Сохранить .
Алый чиж Андрей Анисимов
        Андрей АНИСИМОВ АЛЫЙ ЧИЖ

***
        Маленькая розовая птичка с алыми крылышками перескакивала с ветки на ветку… Затем она приосанилась, оттопырила перышки и осторожно, чтобы не запачкать хвос тик, выбросила крутую белую каплю.
        Воропаев проследил, как капля завершила траекторию полета посредине большого зеленого лопуха.
        - Алый Чиж!- прошептал ученый и на цыпочках, стараясь не спугнуть пичугу, двинулся к палатке за фотоаппаратом. Сердце Воропаева билось, руки тряслись, когда он водил по веткам трубой объектива.
        Пичуги не было. Только на зеленом лопухе застыла светлая капелька - единст венный документальный факт присутствия Алого Чижа.
        По заключению Всемирного конгресса орнитологов популяция Алого Чижа прекра тила свое существование в семидесятых годах прошлого столетия. Воропаев около десяти лет носился с идеей, что данное заключение неверно. Над ним издевались. Его осмеивали. Попросту закрывали перед носом дверь. Но орнитолог не прекращал своих атак на редакции научных журналов. В одном из них он и познакомился с Леной Гвоздиной. Лена была очкастой и имела недоступный вид. Но, казалось, не существовало такого мужчины, который, попав в поле зрения Гвоздиной, не был бы одарен ее близостью… В этом смысле Лена больше смахивала на ветреного повесу - она не рассчитывала и не желала длительного продолжения знакомства, не жаждала замужества. А что самое удивительное для наших дней - не искала в партнере мер кантильного интереса.
        Увидев Воропаева, Лена сразу сделала свою тихую стойку. За стеклами очков что-то на мгновение затуманилось, затем просияло. Лена с восторгом выслушала все доводы Воропаева и тут же понесла статью главному, где защищала Алого Чижа как научную тему всей своей предыдущей жизни. А на другой день она переехала на холостяцкую квартиру ученого возле метро Планерная.
        Алый Чиж как знамя витал над матрасом, кое-как застеленным на скорую руку, то отчетливо давал о себе знать, то, уступая порывам страсти, отлетал в тень.
        Воропаев относился к разряду тех застенчивых наукообразных, которым трудно сделать первый шаг в сторону противоположного пола… Но если этот шаг уже сделан, за честь ученых мужей можно не беспокоиться.
        Ощущение времени для Гвоздиной и Воропаева стало понятием абстрактным.
        Реальность врезалась в мир любви резким телефонным звонком. Воропаев не хотел реагировать на будничное вторжение, но Лена взяла телефон с тумбочки, зажав его обнаженными коленками безупречной формы, и сняла трубку. Звонили ей. Шеф отчитал за недельный прогул и приказал срочно собираться в Северную Гвинею на конгресс по Королевскому варану.
        Одевалась Гвоздина нехотя. Казалось, она хоронит свое созданное для любви тело в саван одежды.
        Застегнув последнюю пуговицу на груди, Лена потянулась за очками, но, не выдержав тоски обряда, смела с себя все мирские преграды для последнего прощания…
        Перед уходом Гвоздина обещала вернуться. Это выходило за пределы ее правил, и потому можно было предположить, что связь с орнитологом стала для нее больше, чем простое увлечение.
        Через десять дней Лена появилась на квартире возле метро Планерная с легким чемоданчиком, на ручке которого болталась экзотическая бирка. В прихожей Гвоз дина сняла очки, плащ, легкий белый трикотаж и заявила:
        - Королевский варан - скучная мумия… Алый Чиж - прелесть… - и добавила не без горечи, что после орнитолога она не может ни с кем спать.
        У Лены имелись свои понятия о комфорте. В квартире ученого пол от постели до ванной она застелила полотенцами и всем бельем, что имелось в доме. Завтракали они в ванной кокосами, привезенными Гвоздиной в качестве заокеанских трофеев. Она ловко расчленяла плоды, поливая молочком себя и Воропаева.
        Завтрак давал возможность ученому познать вкус незнакомых плодов в сочетании с новыми любовными вариациями, запас которых у Гвоздиной казался неисчерпаемым.
        Наступало почти семейное счастье. Ученый сильно похудел. Возле его глаз про легли голубоватые тени. Стало случаться, что в метро к нему подходили томные молодые люди и, делая комплименты, предлагали всевозможные бесстыдства. Проблемы половых меньшинств от Воропаева были далеки, ученый приходил в ужас и оскорблялся.
        Лена Гвоздина жила любовью. Эта форма существования была для нее единст венной и полноценной.
        Орнитолог лее подобное состояние переживал впервые. В молодости он имел длинный роман с сокурсницей, который, по всем житейским правилам мог перерасти в скучный пожизненный союз. Но сокурсница предпочла Воропаеву «сынка». Молодым папа устроил долгую командировку на Кубу.
        Воропаев потосковал и ушел в науку. Теперь даже политические события он вос принимал сквозь призму научных интересов. Из телевизионных сообщений о войнах на Кавказе и Памире ученый с раздражением отмечал, что у таких-то и таких пернатых нарушено гнездовье… Другим придется менять маршруты перелетов… С его точки зре ния, люди, убивая друг друга, расплачиваются за собственную глупость. Другое дело - гибель безвинных животных. Воропаеву казалось, что к концу двадцатого века человечество созрело для ответственного отношения к природе, но последние события зачеркнули всякую надежду на это. Человек дик и глуп - вывел для себя Воропаев.
        И тут появилась Гвоздина. Лена принесла ученому удачу - в журнале вышла его статья «Алый Чиж ЖИВ». Возлюбленные отметили это, не покидая девятиэтажки возле метро Планерная. Лена - шампанским, стоявшим после секса в ее шкале жизненных ценностей на втором месте, а Воропаев - спиртом, запас которого сохранился в стенном шкафу туалета с давних доперестроечных времен. Тогда науку щедро поощ ряли этим зельем и снисходительно относились к отчетности.
        Заснули поздно. Одной рукой ученый обнимал Гвоздину, другой журнал.
        Первый звонок последовал утром. Лена не пошевелилась: в такую рань из редакции звонить не могли.
        Воропаев протер глаза и тоскливо снял трубку. Беспокоили из института, где ученый получал скудную зарплату. В институте он почти не бывал, к чему коллеги и начальство относились вполне благосклонно. Воропаев создавал некое движение, отсутствие его приносило покой окружающим.
        Орнитолог слушал фальцет зама по науке и смотрел на обнаженную грудь Гвозди ной, что розовела из-под распахнутой простыни.
        В институте переполох, связанный со статьей…
        Созывается ученый совет…
        Воропаев встал, оглядел комнату. Ученый совет.
        Люди, пиджаки, галстуки, а тут полы, застеленные бельем. Прикрытые зана вески. Чашки от кофе, стакан от спирта, фужер от шампанского… В самых неподхо дящих местах… Оглядел Воропаев и части туалета любимой, живописно свисающие с книжных полок. Как перейти из этого мира в тот?
        Словно отвечая на его мысли, Гвоздина потянулась и, услышав про ученый совет, стала опускать простыню от обнаженной груди все ниже и ниже. Делала она это медленно. По мере того как перемещалась простыня, институт таял в сознании Воропаева… Любовь победила науку. Он решил совсем не идти в институт. Но Гвоз дина надела очки и сказала:
        - Надо работать!
        - С этого момента жизнь орнитолога стала входить в привычное русло. Он отбывал ученые советы. Вел с коллегами дискуссии. Сиживал в библиотеках. Гвоз дина посещала редакцию. Дневные разлуки делали их встречи еще острее и желаннее.
        Невероятные события, о которых далее пойдет речь, начались с телефонного звонка.
        До появления Гвоздиной телефон в квартире ученого звонил крайне редко. Тре паться о пустяках Воропаев не любил, а о делах предпочитал говорить, видя глаза собеседника. Круг его знакомых ограничивался спецификой научного направления, ибо непосвященным проблемы орнитологии кажутся мелкими и смешными. Стоит ли доказывать, что сохранение на земле Алого Чижа важнее очередной бомбы? Сперва бомбу изобретают, тратя миллионы.
        После мучаются проблемой, как от нее избавиться - снова изводят миллионы. Но никому не приходит в голову, что процесс бездарен, поскольку занимаются им люди очень серьезные. Они ездят в дорогих лимузинах и звонят друг другу из личного автотранспорта через космос.
        С приходом Гвоздиной звонки по телефону участились. Но Лена, к удовольствию любимого, использовала аппарат исключительно для передачи короткой информации и не вела длинных тягостных женских разговоров ни о чем, от которых у мужчин сводит скулы и сжимаются кулаки… Неприятная особенность звонков ей заключалась в их точном попадании на самые интимные моменты личной жизни. Когда Воропаев спра шивал Гвоздину, зачем она вообще в таких случаях снимает трубку, Лена отвечала, что звонят по ее просьбе, не реагировать - значит быть невежливой.
        Кроме того, и от помех в любви надо научиться получать удовольствие.
        В тот вечер Гвоздина обещала задержаться. Причина столь редкого в совместной жизни возлюбленных эпизода крылась в дне рождения шефа редакции.
        Воропаева для приличия туда пригласили, но, понимая, что родному коллективу приятнее общаться без семейных придатков, он отказался. Отказался и не жалел, зная, что пришлось бы слушать хмельные разговоры о политике, смысле жизни и искусстве вперемежку с мелкими редакционными сплетнями.
        Ближе к полуночи раздался звонок. Жан-Поль Марп из Франции представился орнитологом-любителем и сообщил Воропаеву, что знает, где в горах у Лазурного берега можно увидеть гнездовье Алого Чижа. Жан-Поль приглашал Воропаева устроить совместную экспедицию. Он предлагал воспользоваться его частным приглашением, чтобы бюрократы с двух сторон не тянули время на согласование технических вопро сов. Жан-Поль обещал взять на себя расходы по проживанию, питанию и финансиро ванию экспедиции. Воропаеву оставалось только оплатить дорогу.
        Когда вернулась Гвоздина, ученый поведал ей о фантастическом звонке, доба вив, что считает сообщение бредовым, поскольку Алому Чижу нечего делать на юге Франции. Эта информация из области чудес, а в чудеса Воропаев не верит. Гвоз дина, наоборот, пришла от известия в полный восторг, обругала любимого «поганым скептиком» и полезла в свой чемоданчик, который так и лежал за дверью с замор ской биркой на ручке. Гвоздина извлекла с десяток цветных карточек. Среди экзоти ческих пальм и кактусов она представала то дамой с конгресса, то русалкой. На одном из снимков Гвоздина красовалась в компании с важным бронзовым господином.
        Господин был облачен в белый костюм и имел на лацкане пиджака огромную свер кающую звезду. Сзади замер мулат с напряженным лицом.
        - Это губернатор острова, а это его главный телохранитель и переводчик. Он учился в Москве,- комментировала Лена.- Ты не понимаешь, какая красота! Лазурный берег не Борнео, но все равно - класс!
        Ты должен ехать. Я буду тебя ждать.
        Последний аргумент умилил ученого, а Гвоздина уже снимала очки.
        Приглашение пришло от Жан-Поля через неделю. Скорость удивительная не только для международной почты бывшего СССР, но и для почтового департамента суверенной России. Когда путешествие стало реальностью, орнитолога вновь обуяли сомнения. А тут возникла неожиданная преграда - за время демократических преобразований цена билета увеличилась в сотни раз. В кассе Воропаеву назвали фантастическую сумму. О таких деньгах люди его круга в частной жизни даже не помышляли. Гвоздина на это осложнение прореагировала спокойно. Она взяла приглашение, облачилась в серый английский костюм с юбкой выше колен и отправилась к спонсору.
        Через два часа она вернулась и велела Воропаеву одеться как на ученый совет, затем взяла за руку и вывела из квартиры. Возле мусорного бака, что открывал вид из подъезда воропаевской девятиэтажки, стоял новенький «Вольво» цвета ржавого железа.
        Лена открыла заднюю дверцу, впихнула орнитолога и села рядом. Шофер, похожий на доброго убийцу с маской полного равнодушия на физиономии, не признавая правил уличного движения и не замечая испуганных прохожих, через тридцать минут под катил к старинному особняку. Воропаев не успел прочесть вывеску с мудреным ино земным названием.
        - Что здесь делают?- тоскливо спросил он.
        - Деньги,- ответил шофер. Это было первым и последним словом, вылетевшим из его уст.
        Лена взяла Воропаева под руку и, немного подталкивая, повела через комнаты, где в шахматном порядке на белых столах стояли компьютеры. Возле них сидели девицы с привкусом фотомоделей и изображали служебную доброжелательность. Воро паев развеселился. Он вообразил себе местных сотрудниц без платьев и понял, что тогда вся атмосфера фирмы выглядела бы куда более непринужденно и естественно.
        В зале-кабинете, куда они пришли, несколько плотных мужчин тонули в коже кресел. Перед ними на темном массивном столе, не считая разбросанных пачек импортных сигарет, стояли флаконы с парфюмом, спортивные туфли, один женский сапог и початая бутылка коньяка.
        - Привет,- сказала Гвоздина.
        - Привет, очаровательница,- ответил мужчина, сидевший в центре.
        - Знакомься,- Лена повернулась к Воропаеву.- Это Артур. Год назад я любила его три дня.
        - А все оставшееся время я пытался нашу любовь вернуть,- ответил Артур и протянул орнитологу руку.- Кажется, вам везет больше. Вот и зарабатывай мил лионы после этого…
        - Хватит, Артур,- строго произнесла Лена. Воропаев в этот момент подумал, что никогда не слышал у возлюбленной такого металла в голосе. Даже вальяжный Артур сразу подтянулся.
        - Господин Воропаев, наша фирма согласна взять на себя ваши дорожные расходы до Марселя и обратно. Сегодня у нас идет презентация нового шампуня.
        Названия у него пока нет. Мы оплачиваем вашу поездку, а вы предоставляете шампуню название «Алый Чиж». И обязуетесь в дальнейшем связывать ваши открытия с рекламой нашей фирмы. Идет?
        Хотя для ученого такой поворот событий стал полной неожиданностью, он согла сился. Артур ему понравился. А компьютерные девицы настроили на озорной лад.
        Артур нажал клавишу сложной телефонно-селекторной машины, откуда возник жур чащий женский голос:
        - Я вас слушаю, Артур Николаевич.
        - Галочка, зайдите ко мне.
        Артур не успел отключить установку, как в кабинет впорхнула Галочка - брю нетка в очень короткой юбке и высоких шнурованных замшевых сапогах. Орнитолог снова поймал себя на мысли, что ему хочется увидеть стриптиз.
        Артур приказал проводить Воропаева. В небольшом уютном кабинетике Галочка оставила ученого один на один с главным бухгалтером фирмы.
        Петр Семенович Добыков кушал кофе с пирожным, и, чтобы поздороваться, ему пришлось вытереть руки платком. Договор подписали быстро, и Галочка вернула орнитолога назад, где Артур пожелал ему успешного путешествия, пообещав оформить заграничный паспорт через свою организацию. Гвоздиной Артур на прощание поце ловал руку и сказал что-то печальное. Причем Воропаев почувствовал, что грусть предпринимателя была искренней.
        Когда небольшой самолет Аэрофлота, что два раза в неделю летает в Марсель с посадкой в суверенном Киеве, задрожал и, пожирая бетон, помчался навстречу звез дам, Воропаев до конца осознал реальность происходящего. Последнюю неделю перед путешествием ученого не покидало ощущение абсурда.
        Бессмысленная поездка в чужую страну к незнакомому Жан-Полю Мари, который мог оказаться обыкновенным идиотом… Ничтожный шанс обнаружить Алого Чижа на юге Франции… Деньги на билет в обмен на название шампуня… И прочее, прочее, прочее…
        Когда Гвоздина, размахивая заграничным паспортом, ворвалась в квартиру, Воропаев понял, что поездка неизбежна. Он захандрил.
        Лена вскоре ощутила на себе состояние любимого.
        Его пыл сменился рассеянным равнодушием. Гвоздина предпринимала отчаянные попытки вернуть партнеру эротический настрой. Она ходила по квартире только в очках… Стала понемногу добавлять кое-какие части туалета… Оделась целиком. Бес полезно.
        Перебрав естественные методы, она перешла к техническим. Гвоздина приволокла видеомагнитофон, заняв его на время у пожилого коллеги-журналиста. Сюжеты, где две белые женщины любили одного черного, затем два негра любили одну белую жен щину, потом происходил всевозможный обмен действующими лицами, саму Гвоздину доводили до исступления. Однако Воропаев не обнаружил ни малейшей реакции. А когда Лена сердилась, заявлял, что подобные просмотры могут любого нормального мужчину превратить в импотента.
        Гвоздина видеомагнитофон унесла. Вернувшись, она собрала свой маленький чемоданчик, зло оторвав экзотическую бирку, и покинула квартиру возле метро Пла нерная, даже не простившись с возлюбленным.
        Два дня Воропаев не замечал ее отсутствия. Но на третий что-то стало его беспокоить. А еще через два дня он понял, что ему категорически не хватает тела Левы Гвоздиной. Ученый побрился, постирал рубашку и отправился в редакцию с твердым намерением вернуть недостающее на привычное место.
        Лена недоступно сидела в своем кресле. На этот раз под ее очками никаких метаморфоз не произошло.
        А на просьбу о возвращении она ответила железным тоном:
        - Вернусь, если ты перестанешь строить из себя слизняка, превратишься в нор мального мужчину и с радостью поедешь во Францию.
        - На все согласен!- сообщил ученый.
        Лена заперла кабинет изнутри и сняла очки. Реакция орнитолога превзошла все ожидания Гвоздиной…
        Освежив сей эпизод в памяти, Воропаев покраснел, заерзал в кресле и для мас кировки опустил на колени столик, что оказалось весьма кстати, поскольку в этот момент стюардесса, похожая на доярку с новогоднего бала, протянула поднос с закусками.
        «Здесь кормят и поят, а на внутренних рейсах даже леденцы давно отменили»,- печально констатировал ученый, запивая паек вином из пластмассовой чашки.
        В марсельском аэропорту французская таможня тщательно потрошила багаж эст радной группы из Киева, состоявшей из трех кордебалетных девиц и облезлого хлыща, упакованного в замшу. Тщательность проверки удивила Воропаева. В Шереметьеве у таможенника он даже вызвал пренебрежительное раздражение, когда пытался прист роить свою сумку на эскалатор для фотоконтроля. Таможенник сумку сбросил и велел следовать на посадку. И тут, в Марселе, когда творческий коллектив повели куда- то в глубь для дополнительного досмотра, сумку Воропаева, даже не открыв, фамильярно выкатили по полированному камню за таможенный барьер.
        Ученый крутил головой в поисках чужестранных примет. Но все было довольно обычно. Никто не толкался. В стеклянных закутках летающих фирм скучали девицы с будничным московским выражением.
        Выйдя на волю, за стекло дверей, Воропаев зажмурился от яркого вечернего солнца.
        Два полисмена с автоматами и овчаркой бродили вдоль автомобильных стоянок. Орнитологу сделалось жарко. Он снял пальто. Постоял немного и снял пиджак. Неловко запихивая одежду в дорожную сумку, Воропаев не заметил поджарой парочки.
        Мадемуазель и месье спокойно дождались, пока путешественник закончит возню с сумкой и распрямится. Как по команде, создав лучезарные улыбки на лицах, они осведомились, не Воропаев ли перед ними.
        По-русски говорила только мадемуазель.
        - Меня зовут Николь, а это Жак.- Жак продемонстрировал нечто вроде пок лона.- Жан-Поль просил встретить русского гостя и проводить его на виллу.
        Жак выхватил сумку Воропаева и быстрым упругим шагом направился к автостоян кам. Ловко лавируя между маленькими автомобильчиками всех цветов и марок, молодой человек остановился возле внушительного «Ситроена». Он решительно уложил поклажу Воропаева в багажник и распахнул дверцы. Николь села за руль, Воропаев рядом, Жак расположился на заднем сиденье. Темный асфальт, расцвеченный горящими указа телями, мягко ложился под колеса. Ухабов и выбоин не ощущалось. Удивляла чистота. Воропаев поду? мал, что тут улицы подобны вымытому полу. Можно ходить в тапоч ках. На горизонте клубились горы. Пахло югом. Воропаев заметил виноградники по склонам и вспомнил Абхазию. Теперь там стреляли. «Скоты»,- тяжело подумал Воро паев. Солнце садилось. Засветились фонари. Пошли пригороды Марселя. Город слепил витринами. Утробы магазинов не вмещали товар, и тот выползал на тротуары.
        Внезапно одна из улиц уперлась в площадь.., из воды. Вместо машин паркова лись яхты, катера и целые корабли. Николь остановила машину прямо у трапа. Катер был немного меньше нашей рейсовой «Ракеты» на подводных крыльях, имел обтекаемую напряженную форму и сине-белый окрас. Жак любезно распахнул дверь «Ситроена», Николь взяла Воропаева под руку:
        - Добро пожаловать на катер. Судно принадлежит Жан-Полю, и вы здесь его личный гость.
        - Я считал, что ученые во всем мире не миллионеры!- немного оторопел Воро паев…
        - Вы правы,- серьезно ответила Николь.- В том случае, когда речь идет о профессиональных ученых. Жан-Поль любитель и весьма обеспеченный человек.
        Поднявшись по трапу, Воропаев обнаружил белоснежный салон, где на столе, покрытом белоснежной скатертью, его ожидал прибор на одну персону. Николь пос пешно показала гостю спальню и туалет, сверкающий медными чудесами сантехники. Сообщила, что его ждет ужин, а с прогулочной палубы он может наслаждаться видами. К сожалению, сопровождать гостя они не могут, но уверены, что путешес твие будет для него приятным… Молодые люди на прощание еще раз обворожительно улыбнулись и покинули озадаченного орнитолога.
        В тот же момент мягко и мощно заработали двигатели, и катер, дав задний ход, отвалил от причала. Воропаев поднялся на палубу. Катер плыл сквозь центр города. Возле уличных кафе сновали темнокожие официантки с подносами. Воропаев вдыхал запах Адриатики и тер глаза. После девятиэтажки с видом на мусорный бак, после серых московских домов и грязных щербатых мостовых контраст был разительным. Тем временем катер вышел в море, напрягся, встал на подводные крылья и полетел в мутную синеву… Мерцающий огнями Марсель становился все меньше. Воропаев вздохнул и вздрогнул - маленькая темная ручка легла ему на плечо. Ученый оглянулся. Ему опять улыбались. На сей раз это была ослепительно черная девушка в белом фар тучке с золотым вензелем. Орнитолога пригласили к ужину. Воропаев уселся к при бору на одну персону, положил на колени белоснежную салфетку и прыснул. Истери ческий смех стал нормальной реакцией на последние события. Хрупкая негритянка следила за гостем спокойно и доброжелательно.
        - Ну ты даешь, Воропаев!- сказал сам себе орнитолог и стал ждать блюд. Оту жинав, он налил себе в фужер, предназначенный для сельтерской, виски и потребовал музыки. «Силь ву пле музик!» - составил он французскую фразу и, придя в восторг от своих возможностей, услыхал голос Матье. Он пригласил негритянку. Девушка прижалась к нему и была, вероятно, готова к любому развитию событий… Но, решив, что это уже слишком, Воропаев вышел на палубу. Там он спел дурным голосом куплет из Окуджавы - «Наша жизнь то гульба, то пальба». Затем спустился в каюту и, не раздеваясь, только скинув башмаки, завалился на хрустящую простыню. Проснулся от тишины. В иллюминатор светило солнце.
        Немного покачивало. Воропаев встал, припомнил вчерашнее приключение, взял сумку и вышел на палубу. Катер дремал в небольшой лагуне. ""
        Воропаев задрал голову и увидел на скале, сквозь веер пальм, белую виллу. К ней вели ступени, выбитые в скале. Внизу, за лагуной, тянулся пляж, вдали над морем парил старинный город с крепостью.
        - Красиво,- оглядевшись и не обнаружив ни одной живой души, сказал сам себе Воропаев.- Прием радушный, но ненавязчивый…
        Он спрыгнул с борта и решительно поднялся по ступенькам к вилле.
        Издав несколько призывных звуков и не получив ответа, раскрыл массивную дверь. Оглядев огромный холл с камином, ученый заметил возле двери лист бумаги с гербом. Сверху крупными буквами чернело;
        «Господин Воропаев».
        В записке Жан-Поль извинился, что неотложные Дела задерживают его на нес колько дней в Париже.
        Просил гостя отдыхать и быть в Доме за хозяина.
        Дальше шли бытовые наставления. В конце послания имелась приписка, где Жан- Поль просил гостя не покидать территорию виллы до его приезда.
        Приписка Воропаеву не понравилась, но, поразмыслив, он согласился, что и своего гостя в Москве без знания языка и денег он бы одного на улицу не пустил. Бросив сумку в холле, ученый решил осмотреться. Это в письме не возбранялось, а видеть настоящее буржуазное жилье ему раньше приходилось только в кино.
        Кроме холла, кухни и столовой с выходом на веранду, на первом этаже укрылась ванная комната.
        Черный кафель, черный умывальник и черный унитаз создавали ощущение мрачной стерильности всего удобства в целом. Воропаев решил было, что с первым этажом покончено, когда заметил овальный тоннель.
        По бокам на белых кубах охраняли вход две колючие скульптуры темного кова ного железа. Ученый пытался сообразить, что они могли бы означать, но, так и не догадавшись, миновал тоннель и очутился в большом гулком зале с двумя каминами и диванами светлой кожи.
        - На черта столько каминов?- удивился Воропаев.- Лучше бы сделал тут спор тзал.- И для подтверждения правильности данного тезиса он крутанул сальто и про шелся на руках. Подурачившись, ученый оглядел картины. Живопись чувств не будила, смахивала на петрушку, что кладут в ресторанах на бутерброды - «вкусу» не дает, а взгляду приятно.
        Закончив просмотр первого этажа, Воропаев поймал себя на мысли, что вилла внутри скорее напоминает вернисаж интерьера, чем жилье человека. Он попытался представить себе Жан-Поля в собственном доме и не смог.
        Орнитологу доводилось бывать в богатых домах.
        Он поддерживал добрые отношения со своим учителем-академиком, навещая его в просторной московской квартире в высотном доме на Котельнической набережной. Там гость с порога ощущал атмосферу хозяина. Чучела птиц, некоторый беспорядок в предметах мебели. Любая вещь указывала на вкусы живущих в доме. А кое-что, надо сказать, у академика было. Была и роскошная павловская мебель, и сирень Конча ловского в золоченой раме, прекрасной работы английские акварели с изображением птиц…
        А книги? Вот что вызывало истинную зависть ученика - библиотека академика. Вспомнив о книгах учителя, Воропаев подумал, что было бы неплохо отыскать библи отеку Жан-Поля. Если Жан-Поль действительно орнитолог-любитель, должна же у него быть соответствующая литература… Если ему хватило денег на катер, нетрудно пред ставить, что он в состоянии себе позволить немного книг по любимому предмету…
        Лестницы на вилле не было, но имелся лифт. Коробочка в тисненой белой коже подняла гостя на третий этаж. На третьем этаже своей виллы Жан-Поль устроил тер расу с дивным видом на море и средневековый город, а также разместил спальню и кабинет.
        Спальню Воропаев рассматривал не без любопытства. Мягкий ворсистый ковровый пол песочного цвета омывал безграничное ложе с готическими спинками. В нише хозяин придумал ванну, эмаль которой, тоже песочная, вместе с ковром создавали иллюзию водоема в зоопарке, где служители для водоплавающих птиц добиваются видимости естественного ландшафта. Для проверки, мягко ли любит спать француз, Воропаев прилег на кровать и тут же увидел свое отражение в трех зеркалах.
        - Однако,- хмыкнул орнитолог и обрадовался, что получил наконец-то небольшую информацию о своем хозяине.
        Догадку подтверждал и квадратный холст в белой раме, на котором художник наглым мастерским мазком написал здоровое женское тело в несколько фривольной позе. В картине проглядывала ирония художника к предмету.
        В кабинете Жан-Поля стояли два книжных шкафа с матовыми стеклами. В одном все полки занимали справочники. Воропаев раскрыл некоторые из них. Содержимое состояло сплошь из цифр, набранных мелким шрифтом бесконечными колонками.
        Редкие английские слова для непосвященного читателя ничего не проясняли. Это была совершенно специфическая литература, не имеющая к науке о пернатых ни малейшего отношения. Когда озадаченный гость раскрыл второй шкаф, оттуда на него посыпались кипы журналов самого непристойного содержания.
        «Хорошенькие птички»,- подумал Воропаев, запихивая журналы на место. Один из тех, что никак не хотел влезать обратно, ученый отложил. Журнал к тому же отличался от прочих обложкой, где вместо всевозможных женских прелестей красо вался павиан с лицом руководителя концерна.
        «Странная библиотека для любителя орнитологии»,- думал Воропаев. Возможно, в доме еще имеются помещения, где Жан-Поль держит свои книги.
        Ученый решил это соображение проверить, но уже после завтрака.
        На кухне в бездонном трехкамерном холодильнике все отделения аккуратно заполняли бочонки и пластики с яркими этикетками. Снедь, как бы готовая к рек ламным съемкам, аппетита не разжигала.
        .Восхищение и неподдельную радость ученого вызвало содержание нижнего отде ления, где ровными рядами, по сортам, словно на параде, выстроились пивные банки. Орнитолог потер руки и стал внимательно, со знанием дела изучать коллекцию. Некоторый сарказм, вызванный посещением спальни и кабинета хозяина, сменился в душе гостя чувством возвышенной благодарности.
        Воропаев отобрал для себя пять банок голландского - на сегодняшний день - и решил, что такой порцией станет ежедневно наказывать Жан-Поля за его отсутствие. Сделанный выбор соответственно диктовал меню. Что может быть к пиву лучше креве ток, тем более если размером каждая, казалось, вдвое больше раков, которые с при ходом демократии стали появляться на московских рынках по бешеным ценам. Уютно разместившись со своими трофеями на веранде, Воропаев не торопясь - с таким зав траком грех спешить - потягивал пиво и аккуратно и чисто расправлялся с очередным ракообразным.
        Все, что случилось с ученым после звонка Жан-Поля, напоминало театр абсурда. Его теперешнее состояние совсем не походило на предыдущие экспедиции. Раньше он один или с группой таких же одержимых долго трясся по дрянным дорогам на перек ладных, после чего, как правило, приходилось еще осуществлять нелегкий пеший переход до нужного места, где начиналась настоящая работа, ради которой он жил большую часть года и к чему тщательно готовился. А Тут - фантастический вояж, шикарный катер с прислугой, вилла, где он праздно торчит в ожидании хозяина - человека, совершенно ему непонятного и, судя по обстановке, к орнитологии не слишком близкого.
        Часть сознания Воропаева вмещала этот экзотический мир, а часть оставалась в Москве. Вкус настоящего пива навел на воспоминания…
        Пьяницей его нельзя было назвать даже с большой натяжкой.
        Он мог выпить, а в свойской компании делал это с удовольствием. Но застолья, по мере удаления от юности, становились реже. Большинство приятелей обзавелись семьями. Жены, как правило, на друзей мужа смотрели с плохо скрываемой ненавис тью. Вместе с семьями друзья обрастали заботами. Ученая прослойка, "де и были все привязанности, хронически страдала безденежьем. Баловались спиртом на месте работы по юбилеям и дням рождения. В своем институте Воропаев друзей не имел и пьянок избегал. А вот неясность к пиву проистекала со студенческих времен. Он застал еще тот романтический биофак МГУ конца шестидесятых. Свободных квартир в те времена зимой в Москве не было, поэтому сборища устраивались на дачах, куда в холодные месяцы родители не ездили. Долго топились «буржуйки», с трудом оттаивая промерзшие стены… Подмосковные дачи имели свой незабываемый колорит. Социалисти ческая привычка относиться к отдыху как к чему-то почти непристойному создавала правила, по которым на дачи перли все, что в городе приходило в негодность и требовало выброса. Поэтому диваны обладали только частью пружин, столы и стулья могли
не иметь всех ножек или спинок. Но молодежь это не смущало. Пили на таких сборищах только пиво, его сливали из бутылок в ведро или чан. Кружка шла по кругу… Оживала гитара…
        У студентов той поры был свой особый песенный набор с неизменным «Сиреневым платочком» и «Заразой», уже прочное место заняли Окуджава, Высоцкий и Галич. В таких компаниях, что трудно представить себе у теперешней молодежи, читались стихи и велись весьма возвышенные споры о текущей литературе. Отношения среди студентов были романтично-товарищескими. Открытый секс не поощрялся, подобные вопросы решались попарно и отдельно от компании. Девиц специфической ориентации по негласному закону брать с собой в таких случаях не дозволялось. Воропаев вспомнил, что и пиво в те годы в Москве вовсе не уступало нынешним валютным жес тянкам. Кроме любимого всеми «Жигулевского» появились темные тяжелые чешские сорта и наше «Двойное золотое» в шикарных маленьких бутылочках. В Парке культуры открылся первый пивной ресторан европейского типа… Столица переживала пивной бум…
        Благодушный и расслабленный Воропаев увлекся воспоминаниями и не сразу заметил некоторую перемену в пейзаже. Из лагуны, отгороженной решеткой, исчез катер. Мысленно поблагодарив Жан-Поля за прекрасный завтрак, Воропаев спустился к морю. Он решил поплавать, а заодно отыскать ворота, через которые удалился катер. Купальных принадлежностей у орнитолога с собой не было, ведь Жан-Поль говорил об экспедиции в горы. А в Москве уже несколько раз шел снег, и, естест венно, мысли о плавках в голове ученого не возникло.
        Воропаев разделся и вошел в воду. Глубина начиналась сразу. Вода не обжи гала. Воропаев достиг ограды и поплыл вдоль нее. Издали казавшаяся ажурной, вблизи ограда предстала внушительным сооружением. Толстые прутья металла на глу бине нескольких метров переходили в сетку из толстой проволоки. Обследовав всю систему, орнитолог не обнаружил даже намека на ворота. Наплававшись, он выбрался на маленький искусственный пляжик, устроенный между валунов, и подставил солнцу свое белесое тело.
        Ученый хотел поразмышлять о предназначении такой серьезной оградительной конструкции, но мягкое загарное тепло, шелест моря, необычайная нежность природы не располагали к серьезным думам.
        Воропаев вспомнил о Гвоздиной. Вот кто оценил бы это место, отгороженное от мира и как бы специально созданное для любви. Воропаев почему-то представил себе ее лицо в минуты близости. Лена не закрывала глаз, но переставала видеть окружа ющий мир. Зрачки расширялись, зеленый блеск мерцал фантастически. Она заглядывала внутрь себя…
        Воропаев встряхнулся и, чтобы снять наваждение, снова прыгнул в море. Вышел, оделся и понял, что хочет есть.
        На кухне орнитолог обнаружил маленькую негритянку, сопровождавшую его на катере. Девушка улыбнулась гостю как старому знакомому и поздоровалась по- французски.
        - Как тебя зовут?- спросил Воропаев по-английски.
        - Жанин,- ответила негритянка и тут же перешла на жесты, из которых следо вало, что по-английски она не понимает. Воропаеву это показалось подозрительным, и он задал еще несколько вопросов. Жанин не ответила, но ученый не сомневался, что их смысл дошел до девушки.
        Обедал Воропаев на веранде. Аристократического обряда принятия пищи с видом на море не получилось, поскольку орнитолог, не привыкший к прислуге, постоянно вскакивал, чтобы взять у Жанин тарелку, а в конце концов потребовал, чтобы девушка села за стол вместе с ним;
        На обед были поданы спагетти, под массой которых Воропаев обнаружил непонят ных, но приятных на вкус моллюсков. Жанин обучила гостя есть традиционное италь янское кушанье. Оказывается, нужно было взять в руки ложку и вилку. Ложкой пред полагалось отделить порцию спагетти, потом накручивать их на вилку и в таком намотанном состоянии отправлять всю конструкцию в рот. Воропаев без труда освоил данный процесс, но очень быстро понял, что объелся. Отвергнув обязательные в конце обеда сыры, ученый добыл банку пива из отобранного утром запаса и, отом кнув отверстие, расправился с содержимым одним махом.
        После обеда Воропаев хотел поваляться в песочной спальне Жан-Поля и полис тать журнал с павианом на обложке. Но, поднявшись на третий этаж, орнитолог обна ружил там здоровенного негра. Тот пылесосил песочный ворс ковра и оскалил в улыбке белозубую пасть. Орнитолог решил заменить изучение журнала продолжением осмотра виллы. Он спустился на лифте в самый низ и очутился в гараже, который занимал подвальное помещение под всем домом. Воропаев не знал, как включить электричество, но даже в свете тусклой дежурной лампочки отчетливо был виден поблескивающий серебристый «Ситроен». В точности такой же, на котором встречали ученого в аэропорту Марселя. Дальше, в темных глубинах, тонули маленький «Пежо» и допотопная открытая машинка, явно из антикварных игрушек.
        Но не обилие авто поразило Воропаева. Ученый не мог отвести взгляда от темно-зеленой массы бронетранспортера. Бока машины мрачно темнели черными разво дами. Над кабиной торчало дуло пулемета.
        Воропаев вернулся в лифт и с облегчением вздохнул, оказавшись на солнечном свете.
        Вилла опустела. Ни Жанин, ни здоровенного негра… На кухне и на веранде - безукоризненная чистота. Никаких следов обеда. Воропаев еще раз перечитал пос лание Жан-Поля. Особенно приписку о том, что не стоит покидать территорию виллы…
        У орнитолога шевельнулось подозрение, а возможно ли вообще это сделать? В том, что со стороны моря пути на волю нет, он уже убедился. Мысль, что его прис танище просто комфортабельная тюрьма, неприятно задела ученого. Он тут же решил обследовать сад и проверить свои подозрения.
        Виллу строили на уступе крутой горы, поэтому мест для легких прогулок вокруг нее почти не оставалось. Сзади - лужайка с бассейном. Вокруг всего здания - небольшой газон. Широкая парадная лестница спускалась к асфальтированной пло щадке гаража. От гаража асфальт под заметным углом приводил к массивным воротам из сплошного металлического листа без видимых замков и запоров. Воропаев пот рогал ворота. Металл намертво врезался в высокую бетонную ограду. По верху ограды и ворот шел обнаженный электрический провод, наводящий на мысль о высоком напря жении. Остальной сад раскинулся на труднодоступном подъеме. Метров сто - двести было расчищено и засажено цитрусами, инжиром и кактусами. Дальше - непролазный дикий кустарник вперемежку с дикорастущими фруктовыми деревьями.
        Остаток дня орнитолог карабкался по горе вдоль бетонной стены. Он не был новичком в трудных экспедициях, но ему понадобилось несколько часов, чтобы, устав и исцарапавшись, не обнаружить ни прохода, ни калитки. Даже диковинные гнезда, что попадались ему на пути в хитросплетениях колючего растительного мира, не отвлекали ученого от грустного вывода о невозможности самостоятельно выйти отсюда.
        «Что все это значит? Хозяин пишет, что объявится через несколько дней. Это может означать и два-три дня, а может и две недели».
        Его раздражение имело под собой почву. Фирма Артура приобрела для путешест венника самый дешевый вариант билета с неприличным, на взгляд Воропаева, назва нием. Не то Ампикс, не то Импикс… Орнитолог не мог запомнить сочетание букв.
        «Черт с ним, с названием! Но через две недели я должен быть в аэропорту Мар селя… Иначе билет пропадет и за него не получишь ни копейки. Билет потому и был дешев, что связывал пассажира фиксированной датой и обмену не подлежал. Тюрьма на лазурном берегу»,- завершил свои мрачные размышления Воропаев и отправился плавать.
        В характере ученого была замечательная черта.
        Когда тучи сгущались, он находил приятное для себя в данное время занятие, а уже потом выход из затруднения являлся сам собой. Воропаев даже имел что-то вроде теории на этот счет.
        Поплавав в отгороженной лагуне, ученый уселся на большой камень и стал смот реть, как солнце уходит в море. В синеватых сумерках средневековый город зажег огоньки. Несколько яхт медленно скользили недалеко за ажурной оградой. Надрывно кричала чайка. После ее криков по-особенному зазвучала вечерняя тишина. Мир затих, и Воропаев мог бы ощутить полное счастье от единения с великолепной при родой. Но он думал…
        «Негры!- вскочил с камня орнитолог.- Негры приходят и уходят».
        «Надо следить за прислугой»,- ученый облегченно вздохнул.
        Теперь есть задача. Воропаев вернулся на виллу.
        Ужинать ему не хотелось. Он пожевал инжира и подумал, как хорошо было бы позвонить Гвоздиной и высказать ей все, что считает нужным в связи с этой поезд кой… Но тут Воропаев сообразил, что телефона на вилле нет. Этот факт представился орнитологу не менее зловещим, чем запертые ворота. Он послонялся по вилле с целью еще раз в этом убедиться. Телефона ученый не нашел.
        В тягостном раздумье о своем странном положении он уснул в верхней спальне с песочным ковром.
        Уснул, настежь раскрыв окна, под тихий шум моря, и встал утром уже не в столь мрачном расположении духа.
        Самый угрюмый человек, если он проснулся ранним утром в этом сказочном уголке Божьего мира и огляделся вокруг, должен был бы улыбнуться и поблагодарить Всевышнего. Воропаев по натуре никогда не был мрачным ученым занудой. В гранях его характера, наряду с необходимой для всякого естествоиспытателя усидчивостью, уживались озорство и бесшабашная веселость в редких случаях удачи, ироничность по отношению к себе и другим. Встав с постели и оглядев утреннее Средиземно морье, Воропаев скатился в чем мать родила вниз, резво проплыл вдоль ажурной ограды, принял душ, дивясь странностям зарубежной сантехники, оделся и напра вился на кухню. Позавтракав куском малосольной рыбы, напоминающей лосося, выпив пива из новой порции, ученый пошел на пляж.
        Сегодня он имел намерение следить за Жанин.
        ;Чтобы не вызвать подозрения негритянки, он решил изображать безмятежное довольство жизнью. С утра это ему удавалось. Ровно в час Жанин подала обед в столовую. Дул легкий ветерок, и негритянка решила, что на веранде холодно. Здо ровенный негр не появлялся. Видимо, стерилизация спален происходила на вилле не каждый день. Воропаев заранее прихватил журнал из библиотеки. В конце обеда он взял журнал в руки и стал поглядывать на Жанин. Он ждал, когда девушка закончит работу и начнет собираться восвояси.
        Открыв журнал на первой попавшейся странице, Воропаев обомлел. С большой фотографии на развороте, источая оптимизм и немного щурясь, сверкала очками Лена Гвоздина. И как бы для того, чтобы у орнитолога не возникло сомнений в подлин ности снимка, на заднем плане глупо улыбался шеф Лениной редакции под руку с бронзовым господином в белом костюме с сияющей звездой на лацкане пиджака. Шефа Воропаев знал лично, а бронзового господина видел на дорожном снимке своей под руги.
        Когда ученый вспомнил о Жанин, девушки уже не было. Воропаев оставил раск рытый журнал на столе и бросился к воротам. Никого не обнаружив, он вернулся в столовую. Журнал со стола исчез. Орнитолог обшарил весь дом, но журнал как сквозь землю провалился. Ученый окончательно запутался. Пришлось взять себя в руки и разобраться со всеми событиями по порядку. Воропаев спустился к морю и, шагая взад-вперед по причалу, задал себе первый вопрос:
        - Куда исчез журнал? Испариться он не мог. Выходит, похищен. Из этого сле дует, что, кроме Воропаева, в доме кто-то есть. Вывод: его не только заперли, но и стерегут. Вопрос второй. Как Гвоздина сюда попала? От этого вопроса, возможно, зависит решение всех остальных.
        Ученый вернулся на виллу, взял письмо Жан-Поля, перевернул его чистой сто роной и написал: «Версия № 1». Затем разжег камин, устроился в кресле и стал думать. Через полчаса первая версия выглядела так: Гвоздина договорилась во время симпозиума о заграничной карьере Воропаева. Зная, что по своей воле он место жительства и службу менять не захочет, она подговаривает своих новых зна комых выманить ученого на Алого Чижа. А выманив, поставить перед фактом выгодной для него, с точки зрения Гвоздиной, карьеры. Если эта версия верна, Жан-Поль должен появиться с предложением. Правдоподобна ли такая отгадка? Правдоподобна, если представить, что Воропаев не изучает пернатых, а изобретает бомбу. Надо смотреть на вещи трезво. Его встречали на дорогой машине, везли на шикарном катере с прислугой, готовой не только кормить его ужином. Его поселили на вилле, стоящей не один миллион. И все это ради места в университете, где месячной зарп латы едва хватит на несколько дней той жизни, что сейчас ведет ученый?
        «Чушь». Воропаев размашисто перечеркнул первую версию и, повернув кованой кочергой полено в камине, написал: «Версия № 2». «Поиски Алого Чижа попали в поле зрения международной мафии». Поставив точку и перечитав данное соображение, орнитолог расхохотался. После чего перечеркнул вторую версию, не выставляя никаких аргументов. Жесткие, словно из железа, куски дерева громко стреляли по стенкам камина. Воропаев смотрел на белые языки огня и думал: "Третья версия может быть связана только с самой Леной. Что он, в сущности, знает про свою под ругу? "
        По молчаливому согласию партнеры избегали обсуждать прошлое. Лена главным делом жизни ставила секс. До Воропаева у нее, разумеется, были другие мужчины. Гвоздина не говорила об этом специально, но и не делала тайны, как в случае с Артуром. С Воропаевым связь у Лены была необычной. Орнитолог не любил слово «лю бовь». Им было вместе хорошо, и это не требовало анализа. Поняв, что с имеющимся количеством информации третью версию выставлять бессмысленно, Воропаев сжег в камине неудавшееся исследование и отправился спать.
        Если второй день пребывания ученого на вилле был омрачен таинственными отк рытиями, то третий - прост, скучен и светел. Во-первых, утром он нашел злосчас тный журнал на том месте в библиотеке, где его взял. Во-вторых, добыв за обедом русско-французский разговорник, Воропаев выяснил у Жанин, что журнал был ею положен на место, как того требует служба.
        Третье открытие, и самое важное, состояло в том, что для выхода за пределы виллы прислуга пользуется специальным электронным датчиком. Замок с дистанци онным электронным ключом имеет сложную связь со специальным полицейским компьюте ром. Этим и объяснялась просьба Жан-Поля не покидать виллу. Воропаев мог выйти вместе с прислугой, но не смог бы вернуться обратно. Сложности с охраной были заведены на вилле год назад. На Лазурный берег приехало много арабов-эмигрантов. Участились грабежи, и пришлось принять меры.
        Воропаев чувствовал вину перед Жан-Полем за свои черные мысли. Вспомнил слово «совок» применительно к собственной персоне и посвятил следующие три дня сбору старых гнезд в кустарниках сада, наблюдал за пернатыми обитателями, при нимал солнечные ванны на пляже и плавал в лагуне. Он не был избалован классным санаторным отдыхом и теперь в некотором роде оценил его прелести. Воропаев пос вежел, мышцы его стали упругими, а легкий загар сделал его внешность достойной модных теперь в России рекламных роликов и проспектов.
        На шестой день обстановка на вилле резко изменилась. Жанин появилась не к часу дня, как обычно, а рано утром. Здоровенный негр приволок на кухню корзину с разными деликатесами и ящик с овощами.
        На противнях со льдом живые кальмары шевелили щупальцами. Виноградные улитки - любимое лакомство французов - ссыпались в специальные керамические горшочки. Жанин, оставшись в купальнике, плавала как факир в парах среди шипящих сково родок и жаровен. Здоровенный негр молча служил на подхвате, поминутно исчезая и появляясь с порцией новых приправ и специй.
        По объемам и разнообразию будущего меню Воропаев понял, что сегодня в одино честве ему обедать не придется.
        В полдень появился катер. Одна из секций ажурной ограды медленно опустилась, и судно осторожно вошло в лагуну. Воропаев, надев чистые брюки и рубашку, отпра вился к причалу.
        Жан-Поль Мари оказался крепким широким человеком с коротко подстриженной головой десятилетнего мальчугана. Но совершенно седой. На вид ему было не больше пятидесяти, а при той легкости, с которой он спрыгнул с трапа, и в это верилось с трудом.
        Жан-Поль Мари долго жал руку орнитологу и извинялся за свое вынужденное неуважение к гостю. Затем представил друзей. С катера сошли, кроме хозяина, молодая леди и двое мужчин. Воропаеву показалось, что одного из них он где-то видел раньше. Но факта знакомства припомнить не мог.
        Компания сразу направилась в столовую. Стол слепил белоснежностью скатерти и салфеток, золотом вышитых вензелей, блеском хрусталя. Фарфор столового сервиза, также белоснежный, без росписи и позолоты, казалось, даже просвечивал.
        Жан-Поль предложил Воропаеву место рядом с собой, а леди и мужчины сели нап ротив. За обедом говорили о французской кухне. О том, что здесь, на юге она, как и мафия, смешивалась с итальянской.
        Вспомнили о теннисном турнире и долго спорили о сумме приза. С десертом перешли к политике, чему послужил смешной рассказ молодой леди о том, как она посоветовала премьер-министру в шутку запретить курение в кафе. Теперь вышел закон. Франция разбирается, хорош он или нет. Не дошло бы до революции.
        Ругали правительство за налоги. Брать стали больше, а на социальные прог раммы выделяют меньше. Стараются спустить все проблемы на местные бюджеты. Жан- Поль переводил для Воропаева. Ученому все время хотелось спросить о деле, ради которого он сюда приехал, но внутреннее чутье подсказывало, что сейчас делать этого не следует. Темы беседы для русского были не всегда интересными, поэтому орнитолог расправлялся с блюдами, которые менялись, словно по мановению вол шебной палочки, и исподволь изучал окружающих.
        Молодая леди и кудрявый джентльмен, имена которых Воропаев сразу не запом нил, а переспрашивать стеснялся, общались накоротке, как старые друзья.
        Смуглый брюнет со знакомым ученому лицом держался обособленно и тоже, как показалось орнитологу, наблюдал за ним. Жан-Поль выглядел солидно, как хозяин, но без чванства. Молодая леди при ближайшем рассмотрении не казалась такой моло дой.
        Еле заметная косметика, манера разговаривать и подавать себя наводили на подобные мысли…
        В очередной раз поймав заинтересованный взгляд смуглого мужчины, Воропаев опять попытался вспомнить, где он видел его раньше. Когда глаза их встретились, смуглый одними зрачками улыбнулся орнитологу. Ученому даже показалось, что ему подмигнули, хотя ничего подобного смуглый мужчина, конечно, не сделал.
        К каждому новому блюду появлялся новый сорт вина. Вина хвалили, что достав ляло удовольствие хозяину. Молодая леди первой отметила, что про русского забыли. Обратив на это внимание остальных, она спросила Воропаева, как русские относятся к Ельцину. Вопрос для ученого оказался неожиданным. Во время путча он ходил к Белому дому на Набережной, но руководили им в те дни не любовь к Ельцину, а отв ращение к тем, другим. Сейчас все наверху в России ему представлялось грязным и бездарным, но делиться этим с иностранцами Воропаев счел неприличным.
        - Я не знаком с Ельциным,- ответил ученый, чем вызвал дружеский смех за столом.
        Его сочли остроумным и задали еще несколько вопросов на русскую тему. Воро паев кое-как выкрутился, после чего о нем забыли. Жанин подала сыры.
        Ученый понял, что обед близится к концу. Он про себя дивился не без злорад ства обилию и разнообразию еды, которую поглощали за обедом. Российское мнение о французах как гурманах, но малоежках не подтверждалось.
        «Такие же обжоры…» - веселился Воропаев.
        После обеда кудрявый господин и леди укатили в серебристом «Ситроене».
        - Поискать что-нибудь занятное на предмет подарков,- сообщила молодая леди.
        Смуглый уселся с газетой на веранде, Жан-Поль пригласил Воропаева на верхнюю террасу. Там на столе лежала коробка с сигарами, апельсины, нарезанный желтыми кругами сочный ананас и на отдельном столике стояли бутылки с крепкими напит ками. Маленький магнитофон тихо мурлыкал танцевальный мотивчик. Мужчины уселись в шезлонги. Воропаев не курил, а Жан-Поль с видимым удовольствием обрезал сигару, добыл из кармана плоскую золотую зажигалку и с наслаждением затянулся. Жан-Поль не спешил. Он выключил магнитофон, налил себе коньяку, а Воропаеву, по его просьбе, виски. Погрел коньяк в ладонях и торжественно произнес:
        - Господин ученый, вы должны меня простить за некоторую мистификацию. Ника кого Алого Чижа на Кот Д'Азюр не водится.
        Жан-Поль сделал глоток и посмотрел, какое впечатление он произвел своим заявлением на собеседника. Воропаев молчал, решив пока никак не реагировать на это бесстыдное, с его точки зрения, признание. Не дождавшись реакции, Жан-Поль продолжал:
        - Проведя психоаналитический анализ, специалисты моей фирмы пришли к выводу, что только Алый Чиж может вынудить вас совершить эту поездку. Мои ребята приняли верное решение. Вы здесь.
        Воропаев всех предсказателей, социологов и прочих исследователей обществен ного мнения считал болванами. И сейчас, глядя на спокойную синеву моря, раздра женно думал, как десяток таких болванов решали, чем его, Воропаева, выманить из Москвы.
        Теперь каждый получит премию или повышение по службе…
        - Вы меня слушаете?- поинтересовался Жан-Поль.
        - Очень внимательно,- подтвердил Воропаев.
        - Судьба предоставила вам шанс,- в голосе Жан-Поля появилась торжествен ность.- Такой шанс выпадает одному на десять тысяч. Судите сами. С момента, как вы откликнулись на наше предложение, вы уже живете как миллионер. Лазурный берег - самый дорогой курорт Европы.- Жан-Поль вынул из своего кейса маленький компь ютер.- Ваше проживание уже обошлось фирме в семь тысяч долларов.
        - О приглашении я не просил, а жить мог гораздо скромнее,- раздраженно ответил Воропаев.
        - Дело не в вас, мой друг,- улыбнулся Жан-Поль.- Престиж нашей фирмы не позволяет принимать гостей на другом уровне. К примеру, мне нравится «Гольф», а я вынужден ездить на «Ситроене».
        - Это ваши проблемы. Мне бы хотелось услышать, зачем понадобился я.
        - Не стоит волноваться.- Жан-Полю понравилось, что русский проснулся.- Вам некуда спешить, господин Воропаев. Самолет через пять дней. У нас достаточно времени. Я должен вести переговоры по порядку. Дело слишком для меня серьезное…
        - С чего вы взяли, что я волнуюсь?- удивился Воропаев.- Я не волнуюсь, а злюсь. Это два разных состояния. При случае ваши аналитики вам это пояснят. Я весь - внимание. Готов слушать всю неделю…
        Конечно, в перерывах хотелось бы иметь возможность подкрепиться и поплавать.
        - О'кей! Вижу, не ошибся, считая вас умным партнером. Еще виски?
        - Пожалуй.
        Виски не согревало и не расслабляло Воропаева.
        Внутреннее напряжение росло. Орнитологу пришлось взять себя в руки, чтобы оставаться внешне спокойным и приличным.
        - Вам представляется, как я уже говорил, блестящий шанс. Но при наличии определенного сентиментализма мое предложение может показаться некорректным.
        Воропаев слушал Жан-Поля, машинально разглядывая маленькие яхточки, устро ившие морской бой недалеко от ограды лагуны. Мальчишки лет по десять - двенадцать кружили, озорничали и таранили суденышки друг друга.
        - Сложность нашего союза,- продолжал звучать голос Жан-Поля,- заключается в том, что ваш ответ должен быть только положительным. Мое дело - бизнес. Я торгую оружием.
        - Я так и думал, что дело сведется к бомбе… - себе под нос сказал Воропаев.
        - При чем тут бомба?- изумился Жан-Поль.- Я продаю ракетоносцы. Это высший пилотаж в военном бизнесе.
        - Очень рад за ваш профессиональный выбор,- одобрил Воропаев, с интересом наблюдая, как один из мальчишек пытается вернуть перевернутую яхточку в нор мальное положение.
        - В начале года,- Жан-Поль сделал вид, что не заметил иронии,- наша фирма нащупала очень заманчивый контракт. Реальное, крупное дело. Один монарх остров ного государства захотел иметь свой ракетоносец. Поскольку, господин ученый, вы не слишком сведущи в данном вопросе, должен сделать небольшое отступление. Такой грандиозный контракт требует гигантских усилий сотен людей. Препятствия могут возникнуть на каждом шагу… Поднимут вой правительства соседних стран. Собст венные политики закричат о нравственности в надежде, что им заткнут рот хорошим кушем. Всю подготовительную работу необходимо проводить в обстановке строжайшей секретности. А налоги! Вы представляете, сколько стоит ракетоносец?
        - Я даже не представляю, сколько сегодня стоят в Москве ботинки,- искренне ответил Воропаев.
        - Если продать ракетоносец через Францию, на налог можно будет год кормить город со средней численностью населения… Приходится искать страну, где налоги скромнее. А юристы! Эти шакалы двадцатого века! Они алчны и хитры. Дашь промашку - сожрут! Слава богу, вы от всего этого далеки, господин ученый…
        - Я тоже доволен,- заверил Воропаев.
        - И теперь, когда работа над контрактом почти завершена и я вылетаю к заказ чику подписывать документ,- он ставит условие. На борту ракетоносца, кроме обу ченной команды, должна находиться, как вы, русские, говорите, баба - и приветст вовать его как любимого мужа и повелителя. И не просто баба, а конкретная, с именем и фамилией. Иначе он контракт не подпишет,- всерьез разволновавшись, Жан-Поль сбился на французский, на английский, потом извинился и снова перешел на родной язык Воропаева. Орнитолог обладал чувством юмора, а ситуация в расс казе собеседника создалась комичная. Ученый невольно улыбнулся.
        - Напрасно смеетесь,- зло выпалил Жан-Поль,- этот анекдот имеет к вам самое непосредственное отношение.- Бизнесмен достал из кейса пачку снимков и протянул Воропаеву. Воропаев снимки припомнил. Этими фотографиями Лена Гвоздина пыталась вызвать у возлюбленного интерес к заграничному путешествию. Внимательно изучив карточку с бронзовым губернатором, Воропаев узнал в переводчике смуглого мужчину, что разглядывал его за обедом. Ученый все понял. Бронзовый губернатор не устоял перед чарами его подруги и теперь требует ее в качестве украшения ракетоносца. Кошмарный водевиль, но при чем тут он, Воропаев?! И, как бы отвечая на мысли орнитолога, Жан-Поль встал, принял торжественную позу и произнес голосом диктора, сообщающего о чрезвычайном государственном событии:
        - Предлагаю контракт, по которому вы уступаете мне Елену Гвоздину, необхо димую фирме для завершения сделки. Сумму контракта назначаете сами…
        Воропаев готов был расхохотаться, но, подавившись долькой апельсина, надолго закашлялся. Жан-Поль продолжал в торжественном молчании ждать ответа на свое коммерческое предложение. Когда орнитологу удалось наконец справиться со злопо лучным фруктом, он вытер платком слезы и произнес:
        - В России, при всей дикости быта и нищете, не торгуют людьми…
        - Во-первых, вы заблуждаетесь, господин ученый. Во-вторых, вас совершенно не касается юридически-правовой аспект сделки. Вы назначаете цену, подписываете документ, а остальное - наше дело.
        Думайте о цене. Если затрудняетесь, могу помочь…
        Скажем, для начала - пятьдесят тысяч долларов…
        На эти деньги можете организовать любую экспедицию для поисков вашей птички. О'кей?
        - Отбросив тему христианской морали, как я могу продать то, чем я не владею? Я даже не муж Лены…
        - По данному вопросу меня интересует только точка зрения нашего клиента. По его мнению, вы являетесь владельцем указанной персоны. Представитель заказчика передал нам пленку с записью. Это официальное предложение брачного контракта, сделанного нашим заказчиком Елене Гвоздиной. Вот текст, спечатанный с пленки. Ознакомьтесь.
        Жан-Поль извлек из кейса бумагу. Воропаев прочитал документ, менее всего похожий на предложение руки и сердца. Возлюбленный пунктуально перечислял под робности в оплате всех семейных услуг: суточно, недельно, месячно и за год. Сумма стояла фантастическая. Ответ Лены занимал меньше места. Она сообщала, что поль щена предложением столь знатного господина, но уже не вольна, поскольку имеет своего повелителя. Имя повелителя - «Алый Чиж». Дальше мелким шрифтом приводи лась справка разведотдела острова, в которой сообщалось, что после опроса москов ской делегации и конкретно шефа редакции Елены Гвоздиной удалось установить, что имя «Алый Чиж» принадлежит орнитологу Воропаеву А. Н., проживающему в Москве на улице Планерная, дом восемь, седьмой этаж, квартира девяносто четыре. Под справкой имелась невыговариваемая по-русски фамилия агента, добывшего информацию.
        Жан-Поль внимательно следил за Воропаевым, пока тот изучал текст, и, желая придать полную достоверность документу, включил магнитофон. Над виллой, улетая в Средиземное море, зазвучал голос Лены, где она признавала ученого своим повели телем.
        Жан-Поль выключил магнитофон.
        - Теперь вы понимаете, что наш клиент имеет все основания считать вас вла дельцем дамы его сердца!
        Только ваша подпись дает ему законное право принять от нас ракетоносец с Еленой Гвоздиной на борту.
        Документ нами составлен. Вам остается только подписать его при свидетелях. Двоих от нашей фирмы и одного представителя заказчика.
        Воропаев вообразил себе Гвоздину в гареме… Она прогуливается по острову в одних очках… Сзади, с опахалами, следуют слуги… На рейде стоит ракетоносец и салютует устремленными в небо боеголовками…
        - Если сама Лена отказалась от такого выгодного для себя предложения, почему я за нее должен что-то решать?- поинтересовался орнитолог.
        - На Востоке судьбу женщины решает мужчина - ее хозяин,- заявил с легким акцентом, словно все время присутствовавший на переговорах, представитель заказ чика, неожиданно оказавшийся рядом с Воропаевым.- Мне кажется, уважаемый Жан- Поль, вы сильно занизили сумму. Я уполномочен его превосходительством предложить в два раза больше. Европейцы вечно торгуются из-за каждого цента…
        - Легко быть щедрым, если твой остров плавает на нефти!- обиделся Жан-Поль.
        - Я не прошу вас платить из своего кармана. Вместе мы выставляем господину Воропаеву сто пятьдесят тысяч. Это серьезное предложение. Оно учитывает чувства, что господин ученый питает к даме, и дает ему возможность самостоятельных научных изысканий.
        - Господин Али делает поистине царский жест,- ухмыльнулся Жан-Поль, обрезая кончик очередной сигары.- На эти деньги можно купить ансамбль «Березка» и всю женскую часть Большого…
        - Я бы на вашем месте не оскорблял национальных чувств нашего гостя,- строго сказал господин Али, покидая террасу.
        - А если я не подпишу?- тихо поинтересовался Воропаев.
        - Это будет грустная история,- ответил Жан-Поль, смачно пуская дым.- Мне неприятно вам ее рассказывать.
        - Должен же я быть в курсе своего будущего?- справедливо заметил орнитолог.
        Жан-Поль выдержал паузу, просвечивая янтарь коньяка сквозь закатное солнце.
        - Вам введут наркотик. После чего вы с удовольствием сделаете все, о чем вас попросят. Но действие препарата не вечно, а скандал нам не нужен. Вас придется утопить…
        - Вы меня, гражданина России, убьете тут, во Франции? И это сойдет вам с рук?
        - Вы наивное дитя,- презрительно хмыкнул Жан-Поль.- Если проломить вам голову возле вашего дома, районный полицейский участок, хочет он того или нет, обязан открыть дело и искать злодея.
        А если вы растворились во Франции - ваши коллеги позавидуют, решат, что вы нашли на Западе теплое местечко. А власти? Сколько русских каждый день остается в свободном мире? Вы когда-нибудь слышали, чтобы власти интересовались, живы они или нет?
        Будь вы гражданином Соединенных Штатов… Был бы поднят Интерпол, консульские службы, вся полиция Франции, наконец. Но, слава богу, вы - гражданин России…
        Воропаев задумался. Если все это ничего не значащая глупость, идиотский каприз наглых богатеев, тогда почему столько возни вокруг его персоны? Рядом с ракетоносцем - он муха. Помешает - раздавят. С другой стороны, абсурдный доку мент, под которым требуется его подпись, не имеет никакой юридической силы. Сама Лена посмеялась бы, узнав, что он мучается сомнениями из-за такой чепухи.
        - Я согласен,- сказал Воропаев и влил в себя полфужера виски.
        - Молодец! Только виски много не стоит. После подписания документа мы выпьем настоящего французского шампанского!
        - Смогу ли я сразу улететь в Москву?
        - Вы богатый человек. Почему в Москву? А не слетать ли сперва в Рим или Париж?
        Когда Жан-Поль с Воропаевым спустились в каминный зал, там все было приго товлено к торжественному акту. Кудрявый джентльмен с господином Али, облаченные в темные официальные костюмы, стояли у стола. С ними - молодая леди в клубном пид жаке с золотыми пуговицами и юбке немного длиннее пиджака. На столе лежал большой гербовый лист с текстом контракта. Поодаль - поднос с фужерами и шампанским.
        Воропаева попросили ознакомиться с текстом. Договор был внешне составлен очень корректно. «Господин Воропаев, гражданин России, местожительство Москва, передает все свои права по отношению к мадам Гвоздиной главе фирмы, Жан-Полю Мари. В присутствии свидетелей».
        Воропаев первым поставил свою подпись. За ним по очереди расписались леди и кудрявый джентльмен. Смуглый Али подошел к документу последним.
        Жан-Поль открыл шампанское. С бокалами вышли на террасу. Орнитолог пил нехотя. Он не был поклонником шампанского, а сейчас думал, что его любит Лена Гвоздина, которую он только что продал.
        Смуглый Али с бокалом в руке под аплодисменты присутствующих заявил, что сейчас он, господин Воропаев и Жан-Поль поедут в банк Ниццы, где будет открыт счет нового богача.
        - А после этой приятной процедуры,- жестко заявила молодая леди,- вам, господин новый буржуа, придется всех нас пригласить на ужин. Такое событие нуж дается в красивом завершении.- И она оскалилась, изображая обворожительную улыбку.
        Серебристый «Ситроен» не вместил всю компанию. Хотели ехать двумя машинами, но леди и кудрявый джентльмен после ужина собирались в аэропорт.
        Они взяли маленький «Пежо». Али направился к «Ситроену», за рулем которого уже восседал огромный негр. Жан-Поль с Воропаевым выехали на антикварной игрушке. Машинка, несмотря на экзотический вид, имела мощный движок и мягкую подвеску.
        По улицам Ниццы, зеленым от пальм и чистым, как Домашний паркет, двигались медленно. Леди все время что-то кричала из «Пежо» и смеялась. Жан-Поль тоже пре бывал в прекрасном настроении. Указав Воропаеву на огромное здание из голубого дымчатого стекла, он сообщил, что это знаменитое казино.
        Бывать там стоит немалых денег. Но теперь вам, господин ученый, по карману…
        Веселость спутников раздражала орнитолога.
        Кортеж машин наводил на мысль о похоронной процессии. Ему чудилось, что нас тоящая жизнь закончилась и теперь что-то происходит с ним, но без него…
        В пустынном мраморном холле банка Воропаева, Жан-Поля и Али встретил худой, высокий, подтянутый банкир в дорогом синем костюме. По тому, как перед ним рас пахивались двери, ученый понял, что их принимает не меньше, чем сам директор.
        За необъятным столом красного дерева в кабинете банкира Воропаев заполнил несколько жестких разноцветных листков. Банкир прочитал маленькую лекцию по истории банка. Сообщил, сколько орнитолог будет иметь годовых. Что предстоит делать в случае ограбления или утери документов. Снова появилось шампанское. Все поздравили Воропаева и перешли в другой кабинет, где очень высокая, но очень красивая девушка вручила новому клиенту пластиковый жетон, чековую книжку и кре дитную карту. Внимательно глядя на ученого сверху вниз, как на ребенка, она нес колько раз по-французски, по-английски, с переводом господина Али растолковывала вкладчику, в каком случае необходим жетон, в каком - чековая книжка, а когда кредитная карта. Воропаев ничего не понял, но переспрашивать не стал.
        В операционном зале банкир продемонстрировал орнитологу работу банковского автомата. Он всунул в щель жетон. На табло забегали циферки, что-то зажужжало в машине, и она выплюнула пять стофранковых бумажек. Банкир заверил:
        - В любой части света по жетону можно получить раз в сутки сто долларов в валюте той страны, где находится путешественник. Больше на карманные расходы джентльмену вроде бы не нужно.
        Жан-Поль от имени Воропаева пригласил банкира на ужин.
        - Иметь хороший банк в свободном мире гораздо полезнее, чем красивый дом,- заверил Жан-Поль ученого.
        Пока Воропаев, Жан-Поль и Али занимались банковскими операциями, молодая леди и кудрявый джентльмен позаботились о месте ужина. Они выбрали небольшой закрытый клубный ресторан на берегу моря. Молодая леди бывала тут раньше, а кар точка Жан-Поля Мари открывала все двери на побережье.
        Ресторан гордился славой лучшего по рыбному меню, но, главное, знал в исто рическом списке завсегдатаев Пикассо и Миро. До сих пор нередко навещал этот рес торан Жан Марэ. Артист имел виллу неподалеку.
        Несколько раз тут обедали президенты Франции.
        Шесть официантов во главе с хозяином выстроились, приветствуя гостей. За аперитивом спорили о блюдах. Жан-Поль советовался с хозяином. После каждого выб ранного названия гостям приносили и показывали шевелящихся рыб или моллюсков. Для доказательства, что продукт не только свеж, но и жив… Воропаева эта процедура немного отвлекла от тягостных мыслей, и он с научным интересом разглядывал оби тателей моря. Покончив с программой закусок, хозяин выкатил столик с винами. Жан-Поль просил не начинать без банкира. В выборе вин он считался здесь непрев зойденным авторитетом. Молодая леди задала хозяину несколько двусмысленных воп росов о личных пристрастиях Жана Марэ. Хозяин уклонился от ответа, намекнув, что частная жизнь его клиентов не входит в меню. Именно потому его заведение долго вечно и имеет прекрасную репутацию.
        Жан-Поль с удовольствием перевел орнитологу весь диалог. Банкир возник энер гично. Его тут же попросили приступить к дегустации. Действо проводилось при полном молчании гостей и прислуги. Хозяин предлагал вино. Официант откупоривал бутылку и наполнял фужер банкира. Дегустатор брал фужер двумя руками, взбалтывал вино в хрустале. Затем со свистом втягивал винную жидкость, делал паузу, изучая действие напитка внутри себя. Получив ощущение букета, одобрял или отвергал сорт.
        Когда с меню было покончено, Али извинился и вышел. Через четверть часа он вернулся. Жан-Поль с интересом о чем-то спросил его. Кивнув орнитологу, Али ответил по-русски:
        - Я имел связь с его превосходительством. Они довольны результатами перего воров и имеют честь Пригласить всю компанию на презентацию ракетоносца к себе на остров.
        Воропаева кольнуло это приглашение, и весь ужин он просидел в угрюмом молча нии. Несколько раз за столом его пытались ободрить, но затем увлеклись едой. Уче ному нравилось, что его оставили в покое. Он почти не ел. Потягивая вина и мало различая их вкус, орнитолог мечтал проснуться в своей московской квартирке возле метро Планерная с радостным ощущением, что все гадости происходили с ним во сне.
        На виллу вернулись поздно ночью без леди и кудрявого джентльмена. По дороге Жан-Поль потрепал Воропаева по плечу, посоветовав не расстраиваться.
        Его деньги вложены в солидный банк. Банк дает не самые высокие проценты, зато надежен как скала.
        Утром орнитолог проснулся от рокота авиационного двигателя. Он босиком вышел на террасу и увидел, как недалеко от лагуны маленький гидросамолетик разгоняется для взлета. Оторвавшись от воды, самолет сделал круг над виллой и, набирая высоту, пошел в сторону моря. Одеваясь, Воропаев заметил на тумбочке рядом с роскошным конвертом, где находились его новые банковские документы, записку Жан-Поля.
        Предприниматель извинялся, что вынужден покинуть гостя, не простившись. Не хотел рано будить.
        Он советовал не быть транжирой и дождаться своего фиксированного рейса.
        «Теперь вы можете позволить себе многое,- писал Жан-Поль.- Возьмите яхту или устройте личный тур в горы. Здесь полно замечательных мест, Жанин в вашем полном распоряжении. Она немного говорит по-английски и будет для вас прекрасным гидом. Рекомендую начать с поездки в Канн или Ниццу для обновления вашего гарде роба. Извините за смелость, но стиль вашей одежды слишком однообразен для такого состоятельного человека».
        Ученый дочитал письмо, прошелся по вилле и, поняв, что вновь остался в оди ночестве, облегченно вздохнул. Надо было побриться, но делать этого не хотелось. Воропаев проглядел бумаги в банковском конверте. Он мог теперь купить себе все, о чем когда-либо мечтал. Давно пора сменить старенький «Зенит» с допотопной телетрубой на видеокамеру. А сколько других чудес на свете, так необходимых для его занятий!
        Бинокли с ночным видением, подзорные трубы с автоматической наводкой, япон ская фототехника, сверхчувствительная пленка и многое другое. Мысли текли вяло, без радости, и орнитолог, думая обо всем этом, знал, что покупать ничего не будет. Пользоваться деньгами, которые он получил, продав возлюбленную, было омерзительно.
        Воропаев принял ванну. Ему хотелось отмыться от скользкого и гадостного, что вошло в его жизнь.
        Ванна не помогла. Он спустился в столовую, достал из бара бутылку виски, открыл ее и сделал большой глоток из горлышка.
        Жанин застала пьяного орнитолога рыдающим, сидя на полу. Девушка улыбнулась, устроилась возле ног гостя и стала гладить его маленькой ручкой. Сначала ноги… Потом она расстегнула рубашку и мягкими круговыми движениями прошлась по груди… Воропаев несколько раз назвал негритянку Леной. Жанин скинула платье и прижалась к орнитологу.
        Французский парфюм и упругие бронзовые грудки туманили сознание. Воропаеву почудились в этом шоколадном призыве покой и свобода. Ему захотелось отдать маленькой негритянке все, что скопилось в нем за время этой мучительной поездки. Воропаев терпеливо подождал, пока Жанин деловито натянет ему презерватив, и наб росился на негритянку. Орнитолог мечтал продлить эту случайную встречу надолго, навечно… Жанин устала, просила пощады, приглашала поплавать. Воропаев был неумо лим.
        За завтраком, происходящим уже во время обеда, ученый искал в себе чувство раскаяния и не находил.
        Внутри было тихо и пусто. Хотелось есть. Поглядывая на девушку, которая прислуживала как ни в чем не бывало, орнитолог ловил себя на мысли: «Случаен ли этот любовный эпизод? Или он тоже входит в службу Жанин? А если не входит, обязан ли он, как богатый человек, оплатить это удовольствие? Или негритянка обидится?»
        - Ты поедешь со мной в Москву?- спросил Воропаев по-английски.
        - Я не могу ехать. Я обязана быть тут или потеряю работу…
        Воропаеву стало скучно от ее ответа. Он опять вспомнил, что продал возлюб ленную.
        - Как называется этот город с крепостью?
        - Антиб,- ответила Жанин, гремя посудой.
        Воропаев огляделся и понял, что ненавидит эту проклятую виллу, это Среди земное море и этот город Антиб с прекрасной средневековой башней. Он не хочет больше тут быть ни минуты.
        - Я должен сегодня же лететь в Москву!- Орнитолог забыл, как по-английски будет слово «немедленно». Он долго искал синоним, не нашел и, разозлившись, шлепнул ладонью по полированной поверхности.
        Опять серебристый «Ситроен» мчал его по извилистой южной дороге. Жанин тонула в мягком водительском сиденье. Воропаев глядел в окно. Но на этот раз ученый не замечал ни красот природы, ни пряного запаха субтропического воздуха. Снова шлагбаум, и они выскочили на платную автомагистраль Марсель - Ницца - Монте-Карло. Спидометр замер на отметке «сто пятьдесят», но орнитологу казалось, что Жанин едет слишком медленно.
        Наконец, свернув на эстакаду и совершив несколько путаных поворотов, они достигли цели. Аэропорт Ницца выглядел значительнее, чем в Марселе, и народу тут было побольше. Жанин оставила ученого в машине на автостоянке, а сама, грациозно покачивая бедрами, исчезла в стеклянных конструкциях.
        Воропаев уже знал, что сегодня в Москву можно попасть только через Франк фурт. Туда из Ниццы летит маленький самолет, всегда забитый путешественниками. На этот рейс перед вылетом билет достать почти невозможно. Но Жанин с задачей спра вилась.
        Не зря Жан-Поль держал девушку на службе. Негритянка умела все. Чтобы ученый не заблудился, Жанин довела его через лабиринты секций, паспортных контролей и таможенных служб.
        - Больше не плачь,- сказала девушка Воропаеву и на прощание сухо чмокнула в щеку.
        Самолет был переполнен. Бортовые службы с трудом втиснули орнитолога на его место. Небольшой салон оккупировали туристические немцы. Они валяли дурака, напяливали карнавальные маски, громко хохотали и много пели. Стюардесса с трудом сквозь узкий проход протаскивала столик с напитками. Немцы задевали девушку, та натянуто улыбалась. Воропаеву сделалось маетно. Хотелось быстрее оказаться в Москве и увидеть Лену.
        Не важно, как он ей все расскажет, главное - скорее встретиться.
        Долетели быстро.
        Во Франкфурте шел дождь и было холодно. Воропаев вытащил из сумки и надел свое мятое пальто.
        Долго мыкался возле справочных, чтобы выяснить, как дальше быть с билетом. Возле одного из баров смачно матерились. Пятеро наших парней пили пиво и громко обменивались впечатлениями. Воропаев попросил помощи. Его назвали «братком» и угостили пивом. Ребята оказались бизнесменами новой российской волны и все чем- то неуловимо напоминали Артура. Ученому помогли заполнить анкеты и декларации. И больше от себя не отпускали.
        В самолете немецкой авиакомпании летело всего десять человек. Кроме орнито лога - три немца, старый канадец украинского происхождения и группа знакомых биз несменов. Канадец дремал, немцы углубились в биржевые сводки, а наши пили водку и вспоминали перипетии своей поездки. Матюгались насчет германских порядков и европейской тупости.
        Причем компания из пяти человек умудрилась заполнить огромный «Боинг». Нес колько кресел занимали их одежда и пакеты. Сами ребята сидели широко и чувство вали себя вольготно. Когда стали подлетать к Москве, Воропаев вспомнил, что нор мальных наших денег у него нет. Он поинтересовался у бизнесменов, во сколько сейчас встанет такси от Шереметьева до его дома. Братки долго совещались и спо рили, затем без особой уверенности сообщили, что теперь все зависит от вида кли ента. С него, Воропаева, запросят тысячи полторы-две. С них тысяч восемь - десять… Ученый вспомнил про свой жетон, показал его бизнесменам и осведомился, сможет ли он воспользоваться им в Шереметьеве. Парни долго рассматривали жетон. Отношение к ученому тут же изменилось. Из легкой фамильярности оно перешло в полную почтительность. В зале аэропорта его подвели к аппарату, помогли получить валюту, а после правильно обменять ее на рубли. В довершение всего предупредили, что с такими деньгами в такси садиться не стоит. Ученый хотел уже поблагодарить своих попутчиков и распрощаться с ними, но те усадили его в микроавтобус, встре чавший
компанию, и доставили до самого подъезда.
        Оставшись в одиночестве возле родного мусорного бака, Воропаев задрал голову. Он искал свет в третьем от лестницы окне седьмого этажа. Но именно это окно из всех окон седьмого темнело мертвенной чернотой…
        На лицо орнитолога садились крупные белые снежинки. Такого снега ждут на Новый год. В нем есть что-то от Терды и Снежной Королевы…
        Воропаев долго рылся в сумке, отыскивая ключи.
        Лифт работал. Скрипя и подрагивая, он поднял ученого на седьмой этаж и выжи дательно распахнул двери.
        В своей квартире путешественник не обнаружил никаких изменений. На полу - простыни и полотенца. У постели - журнал с его статьей. На книжной полке - скучный бокал с залипшим шампанским.
        Воропаев, не снимая пальто, вывалил из карманов на пол кучу тысячерублевок. Извлек паспорт и новые банковские бумаги. Повертел их в руках и тоже кинул на пол. Походил в пальто по квартире… После виллы на Лазурном берегу квартирка казалась маленьким чуланчиком. За унитазом, в стенном шкафу, он отыскал доперес троечную бутылку спирта.
        Пошел на кухню, взял чашку, разбавил спирт водой.
        Выпил теплым. Борясь с тошнотой, уселся в кресло у телефона.
        Воропаев не знал домашнего телефона Лены. Не знал и адреса. Знакомы ему были только координаты редакции. Он набрал служебный телефон Гвоздиной.
        Услышав долгие пустые гудки, взглянул на часы. Половина двенадцатого. Воро паев полистал журнал.
        На последней странице нашел список служебных телефонов. Набрал номер шефа. Воропаев уже хотел дать отбой, когда трубку сняли.
        - Воропаев! Черт! А я думал, жена… Что так рано приехал? Я тут припозднился с версткой,- звучал знакомый баритон.- Мы решили, Лена собралась к тебе, туда… Вчера вечером звонила ее подруга. Просила за Гвоздину, два-три месяца за свой счет. Мы удивились, что за срочность? Почему сама не сообщила? Домой я, конечно, звонил… Там два дня уже никто не отвечает. Ты же знаешь, Лена живет одна…
        Воропаев положил трубку и уставился в стену, Долго сидел, не меняя позы. Ученый не спал. Он слышал шум редких ранних машин. Видел, как в окно пополз скучный серый московский рассвет. Но он не пошевелился. Затем Воропаев встал, сморщившись, допил содержимое чашки и вышел на балкон. Свесившись через перила, оглядел внизу чистый ночной снег, покрывший мусорный бак, потом оттолкнулся и полетел вниз…
        Вокруг него, как в вальсе, разрезая пурпурными крыльями сверкающие снежинки, кружил Алый Чиж… Птица, вымершая на нашей планете в семидесятых годах двадцатого столетия…
        Эстония - Кохила, 1995

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к