоту.
        - Моё лицо теперь совсем ужасно? - хрипло выдавливаю я, успокоившись.
        - Не хуже, чем было, - неловко шутит Илья и натянуто улыбается, я слабо хмыкаю и несильно бью его босой ногой по бедру. Он отвечает тихим смехом и демонстративно трёт ушибленное место. - Я же пошутил, княжна. Ты прекрасна, как луна на чёрном небе самой длинной зимней ночи.
        Знаю, что это шутка, но почему-то теряю дар речи. Этот комплимент и оскорбительный из-за упоминания зимы, и одновременно настолько неповторимый, что вряд ли мне когда-нибудь скажут нечто подобное. Улыбка Ильи медленно исчезает, а я взглядом скольжу по его лицу, будто впервые рассматриваю по-настоящему внимательно. Одёргиваю себя, когда рука чуть не начинает тянуться, чтобы прикоснуться к его волосам, узнать, какие они на ощупь. По телу поднимается странное тепло от мысли, что его правая ладонь расслабленно лежит на моём колене. Кажется, Илья даже не замечает этого, а я шумно втягиваю носом воздух.
        - Что произошло с тетивой? - поспешно меняю я тему, ощутив странное волнение в груди, концентрирую внимание на боли у глаза, чтобы сбросить незнакомое наваждение.
        Взгляд Ильи становится жёстче, темнеет от гнева.
        - Я осмотрел тот лук. И не я один. Владимир и Исай тоже взглянули и пришли к такому же выводу. Тетива была не новая, но могла ещё прослужить пару месяцев. На месте разрыва она была подрезана.
        - Специально?
        - Да.
        - И вы кому-нибудь рассказали?
        - Я промолчал, князья поступили так же. Твоему батюшке уже тогда стало плохо, я не решился сказать, что всё могло быть подстроено. Он бы не успокоился, пока не нашёл виновника.
        Благодарно сжимаю ладонь друга, которая продолжает лежать на моём колене.
        - Яра, у тебя есть идеи, кто это сделал?
        - Догадываюсь, - тихо отвечаю я.
        - Твои сёстры? - с разочарованием спрашивает Илья, на что я отрывисто киваю.
        - Они злопамятны, но вряд ли так жестоки. Скорее всего, просто хотели, чтобы я опозорилась, - зачем-то защищаю их я. Если это действительно дело рук Миры и Василисы, то оправдания им нет, но всё же я не хочу верить, что сёстры готовы меня всерьёз покалечить. - Хотя кто знает. Теперь-то я им точно не соперница, - с горечью добавляю я и тяну пальцы к повязке, но друг перехватывает мою ладонь.
        - Оставь. Чем меньше будешь трогать, тем быстрее заживёт.
        Илья остаётся ещё ненадолго. Отворачивается, пока я снимаю кафтан и забираюсь под одеяло. Болтает со мной немного, рассказывая, что все переживали обо мне, выдумывает, уверяя, что дальше всё будет хорошо. Что у меня никакого шрама не останется, а отец-князь встанет с постели здоровым как ни в чём не бывало. Знаю, что Илья врёт, но прикрываю глаза и не перечу, впитывая желанную ложь.
        Глава 9
        Со случившегося прошло шесть дней, и до моего совершеннолетия остаётся меньше недели. До приезда гостей я ещё предвкушала это событие как нечто поистине желанное, предчувствовала долгожданное чудо. Но теперь всё иначе. Я не верю, что что-то способно изменить произошедшее.
        Отец вновь встал с постели, но он похож на бледную тень себя прежнего, слабеет день ото дня, словно каждую ночь стареет на несколько месяцев. Он дал своё благословение на брак Миры и Василисы. Сестрицы больше не смеются, понимая серьёзность ситуации. В один из дней они ходили за мной и молили о прощении, говорили, что знали: лук старый, но не хотели, чтобы со мной случилась беда. Я выслушала оправдания, но не увидела ни единой слезинки в их глазах. А когда поняла, что сожалеют они не о том, как поступили со мной, а о том, что последствия отразились на отце и их собственных жизнях, то с небывалой злостью захлопнула дверь своей комнаты перед их лицами.
        Отец торопит Владимира и Исая, просит быстрее устроить свадьбы. Он уже не скрывает, что осталось ему немного. Боится, что не успеет о нас позаботиться. С горечью понимаю, что теперь, даже если Василиса с Владимиром уедут обратно в Истрог, то Мира и Исай точно останутся здесь. Встанут во главе нашего княжества, а Исая признают ренским князем. Значит, моё будущее в руках средней двуличной сестры и переменчивого князя, который часто смотрит на меня пристальнее, чем стоило бы тому, у кого есть невеста. Взгляд у него испытующий, будто ждёт или ищет во мне что-то, но никак не может найти.
        За прошедшие дни Исай больше ни разу не сказал мне какой-либо колкости, даже наоборот. Вежлив, тактичен и заботлив сверх меры, но спасает меня Илья, который тоже почти всегда рядом.
        Повязки сняли на пятый день. Я пытаюсь не сильно морщиться, глядя на своё отражение в зеркале. Рана оказалась аккуратной, но достаточно глубокой, чтобы в будущем оставить заметный шрам. Зашитый порез ярко-красный, тянется странной дугой от линии нижней челюсти по скуле к виску. Вокруг раны обширный синяк в красно-фиолетовых оттенках. Мне нежелательно улыбаться или плакать, чтобы не тревожить мышцы, но от боли лицо и так онемевшее. Правый глаз видит расплывчато, и пока неясно, станет ли лучше.
        Сегодня утром я собралась сама: надела чёрное нижнее платье с едва заметной вышивкой тёмно-серыми нитями, а сверху платье с широкими рукавами чуть длиннее локтя. Наряд красивый, из дорогой сине-золотой парчи, украшенный речным жемчугом. Весь день я ношу его, но каждый раз, растерянно проводя рукой по ткани, не уверена, чувствую ли что-то кроме отчаяния, хотя ради отца притворяюсь, что всё хорошо. Только волосы оставила распущенными, так хоть могу скрыть шрам за чёрными прядями, если опустить голову вниз. Нельзя ходить в таком виде, но отец понимает, и остальные тоже оставляют замечания при себе, терпеливо ждут, когда мой синяк сойдёт.
        Всеслав, как и обещал, рассказал мне о своих наблюдениях. Поделился, что если отец перестанет так тревожиться, то у нас точно будет ещё полгода вместе. Но для меня эта новость стала как невиданный снег в середине года. Как я ни пытаюсь представить этот срок, ничего не получается. Сознание отказывается соглашаться, что под конец следующего лета я останусь одна. Илья изо дня в день утешает меня как может, и его нереалистичное, порывистое обещание всегда быть рядом - единственное, что удерживает меня от погружения в отчаяние с головой.
        - Ты сегодня особенно красива, Яра, - устало улыбается отец, а я пустым взглядом рассматриваю своё платье. Я пришла к нему в комнату перед сном, чтобы немного провести время вместе и дать лечебный отвар. Теперь я прихожу сюда каждый вечер вместе с сёстрами, но остаюсь дольше всех, жду, пока отец уснёт. - Мужа я успею тебе найти. Не волнуйся об этом.
        Вот об этом я точно не волнуюсь.
        Проглатываю желанный ответ, аккуратно улыбаюсь, не тревожа раненую щёку. Отец выпивает отвар, и я отставляю пустую кружку в сторону.
        - Ты не мужа мне ищи, а сам поправляйся.
        - И это я тоже сделаю, недаром эту мерзость пью, что Всеслав наготовил, - смеётся отец, но смех становится натянутым и вовсе исчезает, когда он рассматривает мою рану. - И о шраме своём не печалься. Это сейчас он заметен, но всё заживёт, и останется только светлая полоса.
        Я киваю, соглашаясь. Это тоже тревожит меня мало, хоть боль и раздражает, но болезнь отца в разы важнее.
        - Я буду аккуратна с лицом, только если ты побережёшь своё здоровье. Договорились? - ставлю я условие, отчего глаза отца расширяются в изумлении, он улыбается моей дерзости.
        - Договорились. Но о муже я правду тебе сказал, Яра. Я найду того, кого ты полюбишь.
        - А если не полюблю того, кого ты найдёшь?
        - Тогда будем искать дальше.
        Я опять растягиваю губы в пустой улыбке, не ощутив никакого трепета при мысли о каком-то незнакомом мне князе, которого я, возможно, могу полюбить.
        - Отдыхай, - говорю я, поправляя одеяло, и поднимаюсь на ноги.
        Отец напоследок сжимает мою ладонь. Его пальцы мелко дрожат, я с горечью вспоминаю, как впервые ощутила это ещё в день прибытия гостей из Истрога. Князь не чувствует их нервного подёргивания, а я сжимаю его ладонь в ответ, притворяясь, что ничего не заметила. Я выхожу в коридор и оказываюсь одна. Лживая улыбка моментально сползает с лица, в горле комом встаёт страх. Тело цепенеет, под стать заледеневшей от горя душе. Кажется, что мир потерял все краски или ноябрь всегда был столь угрюм и мрачен?
        Я много плакала по ночам за прошедшие дни. Рыдания часто подкатывали, стоило мне покинуть комнату отца. Но сегодня, хоть знакомое чувство и появилось, глаза неожиданно для меня самой остались сухими. Сегодня я впервые не плачу, а злюсь.
        Солнце село два часа назад. Часть гостей из Истрога уехала домой три дня назад, а те, кто остался, отошли ко сну. Все домочадцы если не спят, то уже в кроватях. Я тихо возвращаюсь в свою комнату. Снимаю красивую одежду. Под нижнее чёрное платье надеваю обтягивающие штаны, они для совсем холодной погоды и сегодня пригодятся мне как никогда раньше. Поверх накидываю тёплый серый сарафан, затягиваю вокруг талии длинный чёрный пояс. Убираю волосы в косу, теперь уже привычным движением вплетая туда белую ленту. Не отдаю себе отчёта в том, что делаю, просто собираюсь знакомым мне способом. Рутина помогает приготовиться и не даёт возможности действительно подумать над безумием моей идеи.
        Надеваю высокие чёрные сапоги с тонким слоем меха. Нахожу самый тёплый кафтан. Он, в отличие от остального наряда, красивее, из светлой парчи, обильно расшитый серебром. Удостоверяюсь, что на мне нет ничего золотого, затем вспоминаю слова мальчишки о добром камне и проверяю, что яшмовое кольцо всё ещё на пальце. Я не снимаю его, ношу словно оберег. Хотя смешно надеяться, что кусок металла с камнем остановит колдуна, если тот решит свернуть мне шею после попытки украсть его снег.
        Хватаю короткий кинжал с костяной рукоятью. У каждой из сестёр есть по такому в комнате - на всякий случай. И сейчас эта предосторожность отца очень кстати. Запихиваю его за пояс, беру небольшую сумку и тихо спускаюсь на кухню. Краду немного съестных припасов. Я не планирую нигде сильно задерживаться и надеюсь, что много еды мне не понадобится. Самое главное: беру пустой бурдюк, куда смогу набрать снега.
        Мне не составляет труда выбраться из дома и крадучись добраться до конюшни. Я так хорошо знаю дорогу, что могла бы дойти до нее и с завязанными глазами. Я самый примерный ребёнок в нашей семье, который никогда бы не помыслил о том, чтобы противиться воле отца. А теперь краду коня из нашей же конюшни и сбегаю из дома, не уверенная, что вернусь. Благодаря Илье я знаю, что гнедая лошадка с белыми ногами по кличке Ягодка самая спокойная. Она не дёргается, пока я закрепляю седло. Узнай Илья, что именно его уроки и подсказки помогут мне не просто забрать лошадь, но и сбежать, используя одни из скрытых ворот в ограде, то вряд ли поделится со мной ещё хоть одним секретом.
        Однако если мне удастся вернуться с живой водой, то я с готовностью выслушаю любую его гневную тираду. В противном случае меня убьёт колдун, и всё остальное уже не будет иметь значение.
        К счастью, я хорошо умею ездить верхом, отец в детстве по моей же просьбе научил. Хоть в сарафане это делать и неудобно, но здесь меня спасут нижние штаны. Вторая моя удача, что дорогу знать особо и не надо. От Ренска к Зимнему лесу ведёт прямой тракт и там день пути пешком, но сейчас, на лошади, я надеюсь, что доберусь к рассвету, а если не буду мешкать, то вернусь домой к следующей ночи. Наверняка поднимут переполох из-за моей пропажи, но я смогу соврать, что устала сидеть дома, решила покататься верхом и заблудилась.
        Ягодка меня не подводит. Тихо переставляет ноги, следуя за мной, пока я вывожу её за пределы княжеского двора, потом мы недолго идём по лесу, а дальше я сажусь в седло и направляюсь на север. Страх от содеянного и мысль о глупости совершаемого поступка накатывают на меня только за пределами города. Внезапно оглядываюсь, понимая, что вокруг одни рощи да широкий тракт, темнеющий впереди. Беспокойство ледяной волной охватывает с ног до головы, сковывая сознание, пока Ягодка несётся вперёд по дороге. Вспотевшими ладонями я сжимаю поводья, но тело предаёт первым, трясётся как осиновый лист, ему вторит сердце, стучит невпопад, сбивая дыхание.
        Зажмуриваюсь, напоминая себе, почему всё это затеяла. Вспоминаю отца, не желая его отпускать, и злюсь на себя за трусость, за то, что уже испугалась, хотя даже до Зимнего леса ещё не добралась. Вслух ругаю себя и подбадриваю, всё равно бы не смогла просидеть эти полгода на месте. Я должна хотя бы попытаться. Может, правы все, и колдун мёртв уже сотни лет, а мы страшимся несуществующего призрака.
        Сердце успокаивается, тело вновь подчиняется мне, я открываю глаза, оглядывая поля по правую и левую стороны. Ночь сегодня лунная, Ягодка несётся уверенно, видя дорогу лучше, чем я. Пригибаюсь к её шее и глажу, благодаря за то, что та покорно отправилась со мной в дорогу.
        Я еду всю ночь, останавливаюсь лишь иногда, давая передохнуть лошади и себе. На одном из привалов бездумно жую вчерашний пирожок, что украла с кухни. Он пахнет яблоком, но я не ощущаю вкуса. Затем жую травы, которые дал Всеслав, чтобы снять боль от раны на лице. Я никогда не оказывалась одна так далеко от Ренска, да ещё и ночью. Никогда не видела Зимнего леса, но все говорят, что его нельзя спутать ни с каким другим, от него веет холодным ноябрём и зимой. Но, согревая тёплым дыханием собственные побелевшие от прохладного воздуха ладони, я не могу понять, насколько холоднее должно быть там, куда я еду.
        Однако на рассвете, когда небо на востоке слабо светлеет, приобретая розоватые оттенки, я действительно узнаю Зимний лес сразу. Не по царящему вокруг холоду - просто тракт, по которому я ехала всю ночь, резко обрывается, упираясь в стену высоких деревьев. Это происходит внезапно, будто лес стоит в неправильном месте. Словно дорога шла верно, а затем неожиданно на её пути выросли деревья. Ягодка растеряна ничуть не меньше меня. Замирает на месте, встряхивая головой, не знает, куда дальше идти.
        Я медленно сползаю со спины лошади, пошатываюсь после долгого сидения в седле. Голова ватная из-за бессонной ночи, но я тру здоровый глаз, отгоняю сонливость и пристально рассматриваю стоящие впереди деревья. Утренний лес должен быть полон щебета просыпающихся птиц, а этот безмолвствует.
        Илья говорил, что первой полосы леса бояться не стоит, она принадлежит Ноябрю. Однако всё здесь выглядит более странным, чем я себе представляла. Лес полностью берёзовый. Вся земля укрыта жухлой травой, коричневым мхом и полусгнившими опавшими листьями. Немного жёлтой листвы ещё остаётся на ветках, но большая часть уже давно на земле. Втягиваю носом воздух, но не чувствую ничего необычного, кроме запаха старой коры, грибов и лесной влаги.
        Между чёрно-белыми стволами свободного места в достатке, и вначале создаётся обманчивое впечатление просторного и светлого леса, даже несмотря на то, что рассвет только занимается. Однако это обман зрения. Если приглядеться, то деревья позволяют рассмотреть пространство метров на десять, не дальше.
        Беру Ягодку под уздцы, но замираю, сама боюсь сделать шаг. Мнусь некоторое время, напоминая себе о том, что зашла слишком далеко и окажусь круглой дурой, если поверну сейчас назад.
        - Всё будет хорошо, - тихо говорю Ягодке и веду её в лес. Лошадь покорно идёт следом.
        Мох прогибается под ногами от каждого шага, а высокая жёлтая трава ломается будто сухая. Вздрагиваю от треска ветки под ногой, звук громким эхом разносится в молчаливом лесу. Я прибавляю шагу, запоминая дорогу, где-то на стволах специально оставляю кинжалом вырезанные пометки, отмечая себе путь назад. Поглядываю на Ягодку, та идёт как ни в чём не бывало, мерно покачивая головой, уши её хоть и дергаются в разные стороны, но встревоженной она не выглядит, и это меня немного успокаивает.
        Мы углубляемся в лес на протяжении получаса, и берёзы сменяются лиственницами и дубами. Здесь деревья уже стоят голые, и всё вокруг приобрело мрачные коричневые оттенки. Где-то в вышине раздаётся слабый щебет птиц, и он намного лучше, чем мёртвая тишина. В этой части леса стоит утренний туман, не настолько густой, чтобы ничего не видеть, но он заставляет меня напрячься. Проходит ещё двадцать минут, и все звуки вновь обрываются, когда с моих губ срывается густое облачко пара, а под ногами опавшие листья начинают хрустеть. Звук совсем не такой, что раньше. Опускаю взгляд - и сердце заходится в тревожном ритме, меня бросает в жар, хотя по спине бегают мурашки. С ужасом и благоговением оглядываю изморозь, покрывающую землю и высокую жёлтую траву по сторонам.
        Торопливо привязываю Ягодку к ближайшему дереву, не решаясь вести животное дальше. Я никогда не видела изморозь, хоть и читала о таком явлении, но что-то подсказывает, что я совсем близко к владениям колдуна. Беру с собой только кинжал и вешаю бурдюк через плечо.
        Я совру, если скажу, что мне не страшно. Сердце скачет как сумасшедшее, бьётся где-то в горле, сбивая дыхание. Я нервно сжимаю и разжимаю кулаки, разгоняя кровь в онемевших пальцах, но без всякого сомнения иду вперёд, завороженно любуясь необычным пейзажем.
        Трава, тонкие ветки и стволы деревьев местами покрыты белыми кристаллами. Морозный воздух кусает лицо, щиплет нос и, попадая в лёгкие, обжигает незнакомым огнём. Я углубляюсь в пугающую сказку, пока не подхожу к полосе вечнозелёных елей. Они стоят, раскинув ветви, создавая живую стену, предупреждая, чтобы путник дважды подумал, стоит ли ему туда соваться. Теперь я не мешкаю, а раздвигаю руками игольчатые ветви, желая увидеть то, что люди уже позабыли. Рвусь вперёд, когда одежда цепляется за кусты, пытаясь удержать меня от опасности. Отчаянно стремлюсь увидеть то, что видела моя мама во сне, но теряюсь, наступив ногой на нетронутый белый покров.
        Снег.
        Нога в сапоге моментально проваливается до середины голени, и я наклоняю голову, с изумлением оценивая произошедшее. Небо на востоке стремительно светлеет. Проникая сквозь утренний туман, жёлтый солнечный свет блекнет, становясь бесцветным. Да и сам туман необычный - морозный, кусачий, царапает кожу, будто сам воздух полон мелких кристаллов льда. Даже тишина здесь другая. Чистая, успокаивающая, стирающая все звуки точно так же, как и снег, что толстым слоем укрывает землю и еловые ветви, стирает цвета.
        Ноге в снегу становится холодно. Делаю ещё шаг, но опять проваливаюсь, не успеваю удержать равновесие и падаю лицом вперёд. Жмурюсь, ожидая боли, но толстый покров смягчает падение. Глупо смеюсь сама над собой, опираюсь на снег, как на землю, пытаясь подняться, но и руки проваливаются, заставляя меня глупо барахтаться. Стираю влагу с лица, ощущая жжение холода. Сжимаю в руках ледяную крошку и улыбаюсь, жадно рассматривая, как та стремительно тает у меня на ладони.
        - Так вот она, живая вода, - бормочу я, стряхиваю капли и моментально вспоминаю зачем пришла.
        Вначале неуклюже, но всё-таки поднимаюсь на ноги. Пытаюсь игнорировать красоту и волшебство пейзажа, устремляюсь вперёд в поисках поляны, о которой говорил Всеслав. Но идти по снегу оказывается тяжелее, чем по земле, и я в смятении из-за того, что такое простое занятие, как ходьба, может отнимать так много сил. Иногда я проваливаюсь по колено, а иногда иду почти без усилий, руками трогаю ветви елей, наблюдая, как снег падает с них на землю. Лес становится смешанным, вновь появляются лиственницы, их голые ветки покрыты снегом, и я изумляюсь тому, как он умудряется не падать на землю даже с самых тонких прутьев. Мне хочется глупо смеяться, наблюдая, как сверкает белый покров под солнечными лучами, словно усыпанный серебром вперемешку с драгоценными кристаллами. Хоть каждый вдох обжигает мне нос и горло, но я всё равно завороженно верчу головой, дивясь чуду.
        Я иду не дольше пятнадцати минут и выхожу на просторную поляну. Деревьев тут мало, а белое покрывало не тронуто, как если бы никто здесь не ходил. Вскидываю взгляд, слыша знакомый щебет. Улыбаюсь при виде десятков красногрудых птиц на ветках. На фоне белого снега они выделяются ярко как никогда. Некоторые заинтересованно смотрят на меня, а другие склёвывают замороженную рябину. Ягоды, похожие на драгоценные рубины, гроздьями сверкают на ветках.
        Встряхиваю головой, приказывая себе не отвлекаться. Может, пока мне просто везёт, и колдун не знает о моём присутствии. Падаю на колени прямо в пушистый снег, сжимаю его в ладони и собираю образующуюся воду в бурдюк. Процесс проходит медленно, но я не сдаюсь. Меняю правую руку на левую, когда ладонь начинает гореть от холода, а пальцы становятся белыми и трясутся. Даю себе передышку после того, как и вторая рука замерзает. Тру ладони друг о друга и дышу на пальцы, стараясь их согреть. Продолжаю наполнять ёмкость живой водой, напоминая себе об отце. У меня получилось войти на территорию колдуна, эта живая вода обязательно сработает, и отец поправится.
        Я невольно улыбаюсь, слёзы счастья собираются в глазах, а надежда расцветает в груди, грея меня словно солнце. Я упрямо продолжаю растапливать онемевшими пальцами снег.
        - Столетия всё идут, а смертные, как я погляжу, особо не меняются. Так ведь, воровка? - обрывает мои мысли мужской голос.
        Глава 10
        Я громко вскрикиваю, услышав прорезавший здешнюю тишину скрипучий голос. Он оглушает меня, как гул надтреснутого колокола. Я вскакиваю на ноги, роняя бурдюк, неловко заваливаюсь назад и приземляюсь спиной в пушистый снег. По телу проходит дрожь, я устремляю взгляд вперёд. В четырёх шагах от меня, на небольшом камне, на корточках сидит мужчина, чей возраст сразу и не определить. Он согнулся как леший на насесте, одна его кисть покоится на коленях, а во второй руке он сжимает длинный деревянный посох с вытянутым бледно-голубым кристаллом на конце. В основном его одежда чёрная, кроме верхнего плаща. Возможно, когда-то он тоже был чёрным, но неравномерно выцвел за годы, местами дырявый и рваный. Заметно, что его не раз зашивали, но залатанные места выглядят так, будто работал ребёнок, впервые державший иголку. Да и сам плащ такой длинный, что скорее всего тянется за мужчиной при ходьбе.
        - Так что, смертная, будешь клясться, что не воруешь мой снег? - колдун странно, по-птичьи наклоняет голову. Капюшон слегка смещается, вперёд выпадают его длинные волосы странного угольного оттенка, который на свету превращается в обычный серый.
        Внешне ему нельзя дать больше двадцати пяти, но веет от него чем-то совсем старым, почти древним. Кожа неестественно бледная, лицо гладкое, без единого намёка на щетину. Прямой, аккуратный нос, чёткие скулы, каждая линия выглядит ненатурально идеальной, совершенной. И эта безупречная красота пугает до дрожи, точно так же, как и его абсолютно белые глаза. Там нет ни зрачка, ни радужки, только белок. Он слеп. Но всё равно чувствует меня, глаза перемещаются, следят при каждом моём движении.
        - У тебя языка нет? - его голос скрипучий, как у человека, пытающегося говорить после недельного молчания. Хотя этот колдун, возможно, молчал столетия.
        Меня всю трясёт, взгляд мечется между мужчиной, бурдюком и стороной леса, откуда я пришла.
        - Хочешь сбежать, - словно читает он мои мысли, губы растягиваются в оскале, лишь очень отдалённо напоминающем улыбку. - Рискнёшь?
        - Да.
        Я прикусываю язык, не понимая, зачем это сказала. Торопливо принимаю сидячее положение, пытаюсь перестать барахтаться в снегу и встать. Ухмылка мужчины ширится.
        - Язык у воровки есть. Думаешь, можно так просто у меня что-то украсть, смертная?
        - Я…
        Он стремительно бросается ко мне. Правой рукой вначале толкает в грудь под ключицей, отчего я вновь заваливаюсь назад, а затем наклоняется, обхватывает моё горло пальцами и с лёгкостью поднимает меня вверх. Я хриплю, цепляясь за его руку. Хватка крепкая, точно останутся синяки. Стою на носках, с трудом балансируя, чтобы не начать задыхаться в его захвате. Силюсь разогнуть чужие пальцы, но они словно каменные. С ужасом понимаю, что колдун не собирается меня душить. Ему это не нужно, он одним движением способен сломать мне шею. Однако держит так высоко, явно не осознавая нашу разницу в росте. Слыша мои хрипы, колдун слегка опускает, позволяя мне встать на ноги, но руку с шеи не убирает.
        - Пожалуйста, - жалобно прошу я. - Мне нужно лишь немного снега.
        Он наклоняет голову, будто не понимает услышанное. Придвигается ближе и неожиданно прижимается своей щекой к моей. Она у него удивительно тёплая, но я вся цепенею, когда он втягивает носом воздух у моего виска.
        - Кто ты, смертная?
        - М-меня зовут Яра, - со свистом из-за его захвата выдавливаю я. - М-младшая к-княжна ренская.
        - Что-то в тебе не так, княжна. Кому ты принадлежишь? - спокойнее интересуется он. Лицо колдуна оказывается напротив, он хмурит серые брови.
        - Ч-что з-значит «кому»?
        - Месяц. Какому месяцу ты принадлежишь?
        Он отпускает мою шею. Это шанс броситься прочь, но я боюсь шевельнуться. Колдун хватает мою косу и перекидывает вперёд через плечо. Ведёт длинными пальцами вниз, пока не натыкается на вплетённую ленту. Я бы никакому мужчине не разрешила прикасаться к моей косе, если он мне не жених. Но я в проклятом лесу, передо мной колдун, поэтому честь и гордость - последнее, что меня тревожит. Тело всё трясётся, я боюсь даже моргнуть. Колдун слишком близко, полшага, не больше.
        - Ноя…брь. Я родилась в ноябре.
        Колдун морщится, его пальцы на какое-то время застывают на ленте.
        - Какого цвета твои волосы?
        - Каштановые, - вру я, молясь, чтобы он действительно был слеп.
        Мужчина отдёргивает пальцы, не скрывая неприязнь, задумчиво жуёт нижнюю губу и внезапно отходит на пару метров. Задержанный воздух шумно, одним потоком вырывается из моих лёгких.
        - А ты смелая, княжна. Не помню уже, когда говорил со смертными, - насмешливо бросает колдун. - Обычно они умирали до встречи со мной.
        - Разве ты сам их не убиваешь? - не подумав, выдаю я.
        Он резко поворачивается ко мне с таким оскорблённым выражением на лице, что я непроизвольно отступаю на шаг.
        - Я? - Колдун тычет пальцем себе в грудь, как если бы помимо него здесь мог быть ещё кто-то. - Я убиваю?
        - Р-разве н-нет? - неуверенно лепечу я.
        - Чем? - только больше изумляется он.
        - Не з-знаю… посохом?
        Колдун морщит нос, обнимая свой посох, словно тот живой, а я и его успела оскорбить.
        - Или руками? - вновь с сомнением предлагаю я.
        Да что со мной?! Я ему ещё и идеи подаю, как можно меня убить!
        - Ты, княжна, думаешь, что я убиваю всех, кто сюда заходит?
        Он несколько раз моргает слишком быстро, когда я продолжаю напряжённо молчать, а потом смеётся. Начинается всё с лёгкого смеха, перерастающего в какой-то нездоровый, почти болезненный хохот. Несмотря на свой молодой вид, издаваемые колдуном звуки похожи на смех старика с болезнью в лёгких. Он опирается рукой о ближайший ствол, сгибаясь от хохота, который не может остановить. Держится за живот, на его лице появляется болезненная гримаса. Я стремительно хватаю бурдюк, закрываю и вешаю через плечо, надеясь, что собранной воды будет достаточно. Осталось убежать.
        Неожиданно колдун осекается. Щебечущие птицы умолкают вместе с хозяином леса, из-за чего окружающая тишина начинает напряжённо звенеть. Мужчина переводит взгляд на свою тень, которая идёт рябью на белоснежном покрове. Та извивается, корчится и дёргается, будто продолжает хохотать, хотя её хозяин уже остановился. Колдун резким движением протыкает тень концом своего посоха, словно пригвождая к земле. Сумрак нервно замирает, прекращая трепыхаться.
        - А вот тебе не над чем смеяться, - тихо шипит хозяин леса на свою тень, справившись со сбитым дыханием после продолжительного смеха.
        Я с недоумением наклоняю голову, не успеваю даже испугаться, потому что не понимаю увиденного. Колдун, похоже, и вовсе сумасшедший, раз говорит с сумраком у себя под ногами. Сколько же столетий он провёл здесь один?
        - Для чего тебе мой снег, княжна?
        - М-мой отец болен, он умирает, - признаюсь я. - Мне сказали, что снег - это живая вода и что она способна излечить его.
        - Способна, - спокойно отвечает колдун.
        - Пожалуйста, разреши мне в-взять немного, - молю я.
        - Ты уже взяла, разве нет? - сухо отвечает он.
        Колдун не опускает слепых глаз на бурдюк, однако я уверена, что он о нём знает. Цепляюсь пальцами и сжимаю шершавую кожу, боясь, что он отберёт собранную воду. Тело продолжает трястись, я не понимаю, дело в страхе или я так сильно замёрзла.
        - Тогда, пожалуйста, от-т-тпусти меня.
        Хозяин леса сжимает губы в тонкую линию, откидывает капюшон, открывая волосы. Они действительно все темно-серого, угольного оттенка. Красивые и длинные, достают ему до груди. Я внимательнее оглядываю его одежду, частично скрытую под старым плащом. Штаны заправлены в высокие сапоги, чёрная косоворотка с серебряной вышивкой по вороту и на груди. Распахнутый кафтан достает до колен. Заметно, что наряд был дорогим, из тёмной парчи с шитьём стального оттенка. Но местами ткань протёрлась, пока не до дыр, но узор едва заметен. Одежда в целом выглядит опрятно, но изношена. В самом ужасном состоянии плащ. Неужели он сам его зашивал?
        - Отпущу, - выносит свой вердикт колдун, а я вскидываю изумлённый взгляд к его лицу, гадая, не ослышалась ли, - при трёх условиях.
        - К-какие условия?
        - Первое: ты отдашь мне прядь своих волос. Второе…
        - Зачем? - перебиваю я, но тут же закрываю рот, когда на его красивом, но холодном лице мелькает гримаса раздражения. - Извини.
        - У твоего дома есть колодец?
        - Есть.
        - Вода чистая?
        - Да, мы все из него пьём, - я отвечаю моментально, боясь, что колдун может передумать, если замешкаюсь.
        - Тогда второе условие. Ты должна набрать в этот бурдюк столько же чистой воды, сколько украла, и вернуть сюда.
        - Я должна вернуться?!
        Колдун протяжно выдыхает, а его лицо приобретает страдальческое выражение.
        - Да, глупая княжна. Ты должна вернуть, что украла, а не нравятся условия - оставь, что набрала, и проваливай с моих земель.
        - Прости, - прижимаю бурдюк к груди. - Я верну, обещаю. Возьму из нашего колодца и верну украденную воду. Она снова станет снегом?
        - Да. Ты выльешь её здесь, и она замёрзнет.
        Я поспешно киваю, но осекаюсь, вспомнив, что он меня не видит.
        - А третье какое?
        - Не знаю, ещё не решил, - скучающим тоном отвечает колдун, пальцами ощупывая свой посох.
        Я нервно закусываю губу, понимая, что иду на огромный риск. Вообще, нельзя заключать сделку с колдуном. Мнусь на одном месте, ощущая, как болят онемевшие от холода ноги в сапогах. Его приказы кажутся простыми, но кто знает, что он велит мне сделать в качестве третьего условия. Что ещё может потребоваться владеющему колдовством?
        - Я согласна, если в качестве третьего желания ты не попросишь жизни и души никого из моих родных и близких.
        Он презрительно морщится, оскорблённый поставленным мною условием. Но я полагаюсь на удачу и удивительно миролюбивое настроение хозяина леса. В конце концов, он мог вообще убить меня прямо на месте. Даже руки марать не пришлось бы. Мог меня заморозить, наслать метель или превратить в лёд. Однако ничего из этого колдун не сделал. Может, он не способен сотворить холод? Может, снег и мороз - действительно не более чем проклятие после смерти Декабря в этих землях, а колдун здесь просто живёт, потому что ему некуда податься?
        Тело не может долго существовать в страхе, поэтому напряжение исчезает само собой. Силы покидают меня, от внезапной слабости хочется сесть.
        - Вы, смертные, слишком высокого мнения о своих душах и жизнях. Будто они всем так нужны, хотя у большинства внутри гниль да обман. А если не так, то малодушие или тщеславие, - хозяин леса растягивает губы в снисходительной усмешке.
        Я моргаю от слепящего солнца, поднявшегося выше. В морозном пейзаже оно кажется белым в жёлтом ореоле. Снегири щебечут, продолжая лакомиться ягодами с веток. Я смотрю с недоумением, когда одна из птиц без какого-либо страха садится на посох колдуна. Тот наверняка чувствует это, но и бровью не ведёт, не пытается её прогонять.
        - Принимаешь мои условия, княжна?
        - Принимаю.
        - Тогда выполни первое.
        - Насколько длинная прядь тебе нужна?
        - Мне нужно немного.
        Я перекидываю косу вперёд, вытаскиваю свой кинжал и срезаю в самом конце прядь длиной и толщиной с палец. Убираю лезвие и подхожу поближе к колдуну. Он молча вытягивает раскрытую ладонь, и я нехотя отдаю то, что он просил.
        - Хорошо, - заключает колдун. - А на второе условие я даю тебе пять дней.
        - Пять?!
        - Да, ты должна принести сюда воду из своего колодца в течение пяти дней, - с пугающе довольным оскалом он сжимает пальцы вокруг моих отрезанных волос. - Тебе лучше поторопиться, княжна, а не то пожалеешь.
        Глава 11
        Колдун не врёт. Он не дёргается, не следует за мной и даже ничего больше не говорит, пока я медленно пячусь, боясь повернуться к нему спиной. Ещё несколько раз неловко оступаюсь и чуть не падаю, а потом убегаю так быстро, как позволяют замёрзшие ноги и снег. Я даю себе возможность передохнуть, лишь добравшись до ноябрьской части леса. Хватая ртом воздух, не успеваю остановиться и всем телом врезаюсь в ствол дерева, к которому привязана Ягодка. Лошадка пугается моего резкого появления и недовольно фыркает, бьёт ногами землю. После Зимнего леса осенний воздух вокруг кажется согревающим, тёплым, будто апрельский.
        Солнце всё выше поднимается над горизонтом, значит, мне нужно торопиться. Я забираюсь в седло и пускаю лошадь спокойным шагом. Страх прекращает сковывать грудь, как только я покидаю пределы леса. Ягодка набирает скорость, унося нас как можно дальше от колдуна, а я часто нервно оглядываюсь, не веря, что тот так просто меня отпустил. Я держусь до первого привала через пару часов, а там сползаю со спины лошади на землю. Ноги меня не держат, и я падаю на колени, заливаясь слезами от пережитого ужаса. Меня колотит, все мысли путаются в голове, но я пытаюсь сосредоточиться, убеждая себя, что всё произошло на самом деле, что мне удалось достать живую воду. Напоминаю себе о главной цели, и это приводит меня в чувство.
        Ощупываю рану на щеке и кожу вокруг, всё лицо кажется сухим и стянутым после мороза. Обе щеки и нос болят. Морщусь, понимая, что сглатывать тяжело. Синяки от пальцев колдуна надо будет как-нибудь скрыть.
        Я возвращаюсь в Ренск после заката. Всё тело болит из-за целого дня в седле, в глаза как песка насыпали из-за бессонной ночи, желудок время от времени отзывается спазмами, и болит голова после всех пролитых слёз. При виде дома вдалеке из лёгких вырывается вздох облегчения.
        Четверо стражников моментально хватаются за оружие, когда я слишком резко останавливаю Ягодку в темноте перед приоткрытыми воротами.
        - Кто идёт?! - строго спрашивает один из них, а я со стоном сползаю с лошади.
        - Это я, Олег. Яра, - устало улыбаюсь старшему брату Ильи, радуясь, что сейчас именно он среди стражи. Можно попытаться его уговорить не докладывать отцу сразу. Даже в слабом свете ближайшего факела вижу, как глаза Олега шокированно распахиваются.
        - Княжна, где ты была?! Все оставайтесь на своих местах, я отведу Яру к князю, - приказывает другим стражникам Олег.
        Он берет Ягодку под уздцы и заводит во двор, я устало ковыляю за ним. Во дворе кроме дружины никого нет, но в большинстве окон горят свечи, из трубы на кухне валит дым, со стороны конюшни слышны голоса и ржание лошадей. Уверена, что искали меня весь день и, похоже, ночью глаза смыкать никто не собирался. Олег отводит меня чуть в сторону, чтобы мы продолжали оставаться в тенях. Благодаря моей дружбе с Ильёй Олег относится ко мне лучше, чем многие. Понимаю, что его беспокойство не притворное, когда он не сдерживается и лицо его темнеет от недовольства и пережитого волнения.
        - Где ты пропадала, Яра?! - строго спрашивает Олег, явно изо всех сил стараясь не повышать голос. - Весь двор на ушах стоит с самого утра. Алёна такой вой подняла на рассвете, что все моментально с кроватей повскакивали!
        - Я… я захотела прокатиться пораньше с утра. Была уверена, что отец меня не отпустит после произошедшего, - указываю на свой шрам, оставленный тетивой.
        - И поэтому ещё до рассвета удрала? Серьёзно скажешь, что весь день гуляла? - скептически хмурится Олег.
        - Я заблудилась, - стыдливо вру я.
        - Заблудилась?! - злится он. - Где?
        - В лесу, - киваю в сторону деревьев неподалёку.
        - Ты мне зубы не заговаривай, княжна! - отрезает Олег. - Я-то всё знаю! Вы с Ильёй этот лес вдоль и поперёк облазили! И это ты в качестве оправдания выдумала?
        - Я…
        - Может, князь эту наглую ложь не распознает, но для брата придумай, что получше! Он сегодня вместе с князьями Истрога каждый куст и нору в этом лесу проверил в поисках младшей княжны ренской.
        Не сдерживаю страдальческой гримасы. Теперь перед Владимиром и Исаем придётся оправдываться и извиняться. Надеюсь, что хоть перед отцом они сделают вид, что верят в мою ложь.
        - А с одеждой твоей что? Почему у тебя сарафан наполовину мокрый?
        Я растерянно оглядываю себя, замечая многочисленные влажные пятна. Не только на сарафане, но и на кафтане. Сапоги же вообще полностью промокли от снега.
        - В ручей провалилась, - вновь вру я.
        Олег смотрит на меня с немым изумлением, даже рот разевает. Но явно не от беспокойства. Он меня слишком хорошо знает и, похоже, удивлён, что я способна настолько беззастенчиво лгать. Нужно было выдумать историю сложнее и убедительнее, но после встречи с колдуном голова всю дорогу была пуста.
        Громкое урчание в моём животе останавливает Олега от очередного вопроса. Я стыдливо краснею.
        - Ладно, - сдаётся он. - Иди в дом к отцу, Яра. Он от прошлого потрясения оправиться не успел, а ты ему тревог добавила. Он как слёг в середине дня, так до сих пор встать не может.
        Пальцами стискиваю бурдюк, прикосновением напоминая себе, что не зря заставила всех переживать. Сам колдун подтвердил, что вода живая, что лечит она, а значит, не зря всё было.
        - Я лошадь отведу в конюшню и Илье расскажу, что ты вернулась. Поэтому встреться потом с братом, объяснись. Он места себе не находил, - ворчит Олег, но внимательно оглядывает меня на наличие травм и аккуратно подталкивает к княжескому терему.
        Я поднимаюсь по крыльцу боязливо, на носочках, будто у меня есть хоть шанс войти незамеченной. Оборачиваюсь на Олега, который с места и шага не сделал. Следит, желая убедиться, что я больше никуда не сбегу. Понуро плетусь к двери, предчувствуя крики и выговоры, желудок сковывает новый приступ боли. Сонливость притупляет страх перед неизбежным, и я дёргаю тяжёлую деревянную дверь. Оказавшись внутри, аккуратно прикрываю её за собой. Гул голосов тут же обрывается, все присутствующие оборачиваются ко мне.
        Тут несколько мужчин - приближённые советники князя, включая отца Ильи, наши няни, среди которых Алёна, Василиса, Мира, Владимир и Исай, а с ними ещё пятеро мало знакомых мне бояр из Истрога. Исай и двое других мужчин поднимаются на ноги, остальные же продолжают либо сидеть, либо стоять. Изумление на их лицах сменяется облегчением, но затем почти моментально уступает место раздражению.
        Я спиной прижимаюсь к двери, пытаясь сжаться, когда все начинают кричать, ругать и спрашивать меня одновременно.
        - Где ты была, Яра?!
        - Что ты творишь?
        - …мы думали, тебя волки сожрали!
        - Столько людей волновались, искали тебя весь день, княжна!
        - …вдруг сбежала к кому!
        - Об отце опять не подумала, сестрица!
        - Весь дом…
        - …город, леса и поля вокруг обыскали!
        Смиренно выжидаю, пока первый поток гнева и беспокойства схлынет и присутствующие выдохнутся. Проходит минута, громкие обвинения постепенно стихают. Я благоразумно продолжаю хранить молчание, стыдливо глядя в пол.
        - Где ты была, сестра? - строго спрашивает Василиса, когда все наконец замолкают.
        - Я захотела покататься на лошади, но заблудилась и упала в ручей, - устало, без каких-либо подробностей отвечаю я сразу для всех. - Прошу прощения за то, что доставила всем беспокойство. Я виновата, но можно мне вначале сходить к отцу? Сама ему всё расскажу.
        - Именно, - встревает Алёна. - Иди к князю, пусть батюшка твой тебя отчитает. А мы ещё успеем.
        Я киваю и прохожу в дом под давящими взглядами присутствующих. Иду мимо на второй этаж и сразу направляюсь к отцу. Князь Дарий не спит, сидит в кровати, опираясь на высокую деревянную спинку, и спорит с Всеславом о самочувствии. Знахарь убеждает отца выпить какой-то отвар, а Дарий кричит на него, срываясь на мокрый кашель.
        - Отец, - тихо зову я, заходя в покои.
        - Яра, - лицо князя вытягивается и бледнеет. Он несколько раз окидывает меня с ног до головы обеспокоенным взглядом, а затем обмякает, с облегчением выпускает задержанный воздух, и на мгновение на губах появляется слабая улыбка. Но затем происходит то же самое, что и с остальными, - он начинает сердиться: - Где ты пропадала?! Мы все места себе не находили!
        Князь откидывает покрывало. Всеслав вначале противится тому, чтобы отец вставал, но сдаётся и помогает надеть кафтан на штаны и рубаху.
        - Рассказывай, где была! - приказывает отец.
        - Расскажу, но…
        - Никаких «но», Яра!
        - Нет! - упрямо отрезаю я, а отец, опешив, застывает с раскрытым ртом. Пользуюсь его изумлением и продолжаю: - Расскажу, но сначала ты выпьешь лекарство, что я принесла.
        - Что ты принесла, княжна? - с подозрением спрашивает знахарь, но я его игнорирую, глядя только на отца.
        - А если не стану пить? - резко спрашивает отец, доказывая, что упрямство мне передалось от него.
        - То ничего не расскажу!
        - Нашла кому угрожать! Да я тебя в спальне запру, пока не заговоришь! - повышает голос Дарий, но вновь заходится в кашле.
        - Запирай! Ни на один вопрос не отвечу, пока не выпьешь.
        - Не торгуйся со мной, дочь! Я хозяин этого дома! - князь угрожающе поднимается на ноги, а его голос вибрацией проходит по моему телу.
        - Уверен, что вытерпишь дольше, чем я?!
        - Яра! Клянусь памятью твоей матушки, долго ты сидеть взаперти будешь!
        - Долго - это сколько?! Полгода?! Ведь это всё, что у тебя есть, пока смерть за тобой не придёт! - я впервые повышаю на него голос, перестаю быть примерной дочерью. Я и так сломала этот образ, сбежав, так что нет смысла скрывать. Пытаюсь кричать так же зло и раздражённо, но выходит скорее отчаянно: - Хватит притворяться, что у тебя ещё годы впереди! Нет их!
        Всеслав и отец смотрят на меня шокированно, даже новый приступ кашля князя прекращается сам собой.
        - Ты скрывал правду! - продолжаю громко говорить я, чувствуя, что злые слёзы текут по щекам и рану на правой стороне лица тут же начинает щипать. - Не дал свыкнуться и приготовиться! А нам с сёстрами теперь как?! Думаешь, женихи всё решат?! Может, у Василисы и Миры всё будет, как ты желаешь, но меня ты решил бросить?!
        На лице отца былое раздражение сменяется печалью. Он может сколько угодно прятаться за мыслью, что мой будущий жених будет достойным человеком. Но найти того, кто полюбит «декабрьскую колдунью», практически невозможно. Он должен быть слепцом. Эта мысль проходится холодом вдоль позвоночника, напоминая мне про колдуна в лесу. Я моментально утираю слёзы.
        - Ты выпьешь принесённое мной лекарство, а я расскажу. Договорились, отец? - уже спокойно, но твёрдо повторяю я, и он побеждённо кивает, жестом подзывая меня ближе.
        Знахарь уходит, прикрывая за собой дверь. Я не отдаю бурдюк отцу, а сама пою его, помня об условии. Князь удивляется очередному моему странному желанию, но позволяет и это. Я заставляю его выпить всё, что есть.
        - Ледяная какая, а на вкус и вовсе просто вода, - отвечает Дарий, стирая оставшиеся на усах капли. - Твоя очередь, Яра. Расскажи, что делала и где была.
        Я впервые позволяю себе улыбнуться, - самое сложное позади. Расстёгиваю грязный кафтан, но снимать не тороплюсь, помня о возможных следах на шее после пальцев колдуна, а так хоть ворот их прикрывает. Отец ложится обратно в кровать. Вся былая злость и обида между нами уходят.
        - Я не знал, что и думать. Вначале решил, что украл кто тебя! Думал обвинить гостей наших и прибывших с ними, но Владимир и Исай первыми вызвались помогать тебя искать, и я засомневался, - рассказывает отец, тоже повеселевший. - А когда никаких следов борьбы не нашли, подумал я, что, может, есть у тебя… суженый. Вот ты и сбежала. Поэтому и ленту противилась в косу вплетать.
        Я едва не роняю пустой бурдюк на пол и с изумлением гляжу на отца. Не предугадала, что обо мне подобное подумают.
        - Скажи мне правду, Яра. Я не буду злиться, если ты нашла кого и к нему сбегала, - серьёзно обещает отец.
        Я сама не замечаю, как начинаю смеяться. Днём напряжение вышло слезами, а теперь смех вырывается, оставляя меня пустой. Тиски, сдавливающие грудь, разжимаются, а холод, что сковывал моё тело, - отступает.
        - Никого я не нашла, отец, - отсмеявшись, возражаю я и сажусь на край кровати.
        - Тогда я слушаю.
        Я киваю, отмечая, как улучшается цвет его лица, как легко он дышит без хрипа и свиста, как пальцы, что прежде часто нервно подрагивали, уверенно сжимают мою ладонь. Улыбаюсь и принимаюсь врать. Так складно, как могу, придумывая новые оправдания прямо на ходу.

* * *
        Я повторяю лживую историю ещё несколько раз, но уже для всех остальных. Выдумала, что отправилась за лекарством на границу с соседним княжеством. Якобы услышала, что там, в лесу, отдельно от всех живёт ворожей, способный приготовить нужный отвар и заговорить его. А по дороге обратно заблудилась, поэтому и вернулась так поздно.
        По сути, получилась и не такая уж и ложь. Я действительно ездила за лекарством. Только в Зимний лес, а вместо ворожея повстречала колдуна.
        Как бы я ни пыталась придать правдоподобия своему вранью, многие смотрят на меня недоверчиво, с подозрением. К счастью, Всеслав слушает всё молча, хотя пара правильных вопросов, и он бы смог вывести меня на чистую воду, однако знахарь решил не усугублять моё положение.
        Сложнее всего оказывается с сёстрами. Вероятно, они больше остальных уверены, что я сбегала к мужчине. Былой вины за моё изуродованное лицо в их взглядах нет: сёстры считают, что мой побег перевесил их «заслуги» и ухудшил состояние отца, поэтому прощения за повреждённую тетиву они больше не просят.
        Отец хоть и выслушал моё оправдание и сделал вид, что поверил, но всё равно приказал запереть в доме. Теперь Алёна, да и все остальные глаз с меня не спустят, а сёстры при любом удобном случае сдадут, если хоть выгляну за ворота.
        Все расходятся на долгожданный отдых только к середине ночи. Няня с поварихой ворчат не переставая, но кормят меня подогретым ужином перед тем, как позволить мне забыться глубоким сном.
        - Может, дочь права была и лекарство достойное привезла, - говорит повеселевший отец за завтраком следующим утром.
        Я счастливо улыбаюсь при виде его здорового цвета лица. Синяки под глазами исчезли, белки белые, как и должны быть, а сам он бодр и полон сил. В глазах остальных присутствующих отражается надежда напополам с подозрением, а Всеслав страшится больше всех, напоминая не радоваться раньше времени. Эффект может быть временным.
        - Нужно подождать дольше, князь, чтобы убедиться, - ворчит знахарь. - Не напрягайся пока.
        - Я себя годами так хорошо не чувствовал, - отмахивается Дарий.
        - Я согласен со знахарем, князь, - вмешивается Владимир. - Рад слышать, что тебе лучше, но ради дочерей побереги здоровье.
        Я благоразумно молчу, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания в надежде, что пройдёт пара дней, и, выздоровев, отец смягчит своё наказание. Время от времени в памяти всплывает второе условие колдуна, но я гоню мысли о нём так же быстро, как они появляются.
        - Даже думать не смей из моего поля зрения исчезать, княжна! - одёргивает меня Алёна, когда первым делом после завтрака я отправляюсь поговорить с Ильёй. Я успела только выйти на крыльцо, а няня уже тут как тут.
        Вечером у меня не было возможности всё объяснить другу, а Олег прав, и Илья наверняка на меня зол так же сильно, как и отец.
        - Алёна, пожалуйста, я на пять минут! - жалостливо возражаю я. - Куда я сбегу сейчас? Солнце высоко, охрана у ворот, да и в мыслях у меня подобного нет.
        Няня лишь крепче хватает меня за рукав кафтана, недовольно цокая языком.
        - Знала я, что бес в тебе, Яра. И рада, что смышлёная ты оказалась, княжна. Что характер свой наконец показала, но теперь буду держать с тобой ухо востро! А у меня глаз зоркий и мышь не прос…
        Не успев придумать что-нибудь получше, я резко обрываю женщину, дёргая её за головной платок. Узел разматывается, и ткань падает на землю прямо в грязь. Алёна неловко вскрикивает, а две её косы начинают распадаться. Она отпускает мою руку, стараясь удержать причёску, переживает, что покажется на людях без головного убора. Пользуясь моментом, я подбираю подол сарафана и со смехом сбегаю от неё в противоположную сторону от конюшни, намереваясь сбить няню с толку.
        - Погоди у меня, княжна! - сердито кричит мне вслед Алёна, и я чувствую мрачную улыбку в её тоне, хотя боюсь обернуться и проверить.
        Обегаю главный терем по кругу мимо колющих дрова мужчин, несколько женщин отшатываются с моего пути, держа корзины с чистым бельём. Жители княжеского двора с недоумением оборачиваются, когда я, смеясь, проношусь мимо. Кто-то качает головой и идёт дальше, кто-то улыбается, заражаясь моим весельем. А мне есть из-за чего веселиться. Я побывала в Зимнем лесу, выжила после встречи с колдуном и принесла отцу живую воду. Обегаю часть двора и пристройки, путая няню, если та направится следом, и резко сворачиваю за угол в сторону бани, чтобы побежать в конюшню, но врезаюсь в кого-то.
        Исай хватает меня за локоть, резко возвращая в вертикальное положение и не давая упасть. Я тяжело дышу из-за бега и неожиданного столкновения, выбившего весь воздух из лёгких.
        - Прости, - отрывисто бормочу я, прикладывая ладонь к груди, и оборачиваюсь назад, глядя на лужу, в которую могла рухнуть. - И спасибо. Не хотелось бы переодеваться.
        - Не за что, Яра, - с привычной улыбкой говорит Исай. - Было приятно послушать твой смех, он как шелест листопада в начале ноября. Рана больше не болит?
        К лицу приливает кровь. Хотя я не понимаю, от странных ли это, но приятных слов или от того, что молодой князь перешёл на более дружеское общение. Рука нервно устремляется вверх, пряча уродство на лице. Я бы хотела скрыть его волосами, но сегодня заплела косу, поэтому прикрываю изувеченную щеку ладонью.
        - Всё хорошо, Исай. Благодарю.
        - Не нужно скрывать. Это никак тебя не портит, ты красива, как и раньше. - Я цепенею, когда князь сам отводит мою руку. Разглядывает моё лицо, а в его глазах цвета тёмного мёда нет притворства, лишь смущающее меня беспокойство.
        - Тебе удаётся врать так, что хочется верить, - едва слышно отвечаю я, а Исай в ответ смеётся, и этот разговор кажется мне ещё более неправильным.
        - Как ты определяешь, вру я или нет?
        - Эти слова должны быть ложью.
        - Почему? - Он заинтересованно наклоняет голову, и несколько прядей спадают на лоб, делая князя более юным.
        - Потому что твоя суженая - моя сестра Мира, а она в разы красивее.
        За спиной Исая из конюшни появляется Илья. Он встречается со мной взглядом, запускает пальцы в светлые волосы, убирая их с лица назад. На нём вновь красивая одежда: чёрная косоворотка и распахнутый серый с золотом кафтан. Илья не кричит мне, а кивком указывает на конюшню. Я невольно растягиваю губы в глупой улыбке. Не глядя на Исая, прощаюсь с ним раньше, чем князь Истрога успевает произнести ещё хоть слово, и бегу, чтобы объяснить всё другу.
        - Илья! - зову я, прикрывая двери конюшни. - Илья, где ты?
        Оглядываю стойла, не понимая, куда тот делся. Нахожу Ягодку и глажу лошадку по морде, благодаря её за путешествие, что нам выпало. Вздрагиваю от шороха в стороне и наконец замечаю Илью, который стоит, прислонившись к одной из опорных балок. Он задумчиво трёт переносицу, но не спускает с меня пристального взгляда. Впервые синие глаза отдают холодом и недовольством, а его молчание словно остужает воздух ничуть не хуже, чем мороз в Зимнем лесу.
        - Рассказывай, - отрывисто бросает он мне.
        - Я ездила за лекарством.
        - Мне можешь не врать.
        - Я не вру, я действительно привезла отцу лекарство. Ты знаешь, что я бы не стала так поступать, не будь это что-то важное.
        Илья молчит, а я неловко переступаю с ноги на ногу. Медленно из-за пазухи достаю завёрнутый в ткань пирожок, который мне удалось стащить. Я знаю, что друг по форме узнает, что это его любимый, с грушей. Илья даже взгляда не опускает, продолжает хмуриться, глядя мне в глаза.
        - Пытаешься подкупить меня едой в такой ситуации? - сухо спрашивает он.
        - Получается?
        - Ты же понимаешь, что это смешная плата.
        Я аккуратно вытаскиваю второй пирожок, теперь сжимая по одному в каждой руке. Знала, что он так скажет. Смотрю на Илью с мольбой. От одной только мысли, что единственный друг возненавидит меня, в горле появляется ком. Я потеряю сон, если он будет злиться. По губам Ильи проскальзывает тень улыбки. Она даёт мне надежду, что я на верном пути.
        - А ты находчива, княжна, - чуть мягче, чем раньше, признаёт Илья, но с места не двигается и еду не принимает.
        - Простишь меня? - жалобно прошу я.
        - Спроси меня ещё раз после того, как расскажешь правду.
        Обречённо вздыхаю, вновь заворачиваю пироги в тряпицу и откладываю на стог сена. Мне не хотелось рассказывать ему правду, но в то же время я знаю, что Илья меня не предаст и ему можно открыться.
        - Я ездила в Зимний лес, чтобы украсть у колдуна немного снега. Знахарь Всеслав сказал, что снег - это живая вода, и она способна излечить любую болезнь, - я признаюсь на едином выдохе так быстро, что слова почти сливаются вместе. Озвучив правду, сама осознаю, насколько глупо всё звучит.
        - Яра… - с усталым стоном тянет друг.
        - Нет, я правду говорю! Клянусь, что не вру. Я встретила колдуна!
        Илья внимательно разглядывает моё лицо. Подходит ближе и молчит, раздумывая над тем, что услышал. Его лицо мрачное, желваки ходят, пока он стискивает зубы. Я пытаюсь вспомнить, был друг хоть раз на меня так же сердит или это впервые?
        - Клянусь, Илья! Колдун сам подтвердил, что его снег - это живая вода, - не выдержав молчания, снова убеждаю я.
        - И он так просто тебя отпустил? - с меньшим подозрением, но всё ещё недоверчиво спрашивает друг.
        - Нет. Он… - я резко умолкаю, думая, стоит ли рассказывать всё до конца. Это может ухудшить нашу ссору. Решаю раскрыть лишь часть правды: - Взамен он попросил немного моих волос, и всё.
        Показываю ему отрезанную прядь на конце косы. Не успеваю опомниться, как Илья бросается вперёд, хватает меня за кафтан и бесцеремонно оттягивает меховой ворот от шеи. Кровь отливает от лица. Стараюсь отцепить пальцы друга, но он держит крепко, с недовольством рассматривая синяки, что стали ярче за ночь. Пока я удачно прикрывала их волосами и одеждой, но Илья подошёл достаточно близко, чтобы заметить.
        - Это он тебе оставил? - напряжённо цедит сквозь зубы Илья.
        - Да. Схватил вначале слишком сильно, но почти сразу отпустил, - торопливо оправдываюсь я.
        - Тогда я не вытаскивать из тебя правду должен, а ругать за глупость твою! Почему ты мне не сказала, куда собираешься?! - Илья под конец едва не кричит, но отпускает мой кафтан и отходит на шаг. Его тело напряжено как струна, он хватается за опорную балку, и его пальцы белеют от силы, с которой он стискивает дерево. - Проклятье, Яра! Почему не взяла меня с собой?!
        - Потому что не знала, смогу ли уйти живой, а рисковать тобой я не хотела! - резко выпаливаю я. Илья так и замирает с раскрытым ртом. - Ты мой единственный друг! Отец умирал! Я бы не пережила, если бы лишилась и тебя.
        Это правда - искренняя, откровенная и поэтому странная для нас. Какая-то другая. Илье я доверяю даже больше, чем себе, но подобного раньше ему никогда не говорила, как и он мне. Сама не понимаю, почему это вырвалось именно сейчас, ведь всё хорошо. Я дома, Илья в порядке, отец поправляется. Нам нет смысла ругаться.
        Брови Ильи сходятся на переносице от недовольства, взгляд обжигает не хуже снега на руках. Ему удаётся сдерживаться не дольше трёх секунд.
        - А ты что тогда?! - подобно мне возмущается он. - Ты все решения приняла за других! Сделала так, как будет лучше для тебя! Что осталось бы мне, пропади ты в Зимнем лесу?! Никто не знал, куда ты делась! Как я должен был жить дальше?!
        - Так, как собирался! Стал бы дружинником при князе, заработал денег, купил дом и женился бы! - слова льются потоком, но я не понимаю обиду в собственном голосе и откуда её черпаю. - Так бы ты жил! Разве не такой у тебя был план?!
        Я не знаю, за что злюсь на него и почему лицо Ильи темнеет от гнева после каждой моей фразы.
        - Не так, глупая княжна! - рявкает он, и я невольно сжимаю пальцы в кулаки, оскорблённая услышанным.
        Глупой он меня прежде не называл.
        - А как?! - ору в ответ.
        - Перерыл бы все леса, чтобы тебя найти! Тяжело это, но я бы сделал!
        - Илья… - тихо зову я, моментально растеряв былое раздражение.
        - Чудо, что ты вернулась живой, но я весь день содрогался, гадая, найду тебя целой или же по частям! Я говорил, что в лесах звери и без лука чтоб не смела туда ходить! Но ты и его не взяла!
        - Илья, я…
        - Я больше не твой конюх, княжна, - сухо обрывает друг.
        Секунду назад Илья кричал, теперь же его лицо лишается каких-либо эмоций, и от сказанных слов я вздрагиваю как от удара, боюсь спросить, что он имеет в виду. Он стоит близко, но у меня начинает болеть в груди от ощущения, как между нами растёт пропасть. Это меня настолько ужасает, что я хватаюсь за край его кафтана, сжимаю ткань в кулаке, чтобы не дать ему отойти даже на шаг. Илья никак на это не реагирует.
        - Я решил принять предложение отца, - тем же незнакомым, отстранённым тоном продолжает друг. - Прав он, пора мне пройти надлежащее обучение и после встать во главе охраны или хотя бы помогать Олегу, если он займёт должность отца.
        - О чём ты говоришь? - не понимаю я, но предчувствую, что мне не понравится эта новость.
        - Отец с детства тренировал нас с Олегом, поэтому я обучился всему, что касается обращения с луком и мечом, рукопашному бою. Однако полтора года назад мы с отцом разругались, потому что я отказался ехать на годовое обучение в Израньское княжество. Там живёт наш дальний родственник, он знаток стратегии. Олег у него учился, а если я хочу брату помогать, то умения обращаться с оружием мало. Нужно понимать историю, знать тактику и уметь руководить людьми.
        - Почему ты отказался?
        Кажется, мой вопрос злит Илью только больше. Он напряжённо рассматривает моё лицо и будто с трудом разжимает сведённые челюсти.
        - Теперь я уезжаю, - говорит он, оставляя мой вопрос без ответа.
        - На год?
        - Да.
        Слабость во всём теле накрывает меня, пальцы сами собой разжимаются, я отпускаю его кафтан. Колени подгибаются, и я приваливаюсь спиной к стогу сена, сожалея, что стою, а не сижу. Я растеряна и никак не могу этого скрыть.
        Выражение лица Ильи немного смягчается, взгляд теплеет. Стараюсь не показывать, что дыхание становится поверхностным и быстрым, словно что-то мешает втянуть воздуха на полноценный вдох. Это всего лишь год. Мелочь. Ведь я знала, что когда-нибудь он уедет на учёбу, слышала, как Олег об этом говорил, но почему-то сейчас эта новость как гром среди ясного неба. Всего год, но звучит как вечность порознь, и я не хочу соглашаться.
        - Яра…
        - Я понимаю, - различив жалость в его голосе, я торопливо изображаю улыбку, но удержать её дольше пары секунд не выходит. - Ведь ты собирался. Давно откладывал.
        Илья подходит почти вплотную, берёт мои ладони в свои, согревает озябшие пальцы дыханием. Я завороженно слежу, как он подносит мои руки к своим губам.
        - Я откладывал и не хотел ехать из-за тебя, - прямо отвечает Илья, глядя мне в глаза. Мой взгляд блуждает по его лицу, я растерянно ищу своего весёлого друга, но что-то в нём изменилось.
        Он наклоняется чуть ближе, берёт мою косу и перекидывает её вперёд через плечо. Касается прядей, ведёт вниз по всей длине, его пальцы замирают, натыкаясь на ленту. Вспоминаю, как была оскорблена, когда Исай попросил потрогать мои волосы, затем позволила колдуну, напуганная мыслью, что он убьёт меня. А теперь с замешательством смотрю в глаза Ильи. Он прекрасно осознаёт, что означают подобные прикосновения, но я его не останавливаю, и, кажется, это удивляет меня саму даже больше, чем его. Дыхание сбивается, но уже по какой-то другой причине, вдоль позвоночника проходит дрожь, внутри рождается трепет. Открываю рот, чтобы спросить, почему он…
        - Я хотел попросить тебя о трёх вещах, - говорит Илья, сбивая меня с мысли.
        - О чём? - услышанное напоминает мне о сделке с колдуном, но в отличие от той ситуации, я знаю, что Илья не станет просить о чём-то ужасном.
        - Не ходи больше в Зимний лес, не подвергай себя опасности.
        Я закусываю щёку, не решаясь признаться, что таково второе условие колдуна. Но вряд ли он собирается меня убить: у него была прекрасная возможность сделать это, но он меня отпустил.
        - Второе: не принимай предложений о браке, пока я не вернусь, - тихо просит Илья, продолжая теребить ленту пальцами. - Не верь этому Исаю, что-то с ним не так.
        Я киваю: и так не собиралась принимать подобных решений, да и сомневаюсь, что кто-то предложит.
        - И что ещё? - спрашиваю я, когда Илья задумчиво замолкает.
        - О третьем я попрошу как-нибудь потом, - он отпускает мои волосы и отходит на пару шагов, а я проглатываю вздох разочарования, хотя даже не знаю, что он хотел сказать.
        - Когда ты уезжаешь?
        - Завтра днём, - Илья выдавливает скупую улыбку, я пытаюсь ответить тем же. - Расскажи мне про колдуна, пока Алёна не нашла тебя и не выволокла отсюда за шиворот.
        Его улыбка становится шире, открывая белоснежные зубы, он берёт один из пирожков, принимая мои извинения. Хмыкает, слыша мой протяжный вздох облегчения. Я рассказываю Илье об увиденном в лесу, а он слушает внимательно, изредка забывая о еде. Тень беспокойства покидает его лицо, пока я в красках описываю хруст снега под ногами, блеск замороженных красных ягод на голых ветвях и морозную дымку на рассвете.
        Иногда Илья недоверчиво вскидывает брови, и я порывисто обещаю, что через год, после его возвращения, мы сходим туда вдвоём и я покажу, что не вру. И нет слов, чтобы описать тот холодный, но чистый пейзаж с солнцем, которое светит белым светом в золотом ореоле.
        Мой рассказ затягивается на полчаса, и мне почти удаётся забыть о гудящей глубоко внутри тревоге из-за того, что ни одна из улыбок Ильи его глаз так и не касается.
        Глава 12
        Я недоверчиво отступаю. Из горла вырывается нервный смешок от мысли, что Илья мне солгал. Меня будто ударили сказанными словами прямо по лицу, хотя боль я ощущаю в груди.
        - Прости, Яра. Брат решил, что лучше не говорить тебе. Он уехал за час до рассвета, - Олег с жалостью смотрит на меня, опираясь на длинный бердыш.
        Я до боли стискиваю зубы и сильнее сжимаю в кармане кафтана ленту для волос. Не знаю, о чём я думала, когда с утра вытащила из косы вплетённое Алёной украшение. Потом я выбежала из комнаты, решив подарить её другу на память. Узнай няня о моей идее, ругала бы на чём свет стоит, ибо такие вещи дарят женихам. Но мне хотелось, чтобы у Ильи осталось что-то моё.
        Я проснулась сегодня немного позже обычного. Через час после рассвета. Не торопилась, думая, что у меня есть время увидеться с другом. Однако он решил уехать раньше, отказываясь затягивать наше прощание. Прикусываю щёку изнутри, сдерживая слёзы обиды. Я кинулась из дома во двор с такой скоростью, что запачкала каплями грязи подол кафтана, а Илья уехал, не предупредив.
        - Ты же знаешь его, княжна. Он гордый, но тебе сопротивляться не может. Больно было бы ему уезжать, увидев твои слёзы, - виноватым голосом оправдывает Олег младшего брата.
        Холодный ветер обжигает влажную щёку, и я торопливо стираю слезу, которую мне не удалось сдержать. Хмурю брови, притворяясь, что ничего не было. Надо что-то ответить Олегу, но не могу выдавить и слова. Огибаю его и бегу к главным воротам. Никто меня не останавливает, и я тяну за огромное металлическое кольцо, распахиваю их. Выбегаю на дорогу и оглядываюсь по сторонам, словно надеюсь, что Илья не успел уехать далеко. А когда никого не нахожу, возвращаюсь обратно и бросаюсь через весь двор к конюшне. Врываюсь туда, хватаясь за призрачную надежду, что Илья глупо пошутил. Лошади испуганно ржут, когда деревянная дверь громко стукает о стену, а юноша лет четырнадцати подскакивает на месте. С недовольством рассматриваю его с ног до головы, замечая, что он держит вилы, которыми обычно работал Илья.
        - Ты кто? - резко спрашиваю я.
        - Я-я Вадим. С-старший сын Инны, к-к-которая няня княжны Миры, - мальчик заикается и, обнимая вилы, пятится от меня на пару шагов.
        - Что ты здесь делаешь?
        - Работаю. М-меня взяли на конюшню помощником, ведь Илья уехал.
        Я в очередной раз до боли стискиваю ленту в кулаке, мальчишка с опаской смотрит на мои тёмные распущенные волосы. Он побаивается меня, и от этого во рту появляется горький привкус. Во взгляде Ильи не было страха, он никогда не пытался убраться подальше с моего пути из-за дурацких слухов о «декабрьской колдунье». Воспоминания об этом делают моё чувство потери ещё тяжелее.
        Я торопливо прохожу вглубь, а Вадим отшатывается, давая дорогу. Вытаскиваю спрятанный лук и колчан со стрелами, не могу сдержать гримасы, заметив, что свой лук Илья забрал. Не сказав Вадиму более ни слова, так же стремительно выхожу из конюшни и захлопываю за собой дверь.
        - Проклятье… - растерянно выдыхаю я, замирая посередине утоптанного внутреннего двора.
        Я растеряна. Ничего вроде не изменилось, звуки проснувшегося княжеского двора всё те же, осенние запахи не отличаются от вчерашних, а солнце привычно светит на востоке, медленно поднимаясь над домами и деревьями. Но почему я ощущаю себя так, будто запуталась в сезонах? Будто каждый звук непривычен, а лица проходящих мимо - незнакомы? Я озираюсь по сторонам, не понимая, почему дом кажется чужим. Горло сдавливает, я с трудом проглатываю вязкую слюну.
        Мне некуда идти кроме своей комнаты. Больше не осталось места, где я могла бы почувствовать покой и безмятежность. С Ильёй мне было спокойно везде. Будь это конюшня, лес или оживлённая улица.
        - Похвальна твоя храбрость, Яра, но разумно ли браться за лук так скоро? - я вздрагиваю, когда голос Исая раздаётся слишком близко. Вскидываю испуганный взгляд, и его наглая улыбка моментально сползает с лица. - Что-то случилось, княжна?
        - А… нет, нет.
        - Что «нет»?
        - Всё в порядке.
        - Ложь, но я сделаю вид, что верю.
        - Спасибо.
        Моя тихая благодарность, кажется, сбивает его с толку, молодой князь забирает у меня из рук колчан и вешает себе на плечо. Сегодня на нём бежевый с золотом кафтан, а светлая рубашка с косым воротом почти ничем не украшена. Я задерживаю взгляд на медной подвеске на его шее. Заметив мой интерес, Исай прячет украшение под одежду.
        - Ноябрьский оберег, ничего более, - спокойным тоном поясняет он. - Многие такие носят.
        Я рассеянно киваю, вспоминая об украшении на шее Ильи.
        - Но на тебе подобного я не видел. Не хочешь, чтобы Ноябрь тебя охранял? Он ведь и твой месяц, - продолжает Исай.
        - Не то чтобы не хочу. У меня было три, и все я потеряла. Я никогда ничего не теряю, но те обереги куда-то исчезали на второй или третий день. Алёна после пропажи третьего испугалась, говорила, что это Декабрь их крадёт, желая до меня добраться, - я вяло улыбаюсь, вспоминая нянины причитания. - Я решила, что пусть тогда Декабрь забирает то, что ему удалось украсть, но больше носить их не стала.
        Исай приподнимает бровь, раздумывая над моим объяснением. Мало кто шутит, говоря о Декабре, но я считаю, что мне можно, раз уж он меня «отверг». Исай тянет руку к моему луку, и я позволяю взять оружие, наблюдаю, как молодой князь первым делом внимательно проверяет тетиву. Непроизвольно улыбаюсь его заботе.
        - Хорошее оружие, - хвалит он, рассматривая резьбу на плечах лука. - Кто тебе его выбрал?
        - Илья.
        - Илья? - переспрашивает князь, лишь спустя мгновение во взгляде появляется понимание. - А… конюх.
        - Друг, - недовольно отрезаю я.
        - Необычный конюх, что и не конюх вовсе, - с мрачной усмешкой бормочет он, игнорируя моё заявление.
        - Считаешь, что звание князя делает тебя лучше?
        - Напротив, - честно признаётся Исай, чем удивляет меня. - Я младший князь, и это значит абсолютно… ничего. Это делает меня… никем на фоне умного, спокойного и благородного старшего брата.
        Я рассматриваю Исая внимательнее, вглядываюсь в напускное безразличие, под которым кроется хоть небольшая, но точно обида.
        - Ты не любишь Владимира? - напрямую спрашиваю я.
        - Люблю. Он же мой брат, - как-то заученно отвечает тот, продолжая рассматривать резьбу на луке. Мне знаком этот тон, я сама много раз отвечала подобными заученными фразами. Говорила, что люблю сестёр, хотя наши отношения не близки даже к хорошим.
        - Ты завидуешь старшему брату, потому что он старший?
        Исай наконец переводит всё внимание с оружия на меня.
        - Младшие всегда завидуют старшим, разве нет? - уклончиво отвечает он. - Этой эмоции подвержены все. Вспомни историю двенадцати месяцев.
        - Ты про Ноябрь и Декабрь? Думаешь, Ноябрь пошёл против Декабря, завидуя его старшинству? Ведь Ноябрь идёт первее Декабря…
        - Ноябрь хоть и первее идёт, но он младший среди осенних братьев, а Декабрь старший среди зимних.
        Я задумчиво смотрю на голые ветви нескольких клёнов позади нашего двора. В воздухе стоит привычный запах сырой земли, но ветра сегодня нет. Несмотря на затянувшие небо серые облака, погода кажется обманчиво тёплой.
        - Нет, я не думаю, что все младшие завидуют старшим, - не соглашаюсь я. - В чём-то старшим тяжелее. Они идут впереди, расчищая дорогу для остальных. Я никогда не завидовала Василисе или Мире.
        - Жаль. Я бы хотел, чтобы ты завидовала Мире.
        - Почему?
        - Потому что она моя невеста.
        Щёки начинают полыхать, и мне не сразу удаётся скрыть изумление. Я не знаю, что мне ответить на это, а взгляд Исая становится обжигающим, улыбка на губах - лукавой, он явно наслаждается моим смущением.
        - Сколько дней осталось до твоего совершеннолетия, княжна?
        - Два дня.
        - Тогда заплети волосы. В следующий раз твою косу будет расплетать жених, - мои руки покрываются мурашками от его ласкового тона, я не могу понять, пугает он меня или нравится. Исай издаёт тихий смешок, замечая, что я забываю дышать, и кивает в сторону тренировочного поля за основной усадьбой.
        - Пойдём, княжна. Если уж собралась стрелять, то будет лучше, если ты сделаешь это под присмотром.
        Молодой князь, не дожидаясь моего согласия, уходит в указанную сторону вместе с моим оружием, а я в последний раз бросаю тоскливый взгляд на конюшню, быстро заплетаю волосы в косу, затягиваю лентой, которую хотела отдать Илье, и понуро иду вслед за Исаем.
        На тренировочном поле мы встречаем Владимира, Миру, Василису, отца и Всеслава, наблюдающего за князем ренским. Отец выглядит не просто хорошо, он словно помолодел лет на десять. Однако знахарь недовольно бормочет наставления и предупреждения, отказываясь признавать, что какое-то незнакомое ему лекарство сработало. В ответ князь смеётся, отмахиваясь от его подозрительности. Отец в столь хорошем расположении духа, что даже не ругается, когда я показываю ему свой лук. Он, наоборот, обещает научить меня ещё маленькие топорики кидать, после того как моё лицо заживёт. Я с улыбкой соглашаюсь, хотя уверена, что окажусь в этом деле неуклюжей, но меня заражает энтузиазм отца, а его здоровый румянец и живой блеск в глазах дарят облегчение, и тиски, сдавливающие сердце из-за отъезда Ильи, ослабевают.
        Я отказываюсь от предложения Владимира пострелять из лука под его присмотром и сажусь у стены дома на деревянную лавку. С отрешённой улыбкой наблюдаю, как отец вовсю соревнуется с молодыми князьями, почти не уступая им в меткости. Свой колчан я оставляю рядом, подаренный Ильёй лук укладываю на колени и пальцами бездумно поглаживаю дерево, пытаясь не вспоминать о друге.
        - Признавайся, Яра, что ты принесла нашему князю? - тихо, но напряжённо спрашивает Всеслав, подходя совсем близко.
        - Лекарство.
        Знахарь хмурит седые брови, нависает надо мной грозно, но меня мало что может испугать после встречи с колдуном, поэтому Всеслав раздосадованно вздыхает и садится рядом.
        - Как его состояние? Отец всё ещё болен?
        - Он здоров, и столь быстрая перемена меня тревожит, - устало отвечает мужчина.
        Всеслав вздрагивает от неожиданности, когда я порывисто поворачиваюсь к нему.
        - Действительно здоров?! Болезнь не вернётся?
        - Вряд ли. Я проверил как мог. Состояние князя сейчас настолько хорошее, что он может легко потягаться с самим собой лет эдак десять назад. Вон даже молодым князьям в затылок по силе бросков дышит, - рассеянно взмахивает рукой Всеслав в сторону отца, кидающего топор. Оружие вгрызается в деревянную мишень так, что щепки летят. - Не удивлюсь, если на тренировочном бою с мечом он братьев из Истрога заставит попотеть. Расскажи мне, княжна, куда ты ездила и что привезла?
        Всеслав вновь хмурится, я же раздумываю, стоит ли открывать ему правду. В конце концов именно он поведал про живую воду. Взгляд знахаря мрачнеет, а лицо вытягивается из-за моего продолжительного молчания. Я уверена, что он догадывается об ответе, но верить в него не хочет.
        - Взяла лекарство у ворожея рядом с Зимним лесом. Он сказал, что это растаявшая живая вода. Заверил, что лично принёс снег оттуда, - вру я.
        - Сама ты в лес не ходила, а поверила кому-то, кто всучил тебе на вид обычную воду? - скептически переспрашивает он.
        - Ворожей клялся, что правду говорит. Описал зимние пейзажи так подробно, что не выдумать такие детали. Хочешь, повторю, что он мне рассказал? - с нажимом предлагаю я. Не понравились мне его намёки, что меня как дуру облапошили. Я-то в Зимнем лесу была и могу описать увиденное подробнее, чем в любой сказке.
        - Не нужно, - уже с меньшим напором отказывается Всеслав.
        - Запросил золотое кольцо взамен, - продолжаю врать я, чувствуя, что если не убедила его, то хотя бы переспорила. Может, тогда он перестанет за мной столь пристально наблюдать. Отец может что-то заподозрить, а если и он на меня насядет с расспросами, не знаю, как долго смогу правдоподобно врать. - Я отдала с надеждой, что не соврал тот ворожей. При мне он воду ещё и заговорил, чтобы…
        - Воду он заговорил, - усмехаясь в бороду, пробормотал знахарь, а после покачал головой: - Не верю я ворожеям, Яра, так же, как и в твой рассказ.
        - Я не вру, Всеслав, - твёрдо отвечаю я, сохраняя спокойное выражение лица.
        - Надеюсь, что ты не встречала колдуна и не заключала с ним никаких сделок. Сделки с подобными им до добра не доводят, - уперев в меня серьёзный взгляд, упорствует знахарь, а я поджимаю губы и смотрю на отца.
        Всеслав некоторое время остаётся сидеть рядом, ждёт моего ответа, но я продолжаю безмолвствовать, всем видом показывая, что рассказывать мне больше нечего. Он поднимается, так ничего и не добившись. Я позволяю себе судорожно выдохнуть, когда знахарь отходит на безопасное расстояние. Пальцами стискиваю дерево лука, страшась даже мыслей о возвращении в тот лес. В голове проскальзывает тихий шёпот, убеждающий меня не ехать. Не выполнять второе условие, ведь колдун не может меня здесь достать. Не может покинуть свой лес, а я уже вылечила отца. Нет смысла возвращаться туда. Невидящим взглядом слежу за князьями и разрываюсь между тревожными мыслями.

* * *
        Я сижу перед зеркалом, бездумно провожу гребнем по чёрным волосам, уже переодевшись в ночную сорочку и собираясь лечь спать. Отец повеселел и, кажется, полностью поверил в мою историю про ворожея и лекарство, но продолжает держать меня большую часть времени под замком дома. Алёна не отходила от меня весь день и только десять минут назад оставила в одиночестве.
        Моё настроение будто лодка на волнах бурной реки. Меня бросает от радости и облегчения при виде отца к страху и тоске при воспоминании о колдуне и Илье. Наклоняюсь поближе к исцарапанному зеркалу в золотой оправе. Морщусь, рассматривая длинную затягивающуюся рану по правой щеке. При свете дня она не такая уродливая, но сейчас, из-за пляшущего пламени одинокой свечи, тени прыгают, делая рану безобразной, а почти исчезнувшие синяки тём - ными.
        - Кому такая нужна? - разочарованно бормочу я. - Вначале чёрные волосы с бледной кожей, а теперь ещё и шрам на лице. Может, поэтому Илья сбежал не прощаясь, любой устанет от такого проблемного друга, как я.
        Беспокойно верчу яшмовое кольцо на пальце. Хочу убрать гребень подальше, но случайно с грохотом роняю его на пол, когда сильный порыв ветра распахивает моё единственное окно. Вскакиваю и подбегаю к ставням, чтобы скорее закрыть, в комнате и так прохладно. Краем глаза замечая движение под окнами, я свешиваюсь вниз, и кожа покрывается мурашками при виде тёмной фигуры. В последний момент успеваю зажать рот рукой и не вскрикнуть, пока колдун поднимает на меня свои белые глаза.
        Я закрываю окно, накидываю на сорочку кафтан, едва не забываю натянуть сапожки на босые ноги и как можно тише выбегаю из дома. Двигаюсь вдоль стен, прячась в тенях, молюсь про себя, чтобы все уже спали, а охрана не стала обходить двор. Внутри всё вибрирует от страха, что колдун нашёл мой дом, да ещё и пределы леса каким-то образом покинул.
        - Здравствуй, княжна ренская, - расплывается в мрачной улыбке незваный гость, когда я выскакиваю из-за поворота и чуть не врезаюсь в него.
        Он никак не изменился, все в том же поношенном плаще и опирается на свой посох.
        - К-к-к… как? - с трудом выдавливаю я, озираюсь вокруг с опаской, что кто-нибудь заметит незнакомца с длинными волосами.
        Я обхватываю себя руками. Трясусь то ли от холода, то ли от тревоги.
        - Что «как»? - безразличным тоном спрашивает колдун и пальцами касается деревянной стены нашей усадьбы.
        - Как ты сюда попал? Как нашёл меня?
        Он поворачивает голову и смотрит на меня как на дуру. Уверена, будь у него зрачки и радужка, он бы закатил глаза.
        - Ты княжна ренская, - повторяет он. - Это - Ренск, - колдун взмахивает рукой в сторону города, а потом кивает на дом, - а это - княжеская усадьба.
        - Проклятье, - осекаюсь я, поражённая своей глупостью. Зачем назвала ему своё настоящее имя?
        - Вполне возможно, - кисло улыбается колдун, принюхивается к брёвнам терема и тут же отшатывается с гримасой отвращения. - Дерево гниёт. И не только усадьба ваша, но и поля, и дома во всём городе.
        - О чём ты говоришь? - удивляюсь я, вспоминая истории про урожай. - Как ты понял?
        - Просто. Трухой тянет, - равнодушно отвечает колдун и слегка стучит костяшками по стене. - Совсем позабыли смертные, что лучшая древесина - это та, что срублена в январе.
        - Почему?
        - Проморожена холодом Января, сухая она, а дома из сухой древесины служат дольше всего.
        - Но январских морозов больше нет.
        - Действительно, - с недовольством поджимает губы собеседник.
        Сама прикладываю ладонь к брёвнам нашего дома, впервые задумавшись над этим. Ощущаю влагу на дереве из-за недавнего короткого дождя, под ногами тоже хлюпает. Встряхиваю головой, сильнее кутаюсь в кафтан из-за прикосновения ночного воздуха.
        - Как ты сюда попал? Ты можешь покидать лес? - возвращаюсь к главному вопросу.
        - Я по-прежнему в лесу, - даёт он мне нелепый ответ, и я таращусь на колдуна во все глаза, окидываю взглядом в поисках каких-то подсказок. Ощутив моё замешательство, он продолжает: - Это не я, а тень моя. Копия. Колдовство это, глупая княжна. Вышел я лишь на один раз, используя жизненную силу твоих волос.
        - Ты попросил прядь, чтобы выйти из леса? Ради чего ты пришёл? - я непроизвольно обхватываю свои волосы в страхе, что его колдовство как-то отразится на них.
        Колдун мрачно улыбается:
        - Попросил, желая взглянуть, что стало с вашими городами без зимы. Слишком давно я не покидал леса своего, и интерес взял верх. Но потребовал твои волосы и потому, что знаю вас, смертных. Знаю ваши переменчивые души и пустые обещания. Пришёл, чтобы в будущем не слушать твои заунывные стенания и проклятия, хотя сама будешь виновата, - он не пытается ко мне приблизиться, а, наоборот, разворачивается и уходит, с вялым интересом оглядывая двор и ближайшие постройки, изредка втягивает носом запахи.
        Я устремляюсь вслед за колдуном, озираясь по сторонам, надеясь, что нас никто не заметит. Недоумеваю, как он ходит, если не видит ничего. Однако хозяин леса продолжает, не дав мне времени для вопроса:
        - Твоих волос хватило на одно подобное колдовство. Поэтому вот моё единственное предупреждение для тебя, княжна. Забранную воду необходимо вернуть. Не сдержишь слово, станет она украденной, а то, что крадут, превращается в отраву.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        Он резко разворачивается, по красивому лицу проходит гримаса недовольства.
        - Отравой станет украденная тобой вода, а значит, убьёт того, кто её выпил, - отрезает он, а мои ноги подкашиваются, и я едва успеваю опереться о ствол тонкой берёзы, чтобы не упасть.
        - Нет… - хрипло лепечу я, пока перед глазами всё плывёт.
        - Да, - сухо парирует колдун, не замечая моего шока. - Не мои это правила, княжна ренская, я как раз был добр, отпустив тебя с живой водой, а взамен попросил мелочь. У тебя осталось два дня, но не приходи ко мне слёзы лить, если не сдержишь слово. Мертвецов я не поднимаю.
        Я хватаю ртом воздух от его жестоких слов, сказанных тем же ровным тоном. Лицо колдуна остаётся бесстрастным, он равнодушен к моей тревоге. Хочу схватить его за рукав и попросить отсрочку хотя бы ещё на один день, чтобы придумать способ сбежать из-под надзора, но не успеваю. Колдун два раза стучит концом посоха по земле, и тело его растворяется, превращаясь в чёрный туман, опадает на землю и полностью исчезает в ночных тенях.
        Глава 13
        Прежде чем вернуться в комнату, я проверяю, как много стражи на постах у ворот. Раздумываю, смогу ли сбежать сегодня. Но прямо на моих глазах усталых мужчин сменяют другие. Новые воины, молодые и отдохнувшие, заступают на пост, а значит, заметят меня быстрее и нагонят с лёгкостью. Проверяю конюшню, на которую отец нацепил огромный замок с цепью. Мне нужен ключ. Я нервно кусаю ногти, возвращаясь в свою комнату, завтрашняя ночь - моя последняя возможность, и её я потерять не могу. Колдун не соврал о живой воде и вряд ли солгал в этот раз.
        Я сплю беспокойно, ворочаюсь и часто просыпаюсь. Буквально подскакиваю на постели от первого хриплого вопля петуха. Птица сбивается, пробует ещё раз, и только с третьей попыткой выходит достойный крик, возвещающий о рассвете.
        Алёна причитает, глядя на мои синяки под глазами и красные белки, но я ничего не слышу, прокручивая в голове варианты, как сбежать и где достать ключ. Будь Илья здесь, я бы попросила его отправиться со мной. Он бы и конюшню открыл, и провёл бы меня незаметно. Настроение портится ещё больше от напоминания, что друга рядом нет и мне придётся нарушить одну из его просьб.
        Весь день я избегаю лишних вопросов, притворяюсь, что всё в порядке, мне даже удаётся выдавливать вполне правдоподобный смех и улыбки, когда в поле зрения появляется отец. А пока никто не смотрит, я потихоньку ворую еду с кухни и складываю у себя в комнате в сумку. В этот раз собираюсь взять не только кинжал, но и лук, как и просил Илья. Набираю в бурдюк чистой воды из колодца. Вспоминаю слова колдуна о том, что она должна быть чистой, и вначале пью, проверяя. Наполняю бурдюк до краёв, это больше, чем я забрала, но лучше так. Когда удаётся сбежать из-под надзора Алёны, слежу за Вадимом - юношей, теперь работающим вместо Ильи. Мне приходится прождать целых два часа на ноябрьском стылом воздухе, чтобы увидеть, под каким булыжником мальчишка прячет ключ от конюшни.
        Вечером отец устраивает богатый ужин и наконец обговаривает с Владимиром и Исаем детали их свадеб с Василисой и Мирой. Простое обсуждение перерастает в весёлый пир, который, к моему разочарованию, затягивается далеко за полночь. Речей обо мне не ведётся, но отец приказал сидеть подле, чтобы он мог за мной следить.
        Я нервничаю, бросая частые взгляды в темноту за окном. Мира пару раз больно щиплет меня за локоть, когда я сильно отвлекаюсь и игнорирую вопросы наших гостей из Истрога. Приходится часто извиняться и придумывать ответы на ходу. К середине ночи большинство гостей пьяны и застолье подходит к концу, я выдыхаю с облегчением, запираясь в своей комнате. Выжидаю полчаса, пока дом не погрузится в темноту, и стремительно меняю красивое платье на более простой и тёплый наряд с мехом. Беру сумку, бурдюк с водой, закидываю колчан со стрелами и лук через плечо.
        До зари остаётся часа четыре, глаза болят из-за тяжёлой ночи и слишком длинного дня, но убеждаю себя, что смогу отдохнуть, добравшись до Зимнего леса.
        - Так и знала, что ты куда-то собираешься, - недовольно шипит Мира, хватая меня за ворот кафтана за мгновение до того, как мне удаётся выбраться из дома.
        Сестра дёргает так резко, что я чуть не падаю назад, поднимая непозволительно много шума. В последний момент цепляюсь за дверной косяк, чтобы не рухнуть.
        - Хочешь батюшке опять здоровье подорвать! - стыдит меня Василиса, присоединяясь к сестре.
        Я часто моргаю, едва различая их в сумраке. Они окружают меня с двух сторон, оттесняя от выхода из усадьбы. Мира и Василиса обе выше меня на полголовы, даже при желании я от них не отобьюсь. Но пока сёстры не шумят и говорят достаточно тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания.
        - Хватит портить всем жизнь в доме, сестрица! - поддакивает Мира, складывая руки на груди. - Из-за тебя в прошлый раз такой переполох стоял.
        Я обращаю внимание на их наряды. Всё те же праздничные красные с золотом парчовые сарафаны, кокошники, расшитые речным жемчугом, в ушах красивые серьги, а на пальцах дорогие золотые кольца. Сестры явно обо всём догадались и не сменили вечерних нарядов, всё это время поджидали меня здесь.
        - Не ожидали мы такого от тебя! На моего жениха поглядываешь, а по ночам ещё к кому-то бегаешь! - с раздражением глядит на меня Мира.
        С трудом проглатываю упрёк, что это Исай всё от меня не отстаёт.
        - Небось к Илье своему собираешься! Знаешь, что отец с ним сделает, узнав о вашей связи? - недовольно цокает языком Василиса, откидывая свою светлую косу назад. - Всем проблем добавишь. Да и семье Ильи достанется из-за твоего побега.
        - Илья - мой друг, - упрямо повторяю я, - к нему я не собираюсь. Оставьте его в покое!
        - Ври дальше! Ступишь за порог, мы всё отцу о вашей дружбе расскажем! - фыркает Мира.
        - Заодно расскажите, как тетиву попортили! - огрызаюсь я. - Если бы я без глаза осталась, отец бы тут же ваших женихов выслал подальше, разрывая помолвки.
        Лица сестёр вытягиваются, на какое-то время они теряют дар речи, но я с опозданием понимаю, что ссора мне сейчас не выгодна. Разозлю их, и сёстры действительно поднимут если не отца, то охрану, а те нагонят меня и вернут домой. Они всё-таки мои сёстры. Раздражение уходит как волна во время отлива, я с грустью хватаюсь за мысль, что мы одной крови и должны же они понять, что не просто так я это делаю. Порывисто хватаю Василису и Миру за руки. Сёстры глядят на меня с недоумением. С детства мы особо друг к другу не прикасались. Пугает и беспокоит их мой порыв. Они напрягаются, словно ждут от меня удара или какого-то обмана, хотя за всю жизнь я сёстрам ни разу боли не причинила, в отличие от них.
        - Прошу вас, помогите мне, - с отчаянием бормочу я, а их глаза ещё больше распахиваются от удивления. С облегчением замечаю, что злость с их лиц уходит, оставляя одно изумление. - Я собираюсь в Зимний лес, чтобы встретить колдуна. И в прошлый раз я туда ездила, узнав про слухи. Поговаривают, что если растопить снег декабрьский, то станет он живой водой, способной исцелить любой недуг.
        - Ты ездила в лес? - с ужасом ахает Василиса.
        - Да, нашла снег и колдуна повстречала. Рассказала ему про отца и его неизлечимую болезнь.
        - Колдун тебя не тронул? - теперь уже Мира обхватывает мою ладонь, с беспокойством оглядывая меня, из-за чего я на несколько долгих мгновений теряю дар речи.
        - Нет, отпустил он меня с живой водой, - встряхнув головой, торопливо продолжаю я. - Именно она и вылечила отца. Но поставил мне колдун условие. Я должна вернуть, что забрала, до сегодняшнего вечера привезти в лес чистую воду из нашего колодца, и тогда долг мой оплачен.
        - Ты уверена, что он не принесёт тебя в жертву, Яра? - дрожащим голосом спрашивает Василиса. - Нельзя верить колдуну! А что, если обманывает?
        - Отец же выздоровел, врать сейчас ему смысла нет. Я не могу не выполнить поставленное условие. Если не успею, то отец наш умрёт.
        Сёстры охают, прикрывая рты ладонями. Смотрят на меня широко распахнутыми глазами, а лица их так бледнеют, что ещё заметнее становятся в слабом свете луны, проникающем через окна. Меня греет надежда, что, может, отношения наши сложные, но они боятся меня потерять. Не желают мне смерти.
        - Не нравится мне идея отпускать младшую сестру в Зимний лес, - шепчет Василиса, выглядывая в окно. - Следующей ночью твоё восемнадцатилетие, Яра. Уверена ты, что Декабрь не желает тебя украсть, заманив в ловушку при помощи колдуна?
        - Нет выбора! - убеждаю я их. - Один раз я уже ездила туда и вернулась. Смогу и во второй. Не нужна я колдуну, он и в первый раз мог меня убить, но даже не пытался. Я вернусь домой до завтрашней полуночи. Однако мне нужна ваша помощь.
        Сёстры переглядываются, ведут только им ясный молчаливый разговор, а у меня внутри всё напрягается от опасений, что всё-таки выдадут они меня.
        - Хорошо, мы поможем, - едва слышно бормочет Василиса, и Мира согласно кивает, вызывая у меня непроизвольную улыбку. - Что нужно сделать?
        - Мне необходимо уехать незаметно. Я знаю тайный выход за пределы двора, но конюшня в поле зрения стражи. Отвлеките их, чтобы я могла вывести лошадь.
        Сёстры какое-то время раздумывают, но затем соглашаются, на скорую руку придумывая план. Я впервые чувствую благодарность и тепло от их присутствия. Позволяю себе маленькую надежду, что мы сможем исправить наши отношения. И мысли эти крепнут, когда Василиса, а потом и Мира обнимают меня, хоть и ненадолго, но прощаясь.
        Втроём мы покидаем дом и тихо пробираемся к конюшне в темноте последней ноябрьской ночи, завтра в полночь наступит зима. Сёстры остаются снаружи, следят, не направляется ли кто в нашу сторону, пока я подготавливаю Ягодку. Лошадка спокойно стоит, позволяя мне закрепить седло. Предупреждаю сестёр, что всё готово, и те уходят отвлечь стражу. По губам проскальзывает улыбка от вида того, как в стороне от конюшни Василиса намеренно падает в грязь и притворяется, что ей нужна помощь, чтобы встать. Четыре стражника тут же отвлекаются, а я запираю двери и увожу Ягодку к тому же тайному выходу, которым воспользовалась в прошлый раз. Мешкаю, с благодарностью оглядываюсь на сестёр, что продолжают всеми силами отвлекать мужчин, изредка бросая взгляды в мою сторону. Василиса барахтается, вновь делая вид, что поскальзывается, когда стражники уже почти подняли её на ноги. Мира в меру громко причитает рядом, ей отвечают недоумённые мужчины. Интересуются, почему две княжны по ночному двору бродят. Я позволяю себе дышать громче и свободнее, только когда княжеская усадьба остаётся далеко позади.
        Глава 14
        Я так тороплюсь, что через пару часов после полудня, когда солнце немного смещается ближе к западу, бегом добираюсь до нужной поляны, но, не привыкшая к ходьбе по снегу, почти с размаху падаю лицом в белоснежный покров.
        Колдун сидит на знакомом камне, там же, где я увидела его в первый раз. Он лениво поворачивает голову в мою сторону, и вопросительно приподнятая бровь - единственная реакция на мою неуклюжесть.
        Как бы то ни было, я успела вовремя. Устало перекатываюсь по снегу и стараюсь успокоить загнанное дыхание. Колдун вновь отворачивается, его не тревожит хрип и свист, с которым воздух покидает мои лёгкие. Перед глазами пляшут пятна, несмотря на окружающий холод, всё тело горит, а лицо пылает, пока выбившиеся из косы пряди липнут к взмокшим лбу и шее. Я часто моргаю, зрение вновь становится чётче, и я с недоумением замечаю, что колдун сидит с протянутой рукой, на которой лежат красные ягоды рябины и тёмная черника. Вокруг мужчины собрались снегири, воробьи и даже свиристели с забавными хохолками на головах. Смелые садятся прямо на пальцы и лакомятся угощением, потрусливее прыгают по снегу, подбирая, что упало, а некоторые примостились на плечах колдуна. Я приподнимаюсь, глядя, как один снегирь устроился на голове мужчины. Спокойно сидит себе на капюшоне, а тот и не пытается стряхнуть пернатое создание.
        Признаться, вначале колдун меня пугал, но сейчас, наблюдая, как птицы спокойно едят с его руки, я понимаю, что он не особо и опасен. Говорят, что животные лучше всех чувствуют зло.
        Внезапно колдун поворачивает голову ко мне, и я ойкаю, боясь, что он может читать мысли, но слепой взгляд переходит на ели за моей спиной.
        - Как зовут твою кобылу? - голос у хозяина леса скрипучий, будто он не говорил все эти дни, пока меня не было.
        Я оборачиваюсь, видя шагающую к нам Ягодку. В этот раз я так торопилась, что въехала на ней прямо в проклятый лес, проделав часть пути по снегу верхом. Потом уже оставила лошадь недалеко от этой поляны, но не удосужилась привязать, вот она и засеменила за мной.
        - Ягодка, - бросаю я.
        - Иди сюда, Ягодка, - сухо окликает её мужчина, а моя кобыла, навострив уши, трусит к нему по снегу.
        Лошадь останавливается рядом с колдуном, словно он её добрый хозяин, один раз тыкает ему носом в плечо, и тот как ни в чём не бывало достаёт из кармана кафтана кусок морковки. Эта картина настолько меня удивляет, что я на мгновение забываю, зачем вообще пришла.
        - Воду принесла? - возвращает меня в настоящее колдун.
        - Да, - я стремительно вскакиваю на ноги, стараясь не морщиться от намокшей одежды.
        Он тоже поднимается, а снегири, воробьи и свиристели нехотя отпрыгивают от него по снегу или разлетаются в разные стороны. Мужчина подходит и забирает протянутый бурдюк, а мне в руки впихивает свой посох. Тот тяжелее, чем кажется на первый взгляд. Из-за прикосновения к зачарованной вещи колдуна я нервничаю и прижимаю посох к себе обеими руками, боясь уронить. Завороженно слежу, как хозяин леса вначале привередливо пробует воду из бурдюка на вкус, удовлетворённо кивает, а затем льёт себе на ладонь. Я открываю рот, чтобы предупредить, что вода ледяная, но не успеваю произнести и звука, так как это оказывается не нужным. Вода, соприкасаясь с рукой колдуна, превращается в пушистые хлопья снега и разлетается в разные стороны.
        - Красиво, - на выдохе произношу я, когда последние капли оборачиваются хрупкими снежинками.
        Колдун поднимает на меня белые глаза, брови вопросительно изгибаются, а потом он равнодушно пожимает плечами, обменивая свой посох на бурдюк.
        - Наверное. Я едва ли помню, как это выглядит.
        - Ты действительно слеп и ничего не видишь?
        - Почти. Я различаю смутные очертания предметов, это помогает не врезаться в деревья или не проваливаться в ямы. Так же я не вижу цветов, весь мир приобрёл исключительно серые оттенки, - он всё это рассказывает знакомым безэмоциональным тоном, но отчего-то я уверена, что отсутствие зрения его огорчает. - На этом всё, княжна. Твой отец будет жить, раз ты вернула украденное.
        Колдун теряет ко мне интерес, отворачивается и неторопливо шагает на север. Я растерянно оглядываюсь. Почти на каждом дереве сидят десятки снегирей. Птицы безмолвствуют, вертят головами, наблюдая за мной и колдуном. Бросаю взгляд себе под ноги, видя, что снег вокруг уже не белый, местами перепачканный землёй и грязью, что я принесла на сапогах из ноябрьского леса. Меня окатывает чувство стыда и неловкости, словно я грязными сапогами пачкаю дорогой ковёр в чужом тереме, но что-то меня останавливает от того, чтобы немедленно покинуть Зимний лес.
        - Ты здесь совсем один? - торопливо озвучиваю первый пришедший на ум вопрос.
        Колдун останавливается и оглядывается, хмуря брови.
        - Да, если не считать его. - Он резко упирает посох в свою тень, и та идёт рябью, затем туманом поднимается вверх, принимая очертания своего хозяина.
        Я несколько раз тру глаза, но иллюзия не пропадает. Значит, под окнами своими я и вправду видела в ночи не колдуна, а лишь его копию.
        - Но собеседник из него отвратительный, - с кривой усмешкой добавляет мужчина, а его Тень с оскорблённым выражением лица поворачивается к хозяину.
        - Он не разговаривает?
        - Сам по себе - нет. Может только корчиться или служить проводником для моих слов, если я хочу отправить его далеко. Он преодолевает расстояния намного быстрее любого коня. То есть видела ты его, но говорила со мной.
        Тень активно и по-детски часто кивает, вызывая у меня улыбку. Этот живой мрак выглядит точно так же, как и колдун, но широко улыбается, демонстрируя абсолютно не свойственное его хозяину выражение лица. Колдун будто чувствует кривляния своей копии и хочет наказать, ударив посохом. Но дерево проходит сквозь бесплотное тело, а Тень снова оскорблённо смотрит на мужчину.
        - Хватит гримасничать! - рявкает колдун, на что Тень комично взмахивает руками, недовольный переменчивым настроением хозяина, и, падая вниз, распадается на туман и превращается в обычный сумрак на снегу.
        У меня вырывается смешок, который вызывает недовольство колдуна. Неловко откашливаюсь, не желая злить хозяина здешних мест.
        - Ты на самом деле отпустишь меня? - осторожно спрашиваю я.
        - Отпущу, мне не нужна твоя душа и тем более смертное тело.
        - Разве ты не крадёшь и не убиваешь декабрьских младенцев? - я не успеваю прикусить язык.
        Вопрос, почему в детстве я осталась невредима, по-прежнему мучает меня. По всем преданиям, именно колдун забирает детей, оставленных в лесу. Может, он не забрал меня по чистой случайности или что-то необычное произошло? Может, я и вправду полностью ноябрьская, а волосы - не более чем случайность?
        - И ради чего, по-вашему, я убиваю этих детей? - резко спрашивает колдун, стягивая капюшон с головы.
        Я тру ладони, пытаясь согреться, и думаю о том, насколько глупа, раз поднимаю нынешнюю тему. Может, разозлю его сейчас, он передумает и убьёт меня. Надо бы испугаться и не совершать глупостей, но как бы я ни убеждала себя промолчать, слова поднимаются по горлу, желая вырваться наружу.
        - По некоторым поверьям, ты забираешь зимних детей и… делаешь из их душ зимние ветра, чтобы охлаждать это место. А где-то говорят, что ты их… приносишь в жертву ради собственного долголетия.
        Губы колдуна презрительно изгибаются, тень под его ногами предупреждающе идёт рябью, взволнованная. Я успеваю сделать лишь пару неаккуратных шагов назад, когда колдун стремительно приближается. Оказывается прямо передо мной, хватает длинными пальцами за подбородок, сжимает щёки и тянет вверх. Его белые глаза двигаются, будто он как обычный человек разглядывает моё лицо. Я нервно сглатываю, но не шевелюсь, жду, пока он отпустит.
        - Почему же ты тогда, княжна, не визжишь? Почему не бежишь от меня перепуганная? Или ты действительно настолько безмозглая? - беззлобно бормочет он мне в лицо, а я втягиваю носом запах мороза и ягод от его пальцев.
        - Я… не знаю, - честно признаюсь я. - Просто не боюсь, хотя знаю, что должна.
        - Должна, - кивает он и отпускает меня. Его пальцы смещаются, аккуратнее ощупывая моё лицо, он действует как настоящий слепой, которому интересно понять, как выглядит собеседник.
        Я сама жадно разглядываю колдуна, пока он так близко, ужасаюсь, насколько идеальное и ненастоящее у него лицо. Замираю, позволяя ему дотрагиваться до моего лба, щёк, носа, прикрываю веки, когда пальцы задевают ресницы, задерживаю дыхание, пока он касается губ и подбородка. Недовольно шиплю, стоит его пальцам задеть рану на щеке.
        - Порез от лопнувшей тетивы, - объясняю я, и мужчина рассеянно кивает, убирая руки.
        - Я не убиваю детей и даже не трогаю. Когда был сильнее, я выходил за границы своих снегов, менял детям цвет волос, просил Тень отнести их в деревни и города, чтобы подкинуть кому-нибудь. Но я стал слабее и больше не покидаю полосу снежного леса. Вы же, смертные, детей оставляете в ноябрьской части, а вот что делает с ними Ноябрь, мне неизвестно, хотя чаще до детей добираются животные, - бросает колдун, а затем разворачивается и уходит.
        Раскрыв рот от удивления, я кидаюсь за ним, желая расспросить подробнее.
        - Ты изменил цвет волос декабрьских детей? Значит, среди людей живут колдуны?
        - Жили. Все те дети давно постарели и умерли, да и не колдуны они вовсе.
        - Но ведь рождённые в декабре…
        - Глупости всё это! Не колдуны они, а просто любимы зимой! - фыркает мужчина, не сбавляя шага, а я едва поспеваю за ним по снегу, ноги проваливаются до середины голени. - Декабрь награждал детей холодной красотой: волосами чёрными как зимние ночи, кожей бледной и совершенной. Январь дарил детям своим защиту от холодов, не боялись те даже самых крепких морозов, а перед февральскими детьми метели стихали сами собой, стоило им выйти на крыльцо. Таковы были зимние дети: гордые, упрямые, самоотверженные.
        Бежать надо отсюда, пока могу, но вместо этого с особым усердием преследую колдуна, увлечённая рассказом. Несколько раз спотыкаюсь и падаю, не заметив корень или камень под слоем снега, но тут же поднимаюсь на ноги, боясь упустить хозяина леса из виду.
        - Но разве ты сам не колдун?
        - Так меня прозвали вы, смертные. У меня другое имя.
        Спина покрывается мурашками до самой шеи, но я не отстаю ни на шаг.
        - Ты сказал, что Ноябрь делает что-то с детьми, оставленными в лесу. Зачем ему они? Он же хороший и победил… - я проглатываю конец вопроса, потому что колдун резко оборачивается, я невольно врезаюсь в него. Хочу отступить, но боюсь шелохнуться, пока он угрожающе нависает сверху, губы его растягиваются в хищной улыбке.
        - Хочешь сказать, что благородный Ноябрь победил злой Декабрь? Так осенние братья вам смертным поведали, а вы подхватили, как сороки, и растрезвонили по всем землям?! Ни разу не задумались о том, правда ли это! С радостью подхватываете любое враньё и несёте дальше с видом знатоков! Гордитесь своей глупостью, - каждое его слово сочится злой издёвкой, он насмешливо наклоняет голову, позволяя угольным волосам рассыпаться по плечу.
        Я не отвечаю, догадываясь, что любой мой ответ разозлит его ещё больше. Моё внимание привлекает блеск впереди. Позабыв тему спора, я огибаю колдуна и прохожу чуть вперёд, завороженная открывшейся картиной. Впереди лежит достаточно большое озеро, полностью покрытое толстым слоем льда. Очарованная красотой, я аккуратно ступаю на край. Лёд тёмно-синий с голубыми прожилками и белыми трещинами внутри, как разбитое зеркало. Я опускаюсь на колени, прикладывая к нему ладони, и не сдерживаю восторженного вздоха. Поражаюсь, насколько гладкая вышла поверхность, словно отшлифованная ветрами за столетия.
        - Никогда не видела замёрзшее озеро, княжна? - насмешливо интересуется колдун у меня за спиной. - Этот лёд здесь с того самого дня, как зимы не стало.
        Я отдёргиваю ладони, ощутив странное жжение холода. Аккуратно возвращаюсь на твёрдую землю, не уверенная, можно ли идти по замёрзшей воде дальше.
        - Уходи, княжна. Хватит тратить моё время. Воздух пахнет скорым закатом, - колдун указывает посохом на бледное солнце, медленно катящееся к горизонту, и я в очередной раз вспоминаю, что мне здесь действительно не место.
        Мужчина подносит два пальца к губам и пронзительно свистит, затем смотрит куда-то вверх и ждёт. Я не прерываю, смиренно жду рядом. Спустя пару минут к нам подбегает Ягодка, и я вновь с недоумением гляжу на колдуна, который со слабой улыбкой гладит морду лошади. Животных он явно любит больше, чем людей.
        - Даже если заблудишься, твоя кобыла знает дорогу обратно. Просто дай ей идти, и она тебя выведет, - сухо роняет мой собеседник, пока я проверяю закреплённый у седла лук.
        Странное ощущение заставляет меня отсрочить мгновение нашего расставания. Мне нужно уйти, но каждое движение я растягиваю, будто не хочу этого делать.
        - А как же третье условие? - выпаливаю я первое, что приходит в голову. - Ты сказал, что я должна буду выполнить третье условие.
        - Ты не та, кто мне нужен. Третье условие способна выполнить только моя невеста. Ты… бесполезна.
        - У тебя есть невеста?
        - Не знаю. Может, она мертва, но если жива, то должна прийти сюда ко дню своего совершеннолетия. Так что уходи, княжна.
        Я с недоумением оглядываю его, абсолютно не понимая расплывчатый ответ. Колдун чувствует затягивающееся молчание и продолжает с раздражённым вздохом:
        - Убирайся с глаз моих и перестань топтать мой снег, - это должно было прозвучать как угроза, но выходит устало, его плечи поникают, обеими руками он обхватывает посох, опираясь на него.
        Я стыдливо опускаю взгляд под ноги. Он прав. Я истоптала всё, что могла, переминаясь с ноги на ногу, в то время как колдун остаётся на одном месте, почти не тревожа белоснежный покров вокруг. Забираюсь в седло, Ягодка, не дожидаясь моей команды, разворачивается и неторопливо идёт на юг, к выходу из леса.
        Я запоздало оборачиваюсь, чтобы сказать ещё хоть что-то, но колдуна уже нет. Верчу головой, но тот словно в воздухе растворился.
        - Спасибо, - едва слышно благодарю его и лес, надеясь, что колдун услышит. Почему-то сожалею, что он снова остаётся в одиночестве. Если же я сейчас уйду, то вряд ли когда-либо решусь вернуться.
        Глава 15
        - Бесполезна, значит?! Тоже мне великий колдун! - вслух фыркаю я и запоздало раздражаюсь, вспомнив слова мужчины о его невесте и о том, что от меня никакого толку.
        Мы с Ягодкой покинули зимнее сердце леса и медленно двигаемся по его ноябрьской части. Моя лошадка не торопится, а я не подгоняю, чувствуя, как портится настроение с каждым шагом, когда я всё больше удаляюсь от заснеженных границ. Отмахиваюсь от назойливого шёпота в голове, убеждающего меня как можно быстрее отправиться домой. Вздрагиваю, когда мне на плечо падает шишка, отскакивает и оказывается у копыт лошади. Вскидываю взгляд, замечая растерянную белку, озирающуюся вокруг. Спрыгиваю на землю, чтобы поднять обронённое.
        - Вот и пусть ждёт свою невесту! Бедная девушка… никто не захочет такого ворчуна в женихи, - кладу шишку на ближайшую ветку и продолжаю жаловаться Ягодке на колдуна. Говорю нарочито громко, будто надеясь, что он услышит мои нелепые оскорбления.
        Белка хватает добычу и стремительно бросается вверх по стволу, я оценивающе рассматриваю небо. Я слишком сильно задержалась. Солнце уже окрашивает серые облака в оранжевые и красные оттенки. А здесь, в лесу, среди голых деревьев собирается сумрак. Беру лошадь под уздцы и иду дальше пешком, упрямо переставляю ноги, злясь на свою жалость к колдуну. На глупое беспокойство, которое нельзя испытывать к таким бессмертным существам, как он. Тем более он ясно дал понять, что и не колдун вовсе, а значит, кто-то в разы опаснее, более могущественный, чем любой смертный.
        Однако он признал, что слаб уже давно. Однажды он совсем ослабнет? Оборвётся ли тогда его жизнь? А что будет с лесом? Исчезнет ли последний снег?
        С каждым шагом в голове появляется всё больше вопросов, которые породил колдун. Вопросов, ответы на которые я вряд ли найду за пределами этого леса. Я никогда не задумывалась, что история двенадцати месяцев, а особенно Ноября и Декабря, может быть совсем другой. Какая же она на самом деле?
        Ягодка всхрапывает, нервно дёргает головой, отвлекая меня от навязчивых мыслей. Впервые лошадка начинает нервничать, пятится, а я сильнее пальцами вцепляюсь в поводья, боясь, что она сорвётся и убежит. Дважды я въезжала в лес и один раз его покидала, но Ягодка не выказывала никакого беспокойства, а теперь она пятится обратно в сторону снежной поляны. В ней столько силы, что я скольжу вслед за лошадью по полусгнившей листве, хоть и упираюсь пятками. Непроизвольно заражаюсь её страхом и верчу головой, вглядываясь в окружающие тени. Напряжённо прислушиваюсь к повисшей неестественной тишине, но собственное дыхание кажется мне почти оглушающим. Замечаю блеск множества глаз в кустах со всех сторон. Не раздумывая, снимаю лук с седла, но не успеваю взять колчан. Резко разворачиваюсь, ощутив чьё-то приближение. Не глядя, бью тварь луком, и хищник с визгом отскакивает на пару метров.
        Лиса.
        Ещё одного хищника Ягодка пинает копытом. Вновь раздаётся визг и скулёж. Вытаскиваю из колчана стрелу, натягиваю лук, наставляя на врагов. Животные теперь приближаются медленнее, выжидают удобный момент для нападения. От страха моё дыхание ускоряется, спиной я прижимаюсь к боку лошади, пытаясь подсчитать окружающих нас зверей. Их около пятнадцати. Все лисы, но странные, чуть больше привычных, тех, что я видела в лесу у дома. Эти тоже рыжие, но морды и грудь покрыты чёрным мехом, а глаза светятся будто янтарные. Какие-то не живые, почти бесовские. Обычно лисы убегают при виде людей, пугаются, а эти, наоборот, окружают нас, явно намереваясь напасть. Горбятся, угрожающе скалятся и даже рычат, пригибаясь к земле.
        Три лисы нападают одновременно, две кидаются к Ягодке, одна - ко мне. Я отпускаю тетиву, чтобы защитить лошадь, стрела попадает лисе в плечо, и та взвизгивает, убегая подальше. Второй лисе достаётся от копыт лошади, а третья проскальзывает у самой земли и впивается зубами в мой сапог. Резко дёргает, и я вскрикиваю больше от испуга, чем от боли. Неловко падаю на влажную землю, так ударяюсь плечом и подбородком, что зубы начинают ныть. Лисы тявкают и скалятся, ещё одна набрасывается на Ягодку, ранит её бедро, и я с трудом откатываюсь в сторону, чтобы не попасть под копыта собственной лошади. Та, обезумевшая, устремляется вперёд, распугивает хищников, резко меняет направление, избегая лисьих зубов, и под мой вопль убегает в сторону заснеженной части леса. Не меньше пяти хищников бросаются за Ягодкой.
        Лиса, что схватила меня за сапог, сильнее сжимает челюсти, дёргает к себе. Я кричу от боли, бью свободной ногой в морду, и хищник отскакивает от меня, скуля. Вскакиваю на ноги как раз вовремя, ещё одна лиса нападает. Я защищаюсь луком, однако эта тварь оказывается умнее. Она перехватывает лук, впивается зубами в дерево и мотает оружие из стороны в сторону, намереваясь вырвать из моих рук. К ней присоединяется другая, а против двоих мне не устоять, поэтому я выпускаю единственное оружие. Из глаз от боли льются слёзы, а с губ срывается стон, когда еще одна лиса впивается зубами мне в бок. Боль пронзает до самых лёгких, зверь отпускает после моего удара кулаком ему по голове. Я зажимаю рану руками, но кровь стремительно просачивается сквозь пальцы, впитывается в кафтан.
        Всё замедляется, а горизонт плывёт. Я отступаю на пару шагов и тяжело приваливаюсь к толстому стволу лиственницы. В сапоге тоже становится мокро. Значит, и сапог прокусили. Открываю рот, чтобы на выдохе позвать колдуна, но вспоминаю, что я ведь и не знаю его имени. Эта мысль проходит по моему сознанию слишком медленно, я успеваю сползти по стволу вниз и завалиться на бок, продолжая зажимать рану.
        Как же так? Я ведь все условия выполнила.
        Лисы окружают меня, рычат, демонстрируя острые зубы. Я вяло пинаю ещё одного хищника, но животное успевает укусить меня ещё и в бедро. Они перестают нападать, но никуда не уходят. Чувствуют, что до потери сознания мне совсем немного осталось, выжидают. Меня лихорадит от боли, тело совсем ватное, мысли путаются. Я вдыхаю влажный запах ноябрьской земли и перегноя, запоздало поняв, что не стоило оставлять кинжал в седельной сумке. Не стоило недооценивать опасность этого леса.
        Не стоило уходить.
        Эта странная мысль будто не моя. Чужая, но какая-то правильная.
        Мне мерещится, что я слышу ржание лошади. Глупо улыбаюсь, надеясь, что колдун позаботится о Ягодке. Вздрагиваю от сильного, сотрясающего землю удара. Он заставляет меня очнуться, распахнуть глаза, чтобы увидеть, как лисы взвизгивают, подпрыгивают в воздух от испуга и разбегаются в разные стороны, как стая напуганных рыб. Колдун вновь взмахивает своим посохом, бьёт кристаллом, и во все стороны по земле, опавшим листьям и мху расползается иней.
        - Пошли вон, ноябрьские твари! - рявкает он, а лисы прячутся от него в тенях, жалобно скуля.
        Должно было стать тихо, но в ушах у меня гул от грохочущей крови. Сердце бьётся лихорадочно, болезненно быстро.
        - Проклятье, что ты натворила, княжна?! - колдун рывком поднимает меня на ноги, морщит нос от сильного запаха крови. Ругается сквозь зубы, ощупывая рану в боку и мокрый от крови сарафан с разодранным кафтаном.
        После аккуратно подхватывает меня на руки и стремительно несёт обратно на свою территорию. Моя голова неловко болтается, я из последних сил прижимаюсь щекой к его груди, удивляясь, что чувствую сердцебиение.
        - Есть другие раны? - строго спрашивает колдун и грубо встряхивает, когда я устало закрываю глаза, не в состоянии ответить. - Не спи, княжна! Где ранена?!
        - Бок… и но… нога, - выдавливаю я, едва ворочая распухшим языком, а слова царапают сухое горло.
        Я с трудом борюсь с сонливостью, мне так хочется спать, но стоит прикрыть глаза, как колдун прикрикивает на меня, заставляя бодрствовать. Ругается такими фразами, что мне и незнакомы, а временами вообще говорит на каком-то странном языке.
        Слышу скрип снега под его ногами. Держать глаза открытыми становится легче благодаря щиплющему нос морозу. Колдун выносит меня на знакомую поляну. Мутным взглядом нахожу Ягодку, та идёт рядом, прихрамывая. Колдун неаккуратно опускает меня, наклоняется недостаточно низко и не кладёт, а роняет на снег, вызывая новую волну боли и очередной стон. Он падает рядом на колени, отбрасывает посох и загребает руками снег. Я уже и не пытаюсь зажимать раны, ощущая постоянное головокружение, а пальцы не слушаются. С отстранённым безразличием наблюдаю, как хозяин леса топит в ладонях снег, пока тот не превращается в воду.
        Чертыхается, понимая, что я не могу пить, хоть он и предлагает, протягивая ладони, сложенные лодочкой. Хочет вылить мне воду в рот, но слеп. У меня из горла с кровью вырывается пара горьких смешков, когда он выливает растопленный снег мне на подбородок и шею, немного промахнувшись.
        - Проклятье, - в очередной раз злится колдун, торопливо повторяет движение, собирая снег заново.
        - Я уми… раю? - осознаю я, продолжая по-глупому лежать в снегу, пачкая его своей кровью.
        - Если бы выпила предложенную воду, не умирала бы! - рявкает колдун, и по телу распространяется необычное тепло от его беспокойства в этом царстве постоянного холода.
        - Я не мо…гу пошевелиться… Тело… не… слушается. Даже пальцы…
        Перевожу взгляд на небо, которое горит красными и розовыми оттенками. Вспоминаю Илью, а колдун замирает, во второй раз пролив новую порцию воды мне на щёку. Почему-то я хочу попросить прощения, что оскверняю его дом своей кровью, пачкаю его белый снег. Колдун сбивает меня с мысли, стремительно набирая снег в свой рот. Не понимаю, зачем он это делает. Он хватает меня за кафтан и подтягивает к себе, пальцами находит мои нос и рот, а потом накрывает мои губы своими. Он целует меня грубо, напрямую поит растопленным снегом, его губы ледяные. Он зажимает мне нос, и моё тело само глотает набранную живую воду, желая очистить путь для воздуха.
        Я дёргаюсь, ощущая, как ледяная вода проходит по горлу в желудок. Колдун отпускает и вновь повторяет свои действия: набирает снег в рот и приникает к моим губам, передавая живую воду. На второй раз я глотаю сама, а на третий от прикосновения его губ я прикрываю глаза. Хозяин леса не отстраняется, пока я неосознанно отвечаю на его поцелуй. Весь мир замирает вместе со временем, губы колдуна теплеют, а движения становятся мягче, приятнее, посылая волну жара по всему телу. Теперь уже он ничего мне не даёт, а, наоборот, крадёт мой воздух. Я поднимаю руку, а когда прикасаюсь к его шее, зарываясь пальцами в мягкие волосы, мы одновременно распахиваем глаза, удивлённые. Поцелуй прерывается, колдун отпускает меня. Оставшись без поддержки, я снова валюсь в снег.
        - Какие же вы беспомощные, смертные. Ничего сами не можете, - с напускным недовольством бормочет он. - Полежи немного, сейчас всё заживёт.
        Сердце неистово бьётся в груди, я несколько раз облизываю губы и нервно сглатываю, пытаясь дышать. Тело вновь мне подчиняется. Слабость, боль и головокружение отступают. Не глядя, ощупываю свой бок, одежда всё так же порвана и влажная от крови и снега, но кожа гладкая, как и раньше. Сажусь и проверяю ногу. Та тоже полностью зажила. Колдун шарит рядом руками по снегу, втягивает носом воздух, находит чистый участок белого покрова и вновь собирает снег в ладони. Тот тает, и колдун протягивает воду Ягодке.
        - Кобыла твоя и то умнее, - стыдит меня колдун, пока лошадка без лишних приказов утыкается мордой ему в руки и слизывает предложенную воду.
        Мне хочется ответить ему какой-нибудь грубостью на оскорбление, но я сдерживаюсь, замечая, что за Ягодкой всё это время тянулся кровавый след. Колдун спас меня и мою лошадь. Не вправе я его оскорблять, когда сама действительно не могла даже наклониться и принять живую воду из его рук.
        - Всё-таки ты можешь покидать пределы своих границ?
        - Могу, но это обходится мне непозволительно дорого, - сухо отвечает он, тяжело опирается на свой посох и встаёт на ноги с заметным трудом. - Раньше это было легко, но время истощает мои силы. В последний раз я покидал пределы восемнадцать лет назад, а расплатиться пришлось своим зрением.
        - Ты отдал зрение, чтобы куда-то сходить? - ужасаюсь я.
        - Нет, из-за того что покинул эти земли, я сильно ослаб. Не мог больше хранить это место в холоде с тем, что у меня оставалось. Я сам лишил себя зрения, пожертвовал им, чтобы восстановить затраченные силы и сохранить мороз. Перед твоими глазами единственный оплот зимы, не станет его, и зима никогда не вернётся. Я поддерживаю холод за счёт своей жизненной силы. Это истощает меня, делает слабее с каждым годом. И каждый раз цена всё выше. Для создания здешнего леса мне пришлось обрести нынешнюю форму и заключить себя в это жалкое слабое тело, - с долей отвращения он прикладывает руку к груди, - а восемнадцать лет назад ради защиты ребёнка я пробыл за пределами Зимнего леса не один час. За это я отдал глаза, - его тон, как и всегда, сухой, скучающий, но я не могу отделаться от ощущения, что слышу тоску, раздражение и одиночество.
        Весь созданный им пейзаж красив, чист и идеален, как и его внешность, но остаётся чувство глухой тишины, пустоты и какой-то ненужности.
        - Прости, я испортила твой снег, - искренне говорю я, оглядывая наполовину растопленный, примятый снег, испачканный кровью и землёй.
        - К утру всё вернётся, как будто здесь ничего и не происходило, - спокойно отвечает колдун.
        - Что это были за лисы? Почему они напали на меня? - я пытаюсь подняться, но получается не сразу.
        - Лисы - это слуги Ноября. Этих тварей он запустил туда, чтобы я не покидал своих земель. Но людей они почти не трогают, поэтому вопрос к тебе. Что ты натворила, княжна?
        - Я ничего не делала.
        Колдун подходит ближе, оценивающе обходит меня по кругу, втягивает носом воздух, выискивая что-то. Вновь останавливается передо мной, недовольно хмуря брови.
        - Ты - непроходимая дура! Принесла в Зимний лес золото!
        - Нет! Клянусь, я…
        - Выворачивай карманы, княжна! - приказывает он, а я дёргаюсь как от удара.
        Преодолев первую волну страха, злюсь, уверенная, что не брала ничего золотого. Я знаю правила и не стала бы так глупить. Демонстративно хлопаю себя по шее, показывая, что украшений нет. Единственное кольцо на пальце из яшмы и железа, его я осматриваю внимательнее, но в прошлый раз оно было на мне, и я спокойно вышла из леса. Хлопаю по пустым карманам сарафана, проверяю кафтан. Губы растягиваются в победной усмешке. Я готова бросить хлёсткий ответ колдуну в лицо, доказав, что он ошибся, но пальцы касаются чего-то странного в левом кармане. Шея сзади покрывается мурашками, когда я нащупываю прохладный металл. Достаю кольцо и с недоверием смотрю на его бледно-желтый цвет. Из головы исчезают все мысли, как бы я ни силилась подумать о том, откуда оно взялось.
        Колдун шипит, выхватывает кольцо из моих пальцев и кидает в сторону ноябрьского леса с огромной силой. Кольцо исчезает так быстро в темнеющем небе, что я не сомневаюсь - он вышвырнул украшение за пределы зимы.
        - Сама на себя беду навлекла, глупая княжна, - презрительно выплёвывает колдун.
        - Но я не брала… - ошарашенно выдавливаю я. - Я не… Теперь я могу уйти? Ты же выкинул его?
        - Не можешь. Ты отмечена золотом, звери тебя не выпустят, - раздражённо бросает тот, разворачивается и уходит на восток.
        Вокруг потихоньку смеркается, голова гудит, и меня ещё пошатывает после пережитого, но я хватаю Ягодку под уздцы и устремляюсь за мужчиной.
        - Что значит не выпустят?
        - Ноябрьские твари нападают на всех, кто приносит подобные богатства на мои территории, а затем пытается уйти. Не пересечь ту часть леса, пока след золота на тебе.
        - Как долго он на мне будет? И что за след золота? Может, мне руки помыть?
        - Ага, - язвительно насмехается собеседник. - Не забудь одежду, в кармане которой принесла, снять и сжечь.
        Я почти решаю уточнить, поможет ли это, но вовремя замечаю издёвку в его предложении.
        - Это не поможет, да? - сдавленно осознаю я.
        - Не поможет. Запах золотого металла на тебе слабый, но есть. Он сам сойдёт через какое-то время. Год, может, полгода, если повезёт.
        - Полгода?! - я спотыкаюсь о корень, спрятанный под снегом, и опять чуть не падаю. - Что же мне делать?
        Медленно осознаю весь ужас сложившейся ситуации. Еды у меня в сумке на один раз, одежда мокрая и грязная, а другой нет. Лицо болит от холода, кожа на руках покрасневшая, да и всё тело потряхивает от озноба. Я не знаю, как выжить на таком морозе, где достать еду и есть ли тут хоть что-нибудь помимо ягод. Я не продержусь здесь и недели, не говоря уже о шести месяцах. А что будет с отцом и сёстрами, когда они заметят мою пропажу? Как отреагирует Илья, вернувшись через год? К тому моменту я давно буду мертва. Может, Василиса и Мира через пару дней признаются и расскажут всем, куда я ушла?
        На последней мысли надежда расцветает в моей груди, а на губах мелькает улыбка. Однако это чувство исчезает, когда я вспоминаю кольца на пальцах сестёр и их внезапные объятия. Горечь расползается, отравляя сознание. Я останавливаюсь, напуганная мыслью, что они были настолько жестоки и подложили мне кольцо, зная, что в лес с золотом нельзя. Глаза щиплют предательские слёзы, но я зажмуриваюсь, с силой встряхиваю головой, стремясь выкинуть ядовитую идею из головы, но та накрепко поселилась в моём сознании. Я не хочу об этом думать.
        - Не отставай, если не желаешь спать на снегу, - громко говорит колдун, не оборачиваясь.
        Он ушёл далеко вперёд, и его фигура едва различима среди усыпанных снегом елей, чьи ветви почти касаются земли. Я тороплюсь следом, стараясь как можно быстрее переставлять ноги. Сапоги давно промокли, а влажная от крови одежда холодит тело, меня так сильно трясёт, что я непроизвольно стучу зубами.
        Мы продолжаем двигаться на восток. Сумерки полностью превращаются в ночь, на небе зажигаются многочисленные звёзды, а свет полумесяца серебрит снег, заставляя его сверкать. Я выдыхаю густое облачко пара, дивясь тому, насколько светлой может быть ночь, если земля покрыта белоснежным покровом. Но даже столь красивым пейзажем тяжело наслаждаться, если беспрерывно стучишь зубами, то и дело чуть не до крови прикусывая язык.
        Мы выходим на другую заснеженную поляну, где с краю стоит простая двухэтажная деревянная изба. Кроме резных наличников на окнах дом ничем не украшен, но ему это и не нужно, потому что большая часть стен и крыши покрыта снегом и инеем, а оранжевый тёплый свет в окнах и дым из печной трубы придают ему сказочный вид.
        - Это т-т-твой д-д-дом?
        Колдун с усмешкой оборачивается, когда с моих губ срывается болезненный стон от того, что я опять прикусила язык. Мне никак не удаётся взять себя в руки и перестать трястись.
        - Мой.
        - Ты… м-м-можно мне к т-т-тебе погреться?
        Колдун оглядывает меня с ног до головы и совсем по-человечески устало вздыхает.
        - Мёртвые тела оскверняют снежный покров. У меня нет выбора, ведь избавиться от тебя я не могу.
        Беру свои слова назад. Человечности в нём мало, скорее холодная расчётливость. Поспешно киваю, соглашаясь даже с такой причиной, лишь бы погреться. Колдун дважды стучит посохом, и Тень поднимается, приобретая очертания своего хозяина.
        - Отведи лошадь в конюшню и накорми, - приказывает он.
        Я снимаю сумку с припасами и с опаской передаю поводья. Кажется, волосы на затылке поднимаются дыбом, когда Тень дружелюбно мне улыбается, чем пугает ещё больше.
        - У т-т-тебя есть к-к-конюшня?
        - Да, за домом. Сюда с севера иногда забредают кони.
        Колдун не дожидается новых вопросов, сразу направляется к крыльцу и распахивает деревянную дверь. Я бросаю затравленный взгляд на полумесяц в небе. С горечью вспоминаю, что ещё немного, и мне исполнится восемнадцать. Я планировала провести эти часы по-разному. Ещё до отъезда Ильи думала, что буду вместе с ним есть абрикосовый пирог, украденный с кухни. Может, отец налил бы мне особенной приторно сладкой и такой хмельной медовухи из Яслагорского княжества, а сёстры искренне бы меня поздравили. Надеялась, что Алёна расскажет мне пару любимых историй или погадает на будущего мужа. Я даже предполагала, что проведу эту ночь в одиночестве, скучая по внезапно уехавшему другу. Но никак не могла представить, что застряну этой ночью в самом сердце Зимнего леса, в доме декабрьского колдуна, который и не колдун вовсе.
        Возвращаюсь в реальность, когда дверь резко захлопывается, оставляя меня снаружи. Больше не мешкаю, поднимаюсь по ступеням, стряхиваю снег с сапог и прохожу в передние, совсем маленькие сени. Вижу, что колдун оставил здесь свои сапоги, поэтому тоже снимаю обувь, морщусь при взгляде на порванные сарафан и нижние штаны. Всё влажное от крови и снега.
        Аккуратно тяну дверь в горницу на себя, всё тело напрягается при попытках за краткие секунды представить и приготовиться к тому, как может выглядеть жилище колдуна. Воображаю черепа, мёртвые туши животных, травы, камни и что угодно ещё, но теряю дар речи, заглянув внутрь. Увиденное приводит меня в замешательство, я так и застываю на пороге.
        Весь пол укрыт местами протёртым ковром, чтобы ногам было не холодно. Справа большая белая печь, в которой горит огонь. Тепло распространяется по комнате и моему телу, и я перестаю трястись. Массивный деревянный стол у стены под окном и три стула. Несколько красивых сундуков из чёрного дерева, лавки вдоль стен, ещё один стол у печи для готовки. И всё бы ничего, если бы не жуткий беспорядок, который абсолютно точно доказывает, что этот колдун слеп.
        Столы завалены бумагами, бутылками с какими-то жидкостями, ступками и рассыпанными сухими травами. На лавках, стульях и по полу разбросана одежда, а кое-где виднеются даже стоптанные сапоги. Большая часть одежды поношенная, порванная или настолько старая, что нити сгнили, позволяя материалу распадаться на куски. На всевозможных поверхностях встречаются многочисленные восковые свечи, большинство из которых сожжены до самого основания. Я в полнейшем недоумении оглядываю стол для готовки. Там есть кружки, горшки и тарелки, но многие из них испачканы, будто кто-то пытался готовить, но бросил это неблагодарное дело на середине.
        С опаской втягиваю носом воздух, но, к счастью, в избе пахнет только углём, елью и яблоками.
        - Чего стоишь, княжна? - интересуется колдун, проходя к своему столу.
        Я с неподдельным изумлением наблюдаю, как он шагает по проторенной дороге среди хаоса, ни разу не спотыкается и не наступает на валяющиеся вещи. Либо он настолько привык и знает, где можно идти, либо не подозревает, во что превратил свой дом, расхаживая всегда по одному и тому же маршруту.
        Натягиваю скованную улыбку и прохожу в помещение, прикрывая за собой дверь.
        - У тебя очень… мило, спасибо.
        Колдун бросает на меня взгляд, растягивая губы в хищном оскале.
        - Очаровательно, как вы, смертные, врёте.
        - Где я смогу поспать? - игнорирую его издёвку и меняю тему.
        - На втором этаже несколько комнат. Можешь занять первую или вторую. Последняя по коридору - моя. Если тебе слишком холодно, сегодня поспи на печи. Огонь в ней никогда не тухнет, об этом не волнуйся. Но будь добра, позаботиться о себе сама, мёртвые тела в доме мне не нужны.
        Вновь проглатываю резкий ответ на с лёгкостью брошенные колдуном слова о моей смерти.
        - У тебя есть… какая-нибудь одежда, чтобы я могла переодеться?
        - Вон там поищи. Может, что и подберёшь, - кивает он на массивный сундук в углу. - Делай что хочешь, княжна, а я устал. Не тревожь меня до утра.
        Колдун идёт к другой двери, его поступь тяжёлая, он обеими руками опирается на свой посох, медленно продвигаясь вперёд.
        - Спасибо, - тихо роняю я.
        Хозяин дома открывает дверь и поднимается вверх по лестнице на второй этаж. Он никак не реагирует и не оборачивается, а его длинный влажный плащ тяжело тянется следом по деревянным ступеням.
        Глава 16
        Оставшись одна, я роюсь в сундуке колдуна. Имеющаяся одежда, естественно, мужская и в основном старая, но всё чистое и пахнет снегом и хвоей. С уходом хозяина жилища с моих плеч упало напряжение, но теперь я чувствую себя абсолютно разбитой и потерянной. Едва замечаю, как по лицу начинают течь слёзы, но продолжаю упорно искать, во что можно переодеться. Только это монотонное и простое занятие отвлекает меня от совсем отчаянных мыслей.
        Снимаю одежду и аккуратно складываю на лавку, решая завтра попробовать всё починить. Нахожу кувшин с прохладной водой, таз и на вид чистую тряпку. Стираю свою кровь с тела, изумляясь отсутствию следов от ран. Надеваю длинную чёрную рубаху и затягиваю поясом на манер платья. А когда встречаюсь взглядом с самой собой в маленьком зеркале на стене, то не сразу узнаю. Кожа кажется ещё бледнее, чем раньше, губы потрескались, под глазами синяки, а сами белки красные из-за пролитых слёз. Пальцами растерянно касаюсь гладкой кожи на правой щеке. Рана от лопнувшей тетивы пропала, живая вода вылечила и её. Пытаюсь порадоваться чуду, но голова болит после всего произошедшего, и я забираюсь на печь. Здесь тепло, а благодаря нескольким одеялам - мягко. Заворачиваюсь в них и прячусь от своих проблем, не имея сил даже для новых слёз.
        В Зимнем лесу стоит изумительно приятная тишина: здесь нет орущих петухов и нет людей, которые колют дрова или растапливают печь спозаранку. Поэтому утром я просыпаюсь поздно, солнце уже высоко. Просыпаюсь в полном, незнакомом мне ранее покое.
        Оглядываю горницу при солнечном свете, который обильно проникает сквозь окна. Колдуна здесь нет, а беспорядок в избе кажется ещё ужаснее, но теперь вызывает у меня смешок. Прислушиваюсь к происходящему в доме, но не слышу ни скрипа половиц, ни звука шагов. Либо колдун по-прежнему спит, либо ушёл.
        Нахожу подходящие штаны и надеваю под рубаху. Они велики, и приходится сильно затянуть на талии, но лучше так, чем ходить с голыми ногами. Колдун, конечно, слеп, но в одном импровизированном платье на холод из избы не выйдешь. Надеваю простой тёмно-серый кафтан на меховой подкладке. Он тоже велик, зато тёплый и жаловаться мне не на что. Переплетаю косу, доедаю свои припасы, что украла с кухни перед отъездом. Жую холодный пирожок с картошкой и рассматриваю помещение, не представляя, как колдун здесь живёт. Ест ли он, а если и ест, то что? Готовит ли сам? А если да, то страшно представить, что это за еда.
        Не рискую подниматься на второй этаж к хозяину, а делаю то, что у меня получается лучше всего. Прибираюсь. Знакомое занятие помогает мне отвлечься от отчаяния, от осознания, что я застряла здесь надолго, от мыслей о возможном предательстве сестёр и об отце, который будет горевать, заметив моё исчезновение. Закусываю губу, проглатываю подступающие слёзы, думая о нём и Илье. Нет смысла рыдать. Этим я себе не помогу.
        Уборка занимает несколько часов. Пробираюсь в конюшню, чтобы проверить Ягодку. Та выглядит спокойной и сытой. Удивляюсь, трогая расчёсанную гриву лошади. Позади дома замечаю колодец. Обхожу избу по кругу, проверяю ближайшие пристройки и нахожу небольшую купальню с медной ванной. Пока колдуна нет, исследую весь первый этаж, а когда в желудке вновь становится пусто, беру корзинку и брожу вокруг в поисках еды. Мне удаётся набрать полкорзины рябины и калины, но как бы я ни рыла снег, мне не попадается грибов или трав, из которых можно было бы сделать хоть какую-то похлёбку. Подумываю о том, что за грибами неплохо было бы выйти в ноябрьскую часть леса, но при воспоминании о лисах по спине проходит дрожь. Мой голод ещё не настолько силён, чтобы рисковать.
        Колдун возвращается под вечер, когда я пересыпаю ягоды в горшок, намереваясь поставить их в печь, чтобы подтаяли. Мужчина распахивает деревянную дверь в горницу, делает несколько шагов и замирает как изваяние. Я сглатываю, стараясь не дышать. Наблюдаю за его растерянным выражением лица, пока он стучит концом посоха по полу вокруг себя, проверяя изменения. Колдун озирается, словно может видеть. С опаской подумываю, что, может, зря без разрешения трогала его вещи.
        - Неужели ты здесь прибрала, княжна?
        - Как ты узнал?
        - Проходя в этом месте, я всегда ногой задевал какую-то тряпку, - белые глаза безостановочно исследуют окружающее пространство. Колдун делает шаг в сторону ближе к стене. Шагает с такой осторожностью, будто боится наступить в змеиное гнездо, и я вовремя прикрываю рот рукой, сдерживая смех. - Я прав! Ты прибралась.
        - Немного, - вру я, не желая его стыдить. - Но, если ты против, я могу всё обратно раскидать.
        - Не нужно, - усмехается он. - С этим я и без тебя справлюсь.
        В этот раз не скрываю согласный смешок, особенно после того, как он прислонил свой посох к стене, снял влажную потрёпанную накидку и уронил её прямо на пол. Видимо, хотел положить на лавку, но промахнулся. Я снисходительно улыбаюсь, когда он даже не утруждается тем, чтобы поднять одежду. Колдун спокойно садится на один из стульев.
        - Что ты делаешь? - интересуется он, а я удивлённо приподнимаю бровь.
        Думала, что хозяин леса предпочтёт меня избегать, воспринимая как досадную помеху, но, судя по всему, уходить к себе в комнату так же быстро, как вчера, он не собирается.
        - Подумываю приготовить морс из ягод. У тебя, случаем, нет еды? Или ты не ешь?
        - Я… ем…
        Я перестаю заниматься ягодами и с недоумением оборачиваюсь на собеседника - слишком неуверенным получился ответ на простой вопрос. Хмурюсь, не понимая, почему он вызвал у колдуна такую сложность.
        - Точнее, ел. Без пищи я не умираю, но помню, что мне нравился вкус еды. Однако я ослеп и с тех пор не готовлю.
        Понимающе киваю, вспоминая о грязных горшках и нескольких разбитых тарелках. Было похоже, что кто-то пытался готовить, но внезапно разозлился и бросил.
        - Откуда ты брал еду? В лесу кроме замороженных ягод ничего нет, - я рада, что колдун не видит, как пристально я разглядываю его, подмечая каждое изменение выражения лица.
        - Ты ходила в лес за ягодами? - уточняет он, но не дождавшись ответа, взмахом руки приказывает подойти к нему.
        Я подчиняюсь, но дёргаюсь в сторону, когда он резко вытаскивает кинжал из ножен, что висят у него на поясе. Однако колдун переворачивает оружие и протягивает его мне рукоятью вперёд.
        - Отрежь свой волос. Коса или даже прядь не нужна. Одного волоса будет достаточно.
        Я делаю, как он просит. Затем колдун вновь убирает кинжал, поднимается, берёт свой посох и вкладывает его мне в правую руку, а мой же волос заставляет зажать в левом кулаке. Я сглатываю, ощутив прикосновение его тёплых пальцев. Кожа немного шершавая, обветренная на морозе, совсем как человеческая.
        - Посох поможет тебе получить желаемое. Постучи дважды и подумай о том, что тебе нужно. Еду, конечно, придётся готовить, но все ингредиенты он тебе даст.
        Я особо не верила в магию, но после снега и живой воды, встречи с колдуном и лисами - слугами Ноября - я ни капли не сомневаюсь в его словах. Прикрываю глаза, представляя муку, картофель, яйца, лук, капусту, грибы, сыр и различные фрукты. Желудок недовольно урчит от голода, когда я силюсь удержать в голове образы всех продуктов, которые только смогу припомнить. Сжимаю свой волос и два раза стучу посохом, как и было велено.
        Изба на мгновение вздрагивает, по полу проходит короткая волна вибрации, и на этом всё. Я ждала каких-то звуков, света, запахов… что угодно. Может, я ошиблась, сделала неверно?
        - Не слишком ли много для такого маленького смертного тела? - бормочет колдун, шумно принюхиваясь, а я распахиваю глаза, оглядываясь вокруг.
        В горнице стало в два раза меньше свободного места, потому что остальное пространство заполнено мешками и корзинами с загаданными продуктами.
        - Как это получилось? - Я отдаю ему посох и с изумлением отмечаю, что мой волос пропал. Кулак пуст, хотя я его точно не разжимала.
        - Это посох и жизненная сила, что хранится в волосах. Сильнее всего волосы молодых. А ты совсем юна и, похоже, чиста, раз столько наколдовать смогла, - он обходит меня и, к счастью, не замечает, как недовольно краснеет моё лицо на последней фразе.
        - А ты настолько стар и нечист, что сам наколдовать не можешь? - не сдерживаюсь я.
        - Ты права, я стар, - фыркает он в ответ на мой оскорблённый тон и запускает руку то в один появившийся мешок, то в другой, - но тело моё чисто, если не считать того поцелуя, который мне пришлось тебе подарить, лишь бы ты перестала окрашивать мой снег своей кровью.
        Я открываю рот, не в состоянии решить, на какое из многочисленных оскорблений в столь коротком предложении мне стоит ответить. Ему пришлось?! Он считает этот вынужденный поцелуй подарком мне? И будто я специально кровью истекала! Как вообще можно вложить столько в одну фразу?
        - Это был мой первый поцелуй, между прочим! И колдун в Зимнем лесу был последним, кому я хотела бы его отдать, - запоздало нахожусь я с ответом, когда собеседник уже отошёл дальше, чтобы проверить корзинку с грушами.
        - Тут мы с тобой квиты, княжна, - парирует тот.
        Мой желудок позорно урчит в образовавшейся тишине, и у меня из головы вылетает язвительный ответ.
        - Эти звуки же не означают, что ты умираешь? - колдун опять кривит рот в некотором отвращении, в очередной раз демонстрируя, что не в восторге от мысли, что придётся убирать моё мёртвое тело. Стыдит меня своей реакцией ещё больше.
        - Да не умираю я! - недовольно бормочу в ответ, бесцеремонно отодвигая мужчину от продуктов. - По крайней мере, пока.
        Колдун возвращается на стул, но теперь следит с опаской, будто в любой момент готов поить меня живой водой. Я быстро перебираю ингредиенты для пирожков и похлёбки. В тишине чищу и мою грибы, нарезаю, добавляю воду, другие овощи и травы. Ставлю горшок в печь. Колдун продолжает наблюдать за моими действиями в полной тишине, но скучающим вовсе не выглядит.
        - Как называется драгоценный камень в твоём посохе? - спрашиваю я, желая развеять неловкое молчание.
        - Мой посох создан всеми тремя зимними месяцами, и там нет драгоценных камней. В навершии действительно есть элемент, похожий на кристалл, но это живая вода из снега Декабря, замороженная в причудливую форму холодом и метелью Февраля, а древесина высушена морозом Января.
        Я киваю, вспоминая его слова про сухую древесину, и бросаю заинтересованный взгляд на замороженный кристалл, что и вправду застыл в завихрении, словно под ледяным ветром.
        - Куда ты сегодня ходил?
        - Проверял окрестности.
        - Ты часто так делаешь?
        - Да. Каждый день я хожу, смотрю, чтобы не было мёртвых животных или людей на моей земле. Как я уже сказал, мёртвые тела и кровь оскверняют живую воду, поэтому ваши людские байки о жертвоприношениях просто смешны. Они идут вразрез с сутью этого места.
        - А что ты делаешь, если находишь тех, кто ранен, но ещё жив? - стараюсь спрашивать равнодушно, скрывая волнение за монотонной работой, пока добавляю яйца в муку.
        - Ты спрашиваешь о людях? - быстро схватывает колдун. - Такие встречались раньше, но последние пятьдесят лет сюда забредают единицы. Если они живы, но ранены, то пою их живой водой и вышвыриваю за пределы своих земель. Если хотят помереть, то пусть делают это на территории Ноября.
        Я едва не выливаю всю воду в горшок, хотя нужно лишь немного. Теряюсь, перебарщиваю, и приходится добавить муки. Его ответ сбивает меня с толку. Получается, он вообще никого не убивает? В груди разливается умиротворяющее тепло, мне становится спокойнее. Однако не из-за того, что теперь не нужно его бояться, а потому что с первой встречи я надеялась, что нет в колдуне ничего злого. И каждый наш разговор подтверждал это.
        - Ты не умеешь месить тесто?
        Я подскакиваю на месте, когда колдун оказывается позади и заглядывает через моё плечо в сторону стола, на котором я готовлю тесто.
        - Неужели княжна не знает, что делать дальше? - насмешливо интересуется он, намекая на мою заторможенность.
        - Будто ты знаешь, как месить тесто, - язвительно парирую я.
        - Знаю, - серьёзно кивает он.
        Я демонстративно вываливаю перед колдуном вязкую смесь, та с грохотом падает на деревянную доску.
        - Докажи! - предлагаю с вызовом.
        Да что может знать о тесте бессмертный неряха в проклятом лесу? А ещё меня пытается стыдить!
        Спесь сходит, уступая место сомнению, когда в ответ колдун хмыкает, уверенно снимает верхний кафтан и закатывает рукава нижней чёрной рубашки. Он тянет руки к тесту, но я перехватываю их, забыв о страхе. Перенаправляю его ладони к миске с водой.
        - Вначале руки помой.
        Дожидаюсь, пока колдун делает что велено, затем насухо их вытирает и вновь тянется к тесту, но промахивается. Шарит пальцами рядом. Я невольно улыбаюсь, уже аккуратнее беру его за кисти и кладу ладони на смесь. Первые движения колдуна несмелые, как если бы его пальцы и руки не совсем помнили, что делать, но постепенно он действует всё увереннее. Я завороженно слежу за тем, с какой лёгкостью он месит большой кусок теста, помогаю ему ещё пару раз найти муку, чтобы присыпать деревянную доску. Но дальше он ловко продолжает сам.
        Зная, что он не видит, я не пытаюсь скрыть восхищения. Сам колдун кажется стройным или даже худым, но по открытым предплечьям понимаю, что он скорее жилистый, и эти руки при желании могут и шею свернуть. Прекрасно помню, с какой лёгкостью он сдавил мне горло. По щекам разливается смущение при взгляде на его мечтательную улыбку, будто готовка доставляет ему удовольствие. Возможно, его дни были настолько скучны и однообразны, что даже замес теста кажется ему забавой.
        На меня опять накатывает сочувствие, я ощущаю его горькое одиночество почти так же отчётливо, как и запах ягод в избе. Колдун всё равно не видит, поэтому не прячу улыбку, когда он пару раз раздражённо дует на длинную прядь, что падает ему на глаза и щекочет нос.
        - Завяжи мне волосы, княжна, - приказывает колдун, а я вся каменею, смущённая его просьбой, хотя догадываюсь, что он не придаёт этому лишнего значения.
        Нахожу тонкий кожаный шнурок, привстаю на носки, чтобы собрать все его волосы. Они мягкие на ощупь, гладкие, распадаются легко, словно он их недавно расчесал. Аккуратно стягиваю их сзади в низкий хвост, и хозяин дома благодарит меня кивком.
        - Что ты планируешь приготовить? - интересуется он.
        - Похлёбка уже готовится, поэтому думала испечь пирожки с грушей или яблоком.
        - С грушей, - сразу отвечает колдун. - Я люблю с грушей.
        Я прикрываю рот рукой, приглушая смех. Он как ребёнок ставит мне условие, что желает отведать. Но из-за внезапных воспоминаний следующий смешок застревает в горле, и улыбка становится натянутой. Я беру груши, мою их и начинаю нарезать на столе рядом.
        - Ты больше любишь с яблоками? - с замешательством спрашивает колдун, каким-то образом ощутив перемену в моём настроении.
        - Я любые люблю. Просто мой друг Илья тоже любит с грушей. Вдруг вспомнила о нём.
        - Твой суженый?
        - Мой лучший друг.
        - Ты увидишь его через год или даже раньше.
        - Ты прав, - мысль о целом годе ужасает, но колдун пытается поддержать меня в своей странной манере, поэтому я соглашаюсь. - А ты? Как давно ты здесь?
        - Не знаю, здесь всегда зима и тяжело понять. Я сбился со счёта после первого столетия. А с момента потери зрения прошло восемнадцать лет или около того.
        Хозяин леса указывает на замешенное тесто, и я со снисходительной улыбкой хвалю его работу. Уголки губ колдуна дёргаются, и ему никак не удаётся скрыть горделивую, по-ребячески довольную ухмылку, будто не тесто замесил, а высшую магию продемонстрировал. Продолжаю я уже сама. Леплю пирожки, вытаскиваю готовую похлёбку, а потом отправляю тесто в печь. Бросаю взгляд в окно. Вечер пролетел легко и незаметно. Снаружи совсем стемнело, но в доме тепло и светло благодаря печи и многочисленным зажжённым свечам.
        - Ты сказал, что отдал зрение ради защиты ребёнка. Что это был за ребёнок? - спрашиваю я, доставая две простые глиняные миски.
        - Девочка, которой не повезло родиться между ноябрём и декабрём, - половник в моей руке вздрагивает, но колдун не знает об этом и продолжает: - Редко такое бывает, что ребёнок принадлежит двум месяцам сразу, но из-за чёрных волос отнесли её в лес, как поступают со всеми зимними детьми. Как я ни пытался отвадить Ноябрь, он всё равно её заметил, пожелал своей невестой сделать.
        - С чего он решил сделать её невестой?
        - Интересно ему стало.
        - Интересно?!
        - Да, - усмехается колдун, чувствуя моё изумление. - Когда-то давно Сентябрь, единственный из двенадцати месяцев, полюбил смертную и назвал своей невестой. С тех пор Ноябрь, любящий повторять за своим самым старшим братом, тоже невесту захотел. Мы все видели, как он недоумевал, следя за Сентябрём. Тот из-за привязанности к смертной испытывал человеческие эмоции, обычно нам недоступные. Он горевал после её смерти, а Ноябрь смотрел на брата, на его слёзы и смех, горе и радость как на неясную головоломку. Злило его собственное непонимание и решил, что смертная невеста - ключ к разгадке. Не знаю, чем ему приглянулась именно та девочка, может тем, что она и зиме принадлежит? Делиться Ноябрь не любит. Но сложнее стало с появлением Октября.
        - Октябрь тоже хотел забрать того ребёнка?
        Я разливаю похлёбку, стараясь ничем не выдать своего волнения.
        Говорит ли он обо мне или был ещё ребёнок? Может, из другого княжества?
        - Да, он тоже долгие годы смотрел на Сентябрь и не понимал его чувств, а когда Ноябрь выбрал избранницу первее, то Октябрь захотел её себе. Кто знает зачем. Может, чтобы защитить от Ноября, а может, чтобы убить. Почти забрали они её, однако я решил ребёнка не отдавать, ведь и зиме она принадлежит.
        - Но зачем убивать?
        - Затем, что в ней есть зима и осень, а значит, способна мне помочь. Знает Октябрь, что если поможет она мне, то братцу его младшему Ноябрю несдобровать за то, что он сделал с зимними братьями.
        Если эта девочка я, то…
        Все думают, что меня отвергли или просто не тронули.
        Но оказывается, это колдун не дал меня забрать.
        - Так та девочка и есть твоя невеста, которую ты ждёшь? - аккуратно спрашиваю я.
        - Да.
        - Она и вправду может тебе помочь?
        - Да, но если она мертва, то шансов у меня больше нет, - ровно отвечает колдун.
        Молюсь, чтобы руки тряслись не так сильно, пока несу полную миску к столу. Вряд ли колдун обрадуется, если я разолью на него горячую грибную похлёбку. Ставлю миску перед ним и аккуратно вкладываю деревянную ложку в руку, затем приношу свою порцию и сажусь с колдуном за один стол. Может, стоило бы бежать после слов о невесте, да только мне некуда.
        - Почему ты зовёшь её невестой?
        - Имя ее мне неведомо, да и Ноябрь злить весело. Знаю, что следит он, хоть и боится на снега ступить и встретиться со мной лицом к лицу.
        - Ты сказал, что ты не колдун. Так как тебя зовут? - я удивляюсь своему спокойному тону, хотя внутри всё напряжено, а в горле ком едва даёт дышать.
        Колдун поднимает на меня слепые глаза, и его губы расходятся в привычной мрачной улыбке.
        - Все смертные знают моё имя, княжна. И тебе оно тоже должно быть известно.
        Глава 17
        Я не называю его имени, а колдун и не просит. Мы заканчиваем наш первый совместный ужин в длительном молчании. Мне слишком многое нужно обдумать, а хозяина этих снегов, кажется, вовсе не тяготит тишина. Я часто поглядываю в его сторону, наблюдая, как вначале он ест похлёбку, а затем пробует пирожок с грушей. Всё сложнее отделаться от мысли, что в своём ворчании он похож на старика, но капризами и беспомощностью - на ребёнка. Он даже оскорбляется, когда я предлагаю заштопать его плащ и кафтан. Правда, при этом я, не подумав, роняю, что, судя по стежкам, его одежду зашивал тот, кто иглу в жизни в руках не держал. Прикусываю губу, чтобы не смеяться, наблюдая за тем, как он оскорблённо округляет глаза.
        - Ты не можешь наколдовать себе новую одежду? - спрашиваю я, оценивающе рассматривая зашитые дыры на плаще.
        - Могу, но это лишняя трата сил, которых у меня и так немного. Раньше одежду мне приносил Март, но этот изворотливый пройдоха избегает меня около десяти лет.
        - Март?! Настоящий Март месяц?! - подпрыгиваю я на месте.
        - Именно он. И будь ты с ним знакома, княжна, так бы не радовалась. Такую чуму, как он, ещё поискать надо, - с недовольством хмурит брови хозяин дома, слыша восхищение в моём вопросе.
        - Ты со всеми знаком?! А они сюда заходят?
        - Иногда заходили. Особенно Март и Апрель.
        - Правда, что Апрель самый красивый среди всех месяцев? - Я приподнимаюсь, опираясь на столешницу. - А позвать ты их можешь?
        Колдун складывает руки на груди, откидываясь на спинку стула.
        - Значит, тебе нравится Апрель, княжна?
        - Я слышала, что он сказочно красив. В легендах говорится, что внешностью с ним могут сравниться лишь девушки, рождённые в апреле. Тяжело сомневаться, потому что моя сестра Мира рождена во второй весенний месяц и красивее неё нет во всём Ренске, - я не стыжусь своего воодушевления, выпаливаю всё, что знаю о весеннем месяце. - Если Апрель придёт, ты меня позовёшь? Хоть одним глазком позволь взглянуть!
        Губы колдуна изгибаются в кривой усмешке.
        - Твоя правда, княжна ренская, он очень красив, - колдун цедит эти слова с напряжением, почти сквозь зубы, - этот прохвост любит то юнцом появляться, то молодым мужчиной. Да таким, что нет ни одной девушки, которая перед ним бы устояла. Только крошит он сердца девиц с таким же треском, как весеннее тепло - лёд на реке. Всё ещё желаешь его увидеть?
        - Да! - моментально отвечаю я.
        - Как знаешь, - готова поклясться, что слышу, как скрипят его зубы, хотя улыбка на лице держится как приклеенная. Колдун не дожидается потока новых вопросов, а поднимается на ноги, громко отодвигая стул. - Я устал. Ты опять же вольна расположиться где хочешь.
        Мои мысли в смятении, у меня ещё так много того, о чём хочется спросить, но колдун берёт посох и отправляется к себе раньше, чем мне удаётся сформулировать новый вопрос. В этот раз его шаги легче и идёт он увереннее, от чего я чувствую облегчение. Прибираю беспорядок после нашей готовки, беру одну свечу и решаю в этот раз выбрать себе комнату.
        На втором этаже узкий коридор, а деревянные половицы тихо поскрипывают при каждом шаге. Хоть и было разрешено занимать любую из двух свободных комнат, но я не глядя открываю первую дверь по коридору, решая поселиться как можно дальше от хозяйской спальни, чтобы не тревожить колдуна. Всё-таки это его дом, и в любой момент он может передумать и вышвырнуть меня вон.
        Большую часть маленькой спальни занимает просторная кровать с обилием подушек и несколькими тёплыми одеялами. Простой ковёр, стол с зеркалом, один-единственный, но массивный сундук и одно окно. Уверена, что здесь никто никогда не жил, но в комнате нет ни пыли, ни запаха затхлости. Постель заправлена свежим бельём, а в воздухе всё тот же запах елей и яблок. После волшебного посоха отсутствие пыли не удивляет меня вовсе, и я тушу свечу, переодеваюсь в длинную рубаху, что теперь служит мне ночным платьем, и забираюсь под одеяло. Оставшись вновь один на один со своими мыслями, я никак не могу справиться с потоком воспоминаний об отце, доме, Илье и даже сёстрах. Гадаю, стоит ли попросить колдуна отправить Тень с вестью отцу, но как отреагируют люди, заметив незнакомца? А если поймут, что я у колдуна Зимнего леса, то и вовсе побоятся мне помогать. Я стискиваю голову руками, вспоминая разговоры на рынке. При виде колдуна на княжеском дворе люди только убедятся, что от меня одни беды. Может, через год, после моего возвращения, против отца взбунтуются, обвиняя, что он укрывает декабрьскую колдунью. Тогда
точно проблемы с урожаем на меня повесят. Нельзя отправлять Тень, нужно придумать что-то другое.
        Прячусь с головой под покрывалом, пытаюсь контролировать слёзы, но те всё равно льются. Хоть меньше, чем в первую ночь, но, на беду, подобных ночей впереди у меня много.
        На следующее утро я поднимаюсь пораньше, на рассвете. Хочу перехватить колдуна до его ухода. Но спустя час глупого ожидания понимаю, что он не спустится. Может, покинул дом, когда я проснулась, или ушёл ещё до рассвета. Я боюсь заблудиться в Зимнем лесу, поэтому остаюсь в избе и занимаюсь домашними делами. Моюсь в медной ванне, готовлю больше еды, чиню одежду колдуна, а свою отстирываю от крови и тоже зашиваю. Выношу из дома таз с окровавленной водой и вначале хочу выплеснуть её как есть, но замираю, глядя на белоснежный покров. Вспоминаю слова о том, что кровь оскверняет снег, поэтому раскапываю его руками до чёрной земли и выливаю розовую воду туда. Ухаживаю за Ягодкой и прогуливаюсь с ней вокруг дома, позволяя лошади размяться, но сама часто оглядываюсь в сторону заснеженных елей, каждый раз надеясь, что колдун вот-вот вернётся. Одиночество тяготит меня спустя всего пару дней, а он тут столетия.
        Хозяин дома возвращается опять под вечер, мы вместе ужинаем запечённым картофелем с грибами, немного разговариваем, он ворчит, что не стоило так усердствовать с его плащом, когда пальцами проверяет аккуратные стежки, а я под стать ему ворчу, что он мог бы просто сказать спасибо.
        На следующее утро я встаю раньше, караулю его ещё до рассвета, а колдун спускается ровно с первыми лучами солнца. Удивляется просьбе взять меня с собой. Не отвечает согласием, но и не противится. Криво усмехается в ответ, огибает меня как мешающий предмет мебели и покидает горницу, а потом и избу. Я следую за ним, стараясь не отставать, хотя ноги постоянно вязнут в снегу.
        В последующие дни всё повторяется. Каждое утро я встаю до рассвета, а колдун не противится и не отговаривает меня. Разве что одинаково недовольно цокает языком, когда время от времени в течение дня я останавливаюсь, запыхавшись, и громко прошу его передохнуть. Поначалу я в основном наблюдаю за тем, что он делает, никак не вмешиваясь.
        Колдун при солнечном свете обходит свой лес, действительно выискивает мёртвых. В первый же день мы натыкаемся на мёртвую белку. Хозяин леса сам руками раскапывает ей могилу. Я не предлагаю помощь, вначале не зная, что делать и можно ли, поэтому он заканчивает всё в одиночестве. Затем проводит несколько часов то тут, то там. Проверяет зайцев и белок, с лёгкостью находя их норы, словно знает, где они живут. Дольше всего кормит птиц ягодами. В основном к нему слетаются снегири, воробьи, свиристели и желтогрудые синицы. Время от времени я слышу уханье сов в лесу, но колдун никогда их не ищет и не подкармливает, убеждая, что они сами добывают себе пропитание. Хозяин леса предупреждает о возможных хищниках, но, по его словам, те забредают сюда редко, предпочитая охотиться в более тёплой части леса.
        В течение дня колдун навещает заледеневшее озеро. Выходит почти на середину. Меня ледяная поверхность и завораживает, и пугает, поэтому я всегда остаюсь на берегу и наблюдаю, как колдун бродит там в одиночестве, что-то выискивает, стучит своим посохом.
        Понаблюдав со стороны несколько дней, после я начинаю молча помогать. Присаживаюсь рядом и так же рою могилы животным, если надо. Земля под снегом удивительно мягкая, хотя я думала, что она должна замёрзнуть. Таскаю с собой нарезанные фрукты и семечки, чтобы хозяин леса дольше мог кормить птиц, но на ледяное озеро не хожу. Всегда дожидаюсь на берегу.
        Лишь один раз я бросилась к нему.
        На шестой день колдун, как и каждый раз до этого, ходил и стучал по льду, выискивая что-то, как неожиданно упал на колени, откладывая посох. Снял с пояса небольшой топор, который время от времени брал с собой. Размахнулся и ударил лёд со всей силы, такой, что жуткий звон разорвал привычную тишину леса. Он вновь занёс оружие и повторил движение, а потом ещё и ещё раз. Я кричала ему, чтобы он перестал, страшась, что лёд треснет и мой единственный собеседник в этом одиноком месте провалится в ледяную воду. Я не знала, убьёт ли колдуна холод, но ужас потерять его оказался сильнее страха перед замёрзшим озером. Я подбежала к нему, упав несколько раз, схватила за топор, останавливая и прося перестать. И колдун, взорвавшись потоком злых проклятий, прекратил. Я перевела взгляд на лёд, где должны были остаться глубокие трещины, но поверхность была абсолютно ровной, без единой царапины. В тот день настроение колдуна было ужасным, он не сказал мне ни слова и даже не стал ужинать, сразу, ворча, ушёл к себе.
        С тех пор мы почти не говорили два дня, и только спустя ещё два, когда он стал походить на себя прежнего, я решилась спросить о том, что произошло.
        - Ты правда не убивал людей? - интересуюсь я, помогая копать неглубокую могилу для мёртвого снегиря.
        - Убивал, но не по своей прихоти. Я защищался.
        - Ты говоришь о старых временах? Когда люди приходили сюда, чтобы убить тебя?
        - Да. Тогда они собирались в толпы, приходили с мечами и факелами. Не знаю, на самом деле я кого-то убил или нет. Но мой холод и метели были достаточно сильны и опасны, когда я вышвыривал смертных вон со своих земель, - рассказывает он, продолжая копать. - Они пытались мне навредить, хотя я к ним даже не выходил. Так кто же тут плохой, княжна? Я или они?
        - Они, - нехотя признаю я. Колдун мне никогда не врал и вряд ли делает это сейчас, поэтому и я отвечаю, как думаю.
        Хозяин леса удовлетворённо кивает.
        - Да, смертные всегда страшились холодов, зимнее время действительно непростое. Но рассказывали ли вам предки о том, как они любили снежные ночи? Как любовались северным сиянием в небе? Описали, как много игр придумали в зимний период года? Поведали, как приятно тепло от печи, пока за окном метель, или насколько чист воздух зимой? - с горечью продолжает он, заражая меня своей тоской.
        Увидев в этом лесу снег впервые, я поняла, что всегда скучала по нему, хотя раньше и не видела. Будто в душе, где-то в глубине меня, жила тоска о потерянном, но понять, что именно я потеряла, мне никак не удавалось. Может, у моей мамы было похожее чувство, раз ей сны о зиме снились?
        - Даже ваши байки о золоте. Известны они мне, но не я держу тебя здесь, а слуги Ноября.
        Я усердно киваю, хоть он и не видит. Эту загадку я несколько раз прокручивала в голове, но боялась задать из-за скверного настроения колдуна.
        - Мне рассказывали, что Зимнему лесу неприятно золото, потому что напоминает тепло летнего солнца, - аккуратно делюсь я.
        - Мне и лесу без разницы, какой металл вы, смертные, носите, - отмахивается колдун. - Дело в Ноябре и его нелюбви к золотым оберегам. Рождённым весной делают из железа, летним из латуни, осенним из меди, а у зимних хоть одна бусина, но должна быть золотой.
        Я забываю о могиле и во все глаза смотрю на собеседника. Колдун если и ощущает моё удивление, то не подаёт виду, продолжая трудиться.
        - Зимняя пора сложна для жизни. Младенцы слабы и часто гибли в холода, умирали чаще, чем рождённые в тёплое время. Все месяцы наблюдают за людьми, знают, что золото вы цените дорого, поэтому зимние братья при рождении каждого ребёнка оставляли родителям кусочек этого металла. Хотели, чтобы в первые свои холода у матери и младенца была еда в достатке, особенно в бедных семьях. И если вначале люди так и поступали - тратили золото на еду, то позже начали придавать дару значение оберега, - голос колдуна становится ворчливым и недовольным, но я продолжаю впитывать каждое слово. - Придумали создавать украшения, бесполезно растрачивая на какие-то подвески, хотя дано было для помощи. Войти в лес с этим металлом можно, но если на снега ступишь, то и золотом и зимой пропахнешь. Поэтому и реагируют так слуги Ноября, чуют драгоценность словно зимний оберег.
        Я не нахожусь с ответом. Какими на самом деле были Декабрь, Январь и Февраль? Ужасными и жестокими, как говорят люди, или преданными и понимающими, как в рассказах колдуна?
        - Мёртвых людей ты тоже закапываешь здесь? - меняю я тему, ощутив сдавленность в горле от волнения.
        - Нет. Среди снегов я хороню только животных.
        - Но мёртвые люди же тебе попадались?
        - Попадались, - соглашается колдун, укладывает птицу в ямку и медленно присыпает её чёрной землёй. - Я просто смотрю, каким месяцем они отмечены, кому принадлежат, и зову нужного брата, чтобы он забрал и похоронил тело если надо. Чаще всего мне помогали Март и Апрель, потому что летним месяцам сюда не зайти. Если же люди принадлежали Ноябрю, то я оттаскивал смертного в ноябрьскую часть леса.
        - Ты можешь определить, в каком месяце человек родился? - уточняю я, отряхивая руки.
        - Могу.
        - Тогда почему при нашей встрече ты сам у меня спросил, когда я родилась?
        Колдун задумчиво сводит брови, заканчивает с могилой, берёт посох и поднимается на ноги.
        - Потому что по тебе непонятно, - он разворачивается и идёт дальше, по маршруту, по которому мы ходим последние три дня.
        - То есть «непонятно»?!
        - Это… будто твой месяц тебя ничем не одарил, - усмехается колдун. Я уже знаю, что он любит надо мной подшучивать, но всё равно чувствую себя уязвлённой. - Это было бы странным, не скажи ты, что родилась в ноябре. Именно Ноябрь и ещё Июнь временами забывают или ленятся одаривать своих детей. Вот и весь ответ, княжна. В тебе нет ничего особенного.
        - Что значит нет?! Да я всю жизнь мечтала быть не особенной! У меня же… - я осекаюсь, вспомнив, что солгала ему о своих волосах.
        Я всегда хотела быть обычной, ненавидела свой цвет волос, а теперь по глупости возмущаюсь, когда наконец встретила того, кому неизвестна моя странность.
        Успокаиваюсь, напоминая себе, что колдун ждёт свою невесту, а по его рассказу, скорее всего это я. Кто знает, что он сделает, если ему станет об этом известно. Для чего ему невеста? Пока мне надо провести в этом лесу около полугода, но выпустит ли он меня, узнав, кто я такая?
        - У тебя что? - прерывает поток моих мыслей колдун.
        - Ничего. Ты прав. Во мне ничего особенного, - спокойнее отвечаю я и моментально меняю тему. - Почему ты бил лёд топором на озере несколько дней назад?
        - Заметил трещину.
        - Тогда тем более нельзя было этого делать! - повышаю голос и стараюсь нагнать хозяина леса, чтобы заглянуть в лицо. - Зачем тебе разрушать лёд?
        - Это не имеет значения. Я пытаюсь все эти столетия, а толку никакого, как бы сильно и чем бы я ни бил. В этом мне и может помочь бывшая невеста Ноября, которую я ему не отдал.
        - Тот ребёнок в лесу, что ты отобрал у Ноября? Она тебе так нужна?
        - Нужна.
        - Почему ты не забрал её в тот же день?
        Его шаг сбивается, колдун тянет с ответом, а я глаз с него не спускаю, иду рядом и надеюсь, что он всё-таки расскажет.
        - Она была младенцем… я решил, что ребёнку будет лучше в смертной семье, - он неловко запускает руку в волосы, останавливаясь на краю знакомой поляны, той, где мы впервые встретились. - Я не умею обращаться с детьми. Со мной ребёнок умер бы от голода или холода. Я могу любое животное выходить, но не человеческое дитя.
        Я несколько раз моргаю, с недоумением рассматривая его лицо. Губы он плотно сжимает, напрягается весь, но стыдливо бегающий взгляд его выдаёт. Моя улыбка сама собой становится шире, а потом я невольно начинаю смеяться, представляя колдуна с ребёнком. Должна признать, что полностью с ним согласна, даже в моём воображении это выглядит неловко. Да он бы потерял ребёнка в своём захламленном доме за сутки!
        - Насмехаешься, значит, княжна, - недовольно фыркает колдун. - Между прочим, любимый тобой Апрель вообще детей младше пяти лет боится. Трёхлетний смертный однажды ему прядь золотистых волос выдрал, с тех пор он их избегает.
        - Прикрываешься страхами Апреля, колдун? - в ещё большем хохоте сгибаюсь я, впервые видя смущённый румянец на его щеках.
        Неожиданно колдун оказывается рядом, нависает надо мной, не осознавая, насколько близко подошёл. Мой смех застревает где-то в горле вместе с воздухом, я непроизвольно кладу левую ладонь ему на грудь, чтобы он остановился, иначе врежется в меня. Ощущаю, как напрягаются его мышцы под моими пальцами.
        - Считаешь, что мне нужно прикрываться кем-то вроде Апреля? Одного из трусов, что спрятал голову в песок, когда Ноябрь подло обманул всех? - он тянет слова, но его угрожающий тон бьёт не хуже позорной пощёчины.
        Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Колдун вскидывает руку и обхватывает пальцами мою ладонь, что лежит у него на груди. С удивительной нежностью гладит, пока не натыкается на яшмовое кольцо. Я продолжаю носить его, полностью принимая как оберег на удачу.
        Лицо колдуна темнеет, он ощупывает перстень. Внезапно хозяин леса отрывает мою ладонь от своей груди. Вся мягкость исчезает из его прикосновений, я вскрикиваю от боли, когда он с нечеловеческой силой сдавливает мои пальцы.
        - Яшмовое кольцо! - со странной ненавистью шипит он и дёргает мою руку на себя. - Откуда оно у тебя, княжна?!
        Из горла вырывается всхлип и болезненный стон. Другой рукой пытаюсь разжать его захват, чтобы уменьшить давление, но колдун так зол, что не замечает ничего. Ещё немного, и он переломает мне кости.
        - Больно, - с трудом выдавливаю я сквозь сжатые зубы.
        - Где ты его взяла?! - рявкает он, не ослабляя хватку.
        За болью приходит злость, и я пинаю колдуна под коленом.
        - Я сказала, что мне больно! - с не меньшей яростью ору на него я.
        Нас разбрасывает в стороны, но вовсе не от моего крика или тем более пинка, а от тёплого света, что вырывается из яшмового кольца. Он взрывается сверкающим шаром, и я валюсь в снег, а колдун вовсе отлетает на несколько метров и со стоном спиной врезается в толстый ствол сосны. Не понимая, что произошло, он тут же падает на колени, роняя посох.
        Сквозь гул в ушах слышу своё сбитое дыхание, сердце колотится от пережитого испуга, а пейзаж размыт световыми бликами, которые я стараюсь сморгнуть. Мои пальцы трясутся, пока я проверяю, не сломал ли он мне их. Колдун сжал мою руку с такой силой, что остались синяки и кровавые полосы от металла. Не убираю кольцо, а надеваю на другой палец, боясь потерять. Мужчина шарит руками по снегу, находит свой посох и, пошатываясь, поднимается на ноги. Похоже, он тоже не ожидал такого. Колдун встряхивает головой, приходя в себя, я стремительно встаю, вся напрягаюсь, готовая, что он опять бросится на меня. Однако колдун остаётся на месте.
        - Откуда у тебя кольцо, княжна? - он больше не кричит, но голос дрожит от едва сдерживаемого гнева.
        - Мне его дал мальчишка. На вид ему было лет восемь или девять, светлые волосы…
        - …торчат во все стороны, глаза голубые, и на нём дорогой кафтан, но испачканный? - торопит меня колдун.
        - Да.
        Губы мужчины растягиваются в оскале:
        - Март!! - рявкает он так громко, что со всех ближайших сосен и елей падает снег, а птицы стаями взвиваются в небо, напуганные. - Я знаю, что ты где-то здесь!
        Колдун начинает вертеться вокруг своей оси, внимательно вглядывается в тени между стволами, словно ищет кого-то.
        - Март? - Зрение ко мне возвращается, я с недоумением наблюдаю за нервными движениями хозяина леса.
        Впервые вижу колдуна настолько злым, взвинченным и взъерошенным. Его обычно аккуратные волосы в беспорядке после падения.
        - Да! - скалится он в злой улыбке, следит будто хищник. - Мальчишка, что дал тебе кольцо, - это Март. Мелкий пройдоха!
        Я скептически приподнимаю бровь, вспоминая вымогателя пирогов. Тот мальчик не может быть бессмертным и первым весенним месяцем. Похоже, колдун тронулся умом.
        - Ты перепутал. Тот мальчуган был обычным ребёнком, он ковырялся в грязи, подбирая свой янтарь, а потом потребовал, чтобы я ему пирог купила, - убеждаю я.
        - Именно! Это точно Март!
        - Не требовал я у тебя пироги, ты в меня врезалась, сестрица!
        Я вскрикиваю от голоса позади, резко отхожу в сторону и оборачиваюсь. Голова колдуна так же дёргается в направлении мальчишеского голоса.
        Это всё тот же мальчуган восьми лет. В точности такой, каким я его и помню. Взлохмаченные светлые волосы, вздёрнутый нос и по-детски наглая улыбка. На нём штаны, заправленные в высокие красные сапожки с загнутыми носами. Белая рубаха с красной вышивкой, а сверху красный с золотом кафтан нараспашку. По дороговизне одежды он бы сошёл за маленького княжича или сына боярина, но грязь на коленях и кафтане выдаёт его неряшливость. Я всё ещё с сомнением оглядываю парнишку, не находя в нём ничего примечательного. Кроме того, что он слишком легко одет для здешнего холода. Вокруг мороз, а мальчуган не трясётся, разве что румянец на пухлых щеках присутствует.
        - Март, - кровожадно тянет колдун, направляясь к нам, улыбка с лица мальчика сползает, и он прячется за моей спиной, хватаясь за недавно зашитый кафтан.
        Он делает так, как поступил бы любой ребёнок, поэтому я прикрываю его рукой, вставая между мужчиной и странным мальчиком.
        - Погоди. Разве он что-то сделал тебе?
        Колдун вскидывает на меня белые глаза, словно только сейчас вспомнил о моём существовании.
        - Не вмешивайся, княжна. Ты даже не представляешь, что он сотворил.
        - Я уже просил у тебя прощения, - вставляет мальчишка.
        - Я прощу, когда ты отдашь мне вторую часть души, прохвост! - шипит на него колдун. - Не ври, что не избегаешь меня!
        - Я… я всё не мог набраться смелости сказать тебе, - виновато лепечет Март.
        - Что сказать? - чуть спокойнее отвечает колдун, но дерево посоха сдавленно скрипит под его пальцами.
        - Часть твоей души… видишь ли, тут такая беда. Я её потерял.
        - Ты её - что? - бесцветным голосом переспрашивает хозяин леса. Он становится смертельно бледным и даже качается, отчего я дёргаюсь в его сторону, поддерживая под локоть.
        - Я её положил в сохранное место, клянусь! - мнётся мальчишка. - Но место то - потерял.
        - Как можно потерять то, куда спрятал?! - весь ощетинивается колдун, теряя остатки то ли терпения, то ли рассудка.
        - Ты так говоришь, будто это сложно, - беззаботно фыркает Март.
        Колдун бросается на мальчишку, явно желая его удавить голыми руками. Ребёнок отбегает в сторону, колдун неловко поскальзывается на собственном снеге и падает. Но его этот позор не смущает. Он вскакивает на ноги и бросается вдогонку. Март вновь бежит ко мне, огибает, используя как препятствие. Мужчина устремляется за ним. Я стою в полном замешательстве, наблюдая, как они гоняются друг за другом. Мальчишка временами смеётся, а иногда взвизгивает, когда руки колдуна слишком близко хватают воздух рядом с его воротом. Колдун кроет первый весенний месяц проклятьями и цветистыми оскорблениями.
        Они так продолжают несколько минут, пока колдун не оказывается быстрее, хватает мальчишку за кафтан на груди и с лёгкостью, одной рукой, отрывает ребёнка от земли. Тот начинает капризничать, кричать, а потом плакать и выть, болтая ногами в воздухе.
        - Сестрица, помоги! Помоги мне!
        - Даже не пытайся, - вновь встряхивает его колдун, обнажая зубы в мрачном оскале. Половина его угольных волос влажная из-за многочисленных падений в снег.
        - Сестрица!! - Мальчишка переходит на такой звонкий визг, что колдун морщится, а я подхожу к ним ближе.
        - Может, отпустишь его? - аккуратно предлагаю я, касаясь пальцами напряжённой руки колдуна, которая держит ребёнка. - Он всё-таки слабее тебя.
        - Мне нравится твоя лесть, княжна, но не обманывайся его внешним видом. Весенним месяцам нравится, как вы, смертные, называете их «младшими братишками». На деле Март бессмертен и может появиться в таком же теле, как и у меня. Просто он любит давить на жалость и клянчить пироги.
        - Я не клянчу, - дуется Март.
        - Ещё как клянчишь, - отрезаю я, и колдун хмыкает, довольный моей поддержкой.
        - Шутки закончились. Говори, где часть моей души? - Он встряхивает мальчишку, и тот скисает, понимая, что ему не вырваться.
        - Я правда забыл. Последние годы я к тебе не приходил, потому что искал, куда её дел. Знаю, что она в надёжном месте, но где это место… не помню. Дай мне лет тридцать, и я найду.
        - Не дам!
        - Ну хоть двадцать!
        - Нет!
        - А десять?
        - Я умираю! И лес умирает вместе со мной! У меня нет и года!! - орёт колдун, а последовавшая за этими словами тишина угрожающе звенит.
        Март поднимает голубые глаза. Вмиг веселье, капризы, недовольство и лукавство исчезают. У меня по спине проходит дрожь, теперь отчётливо видно, что глаза мальчишки не принадлежат смертному существу. Его лицо по-прежнему похоже на ребёнка, но губы и брови изгибаются совсем по-другому. Он почти перестаёт моргать, а зрачок сужается и больше не меняет своего размера. Однако после слов колдуна меня это не волнует и не пугает. Я тоже перевожу взгляд на мужчину, осознавая услышанное.
        - Если этот лес умрёт - зима никогда не вернётся. Круговорот года будет полностью нарушен. Земля продолжит гнить, и не сразу, но всем смертным, животным и растениям придёт конец, - сухо добавляет колдун и разжимает пальцы. Март падает на снег, но не издаёт и писка. Молча поднимается на ноги как ни в чём не бывало. - У тебя меньше года. Принеси мне вторую часть души.
        - Но ты всё равно не сможешь разбить лёд, - неожиданно взрослым голосом говорит Март, своим немигающим взглядом следя за колдуном. - Тот мальчишка, что брыкался и канючил, исчез, уступая место кому-то совсем другому.
        - Может, сумею, если буду целым. Не узнаю, пока не попробую.
        - Я понял и сделаю всё, что смогу.
        Колдун устало отмахивается, словно короткая погоня за весенним месяцем вытянула из него все силы.
        - Я пойду в дом первым, княжна. Ты уже знаешь дорогу, возвращайся, когда пожелаешь, - бросает он мне напоследок.
        Мы с Мартом остаёмся стоять, пока силуэт мужчины не исчезает среди деревьев. Чуя неладное, я моментально хватаю Март за ворот дорогого кафтана, когда тот превращается в знакомого нахального мальчугана и пытается удрать.
        - Не так быстро! - Мне бы стоило бояться его, всё-таки передо мной настоящее воплощение одного из бессмертных двенадцати месяцев, но я не чувствую ни капли благоговения. Мне необходимы ответы. - Расскажи всё.
        Я со всей серьёзностью разворачиваю Март к себе. С каждой секундой всё отчётливее понимаю сказанное колдуном, и какой-то неведомый глубинный страх ширится у меня внутри, будто пропасть. Это не тот страх, от которого трясёшься всем телом, это тот, от которого внутри всё замерзает, покрываясь изморозью.
        - Расскажи мне правду о Ноябре и зимних братьях. Что произошло? - настаиваю я.
        Нехотя, но присаживаюсь на большой камень, когда Март жестом просит меня об этом. Встряхиваю головой, избавляясь от мысли, что здесь колдун часто кормит птиц. Сколько ещё он сможет продолжать это делать? Неужели у него действительно лишь год?
        - Я бы хотел сказать, что во всём виноват Ноябрь, но и моей вины не меньше, - серьёзным тоном начинает Март. Он не садится рядом, а продолжает стоять и смотреть в направлении, куда ушёл колдун. - Я начну с начала. Мы - двенадцать месяцев, бессмертные братья друг другу. Это правда, что убить нас нельзя. По крайней мере, ни у кого до сих пор не вышло, но и правда, что самые сложные отношения были с зимними братьями. Не все мы дружны, но я первый иду после них и люблю их не меньше, чем своих весенних братьев. Я чаще остальных бываю среди людей, нравится мне гулять по разным княжеским городам, поэтому слышал все ваши легенды и сказки. Но многое вы не помните. Ты бы видела, сестрица, какие красивые безветренные снежные ночи у Декабря. Насколько морозно дыхание Января, до кристаллов в воздухе. А о братце Феврале смертные говорят как о самом слабом, но не видали они его метелей и снежной мглы.
        Вначале его восхищение наполняет меня воодушевлением, я подаюсь вперёд, желая узнать больше, но оглядываюсь вокруг, и радость уходит, оставляя мне ещё большее чувство тоски от мысли, что и этот снег может исчезнуть навсегда.
        - Почему колдун сказал, что людям и животным придёт конец?
        Март смотрит на меня с жалостью, позволяя осознать, что и я принадлежу к тем, кому, по словам хозяина этих мест, осталось недолго.
        - Он говорил о круговороте года. Когда сезоны и месяцы сменяются друг за другом. Никто из нас, включая Ноябрь, не знал, чем обернётся исчезновение зимы. Сами мы открыли важность круговорота, лишь потеряв зимних братьев, а уж людям и подавно этого было не понять. Перемены протекали очень медленно, столетиями, но теперь даже вы, смертные, замечаете последствия. Земля и реки умирают, отравленные мёртвой водой от осеннего перегноя.
        - Но перегной питает землю, разве нет?
        - Верно, сестрица, но только отчасти. Осенью в земле застаивается дождевая вода, смешивается с перегноем и становится мёртвой. Ничего плохого в ней не было, пока существовал круговорот года, ведь следом за осенью всегда шёл Декабрь, чей снег - настоящая живая вода. Раньше, на протяжении всех трёх зимних месяцев, земля спала, обновлялась, а по весне питалась растаявшей живой водой. Та впитывалась в почву и попадала в реки. Земля и воды после зимы были полны сил и жизни, чтобы помочь цветам и почкам на деревьях распуститься, чтобы летом рос новый урожай и дал возможность людям и животным прожить весь следующий год. Зима была периодом необходимого отдыха для почвы и рек, дабы на протяжении весны, лета и осени цвести и давать богатый урожай для всего живого. Даже мы - месяцы - любим человеческую пищу, хоть она и не обязательна для нашего выживания.
        - То есть гниющий урожай - это последствия того, что зимы давно не было? Дальше будет хуже?
        - Ты смышлёная, сестрица. Всё схватываешь на лету, - грустно улыбается мне Март и делает несколько широких шагов по снегу, потом разворачивается и повторяет. У него голос взрослого, но он как обычный мальчишка развлекается, пытаясь сделать шаг как можно шире и не упасть.
        - Как Ноябрь победил Декабрь? Ты сказал, что убить вас нельзя.
        Март замирает, перестаёт дурачиться, а уголки его губ опускаются. Он виновато свешивает голову себе на грудь и теребит край кафтана.
        - Ноябрь не побеждал зиму.
        - Как это «не побеждал»? - ахаю я.
        - Точнее, всё было совсем не так, как в ваших сказках. Ноябрь победил обманом. А для этого обмана использовал доверчивость и расположение Декабря, Января и Февраля ко мне. Добрее всех ко мне был Февраль. Не слаб он, а просто уходил раньше, потому что он последний холодный месяц, и видел, как люди его гнали, разжигая костры и веселясь на Масленицу, восхваляя солнце. Не я его прогонял, он сам отступал, чтобы я мог прийти, радуя смертных своими капелями. Но ты видела, во что превратился мой месяц без зимы, сестрица! - с раздражением топает ногой мальчишка. - Какие там капели?! Снега-то нет! Одна грязь! Было бы как в старые времена, я бы тебе показал, какие быстрые ручейки умею пускать! Потоки звенели как колокольчики, а вся детвора собиралась, чтобы кораблики свои игрушечные на воду поставить. Вот если Апрель спросишь, он тоже не в восторге. Знаменит был мой брат подснежниками своими, как чудом невиданным, где цветы из-под снега вылезают. А теперь что?! Какие же они подснежники, если снега нет? Обычные цветы нынче, и никакого чуда! Вся наша магия и очарование пропали!
        Я улыбаюсь от того, как Март всё больше распаляется, негодует, но не выглядит опаснее разозлённого ребёнка. Стучит ногами, капризничает, взмахивает руками. Но я хмурюсь, понимая, что и правда не знаю, какова капель в действительности. А подснежники всегда для меня были просто цветами с таким названием. Оказывается, не только зимы мы не знаем, но и настоящей весны.
        - Так что сделал Ноябрь? - подсказываю я Марту, когда тот забывает тему своего рассказа.
        - Ах да. Так вот. Февраль позволял мне приходить чуть раньше, поэтому в благодарность каждый год я дарил трём зимним братьям по чарке хмельного мёда. Все знали об этой нашей привычке, которая за столетия стала традицией. Иногда к нам присоединялись другие месяцы, празднуя конец самого сложного зимнего периода. В тот год к нам присоединился Ноябрь. Декабрь, Январь и Февраль доверяли мне, поэтому Ноябрю так легко удалось нас всех одурачить, - взгляд мальчика темнеет, а брови сходятся на переносице. - Если Декабрь - владелец живой воды, то Ноябрь хранит мёртвую. Он добавил её в тот хмель, тем самым отравив зимних братьев. Ослабли они до такой степени, что и руки не могли поднять, поэтому Ноябрь с лёгкостью разрубил их тела.
        Я прикрываю рот рукой, с ужасом глядя на Март.
        - Но ты сказал, что вы бессмертные!
        - Сказал. Тела для нас имеют мало значения. Это лишь форма нашей души, если мы пожелаем. Но, дав зимним братьям мёртвую воду, Ноябрь сделал их уязвимыми и мечом разбил сами их души надвое.
        В голове эхом отдаются слова колдуна, когда ещё недавно он бегал за Мартом прямо на этой поляне. Он требовал… вернуть ему часть души. По моему телу проходит крупная дрожь, глаза расширяются.
        - Души зимних месяцев разбиты надвое?!
        - Ага. Осознав, что происходит, я попытался помочь. Схватил одну половину самого сильного зимнего месяца, чтобы спрятать от Ноября, и притворился, что не знаю, где она. Я долго её хранил, скрывая от осенних братьев, пока они за мной следили, не доверяя. Помню, что нашёл отличное место! Спрятал половину души! Знаю, что надёжно спрятал! Только вот место то потерял.
        Я едва слушаю, что он продолжает бормотать. Взглядом бездумно скольжу по заснеженному пейзажу.
        - Ты спрятал половину души колдуна… Того колдуна, в чьём доме я живу? И мне предстоит прожить с ним ещё полгода. С тем, кого все люди боятся? - растерянно тараторю я, а Март вновь согласно кивает, никак не замечая моей оторопи. Я сосредотачиваю взгляд на мальчишке, принимая реальность. - Так этого зимнего колдуна в действительности зовут Дфф…
        Я не успеваю произнести имя вслух, потому что Март бросается ко мне, закрывает рот обеими руками, вынуждая меня умолкнуть.
        - Нет-нет-нет, сестрица! Не зови его по имени! Услышит и станет немного сильнее, а там точно сил у него хватит голову мне открутить!
        Я несколько раз моргаю, встречая неприкрытый страх в голубых глазах.
        - Я отпущу, но обещай его не звать! Моя голова мне дорога, - предупреждает Март, и я киваю. Мальчик медленно отпускает меня, но не отходит далеко, продолжая с подозрением ждать, что я его обману.
        - Так это не выдумки? Станет сильнее, если позвать по имени?
        - Да, станет. Это магия настоящего имени.
        - Это может помочь ему продержаться дольше года?
        - Нет. Максимум усилит его на час, - качает головой весенний месяц. - Однако опасно это для него теперь, раз ему мало осталось. Вначале он станет сильнее, но долго это не продлится. А когда эффект спадёт, то без части своей души ослабнет ещё хуже, чем сейчас.
        - Значит, Ноябрь победил обманом, воспользовавшись твоей дружбой с зимними братьями, - подвожу я итог, а Март усердно кивает, довольный, что я правильно его поняла. - Но тогда их можно спасти! Нужно ведь просто соединить их души, зима вернётся, круговорот года восстановится!
        Теперь уже Март кивает неуверенно, его сомнение не предвещает ничего хорошего.
        - Видишь ли, не все месяцы хотят возвращения зимы, кому-то нравится и без неё, а кому-то всё равно. А если ещё честнее, то лишь я, Апрель и он, - Март выразительно кивает в направлении, куда ушёл колдун, - пытаемся всё исправить.
        - Я помогу! - вскакиваю я на ноги, не желая больше думать о смерти хозяина этих мест. - Где части душ остальных?
        - Прямо здесь, - улыбается Март, а я оглядываюсь вокруг. - Снег, мороз, холод, ледяные ветра. Колдун хранит это место и первые половины душ своих братьев, но не обрести им плоть и полную силу, не выжить, если вдруг он погибнет.
        - Если здесь их половины, то почему они не принимают никакую форму, как это делает колдун?
        - Он меньше всех отравленного хмеля выпил. И сказал же я, что намеренно самого сильного спрятал, зная, что он сможет что-нибудь придумать.
        - Хорошо. Получается, здесь, в этом лесу, есть по половине от каждого. Где же другие их половины? - нетерпеливо спрашиваю я.
        - Вторую половину колдуна я потерял.
        - Март! - возмущаюсь я. - Ну как так можно?!
        - Хоть ты, сестрица, не ругай. Я найду, клянусь, - тут же морщит нос мальчишка.
        - А остальные где?
        - Подо льдом, - серьёзно говорит Март, пальцем тыча в сторону заледеневшего озера.
        Глава 18
        Так вот почему он с такой яростью колотил лёд.
        Ради того, чтобы освободить братьев.
        Я устремляюсь к замёрзшему озеру, но меня останавливает крик Марта:
        - Мне пора, сестрица! Ноябрь уже наверняка знает, что я здесь был и задержался.
        - Нет, постой! Ты должен рассказать, как его разбить! - отвечаю я, надеясь задержать мальчишку.
        - Это ты можешь спросить у моего брата, а я должен найти его часть души, иначе всё напрасно. И продолжай носить моё кольцо! Говорил же я, что камень этот добрый, удачу он тебе принесёт.
        Я не успеваю больше ничего спросить. На моих глазах тело ребёнка распадается на вихрь снега и тёплый ветер. Исчезает, будто его здесь и не было. Я верчусь на месте, вспоминаю всё, что мне сказал колдун о том, что ему нужна спасённая девочка. В состоянии ли я разбить лёд, который даже самому Декабрю не поддаётся?
        Оглядываю небо, которое медленно окрашивается в вечерние алые тона. Небо чистое, ветер слабый, поэтому сегодняшний день кажется почти тёплым по сравнению с предыдущими. Иду к заледеневшему озеру и нерешительно останавливаюсь на его краю, как и все дни до этого. Жду чего-то. Может, знака или подсказки, как мне поступить. Напряжённо всматриваюсь в пейзаж, брожу туда-сюда вдоль берега и мнусь на краю, не решаясь даже ступить на лёд. Вытряхиваю все мысли из головы и иду к лесной избе, чтобы узнать правду у колдуна.
        Не нахожу хозяина на первом этаже, но успокаиваюсь, слыша скрип половиц со второго. Готовлю его любимые пироги с грушей, продолжая прислушиваться к шорохам. Мысль о его смерти тревожит меня сильнее, чем я могла бы представить, руки сами собой замирают, я вся настораживаюсь каждый раз, когда наверху повисает глухая тишина. А расслабляюсь, только когда раздаётся знакомое постукивание посоха.
        Снова отвлекаю себя готовкой и уборкой. Спустя несколько часов дел не остаётся, я поднимаюсь на второй этаж и впервые стучу в дверь колдуна.
        - В чём дело, княжна? - раздаётся привычный недовольный голос.
        - Поешь со мной.
        - Неужели наготовила так много, что самой не справиться? - Он выходит, но закрывает дверь так быстро, что я не успеваю заглянуть в его комнату.
        - Вроде того, - соглашаюсь я.
        Спустившись в горницу, колдун втягивает носом запахи, вскидывает на меня взгляд, вопросительно приподнимая бровь. Вроде и слеп он, но каким-то образом всё знает. Наготовила я сегодня больше обычного: немного грибного супа, каша овсяная с приправой, свежеиспечённый хлеб, овощей побольше почистила и нарезала. Улыбаюсь, глядя, как дёргается голова колдуна в сторону пирожков с грушей, но про них он вслух не спрашивает.
        - Поешь. Март сказал, что вы любите еду, хоть она вам и не нужна.
        - Забавная ты, княжна. Удостоверившись теперь, что во мне нет ничего человеческого, вместо того чтобы бежать сломя голову, ты вернулась в мой дом и наготовила еды, - хмыкает он, тяжело опускаясь на стул, а я по привычке будто немощному вкладываю ложку в его руку.
        - В отличие от лис, убить меня ты не пытаешься, - с напускным равнодушием пожимаю я плечами.
        - Прости за руку, - внезапно бросает он, а я невольно сжимаю и разжимаю пальцы, на одном из которых по-прежнему ношу кольцо Марта. Синяки остались, но уже не болят так сильно. - Что ещё тебе рассказал мелкий пройдоха?
        - Рассказал, что Ноябрь вас обманул. Это правда?
        Колдун начинает перемешивать кашу. Спохватившись, я как можно незаметнее кидаю ему в еду кусочек масла, чтобы вкуснее было. Улыбаюсь, понимая, что он ничего не заметил. Тихо сажусь обратно на место, кладу себе и тоже принимаюсь за еду.
        - Правда. Ссоры между нами дело обычное. Но в тот год Ноябрь на самом деле победил. Жестоким способом, обманом, но победил.
        - Значит, этот вид… то, что я вижу - это половина твоей души?
        - Да. Даже половина моей души сильна, и я смог принять эту форму. Хоть Март и выкрал мою вторую половину, но мёртвая вода, что Ноябрь добавил в хмель, сохранялась в моём организме на столетия, поэтому соединиться в одно целое я не мог. Но и глупцом был, попросив Март сохранить часть моей души на время. Как ты слышала, он и такое способен потерять, - колдун говорит и ест спокойно, без былой злости или отчаяния, и я не знаю, хорошо это или плохо. - Однако у неполноценной души есть предел.
        - Ты действительно умираешь?
        - Смерть в вашем понимании - это не совсем верное определение. Я просто исчезну. Без моей поддержки исчезнет снег и мороз, что я храню. А с ними исчезнут и мои братья.
        - Но если Март найдёт вторую половину после твоего исчезновения? Ты не сможешь вернуться?
        - Нет. Вторая половина тоже исчезнет следом за первой, княжна. Исчезнет зима навсегда.
        Я опускаю взгляд на свою кашу, которой не съела ни ложки.
        - Тебя это не пугает? - неожиданно спрашиваю я.
        Растерянно наклоняю голову, когда колдун фыркает, а потом безрадостно смеётся.
        - Как показало время, моё существование особо никому не важно. Да и это… - он взмахивает рукой в сторону окна, за которым давно стемнело. - Вы, смертные, сказали бы, что это и «не жизнь вовсе».
        - Ты одинок, - тихо соглашаюсь я.
        - Мне незнакомо понятие одиночества, княжна.
        - Это был не вопрос. То, что ты чувствуешь… это - одиночество.
        - Хм, - задумчиво тянет колдун, смотрит куда-то мимо меня, наклоняет голову и возвращается к еде. - Тогда это неприятное чувство.
        Я сдержанно улыбаюсь его скупому выводу и откладываю ложку, совсем теряя аппетит.
        - Март сказал правду, что все люди погибнут без зимы, снега и живой воды?
        - Да. Не сразу. Может, ещё лет десять пройдёт, прежде чем голод убьёт большинство.
        Я тревожно закусываю губу, вспоминая о своих близких. Десять лет. Это слишком скоро.
        - Души твоих братьев подо льдом? - уточняю я.
        Колдун весь напрягается как натянутая тетива, медленно поднимает на меня недовольное лицо, будто я узнала его самый сокровенный секрет.
        - Март вообще всё разболтал? - настороженно бормочет он.
        - Почти.
        - Язык без костей.
        - Расскажи мне о невесте, которую ждёшь. Это она поможет тебе разбить лёд?
        - Да, - морщится колдун, нехотя выдавливая одно короткое слово.
        - Расскажи, - наседаю я, пока он в тишине заканчивает есть кашу, считая, что одного-единственного «да» мне должно быть достаточно.
        Демонстративно шумно отодвигаю от него корзинку с грушевыми пирогами, когда он тянет руку за первым.
        - Княжна, - недовольно зовёт колдун, схватив рукой воздух.
        - Расскажи, тогда дам один, - выдвигаю я своё условие.
        - Если расскажу - дашь четыре.
        - Два и не больше.
        - Не торгуйся со мной, смертная! Уступлю в последний раз. Соглашусь на три, - колдун упирается ладонями в столешницу, подаётся вперёд и пытается запугать грозным тоном.
        - Два, но ещё сбитень тебе налью, - отрезаю я.
        Он вновь откидывается на спинку стула, от резкого движения из-под рубашки колдуна показывается украшение - несколько кристаллов в железной оправе на кожаном шнурке. Мой взгляд сам собой устремляется к схожему по цвету кристаллу в посохе. Может, и это живая вода Декабря?
        Мгновение, и колдун прячет свою подвеску обратно, явно не желая, чтобы её кто-то видел, а затем скребёт пальцами подбородок, раздумывая над полученным предложением, словно это самое важное решение в его жизни. Я сдерживаю смешок, наблюдая за его трудностями с выбором. В действительности я отдам ему все пироги, но забавно видеть, как он верит, что я отберу его любимую еду. Наверное, поэтому он мне так нравится, напоминает Илью.
        - Хорошо, - сдаётся он, а я отхожу, чтобы налить ему обещанный напиток. - Ноябрь тот ещё шутник. Одолев нас, он понял, что его победа временна. Пройдут года, и части наших душ снова соединятся. Я выпил меньше всех принесённого хмеля и единственный после разделения души собрал в себе силы и принял вновь физическую форму. В этом жалком теле, ослабленный, я не ровня Ноябрю. Но я хотел защитить братьев. Первые половины оставил здесь, чтобы помогали они мне хранить лес в холоде, а вторые их половины решил скрыть под столь толстым льдом, что осенним братьям не разбить.
        Я тихо ставлю перед колдуном кружку со сбитнем и обещанные пирожки с грушей. Сажусь напротив, внимательно слушая рассказ.
        - Но прежде чем метель успела тут всё заморозить и изгнать Ноябрь подальше от озера, прежде чем лёд достаточно окреп, брат осенний вложил в него свой полусгнивший кленовый лист, и тот вмёрз в ледяной покров.
        - И этот лист тебе мешает?
        - Да. Он уже начал гнить и хранил мёртвую воду. Этот ледяной покров теперь не разбить не только Ноябрю, но и мне.
        - А летние братья не могут растопить его?
        - Июлю, возможно, это под силу, но летние месяцы могут здесь всё уничтожить, пока наши души разделены, нам нельзя встречаться. Они знают об этом и благоразумно держатся от меня подальше.
        - Тогда как его разбить? - не выдерживаю я.
        - Когда Ноябрь положил кленовый лист, он его заговорил шуткой. Сказал, что оставит мне лазейку, но и не лазейка это вовсе, а насмешка. Наложил чары, что тот лёд добровольно разобьёт смертная невеста, принадлежащая зиме. Наверное, повеселился Ноябрь, выдумывая подобное, ведь люди и раньше зиму не жаловали. А ещё больше он посмеялся, когда разнёс среди смертных весть о том, что зимой рождаются колдуны и их нужно оставлять в лесу. Люди бросали детей на территории Ноября, так брат всех претенденток находил быстрее меня и удостоверялся, чтобы не осталось смертных, кто мог бы мне помочь.
        - Но ты говорил, что кого-то тебе удалось спасти.
        - Удалось, - соглашается колдун. - Но ни одна из спасённых девочек не вернулась, ни одну из них зима не притянула назад. Я же более выйти за пределы леса не могу.
        - А последняя девочка?
        - Тот ребёнок… Возложил я на неё некоторые надежды, хоть и ноябрьская она, но и зимой тронута. Однако минуло восемнадцать лет, а девочка не вернулась. Зима и её не позвала. Может, и не было смысла её спасать, но я в качестве мести решил её отобрать у осенних братьев, так же как они часто поступали со мной, лишая возможности найти настоящую зимнюю невесту. Поэтому забрал я осеннюю и зову своей в насмешку над Ноябрём и Октябрём, что до сих пор злятся на то, как легко оказались мной одурачены.
        - Ты не думал, что она - это я? - больно прикусываю язык, но сказанного не воротишь.
        - Думал, но, схватив тебя в первый раз, не ощутил ничего. Нет в тебе ни присутствия зимы, ни осени. Ещё ты сказала, что волосы твои каштановые, но какая разница, правда всё это или нет. Главное, что я не чувствую в тебе того, что должен почувствовать в нужной невесте, - колдун заканчивает ужинать и вытирает руки о полотенце, я наблюдаю за его спокойными движениями.
        Он смирился.
        Вспоминаю, как отчаянно он колотил топором по льду. Сколько раз ему мерещилась трещина и он вновь начинал надеяться?
        Колдун поднимается с места, неожиданно подходит ближе. Ахаю, когда он разворачивает к себе стул вместе со мной, будто я ничего не вешу. Опускается на корточки напротив и берёт мою левую руку в свои. Бережно гладит синяки, прося прощения за боль. Иногда его пальцы замирают на яшмовом кольце, но больше он не пытается его отобрать.
        - Я благодарен тебе за заботу, Яра, - я вздрагиваю, впервые слыша своё имя из его уст. Думала, что он и не запомнил его, посчитав абсолютно ненужным. - И поэтому рад, что ты не тот ребёнок.
        - Почему?
        - Потому что мне неизвестна ваша смертная любовь. Несчастна будет моя невеста, - он улыбается ласково и печально. Он ещё не успел её найти, ту девушку, а уже сожалеет о том, что может сделать не так. - Если Март не успеет, а снега начнут таять, я исчезну раньше, чем след золота с тебя сойдёт. В то мгновение садись на свою Ягодку, княжна, и скачи так быстро, как можешь. Я не узнаю, выбралась ты или нет, но буду верить, что у тебя получится.
        Я не представляю, что ответить на эти слова. Хочу поблагодарить и сказать, что он заблуждается, считая, что не знает любви. Ведь зачем тогда ценой своей жизни хранит души своих братьев, зачем каждый день хоронит мёртвых и кормит живых. Хочу, чтобы он забрал слова о своём исчезновении назад и не заставлял меня чувствовать, как слёзы собираются в глазах. Я плачу тихо, чтобы колдун не слышал. Он не касается моих щёк, не проверяет, но словно догадывается: поднимает руку и гладит меня по волосам. Неловко и неумело. Как если бы делал это впервые в жизни и слишком боялся причинить мне боль.
        Глава 19
        Ночью, убедившись, что колдун заснул, я выхожу из избы. Беру с собой свечу и металлическую кочергу, решившись на глупый поступок. Замираю на мгновение, оглядывая темноту вокруг, но оставляю сомнения и иду к заледеневшему озеру. На берегу нахожу крепкую на вид палку толщиной с моё запястье и тоже беру с собой.
        Мешкаю только с первым и вторым шагом. Ступаю на лёд аккуратно, но, не ощутив опасности, иду дальше. Прохожу метров пятьдесят, нервно сглатываю, глядя назад на берег. Запрокидываю голову к затянутому облаками небу, те кажутся грязными на фоне тёмного свода. Пытаюсь отбросить тревожные мысли о том, что будет, провались я в воду.
        Опускаю взгляд под ноги, всматриваюсь в ледяную, почти чёрную синеву, хоть что-нибудь разглядеть невозможно. Завораживающе прекрасное зрелище вызывает благоговение, которое усиливается страхом и неровным сердцебиением. Ночью здесь так тихо, что сейчас я не слышу ничего, кроме собственного дыхания. На всякий случай осматриваю берег в поисках нежеланных свидетелей, но ни колдуна, ни его Тени, ни даже животных нет.
        Откладываю свечу и кочергу, сжимаю пальцами холодное дерево, вспоминаю, как своими глазами видела гниющие фрукты, а следом - чудеса живой воды. И как на себе испытала доброту колдуна, когда он спас меня, хотя все твердили, что нужно его бояться. Я видела его одиночество, и в горле встаёт ком от мыслей, что он отдал глаза ради этого места и ради того, чтобы я не досталась осенним братьям. Отдал зрение и совсем ослаб. Теперь мысль о Ноябре скорее пугает. Что было бы со мной, если бы Декабрь не вмешался? Понимаю, что должна помочь зимним братьям, особенно если это действительно в моих силах, но боюсь изменить ход истории.
        Для храбрости напоминаю себе об отце, об Илье, его брате, о своих сёстрах и даже об Исае и Владимире. Всему живому конец, если круговорот года не восстановится.
        Замахиваюсь палкой и со всей силы, пока не передумала, опускаю на лёд. Вся цепенею при звуке треска. Его эхо разлетается во все стороны, добирается до берега, пугая нескольких птиц на ближайших деревьях. Я замираю, боясь выдохнуть. Но трещал не лёд, а моё импровизированное оружие, в то время как на ледяной поверхности не осталось и царапины.
        Хмурюсь, пережив первую волну тревоги. Замахиваюсь и вновь бью, но результат ничуть не лучше, чем в первый раз. На третьем ударе злюсь и луплю лёд так сильно, как только могу. Продолжаю, пока палка в моих руках не ломается надвое. Отбрасываю её, падаю на колени и прикладываю ладони к ледяной поверхности, как дура надеясь растопить ее, но прекращаю бесполезное дело, когда кожу на руках начинает нестерпимо жечь, а лёд остаётся целым. Подношу зажжённую свечу, но ничего не меняется. Берусь за кочергу, теряя остатки страха, опускаю металл на заледеневшую гладь, но и это не срабатывает. Повторяю, пока руки не начинают болеть от вибрации, идущей по кочерге в пальцы и ладони. В голос проклинаю холод и бью лёд каблуком сапога, даже прыгаю, намереваясь расколоть поверхность весом своего тела, но тот остаётся неизменным.
        Зло выдыхаю, оставшись без сил, стираю рукавом капли пота со лба. Возомнила я о себе слишком много. Прав колдун. Я не особенная. Я ненавидела свои чёрные волосы, из-за которых выделялась, ненавидела быть непохожей на других в толпе. И теперь, став самой простой среди позабытых снегов в компании снегирей, колдуна и Марта, чувствую разочарование от своей бесполезности.
        Я возвращаюсь в дом через час, проскальзываю внутрь бесшумно, пристыженная своей неудачей. Раньше я боялась рассказать колдуну правду о цвете своих волос, но теперь мне ещё страшнее признаться, что ребёнок, которого он спас и на которого надеется, оказался ни на что не способен. В груди сдавливает от мысли, как он будет разочарован, лишившись последней призрачной надежды.
        На следующий день колдун возвращается к привычному для него распорядку, будто никакого разговора с Мартом и не было. Будто он никогда не говорил о своём приближающемся конце. Я хожу за ним, но мы почти не разговариваем. Мой затравленный взгляд всё чаще устремляется в сторону замёрзшего озера, и настроение портится при воспоминаниях о ночной неудаче.
        Так мы живём ещё месяц, колдун продолжает существовать, как знает, а я при нём больше не завожу разговоров о его кончине и невесте, притворяюсь, что ничего не изменилось. Но пару раз в неделю по ночам всё равно хожу на озеро, повторяю свои попытки и каждый раз терплю неудачу.
        По моим подсчётам, пошёл второй месяц зимы - время Января. Увидь меня отец и Алёна, решили бы, что я совсем одичала. Я не стесняюсь носить потрёпанную одежду, спокойно хожу с распущенными волосами, так как колдун слеп, а мы абсолютно одни. За прошедшие недели я узнала Зимний лес, привыкла переставлять ноги в снегу, и нынче это не кажется мне таким сложным. Ветер и холод уже не настолько болезненно царапают щёки, и я знаю, в какую одежду нужно одеваться, чтобы было теплее. В сундуках я нашла одежду на руки. Колдун долго и хрипло смеялся, услышав, что я впервые увидела шерстяные рукавицы. Среди людей давно никто такое не носит.
        - Почему ты каждый день кормишь птиц? - спрашиваю я, опускаясь рядом с колдуном на камень. Он привык к моей компании и специально садится ближе к краю, оставляя место и для меня.
        - Чтобы они не умирали.
        - То есть тебе они нравятся, - с воодушевлением уточняю я.
        - Закапывать мёртвых - утомительно, княжна, - с сухим смешком реагирует он. - Уж лучше пусть они будут живыми.
        - Ворчишь и жалуешься, как старый дед.
        Колдун фыркает в ответ на мою попытку его поддеть. Раньше он порывисто возражал, но теперь только усмехается.
        - Что за вода в том замёрзшем озере? Тоже живая? - меняю я тему, наблюдая, как снегири беззастенчиво клянчат еду, прыгая у ног колдуна.
        Птицы отъелись и совсем страха не знают. Привыкли к хорошей жизни, к тому, что он их регулярно кормит. Оглядываюсь на окружающие нас деревья - большая часть веток заполнена ожидающими угощения пичугами.
        - Да, живая вода, но не такая, как в этом снеге. Там она чище и сильнее. Она бы даже мне могла сил придать, если бы я мог до неё добраться хоть на мгновение.
        - Почему Ноябрь так теб… так вас ненавидит?
        - Он нас не ненавидит, - поправляет колдун. - Он просто тщеславен и глуп. Уже наверняка сам осознал ошибку, но пока не хочет её признавать. Не желает взглянуть правде в лицо, а когда решится - будет поздно. Ноябрь - неприметный месяц, и брату это не нравилось. До него идут яркие Сентябрь и Октябрь, знаменитые своим багрянцем на деревьях и листопадами. А после Декабрь, укрывающий землю белым покровом. На их фоне Ноябрь был гол, грязен и холоден. Люди никак его не запоминали. В его период они думали о прошедших пожарах листвы и гадали о предстоящем снеге, а о самом Ноябре не говорили, словно и нет в нём ничего интересного.
        - Теперь это не так, - я кутаюсь в кафтан, пытаясь избавиться от неуместной жалости к Ноябрю. Узнав правду о его лживой победе, я не хочу чувствовать к нему ничего подобного.
        - Точнее, он добился того, чего хотел. Люди нынче говорят о нём, любят и уважают за подвиги, - соглашается колдун, кисло усмехаясь на последнем слове. - Тяжело не заметить месяц, погода которого тянется целый сезон, а отступает лишь с приходом Марта. Но, как ты поняла, княжна, его глупость аукнулась нам всем.
        - Но, несмотря на всё, ты его не ненавидишь?
        - Мы братья, и мы вечные. Он такой, какой есть. Наше отношение друг к другу менялось множество раз, дрались и спорили мы так много, что и не счесть. Но также мы много общались, приветствовали друг друга и поддерживали. Начиная ту ссору, Ноябрь вряд ли предполагал, что его план удастся и он одержит победу. Ведь до этого сотни раз мы скрещивали мечи и ничего не получалось.
        Я качаю головой, не понимая, что за странные у них отношения. Хотя им столько лет, что я и представить не могу. Так откуда мне понять их мысли?
        Внезапно колдун поворачивает голову налево, щурится, прислушиваясь к звукам леса. Выжидает несколько секунд, кидает все оставшиеся ягоды на снег и поднимается на ноги, продолжая глядеть на юг.
        - Что случилось? - я вскакиваю на ноги, встревоженная тенью раздражения на его лице.
        - Держись ко мне поближе, княжна. Кто-то пришёл в наш лес.
        Глава 20
        Слова колдуна радуют и пугают одновременно. В груди зарождается надежда, что отец узнал, куда я пропала, и приехал, чтобы забрать меня домой, но другая часть меня не знает, как теперь вернуться в Ренск. После всего, что мне стало известно.
        Колдун неторопливо идёт на юг, а я двигаюсь, отставая лишь на шаг, изредка выглядывая из-за его спины, стараясь разглядеть, кто именно пришёл. Снег скрипит у нас под ногами, солнце почти поднялось к самой верхней точке, но небо затянуто светло-серыми облаками. В любом другом месте день казался бы пасмурным, но здесь скудный свет отражается от снежного покрова, множится, оставляя день в меру ярким, просто не до рези в глазах, как это бывает в солнечную погоду. Я вскользь оглядываю небо, впервые понимая, что за всё время ни разу не видела снегопада. Наутро весь снег обновляется, но каким-то неестественным, магическим способом. Мне бы хотелось взглянуть на падающие с небес снежинки. Зрелище наверняка волшебное, как и…
        - Яра…
        Я вздрагиваю, а колдун замирает как изваяние, когда мы оба слышим моё имя в ветре. Оно звучит едва слышно, зовущий меня человек слишком далеко. Я задерживаю дыхание, решая, что мне показалось, однако моё имя звучит вновь и вновь. Ломающимся эхом разносится по лесу.
        - Яра!
        - Нет, - шокированно, на выдохе шепчу я, - не может быть.
        - Постой, княжна, - предупреждает колдун, пока я торопливо огибаю его, верчу головой в поисках обладателя голоса.
        - Этот лес может меня обманывать? Может пародировать голоса? - Я хватаю колдуна за рукав кафтана, но, не отрываясь, смотрю в сторону ноябрьского леса, откуда прилетает моё имя.
        - Нет, не может, - этого ответа мне достаточно. - Постой, Яра! Проклятье!
        Колдун кричит мне в спину, но я не слушаю. Бегу вперёд, не в силах поверить, что он здесь. Он никак не должен быть здесь. Сердце бешено бьётся в груди, подгоняя меня. Я задеваю ели, но не оборачиваюсь и не обращаю на них внимания, хотя снег с веток падает прямо на голову. На всей скорости преодолеваю деревья и спотыкаюсь о корень, когда белоснежный покров неожиданно заканчивается, а я наступаю на землю, покрытую полусгнившими листьями и жёлтыми, старыми сосновыми иголками. С недоумением озираюсь вокруг.
        Этого не должно быть. Раньше в этом месте ещё лежал снег.
        Я была здесь три дня назад. Проверяла, есть ли изменения в лесе. Всё было в порядке, а теперь полоса зимы сдвинулась приблизительно на тридцать шагов. Зимняя часть леса уменьшается, снег тает, а ноябрьская часть захватывает всё больше территории. По горлу поднимается страх за колдуна, как вдруг я снова слышу голос Ильи:
        - Яра!
        Ему нельзя находиться здесь. Что, если лисы вновь нападут?
        Мне самой опасно выходить за пределы снегов, но я не могу оставить друга бродить по ноябрьскому лесу. Как можно тише бегу на голос. Это сложно. Он разносится эхом, отражается от деревьев. Несколько раз я резко меняю направление, понимая, что бегу в неверную сторону. Беспрестанно верчу головой, стараясь быстрее заметить приближение лисы. Здесь свет не такой яркий, весь пейзаж тоскливый, в коричневых и охристо-жёлтых оттенках, разбавленный бледными солнечными лучами, проникающими сквозь голые ветви и облака.
        - Яра!!
        Я останавливаюсь как вкопанная, заметив движение справа. Зажимаю рот рукой, не веря своим глазам. Это действительно Илья. Да ещё и один. Илья вертит головой, рука лежит на рукояти меча, ему явно здесь неуютно. Светло-русые волосы он не состриг, они всё так же касаются плеч. Лицо выглядит усталым, а щёки и подбородок покрывает щетина.
        Я всхлипываю не в состоянии вымолвить его имя. Бегу к Илье, не обращая внимания, как кафтан и сарафан цепляются за кусты и голые ветки. Приближаюсь к другу так быстро, что он пугается сначала. Его синие глаза распахиваются, он успевает немного вытянуть меч из ножен, прежде чем узнаёт меня, а я врезаюсь в Илью, обхватывая его руками. Вначале он замирает ошарашенный, а потом прижимает к себе так сильно, что мне трудно дышать. Илья повторяет моё имя, перемежая слова с недоверчивыми смешками, которые нервно вырываются из его груди, но никак не могут превратиться в настоящий смех.
        Я плачу от радости, пальцами стискивая кафтан на его спине. Илья отцепляет меня от своей груди, но не отпускает далеко, обхватывает моё лицо ладонями. Стирает слёзы, убеждаясь, что это я.
        - Яра! Что случилось?! Проклятье, ты всё это время была в лесу? Я нашёл твой сломанный лук! Да я чуть с ума не сошёл, когда брат рассказал, что ты пропала!
        Ему тяжело говорить из-за сбитого дыхания, но Илья всё равно пытается отругать меня. Получается плохо, слишком много волнения в его голосе.
        - А что с лицом? Твоя рана полностью зажила? Как это возможно?
        Этим вопросом Илья напоминает мне, что здесь не место для разговоров. Нужно скорее вернуться к колдуну, в зимнюю часть леса, где слуги Ноября нас не тронут.
        - Илья, я всё расскажу, но мы должны как можно быстрее отсюда уйти, - хватаю друга за руку и насильно тяну на север.
        Тот делает несколько шагов, но затем упирается ногами в землю, сам хватает меня за руку и тянет в противоположную сторону:
        - Там Зимний лес, глупая. Нам нужно сюда!
        - Нет! Нам нужно на север! - настаиваю я, но Илья сопротивляется, и мне никак не удаётся его сдвинуть.
        Я упрямлюсь. Илья сильнее меня, но я продолжаю дёргать его в нужном мне направлении. Он принимает более устойчивую позу и не позволяет сдвинуть его хоть на шаг. Встревоженный взгляд друга пробегает по моему лицу и наряду. Может, наконец видит, что от привычной ему княжны и следа не осталось. Вся одежда поношена, часть даже и не моя вовсе, заплетённая коса наполовину растрепалась, и нет на мне ни одного украшения помимо кольца, подаренного Мартом.
        - Яра, да что с тобой? Нужно убираться отсюда, а ты к колдуну в лапы хочешь попасть?!
        - Именно! Рядом с ним безопасно и лап у него нет.
        - Что за чушь?! Яра, он что-то сделал с тобой?! - друг хватает меня за плечи, заставляя прекратить попытки.
        - Пожалуйста, поверь мне! Нам нужен колдун!
        - Я отведу тебя домой, - строго отрезает Илья. - Прошу тебя, Яра, не заставляй тащить тебя си… лой…
        Друг почти проглатывает окончание фразы, замечая что-то в стороне. Его рука тянется к оружию на поясе.
        - Не отходи от меня далеко, Яра, - тихо предупреждает он, пряча меня за свою спину.
        Я оборачиваюсь и вижу пять ноябрьских лисов. Илья пока не вытаскивает меч, как и я в самом начале, считает, что это обычные звери и они нас испугаются. Верчу головой и нахожу ещё семерых. Я до боли сжимаю ладонь друга.
        - Это не простые лисы, Илья. Они нас окружают. Сейчас мы вместе побежим на север. Будем бежать до снегов, только там безопасно, - тихо шепчу я, следя, как звери медленно обступают нас.
        - Яра, это плохая…
        - Проклятье! Поверь же мне, - перебиваю я.
        Илья хмурит брови, раздумывая над ответом, но я не даю ему возможности заново начать спор, а лисам - кинуться в атаку. Бегу на север, насильно утаскивая друга за собой. Лисы устремляются за нами, Илье ничего не остаётся, кроме как подчиниться. Вначале он бежит за мной, потом рядом, затем видит, что количество хищников всё растёт и что я начинаю уставать. Илья устремляется вперёд и силком тянет меня за собой.
        - Надо было тренировать тебя бегать, княжна, а не из лука стрелять! - огибая кривой корень, посмеивается он.
        Хочу ответить что-нибудь язвительное, но едва могу дышать, не то что говорить.
        А Илья ещё и смеяться умудряется. Как и раньше, пытается отвлечь шутками, чтобы не успела я по-настоящему испугаться.
        Мы петляем. Бежим какое-то время без перерыва, сбоку нас нагоняют два рыжих хищника, сверкая янтарными глазами. Илья в последний момент резко отдёргивает меня в сторону, сам в развороте вытаскивает меч и ранит бросившегося на нас зверя. Тот с визгом прячется за стволом. Нам приходится остановиться. Твари повторяют, замирают как вкопанные, но они напряжены, готовы вновь рвануть вперёд, если мы побежим. Я тяжело дышу, озираюсь, пытаясь вспомнить, далеко ли ещё.
        Кажется, мы близко.
        - Эти звери от нас не отвяжутся, верно? - спрашивает Илья, прикрывая меня собой. Друг тоже тяжело дышит, но рука держит меч твёрдо.
        - Верно. Осталось немного до снега. Нужно…
        Илья толкает меня в плечо, я отступаю на несколько шагов, как раз в момент, когда один из хищников прыгает в мою сторону. Друг разворачивается и бьёт лису рукоятью меча, та взвизгивает и уносится прочь.
        - Беги тогда первая, Яра! - приказывает он. - Я сразу за тобой!
        Меня злит его самоотверженность. Знаю, что за мной он не побежит. Вначале выждет, убедится, что я ушла на безопасное расстояние, а лишь потом двинется следом. Но к тому моменту может быть поздно. Бросаю взгляд на кинжалы на его поясе, но те короткие, рыжие твари мне быстро в руку вцепятся. Бросаюсь к земле и подбираю длинную, но в меру толстую палку.
        - Яра! - прикрикивает на меня Илья, осознавая, что я не собираюсь никуда уходить.
        - Либо пойдём вместе, либо останемся тут! - в тон ему рявкаю я, отчего глаза Ильи изумлённо распахиваются. - И вообще, я твоя княжна, вроде ты должен моим приказам подчиняться!
        Несколько лисов прыгают на нас, одного Илья пинает ногой, а второго я бью палкой. Мы медленно пятимся на север, следя, чтобы хищники не окружили нас со всех сторон.
        - Я же сказал, что я не твой конюх больше! А на службу как страж я ещё не поступил, так что я тебе не слуга, - парирует Илья, одаривая меня натянутой, но наглой улыбкой. - Однако мне отрадно знать, что ты считаешь себя моей.
        - Нашёл время, чтобы заигрывать!
        - С тобой удачный момент невозможно выбрать! - до смешного порывисто оправдывается друг. - В последнее время ты только и делаешь, что в передряги попадаешь.
        На это мне нечего возразить. Животных вокруг становится всё больше, и они снова нападают. Илья перестаёт осторожничать и протыкает первого хищника насквозь. Мы оба ахаем, когда вместо мёртвого тела и крови видим кучу осенних листьев, в которые превратилась убитая лиса.
        - Что здесь происходит? - шокированно бормочет Илья.
        Он отвлекается на увиденное и не успевает увернуться, другой зверь впивается ему в руку. Раздирает кафтан, кожу и мышцы.
        Илья болезненно стонет, красная кровь капает на землю. Я бью лису палкой, и та разжимает челюсти. Илья перекидывает меч в левую руку и смертельно ранит другую тварь, которая так же превращается в кучу листвы. Остальные щёлкают зубами, скалятся и нападают агрессивнее, мы с трудом отбиваемся. Да и другу сложнее орудовать левой рукой, она явно слабее.
        - Яра!
        Я отвлекаюсь на голос колдуна, доносящийся с севера, едва успеваю убрать ногу, в которую чуть не впивается ноябрьское создание. Значит, мы действительно близко.
        - Чей это голос? - спрашивает Илья.
        Ударив ещё одно животное, я хватаю друга за руку и вновь заставляю бежать. Тот больше не сопротивляется. На ходу убирает меч и перехватывает мою ладонь, кровь сочится из руки Ильи, впитываясь в рукав его кафтана, но всё будет хорошо, если мы доберёмся до снега.
        Среди деревьев замечаю колдуна. Он, уверенно распрямив плечи и держа посох, стоит на снегу. Меня накрывает небывалое облегчение при виде хозяина леса, протягивающего мне раскрытую ладонь. Илья, засомневавшись, замедляется, я вырываюсь вперёд, без раздумий хватаю руку колдуна. Тот резко дёргает вперёд, помогая мне и Илье преодолеть последний метр. Мы валимся на снег позади хозяина этих мест, а он, как и в прошлый раз, размахивается своим посохом и бьёт массивным концом о землю.
        - Мало в прошлый раз получили, ноябрьские твари?!
        Некоторые мчащиеся за нами лисы успевают затормозить. Но тех, кому не повезло, отбрасывает внезапно поднявшийся поток морозного воздуха. Земля вздрагивает, вибрируя, а сильный ветер со снегом разбрасывает хищников. Те, что были слишком близко, моментально рассыпаются на листья, некоторые исчезают при сильном ударе о деревья. Другие скалятся на колдуна, ворчат и тявкают, но прячутся по ближайшим кустам. Я медленно поднимаюсь на ноги и помогаю Илье. С беспокойством отмечаю, что в этот раз лисы не убегают далеко, а лишь скрываются и выжидают, надеясь, что мы совершим ошибку и вновь окажемся на их территории. По спине проходит дрожь от множества янтарных глаз, следящих из теней.
        - Иди за мной, княжна, - недовольно роняет колдун, разворачивается и уходит вглубь.
        Когда он проходит мимо, Илья враждебно смотрит на мужчину и прижимает меня к себе здоровой рукой.
        - Никуда она с тобой не пойдёт.
        - Как будто ей есть куда идти, а тебя я не звал, смертный. Можешь проваливать с моих земель, - лениво реагирует колдун, не оборачиваясь.
        - Пожалуйста, Илья, пойдём с ним, он и руку твою вылечить может. Он помог нам сейчас и уже спасал меня от смерти, - с мольбой шепчу я.
        На последней фразе в глазах Ильи отражается ужас, следом он хмурится, стискивая челюсти. Но при этом друг заботливо гладит меня по волосам и щеке, борется со своим сомнением, потом нехотя, но кивает. Я вновь обхватываю пальцами его ладонь, не заметив, с каких пор этот жест стал столь привычен. Тяну за собой. Илья делает первый шаг, проваливается в снег, и его взгляд меняется, становится по-детски восторженным при виде искристо-белого пейзажа вокруг, он перестаёт напрягаться и ожидать нападения. Я улыбаюсь, наблюдая за ним. Как он вертит головой, нерешительно делает каждый шаг, не зная, как глубоко провалится, если опустит ногу в снег.
        Скорее всего, я выглядела так же, впервые попав сюда. Щёки и нос Ильи краснеют от мороза. Я помогаю ему полностью застегнуть алый кафтан, чтобы было теплее. Пальцы Ильи бледнеют, и я грею их в своих ладонях, так как сама привыкла к здешнему морозу. Мы выходим на хорошо знакомую мне поляну. Илья замирает, как только я отпускаю его руку, боится тронуться с места, словно не уверен, можно ли ему двигаться без меня.
        - Дай ему воды, княжна, а то портит всё своей кровью, - ворчит колдун и складывает руки на груди, обнимая свой посох.
        Приподнимаю бровь, наблюдая, как он принимает надменный и недовольный вид, кривит губы и морщит нос от неприязни при взгляде на Илью. Со мной он был точно таким же вначале, пытался этим страху нагнать. Если со мной это удалось, то Илья лишь криво усмехается, глядя на нового соперника. Я встаю между ними и собираю чистый снег, топлю его в руках, краем глаза следя за обоими.
        - Пей, - говорю я, протягивая Илье ладони.
        - Что это?
        - Живая вода.
        - Какая вода?
        - Неужели твой жених глухой, княжна? - встревает колдун.
        - Я не глухой, - отрезает Илья.
        - И не мой жених, - добавляю я.
        - Пока, - парирует Илья, но смотрит на колдуна.
        - Вряд ли когда-либо, - незамедлительно фыркает колдун, демонстрируя белоснежные зубы в хищной улыбке.
        - Пей! - перебиваю я их.
        Илья обхватывает мои кисти, наклоняется, приникая губами к ладоням, втягивает воду, а мне кажется, что его губы почти обжигающе горячие по сравнению с моей кожей, охлаждённой снегом. Он оставляет невесомый поцелуй на моих ладонях и выпрямляется.
        Я аккуратно приподнимаю его рукав, проверяя повреждённое предплечье. Илья во все глаза смотрит, как раны медленно затягиваются, вертит запястьем поражённый изменениями, трёт размазанную по зажившей коже кровь, ища хоть одну царапину.
        - Как? - едва слышно говорит он.
        - Живая вода, - показываю я на снег. - Я не врала, Илья. Здешний снег вылечил моего отца, тебя и даже меня.
        Друг неловко смотрит себе под ноги, переводит взгляд на меня и колдуна.
        - Спасибо.
        Его взгляд постоянно перемещается, и я не понимаю, кого именно он благодарит. Меня, колдуна или же снег у нас под ногами.
        - Кто ты такой, смертный, и какого чёрта тебе здесь понадобилось? - сухо спрашивает хозяин леса.
        - Это мой лучший друг - Илья, - встреваю я, заметив, как недобро они смотрят друг на друга. - Помнишь, я тебе о нём рассказывала.
        - Рассказывала, - соглашается колдун, но белых глаз с Ильи не спускает. - Зачем пришёл?
        Я возмущённо хватаю ртом воздух от его грубости. Он хоть со мной вначале тоже был неприветлив, но сейчас его тон непривычно резок, будто грубит намеренно. Не успеваю вставить и слова, как Илья хватает меня за руку и тянет поближе к себе.
        - За Ярой пришёл. Я заберу её домой, так что не смей её задерживать.
        Внезапно колдун хватает меня за другую руку и тянет к себе. Илья не мешкает, достаёт меч и направляет его на колдуна, не выпуская моей ладони. Лезвие замирает у горла мужчины. Один точный колющий удар - и ему конец, но колдун презрительно фыркает, как если бы Илья наставил на него не сталь, а сук дерева.
        - Отпусти её.
        - Её держу не я, а лисы. Заберёшь княжну и погубишь себя и её, смертный.
        - Ты же колдун, а значит, ты владеешь этим лесом, - холодно отзывается Илья.
        - Я владею зимней частью. А ты не только глух, но и слеп, раз не видишь, что здесь Яра в безопасности.
        - Что-то не внушаешь ты чувство безопасности.
        - Я всё думал, кого ты мне напоминаешь. У тебя, мартовский смертный, язык без костей, как и у твоего месяца.
        - Тебе ли оскорблять весну, декабрьский колдун?
        - Кому как не мне? - насмешливо наклонив голову набок, парирует мужчина.
        - Хватит! - рявкаю я на них, вырывая руки из хватки обоих. - Илья, убери меч. А ты, колдун, попридержи своё чувство юмора.
        Оба с удивлением смотрят в мою сторону. Спорят обо мне, а ведут себя так, словно меня тут и нет. Илья нехотя убирает лезвие в ножны, улыбка колдуна вянет. Мужчина коротко кивает, разворачивается и уходит в сторону деревьев, позволяя мне поговорить с другом наедине.
        - Я не могу покинуть лес. По крайней мере, просто так. Я принесла сюда золото, - объясняю я Илье.
        - Золото?! Яра, я же предупреждал! Да и как ты могла, ведь все знают об этом, - с разочарованным стоном тянет он, взмахивая рукой в сторону, куда ушёл хозяин леса.
        - Не он меня держит, - сразу пресекаю неверный вывод друга. - А окружающая ноябрьская часть леса. Стоит мне выйти, как те лисы - слуги Ноября - нападают на меня. И не я взяла золото, мне его подложили. Скорее всего сёстры, именно они перехватили меня, пока я пыталась сбежать из дома.
        Лицо Ильи темнеет.
        - Зачем ты вообще сунулась сюда, Яра?! Ты же пообещала мне.
        - Это было условие сделки!
        - Ты заключила сделку с колдуном?!
        Наша старая ссора снова разгорается. С каждой фразой мы повышаем голоса. В его и моём взглядах обида и разочарование, которые теперь, когда радость от встречи немного улеглась, всплывают наружу.
        - Да! Отец умирал, у меня не оставалось выбора! Но условие было простое, колдун не собирался меня здесь запирать!
        - Ты должна была всё рассказать мне сразу, Яра!
        - Я собиралась!
        - Когда?!
        - Когда ты уехал, не попрощавшись!
        Всё напряжение с лица Ильи сходит, сменяясь растерянностью и виной. Невольно вспоминаю, как хотела подарить ему ленту для волос, и собственная злость начинает меня душить. Все силы куда-то исчезают, я отступаю на шаг, жадно вдыхая морозный воздух и пытаясь избавиться от обиды.
        - Яра, мне…
        - Я знаю. Олег всё рассказал, - обрываю я, не желая вновь слышать его разумные доводы.
        В моём решении отдать ему вместе с лентой своё сердце, руку и жизнь не было ничего разумного. Не было ничего правильного в том, чтобы позволять Илье находиться в моей комнате ночью, гладить меня по волосам и стирать мои слёзы.
        - В то утро мне нужно было многое тебе сказать, но это уже не важно, - спокойнее отвечаю я.
        - Прости меня, Яра. Если б знал, я бы даже не уехал, - он трёт грудь напротив сердца, говорит сбивчиво, будто ощущает реальную боль в груди. - Если бы я знал…
        Мне тяжело видеть съедающую его изнутри вину, поэтому я обнимаю друга, прижимаюсь щекой к его груди, желая успокоить и его, и себя. Нужно прекратить эту ссору, поговорить спокойнее, и мы найдём выход из нашей ситуации.
        - Как ты здесь оказался? Как узнал, где меня искать? Я тут уже месяц, но ты единственный, кто пришёл.
        Илья нехотя отстраняется, оглядывает снежный пейзаж.
        - Я же говорил, что перерою все леса, чтобы найти тебя, - печально улыбается он. - Правда, все не пришлось. Я сразу догадался, где ты могла пропасть. Два дня назад я ненадолго вернулся в Ренск, хотел проведать семью и тебя.
        - Отец… как он?
        - В трауре, Яра. Тебя искали три недели. Свадьбы твоих сестёр он временно отменил. Князья Истрога, как мне сказали, собираются домой.
        - Отец здоров?
        - Да, он полностью здоров. Если ты ему дала ту же воду, что и мне, - друг опять осматривает свою правую руку, удивляясь чуду, - то теперь он здоровее некуда.
        Груз тревоги спадает с плеч, мне становится легче дышать от мысли, что отцу ничего не угрожает.
        - По возвращении два дня назад Олег мне всё рассказал. Я был в ужасе, Яра. Ведь прошло больше месяца! Весь Ренск гудит от слухов, что в совершеннолетие за тобой всё-таки пришёл… - Илья обрывает сам себя, бросая настороженный взгляд на ели, за которыми скрылся колдун. - Сама знаешь.
        Я киваю, догадываясь, что друг не преувеличивает и моя внезапная пропажа породила подобные мысли.
        - Все уговаривали князя прекратить твои поиски и не подходить к проклятому лесу, чтобы не сердить зиму и не накликать беду, пытаясь тебя отобрать. Три недели князь не прекращал попыток найти тебя, но даже главы дружины отказались идти на колдуна, убеждая Дария, что ты скорее всего в ближайших лесах затерялась. Ту местность всю обыскали, и отец твой сдался под общим напором и собственной скорбью. Он потерял надежду, Яра.
        Я скованно киваю, не зная, что могу на это ответить. Столько времени прошло, действительно логичнее решить, что я уже мертва.
        - По словам колдуна, след золота с меня сойдёт через полгода, самое большее через год. Но теперь ты здесь, и, может, нам удастся что-то придумать.
        Медленно на лице Ильи расцветает мягкая улыбка, он хватает мою ладонь, тянет к себе, касаясь губами моих пальцев и кисти. Сердце трепещет в груди от нежных прикосновений и его тёплого дыхания.
        - Я боялся, что ты умерла, Яра, - у меня пересыхает во рту от его признания и боли в голосе. - Целый месяц… А отыскав твой сломанный лук в лесу, мне показалось, что и во мне что-то сломалось.
        Глаза Ильи распахиваются шире, когда я пальцами касаюсь его щеки и подбородка. Наконец, смелею и запускаю руку ему в волосы, узнаю, что они на ощупь не такие мягкие, какими кажутся, хотя даже под тусклым светом солнца блестят ярко. Илья перестаёт дышать, приникая к моей ладони лицом. Я открываю рот, чтобы утешить его, пообещать, что больше с ним не расстанусь, как внезапно появившийся колдун резко дёргает меня назад. Я падаю в сугроб, а Илья пытается оттолкнуть мужчину, но рука друга проходит сквозь соперника.
        - Что за колдовство? - Илья отдёргивает руку назад.
        - Это не колдун, это его Тень. Копия, - догадываюсь я, наблюдая, как Тень нервно кружит вокруг меня, тщетно пытаясь помочь мне встать.
        Иногда у него получается ко мне прикоснуться, но чаще его руки проходят сквозь моё тело. Распадаются на туман, а потом вновь обретают форму. От этого он явно нервничает ещё больше, как испуганный ребёнок, который не в состоянии рассказать о своей беде. Сердце ухает куда-то вниз от дурного предчувствия, я вскакиваю на ноги, когда снег подо мной тает, а кафтан намокает непривычно быстро.
        - Что случилось? - спрашиваю я, а Тень с тревогой на лице рукой машет в сторону.
        Я не совсем понимаю, но сердце заходится в бешеном темпе, горло сдавливает. Тень устремляется к деревьям, а я, не задумываясь, бегу за ней, Илья бросается следом.
        - В чём дело, Яра? - на ходу спрашивает он. Друг хоть и отстаёт на пару шагов, но передвигается по глубокому снегу намного ловчее, чем я в первую неделю моего пребывания здесь.
        - Колдун! Он умирает, - отрывисто отвечаю я, ощущая нервную дрожь, бегущую по спине и отдающуюся в коленях. От тревоги я становлюсь неуклюжей, чаще поскальзываюсь на таящем снеге.
        - Он - что?
        - Умрёт он, и это место исчезнет, - сбивчиво и как можно короче поясняю я.
        Мы петляем между стволами, следуя за Тенью, я спотыкаюсь и едва не падаю, неожиданно зацепившись ногой за знакомый посох. Моментально поднимаю его и следом нахожу колдуна. Он лежит на снегу лицом вниз.
        - Нет! - бросаюсь к нему, переворачиваю, с беспокойством оглядывая кровь, что идёт у него из носа и ушей. Она красная, будто человеческая, и теперь без сознания колдун совсем не производит вид устрашающего бессмертного зимнего месяца.
        Илья присаживается рядом, проверяет его пульс на запястье, но я и так вижу, что он жив. Его грудь поднимается и опадает, но всё равно это неправильно. Резко оборачиваюсь, когда снег сам собой падает с ближайших веток. Трясу колдуна, умоляя очнуться. Его голова мотается, но веки даже не вздрагивают. Окружающий нас белый покров теряет целостность и идеальную красоту, уменьшается прямо на глазах.
        - Очнись, колдун! Пожалуйста! - мой голос дрожит, и я вновь трясу его.
        - Яра, это не помогает, - с сочувствием указывает на очевидное Илья, пока Тень колдуна обеспокоенно кружит вокруг нас. - Может, его нужно отнести куда? Тут есть дом? Может, если он отдохнёт…
        Нет.
        - …или поест…
        Это не поможет.
        - Может, какие-то лекарства?
        Губы колдуна синеют, а кровь, не переставая, сочится из носа.
        Илья что-то ещё говорит, но я не слушаю, замахиваюсь и со всей силы ладонью бью колдуна по лицу. Илья дёргается всем телом, не ожидая от меня такого. Я и сама не думала, что пощёчина выйдет настолько сильной, но она срабатывает. Колдун шумно втягивает носом воздух, распахивает глаза, переворачиваясь на бок.
        - Не припомню, чтобы разрешал себя бить, княжна, - недовольно выплёвывает он вместе с кровью.
        - Не припомню, чтобы позволяла тебе умирать раньше, чем через год! - резко отвечаю я, хотя внутри всё трясётся от страха.
        Колдун медленно садится, шаря рукой по окружающему подтаявшему снегу.
        - Вроде в ваших смертных сказках спящих будят поцелуем, а ты меня ударила, - хриплым голосом продолжает насмехаться он, отвлекает от своего плачевного состояния. Пытается подняться, опираясь на посох, но получается только с третьего раза и то с нашей поддержкой.
        - Продолжишь у Яры поцелуи клянчить, и в следующий раз ударю тебя я, - язвительно предупреждает Илья, но помогает.
        - Если нарываешься на драку, богатырь, то сегодня мне нужно победить свою смерть, но завтра я свободен, - в тон ему отвечает колдун, хотя дышит прерывисто и тяжело.
        На мгновение позволяю себе понадеяться, что всё закончилось, как вдруг колдун охает, хватается за грудь и сгибается пополам. У него кровь идёт ртом, и он сплёвывает всё на снег. Мы удерживаем его от нового падения.
        - Наверное… я ошибся… - утирая кровь, выдавливает колдун. - Бери друга и Ягодку, княжна. Тебе… нужно приготовиться.
        - Нет, ты не можешь! Ты дал Марту год! Ты дал ему шанс! - пальцами впиваюсь в его руку.
        - Ему… я шанс дал, а вот время ко мне не так… щедро, - устало бормочет колдун, он едва держит голову поднятой. - Я слишком много потратил из-за этих… ноябрьских лисов.
        Колдун покачивается, опираясь на посох, и я прошу Илью его придержать, пока сама приседаю, хватаю снег и топлю его в ладонях. Илья помогает запрокинуть голову колдуна, а тот морщится из-за моих попыток его напоить, часть ледяной воды стекает по его подбородку. Он нехотя пьёт, но кровь из его носа продолжает идти.
        - Яра, - едва шевеля синими губами, тихо зовёт хозяин леса, когда я нагибаюсь, чтобы растопить ещё снега. Игнорирую его вялое сопротивление и вливаю новую порцию. Колдун смиренно глотает, но по его губам скользит снисходительная улыбка.
        - Остановись, княжна, - просит он, но я раздосадованно шиплю и бросаюсь в сторону к другому чистому снегу, хотя мои руки уже так озябли, что пальцы едва слушаются. - Этот снег мне не помогает. Он не действует… на меня. Иначе и проблемы бы… не было. Помочь может вода из озера, но ты… сама знаешь.
        Отчаяние накатывает на меня, я зло пинаю ближайший сугроб, а колдун стонет от боли, белые глаза закрываются. Илья подхватывает его, не давая упасть, кряхтит, закидывая его руку себе на плечо. Я беру посох и поддерживаю колдуна с другой стороны. Он тяжелее, чем кажется, но вдвоём мы его держим.
        - Что нам делать, Яра? - обеспокоенно спрашивает Илья.
        Я шумно втягиваю носом воздух, он стал чуть теплее. Колдун роняет голову на грудь, а его тёмно-серые волосы свешиваются вперёд. Я почти до крови закусываю трясущуюся губу, мне хочется плакать от безысходности. Весь мир застилает пелена от подступающих слёз.
        Я ведь ничего не могу.
        Совсем никак не могу помочь.
        - Яра! - приводит меня в чувство Илья.
        - Пойдём! Пойдём к озеру.
        Я показываю направление, и, таща колдуна на себе, мы как можно быстрее движемся на север. Каждый шаг сопровождается не хрустом свежего снега, а хлюпаньем под сапогами. Птицы встревоженно щебечут на ветках. Тень присоединяется к своему хозяину и тянется за ним, а я временами с беспокойством поглядываю на кристалл в посохе. Боюсь, как бы и он не начал таять.
        - Нет! Яра, это же опасно!
        Сделав первые шаги по толстому льду, Илья начинает упираться. Пугается точно так же, как и я вначале. Но я упрямо тащу колдуна дальше, и другу ничего не остаётся, кроме как идти за мной.
        - Этот лёд не треснет, верь мне… - дыхание сбивается от тяжести ноши. Сделав от берега около тридцати шагов, я решаю, что этого достаточно. Мы оба устали тащить колдуна и чуть не роняем его на поверхность озера.
        Я не знаю, что делать, кроме как попробовать ещё раз. Вытаскиваю у друга кинжал и неистово царапаю лезвием лёд. Илья охраняет колдуна и его посох, с беспокойством смотрит на мои нервные попытки, но моих отчаянных слёз ему достаточно, чтобы благоразумно молчать.
        Я скребу поверхность, пока руки не начинают болеть, но там остаётся всего пара едва заметных царапин. Замахиваюсь и опускаю кинжал со всей силы, надеясь пробить лёд напрямую, но лезвие отскакивает, чуть не задев меня.
        - Яра, ты поранишься так, - с мольбой в голосе замечает Илья.
        Я не слушаю и повторяю, шепча проклятья в адрес всей этой ситуации. Я не хочу, чтобы колдун умер, а зима исчезла. Не хочу, чтобы Илья, отец и сёстры умерли через десять лет от голода. Хочу увидеть мир таким, каким он был прежде. Останавливаюсь. Руки и пальцы трясутся от напряжения, я с трудом удерживаю кинжал. Оглядываюсь на лес позади.
        Илья молчаливо наблюдает за моими тщетными усилиями, пытается помочь разбить лёд, когда я прошу, но и у него ничего не выходит. Как что-то может получиться у простых смертных, если даже зимнему месяцу это не под силу?
        - Март!! - отчаянно воплю я, теряя оставшиеся крупицы надежды. Большая часть деревьев теперь стоит голая. Снег осыпался с ветвей на землю. - Март!
        Верчусь на месте и продолжаю звать первый весенний месяц, надеясь, что он сможет помочь.
        - Март! - я срываюсь на хрип.
        - Ещё его здесь только не хватает, - с напускной неприязнью бормочет колдун, приходя в себя от моих криков. Илья поддерживает его, помогая сесть.
        - Твои снега тают, колдун! Скажи, что мы можем сделать? - я опускаюсь рядом с ним на колени.
        - Всё, что ты можешь сделать, это забрать Ягодку, княжна, и убраться вон, - вымученно улыбается колдун.
        Из моего горла вырывается злой вопль - у него нет ответа или решения.
        - Март! - с яростью рявкаю я. - Где ты, чёрт тебя побери?! Зачем дал мне это кольцо, если даже не слышишь мой зов?!
        Я прячу страх и отчаяние за злостью.
        - Ну и ладно! И без тебя справлюсь!!
        Срываю яшмовое кольцо с пальца и с ненавистью отбрасываю как можно дальше. Вновь хватаюсь за кинжал. Замахиваюсь, уже ни на что не надеясь, но и сдаваться я не желаю. Опускаю лезвие на лёд, но оно отскакивает, как и раньше. Снова заношу кинжал, опускаю с той же силой, но в этот раз чуть не падаю лицом вперёд, когда сталь неожиданно входит в твёрдую поверхность по самую рукоять. Треск настолько оглушительный, что Илья, колдун и сам лес замирают, затаив дыхание.
        Я недоверчиво гляжу на трещину, не в силах поверить, что она настоящая. Перевожу взгляд на колдуна, который хватает ртом воздух, сжимая ткань кафтана и плаща на груди. Это не иллюзия. Это вижу не я одна.
        Стремительно выдёргиваю кинжал и повторяю удары, делая небольшой круг, который смогу пробить. Теперь при каждом ударе лезвие входит легко, не тяжелее, чем втыкать кинжал в рыхлую землю. Когда линия сходится, я встаю и выбиваю лёд сапогом, едва не проваливаясь в созданную лунку.
        - Ты! Ты… - хрипит колдун, но сгибается от нового приступа кашля и боли.
        Илья подтаскивает его ближе, а я опускаю обе руки прямо в лунку, зачерпываю ледяную воду, от которой у меня моментально немеют пальцы. Вода эта странная, с лёгким лазурным оттенком, такая холодная, что, кажется, у меня всё тело моментально замерзает, и я громко стучу зубами. Друг помогает мне влить в горло колдуну так много, как это возможно. Затем он сам начинает пить, обхватив мои ладони. Я зачерпываю воду раз пять, пока колдун жестом не просит прекратить. Его кровотечение останавливается, на щёки возвращается румянец. Он свободно вдыхает и выдыхает, а гуляющий ветер медленно становится холоднее.
        Я возвращаюсь к лунке, чтобы рассмотреть, что же натворила. Цепляюсь пальцами за край. Успеваю расслабить плечи, надеясь, что проблема миновала, как лёд подо мной трескается, и я проваливаюсь в воду быстрее, чем успеваю вскрикнуть.
        Я умею плавать. Плаваю лучше, чем Василиса и Мира, но вода в этом озере настолько ледяная, что у меня нет даже шанса попробовать себя спасти. Всё тело моментально немеет. Одежда, намокнув, тянет ко дну, в рот попадает вода, и тело дёргается в панике. В воду по пояс ныряет Илья, хватает меня за руку. Следом погружается рука колдуна, он хватает моего друга за ворот кафтана и с нечеловеческой силой вытягивает Илью и меня вместе с ним обратно на лёд. Колдун буквально откидывает нас подальше на твёрдую поверхность.
        - Куда ты полез, смертный?! Я же сказал, что достану её! - в ярости орёт колдун на Илью, который стучит зубами и не может ничего толком ответить. - Март! Согрей их, а потом я разберусь с тобой и твоим треклятым кольцом, мелкий паршивец!
        Я не могу встать, так и лежу, где упала, потому что тело окоченело. Единственное, что мне удаётся - продолжать дышать, хотя и это получается через силу. Лёгкие будто онемели и с трудом раскрываются. Губы треснули и болезненно кровоточат. Кто-то переворачивает меня, касается щеки. По телу медленно разливается тепло, кровь быстрее бежит по венам. С губ срывается стон, всю кожу колет словно иглами. Боль продолжает усиливаться, пока мышцы согреваются, я стискиваю зубы, но из горла вырывается крик, а из глаз льются слёзы, обжигая щёки.
        - Одежду я им высушить не могу и не проси, - недовольно бубнит знакомый голос Марта.
        Медленно открываю глаза: замороженная поверхность озера восстанавливается, а колдун раздосадованно шипит, постукивая посохом по толстой корке льда там, где ещё недавно была дыра. Мужчина оборачивается ко мне, а затем стремительно подходит к Илье, хватает его за влажную одежду на груди и встряхивает.
        - Говори, какого цвета волосы у твоей княжны?! И не смей мне лгать!
        Друг бросает мимолётный взгляд на меня, я слабо киваю в ответ.
        - Чёрные.
        - Чёрные… - ошарашенно повторяет колдун. - Когда именно она родилась?
        - Тридцатого ноября в полночь, в последние мгновения перед началом зимы.
        Колдун отпускает Илью, а я прикрываю глаза, боясь встретить гнев хозяина этого леса. Страшусь его ненависти или того, что он решит, что я смеялась над его горем и призрачной надеждой. Вдруг подумает, что я намеренно не разбивала лёд?
        - Говорил я тебе, сестрица, не снимай пока кольцо, - шепчет Март, прикрывая ладонью мои глаза.
        Он делает что-то ещё, и всё моё тело расслабляется, я медленно проваливаюсь в сон.
        Глава 21
        Я открываю глаза в своей комнате в лесной избе. С трудом сгибаю и разгибаю пальцы, по-прежнему чувствуя холод во всём теле, будто он поселился в моих костях и никак не хочет уходить. С трудом поворачиваюсь, понимая, что укрыта минимум двумя одеялами и пледом. Всего так много, что оно давит на грудь, не позволяя нормально вдохнуть. Откидываю два верхних слоя и расслабляюсь от ощущения лёгкости. Небо за окном светлеет, намекая на скорый рассвет.
        - Проснулась, сестрица?
        Я резко поворачиваюсь к Марту, который, поджав под себя ноги, сидит в углу на лавке. Голубые глаза мальчишки светятся в темноте, а улыбка вроде как и всегда озорная, но отдаёт чем-то мрачным в нынешнем сумраке.
        - Я звала тебя.
        - Точнее, вопила так, что я пирогом подавился, - мальчишка смешно кривит лицо. - Неприятное чувство, кстати. Мне не понравилось.
        Он перестаёт улыбаться, замечая мою кислую реакцию на его подобие шутки.
        - Я же пришёл, сестрица, не сердись.
        - Мог прийти пораньше. Что с озером? Где Илья и колдун?
        - Озеро на месте. Ты пробила небольшую дыру, но она затянулась льдом, стоило колдуну тебя вытащить. Он и твой смертный друг в полном порядке в отличие от тебя. Друг твой слегка продрог и сейчас спит в соседней комнате. А вот ты так замёрзла, что пришлось Апрель позвать. Видела бы ты, как колдун на него смотрел. Глаз хоть и нет, но клянусь, взгляд у него был устрашающий. А обещания расправы, если с тобой что-нибудь произойдёт, так и сыпались из его рта, - мальчишка, воодушевлённый воспоминаниями, едва не подскакивает на месте, улыбается, рассказывая мне это.
        - Апрель тоже здесь? - неуверенно спрашиваю я.
        - О нет! Колдун вышвырнул его вон, как только тот тебя достаточно согрел.
        Удивляюсь своему облегчённому вздоху. После рассказа колдуна мне было интересно, насколько же Апрель красив, однако мысль, что он как-то меня грел, вызывает смешанные эмоции. Заглядываю под одеяло, удостоверяясь, что они сняли с меня лишь кафтан, сапоги и верхний сарафан.
        - Апрель и твою одежду высушил, - подсказывает Март с улыбкой. - Но ты при колдуне про братца не напоминай. Настроение у него и так скверное.
        - Почему ты продолжаешь называть своего брата колдуном?
        - Я же говорил. Не хочу оказаться рядом с ним, когда он станет сильнее. Это временно, но убежать я не успею. Голову я сохраню, если отдам половину его души, однако я пока её не нашёл, но скоро вспомню, где спрятал, - излишне уверенно заявляет Март, а я невольно хмурюсь. Начинаю понимать сомнения колдуна: чем больше Март обещает, тем меньше ему веришь. - Меня, кстати, здесь тоже не должно быть. Колдун и меня вышвырнул, но я решил дождаться твоего пробуждения и кое-что объяснить.
        - Кольцо, - догадываюсь я.
        - Кольцо, - согласно кивает Март, подпирая подбородок кулаком, и его улыбка становится довольной.
        - Так я та, кого колдун всё это время ждал, чтобы расколоть лёд?
        - Верно.
        - И ты дал мне кольцо, из-за которого я не могла это сделать?
        - Верно, - его улыбка становится шире, наглее, а моё лицо всё мрачнее.
        - Ты соврал, что помогаешь зиме. Я могла освободить их раньше. Я пыталась.
        - Я знаю, я следил, - беззастенчиво признаётся Март, а я сажусь в постели, не уверенная, друг ли он на самом деле или в моей комнате находится предатель.
        - Из-за твоего кольца колдун не мог понять, кто я, правильно?
        - Ты пугаешь меня, сестрица! - на его лице появляется притворный страх, который сменяется надутыми губами и не менее лживой обидой. - Так просто обо всём догадалась?
        - Март, - угрожающе тяну я, жалея, что не наподдала ему ещё тогда, при первой встрече.
        - Ты права, он действительно не мог тебя почувствовать из-за кольца. И разбить лёд ты тоже не могла из-за моего подарка. Он добавлял тебе весны, сбивая всех с толку, - тараторит мальчишка, замечая, что я готова вскочить с кровати. - Дело не только в зимних братьях, но и Ноябрь продолжает за тобой охотиться. Это кольцо и его дурачило, - недовольно оправдывается мальчишка. - Да, колдун защитил тебя в ту тёмную ночь восемнадцать лет назад. Он окрестил тебя своей невестой, но магия этих слов должна была растаять к восемнадцатилетию, и братец Ноябрь это прекрасно знал. Поэтому, чем меньше оставалось до твоего совершеннолетия, тем ближе он к тебе подбирался. Я специально дал тебе кольцо, чтобы и его запутать, хоть немного отсрочить момент, когда он тебя узнает. Решил, что лучше уж сбить с толку всех. Но, к счастью, до своего дня рождения ты попала сюда. В разы удачнее вышло. То, что ты застряла в Зимнем лесу.
        Я напряжённо вглядываюсь в лицо мальчишки, силясь разобрать, врёт он или нет. Руки покрываются мурашками, а воздух из лёгких выходит со свистом при мысли, что где-то вокруг рыщет сам Ноябрь.
        - Это ты подбросил мне золото? - строго спрашиваю я, не отрывая пристального взгляда от Марта.
        - Нет! Вот это точно не я! - возмущённо отрезает он, а потом задумчиво добавляет: - А жаль, что сам не додумался. План оказался верный.
        Лишившись остатков терпения, я дёргаюсь вперёд, намереваясь схватить ребёнка за ворот кафтана, но тот со смехом ускользает в сторону.
        - Но почему ты хотя бы мне не рассказал, что я могу разбить лёд? - с разочарованным стоном спрашиваю я, вспомнив, как переживала о своей бесполезности.
        - Я знал, что, если расскажу, ты не выдержишь грустного вида колдуна и пойдёшь братьев освобождать. А я же говорил тебе, что если будут зимние братья свободны, то останется проблемой только то, что я половину души колдуна потерял. Тогда меня придушить захотели бы уже все три зимних брата, - качает головой Март, упирая руки в бока, будто разочарован моей недогадливостью.
        - Так ты о своей шкуре печёшься?!
        - Ты б видела, сестрица, что они могут с моим месяцем сотворить. Обидятся и таких морозов с метелями мне напускают, что я в снегах закопаюсь, ни травинки будет не видать. Они капели мои замораживают, чуть солнце скроется, - плаксивым голосом жалуется Март, но я и бровью не веду, зная, какой он плут.
        Он даже слёзы начинает лить. Плачет в тишине, давит сверкающие солёные капельки. Моё лицо принимает ещё более недовольное выражение, Март фыркает и вновь успокаивается, мгновенно меняя маски. Слёзы вытирает и улыбается как ни в чём не бывало.
        - Он же сказал, что у него год есть, вот я и решил повременить. С разговора прошёл-то всего месяц, - расслабленно пожимает он плечами.
        Я откидываю одеяло и вскакиваю с кровати, чтобы самой удавить наглеца. Тот весело взвизгивает, словно это игра, распахивает дверь и, громко топая, выбегает из комнаты. Поднимает такой шум, что наверняка весь дом сейчас перебудит.
        Прямо так, с босыми ногами, в длинной нижней рубахе, бегу за ним, надеясь всё-таки догнать, но, оказавшись на первом этаже, Март растворяется в воздухе, а я на повороте врезаюсь в колдуна. От неожиданности он обхватывает меня руками, а я его. И не знаю: это мы пытаемся друг друга уберечь или предотвращаем собственные падения.
        Мужчина шумно выдыхает, когда мы вновь устойчиво встаем на ноги, но из объятий он не выпускает. Рука его, наоборот, поднимается вверх по моей спине к шее, собирая распущенные волосы.
        - Вот теперь, без того кольца, я чувствую в тебе и зиму и осень, - тихо говорит он, а я заставляю себя выскользнуть из его объятий. Колдун не сопротивляется.
        Посох при нём, но на хозяине леса нет верхнего кафтана и плаща, хотя обычно в это время он собирается по своим делам.
        - Сегодня не пойдёшь мёртвых искать и птиц кормить?
        - Мёртвые и птицы подождут. Раз ты проснулась, пришло время поговорить. И ещё я бы что-нибудь поел.
        Из-за серьёзного тона до меня не сразу доходит, что последняя часть фразы звучит как просьба его покормить. Сам он ничего не готовит, но мою стряпню ест охотно. Однако ранее подобных желаний колдун не высказывал. С изумлением разглядываю собеседника, даже отхожу на шаг назад, боясь что-то упустить.
        Он всё такой же, чёрные штаны и косоворотка со скромной серебряной вышивкой у ворота, длинные угольные волосы сегодня наполовину собраны в хвост на затылке, глаза, как прежде, белы, выражение лица, правда, мягче, печальнее, может. Или это облегчение?
        Колдун ждёт моего ответа, нетерпеливо теребя шнурок спрятанного под косовороткой амулета, а я ловлю себя на мысли, что представляю его со светло-голубыми глазами, присущими декабрьским детям.
        - Приготовишь что-нибудь? - конкретнее спрашивает колдун, а я теряю дар речи от неловкости и несвойственного стеснения в его голосе.
        - Ты здоров? Та вода тебе точно помогла? Может, болит где? Снег больше не тает? - я действительно переживаю, слыша столь непривычные слова из его уст.
        Бросаюсь к окну, чтобы проверить, но колдун воспринимает это как насмешку и фыркает, привычным движением складывая руки на груди.
        - Я в порядке. Благодарю за заботу, княжна, - со знакомой язвительностью парирует он.
        Я всё равно бегло оглядываю пейзаж сквозь стекло, покрытое морозным рисунком из-за ночного холода. Снаружи всё как обычно. Снег белым полотном лежит на земле, небо пока сапфирового оттенка, но на востоке расползаются рубиново-красные всполохи приближающегося рассвета, позже, когда солнце начнёт подниматься, к ним прибавятся жёлтые и голубые цвета. Хочу спросить колдуна, шёл ли ночью снег, потому что тот снова лежит на ветвях. Подумываю попросить мне показать, как он может опускаться на землю, но встряхиваю головой, отбрасывая эти мысли. Не стоит ему тратить силы на такие мелочи.
        Возвращаюсь в комнату, чтобы надеть верхний сарафан и убрать волосы в косу. Вновь спускаюсь в горницу и на скорую руку замешиваю жидкое тесто. Колдун ничего не говорит, но я кожей чувствую его пристальное внимание. Приготовив половину блинов, я не выдерживаю и прошу колдуна разбудить Илью.
        Не знаю, чего я ждала в ответ, но явно не сотрясающего стены грохота. Даже на первом этаже слышу, как он стучит в дверь второй спальни, недовольно приказывая «смертному» проснуться. Судя по силе ударов, стучит он ногой. Улыбаюсь, когда раздаётся резкий и непочтительный ответ Ильи. Качаю головой, слушая их перебранку. Голоса становятся тише и ворчливее, я перестаю разбирать слова, но по их тону всё в целом понятно. Колдун возвращается в горницу первым, демонстрирует мне натянутую доброжелательную улыбку.
        - Я разбудил, княжна.
        - Я слышала, - копирую его выражение лица, но, к сожалению, он этого не видит.
        Илья спускается позже, когда блины почти уже готовы. Друг бросает недовольный взгляд на хозяина леса, но моментально расплывается в улыбке при виде меня.
        - Ты в порядке, Яра? Он сказал, что те двое были Март и Апрель. Я хотел оторвать им руки за то, что они тебя трогали, но твоя кожа была такой бледной, а губы синие как тот лёд, - Илья подходит ближе, нерешительно касается моей руки, лба и щёк, проверяя, насколько мне тепло.
        - Там был Март, а Апреля я не видела, но, наверное, и правда он. А ты в порядке? Тебя они тоже согрели?
        - Вначале явился только Март, и я сказал, чтобы он тобой занялся. Чуть позднее мне помог Апрель.
        - Нам нужно поговорить, - перебивает нас колдун.
        Я согласно киваю. Илья помогает мне с приготовлениями. Делает травяной чай, достаёт масло и вишнёвое варенье. Я заканчиваю с блинами. Мы все садимся за стол, и я рассказываю другу всю историю с самого начала. О том, как на самом деле победил Ноябрь, об урожае и важности возвращения зимы. Также объясняю колдуну, почему изначально соврала о своих волосах, как пыталась разбить лёд по ночам, но не знала, что причиной моих неудач было кольцо. Когда я устаю говорить, колдун дополняет мой рассказ для Ильи. Солнце полностью показывается из-за деревьев, освещая помещение через окна, а завтрак весь оказывается съеден.
        - Так хочешь сказать, что Яра - твоя невеста? - недовольно переспрашивает Илья у колдуна. - Ты можешь быть кем угодно, но женихом Яре точно не станешь!
        - Ты блины ртом ел или в уши заталкивал? - парирует тот. - Я сказал, что мне не нужна невеста. Я не собираюсь держать княжну при себе всю её смертную жизнь. Мне необходимо, чтобы она помогла разбить лёд и вернуть зиму. Сейчас она и так не может уйти, поэтому я предлагаю вам сделку.
        - Какую?
        - Март ищет потерянную половину моей души. Надеюсь, что этот остолоп справится как можно быстрее, - кривя губы, ворчит колдун. - Март вернёт мне душу, а Яра поможет освободить братьев. После этого ты и княжна вольны уйти куда захотите. Я проведу вас через ноябрьский лес. Даже если сам Ноябрь придёт, я смогу вас защитить, если у меня будет целая душа. Если же нет, то зимние братья помогут.
        - Почему нельзя сейчас освободить твоих братьев? Яра поможет лёд разбить, а дальше вы сами разберётесь, - предлагает Илья, а я открываю рот, чтобы хоть немного поучаствовать в обсуждении, но колдун перебивает:
        - Твоя правда. Тогда мои братья освободятся, их души сольются. Но без моей половины души зима всё равно не придёт. Все три месяца должны быть полноценными для круговорота сезонов. Поэтому я дам Марту ещё немного времени. Столько, сколько смогу. Если же он не справится, то поступим по-твоему.
        Илья задумчиво трёт щёку и подбородок с отросшей щетиной, ещё пару недель - и короткую бороду отрастит.
        - Хорошо. Как я понимаю, других вариантов всё равно у нас нет, - нехотя подытоживает друг.
        Они поворачиваются в мою сторону, ожидая ответа. Колдун предлагает не просто удобный план, но и выгодный для всех. Он не собирается меня держать возле себя насильно. Эта мысль должна меня радовать, но в душе, наоборот, тревожно копошится недовольство, что он даже не предлагает мне остаться. Вновь не даёт никакого выбора, кроме как уйти.
        - Хороший план, - я коротко киваю, говоря очевидное, хотя слова не отражают моего истинного мнения. Умалчиваю о своей тревоге, потому что не могу понять, что именно в этом удобном плане меня беспокоит.
        Глава 22
        После нашего разговора колдун остаётся в доме. Говорит, что ему нужна пара дней для восстановления сил, поэтому мы с Ильёй берём Ягодку на прогулку. Друг рассказывает, как добрался до леса, как сам уехал в спешке, не сказав ничего ни брату, ни отцу. Да так торопился, что его конь повредил ногу в сумерках и Илья оставил его неподалёку от лесной границы у хороших людей, чтобы о лошади позаботились. Другу бы стоило просто переждать там полдня, но Илья не мог терпеть и дальше пошёл пешком.
        Я показываю окрестности, рассказываю, как жила здесь и чем мы каждый день с колдуном занимались. Один раз Илья пытается назвать его настоящее имя вслух, но я делаю то же самое, что сделал и Март. Зажимаю рот друга ладонью и передаю слова первого весеннего месяца, что не стоит звать его зимнего брата по имени без особой надобности. Илья соглашается и смеётся над тем, как нервно я начинаю оглядываться.
        Дальше я показываю ему поляну, где колдун обычно кормит птиц. Мы рвём ягоды и вдвоём кормим пернатых. Мне моментально становится лучше от знакомых повседневных дел. Вчера и сегодня утром всё казалось непривычным и неправильным, не так, как обычно, и вместо радости приносило скорее беспокойство. Теперь всё вновь становится похожим на спокойный день, события которого, как мне кажется, я могу предугадать. В душе остаётся лишь беспокойство за отца, но рядом Илья, по которому я скучала сильнее, чем могла представить.
        Он в очередной раз смеётся, когда одна из птиц садится мне прямо на голову. Но смех Ильи прекращается, стоит мне столкнуть его в сугроб. Теперь уже веселюсь я, наблюдая, с какой неловкостью он пытается из него вылезти.
        - Олег передал мне, что ты выглядела очень расстроенной, узнав, что я уехал раньше, - как бы невзначай бросает Илья, когда на закате мы поворачиваем в сторону дома.
        Мы оба продрогли и проголодались. Илья ведёт Ягодку, поэтому я отдала ему свои варежки, а сама грею руки в карманах.
        - Была. Ты же мне соврал. Я не успела тебе ничего рассказать, не успела отдать… - я осекаюсь, вспомнив, что об этом решила помалкивать.
        - Что отдать?
        - Хотела пирогов твоих любимых с грушей в дорогу дать, - моментально вру я, но Илья вопросительно приподнимает бровь. Ложь слишком очевидная, поэтому я меняю тему разговора, отвлекая его.
        - А ты сам сказал, что у тебя три просьбы. Какая третья?
        - Ты и первые две нарушила, - фыркает он.
        - Согласна, первую нарушила, но не вторую! - возмущаюсь я. - Я не принимала никаких предложений.
        - Тебя колдун и Ноябрь нарекли своей невестой, - под стать мне возмущается Илья, но делает это наигранно, специально.
        - Как будто они меня спрашивали!
        - Спроси Ноябрь, ты бы согласилась?
        - Нет!!
        - А колдун? Похоже, он тебе нравится.
        - Нет! - из горла вырывается сдавленный смешок от одной неловкой мысли, что колдун может стать мне женихом. - Он мне нравится, но не так… он же меня от смерти спас. Сам знаешь, кто он такой и…
        - А если я? - встревает Илья.
        - Говорю же нет! Что? Нет, подожди… что ты имеешь в виду? - я теряюсь и путаюсь оттого, как непонятно прозвучал вопрос.
        Илья снисходительно улыбается, снимает рукавицы, пальцами обхватывает мою шею и притягивает к себе. Мои мысли всё ещё в смятении, и я покорно делаю шаг к нему, невольно прикрывая глаза, пока он наклоняется совсем близко. От друга приятно пахнет снегом и ягодами. Я втягиваю носом запахи и задерживаю дыхание, пока большой палец Ильи поглаживает мою шею, а губы касаются щеки.
        Он немного отстраняется, я открываю глаза, чтобы встретиться взглядом. Радужки Ильи такие синие, что вблизи напоминают воду озера под замёрзшим льдом. Только сейчас, когда ему приходится нагнуться ко мне, я понимаю, насколько он вырос и что от того мальчишки, которому я помогла в детстве, не осталось и следа. Он действительно красив, но не так, как колдун. У Ильи красота живая, с изъянами и странным очарованием, вроде кривой улыбки или едва заметного шрама на виске у линии роста волос. На самом лбу появляются морщинки, если Илья слишком сильно удивляется, или между бровями, когда хмурится.
        Моё сердце пропускает удар, его лицо так близко, что невидимая сила тянет меня вперёд. Мне хочется попросить его о поцелуе, но гордость и страх перейти от дружбы к чему-то другому не позволяют высказать желание. Илья придвигается, скользит носом по моей скуле от подбородка к уху. Его щетина царапает чувствительную на морозе кожу, но по телу, в противоречие погоде, разливается жар, и хочется, чтобы он продолжал. Я сжимаю края его кафтана, не позволяя отстраниться.
        - Нам пора, - тихо шепчет он мне на ухо и оставляет один тёплый поцелуй на щеке. Я нехотя отпускаю его одежду, стараясь скрыть разочарование. К счастью, румянец на щеках можно объяснить морозом.
        Лишь вечером, перед самым сном, я вспоминаю, что на мой вопрос о третьем желании Илья так и не ответил.

* * *
        На следующий день колдун вновь остаётся в доме, а Илья опять решает составить мне компанию. Сегодня я повторяю обычный распорядок, которому мы с хозяином этого леса следовали изо дня в день. Когда я нахожу утром мёртвого кролика и принимаюсь руками копать могилу, Илья вначале не понимает моего поведения, но после объяснения начинает помогать.
        Затем мы кормим птиц. Сегодня помимо привычных свиристелей, воробьёв и снегирей прилетели две чёрно-серые вороны. Впервые я встречаю их здесь. Размер их клювов немного пугает, поэтому я кидаю им куски яблока издалека. Пусть поедят, раз уж прилетели. Они глядят на нас с Ильёй своими чёрными глазами, игнорируя угощение. Вертят головой, каркают несколько раз, но потом всё-таки что-то съедают и улетают. Я расслабляюсь, когда птицы исчезают из поля зрения, и возвращаюсь к ненавязчивому разговору с другом, который рассказывает о своих занятиях в Изране - главном городе одного из соседних княжеств. Он успел пробыть там месяц, вернулся на пару дней, чтобы проведать всех, а узнав, что я пропала, сорвался сюда.
        - Куда ты направляешься, Яра? - спрашивает Илья, пока я сворачиваю на юг.
        - Хочу проверить границу. Когда мы с тобой её пересекли, она была не на правильном месте. Ближе, чем раньше. Хочу увидеть, сокращается ли территория. Врёт ли колдун или действительно чувствует себя лучше.
        Илья соглашается помочь. Южная сторона навевает мне пугающие воспоминания, поэтому я ступаю тише и осторожнее, внимательно вглядываюсь в лес впереди, чтобы быстро заметить появление хищников. Мы подходим к границе, оставаясь на снежной стороне. С последнего момента изменений не произошло, но по сравнению с тем, что я видела в самом начале, территория снежного леса сократилась.
        - Хуже не стало, - заключаю я, втягивая носом привычный ноябрьский воздух с запахом сырой земли.
        - Ты доверяешь колдуну, Яра? Веришь, что именно зимние братья - жертвы предательства? Уверена ли, что расколоть лёд и вернуть зиму будет правильно? - тихо озвучивает мои затаённые сомнения Илья.
        Я не отвечаю сразу, а даю себе время ещё раз внимательно обдумать то, что узнала. Как можно точнее вспоминаю рассказы колдуна и Марта. Они совпадали в деталях, но я уже поняла, что слепо верить месяцам тоже не стоит. Однако помимо их рассказов есть другие доказательства их правоты.
        - Я верю колдуну, - прихожу к прежнему заключению я. - Ты тоже видел гниющий урожай своими глазами. Уверена, что слышал волнения среди простого народа по поводу того, что мы будем есть, если ситуация ухудшится.
        Илья кивает, а я продолжаю:
        - И я верю колдуну хотя бы потому, что он не знал, кто я, но спас жизнь отцу, отдав снег, количество которого ему и так не просто поддерживать. Взамен попросил вернуть столько, сколько я забрала. Колдун вышел за границу своих земель, чтобы спасти мне жизнь, хотя мог этого и не делать. И, в конце концов, он мог пригрозить убить тебя, если я не расколю лёд, а вместо этого предложил сделку, готовый нас защитить и вывести из ноябрьского леса. Конечно, для понимания всей ситуации надо бы встретиться с Ноябрём и услышать его историю, но вряд ли это хорошая идея.
        - Ты бы пошла на уступки, если бы он пригрозил убить меня?
        - Конечно, - без заминки отвечаю я, удивляясь, что он даже спрашивает об этом. - Я бы расколола лёд по его требованию, лишь бы сохранить тебе жизнь.
        Я говорю правду, не рассчитывая смущать Илью, но он краснеет, неловко запускает руку в волосы, трёт шею и отворачивается, разглядывая местность впереди.
        - Проверки границы здесь достаточно, или ты и вдоль хочешь пройти? - хриплым голосом меняет он тему, избегая моего взгляда.
        - Может, только немного, - предлагаю я. - Давай ненадолго разделимся. Ты иди вдоль границы на восток, а я на запад. Через несколько сотен шагов ты наткнёшься на расколотый дуб. Иди до него, а потом обратно. Здесь же и встретимся. Не уходи со снега, не ступай на ноябрьскую сторону.
        Друг кивает и с улыбкой треплет меня по волосам, довольный моей навязчивой заботой. Я в очередной раз за сегодня по-глупому улыбаюсь, глядя на его лицо. Так продолжается весь день, каждый раз при взгляде в его глаза по телу разливается тепло, а щеки краснеют.
        Мы расходимся в разные стороны. Я иду вдоль границы, про себя прикидывая, когда мне нужно будет повернуть, чтобы вовремя вернуться к указанному месту. Делаю точно так же, как и попросила друга, - остаюсь на зимней стороне леса.
        Удовлетворённо киваю, глядя на то, что снега нигде не тают.
        - Яра!
        Моё имя, произнесённое кем-то чужим, застаёт меня врасплох. Неловко оступаюсь, нога с хрустом проваливается по колено в снег, и я заваливаюсь на бок. Не тороплюсь вставать, вместо этого нервно оглядываюсь.
        Звук чужого голоса должен бы меня обрадовать, но после долгого времени рядом с колдуном такая внезапность скорее пугает. Лишь на зимней территории я ощущаю себя в безопасности, а любые странности со стороны ноябрьского леса кажутся мне иллюзией и обманом.
        - Яра! Это действительно ты! - Из-за деревьев, растущих чуть поодаль, появляется Исай.
        Его присутствие никак не укладывается в моей голове, поэтому я недоумённо моргаю, разглядывая младшего князя Истрога. В его образе ничего не изменилось. Каштановые волосы с мягкими кудрями, тёмный мёд глаз, щетина, может, только длиннее, больше похожая на короткую бороду, и нет той наглой улыбки, лицо сосредоточено, а в глазах беспокойство.
        Я прихожу в себя, когда он стремительно направляется ко мне. Вскакиваю на ноги, отряхиваю одежду, Исай останавливается напротив. Его настороженный взгляд скользит по снежной границе, а последующий шаг на снег он делает аккуратно, словно ступает на вражескую землю. Хотя так оно и есть. Считают же, что колдун убивает всех, кто приблизится к его территориям.
        - Что ты здесь делаешь? Исай, как можно быть таким глупцом и надеть кафтан с золотой вышивкой в Зимний лес? - я порывисто хватаю его за рукав.
        На нём чёрные штаны и рубашка, а сверху кафтан в коричневых и золотых тонах. На поясе среднего размера меч и кинжал. Немного успокаиваюсь, зная, что он умеет обращаться с оружием, и ноябрьским лисам просто так его не тронуть. Но князь всё равно совершает глупость.
        - Это всего лишь нити, Яра, - отмахивается Исай с улыбкой, даже не взглянув на свою одежду. - Но ты! Ты жива, и это настоящее чудо! Пойдём, княжна, твой отец здесь!
        - Что? Где мой отец? В лесу?! - я вглядываюсь в деревья за спиной молодого князя, но там никого нет и неестественно тихо.
        - Владимир подслушал разговор твоих сестриц, когда они обсуждали, как ты убежала в Зимний лес. Мира призналась Василисе, что подложила тебе своё золотое кольцо, - торопливо объясняет Исай, обхватывая мою ладонь и сжимая пальцы. - Владимир был разочарован и пришел в ярость из-за их поведения, ведь сёстры они тебе, а так поступили и больше месяца молчали. Да и я видел, как конюх твой вернулся, а на следующий день неожиданно пропал, услышав, что тебя уже месяц как нет.
        Он продолжает объяснять, а мой взгляд мечется между его лицом и деревьями в ноябрьской части леса. Напряжённо жду, что оттуда вот-вот выйдет отец, но никто не появляется, а лес тих, какой-то смиренный сегодня. Даже ветер дует слабо, едва шурша старыми листьями.
        - Отец тоже узнал?
        - Да, брат рассказал нам всем. Князь Дарий собрал самых преданных людей и вот-вот подойдёт к границе леса. Мы с братом вызвались поехать вперёд, чтобы проверить местность первыми, - поясняет Исай, замечая мой бегающий взгляд.
        - Вот оно что, - тихо говорю я, переставая озираться.
        - Владимир тоже где-то здесь бродит, ищет тебя.
        - Но стоит такая тишина. Не встреться мы, Исай, я бы даже не узнала, что вы здесь.
        - Глупо кричать в подобных местах. Так и беду или колдуна призвать можно, - серьёзно отвечает мне молодой князь. - Не знаю, что с тобой произошло, Яра, но нужно идти, пока колдун не явился.
        Исай крепче обхватывает моё запястье и тянет за собой, перетаскивая на осеннюю сторону, а я запоздало упираюсь, изо всех сил замедляя его шаг.
        - Как только приедет Дарий, он прямиком сюда ринется. Хочешь, чтобы батюшка твой себя опасности подвергал?!
        Его доводы справедливы, но тут Илья, колдун и лёд, который я должна разбить. Меня не столько пугают лисы, сколько мысль, что я уйду, а колдуну вдруг вновь станет хуже и меня рядом не будет, чтобы помочь. Не понимаю, откуда это странное чувство, но всё моё тело натягивается как струна, из груди к горлу поднимается крик, который я едва сдерживаю.
        - Да что с тобой, Яра? - не понимает Исай, упрямо уводя меня дальше от снега.
        - Нет-нет! Погоди! Тут Илья! Нужно его найти, - хватаюсь я за любой разумный довод не покидать зимних мест.
        - Не переживай за своего конюха! Мы встретим Владимира, и ради тебя я попрошу брата его найти и привести, - отмахивается молодой князь.
        Я оглядываюсь по сторонам в поисках хищников, но тех, к счастью, пока нет. Однако я знаю, что это лишь вопрос времени, в прошлый раз они тоже набросились на нас с Ильёй не сразу.
        - Нет! - Я встаю как вкопанная, понимая, что дальше не двинусь.
        Не могу, не нарушу обещания, данного колдуну, и не оставлю Илью одного. Знаю, что он там в безопасности, но шагу больше не сделаю. Я и так дважды исчезла, ничего Илье не сказав. Впредь разбивать другу сердце я не намерена.
        Стоило мне принять это решение, произнести отрицательный ответ, как на душе стало спокойнее, будто весь груз ушёл с плеч, наполняя сознание забытой уверенностью.
        И шагу больше не сделаю.
        - Ты нашёл её, брат. Я и не сомневался, что она жива.
        Справа к нам идёт Владимир. Старший князь Истрога в схожих одеждах, на поясе так же висит меч, а за спиной арбалет. Оба брата в чистых дорогих нарядах, а ножны мечей богато украшены росписью и позолотой. В очередной раз ужасаюсь количеству драгоценного металла на них, ведь всем известно, что его сюда проносить не стоит.
        Моя одежда тоже чистая, я регулярно всё стираю, но кафтан и сарафан были не раз отремонтированы, и рядом с князьями я и на княжну едва ли похожа. На голове ни украшений, ни кокошника, пальцы голые и ни одного браслета.
        - Нашёл, но идти она не желает, - недовольно говорит Исай.
        - Не желаешь идти с Исаем, то идём со мной, Яра. Со мной ты будешь под защитой, - Владимир протягивает мне раскрытую ладонь, но я не успеваю и ему ответить отказом, как между нами встаёт Исай.
        - Твой намёк смехотворен, брат. Со мной она под большей защитой.
        - Не льсти себе, - одними губами притворно улыбается старший князь своему брату, а в тоне его слышно очевидное снисхождение.
        - Не пытайся вновь забрать то, что тебе не принадлежит. В прошлый раз именно из-за твоей жадности ничего не вышло, - холодно парирует Исай, гордо расправляя плечи.
        - Не моя жадность, а твоя гордыня всё портит.
        Я делаю шаг назад, решая вернуться в зимнюю часть леса, пока они заняты перепалкой, но оба моментально замечают моё движение. Исай до боли хватает меня за руку и силком тащит на юг.
        - Решим наш спор, как только выберемся отсюда, или желаешь совершить ту же глупость, что и в прошлый раз? - раздражённо бросает Исай старшему брату.
        Я оглядываюсь назад, снежная полоса давно скрылась из вида.
        - Я сказала, что никуда не пойду! - огрызаюсь я на их дерзость.
        Да как смеют они тащить меня против воли?! Я, может, и младшая, но княжна ренская. Не смеют они со мной так обращаться!
        Упираюсь каблуками сапог в рыхлую землю, силюсь отцепить пальцы молодого князя от своей руки и строго приказываю меня отпустить, хоть голос и дрожит, выдавая страх. В ответ на моё недовольство Владимир приподнимает бровь, шагая рядом, а Исай хмыкает, оглянувшись на меня один раз. Они двигаются уверенно, а мои отчаянные попытки их остановить не дают результатов, князья тащат меня с лёгкостью всё дальше от Зимнего леса.
        - Я сказала нет! - мой злой крик прокатывается по лесу, пугая нескольких птиц.
        Но если на мой вопль они не обращают внимания, то замирают, когда я упираюсь ногой прямо в ствол ближайшего дерева, намереваясь любым способом отвоевать себе свободу.
        Братья замирают с неподдельным недоумением, оценивают моё упрямство. Возможно, я выгляжу как сумасшедшая. Двое молодых мужчин пришли, чтобы спасти меня от колдуна, а я кричу и ногой в дерево упёрлась.
        На губах Владимира появляется довольная улыбка, я пользуюсь заминкой и вырываю свою руку из хватки его брата. Но Исай тоже не выглядит опечаленным.
        - Именно так, - довольно тянет младший князь. - С таким характером и должна быть.
        - Согласен. Вначале была слишком покладистая, - соглашается Владимир.
        - Не всегда, брат, мне она не раз высказывала, что думает. Но слова - это одно, посмотрим, на что же она способна. Такую завоёвывать хоть будет веселее.
        Я цепенею и разеваю рот, слыша, что они обсуждают меня как племенную кобылу. Хочу развернуться и уйти, но Исай вновь оказывается рядом, хватает меня, намереваясь, как мешок с репой, перекинуть через плечо. Я вовремя выворачиваюсь и бью его локтем в живот. Хочу добавить коленом в лицо, как учил Илья, но сарафан мешает задрать ногу. Молодой князь оказывается быстрее, он держится рукой за ушибленное место на животе, но беззаботно смеётся, отходя на пару шагов.
        Владимир тоже намеревается схватить меня и закинуть на плечо, но я вовремя шарахаюсь от него и прячусь за ближайшее дерево.
        - Быстрая, как лиса, - с понимающей улыбкой бросает Владимир брату, а у меня руки покрываются мурашками, тело начинает дрожать, а голова предательски пустеет.
        Не дожидаясь очередных попыток поймать меня, я срываюсь с места и бегу обратно к зимней части леса. После хождения по снегу я ловко перепрыгиваю через выступающие из земли корни, способные меня задержать. Но Владимир ошибся, быстрее лисы я быть не могу.
        Опасаясь погони братьев, я забываю оглядываться по сторонам, и чёрно-рыжая тварь с лёгкостью бросается на меня, сбивая с ног. Стон срывается с губ, когда я качусь по земле, собирая грязь и листья, не успеваю остановиться и ударяюсь головой о ствол.
        Лиса, что сбила меня с ног, не нападает, отскакивает в сторону и караулит, чтобы я не дёргалась. Рычит, скаля зубы. Я бросаю взгляд на Исая и Владимира, те хоть и видят, что происходит, но с места не двигаются.
        Я нервно сглатываю, мозг находит всему этому объяснение, и оно пугает меня до чёртиков, добавляя рукам дрожи. Я шарю вокруг в поисках палки, следя, как всё больше ноябрьских тварей выходит из-за деревьев. Ждали своей минуты. Они обступают нас с восточной, западной и южной сторон. С севера пока свободно. Все янтарные глаза устремлены только на меня. Хищники проходят мимо князей Истрога, даже не поворачивая голов в их сторону.
        Это даёт мне все необходимые подсказки. Остался лишь один вопрос.
        Кто из них кто?
        Исай лениво цокает языком, когда лиса, что сбила меня с ног, лязгает зубами в опасной близости от моего сапога. После этого звука животное пристыженно прижимает уши к голове, прячет зубы и отходит на пару шагов. Я раздражённо смотрю в глаза молодого князя, он обнажает белоснежные зубы в хищной улыбке, понимая, что я его узнала.
        - Значит, Ноябрь…
        - Приятно познакомиться, невеста, - Исай отвешивает мне насмешливый поклон.
        - Я тебе не невеста, - огрызаюсь я.
        - Не тебе решать, княжна. Так уж нам выпало, - расслабленно пожимает тот плечами.
        - Выпало, но не означает, что так и должно быть, - хмыкает Владимир.
        - А ты тогда кто? Сентябрь или Октябрь? - парирую я.
        - Октябрь, княжна, - с мягкой улыбкой кивает он.
        И теперь мне действительно становится всё ясно. С первой встречи Владимир был словно первые тёплые деньки октября с пожарами на кронах и листопадом. Исай хоть и тоже осень, но холодный, как ноябрьский ветер, и взгляд его колючий, как голые ветки клёна.
        - Зачем вы это сделали? Зачем пришли свататься к моим сёстрам?
        - Разве вы, смертные, не любите подобные игры? Праздники, сватовство, венки? - почти с искренним удивлением спрашивает Исай, а у меня будто пелена с глаз сходит, и с каждой секундой я вижу в нём всё меньше человеческого.
        Для осенних братьев надежды и симпатии моих сестёр не более чем игра. Короткий момент в их бессмертной жизни, когда они решили примерить маски смертных и притвориться кем-то другим.
        - Мы пришли не к ним, а чтобы взглянуть на тебя, как ты изменилась. Мы чувствовали, что приближается твоё восемнадцатилетие. Хотя твоё яшмовое кольцо временами сбивало с толку. Поэтому мы и понять не могли, куда же ты делась, пока не услышали разговор твоих сестёр и пока не явился твой друг. Мы решили проследить, что он будет делать, узнав о твоей пропаже, - разъясняет всё Владимир.
        Сжимаю пальцами палку, что нащупала, пока они говорили, и со всей силы бью ближайшую лису. Вкладываю всю силу в удар, поэтому хищник сразу распадается на осенние жухлые листья. Я не медлю, вскакиваю на ноги и бегу к снегу, подгоняемая весёлым смехом Ноября.
        - Ты пойдёшь с нами, Яра! - кричит мне Владимир. - Такова твоя судьба!
        - Нет, не пойду! - зло отвечаю я, а одна из лисиц опрокидывает меня на землю, зубами впиваясь в сарафан.
        Хищник отрывает кусок ткани, я пинаю её ногой прямо в морду, кричу, когда другая рыжая тварь пользуется случаем и впивается мне в плечо. Не так сильно, как раньше. Она едва прокусывает одежду и кожу. Крови мало, но мне всё равно больно, поэтому я кричу и луплю животное палкой, пока оно не отпускает.
        Хищников становится всё больше, а мои движения уже не так стремительны. Исай не собирается меня убивать, иначе лисы уже могли впиться мне в горло, но Ноябрь явно намерен меня измотать, чтобы я не могла сопротивляться, когда он решит тащить меня дальше.
        Закрываю голову руками, желая защититься от следующей твари, как вдруг её протыкает меч. Второй хищник разлетается листьями, после того как Илья опускает на неё длинную палку. Друг держит меч в правой руке, а левой орудует палкой на манер второго клинка. Я поднимаюсь на ноги и помогаю ему как могу.
        Осенние братья, недовольные поворотом событий, подходят ближе, а хищники немного отступают, подчиняясь очередному приказу Ноября.
        - Они что-то сделали тебе, Яра? - серьёзно спрашивает Илья, откидывая палку и прижимая меня к себе.
        Я утыкаюсь лицом ему в грудь. Рядом со спокойным Ильёй заметно, что меня всю трясёт. Горло сдавило от страха, и я могу только мотать головой. Друг тихо ругается сквозь зубы, нащупав прокушенную одежду на плече. Он отстраняет меня, чтобы беглым взглядом осмотреть рану. Его зрачки сужаются при виде крови на одежде и его пальцах.
        - Исай - Ноябрь, а Владимир на самом деле Октябрь, - тихо шепчу я.
        Илья поднимает взгляд на Исая:
        - Недаром ты мне сразу не понравился.
        - Попридержи норов, конюх, - презрительно усмехается Исай.
        - Не вмешивайся в то, чего не понимаешь, смертный, - сухо бросает Владимир.
        - То, чего не понимаю? Это ты про историю восемнадцатилетней давности, когда колдун облапошил вас обоих и не дал забрать Яру? - насмешливо интересуется Илья, слегка наклоняя голову, отчего его волосы щекочут мне лоб, пока он вновь прижимает меня к груди.
        Его поддержка и уверенность согревают, придавая сил. Лица осенних месяцев темнеют, а улыбки почти вянут, становясь натянутыми. Я оборачиваюсь, до снежной полосы не меньше десяти шагов. Отстраняюсь от друга, необходимо как-то отвлечь осенних братьев и что-то придумать. Колдун слишком слаб, чтобы противостоять этим двоим. Нужен кто-то другой.
        - Март! - вновь зову я, оглядываясь вокруг. - Март!
        - Не зови этого прохвоста, Яра, - спокойно советует Владимир. - Он не явится. После того как вмешался в план Ноября, перед нами он предпочитает не показываться.
        Вмешался в план?
        Украл часть души.
        Тогда они правы. Он не явится из страха.
        Исай обнажает меч, и моё тело сковывает страх не за себя, а за Илью. Хотя кто знает. Может, Ноябрь предпочтёт и меня убить, лишь бы я не помогла Декабрю и остальным зимним братьям.
        Его меч красивый, одноручный. Рукоять из кости и золота, причудливо украшенная резьбой. Сталь сверкает новизной, когда он ловит свет лезвием.
        Этот луч света отвлекает меня, но не Илью. Он реагирует быстро, будто только и ждал обмана и удара исподтишка. Левой рукой он задвигает меня назад, а сам блокирует рубящий удар соперника. От лязга стали о сталь у меня в ушах звенит, звук болезненно отдаётся в зубы. Из-за напряжения я слишком сильно сжимаю челюсти.
        - Всё такой же быстрый. Странный ты, смертный, конюх, и мне это в тебе нравится, - задумчиво бормочет Ноябрь, надавливая на лезвие Ильи. - Совсем не похож на типичных весенних детей.
        Не рискую забирать у друга кинжал, чтобы помочь. Вряд ли от меня вообще будет толк.
        - Март!! - зову я. Илья отталкивает меня в сторону, а сам начинает кружить с Исаем, выискивая слабые места соперника. - Март! Илья - дитя твоего месяца! Разве не должен ты им помогать?!
        - Наивная ты, княжна. Месяцы могут заботиться о своих, но за всеми не углядишь. А многие наши братья и вовсе самовлюблённые эгоисты, - скучающим тоном объясняет Владимир, не вмешиваясь в поединок.
        - Как твой брат, например, - огрызаюсь я.
        - Как мой брат, - согласно хмыкает тот.
        - Я бы оскорбился, если бы сам не был бы согласен, - без стеснения вставляет Исай.
        Илья атакует, пользуясь тем, что соперник открылся, но тот с лёгкостью отбивает колющий удар. Поединок длится недолго. И первая пролитая на землю кровь - это кровь Ильи. Ноябрь мечом рассекает ему плечо. Порез не длинный, но достаточно глубокий, чтобы разрезать одежду и кожу с мышцами. К счастью, это левая рука, и всё же я прекрасно осознаю, что Илья хоть и талантлив, но одного из двенадцати месяцев ему не одолеть.
        Друг делает обманный манёвр и бьёт Ноябрь кулаком прямо в челюсть. Исай отступает на шаг, в недоверии трогает разбитую губу, вздрагивает от боли, будто данное чувство для него в новинку. Кровь у него такая же красная, как и у любого другого человека. Но это обман нынешнего тела, формы, что они принимают себе на забаву. Если Илье и удастся заколоть Исая, то тот лишь на время лишится своего облика. Если же меч окажется в теле моего друга, то он умрёт.
        В ответ Ноябрь нападает, Илья отражает несколько атак, уходит в сторону, избегая лезвия противника, но всё равно пропускает удар в челюсть. Исай дёргается вперёд, хватает Илью за мартовский оберег и резко тянет на себя, не позволяя моему другу отстраниться на безопасное расстояние. Шнурок не рвётся, но железные бусины и подвески жалобно скрипят под пальцами Ноября. С лица Ильи сходит краска, и он пропускает удар ногой в грудь. Со стоном врезается в ствол дерева рядом со мной. Сползает по нему, падает на колени и сплёвывает кровь, что собралась во рту. Илья упрямо поднимается, опираясь на меч. Я помогаю ему, обнимаю и пальцами зажимаю рану на плече.
        - Не в тот месяц ты родился, смертный, - морща нос, Исай швыряет несколько сорванных, искорёженных деталей оберега обратно Илье. Тот ловит их и прячет в кармане кафтана, однако талисман испорчен, и тревога из глаз друга не пропадает. - Родись ты в мой период, я бы одарил тебя большей силой!
        Лоб Ильи покрывают капли пота, временами по лицу пробегает судорога боли, но хмурого взгляда с Исая он не сводит, а на губах появляется злая усмешка. В глазах Ноября вспыхивает недовольство, когда Илья провоцирует, специально утыкается мне носом в волосы всего на пару мгновений, но я прекрасно замечаю каждое из его прикосновений. Он отстраняется, отходит от меня чуть в сторону на случай, если вдруг противник снова решит напасть - боится, что я могу попасть под удар.
        - Я всё ждал, когда же ты появишься, Ноябрь.
        Мы все оборачиваемся на голос колдуна. Он предусмотрительно остаётся в пределах своей территории на снегу. Колдун стоит, обеими руками опираясь на посох, почти висит на нём, словно ему тяжело удерживать тело в вертикальном положении. Его улыбка похожа на довольный оскал, но плечи поникли, и я ловлю себя на желании, чтобы он ушёл и не пытался нам помогать. Не хочу видеть, как он растратит последние силы.
        Колдун втягивает носом воздух и безошибочно поворачивает голову в сторону Октября.
        - А ты всё так и таскаешься за своим младшим братом? Как шакал, только и ждёшь случая, как бы невесту себе отобрать? - едко интересуется он.
        - Однажды у тебя вышло нас поссорить, но больше я на это не попадусь, - отрезает Владимир.
        Колдун равнодушно пожимает плечами:
        - Как бы то ни было, оставьте смертных в покое и убирайтесь к себе.
        - Делайте, что он говорит. Этих смертных вы не заберёте, - со стороны Зимнего леса, чуть в стороне выходит Март. Он всё тот же маленький мальчик, но лицо его жёсткое, а в глазах тени. Я чуть расслабляюсь. Он всё-таки пришёл нас поддержать.
        - Не тебе нам указывать, - фыркает Исай.
        - Так же, как и не вам решать мою судьбу, - обрываю я их спор, и все мужчины поворачиваются ко мне. - Я остаюсь с колдуном! Не стану я ни твоей невестой, Исай, или твоей, Владимир. Вы обманули моих сестёр! Обманули моего отца и меня! Обманули зимние месяцы и Март! Я никуда с вами не пойду, и мне плевать, кто решил, что я чья-то невеста! Я сама выберу себе жениха, но это точно будете не вы!
        Я злюсь и кричу на них, усталая от пренебрежительного отношения, будто я вещь, с которой они играют с момента моего рождения. Колдун говорил, что не понимает, что такое любовь, но он хотя бы испытывает что-то подобное к животным. Эти же двое лишь притворяются, делая вид, что осознают, каково это чувство. Я для них игрушка, которую они вскоре случайно сломают и выкинут, а затем через мгновение позабудут о моём существовании.
        - Ты не можешь остаться с ним в Зимнем лесу, Яра, - качает головой Владимир. - Уже все ощутили, что ты в состоянии разбить лёд. Сделаешь это, и все три зимних брата придут за Исаем. Действует он опрометчиво, но мне он младший брат. И я привык его защищать.
        Владимир говорит с долей сожаления, разочарованно качнув головой.
        - Я же сказала, что не вам указывать, что я могу. Давайте разойдёмся мирно, - отвечаю я.
        - Это действительно твой окончательный выбор, Яра? Добровольно ты с нами не пойдёшь?
        - Нет, не пойду.
        - Тогда мне жаль, княжна, но зиме ты не должна достаться, - тем же нечеловечески спокойным тоном говорит Владимир и раньше, чем звучат чьи-либо возражения, перекидывает вперёд арбалет, вскидывает к плечу и стреляет в меня.
        Март вскрикивает, а я растерянно пячусь назад. Прийти на помощь успевает только Исай. Он разворачивается, стремительно отбивая лезвием меча летящий болт в сторону.
        - Ожидал чего-то подобного от тебя, брат, - хмыкает он. - Но не торопись. Я заберу княжну и без её согласия.
        Я возмущённо набираю воздуха в лёгкие, но проглатываю невысказанное недовольство, отвлекаясь на хрип. Поворачиваю голову, чтобы увидеть, что отбитый арбалетный болт торчит из живота Ильи прямо под грудной клеткой. Друг сгибается от боли, а кровь расползается по рубашке. Меч выпадает из его руки, Илья делает пару шагов назад, обхватывая древко пальцами. Его шатает, но он пытается устоять.
        - Проклятье, - ворчит Исай, раздосадованно взмахивая рукой с мечом. - Я и так планировал его убить, но не таким нелепым способом. Никакого благородства в твоём оружии, брат.
        Голос Исая раздражённый и разочарованный, но так говорит тот, кто почти выиграл партию, пока другой случайно опрокинул стол с игровыми костями, лишая возможности узнать настоящего победителя.
        Лёгкие немеют. Я не могу ни закричать, ни даже ахнуть. Со всей силы пинаю Исая по ноге и отталкиваю со своего пути. Мне преграждают дорогу лисы, но чувство опасности полностью погребено под ужасом, затапливающим моё сознание. Не глядя, голыми руками расталкиваю тварей, чтобы пройти. Те скалятся и тявкают, но не кусаются. Падаю на колени рядом с Ильёй и обхватываю его руками, когда тот сам почти валится на землю. Из его рта сочится кровь. Мои губы шевелятся, я напрягаюсь, силясь выдавить хоть пару слов. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь, а Илья в моих руках морщится от боли.
        - Март, неси снег, - хрипло лепечу я.
        Никто не двигается с места, поэтому поднимаю взгляд на мальчишку.
        - Снег!! - мой вопль оглушает меня саму.
        Не знай я, что ребёнок передо мной один из двенадцати месяцев, решила бы, что он самый настоящий восьмилетний мальчишка, напуганный и шокированный разворачивающимся зрелищем. Его глаза огромные, рот разинут, он вздрагивает всем телом от моего крика, словно я ударила его.
        - Неси снег!! - я не уверена, кричу или уже рычу на него. Никогда ни с кем я так не разговаривала.
        Март срывается с места и исчезает за деревьями в направлении снежной поляны. Я прижимаю Илью к себе, упрашивая подождать совсем немного. Друг что-то вяло говорит, но не может закончить и первую фразу, как кровь вновь идёт ртом.
        - Что вы натворили, глупцы? - обеспокоенно спрашивает колдун.
        - Мы бы всё равно его не отпустили, Яра, - каким-то нелепым оправданием пытается утешить меня Исай. - Этот смертный в тебя влюблён и слишком приставуч. Это было неизбежно.
        Я игнорирую их всех. Касаюсь губами лба Ильи, нервно поглядываю в сторону леса, надеясь, что Март вернётся как можно скорее.
        - Даже не смей, - угрожающе предупреждает колдун, когда Владимир неторопливо заряжает арбалет новой стрелой. Октябрь замирает, как только хозяин леса стучит посохом по земле, посылая предупреждающую вибрацию.
        Мои руки трясутся, а крови Ильи так много, что она впитывается и в мою одежду, металлический запах перекрывает все остальные. В глазах собираются слёзы, но я до боли закусываю губу, хмурю брови, заставляя себя сдерживаться. С губ срывается всхлип, я улыбаюсь при виде испуганного Марта, который на вытянутых руках несёт свежий снег.
        - Нужно вытащить, - с трудом шепчет Илья и громко стонет, пытаясь вытянуть болт.
        Слёзы всё-таки начинают течь, но я хватаюсь за древко и помогаю. Илья дёргается и кричит, пока болт выходит из его тела. Кровь с новой силой вырывается наружу. Я зажимаю рану ладонью, а Март поит Илью снегом. Тошнота от сильного металлического запаха подкатывает к горлу, но я сглатываю и продолжаю давить на рану, чувствуя тёплую кровь, сочащуюся сквозь пальцы. Убеждаю себя, что ещё совсем немного и всё закончится. Илья пьёт, сглатывает всё, что даёт Март. Мы напряжённо ждём, я всматриваюсь в лицо друга, которое так и остаётся неестественно бледным. Его губы теряют яркость, сливаясь с кожей. На мгновение отнимаю руки от раны, но тут же возвращаю. Ничего не изменилось.
        - Март! Откуда ты принёс снег?! Почему он не помогает? - Меня трясёт от страха, сердце бьётся прерывисто где-то в горле.
        - С поляны, как и всегда, - растерянно оправдывается мальчишка.
        - Нет… нет, - бормочу я. - Должно помочь. Ведь всегда помогает! Почему живая вода не помогает?!
        Я оглядываю всех присутствующих в поисках ответов, но те хранят задумчивое молчание. Задерживаю взгляд на колдуне.
        - Колдун! Почему она не помогает?!
        - Я не знаю, княжна, - рассеянно говорит тот. - Живая вода всегда помогает.
        - Почему она не помогает?! - я срываюсь на крик, не получив удовлетворительного ответа, но уже не знаю, кого спрашиваю.
        - Яра… - тихо зовёт меня Илья, а я прижимаю его к себе крепче. Он носом утыкается мне в шею, пока я сквозь злые слёзы с ненавистью смотрю на Исая и Владимира.
        - Март! Принеси ещё. Нужно чуть больше, и всё, - прошу я, хотя в глубине души понимаю, что дело не в этом.
        Но ведь колдун говорил, что живая вода способна вылечить всё, что угодно, любую болезнь и любую рану. Почему же…
        Я своими глазами видела, что она может сделать.
        Я сама истекала кровью, а вода меня вылечила.
        Почему же…
        Продолжаю аккуратно укачивать друга на руках, чувствую прикосновение его волос и кожи к своей шее. Продолжаю зажимать рану на животе. Прокручиваю в голове одни и те же мысли, не замечая, как проходит время. Никто из присутствующих не вмешивается. Март отходит на несколько шагов.
        - Ты хотел попросить у меня три вещи, - вдруг вспоминаю я. - Какая третья?
        Хочу взглянуть другу в лицо, но какой-то глубинный страх меня останавливает. Я продолжаю ждать ответа, а он молчит.
        - Какая третья? - вновь ласково повторяю я, моя глупая улыбка нервно дрожит, но я продолжаю удерживать её на губах, надеясь этим подбодрить Илью, заставить набраться смелости и сказать мне правду.
        Трусь щекой о его светлые волосы, вспоминая, каким тощим ребёнком он был, а теперь у меня ноют руки, я с трудом его держу.
        - Что третье ты хотел у меня попросить?
        Терпеливо жду, невидящим взглядом рассматривая голые ветки и голубое небо с редкими облаками над головой.
        - В чём дело? - колдун спрашивает тихо, я едва различаю его вопрос.
        - Он умер, - бесцветным голосом отвечает Март.
        Похоже, я раскачивалась с другом на руках слишком долго, потому что, когда наконец замираю, мне кажется, что весь лес продолжает качаться.
        Глава 23
        - Уже ничего не изменить, Яра, пора идти. Поднимайся, - приказывает мне Исай, когда я всё-таки набираюсь смелости и смотрю в побелевшее лицо Ильи.
        Я не плачу, ещё не до конца понимаю, что именно произошло. Силюсь подумать, но все мысли разбегаются, а в голове до тошноты гудит как в пустом бронзовом чане после удара об пол. Март садится напротив, тянет руки к Илье, и я бездумно передаю своего друга его месяцу.
        - Убирайтесь, - хрипло говорю я Ноябрю и Октябрю, даже не глядя в сторону осенних братьев. - Убирайтесь вон.
        Я поднимаю взгляд на колдуна, он смотрит на меня в ответ. Не знаю, насколько он понимает ситуацию, но его брови болезненно изгибаются. Он сожалеет. Не успеваю ничего сказать, как один из лисов кусает меня за сапог. Вскрикиваю, когда хищник опрокидывает меня на землю и стремительно тащит к своему хозяину прямо по земле. Моя одежда цепляется за коряги, собирает грязь, землю и полусгнившие листья. Пальцами хватаюсь за окружающие корни, пытаясь остановить движение. Больно обдираю кожу об острые ветки. Пинаю тварь другой ногой по морде, но на его место сразу сбегаются новые хищники и продолжают тащить. Я шиплю и скалюсь не хуже этих лисов, впиваюсь пальцами во влажный мох и чернозём, сыплю проклятиями, не желая сдаваться.
        Я бы и раньше не далась, но теперь…
        Они меня ни за что не получат.
        До боли сжимаю зубы, цепляюсь за толстый корень, ломая ногти, но останавливаю своё движение и отбиваюсь от лисов с чёрными мордами и рыжим мехом. Бросаю отчаянный взгляд на тело Ильи, Март задумчиво вертит в пальцах его испорченный оберег. Мартовский оберег, который должен был его защитить, как уже сделал однажды.
        Но в этот раз ему не помог ни его месяц.
        Ни живая вода.
        Ни я.
        Ни даже колдун.
        - Назови моё имя, княжна, - доносится до меня просьба колдуна. Тот продолжает стоять на самой границе своих земель, ещё пару шагов, и он окажется уязвим.
        Имя.
        - Скажи моё имя, княжна! - властно приказывает мужчина, выпрямляясь во весь рост, желая показать, что может всех победить. - Пришло время!
        Он прав. Стоит позвать его по имени, и колдун станет сильнее. Но надолго ли? Удастся ли ему выстоять против двоих? Мой загнанный взгляд мечется между колдуном, Мартом и телом Ильи. Меня трясёт от переполняемого гнева, но и страх за хозяина снежного леса не даёт мне выдавить и звука.
        Что, если он вступит в схватку?
        Достаточно ли он окреп?
        Я же знаю, что ему даже стоять сложно без опоры на посох.
        Лиса сильнее вгрызается в мой сапог, прокусывает его, и я вскрикиваю от боли. Отбиваюсь с новой силой, когда Ноябрь устаёт от моих метаний и сам направляется ко мне.
        - Назови его! - раздражённо кричит колдун.
        Я сильнее цепляюсь за землю пальцами, не позволяя хищникам сдвинуть себя и на метр.
        - Не делай этого, Яра, - предупреждает меня Владимир, бросая встревоженный взгляд на колдуна. - Ты не знаешь, что произойдёт! Никто не звал его по имени, стоя так близко уже сотни лет! Уверена ли ты, что все смертные не поплатятся за это из-за тебя?
        - Назови! - вновь требует колдун и подаётся вперёд.
        Моё сердце пропускает удар. Он готов ступить на ноябрьскую территорию и без моей помощи.
        Не надо.
        Он не слышит моих мыслей и делает ещё один уверенный шаг. Последний перед границей. Меня бьёт озноб от боли в ноге, горя при мысли об Илье и страхе за хозяина леса. Я не хочу становиться причиной его гибели и исчезновения зимы.
        - Декабрь! - мой крик разносится по округе, множится, разбиваясь о стволы деревьев.
        Исай замирает, так и не дойдя до меня всего несколько шагов, лисы чувствуют замешательство хозяина и пятятся, отпустив мою ногу. Владимир так же отступает назад. Я догадывалась, что они страшатся первого зимнего месяца, но всё равно удивлена такой мгновенной реакции. Кровь отливает от лиц осенних братьев, я загнанно дышу, заражаясь их тревогой. Март вскидывает на меня взгляд и качает головой с заметным разочарованием. Я остаюсь лежать на земле, ничего не понимая, а ветер полностью стихает, оставляя воздух в напряжённом бездействии. В повисшей тишине хриплый смех колдуна звучит жутко.
        - Ты действительно думаешь, что я - Декабрь, княжна? - успокоившись, ласково спрашивает колдун и наклоняет голову. Тёмно-серые волосы рассыпаются по плечу, а его снисходительная улыбка - ответ на моё замешательство. - А вы, Ноябрь и Октябрь, тоже так ничего и не поняли? Да, этот внешний вид не совсем тот, который я использовал раньше, но вы же братья мои, а узнать не смогли? - насмехается колдун и громко фыркает: - Догадывался, что это поможет вас обмануть, но не предполагал, как просто всё окажется.
        Колдун вытягивает из-под одежды носимое на шее украшение. Оставляет на виду, позволяя рассмотреть кристаллы.
        - Амулет Декабря, - на едином выдохе узнаёт Владимир.
        - Тогда ты… не может быть, чтобы именно ты остался… - сбито лепечет Исай, его лицо вытягивается.
        - Я помогу тебе, княжна, - громко обрывает его колдун и поворачивает лицо в мою сторону. - Дам тебе подсказку. Не ошибись в этот раз.
        Хозяин Зимнего леса один раз стучит посохом по земле, и на его территории поднимается сильный ветер. Он кружит выпавший снег.
        - Вот тебе пурга.
        Он бьёт ещё раз, и я завороженно слежу, как на зимней стороне леса начинает идти снег. Ветер мечет его из стороны в сторону, воет, дёргает длинные волосы колдуна и полы его одежды.
        - Вот тебе метель.
        Снежная буря на той стороне становится устрашающей, но под воздействием странной магии, пока не попадает к нам, будто разбивается о невидимую стену.
        - Ответь, княжна!
        Земля под моими пальцами вибрирует от гула ветра и властного тона зимнего месяца.
        - Кто же я теперь? - этот вопрос колдун тянет с любовью, почти шепчет по сравнению с остальными фразами.
        - Яра, нет! - кричит Исай. - Ты не знаешь, что люди раньше о нём думали, не знаешь, как величали! Говорили, что страшен он и самый лютый из всех! Не произноси его имя!
        Я не слушаю Ноябрь, а завороженно смотрю только на хозяина Зимнего леса, вспоминаю все сказки и истории, вспоминаю, какой месяц чем знаменит, и шепчу его имя. Так тихо, что сама едва слышу. Однако колдун либо слышит, либо чувствует, либо каким-то образом знает, потому что его губы растягиваются в мрачной улыбке, обнажая белоснежные зубы. Он закрывает глаза, с наслаждением вдыхая воздух полной грудью, а когда поднимает веки, я вижу насыщенные синевой радужки. Мы встречаемся взглядами, и я поражаюсь, как их оттенок похож на темнеющие воды в озере подо льдом.
        Я повторяю его имя чуть громче, колдун делает шаг, пересекает границу, и зима вырывается за пределы вместе с ним. Метель и пурга разносятся во все стороны, сильный порыв ветра уничтожает всех лисов, замораживая и разбивая их на осенние листья. Исаю и Владимиру с трудом удаётся стоять на ногах. Март защищает Илью, а деревья и земля моментально покрываются изморозью и инеем. Я со стоном резко сажусь, мороз окатывает всё тело волной, кожу на руках болезненно жжёт. Стужа окрашивает мир в белые и голубые тона, крадёт цвета у осени, властно забирая территорию себе.
        Тру ладони, пытаясь согреться, моя коса покрывается инеем, а одежда скрипит и замерзает там, где впиталась кровь моего друга. Меня моментально начинает трясти от холода. Воздух трещит, когда земля, мох и листья леденеют на глазах. Я дёргаюсь, замечая, как Исай устремляется ко мне, но колдун быстрее. Он встаёт между нами, принимая сталь своего брата посохом.
        - Так, значит, часть твоей души выкрал Март? - уточняет Исай с нервным смешком, разглядывает лицо своего противника с интересом и восхищением, будто видит впервые.
        - Февраль! - предупреждаю я, когда Владимир тоже обнажает меч.
        Колдун оборачивается ко мне, а я забываю всё, что хотела сказать, видя его синие радужки. Словно я смотрю в глаза незнакомца, но не могу понять, откуда тепло в моей груди от его взгляда. Я поднимаюсь на ноги. Февраль отводит меч Исая, заставляя того отступить на шаг. Не позволяя противнику принять устойчивое положение, колдун левой рукой хватает Исая за кафтан, дёргает на себя и с незнакомой дикостью бьёт осеннего брата лбом прямо в лицо, разбивая ему нос. Колдун мстительно смеётся и с лёгкостью уходит в сторону от рубящей атаки Владимира. Несмотря на громоздкость посоха, Февраль орудует им легко. Прокручивает, перекидывает в другую руку, если нужно. Его метель пару раз отбрасывает осенних братьев, но немного стихает, чтобы облегчить движение своему хозяину. Он действует проворно, глаза морозные, а лицо свирепое, как у дикого зверя, наконец выпущенного из клетки.
        Я хочу вернуться к Илье, забрать его тело в зимнюю часть леса, но Февраль скидывает верхний плащ, снимает топор, что висит у него на поясе, и кидает мне. Я ловлю оружие на лету, удивляюсь красоте резной изогнутой рукояти. Она из тёмного дерева, но сбоку украшена металлическим узором, который напрямую вдавлен в саму структуру дерева. Голова топора так же украшена гравировкой.
        Исай пользуется заминкой, обрушивает меч на Февраль, тот успевает его перехватить, но противник пробует ещё раз. Разворачивается, наносит косой удар, колдун вновь отбивает, но пропускает кинжал, который Ноябрь достал в развороте.
        - Нет! - кричу я, но ветер уносит мой вопль, снежинки болезненно царапают лицо.
        Короткое лезвие входит колдуну в бок, но тот ногой отталкивает противника, вытаскивает из своего тела сталь и бросает на землю.
        Февраль взмахивает посохом, рисуя широкую дугу, навершием бьёт по земле, и волна холодного ветра со снегом ломает несколько тонких берёз, а Исай и Владимир, подброшенные в воздух, улетают на несколько метров в глубь леса.
        - Яра! - оборачивается ко мне колдун, зажимая пальцами рану. Я вся трясусь, но Февраль выдавливает ободряющую улыбку. - Это топор моего брата Января. Разбей лёд, княжна. Освободи моих братьев.
        Я с трудом отрываю взгляд от красной крови, что сочится сквозь его пальцы, проклинаю слёзы, стоящие в глазах. Убеждаю себя, что они все из-за стылого ветра, и сильнее сжимаю рукоять топора. Из-за ближайшего ствола появляется Владимир, Февраль останавливает рубящий удар, которым осенний брат намеревался меня убить. Колдун хмыкает, удерживая чужой меч своим посохом, а я разворачиваюсь к северу и бегу.
        Оглядываюсь, чтобы заметить, как Исай бросается за мной вдогонку, но Февраль преграждает дорогу и ему. Движения колдуна уже не такие стремительные, как раньше, ему приходится отпустить рану, и кровь струится по одежде и ноге, окрашивая иней и снег красным. Вновь отворачиваюсь и бегу так быстро, как могу, стараюсь не обращать внимания на боль в укушенной лодыжке, но ветер мешает, режет глаза до слёз и дёргает за одежду. Ноябрь отправляет за мной лисов. Справа и слева мелькают юркие хищники. Я не успеваю испугаться, сосредотачивая все силы на том, чтобы продолжать дышать.
        Я хорошо знаю местность и выбираю тропы и дорожки, где снег лежит не таким толстым слоем. Пару раз хищникам удаётся сбить меня с ног, но топор Января уничтожает ноябрьских слуг за несколько коротких ударов. Я отбиваюсь, поднимаюсь и как безумная бегу к замёрзшему озеру. Кровь стучит в затылке, дыхание царапает горло, воздух выходит с хрипом, а в груди от натуги ноет сердце. Однако мысли о Феврале, который остался один против двух осенних братьев, не позволяют мне замедлиться.
        Чем дальше я от колдуна, тем слабее метель, а когда добираюсь до замёрзшего озера, вовсе перестаю слышать её вой. Здесь воздух спокойный и стоячий, а внезапная тишина застаёт меня врасплох. Ступив на лёд, я поскальзываюсь. Падаю вперёд, больно ударяясь подбородком, а топор скользит дальше по ледяной поверхности. Не даю себе передышки, вскакиваю на ноги. Подхватываю оружие и опрометчиво бегу вперёд. Я оборачиваюсь, и коса больно бьёт по лицу. Лисы замирают на берегу в замешательстве, скулят и мечутся вдоль ледяной кромки, страшась ступить на замёрзшую воду.
        Я не знаю, как именно стоит разбить поверхность, поэтому просто замахиваюсь и со всей силы опускаю топор на гладь озера. Лезвие с лёгкостью входит в неё, трещина получается большой и расползается в разные стороны. Я выдёргиваю оружие и бегу дальше, повторяя движение каждые несколько метров. С каждым ударом топора поверхность всё сильнее змеится трещинами. Сердце ухает куда-то вниз. Я слышу треск раскалывающегося уже без моего участия льда за спиной. Добегаю до середины и замираю, а вместе со мной, кажется, замирает весь мир.
        Выдыхаю густой пар, мышцы устало ноют, когда я вновь замахиваюсь оружием и опускаю топор Января на лёд. Тот входит глубоко, а его трещина устремляется вперёд и назад, а потом от них во все стороны расходятся новые разломы. Треск льда наполняет воздух, пока я растерянно оглядываюсь вокруг, понимая, что стою в самой середине. Выпрямляюсь и на считаные мгновения запрокидываю голову, наслаждаясь холодным воздухом на разгорячённом лице. Боль в раненом плече и лодыжке пульсирует, напоминая о себе, но я о них не тревожусь, так как целые пласты льда разламываются почти одновременно по всему периметру. Часть кренится, вода выплёскивается наружу.
        Мне не уйти.
        Эта мысль никак не пугает. Я и не думала о том, как буду спасаться с этого озера.
        Ощущаю дрожь льда, когда расколы подбираются ближе, одна из трещин проходит ровно под моими ногами.
        Илья - мой лучший друг. И он уже умер.
        Друг ли?
        Из-подо льда прямо передо мной вырывается что-то светлое. То ли птица, то ли дух. Его размеры огромны. Он весь светится холодным, бледно-жёлтым, почти белым солнечным светом, какой часто можно встретить в этом Зимнем лесу, пробивающимся сквозь морозную дымку по утрам. Я не успеваю ничего рассмотреть. Льдина подо мной расходится надвое, я поскальзываюсь, падаю на бедро, вскрикиваю, и тяжёлый топор утягивает меня под ледяную воду. Мне нужно отпустить его, но вместо этого я сильнее цепляюсь за топор, боясь потерять оружие одного из зимних братьев. Всё тело болезненно немеет, голову сжимает, словно тисками прямо за ушами. Я не успела задержать дыхание и уже готова вдохнуть, наполнить лёгкие водой, но те не раскрываются, скованные стужей. Я стремительно ухожу вглубь, оказываясь в темноте, окруженная ледяной водой.
        Закрываю глаза, решая больше не сопротивляться, уверенная, что совсем скоро я достигну дна. Неожиданно мне становится спокойно, а сонливость кажется сильнее желания вдохнуть. Однако я вдыхаю, по телу проходит сильная судорога вместе с болью, когда вода попадает в нос и рот. То ли кричу, то ли просто в ужасе разеваю рот. Неожиданно успокаивающее ощущение невесомости исчезает, и вода перестаёт меня держать. Я падаю на твёрдую землю. От удара меня выворачивает, и вся вода рывками выходит из лёгких. Тело по-прежнему сводит судорогами, которые я не могу контролировать из-за онемения. Хриплю и оглядываюсь вокруг, пытаясь понять, что произошло. Я лежу на старой траве в глубокой низине, продолжая сжимать топор Января, пока вся вода из озера стремительно поднимается вверх, распадаясь на капли, ширится во все стороны, тянется к самому небу.
        Я действительно достигла дна.
        Но к тому моменту вся вода поднялась выше.
        Сердце надрывно бьётся в груди, зубы бесконтрольно стучат, вся кожа при соприкосновении с воздухом болит, будто обожжённая. Вода, поднявшись вверх, расползается во все стороны, образует тяжёлые тучи. Я не утонула, но эти мгновения лишь оттягивают неизбежное, ведь я всё равно умру от обморожения. Зимняя смерть, которой многие так боятся.
        - Это она, брат.
        Ко мне приближаются двое, я никак не могу сфокусировать взгляд. Они наклоняются ближе, но свет солнца сквозь облака мешает рассмотреть незнакомцев. Кто-то забирает топор из моих окоченевших пальцев, а говорящий поднимает меня на руки, как безвольную куклу.
        - Нужно её согреть, - говорит другой, более низкий голос. - Июнь!
        Зов властным рокотом прокатывается по окрестностям. Я силюсь рассказать им о Феврале, попросить ему помочь, но треснувшие, кровоточащие губы слиплись, и моя голова безвольно падает на грудь тому, кто меня держит. Всё, что я различаю - это слабые удары собственного сердца и тяжёлую, влажную одежду.
        - Согрей её, Июнь, - говорит второй голос, и меня передают кому-то ещё.
        Июнь?
        Я не могу разобрать ничего, кроме его рыжеватых волос, весь разливающийся вокруг свет меня слепит, а глаза слезятся. Необычайное, почти обжигающее тепло распространяется по телу, и я наконец делаю полноценный вдох. Меня окутывает аромат свежей листвы и роз, я с наслаждением втягиваю знакомые летние запахи. Всё тело расслабляется и перестаёт болеть, дыхание выравнивается.
        Я вздрагиваю в чужих руках, понимая, что провалилась в сон. Моргаю, с трудом привыкая к свету. Больше он не режет глаза и не кажется таким слепящим. Мне тепло, ещё недавно промокшая одежда вновь сухая. Вокруг кружит снег, и я как загипнотизированная слежу за самыми большими снежинками, падающими мне на грудь.
        - Очнулась, княжна?
        Мужчина растягивает губы в лукавой улыбке. Он держит меня на руках и уверенным, широким шагом идёт вперёд, словно я ничего и не вешу. На вид ему года двадцать три, хотя черты лица, как и у Февраля, слишком идеальные. У него притягательное лицо с острыми скулами и чёткой линией нижней челюсти, красивый нос и насыщенно-голубые глаза. Он их слегка прищуривает от улыбки, и это придаёт ему обаяния. Чёрные, как чернозём, волосы едва касаются плеч.
        - Спасибо, что сохранила мой топор, Яра.
        Январь.
        - Откуда ты знаешь моё имя? - хрипло выдавливаю я.
        - Мы все тебя знаем, княжна. Ты топтала мой снег и мёрзла от морозов Января, - говорит другой мужчина, идущий рядом. Его голос ниже, улыбка сдержаннее и глаз не касается. Лицами они похожи, только этот брат кажется старше лет на пять. Волосы его достаточно коротки, щёки и подбородок покрывает тёмная щетина, а глаза пугающе светлые, бледно-голубые.
        Декабрь.
        Я сжимаюсь от неведомого стеснения или страха перед Декабрём, всю жизнь мне твердили его бояться. Январь хмыкает, глядя, как я съёживаюсь в его руках. На зимних братьях тёмные рубашки и штаны, но верхние длинные кафтаны светлые. Дорогая парча в стальных оттенках с голубоватым отливом украшена серебряной нитью и жемчугом.
        - Мы всегда были здесь с тобой, княжна. Наблюдали, как ты помогала Февралю, - спокойным тоном продолжает Декабрь.
        - Февраль! - вскрикиваю я, пытаясь вырваться из рук Января, но тот крепче прижимает меня к себе.
        - Тише ты, смертная. Мы почти пришли, - Январь подбородком указывает вперёд, и я слышу отдалённые переругивания.
        Второй зимний месяц всё-таки опускает меня на землю, когда мы подходим ближе. Пейзаж сильно изменился. Появилось больше поваленных деревьев, больше инея и крови. Свежий снег идёт не переставая, аккуратно покрывает всю местность. Метель улеглась, а снежинки мягко падают вниз.
        Исаю и Владимиру сильно досталось от Февраля, тот явно сражался изо всех сил. У осенних братьев многочисленные кровоподтёки, порезы и синяки. Но колдун всё-таки выглядит хуже. Вокруг него снег окрашен красным, он падает вначале на одно колено, держась за свой посох, но потом, обессиленный, опускается на второе. Кровь у него даже в волосах, заливает лоб и левую скулу. Владимир бросается вперёд, чтобы добить соперника, но сталкивается с Декабрём, тот коротким кинжалом отводит лезвие меча в сторону и хватает Октябрь за кафтан на груди.
        - Давно не виделись, братья, - сухо роняет он и с силой отталкивает Владимира, отчего тот чуть не падает, отступая назад.
        - Вот же невезение, - устало, на выдохе говорит Исай, убирает меч и приваливается плечом к дереву, понимая, что всё кончено и нет смысла продолжать бой.
        Я бросаюсь к колдуну, обнимаю, не давая упасть, и тот моментально расслабляется, роняя голову на моё плечо. Январь присаживается рядом на корточки, забирает посох, с любовью и гордостью во взгляде треплет Февраль по угольным волосам. Этот жест кажется мне до нелепого странным. В моих глазах колдун всё это время был древним бессмертным существом, старше которого разве что сам воздух и земля. Но теперь он выглядит как младший брат, которого старшие пришли защитить. Февраль дышит прерывисто, глаза его по-прежнему закрыты.
        - Брат, дай сначала своей живой воды, а уже потом будешь их морозить, - усмехается Январь, наблюдая за кислыми лицами осенних братьев.
        Декабрь подходит к нам, складывает ладони лодочкой, и те сами собой наполняются прозрачной водой. Январь помогает младшему брату, и тот жадно пьёт в несколько заходов. Декабрь и мне даёт воды, заметив кровь на плече. Затем первый зимний месяц поднимается, подходит не к Исаю, а к Владимиру. Вновь хватает его за грудки, встряхивает как провинившегося юнца.
        - Вы двое доигрались! Говорил я тебе за младшим своим братом следить, чтобы не удумал он глупостей! - Декабрь рявкает на осеннего брата, а тот смиренно сносит выговор. - Сколько тысячелетий он заговаривает тебе зубы, а ты ведёшься?! Наши столкновения были забавными, но ты должен был прекратить потакать Ноябрю, когда понял, что всё обернулось бедой. Или соврёшь мне, что не видел, как из года в год гибнет земля и урожай?
        - В следующем году я собирался прекратить, - вяло оправдывается тот.
        - Эта ложь смердит, как конский навоз жарким летом! - рявкает Декабрь. - Вам так забавно было играть в смертных, что вы и невесту себе захотели! Эта смертная княжна не ваша, она моя, декабрьская! И чтоб я больше не видел, как вы пытаетесь ей навредить!
        Декабрь презрительно отталкивает Октябрь, будто ему даже стоять с ним близко противно. Владимир расстроенно поджимает губы, будто они с Исаем просто проиграли затянувшуюся партию в кости, хотя едва не сгубили всех людей на земле. Я вспоминаю слова Марта о том, что это противостояние длилось тысячелетиями. Победу одерживала то осень, то зима. Для них всё это и правда стало своеобразной игрой - то, что для нас означает жизнь.
        - Не твоя, - хрипло протестует Февраль, приходя в себя.
        - Что? - переспрашивает Декабрь, поворачиваясь к брату.
        Февраль принимает помощь Января и поднимается на ноги, берёт меня за руку и задвигает за свою спину даже от зимних братьев.
        - Княжна. Она не твоя, Декабрь. Она моя, - твёрже повторяет колдун, а я цепляюсь за его потрёпанный кафтан, прячась за единственным месяцем, которому могу доверять.
        Декабрь рассматривает нас внимательным взглядом, его лоб прорезают морщины. В нём нет того наглого лукавства, что присуще Январю, нет той излишне идеальной красоты, что заметна в образе Февраля. Из всех трёх зимних братьев он больше всего похож на человека, с изъянами и какой-то внешней суровостью.
        - Ты столетия защищал нас, - с теплом в голосе, но без улыбки говорит первый зимний месяц. - Но сейчас ты слаб. Лучше отдай её мне, ты не можешь быть уверен, что эти двое через некоторое время не решат опять за ней явиться. Тебе известно, что от их притязаний только…
        - Нет, - отрезает Февраль. - Княжна моя.
        На секунды повисает гнетущая тишина. Декабрь переводит взгляд на меня, размышляет, а я теснее придвигаюсь к колдуну.
        - Хорошо. Не мне у тебя княжну забирать, но тогда за её жизнь отвечаешь ты.
        Я выдыхаю задержанный воздух громче, чем мне бы хотелось. Февраль тоже расслабляется, а Январь с улыбкой хватает руку младшего брата и закидывает её себе на плечи, позволяя полностью на него опереться. Раны колдуна затянулись, о них напоминают лишь кровавые следы на снегу да рваная одежда и бледное лицо. Однако его шатает, взгляд временами стекленеет, и ему явно нужен отдых. В отличие от остальных, у Февраля половина души, и теперь он совсем слаб.
        - Вы двое у меня ещё попляшете за эти столетия. Я ваши месяцы снегом засыплю так, что не будет ваших любимых листопадов! - угрожает Декабрь, переводя сердитый взгляд с Владимира на Исая. Ноябрь в свою очередь пристыженно опускает голову, но недовольно дуется, как ребёнок, пойманный с поличным.
        - Сейчас мой месяц, - напоминает Январь, задумчиво вертя посох колдуна в руке. - В этом году нам стоит быть помягче, не готовы смертные к холодам спустя столько лет.
        Я перестаю слушать их разговоры, встречаясь взглядом с Мартом. Мальчик продолжает охранять тело Ильи. На короткое мгновение печаль и боль оставили меня, но теперь неизбежность реальности нагоняет, накрывая с головой не хуже ледяной воды. Я бреду к другу, оставляя спорящих позади. Опускаюсь рядом с Ильёй на колени, смахиваю снег с его волос. Оглядываю лицо и как никогда отчётливо чувствую, что он ушёл.
        Я беру его руку, прикладываю к своей щеке и больше не могу сдержать слёз. Хоть и сжимаю зубы, но всхлипы рвутся наружу. Я не хочу, чтобы у моего горя были свидетели, но и не представляю, как верну тело друга домой. У меня есть Ягодка, на ней я смогу довезти его до Ренска. Что я расскажу его брату и отцу? Как объясню всё? От каждой вынужденной мысли мне хочется вопить. Ни в одном страшном сне я не представляла, что мне придётся думать о таком. Может, я начинаю плакать слишком громко, потому что все замолкают. Я ощущаю напряжённую тишину за спиной. Чья-то рука ложится мне на голову, когда я утыкаюсь Илье лбом в грудь. Не слышу ни его сердцебиения, ни дыхания.
        - Сестрица, - тихо окликает меня Март, и я нехотя поднимаю голову. - Не плачь, сестрица. Я понял, почему ему не помогла живая вода, почему не вылечила его смертельную рану.
        - О чём вы говорите? - переспрашивает Декабрь. - Живая вода всем помогает.
        - Вот именно! - энергично подпрыгивает Март.
        - Но я давала ему воду однажды, - с недоумением лепечу я. - Его укусила лиса за руку. Вода вылечила рану. Почему сейчас она…
        Мне не хватает сил закончить, к горлу подкатывает тошнота.
        - Если рана была не тяжёлая, то вода лишь кожу да мышцы ему залечила. Но будь она серьёзной, как сейчас, то и в первый раз вряд ли бы помогло, - поучает меня Март и расплывается в мальчишеской улыбке, чем пугает даже больше. - Но я вспомнил! Всё вспомнил, сестрица! Дело в нём самом и его обереге! Ему не помогла живая вода, потому что и жив он не был!
        Повисает ещё более гнетущая тишина, я не отрываясь смотрю на мальчишку, не зная, прикрикнуть мне на него за эти глупости или ждать продолжения. В голове начинает звенеть, я не могу выдавить и звука, горло будто сдавила чья-то невидимая рука. Март вертит головой, видя всеобщее недоумение.
        - Это же тот мальчик, Февраль! Помнишь его? Много лет назад ты нашёл его мёртвого в своём лесу! Ему тогда было около девяти.
        Не могу отвести взгляд от Марта, но весенний месяц весь расплывается за пеленой слёз, пока я вспоминаю рассказ Ильи о том, как он побывал в Зимнем лесу. Сказал, что пробыл здесь всю ночь, а на следующий день его нашли спящего. Я оборачиваюсь к Февралю. Январь помогает ему подойти ближе, колдун опускается рядом на колени, разглядывая лицо моего друга - ведь он видит его впервые.
        - Правда чем-то похож, - неуверенно заключает он.
        - Посмотри на мартовский оберег! - призывает Март, демонстрируя металлическое украшение. - Узнаёшь?!
        Февраль пробегает пальцами по испорченным бусинам и утвердительно кивает, а весенний брат расплывается в победной улыбке.
        - Март, что ты хочешь этим сказать? - мой голос предательски хрипит.
        - Я хочу сказать, что твой друг всё время был мёртв! - радостно заключает Март, выбивая остатки почвы у меня из-под ног.
        Глава 24
        - Нет, сестрица, погоди! - вскрикивает Март, когда я тянусь вперёд, чтобы встряхнуть его хорошенько. Мальчишка изворачивается, избегая моих пальцев, но валится спиной на свежий снег.
        - Что ты мелешь? - в недоумении спрашивает Исай.
        Все подходят ближе, не понимая, что говорит их весенний брат, я прижимаю Илью к себе, хотя причинить новую боль они ему уже не могут.
        - Больше десяти лет назад Февраль позвал меня в свой лес на рассвете, - начинает тараторить Март, и все замирают, переставая угрожающе придвигаться ближе. - Он нашёл тело маленького мальчика. Тот замёрз, уснув в зимней части леса. По оберегу на его шее братец понял, что мальчик мартовский, поэтому позвал меня, чтобы я позаботился о его теле как полагается.
        Февраль кивает, соглашаясь, и я вспоминаю его рассказы, что он действительно так делает.
        - Я тогда вынес ребёнка подальше, но тело его из-за холодов хорошо сохранилось, и пришла мне идея, из-за которой и начались проблемы. Я решил спрятать в нём вторую часть души Февраля, поэтому он и казался живым, хотя на деле им не был, потому что умер больше десяти лет назад. Вторая половина души Февраля не могла принять никакую форму, поэтому я нашёл ей подходящее тело.
        Вероятно, все присутствующие, как и я, не могут осознать описанные события. Мы продолжаем молча смотреть на Март, ожидая более понятное объяснение. Мальчишка, заметив наше недоумение, разочарованно вздыхает и продолжает:
        - Я вложил в мёртвое тело ребёнка часть души, намереваясь так спрятать её от осенних братьев, которые следили за мной всё это время, - пренебрежительно взмахивает он рукой в сторону Ноября и Октября. - Таким способом утаил украденную половину, потому что Февраль тогда недостаточно восстановился, чтобы с ней воссоединиться. Он полностью избавился от мёртвой воды лишь семь лет назад. Декабрь и Январь очистились быстрее, будучи запертыми среди живой воды.
        Февраль вновь согласно кивает, а мы переводим взгляды то на него, то на Март.
        - Мальчик ожил. Его тело ещё хранило память, кем он был, но на самом деле жизнь ему придавала душа Февраля, она слилась с его памятью! А ребёнок этот прыткий оказался, я только душу в него вложил, оберег его зачаровал, чтобы никто из месяцев узнать не смог, отвернулся, а тот очнулся и дёру дал! Оберег я заговорил на славу. Так, что сам найти не смог! - хвастается Март и тут же получает подзатыльник от Января.
        - О твоих умениях позже поговорим, - сухо бросает зимний месяц, и Март втягивает голову в плечи.
        Весенний брат стыдливо краснеет, бубнит извинения и поворачивается к Февралю.
        - Зачарован оберег так, что кроме меня никто снять его не может, но будучи испорченным Ноябрём - потерял силу, которая удерживала тело мальчика живым. Вот вода Декабря в этот раз и не помогла. Поэтому говорил я тебе, братец Февраль, что потерял место, куда твою душу спрятал. А ты, сестрица, друга не теряла, настоящий Илья был мёртв все эти годы, а дружила ты со второй половиной Февраля, - подытоживает довольный Март.
        Февраль рядом со мной выглядит так, словно готов удавить мальца на месте, а я не могу и слова вымолвить, не понимая, не насмехается ли весенний месяц надо мной.
        - Ладно я его не узнал, я был слеп, - угрожающе выдавливает Февраль. - Ты-то почему сразу не понял, как его увидел?!
        - Из-за оберега его заговорённого! Если бы я раньше к нему прикоснулся, то узнал бы, но я его не трогал. Недавно грел его братец Апрель, а не я, - цокает языком светловолосый мальчишка, будто раздражён нашей недогадливостью. - А внешне… люди так странно вырастают, что сразу и не узнаешь.
        - Слова словами, Март, но теперь докажи, - серьёзно говорит Декабрь.
        - Конечно!
        Мальчик тянет руки к Илье, ему требуется некоторое время, чтобы отцепить мои пальцы от тела друга. Март снимает и отдаёт мне испорченный оберег, а затем кладёт ладошки на грудь Ильи. Я до боли сжимаю украшение в кулаке, ощущая, как впиваются бусины в ладонь.
        На мгновение перевожу растерянный взгляд на колдуна, он отвечает мне таким же, и я цепенею, осознав, почему его глаза показались мне знакомыми. А ведь цвет у них такой же. Вспоминаю, как испугалась в первый раз глаз Ильи. Подумала тогда, что такие, по слухам, должны быть у февральских детей.
        Март поднимает ладони, и за ними из тела поднимается шар света, такого же бледно-жёлтого, какой я видела раньше при появлении Декабря и Января. Март притягивает шар к себе, защищает ладонями, хотя никто и не пытается его отобрать, а Илья распадается на ветер, воду и запах весны. Даже его одежда исчезает, а я вскрикиваю и в ужасе шарю руками по тому месту, где ещё недавно лежал мой друг.
        - Всё в порядке, сестрица. Смотри! - Март без колебаний вталкивает свет в грудь Февраля.
        Тот вначале с недоумением глядит на себя, потом поднимает взгляд на Март, ища ответ на невысказанный вопрос, а спустя мгновение ужас, печаль, горе и боль сменяются на его лице жутким калейдоскопом. Он как пружина распрямляется, оказываясь на ногах. Его горький вопль пугает даже зимних братьев. Мы все отшатываемся подальше, когда Февраль руками касается своего живота и груди. В страхе ощупывает своё тело. Стремительно отступает, налетает спиной на ствол сосны, чуть не падает. Синие глаза до боли распахнуты, невидящий взгляд лихорадочно шарит по нам всем. Он то ли молит о помощи, то ли боится нас. Вновь пытается отойти подальше.
        - Что… - хрипит он. - Что ты натворил?! Вытащи…
        Февраль мечется, словно подстреленный зверь, не способный вытащить стрелу из своего тела. Его очередной вопль переходит в болезненный стон. Он скребёт кафтан на груди ногтями, запускает длинные пальцы в волосы, с силой сдавливает голову, явно хочет убежать, но спотыкается, ударяется об очередной ствол. Шатается из стороны в сторону. Его агония ужасает, я не хочу смотреть, но и оторвать взгляд не в силах.
        - Братишка, - неуверенно зовёт Январь, бледнея от волнения.
        - Вытащи… - стонет Февраль от невидимой боли.
        Он будто снова ослеп, шарит руками по деревьям, цепляется за них, загнанно хрипя. Пока не врезается в ещё одно, а там сползает по нему вниз и затихает. Подтягивает колени поближе к себе и прячет лицо, желая скрыться.
        - Что ты натворил… что… что мне… теперь делать…
        Моё сердце сжимается от картины чужого страдания, мне хочется его утешить, понять, что причиняет ему такой страх, но я, как и остальные, не решаюсь подойти ближе. Февраль замирает в напряжённой позе, прекращает дышать, пытается справиться с чем-то, что разрывает его изнутри.
        - Разве соединение души должно быть таким болезненным? - пытаясь скрыть дрожь в голосе, спрашиваю у Декабря и Января.
        - Нет. Я, наоборот, ощутил прилив сил, - заверяет Декабрь, а Январь крадучись приближается к Февралю, присаживается рядом и приобнимает того, что-то тихо шепча.
        Исай и Владимир не вмешиваются, но даже они выглядят обеспокоенными. И я ещё больше путаюсь в их странных отношениях. То они желают убить друг друга, то переживают.
        - Март, согрей княжну, у неё уже губы синие от этой погоды, - говорит Владимир, а я гляжу на голые, трясущиеся от холода руки.
        А я и не заметила.
        - Вероятно, это я виноват, - тихо бормочет Март и обхватывает мои ладони. Всё тело расслабляется и словно тает от его прикосновения. - Я собирался лишь ненадолго спрятать душу Февраля в человеке, но больше десяти лет - это слишком долго.
        - Что с ним не так?
        - Мы находимся в подобной форме - образе человека - недолго. Иногда дни, может, месяцы. Принимаем образ смертных пока хочется и потом опять становимся духами. Эти тела дают нам как множество привилегий, вроде возможности вкушать понравившуюся пищу, так и минусов, когда мы чувствуем боль и другие эмоции, - взрослым голосом объясняет Март, становясь похожим на бессмертный месяц. - Они нам незнакомы, но чем дольше мы находимся в человеческом теле, тем больше к ним привыкаем. Февраль первый из нас, кто провёл столетия в подобной форме, но он был один в этом лесу и испытывал мало различных эмоций.
        Вспоминаю недоумение колдуна, когда я рассказала ему про одиночество. Март прав. Он чувствовал, но просто не понимал, что это такое. Он говорил, что не знает любовь, хотя не заметил, как привязался к животным.
        - Но вторая часть его души жила, уверенная, что он человек. У твоего Ильи была семья, друзья, мечты… кто знает, сколько ваших смертных эмоций он успел пережить и вобрать в себя. А сейчас Февралю приходится всё это ощутить. И не за годы, а за секунды. Уверен, ему больно и страшно, он растерян. И, скорее всего, мне лучше удирать, пока он не собрался с мыслями и не решил напоить меня мёртвой водой, - с прежней улыбкой говорит мальчишка, вскакивает на ноги и действительно удирает, растворяясь среди деревьев.
        Я с недоверием оглядываюсь вокруг, не зная, как мне теперь быть и во что верить. Плакать мне об убитом друге или поверить, что он всё ещё жив? Был ли у меня вообще друг, или впредь он обо мне позабудет? Печалиться мне, что Ильи я никогда и не знала, или должна ощутить облегчение, что Февралю более ничего не угрожает?
        Вспоминаю их одинаковые глаза, упрямство и гордость, которая была присуща что колдуну, что Илье. Они оба любили пироги именно с грушей. От всех мыслей я сама хочу вцепиться себе в голову. Сдавить её, надеясь, что мучительные вопросы исчезнут.
        Как я не заметила, что они даже вели себя схоже?
        - Яра…
        Резко оборачиваюсь на голос Февраля. Он подзывает меня усталым движением руки, и я нерешительно подхожу, опускаюсь на колени рядом с ним. Январь отходит, позволяя нам поговорить.
        Я увидела и услышала слишком многое за сегодня, поэтому не ахаю и не удивляюсь, рассматривая немного изменившийся облик хозяина леса. Его волосы всё такие же тёмно-серые, но лицо перестало быть идеальным и неживым. У него появились едва заметные человеческие изъяны, а насыщенно-синие глаза и слабая улыбка напоминают Илью. Я тяну руку вперёд, касаюсь пальцами его щеки, чтобы удостовериться, что он настоящий. Будто соединилось два знакомых мне лица в одно. Февраль обхватывает меня руками, прижимает к себе, утыкаясь лбом в моё плечо. Стискивает так сильно, что весь воздух выходит из лёгких, но я не сопротивляюсь, хотя робко отвечаю на объятия.
        - Это и вправду ты? Всё это время? - едва слышно спрашиваю я.
        - Да. Илья… то есть я… я помню всё. Включая нашу встречу. Твою любовь к сказкам. Как я учил тебя стрелять из лука, а ты приносила мне еду на конюшню. Я помню… знаю каждую его… мою мысль, - прерывисто объясняет Февраль, продолжая прятать лицо. - Я помню боль от стрелы… знаю его, то есть мою… последнюю просьбу. Знаю, на что так и не решился.
        Я судорожно втягиваю воздух. Февраль размыкает объятия, но не позволяет мне отодвинуться, обхватывает прохладными пальцами мою шею сбоку, тянет к себе. Глаза закрываются, когда его тёплые губы накрывают мои. Сама подаюсь вперёд ближе, боясь, что он отстранится после короткого прикосновения. Но он и не думает этого делать, наоборот, становится порывистым, делает поцелуй глубже, и моя голова кружится, как от нескольких кубков хмельного мёда. Его пальцы спускаются по моей шее, наполняя тело теплом, что согревает лучше, чем Март, Апрель или даже Июнь. За мгновения мне становится жарко, но воздух заканчивается и поцелуй прерывается.
        - Это то, что он хотел… что я хотел попросить, - шепчет Февраль мне в губы, его дыхание остаётся прерывистым.
        На его лице расцветает знакомая мне смущённая улыбка, в точности как у Ильи. Из груди у меня рвётся смех, а в глазах собираются слёзы. Облегчение наполняет всё моё тело, я начинаю верить, что мой друг всё-таки и не умер вовсе.
        - Но кто же ты теперь? Илья или Февраль?
        - Я и то и другое. Поэтому зови как хочешь, Яра.
        Он смахивает снег, оседающий на моей голове. Хочет ещё что-то сказать, но нас прерывает Исай.
        - Сюда идут люди.
        Я поднимаюсь на ноги. Февралю помогает встать Январь, он закидывает руку брата себе на плечи и поддерживает, помогая оставаться в вертикальном положении. Февраль по-прежнему морщится от боли, держась за грудь в районе сердца.
        - Мы не соврали тебе, княжна, - говорит Владимир. - Твой отец действительно направлялся сюда. Они добрались.
        Они правы: земля вибрирует от топота копыт, а с юга слышны крики и громкие возгласы. Я улыбаюсь, двигаясь навстречу отцу. Тот появляется первым на своём добром вороном коне. Князь дёргает поводья, заставляя животное замереть, когда видит меня посреди снежного леса. На отце тёплый красный кафтан, подбитый соболиным мехом, на поясе меч в богато украшенных ножнах. Подле князя ренского на конях его свита, среди которых я узнаю отца и старшего брата Ильи, а позади ещё отряд, не менее тридцати всадников.
        С недоумением они рассматривают окружающий пейзаж и устроенную разруху. Сломанные деревья и кровь, которую снег медленно скрывает. Растерянные взгляды скользят от меня к присутствующим зимним и осенним месяцам и обратно. Похоже, они не уверены, стоит ли верить своим глазам.
        - Отец! - слёзы сами собой катятся по щекам. Я так сильно по нему скучала. Хоть беспокойство и оставило на лице отца следы в виде синяков под глазами, но, к счастью, он по-прежнему выглядит здоровым.
        Князь Дарий в последний раз встряхивает головой, скидывая оседающие снежинки. Спрыгивает со своего коня, чтобы заключить меня в объятия, оценивающе осматривает мои одежды: порванные, местами зашитые или в крови.
        - Яра! Что с тобой произошло? Твоё лицо… Ты была всё это время здесь?
        Он ахает, проведя пальцами по моей давно зажившей щеке, а затем находит подсохшую кровь у меня на плече и рукавах.
        - Кто из них тебя обидел?! - ревёт он, прижимая меня к себе, старается вытащить меч, но я хватаюсь за рукоять и не даю обнажить лезвие.
        - Нет, отец, подожди!
        Остальные воины спрыгивают на землю, готовые использовать оружие против присутствующих мужчин. Декабрь примирительно поднимает вверх руку, демонстрируя, что не желает зла.
        - Мы не хотим сражаться с вами. Теперь оставим тебя, княжна. Тебе многое предстоит рассказать.
        - Кто вы такие?! - сердито, низким вибрирующим голосом спрашивает отец. - А вы, князья Истрога, что делаете? Обидели или защищали мою дочь?!
        Декабрь, не дожидаясь опрометчивых ответов, хватает Ноябрь и Октябрь за плечи, стискивает так сильно, что я даже издалека догадываюсь, что им больно.
        - Прощай, княжна. Благодарю я тебя за помощь, за то, что спасла нас. И не бойся впредь, - вновь обращается ко мне Декабрь. - Больше тебя они не потревожат.
        - Нет, погоди! - я делаю порывистый шаг к Февралю, чувствуя неладное. Тот успевает встретиться со мной взглядом, когда Январь забирает его.
        Все месяцы исчезают прямо у нас на глазах. Зимние братья распадаются на снег, а осенние - на жёлтые с красным листья. Мой отец и остальные мужчины одновременно ахают и отступают в страхе, бормочут про чудеса и колдунов. Отец заключает меня в крепкие объятия, словно я тоже могу так исчезнуть.
        Я с тоской смотрю на то место, где мгновения назад стоял Февраль, он же колдун Зимнего леса, он же мой лучший друг Илья и человек, которого, возможно, я всё это время любила. Смотрю, и в груди становится холодно от мысли, что больше я его не увижу.
        Глава 25
        Конечно, когда я рассказываю всем историю о произошедшем, мне верят не сразу. Для пущей убедительности я отвожу отца и его воинов на поляну, где в первый раз взяла живую воду и встретила колдуна. Показываю глубокую низину, в которой раньше было озеро, покрытое льдом. Отвожу их к лесному дому, чтобы забрать Ягодку.
        Дом, в котором всегда было тепло и горела печь, теперь, без поддерживающей его магии, кажется неестественно тёмным и заброшенным, хотя в горнице по-прежнему витает запах пирогов с яблоком и с капустой, что я испекла с утра. Груши закончились, и колдун с Ильёй были этим расстроены. Это воспоминание вызывает у меня улыбку, которая сразу вянет от мысли, что они - один и тот же человек, а настоящий Илья мёртв давным-давно, и мне теперь нужно как-то рассказать об этом Олегу и его отцу.
        Мужчины осматривают дом, убеждаясь, что ещё недавно здесь кто-то жил, но им тяжело полностью принять на веру мои слова о том, что они видели трёх зимних братьев, а Исай и Владимир оказались Ноябрём и Октябрём.
        Отец рассказывает мне, что князья Истрога не соврали. Владимир действительно подслушал разговор сестёр о том, что они подложили мне золотое кольцо, и всё рассказал князю. Отец в сердцах просит прощения, держа мои ладони в своих. Сожалеет, что не заметил наши с сёстрами разногласия раньше, но я успокаиваю его тем, что жива и в Зимнем лесу мне было хорошо, а Февраль обо мне заботился. Не решаюсь рассказать отцу правду, что лисы ноябрьские едва не убили меня в самом начале, просто вру, что они не давали мне покидать границ леса.
        Под конец нашего разговора солнце закатывается за горизонт, погружая лес в сгущающиеся сумерки. Отец принимает решение переночевать в лесном доме, так как колдун его покинул. Мы растапливаем печь. Дружинники разбивают палатки поблизости, кто-то остаётся внутри, чтобы поесть или поспать в тепле. С трудом я рассказываю всю историю Ярославу и Олегу. Мне жаль видеть боль на их лицах от мысли, что их настоящий сын и брат умер много лет назад, но они сдерживают слёзы, только опущенные уголки губ и тени в глазах выдают их скорбь.
        - А ведь мне временами чудилось, что вернулся он другим, - вздыхает отец Ильи, вертит в руках кружку с горячим сбитнем, который я для них разогрела, но так и не делает ни единого глотка.
        - У меня тоже было это странное ощущение. Да и глаза его до похода в лес были светлее, а потом стали как вода в тёмной реке, - соглашается Олег. - Чувствовал я, что что-то не то, но решил не обращать внимания, предполагая, что нельзя вернуться после ночи в лесу прежним. Мы просто были рады, что Илья оказался жив.
        - Правду говоришь. И я так думал, но сколько ни спрашивал, Илья отвечал, что не помнит. Повторял, что в Зимний лес не ходил и колдуна со снегом никакого не видал.
        Мы с отцом молча слушаем их, Дарий кладёт широкую ладонь на плечо своего старого друга, поддерживает как может.
        - Думаешь, Яра, он нас помнит? Теперь он вновь Февраль. Думаешь, он узнает нас при встрече? - со слабой надеждой спрашивает Олег. - Всё-таки он братом мне был столько лет. И… даже не знаю.
        - Помнит, - заверяю я его. - Он сам мне сказал, что помнит всё и всех. Он и Февраль, и Илья одновременно, но вернётся ли он… встретим ли мы его ещё раз… Я не знаю.
        С трудом выговариваю последние слова, пытаюсь подготовить не только их, но и себя. Илья один из двенадцати месяцев. Продолжительность наших жизней - будто минуты, если не секунды по сравнению с тем, что он прожил. Может, ещё пару часов назад его обуревали эмоции и знакомые нам человеческие чувства, но кто знает, что с ним происходит сейчас. Может, он уже начал нас забывать.
        Нехотя, но отдаю мартовский оберег Ильи его брату. А потом в первый и последний раз поднимаюсь на второй этаж и захожу в комнату, которая принадлежала Февралю. В ней ярче всего ощущаются нотки яблок с примесью древесного аромата. В комнате знакомый беспорядок, но это вызывает у меня печальную улыбку.
        Что бы он сказал, узнав, каким неряхой был?
        Почему-то мне кажется, что он бы смутился, но скрыл стыд под напускным раздражением.
        В его спальне стол, заваленный старыми свечами, книгами и сушёными ягодами. Стул и массивный сундук, куда запихнута старая одежда впопыхах, так что крышка закрыта неплотно и наружу торчит рукав тёмно-синего кафтана. Просторная кровать с балдахином из тёмного дерева. Подушки и одеяла сбиты. Я бросаю взгляд в окно, за мутным стеклом снег медленно продолжает кружить, падая на землю.
        Я не думала, что тоска по колдуну будет похожа на нынешнюю боль, словно мне вырвали сердце, оставив на его месте пустоту. Мне так о многом ещё нужно было его спросить.
        В странном порыве роюсь в вещах колдуна. Нахожу простой, но самый целый и тёплый на вид чёрный кафтан с отделкой из серебряной нити. Без раздумий сбрасываю свой поношенный и надеваю тот, что принадлежал Февралю. Он мне велик и пахнет пылью, и всё же слабо я ощущаю запах ягод. Он так часто носил ягоды в карманах, что вся его одежда пропахла ими.
        Я позволяю себе улыбку, ведь все зимние братья живы, а я более не пленница в лесу. Следом за улыбкой с губ сам собой срывается горький вздох. Мне хочется разрыдаться в голос, но я до боли закусываю губу, молчаливо роняя слёзы.

* * *
        Мы покидаем лесной дом на рассвете следующего дня. Собирая вещи, я не смогла найти ничего значимого, что хотела бы взять. Всё самое важное для меня уже покинуло эту избу, поэтому единственное, что я уношу с собой, - это воспоминания и поношенный кафтан Февраля, что нашла вчера.
        Зимняя часть леса остаётся позади, и когда я почти уверена, что мы должны попасть на территорию Ноября, вокруг продолжает лежать снег. Не таким плотным покровом, но всё же снег, которого здесь раньше не было. Пройдя ряды голых берёз, мы выходим за пределы леса, и нашему взгляду открываются поля и равнины, прикрытые белым покрывалом. Все в изумлении замирают, оглядывая преображённый пейзаж. Я в отличие от всех остальных привыкла к снегу, но даже у меня дыхание перехватывает от морозной дымки и бледного солнца, медленно поднимающегося на западе. Кажется, что у этого белого мира нет конца, а мы в середине неизведанной пустоты.
        Дальше мы движемся по тракту аккуратно, не рискуя пускать лошадей быстрее чем рысью. Постепенно солнце поднимается, снежные облака расходятся, открывая до рези в глазах голубое, бесконечно высокое небо. Туман рассеивается, а воздух кажется кристально чистым. Мы видим рощи и деревни далеко впереди. Морозный воздух щиплет ноздри.
        Зима вернулась.
        Январь обещал, что будет мягким в этом году.
        А за ним придёт Февраль.
        Эта мысль воодушевляет, наполняет новой волной надежды, и я ёрзаю в седле. Вглядываюсь в лица людей, пытаясь понять, как они относятся к возвращению зимы. Волнуюсь, что люди будут напуганы и проклянут меня, если узнают о моей причастности к возвращению холодов. Вряд ли кто-то станет слушать, что без зимы земля стала бы полностью отравлена и её истощение привело бы к голоду. Скорее они решат, что я действительно декабрьская колдунья и принесла им морозы и длинные ночи, как многие и бормотали, посматривая мне в спину.
        Однако, к моему удивлению, когда мы проезжаем деревни, люди скорее восхищены тем, как выглядит мир в белом, морозном одеянии. Холодный воздух хоть и кусает, но вызывает незнакомые ранее чувства. Дети с собаками играют в снегу, а взрослые с большей опаской, но тоже пробуют новое явление. Вряд ли их веселье продлится долго, но эта зима будет короткой. Постепенно нам нужно к ней привыкать.
        Мы возвращаемся в Ренск ближе к закату. Дорога заняла больше времени, чем когда-либо. Лошади не привыкли к снегу, поэтому мы не торопились, стараясь как можно меньше рисковать их здоровьем.
        Алёна и остальные жители княжеского двора встречают меня со слезами. Я улыбаюсь, разглядывая знакомые лица, обнимаю их, благодарная за искреннее беспокойство. Няня и повариха начинают плакать, несмотря на попытки сдерживаться.
        Отец опять при всех заявляет, что сажает меня в доме под замок на целый год. Теперь я вновь буду под постоянным присмотром. В этот раз его строгость вызывает у меня понимающую улыбку. Я не противлюсь и не спорю. Мне некуда сбегать, уверена, что Февраль больше не вернётся в тот лесной дом.
        Мне не к кому бежать.
        Поэтому я просто киваю, соглашаясь с наказанием.
        В доме нас встречают Василиса и Мира. Сестрицы бледны и напуганы. Не знаю, что именно их беспокоит. Боятся они того, что я осталась жива, или же сожалеют о содеянной глупости. Я не верю их виноватым лицам и взглядам, стыдливо устремлённым в пол. Со спокойным безразличием рассматриваю их непривычно тусклые наряды. Вместо ярких сарафанов они надели сдержанные платья, светлые волосы заплетены в простые, ничем не украшенные косы, на пальцах нет любимых перстней. Пережитое за последние дни отняло у меня силы даже для злости.
        Отец делает им строгий выговор, несколько раз повышает голос, наказывая. Будь они младше, он бы их выпорол. Редко, но случалось, что мы сердили его настолько сильно. Сейчас же мы - взрослые девушки и громкие выговоры единственное, что он делает, понимая, какой позор может принести порка.
        Я не вмешиваюсь и не наслаждаюсь их унижением при наших нянях, домочадцах и некоторых мужчинах, приближённых князя. Стою чуть в стороне и изредка с тоской поглядываю в окно, где вновь валит пушистый снег. Женщины с кухни суетятся, растапливая печь, чтобы в доме было тепло.
        Василиса и Мира в очередной раз извиняются передо мной, а я бездумно киваю, хотя знаю, что никогда не смогу им доверять и по-настоящему любящими и близкими сёстрами мы не станем. Если бы я встретила их месяц назад, то вряд ли сдержалась, чтобы не влепить Мире пощёчину. Именно она подложила кольцо, а Василиса поддержала её идею. Но прошло больше месяца, и зная, что Исай и Владимир на самом деле и не собирались на них жениться, я ощущаю некоторое сочувствие, потому что сёстры действительно хотели замуж за князей Истрога, очарованные их лицами и статусом. Да и правду о том, что их суженые не вернутся, нужно ещё сообщить.
        Отец просит накрыть ужин для четверых и оставить нас. В окружении многочисленных свечей, разгоняющих тени, мы впервые за долгое время ужинаем единой семьёй. Медленно пережёвывая свою порцию тушёного мяса с овощами, раздумываю, когда мы в последний раз сидели так вместе. Наверное, давно, раз от такого обыденного события все нервничают, а в столовой повисает тяжёлая, почти давящая тишина. Мира и Василиса пристыжены настолько, что взгляды устремлены исключительно вниз и головы опущены так, что косы вот-вот в тарелку полезут. В какой-то момент мне хочется прикрикнуть на них, чтобы прекратили это представление и вели себя как раньше. Но вместо этого продолжаю спокойно пережёвывать еду, едва чувствуя вкус.
        Отец рассказывает своим старшим дочерям правду про князей Истрога, кто они на самом деле. Я попросила его сделать это, уверенная, что сёстры скорее поверят отцу, чем мне. Те воспринимают новость плохо. Мира горько плачет, из-за чего моя обида на неё становится глухой, как головная боль в затылке.
        Князь Дарий кажется до нелепого растерянным, не знает, как утешить своих дочерей, когда их мечты оказались разбиты. Я до боли прикусываю щеку, заставляя себя не думать о собственных потерях, готовая кричать, лишь бы образ Февраля, так похожего на Илью, перестал приносить щемящую тоску.
        Что, если он больше ко мне не явится?
        Как быстро он меня забудет?
        - Но ведь ты переписывался с князьями из Истрога долгое время, верно, отец? - спрашиваю я, пока Василиса пытается утешить сестру. Старшая тоже всхлипывает, но сдержаннее, пока Мира рыдает во весь голос.
        - Всё верно, - отвечает он.
        - Может ли быть, что князья Исай и Владимир существуют, а Октябрь и Ноябрь просто притворились ими?
        - Не уверен, Яра.
        - Ты же видел их в детстве?
        - Видел, - согласно кивает отец, с тяжёлым вздохом наливая себе вина в кубок. - Мальчики действительно существовали. Это было больше десяти лет назад.
        Мира и Василиса вмиг утихают, прислушиваясь к ответам отца. Может, они не понимают, к чему я веду, поэтому озвучиваю идею вслух:
        - Тогда напиши им вновь или отправь кого-нибудь, отец. Пусть привезут настоящих Исая и Владимира сюда лично.
        - Я не знаю, насколько это…
        - Пожалуйста, отец, - встревает Мира, поднимая на князя заплаканные глаза. - Хотя бы попробуй выяснить правду.
        Тот долгое время молча смотрит на умоляющие лица Василисы и Миры, хмуро сводит брови, явно не желая снова связываться с Истрогским княжеством. Я едва заметно киваю в ответ на безмолвный вопрос отца, когда он переводит взгляд на меня.
        - Хорошо. Я напишу им и сам съезжу в Истрог с приходом весны, - устало сдаётся он.
        Василиса и Мира бросаются к отцу, чуть не опрокидывая миски и кубки на столе. Князь натянуто улыбается, не в силах сопротивляться. Я решаю, что этот ужин закончен, и собираюсь уйти, но меня застаёт врасплох вопрос князя. Я в страхе замираю, так и не успев встать на ноги.
        - А тебе мне какого жениха привезти, Яра?
        Все трое выжидательно смотрят на меня.
        Привези мне Февраль.
        Привези мне Илью.
        Я проглатываю желанный ответ, понимая его глупость и несбыточность. Отец замечает мой затравленный взгляд, и я выпрямляюсь, пряча истинные чувства за безразличием. Не ожидала, что отец всё ещё желает найти мне жениха.
        - Ты уверен, что хоть кто-то захочет взять меня в жёны? - натягиваю улыбку, стараюсь, чтобы она казалась настоящей.
        - Уверен, - твёрдо кивает он.
        - И не передумаешь?
        - Не передумаю, Яра.
        - Хорошо, пусть приезжают к нам те, кто желает взять меня в жёны, а я выберу, - сдаюсь я.
        Глава 26
        На протяжении следующих двух месяцев люди медленно привыкают к снегу, морозам и метелям. Вспоминают, как важно хранить тепло в доме, как правильно одеваться. Всё чаще я слышу разговоры, пересказывающие новые легенды. Люди шепчутся, что былая вражда между братьями забыта, что без зимы страдает земля и три зимних брата, может, суровы, но вносят необходимый вклад в круговорот года. А о красоте зимы никому и рассказывать не нужно, все видят её собственными глазами.
        Когда я интересуюсь у домочадцев и Алёны, где они услышали эти истории, те теряются сперва, а затем признаются, что все в Ренске пересказывают это друг другу. Я начинаю догадываться, что слухи начали распространять сами братья месяцы, чтобы восстановить справедливость.
        После возвращения домой я каждый день жду, что Февраль или Март придут меня проведать. Иногда я отхожу подальше, прячусь за конюшней и зову их, но никто не отзывается. С приходом последнего зимнего месяца мне изредка чудится присутствие колдуна, и я часто оборачиваюсь на запах ягод или яблок. Временами уверена, что слышу своё имя в метелях, а один раз мне чудится, что я вижу стоящего под моими окнами Илью. Запрокинув голову, стоит там же, где месяцы назад ждала Тень колдуна, чтобы предупредить о последствиях нарушения договора.
        Как и в тот раз, я впопыхах накидываю верхний кафтан, надеваю сапожки и выбегаю во двор, чуть не поскользнувшись на заледенелых ступенях, заворачиваю за угол дома, где должна столкнуться с Ильёй лицом к лицу, но там никого нет. Я стою на холоде, пока не начинаю трястись от мороза, и только потом, растерянная, возвращаюсь в свою комнату и плачу. Позволяю себе рыдать так долго, как мне хочется.
        Вслед за зимой приходит весна. Я, как и остальные, впервые вижу настоящие весенние капели - стремительные журчащие ручейки в снегах. Подкармливая птиц, наблюдаю, как звенят тающие сосульки на оконных наличниках, крышах и навесах. В первый месяц весны я часто зову Март, негромко, скорее тихо бормочу себе под нос, но он не откликается.
        Я хочу лишь узнать, всё ли хорошо у зимних братьев, но спросить не у кого. Пару раз я пытаюсь поймать Март на пироги с абрикосовым вареньем. Я вновь зову мальчишку, помахивая румяной выпечкой, но тот не появляется. Однако стоит мне разочарованно отложить еду в сторону и отвернуться, чтобы поправить верхний кафтан, как всё исчезает само собой. Я ругаю нахального проныру вслух, но, не сдержав улыбки, понимаю, что он всё-таки где-то рядом и, возможно, однажды придёт поговорить.
        В апреле все с восхищением наблюдают за появлением подснежников, изумляясь чуду, когда цветы прорываются сквозь обледенелые остатки снега. Я сижу на корточках рядом с Мирой и Василисой на поляне, наблюдая за цветами и наслаждаясь тёплыми лучами солнца.
        В конце апреля, после того как дороги просохли, отец выполняет своё обещание и уезжает в Истрог, чтобы узнать правду о тамошних князьях, и возвращается с настоящими женихами в мае. Сёстры мигом забывают о своих печалях, об Октябре и Ноябре. Они вновь звонко смеются, плетя венки из сирени, один из которых дарят мне.
        Настоящие Исай и Владимир оказываются похожи на те образы, что приняли осенние братья. Правда, лишены они той притягательности, кажутся проще, будто исцарапанное и потемневшее серебро, в то время как первые гости были хоть и копией, но из золота. Однако настоящие князья не лишены обаяния, да и по разговорам оставляют впечатление приятных молодых мужчин, что станут достойными спутниками моим сёстрам.
        По их рассказам, в один момент письма от нашего отца перестали им приходить, а сколько бы они сами ни посылали - ответа не было. Вероятнее всего, Ноябрь и его брат самое малое год перехватывали послания отца, планируя приехать в Ренск под видом суженых для моих сестёр.
        Сидя за столом на пиру в честь состоявшихся помолвок в начале июня, я всё продолжаю следить за настоящим Исаем. Тот, в отличие от Ноября, скорее с настороженностью относится ко мне, предпочитая делать вид, что не замечает моего пристального внимания. Первые недели я всё жду, что однажды он вновь растянет губы в знакомой хитрой ухмылке, запустит руку в каштановые волосы, а в его медовых глазах появится странный ноябрьский холод. Однако этого так и не происходит.
        Настоящий Владимир предлагает сыграть свадьбы в октябре. Слыша это заявление из его уст, я громко давлюсь ягодным морсом, привлекая всеобщее внимание. Подобное совпадение вначале кажется мне до ужаса пугающим, но в итоге ответ прост. Владимир действительно рождён в октябре, а Исай - в ноябре. По поверьям, браки, заключенные в их сезон, будут крепкими и удачными.
        Князья покидают Ренск в середине июня, чтобы подготовиться к событию и сообщить своим приближённым новости. Тем временем наступает жаркий июль, а после, как согревающий летний вечер, приходит август.
        Урожай в нынешнем году вырос хороший, я с облегчением слушаю, как люди хвастаются сочными фруктами, насыщенно-красными помидорами, толстыми редисами, а аромат клубники настолько ярок, что ощущается в нескольких метрах от полных корзинок, которые с гордостью демонстрировали продавцы. Алёне даже трудиться выбирать хороший товар не нужно, всё, что ни возьмёшь в руки, - всё свежее. Рыбаки каждый день на рынок приносят богатый улов. Люди хоть и делятся опасениями о предстоящей зиме, но все чувствуют, что собранного урожая хватит с лихвой.
        К приходу сентября я уже полностью перестаю пытаться звать Февраль или Март. Понимаю, что ушли они, а я сама себе сыплю соль на рану, ожидая их возвращения. Поэтому я никак не противлюсь, когда под конец сентября отец говорит о том, что на свадьбу моих сестёр пригласил всех молодых князей, желающих свататься ко мне.
        Глава 27
        - Вот же беда какая! С утра изморозь, а теперь первый снег! И всё это в середине октября! - ахает Алёна, глядя на пушистые хлопья, падающие за окном. Снега не много, может, припорошит землю, но к завтрашнему дню скорее всего растает.
        Няня поправляет платок на голове и разглаживает несколько складок на верхнем покрывале моей кровати, продолжая бросать недовольные взгляды в окно.
        - И нечего улыбаться, княжна! Нет ничего хорошего в столь ранней зиме. Декабрь уже злится на братьев осенних.
        Я тихо хмыкаю, стараясь подавить весёлый смех. Помню, как Декабрь грозил Октябрю и Ноябрю, что заморозит багрянец крон, покроет всё снегом, лишая их красоты. И, похоже, не соврал. Эти мысли делают мою улыбку шире, напоминая о двенадцати месяцах.
        - Неужели жениха выбрала? - поддевает меня няня, пока я продолжаю мечтательно глядеть наружу. - Подглядела за прибывшими и понравился кто?
        Алёна в нетерпении хватает мою руку и тянет, заставляя присесть за стол с зеркалом. Мысль о женихах оставляет привкус горечи во рту, и улыбка вянет, возвращая меня в реальность сегодняшнего дня. Исай и Владимир вернулись. Свадьбы моих сестёр состоятся через несколько дней, а сегодня у нас роскошный пир с гостями из Истрога и ещё пятью князьями, что приехали ко мне.
        Не знаю, кто был больше удивлён, я или отец, когда на его предложение откликнулось более десяти человек. Пять князей и пять молодых, но уже взрослых сыновей богатейших бояр и купцов. Такой интерес ко мне скорее тревожит, чем льстит. Год назад я была «декабрьской колдуньей», а теперь снег потерял былую загадочность, и мало кто пугается холодов с кладовыми, полными зерна и зимних заготовок.
        Я никак не рассчитывала на подобное внимание, и у меня совсем немного времени, чтобы придумать, как отказать им всем. Я стала старше. Через полтора месяца мне исполнится девятнадцать, и я не знаю, какое оправдание выдумать, чтобы избежать свадьбы.
        Мой наряд весь в светлых тонах. Белое шёлковое нижнее платье и верхнее из бледно-голубой парчи с молочно-белой вышивкой. Платье украшено кружевом в тон и россыпью жемчуга. Наряд длинный, почти закрывает светлые сапожки. Широкие рукава верхнего платья едва доходят до локтей, а дальше открывают шёлковое нижнее платье.
        - Я знаю, что твоего суженого с тобой уже нет, - серьёзным тоном уговаривает Алёна, вплетая белую ленту мне в свободную косу. - Но попробуй открыть своё сердце кому-то другому. Не можешь же ты прожить всю жизнь, скучая по Илье.
        Я поднимаю глаза, смотрю на няню в отражение зеркала.
        - Илья был моим другом, - продолжаю я повторять заученную фразу.
        - Уж мне-то можешь не врать, - фыркает женщина, но во взгляде её знакомая печаль. Она появляется у всех, кто говорит со мной об Илье. - Я не слепая и не дура, а тебя как облупленную знаю. Поняла раньше тебя самой.
        Я не отвечаю, выдавливаю улыбку, догадываясь, что так оно и есть. Только мне нужно было догадаться раньше и не бояться своих чувств. Может, тогда всё повернулось бы по-другому. Мне стоило после поцелуя Февраля сразу попросить его не уходить.
        Алёна помогает мне надеть подходящий под наряд кокошник. Может, моим сёстрам и нравится игра с венками, но я свой никому отдавать не планирую, поэтому он мне и не нужен.
        Няня сжимает моё плечо и выходит из комнаты, позволяя мне закончить приготовления самой. Жемчужные рясны тихо позвякивают, когда я поворачиваю голову к окну, наблюдая за разгорающимся оранжевым закатом. Вновь смотрю на своё отражение. Все говорят, что с возвращением зимы я похорошела, но сама пропустила момент появления теней в собственном взгляде. Он стал каким-то пустым. Или это из-за серого оттенка глаз так кажется?
        Поднимаюсь с места, больше не смотрю в окно на снежные хлопья, решая избегать упоминаний о зиме, пока могу.

* * *
        В княжеском доме снова гости, шум, разговоры и весёлый смех. В повалуше вновь установили широкие столы, чтобы все гости смогли расположиться. За основным столом по центру сидит отец. По левую руку князя я, а по правую - Василиса и Мира. Рядом с сёстрами Владимир и Исай, а с моей стороны Олег в качестве охраны или скорее надзирателя, чтобы я не сдалась и не сбежала под каким-нибудь выдуманным предлогом.
        Перед нашим столом по очереди появляются гости, приветствуют нас, рассказывают о себе, откровенно изъявляют желание взять меня в жёны и вновь возвращаются на свои места, продолжая наслаждаться застольем.
        Прошёл всего час, а меня и сестёр уже облили приторной сладостью комплиментов с ног до головы. И если Василиса и Мира от этого в восторге, то я с каждым разом чувствую себя всё неуютнее, начиная воспринимать многое как наигранное притворство. Особенно когда эти комплименты становятся похожи один на другой.
        Из Яслагора прибыл самый младший из двух братьев нынешнего князя. У Глеба приятный тембр голоса, он высок и широкоплеч. Из Олоса, что чуть севернее, приехал князь Радимир. Олосское княжество богато территорией, а берега удобны для строительства кораблей. Самый младший княжич из Израни, что на юге, мил и весел. Ну а два брата из северного Поленска оказались светловолосыми, общительными и очаровательными.
        Однако я поняла, что придираюсь ко всему, когда даже очарование стало для меня минусом при выборе. Все претенденты хороши в чём-то своём. Не важно, кого я выберу, всё равно не прогадаю.
        Скучающе подпираю лицо рукой, допивая второй кубок хмельного мёда, который под конец Олег пытается незаметно для князя Дария отобрать у меня. Я взрослая и могу пить, но сейчас я всеми силами топлю свою скуку в сладости хмельного напитка. Олег прав, мне стоит немного повременить, но рука сама раз за разом тянется к кубку.
        Боюсь окончания этого пира, потому что отец наверняка спросит, кто же мне понравился. Мира отклоняется назад и шикает, привлекая моё внимание. Я так же чуть отклоняюсь назад, встречая обеспокоенный взгляд зелёных глаз.
        - Яра, тебе не нужно выбирать, если никто не нравится.
        Я вопросительно приподнимаю бровь, не понимая, что она имеет в виду.
        - Если нет жениха по душе, то скажи отцу об этом. Стой на своём, и он сдастся.
        Ощущаю странное недоумение, осознавая, что она хочет меня поддержать. После моего возвращения они с Василисой ведут себя в разы лучше. Больше не пытаются мной помыкать или шантажировать, заботливы, как старшие сёстры, хотя из-за всего произошедшего наши отношения остаются неловкими. Мы общаемся через пропасть, которую нам вряд ли удастся преодолеть.
        - Мы с Василисой поддержим тебя, сестра. Не бойся выпроводить всех домой, если они тебе не нравятся, - повторяет она, серьёзно глядя мне в глаза.
        Я киваю, не зная, что ответить. Открываю рот, чтобы поблагодарить её, чувствуя, что подходящий для этого момент, как нас прерывает один из стражников. Он входит в дом с бердышом наперевес, а его лицо такое бледное, что многие прекращают разговоры и внимательно следят, дожидаясь объяснения.
        - Князь, прибыли новые гости! - докладывает он, вытягиваясь в струну перед отцом.
        - Ещё кто-то пожаловал? - удивляется князь, беглым взглядом окидывая присутствующих. Все заявленные ранее гости уже здесь. - Пригласи их войти, нечего на холоде гостям ждать.
        Я тяжело вздыхаю, вновь укладывая голову на ладонь, вяло наблюдаю за тем, как снег падает с сапог стражника, оставляя тёмные пятна на полу и ковре. В помещение заходит многочисленная толпа, а я продолжаю смотреть в пол. На их сапоги, что тоже в снегу. Гнетущая тишина окутывает праздничное застолье. Я втягиваю носом воздух, отрешённо подмечая, что они принесли с собой запах зимы.
        - Прошу прощения за неожиданный визит, князь Дарий, но мы и так неприлично задержались.
        Я узнаю низкий голос. Вскидываю голову так резко, что жемчужные рясны звенят, сталкиваются друг с другом. Быстро моргаю, фокусируя взгляд на гостях. Их действительно много. Больше десяти мужчин разного возраста, и с их присутствием помещение начинает казаться тесным.
        Декабрь стоит впереди всех, словно глава большой семьи. Он никак не изменился, точно так же, как и улыбающийся Январь подле него. Второй зимний месяц приветствует меня кивком, но Декабрь смотрит только на князя, дожидаясь его реакции.
        - Я помню тебя. Дочь моя Яра поведала всё, что случилось, - сдержанно и сухо отвечает отец. Это я рада появлению месяцев, но для остальных они скорее угроза, никто не может знать, ради чего они явились. - Верно ли, что ты сам Декабрь?
        - Всё верно.
        Со стороны остальных гостей доносятся напряжённые вздохи, но они не смеют начать переговариваться, затаив дыхание, ждут продолжения. Я внимательно оглядываю присутствующих. Улыбаюсь, наблюдая, как Март голодным взглядом оценивает угощения на столах. Рядом с ним невероятно красивый юноша. На вид ему лет пятнадцать, он держит брата за руку и улыбается мне, откидывая назад светлые волосы. Я с сомнением моргаю, не уверенная, встречались ли мы. Нахожу взглядом знакомые рыжеватые волосы, и мне кажется, что это Июнь. Ноябрь беззастенчиво улыбается мне и кивает, будто и не было между нами никаких ссор, а его лисы не пытались меня убить несколько раз. Октябрь рядом с ним улыбается сдержаннее, но тоже кивает. Я проглатываю возмущение, потому что настоящий Исай и Владимир вскакивают на ноги, осознавая, что два месяца очень на них похожи. Василиса тянет их за руки, просит сесть, обещая, что всё объяснит.
        - Мы прибыли к тебе ради трёх важных дел, - продолжает Декабрь, а я отвлекаюсь от поиска Февраля, его заметить мне так и не удаётся. Может, он не пришёл? - Нам бы не хотелось мешать вашему празднику, но другого времени мы выбрать не смогли.
        - Ради чего вы пришли? - интересуется отец.
        - Первое - благодарность твоей младшей дочери Яре за то, что сумела восстановить круговорот года и вернуть всё как было.
        На этих словах все месяцы, кроме Декабря, поворачивают головы ко мне. Присутствующие гости повторяют за ними, и моё лицо горит под всеобщим вниманием.
        - Второе - прощение, - продолжает Декабрь и делает шаг в сторону, хмуро смотрит на своих осенних братьев.
        Ноябрь и Октябрь выходят вперёд и теперь, к нашему всеобщему замешательству, кланяются мне, отцу и сёстрам. Василиса и Мира чуть не подскакивают на своих местах.
        - Мы должны извиниться за то, что ввели тебя, князь Дарий, и всю твою семью в смятение. Лгали, прикидываясь теми, кем не являемся, и зря обнадёжили твоих старших дочерей, Василису и Миру, - без запинки, заученно выдаёт Исай, чем вызывает довольную, больше похожую на оскал, улыбку у Января. Не удивлюсь, если это под его присмотром Ноябрь и Октябрь раз за разом повторяли сказанные строчки, чтобы суметь выдавить правдоподобное признание.
        - Если дочери мои примут извинения, то и я в обиде не буду, - ставит условие отец после продолжительного молчания.
        Все мужчины поворачиваются к Мире и Василисе, а сёстры в свою очередь надувают губы, переглядываются и начинают тихо совещаться, наклоняясь друг к другу. Непроизвольно улыбаюсь, когда они делают это неприлично долго, многие присутствующие нервно ёрзают на своих местах. Осенние братья в недоумении оборачиваются на Декабрь, ища ответа, почему смертные ведут себя так странно. Первый зимний месяц терпеливо ждёт, не моргнув и глазом. Моя улыбка ширится, грозя перерасти в смех, и я прячу её за кулаком.
        - Мы согласны простить вас, - громко заключает Василиса, осенние братья расслабляются и возвращаются на своё место.
        - Раз так, то и между нами ссоры нет, - подытоживает Дарий, впервые позволяя себе натянутую улыбку. - Какова ваша третья причина?
        - Один из нас пришёл свататься, - как ни в чём не бывало отвечает Декабрь, а мой смех застревает в горле.
        - Свататься? - шокированно переспрашивает отец.
        Месяцы расступаются, пропуская вперёд Февраль, который всё это время стоял где-то позади. В нём осталось мало от встреченного мной колдуна. Теперь на Феврале богатые одежды. Чёрные штаны, высокие сапоги с отделкой из сафьяновой кожи, шёлковая косоворотка с аккуратным узором, а верхний парчовый кафтан притален. Сама ткань тёмно-серого оттенка и расшита узором из серебряной нити. Наряд подчёркивает его высокий рост и худощавое, но крепкое телосложение. Верхняя половина длинных волос собрана сзади и заплетена в косу, которая лежит на остальной распущенной половине. Лицом он так сильно напоминает Илью, что Олег рядом со мной дёргается, желая окликнуть брата, но вовремя останавливается. Насыщенного оттенка синие глаза мельком встречаются с моими, прежде чем он поворачивается к отцу.
        - Я - Февраль. Третий зимний месяц и тот, кого вы знаете как колдуна из Зимнего леса. Я пришёл, чтобы свататься в мужья к твоей младшей дочери - Яре, - уверенно и чинно объявляет колдун, чем лишает всех дара речи.
        Вначале меня изумляет его просьба, однако Февраль продолжает смотреть только на князя, ожидая его решения. Я звала его многие вечера, плакала, скучая по своему другу, а вместо этого не получила даже скудного приветствия. Неожиданно его высокомерное поведение злит. Не выпей я два кубка хмельного мёда, вряд ли бы так отреагировала. Но я их выпила, поэтому резко поднимаюсь, задеваю стол, отчего столовые приборы звенят.
        - Ты опоздал! - бросаю я, привлекая всеобщее внимание, хотя меня не волнуют остальные. Только то, что синие глаза наконец смотрят на меня.
        - Что значит опоздал? - вся самоуверенность исчезает с лица Февраля.
        - То и значит!
        Я вру, а он верит. Порывисто шагает ко мне, но весь цепенеет, окидывая взглядом мой почти целиком белый наряд. Он хватает ртом воздух, глаза его шокированно распахиваются. Февраль выглядит растерянным и даже напуганным, из-за чего я начинаю сожалеть, что подтолкнула его к неверным выводам. Однако не успеваю признаться во лжи, как Февраль возмущается под стать мне, а его лицо принимает оскорблённое выражение.
        - Я ведь просил тебя не принимать предложения!
        - Меня просил Илья, а не ты! - копируя его тон, реагирую я.
        - Я и есть Илья!
        - Илья бы не ушёл, не попрощавшись! - Накопившиеся претензии вырываются из меня одна за другой.
        - Потому что я не хотел прощаться!
        - Я тоже не хотела!
        - Так давай не будем! - раздражённо кричит он.
        - Я согласна! Давай не будем! - рявкаю я, впервые в жизни полностью отдаваясь обиде и гневу.
        - Но ты!! Ч… что? - осекается он, мигом понижая тон. - На что ты согласна?
        - На то, ради чего ты пришёл, - тихо отвечаю я.
        - Но твоё платье…
        - Просто платье, - заканчиваю за него я.
        Февраль замолкает, хмурит брови и напряжённо сосредотачивается, похоже, прокручивая в голове разговор ещё раз. Весёлый смешок Января прорезает тишину.
        - Нет! - строго прерывает наше молчание отец, и мы поворачиваем головы к нему. - Ты - Февраль, один из двенадцати бессмертных месяцев. Как ты сможешь сделать мою младшую дочь счастливой?
        - Принятая мной форма - человеческое тело, - тут же отвечает Февраль, прикладывая ладонь к своей груди. - Я постарею вместе с Ярой. На протяжении отведённой нам жизни я буду любить её и буду предан ей как никто другой, а посмею оставлять только раз в год, на месяц - период своего правления. Если у нас родятся дети, то и за ними я присмотрю до самой их смерти, а потом так же сохраню от бед внуков и правнуков, - смело, без единого сомнения чеканит Февраль, а я с трудом сохраняю спокойствие на лице, когда он с искренностью раскрывает все свои мысли. - Мне известно, насколько Яра любит тебя, князь, поэтому если пожелает она, то мы останемся жить в Ренске, если же пожелает другого, я построю для неё прекрасный дом из лучшей древесины, что высушена морозами моего брата Января. Дом, что будет стоять столетиями. Да если пожелает княжна, я построю ей дом хоть изо льда, да такого крепкого, что самому жаркому Июлю его будет не растопить! - порывисто признаётся Февраль, бросая предупреждающий взгляд на одного из братьев. Вероятно, на Июля.
        Февраль говорит, а я отчётливо вижу в нём то же горячее сердце и пылающую гордость, что была в моём лучшем друге. Каждое его слово крадёт воздух из моих лёгких, и я не знаю, как сделать вдох.
        - Я буду любить твою дочь, князь, так, что каждая моя метель будет затихать перед ней, а морозы не причинят ей вреда, - добавляет Февраль тише, но не менее уверенно. Стоит гордый, с высоко поднятой головой, готовый положить всё, чтобы доказать правдивость своих слов.
        Князь Дарий поднимается со своего места и выглядит удивительно внушительно даже перед двенадцатью месяцами. Он не боится и не собирается просто так поддаваться, сурово смотрит на Илью. Оценивающе осматривает всех присутствующих в зале женихов. Я нервно сжимаю в кулаке ткань платья.
        - Я подумаю, - нехотя выдавливает отец и резко вскидывает руку, когда один из гостей желает возразить. - Я решил, что дам свой ответ завтра, а пока в моём доме будут рады всем гостям. Поэтому и вы, братья-месяцы, если желаете, оставайтесь на ночь. Комнаты мы вам найдём.
        - Благодарю тебя, князь, - вновь отвечает за всех Декабрь. - Не все мы, но кто пожелает, с радостью примет твоё щедрое приглашение.
        С трудом, но помощники отца приносят дополнительный стол, чтобы и месяцы могли расположиться и выпить с нами хмельного мёда. Олег и Ярослав отходят в сторону с Февралём - уверена, им необходимо понять, как много в зимнем месяце осталось от их сына и младшего брата. Судя по нервному вздоху Февраля, тому тоже хочется многое обсудить, поэтому я не мешаю, когда они начинают разговор в стороне у восточной стены.
        Я подхожу к братьям-месяцам. Лично приветствую и знакомлюсь с теми, кого ещё не знаю. Каждый из них появился в том образе, каком пожелал. Октябрь и Ноябрь всё так же выглядят, как Владимир и Исай. Их старший брат Сентябрь похож по возрасту на Декабрь, но характер его мягче, русые волосы отливают медью, а глаза янтарные. А вот с наглостью Января никто другой сравниться не может. Он скалится в улыбке и не отпускает, пока я до дна не выпиваю с ним за встречу ещё кубок мёда.
        Три летних месяца выделяются не только яркостью нарядов, но и своей внешностью. У Июня волосы рыжего оттенка, а россыпь веснушек на носу придаёт ему юности, хотя по виду он одного со мной возраста. У Июля и Августа волосы пшеничные. Глаза у всех троих насыщенно-зелёные. У Мая волосы русые, а глаза словно грозовые тучи, как и у меня. На вид ему лет семнадцать, и он одаривает меня улыбкой, выслушав, что моя мама была рождена в его правление. Март всё так же на вид самый младший, но никто не сдерживает его, когда тот тянет руки к кубку с хмельным мёдом.
        - Помнишь меня, княжна? - с очаровательной улыбкой спрашивает меня самый красивый светловолосый месяц. Ему на вид пятнадцать, но озорной взгляд принадлежит кому-то намного старше.
        - Кто ты? - глупо спрашиваю я, зная ответ.
        - Это Апрель, сестрица, - встревает сидящий рядом Март, прихлёбывая из кубка. - Он помогал тебя согревать, но потом Февраль его вышвырнул, ворча, что братец Апрель одни лужи ему разводит.
        Апрель не выказывает обиды, наоборот, его улыбка становится более медовой и какой-то таинственной. Совсем не подходящей пятнадцатилетнему юноше.
        - Неудивительно, что ты меня не узнаёшь в этом виде, - примирительно говорит Апрель. - В прошлый раз я принял более взрослую форму.
        - Тогда почему сейчас такой?
        Прежде чем ответить, весенний месяц недовольно морщит нос, но это лишь придаёт прелести его лицу.
        - Потому что Февраль запретил к тебе являться во взрослом облике. Пригрозил, что все подснежники мои заморозит в метелях своих, - фыркает он, а мне требуется какое-то время, чтобы понять причину. С трудом прячу улыбку, бросая быстрый взгляд на Илью.
        Застолье продолжается ещё несколько часов. Люди, которые вначале поглядывали на месяцы с опаской, смелеют после выпитого и начинают активно заводить разговоры. Я продолжаю сидеть подле отца, в руках у меня полный кубок, но больше я не пью. Постоянно слежу за Февралём, а если и отрываю взгляд, то на краткие мгновения. Моё внимание он замечает и глядит в ответ с не меньшим вызовом поверх своего кубка. Он осушил не меньше четырёх, но, похоже, даже не заметил. Если взглянуть со стороны, то и не ясно - друзья мы или затаили неразрешённую обиду.
        После разговора с Ярославом и Олегом ко мне он так и не подошёл. Наша короткая ссора при всех - единственное, что мы сказали друг другу.

* * *
        - Где он? - с ходу спрашиваю я у Января, стоя на княжеском дворе в слабом свете нескольких факелов.
        Солнце село часа четыре назад, и пир закончился. Многие разошлись по своим комнатам, а братья-месяцы вышли наружу, чтобы попрощаться. Среди двенадцати только зимние братья и Март решили принять предложение отца и переночевать в наших гостевых спальнях. Хотят дождаться обещанного князем решения. Я выскользнула из дома следом, старалась сделать это как можно незаметнее, поэтому даже не накинула верхний кафтан.
        Январь с наигранным недоумением оглядывается вокруг. Я знаю, что Февраль вышел с ними, но сейчас его рядом нет.
        - Не знаю, княжна. Может, бродит по любимым местам? - расплывчато отвечает он, но резко хватает меня за локоть, когда я собираюсь уйти. - Что ты собираешься делать?
        - Найти его.
        - Тогда я хочу, чтобы ты кое-что узнала, - непривычно серьёзно говорит Январь. - Ему было тяжело, Яра. Все эти месяцы я держал его от тебя подальше, ждал, что брату полегчает, что его человеческие эмоции поутихнут, исчезнут в вечности.
        Он замолкает, внимательно смотрит мне в глаза, проверяя, осознаю ли я серьёзность его слов.
        - Значит, это ты его не пускал?
        - Да. Из всех нас лишь Сентябрь когда-то любил смертную. Мы помним, как плохо ему было после её кончины. Поэтому он братьев своих в споре за тебя не поддерживал. Я думал, что пройдут у Февраля эти человеческие эмоции, если удержать вас на расстоянии. Надеялся, что он тебя забудет.
        Я делаю несколько вдохов и выдохов, боясь, что дрожь в голосе может выдать мой страх.
        - Они прошли? - как можно ровнее уточняю я.
        - Он мучился от каждого твоего зова, время шло, но ничего не менялось. Поэтому ни один из нас не был против и не решился возразить его желанию прийти к тебе, когда брат услышал о князьях, едущих к тебе свататься. Все эти человеческие эмоции… среди нас всех Февраль, наверное, единственный действительно теперь похож на смертного. Это немного… тревожит, - Январь смотрит на меня с недоумением и вопросом во взгляде, будто не уверен, правильное ли выражение подобрал. - Я мало разбираюсь в этом, но мне… приятно, - Январь пробует последнее слово на вкус, как недавно выпитый хмель, - приятно видеть брата улыбающимся и… счастливым, после того как он столько времени провёл в одиночестве в лесу. Однако улыбается он только при разговоре о тебе.
        Я сама не знаю чему, но согласно киваю. Иду на конюшню, а тонкое покрывало снега тихо поскрипывает под моими сапожками. Я приоткрываю дверь аккуратно. Неловко оглядываю стойла и лошадей, насколько хватает света одиноко горящей свечи на специальном каменном подсвечнике. Вглядываюсь в пляшущие тени и обнимаю себя за плечи.
        - Опять крадёшься, княжна?
        Илья любил повторять этот вопрос. Он задавал его нарочито громко, а потом смеялся, когда я подскакивала от испуга. Теперь же Февраль говорит знакомую фразу тихо, почти шепчет, и я поворачиваюсь к нему медленно. Даже жемчужины на ряснах не стучат друг о друга.
        Он выдыхает облачко пара, осматривает меня с головы до ног и поднимает взгляд обратно к моему лицу.
        Что я должна ему сказать?
        - Принесла мне что-нибудь, Яра? - так же тихо интересуется он, а его глаза блестят в слабом освещении.
        - Да, - на выдохе отвечаю я, вспоминая его пылкое признание перед всеми.
        - Снова пироги? - слабая улыбка трогает его губы, но мне не до смеха.
        - Нет.
        - Тогда что?
        - Моё сердце.
        Я успеваю лишь моргнуть, как Февраль уже стремительно приближается. Я запрокидываю голову, чтобы видеть его лицо. Он подхватывает меня за талию, и я судорожно вздыхаю, когда он с лёгкостью поднимает меня и усаживает на ближайший тюк сена. Наши лица оказываются на одном уровне, я тянусь к нему, обнимаю за шею, и он накрывает мои губы своими. Поцелуй жадный, требовательный, моментально становится глубже. Илья обхватывает меня руками за талию, притягивает так близко, что становится жарко, а его сердцебиение отдаётся у меня в груди. Я торопливо распахиваю его верхний кафтан. Чувствую, как напрягаются мышцы груди под тонкой рубашкой и моими ладонями. Он - Февраль, третий зимний месяц, но стоит ему сжать моё колено пальцами, провести рукой по бедру, и воздух вокруг нагревается, как в начале лета.
        Илья снимает мой кокошник и откладывает в сторону. Он разрывает поцелуй, но не отстраняется, я продолжаю ощущать его горячее дыхание на щеке и губах. Он перекидывает мою косу, вновь гладит чёрные пряди. Не раздумывая, я дёргаю за ленту, и та развязывается, Февраль поднимает на меня взгляд, и в его глазах горит невиданный мной ранее огонь.
        - Продолжай, - говорю я.
        И он пропускает мою косу сквозь пальцы, медленно, с приятным мне благоговением расплетает волосы. В его улыбке удовольствие, внутри всё трепещет от радости, что ему приятно даже столь простое действие.
        Прав был Исай, говоря, что в следующий раз мою косу будет расплетать жених. Может, отец ещё сомневается, но я свой ответ уже дала.
        Февраль запускает руку в мои распущенные волосы, аккуратно сжимает их в кулак у шеи, заставляет меня запрокинуть голову, а с губ слетает первый стон, когда он губами приникает к моей шее, спускается по ней ниже до ключиц. Я с силой сжимаю его плечо. По телу проходит дрожь из-за желания и контраста его горячего языка и холодного воздуха.
        - Ты собираешься её съесть?
        Неожиданный вопрос заставляет нас замереть. Февраль отпускает волосы, отрывается от моей шеи и поворачивает недовольное лицо в сторону Марта, который стоит в стороне и с интересом наблюдает.
        Я пытаюсь восстановить сбитое дыхание и успокоить бешеное сердцебиение. Не вижу, какие эмоции отражаются в глазах Февраля, но чувствую, как напрягаются мышцы на его руках, а воздух вокруг становится холоднее, даже потрескивает. Он опирается правой рукой на соседние тюки сена, и те покрываются инеем под его пальцами.
        - Ты собираешься её съесть? - повторяет Март, когда никто из нас не даёт ему ответа. - Не знал, что люди едят друг друга. Это странно. Не ешь сестрицу, братец Февраль, разговаривать с ней приятно. Да и пироги она печь умеет.
        - Убирайся, - хриплый голос Февраля низок и угрожающе холоден.
        - На пиру ты говорил о доме. Вы теперь отдельно будете жить? Вы мне оба нравитесь, и я буду к вам почаще на трапезу заглядывать, - довольно заявляет Март, растягивая губы в солнечной улыбке и игнорируя недовольство своего зимнего брата.
        - Не будешь, - отрезает тот.
        - Буду! Честно буду! - порывисто заверяет мальчишка, неверно истолковав ответ Февраля. - А если хочешь, каждый день могу заходить!
        Я не могу сдержать смеха, когда Февраль бросается к Марту, а тот взвизгивает, замечая гнев брата, смеётся и снова исчезает. Илья шипит и грязно ругается, хватая воздух. Прикрываю рот рукой, но смех рвётся пуще прежнего. Черты лица Февраля смягчаются, когда он поворачивается ко мне с виноватой улыбкой.
        - В будущем году напускай ему метелей, - предлагаю я, и зимний месяц смеётся в ответ тихим, вибрирующим смехом, который отдаётся у меня в груди.
        - Его появление ужасно раздражающе, но это к лучшему, - в противовес своим словам разочарованно признаётся он. - Я должен быть сдержаннее и дождаться позволения твоего отца. Знаю, что для тебя его мнение важно.
        Он вновь обнимает меня за талию, но теперь опускает на землю. Отдаёт мне кокошник, а вот ленту из волос прячет в кармане своего кафтана.
        - Отступишь, если отец не разрешит?
        - Не отступлю, - едва касаясь моей щеки пальцами, отвечает он. - Уже и так все считают, что я крал младенцев и убивал каждого, кто совался в мой лес. Звание похитителя молодых дев хуже мне не сделает.
        Я согласно киваю и счастливо улыбаюсь, помня все слухи о колдуне из Зимнего леса.
        Глава 28
        На следующий день отец дал своё согласие.
        Только попросил князь у Февраля, чтобы тот перестал всем встречным представляться как третий зимний месяц, поэтому с того момента все начали вновь звать его Ильёй.
        Мои старшие сёстры сыграли свои свадьбы. Они получились именно такими, о каких тем мечталось: с громким празднеством, шумным весельем под барабаны и гусли и пиром до рассвета. Затем Василиса и Владимир уехали жить в Истрог, и сестра моя старшая стала княгиней истрогской. Мира и Исай остались жить в Ренске, чтобы встать во главе княжества, когда отцу станет тяжело заниматься делами.
        Мы с Ильёй тоже остались в Ренске. Свадьба наша была проста и незаметна по сравнению с праздниками сестёр, но с нами была вся моя семья и остальные братья-месяцы. Я всё продолжала удивляться их странным отношениям: ещё недавно они с Ноябрём скрещивали мечи, а следом он поздравил нас со свадьбой. Вероятно, это отпечаток слишком долгой жизни, даже после серьёзных ссор память о них не живёт дольше нескольких часов.
        Илья вместе с Январём и Декабрём действительно построил нам потрясающий двухэтажный дом, не где-нибудь, а в лесу позади княжеской усадьбы, ровно на той же опушке, где мы часто тренировались с ним вдвоём. И дом этот стал словно та изба в Зимнем лесу с неугасающим огнём в печи, теплом и приятным запахом груш, пироги с которыми мужу больше всего по душе. Так мы и живём. Вроде в Ренске, но и в стороне от остальных.
        Февраль с небывалым рвением вернулся к тренировкам вместе со старшим братом Олегом. Помимо дома он построил конюшню, получая удовольствие от работы с животными. От привычки подкармливать птиц Февраль так и не отделался, поэтому снегирей, свиристелей, синиц и прочих пернатых вокруг нашего дома поселилось больше, чем надо.
        Обычные повседневные дела Февраль воспринимал как диковинный опыт, словно занимательное волшебство. Я научила его нормально чинить одежду, при любом удобном случае напоминая о его неуклюжих попытках, когда он жил в лесу. Колоть дрова он отказывался вначале, решив, что бесполезное это занятие, раз печь благодаря колдовству горит, но однажды попробовал и так развеселился, что Января с Декабрём позвал, а следом ещё и свою Тень заставил научиться.
        Февраль сдержал своё обещание и впредь не оставлял меня одну. Только с наступлением последнего зимнего месяца отлучался часто, но к вечеру всегда возвращался домой. Он не солгал князю Дарию даже о своих метелях. Стоило мне выйти из дома со свечой, чтобы встретить возвращающегося Илью, как метель за порогом тут же стихала до слабого ветра, который разве что пламя свечи заставлял плясать. Из-за этого жители Ренска перестали называть меня «декабрьской колдуньей», перестали сторониться и теперь шепчут, что «младшая княжна любима зимой».
        Спустя время у нас родились дети. Старшая дочь появилась в январе, а через три года мальчик родился в декабре. И если Декабрь сразу понял, что отмечать мальчика и присваивать его себе не надо, потому что сам Февраль возьмёт на себя его защиту, то Январь сдался и отдал девочку лишь после продолжительного спора с младшим братом. Нравятся Январю дети Февраля, и заглядывает он к нам в дом едва ли реже, чем Март, которого редко приглашают, но его это не останавливает.
        Так и получилось, что оба наших ребёнка вышли скорее февральскими, оба с угольно-серыми волосами и синеглазые. Но им мы решили не говорить о том, кем же является их отец. Растут они как обычные дети, да только холодов не боятся совсем. Морозный воздух кожу им не щиплет, а от февральского ветра щёки их почти не краснеют.
        Спустя десять лет бывший колдун Зимнего леса наконец придумал последнее, третье условие за то, что я когда-то давно попыталась украсть его снег.
        - Какое третье условие? - с напускным недовольством фыркаю я, но Илья запускает руку в мои распущенные волосы, и я не могу сопротивляться, запрокидываю голову назад, ощутив его пальцы на затылке.
        - Первое было - прядь волос, второе - вернуться с чистой водой, - серьёзно говорит он, а губы его растягиваются в довольной улыбке. - А третье я же сказал тогда, что ещё не придумал. Но теперь знаю, чего желаю.
        - Разве ты не получил всё желаемое?
        Февраль окидывает взглядом нашу спальню, будто всего этого ему недостаточно. Знаю, что он прикидывается, но всё равно пихаю его локтем, а он обнимает меня, целует в лоб, потом в губы и помогает снять верхний кафтан.
        - Получил, - всё-таки соглашается муж. - Но наш договор был на три условия. И одно у меня осталось.
        - Хорошо, твоя взяла. Говори, Илья, чего желаешь, - я обнимаю его и прикладываю ухо к груди, слушая умиротворяющее сердцебиение.
        - Я хочу, чтобы ты не умирала. Никогда.
        Улыбаюсь, слыша приказной тон. Ставит мне ультиматум, словно это в моих силах.
        - Я бы хотела его выполнить, но не могу, - отвечаю я, но не чувствую грусти. Илья оказался жив, а Февраль вернулся ко мне, я мало печалюсь с тех пор, счастливая из-за выпавшей мне удачи.
        - Всё-таки беспомощные вы, смертные, - ласково говорит он, обнимая меня крепче. - Тогда моё третье условие, чтобы после своей смерти ты вернулась ко мне, Яра. Родилась вновь.
        - Думаешь, я могу выполнить это условие? - почти смеюсь его наивному желанию, хотя будь моя воля, я бы именно так и поступила.
        - Я знаю, что можешь. И я буду тебя ждать. Столько, сколько потребуется, - серьёзно кивает он, приподнимает мой подбородок, заставляя взглянуть ему в глаза. - Но ради зимы, даже не думай рождаться в ноябре.
        Он говорит это строго, а я перестаю сдерживаться и смеюсь, сильнее сжимая его талию. Киваю, обещая выполнить это третье условие, но не скоро. Потому что сама надеюсь прожить рядом с ним как можно дольше.
        notes
        Notes
        1
        Украшения в форме подвесок, крепятся с двух сторон к головному убору. (Здесь и далее прим. авт.)
        2
        Сбитень - горячий напиток, сваренный из мёда, пряностей и трав. Употребляли в холодный период.
        3
        Человек, отвечающий за продовольственные запасы. Владеет ключами от хранилищ.
        4
        Хоромы - это весь комплекс: жилые и служебные помещения, соединённые переходами. Главное здание в хоромах - это «терем» (княжеский дом).
        5
        Повалуша - в русской архитектуре башня, в которой располагалось помещение для пиров. Соединялось с жилой частью сенями (крытый переход).
        6
        Ендова - вид древнерусской посуды для подачи алкогольных напитков на стол при пирах.