Если только дозвонюсь… Сергей Федорович Чевгун
        Сергей Чевгун
        Если только дозвонюсь…
        В понедельник, ближе к вечеру, я получил вот это:
        «Когда-нибудь мне все надоест, и я уйду в сумасшедшие.
        Мне надоест мир богатых и бедных. Грязных и чистых. Мрачных и беззаботных. Мир умных и тех, кто умен лишь при должности.
        Мне обязательно это надоест.
        Я наберу 01 и спрошу: «Поджигателя не вызывали?»
        Я наберу 02 и скажу: «Где-то кто-то «замочил» четверых».
        Я наберу 03 и крикну: «Спасите наши души!»
        А 09 я попрошу дать мне кого-нибудь на П (на остальные буквы мне так до сих пор и не ответили).
        Потом я закурю сигарету со стороны фильтра, выброшу с балкона лишнюю мебель и начну читать прямо из Данте. Насчет жизни земной, которую он прошел до половины, а затем почему-то сбился и заблудился в лесу. А когда приедут они - с брезентовыми рукавами, при погонах и с носилками, я скажу всего одно слово:
        «Надоело!»
        И пусть меня обливают водой, пишут длинные протоколы и укладывают на носилки. Это уже не важно.
        Главное, я успел сказать все, что хотел…»
        С утра меня раздражал редактор, после обеда - читатели, а ближе к вечеру - ответственный секретарь. Был конец рабочего дня, и я мечтал лишь об одном - напоследок глянуть почту, выключить компьютер и уйти домой.
        В почтовом ящике меня ждало письмо. И я его прочитал. От «Когда-нибудь мне…» до последнего многоточия.
        Стиль письма мне понравился. Было ясно, что автор чувствует слово и дружит с юмором. Я даже раз улыбнулся и два раза хохотнул. Хотел письмо удалить, но передумал.
        А зря!
        Проснулся я от телефонного звонка (на будильнике - половина восьмого). Какого черта?!
        - Ты сегодняшний номер газеты читал? - услышал я гробовой голос редактора.
        - Читал. Еще вчера. А что?
        - «Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду из мэров в сумасшедшие. Мне надоест мир дешевой лжи и дорогого обмана. Мир чистых слов и грязных помыслов. Мир умных, но бедных, мир глупых, но при должностях…» - Здесь голос у редактора налился праведным гневом. - Будешь слушать дальше?
        - Не надо, - сказал я, моментально вспоминая, где я вчера читал нечто подобное. - Но ведь в полосе этого не было, я ее лично просматривал!
        - Сегодня я при тебе тоже кое-что посмотрю. А заодно и подпишу, - зловеще пообещал редактор. - Ровно в девять жду у себя. И без опозданий!
        Он положил трубку. А я оделся ровно через сорок пять секунд и помчался на работу - в Дом печати.
        Ехал я долго. Автобус кряхтел, намекая на близкое техобслуживание. Пассажиры царапали меня сумками и топтались по моим ногам. Однажды на перекрестке нас обогнала пожарная машина, и весь автобус ей позавидовал. А еще через два квартала дорогу нам преградил нищий на костылях.
        - Так что скинемся, граждане, убогому на пропитание! - бодро сказал он, и попытался открыть костылем дверь автобуса. Не тут-то было. - Да вы что, в натуре? Червонца жалко?!
        Нищий плюнул в сердцах и попал на капот. Пассажирам стало дурно. Водитель крикнул: «Попрошу в салоне не гадить!» и сердито надавил на газ.
        К Дому печати я подъехал с тяжелым сердцем и неожиданно легким карманом. Наковыряв из швов мелочи, я кое-как расплатился с водителем и побежал в редакцию. У входа стояла корреспондентка Маша и собирала слезы на газетный лист.
        - Что с тобой?
        - «Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду из журналистов в сумасшедшие», - начала она, давясь частыми всхлипами. - «Мне надоест мир оплаченной правды и бесплатного вымысла, мир дозированной совести и безлимитной… безлимитной…» Ну не могу!
        Здесь Маша зарыдала, прикрывая лицо газетой, и я сразу понял, что этот день будет трудным не только для меня.
        - Семен Кирсаныч на месте? - спросил я в приемной у редактора.
        - Еще не приехал. Просил подождать. Будет попозже, - ответила как отстучала секретарша Вика. Подумала и влепила точку: - Когда-нибудь мне это так надоест!
        - Спасибо, - ответил я, выбираясь из приемной спиной вперед, и бережно прикрыл дверь. Ситуация начиналась закручиваться очень даже нешуточная. Было ясно, что полученное мною письмо оказалось компьютерным вирусом. И что он уже успел распространиться по всему городу, а может даже и через Урал перемахнуть.
        Хлоп! И моей спине разом стало холодно и мокро. Я обернулся. Меднолицый пожарный в брезентовой робе приветственно помахал брандспойтом:
        - Ну, теперь не сгоришь! - обнадежил меднолицый, и пояснил: - Тут один поджигатель грозил Дом печати спалить. Чисто головешки устроить!
        - Да что вы!..
        - А то! Скажите спасибо, что мы вовремя приехали. В этой комнате люди есть? - показал он на приемную.
        Я молча кивнул в ответ. Пожарный бросил брандспойт и снял со стены огнетушитель. Я пнул брезентовую кишку и побежал в свой кабинет, легко перепрыгивая через лужи.
        Два лестничных пролета я преодолел в три прыжка. На десятом этаже смачно пахло валерианой. Пролетая мимо бухгалтерии, я на секунду задержался в смутной надежде узнать про аванс. Дверь распахнулась, и я понял, что надеяться мне не на что.
        - Когда-нибудь мне все это надоест, и я подамся в сумасшедшие бухгалтеры! - декламировала Зинаида Петровна, покачиваясь на носилках. - Мне надоест мир малых цифр и больших зарплат, мир арестованных счетов и оправданных по суду бюджетных растратчиков…
        - Пятый случай за утро, - пожаловался санитар, проходя мимо меня. - Кошмар!
        Я грустно помахал носилкам и пожелал им счастливого пути.
        Включив компьютер, я долго ломился в свой почтовый ящик, потому что забыл пароль. А когда его вспомнил, было уже поздно доставать из ящика то, что я туда не бросал: позвонили из приемной.
        - Семен Кирсанович вас ждет, - сообщил телефон, и добавил с явной угрозой. - Нет, точно уйду в сумасшедшие!
        С трудом припоминаю, как я добрался до кабинета редактора. Приемная все еще пенилась, но не шампунем. А куда подевалась Вика, мне было уже все равно.
        - Проходите! - послышался голос из-за двери.
        Я зашел, поздоровался, попробовал улыбнуться… Бесполезно.
        - Я только что был у мэра, в больнице. Сегодняшняя статья его доконала. Так что труба твое дело, Вася! - торжественно объявил редактор, вставая из-за стола.
        - Вообще-то я Александр Сергеевич…
        Но редактор мне не поверил:
        - Ты, Вася, ври да не завирайся. Нечего из себя Пушкина строить!
        Здесь дверь за моею спиной начала медленно открываться. Я оглянулся и увидел черноту пистолетного дула.
        - Всем стоять! - молодой человек героической наружности cдвинул меня в сторону и приблизился к столу. - Значит, так. Один труп женского пола мы уже нашли - в приемной под столом лежал…
        - Вы кто? - ойкнул редактор.
        - Здесь вопросы задаю я! - крикнул молодой человек, и тут же этот вопрос задал. - Колись, где остальные три штуки прячешь?!
        Я понял, что редактору уже не нужен, и бочком, бочком ввинтился в дверной проем. Здесь меня обыскали и отпустили, предупредив, что обязательно оштрафуют, если буду переходить улицу в неположенном месте. Последнее, что я слышал, скатываясь в лифте до первого этажа, это голос редактора:
        - Наконец-то мне не надо будет всякому мэру… (здесь невнятно), и я стану обыкновенным сумасшедшим!
        Я наскоро перекрестился и покинул Дом печати.
        Кажется, навсегда.
        Абсолютно не помню, как и на чем я добирался до дома. Наверное, меня опять царапали и отдавливали мне ноги, потому что в квартиру я вошел, прихрамывая, с лицом в косую линейку и без пиджака. Даже не разуваясь, я закурил прямо с фильтра рязанского «Винстона» и выкинул в форточку домашние тапочки. Потом долго лежал между прошлым и будущим на диване и сочинял стихи.
        Одно стихотворение мне понравилась, и я увековечил его на обоях:
        - Вот сбегает прямо с гор
        Ручеек проворный.
        До чего же нас довел
        Этот спам позорный!
        Я перечитал написанное, выправил кое-где орфографические ошибки и сел писать заявление в Союз российских писателей. Копию я решил отправить в Союз писателей России. «Будучи не замеченным в порочащих меня связях, а также не являясь членом ПЭН-клуба…» - быстро-быстро писал я на обрывке газеты. И здесь от важной работы меня оторвал телефонный звонок.
        - Алло?
        - Справочную вызывали? - спросил аппарат мужским голосом.
        - Нет!.. Не вызывал!.. Не участвовал!.. Не привлекался!.. - заорал я благим матом, ища глазами спасительный рычаг.
        - Не бросайте трубку - хуже будет, - честно предупредил аппарат. - Записывайте телефон гражданина П…
        Я записал.
        Аппарат облегченно вздохнул и отключился.

* * *
        Четвертые сутки я сижу, больной и небритый, и гляжу на телефон. Записанный номер лежит передо мной и ожидает набора.
        Я представляю, как накручу телефонный диск и скажу… Или даже прокричу… Нет, просто выложу все, что я думаю.
        А думаю я примерно следующее:
        «Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду в сумасшедшие.
        Мне надоест мир богатых и бедных, грязных и чистых, мрачных и беззаботных. Мир умных и тех, кто умен лишь при должности, мир оплаченной правды и бесплатного вымысла…»
        Ну, и так далее.
        Я много чего скажу. Если только дозвонюсь.
        Но для этого и в самом деле надо быть сумасшедшим.