И опять Пожарский 7 Андрей Готлибович Шопперт
        И опять Пожарский #7
        Вот и доросли. Крым. Пора. Нужно снова идти воевать. Крым наш!
        Глава 1
        КНИГА СЕДЬМАЯ
        Событие первое
        Афанасий Иванович Афанасьев редко в последнее время парадный мундир надевал. Приглашали на парад Победы в Москву, да изредка перед школьниками выступить. А надевая, каждый раз чувствовал, что всё тяжелее и тяжелее китель становится. Орденов и медалей на обеих сторонах груди было, ох, как много. Одних советских орденов с десяток. Ещё во время Великой Отечественной заработал ордена «Красной Звезды» и «Красного Знамени», потом за войну в Корее был орден «Ленина» и «Золотая Звезда Героя Советского Союза». Позже, уже в мирное время наградили орденами «Отечественной Войны» и «Суворова III степени». Уже почти в самом конце существования Союза генерала наградили орденами «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» II степени и III степени. В «Рашке Федерашке» к очередному юбилею опять дали орден «Отечественной войны». Кроме советских орденов имелось и несколько иностранных, так в госпитале в Китае сам Мао Цзэдун наградил его орденом «Освобождения». Афанасий Иванович потом узнал, что он чуть ли не единственный иностранец, награждённый этим орденом. В Эфиопии ему торжественно вручили «Орден Революции 1966
года». «Орден Военных заслуг» получил Афанасьев после войны во Вьетнаме. А ведь кроме орденов ещё и десятки медалей.
        Тот мундир остался висеть в шкафу в Нижнем Новгороде двадцать первого века. Сейчас Пётр Дмитриевич Пожарский надевал парадный кафтан века семнадцатого. Ордена были другие. А вот вес? Вес впечатлял. И понятно почему. Не из бронзы и алюминия сейчас ордена делают. Делают из золота.
        Орденом Золотой шпоры, или как его ещё называют «Орденом Золотой милиции», наградил папа римский, или может его нунций. Без разницы. До этого Патриарх Иерусалимский прислал орден «Православных защитников гроба Господня». Король Дании Кристиан пожаловал орденом «Белого Слона». Награда исключительно необычная. Знак ордена слона представлял собой миниатюрную объёмную скульптурку: слон, покрытый белой эмалью и украшенный бриллиантами, несёт на спине боевую башенку, которая, в свою очередь, является основанием кольца. Перед башенкой сидит чёрный погонщик. Два ордена Пётр «изобрёл» сам и отправил императору, а тот уже за шведский поход наградил Петра золотым орденом «Георгия Победоносца», а потом, после второй польской компании ещё и серебряным. Навешивая три следующих ордена, Пётр невольно рассмеялся. Достались они ему совсем не за его заслуги. Заслуга была на девяносто процентов Якоба Буксбаума. Это он пленил и заставил выкупать себя и сыновей герцога Савойского Карла Эммануила I Грабителя. Ограбил грабителя. А тому не оставалось ничего делать, денег-то не хватало, и пришлось выделить три комплекта
своих высших орденов. По возвращению из Великого Чехословацкого похода один комплект достался самому барону Буксбауму, второй получил полковник барон фон Плотто, а вот третий сейчас украшал кафтан Петра. Кавалеры Высшего ордена «Святого Благовещения» или Ордена Аннунциаты автоматически становятся кавалерами Большого креста ордена «Святых Маврикия и Лазаря». Вот все трое ими и стали. И вешать их на грудь князь Пожарский не стеснялся. Во-первых, это всё же он обучал Буксбаума и готовил стрельцов и возчиков, что его сопровождали, а во-вторых, ведь на его же деньги всё это было проделано. Последний орден был тоже результатом Великого Чехословацкого похода, о котором уж точно напишут в будущем не одну книгу. Хотя? Зачем откладывать, Пётр открыл записную книжицу и чиркнул туда памятку, дать команду написать книгу о походе двух баронов из Генуи в Вершилово, с заходом почти во все столицы Европы. Поучительная вещь будет для юношества. Последний из орденов, вручил фон Плотто, чтобы тот передал его герцогу Пожарскому, герцог Пармский Одоардо Фарнезе. Орден назывался вычурно «Священный военный Константиновский
орден Святого Георгия».
        Герцог Одоардо со своим дядей и регентом, полным тёзкой, кардиналом Одоардо Фарнезе, находился в Милане, и когда узнал замечательную историю пленения Карла Грабителя и коннетабля Франции Франсуа де Бонна, герцога де Ледигьера, в пылу юношеских грёз о великих воинских победах, а ещё, не без этого, чтобы выпендриться перед находящейся там же невестой Маргаритой Медичи, дочерью Великого герцога Тосканского Козимо II Медичи и Марии Магдалены Австрийской, вручил двум бесбашенным баронам по ордену и один передал для герцога Пожарского с приглашением, обязательно посетить Парму и присутствовать на свадьбе, которая состоится в 1628 году по исполнении Марии Магдалене шестнадцати лет, как, впрочем, и самому герцогу.
        Князь Пётр Дмитриевич Пожарский, когда узнал об этом походе и его последствиях, то даже за голову, сперва, схватился. Не хотелось ему вставать в Тридцатилетней войне ни на одну сторону, а тут без него его женили, он теперь прямо герой у католиков и имперцев. Как к этому относиться?
        Сейчас, первого октября 1626 года, по новому летоисчислению, введённому в Российской империи с января этого года, Пётр не просто так парадный кафтан со всеми орденами на себя напялил. Был повод. Сегодня открывались десять институтов. Почему не университетов? Ну, по тому, что университет это в переводе на русский «совокупность», в таких заведениях в Европе начали изучать все известные в то время науки. В университетах всегда целый ряд различных факультетов - юридический, исторический, математический, филологический, биологический. Там, в Европе, обучение в университете делилось на два этапа. На первом, который длился 3 или 4 года, «студиозус» должен был овладеть семью «свободными искусствами». Для начала бедолаге предлагалось научиться писать и говорить. Он должен был овладеть тривиумом (от лат. trivium - трио, тройка) грамматика, риторика и логика. Уже этого было достаточно, чтобы получить неплохое место в городской администрации или выполнять обязанности секретаря-управителя в каком-либо феодальном поместье. После окончания тривиума студиозус мог приступить к изучению квадриума (от лад quadrium -
четвёрка). В него входили такие дисциплины как арифметика, геометрия, музыка и астрономия. Ежу ясно, что единой программы обучения не существовало. Студиозус мог изучать любые предметы в течение любого количества времени. Нередко обучение растягивалось на долгие годы - студенты переходили из одного университета в другой, благодаря единому языку обучения - латыни - границ для них фактически не существовало. В поисках редких книг или наилучших профессоров учащиеся прерывали обучение, устраиваясь на работу, чтобы скопить денег на новый курс. Процесс, блин, «учебный».
        После овладения семью «свободными искусствами» студент мог перейти ко второму этапу обучения. Оно проходило на одном из высших факультетов, которые, как правило, специализировались на одной из трёх дисциплин: богословие, медицина или юриспруденция.
        Вот ничего такого Петру Пожарскому нужно не было. Вершиловская семилетняя школа давала знание по любому предмету, разве, что, исключая богословие, философию и юриспруденцию, в разы лучше и правильнее. Ну, богословов пусть семинарии готовят. Нам нужны инженеры. Вот именно поэтому и институты.
        Пётр вспомнил, что все попаданцы, ну, по крайней мере, многие из них стараются заменить знакомые иностранные слова русскими. Например, не инженер, а - «Розмысел». Зачем. Пусть будут. Чем богаче язык, тем лучше. Все в Вершилово, кроме него, неплохо владеют латынью, а, следовательно, смогут перевести, чтофакультет fakultus - способность; студенты studens - занимающиеся; декан decanus - десятник; ректор rector - управитель. Главное - это не название. Главное - качество преподавания.
        Для начала летом разобрали и перенесли с главной «Красной» улицы Вершилова десять крестьянских домов. Перенесли поближе к Волге и полям. Да, придётся детишкам дольше до школы добираться. Так ведь трамвай есть. Кроме того Пётр понял и теперь исправлял главную свою ошибку при строительстве города. Нужно всю живность, по крайней мере, из центра, убрать. Всё это мычало, блеяло, гадило, воняло, кукарекало. Для деревни нормально, а вот для «лучшего» города мира, явно лишняя экзотика. Да, во всём мире сейчас так и делается, но мы ведь русские и мы знаем, как должно быть. Вот с институтов и начали процесс перетаскивания животноводства на периферию.
        Вместо десяти одноэтажных домов построили за лето десять трёхэтажных. На входе небольшой портик с четырьмя полуколоннами, окна витражные на первом этаже, а на втором и третьем, где аудитории, обычные. Там студентам свет нужен. Пока в каждом здании только шесть аудиторий и библиотека по предметам, ещё есть кабинет ректора и общая комната для отдыха преподавателей. В дальнейшем, по мере увеличения количества студентов, предполагалось пристроить крылья ко всем зданиям.
        Пётр Дмитриевич сначала хотел институт для химиков строить рядом с лабораториями, на выселке, но потом решил оставить все вместе. Ведь студенты физики и географы тоже будут изучать химию, а, значит, корпуса должны стоять рядом. Институтов получилось десять.
        Был институт Химии. В нём, как и во всех высших учебных заведениях, было пока два факультета. Неорганическая химия и органическая. Второй пока очень и очень ущербный, но ведь спирты есть, парафины получили, бензол и прочую отраву из угля выделили, нефть разделяем, да много чего делаем, о чём в просвещённой Европе и не слышали даже.
        Вторым был институт Физики и Математики. Ну, тут всё понятно. Третьим - институт Географии, Картографии и Астрономии. Вот только на нём было три факультета. И самым большим отнюдь не Астрономии, а Картографии. Князь Пожарский даже хотел отдельно институт картографии создать, но потом передумал, без знания Географии и Астрономии карты составлять невозможно.
        Четвёртым сделали институт Механики. Два факультета - Проектирования и Сопротивления материалов. Вторая наука ещё в очень зачаточном состоянии, но если ею не заниматься, то ведь так в зачаточной фазе и останется. Пятым, и как полагал Пётр, самым важным был институт Сельского хозяйства. Тоже два факультета - Растениеводства и Цветоводства и факультет Животноводства и Ветеринарии.
        Шестой институт будет обучать студентов Медицине. Факультет Фармакологии и факультет Прикладной медицины или Лекарский. Седьмым сделали институт Металлургии. Тут разделение понятно: факультет Черных металлов и факультет Цветных и Благородных металлов. Восьмое учебное заведение единственное не носило название «Институт». Называлось оно Академией. Академия Архитектуры и Строительства. Именно с этими факультетами.
        Девятым институтом можно было гордиться. Даже науки такой ещё в Европе не было. Институт Силикатов. Тоже два факультета: Строительных материалов и Стекла и Керамики. Последним по счёту Пожарский сделал институт Кораблестроения. Первый факультет Парусного флота, второй Паровых судов. Пока было только одно паровое судёнышко, вмещавшее десяток человек. Только ведь вся жизнь впереди, ещё построим. А строить нужно по науке, а не как придётся и как попало.
        В группе должно быть десять человек. Сейчас столько на первый курс не набрали. Нет ещё лишних две с лишним сотни выпускников седьмого класса. Да, если честно и учебников нет, и программы на коленке написаны. Всё будет! Пока не начнёшь и не узнаешь, что нужно.
        Сегодня было первое октября - открытие нового учебного года. Пришлось перенести его с 1 сентября. Слишком много народу уже учится. А в это время самая страда. Зачем начинать, как в СССР, учебный год с сентября, если потом всех студентов и преподавателей, один чёрт, загоняли «на картошку». Пусть будет 1 Октября. И введём новый праздник - День Знаний.
        Событие второе
        Заведующий «Второй Ткацкой» фабрикой Курт Флейшгауф сегодня был не в духе. В красильне чего-то напутали, и вместо тёмно-синего цвета ткань приобрела после стирки и просушки бледно-голубой цвет. Неужели снова перекрашивать. А ведь придётся, ткань не только не соответствовала заказанному князем Пожарским цвету, но ещё и была неравномерно окрашена - пятнами. Вот только, перекрасить, не успеть, после обеда, а, значит, через два часа подойдёт Пётр Дмитриевич. А ведь так всё хорошо начиналось. Построили фабрику совсем недавно. И начали делать на ней ткань из крапивы. И в Европе и здесь, на Руси, грубую ткань для мешков и верёвки и раньше делали из крапивы, но одно дело мешки, а совсем другое - портки или штаны. Здесь совсем другие требования. Ткань должна не только прочной быть, но и не истираться, да ещё желательно и не мяться. Не лёгкая задача.
        Задумал производить Пётр Дмитриевич эти штаны из синего плотного и прочного материала ещё до похода по вразумлению Речи Посполитой. Только без него не заладилось. Как не пытались бороться с крапивой, ничего хорошего не получалось. И мнётся ткань и на перегибах вытирается. Самые лучшие станки использовали и самые лучшие мастера бились - не получается. И ведь теперь, когда получили всё-таки этот материал, Курту было обидно. Приехал князь Пожарский с Украины, пришёл через семь или восемь дней после возвращения на фабрику, пощупал материал, сказал что-то непонятное. «Хлопок нужен». Снова помял материал и попросил рассказать весь процесс.
        - Лучше всего собрать крапиву зимой или в первой половине весны, и ты будешь иметь уже почти готовую тресту: погода сама - дожди, росы, изморозь, туманы и зимние оттепели - поработают за тебя, разрушив наружные оболочки. Принесённые с пустыря стебли крапивы нужно хорошо высушить, разложив на печи. Затем нужно удалить мелкие ветки и засохшие листья. Чтобы проверить качество полученной тресты, её разминают пальцами и надламывают в нескольких местах. Готовая треста должна разламываться в руках с лёгким треском, а волокна - отделяться от деревянистых частей стебля.
        Обработку тресты начинают с обминания её в специальных мялицах. От того, насколько добросовестно размяты стебли, зависит качество пряжи. Не домнёшь мялкой, так не возьмёшь прялкой - говорят в народе. Обминание тресты идёт более споро, если вместо мялицы использовать двухвальные или трёхвальные мялки. Один закладывает между валами тресту, другой крутит рукоятку и принимает обмятые стебли, называемые повесмом.
        Чтобы удалить из обмятой тресты кострику - деревянные части стебля, разломанные на мелкие кусочки, - её треплют специальной трепалкой, имеющей форму большого деревянного ножа, или косаря. Нанося трепалкой по повесму частые резкие удары, как можно чище выбивают застрявшую в волокнах кострику. Затем повесмо кладут на пень и тщательно проколачивают. Обычно после такой обработки оставшиеся частицы кострики легко отслаиваются. Их остаётся только вытрясти, ударяя пучком повесма о круглую деревянную палку.
        Особенно трудно отделяются от повесма вещества, находящиеся между волокнами в верхнем слое стебля. Их можно окончательно разрушить и удалить способом ошмыгивания. Если приходится обрабатывать значительное количество повесма, то его пучки удобнее удерживать не руками, а специальными щипцами. Щипцы состоят из двух берёзовых дощечек, соединённых полоской листового железа. При ошмыгивании один конец пучка повесма можно зажать в мялице рычагом-билом.
        Однако гораздо удобнее применять для этих целей специальный зажим с валиком-эксцентриком. Тем более что такой зажим понадобится на следующем этапе обработки волокон - чесании. Закреплённые волокна захватывают щипцами рядом с зажимом. Обшмыгивая участок за участком, постепенно продвигаются от одного конца к другому. На следующем этапе пучок волокон переворачивают и закрепляют в зажиме другим концом.
        Подготовленные к чесанию волокна называют мычками. Крапивные, а также конопляные мычки состоят из длинных, средних и коротких волокон. Чем длиннее волокна, тем тоньше и длиннее пряжа. Для отделения длинных волокон от средних и коротких используют большие кленовые гребни, укреплённые на подставках. Но особенно длинные и чистые волокна получают после повторного чесания так называемыми мыкалками - маленькими гребёнками и щётками, изготовленными из свиной щетины. Чесать начинают со свободного конца, постепенно продвигаясь в сторону зажима. При этом на расчёске остаются короткие волокнистые очёски - изгребь. Волокна средней длины, вычёсываемые волосяными щётками, называются пачесями, а оставшиеся длинные волокна - куделью.
        Ткань, полученная из кудельных нитей, идёт на сарафаны, рубахи, скатерти, полотенца, белье для постели. Из изгребья и пачесей (иначе - отребья и вычесок) готовят пряжу, идущую на грубое полотно, - ватолу, из него шьют одеяла, мешки, всевозможные подстилки и накидки для возов. Из тех же волокон прядут, а затем ткут полотна с редким переплетением нитей - веретье и ряднину, используемую для хозяйственных нужд.
        Из грубых волокон, которые не обрабатывались ошмыгиванием и чесанием, вьют верёвки и канаты, использовали как паклю для прокладки между венцами бревенчатого сруба, а также для конопачения пазов между брёвнами. Готовые холсты потом вывариваем в щёлоке, чтобы отбелить.
        Пока всё это рассказывал и показывал князю русский мастер, Курт стоял в стороне и поражался в очередной раз. Пытался представить себе графа или герцога в их немецких землях, который будет ходить и сам пробовать чесать кудель, вить нить. Не получалось.
        - Я ведь понял в чём беда, - вдруг прервал мастера Пётр Дмитриевич.
        - В чём же, Ваша Светлость? - подключился, выбросив из головы графов немецких Курт.
        - Если волокна крапивы хрупкие, то нужно смешать их с другими, менее хрупкими. Попробуйте добавлять к крапиве на последнем этапе шерсть или лён, а может и шерсть и лён. Шерсть берите самую тонкую от яков или молодых верблюдов, - хлопнул по плечу управляющего и мастера и помчался куда-то дальше.
        Не одни ведь они в Вершилово ничего путного без Пожарского сделать не могут. Стыдно. Пятьдесят лет Курт Флейшгауф занимается ткачеством. От всеми битого подмастерья выслужился в мастера, а здесь в Вершилово стал управляющим фабрикой, а мальчишка, князь, воин учит его, как сделать качественную ткань. И получилось ведь. Вот и не поймёшь, то ли радоваться, что получилось, то ли огорчаться, что сам не додумался. Стыдно!
        А вот теперь ещё и с окраской напортачили.
        - Блин, как джинсы варёные! - неожиданно обрадовался Пётр Дмитриевич необычному окрасу штанов.
        - Мы перекрасим сегодня же. Наверное, что-то напутали с закрепителем, уксуса пожалели, - попытался оправдаться Курт.
        - Конечно, разберитесь. Может и химики виноваты. Но! Выясните, как так получилось, и попытайтесь повторить. Нужно научиться красить с пятнами. Попробуйте на коричневой и зелёной краске. Когда получится, сразу найдите меня.
        И опять убежал, хлопнув обоих по плечу. Радостный убежал. Пойми его этого князя. А пятнистую ткань сделаем. То, что сделано один раз, повторить легче, чем новое-то изобретать. И без князя справимся.
        Событие третье
        - Пионер, к борьбе за светлое будущее Российской империи будь готов!
        - Всегда готов!
        Президент Российской академии наук Михаэль Мёстлин повязал алый галстук на тоненькую цыплячью шею Васьки Постникова по прозвищу «Рубль» и пожал тонкую влажную от волнения ладошку мальчика. Сегодня принимали четвероклассников в пионеры. Было не очень много детей удостоенных этой чести. За просто так получить алый галстук и серебряный значок с бело-голубым Андреевским флагом нельзя было. Требовалось соблюсти два условия: во-первых, учиться только на одни «пятёрки», а во-вторых чем-то резко выделяться среди сверстников. Второй мальчик Пётр Истомин был капитаном футбольной команды, лучшим спортсменом школы и даже целый подвиг совершил - спас на реке сверстника, когда тот перевернулся на самодельном плоту и стал тонуть. Третий и последний принимаемый сегодня в пионеры был не меньшей знаменитостью Вершилова, приёмный сын Петра Дмитриевича Пожарского Павел за один год прошёл курс трёх лет школы и сейчас уже начал учиться в седьмом классе. Поздновато для поступления в пионеры, но это не его ведь вина, что до этого он в приюте в Москве не имел тех учителей и учебников, что имеет любой вершиловец. А ещё
Павел Пожарский разработал график и порядок, по которому будут спариваться туры. Этих гигантов пытаются в Вершилово спасти от полного истребления в зоопарке. Скрещивают с быками и коровами, привезёнными из разных стран, так, чтобы было минимальное количество близкородственных связей. Вот Павел, пусть и с помощью Пьера Ферма, составил такую таблицу. Сейчас чистокровных туров стало тринадцать, в этом году родилось четверо телят, но один самый старый бык умер, тем самым резко сократив количество возможных вариантов для скрещивания.
        Васька Постников переплюнул всех. Он вывел подсолнух с очень крупными семенами - семечками. Вывел случайно? Ну, пусть, случайно. Но ведь он и хотел вывести и работал над этим три года. И получил замечательный результат. Вот только…
        Вот только за Васькину удачу сам Мёстлин получил целый выговор от князя Пожарского. И за дело. Михаэлю было стыдно, чувствовал он, что виноват. И не в том, что вывел новый сорт пацан сопливый, а не несколько десятков селекционеров, что сейчас работают в Вершилово. Нет. Совсем по другой причине. Васька не вёл записи и теперь неизвестно, что заставило семена увеличиться в размерах в несколько раз. Когда Пётр Дмитриевич узнал об этом он прошёл по всем селекционерам и потребовал показать их записи. Вот тут и началось. Почти никто ничего не вёл.
        - Это не наука! - Грохнул кулаком по столу Пётр Дмитриевич на общем собрании всех, кто занимался выведением или районированием новых сортов, - Это тыканье пальцем в небо. Нужен чёткий план, нужны записи, нужны колышки с табличками, на которых написано, где, что и когда посажено. Ведь это элементарно. Вы ведь не крестьяне забитые, вы - учёные!
        Народ сидел, повесив голову. Так уж привыкли. И навыводили за время пребывания в Вершилово кучу новых сортов и более ранних и более урожайных. Там, в зачумлённой, вшивой, грязной, воняющей Европе, ни о чём подобном даже мечтать не могут. А вот оказывается можно лучше, и нужно действовать по правилам, а не по наитию. Стыдно.
        Васька, когда его стали пытать, как он такие семечки получил, всё обстоятельно рассказал. Он и подмораживал семена, и прогревал, и в разных растворах замачивал, и газами всякими у химиков протравливал. Вот только записей, как, впрочем, и все остальные селекционеры не вёл. Пётр Дмитриевич сам сходил к химикам и долго их расспрашивал, чем там мог «Рубль» повлиять на размер семечек. Оказалось, что больше всего Васька «экспериментировал» с метиловым спиртом, что ван Гельмонт получил сухой перегонкой древесины, и с продуктами, что создали из этого спирта. Вполне возможно, что именно сильный яд, что получился при прокаливании спирта с воздухом при катализаторе из серебра и железа и повлиял на семена подсолнуха:
        2CH3OH + O2 = 2HCHO + 2H2O
        Князь Пожарский понюхал полученный раствор и задумался.
        - Не знаю. Я ведь не химик, но по запаху похоже на формалин. Может, он и есть.
        - Что такое формалин? - воскликнули в голос все химики.
        - Слушайте, я ведь сказал, что не химик. Хотя? Попробуйте отдать его кожевенникам. Если это формалин, то им можно выделывать шкуры, он закрепляет волос и прекращает любое гниение. Если честно, то как это делается я не знаю, кажется кроме того добавляют немного щелочи. Кроме того отнесите докторам пусть проверят под микроскопом, формалин должен убивать все бактерии. Сами только не отравитесь и кожевенников с докторами предупредите. Формалин, если это он, очень сильный яд. И руки берегите, а особенно глаза. Выжжет.
        Мёстлину в этом году, два дня назад, исполнилось семьдесят шесть лет. Он, по заведённой уже традиции, отмечал его в кругу своих - профессоров из Тюбенгена. Все благодарили его за то, что сманил их тогда в, никому практически неизвестную, Пурецкую волость. А сам Михаэль задумался. С какой потрясающей скоростью развивается наука и техника в Вершилово. Сейчас он даже письма перестал писать бывшим друзьям и коллегам. Они его не понимают. Они отстали навсегда. Их письма читать не интересно.
        Глава 2
        Событие четвёртое
        В 1585 году в Самарское урочище прислали подьячих из разрядного приказа. Они осмотрели местность и выбрали место для строительства крепости, были составлены чертежи и сметы, а указ возглавить экспедицию был послан в конце 1585 - начале 1586 года алатырскому воеводе князю Григорию Осифовичу Засекину, происходившему из древнего рода князей Ярославских, ведущих свой род от Владимира Мономаха. Князь Засекин был первым Самарским воеводой и основателем крепости.
        К строительству Самарской крепости готовились полтора-два года. В конце апреля - начале мая 1586 года караван судов, из-под Свияжска, отправился в путь. Главным помощником Засекина в том походе был стрелецкий голова Фёдор Ельчанинов, с которым они участвовали в подавлении черемисского восстания.
        Поперву хотели строить крепость в Самарском урочище, где река Самара впадала в Волгу. В этом случае крепость была защищена от внезапного нападения кочевников протоками и озёрами. Но, осмотрев всё более внимательно, князь Засекин начал строить крепость вдалеке от Волги на возвышенности, которую все называли «горой».
        Датой основания нового города считается праздник Троицы, который в 1586 году пришёлся на 22 мая (1 июня по новому стилю). Потому как, именно в этот день началось строительство, как крепости, так и первого самарского храма - Пресвятой и Живоначальной Троицы. Появление крепости на Волге (в том же году на реке Белой была построена Уфа) не на шутку огорчило ногайского бия Уруса. Новый ногайский бий - Урус в 1585 году предлагал даже Крымскому хану заключить союз и пойти в поход на Астрахань, чтобы при поддержке турецкого султана лишить Россию Нижней и Средней Волги. Посланники из Москвы, да и сам Григорий Засекин всячески убеждали его послов в том, что она построена только для борьбы с казачьей вольницей. Бий не верил.
        Дело шло к большой войне, и Москва решила использовать в качестве «вестников мира» казаков. Летом 1586 года волжско-яицкие казаки во главе с Матюшей Мещеряком совершили ряд набегов на ногайские станы. А потом и вовсе замыслили неслыханное: построить город на Кош-Яицком острове на реке Илек (Урал). Бию Урусу стало не до Самары. Он пошёл на штурм нового казачьего городка, но потерпел сокрушительное поражение.
        Уже после победы казачьего войска над Урусом, к его атаманам доставили царскую грамоту, которая призывала их поступить на государеву службу. Мнение разделились. Часть казаков во главе с атаманом Матвеем Мещеряком приняла предложение и прибыла в Самару. Но большинство во главе с Богданом Барбошей осталось на Яике.
        Прибывших в Самару казаков хотели отправить в Астрахань, но вмешался случай. От Мещеряка потребовали, чтобы ногайцам вернули пленных и награбленное за год имущество. По стечению обстоятельств, в то же время из Москвы через Самару возвращалось ногайское посольство. Степнякам было бы приятно вернуть себе все отнятое казаками, а царь и Боярская Дума получали прекрасный повод, показать себя друзьями бия Уруса. Но атаман Матвей Мещеряк и его товарищ Тихон Пиздёша не подчинились, объясняя, что все награбленное досталось им в честном бою, и что, казаков на ногайцев «натравила» сама Москва.
        Совсем обезумев, казаки и вовсе стали издеваться над прибывшими в Самару ногайскими послами: «всякие непригожие дела говорить… как жён их соромотили», за пленников потребовали огромный выкуп, а, в конце концов, попытались их ещё и ограбить.
        Григорий Засекин был вынужден бросить пятерых самых буйных казаков в тюрьму, а остальных отправить в Астрахань. Держать видных атаманов в узилище было опасно. В любой момент им на выручку могли прийти казаки с Яика. Что-то предпринимать без царской грамоты Засекин также не мог. Пленённые же казаки не сидели, сложа руки. Они вступили в сговор с частью гарнизона Самарской крепости. План был прост: «послать» весть всем вольным казакам Волги и Яика, чтобы те подошли к Самаре и взяли крепость штурмом.
        Однако среди заговорщиков нашёлся предатель, который сообщил князю Засекину о готовящемся заговоре. Григорий Осифович немедленно сообщил об этом в столицу. Рассмотрение дела заняло немного времени, и в марте 1587 года в Самару прибыл сын боярский Постник Косяговский с царским вердиктом: «Матюша Мещеряка да Тимоху Пиздяшу, да иных их товарищей пущих (государь) велел казнити перед ними послы смертною казнию». Приговор привели в исполнение весной 1587 года. Ногайские послы вернули себе все отнятое казаками и убедились в лояльности русской администрации. Был, достигнут и столь долгожданный для Москвы мир. Многие ногайские мурзы оставили мысли о самостийности и начали посылать свои отряды на службу в русскую армию.
        Летом 1589 года Засекин опять строит крепость на стратегически важном участке - переволоке между Волгой и Доном. Городок был назван Царицыным. Следующим летом Засекин строит Саратовскую крепость.
        Всё это по просьбице Петра Дмитриевича было изложено в грамотке дьяком из Приказа Казанского дворца. Князь уже так отвык от архаического языка местных дьяков, что сначала «переводчику» отдал - Дружине Осорьину. Просьбу об истории основания города Самара Пожарский отправил ещё в 1625 году весною, отправляясь вразумлять ляхов. Вот только пришло. Всего-то полтора года понадобилось товарищам. Ладно. И их вразумим, дайте срок.
        Этой же весной Пётр отправил в Самару и несколько рудознатцев с картографом. Нужно было найти серу. Нашли. Сразу в нескольких местах нашли. Самое ближайшее находилось в сорока километрах от городка, на севере в месте впадения в Волгу небольшой реки Сок. Место называлось - Красная глинка. Напротив, на косе тоже нашли выходы серы прямо на отрогах небольшой горушки, которую тут же окрестили «Серной». Князь Пожарский, едва отдохнув недельку после возвращения из польского похода, собрал руководителей Вершилова на совещание. Нужно было закладывать новый город. Самара пусть остаётся. Только вот делать из неё нужно центр по выращиванию зерна. Плодородные почвы, умеренный климат, Волга рядом, а, значит, легко можно по воде отправлять в Москву и дальше в Новгород Великий избытки зерна. А оттуда получать промышленные товары.
        Кроме того, насколько из местных карт и грамоток, присланных из Приказа Казанского дворца, понял Пётр - река Самара в верхнем течении подходит совсем близко к реке Яик. То есть, если поставить в верховье Самары городок, то там можно будет организовать «переволох» и это будет самый короткий маршрут по доставке чугуна и стали из Магнитогорска, когда его построят.
        Но это Самара и это будущее. А сейчас нужно построить город на этой Красной глинке и добывать серу. Сера - это дымный порох. Без него ещё века Европа жить не сможет. Следовательно, серу нужно добывать и продавать в виде самой серы, а со временем и в виде пороха. Нужно только получить более-менее дешёвую селитру калиевую.
        Весной 1626 года основывать новый город отправилось более двух тысяч человек. Почти три сотни словаков во главе с полковником Мигалеком будут крепить там оборону. Кроме словаков в новый город Красноглинск поплыли пятьдесят семей морисков и столько же финнов (чухонцев). Плыли и русские. Были мастера из Вершилова. Нужно будет строить там и стекольный завод, и завод по литью чугуна. Понятно, что имея опыт строительства уже пяти городов, предусмотрели и кожевенников и шорников и скорняков и плотников со столярами. Сразу с домами возводилась больница с родильным отделение, две школы и четыре часовенки, которые потом должны вырасти в храмы разных конфессий христианства.
        Вот сегодня пятого октября 1626 года по новому стилю строители вернулись. Всё запланированное успели сделать. И ведь даже хорошую весть с собой привезли. Оказывается, не сгинула экспедиция Чепкуна Разгильдеева. Все живы здоровы. Задержались, разыскивая гору Магнитную, зимовать опять придётся в Астрахани. Только с одной небольшой лодьей вот весточку прислали.
        Событие пятое
        Сержант Михаил Бурдаков взял на руки жену и протянул «драгоценную» ношу встречающим на пристани. Потом, прихватив большущий мешок с мехами, вскарабкался и сам. Маловата их лодья, чтобы можно было прямо по сходням перейти на вершиловскую пристань. Маловата, зато ходкая и лёгкая. Экспедицию встречали. Даже сам князь Пётр Дмитриевич Пожарский пришёл. Согрело это душу Михаилу. Беспокоится, значит об них Пётр Дмитриевич. Знамо дело, из какого далече приплыли. Почитай полтора года прошло, как весною 1625 года отчалили от этой же пристани, отправляясь в поход на Урал, в Верхотурье.
        Женился сержант как раз в этом городке. Один из казаков семнадцать лет назад взял в жёны дочь местного вогульского князька, вот у него и родилась первой дочь, названная в честь греческой царицы Еленой. Сейчас у тестя уже семеро. Не богато живут. Ну, да теперь изменится всё у них к лучшему. Будут Касьяновы отправлять в Вершилово кедровый орех и мягкую рухлядь, а взамен получать товар из Вершилово. Василий Касьянов был ямским охотником, получал лишь по 7 рублей жалованья в год до 1623 года. Под слабое хлебное вино долгими зимними вечерами любил тесть похвастать, как подали ямщики челобитную Верхотурскому воеводе Ивану Ивановичу Пушкину, а тот не преминул отправить её царю с припискою поспособствовать ямским охотникам, так как сильно в нужде де те пребывают, и прибавить им по 3 рубля на год. А через год после этой прибавки верхотурские ямщики просили сравнять их с туринскими и тюменскими ямщиками, получавшими по 15 рублей и содержавшими гоньбу лошадей на двух дорогах, тогда как верхотурские ямщики гоняли на семь дорог: велено было Государем императором давать им жалованья тоже по 15 рублей.
        Михаил в Верхотурье поселился как раз на ямском дворе и там и повстречал и тестя будущего, а потом и жену свою. Договорились они с Касьяновым, что встанет Бурдаков на постой к ямщику до весны за три рубля с полным обеспечением. Вот там с Еленушкой и свиделись.
        В городок на Урал камне добирались несколько месяцев. В середине мая 1625 года отчалили на новой, необычно узкой, лодье из Вершилово. До Казани был кормщик с ними, что знал те места. Быстро добрались. Косой парус, что позволял идти почти при любом ветре, да десять опытных гребцов, только успевай наблюдать проплывающие мимо деревеньки и городки. Потом сложнее стало. Кормщика-то в Казани оставили. Один раз даже заблудились. Было это при впадении в Каму реки Вятка. Там сама Кама такой изгиб делает, что показалось вершиловцам, что Вятка и есть продолжение реки, пока до села первого не добрались и узнали, что обознались, день прошёл, да назад потом столь же. К Перми уже в самом конце июля доплыли. А ведь ещё и дальше до Соли Камской добираться. В этом городе первое задание Петра Дмитриевича выполнили, зашёл Михаил к местному воеводе Гаврилу Михайловичу Веревкину и передал просьбицу князя Пожарского показать опись хозяйства. Тот занят был, собирался в Пермь по делам и отправил к своим товарищам Якову Бутримову и Моисею Фёдоровичу Глебову. Вот Глебов и показал списки. Согласно писцовым книгам, в 1623
году в Соликамске было 357 дворов, 67 лавок, 37 варниц и 16 кузниц. За прошедшие полтора года и ещё увеличилось население. Идут ведь и идут людишки в Сибирь, кто и остаётся.
        Дальше добирались по Бабиновой дороге. Сам-то Артемий Сафронович помер в позапрошлом годе, но внук его Кузьма Бабинов дело семейное продолжает, за дорогой смотрит. От него Михаил узнал и об истории новой дороги в Сибирь. В 1595 году, царь Фёдор Иоаннович, подписал указ, который разрешал прокладывать новые дороги из Урала в Сибирь. Через два года, посадский человек из города Сольвычегодска по имени Артемий Бабинов, отыскал короткую дорогу от Соликамска до Верхотурья. Бабинов выведал о новом пути у вогулов, причём, с помощью хитрости. Однажды набрёл он возле Чаньвинской пещеры на аборигенов, справляющих свои языческие обряды. Приходили они тайком с реки Туры. Пошёл-то Артемий на охоту, и увидел тени в лесу. Сначала он подумал, что это зверь, а оказалось, что это были вогулы. Тогда охотник притаился, и решил проследить за ними. Так, по тайным сокмам (тропам), через реки и Уральские горы, вогулы вывели Бабинова в дремучие леса Сибири. Чтобы не забыть дорогу назад, Артемий Бабинов заламывал ветки деревьев в виде креста. Так он по знакам домой и вернулся. В 1597 году, началось строительство сухопутной
дороги из города Соликамска в Верхотурье. Построить необходимо было всего 250 километров. Артемий Бабинов стал не только открывателем дороги, но и устроителем всей верх-яйвинской земли, лежащей на пути из Соликамска в Верхотурье. Царь Фёдор Иоаннович пожаловал его земельной дачей и выдал грамоту, чтобы «с его деревни и с его двора пошлины и оброки не брали… и велел ему по той же новочищенной Сибирской дороге жить на Ейве-реке на льготе и слободу устроити для проезду воевод наших и служилых и всяких людей, и наших соболиных и денежных казны и хлебных запасов…».
        В 1617 года грамотой царя Михаила Артемию Бабинову было присвоено почётное звание - "Сибирской дороги вож" («вож» - древнее русское слово, которым в России именовали тех, кто прокладывал новые пути), и он перешёл на государственную службу. Основанная им Верх-Яйвинская слободка позднее стала погостом, а сейчас уже и селом.
        Кузьма похвалялся Бурдакову, что он в этом годе усовершенствовал дорогу между сёлами Чикман и Молчан.
        Ну, а в Верхотурье их отряд перезимовал. Поначалу разместились на яме, но жить в такой тесноте и при дороговизне местной вершиловцы не захотели. Срубили себе две домины по подобия тех, что строят в Вершилово и других основанных князем Пожарским городах. Жаль кирпича не успели изготовить, снег выпал, и не разведать уже было, где глины хорошей накопать можно. Потому печь сложили из камней, этого-то богатства полно на Урале. В баню же ходили к знакомцу, а потом и тестю Бурдакова - Касьянову.
        Город был построен на окончании сухопутной дороги и на начале водного пути в Сибирь на месте вогульского городища Немонкарр. За, без малого три десятка лет, успели, и кремль срубить, и построить Свято-Троицкий собор, и даже создать женский Свято-Покровский монастырь. Место для строительства Верхотурья выбирал чердынский воевода Сарыч Шестаков, он и план кремля сам начертал. Особенностью его плана было то, что воевода предложил строить только три стены, а так как место выбрано на высоком (26 метров) утёсе мысом выдающемся в реку Туру, то со стороны утёса вместо стены «хоромы поставить в ряд» и «от реки поставить наугольные башни». План в Москве одобрили и прислали первых воевод Верхотурья Василия Головина и Ивана Воейкова строить крепость.
        Михаил с князем Пожарским по стране, да и по соседним странам, попутешествовал. Много городов повидал. Бросалось в глаза, после Вершилова-то, грязь и неустроенность. Вот и Верхотурье было неустроенным, улица одна, а остальное всё вкривь и вкось поставлено. Трудно разве составить план и нарисовать на нём прямые улицы, а потом строить всё согласно этому плану. Эх, не учились те воеводы в Вершилово.
        В конце осени и зимою в Верхотурье Михаилу забот хватало. Князь Пётр Дмитриевич кроме составления карты и описания маршрута и новых городков выдал Бурдакову и вполне осязаемое задание. Нужно было набрать максимальное количество кедрового ореха и семян пихты. Потом в Вершилово всё это разделят и отправят в новые города, что зависят от Петра Дмитриевича: Мариинск, Михайловск, Димитровград, Красноглинск, Царицын, Саратов, Астрахань, да и в смоленском Днепропетровске кедры не помешают. Так-то в тех местах леса нет, из-за чего и ветра сильные и бури пыльные. Вырастит лес, ветра поутихнут, а со временем и хворост появится, грибы, ягоды. Как людям русским без леса. Не русские там? Ну, это пока не русские. Одумаются.
        На обратном пути неприятность случилась. Или приятность? Скорее - удачное приключение. Чуть ниже Перми на их лодью напали казаки на двух шитиках. Чего людям спокойно не живётся? Почему обязательно грабить и убивать надо? Только теперь в Гиене Огненной будет у татей время подумать о правильности жизни своей. Против вершиловских ружей с цельнометаллическим патроном их четыре дедовские пищали, из коих даже прицелиться нельзя, хрень собачья. А фальконет, что казаки на носу одного шитика поставили, при выстреле только самих казаков и покалечил, пороху, скорее всего, переложили, а может, второпях второе ядрышко забили.
        Десяток Михаила отделался только икотой. Смеялись до неё, над горе воинами. Два залпа и нет казачков. Когда по очереди проверили их лодки после боя и нашли «удачу». Целый мешок соболей. Вот, спрашивается, что надо было? Продали бы мягкую рухлядь, и денег хватило бы каждому на большущий дом и подворье со множеством скотины. Жадность? Глупость? Жадная глупость?
        Глупая жадность!
        Событие шестое
        Сегодня явно был удачный день. Во-первых, без потерь и даже с пополнением вернулась экспедиция с Верхотурья. Пётр отправил туда стрельцов ещё весною 1625 года перед войной с Польшей. Цель проста. Нужно привезти как можно больше кедрового ореха и семена пихты. Будем всё это сажать. В Нижнем Новгороде, да и вообще в Европе, включая Россию, пихта практически не растёт, а ведь из неё делают камфару. Нужно это исправить. Во-вторых, эта же экспедиция принесла и хорошую новость от другой экспедиции. Чепкуну Разгильдееву пришлось снова остаться на зимовку в Астрахани. Летом от туда доставили слонов, тигров и гепардов для зоопарка и неутешительные новости, что гору Магнитную не нашли. Будут пытаться летом подняться по реке Яик выше, чем в этом году. Может, она там найдётся.
        Поиск был уже не актуален. Летом приплыл караван судов с Белорецка, привезли медь, золото, серную кислоту и сто двадцать тонн чугунных рельсов. С этим караваном прибыли и карты верховьев реки Яик с указанием местонахождения горы, а значит и будущего города Магнитогорска. Казаки из Тюмени, перебравшиеся в Миасс, гору нашли. Молодцы. Вот теперь нашли и стрельцы, посланные с княжичем Разгильдеевым. Только вот очень далеко до неё, если со стороны Каспия искать. Ничего страшного. Зато теперь имеется неплохая карта, составленная португальцем «Ивашкой Рябым», практически всей реки Яик (Урал).
        В-третьих, сегодня утром, можно сказать, случайно нашли замечательный способ получения парафина из керосина и солярки. Ещё отправляясь на вразумление Речи Посполитой, Пётр раздал химикам задание. Ван Гельмонту и его сыну Франциску Меркурию досталось получение парафина из нефти и продуктов её переработки. И даже подсказку дал. Правда, подсказкой можно было воспользоваться только зимой. Ещё перегоняя нефть на керосин, солярку и бензин, генерал Афанасьев вспомнил, про случай, что случился с его сыном в далёком 2014 году. Договорились всей семьёй встречать новый год на даче. Афанасий Иванович приехал, протопил дом, украсил ёлку, растущую на участке, а детей всё нет. Потом подъехал младший с семьёй, стали готовить закуски, даже шашлыки уже нанизали на шампуры, а второго сына нет и нет. Дождались. Только приехали потомки не на своей машине, а на такси. Оказалось, что новый корейский внедорожник Сань Йонг Кайрон, буквально несколько месяцев назад купленный в салоне, отказался заводиться. Потом оказалось, что у него «парафиновое отравление». Летняя солярка с высоким содержанием парафинов на морозе
выделяет эти самые парафины, и они забивают всю топливную систему. Кто виноват? Виноват сын, зачем хранил летнюю солярку в канистре.
        Вот. Оказывается на морозе и из солярки и из керосина можно легко получить парафин. Остудил, прогнал через очень мелкое сито и готово. Оказалось всё не совсем так. Парафин получился с маслом. А как их разделить? Вот год почти и бился с перерывами на другие открытия ван Гельмонт над этой проблемой. Бился себе, бился, и ничего хорошего не получалось. Нет, парафин стал твёрже, но свечи делать из него ещё рано было. А вот сегодня утром, когда Пётр зашёл к семейству ван Гельмонтов, узнать, не наизобретали ли голландцы чего нового, Франциск Меркурий запнулся о скамью и просыпал в банку с соляркой гранулы мочевины. Он как раз проделывал над ней опыты, чтобы очистить от фосфатов и прочих примесей. Он хотел отфильтровать карбамид, но в это время прибежал гонец и сообщил, что прибыла экспедиция из Верхотурья. Все и бросились встречать. Это традиция, появившаяся в Вершилово, князю Пожарскому не нравилась. Все подряд ломятся к пристани, понятно, родные, близкие друзья. Так нет. Всё Вершилово от мала до велика спешит. И ведь не близко. Кони скачут, люди бегут, трамвай звонит. Армагеддон.
        Встретили, узнали новости, разошлись. А через пару часов Петра вызвал к химикам гонец. Оказывается, пока все носились туда-сюда, карбамид осадил из солярки парафин. Пока Пётр Дмитриевич пришёл, его уже нагреванием отделили от мочевины, и, несмотря на поздний вечер, начали всем кагалом ставить десятки опытов и с керосином и с бензином и с соляркой. Пётр постоял у порога, поулыбался и, насвистывая песенку, «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», довольный пошёл домой. Нужно выспаться. Завтра писать письмо Государю. Не простое письмо. Сегодня ещё одно «удачное» событие случилось. Пришло известие, что короля Дании и Норвегии Кристиана, Валленштейн с Тилли разбили и теперь прут на Гольдштейн. Ну, что ж, все, как и в прошлый раз. Тяжело историю с накатанной колеи свернуть. Но и плюс в этом есть - всё ещё можно пользоваться послезнанием.
        Глава 3
        Событие седьмое
        Императора Михаила Фёдоровича Романова одолели бояре, «советуют». Повод, если честно, был. Жена - Дарья Ивановна родила третьего ребёнка два дня назад. Замечательное событие. Вот только все три ребёнка были девочками. Нет наследника. Советуют в монастырь Дарьюшку отправить и другую жену из своих русских взять. Уж русская царица из древнего дворянского рода Рюриковичей или Гедиминовичей обязательно сразу родит мальчика и непременно богатыря. Слава богу, сегодня приехал Петруша. Был повод сбежать от бояр. Много чего сложного и важного нужно обсудить с князем. И мало кто из бояр посмеет вломиться во время беседы царя с Петрушей. Не много среди них самоубийц.
        - Ирина, Пелагея и Анна, - попробовал на «вкус» имена царевен князь Пожарский и тепло улыбнувшись стал успокаивать Государя, - Будут и мальчики, не переживай, Великий Государь. Зато сколько пользы царевны могут принести государству своему. Их можно выдать замуж за немцев, маркграфов, да курфюрстов, и они воспитают наследников в духе любви к России, а когда сами они станут сюзеренами, то может у них появится желание вступить в великую Российскую империю. Малости не хватает. Нужно Московию превратить в эту самую «Великую Российскую Империю».
        - А что не так? - насупился Михаил.
        - Государь, меня ведь меха практически не интересуют. Да, это очень прибыльная торговля. Да, я могу скупать меха, шить из них шубы и манто и продавать гораздо дороже в Европу и Азию, чем просто шкурки. Только лучше пусть этим кто другой займётся. Я помогу всё наладить. Не в этом проблема. Два года назад вышел указ о запрете Мангазейского пути.
        - Так англы могут напасть на Архангельск и кроме того они почти без пошлин скупают там меха, - перебил князя Михаил.
        - Англия на нас? Одного моего полка хватит, чтобы сбросить десятки тысяч их вояк назад в М?рманское море (Баренцево). Тот, кто это придумал, либо полный дурак, либо преследовал свои интересы, чтобы тебя, Великий Государь, обмануть. На самом деле, причина совсем в другом. Вернее, этих причин две. Начнём с главной. Люди бегут от бояр в Сибирь. Не только в Сибирь, и на Волгу бегут, и на Дон, теперь ещё и на Яик, на Терек. Бегут не от хорошей жизни. Никто ведь из Вершилова не убежал. Всё с точностью до наоборот - в Вершилово бегут. А всё из-за жадности бояр и дворян. Обирают смердов до нитки, весь урожай забирают. Ничего, крестьянин репой, да лебедой прокормится. У меня крестьянин один приносит доходу больше чем у бояр несколько деревень. Урожай в десять раз больше, да пашет он не две четверти земли, а пять-шесть, а то и десять. И корова у него не одна, да и та от бескормицы зимой еле живая, а минимум три, а у колхозников двести, - Петруша махнул рукой и грузно уселся на маловатое для него кресло.
        Михаил всё это уже слышал, и не раз слышал, и видел, два раза побывав в Вершилово, что всё это правда. Видел, а ничего поделать не мог. Не хотели бояре жить по-новому, грести деньжищи хотели, как князь Пожарский, а работать, как «выскочка худородная» не хотели.
        - Государь, нужно немедленно отменить указ о запрете Мангазейского пути в Сибирь и наоборот, придумать поощрение для тех, кто туда продукты, да товары повезёт. Ведь элементарно же это, чем больше там будет народу, тем меньше шансов у англичан. Кроме того, нужно дать Разбойному приказу задание, найти зачинщика этих разговоров. А когда найдут, то, не смотря на чины и заслуги, отправить в Сибирь в ссылку со всей семьёй и крестьянами. Пусть крепит оборону против англов.
        - А чем же путь через Верхотурье хуже? - горько вздохнул император, очень не хотелось ему с Думой враждовать.
        - Ничем не хуже, может быть, даже лучше. Там, на Севере, тяжело организовывать производство, руду добывать, на Урале проще, и богатств в земле больше. Но нельзя допустить, чтобы Север обезлюдел. Это, и само, достаточно скоро, произойти может, выбьют пушных зверьков всех поблизости, и дальше в Сибирь казачки и промысловики двинутся, а Туруханск и Мангазея в запустение придут. Но ещё раз повторяю - этого допустить нельзя. Нужно подумать, как людей там закрепить. Может организовать разведение северных оленей, овцебыков, яков. Может организовать зверофермы, где люди будут песцов и соболей в клетках разводить. Недалеко от Туруханска на реке Норилка есть залежи серебра и платины, медная руда есть, там город можно попытаться основать, а через Мангазею и Туруханск туда продукты завозить, а назад металлы везти. Но это ещё не скоро будет, много ещё мягкой рухляди в тех краях.
        Вторая причина, что подвигла некоторых бояр, в заговор сей вступить, это как раз меха. Вернее мзда с купцов, что беспошлинно, минуя таможню, скупают их. Тоже нужно следствие учинить, устроить обыск на кораблях иноземцев в Архангельске и если шкурок больше, чем по бумагам, то наплевав англ он, швед, голландец, датчанин, пытать пока сообщников не выдаст, потом тех в железа. И так, до тех пор, пока главные враги России не выявятся. Уверен, найдутся среди думцев. И если честно, то это хорошо. Этих тоже нужно в Сибирь и на Урал отправить вместе с семьями, но уже без крестьян, пусть возьмут немного слуг дворовых и всё.
        - Не сильно ли круто ты Петруша с боярами? - перекрестился Михаил Фёдорович.
        - Слушай, царь-батюшка, мысль сейчас замечательная пришла, - расцвёл князь Пожарский, - У нас сейчас много городов образовалось, через которые товары из России вывозят и наоборот завозят. Это и Рига и Архангельск, и Астрахань и Львов и Киев. Вот нужно туда бояр отправить налаживать таможенную службу, а я с ними своих людей пошлю, которые за их действиями присмотрят и немного обученных в Вершилово воинскому делу юношей. Бояре начнут там вместо налаживания работы налаживать мздоимство, назад их уже мои люди в железах привезут и бумаги, подтверждающие их преступления, опросные листы купцов и грузчиков. Смотришь, и таможенники мзду брать отучатся и число бояр в Думе поуменьшится, а ты Государь новых не набирай. Десяти человек за глаза хватит.
        Страшно. На самом деле, страшно. Недавно ведь совсем из-за борьбы боярской за власть и шведы Русь обкромсали, и ляхи десятки тысяч людей истребили. Попробуй прижать бояр, они снова за воровство (покушение на власть царя) примутся. Пусть и изменились сейчас времена и вершиловцы есть, но далече от Москвы то Вершилово. Успеют только похоронить с почестями.
        - А что Петруша про просьбу брата моего Кристиана Датского, помочь ему против имперцев, скажешь. Ведь там герцогство, что в приданное Дарьюшке досталось, - перевёл со скользкой темы разговор Михаил.
        - Специально ведь из-за просьбы этой и в Москву приехал, - ворохнулся в тесном кресле Пожарский меньшой.
        Он встал, прошёлся по Грановитой палате, в которой они разговаривали, снова уселся, и опять встал. Михаил не торопил, понятно не простой вопрос. Но ведь нельзя не помочь. Что про Россию в Европе подумают? А влезать в войну с имперцами? Лучше ли?
        - Али не решил ещё, Петруша? - прервал, наконец, молчание Михаил.
        - С Валленштейном и Тилли вершиловцы справятся, - вздохнул Пётр Дмитриевич, - Не в этом проблема. Я ведь собирался весною идти на Крым. В Днепропетровске огромный флот готовят. Со всей страны я туда корабелов собрал. Доски, железо, парусину, канаты завожу. За год войны с немцами не закончить. Пропустим удачное время, когда султан с Гиреями воюет. Этого нельзя допустить ни в коем случае. Может за сто лет единственная возможность усмирить Крым и не втянуться в тяжёлую затяжную войну с Портой, - Пётр снова вылез из кресла.
        Михаил не перебивал, а когда Пётр замолчал, прохаживаясь от кресла к окну и назад, только поворачивал голову, за лицом князя Пожарского наблюдая. Тяжело Петруше, вон желваки играют.
        - Что же посоветуешь, Пётр Дмитриевич? - не выдержал первым молчанки Романов.
        - Отпиши ему, Великий Государь, что войско собираешь. А пока я тысячу новых мушкетов отправлю и сто тысяч рублей разрешу в копенгагенском отделении банка «Взаимопомощь» Кристиану взять под низкий процент.
        - И потом что? - напрягся Михаил.
        - Шведский период тридцатилетней войны, - очень тихо произнёс Петруша, но Михаил услышал.
        - Шведский, тридцатилетней?
        - Прости, Михаил Фёдорович, задумался. Нужно тебе Густаву Адольфу письмецо написать. И я от себя напишу. Пусть вступает в войну с католиками. Пусть покажет, на что шведы способны. Пусть докажет, что обманом мы его победили, а не силой. Напиши, что если хочет он державу свою увеличить, то пусть северогерманскими землями и увеличивает. Там города богатые, населения много, порты незамерзающие. Только Пруссию пусть не трогает. Её мы потом, после того, как с Валленштейном разберёмся, себе заберём.
        - Так Прусское герцогство вассал Речи Посполитой? - напрягся Михаил.
        - Фактически, теперь у них герцог Георг Вильгельм Гогенцоллерн - курфюрст Бранденбурга. Сейчас Валленштейн вторгся в его владения, хотя Георг этот и высказал лояльность к императору. Думаю, когда через два года мы туда войска введём, он рад будет Прусское герцогство нам отдать, лишь бы мы его от имперцев защитили. Но до этого дожить нужно. А сейчас нужно любыми способами подтолкнуть Густава Адольфа к войне с католиками. Зови, Государь дьяка Фёдора. Будем письма писать.
        - Петруша, а что ты сказал про тридцатилетнюю войну? - не дал себя сбить с мысли Михаил.
        - Астролог мой - Иоганн Кеплер предсказал, что война эта будет длиться тридцать лет и закончится только тогда, когда на севере империи людей почти не останется, голод и чума приберут людей в сотни раз больше, чем пули, да копья. Пусть пока веселятся. Друг друга истребляя. Пусть кредиты у меня на войну берут. Пусть мушкеты покупают и продовольствие. Война всегда выгодна той стороне, которая в ней не участвует, а продаёт товары обеим враждующим сторонам.
        - Страшно ведь это. Города пустые, - трижды перекрестился император.
        - Страшно, когда бояре свою страну в пустыню и погосты превращают.
        Событие восьмое
        Кристиан IV король Дании и Норвегии, правитель вендов и готов, герцог Шлезвига, Гольштейна, Сиормана, Дитхмарса, Лоэнбурга и Ольденбурга сидел на жёстком стуле, понурив голову, и прихлёбывал подогретое красное вино.
        А ведь всё так хорошо начиналось. К концу 1624 года ему удалось получить для своих сыновей несколько северогерманских епископств. Фредерик был проведён в епископы-коадъюторы Бремена, Вердена и Гальберштадта, а младший сын Ульрих был избран коадъютором князя-епископа Шверина, где его дядя Ульрих II служил князем-епископом. Кроме этого в 1622 году Ульрих получил сан каноника Бременского собора. А когда его дядя Ульрих II внезапно умер в 1624 году, Ульрих и его бабушка, датская королева София Мекленбург-Гюстров, присутствовали на похоронах и погребении в монастырской церкви в Бюцове. София успешно поспособствовала правопреемству Ульриха в качестве князя-епископа Шверина, хотя ему было всего 13 лет.
        Продолжающаяся война в империи тоже привела к укреплению позиции Дании. Продвижение на север Германии католической армии под предводительством Тилли спровоцировало ответную реакцию лютеранских правителей Северной Германии. Князья и города, ранее воспринимавшие Данию как угрозу своему влиянию на Северном и Балтийском море, по мере приближения Тилли начинали видеть в датском короле Кристиане IV чуть ли не единственного защитника лютеран. Франция, Англия и Республика Соединённых провинций обещали поддержать короля финансово.
        А вот дальше начались трудности. Государственный совет ни в какую не соглашался давать денег на войну. Вообще был чуть ли не единогласно против этой войны. Главным их аргументом было то, что союзники ненадёжны. Тогда Кристиан решил воспользоваться тем, что он является герцогом Шлезвига и Гольштейна. Двигали им далеко не амбиции и только в последнюю очередь религиозные чувства. Двигали королём политические соображения, в особенности желание разъединить западные государства со Швецией и усилить влияние Дании в Северной Германии. Получив деньги от Франции и Голландии, Кристиан IV уже весной 1625 года выступил против Тилли во главе наёмной армии из 20 тысяч солдат.
        Все потенциальные сторонники, на которых рассчитывал король, были заняты своими делами и не смогли оказать ему ни какой поддержки, за исключением небольшой денежной подачки. В Нидерландах Спинола после длительной осады взял ключевую крепость Бреда. Дюнкеркские каперы, науськанные испанской короной, грабили голландские суда. Во Франции началась гражданская война - поднявшие восстание и поддерживаемые Англией гугеноты были осаждены в крепости Ла-Рошель. В самой Англии, похоже, назревала гражданская война. Карл тоже не смог справиться со своим парламентом. Прав оказался Государственный совет. Зря он не послушал канцлера Кристена Фрииса Крагерупа. А ведь того подержали семнадцать дворян из девятнадцати. Ригсрод словно в воду глядел.
        Дальше всё шло только хуже и хуже. Протестантские курфюрсты Саксонии и Бранденбурга, конкурировавшие с Данией за контроль над Оснабрюкским и Хальберштадтским епископствами и опасавшиеся её усиления, заявили о своей лояльности императору. В 1625 году никаких серьёзных боевых действий не происходило. Свирепствовавшая по всей Европе чума не обошла и армию католиков. В 18-тысячной армии лиги во главе с Тилли 8 тысяч были больны чумой; они вынужденно разместились у небогатого епископа Хильдесхаймского. Войска Валленштейна квартировали в богатых Магдебурге и Хальберштадте. Избранный главой граничившего с Данией Нижнесаксонского округа, Кристиан разместил там свою армию и производил набор рекрутов. Под его знамёна встали и Мансфельд, и Христиан Хальберштадский.
        По предварительным договорённостям протестантов предполагалось проведение трёх независимых операций для разделения сил противника. Мансфельд должен был начать наступление на оплот Валленштейна - Магдебургское архиепископство - и, увлекая его за собой, по возможности обойти и двигаться в Силезию на соединение с Бетленом Габором. Христиан Брауншвейгский, командовавший плохо вооружёнными и слабо дисциплинированными войсками, набранными из крестьян, тех земель, по которым он проходил, должен был, обходя Тилли, пробиться в Гессен и, объединившись с ландграфом Гессен-Касселя Морицем, напасть на Тилли в Рейнланде с тыла. В то же время Кристиан VI, продвигаясь по Везеру, должен был нанести Тилли мощный фронтальный удар.
        На самом деле план оказался невыполнимым. Когда Христиан Брауншвейгский всё-таки провёл своё войско через границу Гессена, опасавшийся за свои владения ландграф Мориц Гессен-Кассельский категорически отказался поддержать его в борьбе с императором. Зато в войско вступил его старший сын от второй жены Юлианы Нассау-Дилленбургской - Филипп. Разочарованный и обескураженный Христиан Брауншвейг-Вольфенбюттельский Младший отступил в Вольфенбютель и перешёл к партизанским действиям, в которых имел некоторый успех. Однако вскоре Христиан тяжело заболел и умер в Вольфенбюттеле 16 июня 1626 года.
        14 апреля на Эльбе, возле Дессау, Мансфельд наткнулся на имперские войска под командованием Альдрингена, удерживающие мост. Иоганн фон Альдринген располагал 86 пушками, его войска были хорошо укрыты в траншеях. Мансфельд недооценил силы противника, и отдал приказ атаковать, однако атака закончилась неудачей. Силы протестантов значительно превосходили имперские войска, и Альдринген (получивший за это сражение титул барона от императора) послал за помощью к Валленштайну, располагавшемуся со своей армией в Ашерслебене. С прибытием Валленштайна силы католиков возросли до 20 тысяч человек.
        Решающее сражение состоялось 25 апреля. Все атаки графа Петра Эрнста II фон Мансфельда на имперские позиции были отбиты, а Валленштейн атаковал позиции протестантов с фланга. В ходе боя в расположении Мансфельда взорвались возы с порохом, что привело к гибели большого количества протестантских солдат и вызвало панику. Потеряв треть армии, Мансфельд начал быстро отступать, по пятам преследуемый Валленштейном. Следуя первоначальном плану, отступал он в Венгрию.
        Сам Кристиан практически не владевший всей этой информацией, тем не менее, решил воспользоваться разобщением сил противников, он, как и планировалось первоначально, начал наступление на юг, рассчитывая пробиться в центр Южной Германии. Узнав об этом, Тилли, получивший 8-тысячное подкрепление от Валленштейна, двинулся ему навстречу. Кристиан IV немедленно развернулся и попытался вернуться на свою базу в Брауншвейг, однако 27 августа Тилли настиг его и Кристиан был вынужден принять бой возле деревни Луттер-Ам-Баренберге.
        В четырёхдневном сражении, начавшемся 24 августа 1626 года, датский король и 21 тысяча его солдат, были побеждены имперско-испанской армией под командованием генерал-лейтенант графа Тилли (24 400 человек). Имперская пехота трижды прорывала датские линии, однако каждый раз была отбита кавалерийской контратакой. Однако датским войскам всё труднее становилось удерживать свои позиции, и когда вся датская артиллерия оказалась захваченной имперцами - датские войска охватила паника, и они отступили по направлению к Штаде. Датчане потеряли около 4000 убитыми. Тилли захватил 2000 пленных, 22 пушки, 60 знамён и 7 штандартов. Потери победителей составили только 700 человек. Король с трудом пробился через порядки противника и бежал в Брауншвейг. Всё могло, может быть, кончиться по-другому, но в решающий момент немецкая конница отказалась принять участие в боевых действиях. В этой битве кроме всего прочего погиб и сын ландграфа Морица - Филипп Гессен-Кассельский.
        В Брауншвейге Кристиан первым делом написал письмо с просьбой прислать деньги и войска в Лондон, Париж, Москву и Голландию. Пока все молчали. Спасало короля от немедленного разгрома две вещи. Во-первых, по войскам католиков, да и по всей северной Германии, опять прокатилась эпидемия чумы. Во-вторых, голод. Чума и военные действия, мобилизация крестьян в армию и обоз, грабёж продовольственных отрядов, высылаемых во все стороны армиями противников, холодное лето и ранняя осень привели к тому, что в богатых до войны областях Северной Германии разразился страшный голод. Мародёров и грабителей стало больше чем крестьян. Деревни вымирали полностью. В городах люди не успевали хоронить умерших, они так и лежали на улицах, в домах, во дворах, там, где их заставала чёрная смерть или смерть от голода.
        Событие девятое
        Густ?в II Адольф перечитал послание, что он собирался отправить королю Франции Людовику.
        «Мы Густ?в II Адольф, по благодати Бога Король шведов, готов и вендов, великий князь Финляндии, герцог Скании, Эстонии, Лифляндии и Карелии …».
        Нет. Зачем обманывать себя и выглядеть хвастуном в глазах возможных союзников. Напишем просто: «Король шведов, готов и вендов…». Земли, отошедшие к России, не вернуть. Попытаться можно. Всё же, то войско непобедимое - всего один полк, где-то в сотнях и сотнях миль. Пока до них дойдёт весть о захвате Финляндии, и пока этот полк соберётся и проделает эти сотни миль, можно укрепить крепости, понастроить ловушек. Нет. Не время. Рано ещё.
        Все прошедшие два года король не сидел во дворце и не оплакивал потерю земель. Он занимался реформами. Самое же первое, что он сделал, это отправил в Вершилово шпионов. Были отобраны молодые честолюбивые дворяне, знавшие в совершенстве немецкий язык. Таких оказалось пару десятков. Из них сам Густав Адольф вместе с канцлером лорда Хая графом Акселем Густавссоном Оксеншерной выбрал четверых самых толковых и отправил в Россию. Цель ясна - вступить в армию князя Пожарского и научиться там всему, чему только возможно. Двое исчезли. Скорее всего, их разоблачили и казнили. А вот двое других в прошлом году, после завершения разгрома Речи Посполитой сбежали и сумели через Польшу и Пруссию добраться до Упсалы. Ни один из четверых отправляемых шпионов не знал о существовании трёх других, а, следовательно, не мог, в случае разоблачения, кого либо, выдать. Более того, все четверо были уверены, что никого другого в Вершилово не посылали.
        Вот теперь эти двое тренируют два вновь набранных полка. Выслушав по возвращении смельчаков и оценив их умение, король сделал главный вывод - воин это профессия. Точно такая же, как плотник или кузнец. Если ты стал военным, то должен целыми днями тренироваться, не думать, как прокормить жену и детей, не думать, как приготовить себе пищу, не думать где взять денег, чтобы купить оружие и форму. Думать ты должен только об одном, как стать непобедимым. Как быстрее заряжать мушкет, как точнее и быстрее стрелять из пушки, как делать перестроение не разбивая строя. Как проходить за день расстояние в пятьдесят вершиловских километров (шведская миля равна 6000 фамнам или 10689 метрам) или в 5 миль.
        Сейчас три полка, что Густав Адольф оставил после позорного мира, заключённого в Нарве, снабжены в необходимом количестве полевыми кухнями. Кем бы ни был князь Пожарский, он великий полководец. Придумал вещь, которая в два раза увеличивает путь, что может за один день проходить пехота, да и кавалерия тоже. И что гораздо более ценно, в войсках никто не мается желудком, нет потерь практически на марше. А облегчённый мушкет? К началу реформ Густава-Адольфа мушкет весил около 11 килограмм, был очень неудобен в обращении, а стрелять из него приходилось, используя особую подпорку в виде рогатины (сошку). Теперь с помощью шпионов, прошедших обучение в Вершилово, Густав-Адольф уменьшил вес мушкета до 5 кг. Кроме того, он принял на вооружение патрон - заранее изготовленный заряд, в который засыпалось определённое количество пороху, это позволяло добиться уменьшения времени заряжания, к патрону прикреплялась пуля (в виде шарика) чуть уменьшившаяся в весе. В итоге на свет появился совершенно новый мушкет - более лёгкий и удобный в обращении, его было легче заряжать, а скорострельность его достигала одного
выстрела в минуту. Изготовить ружьё, заряжаемое металлическим патроном, как в Вершилово шведские оружейники не смогли. Патрон сделали бумажным и продолжали заряжать как обычно, но и скорость заряжания увеличилась, и теперь не стоило бояться того, что мушкетёр в пылу боя пересыпит пороху или затолкает две пули. Частенько раньше разрывало ствол, калеча горе стрелка.
        Удалось оружейникам Швеции повторить и батарейный кремнёвый замок. Француз ле Буржуа ведь очень давно изобрёл свой замок, почему же никто кроме князя Пожарского не додумался полностью оснастить своих мушкетёров этим оружием? А вот чего точно не удалось перенять у русских, так это их пулемёты. Оба шпиона были рейтарами в полку Пожарского, и пулемёты видели, и их действие на пехоту и кавалерию противника описать смогли, а вот устройства не видели. К пулемётам, стрельбе из них и обслуживанию, были допущены только русские. Десять стволов? Ну и что? Как добиться беспрерывной стрельбы? Конечно, для этого нужен цельнометаллический патрон. Только ведь этого недостаточно. Как подать этот патрон в ствол? А как сразу в десять стволов?
        Усовершенствовать пушки по подобию вершиловских тоже не удалось. Там тоже цельнометаллический патрон. И там не порох. И там не ядро, а граната. Но как это сделать? Тем не менее, артиллерией король тоже занимался. Ему удалось снизить вес пушки, уменьшив количество металла в дуле: он сократил его длину и уменьшил толщину. Помимо этого, Густав Адольф ввёл в обращение порох улучшенного состава, изготовлявшийся по строго определённым соотношениям. В результате, хотя дуло и уменьшилось в длине, выстрелы не стали менее точными, а баллистическая мощь пушки сохранилась на прежнем уровне, несмотря на облегчение дула. Ну и собранный из бумаги и ткани патрон с порохом, подаваемый в ствол, существенно уменьшил время на заряжание орудия.
        Густав II Адольф ввёл три стандартных калибра: 24-фунтовая, 12-фунтовая и лёгкая 3-фунтовая пушка. Чтобы усилить контроль за правильным использованием артиллерийских орудий, он отказался от распространённого раньше обычая нанимать пушкарей из гражданских лиц и создал отряды военных канониров, которые так же, как пехота и конница, должны были проходить обучение и соблюдать дисциплину.
        Кроме новых мушкетов, новых пушек и новой системы тренировок армия получила и новую тактику. В начале XVII столетия основным способом построения войска в европейских странах являлось испанское каре. Каре (то есть «квадраты») представляли собой широкие колонны, состоящие из пикинеров и мушкетёров, выстроенных бок о бок в боевой линии. Довольно неповоротливая артиллерия обычно помещалась впереди колонн, как правило, под защитой кавалерии. Дополнительные отряды конницы защищали фланги каре.
        Густав-Адольф преобразовал такую систему колонн по образцу князя Пожарского. Раз увеличилась дальнобойность и скорострельность огнестрельного оружия, то можно строить мушкетёров и пикинеров (доля которых в войске сильно уменьшилась) более узкими линиями, в каждой из которых было не более шести солдат. Несколько отдельных подразделений, выстроенных бок о бок такими линиями и разделённых промежутками, представляли собой более длинную линию. Следуя примеру вершиловцев, в шведской армии использовали обычно две такие пехотные линии, а третья линия находилась в резерве. В промежутки между линиями пехоты Густав поместил кавалерийские отряды и артиллерию. Для обороны флангов он располагал на флангах кавалерию, впрочем, и небольшие мобильные отряды пехоты также могли в случае необходимости защитить фланги войска.
        Кроме того, Густав Адольф внёс усовершенствования и в тактику кавалерии, соединив лучшие черты немецкого «караколе» и применявшейся русскими сабельной атаки: поэтому шведская конница обладала как высокой огнестрельной мощью, так и способностью нанести сильный удар противнику. Густав Адольф обучал пехоту, артиллерию и конницу согласованным действиям. Ведь главное, что выделил король из рассказов шпионов это координированные действия разных родов войск у князя Пожарского. Пехотный эскадрон армии Густава Адольфа состоял приблизительно из пятисот солдат. По примеру вершиловцев за ним закрепилось французское название - «батальон». Батальон состоял обычно из четырёх отрядов. Три батальона объединялись в боевые бригады, получившие название полк. Командующим полком был полковник; батальоном - лейтенант-полковник; отрядами - капитаны. Им подчинялись лейтенанты.
        Но только армией король не ограничился. Занялся он и своими непосредственными помощниками в управлении страной. С прошлого года Государственный Совет возглавлялся пятью Великими Чиновниками Сферы, каждый возглавляющий отделение государственного управления:
        Riksdrots - Лорд Хай Стюарт (или юстициарий лорда Хая)
        Riksmark - Лорд Хай Констебл
        Riksamiral - Адмирал лорда Хая
        Rikskansler - Канцлер лорда Хая
        Riksskattmastare - Казначей лорда Хая.
        Густав Адольф исправил письмо Людовику и прочёл ещё раз, в десятый, наверное. Он просил денег. Швеция сейчас маленькая нищая страна, которой даже запретили иметь венный флот. Хотя был в этом и плюс. Военный флот - это большие, вложенные в никуда, деньги. Лучше иметь торговый. Устраивать морские баталии глупость. Лучше иметь корабли, которые будут торговать и приносить прибыль, а если понадобится, то перевезут армию на материк. Кристиана Датского разбили имперцы. Сейчас наёмники и датчане отступают к своим островам. Густав Адольф предлагал Людовику в случае предоставления финансовой помощи высадиться на северогерманском берегу и атаковать имперцев с фланга и тем самым спасти Протестантскую лигу от полного разгрома.
        Кроме этого письма было написано и письмо к императору Михаилу, и у него король просил денег, ну и «благословения», на войну с католиками.
        Глава 4
        Событие десятое
        Иван Охлобыстин шёл по лесу, что начинался у западной окраины Вершилова, в сторону болот. Шёл к якам. Количество лохматых коров за последний год серьёзно выросло, теперь их уже целое стадо. Ещё раз, третий уже, пригнал в Уфу пять яков китаец или другой басурманин, кто их разберёт, тем более что самого продавца Иван и не видел. Осенью приплыли лодьи с последней партией железа из Миасса, вот они и привезли пять яков, три самца и две самки и кроме того пять огромных тюков дорогущего чая. Чай этот главному животноводу Вершилова не нравился, медовый сбитень с травами и ароматней и вкусней и полезней для человека, как травницы говорят. Только если князю Петру Дмитриевичу хочется его пить, так и на здоровье. У нас, блин - «демократия». Это так шутит сам князь Пожарский, когда кто-нибудь упирается и делает всё неправильно. Кроме приплывших из Китая было пополнение и собственное, шесть телят родилось в июне. Сейчас у них снова гон, вон трубный рёв быков и за пару километров слышно. А ведь в другое время кроме тихого похрюкивания от них никаких звуков не дождёшься.
        Сегодня праздник Покр?ва Пресвят?й Богор?дицы - 14 октября по новому стилю. Как раз и снег со вчерашнего вечера идёт. Не так чтоб уж совсем снегопад. Падают редкие крупные снежинки, покрывая траву и ветви деревьев пушистым ковром. Лес сильно за восемь лет последних изменился. Первым делом-то Пётр Дмитриевич запретил рядом с Вершилово лес валить, и лесников набрал, чтобы присматривали первое время за непонятливыми. Лесники и пеньки вскоре извели и ямы от заваленных в прошлом сосен и елей землёй присыпали, сравняли. Особенно изменился лес, когда стали переселенцы в новые городки на Волге и Белой молодые деревца с собою брать. Весь подвой выкопали. Сухие и больные деревья сразу вырубаются, кустарник, и упавшие ветви детишки летом на растопку забирают. Красота получилась. Ни буреломов, ни каких, ни пней, ни непролазных зарослей малинника. Видно на сотни метров в любую сторону. Да и новые обитатели леса порядок помогают наводить. Яки, зубры, олени, туры и прочие великаны всю траву выщипывают. Даже дышится сейчас в лесу по-другому. Вольно.
        У яков Охлобыстин несколько дней не был. Занят был. Роды принимал. И не у кого-нибудь. У слонихи! У слонов, по словам приставленного к ним кызылбаша Дэрэявэхуша, что с персидского переводится как - богатый, беременность длится 22 месяца. А отплыли они из Персии чуть более года назад, выходит, обе слонихи были уже в тягости. Скоро ведь и вторая разродится, со дня на день ждём. Кызылбашами, оказывается, персов называют из-за того, что им положено носить шапку с 12 пурпурными полосками в честь 12 шиитских имамов. Переводится это как - «красноголовые». Если бы не красноголовый Дэрэявэхуш, слоны давно померли бы. Ни кто ведь не знает на Руси ни как их кормить, ни чем кормить, да и сколько надо еды этим серым великанам неизвестно. На воле слоны, как рассказывал Дэрэявэхуш, питаются преимущественно ветками деревьев и кустарников, травой, фруктами. Взрослый слон съедает за день около 250 килограмм пищи и выпивает до 250 литров воды. В зоопарке Вершилова большую часть их питания составляют ветки деревьев, собранные в веники. Пацаны, что помогают Ивану, наловчились ломать ветки вербы, растущей вдоль берега
Волги, на каждого слона приходится в сутки по 40 вербовых веников - порядка 8 килограмм. Сена и травы слону дают по 30 килограммов и ещё несколько килограммов соломы, 7 килограмм овса, 1 килограмм отрубей, несколько булок хлеба. Кроме того летом слонам давали фрукты и овощи: яблоки, морковку (15 килограмм), свёклу (5 килограмм), капусту (5 кило). Получали слоны и картошку, но только в варёном виде. Иногда серым исполинам давали даже немного лука. Интересно, что капусту слоны не едят целиком, а сначала кладут её на пол и слегка раздавливают ногой.
        Сейчас зимою тяжелее будет. Но ничего страшного, ведь и свёкла и морковь есть, капуста тоже никуда не делась. Яблок наморозили. Да и веников полно пацаны насушили, распариваем сейчас и даём прожорливым гигантам. Плохо, конечно, им зимою придётся. Это ведь не Индия.
        Слониха может рожать не чаще, чем один раз в пять лет, огорчил Петра Дмитриевича перс. Так что следующего пополнения зоопарка ждать долгонько придётся. Вес слонёнка получился 85 кило. Это почти в три раза больше, чем обычный телёнок у коровы рождается, или в два раза больше верблюжонка.
        Верблюжат в этом году тоже более полусотни народилось. В следующем году уже будем вместе с переселенцами верблюдов в города на Волге и Белой отправлять. Там степи, пусть пасутся на вольных хлебах и шерсть для ковров дают.
        Вторую слониху прислал из Исфахана доктор Али ибн Рустам Орипов, что остался следить за здоровьем шаха Абаза. Он ранней весной на деньги, что получил за лечение шахиншаха, купил эту слониху и отправил в Вершилово на персидском бусе. Кроме слонихи и другие товары на корабле были. Шёлка много и дорогой материи из него, необработанной бирюзы, или, как называют её сами кызылбаши - «фирузэ» - «камень счастья». В письме главный шахский лекарь писал, что Абаз подарил ему большой дом в центре Исфахана и хочет он в нём открыть лавку, что будет торговать товарами из Вершилова. Если Пётр Дмитриевич за слониху, шелка и бирюзу пришлёт стеклянные и фарфоровые вазы и другие изделия, бумагу, ткань, меха, то сможет Али всё это выгодно продать, а назад снова отправить редких животных и шёлк и разные необработанные драгоценные камни для вершиловских ювелиров. Князь Пожарский, когда рассказывал Ивану про оборотистого доктора, всё сетовал, что вот нет в русских этой жилки, не могут они так на ровном месте придумать способ обогащения. Подталкивать их всегда надо. Ещё Орипов писал, что следующей весной отправит целых
два буса и обязательно пришлёт на них коров великанов из Индии. Видел он этих коров в Персии, называются они «гаял» или «гаур». Длина тела гаура достигает более трёх метров. Высота в плечах доходит до 2,3 метра, а его вес может достигать 1,5 тонны, и даже доходить до 2 тонн. Самка весит поменьше около 1300 килограмм. Шерсть бурая, с оттенками от красноватого до чёрного. Рога в среднем 90 см в длину и выгнуты наверх в форме полумесяца.
        Интересно будет на этих гигантов посмотреть, ведь больше чем туры тогда они получаются. Правда, опять очень теплолюбивое предстоит пополнение. Для слонов построили огромный дом из дерева, и пять печек по бокам за кирпичной стеной разместили в разных местах. Так уже сейчас, в октябре, они к стенкам жмутся. Холодно беднягам. Зато детворе вершиловской радость. Новая забава у них появилась. Слоны оказались сладкоежками. Принёс как-то Иван Дмитриевич Пожарский ватрушку с творогом и мёдом и угостил слона. Слон ватрушку съел и за добавкой к княжичу потянулся. Всего его хоботом обыскал, даже за пазуху залез. На следующий день уже десяток пацанов прибежали с ватрушками и специально их под одеждой спрятали. А слоны учуяли лакомство и стали мальчишек обыскивать. Визгу-то. Хохоту. Через неделю уже и хлеб перестали серым сладкоежкам давать, Дэрэявэхуш ругается, что так и заболеть слоны могут. Пришлось ограничить количество желающих быть обысканным слонами. Всё равно больше часа это представление занимает. Смотрит каждый день Иван на это, улыбается и слёзы, что на глаза набегают, исподтишка смахивает. Радостно
ему за детвору, вон как интересно и сытно им живётся, вспоминает своё голодное детство. Как здорово, что появился у них в Вершилово восемь лет назад княжич Пётр Пожарский. Жаль не родился и не приехал сюда он на десять лет раньше. Было бы и у Ивана Охлобыстина счастливое детство.
        Событие одиннадцатое
        Епифан Соловый потянулся на кровати и прислушался. Потрескивали дрова в большой центральной печи, что называется голландка, лаяли на улице собаки, напевала что-то заунывное жена, укачивая дочку. В комнату из-за неплотно прикрытой двери пробивались запахи. Пахло парным молоком, свежим, только испечённым хлебом, но всё перебивал запах гречневой каши с мясом. Господи, как хорошо дома.
        Отряд казаков и стрельцов под командованием Епифана только позавчера вернулся в Миасс. А вышли ведь сразу, как лёд тронулся, по половодью, в самом начале мая. На это раз шли на лодьях. Три большие новые лодьи, что сделали мориски, могли принять на борт до сорока человек каждая, но столько народу отвлекать от строительства и производства мэр Миасса Никита Михайлович Шульга не дал. Отправилось с Епифаном по весне семь десятков человек, включая самого сотника, башкира толмача Темира, торгута или калмыка Айтина - по ихнему «Звонкий», что не захотел уходить из Миасса, когда отпустил Шульга пленного тайши, и самого важного участника «экспедиции» картографа гишпанского Карлоса Хосе. На этот раз гору искать не надо было. Другое задание пришло от неведомого князя Пожарского. Нужно было исследовать и нанести на карту верховья реки Тобол и его притоков.
        Лодьи перегружены были. Кто его знает, удастся ли вернуться осенью, может ведь и зимовать придётся. Правда, Никита Михайлович напутствовал экспедицию увещеваниями не геройствовать и в конце июля или начале августа назад повертать. Никаких спешных дел на том Тоболе нет. Просто нужно нанести всё на карту, да проверить слова местных, что вдоль Тобола проходит дорога, коей купцы бухарские пользуются. Неплохо было бы наладить торговлишку с Бухарой. По дороге ещё нужно зайти в Тюмень. Ну, не совсем, понятно, по дороге. Чуть дальше придётся по Тоболу проплыть и потом свернуть в Туру, но путь этот знакомый и места вполне безопасные. В Тюмени должны были расторговаться. Чугунные казаны да сковороды предложить, ткань шерстяную, стекло для окон, ну и прочего всего, что производят в Миассе. С тюменцев же просить пушнину, что ещё можно у них взять. Разве что просил князь Пожарский орех кедровый поспрашивать, но Епифан в Тюмени был и про этот орех ничего не слышал. Где-то севернее, наверное, кедры растут.
        Неприятности начались в Тюмени. Если это можно назвать неприятностями. Плохо всё получилось, и чем теперь закончится неизвестно. А случилось так. Приплыли к пристани уже на закате и даже сойти на берег ещё не успели, а тут сразу прибежал дьяк и говорит, что городовой воевода Плещеев Иван Васильевич только что прибывший на смену князю Михаилу Борисовичу Долгорукому требует старшего к себе в крепость. Епифан Плещеева знал, ну как знал, не ручкался, понятно, и вино заморское с ним за одним столом не пивал. Был казак Соловый в войске воеводы Плещеева, что потерпело поражение от литовского полковника Струся под Москвой.
        19 марта 1611 года небольшие отряды поляков, загнанные и запертые в Кремле и Китай-городе, боясь восстания среди населения, решились на самое крайнее средство - поджог Москвы, когда народ разбежался из объятого пламенем города, а к полякам, запертым в Кремле, спешил на помощь сильный отряд под начальством полковника Миколая Струся, тогда Плещеев и был выслан с передовым отрядом, чтобы преградить ему дорогу к пылающей Москве. Плещеев подоспел вовремя, но был разбит и вынужден отступить. Епифана ранили в тот день болтом из арбалета. К счастью болт потерял всю силу, пробивая трофейную кирасу надетую казаком. Много с тех пор воды утекло. Епифан вон целым сотником стал. Что ж, делать нечего пошёл сотник за дьяком.
        Сначала-то спокойно разговаривали, но только до того момента как узнал Плещеев, что миассцы приехали торговать в Тюмень. Мзду потребовал воевода и цифру назвал запредельную. Сто рублей! И обязательно золотом.
        - Побойся бога, Иван Васильевич! Где я тебе такую деньгу найду! - осенил себя троекратно Епифан.
        А воевода в крик, что тогда всё отберёт, а людишек с Миасса объявит холопами беглыми и в железа закуёт.
        - Не будет такого, - усмехнулся чуть сробевший сначала Соловый, - У меня грамотка царёва есть, что вольны мы торговать на территории всей Российской империи беспошлинно три года. Так ещё и года не прошло, - по мере того, как говорил, стал успокаиваться Соловый и грамоту Государя уже спокойно Плещееву протянул.
        Воевода грамоту взял, прочёл и вдруг топнул ногой и порвал её, а потом и закричит:
        - Васька, Фрол вяжите его!
        Из-за двери выскочили два стрельца и, правда, попытались схватить Епифана. С кем другим, может, и удалось бы. Только полтора года проведённые в Миассе среди вершиловских стрельцов, что обучал казацким ухваткам князь Пожарский, дали сотнику многое. Такую ситуацию тоже отрабатывали на тренировках. Соловый чуть присел и левой ногой, пяткой, пнул по голени того стрельца, что левую руку и крутил. Тот, понятно, руку выпустил и, заохав, принялся на одной ноге скакать. Сотник ждать и наслаждаться этим зрелищем не стал, он не поворачиваясь, шагнул назад и когда стрелец перенёс центр тяжести на одну ногу, сделал ему заднюю подсечку. Бабах, всей немалой тяжестью врезался в пол несчастный. В это время воевода вытащил кинжал из дорогих ножен, персидский явно, и попёр на Епифана. Шаг в право, воевода тыкает туда кинжалом, но Солового там нет. Он только обозначил движение, сам же крутанулся на этой ноге, и со всей силы ребром ладони заехал Плещееву по левому уху. После чего вырубил окончательно поднимающегося стрельца и коленом успокоил второго. Огляделся. Никто больше на него не нападал. Только давешний дьяк
прятался в углу, изображая брошенную на лавку кучу тряпок.
        - Видаком будешь, что вор Ивашка грамоту Государя-императора порвал и вопреки указу Государя мзду с меня требовал! - выхватил дьяка на центр горницы Епифан.
        Тот закивал и начал что-то блеять про самоуправство.
        - Ты, крапивное семя, сейчас сядешь и всё это опишешь в грамотке, а я пока воеводу с собой заберу. Как напишешь, приноси на пристань. Там ждать буду, - сотник встряхнул Плещеева, и, уперев ему, кинжал в бок, поволок вниз по лестнице.
        Он и не помнил, как добрался до своих. Только, сунув голову в воду, чуть успокоился. Посовещались со старшими на лодьях. Решили пока подождать. Воевода уже не гавкал, сидел, кровавую юшку из носа по бороде размазывая, у, наполовину вытащенной из реки, лодьи, и глазами только зло зыркал. Дьяк пришёл не один. С пятью десятками стрельцов пришёл и с товарищем воеводы Ярлыковым Иваном Ивановичем.
        - Кто вы и почто разбой творите? - громко начал второй городовой воевода, но Епифан видел, что успел он о случившемся дьяка расспросить. И теперь не знал Ярлыков как себя вести. Не знал кто эти люди в одинаковых необычных кафтанах болотного цвета. Не знал по силам ли тюменцам одолеть семь десятков вооружённых невиданными им мушкетами пришлых. Не знал что делать.
        - Вор Ивашка Плещеев сейчас грамоту Государя порвал и мзду требовал с товара, что по наказу князя Пожарского мы привезли на продажу, хотя в грамоте указано, что торговать бы должны беспошлинно, и что в случае поборов неправедных виновного надо в железа имать и в Разбойный приказ в Москву доставлять, - Епифан шагнул вперёд и протянул воеводе разорванную надвое грамоту, со свисающей с одной половинки восковой печатью.
        Кончилось всё более-менее мирно. Вид грамоты и имя князя Пожарского пыл тюменцев охладили. И расторговались хорошо. Почитай все меха, что на руках были у местных, перекочевали к миассцам. Десяток мешков полных набили мягкой рухлядью. Так и понятно, население Тюмени тысчи полторы и всем и посуда железная нужна и ткань отменная и прочие чудеса миасские. Плещеев прощения у сотника просил и в знак примирения дорогую турскую саблю преподнёс в позолоченных ножнах со вставками бирюзы. Так и кинжал персидский, что в драке достался Епифану за ним остался. Забоялся воевода его назад требовать. Жаль без ножен он.
        Из Тюмени выплыли пятого июня. Вода в реке уже спала, и подниматься против течения было не тяжело. Берега в основном были безлюдны, только один раз за седмицу встретились с татарами, что привели пару десятков коней на водопой к реке. Только, увидев три большие лодьи и несколько десятков вооружённых русов, те поспешили убраться подальше от берега. А вот на следующий день лодьи пристали к берегу ещё до полудня, да так дальше и не пошли. Река в этом месте поворачивала и текла как бы с восхода на закат. На левом или северном берегу высился огромный курган, а вокруг него был выкопан ров и насыпан вал, ширина рва была 13 метров при глубине 1 метр, при этом в нем имелось два разрыва шириной до 18 метров. Вал был высотой с лишком полторы сажени, то есть около 3,3 метра. Епифан с десятком своих казаков излазил все укрепления, но не нашёл ни одного каменного или деревянного строения. Только поросшие травой рвы и холмы. Если здесь и стояла раньше крепость, то или она была полностью сделана из земли и глины, либо всё деревянное сгорело и сгнило за десятки, а то и сотни лет. А вот место сотнику понравилось.
Высокий берег, уже готовый ров и большой холм, на котором можно построить сторожевую башню. Вот только нужно доставить сюда по реке лес. Хотя перезимовать здесь без дров будет не просто. Морозы зимой лютые бывают.
        После остатков крепости без малого полтораста вёрст река шла почти прямо на полдень, может, лишь чуть отклоняясь к заходу. Потом Тобол поворачивал на запад и тёк так вёрст с полсотню. Дальше проплыть было труднее, перекаты и мели и раньше встречались, сейчас же пошли прямо сплошь. Только и успевай в воду прыгать и пытаться волоком лодью через перекат перетащить. Промучившись так две седмицы, и пройдя всего, может, с сотню вёрст, решили возвращаться. Тем более что июль уже к концу подходил. Получается не полностью они задание князя Пожарского выполнили, не нашли истока Тобола.
        Вот на обратном пути в одну из ночёвок на них татарва и напала. Было басурман около сотни и, скорее всего, они долго наблюдали за первопроходцами, готовясь к нападению. Получилось у поганых плохо. Караулы их заметили и подняли тревогу, а выстрелы из семидесяти ружей, хоть и не прицельно из-за темноты, всякое желание вступать в перестрелку отбили. Куда там луку против ружья с цельнометаллическим патроном.
        Утром место боя осмотрели. Нашли трёх убитых и одного раненого. Но были это не башкиры и не калмыки. Пленного выходили, и с грехом пополам используя и башкира и торгута толмачами расспросили. Он оказался кипчаком. Род свой пленник называл тортуыл. От пленника узнали и немного про приток реки Тобол, возле которого на экспедицию напали. Приток назывался Уй, и, по словам кипчака, река эта бежала с предгорий Урал-тау. Вот тогда Епифан и предпринял попытку вернуться домой не по Тоболу, потом Исети и Миассу, а по этому самому Ую (по-башкирски - низина).
        Лодьи пришлось оставить через пару сотню вёрст. Дальше почти месяц шли пешком. Страшно повезло, что у самого истока реки на небольшой горушке встретили кочевье башкир. Тех самых, что показывали, как добраться до истока реки Яик. Они и проводили уставший сверх меры отряд до дороги, что соединяет Миасс с Белорецком. Десяток лошадок помогли припасы тащить.
        На следующий год теперь уже на лошадях и поедем искать исток Тобола. Часть пути можно пройти и на лодьях. Их ведь не просто бросили. Перевернули в неприметной низинке и ветками забросали. Должны зиму пролежать, а весною можно будет просмолить и вновь до того места, где в этот раз остановились доплыть, ну а дальше на конях. Нашли гору Магнитную, нашли истоки Яика и Уя, найдём и истоки Тобола. Всё в наших силах.
        Событие двенадцатое
        Захариас Янсен простыл. Лежал теперь дома, укутанный одеялами и, попивая горьковатую коричневую жидкость, рассматривал листы бумаги с рисунками.
        Началось всё ещё больше полугода назад, весною. Пришёл к нему в мастерскую князь Пожарский. Посмотрел на оборудование, на котором мастер шлифовал линзы, покрутил в руках недоделанную подзорную трубу, потом повращал штатив телескопа почти законченного и, ничего не сказав, ушёл. Вернулся он после обеда с Иоганном Кеплером.
        - Господа, мне нужен мощный микроскоп, - Пётр Дмитриевич взял карандаш и лист бумаги и изобразил схематично требуемый прибор, - Смотрите. Снизу нам нужно зеркало, лучше чуть вогнутое, чтобы оно собирало свет. Зеркало должно вращаться в обеих плоскостях, чтобы им можно было направить луч света на предметное стёклышко. Сверху к корпусу должно быть тоже приделано зеркало. Это должно вращаться уже в трёх плоскостях. Им будем подавать свет на исследуемый объект, если он непрозрачен. Вопросы есть?
        Захариас прикинул. Сложно. Как заставить зеркало вращаться сразу в трёх плоскостях? Об этом и спросил.
        - Нужно крепление сделать в виде шарнира, - князь взял руку Кеплера сжал её в кулак и, накрыв своей огромной мозолистой пятернёй, повращал, а потом подвигал руку астронома в локте, - Всё за нас уже природа придумала.
        А ведь и правда!
        - А механики смогут такое изготовить? - усомнился теперь уже Иоганн.
        - Смогут. Теперь дальше. Вот эта полочка будет называться предметный столик. Он должен винтом подниматься и опускаться очень плавно. Нужно будет настраивать фокусное расстояние. Не мне вам объяснять, что есть люди с близорукостью, а есть с дальнозоркостью. Этот микроскоп должен обоим позволить видеть всё чётко. Кроме того верхняя панель должна скользить на салазках, чтобы можно было осмотреть весь исследуемый предмет, не трогая его, - Пётр Дмитриевич разжал руку астронома выпрямил тому ладонь и, обхватив на этот раз её, показал, что нужно от этой панели.
        Как наглядно всё. Всё же князь великий учёный. Если бы он ещё на всякие войны не отвлекался.
        - Ну, с простыми вещами покончено. Теперь сам микроскоп. Иоганн, ты ведь знаешь, что если в приборе две линзы, то их увеличение общее можно посчитать, умножив одно на другое. Теперь давай представим, что линз больше двух. Третья линза делает перевёрнутое изображение правильным. А четвёртая, а шестая, а десятая. Только нужно разбить этот прибор на две части. Назовём верхнюю - окуляр. Туда будем смотреть. Он сделан из бронзовой трубки, в которую вставлено несколько плоско-выпуклых линз. Иоганн, нужно просчитать, что получится с двумя, а что с четырьмя линзами. Нижняя трубка будет объективом, там тоже нужно вставить от четырёх до шести линз. Понятно, что объектив должен быть закреплён неподвижно, а окуляр ходить вверх и вниз. Ну, вот и всё. Стоп. Ещё на предметном столике нужно предусмотреть из плоской пружины зажимы, чтобы фиксировать стёклышко с препаратом, - князь оглядел смотревших на него учёных, - Иоганн, договорись с Захарией, о диаметре линз и начинай расчёты. Могу ещё посоветовать, чтобы линзы закреплять, можно использовать резиновые прокладки. Вот теперь точно всё.
        Янсен после того, как князь Пожарский ушёл, долго рассматривал эскиз и понуро качал головой. Разве можно сравнить этот совершенный прибор с тем убожеством, что они с отцом сделали два десятка лет назад.
        Закончил изготовление микроскопа голландец как раз к празднику 3 ноября. В этот день, правда, в разные годы, русские разбили поляков под Москвой и заключили мир со Швецией в Нарве, после разгрома той. Теперь вот и ещё один праздник будет. День создания первого настоящего микроскопа. В этот же день Захария и простыл. Полез на улицу с новым прибором рассматривать снежинки. Иоганн Кеплер как-то обмолвился, что все снежинки имеют шесть лучей и при этом в природе не существует из множества миллиардов снежинок ни одной одинаковой. Хотелось Захарии проверить это. Взял он карандаш и бумагу и пошёл на мороз зарисовывать снежинки. Да так увлёкся, что и не заметил, как простыл. Вот теперь жар и кашель. А снежинки и в самом деле разные.
        Глава 5
        Событие тринадцатое
        Первого декабря 1626 года по новому стилю пошёл сильный снег. Пётр Дмитриевич Пожарский сидел у камина в большом мягком кресле и тупо смотрел на белую пелену за окном. Мыслей полезных не было. Вернее, мысль-то была, только одна всего. И прямо по классику. «Что делать»? Кто виноват, очень даже понятно. Сам и виноват. Широко шагаешь - штаны порвёшь. Вот и порвал.
        Вчера «Председатель Госплана» Пьер Эригон принёс ему отчёт по коммерческой деятельности Петра за 1626 год, по крайней мере, за десять месяцев. Картина получилась совершенно неожиданной для князя. Он практически обанкротился. Доход от всех его предприятий, полученный в виде монет, был на триста тысяч рублей меньше, чем расход. Конечно, так считать нельзя. Ведь огромное количество чугуна шло на рельсы и, если его превращать не в рельсы, а в посуду, например, то эти триста тысяч легко перекроются. А ещё можно торговать керосиновыми лампами и самим керосином. Да, много откуда ещё денег можно взять. По существу в Вершилово и остальных зависимых от него городах строится почти коммунизм. Бесплатное образование, бесплатная медицина, бесплатное питание для школьников. Да, даже трамвай в Вершилово бесплатный. Теплицы всем желающим выдаются просто под роспись. Дома каждому выдаются со всеми пристройками тоже «за красивые глаза», да, за «некрасивые» тоже выдаются. Скот поселенцам раздаётся. Перемещение этих переселенцев иногда аж из Испании до Астрахани или Миасса через Ригу - бесплатно. А сколько стоит
«набор переселенца»? Ведь каждая крестьянская семья бесплатно получает и косы, и серпы, и топоры, и гвозди, даже пару плугов (один - плоскорез) и борону. А ещё он из своих денег оплачивает суммарно несколько тысяч солдат и офицеров. В каждом городе есть гарнизон. Ведь практически все они сейчас на границах. Вокруг дикие степняки и воины там не пузо на печи чешут, а регулярно вступают в стычки с беспокойными соседями и даже гибнут, не смотря на явное превосходство в вооружении и выучке.
        Была и ещё одна беда. Пётр попросил бывшего французского шпиона посчитать и её. Очень не утешительные выводы. В Вершилово по сравнению с 1618 годом, годом его здесь появлением, инфляция составила более трёхсот процентов. То, чего он боялся, свершилось. Самое смешное, что товара вокруг полно. Вот только местные его не покупают, и, следовательно, денежная масса нарастает. Вершиловцам не нужны фарфоровые вазы. Не нужны огромные зеркала. Нужна еда и одежда. Вот они и дорожают. Уже многие во Владимир по первопутку отправляются. Там продукты в разы дешевле. И ткань гораздо хуже, но и гораздо дешевле.
        Можно к тем деньгам, что посчитал Пьер, добавить прибыль от деятельности десятка банков, размещённых по всей Европе. Тогда получится даже серьёзная прибыль. Но! Везти сюда эти деньги, значит, ещё больше раскрутить инфляцию. Пока Пётр решил пустить, наконец, в работу золото, добытое в Миассе. За эти пять лет его набралось больше тонны. Лежало мёртвым грузом в подвале дворца. Что ж, значит, пришло его время.
        Он всё считал, что слишком медленно Россию вытаскивает из той ямы, куда её бездарные правители ввергли. А оказывается, наоборот, слишком быстро. Ладно. В этом году недостающие триста тысяч найдём. Сейчас химики уже разработали способ переработки золотого песка и самородков. Почему-то генерал Афанасьев думал, что золото, которое добывают, промывая песок в реках, не содержит примесей. Остудил его энтузиазм Пьер Вернье. Оказывается, что там лишь чуть больше половины - золото. Ещё около сорока процентов - серебро, и до кучи медь. Азотной кислотой можно разделить. Только уж больно дорого доставалась пока эта кислота. Вот Пётр и дал химикам задание попытаться извлечь золото из сплава другим путём, и лучше, если там ещё и ртути не будет. Через месяц ему принесли результаты. Оказывается, можно и с помощью серной кислоты. Для этого гранулированный сплав разварили в чугунных котлах в концентрированной серной кислоте при 300 - 350°. Серебро перешло в растворимую сернокислую соль, а золото осталось в осадке. Раствор слили, золото промыли и переплавили. В раствор же добавили воды и вытеснили из него серебро
металлической медью. В результате всех этих «опытов» Пётр получил шестьсот тридцать килограмм золота и более полутоны серебра. Что ж, рубль это три грамма золота и двадцать семь граммов серебра, значит, можно начеканить двадцать одну тысячу золотых червонцев и двадцать тысяч серебряных рублей. До трёхсот тысяч ерунды не хватает. Есть ещё ведь и старые запасы. Будем считать, что в этом году сработали «в ноль».
        Большая часть денег уходила на переселенцев. Чуть меньше на Урал, там есть лес. А вот поволжские Мариинск, Красноглинск, Васильевск, Царицын, Самара и Астрахань, а так же Михайловск и Димитровград на Белой требовали сплавлять огромное количество леса, для строительства самих городов, да ещё леса и угля на отопление зимой. Дорого! А ведь на следующий год ещё запланировано переселять людей в Саратов и основать два новых города на Урале - Магнитогорск и Молотов, на месте Челябинска. Опять куча денег? Хотя, можно пока переселение в Миасс и Белорецк остановить. Пусть население увеличивается естественным путём и пусть пока займутся улучшением инфраструктуры. Больницы пусть строят, храмы, школы, дороги, пристани, стадионы.
        Ещё одной огромной тратой на следующий год будет «Покорение Крыма». Сейчас корабелы со всего мира в Днепропетровске и Смоленске строят огромную флотилию речных судов с почти плоским дном и двумя мачтами с косыми парусами. Как только Днепр вскроется, отправимся «покорять». Вершиловский оружейный завод в три смены без выходных штампует патроны и снаряды. Готовы будем лучше, чем во время принуждения поляков к миру.
        Присоединять Крым к России Пётр не собирался. По той простой причине, что весь юг полуострова - это османские земли. Конечно, захватить можно и эти города, но вот удержать. Этим товарищам только море переплыть, да ещё и с Азова могут через Керченский пролив силы перебросить. Да и переселять туда просто некого. Князь Пожарский с Михаилом Фёдоровичем и патриархом Филаретом это уже сто раз обсудил. Цель этого нападения - уменьшение количества мужского боеспособного населения Крыма и возвращение на Родину всех рабов, даже если они обасурманились и вступили в смешанные браки. Заберём рабынь вместе с детьми и воспитаем этих детей в православии и любви к родине их матерей, то есть России. Единственная крепость, что останется за русскими это Перекоп. Нужно закрыть татарам выход с полуострова. От Перекопа до Днепра километров семьдесят. Построим город на Днепре, или захватим Ислам-Керман, и хорошую дорогу до Перекопа отсыпим щебнем и гравием. И будем посмотреть, как без набегов на Русь будет процветать это разбойничье гнездо.
        Но это всё планы на следующий год. Сейчас надо решить, как изменить «политику партии», чтобы и в следующем году в минус не уйти. Напрашивается пусть и не популярная мера, но необходимая - керосиновые лампы и керосин нужно не выдавать бесконтрольно, а продавать. Это может и инфляцию чуть снизит. Второе мероприятие, которое пришло в голову Петра может денег сразу много и не принесёт, но делать его нужно и даже не так, нужно было делать ещё вчера. Все города, что завязаны на нём и на Вершилово должны снабжаться тканью произведённой в этих городах. А значит, нужно больше сеять льна, крапивы и конопли. И нужны фабрики, что всё сырьё переработают, и нужны фабрики готовой одежды. Ещё нужно простимулировать овцеводство и верблюдоводство. С яками и овцебыками пока ничего не понятно. Их надо переселять, скорее всего, на север.
        Как-то Афанасий Иванович смотрел по телевизору про российского подвижника, который хотел создать в заполярье плейстоценовый парк. Заселить тундру овцебыками, яками, дикими монгольскими лошадьми, северными оленями. Почему бы не начать это на четыреста лет раньше. Смотришь, за четыреста лет-то размножатся.
        Событие четырнадцатое
        Силантий Коровин проснулся от детского плача, младший сынишка, которому вчера только три месяца исполнилось, опять захотел, есть, а может, просто мокрый. Жена разберётся. За окном свистела метель. Она выдувала тепло, проникая в малейшие щели дома, она билась в окна. Ей тоже было холодно. Надо вставать. Как ни натягивай на себя одеяло, а если в доме холодно, то мало это поможет. Ещё и сынишку малого простудить можно.
        Силантий рывком сел на кровати и принялся засовывать ноги в обрезанные домашние валенки. И валенки холодные. Среди ночи он уже подкидывал дрова в голландку, и теперь их возле печи нет. Нужно идти в холодные сени и набирать холодные дрова в охапку, прижимая к себе. Брр! Сам ведь виноват, мог вечером и побольше дров к печи наносить. Лень? Нет. Устал. Замёрз. Целый день вчера на ветру по верфи носился. Принимал очередные законченные корабелами плашкоуты (голландское plaatschuit от plaat - плоское + от schuit - лодка).
        Огромный флот строит Пётр Дмитриевич в Днепропетровске. Сотни и сотни корабелов со всех земель набраны.
        Корабли были большие. Одна мачта была укреплена намертво и несла прямой парус, но могла подниматься и вторая мачта, на неё уже мог ставиться косой парус - аксель, то есть парус, который ставится вдоль судна. Кроме парусов плашкоут шёл и на вёслах. На корме судна была воздвигнута крытая конюшня. Люди они могут и дождевиком прикрыться, а вот лошади под холодным весенним дождём простыть могут, а там, в дикой южной степи, и перегреться от палящего солнца.
        Весною князь Пожарский должен подъехать с вершиловским полком и кроме того отправятся покорять Крым и стрельцы смоленского полка. Сейчас полковником у них Фома Исаев, что раньше был товарищем воеводы Смоленска Юрия Андреевича Сицкого, сына главы Поместного Приказа Андрея Васильевича Жекла Сицкого. Стало быть, отправятся вниз по Днепру до татарской крепости Ислам-Кермен или, как её ещё называют - Аслан-Кермен больше трёх тысяч человек и коней. Крепость эту, по словам гетмана Лукаша Сагайдачного, что вместе со своими казаками помогает строить флот, основал не так давно крымский хан Менгли I Гирей. Название в переводе означает исламская крепость. Лукаш же крепость называет по-своему - Аслан-Городом.
        Плашкоутов за раз строили по двадцать штук. Сейчас вот готовы уже восемьдесят корабликов и сегодня двадцать следующих заложат. Много проблем в связи с этим в Днепропетровске. Самая же главная это мастера корабельные. Их сейчас в городе живёт почти полтысячи человек. Двадцать больших казарм пришлось выстроить. Куда их девать потом только? Так ведь мастера эти ушлые оказались. Увидели, как люди в Днепропетровске живут, и давай семьи выписывать к себе. И каждому сразу дом подавай. Уже больше двух десятков новых семей и здесь образовалось, голландцы да немцы, что помоложе и холосты, всех невест уже окрутили.
        А ведь кроме проблем с корабелами есть и ещё целых четыре проблемы. Весною построили на берегу Днепра четыре новых фабрики. Первая занималась переработкой льна и конопли. Выпускала эта фабрика нить и очёс, а ещё передавала на вторую фабрику семена льна и конопли. Там же из них готовили семенной материал, тщательно выбирая самые крупные и неповреждённые семена. Только это побочный продукт фабрики. Основной же - масло. Четыре сорта масла производила фабрика: конопляное, льняное, смешанное и рафинированное, то есть очищенное. Очистка эта придумана химиками вершиловскими. Сначала нерафинированные масла при температуре 20 - 30 °C обрабатывают водным раствором уксусной кислоты концентрацией 5 - 8 % в количестве 1 - 3 % к массе масла, а затем водным раствором силиката натрия концентрацией 13 - 14 % в количестве 2 - 6 % к массе масла. Все эти учёные слова пришлось выучить Силантию, хоть и не просто пришлось. Только когда сам поучаствовал в этом действе, стал понимать, что к чему.
        Главная же фабрика была третья. Там из льняной и конопляной нити ткали ткань. Конопляная шла в основном на паруса, льняная же и смешанная на одёжку. Четвёртая фабрика из пеньки канаты и верёвки делала. Много ведь и парусов и такелажа нужно для трёх сотен планируемых плашкоутов.
        Так ведь и кроме приготовления к войне с Крымом хватает делов у Силантия. Ведь Днепропетровск уже в два раза больше Смоленска. Почти пять тысяч жителей. Пусть часть корабелов и уедет весною, всё равно больше четырёх тысяч останется, да новые ведь всё подходят и подходят. Недавно опять Якоб Ротшильд морисков из Гишпании привёз. Набирал он их для Днепропетровска специально. Мастера были непростые. Порох делали. Чтобы не взорвали они при своём опасном производстве полгорода, поселили пороховых дел мастеров на выселке. Селитру привозили из Вершилова, а серу тот же Ротшильд и младший Буксбаум везли из Европы. По весне же должны и серу начать свою применять, новость пришла хорошая, что на Волге нашли большие залежи её и даже целый город под это дело князь Пожарский основал. Коровин, узнав о том, только головой мотнул, сколько же это городов уже Пётр Дмитриевич основал. Ни как не меньше десятка.
        Событие пятнадцатое
        Якоб Майер Ротшильд вытянул ноги поближе к камину и принял у страшненькой служанки глиняную кружку с подогретым вином. Понюхал, не обманул ли кабатчик. Нет, аромат гвоздики и каких-то ещё других трав присутствовал.
        - Ваше Высокопреосвященство, вы ведь не вино пить меня сюда затащили? - Якоб старался не смотреть на сидящего напротив кардинала, тот был стар. Бельмо на левом глазу, слезинки в уголках глаз, желтоватая морщинистая кожа, редкие седые волоски, пробивающиеся на подбородке, почти полное отсутствие зубов. Неприятное зрелище. Со всем эти примирял только проницательный взгляд единственного правого глаза. Словно вечность на тебя смотрела.
        - Отчего же, именно за этим, - кардинал отхлебнул из своей кружки, - Ещё мне просто хотелось посмотреть на тебя, иудей.
        За окнами небольшой vinariae (таверны) была зима. Не русская зима с белым пушистым снегом, испанская, с нудным холодным дождём. Снежинки тоже пролетали изредка, но коснувшись земли, превращались не в сверкающее на солнце белое покрывало, превращались в грязь.
        - Барон Российской империи, Ваше Высокопреосвященство, - приподнял Яком кружку, как бы салютуя кардиналу.
        А ведь на самом деле «барон». Фамилия Ротшильд заимствована с немецкого (zum rothen Schild - «с красным щитом») и произошла от дома, в котором семья жила много поколений (в то время у домов не было номеров и их различали по цветовым табличкам). Дом находился в еврейском гетто Франкфурта-на-Майне. Его отец Рафаэль Ротшильд занимался торговлей различными товарами и обменом монет, был личным поставщиком монет для принца Гессенского.
        Отец умер два года назад. Матери Якоб почти не помнил, она умерла молодой, почти сразу после рождения единственного сына. Воспитывала его сначала бабушка - Эстер, а затем её дочь и младшая сестра отца - Фогель. Кроме Якоба в доме под красным щитом жили ещё без малого тридцать человек. У дедушки - Ицхака Хана Ротшильда было четверо выживших детей. Кроме уже перечисленных было два младших брата отца: Мозес и Эльханан. И у каждого жена и четверо детей, а у тех свои дети. Когда Барак Бенцион приехал во Франкфурт в поисках никому до этого не известных и не нужных Ротшильдов, то согласился переехать в Московию только он - Якоб. В прошлом году откликнулся на приглашение Якоба переехать в Вершилово его двоюродный брат Саломон, сын Эльханана. Он приехал с женой Эвой Вецлар и двумя детьми Йосефом и Ицхаком. Саломон был на пару лет старше Якоба. Повидавшись с братом и устроив его в Вершилово в своём вечно пустующем доме, Якоб уже неоднократно пожалел, что перетащил этого «родственничка» к себе. Все разговоры только о деньгах. Разве в жизни ничего нет кроме денег?
        Когда ему было три года, Якоб начал учиться читать и писать на иврите. Дедушка с тётушкой прочили ему блестящую карьеру раввина, и поэтому в 1609 году отец отослал его в школу раввинов в Фюрт, пригород Нюрнберга. Там разрешали селиться евреям. Майеру достаточно легко давалась математика, что было хорошим подспорьем в мире финансов. Можно было выбирать между стезёй раввина и жизнью продолжателя дела отца и деда. Выбрал за него случай, или Барак Бенцион, или всё же князь Пожарский. Якоб не жалел, что последовал за Бенционом. Где нищий еврейский раввин и, где он - Барон Российской империи и сподвижник того самого князя Пожарского.
        Снова подошла та же самая страшненькая служанка и почти бросила на стол глубокую тарелку с какими-то орешками или клубеньками. Ротшильд оторвался от игры кто кого переглядит с кардиналом и удивлённо посмотрел на девушку. На скуле был отчётливо виден синяк и сейчас его собрат наливался и под глазом.
        - Позови хозяина, - сжал кулаки Якоб.
        Служанка что-то пискнула и убежала. Ротшильд протянул руку, взял из тарелки орешек, и попробовал. Приятный вкус миндаля, и ещё неуловимые нотки, но тоже приятные.
        - Ваше, Высокопреосвященство, вы звали меня? - к столу протопал небольшой, но грузный хозяин таверны.
        - Я звал. Что это за орехи? - поднял голову Якоб.
        Этого человека он не знал. Он явно был новичком в Сантандере. Любой старожил этого города считал Якоба богом или дьяволом, но только не пустым местом. Трактирщик мазнул взглядом по осмелившемуся зайти в его заведение еврею и процедил сквозь зубы:
        - Чуфа, - после чего развернулся и попытался уйти.
        - Всю, сколько есть упакуй в хорошие мешки. Я у тебя её покупаю. Ещё я покупаю твою таверну, и хозяйкой в ней будет та служанка, что ты бьёшь.
        - Я не собираюсь ничего продавать иудею, - фыркнул грузный, и, преданно посмотрел на кардинала, ища поддержки.
        Якоб тоже перевёл взгляд на собеседника, интересно было, как тот прореагирует. Реакция священника Ротшильда озадачила. Тот задребезжал мелким смешком.
        - Зачем тебе это, барон? - продолжая хихикать, вперился совершенно не смеющимся глазом в него кардинал.
        - Как-то ученик пожаловался раввину на несовершенство мироздания. Рабби Мендл из Коцка ответил: «Ты мог бы сделать лучше? Если да, чего же ты ждёшь? Принимайся за работу!», - пожал плечами Якоб.
        - Барон? - поскучнел трактирщик. До него стало доходить, кто сидит в его таверне у камина, - Она разбила кувшин с вином. Всё вечно валится у неё из рук.
        - Зачем же ты держишь в служанках такую? - удивился и кардинал.
        - Это не служанка. Это моя дочь, - совсем сник допрашиваемый.
        - Ха-ха-ха! - согнуло приступом смеха его Высокопреосвященство.
        - Упакуй орехи, - буркнул Якоб, и принялся отхлёбывать вино, дожидаясь пока просмеётся кардинал.
        Франс?ско Гoмес де Сандовaль-и-Рoхас, 1-й герцог Лерма, которого папа Павел V в 1618 году произвёл в кардиналы, был отослан от двора и три года находился в опале. Перед смертью в 1621 году предыдущий король Филипп III его не помиловал, а его преемник Филипп IV, на которого влиял егофаворит граф-герцог де Оливарес, велел посадить Лерму под домашний арест и взыскать с него миллион дукатов. Заступничество папы спасло бывшего фаворита от дальнейших репрессий. А сейчас граф-герцог заставил старика ехать на север в Сантандер и разобраться в происходящем там. Переезд дался герцогу тяжело.
        - Как выращивают эти орехи? - герцог всё ещё мелко дребезжал.
        - Это не орехи, … сеньор. Это маленькие клубеньки на траве похожей на осоку, - чуть помедлил, но всё же поклонился легко хозяин таверны.
        - Тем лучше. Я куплю десяток мешков, если достанешь.
        - Как прикажите, сеньор, - чуть ниже склонился грузный, почувствовав выгоду.
        Кардинал отсмеялся и сейчас снова разглядывал Якоба.
        - Это самый красивый город, который я видел, - герцог растянул тонкие губы в подобии улыбки.
        Это было правдой. Вроде бы ничего, что вызывало бы удивление, всё это есть и в других испанских городах, да, наверное, и в любом большом городе Европы. Черепичные крыши? Разве черепица чудо? Только все крыши. И черепица не пёстрая, она подогнана по цветам. Не чудо, но красиво. Мощеные улицы? И что? Вот только все улицы, и очень тщательно подогнаны камни. И выложены они кругами. Красиво. А по краям мостовой предусмотрены дорожки из красного кирпича, а для стока воды между мостовой и «тротуаром» положены половинки труб. И самое главное, ходят нанятые алькальдом люди и подметают эти мостовые и тротуары. И никто не выбрасывает из окон мусор, не выливает содержимое ночных горшков. Чистота.
        А окна? Во дворцах знати, в богатых храмах и соборах в окна вставлены цветные витражи. Тоже ведь не чудо. Да, как бы ни так. Огромные застеклённые прозрачным стеклом окна. Герцог не был бедняком, он был одним из самых богатых людей королевства, но застеклить целый город, даже и ему не по силам. И совершенно выбила из колеи герцога Лерму «стена смеха». Под козырьком из листовой меди на стене обычного дома были укреплены четыре огромных зеркала. Такое зеркало стоило не менее трёх тысяч эскудо. А четыре зеркала? Он увидел их проезжая в карете и рассматривая этот чудный город. Перед зеркалами гримасничали мальчишки. Зачем? Герцог приказал остановить карету и, подозвав слугу, с его помощью доковылял до зеркал. Это было неописуемо. Зеркала были кривыми и выдавали не настоящее изображение, а искажали его. У человека раздувало голову, или искривлялись ноги, или талия превращалась в осиную. Как это сделано и зачем? А мальчишки заливались хохотом, кривляясь. И даже степенные матроны, проходя мимо, застывали на миг, показывая уродцам в зеркалах языки. Бред. Кто и зачем это сделал? Кардинал под конец не
удержался и попытался осенить своё плоскоголовое отражение крестом. И захихикал. Так комично повторил его жест плоскоголовый.
        - Деньги. Чтобы навести в городе такой порядок, нужны деньги? - услышал Ротшильд.
        - Деньги конечно нужны, Ваше Высокопреосвященство, - кивнул Якоб.
        - Только это не всё. Так ведь. Как вывести воров и грабителей, отвадить нищих? Тут ведь деньги не помогут.
        - Испания уже больше ста лет вывозит из Нового Света золото, серебро и другие ценности. Разве это помогло Мадриду стать красивым, чистым, безопасным городом? Кто мешает построить печи по обжигу известняка и, получив известь, покрасить стены домов. Разве здесь главное деньги?
        - Хороший алькальд? Только де ла Серда это всего лишь вечно пьяный толстяк, - кардинал усмехнулся на мгновение, представив, что всё это чудо сотворил заикающийся пузан.
        - Вы передайте, графу-герцогу, Ваше Высокопреосвященство, что тут нет слуг дьявола и нет повстанцев. В Сантандере живут мирные счастливые люди, живут купцы и мастера, сюда привозят товары со всего мира. Я вожу товары из Пурецкой волости. У вас пропадают войска? Может быть, бог не хочет, чтобы его любимый город осквернили и разграбили. Мне кажется, что он ясно высказал свою волю. Идущие устроить здесь ад попали туда сами. И ещё, - Якоб допил вино и поставил кружку на столик, - ведь Господу может надоесть заниматься слугами и он примется за господ. Отправит в Преисподнюю того, кто посылает войска сюда. Вот так и передайте.
        Глава 6
        Событие шестнадцатое
        Этот съезд Пётр Дмитриевич Пожарский задумал ещё осенью. И вот сегодня 25 декабря 1626 года все делегаты, наконец, собрались. Проходило мероприятие в актовом зале Академии Наук. Зал мог вместить и гораздо больше людей, но уж сколько есть. Всем участникам перед началом в фойе вручили медали. Чтобы никому мало не показалось, Пётр текст на медали придумал заковыристый: «Делегат I Всероссийского Съезда селекции Канабиса». Пойди, догадайся. На самом деле всё просто, и на обратной стороне медали зелёной эмалью был нарисован лист конопли.
        Сannabis - это латинское название конопли. А задумал это мероприятие Пётр, когда столкнулся с нехваткой пеньки для канатов. А ведь до этого он был уверен, что все канаты в мире делаются из русской пеньки, которую жадные европейские купцы скупают у лопоухих русских за бесценок в Архангельске. Частично это оказалось правдой. В Архангельске и, правда, за бесценок скупали пеньку. И было её в целом не мало. Только вот Пётр строил сейчас на Днепре целый флот, цены сразу взлетели до небес. А ещё он построил фабрику по переработке конопли, и фабрику по производству канатов, и фабрику по изготовлению парусов, и фабрику по производству конопляного масла. А сырья - чуть, и оно страшно подорожало. Да ещё и аглицкие купцы взвыли. Хреново получилось.
        Нужно было срочно увеличивать площади под эту культуру, ну и, естественно, увеличивать урожайность. В конце октября сотня стрельцов разъехалась по всей стране с целью разыскать и доставить в Вершилово крестьян и дворян, преуспевших в выращивании конопли. Опытом будут делиться. Понятно, что и все селекционеры Вершилово были приглашены на «Съезд». Ещё Пётр позвал несколько химиков, ведь из конопляного масла изготавливают олифу, лаки и краски. Используют его также и в мыловарении. Ну, и фармацевтов. Это в двадцать первом веке таблетки. Сейчас всякие отвары и настои. И совсем не последнее место среди них занимают лекарства из листьев, семян, цветов и даже корней конопли.
        Три дня Пётр слушал косноязычные «доклады» крестьян. Слух, уже привыкший к изменившейся речи Вершилова с трудом продирался через все эти: ежи, токмо, надысь, вельми понеже. Только это не главная беда. Главная - это переводить старорусские меры в нормальные. Четверти, осьмины, чети, вершки, сажени, кади, фунты, пуды, аршины, локоть «московский», локоть «иванский», пядь, цебр, куль, гарнец и ещё и ещё. Как сами-то не путаются?
        Тем не менее, полезную информацию удавалось выудить. Так Пётр понял, что конопля растение двудомное. Причём, имеют оба пола свои названия. Мужские называются посконь, а женские - матерка. При этом посконь созревает на 20 дней раньше матерки. И это проблема. При возделывании конопли для получения волокна высокого качества, сбор её производится до вызревания семян, одновременно мужских и женских стеблей. Волокно высшего качества получается при возделывании исключительно на волокно без цели одновременного получения семян. В последнем случае качество и волокна и семян получается посредственным. Но ведь нужны и семена для того, чтобы садить на следующий год. А на масло?
        Пеньк? - грубое лубяное волокно, полученное из стеблей конопли. Добывают путём долгого (до трёх лет) отмачивания конопляной массы в проточной воде. Три года! Да где столько ручьёв и рек найти? Дальше, ещё хуже. Урожайность получилось посчитать. Вышло от 5 до 10 центнеров с гектара. А с центнера получается только 25 килограммов пеньки. То есть урожай - от центнера до двух с половиной центнеров с гектара. Это мало.
        Ещё получилось выяснить, что конопля лучше растёт в более южных областях, а значит нужно выращивать её во вновь создаваемых городах на Волге и Белой. Конопля к тому же сильно обедняет почву и если не вносить навоз и золу, то второй раз на этом же участке сажать не стоит, так как урожай будет совсем плохой.
        Были и ещё плохие и хорошие новости. Так один из дворян сказал, что когда был в Шемахе, то видел там плантации конопли и они в два раза выше и гораздо толще. Что ж, придётся туда отправлять людей за семенами. Хотя, может дело в климате. Обязательно нужно попробовать посадить в Астрахани, пока это самый тёплый русский город. А ещё Пётр вспомнил про Украину. В Запорожье тоже не холодно. Нужно будет и там попробовать народ заинтересовать. И про Воронеж с Белгородом забывать не следует. Нужно только операцию по покорению Перекопа начать и кончить.
        Всем делегатам князь сообщил, что его люди будут скупать пеньку для фабрик, построенных в Смоленске. Смоленск ближе Архангельска. И приём будет не ограничен. Сколько привезёте, столько и возьмём. А чтобы был дополнительный стимул везти пеньку в Смоленск, там изделия фабрик: парусина, верёвки, прочные мешки, масло очищенное и перебранные хорошие семена, будут отпускаться с серьёзной скидкой.
        Пришлось озадачить химиков, нельзя ли сократить трёхлетнее вымачивание, может щелочи или кислоты справятся. Главное, не ухудшить качества. Аптекарей князь тоже озадачил. Из сбивчивых рассказов крестьян и своих травниц он понял, что в конопле есть анальгетики и антибиотики. Пусть повозятся. Вон со слов одной из бабок, кашица из листьев конопли лечит простуду на губах, то есть Герпес. Совсем не плохо. А ещё эта же кашица снижает боли от ушибов. Нужно будет немцев и голландцев подключить. Пусть для полка подготовят.
        Будем считать, что с пользой провели предновогоднюю неделю.
        Событие семнадцатое
        Трофим Силыч Акинфиев вышел от Государя мокрый с головы до ног. И не водой его царь батюшка окатил. Взмок сам, отчёт ежемесячный представляя. Крутенько жизнь изменилась у бывшего дьяка. Ещё сто раз посчитать надо, что лучше, сидеть в сытости и забвении городовым дьяком где-нибудь в Нижнем Новгороде или, как сейчас, быть Судиёю и дьяком одновременно Приказа Дорожного Строительства. Да, на Москве отгрохал себе Трофим Силыч каменную домину в два поверха, да с мезонином ещё.
        К мезонину архитектор Модерна из Вершилова ещё и балкончик с витыми прутьями присобачил. Красиво. И нет на Москве второго такого. Бояре косятся и от зависти готовы всякие неправды на Акинфиева возвести. Если б, не заступничество Петра Дмитриевича Пожарского и самого Государя императора давно бы строил тропинки в Сибири Трофим Силыч.
        Да, что дом? Он в том доме и не бывает почти. Вечно в разъездах. Не маленькая ведь Российская империя. Где та Рига, куда сейчас дорогу тянут из Полоцка? А где Псков с Нарвой? А Казань? И везде нужно побывать и всё проконтролировать. Чуть не доглядишь, и разворуют деньги и не построят дороги, а ещё хуже, построят, а она осенью просядет. Нарушили, значит, проект. Исправлять треба, а за чей счёт.
        Доклад Государю происходил десятого числа каждого месяца. Вот и сегодня, десятого января 1627 года Трофим Силыч с целым тубусом карт с самого утра дожидался, пока Михаил Фёдорович выберет время для беседы с ним. Редко, когда десятое число приходилось на большой церковный праздник, доклад переносился на пару дней. Сегодня праздника не было, Рождество Христово прошло, а Крещение ещё не наступило.
        Летом доклад императору выглядел так, приносит Акинфиев карту Государю, где красным карандашом отмечена дорога, что за месяц построена. Михаил Фёдорович её измеряет, проверяет цифры в грамотке по расходам на дорогу и, попеняв, что мало прошли за длинный месяц июль или Липень, (в этом месяце цветут липы) подписывал грамотку, что отчёт принимает. Тогда вместе с Государем дорогу красную перекрашивал дьяк в коричневый цвет.
        Зимою же дорог никто не строил. Нет, людей можно заставить или большими заработками прельстить и они чего-то построят. Только настанет весна, земля растает, побегут ручьи и дорога или провалиться может или вообще её размоет. Нет. Хоть и коротко лето, а строить дороги князь Пожарский уговорил императора только до конца сентября (вересеня). Только забот у судии Приказа Дорожного Строительства зимою не меньше, а в разы больше. Нужно на большой карте Российской империи нанести прямую линию жёлтым карандашом до очередного города, в коий и будет дорога тянуться. Потом по этим местам нужно направить картографов, чтобы они все более тщательно на малых картах изобразили. Дальше уже прямую линию приходилось искривлять. Много чего при этом учитывая. Тут брод через реку в нескольких верстах от намеченного пути, там большое село или малый городок в стороне остаются, в третьем месте скалы из земли торчат.
        Уже с искривлённой и нанесённой на большую карту дорогой отправлялся дьяк к Михаилу Фёдоровичу. Иногда и он исправлял чего. Так при прокладке дороги до Новгорода Великого искривил Государь жёлтую линию, чтобы прошла она через Спасо-Преображенский монастырь в Старой Руссе. В Смутное время монастырь неоднократно опустошали шведы. В подробной описи Старой Руссы, произведённой боярином Александром Игнатьевичем Чоглоковым в 1625 году, через 8 лет после освобождения города от шведов, указывалось, «что Спасский монастырь на посаде разорён, и дворы около него выжжены». После шведского разорения старанием игумена Авраамия в 1626 году была восстановлена церковь Преображения Господня с устройством в ней вместо деревянной каменной паперти. Кроме того, после разорений XVI века в монастыре существовали две деревянные церкви: Рождества Христова и Сретения Господня. В том же 1626 году была построена каменная трёхъярусная колокольня, а деревянные церкви Рождества Христова и Сретения Господня были заменены каменными. Государь за монастырём присматривал. И зело обиделся на Акинфиева, что он дорогу решил проложить от
Смоленска через Невель и Псков. Император же нарисовал через Великие Луки, потом на Старую Руссу и дальше в обход озера Ильмень.
        Пришлось даже в том случае Петру Дмитриевичу вмешиваться. Дорога через Псков в разы важней, ведь дальше она ответвлялась на Нарву. А только на помощь сыну пришёл патриарх Филарет. В результате решили обе дороги строить.
        После утверждения у Государя жёлтой линии начинались подготовительные работы. Где лес надо выкорчевать, где склады построить и щебень с гравием туда по снегу на санях завезти. Где мост деревянный через реку кинуть. Да много чего ещё. Сейчас вот досталось Трофиму Силычу, что больно петлявистая дорога от Полоцка до Риги. Так разве он виноват, что река Двина петляет, Прямую-то линию нанести можно, а потом что, десятки мостов строить? А как корабли будут ходить под мостами? Ох, тяжела она государева служба.
        Сейчас дороги строились сразу в несколько направлений: на Казань (уже за Чебоксары перебралась), на Ригу и от Москвы на Киев через Брянск и Чернигов. Взмок же ещё Акинфиев и от того, что объяснял Михаилу Фёдоровичу, что прошло уже два года и нужно будет шведов освобождать по уговору с королём Густавом. А где рабочих брать. Есть, вестимо, ляхи ещё и литвины, но ведь три дороги, а не одну тянуть надо. Тут конечно чуть покривил душою дьяк. Часть шведов не могла себя выкупить, часть решила остаться на строительстве вольнонаёмными. Да ещё и чухонцы прознали, что денежку неплохую можно заработать на строительстве, так что за дорогу на Ригу сильно Трофим Силыч не переживал. На дорогу до Киева пленных ляхов и прочих разных из пригнанных князьями Пожарскими тоже хватало. А вот с дорогой на Казань сложнее.
        Государь дьяка отругал и потом, уже чуть смягчившись, усмехнулся.
        - Год протянуть тебе надобно, а потом татарвы нагонит тебе Пётр Дмитриевич.
        Дай-то бог.
        Событие восемнадцатое
        Январь прошёл бездарно. Пришлось всё бросить и заниматься пароходом. Генерал Афанасьев точно был далёк от теплотехники. Читая книги про Цусиму, он натыкался на термины вроде «котёл двойного или тройного расширения», но кроме общего ощущения, что такие котлы экономичней и мощнее, наверное, ничего из этих книг не вынес. Ещё там, в экстренных ситуациях заклёпывали клапана. И что из того? Зачем сейчас эта информация? Лучше бы писали - чугунные там детали или стальные.
        С единственным пароходом Вершилова всё лето случались несчастья. Он несколько раз натыкался на топляки и лопасти винта гнулись. Пётр был далеко, и повлиять на ситуацию не мог. Его механики пошли своим путём, они сделали винт страшно массивным. В результате мощность и без того не очень большая ещё упала. Только ведь и это не помогло, кораблик налетел на мель, причём, каменистую, и вал согнуло и винт покорёжило.
        Пётр Дмитриевич осмотрел вытащенный на берег пароходик и стал думать. Напрашивалось два решения. Первое, это сделать шаг назад и заменить винт колёсами. Может быть, не зря предки гоняли по рекам колёсные пароходы. Это потом понастроили плотин и гидроэлектростанций, сейчас мелей хватало. Топляками же Волга просто кишела. Кто виноват? Понятно, князь Пожарский. Он все леса уже на Руси извёл на строительство городов на Волге и Белой, да на отопление зимой этих городов. Плывут и плывут всё лето плоты по рекам.
        Ладно, виновного нашли, теперь нужно решить, что делать. А делать решили с механиками следующее. Во-первых, строить два парохода. Первый будет с колёсным движителем. Второй чуть усовершенствуем, сделаем винт чуть повыше и закроем его в ящик из прутьев. Только это ведь не все беды. В цилиндре при разборке двигателя осенью обнаружили серьёзный задир. Первый цилиндр был отлит из меди. Подумали, поприкидывали, и отлили почти все запчасти из чугуна. Как раз накопилось прилично изношенных и сломанных рельс.
        Пока механики точили, строгали, подгоняли и собачились, Пётр решил переговорить с самыми опытными кормщиками. Как не посадить корабль на мель? Оказывается, товарищи запоминают ориентиры. Ну, не дебил ли? Ведь на реках в будущем будут бакены, а, следовательно, и бакенщики. Ладно, стальные тонкостенные буи сейчас ещё не изготовить, а если и удастся сделать, так всю Волгу им утыкивать - разоришься, да и разворуют. Железо пока очень дорого. Но кто мешает, эти ориентиры установить на берегу в виде, скажем, большого креста. Увидел крест, значит, напротив него мель. И попробуем сделать бакены для указания фарватера деревянными. Мели постоянно меняются, поэтому за бакенами нужно следить. Получается, что надо напротив мелей организовывать деревеньки и селить в них бакенщиков. Они же потом будут и фонари зажигать на бакенах. И тогда можно плыть не только днём, но и ночью. Хотя бы без парусов и вёсел, просто спускаться по течению. За ночь корабль и сам несколько десятков километров преодолеет.
        Ясно, что есть закавыка. Татары, башкиры, ногаи, калмыки и прочая нечисть, в том числе и волжские казаки, эти деревеньки будут грабить и даже вырезать, а молодых и здоровых пейзан обращать в рабов. Получается, что просто деревеньки не получится. Нужна крепость, гарнизон, снабжение. Нужны деньги. А ведь в прошлом году и так в минус ушёл. Ещё одно смущало. Проплывая по Волге на теплоходе в конце двадцатого века, генерал Афанасьев поражался пустынностью её берегов. Почему эти плодородные земли пустовали? Не было народу, чтобы их заселить? Холодные зимы с метелями? Вечные ветра, так как нет лесов? Отсутствие топлива зимой?
        Что ж, нужно сажать леса. Забьём это в план на следующий год. Кресты как ориентиры тоже поставим. Ну, и попробуем хотя бы по одной крепости у этих крестов и по одной деревеньке в год строить. Мориски с гугенотами едут и едут. В той истории на Волге даже немецкая республика существовала со столицей в городе Энгельсе. Пусть у нас будет французская и мавританская республика. Да и про немцев стоит подумать. Там в Европе голод, война и эпидемии, наверное, не мало желающих найдётся оказаться от всего этого подальше.
        До кучи заменили поршня и цилиндры и на паровозах (трамваях). Их теперь три стало. Один, как и раньше возил людей из центра Вершилово до промзоны и обратно. Второй маршрут появился только осенью 1626 года, он соединил цент Вершилова с Нижним Новгородом. Маршрут был длинный, больше двадцати километров, и по нему каталось два паровозика. И не трамвай даже, а целый поезд. Сам паровоз, два вагона пассажирские и платформа для грузов.
        Рельс чугунных хватило ещё и десяток километров проложить от Нижнего Новгорода в сторону Гороховца, ну или Владимира. До Гороховца около девяноста километров, Пётр надеялся, что в этом году удастся дотянуть железнодорожный путь до этого городка. Подготовка и зимой не прекратилась. Шпалы делают. На один километр пути нужно 1840 шпал, то есть на девяносто километров чуть ли не 170 тысяч шпал. Дофига. Всей Руси целую зиму корячиться. А ведь их ещё пропитать надо. Креозот из дёгтя и каменноугольной смолы сейчас целый завод перегоняет. Чаны для пропитки шпал из меди отлили.
        С одной стороны всё замечательно, а вот с другой. Сколько такая дорога железная будет стоить. Точно можно разориться. Пришлось князю пойти на непопулярную меру и с первого января проезд до Нижнего Новгорода и от Нижнего до Вершилова сделать платным. Одна копеечка. Не обогатишься. Но хоть немного денежек набежит и желающих просто «прокатиться» поубавится и чуть может инфляция снизится.
        Глава 7
        Событие девятнадцатое
        Анри Бенни сидел на корточках перед печкой у себя в дому и подбрасывал дровишки в топку голландки. За перегородкой плакал его первенец названный в честь деда Симоном. Малышу уже исполнилось три месяца. Опять есть, небось, захотел. Как в них только влезает столько? Едят и едят каждые несколько часов. Но крики маленького Симона и подбрасывание дровишек в печь не отвлекли Анри от не дававших покоя мыслей. Вроде бы и решил уже всё, а голова, будь она неладна, опять думает, а правильно ли он поступил. Не упустил ли эту русскую жар-птицу?
        Из зачумлённого Парижа поздней осенью, почти зимой они выбрались почти без происшествий. При этом совершенно неожиданно и у сестры жизнь наладилась. Один из изобретателей, что уговорил Анри перебраться в Вершилово, студиоз недоучка из Сорбонны, положил глаз на вдову, да и сладилось всё у них. В Кале их даже священник обвенчал. Теперь у сестры фамилия Мариотт. Зятя Анри зовут Жан. Интересная с ним история приключилась, когда приехали они в Вершилово и встретились с князем Пожарским. Нового родственника Бенни о его семье практически не расспрашивал, так узнал, что отец его Симон Мариотт - глава коммуны в местечке Тиль-Шатель, что в Бургундии, чуть к северу от Дижона.
        Князь Пётр Дмитриевич же при упоминание Бургундии и фамилии нового жителя Вершилова изумлённо поднял глаза и стал детально выспрашивать обо всех родственниках. Оказалось, что у Жана есть младший брат Эдм Мариотт, который родился в 1620 году, мать, урождённая Екатерина Денизо и три сестры - Дениз, Клод и Екатерина. Сёстрами и родителями Жана Пётр Дмитриевич не заинтересовался, а вот о брате пару вопросов задал. А потом сказал загадочную фразу: «Наверное, он и есть». И предложил зятю написать приглашение всей семье перебираться в Пурецкую волость.
        Недавно и приехали все, кто же откажется переехать в Вершилово. А вот самому Анри Пётр Дмитриевич предложил недавно в эту самую Бургундию перебраться. Вольное графство Франш-Конте Бургундия чем-то приглянулось князю Пожарскому, и он туда уже несколько человек отправил. Там нужно было купить ферму или даже замок, если получится, и начинать обустраиваться. Скупать земли у крестьян и разорившихся дворян, нанимать крестьян, организовывать производство. Богатеть. И в любом разговоре с местными подчёркивать, что в Пурецкой волости люди живут гораздо богаче, не голодают, не болеют почти, и нет там ни какой войны. А всё потому, что герцог Пожарский очень мудрый правитель. И это не враньё ведь. Это чистейшая правда. Вот сейчас в Бургундию отправлялся десяток ветеранов вершиловского полка. Все они получили от Государя императора Михаила Фёдоровича грамоты на дворянство. В Доле в банке Взаимопомощь им выделят деньги на приобретение земли, ферм, замков, кто чего пожелает. Предложил князь Пожарский возглавить эту экспедицию как раз Анри и дворянство тоже пообещал.
        И не решился Бенни, сын совсем кроха, да и боязно начинать снова с нуля в незнакомой стране. Тут уже и друзья и родичи. Тут на самом деле лучший город мира. А дворянство и богатство? Ну, по-другому разбогатеет. Сейчас тем более Анри в школу во второй класс для взрослых пошёл. Закончит школу, может в институт Силикатов поступит, зять поможет подготовиться. Потом, глядишь, и одним из руководителей на фарфоровом заводе станет.
        Нет. Правильно он отказался. Пусть, кто посмелее пробуют графами да боронами становиться. Нас, как сам Пётр Дмитриевич говорит, и здесь неплохо кормят.
        Событие двадцатое
        8 января 1627 года скончался схимон?х, или сх?мник Иона. Известие об этом прискорбном событии добралось до ушей князя Петра Дмитриевича Пожарского только 13 февраля. Добралось, избрав вестником аж самого патриарха Филарета. Не тривиальный вестник. Хотя ведь и событие не из последних в Российской империи. Монашество, а потом и схиму перед смертью принял один из членов Семибоярщины князь Иван Михайлович Воротынский младший. Тот самый Воротынский, что был вместе с Михаилом Романовым претендентом на русский престол, но шестнадцатилетнему Мишутке проиграл. Интриги. Отроком легче управлять.
        Вообще, никто это время пока семиборщиной не называл. Позднее, получается, термин выдумали. После смерти Воротынского осталось из семи бояр трое: князь Борис Михайлович Лыков-Оболенский (в 1606 году пожалован в бояре Лжедмитрием I), (его жена - Анастасия Никитична Романова сестра патриарха Филарета), боярин Иван Никитич Романов (боярином товарища сделал всё тот же Лжедмитрий) и боярин Фёдор Иванович Шереметев (и этого боярином сделал самозванец).
        Пётр только закончил пароходные дела и занялся доработкой первых винтовок. А тут всё колокола грянули. Пришлось идти умываться и встречать Его Святейшество. По правде сказать, дела к патриарху у Петра Дмитриевича были. Во-первых, у него чесались руки показать хоть кому-то добытые во Франции святые реликвии. Зря что ли люди мучились? Сейчас все привезённые сокровища находились в запертой на множество замков и засовов отдельной комнате дворца. Там даже постоянный пост находился, стрельцы из самых преданных и опытных менялись каждые два часа. Что хранится в запертой комнате никто кроме десятка Шустрика и самого князя не знал. Во-вторых, Пётр, награждая людей привёзших священные реликвии, отправил 118 Патриарху Иерусалимскому и всей Палестины Феофану III, письмо с просьбой наградить Саньку Гамова орденом Святого Гроба Господня. Отправил и задумался. А почему на Руси нет своих церковных орденов. В двадцатом веке этих орденов русская православная церковь множество напридумывала. Был среди них и Орден Преподобного Сергия Радонежского.
        Генерал Афанасьев его даже видел. Как-то был приглашён на одно мероприятие в Киев, по поводу его освобождения от фашистских захватчиков, и Президент Украины Янукович Виктор Фёдорович был тогда награждён им. Тот самый Янукович, что и был причиной случившихся потом с Украиной бед и несчастий. После Рождества Пётр и попытался по памяти нарисовать этот орден. В целом ничего сложного. Монетный двор его отчеканил, а ювелиры доработали. Вот князь Пожарский и хотел передать патриарху два десятка коробочек фарфоровых с этими орденами. Ни чем мы Иерусалима и Ватикана не хуже.
        Оказалось, что и Филарет прибыл с подарком. На освободившееся место в Боярской Думе выбрали Петрушу. Боярская Дума, в отличие от «Думы» в оставшемся в прошлом будущем, законов не принимала. Она просто была совещательным органом при царе. По всем делам выносилось решение в следующей форме: «Государь указал и бояре приговорили» или «По государеву указу бояре приговорили». Ещё это было место, откуда «черпали» воевод в самые ответственные города Руси. Петру сидеть и утверждать указы Государя, было просто некогда, а отправляться воеводой в Архангельск или Казань, вообще бред. Тогда зачем? Это и спросил у патриарха Пётр.
        - Ты же, Пётр Дмитриевич, сам Мишутке присоветовал новых бояр не плодить. Только князь Воротынский не просто боярин, а самый первейший. Его место не может пустовать. Считай, что двух зайцев и убили. И место занято, и никого лишнего не возвысили. Хоть и не очень мне понятно, почему достойных людей нельзя Государю в совет выбирать. Оплот это царства.
        - Это оплот смуты. Две трети заседающих в Думе побывали и при Васили и при Лжедмитрии. Они же и Владиславу корону Руси сосватали. Какая это опора? Опора вот здесь, в Вершилово, учится. Опора это те на кого рукой опереться можно. На нонешних же попробуй опереться. Перенесёшь тяжесть на руку, что на опоре лежит, а там пустота. К врагу опора переметнулась. Тот больше пообещал. И Государю императору говорил и вам, Ваше Святейшество, скажу нужно уменьшать количество людей в Думе и возможности её ограничивать. Нужно законы принимать и жить по законам, а не «по старине».
        После торжественной литургии 15 февраля в соборе по случаю Сретения Господня или принесение в Иерусалимский храм младенца Иисуса Христа его родителями и награждения новым орденом боярина князя Петра Дмитриевича Пожарского и никому неизвестного десятника Александра Фомича Гамова, Пётр пригласил Филарета в тайную комнату и показал Святые Реликвии.
        - Что же ты натворил, Петруша?!! - синеющими губами прохрипел Филарет, схватившись за сердце, когда осознал, что же он такое видит в неярком свете керосиновой лампы.
        - Восстановил справедливость, - пожал плечами Пётр.
        - Теперь ведь король Людовикус войной на нас пойдёт, а может и ещё каких государей с собой уговорит отправиться «покарать татей», - чуть отдышавшись, и не переставая креститься, прошептал патриарх.
        - Не простое это мероприятие, на нас войной идти. Франция сейчас со своими гугенотами воюет, да с Англией. И потом, откуда им известно станет, что реликвии у нас? Я всё так организовал, что все должны на англичан подумать. Мы же пока подождём. Ну, а даже если и прознают, что у нас хранятся, так мы скажем, что купили у англичан. Пусть между собой воюют.
        - А если всё же на нас пойдут войной? - не успокаивался Филарет.
        - Ваше Святейшество, вы даже себе не представляете, как много нужно французов, чтобы вершиловский полк одолеть. Ну, приплывут они к Риге или Нарве на десятке кораблей, ну высадят, несколько тысяч мушкетёров со смешными шпажонками и десяток пушек, что стреляет один раз в час. Никто назад не вернётся. Только до этого доводить нельзя. Вы никому об увиденном не говорите. И я не буду. Подождём. А через десяток лет скажем, что купили у англичанина. Они конечно попросят вернуть. Только мы скажем, что купили за сто миллионов золотых рублей. Пусть если смогут, то выкупят.
        - Страшный ты человек, Пётр Дмитриевич, боюсь я тебя, - перекрестил и Петра патриарх.
        - Напрасно, Ваше Святейшество, я за Россию и за Государя, сто Франций с землёй смешаю.
        Событие двадцать первое
        Командор Мишель де Нойрей спешил. В этом году второй рейд до Ла-Рошели непростительно затянулся, и это грозило целой кучей проблем в ближайшем будущем. Обычно второй рейс с переселенцами два его корабля заканчивали в самом начале зимы в Риге. Дальше уже подготовленные сани доставляли переселенцев до Смоленска, где они пересаживались уже на ждущий их обоз из Вершилова. Удобно. Не нужно каждый раз скупать лошадей и повозки. Не нужно организовывать охрану. Не нужно заботиться о пропитании. Всё сделали за тебя. Тут надо отдать должное князю Пожарскому и барону Ротшильду. Как жаль, что во французской армии таких интендантов не было.
        Этой осенью Мишель отплыл на своих кораблях из Риги в начале ноября. В Северном море почти сразу попали в шторм. В результате на «Красном Льве» сломало грот. Пришлось возвращаться. Почти три недели потеряли. И дальше неприятности продолжились. При проходе Зундского пролива в районе острова Сальтхольм многострадальный «Лев» столкнулся в тумане с небольшим датским судном. И утопил его. И сам чуть не утонул. Другие бы моряки, наверное, бросили тонущий корабль и попытались спастись на лодках, но недавно сменившие бывшую французскую команду русские парнишки были сделаны из другого теста. После трёх с лишним часов борьбы с водой корабль удалось довести до Копенгагена и выбросить на берег.
        Потом ещё два месяца ремонта и разбирательства с датчанами, кто виноват в происшествии. После Рождества всё же отплыли. Только видно провидение решило все несчастья, из возможных, предоставить командору. Когда уже думали, что завтра будем в Кале, в районе Дюнкерка на них напали эти самые Дюнкеркские каперы. Голландцы, по мнению Мишеля, были лучшими моряками Европы. И это было не только его мнение. Все, кто так считал, просто ничего не знали о русских. Когда к двум кораблям под флагом с Андреевским крестом бросилось сразу три корабля, русские не запаниковали. Они спокойно зарядили свои странные маленькие пушки и стали ждать. Потом прогремел залп. Что удивительно, дыма почти не было, по этой самой причине, де Нойрей целиком насладился результатами этого залпа. Два каперских корабля взорвались изнутри, разломились и затонули за считанные минуты. Чем стреляли русские? Уж точно не чугунными ядрами. Гранатами? Тогда что в этих гранатах?
        Третий корабль бухнул своими пушками в ответ и окутался, как и положено дымом, и… Не выплыл из этого дыма. Русские пареньки успели перезарядить пушки, навести их на последнего врага, и послали его догонять собратьев по несчастью в погружении на дно морское. Почти полная и бескровная победа. Почти. Три ядра с голландца всё же долетели до несчастного «Красного Льва». Одно разорвало парус на фок-мачте и сломало фор-стеньгу. Второе пробило корпус в районе ватерлинии. А третье попало в штурвал и чуть не убило рулевого. Парнишка выжил и даже ранений не получил. Только сильно зашибся.
        Пришлось в Кале в третий раз вставать на ремонт. И ведь даже и на этом несчастья не закончились. Восставших протестантов поддержал английский король Карл I, выслав им в поддержку флот из 80 кораблей под началом своего фаворита Джорджа Вильерса, 1-го герцога Бекингема. В июне 1626 года Бекингем организовал высадку 6000 солдат на Иль-де-Ре, чтобы оказать помощь гугенотам. Однако, хотя остров являлся укреплением протестантов, его жители не присоединились напрямую к восстанию. На острове Рэ англичане попытались взять штурмом небольшой форт Святого Мартина, но были отбиты. Небольшим французским лодкам удавалось осуществлять снабжение форта, несмотря на его блокаду королевскими войсками. Со временем у Бекингема кончились деньги и поддержка, в его армии начались болезни. Последний штурм также был отбит, причём с большими потерями. Армии пришлось остаться на кораблях.
        Когда корабли де Нойрея подошли к скопившимся у острова английским кораблям, те начали их обстреливать. Пришлось, отстреливаясь, уносить ноги. При этом один из кораблей якобы союзников даже утопили. Оторвались только вблизи Ле-Сабль-де-Олона. Там и пристали к пристани. Пришлось организовывать перевозку ждущих в Ла-Рошели переселенцев. Даже небольшой бой с авангардом королевских войск выдержали. Слава богу, всё это закончилось, и обратный путь обошёлся без сражений и штормов. Да, вон уже и Рига видна.
        Но вот кончится это путешествие и что дальше? Опасался командор в очередной раз плыть за гугенотами. И зачем только он с этими Роганами связался.
        Глава 8
        Событие двадцать второе
        Кто бы сомневался. Его Величество пожаловало. Ох, уж эти Романовы. Понятно, что, несмотря, на клятвы и обещания патриарх Филарет рассказал сыну о священных реликвиях, хранящихся в небольшой комнатке в Вершилово. Михаил был человеком верующим. Вся его жизнь на пятьдесят процентов состояла из паломничеств по монастырям и святым местам. Его бы воля и другие политические конфигурации, он бы и в Иерусалим съездил и в Царьград-Стамбул-Константинополь. А тут всего-то до Вершилова. Прикатил Михаил Фёдорович всего лишь с пятью десятками стрельцов и парой рынд. Даже ни одного боярина с собою не взял. Уже хорошо.
        Случилось это немаловажное для страны событие в начале марта. Только закончилось празднование дня 8 марта, как из Нижнего примчался гонец с радостным известием. Застал он князя Пожарского в родильном доме. Более того застал он там и второго князя Пожарского. Мария рожала третьего ребёнка, а Елена первенца. Тут же были бабушка с дедушкой - князь и княгиня Долгоруковы. Старшие Пожарские может быть тоже с удовольствием посидели в приёмной, ожидая известия, но были далековато. В Риге восстанавливали стену, а ещё, в Динабурге подняли восстание местные. Известие это только пару дней как добралось до Вершилова. Пётр в ответ письмо отцу сразу отправил. Пусть пару тысяч самых активных отправляет к нему. На Урале людей не хватает, нужно два города строить. Теперь вот скоро снова гонца отправлять с радостными известиями.
        В книгах про попаданцев в средние века генерал Афанасьев несколько раз сталкивался с успехом товарищей по организации голубиной почты. Пётр же этому способу связи почти внимания не уделял. Пока в конце прошлого года не пришёл к нему книгопечатник Питер Шваб. Оказывается итальянец Клавдио Акиллини перевёл на русский книгу про голубей и голубиную почту и предлагает её напечатать. Пётр поудивлялся и решил сначала сам опус прочитать. Ну, ни фига себе! Оказывается голубь со скоростью более ста километров в час может преодолевать расстояние до тысячи километров. То есть четыреста километров до Москвы птичка пролетит меньше чем за четыре часа. Пришлось отправлять во все концы Европы и Руси людей с целью купить хороших производителей. Дак ведь ещё есть мясная порода, и даже порода бойцовых голубей. До электричества и телеграфа ещё далеко, будем пользоваться голубями. Там, конечно, куча вопросов по доставке голубей в нужное место. Но если организовать специальные станции на пути, скажем через каждые сто километров, то задача в целом решаема. Хоть и не дешева.
        Царь батюшка из дворца был отправлен Ваняткой тоже в роддом. Вернее, Михаил Фёдорович приказал подать ему сюда Петрушу, но узнав, что целых два Пожарских нервно расхаживают по приёмному отделению необычной больницы, решил поучаствовать в этом процессе. Приехал Михаил Фёдорович вовремя. Мария родила мальчика. Владимир Тимофеевич тут же Государю литровую чашу золотую с бирюзовыми вставками полную мёду стоялого всучил.
        - Володимиром назови внучка! - пьяненько полез обниматься с Петром Долгоруков.
        Но тут спустился доктор ван Бодль и сообщил, что ещё один мальчик родился.
        - Может, назовём этого Владимиром, а моего Михаилом, вот Государь император крестником будет, - предложил Пётр тестю.
        - Вот умный ты, Петруша, за то и люблю, - полез целоваться счастливый дедушка.
        В «Закрома Родины» попали только на следующий день. Пётр, чтобы слухов по Москве меньше гуляло, даже запретил Михаилу брать с собою рынд, хоть и до двери. Подслушивать ведь полезут. Авось чего Государь выкрикнет не сдержавшись.
        - Михаил Фёдорович, ты пойми, что если об этом узнают во Франции, то войны не избежать. А так Франция союзник. Пусть липовый и за нас воевать не станет. Но ведь некоторые горячие головы этот союз остудит. На Францию можно напасть. Да и на Россию, многие думают, что можно. А вот на союз Франции, России и Дании уже сложнее.
        Император пробыл в кладовке целый день. Молился. Пётр первый час ещё выдержал, тоже крестясь и кланяясь, но потом оставил царя одного. Вечером Михаил к еде не притронулся, только выпил пару стаканов чистой воды.
        - Обещал Заступнику, три дня пищи не вкушать, чтобы мальчик у меня родился. Наследник державе нужен.
        Что ж, голодание заметно обрюзгшему Михаилу точно не повредит. Хоть от шлаков немного избавится. Вообще Михаил зациклился на этом наследнике. Пётр помнил, что в прошлой истории у первого Романова тоже было три девки. Причём, одну даже сватали за какого-то заморского принца, но потом передумали. Так все в девках и отошли в лучший мир. Но ведь сыновья были. Правда, выжил только Алексей Тишайший. И вообще из десятка детей выжили только четверо. Что-то в одной из книг про попаданцев было, про отравление свинцом. Стоп. Там сделали в Кремле водопровод из свинцовых труб. Этой водой вроде бы все Романовы и травились. Нужно будет проверить. Хотя, ведь четверо-то выжило, получается, что на них свинец не действовал. Загадка. Один чёрт, как война с Крымом закончится, нужно будет скататься до Кремля и поузнавать про водопровод. Уж свинец на чугун Миасс заменит.
        Но сначала Крым.
        Событие двадцать третье
        Вот и тронулись. Генерал-майор Ян Заброжский ехал на своём вороном арабе впереди выступившего из Вершилова войска. Пора. Нужно ведь по снегу добраться до Смоленска, как ни считай, хоть дюжинами, хоть десятками, а с ними из города выехало около тысячи возов на полозьях. Если снег растает, то придётся переделывать сани в телеги. Конечно, колёса и всё прочее необходимое для этого в обозе тоже имеется, но, сколько время потеряем, и опять скорость упадёт. Эти возы по большей части останутся в Смоленске. Треть примерно пойдёт дальше до Киева и около сотни с патронами и снарядами и ещё дальше до Сечи.
        Обратно возы или телеги повезут отбитых у крымчаков полоняников, тех, кто захочет перебраться в Вершилово и другие города, что основал Пётр Дмитриевич. I to widzi (И дураку ясно), что таких будет много, вот князь и подстраховался, взяв с собою целую тысячу возов. Ну и добытые трофеи нужно будет на чём-то перевозить. И этого добра будет не мало. Уж вершиловцы себя не обделят. Грех, wiadomo (конечно) заранее трофеи считать. Так это uwazac (считать), а планировать просто необходимо.
        Генералом полковник Заброжский стал всего неделю назад. Стал по той простой причине, что теперь не полком он командовал, а бригадой. Слово непонятное. Да, мало ли таких непонятных слов ввёл в обиход Пётр Дмитриевич. И все ведь понятными стали и привычными. Бригада - это соединение воинское состоящее из нескольких полков или полка и нескольких батальонов. Вот второй случай и подходил для вершиловского войска, что отправилось воевать Крым.
        Мы - русские кавалеристы,
        И про нас
        Былинники речистые
        Ведут рассказ:
        О том, как в ночи ясные,
        О том, как в дни ненастные
        Мы гордо,
        Мы смело в бой идём.
        Песня грянула, едва Ян поравнялся с медведями. Красивая песня. Заброжский слышал её, когда музыканты и хор репетировал в консерватории. Конечно, натяжка была. Из бригады может половина только - русские. Каких только наций не собрал князь Пожарский в своём войске, даже перечислять устанешь. Больше всего немцев из иностранцев, потом, скорее всего, испанцев, дальше португальцы, их около сотни. Французы. Этих тоже не мало. Следом идут, как их местные называют, фрязины. Это те, кто из различных италийских княжеств в Вершилово перебрался. Есть генуэзцы, есть миланцы, венецианцы, римляне, всех и не упомнишь. Этих брали с собою сопровождать обозы отец и сын Буксбаумы. Богемцы есть и словаки. Большую часть людей, что привёл с собою из знаменитого похода старший Буксбаум, отправили весною прошлой в города на Волге гарнизоны пополнять, но человек пятьдесят самых молодых и поддающихся обучению князь оставил в Вершилово и вот теперь взял с собою. Даже по десятку человек голландцев и датчан есть. Есть трое англичан и трое шведов. Стоп ведь неправильно он подсчитал. На третьем месте, как ни считай, татары и
мордва, что ведёт в бой Богдан Разгильдеев. Две полные сотни лёгкой кавалерии.
        Кроме самого Вершиловского полка и татарской конницы есть в бригаде и два новых подразделения. Первое и самое грозное - это рота тачанок. Целых сорок пулемётов. Что установлены на специальной повозке.
        Веди, Пожарский нас смелее в бой!
        Пусть гром гремит,
        Пускай пожар кругом: пожар
        Мы - беззаветные герои все,
        И вся-то наша жизнь есть борьба!
        Пулемёты в этом подразделении сведены, те, что попроще в изготовлении и надёжнее в бою. Митральезы.
        В полку оставлены только картечницы Гатлинга. Пётр Дмитриевич на вопрос Яна, почему они так называются, ещё в прошлом году сказал, что эти люди их придумали. Странно, если какой-то Гатлинг, англичанин, скорее всего, их придумал, то почему у англичан нет такого оружия. Да и сомнения возникают. Как мог этот Гатлинг сделать цельнометаллический патрон с капсюлем?
        Пожарский - наш товарищ,
        С нами весь народ.
        Приказ: «Голов не вешать
        И глядеть вперёд!»
        Ведь с нами Ян Заброжский,
        Первый русский генерал,
        Загоним всех врагов
        Мы за Урал.
        Ян, когда услышал, что в песне есть упоминание и о нём сильно смутился и попросил Пожарского исправить песню. Тот отшутился: «Из песни слов не выкинешь». Ладно, что уж, пусть будет. Тем более, что Ян ведь не мало сил приложил, чтобы эту бригаду выучить.
        Ещё в войске есть рота егерей. От обычной роты она отличается, как арабский скакун от козы. Вооружены егеря винтовками с оптическим прицелом. Винтовки эти князь Пожарский называет - «берданками». Вещь. Самые лучшие стрелки успевают за минуту сделать пятнадцать прицельных выстрелов. Так кроме прицелов и скользящего затвора, что и обеспечивает скорострельность, ещё и штык есть, что прикрепляется хитрым способом к стволу. Настоящая пика получается.
        Веди, Пожарский нас смелее в бой!
        Пусть гром гремит,
        Пускай пожар кругом: пожар
        Мы - беззаветные герои все,
        И вся-то наша жизнь есть борьба!
        На специальном помосте, что расположен рядом с медведями, на выходе из Вершилова, музыканты старались от души. Их так и в Нижнем Новгороде услышат. А песня генералу нравилась.
        Высоко в небе ясном
        Вьётся русский стяг.
        Мы мчимся на конях
        Туда, где виден враг.
        И в битве упоительной
        Лавиною стремительной:
        Даёшь Варшаву! Дай Берлин!
        Уж врезались мы в Крым!
        А что, с таким войском Крым можно и весь к рукам прибрать. Жаль Пётр Дмитриевич этого делать не собирается. Хотя. Он ведь Червоную Русь и часть Литвы тоже не хотел к России присоединять. Сами присоединились. Чем Крым хуже?
        Веди, Пожарский нас смелее в бой!
        Пусть гром гремит,
        Пускай пожар кругом: пожар
        Мы - беззаветные герои все,
        И вся-то наша жизнь есть борьба!
        Событие двадцать четвёртое
        А ведь могли и не откликнуться на призыв? Или не могли? Барон видел новые русские рубли. На одном написано: «Русские своих не бросают». А свой ли он? Выходит - свой. Пришли ведь. Может быть, на смерть. Сколько их теперь стало, пять десятков? А у Тилли? Пять тысяч. Граф Иоганн Церклас фон Тилли - имперский фельдмаршал утром опять прислал предложение сдаться. Барон бы его принял, но … Только вот ночью пришли русские, откликнулись на посланное в Брауншвейг письмо с просьбой о помощи. Двадцать три человека пришло. А сколько он ждал?
        Лейтенант Гаспар Густав Граубе отлично говорил по-немецки, хоть сам был из предместий Риги и немцем по крови не был. Летгал. Первый раз услышал барон о таком народе. Гаспар привёл с собою свой десяток и ещё дюжину навербованных в Брауншвейге рейтар. Привёл ночью. Да так, что не только осадившие замок имперцы ничего не услышали, но и выставленные на стене караульные проморгали их появление.
        Утром лейтенант осмотрел обе пушки установленные на южной стене замка и поинтересовался, а чем полковник стреляет.
        - Ядрами, есть ещё щебень, - пожал плечами полковник.
        - А в кузнице замка есть гвозди, старые подковы? - продолжал расспросы русский летгал.
        - Может и есть, не знаю? - фон Плотто махнул рукой, подзывая кузнеца.
        - Не было гвоздя - подкова пропала.
        Не было подковы - лошадь захромала.
        Лошадь захромала - командир убит.
        Конница разбита - армия бежит.
        Враг вступает в город,
        Пленных не щадя,
        Оттого, что в кузнице
        Не было гвоздя.
        - Что? - не понял барон.
        - Стишок такой Пётр Дмитриевич рассказал, - пояснил лейтенант и перевёл его на немецкий.
        - Вы ведь без лошадей прибыли, - теперь уже фон Плотто вообще ничего не понимал.
        - Из пушек будем стрелять картечью. Нужно дать задание кузнецу нарубить из всего имеющегося железа небольшие кусочки.
        Барон вздохнул и пошёл в кузницу, что была при замке. Позади плёлся кузнец, всё время оправдываясь, что есть у него гвозди и кобыла барона ни разу не хромает. По дороге его начали сомнения грызть. Одолеть пятитысячную армию с помощью подошедших из Брауншвейга рейтар наёмников и десятка нерусских русских? Очень сомнительно. Может всё же принять предложения фельдмаршала. В принципе Тилли предложил вполне сносные условия. Уходит фон Плотто вместе со всеми обитателями замка и берёт с собою всё, что сможет увезти и унести. А что потом?
        Ему ведь почти удалось собрать для сына графство Гойя. Альтбрухгаузен и Гойю он выкупил у Вельфов и в целом договорился о покупке практически всего свободного графства Нинбур. Конечно, сын от этого графом не стал. Пока не стал. Закончится же когда-нибудь эта война и можно будет заняться оформлением всех необходимых документов. Адольф будет графом Гойя. Столько усилий, столько денег, столько надежд. Неужели всё зря. Он ведь и сам католик. Он воевал за Католическую Лигу. Он пленил Савойца Грабителя.
        Тилли не захотел слушать. Ему нужен замок Гойя для размещения своего штаба.
        - Барон, - вывел из самокопания фон Плотто лейтенант Граубе, - Помаши белым флагом. Сам с этим вашим непобедимым Тилли хочу пообщаться.
        Сначала прискакал какой-то рейтар и, ухмыляясь, поинтересовался, чего ещё старикашке надо, вроде бы и так условия лучше некуда. Русский летгал вполне вежливо послал его за тем, кто может принимать решения. Через час, ближе к обеду прискакал полковник. Его фон Плотто не знал. А тот даже не представился и с разбега начал кричать, что если обитатели этих развалин не уберутся до вечера, то утром они увидят, как его люди будут штурмовать этот курятник переросток. Этого лейтенант тоже достаточно вежливо попросил пригласить для переговоров фон Тилли.
        - Будет ещё фельдмаршал по нескольку раз с каждым нищим оборванцем договариваться! - и попытался развернуть коня.
        Гаспар Густав успел поймать лошадь под уздцы и дёрнул поводья вверх. Животное встало на дыбы и полковник свернул бы себе шею, падая, но лейтенант успел поймать его за воротник кружевной. Воротник оторвался, но парламентёр приземлился на ноги. Ну, почти на ноги. На колени. Граубе рывком поднял его и закатил ему солидную оплеуху, благо шлем успел при падении слететь.
        - Позови для переговоров фон Тилли, - прямо в лицо, брызгая слюной, и бешено глядя в испуганные глазки полковника, заорал Граубе и одним рывком забросил перепуганного парламентёра в седло. Ещё и коня шлёпнул по крупу ладонью.
        - Ну, теперь, надеюсь, до них дойдёт, что с нами шутить нельзя, - совершенно спокойно, улыбаясь, проговорил этот странный русский.
        А бывают не странные русские? Фон Плотто таких не видел.
        - О чем же лейтенант ты хочешь поговорить с фельдмаршалом? - настороженно оглядывая позиции противника, поднявшись вновь на стену, спросил барон.
        - Хочу предложить ему сдаться, оставить артиллерию и порох и по добру по здорову проваливать отсюда.
        - Ты разозлишь его, и он прикажет убить меня и всю семью, ну и вас заодно, - испугался фон Плотто.
        - Разозлить - это да. Ну, а кто кого убьёт, посмотрим.
        Барон отошёл подальше от этого дикаря. Разве так разговаривают с тем, от кого зависит твоя жизнь. Зря он позвал русских на помощь. Раньше он бы на время лишался замка, теперь же он мог навсегда лишиться жизни.
        Граф Иоганн Церклас фон Тилли - имперский фельдмаршал всё же соизволил посмотреть на безумцев. Под вечер. И не один соизволил. Всю свиту с собою под стены замка притащил.
        - Условия поменялись …, - даже не поприветствовав на этот раз фон Плотто, и не слезая с каурого жеребца через губу начал Тилли.
        - Конечно, поменялись, - перебил его Граубе, - Вы оставляете артиллерию, порох и все знамёна и убираетесь прочь. Да, ещё казну оставляете. И мы вас не тронем. Может, даже до старости доживёте. Будете лежать в свинарнике нюхать дерьмо и сами попёрдывать. Отличная альтернатива смерти под стенами этой неприступной крепости.
        Заржали. Как кони заржали. Кони тоже заржали. Все заржали. Все кроме фельдмаршала. Барон думал, что сейчас фон Тилли выхватит шпагу и прикончит безумца. Фельдмаршал слез с коня и передал уздечку подскочившему офицеру.
        - Барон. Вы чего хотите добиться? Я прикажу подкатить пушки и просто сравняю тут всё с землёй. Хотел устроить здесь штаб. Теперь передумал. По дороге на Брауншвейг есть ещё замки? - даже не посмотрел на летгала.
        - Когда подкатите? - сам вмешался в разговор Граубе.
        - Я прикажу отрубить тебе голову. Постараемся взять его живым, - кому-то из своих процедил фельдмаршал.
        Все дружно закивали. Граубе высморкался демонстративно под ноги свиты и поинтересовался:
        - С головой что делать собираетесь?
        - Насадим на пику и будем показывать в Брауншвейге королю Кристиану, чтобы ещё и он не начал оскорблять имперского фельдмаршала.
        - Когда?
        - Что когда? - не понял Тилли.
        - Когда подтяните пушки? - скорчил рожицу лейтенант.
        Фон Плотто смотрел остановившимся взглядом на графа. Их в свите целый десяток и если фельдмаршал сейчас не справится с нервами и прикажет убить наглеца, то их четверых просто размажут. Барон видел, как уже почти скомандовал «Убить его!» фон Тилли, но тут русский поднял руку и показал себе за плечо большим пальцем оттопыренным. Там на стене ощетинились мушкетами несколько десятков человек. Команда застряла в горле графа. Он даже закашлялся.
        - Утром начнём. Надеюсь, в твоём замке, барон, есть священник? Или мне прислать своего?
        - Пришлите, ваша милость, - показал язык фельдмаршалу этот сумасшедший русский и, повернувшись, отправился в приоткрытые ворота. Фон Плотто с поникшей головой последовал следом.
        Глава 9
        Событие двадцать пятое
        Удалось. Ну, так-то лейтенант Гаспар Густав Граубе и не сомневался. Цель была вывести из себя этого усача. Прямо не фельдмаршал, а рыба сом. Такие же усищи и глаза такие же - блёклые. Последняя выходка с показыванием языка сделала своё дело, не стал граф Тилли утра дожидаться, едва он со свитой домчался, настёгивая коней, до своих позиций, как в лагере началось движение. Нет, пушки подтягивать к замку не стали. Собралось пару сотен человек и с тремя штурмовыми лестницами, чего-то покрикивая время от времени, побежали к замку. Дебилы. В полном вооружении пробежать по весенней грязи больше половины километра. Ну-ну. На полдороги перешли на быстрый шаг. А к ориентирам, что наметил Гаспар приблизительно в ста метрах от стены, уже еле ползли.
        За это время все мушкеты имеющиеся зарядили. Лейтенант поставил рейтар и «воинство» барона заряжать мушкеты, а сам со своим десятком начал отстрел. Одиннадцать выстрелов и одну лестницу уже никто ни куда не несёт. Ещё одиннадцать выстрелов и вторую некому нести. Так, теперь вон по тем, что вернулись к первой лестнице. Вот. Не нравится? Теперь по несунам последней третьей лестницы. Они её как раз уже перебросили через ров и пытаются перебежать на нашу сторону. Ох! Не вышло. Вы куда? Вас воевать послали! Эй, вернитесь.
        - Продолжаем стрелять, мать вашу! - заорал Гаспар видя, что заряжающие расслабились.
        Успели ещё два раза в спины бахнуть. Ну, вот, а то глазёнками сверкать, за зубочистку хвататься. Где теперь те две сотни добровольцев-храбрецов? Человек сорок добежало. И уже не такие храбрые.
        В лагере почти паника. Все бегают, кричат, руками машут. Сейчас ещё кавалерию пошлют. Нет. Не послали к сожалению. Решили подкатить всё-таки пушки. Не простое занятие. Есть у лейтенанта последний довод. Отправляя в эту миссию, вручил ему князь Пожарский снайперскую винтовку и пять десяток патронов.
        - Ты, Гаспар, сильно то их не трать, и смотри, чтобы винтовка врагу не досталась. Говорят, что война - это последний довод королей. Вот и у тебя пусть будет этот последний довод.
        Вообще-то отправил Пётр Дмитриевич его десяток в Брауншвейг с заданием набрать сотню хороших обстрелянных воинов. Он бы и стал командиром этой роты. Не сложилось. И дёрнул его чёрт остановиться по приезду в Брауншвейг у почти своего полковника фон Плотто, того самого, что вместе с Якобом Буксбаумом привёл в Вершилово почти два полка мушкетёров и с ними ещё несколько тысяч гражданских. Дети, жёны, отцы, матери, братья, сёстры, монахи, кухарки, маркитантки, коровы, козы, любовницы, просто проститутки. Всякой твари по паре. Погостили пару дней у барона в его новом замке и отправились в столицу искать желающих убраться из неспокойных земель подальше. Только пару дюжин набрали, а тут письмо от старого барона, просит помочь. И ведь не бросишь. Сразу понятно стало, что половина из нанятых не храбрецы вовсе. Пришлось отобрать деньги назад и пинками прогнать на все четыре стороны. Вот только двенадцать человек и привёл в замок помимо своего десятка.
        Перед отъездом князь Пожарский попросил Граубе, если получится, повоевать с Тилли или Валленштейном, оценить этих великих генералов. И обязательно, если войнушка выйдет удачной, то сообщить им, что они столкнулись с русскими казаками.
        - Почему с казаками? - удивился лейтенант.
        - Так непонятнее, - усмехнулся князь, - "Achtung! Achtung! Alarm! Rettet Euch - die Russischen Kosaken!". (Внимание! Внимание! Тревога! Спасайтесь - русские казаки!). Не плохо ведь звучит.
        Не поймёшь у Петра Дмитриевича, когда он серьёзно говорит, а когда шутки шутит.
        Пока имперцы суетились вокруг пяти больших пушек, фон Плотто со своими и оба десятка пришедшие с Граубе вышли из ворот и под крики с той стороны стали добивать раненых и мародёрствовать. Кое у кого пистоли были из храбрецов и шпаги с копьями тоже не помешают. Кроме того видел Гаспар и несколько мушкетов. Как бы эти бедолаги с ними на стену по шаткой лестнице забирались? Зачем вообще побежали без прикрытия артиллерии и обстрела стены мушкетёрами? Кто их воевать учил? Хотя. Сам ведь таким был ещё пять лет назад, когда их десяток с Виктором Шварцкопфом решил остаться в Вершилово. Пришлось, и повоевать, и поучиться воевать. Пять лет! Это не кот начихал. Эх, сейчас бы машиненгевершутцы (пулеметчики) пригодились. Пару картечниц Гатлинга с десятком тысяч патронов и остались бы от имперцев рожки да ножки.
        Ну, начали. Пушкари подкатили пушки метров на триста и решили зарядить. Бах, бах, бах. Три выстрела из снайперки и два человека лежат возле пушки, остальные бегут к лагерю. Бах, бах, бах. Теперь бегут все. Что ж, господин имперский фельдмаршал, теперь ваш ход. Не стал граф ходить. Стал готовиться к ночи. Костры задымили. Войско кушать захотело. Ага, вон у шатра фельдмаршала в центре лагеря тоже дымок появился. Решил, как и обещал в начале, фон Тилли расправиться с негодяями завтра, по утру. Вон и погода хорошая намечается. Всё небо в тучах. Не для фельдмаршала хорошая погода, для нас.
        Гаспар вынул из футляра подзорную трубу и принялся осматривать лагерь имперцев. Искал пороховой обоз. Вон он. Стоп. А вон ещё телеги с бочками и охрана вокруг. Получается, на всякий случай разделил Тилли порох. Это плохо. Хотя. Вот если всё получится, то может и не плохо, а совсем даже хорошо. На ночь планировал лейтенант вылазку в лагерь неприятеля. Нужно лишить графа пороха. Как тогда он воевать станет?
        Событие двадцать шестое
        Не спалось. Фельдмаршал повернулся на другой бок и попытался поудобнее устроиться. Одеяло забилось под бок и давило на печень. Неудобно. Граф Иоганн Церклас фон Тилли опять повернулся на левый бок, при этом одеяло совсем забилось под него.
        - Проклятый сатир, - обругал барона фон Плотто фельдмаршал и, встав, поправил одеяло. Попытался снова лечь, но тут услышал храп у входа в шатёр. Фон Тилли подскочил к пологу, откинул его и врезал пендаля заснувшему часовому. Очень неудачно врезал. Вместо мягкой жопы попал по твёрдой алебарде. И это босой ногой. Алебарда, опираясь на которую храпел швейцарец, выпала у бородача из рук, а сам он, потеряв точку опоры, упал. И врезался железным налокотником в ступню неповреждённой ноги фельдмаршала, на которой он прыгал, схватившись за больную ногу.
        Лагерь проснулся. Кто хватал оружие, кто пытался натянуть кирасу, кто, схватив с перепугу чужой сапог, получил по затылку затрещину от хозяина. Ржали разбуженные лошади, блеяли овцы. Ни с того ни с сего несколько трубачей в разных концах лагеря принялись играть построение. И тут вдруг земля подскочила и врезала снизу со всей силы по стоящему на коленях графу. А потом раздался чудовищный грохот. И через два-три удара сердца ещё один. Жерди, на которых держалась дорогая, купленная у московитов ткань, переломились, и шатёр накрыл скулящего от боли и ужаса Иоганна Церкласа фон Тилли. Ну, и чтобы мало старичку не показалось, висевший парадный доспех на одном из шестов свалился сверху. Меч врезал точно по затылку.
        Очнулся граф от того что на него брызгали водой. А потом ещё кто-то сунул под нос склянку с нюхательной солью.
        - Всё, всё! Довольно! - фон Тилли приподнялся на локтях и огляделся.
        Едкий пороховой дым уже почти развеялся, мрачное хмурое небо с чёрными тучами обещало скорый дождь. Лагерь было не узнать. Люди толпами бродили туда-сюда. Орали раненые, проклинали людей громким ржанием напуганные кони. И даже нашёлся петух у кого-то из запасливых маркитантов, орал, радуясь несчастью, свалившемуся на лагерь фельдмаршала.
        - Ваше Сиятельство, вам лучше, - лекарь всё пытался засунуть под нос фельдмаршала склянку с нюхательной солью.
        - Полковник Иванов, взорвался порох? - граф попытался приподняться на локтях и со второго раза ему это удалось. Лекарь полез снова стирать грязной тряпкой кровь со лба. Фон Тилли оттолкнул его, но это резкое движение вызвало волну боли от повреждённой швейцарцем стопы к голове и обратно. Фельдмаршал застонал и опять лёг на спину.
        - Если говорить коротко, то всё очень плохо, Ваше Сиятельство. Люди барона взорвали обе телеги с запасом пороха. В лагере в это время поднялась суматоха и из-за этого множество людей погибло и не меньше ранены. После взрывов барон вывел своих людей из замка и они обстреляли наш лагерь, пока я сумел организовать пару сотен человек, они успели сделать десяток выстрелов. Прямо в упор расстреливая наших солдат. Их было не много. Человек пятьдесят-шестьдесят. Но они успели, повторюсь, сделать не меньше десятка выстрелов. Кроме того они заклепали пушки. Ещё …
        - Скверно. Сколько у нас погибших? - прервал полковника граф, боясь услышать ответ и предчувствия его не обманули.
        - Около восьми сотен. Ещё около трёх сотен раненых. Войско в панике. Мне удалось остановить, пытающийся сбежать, отряд швейцарцев. А вот вчерашние крестьяне, набранные в окрестностях Ганновера, разбежались. Можно сказать, что у нас осталось менее трёх тысяч боеспособных солдат. Пороха нет. Осадных пушек тоже.
        - Есть ещё плохие новости, - прикрыл глаза Тилли.
        - Капитан испанских пикинеров, что атаковал людей барона, рассказывает странные вещи, - замялся полковник.
        - Да, говорите уже, - слабо махнул рукой раненый.
        - Они кричали непонятную фразу. "Achtung! Achtung! Alarm! Rettet Euch - die Russischen Kosaken!"
        - Русские казаки? Кто это? - даже боль в голове отступила.
        - У меня брат торгует с московитами. Иногда они называют себя русскими, - развёл руками старый немец.
        - Какого чёрта! Что здесь надо московитам? Ладно, когда возьмём замок разберёмся. А сейчас оставьте меня, полковник, и позовите этого коновала. Мне нужно подумать, а тут голова раскалывается на тысячу мелких черепков.
        Небо не подвело. Начался холодный весенний дождь. Позади графа стучали топоры, люди пытались поставить его шатёр. Каждый удар отдавался в голове фон Тилли. Козаки? Ему бы пару тысяч таких казаков. А тут одни дятлы.
        Событие двадцать седьмое
        Барон фон Плотто смотрел со стены замка на копошащихся в лагере противника муравьёв. После двух чудовищных взрывов, а особенно после этого безумного обстрела всеми силами, оказавшимися в распоряжении лейтенанта Граубе, бегающих в панике имперцев, те перенесли лагерь на триста метров к северу. Сейчас вон опять возня и паника. Этот русский летгал и не думал успокаиваться. Сегодня под утро он взял свой десяток и опять напал на противника. Долину реки просто накрыло туманом. Под его прикрытие русские подкрались к лагерю и забросали его гранатами. Жаль, гранат было не много, всего по две на человека. Чего, однако, вполне хватило, чтобы опять посеять панику. После этого, уже по отработанной схеме, русские из своих лёгких мушкетов обстреляли имперцев. Пока там навели порядок и организовали контратаку, Граубе и его десяток успели сделать не менее пятнадцати выстрелов каждый, а то и побольше, барон не считал. После чего спокойно зашли в распахнутые ворота. Когда разгорячённые преследованием отступающего неприятеля солдаты Тилли подбежали к воротам, они уже были закрыты, а со стен бедняг встретил дружный
залп оставшихся защитников замка. Даже три залпа, пока эти идиоты не догадались отбежать к старым своим позициям и залечь за бесполезные теперь, а потому оставленные на месте пушки.
        Но ведь и тут имперцам не повезло, подул ветер и буквально за пару минут туман унесло. Тогда этот неугомонный лейтенант достал свою чудную винтовку, которую он называет «снайперской» и произвёл из неё три выстрела. Полковник и два других офицера, что возглавляли неудачное преследование, остались лежать у пушек, а все остальное поредевшее войско убралось подальше от негостеприимного замка.
        Вот теперь лагерь снова сворачивают, и по тому, как суетятся имперцы на холме в миле от замка, Тилли, скорее всего, переезжает туда. Как же он будет осуществлять осаду замка Гойя с расстояния почти в милю? Наивный, он думает, что этот переезд что-то изменит. Стоящий с подзорной трубой рядом с полковником Гаспар Граубе так явно не считает.
        - Как думаешь, лейтенант, пойдут они ещё раз на приступ? - поднёс полковник к глазу и свою трубу, подаренную в Вершилово самим князем Пожарским.
        - Конечно, пойдут, подтянут войска с зимних квартир, привезут порох, починят пушки, лестницы новые сколотят, расстреляют или повесят трусов и дезертиров и пойдут, - не опуская подзорную трубу, ответил Граубе.
        - Не боишься, граф, наверное, и во сне видит, как нас вешает?
        - Поздно бояться. Драться пришли, - теперь Гаспар повернулся к барону и, наклонив голову набок, спросил, - Или хочешь, полковник, сбежать ночью, пока есть возможность?
        - Честно говоря, хочу, - фон Плотто надвинул берет пониже, почти на глаза, и решительно ответил, - Но не буду. Сына вот с дочерьми отправил бы в безопасное место. Только где сейчас безопасно? Везде война.
        - Можем ночью все уйти, мы караулы вырежем. Доберёмся до Везера, найдём пару судёнышек, а там и до Бремена с божьей помощью доплывём.
        - Тилли тут всё взорвёт в отместку, - криво усмехнулся старый вояка.
        - Знамо дело, взорвёт. Ну, нет, так нет. Будем воевать. Нам тактику партизанской войны князь Пётр Дмитриевич доходчиво разъяснил. Мало фельдмаршалу не покажется. Через несколько дней снова придётся имперцам лагерь переносить. Завтракать-то будем? Как говорит князь Пожарский: «Война войной, а обед по расписанию», - сложив трубу, Граубе стал спускаться со стены. Ещё раз бросив взгляд на копошащихся вдали имперцев, барон последовал за русским летгалом.
        Этой же ночью русские опять наведались в гости к графу фон Тилли. Пошли «безобразия нарушать и дисциплину хулиганить». Так сказал Гаспар. Ни чего не понявший барон лишь криво усмехнулся. Ни чем хорошим для имперцев эти «нарушения безобразий» кончиться не могли. Хитро поступил фельдмаршал, сколотили в лагере щиты из толстых досок, подтащили к небоеспособной пока батарее и разместили под их прикрытием десятка два мушкетёров, которые теперь могли легко обстрелять ворота. Засаду устроили. Только там, где граф Иоганн Церклас фон Тилли учился военным хитростям, лейтенант Гаспар Густав Граубе преподавал. Это он сам так барону сказал. Сомнительно, конечно. Сколько лет этому «преподавателю»? А сколько фельдмаршалу? Но вот результат вылазки. Точнее «слазки». Не стали русские выходить из ворот и соревноваться с имперцами в меткости стрельбы. Хотя интересно было бы посмотреть на этот результат. Десяток лейтенанта спустился по верёвкам с противоположной стены и, подкравшись в темноте с тыла к засаде, метательными ножами ликвидировал ту засаду. Стоящий на стене барон и специально прислушивающийся к возможному
бряканью железа и крикам, лишь один раз уловил удар ножа о железо и один раз придушенный хрип. А ещё через десять минут он услышал…
        Лагерь на холме проснулся от выстрелов десятка мушкетов. Русские сделали по пять выстрелов и ушли. Хрен там! Они обогнули лагерь по дуге и обстреляли его с другой стороны. И растворились в темноте. Вернулись к замку? И опять хрен! Опять обошли лагерь и ножами вырезали десяток коней, а потом обстреляли и с этой стороны. Ну, вот потом точно вернулись. Правда, перед этим обстреляв, направляющуюся к замку, роту пикинеров. А потом спокойно забрались назад на стену по верёвкам. И улеглись спать. Все, кроме самого лейтенанта. Он дождался рассвета и из своей снайперки сделал два выстрела по, скрывающимся за щитами, новыми кандидатами на быстрейшее переселение в Преисподнюю. Осознав, что для этого оружия они досягаемы, кандидаты подхватили двух убитых офицеров и отступили в лагерь. После этого и летгал пошёл спать.
        Глава 10
        Событие двадцать восьмое
        Силантий Коровин лежал на кровати у себя в терему и умирал. Не от болезни умирал и не от раны какой. И даже не от стыда, как несколько лет назад, когда только начали строить Днепропетровск. Умирал мэр от усталости. Он всё надеялся, что вот уедут и уплывут вершиловцы и стрельцы со Смоленска, и он отдохнёт. Как бы ни так. Оказалось, что за две недели, что он занимался транзитом (слово-то, какое противное) войска, дела накапливались. И это без него не могут в Днепропетровске сделать и то, и тут затык и там завал, а ещё на фабриках проблемы повозникали на ровном месте. Но даже не это главное-то, главное, что опять прибыли переселенцы. И из Гишпании караван пришёл, и из Финляндии преступников привезли, да ещё и богемцы сами организовались и притащились отнюдь не малым караваном почти в две сотни телег. Ясно, что не все останутся в Днепропетровске и Смоленске, большая часть отправится дальше в Вершилово, а там и ещё дальше на Волгу, а то и совсем на Урал, в Миасс або в Белорецк. Ещё там князь Пожарский говорил, что в этом году будут два города новых зачинать Молотов и Магнитогорск. Пусть. Быстрее бы их
выпроводить из переселенческого лагеря. Сил больше нет их стоны на непонятных языках выслушивать. Он ведь им не рыбка золотая из сказки, про жадную старуху и бедного рыбака, он всего лишь мэр небольшого городка. Ну, ладно, большого городка. Только чудесам не обучен. Не ту видимо школу заканчивал.
        Радовало, что хоть Пётр Дмитриевич остался доволен. Вершиловцы прибыли как раз перед вскрытием Днепра. Отдохнули в разбитом возле города лагере и принялись под чириканье первых птичек прилетевших с зимовья и под гром трескающегося льда спускать корабли на воду. Пару тысяч человек с этой не простой задачей справилась за седмицу. Сам князь Пожарский этого события дожидаться не стал. Отдохнув денёк у Коровина, он попарился в баньке и, осмотрев суда, с лёгкой татарской конницей умчался в Киев. Нужно ведь и казаков для похода на Крым ему ещё организовать.
        Перед отъездом прошёлся по лагерю, что для переселенцев Силантий выстроил и недовольно головой помотал.
        - Не пойдёт так. На Вершилове ведь свет клином не сошёлся. У нас там карантин организован. Людей и в бане прожаривают и доктора осматривают. Только, если больной чумой или оспой или тифом каким, уже к нам попадёт, то, может, поздно всё это будет делать. Нужно карантинный лагерь и у тебя организовывать. Бани нужно строить, бараков в разы больше. Докторов пришлю. Ведь большая часть переселенцев через тебя едет. Мы так легко на Русь можем заразу занести.
        - Так если у нас, то ведь и Риге нужно, - подсказал князю Коровин.
        - Правильно. Молодец, Силантий. И в Риге надо и во Львове. Сейчас и через них поток пойдёт. Охо-хо. Сколько же это денег опять вбухивать, - Пётр Дмитриевич даже за голову схватился.
        - Так деньги заработаем, а вот от чумы деньгами не откупишься, - махнул рукой присутствующий при разговоре генерал Заброжский.
        - Понятно всё, и деньги выделю. Придётся банки пощипать. Хотя, может, татары за нас заплатят. Чай на рабском труде наших русичей накопили богатств. Что же это за война, если она прибыль не принесёт, - повеселел князь, - Ладно. Прощивай, мэр, бараки строй и бани. И подготовься, через тебя освобождённых рабов будем на Родину переправлять. Разъясним басурманам, что кто к нам с мечом придёт, тот ничего не знает о пулемётах.
        Событие двадцать девятое
        Опять не спалось. Ночь приносила не отдых, а смерти и тревогу. Без всяких сомнений, сегодня эти выродки дьявола - «русские казаки» придут снова. Придут и будут убивать его людей. Придут и безнаказанными исчезнут в ночной темноте. Эта темнота их порождает, она же их хранит от, поневоле ставших зоркими, постовых и караульных в лагере. Эта темнота после совершённых ими черных дел забирает их обратно. Она делает их невидимыми и неуязвимыми. И ничуть не легче, что их десяток или два десятка. Какая разница! Он - фельдмаршал империи не может справиться с горсткой негодяев, имея целую армию. Он не может взять этот чёртов замок, он не может защитить своих людей от ночных вылазок русских казаков. Как они выходят из замка? Очевидно, есть подземный ход. Но его солдаты перерыли и обыскали каждую пядь земли от самого замка и до ближайшего леса и до берега реки. Нет ничего. И каждую ночь они выходят из тьмы и убивают его людей. Когда несколько десятков, а когда и несколько сотен, как при взрыве двух возов с порохом.
        Ничего, завтра должно подойти подкрепление, привезут порох, и он сровняет этот проклятый замок с землёй. Только холм битого камня останется и трупы проклятых русских. И ещё труп барона фон Плотто. До этого граф полковника не знал. Они были почти ровесники, может барон был чуть младше. И вместе половину жизни воевали за Испанские Нидерланды с мятежниками. А вот встретиться не довелось. Здесь встретились. Услышав имя хозяина замка, фельдмаршал сразу вспомнил нашумевшую во всей Европе историю пленения этим полковником двух величайших полководцев.
        Карла Эммануила Савойского по прозвищу Грабитель и Франсуа де Бонна, герцога де Ледигьер - коннетабля Франции и королевского наместника в Дофине, а за одно с ним его вечного спутника Шарля де Креки-Бланшфора знали все. Знали как везучих и почти непобедимых военачальников. Конечно, как у любого командующего у них были и неудачные сражения, но не такой полный разгром от горстки дезертиров. История была тёмная. Поговаривали, что полковник фон Плотто затребовал с пленников чуть ли не миллион эскудо. И судя по тому, что сейчас он находится в замке Гойя и все окрестные земли принадлежат ему, это не далеко от правды. А, может, и сама правда.
        Граф повернулся на спину. Не спалось. Неожиданно вспомнилась почти прожитая жизнь. Граф Иоганн Церклас фон Тилли родился в Испанских Нидерландах в 1559 году, происходил он из знатной фамилии, имевшей поместья близ Брюсселя в Виллер-ла-Виль. Воевать Тилли начал в 15 лет в испанской армии под началом герцога Пармского Алессандро Фарнезе в войне против мятежных Нидерландов. Он был молод, глуп и храбр, и даже был замечен самим герцогом хоть и был простым солдатом. В 1600 году фон Тилли перешёл в австрийскую императорскую армию, которая тогда воевала с османами в Венгрии. Иоганн Церклас стал быстро продвигаться вверх по служебной лестнице и был, надо думать, заслуженно, признан талантливым военачальником, мастером пехотной войны. Граф создал свою систему построения пехоты, основанную на опыте испанских терций - смешанных колонн пикинеров и мушкетёров. Эта тактика имела преимущества перед пешими войсками турок. За выдающиеся военные заслуги император Священной Римской империи Рудольф II в 1605 году пожаловал ему чин фельдмаршала.
        После очередного замирения с турками в 1610 году Тилли поступил на службу к герцогу Максимилиану Баварскому и занялся реорганизацией баварских войск. Видя всю ненадёжность наёмных отрядов, фельдмаршал задумал образовать правильную армию. По его плану все взрослое население Баварии призывалось к оружию: дворянство - в кавалерию, крестьяне и горожане - в пехоту. Все должны были обучаться военному делу. Когда началась война с протестантами, Тилли был назначен императором Священной Римской империи главнокомандующим армии Католической лиги. Тилли - «свирепый» и «страшный», как называли его протестанты. Солдаты же его любили как своего «отца».
        После начала войны без особого труда Тилли занял Верхнюю и Нижнюю Австрию, вступил в Богемию и, соединившись с Бюкуа, оттеснил армию Фридриха V «Зимнего короля» к стенам Праги. 8 ноября 1620 года полки Тилли наголову разбили богемцев в битве при Белой Горе. В 1621 году Тилли опустошил долину Неккара и Оденвальдскую область и двинулся на Гейдельберг.
        Против него выступил Мансфельд. Вместе с маркграфом Георгом-Фридрихом они разбили Тилли у Вислоха 27 апреля 1622 года. И это было первое поражение фельдмаршала. Повезло. Союзники не воспользовались этой победой и продолжили действовать порознь. Неожиданно напав на маркграфа Георга-Фридриха близ Вимпфена 6 мая, Тилли, соединившись с Кордовой, разбил вероотступника, а 22 июня при Хёхсте - Христиана Брауншвейгского. 14 сентября он овладел Гейдельбергом, где солдаты его учинили резню. Из Гейдельберга фельдмаршал пошёл на Мангейм и взял эту крепость. После сдачи Франкенталя в апреле 1623 года Тилли пошёл на север, разбил Христиана близ Штадлона, занял Нижне-Саксонский округ и разграбил его. 27 августа 1626 года граф одержал важную победу над датским королём Кристианом IV близ Люттера, таким образом, подчинив Лиге всю Северную Германию. Почти всю. Вот ещё с непонятным полковником нужно справиться. Ещё Брауншвейг, ещё …
        Чёрт. Прости, Господи. Откуда взялись эти русские? Что здесь надо московитам? Если русские казаки и московиты это одно и то же? Фельдмаршал поднялся, кряхтя, с опаской прошёл до полога и крикнул слугу, пусть позовёт лекаря, нужно принять его лекарство и попытаться всё же заснуть. Завтра придут войска, и нужно будет стереть этот замок с лица земли.
        Событие тридцатое
        Первая атака была просто смешной. Под прикрытием конных рейтар к южной стене замка просочилось около пятисот пехотинцев с копьями, шпагами, тесаками и прочим холодным оружием. У некоторых, правда, были за пояс заткнуты пистоли. Обе пушчонки барона уже были заряжены картечью, более того в тряпочные кулёчки были отмерены навески пороха и картечи ещё на четыре выстрела. Ну и все шестьдесят семь мушкетов и древних аркебуз зарядили, да и это ещё не всё, было у полковника семь арбалетов, какое ни какое оружие, тоже взвели.
        Гаспар Густав Граубе свою снайперскую винтовку тоже зарядил и рядом положил, осталось у него тридцать девять патронов. А есть интересно у Тилли столько полковников? Подпустили поближе бегущую и орущую орду и выстрелили из пушек. Железная картечь, это вам не щебень. Вой поднялся. Разрядили и первые десять мушкетов. Нападающие и не заметили. Пока. Пробанили стволы, зарядили. Бабах! Опять вой. Ещё одиннадцать выстрелов. Лейтенант из снайперки какого-то размахивающего шпагой офицера снял. И сразу ещё десять выстрелов. Гаспар опять офицера выцелил, но тот спрятался за чью-то спину. Ненадолго. Солдат споткнулся, и пуля офицера нашла. Ещё десять выстрелов. Ещё десять! Ещё десять. И последние десять. А Гаспар ещё успел одного офицера, скорее всего полковника с коня ссадить. Зачем он на коне под стену припёрся? Командовать? Дома у себя женой командуй.
        Бабах. Опять залпик из двух небольших пушечек. Всё, не выдержали имперцы. Бросили лестницы, деревянные щиты, коими пытались прикрыться, и потрусили назад. Граубе высмотрел в прицел, пытавшихся поддержать огнём пехоту, рейтар. Да там целый генерал чего-то кричит. Ладно, пусть полковник. Бабах. Ну вот, и эти домой потрусили. Да резво как. Только без командира. Осталось у него тридцать пять патронов. Маловато.
        - Открыть ворота. Раненых добить. Оружие собрать. Живее. Живее.
        Побежали. Гаспар и сам спустился. Приметил он у полковника, что последней пулей он с коня ссадил, в кобуре, что к седлу прицеплена, замечательный двуствольный пистоль «Doppelfauster». Такая вещица самому пригодится. Как говорит в таких случаях Пётр Дмитриевич: «Такая корова нужна самому».
        Только успели собрать оружие и заколоть страждущих, как появился парламентёр с белой рубахой, привязанной к древку копья. Фон Плотто вышел, узнал, что нужно имперцам. Просят прислать человека на переговоры. Какого чёрта. Вам надо, вы и присылайте. Пусть подъедет к воротам. Пообщаемся. Нет? Их сиятельство приглашает полковника и ещё лейтенанта к себе в шатёр.
        - Передай графу, что у нас вино вкусней, пусть он с ещё одним человеком сюда пожалует. Обещаю вести себя как истинный рыцарь, - усмехнулся в усы Граубе.
        Парламентёр ускакал. И не вернулся. И граф не появился. Заманивали? Нет, Тилли, конечно, замечен в зверствах, но вот в подлости. Или всё же хотел отравить, а то и банально зарезать? Ладно, что уж голову ломать, нужно к ночной вылазке готовиться.
        - Господин лейтенант! Снова бегут!
        Гаспар взлетел на стену. И правда, опять несколько сотен самоубийц делают вид, что спешат к замку. Ну, пока ребята эти пятьсот метров проделают нужно успеть зарядить пушки и мушкеты.
        На этот раз имперцы волокли с собой трёхфунтовую пушку. И даже выстрелили из неё. И даже попытались опять зарядить. Граубе истратил на канониров пять патронов. От первого выстрела пушки, да, впрочем, он же последний, пострадала только клетка с гусями, что стояла у стены донжона с южной стороны. Ядро деревянную конструкцию разнесло, перелетев через стену, и убило одного из обитателей клетки. Зато пять ответных залпов пушчонок барона проделали в рядах, накатывающих на стены, имперцев целые просеки. Плюс шестьдесят выстрелов из мушкетов, плюс десять выстрелов из снайперской винтовки, к пяти канонирам добавилось три офицера и капрал. Одна пуля отрикашетила от шлема, больше лейтенант в голову не целился. Всё это нападающих не остановило. Две из трёх лестниц приставили к стене и по ним полезли самые смелые. Тут и арбалеты пригодились. Слава богу, рейтары и люди барона успели зарядить три десятка мушкетов. Эти выстрелы, а также перевёрнутый чан с раскалённым маслом переломили ситуацию. Откатились.
        Отошли за пушки свои бесполезные. Граубе выцелил офицера и плавно курок нажал. Дистанция на пределе точного выстрела, метров триста. Метил в грудь, а попал в правую ногу. Притянуло пулю к земле. Тем не менее, имперцы поняли, что по-прежнему досягаемы и ещё на пару сотен метров откатились. Ждут чего-то? Даже понятно чего. Сейчас мы должны выйти трофеи собирать, тут они и кинутся. Так и поступим.
        - Зарядите пушки и мушкеты, - скомандовал Гаспар, - сейчас ворота откроем и сделаем вид, что выходим оружие собрать.
        - Так ведь они рядом совсем, - засомневался фон Плотто.
        - И хорошо. Как только отметку пересекут, стреляйте.
        Купились хитрецы. Ещё человек пятьдесят потеряли. Граубе с пятью баронскими людьми ворота перед самым носом имперцев успел захлопнуть. Теперь уже окончательно отступили. Да и солнце село. Вот теперь точно нужно собрать трофеи. Порох вот только кончается. Ещё одна такая атака и останется один бочонок, только для мушкетов. Плохо без пушек придётся. Да и у него всего двадцать четыре патрона осталось. Маловато будет.
        Глава 11
        Событие тридцать первое
        Длинная вереница войска пылила по дороге. Фельдмаршал фон Тилли хоть и ехал почти в самом начале этой вереницы, но вездесущей пыли доставалась ему не меньше чем остальным. Колонна двигалась на северо-запад в сторону Брауншвейга, а ветер дул с юго-востока, и скорость у него была приличной - знамёна трепетали от ветра. Подгонял войско графа ветер. Понятно, русским сам Сатана покровительствует, что ему стоит ветер в нужную сторону направить.
        Ушли с оружием и знамёнами и с казной. Да, и не проиграли. Просто ушли. Некогда. Лето не бесконечное. Пойдут осенние дожди, и потом уже будет не до наступлений. Брауншвейг, да и всю Померанию нужно успеть у последователей Лютера отбить. Успеть разгромить собранные в спешке остатки войска Кристиана Датского. Желательно и Гольдштейн занять. Это привычная работа. Здесь тебе противостоят просто люди. И ты умнее этих людей, удачливее и бог, ко всему прочему, на твоей стороне.
        Замок Гойя остался в тылу. Да и чёрт с ним! Не пойдут же эти несколько десятков человек за армией, наступая ей на пятки и собирая жертвы ночные для своего господина Вельзевула. Или пойдут?
        Откуда взялись эти русские казаки? Что у них за оружие? Что им вообще здесь надо? Почему они оказались в этой войне на стороне католика барона фон Плотто против командующего войсками Католической Лиги? Множества вопросов. И нет ответа. Как и нет ответа на главный вопрос: «А как вообще с ними воевать?». Сам ведь виноват. И нужен ему был этот замок? Может, всё сложилось бы по-другому, и эти казаки были бы сейчас у него в армии? Всё гордыня! Как это ему великому и ужасному Тилли отказал какой-то бывший полковник. И ведь ни одной шальной мыслишки в голову его тупую не закралось, что это тот самый фон Плотто, который устроил переполох на всю Европу, пленив Савойца и коннетабля Франции. Просто так ничего не происходит, значит, хватило сил, знаний и умения. Что и тогда с ним казаки были? Ладно, соединится он с Валленштейном и решат они, что с мятежным бароном и его мятежным графством делать. Королевства и герцогства покорили и не одно, после Кристиана дойдут руки и до барона.
        Глотал граф пыль, кашлял, запивал кашель и пыль вином и успокаивал себя. Такого мерзкого поражения он за десятки лет своей карьеры военной не испытывал ни разу. Месяц почти проторчала армия под стенами небольшого замка со старыми обветшалыми стенами и смешными по сегодняшним меркам башенками. Несколько дней обстрела осадными орудиями и нет этих хлипких стен. Две три правильно организованные атаки и нет этих нескольких десятков защитников. Только неизвестное оружие русско-московитско-казацких защитников не позволяло ничего сделать. Прямо как в притче про Давида и Голиафа. Маленький камушек, а в данном случае маленькая свинцовая пуля и повержен Голиаф. Не подойти к замку на выстрел. Не стрельнуть из пушек.
        Атак фельдмаршал предпринял шесть. И все шесть завершились совершенно одинаково - войско откатывалось от стен замка, оставляя десятки и сотни трупов. А затем следовал ответ. Каждую ночь появлялись русские казаки и убивали его людей. Как бы и ничего страшного, кто считает это пушечное мясо на десятки. Одно «но». Каждую ночь. За месяц, то есть, за тридцать дней, даже если десятками считать, получится совсем не мало. А ведь было и не десятками, а сотнями. Особенно страшен был второй подрыв порохового обоза. И ведь плотной цепью вокруг него стояло охранение. Говорят, перед взрывом был слышен выстрел. Что уж теперь, охранение не спросишь, тяжело разговаривать с кусками мяса.
        Дух войска упал настолько, что отправленные за дезертирами его баварцы сами исчезали. Тоже дезертировали. А потом ещё и пищевые отравления начались, люди боялись отойти в кусты справить нужду и гадили прямо посреди лагеря. Вонь. Страх. Мор. Пришлось убраться от этого проклятого замка. Тилли себя накручивал, что после захвата Брауншвейга и занятия Бранденбурга вернётся со свежими силами. Но липкий страх не давал спать ночами. Вернуться, чтобы повторить этот месяц потерь и поражений. А что если в этот раз русских казаков будет не десяток, а сотня! А тысяча! Слухи ползли по армии, что эти русские просто выкашивали огнём лучшую в мире польскую тяжёлую кавалерию. Российская империя выигрывает все войны с соседями, а ведь это не мелкие курфюршества. Это Шведское королевство. Это Речь Посполитая. Тут своих врагов хватает. Правильно он увёл армию. Никто не давал ему команды воевать с этой непонятной империей. Пусть выскочка Валленштейн попробует.
        Событие тридцать второе
        Если это неприступная крепость, то он первый президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин. Но нет, того отпели давным-давно. Жаль поздно, успел сучий сын развалить страну. Может найти сейчас всех Ельциных и сослать за Урал. Хотя. Тот алкоголик и был с Урала. Просто истребить? А может дело в фамилии. Решено. Вернусь и всех Ельциных перекрещу, пусть станут Водкиными. Ещё только «чуть» осталось. Взять Крым. А до Крыма вот крепость Ислам-керман. Хотя, по данным разведки и казаков перебежчиков с татарской стороны на турецкую (шутка) ещё придётся и дальше по Днепру прогуляться. Там построили неверные ещё две крепости - Тавань и Барбарексе. Так, этих товарищей не останови, они весь Днепр к рукам приберут. Перекоп сейчас называется Ферх-Кермен или Город Радости. Керман - это всего лишь крепость или город, если под словом город понимать ограду или стену. То есть Ислам-керман переводится без всяких изысков - «исламская крепость». Вообще, в Крыму непосредственно Гиреям принадлежит всего несколько городов: Гезлево, Акмесджид, Чуфут-кале, Бахчисарай, Ин-керман, Карасу-базар и далеко на востоке, на
Меотийском или Азовском море, Арабат. Только до тех городов ещё добраться нужно, сейчас в бинокль князь Пожарский меньшой разглядывал глинобитные стены Ислам-кермана.
        Около четырёх-пяти метров высотой стены, ров, простенькие, без изысков деревянные ворота, и целых четыре башенки. Эти оплоты цитадели внизу, этажа эдак до второго, сложены из камня, а сверху деревянные. Дубовые, поди? И пару сотен защитников. Ага, вон даже с десяток маленьких пушчонок на стенах. Что ж, для его пушек, у которых дальность поражения раза в три больше татарской артиллерии это не помеха. Как, впрочем, и сама крепость. Настораживало отсутствие активности у неприятеля. Они уже вторые сутки выгружаются на берег с лодей, а те хоть бы гонца прислали. Нет. Сидят за стенами и носа не кажут.
        Разрушать крепость Петру не хотелось, пусть она неказистая и глиняная в основном, но доставить сюда кирпич и построить настоящую хорошую крепость мероприятие очень не простое и не очень дешёвое. Желательно на первое время оставить хотя бы эту.
        Как ни странно звучит, но разрешил непонятку с отсутствием активности у неприятеля княжич Богдан Разгильдеев.
        - Сейчас заканчивается Священный месяц Рамадан. У мусульман сейчас строгий пост. Период, когда пророк обрёл святую рукопись - Коран. Время совершения паломничества, духовного и плотского очищения. А вчера к тому же была «Ночь предопределения, обладающая могуществом». В эту ночь к Мухаммеду снизошли суры. Период молитв и покаяния, раздумья о предстоящем времени. В эту ночь нужно упорно молиться, ведь молитвы будут обладать наибольшей силой для очищения от грехов и прощения. В ночь верующие празднично трапезничают и возможны ночные гуляния. Сейчас утро все спят. Сегодня нужно обязательно атаковать и захватить крепость.
        - Мысль хорошая. Думаешь, спят все? - Пётр людей под стрелы и залп пушчонок подставлять не хотел.
        - Должны. Можно, конечно ещё четыре дня подождать. Опять у них праздник будет. Ид-аль-Фитр или Ураза-Байрам. Это один из главных мусульманских праздников, день разговления после поста. Дни торжества: дарения подарков, встреч с родственниками и застолий. Одеяния должны быть новыми и нарядными. Принято находиться в весёлом расположении духа. По обычаю, посещают могилы родных, раздают пожертвования. Точно ослабят все караулы.
        - Ну, нет, четыре дня ждать не будем. Мы за четыре дня и до Ферх-Кермена или Города Радости (Перекоп) доберёмся, если тут не всрянем, - а что роту егерей на максимально близкое расстояние подтянуть к стенам, они со своими берданками ни кому носу не дадут высунуть. Лестницы заготовлены.
        Татары и мордва, что ведёт за собой Богдан Разгильдеев, в бой рвутся, прямо зубами скрипят. Пусть покажут свою удаль.
        - Богдан, готовь свою сотню. Берите лестницы и на стены. Егеря вас прикроют. Как заберётесь, осмотрись и решение прими. Если всё как ты сказал, то дай отмашку, я ещё пару рот пошлю. А если это засада и ждут, пока мы эту глупость сделаем, то спускайтесь вниз. Будем дыру в стене пушками делать.
        Не прошло и получаса, как первые воины из сотни Баюша оказались на стене. А вон и он, красным флажком машет. Выходит, и правда спят защитники. Та ещё война получается.
        Ислам-керман пал. Внутри одни почти трупы. Вот доверь этим мордовским башибузукам, сходить за языком. Они язык и принесут. Но ребята лихие, с четырёхметровой высоты прямо так во двор крепости прыгали. Как ноги не переломали. Когда ворота открыли и Пётр вошёл внутрь, то горячие мордовские парни уже вовсю стягивали одежду с убитых. Понять их можно было. Пётр им полушубки выдал с тёплыми сапогами. А сейчас уже лето и жара. А своей одежды почти нет у лёгких кавалеристов. Пётр видел, заплата на заплате. Что ж, вот теперь в парчовых халатах некоторые щеголять будут.
        Ага, вон и пленных ведут. Какой-то шишка, бурнус белый, халат серебряной ниткой вышит. Пообщаемся.
        Извините пока больше нет. Зимой на даче снег две теплицы обрушил. Пришлось два дня возиться, новый поликарбонат покупать и натягивать. Думаю через пару дней выложить уже нормальный кусочек.
        Комментируйте.
        С уважением. Андрей
        Глава 12
        Событие тридцать четвёртое.
        Епифан Соловый покидал дом нехотя. Старость, что ли подходила. Желание покоя и уюта. Или это женитьба так на него повлияла. Да, дом ещё новый с печью круглой в центре, что потрескивает дровами зимой. Поговорка есть «трескучий мороз», сколько раз на реке, да и в лесу слышал этот треск. В лесу мороз обычно лиственницу выбирает, чтобы потрещать. Спросил как-то дьякона одного давненько ещё Епифан, чего трещат деревья?
        «Оттого, сыне, что в деревьях есть сырость, и сырость эта замерзает, как вода. Когда вода замёрзнет, она раздаётся; а когда ей нет места раздаться, она разрывает деревья».
        Печь, похоже, потрескивает, когда огонь до сучков добирается. А ещё маленькая крикунья дочка держит дома. Ходит уже, косолапит по струганым доскам двойного пола. И почти никогда не плачет, упадёт, гыкнет чего-то, поднимется и дальше перебирает ножками. Но вот если чего ей в голову взбредёт маленькую, чернявую, то криком одно своё возьмёт. Жена пытается построже с ней быть, а Епифан, на что зачерствел душой, голову отсечь, али пузо вспороть бусурманину, чуть не в радость, а этого крика переносить не может.
        - Что тебе Катенька, вот эту игрушку дать, держи не плачь только.
        Балует он малую. Баловал. Сейчас уже месяц с лихвой снова в походе. Нужно проклятущий исток Тобола найти. Не совсем понимал Соловый, на кой князю ручей этот. Ясно ведь, что на лодьях туда не добраться. Зачем? Чтобы была карта? А что с той карты? Польза какая? Однакось, он человек служивый, послали - пошёл.
        Дорога знакома. Добрались до Уя и вниз по порожкам и перекатам. Не на лодьях знамо. На сей раз подготовились сурьёзно. Все семь десятков одвуконь. В лесу-то это не сильно помогает, всё одно пёхом приходиться двигаться. Забыли медведи дорогу проложить. Если встретим, попеняем им. А выбрались из лесу, и не стало лучше, только взгромоздишься на коня, ан опять слезать. Берег заболочен сильно. А луг рядом весь в дырках. Сусликов тьма. Только и смотришь, как бы конь не попал в норку эту. Амба тогда. Сломит ногу.
        Когда о прошлом годе домой возвертались, то почти месяц от припрятанных лодей пешими добирались. Теперь же, на конях, да по знакомому маршруту, да под гору. Куда как быстрей получилось - три с половиной недели. Целых пять дён выиграли. Ещё собираясь, решали, как от этого места дальше-то. Оставить коней на нескольких казаков, да самим на лодьях вниз по Ую, а потом вверх по Тоболу. А дальше чего? Опять пёхом?
        Али, господь с ними, с лодьями, одвуконь чай не медленнее, да и порог с мелью не помеха. Опять, в седле веслом можно и не ворочать. Лошадь она и без вёсел справится. Да ещё смолить ведь надо, зиму пролежали. А бросить жалко. Труда пропасть вложена, и хороши, ведь. Так выходя и не решили, на месте видней будет.
        Ну, вот место. Решать надо. Соломоново приняли решение. Лодьи просмолить и спуститься до Тобола. А кони пока табуном следом. Ну, а дальше уже лодьи оставить и двигаться на конях.
        В этом году состав отряда почти не поменялся, отправилось с Епифаном по весне опять семь десятков человек, включая самого сотника, башкира толмача Темира, торгута или калмыка Айтина - по ихнему «Звонкий», и самого важного участника «экспедиции» картографа гишпанского Карлоса Хосе. Чуть бы быстрее двигались, но гишпанец, то тут заставлял остановиться, то там. Компасом вертел и рисовал в своём блокноте. Выверял карту. Что ему скажешь? Если вся цель экспедиции карты рисовать, то он тут самый нужный. Рисуй! Прибился ещё прошлогодний пленный - кипчак из рода тортуыл. Звать степняка Амиржан, что по ихнему - друг или товарищ. За зиму чуть русскому научился. Да из нового ружья, что князь Пожарский «Берданкой» прозвал, первейшим стрелком стал. В степи народ ещё не пуганный, авось его умение и пригодится.
        Накаркал.
        Лодьи уже подходили к устью Уя, судя по картам Карлоса, вот сейчас будет поворот, а там и Тобол, когда вернулись высланные вперёд на лошадях двое разведчиков. А поперёк седла у Силантия Кожина дёргался и сучил ногами пленник. Понятно пришлось к берегу править. Сошли корабликов, обступили троицу.
        - Добрались мы, Епифан до Тобола. Спешились и решили лошадей напоить, да самим умыться, а то в грязи все. Берег весь кустами зарос, нашли тропку, видно зверье проложило к водопою. Я-то впереди шёл, а Тришка следом коней вёл. Мой Орлик и всхрапывать начал. Я насторожился, почуял конь кого. Смотрю, а этот у реки костерок пытается разжечь. Стоит на коленях ко мне спиной и искры высекает. Скрал я его. Дело не хитрое. Но вёрткий, если бы Тришка не подоспел, утёк бы. Юнец-то наш, ему прямо по сопатке треснул, этот и завалился. Повязали по рукам и ногам и вот доставили. Как в себя пришёл кричать начал, пришлось леща ему вдарить. Успокоился, кажись.
        - Посади его на землю, посмотрим на твою добычу, - велел Соловый.
        Пленник был одет в длинный зелёный халат коричневые штаны и щегольские высокие сапоги, недавно явно смазанные чем - блестели. На голове была чёрная мерлушковая круглая шапочка с зелёным верхом и красной помпушкой в центре.
        - Оружия не было при нём? - осмотрев пленника, повернулся Епифан к Кожину.
        - Как не быть. Тришка принеси. Молодой казак метнулся к своему коню и принёс оружие неизвестного.
        Высокий лук с медными навершиями на концах, тетива спущена. Кожаный шестигранный колчан с непонятными письменами. Соловый таких и не видел никогда. Сабля в ножнах. Не наша - тяжёлая, чуть расширяющаяся к концу. А ещё копьецо странное. Как вилы у крестьян двузубое, но зубья железные и чуть загнутые. Для чего оно? Такое не метнёшь, если только обороняться от конного. А второй зуб зачем? Чудное оружие.
        - Тамана, он ойрат, - тронул Епифана за плечо торгут или калмык Айтин.
        - Ойрат? Вашинский что-ль?
        - Враг.
        - Ясно, а язык ты его знаешь? Спроси, кто он?
        Зарычали оба, загавкали. Непонятен был Епифану замысел создателя, зачем людям он пёсий язык дал.
        «На той стороне, ближе всех к вам, стоит Сайн Сэрдэнгэ, сын Мангада, у которого шлем из чистого серебра, красный панцирь с бляхами, улбо из красного одноцветного шелка, лошадь совершенно чубарая. Его сопровождают 2000 молодцов с 2000 копьями и с 2000 выдержанными лошадьми. Он, скрежеща зубами и проглатывая свои слюни, постоянно спрашивает: нет ли неприятеля, с которым бы подраться. Он с жаждою ищет неприятеля, чтоб померяться силой? Нет ли зверей, за которыми бы поохотиться? Он скормит вас своим псам», - перевёл Айтин через пару минут.
        Епифан хвастовство пропустил и ухватился за слова: «ближе всех к вам».
        - Спроси его. Сколько их всего?
        - На устье реки Убаган живёт доблестный ойратский богатырь Тэбэнэ, имеющий 8000 войска с 8000 поджарых соловых лошадей, кочующих при реке Нарин.
        - Ничего себе. Это всё? - присвистнул сотник.
        - Хошутский Байбагас хан, старший брат из пяти братьев Ахайн табун барас, любящий умерщвлять и грабить, имеющий голос десяти тигров, живёт в юрте о 15 решётках, обтянутых пёстрыми тигровыми шкурами. У него пять тысяч богатырей под рукой. Он стоит недалеко от Тэбэнэ.
        - Хосе, где это?
        - Моя думает, чё севернее приток Тобола. В прошлий раз год прошли. километров пятьсят.
        - Пятьдесят километров на север. И там стоит такое огромное войско?
        -Северо-восток.
        - Как будто лучше от этого.
        - Нам-то на юг. Пусть себе воюют, с кем найдут. Умертвляют и грабят. Нам-то чего, - хмыкнул сзади Епифана, его верный товарищ Сорока.
        -Предлагаешь, оставить их за спиной и продолжить исток искать, - Соловый ещё раз внимательно осмотрел переставшего гавкать пленного.
        - Они эвон где, а мы в противную от них сторону идём, да и река между нами, - тряхнул сивым чубом старый вояка.
        - А и то верно. Этого связать понадёжней. Айтин, головой за своего врага отвечаешь. Ну и ещё поспрошай его, может чего путнее пролает.
        Событие тридцать пятое
        Тилли смотрел округлившимися глазами на посланника. Что случилось с миром? Разбудите его. Казаки догнали его армию, захватили в плен командира испанской кавалерии, отрезали ему ухо и послали с ультиматумом. Либо он, фон Тилли, фельдмаршал фон Тилли, передаёт им казну, либо они истребят все его никчёмное войско.
        - Ещё что-то, граф? - обречённо просипел фельдмаршал.
        - Нет ваше сиятельство, - испанец мотнул головой и зарычал от боли, схватился за то место, где утром ещё было ухо с большой золотой серьгой. И разбередив рану опять зарычал.
        - Идите к лекарю, граф.
        Иоганн Церклас граф фон Тилли фельдмаршал Католической Лиги зашёл в свой пострадавший от взрыва порохового запаса русский шатёр и сам налил себе русской водки, на русских орешках настоянную, в русский стеклянный кубок. Взял русскую ручку перьевую и на русской бумаге стал собственноручно писать ответ русскому казаку.
        Он не может отдать всю казну. Войску нужно платить. Да, узнав, что их командир отдал все деньги этим казакам, войско просто разбежится. Его и сейчас удерживает от этого только осознание, что они идут на соединение с Валленштейном и скоро предстоит пограбить Брауншвейг.
        Граф просил. Да, просил, чёрт возьми, просил, взять десять тысяч талеров и забыть о разногласиях, случившихся по недоразумению. Ещё он предлагал лейтенанту вступить в его войско со своими людьми. И обещал чин полковника.
        Написав, Тилли перечитал письмо. Хмыкнул. Нет, этот лейтенант не дурак, и на такую подачку не бросится, где гарантия, что разгневанный фельдмаршал не заставит его тут же схватить и повесить в назидание. Снова взяв ручку, Иоганн приписал, что даёт честное дворянское слово, что не имеет личных претензий к русскому лейтенанту и что гарантирует ему неприкосновенность от дурачков в своём войске.
        Запечатал письмо своим перстнем и вдруг понял, что отправлять с письмом некого, да и некуда. Этот обмочившийся испанец ничего не сказал о способе передачи денег, о месте встречи.
        Verdammt. Heilige Schei?e! Чёрт побери! Это не было требованием денег! Это опять была какая-то игра этого проклятого казака. Что же ему нужно?
        Граф нервно прошёлся от одной стенки шатра до другой. Как же передать письмо? Ну, и что, что лейтенант не ждёт ответа, он его получит. У Тилли родился коварный замысел. Он оставит на дороге одного из офицеров, наобещав ему кучу благ. Самого жадного и амбициозного найдёт. И деньги пообещает и звание полковника. Нужно ведь просто стать не на долго парламентёром. Передать письмо русскому и вернуться к войску за наградой.
        Этот парламентёр не будет знать, что в кустах затаится два десятка лучших стрелков. Пусть этот казак попробует получить ответ на своё требование. Тилли ухом не ограничится. Голову отрежет у живого или мёртвого.
        Лучше всё же у мёртвого.
        Событие тридцать шестое
        Пётр к Перекопу не поехал. Перекоп сейчас называется Ферх-Кермен или Город-Радости. Пусть радуются его неприступности. Увидят, что войско к ним прётся и «Радоваться» будут. А чего там Михаил Васильевич Фрунзе придумал, когда очередная попытка захватить Перекопские укрепления в лоб не удалась. Правильно, он переправил часть войск через Сиваш и с тылу захватил Литовский полуостров, ещё называемыйЧувашским по селу Старый Чуваш, на нём расположенному. Форсировать надо 7-километровую водную преграду. Тогда была осень, и грязь замёрзла, плюс ещё ветер западный воду угнал. Сейчас весна, грязь не замёрзнет, чтобы помочь большевикам. Тьфу. Вершиловцам.
        Но выход есть. Его Вещий Олег подсказал. Как он присобачил свой щит к вратам Царьграда. Он поставил лодьи свои на колёса, обогнул по суше цепи, что защищали Константинополь и появился, совершенно неожиданно для ромеев, перед этими самыми вратами. Может, это всё выдумки средневековых летописцев возомнивших себя ролевиками. Больше всего в тех летописях напрягало Петра количество кораблей. 2000 штук, и после приколачивания щита, Олег приказал грекам сшить паруса: для руси из паволок (златотканый шёлк). На две тысячи кораблей?! Это сколько нужно шёлка?
        Ну, пусть историки разбираются. Олег поставил корабли на колёса. Бред, наверное. А вот Пётр поставил на брёвна, специально заготовленные. Как-то видел такой способ в фильме. Может, тоже выдумка, но ведь в кино получилось. А там хилые артисты. А тут крепкие, тренированные воины.
        Сколько нужно? У Олега в лодью входило сорок человек. У Петра столько же. Плюс плашкоуты берут ещё восемь лошадей.
        «Проплыть» по степи нужно было восемьдесят километров примерно. Так-то и не много. Казалось. Покатили сорок корабликов. Пятьдесят человек толкает судёнышко, восемь лошадей тянут. Четверо те брёвна, по которым плашкоуты уже проплыли, хватают и впереди укладывают. Тренировались ведь под Смоленском.
        Тронулись. Ох-хо. Это первый километр влёт. Второй поднатужившись. Третий на зубовном скрипе. Четвёртый на осознании, что вот его пройдём и привал. Лиха беда начало. Двадцатую часть прошли за три с половиной часа. Потом час лежали и пили, пили и лежали. За сутки прошли пятнадцать километров. Или за день, как считать. Ночью-то спали, как и положено уставшим мужам.
        Всего двадцать кораблей. И тысяча человек с лишним. А сколько было у князя Олега Вещего? 2000? Сколько же нужно воинов? Ох, любили историки и всякие летописцы преувеличивать. Как там, у Суворова, спросили, сколько побитых турок в письме Государыне указывать. «А сколь побили? Тысяч пятнадцать? Пиши сто пятьдесят. Пиши, говорю, что тебе нехристей жалко».
        Пока тут корячились, сотня Богдана Разгильдеева носилась по окрестностям, выискивая лазутчиков. И самое интересное, что и находила. А Ян Заброжский при этом делал вид, что собирается атаковать Ферх-Кермен в лоб. Из пушек стрелял. Причём пушкари получили приказ, не попадать. Если город собирались себе оставить, то зачем его укрепления разрушать. Пригодятся. Раньше Город Радости Крым от набегов всяких защищал со стороны Дикого Поля. А после его взятия будет Российскую империю защищать от набегов из Крыма. Всё по чесноку.
        Укрепления Перекопского перешейка в виде рва и вала длинной около 8 километров возникли ещё в железном веке, пересекая узкий перешеек от Керкенитского залива Чёрного моря до Сиваша и тем самым отделяя Крымский полуостров от материка. По крайней мере, так говорят археологи. Кто и зачем в те далёкие времена прокопал такую огромную окопину - непонятно. И самое главное - чем? Железных лопат и мотыг нет ещё, очень дорого, а нужны тысячи. Руками и палками ковырялками восемь километров пропахали. Ну, у истории много загадок. Оставим их специалистам.
        Во времена Крымского ханства укрепления подверглись серьёзной модернизации. В центре вала была построена бастионная крепость Ор-Капу, а на флангах небольшие опорные пункты. Турки помогли татарам и так же приложили усилия для укрепления этого ключевого места в обороне Крыма. Недаром на гербе крепости Ор-Капу изображён ключ.
        Перекопская крепость приняла участие в боевых действиях ещё до своего завершения. В 1500 и 1501 годах в Крым пытались прорваться войска Большой Орды, но крепость оба раза устояла. Именно эта война стала роковой для Орды, прекратившей в 1502 году своё существование. Это уже Петру тот пленный знатный татарин рассказал во взятом с бою Ислам-кермане. Цифры не те, у мусульман, читай арабов, свой календарь. У них годков поменьше прошло. Мухаммад позже Иисуса родился.
        Календарь у них считается по хиджре. Хиджра - это переход пророка Мухаммада из Мекки, где он родился и вырос, в Медину. По сути, это символизирует переход от зла к добру. Именно это событие было принято за начало отсчёта мусульманского лунного календаря. Случилось это уже после смерти самого пророка Мухаммада при правлении халифа Омара. Определить, какой сейчас год по мусульманскому календарю, достаточно сложно. Не смотря на то, что дата начала отсчёта известна - 622 год, простым вычитанием проблему не решить, поскольку, ещё существует смещение по дням. Ведь у мусульман в году не 365 дней, а 355 или 354.
        Просто предположим, что первый раз Крым ордынцы штурмовали в 878 году. Между прочим, пересчёт русского календаря «от сотворения мира» тоже простым вычитанием не сосчитать. Новый год был не первого января. А значит просто прибавить 5508 не факт, что правильный год получишь. А новый год вообще был блуждающий. Сначала первого марта, потом первого сентября. Произошло это «блуждание» в XV веке, но в каком году неизвестно. А потому, переводить даты на «От сотворения мира», лучше поручить историкам. Если точный год важен.
        До Сиваша добрались на четвёртый день. С каждым пройденным километром скорость снижалась, а усталость и раздражение на татар накапливались. Но ведь доплыли «посуху». Наверное, не всё врут про Олега.
        Глава 13
        Событие тридцать седьмое
        Лейтенант Гаспар Граубе глянул на дорогу в оптический прицел своей снайперки. Там посреди грязи, которую местные германцы гордо называют Weg или Route, ну даже Strecke (дорожка) стоял с копьём наперевес немец в зелёном кавалеристском мундире. К копью была за рукава привязана дорогая шёлковая белая рубаха. Не пожадничали. Кучу денег стоит. Конь, что был привязан к кусту в пяти шагах, был не хуже рубашки. Парламентёр значит. Весело.
        Отправляя Тилли с испанцем письмо, лейтенант ни на какие деньги, естественно, не рассчитывал. Просто хотел старому фельдмаршалу напоследок придать ускорение. Пинок. А тут ответ. Что ж, можно предположить только два возможных ответа фон Тилли. Первый, он сошёл с ума и решил отдать казну. Что он, с ума, что ли сошёл. Ну, да об этом уже говорил. Да, у него, узнай хоть один человек в войске, там такое начнётся, что всё сразу кончится. Для фельдмаршала. Воевать без денег солдаты на этой войне привыкли. Ну, нет и нет. Будут. Но вот если они есть и их нужно подарить чёрте кому. Нет. Отбросим этот вариант. Сказки не наше ремесло.
        Остаётся ещё один вариант. Засада. Тоже возможны разные варианты. Самый сложный, этот зелёный рассказывает, что граф Тилли оставил казну в двух лигах дальше по дороге в таверне «Одноногий петух» или «Одноухий заяц». Мы туда суёмся, и из всех щелей лезут рейтары с пистолями заряженными. Идея бредовая, но пока со счетов сбрасывать не стоит. Додумался же вон до парламентёра «сумрачный гений».
        Скорее же всего, засада вон в тех кустах в двадцати метрах от офицера. Хотя, может и вон тех, что справа, если там взвод мушкетёров посадить, то несколько человек могут и попасть.
        - Линке, - подозвал Гаспар самого молоденького в его отряде, - Вон видишь высокое дерево, да, это. Аккуратно пробираешься к нему, смотри на засаду не нарвись. Чтобы ни одна веточка не шелохнулась. Дойдёшь до него и поворачивай в нашу сторону. Я думаю, что вон в тех кустах спрятались стрелки. Ты им как раз в спину выйдешь. Заметил и тихонько, ни куда не спеша возвращайся. Главное, чтобы они тебя не заметили. Ясно. Ещё раз, не спеши. Всё, давай, - паренёк растворился в кустах сбрасывающей серёжки вербы.
        - Питер, слышал, что я молодому говорил, - помощник Граубе, сержант Мольтке кивнул.
        - За ни пройтись, подстраховать.
        - Нет. Справится. Смотри вон ещё удачные кустики. Там целый взвод спрятать можно. Обогни их и тоже зайти с тыла. Ну, и тоже аккуратно.
        - Так, может обойти их просто?
        - Нет, нужно сыграть по правилам графа Тилли. Не понял, ещё баран упёртый, с кем связался. Объяснить надо.
        - Ладно. Пошёл.
        Дождь с утра как затянул свою нудятину, так и не прекращался. Тяжко зелёному с копьём на дороге. Ничего, солдат стоит, а служба идёт. Не мало ведь наобещал граф этому сопляку. Пусть отрабатывает.
        Вести от разведчиков пришли одновременно и обе ожидаемые. Справа от дороги около двух елей сидят мушкетёры. Человек десять. Чтобы не намочить оружие, оно у них укрыто парой попон. Кони стоят ещё дальше, с ними один человек. Слева отряд именно в тех кустах, на которые Граубе и наметил Мольтке. Не меньше двух десятков. Эти с пистолями и пиками. Лошади в четверти версты в ельнике. С ними три пикинера. Крестьяне вчерашние. Не соперники.
        - Подумаем, давай, камрады. Лошади нужны. Значит, вы трое идёте и вырезаете этих охранников. Питер, ты старший. Людей раздеть и там оставить. Лошадей гоните вон к тому большому дереву, что у нас за спиной. Привяжите и назад. Все бойцы понадобятся. Линке, ты с Клаусом к своим подопечным. Лошадей туда же. И чтобы не звука. В ножи брать. Всё как при снятии часового. Ферштейн. Пошли.
        Минут сорок возились. Один раз Граубе слышал конский всхрап, но мало ли чего лошади на ум взбредёт. Сидящие в засаде, не прореагировали. Но вот все снова собрались.
        - Так. Нас двадцать шесть человек. Сейчас, кроме Мольтке, все вдвигаемся к правой засаде. Так же, идём до дерева, а потом возвращаемся и заходим со спины. Будем бить арбалетами. Если их десяток, то на каждого как минимум пара болтов. Желательно без шума. Открываем огонь, когда Мольтке выйдет на дорогу и начнёт орать, что есть мочи.
        - А чего орать-то? - здоровяк запустил ладонь в непослушные кудри, поскрёб затылок.
        - Кричи, что лейтенант хочет оговорить. Не стреляйте. Несколько раз кричи и погромче. Если вдруг с первого раза всех не убьём, то чтобы не услышали, на той стороне дороги криков.
        - Понял. А по мне не пальнут?
        - Из пистоля с такого расстояния. Ну, пальнут. Даже пуля не долетит.
        - И то верно.
        - Всё пошли.
        Тетивы на арбалеты надели как раз у большой ели. До этого в кожаном мешочке на груди лежал. Дождь ведь. Подкрались к мокрым засадникам. Там как раз какое-то шевеление началось. Видно хотели караул у лошадей поменять. Десять выстрелов и сразу ещё десять. Осталось трое живых. В них последние пять болтов и в ножи всех. Управились. Двое вскрикнули, но Мольтке так орал, что не могли с той стороны дороги услышать. Далеко. Даже офицерик зелёный не обернулся.
        Сейчас раздевать ни кого не стали. Будет ещё время. Нужно как можно быстрее добраться до второй засады, а то у Питера все матерные слова кончатся. Ну, как быстро, не бежали же, ломая кусты. Больше двадцати минут ушло на передислокацию. На дороге в это время перетягивали канат. Мольтке звал капитана за собой, мол, там расположился Густав Граубе и ждёт посланника с бутылочкой рейнского. Посланник представился. Август Шаумбург-Липпский. Князёк, поди, какой-то, судя по двойной фамилии. Этот звал господина лейтенанта сюда. У него есть важное послание от самого фельдмаршала графа фон Тилли. Так и стояли, перепирались. Уже чуть не полчаса. Никто не хотел сделать шаг навстречу.
        Добрались, до куста, что в двадцати метрах за спиной у ловцов.
        - Ребята. Стреляем десятками. А пятеро всегда со взведёнными арбалетами, на случай, если они в рукопашную ломанутся. Ясно. Klar, Sie Schweinepack. - заулыбались, понравилось, что лейтенант их свиными какашками назвал, значит, не сомневается в победе.
        Кто этих горе воинов учил воевать, при первом же залпе побежали наутёк. От стрелы арбалетной далеко не убежишь. И минуты не прошло, и нет уже засады. Ну, теперь господин капитан АвгустШаумбург-Липпский.
        Событие тридцать восьмое
        Епифан Соловый от судьбы не ушёл. Догнала. Они второй день шли на юг вдоль левого берега Тобола, когда примчался Андрейка Воейнов с концевого дозора.
        - Беда сотник, по правому берегу нас целое войско догоняет. Несколько сотен, а то и вся тысча. Все одвуконь. Явно ойраты эти.
        - Да, что б, их чего мирно не живётся. Успеем в степь уйти? - Епифан оглядел растянувшийся отряд.
        - Поспешать надо.
        Поспешили. Строго на запад взяли. Отошли от реки на пару тройку вёрст. Пока трава в пояс ещё не поднялась, не сложное дело-то. Сделали остановку. Епифан сам пёхом пошёл назад. Посмотреть в подзорную трубу, кого там черти принесли. Подошёл к кустам ракитника и осторожно спустился к воде.
        И, правда, войско. Ойраты, джунгары, татары, монголы, калмыки, торгуты. Кого только степь не посылает русичам для испытаний. Вот эти теперь. Ещё далеко, но ведь один чёрт, прости господи, придётся пересечься. Ехали эти ойраты нестройной толпой. Впереди человек десять разведка, а за ним облако пыли. Табун лошадей, потом воины. Сотен пять не меньше, потом снова лошади и опять воины. Ещё человек с сотню.
        И чего на это берег переправляться не собираются. Едут себе и едут. И только он это подумал, как войско встало и несколько человек на конях стали брод прощупывать. Не нашли. Хотя по ускорившейся воде и казалось, что брод именно здесь. Дальше тронулись. Чего уж, рано или поздно найдут. И опять непонятка, то ли их ищут, может, заметили лазутчики, то ли просто хотят по своим целям переправиться. А ведь нет разницы. Их след чётко видно. Обнаружат.
        Вернулся Епифан к своим. Посовещались. Кто что гутарит. Хоть монетку кидай. Нет. Если каждого куста бояться, то не добраться и в жизнь до этого устья.
        - Поехали, как сейчас, в паре вёрст от реки. До темноты далеко ещё. Там вечор на разведку ещё раз сходим.
        Степь она и есть степь ни конца не краю. Лишь изредка небольшой кустик вербы покажется, и снова до горизонта пустота. А к вечеру чуть меняться стала местность. Всё больше кустов стало попадаться. А вскоре высланная вперёд разведка вернулась. Там в паре вёрст огромное озеро. Море просто, другого берега не видно. И людей вокруг никого.
        - Там и заночуем. Хорошо, что вода попалась. Коней пора поить.
        Озеро и, правда, впечатляло, большое, а вот подойти к нему, чтобы коней напоить не удалось. Берега топкие, ил. Лошади боятся идти. Пришлось выстраивать цепочку и в кожаных вёдрах воду передавать. Кони фыркали, мутная вода, но пили, куда бедным животным деваться. Целый день не пимши, хорошо хоть пасмурно было. Не так жарко. Над озером гвалт стоит тысячи птиц. Чайки противно кричат, утки летают целыми косяками, лебеди клином прошлись. Цапель полно, мелкой всякой птицы и не сосчитать тучи. И над всем эти кружат луни степные. Тоже много, с десяток. Изобилие им. Вон сколь дичи. А раз птицы столько, то и рыбы должно быть прорва. А людей нет. Почему? Хотя, берег топкий. Местным не с руки степнякам, а русским тоже не выжить. Где топливо зимой брать. Это кочевники навозом топить обвыкли. Кислятина, вонь, а тепла чуть. Надо будет в следующий раз ежели куда князь пошлёт его на разведку в степи, то семена берёзы, да сосны прихватить. Не быстро деревья растут, но и русские люди сюда не скоро ещё доберутся. Но доберутся - факт. А тут подарок им Епифан устроил - рощу берёзовую. Чтоб, значит, дом не забывали.
        Вечером сходил Соловый с Андрейкой к Тоболу. Степняков не было видно. Или отстали и раньше на ночлег встали. Либо вперёд ушли. Ладно. Сотник решил завтра с озера никуда не трогаться. Постреляют из луков и арбалетов птицу пополнят запасы, может, и с сетью зайдут, посмотрят, что за рыба здесь. А разведчики скатаются вверх-вниз по реке пошукают степняков. Может и на тот берег переберутся, следы посмотрят. От тысячи коней знатная тропинка должна образоваться. Мимо не пройдёшь.
        Только утро другую охоту приготовило. Покрупнее дичь. Дозор вовремя заметил, предупредили. Скачут по их следам сотни две. Одвуконь. Через десяток минут здесь будут.
        Что ж, крови вам хочется. Драки ищите. Русские от драки тоже шибко-то не бегают. Лошадей отвели за спины. Плохо, что укрыться не за чем. Только сёдла да тюки с провизией и припасом воинским. Каждый перед собой седло и уложил, зарядили мушкеты, на арбалетах ворот накрутили. Пистоли под левую руку примостили. Ждём, гости дорогие. Вон они уже. Всё как торгут или калмык Айтин, говорит. Заходят чуть в стороне, а потом разворачиваются и скачут вдоль укрепления неприятеля, осыпая его стрелами. Ну, это вы у себя там, в степи, так воюйте. Здесь век другой. Семьдесят мушкетов просто выкосили первые ряды, некому из лука стрелы пущать. Пока перезаряжали, кипчак из рода тортуыл Амиржан, из своей берданки успел семь выстрелов сделать. Звонко в тишине цокали, ни с чем не спутаешь. И семь ойратов свалились с сёдел. Без стремени ездят. А тут и второй залп подоспел. И всё унеслись прочь воинственные, как там говорил пленник: «Он, скрежеща зубами и проглатывая свои слюни, постоянно спрашивает: нет ли неприятеля, с которым бы подраться? Он с жаждою ищет неприятеля, чтоб померяться силой».
        Подбери слюни. Померялся. За подмогой богатур кинулся. Сейчас всех приведёт. Было сотен шесть. Больше сотни выбили. Ладно, чего живых считать. Нужно задумку Петра Дмитриевича осуществить. Раздеть и холм из мёртвых воздвигнуть. Ну, а потом готовиться. Шульга, то вон подсказал, как надо. Теперь понятно, где они для атаки разворачиваться будут, надо там ямок побольше нарыть. Да ещё по линии атаки покопаться в земле сырой. Смотришь, завал организуется, как в Миассе, а потом как на тренировке расстреливай ворога. Не мы эту непонятную битву начали, а вот закончим точно мы.
        Глава 14
        Событие тридцать девятое
        Конница была маленькая совсем. Двадцать кораблей да по восемь лошадей, всего сто шестьдесят. Пехоты побольше, почти - полная тысяча. И двенадцать митральез. И четыре картечницы Гатлинга. Пушка одна, да и то на кораблике осталась. Подгадали с высадкой так, чтобы под самое утро. Вроде как, чтобы спокойно высадиться и по прохладце восемь километров до города Радости проделать.
        Татары решили, что жирно будет. Только последний плакшоут ткнулся в берег, и из него начали выпрыгивать солдатики, как из-за холмика недалёкого показалась конная лава. Не меньше тысячи. Выходит, зря остерегались и таились, вычислили их вороги и вот сейчас сбросят назад в Сиваш и закидают стрелами.
        Всё бы без сомнения так и случилось. Один маленький нюансик. Нет ни один - двенадцать. Двенадцать митральез. Около ста двадцати выстрелов в минуту. Почти полторы тысячи пуль за минуту улетели в накатывающуюся конницу. Плохо, что не успели разобрать цели, плохо, что не пристреляли по ориентирам. Да, вообще, попадать в засады - плохо. Пётр с кораблика не слез. Лихорадочно доставал и собирал на станок запчасти. Картечницу пытался в помощь организовать. А вообще растерялся, не ожидал такого от крымчаков. Думал, что обстрелы из пушек, удержат их у Ор-Капу. Думал, индюк тоже думал.
        Конная лава не повернула. Десятками пули выбивали всадников из седла, десятками пули валили и самих лошадей. А лава надвигалась. Он успел собрать пулемёт и даже выпустил целую ленту, когда первые татары врезались в ощетинившую штыками цепь вершиловцев. В двух местах смяли. Прорвались, но тут же были застрелены в упор, опоздавшими встать в цепь. И тут всё кончилось. Остатки нападавших пытались уйти, но им стреляли в спину. Если и утекло за холм, то не больше трёх-четырёх десятков.
        Твою ж, налево, как так опростоволосился, почему разведку не выслал? Зазнайство. Куда им сирым и убогим против пулемётов. А вот куда. У него теперь чуть не полсотни убитых и не меньше раненых. Идиот малолетний! Однако корить себя не время, нужно порядок наводить. И в первую очередь заняться дозорами и разведкой. Кто знает, это были все силы неприятеля, собранные для одного решающего удара, или крымчаки разведку боем провели.
        Отправил. И не прогадал. Ровно через десять минут вернулся дозор. С холма соседнего рассмотрели. Ещё около двух тысяч всадников готовится к атаке.
        - А как определили, что готовятся, а не просто позагорать на солнышко вышли.
        - Так они, Пётр Дмитриевич, кругами ездють, верный признак, что в атаку готовятся итить, - пояснил молодой запорожец из примчавшегося назад дозора.
        Не обмануло предчувствие парнишку. Вон, скачут. Но теперь другое соотношение сил. Собрали и установили на берегу в добавок к митральезам все четыре Гатлинга. Берданки заряжены. Ружья тоже. Пистолеты. Даже пушку успели спустить и выкатить на прямую наводку. Кони осёдланы и мордовско-татарская конница Богдана Разгильдеева готова ударить во фланг Гиреям, или кому там не спится.
        Первой начала пушка. Кто уж там командовал, но зарядили фугасом. Разрыв вспух по правому флангу. И сотни мчащихся там татар взяли левее, что плотность атаки ещё увеличила. Вот тут и вступили шестнадцать пулемётов. Митральезы, конечно, медленно стреляют, раза в два почти медленнее картечниц, но их двенадцать и теперь у каждого свой сектор обстрела. А картечницы лупят по флангам, всё более сжимая кавалеристов в плотную неуправляемую массу. Ну и почти тысяча пуль из ружей и берданок. А потом и из пистолей. На этот раз татары кончились за десять метров от сомкнутых штыков.
        Страшная картина. Более трёх тысяч убитых и раненых. Ржут и воюют лошади. Воют и орут раненые. Бьются в агонии, лягая людей и себе подобных, красавцы кони. Не мелкие монгольские лошадки, отнюдь. Породистые, высокие, мощные. Не кочевниками были атакованы - воинами.
        И с гиканьем носятся по этому, усеянному конями и людьми, полю всадники Богдана, добивая раненых. Пётр успел крикнуть Разгильдееву, что парочку нужно на допрос живыми, и горячий сынок Баюша умчался, увлекая своих за собой. Правильно в таком случае, как учил Чапаев, командир на лихом коне впереди.
        Вслед за разгильдеевцами двинулись и пешие воины. Раненых добить, одежду снять и горку начать складывать. В это время опять парнишка из дозора вернулся. В паре километров. Стоит большой дорогой из парчи шатёр. Вокруг всего пара сотен верхами. О разгроме своих знают, но пока ни каких действий по эвакуации не предпринимают.
        И что это? Ловушка? Он пошлёт сейчас туда полторы сотни Богдана, а там из-за очередного холма пару тысяч выскочит. А если не ловушка и можно захватить обладателя этого шатра. Да и шатёр пригодится.
        - Трофим, - подозвал он вестового, - Труби сбор выступаем. Потом тут порядок наведём. Оставить только десяток человек, раненых добить. И поосторожнее пусть, а то может из кого просто дух вышибло. Очнётся и схватится за саблю.
        Вот что значит дисциплина, не прошло и пяти минут, а полк выступил в указанном разведчиком направлении. Только тяжёлые Гатлинги да пушку оставили. Митральезы взяли с собой. Двое ствол несут, двое станину. Тяжеловато, но не смертельно, тем более люди постоянно меняются.
        Не прошли и километра, как опять этот разведчик, начали собирать шатёр.
        - Богдан, давай со своими выдвигайся вперёд, в бой не вступайте, подскачите, постреляйте и назад, если не погонятся, то ещё раз наскочите. Нужно их сборы задержать минут на десять, пока мы не подойдём, - Пётр почему-то вдруг прямо до чесания в носу захотел узнать, а кто это тут в ханских шатрах на него нападает. Чем чёрт не шутит, может, и из Гиреев кто?
        Событие сороковое
        Епифан Соловый был уверен, что утром последует очередная атака этих ойратов, а потому гонял свой отряд, ни кому спуску не давая. Выкопаешь на одну ямку больше и на одного врага, может, меньше станет. А если поставит лошадь ногу чуть в стороне от выкопанной тобой ямки, то обязательно попадёт в соседнюю, что выкопал твой боевой товарищ. Потому часа четыре потратили на ковыряние чёрной как дёготь земли. Эх, такую-то землицу да в его родную деревеньку Скворчанку. То-то знатные урожаи крестьяне бы собирали. Хотя, боярскому сыну Зарубину Анциферу всё бы досталось, ну ладно, половина. А этот вояка и был то на войне всего раз. Отличился, подставив плечо под стрелу, что должна была достаться боярину Морозову, вот тот его деревенькой и одарил.
        Чего вдруг родная деревенька-то вспомнилась, никак помирать ты собрался Епифан? Ну, уж, нет! Ещё дочку нужно вырастить, да сыном обзавестись и не одним. Рано помирать. Ещё побарахтаемся. После того, как ямки нарыли и травой прошлогодней засыпали, Епифан забрался на своего «Чёртушку» и отъехал от лагеря на сотню метров. Хреново. Если знаешь, что там западня расставлена, то видно её. Подумал, чем замаскировать. Ну, вот можно поближе к озеру выкопать несколько кочек огромных травяных. Выкопали, перенесли. Снова отъехал. Чуть лучше.
        Ещё одну задумку в позапрошлом году миассцы против торгутов применили. Они вбили в землю колья и натянули между ними прочную бечёвку. На снегу белая верёвка и не видна почти. Сейчас снега нет, А если верёвку-то землёй измазать. Отправил сотник к реке парочку людей на быстрых конях. Привезли вырубленные из самых толстых веток вербы колья. Вбили их в землю прямо там, где поганые должны будут разворачиваться, для атаки. Эх, тоже видно, если присмотреться. Ну, да чего уж теперь. Попросим у боженьки отвести глаза ворогу.
        Подготовились. Выслали во все концы разведчиков и стали ждать. До самой темноты ружья да мушкеты из рук не выпускали. Нет ойратов. Спросил сотник пленника, что само слово-то значит. Оказалось, что это от герба ихнего пошло - волк у монголов этих на знамени, он ойратом и зовётся. Рыскают эти волки по степи.
        Всё стемнело. Епифан дал команду ужинать и спать ложиться. Караулы выставлены, разведка в сторону реки отправлена, если что предупредят. Предупредили. Утром. Уже и солнце взошло.
        - Атаман, там они накапливаются, брод нашли. Как бы ни вся тысяча, - подскакал один из разведчиков на взмыленном жеребце.
        - Добро. Смени коня, а то запалишь и двигайся к дозору. Сообщайте, если попрутся.
        Ещё с час ожидания. Да, быстрее уж начался бы бой, хуже нет такого вот непонятного поведения врага. Ага, вон и разведчики. Все вместе, ну, стало быть, скоро бой. Некого видно им выслеживать, все сюда прутся.
        - Атаман, - давешний казак, ещё из его первого отряда, с коим он, баек про золото, наслушавшись, решил Миасс пограбить, - Атаман сюда скачуть. Шесть сотен, не больше.
        - Давайте, отводите коней к остальным, да в цепь ложитесь. Каждый мушкет на счёту будет.
        Пыльное облако издали увидели. Прошлогодняя трава полегла, землю прикрыла, да на ней самой полно пыли. А вот, интересно, где они коней оставили заводных, на каком берегу. Знатная добыча. Тьфу, Епифан сплюнул, ещё ни одного монгола-ойрата не убил, а уже лошадей пристраивает.
        Ойраты остановились метрах в трёхстах. Как раз гора из позавчерашних ворогов между ними и лежащими за сёдлами и баулами казаками. Не стоят. Крутят свой хоровод. Впечатлениями от увиденного делятся. Как там пленник их главного называл? Богатырь Тэбэнэ или Хошутский Байбагас хан, старший брат из пяти братьев Ахайн табун барас, любящий умерщвлять и грабить, там ещё третий был. Ага! Сайн Сэрдэнгэ, сын Мангада, у которого шлем из чистого серебра. Что ж, если последний, то покарябаем шлем, проверим про серебро.
        Завизжали, ринулись. Епифан уже был готов дать команду приготовиться, как тут раздался выстрел.
        - Кто стрелял, я разве команду давал, - взревел Соловый, но сразу успокоился, кипчак из рода тортуыл Амиржан, из своей берданки выстрелил. Правильно ведь выстрелил, сотник и забыл, что из его винтовки триста метров плёвое расстояние для прицельного выстрела. Тем более в такой плотной массе, и целиться не надо. Найдёт пуля добычу.
        - Огонь!!!
        Цепочка, спрятавшихся за сёдлами миассцев, дружно выпалила по врагу. Стала перезаряжать. Наступающих не остановило. Да, падали люди и кони, но плотная лава неумолимо приближалась. Сквозь гиканье и визг слышны были только глухие щелчки берданки. Эх, если бы весь отряд был вооружён этими винтовками, то уже бы и не скакал сейчас на них никто, все бы с сырой землёй повстречались.
        Вот первые монголы домчались до поворота. Есть! Работает ловушка! Лошади стали попадать в ямки ногами и на полном скаку заваливаться. Падали всадники, натыкались на упавших следующие всадники. Знатная куча получилась. Не меньше сотни ойратов в эту ловушку угодило. Опомнились разгорячённые атакой степняки, поворотили коней мимо. Только не больно-то места много для манёвра, буквально в пяти метрах правее уже начинается илистый берег озера и там ещё хуже лошадям, чем попади они в вырытые ямки. Нога проваливается в тягучий плотный ил, и так просто её уже не вытащишь, а одну ногу лошадь вырвет, как сразу другая погружается.
        Жаль не много в эту природой организованную ловушку попалось. Основная масса как раз влево подалась, отходя дальше от цепи миассцев. А потом и вовсе назад повернули. Дали возможность отряду Солового добить всадников угодивших и в первую и во вторую ловушку. Даже прикидывать не надо. Много. Больше сотни, да как бы и не все полторы.
        Событие сорок первое
        Альбрехт Венцель Эусебиус фон Валленштейн - имперский генералиссимус и адмирал флота. Эту новую почётную должность император Священной Римской империи Фердинанд II присвоил ему совсем недавно 21 апреля.
        В позапрошлом году Валленштейн, обладавший 30-миллионным состоянием, предложил выставить 50-тысячную армию за свой счёт с условием уплаты императором денег впоследствии, ещё одним условием было то, что он - Валленштейн должен быть её главнокомандующим и содержать её контрибуциями с неприятельских земель. Император согласился на это. Слава и щедрость Валленштейна быстро привлекли под его знамёна множество народа. С этой новонабранной армией он разбил Мансфельда, разгромил Мекленбург, Померанию, Шлезвиг, Голштинию, при помощи Тилли нанёс решительный удар датчанам, принудивший Кристиана IV отступить далеко на север.
        Сейчас он ходил по парадному залу дворца Фридриха Ульриха герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского. Сам Фридрих сейчас прячется в Кёнигсберге. Ждёт, что его дядя император сурово покарает Тилли и Валленштайна за разорение его земель. Никто их, эти земли и не разорял, просто армию нужно кормить и пополнять новобранцами. А лучше всего идут в войско те, у кого не осталось ни кола ни двора. Отобрал у крестьянина продукты и живность, спалил его хибару и вот у тебя есть новый рекрут.
        Валленштейн не был извергом или садистом, такова жизнь, таковы правила войны. И их не получится нарушить. Сильный побеждает слабого и пирует на его могиле. Только вот …
        - И что же, граф, вы так и не справились с этими русскими казаками? - Тилли поморщился от упоминания непобедимых врагов (или непобеждённых).
        - Нет. Сейчас мои люди устроили засаду на дороге, в которую эти слуги сатаны обязательно влезут. Просто не могут не попасться. Всё очень тщательно спланированно. Жду доклада с минуты на минуту.
        - Не верится дорогой Йоган, что десяток человек могут противостоять целой армии, - генералиссимус гордо выпятил грудь и остановился напротив сидящего в оббитом белой парчой кресле фельдмаршала.
        - Мне тоже не верилось. Целый месяц почти я не мог взять полуразрушенный временем замок, потерял убитыми, умершими от болезней и дезертировавшими более двух тысяч человек, - Тилли махнул рукой, забыв, что держит в ней кубок с красным вином. Оно выплеснулось и растеклось кровавым пятном по белой материи кресла.
        - Was zum Teufel ist das? (Что за чёрт?). Это не к добру! - граф вскочил с кресла.
        - Успокойтесь, Йоган, это просто вино, - начал, было, Валленштейн, но его прервали.
        - Ваше Сиятельство, там какой-то офицер срочно требует доставить его к фельдмаршалу.
        - Это, наверное, капитан Август Шаумбург-Липпский, - бросился к двери фон Тилли.
        - Граф, успокойтесь, - остановил его новоиспечённый адмирал.
        - Пусть войдёт, - кивнул вестнику Тилли.
        Не ошибся, это был молодой князь Шаумбург-Липпский. В испачканном грязью зелёном мундире, с зелёной физиономией и зелёным мешком в руке.
        - Как всё прошло, Август? - предчувствуя, что ответ ему не понравится, прохрипел фельдмаршал.
        Юноша сверкнул безумными глазами и высыпал содержимое мешка под ноги своему командиры.
        - Что это? - подошёл ближе Валленштейн. И отпрянул…
        - Уши! - просипел фон Тилли.
        - Уш…ши? - заикаясь, выдавил генералиссимус.
        Добрый день уважаемые читатели. Пожалуюсь. Никто не комментируют 7 часть. Не понятно, нравится ли вам. Откликнитесь
        С уважением. Андрей
        Глава 15
        Событие сорок второе
        Метров четыреста, может чуть меньше до ойратов, Епифан подозвал кипчака Амиржана.
        - Что у тебя с патронами? - кивнул на кожаную сумку.
        - Ситать нада.
        - Да, ладно, потом посчитаешь, примерно? - махнул рукой сотник.
        - Сто два, сто два десиьть. - Кипчак, показал три пальца.
        - Вот, дуралей! Когда русский выучишь? Двести есть? - Соловый показал два пальца.
        - Да, сто два.
        - Ладно. Смотри Амир. Вон кочку большую видишь? - Епифан показал на приметную кочку с высокими стеблями какой-то степной гигантской травы.
        - Видиш, - кивнул.
        - Идёшь до неё, прицеливаешься, стреляешь и бежишь назад, а то они ещё два дня раздумывать будут. Понял?
        - Сам кочка иди, - ткнул себя пальцем в грудь кипчак и пошёл.
        Епифан в подзорную трубу наблюдал за ворогами. Слабенькая труба, в три раза всего приближает, а и то. У кого есть более сильная, пусть руку подымет. Сотник держал такую в руках. Князь Пожарский прислал мэру Миасса Шульге. Замечательная штука, смотришь на дерево, что метрах в пятистах и, кажется, что протянешь руку и ветки коснуться можно. Даже запах хвои при желании почувствовать можно. Ну, это так Шульгин издевается.
        Амиржан меж тем дошёл до облюбованной Соловым кочки, не торопясь снял с плеча берданку, прицелился и выстрелил. Тихий выстрел-то совсем, почти и не слышно. Сотник перевёл трубу на круг ойратов. Там что-то суетились, но в атаку не бросились. Амиржан молодец, не побежал назад, а ещё раз бахнул. Порох-то бездымный, и не видно, что стреляет, так небольшой хлопок, а ойратам за триста метров и вообще, поди, не слышно. Бах, бах, бах, во разошёлся снайпер.
        Ага, поняли поганые, что происходит. Пару десятков конников устремились к одиноко торчащему в степи, стрелку. Тот теперь уже геройствовать не стал, ломанулся к своим.
        - Приготовиться, как с кочкой поравняются огонь, - прикрикнул на загомонивших казаков Епифан, - В Амира не попадите, - Сам же снова на главные силы неприятеля трубу направил. Что-то там происходило.
        - Огонь, - это лейтенант Кондрат Сирый команду отдал, заместитель Епифана.
        Бах, бах, бабах! Нестройно грохнуло у Солового за спиной. Мчавшиеся за Амиржаном ойраты, все до единого, повалились в траву. Да и кони тоже все. Визг и крики. Живые, значит есть. Точно, вон один вскочил и назад побежал. Бах, бах. Кувыркнулся.
        - Беречь патроны. - Соловый посмотрел в трубу на очередной завал. Ползёт, извиваясь, кто-то к степнякам. Пусть, не хватало на него патроны тратить.
        Ну, чего там товарищ с серебряным шлемам тянет. Ждём. Ага. Решились.
        - Готовсь! - атаман сам нырнул за седло и приложил приклад к плечу.
        Ничего нового ойраты не придумали, только теперь не на левый фланг скакали, чтобы развернуться, а на правый. Сильный ход. Только ожидаемый. Ну, началось.
        - Пли.
        Семьдесят пуль вылетели из ружей и через мгновение встретились с законной добычей. Бах, хлопнуло по ушам. Как и в первый раз не подействовало на конную лаву. А вот натянутые верёвки и вырытые ямки опять подействовали. Бах. Не остановились. Вот уже стрелы натягивают. Бах. И опять не подействовало. Они что бессмертные?! Вжикнули стрелы, одна вонзилась в седло, за которым лежал Епифан. Послышались крики и с их стороны. Бах. Конник продолжали валиться на землю, но и стрелять продолжали. Бах. Нестройно. С разной скоростью заряжают ружья казаки. Бах. Всё! Отпрянули. Едва может сотня.
        - Огонь, не зевай, - Епифан и сам вложил очередной патрон в ствол ружья и выстрелил в спины ойратам.
        - Огонь! Уходят, гады! - а пальцы сами работу воинскую делают.
        - Огонь! - Ушло пару десятков.
        - Штыки примкнуть! На добивание! - Это уже Сирый командует.
        Епифан глянул на левое плечо. Из него торчала стрела.
        - Лекаря к атаману! - увидел и лейтенант стрелу.
        Вскользь прошла, чуть разодрала плоть и застряла в кожаном наплечнике куртки. Лекарь Андрейка Субботин быстро извлёк её и залил рану йодом.
        - Ох, мля. Больно.
        - Терпи атаман, генералом будешь, - оскалился Сирый.
        - Что с потерями? - не поддержал тона Епифан.
        - Один убит, пятеро, с тобой, ранены. Ивашка, скорее всего тоже представится, в шею стрела вошла. Хрипит, пускает кровавые пузыри. Может, помочь? - Понурился Кондрат.
        - Сам токо.
        - Знамо дело, - Сирый ушёл.
        Епифан подождал, пока лекарь перебинтует руку, и пошёл обходить место боя. Знатно они настреляли дичи. Хотели гусей на ужин, а тут вон, сколько воронья подвалило. И лошадей ещё не меньше сотни. Остальные по степи разбежались, но сколько-то удастся поймать.
        - Айтин, возьми десяток людей, ловите коней. Лишними не будут.
        - Конешено. Надо самим на конь. Бистрой.
        - Седлайте.
        Блин, рука-то болит, а ведь сперва и не почувствовал сотник стрелу, продолжал стрелять. Уж, как закончилось всё, увидел. Толстая зараза. Чёрная, как бы яда не было, а то так и не будет сыновей у него.
        До вечера трофеями занимались. Епифан только тройку казаков во главе с Андрейкой послал посмотреть, куда недобитки подевались, все же остальные, разделывали лошадей, раздевали ойратов и разводили хилый костерок, чтобы мяса пожарить.
        Получалось, с утрешними - четыреста семьдесят девять человек. Человек? Волков степных. Вот чего надо, ехали, никого не трогали? Карту составляли. Нет, напасть, раз мало нас, ограбить. Когда в степи-то кончатся грабители эти?
        Сложили в два холма, да позавчерашний ещё. Там уже и вонять начинает. Птиц хищных со всей степи слетелось. Тьма. Ор стоит. Делят добычу. На всех теперь хватит. Эх, как воевать надоело. Покоя хочется. Всё, последнее это дело. Осядет Епифан, будет молодых парубков воинской науке учить. Своих детей ростить.
        - Атаман! Опять поганые! Тьма! - Андрейка мчался во весь опор.
        - Говори.
        - Реку через брод переходят. Вся тысяча. И заводных коней переводят. Но от берега пока не отходят. Там видно ночевать будут, - на одном дыхании выдал разведчик.
        - Ну, вот и встретил старость на печи, - усмехнулся сотник.
        - Чего? - открыл рот Андрейка.
        - Ни чего. Коня мне оседлай. Сам глянуть хочу.
        Событие сорок третье
        Кристиан IV король Дании и Норвегии, правитель вендов и готов, герцог Шлезвига, Гольштейна, Сиормана, Дитхмарса, Лоэнбурга и Ольденбурга в Линебурге не собирался долго задерживаться. Городок маленький и собрать здесь новое войско точно не получится. Нужно двигаться севернее, там богатый и не тронутый ещё войной Гамбург. Там он дождётся обещанных денег из Англии и шотландских наёмников. Хоть эти обещали, а так, получается, что все союзники оказались мнимыми, только на посулы щедры.
        Кристиан где-то краешком сознания понимал, что одержи он победу над Тилли, и всё было бы по другому и деньги бы были и войска, кому охота помогать неудачнику. Однако, как и всякий миссия, Кристиан IV не признавал вины за собой. Обещали снабжать оружием, обещали деньги, обещали солдат! Где???
        И ещё одно разочарование. Он до последнего не терял надежды, что новый родственничек - император Михаил влезет в войну, пришлёт денег, оружие и своих непобедимых солдат во главе с князем Пожарским. И тут надежды не оправдались. Пожарский ушёл на юг воевать с татарами. Правда, в последний момент разрешил взять двести тысяч кредита в Копенгагенском отделении банка «Взаимопомощь». Ещё две тысячи новых мушкетов прислал сам Михаил. И тут король Дании ожидал большего. Ждал запрошенных десять тысяч. И последнюю оплеуху отвесили русские родственнички сегодня. Русские войска пришли.
        Целых пять т… Целых пять с… Целых пять десятков. Смеются они над ним что ли. К тому же русских среди них и не было. Все были немцами. Вооружены хорошо, у каждого по мушкету и два кавалерийских пистоля. Все на двух, а то и трёх справных лошадях. Вот только всего пятьдесят человек. Командует ими лейтенант Гаспар Густав Граубе. Весельчак. Вообще он Кристиану понравился. Высокий, уверенный в себе, но и недостаток есть, и большущий. Он лейтенант, а не хотя бы полковник. Нет за ним полка. Правда, король решил русским потрафить немного, мало ли.
        - Лейтенант. Как командующий армией и герцог Шлезвига и Гольштейна присваиваю вам чин капитана моей гвардии, доберите себе подчинённых до сотни.
        Это вчера было. А сегодня капитан Граубе попросился на приём к королю. Чего надо-то? И так проблем хватает.
        - Что-то случилось, капитан, проблемы? - милостиво кивнул король поклонившемуся здоровяку.
        - Хочу получить у вас разрешение, Ваше Величество, потревожить немного войска Тилли в Брауншвейге.
        - Зачем? - оторопел от такого заявления Кристиан IV.
        - Чтобы жизнь мёдом не казалась. Я тут с фельдмаршалом уже месяц войну веду, он всё ещё не сдался, - и лыбится всеми зубами. Белые-то какие.
        - Не понял, я тебе капитан, какую войну? С кем? С графом фон Тилли, имперским фельдмаршалом.
        - Так, точно Ваше Величество. Так разрешите совершить вылазку в Брауншвейг и напомнить ему о себе, - и опять зубами сверкает.
        - Я ничего не понял, капитан, а что тебе от меня нужно кроме разрешения? - ерунда какая-то, лейтенанты месяц воюют с фельдмаршалами.
        - Да, ничего не нужно. Только разрешение.
        - И как же ты будишь с ним воевать? Всего сотней? - может он умом повредился.
        - Нет, Ваше Величество. Новичков, я с собой не возьму. Два моих опытных сержанта останутся обучать новиков, а я возьму с собой только двадцать три человека.
        - И пойдёшь в Брауншвейг воевать с фельдмаршалом фон Тилли и генералиссимусом Валленштейном?
        - И пойду.
        - Ну, иди. Потом расскажешь?
        - Непременно, Ваше Величество.
        Ох-хо-хо. Кристиан знал, что все русские сумасшедшие, но ведь этот русский - немец. Видимо, правы доктора и сумасшествие заразно. Нужно будет держаться от этого капитана подальше, ещё неизвестно, как эта болезнь передаёте. И не протягивать больше руку для поцелую, тем более что этот русский немец сделал вид, что протянутой руки не заметил.
        Ну, кто их знает, какие там порядки в этой империи.
        Событие сорок четвёртое
        Как известно, благими намерениями выстлана дорога в ад. Это у неверных. У правоверных мусульман тоже есть поговорки и вот одна из них как раз подходит для калги-султана Шахина Герая. «Кто желает покоя, тот должен быть глухим, слепым и немым».
        В 1614 году крымский хан Джанибек Герай по приказу из Порты во главе большого войска выступил в поход на Буджацкую орду, чтобы изгнать оттуда своего мятежного родственника. Шахин Герай бежал на Северный Кавказ, откуда перебрался в Иран и поступил на службу к иранскому шаху Аббасу I Великому. Неугомонный Шахин прожил в Иране десять лет. Несколько лет он в составе иранской армии воевал против Османской империи и Крымского ханства. В этих походах Шахин Герай убивал попавшихся к нему в плен знатных крымских вельмож, а простых воинов отпускал в Крым.
        Всё течет. Всё меняется. Не зря ведь и такая поговорка есть: «Если Аллах закрывает одну дверь, он открывает тысячу других».
        Совершенно неожиданно власть в Порте поменялась.
        Его старший брат Мехмед Герай в 1608 году был назначен калгой при Селямете I Герае, но по молодости и неуёмности характера вошёл с ним в конфликт и скрылся из Крыма в Буджак. В 1614 году вновь попал в турецкую тюрьму, а в 1618 году бежал из неё в Крым, был пойман турками в Кефе и отправлен в тюрьму на остров Родос.
        Так вот, всё меняется. Весной 1623 года османский султан Мустафа I по прозвищу Блаженный, которому довелось править всего год, отстранил от престола Джанибека Герая и назначил крымским ханом Мехмеда Герая.
        Не само всё произошло. Только дурак все время ждёт, что хороший день настанет. Интриги, подкупы, посулы. В этом же году при содействии своего «друга», великого визиря, Мехмед Герай получил ханский сан. Мехмед III Герай решил назначить калгой-султаном своего младшего брата Шахина Герая, а нурэддином объявить Девлета Чобан-Герая.
        По просьбе нового хана Мехмеда III Герая персидский шах Аббас Великий отпустил Шахина Герая в Крым.
        Вскоре Шахин Герай прибыл из Персии в Крым, где был снова назначен калгой. Его сопровождал крупный отряд кызылбашей. Почти две тысячи воинов. Этот отряд стал его личной гвардией.
        Гнев слаще мёда. Сразу после своего возвращения Шахин Герай стал расправляться с крымскими мурзами и агами, своими противниками, одни были казнены, а другие брошены в тюрьмы. Мехмед III Герай стал проводить самостоятельную политику и отказался предоставить военную помощь Порте в новой войне против Персии.
        Конец известен. Война с Блистательной Портой. Новый османский султан Мурад IV объявил о низложении Мехмеда III Герая и возвращении на ханский престол Джанибека Герая. И вскоре Джанибек Герай, сопровождаемый турецкими янычарами, высадился в Кафе.
        Шахин Герай попытался заручиться помощью у Речи Посполитой и даже призвал на службу казаков. И вот тут русские. Что ж, этого следовало ожидать. Когда война идёт долго и оба противника ослабевают, обязательно найдётся тот, который захочет добить одного из раненых львов.
        Только ведь ещё жив, и подворачиваться под его ослабевшую лапу всё же не стоит. Мало ли. Прилетит. Русские сделали глупость. Не захватили с ходу Ор-Капы или Ферх-Кермен (Город Радости). Неверные разделили силы. Потащили большие лодьи по степи к Сивашу. Наивные. Если бы все были умными, некому было бы коров пасти. Посланные Шахином соглядатаи докладывали о каждом шаге русов. Чуть напрягали лёгкие всадники, что носились вокруг кораблей, но это они в гостях, а люди калги-султана были дома. Каждого за бороду не схватишь. Ну, поймали десяток, второй-то тоже с газами родился.
        Всё он рассчитал правильно. Едва неверные ступились на земле Крыма, его землю, как их атаковали преданные ему кызылбаши. И они почти смяли жиденькую шеренгу русов. Почти. У проклятых оказались очень скорострельные мушкеты, они выпускали сотни пуль и не нуждались в перезарядке. Наверняка сам Шайтан снабдил их этим адским оружием. Еле унесли ноги всего меньше сотни воинов. И тут Шахин потерял разум от гнева. Он бросил в очередную атаку всех кызылбашей и знатных татар, что были при нём. Он стоял на холме, успокаивающе гладил коня по морде, и видел как десятка, сотнями валятся с лошадей эти бесстрашные воины. Бесстрашные, но не бессмертные. Все они погибли все. Из-за его заносчивости. Врач гордеца - Аллах.
        Надо уносить ноги. И придумать хитрый план, как победить такого врага. Голыми руками змею не поймаешь. Найдём элдивен (перчатку). К каждому горшку найдётся крышка.
        Глава 16
        Событие сорок пятое
        Пётр Пожарский на своём жёлтом жеребце выехал на холм, с которого открывался вид на ставку большого татарского начальника в разгар интересного действа. Несколько десятков лучников пытались обороняться стоя за шатром, а конники Богдана делали вид, что они бессмертные, носясь в досягаемости стрел противника по полю перед слабенькой защитой татар в виде парчового шатра, тоже пуляли в белый свет, но из пистолей. Самое интересное, что и те и другие за пару минут, что Пётр отдавал приказы отделению снайперов, успели выстрелить по сотни раз и не попасть ни разу.
        Снайперы расположились прямо возле Пожарского и открыли огонь. Мгновенно ситуация поменялась. Два-три выстрела из двенадцати снайперок и обороняющие шатёр татары бросились врассыпную, оставляя позади три десятка трупов и жёлтый сверкающий золотыми нитями на солнце шатёр.
        Уже, дуя на воду, послал вперёд то же отделение. Дошли, посмотрели, помахали руками. Ну, значит не опасно. Пётр спустился на грешную землю и подошёл к трофею. Вот это удача. Или нет? В шатре были девки. Четверо? Четыре? Как их, девок, считать? Парами? Тогда, две пары? Сидели, отвернувшись от входа и сбившись в тесную кучку. Гарем какой-то товарищ с собой возил. И чего теперь с ним делать? Сухову вон постоянно мешались. Ладно. Пусть пока посидят. Что там с пленными? Привели. Рычит один и плюётся. Второй просто мычит, баюкая спешно перевязанную руку.
        - Богдан, спроси их, чей шатёр?
        Кадир, точно, где-то слышал уже. Чего долго так?
        - Это шатёр и наложницы калги-султана Шахина Герая, - Богдан Разгильдеев гордо вскинул голову, будто не девок поймал перепуганных, а самого младшего брата султана.
        - А сам калга где? - злой опять плюнул, а раненый прохрипел, прошипел и завалился на бок.
        Нет, ребята, так мы до вечера разговоры будем разговаривать.
        - Отрежьте ему ухо.
        Не помогло. Только громче стал хрипеть. Зато второго привели в чувство.
        Сбежал младший братишка. Куда не сообщил. Сюрприз будет. Всё пора выдвигаться. Обратной дороги нет. Корабли от берега оттолкнули и поставили на якорь вне досягаемости стрел и пуль выпущенных из слабеньких местных карамультуков. От ворогов защитились и себе путь к отступлению очень осложнили.
        По прикидкам, а где карты брать, нужно пройти на северо-запад около пятнадцати километров. Рассчитывали высадиться, построиться и бодренько часов за пять дойти до Перекопа. Теперь придётся ночевать в степи. Правильно, пока шатёр упаковали, пока с наложницами управились всем войском. Нет, не в этом смысле. Визжали, царапались, выли и ни за какие коврижки не хотели дом родной покидать. Богдан предложил связать.
        - Иди инициативный ты наш.
        Вернулся с расцарапанной рожей и оборванным рукавом, но девок повязал. Отправили их на кораблик, сообщив, что нечего им опасаться, никто их не тронет. В целости и сохранности мужу или господину отдадут. Вот как поймают, так и отдадут. Не поверили. Продолжали горе изображать. Словом на шатёр, посуду, девок и их шмотки потратили два часа и время уже к обеду привалило.
        Пришлось обедать. Полевых кухонь с собой не взяли, хотели ведь за день управиться. Перекусили бутербродами. Понятно не с колбасой, а мясом вяленым. Пока перекусывали, Пётр соображал. А ведь, скорее всего, придётся здесь остановиться. Припрутся к самому вечеру к городу Радости и что? Лагерь не разбит. Не проведена разведка, опять в какую засаду влипнуть можно. Один день ни чего не решает.
        Чтобы снова не вляпаться, послал в разные стороны дозоры. И буквально через несколько минут получил новости. Они окружены почти. Только вот назад на полуостров к кораблям и можно отступать. Про силы неприятеля точно сказать разведчики не могли, но сотни, а то и тысячи с юга, носятся по степи отдельные всадники впереди и опять сотни или тысячи с севера у воды. Вот это зашли в тыл!
        Пришлось не только на ночлег останавливаться, но и полноценный лагерь городить. Одно пока утешало. Никто не видел у неприятеля артиллерии. Что ж, лопатки с собой, нужно окапываться. Не дали, понятно. Конная лава выскочила с севера, от залива. Напоролась на пулемётный огонь и, оставив несколько десятков лошадей и воинов на земле так же внезапно отступила, однако, только люди опять взялись за лопатки, как то же самое действо повторилось с юга. Опять потеряли несколько десятков и отступили.
        Пётр прошёлся вдоль митральез. Все работали исправно, Гатлинги тоже пока не чудили. Патроны быстро расходуются? Так вы не лупите в белый свет, прицельно стреляйте. И только он закончил обход и дал команду снова закапываться, как татары начали согласованную атаку одновременно и с юга и от воды.
        Событие сорок шестое
        Густ?в II Адольф - король шведов, готов и вендов спрыгнул с лодки, оказавшись по колено в воде, и, размахивая шпагой, повлёк гвардейцев за собой. Швеция вступила в тридцатилетнюю войну на стороне…
        Да, на своей собственной стороне. Неудача в войне с Россией не остудили воинственный настрой молодого короля, однако, многому его научив. Король стал другим. Более осторожным - нет. Более расчётливым. И шведская армия стала другой, с помощью шпионов, прошедших обучение в Вершилово, Густав-Адольф уменьшил вес мушкета до 5 кг. Появились новые трёхфунтовые малые пушки. В полках значительно увеличилось количество мушкетёров и уменьшилось, соответственно, число пикинеров. Была разработана и даже с помощью князя Пожарского (который об этом и не догадывался) улучшена линейная тактика. Почти до нуля сократилось количество наёмников. Теперь в армии были в основном свободные шведские крестьяне, пусть и вступившие в неё не добровольно, а по призыву, но свои - шведы.
        26 июня шведская армия Густава II Адольфа насчитывающая 16,5 тысяч человек, в том числе три новых полка, созданные по вершиловскому образцу, высадилась в Померании. Ввиду того что войска имперской армии, около 39 тысяч человек, и армии Католической лиги, ещё порядка 30 тысяч человек, были разбросаны, шведы почти без боёв подошли к столице Померании городу Штеттин. Кюрфюст Саксонии Август - герцог Саксен-Лауэнбургский на чьи земли высадились Шведы был ещё тем пройдохой.
        Август наследовал отцу в 42 года. Во избежание споров с младшими сводными братьями Август заключил с ними 4 октября 1619 года в Лауэнбурге династический договор, подтверждавший его единоличную власть в герцогстве. В 1626 году после смерти мачехи Марии Брауншвейг-Вольфенбюттельской Август захватил её вдовьи владения в амте Нойхаус, что привело к конфликту с её сыновьями. Герцогство объявило о нейтралитете в этой войне. Вот только… Младший братик - Франц Карл.
        На княжеском съезде в Лауэнбурге в 1625 году было принято решение направить против императора и Католической лиги нижнесаксонские войска под защитой короля Дании Кристиана IV. Франц Карл набрал полк для короля Дании и стал враждебным лагерем в управляемом его братом Августом нейтральном Саксен-Лауэнбурге. После поражения Кристиана IV под Луттер-Ам-Баренберге Франц Карл вновь попытался помириться с императором, прибегнув к содействию Валленштейна. Не успел. Тут шведы и высадились. Пришлось Францу Карлу с остатками своего полка примкнуть к Густаву II Адольфу.
        Штеттин, или как его именовали местные - Щецин был старинным ганзейским богатым городом. Там было чего пограбить. С одной стороны, Вроде Август и не воюет за католиков, а с другой стороны, солдатам, да и ему Кристиану нужна, добыча и нужны победы. И город был взят «на копьё». Грабежи насилие и прочие сопутствующие развлечения продолжались, как и полагается, три дня. После чего войска Густава II Адольфа и Франца Карла покинули город и двинулись к следующему. Прикинули по карте и решили, что следующим будет Грайфенхаген. Не в названии дело. Просто ближайший город по дороге на юг.
        Лучшая добыча оказалась, конечно, в замке-резиденции предыдущего герцога Филиппа II, величайшего покровителя искусств среди всех померанских герцогов. Он основал в Герцогском замке богатую коллекцию старинных и ранних современных монет. Теперь множество сундуков следуют в обозе за их новым хозяином. Будет чем отдавать долги этому проклятому Пожарскому.
        Событие сорок седьмое
        Капитан Гаспар Густав Граубе решил напомнить о себе фельдмаршалу Тилли не вполне обычным образом. Пугать - так пугать. А чего люди боятся больше всего? Смерти? Нет. Больше всего люди боятся непонятного. Такого, что выпадает за рамки обыденного, ну очень сильно.
        Замок Данквардероде в Брауншвейге, в котором решил Граф фон Тилли на время остановиться, представлял собой страшно древние полуруины из порядком выветрившегося кирпича с черепичной крышей в не менее плачевном состоянии. А что делать, герцогский дворец занял Валленштейн. Десятки архитекторов и десятки самоучек строителей за пятьсот лет превратили этот небольшой в прошлом двухэтажный замок в целый лабиринт переходов, крытых лестниц, флигельков и даже вполне себе крупных домов. Заблудиться в этих катакомбах мог бы и тот, кто здесь родился и жил, а фельдмаршал всего на несколько дней остановился. По этой причине обживать весь замок не стали. Приволокли всю более-менее прочную мебель в донжон и расположились в нём. Жили, не тужили, устраивали пиры, то генералиссимус посетит фельдмаршала, то местная знать не подавшаяся за своим герцогом. И вдруг началось.
        Капитан Граубе поражался этим воякам. Одеты кто во что горазд, дисциплины ни какой, учения не проводятся. На подходе к городу разбито десятки лагерей и все чего-то ходят и чего-то ищут. В основном конечно бражку или пиво, ну и пожрать чего. Именно, что не поесть, а пожрать. Сразу и проблемка нарисовалась. Вершиловцы в своём добротном одинаковом обмундировании смотрелись не просто как белые вороны, а как индюки в стае ворон. Тем более что и ростом были на голову выше этих имперцев. Решили переодеться. Нашли маркитантку поприличней, не в смысле внешности, все страшны как победительницы в конкурсе на самую страшную ведьму, а в том, что возок у неё поновей и от самой мочой не несёт.
        - Как звать тебя цветок луговой? Wie hei?t du Wiesenblume? - обратился Гаспар к нимфе.
        - Изольда! - полыхнула румянцем от комплимента и от протянутой серебряной монеты.
        - Фрау Изольда, нам нужно двадцать три солдатских мундира и один офицерский. Желательно не новый, желательно не воняющий трупом и желательно австрийский.
        - Много больно. Столько нет. So viel gibt es nicht. - И тоска по утраченным талерам в глазах голубых.
        - Назначаю тебя нашим интендантом. Вот задаток десять талеров. Действуй красавица Изольда. Handeln Schonheit Isolde!
        - А не боишься красавчик, что я сбегу с деньгами.
        - Но ведь если ты вернёшься с тем, что я заказал, то будешь иметь больше, кроме того на нас вообще выгодно работать. Мы сделаем из тебя богачку. Wir werden dich reich machen. Ты же не дура, упустить такое счастье.
        - Уж и пошутить нельзя, - надула губки цветочек луговой.
        - Фрау Изольда! Мы спешим.
        - Я воль мой генерал.
        - Капитан.
        - Возьмёшь меня в капитанши? Всё, всё - убежала, - и правда убежала.
        Вернулась через полчасика с инвалидом, который правил инвалидной лошадью с одним глазом, запряжённой в инвалидную повозочку с тремя с половиною колёсами. Четвёртое телепалось так, что непонятно, как и дотелепалось.
        Форма была дрянь. Ткань чуть не расползается, есть дыры от пуль. С Мёртвых всяко разно снимали. Ладно, не на парад. Граубе приказал Изольде разбивать лагерь и попытаться накормить его орлов, а сам один пошёл на разведку. Где остановился граф, сказал первый попавшийся под руку офицерик. Даже зачем это здоровому рыжему капитану не спросил.
        - Вон замок Данквардероде, на центральной площади.
        И правда. Замок, мать его. Но перед этим памятником архитектуры стоял памятник льву, всё как офицерик и сообщил. Гаспар прошёлся по неровной мощёной брусчаткой площади. Было три караульных у разных входов в эти лабиринты. Ну, ждите, ребята ночью в гости.
        Вернувшись в лагерь, и легко отыскав своих, по жёлтому фургону фрау Изольды, капитан подозвал маркитантку и тихо сказал, чтобы никто не услышал, даже свои.
        - Нужно три черепа. Wir brauchen drei Schadel.
        - А ты не колдун, красавчик? - но глаза не закатила и не завизжала.
        - Десять талеров.
        - Когда?
        - Вчера.
        - Ох, вляпаюсь я с вами. Повесят или утопят?
        - Наградят.
        Принесла поздно вечером, Гаспар уже отчаялся и стал другой план придумывать.
        - Должен будешь. Намаялась.
        - Потом расскажешь. Уходить пора.
        Все не пошли. Троих для намеченного вполне хватит.
        Утром графа фон Тилли разбудил женский визг. Потом к визгу добавился ещё один, потом ещё.
        - Что там? - недовольно спросил он у слуги.
        - Сейчас, Ваше Сиятельство. - Ушёл.
        Вернулся через пять минут бледный как покойник.
        - Там такое, Ваше Сиятельство!
        - Ничего поручить нельзя, - буркнул фон Тилли и спустился на площадь в халате прямо.
        Что это? Мозг отказывался складывать увиденное в чёткую картинку. Нужно было проморгаться, и покрутить головой. Напротив памятника со львом стояло трое часовых. Вот только вместо голов у них были черепа.
        Глава 17
        Событие сорок восьмое
        Фёдор Коровин - брат младшой Силантия Коровина мэра Днепропетровска твёрдо решил, что станет он корабелом. В этом году осенью будет поступать в кораблестроительный институт. Для чего, как только закончились занятия в школе, где он обучал малышей в первом и втором классе, пошёл Фёдор на верфь наниматься. Ему уже исполнилось шестнадцать лет, и вымахал он выше брата на голову, да и в плечах поширше будет. Всё же семь лет занятий споротом в Вершилово даром не прошли.
        Пришёл на верфь и задумался. Вон плотники стучат, тут уже готовые корпуса плашкоутов смолят, там верёвки на мачты цепляют. Кипит работа. Хоть уплыли давно оба полка и Вершиловский и Смоленский, а корабелы продолжают кораблики строить. Пусть и в чуть меньшем количестве. А чем он хочет заниматься? Чему научиться?
        Постоял, покрутил головой. Наверное, всё же вот как та бригада, обшивать костяки судно досками. Подошёл, посмотрел поближе. Мастер был голландец. Федька четыре языка знал, не так чтоб уж совсем в совершенстве, но худо-бедно на немецком, голландском, французском и польском понять, о чём говорят, сможет. Ещё несколько выражений и отдельных слов знал на испанском, португальском и датском. С французским немного получше обстояло. Виной тому любовь его первая - Лаура. Долго он эту девку обхаживал. Конфетки дарил, ленточки покупал, чтобы она в косы себе заплетала. Даже один раз сапожки подарил. Посмотрел, как она в летних ботиночках пробирается по осенней грязи на фабрику по производству масла и решил купить.
        Девка Лаура была красивая, чернявая, с карими смешливыми глазами и больше всего Фёдору улыбка её нравилась. Ямочки миленькие тогда на щёчках появлялись. А потом поссорились. Вдрызг. На сеновале у брата случилось весною этой. Завлёк он туда сильно и не возражавшую девку. Целовались, обнимались, а вот когда он полез ей под платье, вдруг завизжала, отвесила ему оплеуху, пнула по ноге дарёным сапожком и убежала. Чего спрашивается? Зачем тогда соглашалась идти жеребёнка смотреть и целоваться ведь чуть не сама полезла. Чёрт их девок поймёт, прости господи. А ещё говорят: «Девичий стыд - до порога, переступила и забыла».
        Федька на следующий день её с фабрики поджидал, хотел помириться и спросить, что не так-то, но эта придурошная прошла мимо и не откликалась. Позориться Фёдор больше не стал. Сейчас у него другая уже избранница наметилась. Эта из наших, русских. Звать Томкой. Полная она противоположность дурёхе Лауре. Светлые, почти золотые волосы, глаза голубые с чуть зеленоватыми искорками, а вот ямочки на щёках такие же, за них, наверное, и выбрал её.
        - Чего рот раззявил? - мимо прошли два мужика, волокли здоровенную и толстенную доску.
        И, правда, чего на дороге встал. Нужно уже было определяться. Фёдор этого мастера немного знал. Тот-то его нет, а вот Фёдор, когда с братом весной корабли принимал, с Бартоломеусом Мореном (MOOREN) даже здоровался за руку.
        Бартоломеус, как раз в это время мимо проходил, и Федька, собравшись с духом, его окликнул.
        - Мастер Морен, можно мне к вам наняться на работу, - стараясь чётко выговаривать слова, чужим голосом просипел Коровин.
        - Откуда язык наш знаешь? - остановился голландец.
        - В школе учил, - мотнул головой Фёдор в сторону Вершилова, то есть на восток.
        - В школе? Ты из Вершилова? - мастер остановился и с любопытством оглядел парня.
        - Да.
        - Стой, да я тебя вспомнил! Ты брат бургомистра Коровина!
        - Есть такое. Так что возьмёте на работу? - Федька родства не стеснялся, но и не выпячивал, сам хотел всего добиться. Да, брат с отцом мэры городов самых больших, поди, после Москвы. Они же сами стали, им никто не помогал.
        - Зачем тебе, деньги нужны? - подозрительно прищурился мастер Бартоломеус. - Так много новичку не положу.
        - Хочу осенью в Вершилово в кораблестроительный институт поступать.
        - Ого, похвально. Не буду тогда отговаривать. А где конкретно хочешь работать?
        - Корпуса обшивать.
        - Обшивать? Ну, обшивать, так обшивать. Вон иди в бригаду к Рунге. Я сейчас подойду, скажу ему, что у него в бригаде пополнение.
        Так Фёдор и попал в ученики к мастеру Клаусу Рунге. Не простая работа, а сколько слов и понятий новых. Киль. Настил второго дна. Бортовые стрингеры. Бимс - это такая поперечная балка, на которую палуба крепится. Шпангоут, бархоут, ширстрек. Руки с непривычки от работы болят, а голова от понятий новых. Выучит. И научится. В институте легче будет.
        Событие сорок девятое
        Так с Андрейкой Субботиным и добрались до дозора. Правда, тьма ойратов. И всё новые переправляются. Что делать-то? Ого, вон и ещё вдоль того берега столб пыли. Подмога к ворогам. Судя по пылище, что подняли тот отряд не меньше этого. В сумме - далеко за две тысячи. Нет, не отбиться. Это больше тридцати человек на каждого в его отряде. Патронов-то хватит, по сотне с лихвой брали, а вот времени, чтобы их истратить. Нужно уходить. Куда можно в степи от степняка уйти? Нет. Если бежать от этих волков, то только и вся разница, что помрёшь уставшим.
        - Стойте здесь. Если что изменится, Андрейку пошлёте, я вам смену через пару часов пришлю, - тихо проговорил Епифан Потапу Игнатьеву, одному из тех казаков, что давненько с ним колобродят.
        Уже повернул коня и про себя добавил: «Если будет у нас пара часов».
        И пара была и две пары. Тихая спокойная ночь. Ну, для кого как. Не для казаков. Подъезжая к стоянке посмотрел Соловый на четыре холма из мёртвых степняков и словно вспыхнуло в голове. Может, ещё и переживут они эту встречу с ойратами. Тут ведь всё дело в том, что атакуют эти «волки» только сидя на коне. И получается, что хоть защиту-то от стрел соорудить не из чего, а вот защиту от конной атаки большими силами вполне по плечу.
        - Сирый! Поднимай всех, на всю ночь у нас работа.
        Придумал Епифан следующее. Да, атаки в лоб эти монголы ещё ни разу не предпринимали, но обжёгшись на фланговых, могут. А, значит, нужно эту атаку пресечь на корню, чтобы и задумать её не смогли. У них ничего нет, чем отгородиться от ойратов. А выкусите, черти поганые, прости господи. У нас для защиты от ойратов есть ойраты. Холмы из трупов хороши для устрашения, а вот для боя подойдёт стена из трупов. Они заняли узкую полоску берега озера между двумя выступающими его частями. Оказались как бы в основании небольшого полуострова. С тылу их не взять. О флангах можно чуть позже озаботиться, сейчас главное - центр. Открытого пространства перед ними метров сто - сто десять.
        Морщась, проклиная всех степняков и все степи, сложили в ста метрах перед своими позициями стену из трупов. Первые уже сильно воняли. И выглядели с выклеванными глазами ужасно. Получилась не очень высокой. В четыре «ряда». Да, только лошадь мелкая, степная, да ещё со всадником, вряд ли перескочит.
        Теперь пришла очередь позаботиться о флангах. Подновили ямки, и верёвки с колышками на место воткнули. Готовы? Да, нет. Придумал и тут атаман хитрый ход. Кроме трупов людей имелся и ещё один «строительный материал». Это убитые лошади. И их совсем не мало, как бы, не две сотни. Первую атаку, тут к бабке не ходи, ойраты начнут с левого фланга. Нужно сузить им коридор, чтобы не валом валили, а не больше десятка за раз перед стрелками оказывалось. Лошадей таскать не монголов, вес разный. Потому к этому делу лошадей и привлекли. Зацепят коняжку мелкую степную за вожжи и отволокут к месту «строительства». Там уже люди поднатужатся, уложат, как полагается. Получилась уже по темноте сложить эдакую загогулину из двух рядов, расширяющуюся в сторону степи. Посмотрел Епифан и понял, что в один ряд мало будет, как стрельба начнётся, могут и перескочить через преграду. Вот со вторым рядом намучались. Поднимать и укладывать тушу конскую одну на другую, да ещё, чтобы не свалилась, не простое занятие. Только с началом рассвета закончили. А ведь ещё и вторую такую же хреновину городить. Люди устали. Ничего.
Уставшие, зато живые.
        Не хватило на вторую полноценную ловушку убитых монгольских мелких лошадок. Коротковата получилась, а наружная стенка, так вообще в один ряд. Ну, да там зыбкий берег, может, как ловушка сработать, жаль на первой загогулине до этого не додумались.
        Только последнюю тушу взвалили, как казаки, где стояли, там и попадали. И ещё не полностью упав на землю, уже спали.
        Ну, гости дорогие, теперь можно и подождать вашего прихода. Порядок в хате навели, угощение приготовили. Милости просим. Епифан был уверен, что не остановит степняков вид этих необычных крепостных сооружений. Будет атака и не одна. Горбатого могила исправит, а упрямого - дубина.
        Вернулись очередные дозорные. Стоят пока степняки. Ждут чего-то? Или им подкрепиться надо перед боем, брюхо набить? Танец, какой шаман должен сплясать? Повеселиться, значит. Как там ещё в одной поговорке: «За морем веселье, да чужое, а у нас и горе, да своё».
        Ну, посмотрим, у кого горе.
        Событие пятидесятое
        Как там, в фильме, про Евпатия Коловрата: «Да кто ж, вас всех хоронить-то будет». Пётр тоже лёг в цепь и из прихваченной снайперки всаживал одну пулю за другой в накатывающуюся лаву. Падали. Летели кувырком кони. Снова падали и снова летели кувырком и … приближались. Быстро, буквально пара минут, и первые татары чуть не под ноги обороняющимся стали падать.
        Пётр всё ждал, что вот сейчас не выдержат и повернут. Нет. Не повернули. Ворвались на позицию. Засверкали сабли в лучах заходящего солнца. Забахали пистолетные звонкие выстрелы. Грянуло «Ура». И всё же выстояли. Уже и в рукопашную сошлись. Кидались на врага, стаскивали их с коней и добивали уже на земле. Пожарский тоже двоих зарубил, поднятой с земли кривой татарской саблей.
        Кончились нападавшие. Огляделись и ужаснулись. Едва половина от смоленского полка осталась. Слава богу, что вершиловцев с собой не взял. Они сейчас у Перекопа. Хотя, какие различия. Эти тоже свои - русские и больше пятисот человек уже погибло. Весь план летел коту под хвост. Не дойдут до Ор-Капы или Ферх-Кермана (Города Радости). Надо поворачивать и возвращаться. Да ещё и добраться до кораблей надо. И только он так подумал, как грохнул выстрел из пушки, а потом зацокали и пулемёты. Очередная атака. И опять с двух сторон. Кто-то решил трупами завалить, но уничтожить русских. Хотя чего гадать, понятно, кто, этот «кто-то». Хозяин шатра и гарема Шахин Герай.
        Опять падали нападавшие с коней, опять кувыркались кони. В один момент показалось, что всё уходят, но татары остановились и из-за их спин выскочили лёгкие всадники, вооружённые луками. Много, несколько сотен. Пока пулемёты с ними справились, тысячи стрел успели уйти в полет, преодолеть эти пятьдесят метров и найти себе жертвы. А только перестреляли лучников, как тяжёлая татарская конница снова пошла в атаку, и опять добрались они до, наспех сооружённого из камней и земли, редута. Опять гибли смоляне, забирая с собой врагов. Пётр в этот раз берданки не отбросил. Удобнее гораздо штыком орудовать, чем сабелькой лёгкой. Двоих удачно ссадил с коня, правда и сам при этом под весом свалившегося татарина завалился на землю. Только встал, соображая, кто где, как на него прямо с лошади прыгнул закованный в тяжёлую кольчугу противник. Пожарский умудрился принять его на грудь, перебросить через себя и локтём в лицо успокоить. Потом подобрал винтовку и добил штыком. Вокруг шла рукопашная, и смоляне одолевали врага. Пётр пока на него не напали в очередной раз всадил в спину ближайшему татарину штык и, выдернув,
бросился к барахтающимся в паре метров от него. Удачно успел, татарин подмял нашего и душил его. Ну, вот с тридцатью сантиметрами стали внутри это делать труднее. Столкнув не состоявшегося «Росомаху» со смолянина, Пётр помог ему подняться и сунул в руку, валяющуюся тут же кривую сабельку, а сам устремился к очередной сцепившейся парочке. Ворог не одолевал, оба лежали на боку и добирались до горла, крича и поминая чью-то мать на двух языках одновременно. Выждав момент, сунул в рёбра татарину штык. И чуть жизнью не поплатился, на него бежал мелкий воин в кольчуге с саблей уже занесённой для удара. Оставалось только упасть, лезвие прошло в сантиметрах от горла. Пётр упёр ногу татарину в живот и, схватив за ворот кольчуги, перебросил его через себя. Попытался подняться, но в это время на него ещё один мелкий бросился. Этого так удачно отшвырнуть не удалось, просто стащил себе под бок и взял шею в захват на удушающий. Не успел, переброшенный очухался и кинулся третьим в борцовский поединок. К счастью со стороны ног. Пожарский ещё пару секунд выиграл, просто пнув его ногой. Мелкий же, отлетел. Мог и не
справиться, но тут, наконец, пришёл в себя последний спасённый им смолянин и вцепился голыми руками в шею пнутого. Пётр своего придушил и подполз к спасителю, оба мертвы, наш его задушил, но у самого кинжал в груди торчит.
        Хоть кинжал, а то ведь совсем без оружия остался. Пётр вынул его из груди спасителя. И тут, слава богу, подоспела лёгкая конница Богдана Разгильдеева. Смяли, покрошили и даже замечательную новость рассказали. Они, пока здесь шла драка, обошли по большой дуге противника и напали на ставку калги-султана. Перебили большую часть, а самого Шахин Герая и несколько его мурз захватили в плен.
        Всё, нужно срочно возвращаться к кораблям. Их, если не считать конницы Разгильдеева, в живых осталось всего полста человек, а если с конницей считать, то целых сто. Только-только сил хватит эти пять километров пушку дотащить, пулемёты и раненых. Что с того, что перебили несколько тысяч отборного татарского войска. Задачу не выполнили и целый полк потеряли.
        Так ведь теперь по степи с такими силами ещё до города Радости добраться надо. Даже загадывать не надо, попытаются татары своего калгу отбить. Потеря господина в бою таким способом - это несмываемый позор на всё войско. До последнего лёгкого лучника будут лезть в атаки. Ну, это в будущем, теперь быстрее на корабли. Ещё ведь и по темноте придётся тащиться. И раненых в два раза больше, чем здоровых.
        Кто же это такой хитрый план захвата Ферх-Кермана придумал? Уж не генерал-лейтенант ли Афанасьев? Стратег!!!
        Глава 18
        Событие пятьдесят первое
        Выспаться после трудового почина на всю ночь понятно не дали. Нет, не атаковали с бухты-барахты. Прислали переговорщика. Это так сперва Епифан подумал. Товарищ был один, подъехал к стене из соплеменников и спешился. Потом прошёлся вдоль неё. Дёрнул одного из верхних «кирпичиков, тот свалился на землю. Атаман думал, что переговорщик себе дорогу, таким образом, расчищает, чтобы подъехать. Однако «волк» свалил уже с десяток трупов и не останавливался. Так этот басурманин всю стену разберёт. Пора напомнить о себе.
        - Амиржан, успокой гостя, - потерял терпение Соловый.
        Бах. Всё же не отнять. Такое ощущение, что кипчак вообще мазать не умеет. Пытавшийся стащить очередного соплеменника ойрат дёрнулся и на стеночку сам завалился. Нужно было исправлять повреждение. Епифан взял с собой десяток казаков, и они за пару минут восстановили «укрепление».
        Конь разрушителя при этом не дался, сразу, как казаки приблизились, умчался в степь. Да и ладно хватает уже трофеев, как бы и не две сотни. Наловил Айтин с казаками вчера.
        После внезапной кончины «переговорщика» чуть не час ничего не происходило. Люди достали сухари и стали жевать. Самому Епифану тоже хотелось перекусить, но это желудок просил, а голова такую команду рукам давать отказывалась, мешал трупный запах. Ветерок переменился и сейчас почти от стенки на них дул. Сладковатый душок вонью и смрадом ещё назвать трудно было, но время и солнце своё дело знали. С каждым часом смердеть будет всё сильнее. Да и птиц вон уже сколько, будут расклёвывать тела и тем самым ещё больше запах усиливать.
        Следующее событие произошло неожиданно. Подъехала сотня ойратов и уже без всяких переговоров ломанулась в атаку. Ну, если они так и будут воевать, то замечательно. Три залпа из ружей и не никого. Вышли, добили и проход левый расчистили, чуть увеличив высоту стенки.
        И опять никого.
        - Андрейка скатайся. Глянь.
        Лекарь ускакал, а Соловый прошёлся до Айтина и спросил, что происходит. Они там с ума никак сверлись.
        - Думай, сто это людь из тот войск, что вчера бить. Их послать умирать. Нет бытыр - зачем живой. Иди за батыр.
        - Вот, как? Ладно. Подождём.
        Через час вернулся Андрейка. Воины устали ждать и чуть не поголовно спали. Соловый не препятствовал, пусть. Намаялись за ночь. Отдохнут чуть, поспят, точнее, стрелять будут. Вести были непонятные. Часть монголов ушла вниз по Тоболу. Остальная, большая, так и стоит у переправы.
        - Что задумали? Отдохни, Андрейка, сам скатаюсь.
        - Подождь, Епифан. Ты покемарь чуток, а я пригляжу за «волками» этими. Все хоть чуть поспали, а ты две суток на ногах, - это Сирый решил побратиму роздых дать.
        А и в самом-то деле. Спать хотелось, какой сейчас из него разведчик. Не успел атаман голову до седла опустить, а уже спал. И никто его до утра не беспокоил. Не нападали больше ойраты.
        - Что нового? - осознав, что уже утро и ополоснувшись в озере, спросил он у Сирого.
        - Да, вот только сменился разведчик. Ничего не творится. Стоят. Лагерь разбили. Может они хотят измором нас взять?
        - Измором? Так у нас провизии на месяц с гаком и вода под рукой.
        - Так-то так. А тогда и не знаю, - Сирый протяну Епифану несколько сухарей и кусок вяленого мяса, - Подкрепись пока.
        Поел Соловый, запил водой из фляги. Напрямую из озера он казакам пить запретил. Заливайте во фляги, а уж из них, чуть погодя пейте. По приказу не видимого им ещё князя Пожарского, в каждую флягу теперь серебряный рубль заделан. Шульга говорит, что серебро воду от заразы всякой чистит. И вот если кипятить нет возможности, то фильтровать через ткань обязательно и во фляге не меньше часа выдерживать.
        - Сам съезжу, гляну, - решил Епифан и пошёл своего Чёртушку седлать.
        Не успел. Примчался разведчик. Снимаются со стоянки ойраты. Коней взнуздывают. Сюда пару десятков скачет.
        - Ну, что, казаки, может, пришёл наш последний день, - обратился Соловый к отряду, - Если чем виноват перед вами, то простите. Если неправду творил…
        Не дали договорить. Примчался очередной соглядатай.
        - Близко совсем!
        - По местам. Патроны зря не жечь.
        Ох, а пылища-то. Знатная! Всем воинством прутся. Ну, где наша не пропадала. Да, вот возле этого озера безымянного и не пропадала. Так и негоже ему без имени быть. Пусть будет - «Русское».
        Событие пятьдесят второе
        Гаспар Густав Граубе не был ограничен во времени. Пётр Дмитриевич отправляя его за пополнением в немецкие земли никуда его не торопил. Даже под самый конец разговора сказал фразу, которая теперь для Гаспара и стала заданием.
        «Ты, лейтенант, смотри там, в Европе, если вдруг доведётся повоевать с Тилли или Валленштейном, то повоюй. Узнай слабые и сильные их стороны. Какие ошибки делают. Чего не умеют. Только не убивай их. Они мне для Истории нужны».
        Для какой такой истории ему эти двое нужны, Граубе не понял. Наверное, хочет их втравить князь Пожарский в какую-то историю и посмеяться потом над ними. Вообще князь полно всего необычного говорит. Если внимательно во всё вникать, да разбираться, где князь шутит, а где всерьёз говорит, то сам мозгов лишишься. Закипят. Вот любит иногда Пётр Дмитриевич своего друга поговорки рассказывать. Чудные. Ну, вот эта: «Относись ко всем с добром и уважением, даже с тем, кто с тобой груб. Не потому, что они достойные люди, а потому, что ты достойный человек». Какое такое уважение эта рыба сом - Тилли ожидает. Шлея ему под хвост ударила, и решил этот стратег замок у барона Плотто отобрать. У нашего? Хрен ему большими кусками, а не уважение. Про себя капитан и так знает, что он достойный человек.
        Больше нравилось другое высказывание этого друга княжеского: «Добром нужно отвечать на добро, а на зло нужно отвечать справедливостью». Гораздо больше оно нравилось не только потому, что не заставляло уважать таких как граф Тилли, а ещё и потому, что чуть поправляла Библию. «Подставь другую щёку». На войне? А вот ответить по справедливости, это совсем другое дело.
        Самая заумная была третья. Её князь Пожарский часто повторял на уроках по тактике. «Три вещи никогда не возвращаются обратно - время, слово и возможность. Поэтому не теряй времени, выбирай слова и не упускай возможности». Правильно этот Кунзя говорил князю. Возможности на войне, да и в жизни никогда упускать нельзя. Можно и вообще опоздать. Какие возможности у трупа. Может в земле лежать, и гнить, а может зверьём быть растащен. Не велик выбор.
        Так, во времени капитан был не ограничен. А вот в деньгах. Деньги, что выделил им на прощанье барон фон Плотто, практически кончились. Король датский вообще ни копеечки не дал. Да, бог с ним, тем более что и князь этого короля всегда называл бедным родственничком.
        Можно было смотаться за деньгами в один из филиалов банка «Взаимопомощь», но до любого ого-го сколько добираться надо. Хоть и имелась у Граубе записка к управляющему банка, но пока оставим на крайний случай. Второй способ был военный. Ограбить, тьфу, экспроприировать деньги у воюющей стороны. Врага. Забрать деньги у врага, по мнению Гаспара - это и есть поступить «по справедливости». Он знал два места, где у Тилли есть деньги. В его лабиринтном замке. И ещё в полевой казне. Вся ведь его армия в город не зашла. Брауншвейг и так уже забит войсками Валленштейна. Основная часть стоит на берегу реки Окер. По этой реке у Гаспара созрел один план, но сейчас на первом месте деньги.
        Сходили они в этот лагерь на разведку. Как и везде никакой охраны, ходи, где хочешь, делай, чего получится. Получалось у местных вояк бражничать, да еду себе выискивать, грабя окрестных крестьян. Казну вот охраняли. Она находилась в штабной палатке. Там жил мелкий старый генерал, который ходил и орал на всех. Наверное, думает, что так дисциплины больше станет. Пусть думает.
        Палатку охраняло четверо караульных. Всегда. Даже ночью. Менялись они через четыре часа. Ночью подойти, снять бесшумно четверых полусонных австрийцев, а потом связать и сунуть кляп генералу крикливому, для Граубе и его людей было делом не сложным.
        Первым делом они ввосьмером проникли в лагерь, разбили небольшую палатку и стали готовить на углях, купленное на последние деньги мясо. Палатку, хоть это оказалось и не просто расположили в прямой видимости от генеральской. Ну, и вонь же в лагере, выгребные ямы не вырыты, ни какие туалеты не сколочены. Все прямо чуть не на сапог товарища свои дела делают. С таким войском и воевать не надо, не ходи к семи гадалкам, скоро половина животами будет маяться, а там и до дизентерии не далеко.
        Дождались спокойно ночи, даже спали по очереди. Один раз, правда, чуть не окончилась их вылазка печально. Уже темнеть начинало, заявился имперский офицер и стал требовать, чтобы они с ним мясом приготовленным поделились. На увещевания идиот малолетний только пуще прежнего заводился. Так и толпа зевак скоро собираться начнёт. Тогда Гаспар пригласил его в палатку, типа, там ещё и выпивка есть. Полез дурень. Там ему шею-то и свернули. И на всякий случай «спать уложили», одеялом прикрыв. Сомлел вроде как офицерик, ну если его хватятся. Нет, ни кому этот австрияк не нужен оказался.
        Так вот, дождались темноты, ещё подождали, когда ночная смена заступит и за час где-то, до её смены, подкрались и тихо всем четверым горло перерезали. А не чего спать на посту! Потом зашли в шатёр генеральский и первым делом «крикливому» кляп в рот сунули. Адъютант или ординарец чуть крик не поднял, его в углу-то и не заметили. Пришлось Гаспару нож в него бросить. Остался бедный без глаза. Хотя он мёртвому и без надобности. И совсем чуть не испортила всё дело девка. Про неё и не знали. Оказывается, генерал комфорт любил. Как без девки на войне?! Повязали её, убивать не стали. Хотя и хотелось. Её, можно сказать, освобождают, а она кусается, и крикнуть пытается. А ещё не просто воняет, а аж смердит от неё. Как у генерала только мужества хватает к ней подходить, не говоря уж про всё другое.
        Казна оказалась в сундуке. Заперт. Обыскали сначала генерала и всю его одежду, но ключа не нашли. Потом догадались проверить ординарца или адъютанта одноглазого. Вот у него ключ был. Вскрыли скрипучий замок, масла капельки им жалко. Не густо. Сплошные расписки на клочках бумаги, ещё счета какие-то. Пусть остаётся. Золото всего было две пригоршни. Серебра же монет сто. Медь почти не брали, так сунули несколько горстей в кошели. Как карманов иногда не хватает. Быстрее бы в свою форму переодеться.
        С генералом решили поступить по справедливости, как друг князя Пожарского Кунзя учил. Раз он крикливый, то для того, чтобы громче кричал, взяли и разрезали ему рот пошире. А потом повязку надели. Заживёт. Про этот способ тоже князь рассказывал, мол, даже у французов книжка про это есть. «Человек, который смеётся», называется. Теперь генерал весёлый будет.
        Ушли по-тихому, палатку сворачивать не стали. Построились и двинулись так, строем на выход из лагеря. Там вот часовой не спал, увидел их, вытянулся. Всё же целый капитан куда-то солдат ведёт.
        То-то утром веселье начнётся. Генерал «улыбчивый» непременно Тилли расскажет, так чтоб не забыл, Густав ему под бинт на рту записку сунул для графа: «Раз не хочешь отдавать казну по-хорошему, то будет по-плохому». Всё, ни даты, не подписи. Догадается.
        Событие пятьдесят третье
        Пётр сам поехал в арьергарде. Снайперку взял. Богдана поставил командовать отступлением. Благо хоть лошадей хватало, а и пушка и пулемёты на колёсах. Впрягли лошадей и тронулись. Пожарский же с ещё пятью смолянами, так же вооружённых снайперскими винтовками с оптическим прицелом, остался на месте.
        Не подвели предчувствия. Вон и погоня. Дозор или разведка, не много человек двадцать. Подпустили их поближе и перестреляли. Пётр отметил, что смоленские снайпера, так себе. Каждый не меньше шести выстрелов сделал. А ведь из этих двадцати, четверых он свалил точно. Значит, на пятерых осталось шестнадцать. Получается, половину патронов зря спалили.
        Ну, научатся. Если живы останутся. Стали ждать продолжения. Минут десять было тихо. И это хорошо, километр выиграли. Из пяти. Ну, вот и гости. И опять мало, даже меньше, чем в первый раз. Только эти трупы товарищей увидели и решили смыться.
        - Огонь! - и первым стрелять начал.
        Чёрт! Может и не научатся смоляне стрелять. Упустили двоих. Он лично пятерых ссадил. А всего двенадцать было. Теперь жди беды.
        - Ребята. Давайте-ка мы вон туда перебазируемся.
        Позади них метрах в двухстах был небольшой холмик. Самое удачное, что он не точно по дороге, что сначала наступающие, а теперь отступающие смоляне натоптали, а метрах в пятидесяти в стороне. Вот на него и перебрались. На вершине ещё удачно несколько десятков больших каменюк оказалось, сдвинули их. Получилось, какое ни какое, укрытие. А противника опять нет. Ещё минут десять, а значит, километр пути, выиграли.
        Ну, вот, теперь серьёзные силы. Конница целая, ни как не меньше сотни.
        - Огонь!
        На помощников не смотрел, валил и валил всадников. Иногда специально по вырвавшейся вперёд лошади стрелял, та кувыркалась, и небольшой затор создавала, первый такой выстрел вообще удачным вышел. Следом ещё лошадей пять не удержались и, споткнувшись, попадали. Поднимались, но ведь уже без седоков. Краем глаза бывший генерал отмечал, что и смоляне не в молоко пуляют, да в такую плотную массу ещё умудриться нужно промахнуться.
        Повернули. Оставили около пятидесяти человек и с десяток человек на «дороге» и умчались назад. Хорошо. Ещё ведь пяток минут выиграли. И ещё. Ага, вон пылища на западе. Всеми силами идут. На фоне заходящего солнца чётко видно. Пора уходить. Такими силами и окружить могут.
        - Уходим ребята, мы часть своей задачи выполнили, на полчасика басурман задержали.
        Глава 19
        Событие пятьдесят четвёртое
        Командор Мишель де Нойрей на этот раз влип. По тому, что творилось в Ла-Рошели в прошлый его вояж, можно было предполагать, что гугеноты долго не продержатся. Так и получилось. Крепость сдали. И случилось это прямо во время загрузки очередной партии переселенцев. Пока матросы сбросили сходни, пока обрубили концы, королевские мушкетёры ворвались в порт.
        - Поднимайте якоря, срочно и ставьте паруса, нужно убираться отсюда, как можно быстрее, - закричал он капитану.
        Тот только рукой махнул. Матросы и так бегали, ни на секунду не останавливаясь. При этом ведь ещё переселенцы мешались. Лезли с вопросами, просто путались под ногами. Мишель решил, что правильнее будет не кричать на русского капитана, а успокоить и спустить по возможности в трюм своих - французов. Он нашёл старшего этого паникующего племени и попытался вразумить того. Паника ни как не способствует быстрому отплытию.
        Пришлось даже встряхнуть этого старосту. Однако едва де Нойрей отошёл от мужчины, как тот снова начал носиться по палубе, своими криками только усиливая панику.
        - Всё! Клянусь Девой Марией это мой последний рейс с этими богоотступниками! - взревел командор и стал пинками загонять гугенотов в трюм.
        Помогало это мало. Только вроде спустишь какого раздрипанного мужичка, как смотришь он вновь носится по палубе и зовёт какую-то Абель. А эта пастушка (Абель - пастушка) носится в десяти футах от него и орёт о своей козе, которую оставили на пирсе.
        И тут началась стрельба. Мушкетёры числом с пару десятков подошли почти к самому краю причала, установили сошки и начали неспешную стрельбу по кораблю. Что это были именно мушкетёры, легко было понять по короткому лазоревому плащу с вычурным крестом. А вот тот мелкий ублюдок, что отдал приказ стрелять по безоружным, среди которых большинство составляли женщины и дети, без сомнения де Тревиль. Жан-Арман дю Пейре - корнет этих сволочей.
        Паника на корабле ещё усилилась. Появились раненые и убитые. У одной женщины убило дочь и она, стоя на коленях перед окровавленной девочкой, что есть силы, трясла её, пытаясь привести в чувство. Ещё одним ярким запомнившимся пятном был толстенький мужчина. Пуля попала ему в живот, но не убила сразу, он сидел, прислонившись к мачте, выл и пытался пальцами заткнуть дырку на волосатом животе. Не получалось, кровь пульсирующими сгустками выбивалась из-под коротеньких толстых пальцев.
        И вдруг, как по мановению волшебной палочки, всё кончилось. Русским это надоело. Они на время оставили в покое паруса, взяли свои маленькие ружья и ответили французам. Три небольших залпа и нет мушкетёров. Вон и де Тревиль с прострелянной головой. Вон их капитан де Монтале. Тоже мёртв. Этого командор Мишель де Нойрей отлично знал. Та ещё сволочь. Вечно продуется в кости и потом ищет малейшего повода, чтобы деньги не платить, вызвать более удачливого игрока на дуэль. При этом надо отдать капитану должное - он был одним из лучших бретёров Парижа.
        Когда последний лазоревый плащ, выронив мушкет, свалился на землю, залитую голубой дворянской кровью красного цвета, матросы отложили ружья и продолжили прерванную на пару минут работу по подъёму среднего кливера, кливера и бом-кливера на носу судна. Хвала Деве Марии, что русские умеют так стрелять.
        Тем временем в порту не успокоились. Там начали разворачивать захваченную у гугенотов пушку. И при всём мастерстве русских они не успевали поднять паруса, до того, как королевские пушкари произведут выстрел. Мишель указал на это русскому капитану. Семён Мещёрский кивнул, не спеша сильно, сходил в свою каюту и вернулся с длинным мушкетом необычной формы. После этого капитан зарядил свой странный мушкет, прицелился в приделанную к мушкету небольшую подзорную трубу и выстрелил. Перезарядил и снова выстрелил. Командор смотрел на странный мушкет, а когда Семён встал и стал отряхивать колени, то перевёл взгляд на пушкарей. Все пятеро были мертвы, и вокруг такой опасной только что пушки больше никого не было.
        А тут и судно, ухватив косыми парусами ветер, стало отваливать от пирса. В очередной раз фортуна улыбнулась Мишелю де Нойрею. Только хватит её испытывать. Пора перебираться в Вершилово и мирно и спокойно жить там, выращивая розы на участке перед домом. Видел он такой садик у Ван Дейка. Денег он заработал достаточно, ещё и детям останется. Всё, на покой. Навоевался. И за себя навоевался и за детей.
        Событие пятьдесят пятое
        Епифан Соловый помолился, перекрестился троекратно, тяжко вздохнул и проговорил обступившим и повторившим его движения казакам:
        - Долгонька мы с вами по свету колобродим. Всему конец приходит. Если поляжем здесь все, то думаю, в раю вновь одной ватагой соберёмся, а если кому доведётся, пережить сей бой, то поставьте за нас свечки. И передайте Шульге, что нужно идти сюда всей силой и выбить эту нечесть с нашей земли. Хватит волкам всяким поганить её. Ну, с богом ребятушки. Патроны зря не жгите. Эвон сколь их прётся, на всех должно хватить.
        Обступившие его люди пробубнили что-то и стали расходиться по своим местам.
        - Амиржан, ты стреляй без команды всякой. Как поймёшь, что достанешь, так и пали. Да, если кого в богатой броне увидишь али просто на коне хорошем, то таких и снимай в первую очередь. Ну, казаки с богом!
        Сотник лёг на землю и поудобнее устроил на седле вершиловское ружьё. Метрах в двухстах ойраты стали накапливаться для штурма укрепления. Видно было, что стенка из трупов их соплеменников степняков пугает, держались левее. Там всего лишь «забор» из дохлых лошадей. Чего необычного в мёртвой лошади.
        Выстрел Амиржана грохнул неожиданно. За ним не выдержали ещё пару казаков, но Соловый прикрикнул:
        - Чего патроны тратить, далече же!
        А вот Амиржан попал. Епифан поднёс подзорную трубу к глазу. Так и есть впереди суета, а на земле лежит «волк» в лисьей рыжей шапке и длинным хвостом. А потом завыли там-то. И в это время кипчак ещё два раза выстрелил. И попадали. Меткий, зараза. Дальше уже снайпер стрелял каждые двадцать ударов сердца. Как по мишеням на тренировке. Сотник, думал, что басурмане не выдержат и бросятся в атаку, но произошло всё наоборот. Всадники попятились. Сначала медленно, а потом под натиском выпускаемых кипчаком пуль, всё быстрее и быстрее.
        Но радовались не долго. На этот раз накапливаться не стали. С ходу атаковали. Зацокала винтовка Амиржана, а потом уже и все остальные бахнули. Опять падали передние ряды, кувыркались лошади, но это пока от пуль. Ага, вот и до ямок добрались с верёвками. Вал конницы словно споткнулся и остановился. В узком проходе сразу затор образовался. Как и предчувствовал Соловый всадники попытались свернуть и перескочить через небольшую стеночку. В обоих направлениях. Не везло и тем и тем. Кто сумел перескочить вправо, попадали через пару метров на вязкий илистый берег, лошадь с разбегу преодолевала пару метров, а потом ноги её увязали всё глубже и она падала. И тут же на это место перескакивал следующий всадник и не прошло и нескольких минут, как тоже организовалась куча-мала.
        Тем же, кто сумел перебраться влево, везло больно-то больше попавших на топкий берег. Эти оказывались прямо перед стрелками, и уйти назад было нельзя, та стенка из соплеменников, да и не так много их было. Успевали казаки ссаживать их плотным огнём.
        Всё, отступили, опять на те же двести-двести пятьдесят метров. И опять вскоре попятились под огнём снайпера.
        - Отбились, кажись, - Соловый вынул пробку из фляжки и сделал два больших глотка.
        - Не успокоятся, - лежащий рядом Сирый потянул руку за фляжкой.
        - Ну, ждём гостей, - даже хохотнул Андрейка, что с другого бока от атамана лежал.
        Соловый не ответил. Встал, разминая затёкшие от напряжения руки ноги. Прошёлся вдоль позиции из сёдел и амуниции трофейной. Многие казаки и на себя лёгкие кольчуги одели. Так хватило и на холмик перед почти всем строем из железа выложить. Казаки поднимали тоже, разминали ноги. Не сильно долго отдыхали. Вон снова запылили.
        На этот раз хитрецы сами себя перехитрили. Решили атаковать справа, но не по построенному коридору, а взять ближе к озеру. И на что надеялись. Лошади сразу завязли, и казаки легко перестреляли пару десятков «волков», попавших в грязевую ловушку. И Амиржан счёт пополнил.
        - Что с патронами у тебя, - вспомнил о конечности их сотник.
        - Сто один, - и лыбится.
        - Ну, значит, поживём ещё.
        Дальше повторилась первая атака. Только вот закончилась она не так хорошо. Из-за того, что лошадей на полноценную стенку-то не хватило, чуть не сотня ойратов сумела прорваться на свою любимую позицию, мчались вдоль укрепления русов и поливали их стрелами. Минут пять это длилось. К этому времени проход полностью оказался заполнен мешаниной из конских и людских трупов, а так же ранеными.
        Перестреляли и прорвавшихся. Только бед они успели понаделать. Потом посчитали. Трое убиты и семь человек ранены. Двое тяжело. Не выживут, скорее всего. Ойраты же опять свою ошибку повторили. Остановились у стенки из сородичей, забыв о кипчаке. Раз десять Амиржан бахнул, пока до разгорячённых боем степняков не дошло, что достают до них русские пули. Отхлынули.
        Солнце садилось за озером. Хохотали примолкшие при стрельбе чайки. Носились, друг за другом утки. Мирная жизнь, если назад смотреть. А если вперёд. Сотни три они успокоили. И громче чаек кричат и воют раненые. Лошади ржут. Потерпите. Вот солнце сядет, и пойдём на помощь. Отправим вас к вашему конскому богу.
        Потерпите.
        Событие пятьдесят шестое
        Генерал-майор Ян Заброжский ехал на своём вороном арабе вдоль укрепления Перекопа и, отпустив поводья, напевал под нос песню про себя:
        Пожарский - наш товарищ,
        С нами весь народ.
        Приказ: «Голов не вешать
        И глядеть вперёд!»
        Ведь с нами Ян Заброжский,
        Первый русский генерал,
        Загоним всех врагов
        Мы за Урал.
        Где сейчас товарищ Пожарский? По всем расчётам, даже самым неблагоприятным, они уже должны были обойти Ферх-Керман и дать сигнал к совместной атаке. Нет. Нет сигнала. Как не вглядываются дозорные в небо над крепость. Нет красной ракеты. Чего только не передумал Заброжский и, что ракеты у них отсырели, и что мелкий этот залив, как рассказывал и сам Пётр Дмитриевич, и завязли в нём кораблики. На мель сели. Всякие трудности придумывал. Только об одном старался не думать.
        Но день проходил за днём и мысли уже сами, без хозяина крутились вокруг слова «побили». Не велико ведь войско у князя. И не вершиловцы с ним. Пусть смолян как раз и готовили воевать выходцы из Вершилова, но одно дело чуть не десять лет подготовки и огромное количество выигранных сражений, и совсем другое - занятия с инструкторами в течение пары лет, да один польский поход, по сути, без боёв совсем.
        Заброжский из-за этой непонятной ситуации даже пару раз чуть не отдал команды о штурме города. Чего сидеть, как дурачки, в степи. Три прямых попадания пушечными снарядами в стену, и нет той стены. Одна пыль останется. Зачем Пётр Дмитриевич вообще этот обходной манёвр затеял. Решил сберечь целыми стены крепости, чтобы потом самим же и не восстанавливать. Так и что, согнали бы татар пленных, они бы мигом всё починили. Нашлись бы и доски и брёвна и глина. Ладно бы была настоящая крепость, как у шведов в Финляндии или у поляков. Как можно эту глинобитную ерунду вообще крепостью называть? Как можно сравнивать со стенами того же Кракова или с Московским Кремлём?
        Пытался Ян уговорить Пожарского перепахать тут всё артиллерией, да и двигаться дальше вглубь полуострова. Потом пленных татар бы и нагнали. Да ещё и разобрали бы там пару тройку настоящих каменных стен и заставили сюда камни или кирпичи перевезти и построить неприступную твердыню. Но нет. Вечно Пётр Дмитриевич всё хочет сделать малыми силами и малой кровью.
        Без дела в отсутствии командира они, конечно, не сидели. Сначала обстреливали крепость с максимальными перелётами. Потом с недолётами. Пару раз положили снаряды внутри крепости. После этого крымчаки предприняли вылазку, хотели видно отбить пушки. Да не на тех нарвались. Около пяти сотен всадников рано утром, едва рассвело, выскочили из ворот и с гиканьем и завыванием устремились в атаку на позиции пушкарей. Это против четырёх пулемётов Гатлинга и пяти пушек заряженных шрапнелью. Если два десятка назад вернулось, то уже хорошо. Плохо, что все эти трупы начали разлагаться, а ветер как раз с юго-запада. Несёт смрад прямо на вершиловцев. И ничего предпринять нельзя. У татар есть плохонькие пушчонки, что как раз добивают до того места, где побоище устроили лихим степнякам, решившимся на вылазку.
        Больше они такой дурости не предпринимали. Быстро учатся. Одного раза хватило. Только не радовала эта победа. Что-то случилось с Пожарским.
        - Ян, там наши! - Вырвал из раздумий Заброжского, прискакавший Вилли Шварцкопф. - Дозорный сейчас от Сиваша примчался. Пётр Дмитриевич с небольшим отрядом сюда двигаются.
        - Что значит небольшим? А полк где? - На задних ногах повернул вороного к немцу генерал.
        - А я знаю? Давай бери сотню, навстречу пойдём.
        - А ты чего? - с чего это полковниками стали генералами командовать.
        - Захромал конь. Сейчас в сусличью нору ногой провалился. Пусть заводного моего буланого взнуздают.
        - Ох, чую я недоброе, - мотнул головой Ян.
        - Тут даже чуять не надо. Не бросил бы Пётр Дмитриевич полк. Беда видно.
        - Жди здесь, быстро я.
        Глава 20
        Событие пятьдесят седьмое
        Капитан Гаспар Граубе застал в оставленном на время лагере полный бардак. Сержант Питер Мольтке порученное ему дело: «Спокойно сидеть и не привлекать к себе внимание» провалил. Вокруг жёлтого фургона фрау Изольды организовался целый лагерь. Самое интересное, что вели себя эти товарищи так, будто это их место, а против трёх больших палаток Граубе они не возражают. Изольда тоже решила удивить капитана. Она где-то раздобыла вполне приличный шатёр, который бы и генералу какому впору пришёлся. Вокруг этого буро-зелёного шатра кипела жизнь. Визжали женщины, что-то готовилось. Даже вон постирушки организованы. Две бабёнки в деревянных корытах стирали что-то довольно белое.
        С одной стороны, теперь они точно ни чем не выделяются среди войск фельдмаршала Тилли, а с другой…
        - Какого чёрта Мольтке! Что происходит?
        - Гаспар!!! Жив, чертяка! - Граубе приличненько приложили по спине.
        Капитан медленно обернулся, готовый к любым неожиданностям. И, правда, неожиданность. Перед ним стоял Готлиб Штибен. Вершиловец.
        - Какими судьбами? Как ты тут очутился Готлиб? - друзья обнялись.
        - Занесла нелёгкая. Меня ещё год назад Пётр Дмитриевич послал в Золинген мастеров по изготовлению холодного оружия в Вершилово переманить. Я первую партию с Германом Вагнером отправил, а сам остался самых упёртых и самых умелых агитировать. Три месяца убил. Дошли до Брауншвейга, а тут вон что творится. Три недели уже мыкаемся. Бойцов-то у меня совсем мало осталось, боюсь не пробиться сквозь кордоны на границе с Речью Посполитою. А ты здесь, какими судьбами?
        Граубе в принципе задание князя Пожарского выполнил. С графом фон Тилли повоевал, все слабые и сильные стороны этого горя войска выявил. Со вторым вот заданием тоже справился, там, у Кристиана сейчас три взвода сержанты обучают, а значит, если их забрать с собой, то можно и возвращаться в Вершилово. А тут ещё такой случай подходящий, нужно проводить домой Готлиба Штибена с набранными им в Золингене мастерами.
        - Сколько с тобой народу? - Гаспар обвёл рукой не маленький лагерь.
        - Как считать! Пятеро мастеров. Одиннадцать подмастерьев. У всех жёны, дети. Они вон чуть в сторонке остановились, - лейтенант Штибен указал на ещё один лагерь поблизости.
        И точно, там были гражданские. Граубе на них даже и внимания не обратил и в своём лагере перемен хватало.
        - Сколько? - не простой будет задачка - добраться до дому.
        - Семьдесят человек.
        - Нда, а что с бойцами? Их сколько?
        - Ну, мой десяток весь жив, здоров, плюс я ещё пятнадцать молодцов поздоровше навербовал. Да прибился ко мне земляк из Риги. С ним четверо. Рейтары. Средненькие. Решили домой возвращаться. В Риге же теперь спокойно. А да, ещё трое богемцев. Отбились они от барона фон Плотто в позапрошлом году. Хотели дома остаться, а тут получили весточку из Днепропетровска от своих, и теперь решили с нами пробираться. К морю мы движемся. Попробуем нанять там кораблик до Риги.
        - Понятно. Слушай, Готлиб, у меня два дела незавершённых. Если недельку подождёте, то вместе пойдём.
        - А что у тебя с деньгами. У меня на исходе. Продукты сильно подорожали, а тут ораву в сто человек кормить надо.
        - Есть немного. До Риги, думаю, добраться хватит.
        - А что за дела, может, помощь нужна? Мои уже изголодались по делам-то интересным.
        - Только тихо пока. Хочу дамбу на реке Окер взорвать.
        - Зачем? - Готлиб посмотрел на полноводную реку невдалеке от лагеря.
        - Подарок прощальный фельдмаршалу фон Тилли и его дружку адмиралу Валленштейну. Пусть покупаются. Поплавают. Самое адмиральское занятие.
        Фрау Изольда набросилась на капитана, как любящая жена, на неделю неизвестно где отсутствующего мужа. Не в том смысле набросилась. Ну, может, она бы и в том набросилась, а пока потребовала денег.
        - Такая орава голодных ртов, да ещё дети, пришлось залезть в заначку, что собирала на чёрный день. Я была уверена, что вернётся мой капитан и принесёт деньги. Всё вернёт бедной женщине, да и с процентами.
        - И сколько они тут наели? - Гаспар уже мысленно попрощался с парой серебряных монет.
        - Два золотых гульдена Рейнского монетного союза.
        - Ого.
        - Продукты вздорожали в три раза, - самое интересное, что Гаспар чувствовал, что это почти, правда. Маркитантка, естественно без прибыли не останется, но нужно для себя сделать вывод. Пора отсюда сваливать. Такими темпами если тратить деньги, то придётся ещё за одной казной вскоре наведаться.
        - Старинных монет у меня нет, не заменят их три дуката. По весу даже больше.
        - Гут, красавчик. Так возьмёшь меня в капитанши? Я женщина бережливая.
        - Не сегодня, - Граубе достал из кошеля три позаимствованные у улыбчивого теперь генерала золотые монеты и протянул. Изольде, потом подумал и достал ещё одну, - Давай, сегодня устроим пир.
        - С радостью, - убежала, на ходу отдавая приказы сгруппировавшимся вокруг неё женщинам. И сама капитан в юбке.
        Капитан подозвал Мольтке.
        - Сержант, двигай-ка ты к нашим. Возьми с собой пяток человек, на всякий случай. Линебург днях в трёх пути. Там переговори с новобранцами. Возвращаемся в Вершилово, сколько будет желающих, возьмём с собой. Нет, так нет. Забирай наших и возвращайся. А мы тут пока наведаемся в гости к Тилли.
        - Эх, Donnerwetter verwunschend (чёрт побер?) всё веселье пропущу.
        - Не бойся, старина. Нам ещё с этим табором до моря пробираться. Навеселимся всласть.
        - Хорошо. Я быстро.
        Событие пятьдесят восьмое
        Епифан Соловый ехал последним.
        Они так долго ждали следующий штурм ойратов, что когда он начался, то даже обрадовались. Начался он, едва солнце взошло. Со стороны солнца они и появились. Остановились метрах в ста от стенки. Амиржан уже хотел было показать волкам, что на таком расстоянии они не хищники, а просто добыча, но Соловый его придержал.
        - Давай посмотрим, чего они придумали.
        - Они придумать - сломать, - мотнул головой кипчак в направлении «ограждения» из трупов ойратов.
        - Посмотрим.
        Точно, так эти стратеги и решили. Да, у них и выбора особого не было. Свой любимый фланговый манёвр с дальнейшим резким поворотом, сейчас, ни слева, ни справа был невозможен. Всё трупами коней и самих степняков завалено. И пеший-то с трудом проберётся, куда там конному. Оставалось, либо осаду устраивать, либо атаковать в лоб, предварительно разобрав стенку.
        Решили разбирать. Двое спрыгнули с коней и пошкондыбали, как-то вприпрыжку, к преграде. Бах. Бах. Бах. Три выстрела пришлось Амиржану делать, после первого, товарищ, получившего пулю, залёг и несколько метров прополз по земле в обратном направлении. Однако через пару минут ему это надоело, он вскочил и, петляя, побежал к своим. Первым выстрелом кипчак промазал, но вторым подтвердил звание снайпера.
        Совещание длилось не долго. Епифан, однако, успел определить, кто там команду отдаёт и указал на него стрелку:
        - Вон тот, на вороном коне с лисьей шапкой.
        - Не боися. Визу.
        Бах. Это полетел с коня командир, бах - это всадник рядом с ним. Раз рядом с командиром, то тоже не простой пастух.
        Войско заволновалось, задёргалось, но пока догадалось отойти подальше, и пока отходили, Амиржан успел раз двадцать выстрелить.
        - Стой! Оставь патроны. Пригодиться могут.
        - Десять два три, - сообщил кипчак, перестав стрелять и заглянув в сумку, что у него через плечо болталось.
        Прошло около часа. Наконец, к стенке устремилось около сотни конных. Умные. Решили, что один человек сотню не перестреляет, а они за это время успеют проход расчистить. Только и Соловый не дурак. Он стену дал команду строить на таком расстояние, что и обычное ружье вполне доставало. Бабах. Пусть и не совсем слитный, но залп шестидесяти ружей, пока монголы останавливались, пока разворачивались, пока скорость вновь набирали. Казаки успели перезарядить ружья и выстрелить. Бах, бах, бах, совсем не залп, разное умение, кто быстрее, кто чуть медленнее заряжает. Ойратам хватило. От силы три - четыре человека до своих доскакало.
        До самого вечера больше ничего не происходило. Хитрецы! Без всякого сомнения, решили дождаться темноты и под её прикрытием развалить «баррикаду». Только на эту хитрость и своя есть. Как начало темнеть, Епифан взял Амиржана, да ещё с десяток стрелков получше и выдвинулся к стене. Не слишком и долго оставалось ждать. Пришлось, правда, в ноздри тряпку на кусочки порванную запихать. Уже чуть ни неделю трупы лежат.
        Монголов было десятка два, перебирались не ползком, а смешно, на коленках. Да, рождённый ездить - ползать не может. Не повезло «разрушителям крепостей», Луна на небе чуть не в полную силу, и ни одного облачка.
        Бах, бах. Попытались несколько человек убежать, но Амиржан им пули в спины всадил, а не бегай от снайпера - усталым умрёшь.
        Всё, больше ни на следующий день, ни после ойраты не нападали. Соловый взял с собой Андрейку и съездил на разведку. А нечего разведывать. Нет богатуров, что ищут, где враги, чтобы с ними сразиться. Как там красиво говорил пленный: «Он, скрежеща зубами и проглатывая свои слюни, постоянно спрашивает: нет ли неприятеля, с которым бы подраться. Он с жаждою ищет неприятеля, чтоб померяться силой»? Имя забылось. Да, и не важно. Утёр слюни. Если, жив остался.
        По следам чётко было видно, что на восточный берег орда эта перебралась, назад. Вернулись разведчики к озеру.
        - Всё, ребята, оставили поганые нас в покое. Пора дальше двигаться, и так неделю потеряли.
        Епифан Соловый ехал последним. Уменьшился его отряд на двенадцать человек. А ведь какую силищу переломили. Эх, в прежних бы боях такое оружие. Против ляхов, шведов. Не сдали бы Смоленска и Новгорода. Ну, теперь есть.
        Найдём исток этого Тобола, раз нужен он князю Пожарскому.
        Событие пятьдесят девятое
        Стереть с лица земли. В пыль обратить. Пётр Пожарский сидел на своём «Цыплёнке» и рассматривал в бинокль проклятую крепость. Прав Заброжский. Нужно артиллерией поработать от души, а потом нагнать сюда пленных и заставить всё восстановить. Плохо то, что теперь в этой крепости придётся вершиловцев оставлять. Смоляне почти все полегли. Меньше пятидесяти человек от полка осталось. Плата это. Ему за зазнайство. А люди мертвы и у всех семьи. Деньги найдутся, и детей в школы определим и прокормим, но мужа жене уже не вернуть и сына старым родителям.
        Всех крымчаков нужно поголовно истребить. Стоп. Остановись, чего себя-то распалить, ты дебил, товарищ генерал, а их поголовно. Они как раз свою землю защищают. Пётр мотнул головой, злые мысли вытряхивая. Ярость злобная, как и зазнайство, ни к чему хорошему ещё не приводили. Месть блюдо, которое едят холодным. Некогда вот только. В любой момент Порта помирится с Мехмед Гиреем и тогда совсем другая война получится.
        - Ян, что думаешь, сдадутся или будут до последнего солдата стоять? - Рядом гарцевал не коне Заброжский.
        - До последнего.
        - Что ж, начали.
        - Давно бы так, а то малой кровью норовишь. Полк целый полёг. Согласен, не просто так. Судя по раздутым стволам на пулемётах и количеству пожжённых патронов, тысяч пять - семь положили. И это были отборные войска. Теперь с ними уже не воевать. Сильно проще будет вершиловцам. Но можно было и с лучшим соотношением поменять. Сейчас один к семи получилось. А могли и в два раза больше сделать. За подкреплением-то отправил?
        - Да, Шварцкопф сейчас отправляется.
        - Этот приведёт.
        - Анисим, - окликнул Пётр начальника артиллерии, - Давай так. По воротам не стреляйте. Хоть их сохраним. Бейте по стене справа от ворот. Как большой проём получится, прекратите стрелять. Посмотрим, как татары себя поведут. Ясна задача?
        - Да, чего тут неясного. Опять решил малой кровью, - махнул рукой Заброжский.
        - Так точно, Пётр Дмитриевич. Сделаем.
        Подполковник со смешной фамилией Рукосуев ушёл к своим артиллеристам. Не прошло и пары минут, как ухнула первая пушка и прямо под стеной в десятке метров от ворот вспух чёрный столб взрыва. Следом жахнула вторая. У этой удачнее получилось. Попали прямо в стену. Огромный кус глины и камней вывалился. При этом стало видно, что стену не детскую построили, выворотило пару метров вглубь, а другого края не видно. Третья пушка тоже попала в стену, в этот раз чуть меньше кусок выпал. А потом пошли попадания одно за другим, да и как тут не попасть, прямой наводкой лупят.
        Через пять минут стрельба прекратилась. Пётр подождал, пока пыль осядет, да дым снесёт в сторону и посмотрел в бинокль на стену. Огромная часть стены, метров сорок в длину, была обрушена. Вот только не до конца. Получалось, что больше пяти метров она шириной. Не поленились сто лет назад татары крымские, серьёзной стеной отгородились от степняков.
        - Продолжайте, Анисим, - кивнул он подбежавшему начальнику пушкарей, - думаю, ещё пару таких залпов и появится проход.
        И вновь загрохотали орудия. Пётр про себя усмехнулся, вспомнив только прошедший разговор с Заброжским: «Нагоним пленных и отремонтируем». Не простое будет мероприятие, такую толстенную стену восстановить. Не пять-шесть человеко-часов. А многие и многие тысячи.
        Бах. Опять заговорили пушки. Громко. Так и оглохнуть можно, Пётр показал Яну, что нужно отъехать, ничего интересного в ближайшие пять минут не произойдёт.
        Вернулись, когда стрельба закончилась. Стену пробили. Только количество глины и камней было таково, что прохода всё равно не получилось. Была крутая стена высотой метров пять с половиной, а сейчас - пологая стена высотой метра три.
        - И что теперь? Лучше намного не стало, - обратился князь к генералу.
        - Пусть продолжают. Снаряды есть. Подождём.
        - Продолжайте, Анисим. Бейте только по этому провалу.
        Глава 21
        Событие шестидесятое
        Отряд Епифана Солового поднимался вверх по реке Тобол уже пятый день. Они прошли уже то место, где повернули назад в прошлом году. Теперь стали двигаться совсем медленно, испанец картограф Карлос Хосе всё шаги считал, хорошо хоть река почти не петляла. По прикидкам картографа по тридцать километров или вёрст за день делали.
        К этому месту они вышли перед привалом на обед. Прискакали разведчики и сообщили, что впереди люди. Какое-то становище. Разбиты уйи, это по местному так их войлочные дома называются. Среди разведчиков был Амиржан - кипчак из рода тортуыл, почитай местный. Он и про уй рассказал и про то, что в селении готовятся к празднику. Праздник великий, можно сказать, самый главный в году.
        - И что за праздник, - Соловый не мог решиться, то ли остановиться в стороне, то ли нагрянуть к местным прямо на этот праздник.
        Ответил, как ни странно, не Амиржан, а прислушивающийся к их разговору башкир Темир, что теперь уже во всех экспедициях Солового участие принимает. Башкир знал кучу местных языков и наречий, а если и не знал, то очень быстро осваивал, всё равно языки похожи один на другой.
        - Курбан-айт, или "праздник жертвоприношения", вот я осёл, как сам-то не посчитал. Это праздник, приходящийся на 71 день после рази-айт, то есть на десятое число месяца зу-аль-хиджа, - хлопнул он себя по бритой голове.
        - Ты ведь толмач, вот и говори по-русски, что за праздник, - из всего сказанного Соловый понял, только про жертвоприношение. Уж не людей ли убивать будут.
        - Согласно приданию, одному из наших первопредков Ибрахиму однажды во сне явился Аллах, повелевая ему, дабы испытать его веру, тайно подняться в горы и принести в жертву Аллаху своего сына Исмаила. Однако, когда тот поднялся в горы и готов был убить мальчика, Аллах, убедившись в его преданности, послал в качестве искупительной жертвы ягнёнка.
        - Понятно. Ты скажи, нам лучше здесь переждать, пока праздник, или туда переться. Не охота ещё одну войну затевать.
        Соловый уже решил сам съездить, посмотреть, что там за поселение, но лишней информации не бывает.
        - Во всем мусульманском мире сегодня в жертву приносятся овцы и ягнята. Мясо отдаётся бедным и частично используется для праздничной трапезы семьи. Сегодня обязательно будет традиционное состязание - кокпар.
        - Темир, я тебя спрашиваю, нам дальше ехать или лучше здесь остановиться?
        - Конечно, ехать, в этот день на нас точно никто нападать не будет. Угощать будут. Пригласят в игре поучаствовать.
        - Хорошо. Вы с Амиржаном езжайте вперёд и предупредите, а то ещё перепугаются. Стрелять начнут.
        - Хоп. Уверен, как дорогих гостей встретят.
        Поселение было большое, юрт или уйев было штук тридцать. Самое интересное, что увидел Соловый, подъезжая с Темиром и Амиржаном к этому аулу, так это домницы и кузню. В последний момент, он передумал отпускать инородцев одних, мало ли, чего, вдруг их за врагов примут. Тогда ведь надо будет срочно решение принимать.
        Аул был полон движения. Играли дети, перебегали от одной юрте к другой женщины, а вот мужчин почти не было видно. Их увидели, но особых волнений появление их троицы не вызвало. Только дети исчезли, да появились несколько мужчин. Все пожилые, куда интересно молодёжь то делась?
        Поприветствовали. Хоть Темир и полиглот, но с этими не сразу общий язык нашёл. Несколько минут понадобилось, чтобы словами и жестами рассказать ему об отряде. Что ж, не обманули его предчувствия, казаков, весь отряд и, правда, пригласили в гости на праздник. Выяснилось, и куда мужчины делись все. Оказывается, состязание кокпар уже началось, все взрослые мужчины и юноши на жеребцах отправились в степь за несколько километров, и сейчас уже скоро должны прискакать сюда с тушей козла и определить, кто самый ловкий.
        Епифан отправил Амиржана за отрядом, а сам с Темиром проехал в аул. Посмотреть захотел, что это за кокпар такой с тушей козла.
        - Всадники борются за тушу козла - нужно завладеть тушей козла и добраться с ней за несколько километров ваших до своего аула, после чего противники уже не имеют права бороться за неё. - Пояснил по дороге башкир.
        Приехали, прошли в центральную юрту, что если и отличалась от соседних, то только тем, что на ней несколько ленточек из цветной ткани нашито. Всё уйи большие, метров пять - семь в диаметре. Сколько же на них войлока ушло, а сколько надо подстричь овец для получения такого количества войлока. Большие видно у них стада. Размышлял по дороге сотник.
        В юрте прохладно, после жары полуденной просто и вправду праздник. И конечно кумыс. Подали глиняную плошку Епифану. Он пока выздоравливал после ран в стойбище будущей жены, разного напробовался. Этот был крепкий. Сразу теплом прошёлся по голодному желудку и в голову ударил.
        Темиру тоже дали, усадили напротив их старейшины. Он похвалил кумыс и продолжил просвещать атамана насчёт игры, раз тот заинтересовался.
        - Козла обезглавливают для игры, чтобы травм не было, а берут тушу именно козла, потому, что у него самая прочная шкура. А то ведь всадники со всей силы тянут, друг у друга отбирая. И в соревновании могут участвовать только жеребцы, ни одной кобылы не допускается.
        В это время шум поднялся и Епифан поклонившись слегка аксакалу поспешил на лицу. С разных сторон в аул въезжало два больших отряда, с севера огромным пыльным облаком двигался его отряд. У ойратов ведь не мало лошадей позаимствовали. С юго-запада надвигалось не меньшее облако. Надо полагать, игроки в кокпар почти закончили состязание.
        Как бы войнушку встретившись не устроили, чертыхнулся Епифан и поспешил к своему вороному.
        Событие шестьдесят первое
        Фёдор Пожарский так толком ни на одной войне и не побывал, всё время его старший брат куда ушлёт. И ведь всё время важные и нужные дела находятся, то к башкирам отправит город новый закладывать, то деревеньки убогие в порядок приводить. Полно можно дел на Руси сыскать. В этот раз дело было почти нужное с точки зрения Фёдора.
        Чтобы не получилось, как во время войны с ляхами, когда остались без патронов и снарядов, нужно было через три месяца после выхода полка из Вершилово забрать все наработанные боеприпасы, доставить их до Днепропетровска, там перегрузить на новенькие, тоже за три месяца последние изготовленные плашкоуты, и доставить до Ислам-кермана, который должен быть к тому времени уже захвачен у крымчаков.
        Ничего сложного. На первый взгляд. Оказалась масса камней всяких и подводных и вполне себе видимых. Патронов выточили нормальное и запланированное количество. Сто тысяч. Хуже со снарядами. Извели всю азотную кислоту, а поступления из Миасса всё нет. Фёдор решил не дожидаться, лучше привезти хоть что-то, чем оставить брата вообще без боеприпаса.
        Тронулись. С железной дорогой решили не заморачиваться, всё одно перегружать. Телегами повезли из самого Вершилова. За две с половиной недели добрались до Смоленска. А на следующий день прибыли, наконец, до конечного пункта - пристани Днепропетровска.
        Ещё два дня ушло на перегрузку патронов и снарядов, да ещё ведь и продукты грузили. Сухари и мясо копчёное, а также сушёные яблоки. Полные до краёв тридцать корабликов загрузили. Только тронулись, как тут же буквально в километре от Днепропетровска напоролись на мель. Жара и ни одного дождика уже чуть не месяц, обмелел совсем Днепр в этом месте, а корабли загружены чуть не с горой.
        Пошли кормчие померяли глубину и на совещание уселись на бережку в тенёчке под большущей ивой. Фёдор не преминул полюбопытствовать. Мнение, как и положено, разделились. Одни предлагали разгрузить корабли и перетащить мель волоком, вторые не мучиться понапрасну, а тащить прямо так. Народу полно. Осилим.
        Конечно, победили ленивые. Это два дня разгружать, да потом столько же загружать, и так уже опаздываем, Днепр продолжает мелеть. Есть в их словах логика. Вторая более осторожная и менее организованная часть предрекала, что посадим корабль на мель, а потом маяться будем, стаскивать, так больше времени потеряем. Победили первые, а правы, оказались вторые. Так они и виноваты. Накаркали своими словами червивыми. Так плотно засадили первый пробный плашкоут на мель, что потом всем кагалом до вечера его вызволяли. И только, выстроившись цепочкой, и разгрузив его, смогли перетащить. Один кораблик за день! А умаялись и увозюкались в иле, будто всю флотилию перетащили.
        Всего на преодоление этой мели ушло не четыре дня, а шесть. Каждый Плашкоут пришлось чуть не на руках переносить. Так и дальше сильно легче не стало. То и дело новые мели вырисовывались. Пришлось, чтобы хоть чуть корабли облегчить людей ссадить и пешком их отправить. И так до впадения в Днепр реки Крапивня, где он с запада на юг заворачивает. Всего-то четыре десятка вёрст прошли или километров, а потратили чуть не десять дней. Такими темпами и не нужны уже будут патроны брату.
        Дальше получше уже было. Только ещё в одном месте пришлось всем миром через небольшой брод кораблики перетаскивать. Вливались в Днепр мелкие ручейки и речки. Всё полноводней и полноводней он становился. Возле Киева уже и совсем в настоящую полноводную реку превратился. В городе прикупили себе свежей еды, да и брату кое-чего. Царёвы мытники заскочили было на плашкоуты, товар описывать, но осознав, кто и куда ведёт караван, тут же ретировались, зато сразу пожаловал новый дьяк Государев с приглашением посетить его, отведать хлеб соль.
        Пить мёды и вина заморские Пожарский не стал. Поел, попарился в новенькой баньке, и спать, а утром тронулись дальше. Ещё ведь полтыщи километров впереди. Велика Российская империя. На полпути к Ислам-керману ночью на привале их забросали стрелами из-за плавни. Кто и зачем было не очень понятно. Если разбойники, то, что же, они думали на тридцать кораблей напасть? Это сколько же разбойников нужно? Если татары, то тот же вопрос. Утром обследовали лесок, откуда их обстреляли. Пару десятков конских следов. Какой-то мелкий отрядик злобу на них выместил. Ничего, скоро их тут всех выловят, а Пётр запрёт их на полуострове. И кончатся беды на Руси от этих людоловов. Спокойно народ заживёт. Ляхов уняли, шведы у себя заперты, вот последние вороги остались. Дайте срок.
        Ислам-керман оказался и не городом вовсе. Так глиняная крепость небольшая. И целая совсем, удалось, значит брату взять её без пушечной стрельбы. Несколько раз, пока шли они по реке, видели большие плоты из могучих стволов деревьев связанные. Гонят лес сюда по Днепру. Будут крепость в приличный вид приводить, дома для гарнизона строить, да и дрова на зиму нужны, не Урал, конечно, с его морозами, но зима. Холодно, местные говорят, что и Днепр замерзает полностью, бывает.
        Дальше пришлось снова разгрузками перегрузками заниматься. На этот раз подвод пришлось в два раза больше брать, все выгребли, что успели собрать в городке-крепости. Дороги, как таковой нет, на телегу много не нагрузишь, да и лошади не те, в основном местные мелкие.
        Сколько же времени надо, чтобы эту степь в обжитые места превратить. Его Фёдора жизни точно не хватит.
        Событие шестьдесят первое
        Braunschweig (Брауншвайг) строили семьсот лет. Много правителей и хозяев перебывало, пока не оказался у нынешнего. Кроме него ведь ещё и Ганзейский союз не сбоку. А скорее даже, истинные хозяева города именно ганзейские купцы, которые платят Фридриху Ульриху герцогу Брауншвейг-Вольфенбюттельскому, малую часть доходов своих, чтобы занимался он своими балами и не лез в торговлю и управление городом.
        Сейчас с занятием города войсками Католической Лиги многое изменилось. Чуть не первый попавшийся нищий оборванец, объявив, что он начальник интендантской службы какого-то «Королевского» полка мог попытаться ограбить ганзейского купца. Деньги и другие ценности, понятно, попрятаны, но когда тебе предлагают за не большую, в общем-то, сумму купить ухо твоей дочери, можно отдельно, тогда дешевле, а можно и вместе со всей дочерью, совершенно целой и невредимой, то торговаться бессмысленно. Ухо всё равно получишь. И денег всё равно лишишься. Главное, чтобы эти непонятные улыбчивые изверги ушли быстрее.
        Клаус Брюгеман решил, что дочь ему нужна целиком и выложил требуемые двести монет.
        Капитан Гаспар Густав Граубе не опустился бы до низкого вымогательства, но … Нужны были деньги. И питаться чем-то надо целой куче людей, которые теперь считают его своим начальником, и гражданским, что тоже теперь от него зависят. Но не сюда нужно было такую большую сумму. Нужно было купить порох. Хотелось Гаспару напоследок хлопнуть дверью. И прищемить этой дверью хвост и графу фон Тилли и адмиралу Валленштейну. Если ты адмирал, то тебе ведь вода необходима, чтобы плавать. Обеспечим, дай только срок.
        Город находится как бы на острове. И тут целая система рек, плотин каналов. Через город протекает река Окер. На юге установлена плотина, и таким образом, Окер окружает центр города с западной и восточной сторон. Всё это было сделано давным-давно для лучшей защиты города. Затем Окер объединяется в один поток в юго-западной части города. Эта плотина вместе с двумя другими, расположенными ниже, регулирует уровень воды в реке в черте города. Также через город протекает речка Вабе и её ответвление Миттельриде, которые впадают в реку Шунтер.
        Что из этого следует? Пока ничего. А вот если к этому добавить, что практически вся армия Тилли и несколько полков генералиссимуса - адмирала Валленштейна, в том числе вся его артиллерия, расположены чуть ниже этой последней плотины, то некоторые планы наклёвываются. Капитан Гаспар Густав Граубе решил плотину взорвать. Нужен порох. Один артиллерист Валленштейна согласился десяток бочонков продать капитану союзной армии, но по пять талеров за бочонок. Не дёшево. Вот и пришлось придумать план с продажей ганзейскому купцу уха. Понятно, что никто малютку трогать бы не стал, но ведь толстячок об этом не знал. Не убудет у прижимистого, он ведь продуктами торгует, мукой, зерном, а они сейчас вон как вздорожали, как бы и не в пять раз. Пару рейсов в Ригу, и ещё и с прибылью останется. И с ухом.
        Порох был замечательный крупнозернистый - артиллерийский. Теперь необходимо было залощить его на шлюзах и взорвать. Малость мешала. Эти фельдмаршалы - генералиссимусы решили поставить на плотину караул. Охраняли. Ни совсем дурачки. В разведку капитан пошёл сам. Он, конечно, доверял своим, но даже Мольтке потом чего забудет или не заметит и весь план к чертям. На плотине стояло, сидело, играло в кости десятка три. Можно подойти и перестрелять, но ведь поднимется шум, а вокруг десятки тысяч вооружённых людей. Ни чем хорошим это не закончится.
        А ночью? Подойти и вырезать по-тихому. Можно, но …Было бы с ним три десятка вершиловцев. А их всего девять вместе с ним. Остальные по своим умениям, ни в какое сравнение не идут. Да и эти восемь человек не ветераны. Пару лет как сами-то вершиловцами стали. Нет, и ночью не вариант. Сидел на поваленном стволе дерева Гаспар и наблюдал за охраной плотины, и ни одной умной мысли ему не приходило в голову. Пока не состоялась смена караула. Нестройной толпой пришли не менее неряшливо одетые солдатики, а бдительные игроки в кости, чуть не вприпрыжку такой же толпой плотину покинули.
        Подождал капитан час. Подождал другой. Очередная смена ни чем утреннюю не перещеголяла. Те же обормоты. Едва пришли, так сразу за кости схватились. Бедняги, в лагере не наигрались. Опять подождал. По чувству голода сообразил, что уже обед. Ага, вот, и очередная смена караула. Получалось, что меняются солдатики примерно через два часа.
        Вернулся Граубе в лагерь, поел и на сытый-то желудок мгновенно у него в голове план вызрел. Не надо никого убивать и стрельбу устраивать. Нужно ночью за полчасика до настоящей смены часовых взять всех своих людей, и изобразить из себя смену. Нескольких минут хватит, чтобы установить бочонки с порохом и взорвать. И вся эта масса воды хлынет на спящий лагерь.
        Подготовились. Ещё день ушёл. Нужно ведь было проверить, когда ночью меняется караул, и откуда они вообще приходят и куда уходят. Мольтке дежурил ночью, а сам капитан сопроводил пару раз смену до места их расквартирования. Каждый раз они уходили в разные места, но всё время в городе. Выходит, есть какой-то сложный график дежурства. Что в целом не важно, главное, что это довольно далеко от самой плотины и что приходят с разных мест, значит, чуть пораньше отпущенные караульные вряд ли столкнутся с настоящим.
        Собрались. Заменили. Буднично всё. Игроки и не заметили, что сегодня меньше партеек разыграли. Заложили бочонки. Насыпали из пороха дорожку к ним, подожгли и дёру.
        Ну, адмирал, учи свои войска плавать, три минуты у тебя есть.
        Глава 22
        Событие шестьдесят второе
        Проделали. И что дальше? Кинуть две тысячи человек, что у него осталось в самоубийственную атаку? Он ведь не Кутузов, чтобы десятками тысяч губить русских людей лишь потому, что все вокруг говорят, что надо дать генеральное сражение. Тебя ведь поставили войском руководить, не для того, чтобы сражения давать. Ты должен выиграть войну. А что потом дети на уроках Истории будут в школах изучать? Великое Бородинское сражение? Поставили солдат в каре под ядра неприятельских пушек. Пусть истребляют, зато мы сомкнём ряды и покажем стойкость духа русского солдата. Сколько? Сколько стоит посмотреть на показ? Тридцать пять тысяч? Ах, человек? А то про рубли подумал. Человек ладно, бабы ещё нарожают.
        Не было у Петра Пожарского с собой лишних тридцати пяти тысяч русских солдат, да сейчас столько со всей империи с трудом набрать можно. Всё население девять миллионов человек. Получается, нужно взять эту чёртову крепость, что уже в тысячу жизней обошлась и людей при этом не положить. Как? Вот взяли бы все татары и пошли в атаку на пулемёты. Не хотят. Подставили несколько десятков человек под пули, пытаясь, пролом забаррикадировать, и теперь сидят за стеной, атаки от урус-шайтанов ожидая. Нет, мы тоже погодим.
        Пётр расставил по позициям всех снайперов. А приказал прижать товарищей к земле. На первом этапе сработало, пару десятков человек обзавелись лишней дыркой в голове. Однако крымчаки быстро поняли, что на стене нечего делать. Теперь все сидят за стенами. Патовая ситуация. Не можем атаковать, не положив кучу людей. И они не могут, точно из-за этого же.
        Оставался один способ. Начать обстрел крепости. Перекидывать снаряды через крепостную стену. Так ведь и этого способа нет. Нужны пушки другой конструкции. Нужны мортиры. Пётр им абсолютно внимания не уделял. Посчитал прошлым веком. Вот сейчас, в прошлом веке, и пригодились бы.
        Прикинули с артиллеристами, что если под максимальным углом ствол задрать и подальше пушки откатить. Решили даже не пробовать. Вся ширина крепости в сто метров уложится. С такой точностью не выстрелить чёрте откуда.
        Пётр собрал командиров. Кто ночной штурм предлагает, кто дождаться намаза. Шварцкопф предложил соорудить щиты. И под их прикрытием идти всё же на штурм пролома. Смешные товарищи, а где доски брать? В Киев по-быстрому сгонять? На паровозе?
        Решили поступить следующим образом. Взять все пулемёты и выдвинуть к пролому. Сами пулемёты окружить снайперами. Если кто на стену бросится с мушкетами у татар, то такая плотность огня, ему голову высунуть не даст. Таким способом, обезопасив себя от внезапной атаки конницей, попытаться по лестницам забраться на стену. Не штурмовать, а разместить на ней пару снайперов, ну и наблюдателя. Стрелки начнут огонь, тогда тем, кто руководит обороной, придётся что-то предпринять.
        Не получилось. Пару тысяч человек, что оказались в крепости открыли из мушкетов и луков огонь по снайперам и вынудили их ретироваться. Всё, опять пат.
        - Ладно, Ян, давай бери всех пушкарей и на помощь им ещё несколько десятков человек. Выдвигайте пушки к пролому и сразу зарядите картечью. Как окажитесь на гребне, открывайте огонь. За щитами орудий нужно пересидеть. Хоть как в атаку кинутся и подставятся под пулемётный огонь, да и егеря постреляют.
        Так и сделали. Обступили три пушки и покатили их к стене. Есть наблюдатели у противника. Сразу несколько десятков татар показались на стене с мушкетами. Снайперы не подвели. Мигом выкосили. Ещё чуть двинули вперёд пушки. Бросились в атаку татары. Конницу послали. Всадников сто, всё что осталось. Зарокотали пулемёты. Ни один назад не вернулся, а вот провал своими и конскими трупами завалили. Пришлось впереди пушек пускать команду, что стала дорогу им расчищать.
        На этот раз защитники крепости кинулись в атаку пешими. Сотня. Разведка боем? Ну, разведали, что десятку пулемётов сто человек, это на одну минуту. Ещё чуть пушки продвинули. Так ведь и добраться можно. И только Пётр это Шварцкопфу сказал, как нервы у руководителей обороны не выдержали, и они бросили в атаку все силы.
        - Ян, давай быстрее пару десятков человек на стену. Там за пулемётчиками дело не заржавеет. А мы успеем господствующую высоту занять.
        Ян, ускакал командовать захватом стены, а Пётр медленно поехал к пролому. Рявкали пушки, стрекотали Гатлинги, тявкали митральезы. Орали бегущие в атаку татары. Три минуты. Полегли первые ряды. Полегли следующие, и всё закончилось, в узком проломе получился затор. В несколько слоёв вперемежку конские и человеческие тела. Настоящая стена. Зато три десятка человек во время этой психической атаки сумели забраться на стену и открыть ружейный огонь по столпившимся у пролома остаткам защитников города Радости. Те в панике бросились за дома, что находились внутри крепости.
        Ну, вот теперь общий штурм. Вершиловцы не подвели пять минут и несколько сотен человек на стене. Остальные под прикрытием ружейного огня со стены стали разбирать баррикаду из мёртвых и раненых. Завалили проход, так завалили. Чуть не час ушёл. И только последние тела убрали, как из-за домов появился парламентёр с белым флагом.
        Богдан переводчиком вызвался. Послушали грозного воина Аллаха. Без сарказма. Бритый здоровущий, весь в позолоченной или даже золотой кольчуге. Ещё говорят, что крымчаки низкорослые. Врут. Вон, какие бывают. С Петра ростом и в плечах не уступит. Чего хотел? Отпустить его с остатками гарнизона. С оружием и припасом пороховым.
        - Ты, Пётр Дмитриевич, сейчас ведь отпустишь, опять посчитаешь, что не стоит зря кровь своих людей лить, раз можно крепость без боя занять, - скорчил гримасу Шварцкопф.
        - А ты чего предложишь?
        - Чего тут предлагать? Нужно продолжить, что начали, сейчас пушки выкатим на прямую наводку и сметём эти постройки вместе со всеми, кто за ними прячется. Эти с оружием уйдут и потом в поле с нами сойдутся, стрелять будут. Наших людей убивать. Сейчас же мы их можем просто уничтожить из пушек.
        - Ну, считай, убедил. Богдан. Переведи, что, или они сдаются, или мы открываем огонь.
        Рычал, слюной брызгал, несколько раз порывался уйти, но сдался, особенно, когда Пётр сказал, что у них в плену сам калга и сейчас если гарнизон не сдастся, то ему на глазах мурзы, отрубят правую кисть. Пугал, понятно. А ведь здоровяк поверил. Сдались.
        Ну, вот теперь будет, кому стену восстанавливать. Человек пятьсот. И кто их охранять будет?
        Событие шестьдесят третье
        Гаспар Густав Граубе из-за темноты не мог наблюдать, как речка Вабе и её ответвление Миттельриде, которые впадают в реку Шунтер, а также сам полноводный Окер не сдерживаемые больше плотиной устремились вниз. Жалко ли было людей. Да, не особо. Они пришли на войну. Пришли убивать, грабить, насиловать. Пришли и сами погибать. Война ведь. И чего? Помрут чуть раньше и не мучительной смертью от пули двадцатимиллиметровой в животе, а утонут, тихо-мирно во сне. Да, вообще, получается, что он капитан Граубе, как там Пётр Дмитриевич европейцев ругает? Гуманист!
        Ближайший порт к Брауншвейгу это Гамбург. И там вполне союзный датский король Кристиан. Однако тогда придётся огибать Шлезвиг-Гольштейн и идти датскими проливами. А там вернут чиновники всех в армию. Нет. Мы пойдём к портовому городу Висмару. Это уже по эту сторону проливов и пусть на полста километров дольше идти, зато гарантированно попадёшь домой. По этой дороге неминуемо попадёшь в приграничный Ильцен. С запада Кристиан, с востока Валленштейн. А эта дорога почти границей и является. Нужно пройти восемьдесят километров. Потом свернуть на северо-восток к Людвиглюсту. Ещё семьдесят километров. Уже по территории занятой войсками генералиссимуса. Потом сорок до Шверина и ещё тридцать до порта Висмара.
        Это всё капитан прикинул по карте, что досталась ему от нападения на генерала с казной. Дрянная, конечно, карта, но лучше нет. Города и дороги указаны. Всё бы ничего, и одни они бы без трудов добрались, но ведь нужно тащить с собой огромный обоз с гражданскими. Только выбора нет. Вот Мольтке вернётся, и в дорогу.
        Всю суматоху пересидели в лесочке. Утром Граубе взял пару человек и пошёл на разведку. Плохо. Бардак устроили, панику подняли, а вот жертв не много. С сотню. Мало воды. Лето. Речки дождём питаются, а его не было уже две недели. Окер совсем обмелел. Ну, извини, Ваше Величество король Дании и Норвегии, и прочая, и прочая, чем смогли, тем и помогли. Дальше сам. Есть и хорошая новость, смыло обоз с порохом. Часть бочек вынули, но бочки паршивые, порох намок. Вот, ещё чуток помогли Кристиану IV.
        Мольтке пришёл на следующий день. Тоже удачей не похвастаешь, всего двадцать семь человек привёл. Это из сотни. Не захотели ни за какие деньги переселяться вояки в заваленную снегом даже летом Московию к диким русским варварам. Значит, тут сдохнут на бесконечной воне. Их выбор.
        Отряд и так не малый. Готлиба Штибена десяток, плюс ещё пятнадцать молодцов он навербовал. Плюс прибившиеся к нему четверо рейтары из Риги. А да, ещё трое богемцев. Те, что отбились от барона фон Плотто в позапрошлом году, а теперь решили-таки двинуть в Московию. Сержант Питер Мольтке привёл двадцать семь новобранцев и двух сержантов, что Гаспар оставил этих новобранцев обучать, ещё, то есть три десятка. И двадцать пять человек с ним. Всего получается почти девяносто не самых плохих вояк, а пару десятков, так вообще вершиловцы. Добавим семь десятков мастеров из Золингена и группу поддержки, что организовала Изольда. Ещё пять маркитанток. Заявили, что тоже хотят жить как люди. Веди нас генерал в империю заснеженную.
        - Капитан.
        - По фиг. Главное, веди. Мы натурой отработаем.
        Нда только их в Вершилово и не хватало. А с другой стороны. Давно пора Мольтке вон жениться. Чем фрау Изольда не жена. Боевая, пробивная, весёлая, запасливая. И по некоторым признакам, далеко не бедная. Подкопила на чёрный день. Бугай Питер от такого предложения засмущался, покраснел, хоть рожа и так красная, сгорел на солнце. Жарит ведь и жарит.
        Тронулись на следующий день утром по холодку. Ровно километр проделали и встали, попался конный разъезд.
        - Куда Verdammte Scheisse! (фердаммтэ шайсэ!) - е… твою мать!
        - Ты там поосторожнее лейтенант, можно и по роже схлопотать, - Мольтке выехал вперёд. У него конь ему под стать. В сумме на три головы выше останавливальщика и матершинника.
        - Ты сын Schlampe (шлампэ) - потаскухи. Ещё открой свой рот. Я туда кучу навалю.
        Лейтенант не знал Мольтке.
        - Ну, мiststueck (мистштюк) - сука, ты договорился, сержант спокойно вынул из седельной кобуры пистоль и разрядил его прямо в открытый рот матершинника. Очередное ругательство не прозвучало. Троих солдат, что потянулись за шпагами, успокоили ножами метательными.
        Граубе даже ругать Питера не стал. Знал того, он терпеть не мог, когда его матерят. А тут щенок недомерок, ещё и мамашу Мольтке обозвал. Он кстати сирота, его тётка, сестра отца, вырастила. Оттащили тела в лесок, коней прицепили к телегам. Не самые лучшие-то лошадки, но ведь не покупали, опять же сёдла кавалеристские. И даже два неплохих пистоля у лейтенанта. Сгодится в хозяйстве.
        Свидетели были. Шли какие-то беженцы вдоль дороги. Решили их кровью, так сказать, повязать.
        - Ей, старина, можете раздеть их, всё, что найдёте, ваше. Только не попадитесь, - раз и нет попутчиков, уже в кустах добычу делят.
        Потом до вечера ехали почти спокойно, ещё раз наткнулись на конный патруль, но Гаспар теперь ехал впереди, и за пару монет разминулись, якобы не заметив друг друга.
        На ночёвку встали в лесу и утром на них напали.
        Событие шестьдесят четвёртое
        Первый настоящий винтовой пароход испытали в Вершилово первого июля.
        Кораблик прошёл вниз по Волге около километра и вернулся назад. Как и планировали ещё при Петре Дмитриевиче, сделали винт чуть повыше и закрыли его в ящик из прутьев. Теперь топляки и мели должны были мешать плыть, но винт-то останется целым.
        Капитаном на новом судёнышке стал Михаил Бурдаков. Он, конечно не моряк, и не механик, так и не надо. Есть в экипаже и штурман и механик. У них своих дел предостаточно. А Михаил руководит всем процессом. Что говорить хоть, и вонючая, и громкая получилась конструкция, а скорость, аж сам себе завидуешь. Пароход не большой, пятнадцать метров в длину и пять в ширину. Нагрузили углём под завязку, взяли припасов и тронулись. Решили скататься до Астрахани. И не просто, от нечего делать, а с полезным заданием, что ещё весной, уезжая, князь Пожарский дал. Напротив мелей выходили на берег и ставили большие кресты, вехи, чтобы следующим, кто вниз али вверх по Волге пойдёт, видно было, что тут опасаться надо. Мели они, ясно дело, на месте не стоят, но и так чтобы сегодня глубина два метра, а завтра двадцать, тоже не бывает. Ил, глину, песок, течение сносит, как без этого, но если тут перекат, то мель и в следующем году намоет. Увидит кормщик крест и вышлет лодку с матросами, поищет фарватер.
        С пользой, одним словом путешествовали. У Михаила пополнение в семействе. Жена родила в роддоме, как и все женщины Вершилова, только все в основном одного ребятёнка родят, а у него сразу тройня получилась. Малюсенькие, правда, но жену долго не выпускали из этой женской больницы и трое мальчонок подросли. А теперь он уплыл на два-три месяца, вернётся, уже ползать вовсю будут.
        В этом годе к сродственникам на Урал за кедровыми орехами другие пошли. Тимоху Сытина Пётр Дмитриевич отправил. Молодой парень. Сержант. Пусть учится молодёжь на деревянных кораблях. А у него вон теперь железный и команда поболе. Да и задание ответственное, это не орешков привезти - безопасную навигацию на Волге организовать.
        Кроме этого главного задания было и ещё всяких разных полно. Одно тоже важное. Шалят ещё по берегам и наши казаки, и калмыки, и другие всякие степняки. Не оставляют своё кровавое ремесло. Бороться с ними Бурдакову не надо. На следующий год будет организовано десяток экспедиций по зачистке Волги. Михаилу же надо расспросить всех, кто в городках вдоль реки проживает, что у них с разбойниками-пиратами. Когда нападают, сколько человек в шайке этой. Кто главный. Разведка.
        Вот выполнит он поручение князя Пожарского, а специальные отряда по весне пройдутся вдоль реки и порядок наведут.
        Торговать надо, а не воевать.
        Глава 23
        Событие шестьдесят пятое
        Княжич Чепкун Разгильдеев тронулся в путь на своих корабликах ещё в начале апреля. Море штормило. Не так чтоб волны стеной, но всё же приятного мало. Когда скатываешься с волны, то получается, что и перед тобой стена воды и позади такая же. А ну как не вскарабкается судёнышко на кручу эту? Захлестнёт водой холодной да горькой и всё, сгинешь. Но вот неожиданно корабль вздымался вверх, и тогда видно становится, что всё море в таких буграх да ямах. И опять желудок подступал к горлу, да и выплёскивал из себя всё содержимое. Успеть бы только до борта добежать. А в маленький трюм уйти, так и совсем страшно, здесь хоть видишь, как судно вверх, к свету, карабкается, а там только падения в бездну ощущаешь. Нет, лучше на воздухе. К тому же легче чуть. Ляжешь, и мутит мгновенно, а тут хоть перерывы есть.
        Когда совсем Чепкун отчаялся, на третий день, заорали на носу. «Земля»!!!
        Ну, слава Богу. Не дал Всевышний душе пропасть в морской пучине без захоронения. Моряки вон говорят, что в чаек души погибших моряков вселяются. Может, и брехня, а только ведь без погребения, без отпевания священником, как душа в рай попадёт, точно заблудится и влетит в ближайшее живое существо, а что тут есть кроме чаек. Да и ведут себя эти птицы странно, как завидят корабль, так и носятся вокруг, кричат, своими противными голосами. Хохочут словно над теми, кто ещё крыльев не приобрёл. Зовут, полетели, мол, с нами.
        Нижний Яицкий городок или Гурьев уже от зимы проснулся. Ловили рыбу, коптили её. Торговали с пришедшими из степи купцами. Рыбы полно. Хлеба маловато. Теперь легче будет. Полных три корабля зерна привёз Чепкун.
        Кузьма Погожев, что с двумя кораблями остался зимовать на Яике обрадовался возвращению своих. Пообнимались, выпили на всех бочонок мёда, пришлось-то по нескольку глотков, и тронулись вверх по Яику. Долгий путь впереди. Что там за Верхним Яицким городком толком и не знает никто. Степь. От края и до края. А что за степью. Да, ничего, снова степь на тысячи километров. А в ней сотни диких кочевых народов, что вечно воюют между собой, за место в этой степи, за скудную добычу в несколько овец, да несколько коней.
        Экспедицию опять решили разделить. Кузьма с португальским картографом Вашкой Риберу, прозванным Ивашкой Рябым, на одной лодье, с собранной отборной командой, поднимается вверх по Яику до второго Яицкого городка. Места знакомые, карты составлены. По прибытию и небольшого отдыха кораблик идёт не спеша дальше и карту составляет. Там ведь нужно и расстояние мерять и на листки всё это зарисовывать. Основной же состав экспедиции, все четыре судёнышка вскоре должны Кузьму догнать. Нормальный план. Их, конечно, на обратном пути несколько раз обстреляли из луков какие-то степняки, но получив в ответ залп из мушкетов, с гиканьем и свистом уносились к себе в степь. Потеряв убитыми половину.
        Река Яик за зиму ничуть не переменилась, как петляла в прошлом году, так и в этом продолжала петлять. Опять проплывёшь вверх чуть не полдня, а смотришь, оказываешься всего в сотне метров от места, где проходили утром. Если бы вынесли лодью, да перетащили посуху, то быстрее бы точно получилось. Ну, это так Погожев бурчал про себя. Гружёную-то лодью не шибко пронесёшь двести метров. А если разгружать, да снова загружать, то и не будет выгоды во времени. Так и плыли, как и в прошлый раз. И опять их один раз попытались с берега степняки стрелами закидать, затаились в камышах. А Кузьма учуял, лошадь всхрапнула. Приготовились и только первые стрелы вылетели из прошлогоднего камыша, как казаки всем бортом залп дали. Попали в кого-то уж точно, там завизжали, завыли, и больше играться со стрелками своими не решились.
        Весной плыть всё же было легче. Яик запомнился перекатами. Иногда за день приходилось по три четыре раза выбираться из лодьи и перетаскивать её через мель. Теперь по половодью это совсем редко встречалось. Иногда за целый день ни одного переката. И берега снова были пустынны. Ни башкир, ни ногаев, ни каких либо других степняков не было видно. Теперь зато была твёрдая уверенность, что в пяти сотнях вёрст на север есть этот самый Верхний Яицкий городок.
        Плыть, вообще, было не в пример легче. Одолевшая их в прошлую осень мошка ещё не пробудилось, а то ведь тогда все лица в кровь расчесали, вдохнуть нельзя было, чтобы не проглотить несколько мошек.
        Прибыли, вон он полуостров, образованным рекой Яик и её довольно полноводным притоком Чаган, А вон и городок, что огорожен вполне себе высоким валом из земли вперемешку с каменюками большими и даже ров неглубокий вырыт. Крепость! Их ждали. Видно разведка донесла, что вверх по реке кораблик идёт. Ну, и обещали ведь по весне вернуться - хлебушка привезти.
        На пригорке стояла бочка с брагой хмельной и на траве весенней зелёной были расстелены рушники, скатёрки, даже ковры лежали. Погуляли. Послушали новостей друг у друга.
        - А как вы-то сюда перебрались, есть ли карта какая, - спросил Кузьма.
        Богдан Барабоша за зиму сдал. Да и лет-то не мало атаману. Далеко за полсотню, раз участвовал в походе в 1584 году, когда несколько сотен донских и волжских казаков захватила земли Ногайской Орды вдоль реки Яик. Там шестнадцать лет, да тут двадцать пять. А ведь уже атаманом был Богдан.
        - Мы шли вдоль реки Камелик, так её местные называли. Долгонько. Уже и не скажу сколь. Потом на нас напали ногайцы, и мы повернули на юг, а вскоре вот сюда и вышли.
        - И далече до той реки? - полюбопытствовал Кузьма.
        - Вёрст тридцать, может чуть поболе, мы в ту сторону редко ходим, там кочевий нет.
        - И можно по реке этой Камелик до Волги доплыть?
        - Ну, сначала-то ручеёк, долгонько. А вот потом нормальная река, на таких судах, как у вас вполне идти можно.
        Кузьма рассказал про этот разговор Ивашке Рябому - картографу. Зря ведь, ей богу. Тот упёрся, тридцать вёрст ерунда, нужно обязательно этот путь на карту нанести. Ну, а что, может и прав испанский картограф. Попросили у Богдана проводника, тот в благодарность за привезённый хлебушек тоже расщедрился и лошадей выделил и десяток провожатых. Два дня туда, да два дня назад, чтобы на ручеёк посмотреть. А с другой стороны, их ведь послали карты составлять. Так найденный путь из Волги к реке Яик разве не важная новость.
        Вернулись как раз к прибытию Чепкуна с остальным отрядом. Отдохнули денёк и вновь в путь. Яик почти сразу свернул на восток, и петлять ещё больше стал. Плывёшь целый день, а Ивашка потом и говорит на привале прошли десять километров ваших. Да, что же это такое. Почти три недели так-то плыли то вверх, то вниз, по нарисованной гишпанцем картинке. А вот когда река снова пошла на север, то и прямее сразу стала. Ничего, доберёмся, найдём эту гору Магнитную.
        Событие шестьдесят шестое
        Фома Кантакузин бывший посол Блистательной Порты в Московии уже год жил в Вершилово. Сам Фома был православным греком - «фанариотом», то есть византийцем и официально считался потомком императоров Второго Рима (Константинополя).
        Две его дочери Феодора и Елена были грамотными. Они умели писать и читать на двух языках: греческом и турецком. Даже счёт им преподали. Для девочек это и так был перебор. Однако Фома сыновей не имел и решил, что лишним не будет, станут ему, потом помогать, письмо составить али челобитную написать.
        В Вершилово по приезду отправили всех в карантин, обследовали и ничего страшного не нашли. Баня для грека и жителя Стамбула экзотикой тоже не была. Выше температура, не смертельно. После карантина Фоме выделили терем в несколько отдельно от самого Вершилова стоящем поселении для учёных. С ним встретился Михаэль Мёстлин - Президент Академии и учинил настоящий допрос с целью выведать, а какими такими знаниями обладает новое приобретение князя Пожарского. Разочаровался немчин. Ни математикой, ни астрономией, ни даже алхимией Фома не занимался.
        - Зачем же тебя пригласил Пётр Дмитриевич? - приставучий же немец.
        Фома о том, что Пётр хочет обженить его младшую дочь Елену со своим меньшим братом Иваном говорить не стал. Ни к чему это учёному знать, это не наука, а политика. Нужно будет ему узнать об этом, вот вернётся Пётр Дмитриевич с польского похода, тогда и скажет.
        - Князь Пожарский хотел, чтобы я передал знания о жизни Турецкой империи об обычаях Стамбула, о всяких подводных течениях и интригах в Блистательной Порте и во дворце самого султана, - осторожно проговорил Фома.
        - А насколько хорошо, ты грек знаешь греческий язык и турецкий?
        - Оба языка я знаю. Могу, и писать, и читать, и даже стихи составлять. - Надо сказать, что разговаривали они с помощью толмача монаха, что знал, и немецкий, и греческий.
        - Хорошо, Фома Кантакузин, я принимаю тебя в Академию. Будешь преподавать тем, кого отправит к тебе Пётр Дмитриевич турецкий язык, учителей греческого у нас хватает, но может и знание этого языка пригодится. Что же до прочих твоих знаний, то пусть князь сам разбирается, кого и чему ты будешь учить. Сам же учи русский язык, а с октября и дети и ты пойдёте в школу. Попробуй пока девочек хоть немного русскому научить, у тебя три месяца есть много успеть можно. Им же легче в первом классе будет.
        - Может, и учителя посоветуешь, почтенный Михаэль?
        Посоветовал, стал ходить к ним парнишка увечный, его монахи привезли из Киево-Печорской лавры. Он владел и греческим и латынью и русским. Хроменький был.
        Жизнь в Вершилово от его Стамбульской сильно отличалась. Здесь всё открыто. Ходи куда хочешь, занимайся, чем можешь. И никто на тебя пальцем не показывает. Даже дочери могли в одиночку по улицам ходить ис однолетками играть. В Блистательной порте же всего нужно бояться, написал кто-то ложный донос на его дядю Михаила Шейтаноглу Кантакузина и его вместе с братом - отцом Фомы - Андроником казнили в Фанаре в 1595 году. Фома тогда ещё молодым совсем был.
        Дядя был очень богат. Он имел монополии на меховую торговлю с Москвой, одна только которая приносила ему годовой доход в 60 000 дукатов. Так кроме того ещё и владел прибыльной монополией на соледобычу в Анх?але. Позавидовали, оболгали. Раз, и нет головы.
        Совсем уж ангелами русских тоже считать нельзя. Одни их казаки чего стоят. Среди людей, что сопровождали Фому с семейством в Вершилово, был и один турок. Он, думал, что Кантакузин посол и напросился сопровождать его до Москвы. Сложное дело было там у него. Сыновей хотел из плена вызволить.
        По прибытии в Вершилово занесли его в списки, как «турченин» Гаджи Муглы Терсень - «ареиз». Фома ещё в бытность свою послом заметил, что в Москве умышленно коверкают иностранные имена и другие слова. Понять, зачем это делается, ни тогда, ни сейчас бывший посол не мог. «Ареиз» - это так писцы Посольского приказа записали турецкое «рейс», что переводится как «корабельщик», а в Вершилово звучало бы как «капитан». Чем «ареиз» лучше «рейса», тем, что произносить сложнее? Почему «турченин», а не турок? Да, бог с ними с писцами. Гаджи Муглы такую историю Фоме поведал, когда в сопровождающие напрашивался.
        Едет он разыскивать своих сыновей - их захватили донские казаки во время морского набега. Действительно, Фома сам этим делом занимался, несмотря на прямой запрет царя, чтоб «турского салтана не задиралися, и на море не ходили» - донские атаманы отправились в ежегодный морской набег. У берегов Крыма они разорили город Гёзлев (будущую Евпаторию), а потом, объединившись разбойниками из Запорожской Сечи, и отправились к противоположному берегу Чёрного моря, грабить Трапезунд. Пограбили они портовый город знатно, хоть и сами понесли потери. На обратном пути совместная казачья флотилия захватила у берегов османской империи немало турецких торговых судов. Именно у Трапезунда в казачий полон и угодили малолетние сыновья «корабельщика Гаджи Муглы», которых русские записали как «Садий да Агмут».
        Деньги купца и связи Фомы в Посольском приказе помогли к приезду князя Пожарского выяснить лишь то, что на Дону его сыновей купил «московский торговый человек» Фёдор Цыплятников. Турок подал официальную челобитную через Посольский приказ о розыске сыновей. Дело, однако, повёл Разрядный приказ в коем бывший посол и не знал никого.
        А вот с приездом Петра Дмитриевича дело с мёртвой точки сдвинулось. В Москве быстро отыскали «торгового человека Овощного ряда» Фёдора Цыплятникова. Тот поведал, что в прошлом году купил «в Черкасском городке» на Дону «турского полону»: одного «малого Ахметку», двух «девок-турок» и «жонку-турку». Тот самый Ахметка и был одним из сыновей «корабельщика Гаджи Муглы», ему было 12 лет, и купили его за 12 рублей. Турецких «девок Фатмашку да Ангудунку» купили за 13 и 15 рублей, а турецкую женщину за 12 рублей.
        Зыркнувший на купца лейтенант Силин из Вершилово хмыкнул: «Не дёшево. Дальше что?».
        - «Малого Ахметку» по пути с Дона я уступил за те же 12 рублей, воеводе города Ельца князю Юрию Андреевичу Звенигородскому. А «девку Фатмашку» в Москве с выгодою перепродал «торговому немчину Ивану Никитину» за 30 рублей.
        - Да, оставь ты девку в покое, со вторым пацаном что?
        - Не ведаю, я.
        В Разрядном же приказе на Москве в ходе дальнейшего сыска по челобитной от турецкого «корабельщика» выяснилось, что второго его сына - «малого турченина Садийка» - купил «Елецкий голова Иван Темирязев». Купил за 13 рублей и 20 алтын.
        Получалось, что оба сына капитана Гаджи Муглы находятся в Ельце. Пришлось Силину с купцом в Елец отправляться. В Ельце новости было две. К этому времени уже 16-летнего «турченина Садийка» и нет, а есть крещёный православный человек Сидор, и даже научен он писать и читать по-русски. Позаботился о пацане Иван Темирязев.
        Со вторым сыном попроще оказалось. Воевода города Ельца князь Юрий Андреевич Звенигородский цокнул языком и тут же привели «Малого Ахметку». Парень подрос и тоже был крещён. Так как православного человека держать рабом нельзя, то князь Звенигородский записал его в свою дружину новиком. Купец хотел выкупить сыновей, но упоминание имени князя Пожарского и тот факт, что оба сына уже и не рабы, а обычные «русские» люди позволили всё проще сделать. И князь Звенигородский и голова Иван Темирязев просто отпустили парнишек с отцом в Вершилово.
        Фома, понимая, что возвращаться в Стамбул со сменившими веру сыновьями Гаджи Муглы Терсень не может, предложил тому подумать и перебраться в Вершилово. Перевезти остальное семейство и заниматься торговлей здесь, благо сейчас у Порты и Российской империи вполне добрососедские отношения.
        Переговорил с сыновьями рейс, да и решил последовать совету бывшего посла. Посол уехал в Порту за семьёй, набрав в Вершилово разного товара, а дети его и дочки Фомы пошли в школу первого октября. В первый класс.
        Событие шестьдесят седьмое
        Пётр Дмитриевич Пожарский с Яном Заброжским и Вилли Шварцкопфом в большом помещении, что начальнику этой крепости «капы-кулу» служило парадными покоями, сидели вокруг стола, низкого совсем, на коленях и тыкали пальцами в карту. Карта показывала, что можно идти в двух направлениях. Либо на юго-запад к порту-городу Гёзлев - будущую Евпаторию, либо чисто на юг. Там, судя по карте, что у карачи(представитель наиболее влиятельных дворянских родов, тот самый в позолоченной кольчуге) изъяли, сначала будет город-крепость Акмесджит, на русской карте чуть другое название - Акмечет, Ак-Мечеть, то есть «белая мечеть», который является резиденцией пленённого калги - второго человека в государстве после хана. Дворец калги находился на берегу речки Салгир, как, впрочем, и весь город.
        Калга сейчас под охраной в соседнем доме. Пока с карачи разговаривали, Пётр поинтересовался, что вообще за должность такая - «калга», чем занимается товарищ?
        - Калга-султан - первое лицо после хана, наместник государства. В случае смерти хана бразды правления по праву переходят к нему до прибытия преемника. Если хан не хочет или не может принять участие в походе, то калга берёт на себя командование войсками. Резиденция калги находится как раз в городе Акмесджит, недалеко от Бахчисарая, чуть севернее. У него есть свой визирь, свой диван-эфенди, свой кади, его двор состоит из количества чиновников, равного двору хана. Дивану калги подведомственны все решения о преступлениях его округа, но право смертного приговора принадлежало хану. Калга являлся участником заседаний ханского Дивана, - одним словом - вице-король.
        Там ещё через сорок километров и сам Бахчисарай с резиденцией Султана.
        - И куда пойдём? - Пётр представил себе карту Крыма из будущего. Получалось, что Акмесджит - это Симферополь.
        - На столицу.
        - На столицу, - в один голос, воскликнули помощники.
        Пётр ещё раз прикинул расстояние. Получалось, порядка ста двадцати - ста пятидесяти километров. И все крымские войска на дороге. Будут биться до последнего, обороняя столицу. Нет, мы сюда пришли не Крым захватывать, пока, что с ним делать? Тем более что весь юг, все порты почти турецкие. С османами мир и развязывать войну нельзя, по этой самой причине и захват столицы, выглядел очень сомнительно.
        - Нет, ребята, мы пойдём другим путём. Нужно отправить к казакам и к нашим весть, пусть морем идут к Гёзлеву. И мы туда двинем, по крайней мере, сможем потом туда отступить и морем эвакуироваться.
        - А столица, захватить Махмуда и конец войне! - вскочил Шварцкопф.
        - У нас и патронов со снарядами не хватит, - попытался остудить его пыл Пётр.
        И в это время вбежал лейтенант и доложил, что к северной разрушенной стене приближается большой обоз и главным у них - князь Фёдор Пожарский.
        - Ну, хоть с патронами теперь проблемы не будет.
        Глава 24
        Событие шестьдесят восьмое
        Капитан Гаспар Густав Граубе спал в эту ночь с открытыми, можно сказать, глазами. Их решили ограбить. Дело в том, что он на день пути обогнал основной отряд с тремя вершиловцами. Впереди был город и город с расквартированной в нём армией Валленштейна. Ильцен. Маленький. Грязный. Загаженный.
        Самое интересное, что вот сейчас нападут, получат по пуле незадачливые грабители, и ничего не изменится. Опять будут нападать, опять будут пытаться ограбить. Вот три дня назад на первой ночёвке после выхода отряда из Брауншвейга подозрительные личности попытались увести у них лошадей. Почему подозрительные. А одеты странно. В форму очень похожую на вершиловскую.
        Караульные сработали как надо, обстреляли воров или точнее грабителей, с той ведь стороны тоже бахнули. Ответили на бах сразу восемь мушкетов, все, кто был в карауле, подоспели к месту, где стрельба началась. Двоих ранили и одного убили. Плохо, что раненые до допроса не дожили. Слишком большая потеря крови. Сразу ведь к ним перевязывать не кинешься. Ночь. И не понятно убрались неудачливые конокрады или в кустах затаились. А когда рассвело и стало ясно, что ушли восвояси гости. Один раненый уже отлетел в Чистилище, а второй впал в беспамятство и потом бросился догонять товарищей, так ничего на вопросы, «Кто такие?» не ответив.
        Вот у конокрадов и была подозрительно похожая на вершиловскую форма. Гаспар даже поначалу огорчился - своих побили. Однако при внимательном рассмотрении поняли, что подделка, кто-то скопировал форму. Только на ощупь чувствуется, что и материал другой и цвета блёклые. Качество не то. Получается, что какая-то хитрая сволочь одела разбойников в форму похожую на вершиловскую. Зачем? Ославить князя Пожарского? Просто форма понравилась? По-умному ведь всё сделано. Нужно будет повнимательней на военных посматривать, вдруг, ещё кого, в такой форме удастся повстречать. Хотелось бы парочку вопросов задать этим товарищам.
        Сейчас в таверне, что они выбрали для ночлега, этих типов выдала не форма, одеты были в штатское. Скорее всего, банда мародёров возвращающихся домой. Гаспар обсуждал со спутниками дальнейшие действия, и они на всякий случай перешли на русский. Один из компании подошёл к их столу и спросил, не из полка ли они Юлия Эрнста - князя Брауншвейг-Данненберга.
        И что-то дёрнуло капитана за руку. Ответил по-польски, что плохо говорит по-немецки.
        - Nie rozumiem cie? Slabo mowie po niemiecku, - и руками развёл.
        Ушёл любопытный, а капитан стал приглядывать за тем столиком. Четверо товарищей вели себя донельзя подозрительно, они почти не пили и разговаривали шёпотом. При всём желании среди шума в зале ничего не услышишь. Кто же шептаться будет? Точно что-то соседи замышляют. Вот потому и спал капитан с пистолями на груди, поминутно от малейшего шороха вздрагивая. При этом и дежурил один из людей его ещё. Дождались. Уже светать начало, когда крючок на двери поддели ножом с той стороны, и давешняя четвёрка на цыпочках (это по скрипучему-то полу) просочилась в небольшую комнатку, что они сняли на ночь на втором этаже этой таверны.
        Граубе с Крамером метнули ножи и гостей стало двое. Они даже успели приготовиться и вытянуть вперёд руки с интересным оружием. Это были шпаги, но обломанные или отпиленные. Лезвия осталось всего сантиметров тридцать. Что ж, для рукопашной неплохое оружие. Кисть руки защищена, и можно и как кастет использовать. Пригодятся. Крамер бросил второй нож, а капитан встал с топчана и направил на, оставшегося в живых, оба пистоля.
        - Только тихо. Зачем будить людей. Сейчас ответишь на пару вопросов и пойдёшь отсюда, - успокоил Гаспар бандита, который сделал обрубком шпаги два неудачных выпада. Вот и сказался минус этого оружия.
        - Мой отец бургомистр Ильцена! - Сообщил надрывным шёпотом «сынок». - Он с вами разделается, если вы меня убьёте!
        - Вот и не доводи до греха. Брось эту штуку и говори, кто вас послал?
        Слабак, сразу всё и выложил. Папаша, оказывается и сколотил эту банду, там, на улице, ещё двое ждут. И чтобы контролировать доход, решил сынка к делу пристроить. А что, семейное дело! Только вот для Граубе и его людей плохая ситуация. Убьют, и бургомистр тревогу подымит, отпустить, и то же самое произойдёт. Плохо, ведь город полон войск. А в нескольких километрах в лагере весь небольшой отряд, что пробирается в Вершилово.
        - С нами пойдёшь. Проводишь до выхода из города, и отпустим, - решил Граубе.
        Парень расслабился и тут же получил нож под лопатку от Крамера. Ему Гаспар незаметно подмигнул. Нет. Нужно по-тихому выбираться из города и этот заложник здесь не помощник, за ними обязательно увяжутся. Немало нужно вояк Валленштейна, чтобы его отряд перебить, но лучше этой войны и не начинать. Теперь нужно снять незаметно двоих, что осталась на стрёме.
        - Отто, - он тихонько подошёл к Крамеру, - Ты сейчас откроешь окно и махнёшь рукой, как бы сюда зовя, а мы с Куртом спускаемся по лестнице и встанем у двери. Посчитай до ста и действуй.
        Как всё громко скрипит, старые доски. Спустились, две двери из небольшого коридорчика, одна в кабак, вторая на улицу. Вдвоём не сильно и развернёшься. Стояли, ждали. Нет никого. Ага, вон шаги послышались. Первому из вошедших Гаспар всадил нож в живот и попытался свалить его под ноги, чтобы достать до второго, а второго-то и нет. Остался на улице, увидел смерть подельника и бросился бежать.
        Твою ж. Теперь и им бежать надо.
        - Быстро уходим, - капитан взбежал по лестнице, теперь уже о тишине не беспокоясь. - Сейчас этот гад тревогу подымит. Не уйти из города. Патрули везде.
        Хорошо, хоть они пешком пришли, а то лошадей пришлось бы бросить. Пробежали по пустынным улицам к речушке, что протекает через город. Там кусты. Ещё днём видели. Когда смотрели, что собой этот Ильцен представляет. Однако не пересидеть, если облаву организуют, то догадаются и кусты прочесать. Вот ведь на ровном месте влипли.
        Событие шестьдесят девятое
        Епифан Соловый остановился со своим отрядом у впадении в Тобол реки Аят. Здесь время от времени жители аула Арчаглы, что приютили первопроходцев на один день, добывают железную руду. На самом деле, в сторонке от самого аула были построены несколько домниц. С местными, можно сказать, подружились. Чуть ли не первая встреча со степняками для сотника, что кровью не закончилась. Угостили, даже предложили поиграть с ними в эту игру по вырыванию друг у друга тушки козла. Проиграли гости в чистую. Десяток казаков пытались свою ловкость показать, но местные легко отбирали козла. Сам Епифан не полез. Что он, пацан, что ли? Молодёжь пусть удаль показывает.
        Дали им в дорогу немного сыра овечьего и мяса варёного. Епифан в ответ подарил один котелок. Людей в отряде убыло. А ещё пристроил сорок лошадей, что у ойратов отбили, но временное хранение. Зачем их с собой тащить, вот назад поедут и заберут, да и то не всех? Зачем им столько, да и лошадёнки так себе?
        Сейчас остановились пообедать и решить, нужно ли исследовать этот приток Тобола. Местные выделили с атаманом одного проводника. Он говорит, что река течёт на запад, а потом поворачивает на север. Три дня пути до того, как она в малый ручеёк превращается.
        - Нет, атаман, считай это седмица уйдёт. А нам поди, как бы не назад возвертать пора, а то по снегу будем уже колобродить, - в один голос все советчики насоветовали.
        - А что с самим Тоболом? - спросили у проводника Багашара, - И что означает слово Аят?
        - Аят - это река. А с Тоболом, всё хорошо. Ещё дней пять - семь на юг. Дальше не знаю.
        - Тем, более Епифан давай поспешать, - опять хором советчики.
        - Ну, поспешать, дак поспешать.
        Переправились и тронулись дальше. Однообразно всё. Степь и заросшая травой и камышом неширокая речка, ни кустика, ни деревца. Совсем редко правда есть у самой реки заросли «каратала», по нашему - чёрная ива или тальник.
        Иногда редко совсем и можжевельника небольшие заросли с начинающими синеть ягодами. Арча по ихнему.
        Гишпанец всё на карту заносит, время уходит, а конца этой реки нет. Проводника пришлось отпустить. Говорит, что не бывал никогда в этих местах и не нужен он им больше, а дома работы полно. Хитрец, знает ведь, что за его помощь коня отдали. Только не соврал Багашар, через седмицу доехали до того места, где Тобол резко поворачивал.
        Ещё два дня ехали на запад. Совсем уже ручеёк, и в него изредка другие ручейки впадают. Все травой заросшие. После вообще на север повернул, а там и в маленькое заросшее травой болотце превратился. Ну, вот нашли они исток этого Тобола, угробили на это два года жизни, и хороших казаков тьму потеряли, сами чудом жизни не лишились.
        Не понял Епифан, зачем это нужно было князю Пожарскому.
        Но нашли. Теперь можно и возвращаться с чистой совестью.
        Событие семидесятое
        Проводников хватало. Оставили в городе Радости - Ферх-Кермане небольшой гарнизон с частью пулемётов и одной пушкой. Отогнать непрошенных гостей хватит. Там же хотели оставить и знатного пленника, но в последний момент Пётр передумал. Нужен будет для торговли.
        Всё-таки, переоценил он силы вершиловцев. Сейчас, после почти полного истребления Смоленского полка, это ясно стало видно. Наступать на Бахчисарай некому. Если султанМехмед III Герай соберёт войско в десяток тысяч и выдвинется в степь, то и пулемёты не помогут. Задавят массой. А потому нужно не стенка на стенку идти, а совершать непредсказуемые действия. Вот и пошли к будущей Евпатории, а ныне город Гёзлёв. Пётр поинтересовался у «капы-кулу» крепости Ферх-Кермен, что название означает. Тот выдал муть полную. Это два слова, можно перевести как «Глаз-дом». Больше ничего путнего добиться не удалось. Глаз-дом? Ага! Наблюдательный пункт. За чем там можно наблюдать? За морем?
        Добраться сначала нужно было до Айбары - "светлая луна" Караул кадылык. Из пространных объяснений начальника крепости «Перекоп» Пётр только одно вынес, что этот кадылык, типа нашего района.
        Два дня тащились. Степь и ни ветерка. Жара страшная. Как здесь люди живу? Да, вот люди и не живут. За два дня ни одного человека, совершенно мёртвая выжженная степь. И ночью-то жарко. Разве под самое утро чуть прохладней. Вымотались люди, а ведь ещё и не вступили толком в этот Крым. К Айбары подошли под вечер. А там войско стоит. Как ни старались уберечься от прямого боестолкновения, ничего не вышло. Мехмед III Герай решил проверить, а кто это там безобразничает на его землях. Плохо, договорились ведь на совместный навал на Гёзлёв, казаки на чайках своих с моря, а Пётр с суши. И что теперь?
        Из козырей четыре пулемёта Гатлинга и восемь митральез Мантини, ну и шесть лёгких пушек. А нет, ещё один козырь есть Шахин Гирей - калга-султан. Сразу звать на переговоры не стоит. Нужно свою силу показать. Договариваются только с сильным. Кто будет договариваться с тем, кто ещё до боя мира просит?
        Построились двумя небольшими каре, а по центру пушки с митральезами. Ну, и по два Гатлинга по флангам. Встали и стали ждать. Солнце между тем почти село. Напротив колышется в знойном мареве огромное полукругом выстроенное войско. Тысяч десять-пятнадцать. Все конные. Скорее всего, всё, что мог, собрал Мехмед Герай.
        Пётр уже было решил, что не пойдут на ночь глядя татары в атаку, и ошибся. Пошли. Обтекая с флангов. Двумя полноводными реками. Загрохотали пушки. Но медленно. Выстрел в пару минут. Только три раза и успели бахнуть, как в «переговоры» вступили пулемёты. Вот тут эффективность непрерывного огня сразу себя и показала. Двенадцать пулемётов по сто выстрелов в минуту. Первые ряды в рукавах просто выкосило, тем более что митральезы били с флангов, и пуля пробивала не одного, а сразу нескольких человек. Ещё раз ухнули пушки, которые перенесли огонь на командный пункт, теперь после начала атаки ставший видимым. Что-то там взрывалось, но рассматривать времени не было. Конные лавы почти вплотную приблизились к вершиловцам.
        Залп из почти двух тысяч ружей - это не слабо. Повалились всадники и лошади, и нескольких секунд не прошло, как перед вершиловцами образовались целые валы. Всё это ржало, орало, стонало. А тут и митральезы с Гатлингами перезарядили. И ещё тысяча пуль унеслась навстречу крымским татарам.
        Не выдержали, откатились. И сразу почти ночь. Всё же интересно это на юге происходит, вот, вроде, только солнце скрылось за горизонт, где-то там, в Гёзлёве - Евпатории, и уже сумерки. Ещё десяток минут, пока пулемёты палили вслед отступающим конникам, пока Пётр пробирался к пушкарям, чтобы посмотреть чрез их мощнейший дальномер на позицию врага, а поздно, уже и не видать ни чего. Ночь!
        - Давайте мы тоже отойдём, а то вдруг там раненые есть. Ещё выстрелят, - дал команду князь Пожарский.
        Полк, как на учениях развернулся и стал отходить. Пушки, с пулемётами, тоже, не дожидаясь лошадей, откатили. Сильно, далеко пятиться не стали. Лук и местные пищали-мушкеты бьют от силы на двести метров. Вот на всякий случай метров на триста и отошли. А ночь, хоть глаз коли. Луны нет. Только яркая дорога Млечного пути степь освещает.
        Чего там Мехмед III Герай задумал? Ни чего не понятно. Крики и темнота.
        Глава 25
        Событие семьдесят первое
        В Вершилово был траур. Умер один из самых известных его жителей. Не от болезней, не от ран. Время пришло.
        Дед Андрей, так все звали. Князь Пожарский Пётр Дмитриевич исхлопотал для деда Андрея дворянство и даже деревеньку из семи домов. Только старый мастер там и не был ни разу. Сыну, тоже уже в преклонных летах мастеру, наказал, чтоб было не хуже, чем у остальных прочих, да и забыл о ней. Всё спешил успеть очередной шедевр создать. Мало ведь годков-то осталось.
        Сказать, что до этого мешали творить, так нет. Были заминки. Токмо не в помехах дело. Не дешёвое это дело - лить большие вещи из бронзы. И медь не дёшева и олово везут из-за моря совсем чуть не в цену серебра. А ведь сотни пудов нужно.
        Андрей Чохов родился в городе Муроме в 1545 году. Совсем мальцом поступил он в учение к известному пушечному мастеру Кашпиру Ганусову.
        В тридцать лет он впервые самостоятельно отлил большие парные пищали «Волк», у которых кончик ствола как бы высовывается из волчьей морды. Их потом отправили в Великий Новгород. Только надолго там они не зажились. В Смуту уволокли их шведы к себе в северные земли. Только бог есть, и князь Пожарский, захватив Упсалу, пушки на родину вернул.
        После этого много чего отлил мастер Чохов, вот рядом с «Волками» стоит огромная кургузая мортира «Егуп». Если в современные меры переводить, то калибр у мортиры 470 миллиметров, а веса в ней без малого 80 пудов. Много пришлось мастеру помучиться с длиннющей 24-гривенковой (152-мм) осадной пищалью «Скоропея» («Сердитая», «Злая»). Одна из любимых была мастера Чохова, с ящерками, бегающими по стволу.
        Конечно же, самым известным творением мистера стала царь-пушка. Андрей Чохов отлил свою Царь-пушку из бронзы в 1586 году, в начале правления царя Фёдора I Иоанновича, сына Ивана Грозного. Новому царю, который, как считается, был слаб умом, тогда было 29 лет, и он только недавно вступил на царство. Тем не менее, с правой стороны пушки у дула есть его литое изображение в виде наездника в короне и со скипетром, а в средней части ствола справа имеется надпись, из которой следует, что пушка отлита его повелением. На казённой части вырублено: «2400 пуд». Не мало, тридцать девять с половиной тонн почти. Калибр же сего великана 890 миллиметров.
        В Вершилово мастера перевёз лично Пётр Дмитриевич и приставил бдить и учить мастерству молодых литейщиков. Буквально за несколько месяцев до того в Москве Чохов отлил свой колокол великан - «Реут». Его высота с ушами 2 м 90 см, диаметр - 2 м 85 см. «Реут» висит под сводом южного проёма звонницы Ивана Великого. Его имя по-старорусски означает «ревун», видимо, из-за басовитости звучания. За изготовление его Чохов был отмечен особой наградой - получил «4 аршина сукна лундышу, маковый цвет, цена полтора рубли аршин, да 10 аршин камки куфтерю червчатого, цена по рублю за аршин, до сорок куниц цена 12 рублёв». Весит «Реут» 32 тонны 760 кг.
        На новом литейном дворе превзошёл мастер свой же рекорд. Отлили они вместе с мастером Самсоновым колокол великан «Лебедь». Когда-то давно Чохов уже лил колокол с таким названием. Тот висит в Троице - Сергиевом монастыре. Этот предназначался туда же, и потому на нём была сделана надпись: «Божиею милостию Великий Государь Царь Всея Руси Самодержец Михаил Фёдорович. Сей колокол слили в дом пресвятые и живоначальные Троицы великому чудотворцу Сергию, в 10-е лето государства его». Диаметром колокол был три с половиной метра и почти четыре метра высотой и весом пятьдесят тонн без малого.
        Царь колокол будет в два раза выше и шире и в четыре раза тяжелей. Но это будет через сто с лишним лет.
        Всё Вершилово прощалось с мастером. Могилу ему определили прямо рядом с Кузьмой Миничем Мининым. И памятник литейцу будет делать тот же мастер, а лить его ученики. Оба знаковые фигуры для страны. Одной величины. Вот и лежать будут рядом.
        Царствие им небесное. И вечная память.
        Событие семьдесят второе
        Как там споёт всеми любимую песню Василий Лебедев-Кумач:
        Утро красит нежным светом
        Стены древнего Кремля,
        Просыпается с рассветом
        Вся Советская земля.
        Холодок бежит за ворот…
        Всё так и было кроме стен Кремля, ах, да - Вся Татарская земля.
        Утром было прохладно - это точно, и рассвет был нежный, розовый. Красиво. Проснулись, посмотрели на красоты природы, поёжились от прохладного ветерка и удивились донельзя. Не было врагов. Только пару тысяч мертвецов. И самое интересное, они сами себя не хоронили. Всё врут календари.
        Горизонт был пуст. Пётр осмотрел в самый мощный артиллерийский дальномер место, где вчера стояли тысячи конников. Ни кого. И чего теперь?
        Пётр выслал разведку. Пока те не вернулись, вершиловцы растопили полевые кухни, война войной, а завтрак по расписанию. Утренний прохладный ветерок быстро кончился, опять взбирающееся всё выше солнце начало припекать.
        Разведчики вернулись через час, когда кашевары стали один за одним стучать по железу повозки, созывая закреплённых именно за этой кухней людей на завтрак. Всё без изысков - гречневая каша с мясом.
        - Ну, чего там? - нетерпеливо вышел навстречу возвращающемуся дозору князь.
        - Нет никого! И деревня эта пустая, ни одного человека, - доложил старший.
        - Так, давайте подкрепитесь и дальше чуть проедьтесь, - отпустил разведчиков Пётр.
        Тоже со всеми позавтракал. Хоть и не сильно хотелось. Надо ведь, а то кто его знает, что будет через час, потом сухарями придётся перекусывать.
        - Наплевать на них. Планировали идти на Гёзлёв, вот туда и пойдём, - начал первым Ян Заброжский, когда после завтрака собрались на совет.
        - В тылу у себя такую силу оставлять? - Шварцкопф был чуть осторожней.
        - У этого Айбары дозор оставим и по нескольку человек через каждые пять километров. Если они по нашим следам пойдут, то будет время развернуться, построиться и оружие зарядить. Нужно к Гёзлёву обязательно идти, туда должны казаки на чайках подойти. Договор же есть. А если они без нас начнут атаку, то много людей потеряют, да и вообще удастся ли захватить. - Решил Пётр, и совещание на этом закончилось.
        Дорога, вполне себе наезженная, сначала шла строго на запад. Выжженная степь с небольшими кустиками колючки. И седой ковыль везде. Словно по белому, колышущемуся от волн морю едешь. Это впечатление ещё усиливало то, что степь не ровная, как стол, а холмистая. Совсем уж изредка небольшой неровный камень на пути попадётся, будто нёс кто, а потом надоело ему, и бросил.
        Пётр в Крыму в той жизни был один раз, но там были горы. В Алуште отдыхал. Вот Крым всегда с горами и ассоциировался, а тут равнина и чуть ли не пустыня. И ни человека, ни животных. Только птицы в небе большие кружат. Ехали на запад, ехали, и вдруг бац, и дорога поворачивает почти под прямым углом. Ладно бы сама дорога шла дальше к морю, а здесь своротка была. Нет дальше холмистая степь до самого горизонта и даже тропиночки нет. Что за изыск? Почему дорогу нельзя было проложить наискосок, сокращая путь?
        Судя по карте, если местным картам вообще можно верить, прошли они до этого полуперекрёстка больше двадцати километров, да по такой жар.
        - Всё привал. Дальше без детальной разведки не пойдём, - решил Пётр.
        Дозор и раньше по этой непонятной дороге вперёд был выдвинут, но ничего подозрительного не наблюдалось. Мёртвое ковыльное море. Начали разбивать лагерь. Полевые кухни задымили, к ним и подойти теперь страшно, на воздухе плюс сорок градусов, а рядом круче, чем в любой бане. Кашевары вон все мокрые насквозь. Пётр решил, пока ужин готовится, поговорить с калгой Шахин Гиреем. Пленник уже прилично с ними путешествует и пока разговаривать отказывался. Немого изображал. Не вышло ничего и на этот раз. Его сняли с коня и привязали к колесу одной из повозок, что боеприпасы перевозила. Пётр ему через переводчика пару вопросов задал, но товарищ только кривил губы и отворачивался. Да, и ладно. Будем считать его не живым человеком, а монеткой, которой можно будет воспользоваться в критической ситуации. Чего с монетой-то разговаривать?
        Приехал высланный вперёд разъезд. Ничего нового. Степь без края. Поужинали. Выставили караулы, и спать отправились, переход даже без поклажи по такой жаре все силы у народа отнял. И ночью сначала ничуть не легче было. Лежишь мокрый и уснуть не можешь. И нафиг он такой Крым сдался.
        До Кёзлёва добирались два дня. Дальше дорога шла не совсем уж строго на юг, на юго-запад. Впервые признаки жизни попались вечером на второй день пути. Паслись овцы. И рядом на высоком красивом коне восседал оборванец. Всё про низкорослых монгольских степных лошадок в книгах пишут, а здесь, в Крыму пока всё больше вполне себе высокие кони. Увидев разъезд, пастух бросил стадо погнал что есть мочи на юг. Пётр ехал как раз с дозором, развеяться решил. Солнце на западе уже склонялось к горизонту и туту они увидели воду. Много воды. Сначала подумали, что море, но по мере приближения это становилось всё более сомнительным. Вода была розовая. Море точно розовым не бывает. Тогда, в далёком прошло-будущем, генерал в Алуште отказался от автобусной поездки в Евпаторию к розовому лебединому солёному озеру. То ещё удовольствие по такой жаре в душном автобусе без кондиционера. Можно и живым не доехать. Название не запомнилось. Вернее, оно было двойное и второе слово точно не забудешь - Сиваш. А вот первое. Ну, местные расскажут.
        А вон и, правда, лебеди. Десятки. И чем ближе подъезжаешь, тем всё розовей вода становится. Умеет же природа красивые места создавать. Дополнительную необычность этому месту придавала и корка соли на берегу. Вот интересно, море ведь тоже солёное, а соли на берегу не видно.
        Полюбоваться местными красотами не дали татары. Пётр с дозором стоял на небольшом холме и большой отряд они увидели издали. Человек двести. Несутся сюда вытянувшись в большую каплю. Пришлось срочно ноги уносить. А вот в засаду заманить противника не удалось. Едва заметив лагерь, они развернулись и ускакали на запад. Ну, значит нам туда дорога. Только не сегодня. Уже вечер. А вот для разведки самое то время.
        - Ян, нужно в том направлении послать людей поопытнее, а в остальном как всегда, во все стороны разъезды и дозоры выставить с секретами.
        Событие семьдесят третье
        Пересидеть в кустах не удалось. Гаспар Граубе видел, что к реке в ста шагах от них спустились солдаты, и стали проверять заросли. Рано или поздно доберутся. Придётся прорываться. Ага, с боем через весь город, что нам сложно несколько тысяч этих вояк положить, вчетвером-то. Ну, а если шутки отбросить, то нужно что-нибудь придумать. Отто Крамер и Курт Винцель приглядывали за обшаривавшими кусты солдатами, а они вдвоём с Анхилем протиснулись через плотные заросли ивы к самой реке. Нет, не перебраться на ту сторону незамеченными, да и там голоса. И речушка топкая, ила по колено. Ищут их. На, самом деле, влипли, так влипли.
        Поисковая партия подходила всё ближе. Восемь человек. А что если их в ножи взять, а потом переодеться в их лохмотья? Другого ничего и не оставалось.
        - Так, ребята, как подойдут, бросаем ножи. Каждый по два. Должны уложить с первого раза, а то поднимут тревогу.
        Все согласно кивнули. Сидели, затаившись, ждали. Начали по команде, капитал чуть слышно свистнул. А потом ножи засвистели. И ничего не получилось. Курт промазал первым броском, и вторым-то успокоил рыжего, заросшего бородой, мужика, а вот второй его подопечный успел крикнуть и бросился бежать.
        - Чёрт, - взревел Винцель и в четыре прыжка догнал «счастливчика», сунул ему нож в спину.
        Поздно, их заметили. Даже выстрелили из мушкета.
        - Бежим к этим стрелкам, - на ходу вытаскивая малый пистоль, выкрикнул Граубе, и первый бросился к группе солдат метрах в ста от них.
        По ним ещё раз успели выстрелить из мушкета, а потом расстояние позволило пусть в ход пистоли. На этот раз промахов не было. Четверо свалились, двое бросились бежать, а три человека достали шпаги. Офицеры? Не помогли имперцам их шпаги. Повторный залп из двуствольного рейтарского Doppelfausterа и нет фехтовальщиков. С этими разобрались, но шум подняли на весь город. Однако пока к ним никто не бежал. Те двое, что сразу бросились наутёк, достигли первых домов и скрылись из видимости.
        - Быстро за ними, когда начнут искать, то явно подумают, что мы в другую сторону ушли, - на ходу объяснил Гаспар свои действия, увлекая вершиловцев за собой к домам. Ошибся. В доме тоже были расквартированы солдаты, разномастно одетые пятеро вояк спускались со второго этажа по наружной лестнице. На счастье капитана и его спутников, лестница была крутой, и имперцы смотрели под ноги, вершиловцев не замечая, пока не стало поздно. Этих взяли в ножи. И тоже не слишком удачно. Один успел выхватить шпагу и проткнул руку Отто Крамеру. Сам тут же был убит, но что толку, и так шансов почти не было, а тут ещё раненый.
        - Как ты? - Гаспар помог перетянуть Отто руку выше раны.
        - Ерунда, скорее всего, просто кожу порезал. Даже не больно.
        - Хорошо, давайте вон к тому сараю. Может, удастся там схорониться.
        Добежать успели, а вот схорониться. В сарае были лошади. И к ним бежали люди. Четыре лошадки, как по заказу. Жаль не осёдланы, был бы шанс уйти.
        - Командир, тут с другой стороны тоже дверь, - дёрнул Граубе за рукав Анхель.
        - Пошли.
        Дверь была завалена корзинами. Раскидали и приоткрыли. Огород, а через двадцать метров ещё один сарай. Пригибаясь, цепочкой, поспешили преодолеть открытое пространство. А двери-то с этой стороны нет. Зато есть что-то типа сеновала. Три кривых жердины вбиты в землю и над ними соломенная крыша, а под крышей копна свежего сена. Стараясь не шуметь и не сильно разбрасывать траву, забились в стог. Ну, теперь только молиться пресвятой деве. Не очевидное место для поиска. Вдруг удастся до темноты пересидеть.
        Глава 26
        Событие семьдесят четвёртое
        Сотник Епифан Соловый всю дорогу назад был в плохом настроении. Не просто так. Портили. Все. Возвращались по своим следам. Степь уже выжгло солнцем, трава пожухла, и лошадей пришлось всё чаще овсом подкармливать, освобождая тюки на заводных лошадках. Хорошо, что вдоль реки шли, у самой воды немного зелёной травы оставалось.
        А как же местные кормят лошадей сами? Неужели они вот эту сухую траву едят и им этого хватает? А поят лошадей как? Или они только вдоль речек и ручьёв кочуют?
        Так добрались до впадения в Тобол Аяти. Местных, добывающих руду железную, в этот раз не было. Епифана это слегка встревожило, но не так, чтобы всё бросить и бежать. Переночевали и к полудню достигли аула Арчаглы. Нда. Того места, где был аул Арчаглы. Только мусор и навоз напоминали, что здесь, что-то было. А ведь они оставили степнякам на сохранение сорок отбитых у ойратов лошадок. Как людям верить? Соловый их друзьями посчитал. А они воры. Один единственный плюс, хоть с этими не нужно было воевать. Все, кто встречался им до этого, пытались напасть, убить, ограбить. Эти не напали, и убить не пытались. Проще поступили. Не ограбили, а украли. Вот как от этого может настроение подняться? Веришь людям, а оказывается, что хитрым воришкам поверил.
        Казаки предлагали ехать догонять. Видно было по следам, куда те подались. На запад. Тут даже гадать не надо, через какое-то время встретятся там с этой самой Аятью и по ней вверх пойдут. Догнать, наверное, можно, и даже сил вполне хватит степняков перебить. Но ведь те тоже не дураки. Давно ушли и кочуют с максимальной скоростью, ожидая, что казаки за ними бросятся, своё добро спасать. Следовательно, нужно две недели их догонять, а потом две недели назад. А там осень. И сгинут по дороге. В заснеженной степи без еды. Нет у них времени на догонялки.
        Плюнули и дальше по Тоболу пошли. Добрались до озера птичьего, где чуть с жизнью не расстались. И тут интересная картина. Они ведь трупы лошадей и ойратов так и бросили. И сейчас обглоданные до белых костей лежат. Вот только ни одежды, ни чего железного не осталось. Всё подчистили. Кто? Сами ойраты? Вернулись всё же? Как теперь узнаешь.
        Зверьё скелеты по косточкам разобрало. Нет целых. Тут череп коня и рядом человеческие руки. Прямо слоем степь костьми завалена. Надо бы убираться, место страшное, да нельзя. Пришлось на несколько дней чуть в сторонке привал сделать. С припасами совсем беда. Настреляли птицы. Накоптили немного. Рыбы наловили в озере, благо сети с собой были. Карась в основном, но крупный. Теперь должно до лодей хватить.
        Вот только опасался Епифан Соловый, что и там кто-то поживился. Скорее всего, нет уже шитиков, нужнее кому-нибудь. Одно ворьё кругом. Быстрее уж домой. Устал он первопроходцем быть. Дома жена, дочка. Всё отвоевался казак. Пора остепениться.
        Событие семьдесят пятое
        Капитан Гаспар Густав Граубе выбрался из стога первым. Осмотрелся, прислушался. Было ранее утро. Чуть-чуть начало светать. По темноте решили не идти. Города не знают и можно совершенно неожиданно и некстати столкнуться с ночным патрулём.
        Отряд они оставили на юго-западе от городка, в небольшой рощице. Даже весь и не влез, пришлось повозки маркитанток поставить рядом. Если кто из больших командиров мимо будет проезжать, то и не особо польстится. Стоят повозки и стоят.
        Сейчас они находились на противоположной стороне Ильцена. С севера. И идти на юг или на запад через весь городок было не лучшей идеей. Пока прятались в сене, решили всё же перебраться через реку и кустами на том берегу двинуть на северо-запад, а, уже отойдя на приличное расстояние, повернуть на юг.
        Капитан прошёлся до края этого сарая, там виднелся узкий проход на улицу, по которой они бежали от пологого спуска к речке. Гаспар добрался до угла. Никого. Можно выбираться. Он вернулся к стогу. Во время этих пряток он, как мог, обработал раненую руку Отто Крамеру. Порез и в самом деле был небольшой. Теперь же, перед выходом, Граубе снова размотал повязку, ещё раз пролил спиртовым раствором йода, что у каждого вершиловца был с собой в маленьком пузырьке, рану на руке. Вот и пригодился. Потом тщательно перемотал свежим куском бинта. Тоже ведь у каждого есть. Теперь только молиться, чтобы огневица не пошла.
        Они перебежками по одному добрались до спуска к реке и незамеченными углубились в заросли. Там пришлось раздеться, благо лето и тепло. Берег был топкий весь в иле и глине, да ещё зарос осокой. Сама речушка глубиной едва по пояс и шириной всего метров пять. Перебрались, обмылись, как получилось, и, одевшись, так кустами и двинулись против течения речушки.
        Гаспар уже даже про себя порадовался, что удалось выбраться, как кусты кончились, и они поняли, куда забрели. Твою ж, оказались в центре палаточного лагеря. В предрассветной полутьме видно было, что хоть на северо-запад, хоть назад на юго-восток десятки палаток и просто навесов, а где люди и просто у костров. Ветер-то с реки был и кусты густые, ни дымом не пахло, ни лагеря не видно, и вот теперь, что делать?
        Капитан раскинул руки и, пятясь, втолкнул вершиловцев назад в кусты. Пошептались.
        - Ладно, проскочим, надеюсь, - подытожил обсуждение Граубе, - Сейчас выходим и строем, за мной по одному идём в этом же направлении.
        Вышли из кустов и, всё же стараясь обходить большие скопление спящих под открытым небом солдат, двинулись вперёд. Сначала везло. Никто на них внимания не обращал, идут себе солдатики за офицером и пусть идут. Первый раз их окликнули метров через сто.
        - Эй, ребята, есть чего пожевать? - отошёл от костра тощий, как скелет, и высокий, как жердь, солдат.
        - С собой нет, - негромко откликнулся Отто, а капитан шикнул на него, - Кто тебя тут старшим назначал?
        Прошли ещё метров сто. Опять окликнули от костра. Теперь воды попросили.
        - Что лень до реки прогуляться? - рыкнул на оборзевшего Граубе.
        - Так я дежурю у костра, - огрызнулся вопрошавший.
        - Вот и дежурь.
        Ещё метров двести прошли и вышли, наконец, на открытое место, лагерь кончился. И стояли три человека, изображая караульных, и у этого последнего костра ещё двое сидело.
        - Wer sind sie? (Кто такие), - шагнул к ним молодой офицерик.
        - Не твоё дело. Нас послали, мы идём, - как можно более агрессивно выдал в ответ Граубе и пошёл дальше. Могло ведь и сработать.
        Нет, не получилось. Смелый идиот попался.
        - Warten Sie, wohin Sie gehen. (Стойте, куда идёте).
        - Начали, - скомандовал своим Гаспар и три ножа полетели в любопытных. Сам же он метнул нож в сидевшего у костра и в перекате преодолел разделяющие их расстояние. Следующий нож, и все пятеро караульных мертвы.
        - Бежим, - прошептал Отто Крамер.
        - Стоять. Идём спокойно, как шли. Ещё могут быть посты.
        И точно, не прошли и ста шагов, как из кустов у обочины дороги их окликнули. Блин, горелый, как выражается Пётр Дмитриевич, почти ведь дошли. Несколько метров не хватило, до леска, дорогу вот перейти.
        - Man sieht den Fall nicht. (Не видишь, идём по делу), - махнул рукой капитан, но не сработало.
        Из кустов вышло трое.
        - Wer sind sie? (Кто такие). Wohin gehen Sie? (Куда вы идёте). - До чего все любопытные.
        Ответили, как и заведено, ножами. И одного в кустах не заметили, а у него оказался колесцовый пистоль. Так бы фитиль издали приметили. На счастье, ни в кого не попал стрелявший. А через секунду в горло ему нож вошёл, но тревогу поднял.
        - В лес, - скомандовал Граубе и сам ломанулся первым.
        Ушли. А, может, и не было погони? По крайней мере, когда они выскочили на другую сторону небольшого леска, то позади не громыхали сапогами и не стреляли в воздух.
        - Построились и идём спокойно! - с бега резко перешёл капитан на шаг, едва они вывалились на очередную дорогу.
        Утром на привале специально устроились на краю такого же лагеря. Достали паршивенькую карту. С грехом пополам определили, куда их занесло. Оказалось, что круг им теперь не малый придётся отмаршировать. Километрах в пятнадцати от своего лагеря оказались. Хорошо, что днём на них особого внимания никто не обращал. Идут себе солдатики с офицером и пусть дальше идут. Да, и полно таких по дороге в обе стороны движется.
        Добрались уже после обеда. Еле живые. Солнце припекает, пылища на дороге, и, самое главное, ведь от каждого куста шарахаешься. Своих маркитанток заметили сразу. Жёлтый фургон такой на все немецкие земли, небось, один. Где только добыла фрау Изольда?
        У них всё было спокойно. Волновались, конечно, когда вчера командир не появился, но Мольтке шикнул на паникёров.
        - Капитан сказал, три дня ждать. Вот три дня ждать и будем.
        В лагере неожиданное пополнение. Мастера из Золингена своих встретили. Разговорились. И солдатики решили из армии генералиссимуса Валленштейна дезертировать и в армию капитана Граубе вступить. Старший у них лейтенант. Из мелких дворян. Барон фон Дорф. С ним шестнадцать солдат. Шли в Ильцен, да вот встретили земляков. А ещё Изольда свою товарку повстречала и тоже сманила с собой.
        Отряд и так был не маленький. Десяток Готлиба Штибена, плюс те пятнадцать молодцов, что он навербовал. Да прибившиеся к немучетверо рейтары из Риги и трое богемцев. Сержант Питер Мольтке привёл двадцать семь новобранцев и двух сержантов, что Гаспар оставил этих новобранцев обучать, ещё, получается ещё три десятка. И двадцать пять человек было с Граубе. И теперь вот семнадцать человек. Всего выходит больше сотни не самых плохих вояк, а пару десятков, так вообще вершиловцы. К этому если добавить семь десятков мастеров из Золингена и маркитанток, что организовала Изольда. Тоже шестеро. Почти двести ртов. И нужно всех живыми и здоровыми довести до Висмара.
        Глава 27
        Событие семьдесят шестое
        Чепкун Разгильдеев и Кузьма Погожев склонились над картой, что закончил рисовать с малых листочков сегодня Вашка Риберу, прозванный Ивашкой Рябым. Река теперь текла практически строго с севера на юг. Решали вопрос. Как всегда - развилка. Одна речка бежит с севера почти вторая с запада. Думали - думали. И ошиблись, как всегда. Видно, так уж богом человеку заповедано, лёгких путей искать.
        Хорошо хоть местных башкир встретили. Нет, не по Яику они плывут, по Караганке. Яик-то ниже в пару днях пути. Вот и выходит, что нужно было не на север стремиться, а на запад плыть. Ну, хоть немного полезной информации узнали, а то Яик, да Яик, а что это на местных языках значит и не ведает никто. Оказалось, что переводится это как - «разливающийся, затопляющий». Оно даже и сейчас видно. Вокруг реки временами одни болота, да старицы. Башкиры сказали, что иногда так разольётся, что и другой берег еле виден. И не женского рода Яик, а мужского. А караган - это кустарник такой с жёлтыми цветами.
        А перед этим они интересное место проплывали. Всё равнина была и равнина, а потом словно ниоткуда появились красные скалы и стали реку окружать. В одном месте и совсем узкий и полноводный стал Яик, так сильно скалы его припёрли. В этом месте чудо увидели. Даже вышли с лодей и обошли все несколько раз вокруг. Стоит эта красно-серая скала, а в ней словно дверь или проход, но с очень ровными краями, именно на открытую дверь похоже. Только чуть дом-то перекосило, и дверной проём тоже чуть скособочило. А за дверью этой заросли вербы и берёзы. Чудо. Ивашка Рябой посмотрел на скалу и бросился к ней с молоточком, что всегда на поясе носил, стал откалывать куски.
        - Это мясной агат или немецкий ляпис. Очень дорогой камень. Мы теперь все страшно богаты! - и давай рубить своим молоточком.
        Насилу оттащили. Оттащить-то оттащили, но басурманин успел раскричаться на весь лагерь. Казаки и даже вершиловцы подступили к Кузьме с Чепкуном:
        - Давайте нарубим, вернёмся на Русь, разбогатеем.
        Нашёлся даже знаток один. Он торговал в Москве, когда стрельцом был. Лавку свою держал. Так вот, ни какой не мясной агат это, а наша русская яшма. И бусы их неё делают и жуковицы (перстни) и серьги для молодиц.
        Пришлось и, правда, на целый день задержаться у дверей этих. Пока каждый себе каменюк не наломал. Ну, а потом и заблудились у Караганки этой. Счастье ведь, что башкир так быстро встретили.
        Вернулись и поплыли на запад, а там и вообще, чуть не вспять пошли, практически на юг река заворачивает. Даже думали, что обманули их башкиры, чтобы от своих кочевий отвести. Однако вскоре повернул Яик на север. Да не надолго. На следующий день опять завернул на юго-запад. И опять начали башкир хаять. Один Ивашка Рябой спокоен. Ему что, рисуй свои картинки знай. Долгонько так петляли. Седмицу целую, и вот только потом повернули строго на север. И сразу видно уже стало, что правильно шли. Стали вокруг скалы всё чаше попадаться и местность сначала холмистой стала, а потом на правом берегу, с востока, то есть, и горы небольшие пошли.
        И плыть-то стало тяжело, то и дело дном по песку чиркает лодья, а то и вовсе приходится выходить и волоком в мелких местах перетаскивать и узкая стала, не больше иногда десятка саженей. По мелям легко с одного берега на другой перейти.
        Нашли Магнитную городу. Как её не найти, когда там уже русские целый городок построили. Плыли, любовались горушками на правом берегу и вдруг дымы увидели. Как раз по ходу и справа. Подплывать поопасались. Мало ли кто там чего палит. Тем более что леса-то нет вокруг. Ну, если заросли тальника не считать.
        Высадились на берег и отправились в разведку. Кузьма с собой пяток вершиловцев поопытнее взял. Подобрались по зарослям вербы к кострам этим поближе и тут речь русскую услыхали. Вышли из кустов, и пошли к кострам. Их заметили, даже ружья похватали, а потом один и кричит?
        - Кузьма! Погожев! Ты что ль?
        И Кузьма крикуна узнал. Матвейко, вот фамилии не помнит. Служил в их полку в Вершилово. Заядлый футболист был. Давненько он с остальными стрельцами на Урал Камень ушёл. Вона, где довелось свидеться.
        - Вы тут, откуда? - бросился обниматься Матвей.
        - Так гору Магнитную князь Пётр Дмитриевич в прошлом годе отправил искать.
        - Эка, хватил. Опоздали. Мы её в прошлом годе и нашли. Медленно больно вы торопились. Поспешали, сидя на заду, - гоготнул Матвейко, - Сейчас уже рудознатцы Ивановы тут всё излазили за лето. Много руды железной нашли, да богатая вся. Говорят, что половина в ней железо. Такую и не встречали ещё рудознатцы, да и не слыхивали, что бывает-то така. Чудо. Уже и отряд малый назад послали, чтобы быстрее до Миасса добрался, да успел по Белой добраться до Волги, а там до Вершилова. Весточку благую князю передать. Богатейшую руду, мол, нашли.
        - Эка. Плохо. Выходит, мы два года зря маялись.
        - Чего зря, ведь нашли и путь теперь до моря знаете. Карту, небось, нарисовали, как и мы.
        - Не без того.
        - Ну, а говоришь - зря.
        - А что вы-то тут делаете? - поинтересовался у земляка Кузьма.
        - Так братья Ивановы тут, в версте всего от горы этой, золото нашли. Вот моем. Не меньше золотишка, чем у нас в Миассе. Пока рудознатцы по горам ползают, мы уже прилично намыли.
        - А ну, покажи!
        - Чего покажи, сами, вон, присоединяйтесь. На всех хватит.
        Событие семьдесят седьмое
        Стены вокруг Кёзлёва или Евпатории почти и не было. Холмик и ров были, но это для тех, кто штурмовать не будет. Поглядит на красивое розовое озеро. Посмотрит, как местные разбили берега этих озёр на ванночки и добывают в них знаменитую крымскую розовую соль. И отъедет восвояси.
        Пётр Дмитриевич Пожарский уезжать без посещения музеев и дворцов не собирался. Ночью разведчики до самого города прогулялись и сообщили, что казаков с чайками пока нет, а защитников города пара тысяч, и пушек у них не мало три десятка, как минимум, но они очень древние если раз в час стрельнут, то за счастье.
        Ждать казаков? Или самим пострелять? А если казаков и не будет? Чужие души потёмки. Решили пострелять, не зря же пушки катили. Подошли к холму и оказалось, что не это укрепление, это только предбанник, а вот дальше настоящая крепость. Ширина окружающих город стен составляла, наверное, метров пять, а высота их была, как бы, не восемь метров. Двухэтажный дом. В различных частях городской стены виднелись пять ворот, все они видно на ночь запирались, а вот теперь с подходом врага и не открылись. Общая протяжённость крепостной стены достигала, поди, километров трёх, по всему периметру были сооружены бастионы. Их насчитали двадцать четыре. Частью оборонительной конструкции являлся ещё и глубокий ров, который сейчас спешно заполнялся морской водой. Грязные жёлтые струи так и бурлили.
        Что ж, раз приехали, то хоть постреляем. Подкатили одну из пушек поближе и выстрелили фугасом. В ответ нестройно загрохотали пушки с крепости. Огромные калибры. И плюются каменными ядрами метров на пятьсот. Это сейчас, чтобы показать противнику, на что способны, а при штурме, надо полагать, бухнут каменным дробом. Щебёнкой. Мало нападающим не покажется.
        Теперь выяснив, где расположена вражеская артиллерия, вершиловцы начали из всех шести маленьких пушчонок её изничтожать. Легко быть сильным, когда твои пушки стреляют гораздо дальше. Изничтожали до самого вечера. Вроде всё, подавили в одном месте, даже вон кусок стены рухнул, а потом опять оттуда каменное ядро летит и почти до вершиловских пушек вприпрыжку добирается. Справились, но снарядов фугасных больше половины истратили. Как бы, не последняя, это крепость, не с чем будет идти к Бахчисараю.
        Два только примечательных события произошло за день. Во-первых, вражеская вылазка. Вещь предсказуемая, и атаку приблизительно пятисот тяжеловооруженных конников встретили пулемёты. Ни один не доскакал до них и ни один из повернувших назад до ворот не добрался. Были раненые и лошади и люди, орали, стонали, ржали. Всё это было так рядом и так громко, что Пётр приказал перенести шатёр на другую сторону лагеря. Ни какого удовольствия от этого не получал, не садист ведь. Шварцкопф предложил добить раненых, но Пётр решил сделать по-другому, отправил парламентёра с белым флагом, с предложением забрать раненых. Не повелись. С ранеными морока, бинтовать, давать пить, а тут стрельба не прекращающаяся. Ну, их дело.
        Во-вторых, Случился инцидент с крепостной пушкой. В бинокль Пётр, когда рассматривал стену, её, выделил, не царь-пушка, конечно, но миллиметров триста пятьдесят в диаметре. Так вот, её, видно, решили зарядить большим количеством пороха, сюрприз москалям устроить. Они, мол, думают, что в безопасности, а тут огромное ядро на головы. Бабах. И огромный гриб над тем местом, где недавно стояла младшая сестра царь-пушки, вспух. Перестарались пушкари. Отлетели сами и души их ещё дальше. К Аллаху.
        Вот и все происшествия, а так всё по плану. Уничтожили одну вражескую пушку переносим огонь на следующую. А тут, как всегда на юге, совершенно неожиданно позиции накрыла ночь.
        Ночью смелые крымско-татарские воины снова попытались сделать вылазку. И смелые - это без кавычек. Видели же, что могут пулемёты, и пошли. Сколько побили, и сколько ушло назад, в темноте не видно. От Луны на небе только тоненький растущий серпик. А света Млечного пути не хватает, чтобы и двадцать метров перед собой прозревать.
        Утром опять на несколько часов долгожданная прохлада.
        - Давайте по ближайшим воротам выстрелим пару раз. Посмотрим, что предпримут, - Предложил Пётр. Все согласно кивнули, а что посмотрим. Любопытно же.
        Бахнули, вынесли с третьего залпа и ворота и часть стены. Уже думали переносить огонь на следующие, но тут Петра дёрнули за рукав.
        - Князь, там парламентёр с белым флагом.
        Пётр осмотрел в бинокль стену и не нашёл.
        - Где?
        - Да, нет, Пётр Дмитриевич, позади.
        И точно, окружённый нашими дозорными на холме со стороны дороги, откуда они прибыли, стоял всадник. И на самом деле с белым флагом. И не с рубашкой за рукава привязанной, а настоящим полотнищем.
        - Давайте его сюда.
        Ого, какие новости интересные! Оказывается, Мехмед III Герай убит. Давно в том сражении, что после выхода из Ферх-Керман было. Тогда Пётр припомнил, что пару раз пушкари стрельнули по ставке. И попали ведь! Сейчас фактически власть перешла к Шахин Гераю. А он где? А он вон в шатре сидит связанный. Поговорим. О дружбе и взаимопомощи.
        Отвели посланника к пленнику, и дали им пошептаться. Долго шептались. Вернулся парламентёр через час. И сообщил, что Султан готов говорить с русскими. Ну, готов, поговорим.
        - Что вы хотите? - час назад пленник был, что держали, как повод для торга, а теперь гордо сказал, как и положено сутану.
        - Много чего хотим. Во-первых, Передаёте нам всех русских пленных.
        - А…
        - Даже если они перешли в вашу веру и женились или вышли замуж. Если муж или жена пленника последует за ним, то противиться мы не будем. Всех детей от русских женщин тоже заберём.
        - А как узнаете, если ребёнок даже не говорит по-русски?
        - Сами покажите. Потому, что если обманите, то мы вернёмся.
        - Хорошо, хоть это будет и не просто. У многих наших русские жёны и совместные дети.
        - Во, вторых. Поляков можете оставить себе.
        - Хорошо. - Улыбнулся уголками губ.
        - Ферх-Керман останется за нами. Мы не дадим вам больше покинуть Крым. Кончились ваши набега на русские земли. Хватит людей в рабство уводить. Хотя нет. Мы раз в год будем вас выпускать для похода на Речь Посполитую. Там резвитесь сколько хотите. Чем больше, тем лучше. Но если по дороге вы разграбите хоть один русский хутор, то мы полностью сотрём все ваши города с лица земли и за одного убитого русского убьём десять тысяч воинов.
        - Не легко. Как можно контролировать всех людей. Все люди разные.
        - Тогда сидите в Крыму.
        - Хорошо.
        - Всё. Осталось только договориться о твоём выкупе.
        - Пятьдесят пудов золота.
        - Сто.
        - Семьдесят.
        - Семьдесят пять.
        - Договорились.
        Конец 7 книги.
        Краснотурьинск 2021 год.
        Уважаемые читатели, как всегда прошу оставлять комментарии, а то целую книгу написал, а их всего сотня.
        Ещё прошу, если книга понравилась, нажать на сердечко. Книгу купило тысяча человек, а сердечек двести. Неужели так плохо?
        Будет ли восьмая книга? Не знаю. Сейчас пишу вбоквел. Будет ещё один попаданец. Называется «Сантандер». Там будет и про Пожарского. Можно сказать, что и восьмая книга.
        С уважением.
        Андрей