Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Агеева Рита : " Рикошет Сна " - читать онлайн

Сохранить .
Рикошет сна Рита Агеева
        Он проснулся на тропическом острове в окружении незнакомых людей. Ему 15 лет, все его близкие погибли, он сам побывал за гранью жизни и смерти - но его вернули оттуда, и теперь он вместе с командой молодых магов охраняет покой планеты через изнанку реальности. Но кто ему эти маги - надежные друзья или манипуляторы, корыстно использующие его талант? Как вернуться домой? Как понять правила и логику параллельного слоя бытия, известного как Та Сторона?…
        Рита Агеева
        РИКОШЕТ СНА
        Пролог
        Ловушка снов над моим изголовьем корчится в безмолвном крике. Я с другого слоя реальности ощущаю, как черное плетение с вкраплением золотых и серебряных нитей содрогается - и начинает походить на на гигантского, плясавшего на стене паука.
        - Грабабайт? - несмело зову я своего кота. Он помогает мне с самого начала моего обучения, с ним я осваивала Ту Сторону и выбиралась из самых диких, опасных, несуразных приключений. Он - моя пушистая энциклопедия по изнанке бытия.
        Я давно не общалась таким голосом. Уверенная в себе, злая, иногда слишком нервная, иногда чересчур холодная - но давно уже забывшая о том, что такое робость и тем более паника.
        - Стелла? - ответ кота раздается будто сквозь туман - только тумана нет - Что-то случилось?
        В эту ночь у нас с Грабабайтом нет миссии. Мы просто заснули в родном Ритрите - а проснулись, как обычно, на Той Стороне. Там мы прогуливались в свое удовольствие, не теряя друг с другом связи, пока не… началось.
        - Вроде да, - еще менее уверенно отвечаю я. Меня словно бы расстегивают пополам, как ветровку на груди. В разрез вливается трепещущий холод. Озноб охватывает не только тело, но и мысли.
        - Потеря ментального экзоскелета? Неужели? - ахает Байтик, домчавшись до меня и потершись упитанным боком мне чуть выше щиколотки. - На ногах чувствительность еще сохранилась?
        - Что это такое? - еле выдавливаю я, ощущая себя почти уже привидением.
        Та Сторона не знает слова «невозможно». Единственная ее логика - это ее собственные прихоти, единственная мотивация - безрассудный хаос. Изнанка реальности остается неизменно жестокой и саркастичной. А сейчас даже я, опытный боец, профессиональный киллер и один из ведущих специалистов по тактике боя, столкнулась с явлением, о котором никогда не слышала.
        - Это редко, очень редко, - кудахчет Байт, царапая легинсы на моих щиколотках так, словно хочет проскрести ткань, кожу и мясо до самой кости, - надо, чтоб чувствительность хоть чуть-чуть оставалась, хоть самое маленечко…
        Не то холод отступил, не то я свыклась с ним. В мышцы возвращается гибкость, и я ощущаю себя веткой дерева в солнечный полдень. Забавно: раньше я думала, что ветки подчиняются порывам ветра. А они, на самом деле, играют и танцуют с ним, как птицы или воздушные змеи. Игра с ветром доставляет физическое удовольствие - кому, как не мне, понимать это, ведь до начала миссий на Той Стороне я работала тренером по растяжке.
        Мои плоды кислы и пурпурны. Похоже, я дикая вишня. Есть ли у меня глаза? В корнях моих шебуршит мелкое пушистое животное - скорее всего, крот.
        Глаза мои - то пространство, что мелькает через подвижную сеть моих листьев. Мой орган зрения идентичен тому, что это зрение улавливает. Я вижу двухэтажный дом, сложенный из крупного бурого камня. Половина верхнего этажа осыпалась - а может, снарядом снесло. Дом дряхлый, покрытый морщинами. Через оконные стекла внутрь заглянуть не удастся - их замазала застарелая грязевая муть. Странно, как стекла вообще уцелели - выбитые участки зияют только в трех местах.
        Я ловлю очередной пласт ветра и мысленно протягиваю ветку-щупальце к дыре в стекле. Зрением я улетаю туда - и только копошение крота в корнях напоминает, что я стою по колено в земле.
        В доме пахнет горькой пылью и отчаянием. Посреди комнаты непонятного назначения стоит истрепанный диван, заваленный бытовой мелочью стол и энергогенератор. Генератор вот-вот умрет: его индикатор демонстрирует критическое истощение устройства, но и этот огонек уже почти угас, сил не остается.
        Возле генератора на полу сидит подросток. Худенький ровно до такой степени, что все еще можно списать на хрупкость аристократической породы - а не на слабость и недоедание. Внимательные глаза цвета речной воды, гладкий скульптурный лоб. Массивный, характерный нос шмыгает - но не жалобно, а с раздражением. Обветренные губы неестественно полиловели. Подросток пытается выжать из генератора последние крохи, чтобы зарядить смартфон.
        Пока в той комнате ничего особенного не происходит, я тянусь осмотреть остальные. На первом этаже - просторная и обстоятельная кухня, давно забывшая запах сытости. По столам и подоконникам раскиданы сухие веники трав и еловые лапы, по углам расставлены бочки с водой.
        Со второго этажа доносится игривый смех, звуки пощечин, журчание какой-то жидкости - а потом такой звон, будто с банкетного стола смахнули весь хрусталь. Глубокая пауза. Затем, уже в новой тональности и будто с другого расстояния - неразборчивое рычание мужским басом, глухой удар, бравурные звуки духового оркестра, выстрел и довольные аплодисменты.
        Поднимаюсь по лестнице. По правую руку от пролета - две двери, открытая и закрытая. Через открытую видна спальня: кровать с белым кисейным балдахином, комод с пряничной росписью, шкаф размером с пол-комнаты и облысевший от ветхости ковер, из которого редкими пучками торчит некогда густейший, плотный ворс. Вся спальня завалена женской одеждой, словно тут дрались или яростно искали что-то, вышвыривая наружу содержимое шкафов и ящиков - только нет ни крови, ни других следов побоища. Вещи ужасающе несовременные, сплошной карнавальный антиквариат: кисейные платья, атласные башмачки, чулки с винтажными поясами…
        Закрытую дверь я не открываю, а просто проскальзываю вниманием через замочную скважину (даже не спугнув угнездившегося в ней паука). Многослойная пыль здесь разбухла до войлочной толщины, не позволяя опознать мелкие предметы и детали интерьера. То, что удается различить, причисляет комнату к разряду тех пафосно-типовых кабинетов, которые продолжают считаться эталоном барской классики уже который век подряд: тяжеленный стол из цельного дерева, пухлые кожаные кресла, охотничьи пистолеты и гербы на стенах, а также картины и дипломы, от которых благодаря пыли остались только пустые глазницы рамок - и те скоро утонут в нарастающей толще войлока.
        Комната мальчика, надо полагать, раньше располагалась в той половине второго этажа, от которой остались пустота и обломки.
        Через провал в стене разглядываю сад. Вокруг дома расчищена небольшая поляна, которую обхватывает кольцо из растительного хаоса. Одичавшие деревья, травы и кустарники остервенело растерзают того, кто рискнет нарушить эту блокаду: подставят подножку, побьют по спине, выколют глаз.
        Возвращаюсь к мальчику - он единственный в пределах видимости источник движения и человеческого сознания. Те, кто смеялись, стреляли, расшвыривали платья и били посуду, исчезли бесследно (и, быть может, давно). Кто был в доме подлинным хозяином - они или бледный подросток? Почему его оставили здесь совсем одного?
        Вот он, все так же сидит на полу. Генератор умирает. Мальчик дергает щекой и рассеянно гладит агрегат по округлому боку. Жмет на экран телефона, снова жмет - уже в другую точку - глубоко и торжественно моргает и прижимает телефон к уху.
        Лицо у него просветленное и возвышенное, как у ангела - оно сияет вдохновением дирижера, поднявшего смычок перед оперным оркестром. Пушистые ресницы трепещут, как крылья мотылька за секунду до столкновения с фонарем. Услышав в трубке нечто такое, что не доносится до меня, мальчик обессиленно падает на пол - словно в обморок, так еще и через замедленную съемку. Его изможденные глаза распахиваются на пол-лица от обиды и недоверия, въедаются в безответную пустоту экрана смартфона и пропадают из моего поля зрения - меня сковывает асфальт. Я застреваю в нем и не могу пошевелить ни корнем.
        - Уфф… Стелла, твой ментальный экзоскелет возвращается. Как я замучился - думал, лапки в кровь сотру! - выдыхает ничуть не смущенный асфальтом крот и совершенно человечьим жестом утирает пот с мохнатого лба.
        Глава 1. Беспощадная твердь Большой Земли
        Глаза Вильгельма - одного из пяти менторов Ритрита и моего персонального наставника - похожи на ледяную сталь. Как и у того мальчика прошлой ночью, они серые с голубым проблеском - только у того живые, текучие, а у ментора жесткие, чеканные. Контроль над собой он теряет исключительно редко - и тогда кажется, что по незыблемому айсбергу его взгляда пробегает трещина.
        - Ментальный экзоскелет опытного бойца Той Стороны - конструкция исключительно прочная, - хмурится Вильгельм, - я вообще не помню, чтоб на моем опыте такое случалось с сильным и талантливым человеком. С душевнобольными и морально сломленными - да. Но ты, наша Первая Названная, явно была вне зоны риска…
        Да, я главная ударная сила боевого отряда Ритрита. И я стала первой среди тех, кто получил на Архипелаге новое имя, забыв старое в пепле прежней жизни. Но это мне не слишком помогло прошлой ночью при перевоплощении в вишню.
        - Насколько я в состоянии мяукать по собственному опыту, - вступает в разговор Грабабайт, - Стелла могла послужить антенной для сигнала, который исходил от того мальчика с генератором.
        - У меня тоже такая мысль мелькнула, - соглашается ментор. - Подросток попал в отчаянное положение и пытался до кого-то достучаться - скорее всего, даже без разницы, до кого именно. И первой его сигнал поймала именно ты.
        Странно. В Ритрите у каждого своя специализация. Вильгельм и я отвечаем за тактику боя - а контактами, воспоминаниями, теорией информации и прочими смежными дисциплинами занимаются две профильные группы. Вызывать на общение надо было в первую очередь их.
        Ментор зависает, как обескураженный компьютер. Кот косится на него с выражением лукавого превосходства: будучи уроженцем Той Стороны, он обычно не упускает возможности щегольнуть эрудицией. Выдержав эффектную паузу, Грабабайт курлычет:
        - Молодое тело почти исчерпало свои физические ресурсы. Эмоциональное состояние достигло критически негативного уровня. Мальчик всеми силами цепляется за жизнь - но без посторонней помощи долго не протянет. На глазах Стеллы он утонул в…
        Байт ждет, чтобы Вильгельм проявил любопытство - а еще лучше, восхищение. Но ментор смотрит на него ровно и пусто.
        - …в Неподвластных Слоях, - кисло заканчивает кот. - Его тело еще биологически живо. А сознание уже почти ушло, но временно зависло где-то на орбите Той Стороны.
        Я внимательно слушаю и молчу. Во время предыдущих миссий на Той Стороне я сотни раз вживалась в аватаров - переносилась в сознание других людей, смотрела на мир их глазами, управляла их движениями и чувствовала все то же, что они. Но это были люди - а не деревья, которые усилием воли могли заглянуть внутрь дома и разгуливать по его комнатам, подслушивая звуки из прошлого.
        - Ага, - Вильгельм трет крыло своего огромного носа, торчащего из лица, как лезвие топора, - то есть мысленно юноша сейчас ползает вдоль шва реальности, пытаясь найти лаз в какую-то конкретную плоскость бытия.
        - Не совсем так, - мотает мордашкой Грабабайт, - не ползает, а неподвижно застрял в Неподвластных Слоях. И там, если честно, очень… - кот мнется. Он старается быть культурным и потому избегает резких выражений, - …страшно.
        За окном пушистятся безмятежные облака. Из ресторана доносится запах карамельного пудинга. Мне в левый кед попал крошечный камешек и въелся в кожу между средним и безымянным пальцами.
        - Я так поняла, мне теперь предстоит его оттуда вызволить? - мой вопрос звучит по-профессиональному бесстрастно. Играть в спасателя на Той Стороне мне доводится не то чтобы часто - но ничего, и с такой миссией справлюсь.
        - Нет. Сначала тебе - и нам всем - предстоит сообразить, как человека оттуда вообще можно вызволить, - морщится Вильгельм, недовольный собственной некомпетентностью.
        Вопроса о том, нужна ли нам эта спасательная операция, никто не задает. Та Сторона не знает, что такое случайность - все, что имеет к ней отношение, наполнено смыслом и носит характер императива. Если бы Та Сторона сочла, что проблемы того мальчика меня не касаются - она бы просто не открыла мне его.
        - Сейчас я тебе покажу нечто такое, чего ты еще никогда не видела и о существовании чего не должна сообщать никогда, никому и ни при каких условиях.
        У Вильгельма на несколько секунд учащается дыхание, что в его случае свидетельствует о потере контроля над собой - но эти секунды заканчиваются очень быстро. Ментор вытаскивает из кармана смартфон, протирает его о джинсы и четырьмя взмахами пальца, за которыми я не успеваю уследить, изображает на поверхности монитора некий символ.
        Смартфон согласно мигает и загадочно жужжит. На его мониторе заплескались морские волны - не в формате фото или видео, а реальные. Пахнет солью, Вильгельму на пальцы падает несколько капель. Ментор кладет телефон на стол, отодвигается и целится напряженным взглядом в воздух примерно на полметра выше столешницы.
        Мы сидим в пустом классе. От того, что за партами вокруг никого нет, меня мутит ощущением обостренной пустоты и одиночества. Байт тоже пялится в воздух - но я пока не замечаю ничего, кроме игры солнечных лучей на волнах в мониторе.
        - Ты хоть чуть-чуть помнишь географию? - непривычно ностальгическим тоном спрашивает ментор. - Вспоминаешь иногда свою прошлую жизнь, до Ритрита?
        Нет. Я ничего не помню и не вспоминаю. Я захлопнула за собой прошлое, оставив пути назад заминированными, мосты сожженными, а корабли утопленными. Нечего мне там искать, меня там уже нет.
        Байт тихонько прошуршал мне под бок и вытаскивает из моего кармана пластинку клубничной жвачки. Шоу начинается.
        В воздухе перед нами раскинулась вертикальная плоскость с россыпью клякс и пятнышек лунно-лимонного оттенка. Это карта нашего Архипелага - места, полностью отгородившегося и закрывшегося от Большой Земли после серии глобальных техногенных катастроф. Острова покачиваются и пульсируют, не стесняясь демонстрировать свою живую, сознательную сущность. Между ними протянулись блестящие пунктирные ниточки - разрешенные маршруты следования паромов. Самолеты, вертолеты и прочие воздушные средства передвижения не имеют права появляться над Островами, равно как и паромы не имеют права сходить с предопределенных троп. Почему так сложилось, какие тайны и опасности хранят в себе облака и море, я не знаю.
        - А теперь - сохраняем спокойствие… - Вильгельм теребит пальцами пустоту под нижнем краем карты, и ее фокус смещается. Грабабайт безбожно громко чавкает жвачкой.
        Вместо безмятежно-блестящего Архипелага над партой теперь расстилается беспощадная твердь Большой Земли, изображенная в палитре ушибов и кровоподтеков. Она шире, чем размах моих рук - если б я захотела обнять ее, мои кончики пальцев не дотянулись бы до обоих краев карты. И все это пространное тело суши ноет, саднит и гноится без надежды на исцеление.
        - То есть вы все-таки следите за тем, что там происходит? - без особого удивления спрашиваю я. Информационная политика Архипелага не менее однозначна, чем транспортная: любые контакты с Большой Землей категорически запрещены. Те, кто решились на исход, добровольно отказывались от общения даже с ближайшими людьми и не имели никакой возможности узнать о новостях тех стран и городов, что когда-то были их родиной.
        - Не по собственному желанию, как ты понимаешь, но из необходимости, - нехотя признается Вильгельм. - Если бы Большая Земля не была источником перманентной угрозы, мы могли бы не интересоваться ей. Но так как основным смыслом существования Ритрита является охрана мира и покоя на Архипелаге, мы ни в коем случае не можем допустить приближение этой угрозы.
        Раньше меня раздражала эта подчеркнутая иерархичность: менторы знают, умеют и позволяют себе намного больше того, чем довольствуются остальные обитатели Ритрита. Но потом я с этим смирилась - тем более что по мере нашего профессионального роста наставники постепенно приоткрывают нам некогда запретную информацию и планомерно приобщают к знанию высшего порядка.
        - Что там сейчас вообще происходит? Каково сейчас население планеты? Как они выживают? - странно, но я совсем не ощущаю любопытства. Задаю вопросы на автомате, чтоб не оскорбить равнодушием волнение ментора.
        - Одной фразой не объяснишь, - дергает плечами Вильгельм, - проблемы надо решать по степени их срочности. Байт, у меня нет ключа Кикко, поэтому я не могу открыть на карте сетку излучения Той Стороны. Поможешь мне найти местонахождение мальчика из Неподвластных Слоев?
        Ментор Кикко работает главным скаутом Ритрита. Он отслеживает перспективных магов с большими способностями для взаимодействия с Той Стороной, входит с ними в контакт и убеждает присоединиться к команде комплека. Я раньше думала, его деятельность ограничивается только Архипелагом. Оказывается, нет - Большую Землю он тоже патрулирует. Тогда почему упустил из вида того мальчика в полуразрушенном доме?
        Кот выдувает ярко-розовый пузырь жвачки размером со свою голову, втягивает его обратно в аккуратный ротик и пододвигает к себе вплотную ловушку снов из моей спальни. Нежно массируя лапками ее вычурное плетение, Грабабайт приглушенно верещит и чирикает, убеждая ловушку на неведомом нам языке подключиться к процессу и помочь.
        Мне досталась послушная, покладистая ловушка. Она не капризничает, не любит сарказм, не имеет обыкновения соскакивать со стены и прятаться, просто чтоб позлить хозяйку - одним словом, избавлена от большинства тех грешков и недостатков, которыми традиционно страдают ее собратья.
        Байту не приходится долго ее уговаривать: ловушка сжимается, подбирается и выпускает по направлению к карте три нити - черную, золотую и серебряную - которые сплелись в подобие спирали ДНК. Дотянувшись до плоскости карты, нити принюхиваются, сосредотачиваются и сплетаются на конце в тугое жало. Жало в раздумьи плывет над картой, как в игре «горячо-холодно». Морские участки поверхности его не интересуют - только суша.
        Побродив туда-сюда над экватором, жало клюет ничем не примечательную точку на буром пласте суши, окаймленном бахромой цвета запекшейся крови.
        - Во, он тут, - чавкает Грабабайт.
        Вильгельм хватается за воздух обеими руками, словно берет невидимую прялку. Между его пальцев засверлилось напряжение.
        - Тильда и Эмма сейчас заняты на классах, но я рискну высказаться за них. Стелла, сегодня ночью ты отправишься с обеими менторами-теоретиками на Большую Землю, чтобы вызволить этого мальчика.
        Кровь колоколом замолотила в ушах. Что угодно, только не обратно в прошлое! Пусть даже на одну ночь, пусть даже не в реальности, а через Ту Сторону… Вильгельм, ведь это будет не реальная экспедиция, правда?
        - Правда, - неловко ухмыльнулся ментор, - самая правдивая правда, которую только придумать можно…
        Глава 2. Валентность карнавала
        Та Сторона всасывает меня жадно, как ледяную газировку из горлышка. Обычно перед сном я некоторое время медитирую, вслушиваюсь в собственное дыхание или просто любуюсь через оконное стекло на обильную и озорную звездную сыпь над Архипелагом. Но в этот раз сон торопит и подгоняет меня - пленник Неподвластных Слоев не может ждать слишком долго.
        Тильда уже на месте, в саду полуразрушенного дома. Сидит по-турецки под той самой вишней, в которую в прошлый раз перевоплотилась я, и листает энциклопедию, содержание которой мне издалека не видно. Услышав приветственное «мяфк!» Грабабайта, ментор захлопывает книгу и одним щелчком убирает ее в свой персональный карман реальности - невидимую кладовку, доступ к которой имеет только сама Тильда. В моей кладовке хранится холодное оружие, мой верный нож. Ему редко доводится подолгу прохлаждаться там без дела - но сегодня он мне вряд ли пригодится.
        - Ты получала от него еще какие-нибудь сигналы? - спрашивает ментор. Я молча моргаю - ничего не получала, пустота.
        Одичавший сад, взявший нас в кольцо, дышит глубоко и мрачно. Хрустит ветвями, как затекшими пальцами, всхлипывает влажным мхом, трещит артритными корнями.
        В воздухе мелькает лоснящееся вороново крыло - это взлетают и приземляются назад на плечи волосы Эммы, совсем как в рекламе. Невозмутимая азиатская внешность не может скрыть накопленной усталости - мышиного цвета мешки под глазами разбухли, как использованные чайные пакетики. Но узкие упрямые губы скалятся в хищной, готовой к бою улыбке:
        - Дверь в дом открыта?
        Нет, она заперта.
        - Два шага назад, - командует Эмма - и лупит по замку правой ногой. От короткого прицельного удара дверь хрипит и на пару сантиметров отходит от косяка - но все еще цепляется за него длинными зубьями замка.
        Хрясь! Со второго удара дверь распахивается во всю ширь и больше не пытается шевелиться.
        - Он там, - показываю я в сторону, противоположную от кухни.
        - Он сейчас на стабильном резерве, поэтому позволим ему еще несколько минут подремать спокойно, - возражает Тильда и направляется к столам с разложенным на них сухими травами. - Шакинзей! - она хватает разлапистую ветку с тонкими, похожие на иглы листьями и трясет ей в воздухе. Листья позвякивают, как колокольчики. - Он не растет в дикой природе. Пока стебель совсем юный, ему нужна забота человеческих рук, иначе пропадет.
        - И зачем его выращивают? - уточняет Эмма.
        - Он увеличивает личностную гравитацию.
        Не все термины из лексикона теоретиков мне понятны - равно как и им не всегда ясны мои приемы и навыки. Вспомнив об этом, Тильда поясняет:
        - Делает человека более целостным. Помогает собраться, сконцентрироваться и надолго остаться в состоянии предельно плотного самоощущения и самоконтроля. А вот бередана ксис, - теперь в руках Тильды оказывается ветка длинная и мягкая, свисающая, как кнут, почти до пола. - Ее наматывают на тело, как пояс или как портупею. Она помогает унять эмоциональные вибрации и выровнять их в отполированный диапазон.
        - Люди, закупавшие саженцы для этого сада, неплохо разбирались в психо-ментальной деятельности, - бросает Эмма и взбегает на второй этаж, так как ей кухонный гербарий ни о чем не говорит.
        С закрытой дверью в запыленную комнату расправляется так же, как с входной - «удар же лучше рукопожатия!».
        - Карпинеллум! Возьму себе! - Тильда вспоминает, что время миссии ограничено, и тоже летит вверх по лестнице - попутно запихивая в нагрудный карман сарафана связки черных литых ягод. - Редчайшие плоды! Умеренно ядовиты, поэтому применяются дозировано. Помогают восстановить поврежденные ячейки мозга. А это… Ох… Надо же…
        Пока Эмма обследует пыльный кабинет, Тильда проходит в развороченную спальню. Подбирает с пола белое платье и прикладывает к себе. Многослойный подол сшит из тончайших прозрачных полотен - даже наложившись друг на друга, они позволяют рассмотреть силуэт ног. Это пышное облако в сочетании со строгим чернильным корсетом удивительно идут Тильде с ее рыжими локонами и бледно-восковой кожей.
        - Да, и вот такие башмачки… - кораллово атласная туфелька прикладывается подошвой к балетке Тильды, точно совпадая по размеру.
        - Эй. Тебе не кажется, что здесь крепко смердит воспоминаниями? - Эмма просовывает голову в спальню, стоя в коридоре на полпути к кабинету. - Застарелыми, матерыми.
        - Конечно! - вальсирует сама с собой Тильда, воздушно скользя между завалов перчаток, париков и панталончиков на полу.
        - Причем воспоминаниями разных эпох.
        Тильда тормозит, как вкопанная.
        - Исторические реалии кабинета лет на сто отличаются от барахлишка в спальне.
        - А внизу в гостиной так вообще современная цивилизация, - шепчет Грабабайт.
        - Мы сейчас в гостях у моих дальних родственничков, - Эмма встает враспор в дверном проеме, по-хозяйски уперев руки и ноги в дверной косяк. - Здесь жили карнавалеты.
        В коридоре второго этажа пахнет настоянным на травах холодом. Воздух врывается через пролом, оставшийся после бомбежки бывшей спальни мальчика. По стене идет трещина, через которую виднеются руины.
        При слове «карнавалеты» ветер резко выдыхает- и замирает.
        - Эти люди никогда не могут оставаться сами собой. Они как ветер. Им надо постоянно менять направление и силу, статичность губит их, - Эмма проскользывает в спальню по стене, как тень. - Представьте себе осьминога. Из его головы в разные стороны растут щупальца, позволяя охватить весь спектр пространства вокруг себя. Карнавалеты такие же. Они одновременно север и юг, вправо и влево, холодно и горячо.
        Мужчина и женщина. Эмма при рождении была мальчиком, но затем сменила пол. Правда, мышцы обмануть не удалось - потому и выбивает двери так же походя, как пушинку с ресниц смахивает.
        - Оборотни, - с уважением, но без страха мурлычет кот, вороша лапкой гору белья.
        - Индивиды с феноменальной валентностью, - поправляет его Эмма. - Совместимые с любой личиной. Гении маскарада. Отсюда и название «карнавалеты». Валентность карнавала.
        - И ты… - Тильда сбрасывает платье на пол и подтягивает пояс повыше, чтоб карпинеллум не выпал, - карнавалет в каком поколении?
        - В шестом, - бурчит Эмма. - Моя кровь слишком размыта. С точки зрения породистых представителей, я как болонка, скрещенная с бульдогом, березой и лейкопластырем. Я…
        Тильда встряхивает огненными локонами и мягко, но безжалостно прерывает ее:
        - Идем.
        Мальчик лежит на полу в гостиной, возле генератора, и кожа его светится так, словно наружу пытается прорваться целое звездное небо. По нему не видно, что он дышит - но и на мертвеца не похож. Он жив - просто окостенел в странном положении, вперив подбородок вертикально к потолочной балке, крепко сведя щиколотки и вытянув руки по швам.
        - Погодите, - Эмма чешет ребра под обвисшей майкой-алкоголичкой, закапанной крепким травяным чаем. В чем заснула, в том и пришла, - надо бы сначала документы какие-нибудь поискать. Паспорта, свидетельства, удостоверения, метрики… Он же, когда проснется, будет помнить самого себя в лучшем случае выборочно. Как его зовут вообще? Сколько ему лет? Хоть какие-нибудь факты есть?
        Начинаем поиск. Ящики, дверцы, полки, коробки, под матрасами, под коврами, за шкафами и внутри гардин - ничего, пусто. Нет ни банковских карт, ни монет, ни USB, ни предметов непонятного назначения, которые можно было бы принять за носителей-хранителей информации.
        - В смартфоне должны быть данные, - Эмма поднимает гаджет с пола и запихивает себе в карман спортивных брюк. - Надеюсь, не сотрется при переходе.
        - Я проверил кабинет, - Грабабайт мчится вниз, сигая через три ступеньки, - нет ни имен, ни подписей, ни вензелей.
        Тильда подходит к распростертому на полу телу. Деликатно садится на корточки, всматривается в правый висок. Особая специализация менторши - умение читать мысли. Если никаких данных не обнаружилось при физическом обыске, они могут найтись при ментальной разведке.
        - Там… какое-то замершее болото, - тревожно комментирует Тильда состояние мыслей мальчика. - Там темно и ничего не происходит. Его сознание живо, но в нем нет мыслей. Это все равно что в живом теле нет кровотока. Я бы не советовала затягивать наше присутствие здесь. Предлагаю начать транспортировку.
        Лицо Эммы умеет отражать самый ограниченный спектр эмоций и состояний: утомление, раздражение, философскую непроницаемость. Сейчас в своей загадочной медитативности оно похоже на иероглиф - который обращается ко мне и становится непривычно тяжелым.
        - Тебе, Стелла, еще не приходилось встречаться с таким способом взаимопроникновения Той Стороны и Этой. Тебе придется испытать повышенную нагрузку - как и нам всем, впрочем.
        Грабабайт сжимается в комок и мелко поцарапывает когтями пол - уже весь в напряжении.
        - Прямая корпоральная транспортировка осуществляется исключительно редко. Этот процесс травматично энергозатратен и для его участников, и для самой Той Стороны. Насчет того, что с его технической стороной ты справишься, у меня сомнений нет. Но ты можешь оказаться эмоционально уязвимой, когда увидишь результат.
        Я прямо и равнодушно смотрю на ментора. Чего такого я еще не видела, после всех тех луж и рек крови, которые я пролила в борьбе против иррационального зла? После ритуальных жертвоприношений в Черной Зоне, после борьбы с тенями и невидимками, после тех сотен раз, когда я еле-еле оставалась в живых?
        - Мальчик материализуется у нас в Ритрите. Его тело появится на кровати в одной из спален - и это будет по-настоящему его тело. Здесь на полу станет пусто.
        Я вздрагиваю. Та Сторона всегда была антиподом Этой Стороны, ее химерой и отражением. Через границу, разделяющие два слоя реальности, можно ходить хоть каждую ночь - при наличии определенных навыков. Можно даже проносить туда-сюда предметы - как мою ловушку снов, например. Но я никогда еще не слышала и не видела прямой телепортации живого существа - мы же ведь телепортацией собираемся заняться, правильно?
        Грабабайт конфузливо залезает лапкой в карман на джинсах мальчика. Пискнул:
        - Неловко обыскивать спящего…
        Эмма безразлично кивает:
        - Если при нем находятся предметы, способные вызвать помехи при транспортировке, от них надлежит избавиться.
        Я не самый дружелюбный человек на свете. Вызвать у меня симпатию сложно. Особенно - моментальную. Но я почему-то не испытываю ни тревожности, ни сомнения при мысли о том, что этот незнакомый мне карнавалет, чьего имени я не знаю, вот-вот очнется по соседству со мной и будет пользоваться теми же благами жизни в Ритрите, что и я.
        Мне нравятся его благородные черты лица, нос с горбинкой, заостренный подбородок. Нравится собранность и деловитость позы, в которой он лежит, сжав пальцы. Не хочется, чтоб он умирал или оставался в таком состоянии навечно.
        Грабабайт завершает обыск и докладывает, что причин для помех не обнаружено.
        - Стелла, вставай вон туда, - Тильда молочно-белым пальчиком указывает на стопы спящего. Сама она располагается слева от него, Эмма - справа. Грабабайт садится возле макушки, обвернув лапки хвостом. - Мы с Эммой сейчас создадим опорный каркас для переноса. Вам с Грабабайтом не потребуется выполнять никаких специальных действий - просто приложить к процессу свою энергию. Эмма, а вот ты… Тут один нюанс есть… Насколько вы склонны менять свою природу при перепаде ментальных нагрузок?
        Тильда, как всегда, тактична и предусмотрительна. Тот же самый вопрос можно было сформулировать по-другому: «В какой момент тот объект, с которым мы будем заниматься, перестанет быть идентичным самому себе? Насколько радикальными будут перемены, когда объект выйдет из-под контроля?».
        Взгляд Эммы режет, как вороненая сталь. Она хлопает себя по грязной майке, потом сует руки в карманы штанов и - не балует нас деликатностью:
        - Черт его знает.
        Грабабайт подходит к делу ответственнее всех: жмурится, морщит переносицу, шерстка на затылке хорохорится и затвердевает.
        Тильда и Эмма осматривают тело мальчика с внимательностью хирургов. Ветер посапывает в ветвях окружившего дом сада.
        Тильда подбрасывает по направлению к Эмме компактный комок воздуха. За доли секунды он тяжелеет и наливается темнотой. То, что ловит в ладони Эмма - уже не воздух, а сконцентрированная субстанция, которая не то жжет, не то холодит ее ладони… Эмма не в состоянии удержать в пальцах этот комок. Она отбрасывает его обратно - и над солнечным сплетением мальчика материализуется голубь.
        Он выплавляется из воздуха перышко за перышком и коротко подергивает головой. Поверх светло-серой раскраски на него налеплена броня темных коротких перышек. А оба крыла заканчиваются снежно-белыми перьями-лезвиями, идеально симметричными и настолько остро заточенными, что о них даже взглядом боишься порезаться.
        - Птичка, - констатирует Грабабайт, не открывая глаз.
        Я чувствую себя зажатой в капкане, обхватывающем все тело. Челюсти смыкаются на локтях, на коленях, на шее, на щиколотках, на лбу - но мне не больно, а всего лишь неповоротливо.
        Мальчик пытается отреагировать. Он похож на тесто, которое начинает подниматься. Или на сыр, который вскипает в духовке мелкими пузырьками. Он не открывает глаз - но он отвечает нам.
        Обстановка дома по периферии зрения покрывается пеплом и сумраком. Превращается в абстрактное обозначение самой себя. Истаивает.
        Я выхожу на Эту Сторону там же, где обычно - в своей постели, в Ритрите. Грабабайт похрапывает рядом, уткнувшись лбом в мой локоть.
        Домики сотрудников Ритрита устроены по одинаковой планировке: четыре спальни, каждая из которых смотрит на свою сторону света. В центре дома - кухня. В одном из домов, видных из окна моей спальни, никогда не горел свет.
        Сейчас горит. Там на кровати под капельницей лежит безымянный мальчик, который почти умер на Большой Земле. А теперь - оживает. Дышит. Скоро откроет глаза.
        Глава 3. Спасательный лже-корабль
        Он тоньше льдинки или бабочкиного крыла. Он похож на музыкальный инструмент. Он лежит на простыне кремового оттенка, по которой рассыпались бестолковые синие мотыльки - где нарисованные, где вышитые.
        - Уже совсем скоро, - шепчет Тильда, накручивая на палец свой огненный локон. - Мыслительная активность повышается. Поднимается, как прибой.
        Настоящий прибой шебуршит о берег в нескольких минутах ходьбы. Светлый и солнечный день даже не подозревает о драме, которая разворачивается внутри Ритрита: выход из Неподвластных слоев - процесс сложный, болезненный и… не всегда увенчивается успехом.
        Мальчик делает первый по-настоящему глубокий вдох. Не пытаясь открыть глаза, шевелит губами - но по их движению, быстрому и выразительному, нельзя опознать язык фраз.
        - Поток мыслей в его голове сейчас похож на вихрь мусорной кучи во время предштормового ветра, - констатирует Тильда. - Очень плотный, но совершенно бессистемный. Ничего не могу понять.
        Он всхлипывает и тянет вниз простыню, которой укрыт до горла. Аона прикладывает палец к губам и велит всем особенно тщательно молчать.
        Аона именно тот человек, к которому хочется прижаться всем телом после испуга, травмы и неожиданного пробуждения. Улыбчивая, в теле, с крупными и чистыми чертами лица, эта ментор олицетворяет собой все гостеприимство Ритрита, всю его материнско-домашнюю сторону.
        Только вот мальчик смотрит на нее совсем не с радостью и не с надеждой. Его глаза мутноваты и полны раздражения.
        - Привет! С пробуждением! - тембр голоса у Аоны такой, будто она сейчас вытащит из духовки противень с пирожками.
        Раздражение в глазах пациента сменяется злобой.
        - Ты в Ритрите. Это не Большая Земля, это Архипелаг, - делает свою попытку Тильда, - и тут же злость, коротко моргнув, переключается на нее.
        Грабабайт, повиливая упитанной тушкой, подходит к краю кровати, встает на задние лапки и обнюхивает пальцы мальчика - ничем пока не выдавая, что он не совсем обычный питомец. Вот же умный хитрюга!
        - Киса! - мальчик вскрикивает тонким, слишком детским для его возраста голосом и начинает гладить Байта, демонстративно не обращая внимания на людей.
        - Ты хорошо себя чувствуешь? - снова Аона.
        - Возьми, попей, - протягивает стакан Эмма.
        - Привет, - с полувопросительной интонацией говорю я.
        Грабабайт прыгает на кровать, под бок к мальчику. Тот гладит его - и полумертвецкое выражение с лица спадает. Может, он недоразвитый? Не понимает наш язык? Повредился умом при выходе из Неподвластных Слоев?
        - Тебя доставили сюда на спасательном корабле, - подает голос Кикко. Уж на него не обратить внимание невозможно: статный ментор с темно-шоколадной кожей и волосами, выкрашенными наполовину в оранжевый, наполовину в сиреневый цвет. - Одного, без документов и сопроводителей. Тебя спасли после экстренных событий. Ты помнишь, что именно с тобой случилось?
        - Такой пушистый, - улыбается мальчик, видя и слыша только Грабабайта.
        - Муррр, - подтверждает кот.
        - Такие глазки большие…
        - Муррр!
        Вильгельм неподвижно стекленеет - признак скорого начала большого гнева - но пока молчит.
        - Пузико тебе можно почесать?
        - Можно. Только сначала скажи, как тебя зовут, - соглашается Байт.
        - А! - вскрикивает мальчик на куда более басовой ноте и вжимается макушкой в спинку кровати, - А…рчи.
        Эмма успела предупредить нас, что у карнавалетов может быть до нескольких десятков имен: пять или даже больше даются при рождении, остальные человек выбирает сам или получает в подарок в течение жизни. Данные при рождении имена используются для тех первых масок, которые юный многоликий освоит первыми. Дальше он сможет культивировать столько личин, сколько сочтет нужными, подбирая для них новые имена - или оставляя безымянными. Итак, в своей первой для Ритрита ипостаси наш новый гость решил стать Арчи.
        - Как, вы говорите, меня везли? - не отпуская Байта, Арчи удосуживается поднять глаза на Кикко. Слышал, значит, вредина, от кого исходил голос.
        - На спасательном корабле. Ты был без сознания и в критически тяжелом состоянии непонятного свойства.
        - Как это? - голос Арчи уже совсем не как у малыша. Теперь он в цельном, обычном образе подростка.
        - Не бойся, у тебя нет переломов, разрывов органов - ничего такого. Но твое тело ни на что не реагировало, было бесчувственным и стабильно слабело. На Большой Земле не знали, что произошло с тобой и как тебя лечить, и поэтому отправили сюда - как можно быстрее, потому что время твое истекало. Какие у тебя последние воспоминания остались?
        Арчи жует губы - значит, помнит. Я обычно имитирую незнание, когда знаю что-то слишком хорошо. Менторы на него не давят: от того, что он сейчас скажет, будет зависеть их стратегия общения с ним. Комплекты лжи во спасение давно заготовлены и ждут, чтоб один из них открыли.
        - Я не помню никакой катастрофы, - выталкивает из себя новый гость Ритрита. - Спасательный корабль тоже не помню, вообще ничего не помню.
        - Что ж, будешь вспоминать постепенно, по мере восстановления. Память к тебе вернется, не волнуйся, - успокаивает Аона. - Если при критических состояниях наступает временная амнезия, это хорошо - это свидетельствует о том, что включились защитные механизмы нервной системы.
        - Но постарайся, пожалуйста, вспомнить, по максимуму о том, что касается твоего здоровья, прошлых травм и заболеваний, - просит-настаивает Кикко. - Остальное сейчас не так важно.
        Менторы хитрые и опытные, а я нет. Я впервые приглашена стать участницей такого спектакля, поэтому чуть хриплю от волнения, когда делаю шаг вперед и произношу:
        - Арчи, тебе предстоит альтернативная ментальная терапия. Не волнуйся, это довольно весело - больше развлечение, чем лечение. На первых порах проводить для тебя эту терапию буду я.
        Ночью я без спроса веду его на Ту Сторону.
        Глава 4. Незваные гости в пластах времени
        - Это виртуальная реальность? - уныло спрашивает Арчи, как только мы одновременно просыпаемся на территории сна.
        Интересно. Он слишком хорошо осознает себя и понимает, что это не обычная греза - а такой слой сознания, в котором мы можем общаться так же непринужденно, как в повседневности.
        - Нет. Это наша реальность, только с изнанки.
        - Значит, виртуальная, - жмет он плечами.
        Можно сказать и так. Только в виртуальной или дополненной реальности ты можешь умереть и закончить игру - а потом снять шлем и датчики и пойти на кухню за чизбургером. Та Сторона же ничего не оставляет без последствий.
        Вильгельм разъяснил мне это в свое время так: «Наши судьбы не прописаны раз навсегда. У большинства событий есть некий шанс наступления - они могут произойти с большей или меньшей вероятностью. Всегда есть варианты, вариации, ответвления судьбы. Например, у человека была высокая вероятность попадания в аварию на Этой Стороне, что закончилось бы комой. Но если на Той Стороне в дело будет введен усилительный потенциал, он превратит эту вероятность в неизбежность».
        Вот тебе виртуальная реальность, Арчи, на. Играй смелее.
        В большом темном доме накрыт стол на двадцать-тридцать персон. Несколько поколений семьи готовятся приступить к застолью - но пока что сидят по диванам или топчутся по углам, ожидая, по всей вероятности, прибытия виновника торжества.
        - Видишь кого-нибудь знакомого? - спрашиваю я.
        - Нет, - еще раз жмет плечами он. Апатия удивительная.
        Я же вижу не знакомую, а квази-знакомую по имени Аделаида. На изнанке реальности иногда приходит понимание, что ты знаешь многое о существе, которое на самом деле встречаешь в первый (и, скорее всего, последний) раз. Знаешь имя, биографию, привычки и секреты вплоть до сокровенных детских обид - только не знаешь, зачем Та Сторона подтолкнула этого человека к тебе и чем увенчается ваша встреча.
        Разведенная Аделаида воспитывает двоих малюток и сияет чистотой. Ее бледное овальное личико с узким подбородком обрамляет рамка чернющих волос, а светло-серые глаза источают нежность и скромность.
        Но так было не всегда. За плечами Аделаиды - годы ненависти и саморазрушения. Она пришла к свету только потому, что не нашла смерти. Она оказалась на стороне любви случайно - но честно сделала все усилия, чтоб закрепиться там. Такие лица, только суровее, встречаются у монашек.
        Она почтительно беседует с матроной, чья фигура напоминает избушку на курьих ножках: неотесанная глыба в клетчатом платье, водруженная на тонкие кривоватые икры.
        - Как это… Как это так? - вздрагивает Арчи.
        Время сместилось, и застолье теперь в полном разгаре. Мы же продолжаем стоять на том месте, где и минуту назад.
        - Наша первостепенная задача сейчас - бережное восстановление работы твоей памяти. - Я стараюсь выговаривать врачебно-успокоительные фразы так, будто не заучила их с подачи менторов, а произношу их уже не впервые и не для первого подопечного. - Для начала мы разогреем твои нейроны - как бы мотор заведем - отвечающие за ориентацию во времени. Я с тобой, я тебе все объясню - но ты и сам, пожалуйста, проявляй как можно большую внимательность.
        Очередная ложь из коробочки. На самом деле, Та Сторона просто отрицает линейность и любит сдвиги и искривления. Арчи еще предстоит на это насмотреться…
        - Помянем же, - всхлипывает матрона в клетчатом платье, - нашу славную Аделаиду. Да спится крепко ей на облаках тенистых…
        Гости тихонько завывают и подносят к глазам бокалы, чтоб сдобрить вино слезами.
        - Она ведь… только что ушла на грядку, нарвать свежих овощей? - бормочет Арчи.
        Изумительно. Это его дебютный осознанный переход на Ту Сторону - а он уже улавливает то, что недоступно взгляду. Я тоже знала, что Аделаида отправилась на огород - но мы не видели, как она вставала с дивана, так как уже находились на середине временного сдвига.
        - Что с ней случилось? Как все об этом узнали?
        Я понимаю, что моего подопечного волнует вовсе не судьба незнакомой девушки - а те вихри, которые разрывают сейчас его собственное сознание, сметая на своем пути устаревшие представления о логических связях во вселенной.
        Аделаида предстает перед нами - призрак, материализовавшийся спиной к столу, откуда ее никто не замечает:
        - Я наклонилась к душистой зелени и принюхалась. Вместо аромата свежести меня накрыло ощущение тревоги. Переведя взгляд на соседнюю грядку, я увидела, что там лежали две отрезанные детские ручки. Чистые и пухлые кисти рук, без единой капли крови… Не настоящего ребенка, конечно - игрушки, манекена. Но кому потребовалось оставлять на грядке такой зловещий знак?
        Арчи слушает в завороженном смятении.
        Покойницу перебивает визг издалека: «Черное существо! Черное существо!».
        Гости вскакивают из-за стола и уносятся врассыпную. Аделаида, с любопытством крутя головой, заглядывает в соседнюю комнату в поисках чудовища. Затем проследует в коридор…
        - Мы сейчас наблюдаем течение сразу нескольких пластов времени, - я не уверена, что Арчи меня слышит - все его внимание сконцентрировалось на коридоре. Но все равно продолжаю: - Аделаида сейчас одновременно и проживает свои последние секунды, и показывает нам, как это было, будучи уже привидением. Ее родственники сейчас и поминают ее, и спасаются от того зверя, что загрыз ее. Мы же стоим и смотрим - и в то же время… Арчи, бегом!
        Я хватаю его за локоть и мчусь к крошечной ванной, куда успела забиться вся сидевшая за столом толпа. А это уже пространственные искривления Той Стороны, ее метрический сколиоз - и он предусматривает, что в закрывающуюся дверь, как в последний вагон, заскочим Арчи и я. И еще - что, захлопнувшись и сделав нас невидимо-недоступными для зверя, она в то же время не будет доставать нескольких сантиметров до косяка, оставляя щедрый зазор для просмотра.
        - Там у нас есть что-нибудь? - Аделаида наклоняется и приподнимает невидимые листья высокого огородного растения.
        Сзади на нее бросается нелепое создание: словно бы человек среднего роста, с головы до пят в черном махровом чехле без лица. Чехол дешевый, драный, старый и велик ему. Эта тьма наваливается на Аделаиду и сминает ее - а когда встает, Та Сторона уже выдвигает нас далеко за пределы дома.
        - Зачем нам показали это? - безучастно спрашивает карнавалет.
        - Чтоб ты почувствовал острое различие между смертью и жизнью и понял, насколько жизнь в своей непостижимости прекрасна и достойна того, чтоб за нее держаться, - скомканно бубню я. Я никак не ментор-теоретик, ну совсем. И дальше - неправдоподобно елейным, дурацким голосом добавляю: - Тебе понравилось упражнение?
        - Вполне, - кивает он с вялостью разминаемого в ладони мармелада.
        И отшатывается от меня на Эту Сторону, чтоб проснуться в Ритрите.
        Поразительное владение навыками перехода. Интересно, это у карнавалетов врожденное?
        Глава 5. Первые шаги без надзора
        - Мне обязательно быть его тренером-сопровождающим? - это, конечно, риторический вопрос. Та Сторона уже приняла решение.
        Вильгельм и Эмма не отвечают и продолжают шагать вдоль кромки обрыва. Слева - море. Вверху - небо. Справа в траве по-разведчицки крадется Грабабайт, отслеживая, чтоб нас никто не подслушал.
        - Я могу узнать хотя бы нашу общую линию поведения? Чего мы хотим от него добиться, к чему надо его подвести?
        - С этим сейчас разбираются другие люди, - по резкости тона наставника я понимаю: ему досадно, что он сам не слишком относится к числу тех людей.
        Арчи тем временем обедает у себя в комнате, глотая пюре с ложечки медленно-медленно - словно чтобы намеренно дать нам побольше времени. О нашем походе ночью на Ту Сторону мне не пришлось докладывать менторам - у них есть возможность дистанционного слежения за своими подчиненными и подопечными.
        - Возможности и особенности среди карнавалетов настолько же разные и неодинаково выраженные, как и среди всех остальных существ. Только в их случае определить среднеарифметическое еще сложнее, чем… Да, я говорю «их», а не «нас», - повышает голос Эмма, - потому что я, повторюсь, имею к карнавальным довольно отдаленное отношение. По тому, что мы наблюдали, невозможно установить точный опыт общения Арчи с Той Стороной. Но одну подсказку мы получили явно: дом, семья.
        - И смерть в семье, - уточняет Вильгельм. - Пока вы вчера общались с Аделаидой, Кикко посетил тот дом, откуда подавал сигнал Арчи. Местность там несколько месяцев назад пострадала от техногенной катастрофы - но какого именно характера, выяснить не удалось, потому что в таких местах лучше надолго не задерживаться. Остальные дома вокруг примерно в таком же состоянии, разной степени запущенности. И ни единой живой души во всем поселке, и ни единого документа.
        Грабабайт виляет хвостом над травой, давая понять: хоть высокие стебли и скрывают его тельце, наш доблестный охранник никуда не исчез и продолжает обеспечивать конфиденциальность нашего разговора.
        - Мог ли Арчи попасть туда такой же телепортацией, которой мы забирали его? - интересуюсь я. - Она, кстати, оказалась не такой уж и энергозатратной. Или он как-то выживал там один после потери родителей?
        - С чего ты взяла, что те комнаты наверху принадлежали его родителям? - хлопает глазами Эмма. - Арчи мог быть случайным бродягой, бывшим слугой, позарившимся на состоятельные домишки мародером…
        - А смартфон его, как он? - продолжаю пытать я.
        - Похоже, все-таки повредился при переходе, - я снова слышу тот же резкий тон Вильгельма, который сигнализирует досаду. - Мы его храним в сейфе, но пока не знаем, подлежит ли он восстановлению.
        Странно. Ситуация авральная - а два ментора из пяти вальяжно прогуливаются вместе со мной вдоль моря, вместо того чтобы отчаянно пытаться реанимировать телефон Арчи или выудить информацию из него лично.
        - Мы полагаем, что в следующей вашей совместной миссии снова придется посетить некий дом. Попробуй дать там ему самостоятельность, - инструктирует меня Эмма, - или даже нет, вели его эту самостоятельность проявить. Пусть в одиночку, вне твоего поля зрения посовершает какие-нибудь действия, а потом доложит о них.
        - Ага, доложит он, - не верю я, - скажет, опять память отказала.
        - Докладывать о действиях Арчи может не только сам Арчи, - хихикает из клумбы Грабабайт, - а мы потом сверим то, что увидели менторы, то, сообщил мальчик, и то, что сообщил я.
        Ок, пускай будет так.
        До самого отхода ко сну я занимаюсь одним и тем же - всякой ерундой, которая помогла бы мне отогнать мысли о Большой Земле. Я уже давно не принадлежу к ней, почему бы она должна меня волновать? У меня есть свои непосредственные дела и задачи и днем, и ночью. Если вникать во всепланетные проблемы, с которыми не смогли справиться эксперты всех континентов, я (да и кто угодно) только зря разбередит себе нервную систему и вгонит себя в депрессию. Не думать, не думать, не думать… о розовом слоне.
        К Арчи до отхода ко сну я даже не заглядываю - ни к чему. Пусть отсыпается, отъедается и смиряется с осознанием того, что теперь он часть Ритрита. Ночью на Ту Сторону мы выходим, как и в прошлый раз, практически одновременно.
        Подростковая насупленность не покидает моего подопечного. Вернее, в его конкретном случае эта типичная возрастная насупленность оказывается возведенной в третью степень, помножившись на недоверие к нам, ритритовцам, и бескрайнее отчаяние от того, на что он успел насмотреться до того, как попал на наш безмятежный Архипелаг.
        Мы в поселке, протянувшемся по обе стороны широченной трассы. Его обитатели, несомненно, зарабатывают на жизнь обслуживанием туристов и проезжих - вокруг поселка до самого горизонта простираются луга, а дома пестрят вывесками «Хостел», «Ночлег», «Массаж», «Домашний обед», «Аппетитный отдых».
        - Куда мы идем? - в блеклом голосе моего ученика не звучит никакого энтузиазма. Впрочем, мне в свое время тоже приходилось преодолевать и апатию, и сомнения, и откровенное нежелание выполнять задания, навязанные Той Стороной - поэтому я его отчасти понимаю.
        - Куда велят. Я пока не знаю.
        Грабабайт подбегает к краю траншеи, прорытой вдоль проезже-пешеходной части улицы:
        - Восхитительно! Прогулочная часть для домашних животных расположена ниже уровня земли! Чтоб они не какали туристам под ноги и не бросались под колеса их машин!
        В траншее деловито бредут в обе стороны свиньи, ламы и пятирогие козы. Животные без погонщиков и пастухов строго придерживаются своей полосы движения и не лезут на встречную. Граба без раздумий сигает на спину лоснящемуся борову и катит куда-то по свом делам. Я не вмешиваюсь. Кот должен гулять сам по себе, тем более что на Той Стороне его мало что может удивить.
        - Какое чудное название, - вытягивает руку Арчи. Какие же у него все-таки пианистские запястья.
        Я вздрагиваю. Ученик впервые проявляет хоть какую-то инициативу. «Байковый сон» - гласит вывеска над крыльцом двухэтажной семейной гостиницы. Приземистый дом терракотового оттенка, в заросшем сорняками саду лениво копошится растрепанная старуха.
        - Нам сюда, - киваю я.
        - Откуда ты знаешь? - Арчи трепещет, пошире распахивает глаза. Причинно-следственная инерция Той Стороны прикоснулась к нему впервые - и это проще заметить со стороны, чем по самому себе.
        - Просто потому, что из всех десятков домов именно этот не оставил тебя равнодушным, - пожимаю плечами я и толкаю калитку. - Это упражнение является логическим продолжением предыдущего. На этот раз тебе предстоит проявить самостоятельность… Вернее, даже не так - насладиться свободой своего самоощущения, своего выбора и своих решений.
        Арчи косится на меня с непониманием.
        - Тебя после всех твоих приключений вполне объяснимо сковывает стресс - а стресс препятствует восстановлению и памяти, и всего организма. Здесь же ты можешь полностью расслабиться. С одной стороны, окружающая обстановка кажется полностью реальной, ведь правда? С другой - это всего лишь фикция, эмуляция. Тут ты можешь спокойно делать все, что сочтешь нужным. Тебя никто не накажет и не пристыдит.
        Ха, со второго раза впаривать умилительно-напыщенную ложь получается намного проще. Очень хочется добавить: «Можешь безответственно и безнаказанно вытворять все, что в голову взбредет - хоть вон тому селянину шею свернуть. Пока что у тебя нет ни своего Устава, ни заданий, ни системы поощрений или наказаний за их выполнение. Валяй, гуляй, пока мой нож в кармане реальности наготове!». Но я продолжаю трындычать в строгом соответствии с ролью:
        - Главное - прислушивайся к своим ощущениям как можно глубже и честнее. Не останавливай себя ни от чего, что ты хотел бы совершить - но и не ввязывайся во что попало, лишь бы не остаться без дела. И еще. Когда будешь один и сосредоточен, захвати на память какую-нибудь одну вещь, которая тебя позовет. Размеры и качество значения не имеют - главное, чтоб ты смог ее унести.
        Мы толкаем калитку и заходим. Внутри семейная гостиница тусклая, чистая и обставлена старинно-неподъемной мебелью. Управляют ей двое: старуха из сада и ее супруг, такой же сгорбленный и выцветший от прожитого быта. Название оправдывает себя полностью: на кроватях и креслах - байковые покрывала, а перед сном хозяева бесплатно рассказывают постояльцу байки вместо колыбельных.
        - Но разве пора спать? - Арчи растерянно отодвигает занавеску и видит, что на смену лениво-запыленному послеполудню пришли густые хмурые сумерки. Время чуть ускорилось, чтоб не вынуждать нас впустую слоняться по дому в ожидании основного задания.
        - Пора, пора! - кудахчет хозяйка и отводит меня в комнату на втором этаже. Судя по обстановке, раньше здесь была гостиная с камином - но потом ее ради экономии пространства переделали в спальню. От гостиной остался, собственно, камин и иконостас с лобастыми ликами инквизиторов, размахом в полстены. Кровать ни к месту раскинулась посреди комнаты - одеяла и перины стекают с нее на пол, как оплавленный воск со свечи.
        Я укладываюсь на самый край - чтоб было удобнее вскочить в случае чего. Старуха притулилась на дальний от меня угол и затарахтела бессмыслицу о давних седых временах и именитых гостях, которых у нее за столом якобы ели кулебяки с петушатиной.
        Мне почему-то кажется, что Арчи сейчас не в постели и даже не в компании хозяина. Да, старикан подхватил его под локоть и повел на чердак, не видный с дороги из-за скатов крыши - но я не ощущаю его присутствия там. Конечно, можно поднапрячься и выяснить, где точно находится мой подопечный и чем занимается - но зачем? Моя функция при нем заключается вовсе не в том, чтоб держать его за шкирку и кормить с ложечки. Птенец должен оперяться. А я - должна сосредоточиться на своих непосредственных обязанностях.
        Делаю вид, что заснула. Хозяйка выскальзывает за дверь, почтительно кивнув на прощанье. Я стараюсь удержать взволнованное, азартное дыхание в тисках: обычно я стараюсь выполнять задания на Той Стороне как можно быстрее, ибо в моей работе главное - эффективность. Но сейчас основная роль в миссии принадлежит Арчи, а я лишь гарнир к нему. Значит - можно вдоволь поиграть.
        Даже через лайкру спортивного костюма (я легла, не раздеваясь) чувствуется, насколько байковое покрывало давит и кутает. Оно тяжелее и глуше обычной ткани, оно тут не просто так.
        Проходит время, достаточное для того, чтоб внимательно прочесть два разворота журнала. Дверь спальни без единого скрипа открывается, и пепельное льняное платье старухи с неимоверно юной грацией проскальзывает обратно в комнату. Старуха садится на тот же угол кровати, что и прежде - только неслышно, чтоб не разбудить меня. От нее веет злорадным предвкушением и мелочной радостью мошенницы.
        - Наконец ты вернулась! - я переворачиваюсь на живот и змеей проскальзываю к визитерше. Трусь, как кошка, о ее бок и бедро, - я заждалась! Давай, приступай!
        Грязное от старости лицо изумленно темнеет в обрамлении седых лохм. Владелица гостиницы не может поверить, что отупляющая байковая магия не взяла меня, и что я смогла учуять ее подлинные намерения. А учуять их очень просто - надо лишь слушать Ту Сторону, слушать внимательно и глубоко. И еще надо пройти через очень много опыта, боли и жестокости. Потом все станет элементарным.
        - Покажи мне свои воровские перчатки, - мой голос шелестит, как лепестки под ветром, - ты ведь пришла обобрать меня, правда?
        Бред какой-то. Я словно не я. Но это не так, как раньше с аватарами, и не так, как с потерей ментального экзоскелета. Я раздвоилась - и сейчас та я, которая нежно перебирает похожие на паклю старческие косы, просто актриса. С актрисой ничего в ни в коем случае не может случиться. А другая я - ее суфлер и режиссер, и я смотрю на сцену со стороны, не из этой комнаты.
        Старуха не может пошевелиться. Хватает воздух ртом, но все равно задыхается. Спазм, спазм, ее грудная клетка трещит изнутри. Тонкие белые волоски выбиваются из рыхло сплетенных кос и встают, как наэлектризованные.
        - Почему ты даже не попробуешь ограбить меня? - щебечу я. Кошмар! Это полная противоположность моей сухой профессиональной модели поведения. Я убиваю быстро, без эмоций и игр. И уж тем более ниже моего достоинства кокетничать с жертвой!
        Но сейчас, правда, от меня не требуется убить ее - потому что миссия не моя. Я должна лишь обезвредить хозяйку гостиницы и пометить ее, чтоб ее покарали местные блюстители порядка.
        Вскакиваю с кровати, хватаю старуху одной рукой за горло, поднимаю над головой и припечатываю к стене - как заплатку на обои кладу.
        Снова бред. Та Сторона нередко дает бойцам возможность превзойти реальные физические возможности своего тела - но даже при временном сверхусилении моих сил я никогда прежде не вела себя с таким бахвальством.
        Даю старухе пощечину свободной рукой. Фу, как в жидкое тесто вляпалась! На ее жухлой коже вспухает гигантское родимое пятно, наполовину закрывающее глаз и залезающее волосатым краем прямо в рот. Мошенница хнычет и стонет - а я оставляю ее приклеенной к стене и отправляюсь искать ее супруга.
        По сравнению с предыдущим нашим с Арчи совместным выходом на Ту Сторону, совпадают пока что две детали: старый вместительный дом в сельской местности и немолодая женщина. Еще и тут, и там присутствовали преступления - только разные. Больше сходств не вижу…
        Чувствую, что хозяин внизу. Безмятежно спускаюсь в полуподвал, вовсе не заботясь о том, чтоб не скрипеть ступенями - пусть слышит меня! При виде меня на пороге подвальной баньки он почти успевает скрыть удивление и учтиво интересуется, ищу ли я своего юного компаньона.
        - Нет-нет, - по-светски отвечаю я, - он имеет обыкновение спать крепко - в отличие от меня. Я маюсь от бессонницы. Могу ли я принять теплую травяную ванну, чтоб расслабиться?
        Вы и впрямь напряжены, - кивает старикан, пропуская меня внутрь.
        Увы, работа такая. Расслабляться я не умею в принципе.
        Стрикан открывает горячую воду, закидывает в уютную деревянную лохань, в которой хоть бегемота купай, полный ковш измельченных трав, кланяется и отходит к полкам, достать мне полотенце. Я беззастенчиво скидываю с себя кофту, остаю в майке, сладко тянусь руками в стороны… И вдруг разворачиваюсь и припечатываю старика к белой кафельной стене так же, как его супругу. Я правильно рассчитала: он не хотел подавать виду, что взволнован, и сначала собирался убедиться в том, что я в лохани - а потом промчался бы в мою спальню. Но я оказалась не такой предсказуемой.
        Даю ему такую же пощечину, оставляю висеть на стене, поднимаюсь в зал-прихожую. Арчи уже там - и Грабабайт Кот успел вовремя провернуть свой обманный маневр с отъездом на борове, выпрыгнул из траншеи, заскочил в дом с черного входа и внимательно наблюдал за Арчи в мое отсутствие.
        - Вот, - Арчи протягивает мне раскрытую ладонь. На ней лежит нечто металлическое и компактное. Мне этот предмет видится как распахнутые крылья орла - такого размера, чтоб можно было прицепить на брелок.
        Но… Есть один нюанс. За некоторые выходки в прошлом Та Сторона и менторы наказали меня: на мои глаза надета постоянная повязка. Она невидимая, и пощупать ее нельзя - а нужна она затем, чтоб скрывать от моего взгляда некоторые предметы, которые могли бы вызвать у меня чрезмерный соблазн. Поэтому иногда, особенно если дело касается деталей, я вместо реального объекта вижу его маску, которая никак не намекает на его подлинную суть.
        Только Арчи это пока знать не обязательно. А вот Грабабайт знает, и неспроста восторгается:
        - Какая миленькая крышечка! От перламутровой чернильницы или от игрушечного кувшинчика?
        Спасибо за подсказку. Вот, даже цвет мне не позволяют рассмотреть. Мне мерещится, что крылья, лежащие на ладони мальчика, бронзовые.
        - Не знаю. Она лежала на прикроватном столике сама по себе. Рядом также лежал сломанный карандаш, вилка и непонятные таблетки.
        Худоба Арчи действительно аристократична. Его манера держаться, его минорный отстраненный такт, его прямая, но не перенапряженная спина свидетельствуют об отменном, несколько старорежимном воспитании.
        Ну, или о сногсшибательных карнавалетных талантах к перевоплощению.
        По сути, на этом можно разворачиваться и уходить. Но чтоб у Арчи не возникло мысли о том, что вся история затевалась ради вот этой крышечки в его ладони, я спрашиваю:
        - По твоим оценкам, насколько глубоко тебе удалось расслабиться и проникнуться пространством? Ты почувствовал, как уходило напряжение? С тобой…
        - Пойдем на улицу, - перебивает он. - Здесь как-то нехорошо.
        Меня вновь берет легкая оторопь от того, насколько тонко он понимает и чувствует Ту Сторону. Как он может знать, что возвращаться в спальни уже нет смысла?
        Я не противоречу, Байт тем более. Мы долго дышим ароматом фруктовых переходя от забора к забору, обходим весь поселок от края до края и утыкаемся в кромку шоссе.
        А через несколько секунд - просыпаемся в Ритрите, каждый в своей комнате. Я с Байтом, Арчи с крышкой.
        Глава 6. Полет с закрытыми веками
        - Да-да, Стелла, вот тебе прелести работы с чистокровными карнавалетами, - иронично жмурится Эмма. - Они ощущают такие раздвоения, растроения и прочие расслоения собственной личности постоянно. Они как флюгеры, готовы повернуться в любую сторону. И люди, с которыми они вдруг оказываются в тесном взаимодействии, тоже иногда испытывают нечто подобное и неожиданное для себя. Правда, это все сильно зависит от чувствительности и настроения самих этих людей.
        Мы сидим в менторской и ждем Кикко, чтоб включить мониторы и приступить к просмотру того, чем Арчи вчера занимался в «Байковом сне» без моего надзора. Свою часть истории я уже рассказала.
        - Думаю, надо обратить внимание еще и на травы, это дополнительная подсказка, - замечает Тильда. - В доме Арчи был целый гербарий - и хозяин того притона Стелле тоже в лохань трав сыпанул.
        - Ты, кстати, использовала трофей, который с кухни стащила? - любопытствует Эмма.
        - Неа. И еще я считаю, что Арчи не следует знать об этом моем трофее.
        - А он считает, что нам не следует знать о его, - Аона расплывается в своей неповторимой материнской улыбке. - Он мне с утра не сказал, что принес что-то с Той Стороны. Хотя в целом на контакт уже идет, начинает понемножку общаться, почти не ерничает.
        - Как вы думаете, от чего та крышечка? - Грабабайт серьезен и даже насуплен: ему ведь предстоит вот-вот давать серьезные показания!
        Аонина улыбка дозревает до полноценного смеха - только никто не понимает, почему. Остальные менторы вместе со мной и Байтом уставились на нее в полном недоумении.
        - Мыслить надо стратегически, мои хорошие, - поясняет наконец наша главная специалист по стратегии боя. - И учить матчасть. Повязка на глазах у Стеллы подбирает маски для объектов не рандомно. Она скрывает их, сохраняя весьма отдаленные намеки и связи между личиной и подлинником. Но иногда наоборот: там, где сам объект желает скрыть свою сущность, повязка стягивает с него покров обмана.
        Грабабайт широко разевает свой розовый ротик - но это не зевок, а выражение изумления.
        - Мальчик-карнавалет интуитивно потянулся к бестолковой непрактичной мелочевке. Кот подтвердил, что это действительно непонятно что и непонятно зачем. Но Стелла смогла рассмотреть причину того, почему крышечка позвала к себе Арчи…
        - Он хочет улететь от нас? - шепчет кот.
        - Крышка и крылья, выпускать на свободу, освобождать и распахиваться всем сердцем, сбросить оковы и спустить тормоза, - перебирает ассоциации Тильда.
        - Неа, - Эмма легонько хлопает ладонью по столу. - Орел - герб одного из древних карнавалетских кланов.
        Вильгельм чешет нос. Значит, известие его тоже проняло.
        - Всего кланов, изначально стоявших у истоков породы, было - по разным историческим источникам - от девяти до четырнадцати. Как бы хроники ни спорили между собой, во всех версиях совпадают названия восьми кланов, так что в их существовании можно не сомневаться.
        - Клан котов есть? - пищит Граба.
        - Нет, - Эмма, как обычно, не склонна поддерживать эмоциональную болтовню вне сути дела. - От великого герба орлов отпочковались десятки родов разной степени знатности и успешности: Орланды, Орлеты, Орлонесы, Орлиджи, Орлизани, Орларлы… Всех не упомнишь. Этот животный тотем отлично передает множественную сущность карнавалетов. Если кто подзабыл биологию, напомню: каждый глаз орла способен сфокусироваться на двух предметах одновременно, то есть хищник в небе может высмотреть сразу четырех жертв. Веки при этом у него могут быть закрыты.
        Байт недоверчиво ахает.
        - Просто у орлов две пары век, - продолжает Эмма, - обе пары они закрывают только на время сна. Внутреннюю же пару опускают на время полета, что не мешает им следить за добычей. Они же на совершенно дикой скорости летают, около двухсот километров в час - представьте, с какой силой воздух бьет им по глазному яблоку!
        - «Я стану наполовину спящим, чтоб не стать слепым и остаться зрячим,» - продолжает разматывать клуб метафор и ассоциаций Тильда.
        - А потом орлы падают на жертву вооооот так! - дверь распахивается, Кикко врывается внутрь и хватает Байта на руки. Кот весело ластится к нему.
        - Угу, - соглашается Эмма. - А еще, это плавное неподвижное парение орлов в воздухе - тоже иллюзия. Скорость гоночной машины они сохраняют даже тогда, когда не машут крыльями - такое вот особенное у этих крыльев строение.
        Пока все обдумывают информацию, Вильгельм включает мониторы - и мы видим, как хозяин гостиницы ведет Арчи на чердак. Мальчик держится спокойно и невозмутимо, по сторонам почти не оглядывается, обстановка дома его не интересует.
        На чердаке очень уютно, несмотря на отсутствие окон: приземистая и широченная кровать, торшер с абажуром в виде апельсина, черно-золотые кувшин и таз для умывания на полу в углу. Хозяин бормочет всякую дежурную ерунду и желает Арчи спокойной ночи. Тот как ни в чем не бывало раздевается, залезает под одеяло, тянется к торшеру - и тут вспоминает, что по моей просьбе надо прикарманить какой-нибудь предмет. Берет первую попавшуюся ерунду с тумбочки, приподнимается на локте, дотягивается до на спинку стула повешенных брюк и сует крышку в карман. Все. Никакой заинтересованности в процессе, никаких лишних слов. Старик даже байки ему не успел рассказать - я слишком рано его внизу перехватила.
        Но что же заставило Арчи одеться и спуститься в банную?
        Байт пыхтит, хочет вставить замечание, но сдерживается.
        На последних секундах записи мониторы показывают, что мальчик, так и не успев заснуть, безо всякой видимой причины встает и покидает спальню.
        - Ну, каков будет доклад шпиона? - щекочет кота Кикко.
        - С чердака хозяин пошел ужинать. Внизу на кухне он ел пироги, квашеную капусту и сухари. А потом, - кот грозно нахохливается, - спустился в банную, взял топор и пилу и поднялся к чердаку. Возле чердака есть кладовка, куда он положил инструменты - но не глубоко, а на пол к самой двери, чтоб можно было быстро достать. Однако пила зацепилась за косяк и не прорезала его - оказалась незаточенной. Хозяин поморщился противно-препротивно и снова пошел вниз, где его застала Стелла.
        Я напрягаюсь. Если Та Сторона дирижирует всеми событиями и персонажами таким образом, что роль играет буквально каждая секунда - значит, дело исключительно важное. Но в чем заключается суть этого дела, и какой в нем интерес для Той Стороны?
        - Да уж, камин натопить он летом решил… - вздыхает Аона. - Арчи хотели убить и разрезать на куски. Стеллу, может быть, тоже.
        - У меня такое впечатление, - Тильда нервно тянет саму себя за палец, - что жизнь Арчи на Большой Земле находилась под угрозой, и поэтому ему потребовалась помощь Стеллы. Видимо, устранить ту угрозу не получалось уже никаким способом, кроме как физически избавиться от ее источника.
        - Тогда почему он об этой помощи просил, а теперь не хочет делиться с нами никакой информацией? - не могу сообразить я. - Может, уже получил, что хотел? Оказался в безопасном месте и чувствует себя здесь спокойно?
        Вильгельм косится на меня своим стальным взглядом и возражает:
        - Мне со стороны видней. Из всех киллеров, способных взять на себя функцию защитника для беспомощной жертвы, ты выделяешься одним редким и безупречным качеством. Ты не просто не задаешь вопросы - тебя вообще как будто нет. Ты даже не личность, ты безотказная тень с ножом в руке. Идеальный вариант для тех заказчиков, кому есть что скрывать.
        Кикко поддерживает коллегу:
        - Скрывать там есть что. Как я уже говорил, детально изучать ту местность, откуда мы телепортировали Арчи, очень сложно. Но удалось установить одну беспрецедентную особенность: там уникальным образом нарушена структура перегородки между Этой и Той стороной.
        Темнокожий ментор сжимает ладони в воздухе, плавно разводит их, и между ними протягивается ровный прямоугольник нейтрально-голубого оттенка - почти как коврик для мыши, только насквозь прозрачный. К преподаванию и пояснению в Ритрите подходят серьезно, с использованием самых совершенных средств визуализации.
        - В нормальном состоянии перегородка на всем своем протяжении обладает одинаковой толщиной и не допускает разрывов. Но в той местности - смотрите…
        Кикко дергает пальцами, и плоскость «коврика» местами собирается в бугорки и складки. Там, где ее ткань оказывается натянутой чересчур туго, она рвется, образуя прорехи разных размеров и форм.
        - Чем конкретно чреват такой дефект перегородки, сказать пока трудно…
        - Наверное, - перебивает его Тильда, - наибольшую опасность представляют дыры, где Та Сторона вплотную соприкасается с Этой. Их следовало бы закрыть и заткнуть - крышкой.
        Грабабайт покусывает себя за кончик хвоста - напряженно размышляет. Мне вспоминаются крылья орла на ладони Арчи.
        Эмма нехотя соглашается с Тильдой:
        - Как вариант, как вариант…
        Глава 7. Вальсируя полуправдой
        Грабабайт - не ездовое, не тягловое и не вьючное животное. Но по утрам он рьяно и без опозданий впрягается в сервировочную тележку, чтобы привезти Арчи завтрак.
        - Спасибо, - улыбается пациент, уже совсем не похожий на человека с недомоганием, - может, завтра мне разрешат встать и поесть за столом? Мне, честно говоря, надоедает есть лежа. Это не слишком удобно и не совсем соответствует этикету.
        Есть одному - тоже не по этикету. Поэтому Байт гордо пристраивается рядом на коврике и почти синхронно с Арчи хрустит тостами, лакает йогурт, потягивает общеукрепляющий чай.
        После того как Арчи принимает душ, а Байт помогает горничной прибраться, они вместе идут гулять по саду. Пациенту впервые разрешили гулять столько, сколько он захочет - при условии обязательно вернуться к обеду.
        - Что это за цветок? А этот? А этот? Надо же, какие странные названия… Я никогда таких не слышал. И не видел. Они очень красивые!
        На глазах у кота - который готов бы был удивиться, но уж чересчур ко всему привык - подросток полнеет, чуть сбавляет в росте и расстается с той корректной сдержанностью, которой неизменно придерживается в своей спальне.
        - Ты никогда не был у моря? Это же очень типичная растительность для побережий.
        - Нет, - с досадой вздыхает Арчи. - Поэтому вдвойне жаль, что я не помню, как меня везли на корабле. Я вырос под протектным куполом, выбираться наружу было запрещено. Все купола возводили на равнинах, в сейсмически нейтральных зонах, вдалеке от моря и большой речной воды.
        - Батюшки! - дергает ушами Байт. - Купола еще сохранились? Это ж вроде самое первое поколение протектных построек. Их придумали и спроектировали еще до того, как техногенные катастрофы по-настоящему начались.
        По саду прогуливаются и другие обитатели Ритрита. Кто-то болтает, кто-то читает книгу под деревом, кто-то занимается йогой. Перехватив взгляд Арчи, они улыбаются ему, кивают, машут рукой. Но не заговаривают и не подходят, если только сам не позовет - так велели менторы в целях скорейшей стабилизации ментально-эмоционального состояния пациента.
        - Я не знаю, сохранились ли, - Арчи темнеет лицом, - наш разрушился, когда мне было семь лет.
        Кот сочувственно пищит и утыкается мордочкой в антрацитовую ромашку.
        - Мне повезло, что я был в школе. Под школой находилось убежище-буфер - единственное место, где оборудовали выход во внекупольную территорию. Когда зазвучала сирена, учителя увели нас в подвал, заблокировали возвратный коридор в купол и запустили энергогенераторы. Первым делом они стали звонить по тем контактным номерам, которые родители школьников оставили в буфере для экстренной связи с родственниками, живущими вне купола. Мне снова повезло: дядя Коарг и тетя Венс ответили.
        Грабабайт оптимист. Но сейчас его до самых косточек пробирает озноб - невзирая на уже высоко вставшее солнце и на густую кошачью шерстку. Мягкая травка под подушечками лап превращается в твердые плиты пола, покрытого антискользящим напылением. В бункере все обустроено так, чтобы максимально исключить любой риск: упасть, ушибиться, отравиться, заблудиться, запутаться, обжечься…
        Здешние энергогенераторы - вдвойне более мощные собратья тех, что подпитывали жизнь десятков поколений там, над поверхностью. Воздух ежесуточно проходит такую качественную очистку, что доступ к добавочному кислороду извне просто не требуется. Пищевые и водные генераторы способны обеспечивать провизией примерно в пять раз больше человек, чем здесь сейчас собралось.
        Здесь есть спортивный инвентарь, наборы для медитации, комплекты игр и нескончаемые коллекции книг, фильмов и музыки. Есть фармагенераторы, которые не только распечатывают все необходимые лекарства, но и насыщают воздух молекулами веществ, снижающих чувствительность нервной системы - исключая таким образом риск депрессий и панических атак.
        Здесь нет только двух вещей: часов и календаря. Линейное время на пространстве буферного бункера мутировало в цикличное. Людям не видимо его течение - время не отражается ни в буквах, ни в цифрах. Часы как таковые ликвидированы даже в компьютерах: определить продолжительность фильма перед просмотром, например, можно только ориентируясь на объем файла.
        Здесь создана идеальная искусственная вечность - покинуть которую удастся только тем ребятам, до чьих родственников вне купола смогли дозвониться педагоги. «Сохраняем спокойствие. Очередной сеанс связи будет сделан завтра. Канал надежен, вызываемые абоненты рано или поздно выйдут на связь,» - успокаивают детей преподаватели. В глубине души понимая, что в начало своей вечности они уже вступили и что они сами этот бункер не покинут никогда.
        - Родственники ждали нас на подземной площадке сбора в двадцати километрах от бункера, - продолжает Арчи. - Нас усадили в герметичные вагоны и отправили туда по подземному монорельсу. После дезинфекции и проверки документов провели к пункту встречи, а пустой состав монорельса поехал обратно.
        Грабабайт не спрашивает, довелось ли составу еще хоть раз совершить тот же маршрут. И не спрашивает, многих ли он в тот перво-единственный раз отвез.
        - В куполе были другие аналогичные бункеры?
        - Нет. Но даже если бы и были, мои родители остались бы без шансов: авария началась именно на том предприятии, где они работали.
        Чертовы протектные купола. Они были рассчитаны на бесперебойное функционирование на протяжение столетий - но потом их оборудование в силу износа все равно давало сбой.
        - Дядя Коарг и тетя Венс жили под таким же куполом, но на значительном отдалении - и с несколько иной экосистемой.
        Совершенно неудивительно, ведт за века автономного существования все купола стали существенно отличаться друг от друга.
        Арчи и Байт подходят к шезлонгам, установленным возле обрыва с видом на море. Мальчик любуется волнами с такой непосредственностью, словно вдруг стал вдвое моложе и попал на берег прямо после сигнала тревоги, так ни разу и не спустившись в буферный бункер.
        - Это здесь для того, чтобы смотреть? - и протягивает руку к шезлонгу.
        - Именно! Чтоб смотреть, что у тебя в голове, - отвечает ему Тильда, которая сейчас сидит в менторской и в очередной раз пытается прочитать мысли карнавалета. Он не слышит ее ответ - зато слышит Эмма.
        - Ага, значит надо его почаще в детство возвращать, - берет на заметку узкоглазая ментор. - Для них это естественно: оборонная стенка притворства плотнеет только со временем. В детстве она еще мягкая, как панцирь у черепашки, и в мысли залезть иногда можно.
        - А в прошлое? - Тильда смотрит на нее в упор, упрекая Эмму за то, что та до сих пор не использовала свой дар узнавать прошлое людей.
        Эмма непривычно мягко качает головой:
        - Я, конечно, попробую сейчас, раз уж он так размягчился… Но память о прошлом - слой куда более глубокий, чем сиюминутные поверхностные мысли. Это как грецкий орех с плотной кожурой, его придется раскалывать… Я сейчас попробую, да.
        Грабабайт свернулся на соседнем от Арчи лежаке и щурится от солнца:
        - У тети и дяди были дети? Или домашние питомцы?
        - Нет, - Арчи не отрываясь, смотрит на сияние моря, и первоначальное восхищение никак не покидает его. - Тетя вела образ светской дамы, дети ей бы только помешали. А еще у нее была аллергия на…
        Мальчик конфузится, сообразив, что ляпает бестактность.
        - Ничего-ничего, - бодро отмахивается хвостом Грабабайт, - это нормально. Я тоже некоторых людей на дух не переношу.
        - Дядя же занимался исследованиями, - Арчи торопится перевести разговор на менее чувствительную тему. Засекреченными.
        - Никакой подозрительной активности памяти не чувствую, - жмет плечами Эмма у себя в менторской. - Либо он действительно не знал подробности о работе дяди, либо искренне не помнит.
        - Угу, у меня такие же впечатления, - соглашается Тильда. - Но рискну предположить что дела дяди были связаны с Той Стороной.
        - А у вас тут тоже что-то вроде засекреченного объекта? - спрашивает Арчи неестественно беспечно.
        - У нас? - Грабабайт от хохота прижимает ушки. - Да, наш комплекс закрытый и попасть сюда могут не все. Но и Архипелаг же тоже закрытый - получается, он тоже секретный объект?
        - Я просто так и не понял, чем вы здесь занимаетесь, - признается Арчи. - Это ведь не больница и не санаторий. Что это? - детский облик покидает его, и на шезлонге вновь лежит тонколицый подросток.
        Эмма и Тильда затаили дыхание. Коту предстояло включить всю свою звериную изворотливость.
        - Ну, в некотором смысле это все-таки санаторий, - возражает Байт. - Его расположение выбиралось именно с таким учетом, чтобы люди могли вдали от города отдохнуть, помедитировать и провести не один десяток часов в философских беседах.
        А также чтоб никто не нарушал покой учебной базы боевых магов - но это нюанс и мелочь.
        - Впрочем, в отличие от обычного санатория, - Байт все больше вживается в менторский тон, - здесь практикуют не традиционные, а альтернативные методики. В том числе много инновационных, экспериментальных. Именно поэтому тебя привезли сюда - если обычная медицина не в силах поставить диагноз и назначить лечение, надо искать альтернативные пути.
        Карнавалентная природа Арчи воздействует и на кота тоже. Его не узнать, он совсем перевоплотился в профессора.
        - Но почему именно меня? - шепчет Арчи. - На Большой Земле столько человек нуждаются в помощи… И многие из них готовы щедро платить за нее. Я же был совсем один, без денег…
        Эмма и Тильда совсем уже боятся дышать. Кот, не промахнись и не ляпни что-нибудь неуместное!
        - Эээ… - натурально и убедительно мычит Граба. - Если честно, я не знаю. Я же тут никакой официальной должности не занимаю, я обитаю в Ритрите на правах домашнего животного.
        Да-да-да. А еще на правах эксперта-консультанта по изнанке бытия - но это мимоходом, ненароком.
        - Арчи, я думаю, тебе лучше поговорить об этом с менторами. Если тебя интересуют технологии и ты в них разбираешься, они тебе все подробно расскажут - и то, к какой научной школе они принадлежат, и кто им поставляет оборудование, и как работает тот агрегат на твоей прикроватной тумбочке…
        Он не работает никак, потому что это муляж. Но пациенту говорят, что через это устройство ему осуществляется ночная терапия для восстановления сознания и памяти.
        - Мне потребуется еще немного времени, чтобы вновь привыкнуть к человеческому обществу, - уклончиво отвечает Арчи. Когда он проявляет несвойственную его возрасту мудрость, он снова меняется - но мельком, по нему словно короткая волна пробегает.
        - Ты долго жил без людей? - участливо спрашивает кот, тоже меняя личину и возвращаясь из роли профессора в амплуа милого наивного питомца.
        Тильда с Эммой синхронно хватаются за головы. Не подведи, дорогой Байт, вытяни из него правду!
        Арчи молча смотрит на море и понимает, что свой ответ он по сути озвучил в предыдущей фразе. И что сейчас последует еще один предсказуемый вопрос, или даже несколько.
        - Да. После катастрофы я долго жил один в доме дяди и тети.
        Байт выгибает спинку и таращится на собеседника с такой театральной внимательностью, что Арчи не имеет права не продолжить рассказ.
        - Дядя долгое время ничего не говорил. Сотрудникам их центра было запрещено оповещать даже ближних. Но все в поселке заметили, что поведение биосферы изменилось. Растительность стала наглой и начала размножаться в два, в три раза быстрее прежнего. Неживая природа иногда бунтовала - камни крошились, ручьи текли вспять или уходили под воду.
        - То есть ни взрыва, ни обстрела не было? - обращается Тильда к Эмме. - Я его мысли сейчас уже не улавливаю, закрылся.
        - Аналогично, - бурчит Эмма. - Но могу тебя обнадежить: если он сейчас и лжет, то не оголтело. Однако заметь - про карнавалентность он ни словом не упоминает.
        Арчи подтягивает колени к себе и обхватывает их поплотнее. Продолжение рассказа дается ему нелегко:
        - Дома у дяди стояли генераторы повышенной мощности. Я не знаю, была ли это его привилегия как сотрудника центра управления куполом, или у всех были такие же. Однажды дядя вернулся домой в чрезвычайно подавленном состоянии и включил все генераторы на полную мощность. А через несколько дней он исчез.
        Грабабайт скулит от жалости.
        - С тех пор, надо полагать, его кабинет не открывали… - кивает Тильда.
        - Не торопись с выводами, - одергивает ее Эмма.
        - Тетя Венс впала в отчаяние - а когда она в него впадала, то начинала дико кутить. Она закатывала бал за балом, выступала организатором конных скачек, почти что стала совладелицей салона мод - и все это за три недели. Но потом она пропала тоже.
        Байт прикрывает глазки и поводит головой из стороны в сторону.
        - Насчет исчезновения дяди я не смог узнать ничего, и никто не смог. А насчет тети пошли слухи, что ее похитил любовник и увез куда-то вне купола. Я не знаю, правда это или нет. Про нее и раньше говорили, что она содержанка то одного господина, то другого… Я остался один. Под куполом становилось все страшнее и страшнее. Меня спасали только сверхмощные генераторы - иначе бы дом совсем развалился, и сад съел бы его.
        - А что насчет здоровья? - интересуется кот. - У тебя были с ним какие-то проблемы? Ты ощущал недомогание, когда остался один?
        - Нет, - потерянно разводит руками Арчи. - Помню слабость, вялость… Отчаяние иногда. А здесь так хорошо и тепло, мне так понравилось у моря…
        Он вытягивается на шезлонге, кладет руки под голову и блаженно прикрывает глаза.
        - Все прозвучало убедительно и гладко, как обычно у карнавальных, - презрительно отмахивается Эмма. - Верь им больше, и они тебе больше наплетут.
        - А что не так? - не понимает Тильда.
        - Все так и придраться не к чему, в этом суть карнавалетов. Только Стелла не карнавалет. И она упоминала о том, что с верхнего этажа дома Арчи, где давным-давно никто не жил, доносились смех и выстрелы.
        У Тильды на лбу прорезается недовольная складка.
        Эмма поворачивается к сейфу, прикладывает к нему отпечаток пальца, вытягивает наружу плоский ящичек и угрожающе произносит:
        - Но у нас есть заложник, который поможет мальчишке разговориться искренне.
        И вытаскивает из ящичка смартфон Арчи.
        Глава 8. Стальной турнир
        - Сегодня ночью мы поработаем с твоим восприятием экстремальных ситуаций, - как можно мягче сообщаю я Арчи. Он выглядит заметно свежей и бодрей, идет на ощутимую поправку. - Участвовать в самой ситуации тебе не придется. Это будет жестокая спортивная игра в виртуальной реальности, где тебе отводится роль активного зрителя. Ты выйдешь на локацию в начале игры, осмотришься, но не будешь предпринимать никаких действий. Как только найдешь ближайшую лестницу - сразу наверх. На втором этаже есть смотровые пункты и пункты отдыха. Ты решишь сам, что тебе интереснее - наблюдать за сражением или воздержаться от такого стресса.
        По-моему, звучит совершенно не подозрительно. Закономерный шаг вперед в мнимом лечении ранимого пациента.
        - А еще какое-нибудь задание будет? Вроде того, чтобы взять какой-нибудь предмет?
        Черт, как же он хорошо все чувствует… Да, задание будет.
        - Как обычно, тебе предстоит как можно глубже прислушиваться к самому себе и фиксировать все свои мысли и намерения. Если тебе в какой-то момент захочется вмешаться в происходящее, ты имеешь право вмешаться - то есть вернуться из безопасной зрительской зоны в опасную игровую. Не бойся: что бы ни происходило и насколько бы специфическими не оказались декорации, ты не почувствуешь боли. Но на тебя будет наложено ограничение: в пределах игровой зоны тебе разрешено выполнить только одно действие. По его завершении ты автоматически покинешь игру.
        Он пожимает плечами - но это не сомнение, а беспечное согласие.
        - Если решишь, что не хочешь ничего предпринимать и хотел бы остаться в зрительской зоне - не вопрос, это тоже верное решение.
        Снова пожимает плечами. Эх, знал бы он, как волнительно мне и как я не могу дождаться наступления ночи! Меня снова ожидает один из моих любимых турниров!
        Турниры - это игры наподобие «Королевской битвы», которые, в отличие от большинства иных действий на Той Стороне, почти никак не сказываются на реальности Этой Стороны. Правила, как всегда, заранее неизвестны - ориентируемся по обстановке.
        Совсем не удивляюсь, что помещением для турнира выбран заброшенный деревенский дом - Арчи притягивает такие локации, как магнит. Здесь много коридоров, поворотов, комнат, но нигде нет схемы или плана. Отлично: иногда так хочется хаоса и дикости!
        Все поверхности завалены металлическими изделиями: чайными и столовыми ложками, иглами, ножницами, ножами всех мастей, мечами, шампурами, шпагами, шпильками, шпингалетами… Сваленные в кучу предметы цепляются друг за друга, их не с первого раза удается выдернуть. Качественное оружие встречается редко - но предметов, сносно подходящих для самообороны, довольно много.
        Впрочем, самооборона тут будет требоваться нечасто, ведь пленных не берут, а раненых не оставляют. Понимание правил турнира приходит само собой - просто проявляется в голове, как будто его туда вложили с внешнего носителя. Итак, этой ночью противника убивают с одного удара, вонзив железку ему достаточно глубоко в корпус или в шею. После «смерти» он растворится в воздухе - Та Сторона вытолкнет его на Эту. Некоторое количество трупов оставят валяться на полу просто ради декора, но это будут манекены. Самое важное - то, что вместе с противником растворяется и застрявшее в его теле оружие, которое становится таким образом одноразовым.
        Определить, кто является тебе противником, очень просто: тут все против всех. Победит тот, кто останется последним уцелевшим. Только вот силы у всех разные - поэтому сейчас те игроки, что находятся друг у друга в пределах видимости, не бросаются друг на друга, а мило переглядываются и любезно улыбаются, оценивая силы друг друга (ну или враг врага) и ковыряясь в то же время в грудах металлолома. Было бы неразумно выцепить себе, например, катану, и потратить ее вон на того никчемыша, который даже топорик из капкана выдернуть не умеет. Кстати, о никчемыше…
        Я присмотрела себе неплохой кол, но пока не беру его. Нахожу дротик - достаточно крупный для того, чтоб им можно было насквозь проколоть, например, спаниеля. Но бросать рискованно - надежнее ударить. Я вальсовым движением подскальзываю к дурачку и втыкаю дротик ему со спины в сердце. Вуаля, красная ленточка перерезана, гала-концерт начинается!
        Я так же воздушно скольжу обратно к колу, хватаю его - и бросаюсь в ближайший коридор. Второй рукой на бегу подцепляю непонятную хреновину, похожую на острый костыль для карлика.
        Вжюх! - и костыль оседает в боку соперника, который замахивался на девушку, которая целилась в толстяка.
        Оп! - а сзади замахивались на меня, но я это почуяла и отпрыгнула в другую комнату. Тупики здесь встречаются очень редко, дом по сути сплетается в лабиринт.
        Оказываюсь в большом зале, где человек пять нервно копаются в грудах железного барахла. Не копается только один - Арчи. Он неторопливо оглядывается и старается держаться поближе к чугунной лестнице. Правила таковы, что человека нельзя трогать, если он ступил хотя бы на нижнюю ступень лестницы. В то же время, этот человек таким образом выбывает из игры и больше не имеет права брать в руки оружие.
        Супер, я нашла стальную клюшку. Только она застряла глубоко в комке проволоки, а мужик у противоположной стены уже вытащил себе две спицы.
        Арчи прыскает. Со стороны наши подергивания и злобные гримасы смотрятся, конечно, комично - но попробовал бы он сам поучаствовать в турнире!
        Мужик протыкает первой спицей девушку, которая так и не успела ничем вооружиться. Ее хрупкое тело остается валяться на полу в качестве колоритной декорации. Второй спицей мужик пытается пронзить соперника, которого мне плохо видно из-за колонны - но тот уворачивается и швыряет в мужика нож. Попадает. Тот растворяется в воздухе вместе с ножом, а спица из его руки падает на пол, и ее подбирает увернувшийся. Черт, это плохо! Мне надо срочно выдергивать клюшку!
        Даааа! Вот она! Я скашиваю ей нового владельца спицы, как косой. В зал входит безоружная тетка, и я уничтожаю ее с помощью обычной столовой ложки (ручка неплохо входит между ребер, если знать, как бить).
        Участники турниров вовсе не похожи на супергероев. В основном это обычные люди, уроженцы и Той, и Этой стороны, которым просто нравится развлекаться насилием. Некоторые из участников, как и я, вне турнира практикуют убийства всерьез. Но есть и такие, кто никогда бы не замахнулся на живое существо по-настоящему и отрывается на турнире все равно что в компьютерной игре.
        Арчи все там же, возле лестницы, приплясывает от любопытства. Он побледнел до кефирного оттенка, а под глазами пролегли густые графитовые тени. Губы ссохлись, как у старика, и он грызет их в кровь. Руки и ноги стали еще тоньше, чем были, и теперь похожи на длинные тонкие жгуты. Впервые вижу его в таком обличье - он сейчас не подросток, а арлекин в годах. Ах, да! У него же мама знатная организаторша балов… Вот откуда этот образ…
        Арчи уворачивается от летящего в голову кубка задолго до того, как тот успевает приблизиться к нему хотя бы на расстояние вытянутой руки - сказываются зоркость и скорость Орла. Но у нападающего наготове пика - моему подопечному несдобровать.
        Я приседаю за креслом, зажав в руке садовые ножницы - в идеале, хотелось бы ими отстричь кому-нибудь голову, это смотрелось бы эффектно… Но такое получится провернуть только с безоружным противником - а если планировать более реалистично, то я эти ножницы в закрытом виде в кого-нибудь воткну.
        При приближении пики Арчи ныряет вниз, на корточки - и уходит вбок, змеей скользнув по направлению к центру зала. Нападающий пытается затормозить и развернуться как можно быстрее - но ветхие доски пола истерлись до зеркальной гладкости, и подошвы бестолково елозят по ним. Арчи поднимается и балетным прыжком возвращается к лестнице. Человека с пикой же сражает топор, который вонзает в него верзила, выскочивший из коридора. Кроме топора, у него нет больше никакого оружия - а значит, надо искать новое.
        Верзилу удивляет, что Арчи не пытается ни вооружиться, ни убежать. Меня же он просто не видит благодаря креслу. Я, в принципе, могу дождаться, чтобы безоружный повернулся ко мне спиной и подставил под ножницы свою обширную поясницу… Хотя зачем ножницы - если застать врасплох, то можно перочинный ножик ему в копчик засадить… Этот ножик у меня в левой руке в качестве запасного оружия зажат…
        Убедившись, что пол скользит, как проклятый, Арчи разбегается по нему, как фигурист, стремительно обкатывает зал по периметру и безо всякой подготовки или предупреждения выполняет тройной аксель. Ничего себе воспитанник мне достался! Еще бы музыку ему сюда, желательно живой оркестр.
        Верзила стоит, распахнув рот. Наверняка это не первый и даже не двадцать первый его турнир - но такого он еще не видел.
        К двери подлетает худющая девка с металлическим веслом в руке и замахивается на верзилу. Однако увидев Арчи, крутящего фуэте посреди зала, замирает как вкопанная - думает, это новая опасная ловушка и в комнату лучше не входить. Зря, зря, деточка, на турнирах не любят тормозов. Верзила выхватывает у нее весло и толкает им девушку в грудь. Ну а я скромно подбегаю сзади и, как и планировала, втыкаю ему в поясницу тот самый ножичек.
        Арчи хохочет. Я заметила, что в те моменты, когда оружие входит в чье-то тело, он старается зажмуриваться - но уже через секунду его окаймленные тенями глаза вновь распахнуты и жадно изучают обстановку.
        - Шел бы ты наверх. - Я неожиданно замечаю прислоненную к окну винтовку со штыком - она пряталась за шторой. Огнестрельное оружие на игровом поле этого турнира бесполезно - но штык неплох, весьма неплох. Теперь бы еще что-нибудь помельче в другую руку…
        - Где здесь другая ближайшая лестница? - как ни в чем не бывало спрашивает Арчи.
        - Кто бы знал… - беру здоровенную шпильку для волос и отправляюсь на звук ближайшей схватки. - Иди наверх. Завтра или позже, когда захочешь, ты сможешь выйти в турнир в качестве полноправного участника. Но сейчас у тебя другая задача.
        Интересно, догадывается ли он о настоящей сути дела? У менторов появилась гипотеза, что Арчи не доверяет Эмме. К такому выводу они пришли потому, что не смогли придумать поводов, по которым он бы не доверял другим менторам. До попадения в Ритрит он их знать не знал и видеть не видел, так что все они для него должны были казаться равновеликими единицами. Но вот в Эмме он мог почуять карнавалетскую кровь и почему-то принять за потенциального недоброжелателя.
        В соответствии с разработанным планом, Эмма нашла себе дела вне Ритрита и отлучилась на несколько дней - естественно, не переставая следить за Арчи дистанционно. Сейчас, на турнире, она всматривалась в каждый его шаг и жест, чтобы проанализировать черты поведения карнавалета в целом и Орла в частности. Я должна заставить Арчи проявить эти черты как можно ярче. Пока вроде получается.
        Он куксится - но покорно вспархивает вверх по лестнице. Я никогда не была в зрительской зоне и понятия не имею, что там происходит. Но сейчас зайду, впервые - не физически, а мысленно, направив свою вторую перспективу зрения вместе с Арчи.
        Пока внизу гремит сталь и рушатся тела, в моей голове параллельно этому зрелищу идет другой визуальный ряд. Второй этаж похож на фойе кинотеатра - не слишком уютное и не рассчитанное на то, что там будут находиться долго. Кресла, журнальные столики, кофе-машины - и ничем не огороженные дыры в полу, через которые можно наблюдать за битвой.
        Арчи несколько разочарованно осматривается и идет налить себе кофе. Эмма, наверное, пока не слишком впечатлена.
        Ух! Я натыкаюсь на редкое зрелище: двое фехтуют, меч против металлической трубы. Нечасто выпадает такое, чтоб два противника смогли заполучить более-менее сопоставимое оружие и оказаться рядом. К тому, кто с трубой, пытается подскочить сзади третий участник схватки и жахнуть ему по голове металлической рамой от картины - но не успевает, труба протыкает его быстрее.
        Отхожу в сторону и занимаю относительно безопасное место. Вторая перспектива зрения под влиянием Арчи становится невероятно четкой, до предела выкрутив свою резкость. Я вижу-чувствую, как он бродит по второму этажу, весь в раздражении на ограниченный обзор. Да, через мои глаза он может видеть так же, как я через него - но ему хочется большего. Хочется, чтобы покрытие пола не загораживало зрелище.
        Тот, кто с трубой, добивает того, кто с мечом. Я отбегаю еще дальше, не хочу тягаться с таким длиннющим куском металла. К счастью, с этим бойцом расправляются буквально на моих глазах: ему подставляют подножку, а когда он падает, надевают ему на голову металлический абажур.
        - Дьявольство! - ревет кто-то яростно и безнадежно и совсем недалеко. - Объединяемся!
        Ага, конечно, сейчас. Это может быть обманкой. Мой секрет успеха в боях - всегда держаться ото всех подальше. Подбежишь к зовущему - а он тебя на копье нанижет…
        Под потолком проходят балки, оставляя зазор примерно в полметра. Для меня достаточно: я вскакиваю на комод, прыгаю и подтягиваюсь на балку, укладываюсь на ней плашмя. Теперь главное - смотреть по сторонам. Снизу меня почти не видно - но если кто-нибудь додумается улечься на другую балку параллельно мне, он сможет меня сбить одним метко пущенным ятаганом.
        Увы, этот крик был не обманкой - а лучше бы был. По нашу душу явились истребители: игроки высшего уровня, которые накопили в прошлых турнирах значительное количество очков и намеренно не расходовали их, чтобы потратить сейчас. Потратить на нас. Потратить на боль. Истребители - единственные люди, способные причинять другим боль на турнире. Они вмешиваются в игры исключительно редко, потому что им надо сбиваться в отряды - а для этого надо дождаться, чтобы все накопили достаточное количество очков. И вот они накопили. В коридорах появляется отряд в серых рубахах.
        Боец, не успевший вовремя обернуться, визжит, как резаная свинья: истребитель одним мастерским движением клинка снял с него скальп. Но боец жив, и оружие из рук истребителя никуда не делось - а значит, мучения продолжатся. Снова визг: раненый прижат к стене, и у него один за другим обрубают пальцы.
        Опа! А вот это отличный ход. В шею истребителя влетает исполинское лезвие размером с сиденье для стула. Фонтан крови хотел было хлынуть - но не успевает, тело убитого истребителя растворяется в воздухе.
        Однако того, кто швырнул лезвие, тут же скручивают, придавливают коленом в пол и начинают терзать скальпелем. Я морщусь - не люблю настолько патетический визг.
        Ожидание кажется неимоверно долгим. Я не могу спрыгнуть, пока истребители не разделаются со всеми жертвами в этой комнате - а это процесс небыстрый. Комната превращается в настоящую камеру пыток - и странно, как никто не догадается поднять глаза под потолок и увидеть меня.
        Арчи припал к дыре в полу, стоя на коленях. Представляю, как ему сейчас тревожно: не то ли я обманула его, сказав, что ему ничего не грозит, либо эти адские вопли не более чем театральная постановка. Держись, мальчик, держись - тебя защищает зрительская зона.
        Дождавшись, пока последний истребитель покинет комнату, я спрыгиваю в центр зала и подхватываю металлическую ножку от стула - единственное подобие оружия, которым здесь можно поживиться. Изменяю своей обычной тактике и движусь не в том направлении, откуда раздаются звуки - а туда, где нависла гулкая тишина. Пока истребители делают свое дело, лучше отсидеться. Пусть их отряд поредеет, насколько это возможно - а схлестнемся мы в самом финале.
        В темной похожей на вагон комнате застыла хрупкая девушка чуть повыше меня, с длинными русалочьими волосами. В руке держит отличный нож. Смотрит на меня с выражением возвышенного испуга и спрашивает:
        - Ты будешь драться с ними? Я, пожалуй, лучше харакири сделаю. Не люблю боль и не хочу ее терпеть.
        Я тоже не мазохистка. Но я азартная - и если есть шанс рискнуть в драке, вряд ли его упущу.
        - Харакири? Мне делать больше нечего? - чересчур высокомерно отвечаю я и, к приятнейшему удивлению, замечаю в комнате еще один прекрасный нож. Деликатно заимствую его. Иду вдоль по коридору.
        Истребители не имеют привычки сидеть в засаде или подкрадываться незаметно. Они - сила слишком грозная и мощная, чтобы унижаться до скрытности. Поэтому я никак не ожидаю подвоха - а истребитель бросается на меня именно что из засады, выскочив из-за плотной портьеры (в которой было так легко запутаться - но он, зараза, избежал такой ошибки).
        Он хватает меня за волосы, вдавливает в стену и легонько прорезает кинжалом плечо. Неглубоко - просто чтоб напугать меня и заставить вдыхать запах собственной крови. Я втягиваю воздух как можно глубже и велю себе отключить чувство боли. Лицо истребителя скрыто темной маской - какие же они все-таки романтики.
        Второй раз лезвие проходит мне по животу, оставляя за собой тонкую вертикальную полоску. Черт, щипит! Я не могу вырваться, потому что истребитель слишком тяжел. Их серые рубахи давят неумолимее рыцарской брони - когда тебя придавливает таким грузом к полу или к стене, почти невозможно оторвать от поверхности даже одну руку.
        Но что-то мелькает под потолком. Переключившись на соперника, я временно отпустила вторую перспективу зрения и не следила за перемещениями Арчи. А мой Орленок добрался до дыры в потолке в паре метров от головы истребителя, соскочил туда, выгнулся в воздухе и вот уже сидит на корточках на плечах моего мучителя и хватает его за горло. Истребитель, не ждавший молниеносной бесшумной атаки, икает, дергается - и растворяется в воздухе. Арчи тоже.
        Я осматриваю раны, ошеломленная и недовольная. Мне вовсе не нравится такой идиллический расклад. Во-первых, никто не велел Арчи меня спасать. Я умею проигрывать достойно и не вижу в этом ничего зазорного. Во-вторых - как сумел этот неопытный ягненочек уничтожить истребителя, спрыгнув прямиком со второго этажа без оружия?
        Глава 9. Мысли острее, чем лезвия ветра
        - Ты не хотел спасать меня, - спорю я. - Ты это сделал потому, что счел нужным - но не хотел.
        - Да ты откуда знаешь? - возмущается он. - Не решай за меня, что я хотел, а что нет!
        Мы впервые разговариваем искренне, по-живому. Совместное кровопролитие сближает лучше любых посиделок за чашкой чая, лучше свиданий под луной и лучше совместных бизнес-проектов. Смерть имеет свойство оживлять тех, кто играл бок о бок с ней, но не порезался о косу. Выражаясь метафорически, та кровь, что пролилась в чужом присутствии, словно бы переливается в свидетелей преступления и делает их братьями по крови. Нам с Арчи хватило нескольких минут совместного присутствия на поле боя, чтобы заразиться общим настроением.
        - Ну как, понравилось? - интересуется Тильда, входя в комнату с небольшим пакетом в руке. Самый обычный крафт-пакет, в каких круассаны носят - только вот я до сих пор ни разу не видела, чтоб менторы расхаживали с такими. Что там внутри? Наверняка ведь не просто карамельки.
        - Да! - горит энтузиазмом Арчи. - Не могу сказать, что люблю бои - но мне понравилась динамика. Я, наверное, слишком залежался и мне надо больше двигаться. Мне уже можно немного позаниматься спортом в саду?
        Арчи с его орлиной наблюдательностью не мог не обратить внимание на то, что после ночных упражнений в турнирном доме его мышцы пришли в тонус - а может, даже начали побаливать. Больших физических нагрузок у него не было достаточно давно, так что все пируэты и увороты пришлось выполнять спонтанно, без разминки. Удивительно, как он еще не прихрамывает и не заработал растяжение. Не удивляет ли его такое состояние тела? Или он думает, что это закономерный результат «терапии»?
        - Можно, - соглашается Вильгельм, демонстративно развязно плюхаясь на кресло, - через месяц можно будет даже в спортивную секцию записываться. Только не на нагрузки уровня камикадзе, а на щадящий режим для новичков. Тебе повезло: на Архипелаге работает много спортивно-оздоровительных центров именно такого формата, есть из чего выбрать. Спорт высоких достижений здесь не прижился и воспринимается как губительный атавизм Большой Земли… Погоди, - стальные глаза ментора злорадно вспыхивают. - Я ж не спросил. Ты планируешь остаться на Архипелаге или вернуться на Большую Землю?
        Арчи, который три минуты назад пылал запалом боя, пугается и теряется. В его чертах вновь проступает ребенок, пухловатый и несведущий.
        - Твое восстановление идет хорошими темпами, - ласково подтверждает Тильда. Пакет лежит у нее под боком, при жестикуляции она задевает его локтем. - Твоя выписка из Ритрита состоится в течение недели. Если тебе потребуется транспорт назад на Большую Землю, об этом следует позаботиться заранее.
        Ха, молодцы менторы. Перспектива оказаться вытолкнутым за дверь в незнакомой стране без денег, документов, вещей и понимания происходящего не приведет в ужас разве что Грабабайта - этот-то где угодно приживется. Но Грабабайт на беседе не присутствует - выдворен с целью лишения Арчи дополнительной психологической опоры.
        - …Я не знаю, - шепчет юный карнавалет.
        Вот он и растерялся. А то всегда таким деловым казался, сдержанным, собранным… Но нет, он за секунду берет себя в руки:
        - Я не знаю ничего об Архипелаге. Как здесь все организовано? Есть ли тут какие-то возможности для меня - найти жилье, устроиться на…, - он запинается, осознавая, насколько катастрофично его положение, - работу?
        - Сразу обрадую тебя, - Вильгельм расставляет колени пошире и наклоняется поближе к Арчи, уперевшись локтями в колени, - климат на островах круглогодично теплый, осадков минимум. Дождливых дней в году не больше пятнадцати, снега не бывает почти никогда. Поэтому перспектива остаться без крыши над головой не так страшна, как на Большой Земле. Если уж ты там сумел выжить - здесь не пропадешь точно. Тут ведь у нас еще и экология отличная, последствия техногенных катастроф не дошли до Островов…
        Арчи цепенеет и мямлит:
        - Да, я тоже заметил, что здесь совершенно по-другому дышится. Как так могло получиться? Ведь воздух циркулирует по всей планете одинаково, перед ним невозможно поставить преграду…
        - Это предмет для отдельного и гораздо менее срочного разговора, - чеканит Вильгельм.
        - Пока что продолжим о самом актуальном. С устройством на работу будет еще сложнее, - виновато улыбается Тильда. - Как ты знаешь, Архипелаг - территория закрытая. Попасть сюда можно только на спецкораблях с Большой Земли - после принятия и подтверждения добровольного решения об исходе, подписания всех необходимых документов и прохождения процедур проверки. Это та еще тягомотина и волокита. Охраняются Острова очень строго: без сопроводительных документов с континента здесь невозможно получить никаких льгот, полагающихся официальным переселенцам.
        На каждом выдохе Арчи словно делает шаг в детство. На каждом вдохе - возвращается в свой естественный возраст. Эти колебания равномерны, как дыхание моря в почти безветренную ночь - но они не могут скрыть подлинного, глубокого испуга.
        - А… нелегальные переселенцы здесь тоже есть? - в его голосе звучит слабая надежда.
        - Есть, - разводит руками Вильгельм. - Но я не уверен насчет того, что ты хотел бы очутиться в их компании. Да и не факт, что они тебя в нее примут. Они, знаешь ли, довольно маргинальные элементы. Когда нелегалы попадаются местным властям, им устраивают долгие и обстоятельные допросы, совсем не похожие на формальные следствия на Большой Земле, которые проводятся по принципу «поскорей бы отделаться». Любой партизан, прорвавшийся через легальные заслоны, представляет угрозу безопасности и благополучию всего Архипелага - угрозу тому самому воздуху, который нам здесь удалось спасти. Поэтому поблажки и помилования в местной пенитенциарной системе практически не предусмотрены.
        - Не волнуйся, ты не станешь нелегалом. Мы снабдим тебя документами, - Арчи находится на грани обморока, и Тильда спешит успокоить его, - однако у нас нет полномочий обеспечить тебе вид на жительство на Архипелаге, так как мы не являемся ведомственным учреждением. Мы с удовольствием предоставим тебе официальную справку о том, что ты благополучно прошел лечение в Ритрите и имеешь право остаться на территории Островов на срок, достаточный для самостоятельного оформления вида на жительство.
        Тревожное мерцание Арчи вмиг смягчается: катастрофа миновала и превращается всего лишь в серию препятствий, с которыми надо поочередно разобраться.
        - Каков этот срок? - вежливо интересуется он.
        - Две недели.
        Такое бывает. Я не вижу никакого парадокса в том, что Арчи, сумевший выжить в одиночку в полуразрушенном доме, а потом бесстрашно уничтоживший моего потенциального убийцу, пасует перед перспективой бюрократической волокиты. Я тоже терпеть не могу официоз и все, что можно охарактеризовать прилагательным «административный». Вернее, даже не так - не «терпеть не могу», а именно что боюсь, не понимаю и впадаю в ступор при каждом столкновении с подобными явлениями. Мне лучше остаться один на один против самурая с обоюдоострым мечом, чем просунуть нос в окошечко, где потребуют заполнить формуляр и поставить печать.
        Но через Арчи сейчас сквозит не тревога и не страх - а отчаяние от заведомого и неизбежного проигрыша. Менторы, похоже, тоже понимают эту неизбежность.
        - Впрочем, тут есть один нюанс, - Вильгельм откидывается назад и скрещивает руки на груди. - Насколько нам известно, тебе еще нет шестнадцати лет? Это показали результаты анализов.
        Арчи понуро молчит. Никто не спешит ему на помощь с утешением. Потом произносит, едва сдерживая всхлип:
        - Шестнадцать исполнится через полгода.
        Я ему не завидую. До шестандцати лет он не имеет право ни приобретать имущество на Архипелаге, ни устраиваться на работу, ни подавать документы на вид на жительство, ни даже просто находиться здесь дольше тех самых двух недель. Шестнадцать лет - минимальный порог для сознательного исхода с Большой Земли. Лично мне в свое время пришлось дожидаться именно этого возраста, чтобы сесть на корабль и оказаться в тропическом раю, где тебя заставляют отречься от прошлого.
        Арчи еще полгода будет оставаться для Архипелага инородным телом. Его ждет корабль обратно на Большую Землю. Путь от порта домой неизвестно на каком транспорте и непонятно на какие деньги. Сад, через который предстоит продираться с боем, чтоб попасть к дому. Дом при этом еще не факт что цел и не разрушился… Стоп. Неужели я сама поверила в какой-то мнимый корабль? Вот ведь карнавалетское излучение! Мои мысли не вполне самостоятельны - они сплелись с тем, что происходит в голове у Арчи, как корни двух деревьев. Я отчасти верю в то, во что верит он - параллельно понимая, что это иллюзия и выдумка. Интересно, ощущает ли он так же пласты моих мыслей?
        - Хорошо, я вернусь на Большую Землю, - глаза его внезапно становятся темными и твердыми. - Но потребую с вас денег на обратную дорогу - не только до порта, но и до самого дома. А потом подам на вас в суд за мое похищение.
        Тильда в умилении хлопает в ладоши. Вильгельм делает рукой широкий приглашающий жест и ласково журчит:
        - Конечно-конечно. У сироты-беспризорника внезапно найдутся документы и деньги на адвоката, а главное - память. На той информации, которой ты якобы обладаешь, судебный процесс не выиграть. У тебя нет ни свидетелей, ни доказательств. Да и вообще я сомневаюсь, что тобой будут заниматься - у людей на континенте есть проблемы поважнее, и очереди к юристам длятся годами.
        Арчи дергается, как от удара током. Его рот кривится невообразимо гротескно, как у грудного младенца - а глаза остаются жесткими и гневными, как у матерого мужика.
        - Что вы от меня хотите? - спрашивает он с тем же аристократическим спокойствием, с каким в первые дни отвергал все попытки вызвать его на разговор или на эмоции. - Вы же ведь пытаетесь подвести меня к какому-то решению. К какому?
        Мне надоело сидеть без дела, и я выпаливаю:
        - Я хочу знать, как ты вчера убил истребителя. Где ты успел найти оружие? Вырвал гвоздь из потолка? Поймал чужой дротик в полете?
        Менторы синхронно и одобрительно кивают - я целюсь словами в нужном им направлении.
        - Нет, - Арчи хладнокровно лезет в карман и достает оттуда бронзовые крылья орла, они же крышечка от неведомой чернильницы, - я надавил ему на горло вот этим. Я подумал, что раз эта вещь позвала меня тогда - значит, она заслуживает того, чтобы быть особенной. Когда я сплю, она лежит рядом со мной на тумбочке. Когда я бодрствую, я ношу ее с собой в кармане.
        - «Нет памяти жарче, чем когти на горле, и мысли острее, чем лезвия ветра?» - лукаво интересуется Вильгельм.
        Карнавалет отталкивается ногами от пола. Его стул встает на задние ножки и балансирует на них, качаясь с антиреалистично огромной амплитудой. Потом хлопается на пол - как здоровенный конь, встававший на дыбы - и Арчи искусно натягивает поводья:
        - Именно. Я предвижу, каков будет ваш очередной вопрос - но сначала позвольте поинтересоваться насчет одной детали. Будьте любезны объяснить мне, как эта вещичка из виртуальной реальности смогла материализоваться у меня в спальне в настоящей жизни?
        Глава 10. Мюзикл-приманка
        Менторы рассказывают Арчи о Той Стороне кратко, схематично и без подробностей. Это объяснение на уровне детского сада - база, обрисованная в самых общих чертах, фундамент с неочерченными деталями.
        - Я не могу сказать, что услышал что-то радикальное новое для себя, - признается юный карнавалет. - То есть я не знал того, что вы мне сейчас рассказали - но подсознательно подозревал, что некая изнанка реальности существует, и что там можно совершать осознанные действия.
        Сны снились ему с тех пор, как он себя помнит - лет с четырех. Но то были не полноценные сновидения, а разменные монетки, которые разве что в ладони подбрасывать или на сдачу насыпать.
        Первый же большой, полнометражный сон поймал Арчи в ловушку - и он не помнит, чтоб хоть когда-то нашел оттуда выход.
        Арчи гулял во сне по незнакомому берегу. Берег был высокий и песчаный, и именно с него мальчик впервые увидел море - оно было темнее, чем воды вокруг Архипелага, но все равно очень похожее. Возле горизонта море начало вспухать, словно шланг, который лежал сдутым - и тут в него неожиданно подали воду. Это в сторону берега пошло цунами - умилительно невинное и невысокое, если смотреть издалека. Казалось - дойдет до берега и будет ему по щиколотку.
        Но люди стали в панике бежать с пляжа наверх, на холмы. Они карабкались по отвесным стенам обрывов, падали и разбивались - но предпочитали сорваться с высоты, лишь бы через несколько минут не утонуть. Странно. Волна была еще очень далеко, и Арчи спокойно стоял на песке, разглядывая ее.
        Когда вертикальная стена воды приблизилась настолько, чтоб позволить рассмотреть свой подлинный рост, мальчик наконец помчался прочь от воды. Он бежал один, последний - остальные люди успели скрыться. Зато Арчи знал секретный пролаз под уступом скалы - если протиснуться туда, как ящерица, вылезешь сразу наверх и на другую сторону.
        В фойе гостиницы творилась толчея, а Арчи забыл упаковать с собой примерно половину нужных вещей. Сон перещелкнулся на эту сцену, икнув и зажевав несколько предыдущих кадров. Цунами все так же нависало со стороны моря, но в гостинице можно было от него укрыться.
        Девушка за похабно-бордовой стойкой регистрации швырнула Арчи ключи от номера, даже не удивившись, что такой маленький мальчик путешествует один. Дверь в номер выходила прямо в лобби - а балконом на морской берег.
        Арчи затащил внутрь чемодан, у которого, как назло, отломилось одно колесико. На балконе за стеклянным дверями уже плескалась вода, затопив пол по щиколотку. Вторая волна с готовностью накатила, высотой примерно с перила, уперлась лбом в стеклянные двери и опала.
        Арчи не распаковался и не помыл руки. Сквозь прозрачное и абсолютно надежное стекло он смотрел, как дыхание Той Стороны пыталось добраться до него. Оно пока не могло забрать такого маленького мальчика на изнанку реальности - но уже отметило его для себя и тянулось к нему, чтоб хотя бы приласкать, погладить по голове.
        Не готовый распахнуть дверь навстречу грандиозной воде, Арчи выбежал из номера обратно в лобби - не удосужившись проверить, захлопнулась ли за ним дверь. Второй выход из гостиницы вел в сторону, противоположную от моря. Поселок был окаймлен холмами, по которым вились спирали проселочных дорог и чьи террасы были засажены яркими, огромными фруктами и овощами. Арчи выбрал наугад один из холмов и побежал к нему, чтоб забраться на вершину.
        - Привет! Я - Табаско, - улыбнулась крестьянка, собиравшая апельсины в мешок у самого подножья холма.
        - А я Брокколи! - помахала рукой другая, забравшаяся с мешком чуть выше по склону. - А вон там - Инжир!
        Заинтригованный Арчи жадно всматривался в лица местных жительниц. Они были в разы более телесными, чем лица тех людей, к которым он привык. Казалось, жизнь сконденсировалась в них с густотой двойного бульона. Казалось, их тела плотней и весомей статуй, а каждое слово несет в себе мудрость целого талмуда. Если бы Арчи был чуть повзрослее и уже ознакомился с искусствоведческой терминологией, ему на ум пришел бы термин «гиперреализм». Но он не был знаком - и потому просто поскакал, весь в любопытстве, вверх по серпантину вдоль склона, напрочь забыв о темном цунами там, с другой стороны от гостиницы.
        - Я - Лемонграсс! Я - Ежевика! Я - Ландыши! - имена крестьянок никак не соотносились с той растительностью, что они собирали, пололи или обрабатывали. И, похоже, работа была для них не трудом, а чем-то вроде праздничного ритуала: все были одеты в богато расшитые юбки, чересчур тяжелые и многослойные для влажного тропического климата, а на шеях красовались громоздкие ожерелья из плодов, цветов и бусин размером с клубок.
        Веселый и любознательный, Арчи неожиданно догарцевал до террасы, где за растительностью скрывался роскошный дом. Его стеклянные раздвижные двери были точной копией тех, что отделяли номер Арчи от балкона. Хозяин, богатый и самоуверенный человек в сером костюме, протянул мальчику кокос с воткнутой в него трубочкой и пригласил пройти в дом посмотреть мюзикл. Юный гость не заставил себя упрашивать.
        Мюзикл, как выяснилось, был иммерсивным. Во всех комнатах дома неистово танцевали, горланили песни и угощались фуршетными блюдами, в изобилии разложенными по столам и подоконникам. Та Сторона умеет и любит приманивать угощениями - ведь еда позволяет ударить сразу по четырем чувствительным струнам неопытного сновидца: зрению, вкусу, обонянию и осязанию. Ну а слух пусть ублажит мюзикл…
        Арчи удивлялся, почему никто никого не толкал в сутолоке, от пируэтов посуда не летела со столов, а от рокота барабанов не закладывало в ушах. Восхищение постепенно переросло в настороженность, а настороженность - в неприкрытый испуг. Заметив это, хозяин уселся на бескрайний мягчайший диван и подхватил Арчи на колени. Указывая пальцем то на одного, то на другого актера, он взялся растолковывать юному гостю сюжет спектакля и пояснять смысл незнакомых слов и образов.
        Но малыш-карнавалет не слушал его. Хотелось назад, хотелось бежать - если не домой, то хотя бы в гостиницу. Отмотать время в прошлое, сделать вторую попытку выйти из номера - и уже не поддаваться на заманивания Брокколи и Лемонграсс, а идти своей дорогой, мимо, не к гвалту чужого карнавала…
        Стеклянные двери дома плотно сомкнулись. На уровне пола снаружи плескалась вода. Под светло-бирюзовыми волнами проступали очертания затопленного причала - а холм с растительностью пропал, не оставив по себе ни следа.
        Все сплошь до самого горизонта было синим - и Арчи не мог с уверенностью указать, где вода переходила в небо, и были ли белые клубы там вдали пеной или облаками. Мальчик прижимался к стеклянным дверям, с обреченным спокойствием понимания, что ему не удалось укрыться от воды. Мюзикл за его спиной все так же грохотал и бесчинствовал.
        - Если ты готов к сотрудничеству, на следующей неделе мы оформим тебя как официального работника Ритрита и переведем в домик для персонала. По завершению курса лечения ты останешься жить там постоянно, - объясняет Вильгельм. - Обязанности твои поначалу будут совсем не трудными: слушаться нас и в первую очередь Стеллу.
        Арчи отточенно кивает - как маленький граф, получив выговор от наставника за недостаточное прилежание к чистописанию. Он прекрасно понимает, что никакое завершение лечения ему не нужно - и что это на самом деле испытательный срок. Провалив который, он окажется в таком кошмаре, который ему еще никогда не снился.
        Глава 11. Тьма, которую не пронзит свет
        - Странно, даже телефон не пришлось доставать, - бормочет Тильда, укладывая крафт-пакет с принадлежащим Арчи гаджетом обратно в сейф. - Покладистый он какой-то сегодня…
        Вильгельм блещет улыбкой. Нет никакой доблести в том, чтоб перепугать подростка - но ментор поставил перед собой задачу, успешно выполнил ее и теперь считает, что заслужил право порадоваться успехом без оглядки на моральные нюансы.
        Вечером перед совместным выходом на Ту Сторону Арчи перевоплощается в себя такого, каким он был там незадолго до переезда в Ритрит. Он нервничает, часто моргает, его волосы лохматятся, а скулы заострились. Под ногтями проступили полоски грязи, чистая и свежая одежда сама по себе помялась и запахла пылью.
        Нацеливаться сразу на его бывшее жилье мы не стали - это было бы слишком травматично для мальчика. Мы выбрали один из домов на окраине, возле которого стоял джип - небольшой дамский паркетник, за которым по песку вились подозрительно свежие следы. Это показалось мне подозрительным - ведь Кикко, если память не изменяет, утверждал, что поселок полностью необитаем.
        Арчи тоже напрягается:
        - Я не знаю, кто здесь жил раньше. В этом доме я точно не был, потому что здесь нет детей.
        - Откуда ты знаешь? - не поняла я.
        - В саду ведь нет ни качелей, ни горок, ни бассейна, - пожимает плечами мой спутник. Хоть он и моложе меня, но и наблюдательней - чему наверняка способствует уравновешенность, привитая грамотно-аристократическим воспитанием. - И по размерам дом совсем небольшой. Вряд ли там найдется место для просторной детской комнаты.
        В окне прихожей мелькает чей-то силуэт. Арчи отпрыгивает, чтоб спрятаться за угол сарая. Шепчет мне оттуда:
        - Боюсь, что меня узнают!
        Я не возражаю - даже если он боится на самом деле не этого, а того, что его самого узнают. Грабабайт первым бежит к дому, уверенный, что котам рады везде и всегда.
        Так оно и есть. Дверь открывается, и навстречу Байту садится на корточки грузноватая дама средних лет:
        - Котик! Как давно я не видела котиков!
        - Грабабайт! А ну вернись! - с притворной строгостью кричу я, чтоб вызвать даму на разговор. - Извините, пожалуйста, он иногда бывает таким непослушным!
        - Здравствуйте! - дама встает и приглашает меня в дом. - Заходите, заходите, не оставайтесь надолго на улице. Свежий воздух в больших количествах вреден для здоровья.
        - Можно помыть руки? - интересуюсь я. Не столько потому, что с ума схожу по гигиене, а чтоб появился шанс осмотреть дом.
        - Да-да, на кухне, - машет рукой женщина. - Я пока сумки разберу, только что вернулась из магазина…
        Арчи прав: детей в доме, скорее всего, нет. Кухня не слишком уютная, почти спартанская. Стол, стулья и шкафы совсем не соответствуют друг другу по стилю, а пыль с них стряхивают тяп-ляпом, неравномерно, оставляя грязные углы.
        Зато почему-то целых три крана с водой: один возле холодильника, второй возле плиты, третий сам по себе, у окончания кухонного стола, возле пустого угла. Я направляюсь именно туда - потому что этот кран самый чистый и блестящий во всей кухне, сияет до нескромности. Открываю ледяную воду, подставляю руки. Кажется, что в окне кто-то мелькнул. Арчи? Или в кадре готовы появиться новые персонажи? Вновь что-то мелькает - но я не могу уловить, что или кто это.
        - Ой! - вскрикивает женщина, - не предупредила: этот кран надо как можно скорее закрывать! Вода там питьевая, идет из скважины, в ней очень ограниченный объем! Капля тут, капля там - и истощится мой драгоценный источник, - она смотрит заискивающе, и я извиняюсь. Выключаю воду, иду в гостиную к Байту.
        - Такой славный котик у вас, так давно таких не баловала! - кудахчет женщина. Назвать свое имя она почему-то не хочет - но я и не настаиваю, мне тоже незачем свое называть. - Можно предложить ему вот это?
        Она берет что-то из холодильника, и Байт заранее облизывается. Вдруг - вздрагивает и оборачивается. Смотрит на тот угол, где меньше минуты назад стояла я, пока мыла руки. Всматривается туда так, как пытаются рассмотреть очертания приближающейся фигуры через туман или метель - а потом бросается к выключателю и начинает неистово щелкать им в безуспешных попытках зажечь свет. Прыжком к другому выключателю - тоже не работает. К третьему. Может, отказало электричество? Нет, холодильник исправно урчит. Встаю посмотреть, что там такое стряслось в углу.
        Темнота сконденсировалась там, как колонна из вырезанных из мрака бабочек. Если подключить воображение, можно рассмотреть человека, который сидит в углу на табуретке, положив руки на колени. Он не двигается и молчит - но он несомненно живой и может при желании начать действовать.
        - Это… это такая темнота, которую не способен разогнать даже электрический свет! - женщину охватывает паника. - Скорее, бегом отсюда!
        Она хватает сумку, распахивает дверь и несется куда глаза глядят, лишь бы прочь от дома. Я за ней, с криком: «Не бойтесь! Вернитесь! Чтоб дверь закрыть!».
        Байт разочарованно вздыхает. Мы-то с ним понимаем, в чем дело.
        Та Сторона состоит из двух больших материков - Белой и Черной Зон - а также множества территорий помельче. Все эти территории динамично перемещаются относительно друг друга, мутируют, эволюционируют и трансформируются. Черная Зона - это суверенное государство мрака, лжи и насилия. Не разгоняемая никаким светом темнота является одним из основных типов материи в Черной Зоне. Она далеко не всегда таит в себе такие опасности, чтоб от них надо было бежать без оглядки из собственного дома - но с непривычки вид ее действительно пугает.
        - Так почему же ты решила, что я не хотел тогда спасать тебя? - мой подопечный выныривает из-за угла. Нашел о чем спросить! Нет бы поинтересовался, почему та дама рванула из собственного дома в диком ужасе…
        Я пожимаю плечами. Мне самой никогда не хочется никого спасать. Всех не переспасаешь - в мире, во всех его слоях, каждую минуту гибнет столько людей и существ, что для торможения этого великого процесса хотя бы на один процент потребовалась бы невообразимо колоссальная сила, которая просто не втиснется во вселенную.
        - У вас такое нормально? - спрашиваю я, показывая вслед удаляющейся на предельной скорости даме.
        - Нет, - сухо мотает головой Арчи, - но предлагаю на этом не зацикливаться. Пойдем заниматься своими прямыми делами.
        «Прямыми» назвать их можно с натяжкой. Наша миссия больше похожа на «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Ясно лишь то, что на территории, некогда закрытой протектным куполом, образовалась пробоина, через которую Та Сторона хлещет ядовитым потоком на Эту. Но почему это произошло, как можно залатать брешь и при чем здесь мы с Арчи - вопросы пока остаются без ответа.
        - Ты можешь бездействовать, пока на твоих глазах убивают знакомого тебе человека? - не унимается карнавалет. - Или ты думаешь, что я спас тебя ради аванса, чтоб ты в следующий раз спасла меня?
        Я молчу. Пусть сам себе задает вопросы, и сам же на них отвечает. Я же пока поразмыслю о других проблемах. Интересно, все ли обитатели поселка были карнавалентными? Сколько из них могли взаимодействовать с Той Стороной? Насколько осознанным и целенаправленным было это взаимодействие?
        Растительность тут действительно взбесилась. Ливень стеблей, ветвей и мха затопил заборы, шорох непролазно густой листвы даже в безветренный день звучит плотно и тяжело. Асфальт почти полностью раскрошился под натиском мускулистых корней.
        - У вас был специализированный купол или общего назначения? - я нисколько не разбираюсь в протектных конструкциях, поэтому вечером пришлось пройти срочный ликбез.
        - Специализированный. Тут занимались разработками, направленными на повышение эффективности энергогенераторов - поэтому тот объект, где работал дядя, был засекречен. Если я правильно понимаю, - Арчи запрыгивает на ствол упавшего дерева обхватом с крупного кабана и протягивает мне руку, - в последние годы дядя и его коллеги пытались найти способ продлить срок эксплуатации куполов. Я очень смутно помню то, что слышал краем уха - но вроде бы сеть лабораторий из разных куполов регулярно обменивались данными. Они разделили глобальную задачу на несколько частей, и каждая лаборатория занималась решением своей конкретной головоломки.
        - Ты в школе хорошо учился? Тоже энергетикой интересовался? - кряхтит Байт, подтягиваясь и заползая на ствол. Его цепкие коготки глубоко вонзаются в трещины в древесине, но карабкаться вверх ленивому пухлячку нелегко.
        - Нет, - рассеянно отвечает Арчи. - Я больше разделял тетины интересы, историю искусства и социологию… Ай.
        Действительно, ай. За поворотом дороги открывается вид на усадьбу, огороженную грубым забором из бетонных некрашеных плит. Ровно по периметру забора воздух резко меняет свое свойство: становится темным и подрагивает, будто над костром - но ни жара, ни запаха паленого при этом не чувствуется. Если бы это была стандартная охранная система, мой спутник вряд ли бы сказал «Ай».
        - Я не люблю темноту, - морщится он. - В умеренных количествах она бывает красивой - но когда ее слишком много даже днем… Не люблю.
        Над забором плавает копоть. Воздух вновь становится чистым и прозрачным на высоте примерно десяти метров над бетоном.
        - Много ли здесь темноты? Давно ли стала тут появляться? Что происходит при контакте с ней? Рассказывай мне, рассказывай! - подгоняю я.
        - Ну я же не знаю, что ты знаешь, а что нет, - недовольно бубнит Арчи. - У вас в Ритрите не бывает спонтанных выплесков тьмы?
        - Таких - нет.
        Вот только не надо сейчас играть в словесный пинг-понг и заставлять меня отвечать на вопросы, а не задавать их.
        - Темнота - это выхлоп от энергогенераторов, который материализуется с временно-пространственным лагом, - Арчи тарабанит объяснение быстро и неохотно. Похоже на то, будто его заставили зазубрить его в школе и отвечать на контрольной. - При столкновении энергетических потоков разной мощности, качества и направленности образуется масса темноты. Она не материализуется немедленно, а выжидает такого момента и пространства, которое будет наиболее готовым принять ее.
        От всей души не могу понять - не то ли он всерьез верит этому бреду, не то ли это и есть настоящее положение дел, только мы истолковываем его разными словами. Я бы выразилась так: темная материя, несущая в себе низменные и негативные векторы бытия, мозаично заполняет светлую часть реальности.
        - Извини, но теперь придется сюда, - Арчи утыкается в стену грозного бурелома и отважно пытается раздвинуть ее, чтоб найти лаз. Только это невозможно: через немилосердное древесное плетение не протиснется даже Грабабайт.
        Однако зрение мое вновь меняется. Оно заострилось, сменило фокус - и теперь вместо ровного визуального пласта я вижу перед собой зазубренный рельеф с прорехами, которые так и притягивают к себе мой зрачок. Вот так, оказывается, орлы видят мир?
        Я бесстрашно лезу вслед за Арчи и даже не цепляюсь за деревья капюшоном. Возмущенные ветви чуть поцарапывают ладони, а бесцеремонные листья норовят залезть в нос - но я отталкиваю их и протискиваюсь все ближе к дому Арчи. Отодвинув в сторону последнюю лиану, выхожу на поляну и напоминаю сама себе: надо делать вид, будто я здесь впервые. Ни крыльцо дома, ни разложенные на кухне травы, ни вон та скромница-вишня мне ни о чем не говорят, совершенно ни о чем.
        - Я жил вон там, на втором этаже, - карнавалет указывает пальцем на руины наверху. - После того как дом частично осыпался, у меня даже вещей почти не осталось, все превратилось в пыль.
        Ага, и документов тоже не осталось. Во всем доме. Уж не избавились ли от них намеренно?
        Арчи делает первые два шага по направлению к крыльцу бодрым темпом, а затем зажимает себе рот ладонью: дверь открыта! Я обрушиваю на свою память как можно более непроницаемый занавес: вдруг мальчик тоже умеет читать ее, как Эмма, и разглядит в массе моих воспоминаний силуэт ментора, вышибающей замок ногой?
        - Смотри, что у меня есть, - подмигиваю я и достаю из кармана реальности нож. Он ложится в руку мягко и прочно - соскучился млеть в пустоте без дела.
        На Арчи фокус не производит никакого впечатления:
        - Но как же они могли через сад? - шепчет он. - Сад бы запомнил и рассказал…
        Черт. Если он умеет разговаривать с памятью растений, мне сейчас придется или во многом сознаться, или изо всех сил выкручиваться и лгать.
        - Ты забываешь, что купол пал, - вмешивается Байт. Умный кот - это половина залога успеха в любом деле, - Теперь ко всем объектам можно подобраться на летательном аппарате, и никто тебя не засечет и не собьет.
        Арчи тягуче кивает. Если он допускает возможность целенаправленной слежки - значит, поводы для этого были. Впрочем, сам факт того, что дядя работал в секретной лаборатории, не справившейся со своим заданием, уже более чем достаточный повод для шпионажа.
        Из уцелевшей части второго этажа доносятся звуки фокстрота и разговор на незнакомом языке. Звучат они так, словно это телевизор или проигрыватель с не совсем исправными колонками. Я внимательно слежу за Арчи и поэтому замечаю, что он не пугается - нет моментального непроизвольного вздрагивания, шаг и дыхание не сбиваются.
        - Там кто-то есть? - интересуюсь как можно более бесстрастно.
        Он мычит что-то непонятное и ускоряет шаг.
        Внутри дома звуков уже гораздо больше. Скрипка, аккордеон и литавры, откупориваемое шампанское, хруст, взвизги, бокалы чокаются, бокалы бьются, звучат пощечины… Грабабайт в растерянности прижимает ушки.
        - Аркальдус! - она сбегает вниз по лестнице. Подол платья струится по воздуху, наполовину растворяясь в нем. Лицо - плоское, узкое. Глаза горят рубиновым соком. Растрепанные черные волосы выглядят не так, словно их не укладывали к балу - а будто обладательница только что выскочила из постели, проклиная назойливый будильник.
        - Обнять за обе сабли! - скрежещет вслед за ней умасливающий баритон. - Вернулся, что ли?
        Венс протягивает племяннику обе руки, и он галантно целует их кисти. Дяде - коротко кивает, тот машет в ответ.
        Родственники Арчи не видят ни меня, ни Грабабайта. Арчи делает вид, что тоже не замечает нас - и странной такая ситуация ему ничуть не кажется.
        - Напомните, какие у меня в детстве были проблемы со здоровьем, - обращается к Венс племянник. - Где лежит моя медицинская книжка?
        - Разве ты забыл? - хмурится Коарг. - Перед балом мы выносим из дома все ценности и документы.
        - Забыл, - соглашается Арчи. - И где они сейчас лежат?
        - Тебе кажется, что ты болен? А мне кажется, нет! - Венс встает в позу, опершись локтем о перила.
        - Нет, я не болен, - вновь соглашается юный карнавалет. - Но мне интересно знать, где находятся документы.
        - Говорят же тебе, их УНЕСЛИ, - грозно шипит Коарг.
        - Ну он же не мог хранить дома документацию о своих секретных разработках в лаборатории? - громко шепчет Грабабайт. Хозяева дома его не слышат.
        - Хорошо, - покладистость Арчи изумительна для его бунтарского подросткового возраста. - Я прогуляюсь, недолго. Приятно повеселиться!
        Венс мотыльком упархивает наверх, ее супруг следует за ней медленным тяжелым шагом. Уже с самого верха лестницы - оборачивается и пальцем грозит племяннику, не говоря ни слова.
        - Давайте попробуем добраться до лаборатории, - предлагает Арчи. - Я никогда там не был, но подозреваю, что всейчас в заброшенное здание будет не так уж и трудно попасть…
        Еще бы. На Той Стороне можно относительно спокойно исследовать опасные и загадочные объекты, не волнуясь за последствия - если они и будут, то значительно более мягкими, чем в реальности.
        Повторный проход через сад дается еще легче первого.
        - Твои родственнички любят побаловаться в дай-го-хосси? - интересуется Грабабайт. - Перемещения между эпохами с помощью передвигаемых пластов реальности?
        - И не только, - хмуро отвечает Арчи. - Им нравятся вообще все игры со временем. И с людьми, увы, тоже.
        - Насколько мне известно, - продолжает умничать кот, - только в дай-го-хосси правила настолько либеральны, что позволяют желающим оставаться сторонними наблюдателями и не принимать участия в игре. У остальных игр правила такие, что прошлое сваливается как снег на голову на всех, кто оказался в радиусе его действия - и им приходится вести себя соответственно.
        По пути нам не попадается ни единого живого существа. Лаборатория снаружи выглядит как обычный жилой дом - и на удивление хорошо сохранилась.
        - Насколько я понимаю, охранная система отключилась еще раньше, чем генераторы в моем доме, - комментирует Арчи. - По правилам безопасности, генераторы в лаборатории должны были работать постоянно, а значит, их заряд должен был кончиться быстрее.
        Внутри, впрочем, нет никакого намека на домашний уют. Помещение заставлено столами, мониторами, пустыми аквариумами, антеннами, блоками питания и десятками приборов непонятного назначения.
        В коридоре раздаются шаги. Я покрепче сжимаю нож, который так и не выпускала из руки.
        - Я почему-то думал, вы сюда сразу направитесь, - приветствует нас Кикко, одетый в лабораторный халат.
        Вот это неожиданность. Мы были не в курсе, что ментор присоединится к нам на этой миссии.
        - Ты уже попробовал повключать какие-нибудь приборы? - мяукает Байт.
        - Нет, - разводит руками Кикко. - Не нашел резервный энергогенератор, а без него ничего не запустится.
        - Здесь есть еще халаты? - оглядывается Арчи. - В униформе мне будет легче войти в образ и понять, как тут что работает.
        Халат обнаруживается на спинке одного из стульев. Накинув его, подросток преображается в аспиранта с вдохновенными глазами и твердой рукой.
        - Ну-ка, обследуем помещение на предмет расположения энергетических резервов… - воркует он, оббегая лабораторию.
        Резервный энергогенератор обнаруживается под настилом пола - потребовалось всего лишь потянуть за кольцо и открыть люк.
        - Чем проще и старее система, тем она надежнее, - подмигивает Арчи и запускает устройство.
        Под ловкими пальцами карнавалета приборы один за другим оживают. Он никогда не видел их и не может определить их предназначение - но наитие перевоплотившегося артиста помогает ему нащупать нужные кнопки и запустить производственные процессы.
        Кикко, Грабабайт и я всматриваемся в те приборы, на которых есть мониторы и датчики, пытаясь сообразить, что именно они демонстрируют.
        Арчи добирается до стоящих на подиуме ворот в человеческий рост и возится с их замком. Ворота гудят и распахиваются. Между створок пугающе быстрыми темпами начинает генерироваться темнота.
        - Они намеренно запускали трансфер темной материи из Черной Зоны… - бормочет Кикко. - Зачем?
        Облако тьмы достигает около двух метров в длину и выплывает из ворот на центр комнаты. Шерсть на Грабабайте встает дыбом, Кикко выжидательно скрещивает руки на груди. Внутри облака начинает что-то шевелиться и толкаться - а затем оттуда доносится знакомый баритон дяди Арчи:
        - Я никогда не понимал смысла выставок. Визуальное искусство не пронимает меня, равно как и музыка. Я остаюсь равнодушен и глух к картинам, скульптурам, инсталляциям.
        - Я вообще не помню, чтоб дядя хоть когда-то посещал хоть одну выставку, - шепчет Арчи. - А музыку он любит и не может заявлять, что равнодушен к ней.
        - Сколько я бы не посещал музыкальных мероприятий, - продолжает темнота, - вся музыка словно бы замирала где-то в воздухе, не доходя до меня. Я с завистью смотрю на людей, которые впитывают ноты и получают от них какие-то эмоции - и могу только внешне имитировать их поведение.
        - Это суррогат, - поднимает палец Кикко. - Произвольный текст озвучен синтезатором речи, настроенным на голос Коарга.
        - А ходить на выставки с кем-то - это мучение вдвойне. На каждом шагу приходится думать, что бы сказать спутнику - ведь нельзя же все время молчать, как немому. В результате не запоминаешь ни картин, ни атмосферы - лишь болезненное вымучивание бестолковых фраз.
        - Зачем им могли быть нужны такие суррогаты? - спрашиваю я, не расставаясь на всякий случай с ножом.
        Ментор жмет плечами.
        - При нехватке ресурсов у оригинала дубликат может послужить дополнительным источником питания, - неожиданно отвечает невидимый баритон.
        Глава 12. Шулер в удди-лронг
        - Кажется, я понял суть той технологии, которую здесь пытались развивать, - вздыхает Кикко. - Они исходили из того, что у каждого объекта реальности есть свой темный двойник. В соответствии с идеалистическим подходом, темноту следует полностью и повсеместно искоренять. Однако в процессе уничтожения чего бы то ни было неизбежно выделяется энергия - и эту энергию хотели пустить на благие цели, на поддержание и укрепление жизни. Местные специалисты поставили перед собой амбициозную задачу создать безотходное производство.
        - Только это неправильно, - бурчит Грабабайт. - Это все равно что отпиливать у стола ту ножку, которая остается в тени, и надеяться, что он устоит, опираясь только на те, на которые падает солнечный свет.
        - Для пространства под протектным куполом требовалась энергия не только в виде тепла или света, но и базовая жизненная, биологическая, духовная, - продолжает ментор. - Отчасти сотрудникам лаборатории удалось добиться желаемого результата - отсюда и бурное размножение растительности, и своевольное поведение неживой природы. Но, видимо, приложенные усилия оказались недостаточными…
        - Или сжигание темной материи дало обратный негативный результат. Породило деструкцию, - развивает мысль Грабабайт.
        - Насколько я могу понять… - я вновь не узнаю Арчи. Со мной разговаривает не подросток, только что слезший с больничной койки, а серьезный молодой ученый, толковый и щепетильный, - эти ворота являются единственным на всю лабораторию устройством, предназначенным для производства объектов. Остальные больше похожи на приборы для учета, контроля и модификаций.
        - И сбивания с толку, - хмыкает Кикко. - Еще два часа назад дядя Коарг считался пропавшим без вести. А сейчас у нас технически уже два Коарга: один в генерирующих темноту воротах, второй у себя дома. Дай-го-хосси и прочие подобные забавы выдают полностью независимых клонов реальных людей? Или клоны все-таки сохраняют контакт со своими владельцами-породителями?
        - Зависит от тонкости настроек, - почти хором произносят Арчи и кот.
        - Попробуем поискать документы? - предлагаю я.
        - Без толку, - отмахивается Кикко. - Я до вас уже осмотрел стеллажи и ящики - никаких документов в распечатанном виде нигде нет. Просто вот ни единого листа бумаги на всю лабораторию! Надо полагать, информацию тут принято хранить только в электронном виде - и так, чтоб чужаки ни при каких обстоятельствах не смогли получить к ней доступ? - ментор выжидательно смотрит на Арчи.
        - Я не знаю, - тот опускает глаза. - Те документы, что хранились у нас дома, всегда держались в двух видах, электронном и физическом. Но дело в том, что носители электронной информации тоже пропали из дома. А насчет лаборатории я не знаю ничего - совсем, правда, ничего!
        Он вскидывает на нас беспомощный взгляд - уже не самоуверенного аспиранта, а грустного школьника.
        - Ок. Ну хотя бы имена и количество сотрудников лаборатории ты знаешь? - спрашивает Кикко.
        - Имена некоторых дядиных сослуживцев я, конечно, помню, - кивает Арчи. - Но мне кажется, что сейчас было бы выгоднее вернуться домой и поговорить с дядей лично. Возможно, я знаю, как вызвать его проекцию на откровенность…
        Та Сторона не требует от личности тождества самой себе. Одно и то же живое существо может ментально раздвоиться, растроиться и вообще наплодить себе столько клонов, сколько сочтет нужным - дело только в наличии навыков и искренней мотивации.
        Мы возвращаемся в дом Арчи - и я пытаюсь представить себя сейчас на его месте. Поставленный в безвыходное положение, изо всех сил пытающийся сохранить контроль над собой и происходящим, потерявший все сколько-нибудь надежные ориентиры в жизни… Его нарочитая деловитость не может обмануть меня. Я так же зачастую со стороны кажусь неколебимой и даже суровой - но нам самом деле меня изнутри разрывает отчаяние и страсть к деструктиву, которые приходится подавлять мощью всех своих душевных ресурсов.
        Вернее, сейчас такое со мной почти никогда уже не случается. Но раньше, на Большой Земле, когда я была в возрасте Арчи - и даже потом, после исхода на Архипелаг, но до попадания в Ритрит - дела чаще всего обстояли именно так. Моя невозмутимая внешняя оболочка нисколько не соответствовала той панике, хаосу и вечной подавленности, что скрывались под ней. У «прекрасной» юности слишком много производственных издержек - а счастливой она начинает казаться только с дистанции прожитых лет. И я к покорению этой дистанции только-только приступаю.
        Впрочем, состояние и мироощущение Арчи на самом деле может не совпадать с моим - ведь наши воспитание и окружение в раннем возрасте были слишком несопоставимы.
        - Аркальдус! - тетя Венс ровно так же, как в прошлый раз, сбегает по лестнице, метя платьем ступени и воздух над ними. Сверху вновь доносится гремящая карусель звуков - а ветер со второго этажа стыло дует через пролом в стене.
        - Дядя! - звонко восклицает Арчи, - здесь ли Мэйкур и Фогас? Они обещали сыграть со мной в удди-лронг!
        - Сплошные игры на уме у этих карнавальных, - шепчет Кикко, так и не снявший с себя лабораторный халат.
        - А разве ты уже умеешь? - удивляется Коарг. - Кто тебя научил?
        - Диланек - незадолго до того, как пропал.
        Я догадываюсь, в чем суть: Арчи бомбардирует дядю именами тех его сослуживцев, которых он знал и помнил - в надежде, что дядя что-нибудь сболтнет о них.
        - Диланека ведь забрали в темноту через границу, я правильно помню? - Арчи следует за дядей наверх, и мы тоже. Оказавшись среди призраков, мы сами ощущаем себя призраками - невидимые, неслышимые и в буквальном смысле явившиеся из другого пласта реальности.
        - Да, Диланек всегда играл в удди-лронг за темных, - поддакивает Коарг. - Ты готов сразиться со мной в показательную партию?
        Они отходят в угол и садятся за круглый игровой стол, накрытый на троих. На расшитых розами салфетках стоят шкатулки с наборами необходимых предметов, по правую руку от них разместились кружки с минеральной водой, по левую - курительные трубки с неведомым содержимым.
        Игра для карнавалетов являет собой нечто необозримое большее, чем способ скрасить скуку и скоротать тягучее приусадебное время. Это значимый светский ритуал, сопоставимый с ежденевной молитвой, утренним умыванием или воскресным семейным обедом. Игра выступает носителем культурно-исторического опыта карнавалентного народа, воплощением его этики и морали, его небуквенной летописью.
        Коарг высматривает кого-то в толпе. Завидев, повелительно машет рукой - и к столу приближается человек с идеально квадратным лицом и демонстративно сплошь золотыми зубами на нижней челюсти.
        - Сядь с нами, Стурк, - указывает на пустующий стул хозяин дома, и через минуту игра уже в разгаре.
        - Пара миледи! - хлопает двумя картами о стол Арчи. - Та, что справа, была бы похожа на вашу сестру, если перекрасить ее в брюнетку, не так ли?
        - Моя сестра и есть брюнетка, - жмет плечами Стурк и со вздохом лезет в карман за коробочкой с козырями - похожей на ту, в какой преподносят обручальные кольца. Открывает ее и долго выбирает, чем бы побить пару настырных дам. Бьет бусиной светло-голубого жемчуга. - Блондинкой она была совсем недолго, и перед свадьбой вернулась к натуральному цвету.
        - Как ей удалось организовать переезд вне купола после свадьбы? И где она живет теперь? - заметно, что для Арчи искусство ведения светской беседы пока что в новинку. Он не может сообразить, в какую личину ему перевоплотиться, чтоб выглядеть и звучать более убедительно, и потому косится за подсказками по сторонам. Сам же пока остается в привычном хрупко-подростковом обличье, что немного контрастирует и с эпатажным и холеным обликом Стурка, и с барскими замашками Коарга.
        - Аркальдус, но ты же и сам уроженец не нашего купола - тебе ли не знать, каким именно способом сообщаются протектные территории?
        Ход переходит к Коаргу. Тот долго думает, прежде чем выложить на стол валета и шестерку.
        - Ха, а этот джентльмен, по иронии карточной судьбы, похож на того оружейника, за которого моя сестра вышла замуж! - Стурк тычет толстым пальцем в лицо щекастому валету, словно клеймо на него ставит. - Организовать переезд для новобрачных было не сложно - он ведь уроженец именитой фамилии, и…
        - Позволю себе напомнить, - рокочет хозяин дома, - что мой племянник еще не достиг совершеннолетия! А значит, ему не следует чересчур вдаваться в перипетии чужой взрослой жизни - тем более в те минуты, когда он обязан оставаться предельно сосредоточенным на игре!
        - Напротив, напротив! - щебечет вовремя подлетевшая Венс. Она собрала волосы на затылке и кривовато заколола их живой розой - не заботясь о том, что шипы раздирают кожу и на воротник платья уже упали две крошечные капельки крови. - Малыш должен осваивать мастерство вращения в обществе! Я так рада за него, так рада! А разговоры о свадьбах в ту пору, когда самому тебе это торжество только предстоит - ооо!
        Кикко ухмыляется, берет с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского и обращается ко мне:
        - У тебя что-нибудь складывается в голове?
        Коарг тоже машет официанту, забирает у него сразу два полных бокала виски и залпом опорожняет первый. Стурк угощается безалкогольной облепиховой настойкой.
        - Я просто слышал, - Арчи наконец вдохновляется на полномасштабный импровизационный блеф, - что для выхода из-под купола не обязательно спускаться под землю и проходить затяжной контроль в бункере. Якобы есть некие приборы и приспособления…
        Стурк со стоном лезет за еще одним козырем - щепоткой преображающей пыльцы. Он подкидывает ее над столом, и та, осев на разложенные там игровые элементы, преображает их: валет превращается в короля-покойника, черная шестерка - в красную девятку, а наперсток и стрелка, которыми отбился Арчи, чтобы перевести ход на Стурка, становятся соответственно пулей и зерном.
        Коарг неразборчиво ругается себе под нос и тоже лезет за футляром с козырями - расклад на столе сложился непростой.
        - …такие приборы, которые, - продолжает лопотать Арчи, ощущая на своем плече приободряющее прикосновение Венс, - позволяют совершить переход путем задействования энергии темноты. Якобы поэтому людей, принявших на себя отличительные знаки света - например, осветливших волосы из натурально-русого цвета в неестественно-пепельный - эти системы отторгают.
        Коарг багровеет. Открывает футляр, долго всматривается в него - и вдруг вопит:
        - Арчи! Ты не игрок, ты шулер! Из моего футляра пропала треть запаса козырей!
        На звуки скандала галопом мчится Грабабайт. Он ушел шпионить и поедать деликатесы со столов. Эту картину хотелось бы писать маслом: два подвыпивших джентльмена отошли в сторонку тайно посовещаться и уверены, что их разговоры не слышит никто, кроме тарталеток с черной икрой и голубым сыром. Однако прямо перед ними на блюде поверх малинового торта-желе невидимо развалился ленивый мохнатый кот и, дожевывая баварскую сосиску, нахально кивает в такт ритму их беседы и поводит ушами, как локаторами.
        Сейчас Байту эту наблюдательную позицию, равно и как и сосиску, пришлось оставить - Коарг в гневе опрокидывает стол:
        - Арчи! Это никакая не светская беседа! Ты намеренно смутил нашего партнера по партии! А мне заговорил зубы, чтоб я утратил бдительность - а затем беспардонно залез ко мне в карман и обчистил меня, своего родного дядю! Это безобразие! Это бесчинство!
        Сквозняк подхватывает разлетевшиеся из колоды карты и расшвыривает их по залу. Арчи успевает отскочить в сторону от падающего стола - но ушибается локтем о спинку стула, и теперь, морщась, потирает синяк. Венс выхватывает из волос розу и хлещет супруга пышным бутоном по лбу. Тот рычит и впустую машет перед собой руками.
        Кикко невозмутимо берет себе еще один бокал шампанского и призывно поднимает к потолку два пальца свободной руки - знак нам, что пора возвращаться на Эту Сторону.
        - Какой милашка этот Стурк! С помощью одной-единственной щепотки преображающей пыльцы разложил перед нами всю картину происходящего! Та Сторона тоже, как обычно, проявила себя в лучшем виде - она всегда дает самые точные и глубокие подсказки, целую сокровищницу открывает… - сияет довольный ментор.
        Ага, ага. Сначала она сама запутает опасную неразбериху, собьет всех с толку, доведет до панической атаки, лишит права выбора и пути к отступлению - а потом щедро просыплет ниточку намеков, как тропинку из хлебных крошек.
        - Я честно старался, но почти ничего не понял, - конфузится Арчи, одной ногой уже стоя на Этой Стороне. - Все силы ушли на ведение беседы - а осмыслить ничего не успел…
        - Что ж тут непонятного, - ментор отшвыривает допитый бокал в пустое пространство, и тот беззвучно растворяется в великом нигде. - Для того мы и отправились на миссию все вместе - в одиночку объять необъятное действительно тяжело. Суть произошедшего вкратце такова, что начать нам придется с оружейника…
        Глава 13. Луна и стрелять
        На следующую ночь мы выходим на Ту Сторону вшестером. Объяснять нам полную последовательность предстоящих действий и их смысл Кикко отказался наотрез:
        - С проблемами надо разбираться по мере их поступления. Из всей той цепочки, что вчера сложилась на игральном столе, первую позицию занимал оружейник - с него и начнем. Порядок и способ работы с остальными звеньями могут существенно измениться в зависимости от того, как мы пройдем эту первую миссию. Тем более что в Ритрите есть люди, которые весьма великолепно разбираются в оружейке и всем, что с этой милой отраслью связано…
        Один из этих людей - Эмма. Я впервые вижу ее в настолько приподнятом настроении. Ментор собрала свои густые волосы в высокий хвост на макушке и сплела в косу - и теперь та раскачивается вдоль ее спины, как полный решимости маятник. Вильгельм, наш второй разбирающийся, тоже с виду бодр - но его энтузиазм кажется мне несколько наигранным.
        Грабабайт же, ничуть не стесняясь, ноет и прикрывает глаза лапами, восседая на руках у Кикко:
        - Ох, куда же понесло нас! Ах, куда же понесло!
        - Я тоже не люблю оружие, - ежится Арчи. - Зато дядя любит.
        Уж это точно. Помню, как из-под толстенного слоя пыли проглядывали контуры обстановки кабинета Коарга - пылкая страсть к охоте как к само собой разумеющемуся хобби для джентльменов считывалась там из каждой детали.
        В Черной Зоне сегодня ветрено. Клочья облаков гоняет туда-сюда по небу, как разодранную шаль, которую никак не удается растянуть так, чтоб в полной мере прикрыть наготу небес. Луну раздуло левосторонним флюсом, и от боли она подвывает в такт ветру.
        - Расслабься, здесь почти всегда так, - успокаивает Арчи Кикко, чья темная кожа сливается с непроглядной темнотой, а видимым силуэт остается только за счет того самого лабораторного халата.
        - Ты его надел, чтобы дать оружейникам лишний намек или подсказку? - тычет пальцем в карман на рукаве халата Эмма.
        - Отчасти, - уходит от ответа Кикко и покрепче перехватывает Грабабайта, чтоб унять кошачий невроз.
        Железо. Невыносимо узнаваемый запах страдающей от жажды стали, которая мечтает захлебнуться свежей кровью. Мой клинок, почуяв вожделение собратьев, ответно пульсирует сквозь карман реальности - так мощно, что у меня в руке отдается.
        Справа доносится грохот открываемого грузового вагона и нечеловеческие вопли десятками голосов - настолько слабыми, что принадлежат они несомненно существам изможденным и замученным. Но даже в этих полумертвых завываниях сквозит ненависть и нечто такое, что вызывает по отношению к жертвам никак не сочувствие - а, скорее, омерзение и желание поскорее о них забыть.
        - Арчи, Граба, сейчас предстоит не самое приятное зрелище - но нам предстоит пройти по краю Расстрельной Поляны, и поменять маршрут никак не получится, - предупреждает Вильгельм.
        - Я глаза опять зажмурю, - пищит Байт. - Кикко, не выпускай меня!
        - А я, наоборот, хочу все внимательно рассмотреть, - твердо заявляет Арчи. - Что здесь происходит?
        - Здесь Черные тестируют новое оружие, - голос Вильгельма мягчает еще больше, совсем в бархат, и в нем звучат романтические нотки. - Иногда обычное, иногда не совсем. Свозят сюда военнопленных, осужденных, маргиналов, охотничью добычу - и устраивают тир с живыми мишенями.
        Арчи сглатывает. И все так же твердо спрашивает:
        - Что за оружие у них на этот раз? И кто будет мишенями?
        Воодушевленная Эмма готова скакать от переизбытка энергии, как маленькая девочка:
        - Судя по тем характерным голосам, они наловили полный загон тифозных упырей.
        Грабабайт, не раскрывая глаз, издает такой звук, словно его вот-вот стошнит.
        - Тифозные упыри - это переносчики той самой болезни, в честь которой названы. Они рождаются, уже будучи зараженными, и смысл их недолгого существования заключается только в том, чтобы распространить заразу среди как можно большего количества живых существ.
        Луна высовывается из-под рваной облачной шали - и в ее свете видно, как Арчи морщится. Зато Вильгельм беспредельно нежен и мечтателен:
        - В кои-то веки обитатели Черной Зоны занимаются делом, которое можно назвать благим. А что за оружие они выбрали для этого прекрасного вечера, мы сейчас увидим.
        Наша тропа огибает поляну, по краям которой выстроились Черные - вооруженные, как кажется издалека, винтовками. Тифозные упыри, не прекращая скулить, проходят из вагона на поляну в сопровождении конвоиров, вооруженных такими же винтовками.
        - Зачем они подчиняются? - спрашивает Арчи. - Какая им разница, где в них выстрелят - в центре поляны или на три шага не доходя до него?
        - Когда балансируешь на границе жизни и смерти, - в Вильгельме просыпается подлинный поэт, - ощущение времени смазывается. Каждая секунда, отдаляющая тебя от перехода за грань, кажется щедрой вечностью - которую ты теряешь непозволительно быстро. Каждый шаг превращается…
        Я не вслушиваюсь. Ни Вильгельм, ни кто-либо еще из менторов не видел лица Арчи в тот момент, когда тот, находясь одновременно у себя дома и в Неподвластных Слоях, прикладывал телефон к уху и терял сознание - торжественно и без какого бы то ни было страха. Арчи слишком сильный и смелый для того, чтобы цепляться за жизнь, как жалкий трус. Ему не понять убогого трепета упырей.
        Конвой оставляет жертв в центре поляны и расходится по ее периметру. Те хнычут и жмутся друг к другу - пока в одного из них не врезается ослепительно белый луч, выпущенный из винтовки. Тварь, до этого покрытая влажной слизью и язвами, мгновенно прожаривается - причем не только в том месте, где с ее заразной кожей соприкоснулся луч, а с головы до ног. Упырь истошно кричит и отбегает от собратьев, надеясь хоть немного охладиться под порывами ветра. Остальные тотчас впадают в такую же панику и рассыпаются по поляне, безнадежно ища спасения под укрытием темноты.
        Но темноты больше нет. Белые лазеры рвут ее со всех сторон сразу, в непредсказуемых направлениях, пересекаясь между собой под злобно-острыми углами. Тонюсенький вой упырей сверлит уши. Они мечутся по поляне, наполовину ослепнув от боли и ужаса, сталкиваются друг с другом, падают на землю и вновь вскакивают, ужаленные очередным лучом.
        - У меня такое подозрение, что на этих винтовочках можно регулировать мощность выстрела, - сообщает Эмма. - Немного зная нравы и вкусы Черных, рискну предположить, что заряд намеренно выставлен на минимум - чтоб не уничтожить с первого попадания, а заставить помучиться.
        - А я не слишком верю в то, - подхватывает Кикко, - что луч имеет целебную природу. У Черных на такое не хватило бы ни ума, ни благородства, ни изобретательской фантазии. Скорее всего, этот свет преображает природу той материи, с которой соприкасается, до ее полной противоположности. При таком раскладе нам сильно повезло: если у Черных сейчас в моде именно такое оружие - значит, наши шансы заполучить его существенно увеличиваются.
        - Давайте, может, задержимся и посмотрим, что будет, когда один из Черных случайно или нарочно попадет в своего же товарища? - бормочет Вильгельм. - Посмотрим, что станет с раненым: побелеет, умрет, превратится в рьяного пацифиста?
        - Попадет в своего… нарочно? - кривится Арчи.
        - Что здесь такого? - весело недоумевает Эмма. - Для Черных это развлечение. И каждый раз оно случается как будто в новинку и невзначай. И всем зрителям смешно наблюдать за жертвой, и все смеются.
        - Пожалуйста, можно мы все-таки не будем тут задерживаться? - умоляет Байт.
        И мы продолжаем путь. Лежит он теперь через лес.
        - Я так понимаю, здесь нет хищников? - без единой нотки страха интересуется Арчи.
        - Нет, но есть хищницы, - отвечает Вильгельм и призывно свистит по направлению куда-то вбок с тропы.
        Оттуда к нам резво выбегают, хрустя нападавшими под ноги ветвями, две черномазые дамочки в узких комбинезонах и щебечут:
        - Яды растительного происхождения, яды настоянные на крови хищников, яды выжатые из камней и шаровых молний!
        Вильгельм повелительно хлопает в ладоши и обводит пальцем в воздухе дугу, очерчивая нас всех невидимым полуовалом:
        - Это мои спутники. Предупредите всех, кто дальше, чтоб не мешали нам и ничего не предлагали.
        Одна черномазая недовольно надувает губы и уходит прочь в чащу - уже не полным предвкушения бегом, а разочарованно, вразвалочку. Вторая так легко не сдается и нагло спрашивает:
        - А пару монет за беспокойство?
        Вильгельм с оттяжкой щелкает пальцем в ее сторону - и в грудь торговки ядами врезается крупная замазанная копотью монета. Та хихикает и вместо благодарности шипит:
        - Вот Урсула-дура обалдеет!
        Байт только сейчас догадывается, что Расстрельная Поляна позади и уже можно открывать глаза. Кикко держит кота крепко, намеренно сдавливая его посильнее, чтоб тот ощущал силу надежной человеческой поддержки.
        - Так значит, вот она какая, эта темнота в первозданном виде… Значит, дядя и его коллеги полагали, что смогут убить двух зайцев сразу: и уничтожить тьму, и извлечь из нее дополнительную энергию для света… - тянет Арчи, и в голосе его звенит неподъемная тяжесть. - Мне почему-то не представляется логичной такая радикальная переработка.
        - Тебе это кажется идеализмом? - спрашивает Эмма.
        - Ммм… Возможно, да, - он произносит это так, что слово «возможно» не допускает и намека на колебание.
        Дорога разветвляется. Вильгельм сворачивает налево, и мы все вслед за ним - но из-за поворота на пределе зрения выскакивают три фигуры и мчатся на нас на огромной скорости, перекидываясь между собой задиристыми фразами и смехом. Нас они словно не замечают - или не замечают на самом деле. Когда расстояние между нами сокращается до двадцати метров, одна из бегущих фигур дает другой подножку, и та падает. Третья фигура направляет на нее пистолет, и смеется, и что-то тараторит на непонятном языке.
        Опасная магия Черной Зоны такова, что к происходящему здесь привыкаешь чересчур быстро. Тьма пропитывает тебя, как коньяк бисквит - и ты становишься по-дружелюбному восприимчивым не только к ее сюжетам и персонажам, но и к ее специфической этике, и к ее морали - искривленной, как сколиозный позвоночник. Времени, прошедшего с момента нашего выхода в Черную Зону, мне более чем хватило - поэтому смех того, кто целится в упавшего, уже кажется и уместным, и притягательным. Действительно, что может быть забавнее, чем угрожать товарищу выстрелом в упор?
        Эмма со мной солидарна и тоже фыркает от смеха. Но Арчи, несмотря на всю его психическую гибкость, остается непреклонным и непроницаемым к поползновениям тьмы:
        - Какая гадость. Что вы находите в этом смешного?
        Черный с оружием отрывает внимание от упавшего и теперь целится в нас, вместо жестокого азарта источая едкую неприязнь.
        Вильгельм плавно поднимает руку с раскрытой ладонью и делает как можно более медленный, не грозящий нападением шаг навстречу ему - так, чтобы оказаться под лопастью лунного света.
        Черный узнает ментора и выкрикивает приветствие на неизвестном языке. Его товарищи хором повторяют его возглас, упавший кособоко поднимается с земли.
        Хищный нос Вильгельма в этом лесу и под этой луной кажется особенно остро заточенным. С волчьим оскалом, призванным изображать улыбку, ментор протягивает поднятую руку к Черному с пистолетом и похлопывает его по плечу - тот отвечает тем же.
        Грабабайт на руках у Кикко нахохлился, как мохнатая птица под дождем. Ни ему, ни Арчи очевидно не нравится то, что менторы и я согласны - пусть лишь частично и на время - приобщиться к темноте.
        Вильгельм и Черные разговаривают примерно с минуту - все разом, перекрикивая собеседников и толкая друг друга локтями. В конце концов тот, что с оружием, толкает ментора пистолетом в плечо в знак прощания, дает коленом под зад одному из своих товарищей, и вся троица с той же нечеловеческой скоростью убегает в противоположном от нас направлении.
        - Подмастерья Фаревда, - объясняет ментор, убыстряя шаг и маня нас за собой. - Говорят, он сегодня в неплохом настроении.
        - Неплохом - потому, что физически не может никогда быть в хорошем? - грустновато шутит Кикко.
        - Еще про него говорят, что у него раньше было три руки, но одну он потерял в землетрясении, - нервно мяукает Байт. - И еще, что «Фаревд» - это не его настоящее имя, а прозвище, которое он получил после невероятной победы в турнире лучников, и прозвище это так и переводится, «Стрела, которая не знает преград». А еще говорят, что он завтракает бульоном, обедает курицей, а ужинает мхом - и оттого затылком всегда чует приближение неприятеля, и ему в спину невозможно попасть.
        - А про Вильгельма раньше ходили слухи, что ему три пули из автоматной очереди навылет через грудную клетку прошли и застряли в деревянной стене, - подхватывает Эмма. - Раненого Вильгельма унесли, но бой продолжался, и та стена почти целиком сгорела. Уцелело только бревно с тремя пулями - и тогда о Виле стали сплетничать, будто его кровь отталкивает огонь.
        - Как же узнали, что бревно уцелело? - уточняет Арчи. Облачная паутина над нашими головами начинает интенсивно сбиваться в клубок - будто ее, как лапшу, наматывают на невидимые японские палочки для еды.
        - Я сам туда якобы вернулся, чтоб пули отыскать, - признается Вильгельм. - Такую редкость надо хранить и беречь, судьба такие подарки редко преподносит.
        - Так это «было» или «было якобы»? - вопрос карнавалета остается без ответа, потому что облако возле луны закручивается в смерч и тянется заостренным концом-щупальцем на тропинку прямо перед нами.
        Имя Фаревда-оружейника звучало в Черной Зоне достаточно часто и никак не могло пройти мимо моих ушей. Только упоминали его обычно не по отношению к реальному человеку, а как часть фольклора, присказку или даже междометие, призванное выражать не смысл, а только эмоции.
        По логике вещей, если баснословный мастер по изготовлению клинков, бомб и ружей давно уже живет в статусе ходячей легенды - место его постоянного обитания должно держаться в секрете. Или он его не скрывает потому, что полагается на сверхнадежные системы защиты и запутывания (или запугивания) незваных посетителей? Или менторы заранее договорились о встрече, и нас ждут? Или оружейник только рад непрошеным гостям, чтоб лично или с помощью прислуги пострелять в них с таким же упоением, с каким Черные на поляне расстреливали тифозных упырей?
        Безжалостно заточенный коготь небесной темноты глубоко вонзается в тропинку, полностью перекрывая нам лунный свет. Мы оказываемся зажатыми в коробку из плотных стен деревьев, спустившегося с высоты мрака и пустоты за спиной, к которой настоятельно не хотелось оборачиваться. Байт на руках у Кикко ерзает и тычется ментору лбом в грудь, как малыш лицом в подушку.
        Вильгельм снимает с шеи пулю, подвешенную на серебряную цепочку, и вставляет, как ключ, прямо в коготь тьмы.
        - Я восхищаюсь этими технологиями сканирования, - с придыханием шепчет Эмма, - темнота сейчас считывает ДНК Вильгельма и сверяется с имеющейся у нее базой данных лояльных и одобренных посетителей.
        Одобрение получено. Пуля возвращается к ментору на шею - а чернющий коготь всверливается в землю все глубже, вырывая в ней широкий тоннель. Когда отверстие оказывается достаточным, чтоб на его месте можно было разбить туристическую палатку, облачное жало втягивается обратно в небеса, открывая нам винтовую лестницу вниз.
        - Так это и есть знаменитый дворец Фаревда? - разочарованно мяукает Байт. - Я-то ожидал чудо архитектуры, роскошь и технологии, а тут какая-то нора кротовья…
        Вильгельм уже наполовину исчез под землей и манит нас за собой. К моему - и не только моему - ужасу, оказывается, что у длиннющей винтовой лестницы нет перил. Один виток вниз, два, три… На десятом голова кружится так, что я понимаю: через пару шагов сорвусь в пропасть неизбежно.
        - Ждали шедевра? А вот он, смотрите! - оборачивается к нам Вильгельм и… прыгает в пустоту.
        Арчи бросается к нему, чтоб подать руку - и тоже падает с лестницы прямо на тяжелый, гибкий воздух. Воздух держит обоих, не давая соскользнуть ниже уровня тех ступеней, на которых они находились при падении.
        Байт вздыхает с облегчением так шумно, что его дыхание чуть не сбивает с ног и меня, вслед за спутниками.
        - На самом деле это не подстраховка от несчастного случая, а защита от грабителей и мошенников, - комментирует Эмма. - Фаревд не настолько человеколюбив, чтобы всерьез волноваться из-за того, что по пути к нему кто-нибудь сломает ногу или свернет шею. Зато разбойники не смогут попасть к нему напрямую, минуя ступени.
        - Кстати, сколько их здесь? - спрашивает Арчи, поднимаясь на ноги.
        - Пятьсот тридцать одна, - равнодушно отвечает Вильгельм.
        Нас ждет еще целая бесконечность, завивающаяся к центру земли.
        Бесконечность утыкается в пыльный фиолетовый полог, который Вильгельм отодвигает вполне по-хозяйски. За пологом открывается величественная пещера, декорированная как смесь прихожей и тронного зала: вешалки для одежды, открывающиеся пуфики, потасканные шлепанцы, неровно набросанные на пол смешные половички, машина для поп-корна, гильотина, три разномастные статуи рыцарей в латах и громадный, почти двухместный трон.
        - И даже никакой охраны, никакого досмотра и обыска? - не верит Арчи.
        - Да зачем тут живая охрана, - отмахивается Эмма. - Тут так все автоматизировано на энергетическом уровне, что присутствие живых людей в униформе становится не более чем формальностью.
        Легендарный Черный оружейник выходит в зал из дальнего коридора, беззастенчиво шаркая по полу подошвами тяжеленных ботинок. Он давно не молод и не пытается молодиться, волосы его проедены сединой и залысинами, как шуба молью. Но главное - глаза. Каплевидные и поразительно раскосые, они словно приклеены на его лицо с морды некоего фантастического животного, которое умеет смотреть только по сторонам, но никогда прямо перед собой.
        Никто с ним не здоровается - а он делает вид, что никаких посетителей в зале нет. Он шаркает к трону, плюхается на него, откидывается на спинку и вытягивает вперед ноги. Проходит около минуты.
        Глаза Фаревда оживают: один упирается ртутным взглядом на Вильгельма, второй скашивается в противоположную сторону и блещет багряной искрой в сторону Эммы. Оба ментора заранее знают, что им теперь следует делать: подобострастно подходят к трону, садятся на колени и запускают руки глубоко под сиденье. Оружейник с удовлетворенным всхрапыванием ставит ноги им на спину, заваливая лопатки и поясницы визитеров мелкими комьями жирной земли.
        Очевидно, Эмма и Вильгельм уже нашли то, что искали, так как оба перестали шарить под троном - но боятся пошевелиться и потревожить Фаревда. Он наслаждается еще целой минутой их унижения - а потом ставит ноги на пол, оперев пятки о половицы и задрав носки вверх:
        - Приступайте!
        Менторы синхронно садятся на колени каждый возле ближайшего к себе ботинка и принимаются начищать их щетками и тряпками, вытащенными из-под трона. Грабабайт тяжело пыхтит от возмущения, и Кикко незаметно тянет его за хвост, чтоб держал эмоции при себе.
        Арчи тоже недоволен происходящим - но понимает, что высказывание собственного мнения сейчас может провалить всю коллективную миссию, и потому держится стоически. Просто я уже привыкла замечать в нем мельчайшие микропризнаки перепадов настроения и перемен карнавалентных состояний - потому и отмечаю про себя, как раздулись его ноздри и какая вовсе не глубокая, но разлапистая, похожая на наклонный трезубец, морщинка прошла по лбу в диагональ.
        - Счастье полное, как луна, познается лишь теми, кто сполна испил ненависть к самому себе, - неожиданно начинает вещать Фаревд, не глядя на нас и не обращаясь к нам. - Счастье полное, незатмеваемое, открывается двумя ключами: «никто» и «ничто».
        Перед экспедицией к оружейнику менторы не удосужились сообщить мне, Арчи и Байту, почем мы идем именно в таком составе. С Вильгельмом и Эммой все понятно: они, несомненно, знавали Фаревда и раньше и понимают, как с ним обращаться. Но что ждет в этом дворце-пещере остальных?
        Эмма трет подошвы мастера от души, широко дергая плечом, и ее коса бьется по полу, как змея в припадке. Вильгельм с виду спокоен, как айсберг - но именно такое спокойствие зачастую выдает в нем высочайшее, электрического свойства напряжение.
        - Ничего не бояться. Ни за что не волноваться. Ни за кого не отвечать. Ни с кем не общаться. Никому не доверять. Ни от чего не прятаться. Ни от чего не зависеть. Ни к кому не привыкать…
        Да, точно. Вильгельм более чем в напряжении - он в бешенстве. Сложно объяснить, как я это чувствую… Но между лопаток ментора как будто сформировался огромный круглый магнит-мишень, притягивающий к себе взгляды - причем не только мой, но и юного карнавалета.
        - Лестно, когда чистильщиками твоих сапог становятся бывшие наемники - и какие! - по-змеиному улыбается Фаревд. - Которые раньше клятву давали «Нет слова иного для меня, кроме окрика хозяина моего, и нет тяжести для меня иной, кроме золота в кошельке моем»!
        От Арчи словно брызжет льдом. Он слишком мало знаком с менторами для того, чтобы смириться с их скрытностью - а скрывают они столько информации (в первую очередь о самих себе), что хватит на целый океан событий, имен, фактов и дат. Отлично, теперь один из участников миссии наглухо отгородился от остальных плащом недоверия.
        Вильгельм и Эмма одновременно заканчивают натирать сапоги оружейника и - глазам своим не верю! - кратко и истово прикладываются к ним губами, точь-в-точь как к иконам. Почти ложатся грудью на пол и задвигают щетки с тряпками туда же, где они лежали - глубоко под трон. Фаревд довольно гладит себя по щекам тыльными сторонами ладоней и плотоядно чмокает губами.
        - Теперь давайте мне заложника, - требует он, выдвигая обе руки к Байту.
        Кот возмущенно кричит и вскакивает Кикко на плечо.
        - Киса, это обязательное правило, - Эмма бесцеремонно хватает Байта за шкирку и несет к трону. - Когда к Фаревду приходит новая делегация и озвучивает свой запрос, на руках у него непременно должен находиться заложник.
        Глухая стена недоверия и неприятия вокруг Арчи обрастает длинными колючими иглами. Он презирает нас, он не поддерживает нашу миссию, он готов вскипеть.
        - Мастер, мы хотели бы получить такое же оружие, как то, что сегодня испытывали на Расстрельной Поляне, - без предисловий озвучивает наши желания Вильгельм.
        - Недурно, - соглашается Фаревд. - Хороший выбор, хороший вкус. Чувствуется наметанный глаз опытного снайпера. Только ты сам понимаешь, хороший мой: раз оно у меня такое новое и шикарное, больше одного я вам не отдам. Вы-то, наверное, мечтали, что каждому по стволу в каждую руку достанется - и даже кота с собой притащили, чтоб на него четыре единицы оружия пришлось… Нет, одна и только одна.
        Байт морщится от прикосновений оружейника - хоть и кажутся со стороны нежными и вполне обычными почесываниями.
        - Ты - мой гарант того, что твои дружки ничего не попортят в моем арсенале и не попытаются стащить оттуда ни единый экспонат, - щебечет Фаревд в пушистое ухо заложника. - Но не бойся, мы с тобой останемся тут не вдвоем. Вы! - оружейник машет подбородком Вильгельму и Эмме, - по местам!
        Двигаясь так же синхронно, как при чистке обуви, менторы подбегают к уже пустому трону и садятся на его подлокотники - только это не расслабленная и вальяжная поза отдыхающих людей, а напряженная готовность бойцов, каждую секунду сохраняющих бдительность.
        - Вы трое можете проследовать в арсенал, - так же, подбородком, Фаревд указывает нам на совершенно обычный коридор без опознавательных знаков, дверей с кодовым замком или цербера на входе. Кикко, Арчи и я молча идем туда, не совсем понимая, почему выбором оружия должны заниматься именно мы.
        Впрочем, некая логика в этом есть - неочевидная и искаженная, в полном соответствии со вкусами Той Стороны. Дело в том, что я не имею права брать в руки огнестрельное оружие. У меня, как и у каждого профессионального бойца, есть свой персональный устав, нарушение которого карается по всей строгости. Один из пунктов этого устава гласит, что пистолеты, автоматы, гранатометы и прочие подобные игрушки не должны находиться в моих руках. Соответственно, одна в арсенал я попасть не могу - мне нужен как минимум один сопровождающий, чья свобода действий не ограничена в этом аспекте. Также в уставе есть пункт, запрещающий мне вступать в сделки на Той Стороне - что разумно, ведь я все-таки не коммерцией занимаюсь. А то, что меня как киллера получается технически невозможно подкупить - это же просто прекрасно с точки зрения профессиональной этики.
        Мы доходим до гладкой стены без дверей и окон, и она бесшумно отодвигается перед нами, как театральный занавес. Вот он, арсенал.
        Это довольно светлое помещение, заставленное шкафами, столами и тумбами. И везде, естественно, разложено оружие.
        - Арчи? - тихо обращается Кикко к наиболее чувствительному участнику нашей делегации.
        Карнавалет встает на цыпочки, принюхивается и подрагивает. Он сейчас превращается в охотничью собаку, которая на болоте учуяла дичь и ждет лишь команды хозяина, чтоб сорваться с места. Только вместо команды хозяина внутри Арчи должен прозвучать голос его собственной интуиции, который укажет путь к верному стенду.
        - Туда! - шепчет он и направляется налево по диагонали в дальний угол зала.
        Там на музейном стенде без стекла лежит самый обычный револьвер из серой стали. Ни не указывает на то, что вместо зарядов в нем - порции преображающего потенциала.
        Мы с Кикко включаем вторую перспективу зрения и пытаемся как можно глубже всмотреться в револьвер. Вроде, да. Вроде, он.
        - Мы должны втроем, одновременно, прикоснуться к нему, - шепчет Кикко. - Здесь действует правило тройной подписи: забрать единицу оружия из арсенала можно только с одобрения и согласия троих человек сразу.
        Я открываю рот, но ментор опережает меня:
        - Ты не заключаешь сделку. С нашей стороны ее заключают Эмма и Вильгельм, которые сейчас отбывают свой пост в тронном зале. Право вынести револьвер из арсенала - это еще не сделка, это просто перемещение предмета внутри его родного пространства и прохождение одного из многочисленных слоев местной энергозащиты.
        Я послушно киваю - и кладу левую руку на ствол. Он гладкий и теплый, как человеческое тело - и даже более приятный на ощупь, чем пальцы Кикко и Арчи, соприкасающиеся с моими с обеих сторон.
        - Вы, наверное, хотели бы знать, ощущал ли я подобные волны, исходящие от предметов, с которыми обращался дядя? - спрашивает Арчи, и сам же себе отвечает: - Да, конечно. Очень знакомые пошептывания и пощекатывания. Эта вещь как птица, которая чистит перья перед тем, как расправить крылья и взлететь.
        Я давно заметила, что оружие многих наталкивает на поэтику. Объект, способны пробить вам сердце навылет, предпочитает сначала расшевелить в этом сердце наиболее чувствительные струны.
        Кикко бережно подхватывает револьвер, как спящего щенка, и направляется к выходу. Арчи следует за ним с таким видом, будто у него самого взвели курок.
        Байт на руках у Фаревда готов взорваться от гнева - нескончаемые поглаживания оружейника утомляют и раздражают его. Как же он рад пересесть обратно к Кикко!
        Вильгельм и Эмма восхищенно кудахчут над револьвером, как дети над диковинной игрушкой.
        Оружейник плюхается на трон, закидывает ноги в свеженачищенных ботинках на подлокотник и язвительно желает нам приятного подъема.
        На поверхности земли ветер озверел еще больше. Он дает деревьям подзатыльники и швыряется по небу луной, как куском скользкого сыра в рассоле.
        - Почему вы меня заранее не преду… не преду… - переволновавшись в роли заложника, Байт теперь заикается. - Преду…
        - Почему не придушили? - галантно спрашивает Вильгельм, гордо вышагивающий по тропе с револьвером в руках. Менторская сухость и скованность сменились в нем на развязность опасного гуляки, для которого оружие не более чем игрушка, а живые существа - не более чем подвижные мишени в глобальном тире с весь мир размером.
        - Нет! - взвизгивает кот, - почему не предупре… - и закашливается.
        - Почему мы возвращаемся тем же путем? - вмешивается Арчи, чтоб снять напряжение момента, и кладет одну руку на шейку Байту, чтоб тому стало еще надежнее. - Не разумнее ли было бы вернуться на Эту Сторону прямо из дворца Фаревда, сразу после сделки? Ну или хотя бы сейчас?
        - Зачем? - Вильгельм даже не смотрит на карнавалета и любуется глянцевым блеском ствола под обрывками лунного света. - Как же давно я так не гулял с хорошей пушкой в руке…
        - И это единственная причина того, почему мы рискуем? - повышает голос Арчи. - Тебе вздумалось покрасоваться и повоображать себя еще большим героем, чем ты есть? А мы должны из-за этого подвергаться риску быть ограбленными? Вот будет здорово, если на нас нападут, и ты растратишь все шесть патронов зря, обороняясь от хулиганов и воришек!
        Мне ни с того ни с сего кажется, что патронов в стволе вовсе не шесть, а куда больше. Только расходовать их можно максимум по шесть штук за определенную единицу времени. А потом… новые заряды сами материализуются один за другим, и ничем не будут отличаться от предыдущей обоймы. Но это только мое мнение и подозрение, а я вовсе не спец по револьверам - так что молча сохраняю эту мысль, как закладку в памяти, и не делюсь ей со спутниками.
        Вильгельм заливисто хохочет - и захапистые ветви черных деревьев передают эхо его смеха по цепочке, от тропинки в глубь леса:
        - Да, обладать такой игрушкой мечтали бы многие. Но все, кто об этом мечтают, и те десятки глаз, которые сейчас за нами втихаря следят - а за нами следят, поверьте - прекрасно понимают один деликатный нюанс. Если они попытаются помешать нашему движению или даже просто показаться на нашем пути, дать о себе знать, случайно чихнуть в радиусе нашего слуха - у них будут грандиозные проблемы с Фаревдом. Честное слово, грандиозные! Когда мастер заключает сделку, никто не вправе вмешиваться в ее исход под угрозой жесточайшей кары.
        Я верю Вильгельму и не допускаю ни тени сомнения в правдивости его слов. В эту ветреную ночь в неспокойной Черной Зоне, уже на подходе к Расстрельной Поляне, ментор кажется непривычно оживленным и даже красивым. Я с аппетитом начинаю вбирать в себя его великолепную смелую энергетику - но Грабабайт все портит поистине животной бестактностью. Дождавшись, пока заикание отпустит, и набравшись не только смелости, но и некоторой наглости, кот во все горло обращается к Эмме:
        - Возвращаясь к интригующей теме слухов… Это правда, что ты приняла решение превратиться из мужчины в женщину после того, как два года проработала у Фаревда?
        Арчи закашлялся. Известие о том, что Эмма - не биологическая женщина, для него становится сюрпризом. Впрочем, вопрос Байта можно интерпретировать и так, что факт смены пола тоже ставится под сомнение и может оказаться слухом.
        Эмма взмахивает головой, и ее масляно-черная коса рассекает воздух, делая в сторону Байта предупреждающий замах. Не удивлюсь, если сплетня про нее окажется правдой - главный оружейник Черной Зоны кого угодно заставит забыть о своей истинной природе и подчиниться его каверзной, изуверской воле…
        Глава 14. Вес и объем пустоты
        На следующий день Арчи наконец перебирается из того домика, где находился на положении стационарного больного, в соседний. Личных вещей у него практически нет, поэтому перевозить-переносить нечего. Но ему предстоит детально ознакомиться с распорядком дня (и ночи) на территории комплекса, узнать расположение и предназначение всех построек и начать давно откладываемое знакомство со всеми его обитателями.
        Обитатели почти ничего не знают о новеньком и объяснимо горят любопытством. Они не раз видели бледного тоненького подростка в саду и не могли не заметить, сколько времени, сил и внимания уделяют ему вечно занятые менторы. В историю с неизвестной болезнью и доставкой безденежного пациента на спецкорабле с Большой Земли они поверят без проблем - особенно потому что раньше Ритрит действительно принимал таких больных, и тому есть свидетели.
        Благодаря переселению Арчи сегодня все будут при делах и в небольшом ажиотаже. Так что пока мы с Эммой торопимся в склад, запрятанный в дальнем углу склада, нас никто не останавливает и не отвлекает.
        - Когда он в таком настроении, - сообщает не слишком довольная ментор, почти срываясь на бег, - он мало к кому прислушивается и часто совершает необдуманные поступки.
        Нда уж. Раньше я бы никогда не подумала, что Вильгельм и прилагательное «необдуманный» совместимы хотя бы на малейшую долю секунды. Но, вспоминая его удалую походку в лесу прошлой ночью, я готова согласиться с Эммой.
        Дверь склада и открывается, и закрывается за нами совершенно бесшумно. Кикко сегодня не будет - он занят своими скаутскими изысканиями. Байт сопровождает Арчи и заодно следит за тем, чтоб он случайно не побрел по саду в сторону склада. А Вильгельм…
        - Ты что! - вскрикивает Эмма, и в ее обычно прохладном голосе хрипят разозленные мужские нотки.
        Вильгельм держит револьвер в руках и, прищурившись, целится в мишень, которая стоит прислоненной к стене на двух водруженных на стол коробках. В роли этой мишени выступает не что иное как мобильный телефон Арчи.
        - Ну так мы ж договорились испробовать его сегодня, не так ли? - Вильгельм весь олицетворяет азарт, алчность и нетерпение.
        Был ли он таким всегда до попадания в Ритрит? Или только когда работал на Фаревда? Или он становится таким только по исключительно важным случаям, касающимся применения оружия? Как же я мало знаю о своем ближайшем наставнике…
        - Включи голову и пойми! - шипит на него Эмма. - Он стре-ля-ет! Пусть не самыми обычными пулями - но он несет разрушение! Ты сейчас собираешься одним нажатием пальца уничтожить наш главный рычаг воздействия на этого смутного, скрытного карнавалетика!
        - Мы можем попробовать выстрелить по какому-нибудь другому носителю электронной информации, - безразлично пожимает плечами Вильгельм. - По флэшке, жесткому диску или даже компьютеру, на твой вкус… Но тогда мы потратим один из шести патронов.
        - Вот именно! Патронов шесть! А телефон один! - Эмма хватает гаджет и засовывает его себе в нагрудный карман футболки. - Им совсем никак нельзя рисковать!
        Вильгельм хохочет и пытается отобрать мобильник у Эммы, та уворачивается. Вильгельм откладывает револьвер на край стола и хватает коллегу обеими руками, что до боли напоминает схватку в школьном коридоре на переменке. Эмма складывается в три погибели, прижимая телефон как можно плотнее к коленям - и ее бывший напарник-охранник вынужденно сдается: если начинать внутри склада полноценную драку, можно повредить расставленные и разложенные вокруг вещи.
        Я подхожу к окну и опускаю жалюзи. Кошмар, как же мой наставник потерял голову! Его десять раз могли увидеть через окно - для этого даже не требовалось подходить слишком близко к постройке! Может, Вильгельму настолько наскучило в Ритрите и он так горько ностальгирует по своей былой работе, что решил спустить на тормоза абсолютно все меры предосторожности?
        - Ладно, хватит бузить, - обращается ментор сам к себе и отходит к стеллажу у дальней стены. - Но вообще хочу заметить, что шум поднял вовсе не я. Я подготовился тщательно и скрупулезно, и не начинал сразу по приходу обвинять других в опрометчивости, - ледяные выразительные глаза Вильгельма уперлись в Эмму, которая поправляла косу на затылке. А потом он извлек из пакета второй телефон, полностью идентичную копию «мишени».
        - Ахаха! Шантаж - дело тонкое, - смягчается Эмма. - Я и забыла, что ты профи с многолетним стажем и просто иногда любишь потрепать окружающим нервы.
        - Не то слово люблю - обожаю! - причмокивает губами Вильгельм, - но мишенью был все-таки подлинник. Тот аппарат, который сейчас находится в моих руках - это муляж одной лишь внешней оболочки телефона. По размерам и весу этот корпус точно совпадает с настоящим смартфоном, но внутри него нет никакой начинки, и включить его невозможно чисто технически.
        - Сколы, пятнышки и царапинки все перенес, ничего не забыл? - уточняет Эмма. - Если мальчик долгое время выживал один на один с этим гаджетом, он его каждый миллиметр с закрытыми глазами опознать сможет…
        Вильгельм ничего не отвечает, но поднимает с полки коробку для компакт-диска. Надо же, этот формат еще используется? Я про него и думать забыла. В коробке обнаруживаются сразу три идентичных диска, которые продавались чистыми и чья поверхность одинаково безлика - лишь крошечные маркерные пометки дают понять о содержимом носителя.
        - На этом, - Вильгельм поднимает первый диск, - записан документальный фильм о полном цикле выращивания тройноплодной клубники, от выбора семян на рынке до сбора урожая с грядок. Контент исключительно мирный, безобидный и местами настолько умилительный, что аж слеза наворачивается. На втором диске - тоже документальная съемка, только совсем иного характера. Это кадры сначала подавления восстания ремесленников Югократии, потом исход мятежников из городов и зарождение партизанского движения в сельской местности, потом час непрерывной мясорубки во время какого-то там сражения, о котором сейчас уже никто не помнит. На этом втором диске сплошная кровь, мясо и ужасы. На третьем… - ментор подковыривает третий плоский кругляшок и невинно моргает, - сборная солянка, равномерная нарезка кадров с первого и второго диска. То беленькие цветочки в огороде - то оторванные головы на улицах бунтующего города. То таблетки удобрений в земле - то пулеметные очереди по палаточному городку. Стелла, по чему ты хочешь выпалить: по повстанцам или по клубнике?
        Я открываю рот, чтобы напомнить о своем минимальном опыте обращения с огнестрельным оружием - но тут же закрываю. Мне предоставляется редкий шанс! Во-первых, я не на Той Стороне - а значит, правила моего личного Устав на меня сейчас не распространяются. Во-вторых, стрелять предстоит не по удаленной, мелкой, движущейся или неким иным образом капризничающей мишени - а по удобному и понятному диску, который я могу поставить чуть ли не впритык к револьверному зеву.
        Совсем впритык, конечно, я не ставлю - но и отхожу не не максимально возможное в пределах склада расстояние. Сейчас главное - не красота моего жеста, а точное попадание.
        Податливый курок словно бы сам шевелится под моим пальцем, и в диск летит белый луч - который в теплом дневном свете, просачивающемся через краешки жалюзи, видится по-хирургически ледяным.
        Диск всхлипывает и вздувается, как пузырь из жвачки. Потом лопается - и возвращается в свою прежнюю форму. Ничто на его поверхности не сообщает о том, что в диск только что попала лазерная пуля. Менторы синхронно кивают - видимо, именно такого результата они и ждали.
        - Но где же компьютер для считывания? - немного поздно спохватилась я.
        - Зачем компьютер? - Вильгельм лезет в карман брюк и достает оттуда плоскую пластиковую вещичку, напоминающую обычную флэшку. - Бегло просмотреть содержимое носителя можно с помощью универсального ридера - нам ведь не обязательно им любоваться на большом экране…
        Ментор прикладывает ридер к плоскости диска - и на устройстве загорается приветливый зеленый сигнал. В воздухе над диском разворачивается квадратное изображение размером примерно с коробку от диска и вполне сносного качества. Вильгельм дергает пальцем, перематывая запись на произвольный момент вперед - и первые нейтральные кадры сменяются масштабным кровопролитием.
        Клубника на грядке созрела наполовину. Те ягоды, что уже успели налиться соком и разрумяниться, лопаются, как гнойники, и зияют под зелеными листьями вовсе не как аппетитная десертная плоть, а как кровавые раскуроченные раны. Зеленые ягоды бледнеют до трупного оттенка и скукоживаются - а потом, будто в ускоренной перемотке, обращаются в труху и опадают с черенка.
        Менторы вновь кивают - и я понимаю, что необходимости в повторных выстрелах нет. Лазер действительно меняет сущность объекта на ее противоположность. Только вот как это нам поможет считать информацию из смартфона Арчи?
        Все имена в телефонной книге окажутся написанными задом наперед, а смысл всех фото исказится до неузнаваемости? - спрашиваю я наполовину иронично, наполовину всерьез.
        - У тех, кто слишком много времени уделяет практике и слишком мало - работе с теорией информации, довольно часто возникают такие нелепые предположения, - Эмма смотрит на меня с нескрываемым высокомерием. - Когда нож становится главным инструментом общения с реальностью, суть объектов расплывается. От них остается только форма, наделенная либо обделенная потенциалом жизни. Неудивительно, что ты, глядя на смартфон, видишь лишь его корпус - и тебе все равно, муляж это или нет.
        Ментор умолкает и почесывает револьвер ногтем указательного пальца, как котенка под подбородком. А потом громко втягивает в себя воздух и продолжает:
        - Нам необходимо убедить его, что основное свойство смартфона Арчи - это быть закрытым. Вторичен тот факт, что это устройство для мобильной связи, что он содержит в себе информацию, что он умеет подключаться к информационным сетям, что с помощью установленных приложений он может выполнять множество полезных функций… Наш револьвер должен знать, понимать и распознавать лишь одно: смартфон секретничает. Он прячет в себе информацию, которой не желает делиться с миром. Это его основное предназначение - и пуле предстоит вывернуть смартфон наизнанку, навязав ему предназначение прямо противоположное.
        Эмма ставит смартфон на подставку, похожую на ту, что используются для подзарядки, и запускает ее. В воздухе над смартфоном разворачиваются строки кода - но не компьютерного, а трехмерного символьно-иероглифического. Мне непонятен этот язык: в этом переплетении я могу разглядеть петли, узлы, силуэты птиц, стрелы, мишени, математические знаки, очертания бутонов и великое множество символов, которые я даже приблизительно не могу охарактеризовать или описать. В отличие от компьютерного кода, каждый символ здесь представляет собой миниатюрное художественное произведение, отличаясь от других уникальным сочетанием своих характеристик: объемом, выпуклостью, точностью прорисовки, степенью растушевки, градиентностью, остротой углов, наличием засечек, хвостиков и кисточек… Есть символы, выполненные в манере реализма, импрессионизма, примитивизма, кубизма - а также в десятках иных творческих манер, известных и применяемых в самых разных слоях реальности.
        - Так выглядит энергокод абсолютно любого объекта Вселенной, - поясняет Эмма, натягивая на пальцы тончайшие перчатки наподобие тех, в которых парикмахеры красят клиентам волосы. Только эти перчатки прилегают к коже сверхплотно, без единой складочки, и предназначены исключительно для копания в кишках бытия. - Философы веками ошибались, пытаясь искусственно разделить в одушевленных объектах тело, душу и разум, а в неодушевленных - лишь дух и материю, то есть форму и содержание. Триадная структура характерна абсолютно для всех типов объектов, и энергокод в ней является самым трудноопределимым из всех компонентов. Он являет собой промежуточный слой между духом и материей и ни в коем случае не тождественен содержанию формы. То, что мы сейчас наблюдаем в закодированном виде - это не зашифрованный контент из смартфона. Это суть смартфона, его природа и предназначение.
        - Ну-ка, погоди, - перебивает ее Вильгельм. Он держит в руках кольцо наподобие тех, на которых в старину носили ключи - только вместо ключей на нем висят ридеры, как дюжина неотличимых друг от друга близнецов. - Хоть гаджет пока и мертв, я предлагаю перестраховаться и сделать копии его контента.
        - Ридеры еще умеют и копии делать? - удивляюсь я. Совсем отстала от офисной и технологической жизни!
        - Конечно. Они умеют выполнять функцию универсальных сканеров, - Вильгельм прикладывает первый пустой ридер к смартфону - тот в ответ загорается источающим здоровье зеленым огоньком и тихонько жужжит. - Жужжание, как ты сама прекрасно понимаешь, выполняет здесь роль психологической уловки - показывает владельцу, что устройство исправно и процесс записи идет благополучно.
        - Но что же он записывает, если телефон мертв? - не могу сообразить я.
        - Пустота тоже имеет некий объем и вес, - объясняет Эмма. Как ни странно, я очень хорошо понимаю, что именно она имеет в виду.
        Вильгельм наполняет объемно-весовой пустотой четыре ридера: один оставляет у себя, второй убирает в ящик на складе, третий вручает Эмме, а четвертый мне. Я нажимаю на кнопку воспроизведения - но включенное устройство вхолостую подсвечивает воздух над собой, не выдавая никакого изображения.
        - Ничего, так и должно было быть. Эмма, валяй! - дает добро Вильгельм, и мы оба в благоговении замираем возле того участка воздуха, в котором, как планктон в океане, повис затейливый микроскопический энергокод.
        Эммины пальцы превращаются в сверхчувствительные инструменты. Они теряют заданные им от природы объем и строение и истончаются до волоскообразных щупалец. Щупальца извиваются между символов кода, передвигая их, переворачивая, уменьшая и увеличивая.
        - Но почему ты работаешь с энергокодом смартфона, если убеждать тебе нужно не его, а револьвер? - мне неловко нарушать торжественную тишину, но этот вопрос слишком уж жжет меня изнутри.
        - Ты предлагаешь работать с объектами в зависимости от их функций, а не свойств? - удивляется Эмма, не сбиваясь со взятого темпа работы - удивительно высокого, надо сказать. - Сосредоточься и подумай сама: кого удастся изменить с большей эффективностью - того, чье единственное предназначение сводится к проявлению агрессии, или того, кто самой своей природе должен принимать все, в него вкладывают? Кто из двоих более адаптивен?
        Не могу не согласиться с ходом ее мыслей. Менторы всегда поражали меня тем, насколько виртуозно они умеют растолковывать парадоксы как лежащую на прозрачной поверхности очевидности.
        Я же, со своей стороны, ощущаю, насколько растет и прибывает моя собственная адаптивность. Мне она никогда не была нужна, равно как и эмпатия или коммуникабельность - ведь моя профессиональная деятельность вплоть до момента столкновения с Арчи предполагала прямую противоположность симпатии и сочувствию. Но по мере общения с карнавалетом я начинаю ощущать, насколько меняется мое мировосприятие - и в первую очередь восприятие людей. Безо всякого на то намерения я улавливаю, угадываю и в какой-то степени даже подслушиваю скрытые мысли и поползновения окружающих. Не могу сказать, что мне это интересно или полезно - просто так получается. Я словно бы сама отчасти перевоплощаюсь в тех, с кем соприкасаюсь в реальности.
        И что-то мне сдается, что во вчерашнем нашем общем визите к Фаревду крылось чересчур много дополнительных смыслов. Несомненно то, что Эмма и Вильгельм провели в его компании огромное количество времени - но почему не рассказывают об этом? Почему Кикко заявил, что начинать надо с оружейника - при том что расклад карт и игральных фигур на столе предполагал начало вовсе не с него, а с валета, который превратился в мертвого короля?
        Эмма заканчивает свою ювелирную возню и отодвигается от стола, чтоб полюбоваться на результат со стороны. Для непосвященного глаза бульон из символов остался таким же загадочным и неупорядоченным, как был. Но ментор рассматривает его так же вдумчиво и влюбленно, как деревья неделями вглядываются в узор сброшенной ими по осени листвы.
        - Ну давай же скорее перейдем к интересному! - Вильгельму не терпится сделать пусть всего лишь один, но выстрел.
        Эмма нехотя отключает подставку для смартфона и придвигает ее на то место возле стены, где гаджет совсем недавно красовался в качестве мишени.
        Вильгельм дышит загнанно и страстно - можно подумать, он с револьвером в руке всю ночь гонялся за смартфоном по лесу вокруг Расстрельной Поляны. Он целится в гаджет неоправданно долго, покачивая стволом и слегка пружиня коленями. Наконец, ослепительно-белая лазерная струя бьет прямо в монитор.
        Я непроизвольно зажмуриваюсь - потому что ожидаю, что телефон разлетится по комнате мелкими брызгами. Но нет: он, с точностью наоборот, подает слабый признак жизни - сигнализирует о том, что батарейка полностью разряжена и требует подпитки.
        Эмма вытаскивает из бескрайней картонной коробки клубок проводов с разными разъемами, подбирает нужный и подключает смартфон к розетке. Тот в знак благодарности выдает на экран приветственное сообщение.
        Вильгельм вновь подходит к прибору со связкой ридеров и делает всем нам по копии. Затем - настраивает смартфон так, чтоб содержимое его памяти проецировалось в воздухе в вертикальной плоскости.
        Ого, память у гаджета внушительная и заполнена примерно на две трети. На первый взгляд, ничего сверхъестественного: архив контактов, история звонков и переписки, фотоальбомы, коллекция видео, скачанные файлы, игры и стандартные подростковые приложения… Чтобы разрыть в этом массиве текстовой и визуальной информации нечто по-настоящему ценное, придется копаться часами - даже пользуясь всеми преимуществами сотрудничества с Той Стороной.
        - Прошлой ночью мы все перенапряглись, правда? - обращается ко мне Вильгельм с несуразно фальшивой интонацией. - Сегодня устраиваем отдых - в обязательном порядке, это приказ. Совсем скоро, как только мы получим новые данные от скаутов, нам потребуется напрячься не меньше, но уже в совершенно среде. В нашей команде не будет людей с опытом работы в той обстановке, поэтому стресс будет, не побоюсь этого слова, зашкаливать. Сегодня ночью мы просто спим, расслабляемся и занимаемся своими приятно-мелочными делами. За невыполнение приказа и дефицит свежих сил на очередной миссии последуют санкции.
        Я соглашаюсь. Мне действительно хочет устроить себе развлечение и побаловать себя кое-чем новеньким. Чем-то таким, чего я еще никогда не делала и не пробовала. Процессом, технология которого мне неизвестна и непонятна - но которую я могу попытаться сымитировать так же, как имитирует любое настроение Арчи. И, возможно, мне, как и ему, без ключа откроются многие любопытные двери.
        Проще говоря, мне хотелось бы вернуться в подземный дворец Фаревда - но в роли не посетителя, а незаметного наблюдателя. И не в настоящем времени, а в прошлом - в том, когда Эмма и Вильгельм совершали там нечто значимое и такое, что нам до сих пор аукается.
        Как я это сделаю? Не знаю. Я просто поймаю тот ветер преобразований и перемены обличий, который исходит от карнавалетов, и попробую вообразить себя на месте человека, который умеет играть в дай-го-хосси. Моя уверенность в том, что все получится прекрасно, тверже алмаза.
        А чем, интересно, собирается заняться Арчи? И менторы? В то, что хоть кто-то из них планирует с полной серьезностью отдыхать и валять дурака, я не верю совершенно. Почему бы мне одновременно с экскурсией в прошлое не поиграть в шпиона?
        Вечером я беру ридер и настраиваю его на режим записи информации. Потом мысленно настраиваю саму себя на Арчи - не только на его внешний облик, но и на его эмоции, впечатления и суждения. Всматриваюсь напряженным мысленным взглядом в его тревожные глаза цвета речной воды. Позволяю такой же, как у него, неглубокой разлапистой морщинке-молнии проползти у меня по лбу.
        Потом - втыкаю ридер в плетеную ловушку снов над изголовьем своей кровати, а сама натягиваю одеяло до самых ушей и готовлюсь смотреть, как эпизод остросюжетного сериала, прошлое двух моих наставников.
        Глава 15. Да упокоится в сладости
        Дворец Фаревда выглядит точно так же, как во время нашего совместного визита сюда. Если бы меня попросили ткнуть пальцем в те детали, которые изменились хоть чуть-чуть, пусть даже на миллиметр или четверть тона - я бы не справилась с задачей. Но дворец сейчас однозначно моложе, свежее, прозрачнее. Плоть камня еще юна и своевольна, ей нельзя еще полностью доверять. Равно как тесто для пирога должно подняться перед отправкой в печь - так и по-настоящему грозный камень должен дозреть, обрюзгнуть, провалиться в самого себя. Этого пока не произошло.
        Вильгельм и Эмма в компании еще двадцати охранников сидят в темном тоннеле за длинным столом из черного некрашеного дерева и доедают свекольный фалафель, обмакивая его в медовый соус. Вильгельм почти такой же, как в Ритрите - только, как и камень, сквозит юностью, которая не проявляется конкретно ни в одной осязаемой черте.
        Зато Эмму я бы не узнала, если бы та не сидела напротив Вильгельма и разрез ее рептилоидных глаз не был бы настолько характерно раскосым. Длинная роскошная грива Эммы стрижена коротко - что придает ей ничуть не воинственный вид, а беззащитный и неотразимо привлекательный. Этот ровный аккуратный затылок хочется гладить и целовать. Тонкая плоская фигура той Эммы, к которой я привыкла в Ритрите, сейчас гораздо более рельефна: мышцы на икрах и предплечьях проступают особенно выразительно, видны следы долгих регулярных тренировок.
        - Сегодня ведь наконец будет не скучно, правда? - с надеждой обращается она к Вильгельму, проглотив последний кусок фалафеля.
        - Хотелось бы в это верить! - с еще большим восторгом отвечает ее напарник и промокает губы плотной серой салфеткой.
        Потом оба встают и отправляются на место несения дежурства - на четверть часа раньше запланированного срока, настолько им не терпится приобщиться к сколько-нибудь активным действиям или хотя бы краем глаза полюбоваться на них. Они подходят к двери в арсенал и садятся по-турецки на пол чуть поодаль от тех стражников, чья смена вот-вот закончится.
        Сверху раздается звук исполинского зевка - врата раскрываются, впуская в дворец гостей. Они и хозяин пока там, в прихожей - и хоть бы они задержались там надолго, чтоб караул успел смениться!
        Наконец, после напряженного ожидания, браслеты на левых запястьях охранников трижды тревожно пульсируют блекло-голубым светом - настает время меняться. Ни говоря ни слова, обе фигуры по бокам от входа в арсенал сдвигаются со своих позиций и уходят в сторону того тоннеля, где недавно закончили прием пищи мои будущие менторы.
        Вильгельм и Эмма заступают на свои посты и проводят там минут десять, когда в противоположном от них конце зала отодвигается фиолетовый полог и прибывшая к Фаревду делегация проходит в зал. Сам оружейник внешне не изменился: косит так же сильно, и так же подволакивает правую ногу. Пола накидки тащится по полу, собирая комья пыли и хлебные крошки - но мастер не зацикливается на таких ничего не значащих мелочах. В конце концов, это же не порох…
        За ним следует не кто иной, как Стурк. Второй гость дворца - мужчина, которого я раньше никогда не видела. Судя по нижней челюсти, состоящей сплошь из золотых зубов, его социальный статус сопоставим с положением Стурка - влиятелен, состоятелен, силен.
        Стоп. Не тот ли это самый муж сестры, который отменно разбирается в вооружении?
        Ах, черт! Конечно, это он! Мое дыхание замирает, а сердце начинает неразборчиво колотиться мимо ритма. Мозаика весьма точно складывается - и я не могу сказать, что тот узор, который на ней вырисовывается, производит на меня благоприятное впечатление…
        Эмма и Вильгельм не пошли с нами в дом Коарга и Венс, потому что знали: там будет риск нарваться на Стурка, который их узнает. Второй угрозой для них в ту же самую ночь выступал Арчи: в родной карнавалетской среде его чувствительность обострилась бы, и он мог услышать в памяти двух бывших охранников отголоски того события, которое я просматриваю сейчас. Как следствие, логично предположить, что сейчас менторы специально занимают ум Арчи чем-то совершенно посторонним, лишь бы он не обращался мыслями в том направлении, куда побрела я. Им совершенно точно есть что скрывать, совершенно точно…
        - Легко ли обеспечивать логистику таким большим партиям товара? - интересуется у гостей Фаревд. - Не приходится ли жертвовать скоростью, мобильностью, сохранность груза?
        - Несомненно, дело требует куда большей ответственности, чем работа со стандартными партиями, - корректно отвечает безымянный оружейник с золотой челюстью. - Но благодаря нашему опыту работы и - не стану скрывать - удвоенным ставкам для наиболее высококвалифицированных кадров из нашего охранного подразделения нам удается избежать большинства потенциальных затруднений.
        Вильгельм и Эмма пожирают визитеров глазами по мере их приближения. Они обшаривают зрачками каждую пуговку на их жилетах, каждый шнурок на их ботинках и рукавах.
        - От большинства, вы говорите, - кивает Фаревд. - Но не от всех. Не были бы вы так любезны сообщить мне, с чем все-таки могут изредка возникать накладки? Я со своей стороны мог бы приложить некоторые усилия для того, чтобы избавить вас от этих дискомфортных нюансов…
        Эмма остается непроницаемой, а Вильгельм моргает. Только я слишком хорошо знаю менторов, чтоб эта неподвижность могла обмануть меня: сейчас в них бушуют бури эмоций.
        Вдохнув поглубже и напрягая мысль так, что мозговые извилины сводит в судорогах, я осознаю: вышеупомянутые «дискомфортные нюансы» - не что иное, как мелочные нападения, которые устраивает сам Фаревд. В очередной раз продав Стурку и его родственнику целый караван оружия, он отправляет мелкие и не слишком опытные банды этот караван грабить. Естественно, банды не могут справиться с задачей - но тем не менее тормозят продвижение груза, расхищают некую его мизерную часть и треплют нервы клиентам оружейника. Самому же Фаревду эти набеги нужны прежде всего для того, чтобы выявить наиболее уязвимые места клиентов - все банды по его велению задействуют разные тактики, и повторятся им строго-настрого запрещено.
        Оружейник с покупателями и сопровождающей охраной проходят в арсенал. Я пытаюсь проследовать своим вниманием туда же - но натыкаюсь на невидимую преграду, протянувшуюся между Вильгельмом и Эммой и наглухо закрывшую мне проход в коридор. Я могу лишь прижиматься к ней, как к стеклу, и наблюдать за удаляющимися спинами.
        Как же все-таки мудро, что я нахожусь здесь не в режиме прохождения миссий на Той Стороне - а как наблюдатель, не присутствующий на месте действия ни физически, ни ментально. Представляю, каким ехидством изошли бы менторы, доведись им заметить меня здесь, в своем прошлом…
        Вильгельм кладет руку на рукоятку висящего на поясе пистолета. Зачем? Я ничего не вижу и не слышу. Но он опускает руку, и ничего не происходит - совсем ничего.
        На другой руке у него браслет. Хм - а не для того ли стоят два охранника по обе стороны входа в арсенал, чтобы между их браслетами выстраивалось прозрачное преградное поле? Пройти через которое может только Фаревд и те, кого он соблаговолит по доброй воле взять с собой? Как легко и быстро текут этой ночью мысли, как много загадок раскрываются им безо всякого сопротивления…
        Из арсенала раздается серия выстрелов, сопровождаемых взрывами малой силы. Эмма и Вильгельм словно вспыхивают: срываются со своих позиций, выхватывают пистолеты и стреляют в глубь коридора, высаживая всю обойму. Черт! Мне даже не видно, в кого они палят! Но уж явно не в пустоту, нет… Отходят в сторону, перезаряжают стволы, дожидаются подкрепления - и все вместе бросаются внутрь. Грохот из арсенала становится плотнее и громче, но не приближается. Все, что остается мне - это терпеливо дожидаться снаружи…
        Но нет - здешняя энергозащита слишком сильна и не позволяет мне наблюдать за разворачивающейся драмой даже издалека. Тяжеловесный поток подхватывает меня и закручивает, как в центрифуге. Я покорно верчусь, не пытаясь выбраться из этого миксера со стенками, непрозрачными для взгляда и мысли. Будем считать, что мне таким способом предоставили время на спокойные и рациональные размышления.
        Что стряслось там, в арсенале? Несчастный случай? Очередная запланированная атака Фаревда на своих клиентов - на сей раз еще более жестокая и прямолинейная по сравнению с пустяковыми налетами на караван? Предательство той части охраны, которая отправилась сопровождать посетителей? Или это сторонняя диверсия, и злоумышленники стремятся в равной степени навредить и клиентам оружейника, и ему самому?
        Вращение миксера постепенно замедляется - и я понимаю, что меня готовы выпустить. Надо как можно скорее зафиксировать в голове те вопросы, ответов на которых пока нет - но если я их не зафиксирую, я запросто могу при пробуждении забыть и сами формулировки. Так что…
        Какую роль в этой заварухе играют мои будущие менторы? Судя по их поведению, понять ничего невозможно: они с равным успехом могли как и знать о готовящейся затее, так и нисколько не подозревать. На чьей они стороне? Честно служат Фаревду? Участвуют в бунте охраны? Заодно с диверсантами извне?
        Миксер распахивает мне свои створки, как ракушка - и фокус моего внимания оказывается все в том же главном зале, неподалеку от входа в арсенал. Только теперь напротив этого входа стоит тот самый стол, на котором Эмма и Вильгельм ели фалафель - а на столе богатый пурпурный гроб. В гробу, по самый подбородок укрытый толстенной рубиновой мантией, лежит муж сестры Скурта.
        Сам Стурк стоит рядом с гробом, целый и невредимый. Держит в руке чашу в форме перевернутой короны. В руках Фаревда такая же чаша, а на лице и теле - тоже ни единой царапины.
        Погребальные обряды на Той Стороне столь же бесчисленно разнообразны, как и бытовые традиции ее живых обитателей. Ознакомиться со всеми ними целиком категорически невозможно, равно как и составить по ним справочник или энциклопедию. Когда попадаешь на похороны - просто копируй поведение окружающих, чтоб не выглядеть идиотом. Но Фаревд ощущает себя возле гроба свободно и привольно - очевидно, не в первый раз проходит через эту замечательную церемонию.
        - Да упокоится в сладости и благолепии король наш ясноокий, - произносит Стурк и выливает себе в горло высокоградусное содержимое чаши.
        - Да упокоится, - кивает Фаревд и тоже осушает кубок до дна. - Красивые у вас все-таки обычаи, театральные… Короновать всех без исключения покойников, воздавая им последние почести… Романтично это, и слишком возвышенно для моего понимания. Зато за практическую сторону вашего дела я теперь рад: идеалисты не помешают вам осуществлять энергетическую конверсию со вполовину увеличенной эффективностью.
        Я готова запрыгать на месте от волнения: вот что символизировало то превращение черной шестерки в красную девятку на игорном столе! Выходит, Стурк, его родственник и Коарг работали в энергетической промышленности все вместе. Только Коарг, в отличие от этих двоих - одного живого, второго мертвого, занимался не непосредственно закупками, а чем-то иным.
        - Не только энергетическую конверсию, Фаревд, не только! - машет пустым кубком Стурк. Его собеседник сухо смеется:
        - Давай, попробуй убедить пожизненного оружейника, что все оружие должно быть переделано в предметы мирного гражданского предназначения! Сколько бы вы ни поломали, ни переплавили и ни перенастраивали моих ружей, я все равно произведу еще, и еще, и еще - и всегда больше, чем вы сможете купить.
        - У нас нет цели выкупить у тебя весь объем производства, - возражает карнавалет. - Мы берем ровно столько, сколько нам необходимо для нашей энергетической промышленности. Но давай сейчас не будем об этом - обстановка все-таки не самая подходящая.
        Действительно. А еще мне не понравилась фраза Фаревда о том, что «идеалисты теперь не помешают». Слишком сильно она намекает на то, что в арсенале произошел вовсе не несчастный случай - что же это за «случаи» такие, когда один идеалист погибает, а два прагматика остаются без малейшего шрамика?
        Фаревд делает знак рукой по направлению к тоннелю, и оттуда выходит караул охранников. Ни Вильгельма, ни Эммы среди них нет. Охранники слаженными движениями поднимают гроб, кладут его себе на плечи и уносят, как ни странно, в арсенал.
        Защитное поле вновь активизируется и начинает заматывать меня в очередной кокон. Пожалуй, с меня на сегодня хватит - пора возвращаться в Ритрит. За эту миссию я все равно не успею выяснить, что же на самом деле произошло со свежекоронованным покойником и чем занимались мои будущие менторы после того, как вынужденно покинули свои посты. Разобраться с этим станет моей второй по приоритетности задачей.
        А первая - запустить ридер и посмотреть, где бродил и чем в эту ночь занимался Арчи.
        Глава 16. Под носом у опасности
        Но с утра руки мои так и не доходят до ридера: меня будит сообщение от менторов с требованием срочно явиться на склад. Я чувствую себя так, будто всю ночь литрами хлестала крепчайший кофе - и теперь меня от него мелко потрясывает, а сердце проказливо лихорадит.
        Я безо всяких сожалений пропускаю завтрак и направляюсь в дальний угол сада. По пути машу рукой Арчи: тот впервые за время своего пребывания в Ритрите идет завтракать в ресторан вместе со всеми. Грабабайт весело трусит рядом с своим новым другом - а значит, на завтраке они застрянут надолго. Арчи еще не видел, какой роскошный персональный уголок для Байта оборудовали в ресторане! У котика есть свой коллекционный, как он называет, «сервиз» - хоть это и не набор в привычном понимании слова, а более дюжины разрозненных очаровательных мисочек, каждую из которых обожатели котика создавали по индивидуальному эскизу и преподносили ему в подарок безо всякого повода. У него есть мисочки пластиковые, из небьющегося стекла с искусственными рыбками внутри, с климат-контролем, глиняные и расписанные вручную… А еще к коту и Арчи все будут подходить поболтать - значит, можно не опасаться, что карнавалет неожиданно нагрянет в то помещение, где хранится его насильно пробужденный смартфон.
        - У кого какие соображения по поводу последнего вызова в истории звонков Арчи? - спрашивает Эмма, покачивая на руке выданный ей вчера ридер.
        - Судя по длительности звонка, он дозвонился нужному абоненту, и ему что-то сказали, - чешет бровь Вильгельм. - После чего он упал в глубокий обморок и параллельно с этим провалился в Неподвластные Слои. Есть ли причинно-следственная связь, неясно. Также неясно и то, успел ли его собеседник высказаться до конца или нет - ведь вызов прекратился не потому, что Арчи нажал на соответствующую кнопку, а из-за полностью севшей зарядки гаджета.
        - Еще наблюдения? - щурит левый глаз Эмма.
        - Он набрал номер экстренной мультифункциональной службы спасения, - подает голос Кикко, - что вполне логично в его ситуации. Я сам вообще не представляю, какой бы другой номер набрал на его месте, умирая от истощения и оставшись безо всякой надежды - это если смотреть поверхностно. Но если вдуматься… почему он не набирал этот номер раньше, а тянул до самого распоследнего момента?
        - А эти службы разве вообще работали? - удивляюсь я. - Перед визитом в лабораторию Арчи заверял нас в том, что энергогенераторы в том здании давно умерли, потому что их требовалось постоянно держать во включенном состоянии. Скорее всего, и экстренные службы тоже отключились по той же самой причине за несколько недель до того, как Арчи провалился в Неподвластные Слои. При таком раскладе, он знал, что звонить туда бесполезно - но все же позвонил…
        - Еще интереснее то, - уточняет Эмма, - что при звонке в экстренную мультифункциональную службу трубку берет не человек, а автоответчик. Который, как это обычно заведено в подобных конторах, просит звонящего нажать на соответствующую кнопку в зависимости от причины его вызова. Я навела справки и выяснилось: автоответчик предлагал звонящим ровно шесть опций, то есть нажать кнопки от «один» до «шесть». Арчи же нажал… «девять».
        В комнате повисло задумчивое молчание.
        - Он нажал «девять», и трубку взяли, - продолжает Эмма. - Я порылась в обычных справочниках, я задействовала инструментарий Той Стороны - и нигде не нашла упоминания о том, что девятка хоть когда-нибудь, пусть даже в самые стародавние времена, фигурировала в этой системе набора.
        - Я не вижу в этом ничего необычного, - возражает Вильгельм. - Его дядя занимал высокий пост на засекреченном объекте. Более чем вероятно, сотрудникам этого объекта и членам их семей были известны дополнительные коды, которые ни при каких обстоятельствах не разглашались широкой общественности.
        - Тогда все выглядит так, - подхватываю я, - что Арчи не услышал на другом конце провода того, что хотел услышать. А может, услышал недвусмысленный отказ в помощи, или еще какую-то информацию, которая его окончательно добила и лишила надежды. В общем, его ожиданий этот экстренный вызов не оправдал, и расстройство оказалось настолько сильным, что увело его в Неподвластные.
        Эмма перекатывает ридер по столу. Звук соприкосновения пластика с натуральной древесиной производит умиротворяющее впечатление, как перебирание четок.
        - А я готов поделиться результатами глубокого и детального анализа характера тех загрязнений, что распространились на территории, которая некогда находилась под протектным куполом, - меняет тему Кикко. - Если помните, я сообщал, что там опасно долго находиться в силу повышенной радиации. Так вот: это впечатление оказалось… ммм…. несколько ложным. Высокоточные приборы двух лучших независимых лабораторий - одна на Большой Земле, вторая здесь, на Архипелаге - демонстрируют, что превышенный уровень токсичности в почве, воздухе, воде, биомассе, а главное, в самой жизненной энергии той территории является обманкой, иллюзией.
        - Намеренно созданный суррогат? Как темнота из ворот, озвученная голосом Коарга? - я почему-то совсем не удивлена.
        - Похоже на то. Суррогат, созданный ради того, чтобы отпугнуть от той территории непрошенных визитеров и убедить их в том, что в пределах бывшего купола не может осуществляться никакая активная и конструктивная жизнедеятельность.
        - А она там очень даже осуществляется, - загорается догадкой Вильгельм, - и Арчи это знал. Именно поэтому он старался не покидать территорию своей усадьбы и не подавать таких признаков жизни, которые были бы хорошо заметны снаружи. Его дом, говорите, был одним из наиболее разрушенных на территории поселка? Отличное решение для отвода глаз. Дом был защищен густым непролазным садом? Дважды браво.
        - Кстати, да, - хмурюсь я. - Когда мы шли с ним по поселку, мне в глаза бросилось то, насколько неравномерно разрастались тамошние трава, кусты и деревья. В некоторых местах красовалось то, что мне спонтанно хотелось назвать «вспышками чащи»: вековой лес, увитый лианами толщиной с откормленного удава, и мухоморы мне по колено высотой. Но вокруг многих домов красовались относительно ухоженные сады, сохранившие свою изначальную планировку и не заросшие настолько бурно. Собственно говоря, единственным домом, который сад взял в серьезное неприступное кольцо, был дом Арчи.
        - Сад взял? Или сад заставили взять? - смеется Вильгельм. - Имея доступ к лабораторным инструментам, этот фокус мог выполнить и сам дядя до своего исчезновения, и тетя после его исчезновения, и даже Арчи своими руками после того как остался совершенно один и в панике.
        На складе все-таки удобнее разговаривать, чем в менторской, расположенной в центральной части сада. Никто не мельтешит за окном, нет нужды понижать голос, загроможденное шкафами пространство настраивает на активный мыслительный лад.
        - Возвращаясь к содержимому лаборатории, - все больше возбуждается Кикко, - помимо ворот, мы не обнаружили там больше никаких приборов и устройств, способных генерировать материю либо информацию. Все остальное оборудование, насколько мы смогли понять, было предназначено для измерения и контроля того контента, что поставляли ворота. Итого, вырисовывается следующий расклад: именно ради ворот была затеяна вся эта игра с созданием мнимого радиационного поля на территории бывшего купола. Именно они являются значимым и поддерживаемым в безупречном рабочем состоянии объектом, которым пользуются силы, заинтересованные в плачевном состоянии купола.
        - Мне кажется, это слишком сложная теория, - не соглашаюсь я. - Зачем затевать такую сложную головоломку и тратить столько ресурсов на то, чтоб разогнать все живое подальше от ворот, если их можно просто перенести в более удобное место? Они же компактные и…
        Я осекаюсь и прикусываю себе язык. Конечно же, их нельзя перенести! Нет на земле такого объекта, который можно было бы возвести или разметить абсолютно где угодно, на любом произвольном участке. Дом не построишь на болотистой местности. Тропический сад не разобьешь поверх вечной мерзлоты. Аквапарк в пустыне долго не протянет.
        С объектами специфического энергетического предназначения дела обстоят еще сложнее. Церковь, мечеть, капище или ашрам не получится воткнуть куда попало - их месторасположение задается комплексным сочетанием факторов, работать с которым умеют только люди, с рождения наделенные особой чувствительностью и поднаторевшие в этом искусстве за долгие годы работы.
        - Ворота нельзя перенести, - озвучивает мои мысли Эмма. - Я практически уверена, что в их энергокоде задан диапазон или последовательность координат, в которых ворота сохраняют работоспособность. Если их с этих координат подвинуть, связь ворот с Той Стороной ослабевает или теряется полностью. Кроме того, надо учесть, что некая доля этих координат сейчас недоступна, так как они оказались на территориях, по-настоящему подвергшихся воздействию техногенных катастроф. До таких территорий либо нельзя добраться физически, либо ворота не могут там полноценно функционировать. Как следствие, за все локации с работающими координатами разгораются отчаянные драки.
        - Проще говоря, Арчи и его родственнички проживали на территории важного перевалочного пункта контрабандистов, которые занимались поставкой опасных грузов с Той Стороны на Эту, - подводит итог Кикко. - Любой нормальный человек попытался бы как можно скорее из этого гадюшника сбежать - скорее всего, еще до наступления катастрофы, потому что не предчувствовать ее не смог бы только слепоглухонемой. А если не до - то незамедлительно после, со всех ног и не успев запаковать пожитки. Наш Арчи, однако, так не поступил. Он зачем-то остался жить под носом у очень подозрительных персонажей, рассказывать о которых он нам отказывается. Можно, конечно, списать это на то, что бедный мальчик весь до полусмерти перепугался и не мог понять, что же ему делать и куда податься… Только вот честно сказать, впечатления беспомощного безрассудного младенца он на меня не производит вообще никак.
        - Мяу! Я не готов играть в мячик сразу после завтрака! Пойдем лучше на лежаках опять поваляемся! - Грабабайт прилежно вопит как можно громче, чтоб дать нам понять о приближении Арчи.
        Совещание по поводу юного карнавалета приходится экстренно завершить.
        Глава 17. Рикошет сна
        Днем меня отвлекают мелкие бытовые дела, поэтому ознакомление с записью сольных похождений Арчи на Той Стороне я откладываю на вечер перед самым сном. Ридер, с которым я обращаюсь второй раз в жизни, запускается быстро и послушно. Увы, он записал содержание сна ровно так, как видел его сам карнавалет - то есть его глазами. Мне бы в идеале хотелось иметь возможность переключать ракурс и по мере смены обстановки оценивать смену внешнего вида Арчи: возраста, походки, жестов, выражения лица… Увы, ридер в этом плане уступает даже самым элементарным играм из сферы виртуальной реальности.
        Я оказываюсь на улице под протектным куполом. Вон он, над головой - прозрачный и чистый, но все равно дающий картинку не совсем естественного неба. Наличие купола особенно заметно, если сфокусировать взгляд на облаках: они кажутся чересчур плотскими, изображенными в манере гиперреализма.
        Я радостно вбегаю с небольшой опрятный дом с чистейшими белеными стенами, чьи балконы и подоконники утопают в цветах всех оттенков радуги. Судя по тому, как изображен бег, Арчи сейчас находится не на осознанной миссии на Той Стороне, а в пределах обычного сна. Это абсолютно нормальное явление: все обитатели Ритрита сохраняют возможность смотреть обычные сны. Некоторые даже не ленятся тратить часы на то, чтобы растолковывать их по Фрейду или с помощью допотопных сонников, которыми пользовались еще их прапрабабушки на Большой Земле.
        В доме светло и уютно. Нежное женское присутствие ощущается в каждой детали: в вышитых салфетках на столе, в расписных чайных чашках, в тапочках с мордочками забавных зверюшек, в глянцевых журналах на столике в гостиной, в розовых полотенцах в ванной. Примет же мужского присутствия нет совсем. На вешалке в прихожей не висят мужские куртки, в ванной нет мужской бритвы, в холодильнике нет сытной мужской еды.
        Очень странно. Получается, Арчи живет только с мамой. Но куда же делся его папа? Родители на какое-то время расходились? Или мама сначала воспитывала Арчи одна, а потом вышла замуж - и тот папа, что погиб во время аварии с куполом, на самом деле доводился мальчику отчимом? Да, наверное, был отчимом. В воспитанных семьях не принято использовать это слово - а если новый мамин муж замечательно относился к усыновленному ребенку он, скорее всего, сам настаивал на том, чтоб его называли папой, безо всяких оговорок.
        Еще у меня возникает сомнение, действительно ли это другой купол - а не тот, откуда полуживой Арчи слал мне сигнал SOS из Неподвластных Слоев. Да нет, точно другой - беглые взгляды в окна помогают мне удостовериться, что природа снаружи несколько иная. Судить по ней о взаимном расположении куполов невозможно - их флора и фауна зависят не от таких параметров, как север-юг, а от уникальной настройки подкупольного пространства. Здесь и сейчас все гораздо тоньше, светлее и свежее, чем те буреломы, через которые мы продирались с Арчи. Хотя, может быть, дело в том, что здешний купол еще цел и последствия аварии не дают о себе знать?
        Арчи во сне бесцельно бродит по дому, и единственный вывод, который я могу сделать из этих кадров - это явное отсутствие отца. Но затем картинка неожиданно меняется.
        В кадре появляется дядя Коарг и какие-то незнакомые мужчины. Их видно через узкую щелку, словно Арчи прячется от них в шкафу или за занавеской. Мужчины рассаживаются вокруг игрового стола на восемь персон и ждут, пока прислуга удалится. Дело происходит уже в совершенно другом доме, но я не могу понять, где это. Потом спохватываюсь: судя по отделке стене, это именно та гостиная, из которой Арчи совершил вынужденную телепортацию в Ритрит. Только тогда она была обставлена убого и бессистемно, словно почти всю мебель из нее вынесли и продали (а может, сожгли). Сейчас же дорогая обстановка свидетельствует о том, что зажиточные хозяева не привыкли экономить на интерьере и любят при случае покрасоваться перед гостями.
        - Итак, судя по накладным, мы перевозим зерно, - полувопросительно произносит один из гостей. Его руки лежат на коробке с игровыми принадлежностями, но он даже не пытается открыть ее - как и все остальные собравшиеся.
        Зерно, зерно… Точно! Зерно - это последний, четвертый элемент из той мозаики, что сложилась на столе во время партии в удди-лронг с участием Арчи, после посыпания карт и фигур преображающей пылью. С остальными элементами - мертвым королем, выросшим и качественно изменившимся доходом и пулей - я вроде как разобралась.
        - Да, зерно, - в знак подтверждения Коарг делает глубокий глоток виски. - Это самый надежный и безотказный способ. На контейнерах указано, что вскрытие навсегда испортит содержимое ящиков. Якобы зерна настолько чувствительны к параметрам влажности, освещения и насыщенности воздуха различными газами, что извлекать их из ящика дозволяется только в ангарах со специализированным микроклиматом - но никак не на таможне. Поверхностные сканеры же покажут, что ящики действительно наполнены зерном - заряды преображающих потенциалов почти не отличаются от зерна ни по форме, ни по размеру, ни по весу, ни по плотности.
        - Да они же внаглую занимаются контрабандой! - по-тигриному рычит Грабабайт. - Вот бессовестные!
        - Почему бы не настроить ворота так, чтобы избежать наземной перевозки? - спрашивает еще один из присутствующих.
        - Идея столь же прекрасная, сколь и не новая, - откликается его сосед по столу. - Вот скажи мне, как ты это сделаешь? Мы пробовали десятки раз, но ворота работают только там, где они работают - и точка.
        - А я вам говорил десятки раз, что идея намеренного разрушения протектного купола под видом катастрофы меня совершенно не устраивает, - продолжает бубнить тот, кто спрашивал про ворота. - Очевидно, что мы при этом мы потеряем пригодное для жилья и во всех отношениях удобное пространство. Но приобретем ли мы выгоду - это еще неизвестно. Отстроить купол заново не такая уж и большая проблема.
        - Да, естественно - если на пути строителей не встанут дополнительные энергоэкологические преграды, - хихикает самый пожилой из собравшихся. - А они встанут, это я вам обещаю. Мои подчиненные уже разработали суррогатную имитацию радиационного заражения, которую мы разместим и будем поддерживать на территории, ранее находившейся под куполом - прежде всего по его периметру. Это будет простой, дешевый и эффективный способ отпугнуть от интересующей нас зоны нежелательных сторонних наблюдателей и удерживать на солидной дистанции не только их самих, но и все их приборы и инструменты.
        - Какова вероятность того, что независимая экспертиза установит - как бы так выразиться - неподлинность радиационного поля?
        - Нулевая, - категорически отрезает старичок. - Ты пытаешься исходить из того, что все люди в мире мыслят, как карнавалеты. А они совершенно не такие, пойми. Им свойственно видит в любом объекте только буквальность и тождество самому себе. Пластичность и переменчивость материи видится им парадоксом, исключением из правил, статистической погрешностью. Узнав о существовании радиоактивного слоя, они будут интересоваться не проверкой факта его подлинности, а его свойствами и качествами. Ни с каким другим подходом у не-карнавалетов я за всю свою жизнь не встречался, точка.
        Удивительно, но я не ощущаю в Коарге той родственной связи с Арчи, которую чувствовала во время своего невидимого визита на Ту Сторону, когда он обвинил племянника в шулерстве. Сейчас на проекции я наблюдаю просто некоего негодяя, который в силу случайных обстоятельств пересекся на жизненном пути с моим юным другом. Это смущает меня и тормозит скорость течения мысли.
        - Сказалось ли на нашей цепочке поставок то, что в ней перестал присутствовать покойник? - равнодушно спрашивает джентльмен, сидящий к Арчи спиной.
        - Абсолютно никак, - Коарг тянется к бутылке виски, чтоб плеснуть себе еще чуть-чуть. - Он выполнил свою часть миссии: обеспечил нашему делу облик, благоприятный в глазах общественности. Его чрезмерные восторги по поводу возможностей, которые открывает конверсия, несомненно, раздражали всех нас - но этого стоило потерпеть ради того, чтобы теперь мы не слышали от регулирующих органов ни единой нотки негатива в наш адрес.
        - Как он погиб?
        - Быстро и безболезненно: его пристрелил опытный наемник.
        Вокруг стола раздается недовольный кашель.
        - Нет-нет, все было тщательно продумано. Никаких падений тел средь бела дня на улице и убийцы, бегом скрывающемся в дебрях переулков с дымящимся ружьем за плечами. В нашем распоряжении имеется несколько помещений, безукоризненно скрытых от посторонних глаз и ушей. Там и только там мы проворачиваем операции, требующие особо ответственного подхода и безошибочного исполнения. Одно из этих помещений - арсенал Фаревда. Закрытее не придумаешь, не так ли?
        Неодобрительный кашель превращается в одобрительное пофыркивание.
        - Там был сымитирован бунт охранников: из арсенала раздались выстрелы, внешняя охрана из тронного зала и смежных холлов помчалась туда, ну и… не обошлось без случайно пострадавших. Те сторонние наблюдатели, которые по какому-то антиреальному стечению обстоятельств смогли бы оказаться возле арсенала в это время или просмотреть запись происходящего, увидели бы ровно эту картину и ничего большего.
        - Гениально. Но не подозрительно ли, чтоб погиб всего один человек, и тот безоружный гость?
        Пофыркивание сменяется неприкрытым смехом над наивностью того, кто задал этот вопрос.
        - Разве кто-то говорил, что погиб всего один гость? Для отвода глаз были убиты еще шестеро охранников - особо приближенным «своим» был отдан приказ пострелять по просто «своим». Повторюсь, придраться в этом происшествии абсолютно не к чему.
        Меня коробит. Грабабайт раздраженно мотает туда-сюда хвостом. Та затея, рассказ о которой мы только что услышали, была гнусна сама по себе. Но еще больше отвращения в нас с котом вызывает мысль о том, что Вильгельм и Эмма могли оказаться в числе тех, кто в соответствии с приказом стрелял по своим - а может, даже и убивал беззащитного гостя. Это подло и идет радикально вразрез с философски-благородным поведением менторов сегодня. Впрочем, просто философским, без благородства, оно было, видимо, всегда.
        - Что со Стурком? - продолжаются вопросы из-за стола.
        - Стурк - человек разумный, - разводит руками Коарг. - Он оказался одним из свидетелей убийства, и ему был предложен несложный выбор: либо он сотрудничает с нами и полностью подчиняется нам без малейшей попытки сопротивления - либо под ударом окажутся в первую очередь Анеджина и ребенок, и потом уже он сам.
        Меня передергивает. Теперь в роли расстрельных пешек оказываются уже женщины и дети - судя по всему, домочадцы Стурка. У этих торговцев поистине нет никакой морали и никаких этических преград.
        - Отлично. Какие вопросы остались у нас незатронутыми? Документы?
        - Вопрос с документами решен примитивно - но от этого не менее эффективно. Вся документация с реальными именами, датами, адресами, номерами телефонов и какой-либо иной информацией под теми или иными предлогами вывезена с мест потоянного хранения. В одном доме якобы начали делать ремонт, в другом затеяли переезд, в третьем временно отдали документы историкам в архив для анализа, в четвертом спрятали подальше перед проведением большого мероприятия… На самом же деле вся информация физически уничтожена без возможности восстановления. Объяснить это будет очень легко: при внезапной энергоэкологической катастрофе и поспешном бегства из-под павшего купола сохранить все пожитки в целости и сохранности невозможно при всем желании.
        Арчи старается не шевелиться и даже не дышать. Но его напряженный и перепуганный взгляд становится чересчур интенсивным. Он остреет, тяжелеет, его невозможно не ощущать на себе. Этим взглядом племянник словно накалывает дядю на шампур или пригвождает к стене. И дядя не остается к этому безразличным.
        - Тааак, - угрожающе тянет Коарг и встает из-за стола. Выплескивает себе в глотку остатки виски и движется прямо на меня, - а кто это у нас притаился там за шторой?
        Похоже, мы с Байтом сейчас смотрим тот кошмар, который фиксирует начало конфликта между Коаргом и Арчи. Вероятно, он снится мальчику регулярно, не меняясь, оставляя по себе ощущение измождения и опустошенности. Сейчас, наверное, Арчи предстоит пережить не самые приятные моменты - испуг, унижение, публичное наказание…
        Но Коарг идет на еще более радикальную меру! Он проворачивает полным кругом браслет на правом запястье - и на его руке оказывается натянутой золотая перчатка.
        - Ойййи! - пищит Грабабайт. - Он собирается применить против своего племянника обжигающее оружие?
        Такие перчатки в ходу у многих дельцов - в первую очередь у тех, кто по тем или иным причинам не может постоянно носить с собой полноценное оружие в виде дубинки, кинжала или пистолета. Внешняя поверхность золотой перчатки перманентно раскалена: при соприкосновении с живой плотью она способна дать болезненный и всерьез травмирующий ожог, при соприкосновении с бумагой или сухой листвой - устроить пожар. При обращении с перчаткой требуется повышенная осторожность, потому что одним неверным движением можно обжечь самого себя, оплавить дверной замок или заставить стеклянный стакан взорваться в руке.
        Коарг подходит к шторе вплотную и рывком отодвигает ее свободной левой рукой. Вонзается взглядом прямо в глаза Арчи и с людоедской улыбкой выбрасывает вперед руку в перчатке.
        Нет! Быть не может! Он же видит, что перед ним не вор, не шпион и вообще не чужак!
        Нет! Быть не…
        Золотая перчатка прорывает воздушную плоскость, на которую ридер транслирует запись сна - и я едва успеваю упасть вбок, чтоб огнедышащие пальцы не ударили меня по лицу.
        Зато Байт захлебывается комком поспешно загнанного в гортань воздуха и не успевает вовремя среагировать. Перчатка хватает кота за лапку - и воздух тут же наполняется визгом и запахом паленой шерсти.
        Я выхватываю из кармана реальности нож и всаживаю в перчатку. Она лопается, как кожура спелого апельсина, и брызги раскаленного золотого сока попадают Байту на бок. Котик рыдает от боли и страха и трясется крупной дрожью.
        Разодранная рука в перчатке втягивается назад в проецируемую плоскость, и ридер сам собой отключается.
        Глава 18. Боль в галерее воспоминаний
        Остаток ночи я провожу на Этой Стороне, выхаживая Грабабайта. Бедный котик рыдает слезами размером с половину своего огромного голубого глаза и верен, что не выживет. Он никогда раньше не страдал от серьезных травм - а из-за Коарга получил глубокие ожоги правого бока и правой передней лапки.
        - Я умру, я умру, - лепечет он, лежа на моей кровати, пока я в панике замешиваю ему лечебную мазь, - я хочу умереть на Той Стороне. Хочу превратиться после смерти в бабочку. Удивительно, что я напоследок совсем даже не хочу есть - я всегда думал, что перед смертью захочу скушать двойную порцию фуа гра с клубникой…
        - Хоти жить, - приказываю ему я и накладываю поверх толстого, похожего на густые взбитые сливки, слоя белой мази тугую стерильную повязку.
        Байт всхлипывает, как маленький котенок, и боится шевелить даже здоровыми лапками.
        - Боль понемножку проходит, - шепчет он, но все еще боится закрыть глаза - вдруг на Той Стороне его вновь поджидает злодей?
        Жалость не входит в мой стандартный диапазон чувств. Я не ощущаю ее почти никогда - отчасти из-за врожденной черствости души, отчасти по долгу службы. В тех ситуациях, когда остальным полагается жалеть пострадавших и сочувствовать им, моя основная задача - думать быстро и холодно, а действовать еще быстрее. Если я буду жалеть, я провалю задание. Мои слезы никого не спасут - зат нож спасет. Таков мой обычный ход мыслей - но сегодня я изменяю ему. Мне хочется рыдать над Грабой, хочется уткнуться лицом в его мягкую шерстку, хочется обцеловывать его заплаканную мордочку. Но я не могу позволить себе привилегию такого поведения - ведь это еще больше расстроит и напугает пушистика. Он должен знать, что рядом с ним сильная и уверенная в себе хозяйка, которая позаботится о нем в любой ситуации и не потонет в собственных никчемных рыданиях.
        Я неожиданно вспоминаю, что в холодильнике у меня лежит снотворное желе. Я никогда им не пользуюсь - но по правилам Ритрита оно должно в обязательном порядке храниться на каждой кухне.
        - Скушай, Грабочка, оно сладкое и очень аппетитное, - уговариваю я. - Это не горькое лекарство, а десерт. Но этот особенный десерт обеспечит тебе качественный и глубокий сон без перехода на Ту Сторону. Желе станет нерушимым щитом, который закроет тебя от Коарга.
        Байт не хочет принимать снотворное - но ему очень страшно, что от усталости он сам не заметит, как вновь заснет и окажется в руках злодея. Попыхтев и похныкав, он соглашается съесть желе. Я приношу ему на выбор все имеющиеся вкусы, он выбирает ананас.
        Мысль о том, что Арчи этой же ночью тоже мог пострадать от рук собственного дяди, накрывает меня слишком поздно - уже когда над горизонтом прорезается бледный голубоватый рассвет. Я хватаю чистый мягкий плед, укладываю на него Байта и как можно бережнее уношу к домику, где живет карнавалет. Там в окне как раз выключается свет - Арчи заметил, что уже светло. Но темнота истончилась на самом деле уже довольно давно - значит, он настолько волновался и его мысли были настолько заняты чем-то другим, что он не замечал ни хода времени, ни изменения оттенка неба за окном.
        - Смотри. Это случилось из-за твоей скрытности, - сурово шепчу я, показывая Арчи через окно сверток с настрадавшимся Байтом.
        Он белеет и зажимает себе рот рукой. Я машу головой, делая ему знак выйти наружу. Арчи выбегает в пижаме, растрепанный, с красными глазами.
        - Это сделал Коарг, - я не собираюсь уточнять, что мы следили за ним намеренно. Сейчас эта деталь не столь существенна. - Он, упрощенно говоря, высунулся за границу сна и попытался уничтожить Грабабайта. Получается, что твой дядя - и, скорее всего, не он один, но и его ближайшее окружение тоже - владеют редким, мощным и чрезвычайно энергозатратным приемом под названием рикошет сна. Эта была последняя для всех нас ночь, когда мы ложились спать, зная: наши шансы проснуться с утра выше, чем не проснуться. Но теперь все поменялось. Теперь сон превращается для нас - для всего Ритрита! в смертельно опасную ловушку.
        - Я неоднократно слышал от дяди слово «рикошет», - сглатывает Арчи, - но думал, что оно относится к обычному оружию.
        - Увы, нет - если его употребляют люди, достигшие экспертного уровня во взаимопересечении Той и Этой Стороны. Рикошет сна позволяет смешивать элементы всех слоев реальности на отдельно взятом отрезке. Реальность дает как бы отскок из своей привычной плоскости в иное измерение. Результат такого отскока - вот, - я показываю подбородком на крепко спящего Байта.
        Облики Арчи раскачиваются, как маятник. В нем то проступает молодой и готовый к авантюрам аспирант, с которым я познакомилась в лаборатории - то перепуганный школьник с пухлыми щечками и смешным хохолком надо лбом.
        - Он чуть не погиб.
        - Но у вас же есть в Ритрите доступ к необычным и исключительно эффективным методам лечения… - лопочет Арчи-школьник.
        - Есть, - я ловлю себя на том, что сухостью и категоричностью интонаций сейчас имитирую Вильгельма, - они и помогли ему выжить. Если бы не целебная мазь из уникальных местных трав с добавлением настолько же уникальных ингредиентов с Той Стороны, Грабабайту в лучшем случае пришлось бы ампутировать лапку. В худшем же…
        Арчи не может сдержать слезу, и глаза его краснеют еще больше.
        - Пойдем, - командую я. - Сядем на лежаках с видом на море. Байт там славно выспится под океанским бризом. А ты сегодня же расскажешь нам всю - слышишь?! - абсолютно всю правду, которую знаешь. Ну и также все слухи, домыслы, догадки и легенды. Потому что выживание всех нас зависит теперь только от полноты той информации, которую ты нам предоставишь.
        Мы молча шагаем вдоль моря, а рассвет все такой же голубой - будто и сам, как мы, не выспался. Я понимаю, что основная часть рассказа Арчи должна быть озвучена не мне одной, а в присутствии всех менторов - кстати, интересно будет узнать, как они провели ночь и не пострадал ли еще кто-нибудь из наших. Надо будет поподробнее расспросить их о рикошете сна и способах противостояния ему - а также срочно заняться составлением совместного плана действий на грядущую ночь. Этот день выдастся для нас или бесконечно долгим, или непростительно молниеносным… Но сначала надо расспросить карнавалета о кое-чем таком, что менторов не касается никак - зато чрезвычайно важно лично для меня.
        - Почему ты решил позвать именно меня? Сейчас уже бесполезно отрицать, что ты звал меня осознаннои целенаправленно. Если ты будешь убеждать меня в обратном, мы только даром потратим время и увеличим риск возникновения новых жертв. Арчи, прошу тебя, будь серьезен и помоги нам разобраться с теми неприятностями, которые повалились на нашу голову из-за тебя. Что ты заранее знал обо мне и почему из всех миллионов людей на земле и неизвестно скольких живых существ с Той Стороны выбрал именно меня, чтоб обратиться за помощью? Как давно ты освоил технологию такого призыва, и при каких обстоятельствах?
        Я укладываю плед с Байтом на крайний лежак и накладываю края ткани на кота так, как на начинку пирога накладывают края теста. Раненый сладко сопит, а мордочка его выражает лишь умиротворение и удовольствие от отдыха - никакой тревоги или боли. Снотворное желе со вкусом ананаса подействовало, ура.
        Арчи нервно почесывает обе ноги в районе щиколоток, подвернув пижамные штанины. Если он намерен продолжать в том же духе и не остановится, он совсем скоро раздерет себя до крови - но я не собираюсь ему препятствовать.
        - Мне потребовалась помощь человека, который мог бы…
        Морская вода такая блестящая и невинная на контрасте с помутневшими, словно подернувшимися тиной, глазами Арчи.
        - …избавить меня от запредельно огромной опасности, избавиться от которой, - голос изменяет ему, и Арчи едва слышно хрипит, - иным способом уже не было никакой возможности.
        Ага. Значит, мальчик целенаправленно искал киллера. Но почему он обратился именно ко мне?
        Ответ карнавалета сбил бы меня с ног, услышь я его стоя:
        - Я присутствовал на том самом балу и видел тебя во время твоего первого убийства. У меня не возникло ни малейших сомнений насчет того, что мне будешь нужна именно ты.
        Ту ночь я не забуду никогда. Я уже довольно давно жила в Ритрите и регулярно выходила на Ту Сторону, знакомясь с ней и выполняя различные миссии. Но у меня еще не было призвания, профессии, основной жизненной функции. Когда настало время получить ее, менторы весьма обтекаемо предупредили, что меня ждет весьма особенная ночь, и что я сама, без посторонней подсказки, пойму, что и как следует сделать. Я уснула в приятном предвкушении.
        И проснулась на Той Стороне в огромном доме, одетая в белое летнее платье. Меня провели по длинному коридору, обшитому деревянными панелями, и он тут же растворился за спиной, превратившись в скользкую мраморную лестницу.
        - Да, там такие входы. Мероприятия элиты охраняются с максимальной строгостью и серьезностью - особенно если на приемах присутствуют политики, - комментирует Арчи. - Войти туда непросто, а выйти еще тяжелее - ведь первыми будут стараться сбежать как раз-таки воры и убийцы.
        Меня впервые посещает мысль о том, насколько же нелегко воспитываться в семье, которая ведет активный светский образ жизни. Мои родители, наоборот, были полностью замкнуты на самих себе и мало с кем поддерживали отношения. Я вообще не помню, чтобы они посещали хоть какие-то мероприятия. А Арчи - судя по тому, как он держался во время игры в удди-лронг и по тому, как привольно и со знанием дела рассказывает мне о светских порядках сейчас - провел немало часов на событиях такого калибра. Должно быть, это заставляет преждевременно повзрослеть и научиться проявлять свою карнавалентную сущность как можно раньше и как можно ярче - проще говоря, приспосабливаться, актерствовать и врать без зазрения совести, изо всех сил.
        Вечеринка была в разгаре, но меня все раздражало. Я не знала никого из присутствовавших и не могла понять, в честь кого или чего все это сборище.
        - Его организовали сразу по нескольким поводам, - растолковывает Арчи. - Во-первых, у карнавалетов принято проводить балы регулярно. Если особого повода нет, мероприятие привязывают ко времени года или особенностям поведения природы - например, Весенний бал, Июльский бал или Бал осеннего равноденствия. Уже после объявления даты того бала Ягуареты, представители миноритарного ответвления клана Ягуаров, вспомнили, что отделение их ветви произошло много веков назад примерно в этот же день, и задали вечеру дополнительную тематику. А потом, примерно за неделю до бала, энергетикам удалось закрыть какую-то невероятно сложную сделку - ну, то есть, как мы теперь понимаем, не только энергетикам, но еще и оружейникам. Ее подробности я, честное слово, никогда не знал - но без сомнений помню, что процесс принятия решения по этой сделке тянулся больше полугода, и многие давно перестали верить в возможность ее благополучного исхода. Поэтому ее успех все восприняли как чудо, и в особняк нагрянуло много важных лиц.
        - Почему ты настолько хорошо помнишь все детали? - спрашиваю я. - У тебя в целом настолько превосходная память на события, или конкретно та ночь была для тебя чем-то особенной?
        - Особенной, - кивает Арчи и приглаживает назад волосы, - это был первый раз, когда меня пригласили поучаствовать на взрослом балу. Для карнавалетов это очень особенная дата, что-то вроде первого причастия среди истово религиозных людей. Я помню все до последней крупинки - вплоть до того, каким мылом мылся перед балом и какие серьги были надеты на той официантке, что угостила меня моим первым бальным пирожным со взбитыми сливками и карамелизированной грушей.
        Меня постоянно пытались схватить за плечо - знак приветствия здесь, что ли, такой? - но я отдергивалась, морщилась и отскакивала. В первой комнате из колонок неслась музыка, и люди начинали танцевать - пока что немного вяло. Во второй снимали порно - и того, кто схватил меня за плечо там, я хлестнула по локтю особенно жестко. В третьей был накрыт стол, и я не удержалась, чтобы не слямзить парочку канапе, бокал шампанского и тирамису. В четвертой назревало нечто вроде художественной выставки.
        - Упорядоченность не в почете среди карнавалетов. Мы любим, чтобы все было разнообразно и непредсказуемо. Я не помню ни одного мероприятия, которое проводилось бы по заранее утвержденному и единому для всех плану, - Арчи ведет меня по галерее воспоминаний с галантностью утонченного кавалера. - Для меня в ту ночь это был невероятный карнавал впечатлений и не всегда понятных происшествий.
        Для меня тоже.
        Я бродила и бродила кругами по всему этому безобразию, раздражаясь все больше с каждой минутой. Ладно бы меня послали в окоп, с пулеметом, с прицелом, с боеприпасами. Но расхаживать бесцельно по дурацкому дому с дурацкими гостями? Не зная точно, что мне делать, кого я ищу, что жду и куда иду?
        - Тебе уже заранее назначили задание, и ты понимала, какова будет твоя функция на мероприятии? - сочувственно спрашивает Арчи. - Ты знала, что послана туда не веселиться?
        - Да. И я вообще-то не люблю веселиться. Ты, по-моему, тоже.
        Арчи по-отечески улыбается мне:
        - Люблю, конечно же люблю. Только по настроению. И с теми людьми, которые мне приятны. И с животными тоже… - его взволнованный взгляд вновь падает на мерно дышащего Грабабайта. - Надеюсь, мы с ним еще спляшем кадриль!
        Повернув налево, я обнаружила новый коридор, а в его конце - лифтовую шахту, забранную кованой решеткой. На лифт стояла внушительная очередь, причем было непонятно, какой это этаж, и кто едет вверх, а кто вниз. И зачем вообще едет.
        - Я давно высмотрел тебя в толпе и следовал за тобой на отдалении через все комнаты, - Арчи слегка краснеет, когда признается в этом. - За мной никто особо не присматривал, так что я мог делать, что хотел. Дамы целовали меня, мужчины гладили по голове, слуги пичкали мороженым и фруктами. Я не хотел прибиваться ни к какой компании, потому что все они занимались своими делам, стоя или сидя на одном месте - а я хотел движения, хотел рассмотреть и прочувствовать все и сразу. Разглядывая тебя, стоящую в очереди на лифт, я пожалел, что мы не знакомы - с тобой, наверное, было бы интересно поговорить! Но я тогда и был ребенком, и ощущал себя ребенком, и поэтому боялся подходить знакомиться первым к людям старше меня.
        Едва я пристроилась в конец очереди, ко мне подошел целый табор гостей и, широко улыбаясь и громко смеясь, потащил меня обратно. Я бы и рада была вырваться, только их было слишком много. Неравный бой, бесполезное сопротивление.
        - Люди, которые живут тем, что продают насилие, редко склонны в открытую и без надобности демонстрировать это насилие, - задумчиво вздыхает Арчи. - На публике они всегда самые обаятельные, самые обходительные, никому злого слова не скажут и косо не посмотрят. Но это только внешне. Это не значит, что под глянцевой оболочкой они утратили свою стальную хватку…
        Да кому ты это рассказываешь, малыш. Я сама на эту тему лекции читать могу. Впрочем, я понимаю, для чего Арчи делает это лирическое отступление: он хочет недвусмысленно намекнуть мне, что знает и понимает слишком многое, и успел побывать свидетелем самых отчаянных событий и происшествий. Они давно унесли его на уровень зрелости, в разы превышающий уровень среднестатистического подростка. Но почему его манера выражаться так завуалирована? Он боится, что нас кто-то может подслушать? Он и с самого начала этого боялся на каждом шагу? Потому и предоставлял мне и менторам самостоятельно догадываться о значимых фактах, деталях и поворотах судьбы? А если бы рассказал сам, за этим последовали бы грозные и неотвратимые санкции из незвестного мне источника? Весьма похоже на то, весьма…
        Мы плывем дальше по моим воспоминаниям.
        Ок, вот она снова комната, в которой расставляют завешенные мольберты. Тут разливают коктейли. Тут фотографы и видеооператоры чистят объективы. Тут переодеваются танцовщицы. Где моя цель, черт возьми, и при чем тут терроризм? И точно ли я уверена, что попала в нужное место и в нужное время? Надо выбираться.
        - Терроризм? - оживляется Арчи. - Тебе сообщили, что твоя будущая мишень имела прямое отношение к терроризму?
        - Ну да, - подтверждаю я. - Ты не знал, что развлекался в одном особняке с террористами?
        - Мы никогда не использовали этот термин, - качает головой мой собеседник. - Я знаю это слово, периодически слышу и вижу его в новостях - но в моем кругу его никто никогда не произносил. Ни в первом куполе, под котором я жил, ни во втором.
        - Ха. По-моему, это свидетельствует о том, что окружавших тебя взрослых как раз-таки обвиняли в терроризме. Вероятнее всего, в энергетическом, - усмехаюсь я. - Насчет обитателей твоего первого купола не знаю - но твой дядя с подельниками занимались, судя по всему, очень обширным спектром… эээ… скажем так, авантюрных начинаний. Часть из которых вполне можно было классифицировать как, прости за прямолиненость, терроризм.
        Арчи прыскает. Солнце наконец опомнилось и зарумянилось, цветы и деревья радостно зашевелились навстречу его лучам. Чтоб Байт не сопрел под теплым пледом, я раскутываю его и перекладываю в тенек. Кот сладко причмокивает во сне.
        - Я не думаю, чтоб под термином «террорист» подразумевали моего дядю или его коллег, - сомневается Арчи. - Мне кажется, речь шла о ком-то из приспешников Фаревда. То, что они присутствовали тогда на балу, я могу подтвердить со стопроцентной уверенностью.
        Солнце на небесной простыне превращается в наведенное на нас пушечное жерло. Я готова оплавиться от осознания одного весьма неудобного факта.
        - Арчи. Был ли там тогда сам Фаревд?
        - Не знаю. Я же тогда не знал никого из гостей ни в лицо, ни по имени. Даже если он там был, я не обратил на это внимание и не запомнил.
        Черт возьми. Но Фаревд, если уж он там присутствовал, не мог не запомнить меня.
        - Арчи, я очень хорошо знаю образ мыслей таких людей, как Фаревд. Если он там был, он наверняка положил на меня глаз. Я ведь хорошо справилась со своей задачей?
        - Восхитительно! - подтверждает Арчи. - Но сначала ты не хотела ее выполнять, и этим привлекла к себе слишком много избыточного внимания.
        Да, помню как тогда металась по особняку и тонула в едкой смеси отчаяния и ненависти ко всем подряд - но в первую очередь к менторам и к самой себе.
        Так. Стоп. Не надо паниковать. Если бы Фаревд тогда там был, Арчи не смог бы не запомнить его уникальных косых глаз - дети особенно падки на такие вещи. С другой стороны, Фаревд тогда мог еще не косить - я же не знаю, врожденный это у него дефект, возрастной или приобретенный в ходе несчастного случая. Да он, в конце концов, мог быть и в темных очках… Ай, как же мне неприятно об этом думать!
        Я попробовала проснуться. Не получилось. Я во второй раз пошла к лифту, теперь уже помня дорогу и четко ориентируясь по этажу. И снова смеющаяся толпа подхватила меня и увела назад в гущу разгорающегося веселья. Хватка, как тиски. Ухмылки, как оскалы. Первый на моей памяти сон, который я никак не могу разорвать.
        Арчи отворачивается от солнца и опять всматривается в Грабабайта. Ему вспоминается свой аналогичный сон, где от горизонта к берегу шло цунами, а потом эксцентричный владелец виллы насильно заставил его смотреть гротескный иммерсивный мюзикл. Из того сна тоже невозможно было выйти. Он был тягучим и липким, и клеймо его осталось на жизни и сознании Арчи навсегда.
        А что, если я в реальности впаду в кому, так и не найдя выхода из этого особняка? Или просплю двадцать лет? Или тихо умру во сне? Злая, как некормленый ротвейлер, в третий раз бреду я по этажу в своем легкомысленном белом платье. Надо бы перехватить еще канапе.
        - Мне казалось уже просто неприличным бродить за тобой, - смеется Арчи, - но в тебе что-то назревало так явственно и пронзительно, что я не мог просто так развернуться и уйти. Из тебя была готова вырваться сила, которой я еще никогда не встречал. Эта сила притягивала меня, как магнит - и в то же время я понимал, что мне она не принадлежит, что я никогда не почувствую в себе такой же внутренний шторм.
        Конечно, юный карнавалет, быть профессиональными убийцами дано не всем. И это хорошо. Но дар убивать действительно обладает магнетическими свойствами, это правда. Зло довольно часто бывает неотразимо и неоправданно заразительным.
        И тут навстречу мне появляется высокий кудрявый брюнет в красной футболке с портретом человека мне незнакомого, но по всем признакам похожего на политика. Он возник из ниоткуда, сразу пошел мне на лобовое столкновение и протянул руку - пытаясь, несомненно, схватить за плечо. В моей правой руке материализовался нож. Крошечный, не больше пилки для ногтей. Я даже не знала, как его правильно держать.
        - В эту секунду у меня захватило дух! И возникло предчувствие, что когда- то мне понадобится, чтоб ты была со мной рядом и повторила те же движения с ножом, защищая меня, - казалось бы, эти слова должны были звучать несколько нелепо от невыспавшегося растрепанного мальчика в пижаме, но они звучат удивительно пламенно и мужественно. - То есть, я не имею в виду то, что я хотел поставить себя и тебя в такую ситуацию, где тебе пришлось из-за меня идти на риск и совершать неприятные вещи. Но я каким-то образом знал, что такая ситуация сложится, и… - Арчи долго не может подобрать слова и теребит пуговицу на пижаме, - и что ты справишься с делом блестяще, и что я буду гордиться тобой. Но про менторов, Ритрит и Грабабайта я тогда ничего не подозревал.
        Такое предощущение будущего - одна из самых первых тем на занятиях с новичками в Ритрите. Новичкам объясняют, что переход из настоящего в будущее представляет собой улицу с двухстронним движением. По одной полосе идут события, логическим образом проистекающие из того, что происходит в данный момент и произошло в прошлом. Силой, которая тянет эту полосу в будущее, являются мысли, стремления, желания, мечты и намерения человека. Он забрасывает их в грядущее, как ковбой бросает лассо, и подготавливает тем самым почву для материализации пока еще нематериального. По встречной же полосе движутся сигналы, приманки, предчувствия и предвестники из будущего. Это будущее уже готово, оно существует - но его парадигма существования предполагает обязательную многовариантность. Точкой перехода настоящего в будущее становится тот вариант будущего, где стремления сливаются с предчувствиями в единый энергетический вектор.
        Но пока - мы с Арчи движемся по вектору наших общих воспоминаний той значимой ночи. И мы уже дошли до ее самого волнительного, кульминационного момента…
        Не сомневаясь ни секунды, я вонзила нож, практически в упор, в портрет политика. Кровь ровно того же цвета, что и ткань футболки, брызнула мне на белое платье. Нож исчез, растворился в воздухе над раной, не оставляя никаких улик совершенного преступления. Брюнет молча раскрыл рот и рухнул на спину, как срубленное дерево.
        - Надо полагать, он имел какое-то отношение к бизнесу Фаревда? - спрашиваю я и чувствую, как голосовые связки скручивает от напряжения.
        - Судя по всему, да, - соглашается Арчи. - Мне почему-то представляется, что он был причастен одновременно и к политической, и к экономической стороне оружейного бизнеса. На это косвенно указывает портрет политика на его футболке.
        Солнце перестает греть меня и становится ледяным. Великий Фаревд, легенда Черной Зоны, своими раскосыми бесчеловечными глазами смотрел на то, как неопытная девчонка расправлялась с человеком, который на него работал - и не вмешался, и позволил мне это сделать. Более того, он не пытался отомстить мне потом и не подал виду, что узнал меня в своем подземном дворце. Кстати, узнал ли? Может, его все-таки там не было в мою дебютную киллерскую ночь? А Арчи он видел - на том балу или любом другом, где мог присутствовать в качестве почетного гостя и бизнес-партнера Коарга и Стурка? Мурашки носятся по моей спине во всех направлениях сразу, как спугнутые обитатели разворошенного муравейника.
        - Арчи, почему меня никто не попытался остановить? Неужели все оказались настолько ошеломлены, что не осмелились предпринять никаких действий против меня? Да в жизни не поверю! Куда смотрела охрана? Ее ведь не могло там вообще не быть, правильно?
        - Возможно, все было согласовано заранее и со всех сторон, - чешет затылок карнавалет. - Возможно, менторы заранее договорились с Фаревдом о том, что неверный ему человек будет убит, и что выполнит задание перспективный молодой кадр с их стороны. Мне кажется, именно поэтому к тебе не применили никаких санкций.
        - Вот черт! - вскрикиваю я и подпрыгиваю на лежаке. Я никогда не смотрела на произошедшее с такого ракурса. Что же, выходит, менторы отчасти продали меня? Устроили перед своим бывшим боссом демонстрацию своего нового живого оружия? А я ведь даже не подозреваю, как, когда, почему и на каких условиях Эмма и Вильгельм расстались с Фаревдом, и какова была история их взаимоотношений за пределами тех сцен. что я видела.
        Я сомневалась: убила ли я свою жертву? По-хорошему, с одной неглубокой раной есть все шансы выжить. Но я точно знала, что второй раз бить не надо. Я пошла к лифту - яростная и понимая, что теперь никто не посмеет меня остановить. Кровь пропитала платье и липла к ноге. В лифт меня пропустили без очереди.
        - Ты врезалась мне в память самым ярким осколком того бала, - признается Арчи с незнакомого мне до этого момента лиричностью. - На самом деле, все его элементы - каждый стук каблука о паркет, каждый глоток апельсинового сока, каждое упавшее с потолка конфетти - запечатлелись в моем сознании с силой ядерного взрыва.
        - Тебе искренне понравилось, или ты был, скорее, ошеломлен обилием новых впечатлений? - перебиваю его я. Несмотря на его уверения в умении веселиться, я все равно почему-то не могу представить Арчи от всей души отплясывающим на балу. А вот вдумчивым и чуть отстраненным наблюдателем - могу вполне.
        - И то, и другое, - отвечает он и добавляет, поняв причину моего вопроса, - не волнуйся, я правда умею веселиться. Просто мы с тобой с самого начала общаемся немного в той обстановке и не при таких условиях, где хотелось бы безудержно ликовать. Но там, на балу, я сразу почувствовал, что ты на таком мероприятии тоже впервые. Ты была хоть и взрослее меня, и намного злее - а злость часто производит незаслуженное впечатление опытности - из всех сотен гостей бала ты была самой неприкаянной. От тебя сквозил бессловесный крик: «Я не карнавалет! Я не люблю этот дом и этих людей! Я бы умоляла отпустить меня - только я не умею умолять! Дорогу на волю я пробью, прострельну, прогрызу - и меня не остановит никто!».
        - Да уж, самый подходящий настрой для бала, - хохочу я. И вновь поражаюсь тому, насколько тонко Арчи умеет чувствовать людей, когда настраивается на них.
        - Наблюдая за тобой, я сам на некоторое время перевоплотился в тебя. И, наверное, с того самого момента между нами возникла та связь, которая помогла нам услышать друг друга в критический для меня момент.
        Покидая бал, в лифте я ехала одна. Вверх или вниз - непонятно. - Где Грабабайт? - успела удивиться я, перед тем как кабина затормозила, пол ее содрогнулся, а дверцы со скрипом поползли в разные стороны, раскрывая передо мной реальность.
        Заслышав мои воспоминания через сон, Байт мяукает, не открывая глаз, и пытается пошевелить раненой лапкой.
        - Это все бесподобно, - говорю я и пересаживаюсь на лежаке так, что моя голова оказалась целиком в тени, ибо солнце разошлось уже не на шутку, - а теперь расскажи мне, как ты додумался позвать меня.
        - Я сделал это только тогда, когда другого выхода уже совсем не оставалось, - вновь извиняется Арчи. - Я напряженно подумал о тебе - но это был совершенно иной тип мыслительного напряжения, чем когда ты, например, пытаешься вспомнить, куда положил ключи от машины, или когда решаешь сложную математическую задачу. Я действительно ощущал свой мыслительный крик - и я точно почувствовал, что на него откликнулись. Правда, не знаю, кто именно - ты, Та Сторона или вся Вселенная разом.
        Такой тип зова знаком даже тем, кто никогда не сталкивался с Той Стороной. Им владеют, например, люди, которые часто вслух удивляются: «Как такое могло случиться? Я только-только думал о тебе - и тут вдруг ты звонишь, как будто мои мысли подслушивал!». Этим же зовом можно привлекать к себе не только внимание людей - но и потенциалы удачи. Выражаясь на элементарном повседневном языке, если чего-нибудь по-настоящему сильно хотеть, оно сбудется с большей вероятностью - чем если добросовестно прикладывать к этому достаточно количество технический усилий, но не подкреплять их мощным и искренним эмоциональным энтузиазмом.
        - Ты когда-нибудь уже звал так кого-то?
        - Нет. Это был самый первый раз.
        - И… Кого ты хотел, чтобы я убила ради тебя?
        Арчи шмыгает носом и передергивается всем телом:
        - Дядю Коарга. Иначе он очень быстро убил бы меня.
        Глава 19. Из Неподвластных Слоев
        Что мне следовало сказать в ответ? Глупо переспросить «Ты уверен, что твой дядя желает твоей смерти»? Конечно, он уверен…
        Между нами повисает неловкость.
        - Мне кажется, есть еще один повод, почему твоя антенна тогда настроилась именно на меня, - говорю я. - Я раньше не упоминала этого, но… Я ведь тоже бывала в неподвластных слоях. Только рассказывать об этом не люблю, потому что это случилось по моей вине и дурости.
        - Да ладно! - требует Арчи, - расскажи!
        Я вздыхаю и, ощущая себя по-прежнему виноватой, воспроизвожу ему ту историю…
        …Джу. Красные кеды с белыми шнурками, над ними загорелые стебли ног с упругими коленками, которые весело пружинят, когда Джу пританцовывает - а пританцовывать она начинает, как только заслышит музыку. Любую.
        Короткая юбка с белыми воланами, нарочито криво застегнутая рубашка в клетку, вместо серьги в левом ухе металлическая булавка длиной с мой мизинец. Выбритые виски, ирокез из кудряшек цвета спелой черешни.
        Это был период самого начала моего обучения в Ритрите. После первичного распределения по группам занятия с менторами были легкими. Нас собирались подготовить к выполнению общей скоординированной операции - но сначала надо было научиться взаимодействовать как внутри группы, так и между группами.
        Я решила воспользоваться этой передышкой в сражениях, чтобы сделать нечто, о чем давно мечтала. Мечтала с опаской. И в претворении этой мечты в реальность мне нужны были ученики из группы Эммы, специализировавшиеся на обработке информации.
        По правилам переезда на Архипелаг, получить здесь вид на жительство можно было только при соблюдении условия: отказаться от всех контактов с Большой Землей, даже с самыми близкими людьми. У меня больше не было прямой возможности спросить родителей, почему они лишали меня элементарной нежности и эмоционального тепла. Да они бы и не ответили, скорее всего.
        У меня возникало много теорий. Может быть, я приемная дочь? Может быть, нежеланный ребенок, который послужил причиной для вынужденной свадьбы родителей? Кто я, кроме того, что я Стелла, киллер из Ритрита?
        - Я настраиваюсь первой, а вы пока ждете - велела Джу. Я обратилась к ней потому, что ее неудержимый оптимизм и неиссякаемый позивитив внушали доверие и помогали мне хоть немного расслабиться. - Постараюсь как можно поскорее. Если Эйрад сейчас уйдет в прошлое, я не уверена, что смогу там подвести к нему коннект.
        Мы уселись прямо на траву, на склоне холма, под ласково-скептическими взглядами звезд: «Что они там могут, эти молоденькие маги-недоучки?». Далеко внизу, за оградой Ритрита, море взволнованно дышало, облизывая берег бежевой пеной так же нервно, как я свои губы.
        Где-то на Большой Земле моя мама сейчас спала, возмущенно всхрапывая во сне и бормоча нечленораздельные фразы. Даже во сне она не находила себе гармонии, покоя, умиротворения. Даже во сне клокотала, как котел горького варева, которым глотку обожжешь, да не наешься.
        - Простите, можно я к вам присоединюсь? - вежливо прошептала трава, и из нее показался аккуратный носик. Грабабайт.
        Я молча подхватила своего любимца, усадила себе на колени и начала гладить. Он уткнулся лбом мне в живот, прикрыл глаза и тихо-тихо заурчал, словно убаюкивающий мотор запустил.
        Мой милый котик Грабабайт, котик из Приграничной зоны, котик с Той стороны. Его неместная энергетика выступила катализатором для нашего коннекта: во мне постепенно росло ощущение, что между мной, Эйрадом и Джу, как радуга на облачном небе, проступает упругая дуга.
        Да, вот оно снова, то качество - упругая, как и коленки Джу. Видимо, это свойство и лежит в основе способности к коннекту - физический аналог эмпатии, готовность на время поддаться и принять новую форму, а затем вернуться в обычно-привычное состояние. Нас соединяли не две прямые линии, которые образовали бы тупой угол, а именно что дуга, плавная и протяжная, как музыкальный значок «легато».
        Ощущение коннекта было интересным, но результата не давало. Видимо, со своей задачей не справлялся Эйрад. Думаю, ему не слишком легко было учиться в группе у Эммы, которая в первую очередь обучала подопечных своему главному дару - видеть прошлое. Она - сдержанная, закрытая, загадочная. Сконцентрированная на внутреннем, на ушедшем. Он - чуткий, отзывчивый, теплый.
        Пока я думала об этом, время шло. Одна из звезд, которым уже надоело рассматривать наш забуксовавший сеанс, от скуки сиганула в море и закачалась на волнах, как жемчужная медуза. Загорая в лунном свете, она заряжалась от вечного двигателя прибоя и высматривала то созвездие, к которому присоединится, когда решит вернуться на небо.
        Слишком долго и безрезультатно. Я поняла, что в этот раз у нас ничего не получится. Пожалела, что распахнула душу перед людьми, которых едва знаю. Байт сытно урчал, не разделяя моего разочарования.
        Я провела левой ладонью по лбу, чтобы вытереть пот, проступивший от эмоциональной усталости.
        Странно.
        Такое ощущение, что лоб слегка не моей формы. Не та высота, не та выпуклость.
        Смотрю на свою руку - и не узнаю перекрестья линий на ладони. На моей настоящей, реальной руке распускается сжатый, лаконичный тюльпан. На этой - цветет одутловатыми перьями хризантема. Пальцы короче и толще моих. Ногти круглее и обстоятельнее.
        Опускаю руку - и ее тут же хватает чья-то ладонь. Кто это?!
        От него пахнет сандалом и шоколадом. Сандал - парфюм. Шоколад - мороженое, которое он протягивает мне.
        Эту марку, «Шик и шоко», перестали выпускать еще до моего рождения. Значит…
        …я - моя мама.
        У меня/нее белое в алый горох платье, пунцовые от повышенного давления щеки. «Горят, как горох,» - неуклюже успела подумать та часть меня, которая еще оставалась Стеллой. Давление вызвано стрессом. И гореть действительно есть от чего.
        Он миниатюрный, но хорошо сложенный. С идеальной выправкой, с рельефными скулами. Глаза - один в один с шоколадной глазурью мороженого, которая на жаре успела покрыться сияющими голубоватыми каплями. Отличник - и при этом бонвиван (а иногда, что неизбежно, хулиган).
        Конец учебного года. Они идут из университета. Вместе. Совершенно случайно, потому что его после пар вызвали в деканат и он отстал от той компании, с которой уходил обычно.
        - Какие фильмы тебе нравятся? - спрашивает он одновременно внимательно и небрежно. - Я завтра после зачета в кино хотел…
        Мама жует губы. Мама поднимает подбородок. Мама знает, что должна казаться лучше всех. Не быть - казаться.
        - Мне нравятся фильмы, которые чему-то учат. Терпеть не могу пошлятину и пустые развлечения, - доблестно декламирует она и смотрит на собеседника так, чтобы он понял: «Мы с тобой одной крови, ты и я. Лишь мы способны равняться на те высочайшие моральные стандарты, что принесут нам одобрение общества».
        - А, - равнодушно отвечает тот. - А.
        Мама уверена, что его кутежи, прогулы и скабрезные приключения - преходящая ошибка молодости. Вот-вот он дозреет и поймет прелесть аскетизма, прочувствует все благородство самопожертвования, превратится в образец для подражания.
        - Джу, ты удержишь равновесие, если я немного прокручу вперед? Там дальше про зачет не очень интересно, - эти строки пробегают в моем мозгу субтитрами.
        - Мяу! - весело отвечает Джу. Или не Джу, а мой кот. Неважно.
        Рябь, рябь, рябь. Бум! Эйрад потом извинялся за этот ухаб - приземляться в будущий момент прошлого надо мягче, но он пока не натренировался.
        Такой же день, та же дорога.
        Моя мама стоит и, трясясь будто от озноба, смотрит в спину тому, кто - ах! - уходит с другой, держа ее за руку так же, как вчера ее. Уходит в кино, смотреть с ней эротическую комедию.
        Знала бы ты, мама, как это - расстреливать с помощью взгляда в спину. Заставлять человека гореть. Ощущать сдавливающую боль в позвоночнике. Удар - нет, не по затылку, это слишком топорно - а в ту мягкую треугольную проплешинку, где шея переходит в череп, и где твои мысли и жизненные соки ничем не защищены. Ничем.
        А ты стоишь, и просто смотришь, и трясешься. И обещаешь себе: «Я докажу ему, что была права!». И так и доказываешь всю жизнь.
        Я никогда не видела, чтобы она смотрела фильмы, которые действительно чему-то учат. Ей нравятся сериалы про преступников и полицию.
        Вот оно в чем дело, вот где произошел надлом. Не любила она моего папу - другого она любила. Того, кто жил задорной и озорной жизнью, а не пытался изображать из себя пионера с доски почета.
        Вдруг асфальт передо мной поднялся вверх на сорок пять градусов, и я поняла, что съезжаю по гладкой горке спиной вперед, едва удерживая равновесие.
        Вместо собственной мамы я увидела перед собой другую женщину, рыжеволосую и улыбчивую. Она сидела на скамейке под деревом, усыпанным сиреневыми цветами, и сияла улыбкой, положив нежные руки на свой белый сарафан. Так она обнимала свою дочь, которая уже вот-вот родится. Пока что дочь - той же формы, что солнце. Мягкий ровный круг живота под белоснежной тканью сарафана, динамичное радостное тепло.
        Она назовет ее Джу.
        - Стелла, - хныкал Грабабайт на второй перспективе слуха. - Стелла. Выходи, пожалуйста. Ты тянешь всех на дно.
        Это была не сценка из прошлого, не то, что показывал нам Эйрад. Это была фотография. Я поняла это по многим признакам: винтажный фильтр обработки изображения, забавный узор на подоле, та поза, которую модно было принимать в те года…
        Возможно, прямо сейчас, прямо в кадре, Джу толкается крошечными ножками в стены своей биологической спальни. Разминает свои упругие коленочки перед выходом на большую сцену жизни. Мама гладит ее нежные пяточки через собственное тело, расцветшее, как бутон.
        - Стелла! Вы из разных классов! Ты киллер! Они с тобой не справятся! Они даже не понимают, на что ты способна! Вы утонете все втроем в неподвластных слоях! - Грабабайт колотил по мне заскорузлыми подушечками лап. Ему давно было пора на педикюр - но котик, как всегда, тянул до последнего. Он сильно боялся щекотки.
        Рыжеволосая женщина встала в профиль и переместилась в комнату с васильковыми стенами. Из сарафана за секунду переоделась в канареечный шелковый комбинезон. Запрокинула голову, взяла в руки букет огнедышаще-алых пионов, подняла его высоко вверх, смеется. Та, что назовут Джу, мурлычет от счастья, рассматривая цветы второй перспективой зрения.
        Еще одно фото, еще один выстрел радостью. Выстрел в упор. Выстрел наповал. Выстрел в меня.
        - Что же делать? Что же делать!? - из кругленьких внимательных глаз Грабабайта брызнуло нечто едкое. Возможно, вода. Целый каскад воды. В обе стороны. Возможно, уксус. Возможно, бесцветная кровь немой рыбы.
        В семейном фотоальбоме моих родителей нет ни одного фото мамы, беременной мной. Я могу только догадываться о том, как она выглядела и чувствовала себя, когда под ее цветастым пончо пузырилась моя, то есть чужеродная для нее, жизнь. Как ей не терпелось избавиться от этого тяжелого, барахтающегося комка под солнечным сплетением. Какой громоздкой и неуклюжей казалась она сама себе, поднимаясь с одышкой по лестницам, страдая от неконтролируемой тошноты, уносясь в яростном водовороте гормонов.
        Женщина на фото улыбается цветам все ослепительнее и ослепительнее. Ее улыбка высокоградусна, как текила и как поцелуй.
        - Стелла! Стелла! Вы уже почти в неподвластных слоях! Там плохо! Вернитесь, пожалуйста!
        По моим рукам недавно елозила чья-то шерсть. Теперь ее нет. Нет ни тепла, ни пульса, ни трехмерного пространства вокруг.
        Я - чугунные ворота, распахнутые в медленном зевке. Ворота, расположенные в горизонтальной плоскости. Меж моими челюстями разверзлась бездна. Я - веки пропасти. Веки многометровой толщины, которые медленно и равнодушно смыкаются.
        А когда они сомкнутся…
        - Иииии! - с визгом без пяти минут осиротевшего существа Грабабайт взмыл в воздух, изогнувшись разъяренной меховой дугой наподобие значка «легато». За доли секунды высмотрел, как летчик-истребитель, свою цель - мягкую, уязвимую изнанку моего предплечья. Приземлившись, со всей силой кошачьего отчаяния впился когтями и зубами в мою уже почти ничего не чувствовавшую плоть.
        - Ох, сюда, ох, сюда, ох, она уже очнулась! - на самом деле я очнулась не «уже», а только от этого верещания. Грабабайт, непонятно по каким признакам заметивший, что я возвращаюсь к жизни, выскочил в открытое окно и понесся звать кого-то.
        Я попробовала перевернуться со спины на бок - лежать в позе пациента было как-то унизительно. Но тело налилось тяжелой дремотой чугунных век, которые отказывались размыкаться. Трудно описать это ощущение точнее. Его вообще никак не возможно описать.
        Когда дверь в комнату распахнулась, я почувствовала физическую боль. Замок, поддавшийся насилию человеческой руки, значит для двери то же, что перелом лучевой кости для этой самой руки. Или другое сравнение: между дверью и косяком перерезана пуповина, и обоих охватывает шок от нежданного одиночества.
        - Представляю, как тебя сейчас разрывает, - съехидничал вместо приветствия Вильгельм. - Незабываемые ощущения, правда?
        Я с раздражением посмотрела на него. Глазные яблоки оставались единственной частью моего тела, которая могла шевелиться.
        - Ты молодец, молодец, - одобрительно подмигнул ментор. - Командир отряда. Первая Названная. Отвечаешь не только за себя, но и за своих подчиненных. А также за всех тех обитателей Той и Этой стороны, которые пострадают, если ты провалишь задание.
        Раздался такой звук, будто мешок с одеждой упал на пол. Это Грабабайт попытался запрыгнуть на комод, но не долетел.
        - Извините, - прошептал он. - Я очень разволновался. А там, на комоде, у меня экстренная мисочка.
        - Что-что там у тебя? - Вильгельм согнулся пополам, чтобы получше заглянуть коту в невинные круглые глаза.
        - Экстренная мисочка, - еще тише пролепетал Граба. - С такой едой, которая только на случай стресса.
        - Жрать меньше надо, - отрезал ментор. - Разожрался до того, что на комод запрыгнуть не в состоянии. - И, противореча сам себе, ухватил кота под бока, приземлил точно посреди комода и пододвинул к нему квадратное корытце с вкусняшками.
        Я лежала и моргала.
        - Мы не в блокбастере живем, - Вильгельм бесцеремонно уселся в изножье кровати и обхватил мою лодыжку рукой, как коршун лапой - насест. - Нет и не может у нас быть такой ситуации, что один и только один избранный - избранный непонятно кем и за что - может спасти мир. Нет. Один ушел - второй пришел. Жизнь - это конвейер, который работает бесперебойно. И безотносительно того, какие детали по нему едут и какие рабочие его собирают.
        Грабабайт поперхнулся на комоде. Меня же цинизм ментора не унизил - взбодрил.
        - Промахнешься ты - поставим на твое место другого. Но будь любезна промахиваться, - Вильгельм повышал голос так, будто двигатель самолета рычит все громче и громче при движении по взлетной полосе, - а не так, чтоб двоих коллег с собой в чугунную кому утащить!
        Меня дернуло, как от удара током.
        - Что это вообще за ворота такие? Что за кома чугунная? - пробурлила я. Мой голос звучал, как кипящая на плите густая похлебка.
        - Ворота - это дыхание Той стороны, - с набитым ртом ринулся объяснять Байт. - Только…
        - Только о них толком никто ничего не знает. Особенно коты, - резко обернулся к Байту Вильгельм. Так резко, что даже мою лодыжку отпустил.
        - Не жнает. Это прошто вешное дыхание, - подтвердил Байт, не жуя проглатывая кусок.
        Та ли сторона, Эта ли - кот всегда был и будет на одной и той же стороне. На моей.
        Вильгельм замахал на него рукой так, будто тот муха и его можно прогнать.
        - Замолчи. Дай по-человечески объясню. Человек, застрявший в неподвластных слоях, для обитателей Этой стороны выглядит как человек в коме. Он не жив и не мертв, он потерялся в вечности. Способности его контакта с Этой стороной точно неизвестны и весьма индивидуальны. Кто-то способен видеть, что происходит вокруг него - а потом рассказать об этих событиях. Кто-то бродит по Той стороне, не обращая внимания на Эту. Кто-то не видит и не помнит ничего.
        - Я могу высказать свою версию? То, что знаю я? - Байт ошеломительно быстро доел свою «экстренную мисочку» и уже вытирал мордочку о положенное рядом полотенце.
        - Говори, - вздохнул Вильгельм. - Непросто курировать наиболее талантливых учеников. Они всегда самые проблемные. Каждый день стремятся нарваться на неприятности. С золотыми серединами легче - они и предсказуемее, и управляемее.
        - Ворота - это дыхание Той стороны, - приступил Байт. - Они непрерывны. Их существование нужно, чтобы подпитывать Ту сторону аналогом того, что для людей является кислородом. Но им нужны и сторонние ресурсы. Они отвампиривают тех, кто позволил им заключить себя в них. Моя сертификация позволяет мне осуществлять приемы базовой реанимации пленников, и…
        - Себя не похвалишь - другие не догадаются, - согласился Вильгельм. - Это редкий навык. Лучше котов им владеют только смурселы. Но, конечно, спасибо тебе за то, что прыгнул на Стеллу и расцарапал ее.
        Где расцарапал? Я посмотрела на свою левую руку и увидела на ней некое подобие розы ветров - нарисованной царапинами.
        - Реанимационное клеймо. Твой кот обладает навыками примерно на уровне фельдшера, но мечтает повысить квалификацию. Правда, Граба?
        Питомец на комоде с энтузиазмом закивал и ответил:
        - Раньше не хотел - а как только ты сказал, я сразу захотел.
        - Ты подарил мне кота потому, что знал, что мне иногда будет требоваться такая пушистая нянька? - сообразила я.
        - Не иногда, а часто. Слишком часто, - признался ментор. - Я ж не могу все время за тобой носиться. Мне надо заботиться и о других учениках и сотрудниках Ритрита. А Грабабайт - твой личный сторожевой кот.
        - Чугун кушает тех, кто нарушил баланс, - продолжал пушистик. - Вы его нарушили при построении дуги. Твой удельный вес превышал сумму веса двух других участников. На тебя накатили не совсем позитивные эмоции, и ты пошла на дно. Для Джу и Эйрада вытянуть тебя обратно было бы все равно что тебе поднять голыми руками со дна морского якорь от потонувшего лайнера. Когда они окрепнут в своем мастерстве, такого уже не будет повторяться.
        - Кто такие смурселы, кстати? - мне хотелось увести тему разговора от своей оплошности.
        - Обитатели Приграничной, Серой и Черной зон Той стороны, - коту неприкрыто нравилось делиться информацией о своей родине. - В Черной зоне они мутировали, превратились в подобие хищных животных. В Приграничной и Серой - существуют такими, какими их создала природа. Этих существ по мифологии Большой земли изображают как троллей. Но тролли злые подлые, в то время как смурселы…
        - Ни фига не умеют себя прокормить и лижут галлюциногенную паутину, - вмешался ментор. - Когда паутина кончается, бегут в народ, оказывать платные услуги. Жгут аромалампы, свистят в дудки возрождения кармы. Пока они маются этой дурью, созревает очередная порция паутины - и они несутся снова лизать. Еле успевают себе лапти и углегальку для очага купить.
        Грабабайт поднял лапу и совершенно человеческим движением кинул в Вильгельма кусок рыбы в желе из мисочки. Не все, оказывается, доел - сохранил на крайний случай орудие метания.
        - Без паутины они не смогли бы ни жечь, ни дудеть, не плести ловушки снов. Это то, что питает их - так же, как чугун питается нарушившими баланс. Ты со сколькими смурселами дружил, сенсей?
        Интонация кота стала высокомерной и презрительной. Он наслаждался своим интеллектуальным превосходством над ментором.
        - Я ни с кем из галлюцинирующих лапников не…
        - Моего предыдущего хозяина видел? Отец человек, мать смурселка.
        - Как могут люди вступать в брак с троллями? - скривился Вильгельм.
        - Смурселы владеют такой информациями и навыками, которых в Ритрите и близко не видали, - Байт выглядел всерьез возмущенным и обиженным. - Вы тут как дети малые. Вас учат коты.
        А ведь действительно. Если бы не было моего хвостатого, слишком многое бы не срослось. И ошибок я бы натворила еще больше, чем уже могу записать себе в послужной список.
        - Если вы доверите мне немного денег, я мог бы купить смурселскую ловушку снов для Стеллы, - вкрадчиво предложил Грабабайт. - Мой прежний хозяин рядом с базаром жил.
        - Вот так, Арчи, у меня появилась та самая ловушка, через которую потом до меня достучался ты, - заканчиваю я, заметно повеселев. У моего спутника есть замечательное свойство: если высказать ему свои тревоги или поводы для стыда, они моментально улетучатся.
        - Ух ты, здорово, - шепчет он. - Значит, все действительно происходит не случайно…
        Глава 20. Допрос и решимость
        После завершения нашей беседы тет-а-тет Арчи идет к себе переодеться из пижамы в приличную одежду - а я направляюсь в домик менторов, чтобы предупредить их о необходимости срочной беседы.
        Дверь открывает Эмма, и по состоянию ее лица я понимаю, что вдаваться в глубокие объяснения мне не придется: ее скула рассечена, а верхняя губа разбита.
        - Атака рикошетом? - спрашиваю я, заранее зная ответ. Эмма моргает и морщится.
        Тильда с ураганной скоростью бросается заваривать чай. Всем нам - обычный, травяной, а Арчи - особую порцию, с добавкой карпинеллума.
        - Это средство поможет ему восстановить поврежденные ячейки памяти - в том случае если они действительно повреждены, и частичная амнезия не выдумана им как красивая легенда для сокрытия не очень красивой правды. Кроме того, карпинеллум поможет ему собраться воедино и не скакать из одного образа в другой во время важного разговора. Господи! А что с Байтом?
        Кот все еще спит беспробудно - но выражение его мордочки умиротворенное и вполне довольное, так что я за его не волнуюсь. Баюкаю его на руках и рассказываю менторам о том, на какие неприятности мы с ним нарвались в начале прошлой ночи.
        - Действовать надо немедленно, - сипло тарахтит простывшая Аона. - Где там этот твой карнавалет?
        Уникальный дар Аоны - это умение чувствовать присутствие живых существ вблизи. Поэтому ее вопрос означает вовсе не вопрос - а известие на том, что Арчи уже на пороге.
        Он заходит с видом виноватым и вороватым. Настолько смятен он не был даже тогда, когда очнулся в Ритрите в поразительно слабом состоянии после телепортации. В глазах - сплошной хаос и испуг.
        - Как себя чувствует киса?
        - Спит за троих. На чайку, - Тильда протягивает ему кружку и демонстративно глотает чай из своей. Карпинеллум не меняет ни вкус, ни цвет, ни запах напитка - поэтому Арчи пьет его без какой-либо задней мысли.
        - Сейчас мы прекращаем играть в разведчиков и реверансы и разговариваем четко и по делу, - Вильгельм садится на угол стол, доминируя тем самым над ландшафтом комнаты. - Последний вызов с твоего смартфона был сделан на номер мультифункциональной экстренной службы с таким добавочным, который не занесет ни в какие справочники. Ты, несомненно, что это за номер - потому что помнил его, уже стоя одной в могиле, а сейчас чувствуешь себя бесспорно бодрее.
        Арчи давится чаем и через кашель спрашивает, умоляюще:
        - У вас есть мой телефон?
        - У нас есть к тебе вопрос и страшно ограниченное количество времени, - бессовестно жмет на мальчика Вильгельм.
        - Я не знаю, имеет ли этот номер отношение к экстренной службе. Мне не объясняли, откуда он взялся, - отвечает карнавалет, опустив глаза в пол. Его чашка опустела уже наполовину. Мне сказали, что…
        - Кто сказал? - сейчас орлом был явно ментор. А подлинный потомок орлиного рода - цыпленком перед ним. - Никаких замалчиваний и неточностей! Каждое замалчивание - новый раненый Байт!
        - Мама говорила мне так, - Арчи шепчет еле слышно, но четко и разборчиво. - Когда с протектными куполами начались первые проблемы, она строго-настрого велела мне запомнить этот номер, но звонить по нему только один раз в жизни - если сложатся такие обстоятельства, что эта жизнь окажется под угрозой и будет готова вот-вот оборваться.
        - Прекрасно, и что тебе сказали в ответ?
        - «Монджаэк Росси Адельстан». Я не знаю, что это значит. Но эти слова произнес голос дяди Коарга, и он звучал издевательски. Это была запись на автоответчик - значит, дядя о моем предстоящем звонке знал и ждал его. После этих слов я почувствовал себя дурно и начал терять сознание - только чересчур плавно, как в замедленной съемке. А дядя продолжал говорить и велел мне оставаться на месте и ждать, когда за мной придут. Когда я открыл глаза в Ритрите, я ожидал увидеть рядом с собой в первую очередь дядю или кого-то из его знакомых.
        - И ты считал, что мы работаем на него или с ним. Все ясно, - кивает Эмма. - Мы тут все головы сломали, пытаясь понять логику твоего поведения в первые дни пребывания в Ритрите. Ты говоришь, в какой-то момент дядя пропал. Общался ли он с тобой после твоего исчезновения?
        Арчи темнеет, как будто на него нашло грозовое облако.
        - Нет, я избегал его. И избегал пользоваться смартфоном, чтоб дядя не обнаружил мое местоположение по его активности. Сделав тот последний экстренный звонок, я понял, что теперь дядя найдет меня неминуемо.
        - А ты молодец! - хлопает в ладоши Тильда. - Решился спрятаться там, где тебя точно не будут искать - то есть в самом очевидном месте! Умница!
        Арчи кокетливо вскидывает ресницы:
        - Для этого мне пришлось самостоятельно обрушить свою часть второго этажа и никогда не подниматься туда, чтоб не быть замеченным с воздуха. В доме был генератор деструктивной мощности - и мне удалось настроить его ровно так, что пострадало мое бывшее крыло.
        Вильгельм в знак одобрения прихлебывает чай особенно громко и сочно.
        - И еще… - Арчи снова боязненно затухает. - Дядя тогда на автоответчике пригрозил, что если я не послушаюсь и попытаюсь сбежать, первой, кто пострадает, будет моя мама.
        Тишина в комнате звенит, как натянутая струна.
        - Какие прекрасные новости, - цедит Эмма. - Как ты думаешь, это был пустопорожний блеф? Или твоя мама и правда жива? Ты слышал о ней хоть что-нибудь после того как в последний раз ее видел? Или это было первое упоминание со стороны о том, что она не погибла? Как, кстати, звали твою маму?
        Анеджина.
        У меня в памяти вспыхивает блеск золотой перчатки и узость той прорези, через которую Арчи смотрел на собравшихся за игровым столом.
        - Коарг доводится тебе дядей по маминой или папиной линии?
        - По маминой. Но он ее сводный брат, а Стурк - родной. Коарг рано осиротел, и его воспитывали мои бабушка с дедушкой.
        Во мне вскипает отвращение. Каким же распоследним гадом надо быть, чтобы так мерзко обращаться с людьми, которые в трудную минуту протянули тебе щедрую руку помощи!
        - Арчи, я знаю, что ты долгое время жил с одной только мамой, без отца, - говорю я, стараясь звучать как можно ровнее. - Какую версию гибели отца тебе озвучили?
        Я направляю взгляд в стену так, чтобы левым зрачком улавливать выражение лица Вильгельма, а правым - поцарапанного лица Эммы.
        - Нам с мамой сказали, что он погиб в результате несчастного случая. Во время одной из его многочисленных деловых командировок на засекреченном объекте случилась перестрелка, в которой погибло около десяти человек, точно не помню.
        Эмма как морщилась от полученной рикошетом сна боли, так и морщится. Вильгельм по степени взволнованности или неуверенности в себе напоминает надгробие - но я-то как раз знаю, что возрастного это «надгробного» духа свидетельствует о поднимающейся в его душе панике.
        - Что ты можешь сказать насчет Венс? - продолжает допрос Тильда, явно довольная тем, как работает милый ее сердцу карпинеллум.
        - Ничего особенного, - Арчи отставляет пустую чашку, - ветреная и до мозга костей светская женщина. Приятная, милая, всегда в хорошем настроении. Я не уверен, имею ли право рассуждать о таких вопросах - но со стороны и с позиции моего детского возраста мне никогда не казалось, что ее и дядю связывали по-настоящие глубокие и пылкие чувство. Но тем не менее они подходили друг другу и понимали друг друга.
        - Ты говорил, что исчезновению Коарга Венс словно бы обрадовалась…
        - Да, - подтверждает Арчи. - Она утверждала, что дядя вынужден был покинуть купол после того, как получил угрозу от кого-то чрезвычайно влиятельного. Этот некто обещал жесточайшим образом расправиться с Коаргом, как только тот попытается обратно переступить порог купола. Оставаясь на протектной территории, я был полностью защищен от любых угроз со стороны дяди.
        - Угроз… - щурится Вильгельм. - Чем именно он тебе угрожал и чего от тебя хотел?
        Арчи ежится.
        - Сначала ничего. Просто он стал относится ко мне гораздо строже и суровее, чем раньше, постоянно дулся на меня. Я не мог понять, в причина - ведь Венс уверяла, что мое поведение было образцовым, а из школы я приносил только высшие отметки. Прошло много месяцев, прежде чем Коарг задал мне вопрос напрямую: как он может получить доступ к нашему семейному архиву документов. Я удивился - потому что никогда этим архивом не располагал. Иначе и быть не могло - пока я жил с родителям, а потом с одной только мамой, я был слишком маленьким для того, чтоб мне можно было доверять важные документы.
        Слушая Арчи сейчас, никогда не подумаешь, что он умел быть маленьким. Кажется, он уже родился таким, как сейчас: взвешенным, разумным, последовательным и утонченным. Ни одна карнавалентная маска не допускает сомнений в ее подлинности.
        - Но дядя продолжал утверждать, что они находятся у меня, и доступ к ним будет сохраняться у меня на протяжении всей жизни - так якобы сообщил ему мой отец при жизни. Я, честно говоря, сам не слишком понимаю, что такого экстраординарного могли содержать те документы, чтобы дядя так за ними охотился…
        - Элементарно, - отмахивается Эмма. - В большом нелегальном бизнесе даже свидетельство о рождении или заключении брака может дать нежелательному следователю слишком много информации. Все до единой улики подлежат уничтожению, вплоть до последнего конфетного фантика. Как раз в этом-то ничего удивительного нет…
        - Постоянный доступ на протяжении всей жизни ты, как я полагаю, имеешь к своему онлайновому облачному хранилищу, не так ли? - спрашивает Тильда. - Информацию из которого можно синхронизировать с любым гаджетом, будь то компьютер, смартфон, планшет или иное в достаточной мере интеллектуальное устройство из интернета вещей. Видимо, документы находятся там?
        Мы все знаем, что не там. Нет в телефоне Арчи никакой документации. В памяти хранятся только истории платежей, денежных переводов и прочих аналогичных операций, которые проводил сам Арчи, чтобы, например, заплатить за интернет или заказать пиццу с доставкой на дом. Не могут же накладные на оружие быть зашифрованными в виде счетов из прачечной, правильно?
        Карнавалет грустно кивает:
        - Честное слово, я бы давно и с удовольствием поделился с дядей какой угодно документацией и информацией, отдал бы любые деньги и ценности - если бы они у меня действительно были или если бы я хоть отдаленно понимал, где их можно поискать. Я каждую неделю предлагал Коаргу съездить в тот купол, где я жил раньше и, если энергоэкологическая обстановка позволяет, провести розыски там. Но он неизменно отказывался и заявлял, что там ничего нет - а то, что ему срочно и обязательно нужно, хранится непосредственно у меня. И еще меня тревожит то, что я совсем не знаю его возможностей касательно слежения за мной. Когда я жил один в его доме, я ни разу не заходил в его кабинет - запер на ключ и даже не заглядывал в замочную скважину, боясь, что в комнате обнаружатся какие-нибудь датчики или системы сигнализации.
        Эмма трет ушибленное лицо. Как ни странно, свежие дефекты не вредят ее красоте - они смотрятся, скорее, как экстравагантный макияж или как портрет, написанный кистью любителя художественных экспериментов. Поговорка о том, что шрамы только украшают мужчину, в данном случае оказывается верна: следы рикошета придают Эмме соблазнительную решимость и, как ни парадоксально, элегантность.
        - Напряги, пожалуйста, память, и вспомни, о каких возможностях рикошета упоминал твой замечательный дядя. Какие повреждения можно им нанести?
        Арчи приоткрывает рот и задумывается.
        - Или, даже, нет, не так. Полный перечень тематического лексикона Коарга нам сейчас ни к чему. Постарайся, пожалуйста, припомнить только одно: говорил ли он о том, что рикошетом можно убить?
        Да! - без тени сомнения восклицает Арчи. - Я неоднократно слышал от него фразы о том, что каких-то неизвестных мне людей убило рикошетом. Но я, как ты сама понимаешь, был убежден, речь шла об обычной отскочившей от стены пуле…
        Если бы в комнате висели старомодные часы со стрелками, мне бы сейчас очень хотелось послушать, как размеренно и надтреснуто они тикают. Чтоб время семенило вперед, лузгая секунды, как семечки. Чтоб этот насекомий треск стрелок снял напряжение этого ужасно летнего дня.
        - Арчи, - командует Вильгельм, - тебе сегодня запрещено выходить на Ту Сторону, пока ты не получишь прямой личной соответствующей команды от меня. Придется довольно долго бороться со сном - но ты будешь заниматься этим не один, а с помощью Тильды. Ей тоже запрещен выход в другой слой реальности.
        - Страдать нам не придется, - подмигивает Тильда. - Я познакомлю тебя с ассортиментом моего травяного бара чаев, мы с тобой подегустируем бодрящие сорта и обменяемся чайнозаварочным опытом. Ведь у карнавалетов, насколько я знаю, накопились богатые традиции в плане работы с травами? Заодно и Грабабайта подлечим - он скоро проснется и ему не помешает гомеопатическое подспорье для восстановления сил. Пойдем!
        Арчи с трогательным волнением, боясь лишний раз сделать выдох, подхватывает на руки плед с Грабабайтом и следует за рыжеволосой менторшей в ее оздоровительный уголок.
        - А вот нам с тобой сегодня предстоит как следует поработать, - указывает на меня подбородком Вильгельм, как только дверь за ушедшими закрывается. Я понимаю, что это может прозвучать как несколько поспешное решение - но Коарга необходимо устранить. Немедленно. Иначе любой, кто осмелится заснуть на территории Ритрита, рискнет больше никогда не проснуться.
        - Сожалею, что не смогу присоединиться к вам, - обращается ко мне Эмма. - У рикошетных ранений есть одно отвратительное свойство - ну, помимо того еще, что заживают они по-мерзавски долго. Они становятся как бы сигналами, маяками, мишенями для повторных ударов рикошета. Если я отправлюсь вместе с вам, это будет все равно что пытаться застать быка врасплох, трубя фанфарами и размахивая красной тряпкой.
        Я понимаю. Тру невыспавшиеся глаза и вопросительно смотрю на Вильгельма в ожидании инструкций. Ответ ментора точно такой же, дословно, как всегда:
        - Просто слушайся меня и в точности выполняй то, что я тебе прикажу.
        Глава 21. Конец Коарга
        Коарг верен себе. Его новый кабинет обставлен точно в том же стиле, что и предыдущий, который я осмотрела во время потери ментального экзоскелета. Только расположен он в более шикарном особняке - с эркером, который выходит на уютный прудик, весь такой стеклянно-глянцевый, что кажется фотомонтажом или декорацией.
        Массивный стол с антикварными писчими принадлежностями, глобусом, двумя бутылками виски и прочей сопутствующей дребеденью обращен к эркеру. Коарг развалился в офисном кресле и уткнулся в планшет. Можно вообразить, на мониторе идет трансляция важного правительственного совещания или показывают биржевые сводки. Но нет - это дешевая онлайн-игра, в которой Коарг, выбрав себе обличье грудастой блондинки, охотится на мотоцикле за гусями, индюками и страусами. Поймала, ощипала, напихала перьев в бюстгальтер - и грудь стала чуть больше. Правда, теперь грудь закрывает обзор и столкновений со столбами, стенами и прочими участниками дорожного движения избежать удается еле-еле - зато количество очков на счету растет. Смысл игры - набрать по максимуму очков, пока нелепо разросшаяся грудь не закроет обзор полностью, и при этом не попасть ни в одно ДТП.
        Мы с Вильгельмом пока еще не в его кабинете. Мы настроили наш транспортный прицел на телепортационные ворота - точь-в-точь такие же, как в лаборатории. Они стоят за спиной Коарга, лицом к эркеру, и сейчас пребывают в спящем режиме - но, на нашу удачу, не отключены.
        - Когда я соберусь спрятать сверхзасекреченную информацию, я точно не буду хранить ее под семью печатями и закрывать сложносочиненными паролями, - бормочу я. - Положу ее в самое очевидное место и буду совать всем под нос.
        Эмма и Тильда пробрались в лабораторию под бывшим протектным куполом, и Эмма поколдовала с энергокодом размещенных там аналогичных ворот - тех самых, из которых выходила темнота, озвученная голосом дяди Арчи. С помощью до обидного элементарных компьютерных алгоритмов менторам удалось вычислить закономерность координатного ряда для ворот и продолжить его еще на тридцать значений вперед. При желании, продолжить можно было и дальше - но алгоритм уверял, что это не имеет практического смысла, так как тогда координаты выйдут за пределы протяженности двух человеческих жизней, и лично нам не потребуются даже в случае нашего экстремально-феноменального долголетия.
        Интересно, удавалось ли кому-нибудь до нас хакнуть эти ворота? Воспользоваться ими без ведома и вопреки желанию их владельца?
        Вильгельм по случаю взлома оделся нетипично элегантно, в рубашку оттенка голубой металлик - и его стальные глаза с удовольствием схамелеонили под этот благородный отлив. Брюки он тоже выбрал подходящие для выхода в свет, а не для расстрела заключенных и не для восседания по-турецки на голом бетоне подъездных ступеней. Хотя то, что ментор намеревался выполнить в таком виде, было на самом деле не визитом вежливости, а дуэлью - правда, в не совсем привычном формате.
        Грудь персонажа Коарга на мониторе разбухла уже до таких размеров, что он не видит перед собой руля. Отлично. Что ж, встречай гостя!
        Вильгельм запускает смартфон и светит им себе под ноги. По полу бежит темная рябь и воздух колышется, как над жаровней. Ментор сухо косится на меня, прикусывает нижнюю губу и шагает в покрытый рябью прямоугольник.
        - Привет, красотка! - слышит Коарг за своей спиной. Он непроизвольно дергается и отталкивается ногами от пола, из-за чего офисное кресло встает на дыбы - но смартфон не вылетает из рук.
        Хозяина и гостя разделяет приличное расстояние - но на стороне Вильгельма преимущество неожиданности. Он преодолевает дистанцию в два прыжка и хватает Коарга за плечи, прижав к спинке кресла.
        - Чем больше очков наберешь, тем ласковее я с тобой буду, - шепчет ментор на ухо мошеннику. - Давай, жми на газ!
        Коарг не слушается. Наоборот, он ставит игру на паузу и запрокидывает голову назад. Мгновенно узнав узкое, жесткое, ледяное лицо давнего знакомого, шумно всхлипывает и бормочет:
        - Так и знал: если с такой дрянью свяжешься, дрянь рано или поздно придет и по твою душу тоже.
        - На газ! - повторяет Вильгельм и встряхивает продолжающее стоять на дыбах кресло.
        0 Цепным псам все равно, кого жрать - еду или хозяина, - плюется Коарг и не снимает игру с паузы.
        Вильгельм запрокидывает кресло еще глубже, чтоб оно встало на одно колесико, и проворачивает его вокруг себя. Коарг ахает от скорости движения и от того, что в лицо ему бьет невесть откуда взявшийся в комнате ветер со снегом.
        Я не волнуюсь насчет того, что карнавалет может, например, вытащить из кармана пистолет или нож и ранить моего ментора. Прием, который сейчас использует Вильгельм, называется «наручники»: силой запястий и пальцев он как бы пристегивает Коарга к креслу так, что тот не сможет пошевелиться при все желании и при всем напряжении мышц.
        - Примитивный у тебя вкус на баб, - комментирует Вильгельм, глядя на монитор, где грудастая послушно порулила по серпантинным переулкам. - Почему тогда Венс? Ее формы пышными никак назвать никак нельзя.
        Коарг горько смеется:
        - Ты подготовился к допросу как обычно, цепной? Побрызгался индикатором лжи?
        Меня передергивает. Допотопные сыворотки правды, которыми задолго до моего рождения научились пользоваться дознаватели на Большой Земле - ничто по сравнению со спреями, известными как индикаторы лжи. Их варят в Черной Зоне и выдают для применения только самым опытным и стойким палачам. Дело в том, что у спреев огромное количество побочных эффектов: экзема, расстройства желудочно-кишечного тракта, раздражение слизистых оболочек, бессонница, аллергическая сыпь… И неизменный похмельный синдром на следующий день после использования, беспощадный и скручивающий в дугу. Зато по степени практической полезности индикаторы лжи намного надежнее сывороток правды: у допрашиваемого может выявиться индивидуальная непереносимость препарата, или, наоборот, пониженная чувствительность к нему - и тогда он раскроется в руках палача не полностью. Индикаторы же гарантируют максимальную чувствительность дознавателя во время «беседы» и его досконально полное понимание того, юлит ли его «собеседник» или пытается честно сотрудничать.
        - Естественно, милашка, - шипит ему в ухо Вильгельм, и мотоцикл на мониторе закладывает особенно крутой вираж. - И как ты прекрасно помнишь, чем честнее и подробнее будут твои ответы, тем мягче и меньше мы будем в конце… играть.
        Ментор вновь прокручивает креслом вокруг себя, и ледяной ветер отвешивает Коаргу еще одну колючую пощечину. Тот хрипло смеется.
        - Венс… Не более чем платная компаньонка. Этой информацией я с тобой поделюсь легко и без сожаления. Она не жена мне и никогда ей не будет.
        - Какова была ее функция в твоем бизнесе и твоей жизни?
        Коарг рвет виртуальный руль вверх, и мотоцикл на мониторе перепрыгивает через невысокий шлагбаум в погоне за очередным страусом. Увы, птице пока что удается удерживать дистанцию между собой и охотницей.
        - Балы и вечеринки - замечательный способ провернуть что угодно под носом у кого угодно так, чтобы этот «кто угодно» не заметил ровным счетом ничего подозрительного.
        На второй перспективе моего зрения расстилается бал в незнакомом зале в форме пятиконечной звезды. В одном из лучей звезды оборудован уголок спиритизма: там из пустоты генерируется говорящая на разные голоса темнота. Экстатические гости задают темноте животрепещущие вопросы и получают сумасбродные ответы, которые на все лады пытаются расшифровать так, чтоб они оказались хоть как-то применимы к реальности. А помимо голоса в этих черных клубах прячутся невидимые снаружи разрушительные мощности, заказчики которых делают вид, что скромно попивают аперитив или самозабвенно отплясывают кадриль.
        - Какова была ее выгода с этого?
        - Статусная жизнь солидной светской дамы, которой нет нужды заботиться ни о своем добром имени, ни о своем кошельке. Она это, поверь мне, очень ценила после пятнадцати лет работы горничной при полуглухом садисте.
        - Где она сейчас?
        - Хрен ее знает. Выбирает себе новые платья и шали, вернется к вечеру. Ради нее магазины вынуждены продлять на час время работы, это стандартно.
        Грудастая на мониторе ухватывает холеными ручищами жирного хромого гуся. Хрясь-хрясь-хрясь, ощипанная тушка отлетает в сторону, а в бюстгальтер отправляется новая перьевая прослойка. Счетчик очков в левой части экрана радостно ползет вверх.
        - Говорили же, что она сбежала с очередным поклонником…
        - Сбежала, - радостно хрюкает Коарг, - уже в который раз. А потом, как и во все остальные разы, этого горе-спонсора нашли, выражаясь дипломатично, не совсем живым.
        - И, конечно, с уничтоженными архивами и пропавшими ценностями?
        - Зачем ты меня расспрашиваешь, если и сам все прекрасно знаешь? - Коарг пытается лаконично пожать плечами, но наручники не позволяют ему шевелиться с такой амплитудой.
        - Кто были ваши основные покупатели? - глаза Вильгельма разгораются все ярче. Они уже не просто хамелеонят под рубашку, но затмевают ее, как полуденное солнце затмевает карманный фонарик с наполовину севшей батарейкой.
        - На кого ты сейчас работаешь, цепной? Это не повлияет на мой ответ, но мне просто интересно.
        Не пытается ли Коарг тянуть время? Не ждет ли, что откуда ни возьмись прибудет помощь? Я, со своей стороны, прилежно обшариваю радарами все слои пространства вокруг комнаты - но не замечаю никаких признаков того, что в допрос может вмешаться кто-то посторонний.
        - Давно уже исключительно на самого себя, красоточка, давно уже.
        - О, так ты у нас совсем идейный… Без принуждения брызжешься индикатором… Молодец, молодец. Мало кто бы решился на такой подвиг не из-под палки.
        Под воздействием средства ментром покрывается мелким золотистым потом, черты его лица заостряются, в волосах промелькивают бешеные искры. Полагаю, это только начало, а дальше будет еще интенсивнее.
        - Наши клиенты - это более-менее все, кто любит силу и власть, - просто и без выражения отвечает Коарг на поставленный вопрос. - Я не знаю, насколько ты в курсе одной простой истины: кризис - это возможность. Большой кризис - это большие возможности. То, что перепуганные идиоты называют «эпохой техногенных катастроф на Большой Земле», на самом деле называется «переделом сфер влияния на планете». Пока глупые и слабые в панике, умные и сильные подчиняют их своей воле. Так было, есть и будет - и ты заметил бы это гораздо раньше, если бы не отсиживался всю жизнь, как червяк, в подземных норах.
        - К чему стремятся эти умные и сильные сегодня? Чего им не хватает сейчас?
        - К тому, чтобы память о децентрализации раз навсегда выветрилась из мозгов человеческого скота.
        Ах, вот оно что. Коарг работает на тех, кто пытается восстановить Вертикаль. Я застала это движение, пока жила на Большой Земле. А мои родители, в свою очередь, застали эту самую Вертикаль - правда, личные воспоминания о ней у них остались смутные и стертые, потому что последние годы ее существования пришлись на их раннее детство. Вертикаль предполагала иерархичность во всем: в обществе, в экономике, в политике, в культуре… Оспаривать превосходство этого строя человечество пыталось неоднократно, но неизменно срывалось в нежизнеспособную утопию, будь то коммунизм, социализм, демократия или иная подобная модель.
        Однако к моменту появления на свет моих мамы и папы Вертикаль впервые столкнулась с серьезным вызовом: децентрализацией, в основе которой лежала технология. В отличие от всех других попыток и систем, отталкивавшихся от идеологии, технологическая децентрализация не навязывала пользователям никаких теорий или моральных ориентиров. Взамен этого она предлагала эффективные практические инструменты для решения конкретных задач. Криптовалютные платежи помогали избежать отмывания денег, блокчейн - гарантировать непредвзятость результатов выборов, смарт-контракты - осуществлять сделки без дополнительных гарантов и посредников. По мере распространения умной, беспристрастной и откровенно удобной децентрализации Вертикаль отмерла естественным образом. Что, как выяснилось, оказалось выгодно далеко не всем.
        - Все ли техногенные катастрофы были рукотворными? Все ли они создавались намеренно, для подрыва принципов децентрализации и рассеивания паники?
        - Цепной, ты так спрашиваешь, будто я один из самых высокопоставленных политиков планеты, - фыркает Коарг. - Я даже близко к тому уровню не стою. Черт их знает, что произошло спонтанно, а что создавалось намеренно. Я подключился уже на том этапе, когда результатами свершившегося пора было начинать пользоваться! - и он без зазрения совести облизывается.
        - Приведи конкретные примеры того, для чего использовались те товары, что вы продавали.
        Коарг лениво зевает и отвечает вопросом на вопрос:
        - Тебе нравится, как я рассказываю? Не возникает желания загнать мне иголки под ногти, вырвать мне ноздрю или облить меня кислотой?
        - Мне вполне все нравится, - соглашается Вильгельм и упирается потным подбородком в макушку собеседника. - И содержание твоих ответов, и твой соблазнительный голосок, и твои кошачьи интонации. Продолжай, душка. Дай мне примеры.
        - Ох! Голова у тебя хоть и пустая, но тяжелая! - ворчит тот и продолжает: - Примеров, значит, тебе захотелось… Ну, во-первых, должен тебя предупредить: при заключении сделки мы никогда не спрашиваем партнеров о цели приобретения товара. Они взрослые самостоятельные люди, пусть сами решают. Но хочу заметить: мы никогда не продавали уничтожение и разрушение. Мы торгуем неизвестностью - вернее, властью, основанной на неизвестности. Представь, что ты тяжело болен. У тебя есть доступ к лекарству - но оно тебя исцелит либо убьет с вероятностью пятьдесят на пятьдесят. Если ты совсем обезумеешь от боли, слабости и отчаяния, ты, конечно, рискнешь сыграть в эту рулетку. Но если у тебя найдется возможность получить лекарство из рук человека, который гарантирует тебе на сто процентов исцеляющий эффект и никакого риска разрушения - разве ты этим не воспользуешься? Спрос на нашу продукцию обеспечен тем, что продукция, поступающая не из наших рук, чересчур ненадежна.
        - Умно и тонко, - усмехается Вильгельм. - Действительно, разрушение в его первозданном виде настолько примитивно и наскучило…
        Своими «наручниками» ментор сдавливает плечи Коарга так, что они хрустят. Карнавалет морщится. Грудастая наездница нарезает на своем мотоцикле бессмысленные круги - ловить страусов и одновременно вести разговор на серьезные темы почти невозможно.
        - Я ведь прекрасно знаю, что ты не сможешь убить меня, - улыбается Коарг. - Я знаю, что при расставании с Фаревдом тебе под кожу был вшит чип, запрещающий тебе лишать жизни тех, на ком лежит печать партнера оружейника. Ну, помучаешь ты меня сейчас, ну, попугаешь - а потом отпустишь. А я о тебе доложу. И больше ты никогда в моей жизни не появишься под страхом возвращения в ад.
        Вильгельм не реагирует.
        - Можешь даже отпустить меня. Ты ведь знаешь, я безвредный. Я не подниму на тебя руку и не позову никого на помощь, тем более что звать некого - момент ты расчитал правильно, в доме нахожусь только я один.
        - Знаю, - шелестит ментор. - Но разговаривать с униженными и беспомощными мне нравится намного больше, чем со свободными и шебутными.
        Он снимает с Коарга наручники и толкает его кресло к стене. Коарг врезается в стену коленями и громко ругается - а кресло само по себе разворачивает его лицом к Вильгельму и пристегивает руки к подлокотникам невидимыми цепями. Игрой теперь заняться не получиться, мотоцикл встает на принудительную автоматическую паузу.
        - Какую роль в вашем бизнесе играл отец Арчи?
        - Повтори вопрос по-другому, и я отвечу: «Какую роль в вашем бизнесе играл убитый мной отец Арчи?». Ах! Черт!
        Вильгельм едва шевелит кистями рук - и в Коарга врезаются два удара невидимыми боксерскими перчатками.
        Что ж, вот и оправдались мои худшие сомнения. Раньше мне претила мысль о том, что мой наставник мог быть участником заговора, в котором ему пришлось расстрелять своих же бывших коллег. Версию того, что Вильгельм мог пустить пулю в сердцу отцу Арчи, я старалась вообще не подпускать близко к своему сознанию. Но наихудшие сценарии имеют обыкновение реализоваться в жизни с гораздо большей готовностью, нежели сценарии позитивные. Представляю, как радовалась и потирала свои невидимые, условно-символические руки Та Сторона, когда прописывала сценарий встречи Арчи и Вильгельма.
        Я, если честно, не думаю, что Арчи не почуял в менторе ту инфернальную роль, которую тот сыграл для карнавалетской семьи. Своего убийцу, равно как и убийц близких и дорогих существ, люди склонны чуять интуитивно. Отношение к нему балансирует на грани неудержимого влечения и болезненного отторжения - что становится для потенциальной жертвы сильнейшим эмоциональным наркотиком.
        - Убить тебя я действительно не могу, - бесцветно констатирует ментор, - и даже всерьез навредить не могу, но привилегия радовать тебя небольшими сюрпризами за мной сохранена.
        - Отец Арчи, - шепчет Коарг, - в нашем бизнесе ровным счетом никакой роли не играл. Он занимался своими идеалистическим делами по конверсии оружия на гражданские нужды и энергетической конверсии. Складывалось такое ощущение, что он элементарно не ходил в школу и не понимал: полное искоренение темноты, даже если оно и было бы возможным, привело бы к кастрации этого мира, к его лишению одного из измерений. Это все равно что убрать из мира высоту, глубину или ширину.
        - То есть он был для вас только удобной ширмой, так?
        - Не только, - гордо вскидывает голову Коарг. - Он был тем, кто первым продемонстрировал нам возможности преображающих потенциалов. Без него мы не узнали бы, насколько легко сделать черное белым, а белое черным. Именно он открыл нам дорогу в большой бизнес - этот идеалист и борец за свет во всем свете!
        Карнавалет грязно и жирно хохочет. Потные капли на лице Вильгельма крупнеют и сияют, как алмазы, рубашка местами прилипает к телу.
        - Вот и что ты собираешься делать с той информацией, которую сегодня из меня вытянул? - ерничает карнавалет. - Куда ты ее приложишь, как ты на ней озолотишься? Никак, Вильгельм, никак. Это не ноу-хау, которое можно кому-то продать, это не рецепт, по которому можно что-то сварить… Ты просто послушал сплетни о продажной бабе и самые общие места об основах мироздания. А завтра у тебя будет похмелье после твоего дурацкого спрея. Поверь мне, даже если б ты им не поливался, я б тебе врать не стал - в этой банальщине нечего скрывать.
        Миссии на Той Стороне похожи на музыкальные произведения. Это симфонии, где каждый инструмент должен начинать свою партию в точно отведенный для этого момент - не перебивая остальные голоса, но и не теряясь в их полнокровном потоке. Сейчас настает момент моего вступления.
        Свет клином на Коарге не сошелся. Он вовсе не олицетворение мирового зла, он просто «один из» - винтик, благодаря которому работает система, ключик, послушно отпирающий нужный кому-то замок, молекула, входящая в состав огромного вредоносного вещества.
        Но и я не бог, не стихия и не неостановимый энергетический поток. Я - небольшое частное проявление разумного насилия ради благих целей. Я кара, соразмерная со своей мишенью. Я возмездие, конгениальное провинившемуся.
        А еще я ученица моего ментора и защитник Архипелага - последнего уголка на всей планете, где удалось сохранить жизнь физически и морально здоровую. И я выхожу из телепортационных ворот.
        Шаг мой невесом, а в руке моей револьвер с преображающим потенциалом. В данном случае механика его действия предельно проста: Коарг был тем, кто распространял преображение по земле. Получив в лоб лазерную пулю, он утратит эту свою основную функцию и не сможет продолжать заниматься своим бизнесом. Что именно произойдет с ним в результате ранения, решит Та Сторона.
        Вильгельм делает шаг назад, дыша тяжело и порывисто. Его место занимаю я. Глаза Коарга расширяются, он в ужасе замолкает.
        Выстрел дается мне так же легко, как и тот первый, направленный в смартфон. Но почему-то меня сбивает с ног отдача - я влетаю прямо в Вильгельма, а он подхватывает меня под локти и едва успевает вытащить в коридор. Неподвижно зафиксированный к стене и креслу Коарг полыхает серебряным пламенем. Снежный вихрь терзает его кабинет, выгрызая куски из мебели и выбивая стекла. Перед возвращением на Эту Сторону я покрепче сжимаю в руке револьвер, чтоб случайно не выронить его - и последнее, что я вижу, это массивные куски потолка, которые обваливаются вниз, прямо на голову Коарга.
        Глава 22. Лихорадочное возвращение
        Лепестки, стебли, соцветья, былинки, пыльца, перемолотая цветочная труха… Гомеопатический бар Тильды распотрошен так, будто в нем банда пиратов разыскивала сокровище. Пока мы отсутствовали, ментор и Арчи успели пересмотреть, перенюхать и перепробовать все содержимое этого хранилища, которое Тильда собирала со страстью прирожденного коллекционера.
        - Слушай - мы, по-моему, слишком рано вернулись, - толкает меня локтем под бок Вильгельм. - Предлагаю зависнуть в переходном слое еще минут на пять. Смотри, как у них увлекательная беседа идет!
        Мы замираем в пустой невесомости за полшага до выхода в реальность. Удерживаться здесь в течение долгого времени непросто - это все равно что стоять на льду неподвижно в остро заточенных коньках без права пошевелиться. Но мы и не собираемся проводить здесь полдня - передохнем слегка и выйдем. Просто я вижу, что Вильгельму необходима небольшая передышка. Последствия употребления индикатора лжи уже сказываются на нем со всей жесткостью. Стала бы я применять настолько опасное вещество ради нескольких минут относительно мирного допроса? Наверное, нет. Но если речь идет о карнавалетах - наверное, да. Так что я сейчас не тороплю ментора и послушно балансирую на своих невидимых коньках по тонкой промежуточной прослойке между двумя пластами реальности.
        Глаза у Арчи и Тильды красные-прекрасные, так и брызжут недосыпом. Но держатся об так непринужденно, как будто обоим прямо сейчас не угрожает смертельная опасность, как будто он не маются неизвестностью по поводу исхода нашей миссии, как будто дремлющий на диване не обожжен на треть поверхности своего тела, и как будто совершенно все равно, убьют ли его приятели его дядю или нет.
        - Зачем ты переехала на Архипелаг?
        - Не знаю до сих пор.
        - Но ты самой себе как-то это объясняешь?
        - Да. Сначала объясняла тем, что повторяла чужие расхожие фразы: «Тут духовность, тут истина, тут искренние улыбки. Тут снова чувствуешь, что живешь, а не существуешь». Это были не мои слова - но я их повторяла, потому что у меня в обойме не было никакого другого объяснения.
        «У меня в обойме». Тильда сейчас говорит не на своем языке, а на нашем, задействуя лексикон киллеров. Мысленно она пытается быть с нами, пытается даже частично перевоплотиться в нас - что совершенно не удивительно, учитывая излучение карнавалета, который сидит сейчас рядом с ней и по-дружески упирается ей коленкой в коленку.
        - Ты осознавала, что говорил неправду?
        - Нет. Я не врала. Я была уверен: если у тебя нет своего мнения, правдой будет мнение чужое, если его придерживается большинство.
        Повисает многозначительная пауза.
        - А ты? - чуть понизив голос, спрашивает она. - Ты раньше повторял чужие слова, если своих не находилось?
        - Нет, - качает головой Арчи. - Я всегда предпочитал подстраиваться под ситуацию - таков был мой руководящий принцип. Неважно, было у меня свое мнение или не было. Когда внешние неблагоприятные обстоятельства навязывают тебе свои правила игры - странно было бы не подстраиваться под них. Даже не то что странно, а разрушительно, самоубийственно. Мама меня с раннего детства учила: «Если тебя посетит непреодолимое желание высказать вслух свое честное, искреннее мнение по какому бы то ни было вопросу - озвучь его своему самому лучшему и лояльному собеседнику, то есть собственному отражению в зеркале. Встань напротив него, причешись, улыбнись ему - и озвучивай ему свое мнение хоть часами напролет. Отражение будет тебя слушать с величайшим удовольствием. Ты никогда не разозлишь его и не приешься ему - чего нельзя сказать о всех остальных страдальцах, которых ты будешь пытаться познакомить со своим индивидуальным и неповторимым мнением».
        - Чудная все-таки у вас мораль, у карнавалетов, - смеется Тильда, помешивая серебряной ложечкой очередную порцию заварки. - Но, не стану спорить, в этом есть какая-то логика и гармония.
        - Нелинейная логика Той Стороны, - ухмыляется в ответ Арчи. - Как говорит Кикко, линейными в этой жизни бывают только рельсы.
        - Молодец, быстро учишься! - аплодирует ментор.
        Вильгельма тем временем трясет, как от тока. Водопады пота льют с него на пол, оставляя следы, как от крупного дожда. Ментор стучит зубами и дышит так хрипло, что это больше похоже на храп. Обычно я стараюсь не дотрагиваться до людей без излишней необходимости - но сейчас хватаю его за оба запястья и пытаюсь поделиться с ним теплом относительно нормального человеческого состояния. Нет, мне не комфортно. После убийств мне никогда не бывает комфортно, равно как и не бывает жутко - бывает нечто в диапазоне от «умеренно плохо» до «никак». Но даже мое «умеренно плохо» - это рай и роскошь по сравнению с тем, что сейчас творится с Вильгельмом.
        - Тильда, тебе когда-нибудь снятся комшары? - спрашивает Арчи, принюхиваясь к только что заваренному чаю. - Пожалуй, надо разъяснить поточнее, что именно я имею в виду. Большинство выходов на Ту Сторону в исполнении вас, обитателей Ритрита, классифицировались бы обычными людьми как кошмары. Но для вас это нормально, вы привыкли к таким снам и считаете их не более чем увлекательными приключениями. А есть ли какие-то такие сюжеты, которые нагоняют страх на тебя лично? Может, они и не покажутся кошмарными для других смотрителей снов - но ты от них просыпаешься в холодном поту?
        - Конечно, есть! - Тильда на эмоциях расплескивает чай на столик. - В те ночи, когда меня посещают глубокие искренние кошмары, мне снится школа - те десять лет, которые я провела за партой.
        Арчи прыскает и тоже расплескивает чай.
        - Снится осень, начало нового учебного года. Расписание составлено тщательно и продуманно: самые сложные уроки поставлены первыми. На послеобеденное марево, когда мозги юных гимназистов уже плавятся от переутомления, вынесены культурология и рукоделие. Математику обычно ставят на первые часы, иногда сдвоенными классами. Уже страшно, правда?
        - У меня мурашки ужаса бегут по коже от того, что культурологию приходится ждать так долго, - соглашается Арчи.
        Тело Вильгельма, заслышав упоминание мурашек, тут же покрывается ими чуть ли не в три слоя. Я испуганно хлопаю глазами - но ментор сжимает челюсти и мотает головой. Ок, я ничего не говорю, ничего не делаю - просто стою рядом с ним в отрезке тонкого прозрачного «нигде».
        Тильда тем временем продолжает:
        - Начало занятий - восемь ноль-ноль. Моему разуму требуется еще как минимум три часа, чтобы проснуться. Лучше четыре. Для полной гарантии - пять.
        - Это и естественно, - поддакивает Арчи. - Вам же здесь важнее по ночам быть в рабочем состоянии, а не днем. Так что это прекрасно, что ты сова, а не жаворонок. Идеальное попадание для твоей профессии.
        - Я никакая не пернатая, я аллигатор, - бурчит Тильда. - По крайней мере, мне так кажется в последнее время. Слишком многих приходится…пожирать. Перемалывать челюстями. Уничтожать. Я не птичка - я мерзкое, жуткое пресмыкающееся, заточенное на то, чтобы убивать.
        Арчи хохочет - а я впиваюсь глазами в лицо Вильгельма. До Тильды дошла волна наших эмоций, и благодаря карнавалентному катализатору она впитала ее, как губка.
        - Если нам объясняют новую тему - да-да-да, полный вперед. Я могу записывать, как автомат, я могу кивать в такт, я могу притворяться, что усваиваю. Блестяще притворяться могу! Но раз в месяц - слишком часто! - нам дают контрольные работы. В восемь утра. Я распахиваю тетрадь - словно разрываю себе грудную клетку ровно вдоль меридиана, разделяющего ребра. Я зомби. Я не понимаю, что творю. На блеклых страницах моей тетради евклидова геометрия рассыпается в прах. Вместо нее на клетчатом листе восстают пространства, отрицающие все земные аксиомы: сумма углов треугольника меняется в зависимости от угла зрения, через две точки может пройти целый сноп попирающих друг друга прямых, а векторы мечутся по плоскостям, как стая перепуганных птиц.
        Я слишком глубоко сплю. Я еще не воспринимаю норм и правил нашей действительности. Я не чую тот момент, когда соскальзываю с четкого, логичного решения задачи в сумасбродное потустороннее зазеркалье.
        Арчи слушает, затаив дыхание. Первые опыты взаимодействия с Той Стороной еще до дебютного перехода на нее у каждого уникальны. Юный карнавалет впервые впитывает подробный и образ чужой рассказ о соприкосновении наяву с изнанкой бытия и ставит себя на место маленькой Тильды со всей силой своего гуттаперчевого воображения.
        - Я не осознаю, что делаю ошибку. У меня нет ощущения, что я зашла в тупик и надо возвращаться назад. С ватной головой, в сонном утреннем дурмане, под шорох опадающих за окном листьев, влажных от липкого дождя- я продолжаю торить путь через бледно-сиреневые клетки, врезаясь в алую линию косо прочерченных полей и грузно соскакивая вялым почерком на следующую строчку.
        Вместо того, чтобы решать задачу, я созидаю собственное королевство, подрывающее фундамент геометрии. И получаю за это заслуженную двойку. В краткосрочной перспективе. А в долгосрочной - получаю драгоценный навык ориентировки по Той Стороне.
        - Браво! - Арчи вскакивает и кланяется Тильде. А потом падает на одно колено и целует ее руку. - Тильда, это была поэзия! Поэзия о математике, философии, сне и магии. Выражаясь проще, это было волшебство.
        Арчи всеми своими эмоциями впился в Тильду. Тильда провалилась в свое прошлое - и в то же время старается цепко думать о нас. Вильгельма выворачивает наизнанку от индикаторного похмелья. Я оказываюсь заключенной в их треугольник, в каждом углу которого крутится по смерчу чужих мыслей и впечатлений. Плюс во мне еще не успела до конца дотлеть смерть Коарга - смерть, порожденная в моих руках. Я всхлипываю во весь голос, поскальзываюсь на том льду, на котором честно балансировала так долго - и падаю лбом прямо на вымокшую от раскаленного пота рубашку Вильгельма.
        Наутро я лежу лицом в подушку, будто воин, павший ничком на поле боя. Я уговариваю себя не думать о том, что вертится в моей голове, как облако пчел вокруг улья. Но облако все разрастается и разрастается, и зудит все громче, и нестерпимо царапает стенки моего черепа изнутри. Через несколько минут мне и Вильгельму предстоит взглянуть в речные доверчивые глаза Арчи. Подросток, убийца его отца и убийца его дяди - великолепная компания!
        Мне никогда раньше не доводился оказываться участницей такого расклада. Я убивала часто и много - но никогда не близких людей близких мне людей. Да, звучит это так же путанно и нелепо, как и ощущается. Черт. Мне нехорошо - и я чувствую, что в довесок к моим персональным ощущениям на меня налипли еще и «нехорошо» других людей. Это все Арчи виноват, Арчи! И его карнавалентное излуечение!
        «Не думай больше об этом, не думай!» - мысленно кричу я себе. - «Думай лучше о нежнейшем, насквозь пропитанном сливочным маслом картофельном пюре, которое долго взбивали блендером! О пюре с соленым огурцом, квашеной капустой и сосисками с сырной начинкой!»
        У меня нет сил встать с кровати и пойти в ресторан - а есть хочется нестерпимо. Сил нет даже позвать кого-нибудь. О том, чтобы взять в руки смартфон, и речи быть не может - я просто не попаду по клавишам.
        - Давай я сбегаю в ресторан и привезу тебе еду, - раздается деликатное мяуканье Грабабайта с подоконника. Кот все еще перебинтован посередине, как сверток с подарком - но уже копытом топчет, рвется в бой.
        - Как ты ее принесешь? - едва слышно ухмыльнулась я. - На спине, как грузовой слон?
        - Нет, - с энтузиазмом возражает Байт, - я впрягусь в тележечку, которую официанты возят, и доставлю тебе ланч из трех блюд. Попрошу, чтобы мне по-быстренькому смастерили пилотку из салфетки, и она будет мне взамен поварского колпака…
        Ах да, уже ланч. После ответственных заданий я всегда сплю особенно долго.
        Я слабо отмахиваюсь - не нужны мне такие инвалидные геройства с его стороны. Граба же никогда тягловым животным не был, он в повороты не впишется, он всю «тележечку» на клумбу перевернет, он… Да и в конце концов, как он вообще на подоконник забрался, если он еще шесть часов назад на обоженную лапу наступить не мог? Я утомленно закрываю глаза.
        Хоть я и не сплю, Та Сторона просверкивает перед моими глазами. Проворачивает образы и сюжеты прямо на фоне ощущения моей руки, сжавшей уголок подушки. Я где-то между Тут и Там, я черно-белая пиксельная картинка без плавных линий и полутонов.
        Вдруг дверь ревет, как пациент, которому пришлось усесться в кресло безалаберного стоматолога - врач не выдержал время действия анестезии и впился в десну раньше, чем та онемела.
        На пороге стоит Вильгельм. И та самая «тележечка», в которую намеревался впрячься Граба.
        Чувствуя себя вполне по-хозяйски, ментор заходит, пододвигает ко мне тележку и плюхается на мою кровать.
        - Извини. Я не учел возможных смещений под воздействием карнавалентного поля. То, как ты страдаешь сейчас - это должно было быть моими ощущениями после применения индикатора лжи. Они перескочили на тебя, пока мы висели в промежуточном слое.
        Я беру сосиску рукой, обмакиваю в картофельное пюре и откусываю. Мне не до манер. Вильгельм, нимало не стесняясь, ухватывает с моей тарелки ломтик огурца и повторяет с ним ту же процедуру - сначала в облако пышного пюре, потом в рот. Себе, не мне.
        Байт шипит и замахивается на него лапой с выпущенными когтями:
        - Не воруй! Она устала и голодная!
        Вильгельм посылает котику в макушку свинцовый заряд из своих бесчувственных глаз и повторяет операцию с ломтиком помидора.
        - Как мы ему скажем? - спрашиваю я.
        - Ну как ты сама думаешь? - по тому, как напряглись плечи Вильгельма, я понимаю, что сейчас зайдет разговор о неудобной для него теме. - Давай я сначала попробую объяснить свою позицию тебе, и ты мне скажешь, насколько убедительно она звучит.
        Я согласно мычу через картошку.
        - Работать охранником в заведениях наподобие подземного дворца Фарейда - самая скучная профессия на свете. Ты не представляешь, как это невыносимо - всю ночь шагать туда-сюда по коридорам, в которых ничего никогда не случается. Я ощущал, что меня наказали больше, чем заслуженно запертых в тюрьму заключенных. Заключенные находятся в перманентно пассивной позиции - государство оплачивает их существование, дает им работу и занятия, заботится о них, как строгие родители о непослушных детях. Я же застрял в промежуточном положении, оказался ак же заперт в тех сумрачных подземных стенах, как и заключенные. Так же мог выйти оттуда только тогда, когда получал на то разрешение начальства. Но я не могупозволить себе расслабиться так, как они - я постоянно вынужден был сохранять бдительность, нести ответственность и следить. Следить за тем, чего не происходит.
        Грабабайт заслушался так, что его аккуратная нижняя челюсть с зубками-иголочками плывет вниз.
        - Я сходил с ума. Мне нужно было движение, азарт, игра с высокими ставками… И еще этот автомат на боку болтался… Тебе повезло: нож в невидимом кармане реальности совсем не то же самое, что железная тяжесть на боку. Про ботинки я вообще молчу. На униформе экономили, как могли. Одежда была еще терпимой - но обувь… Колодку как будто для деревянной марионетки выпиливали, не думая об анатомии стопы и о том, как каждая ее точка проецируется на органы тела. От того, что черствая беспардонная подошва шаг за шагом давила на деликатные точки, начинали болеть то почки, то позвоночник. Невыносимо, - ментора передернуло. - Фаревд, как и большинство баснословных богачей, в быту оборачивается великим жадиной - особенно по отношению к своим же подчиненным.
        - Понимаю, - сглатываю я. - Тебе хотелось деятельности. Из-за заточения в пустоте, где ничего не происходило, у тебя начисто атрофировались все ориентиры, и ты видел вокруг себя одну лишь темноту. Задание убить незнакомого человека давало тебе шанс и размяться, и проявить себя, и - насколько я могу догадываться - получить повышение или поощрение.
        - Нет, тут даже не в поощрении было дело, - мотает головой Вильгельм. - Все наши были готовы удавиться за возможность оказаться в водовороте действия. Нам было все равно, по кому стрелять - по чужим ли, по своим ли - лишь бы не перетаптываться с ноги на ногу. И, поверь, те, кто расстались с жизнью по вине своих же напарников, ничуть их в этом не обвиняли и не злились на них.
        - Верю, - снова сглатываю я. - Но в любом случае нам надо будет обоим поговорить с Арчи.
        - Если что, то не забывай: задание уничтожить Коарга дал тебе тоже я! - напоминает ментор и поднимается с моего одеяла.
        Я лениво доедаю картошку - мягкую, как облако, и пухлую, как перина. Проваливаюсь в глухой сон под плавящими лучами полуденного солнца - и просыпаюсь от звуков колыбельной.
        - Баю-баюшки-баю! Спи, а то тебя прибью! - ласково мурлычет Грабабайт, лежа на животе н полу в комнате и перекатывая здоровой лапой свою игрушечную мышь. Так он укладывает ее спать, предварительно покормив манным пудингом. Мышь с измазанной мордочкой терпит все, стоически закатив пластмассовые глаза.
        Я поднимаюсь с постели и сажусь на подоконник, свесив ноги наружу. Мне сейчас необходимо это ощущение пропасти - высоты, которая разверлась под тобой и ты можешь туда в любую секунду рухнуть. Как одна из звезд, которые лениво плюхаются в море. Как луч лунного света, который пронзает толщу воды своим серебряным щупальцем и ловит энергетический планктон. Как созревший плод, который шмякается с ветки на аллею сада, внезапно перервав пуповину, связующую его с деревом.
        - Завтра утром милый котик Байтик мышеньке своей повяжет бантик, - кот голосит уже не на шутку, забыв о том, что большинство обитателей Ритрита спят. Манный пудинг с мышиной мордочки успел полностью вытереться о ковер.
        Вильгельм неслышно приближается ко мне по боковой дорожке и так же запрыгивает на подоконник. Калейдоскоп созвездий над головой водит хороводы вокруг почти полной луны. Упитанные влажно-серебряные звезды по одиночке сигают на волны, чтоб покачаться на ладонях морских божеств и попить океанских соков. Назад на небосвод вползают медленными, отяжелевшими и по-тропически раздобревшими.
        Арчи выныривает из темноты, как тонкое светлоликое привидение. Мы с Вильгельмом синхронно разворачиваемся и забрасываем ноги в комнату - но карнавалет просит:
        - Пожалуйста, давайте поговорим тут? Здесь снаружи так красиво, и такой вкусный цветочный воздух…
        Мы так же синхронно поворачиваемся обратно. Мы смотрим в землю у ног Арчи, не в силах поднять глаза на его лицо. Мы хватаем ртом воздух и не знаем, кто из нас должен начать - и с чего начать. Мы все-таки не ораторы и не мастера риторики. Мы…
        - Я знаю, - ласково произносит он. - Я знаю больше, чем может показаться со стороны. Зато мама моя многое не знает - это вот с ней придется быть осторожными и деликатными. Она не знает даже, что Коарг на самом деле ей не родной брат. А Стурк хоть и родной - но про него она тоже не знает слишком многого…
        - Как получилось так, что тебя забрали от мамы? - спрашиваю я.
        - После гибели папы мама во многом полагалась на Стурка, а он, в свою очередь, на Коарга. Коарг был уверен, что у меня есть доступ к документам, которые помогли бы ему скрыть множество махинаций от глаз правосудия - а часть бумаг можно было бы использовать для шантажа состоятельных и высокопоставленных персон. В какой-то момент ему взбрело в голову, что на меня будет проще воздействовать, если переселить меня к себе в дом. Пока я думал, что мама погибла, ее на самом деле похитил ее же родной брат, Стурк. Ей он сказал, что за мной охотятся злоумышленники, убившие моего отца, и ради нашей общей безопасности маме не следует искать меня. Стурк регулярно доставлял ей мнимые новости обо мне и даже показывал мои фотографии - настоящие, сделанные Коаргом.
        - Я собирался извиняться, - фыркает Вильгельм, - а теперь, наоборот, начинаю жалеть, что не пришиб еще и Стурка впридачу.
        - Не стоит, - морщится Арчи, прислоняясь спиной к стволу дерева. - Он безвольный и перепуганный человек, который никогда не был полноценной личностью. Мой отец жил, горел и дышал своим делом - благородной работой в энергетике и особенно технологией конверсии. Коарг был столь же неравнодушен к своим грязным делишкам. Стурк же как флюгер - вертится, куда ветер подует. Карнавалентная гибкость выродилась в нем в отталкивающую мягкотелость. Кроме того, жесткий бизнес Коарга окончательно размолотил его и превратил в тряпку: Стурк страдает от чередующихся друг с другом депрессии, панических атак, паранойи и психозов. Я не уверен, что он еще долго протянет за пределами психиатрической лечебницы.
        - Как, кстати, зовут твоего отца? - спрашивает ментор. - Ты никогда не называл его имя…
        - Леврон Ворлинкатте, - скромно отвечает Арчи. - В нашей ветви клана к типично начальному «О» добавилась стартовая «В», поэтому не всем удается догадаться о нашей генеалогии.
        - Сам маэстро Леврон? - восхищенно орет с ковра Грабабайт. - Кавалер ордена Научного почета, дважды рыцарь Сингулярности и пожизненный академик всепланетарного значения?
        - Да, - еще скромнее подтверждает сын великого ученого.
        Вильгельм в свете разгульной луны зеленеет и вцепляется в подоконник пальцами так, что ломает два ногтя.
        - Я представляю, что ты сейчас чувствуешь, - улыбается Арчи. - Но удивительно тут не то, что охранник Фаревда на пять с плюсом выполнил свою миссию - а то, что в пещеру Фаревда занесло рыцаря и пожизненного академика. За идеализм, увы, всегда приходится расплачиваться - будь то идеализм светлый, как у моего отца, или темный, как у моего сводного дяди.
        Вильгельм молчит. Он словно похудел в два раза, а кости его превратились в лезвия.
        - Вильгельм, - обращается к нему Арчи тоном доверчивым и полным любви, - я умею чувствовать людей так, как ты никогда не научишься. И, поверь, если я выбрал для защиты себя, своей мамы и доброго для всей земли дела именно тебя - я сделал это сознательно.
        Я болтаю ногами и улыбаюсь. У меня никаких угрызений совести нет. Я просто рада, что мы почти уже победили, и что дела однозначно движутся в правильном, хорошем направлении.
        Глава 23. Мощь преобразования
        Если бы мы знали, чьим сыном доводится Арчи, мы бы давно попросили его поподробнее рассказать нам об энерготрансформирующих технологиях. Но так как истина наконец открылась, мы решили, что лучше поздно, чем никогда - и попросили карнавалета прочитать нам лекцию о той отрасли науки, которой так преданно служил его отец.
        Перспектива волшебным образом превращать одно вещество в другое, полностью меняя его природу и структуру, пленяла умы человечества с незапамятных времен. Легенды о превращении воды в вино, свинца в золото или куклы в человека легли в основу фольклора практически всех мировых культур. Однако на практике добиться подобного результата не позволяли ни магия, ни алхмия. Проблему решила наука: требовалось только дождаться того момента, когда химия, физика и смежные с ними дисциплины достигли определенного уровня развития, накопили колоссальный багаж знаний и научились воспитывать в достаточной мере ловких и толковых специалистов. Как только эти требования оказались удовлетворены, человечество научилось и добывать воду из песка в пустыне, и выращивать бриллианты из состриженных натуральных волос, и производить мясо из сои.
        Но научный подход не мог удовлетворить всех потенциальных потребителей и производетелей услуги преображения. Во-первых, он требовал внушительных знаний, умений, навыков и квалификации. Во-вторых, для применения на практике уже освоенных технологий требовались временные, финансовые и материальные затраты. В-третьих, у преображения существовали свои ограничения - например, из волоса бриллиант можно было вырастить, а из дыма нет. Поэтому работы по совершенствованию преобразовательных возможностей материи продолжались - в том числе с задействованием могучего инструментария Той Стороны.
        Мастера Той Стороны умели обращаться со структурой, непонятной и неподвластной для Этой Стороны - а именно, с энергокодом любого объекта. Внести в энергокод правки было относительно несложно. Любой неглупый и мало-мальски талантливый человек мог пройти обучение, состоящие из теории и практики, и заняться моделированием компонентов реальности в соответствии со своими вкусами и потребностями клиентов.
        Переписывание энергокода оказалось весьма прибыльным бизнесом. Эту технологию применяли как альтернативу традиционной медицине, фармацевтике, ремонтным работам, компьютерному программированию, биоинженерии и десяткам других привычных дисциплин. Проблема заключалась в том, что ни один мастер по отдельности не в состоянии был овладеть сколько-нибудь обширным набором навыков. Специализиация каждого ограничивалась исключительно узким сегментом - короткой человеческой жизни и относительно небольшого объема человеческой памяти не хватало на то, чтобы состязаться в сотворчестве со стихийными мощностями Вселенной.
        Самый успешный и востребованный маг-выправитель энергокода мог похвастаться такой специализацией, которую можно было сравнить, например, с искусством проведения нейрохирургических операций только на мизинце левой ноги, либо с приготовлением картофельного пюре исключительно с добавлением сливок десятипроцентной жирности и только на березовых углях. Тех, кто относился к своим способностям, как к искусству, такое положение дел более чем устраивало. Они стремились отточить свое мастерство еще больше, чтоб стать уникальными творцами не только для своего времени, но и для вечности.
        Однако бизнес возмущался от такого кустарного производства и стремился поставить искусство преображения на поток, сделать его поистине универсальным и доступным для использования любым желающим, без наличия специальных знаний и навыков. В идеале, суть трансормации хотелось бы вместить в некий инструмент - то есть избавить человека от необходимости приобретать эти самые знания и вложить их во внешнее готовое к применению устройство. Что же, лень всегда была и будет главным двигателем прогресса.
        Первыми успеха добились шулеры. Он испокон веку научились набрасывать на свои карты, фишки и кости вуаль-обманку в виде мелкой пыльцы, которая меняла значение этих игровых элемента. Правда, это перемена всегда происходила в одном и то же направлении - в сторону улучшения, увеличения. То есть, например, десятку можно было замаскировать под туза, а туза под десятку - нет. Кроме того, перемена была только визуальной, внешней - а подлинной сути объекта не касалась.
        Шулеры, понятное дело, сообщались с более серьезной криминальной средой, где тоже возник закономерный спрос на волшебную пыльцу. Изготавливать ее удавалось только на основе ингредиентов с Той Стороны - даже самые точные их аналоги с Этой Стороны оказывались бездейственными и беспомощными. В зависимости от индивидуального рецепта, в ход шли мох, пыль, плесень, кожа умерших естественным образом животных - все то, что олицетворяло собой преображение объекта в результате воздействия природных факторов. Фальшивомонетчики и изготовители контрафакта душу были готовы продать за маленькую шкатулочку такого порошка.
        К счастью, эпидемического распространения пудры-обманки не произошло - и как раз по вине тех самых людей, от которых на пудру исходил набольший спрос. Контрафактного продукта на рынке появилось так много, что потенциальные покупатели отчаялись найти подлинник - и ажиотаж затух. Правда, ненадолго.
        Дело в том, что оружейники начали экспериментировать с аналогичным составом с целью изобретения новых орудий пытки. Им, конечно, и старых запасов прекрасно хватало - но нечто новенькое никогда бы не помешало. Преобразовательная пудра требовалась им, в частности, для незаметной перевозки своих орудий. Гильотину же, например, с собой просто так не протащишь, правильно? А с помощью пудры ее можно замаскировать например, под плуг.
        Следующим логичным шагом стало то, что технологией заинтересовались профессиональные контрабандисты, которым надо было провозить не только орудия пытки - но и вообще все на свете. Светлые же силы и обитатели Этой Стороны о волшебных трансформирующих составах узнали как раз от контрабандистов - и впервые попытались задействовать эту рецептуру для благих целей, то есть для энергетической конверсии. Так замкнулся уроборус зла, породившего добро.
        Эмма потягивает целебный чай на основе красной смородины и ягод гронгко, заваренный Тильдой с целью ускорения процесса регенерации рикошетных ран. Ментор лукаво улыбается и говорит:
        - Ну, ладно, так и быть. Я готова раскрыть одну пикантную тайну - и развенчать богатые и несусветные слухи касательно того, как и почему я превратилась из мужчины в женщину.
        Вильгельм кусает губу, чтоб не рассмеяться, и откидывается глубоко назад в кресле-качалке.
        - Про меня ходят слухи, что якобы я, еще будучи мужчиной, влюбился в Фаревда. Якобы я был удивительно хорош собой, но слишком горд для того, чтоб позволить себе привязанность хоть к какому-то живому существу. Якобы я подался в военную службу для того, чтобы еще больше подчеркнуть свое презрение к любви, нежности и взаимопомощи. Якобы я рвался бить, жечь и убивать, а не охранять и защищать.
        Глаза Вильгельма бегают по потолку, губы продолжают дрожать от тщательно сдерживаемого хохота.
        - Фаревд же, если верить слухам, изумил меня своим безобразием. Его косые глаза представлялись мне настолько тошнотворными, что я ничего не мог с собой поделать - и без памяти влюбился в них. Я старался попадаться мастеру на его косые глаза так часто, как только предоставлялась возможность - а он злился на меня и регулярно наказывал за назойливость. В конце концов, мои юные нервы не выдержали, и я решил выстрелить себе в голову из нового экспериментального оружия, которое находлось тогда еще на стадии испытаний в арсенале. То оружие было не смертоносным, но преображающим - с его помощью я надеялся излечиться от душевных страданий и сделаться бесчувственным. Но вот беда: после одного-единственного нажатия курка я нисколько не потерял чувстввенность - зато преобразился в женщину. Страдания мои от этого ничуть не уменьшилсь, а Фаревд не полюбил меня даже и в новом обличье. Пришлось мне покинуть его чудесный дворец и уплыть на Архипелаг, обливаться горючими слезами.
        Вильгельм перестает сдерживаться и закатывается в приступе истерического смеха.
        - А в чем же заключалась правда? - вежливо интересуется Арчи. Перебинтованный Байт лежит у него поперек колен на левом боку - поворачиваться на правый пока еще больно.
        - Правда в том, что я, помимо того что карнавалет в шестом поколении, еще и восходящая в третьем поколении, - скромно улыбается Эмма.
        - Да ты что! - мгновенно оживляется Арчи. - Ты из тех, кто реинкарнирует, стремясь к бесплотному?
        - Именно, - кивает ментор. - Представители нашего клана начинают свой цикл земных реинкарнаций с максимально телесных, низменных личин. На первых реинкарнационных шагах нашего земного пути мы, как правило, рождаемся коренастыми и ширококостными, обладающими зверским аппетитом и недюжинным здоровьем. Свою первую жизнь на планете мы проживаем в образе крестьян и с наступлением смерти с удовольствием ложимся в ту же землю, которую трулюбиво обрабатывали десятилетиями. В следующей реинкарнации наша связь с плотским миром несколько истончается: мы начинаем немного интересоваться духовной и интеллектуальной жизнью, допускаем возможность получения образования и ощущаем в себе зачатки эстетических чувств. Развитие в этом направлении продолжается вплоть до достижения высшего венца - полной потери телесности и перерождении в нематериальную сущность на Той Стороне.
        - Ага, и ты уже на подходе к этому, - кивает карнавалет.
        - Да. В текущей моей реинкарнации вопросы телесного толка интересуют меня уже поскольку-постольку, - сознается Эмма. - Даже синяки и раны болят не так насыщенно, как могли бы раньше. Поэтому мне одинаково комфортно в теле как женщины, так и мужчины. Я не рвалась к тому, чтобы на мне проводили испытания оружия с преобразующим потенциалом - но оплату предложили слишком уж хорошую, и я безо всякого страха согласилась.
        - Экспериментальным лазерным оружием в Эмму стрелял… ты? - обращаюсь я к Вильгельму.
        Тот клюет своим массивным носом воздух - это означает «да».
        - Вам не кажется, что телесность - это атавизм? - спрашивает Эмма.
        - Очень кажется, очень! - урчит Байт, облизывая обожженную лапку.
        - Если рассматривать телесность только как уязивмость, через которую может проникнуть боль - это как-то чересчур однобоко, - хмурится Арчи. Похоже, лекция перестает в серьезную многоголосую дискуссию.
        - Извините, я вас покину, - я прощаюсь с собравшимися и выскальзываю в ночной подлунный сад. Уже завтра утром мы вновь соберемся все вместе - но уже в чуть более официальной обстановке и для обсуждения более жестких и прагматичных вопросов. А чтобы то завтрашнее обсуждение стало возможным, мне следует прямо сейчас выполнить одно простое и исключительно мирное задание…
        Глава 24. Благо мира = реклама оружейнику
        Аона, отвечающая за вопросы стратегической важности, устраивается поуютнее в гигантском бордовом кресле с бахромой. Это самое безвукусное, пошлое и мещанское кресло во всем Ритрите - а заодно и самое удобное. Мебель, в которую хочется зарыться, как моллюск в раковину, и никогда не вставать.
        - Что ж, дорогие мои, надеюсь, все позавтракали плотно и вкусно! Сейчас мы займемся изучением того, из-за чего разгорелась вся эта карнавалентная свистопляска - то есть с документацией, которую верой и правдой хранил Арчи и из-за которой его собственный дядя его чуть ли не убил.
        Все недоверчиво таращатся на Аону - и в первую очередь сам Арчи.
        - Где я ее хранил? Как я ее хранил? - шепчет перепуганный стажер Ритрита.
        - Там же, где и полагается хранить всю информацию! - подмигивает ему Аона, - в облаке!
        Я скромно улыбаюсь и кручу пальцем по столешнице. Сосредоточившись на важных сиюминутных делах, мы упустили из виду один немаловажный нюанс: когда бронзовые крылья орла решили укрыться от посторонних взглядов, они замаскировали себя под видом изящной крышечки - однако благодаря моей повязке на глазах я смогла отмести этот визуальный обман и разглядеть в предмете его подлинную суть. Вильгельм об этом не вспомнил, потому что был слишком занят самим собой. Тильда сфокусировалась на лечении Байта и психологической поддержке Арчи. Эмма восстанавливалась после рикошета сна. Кикко, как и полагается скауту, бродил где-то далеко за пределами Ритрита.
        И только громкоголосая прозорливая Аона догадалась снарядить меня на Ту Сторону со смартфоном Арчи в руке. Мне были вручены оба смартфона - и подлинник, и муляж - а также шесть чистых ридеров и порция порошка, внешне похожего на преображающую пыльцу, но изготовленного на основе толченого карпинеллума.
        Я вышла на Ту Сторону в уединенном номере хостела, запрятанного в дебрях моих любимых трущоб. Под окном шумел кабак, на улице горланили песни, по лестнице вверх-вниз бегали торговцы с рук всякой дребеденью. Такая обстановка всегда вдохновляет меня, помогает собраться с духом и настроиться на конструктивный лад. Именно с таких районов начиналась моя профессиональная киллерская деятельность на Той Стороне, и с тех я испытываю по отношению к ним неизбывную ностальгию.
        Сначала я открыла на оригинале смартфона галерею изображений. То, что на Этой Стороне отображалось как подборка типичных для подростка мемов, селфи и скриншотов превратилось в выполненные в высоком разрешении сканы документов. Чего здесь только не было: паспорта, свидетельства о рождении, медицинские справки, авиабилеты, сертификаты, аттестаты, права на управление самыми разными видами транспорта, накладные, отчеты, контракты, судебные иски… Детально всматриваться и вчитываться во все это информационное многообразие я не стала - тем более что эти имена, названия населенных пунктов, даты и цифры мне ни о чем не говорили.
        Я полностью скопировала содержимое телефона в трех экземплярах на три чистых ридера, а затем посыпала три оставшихся пудрой на основе карпинеллума и сделала копии также на них. Потом я рассыпала остатки пудры по муляжу смартфона и тщательно втерла в корпус. Затем я поднесла один из «напудренных» ридеров к муляжу - и вуаля, содержимое ридера перенеслось на муляж. Эта последняя махинация привела к тому, что муляж стал способен отображать содержимое телефона на Этой Стороне в том же виде, как и на Той. Проще говоря, после возвращения в реальности оригинал смартфона продолжал демонстрировать записанные для прикрытия мемы и скриншоты - а муляж честно выдавал изображения документов.
        - Сейчас мы попросим смартфон исполнить для нас нечто в стиле дай-го-хосси. Он покажет нам то, что случится в самом ближайшем будущем как результат того, что мы смогли обнаружить эти документы и передать их в соответствующие службы и органы. Охота на банду Коарга и те группировки, с которыми они сотрудничали, уже начата. То, что мы увидим сейчас, будет не слитным документальным фильмом, а нарезкой сцен и кадров. Однако могу с гордостью заметить, что все эти сцены и кадры имеют наивысший потенциал вероятности - а значит, можно считать, они уже практически стали реальностью.
        Таможня. Ящики с зерном, к которым сотрудники в погонах давным-давно привыкли, впервые за всю историю перевозок подобных партий, вызывают подозрение. Офицер таможно любит просит сопровождающего открыть груз - но тот отнекивается, ссылаясь на то, что все драгоценное содержимое контейнера окажется безвозвратно испорченным при разгерметизации. Офицер протягивает сопровождающему заранее заготовленный чек для предъявления в банке - он с точностью компенсирует стоимость одного контейнера зерна указанного сорта. Сопровождающий мямлит, сопротвляется, пытается устроить скандал - но его потуги бесполезны. Ящик уносят в зону приватного досмотра и вскрывают. Вместо зерна там обнаруживаются светящиеся патроны непонятного предназначения. Сопровождающего арестуют, начинается расследование.
        Подвальная лаборатория, оборудованная скупо и скудно. Возле стены стоят телепортационные ворота, исправно выплевывающие темноту порцию за порцией. Люди в мягких скафандрах с помощью сетей - похожих на рыболовные, но сплетенных из сверхсовременного нановолокна - захватывают темные облака и помещают в саркофаги. В углу лаборатории оборудована транспортная лента, на которую эти саркофаги укладывают - и оттуда они через проем в стене уплывают во внешнее помещение. В лаборатории царит сумрак - освещения едва хватает на то, чтоб рассмотреть клубящиеся облака. Но внезапно под потолком загорается ярчайший, разъедающий глаза свет - а из проема, куда только что ушел очередной саркофаг, один за другим выпрыгивают полицейские сил особого назначения и заставляют всех сотрудников выстроиться вдоль стены, закинув руки за голову.
        На компьютерном мониторе разрастаются какие-то схематичные изображения. Их малиновый оттенок на сером фоне выглядит зловеще и болезненно - и потому приятно наблюдать за тем, как под воздействием трансформационного луча эти фигуры съеживаются в разы. На другом мониторе идет обратный процесс: нитевидные образования приятного синего цвета скукоживаются и проседают - а трансформирующий лазер помогает им обрести былые размеры. Я не биолог и очень плохо понимаю без подписей, что мне показывают на экране. Арчи шепотом подсказывает: малиновые конструкты на первом изображении - это раковые клетки, синие на втором - это волокна коллагена в человеческой коже.
        На берегу океана в облака вонзается бесконечно высокая башня, усеянная раструбами и лазерными пушками. Со стороны океана на континент надвигается ужасающая спираль урагана - которую датчики на исполинской башне заблаговременно улавливают и начинают посылать в ее направлении лучи, способны остановить верчение урагана. Ветер не собирается утихомириваться: он хватается лохмотьями воздуха за лазерные лучи, как голыми руками за сабли - и эти лохмотья отлетают от него, препятствуя движению катастрофы к берегу. Ураган трется о лазерный расстрел, как бревно об пилу - а потом рассасывается. Время нам демонстрируют в ускоренной перемотке - то, что на экране произошло за несколько минут, в реальной жизни займет около суток. Однако невзирая на временную протяженность, эффективность способа очевидна: бывшее оружие шулеров и контрабандистов спосбно предотвратить ураган!
        В кадр попадает знакомое лицо - это Стурк. Ему не повезло: он попал в лапы не сотрудников правоохранительных органов, а их прямой противоположности. Стурк дрожит, плачет, его нос превратился во влажную распухшую клубнику. Он сидит привязанный к стулу, а губы его разведены стоматологическим расширителем. Отталкивающего вида мужлан с расстояния прицеливается пленнику в нижнюю золотую челюсть - и промазывает, скорее всего намеренно. Подбородок Стурка покрывается толстыми пластинами неподвижной коросты, которые, видимо, причиняют боль при соприкосновении с кожей - Стурк повизгивает и плачет еще сильнее. Пластины коросты при движении лицевых мышцы сталкиваются друг с другом и издают костяной стук.
        - Арчи… - обеспокоенно произносит Тильда.
        Арчи зол и насуплен, но не отрывает глаз от изображения.
        - Я имею право видеть тот результат, к которому осознанно и целенаправленно вел себя мой последний оставшийся в живых дядя, - скрежещет он.
        Со второй попытки лазер попадает в золотые зубы - и искуственная челюсть плавится, как сыр, заливая рот несчастного огненным металлом.
        Еще одно знакомое лицо, на сей раз Венс. На похоронах мужа держится на удивление стойко и пафосно - а еще ей очень идет траурный воротник из чернобурки. Ни о каких технологиях она, похоже, больше не будет вспоминать - пакует чемоданы и переезжает к молодому золотоволосому художнику, весь дом которого увешан портретами светских красавиц и пляжными пейзажами с кокосовыми пальмами.
        Территория вокруг некогда процветавшего протектного купола. Специалисты в защитных костюмах бродят вокруг с дозиметрами, металлоискателями и прочими приборами непонятного для меня назначения. Они запечатывают в банки пробы воздуха, насыпают в ящики пробы земли, осторожно срезают черенки растений - и удивляются, как на «настолько зараженной» почве могло хоть что-то вырасти. Часть специалистов вооружены пульверизаторами с трансформирующей жидкостью: ей обрызгивают все те же землю, воздух и растительность, а затем собирают образцы. Потом следуют кадры на быстрой перемотке, которые в сверхкомпактном виде показывают работу, происходящую на протяжении нескольких месяцев: в лабораториях, кабинетах и конференц-залах ученые с пеной у рта что-то доказывают друг другу. Прения идут нешуточные - иногда даже кажется, что вот-вот дойдет до драки. Затем на экране отображаются кипы отчетов, базы данных и километры химических формул. Наконец, ученые возвращаются к тому куполу - но теперь уже в сопровождении специализированной техники. Вертолеты облетают периметр купола на предельно малой высоте, распыляя над ним
трансформационный спрей. На поверхности земли ту же задачу выполняют поливальные машины. Целительные составы забрасываются в канализацию и подводные резерзвуары для очистки воды. Вышедшая из-под контроля и якобы непоправимо зараженная природа восстанавливается навстречу новым поселенцам быстро и послушно.
        Но аресты продолжаются. Со своих насиженных мест летят чиновники всех рангов и наций. Их забирают из кабинетов, спален, спортзалов, ресторанов - везде, где только можно застать врасполох. Полицейских совпровождают журналисты и блогеры с камерами наготове. Головы летят направо и налево, коррупционные скандалы становятся основной темой в СМИ.
        - Я никогда не верил в то, что один человек может дать истории такого большого пинка, - говорит Кикко. - Но Арчи его дал. Только об этом никто, кроме нас, не узнает.
        - И не хочу, чтоб узнавали, - морщится Арчи. - У меня даже примерно такого плана не было - чтоб из-за меня завертелись международные спецоперации.
        - А где мой обожаемый Фаревд? - хмыкает Эмма.
        Смартфон послушается настраивается на подземный дворец. Оружейник валяется на троне в расшлепанных тапках и замызганном халате. По обе стороны от входа в арсенал стоят охранники в унылой униформе. В зале не происходит абсолютно ничего.
        - Так и знала, - кивает Эмма. - У косоглазого слишком сильная защита. Она не позволяет просмотреть, чем именно он занимается в той или иной момент настоящего, прошлого или будущего - если только сам Фаревд не захочет этим побахвалиться.
        - Смартфон нам показывает немного карамелизированную версию развития событий, - поддерживает ее Вильгельм, - но это предсказуемо. Его алгоритм сейчас настроен на то, чтобы продемонстрировать нам результаты борьбы с преступниками - и он их добросовестно демонстрирует. А такие результаты должны быть, естественно, положительными. Ложки дегтя вроде Стурка там тоже имеются, но акцент сейчас не на них.
        - Зато потом, - подхватывает Тильда, - баланс света и тьмы восстановится. Свету, временно чуть подвинувшему тьму, придется самому чуть подвинуться. Эти флуктуации вечны, как прибой - и поэтому места для высеченных в мраморе супергеров ни на Той, ни на Этой Стороне нет.
        - Эмм, у тебя есть какие-нибудь предположения насчет того, разработкой какого трендового оружия теперь займется наш друг Фаревд? - смеется Вильгельм.
        - Да ничем он не займется! - возмущается она. - Ему сейчас такую масштабную рекламную кампанию устроят, что у него от клиентов отбоя не будет! Спрос на продукцию арсенала обеспечен на годы вперед благодаря всем этим арестам и скандалам! Если косоглазый вдруг и дернется разрабатывать что-то новое - это только от большой скуки, ну или если новый гениальный изобретатель ему всю макушку выклюет своими идеями.
        - Эмма, у меня к тебе вопрос, - щурится Арчи. - Как ты впервые прочувствовала, что совершила зло? Не совершила, а именно прочувствовала?
        Карнавалет в шестом колене и восходящая, готовая расстаться с телесностью, призадумалась.
        - Я бы сказала, что это случилось со мной в школе… - медленно тянет она - а Тильда улыбается, ведь она тоже недавно вспоминала свои страдания за партой. - Учитель задал мне какой-то вопрос. Хоть убей, я сейчас не вспомню ни того учителя, ни предмет, ни тем более вопрос - помню только, что общее ощущение от ситуации было унылым, как вареное яйцо, у которого вокруг желтка образовалась серая мантия. Я долго не могла придумать ответ. «По-моему, наилучший вариант будет таким-то, таким-то,» - развернулся ко мне сидевший впереди мальчик. Он сказал это громко, на весь класс - потому что поняла, что сама я все равно ничего из себя не выдавлю. «Я тебя спрашивала, что ли?» - огрызнулась я и впилась ногтями в мякоть собственной ладони. Он продолжал смотреть на меня долго и с сожалением, а потом наконец повернулся ко мне спиной. В которую я тут же впилась ненавистным взглядом.
        Менторы захихикали - а для Арчи ситуация осталась не совсем понятной. Он еще просто не знает, как в Ритрите начинающих сотрудников обучают воздействовать на людей одной силой своего взгляда.
        - На следующий день, - продолжает Эмма, - учитель вошел в класс со словами: «Кто это сделал». По интонации это был вовсе не вопрос, а злое утвреждение. Учитель был напряжен так, будто вместо позвоночника ему всадили металлический штырь. «Нельзя бить по своим. Ни в коем случае и ни при каких условиях нельзя бить по своим! Но кто-то все-таки это сделал. Кто?» На сей раз в его словах наконец прозвучала вопросительная интонация. Класс напуганно дышал, не понимая, о чем речь. И тут в незакрытую дверь проковылял тот самый мальчик, обычно сидевший передо мной. Он входил на костылях, с ногой в гипсе. Он еще не научился ловко орудовать этими двумя палками, упиравшимися ему в подмышки, и беспомощно попискивал, когда его заносило. Я сидела, глядя прямо перед собой. Мне не было стыдно - мне было никак. «Кто из вас прямолинейно пожелал ему зла за прошедшие несколько дней,» - в голосе учителя опять не звучал вопрос, только утверждение. Я не шевелилась. Я не могла понять, знает он или не знает? Почему он хочет, чтобы я встала и чистосердечно призналась? Чтобы я почувствовала себя униженной и оскорбленной, или
чтобы он убедился в своей догадке относительно того, что злоумышленником была именно я?
        - Чем все завершилось? - тихо осведомляется Арчи.
        - Я… - Эмма опускает голову, - к своему стыду, я не помню. Мне в голову запал не тот факт, что я сделала что-то, что нельзя охарактеризовать как хорошее - а то, что меня заставили прочувствовать фактуру этого момента. Мне не понравилось это, не понравилось ощущать себя виноватой. С тех пор, возможно, я стала более волатильной с моральной точки зрения - хотя учитель, вероятно, стремился добиться противоположного эффекта.
        - У меня была аналогично смутная, двусмысленная ситуация с добром, - вступает в беседу Аона. - В том колледже, где я училась взаимодействию с Той Стороной, нас запирали на год внутри комплекса, не позволяя выйти наружу ни при каких обстоятельствах. Потом, наконец, настали долгожданные каникулы. Оказавшись после годичного перерыва на свободных просторах, я отважилась выбраться в супермаркет. А там, понимаете ли, люди ходят - смешные такие люди, которые не умеют смотреть сквозь консервные банки, заглядывать второй перспективой зрения под кожуру арбуза и определять с одного взгляда на бутылку молока, сколько дней осталось до истечения его срока годности. Подошла я, значит, к стеллажу, на котором яйца лежали - в непрозрачные упаковках, которые можно открыть, чтобы проверить, все ли скорлупки целы. Рядом стояла бабушка и тоже хотела яйца купить. Открыла одну упаковку, там два битых. Открыла вторую, там одно битое.
        - А переложить нельзя было? Поменять треснувшее яйцо на целое? - спросил Арчи.
        - Можно, - вздыхает Аона, - только ни один из участников ситуации об этом не догадался. Я встала сбоку от бабушки и одним изящным движением сразу же схватила коробку, в которой все яйца были как на подбор целенькие. Бабушка меня предупредила: «Вы откройте, проверьте, а то тут грузчики безалаберные». На что я, дурында, в ответ: «Ой, а мне повезло, смотрите» - и показала открытую коробку. А потом развернулась и помчалась на кассу. Мне стыдно до сих пор, - и Аона действительно пунцовеет. - Стыдно за несделанное элементарное добро. Я уже потом поняла, что должна была помочь бабушке выбрать коробку с небитыми яйцами. Она столько времени потратила, просматривая их одну за другой. У нее были такие медленные, бледные, морщинистые руки… Но я не привыкла к тому, что могу подсказывать - и что кто-то в этой помощи нуждается.
        Арчи сидит с видом взрослым и торжественным.
        - Дорогие мои, - продолжает Аона, обращаясь не только к нему, но и ко всем нам, - когда у вас есть возможность сделать небольшое сиюминутное добро, не пренебрегайте ей. Задумываться надо только тогда, когда предстоит что-то глобальное - потому что сложные дела могут повлечь за собой сложные последствия. Но от одной счастливой бабушки никаких осложнений не будет, поверьте.
        Смартфон, лежащий на столе вверх монитором, согласно мигает. В комнате повисает тишина. Только что мы поставили точку в еще одной длинной и важной главе существования Ритрита. Пора открывать следующую.
        Глава 25. Парные испытания
        После того как наши основные проблемы оказались улажены, нам предстояло потренироваться в парном взаимодействии. В будущем Арчи и я время от времени будем выполнить на Той Стороне дуэтом - «откатывать парную программу, как фигуристы», так пошутил мой юный напарник.
        Я, признаться, никогда не планировала, что буду действовать с кем бы то ни было в тандеме. Одного Грабабайта мне более чем хватало. Все миссии, даже самые кровавые и опасные, я привыкла всегда проходить сама - но раз уж уникальная логика Той Стороны свела меня с карнавалетом, значит, придется ей подчиниться. И я не могу сказать, что я сильно против этому.
        Перед началом совместной работы пары необходимо пройти прогнозирующие тесты. Их особенность такова, что каждый персонаж действует по отдельности, без присутствия другого - дабы наблюдающие менторы могли четче рассмотреть доминирующие качества и способности бойца.
        Что ж, я готова. Я засыпаю спокойная, как удав, и выхожу на Ту Сторону в незнакомом ухоженном поселке. Протектного купола над головой вроде бы нет - но кто его знает, может он здесь настолько невидимый.
        Раздается взрыв такой силы, что цветочные горшки, вывешенные за оконными рамами, срываются с цепей и разбиваются о бордюр.
        Наш дом двухэтажный, просторнымйи густонаселенный. Здесь полно народу - но Арчи среди них нет. Я, как это часто бывает на Той стороне, не знаю никого - но понимаю, что мы вместе и заодно. Кем мы друг другу доводимся? Родственники? Друзья? Политические единомышленники? Это не имеет значения, если за окнами взрывы. Когда взрывы - думать надо о другом.
        Например, где выход. Его не сразу удается найти, если не знаешь планировку помещения. Потому что всем в такие моменты надо прятаться, а мне - нестись в самое пекло.
        - Это Паук! - кричат люди, в панике бегущие по направлению к лесу, на пределе видимости. - Паук вернулся! - вопли их ужаса, казалось, сами являются взрывами: оглушительными, душераздирающими.
        Как только они скрываются за деревьями, все стихает. Я мчусь на разведку. Оказывается, наш дом стоит на окраине симпатичного дачного поселка. Под каждым окном лежат такие же, как у нас, смятые в плюшку цветы. Вот мертвая птица на асфальте, вот еще одна. Начинают попадаться разбитые окна, на соседней улице - покореженные машины, словно в аварию средней степени серьезности попали.
        Поселок кончается. Передо мной расстилается мирный, нежно-зеленый, безмятежный луг до самого горизонта. На нем - никаких следов происшествия, и ни одного очевидца вокруг. Странно: эпицентр взрыва установить вроде бы удалось. Но воронки или каких-то примет разорвавшегося снаряда нет.
        Я возвращаюст в дом и ложусь отдохнуть на ближайший диван. Засыпаю. Просыпаюсь не в Ритрите, а на том же диване. Сон внутри Той Стороны накатывает редко и обычно (но не всегда) знаменует собой некие особые обстоятельства.
        Снова вопли, снова упоминания Паука, снова бег по поселку. Та сСорона учит ловить намеки на лету: если дом на окраине, это прямое указание на то, что двигаться надо от этой окраины к центру.
        Я добегаю до пруда как раз вовремя: оттсуда высовывается спрут, больше похожий на осьминога, чем на тарантула. Его туловище кобальтового цвета, а щупальца - черного. И этими огромными черными шлангами он выбрасывает на берег рыбацкий резиновый сапог, из которого торчит свежеоторванная нога.
        Положив ногу на берег, спрут уходит в глубь пруда и больше не показывается. Люди разом исчезают. Вторая перспектива слуха предательски молчит. Моя собственная интуиция подсказывает, что надо попробовать вернуться обратно домой и ждать третьей попытки.
        В доме воцаряется обычная, повседневная жизнь. Кто-то просевает муку на кухне, читая над ней заклинание на сургаманском - языке древнем и бедном на слова, зато эффективным для мантр, упрощающих работу по дому. Кто-то удобряет почву в горшке с щебечущими кристаллами - он стоит внутри дома, и поэтому избежал низвержения на бордюр. Кто-то выходит на улицу снять сеть с уловом лекарственных колибри и оставляет дверь открытой.
        Это было ошибкой.
        Через порог к нам вбегает тарантул. Такой же окраски, как спрут из пруда - но естественных паучьих размеров.
        Население с визгом мчится вверх по лестнице, давя и скидывая друг друга. В воздухе гудят громкие невидимые барабаны - как будто музыканты лупят по ним, стоя по обе руки от меня.
        Наступить на тарантула и раздавить его? Схватить тяжелый предмет и прихлопнуть? Времени на размышления, как обычно, нет.
        А интуиция говорит - …
        Хоть это и кажется абсолютно нелогичным, я голой ладонью хватаю Паука. Самое трудное тут не промахнуться - он бегает слишком быстро и слишком компактный в размерах.
        На ощупь тарантул оказывается шершаво-колючим и совсем не тяжелым - все равно что каштан схватить или маленький кактус. Подбежав к окну, я выкидываю его в траву.
        И все. Никакого убийства. Никаких следов на моей руке, кроме легкого покраснения.
        - Вот и всётеньки! - щекочет меня с утра Грабабайт, верный своей привычке коверкать слова - хоть и выучил человеческий язык прекрасно. - Ты справилась! Справилась! Пойдем, узнаешь результаты Арчи!
        - Не буди, дай поспать, - со стоном прошу я я. Мое солнечное сплетение все еще остается соединенным с Той Стороной через энергетическую пуповину, которая обычно обрывалась при возвращении в реальность.
        Я обхватываю подушку и прижимаю ее к себе - обнимая, как самого близкого человека. Кажется, что кто-то так же обхватил меня со спины - только не двумя руками, а тремя парами быстрых пружинящих лап.
        Зима, грязный лед. Местами подтаял, поверхность луж рябит под ветром. Я одета в белый спортивный костюм и в черные очки. В который раз возвращаюсь домой.
        Сон о безуспешном возвращении годами преследовал меня на Большой земле. Я пыталась вернуться - неизвестно и неважно откуда - в свою комнату, чтобы спрятаться там от гнетущего, грозного внешнего мира. Но моя одиссея каждый раз прерывалась в силу непредвиденных обстоятельств - и я оставалась на улице одна, бездомная, в сверлящей пустоте отчаяния.
        Та Сторона не могла об этом не знать и до сих пор подкидывает мне этот болезненный сюжет чаще, чем другим магам.
        Я осторожно продвигаюсь по льду вдоль длиннющей череды подъездов, выискивая свой. Когда интуиция щелкнула «Тут!», я подхожу к сетчатому забору и ложусь на лед всем телом, чтоб проползти через щель внизу - калитки не было, перелезать слишком высоко.
        Ко мне подбегает мальчик лет десяти в таком же костюме, как у меня - только в черном, и без очков. Кричит в возмущении:
        - Не смей смотреть на мой подъезд своими стеклами!
        Он пытается напасть на меня. Осознавая, что это ребенок и что применять всю силу удара и тем более нож к нему нельзя, я подбираю валяющуюся рядом огромную ветку и отталкиваю его. К нам подбежгаетчерная собака и встает возле меня, приобнажив клыки.
        Испугавшись собаки, мальчик бежит прочь по льду так уверенно, будто это был сухой асфальт. Но на прощанье - грозит мне кулаком.
        На перефирии зрения что-то мелко зарябило.
        Быть не может! Опять паук!
        На сей раз он плоский, с лапами толщиной чуть больше ресницы. И - ярко-оранжевый, с черной эмблемой в виде двух переплетающихся колец на спине. Подскакивая, он несется ко мне - но не по прямой линии, а истеричными зигзагами. Словно скорость его верена в том, что решение приблизиться ко мне - правильное, а сам паук не уверен.
        Членистоногое прыгает ко мне в ладонь - таким движением, будто я монетку на лед бросила, только в обратной перемотке. На лапах его вырастают крючья-зазубрины, и он начинает рвать мне ими кожу, одновременно опаляя ее.
        Оставив глубокие, рваные, обугленные по краям раны, оранжевый плоский круг с лапами спрыгивает с меня и ныряет в лужу, провалившись под ее дно.
        Страшно взглянуть на ладонь. Я теперь несколько недель не смогу ни кулак сжать, ни карандаш взять… Но странно - запаха крови нет, а уж я-то его умею чуять. И боли нет.
        Посмотрев на ладонь, я с изумлением вижу: под лохмотьями изуродованной кожи открылась белая прослойка неживой ткани. Будто порезали обтянутое кожзаменителем сиденье, оставив нетронутой синтетическую подушку внутри. Чистота нетронутости исчезла - а функционал остался. Медленно, но без недоверия я пробую собрать пальцы в кулак - как бутон цветка закрываю.
        Обстановка мгновенно сменяется: я оказываюсь в уютном деревенском доме - такого стиля, какой любят в винодельческих регионах. Веселые гости толпятся вокруг сцены, кутаясь в шали и потягивая травяной отвар из кружек.
        Мне как почетному члену семьи предлагают место на диване - пусть сбоку от сцены, зато сидя. Рядом со мной усаживается дама в теле, в возрасте и в синей толстовке - тоже моя родственница. Мы обе закидываем ноги на диван и ощущаем себя вполне идиллически.
        Спектакль начинается. Постановка оказывается уникальной: на подмостки выходят сразу два состава актеров, каждый из которых играет свою пьесу. Их можно воспринимать как единое целое, а можно переключать внимание от одного к другому. Получается почти тот же эффект, что в театре-променад: за всем сразу уследить невозможно, но по какому бы течению ты ни поплыл, схваченное тобой единство все равно будет связным и осмысленным.
        В кульминационный момент массовка второго состава сходит по боковой лесенке к дивану, где сижу я. За ними спускается и солист первого, адресуя мне арию на непонятном языке и аплодируя. Улыбающиеся зрители разворачиваются к дивану и присоединяются к аплодисментам… но тут кто-то кричит: «Поплыл газ! Человечески убийственный газ!».
        Кто-то открывает окно, ведущее в прелестный цветущий сад, и мшет мне рукой, чтоб я выпрыгнула первой. Забыв про багаж, я мчусь к подоконнику - но движения живых существ замедлились раз в пять, а газ плывет со своей обычной скоростью.
        Женщина, сидевшая со мной на диване, подхватывет наши сумки и бросается за мной. Но не лезет на подоконник сама, а сначала протягивает мне мой багаж.
        Выпрыгнув из дома в сад, я оказываюсь на Этой Стороне - и бегу в дом к менторам, где меня уже заждались. Арчи сидит там, довольно и хорошо выспавшийся.
        - Прогноз из твоего сна настолько понятен, что его трудно трактовать ошибочно, - Эммины бесстрастные глаза сияют дремучей азиатской тьмой. - Вскоре тебе предстоит сыграть главную роль в очень массовом событии, где тебя будут оберегать и участие в котором, несмотря ни на какие трудности, не причинит тебе вреда.
        - А этот мальчик в черном? Это была проекция Арчи? - уточняю я. Я точно знаю, что в этом двухсерийном походе на изнанку реальности был заложен смысл гораздо более глубинный, чем такой небольшой прогноз.
        - Все элементарно, - улыбается Эмма. - Ты шла делать светлое дело - но, что совершенно грамотно, ради верной оценки ситуации старалась смотреть на нее с позиции темных. Одному настоящему Черному это не понравилось. А второму, наоборот, твоя игра показалась настолько убедительной, что он принял тебя за единомышленника. Проекции Арчи там не было. Ну-ка, посмотри запись того сна, что сегодня явился ему - и на основании этого мы вам вынесем парный прогноз.
        Проекция сна Арчи раскрывается в воздухе, транслируемая со смартфона. Я всматриваюсь в нее внимательно и едко, со всей силой своих утомленных глаз.
        Детский плач эхом отскакивает вниз по лестнице. Плач громкий, безнадежный - голос малыша, который уже не надеется остаться живым.
        Арчи несетя вверх, перескакивая через две ступени. Несется к себе домой - именно оттуда раздается детский крик.
        Ровно эта же самая вечная лестница влезает в мои сны часто и непрошенной. Она ведет то вверх, то вниз, позволяя сойти с себя на любом развороте. Широкая, с невысокими ступенями - и с тихим гулом на грани слуха, который заменяет ей сердцебиение. Лестница широкая - на одной ступеньке спокойно разместились бы десять человек.
        Один пролет вверх. Два пролета вверх. Три пролета.
        «Барское здание, царское,» - шепчет Арчи на ухо Та cторона. «И здесь живешь ты. Ты помнишь, где твоя квартира?»
        Еще бы не помнить. Там, где плачет ребенок.
        Но он не справится один.
        Внизу на лестнице слышатся шаги. Кто это? Ура, соседи снизу! Полицейский и его жена. Они на самом деле в свое время были соседями Арчи - там, на Большой Земле. Жили в доме по соседству с домом его мамы. Только как они проникли на Ту сторону?
        - Помоги мне! - кричит он полицейскому, врываясь в «свою» квартиру, которую видит первый раз.
        Огромное помещение, некогда в стиле ампир - а теперь обветвашее и обтрепавшееся так, что обивки кресел во многих местах лопнули, а разводы пыли на окнах не позволяют разглядеть пейзаж снаружи.
        Из прихожей, по размерам превышавшей среднестатистическую спальню в Ритрите, ведет только один пустой проем без двери. За ним расстилается широченный коридор: по одну сторону - огромные заляпанные окна с облупившимися подоконниками, по другую - стена с полуободранными обоями, возле которой стоит старинный тяжеленный шкаф. К стене возле шкафа прижался ребенок, которого… бьет мужчина в темном костюме, с темными и малоразличимыми чертами лица.
        Сосед-полицейский нагоняет Арчи и хватает уроженца Черной зоны за плечи, развернув лицом к карнавалету. Ребенок перепугался еще больше - и молчит, обхватив руками голову.
        У Арчи, в отличие от меня, нет своего кармана реальности с ножом внутри - поэтому он хватает с пола огромный болт. На истертом чуть ли не до дыр паркете валяются страницы книг, мелкий строительный мусор и разобранные на запчасти игрушки.
        Взяв болт, как кинжал, Арчи начинает наносить им удары в грудь мерзавца. Еще до того, как обоих заливает фонтанами крови, Та Сторона отпускает моего юного партнера.
        - Итого что мы имеем, - подводит итог Тильда. - Арчи уже готов к смелым самостоятельным действиям. Но ему немного не хватает инструментария - равно как и опыта. Стелла любит сложности и неоднозначности, с людьми взаимодействует не очень хорошо - но благодаря начальному опыту совместных действий с карнавалетом уже умеет принимать помошь и оказывать ее.
        Я краснею от счастья. Когда я только попала в Ритрит, мои способности взаимодействия с другими людьми нельзя было охарактеризовать иначе, чем провальные. Менторы смеялись до слез почти неделю над тем, что я учудила в своем тогдашнем тестовом сне на, как они это в шутку назвали, «принудительную коллективизацию».
        Коллективизация разворачивалась так: при выходе на Ту сторону я проснулась в якобы «своей» квартире. Изнанка реальности не любила закреплять за нами фиксированные места жительства. Карусель, ротация и неожиданность всегда оставались ее приоритетами.
        За окном шел снег с дождем. Судя по линии горизонта и высоте окружающих зданий, я находилась примерно на десятом этаже.
        На мой балкон начали падать огромные круглые глыбы снега - будто нижние части снеговика больше меня ростом. Но разве снеговики лепятся при такой погоде?
        Глыбы уселись на балкон в ряд, как яйца в картонную подложку. Они синхронно затряслись, и из них вылупились люди - все одинакового роста и одетые в бесформенные комбинезоны с парашютными ранцами на спине. Не оборачиваясь на меня, они спрыгнули с балкона и пропали из виду.
        Я приподняла одеяло и посмотрела, в чем я сплю. Вот зараза! На мне оказалась белая кружевная сорочка, совсем тоненькая и прозрачная. Я не ношу такое белье. Я - спортсмен, и люблю спортивную одежду.
        В такой сорочке было стыдно подходить к окну, чтоб задернуть штору. А на балкон уже десантировалась вторая порция «снеговиков», и из них вылупалась очередная партия таких же людей.
        Пока я размышляла, что делать, входная дверь открылась и вошли два ремонтника-уборщика. Один как ни в чем не бывало принялся пылесосить пол, а второй полез менять лампочки в люстре.
        Я не выдержала и выскочила из-под одеяла, чтоб прогнать их. На Той Стороне я привыкла: уговаривать местных словами бесполезно. На них надо воздействовать при непосредственном контакте.
        Пока я пыталась сдернуть с табуретки электрика, уборщик открыл дверь на балкон. Четверо незваных гостей-«снеговиков» развернулись ко мне. И увидели нелепость: полуголая девчонка в ночнушке, задравшейся до самых ребер, падает на пол, увлекая за собой электрика с люстрой в охапку.
        - Ты стремишься слишком закрыться от людей. Это надо как-то менять, - задумалась Тильда, когда узнала об этом сне. Она, такая нежная и хрупкая, людей не боялась - в отличие от меня, опытной убийцы, которую саму боялись многие. - Я уверена: духовная бедность и дефицит внимания - вот корень большинства бед в мире. С тобой надо планомерно и глубоко работать в этом направлении.
        Согласно образу мыслей на Большой земле, духовно богатыми считались те люди, которые смогли далеко продвинуться в ассимиляции добрых, благородных качеств - при этом полностью отрекаясь от злых, но не пытаясь побороть их методами самого же зла.
        В Ритрите придерживались диаметрально противоположной позиции% чтоб побороть зло, надо его понять. Не пытаться перетащить черные компоненты на белую сторону и стирать их там с отбеливателем - а внедрять (зачастую силой) белые элементы в естественные поры черного вещества, готовые к приему новых вкраплений.
        Насчет дефицита внимания даже не знаю. Думаю, то, что родители содержали меня в материальном комфорте и пытались дать хорошее образование, все-таки можно считать достаточным проявлением внимания. На Большой земле мне не хватало, скорее, понимания.
        - Слишком многого просишь. Простого внимания больше чем достаточно, - ментор намотала локон на палец и потянула. - По традиции, кто самый радушный, гостеприимный и душевный человек в семье? Бабушка. Ты ей, например, начинаешь рассказывать о динамической карте Той стороны или о работе ловушки снов. Поймет ли тебя бабушка? Вряд ли. Но выслушает, со всем согласится, по голове погладит и пирожками накормит. Вот оно, внимание. Которое не предполагает ни малейшего понимания - но поможет и пригодится тебе гораздо больше.
        Всю глубину и мудрость тогдашних слов ментора я начинаю понимать только сейчас. Мы с Арчи вместе выходим в сад и, не сговариваясь, идем к обрыву, смотреть на волны. Море далеко внизу под холмом Ритрита невыносимо солнечные, раздробленное на жарко-алмазные осколки. В проливах совсем неподалеку от нас по нему курсировую корабли с пассажирами, ничего не подозревающими о существовании Той Стороны.
        - Я даже не знаю, чему я больше рад, - курлычет из-под ног Грабабайт. - Тому, что Арчи избавил Большую Землю от большого зла, или тому, что он научил Стеллу дружить.
        Глава 26. Свидетель и справедливость
        Мы с Арчи и Грабабайтом выходим на Ту Сторону ровно в том же месте, что и во время нашего первого совместного визита под протектный купол - на окраине, возле того дома, где женщина в ужасе сбежала от беспроглядной темноты, которая заклубилась в углу кухни. Возле дома все так же стоит машина - только следы от колес по пыли теперь не такие свежие. Зато окна дома открыты, из кухни пахнет свежеиспеченными сырниками, и еще изнутри слышна нежная негромкая музыка.
        В отличие от прошлого раза, Арчи не бежит прятаться - а, наоборот, быстрее всех летит к входной двери и стучится в нее дробно и трепетно, как аритмическое сердце о грудную клетку. Внутренний замок кряхтит, дверь распахивается - и карнавалет едва успевает отпрыгнуть, чтоб круглая массивная ручка не задела ему по лицу.
        Грузноватая женщина средних лет сегодня, видимо, не выспалась: под глазами мешки, кожа сероватая. Волосы собраны в небрежный хвост, спортивный костюм спереди забрызган водой - похоже, мы застали ее во время уборки. Ее нельзя назвать ни красивой, ни уютной, ни умной, ни оригинальной, ни хоть чем-то выдающейся. Она либо одна из тех, кто рождается, живет и умирает, будучи тотальным никем, либо прошла через слишком многое и слишком тяжелое, что приглушило ее внутренний свет и принудительно сгладило уникальную рельефность личности.
        Ах, нет. Она не из клана унылых «никто». Как же разительно она распрямляется и молодеет, как зажигаются ее глаза, как вспыхивают губы и как разглаживаются все до единой морщинки на лице, когда Арчи бросается ей на шею и совсем по-детски, солнечно и оглушительно, кричит:
        - Мама!!!
        И весь дом теплеет, молодеет и оживает, когда мы заходим внутрь - на сей раз плотно закрыв дверь и оставив ключ в замке изнутри.
        Их разговор больше похож на спектакль. Взахлеб рассказывая маме о всех своих приключениях с момента их расставания, Арчи каждые несколько секунд перевоплощается в новый образ. Он как можно точнее и выразительнее знакомит маму со всеми многочисленными персонажами, сыгравшими важную роль на его жизненном пути. Он то взрослеет, то молодеет, уменьшается и увеличивается в росте, раздается то в талии, то в плечах, меняет голоса, взмахивает руками, подпрыгивает, рассыпается то в слезах, то в хохоте… Она слушает его, сияя обожанием, и заглушая своими стосковавшимися по сыну аплодисментами ту нежную музыку, что продолжает журчать из приемника на кухне.
        Я помню, что в начищенном блестящем кране - драгоценная очищенная вода из скважины, которую следует беречь. Более того, теперь я понимаю, каким именно способом она была очищена: на мои руки тогда текла самая темная тьма, обращенная с помощью преобразующего потенциала в самый светлый источник жизни.
        - Мама, мама, извини меня, пожалуйста, за то, что в прошлый раз не подошел к тебе! Я прятался от тебя, потому что боялся за тебя! Боялся, что нас увидят вместе, и случится что-нибудь очень нехорошее! - вышагнув из последнего образа своего повествования, Арчи прыгает на диван рядом с мамой и со всей силы стискивает ее в объятьях.
        - Наоборот, я горжусь тобой! - всхлипывает она от счастья. - Горжусь тем, что нашел в себе силы повести себя по-взрослому, пересилить самого себя и не поддаться соблазну. И что сумел так быстро сделать так, чтоб наша встреча наконец состоялась…
        Зато Грабабайт поддается всем соблазнам сразу. Расчувствовавшись, Анеджина расставила на столе тарелки со всеми блюдами и продуктами, что только нашлись у нее дома - чтобы милому котику (да и мне тоже) было чем заняться, пока Арчи объясняет ей сложившуюся ситуацию. Отведав хамона, моцареллы, говяжьего карпаччо, лимонного сорбета, черной икры, блинов на козьем молоке и еще с десяток яств, мой питомец беспардонно разлегся на спинке прямо в центре кухонного стола и таращится в потолок помутневшим от сытого блаженства взглядом.
        В моем же взгляде, наверное, должна сквозить некоторая неловкость. В конце концов, это именно я убила Коарга - человека, которого Анеджина долгое время честно считала своим родственником. И хоть и он оказался распоследним злодеем - я отлично знаю, как трудно людям смириться с мыслью о том, что кто-то из близких оказался прямой противоположностью своего внешне благопристойного образа. Для осознания и принятия нежданной правды всегда требуется время - нелегкое и мучительное время.
        Кроме того, я не верю в искупление - и не верю в то, что в него может верить кто-то другой. Вильгельм - единственный и неоспоримый убийца отца Арчи. Сам мальчик, к редкостному счастью, сумел найти в себе ту колоссальную силу, которая позволила ему не ненавидеть Вильгельма и даже вступить с ним в сотрудничество - но я не думаю, что равновеликая сила обнаружится в Анеджине. Она будет права, когда будет запрещать Арчи просто упоминать само имя Вильгельма - не говоря уже о том, чтоб выражать по отношению к ментору благодарность или иные теплые чувства.
        А я… я - ученица Вильгельма и неотъемлемая часть Ритрита, заведения неоднозначного и исповедующего философский подход к темной стороне бытия. Анеджина вовсе не обязана ни любить, ни уважать меня. Ни даже позволять мне переступать порог ее дома и притрагиваться к еде. Лучше всего будет, если ее память просто отвергнет меня, и случайно сорвавшееся с языка сына имя «Стелла» не будет говорить ей ровным счетом ни о чем.
        - Мама, как ты и говорила, я набрал тот экстренный номер, когда оказался в самой безвыходной ситуации. Мне ответил голос Коарга, который сначала издевательски произнес непонятное сочетание «Монджаэк Росси Адельстан», а потом начал угрожать мне. Что я должен был услышать на самом деле?
        - То, что ты услышал, - улыбается Анеджина. - Главный смысл звонка был как раз в комбинации этих трех имен. Нам с тобой очень повезло, что твой папа работал в энергетической отрасли и хорошо разбирался в таких нюансах. «Монджаэк Росси Адельстан» - это три последних имени, данных тебе при рождении. Только они были предназначены не для того, что тебя ими называли в повседневной обстановке - это твой уникально звукоэнергокод, активирующий в тебе процесс экстренной связи с Той Стороной. В обычной обстановке, как видишь, звучание этих имен не дает никакого необычного результата. Но когда твой организм и особенно нервная система истощены до предела, эти звуковые волны запускают аварийные коммуникационные процессы с изнанкой бытия. Хорошо, что Коарг об этом не догадался и решился поиздеваться над тобой, произнеся твой спасительный код.
        Проще говоря, набирая тогда непонятный номер на почти полностью разряженном телефоне, Арчи звонил не кому иному как мне. Чувство юмора Той Стороны было и вовеки останется тончайшим.
        - Что ты теперь собираешься делать, милый? - нежно спрашивает Арчи мама.
        - Вернусь к тебе, - твердо отвечает он. - Буду жить вместе с тобой и помогать тебе обустроиться в той новой экосистеме, которую мы все вместе здесь восстановим.
        Я столько раз уже слышала этот не по годам зрелый, полный мудрой справедливости голос Арчи - но сейчас в нем зазвенел дополнительный, торжественно-колокольный оттенок. Байт настолько проникся торжественностью момента, что перекатывается на спинке с боку на бок, плотно зажмурив глаза и прижав ушки. Он любит сантименты, и ему это позволительно - как и всем прочим обладателям пушистых хвостов.
        - Мама, я сейчас официально трудоустроен стажером Ритрита, а по достижении шестнадцати лет меня планировали перевести на должность постоянного штатного сотрудника. Но я не приму это предложение и покину Ритрит на этой же неделе. Не думаю, что моя инициатива натолкнется на несогласие со стороны менторов.
        Умница, Арчи. Ты наконец по-настоящему поплывешь на корабле и сможешь полюбоваться морем не со стороны берега и не с высоты холма - а находясь прямо в ладошках у океанской стихии. Твои впечатления будут незабываемыми. Я тоже так плыла когда-то - только я двигалась в обратном направлении, прочь от Большой Земли и родственников. А ты - наоборот. Я горжусь тобой и рада за тебя.
        - Но я не совсем расстанусь с Ритритом, мама. Я сохраню за собой права и обязанности стажера. Периодически по ночам я буду выходить на совместные со старшими коллегами миссии. Не только потому, что мне это понравилось и кажется увлекательным - но и потому, что моя деятельность поможет нам поддерживать мир, порядок и процветание нашего протектного купола. Его ведь восстановят, правда?
        - Правда, - подтверждает Анеджина. - Работы энерголаборатории возобновятся, и возглавит их Стурк. Насколько мне известно, купол в течение месяца будет отстроен заново - сначала в виде временной сборной конструкции повышенной легкости, потом из более прочных материалов для долгосрочного функционировния. Но… - мама Арчи запинается и испуганно тускнеет: - Если вдруг снова Фаревд?
        Мне вспоминается Вильгельм. Ледяноглазый ментор, который разворачивает передо мной в воздухе карту Большой Земли. Который, стоя на коленях перед троном, покорно счищает комья жирной земли с грязных ботинок своего работодателя. Который играючи целится в смартфон Арчи из револьвера с трансформирующим зарядом, а потом дурачится с Эммой, как школьник. Который в доме Коарга подхватывает под руки меня, отлетающую от отдачи, и волочит в боковой коридор, прочь от рушащегося потолка.
        …Который - Арчи этого не видел, потому что был поглощен наведением справок о маме - в одиночку явился к Фаревду после гибели Коарга. Встал перед троном, готовый как к победе, так и к расправе. Смиренно, но без заискивания произнес:
        - Не я был исполнителем того убийства. Но не буду отрицать, что стал одним из его организаторов.
        Косоглазие Фаревда за секунду выправляется. Лукавые безжалостные глаза упираются в Вильгельма, как наведенные в солнечное сплетение прицелы.
        - А ты не станешь отрицать, - еще тише продолжает ментор, - что Коарг никогда не был для тебя ценным и надежным партнером. Он периодически подводил тебя, не раз пытался вести двойную игру и не приносил тебе и трети тех прибылей, которые обеспечил бы тебе по-настоящему добросовестный компаньон. Он давно уже не был тебе нужен, и ты сам вскоре бы безвозвратно устранил его.
        Фаревд моргает в знак согласия, но не открывает рта и не шевелит ни пальцем.
        - И тем более ты не можешь не признать, что по давним и незыблемым традициям уважающих себя оружейников мы не имеем права не почтить память того, что погиб от наших рук. Мы обязаны обеспечить безбедную жизнь Арчи и Анеджины. Ты не будешь вмешиваться ни во что, что способно привести к новым бедам для них - иначе Свидетель тебя покарает. В прошлый раз ты осмелился умолчать перед Стурком о непременном обряде обязательства, воспользовавшись его незнанием. Но я не позволю тебе больше укрываться от своего долга.
        Вильгельм встает на одно колено и достает из-за пазухи серебряную монету. Подбрасывает в воздух - и она, бешено крутясь, превращается в кинжал, по своему сиянию сопоставимый с лунным лучом. Это Свидетель - ритуальный кинжал-божество, который испокон веков следит за тем, чтоб мастера-оружейники, наемники и профессиональные убийцы сдерживали свое слово. Свидетель не забывает и не прощает. Свидетеля нельзя подкупить или разжалобить. Он - механизм, карающий без сожаления и опоздания. На его счету тысячи перерезанных горл и пронзенных сердец - но ни одно из них не принадлежало человеку невинному. Убийца убийц, воплощение чести среди бесчестия.
        Фаревд нехотя привстает с трона и берет кинжал, который его бывший охранник протягивает ему без какого-либо подобострастия. Закатывает рукав левой руки, безо всяких эмоций и трепета делает надрез от самого локтя до запястья. Кровь пузырится и брызжет, как кипящий бульон - а потом кожа затягивается. Фаревд с выражением легкой брезгливости, которое можно описать как «Своими нелепыми просьбами ты лишь докучаешь мне!» возвращает оружие Вильгельму.
        - А я добровольно возлагаю на себя обязанность являться их зримым и незримым защитником и гарантом благополучия. Буду следовать за ними через Ту Сторонеу и наблюдать за течением их жизни, - и ментор в точности повторяет ритуал кровопускания, только что воспроизведенный Фаревдом.
        Оружейник морщится. Машина для поп-корна в его тронном зале оживает, и кукуруза начинает скакать в ней, как растревоженные насекомые. Вильгельм откланивается и долго-долго поднимается по черной винтовой лестнице, понимая, что еще раз спуститься по ней ему не доведется, скорее всего, никогда.
        Хоть Арчи и не знает о том визите, эхо моих мыслей откликается в нем:
        - А еще, мама, не надо бояться той непроницаемой темноты! Даже если через нее проступают силуэты неподвижного человека - не бойся, это не агрессор, а наш защитник. Возможно, когда-нибудь он даже захочет покинуть кокон тьмы и присоединиться к нам - в таком случае не препятствуй ему. Впрочем, я всегда буду рядом с тобой и научу тебя разбираться в темной материи и правильно общаться с ней.
        - А в реальности, человека с черной кожей и сумасшедшими волосами тоже не надо больше бояться? - робко спрашивает Анеджина.
        Ну естественно, Кикко наведывался в поселок не только ради изучения здешней энергоэкологической обстановки. Одним глазом он присматривал и за мамой Арчи - иногда целенаправленно попадаясь ей на пути. Кикко в некотором роде тоже темнота, только слишком уж явно материализованная…
        - Нет, - смеется сын, - он очень добрый и хороший. Грабабайт его тоже обожает!
        Грабочка мурлычет, подтверждая слова своего карнавалентного друга.
        Я подозреваю, что нам пора бы попрощаться. И, раз уж на нас обратили внимание, встаю со стула и несколько неловко - я в общению предпочитаю вовсе не этикет и не вежливые манеры, а доходчивость и прямолинейность - говорю:
        - Наверное, мы лучше оставим вас одних. Мы с Байтом очень за вас рады, и…
        - Подождите, - возражает наш юный стажер. - Я хотел бы преподнести тебе кое-что - но это не совсем подарок, а нечто большее.
        Арчи достает из кармана и протягивает мне бронзовые крылья орла, с помощью которых спас мне жизнь на Стальном турнире, вонзив их в горло схватившему меня истребителю.
        Та Сторона никогда не бывает полностью искренней. Сейчас мне уже думается, что Арчи сознательно привел меня тогда в байковый притон с вороватыми стариками, чтобы забрать оттуда свою фамильную реликвию. И что он с самого начала видел и знал, что никакая это не крышечка, а крылья. И что… Однако это только мое сиюминутное впечатление. На следующем же шаге по изнанке реальности, за следующим же поворотом может открыться новая неожиданная смысловая трактовка тех событий, с которыми ты, казалось бы, давно свыкся и никогда не планировал их переосмыслять.
        - Это украшение существует далеко не в одном экземпляре, поэтому ты у нас ничего не отнимаешь - бери смелее! - подбадривает меня Анеджина. - Этот символ обозначает принадлежность или сопричастность к клану Орлов. Это знак нашей признательности и благодарности тебе и наш способ всегда поддерживать с тобой особенно прочную и близкую связь.
        «Нет памяти жарче, чем когти на горле, и мысли острее, чем лезвия ветра». Девиз древнего рода, оказавшего мне высокую честь и выбравший меня для защиты представителя своего последнего поколения. Я с почтением принимаю подарок.
        На самом деле, Арчи подарил мне нечто гораздо большее, чем материальный предмет - пусть и наделенный глубинным смыслом. Он научил меня смотреть на мир по-другому в прямом и в переносном смысле. Научил тоньше чувствовать окружающих людей - неважно, знакомых или незнакомых - и гибко адаптироваться к ним. Не знаю, правильно ли называть это моим духовным обогащением - но уж развитием моей многогранности можно точно. Если каждый человек достоин того, чтобы его сравнивали с драгоценным камнем - то моя огранка после приключений с Арчи стала более филигранной, а еще меня тщательно и с любовью отполировали. Как же хорошо, что есть в мире люди, взаимодействие с которыми превращается в ритуал благотворного очищения.
        Мы с Байтом выходим из дома и бредем вдоль поселка, рассматривая происходящие в нем изменения. Далеко-далеко, на противоположном краю, уже началось возведение первых опор для нового временного купола. Черное марево в воздухе над усадьбой, такое плотное и высокое в прошлый раз, ощутимо побледнело и осело - значит, вскоре пропадет совсем. Дерево обхватом с крупного кабана, через которое мы перелезали с такими усилиями, так и лежит на своем месте, преграждая дорогу - только стало каким-то более мирным, перестало источать угрозу.
        Вокруг лаборатории кипит жизнь. К ней на грузовиках подвозят новое оборудование, инженеры суетятся сразу над всем периметром ее забора, садовники приводят в порядок растительность, уборщики надраивают здание внутри и снаружи, а Стурк и его коллеги распоряжаются всем этим бурным процессом. Я хотела было помахать дяде Арчи в знак приветствия - но опомнилась, ведь он меня никогда не видел и поэтому не может узнать.
        Дом Арчи. Сад, почуяв, что энергополе вокруг стало гораздо менее враждебным, медленно и недоверчиво распутывает колючие клубки своих ветвей. Как змея, выпускающая из смертоносных колец жертву, он отползает на те позиции, что подобает занимать красивому, ухоженному, благородному парку и цветнику.
        А дом - сам по себе восстанавливается. Заживляет трещины, залечивает дыры в оконных стеклах, кирпич за кирпичом отстраивает ту стену, которую когда-то усилием колоссального таланта и не по возрасту развитой воли намеренно обрушил Арчи.
        Способность к преображению себя и окружающего мира - дар настолько же великий и опасный, как оружие. Пользуясь им безо всяких лимитов, можно достичь ошеломительно выдающихся результатов - но при этом необходимо каждую секунду быть готовым к столь же ошеломительно выдающемуся поражению. Баланс, во всем нужен баланс. Стремление к тотальной конверсии и полному искоренению тьмы естественным образом приводит к ответному усилению этой тьмы. Байт был прав, когда мурлыкал о столе, которому пытаются отпилить ту ножку, что остается в тени, в надежде, что он устоит на тех, на которые падает солнечный свет.
        Баланс, равновесие, эквилибристика. Мой нож в кармане реальности помогает мне поддерживать этот баланс, как шест помогает канатоходцу. Теперь, когда большая и важная миссия с Арчи завершена, мне придется пускать в ход оружие чаще, в своем обычном режиме.
        Та Сторона, довольная мной, отпускает меня нежно и даже с некоторой ностальгией. На границе между сном и пробуждением я полной грудью вдыхаю солнечно-цветочный воздух Архипелага. Мне хорошо.
        А бронзовые крылья орла я закреплю на ловушке снов в изголовье кровати.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к