Сохранить .
Ядерные ангелы Александр Шакилов
        СТАЛКЕРГерои Зоны #2 Вот-вот начнется ядерная война. И первый удар нанесут те, кто искусно маскируются под сильных мира сего.
        Бывший сталкер Макс Край, разыскиваемый Интерполом, намерен предотвратить атомный холокост. Палач Заур готов нарушить закон и умереть, лишь бы остановить опасного маньяка, торгующего человеческими органами. Но смогут ли они осуществить задуманное, узнав, что их близкие находятся по ту сторону баррикад?..
        Александр Шакилов
        Ядерные ангелы
        Глава 1
        Руки вверх
        Щелчки фотоаппаратов напоминали звуки выстрелов из АПБ с накрученным на ствол глушителем.
        Это малость нервировало. Да и «стреляли» тут много и постоянно, будто задавшись целью довести меня до срыва.
        Но больше всего я, мужчина в расцвете лет, тело покрыто шрамами и армейскими тату, волновался из-за прикида. Как на мне сидит оранжевый пиджачок? А лиловые брюки клеш? По случаю я нацепил даже галстук в крупный белый горошек. Я вычурно пострижен и гладко выбрит. От меня, ёлы, разит одеколоном. Так что Максимка Краевой нынче клоун еще тот.
        Теперь понятно, почему я чувствовал себя не в своей тарелке и заодно не в чужой миске?
        - Терроризм!.. - гремело от трибуны. - Ближний Восток!
        Воротник кислотно-салатовой рубашки натирал шею, туфли с узким мыском давили, пудра раздражала щеки, хотелось расчесать их до крови. Я в первый и в последний раз - выряжался! - надевал строгий черный костюм на школьный выпускной, а тут такое… Знаете ли, с молодости, как загремел в экспедиционный корпус, предпочитаю более удобную форму одежды. Пятнистые штаны, всегда модные ботинки с высокими берцами и армейская куртка, в которой летом не холодно, а зимой не жарко, - вот мой гардероб. Если бы не обстоятельства, хрен бы меня кто заставил сменить мундир - даже под страхом смертной казни.
        - Обстановка напряженная, и я, как гарант, не могу позволить!.. - рокотало из встроенных в стены динамиков так, что даже глухой услышал бы в любой точке зала.
        Помещение, в которое набилось пару-больше сотен человек, вроде кинотеатра. Только белый экран заменили громадным двухцветным флагом, на фоне которого неуклюже торчала синяя тумба с десятком микрофонов. Тумба по грудь прикрывала выступавшего. Между ним и журналюгами - те постоянно щелкали фотоаппаратами - полукругом пустело пространство радиусом метров семь. Наверное, чтобы уберечь оратора от микробов и вирусов, передающихся воздушно-капельным путем.
        Я в который раз уже кинул взглядом по сторонам и опять не нашел пути для отхода.
        Пол везде синий, стены тоже синие, даже кресла, на которых сидят репортеры из-за бугра, понятно какого цвета. А если я всажу пулю в живот толстого борова на сцене, из него брызнет не алым, да? Гипотеза, кстати, не такая уж фантастическая. Быть может, в жилах Президента - это он прячется за тумбой - циркулирует вовсе не коктейль из тромбоцитов с красными тельцами.
        Потому что на руке у него весьма примечательные часы - «Bregguett»: сапфировое стекло, корпус из белого золота и ремешок из крокодиловой кожи.
        - Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений… - Президент сделал паузу, все три его подбородка замерли, серые глаза, не моргая, уставились в зал. Вдох, выдох, губы вновь шевельнулись: - И прочие подобные договоры, гарантирующие безъядерный статус Украины, я отвечаю, более неактуальны!
        Раздались крики, быстро слившиеся в неразборчивый шум. Все, приглашенные на пресс-конференцию, одновременно захотели задать вопрос-другой.
        Журналисты отечественных массмедиа, сбившиеся в проходе, ведущем в зал, возмущенно зароптали и, работая локтями, попытались пробиться ближе к трибуне. Тем, кто сзади, вообще ничего видно не было, они подняли камеры и микрофоны над головами коллег. Чтобы не выделяться, я тоже вытянул руку с фотоаппаратом известной японской марки, оснащенным здоровенным объективом, - взял на время у одного отличного парня, скупщика краденого.
        У ближайшего к трибуне ряда кресел, где восседала не голытьба какая, а приличные люди, представители иностранных теле- и радиокомпаний, возникла толкучка и молчаливая борьба за территории. Туда как раз прорвались соотечественники. Представитель «Вечернего Киева», наряженный в вышиванку[Вышиванка - украинская вышитая рубашка.] , не поделил с вихрастым рыжим парнем из «3+2» десять квадратных сантиметров пола, возникла потасовка… За суетой наблюдали палачи. По моим прикидкам их тут около роты. В отличие от телохранителей они даже не пытались скрыть оружие под серыми пиджаками. Штурмовые винтовки и автоматы с укороченными стволами, бесстыдно доступные всем взорам, висели на плечах, как бы намекая, что каждый в зале - не человек вовсе, не гость, но всего-то мишень.
        - Завтра, - Президент продолжал впечатывать слово за словом в страницы новейшей истории, - я представлю мировому сообществу межконтинентальную баллистическую ракету «Трезуб». Ракету, способную нести ядерный заряд!
        Лица журналистов раскраснелись от волнения, кое-кто алчно облизывал губы и не мог скрыть радостно-взволнованной улыбки - это же сенсация! Это даже не новость дня, это новость недели минимум, а то и двух! Фотоаппараты защелкали с удвоенным энтузиазмом, видеокамеры непрерывно фиксировали каждый жест гаранта.
        - Святые моторы, чего застрял?! Давай вперед, давай уже!.. - почувствовав толчок в спину, я обернулся и встретился взглядом с Гордеем Юрьевым по прозвищу Рыбачка Соня. Если кто не в курсе, он - байкер с конкретным стажем в седле. У него даже банда своя была - «Ангелы Зоны». Почему была? Потому что нет больше, все его парни погибли. Вот почему Рыбачка согласился на мое предложение и заявился сюда, в Киев - на чужую землю, за тридевять земель - из самого Вавилона. Чтобы отомстить.
        Я, конечно, нынче выгляжу оригинально, но, черт побери, Рыбачка вообще красавчик! Его свернутый набок нос пришлось трижды смазывать тональным кремом и пудрить, чтобы заретушировать ярко-фиолетовый колор, вызванный многолетней непрерывной попойкой, которую он пафосно называл «моя жизнь». Надеясь отвлечь внимание от его волчьего взгляда и пивного живота, я нарядил Рыбачку в леопардовую шубу, позаимствованную из гардероба Милены, моей бывшей супруги. Получилось ну просто гламурное кисо, хоть сейчас на гей-парад. В самый раз для столицы, отличный закос под богему. «Только попробуй еще раз назвать меня педагогом!..» - пригрозил Гордей, когда я закончил творить его новый имидж.
        И вот тут возникает законный вопрос - зачем мы здесь?
        И еще один - на кой так вычурно надругались над своей внешностью?
        А ответ простой: скучно было, мы гуляли поблизости, вот и решили зайти на минутку, чтобы убить Президента. Государственный переворот - это же весело. То есть переворачивать мы никого не хотим. Просто надо избавить страну от одной сволочи с тремя подбородками, пока эта сволочь не натворила дел.
        - Есть ли в стране обогащенный уран, используемый в ракетах подобного типа? - Рыжий из «3+2» не только одержал окончательную победу над «Вечерним Киевом», но и сумел переорать коллег.
        Пока все внимание сконцентрировалось на нем, я, раздвигая народ ударами по почкам и лодыжкам, подобно ледоколу в торосах, медленно, но уверенно продвигался вперед, с каждым покалеченным приближаясь к трибуне. В кильватере у меня пристроился халявщик Рыбачка, и пальцем не пошевеливший, дабы расчистить нам путь к цели. Он, как и я, косил под журналиста и потому обзавелся биометрическим удостоверением - не отличить от настоящего - и беджиком, согласно которому Гордей представлял канал
«Галичина», и звали его Павло Шандрук.
        - Вопрос понял. - На безжизненном лице Президента шевелились только губы. - Отвечаю. Да, урана более чем достаточно. Враги не все вывезли из страны в девяносто шестом[2 июня 1996 г. завершился вывод с территории Украины последних ядерных боеголовок межконтинентальных баллистических ракет.] . Кое-что патриоты припрятали, когда в обмен на независимость и признание мировым сообществом мы разоружились. Это было большой ошибкой тогдашнего руководства, а то и диверсией. Уже ведется следствие, виновные понесут наказание…
        Раз уж я да Рыбачка явились сюда, чтобы разобраться с гарантом, то логично предположить, что мы как-то пронесли в зал оружие. Но как? Ведь у входа всех обыскивали, а не только заставляли пройти через рамку металлоискателя. Я выдернул из пачки бамбуковую зубочистку и сжал зубами. Можно было, конечно, прихватить пластиковый «глок», на который не среагировал бы металлоискатель, но зачем рисковать, если в зале и так куча стволов? Тут прямо-таки оружейный магазин или филиал армейского склада. Выбирай, что нравится, и одолжи на время у хозяина.
        Непонятно выражаюсь?
        Намекну: господа палачи, коих на пресс-конференцию нагнали столько, что ко всем журналюгам приставить хватит, одним стволом не ограничиваются, частенько в пару к огнестрелу выбирая экзотику вроде нательного креста-кастета, австралийского боевого бумеранга или дротиков, отравленных кураре.
        От экзотики я не в восторге, мне ее во время службы в армии хватило. Так что присмотрел я себе «микро-узи». «Узи» - это то, что надо, если хочешь быстро ликвидировать жертву, максимально нашпиговав ее пулями. Оставалась самая малость - изъять пистолет-пулемет у палача. Тот стоял, развернувшись ко мне гладко выбритым затылком.
        Амнистия и закрытие тюрем - в закромах Родины не нашлось средств на содержание ИТК[Исправительно-трудовая колония.] - до крайности обострили криминогенную обстановку в стране. Коррумпированная милиция, о продажности которой рассказывали анекдоты, не могла защитить честных граждан, и ее упразднили. Но разве может свято место пустовать? Ментов сменили палачи. Эти отмороженные ублюдки без суда и следствия выносят приговоры правонарушителям. Обычно - смертные приговоры. У них это называется «узаконить». До последнего времени мне удавалось держаться подальше от убийц-госслужащих, но сегодня я сам иду на контакт - практически отдаюсь в руки правосудия. Шутка.
        Нужный мне палач спиной загораживал проход в пустой сектор перед трибуной. Приблизившись к нему вплотную, указательным и большим пальцами я аккуратно приподнял и поддернул ремень. Негоже, чтобы ПП[Пистолет-пулемет.] израильского производства обременял своим весом натруженное плечо законника. Доля секунды на все. Еще чуток - и я не тварь дрожащая, но ствол имею.
        Рано обрадовался.
        Прихлопнув ладонью ремень к плечу, - я едва успел отдернуть пальцы - палач обернулся.
        Мы замерли, глядя друг на друга. От удивления окаменели просто. Надо же, какая встреча!
        Папа с мамой назвали этого палача Зауром. И череп он вовсе не брил - волосы попросту не росли. Слабое зрение законник компенсировал очками с толстенными линзами, что ничуть не мешало ему быть лучшим стрелком из тех, кого я знал. Он куда-то подевал свой неизменный плащ, поэтому я и не вычислил его среди коллег. Я-то думал, что высокий, худой и к тому же лысый очкарик в своем плаще спит, гадит и принимает душ, не вынимая рук из безразмерных карманов.
        Это ж надо такому случиться - из всех палачей, призванных охранять Президента, - а их тут сотня, не меньше! - я решил отжать ствол именно у Заура. Шутка злодейки-судьбы!
        Чтобы узаконить меня, он специально прилетел в Вавилон, где я осел, покинув Чернобыль навсегда. И до него многие пытались разлучить мое тело с душой, но только лысый очкарик сумел подобраться к Максу Краю так близко, что едва не отправил на тот свет. Заур почему-то решил, что я повинен в гибели его родных. К счастью, он быстро понял, что моя травленная радиацией тушка не при делах.
        Плохая примета, если серьезная заварушка начинается с облома.
        - Ты чего здесь?.. - повернув голову обратно, чтобы не привлекать внимания, Заур покосился на меня. Лысина и дужки очков блеснули.
        Хорошо, что не назвал меня по имени. Если к слову «Макс» прибавить «Край», в сумме получится выделение слюны у палачей. Они тут же примут охотничью стойку.
        - Дружище, я думал, ты помчишься с Ронином разбираться, - уклончиво ответил я, сделав вид, что покашливаю в ладонь. - Или за сестрой будешь присматривать дни и ночи напролет.
        Перед тем как мы расстались, Заур поклялся узаконить Ронина, главу преступного клана «Азия». Тот имел неосторожность шантажировать палача, обещая навредить его сестренке, вот уже много лет как прописавшейся в больнице. Да и сам Заур не очень-то здоров: вместо одной руки и ноги у него протезы. Причем искусственной руки он лишился совсем недавно[Речь идет о событиях, описанных в романе А. Шакилова «Герои Зоны. Земля ветеранов» (Москва: АСТ).] .
        Так что я не удивился, обнаружив, что Заур еще не полностью укомплектован. Подбородком прижав к плечу ремень «узи», он поднес служебный планшет к уху, вроде как ему позвонили, и буркнул:
        - За Танюшей… за сестрой приглядят. Начальство прямо с самолета вызвало. Срочная работа.
        - С каких это пор палачи шестерят на Президента?
        - С таких. Вчера всю охрану уволили, грешниками оказались… - он замолчал, потом выразительно повел плечом, на котором висел пистолет-пулемет. - Я не видел тебя никогда, если свалишь прямо сейчас. Ясно?
        Типа чихнув в пальцы, - кивнув так, я согласился. Заур предложил приемлемый вариант. Не объяснять же ему подробно, корча из себя больного ОРЗ, зачем мне понадобилась аккредитация сюда. Я попятился. И это не отступление, это организованный отход на запасные позиции, как говорят вояки. Если не мозолить очки лысому палачу, можно зайти не по центру, а с фланга… Воспрянув, я схватился за фотоаппарат, как питекантроп при виде мамонта - за каменный топор. Типа я крутой папарацци, у меня даже галстук в горошек. Ай, не тот ракурс, хочу чуток левее, пропустите гения-творца!
        - Здорово, Край!!! Иди сюда!!! Тут свободное место есть!!! - услышал я звонкий крик.
        Так вопят от радости при встрече с другом.
        Я обмер.
        Составить ей компанию приглашала Хельга, любовница Заура. Даже розовое вечернее платье отказалось добавить женственности ее плоской груди и надбровным дугам. Перекачанные бицепсы и гладко выбритые виски - ни волосинки, как у подростка-панка - диссонировали с широченными бедрами. На скуластом лице застыли черные, будто ваксой нарисованные, слезинки. Чтобы скрыть от любопытных глаз десны, сплошь в кровавых язвочках, ей стоило поменьше улыбаться.
        Познакомились мы в заброшенной вавилонской подземке. Хельга была предводительницей банды «червей» - изгоев, каннибалов и мародеров. Заур, тогда еще мечтавший угробить меня, враз покорил ее нежное сердце. Она оставила банду и отправилась с ним в Киев, как жена декабриста - в Сибирь. Умилительно, ёлы, сейчас расплачусь. Любовь морковью, но какого вообще фикуса он притащил ее на пресс-конференцию?! Типа вывел подругу в свет? Да она ж не знает элементарных правил поведения в приличном обществе! Ну кто - кто?! - повышает голос, когда Президент толкает речь об уране и бомбах?! И особенно - когда собравшиеся в зале вместе с гарантом перевели дух и стало тише, чем в зарытом гробу.
        Возглас Хельги, приветливо машущей мне рукой, - она даже вскочила с кресла, хорошо хоть с ногами на него не взобралась - услышали все. Взгляды, как точки от лазерных прицелов, зафиксировались на ней, затем переметнулись на меня. Сотня вооруженных палачей увидела того, чьи данные замарали собой базу данных на самых опасных преступников страны, а то и мира.
        Заглушив треск фотоаппаратов, щелкнули предохранители.
        Увы, мои оранжевый пиджачок, лиловые брючки и галстук со стрижкой не обманули законников. Неужели я напрасно выскреб лицо бритвой и чуть ли не умылся одеколоном?
        - Я тебя не знаю. - Рыбачка, по инерции выплывший из кильватера, шагнул обратно мне за спину.
        Надо же, гламурное кисо испугалось за свою леопардовую шкурку!
        Ничего, сам справлюсь.
        Ощерившись, точно пес, под нос которому сунули кость, сосед Заура - мужчина лет сорока, зализанные назад волосы, носище-картошка - схватил меня за плечо.
        Напрасно. Максимка Краевой не терпит панибратства. В тыльную часть его ладони, между сухожилиями и венками, я воткнул бамбуковую зубочистку. Он тотчас убрал руку и отшатнулся. Но-но, не так быстро! У меня иные планы на его счет - хочу познакомиться поближе. Схватив носатого за талию, я прижал его к себе. В глазах Заура мелькнуло удивление пополам с испугом - совсем Край рехнулся! Неспроста приоделся в яркое - сменил ориентацию?!
        А вот и не угадал, дружище.
        У законника, с которым я собрался станцевать танго, не было «микро-узи», зато он мог поделиться «ингрэмом». Ах, он против? Я хорошенько саданул лбом ему в шнобель, который так и просил, чтобы по нему врезали.
        - Всем лечь!!! - взмахнув трофейным стволом над головой, рявкнул я.
        Никто даже не пошевелился, чтобы выполнить мое ЦУ.
        Я что, так неубедительно выгляжу? Или у меня дефекты речи? Ах ну да, прическа, прикид…
        - Край, не дури! Брось оружие! - Заур решил вступить со мной в переговоры.
        - Убедил, дружище, - кивнул я ему.
        И жахнул из игрушки, сделанной в Атланте, - только гильзы посыпались.
        По Президенту жахнул.
        К нему как раз подбежали палачи, штук десять серых костюмов. Вовремя вспомнили, что они тут охраняют VIP-персону, а не в потолок плюют. Доля секунды - и тела законников прикрыли бы собой толстого борова, лишив меня удовольствия узнать цвет его крови.
        Я не мог им этого позволить.
        Тумбу разнесло в щепы, побило микрофоны на ней, досталось и двухцветному флагу, но кое-что я точно всадил в гаранта. Как и сколько я подарил ему пуль, считайте сами, под пивко просматривая запись покушения в замедленном режиме. Мой подвиг засняли бесстрашные папарацци. Ослепленный фотовспышками, я увидел, как из дыр в пиджаке Президента плещет самая обычная кровь… Неужели Максимка Краевой ошибся?!
        Из-за меня погиб - или вот-вот скончается - невинный человек?
        Не то чтобы я сильно убивался. Одной загубленной душой больше, другой меньше - без разницы, в аду мне бронь уже не снять. Но все-таки…
        К счастью - к сожалению? - алые брызги были лишь обманом зрения. Пули поразили цель, но ни миллилитра жидкости, хоть бы даже томатного сока, из гаранта не выплеснулось. Оболоченные куски стали будто угодили в упругое мясное желе, и оно, чуть отпружинив, поглотило их.
        Три подбородка вздрогнули. Президент слегка пошатнулся, но выстоял. Дай боже каждому так хорошо себя чувствовать с десятком инородных тел в жизненно важных органах.
        Я крутанул головой по сторонам. Мол, видели, да?! Сообразили уже, что из гаранта такой же гуманоид, как из меня - крейсер «Аврора»?!
        М-да, такое впечатление, что в зале, забитом людьми, зрячий лишь я один.
        Заур наградил меня таким взглядом, что стало понятно: тут не одобряют мой поступок. Затем его кулак врезался мне в челюсть. В глазах вспыхнул фейерверк, ослепив меня вновь. Заложник вырвался из ласковых объятий. Куда ты, дорогой?! Вернись, меня же убьют без тебя! Еще удар, на этот раз по корпусу - ребра, небось, треснули - то ли прикладом вломили, то ли носком ботинка. Из легких пробкой из бутылки шампанского вышибло воздух. Колени подогнулись, я выронил «ингрэм», не жалко - магазин все равно уже пуст.
        Голову заполнил звон, кто-то кричал, меня пару раз толкнули, опять ударили. Где-то вдалеке, так мне казалось, выла сирена - сигнал тревоги. Ох, по-мужски крепко ударил Заур, сотрясение наверное… А с виду - суповой набор, соплей перешибешь…
        В чувство меня привел щелчок наручников. Запястьям стало тесно. Понятно, что предварительно мне завели руки за спину. Честь упаковать Максимку Краевого досталась Зауру, что он с ловкостью и проделал, пока его коллеги тыкали в меня пламегасителями автоматов и штурмовых винтовок.
        Все еще жив я был лишь благодаря прессе.
        Слишком много тут собралось журналистов с телекамерами. Это бомжа-воришку можно втихую узаконить в переулке, но не того, кто покушался на Президента.
        В голове переключился невидимый тумблер, отвечающий за громкость, - меня оглушил рев сирены. Теперь из встроенных в стены динамиков раздавались вовсе не речи гаранта.
        - Один есть. - Справившись со мной, Заур присел у впечатанного мордой в пол Рыбачки. Хоть напарник и не проявил себя в деле, ему тоже не сдобровать. Портрет главаря «Ангелов Зоны» и список его добрых дел без труда отыщется в базе палачей.
        - Заурчик, ради святых моторов, что ты… - начал было Гордей, и тут же, охнув, замолчал.
        Для лучшей фиксации в пространстве - чтобы не ерзал - лысый очкарик надавил ему коленом между лопаток. Это массаж такой, мануальная терапия. Затем палач споро - одной рукой! - надел на Рыбачку крутейшие «браслеты» из черного пластика или керамики. Такие для любовных игрищ в секс-шопе не купишь, по каталогу не закажешь.
        Челюсть болела и не слушалась, но я, выплюнув пару зубов, - лишние были, все равно к дантисту собирался - сумел-таки из себя выдавить:
        - Заур, дружище, ты даже не понимаешь, как неправ.
        После чего меня стошнило на синий пол. Во рту стало еще на один зуб меньше.
        - Жаль, я не узаконил тебя в Парадизе. - Заур провел ладонью по лысине. Верный признак, что нервничает. - Зря ты, Край, покинул Вавилон.
        Меня уложили рядом с Рыбачкой - точнее, уронили, пребольно пнув чуть выше поясницы.
        У лица то и дело мелькали каблуки - вот армейские ботинки, вот кроссовки, вот чего подороже, но пахнет это «чего» вовсе не деньгами, но запревшими портянками.
        - С киллерами что? - визгливо поинтересовались наверху.
        - В Управу их, грешников, - распорядился Заур.
        Похоже, он у законников вроде командира, по статусу круче остальных.
        - Esta bien![Договорились! (исп.)] - взвизгнули вновь, но уже по-иностранному.
        - И врачей к Президенту пустите. А то еще отдаст богу душу.
        Меня и Рыбачку подняли на ноги. Пару раз в воспитательных целях двинули прикладами, чтобы не вздумали дергаться и стояли ровнее.
        Сирена продолжала выть - с оттяжкой, противно.
        Ругаясь и размахивая оружием, палачи выпроваживали журналистов из «кинотеатра». Наших-то всех уже вытолкали взашей, не опускаясь до церемоний и любезностей, а теперь пытались без членовредительства избавиться от импортных. Те же старательно играли «твая мая не панимай» - и при этом стояли насмерть, микрофоны и фотоаппараты не прятали, снимали на видео все, что происходило в зале.
        Растолкав иностранцев, в зал ворвалась белоснежная медбригада с носилками наперевес, капельницей на стойке и алюминиевыми чемоданами лекарств.
        Зазвучало:
        - Подготовить к реанимации… посторонним удалиться… антисанитария…
        Зондеркоманда в халатах действовала так уверенно и агрессивно, будто ее члены собрались не жизнь гаранту спасти, а зачистить территорию - вплоть до микроорганизмов.
        Появление докторов встретили криками.

* * *
        Поначалу я не понял, что случилось.
        Ну, кричит себе народ и пусть. Рот есть, так чего ж не открыть? А потом сообразил: не держат меня, не норовят ударить. Пусто стало вокруг: я, Рыбачка - и все.
        Кричали палачи - те, что Президента собой прикрывали во избежание дальнейших посягательств на его государственную жизнь. Недолго, бедолаги, надрывались - секунду, две от силы. Когда я обернулся к расщепленной пулями тумбе, они уже были мертвы. Все. Лежали поломанные, разорванные, смятые, через одного извергающие алые фонтаны из обезглавленных тел.
        Вооруженные мужчины, опытные бойцы, чья работа рисковать постоянно жизнью, - и вот так?!
        - Святые моторы, Край… - пробормотал Рыбачка, умудрившись встать на колени. - Ах дерьмо!
        На все сто согласен - от твари, что еще минуту назад была Президентом, несло, как от сельского нужника в июльский полдень.
        Враз медиков точно приколотили гвоздями к полу. Ни шагу дальше! Капельница и чемоданы рухнули на пол, выскользнув из разжатых пальцев.
        Представьте себе ангела, потустороннее существо из детской библии или голливудского блокбастера о небесном воинстве, брошенном в бой с силами зла. Представили? Перенесите его в зал для пресс-конференций, на трибуну, и сделайте не белым аки лебедь, но насыщенно-зеленым, как майская травка. А ростом этот хлорофилльный заоблачный посланец метра два с половиной. За считаные секунды вымахал, накинув чуток к метру девяноста исходника-гаранта.
        Из спины «ангела» выпирали то ли рудиментарные крылья без перьев и пуха, как у ощипанного бройлера, то ли дополнительные верхние конечности, но тоже недоразвитые, зато с когтями на концах - по три штуки на крыло-руку. Каждый матово-черный коготь сантиметров пятнадцать длиной - мечта мастера маникюра, есть где пилкой разгуляться.
        Прежде я видел путника - так называют себя «ангелы» - в начальной стадии трансформации. А эта тварь продолжала изменяться. Драными лоскутами с псевдогаранта сползала одежда, лопнул по швам продырявленный бронежилет, не сумевший защитить слабую плоть сапиенса. С хлюпом всасывало под кожу волосы, разглаживались подбородки. Челюсти деформировались, превращаясь в подобие клюва и удлиняясь, как нос Пиноккио, когда он говорил одну лишь правду и ничего кроме правды.
        Вот он какой - разведчик-метаморф, заброшенный в наш мир. Писаный красавчик, м-мать!
        С каким же удовольствием я всадил бы очередь-другую промеж фасеточных глаз, пылавших лютой ненавистью не только ко мне и всем людям, но к каждой былинке на Земле!
        Понимая, что разоблачение неизбежно, - медики вмиг бы вычислили чужака - он показал свою истинную сущность - на глазах у сотен людей, перед камерами ведущих мировых телеканалов. Небось ему некомфортно в таком виде, ведь его тело вовсе не предназначено для обитания в нашем мире.
        - Отходим! Все отходим! - под очками глаза Заура лихорадочно блестели.
        Докторишки с радостью подчинились: не рискуя повернуться к метаморфу спиной, попятились к выходу, где угодили в затор. Журналисты отказывались покидать зал, хоть на них и напирали палачи. Представители массмедиа - это отдельный вид хомо сапиенсов с кастрированным инстинктом самосохранения. Нормальные люди при виде путника убрались бы подальше, но только не журналисты - фотоаппараты щелкали, камеры снимали.
        Засвербели запястья. Из-за наручников, не иначе.
        Сирена наконец заткнулась.
        Путник шагнул из-за обломков тумбы. Напряглись смазанные слизью мышцы, обвитые жгутами вен. Трехпалые стопы чвякнули, погрузившись в лужу крови, - много ее натекло из покореженных тел. Слуховые мембраны путника, бледно-зеленые с легким голубым отливом, - располагались они вовсе не на черепе, но чуть ниже выпирающих ребер - завибрировали. Сначала едва заметно, потом с все большей амплитудой и частотой.
        Плохая примета, когда путники начинают так делать.
        Я-то всего лишь почувствовал сильную боль в запястье, будто его свело судорогой, и больше ничего. Вокруг же происходило что-то не то. Вопя, как ошпаренный, Рыбачка шагнул к выходу из зала, рухнул на колени, а потом лицом вперед, и затрясся в припадке - тело его выгибало дугой, он бился о пол, глаза выпучились.
        Заур замер куском мрамора, от которого отсекли все лишнее. Он не дышал, не моргал даже.
        С законниками и гостями страны творилось черт знает что. Кто-то рыдал, размазывая сопли по роже, другие хохотали взахлеб. Один палач, низенький, чернявый - из рыдающих - ударил другого, уже икающего от смеха, ножом в живот, чем вызвал у жертвы новый приступ веселья. Это было дико: рукоять финки торчит из брюха, а палач никак не уймется, все ему забавно. Рыжий парень из «3+2» - как тут оказался,
«наших» ведь выгнали? - поднял с пола здоровенный матово-черный пистолет, брошенный кем-то из «серых пиджаков». Сунув ствол весельчаку в рот, он нажал на спуск.
        Грохот выстрела разбудил меня, хоть я и не спал.
        Надо действовать! Пора покончить с этим массовым психозом! Это же тварь зеленая нанесла ментальный удар. Я метнулся к Рыбачке - не очень-то удобно бегать со стянутыми за спиной руками - и пнул его ногой в бок:
        - Гордей, хорош припадочного корчить! Вставай!
        От боли в запястьях я зашипел - на миг показалось, что кость треснула. Потом стало чуть легче. К моему удивлению, пинок помог - Рыбачка прекратил извиваться выброшенным на берег угрем, на красном от напряжения лице появилось осмысленное выражение.
        Один вроде оклемался, уже хорошо. Следующий пункт нашей программы - палач Заур. Его я ткнул плечом в грудь. Очкарик неожиданно легко подался назад и рухнул навзничь - вот только на пол упала уже не статуя, а нормальный человек, что и требовалось.
        От боли я стиснул зубы. Надо снять наручники как можно скорей. Нерв там, что ли, защемило?..
        - Край, что здесь… - потирая ушибленный затылок, начал было Заур, но тут же замолчал.
        Быстрого взгляда по сторонам ему хватило, чтобы оценить обстановку и принять решение. «Микро-узи» затрясся, выпуская очередь за очередью. Сначала лопнула мембрана на левом боку путника, потом пули отрикошетили от костяной пластины, успевшей прикрыть мембрану справа.
        Вибрации прекратились, ментальная атака сорвалась.
        Рыжий парень удивленно уставился на пистолет в руке. Его тотчас обезоружил тот самый чернявый палач, что ударил коллегу ножом. Рыжий дернулся - и тут же получил рукояткой по затылку.
        Все завертелось в ритме ускоренного диджеем вальса, смиксованного с ударниками и басами и бессовестно прерываемого дабстепом.
        Щелкнув клювом, путник прыгнул в зал.
        Прямо на меня!
        И то ли подвели его ноги неокрепшие, только что сделанные, то ли оскользнулся он на крови, но занесло монстра конкретно в сторону - метра на три вправо. Махнув недоразвитыми крыльями в попытке удержать равновесие и достать меня, он рухнул на первый ряд кресел, опрокинув пяток и сломав столько же.
        - Край, Рыбачка! Уходите! - Гильзы из «микро-узи» Заура, задорно звеня, сыпались на пол.
        Повернувшись к палачу спиной, успевшей обрасти чешуйками костяных пластин - каждая размером с тарелку, метаморф-разведчик прикрылся от пуль. Те лишь выбивали искры из твердого кератина, не в силах продырявить его и добраться до внутренних органов.
        Рыбачка перевернулся на живот и встал на колени.
        Патроны в «микро-узи» закончились, грохот выстрелов смолк.
        Поднимаясь с раздавленных кресел, заворочался путник.
        - Арестованным оставаться на своих местах! - держа перед собой пистолет, выкрикнул чернявый палач, зарезавший коллегу.
        Голос у него был противный, писклявый. И вопил он с едва заметным акцентом, который, вкупе со смуглой кожей и прической, выдавал в нем отпрыска иммигрантов из Латинской Америки. Рожу чернявого покрывали рытвинки оспин, он то и дело облизывал губы, отчего они влажно блестели.
        Заур перезарядил «микро-узи» - одной рукой не очень-то удобно менять пустой магазин на полный.
        Ломая и опрокидывая кресла, путник попер на меня и Рыбачку. Недоразвитые лапы-крылья со свистом когтили воздух.
        Стараясь не делать резких движений, дабы не дразнить палачей, мы попятились к выходу, закупоренному журналюгами. Эти придурки все еще отказывались покинуть поле боя. Чернявый в растерянности переводил пистолет с Рыбачки на меня, потом на путника, потом опять на меня. Его полтора метра с надбавкой за вредность и каблуками могуче возвышались на пути метаморфа. Когда же монстр приблизился к нему настолько, что вонь стала невыносимой, латинос толкнул арестованного журналиста-рыжика прямо в когтистые лапы.
        Тварь походя отмахнулась от репортера. Точно тряпичную куклу его отшвырнуло с прохода - пролетев с десяток метров, тело врезалось в стену и упало без признаков жизни.
        Палачи вмиг прекратили попытки выпроводить медийщиков. Те сами уже сообразили, что пора бы и честь знать, а потому одновременно ринулись из помещения, мешая друг другу, толкаясь и ругаясь на десятках языков. Да и мужчинам в сером уже было не до них. Палачи дружно навели стволы на чуждую нашему миру тварь. Это они хорошо сделали. А вот то, что оставили меня и байкера в шубе без своего лестного, но все же чрезмерного внимания, - это вообще отлично.
        Пригнувшись, чтобы не попасть под грядущий залп, мы с разбегу врезались в толпу отступающих журналистов.
        - Pare![Остановите! (исп.)] Задержите киллеров! - чернявый наконец определился с целью. - Блокировать salida[Выход (исп.).] ! Не должны уйти!
        Заур взглядом попрощался со мной и сделал то, чего ему ни один палач не простит никогда, - навел оружие на коллегу.
        - Мигель, убери ствол. - Затем, повернувшись к остальным законникам, он рявкнул: - Не трогать, пусть уходят! Или башку Мигелю продырявлю!
        О том, что очкарик отлично стреляет, знали все тут - даже путник. Если уж Заур пообещал всадить пулю в черепушку, то именно туда и всадит, а не в горло или в грудь.
        Палачи замешкались. Вроде бы следовало перехватить беглецов, но и обезвредить монстра надо. Тот, кстати, не стоял на месте, ожидая, пока сапиенсы определятся. А еще - святое дело! - не помешает наказать ренегата, поправшего неписаные законы профессии. Да и Мигелю угрожает смертельная опасность…
        Доля секунды, еще одна.
        Монстр все ближе.
        Движения его увереннее. Трансформация близка к завершению, пластины на животе покрылись толстым слоем студнеобразной слизи. Кто знает, на что разведчик-метаморф способен в своем истинном обличье, без примесей человеческих генов?..
        - Мадам, разрешите! Прости, дружище! - Воспользовавшись замешательством палачей, Гордей и я проталкивались к выходу. Одного журналюгу боднуть плечом, второго ударить в лодыжку, чтобы не тормозил, третьему - вздумал возмущаться! - врезать лбом в усатое лицо. - Ради святых моторов, господа! Не толпитесь!
        Мы достаточно уже вклинились в толпу, чтобы палачи не рискнули по нам стрелять из-за опасения зацепить гражданских. До выхода оставалось метра два, когда сзади все же загрохотало. Не знаю, как Рыбачка, но я не рухнул на пол только потому, что со всех сторон меня держали локти, спины и животы.
        К счастью, стволы законников долбили не по толпе, но в путника.
        Слишком поздно.
        Тело его покрылось защитными роговыми пластинами и слизью - пули отскакивали от бронеплит либо вязли. Метаморф подмял под себя одного палача, когтями рассек надвое того бедолагу, которого я брал в заложники, еще один законник упал с распоротым брюхом… Я отвернулся. Надо поскорее выбраться отсюда, избавиться от наручников - и тогда путник мне за все ответит! Максимка Краевой сделает из него здоровенную зеленую курицу-гриль.
        - Стоять! - прорвалось сквозь грохот выстрелов. - Pare!
        Вот ведь прилипчивый латинос. Никак не отвяжется.
        Рыбачка и я - парочка гламурных подонков - одновременно вывалились в просторный холл.
        Теперь осмотреться.
        Здоровенные вазоны с пальмами - отличное прикрытие, из-за них можно вести огонь. Кожаные диванчики тоже сгодятся не только для отдыха. Две мраморные лестницы вниз и две наверх. По лестницам, держась за перила, спешили перепуганные люди. В основном - стремились вниз, но были и такие, кому нравится сверху. Светло. Потому что стены из алюминиевых перегородок и толстого стекла.
        Сейчас и мы по лестнице… Я повернулся к Рыбачке, чтобы скомандовать спуск, и увидел, как лицо его исказилось, мышцы на нем напряглись, вздулись - гримаса получилась еще та.
        В глазах у меня потемнело.
        Боль была такая, будто из меня вынули все кости и заменили их раскаленными арматурными прутами, кровь слили, а вместо нее закачали кислоту.
        Пришел в себя я уже на полу. Стоя на коленях, пытался унять дрожь, охватившую тело.
        - Это наручники… Током. Тебя и меня… - Рыбачку тоже колбасило по-взрослому.
        Хай-тек, чтоб его! «Браслеты» запрограммированы останавливать задержанного разрядом, если тот непозволительно удалится от палача, их надевшего.
        Крики ужаса и грохот выстрелов слились в какофонию.
        Разведчик-метаморф не стал наклоняться, чтобы протиснуться в дверной проем. Зал для пресс-конференций он покинул с гордо поднятой головой - двинул напролом, вынеся кусок стены, обрушив ее и тем самым подняв облако пыли. Ах, если бы путника вырубило куском гипсокартона, удачно свалившимся на темечко! Увы, развеяв мои надежды, зеленая туша - сплошь костяные наросты в слизи - покинула клубы взвеси. Щелкнув клювом, монстр обратил на нас взор припорошенных фасеточных глаз.
        Не сговариваясь, Гордей и я вскочили. И даже успели сделать пару шагов, прежде чем новый разряд свалил нас с ног.
        Вдох, выдох, опять вдох. Воздух не желал задерживаться в легких.
        - Давай, Край!
        - Дружище!..
        Поднялись плечом к плечу, иначе не получалось. Пошатываясь, сделали шаг, еще… И опять разряд.
        Мой мозг небось расплавился, из ушей повалил дым. У Рыбачки вон из носа потекло. Красное…
        Метаморф пер за нами, точно танк, обвешанный блоками противокумулятивной защиты. Не обращая внимания на молотящие по спине и бокам пули, он сшибал вазоны и переворачивал кожаные диваны.
        Но самое главное - с каждой секундой расстояние между нами сокращалось.
        - Дружище!..
        - Край, я больше…
        - Надо, Рыбачка, надо!
        Не вставая с коленей, руки за спиной, мы, как могли, двинули прочь от преследователя. Нас то и дело корчило от разрядов. Чертовы наручники! Гореть в аду тому, кто их изобрел. Я боялся упасть лицом вперед. Если упаду, уже не встану. Не смогу.
        Мы обречены. От путника не уйти. Но это еще не повод сдаваться.
        И потому мы умудрились чуть ли не ползком пересечь вестибюль.
        Из-за боли и Гордей, и я ни хрена не соображали, а потому не видели, куда направляемся. Уткнувшись лбом в стекло, я не сразу понял, что дальше отступать нам некуда. Каждую мою клетку, каждую молекулу трясло, в глазах вспыхивали молнии. Хотелось сдохнуть прямо здесь и сейчас. Но я все же обернулся к подступающему монстру. Привык, знаете ли, встречать врага лицом к его мерзостной роже.
        И путник не заставил себя ждать.
        Он согнул нижние лапы в коленях, сложившись в нечто, напоминающее лягушку, и прыгнул. Рыбачка не успел, а вот я поднялся в полный рост за миг до того, как монстр сграбастал нас своими лапищами. Перед смертью хотелось увидеть как можно больше. Часть нашей реальности навсегда пропечатается в душе, и я, бестелесный, смогу просматривать картинки-слайды. Справа и слева на лестницах - палачи и журналисты, прямо передо мной распластался в прыжке монстр, клюв его раскрыт, я вижу в нем ряды мелких зубов. А за спиной у меня стена из стекла. За стеклом - город.
        И серые фигурки, и крики: «Руки вверх! Руки! Иначе - огонь на поражение!» Да я бы с радостью, но вот беда - мешают «браслеты», будь они трижды прокляты!..
        Мне некуда бежать. Всё.
        Время спрессовалось в одно мгновение, вместившее в себя множество событий.
        Палачи открыли огонь.
        Схватив меня и Гордея, монстр прижал нас друг к другу и к пластинам на животе - будто мы трое давно не виделись, рады встрече и с удовольствием обнимаемся. Только бы тварь не надумала похлопать нас по плечам своими когтями. Плохая примета, если в плечо впиваются когти монстра.
        Пули защелкали по бронированной спине. Сам того не желая, метаморф прикрыл нас. Но вот беда - он чуток не рассчитал свой прыжок, да и тычки пуль его подтолкнули - со мной и Рыбачкой в объятиях разведчик врезался в стеклянную стену.
        Даже толстяка, прыгни он на эту стену с разбега, стекло выдержало бы, но не громадного монстра с двумя спасителями человечества в придачу. Оно уже покрылось трещинами из-за пуль, в него попавших, - не все достались спине путника, - а под нашим напором не смог бы устоять и небоскреб. Вместе с каскадом сверкающих осколков мы отправились в полет с четвертого этажа.

* * *
        Случись такое в кино, обязательно найдется навес из полосатой ткани или брезента. Он порвется, но все же смягчит падение героев. Или они нырнут в бассейн, подняв фонтан красивых голубых брызг. Сгодится даже мусорный бак, содержимое которого спасет от смертельной деформации костей и внутренних органов.
        Но мы не в кино.
        У самых бетонных плит внизу путник кошкой вывернулся, приземлившись не на лапы, но на бронированную спину. И все же удар был настолько сильным, что панцирь хрустнул. Меня и Рыбачку вмяло в толстый слой слизи, наросший на животе чудища. Затем нас всех подбросило метра на полтора над плитами и вновь на них опустило.
        Когтистые лапы разжались.
        Метаморф больше не подавал признаков жизни. Не думаю, что виной тому падение, просто условия нашего мира очень ему не подходили. Представьте, что вас в исподнем закинули на планету с гравитацией в девять «же» и с метановой атмосферой. Сколько вы там протянули бы?..
        Чертыхаясь, не веря еще, что жив, я сумел-таки отлипнуть от чрева путника. Рыбачка тоже радостно сквернословил, обретя свободу.
        - Святые моторы! Ты говорил, что завалить тварь будет проще простого! - Гордей скатился на плиты. Искусственный мех его леопардовой шубы свалялся, пропитавшись слизью метаморфа, и пах отнюдь не фиалками. Судорожный рывок - и Рыбачка встал на колени. Глаза его бешено сверкали, от пудры на багровом от напряжения лице не осталось и следа. Нос Рыбачки стал насыщенно сизым, будто отыгрываясь разом за весь тональный крем, который я в него втер. М-да, теперь даже сильно обдолбавшись нельзя было принять гордого байкера за гламурное кисо. - И это как два пальца об асфальт?! Да я тебя, Край!..
        Мне показалось, что Гордей немного нервничает, поэтому я поспешил его успокоить:
        - Дружище, это какой-то неправильный путник. Я в Парадизе другого завалил без проблем.
        Не считая того, что перед этим метаморф угробил моего сына. Ну, почти.
        Хоть разведчики и способны изменять свои тела, они все же не пришельцы с Альфы Центавра или Тау Кита. Они, как и мы, земляне. В том смысле, что живут на нашей планете, в ином ее варианте, ощущая реальность рецепторами, которых у нас попросту нет. К тому же их цивилизация подчинена одной цели - Всеобщему Единению. Путники верят, что однажды, закончив свой Путь, - захватив все параллельные миры, - они вернутся в исходную точку. В тот же миг реальности объединятся, образовав мир Прародителей, когда-то расслоившийся на великое множество миров. Произойдет Всеобщее Единение.
        Как раз следующий Прыжок - из нашего мира дальше - будет последним, кольцо сомкнется.
        Вот только кое-кто считает, что единение миров станет катастрофой для нашей планеты - она будет уничтожена…
        Сверху, из пролома в стеклянной стене, нами любовались журналисты. Целясь камерами и ведя прицельный огонь из фотоаппаратов, они не давали палачам подступиться к дыре, иначе бы нас уже расстреляли кое-чем посерьезнее, чем баланс белого и фокусное расстояние. Зато от центрального выхода из здания тяжело затопали ботинками вооруженные мужчины в серых костюмах. Метров двести до них по открытой площадке, застеленной тротуарной плиткой. По площадке народ прогуливается. Студенты, рабы в оранжевых робах, мамочки с колясками. И всем интересно, что тут происходит.
        - Край, ты понял, что твари зеленые надумали? Президент говорил про ракеты, про удар по террористам. Это война, Край… - Рыбачка озирался по сторонам, высматривая, куда бы нам податься, как скрыться с места преступления. - Зачем тварям ядерная война? Что за интерес жить среди руин?
        - Ты думаешь как человек. - Я поднялся на ноги, ощущая тревогу. Что-то не так. Но я никак не мог понять, что именно. - А путники не люди. Они из параллельного мира, у них там климат иной, жизнь другая. Вот и хотят сделать из нашей Земли подобие своей. Горы долой, моря не нужны, и главное - повысить уровень радиации. А как это проще всего сделать? Вот именно, дружище.
        Из-за облаков вынырнул вертолет. Винтокрылая машина неприлично качнула пилонами с дырчатыми кассетами. Это намек от пилотов, что они не прочь поделиться с нами парой-тройкой НУР[НУР - неуправляемая ракета.] класса «воздух - земля». Еще одна вертушка села на крышу здания. Третью я заметил над проспектом слева. И палачи все ближе, а мы тут лясы точим.
        - Слышь, Край, а чего это всех зацепило там, в зале, когда у твари пузо трястись начало, а тебя нет? - Рыбачка кивнул в направлении стоянки неподалеку от здания, из которого мы выпали. То есть предложил уходить тем же способом, как мы сюда прибыли. - Ты что, особенный?
        - А те, кто Зону топтал, все особенные. - Я обещал Рыбачке разработать дерзкий план отхода, - гениальный план! - исходя из обстоятельств. Действовали мы нахрапом, наобум и без подготовки. Разве что документами успели разжиться. А все потому, что у нас совсем не было времени. Так что в итоге вся гениальность моего плана состояла в том, что никакого плана не было и в помине.
        - Святые моторы, так ведь и я топтал!
        Я не стал говорить Рыбачке, что совершать дерзкие вылазки на запретную территорию - это одно, а родиться на зараженной земле - чуточку другое.
        Ощущение тревоги усилилось до такой степени, что у меня по лбу заструился пот. Гордею тоже было не по себе. Оба мы знали: что-то не так. Потому-то и все эти беседы по душам и за жизнь, когда действовать надо, а не торчать у зловонной туши метаморфа. Но иногда поспешить - это не людей насмешить, а прямо в гроб угодить, извините за рифму.
        - Наручники… - начал Рыбачка.
        - Больше не бьют током, - закончил я.
        И тотчас «браслеты» у нас на запястьях противненько задребезжали, как мобильники на вибровызове. Кто бы знал, как мне это не понравилось.
        Не говоря больше ни слова, мы стали спиной к спине.
        Вынужден признать: мозги у Рыбачки не до конца перцовкой выело, талант так просто не пропьешь. Да и я за годы мирной жизни не разучился избавляться от «браслетов» - какими бы крутыми они ни были, принцип действия всегда тот же. Секунда, еще одна - и мы помогли друг другу вновь стать свободными людьми.
        Пока что свободными.
        И пока что живыми.
        Только наручники упали на бетон, как из внутренней поверхности «браслетов» с щелчком выдвинулись иглы, из которых брызнуло прозрачной жидкостью. В лучшем случае это была седактивная дрянь для успокоения особо бурных преступников. В худшем - примерно то же, но с необратимым эффектом. Твою мать, чего только палачи не придумают!
        Загрохотали выстрелы.
        Падая и пригибаясь под свистящими над головами пулями, чуть ли не ползком мы бросились прочь от слуг Закона и навеки замершего монстра. Во взгляде Рыбачки я прочел торжественную клятву - он божился надругаться над моим хладным трупом при первой же возможности.
        Ободрав одежку и руки, мы перелезли через сетчатый забор, огораживающий стоянку.
        И вот тут настала моя очередь ругаться на чем свет стоит.
        Голова раскалывалась, меня мутило, во рту не хватало зубов, в меня стреляли, но все это ерунда в сравнении с тем ужасом, который меня поджидал на асфальте, размеченном белыми полосами. Нет! Только не это! Не может быть! Ну за что, господи?!.
        Танка не оказалось на месте.
        Если кто не в курсе, Танк - это джип 4?4, под капотом мощный турбодизель. Прожекторы на крыше, тонированные стекла и телевизор в салоне. Полный фарш. Если совершенство существует, то это Танк. Иногда мне кажется, что свою тачку я люблю больше чем сына, а сына я обожаю беспредельно.
        - Твою мать!!! - Там, где еще недавно стоял мой джип, прямоугольник асфальта выглядел осиротевшим, покинутым. Я завертел головой, мечтая высмотреть, куда телепортировался Танк. Вдруг - хотя быть такого не может - я что-то перепутал.
        Грохот автоматных очередей, мусорный ветер, поднятый «вертушкой», Рыбачка, отрывающий мне рукав пиджака… Все это тлен, всего этого больше не существовало для меня.
        Я будто попал на заводскую стоянку КРАЗа - сплошь черные громоздкие «Вепри» рядами. Каждый агрегат с агрессивными рогами-бамперами и пафосным кожаным салоном. На подножку встать сможет разве что каратист, умеющий задирать ноги выше затылка. Палачи обожают отечественные «тазы». Как же они свои от чужих отличают? Все
«Вепри» одинакового цвета, вообще внешне - как под копирку. Только номера разные.
        Ряды тачек-клонов аж до самого выезда со стоянки. Там у будки для охранника притормозил пикап-эвакуатор с краном сразу за кабиной. Он только что вырулил из-за размалеванных расписанных автобусов, на которых сюда примчали телевизионщики. У шлагбаума, перегораживающего выезд, тусовались встревоженные заварухой палачи - с десяток, автоматы сняты с предохранителей, приклады к плечам.
        Закрыв глаза, - в них попала пыль, поднятая вертолетом, - я выдал полный отчаяния стон и, как мог быстро, побежал к шлагбауму, к палачам и - главное! - к эвакуатору. Все равно через сетку ограждения уже карабкались парни в серых пиджаках.
        - Край, ты чего?! Совсем рехнулся?! - раздалось сзади.
        - За мной! - велел я, вскинув над головой руки в универсальном жесте признания поражения и чуть ли не христианской покорности. - Есть гениальный план.
        Высокие сапоги Рыбачки забухали по асфальту следом.
        На бегу я чуть обернулся:
        - Что бы ни случилось, не останавливайся. Понял?!
        Тяжело сопя, он кивнул.
        - Никого не впускать, не выпускать, сдаемся! - проорал я, приближаясь к палачам у шлагбаума. Руки я не забывал держать высоко над головой.
        Палачи настолько офигели от моей наглости, что не подумали даже открыть огонь. Небось впервые видели, чтобы преступники так торопились лишиться свободы, а то и жизни - резво, чуть ли не спотыкаясь. Один из офигевших - какой хороший человек, обожаю таких! - махнул охраннику стоянки, чтобы не поднимал шлагбаум. Пожав плечами, тот подчинился, чем разозлил водителя эвакуатора, здоровенного бородача в клетчатой рубахе, которую он, видать, ни разу не снимал и не стирал с того момента, как впервые надел лет двадцать назад.
        Вертолет кружил над стоянкой. Через забор перелезло уже с десяток законников. Рыбачка и я спешили к шлагбауму. А бородач выбрался из своего эвакуатора и, размахивая монтировкой, принялся рассказывать о своих правах и о том, что чихать он хотел в серые пиджаки и подтирался он ими же. Зря он так. То есть нам это, конечно, на руку, а вот ему…
        Крики бородача отвлекли часть слуг Закона, заблокировавших выезд со стоянки. Уж больно грозно выглядел здоровяк с куском железа - того и гляди, проломит кому-нибудь череп. На него навели оружие. Увы, пяток законников продолжали следить за спринтерами, что духу мчавшими к ним, то есть за мной и Рыбачкой.

«Мокрые» от геля волосы палачей были зачесаны назад. Такое впечатление, что эти парни только что из душа. Правда, один из них - бунтарь! - свой жидкий пушок зачесал влево с пробором. Вот он-то и очнулся первым.
        - Стоять! - Бунтарь выстрелил поверх наших голов.
        Его требование шло вразрез с моим планом.
        Памятуя о наказе ни в коем случае не тормозить, Рыбачка заковылял быстрее. И правильно сделал. Внезапность - вот что нас спасет.
        Выходка бунтаря неимоверно возбудила бородача - грохнуло ведь у него над ухом. Выпучив глаза, с криком «Вы чего это?!» он обрушил монтировку на ближайшую зализанную прическу, тут же окрасив пробор алым. Уронив автомат, ушибленный палач схватился за голову. На водилу, размахивающего железякой, тут же накинулись двое законников. Нет чтобы просто пристрелить, пока не покалечил себя или еще кого. Вот что значит эффект неожиданности!
        Из будки выскочил охранник - что ж вы моего кума бьете, сволочи?! - и ввязался в потасовку, оттянув на себя последних палачей, не спускавших глаз с меня и Рыбачки. Да и чего на нас пялиться? Мы не вооружены, сдаемся, угрозы вообще не представляем - в отличие от бородача и его родственника.
        Вот что значит - гражданские.
        В палачи не берут тех, кто отслужил в армии. Это условие необходимое, но не достаточное…
        Не о том думаю. Надо незаметно проникнуть в Танк, а Рыбачке… Просто отлично, что мы знакомы много лет. Гордей уже мысли мои читает, а потому могу пасть не разевать. Что весьма ценно, когда действовать надо быстро, почти рефлекторно.
        Хрипло дыша, я взобрался на эвакуатор. Вернусь домой - начну бегать по утрам трусцой, в трусах и с «калашом» на плече. На кой я полез на пикап? Да потому что на его платформу погрузили мой любимый джип! Открыв дверцу, я проскользнул за руль Танка. Ключ в замок зажигания… Ну давай же, дружище, давай!
        Отцепив крюк крана, Рыбачка занялся рычагами управления платформой. Гидравлика - ее жужжание не было слышно в той кутерьме, что творилась вокруг, - приподняла ближний к кабине край. Танк задом скатился на асфальт, едва не задавив первого подоспевшего преследователя из тех, что одолели ограждение. Движок рыкнул. Гордей запрыгнул в салон, беспардонно плюхнувшись измазанным в слизи задом на соседнюю сидушку. Вандал!
        Потасовка у шлагбаума тут же прекратилась. Палачи не ожидали от нас такой прыти, поэтому замешкались, сразу не открыли огонь.
        А миг иногда - это целая жизнь.
        Оранжевый - очень приметный - Танк сорвался с места, снес шлагбаум и проехал метров пятнадцать, прежде чем нам пришлось полагаться на меткость стрелков. Загрохотали автоматы, очередью вынесло заднее стекло. Рыбачка и я одновременно пригнулись. Пальба беспорядочная, никто не догадался жахнуть по колесам, так что - не дай боже! - попадут еще случайно. А оно нам надо?..
        - Жми, Край! Жми, ради святых моторов! Газку давай! - Рыбачка не мог усидеть на кресле, аж подпрыгивал. Дай ему волю, выбросит меня из машины на ходу и сам за руль усядется. Байкер хренов, алкоголик несчастный. Уже вытащил из бардачка флягу с вискарем и присосался. Не может потерпеть, пока выберемся из передряги.
        Я глянул в зеркало заднего вида. Вертолет снизился и, вращая лопастями, сел прямо на дорогу за нами. Пригнувшись, его оббегали палачи. Дверца винтокрылой машины откатилась, и наружу выпал черный ком, который мгновенно распластался по асфальту живым нефтяным пятном, расплывающимся, меняющим очертания. Вот пятно достигло одного палача, второго, третьего…
        Вывернув руль, я швырнул джип в переулок. Из-под колес метнулись в небо потревоженные голуби.
        - Что это было?.. - прохрипел я.
        - Где? - глотнув из фляги, Рыбачка блаженно откинулся на кресле.
        Наверное, показалось. Столько всего случилось. Да и по голове меня очкарик сильно ударил. Точно - показалось. Я еще раз посмотрел назад, а потом джип выскочил из переулка на проспект, заставив с визгом притормозить пару авто. Никого следом. А ведь должна быть погоня. Палачи на «Вепрях» или хотя бы мотоциклах. На велосипедах, в конце концов, или скейтбордах. А то как-то несерьезно. Мы что с Рыбачкой зря устроили покушение?
        Ну и бред лезет в голову. Наверное, всех палачей сейчас стягивают к Дворцу заседаний, операцию «Перехват» вот-вот объявят, если не уже.
        Сбавив скорость, чтобы не привлекать внимание, на перекрестке свернул налево. Потом направо. Мелькали улицы, вдоль бордюров тянулись к небу каштаны и приглашали выбросить мусор мимо урны. Разок мои нервы не выдержали, показалось, что нас преследует красная «девятка». Утопил педаль газа, Танк промчался на красный под аккомпанемент клаксонов.
        Свернув во дворы, покружил немного. Нашел тихое местечко, остановился.
        Выскочив из Танка, вместе с Рыбачкой живо сменил номерные знаки. После чего я уже сам - Гордею такое доверить нельзя - принялся сдирать с джипа пласты оранжевой липкой пленки, обнажив родной черный цвет и знак радиационной опасности на капоте. Теперь, если не обращать внимания на разбитое стекло сзади, внешне мой Танк неотличим от тысяч тачек, колесящих по Киеву.
        Вернувшись в салон, поспешили убраться с места перевоплощения.
        Отхлебнув из фляги, Рыбачка включил телевизор, встроенный в приборную панель, и задумчиво уставился на экран, показывая тем, что дискуссия окончена.
        - Оторвались вроде? - Я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида. - Ну и отлично.
        - А что толку? - Рыбачка не разделял моего оптимизма. Типа жутко недоволен тем, что зеленый монстр нас не сожрал, а палачи не пристрелили. - Из города нам теперь не выбраться…
        Накануне Президент объявил призыв, снизив возрастной порог до четырнадцати лет. Так уж получилось, что моему сыну Патрику как раз столько исполнилось. Но в армии ему делать нечего. Он на мотоцикл копит, чтобы девчонок катать. И раз уж я по часам вычислил, что Президент наш - путник, следовало решить вопрос быстро и жестко. Это потом уже, на пресс-конференции, я понял, что все куда серьезней, ведь вот-вот разразится тотальная ядерная война.
        Так что одним махом два дела сделали, завалив метаморфа!
        - Что толку, говоришь? - Я подмигнул Рыбачке. - Дружище, мы с тобой не просто Президента грохнули, мы чужака разоблачили. Сейчас по всему миру такой вой поднимется! Столько ж людей видели, а главное - столько камер снимало его настоящую рожу.
        Мы свернули в очередной неприметный переулок.
        - Тихо что-то, - буркнул Гордей, глядя на экран телевизора. - Ни один канал ничего такого не передает. А есть же оппозиция, ей вообще в радость и без повода Президента в говно втоптать. Молчат все. Как и не было ничего.
        У меня появилось нехорошее предчувствие.
        - Быть такого не может, дружище. - Притормозив у обочины, я отобрал у него пульт и сам принялся листать каналы.
        Глава 2
        Танец маленьких утят
        Удар в голову едва не вышиб Зауру мозги. Еще удар. И этот странный звук, очень знакомый…
        Он открыл глаза, и его ослепило ярчайшей вспышкой - точно так же взрываются сверхновые. В черепе образовалось избыточное давление, кости лопнули, измельченный мозг вынесло, забрызгав извилинами и нейронами весь божий мир.
        Тяжело дыша, Заур нащупал на прикроватной тумбе стальной крест. Символ Господа придал сил ровно настолько, что палач сумел определить свои координаты: да это же его скромная холостяцкая келья! Кровать, стул, стол, шкаф - все, больше нет ничего.
        Искусственные пальцы коснулись Знака, и Заур вспомнил, что только вчера вернулся из Вавилона. А ведь там, в подземельях Парадиза, громадный бионоид-лифт откусил ему протез, заменявший руку. Он поднес ладонь к лицу, чтобы получше рассмотреть. Опасаясь сжечь сетчатку, осторожно приоткрыл один глаз. Судя по корявому виду, резкой вони пластика и минимуму опций, Заур купил эту копеечную халтуру в ближайшей аптеке и там же сам себе установил.
        Уже утро? За окном едва светло… Обнаружив, что накануне он не снял очки, палач взглянул на часы. На электронном табло, подвешенном над дверным проемом, едва тлели бледно-зеленые цифры - 19:46. Ну ничего себе! Неужели проспал целый день?!
        Наверное, так себя чувствуют те, кому сделали трепанацию и засыпали в голову едва тлеющих углей. А в рот - песка. А язык заменили отрезом кожаного ремня… Заур попытался вспомнить, что с ним случилось. Итак, вчера он вернулся в Киев. В самолете «Embraer 145», принадлежащем «Укр-Авиа», зарядил аккумулятор служебного планшета, спустился по трапу - и тут же начальство вызвало своего лучшего палача. Надо было срочно явиться… Куда? Зачем?.. Пустота, нет информации. Но потом - Заур точно это помнил… вроде как… - был отбой, приказ отменили, шеф дал внеочередной выходной.
        И вот тогда Заур выпил? Немного?
        Точно. Иначе не объяснить его состояние. Это похмельный синдром.
        Он не злоупотребляет алкоголем, но с Хельгой… В Киев ведь прилетел не сам, а со своей девушкой. И поддался искусу? Больше этого не повторится! Заур ведь не только слуга Закона, но и Господа!
        Он перекрестился, обнаружив в постели рядом обнаженную блудницу. То есть полностью голую. То есть вообще. Она лежала, бесстыдно закинув руку за голову, одеяло сползло на пол, бессильное более прикрывать грудь, живот и то, что чуть ниже… Но Заур не спешил, зажмурившись, набросить на прелести Хельги свой отрез шелка. Все равно смертный грех прелюбодеяния уже совершен. Первый подобный грех в его жизни.
        - Лысик, может, все-таки ответишь? - Хельга лишь искусно притворялась, что спит. Черные слезы, нарисованные на щеках, размазались, но ее это ничуть не портило. - Пятый звонок, никак не могу тебя разбудить. Уже и по щекам била. Мы, кажется, вчера что-то пили?
        Вот кто и как едва не проломил ему башку. А странный звук - это дребезжание и кукареканье планшета. Рингтон «петушиный крик» - исключительно из-за искреннего и глубокого уважения к шефу - установлен на вызовы начальника Управы, в миру - Алекса Пападакиса.
        Правда, недавно Заур наградил «петухом» еще одного человека. Не менее уважаемого. Слишком уж часто за последний месяц грезилось палачу, что он вышибает этой мрази мозги. Жаль, повода уважаемый человек не давал, а на преступление законник пойти не мог.
        Кто бы ни звонил, отвечать не хотелось.
        - День… э-э… вечер добрый. Я… - взглянув на экран, буркнул Заур, но после первых же слов в ответ заткнулся и вскочил с постели. - ЧТО?! Сейчас приеду!!! Нам надо встретиться!
        В голове шумело. Желудок клокотал вулканом, грозя извержением. Глаза заволакивало то темным занавесом, то белым маревом. И все же Заур сумел одеться, не потеряв сознание. Разок всего растянулся на паркете, засунув обе ноги - родную и искусственную - в одну штанину. Долго не мог попасть новеньким протезом в рукав плаща.
        Приподнявшись на локтях, Хельга удивленно глядела на его метания:
        - Лысик, что случилось? С кем на свидание собрался?
        Заур лишь отмахнулся. Некогда объяснять. Прыгнуть бы с балкона, не тратя драгоценных минут на спуск по лестнице, пропахшей табачным дымом и котами, - лифт не работает уже неделю, никак не починят. Но гарантированно сломаешь ноги, десятый этаж все-таки…
        Пискнув, магнитный замок отпустил стальную дверь. Заур выпал из подъезда в вечерний Киев. Асфальт у лавочек был присыпан шелухой от семечек, детскую площадку оккупировали подростки, попивающие энергетик.
        Врубив автопилот, Заур пересек двор. Вот и стоянка. Он плюхнулся в машину, под задницей заскрипел потертый дерматин. Ключ, замок. С визгом стирая покрышки, полуторалитровая «воля» палача выехала на проспект.
        Обогнав серебристый «ланос», потом «ланос» зеленый, Заур промчал через перекресток на красный. Раньше он никогда не позволял себе нарушать ПДД, даже если надо было обезвредить опаснейшего преступника.
        Как назло, вдоль всего проспекта трудились рабы. Неподалеку от их группок неспешно прогуливались надсмотрщики. Приходилось сбрасывать скорость, объезжая ремонтируемые участки дороги. У нарушителей Закона иногда бывает шанс попасть не на кладбище, а всего лишь на принудительные работы. Таких заковывают в колодки, навешивают на них цепей-замков и заставляют мести улицы, собирать собачье дерьмо или стирать со стен граффити.
        Требуя уступить дорогу, пикнул длинный лимузин-членовоз. Заур опустил стекло и выставил наружу Знак - узнаваемый издалека рыцарский щит в миниатюре. Деревянную колоду на щите и мужчину в колпаке да с топором ни с чем не спутать. А уж девиз палачей «Закон суворий, але це закон[Закон суров, но это закон (укр.).] » знают даже грудные дети. Водитель лимузина прекратил давить на клаксон.
        После Вавилона родной Киев казался другой страной, где все живут в страхе. Такова цена за стабильность и мир. На новостных сайтах пишут и по ящику талдычат, что у нас нет гражданской войны, наши друзья и дети не гибнут в братоубийственной бойне, и это есть благо, заслуга Президента… Будто в Борисполе каждый день не выгружают цинковые гробы, присланные из-за границы в обмен на безусых миротворцев.
        Толстяк в кожаной куртке махнул полосатым жезлом, веля Зауру притормозить.
        Как бы не так. Проведя ладонью по лысому черепу, палач прибавил скорость.
        От бордюра отлип восьмиколесный патрульный бронетранспортер. Сунув жезл за пазуху, толстяк удивительно споро для своей комплекции забрался на броню, поднес мегафон ко рту и потребовал, чтобы синяя «воля», номерной знак такой-то, прижалась к обочине и остановилась.
        Машину Заура - модель лет семь как сняли с производства - уже трижды расстреляли бы из пушки на башне броневика, но опасались зацепить ни в чем не повинное гражданское население.
        Заур поставил на крышу «воли» мигалку и врубил сирену на максимум. Если это не поможет, он откроет огонь по коллегам, тем самым поправ Закон. Обстоятельства вынуждали пойти на крайние меры. Господь простит слугу своего, ибо он всемилостив! .
        Оставляя позади грешников в джипах и блудниц в электрокарах, «воля» мчалась так, будто ее водитель мечтал выиграть Гран-при Монако. Даже едва не сбив двух рабов в неизменных оранжевых жилетах с люминофорными полосами на груди и спине, Заур не сбавил скорость. Ну нельзя же латать асфальт там, где едет палач!
        Если он будет гнать, то успеет. Возможно, успеет. Он должен успеть.
        Еще один перекресток. Проскочив на желтый, Заур поднес планшет к уху. Это называется «звонок другу». Если ситуация безвыходная, позвонишь и дьяволу, а тут всего лишь работорговец.
        - Ильяс, утро… вечер добрый! Узнал? Нужен мясник. Нет, подпольного не надо. С лицензией. И проверенный. Знаю, что правильно. А то ляжет клиент под нож, чтобы продать лоскут кожи с задницы, а очнется без сердца и поджелудочной… Нет, я не буду продавать грешников. Что значит, все равно убью, так чего добру пропадать? -
«Воля» метнулась через скрежет тормозов на красный, резкий поворот, вывернуть руль. - Товар - моя почка. Или часть печени. Или еще что, без чего можно жить.
        Динамик планшета затих. Сломался? Спустя пару секунд девайс воскрес, поинтересовавшись, на кой Заур все это затеял. Если экстрима на работе не хватает, пусть переходит в вертухаи, тут недавно такое было! Один пацан столько народу покрошил, его, Ильяса, чуть не угробил…
        - Просто найди мясника, - оборвал Заур работорговца.
        Пообещав помочь, Ильяс отключился.

* * *
        Через полчаса напряженной гонки по городу «воля» палача притормозила у мощных чугунных ворот. Отворив окошко пропускника, наружу высунулся сторож, мужчина лет шестидесяти. Над верхней губой седые усы, на голове кепка. Махнув рукой, - Заур автоматически отметил, что пальцы у него сплошь в никотиновых пятнах - сторож рявкнул:
        - Здесь для служебного транспорта! Назад сдавай! Кому говорю?! Езжай отсюда! Не положено!
        И зашелся хриплым лающим кашлем.
        Заур молча показал ему Знак, будучи уверен что этого окажется достаточно, и потому удивленно хмыкнул, когда сторож вдруг вздумал ерепениться:
        - Ты меня жестянкой своей не пугай! Пуганные мы! А ну езжай отсюда! Я права знаю, я Законы знаю! Не положено!
        Палач поправил очки и провел ладонью по черепу, чтобы успокоиться. Не помогло. Что ж, у него есть дополнительное средство для поддержания душевного комфорта - из кармана плаща, в который запросто можно засыпать пару кило картофеля, Заур вытащил
«микробика». Так он ласково называл свое оружие. Для прочих - для грешников - это пистолет-пулемет «микро-узи», двадцать патронов в магазине, шестьсот выстрелов в минуту. Второй «микробик» лежал в другом кармане.
        Продемонстрировав ствол, Заур предположил:
        - Кажется, я сейчас кого-то узаконю. За оказание сопротивления палачу при исполнении.
        Говорил он бесстрастно, будто не клокотал в груди гнев и никуда не надо было спешишь.
        Усатый грешник нырнул обратно в сторожку. Ворота со скрипом открылись.
        Не щадя подвеску, палач бросил «волю» на старый разбитый в хлам асфальт. Дорогу тут не ремонтировали, похоже, со времен последнего съезда КПСС. Справа темнел парк. Подсвеченные редкими фонарями местечки в нем казались проплешинами в шевелюре. В тех проплешинах перед сном прогуливались граждане в накрахмаленных больничных халатах. Тянуло дымком - то ли жгли палые листья, то ли грешники-пациенты баловались запрещенными веществами растительного происхождения. Слева возвышалось краснокирпичное здание с пригорком-подъездом для карет «скорой помощи».
        Заур припарковался в сумраке под нависающим над дорогой каштаном. Захлопнул дверцу
«воли». Прихрамывая, метнулся к входу в приемный покой.
        Помимо обожаемого шефа, «петушиный крик» он поставил на звонки главврача этой богадельни. Со Львом Аркадьевичем Глоссером Заур давно знаком лично. И если раньше Глоссер был отличным человеком, приветливым и отзывчивым, все-таки друг отца, то в последнее время его точно подменили…
        В этой больнице Заур провел детство - с того момента как на Крещатике во время перестрелки, затеянной бандами, погибли его родители. Будущий палач стал инвалидом, но все же более-менее поправился - благодаря заботе Учителя, работавшего в этой больнице вместе с отцом Заура и Глоссером. А вот сестра, неунывающая Танюшка… Ей становилось все хуже и хуже, пока она не впала в кому. Это случилось в тот день, когда умер Учитель, оплачивавший содержание Танюшки в больнице. Оказалось, уход за ней, процедуры и лекарства стоят огромных денег, каких у палача не было и быть не могло.
        Раз в два часа сестру нужно переворачивать на другой бок, чтобы не возникли пролежни. И протирать ее тело, и массировать, а то мышцы потеряют эластичность. А еще - санировать носоглотку и рот, иначе в верхних дыхательных путях возникнет инфекция. Кормят ее с помощью зонда, а потом опорожняют кишечник клизмами и ставят катетер, чтобы вывести лишнее из мочевого пузыря.
        Заура поверг в шок запах, появившийся в палате сестры, - запах естественных выделений. Танюшка не могла так пахнуть, не могла!.. Он сжал кулаки. Он обязательно найдет грешника, повинного в бедах семьи. Эта мразь, этот демон во плоти ответит за то, что случилось с сестрой!..
        Однажды палач уже обманулся, решив, что ему нужен Максим Краевой. Известный преступник идеально подходил на роль личного врага. Заур отправился в Вавилон, нашел Края, едва не узаконил его, но потом…
        Больничный коридор казался бесконечным.
        - Куда? Почему без бахил?! - рыкнула вслед женщина, елозившая по полу грязной тряпкой.
        Он не притормозил, не оглянулся.
        Последний «петушиный» звонок был от Глоссера. Тот пригрозил отключить аппарат искусственной вентиляции легких. Аппарат, от исправной работы которого зависит жизнь сестры. Глоссер мотивировал решение тем, что Заур не оплачивает счета и задолжал больнице серьезную сумму. Как главврач - имеет право, и где это видано, чтобы палач нарушал Закон. Еще Лев Аркадьевич намекнул, что в пациентах у него числятся большие государственные чины, так что неприятностей палачу не избежать.
        Заур попросил о встрече. Главврач снизошел, назначил время: «В память о вашем отце, этом святом человеке, я изыщу две минуты - не больше! - через полчаса ровно. Опаздывать, молодой человек, не рекомендую». Потому-то Заур и гнал, нарушая правила дорожного движения.
        От его расторопности зависела жизнь сестры.
        Он спешил, а в голове все звучала напутственная речь Глоссера: «Заур, я с вами предельно честен. У Татьяны нет шансов. Даже если она выйдет из комы, вегетативное состояние - вот ее удел до конца дней. Во всех больницах - кроме нашей - такими пациентами вообще не занимаются. Больного кладут на носилки, отвозят домой, звонят в дверь, а потом, оставив, уезжают. А если у больного нет родственников или же личность его не установлена, то… Ведь можно переворачивать его с боку на бок, скажем, всего раз-другой в сутки - и тогда пролежни или гипостатическая пневмония быстро приведут к летальному исходу».
        Разговор с главврачом предстоял тяжелый. Не вынимая «микробиков» из карманов, Заур щелкнул предохранителями и без стука вошел в кабинет.
        - Вы пунктуальны, что нетипично для нынешней молодежи. - Бросив на него быстрый взгляд и тут же отвернувшись, Лев Аркадьевич Глоссер повесил рубашку на плечики и пристроил на вешалку рядом с пиджаком и повседневными брюками. На нем сейчас было лишь белье: майка да трусы.
        Худые поросшие седыми волосами руки, тонкие ножки, оттопыренный животик… Без верхней одежды Лев Глоссер, повелитель жизней, возомнивший себя чуть ли не богом, решающим, кому дышать, а кому нет, смотрелся по меньшей мере комично.
        Он что, только-только явился на работу и не успел еще переодеться?
        - Доктор, извините, что вторгся, но моя сестра!.. - Заур поправил очки. Пол кабинета устилал толстый ковер, а рабочий стол выглядел старинным и очень дорогим. И пахло тут не лекарствами, а фиалками. - Вы не должны!..
        - Одну минуту. - Главврач продолжил переодеваться.
        Сначала - голубая блуза свободного покроя с короткими рукавами, треугольным вырезом под горло и с накладными карманами - один карман на груди, два внизу. Потом - брюки, широкие, не стесняющие движений, на резинке.
        Заур достаточно долго прожил в больнице, чтобы знать, почему главврач одевается так, а не иначе. Хирурги и медперсонал проводят много времени в операционной, где все сметанно-снежное, освещаемое ярким светом. В такой обстановке одеваться в белое - перебор, напряг нервам, нужен контраст, чтобы не уставали глаза. К тому же на синей или зеленой блузе пятна крови кажутся не столь яркими. А если зайти в белом халате в детское отделение, то вой поднимется такой, что хоть беги - у малышей белый цвет вызывает неприязнь из-за боли от уколов и прочих процедур.
        Прежде чем Глоссер натянул блузу, Заур заметил у него на предплечье татуировку - змею, обвивающую ножку бокала и сунувшую в него раздвоенный язык. Он где-то уже видел такую татуировку… Но где? Или перепутал он что-то, символ ведь знаменитый, медицинский… Заур впервые застал главврача в неофициальной, так сказать, форме одежды, раньше тот всегда представал перед ним в халате или же в пиджаке.
        - Ваша сестра… - начал Лев Аркадьевич, и у палача напрочь вымело все мысли из головы.
        Он перебил Глоссера:
        - Нужна отсрочка. Я оплачу счета. Я уже договорился. В ближайшее время больнице будет перечислена крупная сумма…
        Выражение лица главврача заставило его замолчать. В глазах Глоссера промелькнуло недоумение, а следом - понимание: мол, все ясно, у молодого человека прободение чувства юмора и острый приступ игривости. Медикаментозно не лечится, пациента спасет лишь лоботомия.
        Заур ждал от главврача вспышки гнева, угроз, но не того, что услышал в ответ.
        - Молодой человек, все в порядке. - Глоссер махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху.
        - В порядке? - Заур то ли ослышался, то ли… Его затрясло от недоброго предчувствия.
        - Деньги пришли. - Главврач был непривычно вежлив с ним, голоса не повышал, будто еще недавно не орал на него по телефону. - Спасибо, что внесли аванс за год вперед. А уж ваше щедрое пожертвование больнице - поступок великодушный.
        Боль между висками усилилась настолько, что Заур едва не попросил у доктора таблетку. Он ничего не понимал. Какие деньги? Какой аванс? Ильяс не мог так быстро связаться с мясником, а тот не успел бы оформить перевод, нужны реквизиты больницы, нужно обозначить назначение платежа. Да и не знает никто, зачем Зауру понадобились деньги.
        - Лев Аркадьевич, это такая злая шутка, да? Господь вас не простит… - Заур вдруг понял, что главврач не шутит. А значит, надо выяснить, откуда взялись деньги. - Лев Аркадьевич, с какого счета пришла сумма?
        - Как с какого? - Глоссер вновь отмахнулся от несуществующей мухи. - С вашего, молодой человек. Не с моего же.
        Он шагнул к рабочему столу, повернул алюминиевый лэптоп экраном к Зауру. На экране отображался сайт банка и выписка с деталями транзакции. И отправителем действительно значился Заур. Номер счета в «Укрнацтрастбанке» совпадал с реальным. Но этого быть не могло! Откуда такие деньжищи у простого палача? Да он за всю жизнь столько не заработал бы, вкалывая по три смены без выходных и отпусков.
        - Палачи, оказывается, - Глоссер подмигнул Зауру, - неплохо зарабатывают, раз могут позволить себе…
        Он еще что-то говорил, но палач его не слушал.
        - Раз все оплачено, то… С моей сестрой все в порядке? Аппарат искусственной вентиляции легких не отключат?
        - Ну как вам сказать, молодой человек… - Главврач медлил с ответом, и это очень не нравилось Зауру. Наконец Глоссер кивнул: - Да, более чем в порядке. Вот уже четверть часа как вашу сестру отключили от аппарата…

* * *
        В груди Заура образовался вакуум. Его уронили с самого высокого небоскреба Киева, а потом пару раз сверху прошлись асфальтовым катком.
        Отключили? Но она же в коме, это верная смерть!..
        В глазах потушили свет. Ничего не видя, Заур вывалился из кабинета и, прихрамывая, побежал по тысячу раз исхоженным коридорам больницы. От него шарахались медсестры. Он перевернул столик на колесах, опрокинув на пол медицинские инструменты и пробирки, брызнувшие осколками. Размахивая резиновыми «демократизаторами», к нему кинулись двое здоровяков в синей униформе местной охраны. Заур походя сшиб их с ног. Благоразумно не вставая с пола, они по рации вызвали подмогу.
        И вот Заур у палаты сестры.
        Знакомая царапина на двери. И стулья: один слева от входа, другой справа. На них должны просиживать штаны парни из Управы. Но - никого. Сердце перестало изнутри выламывать ребра. Палач толкнул дверь, вошел.
        И сразу бросилось в глаза: нет аппарата искусственной вентиляции легких. Раньше был у кровати, а теперь его нет. Оцинкованная стойка на пяти ножках с поворотными колесиками. На стойке закреплены баллон, батарея, блок управления с монитором, шланги… Примечательная штуковина, сразу видно, что не пылесос и не соковыжималка. И ее, штуковины этой, в палате больше нет.
        А значит - все кончено.
        Одно колено дрожало, второе, искусственное, не давало Зауру упасть. Кое-как он доковылял до кровати. Тело на ней полностью накрыли простыней, лица не видно. В груди палача клокотали рыдания. Он потянул простыню за край, моля Господа, чтобы это оказался кто-нибудь другой, не Танюша, ну пожалуйста, кто-нибудь другой!..
        Огненно-рыжие волосы сестры - первое, что он увидел.
        Почему, Господи?!
        Лицо сестры было безмятежно. Оно не пострадало тогда, на Крещатике, - чуть ли не единственная часть тела, которую пощадил огонь. На щеках легкий румянец, глаза закрыты - хоть не мучилась перед смертью…
        - Ой! - Взметнулись длинные ресницы, сверкнули голубые радужки.
        От неожиданности Заур шарахнулся от кровати.
        - Заурчик-мурчик, ну и напугал ты меня! - защебетала Танюшка. - Ты чего простыню дергаешь? Я ж под ней голая, меня к операции приготовили, скоро отвезут.
        - Так ты не умерла… - прохрипел палач.
        - Не дождешься!
        От нахлынувшей радости у Заура едва не разорвалось сердце. Тысячи вопросов теснились в глотке, мешая друг другу прозвучать. Палачу важно было узнать, когда и как сестра вышла из комы, ведь шанс на это был мизерный, и все же Заур надеялся и потому отказывался отпустить ее душу к Господу.
        - Танюшка, я… - Он хотел поцеловать ее в щеку и взять за руку.
        Ему помешали.
        В палату - вмиг тесно стало - ворвалась охрана с дубинками наперевес. Дилетанты: зрачки расширены от возбуждения, движения беспорядочные. Мало им досталось в коридоре, не усвоили урок вежливости, данный пастырем? Заур привычным жестом опустил руки в карманы, коснулся «микробиков».
        - Господа, все в порядке. Это наш дорогой меценат. - Растолкав парней в униформе, главврач прикрыл их собой, чем спас от немедленной встречи с создателем на небесах или, что вероятней, с дьяволом в преисподней. - Инцидент исчерпан.
        Выпроводив разочарованную охрану, Глоссер вернулся к Зауру, взял его за локоть и чуть потянул, намекая, что ему не стоит тут задерживаться:
        - Зачем же вы, молодой человек, перевернули стол, инструменты на пол опрокинули? Их ведь приготовили для операции вашей сестры.
        - Какой еще операции? - Палач оторвал от себя чужие цепкие пальцы. - Почему я ничего…
        Его отвлекло щебетание Танюшки:
        - Твой друг передавал тебе привет. Интересный такой мужчина, обходительный.
        - Мой друг? - Заур насторожился.
        У людей его профессии нет друзей, есть только коллеги и враги. Врагов мало. Он постоянно работает над тем, чтоб их было как можно меньше. Это просто - надо всего лишь хорошо стрелять.
        - Ну да! - Голубые глаза Танюшки радостно сверкали. - Он сказал, что твой друг. У него птица такая забавная. Удивительно, что его с птицей в больницу пустили, тут же стерильно все должно быть. А если б кто с собакой захотел прийти, представляешь, Заурчик-мурчик? Он пришел ко мне - и я сразу проснулась. Я так долго спала…
        Заур посмотрел на Глоссера.
        Тот пожал плечами:
        - В тот состоянии, в котором она была, возможны галлюцинации.
        Палач провел искусственной ладонью по черепу. Дешевый пластик протеза неприятно попахивал.
        - У твоего друга тоже нет руки. Кстати, мурчик, а что случилось с твоим протезом? У тебя ведь другой был? Я же вижу, цвет другой.
        Он заставил себя улыбнуться рыжеволосому чуду, источнику неиссякаемого оптимизма, живущему вопреки всему и вся:
        - Ничего страшного. Бандитская пуля.

…А потом Танюшку увезли на операцию.
        Выйдя из больницы, Заур остановился в густой, как деготь, тени дерева, в десятке метров от ближайшего фонаря. Надо привести в порядок сумбур в лысой башке, многое обдумать… Окончательно стемнело, мерцанье Млечного Пути завязло в тучах, затянувших небо.
        Ворота открылись. На территорию, подпрыгивая на ухабах, заехал грузовик-автозак. На борту его художник-маляр нарисовал волка, разлегшегося то ли на табурете, то ли на троне, над которым светила полная луна. Аналогично были маркированы все автозаки, принадлежащие работорговцу Ильясу. И потому, когда из кабины на асфальт спрыгнул именно Ильяс, - седые волосы, широкие плечи - Заур не удивился. Удивительно было другое - зачем сюда, в больницу, приехала спецмашина?
        - Здравствуйте, дорогой. - К Ильясу подошел усатый сторож. - Сколько еще сегодня ходок?
        В ответ работорговец неопределенно покачал головой.
        Ни один, ни второй Заура, похоже, не видели.
        Из приемного покоя вышли двое санитаров. Один обычный какой-то, без особых примет, а вот второй - негр-здоровяк. Белая униформа на нем смотрелась так же уместно, как подвенечное платье на бойцовском псе. Кивнув работорговцу, санитары открыли будку автозака и выволокли из него отчаянно сопротивляющегося мужчину. Руки его были скованы за спиной.
        Сторож панибратски хлопнул Ильяса по плечу:
        - Много у тебя машин? На весь город хватит?
        Ильяс оттолкнул сторожа:
        - Держи рот на замке! Несешь какой-то бред.
        Усатый прошипел что-то в ответ, палач не расслышал что. Работорговец примирительно ответил ему, мол, чего ты, земляк, одно дело делаем.
        Заур вышел из тени:
        - Ильяс? Вот уж кого не ожидал тут увидеть, так это тебя.
        Лицо сторожа исказила злобная гримаса.
        Да и работорговец не обрадовался встрече. Он растерялся и занервничал. Туда-сюда завертел головой, высматривая, кто тут еще притаился. Ильяс - честный работорговец с безупречной репутацией. Иначе Заур решил бы, что он замешан в богопротивных делишках.
        - Привез на лечение раба. - Ильяс делано хохотнул. - Бывший бухгалтер. А не надо было воровать у босса, тогда б и грыжи не заимел. Плохой совсем человек: ругается, дерется, сбежать хотел. Пришлось сковать и в рот кляп засунуть.
        Приемлемое объяснение. Вот только усач-сторож сторож зачем-то кивнул негру, больше похожему на борца-тяжеловеса, чем на медработника, а тот посмотрел на Ильяса. Работорговец же едва заметно мотнул седой головой, будто что-то запрещая.
        И все же негр повел плечами - так разминаются перед схваткой на татами.
        - Сам справишься? - спросил он у напарника.
        Тот молча потащил брыкающегося бухгалтера к двери приемного покоя.
        Глядя чуть в сторону, «борец» шагнул к Зауру. Ладонь Ильяса безуспешно мазнула по мускулистому плечу, словно он хотел задержать негра.
        Опустив голову, тот избегал смотреть палачу в глаза, которые, как известно, зеркало души. Но и без всяких зеркал Заур чуял его агрессию. В осанке негра, манере двигаться угадывались повадки рукопашника со стажем.
        - Тому, кто помогает людям, не пристало людям вредить. - Голова раскалывалась, но Заур с детства умел не замечать боль. Ведь боли нет, ее придумали слабаки и грешники, чтобы оправдывать свои поражения и преступления. Так говорил Учитель, и палач с ним безоговорочно согласен.
        Руки сами опустились в карманы плаща, поближе к «микробикам».
        Рабочий планшет завибрировал, следом раздалась песенка «На танцующих утят быть похожими хотят, быть похожими хотят не зря, не зря!»[Песня «Танец маленьких утят». Музыка Томаса Вернера, слова Юрия Энтина.] Хельга поставила этот рингтон на свои звонки. Губы палача раздвинулись в улыбке, заставив сократиться атрофированные мимические мышцы. В последний раз он улыбался, когда еще живы были родители. Вместо того чтобы выхватить «микро-узи», он нащупал планшет.
        Заур отвлекся всего на миг.
        Расслабиться - значит дать противнику фору. Это недопустимо. И непрофессионально. И непозволительно даже стажеру без Знака, не то что опытному палачу, узаконившему столько грешников, что хватит на целое кладбище. Достаточно доли секунды, чтобы свернуть человеку - в данном случае палачу - шею. Длинные, мясистые, как колбаски для барбекю, пальцы впиваются в горло - рывок и…
        Покачнувшись, Заур едва не упал.
        - Простите! - Негр слегка задел его плечом, едва не сбив с ног, и рявкнул сторожу: - Митрич, хватит уже лясы точить! Отпускай поставщика! У нас сегодня дурдом по травме! Пять экипажей на вызове, скоро прикатят, а ты тут с товарищем препираешься! Работать надо!
        Митрич - так звали усатого - потопал обратно на пост.
        Потянув на себя жалко скрипнувшую дверь, негр-санитар скрылся в приемном покое.
        Палач поднес планшет к уху. Из динамиков полилась трескотня Хельги.
        Махнув Ильясу на прощание, продолжая слушать голос любимой, Заур подошел к «воле» и обычным стальным ключом открыл дверцу. Эту машину собрали в Запорожье еще до того, как автозаводы повадились оснащать свою продукцию определителями генотипа владельца.
        От сильного удара в бок Заур едва не выронил планшет.
        Его, лучшего палача Киева, буквально втолкнули в салон.
        - Держи руки на виду, - услышал он. - Подальше от карманов плаща.
        Глава 3
        Автозак
        То и дело сдавали нервы.
        Ну сколько ждать, а?! Два ряда по обе стороны второстепенной - мертво, без движения! И кулаком по клаксону, кулаком.
        Светофор мерцал зеленым четверть часа кряду. И столько же у бордюра - в шаге от
«зебры» - стоял мужчина в куртке, скроенной на манер борцовского кимоно, но с карманами и капюшоном, низко натянутым на лицо. Куртка ладно сидела на двух метрах костей, перевитых мышцами. Только правый рукав был высоко подвернут. То, что наполняло рукав раньше, осталось на Окинаве, потеряно в бою, о чем мужчина вспоминать не любил, а забыть не мог. В плечо без продолжения впивалась когтями хищная птица, - вроде сокол, а может, ястреб - но если инвалид-ветеран и чувствовал боль, то никак это не выказывал. В зеленом мерцанье на когтях птицы вспыхивали отполированные стальные наконечники.
        Отчаянно воя и моргая проблесковым маячком на крыше, к перекрестку подобрался микроавтобус «скорой помощи». Красные кресты на белых бортах увидеть можно за километр невооруженным взглядом. И все же уступить дорогу никто не спешил. Матерясь, водитель швырнул «скорую» вправо, на тротуар, а оттуда - на главную, заставив понервничать дамочку за рулем алого кабриолета и всех, кто за ней ехал. Утопив педаль тормоза в пол, они дружно выдохнули. Наверное, пассажир в салоне
«скорой» при смерти, раз водила так спешит - до массивных чугунных ворот больницы от перекреста всего-то ничего.
        Взмахнув крыльями, с плеча однорукого сорвалась птица и, обогнав «скорую», упорхнула в темноту. Фонари вдоль дороги горели через один, территория больницы освещалась и того хуже.
        Оставшись один, мужчина на перекрестке и пальцем не пошевелил - манекен, реклама модного прикида из Ниппона. Человека в нем выдавали лишь трепет ноздрей и веки, размазывающие по роговицам слезную жидкость.
        Вернувшись вскоре, птица уселась обратно на плечо.
        Двухметровый великан вздрогнул всем телом, захрипел и пошатнулся, но все-таки устоял.
        И вновь стал манекеном с минимумом степеней свободы.
        Его единственная рука нырнула под куртку, достала коммуникатор. Экран засветился. Палец уткнулся в пиктограмму - конверт, на полпути из которого замерла стрелка. Коммуникатор завибрировал, приятный женский голос сообщил: «Сообщение отправлено всем адресатам».
        - Пишите мелким почерком, господа, - прошелестел-проскрежетал великан так, будто его голосовые связки приржавели к гортани.
        Адресная рассылка ушла на имейлы далеко не самых последних людей Киева - не банкиров, даже не депутатов, но силовиков. «Хочу сообщить о похищении вашего человека…» - так начинался текст.
        Спустя пару секунд на экране коммуникатора возникло ответное сообщение, отправитель которого вопрошал, что за шутки, и обещал найти хакера и сурово покарать. Больше спам никого не заинтересовал. А больше никто и не нужен был. Остальные адреса понадобились для подстраховки. Мужчина провел пальцем по пиктограмме отбоя связи. Красная трубка моргнула, экран погас.
        К перекрестку подошли женщина и мальчик лет пяти. Остановились, не сообразив еще, что светофор не работает. Мальчик с интересом взглянул на мужчину и, дернув мамашу за юбку, громко обратил ее внимание:
        - Смотри, смотри, у дяди руки нет! А еще у него птица!
        На миг из-под капюшона показалось иссеченное шрамами лицо.
        Вырвав пальчики из ладони матери, ребенок зарыдал.

* * *
        Тыкать заточенной отверткой в горло того, с кем еще недавно сражался спина к спине, - не самое приятное, что бывает в жизни.
        Куда приятней приставлять к виску пистолет.
        Но огнестрелом мы с Рыбачкой так и не разжились. В этом чертовом городе нельзя купить даже завалящий «макаров», годный разве что пробки с пивных бутылок сковыривать. Отправились ведь налегке, чтобы при досмотрах на дороге проблем не возникло. Поэтому пришлось изъять кое-что из бардачка Танка. Джип, кстати, я оставил за воротами, не рискнув препираться со сторожем.
        Машину давно следовало бросить, но…
        - Держи руки на виду, палач, - Гордею с самого начала не нравилось то, что я задумал, вот он и нервничал. - И подальше от карманов плаща.
        В допотопной тачке Заура приторно пахло женскими духами. Небось Хельга такими пользуется. Я попытался разрядить обстановку:
        - Дружище, что там было потом? Ну, после того, как мы шумно покинули праздник жизни?
        Убедившись, что палач не собирается делать глупостей, я задал простенький вопрос, совсем ничего сложного. И поэтому ожидал услышать такой же ответ, но никак не то, что выдал Заур:
        - Ты о чем, Край? Ты что, с нами вчера тоже пил? Как вы вообще здесь очутились? Вы же в Вавилоне остались. Тебя, Край, тут любой захочет сдать, за тебя ведь награда…
        Гордей и я всю ночь и целый день проторчали у дома палача. Его адресок узнать было проще простого - в Сети на Заура обнаружилось целое досье: на десятках сайтов в подробностях расписывались его подвиги на службе Закону. Вот на одном таком портале я и увидел фото: наш лысый очкарик выходит из подъезда. Судя по наклону головы и открытому рту, здоровается при этом с бабками на лавочке.
        Приветствуют аборигенов, выходя из подъезда, только те, кто с ними в постоянном контакте. Остальные, если вежливые, приветствуют, собираясь войти. Логика, конечно, сомнительная, но иных вариантов все равно не было. Тем более на фото засветился адрес: табличка на стене с названием улицы и номером дома.
        Рыбачка изрядно перенервничал, ведь ожидание затянулось, а залиться алкоголем до невменяемости я не позволил. За долгие-предолгие часы в засаде мы поругались раз двадцать, не меньше. Разбежались бы, честное слово, кто куда, но смысла не было: даже поодиночке выбраться из города нам не дадут. Наши портфолио, снятые камерами сотен папарацци, есть у каждого палача на каждом киевском углу. Как же, ведь покушение на президента!.. И хоть факт оного замалчивается в СМИ, я нутром чувствовал, как тысячи ищеек идут по следу протектора моего Танка.
        И даже выберись мы из Киева, как быть дальше? Где прятаться от тотальной ядерной войны, когда она начнется? В спешно вырытом погребе? Рыбачка и я не понаслышке знаем, что радиация способна сделать с человеком. Насмотрелись в Чернобыле, до конца жизни хватит…
        Убрав заточку от горла нашего палача, я перебил его разглагольствования о том, что грешникам Краю и Рыбачке в столице не место:
        - Извини, дружище, забыл, что представителям Закона надо дважды и медленно. Вчера Президент выступал на пресс-конференции, ты был в охранении…
        - Край, только не говори, что ты подсел на запрещенные вещества. Ты что несешь? Пресс-конференция завтра будет. Мне утром… вечером шеф звонил, а потом сообщение прислал.
        Мне показалось, или на самом деле лицом Заур был бледен с прозеленью? Он и раньше не отличался шоколадным загаром, но нынче совсем уж… Плохо ему, что ли? Только на это я мог списать поразительную забывчивость палача.
        - Завтра? - Гордей посмотрел на Заура, а потом, выразительно покрутив пальцем у виска, на меня.
        - Да. Завтра. Я что, невнятно говорю?! - Палач трижды провел ладошкой по лысине. Уж очень его разозлил Рыбачка.
        С воем на территорию больницы ворвался микроавтобус, размалеванный красными крестами.
        - Так ты, дружище, не помнишь ничего? Ну, из вчерашнего?
        - А что я должен помнить?!
        К тачке Заура направился усатый мужчина в кепке - сторож, черт бы его побрал - и, не доходя десятка метров, крикнул, что даже палачам тут парковаться нельзя, здесь же «скорые» ездят, и вообще - не положено!.. Челюсть даю, он боялся нашего безобидного очкарика, как бумага - огня.
        - Дружище, езжай потихоньку. Не надо тут светиться, ни к чему это.
        Над машиной пролетела большая птица, но не сова. А ночью вроде только совы… Привиделось?
        В зеркало заднего вида я увидел, как карета «скорой помощи», отчаянно воя, вскарабкалась на асфальтовый пригорок и притормозила у приемного покоя.
        - Таким закоренелым грешникам, как вы, следовало держаться подальше от лучшего палача Киева. Так далеко, чтобы я забыл о вашем существовании. Какого дьявола вы приперлись сюда?! Что за шутки с заточкой?! Вам вообще не надо было вылезать из самой зловонной клоаки на свете!
        - Откуда это? - не понял Рыбачка.
        - Из Вавилона!
        Тачка-пенсионерка сдвинулась-таки с места, хотя я очень сомневался, что эта консервная банка с моторчиком годится для перевозок пассажиров.
        А Заур все никак не мог заткнуться. Он рассказал нам о том, что терпеть не может, когда ему угрожают оружием, пусть даже таким несерьезным, как отвертка. Если бы он не был знаком с двумя парнями нетрадиционной ориентации (вот тут он высказался чуточку иначе, покороче), посмевшими сесть к нему в машину без приглашения, то эти двое уже отправилась бы кормить собой червей - согласно духу и букве Закона. Так что нам, нетрадиционным, очень даже повезло, что он, прекрасный человек, д’Артаньян почти, предпочел не заметить угрозы для своей жизни. И грехи наши тяжкие он, так уж и быть, отпустит в другой раз, если мы немедля уберемся куда подальше.
        - Дружище, ты ведь был там.
        - Вон из моей машины.
        Дырявый таз с трансмиссией выбрался на проспект, рискуя испустить компрессию в любой момент.
        - Вчера я и Рыбачка совершили покушение на Президента.
        Палач фыркнул:
        - А я был в гостях у Господа Бога, мы пили чай с молоком и закусывали баранками. А потом апостол Петр рассказал анекдот про раввина и сплясал под балалайку. Край, ты в своем уме? Ты хоть слышишь себя? Понимаешь, какую чушь несешь?
        Я глубоко вдохнул, задержал провонявший духами воздух в легких и лишь затем продолжил:
        - Заур, послушай меня. И не перебивай! Ты там был, Заур, на пресс-конференции, и видел, в кого превратился наш Президент, когда я всадил в него пару-тройку очередей.
        - Тебе бы, Край, в писатели податься. В фантасты. Отличные истории сочиняешь. И чего это вы так разоделись? Что это за цирк?
        Мы с Рыбачкой переглянулись. Поправив свой галстук в горошек, я решил даже, что сошел с ума. А вот Заур - нормальный, так уверенно он говорил:
        - Не было, Край, пресс-конференции. Завтра будет. А вчера я немного выпил с Хельгой…
        - И Хельга твоя там была, святые моторы ее за ногу! - прорычал Гордей. - Если бы не она, мы бы…
        Байкеру, наряженному в пятнистую шубу, следовало промолчать, ибо от его речей у Заура крышу снесло окончательно. Бросив руль, он схватил Рыбачку за горло, хрипя ему в лицо обещания вырвать кадык и перегрызть глотку, если паршивый алкоголик еще хоть раз в таком тоне выскажется о самой прекрасной девушке на свете. При этом Заур и не думал убирать ногу с педали газа. Отнюдь. Его прохудившееся ведро на колесиках неслось по проспекту со скоростью, достаточной, чтобы при столкновении со столбом или троллейбусом содержимое ведра превратилось в отлично раскатанный стальной блин с начинкой из мяса и костей.
        Машина мчалась, никем не управляемая, а свет в конце тоннеля отключили за неуплату.
        Врезав пару раз кулаком по лысине Заура и столько же - по сизой роже Гордея, я не сумел их разнять. Попытка прорваться через натужно сопящее сцепление рук и тел - ухватиться бы за руль и тем самым избежать аварии с летальным исходом - не увенчалась успехом. Ко всем неприятностям ржавую жестянку Заура обогнал здоровенный черный «Вепрь» и прямо перед ней с визгом остановился, подставив бок. Еще один «Вепрь» затер нас слева. И две точно такие же помеси самосвала и бронетранспортера зашли в тыл.
        Заур отреагировал мгновенно. Отпустив Рыбачку и оттолкнув мои загребущие руки, он схватился за руль своей малолитражной колымаги. При всей неказистости тачка оказалась хорошо управляемой. Зауру удалось остановить ее в считаных сантиметрах от подрезавшего нас джипа.
        Из «Вепрей» высыпали вооруженные мужчины в серых костюмах.
        Волосы у всех были зализаны назад.

* * *
        Над операционным столом нависает трехглазая ксеноновая лампа.
        Оборудование, инструменты - в том числе на высокочастотном электрическом токе - на передвижной операционной стойке.
        Бригада на месте. Все в зеленом и синем. Шапочки, на лицах маски, на руках перчатки. Хирург Лев Аркадьевич Глоссер, он же главврач больницы, по привычке мурлычет под нос незатейливую мелодию: то ли «Калинку-малинку», то ли «Катюшу». Оба ассистента - один должен помогать ему, второй - смотреть на монитор, контролируя все, что происходит во время операции, - после работы собираются оттянуться в ночном клубе, поэтому не прочь начать прямо сейчас. О чем уже в третий раз намекают Глоссеру, который делает вид, что их не слышит. Операционная сестра, дородная дама с внушительными молочными железами и не менее достойным тылом, то и дело поглядывает на анестезиолога, точно ждет от него подвоха. Инженер по медицинскому оборудованию стоит с невозмутимым видом - как всегда абсолютно уверен, что видеокамеры, монитор, свет и остальные примочки будут работать безукоризненно. Впрочем, его уверенность ничуть не мешает лампам иногда перегорать, а контактам отходить. Младшая операционная сестра - наивные васильковые глаза, светлые волосы мелкими завитушками, тщательно заправленными под шапочку - привычно нервничает.
Это ее естественное состояние: заламывать руки и чуть ли не заглядывать в рот старшим коллегам.
        - По телику вчера говорили в новостях, что скоро нас южнокорейскими роботами заменят. Они операции делать будут. Представьте, нас всех на пенсию, а в больницах будут одни терминаторы работать. А потом они восстанут и… - выдает вдруг анестезиолог, и фигура дородной дамы становится чуть менее напряженной. Дождалась.
        - Доктор, вы ведь мне поможете, правда, доктор? - Ярко-рыжие волосы блестят в свете ламп.
        Обнаженная пациентка лежит на столе. На ее изуродованное шрамами от ожогов тело нельзя смотреть без содрогания. Удивительно, что она вообще выжила. Феномен.
        А вот лицо ее прекрасно. И волосы. Точно такие же волосы были у ее матери.
        Улыбаясь, главврач кивает, говорит, а как же, Танечка, конечно, он поможет.
        - А еще по телику… - начинает новую байку анестезиолог, но Глоссер его тут же окорачивает:
        - Реваз Георгиевич, я бы попросил вас… сменить перчатки. Ваши - дырявые.
        - Как это? Не может быть. У меня всегда отличные перчатки, я…
        - Реваз Георгиевич. - Главврач непреклонен. - Замените. Но сначала заново вымойте руки. У нас больница, а не столовая для бомжей.
        Предлог серьезный, анестезиолог спроважен. Дородная дама внимательно, не моргая, следит за каждым его движением. Ассистенты решают, в какой клуб они завалятся в первую очередь, а в какой - во вторую, назревает спор. Инженеру все до лампочки - в смысле, как раз лампочка перегорела, меняет. Блондинка-медсестра готовится от волнения рухнуть в обморок, не стоит ей мешать.
        Убедившись, что никто на него не смотрит, главврач незаметно извлекает из набора анестезиолога ампулу с прозрачной жидкостью и заменяет ее своей. Внешне - не отличить.

* * *
        Подобно глазам Господа во тьме безверия светили фонари на бетонных столбах. От палачей, спрятавшихся за бортами «Вепрей», как за крепостными стенами, пахло адреналиновым потом и оружейной смазкой.
        - Руки! Покажите мне руки! - визгливо надрывался Мигель, ни на сантиметр не подросший с тех пор, как Заур видел его в последний раз. Те же неполные метр шестьдесят с густыми, ничуть не светлыми волосами.
        А потом коротышка замолчал - вместо него заговорило оружие.
        С треском продырявилось лобовое стекло «воли», не выдержав напора пуль, выпущенных из черного ПП-19 «Бизон» со шнековым магазином на 64 патрона 9?18 - цилиндром, заодно исполняющим роль цевья. Рамный складывающийся приклад при каждом выстреле врезался в плечо Мигеля.
        Так зовут этого палача - Мигель. Его родители вообще без пожитков - практически в чем мать родила перебрались на Украину после того, как Тихуану сначала зачистили правительственные войска, а потом сожгли отряды смерти, подконтрольные полевым командирам наркомафии. Чудом выжили.
        Поговаривали, что Мигель нечист на руку и может отпустить грешника за солидную мзду. Если бы это зависело от Заура, брюнет-коротышка давно лишился бы Знака.
        - Твою мать!!! - Край на сидушке сзади дергался всем телом, пытаясь открыть дверь, но замок, как обычно, заклинило. Тачка у Заура ходкая, но старенькая - на зарплату палача не пожируешь, в лимузин не пересядешь. Тем непонятней, почему Мигель и его дружки раскатывают на «Вепрях».
        Лобовое стекло окончательно сдалось, просыпавшись осколками на затылок Заура. Он пригнулся, стараясь не выглядывать лишний раз из-за приборной панели, чтобы не схлопотать пулю.
        Только сейчас палач заметил, что его забрызгало алым. Он ранен? Да вроде нет, ссадины и порезы на черепе не в счет. Кровь плескала из развороченной груди Рыбачки, изо рта его, когда он, булькая, хотел что-то сказать. Заур потянулся было к нему, чтобы зажать рану, но дверца со стороны байкера распахнулась, и тот, не удержавшись на сиденье, выпал из салона.
        Почти сразу вновь щелкнул замок - изнутри заклинило, а снаружи открыть смогли.
        - Замри, тля! Руки покажи мне! - Безуспешно мазнув по коротко стриженным волосам, а потом дернув за галстук, Краевого втроем выволокли из машины, завели руки за спину.
        Проявив чудеса гибкости, Макс ударил одного палача затылком в лицо - из сломанного носа плеснул багровый фонтан. Освободившейся рукой грешник врезал в челюсть другому слуге Закона.
        - Ай, тля… - Третий рухнул на асфальт после умелой подсечки.
        А вот Мигелю, подскочившему на помощь коллегам, досталось носком ботинка в пах.
        Но палачей слишком много, Краю не одолеть всех.
        - Ах ты тварь! Скотина!.. - Его сшибли с ног и принялись с азартом топтать, лупить прикладами, все больше распаляясь, подначивая друг дружку, мол, слабо ты, не умеешь работать с телом, как жена еще из дому не выгнала.
        - Мигель, ты что затеял? - Выскочив из машины, Заур сделал шаг к столпившимся над Краем палачам, но тут же и остановился, до боли стиснув кулаки. - Ты мою машину уничтожил.
        Мимо, по дуге объехав затор из джипов, промчался лимонно-желтый спорткар.
        - Заур, ты бы спасибо сказал. Поступил сигнал, что тебя выкрали. Шеф группу поднял. Мы ж тебя спасли, неблагодарный ты bastardo[Ублюдок (исп.).] ! Ты знаешь, кто это? - Мигель указал на тело, в которое раз за разом врезались ботинки палачей. - Это Максим Краевой. Тот самый. И я взял его, Заур. Не ты, а я! Я теперь самый крутой палач Киева!
        Заур поправил очки. Все верно, коллеги отлично поработали. По сути ведь Край и Рыбачка его выкрали, заточку к горлу приставили. Но коллеги не были с Зауром в подземельях Парадиза, а Макс и Гордей - были.
        Только об этом подумал - и замкнуло: надо помочь вавилонским грешникам.
        Надо.
        Опасаясь наделать глупостей, Заур завел руки за спину, подальше от карманов. Слишком уж много тут опытных бойцов со стволами. Выхватить «микробики», открыть огонь, сделав сиротами детей коллег? И получить пулю под лопатку, лишив Танюшку последнего родного человека? Увольте, господа грешники. С какой вообще божьей благодати? Край ему что - друг или сват? Да и Рыбачка не брат во Христе. Не-брат тем временем валялся в луже собственной крови и не подавал признаков жизни.
        - Спасибо, Мигель, - выдавил Заур. - А ты чего стоишь? Избить напоследок задержанного сам Бог велел.
        - Шутишь? - Недоверчиво покосившись на него, чернявый повесил на плечо ПП-19. Заур ведь славился в Управе своими особыми взглядами на служебные обязанности. В частности он считал, что грешников не надо подвергать мучениям перед исполнением приговора.
        - Чтобы снять стресс.
        - Ну, в общем да. - Мигель хмыкнул. - Преступники все равно приговорены к смертной казни.
        - А Господу нашему и Закону без разницы, - развил мысль Заур, - как его слуги очистят планету от этой мрази или какой иной.
        - Точно, Заур. Крутой ты bastardo, но я теперь круче.
        Мигель поспешил присоединиться к избиению Края.
        Его ботинок трижды успел врезаться в ребра грешника, прежде чем, пикнув, а затем обогнув скопление «Вепрей», метрах в двадцати дальше по дороге притормозил автозак. Нарисованные на борту волк и полная луна не оставляли сомнений насчет того, кому он принадлежит. Недалеко же он отъехал от больницы. Впрочем, как и Заур с пассажирами.
        - Тля буду! Да у Ильяса прям чутье на тех, кого можно обратить в рабство! - Выпрыгнувшего из кабины работорговца встретили одобрительными возгласами. - Но этих гавриков точно не продать дорожному тресту!
        - И мусор сортировать они не годятся. - Мигель подал руку подошедшему Ильясу. - Сегодня вечером у тебя промашка случилась.
        Седоголовый работорговец его будто не услышал. Он остановился за пару шагов от распростертого на асфальте Края:
        - Это грузить, да?
        На его вопрос палачи ответили хохотом. Так выветривался из крови адреналин. Кто-то заявил, что сейчас, тля, дай только добить, а потом забирай трупы, научи их работать, будут отличные рабы - ни жратвы им не надо, ни воды, ни отдыха.
        - Привет, Ильяс. Как сам? - Заур обратил на себя внимание работорговца. Больничные счета оплачены, ему не надо ложиться на разделочный стол мясника-трансплантолога. Так что пора дать отбой. В прошлую встречу как-то не до того было. - Спасибо, Ильяс, за помощь. Но сделка отменяется.
        Работорговец мазнул по нему безразличным взглядом, будто не понял о чем речь, и повторил:
        - Это грузить?
        - Relajarse[Расслабься! (исп.)] ! - Мигель хотел хлопнуть Ильяса по плечу, но, нарвавшись на мертвенный взгляд, передумал. Рука зависла в воздухе, так и не коснувшись работорговца.
        - Я заплачу. - Ильяс вытащил из кармана толстый бумажник.
        Палачи удивленно загудели. Работорговцы согласно Закону получают свою добычу даром.
        Глаза-маслины Мигеля азартно заблестели:
        - А что, парни? Продадим?
        За поимку Края и приведение приговора в исполнение ему максимум грозит копеечная премия, а то и вовсе карман не потяжелеет. Одобрительный рык шефа слишком многого стоит, но лучше бы налом. А тут - вон сколько денег предлагают.
        - Это незаконно, - тихо сказал Заур.
        Его услышали, загалдели. Теперь коллеги из принципа продадут Края, чтобы насолить слишком уж принципиальному палачу.
        Ильяс уже протягивал бумажник Мигелю, когда Заур сказал:
        - Коллеги, а почему бы нам не отметить поимку грешника Краевого прогулкой за город? Устроим пикник на Трухановом острове! Я угощаю! Попросим у нашего друга Ильяса автобус, закинем на борт пивка и оторвемся как следует!.. А Ильяс пусть берет второго. За скромное вознаграждение. Ведь мы все заслужили небольшую премию, верно?
        Предложение Заура приняли на ура. Во-первых, возиться с плавающим в крови трупом никому не хотелось. А во-вторых, как он понял по многочисленным возгласам, чуть ли не все палачи страдали от жуткого похмелья, у всех раскалывалась голова, так что холодный лагер был бы очень кстати.
        Хохотнув, Мигель вырвал бумажник из руки работорговца:
        - Это честная сделка. Забирай падаль.
        - Так плохо. Мне надо… - мотнул седой головой Ильяс.
        - Вот это? - Заур вклинился между ним и Мигелем и, подняв над головой ключи от раскуроченной пулями «воли», чтобы все увидели, торжественно вручил их работорговцу. - Припаркуй мой «мерседес». И чтобы ни одной царапины! Вернусь, проверю.
        Дурной пример заразителен. С хохотом палачи один за другим принялись сдавать Ильясу ключи от своих «Вепрей», веля обращаться с их «кадиллаками» и
«роллс-ройсами» нежнее, чем с новорожденными младенчиками, а не то!.. Взамен Мигель отобрал у Ильяса ключи - электронные карточки с магнитными полосами - от будки автозака.
        - Давай этого bastardo сюда.
        Края подняли и, защелкнув ему наручники за спиной, забросили в «апартаменты» для рабов.
        - Это бизнес-класс? - грешник сплюнул на пол. - Я летаю только бизнес-классом!
        Ему сунули в рот кляп, чтобы не вздумал своим тявканьем встревать в беседу благородных палачей. Затем уже загрузились полным составом, участвовавшим в захвате. Мигель залез последним, велев водиле, работающему на Ильяса, - его тоже временно конфисковали - гнать на остров, там есть отличный супермаркет. После этого он захлопнул дверь и вручил Зауру один из магнитных ключей - замки располагались так, чтобы открыть их могли только двое, одному никак не дотянуться.
        Палачи одновременно вставили карточки магнитной полосой в щель.
        Два щелчка слились в один.
        Сняв с ящика «Незабудка-М», переговорного устройства для желающих потрепаться с водилой, массивную трубку, - ею можно гвозди вколачивать, не боясь разбить, - Мигель велел:
        - Трогай!
        И помахал ручкой глазку видеокамеры, закрепленной под потолком в углу, чтобы можно было из кабины наблюдать за пассажирами - картинка транслируется на допотопный ЖК-монитор.
        Автозак покатил, оставив на дороге стоящего Ильяса и лежащего Рыбачку.

* * *
        Столько лет прошло с тех пор, как Заур катался в лимузине для самых заслуженных членов общества, - это входило в программу обучения палачей - а эксклюзивный дизайн так и не поменялся. Справа от входа - роскошный кожаный диван для караула. Шутка. Дерматиновой сидушки им хватит, не олигархи какие. Напротив - решетчатые двери двух раздельных камер. На них направлен прожектор. В каждой камере по две деревянные скамейки, расположенные так, чтобы рабы на одной скамейке сидели лицом к тем, кто на другой. Возле сидушки для караула - металлический «стакан», шкаф, куда сажают буйных или сачковавших на работе.
        По ногам тянуло сквозняком. Пахло гнилой рыбой.
        - Эй, bastardo, каково это - быть уже трупом и смотреть в глаза тем, кто тебя узаконит?
        Подняв на Мигеля разбитое в кровь лицо, Край что-то промычал в ответ. Палачи дружно заржали.
        Решая, сколько водки и пива надо купить, что будут жарить - баранину или свиные колбаски, они деловито обговаривали, как именно будут измываться над рецидивистом Краевым. Щепки под ногти? Это классика, конечно, но, может, просто отрезать ему уши и заставить их сожрать? Вместо баранины. А потом еще кое-что отрезать - вместо колбаски… У Мигеля во внутреннем кармане пиджака обнаружились две плоские фляги с виски, которые тут же пустили по кругу. Заур, не принимавший участия в обсуждении, лишь прижал горлышко к губам, сделав вид, что пьет.
        - Тля, а вот еще бати моего первачок есть, попробуйте, братва! - Выпивка нашлась не только у Мигеля.
        Смотреть на коллег, стремительно теряющих людское подобие, не хотелось. И потому Заур внимательно изучал пол и ботинки, грязь на которых была ему приятней происходящего рядом.
        Почувствовав пристальный взгляд, он вскинул голову.
        На него опухшими щелками-глазами смотрел Край.
        Лицо грешника превратилось в одну сплошную, налитую черным гематому. От губ остались лишь лохмотья, щеки порваны - а значит, зубов уцелело немного. Судя по тому, как Макса перекосило, ребра сломаны. Возможно внутреннее кровотечение.
        Ему срочно нужна медицинская помощь. Но кто окажет ее смертнику?
        Смалодушничав, Заур отвернулся.
        Всего на миг.
        И вновь посмотрел Краю в глаза.
        Оба молчали. Один - потому, что у него кляп во рту. А второму просто нечего было сказать.
        - Amigos[Друзья (исп.).] , прежде чем я лично грохну Краевого, надо бы взять с него плату за удовольствие. Я не привык надрываться на халяву. - В тусклом освещении фургона волосы чернявого палача, обильно смазанные гелем, казались такими мокрыми, будто ему на голову вылили ведро воды. В фургоне стало душно, лицо сыночка выходцев из Тихуаны блестело от пота. - За все надо платить. За свою казнь тоже. Особенно - за свою казнь.
        Он сунулся к Краю, чтобы обыскать его и забрать то, что понравится. Законом это не запрещено. Наоборот - особо оговаривается, что палач, исполнивший смертный приговор, имеет право конфисковать любое имущество трупа, которое пожелает.
        Щелки-глаза на долю секунды закрылись. Так Край подал Зауру знак.
        Палач едва заметно кивнул, пообещав исполнить последнюю просьбу. Они достаточно пережили вместе, чтобы Заур понял, что Краю нужно.
        - Он мой. - Заур оттолкнул Мигеля, сунувшегося к смертнику. - Сам обыщу.
        Мексиканец хлопнулся на задницу, чем вызвал дружный хохот коллег. Изрытое оспинами лицо его исказило от гнева, но все же он совладал с собой, сумев соорудить подобие улыбки:
        - Ну надо же, наш святоша решился-таки замараться!
        - Вот это, тля, правильно. - Заура, обшаривающего одежду Края, хлопнули по плечу. - Правильно, братва, я говорю? На нашу нищенскую зарплату осетринкой сыт не будешь.
        Шутка спровоцировала очередной приступ веселья.
        Заур наконец-то нащупал и вынул из кармана Края мобильник. Точнее - то, что от него осталось: экран треснул, задняя крышка слетела, аккумулятор вывалился.
        Все, что палач мог сделать для грешника, это сообщить Милене и Патрику о его гибели. Заур с сомнением посмотрел на конструктор «Сделай сам мобильный телефон». Что ж, он хотя бы попытается. Запчасти перекочевали в карман плаща, поближе к
«микро-узи» и Знаку.
        - Тля, немного ж ты наколядовал!
        - Ничего, Заур, в следующий раз повезет. - Мигель приподнялся с пола.
        Автозак встряхнуло от удара. Будто в него врезался грузовик. Причем не какая-нибудь «газелька», но минимум «КамАЗ».
        Мигеля швырнуло обратно, он грохнулся на спину так, что аж ноги задрал.
        На пол шлепнулась фляга, разливая смердящую сивухой жидкость, но никто даже не дернулся ее поднять, чтобы спасти драгоценную выпивку. Палачи дружно схватились за оружие, защелкали предохранители. Если кто и успел захмелеть, то вмиг протрезвел.
        - Это твои дружки, Край, выручить хотят? - Мигель вскочил с пола и метнулся к
«Незабудке-М». - Ну все, прощайся с жизнью. - Одной рукой он снял трубку-молоток, поднес динамиком к уху: - Чего у вас там?
        А второй навел на Края свой ПП-19 «Бизон».
        И вот тут Заура выключило. Все стало неважно: он сам, Закон, коллеги, для которых профессия - индульгенция на то, чтобы набить карманы чужим добром.
        Он вырвал оружие из рук Мигеля, который от неожиданности уронил трубку.
        Тотчас палачи навели на Заура стволы своих пушек.
        - Рано убивать грешника. - Он сделал вид, что его это ничуть не тревожит, хотя очень хотелось вытащить из карманов «микробики» и забрать с собой в могилу пару-тройку ничтожеств. - Все веселье нам испортишь, Мигель. Ты забыл, у нас на сегодня запланирован праздник?
        И он швырнул хозяину его ПП-19.
        - Точно. - Мексиканец поймал свое оружие, губы его влажно блеснули. - Рано.
        Обстановка сразу разрядилась. Стволы опустились. Кто-то запричитал по поводу разлитого бухла. В ответ ему предложили не стесняться, тут все свои, и слизать с пола…
        Тем страшнее оказался следующий удар.
        Баххх!!! - и автозак подбросило в воздух.
        Заур рефлекторно ухватился за лавочку и сунул под нее ноги. Это спасло его.
        Потолок и пол поменялись местами. Он повис вниз головой, а все остальные не успели закрепиться, смешавшись в кучу малу из рук, ног и смазанных гелем и кровью волос.
        Еще удар - это фургон, кувыркнувшись, упал на асфальт. Стойки автозака повело, металл со скрежетом изогнулся. И опять кувырок. На Заура навалилось человек десять, сдавив его так, будто собираясь сделать из него блин. И опять автозак перевернулся и замер вверх колесами. Хорошо, что отделение для перевозок надежное, внешние стенки выдержат пулеметную очередь, иначе внутри всех сплющило бы.
        Свет замерцал и погас.
        В наступившей тишине послышался тихий, полузадушенный стон.
        Заур заставил себя отцепить от лавочки пальцы. Его все же разок приложило затылком об стену, так что к похмельному синдрому добавился еще звон в ушах.
        - Эй, кто как? - Он сделал первый шаг и сразу наступил на кого-то, даже не попытавшегося отодвинуться. - Уцелел кто? Чью душу Господь оставил в этом фургоне?
        Тот же стон был ему ответом.
        Наступив на что-то липкое, палач вытащил из кармана планшет. Экраном можно подсветить.
        Увиденное его не обрадовало. Внутри фургон превратился в бог знает что. На ум пришла вскрытая тупым ножом консервная банка с кильками, обильно залитыми томатным соусом. Вывернутые под острыми углами конечности. Проткнувшие кожу и одежду острые края костей. Проломленные черепа. Свернутые шеи. Смятые лица. И кровь. Много крови. Очень много. И с каждой долей секунды она все прибывает и прибывает, подобно океанскому приливу. Слишком много ран, слишком много литров выплескивается из них.
        Опять стон - кто-то есть под телами, поверх которых разлегся Мигель. На первый взгляд внешних повреждений у него не было, но мало ли. Пришлось столкнуть мексиканца и еще двоих, чтобы добраться до стонавшего. Этим счастливчиком оказался Край. Прибавилось ли у него ран и ушибов? Наверняка. Но он и до аварии выглядел так, будто его дважды переехал «БелАЗ».
        - Цел?
        - Да, - оценил шутку Макс после того, как Заур вытащил у него изо рта кляп.
        Теперь вызвать медиков и спасателей, решил палач. Набрать верную - простую - комбинацию из трех цифр, а там уж планшет сам отправит сигнал в Управу и в службу спасения, заодно сообщив координаты. Писк динамика подтвердил, что сообщение ушло.
        Подсвечивая экраном, Заур склонился над Мигелем. Может, все-таки жив? Вдвоем они быстрее окажут первую помощь пострадавшим. А потом уж приедут спасатели, примчат кареты «скорой помощи». Ждать осталось недолго.
        - Солярой пахнет, - прохрипел Край и выплюнул сгусток крови.
        Заур ничего такого не почуял.
        На стенке справа замерцала лампа. И тут же сыпануло искрами из-под округлого плафона. Вот теперь Заур увидел темное пятно на куче тел в соседней камере и тонкую струйку, льющуюся с пола, ставшего потолком. Искры упали прямо на пятно. Топливо, вытекшее из пробитого бака, вспыхнуло. Серые костюмы палачей тоже.
        Надо было что-то делать, как-то тушить пожар или выбираться из фургона, но Заур стоял и смотрел на огонь. Сплетение оранжевых с голубым отливом языков пламени завораживало, притягивало…

* * *

…Он на Крещатике.
        В машине отца.
        Рядом - никак не дотянуться! - рыдает Танюшка, пристегнутая к специальному детскому креслу. Очень жарко, все в дыму. Потому что машина горит. Отец навалился грудью на руль. Мама наполовину высунулась из салона через разбитое лобовое стекло. Это она его разбила, когда машина врезалась в светофор. Отец мертв, и потому нестрашно, что волосы его загорелись, а кожа на шее покрылась волдырями ожогов - он ведь не чувствует боли. Зато больно - очень больно! - Зауру. Он верещит от боли. Он горит, одежда на нем горит. Нога и рука застряли, сломаны, острые края костей торчат из плоти…
        Аптечка. Желтой кожи, с красным крестом на боку. Отец Заура - хирург. Был. И потому всегда возил с собой инструменты. Заур может дотянуться до аптечки. Он открывает ее и даже в дыму видит блеск скальпеля.
        Когда горишь, резать собственную ногу уже не так больно…
        А на тротуаре неподалеку от машины стоит и смотрит человек. Он вооружен, он смеется, наблюдая за страданиями детей. Рядом с ним другой, с разорванной щекой. А вот лицо радостно гогочущего в тумане. Дымом, что ли, заволокло? Зато видно, что на предплечье у него…
        - Твою мать, дружище! - Чуть выше запястья, единственного уцелевшего, впились чьи-то сильные пальцы. - Ну и выбрал время, чтобы помечтать!
        Это привело Заура в чувство.
        В ушах звенело так, будто череп превратился в колокол. Почему теперь, спустя столько лет, палач вспомнил о том человеке на Крещатике? Из-за сотрясения в мозге у него шарики замкнуло роликами? Бабуина, того, который с порванной щекой, он не забыл, нашел его и узаконил буквально на днях. А вот то, что Бабуин возле машины отца стоял не один…
        - Сгорим, дружище. Давай валить отсюда.
        Верно. Заур кивнул не столько Краю, сколько себе. О шутках памяти он подумает позже. А сейчас надо выбраться из горящего автозака.
        Наступая на тела погибших коллег, он метнулся к двери фургона, на ходу вытащив из кармана ключ-карту. Но для того, чтобы открыть дверь, нужно два ключа. Мало того, если их задействовать не одновременно, толку не будет.
        Второй ключ у Мигеля. Вот к нему-то и устремился Заур. Из-за дыма в фургоне ухудшилась видимость, в горле безбожно першило. Палач закашлялся. Обыск мексиканца ничего не дал, ключа у него не было. Вот и всё. Заур опустился на пол, прямо в лужу крови. Господи, прими душу раба твоего…
        - Не эту штуку случайно ищешь, а, дружище? - Край подтолкнул носком ботинка прямоугольный кусок пластика с черной магнитной полосой.
        Заур подхватил его с пола. Это и есть второй ключ.
        Но одному палачу не справиться. В чертовом автозаке открыть дверь все равно что запустить баллистическую ракету на Вашингтон. А значит…
        - Извини, Край. - Повернувшись к грешнику, Заур вытащил из кармана «микро-узи». - Но другого выхода нет. Я не хочу, чтобы ты мучился, сгорая заживо.
        Макс попятился, оскользнулся на крови, Зауру пришлось подхватить его, иначе бы он упал.
        - Не дергайся, а то отстрелю тебе кисть. Нет времени искать… - Когда до Края наконец дошло, что палач не собирается его убивать, и он затих, Заур короткой очередь разнес керамику наручников в осколки. - Держи ключ. Сунешь в замок по моей команде. Готов? Давай!
        Две пластиковые карточки одновременно воткнулись в замки.
        И ничего не случилось.
        Дверь не открылась, и хоть плачь, хоть молитву читай. На всякий случай - заело небось что-то - Заур дважды ударил в нее плечом.
        Позади выло пламя, обдавая спину и лысый затылок сильным жаром.
        - Край, еще раз!
        Опять безуспешно.
        - Еще…
        - Погоди, дружище, - перебил его Макс. - Попробуй вставить другой стороной.
        В суете Заур умудрился дважды неверно направить ключ в замок. Это дьявол заморочил, пожелав извести ревностного слугу Господа и грешника, вставшего на путь раскаяния.
        - Давай?
        - Да.
        На этот раз за бронеплитой отчетливо щелкнуло. Дверь подалась под напором палача, он выпал из фургона. Край тоже не задержался в горящем автозаке.

* * *
        Звон полностью заполнил голову Заура, он больше ничего не слышал. Из носу потекла кровь. Сил на то, чтобы встать, не было, поэтому он просто пополз прочь от пожарища. По обе стороны дороги темнели высокие деревья. Похоже, водила Ильяса довез-таки палачей до Труханова острова, а ночью тут немного народу бывает, вот никто до сих пор и не поспешил на помощь.
        Реальность перед глазами плыла и раскачивалась, но все же палач увидел, как Макс, держась за бок и шатаясь, свернул с асфальта и побежал прочь. Хотя его судорожные рывки вряд ли можно было назвать спринтом.
        Вдруг Край остановился.
        Он развернулся, что-то сказал, обращаясь, видимо, к Зауру, который не услышал ничего из-за звона, а потом, всплеснув руками, поковылял обратно к автозаку.
        В следующий раз палач увидел его уже с Мигелем, повисшим на спине. Край почему-то решил вытащить мексиканца из фургона и уложить на проезжую часть рядом с Зауром. Потом появилось еще одно тело. И еще… Не вставая с колен, Заур повернулся к вовсю дымящей машине и увидел, как вавилонский грешник выпрыгнул из дверного проема. Сам. Больше спасать было некого. Да и те, кого он вынес, не выглядели живчиками.
        Макс поковылял к Зауру и плечом к плечу уложенным телам.
        В дыму за его спиной что-то мелькнуло.
        Палач крепко зажмурился и вновь открыл глаза. Пусто. Показалось просто.
        И в тот же миг от дыма отделилась невысокая тощая фигурка.
        Заур приподнял очки, - надо же, уцелели - потер глаза пальцем, потом нацепил очки обратно и прищурился. Точно, за спиной у Макса появился мальчишка. Да не какой-то там, а тот самый, что недавно, накануне приключений в Вавилоне, заманил палача в подвал. Уничтожив тогда банду грабителей, Заур сдал малолетнего преступника работорговцу Ильясу. Ильяс потом угодил в больницу, а пацан вроде бы перебил кучу народу голыми руками, никак не реагируя на огонь по нему, если верить тому, что работорговец наговорил палачам, посетившим его в палате интенсивной терапии и заснявшим исповедь. В самолете Заур просмотрел видео, на котором поседевший раборговец бормотал всякий бред, поминая чудовищ. Раньше палач просто посмеялся бы над фантазиями мужчины, перепившего чачи, но после того, что ему довелось увидеть в Парадизе… Кстати, почему Ильяса так быстро выписали из больницы?..
        Коптил ночное небо автозак. Край неспешно ковылял к Зауру.
        Слишком медленно он, слишком! Ему бы бежать со всех ног!..
        Ведь мальчик уже близко.
        На вид ему лет десять. Может, чуть старше, просто мелковат от природы. На нем дырявый свитерок с рисунком на груди - улыбающимся Микки Маусом. Бейсбольная кепка повернута козырьком назад. Сейчас этого не видно, - темно и далеко - но Заур знает, что у мальца рябое от веснушек лицо.
        Он неспроста здесь объявился, этот пацан.
        - Макс, сзади! - выкрикнул палач из последних сил и потянулся за «микробиком».
        Его крик смешался со звоном между висков, эхом отразился от извилин мозга и ударил по глазам, наполняя их темнотой.
        Край резко - и все же слишком медленно - обернулся к мальцу, сместившись одновременно влево. И тотчас схлопотал удар в грудь, не сработал хитрый маневр. Заур готов был поклясться Господом, что рука мальца превратилась в длинную клешню. Удар был настолько сильным, что стопы грешника оторвало от асфальта, он взмыл над дорогой и рухнул, раскинув руки в стороны.
        И замер так.
        Мальчик подошел к распростертому телу. Клешня его задергалась, будто существовала сама по себе, с каждым рывком сокращаясь, приобретая вид обычной конечности. Кинув долгий взгляд на стоявшего на четвереньках Заура, - решая что-то для себя, - малец склонился над Краем, рывком поднял его, будто тот был легче листа бумаги, и закинул себе на плечо.
        Десятилетний мальчик - и вот так запросто? Мужчину?! Ладонь вместе с «микро-узи» застряла в кармане. Палачу показалось, что он сходит с ума. Наверное, слишком сильно ударился головой. Господи боже, а что, если это пацан перевернул автозак?..
        Чуть ли не вприпрыжку - это с грузом-то на плече! - мальчик свернул с дороги в лес. Затрещали сучья. С грохотом упало поваленное дерево. Над пылающим вовсю автозаком пролетела хищная птица. Но не сова и не филин. Сокол вроде. Но почему тут, да еще ночью?..
        Это последнее, что увидел Заур.
        Веки его сомкнулись.
        И наступила тьма.
        Глава 4
        Welcome home!
        Операционная - это отдельный мир. Здесь творится таинство. Допущенные сюда жрецы проникают в святилище смерти и изгоняют ее, мерзкую старуху с косой, - ради торжества жизни!.. Так Лев Аркадьевич Глоссер рассказывает интернам, впервые попавшим в храм стерильной чистоты. Ему нравится быть чуть ли не античным богом в их восторженных глазах.
        Точно такими же глазами на него смотрит девушка Татьяна, дочь старинного друга, погибшего много лет назад при весьма странных обстоятельствах.
        - По телику вчера говорили в новостях, что… - сакральное волшебство момента небрежно, походя, разрушает анестезиолог. Он уже повторно вымыл руки и надел новую пару перчаток.
        Анестезиолог всегда сизощекий, сколько бы ни брился. Пересади ему кожу, щетина все равно прорастет - из нее состоит не только его мозг, но и вообще все ткани. Он высокий, плечи - косая сажень, кулаки - кувалды. Ему бы на бойне ломом махать, пробивая скотине черепа промеж рогов, а не спроваживать пациентов в мир сладких грез. Реваз Георгиевич - ну просто антипод элегантно скроенного Льва Аркадьевича. Точно горилла рядом с интеллигентом в устанешь считать каком поколении.
        - Мне страшно, - говорит вдруг Татьяна.
        Ее слова повисают в воздухе операционной. Вот они ее слова, потрогайте. Все замолкают. Все прислушиваются к собственным ощущениям. Лев Аркадьевич даже перестает мурлыкать «Калинку-малинку» и «Катюшу». Оба ассистента слишком внимательно смотрят на монитор, хотя тот выключен. Инженер по медицинскому оборудованию обесточил его только что и теперь дергает себя за мочку уха - ему явно некуда деть руки.
        - Я знаю, случится что-то ужасное. - На милом лице девушки неуверенная улыбка.
        Скоро смерть сотрет ее с губ.
        - Ах! - вскрикивает младшая операционная сестра, закатывая васильковые глаза.
        - Не переживайте, милочка. - Голос Глоссера самую малость глушится маской на лице. Непонятно, к кому он обращается, к пациентке или к медсестре. Ни на одну из них он не смотрит. - Это обычный мандраж перед операцией. Сейчас Реваз Георгиевич поможет вам расслабиться.
        Все же к пациентке.
        Он делает знак анестезиологу - приступайте. Берите ту самую ампулу, ну же!
        И «горилла» повинуется мысленному приказу главврача.
        - Вы, Танечка, не бойтесь, - говорит анестезиолог щетинистым голосом. - У меня вот вчера двойня родилась. Дочери. Так я друзей позвал, вино пили, телик смотрели… Когда такое случается, ничего плохого уже быть не может!
        Заканчивая речь, Реваз Георгиевич очень неуклюже машет рукой, сшибая на пол лоток со всеми своими «микстурами».
        - Много выпил, не отошел еще, - радостно заявляет операционная сестра. Ее внушительные молочные железы торжествуют вместе с ней. - А я знала, что это добром не кончится!
        Лев Аркадьевич молчит. Он не ожидал от анестезиолога такого подвоха. Он смотрит на пол. Половина ампул - вдребезги. Счастливый отец двойняшек что-то говорит. Что - неважно. Главное - Глоссер видит ту самую ампулу.
        Она уцелела.
        - Ничего страшного, Реваз Георгиевич. Со всеми бывает. Тем более - у вас такой повод был накануне. Завидный повод. Мои поздравления. - Ампула лежит среди осколков. Глоссер наклоняется, чтобы поднять ее и отдать анестезиологу.
        Но тут медсестра - дура, блондинка, истеричка! - кидается ему на помощь:
        - Лев Аркадьевич, ну что вы?! Как можно?! Я сама сейчас уберу!
        Едва не оттоптав главврачу пальцы, - и даже не заметив этого, так спешит за совком и щеткой - она каблуком давит ампулу, делая ее неотличимой от прочих осколков.
        - И все же, Реваз Георгиевич, я вынужден буду лишить вас… - Глоссер в ярости, с трудом подбирает слова. - За срыв операции!..
        - Лев Аркадьевич, разрешите? - перебивает его анестезиолог. - Прошу прощения, виноват. Я не южнокорейский робот, но… Одну минутку. У меня есть запасной комплект, всегда с собой беру. Такой я - все дублирую. Если за бутылкой посылают, я две беру. Если жена забеременеет, то двойней. А как же? Я такой!
        Плохо выбритая «горилла» приносит запасной комплект в ударопрочном чемоданчике с кодовым замком. Теперь подменить капсулу не удастся. Во-первых, еще одной такой же у Глоссера с собою нет, а во-вторых, все на него смотрят, следят за каждым жестом. Ждут его начальственного решения.
        Отменить операцию? Да ни в коем случае! Вся бригада в курсе, что анестезиолог явился в операционную, будучи нетрезв. Если что, подозрение падет в первую - и единственную! - очередь на него.
        - О’кей, продолжаем, - Главврач подмигивает Ревазу Георгиевичу. - Раз наш коллега уверяет, что все в полном порядке, не вижу причин откладывать. Ну-с…
        Он берет скальпель.
        Острое лезвие хищно блестит в ксеноновом свете.
        - Сюда нельзя! Что вы?! - Медсестра - хорошенькая, но безнадежно глупая блондинка - безуспешно встает на пути грузного мужчины с властными повадками.
        Тот входит в операционную бесцеремонно, как хозяин. Он одет в серый костюм, его редкие волосы зализаны назад. Из ноздрей торчат пучки волос, хотя на лице ни намека на растительность. Он мог бы и не вытаскивать из внутреннего кармана Знак, и так понятно, что у него за профессия.
        Если Глоссер спасает жизни, то ворвавшийся без приглашения мужчина их отбирает.
        - Моему сотруднику срочно нужна медицинская помощь, - приказывает он, безошибочно определив главного, и потому глядя Льву Аркадьевичу в глаза.
        - И она обязательно ему будет оказана, - заверяет Глоссер, держа скальпель в руке. Он не опустил инструмент, и это не нравится мужчине. Покосившись на лезвие, тот хмурится. Следующая реплика Льва Аркадьевича его тоже не радует: - Но чуть позже. Видите ли, сейчас у нас операция, и я…
        На лице мужчины возникает неприятная - хищная - улыбка. Главврачу кажется, что перед ним не человек, а изготовившийся к прыжку барс. Хоть изрядно разжиревший, но все же очень опасный.
        - Вы отложите все свои дела и займетесь им, - слышит Глоссер. - Всякое промедление будет расцениваться как попытка причинить вред представителю Закона и караться соответственно. Надо объяснять, как именно караться?
        Мужчина выразительно хлопает себя по оттопыренному сбоку пиджаку, под которым у него что-то в разы крупнее дамского пистолетика.
        - Татьяна, я прощу прощения, но… - Лев Аркадьевич разводит руками. Лезвие скальпеля тускнеет.
        - Берегите себя. - Едва заметно пациентка кивает Глоссеру, будто ему нужно ее разрешение прервать операцию.
        - Всем ждать. Я скоро. - Лев Аркадьевич выходит из операционной вслед за грузным палачом, топающим точно бегемот.
        Вскоре они вместе входят в лучшую палату больницы, палату для VIP-клиентов, за сутки в которой надо выложить столько же, сколько за люкс в «Карлтоне». Но для палача все будет бесплатно, конечно. Помимо громадного - в полстены - телевизора и холодильника, в котором поместится пара бычьих туш, тут есть мини-бар в тумбочке у кровати, кожаный диванчик для посетителей и… в общем, тут не хватает лишь джакузи.
        На роскошной ореховой кровати, застеленной дорогим шелковым бельем, валяется нечто в грязном плаще. Это нечто с ног до лысой головы перепачкано кровью, грязью и пахнет дымом и еще чем-то мерзким, химическим. Лев Аркадьевич не сразу узнает в новом обитателе палаты Заура, брата девушки, ждущей его на операционном столе. Они недавно виделись, поговорили - и вот молодой человек без сознания и, быть может, серьезно ранен.
        Простыню, на которой он лежит, уж точно не воскресить.
        Теперь оба - палач со слабым зрением и его рыжая сестра - в полной власти Глоссера. В такую удачу трудно поверить, но факт остается фактом. Судьба сегодня благосклонна к главврачу. А ведь совсем недавно, когда на счет больницы поступила крупная сумма, он решил, что…
        - Бинго, - срывается с его губ.
        - Вы что-то сказали? - Грузный мужчина смотрит на него с подозрением, нахмурившись.
        - Это профессиональное. Не обращайте внимания. - Лев Аркадьевич делает вид, что меряет Зауру пульс. Подобные жесты помогают успокоить родственников пациентов: они видят, что доктор работает, а значит, есть надежда. - Я вынужден попросить вас удалиться из палаты. Во избежание.
        - Да-да, конечно. - Вмиг растеряв всю свою властность, мужчина делает шаг к двери, берется за медную ручку.
        Глядя на его серую спину, Глоссер больше не может сдержать улыбку - искреннюю, радостную.
        Главное теперь - все сделать так, чтобы выглядело естественно. Роковое стечение обстоятельств, бывает.
        И тогда ни телевизор, ни холодильник с джакузи молодому палачу уже не понадобятся.

* * *
        Там, на лесной дороге, у перевернутого автозака, мне было больно.
        Очень больно.
        Три сломанных ребра, расквашенный и свернутый набок, как у Рыбачки, нос, вывихнутые пальцы, выбитые зубы, ушибы и гематомы по всему телу - все это заставляло меня чувствовать, что я еще жив. Не факт, что долго протяну, но все-таки. А тут…
        Придя в себя, еще не открыв глаз, я сразу понял, что Максимка Краевой в порядке, здоров, как семнадцатилетний мальчишка. Стараясь ничем не показать, что я очнулся, - вдруг за мной наблюдают? - я провел кончиком языка по зубам. Все они были на месте! Вот тогда мне стало чуточку муторно. Есть старая шутка: «Если однажды, проснувшись, вы чувствуете, что у вас ничего не болит, значит, вы умерли». Я умер?
        Вряд ли.
        Иначе я не лежал бы на нижней полке двухъярусной кровати, стойки которой выкрашены белым, а там, где краска облупилась, проступает ржавый металл. Ржавчина видна и на дальней от кровати стене-решетке, будто в «обезьяннике». Хоть и просматривается камера снаружи полностью, зато вентиляция лучше. Это я открыл-таки глаза.
        Почему камера? Да потому, что в апартаментах свободных людей обычно не бывает решеток.
        Но ведь все тюрьмы в нашей стране закрыли много лет назад. Значит, я за границей? Или?..
        Так-с, что у нас тут еще… Дальняк, он же толчок, отделен от прочего помещения загородкой из гипсокартона. Надо же, какие удобства! В моем героическом прошлом ничего подобного не было. Рядом с загородкой - рукомойник, чтобы сиделец мог сразу помыть руки, не дай боже не коснувшись чего раньше, тем самым вещь или человека зафоршмачив. Радиатор отопления в специальном углублении в стене как бы намекал, что зимой тут топят, есть шанс не замерзнуть насмерть во сне. Пол - из досок, коричневых от въевшейся в них краски. Щели между досками - мизинец просунуть можно. Удобно, если надо что-то припрятать от вертухаев. Левее рукомойника небольшой стол, на столе электрочайник, над столом - розетка. Над розеткой - небольшой телевизор. Плазма. Да я просто в номер люкс попал! Ко мне, наверное, сейчас заглянет горничная, чтобы прибраться… Окошко вон даже есть, металлопластиковое. Причем металла, как по мне, переизбыток: хорошую такую, внушительную решетку можно было и не ставить.
        Но все это - телевизор, чайник и окно - ерунда, в общем. Окончательно же я офигел, когда увидел у кровати половичок. Аккуратный такой, не пыльный ничуть половичок. С надписью «WELCOME HOME!»
        - Нет уж, нет уж, лучше вы к нам… - пробормотал я, приподнявшись на локтях.
        Хотя, конечно, на камеру грех жаловаться. Это не чулан, не тройник и уж точно не общая хата. Это камера-мечта, камера образцового содержания. Душевой кабинки только не хватает, полки с десятком-другим толстых томов, и холодильника еще, но это было бы фантастикой или бредом сумасшедшего, а я вроде пока что с реальностью на «ты».
        И потому теперь, проведя рекогносцировку, хочу вспомнить, как я сюда попал.
        Палачи окружили «Вепрями» тачку Заура. Открыли огонь. Картинка: пули пробивают лобовуху, от каждого столкновения с ними тело Рыбачки дергается, будто его сотрясает сильнейшая икота, а потом… Рыбачка погиб! Как же так, а?! До боли сжав кулаки, я заставил себя успокоиться. Наслаждаться горечью утраты я буду потом, когда выберусь отсюда живым и - по возможности - невредимым. Сердце кольнуло, но я запретил себе раскисать, ведь Гордея уже не вернуть, а я еще жив… Так, Рыбачки не стало, потом меня сунули в автозак, потом удар, фургон перевернулся, я и Заур из него выбрались и…
        И все.
        Дальше как обрезало.
        Вообще-то странно, что я еще жив. Палачи должны были меня в том лесочке грохнуть. Тянут время, помучить хотят перед казнью, как и обещали? Что ж, я не подарю им такого удовольствия.
        - Эй, сволочи, вы где?!
        Тишина в ответ.
        - Заур, дружище?!
        Я набрал побольше воздуха, чтобы крикнуть погромче. И тут сердце кольнуло еще раз. Подумалось, что при всей своей сволочности ни один палач не смог бы вставить мне зубы и срастить ребра. Да и зачем вообще ремонтировать того, кто приговорен? Не то чтобы меня расстраивало мое отличное самочувствие, но… Как бы то ни было, кричать я передумал. Творилось что-то странное. Нужно выяснить что - и пресечь. А заодно - бежать отсюда.
        Опустив ноги на «WELCOME HOME!», я встал с кровати.
        На второй полке пусто, постель аккуратно застелена, за перегородкой у очка тоже никого.
        Я подошел к стене-решетке. И застыл в двух шагах от нее.
        Странно. Ни замка, ни засова. А ведь я хотел с ходу взломать замок… Увы, не все так просто. Глупо уставившись на решетку - ну точно как тот баран у новых ворот, - я никак не мог понять, каким образом камера открывается. По периметру решетку вмуровали в бетон. На всякий случай я толкнул ее плечом, потом тряхнул. Основательно все, без люфтов. Как я вообще тогда в камеру попал? Через окно? Через квадратную решетку поверх стекла и металлопластика, мирно так, славненько прикрытые шторкой? Нет, исключено. Окно - не тот путь, по которому я…
        Стоп.
        Мне будто за шиворот кинули колотого льда.
        Не было шторки!
        Продрав глаза и осмотревшись, никакой занавески я не заметил. Ну не было ее, мамой клянусь!
        Откуда же тогда?.. Прикипев взглядом к артефакту, я медленно приблизился. Вроде обычный кусок розовой ткани с фиолетовыми уродливыми цветочками. Я где-то уже видел такой. Прям дежавю… Вспомнил! Когда еще Харьков не называли Вавилоном, а я был совсем пацаном, у меня в комнате висела точно такая же шторка. Причем слева я как-то посадил жирное пятно, мать потом ругала, пятно не отстирывалось, заморская химия его не брала…
        - Ух! - вырвалось.
        В смятении я попятился.
        На шторке тут, в камере, темнело точно такое же пятно, как то у меня дома.
        Заставив себя подойти к окну, я с опаской протянул к шторке руку. Тронул. Ничего не случилось: током меня не ударило, кислотой в лицо не плеснуло. Потрогал ткань - ну, ткань. Поддавшись импульсу, поднес кончик шторки к носу. Черт побери! Я готов поклясться: шторка пахла точно так же, как та, в детстве, в квартире родителей, куда мне не суждено вернуться, потому что дом сгорел во время Всеобщей Войны Банд. Пахла не фиолетовыми цветами, но всей той химией, которой мать выводила пятно.
        Совпадение.
        Это просто совпадение - и никакой мистики. Мистика только в книжках, а я…
        И вот тут я заметил книги. Толстые томики - штук двадцать - стояли на полке, привинченной к стене левее плазмы. Еще минуту назад их там не было. Откуда взялись? Кто-то подкинул? Но как он мог незаметно пробраться в камеру, - которая не стадион, тут каждый квадратный миллиметр на виду - просверлить пару дырок, вставить дюбели, вкрутить шурупы, повесить полку, а потом, расставив на ней целую библиотеку, бесследно испариться?!
        Я наугад взял первую попавшуюся книгу. На обложке было написано «Осознание». Авторы - Левицкий и Бобл. Я хотел как-то прочесть этот роман, даже купил его, приметив на раскладке уличного торговца, но потом в своем клубе «Хозяин Зоны» отвлекся на двух симпатичных цыпочек, и книжку у меня увели. И вот теперь…
        Совпадение, а, Край?
        Откуда странный благодетель знает, что именно эта книга мне была нужна, чтобы скоротать вечерок? Он что, читает мои мысли? Если так, ему пора незаметно втащить в камеру холодильник и душевую кабинку. Я завертел головой, с ужасом ожидая, что вот-вот сами собой появятся хотя бы морозильная камера и упаковка влажных салфеток.
        Ни того, ни другого.
        И вот что еще странно - тихо тут очень. Источник всех звуков - я. Если замереть и прислушаться, слышно только мое дыхание. И стук сердца. И в животе бурчит от голода. В любом помещении, даже самом безлюдном и пустом, все равно что-то постоянно звучит: щелкают стрелки дешевых китайских часов, давно вросшее в стены эхо напоминает о себе вновь и вновь, вибрации от слишком сильно захлопнутой двери лет десять назад все еще здесь, шелестят тараканьи лапки… Да мало ли!
        А тут, в камере, - выхолощенная тишина.
        Такое впечатление, что не было тут никогда стрелок, эха и вибраций, и все насекомые мира обходили эту камеру десятой дорогой. И само это место настолько чуждо человеческой природе, что тяжело представить что-то более несовместимое со мной, с вами, с кем-либо еще.
        Куда же я попал, а?
        И как мне отсюда выбраться?
        Подойдя к решетке, я прижался к ней лицом, пытаясь высмотреть хоть что-то в темном, словно тыл афроамериканца, коридоре.
        - Эй, есть тут кто?!
        Мне показалось, или густой чернильный мрак снаружи стал еще темнее? Он потянулся ко мне, схватил за затылок, вжал щеками и лбом в прутья так, что я взвыл от боли. Рванувшись, я отпрянул от решетки. Что это было?! Я стоял и вглядывался в темноту коридора.
        Меня всего трясло.
        Вот только выказывать страх Максимка Краевой не обучен. Опасаться можно. Можно даже бояться до полуобморочного состояния. В жизни ведь всякое случается. Одного нельзя: показать, что испугался, что потекло по ногам и сзади потяжелело, что ноги дрожат и слова без заикания не выдавишь из пересохшей глотки. Опасайся, осторожничай - и улыбайся как ни в чем не бывало. Бойся, умирай от ужаса - и смейся, хохочи.
        Нервное «хи-хи» едва не сорвалось с моих губ.
        Сдержался.
        - Эй! - вновь крикнул я, шагнув к решетке. Теперь я благоразумно ее не касался. - А пожрать в этой богадельне дают вообще?! Первое, второе и компот будут?!
        Тишина в ответ.
        А чего я, собственно, ждал? Горничную с подносом?
        Если не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь. В данный момент я решил завалиться на комфортабельные нары и полистать книжку. Вдруг между страниц спрятана зубочистка, которой я всего-то за пару тысяч лет смогу проковырять тайный лаз отсюда? Я повернулся к двухэтажной мебели - да так и застыл. Прямо на моем одеяле стоял поднос, на котором дымились две тарелки. Рядом с ними скромно возвышался граненый стакан, наполненный чем-то, по виду очень похожим на варево из сухофруктов.
        Ноги отказывались шевелиться, вросли в доски пола. Я опустил глаза, всерьез ожидая увидеть, что мои ботинки пустили корни. Я уже понял, что здесь возможно всякое.
        Не заметив ничего такого, я заставил себя сделать шаг, потом еще. В ступни будто залили свинца. Ну же, родные, шевелитесь! Еще шаг. И вот я рядом с кроватью.
        Я плюхнулся на нее, задницей примяв одеяло и едва не перевернув поднос. Это было бы трагедией, ибо жрать мне хотелось неимоверно. Радиоактивного слона съел бы. Ни маковой росинки во рту вот уже пару суток. В последний раз я перекусил еще в Вавилоне. Все как-то не до того было. То подземелья Парадиза, то покушение на Президента, а потом нельзя было высовываться лишний раз, ведь меня и Рыбачку наверняка разыскивали…
        Когда спасаешь мир, о мелочах думать некогда.
        - Спасибо! - фальцетом выдавил из себя я и скривил лицо в жалком подобии искренней и, конечно же, бесстрашной улыбки.
        Зачем? А вдруг меня снимает скрытая камера? Очень-очень скрытая, ведь я ничего такого не обнаружил при осмотре помещения. Лицо или гордость, как вам больше нравится, - единственное, что у меня есть. И мне очень хочется сохранить свое имущество. Хотя это и нелегко в том наряде, который на мне. Галстук в горошек, оранжевый пиджачок и лиловые брюки клеш сами по себе нелепы, а уж если они порваны, заляпаны грязью и кровью, то…
        Пальцы заметно дрожали, - ничего не мог поделать - когда я взял с подноса ложку, обычную такую, алюминиевую, и, затравленно глядя то на решетку, то на окно со шторкой, черпнул из глубокой тарелки. Я даже умудрился ничего не расплескать, пока подносил полную ложку ко рту. Суп. Куриный, с вермишелью. Вполне на вкус. И специи, и вообще. Соли можно бы чуть больше, но вполне.
        Я принялся есть, с удовольствием ощущая, как с каждой проглоченной ложкой супа настроение мое улучшается, неуверенность отступает, страх уходит…
        А что, если еда отравлена?
        Я замер, обдумывая эту мысль и чувствуя, как жидкая пища в желудке превращается в расплав чугуна. И ладно бы отравлена, подумаешь. Другое дело, если ее готовил такой же повар, как моя супруга. В радиусе километра от ее кухни в жутких корчах издохли все крысы и тараканы. Ее стряпня все равно что бесплатная путевка по кругам ада.
        Поперхнувшись, я закашлялся, извиваясь в попытке постучать самому себе кулаком по спине.
        А потом придвинул поближе тарелку с гречневой кашей и тушеным мясом.
        Если что, передайте Милене, моей бывшей жене, что я до сих пор ее…
        Нет, ничего не передавайте.

* * *
        Увидеть спину шефа, только-только очнувшись после конкретной передряги, - это либо знак свыше, либо происки дьявола, третьего не дано. И потому нельзя позволить главврачу - он зачем-то вцепился в запястье Заура - выпроводить Алекса Пападакиса за дверь. Начальство не любит, когда с ним обращаются подобным образом, - принимает это слишком близко к сердцу и потом отыгрывается на подчиненных.
        - Бог в помощь, шеф, - окликнул Пападакиса Заур.
        Еще миг - и его внушительная масса, упакованная в серый костюм, вывалилась бы из палаты.
        Развернувшись на сто восемьдесят, Пападакис шумно выдохнул через нос, из-за чего пучки волос, произрастающих в ноздрях, нервно трепыхнулись, выдав решительный настрой шефа. Он по-хозяйски - без малейшего напряга - придвинул к кровати кожаный диванчик, на который тут же плюхнулся, закинув ногу на ногу. Сгустки геля блеснули в его редких, зализанных назад волосах.
        - Доктор, я вынужден попросить вас удалиться из палаты. Во избежание. - На лице Пападакиса застыло выражение бесконечного презрения ко всему сущему и вдвойне - к тем, кому не повезло оказаться с ним, Пападакисом, рядом. По личному опыту Заур знал, что такие рожи шеф корчит, когда иронизирует. Но в этот раз он не понял, в чем тут юмор.
        Глоссер тоже шутки не оценил.
        Он смерил Пападакиса взглядом и, не выдержав ответного, посмотрел на Заура так, будто тот взял у него взаймы пару миллиардов мелкими купюрами, и срок вышел отдавать, и деньги есть, а должник в отказе. Заур явственно почувствовал, что главврач зол, причем зол сильно и зол именно на Заура, а не на бесцеремонного Пападакиса. И при этом Глоссер старается не выдать своих чувств.
        С чего вдруг такие страсти, достойные латиноамериканских мыльных опер? Чем палач так провинился перед главврачом? Надо бы спросить его об этом, но вниманием Заура завладел шеф:
        - Как ты себя чувствуешь, палач?
        Голова кружилась, немного подташнивало, болел чуть ли не каждый сустав.
        - Как я здесь?.. - вопросом на вопрос ответил Заур.
        Глоссер змеей выскользнул из палаты.
        - Спасательная команда прибыла на место аварии… - Помолчав чуть, Пападакис добавил уже иным тоном: - Тебе привезли сюда, потому что в кармане обнаружили визитку Льва Аркадьевича Глоссера, главврача этой больницы. На вертолете доставили. И вот ты здесь. И выглядишь ты, палач, сейчас здоровее, чем казался пять минут назад.
        Последняя фраза прозвучала как обвинение. Сейчас шеф вытащит из-под пиджака свой знаменитый «Смит-Вессон 500», предназначенный для отстрела мамонтов и всякой мелочи вроде синих китов, и приведет приговор в исполнение. Заур отчетливо представил, как будет смотреться его труп в большом черном термомешке, и мысленно попросил Господа не забирать пока что слугу своего верного к себе.
        - Палач, я требую отчета о случившемся.
        Не «прошу», не «расскажи, пожалуйста, дорогой сотрудник», а «требую». Понятно, почему Заур установил на звонки шефа столь специфический рингтон?
        Смиренно сложив руки на груди, он принялся излагать, не заостряя внимание начальства на таких щекотливых подробностях, как приставленная к горлу заточка и методичное избиение грешника Краевого коллегами. Закончил Заур тем, как мальчишка - шеф, это было поразительно! - утащил Края в лес.
        Гладкое, точно попка младенца, лицо Пападакиса побагровело.
        - Ты что, совсем с катушек съехал? Да что ты себе позволяешь?! - взорвался начальник, и от его ора задрожал телевизор на стене.
        - Шеф, я понимаю, как это звучит. Но мальчик был, богом клянусь! И это он…
        Дверь открылась. В палату, глядя мимо Заура, просочился Мигель, прихвативший с собой коричневую кожаную папку. Надо же, уцелел! Как известно, то самое не тонет и в огне не горит. Не дожидаясь команды шефа, - наверняка все отрепетировано заранее - мексиканец вытянулся по стойке «смирно» и принялся визгливо излагать свою версию случившегося. Особенно коллега акцентировал на слаженной работе группы захвата под его чутким руководством, нападении банды сообщников Краевого на автозак, любезно предоставленный давним другом Управы работорговцем Ильясом, и героической гибели палачей в ходе сражения. В общем, он, как мог, переврал случившееся. А в конце еще и дал показания против Заура, рассказав, что тот при всех цинично ограбил Краевого, отобрав у него личный мобильный телефон, - хоть это не противоречит Закону, но все же не приветствуется, верно, пан Пападакис? - а потом палач Заур помог Краю сбежать.
        - Как именно помог? - шеф прервал затянувшийся монолог мексиканца.
        - Вместе они отворили дверь фургона. Там два ключа, одному никак. А потом…
        - Тебе, Мигель, с наркотой надо завязывать. От нее галлюцинации бывают, - не удержался Заур. - Да это же полная чушь! Какое еще сражение, шеф? Разве на телах есть огнестрельные раны? Хоть одну гильзу нашли?
        - Мальчишек-силачей, способных унести на себе мужчину, я не видел, - перебив Заура, Мигель закончил свой доклад. Черные глаза-бусинки его яростно сверкали, он то и дело облизывал губы.
        - Чушь, значит? Глюк? - Не глядя на Мигеля, шеф протянул руку, в которую мексиканец тотчас вложил ворох бумаг из папки. Всей этой кипой Пападакис затряс перед лицом Заура. - Это распечатка операций с твоего банковского счета, из которой следует, что огромную сумму ты перевел в оплату за услуги больницы. Откуда у тебя, палач, такие деньги? Зачем ты летал в Вавилон? Деньги на твой счет попали после визита в этот рассадник преступности.
        Заур молчал. Обвинения были столь чудовищны и неожиданны, что он просто не мог выдавить из себя ни слова.
        - Ты, палач, должен найти всему этому внятное объяснение, иначе любой в нашей Управе - слышишь, любой! - почтет за честь узаконить тебя, чертовую крысу. Сдай Знак и планшет! Ты отстранен от службы.
        Щит с колодой и мужчиной с топором. Пальцы мазнули по надписи «Закон суворий, але це закон». В груди у Заура стало тесно, а потом оттуда разом откачали весь воздух, а гортань залили силиконом, чтобы палач не мог вздохнуть. Вот так, не дыша, он вытащил из кармана Знак и клацнул им о полированную поверхность тумбочки - рядом с планшетом и запчастями телефона Края, там уже лежащими. При обыске вытащили. Понятно, что «микробиков» ни в карманах плаща, ни на тумбочке уже не было.
        Радужки под линзами очков предательски заволокло влагой. Оставалось только надеяться, что Пападакис с Мигелем не заметили их блеска, потому что Заур ничего не мог с этим поделать. Кончики пальцев на миг задержались на рифленой поверхности Знака, а потом палач - бывший палач! - отдернул руку, будто обжегшись.
        Мерзенько захихикал мексиканец. Происходящее определенно его забавляло.
        Молча сцапав с тумбочки служебный девайс и Знак, Пападакис шагнул к выходу из палаты. Услужливо распахнув перед начальством дверь и согнувшись в полупоклоне, Мигель подмигнул Зауру - мол, счастливо оставаться, неудачник.
        Оставшись один, Заур вцепился в одеяло и, скомкав, прижал к груди.
        Его жизнь закончена. Палач - для него не профессия, а призвание, как бы пафосно это ни звучало. Иначе Заур себя просто не представлял, иначе ему вообще не стоит быть. Он крепко-крепко зажмурился, не желая смотреть на мир, отвергший его.
        - А вот хрен вам всем! - Он открыл глаза. - Разжаловать меня может только Бог!
        Взгляд его упал на то, что еще недавно было телефоном Края. Бывший палач протянул руку к этому набору «Сделай сам».
        Ладонь его была липкой от пота.
        Глава 5
        Игрушка
        Оскаленная пасть на ладони бритоголового китайца была набита черным. За клыками краснел язык, глаза горели огнем, разожженным мастером в черепе дракона-татуировки.
        Вся эта устрашающая живопись рассчитана на забитых по жизни обитателей квартала. Рисунок ничуть не смутил высокого однорукого мужчину в куртке с низко натянутым на лицо капюшоном. Повинуясь предупреждающему жесту, - ладонь китайца выставлена перед грудью - он замер.
        Короткую щетину на голове азиата смачивали бисеринки пота.
        Мужчина, казалось, не дышал.
        Пока они так стояли, их обогнули десятка два человек - по широкой дуге, выскакивая на проезжую часть, запруженную пикапами, хетчбэками и кабриолетами. На лицах у прохожих застыло предчувствие скорого переполоха. Аборигены готовы были лечь на асфальт при первых же звуках выстрелов. Переругивались клаксоны, смердело бесконечным бензиновым выхлопом и прогорклым маслом из забегаловки, помеченной большой желтой «М» на красном матерчатом фоне.
        Китаец что-то выкрикнул по-своему и, не опуская «дракона», второй рукой потянулся за спину, выхватив из-за ремня на кожаных штанах внушительный матово-черный «Кольт М1911».
        Кто-то протяжно, с оттягом заверещал.
        С крыши здания напротив скользнула вниз хищная птица и впилась когтями в плечо высокого мужчины в куртке. Это словно послужило сигналом к атаке - он тут же сорвался с места, за долю секунды преодолев десяток шагов. Китаец, преградивший однорукому вход в обычный, ничем не примечательный ресторанчик, выстрелить не успел. Уткнувшись грудью в «дракона» так, что кисть китайца изогнулась и хрустнула, мужчина рубанул бритоголового ребром ладони по кадыку.
        Выхватив из повисшей руки китайца оружие и не дождавшись, пока тело рухнет на асфальт, мужчина ворвался в ресторан. Тревожно звякнули колокольчики над дверью - на визитера тут же уставились десятки карих глаз. Бамбуковые палочки замерли в воздухе, не донеся лапшу и кусочки копченой утки до разинутых ртов.
        Закудахтал престарелый официант в грязно-белом переднике. Уронив поднос, - брызнуло на пол варево вместе с черепками мисок - он попытался схватить мужчину в капюшоне за единственную его руку, но, получив пистолетом по зубам, понял, что геройствовать можно лишь тем, кто спешит на прием к стоматологу.
        И все же он на секунду отвлек однорукого.
        За этот короткий миг - долгое время! - еще трое китайцев попытались напасть на незваного гостя.
        Дважды рявкнул «кольт» - и в двух бритых головах стало на одно сквозное отверстие больше. Третьего «быка» нейтрализовала птица, вцепившись ему когтями в глотку и основательно поработав клювом над его лицом. Если бы парень выжил и заимел солидный банковский счет, пластический хирург озолотился бы на нем.
        Поднимаясь по лестнице, однорукий расстрелял весь магазин трофейного пистолета.
        Напоследок, у нужной бронированной двери, вбил бесполезный уже ствол в рот придурку, который едва не завалил его из АК, склепанного в подвале по соседству в третью смену слепым дегенератом-наркоманом. Пронесло - первый же патрон в «калаше» перекосило. Быстро осмотрев автомат, мужчина брезгливо его отбросил. Лучше уж с голой рукой.
        В той, прежней своей жизни он называл себя Ронином.
        - А теперь лбом, что ли? - пробормотал он.
        Броня двери выдержала бы прямую наводку танкового орудия.
        Иногда с Ронином случались просветления. Он становился самим собой. Но только если это требовалось хозяину, если хозяин терялся в реалиях чуждого для него мира.
        Вот и сейчас кое-кто просчитался.
        Двери в планах хозяина не значилось.
        Оставалось разве что постучаться, что Ронин и сделал. К его удивлению, пару секунд спустя раздался щелчок замка. Даже после того, как он завалил столько местных, те, кто собрались за бронеплитой, его не боялись. Дверь медленно приоткрылась внутрь помещения под напором однорукого.
        Он вошел, окинул всех и все взглядом.
        На дизайнерском столе - хромированные гнутые трубы, черное толстое стекло - возвышалась метровой высоты пирамида. Кирпичики - перетянутые банковскими лентами пачки стодолларовых купюр. Вокруг пирамиды была разложена самая разнообразная еда, на которую Ронин, знакомый с кулинарными традициями азиатов, старался не смотреть - он так и не научился сдерживать рвотный рефлекс при виде супа с жуками, шашлычков из мышей и куриных яиц, сваренных в моче мальчиков-девственников.
        Волосы на головах мужчин, сидящих за столом, были аккуратно подстрижены дорогими парикмахерами. Только рядовые бойцы бреют черепа. Ни один из присутствующих не сумел удержаться от соблазна навесить на шею полкило золотых звеньев, испортив чуть ли не европейскую респектабельность. Да и внушительные животики, отличающие этих мужчин от голодающих соотечественников, являлись предметом гордости. У белокожих богатеев, соблюдающих диету и сжигающих калории на беговых дорожках, все иначе. К тому же татуировки нет-нет да и выползали цветными кончиками из-под рукавов дорогих рубашек и воротников костюмов от кутюрье. И все же эти парни выглядели почти милашками - если сравнивать с мексиканскими бандосами, покрывающими узорами даже лица. Эти люди приехали сюда на дорогих европейских внедорожниках. Даже приближаться к японским и американским машинам, не говоря уже о корейских, для них западло.
        Чтобы оценить степень опасности, Ронину хватило доли секунды.
        Вступая в Организацию, каждый из присутствующих убил полицейского - такое вот испытание на профпригодность - и насладился коктейлем из крови товарищей и курицы. Зачем последний ингредиент? Да кто их, сынов Поднебесной, знает? Точно так же Ронин не понимал, на кой нужны коды-числа, что-то означающие, и загадочная математика, где трижды восемь равно двадцати одному. «Желтый дракон», «белый бумажный веер» или «красный посох» с «сандаловой палочкой»… Он даже не пытался вникать в напыщенные титулы, предпочитая привычных «быков», «бригадиров» и
«авторитетов».
        Взгляд Ронина остановился на одном примечательном китайце.
        Даже на фоне остальных золотых запасов этот внучок Мао отличался совсем непомерной страстью к «рыжью». Помимо цепи на шее, на каждом пальце, включая мизинцы и большие, у него красовались здоровенные перстни. Ронин не удивился бы, узнай, что перстни украшают и зону педикюра. Внучок Мао улыбался, глядя на визитера, - наверное, чтобы однорукий смог оценить его отличные золотые коронки. Во рту его не было ни одного натурального зуба.
        Рэкет, проституция, торговля наркотиками и оружием, нелегальная иммиграция, игорные дома… Не перечислишь всех интересов многочисленных кланов да автономных ячеек Организации на местах и на выезде. Клан «Азия» - под предводительством Ронина - формально был частью «Тени лотоса», профсоюза триад, и потому исправно перечислял в общак шестую часть доходов. Но это не мешало Ронину сотрудничать с якудзой. У него не было врожденной неприязни к японцам. А еще - пришлые этнические китайцы, желающие вести бизнес на Украине, но не вступившие в «Азию», нещадно уничтожались ветеранами. Бывшие срочники хоть и переняли традиции стран, где побывали в командировках, все же предпочитали трудиться в связке с земляками. Не в обиду парням из Гонконга и Пекина - с шибко самоуверенными ниходзинами[Японцы (самоназв.).] , вьетами[Вьетнамцы (самоназв.).] и чосон сарам[Корейцы (самоназв.).
        люди Ронина расправлялись не менее жестоко.
        Внучок Мао все продолжал скалиться. Да и прочие китаезы смотрели на однорукого как на диковинную зверушку, бьющуюся в агонии, - долго протянет или вот-вот издохнет?
        Однорукий медленно приподнял куртку и выдернул из-за штанов заправленную футболку, обнажив покрытый шрамами мускулистый живот без грамма жира. Это чтобы боссы местной организованной преступности увидели его татуировку-знак: треугольник с каким-то жутко крутым иероглифом, подтверждающим, что Ронин не абы кто, но парень хоть куда.
        Демонстрация произвела на китайцев впечатление.
        Они дружно выхватили пистолеты.

* * *
        Пустой стакан так и просился на поднос, но я не спешил с ним расставаться и печально смотрел на тарелки, в которых еще недавно были суп и гречневая каша с тушеным мясом. Спасибо, вкусно поел, вот только порции скудные, для моделек, лелеющих свою анорексию.
        Есть ли яд в каше, нет его - неважно. Пусть меня еще раз отравят этой жратвой.
        - Эй, а добавку тут дают? - громко спросил я, не надеясь на ответ.
        Да и с чего было надеяться? Пока что неведомые тюремщики контактировать со мной не спешили. Они вообще себя не засветили. Не знаю даже, какая у них униформа, шведы они или африканцы, китайские студентки или парагвайские геи. Фикус знает, кто вообще и зачем меня сунул в камеру. Может, путники заточили? В одном я уверен: дружки Заура и он сам ни при чем, они на спецэффекты с материализацией и исцелением не способны. И не то чтобы мне хотелось познакомиться с тюремщиками поближе, но темнота в коридоре за стеной-решеткой чуточку нервировала. Не знаю, есть ли приметы насчет темных коридоров, но если таки да, наверняка они плохие.
        Но - меня покормили, скоро спать уложат. Жизнь налаживается.
        Зевнув, я решил проверить чайник. Кружки или чашки поблизости не заметил, но это не беда, у меня же есть стакан. Который, кстати, можно разбить, а осколки использовать как оружие. Или для харакири. И как этот момент не учли?.. Хуже, что нет ничего похожего на высушенные чайные листья. Ладно, на первый раз и кипяток сгодится.
        Я встал с кровати. Стакан - на столешницу. Откинул крышку чайника, вода из крана быстро наполнила пластиковое нутро. Теперь только воткнуть штекер…
        Розетка оказалась занята.
        Чайник выпал из руки, по полу потекло.
        Я точно помню, что телевизор не был включен, а теперь плазменный экран рябил серым, то и дело на нем мелькали картинки - так быстро, что я не успевал их рассмотреть. Такое впечатление, что кто-то - не я точно - настраивал каналы.
        А потом экран стал черным, как мгла по ту сторону стены-решетки. И все же что-то там было, в этом экранном мраке. Я прищурился, пытаясь высмотреть, кто же там прячется.
        Телевизор только того и ждал - он вспыхнул так ярко, будто внутри него взорвалась водородная бомба. Мне выжгло роговицы, проткнули раскаленными добела спицами, я закрыл лицо ладонями, отвернулся.
        К счастью, зрение быстро восстановилось.
        Не убирая ладоней, я сквозь чуть растопыренные пальцы вновь взглянул на экран.
        С него на меня смотрел мальчик лет десяти, от силы одиннадцати. Веснушки на его лице казались неестественными, слишком уж крупными они были, будто их нарисовал плохой визажист - Милена к такому спецу ни за что не подошла бы на гаубичный выстрел. Заодно мою благоверную не заинтересовал бы дизайнер той коллекции, из которой свитерок пацана. Это не одежка, а сплошная дыра с Микки Маусом на груди. Бейсболку, надетую козырьком назад, и упоминать не стоит. Бывшая супруга все равно не носит шляп, платков с начесом и прочих головных уборов, чтобы не стеснять пряди великолепных светлых волос. У мальца же мышиная поросль на голове явно нуждалась в тройной дозе шампуня, а потом - в стрижке под ноль.
        Увидеть здесь - то есть непонятно где - ребенка, пусть даже такого неухоженного, я как-то не рассчитывал. Парочку кровожадных монстров-путников - да, я был готов к такой встрече. Но пацан, да еще без примечательных курантов на запястье…
        - Привет, дружище! Как дела? - Улыбнувшись как ни в чем не бывало, я взял со столешницы стакан, которому не суждено было вновь стать полным. - Ты компот пробовал? Повар не доложил в него сахару, как по мне. Компот, ёлы, для диабетиков.
        Пацан молчал.
        Немой, что ли?
        - Дружище, шоколадку хочешь? - сменил я тему и тут же развел руками: - А нету.
        На откровенную подколку мальчишка тоже не отреагировал. Он просто смотрел на меня. Не моргая.
        В поисках пульта я кинул взглядом по сторонам. Сеанс видеосвязи начал меня утомлять. Такое впечатление, что я под микроскопом у этого сопляка и он меня изучает. Главное, чтобы препарировать не надумал. Пульта нигде не было. Ничего, я не гордый, могу и на кнопочку нажать, чтобы вырубить телевизор.
        - Ну что ж, раз ты не хочешь со мной разговаривать, то… - Я шагнул поближе к столу, над которым висела плазма, поднял руку и, стараясь не жмуриться, - ожидая в любой момент вспышку - ткнул пальцем в крайнюю правую пиктограмму на панели управления.
        Удивительно, но изображение исчезло, экран погас, а ведь я был уверен, что без подвоха не обойдется.
        Экран вновь ожил, и вновь на меня пялился все тот же мальчишка.
        Я заскрипел зубами. Теперь, когда мне заменили резцы и моляры, надо бы их обновить.
        Следующая попытка вырубить телевизор не удалась. Сначала при нажатии на сенсор с нужной пиктограммой ничего не происходило, а потом с панели управления пиктограмма и вовсе исчезла. Ну не мог же я стереть ее пальцем? Или мог?..
        Все это время мальчик, не моргая, смотрел на меня. Препарировать меня хочет, решил я и дернул провод со штекером из розетки. Как бы не так. Штекер прирос к «маме», как родной, будто всегда был с ней одним целым.
        - Твою!.. - выругался я.
        В глазах мальца появился интерес. Или показалось? Он впервые моргнул - вспомнил, наверное, что радужки надо увлажнять.
        - Ты ведь знаешь, сейчас с этим строго, - вдруг сказал он. - В военкоматах недобор. Деньги совать бесполезно, можно в тюрьму загреметь за взятку. Ничего, сынок, послужишь. Авось за пару лет о лярве своей драной забудешь.
        Колени у меня так и подогнулись.
        Если б не отступил чуток, рухнул бы на пол. А так - сел на нижнюю полку кровати.
        Я отлично помнил кто, когда и при каких обстоятельствах говорил мне то же самое - слово в слово. Мама. Это сказала мне мама много лет назад, перед тем как меня поимели в своих рядах наши доблестные вооруженные силы. Я тогда еще спорить с ней стал, ведь меня должны были не просто призвать, но отправить на войну. Я взывал к ее материнскому инстинкту, говорил, что могу погибнуть.
        Но мать была непреклонна.
        - А если она залетит? - выдал следующую реплику дрянной мальчишка, наблюдающий за мной с экрана. - Ты представляешь, какие у вас будут дети?!.
        Как живая у меня перед глазами встала мать. Лицо невозмутимо, вытерла руки о передник. Лицо слишком невозмутимо… Ночью у нее случился сердечный приступ. Отец вызвал «скорую». С того момента и до самой моей отправки за рубеж в составе миротворческого контингента в квартире резко пахло лекарствами.
        Уже тогда мать была против моих отношений с Миленой. Как в воду глядела. Ничего у меня не вышло со Снежной Королевой, как я ласково называл Милену в молодости. Столько лет друг другу жизнь портим. А детей у нас вообще, как выяснилось, быть не могло. Вот только Патрик. Он один наша отрада… Интересно, что о моих отношениях с Миленой думал отец?
        Словно ожидая от меня этого вопроса, пацан с экрана тут же выдал текст:
        - Не пристало мужчине, словно павлину, распускать перед дамой хвост.
        - А вот и не угадал! - выкрикнул я в его плоское плазменное лицо. - Отец так сказал, когда я чуть не проболтался матери о том, чему меня учил тренер по…
        Я осекся.
        Наверное, я, Максим Краевой, сошел с ума. Или схожу вот прямо сейчас. Что я делаю? Почему я спорю с эти странным мальцом? Да, тут вообще все странное, но откуда он знает о моем прошлом то, что я сам уже почти забыл? Я ведь никому об этом не рассказывал, никто - кроме меня - знать этого попросту не может. А значит…
        - Что еще нужно для людей на заслуженном отдыхе? - На лбу экранного пацана обозначились морщинки. Он хотел сбить меня с важной мысли? И поэтому принялся тараторить без умолку, копируя манеру речи отца: - Червоная Горка, до дачки-то всего восемьдесят километров от города. Отличный домик двухэтажный. Вид на заливной луг и реку. Рыбалка обалденная. И пляж с песочком. И лес рядом. Жить же можно!
        Да, все так и было. Уволившись с завода, родители накопили денег - отец завязал с выпивкой, и как-то сразу семейный бюджет стал наполняться - и купили дачу. А потом еще и подержанный, но вполне приличный внедорожник. Я улыбнулся, вспомнив, как ездил на дачу с Миленой. Мы отлично провели время…
        - Слышь, ты че скалишься, урод? У тебя че, с головой проблемы?! Ах нет проблем? Так я сделаю! - заорал вдруг пацан. Динамики, встроенные в телевизор, задребезжали.
        Это случилось так неожиданно, что я вздрогнул.
        Надо же, малец стал разговаривать как гопник из подворотни. Я хмыкнул, поглядывая на чайник на полу. Вот бы расхряпать им телевизор. Только вряд ли у меня получится - знаем, уже штекер из розетки вынимали.
        - Откуда ты тут взялся, а, дружище? - Я старался говорить спокойно, с презрительной ленцой, переходящей в сарказм и легкую иронию. - Тут что, колония для несовершеннолетних, а я впал в младенческий маразм и потому здесь очутился?
        - Так ты, Край, хочешь знать, кто я?
        О как! Шпаненок на раз снял портрет и вычислил меня по имени. Сам догадался, или кто подсказал? Определенно это популярность и всенародное признание.
        Но мне такой славы не надо. Не в Голливуде я, не герой блокбастера.
        Да и второй вариант - подсказали - вероятней.
        - Дружище, да на кой ты мне сдался? - подмигнул я мальцу.
        На самом-то деле я думал иначе. В моей ситуации любая инфа сгодится. А уж сведения о враге на вес золота и бриллиантов с платиной. В том же, что мальчик - враг, я не сомневался. Сомнения были лишь насчет того, что он тот, за кого себя выдает. Видел я недавно одного зеленокожего Президента… Говорят, информация куда смертоносней пуль. Спорное утверждение. Если вам к виску приставляют ствол и жмут на спуск, сильно поможет компромат на убийцу? Но коль нет оружия, начиненного разрывными пулями, сгодится все, что под руку попадет.
        Запрокинув голову, мальчишка захохотал.
        Приступ его безудержного веселья стал для меня полной неожиданностью. То он цитирует моих родителей, то ругается, как только что откинувшийся с малолетки крысеныш. А теперь вот…
        Микки Маус, прописанный на его футболке, злобно таращился на меня своими черными зрачками во весь глаз. Мультяшная мышь решила меня загипнотизировать? И я бы посмеялся над своими страхами и глупыми догадками, присоединившись к пацану…
        Если бы смог отвести взгляд от зрачков Микки Мауса.
        Этот негр-грызун с частично выбеленной рожей так и притягивал меня. Отвернуться бы, но никак! Не вставая с постели, вцепившись в полку, я все ближе и ближе к нему. И вот я уже проваливаюсь в угольную бездну его глаз - и все же остаюсь тут, в камере, отгороженный решеткой от мрака коридора…

* * *
        Я понял, что кричу, схватившись за уши. Долго кричу изо всех сил. Еще чуть-чуть - сорву голос и буду сипеть.
        Экранный мальчишка с легкой улыбкой смотрел на меня.
        Крик застрял в глотке. Микки Маус опять был всего лишь принтом на драной футболке, а никаким не демоническим созданием.
        Мальчик подмигнул мне, губы его дрогнули, и я понял, что гаденыш сейчас скажет что-то страшное.
        - Я… - начал он.
        - Нет, молчи! Не надо!
        - …ликвидатор.
        Он все-таки сказал.
        Теперь я явственно почувствовал, что между нами что-то происходит, налажена какая-то связь. Это по его велению ко мне в череп проникли сотни трудолюбивых пауков. Арахнидам понравилось на новом месте, они принялись деловито плести паутину, заодно выгрызая мой мозг, травленный чернобыльской радиацией. Ничего личного, просто им нужно освободить пространство для нитей.
        Что со мной?! Неужели пища была отравлена?! Или в компот мне подсыпали добрую порцию галлюциногена?..
        Все это уже неважно.
        Ведь теперь я знаю, что странный экранный мальчик - ликвидатор. Убийца. Самое совершенное существо, когда-либо созданное для путешествий между мирами. Он способен выживать там, где никому не под силу, даже самому продвинутому метаморфу. И не просто выживать, но занимать плацдарм, устанавливать первое Лоно для переброски разведчиков и бионоидов. Ликвидатор должен защищать Лоно до подхода основных сил путников, и он защищает. Ликвидатор - это десантник, тот, кто идет в авангарде, первый! Он - представитель специально выведенной породы путников. Таких, как он, мало, их единицы. Они - элита расы захватчиков, существующих ради Пути и Всеобщего Единения!..
        Все это пацан вывалил в мой мозг, просто глядя на меня с экрана.
        Будто выплеснул мне в лицо ведро помоев, и теперь вонючая мерзкая жижа текла по мне, попадая в глаза, в нос, в рот… Меня едва не вывернуло от его спеси, пафоса и безмерного самолюбования. Тварь, принявшая облик земного мальчишки, была мне очень несимпатична. Я презирал и ненавидел ее.
        И потому почувствовал, что ликвидатор скрывает от меня что-то.
        Ментальная связь, установившаяся между нами, вовсе не односторонняя. Раз уж моя черепушка открыта перед мальцом, то и у меня есть логин с паролем для того, чтобы юзать по полной его кошмарную нервную систему.
        Осознание этого дало мне силу вымести из головы всех тараканов, то есть пауков, вместе с паутиной. Зуб на зуб не попадал, мышцы рук свело судорогой, я едва сумел разжать пальцы, вцепившиеся в кровать, из носу текла кровь. Ментальный контакт с ликвидатором не добавил здоровья моему организму. Вот кто, значит, меня вылечил, чтобы потом угробить. В том состоянии, в котором я попал в фургон автозака, нынешней беседы по душам я не перенес бы.
        Ну почему ликвидатор разорвал контакт?
        Я же что-то почувствовал, что-то важное…
        - На заре своей цивилизации путники были слабыми, как сапиенсы. Их биология была неотличимой от вашей. - Экранный мальчик смотрел как бы сквозь меня. - Но потом они научились изменять свои тела, становясь все сильнее и сильнее. Они делали это ради своей цели, величие которой тебе не дано понять. Ради Пути и Всеобщего Единения. Мы, путники, отправились в иные миры, чтобы привести их в надлежащий вид. И однажды…
        Про Путь и прочую чушь я уже знал, тут ликвидатор ничего нового мне не открыл. И он знал, что я знаю, так зачем тогда?..
        Кажется, я нащупал что-то у себя в голове.
        То, что при соединении чужак не хотел сообщать мне. Но между нами ничто теперь не могло оставаться тайным. Если оппонент - в данном случае я - захочет узнать правду, мальчик не сможет помешать, никакой блок в сознании не устоит перед напором Макса Края.
        - Элита? - На моих губах заиграла кривая улыбка. - Ты - элита? Второй сорт, если не третий - вот ты кто и все прочие твари из твоего помета. Вас не уважают, не любят и уж тем более не боготворят. Вы настолько чудовищны и агрессивны, свирепы и жестоки, что вас попросту боятся. Причем боятся не только обычные путники, но и метаморфы-разведчики.
        О том, что ликвидаторы не восприимчивы к ментальным ударам, не поддаются внушениям, обладают огромной силой, способны мгновенно адаптироваться к изменяющимся условиям, неимоверно живучи и потому опасны для сородичей, я предпочел не упоминать. Ликвидаторам нет места среди братьев по расе, поэтому они всегда впереди, в иных мирах, подальше от соплеменников.
        Не элита они, а изгои.
        Только я понял это, прочувствовал, так сразу в памяти у меня вскрылся нарыв. Нахлынуло тошнотворное разное, заставило вспомнить, как ликвидатор захватил сына Бабуина, того бандюги с разорванной щекой, из-за которого Заур охотился на меня в Вавилоне. О том, что случилось с настоящим мальчиком, лучше бы не знать, иначе дальше никак будет без снотворного. Скажу одно: ликвидатор успешно - иначе быть не могло - скопировал его психоматрицу, загрузил в себя и перестроил свое тело так, что мать родная приняла бы за своего то, что получилось в итоге.
        Почему именно пацан, а не депутат или домохозяйка? К странностям ребенка отнесутся снисходительнее. Ребенок кажется менее опасным.
        Ликвидатор организовал переброску разведчиков, и ему поставили следующую задачу: внедриться в криминальное сообщество Киева. Согласно дальнейшим планам путников он должен был устроить массовые волнения с многочисленными жертвами не только среди палачей, но и среди преступников. Эти волнения, конечно, были бы подавлены правительственными войсками, подтянутыми к Киеву со всей Украины и даже отозванными из-за рубежа.
        - Ты жив еще только потому, что я этого хочу. - Мальчику надоела личина несерьезного противника. Я почувствовал скрытую в нем мощь, потому что он сам этого захотел. - Мне тоскливо, человек. Ты будешь моим развлечением. Моей игрушкой, которую я обязательно сломаю.
        Я ненавижу его. Я - мужчина в полном расцвете сил, в отличной физической форме - ненавижу какого-то сопляка! Именно его личину, а не самого ликвидатора!.. Это все из-за одежды, пытаюсь свести все в шутку, оправдаться перед собой. Брюки клеш на меня плохо влияют. Из-за лилового пиджака я бешусь. Не нацепи я галстук в горошек, был бы полный порядок.
        - Игрушка. Всего лишь.
        А ведь он пытается сбить меня с мысли, вдруг понял я. Он отвлекает меня от расшифровки своих воспоминаний, оставшихся в моем мозге.
        - Я сожгу тебя, игрушка. Ты превратишься в пепел.
        Не надо слушать его.
        Надо вернуться в тот уголок мозга, где спрятано главное. На чем я остановился? К Киеву подтянут войска, потому что массовые волнения… Вот оно! Очередной кусочек пазла встал на лишь ему отведенное место. Ликвидатор должен задействовать особого бионоида, с которым он переместился в наш мир. Мне тяжело судить о принципе действия биомеханического устройства путников, я не физик и не биолог, но эффект от его активации будет сопоставим со взрывом ядерного фугаса - пол-Киева сотрет с лица планеты, а уцелевшие районы из-за радиации станут непригодны для жизни.
        Зачем все это? Я прислушался к своим ощущениям, игнорируя бормотание из динамиков телевизора. Ага, понял. Инцидент даст Президенту основание заявить, что ядерный взрыв - дело рук террористов-шахидов с Ближнего Востока. Ответный удар не заставит себя ждать, мы никому не позволим, и так далее, и тому подобное. Речь уже готова, воззвание к украинскому народу записано заранее.
        А потом Президент отдаст приказ ударить по Ирану и Сирии - для начала.
        И приказ его уже будет понятен и очень верен в глазах общественности и военных. И мысли ни у кого не возникнет о неподчинении.
        Разведчиков слишком мало, они не могут заменить собой всех аборигенов на ответственных постах. Так пусть люди, сами о том не подозревая, послужат Великому Единению.
        - Надо по максимуму использовать сапиенсов, пусть сами сделают свой мир комфортным для путников, да, дружище? - подмигнул я ликвидатору, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не запустить в телевизор чайником.
        Экранный мальчик слишком спокойно принял то, что я раскрыл его планы. Он что, изначально сбросил меня со счетов, специально позволив узнать запретное? И при этом внимательно изучал мою реакцию на новость и вообще скорость моего восприятия. Не удивлюсь, если его сенсоры нынче вовсю фиксируют температуру моего тела, артериальное давление, частоту дыхания и прочее в том же духе.
        Эта сволочь проводит надо мной свои эксперименты.
        - Чтобы наиболее эффективно уничтожать таких, как ты, - новый вброс инфы для размышления от мальчика. - Тех, кто способен оказать хоть какое-то сопротивление путникам.
        Склонив голову к плечу, он замолчал в ожидании моей реакции.
        Я скрестил руки на груди. Больше не поддамся на провокации этой сволочи. Не буду пособником путников даже помимо воли. Черт, но ведь и этот мой жест добавляет чуток инфы в базу данных чужаков! Что бы я ни сделал, все будет во вред человечеству!..
        А раз так, прилягу. Закрыв глаза, исполню арию уставшего Края с басовым соло храпа. Я вообще-то не храплю, - никогда не слышал - но ради такого случая постараюсь. Пусть знает ликвидатор: ему не запугать людей! Да и после сытной трапезы - кашка с мяском была выше всяческих похвал - меня разморило и убаюкал голосок придурковатого мальца, забравшегося в телевизор. Ему бы петь колыбельные за пару центов в час, стал бы миллионером, выкинул бы тряпку с Микки Маусом и купил себе что-нибудь приличное. К примеру, майку с Машей и Медведем…
        Я взбил подушку.
        - Сосредоточься, Край. Наше общение подходит к концу.
        Сделав вид, что меня это сообщение ничуть не заинтересовало, я разлегся на полке, закинув руки за голову. На самом же деле я встревожился. Что значит - подходит к концу? Я что, выдал все секреты землян и больше не нужен ликвидатору? А раз так, то…
        Или это очередной этап эксперимента? Новая проверка?
        Я закрыл глаза. Типа, намерен спать, общаться не хочу.
        После небольшой паузы голос мальчишки зазвучал вновь:
        - Ты ведь не знаешь, где находишься и что такое Тюрьма? Не ищи в своей памяти, все равно не найдешь. Я расскажу. Это некая безразмерная капсула, оказавшаяся вне времени и вне миров. В нее можно попасть из любого мира без каких-либо затрат энергии. Если у тебя есть Лоно, конечно. Одни считают, что Тюрьма создана Прародителями, другие - кем-то чуждым путникам и прочим обитателям нашей планеты, кем-то вовсе не из нашего кольца миров. Кем-то извне. И ты, Край, никогда не сможешь выбраться из Тюрьмы.
        - Почему это? - непроизвольно вырвалось.
        - Потому что в Тюрьму попадает не только тело, но и разум. Главное - разум. Прощай, Край!
        - Что… - начал я и не смог закончить. У меня отнялся язык.
        Только что в камере пахло кашей с мясом, а тут - ароматы пропали, будто кто-то нащупал во мне ответственный за обоняние тумблер и щелкнул им. Я открыл глаза - и ничего не увидел. Всю камеру, а не только коридор, поглотила мгла. Я ослеп! Надо встать с кровати, надо что-то сделать. Но я не чувствовал опоры, нервные окончания на поверхности кожи не получали информации извне. Я больше никак не ориентировался в пространстве, оно перестало для меня существовать.
        Ликвидатор.
        Он сумел сделать из сильного человека бесполезный кусок мяса, способный только мыслить.
        Я не могу дотянуться до его глотки и вцепиться в нее, так пусть в чужака ударит молния или начнется пожар, пусть заживо сгорит. Хочу насладиться его криками!.. Ослепленный ненавистью я забыл, что все мои сенсоры отключены, и случись с ликвидатором то, что я искренне ему пожелал, я не смогу ни увидеть, ни услышать его мучений.
        Тумблер щелкнул вновь.
        Телевизор исчез.
        Камера стала больше в размерах втрое, а то и вчетверо.
        У дальней от меня стены стоял мальчишка-ликвидатор. От его щуплой детской фигурки поднимались к потолку струйки дыма. Увидев, что я за ними наблюдаю, он подмигнул мне и, указав пальцем на дым, захохотал так, будто ничего забавнее в жизни не видел.
        - Еще, еще! - потребовал он.
        - Эй, парень, что с тобой? Ты в порядке, др-р-р… - Я не смог назвать его дружищем. Заклинило. Даже у меня есть предел благодушия. С чего это я должен сочувствовать путнику, мечтающему уничтожить все живое на Земле? Да гори этот ублюдок в аду!
        И тут он вспыхнул.
        Вспыхнул весь сразу, будто на него, тлеющего, плеснули бензином из полной канистры. Загорелось лицо, худые руки, вмиг обуглился Микки Маус, ткань, на которой его напечатали, превратилась в пепел. Обожженное лицо ликвидатора исказилось - на нем появилась гримаса удивления, он открыл рот, чтобы что-то сказать мне, но я не хотел его слушать, я хотел, чтобы он сгорел дотла.
        По обугленному телу мальчишка побежали трещины.
        Миг - и куски его упали на пол, рассыпались головешками. Искры брызнули на стены камеры, долетели до кровати. Деревянный пол занялся, загорелась краска, отслаиваясь волдырями, которые тотчас лопались. Вспыхнуло одеяло.
        Я вскочил с кровати. Что, опять горим? Я ж только из пылающего фургона!
        Кто-нибудь, наберите 101, пусть приедут смелые парни на громкой машине и спасут меня.
        Страха не было. Откуда у бравого Макса Края страх? Он же Рэмбо, ему океан по щиколотку и сам черт даже не племянник. Не было страха. Как не было радости или горя, или еще чего. Из меня удалили все эмоции, их отсекли, ампутировали. Единственное, что оставили, - это раздражение. Я испытывал дискомфорт из-за того, что становилось все жарче. Пот стекал по лбу, путался в бровях и каплями срывался с ресниц. Огонь бушевал по всей камере. Во рту пересохло, с каждым выдохом и вдохом я терял влагу. Окружающие меня предметы либо горели, либо настолько раскалились, что дотронься - и ожог гарантирован. Ах если бы стены камеры рухнули и я оказался в самом прохладном месте на Земле!..
        Стена-решетка с бессильным визгом смялась, толстые прутья повело от жара, - хреновый металл, китайский небось - будто их хорошенько дернул, ухватив мускулистыми лапищами, невидимый великан-силач.
        Надо было выбираться из камеры, но я замер.
        Все это, со мной происходящее, реально?? Или это очередная пытка, устроенная мне ликвидатором? Во второй вариант мне отчаянно не хотелось верить.
        Поэтому я выбрал первый.

* * *
        Перепрыгнув через изогнутые прутья, я, что было духу, помчался по коридору, освещенному пожаром. Воздух впереди, сзади, вокруг меня плыл волнами жара, плавился сам и плавил меня, вытапливая из тела остатки влаги, выжимая через поры капли и тотчас испаряя. С каждым движением меня становилось меньше, я усыхал. Язык вот рту превратился в кусок картона, засунутого в духовку. Каждый шаг давался с трудом. Так меня надолго не хватит…
        Сзади послышался хохот.
        Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять - меня преследовал ликвидатор.
        Но как?! Ведь он сгорел! Впрочем, я не удивлен. От чуждой формы жизни всего можно ожидать, не зря ведь даже разведчики-метаморфы - еще те чудовища - боятся ликвидаторов.
        Хохот за спиной взбодрил меня, подстегнул, точно кнут. Не сдамся. Буду бежать, пока могу, и ползти к выходу, когда силы оставят меня, но не сдамся. Люди не сдаются, чужакам у нас не место!..
        Коридор. Еле передвигаю ноги. Ему нет начала и нет конца. Развилка. Свернул влево. Та же темнота, слегка подсвеченная сполохами пожара и наполненная удушливым дымом. Опять развилка, ушел вправо. Ничего не изменилось, интерьер тот же: стены, дым, стены. Куда бы я ни бежал, хохот ликвидатора преследовал меня. Выхода нет. Подтверждая мою догадку, коридор впереди становился светлее - на потолке включались одна за другой лампы. Наглядная демонстрация того, что он бесконечен.
        Раздражение сменилось отчаянием. Оно, толстое, грузное, навалилось мне на плечи, вместе с нестерпимой жарой замедляя движения настолько, что улитка в сравнении со мной - сверхзвуковой самолет.
        На ногах пудовые гири.
        Мне здесь не место. Я сжал кулаки. Мне нужно убраться отсюда прямо сейчас!..
        Светлый коридор впереди преградило нечто белое.
        Вот и всё. Дальше дороги нет. Хохот за спиной все ближе. Преграда у меня на пути - огромное, метров пять высотой, яйцо. Представьте курицу, что его снесла, и ужаснитесь. Такую же штуковину я видел в подземелье, вырытом бионоидами под Парадизом.
        За шаг до этого огромного яйца я вспомнил, как оно называется.
        Лоно.
        Обернувшись, я увидел, как ко мне, с каждым мгновением меняясь, теряя человеческий облик, мчался ликвидатор, ничуть не пострадавший от огня. С каждым шагом-прыжком Тюрьма за ним становилась все менее реальной, стены теряли очертания, двери с решетками исчезали.
        Тюрьма - это иллюзия, понял я. Она - воплощение моих страхов, я создал ее такой.
        Не сбавляя скорости, ликвидатор разразился то ли хохотом, то ли звериным воем.
        Чуть отступив, я коснулся спиной гладкой поверхности гигантского яйца. Напоследок взгляну в глаза своей смерти и сделаю все, чтобы поставить хотя бы под одним синяк.
        Увы, судьба не позволила мне этого сделать.
        Под легким моим напором Лоно прогнулось - и тотчас вобрало меня, втянуло в себя, нежно обняв всем своим существом.
        И вот тут я прозрел окончательно.
        Случившееся в Тюрьме - камера, а потом пожар и побег - было лишь игрой моего разума. Тюрьма - она не столько для тела, сколько… В ней все зависело от моих желаний. Я хотел быть пленником - и был им, мне понадобилась свобода - и вот я на воле. Если сильно захотеть, можно в небо улететь. Нет, в небо мне надо, мне надо…
        Свет ударил по глазам резко, наотмашь, заставив зажмуриться.
        Не удержавшись на ногах, взмахнув руками, я рухнул во что-то мягкое, пушистое.
        Во что-то очень холодное.
        Глава 6
        Танцы на льду
        Что вы, она не ждала звонка, нет-нет-нет. И еще раз - нет.
        Просто, уезжая с Рыбачкой в Киев, Край обещал позвонить. За язык его никто не тянул. Сказал - сделай, или не говори вовсе. В колонии для малолетних преступников, где Милена весьма занимательно провела аж три долгих года, за пустой треп наказывали нещадно. Так что Краю не поздоровится, когда он соизволит-таки набрать жену. Да, бывшую, но все-таки жену. Давно должен был…
        Телефон молчал.
        Ну, то есть не совсем. Дважды звонил стилист Милены, один раз - психоаналитик, но она сбрасывала, чтобы не занимать линию пустопорожними разговорами. И нет, это не значит, что она ждала звонка от Макса, подлеца и подонка, неудачника и негодяя. Милена в который взглянула на экран мобильника - аккумулятор не разрядился и связь есть.
        По телевизору показывали пресс-конференцию. Президент говорил что-то о ядерном оружии и Ближнем Востоке. Милена переключила на другой канал - на ситком о семейке веселых идиотов. Толстый мужик на экране то хлестал пиво прямо из бутылки, то фанател за любимую команду, то чесался в паху. В кульминационные моменты он делал все это одновременно. Смотреть на него и остальных персонажей без смеха за кадром было попросту невозможно и противно. Но не на гаранта же пялиться? Милена давно заметила: от одного лишь слова «политика» у нее начинается мигрень.
        - Сынок, может, тебе бутерброд сделать? С колбаской?
        Бутерброды были вершиной кулинарного мастерства Милены. Как-то так по жизни сложилось, что учиться варить луковые супчики и жарить котлетки по-киевски ей было негде. Сначала колония для малолеток, потом приемные родители и Чернобыль… И после помотало конкретно, пока она вместе с Максом скрывалась от ментов, СБУ и прочих, жаждавших крови особо опасных преступников-бунтовщиков. Наконец Патрик немного подрос и… Само собой получилось, что у них в семье именно он отвечал за борщи и отбивные. У него к готовке талант лет с десяти прорезался. Ему нравилось шинковать, шкварить и парить. Рисовать он не умел, а вот у плиты мог часами простаивать.
        - Какой еще бутерброд, мам? - Патрик сделал удивленные голубые глаза. - Это ж вредно - всухомятку. Хочешь, я сейчас тебе…
        - Почему это вредно? Разве я могу собственному сыну… - Милене нужно было чем-то занять себя. Высматривать по телевизору особые, как сказал Макс, новости она уже не могла, ее тошнило уже от дикторов, терактов, луж крови и последних сводок с мировых театров военных действий. Но это не повод пичкать Патрика бог знает чем. - Ладно, сынок, я сама себе…
        Она вдруг отчетливо - до рези в глазах - вспомнила ту ночь, когда вместе с Краем заночевала на полустанке посреди бескрайних украинских полей.
        Таких ночей было много.
        Но та оказалась особенной. Ведь ближе к утру на запах дыма от костра, у которого они, прижавшись друг к другу, грелись, пришел мальчик с яркими голубыми глазами. Он был такой голодный, что едва не отгрыз Максу палец, когда тот, смеясь, протянул ребенку кусок хлеба.
        Как же тогда Милена испугалась за Макса! Кровь плеснула фонтаном, пятная рубиновым серый после оттепели снег. Шрам остался, не зарос… Но еще больше она испугалась за мальчишку. Край ведь мог его пристрелить или еще что сделать. Прогнать, к примеру…
        Поначалу она решила, что ребенок немой. Он ведь не говорил, как его зовут, - просто, урча, ел хлеб, тушенку, вообще все, что ему давали. Тогда Край почему-то назвал его Патриком. Дурацкое имя, но оно как-то сразу прилипло к ребенку, стало настоящим…
        За Миленой и Краем, наступая на пятки, гнались спецслужбы и вояки, соревнуясь за право повесить над камином их головы. И та ночь, а потом утро были просто волшебными - никто в них не стрелял, никто не пытался сшибить их с дороги разогнанным да полтораста кэмэ в час джипом, никто не травил их в придорожных забегаловках… Было так мирно и так хорошо, что они, завороженные рассветными лучами, вспыхнувшими золотом в волосах Патрика, взяли его с собой. Это даже не обсуждалось. Мальчик, совсем малыш, крепко-крепко вцепился своей крохотной ручонкой в перебинтованный палец Края и доверчиво потопал с новыми родителями в неизвестность…
        Именно тогда травля прекратилась.
        Нет, Милену и Макса не перестали искать, но азарт охотников как-то сразу пошел на убыль. Понимая, что это глупо, Милена верила, что их оставили в покое из-за Патрика. Ребенок стал искуплением для мужчины и женщины, натворивших в жизни столько зла, что ад - слишком приятное для них место.
        Милена нежно улыбнулась, глядя на Патрика.
        Он вырос, возмужал, вон плечи какие широкие, а лицо все такое же детское, наивное… Узнав, что у нее и Края не может быть детей, она - да и Макс тоже - не горевала ни секунды, ведь у нее - у них! - уже был сын.
        Она подошла к холодильнику, достала кусок ветчины. Вроде вполне: без плесени и пахнет не противно. В молодости чего только ни приходилось жрать, голод ведь не тетка, так что в плане еды Милене легко угодить. Лишь когда Макс рядом, она корчит из себя фифу, привыкшую даже семечки щелкать с золота, сплевывая шелуху на платину. Она вытащила из хлебницы батон - не очень-то свежий. Точнее - черствый донельзя: им гвозди в бетон заколачивать можно. Но другого нет. Милена взяла нож. Хороший нож, острый, бумагу можно резать.
        Завибрировал телефон.
        Она вздрогнула. Нож выскользнул из руки и воткнулся в линолеум - в миллиметре от большого пальца ноги. «Я водяной, я водяной, никто не водится со мной![Песенка водяного. Слова - Ю. Энтина, музыка - М. Дунаевского.] » - прозвучало из динамика корейской трубки. Этот рингтон Милена установила на бывшего супруга много лет назад, потому что Патрику нравилась песенка из мультика.
        В глотке заклокотал целый список претензий, норовя прозвучать раньше, чем Край хоть слово скажет в оправдание. Из-за этого неудачника она едва не испортила себе педикюр.
        Вот только сорвать на Крае злость не получилось.
        Потому что голос в трубке был не его. Да и вообще разговор - точнее монолог звонившего - получился коротким. Отбой связи. Милена уставилась на сенсорный экран, будто на нем вот-вот появится надпись «Это розыгрыш, детка, все в порядке». Экран мертвенно потемнел, точно его засыпали землей, закопали сорок дней тому назад.
        - Мама, что случилось? - встревожился Патрик.
        Рука ее, ставшая вдруг непослушной, деревянной, в придачу к ножу выронила телефон.
        Коснувшись ладонью лица, Милена беззвучно открыла рот, закрыла, потом вновь… Как рыба, выброшенная на берег. Все, с сегодняшнего дня она карпов на рынке не покупает.
        - Мама, не молчи!
        - Край… Твой отец… С ним случилась беда.
        Патрик ее расспрашивал, но она была слишком испугана и расстроена, чтобы обсуждать с ним услышанное.
        Тогда он замолчал.
        В квартире стало тихо-тихо, далекий грохот автоматных очередей за окном не в счет, это детишки развлекаются. Лицо сына превратилось в неподвижную маску: губы сжаты, глаза чуть прищурены, не моргают. Куда подевалась его обычная детская наивность? На миг Милене показалось, что рядом с ней вовсе не Патрик, не мальчишка-подросток, но существо, вобравшее в себя тысячелетний тяжкий опыт и мудрость, которую Милене никогда не познать.
        - Сынок, все в порядке? - Она непроизвольно попятилась, стараясь увеличить расстояние между собой и сыном.
        Шаг назад. Еще шаг. И еще!..
        И почему-то оказалась рядом с Патриком, хотя он не сдвинулся с места - все так же сидел на табурете у кухонного стола. Он медленно поднял руки и поднес ладони к ее лицу.
        - Сынок, что ты?.. - Милене сделалось страшно-страшно.
        Она хотела отвернуться, но не смогла, как не смогла закрыть глаза, чтобы не видеть леденящей бесконечности, обрамленной длинными, почти что девичьими ресницами Патрика. У нее под ногами разверзлась бездна и…

…Милена, сидя за столом, ела омлет, приготовленный сыном. Вкусный омлет. С сыром и грибами. Патрик сидел рядом и весело рассказывал историю о парне из клуба филателистов, в который он ходил по вторникам и четвергам после уроков. Где-то далеко, на краю сознания, шевельнулась мысль о ветчине из холодильника, вот бы достать, сделать бутерброд… Взгляд ее привлекла дыра в линолеуме. Это ведь нож упал, еще бы чуть - и палец долой, а потом… Она хотела спросить у Патрика, что происходит и…

…Милена стояла в прихожей и смотрела на сына, накручивая на палец золотистый локон.
        Хотела у него что-то спросить, но не помнила что. Значит, что-то неважное.
        Патрик подхватил с полки расческу, забытую однажды Краем. Между зубчиков застрял один-единственный отблескивающий серебром волос. Расческа исчезла в кармане пуховика сына.
        - Я скоро вернусь. - Патрик застегнул змейку до самого подбородка. На ногах у него чернели зимние ботинки, на голове - вязаная шапка на флисе. - Я люблю тебя, мама.
        Она рассеянно кивнула, а когда за сыном захлопнулась дверь, вернулась на кухню и открыла окно, за которым вовсю бушевало жаркое лето.

* * *
        Лютый холод.
        Только что на мне волосы тлели, а теперь я воткнулся мордой в сугроб, а филейную часть мне обдувал ветер.
        Вытащив лицо из снега, я в очередной раз изумился изобретательности злодейки-судьбы. Мало того что не скупится на «подарки», так еще и не любит повторяться. Из огня да в полымя? Как бы не так! Я оказался где-то далеко от Киева, и очагов возгорания рядом не наблюдалось. Да и гореть тут было нечему. Куда ни кинь взор - везде замерзшая вода: мягкая замерзшая вода - снег, твердая - лед. И не то что ни одного дерева, - даже травки куцей нет. Мха бы какого на камне да лишайников пару грядок - а вот болт без нарезки. Камней, кстати, тоже замечено было ровно ноль штук.
        Только громадное яйцо оживляло собой пейзаж. Яйцо всего-то метров пять высотой. Из него получился бы чудный омлет. Хотя, даже побывав внутри Лона, я так и не понял, есть там хоть что-нибудь. Обхватив себя руками, я поднялся. В этот момент с хлопком - так самолет преодолевает звуковой барьер - Лоно исчезло. Меня толкнуло туда, где оно только что возвышалось над белой равниной, и я едва удержался на ногах.
        - Куда?! - сорвалось с обветренных губ.
        Лоно было единственным моим средством передвижения. Из Тюрьмы вне миров и времени оно забросило меня… куда? Если учесть, что Тюрьма состояла из моих страхов и подчинялась моим желаниям, то… Когда начался пожар, я захотел оказаться в самом прохладном месте на Земле. На полюс холода Оймякон не похоже, якутов нет, вообще нет следов цивилизации. Так, значит, меня закинуло аж в Антарктиду? Сколько тут градусов мороза бывает? Если не изменяет память, я где-то читал, что минус девяносто. То-то я перестал потеть. Да так перестал, что захотелось обратно, поближе к огоньку пожара.
        Если я хочу вновь обнять сына и увидеть бывшую жену, надо отсюда выбираться.
        Во-первых, ликвидатор вряд ли обрадовался нашему расставанию. Наверняка он отправится в погоню, ведь я в курсе его замыслов и теоретически могу помешать их осуществлению. Правда, практически я, скорее всего, стану ледышкой в течение следующих минут пяти. Но мальчик, фанатеющий от Микки Мауса, вряд ли об этом знает.
        В армии меня учили, как сохранить не только свою жизнь, но и здоровье. С чего такая забота? Все просто, без сентиментальных соплей: раненый и больной менее эффективен в бою, чем тот, у кого ничего не болит. Максимку Краевого заставили быть устойчивым к любым стрессам. Прыжок с парашютом - стресс, потому что организму страшно, потому что человек не должен падать с огромной высоты, это противоестественно. Но инстинктивный страх можно уничтожить - после полусотни прыжков ты роднишься с высотой, ощущаешь себя чуть ли не птицей. И тогда тебе дают перед прыжком кубик Рубика и велят собрать, пока падаешь. Зачем? Просто оказаться в опасной для жизни ситуации - это ерунда, это происходит сплошь и рядом. А тебе, воину, надо решить поставленную командиром задачу. И это уже сложнее. Сколько ни пытался, у меня получалось собрать только одну сторону. Обычно - желтую. Наверное, это что-то значит…
        Надо найти людей. Я подул на окоченевшие ладони.
        Где люди, там теплая еда, теплая одежда и теплое жилье. В Антарктиде ведь есть постоянные научные станции. Станция «Восток», к примеру. Я с детства с подозрением отношусь ко всякого рода ученым, - все они вивисекторы - но сейчас готов помочь им сделать все, чтобы я не сдох от гипотермии.
        Я еще раз внимательно осмотрел местные достопримечательности - снег, лед и небо над головой. Ни одного ученого не заметил. Значит, нет тут таковых, они где-то в другом месте. Выходит, оставаться здесь бессмысленно.
        Обнимая себя, точно девственницу, раздумывающую, совершить ли ей акт прелюбодеяния, я двинул прочь. Куда? В самом верном направлении, если не знаешь точного маршрута, - куда-нибудь подальше отсюда. Под ногами похрустывала замерзшая вода. Жаль, что пиджачок не на меху, а модные брюки клеш не на синтепоне. И галстук в горошек не шерстяной с начесом…
        Говорят, пар костей не ломит. Даже с очень сильным морозом справиться проще, чем с жарой: можно бегать-прыгать, собирать хворост для костра, можно построить шалаш или небоскреб, кому что больше нравится. А вот с пышущим с небес и из-под ног жаром пустыни бороться невозможно - каждое твое движение вызывает дополнительную потерю влаги. Ты, существо, состоящее на восемьдесят процентов из воды, тупо усыхаешь с каждым выдохом. Единственный вариант - лечь под навес из парашютного нейлона и ждать «вертушку»… Примерно так я себя успокаивал, дрожа от лютого холода. Нечего тут было жечь. И не то что небоскреб, - сельский сортир не построишь по той же причине: нет досок, бревен, веточек и прочего строительного материала. Только лед вокруг со снегом - и ничего больше.
        Мне бы сейчас ТЗК, он же теплозащитный костюм: комбез на синтетическом утеплителе с рукавицами, шапка, сапоги-бахилы, меховые унтята… И не помешал бы НАЗ, он же носимый аварийный запас, который выдается членам экипажей «вертушек». Только вот незадача - я не член. Но помечтать-то можно? Вода, сублимированная жратва, сухое горючее, проволочные пилы, иголки с нитками, рыболовные снасти, ветроустойчивые спички, аптечка… А еще - мачете, компас, фонарь и всякая сигнальная хрень для привлечения внимания… Нет, пожалуй, хрень мне не нужна, не хочу я наводить на себя ликвидатора, этого малолетнего убийцу-путника. А вот радиостанция пригодилась бы…
        Чтобы хоть немного согреться, я принялся выплясывать, напевая:
        Танцювала риба з раком, риба з раком,
        А петрушка з пастернаком, з пастернаком,
        А цибуля з часником, а дівчина з козаком![Танцевала рыба с раком, рыба с раком, а петрушка с пастернаком, с пастернаком, а лук с чесноком, а девушка с казаком! (Украинская народная песня).]
        Пожалуй, не стоило этого делать. И вовсе не потому, что с хореографией у меня давняя взаимная неприязнь - на школьных дискотеках я стеснялся веселить одноклассниц угловатым дрыганьем. Да, мне медведь на ухо наступил, ну и что? В переносном смысле наступил.
        Но вот-вот наступит и в прямом.
        Ведь мои вокальные данные заинтересовали одного косолапого. В холке он был примерно с меня ростом, только вот я на своих двоих стою, а он на четырех лапах, а если вертикально поднимется, то вдвое выше будет.
        Медведь шумно втянул воздух, глядя на меня своими маленькими глазками. Не нравилось ему, что потенциальная еда пропахла дымом.
        Я непроизвольно засмотрелся на его густой мех - мне бы такую шубку! Она ведь не только греет, но и маскирует зверя отлично. Несомненно, я нужен путникам, раз меня не уничтожили, но отправили в Тюрьму. Пацан-ликвидатор не оставит Максимку Краевого в покое. Я уже беспокоюсь за него, что-то он задерживается. При его-то особых талантах давно должен был меня отыскать. Эдак я до смерти раньше замерзну.
        Ну, или накормлю собой медведя.
        Из-за холода мысли стали ленивыми, сонными. При гипотермии потребность организма в кислороде сокращается, кровь едва циркулирует, мозг получает ее все меньше…
        Недовольно фыркнув, косолапый альбинос двинул ко мне. Шел он неспешно, будто делал мне одолжение уже тем, что заинтересовался моей провонявшей дымом плотью.
        И зачем я нужен этому величественному хищнику? Пусть лучше на тюленей охотится, они вкуснее.
        - Вот тебе! - Я показал медведю покрасневший средний палец - вторая стадия обморожения - и, повернувшись спиной, сначала медленно пошел, а потом побежал от него.
        Надеялся ли я оставить косолапого далеко позади? Нет. Но не мог же я, легендарный Макс Край, позволить огромному белому медведю просто так, не приложив усилий, обглодать мои замороженные окорочка?
        Впереди блеснуло голубым. Открытая вода. Широкая щель во льду, вправо-влево тянется так далеко, что конца ей не видно. Я остановился. Назад отступать - все равно что добровольно сунуть голову мишке в пасть. Тот, кстати, не особо напрягался, чтобы меня догнать. Знал, что деваться мне некуда.
        Зарычав, он встал на задние лапы, продемонстрировав себя во всей своей красе.
        - Отлично выглядишь, дружище. Но я тебе не по зубам.
        Чуть присев, я оттолкнулся от кромки «берега». Чтобы добраться до воды, мне надо было пролететь метров десять - таким толстым был тут лед. Приводнение было шумным и, я бы сказал, ошеломляющим. Мое сердце едва не остановилось: вода была очень холодной, и я в нее окунулся с головой.
        Сколько человек сможет прожить в такой среде? Минуту-две? И вроде на воздухе не припекает, а тут выше нуля, греться можно, а вот не получается…
        Начался обратный отсчет моей жизни.
        Но все, что мне осталось, - мое. Я сам решаю, когда и как умереть.
        Мне никогда еще не доводилось нырять в столь экстремальных условиях. Все бывает в жизни впервые. Даже смерть. Я открыл глаза под водой.
        Лучше бы я этого не делал.
        Тогда не увидел бы, что ко мне сквозь океанскую толщу устремился чудовищный левиафан с приметным черным - полутораметровым - плавником на спине и овальными грудными ластами. Точно такой же плавник я как-то видел по ящику в передаче про косаток. Не хватало только кита-убийцы в последние мгновения моего скорбного бытия! Изо всех сил заработав руками и ногами, я метнулся к поверхности. Ну что это такое, а?! Уже утонуть спокойно нельзя!
        Хлопая руками и ногами по воде, подымая фонтаны брызг, я поплыл к ледяной стене. Наверх мне не забраться, да и ждет меня там медведь, но я все же…
        Большая белая туша взвилась в воздух, на миг заслонив собой бледное антарктическое солнце.
        Прыгнув в воду с высоты, я надеялся, что гризли-блондин за мной не последует, что инстинкты запретят ему рисковать ради дурно пахнущего куска человечины. Увы, мои надежды не оправдались.
        Раздался плеск. Меня накрыло волной. Чертов медведь не желал делиться своей добычей с килькой-переростком. Его оскаленная пасть - можно все клыки пересчитать - возникла в метре от меня.
        Хватанув ртом воздух, я нырнул с открытыми глазами - и тут же увидел перед собой черно-белое тело длиной метров десять и весом в несколько тонн. Черные у косатки спина и бока, а белые - горло и брюхо, и еще над каждым глазом по белому пятну. Вообще-то спец из передачи, увиденной мной по «National Geographic», уверял, что косатки жрут дельфинов и акул, ластоногих всяких и китов-кашалотов. Ага, конечно. Уверен - конкретно мне повстречавшаяся тварь не побрезгует Максимкой Краевым, ведь ей в сутки надо слопать полтора центнера мяса, а я как раз на половину ее рациона затяну.
        Жуткая пасть раскрылась.
        Миг - и острые зубы перекусят меня пополам.
        Если бы под водой можно было кричать от страха, я бы закричал.
        К счастью мне не пришлось открывать рот, вода не хлынула мне в глотку. Потому что жидкий лед передо мной и меня окружавший превратился вдруг в подсоленный коктейль из крови и кусков мяса - косатку разорвало буквально в клочья, будто она накануне проглотила десяток кэгэ тротила, который наконец-то детонировал. Столько лет живу, в разных передрягах бывал, но такого еще не видел. Гибель косатки так впечатлила медведя, что он активно погреб прочь от меня, загрязняя воду продуктами своего испуга.
        И впору было обрадоваться, - я все-таки утону, а не буду сожран заживо - но из
«коктейля» ко мне что-то метнулось, что-то очень быстрое. Я дернулся в сторону и, закрыв глаза, отвернулся, впервые в жизни испугавшись встретить опасность лицом к лицу. Меня схватили, я заорал, забыв, что вокруг ледяная вода, что нельзя открывать рот, и внутрь меня хлынуло, заполнило меня, вмиг потяжелевшего, и тут я увидел перед собой…
        Знакомое лицо.
        Очень знакомое.
        Такое знакомое, что я сразу понял, что душа моя отлетела-таки в мир иной. А
«коктейль» - это не остатки левиафана, а то, что мною было только что. Косатка все-таки меня растерзала, и вот теперь моя ментальная суть - или попросту душа - видела случившееся как бы со стороны, если душа вообще способна видеть, глаз-то у нее нет.
        Значит, загробная жизнь существует.
        Я не знал, радоваться этому или нет. Уж больно много на мне тяжкого разного, что не даст воспарить к небесам. И все же меня потащило наверх, к свету…

…Судя по тому, как мне было плохо, в ад я не попал.
        Так отвратительно человек может себя чувствовать только в нашем бренном мире, на Земле.
        Тот, чье лицо я увидел там, под водой, участливо смотрел на меня.
        Откашлявшись, я прохрипел:
        - Привет, сынок. Как мама? Как сам?
        Глава 7
        Святилище смерти
        Стены обиты досками, пол заставлен деревянными бочками.
        Пахнет кедровой смолой.
        К каждой бочке ведут ступеньки - деревянные, конечно, - чтобы мужчины, собравшиеся не столько для омовения, сколько для общения и поддержания корпоративного духа, смогли легко забраться в бочку, посидеть на лавке, а потом столь же легко выбраться, выпив пару токкури саке или бутылочек пива «Асахи». Отрывистыми щипками гейша, раздетая до целомудренного белья, терзает струны сямисэна, обтянутого кошачьей кожей. Черепаховым плектром-бати даже ученица-майко сумеет разделать гайдзина, прервавшего отдых почтенных господ. А уж та опытная шлюха, которой доверили услаждать слух оябуна и его приближенных, способна на нечто большее. Ронина ничуть не обманывает ее женственность. Если что, ее он вырубит первой.
        - Русская баня, сауна, темаскаль[Индейская баня.] … Что за удовольствие - исходить потом в парном, протопленном помещении? - Ронин останавливается посреди парилки. Теперь все видят, что его куртка забрызгана кровью тех, кто мешал ему войти. И главное, он обут. - Чего люди только не придумают, чтобы не пользоваться мылом.
        Ну ладно, буддисты, думает он, потому что ему опять разрешили думать. Им нельзя втирать в кожу жир убитых животных, из которого сделано мыло, а остальные? Кстати, офуро[Японская баня.] , куда он нынче явился, Ронину тоже не по душе.
        Жир убитых животных. Убитых… С удовольствием свернул бы шею пташке, что изодрала в кровь ему плечо, но хозяин не позволяет этого сделать. Обе попытки Ронина избавиться от ненавистного пернатого не увенчались успехом. Так что пусть сидит, сволочь.
        Проливая мимо керамического стаканчика саке, замирает в воздухе кувшин в руке мужчины, на коже которого не осталось свободного от татуировок места. Вакагасира[Заместитель оябуна, то есть главы клана якудзы (япон.).] , или кто он в иерархии клана, хотел лично поднести боссу выпивку, а Ронин своим визитом ему помешал. Что ж, извиняться однорукий не намерен.
        - Я пришел говорить. - Ронину жарко в верхней одежде, но он не обращает на это внимания, ведь на плече у него сидит птица. - Хочу перетереть с боссом, дело важное.
        На сей раз звук его голоса - не самый приятный звук, стоит признать - действует на ниппонцев точно команда вступить в бой. С десяток татуированных мужиков одновременно выскакивают из бочек и бросаются к презренному гайдзину.
        По рангу, значит, они среди собравшихся самые что ни есть шестерки.
        Ронин замирает, готовясь убить их всех.
        Но оябун, седой худенький японец, как и его помощник, татуированный по самые уши драконами, змеиными телами и прочей лабудой с оскаленными мордами, взмахом руки велит своим людям не торопиться. Он уже хорошенько поддал, ему хочется позабавиться. Судя по хитринке, мелькнувшей в глазах-щелках, он узнал визитера.
        Оябун говорит по-японски. Ронин не понимает. Еще не хватало знать язык тех, из-за кого он лишился руки. Прихвостни оябуна хохочут.
        У одного из них, толстопузого борца сумо, в руке сам собой оказывается нож. Не иначе как в складках жира прятал. Обращаясь к Ронину, но глядя как бы мимо него, тем самым подчеркивая, что гайдзин не более чем пустое место, сумотори говорит сначала по-японски, потом по-английски и, наконец, по-русски.
        - Вот тебе предмет для очищения, - с этими словами он бросает нож к ногам Ронина. - Ты удостоишься беседы с моим господином, только вскрыв себе живот.
        Ронин молчит. Шутка вполне в стиле тех ушлепков с Окинавы, которых он вешал на ветвях цветущих сакур.
        Сумотори принимает его молчание за испуг:
        - Гайдзин, ты думаешь, что, вскрыв живот, ты умрешь и потому не сможешь говорить? Что ж, не судьба! - После этого он начинает смеяться, колышась всем своим подкожным запасом для производства первоклассного мыла. Остальные, не поняв ни слова из того, что он сказал, дружно хохочут. Стадо. Не стая.
        Сямисэн не замолкает ни на миг.
        - Не стоило повторяться, - Ронин наклоняется за ножом. - Я с первого раза все понял.
        Он не успевает еще коснуться рукоятки, а слетевшая с плеча птица уже впивается оябуну в горло.
        На остальных бросается Ронин - ведомый хозяином, он двигается очень быстро - быстрее, чем может человек. Мышцы потом будут гореть от страшного напряжения, суставы и кости тоже - хоть плачь. Но это потом. А сейчас ниппонцам кажется, что накинулся на них не человек, а дракон.
        Опустив голову, будто ничего из ряда вон не происходит, гейша продолжает дергать струны. Везде кровь, все бочки наполнены кровью, чуть разбавленной водой. Распростертые тела вымараны алым.
        Птица с интересом сует клюв в лужу саке на полу.
        Сямисэн замолкает.
        С треском выломав из инструмента гриф, в нижней части которого пряталось внушительное лезвие, гейша кидается на Ронина. Будь на его месте кто другой, ей бы повезло. Но однорукий в бою не владеет собой, он - лишь игрушка хозяина. Удар - и гриф выбит из руки, пролетает через все помещение, застревает в стене. Второй удар - гейша падает.
        Однорукий бросает на пол возле нее нож. Тот самый, которым сумотори предлагал вскрыть живот.
        - Хочешь сделать сэппуку? Я не возражаю. Но если нет, у меня есть к тебе деловое предложение.
        Рука гейши - не хватает мизинца, он пошел в оплату за ошибку - сама тянется к ножу.
        И замирает, не добрав каких-то пару сантиметров.

* * *
        Ветер пробирал до костей. Лицо покрылось тонкой коркой льда, которая трескалась, стоило только нахмуриться или открыть рот. Короткие волосы превратились в ледяную щетку. Были бы длинными - превратились бы в сосульки.
        - Батя, слушай, - надо мной навис Патрик, запакованный в насквозь промокшую зимнюю одежду, - мне надо многое тебе сказать…
        У меня зуб на зуб не попадал:
        - А м-м-ожет, п-потом? А с-сейчас м-мы п-пойдем к-к в-вертол-лету, н-на к-котором т-т-ы-ы п-прилетел?
        - Нет никакого вертолета.
        - Т-тогда к-к ледок-колу?
        По выражению лица сына я понял, что и эта версия оказалась неверной.
        Если честно, сейчас меня мало заботило, что он хотел мне сообщить и как тут очутился. Пешком дошел или, расправив руки и взмахнув ими, прилетел сюда - без разницы. Я с удовольствием поговорю с ним об этом после того, как согреюсь. Мне срочно надо согреться. Я готов даже забыть о том, что завязал с выпивкой. Станчик-другой виски поможет мне смириться с поземкой и заморозками на почве.
        - Батя, выслушай меня. И не перебивай! Это важно. Я знаю, что ты и Рыбачка организовали покушение на нашего Президента.
        - А-а-ткуда ты-ы…
        - Это сообщили маме, поэтому выведать было нетрудно, - уклончиво ответил Патрик. - Ей позвонил кто-то с твоего номера, палач какой-то, ну и…
        Я нахмурился, и тонкая льдинка соскользнула с моего лба. Нетрудно? Да Милену пришлось бы пытать, чтобы выведать столь серьезную инфу. Подавив инстинкт самосохранения, я загнал желание оказаться в теплой ванне с чашкой кипятка в руке в отдаленный угол сознания. Что вообще происходит? Как Патрик справился с косаткой? Как он вообще мог тут оказаться? Как нашел меня бог знает где?
        Слишком много вопросов. И ответы вряд ли мне понравятся.
        - Батя, я… - Патрик сглотнул, отвел глаза, потом уставился на меня, очевидно приняв серьезное решение, - аж побледнел. Наверное, я тоже сейчас не особо пунцовый, на таком морозе только посинеть можно. - Батя, я…
        - С-сынок, н-не тян-ни. Ты-ы, кс-стати, с-с собой не з-захватил с-случайно п-парочку х-хороших т-таких ш-шуб?
        - Я - путник, - выпалил Патрик, избегая смотреть мне в глаза.
        - Ага, - кивнул я, взломав лед на шее и загривке. - Т-точно. А я - В-винни П-пух. С-сын-нок, надо к-как-то отс-сюда в-выбираться.
        Патрик шумно втянул в себя промерзший насквозь воздух и выдохнул:
        - Я - ликвидатор из расы путников.
        Я вздрогнул. Шутка мне не понравилась. Очень несмешная шутка.
        Не заметив, что я не рассмеялся, не улыбнулся даже, Патрик продолжал говорить о том, что он - ренегат, сбежавший от своих, укравший для этого Лоно. Лоно у путников не одно, он знает минимум о трех, но, может, их и больше. Каждое Лоно, как и Тюрьма, находится одновременно во всех мирах, но, в отличие от Тюрьмы, оно компактно, и в конкретном мире его можно перемещать.
        Мне стало трудно дышать. Мое тело готовилось выгнать душу из ее естественной среды обитания и отправить на поиски нового пристанища. То, что говорил Патрик, было столь невероятно, что я понял: это всего лишь игры моего умирающего мозга. На самом деле меня никто не вытащил из воды, за один прыжок взлетев метров на десять над ледяным массивом. И косатка, и вообще…
        Осознав это, я успокоился.
        Я смотрел в голубые глаза сына, наслаждаясь последними мгновениями.
        Мне было больше не холодно.
        А Патрик - его образ - продолжал бормотать что-то о психоматрице ребенка, которого он, путник, первым встретил в этом мире. Эта психоматрица постепенно завладела его сознанием. Потому что он сам захотел раствориться в чуждой ему тогда сущности. Себя же со всеми навыками и особыми способностями он спрятал в таком отдаленном уголке мозга, что сам давно забыл, кто он изначально. Он перестал быть ликвидатором.
        Глаза мои закрылись. Ну, конечно, мой сын - ликвидатор. Вот теперь мне почему-то смешно.
        - Батя, я действительно стал обычным земным мальчишкой со всеми бедами и радостями, с мамой и папой, с тобой то есть, - звучало надо мной все тише и тише. - Но настало время проявить себя. И не потому, что я хочу быть тем собой, каким прибыл в этот мир, а потому что ты, батя, в опасности. Потому что мир, который стал мне домом, в опасности. Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь!
        Я открыл глаза. С неба сыпал снег. Это было красиво. Говорить не хотелось, чтобы не портить своим холодным дыханием момент.
        Патрик воспринял мое молчание на свой счет:
        - Батя, я пойму, если ты больше не захочешь со мной общаться. Ведь это психологически тяжело - знать, что тот, кого ты считал родным человеком, на самом деле…
        Да, это всего лишь остаточная активность моих окоченевших извилин, но я все равно не хотел, чтобы галлюцинация, принявшая облик моего Патрика, грустила в последние секунды моего существования.
        Я с трудом расцепил смерзшиеся губы:
        - Ты это брось, сынок. Запомни раз и навсегда - что бы ты ни сделал, кем бы ни был вчера, чтобы ни случилось с тобой завтра, ты всегда останешься моим любимым мальчиком, моим сыном.
        Наклонившись, Патрик обнял меня. Ради этого стоило еще немного пожить. Я почувствовал, что он дрожит.
        - Ты чего это? - взяв сына за широкие плечи, я чуть отстранил его от себя.
        Он отвернулся, пряча мокрое от слез лицо. Напрасно он так, мороз ведь.
        - Батя, ты не бредишь. Это все взаправду, - услышал я.
        И сразу поверил сыну.
        Он ведь ни разу меня не обманывал.
        Я попытался встать, а то примерз уже. Патрик мне помог.
        - Как, говоришь, ты сюда попал? - Еще я хотел узнать, как убраться изо льдов побыстрее. Еще до водных процедур я основательно продрог, а уж после…
        Но Патрик моих бед не понимал. Его-то температура окружающей среды не заботила. И дело не в пуховике, шапке и ботинках, промерзших до ломкости. Просто он с детства устойчивый к холоду, - не в меня точно - хотя вроде не моржевал мой мальчик, снегом не обтирался.
        - Батя, ты совсем не слушаешь. Я прибыл сюда с помощью портативного Лона. Как ликвидатор я имел доступ к такому оборудованию…
        Ну как было не скривиться? Опять несносный мальчишка о своем талдычит. Зачем повторяет чушь? Неужели думает, что я поверю? Сегодня что, первый день второго месяца весны?
        А Патрик все не унимался:
        - Батя, где твое Лоно? То, на котором ты сюда… Ты что, его отпустил?! Не зафиксировал?!
        - Чего? Зафиксировал? Ты о чем вообще, сынок? - Из-за холода я уже с трудом понимал, на каком свете нахожусь.
        - Ладно, батя, не заморачивайся. Мое Лоно может забросить нас в любую точку этого мира и не только.
        - Тогда махнем в Киев. - Я готов поверить во все что угодно, лишь бы убраться отсюда.
        Даже в то, что мой сын - путник.
        - Зачем? Ведь мы сразу куда надо… - Патрик моргнул. - Каждый прыжок утомляет Лоно. Чтобы отдохнуть, ему нужно время, а если мы…
        Все, больше не могу. В Киеве тепло. Там лето, а тут холодно. Ну не объяснять же ребенку прописные истины! Человек должен быть там, где тепло! Срочно! Вот прямо сейчас!
        - Не перечь отцу! - рявкнул я.
        Я так и не понял, откуда взялось Лоно - точно такое же яйцо метров пяти высотой, без щелей и зазоров, которое забросило меня в Антарктиду. Оно просто явилось по мановению руки Патрика. Он выставил ладошки перед грудью - мол, батя, нервничать не надо, все будет - и вот оно рядом, добро пожаловать на борт, пристегните ремни.
        Но без проблем свалить из царства льда и снега мы не успели.
        Сверкнула молния, пахнуло жаром, и метрах в ста от нашего яйца громадная невидимая курочка снесла еще одно аналогичное. Из него выпрыгнул, за раз пролетев метров пятнадцать, знакомый уже малец в футболке с Микки Маусом. На сей раз пацан выглядел совсем странно - ноги у него были что у кенгуру и покрыты серебристой чешуей.
        - Лоно фиксировать надо. А ты!.. Вот он назад его в Тюрьму!.. - выкрикнул Патрик непонятное и подобрался весь, засопел целеустремленно - типа задумал устроить тут разборки с пацаном, прыгающим к нам по льду, что твой кузнечик.
        Но мне на возню мальчишек смотреть недосуг, у меня есть дела важнее.
        Поэтому я сгреб Патрика в охапку и шагнул к нашему яйцу, на прощание махнув
«кузнечику».

* * *
        Превратить святилище смерти, храм стерильной чистоты в черт знает что - это кем надо быть?! Как можно нарушить обряд изгнания хвори, на который приглашаются лишь посвященные в таинство жрецы?!
        Общение с палачами не сделало настроение Льва Аркадьевича Глоссера радостным. Скорее наоборот. Да он просто в ярости! Статую античного бога скинули с пьедестала и цинично надругались над обломками. Варвары! Ну что ж, он этого так не оставит. Пора завершить начатое много лет назад. Он слишком долго терпел. Хватит! Хва-а-тит!..
        Все тело его пронзает боль, в голове взрывается граната. Ему стоит усилий не упасть.
        Из-за двери операционной доносится рокот:
        - Представляете, по телику вчера говорили в новостях, что скоро на Марсе…
        Слышатся смешки - ассистенты опять завели спор о достоинствах напитков и раскрепощенности девиц в столичных клубах, а инженер, которому за сорок, воспринимает их проблемы с должной иронией. Недовольно ворчит операционная сестра, вслух жалуясь коллеге-блондинке на нерадивость некоторых сотрудников, которые осмеливаются приходить на работу в подпитии.
        Обычный умиротворяющий шум. Треп. Трескотня ни о чем.
        Но даже это не может успокоить главврача.
        Нацепив маску на лицо и напевая громче обычного «Смейся, паяц, над разбитой любовью»[Из песни «Смейся, паяц» Франко Корелли.] , Лев Аркадьевич толкает дверь. Ни на кого не глядя, но чувствуя чужое внимание, входит. Расслабленный шум операционной сменяется гробовым молчанием.
        Все-все-все, затаив дыхание, смотрят на него.
        Даже девушка Татьяна, дочь старинного друга, мир его праху. Особенно - девушка Татьяна.
        Точно так же звали ее мать, редкую красавицу и умницу.
        - Что с вами, Лев Аркадьевич? - Блондинка-медсестра встречает его широко распахнутыми глазами. - На вас лица нет.
        - Почему пациентка до сих пор в сознании?! - вопрошает Глоссер у анестезиолога и, не дожидаясь ответа, обращается к Татьяне: - Не переживайте, милочка. Небольшая задержка. Сейчас этот человек… Реваз Георгиевич поможет вам успокоиться.
        Все ее существо выражает тоску и смирение. Но Льва Аркадьевича не так легко обмануть. Он знает, что она давно хочет остаться с ним наедине. Верно, свидетели вам ни к чему.
        - Я продолжу операцию сам. - Главврач жестом останавливает анестезиолога, кинувшегося к своему добру в чемоданчике. Затем обводит взглядом всех остальных. - Все в полном порядке. И я в полном порядке. Так что не вижу причин вам здесь оставаться.
        - Но как же так, Лев Аркадьевич… - Медсестра, хорошенькая блондинка, настолько глупа, что смеет ему перечить. Остальные - биомасса в сине-зеленой униформе - испуганно молчат. Чувствуют опасность. - Вы ведь не сможете!..
        Да что она о себе возомнила, думает Глоссер, но вслух говорит иное:
        - Я справлюсь, милочка. Благодарю за вашу заботу. - И видя, что она разлепляет алые губки, чтобы возразить, добавляет: - Вы можете быть свободны сегодня. Я даю вам отгул. Вам всем.
        Последнее относится к двухцветной биомассе.
        - Но, Лев Аркадьевич, это невозможно…
        Столько лет это было невозможно. Столько долгих-долгих лет, месяцев, дней, ночей и бесконечных секунд. А теперь, когда все должно осуществиться, когда он наконец решился, ему постоянно мешают! То роняют препараты, то давят их каблуками, то заявляется толстый боров со Знаком и велит лечить своего сотрудника-убийцу, который - сюрприз! - тоже небезынтересен Льву Аркадьевичу. И после всего этого какая-то девка, соплюха, только-только после медучилища, будет ему указывать, что можно, а что нет?!
        - ПОШЛИ ВСЕ ВОН!!! - Глоссер хватает скальпель с передвижной операционной стойки.
        Острое лезвие - это клык хищного зверя. А зверь - это Глоссер. Ксеноновый свет ламп отражается от лезвия, запуская по стенам вприпрыжку стайку солнечных зайчиков.
        Уже через миг зайчики пляшут в глазах Татьяны - его Татьяны! - и тонут в их бездне.
        Члены бригады наперебой уговаривают главврача положить скальпель, он ведь немножко переутомился, ему нужно отдохнуть, операция не к спеху, потом сделаем, завтра или через полчасика, попьем чайку и сделаем…
        Ноздри Глоссера трепещут. От всей этой своры за километр воняет адреналином. Они что, совсем его за психа держат? Будто он не понимает, что стоит только положить скальпель, как все они накинутся на него, вызовут охрану - и тогда никакой операции уже точно не будет. Салаги. Он столько раз оперировал под огнем противника, среди разрывов мин и бомб и даже во время рукопашной, что ему не составит труда справиться со сворой обезьян, возомнивших себя врачами только потому, что они нацепили униформу.
        Хотя…
        Они правы. Операция не нужна. Зачем Татьяне операция? Она же здорова.
        Ей и Лёве не место здесь.
        - Милочка, все будет в порядке, - шепчет он подруге своей молодости. - Скоро мы останемся вдвоем - и тогда…
        Шевеля сизыми щеками, счастливый отец двойняшек что-то говорит. Что - неважно. Главное - Глоссера ему не остановить. И все равно уже, на кого падет подозрение, ведь подозревать никого не придется.
        Лев Аркадьевич разом решит все проблемы, преследующие его много лет. Разрубит скальпелем гордиев узел - и уцелеет. Как уцелел там, на Балканах, где он пожертвовал войне пять лет молодости.
        Краем глаза он видит, как инженер по медицинскому оборудованию бесшумно снимает со стойки монитор, пока его - ха-ха, сошедшего с ума главврача - отвлекает научившаяся разговаривать волосатая горилла. Похоже, дурачок-инженер рассчитывает использовать казенную электронику в качестве щита. Глоссер ошибается - не как щит, а как булаву. Занеся монитор над головой, инженер кидается к главврачу. Лучше бы этот дурачок, не зная, куда деть руки, дергал себя за ухо или другие части тела. Целее был бы.
        Короткий выпад, левую вверх, отводя удар монитором в сторону по касательной, а скальпелем - в сердце нападающему. Лезвие такое острое, что может рассечь кость. Кожа ему - тьфу. Много жировых и чуток мышечных тканей - тьфу-тьфу. И сразу скальпель на себя, чтобы не застрял в теле, которое еще не осознало, что уже мертво. И тут же шаг в сторону, уклоняясь от атаки здоровенной бабищи операционной сестры, которая, зачем-то растопырив руки, шагнула к Глоссеру. Если она уверена, что сумеет своими молочными железами - пусть даже столь внушительными - остановить Льва Аркадьевича, то она ошибается. За годы практики он, уж поверьте, научился без малейших рефлексий резать по живому. Инженер еще только собирается рухнуть на пол, в лужу собственной крови, а кончик скальпеля уже чиркает по правой сонной, заодно рассекая восходящую артерию шеи старшей операционной сестры и… Глоссеру трудней было увернуться от алого фонтана, брызнувшего из бабищи, чем дать ей шанс выжить.
        На нем ни капли. Вот что значит - чистая работа!
        Младшая операционная сестра, закатывая васильковые глаза, - дура, блондинка, истеричка! - принимается вопить:
        - Лев Аркадьевич, как можно?! Вы же ее убили!!! Вы же!..
        Дернувшись было к главврачу, анестезиолог замирает восковой фигурой. Щетина на побледневшем лице выделяется четче. Он выдыхает адреналин, адреналин сочится из всех его пор. Поставьте перед ним «утку» - и адреналином он будет… Впрочем, это уже лишнее.
        - Ничего страшного, Реваз Георгиевич. Со всеми бывает. Вам ведь нельзя рисковать, не забывайте. У вас ведь дочери родились. Еще раз мои поздравления, всех благ вашей жене.
        Лев Аркадьевич злорадно наблюдает за большим человеком, не знающим что делать. Вроде бы надо геройствовать, но ведь о семье за него никто не подумает. Пусть теперь этот небритый мужлан расскажет о новостях по телевизору, про вино пусть поведает. И даже смахнет на пол свои «микстуры». Ничего уже не изменить. Плевать, что Реваз Георгиевич высок, широк в плечах, а кулаки у него - кувалды. Лева Глоссер в молодости пять лет оттрубил военврачом в Боснии. В аду. В грязи и крови, в бесконечной бойне и пожарищах. Это что-то да и значит.
        - Лев Аркадьевич, прекратите! - Блондинка попятилась к выходу из операционной.
        Напрасно. Тут главврач решает, кому умереть, а кому отступить с поля боя.
        Закинув девушку Татьяну на плечо, он устремляется следом.
        На пути у него встают ассистенты. Беспородные щенки!
        Таких принято топить в собственной крови.
        Глава 8
        Ковровая бомбардировка
        Чего я ожидал от Лона, которое не роскошь, но средство передвижения?
        Как минимум, чего-то такого. В крайнем случае - эдакого.
        Мириады звезды обязаны были устремиться ко мне, превратившись в серебристые линии без конца и края. Вариант: меня и сына закручивает спиралью, нисходящей как раз туда, куда нам надо.
        Все оказалось проще и совсем без спецэффектов: мы ввалились в Лоно с арктического льда, задержав в легких морозный колкий воздух, а через миг оказались в летней жаре, пропахшей бензиновым выхлопом.
        Меня оглушило звуковым ударом. Из ушей чуть кровь не потекла. Гигантское яйцо свернулось, вот в чем причина. А еще так бывает, когда кулаком лупят по клаксону, отчаянно умоляя зазевавшегося пешехода убраться с проезжей части. Причем конкретно сейчас так и было.
        На клаксон действительно давили.
        - Твою… - только и успел выдохнуть я, увидев перед собой матово-черную кабину с когда-то хромированными, а теперь ржавыми трубами, задранными к небу. Не хватало одного зеркала заднего вида. Лобовое стекло покрывала паутина трещин и жирных потеков, будто кто-то приложил по нему молотком, хорошенько смазанным машинным маслом. Бородатая рожа за стеклом стала сметанной там, где не заросла волосами. Глаза выпучились. Рот открылся в неслышном мне крике. От пальцев поверх оплетки рулевого колеса отлила кровь, кулак второй руки врос в клаксон.
        Вот сколько всего успеваешь заметить за миг до смерти.
        Смерть нынче приняла облик седельного тягача без прицепа, но ее легко было узнать. Она возникла прямо передо мной и Патриком. Точнее - это мы вынырнули у самого тягача, мчащего по дороге с солидной для такой машины скоростью.
        Что-то твердое вцепилось мне в плечо, разрывая мышцы и дробя кости, - так мне показалось. Сила, которой я не мог противиться, дернула, оторвала от асфальта, переместив меня, отнюдь не пушинку, метров на пять правее, к самой обочине.
        И спасибо водиле, он оказался мастером своего дела - несмотря на бледность, вовремя успел вывернуть руль. Мой череп и бампер его тягача разминулись сантиметров на десять, не больше, но этого вполне хватило, чтобы я продолжил портить воздух, а дальнобойщик избежал беседы с палачами на тему ДТП, лишения прав и прочего столь же приятного. Да и вряд ли в радость смывать с тягача мои мозги.
        Не сбавляя скорости, черный грузовик вернулся на исходный курс и, презрительно выдохнув дымовую завесу, умчался прочь.
        - …мать! - закончил я свою мысль.
        И понял, что это Патрик вытащил меня чуть ли не из-под колес. Сын. Мой сын меня спас! Ну надо же, как он повзрослел, а ведь еще недавно был совсем малышом…
        Колени позорно подломились, бросило в жар. Адреналин, знаете ли. Зато сразу согрелся. Ничто так не бодрит, как неожиданное спасение от неминуемой гибели. И пора бы уже привыкнуть ходить по краю, балансируя над бездной, но что-то никак - всё мне точно впервые.
        - А тот… Ну, пацан с Микки Маусом… не найдет нас, а, дружище?
        Есть у моей психики особое свойство - быстро перестраиваться. Еще пару минут назад за право сожрать меня боролись медведь и косатка, я замерзал в тысяче километров от Киева, а сейчас - беспокоюсь о следующей проблеме.
        - Батя, мы ж не в его Лоне переместились, - сняв с себя шапку, пуховик и свитер, Патрик сказал это так снисходительно, будто объяснял пятилетнему ребенку нечто очевидное. Наверное, мое лицо как-то изменилось, раз он поспешно добавил уже другим тоном: - Ты его Лоно не зафиксировал, поэтому оно обновилось. Это вроде перезагрузки компьютера, только исходные данные остались, а потому…
        - Ладно-ладно, убедил! - перебил я его, сообразив, что ничего не понял да и не горю желанием вникать в особенности управления гигантскими яйцами. - Но как ты меня нашел? Меня ведь во льды занесло, а не к соседу на рюмку чая.
        - Родная кровь подсказала, - хмыкнул Патрик и, заметив, что я опять нахмурился, пояснил: - У меня был образец твоего генетического материала. Волос в расческе застрял. Ты свою расческу у нас дома забыл. А дальше уже было дело техники. В смысле Лона.
        Я с удовольствием содрал с себя галстук в белый горошек и начавший оттаивать пиджак. Сбросил бы и брючки клеш, да только неглиже разгуливать по столице не позволяли совесть и палачи. Последних тут по две штуки на каждого гражданского. Гражданские, кстати, на нас совсем уж бесстыдно пялились, чуть ли не пальцами показывали. Наверное, нечасто здесь делают остановку по требованию пятиметровые яйца. Я помахал всем ручкой и пару раз отвесил поклон. Если выглядишь странно, веди себя как клоун, тогда тебя не воспримут всерьез. А шуты живут дольше, чем психи.
        Так-с, а куда это попал наш семейный цирк-шапито? Мне не пришлось сильно вглядываться, чтобы заметить неподалеку большое здание с изогнутой кверху крышей и стеклянными панелями вместо стен. Над входом крупно синели буквы «ТЕРМIНАЛ “В”». Между зданием и нами располагалась парковка, плотно заставленная классическими авто с ДВС под капотом и новенькими электрокарами, сплошь лимонно-желтыми и светло-розовыми. Вот, похоже, с этой парковки тягач и вырулил, успев хорошенько разогнаться.
        - Дружище, где это мы? - Я еще не отошел от мороза, мозги оттаивали не так быстро, как хотелось бы. - Точно в Киеве?
        - Батя, мы в Борисполе. - Из зимней формы одежды на Патрике остались только ботинки.
        По мне стекали струйки воды, я уже стоял в небольшой луже.
        - Сын, а почему Борисполь?
        Патрик протянул мне свой мобильник. Девайс - сделано в Объединенной Корее - ничуть не пострадал от купания в антарктической соленой воде. Все пять с половиной дюймов экрана заполнила собой Президент США - двухсоткилограммовая латиноамериканка-лесбиянка, отсидевшая в тюрьме за вооруженное ограбление. Как-то от скуки я изучил ее биографию, размещенную в Википедии. Похоже, америкосам совсем уж неймётся, раз они избрали Рамону Рамирес на самый крутой государственный пост. Впрочем, у них и министр обороны - парализованный инвалид-колясочник, глухонемой ко всему. Его назначили, чтобы продемонстрировать всем и каждому: Юнайтед Стейтс - страна равных прав и возможностей, никакой дискриминации!.. После провозглашения независимости Калифорнией и Аляской - при этом не обошлось без гражданской войны и украинских миротворцев - все у янки пошло наперекосяк. Они легализировали тяжелые наркотики и эвтаназию, зато запретили аборты и свободное владение оружием… Мисс Рамирес - пару недель как распался ее двенадцатый брак - выступала перед конгрессом. Ее пламенную речь переполняли интернациональные жесты,
сопровождаемые возгласами «фак!». Это, кстати, было единственным словом, сказанным по-английски. Так-то ходячая бочка ворвани вещала на родном испанском.
        - Чего она ругается? - не понял я.
        - Грозится надрать задницу нашему гаранту, а заодно и нам.
        Оказывается, пока я «прохлаждался» в Тюрьме, состоялась повторная пресс-конференция Президента Украины. То есть для меня она была повторной, а для прочих все случилось почему-то в первый и единственный раз. И вот тут обошлось без эксцессов. Президент - очередной путник, его заменивший, - на весь мир заявил о том, что Украина вновь стала ядерной державой. Заодно он чуть ли не мамой поклялся применять бомбы и ракеты для подавления локальных конфликтов, в которых воины его страны будут вынужденно участвовать как миротворцы. Официальный курс теперь такой - мы за наименьшие потери среди военнослужащих экспедиционных корпусов. По сути это означало, что по какой-нибудь деревушке в Зимбабве, возомнившей себя очагом мировой революции, сначала нанесут ядерный удар, превратив-таки ее в очаг. Правда, в радиоактивный. А уж потом позиции повстанцев и прочих неугодных официальным правительствам будут зачищать. Да и то сказать - что может быть полезней для украинских бойцов, чем марш по зараженным территориям? Это же так увлекательно - добивать бедолаг, подыхающих от лучевой болезни!..
        Вроде бы задумано верно. На кой нашим парням зазря рисковать, если можно одним махом прекратить чужие разборки? Вот только ядерными взрывами не помочь ни противоборствующим сторонам, ни их соседям, ни миротворцам, которым придется сражаться не с людьми уже, но с противником невидимым, неощутимым, зато убивающим верно и жестоко. Имя ему - радиация.
        Короче говоря, гарант-путник показал всему мировому сообществу жирный ядерный кукиш, порекомендовав его же выкусить. Вот мировое сообщество и возмутилось вслед за президентшей США. Разве что она прямым текстом сказала, что не допустит фигни на изотопном масле и сотрет факинг Юкрейн с политической карты, а представители мафии, якудзы, триады и братвы все то же самое обозначили улыбками, намеками и закупкой оружия. Заодно боссы международного криминала сменили прописку, вместе с семьями перебравшись из роскошных вилл в не менее комфортабельные подземные дворцы-бомбоубежища.
        - Батя, думаешь, это серьезно?
        Мне показалось, что Патрик чуток переигрывает, что он прекрасно все понимает. Но на всякий случай - чтобы не волновать своего малыша - я постарался ответить как можно беспечней:
        - Не серьезней десятка-другого ядерных ракет, которые свалятся на наши головы.
        - Нам надо остановить Президента, пока не началась война, - со всей своей подростковой решительностью заявил Патрик.
        Будто это так просто: взял - и остановил врага рода человеческого.
        - Во-первых, не нам, а мне. - Я хлопнул сына по плечу с намеком, чтобы не обижался. Типа я оценил его храбрость, но в услугах мальчишек бравый ветеран пока что не нуждается. - Во-вторых, ты в этом не участвуешь, тебе уроки учить надо. А в-третьих, лезь в свое яйцо и дуй обратно к матери. Дальше я сам.
        Голубоглазый ангелочек - давно шире меня в плечах - хмыкнул и, умело скопировав мою интонацию, выдал:
        - Во-первых, в Лоно соваться смысла нет, оно разряжено пока что… - Он сделал паузу, выжидая, пока я не выдержу и спрошу, что же дальше. Издевается над отцом, паршивец. Заметив, что я не в духе, он поспешно продолжил счет: - Во-вторых, никаких уроков не задавали, потому что каникулы. Лето, батя, лето! А в-третьих, я мог бы нас на Крещатик перебросить, но решил, что отсюда до самолета ближе.
        - До какого еще самолета?
        - На котором мы в Нью-Йорк полетим за нашим гарантом.
        Патрик вкратце рассказал, что в срочном порядке организован саммит, на который приглашены главы самых крупных и влиятельных стран мира. Нашего Президента тоже позвали. Ради него объявлен сбор. На саммите ему предложат публично отречься от своего заявления и подписать договор о выводе ядерного оружия с территории Украины, если таковое там действительно имеется.
        - Вот-вот гарант улетит в Штаты. - Махнув рукой, Патрик указал на колонну спецавтомобилей, с воем и морганием проблесковых маячков на крышах прорвавшуюся за ворота аэропорта, миновав терминал и прочие формальности.
        И понесут его за океан дюралюминиевые крылья вовсе не для того, чтобы принял он смиренно ультиматум, встав на колени, и позволил толстенной американской фурии отхлестать себя по филею. Если Президенту не помешать, конфликт обострится до предела. Быть может, сегодня начнется тотальная ядерная война…
        - А раз так, батя, надо действовать. Война - это плохо.
        Неужели я опять начал думать вслух? Бывает со мной такое в минуты наивысшего волнения. А значит, долой мысли о том, что грозит нашему миру, если я не смогу остановить путника, прикинувшегося государственным мужем. Прикидывать масштабы возможной катастрофы проще всего. Ведь груз неподъемной ответственности запросто меня расплющит, что никак не поможет мне справиться с тем, что должно сделать.
        Светило-жарило солнышко лучистое, ядовито-кислотной раскраски электрокары покидали стоянку, от каштана к каштану перелетали воробьи, соревнуясь с голубями в меткости ковровых бомбардировок экскрементами по прохожим. А граждане нет чтобы уворачиваться, без устали поглядывали на двоих насквозь промокших парней - меня и Патрика. Как еще палачей не вызвали, удивляюсь. От тележки с хот-догами, вставшей на якорь метрах в двадцати от нас, мучительно вкусно запахло.
        И все это уже через несколько часов может превратиться в радиоактивный пепел.
        Со скрежетом сомкнулись за кортежем ворота. Через несколько минут аэробус поднимется в пока еще голубое небо, унося посланника смерти в далёкую Америку.
        - И как нам теперь, дружище? - Я сжал кулаки. - Сесть на пятую точку и уповать, что пронесет?
        - Сесть - это правильно. А вот уповать не вариант. - В глазах Патрика мелькнула та самая хитринка-искорка, что всегда выдавала его желание сделать что-нибудь из ряда вон. К примеру, однажды эта искорка подвигла его на спор с лопоухим корешем из клуба филателистов. Суть пари заключалось в следующем: Патрик обещал выстрелом из моего пистолета сбить с головы кореша альбом для марок. Кстати, сын тогда спор проиграл, но лишь потому, что в без спросу взятом «Форте 14 ТП» - с прикрепленными тактическим фонарем и глушителем - перекосило патрон. А еще, помнится… Впрочем, я отвлекся.
        - Насчет сесть - подробней, дружище.
        - Намек: Борисполь, самолет. «В-третьих» уже было? Так вот, в-четвертых, у меня есть деньги на билеты до Нью-Йорка. На мотоцикл копил, крутой, китайский. А как у тебя с наличностью?
        Я промолчал. Весь мой походный НЗ перекочевал в карманы палачей.
        - Да и самому тебе никак. Ты ведь в розыске. Одинокий мужчина без багажа привлечет внимание, а с сыном-подростком у тебя хотя бы будет шанс сесть на самолет. Так что в-пятых, не ты, батя, а мы, - закончил Патрик.
        Да уж, умеет сынуля убеждать. Весь в меня.
        Правда, во всей его логике был один существенный прокол.
        - Слушай, дружище, - я обнял сына, - вот скажи мне, старику, какого фикуса мы сразу на твоем яйце не махнули в Нью-Йорк, раз ты знал, что нам туда надо?
        Патрик вовремя отстранился - очередная голубиная плюха досталась не ему, а мне, бело-серым пятном пропечатавшись на рубахе.
        - Так ведь сам сказал: надо в Киев. Я пытался тебе объяснить, но ты… - Он пожал плечами и смиренно добавил: - Я же не могу ослушаться своего отца.
        Чем почти что смутил меня.
        - Даже ради того, чтобы остановить ядерную войну? - не поверил я.
        - Война или потом, или еще что - не имеет значения! - твердо ответил Патрик, растрогав меня чуть ли не до слез. Все-таки отличного парня я вырастил!
        - Сынок, честное слово, лучше бы ты у меня был непослушным.
        Роняя капли оттаивающей воды, мы побежали к зданию терминала.

* * *
        После звонка супруге Края - собрал-таки телефон из набора «Сделай сам» - жизнь закончилась.
        Тело еще дышало, сердце без устали гоняло кровь, в желудке и кишечнике переваривалось то, что попало туда во время последнего приема пищи. Но это была уже не жизнь, а ее жалкое подобие, обманчивая видимость. Существование - да, возможно, но точно не жизнь.
        - Ты больше не палач. - Звук собственного голоса казался Зауру чужим, будто душа его отлетела в горние выси и оттуда исключительно по принуждению прислушивалась к метаниям бренной плоти. - Мы еще посмотрим?..
        Он то и дело вытирал о простыню ладонь, противно липкую от пота. Касаться ею лысины было мерзко и невозможно. У него забрали Знак и служебный планшет. Забрали. Забрали! «Микробики» тоже исчезли. Да лучше бы отрубили по локоть руку тупым топором с пожарного щита! Тем более что Заур давно привык жить без двух конечностей. Знак же был частью его души, да простит Господь столь смелые мысли слуги Своего. Только крест остался. И Хельга с ним никак не свяжется. Она будет звонить на служебный номер, а Пападакис, смеясь, будет слушать песенку об утятах и даже не подумает сообщить девушке о том, что палач Заур скончался в больнице вовсе не от полученных в аварии травм…
        Задребезжал, включившись в режим охлаждения, холодильник. Бывший палач - бывший! - облизал пересохшие губы. Наверняка в холодильнике есть минералка. Большая запотевшая бутылка «Березовской». Пластиковая, на этикетке полосатые деревья. А в самой бутылке холодная - аж зубы сводит - вода с пузырьками газа. Заур перевернулся на живот, накрыл раскалывающуюся от боли голову подушкой. Какой смысл напрягаться, чтобы утолить жажду, если все кончено?
        Никому ведь не нужен больше.
        Даже лечить его не хотят. Глоссер как ушел, так больше не вернулся… Заур задержал дыхание, казавшееся особенно шумным под подушкой. Кричал вроде кто-то. Или нет?
        - Помогите! Кто-нибудь?! Помогите! Он сошел с ума! Он убьет ее! Помогите!
        Заур сам не понял, как оказался у двери. Сработали навыки палача, безусловные уже рефлексы. Помогать, спасать, предотвращать преступления и карать за них - это его жизнь, и без разницы, есть ли в кармане жестянка с надписью «Закон суворий, але це закон».
        Вмиг высохшая ладонь легла на медную ручку, щелкнул замок, выпустив Заура в коридор, - прямо к блондинке в зеленой униформе. Блудница эта больше походила на пародию из эротического фильма - идеальная фигура, кукольное лицо, - чем на реального медработника.
        Глоссер что, сдал больницу в аренду под съемки «клубнички»? Но парней-операторов что-то не видно. Снимают скрытой камерой? Туда-сюда головой - никого и ничего подозрительного.
        На шум из палат потихоньку выбирались больные - кто на своих двоих, кто на костылях, а кто и вовсе верхом на инвалидной коляске. Старики на блондинку показывали пальцами, а кто помоложе - бесстыдно на нее глазели. Появились встревоженные дамы и серьезные мужчины в белых халатах с беджиками. Парочка давешних охранников, поигрывая резиновыми дубинками, неспешно двинула по коридору, поглядывая почему-то на Заура. Решили, что из-за него поднялась буча? Ничего удивительного, ибо внешний вид его нынче вполне располагал к подобным мыслям: грязный, плащ порван, весь в засохшей крови. Прямо-таки бродяга из канализации, что выбрался на свет божий, или одуревший от ломки наркоман, которому вздумалось на халяву разжиться больничным морфием. На месте секьюрити Заур сначала хорошенько отходил бы себя дубинкой, а уж потом поговорил с задержанным по душам.
        И все же блудница бросилась именно к Зауру, а не к охране, бряцающей наручниками на ремнях.
        Интуитивно почуяла в нем защитника.
        Только вот зачем хватать за рукав плаща? Ведь и так почти оторван. Преданно глядя палачу в глаза, блондинка-медсестра сбивчиво защебетала о том, что «все плохо, срочно нужна помощь, ну помогите пожалуйста».
        - Ну что же вы стоите?! Быстрее! Помогите!
        Боковым зрением Заур видел, как охранники перешли на рысь.
        - Спокойно, - осадил он парочку с демократизаторами. - Я - палач.
        И ничуть при этом не соврал. Наличие или отсутствие Знака и служебного планшета ничего не значат. Ровным счетом ничего! То есть абсолютно.
        Охранники будто бы с разбегу врезались в невидимую стену. Разве что рожи не расплющило. От этих мужланов разило несвежим бельем и жженым табаком. На девушку рык Заура тоже подействовал - она замолчала, прикрыв ладонью рот, будто опасаясь, что ее всхлипывания расценят как попрание Закона.
        - Я - палач, - весомо повторил Заур, впечатав эту аксиому не столько в сознание окружающих, сколько в собственное. - Гражданка, спокойно. Говорите по существу. Где случилось правонарушение? Кто преступник? Кому угрожает опасность?
        Моргая, блондинка смотрела ему в глаза. И молчала.
        Он осторожно убрал с ее рта ладонь - и девушку вновь прорвало:
        - Он сошел с ума, скальпель, порезал, упала, а потом опять, зачем ее, операция…
        Операция.
        Заур пошатнулся. Татьяну должны были прооперировать.
        - Хирург - Глоссер? - прервал он блондинку.
        Она, не переставая тараторить, кивнула.
        - Он в операционной?
        Блондинка вновь кивнула и, округлив глаза, уставилась за спину Заура. Так обычно делают гопники, когда хотят отвлечь внимание. Глупец, поддавшись на провокацию, поворачивается, и его тут же бьют катетом по затылку. Вот только откуда у медсестры кастет? И с чего бы ей вырубать палача при свидетелях?
        Заур обернулся.
        По коридору шел главврач.
        Глаза его безумно блестели, лицо перекосило, будто с ним случился инсульт, по подбородку стекала слюна. А униформа его была алой вовсе не от гуаши или кетчупа.
        За Львом Аркадьевичем семенил здоровенный мужчина-кавказец, судя по одежке не слесарь, не пожарный, но медик. Очевидно - из той же бригады, что и Глоссер с блондинкой. Здоровяк держался за плечо, из-под пальцев у него сочилась кровь. Когда раны у пациентов - это неприятно, но, в общем, нормально, а когда у врачей?
        - По телику я видел, как спецназ убивает террористов. Лев Аркадьевич, не надо. Заложник не спасет…
        Палач крепко-крепко зажмурился, надеясь, что ему привиделось, что он спит, или же это всего лишь галлюцинация, а на самом деле он на лесной дороге, возле перевернутого автозака.
        Увы, когда Заур вновь открыл глаза, реальность не изменилась. Коридор больницы не превратился в рыцарский замок, а маньяк - в прекрасного принца. На плече Глоссер нес обнаженную девушку, тело которой представляло собой один сплошной ожоговый рубец.
        - Сестра! - прохрипел Заур. - Не шевелись, сестра!
        Услышав его, Танюшка затрепыхалась, заставив Заура похолодеть от страха, попыталась вырваться. Но главврач держал крепко.
        - Не мешать ему! - рявкнул палач на охранников, собравшихся напасть на ополоумевшего хирурга. Они уже занесли дубинки над головой и скорчили воинственные рожи. - Стоять на месте! Шаг к преступнику - нарушение Закона! Богом клянусь, завалю каждого, кто дернется!!!
        На него с недоумением уставились, но все же ослушаться не посмели.
        Глоссер подмигнул Зауру, отчего рожу его перекосило еще сильнее. Этот подонок как никто другой понимал, почему палач запретил к нему не только приближаться, но даже дышать в его сторону.
        Ведь лезвие скальпеля касалось кожи у паха Танюшки.
        В любой момент случайно или по собственному усмотрению Глоссер мог перерезать глубокую артерию бедра заложницы.
        И сестра истекла бы кровью.
        Не так-то просто принять решение, когда на кону - жизнь единственного родного человека.
        А будь на месте Танюши другая девчонка, разве он, палач от Бога, действовал бы иначе? У Заура нет ответа на этот вопрос. Ему некогда думать о всякой ерунде. Нужно спасти сестру, заодно обезвредив Глоссера, которому напряженная работа хирурга не пошла на пользу, - вот и сошел с ума человек, перетрудился. Это многое объясняет. Например, то, как он изменился в последнее время, из отличного человека, старинного друга отца, превратившись в ничтожество, достойное петушиного крика из динамиков служебного планшета.
        Перекошенная рожа главврача приближалась. Острие скальпеля чуть сильнее прижалось к коже Танюшки, выдавив рубиновую каплю. Что ж, Глоссер заплатит за это. Один миллиграмм будет стоить ему литра собственной крови.
        - Стоять на месте! - рявкнул Заур, заметив движение слева.
        На этот раз его настойчивую просьбу не выполнили.
        Рядом с ним возник чернокожий санитар. Тот самый, который принимал больных рабов от Ильяса, когда Заур примчался в больницу с жестокого бодуна. Белая униформа на африканце все еще смотрелась нелепо - на Кинг-Конга натянули смокинг и заставили его курить сигары, разглагольствуя об индексе Доу-Джонса. Длинные мясистые пальцы-колбаски впились Зауру в горло. Негр двигался очень быстро, палач же по привычке сунул руки в карманы, рассчитывая на ПП израильского производства. Увы, его лишили «микробиков».
        - Ахмед, только не убей его, - велел Глоссер санитару. - Мне еще нужен этот молодой человек. Я лично хочу с ними разобраться.
        Главврач с Танюшкой на плече двинул дальше по коридору.
        Пальцы негра - его зовут Ахмед - все сильнее и сильнее давили на гортань. Вот-вот грешник сломает Зауру трахею. Похоже, приказ Глоссера он решил проигнорировать. Халат на предплечьях санитара задрался, обнажив бугристые мышцы, оплетенные паутиной вспухших вен. Но не только - палач заметил у него татуировку: змею, обвивающую ножку бокала и сунувшую в него раздвоенный язык. Точно такой же рисунок есть на коже Глоссера. Метка секты? Знак банды?..
        Бросив прощальный взгляд на Заура, замершего в лапах негра, Глоссер с Танюшкой свернули за угол, к лестнице.
        Все, главврач больше не видит палача, а потому, быть может, воздержится от неаккуратного обращения с колюще-режущим предметом в руке, если Заур поступит праведно.
        А значит, пора действовать.
        Ребром искусственной ладони Заур сломал санитару запястье, и одновременно - искусственной пяткой - лодыжку. Родной ладонью зажал ему толстые губы, не дав закричать от боли. Еще удар - два ребра. Еще - отбитая печень. Еще… Палачу хватило пары секунд, чтобы превратить санитара в отбивную. В переносном смысле, конечно. Хотя, если бросить черную тушку на сковородку, предварительно обваляв в панировочных сухарях, то и в прямом. Окончательно палач узаконил грешника, свернув ему шею. Кавказец-доктор, охранники, блондинка-медсестра и прочие в коридоре смотрели на него с испугом и восхищением одновременно.
        Пробежав мимо створок лифта, на которых висела табличка «Не работает», Заур метнулся к двери, ведущей на лестницу. Заперто. Ударил плечом. Еще раз. Никак. Замки на дверях в больницах поставили во время Всеобщей Войны Банд, когда участились случаи нападения на медицинские учреждения с целью захвата заложников. По тревоге этажи больницы блокировались, превращаясь в автономные ячейки, способные сдерживать атаки бандитов… Значит, придется спускаться по пожарной лестнице. Дьявол! У главврача достаточно времени, чтобы скрыться.
        Заур вернулся, на ходу рыкнув охране, чтобы передали своим на больничной стоянке и воротах - никого не впускать, не выпускать. Тотчас зашелестели голоса, зашипели динамики раций. Затем схватил за грудки небритого здоровяка, от которого за километр шибало перегаром:
        - Есть у Глоссера в больнице место, где он захочет спрятаться?!
        Тишина в ответ. Все дружно замотали головами, утверждая, что не в курсе. Особо активно вертел головой небритый.
        Значит, нужно сформулировать вопрос иначе:
        - Где тут можно остаться наедине с блудницей? То есть с девушкой?
        Кавказец и блондинка переглянулись, после чего медсестра робко прошептала:
        - В морге.
        - Где?! - Заур определенно ослышался.

* * *
        Светиться перед камерами аэропорта было глупо. Страшно глупо.
        И сродни смертному приговору.
        Есть специальные программы, распознающие рожи преступников на потоковом видео в реальном времени. Для их работы нужны такие вычислительные мощности, что куда там Пентагону и НАСА со своими ракетами, вместе взятым. Но разве Интерпол не раскошелится на пару евро, чтобы поймать меня или кого попроще, вроде бородача Усамы? Стоит мне в объектив передать привет всем тусовщикам Вавилона, как сюда примчатся сотни «Вепрей» и броневиков с палачами на борту, прилетят вертолеты, и боевые шаттлы нацелят на меня из космоса смертоносные лучи.
        Примерно так я высказал свои соображения Патрику.
        - У тебя мания величия, - отрезал сын, скрывшись в примерочной.
        Спрятавшись в соседней кабинке, я с ним не согласился.
        - Программу шаттлов закрыли давным-давно, - продолжил гнуть свою линию Патрик. -
«Бураны» тоже не летают.
        Из скромного площадью, но весьма неумеренного в плане цен магазина мы вышли в новой одежде и обуви. Терпеть не могу джинсы и рубашки с длинными рукавами, но Патрик настоял, сказал, что не стоит светить мои шрамы и татуировки. И все же этот прикид лучше прежнего. Да и разгуливать по зданию аэропорта в мокрых брюках клеш - моветон.
        Пару раз к нам подкатывали мужчины в серых пиджаках и с зализанными назад волосами, но почему-то в последний момент теряли к нам интерес и проходили мимо. Мне это показалось подозрительным, а вот Патрику - нет. Заодно его не смутило то, что нас пустили на борт самолета, не потребовав на проверку паспортов, которых у нас попросту не было.
        - Я бы удивился, случись иначе, - попытался успокоить меня сын.
        Не получилось:
        - Дружище, как это у тебя получается?
        Он пожал широкими плечами и постучал пальцам по светловолосой своей тыковке, намекая, что сила его не в теле, а в мозжечке с гипофизом.
        - Точечный ментальный удар, - пояснил Патрик. - Временное блокирование отдельных участков мозга отдельных людей.
        Уже в самолете, когда мы оторвались от земли, он рассказал, что заставил себя забыть об этом умении, как и о прочих. Он вычеркнул из памяти свою прошлую жизнь - вроде как удалил с жесткого диска, а диск потом отформатировал, а потом кинул в огонь, а что осталось, залил концентрированной кислотой. Как-то примерно так, сказал он, я обошелся с прежней сущностью. Но путник, назвавшийся в этом мире Асахарой, тот самый, из Парадиза, разбудил в моем мальчике чудовище из прошлого.
        - Так уж и чудовище, а, дружище? - Я ткнул сына кулаком в плечо.
        Он улыбнулся в ответ и загадочно промолчал.
        За билеты, кстати, нам пришлось выложить по восемьсот баксов с носа. Нос у меня, наверное, как у Буратино, на него отдельная плата полагается, раз местечко у иллюминатора столько стоит.
        Я спросил у Патрика: «А что, дешевле не было?» Оказалось, мой сын специально выбрал самолет, в котором установлены кресла NFW[NFW (Not For Wimps) - Не для зануд (англ).] . Да уж, такому старику, как я, не понять, на кой в километрах от поверхности планеты нужен полноразмерный монитор перед лицом и почему я должен упираться затылком в колонки со стереоэффектом и шумоподавлением?
        Уже в салоне аэробуса Патрик познакомился с двумя индусами примерно его лет и весь перелет, пока я заигрывал со стюардессами, - не то чтобы успешно, но и без грубости в ответ - сражался по локальной сетке в какой-то шутер. На мониторе то и дело мелькали безобразные твари и далекий силуэт Чернобыльской АЭС, прежний, уже неактуальный его вариант, до того как на четвертый энергоблок приладили новый саркофаг.
        Не нравилось мне в самолете. Ну вот не нравилось, и все!
        За полцены я с радостью отказался бы от перьевой подушки, шерстяного одеяла с берушами, носками и маской для глаз. Вот на кой Максимке Краевому освежающие салфетки для лица? Я что, макияж ими стирать должен? Это, типа, намек, что раз я помадой не пользуюсь, то мне вообще на борту аэробуса делать нечего?! И не надо скамеечки для ног, подлокотника и телефона! Заберите свою опцию «массаж» - из-за вибрации сидушки у меня все кости разболелись, суставы распухли! Дайте мне обычный табурет, деревянный, и я…
        Да лучше бы я, честное слово, летел впроголодь!
        А то ведь позарился на предложенный сухпай, - оплачено ведь, не пропадать же добру. Так потом раз пять занимался спринтерским бегом с разрывом в финале ленточки сортирного пипифакса. То-то мне креветки показались слишком большими, не бывает таких креветок, не предназначены они для наших желудков!.. Кстати, насчет сортира. Это такой ужас, что пером не описать. То есть только пером там и можно что-то делать, а нормальному человеку развернуться негде, чтобы воспользоваться удобствами, которые честнее назвать наоборот - неудобствами.
        - Батя, хватит уже! Слушать противно. Брюзжишь, как старик какой-то, - нахмурившись, пробормотал Патрик. Похоже, индусы достали-таки его в локации с подозрительно знакомым названием «Свалка».
        Вот тут-то я впервые и задумался о том, что годы потихоньку берут свое. Не молодеет Максимка Краевой, нет, не молодеет… И потому, чтобы не бурчать больше, но вовсю наслаждаться каждым мигом жизни, я заказал порцию виски со льдом.
        - Ты ж не пьешь. - Патрик так удивился, что на пару секунд отлип от монитора.
        Я не стал ему объяснять, что привык поддерживать реноме эдакого гуляки-мачо, которой за полглотка увидит дно бутылки любого литража, одной левой отправит в нокаут дивизию, а потом ночью ублажит полтора гарема и целый женский монастырь.
        Не могу сказать, что десять с половиной часов для меня пролетели незаметно.
        Но все когда-нибудь подходит к концу. Перелет тоже.
        И вот мы возле одного из восьми терминалов аэропорта имени Джона Кеннеди, юго-восток Квинса, граница с Бруклином. До района, куда нам надо, всего девятнадцать километров, пешком можно дойти.
        Но, к сожалению, не все так просто.
        Глава 9
        Прием тел
        Нет тише и спокойнее в больнице места, чем то, к двери которого прикручена табличка с надписью: «ПРИЕМ ТЕЛ».
        Это морг.
        Стены здесь выложены белой плиткой. Зачем нужны радиаторы отопления? Старые, советские еще, краска на них много раз облупливалась, их заново красили, поэтому чугунные «гармошки» кажутся щербатыми, неровными. Должны быть радиаторы, вот они и есть.
        Стол. На столе толстая клеенка, рисунок - крупные квадраты, грязно-белые и коричневые. Поверх квадратов банки с образцами для экспертизы, пара резиновых перчаток и надкушенный бутерброд с копченой колбасой. Предположительно
«Московской». Ахмед - он тут хозяйничает вместе с напарником - очень уважает именно «Московскую».
        Разделочные столы из нержавейки с рукомойниками и кранами на два вентиля. На столах штопаные трупы с номерными бирками у кого на больших пальцах ног, у кого на запястьях - в зависимости от привычек спеца, их вскрывавшего и оформлявшего. В поддонах рядом со столами инструменты: молотки, пилы, скальпели, ножницы, долото…
        Шкафчики в раздевалке и душевая.
        На полу тоже плитка. Каталка на четырех поворотных колесах.
        Деревянная дверь. То есть это снаружи она деревянная, вроде как хлипкая и невзрачная, а на самом деле под кое-как покрытой лаком древесиной прячется толстая броня. На двери табличка, - в больницах никак без табличек - прикрепленная неизменными шурупами. «ХОЛОДИЛЬНАЯ КАМЕРА № 1» написано на ней. А чуть ниже прикноплен лист бумаги, на котором от руки выведено: «Не работает! Посторонним вход запрещен!». Да посторонние и не смогут войти, разве только жахнут из гранатомета в замок. Замок, кстати, весьма примечательный - цифровой кодовый mult-t-lock. Чтобы открыть его, нужно не только знать код, но еще иметь специальный ключ - кусок белого пластика с магнитной полосой.
        Вот за тайную дверь Лев Аркадьевич Глоссер и собирается сопроводить Татьяну, чтобы поговорить о многом, оставшись с ней наедине. Случилось чудо. Все вернулось на круги своя. Справедливость восторжествовала.
        - Танечка, - шепчет Лева Глоссер в ухо своей первой и единственной любви, - вот мы и вместе. Тогда, давно, ты совершила ошибку. Ты сделала мне больно, очень больно. Но так бывает, я все понимаю. И я прощаю тебя.
        Она что-то говорит в ответ, спорит с ним, как раньше. Она ничуть не изменилась за много лет. И Лёва тоже. Он, как и прежде, молод и силен. Время над ними не властно.
        Войдя в особую операционную, Лёва заблокировал ригель замка. Теперь, даже зная код и имея ключ, а у Ахмеда он есть, снаружи дверь не открыть.
        Здесь у него хранится то, что не занесено в «Реестр органов и анатомических материалов для трансплантации». Вот на этой полке стеллажей - спецконтейнеры с сердцами, подключенными к системе искусственного кровообращения так, что они продолжают сокращаться во время транспортировки. А чтобы увеличить срок хранения, Лев Аркадьевич накачал их консервирующим раствором, состав которого он нашел сам, проведя множество экспериментов. Лев Аркадьевич - гений. Скромный гений, о работах которого не упоминается ни в одном медицинском журнале. Ему не нужна слава, чтобы спасать одни жизни, отнимая другие.
        Чуть ниже - упакованные в контейнеры и готовые к отправке почки, печени, поджелудочные железы и даже глаза. Какие хотите глаза - карие, серые, голубые и зеленые. Особым спросом пользуются почему-то голубые. Выше - конечности, спинной мозг, кровь и прочее совсем уж дешевенькое, вроде лоскутов кожи. Лев Аркадьевич ратует за безотходное производство. Донора надо использовать по максимуму, раз уж ему посчастливилось попасть на прием к гению, раз уж готов он безвозмездно поделиться здоровьем с кем-то в Штатах или во Франции. Лев Аркадьевич всего лишь посредник между одним телом и другим. А посредники, уж извините, не работают бесплатно.
        - Здравствуйте, доктор. Святые моторы, как я рад вас видеть! - звучит глухо, будто говорившему что-то мешает полноценно раскрыть рот.
        Засмотревшись на свое хранилище, Глоссер вздрагивает от неожиданности. Похоже, недавно в мясницкую привезли очередную тушу, Ахмед принял, отправился доложить, потому-то наверху и оказался.
        - Я уж думал, вы не придете. - На столе, одном из двух в помещении, лежит краснорожий представитель сексменьшинств. Только толстому стареющему гею придет в голову смазывать тональным кремом и пудрить свернутый набок нос. Пятнистая шуба, искусственный мех «под леопарда», вся забрызганная кровью, валяется рядом со столом - Ахмед не успел убрать, зато он подсоединил тушу, буквально нашпигованную пулями, к аппарату искусственной вентиляции легких, поставил пяток капельниц и накачал стимуляторами до такой степени, что туша ожила и вздумала говорить. - Думал идти вас искать… Мне бы кнопку для вызова медсестры. Я в кино такое видел. Вдруг мне плохо станет? И скучно одному тут. Привет, сестренка. Тебя как зовут? Теперь вместе лечиться будем!
        Туша, подготовленная к разделке на органы, даже не подозревает о грядущей участи, хотя Ахмед уже зафиксировал ее ремнями так, что только рот можно разевать и открывать глаза.
        Это хорошо. Власть над людьми неизменно возбуждает Леву Глоссера.
        Напудренный придурок даже не подозревает, что он - всего лишь биологический контейнер для хранения органов, под стать тем, что на стеллажах. Он - разновидность упаковки.
        Старательно изобразив улыбку, Глоссер вежливо кивает толстяку, хотя, конечно, здороваться с куском мяса - сродни извращению.
        Он кладет Татьяну на стол.
        - Лев Аркадьевич, отпустите меня, пожалуйста, - говорит она.
        И с его глаз точно падает пелена.
        Сердце его пронзает замороженной в жидком азоте спицей.
        Он притащил сюда на себе обожженную девчонку, неспособную и шагу ступить самостоятельно. Теперь-то он видит, что перед ним вовсе не та милая Танечка, в которую он был безумно влюблен. Его Татьяна трагически погибла давным-давно. А нынче Лев Аркадьевич вытащил из операционной ее дочь, рыжеволосую дрянь, которая вместе со своим братом виновата во всем!.. Если б их не было, все случилось бы иначе, он смог бы уговорить Татьяну! Он был бы счастлив с ней…
        Тяжело дыша, Лев Аркадьевич смотрит на девушку. Как же так?! Да, дочь поразительно похожа на мать, но рубцовая ткань, покрывающая все ее тело, исключая голову, никуда не делась, не превратилась в мягкую нежную кожу, к которой хочется прикасаться вновь и вновь. Отличие несомненно! Как он мог вообще подумать, что она, эта дрянь, дешевка, - его Татьяна?!
        Глоссер приходит в ярость. Он рычит. Глаза заволакивает то красным, то белым, голова гудит как колокол в праздник. Он слышит стук своего сердца, дышать становится трудно, он хрипит.
        - Доктор, ради святых моторов, что с вами?!
        Глоссер переводит взгляд на говорящую толстую тушу - и та замолкает.
        Девчонка намеренно обманула Льва Аркадьевича. Она солгала, заставив сохранить себе жизнь! Если бы он верил в чушь вроде мистики, то решил бы, что она - ведьма, околдовала его, чары напустила или просто загипнотизировала.
        Что ж, ей самое место на разделочном столе. Много с девчонки не возьмешь, но у нее красивые глаза, так что с паршивой овцы хоть шерсти клок.
        Зафиксировав ее ремнями, Лев Аркадьевич начинает говорить.
        Сначала - о том, что будет с девушкой Татьяной. Благо, контейнеры - наглядные пособия - стоят рядом, а наличествующий инструмент не позволяет сомневаться в правдивости его слов.
        Но главный сюрприз Глоссер оставляет, конечно, на потом.

* * *
        В Большое Яблоко, основательно надкушенное корпорациями и террористами, мы прилетели чуть ли не одновременно с тремя подбородками гаранта, для перевозки которых понадобился отдельный самолет. Наши люди в Нью-Йорк экономклассом не летают, так уж заведено.
        Топая по трапу, Патрик первым увидел, как из желто-синего аэробуса, облепленного трезубами, выкатила кавалькада давешних спецмашин.
        - Батя, смотри!
        Я посмотрел, остановившись всего на миг, из-за чего тут же образовалась недовольно гудящая мне в спину пробка, - аборигены спешили домой, поэтому секундное замешательство мгновенно вывело их из себя.
        Тачки были черными, с тонированными стеклами. В них небось даже пепельницы из кевлара.
        - Ну, как бы все верно, сынок. Если страна вовсю торгует пушечным мясом, то ее Президент уж точно должен высаживаться десантом на чужой территории.
        Я умолчал о том, что личный аэробус гаранта - это десантовоз «Думка»[Мысль (укр.).
        , разработанный антоновским КБ и лишь слегка закамуфлированный под приличный самолет. Десантовоз этот способен перевозить на борту до роты личного состава аэромобилов вместе с десятком БМД, ручными гранатометами, пулеметами, ПЗРК и так далее, в общем - полный фарш, чтобы занять плацдарм и дожидаться подхода основных сил. Так что я не особо удивился бы, прихвати наш гарант - ну, или его имитация - все это добро в Штаты, пользуясь дипломатической неприкосновенностью.
        - Сорри. - Я двинул вниз, когда крики аборигенов стали оглушать. Аборигены, кстати, возмущались по-испански, по-португальски, на фарси и еще десятке языков, но только не на инглише.
        Черная колонна выдвинулась из «Думки» уже полностью укомплектованная, - ни один человек из самолета не вышел на своих двоих, оставив без работы снайперов, если таковые засели поблизости. Тоже верное решение, одобряю. После того, что заявил наш гарант на пресс-конференции, только вождь совсем дикого племени в Амазонке не захочет вышибить ему мозги. Начальник охраны у гаранта толковый, к сожалению. Я и раньше был очень не уверен в успехе нашего безумного предприятия, а уж теперь и вовсе скис.
        Почуяв мой настрой, Патрик поспешил меня взбодрить:
        - Батя, ты чего? Нормально все будет. Со мной не пропадешь.
        Я чуть было не ляпнул, что грохнуть Президента - это не с косаткой в океане пободаться, но вовремя сообразил, что мой аргумент прозвучал бы глупо. В конце концов, сын спас меня от лютой смерти, а потом доставил за океан. Определенно мой мальчик умеет не только марки собирать и готовить манную кашку для Милены.
        Но утешение это слабое.
        Ведь гарант, не заезжая в отель, стрип-бар или еще куда, намерен попасть на саммит. Да и чего откладывать? Ему ведь хочется поскорее разжечь костер тотальной ядерной войны.
        - Совершенно нет времени на подготовку операции! - вслух подумал я.
        Патрик на меня покосился.
        Дело в том, что весь перелет я только вслух и думал о том, как нам достать оружие и избавить страну от Президента, чем насмерть перепугал стюардесс и соседей по салону, принявших меня за исламиста, для маскировки сбрившего бороду. Патрику пришлось нанести мощный ментальный удар по всем испуганным, включая пилотов. Самолет едва не сорвался в пике. После этого сын попросил меня больше не думать вообще, - легко сказать! - потому что его нынешнее тело не предназначено для ведения подобного рода боевых действий и быстро истощает энергетические запасы. Пока остаток полета я старательно пытался контролировать мыслительную деятельность, он восполнял потери, запихивая в себя все съестное, что удалось раздобыть. При этом чадо так плотоядно поглядывало на индусов, с которыми недавно рубилось в шутер, что мне стало страшно за парней.
        Ну да это я отвлекся. Главное - наша миссия под угрозой срыва.
        Изначально мы решили действовать по обстоятельствам. Я представлял себе это так: прилетаем, встречаем Президента, трах-бабах, мы в дамках, можно валить домой. Отличный план, верно? Но гарант, почему-то не согласовав со мной свои намерения, уселся в лимузин и в составе кортежа унесся прочь еще до того, как мы успели пройти таможенный и прочие контроли.
        А еще мы привлекли внимание копов.
        Дело было на паспортном контроле, на котором мое честное, хоть и объявленное в международный розыск лицо вдруг не понравилось парочке чернокожих парней в униформе. Причем до цели поездки и времени пребывания дело даже не дошло. Наверное, потому что паспортов у нас с Патриком не было, а сын еще не восстановился после перелета, поэтому даже на малюсенький ментальный удар его не хватило. У меня даже не спросили, везу ли я сало и яблоки, хотя в кино у всех героев обязательно спрашивают.
        В итоге улыбчивые чернокожие парни, получив пару болезненных тычков и лишившись оружия, - я не побрезговал их револьверами тридцать восьмого калибра - перестали быть улыбчивыми.
        Дальше была легкая пробежка.
        - Батя, я тут в инете покопался… еще в самолете… - на бегу выдал Патрик, получив от меня оружие.
        Врезав очередному добропорядочному гражданину, пожелавшему помочь органам правопорядка и потому кинувшемуся на меня, я покосился на сына. В инете? И когда только успел? Ведь все время играл в стрелялку да уплетал оливки и сэндвичи с тунцом за обе щеки.
        - У нас есть шанс догнать кортеж. Надо всего лишь сесть на вертолет, в воздухе всего-то восемь минут - и мы на Манхэттене. Почти у штаб-квартиры ООН, где ждут нашего Президента.
        - Вертолет? - Левой двинув в глаз усатому ковбою, правой я потрепал сына по плечу. - Хорошая шутка, дружище. Я тут припас парочку «вертушек». Тебе какую - желтенькую с рюшечками или синенькую без?
        - Не смешно! - надулся Патрик.
        Согласен. Когда рушатся планы, от которых зависит не только судьба нашего мира, но и жизнь моего сына, с чувством юмора у меня не очень. И фикус бы с ним, с миром, но Патрик…
        Нам надо было срочно попасть на Манхэттен.

* * *
        У меня с армейской молодости неприязнь к винтокрылым средствам передвижения, но на остров мы таки отправились на вертолете. А раз мы тут вне закона, за билет платить необязательно. Да и стоит он аж полтораста с довеском баксов. Через океан - восемь сотен, а тут за какие-то жалкие восемь минут полета?!.
        Впереди - небоскребы, внизу - рогатая статуя Свободы. Ну как ее не сравнить с Родиной-матерью, со щитом и мечом в разведенных стальных руках охраняющей Днепр?
        Боже, храни мать Америку и дочь ее, компанию «US Helicopter», благодаря которой мы без особых приключений добрались до вертолетной площадки Downtown Manhattan Heliport, шестой пирс на Ист-Ривер. Разве что один из пилотов - судя по лицу, истинный ариец - вдруг решил поиграть в супермена. Сначала он героически набросился на меня с кулаками и даже едва не отобрал трофейный револьвер, а потом, осознав свою ошибку, вышел - не без моей помощи - в открытую дверь. И ничего, что на высоте в полкилометра примерно? Супермены ведь умеют летать, да? Его напарник, как ни в чем не бывало, продолжил рассказывать дорогим пассажирам, что услугами компании и вертодрома пользуются простые работяги Уолл-стрит и Нижнего Манхэттена - банкиры, финансисты и топ-менеджеры. Президенты Соединенных Штатов, посещая Нью-Йорк, тоже не брезгуют приземляться на шестом пирсе. И даже мэр тут бывает.
        Так что, когда мы сели, я уже знал, что от вертодрома всего семь минут по воздуху из Newark Liberty International и аэропорта Тетерборо и пятнадцать минут от Morristown Municipal Airport в Нью-Джерси.
        Вертодром сверху походил на букву «Т» с несимметричной верхушкой, правый конец которой - удлиненный - упирался в берег, а все остальное было вынесено в воду Ист-Ривер, или как там эта речушка называлась. Примерно посередине удлиненного конца располагалось двухэтажное здание, миновав которое мы оказались на стоянке, а уж оттуда вплотную подобрались к шестиполосной асфальтовой тропинке для авто, за которой устремлялись к небу самые большие дома из тех, что я когда-либо видел. Хотя с высоты небоскребы не казались столь внушительными.
        Кто-то из пассажиров вертолета стукнул властям о том, что в Манхэттен прибыли хулиганы, поэтому за нами увязались копы. Пары выстрелов из револьверов хватило, чтобы убедить их залечь и не отсвечивать. У парней достало ума держаться от Максимки Краевого подальше. Затрещали рации, требуя подмогу - и лучше бы спецназ на танках.
        - Батя, давай за мной! - скомандовал Патрик.
        Я собирался возразить, - мол, тут я главный - но подумал, что какого черта, мой пацан знает, что делает.
        Перебравшись через дорогу, мы оказались в премиленьком парке с деревьями, скамеечками и цветочками. Тут отдыхали и прогуливались люди. Уплетая за обе щеки хот-доги, кое-кто из них тыкал пальцем в таблички на каменных изваяниях. Патрик сказал, что это все тут разбито-организовано в честь ветеранов вьетнамской войны. А на табличках - имена погибших.
        - С тех пор было столько войн, что всего мегаполиса не хватит извести на парки, - буркнул я.
        По ступенькам мы спустились к круглой площадке с невысоким фонтанчиком в центре.
        И вот тут я понял, что не стоило позволять мальчишке помыкать мной. Это была ошибка. Большая ошибка.
        Почему?
        Да потому что у фонтана стоял высокий - метра два или чуть выше - мужчина в куртке, похожей на кимоно, только с карманами и капюшоном, низко надвинутым на лицо. У мужчины не было одной руки, зато на плече у него сидела хищная птица - то ли сокол, то ли ястреб.
        Я сразу узнал этого орнитолога-любителя.
        Ронин - так его зовут в Вавилоне и за его пределами. Настоящее имя великана неизвестно даже Интерполу. В свободное от отдыха время Ронин руководит кланом
«Азия», одной из самых жестоких криминальных группировок. А еще он - прекрасный боец-рукопашник, с которым я не смог совладать. Наша первая встреча в его хоромах посреди Барабана - анклава, обнесенного высокой бетонной стеной, - закончилась полной и безоговорочной капитуляцией Максимки Краевого.
        Надо ли объяснять, почему мои мышцы непроизвольно напряглись, превратившись в стальные жгуты? Тело раньше мозга сообразило, что схватки не избежать. В барабанах трофейных револьверов не так уж много патронов, но я все же надеялся, что хватит и одной пули, чтобы сделать во лбу Ронина отверстием больше.
        Я тронул Патрика за плечо, и мы остановились.
        А вот Ронин напротив - сорвался с места, будто только и ждал, когда мы появимся. Устал уже, рад видеть, хочет обнять. Широко шагая, он двинул к нам. Лицо скрыто капюшоном. Впрочем, я не горел желанием увидеть вязь шрамов на щеках Ронина и его стылые глаза убийцы.
        - Не подходи! - прорычал я. - Иначе пожалеешь. А из твоего петуха я суп сварю!
        Однорукий никак не отреагировал на мою вежливую просьбу - расстояние между нами продолжало сокращаться. Что ж, он сам нарвался. Я навел на него револьвер - и краем глаза увидел, как из руки девушки-японки, прогуливавшейся неподалеку, выпал хот-дог. Измазанная кетчупом и горчицей сосиска еще катилась по асфальту, а японка - низенькая, волосы собраны в пучок на затылке - уже выхватила из сумочки здоровенный пистолет.
        Первым же выстрелом она лишила меня револьвера. Пальцы чудом не сломало, когда его вышибло из моей руки. Но - даже не вывихнуло. Серьезная дама. Когда она подошла ближе, - я и Патрик замерли, чтобы не спровоцировать ее, - я увидел, что она не так молода, как показалось издалека. Маленькая собака всегда щенок. И у нее не хватало мизинца на правой руке. Неудивительно, ведь она заодно с Ронином. Юбитсуме - кажется, так называется обряд ампутации лишних фаланг у «азиатов». Его удостаиваются только те, кто пустячно провинился. Остальные за проступки расплачиваются жизнью.
        - Батя, кто этот человек? - Японка совершенно не заинтересовала Патрика. Прищурившись, мой сын смотрел на Ронина, замершего шагах в пяти от нас.
        Хороший вопрос. Наши цели совпали, когда однорукий направил меня с командой крутых профи в Парадиз, но его методы… Что он здесь делает? Уверен, встреча с орнитологом не случайна. Не бывает таких совпадений. Он ждал именно нас. А оказались мы тут потому…
        Ронин перебил ход моей мысли.
        - Край, - проскрипел он своим мерзостным голосом, - ты должен остановиться. Иначе…
        Патрик шагнул вперед, встав между мной и одноруким. Надо же, сын защищает отца. Как это трогательно…
        Его смешной поступок Ронин воспринял всерьез:
        - Ликвидатор, не вмешивайся.
        Я изначально не питал иллюзий насчет намерений однорукого. Он вел свою игру, в цели которой мне вникать недосуг. Зато теперь стало ясно: спасение мира в его планы не входит. Ведь он хотел помешать настоящим героям - мне и Патрику - разобраться с Президентом. Если я должен остановиться, значит, он - враг. Но почему Ронин назвал моего сына ликвидатором? Откуда он знает, что Патрик возомнил о себе бог знает что? И почему мне кажется, что мой пацан с момента нашей высадки в Джи Эф Кей был в курсе, что в ветеранском парке мы встретим странного мужика в кимоно, а потому сознательно привел меня сюда?
        Пять шагов между мной и телом с пташкой. Два с половиной метра примерно. Сомневаюсь, что смогу под прицелом японки преодолеть это расстояние, неожиданно напав на однорукого. А справиться с ним - вообще из области фантастики. Но попытаться стоит. Других вариантов попросту нет. Или я буду крут, ну очень крут, или скоро начнется атомный апокалипсис.
        - Нахрапом да голыми руками делу не поможешь, - выдал вдруг Ронин.
        Своим скрипучим голосом он осадил меня за долю секунды до броска.
        - Я тут, в Нью-Йорке, провел некоторую подготовку, узнав, что Президента «вызовут на ковер».
        - Что?.. - Откровенно говоря, я растерялся. Слишком уж хорошо однорукий подходил на роль врага. Так что впору было расстроиться, узнав, что мы опять заодно. - Что ты предлагаешь, Ронин? Давай по существу.
        Вдали завыла сирена. Копы с вертодрома вызвали-таки подмогу. Да и японка в парке пошумела. Так что кавалерия уже спешит сюда.
        - Так есть предложение или как? - повторил я вопрос и повернулся к японке: - Девушка, небось клешней такой тяжело оружие держать? Мизинчик оторвало, когда в носу ковырялись?
        Увы, я не смог вывести мадам из себя. Она и ее здоровенный пистолет только ждали приказа пристрелить меня, никакой самостоятельности. Наверное, мадам не кумекает по-русски. А я не знаю иероглифов. Ноль - ноль, победила дружба.
        - Объяснить, почему твой друг палач не помнит пресс-конференцию? - проскрипел Ронин.
        Я мотнул головой, но вопрос был риторическим.
        - У путников есть специальные бионоиды, способные воздействовать на человеческий мозг. - Скрип однорукого был невыносим. - Они подавляют определенные его участки. В том числе - отвечающие за память.
        Не удивил. Нечто подобное я и предполагал. У чужаков вообще много всяческой биомеханической хрени - вроде тех тварей, что вызвали жуткую панику на подступах к Парадизу, или гарпий с блинами, не говоря уже о кротах и том же Лоне.
        - Даже если второе покушение окажется удачным, киевский сценарий может повториться, - развил свою мысль Ронин.
        Черт! Об этом я как-то не подумал…
        - Я знаю, как противостоять бионоидам, уничтожающим память. - На сей раз скрип однорукого прямо-таки усладил мой слух. - Вот этот человек… - Он указал на японку. - Он… Она расскажет подробнее, что и как. - После небольшой паузы Ронин добавил: - Я спешу. У меня важная встреча.
        - Ты не с нами? Слабо ввязаться в драку? - Осклабившись, я шагнул к Ронину.
        Точнее - дернулся, наметив движение.
        Расчет оказался верным. Японка отвлеклась всего на миг, чуть скосив карие глазки, а большего и не надо было. Подбив ствол вверх, - грохнул выстрел, пуля ушла к пентхаусам - я вывернул ей руку с оружием так, что бедолагу перекосило от боли, а свободной ладошкой отвесил звонкую пощечину. Была бы мужиком - убил бы. А так просто изъял пистолет и вроде как пожурил: ню-ню-ню, нехорошая девочка, зачем на дядю оружие навела, ай-я-яй.
        - Почему я должен тебе верить? - Я навел ствол на пах Ронина. Хочешь, чтобы мужик говорил откровенно, целиться надо не в голову. - Кто ты такой вообще?! Кто эта баба?!
        Я намеренно орал, почти что истерил. Типа, впал в раж и способен на необдуманные поступки. Общение с агрессивными психами вызывает у людей панику. Увы, ни Ронина, ни мадам - она не кинулась на меня только потому, что великан взмахом единственной руки запретил ей это делать - ничуть не впечатлило мое представление. Одна лишь птица наградила меня неодобрительным взглядом.
        Из-под низко надвинутого капюшона прозвучало:
        - Не время раскрывать мое участие в противостоянии. Путникам не надо знать. И еще - ты не должен верить, Край. Никто не должен. А теперь мне надо уйти.
        Этот харизматичный сукин сын не стал уговаривать меня, не стал убеждать, что только вместе мы победим. Я был нужен ему, иначе зачем эта встреча за тридевять земель от Вавилона? Но Ронин знал, что я встану под его знамена, и его вера в это передалась мне. Невозможно устоять перед человеком, которого не волнует пистолет, нацеленный ему в детородный орган.
        Заглушая звуки большого города, рядом выла сирена, но все же я услышал крики.
        Страх, отчаяние, ужас и ненависть - вот что смешалось в визге сразу пятерых женщин, забредших в парк. Две афроамериканки, азиатка, WASP и одна, быть может, из Пуэрто-Рико. Несмотря на разный цвет кожи, я поначалу принял их за сестер. Все были в белом, у всех были проблемы с лишним весом. Очень серьезные проблемы. Их детей наверняка дразнят шуточками, которые начинаются со слов «А твоя мама такая толстая, что…». Сочувствую ребятам и их мамашам, но чего так орать? Подумаешь, один хороший человек навел на другого пистолет. Да по «ящику» такое сплошь и рядом, пора привыкнуть.
        Оказалось, женщин столь возбудило отнюдь не наше присутствие.
        Чуть повернув голову, я понял, из-за чего напряглись их голосовые связки.
        Мощные мускулистые лапы чудовища, почтившего память погибших в Юго-Восточной Азии, были столь неуместны тут, что у меня самого непроизвольно открылся рот, в легкие хлынул воздух и…
        Я все же не присоединился к орущим.
        Потому что уже видел такое же тело, - и даже не одно! - местами покрытое бурой шерстью, проросшей между стыками крупных чешуй. Как эта тварь зовется на самом деле, я не знал. А зная, не сумел бы воспроизвести имя с помощью горла или жестов. Крысозавр - так я назвал это чудовище. Если уж оно на кого похоже, то на доисторического ящера и гигантского грызуна одновременно. У него серые бельма вместо глаз - встретите тварь на улице, сразу узнаете. Бельма те сплошь в кровеносных сосудах или трубках. В темноте они становятся алыми и светятся. Длинный черный хвост - кусок силового кабеля воткнули крысозавру в задницу - величаво, эдак неспешно, хлестнул монстра по боку. Монстра ни в малейшей мере не беспокоили вопли толстух.
        Он действительно мне кивнул своей массивной черепушкой? Мол, привет, я тебя узнал, как дела? Или показалось? Точно одно: он ощерил слюнявые желтые клыки, чем довел женский интернационал почти что до коллективного инфаркта.
        Крысозавры противостоят путникам, а значит, с ними надо дружить.
        Если бы не помощь крысозавров, мой сын Патрик сгинул бы в подземельях Парадиза.
        - Ты с ним заодно? - Я обернулся к Ронину. - Если да, это меняет дело…
        Но того и след простыл.
        Впрочем, пока я пялился на монстра, можно было оббежать вокруг земного шара, так что ничего сверхъестественного, однорукий просто исполнил джентльмена - в смысле, ушел не попрощавшись.
        Я дернул головой обратно - крысозавр тоже пропал.
        Зато японка оказалась на месте. Глаза ее злобно сверкнули, когда, предупредив мой вопрос, она сказала на чистом - без малейшего акцента - русском:
        - У хозяина много дел. И он действительно благоволит этому… этому существу.
        Готов дать на отсечение ее второй мизинец, мадам такая же уроженка Токио или Киото, как я - чистокровный принц Персии. Уверен, в ее родословной не обошлось без бурятов, башкиров или якутов. Я хотел проверить свою гипотезу, но вмешался Патрик:
        - Точнее - существо благоволит твоему хозяину. Твоему новому хозяину. Ведь старого ты предала, раз до сих пор жива.

«Японка» посмотрела на него с неприкрытой ненавистью. Мы были ей глубоко несимпатичны, оба. Будь ее воля, она бы нас!..
        А сирены все выли и выли. Или их клонируют, или к парку подтягивается вся полиция Нью-Йорка. Второй вариант правдоподобнее - вдалеке то и дело мелькали фигурки в униформе. Приближаться к нам копы пока что не решались. Тоже верно - на кой подставляться под пули, если можно вызвать снайперов, которые грохнут нас, страшных бандитов, метров с двухсот или больше?
        Наоравшись вдоволь и сообразив, что делать им в парке больше нечего, толстухи зарысили прочь. Их телеса так колыхались, что просто обязаны были сорваться с костей и плюхнуться на асфальт подтаявшим холодцом. К счастью, этого не произошло, иначе меня вывернуло бы от омерзения.
        Надо было принимать решение, что-то делать уже. Но какое и что?
        Я снова в связке с Ронином? Или сам по себе, то есть с Патриком? Что ж, пожалуй, не мешает спросить у сына, что он-то думает по этому поводу. Копы откроют по нам огонь через пару минут, так что время еще есть.
        - Лично меня однорукий убедил. - Патрик опередил мой вопрос. - Батя, надо действовать по его плану, каким бы он ни был.
        - По плану человека, который везде таскается с пташкой? Дружище, ты разве не понял, что Ронин не в своем уме?
        - А ты разве не понял, что пташка - это метаморф, подчинивший себе тело Ронина?
        Это мне как-то в голову не приходило, но я сделал вид, что Патрик не открыл мне Америку.
        - Он из той команды разведчиков, которая подчинялась Асахаре. Но при этом он состоит в тайной организации путников, переосмысливших свою жизнь. Пройдя множество миров, они поняли, что поступают неправедно. Они считают, что пора закончить Путь.
        - Откуда ты все это?.. - Задавая вопрос, я уже знал ответ. Путникам не нужно издавать звуки, чтобы обмениваться информацией. А если принять-таки утверждение Патрика, что он - ликвидатор, то…
        Безучастно глядя в асфальт, японка ждала, пока мы наговоримся.
        - Ему поставили задачу: контролировать клан «Азия», - продолжил Патрик. - И он использовал возможности клана, чтобы напасть на Парадиз. Ничто не должно было указывать на него, иначе бы он выдал не только себя, но и остальных заговорщиков. Не справься ты с байкерами, в бой пошли бы «африканцы», нанятые Ронином. А угоди в плен хоть кто-то, кто знал о нанимателе, во время допроса сработал бы ментальный блок, поставленный исполнителю в мозг. Так что Асахара никак не мог вычислить того, кто все затеял.
        Наше время истекло. Я пятой точкой чувствовал: мной и сыном уже любуются в коллиматорные прицелы. Но удержаться от расспросов не было сил:
        - А крысозавр тут каким боком?
        Патрик нахмурился, пытаясь понять, о ком речь.
        - То существо, что испугало женщин?
        Я кивнул. На груди - весьма немаленькой - у японки возникла красная точка. Наверняка лазерный луч упирается мне в спину чуть ниже левой лопатки.
        - Батя, мы присутствовали при историческом событии. Ронин со своей пташкой - точнее пташка с Ронином - встретился с эмиссаром крысозавров. Контакт наконец-то состоялся. Это о многом говорит, это… Все сложно, долго объяснять. Но если они договорятся об образовании союза сопротивления путникам, появится шанс положить конец губительной экспансии метаморфов!
        Послушай нас кто со стороны, решил бы, что мы законченные психи. Крысозавры, экспансия, метаморфы… А меня зовите Бонапартом.
        Я окинул взглядом окрестности. Лавочки, цветочки и полицейские в бронежилетах. Да уж, самое место, чтобы решать судьбы многих миров. Не зал заседаний, но и не свалка все же.
        Подмигнув японке, я сказал:
        - Не знаю, какие планы у Ронина, но меня недавно чуть грузовик не сбил, и потому возникла одна идея…
        Договорить я не успел. Копы открыли огонь.
        Глава 10
        Road works ahead
        - Пожарная лестница? - Зауру некогда рассматривать план эвакуации, висящий на стене. - Где?
        Вместо того чтобы просто сказать, кавказец оторвал ладонь - вся в крови - от пореза на плече и махнул рукой в нужном направлении - мол, вам туда.
        Мысленно уже сорвавшись с места, палач замер. Он что-то не учел. Какую-то мелочь. Но вся жизнь человеческая зависит от мелочей, поэтому…
        Взгляд его остановился на теле, распростертом на полу. Негр по имени Ахмед. Он был прислужником Глоссера, был с ним заодно, а значит… Повинуясь импульсу, Заур склонился над трупом и обшарил карманы, благо тех на униформе было немного. Конфеты-леденцы - одна мятная, другая со вкусом малины - нет, не то. Еще есть кожаное портмоне, внутри пяток визиток, небольшая сумма денег - купюры упали на тело - и магнитная карточка, белая, без надписей, с черной полосой, похожая на…
        Заур показал магнитную карту доктору-кавказцу:
        - Это ключ от двери на лестницу?
        - Нет.
        Господь, снизойди до тревог и молитв раба Твоего… Палач уронил пластик на пол. Только время зря потерял. От волнения из желудка подкатывало кверху, оставляя во рту дурной кисловатый привкус. Дорога каждая секунда. Мало ли что может прийти в голову старому маньяку, разумом которого завладели демоны?!
        Палач метнулся к выходу на пожарную лестницу. Мог бы и не спрашивать, где он, ведь на стенах в полуметре от пола - это если надо ползком выбираться из задымленного помещения - краснели стрелочки-указатели. Доктор поспешил следом.
        - Но может, вы все-таки иначе… - пробормотал он, открыв пожарный выход обычным стальным ключом. - Зачем так?..
        Как можно быстрее надо спуститься, оббежать здание и через центральный вход проникнуть в подвальное помещение, где медики назначили себе место для свиданий с девушками, если верить небритому доктору и блуднице-медсестре. Это место - морг, туда Глоссер потащил Танюшку.
        Бесцеремонно оттолкнув доктора, - чего замешкался?! - Заур ухватился за ржавые поручни.
        С Богом!
        Он выбрался из здания, повиснув над пустотой, ведущей к асфальту внизу. Свежий ветерок коснулся лысины. Тут, снаружи, уже не пахло неистребимым больничным ароматом.
        Палач сразу понял: на пожарной лестнице министерство здравоохранения конкретно сэкономило. Две полосы-уголка длиной метров тридцать с приваренными поперек прутами, закрепленные в трухлявом кирпиче анкерами, - это путь не к грешной земле, но к небесам, куда Заур едва не отправился, оскользнувшись на ступеньке. Узаконить бы того мудреца, который придумал сей способ эвакуации из горящего здания! Если палач, здоровый, в общем, тренированный мужчина, едва способен спуститься, то что уж говорить о больных? А о тех, кто только-только после операции?..
        С высоты второго этажа Заур прыгнул. Асфальт ощутимо ударил по стопам. Прихрамывая, палач побежал вдоль здания, не церемонясь с посаженными цветочками и нещадно их вытаптывая. Вскоре он был уже у центрального входа. Проследовав через пропускник, - дежурный врач окрикнул его, встав из-за стола, - Заур спустился по выщербленным бетонным ступенькам в подвал.
        Каково же было его удивление, когда у двери с табличкой «ПРИЕМ ТЕЛ» он встретил небритого доктора, медсестру-блондинку и двоих охранников, оставленных им наверху.
        - А как вы здесь?.. - У Заура отвисла челюсть.
        Доктор прояснил ситуацию:
        - По обычной лестнице спустились. У всех работников больницы есть ключи.
        Блондинка и охранники дружно кивнули, подтверждая его слова.
        - Так что же вы мне не сказали, дьявол вас побери?!
        - Я пытался. Но вы и слушать не захотели!
        Палачу вдруг очень захотелось взять на душу новый грех, лишив жизни всех тут присутствующих. Кроме себя, конечно.
        - Всем оставаться на месте, - поборов искушение, сквозь зубы прошипел он, злясь не столько на доктора, сколько на себя. - Я вхожу.
        Вышибив искусственной ногой дверь, - брызнули щепки - палач вторгся в мертвое царство.
        Стены здесь, как и пол, были выложены белой плиткой. На столах из нержавейки лежали трупы. Слава Богу, ни одно из тел и близко не было похоже на Танюшку, и очень жаль, что Заур не увидел тут Льва Аркадьевича Глоссера с биркой на большом пальце ноги. Быстро просмотрев шкафчики в раздевалке и душевую кабинку, палач даже под стол заглянул - ни сестры, ни главврача. Прятаться тут было больше негде.
        Значит, не сюда отправился безумец со своей ношей.
        Но куда тогда?..
        - Где же они? - услышал он за спиной и обернулся.
        Вся честная компания, нарушив приказ палача, проникла в морг.
        Замерев посреди помещения, охранники нервно косились на трупы. Их пальцы побелели на рукоятках дубинок. Блондинка прижалась к доктору и пыталась упасть в обморок. Сам же доктор шумно втягивал воздух через нос - и это правильно, нечего травить мертвецов перегаром.
        - Никого тут. - Сжав кулаки, - в искусственном захрустели керамические суставы - Заур двинул к выходу. - Куда еще Глоссер мог…
        - Они здесь, - перебил его доктор. - По обычной лестнице быстрей, чем по пожарной, и оббегать нам не надо было. Мы ж просто спустились и видели, - успели - как Лев Аркадьевич…
        За него закончила блондинка:
        - Вошел сюда вместе с девушкой.
        - И отсюда они не выходили, - подал голос один из охранников.
        Второй кивнул - мол, да, клянусь своим здоровьем, так и было.
        Ерунда, решил Заур. И он бы покинул морг, если кое-что не услышал. Знакомый с детства голос. Бормотание. Где-то рядом.
        - И вот мы решили… - Блондинке вдруг захотелось поговорить.
        Одарив ее пронзительным взглядом, палач поднес палец к губам.
        Увы, светловолосый фонтан красноречия не так-то просто было заткнуть:
        - …подождать вас, чтобы вы…
        - Тишина! - прошипел Заур. - Тихо, я сказал!
        Его проповедь подействовала. Демонстративно отвернувшись от нахала-палача, медсестра уткнулась лицом в плечо доктора.
        Подхватив молоток с поддона, в котором лежали различные инструменты для истязания грешной плоти, Заур обогнул каталку на четырех поворотных колесах и остановился у деревянной двери, табличка на которой уверяла, что это «ХОЛОДИЛЬНАЯ КАМЕРА № 1». Во время своих метаний по моргу он обратил внимание на дверь, но она была заперта, поэтому… Кому понадобилось ставить на холодильник такой крутой замок? Кодовый mult-t-lock. Его шпилькой не вскрыть…
        Приблизившись к двери, палач приложил ухо к лакированной шпонке.
        - Подслушивать нехорошо, - заявила блудница, достойная самой раскаленной сковороды преисподней.
        На сей раз на нее зашипели все, даже доктор.
        Из-за двери доносился голос Глоссера.
        И сказанное им настолько поразило палача, что он замер с открытым ртом.

* * *
        Оранжевый ромб с черной каймой и надписью «ROAD WORKS AHEAD». Мигель издалека заметил его.
        Файл с маршрутом движения президентского кортежа прислали парни из АНБ. Палачам, сопровождавшим высшее руководство страны, оставалось только полагаться на GPS-навиватор и благоразумие американцев. Если бы можно было выбирать, Мигель ни за что не имел бы дел с чертовыми пожирателями гамбургеров. На всей протяженности маршрута никаких дорожных работ не значилось, а теперь вот - пожалуйста, установленное над дорогой табло мерцающей стрелкой рекомендовало переместиться на левую полосу. На правой стояли оранжево-белые пластиковые цилиндры, дистанция между ними - метра три. А вскоре головное авто кортежа подъехало к стенду, на котором поверх парочки горизонтальных досок с оранжевыми полосками белел прямоугольник - тоже с траурной каймой. Надпись на нем гласила: «ROAD CLOSED».
        - Diablo! - выругался Мигель.
        Даже если убрать стенд, все равно не проехать. Дорогу перегораживал песочного цвета трактор с ковшом сзади и отвалом по фронту. Из стеклянной его кабины на кортеж пялился косоглазый недоносок. В одной руке он держал картонную коробку с нарисованными на ней драконами, а палочками, зажатыми в пальцах другой руки, ловко выдергивал из коробки кусочки какой-то хрени, Мигель не удивился бы, окажись это филе улуна по-пекински. Рядом возвышался здоровенный шестиколесный самосвал
«Terex», водила которого куда-то отлучился. Гусеничный асфальтоукладчик, похожий на реквизит из «Звездных войн», тоже осиротел.
        Зато прямо за стендом начинался заповедник оранжевых футболок со светоотражательными полосками и резервация бейсболок цвета апельсиновой кожуры. Удивительно, что у парней, которых сюда согнали, шорты и штаны были какие угодно, но только не оранжевые. Парней этих на дороге было как муравьев в муравейнике. И никто ни хрена не делал, они просто слонялись туда-сюда, курили, кто-то пил шипучку из жестянок, кто-то пиво. Мигель заметил парочку совсем уделанных мужиков с бумажными пакетами, из которых торчали горлышки бутылок. Такое впечатление, что сюда со всей округи согнали люмпенов, переодели их в униформу и велели вести себя как дорожные рабочие. Только вот актерского таланта у бомжар, конечно, не было.
        - Везде бардак! А я думал, только у нас. - Федотыч, коллега Мигеля, радостно заржал.
        Зубы у него были лошадиные - крупные, желтые. Когда он улыбался, тонкие губы исчезали, обнажая ярко-красные десны и просто паранормальный прикус. Мигель избегал смешить Федотыча, но тот обладал совершенно неконтролируемым чувством юмора. Что и когда ему покажется забавным, спрогнозировать было невозможно.
        От оранжевой толпы отделился парламентарий и принялся флажками - угадайте, какого цвета? - размахивать так, будто его наняли работать вентилятором. Он явно намекал, что не надо тут ехать, а надо сворачивать - и указывал куда.
        Этот китаец смотрелся тут крайне неуместно. На каждом пальце у него было по здоровенному золотому перстню, в том числе и на мизинцах. А еще поверх футболки узкоглазого чуть ли не до самого паха свисала толстенная золотая цепь. Как у него только под ее весом шея не сломалась? Ко всему свободные от одежды участки кожи были сплошь покрыты цветными татуировками. Мигель не в курсе, как тут, в Штатах, но на его родине так плотно себя разрисовывают только отмороженные фрики и члены организованных преступных группировок. А интуиция подсказывала Мигелю, что этот косоглазый точно не фрик.
        - Федотыч, прикрой. - Сунув руку под пиджак, чтобы при малейшей угрозе вытащить ПП-19 и как следует проредить оранжевую грядку, Мигель выскочил из машины.
        На ломаном инглише он поинтересовался, что тут происходит.
        Ответ не-фрик пролепетал по-китайски, наверное, - Мигель ни слова не понял - и вновь принялся размахивать флажками.
        - Ты че там бормочешь, обезьяна желтомордая?! - Мигель вытащил пистолет-пулемет, но татуированного азиата вид оружия ничуть не смутил. А ведь так хотелось, чтобы тот от испуга тут же обделался.
        Интересный китаеза. Настолько интересный, что Мигель попятился к машине, не сводя глаз с перстней. Плюхнулся на кожаную сидушку, хлопнул дверью. Затрещала рация. Это Федотыч общался с парнями с АНБ, искусно умудряясь использовать исключительно ненормативную лексику. Безопасники утверждали, что на маршруте следования кортежа не должно быть ни дорожных, ни слесарных, никаких вообще работ, вам, юкрейнинан бастардс, надо побыстрее убираться оттуда, мы пришлем подмогу.
        - Из-за спешки этой с саммитом все через жопу! - Федотыч заржал. - Никакой подготовки вообще.
        - Давай, влево рули. - Мигель специально предложил это направление, потому что оно было противоположным тому, что предлагал китаец для объезда.
        Кортеж свернул влево. Дорога впереди была исключительно серой, ни мазка оранжевого.
        Метров через двести опять случилась заминка. На проезжую часть ни с того ни с сего выплеснулась демонстрация. Красные флаги, транспаранты, портреты Мао. Только что никого не было - а тут толпа, дружно скандирующая лозунги, чуть ли не «Мир! Труд! Май!».
        - Что за хрень?! - непонятно чему обрадовался Федотыч. Выдернув из подставки над
«торпедой» планшет, он в пару кликов проложил новый курс и разослал его всем палачам - в кармане Мигеля пискнуло, сообщив о доставке. Тут же Федотыч по рации связался с руководством: - Предлагаю свернуть направо и ехать через чайнатаун. Без пиндосов обойдемся.
        - Давай! - протрещала рация в ответ.

…Мигель не видел и не чувствовал, как по его серому пиджаку ползет нечто размером с таракана. Если бы палач раньше сталкивался с технологиями путников, он опознал бы в «таракане» особенного бионоида. Но Мигель был не в курсе. Он и представить не мог, что им заинтересуется существо из иного мира. Мысли палача нынче были о другом. Чайнатаун, думал он. Китайский квартал. Парни, что занимались дорожными работами, - сплошь азиаты. Их начальничек-флагоносец уж очень борзо себя вел, будто не кайлом привык махать, а… И демонстранты. И чайнатаун. Внезапная догадка осенила Мигеля.
        - Эй, Федотыч…

«Таракан» нырнул Мигелю за воротник. Тонкие усики-проволочки прокололи кожу, пройдя через стык шейных позвонков.
        Есть контакт с нервной системой человека.

* * *
        Штаб-квартира ООН, комплекс зданий в восточной части Манхэттена между 42-й и 48-й улицами, Ист-Ривер и Первой авеню.
        Специальная чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН собралась в зале, занимающем два этажа. На стене за подиумом и трибуной для ораторов здоровенной кляксой обозначена эмблема: карта мира в сетке меридианов и параллелей - как в прицеле снайперской винтовки, высунутой из кустов. Кусты приходят на ум после первого же взгляда на древнегреческий символ мира - парочку оливковых ветвей. Уж очень они похожи то ли на стыдливые заросли, то ли на маскировку стрелка.
        На подиуме уже занял свое место Председатель, справа от него - генсек ООН, слева - зам генсека. Перед ними - без малого двести человек в креслах за столами. Все немного на взводе: тут и там сдают нервы, и кулак ложится на красную кнопку, встроенную в стол, - а есть еще зеленая и желтая - тем самым особо буйные выражают свое категорическое несогласие непонятно чему.
        На балконах народу еще больше: там пристроили свои диктофоны и камеры журналисты. Там же разместили толстые седалища допущенные посетители - после того как отоварились в магазине сувениров. Заодно, посетив буфет, они прихватили с собой хотдоги, колу и попкорн.
        Каждое место оборудовано наушниками, чтобы синхронисты могли перевести речь оратора всем желающим. Выбирайте, гости дорогие, один из шести языков - русский, испанский, арабский, английский, французский или китайский - и слушайте на здоровье.
        Напряжение нарастает.
        Зеваки, которых из-за общей нервозности пробило на жор, быстро уничтожили все свои запасы фастфуда.

«Где президент мятежной страны сала и чернобыльской радиации?» - так синхронист мог бы перевести на русский вопрос чопорной дамы с галерки, гневно сотрясающий сухонькими кулачками.

«Почему он опаздывает, кто дал ему такое право?!» - вопрошает некто в бедуинском наряде, скрестив руки на груди.
        В зале появляется Рамона Рамирес, президент США.
        Все встают, все бурно и продолжительно хлопают. Даже некто в бедуинском наряде, хотя в его стране регулярно - по средам и пятницам - проходят демонстрации с обязательным сожжением звездно-полосатого флага в конце.
        Толстобокая круглолицая мисс Рамирес по случаю вырядилась в коротенькие джинсовые шорты и тоненький бледно-розовый топик, из-под которых выпирает столько целлюлитной плоти, что смотреть если не противно, то уж точно вредно для психического самочувствия.
        Леди Рамона олицетворяет собой супердержаву, и потому она не утруждает себя такой мелочью, как вытирать с носа крупинки кокаина и скрывать следы от уколов на предплечьях.
        Бей своих, чтобы чужие боялись, о’кей? Она без стеснения орет на министра обороны, навсегда оккупировавшего кожано-хромированную инвалидную коляску. Министр с рождения глухонемой, ему до пятой точки и неоновой лампочки, что толстуха цвета какао повышает на него голос. Зато синхронисты с радостью переводят ее отборнейшую брань - хоть какое-то развлечение.
        Все чувствуют - скоро что-то произойдет.

* * *
        В сотне метров над президентским кортежем бесшумно завис черный вертолет-беспилотник «Dragonfly-x». Опознавательных знаков нет - я уверен, винтокрылая игрушка на радиоуправлении принадлежит АНБ.
        Да уж, прикинул я, из-за высоты полета и весьма скромных размеров воздушной цели не так-то просто в нее попасть из обычного стрелкового оружия. А если учесть, что цель постоянно беспорядочно смещается туда-сюда, то…
        У «стрекозы» рубленые угловатые формы - наверняка этот беспилотник делали по технологии «стелс», а потом, когда «невидимки» не оправдали ожиданий, разработчики не стали изменять дизайн. Но как по мне, внешний вид беспилотника портили пилоны, к подвескам которых прилипли кассеты с НУР[Неуправляемая ракета.] . Между решетчатыми стойками-лыжами на брюхе вертолета прыщом вспухла двухгигапиксельная камера - можно помахать ручкой и послать воздушный поцелуй. Будьте уверены, видео ваших телодвижений тут же поступит на наземную станцию, и вас увидит какой-нибудь Джонни или Билл. Или нет, нынче в Штатах тотальный вынос мозга, поэтому доверить англосаксу с дипломом Кембриджа или Массачусетского Технологического управление высокотехнологичной игрушкой, стоящей как «феррари», было бы неполиткорректно. Дайте-ка джойстик бородатому арабу-исламисту, стороннику «Аль Каиды». Попивая кофеек, он сидит где-нибудь в квартирке, принадлежащей АНБ. Захочет - изменит полетное задание, следя за координатами БПЛА[Беспилотный летательный аппарат.] в правом нижнем углу суперамоледэкрана. Но с таким же успехом оператором может
быть тринадцатилетняя девчушка, уплетающая пончики в кафешке с халявным вай-фаем, приходите со своим лэптопом…
        Впрочем, я отвлекся.
        Пока оператор перешлет файлы своему руководству, пока те обсудят ситуацию и примут решение, а потом сообщат приказ оператору… Короче говоря, у нас пара минут в запасе. «Стрекоза», зависшая в небе, не единственная. Скоро еще прилетят.
        Так и есть. Я засек пять штук. Нет, вон еще два БПЛА, а в сумме это…
        Что мне известно о «стрекозах»? От двух газотурбинных двигателей в центре фюзеляжа мощность через ременную передачу и обгонную муфту передается на приводной вал главного редуктора, вращающего несущий и рулевой винты - оба двухлопостные, из композитов… В учебке я прилежно овладевал всеми премудростями. Офицеры-преподы буквально пичкали нас инфой, потому что знали: на войне всякое бывает, и лучше знать что-то, чем не знать, - так больше шансов выжить.
        В банановом раю у повстанцев, с которыми я храбро сражался, не было денег ни на крутые израильские беспилотники, ни даже на дешевые китайские автоматы, штампованные из тонкой жести в третью смену. Поэтому там лекции о БПЛА мне не пригодились. Но кто ж мог подумать, что спустя много лет я попаду в Нью-Йорк и мне будет угрожать атака с воздуха?
        Правда, я не знал, как меня и Патрика спасет зазубренные ТТХ[Тактико-технические характеристики.] основных беспилотных вертолетов вероятного противника. Разве что я громко прокричу, что у «стрекозы» такая-то максимальная скорость, а такая-то - крейсерская, столько-то метров практический потолок и столько-то литров керосина жрет эта винтокрылая бестия, - и вертолет тут же в восхищении рухнет передо мной на асфальт…
        На асфальт, кстати, пришлось рухнуть нам, когда копы открыли огонь в ветеранском парке. Недолго думая, мы героически свалили оттуда по-пластунски, а потом пересели на крутые японские мотоциклы, специально оставленные неподалеку соратницей Ронина, сопровождавшей нас. Поддав газку и нарушив чуть ли не все, какие есть, правила дорожного движения, мы отказали себе в удовольствии общения с полицией.
        И вот мы здесь.
        Наша японская подруга побожилась анимэ и всеми покемонами, что Президент сам к нам приедет. Я сильно сомневался в том, что дама не бредит. С чего бы маршруту кортежа так искривиться, чтобы первые три подбородка Украины прикатили в чайнатаун?
        Тут проживает более ста тысяч человек - по самым скромным подсчетам. Район облюбовали не только китайцы, хватает тут и выходцев из Бирмы, Вьетнама, Пуэрто-Рико, Филиппин и так далее. Если копы схватят на улице десяток человек, то минимум пятеро из них окажутся нелегальными иммигрантами.
        На многоквартирных домах, построенных в позапрошлом веке, вертикальные и горизонтальные вывески, пестреющие иероглифами и надписями на английском: «SAM WAI LIQUOR STORE», «MAI BANG SHOPING CENTER», «NAM WAH TEA PARLOR»… Почти как в
«азиатской» зоне Вавилона, не хватает только надписей кириллицей… Ага, есть и такая: «короЛЕВская пицца». И рядом на вывеске портрет Алекса из бесконечной франшизы «Мадагаскар». Ну, это-то креатив точно не китайский.
        Райончик еще тот. Сотни магазинов, рестораны на каждом шагу. И все утопает в грязи, все пропитано смрадом. Зигзаги стальных пожарных лестниц, как паутина, оплетают кирпичные стены.
        Здесь можно купить все что угодно, начиная с шиитаке[Съедобный древесный гриб, широко используемый в восточной кухне.] и соевого творога и заканчивая подделками швейцарских часов и копиями «бентли», метров с десяти неотличимых от британских оригиналов. Тут можно торговаться и сбивать цену, предложенную продавцом, но боже вас упаси попытаться заплатить кредитной картой, это воспримут как оскорбление - только наличные и, желательно, мелкие купюры! Об этом меня предупредила японка.
        Она же подготовила хлеб-соль к торжественной встрече дорогого гостя, ну и снабдила нас оружием и снарягой. Я нацепил разгрузку, насовал в нее магазинов, гранат взял, нож хороший прихватил - со стеклобоем и стропорезом. На кой мне стропорез на земле? Честно скажу: не знаю. Пусть будет, в хозяйстве все пригодится. Пристегнул к бедру кобуру с пистолетом, не знаю, как ствол этот называется, а смотреть недосуг, зато большой и черный. Повесил на плечо «калаш» - уважаю классику. Патрик наотрез отказался надевать бронежилет. Он попросил автомат, - тоже взял АК - сказал, что на всякий случай.
        Кстати, у нас есть группа поддержки. Ее возглавил чудный малый, с головы до пяток обвешанный побрякушками. Из-за резинок шорт у него торчали два золотистых пистолета. И улыбался он тоже не серебром.

«Если что пойдет не так, я из тебя кореянку сделаю», - пообещал я нашей копии Хитоми Танаки[Японская порнозвезда, отличающаяся своими внушительными формами.] , за что удостоился очередного презрительного взгляда. «Мы поладим», - я потрепал ее за щечку. В паху до сих пор болит…
        К счастью, японке - она оставила нас с Патриком наедине - не придется менять национальность.
        Кортеж, сопровождаемый вертолетами-беспилотниками, стремительно приближался.
        - Батя, что бы ни случилось, не вмешивайся. Ты никак не сможешь мне помочь в бою с ликвидатором.
        - Во-первых, с чего ты взял, что Президента сопровождает ликвидатор, а…
        - Я его чувствую.
        - … во-вторых, как задницу вытереть, так, батя, помоги, а как в бою…
        Патрик хмыкнул, оценив юмор:
        - Ты никогда не вытирал мне…
        Я перебил его так же бесцеремонно, как он меня:
        - Ну и что? Раз не вытирал, так уже нельзя сыну в драке помочь, да?
        - Нельзя тебе, - кивнул Патрик. Лицо его больше не радовало меня искренней улыбкой, голубые глаза потускнели. - Не можешь ты помочь. Вот просто прими это. У вас, сапиенсов… - Он запнулся и, виновато скосив взгляд, сразу поправился: - У нас, у людей, нет такого оружия. Нам нечем уничтожить ликвидатора.
        - Что, даже ядерной бомбой его не возьмешь? - не поверил я, поглядывая по сторонам.
        Хорошо, что не только мне пришла идея следить за воздухом. Наши с Патриком азиатские партнеры учли вероятность атаки из-за смога. Двое парней на своих татуированных до ногтей ручонках вытащили из ресторанчика напротив по трубе
«Игла-С»[Переносной зенитно-ракетный комплекс.] на брата.
        - Ядерной - можно. А что, у тебя одна в кармане завалялась? - Ответа от меня Патрик не дождался. - И даже была бы у тебя бомба. Ты вот так по Нью-Йорку жахнул бы без сомнений? Миллионы мирных жителей в пепел, город в руины - и все из-за одного монстра? И кто тогда монстр вообще? Может, ты?
        Прозвучало убедительно. Пожалуй, наша цель не оправдала бы такие средства. И ладно уж палить из пушки по воробьям, пусть. Хуже, если стайка присела у песочницы с детками и мамашками, что за ними приглядывают. Осколки не умеют разбирать, где птаха, а где… м-да…
        Кортеж все ближе.
        Будь мы в Киеве, кавалькада солидных тачек вмиг распугала бы народ. Ну, кроме бесстрашных туристов-пенсионеров из Японии, разгуливающих даже по самым каннибальским районам Вавилона с дорогущими фотоаппаратами наперевес. Им, пережившим множество землетрясений, цунами и аварий на атомных станциях, бояться людей уже как-то не комильфо. А вот иммигранты - включая латиносов и чернокожих братков - знают по голливудским шедеврам: лучше не отсвечивать, когда по городу раскатывают «Вепри» суровых палачей.
        Так что ньюйоркцам я бы тоже рекомендовал держаться подальше от гостей города.
        Даже рядовые миротворцы из суровой завьюженной Украины - которая, как известно, на юге Сибири - отличились свирепой жестокостью во время последней гражданской войны. Ну, когда сенатор Юты задумал поиграть в независимость и его идея пришлась по нраву руководству еще трех штатов. Чего же тогда ожидать от зачатых в лабораториях ГУЛАГа палачей, о которых слагают легенды? А если учесть, что на сей раз палачи охраняют Президента?
        У меня самого мороз по коже, а уж здравомыслящим гражданам ЮЭсЭй однозначно следует воздержаться от прогулок на свежем смоге. Чтобы не привлекать к себе внимание парней Президента страны, населенной сплошь убийцами-казаками. Мало ли как законопослушные налогоплательщики глянутся палачам. Вдруг лица покажутся подозрительными? Этого будет вполне достаточно, чтобы открыть огонь на поражение. Потом, конечно, перед родственниками погибших официально извинятся, прислав письмецо, напечатанное на принтере… Слабое утешение? Ну так нечего шастать там, где не след!
        М-да, судя по толпам на улице, в этой стране нет здравомыслящих людей.
        Здоровенный черный «Вепрь» с украинскими номерами, - авангард кортежа - моргнув фарами, чуть сбавил ход. Неужто враги почуяли неладное? Или заметили китайцев, которые, не таясь, вышли на проезжую часть с ПЗРК на плече?
        - С ликвидатором сможет справиться только ликвидатор. Извини, батя, но это так. А значит, я сделаю все, что смогу… - Патрик продолжал настаивать на своем.
        И он таки добился того, что перед глазами у меня всплыла картинка: мой сынок, голубоглазый, светловолосый - весь в мать - вдруг превращается в помесь краба, осьминога и акулы. Он - это сплошные щупальца, смазанные липкой ядовитой слизью, клешни в бугристых зловонных наростах и зубы-кинжалы, способные рвать листовой металл и превращать столетние дубы в опилки. Патрик ведь только с виду человек, а на самом деле он… Усилием воли я заставил себя прогнать эти нелепые тошнотворные мысли.
        И вовремя.
        Потому что китайцы синхронно задрали «Иглы» к небу.
        Залп: вспышка, грохот. Ракеты с инфракрасными головками самонаведения метнулись к
«стрекозе».
        И достали «вертушку» - над улицей вспух огненный шар.
        С крыши соседнего дома тоже громыхнуло. И чуть дальше, и там, и еще… Спустя пару секунд от эскадрильи беспилотников остались только горячие обломки.
        Что ж, теперь наш выход. Кортеж Президента - черный бронированный лимузин в окружении черных бронированных «Вепрей» - не должен попасть на саммит.
        - Сынок, давай!
        Патрик настоял, что именно он сядет за руль.
        И мой сын справился с управлением, краснеть не пришлось.
        Наш грузовик - в кабине тесно от оружия - с прицепленной цистерной на хвосте вырвался из переулка, в котором мы припарковались. Перегородить дорогу метрах в тридцати от головной машины кортежа - дело техники. Никак не объехать, разве что облететь. Водила «Вепря» тотчас дал по тормозам, резко развернув джип на сто восемьдесят. Черные полосы от протекторов еще долго будут напоминать об его маневре. Вот только он напрасно подпортил покрышки. Отсекая путь к отступлению, сразу за последней машиной кортежа выкатился из соседнего переулка внушительного вида рефрижератор. Управлял им китаец, балдеющий от ювелирных изделий.
        Внушительный, да? Ну и мы вполне выглядим. На нашей серебристого цвета цистерне громадными красными иероглифамии написано что-то по-китайски и то же самое, но чуть выше и латиницей, по-испански. Патрик сказал, что переводится как «Осторожно! Химически активные вещества! Опасно для жизни!» Палачи трижды подумают, прежде чем открыть огонь. Если, конечно, знают иностранные языки.
        За секунду до того, как среагировали слуги Закона, я выпрыгнул из кабины с гранатометом на плече. Патрик крикнул вслед, что не надо, батя, ты же обещал!..
        Во-первых, ничего такого он от меня не добился. А во-вторых, я - хозяин своего слова: сам дал, сам взял обратно, как говорится.
        - Добро пожаловать в чайнатаун! - Иногда мне тяжело удержаться от дешевого пафоса. Ну да, у всех есть свои недостатки.
        Святое ведь дело - ляпнуть чего-нибудь эдакое перед тем как выстрелить в президентский лимузин, водила которого почему-то решил, что сумеет вырваться из западни, и потому выкатил из-под заслона «Вепрей». Я потому и выскочил из кабины, что преступно было упускать такой шанс враз решить проблему.

* * *
        Всякий, кто назвал бы Максимку Краевого снайпером, покривил бы душой.
        Но все-таки я попал.
        Ахнуло основательно. Лимузин отбросило метра на три. Он врезался в головной джип, который от удара тоже основательно сдвинуло. Палачи, распахнувшие двери, чтобы из него выбраться, передумали покидать салон. Скоро они оклемаются, но пока… Я не вижу бойцов за темными бронированными стеклами, но уверен, что так и есть, ведь обычная реакция человеческого организма на опасность - не высовываться, залечь. И хорошо. В смысле - хорошо, что человеческого. С людьми приятней иметь дело, чем с путниками всех видов и мастей.
        Местное население, только что курсировавшее по тротуарам, мгновенно приняло горизонтальное положение. На ногах остались лишь пятеро японских старцев, которые принялись наводить объективы своих зеркалок на грузовики, кортеж и более общие пейзажи. Им очень понравилось то, как языки пламени лизали лобовуху лимузина. Красота - сплошь свежие трещины. В передке, как раз там, куда угодила граната, зияла дыра. Это означало, что от движка остались рожки да ножки, годные только на металлолом. Дальше тачка помчится только на эвакуаторе. Но другую машину в лохмотья порвало бы, а салон выжгло вместе с пассажирами, а тут броня, так что очень вероятно, что внутри все целы. Просто не спешат высовываться.
        Только подумал - и как сглазил.
        Из-под брони выбрался мальчик. С виду - ну, обычный босяк из трущоб, ничего особенного, таких - легион и маленькая тележка. Пацан был столь обычным - веснушки, бейсболка козырьком назад и футболка с Микки Маусом, - что, не будь я с ним знаком лично при не самых приятных обстоятельствах, решил бы: топает ко мне ребенок исключительно для того, чтобы сказать: «Дядя, дай сигаретку».
        Жаль, не затем он вылез из машины, слегка оцарапанной кумулятивным зарядом. Сомневаюсь, что такие, как он, вообще жалуют никотин. Но все же мой сын дал ему прикурить - распахнув дверцу и став на подножку, Патрик жахнул из АК. Отлично жахнул, прицельно. Я видел, как пули ударили в ликвидатора, замаскировавшегося под босяка, и порвали его футболку в клочья.
        Но я не увидел ни капли крови.
        Пример ликвидатора оказался заразительным. Палачи дружно распахнули двери джипов и выпали на асфальт. Из головного «Вепря» вывалилось тельце в сером пиджаке. Оно показалось мне знакомым. Уронив РПГ-7, я снял «калаш» с предохранителя. Ба, да это же Мигель прикатил сюда на тачке, купленной, конечно же, на зарплату! Тот самый урод, что хотел обшмонать меня в автозаке и все грозил пытками. Рад встрече, рад… Вообще палачам надо было выбраться из машин сразу, только лишь цистерна преградила путь кортежу. Любой миротворец в подобной ситуации уже откатился бы подальше от тачки - отличной мишени для гранатометчика. Вот чем отличаются самые захудалые вояки от наикрутейших гражданских, нюхавших порох не на войне, а в тире или же во время редких перестрелок с грабителями автозаправок.
        Первой очередью я заставил палачей вжать лица в асфальт. Вторая досталась ликвидатору - только зря потратил патроны. Я доверял сыну, но все же до последнего надеялся, что он окажется неправ насчет бестии из чужого мира.
        Где наша азиатская Мисс Большие Буфера? Она уже поставила «Малыша» с «Толстяком» на боевой взвод?
        Оказалось, японка - красотка! - затесалась в толпу граждан, отдыхающих на тротуаре. При этом она не забывала следить за полем боя, и когда палач, которого ни мне, ни Патрику не было видно из-за джипа, вздумал поиграть в героя, - этот подонок уже целился в моего парня - открыла по нему огонь, встав на одно колено. Не дожидаясь, пока он грохнется с простреленной головой, она всадила пару пуль в другого палача, только что открывшего водительскую дверь лимузина. Дверь тотчас захлопнулась. Инкогнито японки было раскрыто, но она не спешила подниматься во весь рост. Умная девочка, уважаю. Вот бы она еще придумала, как завалить ликвидатора, неспешно, словно он тут прогуливается, топавшего ко мне. Хоть бы кто из китайцев долбанул по нему из гранатомета. Но кто выстрелит в безобидного с виду мальчишку, когда вокруг полно вооруженных мужиков?
        - Батя, я тебя прошу: не вмешивайся! Очень прошу! - Патрик вдруг оказался рядом. - И не смотри! Не смотри на меня, когда я…
        - Живо в машину!!! - У меня не было ни малейшего желания говорить с ним о чем-либо, когда в любой момент его тело могли испортить пулей. Я сменил опустевший магазин на полный.
        За какую-то долю секунды сын оказался от меня шагах в двадцати, наполовину сократив расстояние до ликвидатора. И самое паскудное - Патрик заслонил собой линию огня. Да, пули не помогали против чужака, серебряные надо было заготовить или осиновые колья, но…
        - Сынок! Назад!!! - Я хотел сорваться за ним следом, не позволить, запретить, но понял, что не могу сделать ни шагу. Мои ноги будто приросли к асфальту.
        Ох уж эти ментальные штучки Патрика! Когда все закончится, я кое-кому уши надеру!
        Если будет кому их драть…
        Покинув кабину рефрижератора, золотой китаец очень вовремя выхватил пистолеты и, паля по-македонски, завалил палача, вздумавшего оторвать свое толстое брюхо от асфальта, - такое надо пресекать сразу, чтоб остальным неповадно было. С крыши соседнего дома бахнули из гранатомета - заряд угодил в головной джип, пробив не такую уж и бронированную крышу. Избыточным давлением «Вепрь» буквально раскрыло изнутри, как цветок поутру, просто порвало на стальные лепестки. Получилась эдакая большая черная роза, объятая огнем. Причитая, Мигель - хозяин уничтоженного джипа - вскочил. Отличная мишень! Я вскинул автомат к плечу. Однако коллеги спасли латиносу жизнь, схватив за лодыжки и повалив обратно на асфальт.
        Мой сын и ликвидатор неуклонно сходились.
        Мальчишечьей драки не избежать.
        Вот только веснушчатый пацан надумал сжульничать. Мутузить друг дружку кулаками по морде ему не хотелось. Лучше - для него лучше, не для нас - он превратится в нечто ужасное.
        Началось все с крыльев, которые вдруг прорезались у пацана из спины двумя прозрачными пластинами в прожилках. Их будто выточили из гибких листов оргстекла метра четыре длиной и шириной в полтора. Красавчик, ёлы. Примерно так выглядели бы ангелы, если б они размножались в условиях жёсткой радиации. Лезвейно-острой окантовкой крыла - впечатляющая демонстрация силы - пацан походя рассек украинский
«паркетник» надвое. Броня, значит, ему не помеха. Что ж тогда он сделает со слабым человеческим телом, вставшим у него на пути?!
        Я скривился от омерзения, когда глазные яблоки его, брызнув жидкостью, прорвались изнутри. Ликвидатор - ядерный ангел, чтоб его! - сбился с шага. Но вот уже из глазниц выдвинулись подвижные усики, состоящие из хитиновых сегментов. Я не мог сдвинуться с места, но зрение мое обострилось. Я будто видел глазами Патрика, который был уже совсем рядом с ликвидатором.
        Вновь громыхнул гранатометный залп, что-то вспыхнуло, кричала японка, золотой китаец держался за бок, из-под ладони у него растекалось багровое пятно, но все это уже было неважно, все это наносное. Если мы не сумеем дать отпор ликвидатору, то…
        На кончиках усиков набухли то ли нарывы, то ли почки. Хитиновые чешуйки раскрылись, выпустив из-под слоя слизи початки, на поверхности которых проступили фасетки глаз. Ликвидатор зашагал ровнее. И с каждым шагом он становился все более иным.
        Не оборачиваясь, Патрик крикнул:
        - Батя, отвернись!!! Умоляю, батя!!!
        Если честно, то в тот момент я обиделся на него.
        Как мог отец, даже самый паршивый, смотреть куда-то в сторону, когда сын встал на пути у чудища ужасного, преисполненного лютой ненависти к человеческой расе?! На пути у твари, смертоубийственных талантов которой боятся даже соплеменники?! Ну как, а?!
        Было нелегко, но я заставил себя принять то, что не хотел, гнал прочь: Патрик ничего не придумал, когда говорил, что он тоже ликвидатор.
        Он доказал это не единожды, просто я… Как мог я, любящий отец, поверить в то, что мой сын, дороже которого нет ничего, - монстр?!
        Патрику надо преобразиться, чтобы эффективно противостоять врагу, понял я.
        Сынок не хочет, чтобы я видел, в кого и как он трансформируется. Патрик думает, что если я увижу его истинный облик, то память моя навсегда запечатлеет уродливую - по меркам сапиенсов - картинку, и я уже никогда не смогу относиться к нему, как к собственному ребенку.
        Признаться, я и сам был не уверен, что у меня хватит сил увидеть его иным, - и оставить все как прежде. Не день и даже не год прошел, пока я наконец проникся тем, что мне плевать, неважно вообще, что нет в голубоглазом мальчишке моих генов, что зачал его другой мужчина, а не я. Патрик ведь приемный. Мы с Миленой подобрали его, голодного и замерзающего. Теперь же мне надо свыкнуться с тем, что Краевой-младший… Нет! Не надо ни с чем свыкаться! Он - мой сын, и я люблю его таким, какой он есть. Даже если сынок станет жукоглазым алиенсом из параллельного мира, если при каждом слове будет плеваться соляной кислотой и жрать бетон на завтрак, я не перестану любить его! Так что отворачиваться мне совсем не нужно.
        И все же я сделал это.
        Потому что сын меня попросил.
        Понимаете, он ведь подрос. Когда ребенок маленький, его можно усадить на горшок и умиляться, стоя рядом, а когда ему четырнадцать… Пора моему сыну избавиться от навязчивого внимания родителей. Как мне ни жаль, но настало это время… Он снимет квартирку где-нибудь в африканском или в кавказском секторе Вавилона, женится, заведет детей, и папа с мамой ему станут не нужны. Отвернувшись, я вздохнул.
        Позади раздался жуткий скрежет, будто ковшом эскалатора прочесали по асфальту - не собираясь глубоко зарываться, а так, чтобы верхний слой содрать. Я едва удержался, чтобы не посмотреть-таки, что там происходит. Уж очень хотелось помахать Патрику рукой - мол, давай, сынок, устрой вражескому ликвидатору хорошую взбучку с летальным исходом!
        В спину пахнуло теплом, толкнув меня на пару шажков. Ноги разблокированы, это хорошо, но уши кое-кому я все равно… Раздался смачный ляпающий звук, будто гигантской ладонью врезали по весьма габаритной толстой щеке. Над головой просвистело, - я вовремя отвел глаза - ударившись в дом на уровне пятого этажа, начисто срезав пару балконов и проковыряв в стене глубокую рытвину.
        Меня накрыла тень, а через миг на асфальт в десятке шагов грохнулся раскуроченный головной джип. Во все стороны от него брызнуло огнем. Кричали, не вставая с тротуара, перепуганные женщины, плакали дети. Гранатометчиков на доме по соседству смело закинутым на крышу «Вепрем». Я боялся себе представить тварь, которая способна швыряться здоровенными машинами. Да уж, устроить заграждение из грузовиков было не такой уж отличной идеей.
        Подтверждая мою догадку, с жутким грохотом в цистерну, промяв ее и опрокинув, врезался рефрижератор. Незабываемое зрелище - пролетающий у тебя над головой громадный холодильник на колесах, а потом он же, но кувыркающийся по проезжей части, сметающий все на своем пути и разбрасывающий куски, запчасти…
        Согнувшись вдвое, ко мне метнулась японка. Глаза ее округлились от ужаса.
        - Край, надо уходить! - она вцепилась мне в локоть, потянула. - Хозяин велел охранять тебя! Надо уходить!
        Свободной рукой я потрепал ее за щечку, став так, чтобы защитить бедром пах. А потом, улыбнувшись, плюхнулся тылом на асфальт. Не объяснять же, что бежать некуда. Все решится здесь и сейчас. Если мы потерпим поражение, от радиации и путников нам будет уже не скрыться.
        - Тебя как зовут, дорогуша? А впрочем, неважно. Садись, отдохни.
        Всхлипнув, она опустилась рядом.
        Грохотали выстрелы, взрывы, слышались крики. Что-то утробно чавкало и пахло тухлятиной. Я прям как вернулся в Чернобыль. Здравствуй, молодость! Мутанты уже есть, только аномалий не хватает.
        - Что у нас там, а, дорогуша? - Я махнул рукой, указывая себе за спину.
        Прикусив губу и побледнев, она молчала.
        - Сыну обещал не смотреть, - пояснил я. - Расскажи.
        И она, сбиваясь и всхлипывая, принялась описывать схватку моего сына Патрика - только не говори мне, как оно выглядит, дорогуша, - и того, кто еще недавно был мальчишкой в футболке с Микки Маусом.
        Все, что случилось во время битвы ликвидаторов, я узнал с ее слов.
        Это было нечто монументальное. Детки вырывали из асфальта светофоры и дрались ими, как мечами или булавами. Если японка вскрикивала, это означало, что Патрик пропустил удар. Они швыряли недруг в недруга машины. И я знал - Патрик поразил цель, если японка улыбалась. Они перепрыгивали с места на место, за раз преодолевая десятки метров, их носило от крыши к крыше. Глаза японки превращались чуть ли не в блюдца, когда один из них совершал очередной кульбит.
        Вот она радостно зажмурилась - это Патрик опустил джип противнику на голову, или что там у него нынче вместо. Обычного человека смяло бы, сломало, но не ликвидатора. Он - точно шампур, сказала японка, а внедорожник - кусок баранины, на него нанизанный.
        Уверен, страна восходящего солнца - не ее родина.
        Пока мальчишки методично уничтожали чайнатаун, снося дома до фундамента, к нам один за другим подползали и короткими перебежками перемещались палачи. Почему я так спокойно об этом говорю? Ну, после Парадиза, Тюрьмы и купания с косаткой меня уже трудно чем-то удивить. Это палачам все в новинку. Наверное, я и моя грудастая подружка, вот так запросто сидящие на асфальте, казались им чем-то основательным, защищенным от невзгод и монстров. Плюхаясь рядом на пятые точки, палачи забывали закрыть рот - если бы нижние челюсти могли свешиваться до уровня асфальта, парни заимели бы отличные подставки для головы. Ирония злодейки-судьбы - рассчитывая на защиту, слуги Закона присоединяются к опасному преступнику.
        - Бросить оружие! - велел я, и они послушались.
        Не хватало еще, чтоб им вздумалось арестовать меня или пристрелить с перепугу.
        Все законники были при параде, то есть с газовыми баллончиками и крутыми наручниками, которые шарашат задержанных током. Вот этими девайсами я и сцепил палачей попарно - рука к руке, лицом к лицу. Так, чтобы каждый законник держал коллегу и преданно смотрел ему в глаза. Прямо влюбленные парочки получились. Милашки однозначно.
        Наблюдать за полем боя мне нельзя было, потому я поглядывал на скованных наручниками палачей - и видел перед собой жутко испуганных людей, которым хотелось сейчас оказаться хоть бы даже посреди Вавилона, где их не пнет разве что не рожденный еще ребенок, но только не здесь, на благополучном Манхэттене, в самом центре одного из самых больших мегаполисов мира.
        - Что, пацаны, страшно, да? - улыбнулся я. - Это вам не трупы офисных хомячков обирать.
        И не удержался, похвастался еще:
        - Там, кстати, мой сынок вашего урода жизни учит.
        О, их лица надо было видеть! Им хватило фантазии представить, в кого может превратиться матерый папаша, и в человеческом обличье не шибко мирный, если сынок такое чудит. Мигеля, кстати, среди палачей, к нам примкнувшим, не было. Спрятался среди машин кортежа, больше негде. Опрометчивое решение, учитывая, что разбушевавшиеся детки использовали джипы в качестве метательных снарядов. Но почему мне не жаль этого мерзкого типа?
        Довольные зрелищем оживленно жестикулировали и клекотали по-своему окинавские ветераны социалистического труда, прибывшие в Нью-Йорк по корпоративной путевке. При этом они не забывали все тщательно фотографировать. Вот уж кому наша заварушка как с гуся вода.
        Я заметил еще с десяток человек, которые настолько осмелели, что даже чуть-чуть приподнялись над тротуаром. Кое-кто на четвереньках вползал в ресторанчики и магазины. Но были и такие, кто достал смартфон и врубил камеру. Один, второй, пятый… Вон еще девочка с косичками, смешная такая… Операторов-любителей становилось все больше. Если смотришь на ужасы реальности, отображенные на экране телефона, кажется, что все это не всерьез, ненастоящее - и уже не так страшно.
        - Край!
        Возглас японки заставил меня вздрогнуть.
        По выражению ее лица я понял, что с Патриком плохо, очень плохо.
        - Прости, сынок! - Вскочив, я обернулся.
        Улица превратилась в руины. Битое стекло, порванный, изогнутый металл, проломы в стенах, дым, огонь, пузырящиеся и парующие пятна какой-то бледно-зеленой дряни на асфальте… Изломанные тела. Тут и там над кем-то склонились, оплакивали утрату.
        Ликвидатор стоял на крыше президентского лимузина.
        Уродливое тело его, неправильное, несимметричное, менялось, комкалось. Крылья втягивались в спину, жгутики с фасетками - в глазницы. Я не увидел его во всей красе, когда он принял свой настоящий облик, не увидел и теперь, когда он вновь оборачивался мальчиком. Последними на лице ядерного ангела проступили веснушки. Перед этим из тела выдавилась одежда. Улыбчивый Микки Маус подмигнул мне с футболки. Зрелище было столь завораживающим, что я не сразу заметил Патрика, распростертого на асфальте у лимузина.
        Дыхание сперло. Ноги не удержали, я опустился на колени.
        - Сынок…
        Погиб? Его больше нет, больше нет…
        Ликвидатор одолел моего Патрика. Сволочь! Убийца!
        И сразу стало неважно все: вторжение путников, ядерная война, конец Пути… Гори вселенная огнем, мне не жаль ее. Мир ничто без сына. Ни к чему мне такая реальность.
        Палачи у меня за спиной подняли бунт. Я слышал, как японка орала на них, обещая пристрелить каждого, кто только сунется к груде конфискованного оружия. И почти сразу зазвучали выстрелы.
        - Ты игрушка! - пританцовывая, заорал с крыши лимузина мальчишка. - Ты всего лишь моя игрушка!!! Я сломаю тебя!!!
        Монстр, спрятавшийся в детском теле, торжествовал, точно он на самом деле мальчишка, а не представитель могущественного вида, покорившего множество миров. Запрокинув голову, он захохотал так громко, что стало больно слушать, я прижал ладони к ушам. Веселье ликвидатора ненормально. Это приступ, а не смех. Мерзкий крысеныш, с каким удовольствием я свернул бы ему шею!..
        Микки Маус, проросший из его футболки, уже не улыбался, не подмигивал мне, но злобно сверлил взглядом черных зрачков. И я, как муха к капле меда, прилип к этим страшным глазам.
        Грызун манил меня. Шаг. Еще шаг. Мальчишка выделывал коленца, глядя в небо, не замечая ничего вокруг, но рисунок на его одежде… Я не мог отвернуться!
        И хорошо, что не мог.
        Иначе не увидел бы боковым зрением, как на поле боя появились новые действующие лица. Или морды, или когти с клыками, если так больше нравится.
        Сначала на грудь Патрику спланировала хищная птица, и мне показалось, что мой сын пошевелился. У надежды глаза больше, чем у страха, поэтому радоваться было преждевременно, и все же я едва не заорал от счастья - ведь появился шанс, что Патрик жив! Быть может, ликвидатор всего лишь помял его, вырубил, но ничего еще не кончено?..
        Только миг спустя до меня дошло, что птица может навредить сыну. Хищные птицы ведь часто питаются падалью.
        Точно зомби я продолжал идти к лимузину.
        Послышались испуганные крики. Удивительно. Что еще могло напугать людей, видевших ликвидатора во всей его красе? Оказалось - крысозавр. Он выскочил слева, его хвост-кабель обвился вокруг пояса Патрика. Птица тотчас взлетела. Рывок - и мой сын оказался на чешуйчатой спине, поросшей редкими пучками шерсти.
        Радоваться этому или нет? Крысозавры сражаются с путниками, а потому по одну сторону баррикад со мной и Патриком. Но ведь Патрик, хоть мне и сын, по сути своей - путник, а потому…
        Слишком все это сложно.
        Проще всего было не думать ни о чем и послушно переставлять ноги, приближаясь к лимузину и танцующему на крыше ребенку. Главное - ничем не выдать того, что Патрика эвакуировали с поля боя. Ведь я уже сообразил, что с ним случилось: он просто упал без сил. С самой нашей встречи во льдах Антарктиды сын только и делал, что тратил ментальную и прочую энергию на меня, на палачей, стюардесс и еще бог знает кого. А крысеныш-ликвидатор не разменивался на мелочи, аккумулировал силу, чтобы использовать в финальной схватке. И его стратегия оказалась верной.
        Но враг не учел, что у семьи Краевых есть могущественные покровители.
        До лимузина считаные метры, а крысеныш все танцует как заведенный. С ним что-то не так…
        Я почувствовал сына в себе. Патрик мягко коснулся моего разума, вроде как погладил и обнял. Мол, батя, все в порядке со мной, не беспокойся. Потерпи немного, и мы тебя вытащим.
        Готов терпеть хоть до второго пришествия, то есть вечно, ответил я, не раскрывая рта.
        Ронин с пташкой и крысозавр - друзья. Они уже помогают Патрику восполнить силы. Заодно они скрепляют договор о сотрудничестве не словом, жестом или еще чем подобным, но делом.
        Вместе мы победим, пообещал мне Патрик.
        Я не мог повернуть голову, чтобы лично запечатлеть исторический момент. И со мной рядом не было японки, чтобы рассказать в лицах. Но я почему-то отчетливо - без вмешательства Патрика - представил себе, как трое - крысозавр, мой сын и птица-путник, сам Ронин не в счет, он всего лишь марионетка - касаются друг друга, перья, руки, хвост и лапы сплетаются, образуя единое целое. Беззвучно. Застывают скульптурами, твердеют. Вздумай их кто сейчас размалевать разноцветными граффити, они бы даже не пошевелились. Хищная птица на плече однорукого великана подобна чучелу, неумело набитому таксидермистом-новичком. Крысозавр - инсталляция чересчур креативного художника. Патрик - экспонат из музея мадам Тюссо. Глядя со стороны на эту композицию, ни за что догадаешься, что тут, на нью-йоркских задворках, у мусорных баков чайнатауна, от которых несет тухлым, нынче решаются судьбы многих миров, населенных миллиардами разумных существ.
        На жизнеобеспечение тел союзников расходуется предельно допустимый минимум энергии. Они - в анабиозе. Все что можно и нельзя задействовано для обмена информацией. Огромный ее поток идет по оптическим нервам человека и птицы в хранилища их ЦНС, встречный поток выводится с помощью ритмичных - очень быстрых - сокращений зрачков. Хвост крысозавра, прижатый к горлу Ронина, с неимоверной просто скоростью вибрирует. Эти вибрации распространяются по всему телу хомо сапиенса, достигая острых когтей сокола, до крови впившихся в плечо. Через хвост крысозавр осуществляет и обратную связь, снимая малейшие изменения артериального давления, температуры тела, количества испаряющейся влаги и прочего - и расшифровывая все это в четкую, понятную ему систему образов.
        При этом идет не только обмен информацией.
        И не только передача энергии Патрику.
        Осуществляется нечто большее.
        Обмениваясь образами, непостижимыми человеческим органам чувств, они заключают что-то вроде договора. И в то же время это клятва. Это заверение, исключающее возможность поступить иначе, предать. То, что образуется в результате, на порядок выше всяких соглашений о сотрудничестве, дружбе и партнерстве.
        Далее образы становятся все более агрессивными. Трупы путников. Колонны закованных в энергетическую броню крысозавров. Разбитое Лоно, стремительно теряющее связь с мирами. Порванная паутина Накопителя.
        И вновь - образы единства. Договор о создании военного союза. Общности. С одной целью - дать отпор путникам. Остановить их движение. Предотвратить коллапс миров.
        Сапиенсы Заур и Край нужны ли? Этот вопрос проскальзывает через сознание Патрика, и я чувствую себя неловко, будто подслушиваю чужой разговор. Это крысозавр сомневается, следует ли продолжать сотрудничество с заявленными сапиенсами. Не лучше ли их устранить? Образ яркой вспышки, слизавшей две человеческие фигурки бесследно. Эти люди ведь знают о роли крысозавра в уничтожении Парадиза, ему пришлось засветить себя, иначе они не справились бы и началось бы вторжение в этот мир.
        Моргнув, чтобы увлажнить роговицу, - и тем самым прервав поток образов, - хозяин Ронина отвечает, что он тоже засветился перед этими людьми. И что после уничтожения Парадиза хотел убрать людей-союзников. Не устранить - просто не дать им больше вмешиваться в события. Они показали себя умелыми бойцами, они могли пригодиться впредь, но не на данном этапе. А теперь уже поздно. Вмешательства не удалось избежать. Из-за ликвидатора. Едва не убив Заура, - образ худого лысого мужчины - ликвидатор выкрал Края и поместил в Тюрьму…
        Что ж, так и было, все верно.
        Пока я делаю очередной шаг к лимузину, крысозавр загружает собеседников потоком образов отчаянного сожаления, включающего в себя описание погребальных обрядов сорока восьми миров. Птица на плече Ронина терпеливо принимает этот пакет данных, хотя в его передаче нет надобности. Наконец крысозавр выдает свое понимание нынешней ситуации: Тюрьма вывернула сознание сапиенса, изменила, сделала его прозрачным и открытым. Сознание сапиенса Края выдало путникам причастных к разгрому Парадиза и срыву очередного этапа экспансии.
        Хозяин Ронина отвечает, что было бы чудом, если бы Краю удалось закрыть свое сознание от Тюрьмы путников. Оба приходят к одному и тому же выводу: раз их инкогнито раскрыто, вот-вот начнется война миров. Образ неизбежности: черная дыра, затягивающая планету…
        И вот тут меня безжалостно вышибло из транса. Я больше не мог на расстояния внимать союзникам. Черт, я почувствовал себя отщепенцем каким-то, навязчивым мальчишкой, которого выставили за дверь.
        - Край, остановись! Край! - Это японка догнала меня, повисла, набросившись сзади.
        Поздно. Я уткнулся в бампер лимузина и, повинуясь зову Микки Мауса, полез на искореженный капот.
        Танец ликвидатора сбился. Движения стали неуверенными, вялыми. С усилием он опустил подбородок - я слышал, как хрустнули шейные позвонки. С глаз его будто сдернули полог. Взгляд мальца остановился на мне, скользнул мимо, на асфальт, туда, где должен возлежать Патрик.
        ГДЕ ОН?!
        Вопрос ворвался мне в голову, ударил по затылку, срикошетил и превратился в гул.
        Не знаю.
        ГДЕ?!!
        Перед глазами замелькали картинки. Ликвидатор вторгся в мою память, он листал ее как глянцевый журнал, только успевай подсовывать красивые картинки. Зато зрачки Микки Мауса с его футболки больше не имели власти надо мной.
        Они были правы, понял я, мое сознание взломано. И теперь судьба многих миров зависит от того, смогу ли я скрыть от ликвидатора секрет.
        - Беги. - Я оттолкнул японку. - Спасайся.
        КТО - ОНИ?!!
        Я ударил себя кулаком в висок, надеясь потерять сознание. Нельзя выдать союзников, ни в коем случаем нельзя…
        СОЮЗНИКИ?!!
        Слабо ударил, пожалел себя. Вновь занес кулак, чтобы наверняка уже, прощай, сынок…
        Но я так и не проломил тонкую кость.
        Захлопали крылья, в лицо ликвидатора впились когти хищной птицы. И тут же из головы у меня вынули что-то очень большое и противное, что-то, никак не желавшее убираться прочь. Оно цеплялось из последних сил, но все же с противным чмоканьем прокинуло мое сознание.
        Я скатился с лимузина. Патрик?!
        Тишина в эфире.
        Сынок?! Встал на колени, а затем, опираясь о бампер, - в полный рост. И увидел Патрика. Медленно перебирая лапами, крысозавр тащил моего мальчика на себе обратно. Где взял, туда и отнесет?
        Не мешай, услышал я, птица отвлечет его, самую малость осталось, крысозавр отдает себя всего.
        Ответа я не понял, но сообразил, что не стоит сейчас приставать к сыну с расспросами.
        Тем более что мне есть чем заняться.
        Выбрав момент, когда все были заняты сражением за судьбы миллиардов, Мигель выполз-таки из-под кормы бронированного лимузина, под которым отлеживался, и дрожащими с амплитудой в полметра - не меньше! - руками навел на крысозавра и Патрика свой ПП-19 «Бизон». Удивляюсь, как он не сорвал шнековый магазин, за который побелевшими пальцами ухватился, точно за цевье.
        Даже если забыть о наших прошлых конфликтах, одного его трусливого вида хватало, чтобы захотелось расправиться с Мигелем. Напрасно он навел пистолет-пулемет и все шестьдесят четыре патрона в магазине на моего сына. Это вывело меня из себя. Пора оскорбить Мигеля действием.
        Выхватить из кобуры на бедре пистолет и всадить в коротышку весь магазин, да и дело с концом? Это совсем уж мелко, не мой масштаб. С возрастом начинаешь ценить изящные жесты. «Душа бажає свята[Душа хочет праздника (укр.).] », - как говорят у нас на Украине. И потому я метнулся к Мигелю, на всякий случай держа его побитую оспинами рожу на прицеле, - а ну как выстрелит-таки в Патрика или развернется вдруг и проштампует меня очередью от паха до ключицы? За сына беспокоюсь, да. Но и в моих планах нет пункта «Погибнуть на чужбине». Пусть меня зароют в чернобыльском черноземе лет эдак через сто.
        А лучше через двести.
        - Эй, палач, у тебя вся спина белая! - вспомнилась старая, школьная еще, шутка. Меня и Мигеля разделяли считаные шаги.
        Он еще только начал разворачиваться, скашивая взгляд так, чтобы каким-то образом - идиот! - посмотреть себе между лопатками, а мои пальцы уже сформировались в плотный увесистый сюрприз для него, рука пришла в движение, согнулась, локоть отнесло назад.
        - Спина?! - вскрикнул Мигель за миг до того, как мой кулак расквасил его смуглый нос, выдавив из ноздрей и свернутого набок хряща алый фонтан. Серый костюм и крахмально-свежую рубашку омыло хорошо просоленным «томатным соком».
        - Почему спина?! - все же проблеял он.
        Еще удар - на сей раз по уху. Распухнет потом, раза в три увеличится и посинеет - мастер гарантирует. Ойкнув, Мигель уронил ПП-19 и схватился правой рукой за нос, а левой соответственно за ухо. Для второй ушной раковины верхних конечностей уже не хватало, но это, конечно, меня не остановило.
        Отцепившись от ликвидатора, птица взмыла в небо. В воздухе над лимузином закружились перья.
        Располосованная в лохмотья образина чужака вновь стремительно складывалась в мальчишечье лицо.
        Крысозавр сбросил с себя Патрика и без движения завалился на бок. Мой сын тоже не выглядел бодрым и набравшимся сил, хотя должен был, раз его накачали энергией. Иначе чего бы он валялся асфальте с закрытыми глазами? Что происходит?!
        Японка, подбежав к ресторанчику, - над входом вывеска-дракон - остановилась и, не заходя внутрь, открыла по ликвидатору огонь из пистолета. Била в голову, не промахивалась.
        Ликвидатор даже не обернулся к ней.
        Ноги его чуть согнулись в коленях и тут же разогнулись, послав обманчиво тщедушное тельце в полет. Шлепнулся ликвидатор аккурат возле Патрика и крысозавра, которые никак не отреагировали на такое внезапное соседство.
        Это глупо, это пижонство, но в спину я предпочитаю стрелять лишь в экстренном случае. То есть когда нужно, тогда и стреляю. Без малейшего смущения я разрядил пистолет в поясницу ликвидатора и чуть ниже, надеясь хоть так отвлечь его от сына. Причинить вреда не смогу, но вдруг он воспримет это как оскорбление?
        Напрасно надеялся.
        И напрасно пытался отвлечь его.
        Надо было взашей гнать тварь к Патрику!

* * *
        Все случилось очень быстро и неожиданно. Хвост крысозавра обвил лодыжку ликвидатора, дернул. Мальчишеская фигурка, всплеснув худыми руками, потеряла равновесие, хлопнулась спиной на асфальт. И тут уж Патрик достал ликвидатора. Сын всего-то схватил его за руку, а громыхнуло так, будто из миномета.
        Вспышка.
        Ударной волной вынесло все до сих пор уцелевшие стекла на улице. Кто из граждан встал в полный рост, - я в том числе - того опрокинуло на спину или отбросило на шаг-два-больше - в зависимости от удаленности от эпицентра. Я шлепнулся на задницу, пребольно ударившись копчиком. Японка набила на затылке шишку. Много народу посекло осколками окон. С хлопком сдуло отовсюду пыль, она поднялась в воздух и зависла серым облаком.
        Посреди улицы, там, где сцепились Патрик и крысеныш-ликвидатор, выросла до самого неба воронка смерча. Только острием не книзу выросла, а кверху. Обертки, окурки, стекло, всякий мусор и пыль закрутило в ней с такой скоростью, что ни сына, ни крысозавра, ни их врага за всей этой парящей свалкой видно не было.
        Тот самый момент, когда не знаешь, что делать.
        Однако колебался я недолго. Ни секунды не колебался. Встал и с протянутой рукой, будто вымаливая подаяние, шагнул к глухо гудящей воронке. Или меня подхватит, или я пройду к сыну и помогу ему.
        Ни того, ни другого не случилось.
        Меня, как нашкодившего котенка, вновь отшвырнуло прочь. Спиной я врезался в треклятый лимузин. Меня к нему притягивало как магнитом, ёлы.
        Основание воронки распухло, точно беременное, и лопнуло, разбрасывая по сторонам мусор. В этом бардаке мелькнуло громадное белое яйцо, и - щелк! - воронка окончательно исчезла. Стало тихо-тихо, сыпало сверху пылью. Я чихнул. Никто не пожелал мне здоровья. Я чихнул вновь.
        Патрик склонился над крысозавром. Ликвидатор пропал. Нигде его видно не было.
        Потирая ушибленную спину, я подошел к сыну и хвостатому слепому монстру.
        - Дружище, как ты?
        - Нормально, батя. - Улыбка у Патрика вышла усталая, но все-таки не печальная.
        - А он? - Я кивнул на крысозавра.
        - Тело погибло. Но он есть. Вот тут, - Патрик постучал себя по голове. Заметив, что меня не удовлетворил его ответ, сын добавил: - Не поймешь. Просто знай: прекратило жизнедеятельность лишь его тело.
        - Типа бессмертная душа, и все такое? - Никогда раньше не замечал у своего мальчика склонности к религии. Может, его после Парадиза перемкнуло? Святой отец Асахара так повлиял? И все-таки - куда вообще делся ликвидатор?..
        Эти вопросы и многие другие я не успел задать Патрику, потому что он, оставив крысозавра, помчался к лимузину. Мимо меня юркнул. А ведь верно. Все мы здесь сегодня собрались - как здорово, да? - вовсе не для того, чтобы сражаться с ликвидатором. Этот монстр был лишь приятным бонусом, а схватка с ним внесла хоть какое-то разнообразие в наши скучные будни.
        Подбежав к лимузину, Патрик буквально «с мясом» выдрал пассажирскую дверцу и отшвырнул ее в сторону так легко и без напряга, как еще пару лет назад запускал самолетики из альбомных листов формата А4.
        Вырос сынок, возмужал… Как же незаметно время пролетело, с грустью подумал я.
        Увы, недолго мне довелось бесстыдно ностальгировать на глазах у всех.
        Из салона хлынули наружу полчища мелких бионоидов, похожих на треклятых тараканов.
        - Патрик, топчи их! - рявкнул я. - Не хватало потом их дома выводить!
        Вдвоем мы принялись ожесточенно танцевать чечетку и даже преуспели в этом: вокруг нас образовалось мертвое пространство. Оббегая наши каблуки, «тараканы» атаковали народ на тротуаре. И не просто атаковали, но забегали гражданам на шею, к основанию затылка, и там закреплялись, поражая нервную систему. «Тараканов» яростно давили, хлопая себя по рукам-ногам, топтали, но все же люди один за другим замирали, пораженные маленькими агрессорами. Из рук выпадали телефоны, включенные в режим видеосъемки. Не моргая, захваченные «тараканами» обитатели чайнатауна смотрели в пространство стеклянными глазами. Ну точно манекены. Только рот открыт и стекает с подбородка слюна.
        Я вспомнил, как мы с Рыбачкой улепетывали после первого покушения на Президента. Меня тогда еще вертолет смутил. Вместо того чтобы лететь за нами, он снизился, дверца его откатилась, и наружу выпал черный ком… Вот что, значит, было на борту вертушки - бионоиды-«тараканы».
        - Батя, прикрой! Мне нужно сосредоточиться!
        Легко сказать - прикрой. Крохотные бионоиды со всех сторон. Полчища. И как их столько в лимузине поместилось? Хоть один заберется на меня или Патрика - считайте, мы выведены из игры. Ситуация, мягко говоря, критическая, а тут еще пацану моему понадобилось сосредоточиться. Он что, задачку по алгебре надумал вдруг решить и не хочет, чтобы ему мешали?
        Мигель, весь облепленный «тараканами», сел на асфальт и обхватил голову руками.
        Лицо Патрика побагровело. Он зажмурился, наморщил лоб.
        Даже активно топая, тяжело было сдержаться, чтобы не ляпнуть глупую шутку про «не выходит каменный цветок». Но - молчок. Я же понимал, что неспроста Патрик тужится-пыжится.
        - Сынок, я…
        Я почувствовал ментальный удар.
        На долгий миг у всех вокруг захлебнулось сердце, сперло дыхание.

«Тараканы» замерли, где были, посыпались с одежды. Граждане, к которым они уже успели присосаться, упали подрубленными таежными соснами.
        Патрика окружающая обстановка не заботила. А вот лимузин его интересовал настолько, что он собирался сунуться в салон, не думая о «тараканах» и прочих сюрпризах. Зря, что ли, дверцу распахнул, выпустив на волю содержимое ящика Пандоры?..
        Ну уж нет, решил я и велел ему:
        - Посторонись. Не лізь поперед батька в пекло[Не лезь прежде отца в ад (укр.).] .
        Смерив меня взглядом от ботинок до седых кончиков волос на голове, - гожусь ли, смогу ли? - Патрик потупился и шагнул в сторону. Забурел совсем. Раз с ликвидатором справился, так можно на отца родного снисходительно щуриться?! Но все-таки пропустил вперед, уже хорошо. Авторитет старшего в семье должен быть беспрекословным.
        Все, пора смело - без опаски! - заглянуть в салон. И ничего, что в нем наверняка скрывается нечто, не спешащее явить себя нам, нью-йоркскому небу и камерам смартфонов тех аборигенов, что уже пришли в себя. Пора!
        Признаться, мне было слегка не по себе.
        Неосознанно я надеялся, что сын не позволит мне самому разбираться с путником, который скрывался под личиной Президента. Образ твари, изрядно потрепавшей меня и покойного Рыбачку на пресс-конференции, явился мне в деталях: громадный бройлер зеленого цвета, весь в хитине и дурно пахнущей слизи. Бр-р!.. Следовало быть наготове. Я вытащил из разгрузки гранату. В молодости, на срочной службе в банановом раю, я сначала швырял в хижину РГД, а потом спрашивал, есть ли кто дома.
        Ну что за мандраж, а? Стыдно! И от этого вот чувства стыда я решился на безумный, а потому - глупый поступок: вместо того чтобы воспользоваться-таки гранатой, засунул в салон голову и, приветливо улыбаясь, поинтересовался:
        - Как дела? Не помешаю?
        Чистое мальчишество, ей-богу! Вот на кой, а?! Кому станет лучше, если монстр отгрызет мне дурную башку? Ну, кроме монстра?
        Я ожидал услышать в ответ рычание, зубовный скрежет и вой, но только не это:
        - Где я?
        Гарант тер глаза и смотрел на меня с таким непониманием, будто только что очнулся после долгого и продолжительного сна.
        - Отвечаю, голова болит… - прошептал он и, открыв вторую пассажирскую дверь лимузина, вывернул на асфальт нью-йоркского чайнатауна содержимое своего украинского желудка. Глобализация, ничего не поделаешь…
        Оказалось, Президент не помнит, как здесь очутился.
        Последние его воспоминания - чуть ли не месячной давности. Гарант отдыхал на своей даче в Конча-Заспе, жарил с внуками шашлычок, пил винцо полусладкое, грузинское, а потом - хлоп! - моя наглая рожа, бодун и другая страна.
        Ясно. Его обработали с помощью тех же бионоидов, что использовались для прочистки мозгов после пресс-конференции. Не зря же этой дрянью был забит весь лимузин.
        Почему путники не устранили, Президента, раз сняли с него мерку и сделали копию?
        Думаю, они решили попридержать его на всякий случай. Мало ли, вдруг нашему гаранту устроили бы проверку на высшем уровне? Путник, прикинувшийся человеком, вряд ли прошел бы ее. А зачем нужны осложнения? Вкачай гаранту под череп нужный софт, задай направление - и отправь на переговоры.
        Короче говоря, Президент оказался нормальным мужиком. И сообразительным к тому же. Он быстро уловил расклад. Меньше всего ему хотелось развязать ядерную войну. Мой рассказ о том, на что его подписали, спровоцировал у гаранта минутный всплеск ярости, сопровождаемый нецензурным монологом. А потом он вспомнил речь, которую должен был произнести в зале заседаний ООН - и его вообще выключило.
        - Понял, это нужно все исправить. - Он треснул кулаком по крышке мини-бара. - Это все нужно по-другому… Где водитель? Где охрана? Кто-то мне за это ответит. Так, ты! - Президент ткнул пальцем в мою сторону. - Организуй тут быстро все. Живо! Чего замер?
        Я шумно втянул в себя кондиционированный воздух обитого кожей салона.
        Рука сама потянулась к пистолету. До этого момента мне даже жаль было, что гаранта придется завалить. Но теперь я почти обрадовался, что лимузин станет ему последним пристанищем в этом лучшем из миров. Надо было действовать побыстрее. Небо над чайнотауном опять заполонили вертушки-беспилотники, вдалеке вовсю завывали сирены. Скоро сюда съедутся все копы штата.
        Щелкнул предохранитель.
        - Извини, дружище… - Я навел ствол ему в голову.
        Палачом мне еще не приходилось быть. Мерзкое ощущение.
        Президент наконец сообразил, что вот-вот лишится земной прописки. Тройной подбородок его затрясся, лицо покрылось бисером пота.
        Палец лег на спуск и…
        Меня остановил Патрик:
        - Батя, лучше пусть он все исправит. Извинится там, пригласит комиссию проверить, что на Украине нет ядерного оружия. Так правильней будет, надежней, чем… Чем мы собирались.
        Патрик сказал то, что крутилось у меня в голове с самого момента «пробуждения» гаранта.
        Вот почему мне не хотелось его убивать!
        Да уж, будь на кону чуть поменьше, чем уничтожение биосферы Земли, объяснил бы я толстому госборову, что хамить Максимке Краевому смертельно опасно. А так, стиснув челюсти, пообещал найти ему попутчиков до хатки ООН. Все равно отпустил бы пленных палачей. Убивать служивых у меня не было ни малейшего желания. Живые ведь люди, а не мутанты какие. Отпусти же я их на все четыре стороны, еще бы преследовать нас с Патриком вздумали.
        Выбравшись из лимузина, я подозвал Мигеля и остальную шайку в серых пиджаках и велел им сопроводить гаранта до пункта назначения.
        - И чтобы ни одна пылинка с него!..
        Плотно окружив, гаранта перевели в джип. Взревели движки немногих уцелевших тачек кортежа.
        - Удачи тебе, дружище! - напутствовал я Президента.
        Тот в ответ скривил такую рожу, что на душе у меня стало неспокойно.
        Не ошибся ли я? Может, не стоило отпускать гаранта? Лучшее, как известно, враг хорошего.
        Взвизгнув покрышками, «Вепри» сорвались с места.
        - Так что там с ликвидатором? - спросил я у Патрика.
        Глава 11
        Мои соболезнования
        Лампы у потолка светят ярко, а им бы мерцать. А еще лучше - дабы усугубить драматичность момента - внезапно погаснуть. Тогда сказанное Львом Аркадьевичем прозвучит внушительней, что ли. Зловеще даже. В темноте все кажется серь-езней.
        - Там, в Боснии, я впервые незаконно пересадил орган.
        Пауза. Реакция слушателей? Толстяк-гей - животное! - зевает. А вот девушка Татьяна смотрит на Льва Аркадьевича, не моргая. Хорошо, имеет смысл продолжать.
        - Спас жизнь такой же соплюхе, что сейчас разлеглась на столе в ожидании операции. - Глоссер намеренно обращается к толстяку, чтобы привлечь его внимание, а заодно привести девчонку в замешательство. Второе удалось, первое нет. - Мне привезли шахидку, «пояс» которой не сдетонировал, когда она подобралась к позициям миротворцев, и ту кроху, которую зацепили наши бойцы, открыв огонь по шахидке. Любительнице пиротехники было не выжить. Крохе тоже. Но у них оказалась одна группа крови и полная совместимость. Вот что значит - из одного села.
        Глоссер подмигивает Татьяне и ставит на передвижную операционною стойку контейнер для органов - рядом с поддоном с инструментами.
        - Я принял решение: спасти хотя бы одну из них, сделав трансплантацию. Формально это было запрещено. В стране процветала торговля органами. Иногда мне казалось, что войну развязали для прикрытия этого незаконного бизнеса. Так что операцию нельзя было проводить без особой на то санкции сверху. И даже если бы я, тогда молодой и перспективный хирург, получил такую санкцию, что сомнительно, это заняло бы слишком много времени…
        Лев Аркадьевич замолкает. Он любит думать в тишине. Сейчас ему надо решить, какую тушу разделать первой. Пожалуй, он начнет с неблагодарного слушателя. Заодно надо определиться, как будет происходить разделка. Льву Аркадьевичу нравится экспериментировать.
        - Я сделал операцию на свой риск и страх. Вместе со своим другом Дамиром, будущим отцом Заура. Твоим отцом, Татьяна. - Глоссер подмигивает девушке и замечает, что толстяк начинает проявлять интерес к его рассказу. Хм, тогда, быть может, начать все-таки не с него?..
        - У нас едва не отобрали лицензию. Едва - потому что больше некому было латать разодранные внутренности вояк и штопать сквозные пулевые раны. Мы работали под огнем повстанцев, в землянках, прямо в окопах. Мы покупали за свои деньги лекарства и инструменты у тех, кто воровал их с армейских складов. Но вот случилось так, что третий месяц нам не платили жалованье, потому что очередной генерал захотел новый лимузин, чтобы, раскатывая на нем в компании красоток, жрать черную икру, запивая ее шампанским. И все бы ничего, но в нашем полевом госпитале закончились даже бинты. Покупать-то их было не на что, а в долг нам уже не давали…
        Сам того не замечая, Глоссер погружается в воспоминания.
        Стены тайной комнаты растворяются, он оказывается далеко и давно.

…Тогда-то к Лёве Глоссеру и Дамиру подкатил один предприимчивый солдатик, который и предложил купить у докторов почку, сердце или поджелудочную. Или и то с другим, и можно с третьим. И не в единственном количестве, если что.
        В тот день на руках у Дамира и Левы умерли пятеро парней, которым бы еще жить да жить при наличии нужных медикаментов.
        Они продали почку одного из мертвецов - ради тех, кому еще можно было помочь.
        До конца кампании молодым хирургам пришлось проворачивать такое не единожды. Генералам ведь никак без скоростных болидов и роскошных вилл в Калифорнии…
        А потом друзья вернулись на родину. Оба устроились в одну клинику. Работали не за нищенскую зарплату, а чтобы спасать людей. Оба влюбились в одну девушку, но выбрала она Дамира. Тогда Лёва Глоссер решил доказать ей, что он лучше. Но как? А легко. Он сможет дать ей то, чего не было у друга, - деньги. Тут как раз дембельнулся тот самый предприимчивый солдатик…
        Все очень быстро завертелось.
        Только вот девушке оказались не нужны Лёвкины ассигнации. Она родила Дамиру сына, а потом дочь. Но Лёва уже пристрастился. Ему нравилось вкусно ужинать в ресторанах и сладко спать в собственных апартаментах. Он стал чуть ли не самым крутым мясником Киева. Ему долго удавалось скрывать свои темные делишки, но однажды Дамир узнал. И пригрозил выдать друга, если тот не завяжет с кровавым бизнесом…
        Глоссер приходит в себя из-за возгласа толстяка:
        - Доктор, ради святых моторов, хватит уже трепаться! Пора лечить меня, вы так не считаете?!
        Лев Аркадьевич решает начать все же с него. Прежде всего отрезать язык, а потом…
        - Напрасно мой друг корчил из себя чистоплюя. Быстро же он забыл о том, что мы делали на войне. Да и я не мог остановиться. Не мог и не хотел. Слишком многих кормила торговля органами. Откажись я от разделки доноров, меня самого пустили бы на мясо. К тому же мы оба, я и Дамир, метили на должность главврача. Да и тяжело мне было смотреть на счастье твоих отца и матери. - Глядя на Татьяну, Глоссер закатывает стойку между столами. - Я все еще любил ее. И не мог простить ей того, что она отвергла меня.
        - Но почему я? - По лицу Татьяны катятся слезы. - Почему брат?
        - Я не только организовал покушение, но и лично застрелил твоих отца и мать. - Глоссер мечтательно улыбается, вспоминая тот день. - А твой брат Заур, мерзкий мальчишка, меня увидел. И узнал. Но то, что вы остались живы… Это чудо. - Улыбка сползает с лица Льва Аркадьевича. - Этого просто быть не могло. Главное же, Заур видел меня, но не выдал властям. Выборочная амнезия. Тоже чудо. Слишком много чудес. Если б не это, я не позволил бы вам до сих пор… Сначала ты была слишком маленькая, а потом выросла - и стала похожа на свою мать. - Глоссер вытаскивает из кармана потертое фото, запаянное в ламинат. На фото изображена рыжеволосая женщина. - Слишком похожа. Находиться с тобой в одной больнице стало мукой для меня. Я больше не могу. Кто-то должен исчезнуть. Но не я.
        Лицо на фото становится объемным, реальным. Лев Аркадьевич снова уносится в прошлое.

…Дамир раскричался, чуть ли не с кулаками полез к Лёве. Все спрашивал, как он мог. А потом пригрозил сообщить властям, если тот не прекратит. «Ты сдашь лучшего друга?» - спросил Лёва. «Богом клянусь - сдам», - ответил Дамир.
        Глоссеру ничего не оставалось, как связаться с бандитами.
        Нет, неправда. Он обрадовался тому, что появился повод избавиться от Дамира.
        Лёва знал о маршруте движения друга, знал, когда тот выезжает из клиники, а потом забирает с работы жену и детей из школы и детского сада. Обо всем этом Глоссер подробно рассказал Бабуину, бандиты которого поставляли в больницу доноров, отловленных прямо на улицах Киева. Шла Всеобщая Война Банд, люди гибли и исчезали каждый день, так что никто не занимался поиском пропавших без вести.
        Лёва изъявил желание лично присутствовать при гибели конкурента. Они ведь были не только соперниками в битве за сердце прекрасной дамы, но еще оба претендовали на должность главврача больницы. Бабуин не возражал.
        Разборка банд на Крещатике стала полной неожиданностью для Глоссера и его партнера. Их план едва не сорвался. Машина Дамира почти что ускользнула, вырвалась из кровавой канители, когда Глоссер отобрал у Бабуина автомат и всадил очередь в соперника и его жену. Машина врезалась в бетонный столб…
        - Ты впала в кому моими стараниями. - Глоссер берет руку девушки и проводит по ней кончиками пальцев, ощущая все неровности обожженной кожи. - Ты не должна была выжить, у тебя не было шансов. И потому я испугался, когда ты пришла в себя. Да, я, Лев Аркадьевич Глоссер, способный дарить жизнь и отнимать ее, испугался! Это было ненормально, что ты взяла и очнулась, будто целый месяц просто спала. Очнулась отдохнувшей и свежей, в отличном настроении. Как же так, скажи мне? Ведь твоя ЦНС была необратимо поражена?!
        Она молчит, желая унести свой секрет в могилу. Ну, сосновые доски и ямку в глине Лев Аркадьевич пообещать ей не может, однако отчасти она точно попадет в крематорий. Из красивых глаз Татьяны катятся слезы. Скоро - очень скоро - эти глаза окажутся в контейнере.
        - И это после того, как мне сообщили о гибели Бабуина. Угадай, кто его убил? Верно, твой любимый братишка Заур, задолжавший больнице кучу денег. А тут еще - чудеса продолжаются! - на счет поступили деньги за твое лечение. Причем с авансом на год. У твоего брата не было ни цента, - я проверял, наводил справки - а тут он вдруг выплачивает годовой аванс! Чудо? Еще какое! Ты думаешь, почему я назначил тебе операцию? А чтобы в процессе навредить тебе. Убить тебя, зарезав? Нет, не этого я хотел. Я собирался отравить тебя, подставив анестезиолога, эту небритую обезьяну. Но все пошло наперекосяк! Зато теперь никто меня не остановит!
        Лев Аркадьевич вздрагивает, потому что в дверь стучат, но не выпускает руку Татьяны из своей ладони. Изо всех сил лупят чем-то. Молотком, что ли? Даже не обернувшись, хирург улыбается. Ну и пусть ломятся. Толстую броню из гранатомета не факт что прошибешь, а замок открыть может только сам Глоссер.
        Стук прекращается. Из-за двери доносится голос Заура: «Я все слышал. Когда увидимся, сестренка, пересказывать не надо».
        Братишка, значит, снаружи бесится, пока Лев Аркадьевич тут собирается разделать его сестренку, как свинью? Чудеса закончились, ни деньги, ни оружие палачу не помогут. Даже если Заур что-то задумал, ничего у него не получится. Эта мысль приводит Глоссера в восторг. Он хохочет до слез:
        - Ну, слышал? И что?! - Слова приходится выдавливать из себя, так ему смешно. - И что теперь, а, молодой человек?!
        Щелчок.
        Явственно слышен щелчок. Внутри у Глоссера холодеет, хотя он продолжает хихикать, просто не может остановиться. Этот звук ни с чем не спутать. Так щелкает mult-t-lock. Но этого не может быть! Открыть дверь снаружи никак нельзя! У Льва Аркадьевича просто слуховая галлюцинация, ему показалось!..
        Снаружи нельзя, но ведь изнутри можно.
        Свободной рукой он хлопает себя по карманам, в предплечье второй руки как клещ вцепилась подлая девчонка, не оторвать. Ключа - пластиковой карты с магнитной полосой - нигде нет. И тут Лев Аркадьевич замечает, что соседний стол пуст. На нем должен лежать толстяк-гей, но его там нет! Ремни, которые держали тело, перерезаны. Трубки капельниц болтаются, проливая отнюдь не копеечные препараты на пол тайной комнаты.
        - Доктор, спасибо, что стойку с инструментами поставили у моей койки. Скальпель мне очень пригодился, - слышит он.
        Уже понимая, что увидит, Глоссер оборачивается к двери. Там, упираясь плечом в косяк, стоит туша, на бинтах проступила кровь. В одной руке толстяк-гей держит тот самый скальпель, которым главврач собирался разрезать его на запчасти, а в другой - прямоугольный кусок пластика. Вор. Он сумел вытащить ключ из кармана так, что Лев Аркадьевич не заметил. Еще и ухмыляется, ничтожество!
        - Святые моторы, а ручки-то не забыли старую науку! Помнят все! А замок плевый. Дрянь замок.
        Глоссер рычит. Всего доля секунды ему нужна, чтобы вырвать руку, - проклятая девчонка! - но этого вполне хватает Зауру, чтобы открыть дверь, навалившись на нее снаружи.
        Лысая башка и блеск очков - вот что сначала врывается в тайную комнату, а уж следом проникает остальная туша в рваном и грязном плаще. Взгляд палача скользит по помещению и задерживается на сестре. Не теряя времени, Лев Аркадьевич оказывается рядом с ослабевшим от ран толстяком, без труда отбирает скальпель.
        И бьет им Заура в живот.

* * *
        Уж очень назойливо выли сирены полиции. Нельзя так. А беспилотников в небе стало больше, чем воробьев на зернохранилище. Явный перебор!
        Надо было убираться отсюда, пока нас не загребли. Ибо какой же это хеппи-энд, если главные герои проводят остатки дней в колонии усиленного режима, прикрывая свои задницы от негров-качков и латиносов-наркоманов?
        Но любопытно ведь.
        - Так что там с ликвидатором? - повторил я вопрос, махнув на прощание японке, перед тем как она растворилась в толпе зевак. - Куда он делся?
        Патрик остановился, пожал плечами:
        - Батя, если сформулировать доступно…
        - Ты мне тут поумничай!
        - Сбежал. Теперь зализывает раны где-то. Где - не знаю. Но пока что он не представляет для нас…
        Сын еще что-то говорил, но я уже его не слушал.
        Из-за всех этих треволнений и беготни-стрельбы я что-то упустил, что-то очень важное. Эта мысль не давала мне покоя, мешала сосредоточиться на происходящем.
        Мальчик-ликвидатор, явившийся мне в Тюрьме, оказался вовсе не бредом моего воспаленного разума. Он был более чем настоящим. А следовательно, есть вероятность, весьма отличная от нуля, что кое-что из инфы, полученной от него, - правда.
        У ликвидатора была задача: задействовать бионоида, эффект от активации которого сопоставим со взрывом ядерного фугаса. В таком случае пол-Киева сотрет с лица планеты, а уцелевшие районы из-за радиации станут непригодны для жизни.
        Фугас. Теракт. Ядерный конфликт начнется не в зале заседаний ООН, а в Киеве!
        Обратный отсчет уже начался.
        Я пошатнулся.
        - Батя, что с тобой. Тебе нехорошо?
        - Надо сообщить Зауру. Срочно. Будет теракт. - Вкратце я описал Патрику ситуацию, рассказал о своем общении с ликвидатором в застенках вне времени и пространства. - Только Заур сможет предотвратить взрыв.
        - Почему именно он? Мало ли палачей в Киеве?
        У перевернутых грузовиков остановилась полицейская машина. Первая, но не последняя. Скоро их тут будет много. Схватив за локоть, я потащил Патрика прочь с проезжей части - надо смешаться с толпой.
        - Сынок, а как ты себе это представляешь? Я звоню в Управу и говорю: «Имею заявить, что вот-вот в городе произведут взрыв. И не петарду взорвут, а такую штуковину хрен знает какого происхождения, которая не ядерный фугас, но вроде того. Где штуковина заложена - не знаю. Кто заложил? Да какой-то пацан, с виду - типичный беспризорник, футболка с Микки Маусом. Кто сообщил? Аноним, понятно. Или нет, сообщил - Максим Краевой по прозвищу Край, известный преступник, который у вас в розыске». И что мне на это ответят, как думаешь?
        - Убедил.
        Провожая испуганными и в то же время восхищенными взглядами, а заодно и объективами смартфонов, толпа расступалась перед нами. Эдак в ней тяжело будет затеряться…
        - Перед тем как ты надумал искупаться в проруби… - это он так подначивает отца, поросенок белобрысый. - Ну, перед тем как я тебя нашел, маме кто-то позвонил с твоего номера.
        Прорубь прорубью, но еще до того, как автозак перевернулся, Заур изъял у меня телефон, чтобы тот не достался Мигелю и прочему шакалью. Так что сообщить о моих неприятностях мог только Заур. Другой палач не стал бы тратить время на то, чтобы сделать веселую вдовушку Макса Края совсем уж счастливой.
        - Набери меня, - велел я. - А лучше дай телефон, я сам.

* * *
        Заточенный до бритвенной остроты скальпель, искаженное от ярости лицо главврача - это все замечено, это все потом.
        - Святые моторы! Да какого цилиндра?!. - Рыбачка охнул. Он весь в бинтах, на белом алые пятна, много пятен.
        Встретив его тут, палач не успел удивиться. Некогда.
        Дверь распахнулась под его напором и прижала бывшего байкера к стене. Но это ничего, до свадьбы Заура и Хельги заживет. Главное, Танюшка здесь, видимых повреждений на теле нет, только в глазах застыл испуг.
        Время привычно замедлилось, как это бывало, когда палач имел дело с опасными преступниками.
        Лев Аркадьевич Глоссер. Глянь на него - хлюпик хлюпиком: неспортивный животик без намека на «квадратики», тоненькие ручки-ножки. Только бородки-эспаньолки не хватает с очочками, чтобы получился интеллигентишка, умеющий драться лишь научными терминами и философскими нравоучениями. Причем драться уже в больнице, очнувшись после черепно-мозговой, полученной в подворотне от пятилетнего хулигана.
        Заур всегда уважал таких людей.
        Они казались ему пришельцами с другой планеты. Вокруг страх, боль, бесконечная борьба за жизнь, предательство, грязный секс, вонь свалок и химических отходов, парниковый эффект, в конце концов, а подобные Льву Аркадьевичу говорят о боге, о демократических ценностях и экзистенциализме.
        Психи и грешники, вот кто они. Только хорошо это скрывают, умело маскируясь под обычных людей. А чуть копни - мерзостные безбожники.
        Господи, не надо помогать слуге Своему Зауру, не лишай его удовольствия, ладно?
        Подставить под удар скальпеля руку-протез, второй рукой сорвать с груди нательный крест и ударить им маньяка в висок.
        Все.
        Уже мертвое тело - живы лишь глаза, звериная ненависть в них и горечь поражения - рухнуло на выложенный плиткой пот, марая кровью его протертую хлоркой чистоту. Рукав униформы задрался, обнажив на предплечье Глоссера татуировку - змею, пьющую из бокала.
        Палач так и замер.
        Нахлынули воспоминания.

…на тротуаре неподалеку от машины стоит человек. Хотя нет, он не достоин называться человеком. Этот зверь в людском обличье вооружен, он смеется, наблюдая за страданиями Заура и крохотной Танюшки. Лицо радостно гогочущего точно в тумане. Дымом его, что ли, заволокло? Зато видно, что на предплечье у него рисунок - змея…
        - Извини. - Заур протиснулся мимо Рыбачки, который очень неважно выглядел, и бросился к операционному столу, на котором лежала связанная ремнями Танюшка. Вырвал из предплечья застрявший скальпель и живо разрезал «упряжь».
        - Ради святых моторов… - Рыбачка махнул рукой. Мол, пустяк. По мертвенно-бледному его лицу стекали капли пота, он тяжело дышал. - Дело-то житейское, родственное. Разве ж я не понимаю?
        - А ты как здесь очутился? - Заур схватил сестру за руку, прижал ее ладонь к своей щеке. - Я думал, ты погиб.
        - Я тоже думал. - Гордей Юрьев по прозвищу Рыбачка Соня кратко поведал о том, что его спас - или обрек на гибель, тут уж как посмотреть - один хорошо известный в Киеве работорговец.
        - Ильяс? Он тоже в этом замешан?
        - Святые моторы, ну конечно! Иначе бы я тут не оказался! Он очень обиделся, что палачи поганые у него автозак отобрали. Вызвал другой. Вот меня и закинул в него, истекающего кровью, но еще живого.
        - У него их с десяток, машин этих. Кружат по городу постоянно, как стервятники, в поисках добычи, - мрачно кивнул Заур и тут же улыбнулся сестре: - Танюша, ты как?
        - Лучше всех, Заурчик-мурчик!
        - Жаль, конечно, что тебя не прооперируют, не поставят на ноги, но все хорошо, что хорошо кончается. И слава Богу.
        В ответ сестра вымученно улыбнулась:
        - Точно, Заурчик-мурчик! - Голос ее радостно, как обычно, зазвенел, но на глазах у Танюшки блеснули слезы. - Главное, что мы все живы, правда, братишка?
        - Нет, не правда.
        Это не Заур ответил, это анестезиолог подал голос. Он вошел в холодильную камеру, переоборудованную под бог знает что, и, сняв с себя блузу, накинул на Танюшку. Блондинка и охранники остались снаружи, только любопытные лица их виднелись.
        - Доктор, поясните. - Меньше всего палачу хотелось, чтобы его сестренке сейчас, после всего пережитого, морочили голову.
        Сначала анестезиолог велел медсестре позвать санитаров, чтобы перевезли пациентов в более приличествующее место. «Те, кто в морге, у нас уже не лечатся». Та, бросив на Заура долгий взгляд и вильнув попкой, умчалась. Блудница!
        Лишь после этого небритый грешник снизошел до ответа на поставленный вопрос:
        - Раз операцию оплачена, ее обязательно сделают. И проведет ее не такой отвратительный хирург, как наш покойный главврач, а мой однокашник и лучший друг, вот такой спец! Его недавно по телику показывали. Руки золотые у него! Его за рубеж зовут лучшие клиники, но он не едет. Говорит, здесь нужнее. Вот ради вас, девушка, не едет.
        В ожидании санитаров анестезиолог подошел к стеллажу и загремел пробирками, бормоча насчет того, что наверняка у старого мудака тут спрятан спирт.
        - Заурчик-мурчик, наклонись.
        Он с радостью выполнил просьбу Танюшки. И она прошептала ему на ухо, что медсестра так смотрела на него, так смотрела, определенно братишка стал пользоваться успехом у женщин, ему надо пригласить блондиночку на свидание.
        - Я не против. - Заур чуть отстранился. - Но вряд ли моя девушка это одобрит.
        - У тебя есть девушка? - Сестра округлила глаза.
        - После операции я тебя с ней познакомлю, - пообещал палач.
        Из кармана его плаща раздался звонок. Рингтон незнакомый. Заур не сразу сообразил, что служебный планшет у него изъяли, это телефон Края требует ответить на вызов.
        Как ни удивительно, но звонил сам Край.
        И, конечно же, он не мог потревожить палача только затем, чтобы пожелать ему приятного дня, отличного настроения и удачи. То есть удача Зауру в предстоящем мероприятии не помешала бы, судя по той инфе, которую выдал закоренелый преступник.
        Итак, палачу предстояло найти ядерную «иголку» в бетонно-асфальтовом «стоге сена». Проще простого. Особенно учитывая, что «иголка» могла вмиг испепелить весь «стог» со всеми его домами, грешниками и - что совсем никуда не годится - с законопослушными гражданами тоже.
        - Кто это? - Сестра встревоженно смотрела на Заура, ожидая его ответа.
        Прижав трубку микрофоном к груди, он заверил ее, что это по работе, ему надо срочно отлучиться, дело плевое, но отлагательства не терпит.
        Танюшка, конечно же, ему не поверила. У него ведь такая опасная работа.
        - А все потому, сестренка, что палачи бывшими не бывают. - Он подмигнул ей, а потом ответил в трубку: - От тебя одни проблемы, Край. До связи.
        Палач Заур снова в деле.
        Со Знаком или без, он принесет пользу обществу, спасет город от особо опасных грешников.

* * *
        Инцидент в чайнатауне наблюдали сотни, если не тысячи, человек.
        Многие из них - каждый второй примерно - снимали битву миров на смартфоны.
        Тотчас ролики - HD-видео с крутейшими спецэффектами, куда там Голливуду с компьютерной графикой! - загружались в Интернет. Всякие «тубы» и социальные сети наполнялись первоклассным экшеном, вызвавшим миллиарды комментариев и внимание официальных СМИ. Кто-то называл это вбросом, кто-то флешмобом, иные утверждали, что это начало судного дня - последние не так уж, кстати, заблуждались.
        Сайты, получившие новый контент, дружно принялись обваливаться один за другим, соревнуясь, кто раньше, что тоже вызвало ажиотаж в Сети. Теперь даже самые закоренелые скептики были уверены, что ролики - не фейк, но реальные репортажи с места событий, и что это правительство пытается утаить от общественности информацию, а главных участников бойни в чайнатауне уже везут в Зону 51.
        Мало кто на нашей планете знал, что на самом деле не обошлось без путников и их прихвостней. Это они устроили чистку Интернета. Путники неверно оценили ситуацию. Им бы забить, не вмешиваться, тогда бы нашлись умники, которые обоснованно раскинули бы всем и каждому, что ролики сделаны в одной маленькой студии дизайна, уже получившей заказы от Юниверсал и Трай Стар, и через неделю о схватке ликвидаторов помнили бы только самые чокнутые уфологи.
        Короче говоря, путники напрасно старались - процесс уже было не остановить. Правда ширилась по Сети со скоростью света в оптоволокне, а то и быстрее. Хакеры клана
«Азия», триад и якудзы тому весьма поспособствовали. Согласно замыслу Ронина, бионоидам, стирающим память людей, можно было противостоять только техникой, на которую те не могли оказать влияния. Даже если у всех людей вблизи места событий случилась бы амнезия, хай-тек не имел права подвести. Очень просто стереть запись с десятка-другого камер наружного видеонаблюдения, и очень сложно - уничтожить потоковое видео на страничках сотен миллионов юзеров.
        Под задницей у меня умиротворенно поскрипывал светло-коричневый дерматин диванчика. За стеклянной стеной сновали люди, проезжали машины. Мы - я и Патрик - забросили кости и прочие свои части тела в кафешку в десяти кварталах от места боевых действий и пили капучино, ожидая, пока нам принесут перекусить. Я заказал себе легкий ланч: стейк, гамбургер, чизбургер, картошку фри, куриные крылышки, картофельный салат, три порции какой-то вегетарианской хрени с непроизносимым названием, два больших стакана колы и еще что-то, уже не помню что.
        Усомнившись, что все это поместится у меня в желудке, Патрик завис над своим мобильником.
        В предвкушении - начну с куриных крылышек - я расслабленно закинул руки за голову:
        - Ну, что там? Утихомирил наш гарант мировое сообщество? Покаялся слезно, встал на колени?
        В ответ мой светловолосый сынуля буркнул что-то неразборчивое и - главное - очень не похожее на радостное «Да, батя, конечно! Несомненно, батя!».
        По спине скользнул холодок недоброго предчувствия - будто плеснули меж лопаток литрик-другой жидкого азота. Если пошевелюсь, хоть слово скажу, - потрескаюсь и рассыплюсь кусочками льда.
        И все же я выдавил из себя:
        - Дружище, что там…
        - Гарант добрался до штаб-квартиры ООН. - Судя по тону, каким это было сказано, лучше бы у лимузина спустили все четыре колеса с запаской. Или же на скорости триста километров в час у него отказали бы тормоза и он врезался в бензоколонку.
        - Неужели этот… это… Он кинул нас?! - У меня в глазах потемнело и аппетит пропал. - Подтвердил, что собирается начать ядерную войну? Так и сказал президентше Рамоне, что…
        Покачав белобрысой головой, Патрик отверг мои предположения:
        - Его застрелили, когда он выходил из машины. Личность убийцы установлена - это его охранник, уже бывший палач Мигель…
        От сердца отлегло. Если бы с души могли скатываться камни, то глыба, упавшая с моей, была бы размером с тектоническую плиту. Конечно, желать смерти кому-либо - особенно Президенту, едва не загубившему планету, - нехорошо, но…
        - Вот, значит, как обернулось. Непонятно, конечно, с чего это вдруг палач… Сынок, но мы ведь сами собирались ликвидировать гаранта. Так или иначе, мы добились своего. Мир восстановлен. Ядерной войны не будет. А вдове - мои соболезнования.
        Патрик молча сунул мне телефон.
        Я непонимающе уставился на экран.
        Никак не мог вникнуть в текст новостного сайта.

«Премьер-министр Украины берет власть в свои руки», - наконец прочел я. Ну, берет и берет, мне не жалко, не моя ведь…
        Представив себе умудренного сединами старца, через линзы очков взирающего на свой народ и разговаривающего с диким акцентом то ли на русском, а быть может украинском или вообще белорусском языке, я хохотнул. Этот клоун неизменно потешает народ, мелькая на экранах зомбоящиков. Если Премьер благословляет закупку скоростных хайтек-поездов, эти паровозы категорически отказываются катиться по рельсам после первой же изморози, очевидно боясь поскользнуться. Премьер посещает самую крупную и прибыльную в стране свиноферму - и на следующий день хозяева фермы объявляют себя банкротами и вегетарианцами. Даже в обособленном Вавилоне рассказывают анекдоты о Премьере…
        И тут мне бросилось в глаза: «…продолжить курс покойного Президента - ядерный щит страны будет не только воссоздан, но и послужит карающим мечом…»
        Крепко-крепко зажмурившись, я глубоко вдохнул и задержал дыхание - иначе впервые в жизни в присутствии сына выругался бы очень грязно.
        Я вернул ему телефон.
        - Первый удар по позициям ливийских бунтовщиков будет нанесен уже в течение следующей недели, - вслух продекламировал Патрик избранное с новостной страницы.
        - А по поводу?..
        - Международного сообщества, угрожающего Украине санкциями вплоть до самых крутых? Тут такое есть, слушай: «Рамоне Рамирес наш новый глава государства предложил сесть на диету, а то она не видит ничего дальше собственного живота, зато вмешивается во внутренние дела других государств». И внизу страницы ссылка на ответную реакцию госпожи президентши. Кликнуть?
        - Только если хочешь моей смерти, дружище. - Меня передернуло, только я представил разъяренную латиноамериканку с ее едва прикрытыми колыхающимися телесами. - Ты сообразил уже, чем все это грозит?
        Патрик кивнул.
        - На сайте фото есть, - подлил он дегтя в бочку вовсе не меда. - У премьера, батя, сам понимаешь, какие теперь часики появились. Обновка на руке.
        Я сжал кулаки:
        - И что нам теперь, все заново? Домой лететь, потом готовить покушение?..
        Вопросы предназначались вовсе не сыну, я просто думал вслух. В критические моменты со мной такое случалось.
        - Нет, - твердо сказал Патрик. - Так мы ничего не добьемся. Пока в нашем мире есть хоть один путник… Нужно остановить их навсегда. И на нашей Земле мы этого сделать никак не сможем.
        За окном, напевая, кружась и стуча в бубны, протопала кодла кришнаитов. Вот кому все по кию. Пис, братья, танцуйте, веселитесь.
        Официантка - рыжая, как ее предки-рабы из Ирландии - забрала мою пустую чашку и вопросительно замерла. Я махнул рукой - мол, спасибо, добавки не надо и вообще, не стоит тут отсвечивать своими брекетами.
        - Сынок, ты что, предлагаешь забросить десант в тыл врага и уже там?.. Но это же полное безумие! Мы здесь, на своей территории, едва справились с авангардом захватчиков… Вернемся домой, у меня есть друзья, они помогут. Все вместе мы как-нибудь…
        - Раньше путники были обычными людьми, - перебил меня Патрик. Голубые глаза его горели, ноздри трепетали. - Но войны уничтожили их мир, и им пришлось приспосабливаться. Они научились изменять свои тела, пока не изменились настолько, что ничего человеческого в них уже не осталось. И тогда их лидеры придумали Путь - чтобы вывести свой народ с обреченного на смерть мира. Они отправились в параллельный мир, цветущий, прекрасный. Но они слишком привыкли воевать. И вскоре цветущая планета превратилась в руины. И вновь был прыжок в поисках нового пристанища, где путники могли бы стать людьми. Все повторилось… К тому времени старых лидеров, основавших учение о Пути, уже не осталось в живых, а новые родились с верой в то, что предназначение путников - Путь сам по себе. Они не хотели вновь становиться людьми. Они никогда не были людьми.
        - Откуда ты все это знаешь, сынок? - спросил я, заранее зная ответ.
        - Батя, ведь я… - В руке Патрика натужно завибрировал телефон.
        А потом из динамиков раздался - что за чертовщина?! - «Полет валькирий».
        - Это тебя. - Улыбаясь, сын протянул мне трубку.
        Взглянув на экран, я мысленно - чтобы не огорчать отпрыска - застонал. Только позитивной беседы с Миленой мне сейчас не хватало, ее искрометного юмора и неиссякаемой доброжелательности. Я же так люблю, когда она называет меня неудачником, поминает свою свекровь и желает бывшему супругу адских мук еще при жизни.
        - Ты ответишь маме?
        - Конечно же, - я кивнул Патрику, - нет.
        И сбросил вызов.
        Тут же телефон в моей руке вновь зажужжал шмелем, засунутым в спичечный коробок. Вздохнув, я отвел его в сторону и большим пальцем мазнул по зеленой трубке-пиктограмме. Вместо привычно-ожидаемых воплей и угроз из динамиков полилось чуть ли не ласковое воркование, в котором помимо прочих тревог за меня и сына я различил вопрос: «Когда вернетесь? Когда вас ждать? Я пирожков напеку, Максик, твоих любимых».
        Это решило все.
        В последний раз, когда Милена стряпала сама, я и сын поддались на ее уговоры и отведали-таки ее омлет. С виду сие блюдо выглядело уже кем-то съеденным и исторгнутым естественным путем, а по вкусу напоминало горелую покрышку, промаринованную в синильной кислоте.
        Патрик и я потом неделю провалялись с пищевым отравлением.
        Так что если выбирать между гарантированной лютой смертью от пирожков моей благоверной и шансом спасти Землю малой кровью на чужой территории, то…
        Я поднес телефон к уху:
        - Не жди нас скоро, дорогая. У нас еще есть дела. Верно, сынок?
        Подмигнув мне в ответ, Патрик кивнул. Позади него замерцало, обретая материальную сущность, здоровенное яйцо, способное перебросить нас бог знает куда. В кафе стало подозрительно тихо. Только официантка уронила мою пустую чашку, не донеся ее до мойки.
        - Девушка, я отменяю заказ. - Вместе с Патриком я шагнул к Лону.
        Самое время опять спасти наш мир. Ведь если не мы, то кто?
        Эпилог
        - Батя, я не был первым. Ликвидаторы и раньше отказывались служить своим создателям-путникам. Они уходили далеко в глубь свободных миров, чтобы жить там. И везде, где они находили приют, их деяния навсегда оставались в истории мира. Они ведь обладали многими способностями. Лечили аборигенов, иногда даже воскрешали их. Могли передвигаться по непригодным для этого средам. Мгновенно синтезировали из одних веществ другие. Все это и много другое входило в их базовые навыки.
        Пустые здания впереди, сзади, с флангов.
        Ветер воет, запутавшись среди бетонных ребер, с которых содрали плоть стекла и пластика. Из-под этих ребер вырвали внутренности - мебель, шторы и весь тот хлам, что принято называть вещами - и швырнули на потрескавшийся асфальт.
        Да, у нас под ногами дорога, хоть некоторые трещины шириной метров пять. Подходить и смотреть в такие провалы мне быстро разонравилось. Там темно. Там нет дна, но что-то там все-таки есть. И оно копошится, наблюдает и ждет подходящего момента.
        А еще тут ветер. Сильный. Он несет облака пепла, жирной копоти, прилипающей к бетону, оставляющей на нем маслянистые пятна. Почему-то мне кажется, что, если коснуться такого пятна, будет больно. В сером, низко нависающем над зданиями небе сверкают молнии - одна, вторая, сплетение из десятка. Постоянно рокочет гром.
        Вдоль дороги - ржавые остовы машин. Я по привычке с ходу пытаюсь определить, что за марки - вон там «мерседес» вроде, а слева - тележка отечественного производства, хотя… Не может тут быть немецких тачек, это иной мир, у них тут свои лимузины были. Но как же все тут похоже на наше, привычное. Братья по разуму, что ж вы сделали со своей Землей - чужой для меня, но все-таки Землей?!
        Причудливо изогнутые столбы, вывернутые «с корнем» бордюрные камни, в витринах магазинов торчат манекены, наряженные в полусгнившую одежду, вроде кимоно дзюдоистов, только с карманами. Небось предки путников любили засовывать руки в карманы…
        Впереди - метров сто - громадную глыбу то подбрасывает, то опускает к выжженной земле, на которой ни травинки. Тут и там материализуются блины, обхватывая собой пролетающий низко мусор, тут же его выплевывая и становясь бесцветными.
        - Да уж, это не Чернобыль, - говорю я. - Тут все поинтересней будет.
        - Добро пожаловать в мир путников, - слышу я из-за спины голос Патрика. - Батя, я хочу, чтоб ты знал: наши шансы на успех ничтожно малы.
        - Спасибо, сынок, утешил. И все-таки мы победим. - Я вижу, как из развалин выскакивают какие-то твари, и нет чтобы своими делами заняться, - бегут к нам. А с крыш соседних зданий, как по команде, поднялись в неприветливое небо эскадрильи гарпий. - Непременно победим. Если уж ввязался в драку, сынок, так дерись!
        У меня есть одна привычка, о которой я еще никому не рассказывал. Когда мне страшно, я пою.
        И потому я начинаю, а Патрик подхватывает:
        Не требую награды, почета не хочу,
        Скажите, если надо, приду и защитю.
        Не нужен мне ни порох, ни пули, ни пыжи,
        Пока в моих патронах огонь моей души.[Песня охотника из кинофильма «Про Красную Шапочку». Музыка - Алексей Рыбников, слова - Юлий Ким.]
        Мы победим.
        Потому что мы - люди!
        notes
        Примечания

1
        Вышиванка - украинская вышитая рубашка.

2

2 июня 1996 г. завершился вывод с территории Украины последних ядерных боеголовок межконтинентальных баллистических ракет.

3
        Исправительно-трудовая колония.

4
        Пистолет-пулемет.

5
        Речь идет о событиях, описанных в романе А. Шакилова «Герои Зоны. Земля ветеранов» (Москва: АСТ).

6
        Договорились! (исп.)

7
        Остановите! (исп.)

8
        Выход (исп.).

9
        НУР - неуправляемая ракета.

10
        Закон суров, но это закон (укр.).

11
        Песня «Танец маленьких утят». Музыка Томаса Вернера, слова Юрия Энтина.

12
        Ублюдок (исп.).

13
        Расслабься! (исп.)

14
        Друзья (исп.).

15
        Японцы (самоназв.).

16
        Вьетнамцы (самоназв.).

17
        Корейцы (самоназв.).

18
        Песенка водяного. Слова - Ю. Энтина, музыка - М. Дунаевского.

19
        Танцевала рыба с раком, рыба с раком, а петрушка с пастернаком, с пастернаком, а лук с чесноком, а девушка с казаком! (Украинская народная песня).

20
        Индейская баня.

21
        Японская баня.

22
        Заместитель оябуна, то есть главы клана якудзы (япон.).

23
        Из песни «Смейся, паяц» Франко Корелли.

24
        NFW (Not For Wimps) - Не для зануд (англ).

25
        Мысль (укр.).

26
        Неуправляемая ракета.

27
        Беспилотный летательный аппарат.

28
        Тактико-технические характеристики.

29
        Съедобный древесный гриб, широко используемый в восточной кухне.

30
        Японская порнозвезда, отличающаяся своими внушительными формами.

31
        Переносной зенитно-ракетный комплекс.

32
        Душа хочет праздника (укр.).

33
        Не лезь прежде отца в ад (укр.).

34
        Песня охотника из кинофильма «Про Красную Шапочку». Музыка - Алексей Рыбников, слова - Юлий Ким.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к