Сохранить .
Кошмарный принц Денис Шулепов
        # Реально ли сделать стол из бузины без использования колдовства? А если такой стол создан, то какой цели он служит? Музейному смотрителю «посчастливилось» узнать назначение бузинового стола и столкнуться лицом к лицу с древним злом. Но может ли один человек противостоять злой силе? Конечно, нет. В этом ему помогут.
        Денис Шулепов
        Кошмарный принц
        Моим крёстным сынишкам Илье и Роману
        Чудо рождения книги
        Тираж, которым вышла эта книга, до обидного недостаточен. Поскольку у романа Дениса Шулепова просматриваются все признаки бестселлера. При хорошей подаче он очень даже может быть замечен широкими читательскими кругами. По крайней мере, я искренне верю, что это произойдет.
        Книга эта уникальным образом сочетает и увлекательность, и яркие художественные достоинства. Это хорошая книга, которую интересно читать. Именно таких книг катастрофически не хватает современной русской литературе.
        Несмотря на не такой уж большой объем, в произведении переплетаются две четко прописанные сюжетные линии. Герой одной из них - скромный смотритель музея покойного писателя, который сам вдруг становится писателем. Герой второй линии - мальчик с необычными способностями. Но главным персонажем обоих сюжетных линий, а так же связующим звеном, цементом, скрепляющим роман в плотное и энергичное произведение, является чудо.
        Автор мастерски описывает ощущения человека столкнувшегося с чудесным. Он и верит, и не верит. Он боится. Он пытается убедить себя, что ничего необычного не случилось. Но - нет. Случилось. Случилось чудо. И теперь вся жизнь человека, столкнувшегося с ним, будет другой. Возврата к прошлому нет.
        А за чудом, как водится, скрывается тайна. Братья Стругацкие утверждали, что хорошая фантастика должна состоять из трех компонентов: чуда, тайны и достоверности. Все это есть в книге Дениса Шулепова. Все чудеса, происходящие в этом произведении, все тайны покрывающие эти чудесные события, необычайно достоверно описаны. Текст предельно убедителен.
        Чудеса и тайны рождаются из повседневности. Они прорывают реальность и показываются на ее поверхности. Показываются и становятся фактами, на которые уже невозможно закрыть глаза.
        Человек садится за писательский стол, и текст рождается сам собой… Да-да, главным героем этого произведения является чудо рождения художественного произведения. Это книга о книге. Именно чудо и тайна писательства являются главной темой, исследуемой в этом произведении. Исследуемой необычным способом.
        В конце книги автор выносит благодарности своим друзьям и близким, и одна из них -
«Маме - за то, что с детства привила мне любовь к литературе». Это очень символично. Поскольку эта книга написана человеком, влюбленным в литературу, и адресована людям, так же страстно любящим ее. Я искренне верю, что таких людей много. А это значит, что у книги есть большие шансы стать бестселлером.
        Андрей Щербак-Жуков,
        прозаик, поэт, критик, Председатель Комиссии
        по фантастической и сказочной литературе
        Московской городской организации
        Союза писателей России
        Глава 1
        Музей открыли недавно, в самом начале марта. Грандиозное (как называли в прессе) строительство шло ударными темпами в юном городке погибшего писателя. Беспрецедентный случай для населенного пункта в сорок тысяч человек, где строительство любого объекта затягивалось на 6-10 лет, музей отстроили за полгода. Администрация города торопила генподрядчика со сдачей музея в эксплуатацию, желая приурочить церемонию открытия к пятидесятилетнему юбилею города. Народ любит шумные гулянья, но больше всего люди полюбили знаменитого земляка, которого читали даже те, кто книжек прежде в руки не брал. И потому генподрядчику пришлось несладко, денно и нощно строить и строить, чтобы успеть сделать подарок горожанам.
        И подарок удался.
        В центре типичного городка советской эпохи на месте засыпанного карьера, откуда вечно веяло холодом и гнилью, возвысилось шпилями к небу здание музея им. Юрия Клинова. Псевдоготический «замок» и разбитый рядом парк окультурили центр и задали новый ритм жизни сонного городка. Глядя на аккуратность и чистоту каменных дорожек и зелёных газонов, люди зауважали город и, съев шоколадный батончик, не бросали обертку под ноги.
        Смерть молодого писателя (как ни парадоксально) оживила город и потихоньку оздоровляла. Администрация ликовала и потирала руки. Грамотно организовав туристический сервис, город вскоре мог без проблем заботиться о себе сам, не выклянчивая дотации из госбюджета. Тем более что музей строился на деньги писателя, отошедшие по завещанию его матери. Ликование омрачало только одно: мертвый кумир больше не пишет романов, и память о нём будет меркнуть с каждой прочитанной книгой. Память покроется пылью. Но об этом никто не думал, предпочитая жить днём сегодняшним.
        И Виктор Ильич тоже не думал о том, что же будет, когда шумиха вокруг имени погибшего писателя спадёт на нет. Более того, он гордился и не упускал возможности похвастать, что, будучи смотрителем музея писателя, не прочёл ни одной из его книг. Но это не мешало ему знать биографию Клинова, как свою. Отец Юры - его закадычный друг, а мать…
        Сейчас о ней думать хотелось меньше всего. Виктор Ильич неспешной походкой пересёк комнату и подошёл к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Провёл ладонью по перилам; лакированное дерево прохладно и приятно. Виктору Ильичу нравилось в музее, пусть внешняя облицовка и не имела ничего общего с оригинальным особняком, оставшимся в запустении на берегу Черного моря. Вся обстановка перевезена сюда, в этот захолустный городок, где Клинов провёл юность и отрочество. И Виктор Ильич с радостью откликнулся на просьбу Юриной матери стать смотрителем музея имени её сына.
        Пятая ступенька винтовой лестницы всегда скрипела в черноморском особняке, и Виктор Ильич был немало удивлён, когда в первый раз поднялся на второй этаж музея по точной копии прежней лестницы. Пятая ступенька привычно скрипнула, едва он ступил; архитекторы-проектировщики не упустили даже такой малозначительной детали. Видно, оказались дотошными почитателями «Кошмарного Принца» Юрия Клинова. Молодцы, что тут скажешь! Но в этот раз Виктор Ильич перешагнул пятую ступеньку, не хотелось нарушать мирную тишину вечера скрипом. Он поднялся наверх.
        Юрка с детства тяготел к старью. Ему больше всего нравился вид потрепанных игрушек и вещей. И мама частенько устраивала сынишке трёпки, когда тот обменивал только что купленную в «Детском мире» гоночную машинку на старенький грузовик-фургон, новую фуражку - на видавший виды берет а-ля Че Гевара, отцовские игральные карты - на ржавый перочинный ножик. Но те трёпки как горох об стену. Юра взрослел, вместе с ним взрослели потребности: он коллекционировал царские монеты, марки, значки мультипликационных героев, новогодние открытки, потом дорос до статуэток, подсвечников, подстаканников, колокольчиков и кинжалов. Где только он их брал! А однажды Юрка поразил всех, притащив домой грязный кирпич с теснением:
«Товарищество № 1 Р. Гилль».
        Теперь это представлено здесь, в музее, в качестве экспонатов.
        С популярностью… вернее, с появлением первых солидных гонораров горизонты в отношении собирательства предметов старины для Юрия Клинова значительно расширились. Он сменил обстановку в доме, но даже новая мебель стилизована под старину. И теперь вся неразгаданная никем одержимость представлена посетителям музея, удивляя и вызывая трепет у фэнов. Виктор Ильич огляделся. На втором этаже расположились три огромных комнаты. Виктор Ильич, вооружившись щеткой-смёткой и колбой с салфетками, двинулся к кабинету-студии, где модный писатель творил шедевры.
        Кабинет как кабинет, Виктор Ильич понятия не имел, почему Юрка называл его студией. Понятия Виктора Ильича ограничивались тем, что студия - это помещение, где есть ударная установка, куча колонок, микрофон для записи, синтезатор, гитары, приставленные к стенам, и постеры с рок-н-ролльными звездами на этих же стенах. А здесь? Даже паршивого радиоприемника нет! Старый, не искусственно состаренный, а именно старый (возможно, единственный по-настоящему древний предмет мебели) - письменный стол. Напротив стола этажерка во всю стену. У другой стены - жесткий диванчик в стиле рококо и окно. Вот что представлял собой кабинет-студия.
        Виктор Ильич включил торшер, кремовый абажур-зонтик под самым потолком осветил кабинет мягким светом. Смотритель принялся за работу.
        Когда вечная пыль была побеждена на этажерке, Виктор Ильич повернулся к столу. Чтобы вытереть пыль, следовало убрать всё со стола. Громоздкий будильник «Восток». Письменный набор с двуглавым орлом царской России. Пять совершенно одинаковых металлических статуэток египетских кошек. Портретную рамку с неизменной надписью, выведенной на принтере: «свято место пусто». Лампу с небольшими конусовидными плафонами.
        Стопку бумаги с края стола. И три листка со стальной ручкой «Waterman», лежащие так, словно писатель вот-вот сейчас придёт и начнёт писать новый роман или рассказ. Виктор Ильич отодвинул от стола единственный предмет мебели, напоминающий о том, что на дворе двадцать первый век, - офисное кресло. Он вдруг задумался, а почему черновой вариант произведений Клинов всегда писал ручкой на бумаге и лишь потом переносил материал в компьютер? Стенографии Кошмарный Принц не обучался и скорописью не владел, так неужели рука успевала за вихрями мыслей? Размышляя, Виктор Ильич впервые нарушил установленные самому себе правила: ничего не трогать без надобности, ни к чему не прислоняться и никуда не садиться. Он сел за стол.
        Глава 2
        СОНИ ЕДУТ ДО КОНЕЧНОЙ
        Глава 3
        Виктор Ильич прочитал ещё раз то, что только что написал. Чушь какая-то… но что-то в ней есть. Склерозом Виктор Ильич не страдал, но вспомнить фразу не мог, сколько ни тёр нахмуренный лоб. Он знал, что вспомнит, всегда вспоминал. Недавно вспоминал, как зовут Алексея Баталова и не вспомнил, пока не отвлёкся убежавшим из турки кофе. Так бывает, досадно только, что вспомнить-то хотелось немедленно.
        Виктора Ильича отвлекла новая мысль, от которой по хребту пробежал омерзительный холодок, а на висках выступили бисеринки липкого пота. Он не помнит, как писал фразу! Он помнит, как задумался, он помнит, как сел за стол, но он не помнит, как брал в руку «Waterman». А колпачок с ручки снят. И фраза…
        - Сони едут до конечной, - проговорил Виктор Ильич.
        Он посмотрел на полки над столом с книгами Юрия Клинова. Может быть, это название одного из романов? Виктор Ильич пробежался по корешкам томов, но нет, ни одно название и близко не подходит. «Сони едут до конечной» - из иной оперы, и это сейчас заботит меньше всего. Вопрос ставится иначе: как он умудрился написать то, чего не помнит, что писал?
        - И зачем? - хрипло спросил Виктор Ильич у металлических египетских кошек.
        Вернулся к листку со странной фразой, выведенной каллиграфическим почерком со слишком уж правильными округлостями букв. Смотритель писал так разве что в первом классе в специальной тетрадке для правописания. Его буквы всегда заострены и завалены на левый бок, а последние лет десять, когда пальцы скрючило артритом, и вовсе выплясывают дерганые вензеля. Виктор Ильич порывисто встал и опрометью выскочил в коридор. Его охватил страх. Наверное, таким испуганным он чувствовал себя только однажды, когда в далёком 1981-м их разведывательный батальон попал в засаду моджахедов в Машхадском ущелье. Но там был ад войны, дикий и безжалостный не только для новобранца, здесь же творится какая-то дьявольщина, не укладывающаяся в голове мужчины. В коридоре Виктор Ильич опомнился, вытер платком пот с лица и пробормотал:
        - Что же это я? Рехнуться вздумал? Ну задумался, ну написал…
        Виктор Ильич оглянулся на неприкрытую дверь рабочих апартаментов Юрия Клинова, и непреодолимое желание приложиться к горлышку креплёного заставило его кубарем скатиться вниз по винтовой лестнице. Желание настолько чёткое и чистое, что Виктор Ильич не подумал сопротивляться, хоть и пил в последний раз, дай Бог памяти, лет пять назад.

«Подлодка» - наверно единственный приличный бар города. Его-то и собрался посетить Виктор Ильич. Маршрутку не пришлось долго ждать. Он садится спиной к водителю
«Газели», расплачивается и вдруг замечает на запыленном окошке двери наклейку: «НЕ ХЛОПАЙ!», чуть выше ещё одну: «МЕСТО ДЛЯ УДАРА ГОЛОВОЙ». Тут его осеняет, и он вспоминает, где видел фразу, которую написал.
        - Тихони едут до конечной, - сказал он пустому салону.
        - Где? - спросил водитель, услышав голос.
        Виктор Ильич сконфуженно попросил высадить его на следующей остановке. Напиваться расхотелось.
        Он пешком возвратился к музею. Всё произошедшее казалось наваждением и невероятной глупостью. Безобидная ироничная картинка с воющим на луну волком, приклеенная над дверью одной из городских маршруток, однажды мимолетно вклинилась в мозг, вот такая петрушка!
        - Я устал и всего лишь задремал, сев за стол, - уговаривал себя смотритель. И покуда добрался до музея, успел поверить своим словам.
        Завтра понедельник, музейный выходной. Надо выспаться, решил Виктор Ильич.
        Спал отвратительно. Снившийся сон не дал покоя, но стоило пробудиться, как остатки сна растворились в солнечных лучах беспамятным облаком. Виктор Ильич ставил будильник, но, проснувшись, не отключил его… Просто созерцал потолок и ждал трезвона.
        Будильник затрезвонил.
        Смотритель заставил себя встать. Предстоит работа, которую он обычно выполнял за ночь. Прежде ночью работалось не в пример лучше, чем днём, и он надеялся, что одна ночь привычный график не изменит и впредь подобные казусы в размеренной жизни не будут иметь место. Очень надеялся, давая себе зарок, не отступать от своих же правил, а в особенности: не садиться на экспонатные стулья и тем более - за экспонатные столы.
        Комната Виктора Ильича находилась на цокольном этаже и представляла собой крохотную квартирку гостиничного типа. Спальня с окном-форточкой, кроватью, журнальным столиком и Библией на нём. Зал с тахтой, шкафом и трельяжем, и компьютерным столом с телевизором. Третий блок жилища - гибрид кухни и прихожей с двумя дверьми, одна - в тесный санузел, другая - из квартирки.
        Покончив с утренним моционом и выпив пару таблеток от головной боли, смотритель покинул квартирку и поднялся наверх.
        Проверил внешнюю сигнализацию. Заглянул в подсобку охраны, где находится пульт видеонаблюдения как за внешним периметром музея, так и за помещениями. Всё в порядке. И принялся за извечную борьбу с пылью, которую прервал накануне.
        Когда дошла очередь до кабинета-студии, Виктор Ильич встал как вкопанный. Может, нехай на неё, а? Нет-нет, так нельзя! Пренебрежешь обязанностями раз и, считай, всё пойдёт насмарку: «нехай» войдёт в привычку, а с ним появится и «авось». Так нельзя. Но и входить боязно…
        - Да что я, словно дитё малое! День на дворе! - возмутился Виктор Ильич и решительно вошёл в кабинет-студию.
        Никакой мистики. Выключил торшер, прошёл вдоль этажерки и остановился, понимая, что боится посмотреть на стол Юрия Клинова, человека, которого при жизни очень хорошо знал. А так уж хорошо? Он заставил себя повернуться, к столу… и почувствовал, что хочет сесть за него. Сесть украдкой от своих правил.
        Стол влёк к себе.
        - Собственно, что такого, если я сяду?
        Глава 4
        Всё началось с того, что отец швырнул в него книгой, которую читал по трезвости (сегодня день был не из тех), запустил за то, что он случайно погнул спицу-ручку настольного хоккея. Книга корешком угодила в затылок. Гулкий звук, как от удара палкой по дереву с дуплом. Книжный корешок порвался, переплёт не выдержал, и несколько блоков вылетело. Книга падает под ноги мальчику, и он случайно наступает на неё. Отец взъярившись, хватает под мышку игру и, отталкивая не отошедшего от удара сына, шаткой походкой выходит из дома. Егор понимает, что в хоккей ему уже не поиграть. Боль в голове не утихает, а почему-то наоборот - растёт. Егор, зная пьяное бешенство отца, поднимает книгу. Где-то в глубине души зарождается и начинает ворочаться странное чувство. Егору нестерпимо хочется разорвать книгу в клочья. Он впервые испытывает ненависть… и пугается её: она может натворить дел и наломать дров. Егор с трудом удерживается от книжного четвертования. Отец мог вернуться в любую секунду, и книгу лучше с его глаз долой, да и самому неплохо бы закрыться в комнате.
        Что он и делает.
        Затаив дыхание, Егор ждёт отцовского возвращения. Он стискивает книгу до боли в пальцах, чувствуя, как эта боль с примесью ненависти вытесняет боль головную. Наконец отец вернулся. Егор зажмуривается от предчувствия стуков кулаков в дверь, но отец, матерясь, проходит в зал, и через пару минут мат сменяется храпом, отец уснул. А Егор облегченно вздохнул и впервые внимательно посмотрел на книгу, которую уже несколько месяцев мусолил папа. Книга называлась «Москва подземная». Егор раскрыл её.
        Глава 5
        Виктор Ильич очнулся.
        Пальцы, стискивающие «Waterman», нестерпимо ломило от боли. Он разжал их, ручка со стуком выпала на стол. В голове пусто и звонко, и отсутствовало само упоминание о головной боли, с которой он проснулся. Возможно, действие таблеток. Он вгляделся в написанное. Каллиграфические округлости незнакомого подчерка ровными строчками ведали начало какой-то истории. Виктор Ильич прочитал и подивился фигурированию знакомого названия книги, читанной им совсем недавно: неопровержимое доказательство присутствия его разума в процессе написания, независимо от того, в своём он был уме или без сознания. По какому-то наитию смотритель взял ручку и написал поверх текста: «СОНИ ЕДУТ ДО КОНЕЧНОЙ». Тут же по телу разлилось странное удовлетворение, будто он сделал нечто очень правильное. Даже ломота в пальцах будто бы отступила. Лицо Виктора Ильича растянулось в улыбке. Страх пропал…
        ЗВЕРЬ!!!

…и яркая вспышка образа разъяренного волка выпрыгивает из исписанного листа. Мужчина в ужасе отпрянул, на миг уловив зловонное дыхание волчьей пасти. Видение исчезает за наносекунду до того, как голосовые связки Виктора Ильича исторгают истошный рёв. Он, суча ногами, пытается отъехать на стуле, но в результате сползает с него и ударяется копчиком о ножку с предательски застопорившимся колёсиком. Огненной спицей боль прошивает позвоночник, только смотрителю не до неё. Виктор Ильич на карачках утекает из кабинета.
        Очухивается лишь в «Подлодке». Он берёт графин, наполненный на четверть недорогим коньяком, и подходит к высокому (для тех, кто любит постоять) столику у окна. Наливает стопку и долго созерцает рябь от трясущейся руки. Он представляет, как коньяк обожжёт горло и нутро, и не решается выпить.
        - Нужно унять дрожь, - сказал он себе.
        Зажмуривается, выдыхает и залпом опрокидывает стопку. Коньяк оправдывает ожидания: будто огня глотнул. Алкоголь струйками растекается по жилам, как «горячий укол» хлорида кальция. На глазах выступают слёзы. Он ждёт, что организм отторгнет спиртное. И не дожидается. Стопка коньяка растворяется, расслабляя мышцы, унимая дрожь. А в голове всё так же пусто и звонко. Видимо, шок вошёл во взаимодействие с алкоголем, нейтрализовав последний. Такое случалось с ним однажды, когда мать Юрки Клинова сделала выбор не в его пользу. Тогда они с приятелем выпили на двоих пять бутылок «Столичной», приятель был пьян, а Витю не взяло. Он проводил приятеля до дома, а сам пошёл к себе, где пил всю ночь, пока не устал. Виктор Ильич понадеялся, что история не повторится, и налил новую стопку.
        История не повторилась.
        Пьяный вышел из бара, когда весенний день перевалил во вторую половину и неумолимо клонился к вечеру. Не помня себя, Виктор Ильич добрался до музея (который не имел право покидать в выходные дни) и, чудом ничего не свернув по пути, заперся в своей комнате. Перед закрытыми глазами мир вращался вокруг головы, смотритель то и дело открывал глаза, глядел в одну точку и останавливал взбесившуюся комнату. Останавливать получалось недолго: комната жила своей ураганной жизнью и не желала подчиниться пьяному хозяину.
        Виктор Ильич впал в свинцовую дрёму.
        Ему снился (или он мнил его себе?) смерч, угольно-чёрная воронка, вращающаяся с бешеной скоростью и несущая смерть.
        Свистопляска и круговерть вызвали тошнотворные позывы. Виктор Ильич едва сдержался. Лёжа на тахте, он клялся и божился, что больше не выпьет ни грамма. И в душе верил в это.
        Он хотел вернуться в кабинет-студию, хотел понять, что стряслось и что, чёрт дери, вообще происходит с этим столом…
        Столом?
        Интуитивно взявшаяся из ниоткуда уверенность причастности «древнего» стола моментально засела в голову, как гвоздь, вогнанный по шляпку в
        столешницу
        доску. Может быть, потому что стол действительно выглядел в глазах смотрителя старой рухлядью, которой место на свалке, а не в писательском кабинете, и за которую Кошмарный Принц выложил баснословные деньги?
        - Почему он так дорого стоил? - спросил Виктор Ильич у своего отражения в зеркале над раковиной. Он ополоснул лицо холодной водой и вознамерился снова подняться в кабинет.
        Глава 6
        Егору хватило аннотации в начале книги, чтобы детское любопытство и фантазерство выгнали его из дома на ночь глядя. Он, поправив рюкзак за плечами, перемахнул через турникет в метро на родном «Водном стадионе» и под пронзительный свисток контролёрши заскочил в поезд. Он помнил, что на «Кузнецком мосту» в центре зала есть лестница, ведущая вниз. Как-то на вопрос о том, что там, отец огрызнулся: какая разница! и дернул сына за руку, мол, не затормаживай движение. Егор не в шутку заинтересовался и расспрашивал у всех своих знакомых о загадочном спуске, на который люди не обращают внимания. Все мнения сходились на одном: под залом расположены технические сооружения. Но Егор не хотел в это верить, фантазия рисовала иное. Сегодня ему непременно и срочно нужно перелезть через решетку и спуститься… хотя бы, чтобы просто толкнуть тамошнюю дверь: ан вдруг она откроется.
        Грезя, Егор задремал, проезжая «Маяковскую».
        Его растолкала женщина.
        - Конечная, - сказала она. И Егор выбежал из вагона.
        Он больно закусил губу, досадуя, что проспал. Поезд с шумом скрылся, чтоб через пару минут появиться на противоположном пути. Егор собирался на нём же вернуться к
«Кузнецкому мосту», но тут его внимание привлекла толстая тетка в метрополитеновской форме. Из вестибюля она спустилась на платформу и подошла к металлической калитке с табличкой «СЛУЖЕБНЫЙ ПРОХОД». Егор наблюдает, как та перекидывает через калитку руку, отпирает дверь и скрывается в полутёмном тоннеле. У Егора аж в ногах засвербело кинуться вдогонку, но он заставил себя переждать. Вот-вот должен подъехать следующий поезд. Часы на табло томительно считали секунды. Егор подошёл к калитке. Дотянуться до щеколды с обратной стороны он не мог, потому просто подтянулся и перемахнул через калитку. Сбоку оказались две двери. В одну из них, видимо, и скрылась толстуха. Впереди - вторая калитка, с надписью-«молнией»:
        ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН
        ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ!
        Егор боялся, что будет засечён камерами видеонаблюдения, потому быстро перелез и через вторую калитку и затаился на помосте из рифленого металла. Вниз, к рельсам, шли ступеньки, но мальчик не торопился спускаться: поезда-то продолжали ходить. Он посмотрел на светящиеся зеленые циферки часов «Электроника 77», подаренных ему друзьями на день рождения в этом году. 00.44. Жалко, что друзей нет рядом, подумал Егор, вглядываясь в тоннель, заворачивающий влево.
        Что там за поворотом
        Глава 7
        Похмелье прошло, как не бывало. Вернулось состояние звонкости и пустоты в голове. Пальцы не так болели. Или это следствие ощущения эйфории? Рассказ о мальчике Егоре развивался, несмотря на перерыв. Возник вопрос: а надо ли рассказ развивать во что-то большее? Возможно, чисто теоретически, подобный случай с мальчиком имел место быть. Когда-то. Почему нет? В истории Москвы масса случаев пропажи людей в подземных шахтах, колодцах, каменоломнях или коммуникациях. Препона другая, Виктор Ильич в школе-то сочинения писал на слабую тройку, а тут… да ещё и чужим почерком. Как минимум обстоятельство напрягало. Но в то же время
        что там за поворотом?
        цепляло любопытство. А любопытной Варваре, как известно, на базаре нос оторвали.
        - Может, приключения мальчишки обернутся приключениями на мою пятую точку? - хмыкнул смотритель и отложил исписанный листок в сторону. За мягкое место он не беспокоился, больше тревожила неопределенность, связанная с «отключкой». Что если Необъяснимое Писательское Нечто завладеет сознанием на неопределенный срок, и он проворонит завтрашнее открытие музея?
        В суставы пальцев медленно возвращалась ноющая болезненность. Мелькнула мысль принять «напроксен».
        Но мысль взять в руку «Waterman» оказалась заманчивей.
        Глава 8
        Ворох тряпок зашевелился, обернувшись бомжем. От испуга коленки Егора подогнулись, и он ухватился за ржавый кронштейн, чтобы не сесть в грязевую жижу. Через каждые пятьдесят метров в высоком сыром тоннеле висели изрядно запылённые лампочки, света от которых хватало лишь на очертания подземного хода, остальное укрыто полумраком, где редкие предметы, как ящик с болтами или этот бомж, представлялись теми образами, что рисуют разыгравшаяся фантазия и подкрадывающийся страх. Егор ещё мог вернуться назад, но, ступая по накиданным кем-то доскам, он, поглощённый любопытством, шёл вперед, как азартный грибник, уходящий в незнакомые дебри. Тоннель снова вильнул в сторону. Егор зашёл за угол и точно ударился о невидимую стену - дальше тоннель окутывала непроницаемая темнота. Мальчик беспомощно оглянулся назад и наткнулся взглядом на бомжа, снова обернувшегося ворохом тряпок. Вдруг он захочет убить, мелькнуло у Егора, и мысль о возвращении потеряла актуальность. Егор достал фонарик и включил. Луч, направленный в лицо, ослепил. Егор ругнулся и посветил во мрак. Тот же тоннель, ведущий в никуда. Чего бояться?

…Тоннель снова заворачивал. Сколько он уже прошёл: километр, два, три, больше? Егор глянул на часы. 02.23. Отец вряд ли его хватился. Егор готов жахнуть себя головой о стену, если отец вообще хоть раз прервал свой храп! Мысль показалась мальчику потешной, и он улыбнулся.
        Вдалеке забрезжил свет. Это воодушевило. Егор прибавил шагу.
        До лампочки оставалось шагов тридцать, когда Егор краем глаза замечает смоляную черноту справа и, шарахнувшись, направляет туда пляшущий луч фонаря. Тонкий сноп света выхватывает каменную кладку проёма. Егор унимает трепет кисти, подходит ближе и светит вглубь. Круто вниз ведут булыжные ступени, покрытые бурым мхом. Вез тени сомнения, но с опаской Егор ступает на лестницу… и чуть удерживается на ногах: мох скользкий. Юный турист подземной столицы, чтоб чем-то себя занять, стал считать ступени… Булыжник шестьдесят седьмой ступени давно просился вниз вслед за булыжниками шестьдесят восьмой, шестьдесят девятой и семидесятой ступеней. Луч фонарика с трудом рассеивал непроницаемый мрак подземного хода, и Егор осторожно шагнул на ненадежный булыжник.
        А тот того и ждал.
        Мальчик «поплыл» по сырому грунту на коварном камне, как серфингист по воде, цепляясь свободной рукой за глинобитную стену. Его вестибулярный аппарат работал неплохо, и Егор мог бы какое-то время удержаться на булыжнике, если бы не семьдесят первая ступень. Мшистый камень вылетел из-под ног, Егор ударился копчиком, и боль эффектом пружины подтолкнула тело вперёд. Егор «нырнул» в ступенчато-непроглядную пропасть. Фонарик вылетел из рук и, разбившись, потух. Егоркино сознание успело зафиксировать этот факт, прежде чем взять пример с фонарика.
        Глава 9
        Стол… или что-то связанное с ним отпустило смотрителя, когда часы пробили четыре утра. От долгого и практически неподвижного сидения тело ныло, шею свело судорогой, пальцы едва слушались, ноги затекли, а копчик пылал на обе ягодицы. Перечитывать нет сил. Но, складывая листки в пачку, Виктор Ильич успел заметить помарку в последнем абзаце. На фоне аккуратно выведенных букв и строчек первая буква слова «копчиком» смотрелась неказисто-острой и заваленной налево. Он заставил себя прочитать последний абзац. Копчик, почему именно копчик? Не вывихнутая рука, ни сломанная нога, ни раскроенный череп, а именно копчик? И он бы не обратил внимания, если бы не помарка… Задумавшись, Виктор Ильич потёр ушибленный копчик. Есть ли тут связь? Виктор Ильич закрыл глаза и на ощупь сбил листы в стопку, думать решительно не получалось. Необходимо хоть чуть-чуть поспать и прийти в себя.

…Звонок механического будильника разбил хрупкий сон. Состояние - что спал, что не спал. Один осколок сна, самый последний, засел в чугунной голове смотрителя: серебристый волк, мчащийся по золотым облакам и оседланный Маленьким принцем в искрящемся одеянии. Волшебный сон, длиться бы ему ещё часов пять напролёт, и Виктор Ильич чувствовал бы себя отдохнувшим и бодрым.
        Музей продолжал жить своей нафталиновой жизнью, принимая и провожая посетителей. Виктор Ильич некоторое время сидел в комнате пульта видеонаблюдения, тупо пялясь в мониторы и потягивая крепкий кофе, иногда перекидываясь с охранником дежурными фразами. Когда сильно хочется спать, от кофеина толку грош, если сидеть без дела. Виктор Ильич, чтобы быстрее убить время, даже принял группу школьников, заменив заболтавшегося экскурсовода. Потом, до закрытия, прогулялся по городу, усилием воли заставив себя не дойти до «Подлодки». Во время прогулки, размышляя о
«древнем» столе и аномалии с «отключкой», Виктор Ильич захотел узнать хоть что-то о нём. В чём его уникальность? Что с ним не так? Он намерился отколупать маленькую щепку от стола и сносить в столярную мастерскую: там спецы могли с точностью определить хотя бы род дерева. Смотритель давно заметил, что «древний» стол не покрыт лаком и необработан морилкой, грунтовкой, воском… или чем там обрабатывают древесину? Стол просто идеально отполирован и засален от долгой службы. Отковырять щепку с внутренней стороны, там, где кощунство не бросится в глаза посетителям, казалось, несложно.
        Закрыв музей, и наспех поужинав, смотритель зашёл в кабинет-студию.
        Глава 10
        Как долго он лежал без сознания, Егор не имел представления: часы «Электроника 77» не показывали даже восьмёрки, как однажды, когда он случайно уронил их на асфальт. Он осторожно, боясь порезаться, провёл пальцем по циферблату, но тот был цел. Егор переключился на себя: тело изнывало от ушибов и ссадин, но вроде не переломано. Он пошарил вокруг себя, ища фонарик. И память быстро подсказала, что тот разбился где-то на лестнице. Глубоко ли он упал? Судя по пульсирующей боли - в бездонную пропасть.
        Потом пришло понимание, что смотрит на себя во все глаза… и не видит.
        - Мамочка, я ослеп! - Егор стал отчаянно тереть глаза и хлестать себя по лицу, выбивая искры, но мнимые искры не прибавляли света. Сердце паровым молотом долбилось о рёбра, паника незримым жгутом стягивала голову, волосы, как наэлектризованные, шевелились на макушке. Егор вспомнил телепередачу о привидениях, когда медиум на спиритическом сеансе вызывал умерших духов, а потом сказал, что один из них стоит за спиной. Ведущий спросил, как он определил, медиум ответил, что некоторые волосы на макушке тянутся в ту сторону. У медиума - некоторые, у Егора - весь чуб тянулся в разные стороны! Он в ужасе вскочил на ноги, забыв о боли в теле, оглядываясь и ничего не видя. Воображение рисовало монстров из «Чужих», орков из «Властелина Колец» и нежить из «Обители зла». Они злы и голодны, и они выжидают, упиваясь страхом ребёнка, чтобы потом дружно растерзать. Обложенный со всех сторон, Егор бросился наутек от когтистых лап и зубастых пастей. Плечами то и дело ударялся о стены узкого лаза, руки чувствовали холод камня, в ногти забивалась склизкая плесень и почва, нависшая многотонная порода давила на психику,
грозя раздавить и похоронить незадачливого молодого туриста. Подземелье не терпит малодушия. Но что взять с несмышлёныша?
        - СТОЙ, - услышал Егор сиплый голос, и словно врос в землю. Сильное головокружение заставило прислониться к холодной стене. Мальчик прислушался. Если не учитывать собственное «паровозное» дыхание и «стук колес» сердца, тишина стояла оглушительная. Такой эталонной тишины Егор не добивался, даже когда затыкал уши пальцами, чтобы сосредоточиться в классе во время сочинения: чьё-нибудь хихиканье или громкое слово соседа непременно прорывалось в уши.
        Ноги гудели, как высоковольтные провода. Егор знал, с чем сравнить, он не раз слышал, как гудят и трещат высоковольтные провода, когда они с отцом выходили на опушку леса во время грибного похода. Но он боялся сесть, отдохнуть. Чей-то голос остановил его, и Егор не до конца уверен, что это голос здравого смысла. Может быть, то голос привидения, предупреждающего об опасности? Только зачем ему предупреждать, а не губить? Егор по-прежнему не видел ни зги. Но, по крайней мере, паника ослабила хватку, дав мальчику перевести дух и собраться с мыслями.
        А мысли громоздились одна на другую, и только единственная оказалась толковой. Егор вспомнил про складной нож в форме пистолета с оптическим прицелом, он не вытаскивал его из рюкзака, значит, там тот и должен быть. Конечно, от самого ножа в борьбе с подземными монстрами толку нет, а вот от неонового фонарика (бутафорского оптического прицела) - ещё какой! Егор не желал верить, что глаза не увидят неоновый лучик, отмахнувшись от мысли «а вдруг не зажжётся», он неописуемо долго рылся в рюкзаке. Наконец, рука сжала знакомый предмет. Егор вытащил нож, бросив рюкзак под ноги, и крутанул головку крохотного фонарика.
        Неоновый свет просто ослепил, вызвав невольные слёзы. Егор нервно хохотнул. Он не ослеп! Мальчик не остановил хлынувшие слёзы счастья, и щедрые ручейки вымывали из организма напряжение. Подобных приключений любому ребёнку хватило бы с лихвой, и любой ребёнок мечтал бы закрыть глаза и оказаться дома в объятиях мамы. Любой, но не Егор. Егора не тянуло домой, там не ждали объятия мамы. Мамы давно нет, она бросила отца и грудного сына, а отец спит-храпит, и ему дела нет, где сын. Назло своему страху Егор хотел идти дальше, узнать, куда ведёт узкий лаз.
        - ИДИ. ХО-ХО, - снова услышал Егор сиплый голос.
        - К-кто здесь? - так же сипло спросил мальчик. Голос не галлюцинация, он его слышал. Егор посветил фонариком в обе стороны лаза, но тщедушный лучик рассеял тьму не дальше трёх метров. Кого-то скрывает здесь вечный мрак, и Егор был даже благодарен маленькому фонарику, что тот не выхватил из мрака хозяина голоса. Мальчик по-взрослому рассудил: если этот кто-то захотел бы его убить… или съесть, то сделал бы своё черноё дело, когда он лежал без сознания возле лестницы. Мысль о вероятности, что подземное чудище только сейчас его обнаружило, Егор предусмотрительно загнал в самый дальний угол подсознания.
        Чудище сказало, что нужно идти.
        Егор подхватил рюкзак и, подсвечивая себе путь, двинулся вперед.
        Глава 11
        Когда «отпустило», Виктор Ильич достал из кармана перочинный ножичек, сунул руку под стол, воткнул острие в древо и… адская боль обожгла кисть. Лицо Виктора Ильича искривила гримаса, он дернул рукой и ножичек, подковырнув старое дерево, вылетел из руки. Превозмогая жар в кисти, он потянулся к щербинке столешницы. С каждым сантиметром рука тяжелела, будто нечто давило её вниз, не давая дотянуться. Жар от кисти подкатил к горлу, дыхание угнеталось и на мгновение прервалось, а когда смотритель снова смог вздохнуть, то воздух вонял тухлыми яйцами. Дышать становилось невозможно. Виктор Ильич закашлялся и отполз назад. Тут же давление на руку ослабло, и ему почудился свежий порыв воздуха. Можно подумать, что нечто давало понять, ощутить разницу между тем, что следует делать и куда совать нос не нужно. Только Виктор Ильич уже не думал, он вошёл в раж и намеревался выйти
        вылезти из-под стола
        победителем. И приз в схватке - кусочек волокна стола. Смотритель стиснул зубы и рванулся в бой. Ногти вцепились в щербинку и вырвали приз.
        Дикий вопль «взорвал» барабанные перепонки.
        Виктор Ильич, как бесноватый, выскочил из-под стола и кубарем выкатился из кабинета Юрия Клинова. Он вопил во всё горло… но был готов присягнуть пред Святым Престолом, что вопль, ударивший по перепонкам изначально, принадлежал не ему.
        Или всё же ему?
        Не помня себя, Виктор Ильич закрылся в соседней комнате и на ощупь щёлкнул выключателем. Стены спальни были обиты штофом, и ошалелому взору смотрителя крупные розы рисунка на ткани привиделись многочисленными пятнами крови, а огромная кровать, - истекающей кровью, словно в камере пыток. Виктор Ильич зажмурился и помотал головой. Открыл глаза и вновь оглядел комнату. Алые розы на штофе больше не виделись кровавыми пятнами, кровать, отделанная сердоликовым ониксом и укрытая бордовым пледом, вполне гармонично сочеталась с общим видом спальни.
        Виктор Ильич подошёл к витражному окну. Периферийное зрение засекло движение слева. Он резко повернулся… и облегченно выдохнул: зеркало, высокое, узкое и обрамлённое в богатый багет. Виктор Ильич приблизился к нему. То, что носом кровь
        - чепуха, а вот то, что он сед, как лунь…
        - Боже правый! - Виктор Ильич, не веря глазам, провёл пальцами по волосам, потом по небритому лицу. Глаза не обманывали: на лице чётко обозначились борозды морщин. Несколько минут борьбы за приз стоили порядка десяти лет. Если ни больше.
        - Приз! - вспомнил о щепке Виктор Ильич. Руки были пусты. - Где?!
        Взгляд забегал по паркету. Виктор Ильич грохнулся на колени и зашарил руками, не доверяя зрению. Он ползал по полу, яко потерял последний золотой алтын и не находил. Дополз до двери и аккурат под выключателем искомый предмет воткнулся в тот же палец, которым и был отковырнут. Щепка отомстила за себя. Виктор Ильич облокотился о стену и поднёс палец с торчащей щепкой к лицу. Из ранки выступила капелька крови, и физиономия смотрителя исказилась от злобы. Он выдернул занозу… и бережно, как
        золотой алтын
        драгоценность, убрал щепку во внутренний карман пиджака.
        И сунул пораненный палец в рот.
        Он долго сидел, не шевелясь. Возможно, задремал, но не уверен. Как не был уверен в том, что из комнаты безопасно выходить.
        В витраже забрезжил свет, и цветные фигурки показались на белоснежном широком откосе окна. Дольше высиживать нелепо, и Виктор Ильич, не поднимаясь, приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Что он мог увидеть, кроме окна с одной стороны и лееров винтовой лестницы - с другой?
        Что он ожидал увидеть?
        Виктор Ильич сам хотел бы знать.
        Он поднялся с пола и вышел в коридор. Необходимо вернуться в кабинет-студию, нельзя оставлять разгром. Кого-то или что-то он в кабинете-студии растревожил, и идти туда сравнимо с неминуемой встречей с бичом…

…Смотритель подкатил стул к столу. Обстановка вроде спокойна. Осталось подобрать перочинный ножичек. Он присел и заглянул под стол. Ножичка под столом не оказалось. Виктор Ильич лёг и внимательно осмотрел пол. Ножичка не было! Для верности смотритель ощупал карманы костюма, но он точно знал, что ножичек после бегства остался в кабинете.
        - И где он? - теперь Виктор Ильич чувствовал себя Машей-растеряшей.
        Время неумолимо сокращалось, нужно было что-то решать.

«Если я его не вижу, значит, его не увидят и посетители… или же ножичка здесь попросту нет», - решил Виктор Ильич и поднялся. Забрав исписанные листки, он покинул кабинет.
        В своей квартирке на цокольном этаже Виктор Ильич снял трубку телефона и набрал номер.
        - Здравствуй. Это я, - сказал он матери погибшего писателя. - Нужно встретиться.
        Юра Клинов был ранним ребенком, незапланированным. Мать родила его в восемнадцать. Для молодых людей неожиданное известие о беременности не стало чем-то выбивающим из колеи. Володя Клинов, не раздумывая, предложил Надежде руку и сердце. Они поженились. Витя стал свидетелем на свадьбе. Но, в отличие от молодожёнов, Виктора внезапная жизненная пертурбация ввела в депрессию, кульминацией которой стал академический отпуск и призыв в армию… А вот неожиданная, в двадцать три года, смерть (часто ли бывает смерть ожидаемой!) единственного сына просто вышибла семью Клиновых из пресловутой колеи. Отец Юры схлопотал первый инфаркт, а Надежда Олеговна едва не покончила жизнь самоубийством. Но, слава Богу, такой слабости не поддалась, сделала усилие и взяла себя в руки, продолжая быть на людях весьма эффектной женщиной, ничем не показывая горе. Виктор Ильич всё это время был рядом, всецело разделяя беду, помогая, поддерживая. И продолжая тайно любить…
        Старая рана неразделенной любви разбередилась вновь, сжав сердце в тисках тоски. Виктор Ильич обхватил себя руками и присел на тахту. Он завидовал её мужу, и зависть часто снедала, гоня прочь от дружбы. Но так уж видно на роду написано, что не мог Виктор Ильич долго находиться порознь с этой четой. Ему необходимо видеть, разговаривать, помогать и радоваться счастью женщины, которую он любит, но не смеет признаться из-за страха потерять то ценное, что имеет, - дружбу. Надежда Олеговна любит Виктора Ильича, как родного брата… они и были практически роднёй, взрослея вместе в одном дворе.
        Как-то давно, когда Вите исполнилось тринадцать, он спросил её, достойным ли он будет суженым для неё, а она, засмеявшись, сказала…
        - Ты же мне как брат родной, - как заклинание в миллионный раз повторил Виктор Ильич её слова, выплывая из воспоминаний.
        Завтра он летит в Москву, завтра он её увидит.
        Виктор Ильич достал из шкафа бежевое кепи, спрятал под ним седину и пошёл наверх. Пора открывать музей.
        Сдав вахту охране, смотритель вышел из музея с намерением выяснить, из какой породы дерева сделан стол Юрия Клинова.
        Невероятно, но столяры с твёрдой уверенностью, как один, заверили, что щепка по структуре волокон - бузиновая! И столяры, узнав, что щепка отколота от стола, смотрели на Виктора Ильича, как на чудилу.
        - Бузина годна разве что для мундштуков к курительным трубкам, - сказал бригадир столяров. - У неё слишком мягкая сердцевина.
        Как же тогда возможно из бузины сотворить стол?
        Когда смотритель снова остался один в музее, он прямиком направился в квартирку, где включил компьютер и влез в Интернет. Задал в «Яндексе» слово «бузина», кликнул
«поиск». Компьютер вывел на монитор ряд ссылок. Виктор Ильич выбрал из него
«Словарь языческой мифологии».
        - Бузина - демонический локус, воплощение и вместилище демона мрака Дива, одного из воплощений бога Сварога, - прочитал смотритель. - В западно-украинском ареале верили, что бузину «насадил чёрт» и якобы на ней повесили Иуду. Бузину считали проклятым деревом. От бузины болит голова. А ветки бузины использовались в качестве универсального оберега…
        - Всё это бред какой-то, - констатировал Виктор Ильич, но отмахнуться от размышлений не смог: «Можно подумать, что в столе живёт демон и я, идиот, его пробудил».
        Виктор Ильич выключил компьютер и поднялся в кабинет-студию.
        Глава 12
        Кто как трактует ту историю, а истину не ведает никто. Из века в век Историю умельцы переписывают на лад царствующих особ так, что небылицы былью становились, а быль коверкалась до неузнаваемости. Так было прежде, так будет впредь.
        Об Иоанне Четвёртом Рюриковиче рассказано немало, ведь чем загадочнее личность, тем более окутана она легендами и тайнами. И грозным, говорят, он слыл лишь потому, что был в душе труслив и мелочен. А кто-то говорит, что с детства с чернокнижниками знался и тронулся умом, когда прознал о смысле Мирозданья. Кому тут верить? Может, каждый в чём-то прав? Может - не прав? Но что уж лезть в такие дебри, когда историки расходятся даже в том, во что желал сыграть пред смертью царь!
        Астрологи-волхвы предсказали точный день смерти царя. Царь верил им, но и боялся верить. Однако к смерти подготовиться решил. И перепрятал с помощью знатоков подземелий свою колдовскую библиотеку и кое-что ещё, о чём не догадывались даже самые прозорливые. То был небольшой сундук, выдолбленный из осины, сплошь обитый воронёным железом и опечатанный сургучом вместо замка. Но никто не набрался храбрости сорвать печать и приоткрыть тайну сундука. У тех, кому выпало нести сундук, рвались сухожилия, но страх перед гневом грозного царя заставлял нести непосильную, но и не тяжёлую ношу до конца. Всё было неспроста, и знатоки подземелий чуяли витавшее в воздухе чародейство и знали наперёд, что сундук закреплён царским проклятьем. Но даже если бы нашёлся смельчак, готовый сорвать сургуч, ему бы не позволил это сделать посланный с «пещерниками» бородатый карлик (один из тех волхвов, что жили и кормились в Кремле, предсказывая чудеса, знамения и болезни государя), молчун и свистун, прозванный Чудином белоглазым.
        Одна молва гласила, что больной Иоанн Грозный, лежа на кровати, хотел сыграть в шахматы с любимцем своим боярином Богданом Вельским, привстал и «вдруг упал и закрыл глаза навеки», а во дворце воцарилась глубокая тишина… Другая молва гласила, что Грозный сидел в кресле и слушал дьяка, зачитывающего цидулу, потом гневно закричал и, зашатавшись, упал на руки Бориса Годунова. Пока ждали игумена, царь пожелал сыграть в шашки с Годуновым… В третьей - Иоанн Грозный попарившись в бане, сел играть в шахматы и упал замертво… В молве же четвертой: поднялась в Кремле большая суета и скопище народу, когда Иоанн Васильевич почти уж почил в Бозе. И царь призвал к себе царевича, давая наставления, кого бояться тому нужно. А стоило Фёдору Иоанновичу выйти из опочивальни, как подсел подле царя пропавший до момента коротышка Чудин-свистун, и царь нашептывал ему чего-то долго. Потом Чудин исчез, как появился. Но тот, кто видел и запомнил Чудина, сидевшего у головы умирающего царя, божился, что встречал того позднее в разных местах Первопрестольной, словно Чудин белоглазый следил за всеми, с кем сталкивался в Кремле…
        Всё знал, всё помнил Чудин белоглазый, но вот служить давно почившему царю изрядно надоело. Прошло без малого четыреста лет, но до сих пор никто не мог разрушить чары Грозного властителя. И приходилось Чудину томиться в сырых подземных лабиринтах с единственной возможностью раз в год по могучим корням вековых дубов выбираться на поверхность в подмосковные леса. Не в силах он убить себя, нет власти умереть. И родина в одних только мечтах. Озлился Чудин белоглазый и перестал давно мешать проказам шоршунов пещерных. Лишь иногда шугал поганых тварей, когда случайный человек вдруг забредал на нужную дорожку. Царь Грозный точно упомянул про то, что путь заветный будет пройден несмышленышем. И в этот раз не дал он умереть забредшему в тоннель юнцу и заприметившему старый каменный проём (ведь если бы слетел с лестницы взрослый, то непременно бы нашёл здесь смерть от пакостников шоршунов). Га лестница была началом лабиринта. А несмышлёныш пока что шёл по нужному пути. Чудин удивился, что из всего разветвления тоннелей несмышленыш выбрал именно этот, не заметив другие, обычно посещаемые любопытными
людишками.
        Чудина распирало нетерпенье, он поторопил юнца:
        - ИДИ. ХО-ХО, - сказал Чудин. «Хо-хо» совсем добавлять и не хотел, да вот привычка нажилась годами, прилипла от знакомства с лешими.
        Глава 13
        - Вот так хреновина! - присвистнул Виктор Ильич, прочитав чудной экскурс в историю. - И написано-то как… чудно!
        Тут припомнил смотритель, что читал про Чудина белоглазого в той книге про «Москву подземную».
        Взгляд смотрителя помутился, лицо потеряло всякое выражение, одна рука потянулась к ручке «Waterman», другая - к бумаге.
        Глава 14
        щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни щепу верни верни верни верни верни верни ВЕРНИ ВЕРНИ ВЕРНИ ВЕРНИ ВЕРНИ
        Глава 15
        В этот раз Виктор Ильич очнулся с чудовищной болью в кистях, она пульсировала и обжигала до локтей. Пальцы с силой сжимали «Waterman» и неистово продолжали выводить «ВЕРНИ» на листке, разрывая бумагу. Рука не слушалась, сейчас она не принадлежала хозяину. Виктор Ильич хотел криком кричать, но из горла выдавливался позорный монотонный писк. Округлившиеся глаза разве что не вываливались из орбит. Тело трясло в лихорадке, будто пальцы сжимали не ручку, а оголённый провод на триста восемьдесят вольт.
        - Хорошо, - прошептал он.
        - Хорошо! - сказал смотритель.
        - ХОРОШО!!! - проорал Виктор Ильич.
        И «Waterman» замер в руке. Боль прошла, а казалось, исчезла совсем. Трясущейся рукой он вынул щепку из внутреннего кармана и положил на исписанный «верни щепу верни» листок.
        Стоило щепке лечь, как стол мгновенно вспыхнул огнём, начисто спалив волоски на руке смотрителя. Он быстро откатился от стола. Как в детстве зажмурился, веря, что всё плохое минует, если не видеть. Губы самопроизвольно зашептали «Отче наш».
        Виктор Ильич перекрестился и медленно открыл глаза.
        На столе был идеальный порядок. Три листка и стальная ручка «Waterman» для поддержания видимости «жилого» помещения лежали так, словно писатель вот-вот сейчас придёт и начнёт писать новый роман или рассказ.
        Смотритель устало слез со стула, вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь. Он чувствовал себя атлантом, держащим небосвод, - ноша не для его плеч.
        Виктор Ильич спустился в квартирку, чтобы выспаться, а поутру, сдав вахту, отбыть в Москву.
        Два часа лёту на борту самолёта - достаточное время подумать.
        Как бы оно ни было, но дерево, из которого сделан стол, оказалось бузиной. И загадочный старинный стол, видимо, представлял собой единое целое, возможно - портал или оракул, или нечто вроде того, напрямую связанный с нечистой силой. Другой вопрос: зачем эта нечисть желает ведать людям истории? Что тут кроется? Удачный откол щепки сбил бесовский транслятор, и вместо плавного продолжения истории о приключениях мальчика в подземельях на бумагу выведен конспект баек из книги, когда-то прочитанной смотрителем. А если бы он не читал книгу про подземелья Первопрестольной?..
        Так или иначе - он читал.
        Реально ли, что стол, будучи бузиновым, по стародавним поверьям являющейся вместилищем бесов, сохранил демоническое проклятье и каким-то образом влияет на человеческий разум? Нешуточное ведь дело чувствовать, как пальцам, давно страдающие артритом, возвращается былая гибкость, стоит только сесть за «древний» стол и начать писать… причём писать в «бессознательном» состоянии. Может, стол способен манипулировать чувствами и ощущениями? Может, боль и не исчезает вовсе и стол просто на время анестезирует нервные окончания, чтобы досадное препятствие не мешало записывать историю? Артрит-то возвращается постоянно!..
        Но вот зажглась лампочка «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ!».
        Посадка.
        Она встретила его, как прежде, бросившись на шею. Виктор Ильич поискал взглядом её мужа.
        - Ты одна? - спросил он.
        - Да, - ответила она. И Виктор Ильич не стал расспрашивать - почему.
        Надежда Олеговна привезла его к себе домой.
        - Я напекла драники, как ты любишь, - сказала она, приглашая на кухню.
        Мужа не было и дома. Виктор Ильич снял обувь, кепи и прошёл на кухню.
        - Знаешь я… Боже мой, что с тобой, Витя?! - воскликнула Надежда Олеговна, выронила чашку и хлопнула рукой по рту с изумленно отвисшей челюстью. Чашка разбилась, но женщина не заметила, она подошла к Виктору Ильичу и запустила пальцы в седую шевелюру старого друга. - Что стряслось?!
        - За этим я и приехал, Наденька. Очень хочу знать, что стряслось.
        Она долго молчала, переваривая то, что рассказал Виктор Ильич. Они сидели в комнате, позабыв про обед и драники в частности. Он боялся, что она не поверит, но зря боялся.
        - Я всегда подозревала, что с этим столом что-то не то, - прервала молчание Надежда Олеговна и с грустью посмотрела на Виктора Ильича.
        - Так расскажи про него.
        - Я мало что знаю… Ты же в курсе: я не задаю лишние вопросы… Юрка брал с собой отца, чтобы привезти стол из Чехословакии…
        - Кстати, а где он? - Словно по тайному сговору наедине друг с другом они называли её мужа ни как иначе, только - он.
        - У него случился инфаркт две недели назад. Он в больнице, - сказала Надежда Олеговна.
        - Почему не сообщила?
        - Зачем расстраивать лишний раз? Это свершившийся факт, и ты бы ничем не смог помочь.
        - Но ты была одна… с горем.
        - Для меня не меньшее горе, Витя, твоя неожиданная седина.
        - Как он сейчас?
        - Пока в коляске.
        - Можно к нему?
        - Конечно.
        Её муж сидел в инвалидной коляске в коридоре у окна, напротив палаты. Надежда Олеговна окликнула его. Он обернулся и… его серое лицо сделалось вовсе пергаментным, едва он заметил за спиной жены полностью седого друга.
        - Ты сел за него, - сказал он вместо приветствия.
        - Да, - ответил Виктор Ильич и подошёл к другу. - Расскажи всё.
        У него была отдельная палата-бокс с туалетом, ванной и телевизором. Виктор Ильич и Надежда Олеговна сели на его кровать, он - напротив них на коляске.
        Виктор Ильич вкратце ввёл его в курс дела.
        - Если бы ты читал его романы, то заметил бы разницу в концовках. До покупки стола добро всегда побеждало зло, после покупки - зло торжествует победу, а если и не торжествует, то последнее слово обязательно оставляет за собой.
        - Почему?
        - Торжество зла по необъяснимой… а может, и вполне объяснимой… причине стало приносить огромные деньги. Если прежде Юрка был рядовым писателем-мистиком, то с появлением стола стал мегазвездой… ну, ты и сам знаешь. Фанаты готовы до сих пор платить за всё, что ещё не издано.
        - И много он успел написать?
        - Достаточно, чтобы о нём не забыли ещё лет десять. Что пишешь ты?
        - Историю мальчишки, проникшего в подземелье.
        - Это новая история. Теперь я понимаю… - он умолк и задумался.
        - Что ты понимаешь, дорогой? - спросила мужа Надежда Олеговна.
        - Я не сказал тебе, - обратился он к жене. - Не посчитал важным… Мне приснился сон… а потом - инфаркт. - Он посмотрел ей в глаза. - Мне приснился наш сын.
        - Что было во сне? - спросил Виктор Ильич.
        Муж Надежды Олеговны странным взглядом смерил друга и рассказал сон.
        - Ясно, - сказал Виктор Ильич, когда друг кончил говорить. - Что ещё знаешь о столе?
        - Столу несколько веков. По преданию, изготовил его некий черный маг, злой чародей или колдун - разницы вроде нет… Знаешь сказку «Волшебная дудочка»?
        - Нет.
        - Я тоже не знал… Мне Юрка рассказал по пути в Чехословакию. В двух словах: один странник срезал на топлом месте травяную дудку, подул в неё, а дудка запела-запричитала, как на этом месте утопила девушку сводная сестра. И все узнали о преступлении.
        - И?
        - И вот. Чёрный колдун якобы в течение нескольких лет в «день всех тайн», ночью ходил по кладбищам и выкорчёвывал с могил бузину. Когда древесины стало достаточно, он заколдовал её… и сотворил стол. Для чего - не знаю. - Муж Надежды Олеговны умолк, погрузившись в мысли, потом добавил: - Юрке, вишь, помог обрести популярность.
        - Он не рассказывал о процессе написания?
        - Нет, - он посмотрел на жену, - мы не спрашивали.
        Надежда Олеговна кивнула.
        - Но в эти дни он был словно одержимый…
        - Злым гением, - докончила Надежда Олеговна.
        - И вы ничего не делали?
        - Например? Запретить писать?!
        - М-да… - Виктор Ильич посмотрел на настенные часы. - Мне пора в аэропорт. Нужно успеть до закрытия музея.
        - Я довезу, - вызвалась Надежда Олеговна.
        - Конечно, довези, - поддержал муж.
        - Думаю, вам лучше остаться вдвоём. - Виктор Ильич не любил провожаний. - А мне нужно всё спокойно обдумать.

…Когда самолёт набрал высоту, Виктора Ильича потянуло в сон.
        Он зашёл в кабинет-студию. За столом сидел человек. Смотритель не сразу признал знакомца. Что-то неуловимое отличало этого человека от Юры Клинова. Погибший писатель повернулся к посетителю, и Виктор Ильич на долю мгновения увидел землисто-мертвенный профиль, прежде чем знакомое лицо обрело привычный глазу оттенок.
        - Ты пишешь мой последний роман, - сказали губы Кошмарного Принца. - Закончи его хорошо. Закончи, и я найду покой. Его легко писать, если не противиться и не любопытствовать понапрасну. Закончи роман. Закончи…
        Волосы Кошмарного Принца вспыхнули, и тело в секунду оплавилось свечой.
        - Закончи! - прогремел напутственным набатом замогильный голос, разбив остатки хрупкого сна.
        Виктор Ильич встрепенулся, напугав рядом сидящую пассажирку.
        - Извините, кошмар приснился, - сказал он.
        - Ничего страшного. Бывает, - принуждённо улыбнулась пассажирка и отвернулась к иллюминатору.
        Самолёт начал снижение.
        Глава 16
        Идти было легко. По тому, как ступала нога, Егор догадывался, что узкое подземелье плавно уходит и уводит вниз. Спина часто кукожиласъ от мурашек, будто чей-то испытывающий взгляд то и дело скользил по маленькой фигурке ребёнка, но Егор не оборачивался. Если кто-то
        хозяин сиплого голоса
        и идёт за ним, то, конечно, скрывшись в темноте в недосягаемости чахлого лучика. Воображение громоздило сочленение всех известных мальчику монстров в единое аморфное существо, не имеющее константного облика.
        И воображение гнало Егора вперёд.
        Он ведь слышал сиплый голос? Он ведь слышал голос, а голос не может существовать без голосовых связок и рта так же, как связки и рот не могут обойтись без туловища!
        Чем глубже уводил неведомо кем сооружённый спуск, тем сырее становилась почва под ногами. Была ли подземная тропинка делом рук человеческих - не ясно, но Егор заметил, что она сужается. Если тропинка приведёт в тупик, сможет ли он вернуться назад? Егора не волновало, найдет он выход или нет: шёл-то, практически никуда не сворачивая, зато беспокоило неведомое чудище, преследующее по пятам.
        Негаданно стены и потолок узкого лаза перестали давить на мальчика массой недр, они попросту исчезли! Егор, приготовившийся упереться в тупик, обмер. Стены пещеры терялись во тьме. Батарейка игрушечного фонарика садилась и с трудом пробивала мрак до полуметра. Непонятно было: то ли стены расширились на небольшое расстояние, то ли на многие километры. Егор посветил наверх, но лучик не выхватил потолок. С опаской мальчик двинулся вперед… и грохнулся вниз, по каменной насыпи кувыркаясь на дно пещеры. Нож-фонарик вылетел из руки. Егор во что-то врезался, и падение резко прекратилось. Воздух выбило из лёгких, Егор закашлялся. Сколькими подзатыльниками одарил его отец, когда Егор «считал ворон» и, не глядя под ноги, падал на ровном месте! Видимо не зря пытался вдолбить в сына внимательность подобным методом. Если бы подзатыльники пошли впрок, то сейчас Егор, наверно, не набил бы новых шишек.
        А ещё следовало взять второй нормальный фонарь на всякий пожарный случай! К Егору подкрадывался страх. Конечно, не тот панический ужас, когда он решил, что лишился зрения, но всё же…
        - Мой фонарик! - Егор захныкал. - Мой фонарик!
        Потерять последний лучик света казалось теперь страшнее потери зрения. Неизвестно что скрывающая пещера затаилась и словно изучала нежданного гостя. И он один против…
        Против кого?
        Против урода с сиплым голосом.
        А вдруг у урода есть друзья, такие же, а может, более страшные уроды?
        Если бы в темноте можно было разглядеть лицо мальчика, то каждый бы увидел
«мутанта» с не замирающими на месте ни на секунду глазами глубоководной рыбы. Егор плакал. И как ему пришло в голову тащиться в подземелья!
        Когда слёзы высохли, Егор решил найти нож. Он встал на коленки и полез на насыпь, ощупывая каждый сантиметр породы. Чуть выше что-то блеснуло, Егор вздрогнул.
«Чей-то глаз», промелькнуло в сознании, но почему-то не напугало. Егор пригляделся. Ну конечно, фонарик! Мальчик в три прыжка подскочил к находке и сжал в руке. Фонарик еле светился. Егор покрутил головку и свет погас. Нет, нет, нет! Он крутанул ещё, ещё и ещё, но фонарик не реагировал. Егор щёлкнул по нему… и неоновый лучик лазером прорезал пространство. Мальчик нервно засмеялся и в страхе шлепнул себя по губам: нашёл место для веселья!
        Егор продолжил поход. Сердце билось прямо под нижней челюстью, отдаваясь в ушах ритмичным тамтамом. Подземная галерея покрывала огромное пространство. Ничтожный лучик фонарика безуспешно и в хаотичном порядке пытался резать окутывающую мальчика темень. Попадающиеся под ноги куски породы громыхали в непроницаемом пространстве, создавая впечатление бесконечности пещеры… Он представить себе не мог, как будет выбираться отсюда, из потаённого лабиринта многочисленных сталагнатовых колонн. Но забавнее всего то, что перспектива сгинуть под землей не пугала, мальчик больше боялся возвращения на поверхность, где скоро (может через сутки) его будет искать сбившийся с ног обозленный и яростный отец. Егор не мог представить, что отец поведёт себя иначе, что будет целовать руки сына и, плача, благодарить Бога за спасение чада. Подобная картинка не могла сложиться даже в воспалённом сознании мальчика.
        Фонарик выхватывал из темноты узкие и широкие колонны, напоминающие песочные часы в медицинском кабинете их школы. И Егор благодарил… то ли Бога, то ли себя, то ли фонарик, что тот предупреждал о появлении на пути очередных «часов», иначе бы он обязательно расквасил нос. Назад Егор не оборачивался. Сейчас под землей, где глазам почти не было работы, мозг воспроизводил в памяти все некогда слышанные и виденные по телику страшилки, вплоть до детских сказок. Оказывается, в определенных условиях даже безобидные и глупые сказки обретают право на существование в реальности. Егор шёл и силился вспомнить название сказки, где герой должен всегда идти вперёд, не оборачиваясь. Стоило обернуться - и погибель. Егор чувствовал себя тем героем… при этом героем себя не ощущая. Как же называлась та сказка?
        Глава 17
        Вернувшись в музей, Виктор Ильич, несмотря на усталость, сел за бузиновый стол. Разум воспринял это как необходимость, организм - как голодание. Посему выходило, что смотритель, единожды поправ принципы, не сел вновь за стол, а подсел на него, как героиновый наркоман. Хотя подобных параллелей Виктор Ильич не проводил. Ещё не проводил.
        Он прочитал только что написанное. Подумал над заключительным вопросом и пришёл к выводу, что и вправду не помнит название сказки. Но задерживаться за столом не стал, сбил в стопку исписанные бумаги и вышел из кабинета-студии.
        Виктор Ильич лёг спать. Мысли продолжали виться в голове вокруг имени Кошмарного Принца, а усидчивый пересчёт нескончаемого числа овец привел лишь к тому, что смотрителю надоело ворочаться в холодной постели без сна. Он подумал о грелке, и от такой мысли стало тошно: грелка даже отдаленно не напоминала то, чего действительно недоставало. А недоставало женского тепла. Виктор Ильич представил, как далеко от него, в Москве, свернувшись калачиком, спит одна в пустой квартире Надя… Надежда Олеговна… Может, не спит? Может, стоит позвонить? Не стоит. Плохая, плохая мысль!

«Ты умудрился отвлечься от мыслей о её сыне, думая о его матери? Отличный манёвр, ничего не скажешь!» - дамбой рухнула на бурлящий поток мыслей мысль последняя.
        Виктор Ильич порывисто встал с кровати и в одних трусах поднялся наверх. В кабинете-студии снял с полки над столом последнюю изданную книгу Юрия Клинова, раскрыл и уселся на диванчик рококо. Смотритель впервые соприкоснулся с писательским миром человека, выросшего на его глазах. Сейчас отчего-то он не испытывал и малой крупицы той гордости, которой хвастал всем, и та гордость не мешала читать. Его не волновало, что в будущем придется врать, мол, он не прочёл ни одной книги Кошмарного Принца. Это было так… мелко. Виктор Ильич увлёкся романом, постепенно понимая причину дикой популярности писателя. Удобно устроившись на диванчике, Виктор Ильич не заметил, как провалился в долгожданный сон. Сон был навеян прочитанными главами, и концовка оказалась настолько смазанной, насколько не дочитан роман; яркой стала лишь последняя молниеносная сцена: кто-то вошёл в кабинет-студию, быстрой тенью приблизился к диванчику и тронул за плечо уснувшего с книгой смотрителя.
        Издав сдавленный крик, Виктор Ильич пробудился. За окном светало. Он потёр плечо, к которому Некто
        Кошмарный Принц?
        из сна прикоснулся.
        Когда из памяти выветрились последние обрывки сна и воспоминания о тени,
        Кошмарного Принца?
        тронувшей за плечо, поблекли, Виктор Ильич спохватился и глянул на будильник
«Восток». До открытия музея оставалось чуть меньше получаса. Как хорошо, что его вовремя разбудил
        Кошмарный Принц
        яркий фрагмент сна! Смотритель поторопился привести кабинет в порядок, чтобы успеть встретить охрану одетым.

…Виктора Ильича знали в городе многие, и к их числу плюсовались продавцы в книжном магазине. Ехать в соседний город и терять полтора часа в один конец очень не хотелось. Но и придумать ничего лучшего Виктор Ильич не мог. Попросить какого-нибудь пацаненка или девчушку купить ему книгу казалось глупой затеей. Дети сейчас задают много вопросов, логичных вопросов, и что он, нормальный дееспособный мужик, ответит, когда спросят, почему сам не зайдешь и не купишь? А дочитать начатый роман требовалось сейчас… Просто вынь да положь!
        Смотритель купил билет на автобус.
        Весь обратный путь он зачитывался книгой. Явившись в музей, рассеянно поприветствовал тех, кого не видел сегодня (раздраженно подумав, зачем нужно обязательно здороваться, если всё равно видишься каждый Божий день? здоровее всё равно не будешь!) и ушёл на балкон. Виктор Ильич задался целью дочитать роман до закрытия.
        Эпилог ошеломил. За свою жизнь Виктор Ильич перечитал немало книг. Были среди них и «Восставший из ада» Оларда Диксона, и «Палачка» Павла Когоута, и «Семь шагов к сатане» Абрахама Меррита. Даже «Хирург» Тесс Герритсен был без содрогания прочитан Виктором Ильичом. Но эта книга!.. Она шокировала захватывающей небрежностью повествования, отсутствием лояльности к героям и характеристикой зла. Тут не было компромиссов и надежды на благополучный исход. Казалось, книга должна, обязана сочиться кровью и смердеть тленом. Зло танцевало джигу на изодранном лоскуте стяга добра. С омерзением Виктор Ильич отшвырнул книгу Кошмарного Принца в дальний угол балкона. О, теперь он знал почему - Кошмарный Принц! Знал не понаслышке. И не в силах поверить, что такие книги писал Юрка Клинов, добрый молодчик, всегда радовавшийся приходу в гости близкого друга семьи. И не в силах поверить, что такие книги нравятся миллионам читателей как в России, так и за рубежом. И не в силах поверить, что такие книги допустили в массовый тираж.
        Виктор Ильич был потрясён до глубины души.
        Он посмотрел на небо; к заходу солнца дневной ультрамарин подернулся серой дымкой.

«Имного он успел написать?
        Достаточно, чтобы о нём не забыли ещё лет десять», - вспомнился разговор с мужем Надежды Олеговны.
        - Насколько же ужасны оставшиеся неизданными рукописи? - спросил себя Виктор Ильич.
        - Насколько же ужасно должна закончиться история, которую пишу я? - задал он новый вопрос.

«До покупки стола добро всегда побеждало зло».
        - Я прочитал последнюю книгу. Теперь должен прочитать первую, - решил смотритель и покинул балкон.
        Он понятия не имел, что даст выявленная разница между финалами первой и последней книг, но понять хоть что-то вероятность была. Неужели Юрке нужна была такая бешеная популярность? Неужели он настолько тяготел к славе, что культивировал могущество зла, забыв всю прелесть свершения дел добрых? Виктору Ильичу не верилось, что Кошмарный Принц имел сношения с сатанистами или подобными сектами: сама мысль - несуразица. Клинов всегда находился на виду у общественности, каждый шаг (несмотря на затворничество) вплоть до гибели становился темой в прессе и вести двойную жизнь он не мог физически.
        А может, всё-таки мог?
        Может, второй его жизнью был «древний» стол? Потому ли он и умер холостым, что присутствие постороннего в творческом процессе влечёт потерю тонкой нити мысли, связывающей писателя с музой? Или же присутствие постороннего помешало бы открытию портала с теми мирами, истории которых записывались Юрой Клиновым от руки? Что творилось с ним, когда он строчил по бумаге ручкой «Waterman»? Сопровождала ли его
«отключка», как смотрителя или он внимал кому-то,
        потусторонним голосам?
        пребывая в здравом уме и твёрдой памяти? Был же момент у Виктора Ильича, когда он царапал на листе «верни щепу» при этом всё осознавая, но не контролируя своё тело…
        Чересчур много вопросов для одного вечера!
        Виктор Ильич немного боялся закрытия музея, боялся снова быть наедине с бузиновым столом, с возможностью сесть за бузиновый стол. Боялся, но в то же время очень хотел. Так, наверно, в пору мужского созревания он чувствовал себя, оставаясь один дома наедине с пожелтевшим черно-белым фотоснимком полуобнаженной женщины, спрятанной отцом в книгу Степана Злобина «Остров Буян». Он знал, заниматься рукоблудием - грех, но партия уверяла, что Бога нет, и «грех» заменён словом
«плохо». А делать плохо можно, если осторожно, главное, чтобы никто не догадался. И вступавшие в схватку противоречия меркли перед желанием заняться этим, с уверением, что этот раз - точно последний! Виктора Ильича передернуло от воспоминания юной слабости и параллелью, проведенной к ситуации сегодняшней.
        - Я делаю это, чтобы разобраться, - абы как заверил себя смотритель.
        И пошёл к кабинету-студии.
        Глава 18
        Ступала ли здесь нога человека, диггера, думал Егор. Он много о чём думал, лишь бы не об окружающей темноте. Нет, темноты он не боялся и всегда смеялся над бледнеющими друзьями, когда в поисках приключений они залазили на чердаки и в подвалы. Просто-напросто темнота здесь давила своим постоянством и нескончаемостью, всё равно, что водить в жмурках, а он ненавидел жмурки. Чем дальше мальчик углублялся в пещеру, которой, видимо, не было конца и края, тем более сырым и спёртым становился воздух. Егор потерял счёт времени и изрядно замаялся. А когда машинально - чтобы висел удобнее - тряхнул рюкзак, застыл в ужасе. Потому что от дёрганий фонарик пару раз мигнул и потух. Ругаясь, мальчик принялся щёлкать по нему, отвертывать и завертывать головку в надежде, что контакт между пружинкой и четырьмя «таблеточными» батарейками возобновится хотя бы в ничтожной доле. Но тщетность манипуляций приводила лишь к панике. Тот хилый неоновый лучик уводил от мыслей об одиночестве, теперь же чувство потерянности накрывало лавиной, кромешная тьма ощущалась каждым миллиметром кожи, приводя к дезориентации. Егор
закружился вокруг своей оси, неизвестно что пытаясь увидеть. Может быть, проблеск света конца пещеры? Нет, на это он мало рассчитывал. В детском сознании услужливо всплыл фрагмент из мультфильма «Ну, погоди!», где Волк с Зайцем оказались в трюме парохода и мигали круглыми глазами в полной темноте. Егор хотел разглядеть глаза чудищ, окруживших его - насколько приблизились ненавистники света Божьего. Вглядывался до слезливой рези в глазах, но ничего не увидел. И от этого не стало менее страшно.
        Вдруг Егор понял, что, кружась, сбился с пути. Куда же нужно идти? Горе-путешественник осторожно попятился, размахивая руками. Запнулся. Присел. Ладошка оцарапалась острым краем известкового булыжника, пальцы сомкнулись на нём, мальчик вооружился камнем, забыв про нож в форме пистолета. От прежнего направления Егор тильдой крался вправо. Чутьё или взвинченные нервы правили бал? Однако мальчик не терял уверенность - и уверенность эта росла с каждой тягучей минутой - что в темноте он не один. Хозяин сиплого голоса неслышно, но присутствовал здесь. Возможно, рядом и явно не пытаясь составить ребенку компанию одиноких сердец. По правде говоря, подобного компаньона Егору не нужно! И кто сказал, что у хозяина сиплого голоса есть сердце? Кто он вообще такой?
        Последний вопрос - риторический: знакомство с подземельным выродком в планы юного путешественника не входило.
        Мальчик продолжал пятиться вправо. Глаза вроде должны уже привыкнуть к темноте, но тьма почему-то продолжала оставаться непроницаемой, как ватное одеяло. Егор сильно потер глаза. Резко открыл… и блеклая пелена, рассеиваясь, обрела в детском воображении фигуру гоблина, того подземного урода с сиплым голосом. Мальчик заорал и швырнул вперёд известковый булыжник. Детское воображение уловило приглушенное
«ой!» И этого хватило перепуганному насмерть ребёнку. Вот уж действительно:
«жим-жим очко!» Егор вскочил на ноги и, махая перед собой руками, вопя, как потерпевший, побежал незнамо куда.
        Однако бежать долго не пришлось. Удачно миновав колонны, Егор с разбегу ухнулся в расселину.
        Глава 19
        Виктор Ильич вдруг интуитивно понял, что история, излагаемая им… вернее, излагаемая кем-то с его помощью на бумаге, подошла к критической точке развития, своего рода кульминации. Смотритель понятия не имел, на самом ли деле история такая короткая и сейчас завязывается начало развязки, или таких переломных пиков планируется не один. Бедный мальчуган вновь по прихоти неведомого рассказчика срывается в пропасть и летит в тартарары. Останется ли он жив и невредим или поломается, как кукла, и в мучениях помрёт? В чём смысл истории Егорки? Виктор Ильич не имел представления.
        Часы «Восток» оттикали половину третьего ночи. Виктор Ильич хотел отложить
«Waterman»… но стальная ручка не хотела выпадать из скрючившихся (но без болезненных симптомов) пальцев.

«Пресвятая Богородица, пальцы меня не слушаются! У меня что - иммунитет выработался и пресловутое „чудесное исцеление“ больше не…», - не успел додумать смотритель, как пальцы, обретя гибкость, сжали ручку и каллиграфическим почерком со слишком уж правильными округлостями букв вывели на листе предложение.
        Глава 20
        Чудин белоглазый не ожидал выходки от мальца,
        Глава 21
        Последняя запятая получилась жирной и совсем не каллиграфичной. Она не заканчивала предложение, но и текст из-под пера смотрителя, пребывающего в здравом уме, а не в
«отключке», завершился каракулями.
        Виктор Ильич не испытал той чудовищной пульсирующей боли, как тогда, выводя
«ВЕРНИ» на листке. Присутствовало лишь сугубо неприятное ирреальное ощущение марионетки, отчего на лице опять выступила липкая испарина.
        Каким образом всё-таки писал романы Юрий Клинов? Есть ли что-то схожее с состоянием Виктора Ильича, или смотритель на самом деле всего лишь марионетка?
        Задавая вопросы, Виктор Ильич вспомнил об одном деловом письме, адресованном ему Кошмарным Принцем незадолго до гибели. Если он найдет письмо в своих бумагах, то запросто сможет…
        Занятый мыслями, Виктор Ильич отъехал на офисном кресле от стола и в секунду, когда взгляд должен переместиться на дверь, боковым зрением усёк движение на столе. Он медленно поднял голову, чуя неладное, и увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Не доверяя зрению, Виктор Ильич подкатил к столу. И долго смотрел на явление, боясь что-либо сделать. Сожжённые и исчезнувшие листы, повествующие о Чудине белоглазом, стопкой лежали по правую руку от центра стола. Бумага корява, края обгорелые, текст во многих местах подпорчен, но в целом порядок. И это листы, исписанные им, Виктором Ильичем. Вот уж истина: рукописи не горят! Но по канонам готики… или мистики не должны ли листы быть в первозданном виде? Сказать, что смотритель растерян, значит не сказать ничего. Он продолжал тупо взирать на проклятые три листка, которые, пусть и сожжённые при необычных обстоятельствах, но были сожжены. В голове Виктора Ильича «чудесное» появление ассоциировалось с воскрешением кремированного человека. Он боялся прикоснуться к корявой бумаге, боялся повторной яркой вспышки
        зверя
        образа разъярённого волка, выпрыгивающего из листов, боялся ещё более пугающей каверзной выходки того, кто вернул обгорелый текст. Он просто боялся. Даже пошевелиться.
        Что же получалось: бесовская нечисть решила, что появление Чудина в качестве фигуранта - удачная идея и ничуть не испортит историю?

«Я уже боюсь что-либо понимать», - подумал Виктор Ильич. За пару минут слишком много страхов, а?
        Неуверенный в своих действиях, смотритель протянул руку к листам. Так или иначе, их нужно было убирать со стола. Но он не мог пересилить себя, прикоснуться к ним. Ситуация патовая.
        - Давай по порядку, - одними губами прошептал Виктор Ильич и медленно убрал от листов занесённую руку. Снова откатился, следя за столом. Встал и бесшумно покинул кабинет-студию. Где-то в подсознании зиждилась надежда, что, вернувшись, он не обнаружит погорелую бумагу, что это - галлюцинация. Ведь он, в конце концов, не прикасался, не осязал листы-подкидыши, так почему им не быть плодом воспаленной фантазии!
        Спустившись в квартирку, Виктор Ильич перерыл корреспонденцию, счета, документы, добрался до старых газет с занимательными статьями и только в подшивке журнала
«Офицеры» за прошлый год отыскал искомое. Виктор Ильич открыл конверт и выудил письмо. Для пущей ясности подошёл к свету и вгляделся в убористые слова. Конечно же, он помнил почерк Кошмарного Принца: его трудно изменить… «Но легко подделать»,
        - подсказало вредное своей услужливостью подсознание. Виктор Ильич нервозно отмахнулся от неуместной «подсказки». Уж в чём в чём, а в подлинности данного письма нет и толики сомнения. «А мог ли он заставить кого-то написать письмо под диктовку?» - снова подкинуло подсознание.
        - Да я же помню его почерк со школы! Что за бред в башку лезет! - психанул смотритель и с остервенением скомкал письмо. Почерк письма не имел даже отдаленного сходства с каллиграфическим почерком с правильными округлостями букв, которым «писал» Виктор Ильич. И сомнение в подлинности почерка в письме против желания и здравого смысла закралось в смятенную последними происшествиями душу смотрителя.
        Он позвонил Надежде Олеговне.
        - Алло? - услышал Виктор Ильич заспанный и родной голос. Сердце сжалось: он её разбудил. Олух!
        - Это я, - сказал он и представил, как она вскакивает на кровати.
        - Витя? Что стряслось?!
        - Стряслось. Извини, не дождался утра. Я олух!
        - Хватит молоть чушь, Виктор! Говори.
        - Скажи, где находятся рукописи твоего сына… те, что он писал авторучкой? Мне важно их увидеть.
        - Их нет…
        - Как нет?
        - Так! У него был пунктик: перенеся текст в компьютер, он устраивал из рукописи костёр… и радовался этому, как ребёнок.
        - Господи…
        - Объясни мне, что всё-таки происходит?.. Ты продолжаешь писать новый роман?
        - Я не могу по телефону… Неужели у тебя ничего нет?!
        - Нет. Хотя постой… у меня где-то есть рассказ… ксерокопированный. Мой… ммм… его отец однажды втихаря снял копию на память.
        - Я прилечу первым же рейсом! - воскликнул Виктор Ильич.
        - Не прилетишь. Я прилечу к тебе. И не спорь. Я имею право знать, что там у тебя происходит… Как-никак Юра мой сын!
        - Хорошо. Только не забудь рассказ.
        Виктор Ильич захотел выпить «валокордина», но, вспомнив о фармакологических свойствах (в частности: о гипнотическом эффекте), передумал. Лучше трезво (и резво!) оценивать ситуацию, чем под лёгким кайфом и с убийственно заторможенным спокойствием. И слово «убийственным» - не фабула, а самая что ни на есть возможная развязка всей этой чёртовой истории. Кто знает, на что способен древний стол? А вот сто грамм водки пошли бы впрок… Где только взять среди ночи?
        Смотритель вернулся в кабинет-студию.
        Три обгоревших листка по-прежнему лежали по правую сторону от центра стола. Если это действительно галлюцинация, то неправдоподобно затянувшаяся. Оторопь сковала ноги, и приблизиться к столу мужчина, успевший юнцом нюхнуть пороха войны, не в силах был себя заставить. Не знал, что делать. Ночное время сжимало свою пружину, поджидая момент максимального напряжения, чтобы разжать её и выстрелить в небо солнечным диском, дать миру очередной день. Всё естество Виктора Ильича противилось желанию сесть за стол, за поганое бузиновое проклятье. А стол манил… манил, отзываясь в самой-самой глубине души тонким звуком забытой кувиклы. И звук тот отчего-то не прибавлял спокойствия: немузыкальный он был, ничего общего с русской флейтой.
        Стол манил и отталкивал. Виктор Ильич впервые подумал о себе, как о наркомане. Он не просто знал, он был уверен, что погибнет, и не мог себя остановить. Ведь он не настолько глуп, чтобы отрицать сверхъестественное, творящееся со столом… и вокруг него… Кого? Стола? Или смотрителя? Виктор Ильич повязан со столом крепкими узлами. К сожалению, уже повязан. Не нарушь он свои же правила, ничего бы не произошло, стол стоял бы сиротой казанской ещё долгие-долгие годы, пока какая-нибудь бестолочь не села за него. Но бестолочью оказался он, Виктор Ильич, смотритель, старый друг семьи Клиновых, идиот… И именно он пробудил ото сна после гибели Кошмарного Принца некое чертово отродье, обитающее в столе чернокнижника.
        Именно ему предстояло сойти с ума.
        Потому и сковало ноги у Виктора Ильича. Кто заведомо согласиться лишиться разума?

«А если сбежать? И бежать без оглядки. И забыть про это всё!» - выстрелила в мозг шальная мысль. Но ведь кто-то… та же Надежда… найдёт недописанную рукопись нового романа и захочет дописать! Вполне вероятно, так и будет. Что же, что же придумать? . Сжечь! Сжечь несчастные исписанные страницы, как сжигал их Юрка Клинов… Стоп! Сжигал-то он готовые рукописи.

«А не готовые… Не горят?»
        Хуже. Они, как Феникс, ВОЗРОЖДАЮТСЯ из пепла! И где уверенность, что стол даст сжечь рукопись? Может ли быть такое: стол скрутит его артритом, превратив в немощного калеку, и подожжёт вместо рукописи?
        Виктор Ильич посмотрел на ноги, надеясь силой взгляда (если уж сила воли отказывает) сдвинуть себя с места, и увидел предмет, который отвечал на его вопрос. С этим столом может быть всё, что угодно! Под ногами валялся перочинный ножичек. Не лежал, а именно валялся: такое складывалось впечатление. Его сюда не положили, не подкинули, он валялся здесь, будто после предолгого странствия в чужих мирах, облепленный невидимой пылью и грязью. И он сложен! После отколупывания щепы ножичек сам не сложился бы. Виктору Ильичу этого ли ни знать! Нужно приложить усилие, чтобы сложить ножичек.
        И кто-то усилие приложил.
        И на какое тонкое обстоятельство жирный намёк, хотелось бы знать?
        Нет, не хотелось…
        Что бы ни значило появление перочинного ножичка, Виктора Ильича бузиновый стол окончательно оттолкнул.
        Смотритель был уверен, что вышел из кабинета-студии…
        Глава 22
        потому и ойкнул, напугав несмышлёныша. Но до чего ж удивительно, что малец увидел его!! Небось за последние лет двести внешний облик-то изрядно поистрепался. Да об этом ль толки вести! Малец-от ухнулся в щель! Надобно подсобить. Как в воду глядел Иоанн: не по умыслу и несмышлёныш, один-единственный и одинёшенек путь шествует правильно, хоть и не по потайному пути, а околицей: много тут ходов накопано. Сколько ж ждать пришлось! И тот аль малец? Эх, не о том думается! Подсобить пора.
        А расселина за шестьсот лет практически не изменилась. Всё те же семь саженей в глубину по накатной, меньше фута в ширину, а в длину «улыбка» расселины доходила до аршина.
        Душа мальчика едва не отделилась от тела, когда почва внезапно пропала под ногами. Дыханье сперло, как при резком падении на «американских горках». Он попой приземлился на насыпь и кубарем покатился в бездну. Куда дальше-то падать? К чёрту на сковородку что ли?
        Егор продолжал кувыркаться.
        Появилась зависть к Алисе, весьма в комфортном полёте приземлившейся в страну Чудес. Попадёт ли он в страну Чудес? Может, это будет страна Дураков? Уж лучше страна Дураков! Но было похоже, что он летит в тартарары. Это наказание ему за то, что он такой неслух! А вдруг он будет падать бесконечно? Или через всю Землю и вылетит, как пробка на другом конце планеты! А если на другом конце планеты будет океан?
        Егор заорал.
        Чудин видел, как шоршуны - ох уж эти коварные твари! - не давали остановиться мальцу. Вот что значит замешкаться. Он спешил следом за кувыркающимся и не могущим остановиться ребёнком, браня себя и с трудом удерживаясь на ходу. Годы в подземелье отнюдь не молодили бородатого свистуна. Чудину грезилась свобода от чар царя-колдуна, вспомнились заколдованные слова Иоанна: «Лишь тот, кто найдет путь во тьме лабиринта, снимет с сундука мою смертельную закрепь и познает Силу. Ты покажешь ему путь назад. И только тогда сам обретёшь свободу и покой». Так наказал ему, Чудину белоглазому, Грозный царь. Яснее ясного вспомнились сейчас предсмертные слова, и пуще припустил неказистый карлик на выручку несчастному мальцу, когда тот внезапно заорал. Чудин пожалел, что рядом нет ни одного лешего: вечно они так без дела под ногами путаются, а как нужны - так, поди, сыщи! И тут жахнул Чудин себя по лбу от своей глупости. Свистеть, свистеть надо!
        И засвистел что было мочи.
        Враз шмыгнули в стороны подлые пещерные душонки.
        Егор прокувыркался метров пять и застыл на более-менее пологом выступе. Сознание - вновь - он потерял незадолго до свиста.
        Чудин белоглазый слыл сильным чародеем, а любой толковый чародей знает толк во врачевании и не утратит знание, сколько бы времени не минуло. Он долго колдовал над почти бездыханным телом ребёнка, устал как никогда, но чудо совершил. Малец сделал шумный вздох и ожил. Чудин расстегнул ремешок часов ребенка (вдруг странный браслет замигает снова?) и, выбросив браслет подальше, ретировался на недосягаемое для детских рук расстояние. Он наблюдал, затаившись. Теперь всё зависело от мальца, если он действительно тот, кто способен пройти лабиринт, то это выяснится именно сейчас.
        Увидит ли малец мерцание?
        Глава 23
        Его потряс сильнейший шок. Отбросив «Waterman» как нечто мерзкое, он приложил скрюченную кисть к груди. Сердце колотилось надрывно и грозило надорваться окончательно. Может оно и к лучшему. Может, инфаркт - самый благоприятный исход? Нет! Скоро прилетит Надя. Боже мой, сколько времени?!
        Секундная стрелка будильника «Восток» не двигалась, механизм не тикал. Он забыл завести часы. Возможно ли, что он пропустил открытие музея? И кроме того…

«Что я делаю за столом, если был уверен, что вышел из чертова кабинета!?», - об этом он подумал сразу, как очнулся, но мысль пронеслась как-то вскользь и выкристаллизовалась вот только. Однако вместо того, чтобы вскочить как ошпаренный, смотритель спокойно и уже привычно сбил исписанные листы в стопку, привёл стол в должный порядок так, словно писатель вот-вот сейчас придёт и начнёт писать новый роман или рассказ. Без суеты и лишних движений встал и задвинул кресло. На полу по-прежнему валялся перочинный ножик. Брать в руки предмет, кажущийся отныне чужеродным, всё равно, что приласкать жабу. Виктор Ильич вынул из заднего кармана брюк носовой платок и с осторожной брезгливостью, как окаменелые экскременты стегозавра (именно такое сравнение пришло ему на ум), поднял ножик и на вытянутой руке унёс из кабинета-студии.
        Виктор Ильич устал бояться.
        В музее давно заметили, что что-то с их смотрителем не так, а сегодняшняя изнуренность привела к давно назревающим вопросам о здоровье и самочувствии. Виктору Ильичу настоятельно посоветовали отдохнуть, взять бессрочный отпуск. Почему-то советчики своей чрезмерной заботой разозлили Виктора Ильича, и он нагрубил учтивой женщине, с которой был в очень вежливых отношениях, а потом, бессвязно буркнув извинения, удалился к себе в квартирку с горящим желанием отправить всех их в бессрочный отпуск, закрыв музей ко всем чертям.
        Он мучился ожиданием появления Надежды Олеговны. Время… Верно подмечено, что оно - вор, крадущий жизнь.
        Она прилетела в десять. Они обнялись. Надежда Олеговна, мягко высвободившись из объятий, внимательно вгляделась в лицо друга. Его вид ей не понравился. Но Виктор Ильич отмахнулся от ненужных сейчас замечаний и попытался увлечь подругу за собой.
        Попытка не удалась. Надежду Олеговну перехватила главбух. Следом за ней выстроилась целая толпа. Надежда Олеговна потратила безумную - по меркам Виктора Ильича - уйму времени на импровизированную летучку. Он терпеливо ждал. Наконец Надежда Олеговна взяла друга под руку. И они спустились в его квартирку.
        Она попросила рассказать всё. Виктор Ильич начал со сна, приснившегося в самолёте. Сон тот был точной копией сна её мужа, с той лишь разницей, что во сне смотрителя Кошмарный Принц разговаривал с ним, прежде чем оплавиться, как свеча. Потом Надежда Олеговна прочла историю, писанную рукой друга чужим почерком. Последние листы Виктор Ильич попросил прочитать вслух: как ни крути, а любопытство - не порок.
        Мужчина и женщина долго сидели на тахте, не проронив ни слова и не шевелясь, прежде чем Надежда Олеговна, разлепив ссохшиеся губы, проговорила:
        - У меня подозрение, что роман, который пишешь ты, не будет последним. Юра - если это действительно он - не успокоится, захочет ещё и ещё, пока не погубит тебя… Он очень любил писать, только в творчестве он видел смысл жизни. А теперь, видимо, смысл жизни после смерти. Юра не ожидал умереть так рано, хотя постоянно подвергал опасности и убивал своих героев… Я думаю, он и после тебя найдёт раба… Если, конечно, я не ошибаюсь в корне… Ты должен положить конец безобразию, пока не поздно, пока это только начало.
        - Но как? Что я могу?
        - Ты говорил, в твой роман вкрапляются моменты из твоей жизни. Я думаю, это неспроста, это что-то вроде зацепок. Значит, ты не просто бездумный стенографист, ты подсознательно влияешь на историю. И тебе нужно каким-то образом попробовать переломить её ход, закончить так, как они заканчивались до появления зловредного стола. Попробуй бороться с ним.
        - Я слишком вымотан…
        - Я вижу, дорогой. Я сегодня же переговорю с администрацией и закрою музей на… столько, сколько нужно. И сделаю заявление по телевидению… но это в Москве…
        - Тебя четвертуют! - вскликнул Виктор Ильич, забыв, что буквально несколько часов назад сам желал закрыть музей.
        - А пошли они все!
        С детства Виктор Ильич не слышал в её голосе подобных интонаций и, глядя на сердитое лицо женщины, которую тайно всегда любил и продолжал любить, он решился поцеловать её. Ожидая увесистую оплеуху.
        Не дождался.
        Зато мир вокруг перекувыркнулся. Надя отозвалась на поцелуй. В один момент вся жизнь показалась абсурдом, сравнимым с подглядыванием в замочную скважину при знании, что можно дверь открыть и видеть происходящее в полном объёме, а не через узкую щель. Да что - видеть, участвовать в происходящем!
        - Какой же я глупец… - молвил Виктор Ильич. Надежда приложила палец к его губам: тут нет места сожалениям.
        До отлёта в Москву Надежда Олеговна поставила в известность администрацию музея и города о прекращении работы музея и закрытии на технический ремонт. Другими словами - по необъяснимым причинам.
        Что тут началось!
        Половина городского муниципалитета встала на уши, вторая половина - на дыбы. Бедную Надежду Олеговну умоляли и заклинали, ей грозили и сулили, но мать Кошмарного Принца осталась тверда как кремень и не изменила решения, пообещав, правда, что постарается уладить все возникшие проблемы в скорые сроки.
        Перед самым отлётом Надежда Олеговна помогла Виктору Ильичу закупить продуктов на пару недель. И опечатала музей, заперев в нём родного человека наедине с проклятьем родного сына, предупредив, что первым же рейсом из Москвы вышлет сюда пару, а может и четверых расторопных детективов для неусыпного надзора за музеем.
        С тяжёлым сердцем она уехала в аэропорт.
        Виктор Ильич же, так и не поспав ни часу, зашёл в кабинет-студию.
        Глава 24
        Когда он падал, на какое-то мгновение он увидел себя со стороны, с отчужденностью наблюдавшего за падением неуклюжего тела, и когда к Егору вернулось сознание, он боялся открыть глаза, боялся понять - жив он или уже мёртв. Поднять веки - значит столкнуться с тем, с чем сталкиваться не хочется. Если жизнь, то мазутная чернота непроглядного тоннеля, ведущего в никуда, если смерть, то… что? Жутко подумать!.. Тут Егора ужалила более страшная мысль, что, снова звезданувшись с нехилой высоты, он остался жив, но весь покалечен, переломан. Но тогда бы чувствовалась боль, а её нет. И тут не к месту услужливый мозг напомнил, как прошлым летом он гонял на раздолбанном «Школьнике» и подпрыгнул на высоком бордюре, расхлябанное переднее колесо велика вылетело из рулевой вилки, а он, недоделанный велогонщик, нырнул головой (чудом не выбив зубы об руль) в асфальт, успев в последнюю секунду подставить руки. Ладошки были сплошь изодраны в кровь. Он с ужасом смотрел на них и не понимал, почему ему не больно. Лишь в травмпункте дежурная медсестра, смазав горящие ладони перекисью водорода (отчего Егор в душе взвыл
орангутангом, а на самом деле издал протяжный писк, чем заслужил похвалу за мужество), объяснила мальчику, что такое болевой шок. Может, сейчас как раз и есть тот самый болевой шок?
        Мальчик шевельнул руками, дёрнул ногами, приподнял голову и наконец-то открыл глаза.
        Взору предстала ожидаемая мазутная чернота. Егор вздохнул. И непонятно было: облегчение испытал он или его постигло разочарование. Ему снова захотелось закрыть глаза, но что-то… блик света?.. заставило не делать этого. Егор, напрягая зрение, смотрел в сторону блика и не увидел ничего. Конечно же, обман зрения. Егор устал ломать глаза и отвел взгляд. И снова увидел блик! Нечёткий и еле заметный краем глаза. Только краем глаза! Но заметный. Потом глаза заметили и второй блик, и третий. А если совсем скосить глаза, то из бликов образовывался коридор, ведущий куда-то.
        Мальчик привстал на локтях.
        Чудин вконец потерял терпение. Ему не нужны ещё доказательства, что малец - избранный, которого он так долго ждал. О да, волшебные огоньки-путеводники видны именно в кромешной тьме! Окажись у мальца любой источник света - и всё, нипочем не увидел бы он их мерцание. Собственно, потому и не мог никто до конца пройти хитросплетения лабиринта. Никто за четыреста лет!
        Но пора мальца поторопить:
        ИДИ ЗА МЕРЦАНИЕМ!
        И Егор пошёл. Он был уверен, что слышал сиплый голос, но в чём-то он был другой, не такой грозный и будто советующий. Егор интуитивно понимал, что, если он будет продолжать идти вперед, хозяин сиплого голоса его не тронет. Меньше всего хотелось думать о причинах подобного сопровождения, но нет-нет, да в голову закрадывались гадкие мысли о том, что у хозяина сиплого голоса есть свой Хозяин, к которому тот и ведёт его, маленького мальчика. Несмотря на подобные мысли, Егор вдруг осознал, что не боится сиплоголосого и запросто может посмотреть назад.
        Что, собственно, и сделал.
        Как ни старался, как ни косил глаза, Егор не увидел мерцания. Сердце замерло. Мерцание исчезает, стоит лишь пройти возле него? Судорожно сглотнув вязкую слюну, Егор посмотрел вперёд. Впереди мерцание - слава Богу! - никуда не пропало.
        Мальчик двинулся дальше.
        А вскоре появился звук. Он ассоциировался с железякой, волочащейся по бетонному полу… вернее, железку эту кто-то тащил. Но откуда взяться бетону в сыром подземелье Бог весть на какой глубине от поверхности? Стоило об этом подумать, как железячный звук трансформировался в более страшный, леденящий душу уныло-монотонный, гнетущий, вызывающий апатию и чувство безысходности вой. Вой загрустившего от тоски по долгожданной жертве ужасного исчадия ада. Быть может, это и есть Хозяин хозяина сиплого голоса? Егор застыл. Решиться приблизиться к источнику звука не так-то просто взрослому человеку, не говоря уж о мальце.
        Чудин это понимал. Он знал, кто там впереди.
        Глава 25

«Я хочу спать», - первая и, возможно, единственная мысль, возникшая в измученном сознании Виктора Ильича, после того, как «отпустило». За окном светало. И желание одно: рухнуть в постель. Брести в свою конуру и уснуть по дороге? Увольте-с! Виктор Ильич рухнул на Клиновский диван.
        И двадцать два часа - как кот слизнул.
        Проснулся в таком состоянии, будто в голову угодила энергетическая разрывная пуля, разбросав мозги по закоулкам сознания. Даже не мог вспомнить весь тот бред, что снился. Виктор Ильич приподнялся на диване и глянул в окно. За окном начинало светать.

«А спал ли я? Может, мне показалось, что я спал?» - подумал Виктор Ильич и прислушался к своим ощущениям. По ощущениям - вроде бы спал…
        Виктор Ильич потянулся и с удовольствием зевнул. Точно спал! Но неужели сутки? Невозможно поверить. Виктор Ильич глянул на стол, брови невольно сошлись к переносице. Недоверие к проклятому бузиновому чудовищу заставило смотрителя подняться: нужно было точно знать, спал он или думал, что спал. Верный способ проверить - это телевизор.
        Виктор Ильич спустился в квартирку.
        Взял в руку пульт… и замер: в мозгу, словно лучи солнца, пробившиеся сквозь плотные облака, вспыхнули обрывки снившегося бреда. Как элементы пазла, они быстро собирались в единую картину воспоминания, похожую на многоцветный витраж. Воспоминание о поцелуе. И грезы о другой жизни, жизни рядом с любимой женщиной. Потому, наверное, и воспринялся сон, как бред… Виктор Ильич положил пульт на место
        - он был уверен, что взаправду спал сутки. Или почти сутки, если судить по часам. Но точно спал!
        Виктор Ильич занялся завтраком. Мысли блуждали в опасной близости от мыслей о бузиновом столе. Результатом этих блужданий появилось желание выпить. Захватывающее желание, оно росло, наполняя организм трепетом алкоголика, увидевшего поллитровку. Виктор Ильич больно закусил губу и сосредоточился на болтанке-яичнице со свежими помидорами. Ноги рвались бежать в «Подлодку», и Виктору Ильичу пришлось приложить недюжинную силу воли, чтобы не тронуться с места.
        С натянуто-ледяным спокойствием он съел завтрак, не почувствовав вкуса еды. Всё естество просило спиртного. Дух же противился этому. Смотритель по памяти перечислял всех в этом городке, кто мог помочь. Но не звонить же им и не просить привезти выпивку? Хотя они, конечно, не откажут… Ну нет, не хватало ещё опуститься до такой низости!

«Интересно, о закрытии музея уже объявили популярно?», - спросил себя он, надеясь сменить вектор мыслей. Но и тут мыслишки нашли лазейку, сведясь к плану незаметной вылазки из музея и втихую («втихую от кого, а?») купить водку. Холодненькую, вкусную, согревающую душу водочку… Всё, решено - надо сделать вылазку!
        Виктор Ильич поднялся наверх и машинально прошёл до кабинета-студии, там осторожно выглянул в окно. Судя по небу, день готов утонуть в солнечных лучах. Судя по государственному триколору, безжизненной тряпкой висящему на флагштоке на крыше автостанции, день готовил полный штиль. А судя по подозрительно большому количеству молодежи, околачивающейся на другой стороне главной городской дороги напротив музея, курящей и то и дело тыкающей пальцем в дом псевдоготического стиля, день обещал теоретические неприятности если не самому смотрителю, то зданию музея точно. Но сейчас Виктора Ильича больше волновала навязчивая идея с
        выпивкой
        вылазкой. Так же аккуратно, не трогая тюль, он удалился от окна и, подмигнув статуэткам кошек, вышел из кабинета-студии.
        Насилу отыскал в коморке охраны ключ от чёрного хода - почему-то тот находился не на крючке в застеклённом шкафчике, а в среднем ящике стола - и, сжав ключ в руке, направился к двери чёрного входа. Вставил ключ в замок и… посмотрел в глазок. На улице супротив двери стоял чёрный автомобиль. Виктор Ильич приложился к глазку вторым глазом. Автомобиль не растворился в пространстве, но стал ещё реальнее, когда боковое стекло немого опустилось, и показавшаяся рука стряхнула на улицу пепел с прикуренной сигареты. Детективы. Кому ж тут ещё торчать? И даже не удосужились доложить, что прибыли.
        - Ну и какого хрена вы здесь встали?! - раздраженно прорычал Виктор Ильич. Оставалось ждать. Должны же они вернуться к центральному входу, или не должны?
        Смотрителя мелко затрясло, в третий раз досчитав до тысячи, он примкнул к глазку. Автомобиль не исчезал.
        - Нарисовались - не сотрешь! - огрызнулся Виктор Ильич, и разинул рот от внезапной догадки. Он быстро вернулся в коморку охраны - «Боже правый, их две!» - и шлепнулся на стул. На картинках монитора (с камер внешнего наблюдения) красовались два одинаковых автомобиля. Достаточно ли это для защиты музея - покажет время, но сейчас Виктор Ильич был зол от «чрезмерной» опеки. Был зол на Надежду Олеговну и зол на себя за злость на неё. Организм требовал алкоголя, а теперь ещё и разрядки. В бешенстве Виктор Ильич врезал по монитору и взвыл от боли. Пыл разрушения моментально угас одновременно с монитором. Теперь пылала рука. Не хватало ко всему сломать пальцы! Виктор Ильич дул на руку и баюкал её на груди, боясь шевельнуть скрюченными пальцами, слёзы мочили щетину, смотритель вскинул страдальческие очи к потолку и взмолился в голос.
        Боль утихала, но утихала неохотно. Виктор Ильич нянчил руку, бесцельно бродя по помещениям. Он боялся пошевелить пальцами. Смотритель поймал себя на том, что его нога ступила на скрипучую ступень винтовой лестницы. Он поднимался наверх, в кабинет-студию, поднимался, потому что надеялся там избавиться от боли.
        Глава 26
        Егор прислушался к себе и отчётливо услышал нарастающее недовольство давно оголодавшего организма. Прежде чем двигаться куда-то дальше, нужно поесть. Мальчик стянул рюкзак, уселся на холодный грунт и запустил обе руки в рюкзачное чрево.
        У него осталась плюшка со школьного обеда, которую хотел слопать на последнем уроке, но забыл. Какой же он молодец, что забыл! Сейчас-то плюшка как нельзя кстати. Жаль только, что одна… вот бы штук десять! Рот свело от обилия слюны. Егор, ни на что не обращая внимания вокруг, наслаждался сладкой сдобой, успевшей задубеть за… А сколько времени прошло с тех пор? Было около часа ночи, когда он решился на приключение. Потом бродил, падал, терял сознание и потерял счёт времени когда электронные часы перестали показывать даже восьмерки… Ой! Егор схватился за запястье и обнаружил, что подарок друзей исчез с руки. Выходит, он потерял не только счёт времени, но и сами часы! Но как ремешок мог самостоятельно расстегнуться? И когда?
        Егор икнул.
        Сухая сдоба застряла где-то на пути к пищеводу, а вопросы растревожили усмиренный страх, окончательно иссушив рот. Второй «ик» был куда сильнее первого. Сильнее и оглушительнее. Мальчик захлопнул рот ладошкой, больно шлёпнув по губам. От икоты содрогалось тело, отзываясь локальными взрывами в местах ушибов. Егор снова зашвырялся в рюкзаке и с радостью нащупал бутылочку «Аква минерале», воды в ней оставалось треть, но всё же здорово, что и она осталась! Мальчик присосался к горлышку, пока последняя капля не стекла в жадный зев. Поняв, что воды нет и что это была последняя вода, Егор осознал всю плачевность своей ситуации. Он один. Под землей. Неизвестно где. Во мраке. Преследуемый каким-то монстром. Избитый падениями. Опустошенный эмоциями. Дрожащий от… холода?
        Егор действительно почувствовал необычайный холод. Особенно холодно почему-то было голове, будто он высунул её в форточку в крещенские морозы.
        Но почему здесь холодно? Разве земля на глубине не должна быть тёплой? Егор отлично помнил, как они с отцом, вооружившись складывающимися сапёрными лопатами, копали червей для зимней рыбалки. Отец - как будто специально - не искал теплотрасс, а просто выходил во двор и, раскидав снег, вонзал лопату в газон. Он взмокал, но вгрызался в землю. Когда ямка достигала глубины в три штыка лопаты, отец жестом приглашал сына принять участие в рытье. И Егор копал, ненавидя в эти моменты зиму и зимнюю рыбалку, однако, чувствуя, как почва поддаётся лопате легче, чем у отца. И он видел куски земли на снегу, над ними поднимался пар. Вместе с отцом они руками разламывали куски в поисках червей, ощущая сырое тепло. «Земля никогда не замерзает больше, чем на три штыка», - каждый раз говорил отец и добавлял, что под слоем мерзлоты самые лучшие черви. Егор соглашался, хотя не мог уразуметь, чем червяки здесь лучше теплотрассовых… Выходит, отец ошибался? Холод-то здесь собачий!
        Он поднялся, боясь задубеть. Тело всё больше била дрожь. На глаза навернулись слезы, Егор вытер их и всмотрелся в призрачное мерцание. Оно продолжало манить вперёд, а впереди - там, откуда доносился завывающий бетонно-металлический скрежет, сниженный уже, правда, до грани слышимости - мерцание уплотнялось, создавая иллюзию света в конце туннеля. Егору захотелось поверить в эту иллюзию, и он двинулся вперёд. Всяко лучше, чем мерзнуть на месте и ждать неизвестно чего, подумал Егор.
        А впереди его ждал смердящий хорт. Обезумевший и озлобленный от скуки и одиночества то ли волк, то ли пёс… зверь, засидевшийся на кладе Грозного царя. Чудину порой мерещилось, что-де зверина эта оголтелая - леший её дери, а не корми!
        - одержима Ивашкиным духом. Потому, как ни верен был Чудин службе покойнику-царю, но наведываться сюда старался как можно реже. Да и делать тут нечего, никто ведь за четыреста лет и полпути не прошёл по лабиринту. Вот малец только…
        Загадочное мерцание перед немигающим взором округлившихся глаз Егора слилось в блестящую колышущуюся простыню. Утробный вой неизвестной твари (или всё-таки скрежет дьявольского механизма, требующего, чтоб по нему хорошенько жахнули монтировкой… чтоб заглох?) стенанием вгрызался в душу мальчика, отдаваясь вибрацией в теле и обволакивая мозг мглистым туманом беспомощности. Егор вслушивался в этот звук и шёл на него; отражение в глазах заполнилось мерцанием на фоне безбрежной вселенской пустоты подсознания.
        Малец превращался в сомнамбулу. Чудин чуял силу дурмана и видел, как юный путешественник ступал твердой походкой уверенного кретина в хранилище тайного клада царя Иоанна Четвертого.
        Егор терял нить реальности. Он чувствовал, как сохнут его распахнутые глаза. Голосок разума пищал испуганным мышонком: «моргни!!!», но это казалось равносильно зову о помощи против шквального ветра. Егор видел яркий перелив серебра вокруг, и он топил сознание, тянул в зыбучий обморочный омут. Егору было ни плохо, ни хорошо, он не сопротивлялся психической атаке хорта, он не имел представления, что с ним… только глаза болели и словно разъедались, сбивая фокус.
        И обман тот был очевиден Чудину белоглазому: его-то не проведёшь на мякине, он видел, как затуманенный взгляд мальца прикован был к подлым зенкам хорта. Слюна длинными сгустками свисала из ощерившейся рычащей пасти. Ещё шаг-два, и хорт вонзит клыки в тонкую шейку мальца… Ну уж нет, подумал Чудин, не бывать тому! Малец - это ключ к свободе и снятию грозных чар!
        Егор сделал шаг.
        Хорт прыгнул навстречу.
        Чудин метнулся наперерез.
        Хорт, занятый одурманиванием мальчишки, не ожидал появления бородатого карлика и оттого, лязгнув челюстями у лица ребенка, взвизгнул по щенячьи и отлетел в угол.
        Егор очнулся от наваждения. То ли лязг челюстей, то ли псовый взвизг послужил тому, то ли потеря контакта с глазами-зенками зверя, но Егор очнулся в светящейся пещере и свет этот был скорее блеском бижутерии под флуоресцентной лампой, чем переливом серебра на солнце. Мерцанием это больше не было. Егор увидел двух борющихся друг с другом существ. Странного (и страшного) зверя и не менее странного (и страшного) волосатого карлика. Они катались по полу, рычали и пытались оторвать друг другу головы. Карлик беспрестанно и быстро-быстро что-то (монотонное, как заклинание) бормотал. Хорт выл. Карлик пытался дотянуться до глаз зверя, и Егору даже показалось, что рука его при этом вытягивается. Хорт изловчился и нацелил пасть в шею врага, но Чудин не менее ловок, хоть и не так изворотлив, успел подставить плечо. Зубы хорта впились в плоть, окровавив морду. Зверь конвульсивно сглотнул, ощутив блаженно-прекрасный вкус крови, вековая жажда затмила инстинкт убийцы на миг, и…Чудин схватил хорта за пасть, выворачивая челюсть, как Самсон в борьбе со львом. Поединок закончился свернутой шеей хорта. Егор во все
глаза смотрел на карлика-богатыря, спасшего его от ужасного зверюги. Так вот ты какой, хозяин сиплого голоса, подумал Егор, уверенный, что перед ним именно он, и не зная, что сам имеет в виду: внешность или факт спасения. А ещё Егор подумал, что же теперь? Но бородатый карлик не стал ничего разъяснять, он, посвистывая, быстрым шагом пошёл к стене и, когда Егор был уверен, что тот сейчас ударится о скалу, исчез. Исчез, порябев, как голограмма в фантастических фильмах.
        Мальчик снова остался наедине с собой… если не считать дохлого хорта. И если не брать во внимание «обстановку» пещеры - сундуки от пола до сводов, почерневшие за предолгие годы.
        Внимание Егора приковалось к одному из них.
        Глава 27
        Надежда об избавлении от боли в руке оправдалась. Виктор Ильич чувствовал руку, а не боль в ней. Ему даже захотелось поблагодарить бузиновый стол, но он подавил желание. Вместо этого смотритель подумал над вопросом, который уже возникал в голове: «если стол помогает мне избавляться от боли в плату за написание истории, то, что он делал для Юры Клинова, на что „подписался“ Кошмарный Принц?» Но этот вопрос остался открытым.
        Виктор Ильич сгрёб исписанные листы и занялся чтением. История Егорки разворачивалась, интересно знать, куда её дальше развернёт или завернёт? Виктор Ильич вздрогнул: «Мне что, правда, интересно?» И с ужасом обнаружил - да, интересно и ещё как!

«Мне интересно знать, что в этом рассказе кошмарного и какой будет концовка, а не сама история! - поспешил поправить себя Виктор Ильич. - И как я смогу повлиять на её концовку, если та предполагает стать плачевной! Смогу ли?..»
        Подобные - «смогу ли?» - вопросы - признак малодушия, так сказала бы Надежда Олеговна. Виктор Ильич поморщился (он не очень-то верил в себя) и дочитал текст. А дочитав, немало порадовался. Была в этой рукописи одна вещица, зацепка, вновь связавшая смотрителя с приключениями Егорки, пронизывающая невидимая (а может, уже и видимая?) нить разума
        памяти
        подсознания
        Виктора Ильича. Ведь он вычитал про волков-хортов в Интернете, когда, собирая информацию о деревьях в славянской мифологии, ошибочно кликнул в алфавитном указателе сайта букву «в» вместо «б» и попал на «волка», а не на «бузину». Мельком пробежался, ан в памяти-то отложилось! Значит, всё-таки возможность контроля действительно есть, а если так, то и влиять на ход событий тоже возможно. Виктор Ильич очень на это надеялся. Если Надежда Олеговна права и душа её сына сможет успокоиться за счёт хорошего окончания романа, то, знать, реально нужна победа над… магией стола? Хм, выходит так. Волновала только одна маленькая проблемка: где найти тот необходимый немыслимый образ возможного контроля? Как контролировать написание рукописи в «отключке»?
        И ещё неизвестно, насколько силен стол. Самосожжение страниц про Ивана Грозного и последующее возрождение из пепла, колоссальная борьба за щербинку и бешеное «ВЕРНИ ЩЕПУ», исчезновение перочинного ножика и появление в сложенном виде - достаточное количество фокусов, а?

«Благо, что гребаный стол мыслей читать не умеет! А то бы он мне устроил какой-нибудь геморрагический инсульт», - подумал Виктор Ильич и отложил листки с текстом. Он крутанулся в кресле, и некоторое время тупо глядел на портретную рамку
«СВЯТО МЕСТО ПУСТО» со смешанным чувством желания взять в руку заветную ручку и не прикасаться к ней.
        - Почему у тебя никогда не было серьезных отношений с женщинами? Почему, Юра? - спросил смотритель портретную рамку. А внутренний голос тут же прошептал: «Потому что он часто пил и потому что времени ему хватало лишь на писательство».
        Мысль о выпивке не понравилась Виктору Ильичу, и, чтобы не развивать её, он схватился за «Waterman», как за спасительную соломинку, пусть и спасение это сомнительно.
        Глава 28
        Небольшой сундук, сплошь обитый воронёным железом, единственный без замка, был водружён на огромный сундучище в окружении множества других разнокалиберных сундуков. Он словно подзывал к себе, просил, молил открыть его. Лицо Егора растянулось в самой счастливой улыбке. Он понятия не имел, что хотел найти в подземелье, но теперь знал, что нашёл. Как в сказке «Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что» с одной лишь разницей - Егор не собирался куда-то тащить сундук, Егор его нашёл.
        И собирался открыть. Сейчас.
        Он медленно подошёл. Облизнул потрескавшиеся губы, убрал со лба прилипшие волосы и протян
        Глава 29
        Ощущение было такое, будто кто-то тряхнул его за плечо, выводя из транса. Виктор Ильич моргнул несколько раз, прежде чем взгляд сфокусировался. Он увидел незаконченное слово и никак не мог сообразить, в чём причина внезапной остановки.
        - Протянул, - прочитал вслух Виктор Ильич, и хотел дописать «ул», но стержень вхолостую процарапал бумагу. Виктор Ильич попытался расписать ручку. Не вышло. Тогда он раскрутил её. Ха! Чернила кончились!
        Смотритель потянулся за новым стержнем, но в последнюю секунду вытянул из письменного набора дешёвую ручку, из прозрачного пластика. Стало интересно: что если писать этой ручкой, а не металлической «Waterman»? Он занёс дешёвую ручку над бумагой, с неуверенностью и опаской дописал «ул» и почувствовал, как ручка стала гнуться под давлением пальцев. Виктор Ильич посмотрел на ручку, она уже не просто гнулась - она плавилась! Пластик обжёг кожу. Виктор Ильич вспомнил, как будучи ещё шкетом поджигал целлофановые пакеты и наблюдал за горящими каплями, с гудением обрушивающимися на жухлые осенние листья, наблюдал, фантазируя, что-де целлофан - это советский бомбардировщик, а листья - фашистские танки «Пантеры» и «Тигры». При этом не раз обжигался и знал, каково это, но сейчас пластик не горел и даже не грелся, он просто плавился и жёг пальцы. Виктор Ильич засучил рукой, и оплавленная ручка отлетела, сбив одну из египетских кошек. Он поставил статуэтку на место, ощутив прохладу металла.
        Металл.

«В этом дело?», - подумал Виктор Ильич и вспомнил, что ручка «Waterman» после писанины всегда казалась очень тёплой, намного теплее, чем просто нагретая вспотевшей ладошкой. У смотрителя мелькнула мысль: а что если взять другую металлическую ручку? Но голос здравого смысла отмёл идею.
        Виктор Ильич вставил новый стержень в «Waterman», расписал ручку… и отключился.
        Глава 30
        ул руки. Пальцы нащупали сургучную печать. Егор подковырнул её, и она сломалась пополам. Но этого он мог и не делать: бечёвка, скрепляющая железные скобы сундука давно сгнила, и стоило Егору до неё дотронуться, как она рассыпалась в прах. Сердце билось в горле. Егор испытывал невообразимое благоговение. Он верил, что в сундуке - именно в этом, а не в остальных - храниться самый настоящий клад, ценнее которого ещё не находили. Он понятия не имел, что это может быть. Вспомнился фильм про Индиану Джонса, но страха, что это ящик Пандоры, не возникло, потому Егор, более не мешкая, открыл сундук и сунул в него руку.
        Сундук был пуст.
        Егор с ошеломленным и не верящим взглядом посмотрел вокруг, ища поддержки, но ни карлика-богатыря, ни кого бы то ни было ещё не наблюдалось. Егор вскарабкался на сундучище и заглянул внутрь загадочного сундука.
        И увидел себя.
        Нет, это не было отражением в зеркале. Двойник Егора что-то говорил, когда сам Егор смотрел на него с раззявленным ртом. Егор силился разобрать слова двойника, но не улавливал даже тембр. Казалось, двойник нем. Егор встретился с ним глазами… и мозг взорвался какофонией звуков, средь которых доминировали два леденящих душу слова: «ВЫПУСТИ МЕНЯ!!!»
        Егор завизжал и грохнулся на пол, выбивая остатки воздуха из легких. Визг так же резко оборвался, как и начался, мальчик глотал воздух, как рыба, выброшенная на берег.
        А из сундука тем временем поднимался торнадо чёрного дыма.
        Егор не верил своим глазам, которые округлились в плошки. Это же не кино, это неправда, думал он, мотая головой. Мальчик отказывался верить в торнадо, ведь ящик Пандоры - миф, и его не должно быть!
        Черный дым разрастался, и бижутерное мерцание стен меркло вокруг, заполняя пещеру мраком. Демон тьмы впитывал в себя растущий страх бесстрашного ребёнка, осмелившегося открыть сундук-острог. Но страха одного мальчишки мало. Демону-вихрю нужен был страх тысяч людей, чтобы обрести былую силу.
        Торнадо - насколько различил во мраке Егор - уплотнился в чёрно-маслянистую субстанцию и рывком отлетело в противоположную сторону от клада сундуков, швырнув своё невольное обиталище о стену. Чёрно-маслянистое нечто металось по пещере, колыхая затхлый подземный воздух.
        Чудин наблюдал, как демон рвался из пещеры, но не находил выхода. Выход был заговорён Чудиным ещё в те времена, чтобы хорт не смог покинуть пещеру. Но Чудин не знал, что в зачарованном сундуке, царь Грозный был недоверчив и не посвятил его в тайну. И теперь Чудин был рад, что заговор выхода из пещеры подействовал на невиданного демона. Да уж, Шашка был знатным чародеем, если умудрился заточить подобную мерзость! Вот только что это за демон такой и как его запихнуть обратно? А нужно ли запихивать? Чудин очень чётко помнил царский наказ: «пусть он откроет сундук и познает Силу, и уходит прочь, а ты поможешь вернуться на свет Божий, где обретёшь свободу и покой». Ну, малец, приглянулся тебе демон-от, подумал Чудин и с беспокойством продолжил следить за развитием событий в пещере.
        У Егора закружилась голова, спертым воздухом становилось невыносимо дышать, он начинал злиться на мелькающую чёрную хреновину. И когда совсем стало невмоготу, крикнул на торнадо:
        - ПРЕКРАТИ МЕЛЬТЕШИТЬ, ЧТОБ ТЕБЯ!
        И торнадо остановился.
        Демон тьмы услышал приказ. В этой пещере ребёнок имел над ним власть… и за это демон люто возненавидел его.
        Егор поднялся с пола. Он был испуган - это истина, но он был удивлён, и это не меньшая истина. Удивление на какое-то время побороло страх. Неужели торнадо подчиняется мне, подумал Егор. Ему засвербело проверить.
        - Встань передо мной! - как можно торжественнее и строже сказал Егор.
        И торнадо подчинился.
        Демон предстал перед мальцом.
        Егор увидел, как чёрно-мазутная субстанция опустилась на пол и стала обретать форму человека в чёрной одежде, напоминающей резиновый костюм водолаза. А через минуту Егор увидел себя. Только глаза двойника отличались от глаз человеческих. Они были цвета индиго с серебристыми, точь-в-точь как звёзды на небе, зрачками, впившимися холодным взглядом в глаза Егору.
        - Кто ты? - спросил Егор.
        - На Руси меня называют Див, - ответил двойник голосом мальчика.
        - А не на Руси?
        - У меня много имён.
        - Ну хоть одно? - настаивал Егор.
        - Ктулху, если угодно, - молвил Див.
        - Не слышал… - разочарованно помотал головой Егор. Он не знал ни Дива, ни Ктулху. Кто такие?
        Из-за стенки пещеры послышался присвист.
        Оба Егора глянули в ту сторону, а потом вопросительно друг на друга. Двойник не стал проявлять любопытства, Егор в душе порадовался этому.
        - Выпусти меня, - сказал Див.
        - Разве я тебя держу? - спросил Егор.
        - Меня держит это место.
        - Причём же тут я? Как я тебя выпущу?
        - Позволь мне вселиться в тебя… на время…
        - А почему я должен тебя выпускать?
        - Я могу дать тебе силу.
        - А я не хилый!
        - Магическую Силу.
        - Магическую? - Егор задумался, предложение было ай как заманчиво. - А какую? - спросил он.
        - Ей нет объяснения. Ты её почувствуешь.
        - А если я откажусь?
        - То умрешь здесь. А я найду выход - это проще, чем из сундука, найду и буду убивать всех, кто тебе хоть немного дорог: отца, друзей, знакомых…
        - Хватит!
        - Соглашайся.
        - Ладно.
        - Договорились… - и в то же мгновение двойник Егора закрутился в вихрь и через ноздри мальчика вселился в него.
        Егор почувствовал сильное головокружение и, чтобы удержаться на ногах, принял позу спринтера на старте. Зрение померкло, Егор зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел пещеру в дневном свете. Свет был такой яркий, что ослеплял.

«Это твоя магия», - прошелестел в мозгу голос Дива.
        Егору понравилось. Он поглядел вокруг и увидел дохлого хорта. Подошел к нему и почувствовал, что может оживить зверя.

«Зачем тебе это?» - прошелестел голос Дива.
        Действительно незачем. Егору стало весело. Воодушевленный, он двинулся к выходу. Но у выхода в тоннель остановился.

«Не можешь выйти?!», - озабоченно прошелестел Див.
        - Я не знаю дороги! - вслух сказал Егор и почувствовал легкую панику - если он не выберется из подземелья, ему конец… так или иначе!
        - Я покажу, - раздался сзади сиплый голос.
        Егор обернулся и увидел его хозяина - обросшего, неказистого, бородатого карлика в доисторических обносках. Он что-то хотел сказать ему, какие-то слова благодарности за спасение от зверя и за помощь сейчас, но бородач дугой обошёл Егора и, немелодично насвистывая себе под нос, пошёл из пещеры.
        Егор поспешил следом.
        Глава 31
        Ручка на самом деле была нагретой чрезмерно. Виктор Ильич положил её рядом с исписанными листами и где-то в глубине подсознания почувствовал досаду. Это тепло чудодейственным образом действовало на организм, да, теперь он мог сделать такое сопоставление. Ручка в процессе работы словно передавала, транслировала некую энергию, импульсы, волны или что-то труднообъяснимое рациональным мышлением. Она ухаживала, следила и лечила контактирующее с ней тело человека.
        Плацебо-эффект.
        А возможно, ручка была только передаточным звеном от источника к приёмнику. Но если приёмник известен, то кто источник - оставалось только догадываться.
        И тут смотритель почувствовал голод. Когда он ел в последний раз? Он откатился от бузинового стола, пока снова не «отключило» и, не перечитывая написанное, пошёл в квартирку.
        Поел скромно и неаппетитно: макароны по-флотски, сдобренные кетчупом и майонезом. Пока кушал, несколько раз подумал, что неплохо бы всё это разжидить, как минимум, бутылочкой шампанского.
        Пока желание реализовать попытку новой вылазки не возобладало в нём, Виктор Ильич поспешил вернуться в кабинет-студию… хотя бы для того, чтобы прочитать последнее из написанного, или потому, что это, теоретически, приближало к тому или иному исходу. Но - что душой кривить! - ему хотелось писать, хотелось снова почувствовать тепло потусторонней энергии, облучающей тело и в первую очередь суставы пальцев.
        Глава 32
        Егор увидел его на остановке у метро «Водный стадион», покупающего в ларьке сигареты. Вид отца был всклокоченный, движения нервозны, Егор с расстояния определил, что тот в тихом бешенстве. Но впервые в жизни не испугался, что будет выпорот за отлучку, не испугался праведного отцовского гнева. Если прежде (до подземельного путешествия) его взгляд на отца был нерешительный и затравленный, то теперь - пронзительный, будто Егор видел саму суть отца, а не предъявленную миру оболочку. В принципе, так оно и было: отныне отец сыну представлялся несносной букашкой, а весь его вулканический характер - спичкой, чиркнутой о коробок.
        Сын пошёл к отцу.
        Отец, завидев его, сплюнул, сжал кулаки и двинулся навстречу… но, сократив разделяющие их метры вдвое, остановился. Кулаки невольно разжались. Что-то было не так, он не мог уловить - что, но… что-то было не так. Что-то не так с его сыном. И когда между ними оставалось каких-то пару метров, отец понял, что не так. Походка, расправленные плечи, взгляд, выражающий непоколебимую твердость и… сила. Отец почувствовал небывалую доныне силу духа собственного сына, он словно лучился ею, и излучение это было тёмным, оно подавляло и отражало отрицательные эмоции, направленные на мальчика. Этакая демоническая харизма подрастающего авторитета. Что с ним случилось, спросил себя отец, ощутив, как ненавистный зверёк по имени Страх, запертый в клетке и охраняемый бешеным псом по имени Агрессивность, впервые за почти четыре десятка лет проявил себя кичливым.
        - Привет, пап, - сказал Егор.
        - Где ты был? - онемевшими губами спросил отец.
        - Какая разница, пап? Я вернулся, - сказал Егор.
        - Тебя не было трое суток. И ты спрашиваешь «какая разница»?!
        - Трое… - Егор несколько удивился. Как могло время так сильно растянуться? Он, задумавшись, потупился.
        Отца это вдохновило на крик:
        - ТРОЕ, твою мать! - Он выставил перед лицом сына три пальца. Егор неожиданно, равно как для себя, так и для отца, схватился за пальцы и вывернул их, намереваясь сломать. Егор чувствовал, что сможет сломать, почувствовал это так же чётко, как, когда хотел оживить хорта.
        - Не трогай мою мать! Ты не любил её… иначе, ты бы любил меня… папа, - прошипел Егор.
        - Пусти, - проблеял отец.
        Но Егор не торопился отпускать, он хотел сказать что-то такое, что испугало бы отца, заставило бояться, только не находил слов. Все слова казались ничтожными и пустыми. Прохожие с любопытством озирались, и Егор понял, что действия намного эффективнее громких фраз.
        - Никогда больше не прикасайся ко мне, - сказал десятилетний мальчик, глядя в глаза отца. Он ждал ответ.
        - Хорошо, - процедил отец, из последних сил сдерживая натиск взбунтовавшегося в нем зверька Страха. Бешеный пёс Агрессивность, поджав хвост, успел спрятаться в одном из тёмных углов подсознания. Отец услышал угрозу в словах сына и верил в её реальность, как священнослужитель верит в Бога. Он лишь снова подумал: «Что же с ним случилось? Где он был?».
        Егор отпустил пальцы отца. И пошёл домой.
        - Куда ты? - выкрикнул вдогонку растерявший свою свирепость отец. А Егор, не оборачиваясь, показал ему «fuck» (сбив с толку прятавшегося в ауре мальчика Дива - ведь это был знак Киш, рушащий преграды. Совпадение или люди знакомы с Ритуальными знаками?) Егора вполне устроил итог встречи с отцом: здорово, что на улице, классно, что не нужно ничего объяснять! Потому что он и сам толком не понимал, что случилось. После дрёмы в метро всё произошедшее с ним воспринималось через призму неверия. Всё так немыслимо. Можно было бы принять путешествие в подземелье за обычный бред, который снится в метро, когда хочешь провалиться в сон, но удерживаешься от этого, чтобы не пропустить нужную станцию. Можно было бы, если забыть об оборванном виде, потере «Электроники 77», о голоде и жажде. И совсем уж о необыкновенном ощущении всесильности. А главное - исчезновение ссадин, ушибов и гематом.
        Он шёл домой и вспоминал, как Чудин вывел его по тайным замысловатым ходам на свет Божий. Он едва успевал за быстроногим коротышкой, благо хоть, что видел в темноте теперь лучше кошки, почти как в ясный полдень. Он вспоминал, как, разворачивая верхний слой дёрна, который нарос за века с добрый метр, Чудин открыл потайной лаз из подземелья, и они вылезли в неизвестном Егору лесу. Он спросил Чудина: «Куда идти?», а Чудин ответил: «Куды хошь». И бегом скрылся средь деревьев, только его и видели. А видели двое, Егор и двойник Егора, покинувший тело мальчика.
        Сосредоточься и поймешь, куда нужно идти, между тем сказал Див. Образ двойника мальчика терял четкость и контур, Диву не терпелось ощутить свободу и власть, но по какой-то причине он не мог покинуть ребёнка. По-видимому, магия коронованного чернокнижника распространялась и за пределами пещеры-острога, и владел этой магией необразованный юнец! Див возненавидел мальчика ещё сильнее, он жаждал его смерти, но смерть мальчика могла привести к непредсказуемым последствиям. Мальчишка, который понятия не имел, кто в его власти и как этой властью воспользоваться, был сейчас неуязвим. Но пока он пребывает в неведении, нужно поскорее избавиться от пут. Див ещё не придумал, как осуществить план, но запудрить мозги ребёнку стоило немедленно, и он сказал: «Теперь мы квиты, ты дал мне свободу, я тебе - неограниченную силу. Ты должен изучить её сам. Наши пути расходятся».
        Егор поверил в справедливость слов Дива и не возражал.
        Див изобразил уход, обернувшись масляно-чёрным вихрем, взметнувшимся вверх и растворившимся в маковке осины. Егор снова остался один, он покрутился вокруг своей оси с закрытыми глазами и, отдаваясь интуиции, пошёл на северо-запад. Через какое-то время он попал на пустынную лесную дорогу, по которой, всё же, судя по двойной колее, иногда ходили машины. Дорога вывела к деревушке. Егор миновал её, не встретив никого, кроме пары игривых щенков-переростков. Для деревни было странно, что она такая сонная. Даже ни один петух не прокукарекал. От деревушки у Егора остался неприятный осадок. Он вышел на проселочную дорогу. Протопал около пяти километров, пока попутный «УАЗ Патриот» не нагнал его, и водитель, добродушный мужик с очень толстыми линзами очков («как таким только права выдают»,
        - подумал Егор), подбросил его до Москвы.
        Глава 33
        Виктор Ильич услышал за окном шум и вырвался из повествования. Подошёл к окну и выглянул на улицу через тюль. У главных ворот какой-то пьяный панк материл совершенно безмятежных на вид детективов, сидящих со скрещенными на груди руками в картинно-классических позах на капоте своего чёрного авто. Вторая машина, курсировавшая по периметру, медленно проехала вдоль здания и снова скрылась за углом. Проводив её взглядом, Виктор Ильич вернулся к напарникам из первой машины. Один из них успел закурить. Панк продолжал сотрясать закрытые ворота, а дружки через дорогу - его подначивать. Ситуация казалась вполне контролируемой, но от фанатов, тем более такого популярного «адепта мрака», как Кошмарный Принц, нужно ждать чего-то непредсказуемого. И это не шутки, прецеденты беспощадного вандализма и жестокости имели место быть, за что Юру Клинова не раз пытались обвинить в подстрекательстве и разжигании беспричинных зверств. Смотритель понадеялся, что детективы отдают себе в этом отчет, пожелал им удачи и вернулся к писательскому столу.
        Глава 34
        Див был зол, но он был и истощен. Ему нужны были эмоции, а самые сильные по энергетике эмоции вызывал страх и выброс адреналина. Это-то и нужно, нужна пища. И в сложившейся ситуации Див мог довольствоваться только теми людьми, с кем мальчишка вступит в контакт более чем на пять минут. Однако лучше, чем ничего.
        Мальчишка намеревался встретиться с одним из его лучших друзей.
        - Ты где пропадал? - спросил друг.
        - Лёша, где я был, там меня уже нет! - ответил Егор.
        - В школе класснуха уже заколебала спрашивать: «Где Егор, где Егор?». Как будто если мы друзья, то я обязан знать, где ты пропал. Кстати, она домой тебе звонила…
        - Фиг с ней.
        - Завтра появишься?
        - Ага. - И на этом тема была исчерпана.
        Див почуял, как мальчишка умышленно, но неосознанно подавлял любопытство приятеля и справился довольно-таки неплохо, хотя мог вообще избавить себя от вопросов. Возможно, подсознательно ему хотелось рассказать. Скорее всего. Див нацелился на приятеля и без труда настроился на его энергетическое поле… как радиоприёмник на частоту волны (побывав в теле мальчишки, Див перенял всю информацию, которой тот владел и теперь старался ассоциировать себя в новом времени, идти в ногу с ним). Приятель мальчишки легко поддался влиянию, и Див уже знал, как напугать его. Подсознание друга Егора было заражено. «Я - вирус в совершенном компьютере, называемым человеческий мозг», - продумал на современный лад Див и остался доволен: сравнение звучало комплементом.
        Див не спешил, он набирался сил, но и бездействовать не желал.
        Дети расстались по меркам детского времени поздним вечером.
        Лёше нужно было пройти пару дворов, прежде чем оказаться дома. Дворы обезлюдели. Фонари и свет из окон освещали улицу.
        Мальчик зашёл в арку, соединяющую дворы. Арка являлась самым тёмным местом, и, когда на выходе появилась фигура, мальчик испугался. И испуг стал первой порцией инфернального голода Дива. Мальчик шестым чувством узнал человека. Старшеклассник с дурацкой кличкой Кирпич - потому как физиономией не вышел - шёл к мальчику. Мальчик собрался наутёк, но на плечи его упали две здоровые ладони. Он заорал. А Кирпич подбежал и со всего маху врезал ему по диафрагме. Трое били мальчика, пока тот не лишился чувств.
        Крик ребёнка не остался незамеченным, его услышал мужчина, выгуливающий овчарку с парализованными задними лапами. Он выводил питомца всегда позднее остальных собачников, оберегая, как сам утверждал, психику своего Джульбарса, чтобы Джульбарс не пытался бежать за палкой или резвиться в веселой игре других собак. Мужчина оставил свою овчарку и поспешил к арке. Там он увидел мальчика, корчившегося в странных конвульсиях на асфальте. Мужчина подумал, что у ребёнка эпилептический припадок и вызвал по мобильнику «Скорую помощь», потом склонился над мальчиком, но стоило ему протянуть руки, как мальчик затих. Мужчина сообразил, что тот без сознания и расстегнул ворот его рубашки, потом отвесил ребёнку несколько оплеух, только эффекта оплеухи не возымели. Обморок был глубоким. Мужчина поднял мальчика на руки и отнёс на ближайшую скамейку.
        Приехала «Скорая», мальчика увезли. Врачи не смогли привести ребенка в чувство и глубокий обморок перерос в кому, причины которой были совершенно не понятны. Врачи развели руками, пытаясь размытыми фразами специальной терминологии успокоить истерику несчастных родителей.
        Див ликовал. Он надеялся, что завтра, узнав о случившемся, мальчишка Егор не заподозрит неладное. Мальчишка не осведомлён в тонкостях магии, чтобы в его голове так сразу зародились первые подозрения, но и не глуп, чтобы не догадаться вскоре. Потому придётся набираться сил с постоянной оглядкой на мальчишку-хозяина. Дива бесило это. Он, могущественный демон тьмы, ограничен властью ничтожного человечка! Как постыдно! Единожды попавшись в магическую закрепь, нелегко обрести свободу. И уже не кажется утешением, что чернокнижник Иван в конечном итоге лишился рассудка и попал под силу мрачных снов, посылаемых ему Дивом. Сны царю представлялись вещими, они внушали ему всевозможные заговоры и предательства среди своих придворных и челяди.
        Завтра мальчишка идёт в школу…
        Глава 35
        Всё тело окостенело. Особенно ныли ноги и шея. О скрюченных артритом пальцах вообще речь не велась. Если раньше Виктор Ильич и задумывался над выражением «как разбитое корыто», пытаясь представить ощущения, то отныне знал, что значит быть разбитым корытом. Увидев себя сейчас в зеркале, он не ручался, что не испугался бы отражения. А ещё жажда, от которой кряхтел и не мог откашляться, будто слузгал кило пережаренных семечек. Виктор Ильич сомневался, что эту жажду можно утолить водой. Чем угодно, но не водой. И не квасом, и не кока-колой… Почему, почему мысль о выпивке преследует? Почему не оставит в покое? Ужели так хочется выпить? Нет, ведь. Одна мысль вызывает тошноту. Тогда что? Что с ним? Он же никогда так не тяготел к спиртному! Словно запретный плод, о котором наперёд знаешь, что он червив, а то и отравлен, но тянешься, тянешься, как полный болван, чтобы хапнуть и вгрызться в гнилую червоточину. Жуть… И ведь знаешь, что придёт момент, когда не сможешь устоять и бросишься сломя голову за бутылкой. Знаешь… поделать вот только ничего не можешь, ничегошеньки! Виктор Ильич нутром чувствовал:
сдаются позиции. Он никогда не думал, что способен быть таким мягкотелым и беспомощно-бесхребетным.
        Порицание себя толку не дало.
        Смотритель поскорее схватился за ручку, чтобы пусть ненадолго, но отсрочить безумие возникшей (извне или исподволь?) алкогольной зависимости. Становилось страшно.
        Теперь «отключка» представлялась благом.
        Возможно, этого стол и добивался. Только Виктору Ильичу было плевать, он забыл про ноющие конечности, про «кроличьи» глаза и про окостенелость всего тела. Он постарался забыться, и «отключка» стала подмогой.
        Глава 36
        У Егора были школьные враги, и главным среди них считался Кирпич. Этот тринадцатилетний бугай-пятиклассник терроризировал не один младший класс. Огромным плюсом после «перепрыгивания» из третьего класса в пятый и перетасовки учеников согласно общим оценкам по классам «а», «б», «в» и «г» Егору казалось то, что он попал в класс «а», а не в класс «в», в котором коротал время второгодник со стажем Кирпич. Огромный же минус - это то, что как раз большинство его лучших друзей оказалось в класс «в». И часть их попала под пагубное влияние Кирпича, став его
«шестерками». Егор с детского сада умел вокруг себя собирать ватагу ребят, которые, независимо от вида игры всегда стремились быть на стороне Егора. Егор был лидером, но влияние Кирпича крепко подрывало лидерство: легче переметнуться на сторону сильного, чем оставаться в стане лохов и подвергаться издевательствам, насмешкам, унижениям. Кирпич со своими «блатными пацанами» отбирал у лохов деньги и называл это «платой неприкасания», то бишь, заплатил - и можешь пару дней сидеть спокойно и не бояться, что на твою голову во время урока географии обрушится со всей силы книга по этому предмету ради лучшей усвояемости материала. Все пинки-подзатыльники доставались тем, у кого денег тю-тю. Остальным же классам не везло с Кирпичом и его дружками на переменах, в столовой, после уроков и во время физкультуры, если к несчастью попадали смежные уроки. Кирпич так же якшался и с одногодками, получая от них добро на беспредел за точно такую же «плату неприкасания», которую Кирпич с дружками отстёгивал им. Всё и вся в мире повязано. Егор помнил, как однажды на крыльце школы Кирпич на глазах у всех схлопотал в челюсть
от одного крутого старшеклассника. Вот уж была радость! Тут же прокатился слушок, что Кирпич не отдал недельную мзду. И Егор понял тогда, что Кирпич - та же
«шестерка», только выше его на голову.
        Сегодня Егор шёл в школу с намерением поставить этого тупорылого переростка на своё тупорылое место (а Див, как коктейль из трубочки потягивал негативный энергетический настрой мальчика, впрыскивая взамен незначительными, но действительными порциями эмоции насилия в душу глупого хозяина). Егор чувствовал с каждым шагом, приближающим его к школе, как из глубины своего естества поднимается гнев. Сильный. Настолько сильный, что Егор сомневался (правда совсем недолго), сможет ли удержать его в определённых рамках. Он не должен выставлять свою Силу напоказ, и понимал это, но месть… она так сладка! А Сила… так безгранична!
        К великому разочарованию Егора, Кирпича у школьного крыльца не оказалось. Зато стояли его дружки, курили, пряча сигареты в кулаках. Егор решил их не трогать. Гниющую рыбу лучше уничтожать с головы, так вроде говорится?
        Но один из дружков совершил оплошность.
        Егор поднялся по лестнице и потянулся к ручке школьной двери, когда пацан по кличке Кот отстрельнул окурок в него. Горящий окурок летел прямёхонько в Егорову голову. Егор шестым чувством
        магической Силой
        заметил это и резко дёрнулся назад, одновременно рывком открывая дверь. В дверях оказалась завуч, она едва ли не вывалилась от неожиданности на крыльцо, комично охнула и хотела тут же разразиться тирадой, когда окурок приземлился на согнутый в локте рукав её серого пиджака, немедленно прожигая дырку. Последовала немая сцена, и завуч забыла про Егора…
        Егор прошмыгнул за дверь, одарив Кота кровожадной улыбкой. Дверь хлопнула. А завуч подняла скандал.
        День начинался прекрасно! Инцидент с окурком натолкнул на мысль, что лучшая месть
        - это подстава.
        Первым уроком шла история. Довольная физиономия Егора историчке, которую все поголовно и не напрасно называли истеричкой, очень не понравилась. Она вызвала его к доске, но Егор знал домашнее задание и не доставил удовольствия училке. Тогда она вздумала устроить письменный тест по пройденным урокам. По классу прокатилась волна возмущения. А Егор с первой парты продолжал лыбиться в искажённое лицо старой девы.
        Он закончил тест задолго до звонка, но не спешил выбиться из общей массы, ждал первых ласточек. Прозвенел звонок. Урок продолжался. Вскоре классная дверь начала то и дело поскрипывать - в класс заглядывали любопытные из 5 «в». (Егор знал расписание «в»-класса, как своё, ведь там учатся друзья). В какой-то момент он осознал, что должен показать «fuck», чтобы сработала подстава. Егор почесал в затылке и, когда в очередной раз скрипнула дверь, выставил средний палец.
        Истеричка потребовала сдать тесты.
        Егор сдал четвертым и вышел в коридор. В коридоре его ждали дружки Кирпича. Ждали с нетерпением, демонстративно разминая кулаки. Егор заставил себя сделать серьезным лицо, кусал щеки, чтобы не прыснуть от хохота. И чего ему так весело?
        Кодла Кирпича окружила Егора.
        - Ты чего мне показал, а? - спросил один из них. Если Егор не путал - Яша его звали.
        - «Птичку», - ответил Егор.
        - Ты чо - офуфел? - спросил Яша почти ласково.
        - Нет, но если ты хочешь набить мне рожу, пошли в туалет. Вдвоём.
        Подобного поворота не ожидал никто. Яша посмотрел на дружков, дружки ждали что-то от него. Все дружно пожалели, что рядом нет Кирпича. А лох смело изучал Яшину физию и тоже ждал… участи.
        - Да отведи ты его в туалет и размажь по стенке! - вякнула какая-то приблатнённая девчонка из их класса, сдвинув ситуацию с мёртвой точки.
        - Ну, пошли, - сказал Яша и пошёл первым.
        Егор смерил
        пометил
        девчонку взглядом, от которого та к его удовольствию побледнела, и двинулся следом за Яшей.
        Они зашли в туалет.
        - Что мне с тобой делать? - спросил Яша будто совета.
        - А что ты можешь? - парировал Егор.
        - Ты обнаглел, лошара! - сказал Яша и размахнулся для удара.
        До путешествия по подземельям удар Егору показался бы молниеносным, теперь же ему хватило времени увернуться и подставить кулак в пах противника. Яша взвыл, и по тембру голоса легко определялся плавный переход возгласа изумления к вою боли и к разъярённому визгу следом. И всё это за считанные секунды. Яша пошёл тараном на Егора, но следующий же его кулак врезался не в плоть, а в стену. Если здесь был не перелом, то вывих - однозначно. Яшин визг обрёл членораздельные слова, и ими был мат. Отборный русский мат.
        С начала учебного года завуч ради поддержания нравственности учеников издала локальный указ о введении штрафа в размере пятисот рублей за нецензурные ругательства, как в школе, так и на её территории. Подловить кого-то и примерно наказать ещё ни разу не удавалось. Сегодня же был просто день сюрпризов! Сперва окурок, испортивший её любимый пиджак и настроение, а теперь - громогласный мат в мужском туалете! Она бегом ринулась к туалету, чтобы задержать нарушителя с поличным. Открыв дверь, она увидела страшную картину. Один из несносных лоботрясов размахивал руками и безбожно материл несчастного мальчишку. Завуч была женщиной крепкой комплекции и, не раздумывая, вывернула ушибленную Яшину руку. Тот взвыл ещё сильнее, но матерный фонтан прикрыл. Несмотря на боль, он понял, что влип, и, сверкнув на обидчика злым взглядом, поймал в ответ надменно-жёсткую улыбку, от которой веяло жутью.
        Егор вернулся в класс с гордо поднятой головой триумфатора.
        Начинался урок русского языка.
        Глава 37
        Отпустило. С каждым разом вход и выход из транса становился менее и менее ощутимее: ни головной боли, ни в суставах, ни в пояснице… нигде.
        Смотрителю снова не хотелось читать написанное, в какой-то мере его раздражало, что он не может во время этой каллиграфической стенографии воспринимать транслирующуюся информацию мозгом одновременно с моторикой. И раздражение сейчас находилось на поверхности его чувств; как чистую воду озера покрывает тонкий слой рясы, так душу Виктора Ильича застлало неприятное ощущение дискомфорта. Но он не пенял на бузиновый стол, нет, ощущение было вызвано гнетущим сопротивлением настырному желанию напиться, и сопротивление нагнеталось в нём с каждой новой мыслью о выпивке. Виктор Ильич терял контроль, и писанина лишь отсрочивала день, когда он сожмёт в руке стакан. Смотритель, глядя на исписанные листки, не ручался, что не взбесится через минуту и не уничтожит их…
        А потом вскочит и понесётся в ближайший винный магазин.
        Но он продолжал сидеть и сверлить взглядом бумагу.

«Эту рукопись не уничтожишь, она не горит», - напомнил он себе.
        - Зато трубы горят, - сказал Виктор Ильич в ответ, одновременно размышляя, стоит ли убраться в музее, чтобы отвлечься от пагубной тяги. Но решил, что лучше убраться из кабинета-студии. Он откатился от стола, медленно встал и на не разгибающихся ногах вышел в коридор.
        Он устал. Тяжёлый труд - бороться с собой. Стоя у винтовой лестницы, Виктору Ильичу представлялось, что вся история со столом надуманная и мнимая, что он просто сошёл с ума вот и всё. Он тряхнул головой и прогнал абсурдную мысль, какой бы желанной она ни казалась.
        И спустился вниз.
        Уму непостижимо, как быстро утекает время, быстрее воды в горных ручьях! На город снова опустился вечер, и в музее было неуютно и пасмурно. Виктор Ильич почувствовал это именно в холле, где солнце освещало помещение в любое время дня - так хитро были установлены здесь никогда не занавешивающиеся окна. Особенно хитрым было окно западной стены (некое подобие не открывающейся фрамуги), сейчас оно преломляло закат, проецируя на потолок «вены» рано облетевшей липы. Скоро ночь.

«А „Подлодка“ закрывается в час», - ввернулась баранья мысль.
        - Ты всё испортишь, дядя Витя, если выпьешь, - неожиданно прозвучал голос. Виктору Ильичу показалось, что голос прозвучал в голове… но тут он увидел его.
        Клинов Юрий стоял в глубокой тени за балюстрадой винтовой лестницы. Он был в чёрном костюме и, по-видимому, в чёрной рубашке, потому как в тени бледнело лишь печальное лицо. Смотритель и Кошмарный Принц долго изучали друг друга.
        Наконец Кошмарный Принц повторил свою фразу:
        - Ты все испортишь, если выпьешь. - И вышел из тени. В данный момент он меньше всего казался призраком. И Виктор Ильич верил, что перед ним не призрак. По крайней мере, не совсем призрак.
        - Здравствуй, Юра…
        - Ты не удивлён, дядя Витя?
        - Ну почему? Удивлён.
        - Да, ты всегда умел контролировать эмоции.
        - Что ты имеешь…
        - Например, тебя и мою мать. Тебе не стыдно перед моим отцом, дядь Вить?
        - Т-ты…
        - Что? - Юра Клинов хитро улыбнулся, но Виктору Ильичу улыбка показалась оскалом освирепевшей гиены. Он отступил на шаг. Кошмарный Принц на шаг подступил. И повторил:
        - Что?!
        - Ты не можешь нас осуждать, если знал…
        - Не суди да не судим будешь! Вот только не надо кормить меня этим дерьмом, дядя Витя, - Кошмарный Принц придвинулся ещё на шаг.
        - Креста на тебе нет, - сказал смотритель и перекрестился.
        - Не стращай. Поздно… Да и зачем? Разве крест способен оградить от ада?
        - От ада способна оградить вера…
        - Я ведь верил в Бога. Знал, что Он есть, но меня вполне устраивало, что Он не лез в мои дела. А если бы полез, вряд ли это сошло Ему с рук… И ты не лезь, дядя Витя!
        - пригрозил Кошмарный Принц, и Виктор Ильич увидел, как в глазах визави мелькнула вспышка обжигающе холодного пламени.
        - От чего ты меня предостерегаешь? - спросил Виктор Ильич.
        - Не прикидывайся глупцом… - Кошмарный Принц хотел ещё что-то добавить, но замолк и хмуро посмотрел в сторону чёрного хода. Потом внезапно подскочил к Виктору Ильичу и рявкнул:
        - Проснись!!!
        Виктор Ильич вскрикнул. И проснулся. Действительно проснулся. Он спал. Неужели спал? Спал за этим столом?!
        Обрывки мыслей прервались звонком. Звонок чёрного хода. Но какого ляда он звонит?
        А звонок повторился. И по частому «дин-дон», Виктор Ильич догадался, что посетители (кто бы там ни был) дозваниваются упорно и давно.
        Смотритель выбежал из кабинета. У двери чёрного хода притормозил. Отдышался, держась за сердце и думая, что «бег от инфаркта» - не его случай.
        Когда снова зазвонили, он посмотрел в глазок.
        - Чертовы детективы! - прошипел Виктор Ильич, порылся в карманах в поисках ключа и открыл дверь. - Чего вам, ребята?
        - Мы уж думали ломать дверь, - сказал один, кучерявый.
        - Это было бы лишним, - сказал Виктор Ильич. - Я спал.
        - Ну да… Нам звонила Надежда Олеговна, сказала, вы не подходите к телефону, и просила узнать всё ли у вас в порядке, - сказал кучерявый. И оба детектива вопросительно воззрились на смотрителя, уверявшего, что спит в верхней одежде.
        - А чего так поздно?
        - Волнуется, - пожал плечами кучерявый.
        - А-а-а… как она?.. То есть… передайте Наде… жде Олеговне, у меня всё под контролем… но делов ещё много. - Виктор Ильич вымученно улыбнулся. - Так и передайте: всё под контролем, но делов много.
        - Может, вам что нужно? - спросил напарник кучерявого.
        - Мне нужно… - выпить, Боже, он едва не сказал: «выпить»! Виктор Ильич прикусил язык, поспешив добавить что-то нейтральное, но на ум пришло лишь:
        - Сигарету. Мне нужно сигарету… если у вас, ребята, есть?
        - Конечно, есть. - Кучерявый протянул Виктору Ильичу пачку «Кэмэл».
        Виктор Ильич вытащил сигарету.
        - Берите пачку! - сказал детектив.
        - Нет-нет. Мне одну только. Я ведь бросил…
        - Так, может, и не стоит начинать? - спросил напарник кучерявого.
        - Может и не стоит. Спасибо, ребята. Пойду я спать.
        Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Виктор Ильич не без радости закрыл дверь.
        В холле Виктор Ильич посмотрел на фрамугу, но не увидел ни заката, ни «вен» веток липы на потолке - небо заволочено густым облачным полотном.
        - Значит, ты мне приснился? - спросил он тень за лестницей, кроша в кулаке сигарету. За эту мысль стоило ухватиться. Но стоила ли она того? Всегда ли нужно принимать на веру то, что на поверхности и успокаивать
        бдительность
        себя этим? Не копать вглубь и вширь - проще пареной репы, только Виктор Ильич не мог себе этого позволить, не мог, потому что чувствовал, что это был не совсем сон (также он верил, что призрак Юры Клинова - не совсем призрак). Что такое сон? Путешествие в виде плазмоида по иным реальностям, измерениям, астралам или мирам? Если так, то почему бы ни верить, что он буквально только что действительно разговаривал с Кошмарным Принцем в реальности, где проявилась (или осталась не погибшей) одна из сущностей популярного писателя… одна из отрицательных сущностей?
        Чему он угрожал? Единственному и неповторимому поцелую? Или
        ты все испортишь, если выпьешь
        желанию выпить?
        - Не тронь вина, Гертруда! - задумчиво процитировал Виктор Ильич Шекспировского короля и, мысленно проведя параллель от призрака отца Гамлета к призраку Кошмарного Принца, решил, что вероятнее - второе.
        Ноги привели в квартирку. И он осознал это, когда рука легла на дверцу холодильника. Смотритель открыл дверцу. Молоко, масло, сырокопченая колбаса, пармезан, зелень, упаковка яиц, банки с какими-то солениями, фрукты, тушенка - сухомятка, одним словом. Стоило бы, конечно, что-то удобоваримое из этого изобилия сварганить, но лень… Он достал колбасу и сыр, сделал бутерброды. То ли у него нюх сделался привередливым, то ли что, а от колбасы вдруг потянуло застоявшейся мочой; Виктор Ильич скорчил моську и надкусил: есть-то хотелось и никакой запах перебить голод сейчас не мог. Вместо чая запил бутерброды молоком, и желудку это не понравилось. Виктор Ильич порылся в столе, нашёл «мезим». Запивая таблетки, он подумал, что рано или поздно здесь всё подъест и выйти из музея, как не крути, а придётся.

«А почему бы ни сделать это прямо с утра?», - стрельнула мысль.
        Он полоумно уставился на холодильник. И когда до него дошёл сокровенный смысл, он ужаснулся. Где-то в душе теплилась надежда, что коварная, как змий искушения, мысль о выпивке исчезла, но он обманулся, мысль лишь ждала подходящего момента.
        Виктор Ильич, забыв об усталости, поспешил под мнимую защиту бузинового стола.
        Глава 38
        За невероятно короткое время Егор изменил мир вокруг себя под себя. Он визуализировал всё, что хотел. Когда его вызывали к доске на уроках, перед его лицом возникал учебник, не видимый никому, кроме него. Учителя не верили в его негаданно проклюнувшуюся гениальность и, не сговариваясь, пытались каждый самостоятельно подловить на каверзных вопросах и заданиях, но Егор всегда знал ответ и всегда делал то, что нужно. Первым сдался физрук, заставивший одного из самых нерадивых учеников - Егора - пробежать километровый кросс, а потом, видя, что тот даже не запыхался, поставив новый рекорд школы, сделать двадцать подтягиваний. Егор сделал пятьдесят… и утомился доказывать своё превосходство в таких мелочах. Он посмотрел на физрука… и физрук освободил его от занятий до конца учебного года.
        Егор занялся богатством. Легче, чем щёлкать орехи, оказалось выуживание из банкоматов наличных. Ещё легче - стоять у метро с раскрытым пакетом и наполнять кошельками прохожих, отдающих кровные с довольной улыбкой. Кроме этого, деньги сами липли к нему, создавалось впечатление, что люди только и делают, что сорят купюрами. Когда денег в доме стало действительно навалом, Егор понял, что не знает, куда их девать, потому что всё, что хотел, он мог получить даром… вплоть до полёта в космос.
        Егор перестал общаться с друзьями. Он перестал общаться вообще с кем-либо. Отец не вернулся домой после появления пропадавшего невесть где сына, а Егор, увлекшись своей магической Силой, напрочь забыл про его существование. Каждая новая придумка отрывала мальчика от реальности. А мысль о космосе и вовсе перекрыла все желания.
        Он визуализировал Вселенную… и содрогнулся от её бесконечности. Егор был ещё ребенком, и страх потеряться в пространстве и времени охладил чрезмерный аппетит и пыл.
        Но ненадолго.
        Осознание собственного всемогущества не давало покоя. Егор решился - была не была!
        - на ещё больший подвиг: он захотел быть вне времени и пространства. Он пожелал быть богом.
        Желание Силы - Закон.
        Исчезло время. Исчезло пространство. Вакуум заполненный хаосом, рождавшим гармонию. Безумие, творящее рассудок. Сознание, цепляющееся за мысль. Бестелесность, закованная в рамки Бытия. Егора охватило безумие, он был нигде, и он был повсюду. Он видел Землю и недра её. Он видел звёзды, названиями которых были цифры. Он видел звёзды, которым не было названия. Он видел Гончих Псов и Волосы Вероники. Он видел созвездия, названия которым мог придумать только извращённый ум. Он видел туманности и чёрные дыры. Он видел прозрачности и белые пятна, как бельма в глазах сатаны, не имея представления и не желая знать, что это
        - быть может, Райские Врата? Быть может, мерзость? Он был человечеством. Он был памятью и мечтами. Он был идеями и воплощениями их. Он был росой. И кометой. Он слышал всё, но ничего не понимал. Он видел всё, но разум мальчишки пасовал перед увиденным. Он чувствовал энергию, но не мог её направить, он впитывал её, но не мог отразить в пространстве и во времени. Он пожелал быть богом, но не справился.
        Мальчик лишь впитал знание. И оно было кратким.

«Богом быть невозможно, но можно приблизиться к нему».
        Егор понял, как важно измерение, будь оно хоть десятимерным. Находясь «вне», Егор не заметил ни одной формы жизни, кроме как на Земле. Выходило ли из этого, что колыбель Вселенной соткана лишь для одной микроскопической планеты, или он просто не успел узреть иную жизнь - Егор не знал, но в то краткое мгновение, что он был богом, мальчик понял, как использовать Силу, данную Дивом.
        Ему вспомнился «Цветик-семицветик»: «лети-лети, лепесток, через запад на восток…», и словно душа сжалась в теле. А вдруг моя Сила не вечна, подумал Егор, вдруг я утрачу её уже завтра? Они не обговаривали с Дивом долгосрочность владения Силой. Что если истрачено шесть лепестков и волшебство закончится… толком не начавшись?
        Див сказал, что Сила должна использоваться только в личных целях. Но какой от неё толк в личных целях? Егор не пестовал эгоизм и, пресытившись волшебством для себя, стал чувствовать дискомфорт в душе.
        Пребывая вне времени и пространства, он непонятно почему переместился из дома на три квартала верх по улице и обнаружил себя, обуреваемого мыслями о добре, возле забора незнакомой школы среди ночи в домашнем трико, тапках и майке с пятном подсолнечного масла на животе. Егор быстро сориентировался на местности и повернул в сторону дома. Было прохладно, и он создал вокруг себя тепловое поле. Путь лежал вдоль длинного пикового школьного забора, выкрашенного в противный болотный цвет. Перестав изучать асфальт, он глянул вперёд. И увидел нечто, висящее на заборе, подумал - зимняя шапка, но, подойдя ближе, отшатнулся. Словно смерть щёлкнула по носу. Не шапка - кот! Егор инстинктивно зажал нос и захотел поскорее уйти.
        Остановило его воспоминание о мёртвом хорте. Тогда он был уверен, что сможет воскресить зверя, но Див не дал. Теперь Дива нет и… почему бы ни попробовать?
        Егор заглушил обоняние и снова посмотрел на бедного кота, издохшего в мучительной агонии не так давно. Егора переполнила жалость к коту и ненависть к ублюдкам, сотворившим такое, а ещё больше он злился на жителей соседних домов, оставшихся безучастными к беде животного. От ненависти он почувствовал воодушевление, жалость же вселяла смущение. Со смешанными чувствами Егор снял трупик с заборной пики, при этом противный чмокающий звук едва не лишил мальчика остатков ужина. Он положил мёртвое окровавленное тельце на тротуар. В свете бледного фонаря оскал кота был особенно устрашающим. Егор вспомнил фильм «Кладбище домашних животных», но отмахнулся от возникших ассоциированных последствий - у него не тот случай, у него есть Сила иного порядка, чем у микмаков, веривших в какого-то Вендиго. Егор не представлял, как будет происходить воскрешение. Воскрешение… подходит ли такое слово для животных? Для начала он снял майку и накрыл трупик, потом присел рядом в позу лотоса, закрыл глаза, сосредоточился на визуализации оживления кота и, положив руки на тельце, прошептал:
        - Абра-кадабра, сим-салябим, ахалай-махалай, БУМ!

«БУМ» он выкрикнул.
        Прошло какое-то мгновение (за которое Егор успел подумать, что ничего не вышло и расстроиться) и тельце под майкой шевельнулось. Егор отдернул руки и открыл глаза.
        - У кошек семь жизней. У тебя, кошар, вторая, да? - сказал Егор.
        - Мяу, - ответил кот.
        Егор улыбнулся. А кот высунул мордочку из-под майки и снова мяукнул. Егор был рад увидеть живую кошачью любознательность вместо мёртвого оскала агонии. Он совершил чудо! И он хотел поделиться этим с кем-нибудь. Егор вспомнил о Лёше.
        С великим нетерпением он дождался утра, чтобы позвонить ему и вместе пойти в школу. Трубку взяла его мама. И её глубокая подавленность ненадолго сменилась удивлением, что лучший друг совершенно не в курсе событий.
        - А я думаю, почему ты не звонишь, не приходишь… - сказала она.
        - Я… болел, - нашёл оправдание Егор.
        Но Лёшиной маме было всё равно. Она дала адрес стационара и положила трубку не попрощавшись.
        Егор стремглав помчался в больницу. Он был уверен в Силе, он спешил помочь. Ему понравилось совершать чудо, несказанное счастье переполняло его…
        Но с Лёшей ничего не получилось. Он не очнулся. Егор расплакался. Теперь он чувствовал себя самым несчастным на планете. Он бездарно растратил свои шесть лепестков, а седьмой использовал на бездомного кота, а не на лучшего друга. О, горе!
        Егора попросили покинуть палату.
        Глава 39
        На сей раз из писательского транса Виктора Ильича вырвал выстрел. И выстрелом был не выхлоп газа какой-нибудь старой колымаги. Выстрел - самый настоящий из настоящего автоматического оружия. Это Виктор Ильич определил сразу, но вот установить источник хлопка мозг никак не мог. Подсобил рёв сирены за окном. Смотритель рванулся к нему - диафрагму сдавило от предчувствия беды.
        Ворота открыты, выломаны. Площадка перед центральным входом заполнена молодежью, взявшей в полукруг одну из машин детективов. С этой парочкой Виктор Ильич знаком ещё не был и отметил для галочки, что один - блондин, другой - в темных очках а-ля Джон Леннон. Блондин упёр дуло своего пистолета в лоб какого-то бритоголового недоноска и что-то говорил, а а-ля Леннон переводил мушку оружия по толпе с одного на другого. Второй автомобиль стоял поодаль, и кучерявый со своим напарником тоже держали оружие наготове. Первый выстрел, по-видимому, предупреждающий, и теперь каждый из детективного квартета готов разрядить магазины в почти неуправляемую толпу при малейшем подозрении на новое буйство. Блондин говорил громко и, похоже, для толпы. Виктор Ильич слышал голос, хотя не мог разобрать слов, но о смысле догадаться несложно. Бритоголовый бросил велосипедную цепь. Виктор Ильич не сомневался, что на недоноска подействовали слова детектива, а не сирены патрульных машин. Бритоголовый и иже с ним медленно развернулись к выходу. За ними неохотно ретировалась и остальная масса чокнутых фанатов.
        Повыскакивавшие из машин менты без разбору скрутили несколько человек. И тут, словно у толпы пропала заторможенность после выстрела, сборище вмиг рассыпалось по улице, как бисер.
        Инцидент, можно сказать, исчерпан. Только вот надолго ли?
        Виктор Ильич поспешил вниз, к чёрному входу. Ему были интересны подробности.
        И подробности вселили ещё большее беспокойство.
        Оказалось, что клика бритых - это так называемые скинхеды, гнавшие на велосипедах к музею Клинова восемь суток аж из самого Екатеринбурга. Да уж, тут любого охватило бы бешенство! Откуда им было знать, что музей внезапно закроют по каким-то техническим причинам (тем более что причин вроде как и не было), когда они покроют уже больше половины своего пути? А даже если бы у кого-нибудь из них и было радио, то вряд ли, затеяв подобную экспедицию, они повернули бы восвояси, не выказав своего яростного возмущения музейным крысам. Виктор Ильич читал о движении скинхедов, провозглашающих неонацизм и национализм и под личиной гипертрофированной любви к родине творящих насилие, а зачастую - несущих смерть. До какой же дикости нужно довести народ?.. Но в данный момент странно другое: новоявленные пришельцы - скинхеды входят в ряды… а вернее, в толпу безбашенных фанатов Кошмарного Принца! Ладно, готы там или мистики какие, но бритые… хм… Виктор Ильич сказал детективам о своём подозрении, что эти отморозки так просто не отстанут. Детективы согласились и посоветовали смотрителю не высовываться без надобности.
        - Нам хорошо платят, Виктор Ильич, - сказал блондин. - Чтобы считать любой наш риск оправданным… в отличие от вас. Поэтому лучше поскорее решайте свои… э-э-э… технические проблемы, а мы позаботимся обо всём остальном.
        - Я постараюсь, ребята. Я стараюсь! - сказал Виктор Ильич.
        Глава 40
        Пока Егор был поглощен проникновением в тайны мироздания, которые еле укладывались в его детском сознании - и это притом, что всё познанное им являлось лишь мизерной частью всего сущего. Див творил страх. Ему часто приходилось отрываться от своего главного занятия, чтобы удовольствовать чрезмерную и такую смехотворную пытливость мальчишки и помогать ему в элементарных фокусах, как гипноз людских масс или оживление блохастых кошек. Див был разочарован крепостью юного рассудка, он надеялся заставить свихнуться мальчишку, однако ж, только распалял его аппетит ещё больше. В результате чего проклятый ребенок покусился на его пищу: он захотел вернуть душу своего друга оттуда, куда легко угодить, но трудно выбраться. Этого Див позволить не мог! Силе разума мальчишки оказалось нелегко противостоять - видимо, Егор действительно был избранным, но не осознающим себя избранником в силу младости.
        Див удерживал Егора ложью и неведением. Неудача с вызволением из комы Лёши у Егора вызвала сильнейший шок и стала поводом для осознания вины. И Див усилил в нём чувство вины, причинив важную боль…
        Но до того как Егора скосила эта самая важная боль, мальчик окунулся в мир тяжких реалий, где он словно стал участником передачи «Хроники милицейских будней». Казалось, всё рушиться.
        Всё и рушилось.
        Глава 41
        Виктор Ильич вырвался из романа, едва до уха донесся звук сыпавшегося стекла. Как и выстрел, подобный звук был знаком ему, знаком особо, в детстве он не раз налетал с ватагой шантрапы на пельменные и булочные. Этот звук ассоциировался с выплеском сумасшедшей дозы адреналина. Первым порывом Виктора Ильича было желание бежать и прятаться. Он чудом удержался в офисном кресле. С прыгающим, точно теннисный мячик, сердцем смотритель подумал, что уже в который раз что-то или кто-то прерывает его писательство, и частота прерываний весьма напоминала осмысленную настырность - нечто тормозило процесс. И Виктор Ильич подозревал, что хорошего из этого выйдет меньше малого, потому как совокупность внешних и внутренних факторов создавала благодатную почву для размножения инсургентов в геометрической прогрессии. Но почему же Кошмарный Принц допускает подобное? Уж кому-кому, а ему от этого проку нет. Ведь нет?..
        Виктор Ильич глубоко вздохнул, успокаивая сердце и соображая, на какое окно покусились вандалы. Не определив, он решил, что разумнее всего спуститься вниз, а там уж разобраться.
        У чёрного входа его уже дожидался детектив.
        - Мы знали, что вы появитесь. Закройтесь и не высовывайтесь… пожалуйста! - приказал блондин и в подтверждение весомости своих слов надавил на дверь.
        Виктору Ильичу ничего не оставалось, как подчиниться.
        Он хотел найти разбитое окно. Раз он услышал звон так отчетливо…
        - Дай Бог, чтобы это был не витраж! - перекрестился смотритель и открыл дверь спальни.
        Первое, что он отметил, это неповрежденный витраж. Второе - пыль. Не простая дисперсная, с которой все давно свыклись, а дорожная - толстый-толстый слой дорожной пыли. Словно ветром накатанная на пол и мебель. Виктор Ильич вспомнил, как в прошлый раз спальня показалась ему пыточной комнатой, и поспешил включить свет, чтобы электричество развеяло полумрак, а вместе с ним и наваждение.
        Но при свете люстры пыль стала реальной. Мелко перемолотый состав песка, земли и глины ковром в дециметр покрывал пол. Окно, стены, зеркало были серого цвета, равно как и кровать, и ваза с хрустальным цветком, словно спальня переместилась за экран черно-белого телевизора. У Виктора Ильича самопроизвольно возник стыдливый вопрос - а когда он здесь в последний раз убирался? Виктор Ильич осторожно ступил в пыль, та облачком окутала ботинок, осев на брюках. Смотритель возмутился. Даже за месяц… за год не накопится столько пыли, такой пыли! Здесь не продуваемая ветрами пустошь в конце-то концов! Он досадно пнул пыль, а она будто того и ждала. Взметнувшись вверх, пыль крохотными завихрениями стала стремительно подниматься вся, объединяясь в единый торнадо. Ещё немного промедления и пыль готова была поглотить человека. Виктор Ильич точно в обратной отмотке кадров отступил назад и закрыл дверь. Потрясение не сходило с его лица, пустой взгляд созерцал пыльные штанины и обувь. Запоздало захолонуло сердце,
        спасибо, сердце, что ты умеешь так…
        заставив Виктора Ильича рефлекторно вздохнуть. Механически он отряхнул брюки, топнул пару раз и, опасливо взглянув на дверь спальни, пошёл от неё прочь.
        Виктор Ильич был не в себе, но понимал, что бредёт по самому краю утёса с названием Вменяемость, и стоило только чуть оступиться, чтобы ухнуть в бездну Безумия. Он шёл по лучу-коридору к лестнице, забыв, для чего вообще выходил из кабинета-студии. Обогнув лестницу, прошёл дальше. Вернулся к бузиновому столу. Смотритель помнил сейчас лишь то, что ему нужно дописать главу.
        Глава 42
        Девчонка Таня - та, что посоветовала Яше размазать Егора по стенке, - была помечена Егором, и в этом случае не нужно даже пяти минут, чтобы у Дива появилась энергетическая с ней связь. В первую же ночь он послал ей сон, в котором её отец, облитый с ног до головы едкими химикатами, гонялся за ней по заброшенному монастырю, пытаясь изнасиловать. Даже будучи на расстоянии Див наслаждался её кошмаром, впитывая в себя её эмоциональную энергию.
        В тот же день после школы, когда Таня спустилась в подземку, Див решил забрать её душу так же, как забрал душу у Егоркиного друга.
        Выталкиваемый поездом воздух из туннеля показался Тане несколько тошнотворным, но она не придала этому значения. Всем известно, что коммуникации метро - излюбленное обиталище бомжей. Появился поезд. Сердце девушки недобро кольнуло - поезд был не привычного синего цвета, а чёрный. Она оглянулась на людей, но никто из пассажиров не проявлял какой-либо нервозности или недоумения. Наверное, новый поезд или перекрашенный старый в честь чего-то, типа «Красной стрелы», подумала Таня, да к тому же он полон народа, чего трусить? Она вошла… вернее, её внесли в открывшиеся двери.
        Ударивший в нос смрад заставил вслед идущих за ней пассажиров ретироваться назад, из вагона. Таня тоже хотела выскочить, но

«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…»
        двери как назло захлопнулись перед носом. Весь народ, по неведению попавший в вагон, теснился в первой его половине, внимательно разглядывая источник вони, смеясь, морщась, чертыхаясь и нетерпеливо словесно подгоняя поезд до следующей станции. Таня хотела примкнуть к людям, но взгляд словно примагнитился к женщине, молодой бомжихе, источающей невообразимый амбре-букет из мочи, кислейшего пота, свежих испражнений, отбросов и незнамо ещё чего. Глаза бомжихи ненавистно сверлили людей, губы с кровавыми трещинами были искривлены в едкой самодовольной ухмылке, будто молодая женщина испытывала наслаждение от принесённых ею этой безличностной толпе неудобств. Она стояла, как злая хозяйка целой половины вагона. И вздумай пойти на толпу - люди сжались бы ещё плотнее, давили бы друг друга, лишь бы сохранять дистанцию от прокажённой. А она бы шла и шла, протянув руки… Таня словно почувствовала в бомжихе это желание и неожиданно для себя преградила той путь, встав прямо напротив. Женщина… а вернее, псевдоженщина переместила взгляд на девушку. Тане сделалось жутко под тяжестью взора чёрных ненавидящих мир глаз,
она попятилась. Пятилась, жалея, что не послушалась внутреннего голоса и не села в этот поезд. А сделала даже то, что до этого мига считала невежественностью и глупостью древних старух: Таня взмолилась Богу, чтобы поезд поскорее прибыл на станцию. Перегон казался безумно долгим. Таня, не отдавая себе отчёта, подняла руку для крестного знамения - такая жуть пробрала от вида и особенно взгляда метрополитеновской бомжихи. Присутствовало в ней нечто первобытно-шаманское, животно-притягательное, чёрно-магическое…
        В сознании Тани вертелись и другие эпические сочетания, но они вместе с мыслями, как испуганные птицы, разлетелись в стороны, когда бомжиха прыгнула на девушку.
        Таня лишилась чувств.
        Сидящая рядом бабулька всполошилась, едва успев подставить руки, смягчая падение девушки:
        - Ой, да что ж енто! Дочка! Да помогите ж, люди! - Сперва никто не шевельнулся, будто всех заклинило от зловонных волн, потом принял девчонку из рук бабульки плешивый мужичок, лысина которого сплошь, как росой, была покрыта испариной. Ему помог молодой парень. Кто-то ещё продолжал коситься на обездвиженным пугалом стоящую у междувагонных дверей бомжиху, вонь которой буквально сшибла с ног девушку, но большинство внимания было приковано к последней.
        Девушка никак не приходила в себя.
        Когда поезд, наконец, подъехал к станции и двери открылись, плешивый и парень на руках вынесли девушку на платформу.
        Таню госпитализировали в коматозном состоянии.
        Глава 43
        Глубоко в голове ухнуло и из неведомых штольней подсознания наружу эхом вырвалось что-то забытое, прошив молнией мозг и выводя сознание из оков оцепенения. Преломленный и искаженный отголоском субъективного эха образ битого стекла реанимировал память и его - эха - хватило, чтобы смотритель опомнился и шарахнулся
        как от ладана черт
        от бузинового стола.

«Может, это был сон?», - подумал он, и непонятно, что подразумевал вопрос. Так хотелось обобщить. Так хотелось скомкать… Виктор Ильич посмотрел на стол, на лист, на котором он только что написал новую главу. Собственноручно. Именно собственноручно! Пусть и не весь текст, но он не был настолько слеп, чтобы не различить свой почерк, перемежающийся с почерком чуждым, каллиграфическим. Дерганые вензеля напомнили смотрителю гороховые всходы на ровных грядках окученного молодого картофеля. Да, так. Посему выходило, что шоковое состояние оказалось неподконтрольно силе и чарам бузинового стола и его демонические рассказчики были не готовы к подобному повороту, а желание Виктора Ильича писать оказалось сильнее чёртовой магии… И что теперь? Бумага снова подвергнется самосожжению? Виктор Ильич сплёл пальцы рук и приложил их ко рту, будто готовился к молитве, но не смог долго держать ладони сцепленными: высоким напряжением от кончиков пальцев к локтям стрельнула боль. И как внезапный дождь лицо оросили жгучие слёзы.

«Он мстит за самоволку, - подумал смотритель. - Но почему мне захотелось так сильно писать!?». И вопрос этот прозвучал, как стенание. Лицо искривилось в болезненной гримасе. Виктор Ильич поднялся со стула, откатив его пинком к этажерке, и направился к выходу: откуда-то взялась уверенность, что боль непременно спадёт, стоит лишь подальше уйти от треклятого стола, будто стол являлся прямым регулятором артритной боли, то снимая её, то наоборот… В дверях Виктор Ильич запнулся о невидимое препятствие, яко бумеранг, в мысли вернулся вопрос: почему ему вдруг захотелось так сильно писать? Выброшенный в пространство вопрос словно впитал в себя смысл и вернулся к хозяину уже не в качестве стенания, а понимания. Нужно только изловчиться и поймать бумеранг! Но как это сделать скрюченными пальцами? Смотритель перешагнул через порог, мысль сорвалась, и сознание подсунуло первое, что попалось. Шок, потрясение, окутавшее сознание пылью неведомого происхождения. Виктора Ильича удовлетворила придуманная причина. Он просто боялся сойти с ума. Боялся сойти с ума раньше времени. Для одинокого человека борьба с чертовщиной
неравна, один в поле не воин, говорят.
        - Мы ещё повоюем! - с напускной бравадой проворчал смотритель и, дойдя до серпантина лестницы (избегая взглядом дверь спальни Кошмарного Принца), свернул к третьей комнате на этаже, служившей гостиной для близких друзей. Но так как у Юры Клинова друзей было очень мало, если не сказать: не было совсем, то большее время комната пребывала в печальном сиротстве. Сам Кошмарный Принц туда не заглядывал, и чтобы гостиная уж совсем не казалась заброшенной, ей максимальное внимание (по настоятельной просьбе хозяина) уделялось приходящей горничной. Виктор Ильич не раз думал, что музей мог вполне обойтись и без этой комнаты - таким ненужным буферным помещением она была - но разве могли себе позволить подобную вольность те архитекторы-проектировщики, что скопировали дом у Черного моря вплоть до скрипучей ступени?
        Стоило открыть дверь, как по ногам прокатился сквознячок. Разбитое окно было здесь. «Это же какой силы нужно было сделать бросок, чтобы попасть в это окно?», - задался вопросом Виктор Ильич. Он зашарил взглядом по полу, ища инородный предмет. Возможно ли, что камень - а именно его искал смотритель - каким-то образом отскочил от стекла в момент удара? Если судить по расстоянию от тротуара до окна, то вполне… И тут логическая раскладка не выдержала реального факта, Виктор Ильич увидел инородный предмет, тот мутно поблескивал у самой ножки шкафа. Это оказался не камень, Виктор Ильич поднял новую, ещё со смазкой, гайку на четырнадцать и посмотрел на окно, ощерившееся острыми клыками разбитого стекла. Ясный взгляд подернулся дымкой воспоминания, возвращая во времена юности, когда они пуляли вот такими гайками по стеклянной таре из рогаток. Неужели рогатки до сих пор в ходу? Ведь даже у детей теперь есть пластмассовые «пистики», больно стреляющие пластмассовыми пульками. А о пневматическом оружии и говорить нечего… Виктор Ильич часто заморгал, возвращаясь в день сегодняшний, и решил показать находку
детективам и заодно поделиться своими соображениями на этот счёт.
        Он встал у лестницы, как былинный герой у камня на перекрестке дорог, гадая, в какую сторону двигаться. Ворчливый внутренний голос убеждал, что-де разговор с детективами не даст толку и нужно заниматься тем, чем он заниматься должен, раз дал обещание Надежде Олеговне, а не тянуть кота за хвост. Настороженный взгляд влево в сторону спальни, озабоченный - вправо в сторону кабинета, а усталый - вниз. Чем дольше стоял и вертел головой, тем сильнее вгонял себя в ступор, полное нежелание что-либо делать превращало члены в студень. Но он продолжал стоять, не зная, что предпринять, будто ждал какого-то знака, сигнала, хотя ничего он не ждал. Просто навалилась усталость. Когда в последний раз он нормально спал? Ел? Отдыхал? Время смазалось и потеряло чёткость хронометража. На задворках сознания зародилась пленительная мысль о смерти, как об окончании бессмысленных мытарств. К чему вся эта борьба за счастливую концовку бездарного романа? Зачем?! То, что писал Кошмарный Принц - ширпотреб банального ремесленника, умудрявшегося выворачивать жизнь наизнанку и потроша, потроша чёрное эго человеческих душ, цедя
грязь их помыслов, похоти, порока и патологий на страницы своих ужасных творений. И нет оправданий в том, что изначально книги заканчивались хеппи-эндом. Нету! Романы Юрия Клинова если и не порождали, то, что совершенно точно, зарождали зло. И теперь семена дали всходы. Так ради чего всё это нужно ему? Он никогда не чувствовал себя героем, он даже бывало тушевался, когда, рассказывая какую-нибудь историю, вдруг осознавал, что является центром внимания, что пять или десять пар глаз смотрят на его лицо, пять-десять пар ушей слушают его речь… и он комкал историю и с извиняющейся улыбкой умолкал, чувствуя себя крайне нелепо. Амёбой под прицелом микроскопа. Он знал, как это глупо, что никто не считает его ничтожеством или плохим рассказчиком, которого терпят только из уважения, но нерешительность была его хромым коньком по жизни… если, конечно, не учитывать Афган… да и там сколько они натерпелись страху! Нерешительность - корень зла, из-за неё, собственно, жизнь-то и шла где-то рядом, мимо. Он видел эту жизнь, видел все её прелести и счастье, но не решался примерить к себе, боясь быть осмеянным, как тогда,
однажды, в тринадцать лет… Так что же изменилось теперь, почему он отчаянно пытается бороться с… чёрт знает чем, почему не зароет свою трусливую башку в песок, как делал всегда… ну, не считая войны? Потому что… потому что это тоже война? Война?.. Нет, не в войне дело… Это… это… Что же это? Любовь? Любовь. Он прочувствовал слово, посмаковал, как гурман - изысканный деликатес, как дегустатор
        - выдержанное вино и возвёл, как ценность, дороже которой нет на свете. Несмотря на то что Виктор Ильич считал себя недостойным женской любви, Надежда любила его, по-своему, не так, как мужа, но… по-другому, иначе. Это было чувство. Ему Виктор Ильич не мог найти определение. Но ради этого чувства он должен, он обязан не отступать, не пасовать, не бояться. Ему дан шанс помочь родному человеку, ему вверили спасение заблудшей души. И кто сказал, что всё просто? Нет, никакие демоны всего проклятого ада не свернут его с пути, не испугают дурацкой пылью и дешёвыми эффектами самовозгорающейся бумаги! Он должен быть сильным! Никакие демоны…
        - Никакие демоны! - внезапно рявкнул Виктор Ильич притихшим коридорам, выходя из ступора. Неожиданная решимость выправила осанку, распрямила плечи, Виктор Ильич одним движением будто скинул десяток лет серой и скудной жизни. Кой смысл бояться смерти? От него ещё есть польза обществу, от него ещё есть польза! - Мы ещё, мы ещё повоюем, дорогие мои старики! - прорычал смотритель и выбрал правый от него коридор с приоткрытой дверью кабинета-студии.
        Глава 44
        Как спрут, Див запустил свои щупальца в энергетические поля всех, с кем общался Егор. Он воплощал в реальность сокровенные детские страхи, делая воображаемое явью, самой что ни на есть настоящей и жуткой явью.
        Егоркина соседка по подъезду Зойка слыла очень бойкой девчонкой. Казалось, она не боялась ничего. Играть в футбол - пожалуйста, в вышибалы - да запросто, кидать надувные шары, наполненные водой с крыши дома на головы прохожих - нет ничего веселее, подраться - кто на новенького! До этой ночи она и не подозревала, что умеет бояться.
        И кого?!!
        Когда родители уже давно спали, а время перевалило за полночь, Зоя, лёжа в постели, отложила в сторону «Дом с привидениями» Айдана Чамберса, потушила ночник и повернулась, чтобы взбить слежавшуюся подушку. Но то, что она увидела над спинкой своей кровати, заставило забыть про подушку. На неё, недобро сверкая глазами, уставилась голова Бабы-Яги. Зоя почувствовала, как волосы, начиная с корней, зашевелились, чтобы встать дыбом, как в какой-нибудь дешёвой комедии. Оставалось только включить за кадром фон принудительного смеха. Ха-ха… Нет, было не смешно. Баба Яга в упор зырила на Зою, всем видом давая понять, что стоит девчонке отвести взгляд, как она схватит её за вздыбленные волосы и потащит к себе в пыльно-паутинное царство Подкровать. Просто бред, думала Зоя, лихорадочно вспоминая, что может лежать на спинке кровати. Кровать была придвинута плотно к стене, и на её спинке не могло ничего удержаться. Ничего. Откуда же взялась голова Яги?! Девочка боялась моргнуть, и заслезившиеся от напряжения глаза принялись болеть, будто Яга своим взглядом прокалывала, как микроскопическими иглами, глазные
яблоки… Поединок продолжался вечность. Перед глазами Зои вовсю плавали аморфные круги, фокус сбился, темень вокруг сгустилась настолько, что зрение воспринимало лишь два блестящих уголька старушечьих глаз. Для Зои мир перестал существовать.
        Девочка впала в кому.
        Глава 45

«Всемогущий Див забавляется банальными страшилками? Маразм. Бред. Детский лепет, честно слово… - подумал Виктор Ильич, прочитав написанное. Написанное каллиграфическим подчерком. - Нет, правда! Не роман, а пародия, сочинение пятиклассника, возомнившего себя Диккенсом!». Но именно такое вырождение истории и просматривалось, будто бы духам бузинового стола осточертело рассказывать. Рассказывать «на сухую». Будто бы глотки у них пересохли от своих баек вот и несут околесицу, невнятный бред… Выдохлись что ли?
        Виктор Ильич ощутил разочарование от прочитанного. Он, конечно, не эстет «тёмной» литературы. И прочёл-то всего одну книгу Кошмарного Принца, чтобы объективно судить о его стиле писания, о колоритности героев и о силе наносимых на бумагу слов, но то, что смотритель прочитал сейчас, не идёт ни в какое сравнение с тем, что он читал когда-нибудь. Это не есть текст писателя с мировым именем, нет, нет и нет!
        Виктор Ильич откатился от стола. Потёр пальцами уставшие глаза… а перед зажмуренными глазами на долю секунды вспыхнул образ винного погреба с рядами пыльных бутылок, покоящихся в ячейках стеллажа. Виктор Ильич рефлекторно сглотнул, но слюны не было, язык же представлял собой засохший отросток. В лицо дыхнуло жаром. Виктор Ильич поспешно открыл глаза, ожидая увидеть перед лицом волчью пасть. Но в кабинете ничего не изменилось… если не считать, что градус в помещении поднялся и поднялся не слабо. «Может, это у меня температура?» - подумал смотритель, ложа руку на лоб: холодная ладонь жара не ощутила. Виктор Ильич с подозрительным прищуром оглядел кабинет-студию и прошамкал пересохшим ртом:
        - Опять, небось, чертовщина какая.
        Нужно
        алкоголь, выпивку, огненную воду
        смочить горло.
        Выйдя из кабинета, Виктор Ильич почувствовал, как скулы свела судорога, он непроизвольно надкусил язык. Ощущение иссушенного отростка во рту не пропало, но боль каким-то образом позволила появиться слюне, отчего сведенные скулы аж затрещали. Зажав рот рукой, смотритель двинулся к лестнице.
        Дом сотряс грохот.

«Очередная выходка эпигонов», - стрельнула мысль. Виктор Ильич глянул вперед по коридору и увидел в окне сумрак, а вместе с тем до ушей долетела мелкая барабанная дробь. На самом деле он её слышал с того момента, как стол «отпустил» его, но мысли не дали зафиксировать факт начавшегося (а, может, уже давно идущего?) дождя. Гроза в марте? Это что-то с чем-то! Экология и цивилизация, к великому сожалению, вещи не совместимые. Природа сбилась со всех заложенных Всевышним Создателем схем и графиков до такой степени, что даже, говорят, полюса сдвинулись. Чего уж удивляться грозе в марте, если посередь лета, случалось, снег выпадал!
        Дверь в спальню Кошмарного Принца была приоткрыта.
        - Я её закрывал, - прошамкал Виктор Ильич, невольно глянув на ноги - не осталось ли на них следов потусторонней пыли?
        Ярко, даже чересчур ярко, сверкнула молния. Виктор Ильич потерянный стоял посреди коридора. Через несколько секунд последовал гром.
        Свет в доме погас. «Пробки выбило», - подумал смотритель. Темнота поглотила всё вокруг. И за окном даже темнее стало. Почему? Виктор Ильич осторожно выглянул на улицу. Оказалось, весь город погружен во тьму. Дело не в пробках. Последняя молния, видимо, шарахнула не туда, куда надо, и город - по крайней мере, та часть, что охватывалась обзором через окно - обесточен. Кривая молния располовинила небо, взгляд Виктора Ильича упёрся в чёрное авто охраны. «Не сладко им», - подумал Виктор Ильич, вспомнив, что в тумбочке у кабинета-студии лежит декоративная свечка в форме ёлочки, там же и спички. Должны быть. Благо за окном ещё не ночь, и ещё можно что-то различить в доме. Виктор Ильич порылся в тумбочке, и свечка со спичками оказались в руках. Глядя на горящую свечку, Виктор Ильич подумал, а куда же сейчас идти? Куда он хотел идти?
        Выпить
        Да, он хотел пить. Но… Невероятно! Жажды он больше не ощущал, рот был полон слюны, хоть плюйся, а язык… как язык! Но когда? Когда это произошло? Всё-таки без чертовщины не обошлось. Только пугало другое: он всё чаще не успевал фиксировать изменения в своем организме, всё происходило быстро, незаметно и без видимых, не поддающихся реальному логически-аналитическому анализу причин. Очень пугало.
        Дверь.
        Смотритель вспомнил о приоткрытой двери в спальню Юры Клинова. Какого дьявола она открыта?!
        Пламя свечки дрожало и потрескивало. За окном подряд сверкнули молнии, и раскаты грома слились в единый рык. Виктору Ильичу почудилось, что дверь в спальню Кошмарного Принца приоткрылась ещё чуть. Смотритель вдруг понял, почему во всех фильмах ужасов герои пытаются непременно, рискуя собственной шкурой, выяснить: «is anybody home?» Сие, батенька, любопытство. И не простое, а роковое любопытство, заставляющее идти к опасности и нашептывающее, дескать, опасности-то нет, всё это плод воображения, вот сам посмотри, выясни, успокойся. И герои идут, выясняют и умирают. Виктора Ильича тоже тянуло выяснить. Его не страшило то, что буквально накануне ввергло в шок. А если сейчас там дожидается и вовсе глубокое моральное потрясение?
        Всё неважно перед любопытством.
        А ситуация действительно походила на плохо снятый ужастик. Даже свет - и тот вырубился, ха! «Рок это порядок и последовательность причин, когда одна причина, связанная с другой, порождает из себя явление», - так, вроде, говорил Гераклит из Эфеса. Что бы там ни ждало, ни поджидало, ноги сами повели хозяина к загадочно приоткрытой двери.
        Громыхнуло.
        Сроду не скрипучая дверь вдруг скрипнула.
        Или снова почудилось?
        Дождь тарабанил по карнизу уже мощнее. Снова молния. Снова гром. И снова молния и гром. Порыв ветра швырнул в окно горсть крупных капель. Стоя в двух шагах от двери в спальню, Виктор Ильич опамятовался и прикрыл рукой неустойчивое пламя свечки, словно стихия за окном могла её затушить. Он чертыхнулся и раздраженно отдернул руку. Вошёл во мрак спальни. Опустив свечку, смотритель проверил наличие пыли - пол был безупречно чист. Оно так и должно быть!..
        Дождь? Нет - стук! Не похожий на тарабарщину капель. Словно… хо-хо! Фантазии воспаленного сознания.
        Стук каблуков мужских туфель о кафель
        Откуда тут взяться стуку каблуков мужских туфель о кафель?
        Из глубины комнаты.
        Вспышка молнии озарила спальню… но не всю. Взгляд успел уловить тёмное-претёмное, почти чёрное пятно слева. «Что там может быть?», - панически заорало всё существо смотрителя, память хаотично прокручивалась и, наконец, выдала - зеркало. От грома задребезжали стёкла; а Виктор Ильич облегчённо вздохнул. Память же продолжала работать на бешеных оборотах, но в новом русле: комната осветилась, так почему свет не отразился в зеркале? Это вызвало недоумение - не страх. Виктор Ильич с вытянутой в руке свечкой подошёл к зеркалу.
        Стук шагов послышался отчетливее. Виктор Ильич, не веря ушам, прислушался сильнее. Чёрт знает что, но звук был реальным! Реальным!!!
        - Невозможно…
        Как слепец, смотритель прищурился, вытянув вперёд шею. Он видел своё испуганное отражение. Что он хотел увидеть ещё? Всё походило на галлюцинацию. Конечно, галлюцинация. Виктор Ильич поднёс свечу ближе к зеркалу.
        И.
        Пламя свечи отразилось галереей свеч. Страх уже стучался в мозг, но недоумение пока было сильнее страха. Виктор Ильич когда-то давно бывал в обсерватории, где им, посетителям, демонстрировали элементарные фокусы физики, среди которых и был фокус со свечкой. Каждому давали в руку зажжённую свечку и пропускали между двух направленных друг на друга зеркал, и, глядя в зеркало, можно было зреть волшебную (как её назвала тамошняя экскурсовод) галерею свечей, появляющуюся из ниоткуда и исчезающую в никуда. Тогда, всматриваясь в глубину той галереи, Виктора Ильича одолела жуть, и он поспешил уйти от зеркал… Теперь же… Виктор Ильич оглянулся, ожидая (но зная, что там его нет) увидеть второе зеркало. Знание не обмануло: второго зеркала не было. А стук каблуков по кафелю был. И приближался. Вытаращенные глаза смотрителя едва удерживались в орбитах. В глубине
        тоннеля
        свечной галереи появился невнятный силуэт. Яркие точки самых дальних свечей поочередно тухли и зажигались вновь, будто так импровизированно они рассчитывались на раз-два, как рота солдат перед старлеем. Вот только означало-то это другое - кому бы ни принадлежали силуэт и стук каблуков, он… оно приближалось. Очень быстро, словно торопилось успеть.
        Успеть что?

«пока горит твоя свеча и мечется душа»
        Успеть пройти по галерее и вторгнуться в этот мир.
        Виктор Ильич попытался поднять руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но рука осталась висеть плетью, словно парализованная, словно не получила ясной команды мозга. Да и был ли мозг ясным? Отнюдь, голова пребывала в ватном дурмане, недоумение задохнулось в вате, балом стал править страх, который сковал все члены.
        Силуэт одолел более половины пути. И смотритель различил в ней вполне человеческую фигуру. Человек… или что-то в облике человеческом шло… шёл… бежал.
        Виктор Ильич заворожённо продолжал пялиться в зеркало (которое, в принципе, перестало быть оным), краем сознания понимая, что вот-вот впустит в свой
        реальный
        мир исчадие ада.
        А человеческая фигура приблизилась, и смотритель каким-то наитием признал (но не был до конца в том уверен) в ней облик Юры Клинова. Под полями широкополой шляпы не было видно лица, существо смотрело - будто высматривало что-то одному ему видимое в бездне черной пустоты с отзвуком кафеля, по которой ступало - под ноги. Но когда исчадие подняло голову, Виктор Ильич, увидев, словно сквозь толщу воды, нечеткую аморфную личину, наконец спохватился и затушил свечу, пальцем утопив фитиль в кипящем парафине.
        Комната окунулась во мрак. Виктор Ильич перевёл дыхание, попятился, но споткнулся на ровном месте. Чертыхнувшись, он упал. Свечка, утратившая форму ёлочки, закатилась под кровать.
        Сверкнула молния.
        И Виктор Ильич увидел прильнувшую к обратной стороне зеркала фигуру никуда не девшегося исчадия, он даже успел увидеть ладони существа с силой впечатавшиеся в
        хрупкое
        тонкое зеркальное полотно. Призрак без лица в упор глядел на испуганного мужчину.
        Грянул гром.
        Нервы Виктора Ильича сорвались, он с воплем выбежал из спальни, захлопнул дверь и спиной навалился на неё.
        Музей утопал в темноте.

«Везёт же Егорке! Совсем не боится темноты», - как о живом, настоящем человеке, а не о вымышленном персонаже подумал Виктор Ильич. И в связи с этим где-то глубоко в сознании зародилась любопытная мыслишка, но, как говорила Скарлетт ОХара: «Я не буду думать об этом сейчас, я подумаю об этом завтра». Сейчас же смотрителю хотелось одного - сбежать из проклятого дома. Он достаточно насмотрелся… Но куда сбежать с подводной лодки? «Яведь не крыса…», - пристыдил было себя смотритель…
        Замогильный хохот раздался за дверью.

… и опрометью бросился наутек.
        Он закрылся в своей крохотной квартирке на цокольном этаже с мощным фонарём на аккумуляторных батареях (с которым спускался по мере необходимости в подвальный коллектор) в руках. Виктор Ильич сидел на краю тахты, поджав ноги под себя, как дитё, испугавшееся ночного кошмара и боявшееся снова заснуть, пока мама не осмотрит комнату при свете и не успокоит, поцеловав в макушку. Конечно, смотритель не выжил из ума и не лишился рассудка, чтобы ждать маму, нет. Луч лампы был направлен в сторону - но не прямо - трельяжа, створки которого Виктор Ильич первым делом закрыл и стянул жгутом из простыни, когда ошалевший влетел в квартирку.
        Так он просидел до 05.27 утра, когда в городе подали электроэнергию. Виктор Ильич предположить не мог, что яркий дневной свет люминесцентной лампы когда-нибудь подарит долгожданный сон и отдых. Смотритель уснул. И спал, как не спал давно.
        Во сне же он продолжил историю Егорки, но не с помощью «Waterman», а с помощью
«Ятрань», старой пишущей машинки.
        Не писал - печатал.
        Глава 46
        Артёмка знал, что папа ни за что его не бросит, но всё-таки с сильной тревогой вытягивал шею, будто так было лучше видно, высматривая вдалеке зелёную папину куртку. Сгущались сумерки, а он всё стоял, боясь сойти с места, у богом заброшенного вокзала в богом заброшенном городке. По крайней мере, Артёмке так всё здесь казалось. По зданию вокзала сновали несколько личностей. Возможно, это были пассажиры, возможно, и нет. Но чем темнее становилось на улице, тем подозрительнее эти личности казались. Ребёнок продолжал стоять. На улице с каждой минутой появлялось всё больше и больше теней. Там, где только что были всего лишь обычные подворотни, заросли кустарника и просто улочки, появились чёрные пятна, словно дыры. Свет уличных фонарей был настолько скуден, что, казалось, кто-то специально вкрутил такие лампы, которые дают скорее мрак, чем свет. Над головой в воздухе появились светляки, но Артёмке было не до них, он ждал папу. Папа обещал прийти скоро… но сколько длится это «скоро»?
        Скоро - так или иначе - Артёмка увидел фигуру, движущуюся с той стороны, куда ушёл папа. За всё время, что малвчик ждал, в ту сторону ушла уйма людей, а обратно - ни одного. И вот фигура. В темноте скудного света уличных фонарей Артёмка не мог понять, во что одета фигура и какого цвета эта одежда, но каким-то наитием, обострившимся шестым чувством, он догадался, что идёт папа. Может, дело в походке? Нет, папа так не ходит. Артёмка хотел броситься навстречу папе, ночто-то было не то в походке,опять-таки, шестым чувством почувствовал, что делать этого не стоит. Мальчик едва устоял на месте. Он следил за приближением человека, всё больше уверяясь, что видит папу, только… какого-то не такого. Даже взрослый не смог бы понять, в чём выказалась потаённая настороженность, а уж ребёнку тем паче были невдомёк такие тонкости, если, конечно, не брать в расчёт сущей безделицы - дети чувствуют и воспринимают мир и всё, что в нём творится, острее и живее. От чего взрослый бы отмахнулся, как от чепухи, ребёнок принимает за чистую монету. А иначе и быть не может. Иначе бы не существовало деда Мороза со
Снегурочкой, не существовало бы сказок. Артёмка верил своим глазам. А глаза видели папу, не похожего на себя.
        С папой что-то случилось. Что-то нехорошее, плохое.
        Поднявшийся силвный ветер спугнул с улиц редких прохожих. Артёмка посмотрел в окна старого вокзала, но и там люди отчуждённо занималисв своими делами, не видя сквозв стекло одиноко стоявшего и смертелвно напуганного малвчугана.
        Отец подошёл к сыну.
        - Ждёшь? - спросил папа.
        Артёмка хотел сказать «да» и обнять его… но папа исчез из зеленой куртки. Куртку подхватил порыв ветра, крутанул в воздухе и швырнул под ноги ребёнку. Артёмка в ужасе отпрыгнул в сторону, где-то в груди зародился визг, но не успел добраться до голосовых связок - под отцовской курткой зашевелилось нечто. Артёмка застыл с раскрытым ртом. Нечто копошилось в рукавах, потом принялось тыркаться в спину куртки и капюшон. Затаилось. И рывком перевернуло куртку молнией верх. Артёмкины глаза напоминали блюдца, заполненные до краёв животным страхом. Даже если бы под ним сейчас разверзлась бездна и Артёмка бы знал об этом, то он не в силах был бы сдвинуться с места - таково было детское потрясение. Артёмка увидел, как из ворота что-то появилось. Маленький смерчик. Удивительно, но в тусклом свете фонарей Артёмкадействительновидел воздушную воронку! С некой особо воздушной грацией смерчик выполз из воротника и будто посмотрел на мальчика. Всеми фибрами души Артёмка хотел дать дёру, но тело предательски отказывалось подчиняться.
        А смерчик, питая себя воздушными порывами, в мгновение ока обернулся в самый настоящий смерч. И продолжал увеличиваться. Артёмка видел, как в воронку влетают обертки, стаканчики, пластиковые бутылки, бумажки и всякие ошмётки из привокзальных урн. Вот, пролетев мимо фонаря и хлопая, как крыльями, в воронку угодил глянцевый журнал с автомобилем на обложке. Одежда трепыхалась на Артёмке, волосы растрепались. Ещё немного и самого Артёмку должно засосать во чрево растущего торнадо. Ни единой души не было поблизости, никто не видел, что творилось на улице. Артёмка с мольбой посмотрел на окна вокзала, но там за ярким светом люминесцентных ламп люди, которые ужесовсем не казались подозрительными личностями, если и смотрели в окна, то видели лишь свои отражения. Краем глаза Артёмка ухватил, что в воронку занесло что-то покрупнее журнала. Торнадо-смерч в настоящий момент возвышался и рос над мальчиком, как мифологический колосс. Круглыми глазами Артёмка оглядел явление сверху вниз. И какого было его удивление, когда увидел, что основание «колосса» находилось в двадцати сантиметрах от папиной куртки, а
куртка даже не шевелилась под таким ветрищем. С растущих поблизости деревьев с шумом облетала зелёная листва, в большинстве - прямо с ветками… и птицами. Артёмка заметил, как бедная ворона, задыхаясь в карканье, кубарем втянулась в воздуховорот.
        Артёмка заплакал.
        Вот-вот его засосёт, а мальчик по-прежнему не мог сдвинуться с места, будто пригвоздили в самом деле. В глаза Артёмке летели сор и пыль, которые тут же выплакивались, он отвел глаза от воронки. И увидел, как на соседней улице двинулась с места скамейка. А он, маленький мальчик - фантастика! - продолжал стоять на месте, словно и взаправду приросший. Артёмка посмотрел вверх, потом снова на придвигающуюся к эпицентру скамейку. И снова вверх. Сверху что-то изменилось, от страха Артёмка не сразу определил что, но в следующий миг до него дошло: сверху воронка раздваивалась, напоминая распростёртые руки. Напоминая? Они и были руками! Мамочка!!! Папочка!!! Где ты, папочка! Папа…
        Огромный смерч превращался в чудище из ночных кошмаров. И чудище тянуло свои ручищи к нему - к маленькому, крохотному на фоне воронки, мальчику, к Артёмке.
        Артёмка зажмурился и для верности закрыл глазаруками. Ему так и хотелось прокричать: «Чур-чур, домики!», но язык просто-напросто прилип к нёбу и оторвать его можно было, приложив не дюжие усилия. А сил у Артёмки не осталось, а, может, и вообще не было. Может, чудище все-таки исчезнет так же внезапно, как появилось? Может, его уже нет? Может…
        Ветер.
        Ветер продолжал трепать одежду, и, казалось, делал это ещё неистовее и настойчивее, будто собирался разорвать её на лоскутки, оставив ребёнка нагишом. Артёмка подумал, что жить ему осталось чуть, и приготовился к худшему.
        Секунды мучительно растянулись, но ничего не происходило.
        Хотя, нет. Что-то случилось… начало происходить. В завывании ветра и скрипе деревьев Артёмка различил необычный звук. Бубенцы. Очень мелодичные бубенцы.
        Внезапно для мальчика, продолжавшего стоять с зажмуренными глазами, мелодию чудесных бубенцов прервал вопль ярости. Барабанные перепонки Артёмки завибрировали, едва перенося нечеловечий вопль. Артёмка заткнул уши и тоже заорал.
        Ветер пропал.
        Бубенцы же словно звенели в самом мозгу.
        Артёмке засвербело посмотреть. Он открыл глаза.
        И снова заорал.
        Перед ним стоял монстр. Смерч сжался в высокую - два с половиной метра ростом - человеческую фигуру, но общего с человеком у этой фигуры было лишь очертание, контур, вся же полость фигуры была «заштрихована». При этом Артёмку охватила сумасбродная уверенность, что у монстра есть глаза, с ненавистью глядящие сейчас на что-то или кого-то приближающегося к ним.
        Артёмка убрал руки от ушей и услышал волчий рык. «Откуда здесь волк?!» - спросил себя мальчик. И повернул голову назад: он всё ещё не мог сдвинуться с места, какая-то сила продолжала удерживать его. «Словно пятьсот миллионов бубенцов…»

«Это Маленький принц!» - воскликнул про себя обрадованный мальчик, не совсем понимая, чему радуется. Верно, ещё свежа в памяти была сказка о доброте и справедливости, по крайней мере, так о ней отзывался папа, когда читал Артёмке Антуана де Сент-Экзюпери. В рослом мальчике, гордо восседавшем на спине огромного волка, Артёмка увидел своего заступника. Серебристый волк спускался с золотых облаков как будто по невидимым гигантским ступеням… Артёмка улыбнулся Маленькому принцу. А Маленький принц лучезарно улыбнулся в ответ и вместе с ним мультяшно улыбнулся и грозный волк. Артёмке отчаянно захотелось сорваться с места и спрятаться от опасности за серебристой спиной улыбчивого волка от опасности, исходящей от человекообразного смерча-монстра. Но ноги словно пустили мощные корни. Он воззвал о помощи, но зов прогремел лишь в голове: язык-то всё так же приклеен к нёбу.«Как же мне закричать?» - сотчаянием подумал Артёмка.
        - Убери от него руки, - тем временем спокойно сказал Маленький принц.
        Артёмка, шея которого ныла от напряжения, повернул голову. Подобие правой руки монстра тянулось к плечу мальчика. Артёмка шарахнулся в сторону и упал.
        - Это мой трофей! - потусторонним голосом сказал монстр. - И это мой мир! По какому праву ты вторгся на мою территорию?
        - С каких пор этот мир ты присвоил себе, Див? - спросил Маленький принц, бесстрашно спрыгнув с волка, когда последний ступил на землю.
        - Ты решил, что сильнее меня, Защитник Яви? - ехидно прыснул Див.
        - Разве нет? - удивился Маленький принц, с завидным бесстрашием надвигаясь на монстра. - Почему же ты тратишь своё внимание на меня, а не на мальчика? Кстати, каким он видит тебя?
        - Вихрем, - ответил сбитый с толку Див.
        А Маленький принц улыбнулся и, подойдя к Артёмке, подмигнул ему. В душе Артёмки сразу потеплело. Волшебный волк шёл почти след в след за хозяином и остановился по другое плечо от мальчика.
        - Ты ещё слаб после долгой спячки, Див, иэтогомальчика я тебе не отдам, чтобы ему ни снилось.
        - И что же в нём?!.. - взбешённый поражением прорычал Див, всматриваясь в обычного ребенка.
        - Считай, что это прихоть… или принцип, - перебил демона Маленький принц. - И, убираясь отсюда, не забудь вернуть ребенку отца.
        После этих слов Маленький принц демонстративно положил руку на плечо Артёмки, на то плечо, за которое хотел схватить мальчика Див.
        Яростный вихрь разорвал «человеческую» оболочку монстра, и зелёная куртка, доселе недвижно лежавшая на асфальте, подхватилась порывом, закружилась в вихре… И в куртке оказался отец Артёмки, он кружился, словно делал тройной тулуп, и едва удержался на ногах, когда остановился. Воронка торнадо сгинула. С неба сыпался всякий мусор.
        - Папа! - закричал Артёмка. - Папа, папа!!!
        И проснулся. Он лежал в зале ожидания вокзала в богом забытом городке. Папа подбежал к сыну и обнял его:
        - Что такое, сынок? Тебе приснился кошмар?
        Артёмка посмотрел на зелёную отцовскую куртку и обнял отца:
        - Папа, не оставляй меня одного, ладно? Маленвкий принц может не спасти меня в следующий раз.
        Отец, не поняв о чём сын, конечно, пообещал не оставлять его одного. И никуда не ушёл.
        А Артёмка услышал из открытой двери вокзала на улице удаляющийся перезвон бубенцов.
        Или почудилосв?
        Артёмкаверил, что не почудилось.
        Глава 47
        С непривычным чувством глубокого удовлетворения и внутреннего согласия с собой Виктор Ильич выплыл из сна. Перед глазами стоял текст, напечатанный на видавшей виды «Ятрань» - пишущей машинке, с которой он отродясь не сталкивался на своём веку. Вымышленная машинка с вымышленным текстом на вымышленной бумаге осталась во сне. Виктору Ильичу ничего не стоило прямо сейчас сесть и написать её, так сказать, переместить в явь. Но история совершенно не имела связи с Егоркой (если не брать во внимание явление Дива) и кардинально отличалась от того, что писал он, пребывая в «отключке» за бузиновым столом. Виктор Ильич отбросил в сторону воспоминания о сне.
        Скромно поел и поднялся наверх. Он не знал, сколько проспал: три часа или два дня? Его биочасы давно сбились, и чтобы вновь наладить хитроумный механизм, нужно было наперво наладить распорядок дня, чего никак не получалось по известным причинам. Во всяком случае, гроза за окнами кончилась, в небе появилось солнце, электричество бежало по проводам, ночные страхи остались для ночи. Виктор Ильич подумал о детективах в своих чёрных машинах и решил приготовить им кофе. Собачья это работа - в любую погоду охранять кого-то.
        Производить какие-то манипуляции с кофеваркой было откровенно лень. Поэтому Виктор Ильич зашёл в пульт видеонаблюдения, где от музейных охранников оставались ещё и полупустая банка с растворимым кофе, рафинад и вроде бы даже пересохшие сушки - то, что нужно для непритязательных секьюрити, роль которых, по сути, уготовила детективам Надежда Олеговна. Он достал четыре керамических бокала, посмотрел на них внимательно и достал ещё один - для себя. Вскипятил электрочайник и разлил вар по кружкам. Комната наполнилась ароматом. Виктор Ильич пригубил кофе и посмотрел на экран уцелевшего монитора. Система продолжала работать, фиксируя материал в карте памяти и уничтожая его спустя трое суток. Надежда Олеговна не поскупилась на оснащение и позаботилась обо всех форс-мажорах, и отключение электричества в этом списке, несомненно, находилось далеко не в конце перечня. Оборудование должно было продолжать работу за счёт аккумуляторов. И если это так… Если так, значит…
        Смотритель забыл о кофе.
        Он отставил, как назойливый предмет, бокал в сторону и, придвинув к компьютерному столу стул, сел, взявшись за мышку. Спустя несколько кликов Виктор Ильич вывел нужную картину на полный экран и включил воспроизведение. Широкоугольная камера видеонаблюдения с функцией «день-ночь» находилась прямо над дверью в спальне Юрия Клинова, с неё-то сейчас и хотел получить материал Виктор Ильич. Материал о прошлой ночи. Он отмотал на момент начала грозы - ничего занимательного, отмотал ещё. И ещё: до того момента, когда на картинке появился он сам, собственной персоной со свечкой в руке. Конечно, видимость оставляла желать лучшего, а пламя свечки в коей мере засвечивало картинку, и будь на месте Виктора Ильича преступник, камера бы не справилась с заданием - установлением личности. Но Виктора Ильича подобные тонкости сейчас не занимали, он следил за вчерашним собой. Вот молнии несколько раз подряд, вот он подкрадывается к зеркалу с вытянутым в руке лепестком трепещущего пламени. Вот он всматривается, замирает, отшатывается, тушит свечку, падает. Комнату озаряет молния. И побег. Ничего экстраординарного.
        Так уж и ничего?
        Виктор Ильич нажал «стоп» и отмотал чуть назад, на момент, когда спальню освещает последняя молния. Добрая половина картинки засвечена, но вот злая половина картинки оставшаяся часть экрана четко вырисовала каждую деталь. Виктор Ильич едва ли не влез в монитор, чтобы разглядеть, увидеть пришельца из Зазеркалья, но зеркало, как ему подобает, отразило освещенную небесным разрядом спальню, не проявляя в своём бесстрастии и тени ожидаемого сверхъестественного. Виктор Ильич, машинально «кликнув» воспроизведение, разочаровано откинулся на стуле. «Неужели это какая-то провокация моего сознания и я попросту схожу с ума?» - подумал смотритель. В мозг разом впились шпильки множества вопросов, провоцирующих на безумие, но тут к вселенскому облегчению и великому ужасу он увидел доказательство своего здравого ума. Камера скрупулезно снимала материал и в следующую вспышку молнии зафиксировала необычное: зеркало, как и давеча, отразило в ярком свете обстановку, но с двумя неясными дефектами. Виктор Ильич снова прильнул к монитору, нажав на стоп-кадр, он вспомнил о функции «зум» и приблизил застывшую картинку.
Оцифровка разбила изображение на квадратики, но Виктор Ильич без труда определил появившиеся на зеркале дефекты.
        Ими были отпечатки ладоней человеческих рук.
        В легкой прострации Виктор Ильич неосторожно повёл рукой и смахнул на пол свой едва пригубленный кофе. Бокал не разбился, но шум произвёл, не дав впасть в очередной ступор. Виктор Ильич заморгал, с досадой посмотрел на коричневое пятно, расплывшееся по линолеуму, и вернулся к монитору и «мышке», чтобы занести, пока не забыл, съёмку прошедшей ночи в архив. Потом занялся пролитым кофе. По какому-то внутреннему соображению он не торопился удостовериться о наличии новой проблемы. Оно - что бы сие ни было на самом деле - могло повременить. Если отпечатки есть, то они никуда не денутся, если нет, то, как говорится, баба с возу - кобыле легче. Виктор Ильич навёл себе новый кофе, добавил кипятка в бокалы для детективов и на подносе понёс нехитрое угощение ребятам из чёрных авто.
        Вышел через чёрный ход. Поискал глазами, но в поле зрения машин не оказалось. Посетовал на себя, что разбил второй монитор, где как раз отображались картинки с камер наблюдения за внешним периметром. Можно было, конечно, перекинуть шлейфы кабелей на первый монитор, но ведь можно и до Камчатки дойти, вот только дураков мало.
        И побрёл за угол дома.
        - Привет, парни! - постучал он по тонированному стеклу пальцем.
        На какую-то долю секунды пред внутренним взором предстал кадр, как с «полароида»,
        - бездыханные тела детективов с перерезанными горлами и недоеденными бутербродами в руках. И когда боковое стекло поползло вниз, открывая салон, смотритель отшатнулся, разом побелев. Поднос чудом не вывернулся из ослабевших рук.
        - Здравствуйте, Виктор Ильич, - сказал блондин и спросил, словно не замечая подноса в его руках. - Чем могу помочь?
        - Да я вот тут… сушки вам… - как-то по-старчески заскрипел Виктор Ильич и разозлился (на неком уровне сознания отмечая, что частенько стал злиться и большей частью на себя же, на своё малодушие), сгустив брови, кашлянул, прочистив горло, и отвердевшим голосом проговорил:
        - Горячий кофе вам сделал. И сушки погрызть, если хотите.
        - О, Виктор Ильич, от души! - улыбнулся блондин, буркнул что-то в рацию, одновременно указывая на капот. Виктор Ильич кивнул и поставил поднос.
        Подъехала вторая машина.
        Впятером они одновременно отхлебнули успевший подстыть кофе и вгрызлись в сушки.
        - Все спокойно? - спросил Виктор Ильич, оглядываясь окрест и не примечая осаждавших. По правде, вообще не наблюдая подозрительного движения. Тишь да благодать. «Как перед бурей», - пискнул презренный трусливый голосок. Смотритель предпочёл его не услышать.
        - Гроза всех распугала, - отозвался блондин. - Помню случай, как небольшой ливень поднял панику на футбольном стадионе, так там людей затоптали…
        - Да, я помню. В новостях передавали, - вставил Виктор Ильич.
        - … насмерть. Стадо намокнуть испугалось! А здесь такая гроза была! В марте! Естественно, что все разбежались по норам.
        - Интересно бы знать, где нашли себе нору эти… как их?.. Скинхеды.
        - Ни грамма не интересно, - пожал плечами блондин, а а-ля Леннон кивнул в знак согласия. - Вероятнее всего, двинули обратно домой.
        - Дай то бог, дай то бог. - Смотритель пожевал губами. - Ребята, а вы совсем не отлучаетесь за территорию, никуда не ездите?
        Детективы разом глянули на мужика. Виктора Ильича действительно снедало банальнейшее любопытство. На языке просто вертелся вопрос - во что вы, парни, нужду справляете? Задать этот вопрос мешало чувство такта. Детективы же расценили вторжение иначе. Блондин отнял бокал ото рта и с подозрительным прищуром заглянул в глаза человека, за что-то так сильно уважаемого Надеждой Олеговной, сказал:
        - Наша задача вести постоянное наблюдение за музеем и оказывать посильную помощь местным органам власти в ликвидации возможных беспорядков в связи с временным закрытием музея вплоть до его открытия. Мы не имеем права отлучаться с территории охраняемого периметра без веских на то оснований. Но даже в этом случае одна машина всегда остаётся на объекте. Это наша работа, нам за неё платят. Большое спасибо за угощение, Виктор Ильич, - монотонно отчеканил детектив и протянул кружку. Следом за ним (с видным сожалением) протянули бокалы и остальные.
        - Я вам чем-то вдруг не угодил, - сказал Виктор Ильич. - Извините. Мое любопытство заключалось лишь в том, что один из мониторов в пульте охраны… как бы это сказать… вышел из строя. Запись, конечно, идёт, но я не могу теперь видеть, что происходит на улице и в некоторых помещениях первого этажа. Мне не хотелось по таким пустякам тревожить Надю… Надежду Олеговну, и я решил, что…
        - О! - молвил блондин. И Виктор Ильич увидел как пунцовые пятна покрывали бледную кожу детектива, оправдывая поговорку «покраснеть до корней волос». Смотритель отступил на шаг, не зная, как расценивать многозначительное «о!» и покраснение лица главного детектива.
        - Мы вроде как по одну сторону баррикад, а? - напомнил Виктор Ильич на всякий случай, а сам подумал: «Сейчас меня отметелят».
        - Да, - сказал блондин. - Всё как-то не цивилизованно получилось. Изначально. Мы отнеслись к вам, как к объекту, как к дополнительному фактору, а не как к человеку. Надежда Олеговна объяснила мне… нам необходимость вашего здесь присутствия, не вдаваясь в подробности. В нашем контракте прописан пункт: запрещается любое проникновение в здание музея, за исключением случаев крайней необходимости, прописанных в пунктах… Ну, не важно. И я понятия не имею, что здесь происходит. По официальной версии музею требуется некий ремонт, неполадки с водоснабжением, как я понял, но за время нашего присутствия никаких ремонтников, ни каких наладчиков не появилось… Может, в здании имеются подземные коммуникации, ходы, по которым рабочие приходят?..
        - Нет, - вставил смотритель.
        А блондин снова будто и не слышал, - такая привычка? - продолжил монолог:
        - Но я, сколько ни прислушивался, не услышал ни единого звука из-за стен дома… если не считать воздействие внешних факторов, как то: разбитие стекла. В музее находитесь вы один. Что вы там делаете? - детектив умолк, вперив бесстрастный изучающий взгляд в музейного смотрителя.
        Выслушивая монолог, Виктор Ильич не сразу сообразил, что тот внезапно иссяк, обернувшись вопросом. Он слышал вопрос, но был не подготовлен на него ответить и потому растерянно хлопал глазами, переводя взгляд с блондина на его напарников и назад.
        - Чем вы занимаетесь в музее? - переспросил а-ля Леннон, взгляд которого, в отличие от взгляда его босса, излучал сочувствие. Виктор Ильич мысленно поблагодарил его за это и собрался с мыслями.
        - Чем… Я… Я не имею права…
        - Хм! - подал голос блондин.
        - Это личное дело Надежды Олеговны, детектив. Она взяла с меня слова не разглашать истинную причину приостановления работы музея. И если Надежда Олеговна не ввела вас в курс дела, то и я не имею права.
        Блондин задрал голову и с видом человека, в чей лексикон не входят слова «тайна»,
«секрет», «загадка», оглядел строение в готическом стиле, точно сканируя его, надеясь выведать тайну. Видимо, музей остался непроницаем пытливому взгляду детектива, потому как тот, невольно поморщившись, опустил взгляд на хранителя тайны.
        - Туманно, - обронил детектив.
        Виктор Ильич пожал плечами.
        - Если вас не устраивает что-то, свяжитесь с Надеждой Олеговной и откажитесь от работы. Я не думаю, что возникнут проблемы.
        - Виктор Ильич, нас не устраивает лишь неизвестность. Но если вы не можете… не имеете права пролить свет, то и мы не имеем права настаивать. - Неожиданно капитулировал блондин. - Мы действительно, как вы сказали, по одну сторону баррикад, поэтому - мир? - Блондин протянул руку.
        - Да я с вами и не воевал. - Виктор Ильич сжал ладонь главного детектива.
        - Верно, - улыбнулся блондин. - Кстати, за мной упущение. Я до сих пор не представил вам себя и своих коллег. Меня зовут…
        Блондина прервал шум.
        - Думается, стоит подъехать к главным воротам! - сказал один из детективов.
        - Прошу вас, вернитесь в здание. У нас будет время поговорить. Потом, - бросил блондин Виктору Ильичу и плюхнулся на сиденье.
        Виктор Ильич спохватился и забрал поднос с крыши автомобиля, когда тот уже тронулся с места. Он поспешил вернуться и понаблюдать через окно кабинета-студии, что там стряслось.
        У главных ворот стояли люди. Виктор Ильич пригляделся: бритоголовые. Во всяком случае, они стояли во главе основной массы. Недвижимо. Складывалось впечатление, что они чего-то ждали. Возможно, сигнала к действию. В душе Виктора Ильича шевельнулся недобрый червячок, дзинькнув в серебряный колокольчик тревоги:
«Детективы недооценивают ситуацию!» Оба чёрных автомобиля уже стояли поперёк ворот. Два детектива высунулись со своих «штурманских» мест, уперев локти на крыши машин и держа на прицеле впередистоящих скинхедов. Такая мера предосторожности или защиты Виктору Ильичу казалась недостаточной. «Неужели они и вправду будут стрелять в толпу?» Недобрый червячок намекнул о подвохе, и «дзинь!» в серебряный колокольчик.
        Дзинь! Дзинь! Дзинь, дзинь!
        Виктор Ильич уже не мог отделаться от плохого предчувствия. Нужно было что-то предпринять. Вот только что? Чего ожидать? На лбу выступила испарина. Скинхеды продолжали стоять смирно, сосредотачивая внимание детективов на себе. Ничего не происходило, но на улице чуть ли не осязаемо ощущалось гнетущее противостояние: у кого первого сдадут нервы. Если можно было делать ставки, то Виктор Ильич не задумываясь поставил бы на бритоголовых - они себе на уме. Чего не сказать о детективах. Конечно за ними профессионализм, умение реагировать на любое действие противодействием, но из них никто, похоже, не был шахматистом. Себя смотритель асом тоже не считал (он проигрывал компьютеру уже на четвертом уровне сложности), но засевший червячок в душе заставил сейчас подумать логически и просчитать ход - один из самых вероятных.
        - Скотство! Ну почему я без рации?! Как с ними связаться? - Виктор Ильич бухнул кулаками по подоконнику. Тут же проснулась боль в суставах. Он двинул вон из кабинета, игнорируя тихий, но настырный зов бузинового стола унять боль. Пока что были дела поважнее сказок Шахерезады. Необходимо проверить гипотезу и, исходя из результата, что-то предпринять.
        Он обогнул лестницу, пробежал по «лучу», где находилась дверь в спальню писателя, и буквально впечатал нос в стекло коридорного окна.
        - Я так и знал! - фальцетом выкрикнул он. - Подонки!
        Накинув на заборные пики драный матрас, на территорию один за другим переваливалось напрочь потерявшее страх пацаньё. Но, по-видимому, инстинкт буйства и разрушения у них был стадный: обнаглевшие сопляки с монтировками в руках не торопились на штурм. Они озирались по сторонам и ждали, пока вся клика не окажется в пределах запретной зоны. Для организованной группировки юные вандалы были слишком суетливы, но и это хулиганьё, войдя в раж, могло нанести не малый ущерб музею. Когда на вершине забора появилась лысая башка скинхеда, Виктор Ильич понял, что что-то предпринять уже пора.
        Пора-то - пора. А что «пора»?

«Открыть окно и заорать, чтоб доблестные детективы сменили мишени!», - озарила его мысль.
        Виктор Ильич ринулся обратно в кабинет-студию и…
        Телефон!

… резко затормозил у лестницы. Вторая дельная мысль показалась куда надежнее: как никогда самое время для доблестной милиции! Почти кубарем он скатился с лестницы и влетел в комнату охраны. Схватил трубку и нажал «ноль-два». Трубка ответила тишиной.
        - Не понял… - пробормотал Виктор Ильич и нажал на рычаг. Гудки не появились. Виктор Ильич залез под стол и проверил розетку. Штекер был на месте. Провод цел.
        А связи нет.
        Теперь Виктора Ильича пот пробил по всему телу. События на улице принимали оборот, а он, как последний болван, всё ещё не предпринял ничего дельного!
        И как в доказательство развертывания событий смотритель услышал шум. Он выскочил из комнаты охраны и подбежал к чёрному входу. Дверь взламывали.

«Никто не знает, что ты в здании», - мелькнула бесполезная мысль.
        Виктор Ильич растерялся.
        - Какого чёрта ты творишь, ЮРКА! - неожиданно для самого себя заорал Виктор Ильич, запрокинув голову к потолку. Сердце билось, как бабочка в силке, отдаваясь нестерпимой пульсацией в кистях.
        За дверью чёрного хода разом замерло.
        Следом бахнул выстрел. И зычный голос блондина выдал угрозу.
        Бахнул второй выстрел - угроза явно не возымела действия.
        Кто-то заверещал. Виктор Ильич четко представил бритого, корчившегося на мокром асфальте с простреленной лодыжкой. Надолго ли эта заминка?
        Последовал ответ, и в дверь снова вогнали монтировку.
        Мобильник!
        На цокольном этаже, в квартирке на компьютерном столе у телевизора лежал полуразряженный (а, может, и полностью разряженный?) мобильник, о котором Виктор Ильич вспоминал не чаще, чем о голодающих детях Африки. Нужно использовать этот шанс. Виктор Ильич развернулся к лестнице.
        И увидел - как и в первый раз - в глубокой тени (несмотря на то, что день) под балюстрадой фигуру Кошмарного Принца. В чёрном плаще и широкополой шляпе. От ошеломления он даже забыл испугаться.
        - Прекрати это! - прикрикнул Виктор Ильич.
        Кошмарный Принц вышел из-за балюстрады. Глубокая тень колыхнулась за ним. Виктор Ильич не видел, чувствовал, что Клинов улыбается во всю ширь. И разозлился.
        - Не кипятись, дядя Витя, - сказал Кошмарный Принц. - Я здесь ни при чём.
        - Здесь ты всегда причём! - огрызнулся Виктор Ильич.
        - Хм. Ты перестал меня бояться?
        - Ты мне осточертел!
        - Допускаю. Но ты перестал меня бояться.
        На улице слышно, как главные ворота вновь выдерживали натиск. А дверь чёрного хода почти уже совсем поддалась.
        - Почему ты позволяешь этим вандалам вторгаться в твой дом?! - сказал Виктор Ильич, с беспокойством глядя на дверь.
        - Почему ты позволяешь этим вандалам вторгаться в мой дом? Здесь ведь ты - смотритель.
        - Я сложил с себя обязанности с того момента, как сел за твой поганый стол!
        - А какого ляда ты за него сел, дядя Витя?
        - Я прошу тебя, Юра, останови их! И мы поговорим спокойно.
        - О чём?
        - А чего ради ты тут нарисовался?!
        С чудовищным скрежетом дверь сдалась и врезалась в стену, немыслимым образом сорвавшись с доводчика. В музей ввалился скинхед с монтировкой наизготовку.
        Кошмарный Принц неуловимо глазу растворился в окутывавшей его тени и, обратившись в ядро почти бесцветной субстанции, метнулся к чёрному входу. Виктор Ильич услышал что-то вроде громкого глотка. Затем нечеловеческий вопль. И несчастный нечестивец вылетел на улицу с множественными переломами конечностей и рёбер прямо под ноги своей клики.
        Дверь с силой захлопнулась.
        Наступила тишина, чтобы через несколько мгновений взорваться воплями насмерть перепуганных молокососов. Они бросили своего предводителя, побросали свои железки и сломя голову умчались к главным воротам.
        Недоумению детективов не было конца. Они все четверо покинули машины и округлившимися глазами провожали беглецов. Те, в свою очередь, не заморачиваясь ни на долю секунды, как открыть ворота, духом взлетели на них и, спрыгнув на головы опешившей толпы, с непрекращающимися воплями дали дёру.
        Замешательство в толпе длилось не долго. Первыми, расталкивая людей, двинули от музея скинхеды. А за ними и вся толпа рассыпалась в стороны. Вой милицейской сирены ознаменовал кульминацию сорвавшегося штурма. Виктор Ильич наблюдал из окна в холле, как ретируется толпа. И вздрогнул, услышав голос за спиной.
        - Ты спрашивал - чего ради я тут, - сказал Кошмарный Принц.
        - Спрашивал, - отозвался Виктор Ильич, отойдя от окна.
        - Ради вот этого, - Кошмарный Принц протянул кипу листов. - Вставь их в роман и продолжай писать.
        Виктор Ильич взял листы, взглянул на текст и… чуть не задохнулся от накатившей волны удушья. Это была глава, которую он якобы напечатал во сне. И он держит эти листы наяву!
        - Я сплю? Мне всё это снится?
        - Ну да брось ты, дядя Вить! Какой сон? Листы-то как настоящие?
        - Как настоящие…
        Кошмарный Принц гулко - как из бочки - хохотнул. Виктор Ильич глянул на него исподлобья.
        - Не думаешь же ты, что мне составит труда побывать в мире твоего сна и найти ту старую «пишмаш» с напечатанной главой моего романа? Мы слишком сильно взаимодействуем друг с другом, хочешь ты того или нет. Стол нас связывает. А с этим, - Кошмарный Принц кивнул на листы в руках Виктора Ильича. - С этим материалом даже интересней будет, согласен? Коса на камень и всё такое. И, кстати, для справки, как ты думаешь, кто надиктовывал тебе главу? Старина Пушкин?
        - Ты видишь мои сны?
        - Заглядываю одним глазком. Хотя, наверно, теперь нужно это делать чаще…
        - Не смей!
        - А что такое? Ты же вторгся в мою святая святых, нарушил свои правила и сел за стол. Пробудил меня, можно сказать…
        - Почему ты не нашёл покой?
        - У меня ещё столько идей! - Кошмарный Принц развел руками, будто охватывая весь мир. Возможно, он и охватывал весь мир.
        - Не мнишь ли ты, что я стану твоим литературным рабом?
        - Ха-ха! - пуще развеселился Кошмарный Принц. И в смехе его нагло сквозили самодовольство, вероломность и безграничная уверенность в своём могуществе. - Ты уже им стал, смотритель! - Ледяной холод порывом окатил Виктора Ильича. Призрак исчез, оставив в назидание адскую боль хронического артрита.
        Дверь чёрного входа ещё раз с грохотом отворилась, только теперь в неё ввалился блондин.
        - Что здесь произошло?.. И почему здесь так холодно?
        - Детектив, я ужасно устал. Давайте поговорим. Потом. Как и договаривались. И позаботьтесь о пареньке, пожалуйста.
        - Уже… - протянул детектив, с любопытством оглядывая помещение.
        - Большое спасибо! И займитесь милицией, прошу вас, - сказал Виктор Ильич, устало поднимая ноги по ступенькам лестницы.
        Унять боль - единственное, что заботило сейчас смотрителя.
        Глава 48
        Капли цвета спелого граната в брызгах рассыпались по бурым валунам и, суетливо сбиваясь в тончайшие ручейки, спешили обратно в красное море, чтобы с новой волной вновь в брызгах рассыпаться по бурым валунам. Закатное солнце полусферой в полнеба застыло на горизонте, окрашивая бегущие облачка в золотисто-неоновый оттенок. Свежий ветерок согревал, нежно обласкивая мальчишеское тело. Егорка только что проснулся и созерцал ярко светящиеся на фоне небесного ультрамарина звездочки Кассиопеи. Несколько дней назад - день? два? пять дней? - время потеряло свой величественно тикающий смысл Егор рискнул проверить, действительно ли он умудрился растратить «шесть лепестков» своего волшебства, и создал этот мир. Богу потребовалось шесть дней, чтобы сотворить Мир. Егору потребовалось от силы шесть секунд, чтобы создать свой мир. Он лишь представил это место и себя лежащим на валуне и - on! - волшебный мир детской фантазии раскрыл свои чарующие объятия. Здесь, на побережье красного, как гранатовый сок, моря любое желание услужливо выполнялось, стоило лишь о нём подумать - и в этом тоже заключалась часть
Егоркиного волшебства. Единственным, с чем юный волшебник не мог совладать, были сновидения. Они не подчинялись магии мальчика. И Егор, обделённый способностью кентавров, сколько ни силился, не смог «заказать» сон.
        На сей раз Егор (настырно) пытался «заказать» сон, в котором хотел обнять маму, но приснилось нечто совершенно странное.
        Он видел сон (или видение?) глазами незнакомого мальчика по имени Артем. А во сне видел себя - и не себя, сошедшего с неба на спине огромного волка на защиту мальчика Артема, в уголке души которого приютилась на время сна часть самого Егора.
        Ещё он видел нечто, от чего/кого нужно было защитить мальчика Артёма.
        Этим «нечто» был Див. Егор узнал его.
        Сон был до того правдоподобен, что после пробуждения Егорке потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, где он и полностью прийти в себя (ведь частичка-то души будто взаправду делила тело с незнакомым мальчиком из сна - ощущение восполнения чего-то потерянного будоражило дух в эти долгие секунды наряду с отождествлением себя в окружаемом мире и пространстве). Егорке даже вспомнился эпизод из «Терминатора 2» - таким похожим было ощущение - когда в башмак Т-1000 втёк последний осколок его металла.
        Егорка напрочь забыл о существовании демона, которого он самолично отпустил на волю, дал свободу. Где сейчас это исчадие? Что делает старое божество?
        И с чего это вдруг он приснился? Да ещё так правдиво приснился!
        В самом центре груди зародилась тягостная тревога. Смутное понимание непоправимых вещей отягчило эйфорию пребывания в самодельном рае. По волшебному краю Грёз пополз белесый туман, неся промозглую неуютность. Как ни старался Егор его рассеять, туман продолжал наползать, стирая яркие краски прекрасного мира. Сколько ещё неподвластных моему волшебству факторов существует во Вселенной, не по-детски (с появлением в нём задатков волшебника, мальчик сильно повзрослел и поумнел не по годам) подумал Егор. Закрыл глаза и поспешил сбежать из уютного мира своих фантазий.
        Открыл глаза и увидел потолок собственной комнаты, где потолочные обои усеяны собственноручно им наклеенными люминофорными звёздочками. В центре хаоса нелепых созвездий гордо «светила» Кассиопея.
        Глава 49
        Сигнал, похожий на пароходный гудок в раннем утре, отнял
        лечение
        внимание смотрителя от рукописи. Чтобы прийти в себя
        выйти из мира фантазий нечистых духов
        потребовалась пара секунд. Чем дальше он углублялся в историю, тем легче и незаметнее происходил переход из мира в мир - мозг адаптировался к подобной нагрузке.
        Внешний фактор подсказал то, что произошло, прежде, чем Виктор Ильич сам смог бы осмыслить, что на сей раз отвлекло его от рукописи. Скрип ступеньки. Пятой! Кто-то поднимался по лестнице и, судя по всему, не торопясь. «Юрка! - мелькнуло в голове Виктора Ильича. - Что ему ещё надо?!».
        Детектив преодолел половину лестницы, походя рассматривая музей, когда голос сверху напугал его.
        - Если мне не изменяет память, вы говорили, что вам категорически запрещено появляться в музее, - сказал Виктор Ильич. - Поправьте меня, коли не так.
        - Вы меня напугали, - сказал блондин, занеся ногу на следующую ступеньку. Но непреклонно-стальной взгляд смотрителя, казалось, такой не свойственный ему, заставил ногу убрать и потоптаться на месте.
        Смотритель продолжал не мигая смотреть на сунувшегося в запретную зону человека словно цербер, охраняющий двери Аида: одно движение - и ты разорван в клочья. В желудке детектива невольно стало холодно и пусто, под ложечкой засосало. Не дождавшись ответной реплики, блондин инстинктивно почувствовал необходимость, унизительную необходимость, в оправдании:
        - Я был обеспокоен. Вчера у вас был такой вид…
        - Вчера?
        - Ну да. Уже, - блондин взглянул на свои командирские часы. - Уже скоро сутки, как вы поднялись туда, наверх. И ни слуху от вас.
        - Сутки? - Пронзительный взгляд смотрителя потух. «Сутки! Неужели какие-то три страницы можно писать сутки? Куда провалилось чертово время? И сколько времени я успел так форсировать за столько дней?». - Я думаю, вам не стоит здесь находиться.
        - Вы думаете…
        - Я думаю! Вам нужно покинуть музей сейчас, немедленно!
        - Но что такое?! - негодуя развел руками детектив. - Что происходит?
        - А лучше давайте-ка вместе выйдемте на улицу. - Виктор Ильич начал спускаться.
        - Я не понимаю…
        - А вам незачем понимать. - Виктор Ильич спускался. - Кстати, как вы удовлетворяете свои физиологические потребности? - Виктор Ильич напирал и распалялся. Детектив видел: мужик закусил узду. И ему невольно пришлось спускаться задом. А смотритель продолжал пороть горячку:
        - Откровенно говоря, я поэтому-то… из чистейшего любопытства и поинтересовался, покидаете ли вы периметр или нет. «Куда они справляют нужду?» - спросил я себя. Да-да, так и спросил. А вы расценили меня как шпиона! Вас наняла Надежда Олеговна
        - родной мой человек с детства, так какого черта мне за вами шпионить? - Голос Виктора Ильича набирал мощь, а сам себя он чувствовал одержимым, будто не он сейчас выдавал тираду, а кто-то за него, кто-то вселившийся и подначивающий изнутри. И хорошо кончиться это не могло. Виктор Ильич ничего не мог с собой поделать. А может, и не хотел ничего делать. Он так устал от противостояния, что мог позволить сейчас всем исчадиям ада устроить великий шабаш на руинах музея, если Кошмарный Принц позволит превратить своё обиталище в руины. - Вас не учили в школе детективов дедуктивному анализу?!
        Заминка в словесном фонтане Виктора Ильича длилась ровно столько, сколько необходимо набрать в легкие воздух. Он наговорил бы ещё кучу того, о чём впоследствии бы жалел и долго переживал, если бы не…
        Пятая ступенька жалобно скрипнула под ногой детектива.
        И Виктор Ильич тут же почувствовал себя сдувшимся шариком.
        - Вам, правда, лучше уйти, - предельно спокойно закончил Виктор Ильич.
        Блондин сошёл с лестницы, молча развернулся и пошёл к выходу.
        - Хотя постойте! - окликнул Виктор Ильич.
        Блондин остановился в дверях. Помедлил. Обернулся, ухватив руками притолоку.
        - Почему вы стреляли… в последний раз? - неожиданно для себя спросил не то, что собирался, Виктор Ильич.
        Детектив удивленно вскинул брови.
        - Один из подонков пытался перелезть через забор. Мой напарник выстрелил ему под ноги. Этого хватило… Почему вы спросили? - «После всего, что ты мне тут наговорил, странный вопрос тебя интересует. Может, ты совсем сбрендил?», - читалось на лице детектива.
        - Я вас ещё больше удивлю, - Смотритель усмехнулся. - На самом деле мне вовсе не это интересно. - Виктор Ильич аккуратно переступил пятую ступеньку. - Вопрос о стрельбе мне показался неожиданным для вас, поэтому я его и задал. Чтобы вы не ушли так поспешно, - Смотритель подошёл вплотную к блондину и проникновенно заглянул тому в глаза. - Ведь я вас обидел?
        - Я не ребёнок, чтобы обижаться.
        - Уже говоря это, вы обижены. Но это ваше дело, детектив. У меня же к вам дело другое.
        - Да, - прозвучало, как «слушаю».
        - Пойдёмте со мной, - Виктор Ильич поманил детектива рукой и пошёл к каморке пульта видеонаблюдения. - Знаете, получился замкнутый круг: я вам докучаю расспросами, на которые вы мне так и не сказали ничего конкретного - покидаете ли вы по необходимости вверенную вам территорию. Я бы не спрашивал, будь цел второй монитор. А перекидывать шлейфы кабелей, извините, для моих больных рук - задача практически не выполнимая.
        Они зашли в каморку.
        - Вот ведь, незадача, согласитесь, правда? Мне нужен монитор. Я уж молчу о продуктах, запаса которых у меня осталось с гулькин нос… Откройте секрет, как вы собираетесь достать то, что мне нужно? Или не собираетесь вовсе? - Виктор Ильич воззрился на детектива, ожидая ответ.
        - Ваш монитор разбит, - сказал детектив.
        - Вы наблюдательны. Не уходите от ответа.
        Блондин открыл было рот.
        - Нет! - остановил его Виктор Ильич. - Давайте все-таки сделаем иначе. Я вас привёл сюда не для того, чтобы показать сломанный монитор. Всё проще - здесь телефон. Сейчас мы позвоним Надежде Олеговне и разрешим все нюансы, так сказать, расставим точки над «ё», чтобы…
        - В этом нет необходимости, - сухо сказал детектив. Лицо его выражало смесь крайнего замешательства, раздражения и потаенной злости на эксцентричного мужика (если за подобным холерическим поведением действительно крылась эксцентричность, а не банальная шизофрения). Детектив за последние пятнадцать минут крепко усомнился в умственной дееспособности «родного человека с детства» Надежды Олеговны и принял за лучшее - отмалчиваться. Только вот шизик вызывал на диалог. А теперь ещё и звонить «начальству» удумал.
        - Есть! Уверяю вас, необходимость есть! - Виктор Ильич начал набирать номер (не обратив даже внимания, что спустя сутки - что бы там ни произошло - связь была налажена), видя, что его уже воспринимают, как психа, следовательно, обратного пути не было. Уже.
        У детектива возникло желание нажать на рычаг телефона и ввалить мужику по первое число, но вовремя вспомнил, что он на работе и нужно сохранять субординацию. Хочет звонить - пусть звонит, пусть потешит себя! Надежда Олеговна - более адекватный человек (не первый год они на неё работают) и поставит своего смотрителя на место.
        Возникла пауза. На том конце провода не торопились снять трубку.
        Но всё же сняли.
        - Алло?.. Здравствуй, Надя, - сказал Виктор Ильич в трубку. Черты его лица, как по волшебству потеряли изможденную угловатость, мужик на глазах преобразился, помолодел даже. Детектив понял многое.
        На том конце о чём-то спросили. Лицо Виктора Ильича подверглось новой метаморфозе
        - оно быстро-быстро бледнело, бледнело, пока не обрело смертельную белизну. И смотритель заговорил совершенно неожиданно весёлым голосом:
        - А, знаешь, я звоню сказать, что у меня здесь всё хорошо, нормально… да… Серьёзно. Куда серьёзнее. Ха-ха! У меня тут гость… детектив твой… Не знаю, блондин… А-а… Кеша, значит… Ага… Ну мы толком ещё не успели познакомиться… - Смотритель подмигнул детективу, тот не отреагировал. - Всё в делах… Ну?.. Нет, правда, усё у порядке, шеф! Я позвоню тебе скоро… да… да… нет… да… Не беспокойся. Всё путём. Пока! Да… Пока!.. Пока! - Виктор Ильич чрезмерно аккуратно положил трубку на рычаг и вымученно улыбнулся детективу по имени Кеша. Лоб его сплошь был покрыт испариной, которую тот вытер рукавом. - Здесь так душно, право! Выйдемте на улицу, Иннокентий.
        Иннокентий возражать не стал. Они вышли на свежий воздух.
        - Что вам сказала Надежда Олеговна? - спросил Иннокентий.
        - Ничего, - ответил Виктор Ильич. В его ушах ещё стоял шелест чужого, кого-то третьего на линии и это не было похоже на случайное соединение с линией постороннего абонента, как иногда бывает - вместо ясного голоса друга, слышишь женский трёп о новых чулках и лифчиках. Это не было похоже ни на что подобное. Стоп! Было! Это было похоже на… «Чуется мне, я не ошибся, - подумал Виктор Ильич.
        - Юрка подслушивал с параллельного телефона». Уверен, что он? Больше некому.
        - Что? Извините, я задумался, - очнулся Виктор Ильич.
        - Я сказал, что вы мне лжёте, - отчеканил детектив.
        - Нет, голубчик, я не лжец. - Виктор Ильич обернулся на зияющий зев чёрного хода (подумав, что никогда больше не рискнет переступить порог жилища Кошмарного Принца) и, подхватив детектива под локоть, повёл того в сторону от здания. - Помните, вы меня разбудили, мол, Надежда Олеговна так срочно просила узнать всё ли у меня в порядке?
        - Это был не я.
        - Не важно - кто! - отмахнулся Виктор Ильич. - Она звонила на мобильный?
        - Да.
        - Вы можете позвонить ей сейчас?
        - Но вы ведь только что…
        - Разве то, что я говорил ей по телефону, имело хоть какое-то значение в решении наших с вами вопросов? Боюсь, что городской телефон прослушивается, Иннокентий. Я почти в этом уверен!
        Детектив подумал и изрёк:
        - В принципе, возможно. - И достал мобильник.
        Детектив Кета выбрал нужный номер из списка и нажал вызов. Выждав соединение с вызываемым абонентом, передал трубку смотрителю.
        - Алло! - чуть не выкрикнул Виктор Ильич.
        - Это ты, Витя? - спросила удивлённая Надежда Олеговна.
        - Я. Извини за вынужденный театр одного актёра! Городской прослушивается.
        - С чего ты взял? Кем?
        - Им.
        - Кем «им»? Витя…
        - Им, Надя, им! - с нажимом сказал Виктор Ильич, стрельнув взглядом в неугодного в этот момент детектива. Последнему нужно отдать должное за выдержку - даже бровью не повёл.
        - Юрой? - потрясенно выдохнула Надежда Олеговна. - Ты уверен?
        - Более чем. Это не телефонный разговор…
        - Тогда я вылетаю!
        - Нет! Ни в коем разе, Надя! Это может всё испортить… - В голове отголоском, почти эхом, прозвучал голос Кошмарного Принца: «Ты всё испортишь, дядя Витя, если выпьешь». - Я звоню по другому поводу. У нас возникла накладка в инструкциях твоих детективов.
        - Не поняла. Ты о чём? - Надежде Олеговне стоило трудов быстро переключиться на другую тему. Её погибший сын прослушивает городской телефон - не это ли тема, которую хочется развить, как бы ни болезненна она была?
        - У меня вышел из строя один из мониторов, подключённых к системе видео. И тут выясняется, что я не могу покинуть музей ради моей безопасности! Ты отдавала такое распоряжение?
        - Витя, они профессионалы и знают свою работу. Если Кеша сказал, что ты не должен покидать музей, значит, ты не должен покидать музей, Витя! Я слежу за новостями и знаю ваше осадное положение…
        - Да бог чай с ним! Я никуда и не рвусь! - покривил душой Виктор Ильич. - Но мне нужен монитор, а твой… Иннокентий сотоварищи видят во мне… невесть кого и мямлят что-то о каких-то пунктах в контракте! Вот и дошло, в результате, что позарез надо звонить тебе.
        - Кеша рядом с тобой? - спросила Надежда Олеговна. - Передай, пожалуйста, ему трубочку.
        Виктор Ильич передал.
        Несмотря на лаконичные «да», «нет» и «хорошо», Виктор Ильич понял, что Надя приняла верную позицию и что дело с монитором, можно сказать, сделано. Только вот не нажил ли он себе врага в лице бледнолицего Кеши? Собственно, плевать. Проблема другая - как заставить этих правдолобых детективов купить ему выпивку?
        Эврика! Над головой Виктора Ильича «зажглась» «лампочка Ильича». И она за мгновения разгоралась всё ярче и ярче: наряду с идеей как добыть спиртное на него снизошло понимание, для чего нужно спиртное!
        Он попросил блондина не вешать трубку и передать её ему. С насупленным лицом детектив выполнил просьбу.
        - Надя, у меня есть ещё одна сложность, - взволнованно проговорил Виктор Ильич. - Мне нужен коньяк. Три бутылки дорогого коньяка! Скажи своим архаровцам…
        - Витя, ты что, начал пить? - В интонации её голоса смешались потрясение, горечь, разочарование и недоверие. Возможно, и ещё что-то.
        Виктор Ильич устало закрыл глаза и присел на поребрик вытянув ноги. Эврика, конечно, эврикой, но как на расстоянии доказать человеку, любимому человеку, что ты не верблюд? А ещё тут Иннокентий над ним с выпученными, как у краба, глазюками…
        - Родная… Я не начал пить. Не думал даже. Тут другое. Я… Иннокентий, вы можете не висеть над душой! - психанул Виктор Ильич.
        Детектив, сплюнув сквозь зубы, отошёл.
        - Надя, - продолжил смотритель в трубку, понизив голос. - Я полностью во власти рукописи… тут происходит такое! В общем, на данный момент алкоголь единственный способ что-то изменить в романе. В нетрезвом состоянии он не сможет контролировать мой мозг, пока я буду писать. Писать то, что хочу писать сам, понимаешь?
        - С трудом. С чего ты решил, что коньяк - решение проблем?
        - Я же только что сказал!
        - И ты уверен, что это не провокация?
        - Он боится этого.
        - Боится? Откуда ты знаешь?
        - Надя… - Виктор Ильич тяжко вздохнул, ему ужас как надоело что-то объяснять, ещё чуть и нервный срыв… и мобильник вдребезги о стену. - Надя, он едва ли ни ночует у меня в башке, когда я пишу… и когда сплю, понимаешь, нет? Просто выполни мою просьбу. И я доведу до конца твою!
        - Добро, Витя, будь по-твоему. Обещай мне только…
        - Что?
        - Обещай, что с тобой будет всё в порядке! Если почувствуешь, что не справляешься, что не можешь…
        - Всё будет нормально. Это я тебе обещаю. Я знаю, что делать. Я знаю, что делаю.
        Они распрощались, и смотритель передал телефон детективу. Тот с нескрываемым возмущением выслушал распоряжения босса и, выдавив из себя согласие в потакании прихотей спятившего мужика, отключился. Его лицо приняло

«рожа просит кирпича», - подумал Виктор Ильич.
        каменное выражение, взгляд стал безучастным. Перед смотрителем стоял солдафон. Досадно… но ладно.
        - Когда вам нужен новый монитор и коньяк? - сухо спросил он.
        - Вчера, - в тон отозвался Виктор Ильич.
        - Что-то ещё?
        - Еды на неделю. На ваше усмотрение, детектив. А коньяка три бутылки - не забудьте.
        Виктор Ильич видел, что блондин борется с собой, вернее, со своим любопытством, и выжидающе смотрел на него. Сила воли шефа детективов оказалась крепче, и Иннокентий, скорчив гримасу, пошёл прочь, не прощаясь. Виктор Ильич проследил, как тот дошёл до своего чёрного авто, перекинулся парой фраз с напарником и сел в машину. А-ля Леннон задержал свой взгляд на смотрителе и тоже уселся в машину. Машина заурчала и, плавно взяв с места, скрылась за поворотом.
        Обозрев забор из конца в конец и вспомнив о недавнем нападении (благо, что окна хоть высоко!), смотритель поспешил подняться с поребрика и, взяв себя в руки, вошёл в здание музея.
        Глава 50
        В стране Грёз прекрасно. В ней всё до слёз чисто и правильно. В ней всё правдиво и уместно. В ней всё, о чём может только мечтать человек.
        В ней всё.
        И она - мечта.
        Мечта, с которой трудно мириться, если она неосуществима.
        Так ли уж она не осуществима?
        Егорка подумал. Он мог всё… Нет, он мог всего лишь многое. Даже оживить кошку он смог. А вот вернуть к жизни друга, который лежал в больничной палате и пребывал, как сказали врачи, в вегетативном состоянии, не получалось, сколько ни бился. Была даже мысль отыскать сбежавшего Чудина и спросить его, что делать, но и она не увенчалась успехом. Или Егор не умел управлять - что не исключено - дарёной магией, или магия бессильна перед заклятиями, снятыми неумехой. Скорее всего, верно и то и другое. Выходило, что демон-божество Див обманул. Для чего магия, которой нельзя поделиться? Для чего волшебство, которым нельзя удивить? Для чего Сила, которой нельзя помочь друзьям и людям, окружающим тебя?
        И почему несчастья происходят именно с его друзьями и знакомыми?
        Зародившееся подозрение, что магия, которой он пользуется в своё удовольствие, обладает фатальным обратным эффектом, доселе крепло в нём, хоть он и пытался отстраниться от подобных мыслей, а теперь обострилось до предела. Что если бы он изначально использовал свои возможности во благо людей? Получилось бы? Сейчас он не мог проверить. Уже поздно. Див исчез и с него не спросишь. Егорка горячо раскаялся в том, что желал зла своим «детским» врагам - разве это враги? Но и раскаяние не принесло ни облегчения, ни пользы. Со всеми, кто его окружал, случались несчастья. Одно за другим…
        Почему Див приснился мне, стрельнуло вдруг Егорке. Он вспомнил сон, и мозг поразила новая мысль - где отец?
        Егор вскочил с кровати как ужаленный страшной мухой Цеце. Когда в последний раз он видел отца? Тогда, у метро. И где его искать теперь? В панике Егор выглянул в окно. Сколько времени он потерял, прячась от яви, от реальности? Умея находиться вне времени, Егор потерял ему счёт. Для галочки: сию данность тоже было неприятно осознать, однако, лишний раз доказывало, что у монеты две стороны и, играя в орлянку, невозможно поставить одновременно на обе. За окном пасмурно, и сразу не понять, утро это или вечер. Егор увидел женщин с колясками и детей во дворе и решил, что всё-таки вечер. Где можно искать отца вечером? По кабакам, пришла первая мысль. Егорка ухватился за неё, ему хотелось действовать, бежать, искать, найти, обнять. Он сорвался с места.
        Но затормозил у входной двери.
        Слишком много времени уйдет впустую, если все забегаловки обойти.
        Нужно действовать иначе.
        Нужна магия.
        Егорка закрыл глаза.
        Спустя тридцать семь всевозможных кабаков, магазинов и мелких точек поиск результатов не дал. Если не брать в расчёт бестелесную часть души, брошенную на поиски отца, то мальчик сбился с ног. Он предпринял рейд по отцовским дружкам, но и тот прошёл вхолостую. На ум пришли оставшиеся три варианта, один хуже другого, а другой хуже третьего: вытрезвитель, больница, морг. Егор не стал медлить.
        Вытрезвители - вычеркнуты.
        Стационары: один, второй, третий… двенадцатый. Тринадцатым оказался «Склиф». Там лежал отец. Капельница. Трубки. Пикающая аппаратура. Туго перебинтованная голова. Ещё один человек, попавший под раздачу из-за него, маленького, глупого, самолюбивого щенка, возомнившего себя матёрым мастифом!
        Егор нашёл себя ревущим навзрыд на полу в коридоре квартиры у входной двери. Я проклят, подумал Егор, мне нельзя ни с кем общаться! Любого… всех ждёт та же участь… и я ничего не могу поделать. Я не хочу быть волшебником, я ещё слишком мал! Вот бы встретить Дива и отказаться от способностей, которыми он меня одарил!
        Кухонное окно взорвалось миллиардом осколков, створки едва удержались в петлях. В квартиру ворвался вихрь, разметав всю утварь. Явился Див. Потом Егорка не мог вспомнить, как очутился на кухне среди беспорядка лицом к лицу со своим двойником.
        Двойник улыбался, и улыбка не была похожа на улыбку мальчика - в ней было что-то от зверя и слизня одновременно. Жуткое зрелище, но Егор не отвёл взгляд.
        - Откуда ты взялся? - спросил Егор.
        - Ты призвал меня, - отозвался двойник.
        - Яне звал…
        - «Вот бы встретить Дива и отказаться от способностей, которыми он меня одарил!»… Это были твои мысли?
        - Ты был рядом!?
        - Расстояние не имеет значение. Разве ты этого не усвоил?
        - Я усвоил… много чего, - помрачнел Егор.
        - Ты желаешь заключить сделку? - спросил Див.
        - Да.
        - Чего ты хочешь?
        - Я хочу больше не быть волшебником! Мне не нужна твоя магия!
        - Как хочешь, - пожал плечами Див. - Но и ты должен сделать кое-что для меня.
        - Всё, что угодно! - выпалил Егор.
        - Скажи только: «Я не властвую над тобой!» и по рукам, - Див давно ждал этого момента, момента, когда мальчишка самолично откажется от Силы, чтобы хитростью заставить его отказаться и от Власти над ним, великим и непостижимым божеством. Див затаился.
        - Я не властвую над тобой! - выкрикнул мальчишка.
        Див протянул руку, Егор поспешил её пожать. Но вместо мальчишеской руки Егор сжал нечто склизкое, он отдернул руку в отвращении и машинально вытер о штанину.
        - Мой отец, Лёша и другие… они ведь теперь поправятся? - спросил Егор.
        - С чего ты взял? - усмехнулся демон. - Это не оговаривалось в сделке.
        - Что? - потрясенно прошептал Егор. - Ты обманул меня!!!
        - Разве? - Див развлекался. - Ты получил то, что просил. Отныне ты не маг. Если у тебя и были мысли насчёт твоих… людишек, то ведь я не читал их.
        - Что с ними будет? Как их спасти? - не унимался Егор.
        - Спасти? Ты, будучи волшебником, не смог им помочь, а уж теперь…
        - Я убью тебя!!!
        Див захохотал. Оконная створка рухнула на пол. Егорка подскочил к двойнику и со всего маху врезал тому в челюсть. Хохот оборвался на очень высокой ноте, в ушах Егорки звенело.
        - Ты ударил меня! - взвизгнул огорошенный Див.
        - Я убью тебя!!! - прошипел Егор, размахиваясь снова.
        - Как у тебя получилось? - не реагируя на слова мальчишки, спросил Див. Вопрос не предназначался конкретно мальчишке. Див спрашивал у Иоанна Грозного. Да какой же степени могуча колдовская закрепь царя-чернокнижника? Див не готов был к такому повороту. Он едва успел перехватить занесенный мальчишкой кулак и оттолкнуть наглеца. Пора было убираться. Мести не время. Главное, он заполучил долгожданную свободу.
        Двойник вытянулся в рост метра на два, сделал «тулуп» и обернулся вихрем. Ножи, вилки, кружки, ложки и остальная посуда завертелась вкруг и разлетелась, разбиваясь и вонзаясь куда ни попадя. Див умчался чёрным смерчем в небесную высь.
        Нож для разделки мяса угодил аккурат между средним и безымянным пальцами Егорки, слегка зацепив кожу. Все остальные предметы кухонного обихода неведомым чудом миновали тело юнца. Егорка вскочил на ноги и подбежал к развороченному окну.
        Чёрный смерч взорвался в выси и растворился в пространстве.
        Глава 51
        Роман уходил из-под контроля и не за горами был тот момент, когда о контроле вообще не будет речи. Виктор Ильич почувствовал прочитав. В тексте он уловил лишь один ничтожный момент «отсебятины», лишь проблему с потерей времени. У него давно время соскользнуло, размазалось, растянувшись в сплошные, бесконечные сутки кошмара, и он только это умудрился передать Егорке. А важно ли это, шут его знает, товарищ майор. Известно было другое - Кошмарный Принц добивался своего, ухватив бразды (а выпускал ли он их?), грозя закончить роман апокалипсисом, чему, несомненно, будут рады легионы эпигонов. И до какого безумия дойдёт та радость, можно только гадать. И мир (и тот, Егоркин, и этот, Виктора Ильича) зависит от такой малости, как тяжелый стакан коньяка в руках уставшего человека. Парадокс, не укладывающийся в голове из-за своей смешной абсурдности. «Уж да, Голливуд тут и рядом не стоял, - подумал Виктор Ильич, складывая листы в стопку. - Алкоголь и время - лучшего сочетания не придумаешь!» Время, говорили древние, пребывает разом во множестве мест. Так может здесь и вправду имеет место альтернативная
реальность, нет, ну в самом деле! Может Время внутри кабинета в момент создания рукописи меняется, ориентируясь на реальность, в которой происходит действие романа? Где уверенность, что время там, в Егоркиной реальности, не растянуто, ведь, например, вахта в Сибири идет час за два, так кто скажет, что тут иначе и без условностей?.. Чёрт ногу сломит.
        Виктор Ильич почувствовал, что от подобных мысленных потуг по вискам начали бить молоточки давления. Он встал из-за стола.
        И вышел в коридор.
        Где-то на периферии прошмыгнула мысль о детективах, новом мониторе и коньяке, но он покуда пропустил её мимо. Сейчас в поле зрения попала дверь спальни погибшего, но такого беспокойного писателя. Ему туда.
        Он с опаской посмотрел на зеркало и увидел то, чего ожидал, но в глубине души надеялся не увидеть. Отпечатки рук. Амальгама зеркала была словно вырезана четко по контуру ладоней
        Юры Климова?
        зазеркального существа.

«Боже мой, как я это объясню администрации?!», - посетила идиотская мысль. И тут же: «Он ли это был?» - Виктор Ильич заметил, что употребил местоимение, будто боялся
        призвать его
        даже в мыслях произнести имя. Чего ж лукавить, он боялся произнести имя, боялся накликать беду. Так же как боялся верить, что беда уже пришла и ждёт в тени удобного момента, чтобы вволю порезвиться-позабавиться.
        Ему хотелось коснуться зеркала. Ему мерещилось - коснись он его и отражающая гладь подёрнется рябью, поплывут круги, как от камушка, брошенного в тихое озеро, а рука окунётся в манящий омут непознанного и в Зазеркалье его ждёт…
        ЗВЕРЬ!!!
        ...яркая вспышка образа разъярённого хорта отразилась в зеркале, окрасив отпечатки ладоней огненным багрянцем.

«Ты не Алиса!» - вскричал насмерть перепуганный здравый смысл.
        - Я не Алиса, - пропищал севший от испуга голос смотрителя.
        В который раз Виктор Ильич позорно сбежал от неизвестно чего. И с силой захлопнул дверь спальни.
        - Самовнушение. Это всего лишь чёртово… - «внушение!» - Пришла подсказка из зала. Липкий пот выступил по всему телу: Виктор Ильич поверил, что так оно и есть - кто-то… некто внушал ему страх, намеренно внушал. Велика ли вероятность, что
«некто» - не Кошмарный Принц? «Зачем ему стращать меня зверем? Стоит ли спросить его при встрече?». Виктора Ильича пуще прошиб пот от одной мысли о новой встрече с Кошмарным Принцем. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы знать, или хотя бы догадываться, что встреча рано или поздно состоится. Ведь это какая-никакая, а борьба, состязание в перетягивании каната, где канатом был роман, а концами каната
        - набившие оскомину добро и зло.
        Он прошёл по «лучу» и остановился возле лестницы. Прошмыгнувшая давеча мысль о детективах с поросячьим воодушевлением вернулась в загон сознания и счастливо плюхнулась в грязь беспокойных мыслей, разметав их по сторонам. «А на самом деле, на кой чёрт мне сдался монитор?» И усмехнулся сам себе: ширма… даже не ширма, а финт для отвода глаз. Пять звездочек пьянящей жидкости - вот корень, в который треба зреть! «Удовлетворили ль они требование, ась?» Нездоровая весёлость правила бал. С юношеской непоседливостью Виктор Ильич сбежал по лестнице, перепрыгнув пятую ступеньку, и подбежал к чёрному ходу. Открыл дверь.
        В дверях стоял кучерявый с занесенным к звонку пальцем.
        - О! - подивился смотритель. - А где же Ке… Иннокентий?
        Кучерявый отдёрнул руку от звонка и, не зная куда её деть, забавно крякнул в кулак.
        - Он занят, - сказал кучерявый.
        - Понимаю! - со всей комичной «серьёзностью», на какую только был способен, отозвался Виктор Ильич. - Что у вас ко мне?
        - Тут телевизионщики приехали. Из местного ти-ви.
        - Надеюсь, вы их спровадили. Нам, во-первых, ни к чему повышенное внимание и огласка, а во-вторых… - Виктор Ильич посмотрел на тускнеющее небо и подумал, как Егорка: «сразу не понять утро это или вечер». Судя по прохладце, вечер. - Во-вторых, вечер уже, а?
        - Они нарисовались после обеда, - сказал кучерявый. - И продолжают торчать у ворот. Мы постарались убедить их, что музей действительно закрыт на ремонт. Что спешка, мол, нужна при ловле блох, а администрация города сжимала сроки сдачи, чтобы успеть ко дню города, в результате оставшиеся недоработки и привели к…
        - Это всё понятно, - перебил детектива Виктор Ильич. - Но к чему мне такие подробности?
        - Я как раз к этому и веду.
        - Тогда ведите быстрее, молодой человек! У меня мало времени.
        - Мы сказали журналистам, что работы ведутся круглосуточно. Поэтому будьте добры включить свет в подвальных помещениях. Мы не знаем, что происходит, и чем вы занимаетесь здесь, но легенду нужно поддерживать.
        - Камушек в мой огород, а? Я выполню вашу просьбу. Но как на счёт того, чтобы сделать то, что я просил?
        - Я думаю, завтра будет возможность…
        - Завтра - крайний срок, ребята! Мне с вами детей не крестить, а по-хорошему у нас отчего-то не получается. Уяснил?
        - Уяснил, - обронил детектив и ушёл.
        Виктор Ильич тыльной стороной рук потёр уставшие глаза. Весёлость испарилась, как эфир. Вернулась осадная настороженность. Он внимательно вгляделся в кусты за забором, но не заметил «инородных тел». С нежелательных глаз долой поспешил закрыть раздолбанную дверь чёрного хода. Минуту постоял в полумраке помещения, сцепив руки за спиной, прошептал «завтра» и пошёл на цокольный этаж.
        Включил свет везде, где были окна-форточки, и зашёл в свою квартирку. Зажёг свет, посмотрел на холодильник и понял, что ужасно голоден. Поскребя по сусекам, сварганил себе мало-мальски путёвый ужин. Поел.
        И вернулся в кабинет-студию - бузиновый стол манил, как азартного игрока манит казино.
        Глава 52
        Яко снежная лавина, ужас и смятение накрыли столицу - Клондайк детских страхов и безрассудной паники взрослых.
        Пятилетняя девочка Настя встала ночью в туалет. Ночник в коридоре горел, но заглушённый свет скрадывал предметы. У двери там, где всегда стояли отцовские рыбацкие сапоги, её ждал свирепый гремлин. Ждал и скалился, маня к себе уродливой рукой. Настя обмочилась на пол. Гремлин заржал… и двинулся к ней. Настя на одеревеневших ножках отступила к спальне, боясь повернуться к уродцу спиной. Ей хотелось закричать, ей нужна была помощь родителей, но голос пропал, она глотала ртом воздух, как пойманные папой рыбины. Гремлин подковылял к растекшейся на полу луже и стал лакать. Настя не выдержала и лишилась сознания.
        Трёхлетний Руслан проснулся ночью от странного шуршания. Открыл глаза и посмотрел в сторону журнального столика. За столиком, развернув газету, сидел медведь. В свете луны Руслан видел открытую клыкастую пасть и дедушкины очки, нелепо водружённые на блестящий нос. Медведь медленно положил газету и повернул огромную морду. Очки упали на ковёр. Косолапый тяжело дыхнул, и Руслана окатила волна удушливого концентрированного смрада. Дышать стало нечем, сознание мальчика померкло, и он его лишился.
        Двадцатилетний Глеб, панк по образу жизни, хорошо поддатый возвращался домой в половине третьего ночи. Привычным путём шёл через детский садик. Шёл, пристально - насколько позволяла осоловелость глаз - следя за поступью, будто верил, что стоит отвести взгляд от ног, и обязательно распластаешься по заплеванному асфальту. Внезапно в поле зрения оказались две совершенно странные вещи - женские ноги в красных туфлях на высо-о-оком каблуке. Глеб задрал голову и, как следствие, шлепнулся на пятую точку. Успел подумать: «Так я и знал!», прежде чем узреть лицо красотки. Фифа вся из себя стояла над ним и улыбалась в тридцать два фарфоровых зуба. Сегодня он обдолбался косячками так, что весь путь слышал в голове свербящий мозг монотонный гул далеких отзвуков барабана, и потому, как ни силился, не мог разобрать, что там бормотали чудные губки незнакомки. А ведь она что-то говорила. Или нет? С большим усилием Глеб заставил глаза сфокусироваться на девичьих губах. Но с губ красотки срывались не слова… из её рта вываливалась какая-то гадость и падала прямо на его штанины. И эта гадость шевелилась! Глеб вмиг
протрезвел, вскочил на ноги и с силой оттолкнул от себя тварь. Девушка ойкнула. А в следующий момент кто-то сбоку крикнул: «Ты толкнул мою девушку, сука!» Глеб обернулся и увидел полосатый свитер из своих детских кошмаров. Фрэдди Крюгер размахнулся и всадил в брюхо Глебу ножи своей длинной пятерни. Боль затмила всё, лишая сознания.
        Двадцатитрехлетний Антон долго не мог найти работу по душе. А душа просила тело ничего не делать. Наконец удача улыбнулась, и он устроился в частное охранное предприятие с нормальным для его скудной фантазии окладом и дежурствами сутки через трое. Единственным минусом стало то, что дежурства нужно было нести на кладбище. Чем-то же приходится жертвовать, пожал плечами Антон и согласился на работу. Четыре дежурства в месяц! Первые три дежурства прошли без эксцессов. А вот последнее… Ближе к ночи Антона охватила тревога. Он проверил «Сайгу» и перекинул ремень оружия через плечо. Вдруг это предчувствие появления вандалов? Темнело, казалось, чересчур быстро. Телевизор не смотрелся. Антон ёрзал на стуле, не находя покоя. Он решил - что бы ни случилось, ни в какую не выйдет из сторожки, пусть лучше уволят потом, чем убьют сейчас. В ожидании опасности оклад вдруг оказался грошовым, чтобы вот так запросто расстаться с жизнью или быть покалеченным. Ночь перевалила за вторую половину. Сколько не терпи, но нужно было отлить. Антон выглянул в окно. Кресты, могилы, луна, тишина. Всё спокойно. Неспокойно только
на душе. Он открыл дверь. Отошёл от неё на три шага в сторону и расстегнул ширинку. Но из крантика литься не захотелось, он напрягся - ничего не вышло. Так бывает, если кто-то посторонний смотрит… Он обернулся через плечо… и мочевой пузырь расслабился сам. В полной тишине из могил вылезали мертвецы. Истлевший труп из ближайшей могилы вылез уже по пояс и искал глазницами жертву. Из самых дальних - насколько хватало зрения и света луны - могил успели появиться только костлявые пальцы. Самый страшный фильм ужасов, который реально однажды зацепил молодого охранника, воплощался в жизнь прямо на глазах! Антон с разинутым ртом наблюдал, как ближайший мертвец полностью вылез из земли и пытался встать на то, что прежде называлось ногами. Антон забыл о «Сайге», да и чем могло помочь обычное ружьё? Убить труп? Ха-ха! Нужно уносить ноги! Здравая мысль. Антон захотел ею воспользоваться… только было уже поздно: мертвяки были кругом, слишком долго он строил из себя идиота с открытым ртом. Невыносимо хрустя суставами, ближайший мертвец подтянул свои кости к застывшему охраннику и молниеносным движением хватил того за
мужское достоинство. Антон распрощался с сознанием.
        Тридцатиоднолетняя Лариса всегда имела при себе баллончик с перцовой жидкостью, потому как панически боялась оказаться наедине с маньяком в темном переулке или - что ещё хуже - в лифте. Сегодня она возвращалась поздно, ведь день рождения лучшей подруги бывает не каждый день. Благополучно доехав на такси, Париса благополучно вошла в подъезд и благополучно села в пустой лифт. Нажала кнопку седьмого этажа, двери лифта закрылись, кабина пошла вверх. Париса открыла сумочку, чтобы загодя достать ключи. Рядом с кнопочной панелью находилось зеркало - девушка стояла к нему лицом. Выудила из сумки ключи и посмотрела на себя в зеркало. На заднем плане она увидела лицо мужчины - точь-в-точь маньяк из газеты! Померещилось? Нет. Маньяк плотоядно улыбался гнилыми зубами. Париса сунула руку в карман, сжала баллончик и с разворота брызнула в физиономию негодяя. Но эффекта не произошло. Маньяк продолжал скалиться. Из поганого рта нараспев ядовито вытекло слово:
«пе-ере-ецццц!». Грязными руками маньяк вытер жидкость с лица и, закатывая глаза, облизал пальцы. Лифт продолжал куда-то подниматься. Ларису переклинило, она закричала. С физиономии маньяка стёрлась улыбка. Резким движением он схватил жертву за горло. Лариса захрипела. Сознание её померкло.
        Газетные, киношные и книжные чудовища и чудища в эту лунную ночь вероломно ворвались в реальный мир юного человеческого сознания, забирая последнее в копилку Дива.
        С самого раннего утра в больницы города стали поступать пациенты не старше тридцати пяти лет в бессознательном коматозном состоянии. У врачей поначалу это вызвало недоумение. Но больные продолжали поступать. Телефоны «Скорой помощи» обрывались от беспрерывного потока звонков. Врачи сбились с ног, не понимая, что произошло со всеми этими людьми, как и что делать и куда их всех размещать.
        К обеду специалисты забили тревогу. У многих из них в подобном коматозном состоянии оказались и родственники. Это была неизвестная эпидемия, против которой медицина оказалась бессильна. У всех, кого скосила эпидемия, наблюдалась одна очень любопытная особенность: их глаза бегали за закрытыми веками, все они видели сны.
        С детскими и подростковыми сознаниями Диву было сладить легко. А вот со взрослыми, теми, чей возраст преодолел двадцатитрехлетний рубеж, отчего-то начались трудности. Пришлось импровизировать на ходу. И так даже было лучше. Диву не терпелось, он не стал ждать следующей ночи. Кто сказал, что только ночь создана для кошмаров, тем более, если кошмар наяву?
        Див многолик и коварен. Он недолго думал, как заполучить в мистерию хаоса всех смертных этого большого города. А большой город - отличный плацдарм для завоевания всей планеты. И оно не за горами. Более того, он, кажется, знал, как уничтожить его нынешнего заклятого врага, мальчишку, имя которого отождествлялось с именем Перуна. Егорий… Скоро он до него доберётся, и не поможет ему никакое божественное покровительство, никакие знания Ритуальных знаков!
        Глава 53

«Ну, прям статистика милицейских будней!», - не без сарказма подумал Виктор Ильич, откладывая листы с новой главой на край стола. На него всё так же невозмутимо взирали пять идентичных друг другу металлических кошек. «Интересно, они в курсе того, что здесь вообще творится?» Но пустая мысль быстро заменилась путной:
«Времени остаётся мало».
        - Пора бы мне за временем следить, а то так помру и знать не буду - суббота была или воскресенье, - сказал он египетским статуэткам.
        Но ответили ему отнюдь не они.
        - Неужто ты так устал, что о смерти задумался, а, дядя Витя?
        Виктор Ильич подскочил, как ужаленный, чуть усидев в кресле. А фантом
        а фантом ли это?
        Юрия Клинова продолжал:
        - Тебе ещё рано себя хоронить. Видишь, сюжет-то развивается! Да как прекрасно развивается!
        - Почему нельзя было писать что-нибудь… душевное, а не эту мерзость? - спросил Виктор Ильич, придя в себя.
        - Если вкладывать душу во всё, что делаешь, души не хватит, - рассмеялся Кошмарный Принц. - И потом. Дядя Витя, мерзость - это когда моим героям, тем, которые были в начале моей карьеры, победа всегда давалась легко благодаря невообразимой наивности, бездумности и непостижимо удачным стечениям обстоятельств. В точности, как несмышленыш в фильме «Трудный ребёнок»!
        - Можно подумать, до приобретения стола у тебя не было выбора, как строить сюжет,
        - сказал Виктор Ильич.
        - Наверно, я тебя удивлю, но до стола я был посредственным писакой и, как следствие, не имел того колоссального успеха, пока не прознал про… теперь уже мой замечательный стол.
        - Не удивил.
        - Не удивлён! - ответствовал Клинов с присущей самодовольной ухмылкой. «По крайней мере, присуща она стала после его гибели», - поправил себя Виктор Ильич.
        - Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что люди реально фанатеют… да что там! - с ума сходят после прочтения подобного, - Виктор Ильич презрительно кивнул на исписанные листы. - И причиняют боль невинным гражданам?
        - Хе! «Гражданам»… Серая плесень… Как сказал Вольтер: «величайшие распри производят меньше преступлений, чем фанатизм», - развёл руками Кошмарный Принц.
        - И к чему ты это ляпнул, для красного словца? Я тебя слишком хорошо… помню, чтобы пускать мне пыль избитыми афоризмами. Ответь лучше - зачем тебе это? Что такого случилось с тобой?
        Лицо Кошмарного Принца приняло пугающе серьезное выражение.
        - Ты прав, дядя Витя, не мне с тобой дискутировать. Зачем мне это, спрашиваешь? Я хочу стать легендой! Единственным по-настоящему плодовитым писателем во все времена, который успел до своей… как это любят выражаться… «скоропостижной смерти» написать столько, что хватило на целое поколение! Меня прописью золотыми буквами впишут в анналы мировой литературы!
        - Легенда. Анналы. Мировая литература. Сколько пафоса… Да как ты был ремесленником, так ты им и остался! И могила тебя не исправила!
        - НЕ ЗЛИ МЕНЯ!!! - заорал Клинов, подскочив с дивана. - Не испытывай моего терпения!
        - А то что?
        - А то!
        Пальцы Виктора Ильича адской болью скрутил артрит. Виктор Ильич взвыл.
        - То-то же! - Юрий Клинов принял прежнюю позу.
        Боль в пальцах Виктора Ильича немного стихла, но не ушла.
        - Ты хоть понимаешь, что ты стал рабом этого стола? - спросил Виктор Ильич, стараясь не замечать боль.
        - Ошибочка, дядя Вить. Раб здесь ты! Мы вроде это обсуждали, нет?
        - Если ты собрался стать легендой, то тебе следовало бы знать, что легенды лживы, как и сама история. И «анналов» твоих это тоже касается.
        - Только что утёр мне нос насчёт афоризмов, а сам…
        - Это мои слова, - с невольным превосходством сказал Виктор Ильич.
        - А… хм… утёр мне нос дважды. Поздравляю!
        - Скажи, Юра, та реальность, в которой живёт Егор, - существует?
        У погибшего, но не умершего писателя был вид, будто весь его словарный запас форматировался.
        - До чего ещё ты успел докопаться? - спросил Кошмарный Принц. И Виктор Ильич едва ли не отчетливо услышал «погремушку» гремучей змеи, предупреждающую того, кто вступил на её территорию. Смотритель понял, что совершил оплошность и поспешил исправить положение:
        - Что ты имеешь в виду? - сделал он глупый вид.
        - Не строй из себя идиота! - прошипел Клинов.
        - У меня нет такой привычки, Юра. Зато у меня есть теория. Если ты не галлюцинация, а я - не шизофреник, то твоё явление здесь и сейчас объяснимо только так, как мне пришло в голову. А пришло мне в голову следующее - я верю в Бога…
        - Фи! - не преминул выказать своё отношение к данной теме Кошмарный Принц, на что и рассчитывал Виктор Ильич.
        - Да, верю! А если Он есть, то и Небеса, соответственно, тоже есть. Улавливаешь логическую цепь? Если есть Небеса, то значит, они находятся где-то в параллельном мире… или пространстве. Здесь я несведущ. Если Небеса в каком-то параллельном мире, то почему бы и аду не иметь какой-нибудь параллельный мир? Ну, а дальше - больше. Исходя из данной логики, я решил, что ты погиб только в этом мире, а в… потустороннем не нашёл себе покоя. Возможно, это произошло из-за того, что ты погиб, а не умер своей смертью.
        - Покой нам только снится, - с потаенной обречённостью проговорил Кошмарный Принц. И у Виктора Ильича в душе ойкнуло позабытое. «Как бы он не бахвалился, но всё-таки он не свободен в своём стремлении стать легендой. Кто-то стоит над ним, с кем он смирился. Или этот „кто-то“ попросту не даёт вечного покоя, из-за чего и Юра не даёт покоя мне или любому другому, кто сядет за проклятый стол. Может, этот
„кто-то“ тот чернокнижник, который создал бузинового монстра?» - Из всего потока пронесшихся мыслей Виктор Ильич на сей момент вынес первостепенную: Юрию Клинову нужна помощь, но сам он об этом не знает или не хочет знать.
        - Собственно, вот и конец цепочки: мир твоего главного героя существует? - смотритель с вызовом глянул в глаза визави.
        И выдержал взгляд.
        - Не исключено… что это софизм, - в конце концов, пожал плечами Кошмарный Принц и
«отпустил» глаза друга своих родителей. Виктор Ильич расценил паузу в двусмысленной фразе, как ответ положительный.
        - Кстати, Юра, чем обязан твоему появлению на этот раз? - сменил тему смотритель.
        - О! Спасибо, что напомнил! - Кошмарный Принц коротко стрельнул глазами в Виктора Ильича. - Зачем ты звонил моей матери?
        Ещё одна скользкая тема.

«Значит, я не ошибся!» - подумал Виктор Ильич и спросил:
        - А я звонил?
        Клинов наклонил голову, мол, сколько можно дурака валять?
        - Хотел обсудить с ней кое-какие вопросы. А что? - сказал Виктор Ильич.
        - И какие же ты вопросы решил той ахинеей, что нёс ей?
        - Мне показалось, что телефон прослушивается. Теперь убедился… но не думал, что это ты.
        - Небось, думаешь, дядь Вить, как я мог пасть до «прослушки»? А всё банально - мне нужно следить, чтобы ничего не вышло из-под контроля.
        - Чтобы я не вышел из-под контроля, - поправил Виктор Ильич.
        - Ну, если ты так ставишь проблему… Ты ведь главное звено!
        - Я - проблема?! - Виктора Ильича взяла злость.
        - Не кипятись, дядь Вить! И к словам не цепляйся. Мы ж не по фене с тобой балакаем… Впрочем, мне пора, - вдруг скомкал беседу Кошмарный Принц.
        - Нет, ты постой! - у Виктора Ильича был ещё один вопрос. Важный. Он даже не уверен, кому ответ важнее: ему или Юре.
        Однако…
        На проклятом столе внезапно что-то загрохотало. Виктор Ильич естественно посмотрел. Секундное дело, но призраку достаточно, чтобы исчезнуть с глаз.
        Досадно мотая головой, Виктор Ильич повернулся к столу. Все пять египетских кошек валялись по всей столешнице, будто кто-то их приподнял и бросил обратно на стол. Хм, возможно, так оно и было.
        Виктор Ильич расставил статуэтки точно по местам (немудрёная процедура, если учесть, сколько времени он не протирал пыль) и сжал в больных пальцах «Waterman». Он не хотел писать, пока не заполучит коньяк, но боль в пальцах…
        Глава 54
        За три дня вся столица была объявлена карантинной зоной. Рейтинги новостей, аналитических программ и различных ток-шоу, затрагивающих тему - а она стала главной на всех каналах телевидения и радио - «Эпидемии не выявленного характера» росли, как на дрожжах. А «дрожжи» тому способствовали: с каждым часом ряды
«коматозников» пополнялись и пополнялись. И было уже ясно, что неизвестная науке чума коснётся каждого, кому не исполнилось тридцати трех лет…
        Некий седой профессор выдвинул предположение, что люди до тридцати трех лет - это лишь первая стадия. Потом эпидемия возьмёт новую планку - людей среднего возраста. А потом…
        Егор переключил програмЧеловек с нечёсаными волосами в смешных очках и с одержимостью в глазах сотрясал кулаками воздух и орал на Пушкинскую площадь о конце света и обрушавшейся каре за грехи. Камера засняла огромную толпу, внемлющую сумасшедшему…
        Егор нажал на следующий канал. И попал на экстренный выпуск новостей.
        - Хоть один умный! - пробормотал Егор, вытирая рукавами слёзы со щёк. Солидный мужчина в генеральских погонах призывал всех граждан держаться группами по три, пять и более человек, не оставлять детей без присмотра и даже в туалет ходить парами. «Что бы это ни был за вирус, он вступает в реакцию только с организмом человека одинокого… то есть, находящегося вне контакта с другими людьми. Даже если ваш знакомый, друг, родственник отойдёт или останется наедине с собой хоть на минуту, его неминуемо настигнет вирус!», - сказал тот умный генерал.
        Мальчик выключил телевизор.
        - Что, съел, сволочь! Всех не возьмёшь! - сквозь всхлипы выкрикнул Егор в разбитое кухонное окно, обращаясь к неизвестно где и что ещё творящему Диву.
        А Див творил… Точнее сказать, вытворял. С каждой жертвой он креп, с каждой порабощенной душой накапливалась Сила для более коварных свершений. Мегаполис - пригодный плацдарм, но как он мал в масштабе Вселенной. Ещё столько дел, столько дел! Он Великий Жнец, о да! Скольким недалёким людишкам он привиделся в виде невзрачной старухи с косой! Вроде, что особенного, ан страху - до смерти. О да, после много-, много-, многолетнего истощения - неплохая работа за три дня. В следующие три дня он скосит оставшиеся хлипкие колосья. И придёт время для колосса. Того, кто смог его ударить и остаться в живых. Юнец, чья шея не толще куриной. Мальчишка, который, если его правильно подготовить, сможет противостоять ему, Великому и Страшному богу! Но такому упущению не бывать! В душе каждого живого (не умершего!) человека заложен огромный энергетический потенциал, который людишки пользуют бездарно. И когда он наберёт достаточное количество живых душ, о, да, тогда он высвободит эту бездну энергии и разнесёт никчёмную планетку на сотни, тысячи, на сотни тысяч метеоритов. Это будет, о, да, достаточная месть за
порабощение Верховного божества! О, да!
        Глава 55
        Он вспомнил то позабытое и вышел из транса.

«Закончи его хорошо. Закончи, и я найду покой».
        Сон, в котором Юра просил помочь найти покой, и «хорошо» не находилось в контексте
«ладно», а имело самый что ни на есть прямой смысл: хорошо. Юра пытался воззвать о помощи подсказкой, а он, простофиля, его не услышал. Он говорил тогда, что это его последний роман. Что же изменилось? Почему он теперь мечтает о славе? С каких пор мёртвых стала волновать их популярность?.. К чёрту обобщения! Речь о незаурядном человеке… или не совсем заурядном… или не совсем человеке… О, боги, что за чушь в голову лезет! Юрка попал в силки. Вопрос: в чьих руках силки? В его вдруг проснувшихся амбициях? Или над ним действительно тяготят тёмные силы, с которыми он уже не в силах совладать? Имел ли он право покупать этот проклятый стол?.. Стоп! А не тот ли, в самом деле, маг, что создал его из бузины, поработил душу писателя, как Снежная Королева поработила Кая?
        Страшная догадка до глубины души поразила смотрителя. И если догадка верна, он знал, кого чуть не впустил через зеркало в мир живых. Неудивительно, что он не до конца был уверен в том, кто прошёл галерею свеч.
        - Боже ж мой… - прошептал смотритель и перекрестился, и это оказалось ошибкой, потому что пальцы снова охватила жуткая боль.
        Глава 56
        За время его заточения людишки здорово поумнели, раз так быстро догадались сплотиться - прогресс! Див не предусматривал вариант подобной прыти, но даже если бы и предусмотрел, то сил на массовую иллюзию не хватило бы всё равно. Но в ней, по сути, и необходимости-то нет.
        Наступало время второго этапа. Этапа, где иллюзии людишки создадут себе сами…
        Ей казалось, что она знает этих ребят, знает с хорошей стороны. Оказалось, она действительно знает их только с хорошей стороны, не подозревая о стороне обратной. Компания подростков, которая всегда держалась вместе и всегда имела имидж пионеров-тимуровцев - во всяком случае в глазах Людмилы Яковлевны - вдруг вознамерилась совершить нечто гнусное. Совершить нечто гнусное с ней! Кромешным ужасом воспринялся ей эпизод из художественного фильма беспринципных 90-х годов, когда взрослую женщину изнасиловали малолетки прямо на лестничной клетке родного подъезда. Пятнадцать лет она жила с потаённым страхом, наблюдая, как подрастает новое поколение… И проглядела. Знакомая компания тусовалась в её подъезде. Она приветливо поздоровалась с ними. Они расступились, пропуская её. Но что-то было не так. Людмила Яковлевна нахмурилась: что не так? Они не поздоровались, подсказал внутренний голос и забил тревогу. Вот только было уже поздно. Подростки впустили её в свой круг и замкнули его. Семена кромешного ужаса 90-х дали свои всходы теперь. Намерения очевидны, чтобы спрашивать, Людмила Яковлевна в исступлении
заорала. Но перед ней были не желторотые птенцы, а дикие и злобные волчата - они не испугались крика жертвы, они порадовались ему. Крик быстрее погнал горячую кровь по крепким жилам юных тел. Они плотнее сомкнули кольцо и потянули руки к женщине. Двенадцать рук лапали Людмилу Яковлевну и срывали одежду. Насилие должно было случиться вот-вот уже. Если бы ор не услышал муж. Он разделывал говяжью тушу здоровым мясницким ножом, когда на грани слышимости донёсся знакомый голос. После двенадцати лет совместной жизни ему хватило мига, чтобы броситься с ножом на помощь родному человеку. Он увидел, что творилось на лестнице и кровавая пелена затмила его сознание… Муж Людмилы Яковлевны порешил всех шестерых молокососов. И нагнулся взять жену на руки.
        В подъезд зашла соседка и увидела картину - муж с ножом над телом жены. Соседка завопила пуще, чем давеча Людмила Яковлевна.
        Муж Людмилы Яковлевны, словно очнулся и, озираясь по сторонам, не увидел тел поверженных насильников. От потрясения его хватил удар.
        Людмила Яковлевна тоже лежала обмякшая.
        Соседка прошмыгнула домой и набрала «ноль-три». Механический голос ей объявил, что линия перегружена, и женщина, вспомнив про свалившуюся на город эпидемию, вызвала милицию.
        Два наряда милиции и «Скорая помощь» почти одновременно и с воем сирен въехали в один и тот же двор. Первый наряд остановился у ближайшего дома, второй наряд и
«Скорая» остановились у дома соседнего. Двор был переполнен галдящими жителями. И было от чего - двое взрослых людей, мужчина и женщина, являясь законными супругами и законопослушными гражданами, оказались при невыясненных обстоятельствах полуголыми в подъезде собственного дома и в коматозном состоянии! Но и это было ещё полбеды! Оказалось, что в квартире соседнего дома в таком же коматозном состоянии обнаружены шестеро подростков, почти неразлучных друзей!
        Это уже не тревога. Это набат всех колоколов!
        У эпидемии новый виток.
        Правительство страны, вовремя эвакуированное в северную столицу, объявило Москву закрытым городом. МЧС в экстренном порядке эвакуировало из зоны возможного распространения инфекции всё ближнее Подмосковье. Минздравсоцразвития, ФСБ и Международный Красный Крест созвали съезд учёных и военных, так или иначе связанных с современной медициной и разработками биологического и химического оружия, и учредили премию в размере одного миллиона долларов тому, кто найдёт причину неизвестной инфекции и/или способ борьбы с эпидемией.
        Между тем, москвичи, узнав о полной изоляции, начали паниковать в массовом порядке. Кто-то вспомнил фильм «Обитель зла», и люди заговорили об уготовленной столице ядерной боеголовке, если они не перемрут все здесь раньше.
        Див меняет тактику.
        Глава 57
        Сперва он выпил немного, только чтобы проверить, что из этого выйдет. Горячими струйками коньяк пронесся по венам и вернулся славным ударом в голову. То ли он так давно желал выпить, то ли натянутые до (бес)предела нервы дали слабину, но Виктора Ильича обуяла астения. От такого бессилия и слабости он кулем рухнул на свою тахту и долго приходил в себя, искал силы, чтобы опрокинуть новую стопку. Слава Богу, блондин Кета не стал жадничать и купил не сивуху, а настоящий коньяк! Честь ему и хвала! Виктор Ильич заставил себя подняться и налить повторно. Заметит ли стол (бузиновый стол как-то сам собой стал нарицательным и вмещал в себя и демонов-рассказчиков, и Кошмарного Принца, и, теперь, чернокнижника, создавшего проклятый стол) моё неадекватное случаю поведение? Он где-то читал, что при опьянении теряется рассудительное сознание и включаются эмоции. Как этим помешать развитию сюжета, Виктор Ильич ещё не понимал и молился, чтобы успел понять вовремя.
        После пятой стопки состояние его было… Виктор Ильич прислушался к себе… состояние было подводным. И он пустил свой разум в свободное плавание, но тот зациклился на воде: чайки… парусник… буревестник… водная гладь… плавник акулы… аквалангисты… ныряльщики за жемчугом… Ихтиандр… Кристофер Ламберт… горец дышит под водой!
        Виктор Ильич аж подпрыгнул от неожиданно пришедшей идеи.
        Да, идея может быть и хороша, но только смысла в ней нету. Кто должен дышать под водой? Виктор Ильич отбросил идею, как бред сивой кобылы. Не там блуждали мысли. Оставалось одно: довериться интуиции и напиться. Авось он запортачит сюжетик! Ну не зря же к этому шло, а?
        Не пьяный, но выпивший, Виктор Ильич добрался до кабинета-студии.
        Глава 58
        Первый смерч был зафиксирован над стадионом «Динамо».
        Пробравшаяся на стадион группа бомжей численностью в шестнадцать душ решила переждать буйное массовое народное помешательство единственным доступным им образом: совершив разбойное нападение на аптеку, бомжи забрали из неё всё, что имело спиртовую основу. Стадион пустовал. Огромный и тихий амфитеатр. Казалось, идеальный остров в шторме безумия. Бедолаги не учли другого - природных явлений.
        И когда над стадионом вдруг возникла чёрная воронка, а из неё, как из рога изобилия, посыпались негры… бомжи даже не подумали бежать: явление буквально пригвоздило их пятые точки к зрительским местам.

«Негры» же времени не теряли и в мгновение ока окружили незадачливых выпивох. Кто-то из бомжей дернулся в сторону выхода, но существа, которые лишь поначалу казались неграми, вытащили прямо из животов здоровенные ятаганы. Бомжи вжимались друг в друга, каждый боялся первым получить увечье. И когда людям деваться стало некуда, безликие, черные, как смоль существа с блестящими кинжалами набросились на пленников. В считанные секунды фантомные ятаганы закололи шестнадцать тел и поработили шестнадцать душ. Последний бомж, прежде чем ввергнуться в кому, успел увидеть, как в мгновение ока огромный смерч раздвоился, два новых смерча раздвоились вновь… и размножились на сотни чёрных мелких вихрей.
        Егор безуспешно пытался помочь людям. Всё шло прахом: он не волшебник и не мессия. И когда какой-то обезумевший толстяк покусился на его жизнь, Егор шмыгнул в первую попавшуюся дверь, за ней оказалась одна из множества забегаловок. Не прошло и полминуты, как, высадив окно, в питейное заведение ворвался чёрный вихрь. Редкие забулдыги шарахнулись кто куда. Егор не испугался - обрадовался.
        - У тебя что ли визитная карточка вламываться в дома через окна? - прокричал Егор, обращаясь к вихрю.
        Мужики пялились из своих укрытий на мальчишку, как на очередного психа. У кого-то возникла мысль, не вышибить ли из малого мозги, но то, что последовало за словами ребёнка, мысль переиначило, хотелось теперь спросить - не вышибить ли мозги себе?
        Вихрь перестал метаться по комнате и остановился напротив мальчишки. Никто не успел заметить, как вихрь обрёл силуэт человека.
        - Неужели ты рад меня видеть? - насмехаясь, сказал Див.
        - Что происходит? Что ты вытворяешь?! - Егорка сорвался в истерику.
        - Это сделал не я, это сделал ты, - с той же насмешкой ответил Див.
        - Я?!! - выпучил глаза на двойника Егор.
        - Своим халатным отношением к магии ты породил зло. А зло - моя стихия.
        - Ты мерзавец! Почему ты промолчал тогда?
        - Я тебе не папаша! - Силуэт двойника вырос в два раза, но на мальчика не возымел ровно никакого действия. Всё-таки малец был особенным.
        - Но ведь есть какой-нибудь выход. Всегда должен быть выход!
        Чёрный силуэт сдулся до габаритов ребёнка и вкрадчиво сказал:
        - Выход действительно есть.
        Егорка встрепенулся и с надеждой посмотрел на существо.
        - Не буду вдаваться в подробности, - проникновенно сказал Див. - Но созданное тобой зло имеет непосредственную связь с твоей телесной оболочкой, и сможет сгинуть, лишь сразившись с твоим бессмертным духом. А твой дух силён!
        До Егорки, как до жирафа, доходил смысл сказанного, а когда дошёл, на лицо мальчика легла печать обречённости. Диву видок пришёлся по нутру.
        - Я должен умереть, - пролепетали онемевшие губы мальчонки.
        Самодовольству и радости Дива не было предела: наконец-то!!!
        - Единственный выход, - сказал Див. - Но зато мир станет прежним. Достойная цена за зло, причинённое тобой… пусть и не нарочно, как думаешь?
        - Да, - согласился Егор. - Но я не могу убить себя сам.
        - Ну, с этим-то я могу тебе помочь!
        - Кто бы сомневался, - огрызнулся Егор.
        - Я сделаю так, что сюда на всех парах примчится вся королевская конница и вся королевская рать…
        - С чего они вдруг сюда примчатся? - наивно спросил Егор.
        - Ликвидировать главного террориста, заразившего неизвестной заразой всю столицу - святое дело!
        - Ишь, я, значит, террорист. Что ж, давай покончим с кошмаром… Только обещай!
        - Что? - Див готов был уже сорваться с места.
        - Обещай, что все очнуться и что взаправду всё станет, как прежде!
        - Так и будет! - бросил Див и поспешил довести месть до конца.
        Все, кто был в забегаловке, разом ломанулись к выходу, стоило только чёрному вихрю исчезнуть с глаз. Егорка остался один в заведении. Он поставил стул напротив окна и сел, ожидая кавалерии смерти. На улице творился бедлам и явное сумасшествие. Может, на самом деле люди произошли от обезьян, если превращаются в животных при первых же признаках конца света? Егорка бы наверняка нашёл ответ на свой риторический вопрос ещё до появления маски-шоу с автоматами наперевес, если бы не странный человек, совершенно не вписывающийся в общую картину беспорядков. Это был седой мужчина, твёрдым шагом, не глядя по сторонам, пересекающий проезжую часть, нисколько не боясь быть сбитым ни автомобилем, ни снующими без конца ополоумевшими людьми.
        Седовласый шёл к забегаловке, где сидел Егор. Мальчик думал, что его уже ничто не сможет удивить, но он удивился, когда тот распахнул дверь и с порога крикнул:
        - Егор, ты здесь?
        Егор от неожиданности чуть не кувыркнулся со стула.
        - Здесь! - машинально отозвался он.
        - Слава Богу! - сказал седовласый и подошёл к мальчику.
        - Мы знакомы? - спросил Егор.
        - Меня зовут Виктор Ильич, - сказал смотритель. - Что тебе напел этот дьявольский прихвостень?
        - Откуда вы знаете? Что…
        - Егор, мальчик мой! - Виктор Ильич взял в руки голову мальчика и заглянул ему в глаза. - У нас мало времени! Я знаю, ты умён не по годам, поэтому я буду говорить быстро, а ты слушай! Идёт?
        Егор кивнул заинтригованный. Ещё один съехавший с катушек? Но откуда он знает имя? Кто он? Чего хочет? Убить? Так чего медлит? В любом случае скоро конец. Пусть мужик выговорится.
        А Виктор Ильич сел напротив Егорки и начал длинный монолог:
        - Человеческий мозг как сканер с осмотическим впитыванием с бездной информации на жёстком диске, в котором хранятся файлы с памятью нескольких тысячелетий. Но посредственный человеческий мозг, использующий в жизни лишь три-четыре процента своих ресурсов, не может распознать ни за раз, ни за два, ни за десять раз кладезь знаний, хранящихся в скрытых, законсервированных, файлах мозга. Только время от времени, в моменты насущной необходимости или самосохранения мозг выдаёт крохотную порцию необходимой информации, которую мы зовём озарением, интуицией или же дежавю. Если информационный поток хлынет, как лавина, то человек может просто сойти с ума и даже умереть от кровоизлияния в мозг. Что, собственно, и произошло с Иоанном Грозным, когда он умудрился заарканить могущественного Властителя Хаоса - Дива. А после перечитал свою «чёрную библиотеку», тем самым открыв свой ящик Пандоры, утонув в пучине кровавого безумия. Что могло бы произойти и с тобой, Егор, вникни ты в суть магии, которую тебе якобы подарил Див. Ты приобрёл колоссальные знания скопом за какую-то долю секунды! Возможно, в этом и секрет,
что тебе так повезло и ты остался в твёрдой памяти и не по-детски покрепчал умом… Но не то важно. Ты стал волшебником в тот момент, когда снял чародейскую закрепь сумасшедшего царя и выпустил хранителя вековых тайн. Ведь Грозный не собирал свою тайную библиотеку, он писал её под диктовку Дива, писал сам или подчинял под это множество писарей. В результате, Егор, только (но не утверждаю, что - «только»!) благодаря своей наивности, ты познал много чудес и не свихнулся. Шансы один на миллион, скажу тебе! Постарайся-ка вспомнить всё, что почерпнул из проклятого сундука.
        - От вас пахнет спиртным, - сказал мальчик. Виктор Ильич прочёл в его глазах показное пренебрежение нигилиста, но от наметанного взгляда смотрителя не ускользнуло тайное желание мальчика надеяться, что у поддатого мужика не белая горячка.
        - Ты знаешь, что нужно протирать спиртом головку магнитофона для лучшего звучания?
        - спросил Виктор Ильич.
        - Причём тут это?
        - Тогда скажи, почему в церкви подают кагор?
        - Причастие к крови Христовой. Но и это причём тут?! - губы ребёнка скривились.
        - Чтобы объяснить, нужно время. Я явился помочь. Див солгал тебе, чтобы ты избавился сам от себя, избавив его от этих забот, так как самому ему убить тебя сложнее. Есть другой выход всё исправить. Ты доверишься мне?
        - У меня есть выбор?
        - Выбор, мой мальчик, есть всегда.
        - Если бы я не проспал тогда свою станцию, ничего бы этого не было… - сокрушённо помотал головой мальчик.
        - Верно, не было бы, - кивнул Виктор Ильич. - Может, это случилось бы лет этак через сто… или пятьсот, но, так или иначе, случилось бы. Чему быть, того не миновать. Лишь вопрос времени. Но подумай: чрез сто лет, когда человечество окончательно оторвётся от природы, а рациональное мышление бесповоротно вытеснит сказки, чудеса и веру в волшебство, - смогут ли они бороться с древним злом? Что они противопоставят тому, во что не верят? Они будут бессильны. А у нас с тобой, Егор, хватит сил! Мы можем что-то сделать! Для этого я здесь, рядом с тобой… Быстро за барную стойку!
        Едва они спрятались, как шквальные автоматные очереди бешено застрекотали на всю улицу. Оконные стёкла питейного заведения разлетелись на миллиарды брызг, осыпая пол. Изрешечённые стулья, яко поверженные противники грохались на пол. Посыпалась штукатурка. Стеллаж с тарой разлетелся на щепы и осколки, засыпая мужчину и мальчика. Концентрированно запахло спиртным. Глухая барная стойка превращалась в сито. Свет погас. Два стеклянных холодильника - один с пивом, другой с соками и водой - превратились в хлам вместе с содержимым.
        Казалось, бойне не будет конца.
        Но внезапно всё стихло. И мир оглушила звенящая тишина.
        Потом взревел голос, усиленный мегафоном:
        - ТРИ МИНУТЫ, ЧТОБЫ ВЫЙТИ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ! ВРЕМЯ ПОШЛО!
        - А они щедрые, - заметил Виктор Ильич, глянув на руку, где по уму должны были находиться часы.
        - Что нам делать?! - воскликнул напуганный мальчик.
        - Ты должен вспомнить магическую технику теургии!
        - Я не могу! У меня не получится!
        - Верь в себя, мой мальчик! Представь, что твой мозг - суперкомпьютер, в котором произошёл сбой и вся информация уничтожена, а на её месте лишь «голубой экран смерти». Ты знаешь, что такое «голубой экран смерти»?
        - Да, - после короткого раздумья.
        - Тогда ты в курсе, что ещё не всё потеряно. По сохранившемуся коду можно восстановить всю память, стоит лишь переписать этот код в блокнот.
        - И что он мне даст?
        - Ты не догадался, кто я? - спросил Виктор Ильич.
        - Нет… А кто вы?
        - Скажу так, в моих руках блокнот твоей жизни, но - запомни! - я лишь корректор, исправляющий грубые ошибки, ты же - писатель своей жизни.
        - Вы - Бог? - малец воззрился на Виктора Ильича во все глаза.
        - Ну что ты! Я его секретарь, - отечески улыбнулся Виктор Ильич. Ребёнок сейчас мог поверить во всё, что угодно, и это была ложь во спасение. - Егор, давай вернёмся к насущным проблемам.
        Егор кивнул.
        - Див хочет, чтобы ты думал, что ты больше не волшебник, что у тебя здесь, - Виктор Ильич постучал пальцем по лбу мальчика, - всё стёрто. Не покупайся на это. Ты смог его ударить, не то, что дотянуться!
        - Как вы узнали?… А, ну да! Кто он такой на самом деле?
        - Твой демон страха. Побори его! Разрушь барьер.
        - А вы поможете? - с мольбой.
        - Уже помогаю, герой.
        Егор сосредоточился, на лице тревога сменилась умиротворенностью. Он почувствовал, как окунулся в водопад и ушёл под воду знаний, утянув за руки смотрителя. Он смеялся, как горец Маклауд, осознавший бессмертие, заглатывая голодными глотками чистейшую воду памяти поколений.
        - Почему у вас не идут пузыри изо рта? - удивился мальчик.
        - Это твоё море знаний, - улыбнулся ему Виктор Ильич. - Ты здесь рыба. Я… - он порылся в памяти в поисках подходящего слова и вспомнил, как недавно назвал так Кошмарного Принца. - Я - фантом.
        Они переместились в рай, созданный Егором, оставив взбешённые власти разрушать несчастный бар, оставив обезумевший от безысходности и отчаяния народ, оставив карантинную столицу, оставив Дива рвать и метать. Скрылись в стране Грёз, чтобы набраться сил и опыта в борьбе с чёрным злом, некогда явившегося с чуждых небес, сгинувшего в недрах земных и случайно выпущенного на волю.
        Сплотившись, они принялись искать способ борьбы с Дивом, способ его победить.
        Глава 59
        - Очнетесь, очнитесь же! - кричал кто-то.
        Мир, созданный Егором, изумителен. Гармония - ему название. Наверное, так себя чувствуют люди во время клинической смерти: душа рвётся к прекрасному и возвышенному, а кто-то насильно возвращает её в бренное тело на грешную землю. Душа Виктора Ильича явно пребывала вне тела, потому как боль от оплеух и тряска ощущались как бы постепенно: сперва мелкая дрожь и горячий румянец на щеках, потом ощущения усиливались, словно чья-то безжалостная рука постепенно выкручивала ручку дефибриллятора до полной мощи. Так к Виктору Ильичу вернулось сознание. Самочувствие было, как после гидравлического пресса. Он тяжело приоткрыл глаза и обнаружил себя лежащим на полу. Над ним маячила физиономия блондина.
        - Боже Всемогущий, слава тебе! - вздел руки кверху детектив.
        - Какого… - прохрипел смотритель: «Какого чёрта вы здесь делаете?» хотел он сказать, но выдохся. Однако Иннокентий понял суть.
        - Не стоит благодарности, - отозвался тот.
        Виктор Ильич хотел обругать вездесущего детектива, но закашлялся. Идея с выпивкой оказалась много эффективнее (и эффектнее), чем мог предположить смотритель. Да, алкоголь подействовал на написание истории невероятно! Виктор Ильич умудрился не только вписать в роман себя, как героя, но и истинно перенестись в мир Егорки. Альтернативная реальность! Параллельный мир! В жизни бы не подумал, что окунётся в подобную передрягу. Отныне он не раб бузинового стола, отныне…
        Но обслюнявить краеугольный камень открывшихся возможностей не судьба. В кабинете-студии появился третий персонаж.
        Кошмарный Принц схватил незадачливого детектива за шкирку и отшвырнул на книжный стеллаж. Блондин отключился. А Клинов в бешенстве взревел:
        - Какого дьявола ты нажрался, идиот!!!
        - А каким дьяволом ты одержим, Юра? - просипел Виктор Ильич.
        Кошмарный Принц проигнорировал, а, может, и не услышал. Он гнул своё:
        - Возомнил себя великим писакой?! Решил, что можешь перевернуть всё с ног на голову? Это мой роман! Моя книга!
        Виктор Ильич тем временем пытался встать, ухватившись за офисное кресло.
        - Вот и пиши тогда его сам! - вскипел в душе Виктора Ильича праведный гнев.
        - Я вижу, ты хочешь со мной поссориться?
        - Больше ты ничего не видишь?
        Кошмарный Принц осклабился:
        - Вижу, - и поднял за волосы детектива. - Вот мой залог, что ты больше не будешь проявлять рьяную самодеятельность.
        - Ты убьешь его?
        - Зачем? Вряд ли тебя тронет банальная смерть. Я превращу его жизнь в ад…
        - И смерть ему покажется избавлением, - закончил крамольную фразу смотритель.
        - Угу. И, пожалуй, сейчас мне придётся переломать ему пальцы.
        - Я - что, не успеваю за событиями? Разве я тебе уже отказал?
        - Ты полон иронии. Нет, дядя Витя, ты не отказал. И вряд ли у тебя хватит духу это сделать. Ты же гуманист.
        - Думаешь?
        - На садюгу ты не смахиваешь… Но ближе к делу. Куда ты спрятал мальчишку?
        - Эва! У тебя горячка? Ты про что?
        - Опять ты прикидываешься дурачком, - вздохнул Кошмарный Принц и сломал детективу указательный палец на левой руке.
        Блондин заорал благим матом, и Кошмарный Принц неуловимым движение вырубил его опять.
        - Осталось девять пальцев на руках и десять на ногах, - подытожил Кошмарный Принц.
        - На каждый по десять секунд. Девять… восемь… семь…
        - А ты не боишься, что его люди станут задавать вопросы?
        - Твоя проблема.
        - Может стать твоей.
        - Не утомляй меня пустыми угрозами!
        - Вокруг музея с его закрытия итак ходит много домыслов. До сих пор вон выясняют, что стряслось с парнем, которого ты скомкал и вышвырнул из дома.
        - Здорово, правда! - недобрый оскал Кошмарного Принца на миг преобразился в озорную улыбку, знакомую Виктору Ильичу.
        - Ага. Супер-пупер! Только вот в толк не возьму - тебе книгу дописать надо или публику эпатировать?
        - И то и другое, можно без хлеба.
        - Пострел… И на кол сесть и рыбку съесть…
        - Стало быть, мы остановились на семи. Шесть… пять…
        - Я не прятал Егора, - сдался Виктор Ильич, хотя и сдавать-то было нечего: всё равно до мальчика никто не сможет добраться. - Он сам схоронился… и меня увёл за собой.
        Кошмарный Принц надолго задумался, потом изрёк:
        - Ты не врёшь. Думаешь, я… Див его не найдет?
        От Виктора Ильича не ускользнула оговорка:
        - Ты? Ты - Див в его мире?
        - Я - писатель! В любом мире! Ты не ответил. Див сможет найти мальчишку?
        - Это вряд ли.
        - Не обольщайся, дядя Вить, больше ты не будешь мутить воду. Я тебя прощаю на сей раз. Как-никак ты круче закрутил сюжет, что непременно понравится моим читателям. Но хватит выкрутасов, пора выходить на финишную прямую. Как считаешь?
        - А я бы добавил ещё перцу, - сказал Виктор Ильич.
        Злоба и желчь. Юра никогда не был таким при жизни, по крайней мере, на памяти Виктора Ильича. Может имеет место некая разновидность экзорцизма или чего-то подобного, потому как теперь у Виктора Ильича складывалось (и крепло) подспудное впечатление, что он разговаривает с двумя разными личностями, доминирующими поочередно одна над другой.
        Они стояли друг против друга, соревнуясь в пикировке и, выглядело сие так, будто каждый пытался сказать, что-то «между строк», но боялся быть услышанным. Услышанным не тем.
        - Чего ты боишься, Юра? - спросил Виктор Ильич.
        - Хочешь поговорить по душам? - скривился Кошмарный Принц.
        - Хочу.
        - А шёл бы ты!

«Ну вот снова не Юра», - подумал Виктор Ильич, а вслух сказал:
        - Если правда уйду?
        - Иди, - пожал плечами Кошмарный Принц. - Вот этот недоносок допишет. Осталось-то совсем немного до развязки.
        - Отпусти его, - попросил Виктор Ильич, прекрасно осознавая тщетность просьбы.
        Кошмарный Принц только фыркнул.
        Детектив Кеша пришёл в себя. Кошмарный Принц посмотрел на него, как котяра на мышонка.
        - Любая твоя выходка скажется на его здоровье, - сказал Виктору Ильичу Кошмарный Принц, схватил блондина за лодыжку и, подняв безвольное тело на вытянутую верх руку, понёс его из кабинета-студии.
        Из кармана детектива вывалился мобильник. Кошмарный Принц на такую мелочь внимания не обратил.
        - Садись за работу, - бросил он через плечо, и исчез в коридоре вместе с заложником.
        Виктор Ильич выждал минуту. И подобрал телефон.
        Только потом сел за бузиновый стол.
        Глава 60
        Егор прилежно внимал потоку знаний, взращивая в себе полученные, но едва не загубленные задатки волшебника.
        Див буйствовал на улицах столицы, но ничто не могло притушить адское пламя его ярости. Он отказывался понимать, каким образом ненавистный мальчишка миновал смерть и куда он испарился. Пора было расширять сферу влияния на сознания людишек. Мегаполис, как раковая опухоль, теперь в состоянии сам «позаботиться» о своём населении, а ему нужно отыскать логово мальчишки. И не отпускать, пока тот не испустит дух. Куда он мог деться? Див не чувствовал его в пределах столицы. Удалось ли ему воспользоваться магией и улизнуть на другой конец света? Кто ему помог? Кто вразумил и надоумил? Где искать его и с чьей помощью? Бессильные вопросы подпитывали бушующий огонь яростного неистовства.
        То, что мальчишка мог скрыться в мире своих грёз, на ум Диву ещё не приходило.
        Див направил мощный психологический прессинг на очередную жертву, но не достиг успеха. Это был уже край! Неслыханное вероломство! Див приготовился растерзать жертву, не радея о заполучении её души.
        Но и тут встретил отпор.
        - Прибереги силёнки на мальчишку! - прикрикнул на Дива человек в чёрном плаще и чёрной широкополой шляпе.
        Дива будто облили ушатом колодезной воды.
        - Что ты знаешь о нём, человек? - громогласно спросило божество.
        - Достаточно, чтобы его найти, но не достаточно, чтобы уничтожить, - ответил человек.
        - Так скажи мне, где он!
        - Сперва заключим договор! - выкрикнул человек в чёрном.
        - Договор! Кто ты такой, чтобы заключать со мной договор!
        - Я тот, кто может обратно засадить тебя в сундук на долгие тысячи лет! Хочешь проверить истину моих слов, Сварог?
        Сварогом Дива назвать мог лишь маг, а белые маги уже перевелись «благодаря» тёмным душам людишек, боящихся любого проявления чуда. Значит, перед ним чернокнижник, желающий пресечь рождение нового белого мага. И хочет он это сделать его - Властителя! - руками и при этом заключить унизительный договор! Что за вздор!!!
        Див обрушил на чернокнижника всю мощь, на какую только был сейчас способен.
        Чернокнижник ответил ему:
        - Ф'тглн нхитв хаг'фтгм!
        Вихрь превратился в грозовую тучу, туча пролилась дождём, дождевые капли сплотились в фигуру. Див предстал перед чернокнижником в облике человека-дождя.
        - Откуда ты пришёл, чёрный маг? - не удержался от вопроса Див. Этого заклинания никто доселе не знал на русской земле, даже заточивший его в сундук царь-маг не использовал.
        - Ты слишком любопытен для божества. Может, ты всего лишь прислужник, выдающий себя за Хозяина? - Лица чернокнижника не было видно, но в голосе явственно слышалась насмешка.
        - О каком договоре ты вёл речь? - спросил Див. Он ставил себя выше человека, пусть чернокнижника, но всё же человека: не пристало божеству его уровня впутываться в легковесные полемики. К тому же сила заклинания заставляла держать себя в установленных чёрным магом рамках. И, конечно же, делала чёрного мага врагом.
        - Когда придёт День, ты не уничтожишь Землю, а сделаешь меня вассалом на этой планете, - сказал чернокнижник.
        - В своем ли ты уме, чёрный маг или людской разум настолько слаб, чтобы предлагать мне такой договор?!
        - Ты считаешь меня слабоумным? А знаешь ли ты, что мальчишка, который смог скрыться от тебя, такого великого, не теряет времени даром и скрупулезно изучает магию. Белую магию! Чтобы связать её с реальностью, как делаешь ты. Достигнув уровня гуру белой магии, он сможет увидеть бога в лицо, а значит, он сможет увидеть и твою истинную сущность. А ты знаешь, что за этим последует. У него есть огромные шансы заточить тебя ещё на миллион лет в тесный сундук. И всё из-за твоей жадности, мести или чем ты там себя тешишь! Из-за какой-то мелкой планетки, соринки, если говорить в масштабе Вселенной!
        - Если ты узнал, где мальчишка, то и мне не составит труда, - не уступал Див.
        - От этого труда тебя я могу даже избавить, - в голосе чернокнижника снова послышалась насмешливая издёвка. - Он спрятался в мире своих Грёз, таком же таинственном для тебя, как для меня - философский камень. У нас мало времени, а для раздумий его нет и вовсе. За то время, что ты обрёл свободу, тебя хватило лишь на один город. Ты ещё не понял, почему?
        - Из-за мальчишки… - это-то Див знал прекрасно.
        - Именно! Мы нужны друг другу. Я могу выкурить поганца из берлоги и помочь тебе его уничтожить. Но мне нужна гарантия. Договор!
        На лице человека-дождя неукротимым огнём пылали глаза, испепеляющие чёрного мага. Див долго думал. Чернокнижник терпеливо ждал. Никто из них не обращал внимания на хаос и мракобесие, творящиеся вокруг. Див решил согласиться на договор, позднее он найдет способ, как обмануть или вывести из игры нового врага, но сейчас ему - как это ни ужасно было признать! - нужна помощь чёрного мага.
        - Я согласен, - молвил Див. - Найди мальчишку!
        Глава 61
        - Новый поворот… и косогор, - пробубнил Виктор Ильич. После выпивки состояние было не абы какое. Мигрень мешала сосредоточиться, и смотрителю пришлось напрячься, чтоб собрать в отару разбредшиеся мысли-овцы. Что беспокоило в только что написанном тексте?
        Чернокнижник.
        Появление нового фигуранта! Кто ж постарался здесь? Мучило подозрение, что он сам приложил руку… точнее сказать, сознание… А ещё точнее - подсознание. Но не обязательно. Есть вероятность, что в мозгу пошвырялись? Ничтожна. Но не исключена.
        Нет, башка определенно отказывалась работать.
        Подумать о чём-то другом.

«Вот бы сейчас съесть пирожок да лечь на бочок», - подумалось, и мысль завернулась: «Самые вкусные пирожки, что он ел, пекла Наденька».
        Надя…
        Виктор Ильич вспомнил о мобильнике, лежащем в кармане. Нужно звонить Наде: свежая голова, здравые мысли. Сам он спёкся. Главный детектив в заложниках и как его вызволить - хоть лбом об стенку! А ещё чёртов чернокнижник в помощнички Диву набился… «Кстати, надо ж додуматься, сплести Дива и Сварога в одно чудо-юдо! Может, ещё кого приплести, Керемета, например, а?». Виктор Ильич покачал головой и сложил листки во всё растушую пачку, удивляясь её толщине, несмотря на чужой убористый каллиграфический подчерк (свои вкрапления вензелей в расчет брать смысла не было). А учитывая, что весь материал - сырец, который нужно ещё шлифовать, фильтровать, оттачивать, короче, доводить до удобочитаемого ума, чтобы роман не казался вшивенькой пародией на ужасы или тому подобный жанр, работы с бумагой предстояло немало. Конечно, если всё это не придётся сразу перебивать в «Word». По крайней мере при жизни Юрий Клинов делал так.
        Рядом с бузиновым столом звонить представлялось архинеразумно. Да и сам кабинет-студия конфиденциальности не внушал. Идти на улиггу звонить тоже не вариант - детективы пристанут с вопросами… Это в лучшем случае, но вряд ли дело ограничится вопросами.
        Куда пойти, куда податься?
        Виктор Ильич вспомнил о Библии у себя в квартирке на цокольном этаже, и по наитию возникла абсолютная уверенность в безопасности жилища. Пока не обуяла мания преследования, Виктор Ильич поспешил в свою квартирку.
        В квартирке мобильник ловил плохо, хуже некуда. Виктор Ильич решил попробовать со своего, но тот действительно оказался разряжен и, похоже, уже давно; откинул в сторону. Вся надежда на плохо поддерживающий здесь связь мобильник блондина. Но в том был и плюс - потенциальный подслушиватель мог не ожидать подобной наглости, следовательно, разговор с Надей пройдёт без посторонних «ушей». Оставалось рассчитывать на это. И, соответственно, на устойчивую связь. Виктор Ильич предусмотрительно подошёл к окошку и нажал «вызов».
        Надежда Олеговна ответила после второго гудка.
        - Надя, это я, - сказал Виктор Ильич.
        - Ви…?Ты?
        - Я! Надя, слышишь?!
        - Тебя плохо…ышно! Что…лось?
        - Мне нужна твоя помощь! - прокричал в трубку Виктор Ильич, с настороженностью озираясь по углам: как бы лось на самом деле не появился из тени и не вышиб телефон из руки, а потом и дух из тела. «Что слышится, то и пишется, так ведь, а?»
        - Помо…? Ну…а…мощь?
        - Да!!!
        - …еду…азу, как…могу! - услышал Виктор Ильич.
        И связь оборвалась.
        - Поговорили… - Виктор Ильич взвесил телефон в руке, раздумывая, что делать до её приезда. Возвращаться в кабинет-студию чревато. Покуда не найдётся хоть какой-то выход, брать в руки «Waterman» не следовало. Другое дело, если стол позовёт. Тогда деваться некуда. Но пока артрит не мучил и иные позывные не наблюдались и не ощущались, стоило заняться чем-то полезным. Например, поесть. Или поспать. А лучше поесть, потом поспать.
        Он открыл холодильник, оттуда пахнуло стухшим, перебивая аппетит. Это фарш, из которого он, по-видимому, безумно давно собирался сделать котлеты. Когда и как фарш оказался не в морозилке, память подсказывать отказывалась. Виктор Ильич запихнул сгнивший полуфабрикат в пакет, потом в ещё один, чтобы законсервировать запах, и выбросил в мусорное ведро. Поел, короче.

«Какая же тогда вонь от сдохшей кошки?», - подумал Виктор Ильич, вспомнив о коте, которого смог оживить Егорка. Тут же вспомнил и про сдохшего волка-хорта. И про зверя-волка, уже дважды напугавшего его. И про серебристого волка с Маленьким принцем… С одной ли мозаики элементы? Больно уж хотелось сложить в одну. «Чья интересно идея пугать меня ни с того ни с сего?»
        Виктор Ильич нашёл себе занятие, ему захотелось поподробнее выяснить о сём животном. И в этом поможет Интернет.

«Хорт - в славянской мифологии волк-ветер, спутник Змея-Горыныча при выезде на битву», - прочитал Виктор Ильич одну из ссылок.

«Опять ветер. Опять совпадение? Или смальта всё той же мозаики?» - подумал Виктор Ильич и кликнул на другую ссылку, на уже знакомый сайт «Дом Сварога» и вычитал следующее:

«Хорт соотносится с покойниками и бывает у мёртвых на „том свете“. А покойник - потенциальный предок-опекун рода».
        Прочитанная информация Виктора Ильича ни на что не натолкнула, он полез в новый поиск и наткнулся на словарь Даля:

«Хорт - борзая собака, ловчая, для травли».
        И всё. Скудновато. Виктор Ильич вздохнул и обратился к новой ссылке:

«Хорты по славянским поверьям находятся в подчинении лешего, который кормит их как
„своих собак“. У славян используются заговоры обращенные к святым - повелителям волков. „Волчьим пастырем“ у славян является св. Георгий, который на канун Юрьева дня собирает волков и ездит на них верхом. Волков на Украине называют хортами (т. е. собаками) св. Юрия».
        Святой Георгий? Юрьев день? Ветер? Хорты - волки - собаки? Волчий пастырь? Заговоры к святым? Кое-что! Нет, даже не «кое-что», а ой-ой что получается! Если прежде разрозненные картинки притягивались друг к другу за уши, то теперь все сплеталось прочными нитками. Это не просто совпадения, такими невероятными совпадения не бывают! В книгах, фильмах - да, но в жизни… Стоп-стоп-стоп! Книги? Книги!
        Виктора Ильича аж затрясло от возбуждения.
        Он задал в «Яндексе» «Юрьев день»:

«Юрьев день (Егорьев день) - день памяти св. Георгия. Отмечается 23 апреля (6 мая
        - по старому стилю) и 26 ноября. Егорий - русская форма имени: Егор, Георгий, Юрий (Перун) - означает земледелец. Перунов день - четверг.

…Громовник Перун - Бог войны, Защитник Яви, податель мужской силы. Все сторонники Перуна после крещения Руси оказались сторонниками Бога. И место Перуна в православном христианстве занял не только Бог, но и святые Илья Пророк и Георгий Победоносец…».
        Виктор Ильич вскочил как одержимый, и проверил календарь: 23 апреля в этом году приходилось на четверг! И до дня «Ч» оставалось меньше двух недель.
        - Обалдеть… - Виктор Ильич потрясенно ухнулся на тахту. Просто так сложиться не могло, такие совпадения
        Защитник Яви плюс ко всему!
        не бывают случайными, ведь точно не бывают. Судьба, рок, предназначение свели всё в одну точку, и можно дать голову на отсечение, что вели с самого начала к одному-единственному дню, дню противостояния Добра и Зла (в чистом виде). «Егор в канун Юрьева дня должен оседлать хорта во что бы то ни стало! - сказал себе Виктор Ильич, едва не произнеся вслух. - А для этого нужно вызволить из плена горе-детектива».
        Наверное, никогда в жизни Виктор Ильич не жаждал так увидеть свою Наденьку.
        Ему очень хотелось тяпнуть стопочку коньяка, но он передумал. Уж лучше выждать. Попив воды, Виктор Ильич отправился в кабинет-студию, где его ждали и заждались неведомые шептуны.
        Глава 62
        Много ли нужно для счастья? Определение счастья индивидуально к каждому человеку жившему, живущему или только начинающему жить. Пев Толстой сказал: «Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь». А Хемингуэй уверен, что «счастье - самая замечательная вещь на свете, и для тех, кто умеет быть счастливым, оно может быть таким же глубоким, как печаль». В кладези афоризмов зафиксировано ещё и другое изречение, что-де счастье, как здоровье, на которое не обращаешь внимания, пока здоров. Егор же, вновь обретя свою Силу и свою страну Грёз, ощущал счастье всеми фибрами души, и оттого душа болела, укрывая счастье в вуаль печали. Он нацелился познать всю глубину магии, весь широченный спектр настоящих чудес, всю силу волшебства во имя добра, во имя людей, во имя сострадания и для уничтожения зла, для уничтожения его источника. Если в этой борьбе суждено сложить голову, то так тому и быть. В чём-то Див был прав. Из-за своей беспечности и непонимания истинной сущности вещей, из-за своего неуёмного любопытства и юной наивности он обрёк родной город на
фактическое истребление. И близок момент, когда аппетит Демона мрака возрастёт, и гибель планеты окажется не такой уж и не реальной. Где же Бог? Почему Он не помогает ему? Неужели Он думает, что хрупкие плечики осилят ответственность спасения человечества? Или Бог до такой степени тонкий стратег, что, возложив на ребёнка морально непосильную ношу, готов рискнуть гармонией мира, созданного Им Самим же?
        Но ведь Виктор Ильич сказал, что он секретарь Бога. И он помог мне, спас от смерти, от пуль, заставил поверить, что магия не пропала и вернул страну Грёз, где я спокойно смог научиться всему колдовскому, и схорониться… Но от него пахло спиртным… коньяком, вроде… Может, он всё-таки самый настоящий алкаш, допившийся до белой горячки? Тогда откуда он знает подробности, знать которых не мог по определению? И всё происходящее - не похоже ли на бред сумасшедшего? Расскажи Егору кто-нибудь, что случаться такие невероятные вещи, которые происходят сейчас, не рассмеялся ли тому в лицо? Не то слово - ржал бы, как сивый меринЕгор гнал от себя маетные мысли по мере сил, но они непременно возвращались. Точно, как маятник! Он переживал, и чем больше времени проходило, тем тяжелее становилось на душе. Ему хотелось вернуться в мир, в явь и помочь вывести из комы всех-всех людей и схлестнуться Силами с Дивом. Он чувствовал, что уже способен на это. Но Виктор Ильич запретил покидать страну Грёз, пока сам не даст знать. Проще говоря, Егор не должен и носа совать в реальность. Любопытной Варваре на базаре нос
оторвали - это про него, про Егорку!
        Ну хоть бы одним глазком увидеть, что там творится! Не унимался Егор, топча взад-вперёд идеально гладкий песчаный берег.
        И детская непоседливость взяла верх. Егор отошёл от берега туда, где пригорком лежали нефритового цвета камни, и поднял один, лежащий с краю от общей кучи на песке.
        Поднял и посмотрел.
        И увидел того, кого не ожидал.
        Глава 63
        Появление хозяйки и основательницы музея Юрия Клинова не осталось незамеченным осаждавшими музей фанатами. И охота им, фанатам этим, изо дня в день торчать у ворота да у забора с никому ненужными - кто их слушает? кто слышит? - пикетами. Даже пресса и телевидение (у Виктора Ильича закралось, да так и осталось подозрение, что сама Надежда Олеговна повлияла на сей факт, влияния у неё предостаточно) потеряли интерес, а мэрия города и вовсе не реагирует до глухоты. А эти бестолочи у ворот будто живут и радуются, мня себя ярыми поборниками… чего? Чего они хотят?
        Надежда Олеговна въехала в ворота в сопровождении двух штатских машин с тонированными стёклами и низкой посадкой и одной милицейской «Волгой». Неусыпно дежурящие детективы поспешили закрыть ворота, но кортеж внезапно остановился, и из средней машины вышла госпожа Клинова.
        - Не закрывайте ворота! - скомандовала она.
        - Надежда Олеговна, это неразумно, - попытался вразумить а-ля Леннон.
        - Выполняйте, Михаил! - громко сказала Надежда Олеговна и добавила тише: - Но держите ситуацию под контролем.
        Из машин сопровождения никто не появился. Из «Волги» высунулась недоуменная физиономия упитанного майора. Его проигнорировали. А-ля Леннон дал знак, и ворота остались открыты.
        Недоверчивая толпа митингующей молодёжи сделала дружный шаг, переступив границу ворот. Детективы синхронно передернули затворы своих оружий. Толпа замерла.
        И слово взяла Надежда Олеговна:
        - Я вижу, здесь собралась в подавляющем большинстве молодежь. Вы наверняка здесь для того, чтобы узнать причину внезапного закрытия музея, не так ли?
        Кто-то в толпе сказал: «так!». Многие закивали головами. А один выкрикнул (при этом оставшись незаметными за чужими спинами):
        - Кто ты такая? - и сам ответил. - Очередная кошёлка с деньгами, желающая поиметь ещё больше на смерти нашего кумира, вот кто ты!
        Толпа одобрительно загомонила, выкрикивая оскорбления в адрес неизвестно зачем объявившейся женщины, охраны и тех, кто даже не соизволил высунуть нос из своих навороченных иномарок. Несколько таких выпадов, и толпа будет готова идти под пули за светлую память их кумира.
        Надежда Олеговна ступила толпе навстречу. Детективы напряглись и положили пальцы на курки.
        - Я не вижу, кто это сказал, - ровным голосом сказала Надежда Олеговна. - Выйди вперёд и посмотри мне в глаза, недоносок, возомнивший себя великим поклонником! Ну!
        Толпа враз притихла, зашушукалась, зашевелилась, как инертная масса, и выплюнула из себя бритоголового лба. Тот встал, набычившись, и исподлобья сверлил ненавидящим взглядом ухоженную до предела омерзения тётку. В этом взгляде читалось: «встреть я тебя в тёмном переулке, показал бы тебе твоё настоящее место». Но в глазах Надежды Олеговны бушевала ничем не прикрытая ярость, она легко выдержала тяжёлый взгляд парня. Разомкнула губы и спросила:
        - Так ли хорошо ты знаешь своего кумира?
        - Достаточно.
        - Достаточно для чего?
        Недоносок промолчал, оглянувшись на толпу. Толпа же наслаждалась действом и глазела, не думая защищать одного из своих. Хоть какое-то происшествие за столько-то дней, грех вмешиваться!
        Надежда Олеговна не стала провоцировать парня на непоправимую глупость, прекрасно зная, что из себя представляет сданный толпой индивид и что представляет из себя сама толпа, не ведающая, что творит. Вероятнее всего, что эта сбившаяся с пути молодежь из далеко не благополучных семей. И этим молодым людям нужен был пример, кумир, наставник, тот, на кого они могли положиться, на кого могли рассчитывать в самые тяжкие времена. Читающая молодежь, поди, редкость в мире компьютеров, свободы слова и наркотиков. И вот эта горстка молодых людей нашла себе идеал мужчины, брата, героя, любовника, в обнимку с которым приятно уснуть, а проснувшись, обнаружить его смирно лежащим на груди, улыбнуться ему, как лучшему другу, и снова взять в руки и читать, читать, читать и читать. Какая же трагедия, когда он умирает!
        Надежда Олеговна притушила ярость в глазах и спросила парня, которого назвала недоноском:
        - Ты прочитал все его книги?
        Кивок.
        - Ты отлично знаешь его биографию?
        Кивок.
        - Но ты не знаешь, кто сейчас перед тобой?
        Мотание головой.
        - Я его мать, - сказала Надежда Олеговна, едва справившись с эмоциями.
        По толпе прокатилась волна неподдельного изумления. Парень, прозванный недоноском, стал бел, как русская печь. Надежда Олеговна ожидала реакции, но не подобной. Складывалось впечатление, что для собравшихся здесь наличие матери их кумира явилось откровением свыше. Мать погибшего писателя растерялась.
        - Почему тогда нет ни одной вашей совместной фотографии? - спросила девушка с множеством косичек, собранных в конский хвост.
        - Потому что место фотографиям в фотоальбоме, - ответила Надежда Олеговна. - Вы, наверное, придерживаетесь мнения, что люди, которые так или иначе находятся в центре внимания общества, должны принадлежать обществу?
        - А разве должно быть иначе? Ведь они существуют только благодаря интересу общества к ним. Если общество перестанет интересоваться кем-то, то этот «кто-то» станет «никем».
        По толпе рокот одобрения.
        - Вы считаете, что ваша фабула применима ко всем публичным людям?
        - Да!
        - Представьте себе известного ученого, лицо которого не сходит с обложек… э-э… тематических журналов. Он умеет говорить, дискутировать, но вся его фактическая деятельность представляет собой перелив воды из пустого в порожнее. И вдруг кто-то это замечает и делает всё возможное, чтобы известного человека забыли. И про него забывают. А учёный всю свою сознательную, но не публичную жизнь посвятил разработке противораковой вакцины. Но в пик его популярности, когда какой-то остолоп решает, что о нём пора забыть и выводит его из глянца, учёный добивается успеха в своей разработке. И как же его встречает мир? Как болтуна и шарлатана! И всё благодаря стараниям какого-то бездарного остолопа, возомнившего себя пупом земли. Знаете, творческие люди очень эмоциональны. И наш учёный в сердцах уничтожил вакцину… Вам понятна, девушка, притча?
        - Не совсем…
        - Тогда объясню иначе. Если взять всё население планеты за сто процентов, то среди них лишь десять процентов талантливых, харизматичных людей, а среди этих десяти процентов всего один процент настоящих гениев. Это не моя мысль, это мысль одного писателя. Почему же, девушка, вы думаете, что талантливый человек, служа обществу, должен отдаваться ему без остатка? Если вот в вашу жизнь постоянно будут вмешиваться папарацци, понравиться ли вам? Я готова побриться наголо, как вот эти молодые люди, если вы первая не закричите о правах на личную жизнь. Так?
        Девушка замялась.
        - Думаю, так, - расценила Надежда Олеговна. - Мой сын очень дорожил личной жизнью и не впускал в неё никого. А ещё он любил близких ему людей и всячески пытался оградить их от чрезмерного внимания вашего досточтимого общества. И я, знаете ли, благодарна ему, что, благодаря его заботе, всегда оставалась в тени и могла жить нормальной человеческой жизнью. Поэтому вы даже не знали, кто я… А теперь, - Надежда Олеговна чуть возвысила голос. - А теперь не соблаговолите ли вы, уважаемые граждане уважаемого общества, посвятить меня в тонкости вашего пребывания здесь? Так или иначе, но музей не будет открыт до тех пор, пока не устранятся все недоделки, вызванные спешкой строительства. Чего же вы хотите?
        В ответ она получила гробовую тишину. Выждала. Вздохнула и снова сказала:
        - Если у кого-то из вас есть вопросы, то, возможно, у вас есть шанс получить ответы. Задавайте, пожалуйста! Вам не жаль своего времени, то, прошу вас, не тратьте понапрасну моего.
        - Что за чертовщина твориться в музее? - спросил голос.
        Надежда Олеговна внутренне дёрнулась, как от внезапного удара током, но, к счастью, внешне её напряжение не проявилось.
        - О чём конкретно вы говорите?
        - Конкретно о том, что произошло с нашим другом, когда он вошёл в дверь. Он словно в бетономешалке побывал!
        Напряжение спало, Надежда Олеговна позволила себе мимолетную улыбку.
        - Во-первых, - сказала она, - ваш друг не вошёл, а высадил дверь, испортив своим актом вандализма муниципальную собственность. И, кстати говоря, сейчас запросто может схлопотать срок сразу по нескольким статьям… Но не волнуйтесь, эта проблема уже решена в пользу вашего друга… Обидно только, что своим неблаговидным поступком он лишился возможности приближаться к музею не дальше ста метров в течение долгих пяти лет. Но, думаю, это полезно в назидание остальным ярым почитателям творчества моего сына… Я отвлеклась. Прошу прощения! Итак. Как я уже говорила… и как вы знаете из официальных источников, в музее ведутся ремонтные работы. И, естественно, что рабочие были в курсе заварушки, которую вы устроили. Когда было точно выяснено, откуда начнётся вторжение, они подготовились соответственно случаю и дали отпор. К сожалению, мужики переусердствовали…
        - Мы давно уже следим за музеем, и никто из нас не слышал шума каких-то работ, и из музея никто не выходил, никто не входил… не считая охраны!
        - И вы заподозрили неладное? - Надежда Олеговна усмехнулась, давая себе возможность соображать ещё быстрее. Она не была готова к конференции и не отрабатывала возможные вопросы, всё чистой воды экспромт, интуитивное желание выйти к толпе. Она надеялась только на свой профессионализм, не зря же потратила год на курсах психологии и психоанализа, да и опыт работы главой одной из крупных благотворительных организаций - недаром. Вот только нюанс - лгать она не любила. Ан приходится. Ложь во спасение - благо? Очень, очень хочется верить! - На самом деле за самыми, казалось, мистическими и необъяснимыми вещами скрываются самые банальные причины. Нужно всего-навсего их знать. Ремонтники-наладчики работают в подземном кабельном коллекторе, а также в системе канализации, то есть под землей. И слышать вы их при всём желании не можете физически. Что же касается появления их пред вашими ясными очами, то секрет здесь ещё тривиальнее. Я - лично! - заключила с бригадой контракт, в котором оговорено, что они будут работать посменно круглосуточно, чтобы ради вас, посетителей музея, не затягивать его повторного
открытия. Естественно в подсобных помещениях цокольного этажа они и живут, ни в чём не нуждаясь… ну разве что в солнечном свете. Но это компенсируется им хорошим окладом.
        - И сколько же можно там ремонтировать, интересно?
        - Точно могу сказать одно: работы подходят к завершению. И я обещаю вам… можете поймать меня на слове!.. что, когда музей вновь откроется, я устрою праздник для всего города! Ведь это будет и для меня праздник.
        Кто-то выкрикнул «ура!», кто-то «ловим на слове!», кто-то высказал подозрение, что всё здесь лажа, но по общему хору голосов было ясно, что победительницей вышла госпожа Клинова. Надежда Олеговна попросила собравшихся разойтись по домам и отнестись с уважением и пониманием к музею своего кумира.
        И слова её возымели эффект. Через пятнадцать минут у ворот не осталось ни одной посторонней души. Детективы с довольными физиями убирали пистолеты в кобуры. А-ля Леннон успел выразить Надежде Олеговне своё восхищение, мол, сразу бы так и мороки меньше. Надежда Олеговна успела похлопать детектива по плечу и поинтересоваться, куда запропастился Иннокентий, а Михаил кивнул в сторону музея, когда в воротах появился бритоголовый парень, которого она назвала недоноском. Он что-то вытаскивал из кармана. Реакция Михаила была мгновенной. Пуля вышибла бы мозги скинхеда, если бы не Надежда Олеговна - она чудом успела отвести руку детектива в сторону, и пуля нашла свою цель в замке ворот.
        Если бы несчастный парень обмочился или что похуже, никто бы его не упрекнул. Но парень просто стоял, и взгляд его был безумен. Рука машинально докончила работу, и из кармана вывалилась книжка формата покетбук.
        Надежда Олеговна посмотрела на детектива, и детектив под взглядом этим сник.
        - Пора бы вам… всем отдохнуть, Миша, - сказала она.
        Из милицейской «Волги» выскочил майор и набросился на а-ля Леннона:
        - Да вы понимаете хоть, что только что чуть не совершили!
        - По-вашему, я идиот? - огрызнулся детектив.
        - По-моему, очень даже!
        А-ля Леннон закатил глаза и пошёл к своей машине, не обращая внимания на крикуна.
        Надежда Олеговна не смотрела вообще ни на кого, кроме парня с книжкой. Она подошла к нему. Тот продолжал стоять с безумными глазами. Надежда Олеговна подняла книжку (ни капли не удивившись, что автор «мягкого» экземпляра её сын) и вложила в руку парня, заглянула в глаза. Взгляд парня понемногу становился осмысленным.
        - Зачем ты вернулся? - спросила Надежда Олеговна.
        - Я… я… ой! - парень часто-часто заморгал, глаза его увлажнились, но он взял себя в руки и сказал:
        - Я вас уважаю! - из уст скинхеда это была высшая похвала. По крайней мере, так показалось Надежде Олеговне.
        - Большое тебе спасибо, - сказала она.
        - Я хотел это… автограф… ваш… пожалуйста!
        - С удовольствием. Как тебя зовут?
        - Мрамор… то есть Слава! Вячеслав.
        Надежда Олеговна засмеялась, и парень засмеялся следом. Она оставила на титульном листе добрые пожелания и подпись. Парень поблагодарил и, недоверчиво следя за чокнутыми охранниками, пятясь, вышел за ворота. Потом дал стрекоча.
        Надежда Олеговна прошла к чёрному входу.
        У двери её уже ждал взвинченный Виктор Ильич.
        - Какой же ты небритый! - ахнула Надежда Олеговна.
        Виктор Ильич молча обнял её и завёл в дом.
        - Заставила ты меня понервничать, - пробрюзжал он.
        - Когда успела?
        - Хе, когда! Только что.
        - Плюнь, - отмахнулась Надежда Олеговна. - Что у тебя… - «случилось?», хотела спросить она, но друг сердешный приложил палец к её губам: «шшш!». Она быстро-быстро замигала глазами.
        - К чаю? - сказал он. - К сожалению, запамятовал я об этом побеспокоиться. У меня предложение. Давай выберемся в город, а то я тут, как мышь амбарная… хирею.
        Надежда Олеговна мало что понимала (если ни сказать, что ни понимала ничего), но странную игру Виктора Ильича поддержала:
        - Хорошая идея. И я сама давненько просто так не выбиралась.
        - Тогда чего медлить? Идём.

… Виктор Ильич смотрел в окно на припаркованные рядом с машиной Надежды Олеговны два «броневика» сопровождения. Из них так никто и не высовывался.
        - Машинки действительно бронированные? - спросил он.
        - Заметил?
        - Не трудно. Кто в них?
        - Моя личная охрана.
        - Тебе нужна личная охрана? - в его голосе промелькнула тревога.
        - Нет. Но зато людям нужна работа. А мне держать марку.
        - Что же они даже не вылезли, когда тебе сбрендило выйти в толпу?
        - Я стараюсь реже афишировать своих амбалов. Мы условились, что в случае чего я сожму руки в кулаки. Я не сжала.
        - Ну и ну… - покачал головой Виктор Ильич.
        - Витя, может хватит изводить меня? Зачем ты выбрал Интернет-кафе? Почему не захотел поговорить в доме? Что происходит, наконец?
        Виктор Ильич протянул руку через столик и накрыл ею ладонь Надежды Олеговны.
        - Мне просто нужно было собраться с мыслями. У тебя челюсть отвиснет, когда я расскажу.
        И он рассказал про то, как стал развиваться роман после выпитого коньяка и как спиртное помогает уйти из-под контроля стола во время «отключки» (или, если угодно
        - транса, а ещё лучше - трансляции). Поведал, как не единожды был обязан приходу призрака Юры, её погибшего сына, и как в последний визит он впал в приступ бешенства и забрал с собой детектива Кешу.
        - Куда? - спросила Надежда Олеговна.
        - А я почём знаю? - ответствовал Виктор Ильич.
        Потом он рассказал историю с зеркалом и, о том кто предположительно пытался попасть сим путём в наш мир. Пересказал эпизод заключения договора чернокнижника с Дивом. Высказал опасение, что чернокнижник - тот самый, создавший стол, и что он-де каким-то образом манипулирует разумом призрака её сына в нашей реальности. Дошла очередь и до удивительных совпадений имён и их значений, и как с этим связан хорт.
        Потрясению Надежды Олеговны, казалось, нет границ.
        - И ты один барахтаешься во всём этом?!
        - Извини, что разом выплеснул на тебя всё. Просто накопилось. А башка уже не соображает, что предпринять… Мне нужно было с кем-то поделиться! А если ни с тобой, то с кем?
        - Разреши подумать, - остановила она ненужные оправдания. - Всё так… ух! - Надежда Олеговна покрутила руками над головой, будто укладывала фееричную прическу. И погрузилась в раздумья.
        Виктор Ильич откинулся на сиденье и, внимательно следя за её мимикой, между тем наслаждался созерцанием её лица.
        Прошло достаточно времени, чтобы заподозрить Надежду Олеговну в глубокой медитации, а не в раздумьях, и успеть забеспокоиться о чистоте её сознания. И когда смотритель собрался её позвать, она сама очнулась и взволнованно сказала:
        - Нам нужен Интернет.
        И через две минуты они уже сидели за столиком с монитором.
        - Что ты хочешь найти? - спросил Виктор Ильич. Он выбрал Интернет-кафе на всякий случай, если вдруг понадобятся доказательства или сверка данных, но никак не думал, что за информацией полезет она сама.
        - Увидишь, - бросила она и открыла сайт какой-то газеты. Нашла нужную ей статью и объяснила:
        - Я буквально недавно наткнулась на эту статью. Случайно. Прочитай.
        Виктор Ильич уткнулся носом в монитор. Статья газеты «Жизнь» датированная апрелем сего года называлась «МАГИЯ СТАЛА НАУКОЙ». И ниже: «Ученый участвовал в колдовском обряде». Виктор Ильич с сомнением посмотрел на Надежду Олеговну, но та твёрдо прошептала: «Читай!» И он прочитал:
«МАГИЯ наконец-то стала предметом пристального исследования ученых»… бла-бла-бла…
«Выводы потрясающие - магические заклинания и обряды действительно работают! Кандидат исторических наук Альберт Д. испытал на себе индейский обряд вызывания духов „костумбре“»… бла-бла… «Все танцуют босиком под ритмичную музыку. Лица у людей меняются, они впадают в транс. Жуткое чувство»… бла-бла-бла… «Шаман, шепча заклинания, режет чёрного петуха, окропляет всё вокруг его кровью».. бла… «Больная женщина 80 лет улыбается - ей стало легче. Ритуал продолжается сутки, и она к его окончанию кажется уже здоровой - она исцелилась!»
        - Извини, но я не понял, как нам…
        - Вот, - сказала она и набрала в «поиске» «Яндекса»: «заклинания и обряды вызова духов умерших».
        - Может, ты меня посвятишь-таки, что у тебя на уме, а? А-то я, знаешь, что-то туго соображаю.
        - Секундочку, - молвила Надежда Олеговна и, перелопатив несколько сомнительных на взгляд Виктора Ильича сайтов, уверенно выделила несколько страниц и нажала иконку
«печать». Виктор Ильич сходил за распечатками, и они вернулись за свой столик.
        Надежда Олеговна порылась в ворохе бумаг и выудила одну:
        - Прочти.
        Виктор Ильич с не пропавшим подозрением взял листок. Прочитал. И до его уставшего мозга с черепашьей скоростью стало доходить то, что задумала подруга.
        - Не хочешь же ты заняться спиритизмом? - спросил он.
        - Мы можем попробовать.
        - И ты веришь в подобный бред?
        - Тебе действительно являлся призрак моего сына, Виктор?
        - Я понимаю, к чему ты клонишь. Но ты представляешь, что будет, если на самом деле дух Юры порабощен проклятым чернокнижником? Музей…
        - Вот именно!
        - Что - «вот именно»?
        - Мы вызовем его не в музее!
        - Надя, родная, не говори загадками! Моим котелком только кашу осталось варить.
        - Прости-прости! Мы должны слетать на Черное море. В его дом. В его настоящий дом.
        - А если не получится?
        - Если не получится, то найдем одну ведунью, мою старую (и в том и переносном смысле) знакомую. Она живёт там недалеко, в районе Черноморска, - сказала Надежда Олеговна.
        На том и порешили.
        Буквально через час они поднялись на борт зафрахтованного Надеждой Олеговной
«Як-40», на котором, собственно, она и летала по острой необходимости. Виктор Ильич только присвистнул такому шику.
        Удобно усевшись на удобный диванчик, Виктор Ильич благополучно уснул, едва самолёт набрал высоту. Надежда Олеговна погладила рукой изможденное лицо друга, поцеловала в лоб и бережно укутала его одеяРазбудила при заходе на посадку. День клонился к вечеру, нельзя терять ни минуты.
        В пустующем доме у берега Черного моря было неуютно и пыльно, и к тому же обнаружились явные следы постороннего пребывания: судя по амбре и пустым
«бич-пакетам» вермишели быстрого приготовления - «прописались» в доме бомжи. Но Надежда Олеговна не выказала возмущения, её мысли были заняты куда более важными проблемами. Получится ли провернуть задуманное? Насколько рискованно? И чем чревато, если что-то вдруг пойдёт не так?
        Солнце село.
        - Приступим? - осторожно спросил Виктор Ильич.
        Надежда Олеговна кивнула головой. Виктор Ильич высыпал из сумки горсть восковых свечей, достал коробку с мелом. Надежда Олеговна взяла мел и собственноручно нарисовала круг на паркетном полу в холле. Виктор Ильич зажёг одну свечу и, подплавляя основания других, расставил свечи по кругу чрез равные промежутки. Когда солнце скрылось, Виктор Ильич зажёг свечной круг, подошёл к Надежде Олеговне и взял её за руку. Во второй руке он держал листок с заклинанием, найденном на одном из оккультных сайтов всемирной паутины.
        - Думай о нём, - прошептала Надежда Олеговна.
        И в мерцающем свете свечей они торжественно произнесли:
        - Тайнами глубин, огнём Проклятья, властью Востока и тишиной ночи. Святыми обрядами Гекаты мы заклинаем и вызываем тебя, твой неспокойный дух, явиться сюда из места, где ты обитаешь теперь. Дух Юрия Клинова, ответь на наши вопросы, которые мы зададим тебе, если ты всё ещё надеешься облегчить свои страдания и обрести вечный покой в раю. Кровью Иисуса, которую Он отдал ради твоей души, заклинаем и повелеваем тебе явиться сюда в круг свечей и сказать нам, о чём спросим мы!
        Ни он, ни она не надеялись на результат с первого раза. Они припасли несколько вариантов заклинаний и обрядов: с пентаграммами, с запутанно-замысловатыми оборотами и нескладными телодвижениями, с дохлыми кошками, воронами и жабами и с ещё всякой галиматьей. Тот вариант, что использовали они сейчас, был самым простеньким и выглядел шарлатанским. Однако последствия не заставили себя ждать. Дом словно покачнулся. Огненное кольцо свечей закружилось фееричной спиралью, наподобие химической формулы молекулы ДНК, упёрлось в потолок, обдав людей нестерпимым жаром. Потом огонь уплотнился, образовав непроницаемый цилиндр… и спал на нет.
        Виктор Ильич с Надеждой Олеговной перестали жмуриться и воззрились на дело рук своих.
        В центре свечного круга стоял призрак, озирающийся по сторонам.
        Из груди Надежды Олеговны вырвался всхлип.
        - Сынок! - простонала она, закусывая губу, чтобы не разрыдаться.
        Взгляд Юры Клинова перестал блуждать.
        - Мама?
        - Это я, сынок!
        - Что происходит, мама?
        - Это… ужасно! - Надежда Олеговна не справилась с эмоциями и разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь старого друга.
        - Дядя Витя? - Виктор Ильич подметил, что Кошмарный Принц ждёт не тех объяснений, которые они собирались дать: не угадали они с Надеждой Олеговной, призрак не удивился кругу свечей и насильному вызову. Его интересовала более тривиальная вещь, и Виктор Ильич догадался - какая. А это уже кое-что!
        - Тебя интересует, куда делись вещи, мебель? - спросил Виктор Ильич.
        Надежда Олеговна недоуменно заглянула в лицо Виктора Ильича, потом посмотрела на призрак сына.
        - И куда же они делись? - спросил Кошмарный Принц (отчего-то смотритель не мог воспринимать погибшего писателя иначе, как Кошмарный Принц).
        - Это черноморский дом, сынок, - сказала Надежда Олеговна.
        - А что - есть ещё какой-то? - спросил Кошмарный Принц с видом, мол, вы меня за идиота держите?
        Надежда Олеговна снова посмотрела на Виктора Ильича, ища помощи. Виктор Ильич нежно погладил её по спине и сказал:
        - Расскажи ему про музей.
        - Он не знает?! - В глазах Надежды Олеговны замерцало понимание.
        - Он не знает, - эхом отозвался Виктор Ильич, не спуская глаз с Кошмарного Принца: тот подошёл к краю свечного круга. «Что будет, если свеча потухнет?» - думал он.
        - Чего не знаю? Мама?
        - Есть ещё один дом, сын, - сказала Надежда Олеговна. И поведала историю со строительством музея.
        - Уму непостижимо! Зачем, мама?
        - Я посчитала, что так будет лучше… и оказалась права. На поверку.
        - Что ты такое говоришь?
        - Я расскажу, - взял слово Виктор Ильич.
        И рассказал, начиная с того момента, как в первый раз нарушил субординацию, установленную самому себе, и сел за бузиновый стол. Избегая некоторых щекотливых моментов, связанных с написанием романа «Сони едут до конечной», Виктор Ильич закруглил рассказ похищением самим Клиновым детектива Кеши.
        - Собственно, поэтому нам с твоей мамой и пришлось прибегнуть к такому вот радикальному способу беседы с тобой, - сказал Виктор Ильич, многое поняв по мимике и жестам Кошмарного Принца.
        - Такое ощущение, как будто на меня что-то нашло, да, дядя Вить? - сказал Кошмарный Принц.
        Виктор Ильич кивнул.
        Все трое помолчали некоторое время, потом погибший писатель разорвал тишину совершенно неожиданной репликой:
        - Я перепутал обряд.
        Надежда Олеговна и Виктор Ильич вскинули головы.
        - Да, - подтвердил свои слова Кошмарный Принц. - Мне так хотелось стать настоящим, понимаете? - настоящим писателем, что не мог ждать, а известность в преклонные годы меня не устраивала. Я решился взять быка за рога и, не посоветовавшись ни с кем, - хотя у меня даже был знакомый оккультолог! - совершил обряд привлечения ангела-хранителя.
        Надежда Олеговна встрепенулась, но её сын предупредил её слова:
        - Не простого, мама, о котором мы имеем, кстати говоря, весьма посредственное представление, а иного порядка. Меня не устраивал ангел-хранитель, могущий лишь предупредить мелкие неприятности. Я захотел заиметь ангела-музу. И стол-то приобрел, преследуя эту цель. Когда краем уха услышал о бузиновом чуде, то тут же загорелся приобрести… Вот только всё оказалось не так, как грезилось. Я и здесь поторопился. А ведь ничего не стоило разузнать о проклятом столе больше, но мне не терпелось. Получить всё, сразу и быстро - ой как заманчиво! Я жаждал мирового признания. Да. И я получил его. Только цена оказалась куда больше, чем я выложил за древний стол! Моя поспешность сыграла со мной злую шутку. Верно, все мы крепки задним умом. Как только я совершил обряд привлечения ангела-музы, ангел-хранитель, приставленный ко мне с рождения, отвернулся от меня. Забавно, но мир держится на мелочах, и череда мелких неприятностей меня и угробила. Да и это ещё полбеды! Я в той идиотской спешке перепутал обряды и вместо гармоничного доброго гения получил злого бесконтрольного джинна. Вышло так, что в связке с бузиновым
столом обряд обрёл мощную силу. Я, если можно так выразиться, активировал энергетический вулкан отрицательной энергии… Тьфу, тавтология получилась! Короче, мама… дядя, мельчайший толчок, неосторожное, а в моём случае неверное телодвижение в данном направлении действий - и негативная энергия вырвалась, как ошалевший гейзер… Вулкан, гейзер… В общем, достаточно было безобидного обряда. - Кошмарный Принц одновременно пожал плечами, развёл руками и умолк.

«Вот почему у нас всё здесь так легко получилось. Достаточно безовидного обряда!»,
        - отметил про себя Виктор Ильич.
        - Неужели ты не можешь бороться… с ним? - спросила Надежда Олеговна, растирая по щекам невольно и беспрестанно текущие слёзы. Виктор Ильич в свете свечей различил на лице несчастной женщины за смазанным слоем тонального крема болезненную бледность, ему нестерпимо стало жаль её.
        - С ангелом-джинном? Всё равно, что бороться с сами собой, мама! Как маньяк-убийца может побороть свою сущность? Его лишь можно оградить от общества решеткой или мягкими жёлтыми стенами. А что мне сделать с собой? Физически-то меня нет, а джинн
        - моя, пусть навязанная мной самим, но сущность! И тот другой во мне доминирует… и всё из-за проклятого стола! Я каким-то образом привязан к нему и потому, хм, болтаюсь здесь, между Небом и землёй, - Призрак тяжело вздохнул.
        Надежда Олеговна уже рыдала навзрыд. Но Виктор Ильич не обращал на неё особого внимания, лишь механически продолжал водить рукой по спине. Он глубоко задумался, потом изрёк:
        - Твой ангел-джинн не такой, как ты о нём думаешь.
        Мать и призрак-сын посмотрели на него.
        - О чем ты толкуешь, дядя Витя? - спросил Юрий Клинов. - Что значит: «он не такой, как ты о нём думаешь»?
        Виктор Ильич нервно облизнул губы.
        - Если я всё правильно понял и не ошибся в сопоставлении фактов, твой джинн на самом деле не связан с тобой…
        - А?
        - Он - свихнувшийся чёрный маг, который и создал бузиновый стол-портал. Твой отец наводил о нём справки, но выяснил лишь, что этот пресловутый маг хотел с помощью стола общаться с миром духов и выяснить секреты мироздания, а духи посмеялись над ним, ведая истории-страшилки вместо сокровенных тайн, таких, как философский камень.
        - Ничего себе. И… как же мне… быть? - спросил Кошмарный Принц, переварив информацию.
        - Для начала, Юра, верни детектива Кешу целым и невредимым, - сказал Виктор Ильич.
        - А мы с твоей мамой постараемся тебе помочь. Сможешь начать ставить палки в колеса твоему антиэго?
        - Из кожи вон вылезу, дядя Витя! Образно говоря…
        - Вот и хорошо.
        - Родной, будь осторожен! - с мольбой сказала Надежда Олеговна.
        - Постараюсь, мама.
        - Мы все постараемся, - сказал Виктор Ильич.
        Огоньки свечей раздулись, как костёр на ветру, пламя взметнулось к потолку, закрутилось спиралью, и… дом погрузился во тьму.
        Когда серебристый свет луны помог глазам привыкнуть к темноте, Виктор Ильич с Надеждой Олеговной увидели два аккуратных почерневших пятна. Одно - на потолке, второе - на паркете. Кошмарный Принц покинул магический круг.
        - Поторопимся, - сказал Виктор Ильич.
        В обнимку они покинули дом, на прощание задержав на нём взоры. Постояли, помялись, потом сели в машину и поспешили в аэропорт.
        Глава 64
        Чёрная грозовая туча затянула всю пораженную «эпидемией» зону, безгромовые молнии то и дело шарахали по разным уголкам столицы - чёрный маг собирал информацию. Впитывал, анализировал, отсеивал. Он искал исчезнувшего мальчишку. Надеялся ли он найти его скоро? Ну да. Боялся ли он, что тайное место мальчишки за пределами его магии? Не без этого. Но чтобы мальчишка сам себя обнаружил - это, несомненно, удача. Плеяда Древних богов мрака благоволила ему, только приписывать возможную и непорочную помощь Дива коробило. Лучше уж пусть думает, что заслуга всецело его, и он преподнесёт Диву долгожданную жертву на блюдечке!
        Одна из бесшумных молний жахнула подозрительно близко с чёрным магом, левитирующим над центральным входом ВВЦ. Чернокнижник успел заметить, как молния-луч раскроила черепушку Ленина-истукана и, «пересчитав» ступени, раскрыла могучие двери центрального павильона внутрь. Словно приглашающий жест. Чернокнижник не преминул приглашением воспользоваться. Он ворвался в павильон… и не знал, куда податься и что искать. Унял прыть и методично принялся осматривать помещение, опустевшие торговые места с разбитыми витринами с поваленной цифровой аппаратурой, сувенирами и другим ненужным хламом, чудом оставшимся после волны мародёров. Он сделал круг и решил, что вышла промашка, хотел разозлиться, но вдруг почувствовал энергию. Колоссальная нездешняя энергия обожгла бы тело, умерщвляя клетки, не будь на чёрном маге магического плаща. Но даже в плаще гибели было не миновать, задержись он здесь ещё какое-то время. Но пока время было, и чёрный маг обернулся посмотреть на источник излучения. Поток с голографическими картинками, их здесь было множество и нетронутые никем. И со всех них на черного мага смотрел
мальчишка, тот, которого он искал. Они взирали друг на друга изучая. Потом на лице ребёнка появился запоздалый испуг, и он захлопнул лазейку.
        Только дело было в том, что Егор показал лазейку. А уж как туда пробраться - дело техники. Чуть-чуть подумать.
        И чёрный маг чуть-чуть подумал.
        На самом деле, долго ли нужно думать магу с многовековой практикой, чтобы выкурить зелёного юнца из его скорлупы? Кроме того, чернокнижник знал, теперь знал, как войти в чужой магический мир, оставалось побеспокоиться о защите от тамошней атмосферы. Что создаёт атмосферу в придуманном мире, неужели не солнце? Оно! Лучи, тепло, энергия, сила - на них зиждется структура магических грёз глупеньких сосунков. Неважно, что такой в своей природе - один, важно, что один в поле не воин. Тем более против Легиона тьмы!
        Чёрный маг перестал думать и перешел к действию.
        Творил ли Див хаос или сам был хаосом? Хороший вопрос, на который чернокнижник ответа не искал и искать не собирался. Важность крылась в том, что найти в мегаполисе старину Дива стало проще пареной репы. Чёрный маг исторг несколько гортанных звуков и Див явился.
        Чёрный маг поведал ему суть, а сам стал готовиться к переходу в мальчишеский мир Грёз. К сожалению, не без помощи Дива.
        Глава 65
        Очень хотелось верить, что, вернувшись в музей, он обнаружит там детектива Иннокентия целым и невредимым, пусть и без сознания. Но зачастую (наверное, так принято по закону жанра жизни) желаемое не становится действительностью. Так в детстве просишь, канючишь у родителей новую игрушку, а они в ответ: «на купила кошка наступила», и всё тут. А сыну невдомёк, что денег и вправду нет. Он думает своё. Он думает, что пожадничали, пожалели. Виктор Ильич вернулся в музей, чудом избежав столкновения с кучерявым, который не преминул бы задать вопрос типа: «куда запропастился наш босс, он вошёл в музей и до сих пор - столько времени! - находится внутри и вне зоны действия сети, и не отзывается на позывные рации?»
        Он на удивление плотно поел в самолёте и первое, что сделал, запершись в стенах музея, так это сел за бузиновый стол. Закончил главу и стол отпустил. Так повелось. И Виктор Ильич сидел, углубившись в себя, пытаясь найти приемлемый вариант извлечения горе-детектива из плена. Надеяться, что чёрный маг даст волю Юрке Клинову - верх безрассудства. Чёрный маг успел подобраться очень близко к Егорке, и стоило ему попасть в мир мальчишеских Грёз, как можно смело начать отсчёт конца света. И как конец света в параллельном мире отразиться на жизни в мире реальном, знает лишь Бог. Перекладывать проблему на бестелесные плечи призрака, а потом кусать локти не просто безрассудство - безумие! И Виктор Ильич напрягал думалку, но извилины работали вхолостую. Ему не хватало свежего мышления Надежды Олеговны, его Наденьки. Две головы лучше одной, как ни крути.
        Виктор Ильич подпрыгнул в офисном кресле, когда в дверях кабинета-студии появилось обмякшее тело детектива. Носки его ботинок чуть касались пола, ни дать ни взять - марионетка на нитках. Позади тела вырисовывалась фигура Кошмарного Принца. Последний держал Кешино тело за шкирку.
        - Держи, - молвил призрак и исчез.
        Блондин рухнул мешком.

«Однако», - опомнившись, подумал Виктор Ильич.
        Он, надрывая поясницу, взвалил тяжеленного детектива себе на спину и уложил на диванчик. Поднёс ладонь к носу мужчины. Детектив дышал, слава Богу.
        Не раздумывая над тем, что собирается сделать, Виктор Ильич с размаху влепил детективу пощёчину. Вторую. Третью. Не помогло. Виктор Ильич подумал об аптечке в туалетной комнате.
        Детектив заскрипел раньше, чем смотритель ушёл за нашатырем.
        - Пришли в себя? - спросил смотритель.
        Блондин полуприсел и осмотрелся вокруг.
        - Со сусилось? - спросил он.
        - Что случилось? - переспросил Виктор Ильич. - Вы потеряли сознание, мой друг.
        - Почему? - У детектива был вид мужика, пробудившегося после бурной пьянки. Виктор Ильич радовался, что тот ничего не помнит, и чаял, что ничего и не вспомнит: слишком сильный удар по психике для столь рационального и неподготовленного человека.
        - У вас бывали припадки? - спросил Виктор Ильич.
        - Какие припадки?
        - Эпилептические, допустим.
        - Не надо допускать! - испугался детектив. - Ничего, никогда…
        - Тем не менее, что-то с вами случилось.
        - Мне снился сон… такой бредовый…
        - Вот как?
        - Будто я… будто… Нет, плохо помню… Не помню! - детектив беспомощно посмотрел на смотрителя музея.
        - Со снами всегда так, - пожал плечами Виктор Ильич.
        - Голова раскалывается.
        - Я бы рад вам предоставить спальное место, но, думаю, будет лучше, если вы покинете стены дома. Свежий воздух и всё такое.
        - Да, вы правы, - согласился детектив и добавил:
        - Мне здесь не место.
        От этих слов (произнесённых будто омертвевшими устами бессознательного существа) дыхнуло могильным холодом, и в душу закралась беспросветная жуть, Виктора Ильича всего передёрнуло.
        - Поторопитесь, - произнес Виктор Ильич.
        И детектив поторопился.
        Как только за блондином закрылась дверь чёрного входа, Виктор Ильич набрал на мобильном смску: «сработало Кеша свободен», и отправил Надежде Олеговне. Потом спустился к себе в квартирку и напился до полувменяемого состояния, подходящего, чтобы добрести до кабинета-студии и начать писать отсебятину.
        Глава 66
        Общими усилиями Дива и чернокнижника зачарованный туман густился, окутывая центральный вход ВВЦ ледяным и удушливо-затхлым облаком. Чёрный маг готовил заклинание вторжения в придуманный мальчишкой мир. Скрупулёзный ритуал занимал время, но стоил того. Чёрный маг из-под полей своей шляпы уже видел лазейку, в которую, как в вакуум, засасывало Дивов туман. Нужно было подождать немного, чтобы лазейка расширилась и стала парадным входом. Нетерпение не давало покоя. Чернокнижник чувствовал сопротивление мальчишки, но оно не шло ни в какое сравнение с напором силы чёрной магии - чёрный маг постарался от всей чёрной души. Любое усердие должно окупаться, считал чернокнижник-маг и не жалел своих сил в достижении цели. А цель - вот она, близка, стоит лишь шагнуть.
        И чернокнижник шагнул, едва лазейка превратилась в лаз.
        Нетерпение - синоним поспешности. В предвкушении чернокнижник не предусмотрел подвоха.
        Лаз преградил святой, о том говорила золотая аура. И в руках святой держал громовую стрелу, нацеленную в грудь чернокнижника.
        Чернокнижник струхнул, не очень готовый к такому обороту дел.
        Див узнал Илью Громовника, Илью Пророка, своего врага. Сильного врага. Лаз уменьшился до размеров лазейки. Див отступил, оставив чернокнижника самому разбираться в ситуации, Див не был ещё готов к подобной битве. И Илья знал это, потому и стоял стойко, молчаливо, грозно и величаво. Лазейка в мир Грёз сомкнулась, превратившись в яркую точку. Чернокнижник взмахнул полой плаща и разлетелся в стороны ордой писклявых летучих мышей. Зловонный туман отяжелел и осел мучнистой росой, ускоряя процесс увядания травы и цветов. Илья свистнул, и
        зверь!!!
        серебристый волк выпрыгнул из ниоткуда и с услужливым достоинством склонился пред хозяином, чтобы Маленький принц удобно взобрался на его могучую спину.
        Глава 67
        Виктор Ильич ждал ответной реакции на своё нахальство, но ни бузиновый стол, ни призрак Кошмарного Принца, ни злобный чернокнижник, никто не выразили своего недовольства. Не осознали нахальства или впали в ступор от вопиющей наглости? Возможно, крылось нечто третье, так, по крайней мере, выразила своё предположение интуиция. Что скрывалось за «нечто третьим»? Отчего-то заглядывать за занавесь тайны желания не возникло. Как бы то ни было, артритной болью вероломный смотритель наказан не был. Пока что. И такой форой грех не воспользоваться. Виктор Ильич сбил листы с винегретом каллиграфического почерка и дерганых вензелей (где вензеля несомненно преобладали), вложил в пухлую стопку готового
        сырца
        материала и поспешил выйти из кабинета-студии.
        Плотно закрыв дверь, смотритель упёрся обеими руками о тумбочку с хитро закрученным декором, слушая, как сердце тяжело бухает в груди, и заторможено осознавая, что трезв, яко стеклышко. Или он опять «глотнул» время, что успел протрезветь, или имеет место новый феномен в старой пьесе. Он готов был склониться ко второму, не исключая первого, но выразил совершенно не относящееся к данной сути желание.
        А впрочем, как сказать…
        Кристальное желание напиться вновь - меняет ли оно суть? Кошмарный Принц предостерегал, что выпивка может всё испортить, а выходило с точностью до наоборот. А была ли это истинная ипостась Кошмарного Принца… то бишь, Юрия Клинова? Не исходило ли предостережение на самом деле от того, кто пытался пройти по свечному тоннелю? Произнесли-то уста призрака погибшего писателя, но кто вложил в уста слова-предостережения? Ответ напрашивался сам. И у Виктора Ильича не было повода разубеждаться, не теперь.
        Пользуясь передышкой, он отправился в свою квартирку на цокольном этаже, где продолжал гореть свет, несмотря на рассосавшуюся толпу у ворот музея. Нужно было подумать. И напиться.
        Или сперва напиться, а потом подумать?
        Глядя на недопитую бутылку коньяка и на две непочатые бутылки, Виктора Ильича посетила здравая мысль: «Если я напьюсь прежде, чем подумаю, то думать мне уже будет нечем». Дилемма разрешена. Смотритель принялся нарезать круги по тесному пространству комнатки-зала, собираясь с мыслями. Но мысли разбрелись, как самое настоящее стадо ослов, вредных и упёртых. К тому же дал о себе знать артрит, тягучая ноющая боль, словно вытягивала пальцы на длину, которой могла позавидовать их тень в лучах заходящего солнца. Тоже отвлекало. Спустить бы на стадо ослов-мыслей свору псов-пастухов! Псов… А что, идея! Пора оживить борзую собаку, ловчую, для травли. Думается, Егорка с задачей справится.
        Здорово! И думать крепко не пришлось!
        С чувством выполненного долга Виктор Ильич взялся за недопитую бутылку и уговорил её. Коньяк, ухнув в пустой желудок, не теряя времени, вернулся в голову. Виктор Ильич был пьян.
        Глава 68
        Егор был напуган. Его мир Грёз вдруг стал казаться ему западнёй. Особенно страшно было наблюдать, как из-под камня, через который он легкомысленно решил подсмотреть, что происходит в мире, где он родился и рос, вдруг повалил туман. Густой и знакомый туман, он уже проникал сюда однажды, и справиться с ним Егор не смог, сбежал. Просто чудо, что на этот раз что-то помешало ему просочиться и изничтожить мир Грёз, и никакое бы волшебство, никакая Сила не одолели бы, не остановили разрушение. Юный белый маг чувствовал это. Чувствовал, равно как чувствовал своё бессилие против чародейского тумана, и оттого сердце холодело, а желудок испытывал нестерпимый жар. Перехлёст со взглядом чернокнижника стоил многих усилий, чтобы не запаниковать и не сделать чего-то совершенно непоправимого.
        Невообразимая ситуация, когда две противоборствующие стороны одинаково слабы… или думают, что слабы, чтобы сцепиться в схватке, из которой должен был выйти один победитель. Это стояние могло тянуться и обернуться совершенно ненужной хроникой.
        Таковы предпосылки, но смотритель снова вклинился в ход событий.
        Виктору Ильичу не составило особого труда проникнуть в мир Грёз мальчика. Растерявшийся Егор был изумлён и бесконечно обрадован появлению взрослого, появлению друга.
        Быстрым шагом по рыхлому песку Виктор Ильич покрывал расстояние, разделяющее его от юного мага. Егор подумал, как тот не увязает, но стоило ему подойти, и ответ стал наглядным - взрослый друг шёл по пляжу, как по асфальтированному тротуару.
        - Вы не тонете в песке! Потрясно! - воскликнул с детской непосредственностью Егорка, забыв на миг свои переживания.
        - Я тоже рад тебя видеть, мой мальчик! - улыбнулся смотритель.
        И Егор не удержался, кинулся в раскрытые объятия друга.
        - Тебе не кажется, что твой мир становится для тебя ловушкой? - спросил Виктор Ильич.
        Егорка отстранился и круглыми глазами заглянул в глаза Виктора Ильича.
        - Да! Я на самом деле думал об этом - западня.
        - В следующий раз Маленький принц может не успеть прийти на помощь.
        - Так это он?!
        - Это он. Ты слышал, что лучшая защита - это нападение?
        Егор кивнул.
        - Нам пора действовать и воспользоваться той магией, которую ты обрёл.
        - Если честно, у меня голова скоро лопнет и такая каша…
        - Не беспокойся об этом, мой мальчик. В нужный момент ты вспомнишь, поймёшь, что делать и как делать. «Тот, кто честен, добр и смел - тот и есть волшебник!», - процитировал Виктор Ильич из старинной песенки и подмигнул мальчику. - Веришь мне?
        - Верю, - просиял Егор.
        - Ты помнишь место, где находится тайный люк в подземелье, из которого тебя вывел свистун Чудин? Сможешь найти?
        - Думаю, да…
        - Тогда возьми меня за руки, закрой глаза и перенеси нас туда.
        Егор не стал донимать расспросами, и это Виктора Ильича порадовало: экономия времени - раз, мальчик действительно ему доверился - два.
        Переход из фантастического мира Грёз в прозаический мир Яви не сопровождался посторонними спецэффектами, они просто закрыли глаза в мире Грёз и открыли их в Подмосковном лесу.
        Магия и влияние Дива и чернокнижника сюда добраться не успели, значит, у стороны Добра есть фора. Однако сей факт не исключал вероятности, что чёрной стороне тут же стало известно о побеге юного мага. И дай Бог, чтобы они воспринимали исчезновение, как побег.
        Мальчик указал место между деревьев:
        - Здесь.
        Слой дёрна у древнего люка был разворочен. Виктор Ильич нащупал в слое почвы ржавое кольцо, поднатужился и откинул крышку.
        - И что дальше? - спросил мальчик.
        - Ты должен оживить хорта, как оживил бездомного кота.
        - А кто это - хорт?
        - О, прости! Ты не знаешь. Хорт это та псина, что охраняла тайник Ива… кхм… где был заточён Див.
        - Но, зачем?! Он же…
        - В это нелегко поверить, мой мальчик, но он наш союзник.
        Егор посмотрел на смотрителя, как смотрел при первой встрече.
        - Егор, я по-прежнему не трезв, но не выжил из ума, не надейся, - сказал Виктор Ильич и устало сел на жухлую траву возле открытого люка. Земля была холодна, и оставалось не так много времени, когда ударят первые морозы, покрыв почву инеем, а затем и снегом.
        Время… Всегда с ним проблемы! Четверг двадцать третьего апреля в мире Виктора Ильича наступал через каких-то полторы недели, четверг двадцать шестого ноября в мире Егорки наступал почти через месяц. Как форсировать это время, Виктор Ильич понятия не имел, но решил оставить задачку на домашнее задание. Сейчас нужно было объяснить мальчику-волшебнику суть великого дела.
        - Ты знаешь, что означает твоё имя? - спросил Виктор Ильич.
        - Землепашец, вроде… А что?
        - На самом деле, земледелец…
        - Картошка - картофель… - хмыкнул Егор.
        - Согласен, разницы почти нет. Но кроме этого твоё имя скрывает в себе значение Победоносца. Твоего святого покровителя зовут Георгий.
        - Знаю.
        - Хорошо. Но знаешь ли ты, что в старину святого Георгия называли «волчьим пастырем»? И что в канун Ю… Егорьева дня святой Георгий ездил на волке по полям и пастбищам и разгонял злых духов, чтобы удался урожай и не случился падеж скота?
        - Вы хотите сказать, что я должен…
        - Воскресить хорта, сесть на него верхом и сразиться с Дивом. Именно это я и хочу сказать, мой мальчик!
        - Но он же пытался меня убить! Это… это самоубийство!
        - Когда хорт пытался тебя убить, ты ещё не был волшебником. А теперь, когда ты его оживишь и… - Виктор Ильич запнулся, но правильная мысль возникла тут же. - И заглянешь ему в глаза, то вы найдёте общий язык, и он поймёт, кто вернул ему жизнь. Поверь, он будет тебе служить по гроб жизни!
        - Откуда вы знаете?
        - Я верю в это. Ты ещё не понял, какой Силой обладает вера?
        - Это всё так сложно, - безнадёжно помотал головой Егор и всхлипнул.
        Виктор Ильич поднялся с земли, подошёл к ребёнку и прижал его к себе.
        - На тебя, мой мальчик, легла очень большая ответственность, и нет ничего удивительного, что тебе так тяжело и сложно, - Виктор Ильич присел на корточки и заглянул Егорке в глаза. - Запомни, ты не один в этой борьбе. У тебя есть незримые друзья, как Маленький принц…и зримые, как…
        - Вы?
        - Точно. Как я. Если за ними легионы зла, то за нами великая рать добра. Не забывай об этом, дружок!
        - Я боюсь того… в чёрном, который… - Егор содрогнулся от вспоминания перехлестанных взглядов с чёрным магом. - Он сильнее меня. Хитрее Дива.
        - За этого засранца не волнуйся. Твои друзья займутся им. Сосредоточься на Диве, договорились?
        Егор нерешительно улыбнулся и кивнул.
        - Ты готов снова пройти лабиринт?
        Егор кивнул ещё раз и подошёл к смоляно-чёрному зеву лаза. Заглянул в него, присел, спустил ноги… и побледнел.
        - Что случилось? Ты же, вроде, не боялся темноты.
        - Я вижу как кошка… тут другое… - глаза Егорки наполнили беспомощность и стыд.
        - Говори. Что другое?
        - Я не знаю дороги, не знаю, как туда дойти.
        - Постой. Ведь тебе не обязательно идти, ты же можешь…
        - Это не зона магии. Понимаете? Это подземелье!
        Виктор Ильич присвистнул и зачесал загривок.
        - Что же делать? - Виктор Ильич от досады готов был грызть землю, если бы помогло. Он не просто сел в лужу, а плюхнулся в неё со всей дури!!!
        - Чудин должен знать путь, - тихо проговорил Егор. И глаза Виктора Ильича загорелись лихорадочным огнём:
        - Какой же ты молодец, парень!
        От похвалы бледность с Егора сошла, но он всё так же робко спросил:
        - Но где ж его искать?
        - Это, Егорка, моя забота! - сказал воодушевившийся смотритель, хотя понятия не имел, как искать и тем более - где? - Ты сможешь на какое-то время найти себе новое убежище и не высовываться из него?
        - Я могу его создать… только вряд ли оно получится таким же красивым.
        - Создавай!
        Егорка закрыл глаза и через три секунды исчез.
        Исчез и Виктор Ильич.
        Глава 69
        Первое, что Виктор Ильич отметил в себе после выхода, уместнее сказать, возвращения из романа, на этот раз он был кристально трезв. Или бузиновый стол по привычке лечил своего раба для того, чтобы была гарантия благополучного окончания длинной истории, или коньяк на самом деле действовал в качестве смазки замысловатого механизма, направленного на достижение цели, диаметрально противоположной той, к которой стремился чернокнижник.
        Оставалось тайной, как бесовское творение чернокнижника после самоубийства (если, правда, имело место самоубийство) стало переходить от владельца к владельцу, пока про стол краем уха не услышал русский писатель-мистик Юрий Клинов. Но у каждого тайного клубка, какие бы страсти в нём не скрывались, есть конец ниточки, за которую можно аккуратно потянуть, потянуть, да и вытянуть на свет божий команду скелетов из склепа, стоявшего под видом неприметного шкафа. Все ли владельцы бузинного стола находились под властью истинного хозяина? Виктор Ильич почему-то не сомневался, что будь у него время и желание, то, перелопатив гору архивов старинных библиотек и кучу сайтов в Сети, наверняка обнаружил бы в списке весьма известных личностей… Даже если всё это фантазии, то, как сказал лорд Байрон: «Если уж заблуждаться, пусть это будет по велению сердца».
        Чернокнижник при жизни и после смерти жаждал… жаждет одного: власти, безграничной власти над всем сущим. И вроде бы цель уже близка, сил уже хватает на то, чтобы вернуться из загробного мира в мир живых. По крайней мере их хватило для
        стука каблуков мужских туфель о кафель
        пробежки по свечной галерее
        попытки.

«Зачем ты лезешь в мой мир, если задумал поработить параллельный?», - задался вопросом Виктор Ильич.
        Много ли вариаций жизни на земле, альтернативных миров? Каждое событие подчинено взаимосвязи причины и следствия. И смотритель доказал наглядным примером, что воздействовать на происходящее в одном мире можно, находясь в другом. Если знать как. Смотритель музея нашёл способ, а уж найти возможность корректировать миры под себя умудрённому многовековым опытом чернокнижнику, как выражается современная молодежь, легче, чем два пальца об асфальт!
        Так в чём же дело?
        Виктор Ильич чувствовал, как голова снова начинает пухнуть, но он продолжал думать, откатившись в кресле к этажерке. Продолжал думать, потому что ответ вертел хвостом перед самым носом, дразнил и раздражал своей неуловимостью, а его нужно было изловить. Мёрзни, мёрзни, волчий хвост! Мёрзни…
        Замри!
        В голове Виктора Ильича снова зажглась «лампочка Ильича». Долгожданное озарение. Миг, ради которого понимаешь, что стоит жить. С того момента, как в каллиграфический подчерк стали вкрапляться дёрганые вензеля нового литературного раба, чернокнижник заподозрил неладное, но из-за своей самоуверенности в своём опыте (старики почему-то всегда считают, что умнее молодых, что годы равны IQ), а Виктор Ильич в сравнении с чёрным магом казался зелёным простофилей. Он прозевал тот момент, когда смотритель начал откровенно нагло передёргивать на себя одеяло. И теперь уже из иного мира не мог пресечь самовольную фантазию обнаглевшего человека. Вот для этого-то он и пытался прорваться в мир, где существовал бузиновый стол, как трансляционный портал диких историй!

«Он хотел сам сесть за свой стол и записать всё, как ему надо! Ему уже не требуются демоны-рассказчики, он сам им стал!» - посетившее откровение обдало Виктора Ильича, как ушат ледяной воды.

«По сути, я потерял страх и перестраиваю роман для счастливого конца… Почему же чёртов маг затих, почему же он позволяет такое и не предпринимает никаких попыток меня остановить? Даже артрит не мучает… почти! Что происходит?» - Виктору Ильичу пришла на ум строчка из песни Игоря Талькова: «к неудачам давно привыкли, а удачи пугают нас». Нет ничего страшнее неведения! Сколько раз на дню у людей возникает мысль: «знал бы, где упасть, соломинку б подстелил»? Можно стать параноиком от одной только мысли: что ждёт за углом, какую подножку готовит судьба?
        У Виктора Ильича было задание разыскать, куда смылся Чудин белоглазый, но он продолжал сидеть, как истукан, желающий услышать голос оракула.
        На чертовски захламлённом столе с оглушительным шумом на бок завалился письменный набор с двуглавым орлом царской России. Горсть ручек и карандашей высыпалась на стол. Виктора Ильича едва не хватил инфаркт. Ждал оракула? Что ж, дождался. Он оттолкнулся от этажерки и подкатился к столу. Взять в руки «Waterman» мысли не возникло - стальная ручка для историй, это давно выяснено. Взять в руки обычную ручку? Ещё свеж в памяти эксперимент. Виктор Ильич сжал в руке карандаш, взял чистый лист и, не успев подумать, что же дальше, рука подчинилась чужой воле. Знакомое ощущение марионетки вернулось. Рука написала по буквам:
        Я Д Е Р Ж У Е Г О Т О Р О П И С Ь Д Я Д
        И грифель карандаша обломился.
        Рука отчаянно сжалась в кулак и переломила карандаш пополам, воткнувшись острыми концами в плоть. Рука вернулась в подчинение своему хозяину. Виктор Ильич чертыхнулся и отбросил карандаш, угодив в часы «Восток». Часы упали и обидчиво звякнули. Статуэтки египетских кошек хором принялись насмехаться над смотрителем. Виктор Ильич схватил листок и откатился обратно к этажерке.
        Посмотрел на то, что написал, но мозг воспринял лишь беспорядочный набор букв. Виктор Ильич зажмурился, сосчитал до девяти и на десять открыл глаза, сосредоточился и прочитал вслух:
        - Я держу его. Торопись, дяд… - на последней букве последнего слова карандаш сломался, но и без того было понятно, от кого шло послание.
        Обругав себя, Виктор Ильич и поспешил из кабинета-студии. Влетев в квартирку, он включил компьютер и влез в Интернет.

«Яндекс» как стартовая страница появилась в экране, но Виктор Ильич вдруг понял, что совершенно не знает, с чего начать поиск Чудина.
        Он просидел долго, тупо пялясь в монитор, прежде чем набрал в «поиске» очевидное:
«Чудин».
        И из кучи ненужной информации выявил следующее:

«Чудь - в Древней Руси: общее название некоторых западно-финских племён. Наименование „чудь“ живо перекликается со словом „чудо“, а через реконструируемую лингвистами древнюю форму „кудо“ - с понятиями „кудесь“ - „колдовство“ или
„кудесник“. Чудины - родичидивьим людям, которые служили Дыю (Диву). Слышат на шестиверстном расстоянии. Следы чуди - курганы и городища, болота и развалины, насыпи и ямы, остатки пашен; сенокоса, рощи, чудские могильники. Такие следы и по сей день сохранены в Шенкурском уезде Архангельской области…»
        - Я нашёл тебя! - облегченно вздохнул Виктор Ильич и задал в «поиске»: «Шенкурск».

«Шенкурск - уездный город Архангельской губернии на правом возвышенном берегу реки Ваги. Жители Шенкурского погоста построили около него острог, слывущий доныне городищем…»
        - Вот! - прокомментировал взволнованный Виктор Ильич.

«Он находился на горе, с западной стороны его протекала речка Шеньга, с севера - глубокий ручей, с юга и востока выкопан был ров… Болот и болотистых низин и лугов много, в особенности среди обширных лесов края… В 18 веке в Шенкурском уезде было несколько монастырей, ныне уже не существующих. Из них более замечателен был Богословский, в 35 верстах от Шенкурска».
        - Чудины - родичи дивьим людям. Тоже совпадение, а? - спросил Виктор Ильич у монитора. Выписал основные ориентиры поиска Чудина, и прежде чем выключить компьютер, глотнуть коньячную дозу и подняться в кабинет-студию, задал в «поиске»:
«Див».

«Див (Дый) - в славянской мифологии: демон мрака, вихрь-человек, каждый видит его по-разному».
        Глава 70
        - И… где мы? - спросил Виктор Ильич.
        - На подлодке, - ответил Егор.
        Виктор Ильич чуть не поперхнулся:
        - Где?!
        - Я сперва подумал о батискафе, но потом почему-то мне непременно захотелось быть на подлодке. Наверно, потому что можно успеть увидеть намного больше, - Мальчик оторвался от иллюминатора и посмотрел на старика. - Вы нашли его?
        - Нашёл. Он где-то в районе городка Шенкурск в Архангельской области. Нужно там искать.
        - А точнее?
        - Сориентируемся на местности. Его можно позвать - он слышит за шесть вёрст.
        - А если не придёт? Зачем ему это?
        - Он твой должник, ты помог ему освободиться из подземелья. И к тому же, я думаю, ты его почувствуешь.
        - Думаете?
        - Вера, мой мальчик. Вера!
        - Там есть река?
        - Речка. Шеньга называется.
        - Тогда всплываем, - сказал юный волшебник и закрыл глаза.
        Виктор Ильич представил себе, как громада подводной лодки вылезает и вылезает из маленькой речушки. Потом вспомнил, что про эту речку сказано, что она протекала в тысяча триста лохматом году, но не было информации, что она протекает и сейчас. Потом подумал, а существует ли это место на карте в Егоркином мире? Он открыл рот, чтобы успеть сказать, что нужна другая река, что нужна Вага, в существование которой он более уверен, но опоздал.
        Они всплыли.
        К счастью и глубокому облегчению Виктора Ильича речка всё ещё существовала, правда немного обмельчала. Было ли в этом чудо волшебства, Виктор Ильич не знал. Его больше заботила подлодка, потому что по щучьему велению, по Егоркиному хотению они уже стояли на бережку. Виктор Ильич оглянулся назад, но увидел только старую, давно забытую и подгнившую деревянную лодку, обросшую камышами. Никакой громады металла не было и в помине.
        - Вы идёте? - нетерпеливо позвал мальчик, успевший отойти на солидное расстояние.
        Виктор Ильич взмахнул рукой и поспешил за ним.
        Они облазили (с помощью волшебных перескоков) все окрестности. Виктор Ильич то и дело спрашивал, чувствует ли Егор Чудина, но Егор только качал головой, сканировал местность и надрывал голосовые связки, зовя пропавшего свистуна.
        К вечеру они обессилели и рухнули в прелый стог в каком-то поле. Егор визуализировал два биг ланча из Макдоналдса, а потом повторил «заказ». Виктор Ильич не любил еду сети быстрого питания, но подумал, что не место и не время привередничать, тем более, чувствовал себя сильно виноватым перед Егоркой, перед Юрой Клиновым и перед его матерью. Поспешишь - людей насмешишь. Народная мудрость, о которой вспоминаешь, когда уже поздно.
        - Его здесь нет, - сказал Егор, и от его тона кошки заскребли в душе смотрителя.
        - Прости меня, я облагался, - сказал Виктор Ильич.
        А Егорка прыснул:
        - Не облагался, а облажался!
        Они посмотрели друг на друга и захохотали.
        Когда успокоились и утёрли слёзы от нервного смеха, Егорка сказал:
        - Вы не виноваты. Страна большая, он может быть где угодно.
        - Я нашёл это место и решил, что других вариантов и быть не может. Я понадеялся…
        - Но вы сможете его найти? - спросил Егор.
        - На самом деле, я думаю, в России не так много мест, где обитала чудь. Я найду… только теперь не обещаю, что сразу.
        - Тогда вам стоит возвращаться.
        Глава 71
        Давеча, когда Виктор Ильич рылся в Интернете в поисках информации о Чудине и отсеивал кучу ненужного, в той куче была ссылка, которую он мельком просмотрел, потому что заметил забавное совпадение, но посчитал её бесполезной. Он не придал значения ссылке, забыв тот непреложный факт, что в его случае случайностей-то как раз и нет. И эта «бесполезная» ссылка в эту ночь спасла его жизнь. Вот что в ней говорилось:

«Высоковск - город районного подчинения, в Клинском районе, расположен на р. Вяз, в 10 км к западу от Клина… Возникновение и развитие города тесно связано с историей прядильно-ткацкой фабрики… Фабрика вырабатывала саржу, Манчестер, миткаль. Однако начатое производство вскоре оказалось не под силу владельцам фабрики. В 1879 г. в дело вошли великобританский подданный P.P. Мак-Гилль, барон Ф.Л. Кноп… Это объединение русских и иностранных капиталистов получило название Товарищество Высоковской мануфактуры… К 1890 году численность рабочих выросла до
2,8 тыс. человек… На Высоковской фабрике сложился наиболее революционный рабочий класс… В 1905 г. ткачом В.А. Владыкиным был образован полулегальный рабочий кружок, в который вошли братья Степан и Семён Чудины…»

…Виктор Ильич, прочитав последнюю главу, привычно сбил листы в стопку и вышел из кабинета-студии. Спустился по лестнице, перешагнув пятую нижнюю ступеньку, и направился к себе в квартирку, чтобы найти в Сети Чудина, а также способ (или подсказку) борьбы с чёрной магией и чернокнижниками, в частности, когда что-то швырнуло его. Удар был мощен и не оставлял иллюзий на счёт выживания. Смотритель пролетел через холл, как теннисный мячик. Ни к селу, ни к городу ему вспомнился комментарий к теннисному приёму Николая Давыденко: «Удар в темпе по восходящему мячу с высокой точки». Потом был звон разбитого стеклаИ боль.
        Осколки разбитой витрины экспонатного стола впились глубоко в плоть, делая белую классическую рубашку ярко-ало-гавайской. Кости, казалось, перемолотили в камнедробилке, а лёгкие попросту вырвали с корнем из груди. Виктор Ильич был уверен, что через секунду-другую пред ним разверзнется зев Великой Пустоши Небытия, и он, будь на то воля Господня, обретёт покой. Но смотритель рано себя хоронил: боль не исчезала, душа не рвалась из тела, а в грудь какой-то благодетель вернул лёгкие. Виктор Ильич с криком вдохнул обжигающе-горячий воздух и перевернулся со спины на бок. Хлипкие ножки экспонатного стола, не выдержав нагрузки, подогнулись… и Виктор Ильич завершил своё падение. Он лежал среди битых стекол и груды разного барахла из ранней коллекции Юры Клинова, когда тот ещё был ребёнком. Лежал, пытаясь осознать, что произошло… и как он ещё жив, после такого полёта.
        Кто-то приближался.
        Виктор Ильич подумал о детективе Кеше, что тот сошёл с ума и решил угробить ненавистного смотрителя. Не угадал.
        - Ты перешёл границу, человек! - громыхнул на весь дом голос рассвирепевшего Кошмарного Принца.
        Смотритель попытался встать, встретить, так сказать, врага лицом к лицу. Тщетно, тело не слушалось. Всё, на что хватило сил, встать на карачки, но и это принесло нешуточную боль.

«Бедный Юрик, он не смог больше удержать Кошмарного Принца, и теперь чернокнижный ублюдок пришёл в ярость», - подумал Виктор Ильич, впервые отождествив Кошмарного Принца не с писателем, а с чёрным магом. Виктор Ильич как мог, сгруппировался, приготовившись испытать новую боль. Но со стороны, видимо, казалось, что он съёжился от страха перед болью, потому что Кошмарный Принц сказал:
        - Не дрейфь, пока что ты ещё мне нужен живым.
        Виктор Ильич от отчаяния и злости зашарил взглядом по полу, чем бы запузырить в проклятое исчадие, и увидел его. Расколотый на три части красный кирпич (два больших куска и один поменьше) с теснением Товарищество № 1 Р. Гилль. За долю секунды у него, как случалось в последнее время, образовалась в голове крепкая логическая цепь сопоставлений: Товарищество Р. Гилль, фабрика в Клинском районе, город Клин, Юрий Клинов, братья Чудины во главе стачечного комитета и эпизод из фильма ужасов[«Ключ от всех дверей» - американский мистический триллер режиссёра Йена Софтли.] , в котором героиня сыпала кирпичную крошку в дверных проёмах и окнах, ограждая себя от призраков. Бывают ли совпадения такими настырными? Не зная, что будет делать, Виктор Ильич схватил осколок кирпича, тот, что поменьше, и сунул в карман.
        В следующую секунду Кошмарный Принц схватил Виктора Ильича.
        - Пошли наверх, - сказал Кошмарный Принц.
        Кошмарный Принц тащил дерзкого смотрителя, цепко ухватив за ремень брюк. От боли и напряжения Виктор Ильич потерял сознание. Кошмарный Принц подтащил обмякшее тело к кабинету-студии и закинул его на тумбочку с хитро закрученным декором. Хлесткая пощечина привела смотрителя в чувство.
        - Свечка, - молвил Кошмарный Принц. - Достань её.
        У Виктора Ильича не осталось сил даже на то, чтобы послать призрака дальше трёх заборных букв. Он не пошевелился, захваченный обречённой мыслью: чему быть, того не миновать. Но призрак не дал расслабиться.
        - Если ты сейчас не начнёшь двигаться, я доберусь до твоей сучки, так же, как добрался до её муженька! - Вне всяких сомнений, Кошмарный Принц говорил о своей матери и о сне, который приснился отцу Юры. Было понятно, что перед ним возвышался не призрак писателя, а
        лось из тёмного угла
        куда более зловещий фантом. Смотритель потянулся к дверце тумбочки. Зачем нужна свечка, если везде есть свет? Мозг Виктора Ильича не успевал за событиями. В сознании обезумевшим мотыльком билась одна мысль, мешавшая всем остальным, - такого не должно было случиться такого не должно было случиться такого не должно было случиться… А вот почему бы такому ни случиться? - ответ утерян, ответ утоплен в боли.
        Трясущейся рукой Виктор Ильич нащупал в тумбочке кусок парафина, прежде
        до грозы
        до появления в зеркале свечной галереи
        имевшего форму ёлочки, и вдруг понял, что затеял Кошмарный Принц. По израненному телу волной пробежал озноб, на несколько коротких мгновений анестезировав его.
        - Спички, - приказал Кошмарный Принц.
        Виктор Ильич достал спички и протянул оба предмета своему истязателю.
        - Ты совсем из ума выжил? - взвизгнул Кошмарный Принц. - Я же призрак!

«Ну ты же сумел швырнуть меня через весь холл, а потом притащитъ сюда», - хотел сказать Виктор Ильич, но вспомнил, что молчание - золото, и промолчал. Прижал свечку и спички к груди.
        - Встал! - скомандовал призрак.
        Виктор Ильич не торопился. Он не торопился стать подельником в преступлении, грозящем уничтожением человеческой цивилизации во всех параллельных и скрещенных (если такие есть) мирах. Виктор Ильич ещё не знал, что делать с обломком кирпича. Времени, чтобы его раздробить в крошку и посыпать перед зеркалом-входом, у него не будет, и обнадеживаться не надо. Что же было делать? Тянуть, тянуть время.
        И надеяться, что «лампочка Ильича» вовремя озарит измученный мозг.
        Кошмарный Принц издал яростный рык и резко сдёрнул смотрителя с тумбочки. Виктор Ильич больно ударился тазовой костью и скрючился на полу, стоная и плача. Кошмарный Принц схватил его за ногу, как давеча горе-детектива, и потащил по
«лучу». У лестницы Виктор Ильич с тоской посмотрел на балясины, за которые не было сил схватиться и потянуть время.
        В спальне было темно.
        Виктор Ильич ударился головой о косяк и едва снова не потерял сознание. Наверное, было лучше, если бы потерял. Кошмарный Принц кинул смотрителя на кровать, как набитое сеном огородное пугало. Нового сотрясения организму хватило, чтобы остаться в сознании ещё на какое-то время.
        - Отдохнул? - с нескрываемым злорадством спросил Кошмарный Принц, подошёл к изголовью кровати и схватил смотрителя за шиворот. Виктор Ильич заглянул в лицо призрака и увидел в нём полное отсутствие каких-либо эмоций. Лицо представляло восковую маску, и не удивительно, что в том давнем сне оно оплавилось, как свеча. Кошмарный Принц рывком поставил Виктора Ильича на ноги, продолжая придерживать за шкирку.
        - Зажигай свечу! - губы призрака едва шевельнулись.
        Виктор Ильич не мог ослушаться, но и не мог заставить себя выполнить приказ. Он тянул время.
        Кошмарный Принц утробно взревел и поднял смотрителя над полом. Рубашка затрещала по швам. Ворот душил.
        - Моё терпение лопнуло!
        - Ладно. Зажгу, - прохрипел Виктор Ильич.
        Кошмарный Принц ослабил хватку.
        Трясущимися руками Виктор Ильич достал спичку из коробка, чиркнул, но в непослушных пальцах тонкое древко сломалось, не выдав даже искры. Испуганно он глянул в лицо призрака… и не сразу смог отвести взгляд: глаза Кошмарного Принца пылали огнём цвета индиго, серебристые же зрачки буравили саму душу. Жуткое зрелище. Жутко притягательное зрелище! Кошмарный Принц влепил несносному смотрителю оплеуху. Если бы удар не был таким сильным, в голове смотрителя загорелась долго-(безумно!) - жданная «лампочка Ильича», но удар был сильным, лампочка мигнула и погасла. Кошмарный Принц тряхнул ослабевшее тулово. Закатившиеся глаза Виктора Ильича вернулись на места, перед глазами поплыли маслянистые круги.
        Кошмарный Принц ждал, у него не было выбора. Виктор Ильич мысленно заставил себя собраться, но боль… эта боль… она отбирала слишком много сил и внимания. Виктор Ильич слабел и рад был умереть, но чувство долга, обещание, данное Надежде, удерживало лодку его сознания на плаву, без весел и паруса, дрейфующую в бесконечном море отрешения. Сейчас он представлял себя мартышкой с очками: у него было что-то, чему он не мог найти применение. Кошмарный Принц ждал. Чего ждал? Ответ ускользал, как пескарь в быстрой воде.
        Новый удар пришёлся в живот.
        Внутренности вспыхнули ещё большим огнём, но, вопреки ожиданиям Виктора Ильича, удар привёл в чувство. Поволока с глаз спала, нервные окончания доложили мозгу, что руки трясутся, как у последнего алкаша. Виктор Ильич уронил на них взгляд, но взгляд не унял трясучку.
        - Я превращу тебя в мешок с костями, но свечку ты мне всё равно зажжёшь! - прошипел Кошмарный Принц.
        Перспектива была не самая радужная. Виктор Ильич вынул сразу три спички и, держа их пальцами у серных головок, зажёг со второго чирка. Поднёс огонёк к свечке и подождал, пока фитилёк разгорится. Это стоило ему ожоговых волдырей на кончиках пальцев.
        Огонёк свечи плясал в трясущейся руке. Твердая и мертвецки холодная кисть призрака обхватила запястье, отчего рука Виктора Ильича одеревенела до локтевого сгиба, а выше локтя трепетала, как окаянная.
        Зато свеча горела ровно.
        Кошмарный Принц развернул смотрителя лицом к зеркалу, и, прежде чем увидеть галерею из свеч, он отметил, что находится в комнате один. Седой, избитый, в окровавленной рубашке, выбившейся из штанов, с выставленной перед собой свечкой, как долбанная статуя Свободы. Один в отражении. Виктор Ильич посмотрел на свою поднятую руку - кисть призрака крепко держала запястье. Он один только в отражении зеркала. А жаль.
        Пожалеть себя помешал звук.
        Стук каблуков мужских туфель о кафель.
        Виктор Ильич вгляделся в зеркало.
        Чернокнижник спешил по галерее свеч. Спешил, но не бежал, триумфатору незачем бежать. Виктор Ильич распознал подол чёрного плаща и широкополую шляпу. Через пару секунд он различал уже весь силуэт. Ещё через пару мгновений чернокнижник приложил руки к прежним отпечаткам на внутренней стороне зеркала. И в упор посмотрел в глаза смотрителя. Виктор Ильич был почти уверен, что чёрный маг заглянул в его душу и узнал её секреты, узнал про кирпич. Лицо за амальгамой смазывалось, и Виктор Ильич не сумел бы прочесть на нём что-то, даже если бы был в состоянии.
        Кошмарный Принц одной рукой продолжал твёрдо держать руку Виктора Ильича вытянутой, а второй придавил ему горло, чтобы тот не рыпался.
        Видимо, чернокнижнику душа Виктора Ильича оказалось потёмками. Он «отпустил» глаза своего врага, сосредоточившись на последнем препятствии к миру живых - зеркале.
        Свеча оплавлялась, парафин, обжигая, стекал по пальцам и застывал.
        Время будто замерло, а с ним и фигуранты мизансцены.
        Потом зрачки Виктора Ильича расширились. Будь у него крепкая воля и возможность, он немедля бы вырвал себе глаза, лишь бы не видеть.
        А видел он, как землистые ладони чернокнижника с длинными чёрными ногтями (или когтями?) прошли сквозь зеркало и продолжали движение. Затем пришла очередь головы. Медленно, словно сквозь толщу густой субстанции, голова чёрного мага высовывалась из зеркала, страшно ассоциируясь с рождением младенца с огромным сомбреро на голове. В облике человеческом в мир пролезало зло, а смотритель беспомощно наблюдал и ничего не делал, чтобы помешать…
        Помешать. Он должен как-то помешать! Как? Чем поможет ему кусок кирпича? Зачем он вообще нужен? «Лучше бы я его запустил в поганую физиономию Кошмарного Принца, больше бы проку было!» - в бессильной злобе подумал Виктор Ильич. И…
        В голове вспыхнула ярким светом любимая «лампочка Ильича».

… сунул руку в карман брюк.
        Голова чернокнижника почти завершила процесс «рождения», когда неестественно резко дернулась вверх. Чёрный маг заподозрил неладное, но горло всё ещё оставалось по ту сторону мира, и он не мог ни предупредить, ни посмотреть на Кошмарного Принца.
        Виктор Ильич больше времени не тянул. Пока до призрака, держащего его за горло, не дошло, что что-то пошло не так, Виктор Ильич вытащил кусок красного кирпича и кинул в зеркало.
        Зеркало разбилось на длинные «кинжальные» осколки. Один из «кинжалов» отсёк землистые кисти рук, второй срезал голову вместе со шляпой. Если чёрный маг и успел пискнуть, то в этом мире его никто не услышал. Кисти рук и голова осыпались прахом на пол, подняв едкую пыль. А обрезанная «кинжалом» зеркала шляпа обернулась чёрным вороном без хвоста. Взмахом крыла она затушила свечку.
        Виктор Ильич воспринимал всё, как в замедленной… нет, как в заторможенной съёмке, хотя с момента броска не прошло и пяти секунд. Он стал оседать на пол (Кошмарный Принц его уже не держал), невольно вдохнув ядовитую пыль и закашлявшись.
        Чёрный ворон успел каркнуть раз, а на два - валялся у старинной вазы с красными фламинго с переломанной шеей: призрак погибшего писателя успел перехватить вестника бед.
        Виктор Ильич откинулся на бок кровати, продолжая кашлять, плакать и не верить, что всё закончилось.
        Призрак Юры Клинова склонился над ним, Виктор Ильич еле различал его, ослепленный темнотой.
        - Ты сделал это, дядя, - сказал он. - Ты убил моего анти-эго.
        - Если бы не твой «именитый» кирпич…
        - Прости, это была единственная возможность…
        - В смысле? - Виктор Ильич даже попытался встать, но призрак не дал.
        - Он, - Клинов кивнул на разбитое зеркало, - швырнул тебя, а я направил через холл на тот экспонатный стол.
        - Ты меня чуть не угробил!
        - Я рассчитал бросок, - усмехнулся призрак.
        - Он ещё смеётся надо мной! Да я весь, как… как из камнедробилки!
        - Бузиновый стол тебя вылечит, дядя Витя. Силы у него ещё останутся, пока ты не закончишь мой последний роман.
        - Так он последний? Точно?
        - Ты удивишься, но призраки, знаешь, тоже устают.
        - Когда я допишу, что станет со столом, рассыплется?
        - Ха! Нет. Станет обычным антиквариатом. Только не продавайте его, хорошо?
        - Как скажешь, - сказал Виктор Ильич. Подумал, спросил:
        - Значит, теперь ты, наконец, найдёшь покой?
        Призрак сына Надежды Олеговны кивнул:
        - Сразу же, как ты допишешь роман… со счастливой концовкой.
        - Я обещаю.
        - А не сомневаюсь, - растянулся призрак в добродушной улыбке и внезапно для Виктора Ильича поднял его с пола на руки.
        - Куда ты меня понёс?
        - За стол. Лечиться.
        - Нет, погоди! Давай-ка сперва ко мне в квартирку.
        - Чернокнижник мёртв, Див недостаточно силён, Чудин никуда не денется. А тебя нужно лечить!
        Глава 72
        Удивительное дело, но когда ментальная часть Виктора Ильича перемещалась из своего мира в не менее реальный мир Егорки, он всегда появлялся там, где находился мальчик (с погрешностью в сто - сто пятьдесят метров).
        И в этот раз Виктор Ильич очутился вблизи какой-то деревеньки, с одного края которой высилась белокаменная церквушка, требующая реставрации, с другого - блестела на солнце запруда с иссиня-чёрной водой, окаймлённая с берегов небольшими песчаными отмелями. Тихий уголок русской глубинки словно был обнесён частоколом соснового леса, защищающего его от «благ» цивилизации. На том краю песчаной отмели высилась вековая сосна. Из-за осыпания грунта её оголённые мощные корни образовывали некое подобие скамьи. На ней-то и сидел юный волшебник в позе Роденовского «Мыслителя». Виктор Ильич хотел позвать Егора, но увидел дальше по речке мостик.
        Виктор Ильич подошёл к сосне-скамье.
        Егорка так сильно погрузился в мысли, что не заметил бы даже табун единорогов, промчавшийся перед носом.
        Виктор Ильич деликатно кашлянул, но Егорка всё равно напугался, едва не кувыркнувшись с корневища. Смотритель удержал мальчика за плечо.
        - Вы меня напугали, - сказал Егор и укоризненно посмотрел на Виктора Ильича… и тут же побледнел, испугавшись ещё сильнее. - Господи, что с вами произошло?!
        - А что? - удивился Виктор Ильич и растерянно посмотрел на себя. И всё понял: в Егоркин мир он заявился таким же покалеченным, каким сел за бузиновый стол, и в той же псевдогавайской рубашке. Виктор Ильич махнул рукой: - Не обращай внимания!
        - Как это - не обращай?! Вы весь в крови!
        - Поверь мне, это малая плата за смерть чёрного мага.
        Егорка восхищенно распахнул глаза:
        - Вы убили его? Правда? Убили?
        - Я же обещал, - улыбнулся Виктор Ильич. - Хотя, по правде говоря…
        Виктор Ильич, скрипя, уселся рядом с мальчиком. Егор помог.
        - По правде говоря, я не ожидал так быстро столкнуться с ним. Он застал меня врасплох.
        - Как же вам удалось?
        - Я же тебе говорил: мы не одни на стороне добра, у нас есть друзья. А друзья всегда приходят вовремя.
        - А я вот подвёл своих друзей, - печально уронил голову юный волшебник.
        Виктор Ильич положил руку ему на плечо и сказал:
        - Ты не должен винить себя. Ты не имеешь на это права! Вина порождает сомнение, а сомнение влечёт скорую гибель. Герои не сомневаются, мой мальчик!
        - Ну да какой из меня герой, честно слово!
        - Ты Проведением призван спасти Мир, а для таких миссий призываются только настоящие герои. Это не пафос, Егор, но правда.
        - Даже мурашки по коже… - прошептал Егор и с отчаянным (не лихорадочным, слава Богу!) блеском в глазах посмотрел на смотрителя. - Вы знаете, где искать Чудина?
        - Ещё нет, - Виктор Ильич извиняющейся улыбнулся и кивнул на свою рубашку. - Меня отвлекли малость.
        - Ах да! Верно… - смутился мальчик, но тут же встрепенулся. - Я могу вас излечить!
        - Да брось ты… - отмахнулся Виктор Ильич.
        И в следующую секунду плюхнулся в запруду, ушёл с головой. Бултыхался под водой, тщетно пытаясь всплыть. Когда запас воздуха в лёгких иссяк, в ушах зазвенели серебряные колокольчики, а сознание «смазало лыжи», чтобы соскользнуть в пропасть небытия, вес на груди пропал, и Виктор Ильич вылетел из воды, сотрясая хрупкую тишину бесполезным шумом.
        - Что у вас, у магов, за манера кидаться людьми! - проорал возмущенный Виктор Ильич, едва лёгкие наполнились воздухом.
        - Вы же сами попросили бросить! - мальчишка на берегу покатывался со смеху.
        У Виктора Ильича не было слов. Он выбрался на берег. Одежда липла к телу, ветерок холодил, но летнее солнце ласкало тёплыми лучами, обещая быстро согреть… Не дойдя до скамьи-сосны, Виктор Ильич встал, поражённый ужасной мыслью.
        - Почему сейчас лето?
        - Это место из моих воспоминаний. Я подумал, что…
        - Ух! Чуть Кондратий не хватил. Совсем забыл о твоих способностях.
        - Как ваше самочувствие? - спросил Егор.
        - Нормально, - рассеянно отозвался Виктор Ильич, сделал несколько шагов… и вновь встал. - А ведь и вправду нормально! Что ты сделал, гринго?
        - Самое простое, на что способен белый маг. Вылечил!
        Виктор Ильич стянул рубашку через голову и посмотрел на свой торс. Ни одной царапины, ни одного синяка!!! И внутри ничего не болело. А состояние было, будто он принял лошадиную дозу адреналина, энергия требовала выплеска.
        - Мне хочется что-нибудь сломать… а потом пробежать вокруг земного шара! - заявил Виктор Ильич.
        - Значит, у вас точно всё нормально, - заключил юный маг. Улыбка не сходила с его лица.
        - Будь уверен, Егор! И да… спасибо тебе, - сказал Виктор Ильич. Он не был уверен на сто процентов, что исцеление в мире Егорки, а точнее, в мире воспоминаний Егорки, отразится на самочувствии в своём мире, но процентов сорок уверенности всё же присутствовало, остальные шестьдесят - надежда.
        Виктор Ильич вспомнил о Надежде Олеговне, её погибшем сыне и обещании закончить роман хэппи-эндом и заторопился:
        - Пора нам найти Чудина!
        Егорка кивнул.
        Виктор Ильич попрощался и исчез.
        Глава 73
        Виктор Ильич отложил ручку «Waterman» и впервые с того памятного момента, когда он, поправ все свои правила, сел за бузиновый стол и написал
«СОНИ ЕДУТ ДО КОНЕЧНОЙ»
        первую фразу, оказавшуюся названием нового романа Кошмарного Принца, обнаружил, что знает о том, что только что написал в новой главе романа. Он лишь взглянул на почерк: каллиграфический проскальзывал теперь в тех местах, где речь заходила о силах тьмы, а в целом текст написан собственноручно самим смотрителем. Такое не могло не порадовать, такое внушало оптимизма. И не пугало.

«Но почему я всё равно впадаю в транс?», - подумал Виктор Ильич. Не потому ли, что часть его сознания перемещается в параллельный мир, молящий о помощи? Всё так. Скорее всего, так. Магия стола действительно ещё не исчезла, она лишь изменила источник. Демоны-рассказчики удалены за ненадобностью, их место занял
«писатель-маг», способный обойтись без помощников, но нуждающийся в покровительстве ангелов-управителей, могущих направить поток позитивной энергии в нужное (доброе) русло писательского искусства (или ремесла). Если смотритель, конечно, правильно понял систему хранителей и попечителей, а так же иерархию магов, вычитанную со страниц всемирной Сети.
        Виктор Ильич вспомнил о Чудине и времени, которое беспощадно поджимало.
        Он зашёл в свою квартирку на цокольном этаже.
        Посмотрел на трельяж и рассудил, что створки зеркал можно развязать. Развязал, раскрыл. И увидел, что рубашки на нём нет. Уму непостижимо, забыть рубашку там! Забыть! Нужно быть конченым кретином! К каким последствиям это может привезти? Что делать? Обратно к столу, найти Егорку, забрать рубашку? Нет, не надо пороть горячку, спешка нужна при ловле блох. Надо успокоиться, взять себя в руки. Юра сказал, что магия стола исчерпывается. Если стол превратится в обычный предмет мебели в самый ответственный момент из-за поспешности вернуть дурацкую рубашку, сие будет означать жирный крест голубой планете. Метастазы разрушения будут расползаться из одного уничтоженного мира в другой. И закончится ли всё нашей Системой? Что-то подсказывает - Див не остановится на достигнутом, он только распалит свой аппетит. Где взять уверенность, что в какой-нибудь из Вселенной найдется инопланетный разум, способный (и изъявивший желание) встать на борьбу с Демоном мрака?.. И вот ещё что! Кошмарный Принц умудрился перетащить в этот мир листы с напечатанным на «Ятрань» текстом из сна, и мир не сдвинулся… вроде. Так, может,
и сейчас ничего страшного не произошло? А что изменится, если очертя голову бежать, садиться за стол сию минуту или сделать это через полчасаМысли кубарем прокатились в голове Виктора Ильича и, честно говоря, немного успокоили. Он провёл по лицу рукам и включил компьютер:
        - Итак, Чудин, где же тебя искать?..
        Спустя два часа безуспешного перелопачивания взгляд споткнулся об одно слово:
«развалина». След чуди? Виктор Ильич вчитался.

«Марийское слово „важник“ переводится как развалина… Отсюда и название реки Вонжуга… Мы часто, сами того не зная, вносим в свою речь чудские слова, которые явились результатом совместного проживания русских переселенцев и чуди… Даже сказочная баба-яга имеет смешанное русско-марийское происхождение (баба - русское, яга - марийское слово „болото“)… Топонимы саамской ветви финно-угорской семьи раскиданы по всему Заволочью… В черте села Шангалы есть заболоченный ручей Ляпов».
        - Чудин, Чудин, неужели ты в Марий-Эл? - размышлял вслух Виктор Ильич. - Конечно, совпадения не такие фантастические, как с Шенкурском, но всё же… Надо проверить.
        Глава 74
        Виктор Ильич показал Егорке точку на карте, и в тот же мгновение местность вокруг претерпела изменения.
        - Мы на месте, - сказал юный волшебник.
        Не привыкший к быстрым метаморфозам Виктор Ильич посмотрел окрест: из лета в мире фантазий мальчика, где тот терпеливо ждал вестей, они очутились в поздней осени реального мира Егорки.
        - Чувствуешь что-нибудь? - спросил Виктор Ильич, складывая карту.
        - Не-а.
        - Так… Тогда нужно прочесать всё это болото.
        - Давайте… - вздохнул Егорка.
        Через какое-то время блужданий Егор внезапно замер.
        - Кто-то здесь есть, - сказал он.
        - Кто? Чудин? Где? - Виктор Ильич завертел головой, пытаясь высмотреть кого-то в лесу и в просеке.
        - Не знаю кто, но я чувствую блок… Трудно объяснить. Будто кто-то блокирует сканер вот тут, - мальчик постучал пальцем по лбу, там, где, по легендам, находится третий глаз.
        - Знаешь, с какой стороны?
        - Вокруг.
        - Позови его.
        Егор непонимающе посмотрел на друга.
        - Крикни. Просто громко крикни его имя, - пояснил Виктор Ильич.
        Они звали Чудина до хрипоты. Но без результата. Свистун или не слышал, или предпочитал не слышать. Егор предполагал второе, Виктор Ильич это предположение под сомнение не ставил.
        - Он не даст себя обнаружить, пока не почувствует выгоду, - сказал Виктор Ильич и присел на поваленный ствол сосны.
        - Ты мой должник! Я освободил тебя от царской службы! - сорвавшимся голосом проорал Егор.
        - Угомонись, Егор. Сядь. Дай подумать… Он мог, запросто мог катиться на все четыре стороны. Укрыться в самом глухом и отдаленном уголке земли, где никто бы его и искать не подумал. А он что делает - при условии, что это действительно наш Чудин
        - он выбирает одно из мест поселений своей этнической группы. Спрашивается, а зачем? Зов предков? Тоска по родине? За столько-то сот лет! Или здесь другая причина? Он ведь колдун как-никак?
        - Вроде как, - вставил Егор.
        - Вроде так. Значит, и семья у него была не простая. Незаурядная.
        - Вы думаете, у него была семья?
        - А почему нет?
        - Кикимора что ли?
        - Не кикимора, мой мальчик, а самая настоящая баба-яга!
        - Не смешно, Виктор Ильич.
        - Я не смеюсь. Знаешь, что значит на марийском «яга»? То-то и оно - не знаешь. А переводится «яга», как «болото». Вокруг нас что? Болото. Чуешь ниточку?
        - Ну хорошо. Нам-то что с того?
        - А то, мой мальчик, что думается мне, женушка евонная до наших дней не дожила. Если не при царе, так при коммунистах её того… могли на всякий случай.
        - Вы сами верите в то, что говорите?
        - Неужели, Егор, ты до сих пор не уяснил: в нашей ситуации многое зависит от веры, а от сомнений - повторяюсь - всё может рухнуть. Ты же, в конце концов, веришь в своё волшебство, ты же принял магический дар без сомнений, без обиняков…
        - Виктор Ильич, вы мне просто скажите, что делать, - обиженным тоном сказал Егор,
        - я сделаю. Мне не хочется разгадывать ребусы.
        - Справедливо, - сказал Виктор Ильич, поднялся на ноги и что было мочи внезапно проорал: - ЖИВА ЛИ ТВОЯ ЖЕНА, ЧУДИН?!!
        Эхо разнеслось по лесу, и, когда последний отголосок затих вдали, возле самого уха Егорки раздался знакомый сиплый голос:
        - Не ты мя свободил от службы.
        Егор с Виктором Ильичом аж подпрыгнули. Потом Егор выпалил:
        - Мне нужна твоя помощь, чтобы остановить Дива!
        - Зачем ж ты его спустил? - с хитрым прищуром спросил Чудин.
        - Я был глуп.
        - А нынча вразумнел?
        - Да. А ещё я стал волшебником.
        - Зачем ж те мя помога?
        - Див сильнее меня.
        - Не мудрено. Чего ж ты хошь от мене?
        - Чтобы ты проводил меня обратно в то подземелье!
        Чудин не в шутку удивился:
        - Зачем?! Хошь мудрость черпнуть да спятить?
        - Нет. Я уже знаю всё из тех книг. Я хочу вернуть к жизни хорта. Чудин по-новому посмотрел на мальчика. Если малец не врёт и действительно может это сделать, то хорт станет его самым верным другом, пока азырен, смерть, не разлучит их. Потом посмотрел на его спутника.
        - Чего знашь про жену мою? - спросил Чудин.
        - Ничего, кроме того, что она не дожила до твоего возвращения. И, кроме того, что вот этот мальчик сможет её воскресить… если ты знаешь место могилы.
        Егорка вытаращился на Виктора Ильича, мол, что вы такое несёте?!
        Чудин повернулся к мальчику всем корпусом:
        - Те под силу?
        Юный волшебник хотел сказать «нет», но, глянув в белесые глаза бородача, понял, что может.
        - Под силу, - ответил Егор.
        - Я поведу тя, куды просишь, коли даси слово ворожецкое, что воспретишь Ягу, - просипел Чудин.
        Егор бросил красноречивый вы-были-правы взгляд на Виктора Ильича. Тот улыбнулся, пожал плечами и одними губами сказал: «вера».
        Чудин напряжённо ждал ответ.
        - Сделаю всё, что смогу, - сказал Егор.
        Видимо, Чудина ответ удовлетворил.
        - Знамо, в путь, - сказал Чудин и пошёл вдоль просеки.
        Виктор Ильич с Егоркой непонимающе переглянулись. Егорка окликнул Чудина:
        - Постой! Я могу просто перенести нас туда. Прямо сейчас!
        Чудин остановился, окинул взглядом странную парочку и вымолвил:
        - Ни.
        - Нет? - Виктор Ильич с Егоркой подошли к Чудину.
        - Ни!
        - Почему?! - возмутился юный волшебник.
        Чудин испытывающе посмотрел на мальчика. Егор вздрогнул и с ужасом посмотрел на взрослого друга:
        - Я вправду не могу перенести нас!
        - Да почему же?! - воскликнул Виктор Ильич.
        - Потому что он тоже колдун! - мальчик готов был расплакаться.
        Виктор Ильич ещё не понимал и посмотрел на Чудина. Но Чудин только покачал головой, не собираясь что-либо объяснять. Виктор Ильич повернулся к мальчику.
        - Вы мне верите? - спросил Егор.
        - Тогда нужно найти транспорт и… - сдался Виктор Ильич.
        - Ни, - снова осёк Чудин. - Восеть я лесничего убил. Чую ищут мя.
        - Зачем?! - в голос спросили Виктор Ильич и Егор.
        - Он поругати могилу жены…
        - Конец на холодец! - с досады Егорка умудрился съездить себе по коленке и взвыть от боли. - Но я могу заколдовать…
        - Не полошись! Сказываю же - не смогёшь, - сказал Чудин.
        - Какой-то же выход есть, а? - спросил Виктор Ильич.
        - Пешем, - сказал Чудин.
        - Как пешком? - ужаснулся мальчик. - Может, на велике, хотя бы? - но, глянув на Чудина, понял, что сморозил глупость.
        - Пешком? Это ведь… Хотя… - Виктор Ильич задумался. До двадцать третьего апреля осталось шесть дней, до двадцать шестого ноября - чуть меньше целого месяца. Нужно чтобы весенний и осенний Юрьев… Егорьев день пришлись на одни и те же сутки в обоих мирах. - Егор, ты должен оживить хорта в ночь на двадцать шестое ноября.
        - Почему именно ночью? - спросил Егор. - Я думал, ночью вся нечисть как раз и сильнее, разве нет?
        - В том и смысл, мой мальчик! В полночь сила Дива должна быть в самом пике. Он почувствует своё могущество… но облажается, - Виктор Ильич подмигнул мальчику. И обратился к Чудину:
        - Вам хватит времени добраться и пройти лабиринт пещер?
        Чудин кивнул.
        - Отлично, - сказал Виктор Ильич и повернулся к Егорке. Он по-отечески положил руки ему на плечи, присел и заглянул ребёнку в глаза. - Мальчик мой, двадцать шестого ноября - день святого Георгия Победоносца. Мощь твоей магии, твоего волшебства в этот день возрастут во многие разы. Ты должен подготовить себя к такому. Сила не хранится в тебе. Ты её вызываешь, она проходит через тебя, как разряд тока, и… Подожди, я знаю, что ты это знаешь!.. И направляется тобой в нужную тебе сторону. Я хочу сказать то, что двадцать шестого ноября, если ты недостаточно подготовишь себя, то подвергнешь свою жизнь смертельной опасности. Будут не просто разряды тока, через тебя пройдут молнии! Я тебя не пугаю. Я хочу, чтобы ты знал об этом и был готов ко всем неожиданностям. Ты не будешь одиноким воином в поле. Рядом будут друзья… - Виктор Ильич глянул на Чудина, - …и союзники. Но основная нагрузка ляжет на твои плечи. Меня это совсем не радует, но…
        - Се ля ви, - бледно улыбнулся юный волшебник.
        - Грясти надо! - просипел Чудин.
        - Да-да, вам пора, - согласился Виктор Ильич. - Встретимся через месяц… почти что через месяц.
        - С вами ничего не случится? - спросил Егорка.
        - Конечно, нет. Так же, как и с вами.
        - Откуда?..
        Виктор Ильич растянул улыбку.
        - Вера, - кивнул Егорка. - Я помню.
        Когда мальчик с карликом отошли на некоторое расстояние, Виктор Ильич всё ещё оставался в этом мире. Что-то его удерживало. Потом он вспомнил и окликнул Егора.
        - Что стало с моей рубашкой?
        Юный волшебник сделал движение руками, будто встряхнул скатерть, и из воздуха, хлопая и трепыхаясь, материализовалась белоснежная мужская сорочка. Мальчик разжал пальцы, и она, словно под порывом сильного ветра, полетела к смотрителю. Виктор Ильич успел схватить её прежде, чем рубашка влепилась ему в лицо.
        - Как из прачечной! - засмеялся Виктор Ильич.
        Егор сжал кулаки, выставил верх большие пальцы и побежал догонять Чудина, быстрым шагом устремившегося вдоль просеки.
        Глава 75
        Чудина нашли, он поможет. Чернокнижник потерял - здорово свезло! - голову (отныне и впредь не в переносном, а самом прямом смысле). История целиком в его, смотрителя музея, руках. Можно ли сказать, что полдела сделано? Стоит ли о чём-то беспокоиться, кроме предстоящей схватки с Дивом? То обстоятельство, что он продолжал писать пусть своим (в основном) почерком, но по-прежнему в «отключке», заново натолкнуло на мысль, что расслабляться нельзя. Несмотря ни на что, Виктор Ильич многого не знал и не тешился, что мистическая завеса откроется ему полностью. Да и хотел ли он такого счастья? Виктор Ильич прислушался к себе и особого рвения не обнаружил, чему порадовался. Меньше знаешь - крепче спишь, народная мудрость.
        Что мешало ему прямо сейчас, не откладывая, углубиться в произведение? Чтоб форсировать время, ему достаточно вновь взять «Waterman» и начать новую главу. Виктор Ильич потянулся за ручкой, но вовремя отдернул руку.
        - Ох, я мартовский заяц! - постучал он себя по голове: «Кто там? сиди, дурак, сам открою!» Да, плёвое дело - «проглотить»
        а зелёный крокодил солнце в небе проглотил
        месяц в мире юного волшебника, а как убить неделю в мире своём? Он оглядел кабинет-студию. Нетикающие часы «Восток». Пять металлических египетских кошек, с дружным безучастием взирающих на человека. Солидная стопка исписанных чернилами бумаг. Диванчик рококо. Окно, за которым ночь. Этажерка с прочитанными погибшим писателем книгами, среди которых выделялись ряды Лавкрафта, Брэдбери, Стругацких, Кинга, Кунца, Никитина, По, Маккаммона и других не менее именитых. Кремовый торшер, распространяющий тёплый свет. Приоткрытая дверь. Виктор Ильич сделал полный круг на офисном кресле и упёрся взглядом на полки над столом с авторскими книгами Юрия Клинова.
        Захотелось почитать. Взять одну из книжек и читать, пока сон, наконец, не сморит. Виктор Ильич уже забыл, когда в последний раз спал, когда в последний раз ел, когда пил (исключая коньяк и самобраный перекус, устроенный Егоркой в его мире). Бузиновый стол восполнял такие пробелы своей магической энергией, но в подкорке человека с младенчества заложены примитивные инстинкты, поведенческие рефлексы и родительские наставления о том, как жить, чтобы выжить, и как действовать, чтобы сохранить себя в относительном достоинстве и адекватности к старости. Проще говоря, ночью - спать, трижды в день есть, обливаться холодной водой, поститься пред Пасхой и не забывать давать пишу для ума. И сейчас посредством пищи для ума Виктор Ильич собирался уснуть ночью, как нормальный человек. Хотя бы попытаться.
        Виктор Ильич прикоснулся пальцами к корешкам книг с золотыми тиснениями. Эту полку, как и большинство экспонатов музея, перевозили из черноморского дома в первозданном - если так можно выразиться - виде. Дабы сохранить и не перепутать расположение выставленных самим автором книг. Даже скорее такие меры принимались именно из-за того, что книги и другие предметы были расставлены, разложены, распределены самим автором. Вероятно, это сравнимо с осознанием ценителем картин, что перед ним выставлен оригинал, а не репродукция. Кроме того, Виктор Ильич не раз улавливал в голосах чичероне гордость оттого, что им выпала честь сообщить посетителям, что всё в музее находиться на тех местах, на которых их оставил хозяин дома. Наклонив голову, Виктор Ильич просматривал названия на корешках.
«Ваятель». «Ашпог». «Новая русская сказка». «Лапа». «Замыска на нижней свечке». Но ни одно - тем более бредовое - не трогало его, чтобы удостоить книгу прочтением. Он уже подумал, оставить затею, но заметил интригующее слово. «FURTIVE». Нет ничего занимательнее в мире, скажу я вам, как чужие секреты. Виктор Ильич заинтересовался, о чём тайном может идти речь в мистерии Кошмарного Принца. Он потянул за корешок книги, стоящей с самого края ряда, и та потянула за собой соседнюю.

«Приклеилась что ли?», - подумал Виктор Ильич. С книгами такое бывает, когда про них забываешь надолго, это он знал. Он потянулся второй рукой, но вместо аккуратного разъединения обложек вышло так, что сразу пять книг повалились с полки. Виктор Ильич едва успел подхватить. Что-то звучно щелкнуло, смотритель был уверен, что сломался полкодержатель. Он удерживал завалившиеся книги… но они не думали падать дальше. В молодости ему приходилось шабашить на стройке, и однажды произошёл эпизод, которому так и не нашлось рационального объяснения. Они всей бригадой монтировали трубы отопления в девятиэтажной новостройке. Пятиметровые трубы принимали через крышу в подготовленные отверстия стояка и вручную, рассредоточившись по этажам, опускали вниз. Одну из таких труб принял молодой пацан Витек, глянул вниз по стояку, но не увидел принимающих рук. Позвал, никто не откликнулся. Посмотрел наверх - и там как будто никого. Он один держал трубу. Держал, сколько хватило сил, звал, пока не надоело. В последний раз посмотрел вниз и отпустил трубу. Труба не упала, труба осталась на месте, труба висела в воздухе. Витя не
поверил, снова посмотрел вниз, верх. Никто трубу не держал, ничто трубу не удерживало. А она висела. Наваждение? Чья-то шутка? Витя побежал по этажам, но из бригады никого на этажах не было. Он был один наедине с трубой и боялся к ней прикоснуться… Но то была зелень молодости, теперь же… Виктор Ильич растянулся в кривой усмешке: чему он удивляется после того, что с ним произошло за последние деньки? Он уверенно, как факир, убрал руки и фокус-покус удался. «Ап, и тигры у ног моих сели!» Книги опустились ещё чуть и зависли, как самоубийцы на крыше небоскреба. Виктор Ильич упёр руки в бока. Пауза затянулась. И в чём же секрет фокуса-покуса? Смотритель чувствовал, как у него ум за разум заходит. Секрет…
        Секрет, секрет. Furtive. Тайна!
        Виктор Ильич сунул рукой за свесившиеся книги, нащупал выемку в задней стенке. Вытянулся, встав на носочки, и, заглянув, увидел отошедшую от стенки чётко подогнанную панельку. Тайник. Он осторожно открыл его и сунул внутрь руку. Пальцы коснулись какого-то предмета.
        Спрятанным предметом оказалась книга. Ещё одна, но отличием её от остальных был солидный кожаный переплёт без золотых тиснений, вообще без всего. Только мягкая коричневая кожа.
        Виктор Ильич слез со стола, сел в офисное кресло и раскрыл находку.
        На титульном листе под карандашным фронтисписом строчными буквами, отпечатанными на пишущей машинке, были слова:
        ЮРИЙ КЛИНОВ.
        СУМБУР БЫТИЯ.
        Что-то убеждало смотрителя, что в руках он держит единственный экземпляр никому не известной книги. Самодельный томик, возможно, единственная работа, не признанная критиками и издателями (или вовсе, вероятнее всего, не видевшая свет). Знал ли о ней кто-то? Если бы кто-то знал, она бы не осталась в тайнике. Очевидно. Зачем он её скрывал?
        Виктор Ильич перевернул титульный лист.
        Книга оказалась дневником… и в то же время бестселлером сентиментального романа. Ничего общего с Кошмарным Принцем. Выйди Юрий Клинов к читателю с такой книгой, и его бы сравнивали с Джеком Лондоном и Колином Маккалоу, а не с Дином Кунцом и Стивеном Кингом. Выйди он с «Сумбуром бытия» после успеха на поприще мистики, и его бы не поняли. Не приняли бы.
        Он прочитал дневник запоем, опять соскользнув во времени, и теперь, оглушенный, переваривал свалившуюся на него информацию. Она меняла всё. Да, Юрий Клинов, как никто, умел скрывать личную жизнь, и он, смотритель его музея, оказывается действительно ничегошеньки толком не знал о нём! Сколько тайн может храниться в одной человеческой душе?
        Виктор Ильич отложил дневник. День вот-вот зарождался. А он прободрствовал очередную ночь. Виктор Ильич, позёвывая, поплёлся в свою квартирку.
        Там растянулся на тахте.

…Сквозь сон в сознание пробилась паническая мысль. Он вздрогнул, повернулся и грохнулся с тахты на пол. Сердце едва не взорвалось от неожиданности, тело сковало ужасом, а мозг семафорил одно: что же он наделал?!
        Он заполз обратно на тахту, пытаясь прийти в себя и понять, что же его так напугало. От сна остались клочья, но что-то важное, важное про тайник, что-то связанное с тайником туманом стелилось на грани воспоминания. Нужно было подумать, вспомнить. Виктор Ильич нервно тёр виски, пока откуда-то из глубины сознания не выполз вопрос: а почему тайник сохранился по сию пору?

«Лампочка Ильича» вспыхнула почти сразу же.
        Потому что тайник был закрыт взору проклятой магией бузинового стола, а не стало чернокнижника и магия пошла на убыль, теряла силу. И теперь неизвестно, сколько магии осталось, хватит ли её на борьбу с Дивом и что произойдёт, если он, доморощенный смотритель музея, будет писать, но слова не достигнут цели, слова останутся лишь закорючками, выведенными на бумаге стальной ручкой «Waterman»? Сможет ли Егорка победить Дива? Эффективна ли будет помощь Чудина, Маленького принца Ильи, хорта? Насколько реален мир Егорки без рукописи романа «Сони едут до конечной»?
        Виктор Ильич был ошарашен и напуган. Он поспешил прогнать кошмарные мысли, отвлечься, чем-то
        едой
        себя занять…
        Впервые за долгое время он почувствовал голод, сильный голод, и не знал, как воспринять симптом. Сон и голод - две вещи, от которых его избавил на период написания романа бузиновый стол (не считая боли от артрита, которую он - тьфу-тьфу! - пока не ощущал). Он поспал, а теперь захотел есть… Господи, главное не впадать в панику! Нужно отвлечься. Как? Телевизор! Он целую вечность не включал телевизор.
        Но прежде надо унять голод.
        Виктор Ильич устроил себе настоящий праздник живота. Благо, тому способствовало наличие нескоропортящихся продуктов. Молоко, кефир, конечно, прокисли, хлеб обзавёлся сине-зелёными пятнами плесени с отталкивающим запашком; вскрытая банка черничного конфитюра взяла пример с хлеба; а лимоны вовсе превратились в бурые пушистые комочки. Если бы Виктор Ильич не вспомнил о наличии лимонов в пакете, то долго бы думал, что это было. Он сгрёб жертвы плесени в помойное ведро и вынул на стол всё годное для пира. Чересчур жирный сервелат, нарезанный прозрачными дольками. Кусок (с кулак) буженины. Сыр. Маринованные опята, помидорки, болгарские огурчики. Но самое главное - ледяная бутылка коньяка!
        Переместил харч на журнальный столик, который притащил из спальни. Сел поудобнее. Свинтил пробку с бутылки, налил стопку, втянул ноздрями аромат, но не стал торопиться опрокидывать. Взял пульт, включил телевизор и уж тогда, не пьянки ради, а здоровья для, выпил. Огненные ручейки принялись расслаблять нервы. Сделалось приятно. Виктор Ильич пощёлкал каналы и нашёл новости.
        Где-то нашли маньяка-рецидивиста (честь им и хвала!).
        Он опрокинул вторую стопку, не закусывая после первой.
        Где-то кто-то поджёг траву (ай-ай-ай!).
        Он хватил кусок от кулака буженины.
        Чиновников попросили не воровать деньги, отпущенные на национальные нужды (чудеса в решете!).
        Он опрокинул третью стопку.
        На какой-то трассе средь ночи иномарка на полном ходу врезалась в невесть откуда взявшуюся на дороге корову (ужас кромешный!).
        Он схрумкал пол-огурца и опрокинул очередные семьдесят граммов.
        Переключил канал. От таких новостей стать алкоголиком - прямая дорога. В голове шумело, как в лесу в ветреную погоду. Надо бы налечь на еду. И Виктор Ильич налёг, глядя, как на «Культуре» жеманится Чаплин в роли Бродяжки. В груди что-то скрутило, и стало так тоскливо-тоскливо, хоть вой. Было бы, наверное, не до такого скверно, сиди рядом собутыльник, но собутыльника не наблюдалось, и Виктору Ильичу ни с того ни с сего стало вдруг безутешно жаль себя. Ослабевшее тело откинулось на тахту, взгляд следил за сохнущим над женской фотографией Бродяжкой, рука самостоятельно потянулась за бутылкой. Он не отдернул руку, вместо этого опьяневший смотритель подобрал ноги под себя, глотнул из горла коньяка, прижал бутылку к груди и, баюкая её, заплакал.
        Под собственные всхлипы Виктор Ильич незаметно погрузился в сон.
        И на этот раз ему приснилось стихотворение.
        Плохо соображая, что к чему, Виктор Ильич вскочил с тахты, облив грудь коньяком (ну не везло этой сорочке!), насилу отыскал огрызок карандаша и записал стишок прямо на обоях.
        И снова завалился спать. Уже без сновидений.
        С пробуждением самочувствие было гадким, а на душе скребли кошки. В чём заключалась причина пакостного состояния, он не помнил, но помнил, что она в чём-то точно заключалась. Вспоминать и доводить себя до депрессии? Нет. С большим желанием Виктор Ильич вспомнил об обязанностях смотрителя. Стольким разрушениям успел подвергнуться музей! Трудотерапия - отличная штука от депрессий и ненужных мыслей.

…Время вытянулось в пространстве, замедлив ход до безобразия. Наверное, так чувствуют люди, сидящие в одиночной камере, так чувствуют себя звери в клетках зоопарка…
        Двадцать первое апреля огорошило горожан, снявших зимние куртки и пальто, снегом и пронизывающим северным шквальным ветром. Сухой снег напоминал град и хлестал по окнам музея. Виктор Ильич наблюдал за стихией и жалел прохожих, угодивших в непогоду.
        Скоро, теперь уже скоро он сядет за бузиновый стол и окунётся в Егоркин мир! Виктор Ильич не находил себе места. Он перестал подгонять время, и чем меньше его оставалось, тем сильнее смотрителя бил мандраж.
        Виктор Ильич не до конца понимал, что может дать весенний Егорьев день в его мире, ежели всё действо будет проходить осенью в чужом мире. Необходимость такой меры была интуитивна.
        С горем пополам Виктор Ильич выдержал нужную паузу.
        Когда солнце заснеженного апрельского дня, дня рождения вождя пролетариата, спустилось с небосклона, Виктор Ильич почувствовал тихий зуд в забывших артритную боль пальцах.
        - Пора, - сказал он себе и почувствовал, как внутренняя трясучка нетерпения пропала.
        Не теряя драгоценных секунд, Виктор Ильич вбежал по серпантину лестницы, не сбавляя хода, пробежал по «лучу» и влетел в кабинет-студию.
        Глава 76
        Не без приключений Егор и Чудин пришли к тайному лазу к вечеру двадцать шестого ноября. Древний старик и юнец успели подружиться. Чудин, наблюдая, как мальчишка грамотно применяет свой дар в тех или иных дорожных ситуациях, окончательно уверился, что тот сможет воскресить его Ягу. В свою очередь он уверил Егорку, что не только доведёт до тайника Иоанна Грозного, но и поможет совладать с Дивом.
        - Его не леть убить, - как-то сказал Егорке Чудин, когда понял, что юный волшебник вознамерился именно убить Дива, не вдаваясь в подробности, а как это, собственно, сделать. - Не леть умертвить того, кто не был рождён.
        - Что же с ним делать? - спросил тогда Егор.
        - Сызнова заточить в ковчег и наложить закрепь, снять кою уж не смогёт никто.
        - Я знаю такое заклятье! Оно сокрыто в сущности…
        - МОЛЧИ!!! - в ужасе заорал Чудин, бросившись в пляс ритуального танца, отгоняющего злых духов. - Мне не треба знать! Мы в лесу, а лес имеет ушеса! Природа имеет ушеса!
        Егорка тогда извинился, и они закрыли тему.
        Теперь они стояли перед открытым лазом и смотрели в тёмный зев.
        - Как думаешь, Виктор Ильич знает, что мы дошли? - спросил Егор.
        Чудин уверенно кивнул.
        - Спускаемся? - спросил Егор.
        Чудин снова кивнул.
        - Кто первый? - спросил Егор, но Чудин уже прыгнул вниз. «Кошачье» зрение автономно «включилось», чуть только глаза Егорки привыкли к темноте.
        Дальняя дорога сказалась на скорости Чудина, но всё-таки он старался не сбивать темп. Загадочный человек Виктор Ильич сказал, что хорта нужно успеть оживить до наступления полуночи сего дня.
        - Оскрешать долго? - спросил Чудин.
        - Не знаю, - пожал плечами Егорка. - Кошку быстро.
        Больше Чудин не останавливался.
        Замер только, когда они достигли цели.
        С благоговейным трепетом Егор переступил порог пещеры. Хорт лежал на том же месте, где Чудин свернул ему шею. Егор обернулся. Чудин стоял перед входом, он мотнул головой, мол, иди один, и отступил назад, чтобы мальчик его правильно понял.
        В пещере всё было на тех же местах. И так же светло. Над скопищем сундуков возвышался один небольшой, обитый железом и… открытый. Егорка был уверен, что здесь будет невыносимо смердеть разложением, но, к удивлению юного волшебника, тело волка-хорта мумифицировалось. Это было так странно. Наверное, здесь особенный воздух, подумал Егор, не микробный. Он подошёл к телу животного, вернул свернутую голову в нормальное положение и не удержался, чтобы не погладить мёртвую шерсть. Вопреки ожиданиям шерсть была мягкой. Егорка улыбнулся. Он знал, что всё получится.
        - Поспешай! - просипел Чудин.
        Юный волшебник посмотрел на карлика. На нём безразмерным балахоном висел бежевый плащ, рукава которого он то и дело закатывал.
        - Дайте мне плащ! - попросил Егор.
        Чудин перестал возиться с рукавом и, внимательно глянув на мальчишку, сбросил с себя плащ и кинул. Плащ по высокой дуге переместился в руки Егорки. Тот укрыл им тело хорта.
        Чудин наблюдал сгорбленную фигурку мальчика над мёртвым животным. Он не знал, что рассчитывал увидеть, но точно не застывшую мизансцену. Долгое время ничего не происходило. Чудин чувствовал, что мальчик не уснул. Видимо, уровень знаний юного волшебника и впрямь был колоссальным, потому как любое колдовство (включая умение исцелять и дара возвращать отбывшую из тела душу), с которым был знаком Чудин, сопровождалось неотъемлемым ритуалом звуков и танцев. Здесь же царила тишь. Однако считать мальчонка шарлатаном нельзя было: Чудин чувствовал витавшую в затхлом воздухе подземелья чуждую его пониманию силу, энергию, способную поднять из могилы покойника.
        Чудин застыл, Чудин ждал.
        Чудо свершилось.
        Из-под плаща сначала донёсся скулёж. Чудин весь напрягся, не зная, чего ожидать дальше: ведь это он свернул шею хорту, а если у ожившей зверины память не короткая? Дальше началось шевеление. Зверь лапами стаскивал с себя плащ, удавалось плохо, и юный волшебник помог ему.
        Чудин рассчитывал услышать нечто пафосное, что-то вроде: «Я вернул тебя к жизни! Сослужи же и ты мне службу, хорт!» Но вместо этого молодой человек и зверь смотрели друг другу в глаза, и Чудин готов был поклясться, что они разговаривают. Затем зверь повёл носом, рывком встал на лапы… и досконально обнюхал молодого человека. Егор позволил сделать это. Потом могучий волчара склонил голову, словно приветствовал господина, и выпрямился, только когда Егор сделал знак подняться. Хорт признал своего нового хозяина. Чудин же ждал продолжения.
        И оно не замедлило.
        Хорт почуял чужой запах и без всякой команды и предупреждения кинулся на Чудина. Чудин приготовился к схватке, растопырив ручищи, но…
        - НЕЛЬЗЯ, ХОРТ! - гаркнул юный волшебник.

…хорт затормозил и лязгнул челюстями в гортанном рыке. Однако расстояние было коротким, и столкновение произошло всё равно. Уставший Чудин, конечно, не удержал массивную тушу и завалился. Хорт, стоя всеми четырьмя ногами на теле поверженного неприятеля, рычал и мотал башкой, раскидывая в стороны слюну. Чудин хрипел и задыхался.
        - Слезь с него! - мягко скомандовал Егор. - Он друг.
        Хорт нехотя подчинился.
        Чудин посмотрел на мальчика. Трудно было сказать, что выражал взгляд волшебника, но он явно изменился, стал снисходительным. Чудин увидел зажатого в кулаке мальчика жирного зайца.
        - Молодец, хорт! - сказал Егор и кинул зверюге дичь. - Держи!
        Хорт молниеносно встал на задние лапы, вытянулся и сомкнул голодую пасть на тушке.
        Егор помог подняться Чудину.
        - Треба наверх, - сиплее, чем обычно сказал Чудин, держась за грудь.
        - Сейчас пойдем, - сказал Егор, махнув головой на хорта, дескать, поест животное - и в путь.
        От зачарованного жирного зайца на земляном полу остались четыре капельки крови. Хорт довольно икнул. Можно было двигать.
        До полуночи оставалось два часа, так сказал Чудин, посмотрев на небо. Хорт чихал. Егор разминал ноги (из лабиринта - согласно инструкции Виктора Ильича - он выехал верхом на волке-хорте).
        - Треба демона-от кликать сюды, - сказал Чудин, показав на поле невдалеке от опушки. - Чем меньше Дива твово гнать, тем спорее самим буде.
        - Без тебя я могу переместиться? - спросил Егор.
        Чудин только бровями повёл.
        - Значит, могу.
        - Обратно «прыгай» помалу. Пущай зрит тя, но не могёт достать, - напутствовал Чудин.
        - Это ежу понятно! - фыркнул Егор, про себя же поблагодарил колдуна за подсказку: она сэкономит время.
        Чудин ухмыльнулся в свою густую бородищу.
        - Жди здесь! - приказал юный волшебник хорту и исчез.
        Единственное место, где Егор хотел оказаться в Москве - клиника имени Склифосовского, а точнее - палата, в которой лежал его отец.
        Там он и очутился.
        Не в палате, конечно, а с небольшой погрешностью - этажи перепутал. Ему нужно было на этаж выше. Егор возник возле закрытой двери палаты, но внезапное появление в коридоре клиники ребёнка без халата и бахил не произвело ни на кого впечатления, потому как впечатления производить было не на кого. Зрелище ещё то, не для слабонервных. Ни дать ни взять - «Обитель зла», часть третья. Того и гляди Мила Йовович прошмыгнёт в красном платьице и берцах… Егорка не мог разуметь, чего его такое веселье разобрало, но появилась в теле какая-то неуемная пружинистость и азарт, хоть в пляс… Вдоль коридора, словно после великого мора, кто как лежали люди: пациенты, доктоpa, персонал. Тележка с капельницей и с женщиной на тележке перекрыла дальнюю часть коридора. Поближе точно такая же тележка лежала на боку, штатив с капельницей валялся рядом, подле грузного мужчины в больничном балахоне. Линолеумный пол с паркетным рисунком усеян шприцами, ампулами, пробирками. «Что посеешь, то и пожнёшь». Какой урожай уготовлен жнецу здесь, интересно? Запах… даже не запах уже - вонища, вышибающая слезу, стояла здесь. Но, слава
Богу, вонища не человеческих разложений, а испражнений вкупе с устойчивым медицинским духом. Для верности Егорка проверил пульс у ближайших к нему тел и нервно так оскалился: живы люди, не померли, в коме просто! Ещё оставался шанс всё исправить.
        Юному волшебнику расхотелось видеть отца. Возможно, где-то на подсознательном уровне он понимал, что отцовский вид навсегда отпечатается в памяти, а в душе занозой останется чувство вины, и искупление могло затянуться на долгие-долгие годы. Ему хватило зрелища в коридоре. Егорка закрыл глаза и переместился на улицу. То ли он был рассеян, то ли что, но «удачливый» турист московских подземелий появился не совсем там, где ожидал - у Мещанского ЗАГСа.
        Обширное ДТП, годное для рекорда Гиннеса, тянулось в обе стороны (освещенного!) проспекта Мира, сколько хватало глаз и, видимо, не обошло даже переулки. Небо заволочено дымом и копотью, ветер гонял запах гари из стороны в сторону, будто не знал, куда лучше его направить. В поле «кошачьего» зрения Егорки попали три… четыре… а вон и пятый… устойчивых чёрных столба дымогана. Один он видел четко - горело несколько особо красочно покореженных автомобилей. Огонь продвигался по цепочке и кругом, и гуляющий ветер был ему подмогой. Егорка прикрыл глаза и визуализировал огромный ковш воды, открыл глаза… и пять кубов воды обрушились на автопожарище. Юный волшебник досадливо цыкнул на себя: нашёл, блин, время исправлять ошибки неопытности! Первая задача - отыскать Дива. Что для этого, как говорит Чудин, треба? Дать демону знать о себе. Как? Скорее всего, Див успел оформить столицу и раскидал свои мерзкие щупальца дальше по Подмосковью. Может уже и Тулу зацепил… Так как же? Нужно сделать то, что демону претит больше всего. Попробовать побороться за чью-нибудь душу?
        Юный волшебник увидел под деревом невесту. Сердце защемило от жалости и тщетно гонимой вины - такой день у молодых, а невеста без фаты, растрёпанная и с разбитым фотоаппаратом в руке, которым она забила парня, фотографа, лежащего тут же, рядом. Егор наклонился к невесте, пульс прощупывался. На корточках подковылял к фотографу
        - парень был мёртв. Егорку обдало жаром. Сколько таких вот невинных и случайных жертв по всему мегаполису? Страшно подумать! И всему виной он - глупый, глупый, глупый ребёнок!
        Егор растёр по щекам слёзы и осмотрел окровавленное лицо парня. За кого приняла невеста своего фотографа, если умудрилась отобрать у него рабочий инструмент и зафигачить им в висок несчастного? Егор почувствовал трепет в руках, когда прикасался к изуродованному лицу трупа, и понял, что может разозлить, а - самое главное - привлечь Дива. Егор порыскал взглядом по сторонам, но не выискал ничего подходящего, чем укрыть тело. Единственное, обо что споткнулся взгляд, лежавшая чуть в стороне фата невесты. Зная причину смерти, укрывать всё тело не имело смысла, достаточно прикрыть пробоину в черепе. Так ли? Юный герой прислушался к себе. Да, так! И положил руки на лицо, закрытое кружевной фатой. Закрыл глаза. И замер.
        Время неумолимо убегало, но ничего не происходило. Где-то в нутре зашевелился червячок, мол, ничего не получилось и не получится, нечего и надеяться. Но Егор терпеливо ждал. Он ощущал внутреннюю вибрацию, словно какая-то сущность играла на нервах марш Мендельсона. Магическая энергия проходила сквозь Егора. Но куда она шла? Егор понимал, что человек не подзаборная кошка и даже не хорт… Однако так хотелось открыть глаза и посмотреть, что происходит. Просто зудело!
        Ещё немного, и он не выдержал бы, и опять бы напортачил.
        Но обошлось. Юный волшебник услышал всхлип. И поспешил убрать руки.
        Парень смахнул с лица пропитавшуюся кровью фату и непонимающими глазами воззрился на мальчика.
        - Что… что случилось? - спросил он. - Я помню… - парень запнулся и быстро-быстро заморгал. - Почему ночь?!
        Егор молчал, размышляя, явится Див или проигнорирует?
        Вдали что-то ахнуло. Потом что-то бахнуло.
        - Господь милосердный, что происходит! - в крике горе-фотограф сорвался на фальцет. Вскочил на ноги. Голубые глаза потемнели, наполняясь ужасом.
        Потешно, право… если бы не всё так плачевно. Вразумлять парня, а тем паче - успокаивать-уговаривать - дело, ох, неблагодарное. И ненужное, учитывая, что несчастному с минуты на две суждено ещё узнать, что такое кома. Цинично, конечно, но Егорка больше не позволил себе такой роскоши, как жалость и сострадание.
        Егора всё сильнее разбирал азарт, охотничий азарт.
        Где же ты, чёртов Див?!
        Присутствие флегматичного мальчишки явно добавило безумия во взгляд воскресшего парня. От греха подальше (и чтобы наживка не сбежала) Егор оградил фотографа незримым полем, чрез кое тот пройти не сможет, пока Егор не позволит.
        Как Егор и предположил, парень попытался бежать. Но врезался в невидимую преграду. Ошалело помотал головой, снова встал на ноги, снова побежал и снова врезался. Теперь уже сильнее. Видимо, боль поумерила пыл, парень притих. Егор продолжал стоять, наблюдая за парнем, как за мухой, попавшей промеж оконных рам. Парень попытался ринуться в противоположную сторону и нажил себе свежую гематому на лбу.
        Егорка не выдержал:
        - Убьёшься ведь!
        О чём и пожалел.
        Парень прекратил попытки пробить круг, но зато переключил внимание на мальчика. Егор представил, как всё выглядит с точки зрения парня: кругом ночь, трупы, шмякнутые друг в друга машины, гарь, разбитый фотоаппарат, какие-то взрывы, неудача с бегством и посреди кошмара, как Омен, безучастный ко всему пацанёнок, и посочувствовал ему. Дай Бог, чтобы ему и вправду всё потом показалось ночным кошмаром!
        Парень тем временем упёрся в круг, его нос приплюснулся. Он больше напоминал примата с одними инстинктами и мизерной дозой интеллекта. Выдержит ли мозг парня появление Дива, побеспокоился Егор и разозлился на проклятого демона мрака.
        Время просыпалось песком сквозь пальцы. Много ли осталось крупинок кварца в сжатой ладони Судьбы?
        Егор пробежался меж тел свадебных гулён, но ни на ком не обнаружил наручных часов. Поразительно, они все были такими счастливыми что ли, что часов не наблюдали? Поразительно вдвойне, что несчастливым оказался жених! Его «Ориент» тикали и показывали 10:53 ночи.
        В 10:54 Егора и воскрешённого им парня почтил своим вниманием Див.
        Чёрный вихрь ради пижонского эффекта размётывал в стороны без того покалеченные машины. Проспект Мира наполнился скрежетом, грохотом, звоном бьющегося стекла. Не обошлось и без взрывов.
        Парень, наверное, думал, что это Кинг-Конг или Годзилла. Или восстание машин. Во всяком случае, так бы мог подумать сам Егорка, не знай он истинного виновника пляски смерти.
        Вихрь-смерч, увлекшийся прелестью разрушения, чуть не пролетел мимо места рандеву.
        - ЭЙ! - окликнул его юный волшебник.
        Див тормознул, ну прямо как этот фотограф о магическую стену.
        Одна из машин, расплющенная «Нива Патриот», полетела в сторону ЗАГСа. Парень заверещал, как девчонка. Егор же взмахом руки отшвырнул внедорожник в сторону.
        Как джин, смоляно-чёрная воздушная воронка всосалась в сосуд, то бишь, образовала сосуд в виде Егоркиного двойника.
        - Ты возомнил себя Спасителем? - спросил двойник.
        - Да кто вы такие, чёрт бы вас побрал?!! - заорал парень.
        - Благими намерениями вымощена дорога в ад, - кивнул на бесповоротно помешавшегося фотографа Див.
        Егор промолчал, готовясь к перемещению при первой опасности.
        - Твоя душа была бы жемчужиной моей коллекции, - заявил Див, не дождавшись ответной реплики. - Но ты ничего не боишься. Ведь нет?.. Зачем ты вернулся, так удачно сбежав? Тебя до сих пор ищет моя ищейка…
        - Чернокнижник? Он уже не сможет никого найти, - не стерпел Егор и всадил-таки шпильку супостату.
        - Ого! Не ожидал такой услуги, - двойник расшаркался. - Премного благодарен!
        Егорка стушевался, вот те и шпилька, ёлки-палки… Осторожнее! Каждое его слово - заведомая ложь… или лесть, Не ведись, не ведись, Егор!
        - Тогда услуга за услугу, - сказал Егор.
        - Да?
        - Убирайся из моего мира подобру-поздорову, пока я тебя не убил!
        - Ты меня утомил. - Див, потеряв образ двойника врага, метнулся к Егору… но нарвался на пустоту, потому что враг исчез.
        Див взбесился.
        Несчастный фотограф в вопле пытался вырвать себе глаза. Направленный импульс Дива прорвал энергостену Егора… И голова парня взорвалась фейерверком своего содержимого.
        Див взмыл над домами.
        И почувствовал своего врага. Враг издевался, пытаясь спасти ещё кого-то. Ничтожество!
        Егору вспомнилась сказка про Серую Шейку. Умная утка, прикинувшись раненной и доступной, заманила хитрую лисицу в половодье и утопила злодейку. И сейчас была ловля на живца. И вроде как ловец снов повёлся на манок. О Силы Небесные, помогите сотворить добро!
        Юный волшебник ловко вёл демона в западню.
        Когда до места сражения оставался один «бросок», неожиданно появился Виктор Ильич.
        Глава 77
        Он пришёл в ужас. Что-то заставило его вырваться из повествования, что-то заставило вновь вписать себя в роман… Виктор Ильич попытался понять, что, но не ухватывал мысль. Зато другая мысль сдавила легкие очередным приступом ужаса: «Стол больше не портал, стол иссяк, стол потерял силу. Всё кончено!»
        Виктор Ильич попытался продохнуть, удалось не сразу. Но зато, когда удалось, мысли очистились от эмоционального шлака. Возник вопрос: что заставило прервать историю? Что он забыл? Смотритель сосредоточился, закрыл глаза и стал перебирать факты и действия. Вспомнил свой пир духа и праздник живота, телевизор. Вспомнил, как распустил нюни, уснул, проснулся промеж сна… Зачем? Чтобы записать что-то приснившееся! Возможно, оно и есть - важное!
        Виктор Ильич ворвался квартирку, и сразу к обоям. Терять время на переписывание? Ни в коем разе. Виктор Ильич схватил нож, вырезал кусок обоев, поддел, оторвал от штукатурки исписанный лоскут, сунул под ремень и понёсся обратно в кабинет-студию.
        Глава 78
        - Виктор Ильич! - всхлипнул Егор. Непонятно было, то ли он обрадовался, то ли испугался.
        - Я, - отозвался Виктор Ильич, ощупывая себя.
        - Что-то не так? - встревожился юный волшебник. Он как раз собирался оживить очередную невинную жертву-живца и теперь с сомнением посмотрел на застреленную кем-то женщину.
        - Всё… всё нормально, мой мальчик… Вот он! Получилось, - Виктор Ильич вытащил из-за пазухи, как добытый в бою трофей, обойный ободрыш. - Возьми.
        - Что это?
        - Прочитай и запомни!
        Егор поднёс лоскут к самому лицу и зашевелил губами.
        - Что означает стихотворение? - спросил он.
        - Когда схлестнешься с Дивом и почувствуешь, что сдаёшься, прочитай стих вслух. Прочитай громко!
        - И поможет?
        - Ещё как поможет, мой мальчик!
        - Не подведу, Виктор Ильич!
        - Кажись, наш панибрат тебя заискался, - заметил Виктор Ильич и подмигнул мальчишке. - Пора обломать рога этому лосю!
        Егор озорно улыбнулся и подмигнул в ответ.
        Несколько свирепых торнадо рыскали у самого горизонта, поднимая в воздух всё что ни попадя.
        - Больше не отвлекаю, - сказал Виктор Ильич. - Время дорого! С Богом! - И растворился в пространстве.

…К полуночи Егор добрался до Чудина и хорта. Что человек, что зверь места себе не находили от волнения.
        - Зверина рвался к те, - ворчал Чудин. - Насилу удержал.
        - Как же удержал? - задорно спросил Егор. - Он ведь мог на тебе отыграться!
        - Ты ж баил, что я - друг. Предашь слово и ты ему не хозяин буде боле. Учти, маг!
        Егор с восхищением посмотрел на могучего волка, лакающего воду из лужи.
        - Неужели он такой умный?
        - Нехристь пожаловал! - Чудин вскочил с земли.
        Хорт ощерился.
        Егоркино сердце забилось паровым молотом, оборвалось… и размеренным пульсом продолжило работу. Юный волшебник был готов к сражению. Морально был готов точно, за остальное ручаться полностью не мог. Но на что тогда друзья и соратники, о которых говорил Виктор Ильич? Егор свистнул хорта и взгромоздился на него.
        - Вперёд! - скомандовал герой.
        Огромная воронка на несусветной скорости горизонтально неслась прямо на мальчика. Егор выставил энергетический щит. Див почувствовал его и резко остановился в нескольких метрах. Инертный поток воздуха мощной волной пронёсся по полю будущей брани, с корнями и землей выворачивая сухостой. Позади Егора раздался исполинский скрип, треск, и что-то огромное грохнулось оземь. Это могла быть трехвековая сосна, не выдержавшее встряски. Егор не стал оборачиваться и выяснять, нашлось занятие существеннее: как бы усидеть на хорте, впившемся когтями в рыхлую почву. Не будь энергетического щита, их непременно бы сдуло к чёртовой матери. Но какой же из него герой, если он будет прятаться то за тем, то за другим, подумал Егор. И тут же услышал голос Виктора Ильича: «Риск должен быть оправдан!» Резонно, но юный волшебник почувствовал, что щит не нужен, и решил довериться интуиции. Егор ожидал, что Див снова обернётся его двойником… но ошибся.
        Сей смерч был плотным и каким-то глянцевыми. Он отдаленно, но почему-то напомнил Егорке терминатора Т-1000, в жидком виде переместившегося на ходу с мотоцикла в вертолёт. Вспомнились мотоциклетная каска и чёрные очки-«муха»…
        Разыгравшаяся фантазия мальчишки тут же оформилась в огромный гротеск на «торце» смерча.

«Он решил, что Т-1000 - мой страх, - подумал Егор. - Что ж, тем лучше, пусть и дальше так думает, не стоит разубеждать!»
        Мальчик изобразил на лице испуг. И, видимо, удачно. Мотоциклетная «физиономия» претерпела изменения, обзаведясь для устрашения ещё восемью парами чёрных окуляров.
        Егор ничего не предпринимал, ожидая выпада от Дива. Ведь по законам морали не прав тот, кто первым начал драку.
        И Див атаковал.
        Местность изменилась. И взору предстала огромная пустынная тундра с алым закатом у ровного края горизонта. Шерсть хорта и без того стоявшая дыбом наэлектризовалась. Юный волшебник оглянулся окрест и понял, что угодил в зачарованное место: алый закат под чёрным куполом беззвёздного неба был виден с любой стороны света. Пока Егор пытался понять, куда затащил его Див и где, собственно, сам Див, ровный край горизонта подёрнулся пурпурным маревом. Ни дать ни взять - чистилище! Хорт нарезал круги, у Егора появилось желание спрыгнуть с него, но передумал. Вместо этого он похлопал волка по сильной шее, приговаривая:
        - Спокойно, хорт, спокойно! Тихо, дружище!
        Пурпурное марево стелилось по земле, окружая необычного всадника.
        Егор не боялся, он был уверен, что дело в галлюцинации. Див провоцировал его на глупость, но юный волшебник был уже не глуп. И отнюдь не юн.
        - Он что, в самом деле вздумал запугать меня дешёвыми фокусами? - в замешательстве пробормотал Егор.
        Подступающий пурпур принимал муаровые оттенки, место всё больше делалось зловещим. Нужно было делать ответный ход, Егор чувствовал это… но медлил. Он хотел понять, чем же решил достать его проклятый Див и можно ли это использовать против него.
        В муаровой дымке появились неясные силуэты. Хорт душераздирающе завыл. Внутри Егора всё похолодело, но не от воя хорта, а от ответного - словно эхо - потустороннего вопля, так похожего на стенания.
        Непонятные силуэты приближались, сужая кольцо. Егор посмотрел на хвост волка, ожидая увидеть его поджатым, но обрадовался, увидев хвост, горизонтально вытянутый в струну.
        Силуэтов вокруг было без счёту. Егор различил первые ряды. Они состояли не из монстров. Это были простые люди!
        Простые - да непростые…
        Призрачные.
        И наводили на нешуточную мысль… Именно так. Нешуточную. Не простой это демонский морок… да и не морок вовсе! Юный волшебник догадался, кто они - непростые да призрачные люди-силуэты - порабощенные души москвичей! И сейчас они напирали на него, виновника их рабского заточения. Егор заметил краем глаза, как из толпы выделилась одна фигура и пофланировала к нему. Фигура смутно напомнила Егору кого-то. Потом она отделилась от муарового марева и обрела чёткие черты. Егор узнал отца.
        - Папа? - спросил он тихо.
        Псевдоотец будто как раз ждал вопроса и переместил своё «тело» как мог близко к волшебнику, то есть не ближе трех метров. Как-никак, а защитное поле Егора не пропало бесследно даже здесь, незнамо где.
        - Правда что ль? - с ехидным злорадством спросило существо и осклабилось. - Про папку вспомнил. А как послал подальше - забыл?
        - Не злись на меня…
        - А ты слезь со зверюги - что ты на него залез? Поговорим… как отец с сыном! Слезь! Чего боишься?
        Егор на эту уловку не купился:
        - А так поговорить слабо?
        - О чём мне с тобой, паршивец, разговаривать, угробил меня и доволен, да?
        Егор хотел ответить (и сильнее увязнуть в одуряющем мозг разговоре), но вдруг услышал в голове знакомый голос.
        - Прекрати о чём-то думать! - сказал Виктор Ильич. - Вспомни, даже Зефирный Человек из «Охотников за приведениями» успел натворить бед! Прекрати думать обо всём, кроме мира Грёз, мой мальчик, понимаешь, о чём я? Думай только о мире Грёз!
        - Понимаю, - сказал вслух юный волшебник.
        - Что понимаешь? - насторожился псевдоотец, и подернулся муаром. - О чём ты… сынок?
        Заискивающее «сынок» окончательно вернуло Егорке ясность мышления.
        - Пошёл бы ты… папа! - вскликнул он и едва удержался верхом, когда хорт бесстрашно прыгнул на существо. Существо испарилось в алой вспышке, хорт непонимающе замотал головой, не настигнув жертву.
        - Спокойно, хортик! - сказал Егор. - Это всего лишь пугала. А сейчас мы устроим огород… - Егор не совсем понял, что пытался сказать, но ему стало смешно. И он засмеялся. Со смехом он обретал силу, она будто аккумулировалась в нём.
«Непередаваемое очучение», как говорил в юмореске Евгений Петросян. Муаровая поступь призрачных существ остановилась. Видимо, Див пребывал в неком замешательстве от неожиданного смеха врага и не сразу сподобился что-то предпринять. Егор не стал ждать. Он закрыл глаза и чёткой картинкой представил, как капли цвета спелого граната в брызгах рассыпались по бурым валунам и, суетливо сбиваясь в тончайшие ручейки, спешили обратно в красное море, чтобы с новой волной вновь в брызгах рассыпаться по бурым валунам. Закатное солнце полусферой в полнеба застыло на горизонте, окрашивая бегущие облачка в золотисто-неоновый оттенок. Представил, как свежий ветерок ласкает его тело.
        И чрез мгновение почувствовал свежий ветерок.
        Егор открыл глаза… но вопреки ожиданиям не увидел свой мир Грёз. Ветерок не был тёплым, но свежести в нём было предостаточно - не напрасно же конец ноября. Почему он не в Грёзе, а здесь, на поле?
        Див всё вис над землей горизонтально с физиономией рокерской Цокотухи с девятью затемненными очками. Если в общем плане ничего не произошло, знать времени прошло немного, следовательно, мысль о Грёзе перебила напускную фантазию Дива и вернула всё в начальную точку.
        - Первый раунд за нами, - шепнул юный волшебник на ухо хорту.
        Гроза без дождя стремительно неслась со столицы, вернее сказать, расширялась. Среди ночи затруднительно определить скорость расползания «кляксы», но, судя по вспышкам молний и характерному запаху (не характерному для сей поры) озона, приносимому порывами колючего ветра, гроза почти уже нависла над ними.
        Егор нашёл «кошачьим» взглядом Чудина, тот стоял ближе, чем прежде. Присутствие товарища подбодрило юного волшебника. Егор усилил мощь энергетического щита и, набравшись решимости, заглянул в зеркальные лупы демонских «очей».
        В них он увидел сокровенное.
        В них он увидел себя.
        В них он увидел смерть.
        В них он увидел борьбу за выживание.
        Див начал второй раунд, он предложил игру в «кошки-мышки». Егор принял вызов. Не мог не принять. Он был уже внутри игры. Но будет ли он придерживаться правил демонской игры? Посмотрим, сказал слепой…

…Он вцепился в баранку грузовика, ноги едва доставали до педалей. Егор не умел водить, но вроде бы получалось. Трасса, как транспортёрная лента, проскальзывала под колёсами и казалось, что грузовик, натужно изрыгая из себя механические ругательства, не мчался вперед, а пытался удержаться на месте, чтобы не загреметь в неизвестность позади. Тому способствовала и пустынная местность. Ни одного деревца, ни одного кустика, ни одной машины, ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Егор с трудом удерживал на асфальте мчащийся грузовик, его почему-то постоянно клонило то в кювет, то за двойную сплошную.
        Внезапно грузовик был атакован. Егор подумал, что дождь, но небо было чистым, а на лобовом стекле появились бурые кляксы. Сперва редкие, потом лобовая атака обернулась «ливнем» из майских жуков. Дворники не справлялись, лишь больше ухудшали видимость. Егор не включал дворники (он не знал, где включать), дворники ожили сами, будто сработала автоматика. И теперь они размазывали кишки жуков по стеклу, сводя видимость к нулю.
        Как бы Егор не ограничивал доступ в свою память, Див всё-таки умудрялся пробить кордоны и искал то, что могло вызвать чистый и неподдельный ужас у врага, у ненавистного мальчишки, ставшего магом. Воспоминание о жуках не вызывало детский страх, но всё равно подсобило демону. Егор же чувствовал, что должен и дальше рисковать. Должен и дальше пудрить мозги Диву, идя на поводу предложенной им игры. Егор бежал от кого-то… или чего-то. Он не знал, что его преследует (у грузовика отсутствовали зеркала заднего вида), зато знал, что останавливаться опасно. Смертельно опасно. И это была не шутка. С Дивом вообще шутки плохи.
        Егор уже не видел дороги. А майские жуки, будто выполнив задание, пропали. Трасса была прямой, но как долго она могла не вилять, подумал Егор.
        И трасса вильнула.
        На полной скорости грузовик слетел на обочину. Егор подпрыгнул. Из-за спинки сиденья невероятным кульбитом выскочил баллон огнетушителя, скакнул на сиденье, тюкнулся о приборную панель и упал на ногу мальчика; боли не чувствовалось. Егор схватил огнетушитель и с силой (может, и правда, в экстремальных ситуациях мобилизуется энергия, о которой и понятия не имеешь в обыденной жизни?) саданул по стеклу… как в шутливой примете современных «мыслителей»: если ударить по стеклу, то появляется схема линий Московского метрополитена… Саданул дважды. Мало. Но вот третья «схема» разбила лобовое стекло грузовика на мелкие кубики, тысячи осколков осыпались в кабину.
        Егор думал, что съехал с дороги безвозвратно, но увидел, что асфальтная лента вильнула полукругом, и шанс на неё вернуться был вполне реальным. Просто чудо, что грузовик всё ещё был на колёсах! Егор вывернул тугой руль и выехал на трассу.
        Трасса успела измениться.
        Теперь она была оживленной. Только что пустой, но стоило осилить трамплин кювета и со скрежетом бухнуться на хайвэй, как здесь, словно в компьютерной игре нарисовались снующие туда-сюда автомобили всех габаритов и моделей. Без ДТП не обошлось. Фейерверочные взрывы и визг тормозов. Одна на другую, третья на четвёртую… свалка покорёженных машин. Разбивая в хлам передок грузовика, Егорка прокладывал себе дорогу по встречке. Происходящее не воспринималось всерьёз и действительно казалось игрой. Когда до слуха донёсся противный звук милицейских сирен, Егорка загоготал, как самый натуральный псих, и крутанул руль, разворачивая грузовик навстречу гаишникам… Он забыл, что по правилам игры должен бежать, а не нападать… Манёвр не удался. Грузовик занесло, несколько секунд он балансировал на двух колёсах правого борта и завалился на бок, трением высекая снопы искр. Пока Егор занимался тем, что пытался уберечь себя от ушибов и ранений, ситуация снова в корне изменилась.
        Егор выполз из грузовика на обожжённую почву… Куда подевался асфальт? Егор обернулся, но вместо грузовика увидел дот землянки. Выкрутасы Дива ему начали надоедать!
        - Вперёд, бойцы! За Родину! За Сталина! - заорал кто-то над ухом.
        С надрывным «ур-р-а-а-а!» Егор бежал в батальоне красноармейцев с пудовым ружьём образца Первой мировой войны. Невидимый враг безостановочно поливал свинцом советский штрафбат. Надрывный победный клич бойцов угасал, редел, обрывался с каждым убитым, пока не иссяк вовсе. Егор не слышал ничего вокруг, кроме своего душераздирающего «а-а-а!» Он бежал, пока не ухнулся во вражеский окоп.
        Или его контузило, или бой (бойня) на самом деле стих. Стало тихо. Егор отдышался, отколупал глаза от земляной маски, огляделся… Яма не была похожа ни на окоп, ни на траншею, ни на редутный ров.
        Зато здорово напоминала могилу.
        Егор посмотрел вверх. Над ним стояли, облокотившись на черенки лопат, трое закрывших лица платками землекопов.
        - Эй, ковбои, вытащите меня отсюда! - с раздражением крикнул Егор.
        А в ответ услышал лишь злорадный смех.
        Егора одолела ярость. Он попытался вылезти самостоятельно и поквитаться с развеселившимися ковбоями, но яма оказалась глубока, стенки отвесны. Жгущая грудь ярость бесполезно выгорала, оставляя в душе пепелище смелости и отваги… и благодатную почву для первых ростков страха.
        Егор забыл, что он волшебник.
        Егор забыл о хорте.
        Егор забыл о Диве.
        Егор забыл обо всём, когда землекопы принялись за работу. Они больше не смеялись, и тишину нарушал только скрип штыковых лопат, частое дыхание и звук земли, горстями летящей в яму… Пусть забрасывают яму, меня всё равно не закопают, я юркий, я не буду стоять на месте, подумал Егор.
        И большой земляной ком угодил ему по голове. Егор непроизвольно икнул и осел, потеряв себя. Землекопы увеличили скорость, ставя мировой рекорд в закапывании могил. Сознание мальчика расползалось, как круги по воде. Сил бороться не было, Егора утягивало в болотный омут бессознательного… Но вдруг из глубины того омута наружу выплыл один-единственный пузырь. Выплыл и лопнул, заполнив всё окружающее пространство терпким запахом коньяка. Пересохшими губами Егор прошептал:
        - Ангел юного неба…
        И тут же услышал звон серебряных колокольчиков. Успел подумать, что так, наверно, приходит смерть. Потом память словно пощечиной хлестанула его сознание. Он вспомнил о Викторе Ильиче, о его последнем появлении, о стихе, накарябанном на огрызке обоев. И в голос продекламировал:
        Ангел юного неба
        Зрит с выси.
        Ангел юного неба -
        Для Руси.
        Он один к миллионам
        В русский Мир,
        Он один - с легионом
        Бесых сил.
        Бой не равен, тяжел:
        Божью Весть
        До людей - на рожон -
        Трудно несть.
        Ангел юного неба
        Тянет крест,
        Ангел юного неба -
        Божий Перст.
        Землекопы, как оголтелые черти, спешили закончить работу.
        Но уже что-то изменилось. Звук серебряных колокольчиков, казалось, разносился по всей округе.
        Кто-то откапывал его, Егор разомкнул глаза и увидел серебряного волка. Волк мультяшно ему улыбался, отчего казался ирреальным. Кто-то потянул за руку, Егор переместил взгляд и увидел мальчика чуть постарше себя.
        - Вставай, юный волшебник! - сказал мальчик.
        - Кто ты? - спросил Егор… или подумал, что спросил. Во всяком случае, мальчик ответил:
        - Я - Маленький принц. Друг Виктора Ильича. И твой друг! Вставай!
        Маленький принц потянул сильнее. Серебристый волк дал лапу, Егор схватился за неё, напрягся и вырвался из сырой земли.
        Ковбои-землекопы не унимались. Комья земли летели со всех сторон. Земли прибавлялось, но глубина не уменьшалась.
        - А где хорт? - вспомнил Егор, глядя на серебристого волка.
        Маленький принц улыбнулся и посмотрел поверх Егорки.
        Егор проследил за взглядом и увидел хорта, набросившегося на одного из ковбоев. С радостным восхищением юный волшебник посмотрел на Маленького принца… но рядом уже никого не было.
        - Спасибо тебе, Маленький принц! - крикнул Егор.
        В ответ он услышал звон серебряных колокольчиков.
        Тем временем хорт загрыз последнего землекопа и приник к земле возле ног мальчика.
        Егор взгромоздился на четвероногого друга. Гикнул, и хорт мощнейшим прыжком выпрыгнул из наваждения Дива…

…От долгой игры в «глазелки» глаза безбожно щипало. Егор часто-часто заморгал, потекли слёзы. Как несмышлёныш, он утирал их кулакоми, не следя за демоном. Хорт пятился от смерча, чувствуя, что с сидящим на спине хозяином творится что-то недоброе.
        Внезапно смерч осыпался тысячью огненных гиен. Псовоподобные твари бросились на хорта. Хорт не мог принять сражения, ему нужно было спасти хозяина. Он бросился наутек. Но гиены были быстрее…
        Егор не понял, что произошло. Вроде только что хорт его спас, а теперь что - спятил от страха? Зверь несся к опушке леса.

…Хорт успел скинуть хозяина в редкие кусты подлеска и был сбит с ног авангардом огненных тварей. Первый десяток гиен хорт порвал в едином порыве. Подохшие тут же сгорали факелом, поджигая жухлую траву и опаляя хортову шерсть. Челюсти хорта работали как стальные капканы, когти орудовали похлестче кинжалов, распарывая брюхи адовых сук (хорт чуял, что в напавшей стае не было ни одного кобеля, он замечал, как из вспоротых брюшин вываливались неродившиеся кутята, он на себе испытывал лютую ненависть мамаш). А гиен не убавлялось…
        Егор сильно приложился о старый пень. Когда пришёл в себя, увидел верного хорта, терзаемого кем-то невидимым обычному зрению. Голова гудела, не давая сосредоточиться, увидеть и что-то предпринять. Юный волшебник заметил серебристого волка, спешившего на выручку.

…Хорт устал. Шерсть палилась, обжигая кожу. Несколько гиен повалили его на землю, подбираясь смердящими пастями к глотке. Хорт завыл от своей беспомощности. Одним глазом он увидел гиеновую пасть, нацеленную на его горло, и приготовился принять смерть. Но серебристая молния, пронесшаяся перед носом, разметала ненасытных падальщиц. Хорт поспешил встать на лапы. Он увидел своего спасителя, серебристую волчицу. Два огромных волка перекрестили взгляды, хорт ощерился умильно, серебристая волчица мультяшно улыбнулась. И они рванули навстречу смерти…
        Но как двум пусть и сильнейшим волкам изничтожить бессчетный легион бесовых гиен?
        Егор более-менее пришёл в себя и готов был вмешаться. Он не видел с кем идет борьба хорта и серебристого волка, но понимал, что обязан помочь, не для этого хорт был возвращен к жизни.
        - Побереги силы, чудесник! - просипел у уха Чудин. - Кабы узреть, ты потратишь напрасно силушку. Главная сеча впереди! - Он усадил юного волшебника на пень и побежал к полю.

…Хорт и серебристая волчица упорно вгрызались в огненный поток гиен и в кровавой мешанине не заметили, как очутились в окружении. Они прикрывали спины друг друга, но враг превосходил количеством и напирал, напирал, напирал. Напирал, пока с чистого неба не обрушился дождевой потоп. Дождь ведерными порциями окатывал каждую огненную тварь. Поле окутал пар, но и он сделал доброе дело: гиены перестали различать что-либо дальше своего носа. Дождь жёг их, как способен жечь самый лютый мороз, но и это несопоставимо в сравнении с той болью, кою испытывали адовы суки. Гиены ушли.
        Закончилось наваждение для волков.
        Не закончилось сражение.
        Обессиленный Чудин рухнул в горячую пыль. Быстрым перескоком Егор оказался подле него, перевернул на спину и хотел взвалить на себя, но…
        Див сменил тактику боя, видимо, поняв, что ментальной угрозой верх не взять. И прибегнул к физической силе…
        После случившегося Егор ещё долго казнил себя.
        Герминатор Т-1000 превратился в стальной клинок и по косой пронзил тело Чудина белоглазого. Егор не заметил, что произошло, его внимание было сосредоточено на том, чтобы подтянуть бесчувственное и безумно тяжёлое тело Чудина на себя, на грудь, и телепортировать в безопасное место. Что он и сделал.
        С Чудином происходило что-то не то. Егор вылез из-под него, сел на колени и увидел, как товарищ исходит кровью.
        - Что с тобой?! - крикнул он в лицо Чудину. Сердце подсказывало, что старик мёртв. Однако тот открыл залитые кровью глаза.
        - Ивашко… - просипел-просвистел Чудин, - Грозный царь… достал мя…
        - Я спасу тебя! Я смогу! - запричитал Егор, ощупывая руками старца.
        - Ни… Яга… здеся… - В горле Чудина забулькало и слова захлебнулись кровью.
        Егор зарыдал.
        Чудин отхаркнул кровавый сгусток и последним усилием притянул к себе мальца:
        - Схорони… с Ягой… рядом…
        - Обещаю! Конечно!
        Чудин испустил дух.
        Юный волшебник замер над телом. Он настырно пытался вернуть товарища… нет-нет, не товарища - друга! Ведь друг познаётся в беде. Егор пытался вернуть друга к жизни, но чудодейственная энергия возвращалась обратно, не находя предмета исцеления либо воскрешения. Чудина настигла не обычная смерть, его убила магия.
        Егор оставил несчастного старика. (Хотя кто знает, может, сейчас он как раз и обрёл счастье? Ведь узрел же он жену свою пред смертью.) Лютая ненависть клокотала в нём, и он должен излить беспощадную лаву на голову дьявола! Он вернулся на поле битвы.
        А бой с его отлучкой не утихал. Натиск Дива сдерживали Маленький принц, сидя на серебристом волке, и кто-то ещё - незнакомый Егору - во главе стаи рысеподобных псов. Егор не понимал, какую Силу использовали эти двое, магией не пахло ни в прямом, ни в переносном смысле. Да и важно ли это! Видно же, что Сила их только сдерживает прессинг Дива, а значит пора!
        Егор свистнул хорта. Тот метнулся от стаи псовых и тотчас встал перед хозяином. Егор запрыгнул на него. Наступал момент, о котором говорил Виктор Ильич. Юный волшебник не чувствовал и толики колебания.
        - Вперёд, хорт! - выкрикнул он.
        И хорт взял с места.
        Не думая ни о чём, кроме мести, Егор намеренно привлек внимание Дива. Он ощутил вибрацию обескураженности демона и обрадовался. Конечно, откуда тут взяться куражу? Див возомнил, что уничтожил злейшего врага… а он, будь неладен такой-сякой, поимел наглости снова ожить! Ха-ха! Ничего, ещё тебе предстоит, чёрт безрогий, хлебнуть несолоно! Будешь знать, как землю русскую полонить, супостат проклятый! Вся мощь Вселенной накалилась в страстях и собралась в одном маленьком тельце простого мальчишки, однажды случайно забредшего впотьмах туда, куда не следовало бы, и высвободившего Того, кому место в бездне небытия. Егор думал, что молнии, о которых говорил Виктор Ильич, будут самые настоящие, думал, миллионы киловатт тока пройдут чрез него, но Вселенная, которую он сейчас почувствовал каждой клеточкой своего тела, не имела ничего общего с погодными явлениями планеты. Та мощь иного порядка, постичь которую не в состоянии был даже Егор, использующий Силу сути Вселенной. Использующий её, как волшебник. Что во вселенском масштабе приравнивалось разве что к фокусу с исчезнувшей из сжатой руки монеты и
появившейся из-за уха раззявы, клюнувшего на фокус. «Что не понятно, то и чудо», сказал Чехов. Егор и не стремился понимать, проникнуть в суть, зреть в корень - ник чему, напрасный труд. Знать всё - не это ль скука жизни? Есть ли у кого охота, знать, как устроен телефон, если от аппарата требуются только входящие и исходящие звонки? Егор мог использовать волшебство и этого ему достаточно. Он надеялся только, что выдержит испытание до конца, не подведёт оставшихся друзей и спасёт своего отца, Лёшу, людей.
        Юный волшебник прочувствовал гармонию, ощутил себя деталью в налаженном боевом орудии, он был готов.
        И готовность его стала сигналом к действию неведомых сил Вселенной.
        Несколько тысяч киловатт потусторонней энергии прошили тело юного волшебника. Он едва успел выставить вперед руки, когда из кончиков его пальцев бурным потоком полилась неведомая обывательскому сознанию Сила. На него была возложена ответственная задача не простого громоотвода, а молниеприёмника направленного действия. Оставалось уповать на выносливость молодого сердца. А на счёт его Егор не переживал. Он взял внимание Дива на себя.
        Див жаждал смерти юного наглеца, стремился нагнать на него такого страху, что…

…Мальчишка нашёл наглости посмотреть страху в глаза…
        И Дива сие смутило.
        Мимолетного смущения оказалось достаточно, чтобы найти тревожную струнку в естестве древнего демона и сыграть на ней. «Сильней всего на свете лучи спокойных глаз», сказала Анна Ахматова. Взгляд Егора стал не просто спокойным, он стал твёрдым. Восемь пар мотоциклетных «глаз» Цокотухи Т-1000 накрепко сцепились с непреклонными глазами мальчика, волею Судьбы ставшего волшебником и вставшего против демона. Егор не знал, кого видит перед собой его верный хорт, но зверь рыл стальными когтями землю, преисполненный решимости и готовности сорваться в бой. Это было хорошо. Энергия, испускаемая Егором из кончиков пальцев, направленных на Дива, усиливалась с каждым долгим мигом. Наступил момент, когда пальцы завибрировали так, что, казалось, будут вырваны фаланга за фалангой. Он сжал их в кулак; и проходящая через юное тело энергия «молний» словно окрепла, сплотилась, слилась в два мощных пучка. Егор понятия ни имел, что собой представляют эти энергопучки, какую на самом деле играют роль и как воздействуют на демона мрака (только ли, как Свет против Тьмы?), но чувствовал, что именно так всё и должно идти.
        Потом юный волшебник перестал чувствовать что-либо.
        Он впал в транс… или в состояние, подобное трансу.
        Следующим, что воспринял его мозг, были оплавляющиеся «очки» вихря и просветлевшее от ночи небо…
        И новый пробел в восприятии.
        Затем необремененный разумом младенческий взгляд юного волшебника обрёл глубину и мудрость древнего старца. Его взгляд был сравним с тяжёлой могильной плитой, под которой он собирался похоронить демона тьмы. Жидкий терминатор оплавился в фигуру седого двойника юного волшебника и хотел что-то сказать, но монолитный взор Егора не позволил раскрыть поганого рта. Облик демона исказился, и Див с феноменальной скоростью принялся примерять на себя всевозможные образы. Первым возник образ отца Егора, но не произвёл на юного волшебника впечатления. Потом появлялись, будто выстроившись в ряд на маскарадном конкурсе, Джек-Потрошитель, злющий гремлин, медведь, какой-то мужик в зелёной куртке, Фрэдди Крюгер с пальцами Росомахи Погана из «Людей X» и ещё очередь самых разных тухлых типов…
        Вдруг в агонизирующем «показе» всевозможных личностей произошла заминка…
        Див совершил ошибку.
        В хаотичной череде персонажей из кошмаров появилась росомаха. Не Хью Джекман, а самое что ни на есть обыкновенное животное, которому пусть и приписывалась легендами, что в них вселяются души северных шаманов, но всё-таки было здесь не место.
        Росомаха задержалась чуть дольше остальных персонажей, но этих секунд хватило для жаждущего действия хорта. Одним гигантским прыжком (в процессе которого восседавший хозяин был сброшен на землю) хорт покрыл разделяющее их расстояние и вцепился в холку росомахи. Но росомаха животное изворотливое, оставив в пасти хорта окровавленный кусок своей шерсти, она бросилась в бега.
        Приземление Егора оказалось несколько болезненным, но он не был в обиде на хорта. Тяжёлый взор древнего старика исчез, вернув мальчишке его обычный юный взгляд с толикой восхищения к окружающему миру. Он видел, как верный хорт травит росомаху, видел, как к нему присоединились ещё двое волков, а потом и стая. Не давая Диву опомниться и преобразиться в нечто более коварное, они широким кругом гнали жертву к тайному лазу в древние сталактитовые подземелья.
        Егор победил древнее божество незатейливой хитростью ребёнка: он послал Диву
«ужасную» картинку финала фильма, где терминатор Т-1000 превращался в убитых им людей, скрыв один маленький нюанс - то была смерть терминатора.
        Див был повержен, хотя ещё не осознал факта. Загон росомахи хортами в подземелье, а дальше - к старинному заколдованному сундуку, уже дело техники, а не магии.
        Кто-то положил руку на плечо юному волшебнику.
        - Ну вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - прокомментировал народной прибауткой Виктор Ильич.
        - Прижали старушку кодексом, - в тон ему сказал Егор.
        И оба не удержались от истерического хохота.
        Хорты гнали росомаху третий круг, неумолимо его сжимая и смещая к капкану-лазу.
        На внушительном расстоянии от Егора и Виктора Ильича и точно диаметрально друг от друга стояли две фигуры. В одной - невысокой - Егор признал Маленького принца.
        - А это кто? - спросил Егор, показав на высокую фигуру.
        - Этот? Твой святой покровитель - Георгий Победоносец. А тот, - Виктор Ильич кивнул в сторону Маленького принца. - Его зовут Илья Пророк…
        - Илья Пророк? - перебил Егор. - Разве он такой… маленький?
        - Когда-то и я был ребёнком, мой мальчик.
        - И что теперь? - спросил юный волшебник. - Теперь я смогу вернуть себе папу?
        - Когда Див будет упечён обратно в свою темницу, всё встанет на круги своя само собой. Див не сможет больше удерживать пленённые души… Кстати говоря, ты на самом деле видел душу своего отца, когда…
        - О, нет! Значит… он меня ненавидит?! - В глазах мальчика появилось столько страдания.
        - Отнюдь, мой мальчик, - поспешил утешить Виктор Ильич. - Твой отец любит тебя! А пленённой душой очень легко управлять и помимо воли вложить в уста слова, способные причинить максимум боли и несчастья. Сила слов безгранично велика, но плохое можно всегда перекрыть хорошим.
        - Правда? Он любит меня? - Мальчику очень хотелось верить, и Виктор Ильич решил, что сможет внести нужную ремарку в концовке романа. Ведь как-никак, он - Секретарь Всевышнего!
        - Сущая правда, мой мальчик! - Виктор Ильич увидел, как хорты один за другим стали взрываться яркими вспышками и исчезать. Росомаха-Див был где-то у самого лаза, и вот-вот затравленное животное пустится на последнюю авантюру, пытаясь скрыться в лабиринтах подземелья. - Пора бы тебе вмешаться, юный маг, - сказал Виктор Ильич.
        Егор побежал быстрее ветра и как лихой кавалерист на ходу взобрался на спину своего верного хорта. К тому моменту волков-хортов осталось всего три: буро-рыжий
        - Егора, белый - Маленького принца Ильи и серый - святого Георгия.
        Росомаха сломя голову неслась к лазу. Егор липучкой прилип к лоснящемуся потом телу хорта и пригнул голову. Росомаха нырнула в лаз.
        Хорт Егора следом. Один. Два других волка остались наверху.
        Егор подключился к сознанию хорта, а хорт от неожиданности чуть сбился с ритма. Росомаха уходила в отрыв. Но умный хорт быстро признал хозяина, понял, что тот задумал и ускорил погоню. Егор видел в памяти хорта карту единственно верного пути к тайнику Ивана Грозного и, используя её как навигатор, преграждал незримым полем росомахе всевозможные разветвления, в которые та хотела сунуться. Див бился о внезапные препятствия, ещё больше теряя свою демоническую силу, подвергаясь животному страху жертвы и не имея ни секунды на возможность перевоплотиться в более суразное существо, чем трусливая росомаха. Он вырыл яму, в которую сам же и угодил.
        Попав в пещеру с сундуками, Див в облике росомахи в панике затормозил, понимая, что это ловушка. Но инстинкт выживания перехлестнулся с демонским разумом и на короткое мгновение возобладал над ним. Маленький сундук, обитый воронёным железом, показался надёжным укрытием, и росомаха ткнулась носом в чёрный бархат сундука.
        Подобное Егор видел только в мультиках, когда пылесос засасывал в себя целого слона. Открытая пасть заколдованного сундука пожрала животное целиком и захлопнулась.
        Егор успел подумать, вот всё и закончилось, но ошибся.
        Рядом с ним словно включились голографические проекции. Появилось чувство дежавю, но Егор на удивление быстро вспомнил, что именно так подумал впервые о Чудине, когда тот, убив хорта, ушёл сквозь стену. Сейчас возле него стояли - проекции ли или святые духи? - Илья Пророк и Георгий Победоносец. Левую руку Маленький принц протянул святому Георгию, правую - Егорке. Егор вложил ладонь в руку святого Ильи. Гот улыбнулся юному волшебнику и закрыл глаза. Святой Георгий тоже закрыл глаза. Егор последовал их примеру… и увидел внутренним взором перед собой золотые строчки древнего заклинания. Одна за другой буквы стали светиться, и он услышал голоса святых. Что-то вроде караоке, подумал Егор, и влил свой голос в зачарованную ритмику заклинания «Узника».
        Когда их голоса затихли, Егор почувствовал вибрацию пола. Он открыл глаза и посмотрел на святых.
        - Пойдём, - сказал Маленький принц.
        Егор протянул руку хорту:
        - Дай лапу, дружище!
        И вчетвером они переместились на поверхность.
        Небольшое землетрясение тряхануло местность, погребя где-то глубоко под землей легендарный тайник русского царя Иоанна Васильевича IV Рюриковича, прозванного Грозным.
        Глава 79
        Виктор Ильич бессильно рухнул на бузиновый стол, как студент на парту после шестой пары занятий. Он смертельно устал. Сейчас бы уснуть, даже прямо на столе, но в голову полезли вещи, о которых он в жизни бы не подумал, что задумается. Хватит ли у него сил, чтобы потом переписать всё на «красиво»? Роман-сырец, слава Богу, справился со своей задачей, и это главное! Всё, что можно домыслить - лучше оставить фантазии читателя. Но прежде чем книга попадёт на прилавки, уйдёт масса времени, чтобы довести историю до совершенства. Как-никак, но последняя работа всеми любимого Кошмарного Принца Юрия Клинова должна стать совершенством! И ещё задачка: каким же образом внести ясность… а вернее, вплести в историю появление таких персонажей, как Маленький принц Илья (Пророк и Громовержец), Георгий Победоносец (покровитель воинов) и совершенно никому непонятный Виктор Ильич («секретарь» Всевышнего)…
        В конце концов мысли в голове смотрителя перемешались и он уснул, распластав руки по бузиновому столу.
        Глава 80
        - Мальчик, какой породы твоя собака?
        - Не знаю, - пожал плечами Егорка, пряча улыбку в кулак. - Какая-то помесь.
        - Необычный экстерьер…
        - Да.
        - А как зовут зверя?
        - Хорт.
        Глава 81
        Виктор Ильич в полном сознании дописал (чтобы дописать, магии стола уже не требовалось), поставил последнюю точку и удовлетворенно откинулся на офисном кресле. Да, последнее слово оказалось за ним, за музейным смотрителем. Какой бы ни была цена, он не спасовал, не отступил в последний момент (а таких моментов была уйма), не испугался. И если обдумывать причину, ради чего всё это, то ответ лежал на поверхности - всему причиной была любовь. Виктору Ильичу вспомнился давнишний стишок-загадка:
        Ради неё все люди
        Пройти готовы воду и огонь.
        Её возносят выше звёзд,
        Её клянут навеки;
        Из-за неё быть может загнан конь.
        Она вершит над мыслями людскими.
        Ради неё свергаются цари
        И замки превращаются в руины.
        И люди сокращают дни свои.
        За ней бегут, её порою ищут,
        Она ж приходит, как нежданный гость.
        О ней стихи и песни люди пишут,
        Из-за неё приходит к людям злость.
        Она сильна, она же подхалимка.
        Она, как хлеб, она же словно яд.
        Она, как жезл Мирозданья!
        О чем бишь я?
        Ответьте девушки и парни!
        О, оно того стоило! Пусть люди почти всегда идут по наибольшему сопротивлению, но в конце пути обязательно находят одно из двух: или любовь, или смерть, всё зависит от того, каков был этот путь. Всю жизнь Виктор Ильич из-за своей врожденной застенчивости, которую он обозначил для себя как трусость, видел в конце жизненного пути лишь смерть, но - благодаря судьбе - он смог сделать что-то, что-то важное для любви и ради любви. И эту любовь ему подарила Надежда…
        Он посмотрел на неё, такую близкую и такую далекую (всё же она оставалась женой его друга - ошибка, которую уже не исправить), уютно устроившуюся на диване и укутанную пледом. И со счастливой улыбкой на губах прочитал вслух последнюю главу последнего романа Кошмарного Принца «Сони едут до конечной».
        26.08.2007 г. -19.05.2009 г.
        Благодарности
        Владимиру Тулаеву, координатору литературных проектов - за помощь в подготовке книги к печати.
        Карине Риц, поэтессе - за ценные советы и подсказки.
        Юрию Кузьмину - за помощь в оформлении обложки. Ценю, брат!
        Отцу и сестре Ольге - за то, что никогда не отказывают в помощи, о чём бы я ни попросил, и какой бы бредовой не выглядела просьба. Спасибо, родные!
        Маме - за то, что с детства привила мне любовь к литературе.
        И, конечно же, моей любимой жене Александре, которая несмотря ни на что остаётся моей верной соратницей и лучшим другом.
        Отзывы по книге присылайте на адрес: [email protected]@mail.ru(mailto:%[email protected])
        notes
        Примечания

1

«Ключ от всех дверей» - американский мистический триллер режиссёра Йена Софтли.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к