Партизан и все-все-все Карина Шаинян
Рассказы Если Партизан ни с того, ни сего решает стать писателем, то ему прямая дорога в горы, где живут три брата - Умный, Буйный и Задумчивый.
Карина Шаинян
Партизан и все-все-все
День
Однажды партизан решил стать писателем. Его спросили ехидно:
- Что, лавры Пушкина покоя не дают? Или ты хочешь заронить в души людей - что-нибудь возвышенное?
- Нет, мне лавры не нравятся - они очень сильно пахнут… У меня от них голова болит и уши чешутся. А ронять что-нибудь - как уронишь, если оно такое возвышенное? Его уронишь - так оно, пожалуй, еще вверх полетит, прямо в физиономию…
- Так зачем же тебе быть писателем?
- А хрен его знает,- ответил партизан и от смутной тоски заплакал…
* * *
А поплакав, сказал себе: «Иди в горы. Иди в избушку, где живут трое братьев. Они пьют и охотятся на невинных зверушек, охотятся и пьют, и пасут коней под облаками и над облаками, и ни одна зараза не пыталась заронить в их души чего-нибудь - ничего не роняли в их души всякие сволочи. Один из них - умный, второй - буйный, а третий - задумчивый. И неужели умный не скажет тебе, зачем? И буйный - неужели не даст тебе сил и веселья? А задумчивый - он все время думает, и от этого всегда печален - неужели не скажет тебе, о чем ты пишешь?»
И партизан ушел в горы и нашел избушку. Там была кровать, и печка, и окно, и фляга без дна, полная загадочно-мутной браги из красной смородины, и кусты этой смородины вокруг избушки - чтобы не надо было бояться и тосковать, думая о том, что у фляги есть дно; иеще кусты - и на каждой ветке по пять листьев, пять резных длинных листьев, дарящих свободу каждому, кто ее захочет…
* * *
Партизан спал между Умным братом и Буйным братом, обняв одного за шею, а второго - тоже за что-то обняв. А Задумчивый брат пошел искать траву. Шел по звездам, глядя в небо и прижав к сердцу компас.
Вдруг избушку залило светом, и в дверях появился Порядочный человек. Он пришел, чтобы побеседовать с братьями, заронить им в души зерна добра и купить мяса невинно убиенных зверюшек.
- Привет,- сказал партизан, слегка просыпаясь.
- Привет,- ответил Порядочный человек.- Зачем ты так часто ходишь в эту избушку, партизан? Чтобы выпить?
- Нет, я просто люблю…
- Кого ты любишь? Одного из братьев?
- Нет, всех троих…- ответил партизан и опустил глаза.
- Надеюсь, твоя любовь чиста, партизан.
- Не знаю,- засмущался партизан,- вряд ли… я все время чем-то запачкан… Откуда уж взяться чистой любви…
- Значит, со всеми тремя ты предаешься блуду?- возмутился Порядочный человек.
- Наверное, я чему-то предаюсь,- совсем засмущался партизан,- и даже, наверное, в чем-то погрязаю…- от застенчивости партизан заплел две косички и нацепил сверху кокошник,- но ведь это так… просто - люблю…
- Ты не прав, партизан - ты и правда в чем-то погрязаешь,- почему ты не можешь любить их чистой и светлой любовью?
- Это как?- испуганно спросил партизан.
- Как это - как?- озадачился Порядочный человек,- вот как ты любишь родителей?
- Я не помню,- ответил партизан и загрустил,- я их потерял, когда мы переплывали Татарский пролив… Татары натравили на них своих дрессированных белых медведей, а потом съели, поливая татарским соусом. И все это - не выплывая из Татарского пролива…
- Хорошо, партизан,- ты только не плачь, хорошо,- но зверюшек? Невинных зверюшек ты можешь возлюбить чистой любовью?
- Могу,- обрадовался партизан,- они такие пушистые… особенно зайчики… но они слишком быстро бегают, лошадок с собачками я больше люблю… Особенно лошадок… они такие сильные и нежные…
- А почему ты остался спать с братьями, а не со мной?- обиженно спросила лошадка, заглядывая в окно.
Порядочный человек закричал, стукнул партизана кокошником по туловищу и убежал в лес.
* * *
Задумчивый брат стоял за спиной у великого французского живописца Ван Гога и наблюдал, как он пишет пейзаж с кустами красной смородины.
- Левее бери, левее!- подсказывал Задумчивый брат.
А великий французский живописец Ван Гог только усмехался и просил забить еще косячок.
- Фигня какая-то получилась, а не картина!- сказал Задумчивый брат.- Говорил - левее бери!
- Это похоже на виноград, а не смородину,- заметил Умный брат.
А Буйный брат рассмеялся и ушел целоваться с девушками.
- Ну и что, что виноград,- вздохнул Ван Гог,- зато красный…
Выкурил последний косяк и исчез.
* * *
Однажды партизан решил написать сказку. Такую, чтобы все радовались, читая ее, а дети становились умными и добрыми.
Партизан очень старался. Он выводил буквы самым красивым почерком, а на полях нарисовал виньетки из дубовых листьев и полевых цветов. И конец у сказки был замечательный - просто залюбуешься. Почти все буковки в сказке были раскрашены в зеленый цвет, а в конце - в розовый.
Когда краска подсохла, партизан пошел в избушку. По дороге все восхищались и кричали:
- Ах, посмотрите, какую красивую сказку написал партизан! Просто залюбуешься! И какими чудесными розовыми буковками написано!
А дети падали на обочины и пускали пузыри, становясь умными и добрыми.
- Больше так не пиши,- сказал Умный брат. А Буйный выстрелил из карабина и ушел в сторону монгольской границы. А Задумчивый брат закурил косяк и выкинул в окно мешок сахара и пять ложек.
Партизан отобрал у Задумчивого брата косяк, побрызгал на детей дихлофосом, а потом подобрал куски сахара и стрелял ими из рогатки по пролетающим мимо птичкам.
Вечер
Партизан пришел в избушку и увидел там длинноволосого человека. Он сидел на лавочке, вытянув ноги через всю комнату, и пил виски, а братья стояли вокруг него, слегка пританцовывая.
- Так я и знал, что он живой,- сказал Умный брат.
- Он вошел через заднюю дверь,- объяснил Буйный брат.
- Но ведь у вас только одна дверь!- удивился партизан.
- Оказывается, их много,- ответил Задумчивый брат.
- Привет, я люблю тебя,- сказал длинноволосый партизану.
Партизан поцеловал его и засмущался.
- А что он здесь делает?- спросил партизан, чтобы никто не заметил, как они целуются.
- Шаманит. Это шаман по имени Джим. Видишь, как по-шамански сидит?
- Да,- согласился партизан, присмотревшись,- очень по-шамански сидит.
Джим грустно улыбнулся и поклонился пробегавшей мимо ящерице.
А потом сказал: «Люблю кухни», и ласково погладил печку. Печка выгнулась и замурлыкала, а Джим вышел на улицу, расстегнул ширинку и улетел. Партизан махал вслед рукой, пока Джим не растворился среди звезд. Умный брат сказал, что хочет жить на улице любви, Буйный брат попросил зажечь огонь, а Задумчивый брат все чесал печку за ухом…
* * *
Как-то раз в избушку приехал Психолог. Нацедил кружку из фляги, выпил и говорит:
- А вот сейчас я про вас все узнаю!
- Как это ты про нас все узнаешь?- удивились братья, а партизан встал и тихо вылез в окно, перевернув по дороге две кастрюли.
- А вот так!- сказал Психолог и достал карандаши и бумагу.- А ну-ка, придумайте и нарисуйте мне неизвестное животное!
- Мы придумаем, нам не жалко,- ответил Умный брат.
- Только ты не узнавай про нас ничего, ладно?- вежливо попросил Буйный и дружелюбно взмахнул карабином.
- Нет уж, я узнаю! Я все узнаю!- и Психолог мерзко рассмеялся.
- По рисункам?- удивился Задумчивый.
- Именно по рисункам!- кровожадно улыбнулся Психолог.
Отобрал рисунки, поднял с полу окурок гаванской сигары. Сидит, курит и все-все про братьев узнаёт…
Умный брат лег на кровать и затосковал. Буйный брат выстрелил в потолок и тоже затосковал. А Задумчивый брат присел на лавочку и начал листать книжку с картинками. Увидел на одной из картинок маленького ослика. И так ему стало жалко этого ослика, что он такой серый и пушистый, и с длинным хвостом… Сидит Задумчивый брат и плачет… Высморкается, плюнет на картинку и опять плачет. А потом пошел к Психологу и спросил: «А это кто нарисовал? тоже дурак?»
* * *
- Хочу лихорадки и восторга,- сказал партизан,- хочу, чтобы что-то изменилось,- он отмахнулся от севшей на плечо стрекозы,- чтобы вздрогнули довольные и возрадовались отчаявшиеся… Чтобы - проснулись заснувшие и задумались всезнающие… Чтобы мужчины плакали, смеялись и хныкали, а девушки дарили цветы и падали в обморок.
Умный брат улыбнулся и закурил косяк, Буйный брат почистил карабин, а Задумчивый тихо замычал под нос что-то из Битлз.
Партизан влез на трибуну.
- Этот мир пора менять!- крикнул партизан.- Вы слишком довольны… Вы слишком нормальны… Вы слишком трусливы… Будьте собой и любите друг друга! Сдайте в утиль ложных пророков! Не слушайте никого, кроме своего сердца… Станьте свободны!
И все закричали: «Как он прав! Давайте быть собой и любить друг друга! Надо наконец стать свободными и не слушать никаких пророков…»
А девушки старательно срисовывали штормовку партизана, чтобы сшить себе такую же.
«Вот эта дырка на рукаве - так пикантно! Это, можно сказать, вдохновенно!» - говорили они друг другу.
Потом все занялись своими делами, приговаривая: «Вот дает партизан! Это круто! Обязательно расскажем своим знакомым».
Когда все ушли, Умный брат разобрал трибуну на дрова. Буйный брат догнал отставших зрителей и разбил об их головы гитару, но они ничего не заметили. Задумчивый брат написал на стене: «Да здравствует великая партизанская революция» и швырял в надпись яйца дикого индюка.
А партизан заплакал и ушел в горы.
* * *
Идет по горам, вытирает нос рукавом. Поднялся на перевал, а там сидит Бог и спирт пьет. Прямо так пьет, не разбавляя… Выпьет флакончик, отбросит его вниз и скажет:
«Это есть хорошо…» И следующий открывает.
Партизан сначала смутился, глаза отвел… Потом набрался храбрости, подошел поближе.
- Я был не прав, Бог,- сказал партизан и вздохнул,- этот мир прекрасен, и не надо ничего менять… Это бесполезно и не нужно никому, кроме раздолбаев вроде меня… и даже раздолбаям вроде меня - не нужно. Нет ничего нового и не будет.
- Не будет,- согласился Бог,- я уже закончил творить. И не путайся у меня под ногами - зачем тебе восторг и лихорадка? Лучше выпей спирту…
Партизан выпил и подумал: «Вот Бог - рядом, сидит и пьет. Так спроси у него. Спроси у него что-нибудь умное».
- Все-таки не понимаю, Бог, почему ты именно так создал мир?- спросил партизан.- По каким эстетическим принципам?
- Тебе что, не нравится?- обиделся Бог.
- Да нет, нравится… очень даже нравится…
- А чего тогда выпендриваешься? Эстетические принципы ему подавай…
- Да я так,- застеснялся партизан,- я только узнать хотел… Если нет никаких эстетических принципов - то, значит, и не надо… я понимаю…
И от смущения задергал пятками и опрокинул последний флакон спирта.
«Если есть что-то на этой земле благородное и наполненное… чем? ну, скажем, божественным, если есть какие-то ВЫСШИЕ вещи… наполненные… ну да, божественным, то зачем - так бездарно растрачивать эти вещи? Зачем я живу на этом свете, если я последнее возвышенное - могу опрокинуть, дрыгнув пяткой? Даже если - от смущения и священного трепета?»
И так эта мысль стала тяжела партизану, что он утратил все свои порывы и закачался от горя…
Бог тоже загрустил.
- Надо сгонять в аптеку №42, там спирт всегда есть. Полетели? А по дороге будем размышлять о возвышенном - я всегда так делаю по дороге в аптеку №42…
Рванулся партизан ввысь, замахал руками, но зацепился капюшоном за тур, в который туристы записки складывают. А Бог рассмеялся игриво и улетел. Только крикнул откуда-то сверху: «Догоняй!» да божественными ягодицами сверкнул…
«Как я тебя догоню»,- подумал партизан,- «я столько не выпил… Лучше здесь на туре останусь висеть и думать о возвышенном…»
* * *
Висит партизан на перевале, думает. Мимо проходят туристы - смотрят с открытыми ртами. Иногда кто-нибудь храбрый подходит: «Может, снять вас отсюда?» А партизан грустно-грустно отвечает: «Иди ты на… Не видишь, я о возвышенном думаю?» И туристы уходят. Потом темнеет. Приходят кони. Топчутся вокруг, фыркают, косят глазом. Самый храбрый спрашивает: «Может, тебя еще куда отвезти размышлять о возвышенном?»
Приходят туристы на следующий перевал, а там опять зацепившийся партизан висит. Самый умный спрашивает:
- А что вы здесь, собственно говоря, делаете?
- А я здесь так, шляюсь…
А когда туристы ушли, партизан достал из тура портрет Че Гевары, пририсовал ему фиолетовым карандашом усы, берет раскрасил в розовый горошек и пошел шляться дальше.
Ночь
Партизану приснилось, что он живет в бутылке Клейна. Она была из очень прочного стекла, а горлышко открывалось в черную дыру. В нее оказалось удобно швырять окурки и пустые бутылки, а стекло было очень прозрачным. Разговаривать оно не мешало. А когда кто-то подходил слишком близко, партизан отбегал в центр, и, сидя на краю черной дыры, скалил зубы. Иногда партизан боялся, что отбежит слишком далеко или выкурит слишком много травы и свалится внутрь. Тогда он вставал на четвереньки и пытался рассмотреть, что там - в черной дыре? Но быстро пугался и отскакивал.
Бывало и так, что партизан сам бросался навстречу какому-нибудь человеку, но рано или поздно врезался в стекло головой. Это было очень больно, и он снова полз к черной дыре и сидел на самом краю, болтая ногами, смеясь и незаметно почесывая шишки.
* * *
И проснувшись, партизан сказал братьям:
- У нашей фляги есть дно, и Джим давно мертв, а цветы вянут, когда их срывают, чтобы подарить. И это правильно - так и должно быть, все должно быть печально - но любви в этом мире тоже нет…
- Мы тебя любим, партизан.
- Я вам не верю.
- Ты говорил, что любишь нас.
- Я наврал.
«Как будто кто-то укусил за душу,- подумал партизан,- вцепился зубами в душу - и понимаешь, что отогнать этого кого-то - невозможно, потому что этот кто-то - это ты… Почему так больно? Как будто - ударился обо что-то невидимое, но твердое. Я сам построил эту стеклянную стену - но почему я сам - не могу разрушить ее?»
- Мне больно,- сказал партизан.
- Хватит хныкать,- ответил Умный брат. Буйный брат подставил партизану подножку, потрепал по голове и вышел в окно. А Задумчивый брат залез под кровать и загрустил…
Партизан потер шишку, вышел из избушки и засмеялся.
- Вот видишь, а ты говорил - больно,- сказал Умный брат, проходя мимо.
- Я притворялся,- ответил партизан,- ни капельки ни больно.
Потом партизан взял краски, нарисовал вокруг ссадины розовые и желтые цветочки и пошел гулять. И все говорили: «Смотрите, какой веселый партизан!»
* * *
А когда партизан вернулся, он увидел, что братья - далеко, как будто он смотрит на них в перевернутый бинокль.
- Почему вы так далеко?- спросил партизан.
- Мы рядом,- удивленно ответил Умный брат.
- Зачем вы ушли от меня?
- Мы не уходили, вот они мы,- улыбнулся Буйный брат.
- А может, это я от вас ушел?
Задумчивый брат кивнул и отвернулся.
- Как смешно, что вы так далеко,- сказал партизан,- мне до слез смешно…- он взял из рук Буйного брата карабин, выстрелил себе в сердце и ушел на перевал.
И когда он поднялся на перевал, Бог уже допивал спирт.
- Почему братья ушли от меня?- спросил партизан.
- Ты смеялся над ними, и они ушли,- ответил Бог,- ты боялся их - и ушел сам… Не приставай ко мне с глупыми вопросами - видишь, спирт кончается, а до аптеки №42 далеко… Не лезь ко мне со своей глупой тоской, не трахай мне мозги - я выше этого. Лучше подумай о чем-нибудь божественном - тебе станет легче.
И улетел, не крикнув «Догоняй!», даже не сверкнув ничем на прощание.
А партизан попробовал думать о божественном, но не смог. Попробовал просто подумать - но тоже не смог. Сел на кучу флаконов из-под спирта и заплакал.
И плакал, пока ему в ухо не задышали сильно и горячо. Он поднял голову - и увидел, что вокруг стоят кони, переминаются с ноги на ногу, ласково машут хвостами.
- Я смеюсь над теми, кого люблю,- сказал партизан коням,- я смеюсь над братьями, потому что люблю… и - убегаю - потому что люблю… Если я не буду смеяться и подойду слишком близко - меня разорвет на кусочки, а девушки подумают, что это такие розовые бумажки, и будут писать на этих кусочках любовные романы… Вы понимаете?
И кони кивали головами и трясли гривами.
Утро
А потом было похмелье - за все солнечные дни, и за все горячечные вечера, и за все пьяные ночи. Руки тряслись от сделанного, и сказанное тошнотой понималось к горлу, а в ушах танцевал чечетку какой-то тип в смокинге и с приторной мордой. Партизан укусил чечеточника за ногу и ушел на перевал, перешагнув через иссохшие мумии братьев, раскиданные на полу.
Бог снова сидел на том же месте.
- Аптека №42 закрыта,- сказал Бог умирающим голосом, подняв налитые кровью и слезами глаза.
- А ведь тебе тоже хреново, Бог.
- Мне нет никакого дела до этого мира. Он слишком несовершенен. Как может быть совершенным мир, где по утрам нельзя добыть спирта? Так, использованный холст, детские забавы. Теперь мне все равно. Я сижу и размышляю о возвышенном.
- Тебе тоже хреново, Бог,- повторил партизан.
- Да,- ответил Бог и заплакал. А потом - отвесил партизану подзатыльник.
- Я увидел твой мир,- сказал партизан,- и ужаснулся, и возлюбил его, и блевал с него, и снова - любил. Поэтому - так плохо. И тебе плохо - поэтому…
А Бог отвесил партизану еще один подзатыльник и отшатнулся удивленно.
- Почему ты смеешься, партизан?
- Если я не буду смеяться, я подохну от боли и тоски.
И партизан снова рассмеялся дико и безобразно.
- Да иди ты,- сказал Бог и вышвырнул партизана в черную дыру.
А сам вытер нос шелковым платочком, повернулся к миру задницей и сел размышлять о возвышенном.
Но почему-то все время оглядывался через левое плечо.
|
