Знойные ветры юга ч.1 Дмитрий Чайка
        Третий Рим #8
        В песках Аравии зреет новая сила, которая очень скоро изменит весь привычный мир. То, что казалось незыблемым, рухнет, а то, что казалось невозможным, станет реальностью. Словенское княжество на далеком севере присматривается к открывающимся перспективам, ведь они просто невероятны.
        Знойные ветры юга ч.1
        Глава 1
        ОКТЯБРЬ 631 ГОДА. ТЕРГЕСТУМ (СОВР. ТРИЕСТ). ИСТРИЯ.
        Захолустная дыра, которой был Тергестум последние десятилетия, понемногу начала преображаться. Его светлость Виттерих, который изрядно повоевал в северной Италии, нагнал в город множество обозов с добычей и людьми. Иногда в Истрию приводили целые деревни римлян вместе со скотом и птицей. Было того скота весьма немного, положа руку на сердце. Замордованные потомки Ромула и Рема уже давно сами превратились в подобие скота для своих хозяев-германцев, а постоянный страх сделал их равнодушным покорным стадом. Не убивают - и ладно. Толпы перепуганных людей, которых гнали из родных мест, ждали самого худшего, но нет… Им дали землю, семена, дали лес на стройку, дали топоры, плуги и мотыги. И освобождение от податей на три года дали тоже. Так понемногу пустоши благодатной когда-то римской Истрии стали обживаться трудолюбивым народом, мечтавшим о твердой власти, законе и порядке. Они были счастливы, только осознание этого факта пришло к ним не сразу. А вот герцог этой благословенной земли все глубже и глубже влезал в долги перед Денежным Приказом Словенского княжества. Мануфактуры Новгорода и Братиславы
были загружены заказами, которые оплачивала казна. И когда-нибудь, а точнее, через пять лет, все эти благодеяния должны быть оплачены звонкой монетой или товаром по сходной цене.
        Городок Тергестум шумел и волновался, словно в старые добрые времена. А точнее, он и в те времена так не волновался, находясь в тени блестящей Аквилеи. Нищая рыбацкая деревушка, в которую Тергестум до этого неуклонно превращался, снова начала вспоминать времена процветания. По крайней мере, на лицах жителей появилась несвойственная им до этого деловитость, а перманентная унылая тоска, которая, казалось, не сходила с их физиономий с самого рождения, возвращалась туда уже изредка, как будто по застарелой привычке. А все потому, что у этих людей появилась надежда. Глухой угол имперских земель, прочно забытый всеми, кроме сборщиков налогов, вдруг увидел просвет в той мрачной тьме, что его окружала. В городе появилась соль, в городе появились воины, которые начали тратить денежки из добычи, и закономерно, в городе немедленно появилась торговля, ремесло и веселые девки. Откуда взялись последние, так никто и не понял. Вроде бы еще вчера их не было, а сегодня вот они, продают за недорого женскую ласку.
        Все еще робко, но открывались первые лавки и мастерские. Кто-то вспомнил, что он пекарь в десятом поколении, кто-то башмачник, а кто-то медник или кузнец. Все это ремесло было и раньше, но в таких микроскопических масштабах, что прокормить свои семьи жители этого города решительно не могли. Они были скорее козопасами и рыбаками, чем горожанами имперского образца. Их жизнь пошла на поправку, и только одна прослойка людей так и не смогла вернуть свою прошлую жизнь - бывшие землевладельцы - куриалы. Было их немного, человек двадцать-тридцать, но шумели они за десятерых. Его светлость, подумав, сказал, что землей тут будет владеть он сам, а остальные будут ее обрабатывать и платить ему налоги. И уже несколько делегаций горожан пытались было завести вот такой вот разговор:
        - Ваша светлость! Вы изволили поселить приведенных вами людей на земли моей семьи! Они будут платить мне аренду?
        - Будут,- кивал Виттерих.- Но только не тебе, а мне.
        - Но ведь это моя земля! - вопил горожанин. - Со времен императора Анастасия мои предки выращивали там оливу!
        - А ты чего ее не выращивал? - задавал резонный вопрос герцог.
        - Но ведь пришли склавины и заняли эти земли, - непонимающе смотрел бывший рантье, одержимый жаждой богатой и беззаботной жизни.
        - Что же ты их не прогнал? - откровенно потешался Виттерих.
        - Так как же я их прогоню? - смешался горожанин. - Я ведь не воин…
        - Вот! - поднял вверх палец Виттерих. - Если ты не можешь защитить свою землю, значит, она не твоя, - резонно возразил он.
        Герцог был на редкость простым парнем и решения любил такие же, простые и понятные.
        - Или ты считаешь, что я со своими парнями кровь проливал, чтобы осчастливить такого, как ты? Пошел вон отсюда! Иди, работай, бездельник! Кирпич сам себя не уложит.
        Горожанин уходил, склонив голову. Он ведь всерьез и не надеялся ни на что. Той землей владел в лучшем случае его отец, а то и дед. Земли Истрии словене обжили уже очень давно, согнав оттуда прежних хозяев. А его светлость очень хорошо помнил по своей жизни в Испании, каково это, когда тебя окружают магнаты, владеющие земельными латифундиями. Опасные это были люди, и причиной этой опасности было их богатство. «Готская болезнь» - так называли в это время привычку испанских королей умирать в цветущем возрасте от переизбытка железа в организме. И Виттерих поклялся сам себе, что в своем герцогстве он сам станет таким магнатом, тем более, что за примером далеко ходить не нужно. Вот она, Словения, прямо за горами. У тамошнего государя все отлично получилось.
        - Герцог, - в покои зашел стражник. - Там купец какой-то просится. Не из наших земель, морда смуглая, нос крючком. Говорит, по важному делу.
        - Зови, - кивнул Виттерих. Купец - это хорошо. Купцы - это пошлины. Виттерих очень любил собирать пошлины. Только тут их пока собирать было не с кого.
        Когда в покои зашел купец, Виттерих с любопытством оглядел его. Иудей, вне всякого сомнения. Их в Испании великое множество живет. Кое-где их чуть ли не больше, чем христиан. Он, когда в Лугдунуме герцогом был, удивился даже. Там рынок с субботы на воскресенье перенесли из-за них. Они все, как один, в субботний день торговать отказывались(1). Как епископ ни проклинал нехристей, а сделать ничего не мог, ведь больше половины горожан ходили не в церковь, а в синагогу. Впрочем, Виттериху было на это плевать. Он так и не понял всех тонких материй, которыми отличались эти две веры, и вникать в это не имел ни малейшего желания. Его волновали вещи куда более приземленные.
        - Ваша светлость! - склонился купец.- Меня зовут Ицхак, я купец из Кесарии. Я привез груз для его светлости Самослава. Коней из Персии, сорок голов.
        - Кони! - возбужденно вскочил Виттерих. - Покажи! Тут уже месяц сын хана из племени тарниах тебя ждет, а с ним дьяк из Белграда.
        Дом герцога стоял в самом порту, и он стрелой выскочил наружу. Там, у пирса, Виттерих увидел пришвартованную египетскую баржу, горделиво расставившую во все стороны свои пузатые бока. Шумные, словно обезьяны, александрийские греки повалили по сходням вниз, в убогий кабак, который только-только открыл свои двери. Впрочем, морякам было плевать на его убогость. Тут другого кабака и не было. Моряки требовали вина, горячей жратвы и шлюх, соскучившись в море по женской любви. Посмотреть на это чудо собрался весь Тергестум. Сюда такие корабли не заходили уже лет восемьдесят. И одно только это зрелище сделало больше, чем все обещания нового герцога. В Тергестум возвращалась жизнь!
        - Красавцы! - восторженно шептал Виттерих, нежно проводя рукой по гладкой, шелковистой коже. Конь фыркнул брезгливо и отстранился от непрошеных ласк. Конь явно знал себе цену. Он, и впрямь, был необыкновенно хорош.
        - Продай одного! Богом прошу!
        - Ни в коем случае, господин герцог, - проскрипел противным голосом дьяк из Белграда, беглый имперский евнух. - Это имущество его светлости Самослава Бериславича. Конный завод в старых землях рода уар построен. Теплые конюшни сделаны, поля засеяны овсом. Племя тарниах этих коней будет разводить для княжеского войска. И только они! За заслуги перед государством. Таких кораблей еще четыре прибудет. Озаботьтесь, пожалуйста, тем, чтобы на этих коней даже муха не села, иначе его светлость будет очень недоволен.
        Виттерих ничего не ответил. Он зло повернулся на пятках и пошел прочь. Ему хотелось кому-нибудь морду набить, и прямо сейчас. А сзади, не зная о его желаниях, суетливо следовал иудейский купец, который явно хотел продолжить их разговор.
        - Привези мне такого коня, - повернулся Виттерих к Ицхаку и посмотрел на него… да почти умоляюще посмотрел.
        - Мы обсудим это с вами, ваша светлость, - тонко улыбнулся Ицхак. - Возможно, вы даже получите такого коня в подарок. Лучшего из них!
        - Чего ты хочешь? - прямо спросил его герцог. Он давно не верил в чудеса.
        - Убежища для своей семьи прошу, - печально посмотрел на него Ицхак. - Моему народу нелегко живется в землях римских императоров. И с каждым годом жизнь там становится все хуже и хуже.
        - Приезжай и живи, - пожал плечами Виттерих. - Богом клянусь, тебя тут пальцем никто не тронет. Вон тот дом видишь? Ну, с разбитой крышей и без дверей. Нравится? Дарю! У меня полгорода таких домов. Дай денег местным и его отремонтируют к твоему приезду. Живи, торгуй и вовремя плати налоги. Мне от тебя больше ничего не нужно.
        - А моя вера? - осторожно спросил Ицхак. - Вы не станете притеснять нас или крестить насильно?
        - Да молись ты, кому хочешь, - равнодушно махнул рукой герцог. - Самый уважаемый мной человек поклоняется деревянному истукану, а его жена старой римской статуе. А короли франков ходят в церковь, принимают святое причастие и одаряют монастыри, но они все, как один, прелюбодеи, грабители, братоубийцы и клятвопреступники. Так что мне все равно, кто твой бог, Ицхак.
        - А если сюда еще приедет… э-э-э… некоторое количество моих соплеменников? - выжидательно посмотрел на герцога Ицхак. - Они сделают подарок вашей светлости… Ну, скажем, по пятьдесят солидов с семьи. И будут платить налоги в казну, как положено.
        - Сто солидов! - остро посмотрел на него герцог. - Ты думаешь, я не вижу, что происходит в мире? Да у вас же земля под ногами горит. Палестину ждет большая война, в Египте полнейший бардак, а в Галлии Дагоберт ссылает твой народ на Рейн. Сто золотых, и ни солидом меньше!
        - Мы договорились, ваша светлость, - низко склонил голову Ицхак. - Я думаю, в течение года сюда переберется не меньше двадцати семей.
        - Две тысячи золотых? - задумался Виттерих. - Неплохо! У меня к тебе просьба.
        - Слушаю, - осторожно спросил Ицхак.
        - Тут у меня застряли опальные семьи из Словении. Отвези их куда-нибудь подальше отсюда. Мне они тут не нужны. Мутные людишки, не люблю таких.
        - Корабль пойдет сначала в Кесарию, а потом в Александрию, ваша светлость, - вопросительно посмотрел на него Ицхак. - Александрия подойдет?
        - Вполне, - удовлетворенно кивнул Виттерих. - Они заплатят за проезд.
        Виттерих вышел из дома, насвистывая что-то легкомысленное. Две тысячи золотых! Да он и мечтать об этом не мог! Легкие деньги, и за это всего лишь нужно просто кого-то не грабить, и не лезть к нему в душу. Да плевать! Пусть молятся, как хотят. А если епископ Иллиодор будет недоволен, пусть идет в народ и проповедует. Вдруг, иудеи услышат его проповедь и воспылают… Хотя, это маловероятно. Этот народ в своей вере весьма упорен.
        - Я их не граблю, а они мне платят! Я буду торговать безопасностью! - осенило Виттериха. - Легкие деньги! Надо будет с его светлостью обсудить.
        У него было еще одно дело. Войско герцога изрядно пополнилось пару недель назад. Две сотни данов, прибывших в город через Атлантику и Геркулесовы Столпы, строили в пригороде привычный им «длинный дом». Пока им и этого хватит. Пять кораблей ярла Эйнара ушли от разграбленного Кана и прибыли на службу к герцогу Истрии. Драккары, сделанные на пражских верфях, покачивались у пирса, а сами даны, отягощенные добычей из Нейстрии, обустраивали свое новое жилье. Изгои-викинги, которым стало тесно на бедных землях Дании, пошли искать себе новую Родину, и они ее нашли. Уже стояла поздняя осень, по меркам Скандинавии, а тут еще вовсю светит солнце. Рай, да и только!
        Крепкие шумные парни с резким лающим говором поначалу напугали местных до икоты, но понемногу все привыкли друг к другу. Даны уже начали учить местную латынь, которая довольно сильно отличалась от языка, на котором говорили в Галлии. Но, тем не менее, дело понемногу пошло, а пока в городе звучали языки германцев, словен и даже чудной говор степняков-авар, приехавших получать княжеских коней.
        Горожане, словно муравьи, трудились на стенах города. Камня в этих местах было полно, а голодных ртов еще больше. Его светлость Виттерих платил солью, и у него отбоя не было от желающих поработать. Крепость, сложенная из обломков общественных зданий, за этот год изрядно подросла. Стены подняли на три локтя, а на башнях мастер из Новгорода устанавливал баллисты, укрытые от дождя и ветра деревянной кровлей. Еще одна башня была вынесена на острый мыс, который крючком вдавался внутрь гавани, запирая ее от морской волны. Стены ее были подняты наполовину, и росли просто на глазах. Там трудилось полсотни человек, едва успевали камень и известь подвозить.
        Воинством данов командовал Болли, младший сын Эйнара. Он и еще две сотни младших сыновей надежды на наследство не имели вовсе. Набеги и грабежи - вот их судьба. А, если повезет, то после многих лет войны будет куплена хорошая ферма на те деньги, что удастся скопить. Да только в Дании им никто землю не продаст, нет там такого закона. Это же земля! Ее только мечом взять можно. Крепкий малый лет двадцати пяти, с золотой гривной на шее, подошел к Виттериху и широко улыбнулся.
        - Когда пойдем в викинг, конунг? - спросил он. - Парням нужно что-то есть, пить и что-то дарить шлюхам. Добыча из Нейстрии скоро закончится.
        - Мы выйдем на следующей неделе, - ответил ему Виттерих. - Пока не начались зимние шторма, мы успеем кое-куда сходить.
        - Что там есть? - жадно спросил дан. - Мы любим монастыри. Там много золота.
        - Мы не станем трогать попов, Болли, - терпеливо ответил ему Виттерих. - Они нам еще пригодятся. Есть вещи поважнее золота и серебра.
        - Что же это? - лицо дана удивленно вытянулось.
        - Земля и люди, - пояснил Виттерих. - Земли тут много, а людей мало. И если мы промедлим еще несколько лет, то нам не достанется вообще ничего. Тут все захватят хорваты. Я буду платить тебе солью и серебром. Мы выходим на следующей неделе.
        Так и получилось. Многолюдная когда-то Салона(2) была всего в трех днях пути от Тергестума. Норманнские драккары резали пенную волну острыми носами, легко покрывая по сотне миль в день. Для данов это расстояние было плевым, а вот воины Виттериха были к такому непривычны. Сам герцог был зеленого цвета, и периодически свешивался с борта, сраженный морской болезнью. Множество островов, до которых хорваты еще не добрались, были заселены довольно густо, в отличие от материка. Римляне, бежавшие из родных земель, сломя голову, с тоской смотрели на берег, но возвращаться не спешили. Им было страшно. Длинная узкая полоса далматинского побережья от Тергестума до гавани Салоны представляла собой жалкое зрелище. Готы, гунны, авары, славяне и даже воины Велизария, кого тут только не было… Все они прошли по этим землям, разорив их в пух и прах. Процветающая когда-то провинция, поставлявшая Романии лучших ее императоров, сейчас лежала в руинах. Набег аварского кагана 614 года выдавил в эти земли толпы славян, которые выжгли здесь все дотла. По сравнению с Салоной даже убогий Тергестум казался местом
цивилизованным и зажиточным.
        И только одно поразило Виттериха и его воинов до глубины души. Они стояли на скалистом берегу и смотрели, раскрыв рот. Вилла императора Диоклетиана раскинулась перед ними во всей своей красе(3). Правда, виллой это было назвать сложно. Огромный квадрат со стороной в четыреста шагов представлял собой неприступную крепость с пятнадцатью башнями. Стены высотой в двадцать локтей словно смеялись над варварами, которые глазели на них, не имея сил оторвать взгляда. Южная сторона виллы стояла прямо на обрывистом берегу, чтобы осторожный император в любой момент мог сесть на корабль и бежать. Внутри же стен раскинулся целый город с огромным дворцом, церковью, многочисленными складами и помещениями для охраны и прислуги, коей во времена расцвета тут было несколько сотен человек. Ну, а пока сюда набились несколько десятков семей, которые пасли коз около величественных стен дворца. Хорошо хоть, еще огороды не разбили, как римляне на месте сожженных кварталов. Даны несмело вступили на площадь, застеленную тесаным камнем. Они еще никогда не видели подобной роскоши.
        - Тут боги живут, конунг? - несмело спросил Болли. - Ты! - Болли ткнул пальцем в какого-то человека, который был одет немного чище, чем остальные. - Иди-ка сюда! Покажешь нам тут все!
        - Пока я не вижу здесь никаких богов, зато вижу каких-то оборванцев, - ответил Виттерих, который влюбился в это место с первого взгляда. - И я не понимаю, что они делают в моем дворце. Проклятие, Болли! Я его хочу!
        - Сотня воинов легко удержит это место, конунг Виттерих, - со знанием дела сказал Болли. - Сотня, не больше!
        - Тергестум и Салона, - задумчиво произнес Виттерих. - Между ними триста миль по морю. Нелегко придется. Надо будет послать весть в Новгород. Мне не помешает еще пара сотен бойцов. Проклятие, как же их всех кормить?
        - Зерном, я думаю, - глубокомысленно изрек Болли. На его широком обветренном лице отразилось серьезное умственное усилие.
        - И где его взять, это зерно? - саркастически спросил его Виттерих.
        Вместо ответа дан показал пальцем в сторону моря, где на горизонте показался корабль. Пузатый зерновоз из Александрии шел в Равенну. Какого черта он заплыл в эти воды, кишащие словенскими пиратами? Почему он не пошел вдоль итальянского берега? Наверное, сбился с курса, попав в шторм. Что же, тем хуже для него! Даны спешно попрыгали в драккары. Они пойдут на веслах. Жирный торговец не соперник воинам.
        1 Реальная история, произошедшая в конце 6 века в Лионе. В поздней Римской империи количество людей, исповедовавших иудаизм, было огромным. Он считался очень близким христианству течением и поначалу не подвергался гонениям.
        2 Салона - современный Сплит, Хорватия.
        3 В реальной истории дворец, в котором доживал свой век Диоклетиан, был окончательно разрушен аваро-славянским войском около 640 года. В описываемое время он был еще цел.
        Глава 2
        ДЕКАБРЬ 631 ГОДА. НОВГОРОД
        Белый снег укрыл своим одеялом черные проплешины пожарищ, и о недавнем вторжении напоминала лишь разрушенная городская стена, отремонтировать которую до холодов так и не успели. Земли вокруг Новгорода напоминали пустоши. Там едва третья часть от прежнего населения осталась, остальных вывели поближе к Братиславе. Тяжело далась эта война, хоть и готовились к ней загодя. Уж очень много полей пустыми стоят. Тактика выжженной земли в обе стороны разит, не только врага, но друга. Тяжелая зима будет, это все понимали. Потому-то и погнали каторжников на восток, чтобы они валили деревья и ставили новые веси. Без этого половина народу и вовсе за зиму в Ирий ушла бы.
        Солеград не пострадал вовсе, он для этого времени был неприступен абсолютно, и туда погнали новые партии словен с севера, мелкие шайки которых так и норовили помочь франкам в их нелегком деле. Слава богам, было их немного, и арканы степных батыров работали без остановки. Так княжеский рудник вновь пополнился контингентом, необходимым для добычи соли и камня. Герцоги лангобардов перевалили Альпы и теперь подсчитывали убытки. Отряды хорватов, приведенные Виттерихом, разорили весь север Италии. Теперь германцам будет не до походов, они следующие пару лет будут зализывать раны. А потом да, обнаглевший герцог Тергестума получит в отместку карательный поход. Герцоги поклялись в том на своих мечах.
        Князь Самослав решил эту зиму посвятить тому множеству дел, что из-за занятости были отставлены в сторону. И главнейшим из этих дел была печать Евангелия, первый экземпляр которого лежал сейчас перед князем. Непривычный для этого времени вид переплетенной книги был настолько чужеродным, что Самослав даже в руки ее поначалу взять не мог. Заробел.
        - С ума сойти, - только и смог сказать он, когда все-таки раскрыл первую страницу. «От Матфея». - Буквы мастер Хейно резал?
        - Никифор, - усмехнулся владыка Григорий. - Не доверил юнцу. Хочет свою долю славы получить.
        - Ну, и пусть, - махнул рукой князь. - Наградим. Папе Гонорию отправить нужно, пусть благословит. Иначе трудно нам придется.
        - Мы ему десятую часть доходов пообещаем, - отмахнулся Григорий. - Думаю, он возражать не будет. Он изрядно поиздержался в последнее время. Все свои деньги на строительство и украшение церквей тратит. Новые храмы один за другим возводит, даже удивительно.
        - А что, люди в Риме уже перестали с голоду умирать? - прозрачно намекнул князь.
        - Какое там! - грустно покачал головой Григорий. - Италия разорена. Там то чума, то наводнение, то неурожай. А война и вовсе не прекращается никогда. Словно проклял господь ту землю за грехи ее. Жалко людей.
        - А папа тысячу фунтов серебра на украшение дверей в своей базилике потратил, - задумчиво сказал Самослав. - Никогда этого не мог понять. Разве Бог не в сердцах людей живет, Григорий? Зачем ему серебряные двери, скажи?
        - Прихожане должны к великому приобщаться, государь, - нравоучительно поднял палец епископ. - Вот ты когда храм в Братиславе построишь?
        - После Университета, городских стен и больницы, - не моргнув глазом, ответил Самослав.
        - Да… - уныло вздохнул Григорий. - И после пыточных подвалов в Черном Городе… Ты говорил как-то, что у тебя свой путь к господу нашему. Но до чего же он у тебя длинный и извилистый, княже. Кстати, княгиня Мария дату крещения назначила. Она желает молодого княжича сразу к истинной вере приобщить. И имя уже выбрала ему, очень необычное. Никогда такого не слышал.
        - Имя? - удивленно поднял голову Самослав. Это было неожиданно. Они никак не могли с этим определиться. - Первый раз слышу об этом. И какое же?
        - Владимир! - ответил Григорий, особенно упирая на последний слог. Получилось ВладимИр.
        - Вот как? - нахмурился князь. - Поговорю с ней. Что-то все повадились без меня моим же детям имена давать. Как будто я тут совсем ни при чем. У меня даже подозрение начало появляться, что мои жены спелись между собой, что очень странно. Они раньше друг друга терпеть не могли.
        - Они и сейчас друг друга терпеть не могут, - поспешил успокоить его епископ. - Уж мне это совершенно точно известно. А что касается княгини, то сказано!
        Владыка поднял очи горе и продекламировал нараспев:
        - «Если бы Бог назначил женщине быть госпожой мужчины, он сотворил бы ее из головы, если бы - рабой, то сотворил бы из ноги; но так как Он назначил ей быть подругой и равной мужчине, то сотворил из ребра».
        - Это кто сказал? - подозрительно посмотрел на него князь.
        - Блаженный Августин, - кротко ответил владыка и стыдливо опустил глаза.
        - Ты мне недавно совсем другое говорил, - пристально уставился на него князь. - Из апостола Павла. Я даже запомнил! «Пусть женщины учатся тихо, в полной покорности. Я не позволяю женщине учить или же руководить мужчиной, ей следует молчать».
        - Княгини Марии это точно не касается! - решительно отмел возражения владыка Григорий. - Это для обычных баб написано, а не для нее. Пойду я, княже! Надо этот экземпляр папе Гонорию передать. Только как бы это сделать? Ведь все перевалы закрыты! И герцоги лангобардов на нас изрядно злы, они не пропустят гонца.
        - Весной передадим, через Виттериха, - усмехнулся князь. - Он лично отвезет. У папы для него припасен хороший подарок. Герцогу понравится, я уверен.
        Владыка вышел, а Самослав глубоко задумался. Папская булла, в которой Виттерих признавался законным сыном своего отца, обошлась ему недешево, но оно того стоило. На большой шахматной доске, которой был тогдашний мир, должна появиться еще одна мощная фигура. Никем не признанный ублюдок любвеобильного правителя - это одно, а законный наследник испанского короля - это нечто совершенно другое. Другой калибр, несравнимо мощнее.
        - Женить его пора, - буркнул себе под нос князь и что-то черкнул на листе бумаги серебряным карандашом.- Та-а-к! Послать в Испанию, узнать, какая там обстановка на рынке невест.
        - Государь! - воин распахнул дверь. - Лекарь Илья. Говорит, назначено.
        - Пригласи! - кивнул князь, отвлекаясь от своих коварных планов в отношении ничего не подозревающего герцога.
        - Ваша светлость! - Илья коротко, с достоинством, поклонился.
        Менее, чем за год ученик великого врача Феофила сделал стремительную карьеру. Лекарский приказ под его началом всколыхнул местную жизнь. В столичной области были обучены все повитухи, они сдали экзамены и получили патент на работу. Им теперь из казны по гривеннику за каждого здорового младенца платили. А темных баб без такого патента до рожениц допускать было не велено. Вплоть до каторги… Всего за несколько месяцев была создана армейская медицинская служба с передвижными госпиталями и операционной, вбиты в головы воинов понятия асептики и антисептики, и это дало отличные результаты. Количество умерших было не в пример меньше, чем раньше, а гнойных осложнений, убивавших большую часть раненых, и вовсе стало совсем мало. Не было в войске и кишечных инфекций. Попытка попить из реки или лужи стоила воину месячного жалования, а потому воины хлебали в походе только затхлую воду с уксусом, проклиная всех лекарей, что есть на свете. Правда, когда закончилась война, то даже самые тупые головы озарило понимание, что отсутствие загаженных кустов вокруг военного лагеря и свежих могил товарищей, убиенных
кровавым поносом, как-то связано с этими странными запретами. Колдовство, посчитали многие, и это сразу поставило все на место. Сомнения ушли без следа.
        - Рассказывай! - коротко сказал князь.
        Повод для встречи был нерадостный. Армия франков оставила после себя не только разрушения, но и кое-что похуже. Черная оспа! Болезнь, пришедшая откуда-то из Азии полсотни лет назад и с тех пор не исчезавшая ни на год. Она то затухала, то вспыхивала вновь, с купеческими караванами, паломниками и воинами передвигаясь по всему Средиземноморью. Тысячи людей погибали от этой заразы каждый год. И тысячи же оставались изуродованными навсегда. Бывало, что жених бросал невесту, платя отступное, когда видел ее после болезни. Словенские земли эта хвороба пока обходила стороной. А если и приходила, то быстро затухала, убивая какую-нибудь лесную весь. Уж больно мало людей тут жило, слишком разбросаны были между собой поселения. Но вторжение армии с запада не могло остаться без последствий. Оспа пришла и сюда.
        - Мы изолировали эту волость, ваша светлость, - начал лекарь. - Слава Богу, сейчас зима, и они никуда не ездят. Мы запретили всяческие контакты с ними, и даже гонцы, которые приехали, теперь сидят на карантине. Сидят даже те, кто разговаривал с этими гонцами. Все они теперь больны.
        - И что думаешь? - свирепо сопел князь. - Не приведи боги, эта зараза доберется до Новгорода.
        - Не удержим, - грустно покачал головой лекарь. - Вы говорили, что она через человека передается, а я не знаю лекарства от оспы. И никто его не знает. Как только сойдет снег и пойдут охотники, торговцы и воины, оспа пройдет по нашим землям и убьет тысячи.
        - Я думал об этом, - глубоко задумался князь. - Видишь ли, Илья, оспой болеют не только люди, но и животные.
        - Мне об этом ничего не известно, ваша светлость, - изумленно замотал головой Илья.
        - А люди, которые заражаются оспой от коров и лошадей, - продолжил князь, - болеют гораздо легче, и без уродующих рубцов. И больше не болеют никогда. Понимаешь?
        - Да откуда вы это знаете? - врач смотрел на князя со священным ужасом в глазах. - Я знаю, что оспой болеют лишь единожды в жизни… Но про то, что можно заразиться оспой от коров и лошадей не знает ни один из мудрецов! Откуда это известно вам, государь?
        - Увидел во сне, - коротко ответил Самослав. Оспа пришла в Европу совсем недавно, и считалась божьим наказанием, данным за грехи. Обобщенных медицинских знаний по этой болезни еще не было, только отдельные упоминания в книгах. - Найдите больную корову и осмотрите вымя. Потом надо жидкости из оспенных пузырей набрать и в маленькую ранку здоровому человеку втереть. Это называется прививка. Скажи, что тому, кто это сделает и переболеет, я сто рублей дам.
        - Я сделаю это сам, ваша светлость, - поджал губы врач. - И мне не нужно за это платить, это мой долг.
        - Тогда останови эту заразу, и ты получишь гораздо больше, Илья, - усмехнулся князь. - Ты станешь знаменит, как Гиппократ, Гален и этот твой Орибазий.
        - Это будет нечестно, - смутился тот. - Это ведь не я придумал.
        - Иди, работай, - махнул рукой князь. - Я тут сам решаю, что честно, а что нечестно. И помни, что следом после тебя прививаться буду я, а потом моя семья, бояре, сироты из сотни и войско. А прививать их будет владыка Григорий! Лично!
        - Владыка? - безмерно удивился лекарь. - Но почему владыка?
        - А ты подумай, и поймешь, - сварливо ответил князь. - Только языком не трепли. Это пока секрет.
        - Я, кажется, понял! - Илья уважительно посмотрел на государя, поклонился и торопливо вышел. Точнее, почти побежал. Лавры Гиппократа и Галена не давали ему покоя.
        Самослав пошел в левое крыло, туда, где жила Мария и новорожденный сын. Служанки, встреченные по дороге, почтительно жались к стенам и приседали в поклоне. Рассерженный князь открыл дверь покоев жены и замер. Комната была полна женщин, которые разглядывали что-то, разложенное на столе, и галдели, словно сороки. Как бы Самослав ни был раздражен, выносить семейные споры на люди он станет.
        - Само, здравствуй! - лучезарно улыбнулась Мария. - Мы готовимся к Новому Году. Ты обмолвился об этом как-то, и всем понравилось. Зимой такая скука! Христиане встретят Рождество, а язычники - Зимнее солнцестояние. И главное, этот день люди будут праздновать вместе, кому бы они ни возносили молитвы. Мы заказали украшения для деревьев. Посмотри! Правда, красиво?
        - Правда, - заинтересовался князь, который уже и позабыл, зачем пришел и теперь перебирал изукрашенные звезды, фигурки животных и даже цветные стеклянные шары.
        - Стеклодувы, наверное, больше всех за этот праздник выступают? - задумчиво повертел он в руках игрушку.
        - Как ты догадался? - подняла брови Мария. - Действительно, они уже готовят первую партию цветных шаров. Мы поставим елку на главной площади, как ты и говорил.
        - Старые боги будут довольны, - сказала сияющая Людмила, которая стояла тут же. - Мы украсим священные рощи.
        - Посмотри, Само, - отвела его Мария в сторону, - какой подарок я приготовила княжичу Святославу. Мы с ним пока не знакомы, но я думаю, мы подружимся.
        - Надо же! - не удержался князь.
        Самослав взял в руки небольшую книгу, вторую увиденную им в этом мире. Правда, эта книга была рукописной и украшена необыкновенными по мастерству рисунками. Жизнеописание Александра Великого, Птолемея первого, Цезаря, Клеопатры и Антония… Книга была роскошной. Кожаный переплет с золочением, листы пергамента, покрытые цветными иллюстрациями… Мастер, который должен был расписывать церковь, видимо, взял подработку. Особенно ему удались изображения пирамид, сфинкса и александрийского маяка, срисованные со старых свитков из библиотеки. Маяк в это время все еще стоял во всей своей красе, освещая путь морякам. До землетрясения, которое его разрушит, было еще не одно столетие.
        - Необыкновенный подарок! - искренне восхитился князь. - Думаю, мальчишка будет в восторге. Да я сам бы не отказался от такой книги.
        - Книга еще не готова, - пояснила княгиня. - Мастеру нужно еще несколько месяцев, чтобы закончить все рисунки, но я уже приказала сделать второй экземпляр для нашей библиотеки. Как ты относишься к тому, чтобы издать летопись святого Григория Турского на латыни и греческом языке?
        - «История франков»? Но почему именно эту книгу? - несказанно удивился князь. - Думаю, это неудачная идея. У нашего епископа большие планы на эту мастерскую. На год вперед точно.
        - А разве можно опозорить королей франков еще больше, чем рассказать о них всю правду, написанную святым старцем? - тонко улыбнулась Мария. - Это же просто банда разбойников, а не королевский род. Пусть об этом узнает весь мир.
        - Ты страшный человек, - с уважением посмотрел на жену Самослав. - Я так понимаю, что «Жизнь двенадцати цезарей» будет следующей? Чтобы и про римских императоров люди всю правду знали.
        - Конечно, - лучезарно улыбнулась Мария. - Мы сделаем эти книги в двух изданиях. Одно дорогое, для богачей и знати, а второе попроще, для грамотного простонародья.
        - Тогда сделайте с картинками, - махнул рукой князь. - Читатели будут в восторге.
        - Княже! - воин охраны смущенно заглянул в дверь. - Тут этот чудак, грек, к вам ломится. Требует немедленно принять.
        - Ты ему сказал, что я занят? - удивленно поднял бровь Самослав.
        - Сказал, - коротко ответил воин.- Но он словно ополоумел, ничего слушать не хочет. Говорит, что-то очень важное.
        - Тогда зови, - обреченно вздохнул князь, и снова пошел в рабочие покои.
        Взъерошенный алхимик Геннадий вихрем ворвался в рабочие покои князя, глядя на него полубезумным взглядом. В комнате ощутимо запахло потом, паленой шерстью и застарелым перегаром. У Геннадия тоже открылся талант к перегонке всяческих жидкостей. Ведь, в конце концов, это было его основной работой.
        - Ответь мне на три вопроса, - едва сдерживая раздражение, сказал Самослав. - Как ты смеешь вламываться ко мне, когда я занят? Куда подевались твоя борода и брови? И почему у тебя морда красная, как у ошпаренного поросенка?
        - У меня получилось, государь! - торжественно сказал алхимик.
        - Слушаю! - князь сразу же остыл.
        Караван из низовий Дуная пришел два месяца назад. Полсотни всадников охраны и два десятка рабочих с лопатами были в поиске с начала весны. Нефть нашли в десяти днях пути на восток от старого хринга аварских каганов, примерно там, где и указал князь, в низовьях Дуная. Старые владения рода уар понемногу обживались. Теперь в гигантской земляной крепости, защищенной от чужих глаз, род тарниах будет разводить строевых коней для княжеского войска, перевязывая их с неприхотливыми степными породами. Результат будет не скоро, но Самослав и не спешил. На это уйдут долгие годы. Впрочем, и нестроевые породы тоже будут выводиться. Лошадей княжеству нужна прорва, крепких выносливых лошадей. Каждое крестьянское хозяйство должно иметь собственную лошадку. Волы - это вчерашний день. Уж больно медленны они, конь куда больше вспахать успевает. Лошадей княжество будет выкупать у степняков за серебро, а потом продавать родовичам в рассрочку. Боярин Збыслав уже целую программу разработал, и там княжество зарабатывало дважды. Один раз - как совладелец конного завода, а второй - на продаже этих самых коней в хозяйства.
Выгода ожидалась такая, что и соляную шахту за пояс заткнет. Что и говорить, брат Ратко знал, что нужно Новгородскому княжеству. И как можно заработать, он знал тоже. Его счет в Солеградском хранилище пополнился на круглую сумму, как и счет его компаньона из Кесарии.
        Нефть! Князь отвлекся от ненужных мыслей. Сейчас это было главным. Нефть набирали ведрами в ямах, а потом везли в Новгород бочками. Мастерская алхимика с его перегонным кубом была вынесена поближе к Черному Городу и охранялась его стражей. Туда в здравом уме ни один лазутчик не сунется. Это же верная смерть.
        - Рассказывай! - повторил князь.
        - Ваше земляное масло! - с фанатичным блеском в глазах воскликнул алхимик. - Я все-таки выделил из него квинтэссенцию огня! Просто я сначала подумал, что тут получится, как с ароматическими маслами, и все нужное останется после возгонки в виде вытяжки. Но нет! Я ошибался! В перегонном кубе остается какая-то густая субстанция, а душа огненной стихии выходит после нагревания первой! Когда я исправил эту ошибку, у меня все получилось! Она, эта душа, хоть и воняет необыкновенно гадостно, имеет свойство вспыхивать, как элементаль огня! Именно это знание стоило мне бороды, бровей и ресниц. И знаете, ваша светлость, я об этом ничуть не жалею.
        Глава 3
        ФЕВРАЛЬ 632 ГОДА. ГОРОДОК МИШНЫ (СОВР. МАЙСЕН). ЗЕМЛИ ПЛЕМЕНИ ДАЛЕМИНЦЕВ.
        Санный поезд и полсотни всадников шли по льду реки Лаба. Тут, за Рудными горами, жил народ сербов, чьи владения раскинулись от Баварии и Тюрингии до самых ляшских земель. Будущие Лейпциг, Дрезден и Майсен вместе с его фарфором когда-нибудь вырастут тут. Или не вырастут… Самослав еще не решил. Хотя, Мишны, убогое лесное городище в землях большого и сильного племени далеминцев, точно ждет неплохое будущее. Великолепная глина, которую еще предстояло найти, обеспечит этому месту процветание на долгие столетия. Именно здесь назначена встреча владык остальных сербских племен и князя Самослава, которого они признали своим главой. Князь не обольщался ни на секунду. Степень желания пойти под его руку была тем больше, чем ближе жило племя к границам королевства франков. А чем дальше на восток, тем это желание было меньше, пока не затухало вовсе. Лужичане, самое восточное племя, жило наособицу, и вообще ничего менять не хотело. Напротив, мелкие племена жирмунтов, худичей и нелетичей, измученные ежегодными набегами баваров и тюрингов, мечтали о защите сильного князя.
        Круглый острог появился за изгибом реки как-то сразу. Вроде только что лес вокруг был, а теперь вот городище стоит. Лаба и ее притоки в этих местах тоже были густо усыпаны мелкими весями, прижавшимися к речным берегам. Жители их по древнему обычаю снимались с места каждые три-четыре года, и уходили восвояси. Они искали новую жизнь там, где снова будет родить земля. Так продолжалось из года в год, хотя постоянное движение торговых караванов понемногу меняло бытие и здесь. Сербы пока еще жили по старине, даже пчел в лесных бортях все еще травили ядовитым дымом, убивая трудолюбивые семьи. Южнее Рудных гор, в Словении, такой дикости уже и вовсе не осталось. Давным-давно в княжестве водили пчел в колодах, а убийство семьи каралось немалой вирой.
        Владыки, в плащах из звериного меха, сколотого грубой фибулой, поглядывали на князя и его свиту с немалой завистью. Уж больно богато они были одеты. Поглядывали все, кроме правителя лужичан. Он на эту встречу не явился. Правда, и правителем он был не чета самому князю. Лужичане жили родами, и владык там было без счета. Самый старший из них, Акамир, власти имел немного. Жили за Рудными горами весьма небогато. Именно на бедность сербов и делал князь ставку, когда выбирал подарки. Из возов потащили мешки, набитые шубами, сапогами, рубахами, цветными платьями, бусами и платками. И он не прогадал. Суровые мужики радовались, как дети, примеряя обновки. Лесовики, которые последние несколько лет принимали торговые караваны, были слишком бедны, чтобы покупать такую красоту. А товаров на обмен у них было не так уж и много. Даже Дерван, князь сербов, торговавший княжеской солью, еще не достиг высот благосостояния.
        - Ну, владыки, поднимем чаши, - начал Самослав, прожигаемый насквозь жадными взглядами словенской знати. - Вы сделали свой выбор и почтенный Акамир из племени лужичан тоже его сделал…
        - А чем его выбор плох? - владыка племени мильчан, тоже с самого востока, пристально смотрел на князя. Остальные владыки поддержали вопрос напряженным молчанием.
        - Так его земли для меня теперь законная добыча, - любезно пояснил Самослав. - Туда весной мои всадники наведаются. Если он не с нами,значит, он против нас.
        - Неплохо сказано, - владыка мильчан хмуро уставился в собственный кубок. - А по старине никак жить не получится?
        - Никак, владыка Славомир, - грустно покачал головой князь. - Ушли те времена. Если ты можешь свой народ защитить, то живи сам по себе. Только не выйдет у тебя ничего, уж слишком ты слаб. Смотри, ведь даже пчелы в улей сбиваются. По одному сейчас не выжить. Тебя либо степняки под свою руку заберут, либо немцы. Только случится это при тебе, или при твоем внуке, мне неизвестно.
        - Выпьем, почтенные! - решительно сказал Дерван. - Народ сербов идет под твою руку, великий князь Самослав.
        - И мы идем, - послышалось за столом.
        - И мы…
        - И мы… Лучше уж с теми, с кем язык един. Не хотим рабами у германцев быть. Пусть сдохнет немчура поганая!
        - А это вы германцам весной сами скажете, - усмехнулся Самослав.
        - А? - не поняли владыки.
        - Как лед сойдет, пойдете Тюрингию грабить, - Самослав удовлетворено смотрел на удивленные физиономии словенской знати. - Пора начинать богатеть, бояре. А я вам сейчас расскажу, как это сделать…

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. Г. ЛАНН ЮОН (СОВР. ЛАНЬОН). БРЕТАНЬ.
        Кортеж из пяти десятков аквитанских лейдов сопровождал скромного на вид купца и его спутников. Опасные тут были места, меньший отряд никак не пройдет. Если не вглядываться пристально, то ничего особенно в том купце вроде бы и не было, но если присмотреться внимательно, то сразу бросалось в глаза то, с каким почтением и опаской относились к нему бесстрашные франки. Да и движения его были скорее присущи опытному воину и человеку, который отдает приказы, чем угодливому купчишке, который боится каждого графа, через земли которого его ведут дела. Графы у франков частенько подрабатывали грабежами, потому и замирала торговля с каждым годом, оживая лишь к королевской ярмарке, когда купцы сбивались в большие караваны, и были разбойникам не по зубам. Этот человек купцом не был точно, ведь в его глазах не было присущего этому сословию застарелого страха. Напротив, он поглядывал по сторонам с любопытством, а иногда и с презрительным недоумением, особенно, когда видел стены бретонских городов. Земля тут была бедная. Болота, леса и снова болота и леса. И бесчисленные хутора, усыпавшие этот суровый край.
Потому-то хищные франки и не смогли покорить этот народ, бежавший с британских островов и потеснивший своих родичей галлов, живших тут с незапамятных времен.
        Ворота бревенчатой крепости были открыты настежь, а караульный проводил кавалькаду франков ошарашенным взглядом. Его явно забыли предупредить о столь необычных гостях. Звонимир с любопытством огляделся. Ничего необычного, дома похожи на германские. Вкопанные в землю столбы, промежутки между которыми забиты камнями, деревом и глиной. Высокие соломенные крыши, хорошо укрывавшие от частых косых дождей, которые приносило близкое море. Удивило лишь то, что в сторону моря никогда не делали ни окон, ни дверей. Слишком много влаги несло оттуда порывистыми ветрами. Жили тут по-деревенски, вместе со скотиной. И если в богатых домах люди делили кров только с лошадями, отделяя их от себя высокой перегородкой, то в домах победнее и свиньи, и овцы жили под одной крышей с хозяевами. Запах в здешних домах стоял соответствующий… В словенских землях, где народ уходил от лютых морозов под землю, не было такого. Отдельно загоны для животных строились, где сбившийся в кучи скот грел друг друга дыханием и собственными боками. Впрочем, запах скота был в этой стране запахом сытой жизни. Ведь если у тебя была корова, то
ты считался знатным человеком, а не какой-нибудь чернью, нищим батраком. Ты мог иметь гору серебра, но если не имел коровы, то на уважение в местном обществе претендовать не мог. А все почему? Да потому что в голодный год ты свое серебро не съешь, а корову - еще как! Сильные люди, составлявшие войско, назывались махтьернами, а всякая голь, не имевшая собственной земли и скота - блу. Люди в этих землях, в отличие от словен, где все только-только начиналось, уже давно разделились на воинскую знать и простонародье.
        - Звонимир! - король Юдикаэль широко раскинул руки. - Ты приехал исполнить наш договор с твоим князем?
        - Да, ваше величество, - обнял его в ответ боярин. - Ты получишь оружие весной, как только откроются дороги. Сейчас Бургундия безопасна для нас. Там теперь новый король.
        Они прошли в большой зал, где горел жаркий огонь в очаге. Едкий дым уносило в дыру под стрехой, отчего потолочные балки были покрыты густым слоем копоти, кое-где свисающей вниз острыми бородками. У очага стоял массивный дубовый стол, который по обычаю бретонов одновременно был ларем для еды. Его крышка была съемной. Звонимир, повинуясь жесту хозяина, сел на широкую скамью и откинулся на спинку. Он изрядно устал с дороги. Бойкая служанка в грязноватом переднике поставила перед ними по кубку и узкогорлый кувшин.
        - Ушам своим не поверил, когда услышал, - честно признался Юдикаэль, когда первые глотки с гулом провалились в его утробу. Он вытер от капель густые рыжеватые усы и продолжил. - Как будто во сне это все происходит. Мы грабим Нейстрию, а Дагоберт сидит на своей вилле и молчит, как будто воды в рот набрал. Короли франков один за другим возникают словно ниоткуда. Чудеса, да и только. Еще совсем недавно мы все были в кулаке у Хлотаря, а тут, что ни день, то хорошие новости. Глядишь, скоро франки и вовсе уберутся за Маас, в свои старые земли.
        - Мы этого не ждем, - покачал головой Звонимир. - Франки по-прежнему сильны, не нужно раньше времени сбрасывать их со счетов. Пройдет год-другой, и на место убитых отцов встанут сыновья. Но когда Дагоберта прижмешь ты, его собственный брат и малыш Хильдеберт Бургундский, то он надолго забудет о новых войнах.
        - Королева Нантильда на сносях, - многозначительно посмотрел на Звонимира король.
        - Отличная новость, - белозубо улыбнулся Зван. - Не знал. Надеюсь, у нее будет мальчик.
        - А мы-то тут все как надеемся, ты себе просто не представляешь, - хмыкнул в ответ Юдикаэль.- Эти дурни разорвут королевство отца на куски еще до его смерти. Франки никогда не умели договариваться.
        - А как будешь договариваться ты сам с королями Корнуая и Бро Вароха(1)? - пристально посмотрел на него Звонимир. - С новым-то оружием…
        - Я вырежу их роды до последнего человека и поставлю в тех землях своих графов, - хищно улыбнулся король. - А потом приму титул Руэ Бриж, верховный король всех бретонов!
        - Отличная мысль! - изобразил неописуемый восторг Звонимир, вспоминая, что набожный король был когда-то монахом. - Я восхищен твоей мудростью! Предлагаю за это выпить!
        - А ты привез? - жадно зашевелил усами Юдикаэль.
        - Обижаешь! - развел руками Звонимир. - Владыка Григорий благословил. Лично!
        - Слава святому Бриаку! - перекрестился король. - Владыка Григорий - настоящий святой подвижник в вашем море язычества. Воистину, только святой может сделать такое забористое пойло.

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. ВИЛЛА КЛИППИАКУМ (СОВР. КЛИШИ, ПАРИЖ). КОРОЛЕВСТВО НЕЙСТРИЯ.
        Веселье и обожание подданных - это верный признак победы, а тяжелая тоска и мрачное одиночество - спутник любого поражения. Вилла Клиппиакум была мрачна, как никогда. Последний раз франков так били лангобарды лет сорок назад. Армия Австразии осталась в северной Италии почти вся. Те немногие счастливцы, кто вернулся из того похода, уже глубокие старики. И вот опять…
        Дагоберт, мужчина в самом расцвете сил, словно постарел лет на десять. Он пил. Пил с того самого дня, когда прискакал сюда, как побитая собака. Его и его лейдов спасли хорошие кони, а вот пехоте пришлось туго. Их гнали, словно оленей. Франки шли лесными дорогами, заваливая их за собой стволами деревьев. Но это спасло их лишь от конницы, а вот легконогие отряды голых по пояс мальчишек с дротиками и луками превратились в сущий кошмар. Они бегали не хуже аварских коней, но упавшие лесины не мешали им совершенно. Перевитые сухими жилами пацаны бились так, как не каждый воин умел. В прямой бой они старались не вступать, и разили франков издалека. До земель алеманнов дошли немногие, а те, кто дошел, сгинул там. Предатель Хродоберт взбунтовал Эльзас. Пробились только сильные отряды, что прошли до дома там, где их не ждали. Вот так вот. Он, король франков Дагоберт, совершил невозможное. Он потерял сразу две армии - и Нейстрии, и Австразии. Да, и армию Бургундии, пожалуй, тоже. Вместе с самой Бургундией…
        Этот груз был так тяжел, что король сорвался. Он пил несколько недель. Пил до тех пор, пока туман беспамятства не загонял боль потери куда-то очень глубоко. Он приходил в себя то ночью, то днем, и пил снова, потому что начинало щемить где-то слева, а в каждом взгляде ему виделось презрение и укоризна. Он пил, отдавая в пьяном угаре приказы о конфискациях. Он приказал грабить монастыри, когда камерарий(2) сказал, что казна пуста. Ему просто неоткуда было больше взять денег. И даже не с кого… Вой в Нейстрии и Австразии стоял страшный. Сразу тысячи семей потеряли кормильцев. Когда еще франкские роды дадут новых воинов? Ведь он даже презренным бретонам отомстить не может, а это и вовсе немыслимый позор…
        - Может, хватит пить? - Нантильда холодно смотрела на него в тот день, когда король ненадолго пришел в себя. - Я велела увезти все вино. Его тут вообще больше нет. Ни капли.
        - Как ты смеешь? - лицо Дагоберта исказилось от гнева. - Ты кто такая? Ты служанка! Ничтожная тварь! Наложница!
        - Я ношу короля или королеву, - спокойно ответила Нантильда. - Ударь! Ну же! Ведь это так легко!
        - И ударю! - приподнялся на локте Дагоберт. - Забылась, сука? Так я тебе напомню твое место.
        - Тебе это не поможет, - Нантильда побледнела, но не тронулась с места. - У тебя один сын, а вокруг враги. Избей меня, и я потеряю ребенка. Твой род может прерваться от любой простуды.
        - Убью! - Дагоберт поднял кулак, но ударить не смог. Не потому, что ему было жаль жену, вовсе нет. Короли франков редко ограничивали себя в такой малости. В ее словах была холодная логика. Один сын - это почти ничего. Тут она права. Он не может ее избить, как бы ни хотелось.
        - Пошла вон, стерва! - махнул он рукой.
        - Не пойду, - спокойно ответила Нантильда.
        - Почему это? - Дагоберт посмотрел на нее с немалым любопытством. Он так удивился, что даже сердиться перестал.
        - Я знаю, что нужно делать, - ответила Нантильда, понемногу повышая голос. - Если не делать ничего, как сейчас, то через пару лет убьют тебя, меня и нашего ребенка. И эту деревенскую дуру Рагнетруду с сыном тоже убьют. Нас просто зарежут убийцы. Их пришлет герцог Само, или твой брат, или эта сука Клотильда… Да мне все равно кто. Я хочу жить.
        Она перешла на крик.
        - Понимаешь, ты! Я хочу жить! Жить! Половину королев франков убивают, еще половина заканчивает свою жизнь в монастырях. Тех, кто умер счастливыми в своей постели, по пальцам пересчитать можно!
        - Не ори, - поморщился Дагоберт. - Голова болит.
        - Выпей! - Нантильда поставила перед ним кубок. - Но это последний. Нам надо серьезно поговорить.
        - Говори и убирайся отсюда, - вино сделало чудеса, и король почти пришел в себя. По крайней мере, жуткое похмелье и головная боль отступили на время, снова вернув ему ясность ума.
        - Конница! - торжествующе сказал Нантильда. - Нам нужна конница!
        - Иди на кухню, дурочка, - с ледяной яростью ответил Дагоберт. - Иди, свари кашу, ты больше ни на что не годишься. И советы твои полное дерьмо. Где я денег столько возьму?
        - Раздай землю с крестьянами своим лейдам, - торопливо ответила Нантильда, видя, что терпение у ее мужа заканчивается. - Франки сейчас не пойдут на войну, так пусть снаряжают одного конного… ну, пусть с тридцати мансов земли… С десяти хозяйств один конный воин. Понимаешь?
        - Это возможно, - неохотно сказал король после раздумья. - Но войско у меня совсем небольшое будет. Хотя… Какой теперь прок от пехоты? Да никакого. Только землю копать… И это успокоит франков, которые сейчас не хотят идти воевать… Хм… В этом что-то есть.
        - Это не все, мой король, - продолжила Нантильда, окрыленная первым успехом. - Надо сделать оружейные мануфактуры, как у герцога Само. Нужно учиться у врага, особенно если он тебя побил. Просто сделать выводы и не совершать больше глупых ошибок.
        - Но так мои предки воевали, - с сомнением протянул Дагоберт. - Они оставили мне эту страну. Издревле в поход шло ополчение свободных мужей. Так было всегда.
        - А венды всегда были полуголыми дикарями с дротиками, - поморщилась Нантильда. - Жизнь изменилась, мой король, и мы должны измениться вместе с ней. Иначе, как я тебе и говорила, нас с тобой убьют, а род Меровея останется жить в твоем недалеком брате и в этом непонятном ублюдке из Бургундии.
        - Это все? - Дагоберт посмотрел на жену мутным взглядом. Непростые недели, которые прошли в пьяном угаре, снова накатили тяжким грузом. Ему было откровенно плохо.
        - Не все, - безжалостно продолжила Нантильда. - У меня для тебя подарок!
        - Какой еще подарок? - несказанно удивился король.
        - Вот! - Нантильда сдернула покрывало с лавки, где пряталось что-то массивное, и изумленному взору короля предстало седло. То самое!
        - Проклятье! - прохрипел король. - Где ты его взяла?
        - Заплатила кое-кому, - туманно ответила Нантильда. - Его купили в Моравии у какого-то всадника. За большие деньги купили, мой дорогой супруг. За очень большие деньги! Я даже не думала, что какое-то седло может стоить столько. Но ты только посмотри на него! Оно такое необычное! Умные люди говорят, что в этих седлах и прячется тайна непобедимости словенской конницы.
        1 Корнуай, Бро Варох - бретонские королевства на юге и востоке полуострова Бретань соответственно.
        2 Камерарий - хранитель казны и министр финансов
        Глава 4
        КОНЕЦ АПРЕЛЯ 632 ГОДА. КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
        - Слушай сюда, сявка! - Коста впился угольно-черными глазами в зрачки бывшего подельника по кражам. - Слушай и запоминай. Если станешь делать, что я скажу, будешь сыт, одет и обут. И стража тебя больше никогда не тронет. Понял?
        Они встретились на рынке раз, потом еще раз, а потом Коста решил, что это судьба. Этого парнишку он вспомнил. Он был довольно сметлив и не трусил на деле. То, что надо для обширных планов Косты. Он лелеял свою мечту о богатой жизни. Он ложился с ней спать, и утром с ней же вставал. И с каждым днем очертания будущего становились все отчетливей. Обширный кругозор, полученный в Новгороде наложился на опыт уличного босяка, и это дало неожиданный результат. Весьма неожиданный…
        - Понять-то я понял, - хмыкнул Миха, тот самый парнишка, вместе с которым они когда-то за еду с собаками дрались.
        На самом деле босяк носил имя Михаил, но последний раз его так называли лет пятнадцать назад, когда крестили. Они сидели на камнях недалеко от гавани, любуясь тем, как корабли со всех обитаемых земель везут свои товары в столицу мира. Зимние шторма закончились, и корабли потянулись стаями, словно перелетные птицы, изголодавшиеся в дальних краях. Хорошо тут было, на берегу, да и весна в этом году наступила рано. Тепло было сегодня на редкость, а ветерок приятно холодил лицо. Коста держал в руках корзинку со снедью, он недавно был в лавке.
        - Да только не пойму я, - продолжил Миха, - чего это ты командовать решил? Ты кто такой вообще? Откуда деньги взял на еду, на одежду?
        - Не твое дело, - отрезал Коста. - Считай, что я тебя к себе приказчиком нанял. Я плачу, ты делаешь.
        - Ну-ну, - недоверчиво протянул мальчишка, который не спускал голодных глаз с аппетитного пирога, который лежал у Косты в корзине, кокетливо высунув наружу пропеченный румяный бок. - Ну, плати тогда… Раз уж я приказчик у тебя…
        - На, - Коста протянул ему одуряюще пахнувший, еще теплый пирог с рыбой, в который голодный Миха тут же впился зубами. Он давился и чавкал, не в силах остановиться. Он, живущий на улице, уже и позабыл, когда ел так сытно.
        - Пожрал? - неприветливо спросил Коста. - Считай, что аванс получил. А теперь слушай, что делать нужно. Первое, купишь себе новую рубаху и штаны.
        - Чего? - мальчишка даже рот приоткрыл в изумлении.
        - Рубаху и штаны купишь, - терпеливо сказал Коста. - И обувь еще. Потом пойдешь к форуму Аркадия, и там снимешь комнату. Бери второй этаж, только второй! Я покажу дом, и с какой стороны снять. Если надо, перекупишь аренду.
        - Ты спятил??? - завопил пацан. - Ты забыл, кто я? Да где я такие деньги возьму? Ты представляешь, сколько комната на втором этаже стоит? Может, на шестом хоть? Там дешевле намного!
        - Заткнись, - ледяным тоном сказал Коста и сыпанул горсть мелочи. - Вот деньги на первое время. Сходи в баню, к цирюльнику, приведи себя в порядок, в общем. А то, как есть босяк вшивый, смотреть противно. Ты должен выглядеть, как юноша из хорошей семьи, которого состоятельная родня из провинции прислала в учение к дядюшке, лавочнику на Форосе. Но там тебе жилье дорого снимать, а дядюшка у тебя жмот, каких поискать, и кормить тебя не хочет. А ты у нас парень гордый, а не какая-нибудь голытьба. У тебя отец - куриал, член городского совета Филиппополя. Там город сейчас понемногу на торговле с варварами поднимается, денежки начали в карманах звенеть, но семья у вас большая. Вот тебя сюда и отправили, в учение. И самое главное, ты идешь снимать комнату после бани, с аккуратной прической, и от тебя хорошо пахнет. А не воняет старым козлом, как сейчас. Все запомнил?
        - Эй! - подозрительно посмотрел на него Миха. - Я не по этой части, понял! Хотя, демоны с тобой, я согласен, если так жрать каждый день буду.
        - Я тоже не по этой части, - разочаровал его Коста. - Мне твоя тощая задница и даром не нужна. И никому другому тоже.
        - Тогда кого зарезать надо? - деловито спросил Миха. - Или у тебя просто случился припадок необъяснимой щедрости?
        - Не надо никого резать, - поморщился Коста. - Мы не станем убивать без необходимости. Убийство - это грязь в работе, Миха. Делай, что я сказал и ни в чем не сомневайся. Батистовые портянки носить будем.

* * *
        ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ. 11 МАЯ 632 ГОДА. КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
        Константинопольские рынки, исподволь занявшие все городские форумы, были вторым сердцем города, после ипподрома. Рынки шумели, кричали и торговались. Они впускали в себя толпы людей, жаждавших купить что-то, а выпускали толпы людей, отягощенных покупками. Здесь продавали абсолютно все! От сдобных булок до пекарей, которые эти самые булки пекли. Тут работали менялы - аргирораты, торговцы дорогой одеждой - вестиопраты и торговцы шелком - метаксопраты. Искусные зазывалы, опытнейшие торговцы, владевшие лавками по пять - шесть поколений, не давали уйти с пустыми руками. Ведь Константинополь - это место, где восток пересекался с западом. Здесь холодная западная логика в неистребимом желании заработать немного денег накладывалась на восточное цветистое красноречие. Только величественный Августеон, раскинувшийся около Большого Дворца, не поддался сладкоголосым чарам купцов. Императоры категорически запретили здесь всякую торговлю, чтобы не портить благородный облик главной, и самой красивой площади обитаемого мира. Простолюдинам только дай волю, и они прямо тут, на мраморных плитах мостовой, начнут резать
коров и свиней, как у гавани Юлиана.
        Форум Аркадия был самым дальним и самым маленьким из всех. Сюда шел за покупками народ победнее, чем на Форос, Константинов форум, расположенный в самом центре. Тут и стража была поленивее, и торговцы попроще, не имевшие денег на сильную охрану. Именно здесь Коста и начнет реализацию своих планов. Почему именно сегодня? Да потому что именно в этот день 332 года назад был основан богоспасаемый град Константинополь, и день этот был великим праздником, который жадными до зрелищ ромеями отмечался всегда, даже когда город был в осаде.
        Форум Аркадия был перекрестком на главной столичной улице. Ее называли Меса, Средняя, и она шла от Золотых Ворот к самому ипподрому. Каждый дом на этой улице имел обширный портик, который укрывал горожан от палящего солнца. Можно было пройти в тени от городских ворот до самого императорского дворца, и это было совершенно удивительно. Так строили старые императоры, когда власть их была незыблема от страны пиктов в Британии до правого берега Евфрата. Все форумы уже давно превратились в рынки, а потому и первые этажи многоквартирных домов - инсул заняли лавки, а публика почище перебралась этажами выше. На втором этаже жили люди состоятельные и приличные, но чем выше, тем жиже становилась публика. Да и немудрено, ведь ни отопления, ни воды, ни канализации в этих домах не было. Только у самых богатых горожан, и только на первом этаже был сток в клоаку. Тут отапливались углями в жаровнях, отчего пожары были делом обычным, как, впрочем, и обрушения доходных домов. Построены они были откровенно плохо. Владельцы таких домов наживали очень большие деньги, и многие, от жиру ленясь вникать в дела, сдавали
свою недвижимость целыми этажами разным изворотливым ребятам, которые в свою очередь торговали правом ночевать налево и направо. Можно было снять абсолютно все! От роскошных апартаментов внизу до закутка за занавеской на шестом этаже. Или без занавески… Просто угол. Право аренды покупалось и продавалось, как и все в этом огромном городе. Именно здесь Михаил снял крошечную комнатку за немыслимые деньги. Он притворился глупым напыщенным провинциалом, который еще не понял местной жизни, и по неопытности сорит деньгами. Очень скоро такие люди понимали, что ошиблись, но было уже поздно. Столица пережевывала их и выплевывала, словно рыбью кость. Но в данном случае это была лишь видимость. Коста прекрасно понимал, что делает. И он совершенно точно не хотел светиться сам без лишней необходимости, для этого он Миху и нанял. Коста уже понял, что личная скромность и накопление первоначального капитала всегда идут рука об руку. Слишком жесток был мир, в котором он вырос. А Миха, которому он обещал пять солидов и сытную кормежку, был готов делать все, что угодно. Ему раньше и присниться не могли такие деньги.
        День основания города! Любимый праздник всех, кто живет в Константинополе. Сегодня вся торговля замерла, закрылись все лавки, кроме тех, что торговали едой навынос, а на форумах толпился народ. Сегодня никто ничего не покупал, все готовились наслаждаться зрелищами. День города - это время, когда жонглеры, презренные актеры и циркачи съезжались со всей Империи. Святые отцы ругались, но больше для порядка, ведь и они не мыслили себе жизни без зрелищ. Они были плоть от плоти своего народа. Даже то, что основным заработком актрис и гимнасток была торговля собственным телом, их не смущало. Ведь сегодня - тот самый день! В Цирке будут даны роскошнейшие игры, а пока их нет, мимы, жонглеры и глотатели острых предметов услаждают взор публики на всех углах и перекрестках, собирая за свой труд медяки. Все горожане, кроме откровенного нищебродья, толпами валили на ипподром, который вмещал в себя половину населения Константинополя. Дома оставались женщины с малыми детьми, да домашние рабы, которым ходу в Цирк не было. Впрочем, и рабы иногда тоже попадали туда, хоть и не считались в Империи людьми. Они были
чем-то средним между ослом и лопатой, и прав имели примерно столько же.
        - Никого? - Коста прислушался к шуму на улице. Тут, на втором этаже многоэтажного дома, сейчас не было ни души.
        - Слева и справа никого, - подтвердил Миха. - Все ушли в цирк. Дальше по коридору живет баба с детьми, но все они тоже на улице, на жонглеров и гимнастов смотрят.
        - Начинаем, - кивнул Коста. Он не доверял никому, и лично прошел по всему коридору, тщательно прислушиваясь к каждой двери. И впрямь, на этаже было пусто.
        Внизу, прямо под их крылом, была лавка менялы. Он жил там же, на первом этаже, отделенный от своей работы дощатой перегородкой. Но сегодня меняла, как и все шел на ипподром, а его домашние, раскрыв рты, пялились на акробатов и потешных мимов. И даже стражник, который охранял вход в дом и запертую снаружи лавку, был в общей толпе, лишь иногда бросая взор на подведомственное имущество.
        Коста опустил на пол мешок и достал оттуда ручной коловорот и пилу. Его идея была проста, как гвоздь. Если второй этаж от первого отделяет лишь перекрытие из деревянных балок, обшитых досками, значит, попасть в лавку не так уж и трудно. Самое сложное во всем этом подгадать так, чтобы дома никого не было, а на улице стоял невообразимый шум. День основания города подходил для этого как нельзя лучше.
        Парни работали, как проклятые, и уже через полчаса в полу был проделан аккуратный лаз, в который Коста сбросил припасенную веревку с узлами. Ребята скользнули вниз, в кромешную темноту. Миха зажег масляную лампу и оглянулся по сторонам.
        - Дева Мария! - простонал он. - Сколько добра тут!
        - Ничего не трогать, кроме денег, - резко оборвал его Коста. - Тебя по этому добру стража найдет. Свои же и сдадут, чтобы от рудников откупиться. И не думай!
        - Ладно! - вздохнул Миха, полностью признавая мудрость своего нового хозяина. - Что ищем-то?
        - Сундук ищем, - бросил Коста, вытащив из кармана веер гнутых самым замысловатым образом железяк. Вскрывать замки его научили там же, где и древней истории с географией.
        - Мать твою! - восхитился Миха. - Ну, ты даешь! Хоть к самому Глыбе в подручные иди… А…?
        - Заткнись, - совсем тихо рявкнул Коста. - Глыба отберет у нас все до последнего нуммия и заставит работать за еду. Неужели ты, дурень, этого не понимаешь? Закрой рот и ищи сундук.
        - Да вот же он, - ткнул рукой Миха.
        Сундук жалобно хрустнул замком и сдался. Но это было не то. Сундук был забит весьма недешевой одеждой, но воры пришли не за ней. Парни начали методично осматривать обе небольших комнатки, в которых и жила семья менялы. Удача улыбнулась им минут через десять, когда Коста заглянул за потемневший триптих, с которого на них укоризненно смотрели святые и сам Спаситель. Коста перекрестился и решительно вытащил из ниши, спрятавшейся за иконами небольшой ларец. Он не стал его открывать, просто потряс. Сомнений не было. Тяжесть и звон монет не спутать ни с чем.
        - Уходим, - бросил он, засовывая ларец в заплечный мешок, предварительно обмотав его какими-то тряпками. - Выходим и идем на восток, к заливу. Я впереди, ты за мной. Увидишь какую-нибудь шваль, что к мешку пристраивается, пусти кровь, но не убивай. Пусть просто отстанет. Понял?
        - Понял, - облизнул пересохшие губы Миха. Он ведь до самого конца не верил этому странному парню. Просто две недели непривычной сытости и жизнь в относительно роскошном месте он считал подарком судьбы, волшебным сном, сказкой.
        Они вышли из дома, не замеченные никем. До них не было дела ни одному человеку, ведь прямо перед ними толпа стояла, задрав головы вверх, и глазела на канатоходцев. Горожанам было плевать на двух парней, которые шли куда-то по своим делам. Миха, у которого через плечо была надета сумка с небогатыми пожитками, всего лишь раз уколол ножом до крови какого-то босяка, который пристроился было к его хозяину сзади. Бродяга взвыл и отстал.
        Стена Феодосия, защищавшая город со стороны материка, заканчивалась в районе Влахерны, на северо-западе. Со стороны Золотого Рога стен тогда еще не было, зато было бесчисленное множество рыбацких лодок, вышедших на промысел. Огромный город потреблял рыбу в немыслимых количествах. Они подошли к самому берегу.
        - Вон твоя лодка, - мотнул головой Коста. - Рыбаку заплачено. Он перевезет тебя на тот берег, в Галату. Там ты будешь жить месяц, не меньше.
        - Месяц? - удивился Миха. - А что я там делать буду?
        - Не попадаться никому на глаза, - пояснил Коста. - Оденься попроще и сними угол в какой-нибудь дыре. Хорошую одежду спрячь и никому не показывай. Пригодится еще.
        - А деньги? - вскинулся Миха. - Ты мне пять номисм обещал.
        - Получи, - Коста вытащил из мешка увесистый кошель. - Тут мелкое серебро и медь. Деньги зарой в горшке и трать понемногу. Если тебя увидят с кучей серебра, то ты уже на следующий день будешь висеть над жаровней, вонять обожжеными пятками и отвечать на неприятные вопросы.
        - Это я и сам знаю, - нахмурился Миха. - Не дурак. Меня за этот кошель люди Глыбы на ленты порежут.
        - Я тебя найду через месяц, - продолжил Коста. - Появишься в городе до этого срока, тебе конец. Начнешь тратить деньги, как последний дурак, тебе конец. Будешь болтать или искать меня, тебе конец. Я сам перережу тебе глотку. Ты все понял?
        - А сколько там? - робко спросил Миха, который понял все сразу и поверил каждому слову. Уж больно страшен был сейчас этот парень, хоть и казался немногим старше его самого. Да и продуманное до каждой мелочи дело впечатляло. Миха, живший на улице с детства, еще не слышал о таком. Налеты на богатые дома с кучей трупов в итоге случались частенько. После этого удачливые бандиты гуляли, дарили кольца трактирным девкам, похваляясь шальными деньгами, а через какое-то время их приводили связанными на площадь Амастриан, где торгуют лошадьми, и рубили им головы. Всем, кроме банды Глыбы. Этот крепыш с тяжелым взглядом держался на улице уже очень долго.
        - Сколько там? - робко переспросил Миха, не получив ответа.
        - Не знаю, - пожал плечами Коста. - Я его не открывал, а тебя это не касается. У нас был договор, и мы оба его исполнили. А теперь проваливай и забейся в какой-нибудь темный угол. Через месяц крутись в порту, я найду тебя там. Бывай!
        - Бывай! - повернулся Миха, и пошел к лодке, которая его ждала. Он получил немыслимые деньги, о которых и мечтать не мог, но его жгла черная зависть. Он понимал, что в том ларце намного, намного больше.
        - А как тебя зовут-то? - задал Миха запоздалый вопрос. Он только что поймал себя на мысли, что не знает имени своего нанимателя.
        - Зови меня Хозяин, - обронил Коста.
        - Как скажешь, - криво усмехнулся Миха. - Ты знаешь, Хозяин, я теперь только за долю работать буду.
        - Это возможно, - серьезно кивнул Коста. - А пока постарайся остаться в живых. Если за следующий месяц ты не подохнешь, потеряв все до последнего нуммия, мы с тобой это обсудим.
        Глава 5
        МАЙ 632 ГОДА. БРАТИСЛАВА. СЛОВЕНИЯ.
        Сожженные дотла концы Новгорода восстанавливать не стали. Незачем было. Тут жили ткачи и кожевенники, которые перебрались на восток, поближе к источнику шерсти и кож. По непонятной никому причине государь разместил крупные мануфактуры в разных городах, не позволяя им строиться без своего на то отдельного разрешения. Плевались люди, но перечить никто не осмеливался. Так и собрались оружейники в Братиславе, ткачи в Драгомирове, корабелы - в Праге, а кожевенники - в Вене. Ювелиры, стеклодувы и печатники, первопроходцы нового ремесла в Словении, жили только в столице, и нигде больше.
        Самослав, подумав, решил создать крупные промышленные кластеры, чтобы позже, когда центробежные силы начнут разрывать на куски европейские королевства и империи, вот эта вот неполноценность отдельных областей хоть как-то удерживала страну от экономического распада. Ведь самодостаточность территорий - первопричина любого сепаратизма, и это князь, имевший опыт человека двадцать первого века, понимал даже слишком хорошо. Огромная страна должна быть переплетена сетью незримой паутины торговых связей, интересов и взаимных обязательств. Ни один государь не сможет пойти против собственной экономики. Для него это будет смертельно опасно.
        Жизнь понемногу налаживалась, и в разоренные земли ручейками потекли молодые семьи со всех концов Словении, где и перемешивались, становясь соседями. Изгои, безземельные младшие сыновья или просто те, кто не ужился с родичами и пошел искать себе лучшей доли. Все они заселяли отдохнувшую за год землю, где рубили себе новые избы на месте сожженных. Все они получали подъемные и освобождение от податей на три года. Всем им выдавали вне очереди жатки и скотину, которую исправно поставляла щедрая аварская степь.
        Работы на городских стенах Братиславы возобновились с утроенной силой, а целые бригады каменщиков ушли в Гамбург, Баварию и Алеманнию. Рубить камень будут местные, а княжеские мастера будут строить. Школа, где готовили каменщиков, работала исправно, выдавая каждый год полсотни обученных парней. Лет десять-двенадцать, и граница с франками должна быть плотно запечатана цепочкой небольших замков, у которых завязнет вражеское войско. Окрестности Братиславы напоминали улей. Откуда ни возьмись, появились наезженные дороги там, где их отродясь не было. Появились и полтысячи деревушек, построенных тут за один год на месте густых лесов. Каторжники чистили берега рек на совесть, ведь по легким статьям князь обещал помилование и надел земли. Не тут, правда, а у Солеграда, где стояла сильная стража, и забаловать будет куда сложнее.
        Перебрались в Братиславу и первые нобили Словении. Им недосуг было ждать, когда стены достроят, у них работа горела. Мастера Максим и Лотар ладили производство на новых мануфактурах вместо сожженных, ведь рабочие люди перебрались в новые дома загодя. Вуйк так и жил в избе, у него руки не дошли до постройки собственного дома. Лишь сестра его любимая переехала к мужу, войдя в род Драгомировых, один из знатнейших в молодом княжестве. А в перспективе, и один из богатейших, пожалуй.
        В Братиславу же переехали Приказы и приказные люди, которые тоже пока ютились в избах, строя спешно новые дома, пока князь землю давал. А еще в Братиславе открыл свои двери Университет, первое учебное заведение подобного рода. И там были сначала организованы факультеты химии и медицины, как бы ни сопротивлялся этому ректор Леонтий, который ратовал за благородные науки философию и риторику. И Тайный Приказ тоже сюда переехал, вслед за княжеским двором, который жил пока в окружении строительных лесов.
        В Университете уже началась бурная научная жизнь, которая непосвященным профанам казалась руганью и драками. Но это было не так. Точнее, не совсем так… Каменное двухэтажное здание было куда меньше, чем отведенная под него площадь. Университет, хоть и стоял на холме, рядом с замком, был окружен пустырем, заросшим лопухами и лебедой, а неподалеку от его корпуса построили общежитие. Там проживали иногородние учащиеся. Тут же стояли дома преподавателей, выстроенные в одинаковые ряды. Площадь, отведенная князем для этого заведения, была огромной, куда больше, чем могло бы понадобиться сейчас. Видимо, государь что-то знал, и делал шаги с учетом весьма далекого будущего.
        - Ты невежда, Ницетий! - почтенный ректор поправил шелковую мантию и высокую шапку с квадратной тульей.
        Леонтий остался таким же худым и желчным типом, как и раньше, только лысина его становилась с каждым годом все обширнее. И женили его тут по приказу князя, почти насильно. Леонтий сопротивлялся поначалу, но в семейную жизнь вскоре втянулся, по достоинству оценив незнакомый раньше уют.
        - Я ругаюсь с тобой уже двадцать лет, - продолжил ректор, - и все эти двадцать лет ты невежда! Но сегодня ты переплюнул сам себя!
        Ницетий, который за последние годы поправился еще больше, превратившись в колобок, отвечал так, что брызги летели во все стороны. Не менее почтенный проректор за словом в карман не лез.
        - Я невежда? - ревел он густым басом, который непонятно как теснился в его груди. Его голос легко перекрывал высокий баритон начальства, и это добавляло ему очков в разгоревшейся научной дискуссии. - Ты твердолобый осел, Леонтий, и всегда им был! Ты не видишь дальше своего носа! Что ты тычешь мне свои свитки? Аристотель? Да тьфу на него!
        - Аристотель!… Да я тебе!… За ниспровергание основ! - ректор побагровел, напоминая цветом лица свежую говяжью вырезку. Его рука рефлекторно попыталась найти резной посох, символ его статуса и одновременно последний аргумент в научном споре.
        - Что писал твой ненаглядный Аристотель? - ревел Ницетий. - Что тело для движения нуждается в постоянном усилии? А что сказал его светлость? Что инерция движет телом, даже когда действие усилия уже закончено! Инерция, упрямый ты мул! Она существует, а твой Аристотель не написал про нее ни слова! Любой селянин, стреляя в оленя из лука, это знает, а Аристотель не знает! И мы с тобой, два напыщенных дурака, тоже про нее ничего не знали! Или ты будешь отрицать очевидное?
        - Хм, - смутился Леонтий. Отрицать очевидное он не стал. Ему было очень стыдно в тот день, когда они хотели посрамить его светлость, цитируя классиков. Они частенько спорили с ним. Князь просто размазал их, доказав свои тезисы самыми простыми примерами. Вроде того лука и оленя. Леонтий в тот день даже напился с горя.
        - А то, что тяжелое тело падает быстрее легкого? Аристотель это написал? Написал! А ведь это полная чушь! Мы же вместе бросали шары с башни! Ты же сам все видел! А его светлость написал нам с тобой константу ускорения свободного падения.
        - Да, это совершенно удивительно, - нехотя признал Леонтий и потер вспотевшую лысину. - Его светлость весьма странный герцог. Но это же основы основ…
        - Плевать! - отрезал Ницетий. - Мы сами создадим новые основы. И останемся в веках! Как Аристотель, которого ты мне тычешь!
        - Мне не очень нравится, что наш Университет напоминает мастерскую ремесленника, - с грустью признался Леонтий. - Риторика, философия, астрология, алхимия… Эти благородные искусства не находят здесь себе места. Я мечтал о чем-то возвышенном…
        - Возвышенном? - язвительно парировал Ницетий. - Нас кормят, и мы должны приносить пользу, мой друг. Его светлость сказал, что Университет должен давать стране деньги, а не отнимать их. Так что кафедры риторики и философии будут только после медицины, химии и математики. А пока только усеченный курс для особо талантливых отроков.
        - Но ведь астрология, - пискнул Леонтий, - благороднейшая из наук! - Он уже проиграл, и почти признал это.
        - Астрология? - захохотал Ницетий. - Да что в этой глупости благородного? Вспомни, как его светлость предложил астрологу пятьсот солидов в месяц, если его предсказания на год сбудутся?
        - Помню, - засопел Леонтий. - Жалко парня, он тогда чуть с голоду не помер. И ведь уехать не позволили, так и ждал целый год. Посмешищем стал на весь мир. А ведь сам император Ираклий весьма сведущ в этой науке, и сверяет все свои решения со звездами.
        - А алхимия? - нажал Ницетий.
        - Молчи! - отмахнулся ректор. - Я до сих пор в себя не могу прийти. Зато наш Геннадий, я слышал, немалый грант получил.
        - Да, он теперь на армию работает, - завистливо протянул Ницетий. - Кафедру специально под него сделали. Мантия профессорская, как у нас с тобой. А он всего-то земляное масло перегнал в своем кубе.
        - Ну, и перегнал бы сам, - резонно возразил Леонтий. - Он же горел два раза, пока результата добился. Забыл?
        - Да помню я, - махнул рукой проректор, и честно признался. - Завидно просто. Князь его засыпал благодеяниями. А лаборатория какая? Во всем мире такой ни у одного алхимика нет. Правда, она у него в Черном Городе! Я бы туда ни за какие деньги не сунулся. Как мимо иду, аж душа в пятки уходит, - Ницетий мелко перекрестился.
        - Этим маслом будут врагов его светлости жечь, - вздохнул Леонтий. - А вот как можно риторику с философией для военных нужд приспособить, я просто ума не приложу. А денег-то как хочется, Ницетий! Жена всю плешь проела, скоро детей женить, говорит. Странно, они у меня маленькие совсем… В общем, ей виднее… Разве что незыблемость власти его светлости как-то обосновать? Ведь вся эта ерунда с утверждением правителя дружиной, или цирковыми партиями на Ипподроме, это ведь необыкновенная глупость. Власть - она от Бога. Это и в Писании сказано. Что думаешь?
        - Думаю, с владыкой Григорием поговорить надо, - глубоко задумался Ницетий. - А ты не безнадежен, дружище. Как там сказал Сократ? В споре рождается истина? Вот и мы с тобой что-то полезное родили. Ну, хоть Сократа ниспровергать не придется… Надеюсь…
        - Летопись надо написать, подробную, - просветлел Леонтий. - Туда-то мы эту незыблемость и вставим. А потом в виде книги издадим и его светлости подарим.
        - Да! - ударил ладонью по столу Ницетий. - Мы из него нового Прометея сделаем! Даже сильно стараться не придется.

* * *
        Княжеский дворец был в три раза больше, чем в Новгороде, и его спроектировали так, что к нему можно было пристроить еще несколько крыльев, и это смотрелось бы вполне органично. Здание стояло в глубине замка, и его судьба незавидна. Он скроется когда-нибудь за новыми, помпезными строениями, превратившись во флигель для прислуги. Выглядел он, как все тогдашние дворцы, то есть был чрезвычайно незатейлив и безлик. Времена архитектурных изысков античности давно прошли. Это был каменный трехэтажный прямоугольник с небольшими окошками, укрытый двускатной крышей. Чудо архитектуры для этих мест и жуткий примитив для человека будущего. Зато здесь на каждом этаже были настоящие туалеты, уносившие свое содержимое в отхожую яму, выложенную обожженным до стекольного блеска кирпичом. Точнее, в целую цепочку ям, соединенных между собой керамическими трубами.
        Обе княгини, оказавшись в своем новом доме, не сговариваясь, пошли на разные этажи. Людмила забрала себе второй этаж, а Мария - третий, и каждая из них в глубине души ликовала, считая, что уела ненавистную соперницу. Одна считала, что стоит теперь выше другой не только по рождению, а другая думала, что в случае пожара уж точно успеет убежать, пока ее соперница корчится в пламени. Она регулярно и с удовольствием представляла себе это волнующее зрелище. Старая княгиня и вовсе осталась внизу, наотрез отказавшись заселиться в выделенные ей покои. Она боялась жить на такой высоте. И только восьмилетняя Умила и четырехлетний Берислав с воплями носились по всему дворцу, играя в прятки, пока охающие и ахающие няньки пытались изловить их и отвести к матери. Двухлетняя Радегунда была слишком мала, и ей играть в прятки не дозволяли, отчего девчонка ревела в голос и нещадно колотила нянек маленькими кулачками.
        Князь, который, как каждый нормальный мужик, не терпел домашних хлопот, ускакал в земли сербов, знакомиться с новыми подданными. Тем еще предстояло узнать, что такое княжеское Уложение. А то, ишь, варвары, пчел дымом травят. Непорядок! Тем не менее, все то чудовищное количество барахла, что накопили княжеские жены, было, наконец, перевезено и разложено по бесчисленным сундукам, ларям, ларцам и шкафам, что стали делать мастера-столяры, которые тоже перебрались в новую столицу вслед за платежеспособной клиентурой. В Новгороде становилось пустовато. Там теперь селились все больше купцы и зажиточные ремесленники, а знать массово переезжала в Братиславу, поближе к княжескому двору.
        Новый город был оцеплен заставами, которые не пускали сюда никого, пока не разрешит лично лекарь Илья, который провел все нужные эксперименты и теперь бредил лаврами нового Гиппократа. Он тоже приехал в Братиславу, и приехал не один…

* * *
        - Ваша светлость! Сиятельные! - коротко поклонился Илья князю и боярам. Те с брезгливым недоумением смотрели на невероятно уродливую бабу, которая держала за руку мальчишку, который тоже был изувечен страшной хворобой. Оспа поразила земли на западе. Княжеская семья сидела тут же, вместе с детьми. И если на лице Марии было написано легкое любопытство, то Людмила смотрела на гостей в ужасе, и прижимала к себе детей, словно наседка. Ее губы шептали молитву. Она звала на помощь свою Богиню.
        - Ты готов, Илья? - спросил князь.
        - Да, ваша светлость, можем начинать.
        По понятным причинам Илья не вдавался в подробности, он просто выполнит свой долг. Князь сделал ему невероятный по щедрости подарок, и лекарь принял его. Такой подарок придется отслужить, и он был готов. Не каждому дают ключ к вечности.
        В соседнем помещении покорно ждал еще один мужичок. Ему заплатили столько, что он ждал бы так до скончания веков. Илья вышел к нему и приказал задрать рукав рубахи. Там наливались жидкостью несколько мелких пузырей. Это и была коровья оспа, и мужичок этот смело ходил по деревне, где одна половина жителей уже умерла, а вторая была изуродована до неузнаваемости. Илья взял иглу, прокаленную в огне, и проткнул один из пузырей, собрав жидкость в склянку.
        Он вернулся в зал и подошел к трону. Князь подставил руку, а Илья поцарапал ее иглой. Бояре ахнули, некоторые осенили себя крестным знамением или затеребили амулеты на шеях.
        - Владыка! - повернул голову князь. - Без тебя никак.
        Григорий подошел и перекрестил ранку. Илья снова прокалил иглу. Он ждал добровольца.
        - Теперь его светлость эта лютая хвороба не возьмет! - важно сказал епископ, не обращая внимания на перекошенные физиономии присутствующих. - Сам господь благословил великого князя!
        Владыка показал на рябую бабу, покорно стоявшую тут же, и продолжил.
        - Вы, бояре, если не хотите такими же стать, тоже можете божье благословение принять. Господь не отказывает и язычникам в неизъяснимой милости своей.
        - Я первая! - Мария вышла вперед и протянула руку. Илья почтительно поклонился и проделал с ней ту же процедуру. Григорий перекрестил ранку, и гордая княгиня ушла, сев на свое место.
        - Не стану! - визгливо вскрикнула Людмила. - Богиня защитит меня. Не стану благословение попа принимать. Она не простит!
        - Детей пока привейте, - скомандовал князь, встал и коротким жестом подозвал жену. Она, побледнев, поднялась со скамьи и покорно пошла за ним. Дверь залы затворилась с пушечным грохотом, а князь повернулся к Людмиле, едва сдерживая гнев.
        - Еще раз не по делу рот на людях раскроешь, дура, я тебя в Солеград сошлю, - зло прошипел он. - Ты княгиня, а не прачка! Как ты можешь вести себя так? А ну, соорудила приятное лицо, пошла в зал и сделала то же самое, что и Мария.
        - Не хочу, - прошептала Людмила трясущимися губами, едва сдерживая слезы. - Богиня покарает нас! Она не простит… А если я не стану, что тогда? Не неволь меня, Само, прошу!
        - Если не станешь, стража скрутит, - пожал плечами князь, - а потом тебя все равно привьют. Или ты хочешь такой же уродиной стать? Эта баба тоже Богине молилась, можешь сама у нее спросить. Не помогла ей твоя Мокошь, и тебе тоже не поможет. Так что, добром пойдешь или стражу позвать?
        - Сама пойду, - поникла Людмила. - Не надо стражу, Само. Я такого позора не вынесу, руки на себя наложу. Пусть крестит этот пьяница окаянный, что б ему пусто было.
        Она прошла в зал и покорно подставила руку под иглу лекаря. Владыка перекрестил Людмилу, и она, не глядя ни на кого, села на свое место, похожая на прекрасную ледяную статую. На ее бледном лице не дрогнул ни один мускул, и ни одна слезинка не прокатилась по нему. Она заплачет потом. Заплачет так, как плачут обычно красивые и гордые женщины, то есть наедине с собой, за закрытыми дверями. А вот словенская знать из язычников смотрела на княгиню с тупым недоумением. Привычный им мир только что рухнул.
        Глава 6
        - Ну, не реви! Ну, что ты, глупенькая! Иди ко мне!
        Самослав прижал к себе Людмилу, поглаживая ее трясущиеся в рыданиях плечи. Она же, уткнувшись ему в грудь, заплакала еще сильнее. Он знал, что именно так все и будет, но иначе было никак нельзя. Заскорузлое язычество умирало, на глазах превращаясь в какой-то дурной фарс. По сравнению с набирающим силу христианством оно уже казалось примитивным и глупым, и даже немного смешным. Старые боги крепко стояли на ногах в деревнях, где жизнь была проста, и крутилась вокруг поля и скотины, но в городе… В городе поклонников старых богов становилось с каждым годом все меньше. Для новой жизни они не подходили вовсе, и Людмила это прекрасно понимала, ведь она была довольно умна. Новая жизнь началась, значит, и боги теперь тоже будут новые. И это знание ломало ее собственный мир, словно порыв ветра сухое дерево, отжившее свое. Заканчивался мир, где отношения между всеми людьми были такими же, как в маленькой лесной веси, в которой ничего не меняется сотню лет кряду. Ее мир, простой и понятный, менялся на мир, в котором царили такие, как ненавистная Мария. То был мир сложный, изменчивый и коварный. В нем слово не
всегда значило то, что слышали люди, а дело могло весьма сильно отличаться от слов. Видимо, потому-то римлянам из Галлии и грекам было так хорошо здесь. Им этот мир был не в новинку.
        - За что ты так со мной поступаешь? - подняла на него залитые слезами глаза Людмила. - За что? Ведь ты же знаешь, что больно мне делаешь!
        - Потому что я тебя люблю, - просто ответил Самослав. - Ты мать моих детей, и ты мне очень дорога.
        - Что ты сказал? - совершенно растерялась Людмила. - Любишь? Правда?
        - Правда! Я не хочу, чтобы ты стала рябой уродиной, - продолжил князь. - Ты, или дети наши. И ведь это если повезет. В той волости, что в дулебской земле, половина людей умерла, а другая половина изувечена. Представляешь, что случится, если эта болезнь в города проберется. Ведь тут настоящее кладбище будет.
        - Ты меня любишь? - неверяще спросила Людмила, не слушая, что он только что сказал.- Любишь? Так, как раньше любил?
        - Даже больше, - Само прижал ее к себе и начал целовать заплаканные глаза. - Ты же мне вон каких детей родила. Самых лучших на всем белом свете! Ну, чего ты себе надумала, глупая? Я же как лучше для нас всех делаю.
        Людмила крепко обняла его, прижавшись к мужниной груди. Его сердце билось редко и ровно, в отличие от ее собственного сердца, которое так и норовило куда-то выпрыгнуть, трепыхаясь, как пойманный в сеть воробей. Людмила замерла, впитывая накатившее ощущение невероятного счастья, и она не хотела шевелиться, чтобы не выйти из его зыбкого облака.
        - Любишь! - тыкалась она мокрым носом в грудь терпеливо стоявшего мужа. - Сколько времени я этих слов не слышала. С того самого дня, как Кия родила.
        - Помни! - князь бережно взял в руки ее лицо и посмотрел прямо в глаза. - Ты княгиня! Ты не человек, ты живая власть. Тебе не позволено вести себя так, как тебе самой хочется. У тебя долг перед страной есть. Не забывай об этом.
        - Я стараюсь, Само, - грустно сказала Людмила. - Да только тяжко мне все это. Не поспеваю я за тобой, и за жизнью этой не поспеваю. Глупая я, наверное, совсем…
        - Тогда просто не мешай, - сказал Самослав. - Я ведь уже просил тебя об этом. Из-за одного неразумного слова может большая беда выйти. Помни об этом.
        - Я буду стараться, Само, - Людмила смотрела на мужа ясными лучистыми глазами, в которых горело такое жаркое пламя, такая невероятная нежность, что у него даже сердце защемило. Она все еще была невероятно хороша. До того хороша, что просто дух захватывало. И он действительно любил ее, получая от нее все то, чего не мог получить от продуманной и рациональной до мозга костей Марии. Он получал вот эту вот нерассуждающую любовь и преданность, которые и были стержнем, вокруг которого строилась жизнь его семьи.
        - Уф-ф! - Самослав вышел из покоев жены, совершенно разбитый.
        Ему очень тяжело давались такие разговоры, да и не слишком приняты они были в это время. Если бы он надавал жене затрещин, ему бы и слова никто не сказал. Даже она сама приняла бы это стоически, как должное. Подумаешь, мужик поучил глупую бабу, которая рот открыла не вовремя. Никому о таких разговорах знать нельзя, могут ведь и за слабость принять. Не поймут его бояре, а степняки в особенности.
        Князь теперь проводил дома примерно половину времени, все активнее пользуясь информацией с мест, поставку которой неутомимый Бакута, начальник Почтового приказа, довел почти до совершенства. Голуби, сигнальные башни, еще редкие, впрочем, и неутомимые гонцы-обры, которые на сменных лошадях могли сделать за день сотню миль. Срочное донесение шло еще быстрее, потому что гонцы менялись, и так огромная страна оказалась пронизана нервными волокнами почтовых путей.
        Породистый аргамак вынес князя из ворот замка, ступая легкой баюкающей иноходью. Вокруг, куда ни кинь взгляд, шла стройка. Тысячи бывших рабов аварского кагана, переквалифицировавшиеся в строителей, копошились на стенах и домах нобилей. За эту работу им теперь неплохо платили, и гигантская артель возводила дома целыми улицами, беспрекословно подчиняясь утвержденному князем плану и целой своре крикливых ромеев. Прорабы уже довольно лихо матерились на дикой смеси словенского, германского и греческого, понимая, что именно такой стиль управления наиболее уместен на стройке в этой далекой стране.
        Земля в Братиславе будет невероятно дорога, да и было ее в кольце внешней городской стены совсем немного. Одна видимость, что, то тут, то там еще виднеются неухоженные пустыри, заросшие густым бурьяном. Это временно, и уже лет через пятнадцать-двадцать здесь некуда будет ногу поставить. Потому-то, при наличии свободной земли дома строили тесно, стена к стене, прерывая этот ряд лишь перекрестками будущих улиц и площадей.
        Князя ждали в Черном Городе, который обнесли своей собственной трехметровой стеной с воротами, запиравшимися на тяжелый брус. Сюда не было ходу посторонним, а его служащие заселили целый квартал, который горожане тоже называли Черным, и никак иначе. Все секретные дела велись именно там, за стенами Тайного Приказа. Там штатные мастера, которые принесли клятву Моране и алхимик Геннадий представят князю плод их многомесячных усилий. Он сам эти усилия направлял, регулярно вникая в их работу. Самослав в прошлой жизни не был инженером, он скорее был самоучкой-строителем, нахватавшимся верхушек, а потому его решения были довольно простыми, поверхностными и не всегда верными. Помощникам иногда приходилось изрядно помучиться, чтобы воплотить в жизнь его туманные распоряжения. Ну, вот не знал он, как перегоняют нефть! Не знал, и все тут. И это его незнание стоило Геннадию многих месяцев работы, и дважды сожженной бороды и волос. Да и мастер-металлург, привезенный из Константинополя, что подбирал параметры перегонного куба, тоже порядком устал за последнее время. По сравнению с этой задачей отлить
толстостенный бронзовый сосуд, оснащенный обратным клапаном и кузнечными мехами, было просто парой пустяков.
        Ворота Черного Города, смазанные маслом, открылись почти без скрипа. Его ждали, и служащие местной юстиции были построены в шеренгу. Они склонили головы и стукнули кулаком в грудь.
        - Вольно! Разойдись! - скомандовал князь, и десятки людей, одетых в серое и черное, растеклись по своим местам, словно и не было их тут только что.
        - Показывайте! - князь приобнял Горана и приветливо кивнул его сыновьям, которые преданно поедали его глазами. Волк, Тур и Ворон становились все больше похожи на отца, матерея с каждым годом, пока сам Горан старел. Главе Приказа уже почти пятьдесят, и он был весь серебряно - седой, но силен и свиреп, как прежде. А еще у него побаливала поясница. Князь видел это, когда непрошеная гримаса при неловком движении мимолетом пробегала по лицу боярина.
        - К Илье зайдешь, - шепнул князь ему в ухо. - Он тебе спину попользует.
        - Пройдет, - поморщился Горан. Он не любил показывать слабость.
        - Это приказ, - отрезал Самослав. - К тому же он лечить тебя будет на твоей же дыбе. На той, которая лежанку напоминает.
        - Как это? - Горан сильно удивился.
        - Спину вытянет, - пояснил Самослав. - Я и сам иногда люблю это дело. Чай, не мальчишка уже. В спину иногда так вступает, что хоть плачь. Только дыбой и спасаюсь.
        - Сегодня просто спасу нет, государь, - стыдливо отвел глаза Горан. - Прости… Совсем стар становлюсь, видно.
        - Сегодня же и зайди, - повторил Самослав. - И поговори с ним насчет прививки от оспы. Это важно.
        - Неужто можно ту злую хворобу побороть? - испытующе посмотрел Горан на князя. - Моя стража в той волости людей без счета положила. Тех, кто бежать оттуда хотел. Страшные вещи рассказывают. Пригожие девки за считанные дни в кикимор жутких превращаются, а малые дети, словно лучины горят. Один из пяти едва выживает. Такой страх, что не приведи боги!
        - Можно оспу победить, Горан, - кивнул князь и показал ранку на руке. - Я уже вот привился. Чтобы ты и твои люди тоже привились немедленно.
        - А владыка Григорий? - глянул из-под бровей Горан. - Он точно в этом деле нужен? Не поймут мои люди.
        - Скажи им, что так надо, - поморщился Самослав. - Потом поймешь.
        К счастью, этот неприятный разговор ему закончить не довелось, потому что они, наконец, пришли. В дальнем углу Черного города стоял длинный каменный сарай, который носил гордое звание лаборатории. Во всем княжестве не было места более засекреченного. Даже из служащих Тайного приказа лишь единицы знали, что именно тут происходит. Они, конечно, видели, как ненормальный алхимик выбегает наружу в горящей одежде и ныряет в бочку с водой, но пока терялись в догадках. А лишние вопросы в этом ведомстве не поощрялись.
        Сарай охранялся двумя стражниками, которые склонили головы и стукнули кулаком в грудь. На оснащение лаборатории князь денег не пожалел. Тут было все, с чем работали алхимики того времени, и очень много такого, о чем они не имели ни малейшего представления. Например, тут была принудительная вентиляция, управляемая немым калекой, который качал кожаные мехи, выгоняя воздух из отравленного всякой дрянью помещения.
        - Ваша светлость! - алхимик Геннадий и мастер - ромей склонились в глубоком поклоне.
        - Ну, показывайте! - Самослав потер руки в предвкушении.
        Они вышли на обширный пустырь, который еще не был застроен. Тут-то и стояло оружие, которому предстояло перевернуть этот мир. Бронзовая труба, присоединенный к ней металлический горшок, кузнечные мехи и запальный фитиль, который был просто трутом, закрепленным перед стволом чудо - оружия на железном стержне. Все это выглядело настолько убого и примитивно, что Самослав даже немного расстроился. Ромей начал сноровисто нагнетать давление, а Геннадий, истово крестясь, вставил на свое место тлеющий трут и пугливо отскочил в сторону. Видимо, у него был в этом деле немалый опыт, причем далеко не самый приятный.
        - Святая Дева, благослови нас, грешных! - ромей бросил качать мехи и повернул краник перед стволом.
        Из ствола сифонофора с гулом вылетела отвратно воняющая керосином струя, которая, пройдя через трут, вспыхнула и уже дальше полетела веселой огненной дугой. Полетела недалеко, всего-то шагов на двадцать, где и спалила соломенное чучело, приготовленное специально для этой цели. Капли горючей жидкости, попавшие на мокрую после дождика траву, уж гасли, оставив на месте падения плешивую черную дорожку от самого огнемета до мишени. Огнесмесь быстро потухла, а в безветренном воздухе стояла густая, словно пригоревшая каша, керосиновая вонь.
        Результат испытаний был весьма спорным, ведь Самослав представлял себе это все совсем иначе. Греческий огонь, про который он читал когда-то бесконечно давно, прилипал к любой поверхности, горел на воде и его метали куда дальше. Впрочем, тут был совсем не греческий огонь, который, как известно, содержал нефть, серу, масло и канифоль, а нечто совсем иное, ничуть не похожее на напалм древности.
        - Вот! - мастера сияли, словно новые полтинники, а Горан, который стоял неподалеку, был слегка бледен. Ему, язычнику, все это казалось невероятным, почти божественным действом, где человек подчинил себе стихию огня.
        - Что-то не так, ваша светлость? - мастера прочитали по озадаченному лицу князя, что результата он ждал совсем не такого.
        - А что, дальше эта штуковина не бьет? - спросил, наконец, князь.
        - Силы мехов не хватает, - развел руками мастер-ромей. - И так, и этак пробовали. Кожу по швам рвет давлением.
        - А нефть с маслом и серой не пробовали смешивать? - спросил князь. - Она вроде бы после такого должна сама по себе на воздухе вспыхивать.
        - Не вспыхивает она, государь, - виновато понурился Геннадий. - Не только не вспыхивает, но и горит очень плохо. Я знаю, что в Аравии бывает другая нефть. Она более горюча. Я с ней работал, ее иногда в Александрию в кожаных бурдюках привозили. Эта же нефть тяжелая и густая, она не похожа на ту, что я видел раньше.
        Действительно! Самослав задумался. Нефть в районе Персидского залива легкая и малосернистая, а в России и Румынии наоборот, тяжелая. Из нее все больше дизель делают… Делали… Или будут делать?… Он совсем запутался. Может быть, именно в этом была вся проблема? Ответа он, конечно же, не получил. Что же, придется работать с тем, что есть.
        - Там, ваша светлость, первой еще одна жидкость выходит, - робко сказал Илья. - Но ее мало совсем и она испаряется быстро. А уж горит как! Никакого сладу с ней нет! Истинный элементаль огня! Я ее в кувшине с притертой пробкой храню, да еще и воском заливаю, иначе не удержать никак.
        - Набери-ка мне той жижи в стеклянную бутыль, смешай с тем, что у тебя после возгонки в кубе остается, и потом меня позови. Бутыль из-под настойки и кусок тряпки есть?
        - Есть, конечно, как не быть, - хмыкнул Горан. - Сейчас принесем. Уж в пустых бутылках у нас недостатка нет. Мы же люди воинские, нам без этого дела никак…
        Минут через десять перед князем стояла бутыль из мутного зеленоватого стекла, из которой отчетливо несло таким знакомым и родным запахом. Самослав вставил в горлышко бутыли тряпку и поджег ее от все еще тлеющего фитиля. Он задумчиво подержал бутыль в руках и вдруг внезапно осознал, что ее срочно нужно куда-то бросить и, причем немедленно. По какой-то странной причине, когда он поджигал фитиль, эта простая мысль его не посетила. Самослав немного отвык от нефтепродуктов и от последствий неосторожного обращения с ними. Выбор был невелик, и жертвой он выбрал сарай, стоявший неподалеку.
        - Ах, ты ж!… Да что б тебя!… Мать твою так! - послышалось вокруг, когда на каменной стене вспыхнул огненный круг, который жадно потянулся к черепичной крыше.
        - Моя лаборатория! - завопил Геннадий и отважно кинулся тушить огонь.
        Окружающие забегали, оставив князя в гордом одиночестве ковырять землю носком сапога. Он изо всех своих сил делал вид, что именно так все и было задумано. Огонь, облизнувший обожженную глину кровли, разочарованно затих, с плотоядным интересом занявшись стропилами, которые высунули наружу свои деревянные ноги. Впрочем, тут его быстро потушили, князь не зря велел строить город из камня. Народ, который впечатлился не на шутку, смотрел теперь на своего государя со священным ужасом. У него и раньше была прочная репутация колдуна, но теперь она превратилась в гранит.
        - Ну, вы в общих чертах идею поняли? - спросил князь, с трудом сохраняя непроницаемое выражение лица. - Я вам показал, что нужно сделать, а вы тут дальше самостоятельно с ингредиентами поработайте. И не смотрите на меня так! Я за вас работать не собираюсь. Сами, ребятки, сами! И огнемет не бросаем! Двадцать шагов - это же просто смешно. Нужно минимум пятьдесят! И ствол у вас совсем никуда не годится. Сделайте морду дракона на конце.
        - Дракона? - выдавил из себя удивленный ромей.
        - Да-да, непременно дракона, это очень важно! Горан, пусть твои люди начинают слухи среди купцов распускать, что у нас прирученный дракон есть. Мы его… э-э-э… из неведомых стран привезли.
        - Не поверят, государь, - возразил Горан.
        - И очень хорошо, что не поверят, - проникновенно сказал Самослав. - Ведь в этом весь смысл. Понимаешь?
        - Понимаю, - почесал затылок Горан, который схватывал такие вещи на лету. - Мы ведь после такого любую чушь запустить сможем, и они это схарчат за милую душу.
        - Все свободны, кроме мастеров, - вздохнул князь.
        Кузнечные мехи - полное дерьмо. В этом мире должен появиться простейший насос. И сегодня он снова даст кучу туманных намеков, которые будут стоить его людям многих месяцев работы.
        Глава 7
        ИЮНЬ 632 ГОДА. МЕЦ. АВСТРАЗИЯ.
        Венды словно сорвались с цепи. Их набеги терзали Тюрингию и земли подвластных саксов. Мелкие банды дикарей вытаптывали поля, жгли деревни и уводили скот. Да и людей они, по слухам, тоже куда-то уводили целыми селениями. В рабство продавали, не иначе. Сильные отряды налетчиков уже видели в окрестностях Кельна и Маастрихта. Запад Франкии был разорен дотла, теперь настал черед востока. Нужно было бы провести карательный поход, но проводить его было некем. Франки собирали ополчение, но защищали лишь собственные паги(1), наотрез отказываясь удаляться от своих домов. Графы и герцоги только руками разводили, слишком много людей и оружия было потеряно в прошлом году.
        Делегация знатных саксов смотрела на короля исподлобья. Они его ненавидели, а он их презирал, и это не было секретом ни для кого из собравшихся в огромном зале старого дворца короля Теодеберта. Двухэтажное здание под крышей из деревянной дранки служило правителям Австразии уже второй век. Крошечные окошки, которые закрывались зимой наглухо, теперь пропускали внутрь толику света. Зимняя затхлость ушла вместе с серой холодной слякотью, а лето принесло, наконец, чистую свежесть в жилище короля. Римский Диводурум растаскивался на камни, но строили из него все больше городские стены, монастыри и церкви. Новые здания были куда меньше и проще, чем римские образцы. Слишком дорого это было по нынешним временам. Старые общественные постройки давно забрала себе церковь, и даже собор святого Петра, который простоит еще полторы тысячи лет, был переделан из старых бань. В городе не нашлось здания лучше, а строить так уже не умели.
        Крепкие мужи с длинными светлыми бородами и волосами, расчесанными на пробор, горделиво выпячивали грудь. Германцы были одеты просто, лишь воинские пояса были украшены золотом и серебром. И длинные ножи, что носили имя их племени, имели богатые рукояти, недоступные простым общинникам. Они стояли перед королем без своих мечей, но лишить свободного мужа его ножа было просто немыслимым оскорблением. Охрана поглядывала на саксов с опаской. Их ножи были в локоть длиной, и управлялись с ними северные гости на редкость умело. Послы представляли весь многочисленный и сильный народ саксов, все его четыре племени. Тут были вожди нордальбингов, вестфалов, остфалов и энгров. Все они принесли к королю свои горести и беды. И все они ждали справедливого суда.
        - Государь, - почтительно сказали они. - Мы платим дань, которую наложил на нас еще старый король Хлотарь, сын великого Хлодвига, твой прадед. Уже сотню лет наш народ отдает по пятьсот коров каждый год. И эта дань висит у нас на шее, словно тяжелый камень.
        - Это так, - Дагоберт кивнул с непроницаемым лицом. - Вы платите то, что должны. А когда перестали платить, то были сурово наказаны.
        - Мы помним это наказание, король, - хмуро засопели вожди. - Но должны не только мы. У тебя тоже есть долг перед нами. Защити нас, раз уж берешь с нас дань.
        В зале повисло напряженное молчание. Франки волком смотрели на саксов, а саксы на тюрингов, которые в свою очередь поедали взглядом франков. Здесь у всех была одна проблема. Озверевшие сербы, земли которых разорили в прошлом году, пришли вернуть должок с процентами. Проклятые венды перестали быть мальчиками для битья, они отрастили острые зубы.
        - В этом году похода не будет, - нехотя выдавил из себя король. - Войско нужно мне здесь. На мои земли тоже нападают враги.
        - Тогда будет справедливо, король, что и дани в этом году тоже не будет, - мрачно ответили саксы. - Разве не так?
        - Это будет справедливо, - нехотя, сквозь зубы ответил Дагоберт.
        - А может быть, будет справедливо и вовсе освободить нас от дани, и мы станем щитом на пути вендов? - вожди пристально, без тени страха, посмотрели на правителя франков. - Что ты думаешь, король Дагоберт? Мы не пропустим вендов на Кельн, а за это не станем больше платить дань.
        В их словах насмешка была спрятана очень глубоко. Так глубоко, что ее почти не было видно. А вот на самой поверхности лежала неприкрытая угроза. Угроза пропускать без боя отряды сербов и бодричей через свои земли на беззащитные земли Австразии. Дагоберт исподволь посмотрел на Пипина, который медленно закрыл и открыл глаза. Многоопытный майордом тоже не видел выхода из этой ситуации.
        - Милость короля не имеет границ, - произнес Дагоберт с каменным лицом. - Вы освобождаетесь от старинной дани взамен на защиту границ Франкии. Да будет так во веки веков(2).
        - Благодарим, великий король, - с достоинством поклонились саксы. - Мы будем молить за тебя Водана и Фрею.
        Делегация саксов ушла, и ее сменили тюринги, которые примчали сюда со всех ног, требуя военной помощи. Войско князя Дервана громило их страну, уводя коней, гордость той земли. Куда ни кинь взгляд, путник видел два, три, а то и четыре дыма на том месте, где только вчера была зажиточная деревня или крепкий хутор. Многословные ритуальные приветствия и речи закончились быстро. Слишком серьезен был повод для встречи с королем. Тюрингам надоело перекатывать пустые слова.
        - Защити нас, король, - перешли тюринги к сути. - Твои графы дерут с нас три шкуры, собирая подати, но выгнать сербов с нашей земли не могут.
        - Король защит вас. Вы получите ответ вечером, на пиру, - ответил Пипин и отпустил делегацию, подмигнув нечего не понимающему Дагоберту.
        - Что это сейчас было, Пипин? - спросил король. - Зачем ты даешь такие обещания от моего имени? Мне некем их защитить, ты же знаешь. Мои лейды гоняют банды вендов под Кельном, а воины Нейстрии отказываются уходить из дома наотрез. Идут слухи, что Юдикаэль, эта сволочь, недавно пустил под нож других корольков бретонов. Если это так, то нас скоро ждет большая война.
        - Господь любит тебя, мой король, - усмехнулся в усы Пипин. - Ты же помнишь молодого Радульфа?
        - Сына камерария Радона? - поднял бровь Дагоберт. - Он-то тут при чем?
        - Хочет герцогом стать, - усмехнулся Пипин. - Так хочет, что готов подарок тебе сделать… э-э-э… - Пипин мысленно вычел свою долю. - В три тысячи солидов!(3) Вот и отдай ему Тюрингию. Он наймет за свои деньги войско и очистит ее от вендов.
        - Радон богат, - задумался Дагоберт. - Но три тысячи… Неужели он богат настолько, чтобы отдать тысячу коров за должность для сына? Что Радульф возьмет в этой нищей земле?
        - Радульф тщеславен, государь, - усмехнулся Пипин. - Пусть попробует. Если у него получится, все будут прославлять твою мудрость. А если не получится, ты его выгонишь и оставишь деньги себе. Ты ничего не теряешь в любом случае, а казна королевства пуста.
        - В самом худшем случае он выиграет мне год, - пробормотал Дагоберт. - Да будет так! Мы объявим об этом сегодня вечером на пиру. Воистину, Пипин, ты самый верный из моих слуг!

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. БРАТИСЛАВА. СЛОВЕНИЯ.
        Бегун из урожденного степняка примерно такой же, как клибанарий(4) из ромейского епископа. Воин Айсын, который бежал кросс в десять миль подвернул ногу, и это было совсем скверно, потому что до финиша оставалась еще четверть дистанции. Зачет шел по последнему добежавшему, как и всегда, и перед третьим взводом четвертой роты замаячила неиллюзорная возможность всю следующую неделю провести в нарядах на кухне.
        - Вот ты кривоногий, все-таки, - расстроено сплюнул Вячко, сирота из ляхов, который бегал на зависть иному тарпану. Это звучало тем более обидно, потому что было истинной правдой. Айсын отличался особенной, степной красотой, и она была близка не всем. Скошенный череп - признак воина из знатного рода, а потому в любом степном кочевье парень притягивал к себе взгляды девчонок на выданье.
        - Я тебе это припомню, когда на конях скакать будем, - виновато понурился Айсын, морщась от боли в поврежденной ноге. Бежать он не мог, тем более, что кросс был по пересеченной местности. Айсын провалился в сусличью нору и хорошо, хоть ногу не сломал.
        - Руби жерди! Снимай ремни! - скомандовал Святослав, вынимая из ножен сакс. - Носилки сделаем и понесем. Будем по очереди меняться.
        - А, демоны! - разозлились мальчишки, и пошли рубить лесины.
        Вскоре из ремней и палок было сделано ложе, которое могли нести восемь человек. Айсын взгромоздился на них, зажмурив глаза от невыносимого стыда, и вцепился в жерди, которые друзья рывком вздели на худые мальчишеские плечи. Кросс продолжился, но теперь уже куда медленнее, чем раньше.
        - Полмили, и меняемся, - выдохнул Святослав. Хоть и несли раненого товарища ввосьмером, но бежать было тяжело, тем более, к концу дистанции.
        - Сам его тащи, - буркнул Блазень, жилистый парнишка себе на уме. Он не водился ни с кем, будучи сыном какого-то жупана, чего особенно и не скрывал. Его не любили за это, даже колотили пару раз. - Урод косоглазый, по земле ходить не умеет.
        - Ну, сука, ты меня достал! - Лаврик передал свою ношу кому-то из ребят и хлестким ударом сбил Блазеня с ног. Паренек, выросший в солнечной Греции, был и горяч совсем не по-местному.
        - Зарежу, людин! - вспыхнул Блазень и выхватил нож.
        Это было серьезное оскорбление. Людин - свободный общинник, и по статусу был куда ниже, чем воин. Еще ниже стояли смерды, свободные княжьи крестьяне, приведенные из дальних мест и посаженные на государеву землю. Но за это слово могли и вовсе в больничку отправить, и такого, будучи в здравом уме, в Сотне никто не произносил. Лаврик пошел на Блазеня, понемногу наливаясь кровью. Ему было плевать на нож.
        - Ты что! - загалдели пацаны, растащив драчунов в стороны. - А ну, спрячь быстро! Прознают, что оружие на своего поднял, погонят из Сотни! Потом разберетесь, парни! Нам сейчас бежать надо. А то вся репа на кухне наша будет.
        - А он бы тебя потащил, - укоризненно посмотрел на Блазеня Святослав. - Гад ты, все-таки! Гнилой, как трухлявый пень!
        - Побежали! - Вячко потянул княжича за рукав. - Отстаем сильно!
        Они все-таки пришли последними, и вскоре стояли в строю, хмуро глядя себе под ноги. Ротный и взводные внимательно осмотрели стопу Айсына, еще более внимательно осмотрели носилки, на которых его принесли, а потом случилось невероятное.
        - Третий взвод от наказания освобожден. Дежурства на кухне по обычному графику. Вольно, разойтись! Свободное время, бойцы!
        Счастливые мальчишки, весело галдя, потянулись в казарму, а Святослав застыл, повинуясь едва заметному жесту командира.
        - Воин Дражко, к боярину Хотиславу! Бегом!
        - Слушаюсь! - княжич стукнул кулаком в грудь и побежал к приземистому каменному дому, где боярин и обитал.
        Огромное хозяйство Сотни раскинулось в восточном предместье Братиславы. Это был целый комплекс зданий за высоким деревянным тыном. Казармы, дома наставников, конюшни, госпиталь, кузни, оружейные мастерские и, конечно же, дом боярина Хотислава, который стоял одновременно и внутри и снаружи. Он был единственным из всех здесь, что имел сообщение с внешним миром. Попасть наружу можно было либо через покои главы школы, либо через ворота, которые охранялись выпускной ротой. Святослав был тут лишь однажды, когда боярин вызвал его и дал по первое число за побег на речку. Это был единственный раз, когда его назвали тут Святославом. И это был единственный день в жизни, который молодой княжич мечтал позабыть навсегда. Зачем его позвали сейчас? Он терялся в догадках. Никакой вины он за собой не знал.
        Святослав готовился к худшему, как и любой солдат, которого вызывает к себе генерал, но высокое начальство он так и не увидел. Напротив, в покоях боярина его ждала незнакомая, богато одетая женщина лет двадцати с небольшим, стройная, миленькая, но вполне заурядной внешности. По местным меркам ее наряд можно было назвать аскетичным. На ней не было того множества украшений, которое обычно носили жены нобилей. Лишь небольшие серьги с кроваво-красными рубинами и золотой кулон на груди, где был выбит профиль его отца. Рядом с женщиной стояла искусно сделанная корзинка, где в вышитых пеленках посапывал пухлощекий младенец. Лишь ощутимая почти физически аура власти говорила, что это не просто богатая баба с каким-то мальцом. Княгиня Мария, вот это кто! Святослава словно молния пробила от макушки до самых пят. О княгине много говорили разного, и хорошего и плохого. Мать не вспоминала о ней никогда, но по слухам, жены его отца не слишком ладили. Чего ей от него нужно? Святослав сжался в комок, словно перед дракой.
        - Я приехала сюда, чтобы познакомить тебя с братом, Святослав, - когда княгиня заговорила, она словно стала совсем другой. Куда-то исчез крупноватый нос и близко посаженные глаза. Ее голос обволакивал, а в глазах светилась искренняя симпатия к собеседнику. Мария умела нравиться людям, когда хотела.
        - Его зовут Владимир, - продолжила она, - Василий в крещении. Владыка отказался давать имя, которого нет в его пыльных книгах. Правда, смешно? Я даже не знаю, как теперь называть собственного сына!
        Мария заразительно засмеялась, сверкнув мелкими белыми зубками, а Святослав улыбнулся ей в ответ. Он не ощущал угрозы, да и мальчишка в люльке был на редкость потешным. Он уже проснулся и теперь смотрел на старшего брата любопытным взглядом ореховых глаз. Глазами он пошел в мать-римлянку.
        - Ты должен знать, Святослав, - абсолютно серьезно, как взрослому, сказала княгиня. - Что бы ни говорили люди, какую бы ложь не несли к твоему порогу, пытаясь рассорить семью государя, мы должны всегда держаться вместе. Только так мы победим всех наших врагов. Ты ведь знаешь, что сотня воинов в строю легко разобьет две сотни тех, кто нападает поодиночке?
        - Да, нас учили этому, - кивнул Святослав.
        - Владимир никогда не станет князем, - продолжила Мария.- Он уедет из Словении и станет королем в чужой земле. Он не соперник ни тебе, ни твоим братьям. Такова воля твоего отца, утвержденная боярами и епископом.
        - Для чего ты приехала сюда? Только для того, чтобы познакомить с братом? - прямо спросил Святослав.- Отец знает об этом?
        - Он пока не знает о нашей встрече, - княгиня едва заметно поморщилась. - Государь сегодня очень занят, но я обязательно ему все расскажу. У меня нет от него тайн. Ты угадал, Святослав, я приехала сюда не только для того, чтобы познакомить вас. Я хочу сделать тебе подарок. А вот как раз о нем твой отец знает, и даже одобрил его. Смотри! Это создали специально для тебя!
        Мария протянула ему небольшую книгу в кожаном переплете, взглядом как бы показывая: Ну же, открой, не стесняйся! Святослав открыл, и ахнул. Слева - текст, выведенный каллиграфическим почерком, справа - картинка, любовно выписанная яркими красками. И так на каждой странице. Святослав полистал книгу и понял, что никогда, никому и ни за что он не отдаст это сокровище. Он влюбился в эту книгу с первого взгляда. Двенадцатилетний мальчишка жадно листал страницу за страницей, разглядывая изображения великих пирамид, львов с человеческими лицами и странных храмов с пузатыми колоннами. Святослав уже не обращал внимания ни на эту женщину, из-за которой плакала по ночам его мама, ни на малыша, которому здесь уже изрядно надоело, и он начал похныкивать. Княжич уже простил Марию. Простил за то, что она только что открыла ему новый мир и подарила настоящую мечту!
        - Эта книга будет храниться в местной библиотеке, - мягко сказала Мария. - Ее не стоит таскать с собой, она слишком ценна. Ты сможешь читать ее, когда захочешь. Ты и те, кому ты сам это позволишь. Ребятам скажешь, что отец купил ее по дешевке у разорившегося купца, и подарил тебе за успехи в учебе.
        Она смотрела на мальчишку с легкой понимающей улыбкой, обволакивая его своим взглядом, который, казалось, проникал в самую душу. Проникнуть в нее было совсем несложно, ведь на лице Святослава застыло выражение неописуемого восторга.
        - Почитай про великого Александра и его друга Птолемея, княжич, - сказала она. - Ведь ты так похож на них обоих. Когда ты прочтешь эту книгу до самого конца, то поймешь, что в жизни нет ничего невозможного. Твой собственный отец лучший пример этому.
        Уже перед самым отбоем, глотая страницы одну за другой, Святослав вдруг ясно осознал, что он теперь совсем не тот, кем был еще совсем недавно. Вся его жизнь разделилась на «до» и «после». Именно в тот момент, когда мальчишка закрыл книгу, он вдруг совершенно отчетливо понял, чего хочет на самом деле. Хочет больше всего на свете. У него появилась настоящая мечта, и он осуществит ее! Осуществит, чего бы это ему ни стоило. Или он не сын князя?
        1 Паг - сельский округ в поздней Римской империи и в королевстве франков. Из пагов состояли графства, а из последних - герцогства. В это время все герцоги, кроме племенных, были назначаемыми чиновниками. От слова «паг» произошло паганус - язычник, поганый. В то время деревня поклонялась старым богам наравне с Христом.
        2 Эти события были и в реальной истории. После поражения Дагоберта от державы Само саксы перестали платить дань под предлогом того, что защищают Австразию от набегов славян. Эту дань восстановил Карл Великий. А в Тюрингии организовали пограничное герцогство, где Радульф стал практически независимым правителем.
        3 Назначения на должность у Меровингов сопровождались узаконенными подношениями. Фактически должности покупались и перекупались заново при смене короля.
        4 Клибанарий - тяжелый кавалерист в Византии. Синонимы - катафракт, катафрактарий.
        Глава 8
        ИЮНЬ 632 ГОДА. МЕККА. ХИДЖАЗ. ЗЕМЛИ ХАЛИФАТА.
        Мужчина лет шестидесяти, худощавый, но широкий в кости сделал последний поклон и свернул молитвенный коврик. Его длинная, густая борода была окрашена хной и тщательно расчесана. Умма возложила на него чудовищно тяжелую ношу, и он понесет ее со всем смирением и достоинством. Абдулла, так назвали его при рождении. Абу-Бакр - таково было прозвище, данное ему в детстве отцом. Оно значило «хозяин молодого верблюда». Уж очень он любил возиться с ними, когда родители, по примеру других богатых семей послали его на воспитание в один из бедуинских родов. Его уже много лет не называли по имени, только по этому прозвищу, что у арабов считалось знаком особого уважения. И даже ОН называл его так, показывая пример остальным.
        Мужчина встал, кряхтя, и вышел на улицу родной Мекки, где давно уже стемнело, а порядочные люди готовятся ко сну, вознеся вечернюю молитву Всевышнему. Так жили здесь уже несколько лет, с тех самых пор, как мусульмане из крошечной группки ослепленных новой верой людей стали самой значимой силой в Хиджазе, на западе Аравии. Абу Бакр вдохнул свежий вечерний воздух. Летний зной, что днем превращал это место в жаровню с раскаленными углями, ушел, унесенный легким ветерком. Сейчас на улице было чудо как хорошо. Самый могущественный человек в этой части света был одет на редкость незатейливо, в простой длинный бурнус из грубой ткани, сотканной женщинами его клана бану Тайм. Он всегда был равнодушен к роскоши и богатству, хоть и вырос в семье состоятельных купцов, занимавшихся торговлей столько, сколько живет в этом месте его родное племя курайш. Он почти растратил все состояние предков, выкупая из рабства тех, кто принял ислам. Он не жалел об этом, ведь добрая сотня людей обязана ему своей свободой и новой жизнью.
        Желто-серая равнина, окруженная горами, была застроена невысокими домами с плоскими крышами. Гранат, инжир и финиковые пальмы росли здесь у каждого дома, даря людям тень и еду. Горсть фиников и лепешка - вот обычная еда повелителя этой земли, ее халифа. Абу-Бакр довольствовался малым, как и ОН. Неудивительно, что вечно воюющие между собой племена охотно принимали власть Пророка, ведь торговый путь из Йемена в Сирию и Палестину становился прост и дешев. ОН категорически запретил мусульманам поднимать оружие друг на друга и снизил пошлины. Собственно говоря, у купцов не было сейчас более удобной дороги. В Красном море лютовали пираты, которых не могла приструнить ослабевшая империя ромеев, а торговые пути через Персию стали опасны из-за послевоенной разрухи в той земле. Там теперь только ленивый не занимался разбоем. Любой вельможа или вождь мелкого кочевого племени считал жирного торговца своей законной добычей. И так уж получилось, что Хиджаз, управляемый твердой рукой, начал, словно магнитом, притягивать купцов, которые везли на север пряности и благовония. Пряности везли издалека, из Индии и
островов на востоке. В Йемене товар перегружали на верблюдов, которые караванами шли на север через Мекку, Медину и Иерусалим. На этом пути стало настолько спокойно, что в Мекке даже не запирали дома. Разбойников с каждым годом становилось все меньше, особенно, когда Абу Бакр повелел сжечь заживо Аль Фаджа, главаря одной из шаек, что грабила проезжих в окрестностях города. Он потом очень сожалел об этом поступке, совершенном в порыве гнева, но нет худа без добра. Разбойники в Хиджазе стали искать себе более спокойное ремесло.
        После ухода на небеса Пророка… Абу Бакр мысленно пожелал ему благословения Аллаха… многие племена восстали. Сразу несколько вождей на востоке и юге объявили себя новыми Пророками, и даже одна сумасшедшая баба помутила разум целого кочевого племени, объявив Пророком саму себя. Саджах бинт аль-Харис, так звали эту ведьму. Абу Бакр брезгливо поморщился, вспомнив о ней. Многие племена и вовсе вернулись к почитанию своих идолов. По всей Аравии заполыхал пожар мятежа, и мусульман стали зверски убивать. Торговые пути вот-вот снова будут разорваны, и это нанесет большие убытки честным купцам курайшитам. Новая вера, которая с таким трудом завоевала себе место под солнцем, снова висела на волоске. И ему, немолодому уже человеку, придется железной рукой навести здесь порядок. Он будет добр к тем, кто покорится и примет ислам, и беспощадно истребит тех, кто не сложит оружие. Его милосердие не распространялось на этих людей. Язычников он, правоверный мусульманин, людьми не считал. Выбор у них невелик. Там, где воцарится ислам, будет земля мира. Все остальные земли, куда ислам пока не пришел, станут миром
войны.

* * *
        Задница Стефана превратилась в одну сплошную мозоль, лицо - в обгорелую головешку, а легкие - в мешок с вездесущим песком, который пробирался везде, куда его мог занести бесконечный аравийский ветер. Ветер был здесь всегда. Он различался лишь своей силой. Он мог нежно ласкать после дневного зноя, а мог нещадно сечь лицо острыми лезвиями песчинок, словно намереваясь ослепить несчастного путника. Начиная с февраля пятьдесят дней дул южный ветер хамсин, сухой, изнуряюще жаркий, мучительный для непривычного человека. Потом он прекращался, и вскоре начинался вновь, но теперь его уже почему-то называли шарав. Почему, Стефан не знал. Ему, человеку севера, были неведомы те тонкие различия между этими явлениями природы, в отличие от арабов, которые сотнями поколений постигали эту науку.
        Ветер! Он мог убивать, когда привычный мерзкий шарав превращался в неистовый самум. Увидев потемневший горизонт, даже привычные ко всему бедуины начинали молиться своим богам, и сажали верблюдов в круг в надежде, что поднятые в небо тучи песка, закрывшие солнце, пролетят мимо, не убив никого в своих душных объятиях. Стефан лишь раз попал в пыльную бурю и теперь вспоминал этот день с содроганием. Он и не думал тогда, что останется жив. Ему повезло. Буря прошла, а проводники бедуины, которые выкопались из-под куч песка, начали поднимать верблюдов, которые равнодушно откашлялись и снова приняли на спину свой тяжелый груз. Покорно, и с достоинством, как и всегда. Духи этой земли в тот день были на диво милостивы к людям, которые забрели в самое сердце пустыни.
        Последний раз кого-то, похожего на Никшу, видели в городке Табук, который ромеи два года назад без боя сдали арабам. А вот после этого его следы терялись. Самым достоверным оказался рассказ какого-то старика, который когда-то видел «желтолицего» мальчишку с голубыми глазами. Вроде бы его купили и увезли в страну Ямама, но когда он это видел, и видел ли точно, старик сказать за давностью лет затруднялся. Это было очень давно. Страна Ямама была в самом центре Аравии, окруженная горами и пустынями Нафуд и Руб-эль-Хали. Скверное место, худшее из всего, что когда-либо видел Стефан.
        «Желтолицые». Так здесь называли европейцев, к неописуемому удивлению Стефана, который желтолицым себя уж точно не считал. А вот белыми называли северных арабов, которые имели светлую кожу. Южане, что жили в Йемене, были почти черными, перемешавшись когда-то с выходцами из соседнего Аксума, могущественного Эфиопского царства. Европеец со светлой бородой был бы здесь так же заметен, как дэв ростом в десять локтей с золотыми рогами. Именно на это и рассчитывал Стефан, колеся по местным караванным тропам уже который месяц. Он даже нашел пару человек, явно привезенных из словенских земель, но они были слишком стары, чтобы оказаться его братом.
        И, тем не менее, Стефан упорно шел вперед, покупая место в караванах арабов-иудеев, с которыми его свел почтенный купец Ицхак. Ибрахим, дальний родственник кесарийского торговца по жене, ехал рядом со Стефаном на верблюде, и его рот закрывался лишь для того, чтобы выплюнуть очередную горсть песка, который туда попал. Даже жара, иссушавшая рот и язык не могла остановить его. Он был на редкость болтлив. Ибрахиму было лет двадцать пять, и он в совершенстве владел навыком дорожной беседы, которая считалась у арабов отдельным видом искусства. Длинная дорога невероятно скучна. Ибрахим колесил по этим местам с детских лет, точно так же, как раньше это делал его отец, дед и даже дед его деда. Клан бану Ауф, к которому он принадлежал, кочевал в окрестностях Медины, и его вожди смогли договориться с мусульманами, находясь под их защитой и пользуясь всеми положенными правами. Они поначалу говорили на арамейском наречии, хорошо знакомом всему торговому люду, но понемногу Стефан усваивал и арабский язык, который оказался весьма сложным и необыкновенно образным.
        - Ты хорошо знаешь вождя Ямамы? - спросил его Стефан, когда ветер дал передышку уставшим людям, а спасительный холодок накрыл пустыню вместе с ночной темнотой. Они сидели у костра, наслаждаясь сытостью и прохладой.
        - Да кто же его не знает? - удивился парень. - Он весьма знаменит в наших землях.
        - Да? - удивился Стефан. - И чем же он славен?
        - Прежде всего, своей наглостью. - Ибрахим захохотал от души. - Он написал письмо Пророку мусульман, где предложил разделить с ним власть! Там были такие слова: «От Масламы, Посланника Аллаха, Мухаммеду, Посланнику Аллаха. Привет тебе. Мне было ниспослано разделить с тобой это дело. Половина земли принадлежит нам, а другая половина - курайшитам. Однако народ курайшитов переступает свои границы». Как ты понимаешь, он был послан куда подальше.
        - Власть не делится на двоих, - со знанием дела сказал Стефан. - И если он не понимает этого, то долго не протянет.
        - Уверен? - пристально посмотрел на него Ибрахим. - Мой отец говорит то же самое, а я вот сомневаюсь. Масламу ибн Хабиба сильно уважают в землях бану Ханифа. Он силен, мудр и даже являет чудеса.
        - Ты видел это сам? - заинтересовался Стефан.
        - Люди так говорят, - пожал плечами Ибрахим. - Он может поместить яйцо в бутылку, не разбив его. А еще он может лишить птицу перьев, а потом приделать их обратно. И эта птица полетит! А еще, у него есть ученый осел, который слушает его команды. Может сесть, или поклониться, или зареветь, когда хозяин ему прикажет. Вот он каков, Маслама ибн Хабиб! Он ловок в делах, а его суждения мудры. Старейшины всех племен Ямамы признают его власть.
        Стефан глубоко задумался. После смерти Пророка в Аравии было неспокойно. Сразу несколько человек заявили, что теперь именно они вещают от имени Аллаха, а это прямой путь к войне. Мусульмане не потерпят этого. Ямама - страна в самом сердце Аравии, где красные пески изредка прерываются плодородными оазисами, прижавшимися к какому-нибудь источнику воды. Собственно, она и была россыпью оазисов, где только и могли жить люди. А теперь власть в этих местах захватил какой-то проходимец, который освоил парочку ярмарочных фокусов и купил дрессированного осла. Стефан усмехнулся. Для жителя столицы все происходящее выглядело такой вопиющей нелепостью, что даже не верилось. Здешние люди были наивны и неумны, раз верили в такое дешевое лицедейство. Но, с другой стороны, они умеют выживать там, где от жажды дохнут даже двужильные верблюды, а это о чем-то да говорит.
        Что же всё это значит в недалеком будущем? Тренированный ум императорского слуги собирал картинку, укладывая в рисунок фрагмент за фрагментом, событие за событием, человека за человеком, пока истина не глянула на него своей зловещей простотой. Брат был прав! Если эти люди соберутся в один кулак, забыв свои распри, то существующему многие столетия миру придет конец. Нет в этом мире силы, которая остановит сильных, выносливых и умелых воинов, не боящихся смерти. Ведь смерть в бою с неверными - благо для них и великая честь. В этом они чем-то напоминают данов. Сигурд, когда напивался, тоже плел какую-то чушь про героическую смерть, и райские чертоги, которые откроются ему после этого замечательного события. И даже прекрасные девы-валькирии присутствовали в его мечтах. Но данов было всего несколько сотен, а этих… Стефана пробил пот. Он прекрасно знал состояние дел в Империи. Восток разорен, казна пуста, а у великой Романии нет сил даже на то, чтобы выкинуть из Греции презренных захватчиков - склавинов. Пехота императора - это просто вороватый сброд из наемников. Они не хотят умирать за высокую идею,
они хотят только денег и добычи. Римлян в армии очень мало, а всю прошлую войну с персами вытащили на себе армяне и грузины. Конница у ромеев хороша, тут нет сомнений, но ее не так уж и много. А теперь самое главное! Арабы могут напасть на римский Восток без малейших затруднений. Они знают те земли, как свои пять пальцев. А вот войско ромеев сгинет в этих песках уже через неделю. Ведь даже воду найти здесь - целая проблема.
        Вади - так называют тут высохшие русла рек. Настоящих рек в Аравии нет, но есть вот такие вот сухие русла, которые собирают воду дождей, радующих эту землю зимой. Даже не верится, но на эту твердую, словно камень, безжизненную почву может упасть такое количество влаги, что смывает целые города. Тогда вади на короткое время превращались в ревущие потоки, которые со скоростью молнии проносили свои мутные воды перед устрашенными этим буйством людьми и растворялись в мертвых песках.
        И вот именно тогда и начиналось настоящее волшебство. В считанные часы те самые мертвые пески покрывались ровным ковром нежной зелени, которая тянулась к живительному солнцу. У травы было совсем мало времени, ведь воды больше не будет, зато совсем скоро земля вновь превратится в раскаленную сковороду и убьет все живое, растущее на ней. Нежная листва сначала загрубеет, а потом осыплется серым пеплом, который развеет ветер. Травы созревали и бросали в песок свои семена, чтобы они спали там до следующего дождя, и тогда все повторится снова.
        Они шли по такому сухому руслу. Уходить в сторону было неразумно, ведь по берегам вади росла акация, которая давала хоть какую-то тень, и именно здесь можно было найти воду, спрятавшуюся под каменистой коркой земли. Как бедуины это делали, для Стефана так и осталось загадкой. Они копали ямы в каких-то, только им известных местах, и находили немного мутной, почти горячей воды, которую процеживали через ткань и пили, сберегая каждую каплю. Это было настоящим чудом, недоступным пониманию изнеженного горожанина.
        - Хаджр! - Ибрахим показал на город, который раскинулся в долине, покрытой садами и полями, засеянными ячменем.
        Невысокие стены из местного кирпича, обожженного на солнце, были не бог весть какой защитой по меркам Империи, но для этих мест и такой малости было вполне достаточно. Здесь была вода, и люди в караване выдохнули с облегчением. Они прошли, наконец, пустыню, и пришли в страну Ямама, где зерно росло в изобилии, удивительном для этой суровой земли.

* * *
        ХАДЖР-АЛЬ-ЯМАМА (В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ Г. ЭР-РИЯД). СТРАНА ЯМАМА. ЗЕМЛИ БАНУ ХАНИФ.
        Владыка здешних мест Абу Сумама Маслама ибн Хабиб аль-Ханафи, более известный в Хиджазе как Мусайлима аль-Казаб, был невысок, широк в плечах и кривоног. Прозвище аль-Казаб означало «лжец», но здесьэтого прозвища не знали. Сказать такое вслух было бы смертельно опасно.На лице Мусайлимы выделялся приплюснутый нос и маленькие, узко посаженные глаза. Он был почти уродлив, но вот глаза полностью меняли представление об этом человеке, они были остры и проницательны. По слухам, он пользовался немалым успехом у женщин, насколько вообще можно было говорить об этом здесь, в Аравии. Он был безмерно красноречив, а стихи складывал легко, словно играючи. Вот такой вот необычный человек оспаривал власть Пророка даже при его жизни, а уж теперь, когда тот умер, и вовсе считал, что ему больше нет равных. Так считали многие, и его власть признавали окрестные племена, принимая на веру вести о совершенных им чудесах. Мусайлима был очень силен, и это прекрасно понимали в Мекке и Медине. Стефан знал это совершенно точно, ведь он провел там немало времени. А еще он знал, что вскоре отсюда придется уносить ноги, потому
что в Хиджазе уже собирали армию, которая пойдет на эти земли. Как ни сильно племя бану Ханиф и его союзники, им не сдержать войско мусульман, закаленных в постоянных походах.
        - Величайший! - купцы и Стефан поклонились правителю племени бану Ханиф, который сидел на стопке персидских ковров, возвышаясь над своими гостями. - Мы счастливы приветствовать тебя!
        - Легок ли был ваш путь? - начал положенную речь Мусайлима. - Здоровы ли ваши верблюды?
        - Слава Яхве, - провели руками по лицу купцы-иудеи. - Милосердный господь уберег нас в дороге. Лихие люди не встретились на пути, а пыльная буря обошла нас стороной.
        - Рахман(1) уберег вас, добрые люди! - серьезно ответил Мусайлима. - Он господь наш, а я его Пророк. И я говорю вам: Вознесите ему хвалу!
        - Позволь поднести тебе подарок, о, Величайший! - Стефан сгладил неловкую паузу, и все присутствующие в доме жадно впились глазами в длинный прямой меч с богатой рукоятью. Стефан продолжил. - Его привезли из далеких земель, и равных этому оружию нет во всей Аравии. Видишь, на нем стоит клеймо знаменитого мастера. Его зовут Лотар.
        - Покажи! - глаза вождя жадно блеснули, и он схватил меч, вытащив его из ножен.
        - Это вутц? - восторженно сказал он, увидев знакомые узоры металла. - Индийская сталь? Он хорош!
        - Это лучше, чем вутц, - важно сказал Стефан. - В северных землях эту сталь называют булат, и таким мечом можно отрубить голову быку! Твоя слава бежит быстрее самого быстрого верблюда и обгоняет ветер пустынь! Все враги трепещут от одного твоего имени, а друзья благословляют тот день, когда признали твою величайшую мудрость! В Аравии нет равных тебе, о благороднейший Абу Сумама Маслама ибн Хабиб аль-Ханафи. А с этим мечом ты и вовсе будешь непобедим!
        Боже мой! - отстраненно думал Стефан. Что за чушь я несу? Словно снова попал во дворец. Как быстро я, однако, отвык от сладкой лести, которую положено лить без меры в уши владык.
        - Твой меч весьма хорош, чужеземец, - с довольной улыбкой произнес Мусайлима, который слушал славословия в свой адрес с блаженным выражением лица. - Я доволен твоим подношением. По виду ты ромейский евнух, я немало слышал о вашей породе. Что привело такого, как ты в наши края?
        - Я ищу своего брата, - не стал ходить вокруг да около Стефан. - Нас разлучили в детстве. Он примерно моего возраста и, по слухам, его продали именно в эти земли. Помоги мне найти его, Величайший, и этот подарок померкнет перед моей будущей благодарностью.
        - Желтолицый раб со светлой бородой? И, наверное, его глаза такого же цвета, как у тебя, - ненадолго задумался вождь и хлопнул в ладоши. - Нет ничего проще! Я пошлю весть во все подвластные племена, а ты пока станешь моим гостем, почтенный слуга императора. У нас будет много времени, и ты расскажешь мне, что происходит за пределами этих песков. Через месяц у нас будет состязание поэтов в честь прибытия в эти земли племени бану Тамим. Не хочешь ли ты присутствовать на них?
        - Сочту за честь! Я без ума от хорошей рифмы! - Стефан изобразил восторг, которого совершенно не испытывал. Стихи он не понимал и не любил, но арабы, хоть и были кочевниками, жившими со своим скотом, язык имели необыкновенно образный и богатый, а поэтов тут было чуть меньше, чем верблюдов.
        - Тогда я окажу тебе великую честь, чужеземец! - просиял Мусайлима. - Я буду читать тебе откровения бога, которые он явил мне. Он дал мне их в виде стиха.
        Стихи? Ненавижу стихи! Я, наверное, сойду здесь с ума, - тоскливо размышлял Стефан. - Сколько мне придется здесь пробыть? Месяц? Два? Три? Господь милосердный, дай мне терпения! Ведь я ищу своего младшего брата, а это добродетельный поступок. Я принял причастие и покаялся, когда был в Иерусалиме. Ну почему на моем пути всегда попадается тот, кто считает себя поэтом? Сначала Сигурд, теперь вот этот… Я не мог так согрешить, господи! Я же еще просто не успел! За что ты так жестоко наказываешь своего раба?
        1 Рахман - «милосердный». Рахманизм - одна из монотеистических религий на Аравийском полуострове, наряду с иудаизмом, христианством и ханифизмом, который был непосредственным предшественником ислама. Ханифом был первый халиф Абу-Бакр до встречи с Пророком.
        Глава 9
        ИЮЛЬ 632 ГОДА. КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
        Купеческий квартал у гавани Неорион напоминал небольшую крепость. Это было неудивительно, ведь память о недавней резне всё ещё была свежа. Понемногу город успокоился, и жители столицы мира заскучали по чистому варварскому серебру и дешевому меду. Мед стал дорог, ведь карфагенские купцы тут же воспользовались ситуацией и вздули цены на свой товар до небес. Горожане, которые жить не могли без медовых пирожных, взвыли. Прошло время, и самые смелые и самые жадные торговцы начали понемногу возвращаться в Константинополь, но теперь их жилища были окружены крепким забором, больше напоминавшим крепостную стену. Вернулся сюда и купец Марк, который прятался от погромов во Фракии, где жил на одном из постоялых дворов под защитой стражи. Он поселился недалеко от порта, и его новый дом был совсем не так роскошен, как прежний. Скорее наоборот, купец жил подчеркнуто скромно, не желая злить завистливую чернь. Он всем говорил именно так, но скорее жадность была тому виной. Ему не хотелось потерять кучу денег в пламени какого-нибудь нового мятежа.
        Коста стоял перед своим хозяином и почтительно поедал его глазами. Судя по лицу купца Марка, тот хотел поручить ему что-то очень важное, но перед этим очень тщательно подбирал слова. Наверное, это было как-то связано с тем грузом палестинского вина, что вчера привез корабль из Кейсарии. И Коста не ошибся.
        - Есть работенка, парень, - сказал, помолчав, купец. - Опять, как тогда… По той твоей службе… Ну, ты понял, о чем я… Из Палестины пришло письмо. Очень важное письмо! И оно должно попасть к тому же лицу, что и в прошлый раз.
        - Вы имеете в виду…? - вскинулся Коста.
        - Без имен! - поморщился купец, резко подняв руку. - У стен есть уши, а за мной наблюдают. Я иногда вижу каких-то странных людей, которые идут следом, а потом старательно отворачиваются, когда я на них смотрю.
        - Я все сделаю, хозяин, - с готовностью ответил Коста. - Это как-то касается одного слуги императора, который сейчас э-э-э… гостит в южных провинциях?
        - Все так, - поднял на него глаза купец и кивнул.
        Мальчишка оказался на диво понятлив. Но это было еще не все. У Марка были вполне определенные инструкции по поводу получателя письма. И он снова замолчал, чтобы сказать не меньше и не больше, чем нужно. И то, и другое было бы одинаково опасно для него.
        - Этот человек… - купец пожевал губами, - он должен ощутить небольшое беспокойство, понимаешь? Его необходимо немного взбодрить, самую малость. Так нужно…
        - Все будет сделано в лучшем виде! - пообещал Коста. - Письмо будет у него завтра утром. И он у меня взбодрится, это я обещаю.
        - Но как? - растерялся купец, глядя в спину убегающего помощника. И добавил растерянно. - Ведь сегодня только среда… Он же во дворце. Хотя, этот парень такой плут, что можно быть спокойным. Думаю, он знает, что делает. О-ох! Не попасть бы в пыточный подвал из-за этих княжеских тайн! Святая Дева, защити нас! Живу тут, словно на лезвии ножа!
        Следующее утро во дворце выдалось слегка суматошным. Патрикий Александр, разбиравший почту, принесенную ему новым секретарем, вдруг услышал за дверью какой-то неясный шум. Шум нарастал, а потом огромная резная створка отворилась, и в его рабочие покои ввалился Сигурд Ужас Авар собственной персоной. Василий, вцепившийся в его пояс сзади, пытался остановить дана, но тщетно. Сигурд решительно направился к столу патрикия, и тот резко побледнел, предчувствуя самое худшее. Тысячи мыслей промелькнули в его голове, пока, наконец, не осталась только одна, которая билась в его голове, словно пойманная птица в тесной клетке. Сомнений не осталось. Дану заплатили за его смерть. И заплатила за нее эта проклятая сука Мартина. Ведь огромный варвар служит лично ей! Только этим можно было объяснить столь бесцеремонное вторжение. Да и выражение лица дана не предвещало ничего хорошего. Впрочем, у него всегда было именно такое выражение лица. За это императрица его и ценила.
        Она любила позвать его и поставить за спиной вельможи, который посмел вызвать ее высочайшее неудовольствие. Сопящая позади огромная туша императорского гвардейца вызывала животный ужас у изнеженных обитателей дворца. Он мог просто смять шею провинившегося своей огромной ладонью, пока не хрустнет хрящ гортани. На редкость мучительная смерть. Для этого императрице достаточно было шевельнуть мизинцем. Она однажды сделала так… Тому евнуху просто не повезло. Она всего лишь показала всем, что не станет колебаться в случае необходимости, и была услышана. Во дворце трудились умные люди, и они очень быстро усваивали уроки, которые им преподносила жизнь. Сиятельный Александр был однажды в такой ситуации. Он точно знал, что она не посмеет убить его, но ничего поделать с собой не мог. Еще никогда ему не было так страшно, как в тот миг, когда он читал насмешку в ее темно-ореховых глазах. Проклятая тварь, она упивалась его ужасом! Александр ненавидел ее всей душой, но смирял свою гордыню, прозорливо глядя в будущее. Ведь василевс Ираклий, хоть и был по-прежнему могуч, все-таки не молодел…
        Сигурд шел к столу патрикия, не замечая, что сзади на его поясе висит Василий, чьи ноги скользили по изысканной мозаике пола. Тщедушное тельце евнуха не могло помешать огромному воину, как и его истошные вопли:
        - Нельзя! Нельзя сюда! Говорю же тебе, нельзя!
        - Я передать письмо! - Сигурд остановился перед патрикием, глядя на того прямым и наивным взглядом небесно-голубых глаз. - Эта крыса не пускать. Ты не думать ничего плохого, сиятельный! Я его не бить даже! Хотя хотеть очень…
        - Что за письмо? - патрикий словно с того света вернулся, и вновь понемногу обретал уверенность, что пошатнулась было только что.
        - Стефан! - дан сказал это так, словно других пояснений не требовалось. - Друг!
        - Вот как? - несказанно удивился патрикий и махнул слегка трясущейся рукой, отпуская секретаря. - Василий, ты можешь идти!
        - Василий?!! - Сигурд посмотрел на резко побледневшего евнуха с нескрываемым восторгом. - Никуда не уходить, за дверью ждать. - И дан пояснил свои слова, невинно глядя на протоасикрита. - Дрянь человек, грязь душа. Должен мне.
        Евнух мелко-мелко закивал головой в знак того, что он все понял и юркнул за дверь. Он был бледен, как полотно.
        - Письмо от Стефана? - задал вопрос патрикий. - Как оно попало к тебе?
        - Я в таверне сидеть, вино пить, - пояснил Сигурд. - Я всегда после службы вино пить. Какой-то босяк мне письмо дать. Сказать, Стефан прислать тебе. Важно очень. Стефан друг. Отказать нельзя. Стыд.
        - Что за босяк? - напрягся Александр. - Ты его раньше видел?
        - Я не знать, - Сигурд равнодушно пожал могучими плечами. - Не видеть никогда его. Борода черная, лицо грязь, ноги грязь. Охлос, чернь… Много такой.
        - Понятно, - протянул патрикий. - Спасибо тебе, отважный воин. Я предупрежу секретаря. В следующий раз можешь оставить письмо у него.
        - Не-е-ет, - Сигурд оскалил в улыбке желтоватые и крупные, словно у лошади зубы. - Босяк сказать в руки прямо. Нельзя секретарь. Так Стефан просить. Стефан друг.
        - Я тебя понял, - кивнул патрикий, едва скрывая бешенство за дружелюбной улыбкой. Люди князя играют с ним, раз за разом показывая, как хрупка оболочка его личного мира. Намеки были вполне прозрачны, и патрикий оценил их по достоинству. Он обязательно насладится изощренной игрой ума своего противника, но это будет потом, когда окончательно уйдет липкий, тянущий душу страх.
        - Я очень признателен тебе, воин, - сказал Александр и сунул в огромную лапу дана тощий кошель с мелким серебром. На выпивку ему хватит.
        - Деньги хорошо! Благодарность! Я еще принести письмо, если мне передать, - Сигурд с довольным видом сунул кошель за пояс и удалился.
        Патрикий едва мог унять бешенство. Приказать, чтобы наглому наемнику всыпали плетей? Невозможно, гвардия взбунтуется. Ведь Сигурд - живая легенда, его от Константинополя до Ктесифона все знают. Да и императрица только ему и Хакону доверяет охрану юных цезарей. Она уничтожит любого, кто посмеет тронуть этого недалекого громилу. Государь стареет, а Мартина, отравленная ядом вечного страха, посчитает, что патрикий специально устраняет верных ей людей. Она подумает, что он готовит покушение на жизнь ее детей. Мартина давно подозревает, что патрикий спелся с молодым василевсом Константином, ее ненавистным пасынком. Нет, Сигурда трогать нельзя! Дьявол с этим придурковатым даном! Патрикий молча проглотит это оскорбление.
        Александр нетерпеливо сломал печать и впился глазами в письмо, написанное в сотнях миль отсюда. Уже через пару минут он уронил свиток на пол. Пророк мусульман умер! А это значит, что совсем скоро начнет сбываться предсказание проклятого колдуна из северных лесов. Орды варваров снова хлынут на измученные земли Империи.
        - Великий боже! - простонал патрикий, обхватил руками голову. - Но почему именно сейчас? Мы не готовы к большой войне! Страна едва начала приходить в себя! Казна пуста, землепашцы разорены, торговцы воют, словно голодные волки! Весь Восток лежит в руинах! Мы ведь даже Грецию у полуголых варваров отбить не можем. Половина пахотных земель заброшена, их некому обрабатывать! Помоги нам, всеблагой господи! Кроме, как на тебя, нам надеяться больше не на кого!
        Патрикий сидел, обхватив голову руками. Он и сам не понимал, что его пугало больше, надвигающаяся война или то, что проклятый архонт склавинов знал про эти события заранее. То, что война будет, Александр уже не сомневался. Стефан был обучен на совесть, а его письмо изобиловало фактами и выводами, которые не оставляли сомнений. И самое главное, в письме было то, чего больше всего боялся сам Александр. Мусульмане не собирались навязывать свою веру христианам и иудеям. Плати дополнительный налог и молись, как хочешь.
        Империю раздирали ереси. Константинопольские патриархи раз за разом придумывали новые религиозные догматы, которые должны были примирить мятежных епископов, но с каждым разом становилось только хуже. Следующий церковный собор объявлял ересью то, что еще недавно считалось божественной истиной, и это расшатывало паству все больше. Египет и Восток люто, до дрожи ненавидят священников, присланных из столицы. Если арабы и, впрямь, не станут ущемлять права местных христиан, то империя потеряет все земли до гор Тавра. Жители городов сами откроют им ворота.
        Патрикий застонал от горя, внезапно нахлынувшего на него. Он был умен, и прекрасно осознавал то безумие, что происходило прямо на его глазах, но сделать ничего не мог. Фанатичные императоры и высшая знать не хотели замечать этих проблем. Они и помыслить не могли, что нужно договариваться с собственной чернью. Даже если они победят арабов в бою, то Восток будет вечно тлеть, словно свежие угли. Там всегда будет готово вспыхнуть пламя нового мятежа. Сирийцы, египтяне и иудеи примут любого правителя, кто даст им возможность верить свободно. Император может разбить арабов, но ему потом придется залить кровью свои собственные земли. Патрикий Александр смотрел в одну точку, застыв, словно мраморная статуя. Он не находил выхода из этого тупика.
        Этот тяжелейший момент в жизни патрикия прямо сейчас разделял его личный секретарь Василий, которого Сигурд приподнял за шиворот, словно нашкодившего кота и выговаривал ему с самым серьезным видом.
        - Когда Стефан уезжать, он мне сказать, что ты сделать, крыса мелкая. Стефан пьян быть, много болтать. Он друг мне быть… Он каждый воскресенье Сигурда Ужас Авар обед кормить и вино поить. Он его стихи слушать и не смеяться. Хвалить даже. Теперь никто Сигурд не кормить и не поить, я сам… Ты понимать, крыса, что денег мне теперь долг?
        - За что? - отважно пропищал Василий. - Я же у тебя не брал ничего.
        - Ты глупый, да? - догадался Сигурд. - Я же говорить! Стефан меня кормить и поить. Ты его предать, гнилой душа, и он уехать далеко. Теперь ты меня кормить и поить, вместо него. Понимать? Или мне тебе один глаз давить?
        - Не надо глаз! - завопил Василий. - Я понял, понял.
        - Таверна на Форос, воскресенье, полдень прийти, - Сигурд отбросил евнуха, словно тряпку.
        - Там же дорого! - Василий прекрасно знал это место. Именно там его угощал изысканными блюдами доместик Стефан.
        - Я знать, - с довольным видом кивнул Сигурд. - Я вместе с Хакон прийти, скучно один. Я раньше со Стефан умные разговоры говорить, а с тобой не хотеть. Буду с Хакон говорить и пить вино. Ты платить.
        Сигурд повернулся и ушел, оставив Василия в состояния обморока. Его жизнь только что пошла под откос. Поить и кормить двух данов в самой дорогой таверне города четыре раза в месяц означало для него возвращение примерно в то же состояние, что было до знакомства с доместиком. В воздухе отчетливо запахло нищетой.
        - Не прийти туда в воскресенье? - уныло сказал он сам себе. - Убьют ведь. Прямо тут и убьют. Они же дворец и охраняют. Бежать? А куда? К архонту склавинов? Смешно! Он меня на кол посадит. Пойду, пожалуй. Глядишь, и выкручусь потом как-нибудь.
        А в это самое время Коста, исполнивший княжескую службу, сидел в таверне, пристально разглядывая Миху, который с аппетитом ел наваристый суп с овощами. Местному хозяину супы особенно удавались, и люди приходили сюда именно за этим блюдом. Пахучее густое варево вызывало поток слюны уже в десяти шагах от входной двери, и парни, у которых урчало в животе, не сговариваясь, зашли и сели за стол. Солнце стояло в зените, а завтрак был очень давно.
        Михаил уже мало напоминал вечно голодного и злого бродягу. Он был одет в новую тунику, штаны и сандалии. Его волосы были пострижены в скобку и аккуратно расчесаны. И он явно регулярно посещал баню, чего в прошлом почти не случалось. Новая жизнь совершенно преобразила его, и теперь он был похож на сына небогатого купца. У него даже в движениях появилась ленивая уверенность в себе, присущая лишь людям, крепко стоявшим на ногах. А вот прямо в этот миг он находился на вершине блаженства.
        - Кости! Это все говяжьи кости! В них все дело! - говорил Миха, выбивая дрожащий кусочек костного мозга прямо на стол. Он посолил его, наклонился и втянул в себя одним длинным вдохом. На лице парнишки расплылась блаженная улыбка. Он даже застонал от восторга.
        - А я думаю, дело в корнях и перце, - со знанием дела ответил Коста, обгрызая говяжий мосол до зеркального блеска. Кость была чиста, но парень осмотрел ее критическим взором и прошелся по ней зубами еще раз, для верности.
        - Тутошний хозяин знает толк в корнях и ароматных травах, - добавил он.
        - Перец - да, - с серьезным видом покивал головой Миха. - И корень петрушки тоже. Но согласись, мозговая кость - это именно то, что дает настоящий навар. Можно, конечно, и на ребрах неплохой суп сварить, но с говяжьим мослом ничто не сравнится.
        - Ну, не знаю даже, - Коста сыто рыгнул и откинулся на спинку скамьи. Он запустил палец с длинным ногтем в рот, у него куски мяса застряли в зубах.
        - По мне, - продолжил он, - так и из лопатки и ребер тоже вкусно получается. Главное, чтобы мяса на костях побольше было. На Бычьем форуме одна таверна есть, я тебе потом ее покажу. Там дивно готовят острую похлебку с луком и бобами. Сначала варят в большом котле мясо и кости, потом туда кладут бобы и ждут, пока они мягкими не станут. Пока кипит котел, на сале пережаривают муку с луком, добавляют укроп, белый перец, кардамон, немного тимьяна и кестон(1), и тоже в похлебку кладут. Как бобы сварятся, ее по небольшим горшкам разливают, кладут туда давленый чеснок и лавр, замазывают те горшки тестом вместо крышки и ночь в горячей печи томят. Похлебка получается густой, как каша, а в ней кусок мяса размером с кулак плавает. Мясо острое, его с охлажденным вином есть нужно. Лучше, если вино с Хиоса будет. А крышку из хлеба нужно в суп макать и есть.
        - Да, - мечтательно протянул Миха, проглотил тягучую слюну и почмокал губами. - Вкусно, наверное.
        - Вкусно? - удивленно посмотрел на него Коста. - Да так получается, что пальчики оближешь! Но дорого очень! Не для голытьбы таверна, туда уважаемые люди ходят.
        - Кстати, - нахмурился Миха. - Я был на том форуме недавно… Пацаны подкатывали, вопросы всякие задавали…
        - Как ты мне тогда? - понимающе усмехнулся Коста.
        - Ага, - кивнул Миха и впился зубами в нежнейшее медовое пирожное. Их в Константинополе было несметное число видов, в каждой харчевне свой рецепт. - Тоже спросили, как моя задница себя чувствует, не болит ли.
        - И что ты им сказал? - остро посмотрел на него Коста.
        - Что земляка встретил, а он меня в лавку взял помогать. У самого, мол, сыновья от чумы померли.
        - Поверили? - поднял бровь Коста.
        - Не думаю, - покачал головой Миха. - Если я в лавке помогаю, то чего днем по рынку шастаю. Но вопросы задавать перестали.
        - Примечай толковых, - обронил Коста. - Будем на кое-какие дела брать. Меня им видеть нельзя. Ты над ними будешь. А я над тобой.
        - Что за дела? - заинтересовался Миха. Сытая жизнь оказалась на диво скучной. Деньги у него пока водились, но ведь хотелось еще. Его новая жизнь была куда дороже прежней, и не сегодня - завтра кошель с серебром покажет дно.
        - Посмотрим, - загадочно посмотрел на него Коста. - Мало ли. А пока еще одно дело есть. Для тебя и меня.
        - Как тогда? - Миха даже вперед наклонился. - Моя доля какая?
        - Двадцатая часть, - ответил Коста.
        - Фу-у-у, - протянул Миха. - Ну, ты и жмот! Где это видано, чтобы на улице за такую долю работали?
        - Ну, как хочешь, - Коста пожал плечами. - Если тебе пятьдесят номисм мало, то я другого найду. Мало ли на улице голодных босяков. Полсотни солидов поднять любой захочет. А у меня в этом деле расходы очень большие будут. Дело крупное, придется очень серьезно потратиться.
        - Полсотни? - разинул рот Миха. - Да у меня отец столько за всю жизнь не заработал! Ты что, патриаршую казну обокрасть решил? Так я согласный! Что делать-то надо, хозяин?
        - Завтра поплывешь в Александрию… - начал было Коста.
        - В Александрию? - раскрыл рот Миха.
        - Что ты переспрашиваешь каждое слово, как недоумок? - поморщился Коста. - Заткнись и слушай. Поплывешь в Александрию и привезешь оттуда двух лицедеев. Кривляк с ярмарки не бери, они не годятся. Брать обязательно таких, кто в старых трагедиях играет. В Александрии старые семьи это дело любят, лицедеев там как коровьего дерьма в Юлиановой гавани. Они должны выглядеть солидно, лучше, если будет брюхо. Чем больше брюхо, тем лучше. Понял?
        - А что им обещать? - облизнул губы Миха.
        - По пятьдесят номисм каждому, - весомо сказал Коста.
        Он помолчал, давая ощутить всю чудовищность суммы. На двоих фунт золота с третью! Ничего подобного актер заработать не мог бы при всем своем желании нигде и никогда. Лицедеи были презренным, ничтожным племенем, частенько промышлявшим воровством и проституцией. Лишь единицы из них, отмеченные каким-нибудь особым умением, неплохо зарабатывали.
        - Работы на месяц-два, - продолжил Коста, - кормежка и жилье с меня. Жду тебя здесь, ровно через шесть недель. Не опаздывай. Время - деньги, Михаил.
        1 Кестон - совр. название - костус, или снежный лотос. Это пряность со жгучим вкусом, произрастающая в Гималаях.
        Глава 10
        АВГУСТ 632 ГОДА. ТЕРГЕСТУМ (СОВР. ТРИЕСТ). ИСТРИЯ.
        Княжеский поезд не слишком отличался от похода конного отряда. Собственно, он и был именно таким отрядом за исключением того, что воинов сопровождала четвертая рота Сиротской сотни в полном составе. Это вышло совершенно случайно. По крайней мере, так думали все, кроме князя и воина Дражко, который догадывался, что все это неспроста. Мальчишек взяли для всякой надобности. Именно они ставили палатки, таскали воду, собирали дрова и поили коней. Они не жаловались, скорее совсем наоборот, ведь жизнь за высоким забором надоела всем до крайности. Княжич трусил на низкорослой степной лошадке и с любопытством крутил башкой по сторонам, стараясь запомнить все, что видел по дороге. Горы, поросшие лесом, Дунай, который у Белграда был куда шире, чем у столицы, Пуста, жуткая когда-то аварская степь… Все это было волнующе незнакомым, и Святослав едва сдерживал восторг, прикоснувшись к настоящей воинской жизни. А потом он увидел море, свою мечту. Мечту, которую он почерпнул из той самой книги…
        Святослав прочел ее уже раз десять, и выучил наизусть каждое слово в ней и каждый мазок кисти художника. Ему, словенскому мальчишке, не избалованному излишествами, эта книга казалась окном в новый дивный мир, которого не видел никто из живущих рядом. Святослав для себя уже все решил, и прямо заявил отцу, что мечтает увидеть море и побывать в дальних странах. Отец тогда ничего не ответил, лишь закусил в задумчивости длинный ус, а уже через месяц рота, в которой служил Святослав, пошла в поход вместе с князем, когда он собрался в Истрию.
        Земли далматинских хорватов, что давно разошлись с хорватами северными, жившими неподалеку от Праги, были изрядно почищены людоловами хана Шебы. И чем ближе к Истрии подходил княжеский отряд, тем меньше словен там оставалось. Многие роды ушли высоко в горы, а то и вовсе откочевали на юг, где ничтожные ромеи не имели сил сопротивляться новым захватчикам. Сами ромеи, которых гнали с земли, напротив, уходили в Истрию, соблазненные послами герцога Виттериха, повелителя той земли.
        Тергестум оказался небольшим городишком, окруженным невысокой крепостной стеной, сложенной из каких-то разномастных обломков. Бывший имперский город не шел ни в какое сравнение с городами варварской Словении, и это ощутил даже самый недалекий из пацанов. Многие и грудь выпятили вперед, свысока поглядывая на суетливых и шумных ромеев. И на не ромеев тоже. Они ведь не босяки какие-то, а княжьи воины, у которых и лук приторочен к седлу, и полный колчан стрел имеется. Не смотри, что мальчишки еще. Местные сильно отличались от прокаленных солнцем египетских матросов, пивших в таверне, смуглых носатых иудеев и громогласных данов, готов и саксов, служивших в дружине герцога. Городок был довольно оживленным, а жизнь в порту так и вовсе била ключом. Сюда как раз привезли очередную партию коней, но на этот раз арабской породы.
        Низкорослые лошадки с треугольной головой и задорно поднятыми хвостами были на редкость выносливы и сильны. Два десятка голов привезли на племя из Кейсарии. Коневоды племени тарниах, обосновавшиеся за Тисой, будут подмешивать их кровь в местные породы, пытаясь вывести лучших коней Запада. По слухам, даже диких тарпанов ловили и пасли потом в гигантском хринге аварского кагана, превратившемся в конный завод. Дикие лошади, жившие в лесах Словении, имели копыта, подобные камню, куда крепче, чем у нежных южных пород.
        Они пробыли в городе уже две недели. Князь проводил время с герцогом, привезенные из Братиславы мастера трудились на какой-то трофейной лохани, а четвертая рота, отработав за городом конную карусель со стрельбой по мишеням, наслаждалась законным отдыхом. Мальчишки, стреножив коней, с воплями побежали к морю, ныряя с головой и сплевывая непривычно соленую воду. И даже обрин Айсын, которого долго учили плавать, блаженно лежал на воде, раскинув в стороны руки. Остальные затеяли догонялки, и эта игра в чистой, прозрачной, словно горный ручей воде была совершенно иной, несравнимой с привычной им раньше. Море - не река, тут ведь и берега не видно.
        В порту началась какая-то странная суета, и ротный погнал всех на берег. Пацаны закрутили головами, пытаясь понять, из-за чего забегали воины на стене, но пока ничего не могли понять. И только через несколько минут все стало на свои места.
        - Смотри, Дражко, корабли какие! - с нескрываемым восторгом тыкал в сторону моря Лаврик. На горизонте показались четыре ромейских дромона с двумя рядами весел. Огромные корабли уже спускали паруса, и по морской глади разнесся бой барабана, под который гребцы взбивали веслами густую соленую пену. Корабли явно двигались в сторону порта.
        - Диера ромейская! Вон два ряда весел! Я хочу туда! - почти простонал Святослав, влюбившись в стройные обводы кораблей с первого взгляда. Было в них что-то этакое… благородное, что ли. Этого благородства не было в хищных драккарах и торговых лоханках всех размеров, что стояли в порту. Они смотрелись куда проще, словно служанка рядом с богатой красавицей.
        - Шлемы блестят! - Айсын острым глазом степняка углядел главное. - Не купцы это, воины. Взводному бы сказать.
        Впрочем, говорить уже ничего не пришлось. На сторожевой башне зазвенел колокол и засуетился расчет, который начал разворачивать баллисту. Большая тяжелая стрела легла в ее ложе, а воин закрутил ворот, оттягивая плечи огромного лука. Видно, там тоже углядели приготовления незваных гостей. Купцы и матросы побежали за городские ворота, а стража полезла на стены, занимая свои места. Тут народ был боевой и службу знал туго.
        - Бойцы, по коням! - заревел ротный. - Тетиву вздеть! Враг у города!

* * *
        Покои Виттериха были небогаты. Да что там! Они, по меркам Словении, были откровенно бедны, но самого герцога это не печалило ничуть. Он жил полной жизнью, крутясь, словно белка в колесе. Он задолжал казне княжества совершенно невероятные деньги, и сегодня его долг увеличится еще больше. Князь привез целый воз с какими-то металлическими листами, трубами, трубками и запечатанными кувшинами. И все это добро смонтировали на один из захваченных Виттерихом кораблей, прямо на корме. Груз сопровождали два неразговорчивых воина, приносивших жертвы Моране.
        - Герцог! - в покои ввалился Болли. - Ромеи! Четыре корабля! Местные говорят, это экзарх из Равенны прислал воинов. Пять сотен, не меньше! Мои парни на стенах уже. Баллисты ладим.
        - Проклятье! - вскочил Самослав. - Огнемет же в порту и мальчишки из Сотни…
        - И у меня тут четыре десятка всего… - сплюнул на пол Виттерих, спешно надевая доспех. - Я остальных на юг услал, городки вдоль берега пощупать. Как назло…
        Самослав выскочил на улицу, благо до стены было рукой подать. Бранко смотрел вопросительно, он ждал приказаний. Полусотня княжеской охраны уже была готова к бою.
        - Горшки на плечо и несите на тот корабль в порту! - скомандовал князь, напяливая доспех. - Сколько у нас времени?
        - Немного совсем, княже, - ответил тот. - На веслах идут. Три мили до них.
        - Погода-то какая сегодня! - Виттерих бесшабашно улыбнулся и проверил ход меча в ножнах. - Хороший день, чтобы умереть, князь. Славная будет битва.
        - Глупость это все, - поморщился князь. - Нет ничего славного в том, чтобы погибнуть в мелкой стычке. Мы с тобой за множество людей отвечаем.
        Воины охраны уже распаковали увязанную кожами телегу, в которой стояли запечатанные бронзовые кувшины. Их брали в охапку и тащили в порт, где у пирса стоял небольшой кораблик с одним рядом весел. Монера, так называли греки такой тип судна, и на ее корме княжеские мастера смонтировали сифонофор. В городские ворота шумным потоком ворвалась рота Сиротской сотни, а галдящие мальчишки посыпались с коней, словно горох. Им было жутко весело.
        - Княже! - ротный склонил голову и ударил кулаком в грудь. - Четвертая рота к бою готова! Ждем приказаний!
        - Да ты, никак, спятил, Некрас? - на скулах князя заходили багровые желваки. - Это же дети.
        - Они воины, - твердо посмотрел на него ротный. - И они присягу давали. Позор великий сидеть без дела, когда враг нападает. Мы их чему столько лет учили?
        - Да им же лет по двенадцать, конунг, - удивленно посмотрел на князя Болли. - Я в двенадцать первого врага убил. Чем они хуже? А если погибнут с честью, то попадут в Валхаллу, как настоящие воины. Ну, или куда там вы, венды, попадаете…
        - На стену идите, - сдался после недолгого раздумья Самослав. - Из города ни ногой. Прикроете нас из луков.
        - Слушаюсь, княже, - ответил ротный, и заорал. - Рота, занять позицию! Ваша стена у порта! Кто геройствовать начнет, всыплю двадцать палок и в погреб запру! Кого ранят, сгною в нарядах!
        - Сбереги их! - пристально посмотрел на него Самослав. - Для меня все воины равны, ты знаешь… Но, сбереги мальчишек, прошу!
        - Сделаю, - кивнул ротный. - Буду рядом.
        Дромоны взяли хороший разгон. Для слаженной команды гребцов три мили - полчаса работы. И эти полчаса истекали прямо на глазах.
        - Болли! - повернулся князь к дану. - Бери тридцать парней и уходите из порта. Вон тот корабль твой!
        - Не понял! - насупился дан. - Вы тут воевать будете, а мы сбежим, как последние трусы?
        - Нет, дружище, - усмехнулся князь. - Воевать будешь именно ты, а мы тебе просто немного поможем. Тут лучше данов никто с веслами не управится.
        - Я понял! - просветлел дан, и заорал. - Грюм! Торвальд! Халльдор! Со своими десятками, за мной! Конунг Само доверил нам Дыхание Хель! Если погибнем в бою, парни в Валхалле усрутся от зависти!
        Горожане, купцы и матросы из порта все еще текли ручейками в город, а стража ждала до последнего, чтобы запереть ворота. Даны сели на весла, оживленно обсуждая неслыханную перспективу, открывающуюся перед ними. Ведь погибнуть, поражая врага огненным дыханием богини смерти, это величайшая честь! Ни один из живущих пока не удостоился ее. Небольшой кораблик, корма которого была обита медными листами, рванул из порта, словно стрела, уходя вдоль берега в сторону ромейских кораблей, которые широкой дугой приближались к гавани Тергестума. Воины Тайного Приказа, которые уже накачали воздухом бронзовый сосуд, перекрытый клапанами и вентилем, развернули ствол в сторону ближайшего дромона.
        Они сблизились минут через десять. Подчиняясь отрывистой команде, даны замедлили ход кораблика, а из сопла сифонофора, украшенного головой дракона, полетела огненная дуга, брызнувшая на борт крайнего корабля, который птицей летел к берегу. Выстрел огнемета прочертил пылающую линию от его носа до самой кормы. Левый борт занялся огнем, а на корабле началась паника. Кентрах, капитан корабля, который со стены казался не больше мышонка размером, бегал и орал, раздавая зуботычины налево и направо. Десяток воинов, из тех, что не потеряли разум от ужаса, начали бить по кораблю из луков, благо и было-то между ними тридцать шагов, не больше. Получалось не очень, руки у них ходили ходуном. Десятки ромеев в ужасе прыгнули с корабля, и поплыли к берегу, а недрогнувшие лучники под командованием капитана расстреляли расчет сифонофора и убили несколько гребцов. Никакой защиты на корме не было. Даны поплыли к острому мысу, что своим острым клювом венчал гавань Тергестума. Плыть в порт было бессмысленно. Дромоны шли куда быстрее, и играючи утопят их кораблик. Воины любовались огромным костром, в который превратился
имперский корабль, их бой был окончен. Обращаться с огненной снастью северяне не умели.
        - Твою мать! - князь ударил кулаком по стене. - Твою мать! Защита нужна была!
        Святослав, который стоял неподалеку от отца, трясясь от возбуждения, повернулся к друзьям. Он видел и слышал все. А еще он бывал на испытаниях огнемета. Князь взял его с собой в один из тех дней, когда сын приезжал на побывку. Он упросил отца и даже сам сделал несколько выстрелов. Ну, а могло ли быть как-то иначе с двенадцатилетним мальчишкой?
        - Парни! - заговорщицки посмотрел на друзей княжич. - Айда к тому кораблю! Огнеметчиков убили! Я знаю, как из него палить! Я видел!
        - Врешь ты все! - убежденно сказал Айсын.
        - Где это ты мог видеть такое? - подозрительно спросил Вячко, самый разумный из всех. - Мы вот даже не слыхали о таком.
        - Да ладно! - Лаврик, глаза которого вспыхнули лихорадочным огнем, рвался за Святославом. - Это ж подвиг! Дражко брат нам, он врать не будет. Сказал, что видел, значит, видел!
        - Нас ротный на куски порежет, - задумчиво ответил Вячко, которого явно посетила какая-то неожиданная мысль. - Год репу будем чистить.
        - Плевать! - махнул рукой Святослав. - Ротный с князем ушел на тот конец стены. Никто и не заметит. Ты с нами?
        - Само собой, - кивнул Вячко, и еле слышно пробурчал себе под нос. - Значит, старосты сын, да? Из дедошан… Ну-ну…
        Они спустились вниз, сели на коней и вылетели из ворот, провожаемые изумленными взглядами стражи. Они поскакали к мысу, к которому двигалась монера. В город еще бежали люди, и ворота были открыты. Запереть их - дело недолгое. Дромоны уже подходили к причалу, когда мальчишки залезли на корабль, с которого даны выносили на берег убитых.
        - Правь в море! - скомандовал Святослав на языке кельнских франков. Даны его неплохо понимали. А когда Болли, наливающийся злостью, поднял руку, чтобы влепить ему хорошую оплеуху, торопливо добавил. - Я знаю, как огнем стрелять. Клянусь, ярл! Ну же, не медли!
        - Парни! - заорал Болли. - Все по местам! Если этот хвастливый щенок еще один корабль не утопит, я его сам рыбам скормлю!
        Гребцы ударили по веслам так, что чуть не порвали жилы. Время стремительно уходило. Корабли ромеев уже вовсю табанили, замедляя ход перед швартовкой, а сотни воинов на палубе готовились к высадке. Страшная судьба их товарищей была им непонятна. Да и сам бой никто толком не видел. Просто вспыхнул дромон, и все. А почему он вспыхнул, никто и не понял. Наверное, эти ротозеи позволили себе на палубу горящих углей забросить. Обычное дело в морском бою, сами виноваты.
        - Качай! - крикнул Святослав и навалился на рукоять насоса. Мальчишки бросились помогать. - Качай, пока сил хватает! - крикнул Святослав и подтащил кувшин с огненной смесью, присоединяя ее фланцем к сифонофору. Трут, воспламенявший смесь, еще тлел.
        - Ближе! - прокричал он к данам, ритмично работающим веслами. - Тридцать шагов!
        - Готово! - сказал вскоре Вячко, который повис всем телом на рукояти насоса. - Не идет дальше!
        Они подошли к имперским дромонам сзади. Воины экзарха уже сбросили сходни, и начали спускаться вниз, прямо к воротам крепости. Выстрелы из баллист, которые снесли несколько человек, никого не испугали. Воины экзарха воевали не первый год. Они и не такое видели.
        - Яровит, помоги мне! - Шепнул Святослав - Я тебе богатую жертву принесу! Целый ромейский корабль!
        И он повернул вентиль, с глухим шумом выбросив вперед воняющую какой-то дрянью струю, весело вспыхнувшую в воздухе. На этот раз дошло до всех. Особенно до тех, кто стоял на корме злополучного корабля. Два живых факела с истошными воплями заметались, пугая своих же товарищей, а потом сиганули с кораблей в воду, суетливо колотя руками по воде. Гавань Тергестума была глубока, а до дна - десяток локтей даже у самого берега. Остальные с криками, сбивая друг друга с ног, начали прыгать в воду, пытаясь добраться до берега вплавь. Слишком уж жутко выглядела струя пламени, которая прямо на их глазах вгрызалась в сухое дерево корабля.
        - А-а-а! - Лаврик заорал в восторге, приплясывая, а следом за ним начали кричать мальчишки, и даже даны заревели, видя, как занимается корма императорского дромона.
        - Качай! - крикнул Святослав, и подтащил для перезарядки еще один кувшин вместо использованного. - Качай сильнее!
        - Берегись, пацан! Лучники! - заорал Болли. - Парни, ходу!
        Кораблик рванул с места, а в медную обшивку кормы ударило сразу несколько стрел. Болли скомандовал вовремя. Всего несколько секунд отделяли Святослава от смерти.
        - Щиты возьмите! - прохрипел Болли, на лбу которого от натуги вздулись жилы в палец толщиной. Весла вспарывали морскую гладь, унося монеру в сторону моря. - Укройте этого пацана. Если его убьют, нас утопят, как котят!
        Ярл оказался прав. Высадка остановилась. Ромеи уже поняли, что стремительный налет на практически беззащитный город сорвался. Если они останутся на берегу, то уже совсем скоро им придется топать в Равенну пешком, а это означало неминуемую гибель. Герцог Фриульский ни за что не пропустит их через свои земли. Воины бросили полыхающий, словно стог сена корабль и начали занимать места на веслах. Тех было два ряда, и ворочать таким веслом было нелегко. Опытные кентархи, которые быстро разобрались в происходящем, ставили задачу лучникам. Нужно выбить расчет баллисты, мечущей огонь. У утлого кораблика без этого оружия не было ни единого шанса. Его догонят, переломают весла острым носом, расстреляют с палубы из луков и сожгут, с помощью длинного шеста бросив на палубу жаровню с углями. Имперская диера была куда быстрее, чем любой корабль в этих водах.
        Лучники заняли места у бортов, приготовив запасной парус и ведра с водой. Неизвестность всегда пугала, но трусами воины императора точно не были. Тем более, все видели, что с огненной баллистой управлялся какой-то светловолосый вихрастый мальчишка. Подойти поближе и расстрелять варваров из луков! Дромоны стремительно догоняли, ведь на помощь гребцам пришел ветер, который наполнил своей силой квадратный парус.
        - Руль влево! - заорал Болли.
        Расчет был прост. Им нужно сделать так, чтобы враг был всего один. Ведь и выстрел у них будет всего один. Перезарядиться они просто не успеют, а если попадут между двумя бортами, залп лучников сметет с палубы все живое. Мальчишки бросили качать насос и схватили щиты, прикрыв ими Святослава.
        - Ближе! - крикнул княжич. - Двадцать шагов!
        - Почему не тридцать? - удивились даны.
        - Увидите! - зло усмехнулся Святослав. - Я уже понял, как эта штука работает.
        Залп огнемета с двадцати шагов был просто убийственен. Ни одна капля не пролетела мимо, а парус вспыхнул, словно огромный факел. Гребцы, верхний ряд которых сидел прямо на палубе, завизжали от безумной боли. Капли огня прилипали к коже, прожигая ее до кости. Левый ряд гребцов, бросивших свои весла, вскочил со своих мест, а правый успел сделать еще пару взмахов. Огромный корабль повело в сторону, он потерял управление и начал терять ход. На палубе начался пожар, от которого не было спасения. Ведра с водой были вылиты тут же, а запасной парус затушил лишь один из очагов, где занимался огонь. Кентрах орал, срывая глотку, и остервенело тыкал в сторону мальчишек на корме. Лучники сделали несколько выстрелов, убив троих данов, но Святослав был укрыт плотно, словно черепашьим панцирем. Монера стремительно удалялась от горящего корабля.
        - А! - взвыл Айсын, в голени которого торчала стрела. - Вот собачьи дети! Достали меня!
        - Ну, брат, все-таки ноги - это не твое! - усмехнулся Лаврик, а Айсын скорчил недовольную гримасу.
        - Качать? - друзья испытующе смотрели на Святослава, понимая, что уже поздно. Они не успеют.
        - Крючья! - княжич показал на приготовленные для абордажа веревки с небольшими зубастыми якорями. Этот кораблик недавно ходил в пиратский рейд.
        - Ты чего это сделать хочешь, парень? - удивленно спросил Болли. - Мы этот корабль не возьмем. Это тебе не жирный купец. У него и борт выше, и людей больше.
        - Вскрывай кувшины, поливай палубу, - скомандовал Святослав. - Цепляем ромеев крюками, поджигаем и прыгаем в воду. Тут до берега недалеко.
        - Отличная смерть! - восхитился Болли. - Парень, ты не берсерк часом? У нас есть пара придурков вроде тебя. Такие же больные на голову!
        - Есть другие мысли? - спросил Святослав, поливая палубу из медного кувшина.
        - Нет! - хищно оскалился Болли. - Но корабль я подожгу сам. Я не отдам тебе эту честь, мелкое отродье Локи.
        - Фу! - Лаврик скривил нос, поливая дерево. - Ну, и вонь! Помогай, парни, они уже близко!
        А императорский дромон был всего в сотне шагов. Капитан видел, что монера беззащитна, ведь обычных приготовлений никто не вел, и жуткая баллиста сиротливо опустила ствол вниз. И светловолосого мальчишки нет рядом, а значит, стрелять никто не будет. Святослав не догадывался, что стоило ему лишь нацелить ствол на корабль, как тот сбежал бы, испугавшись принять бой. Но такая простая мысль просто не пришла ему в голову…
        Дромон догонял. Десять ударов сердца, и острый нос снесет весла по левому борту. И тогда конец…
        Десять ударов! Восемь! Пять! Три! Два!
        Кораблик заложил крутой вираж, уходя в сторону. Огромный неповоротливый дромон попытался повторить его маневр, но совсем скоро монера оказалась сзади. С ее борта полетели брошенные крепкой рукой крюки, которые намертво вцепились в дерево имперского корабля. Брандер подтянули к корме дромона, и он немедленно вспыхнул, словно свеча. Болли, у которого загорелась борода, прыгнул в воду последним и погреб в сторону берега. Тот был совсем недалеко. Ромеи с воплями рубили веревки, к которым крепились абордажные крючья, но было уже слишком поздно. Пламя жадно облизывало борт дромона.
        - Убью засранца! - Самослав вцепился в камень стены, не замечая, что из-под ногтей засочилась кровь.
        Князь видел все, что происходило, с самого начала и до конца, и он был в неописуемой ярости. Видел он и то, как трое мальчишек по очереди тащат четвертого. Тот явно был ранен.
        Впрочем, и все остальные воины тоже это видели, и прямо сейчас восторженно орали, глядя на четыре костра, полыхающих в гавани Тергестума. Они не разделяли гнева своего повелителя, совсем наоборот.
        Ворота города были распахнуты настежь. Княжеская охрана неспешно, словно делая привычную работу, перебила всех, кто остался у городских стен. Простой пехотинец не соперник закованному в доспех всаднику. Четвертая рота, визгливым аварским гиканьем подгоняя коней, колонной полилась из города. Мальчишки держали в руках луки. У них было ответственное дело. Слишком много ромеев выжило в огне пожаров и плыло к берегу, а великий князь приказал пленных не брать. Острые жала полетели в воинов, бросивших свое оружие, чтобы добраться до берега, и очень скоро десятки тел прибило к берегу ленивой волной, драгоценным камнем переливающейся в лучах полуденного солнышка. Виттерих был прав. День сегодня был необыкновенно хорош.
        Глава 11
        - Кто из вас знает воинский Устав? - князь прохаживался вдоль строя сияющих, словно медный таз мальчишек из четвертой роты. Герои стояли, выпятив грудь и задрав носы. Их весь прошлый вечер пьяные в дым воины на руках носили, и у пацанов от чувства собственной значимости слегка закружилась голова. Довольно сильно закружилась, надо признать.
        - Все до единого Устав наизусть знают, княже! - обиженно ответил ротный, непонимающе глядя на государя. Тот был единственным, кто не разделял всеобщего восторга. - Да кого хочешь спроси!
        - Вот ты! - князь наугад ткнул пальцем в строй. - Два шага вперед!
        - Есть! - мальчишка вышел и ударил кулаком в грудь. - Воин Бертари, княже.
        - А скажи мне, воин Бертари, - князь пристально посмотрел в лицо мальчишке - сироте. Тот, судя по имени, был из народа лангобардов. - Какое наказание положено, если воин без разрешения командира свое место в строю бросит?
        - Смерть позорная положена! - мальчишка побледнел и сглотнул набежавшую слюну. Но он собрался и отчеканил. - Глава вторая воинского Устава, пункт первый. Повесят того воина, как труса, а тело без погребения достойного оставят, великий государь.
        - Во-о-от! - князь продолжил ходить вдоль строя, который медленно накрывало облако ужаса. Особенно быстро все осознали четыре героя, которые даже как будто меньше ростом стали. В армии такими вещами никогда не шутили. Воинский Устав был освящен богами. Князь бросил взгляд на мальчишку, стоявшего впереди. - Встать в строй!
        - Итак, - продолжил князь, - кто зачинщик?
        - Я! - Святослав, смотрящий исподлобья, сделал шаг вперед.
        - Я!
        - Я!
        - Я! - последним, кривясь от боли, из строя вышел Айсын, который наотрез отказался лежать, как ему было велено, и стоял в строю вместе со всеми. Он все же разбередил ногу, из которой вырезали стрелу, и повязка промокла от крови.
        - Ясно! - хмуро посмотрел на них князь, и повернулся к ротному и взводному командирам, которые стояли рядом, напоминая цветом лиц полотно. - Что делать будем, Некрас?
        - Живота прошу, княже! - выдавил из себя ротный. - Мальчишки же совсем! Меня казни вместо них! Мой недосмотр был. Они ж отличились как… Спасли нас всех…
        - Отличились, не спорю, - князь задумчиво смотрел на строй сирот, в глазах которых читал немую мольбу. - Но закон есть закон, и никому не дозволено его нарушать. Наказание за проступок - смерть, а наградой за подвиг будет жизнь. Награды еще больше у меня для вас нет. Встать в строй!
        Ребята стукнули кулаком в грудь и шагнули назад. В их глазах стояли слезы обиды. Как же так? Вчера их героями называли, а сегодня чуть не повесили, как последних трусов, которые с поля боя бегут. Это в их головах не укладывалось никак.
        - Вы четверо, зарубите себе на носу, - пристально посмотрел князь на мальчишек, - воинский труд - это дисциплина. Нет дисциплины - нет армии. Без дисциплины армия - это просто сброд.
        - Так как же нам поступить нужно было? - выкрикнул Лаврик, напрочь позабыв о субординации. Он втянул голову в плечи и смотрел на своего государя отчаянно смело, словно загнанный в угол зверек.
        - Кто таков? - спросил князь.
        - Воин Лавр, великий князь! - Лаврик ударил кулаком в грудь. Он знал, что делает глупость, но его уже несло вовсю. Обида затуманила его разум. Ведь если бы он хоть немного подумал, то и сам ответил бы на свой вопрос. Воинская дисциплина в Сотне вбивалась с первого года.
        - Плохо же тебя учили, воин Лавр, раз такие глупые вопросы задаешь, - терпеливо пояснил Самослав, - Если тебе дельная мысль в голову пришла, то ты о ней должен командиру доложить, и по его команде действовать.
        - А если командир не поймет? Если я прав окажусь, а не он? - дерзко посмотрел него мальчишка.
        - Он командир, ему виднее, - ответил Самослав. - Если ты себя умнее своего командира считаешь, то поскорее сам командиром становись. Но если будешь устав нарушать, то не станешь им никогда. И друзья твои тоже не станут. Это я тебе обещаю. Еще одна выходка, и пойдете в глухую весь, подпасками работать. Вопросы есть?
        - Никак нет! - хором ответила рота.
        - Разойтись!
        Мальчишки разбежались, ведь дел было по горло. Надо коней напоить и почистить, копыта проверить, оружие и упряжь. Рота скоро в обратный путь пойдет, тут мелочей не бывает. И только Святослав сидел на коновязи, безучастно глядя куда-то вдаль. Ему было невыносимо больно и стыдно, словно его при всех помоями облили.
        - Ты чего это расклеился, брат? - Вячко сел рядом и приобнял его за плечи. - Дурни мы распоследние, и поступили по-дурацки. Государь ведь кругом прав.
        - Как это прав? - вскинулся Святослав, посмотрев на друга так, словно видел его впервые. - Ты чего такое плетешь? Мы же три корабля сожгли! А он нас чуть на виселицу не отправил! Да как это вообще…? Нас же вчера воины на руках носили…
        - Прав он, ты не прав, - веско сказал друг. - А это все он сделал, чтобы ты понял. Это ведь все из-за тебя было, Дражко. Ну, или кто ты там на самом деле.
        - Ты это о чем? - побледнел Святослав.
        - Я никому не скажу, клянусь, - серьезно посмотрел на него друг. - Но и ты его тоже пойми. Он ведь все верно сказал, до последнего слова, и ты это когда-нибудь поймешь, и не раз за эту науку спасибо ему скажешь. Помнишь, как нас учили?
        - Все уставы написаны кровью, - прошептал Святослав, сердце которого словно отпустила сжимающая его ледяная ладонь. Княжичу даже дышать стало легче. - Помню!
        Рота мальчишек давно ушла со двора, а Самослав все еще был черен, словно грозовая туча. Кубок за кубком вливал он в себя, но хмель не шел. Виттерих сидел напротив, периодически подливая и ему, и себе. Герцог долго молчал, но под конец не выдержал и сказал с укоризной.
        - Сурово ты их, твоя светлость. Нельзя же так. Если бы не они, нам бы конец настал. Ромеев ведь впятеро больше было.
        - Кстати, а почему к тебе в порт купцы плывут? - перебил его князь, уводя разговор в сторону от неприятной ему темы. - Ты же пиратствуешь в этих водах.
        - Так я тех, кто ко мне плывет, не трогаю, - удивился Виттерих. - Извините, говорим, почтенные купцы! Ошибочка вышла, обознались! Как в славный город Тергестум придете, вам от портовой пошлины скидка в десятую долю полагается. За беспокойство, значит…
        - Хитро придумано, - удивился князь и продолжил:
        - Тебе жениться пора, Виттерих! - В Испании у герцога Хиндасвинта внучка есть, ее Баддо зовут. Возьми ее за себя. Я сам за невесту выкуп заплачу.
        - Я же бастард! - Виттерих несказанно удивился. - Какой герцог за меня родную кровь отдаст? Это для него позор великий!
        - В Рим поедешь, - пояснил князь. - У папы Гонория булла готова. Ты теперь божьим соизволением законный сын своего отца. Ни одна сволочь теперь в твоем происхождении не усомнится.
        - А что, так можно было? - Виттерих даже рот раскрыл от удивления. - Жил себе жил безродным ублюдком, а тут - бац, и королевский сын!
        - Тебе можно, - кивнул Самослав. - За те деньги, что я отвалил этому святоше, и не такое можно.
        - Это…? - вскинулся в нешуточном испуге Виттерих.
        - Подарок, - поспешил успокоить его князь. - За твою службу королю Хильдеберту.
        - Ну, жениться, так жениться, - почесал кудлатый затылок Виттерих. - Я и не против, в общем-то. Тут с бабами совсем туго, я от воздержания уже скоро на стену полезу. Ну, чисто монах какой живу. А у меня, государь, к монашеской жизни никакого интереса нет. Бабы тут, я тебе скажу, или старые, или страшные, или замужние, или просватанные, или еще в куклы играют… Никак понять не могу, куда они остальных подевали. А шлюхами в порту я брезгую. С такой бабой спать, все равно, что с ночным ведром миловаться. Тьфу! А как характер у моей невесты? Она не сильно уродлива хоть? Если она рябая или горбатая, то я не согласен.
        - Характер у нее стальной, вся в деда, - усмехнулся Самослав. - Самое то, что тебе нужно. Девица хваткая, как волчица. Но личико приятное вполне, и фигурка стройная. Все при ней.
        - Тогда женюсь, - легкомысленно махнул рукой Виттерих. - А что за нее в приданое дают? Старый герцог известный скупердяй. Я его знавал, когда еще в Толедо жил. Ему уже за шестьдесят перевалило, наверное?
        - Приданое хорошее будет, не беспокойся, - усмехнулся Самослав. - А герцогу семьдесят один год, и он до сих пор в полном доспехе воюет.
        - Да ладно! - совершенно искренне восхитился Виттерих. - Какой, однако, бодрый старикан! Надо спешить, а то возьмет и невзначай дуба даст. А как же тогда я? Я ведь уже жениться настроился!
        - Не дождешься, - усмехнулся Самослав. - Он на редкость крепкий мужик, еще нас с тобой переживет. В Испании снова заваруха началась. Короля Свинтилу свергли и отправили в ссылку. Там сейчас знать вовсю режет друг друга, все на себя королевскую корону тянут.
        - Да, я наслышан об этом, - задумчиво кивнул Виттерих. - Свинтиле, наверное, обидно стало. Как будто он ничтожество какое. Его ведь даже убивать не стали, побрезговали, просто в ссылку отправили. Не то, что отца моего… На куски бы порезал сволочей…
        - Ну, знаешь, твой отец тоже далеко не ангел был! - удивленно посмотрел на герцога Самослав. - Он же короля Лиуву сверг. Сначала самолично руку ему отрубил, а потом казнил. Забыл, что ли?
        - Ну и что, - смущенно засопел Виттерих. - Подумаешь, предыдущего короля убил! Эка невидаль! Лиува слабак был, а это все-таки Испания. Там это обычное дело…
        - Как соберешь своих парней, отправляйся в Рим, - сказал князь. - Папа Гонорий тебя примет с почетом. Он тебя уже ждет.
        - А экзарх Равенны Исаак? - вскинулся Виттерих. - Он же меня по суше не пропустит. Или засаду устроит или утопит на обратном пути.
        - Да как он тебя утопит без кораблей? - захохотал Самослав. - А те, что у него еще остались, утопишь ты. По морю пойдешь, вокруг Италии. Когда твои люди вернутся, Виттерих?
        - Да через пару недель придут, - пояснил герцог. - Я за ними уже послал.
        - Ждать не будем. Вот прямо на днях и нанесем экзарху ответный визит, - усмехнулся князь. - А то невежливо как-то получается. Сколько отсюда до Равенны плыть?
        - Даны при попутном ветре до Италии за день долетят, - пожал плечами герцог. - А ежели залетный торговец какой или рыбак, то вдоль берега будет дня три добираться. Тутошние тоже мигом дойдут. В Тергестуме народ опытный живет, здешние воды хорошо знает.
        - Вот и хорошо, что опытный. Ты выясни, Виттерих, кто из горожан за последние две недели из Тергетума уплыл. А еще вспомни, кто из них на тебя зло держит, - с ласковой улыбкой посмотрел на него князь. - На ком оба эти два пункта сойдутся, тот и есть предатель. Насколько я знаю, купцы за это время из порта не выходили.
        - Думаешь, у Исаака лазутчик из горожан есть? - вскинулся герцог. Ему эта простая мысль как-то не пришла до сих пор в голову.
        - Нет, конечно, - с самым серьезным лицом, на которое был способен, сказал князь. - Я приехал к тебе в гости и тут, совершенно случайно, к нам нагрянули ромеи. А у тебя в городе сорок бойцов всего. Конечно же, тут нет ни одного лазутчика. Ведь экзарх Равенны дурак набитый и даром ест свой хлеб.
        - Исаак - редкостная сволочь, конечно, - почесал в задумчивости бороду Виттерих. - Лгун, предатель и взяточник, каких мало. Но он точно не дурак, я его хорошо знаю.
        - Ну, а я тебе только что о чем сказал? - одобрительно кивнул князь. - Как только кто-то из твоих горожан вернется, ты знаешь, что делать.
        - Знаю… знаю… - налился кровью Виттерих и прорычал. - Я, кажется, понял, кто эта сволочь. Все ходил, землю отца у меня требовал. Я ему, пожалуй, верну немного той землицы. Локтя четыре. В глубину…

* * *
        ДВУМЯ ДНЯМИ ПОЗЖЕ. КЛАССИС. ПОРТ РАВЕННЫ.
        С ответным визитом решили не затягивать. В Равенне никто не ждал гостей так скоро, ведь только-только эскадра ушла в рейд, и прямо сейчас она должна была приводить к покорности захваченный варварами имперский город. У экзарха Равенны никаких сомнений в успехе не было, ведь, по словам доносчика, воинов в городе почти не осталось. Одновременно захватить Тергестум и убить ненавистного василевсу князька Само - такой шанс выпадает нечасто. Так думал хитроумный экзарх Исаак, который много лет лавировал между герцогами лангобардов, которые были куда сильнее, чем он сам. Исаак еще не знал, как жестоко ошибается.
        Одиночный драккар, в котором было два десятка гребцов, резал пенную волну острым носом. Болли Горелая Борода с любовью поглядывал на ящик, в котором были сложены глиняные шары размером с кулак. Слезы Хель, так поэтично назвали их даны, опробовав несколько штук в укромном месте за городом. Герцог Виттерих послал их в гавань Равенны, и они должны были подойти туда ранним утром, прямо перед рассветом. Напрямую от Тергустума до цели было примерно двести двадцать миль, но поскольку даны по морю расстояние мерить не умели, то они выяснили, что идти туда при попутном ветре ровно день. А если ветер противный, то все два дня, а то и три. Еще и на островах ночевать придется, если туда занесет воля морских богов. Идти нужно строго на закат, пока не упрешься прямо в итальянский берег. Это было несложно для людей, пришедших в эти места из самой Дании.
        Сегодня боги были на стороне воинов, и полосатый парус из овечьей шерсти весело потрескивал под напором тяжелого морского воздуха. Болли стоял на носу, подставив обожженное лицо соленым брызгам. Его наградили кличкой Горелая Борода, и он жутко ей гордился. Слава богам, он заслужил свое имя в бою, ведь рядом сидит Торкиль Свиной Окорок, а чуть поодаль Бьерн Кривые зубы. О его старшем брате слагали легенды, а теперь вот и он сам удостоился почетного звания. Придешь к людям, а тебя спросят: А почему ты, воин, зовешься Горелой Бородой? А он в ответ и скажет: Да потому что своей рукой собственный корабль поджег, чтобы ромейский дромон утопить. А борода в том огне сгорела. Болли даже зажмурился от удовольствия, представляя перекошенные от удивления лица датской деревенщины и вздымающиеся в волнении тяжелые девичьи груди. Э-эх! Попадет ли он когда в Данию? Только богам это известно!
        Они уже уткнулись в итальянский берег, и теперь шли на юг, к Равенне. Воины заночуют в какой-нибудь бухте, чтобы подойти к порту по темноте, перед самым рассветом, когда даже самый ответственный часовой начинает клевать носом и спит с открытыми глазами.
        - Слушай, ярл! - Торкиль стал рядом. - А чего это конунг Само тех пацанов повесить хотел? Парни волнуются. Они про них сагу сочинить хотят, а тут такое… Непонятно им…
        - Да потому что они строй без спроса бросили, - пояснил Болли. - Я бы за такое не повесил, но из отряда точно погнал.
        - Строй бросили? - задумался Торкиль.- Я и не знал. Вот дерьмо!
        - До Равенны три часа пути, ваша милость! - к Болли подошел проводник из ромеев. - Тут подходящая бухта есть, я ее знаю. Там и заночевать можно, не увидит никто.
        - А люди где? - повернулся к ромею Болли.
        - Там пара рыбацких деревень была, прямо на берегу, да только их в позапрошлом году герцог Падуи сжег, а жителей на север в рабство продал, - пояснил проводник. - Потому и пусто сейчас в этих местах.
        - Правим туда, - согласился Болли. - Конунг Само дал нам какие-то мешочки из кожи. Сказал, что это можно есть. Не знаю, как у вас, а у меня уже пупок к спине прилип.

* * *
        Ночь пахла солью, ветром и дымом. По крайней мере, прямо сейчас. Еще совсем недавно она пахла просто солью и ветром. Драккар шел тихо, едва беспокоя воду ударами перевязанных тряпками весел, а Болли, стоявший на носу, сжимал в кулаке глиняный шар, из которого свисал кусок тряпицы…
        Когда-то давно, еще при старых императорах, в Классисе стоял Равеннский флот из двухсот пятидесяти кораблей. Многие тысячи людей жили здесь. Жили не только моряки, но и кузнецы, плотники, ткачи, пекари, повара, мясники, зеленщики, содержатели харчевен и вездесущие портовые проститутки. Жизнь тут когда-то била ключом. Здесь даже театр был свой, куда без него… Теперь же порт представлял собой жалкой зрелище. После чудовищного наводнения 589 года вся береговая линия сместилась на восток так, что город Адрия, в честь которого назвали море, оказался от этого самого моря в пятнадцати милях. Пострадал и здешний порт. Большую его часть затянуло илом, и она попросту пересохла. Эту гавань нужно было постоянно чистить, но ни сил, ни денег на это уже не было. Да и нужды в этом тоже не наблюдалось. Как ни дико это звучит, у Империи уже давно не было регулярного военного флота в том самом, римском понимании. Он был попросту не нужен, ведь лангобарды, готы и франки, захватившие провинции страны, море не любили, и корабли строить не умели. Времена вандалов, лихих пиратов, давно миновали, и у константинопольских
императоров на море попросту не было соперников(1). Средиземное море носило название, как и в прежние времена, «Наше море». Военных кораблей было немного, а использовали их в рейдах против морских разбойников, что иногда начинали свой промысел то на Корсике, то в скалистых гаванях Киликии. Или на юге Греции, которую захватили славяне. Потому-то на Тергестум пошли корабли транспортные, без баллист на борту.
        - Правь туда! - шепнул Болли рулевому. - Десять шагов от кораблей держись! А то еще сами сгорим, не приведи боги!
        В гавани стояло пять кораблей, и темноте было непонятно, кто это такие. Один точно зерно привез из Александрии, Болли уже видел такие обводы корпуса. Впрочем, плевать! Сегодня сгорят все суда, что стоят в порту. И Болли ударил кресалом, поджигая фитиль. Слезы Хель брызнули веселым огнем, осторожно пробуя на вкус высушенное до стеклянного звона дерево корабля. Болли не мешкал, он уже поджигал следующий фитиль. Истошный вопль часового разбудил солдат в порту, но было уже слишком поздно…
        1 В это время флот в Византии собирался ситуативно, а потом его распускали. Содержать его было невероятно дорого. Регулярный военный флот вновь появился намного позже, когда в море вышли арабы. В это время у наместников провинций были военные корабли, и при необходимости они мобилизовали коммерческие суда. По крайней мере, во время осады Константинополя 626 года торговые суда использовались очень широко.
        Глава 12
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. АВГУСТ 632. КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
        Слухи идут по морю со скоростью корабля. Странные, очень странные дела начали твориться на свете. Почтенные купцы качали головами и охали, крестясь и поминая всех святых. Море, пронизанное невидимыми торговыми тропами, вновь стало опасно. По всей Адриатике, от Аквилеи и почти до самой Сицилии безнаказанно правили пираты, сделать с которыми ничего не могли. Обычно убогие долбленки варваров склавинов, промышлявших морским разбоем, императорские дромоны топили там, где встречали, и это не вызывало особенных затруднений. Так было всегда, так должно было случиться и сейчас. Но нет…
        Сначала погиб до последнего человека сильный отряд экзарха Равенны, посланный на захват Тергестума. А потом экзарх и вовсе лишился всех своих кораблей, сожженных прямо в его собственной гавани. На форумах рассказывали байки о том, что безбожный архонт Само усмирил дракона, и горожане потешались над теми, кто верил этой глупости. Потешались, пока из Тергестума не вернулись некоторые уважаемые купцы, которые видели разгром ромейского войска собственными глазами. И вот тогда почтенным торговцам стало совсем не до шуток.
        А вот Коста в сказки не верил, и сплетен он не слушал. Он эти самые сплетни распускал, получив на то указание прямиком из Черного Города. Целая банда прикормленных им мальчишек бегала по рынкам и харчевням, получив горсть медных нуммиев и, выпучив глаза, рассказывала про огнедышащих рептилий, служащих верой и правдой князю-колдуну. Впрочем, Косте было на это плевать, у него имелись дела поважнее. Он зарабатывал деньги, вложив в текущую операцию весь свой изворотливый ум и все, что смог скопить за это время. Ошибка будет стоить ему столько, что об этом лучше не думать. И он тщательно оттачивал свой план, долгими неделями обдумывая каждое слово и каждый жест.
        В таверну на Бычьем форуме Миха пришел ближе к закату, когда добрые люди уже закончили торговать и запирали лавки. Коста с шумом прихлебывал острую похлебку с бобами, макая в нее хлебный мякиш. Он был на вершине блаженства, ведь суп сегодня удался на славу. Коста увидел своего подручного, когда тот рыскал глазами по залу и приветственно махнул ему рукой.
        - Привез людей? - спросил он, шамкая набитым ртом, когда Миха плюхнулся рядом.
        - Привез, - ответил тот, жадно глядя на аппетитно пахнувший горшочек.
        - Чего пялишься? - ворчливо спросил Коста. - Кусок в горло не лезет. Голоден? Закажи себе сам.
        - Поиздержался я, хозяин, - неохотно признался Миха. - Их же пятеро, всех кормить в дороге пришлось.
        - Кого пятеро? - Коста даже жевать перестал и изумленно уставился на парня.
        - Ну… лицедеев, - признался тот.
        - Я же двух просил привезти! - возмутился Коста.
        - Они семья, - начал оправдываться Миха. - И сказали, что только вместе поедут.
        - Других не было? - хмуро спросил Коста, с шумом прихлебывая горячее варево.
        - Эти хоть что-то умеют, - развел руками Миха. - Остальные, как ты и говорил, кривляки ярмарочные. Они только похабные пантомимы исполнять могут.
        - Больше ста золотых не дам, - отрезал Коста. - На всех.
        - Они и за восемьдесят готовы, хозяин, - усмехнулся Миха. - Готовы на все, что угодно. Могут украсть чего-нибудь, могут зарезать того, на кого пальцем покажешь. Им сейчас просто жрать нечего, не сезон. Остальные двадцать золотых пополам?
        - Пополам, - согласно кивнул Коста. - Так и быть, заслужил. Хозяин, еще похлебки! Не видишь, человек голоден!
        С лицедеями он познакомился на следующее утро. Отец, мать, двое сыновей и пожилой дед с обширным пузом и желтоватым цветом лица. Отец был крепким мужчиной лет тридцати пяти. Старший сын выглядел лет на восемнадцать, и был гибок и жилист. Женщина и смазливый мальчишка лет четырнадцати тоже были худощавыми и сухими, как акробаты. Собственно говоря, они и были акробатами, и даже не скрывали этого.
        - Это же мимы с ярмарки, - Коста недовольно посмотрел на Миху.
        - Ну, мимы, - пожал тот плечами. - Других-то нет. Он вот, - Миха ткнул в мальчишку, - играет молодку, слабую на передок. А его мать - мачеху, которая крутит с собственным пасынком за спиной у мужа.Вот он - ее любовник, а он - муж - рогоносец. А вот этот, - Миха ткнул в толстяка, - старый богатый сластолюбец, которого обманывает молодая любовница. Или любовник… В общем, ничего необычного, я такое сто раз видел. Зато они в мистериях церковных участвуют, я их там и углядел. Очень неплохо работают, хозяин.
        - Меня зовут Архип. Мы с женой закончили актерскую школу в Газе(1), молодой господин, - с достоинством сказал отец семейства. - Я знаю наизусть трех великих трагиков(2), но играть это сейчас нельзя. Его святейшество, епископ Александрии Кир с нас шкуру спустит. Он весьма суров. Нам приходится работать на ярмарках, да еще святые отцы иногда приглашают нас выступить на церковных праздниках. «Воскресение святого Лазаря», мы часто исполняем эту мистерию.
        - Отлично, - кивнул Коста и повернулся к его жене.
        - Ты, женщина, сумеешь горько заплакать?
        - Вы еще удивитесь, господин, - многообещающе сказала та. - При нашей-то жизни мне даже особенно притворяться не придется. Меня зовут Анна.
        - А ты! - Коста ткнул в деда, - как ты умудрился наесть такое пузо? Насколько я понимаю, вы живете не особенно роскошно.
        - Я Евномий, молодой господин. И это не благородный жир, а водянка, - невесело усмехнулся тот. - Я устал носить это брюхо, будь оно проклято.
        - Отлично, - кивнул Коста после того, как немного подумал.
        Его план, любовно выпестованный за эти недели, заиграл новыми красками. В нем даже появятся новые мелкие детали, которые превратят обычный разбой в нечто красивое и даже утонченное.
        - Это именно то, что нужно. Вы приняты!
        Самый младший из актеров призывно посмотрел на Косту и многообещающе улыбнулся. Косту передернуло, и он торопливо отвернулся в сторону. Лицедеи зарабатывали своим телом, как он мог забыть… Он запомнил этот взгляд, парнишка еще пригодится. А вот Миха даже не догадывался, как ему только что повезло…

* * *
        ДВА МЕСЯЦА СПУСТЯ. О КТЯБРЬ 632. КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
        Почтенный ростовщик Ставракий очнулся от того, что на него вылили ведро воды. Он висел на дыбе, едва касаясь плит каменного пола пальцами ног. Его еще не пытали, но избили крепко. Голова просто раскалывалась. Он с трудом вспоминал, что с ним произошло.
        - Господи! - в ужасе прошептал он, когда боль отступила, и он все-таки вспомнил. - Я попался! Я попался! Быть этого не может!
        - Светлейший, он очнулся! - Ставракий услышал противный угодливый голос, который принадлежал молодому, худому, как палка мужчине с черной смоляной бородой.
        Ростовщик был в подвале, а судя по окружающей обстановке, это была какая-то тюрьма. По крайней мере, грубая кладка стен, коптящие факелы и жаровня рядом с ним говорили именно об этом. Он не знал, какая именно это была тюрьма, ему завязали глаза платком, когда везли сюда. Ставракий застонал. Он попался с поличным! Он влип! Тот парнишка-сводник, который предложил ему сладкого, как персик, мальчишку, привел его в ловушку. В самый интересный момент этот негодяй заорал, что его насилуют, а в комнату вломились два стражника и орущая благим матом баба. Стражники избили его в кровь и привезли сюда. Как все это могло вообще получиться! В его голове роилось много вопросов, но они оставались без ответа, вытесненные дикой головной болью.
        Да, он любил смазливых мальчиков, ну так кто же их не любит! И жена его знала об этом и закрывала на все глаза. Он же не по бабам шлялся, в конце концов. Это был большой грех, и святой отец на исповеди назначал суровую епитимью, исполняя которую почтенный Ставракий добросовестно клал сотни поклонов. Впрочем, грехом это считалось только до того момента, пока ты не попадешься властям. А вот как только ты попался, то мелкое, и не слишком предосудительное в кругах богатых людей увлечение сразу же становилось преступлением, и довольно серьезным.
        Да кто на это вообще обращает внимание? Всем же на это плевать! - посетила его трезвая мысль, но ее вновь заглушала боль.
        - Долго мы будем его ждать? - услышал Ставракий ленивый скучающий голос. - А ну, ткните его раскаленным прутом в брюхо.
        - Не надо! - начал извиваться ростовщик. - Не надо, светлейший! Пощадите! Я буду бога за вас молить!
        - Что там у нас? - сказал тот же голос.
        Ставракий поднял глаза и увидел бочкообразного вельможу в расшитом шелковом таларе. Его толстые, словно колбаски пальцы, были просто унизаны перстнями. Да кто же это такой? - отстраненно подумал ростовщик. - Не знаю его. Очень странно. Судя по роскошной одежде и золоту - кто-то из патрикиев. Провинциал, недавно купивший себе место в столице? Весьма вероятно.
        - Мужеложство и изнасилование, светлейший! - вновь послышался угодливый голос.
        Нотарий, - подумал ростовщик. Одет бедно, худой, пресмыкается перед вышестоящим. Вон, папирусом обложен и пальцы в чернилах. Точно, нотарий в службе претора(3).
        - Каков мерзавец! - возмутился претор. Несомненно, это был он.
        - Я никого не насиловал, светлейший патрикий, - заскулил ростовщик. - Я же ему заплатил. Да и не было ничего… Почти…
        - Как это не было? - изумился нотарий. - Светлейший, не слушайте его! Вот показания стражников. Вот - самого мальчишки. У меня все записано! Да и мать того пацана за дверью стоит, просит принять ее.
        - Зови, - важно сказал претор. - И дай-ка сюда папирус, я сам почитаю.
        Немолодая женщина в заплатанном хитоне робко вошла в дверь, сделала несколько шагов и бухнулась на колени перед вельможей. Камера огласилась горестными рыданиями.
        - Пожалейте, сиятельный патрикий! Ему ведь четырнадцати нет! Он же ребенок еще! Не губите невинную душу! И вообще, этот негодяй его силой взял! Мой Игнатий не виноват ни в чем!
        - Ты готова в этом поклясться? - брезгливо спросил претор.
        - Конечно! - с готовностью ответила женщина. - Я же сама слышала его крики. Он его изнасиловал.
        - Ты услышана, женщина, - важно сказал претор. - Можешь идти.
        - А мой сын? - жадно спросила она и снова зарыдала. - Я бедная вдова, сиятельный, не губите! У меня ведь больше нет никого!
        - Пошла вон, глупая баба! - махнул пухлой рукой претор. - С твоим сыном поступят по закону.
        Женщина, заливающаяся горючими слезами, вышла из камеры, а претор обратил свой презрительный взгляд на подследственного.
        - Ну, что же, - все тем же скучающим голосом сказал он. - Если бы это было просто мужеложство, то можно было бы поступить согласно новелле великого Юстиниана…
        Услышав это, ростовщик завыл в голос. Согласно этому позабытому закону ему грозило публичное оскопление и поругание. Его, лишенного мужского достоинства, пронесут по всему городу на потеху черни. Но, оказалось, это было еще не все.
        - Но, учитывая, что он еще и насильник, - продолжил вельможа, который с наслаждением смаковал каждое слово, - то в силу вступит закон августа Константина…
        - А что это за закон такой, светлейший? - согнулся в раболепном поклоне нотарий. - Вы так мудры, а я даже не слышал о таком. Что по нему полагается?
        - Костер, - обронил претор и добавил. - Величайший основатель нашего города жег извращенцев живьем. Великий был император. Кстати, время уже обеденное. Пойду я, пожалуй, вздремну.
        Вельможа важно вышел, обдав ростовщика густым запахом аравийских благовоний. Ставракий, который понемногу осознавал всю тяжесть своей ситуации, начал мелко дрожать и постукивать зубами. Ему было так страшно, что он даже не обращал внимания на то, что стоит на кончиках пальцев, а его руки вывернуты назад.
        - Что, бедолага, попал? - участливо спросил нотарий. - Вот ведь невезение. Не приведи господи! Подумаешь, под хвост заправил симпатичному мальчугану. Тут же каждый второй этим грешит. Бедный ты, несчастный!
        - Помоги мне, добрый человек! - простучал зубами ростовщик. - Меня же подставили! Век бога за тебя молить буду!
        - Да как же я тебе помогу? - несказанно удивился нотарий. - Это же претор Ефимий. Он только месяц как из Пафлагонии перевелся. До того свиреп, что людей лично пытает. Выслуживается, сволочь лютая. Даже взятки не берет.
        - Как это не берет? - Ставракий удивился так, что даже зубами перестал стучать. - Претор взятки не берет? Так не бывает!
        - В руки не берет, - пояснил ему нотарий. - Опасается. Уж очень много врагов себе нажил, когда это место получал. К нему надо через близких людей заходить. Только долго это, не успеешь ты откупиться. Костер, подумать только! Давай я тебе священника позову, хоть покаешься перед смертью, а?
        - Помоги мне, добрый человек! - с неистовой надеждой взмолился Ставракий.- Помоги! Я тебя щедро отблагодарю!
        - Во сколько же ты свою жизнь ценишь, почтенный Ставракий? - вкрадчиво спросил его нотарий. В его глазах мелькнуло что-то такое… ненависть? Впрочем, откуда бы ей взяться? Эта тень непонятного чувства быстро ушла, словно и не было ее никогда.
        - Триста номисм, - выдавил из себя ростовщик.
        - Да… - протянул нотарий, - я смотрю, ты совсем жить не хочешь. Ну, костер, так костер. Ты повиси пока, а я пойду. Живот что-то бурчит, в харченю зовет. Вот ты как думаешь, лучше свинину заказать или свежую рыбу?
        Он собрал листы папируса, исписанные убористым почерком, и уже собрался уходить.
        - Пожалуй, возьму-ка я все-таки рыбу, - пробурчал он себе под нос и, не оглядываясь, пошел к двери.
        - Четыреста! - выкрикнул ему в спину ростовщик, но плечистый стражник уже закрывал за нотарием дверь, с лязгом закрыв засов.
        Почтенный Ставракий низко, по-волчьи завыл. Его жизнь была кончена.
        Утро в тюремном подвале не отличалось от вечера ничем. Ростовщик лежал на каменном полу, сжавшись от холода в комок, а семья лицедеев, Миха и Коста сидели в небольшой, ничем не примечательной таверне. Аристон, так назывался первый прием пищи, и он отнюдь не отличался роскошью. Но уличные артисты не жаловались. Давненько они не жили так сытно, а потому свежий хлеб, сыр и маринованные маслины исчезали со стола с пугающей скоростью и запивались дешевым вином, разбавленным теплой водой. Коста не баловал своих сотрудников мясом, лишь иногда угощал свежей рыбой, которую жарили тут же. Она была недорога. Десять нуммиев за хорошую рыбину просили рыбаки у любой гавани. Еда закончилась, и Коста, откинувшись на спинку скамьи, начал разбор полетов.
        - Итак, почтенные, - начал он. - Пока все идет по плану, но клиент должен дозреть. Нужно еще день-два. У нас все получится, если вы снова не наделаете глупых ошибок.
        - Ошибок, господин? - лицедеи преданно смотрели ему в рот. - Каких ошибок?
        - Ошибок, - с нажимом сказал Коста. - Вот ты Анна! Зачем ты сказала, что у тебя больше никого нет? В твоей роли не было таких слов.
        - Ну… - помялась та, - я подумала, что если стану не просто вдовой, а одинокой вдовой, то буду выглядеть еще более несчастной.
        - А что сказал ты, - Коста ткнул пальцем в Миху, - когда зазывал этого извращенца?
        - Сказал, что у меня есть младший брат, - насупился тот, - и он сладкий, как персик.
        - Это ошибка, - жестко сказал Коста понурившейся женщине. - Не делай так больше.
        - Теперь ты! - он ткнул в отца семейства. - Ты лучше вообще молчи. Стражники не разговаривают такими длинными фразами. Они говорят коротко и все время бранятся. А ты даже по матери не выругался и Деву Марию ни разу не помянул. Неубедительно. Просто молчи!
        - Понял, - смущенно кивнул отец семейства.
        - А вот ты был хорош, Евномий, - благосклонно посмотрел на старика Коста. - Завтра немного добавим тебе текста. Ты должен его дожать.
        - Господин, - не выдержал старший сын, который с ролью стражника справился отлично, ибо оказался довольно туповат. - Почему бы просто не пытать его, чтобы получить выкуп? Зачем такие сложности?
        - Потому что тогда мы будем прятаться до конца жизни, - не выдержал Миха. - А если у нас все получится, как задумал хозяин, то прятаться будет ростовщик. А мы будем тратить его денежки.
        - Вот! - Коста поднял вверх указательный палец. - Еще одна репетиция, почтенные! И чтобы никакой отсебятины. Вычту по солиду за каждую ошибку.

* * *
        Вывернутые назад руки болели невыносимо. Претор Ефимий сидел рядом с мерзкой улыбочкой и поигрывал богато украшенным посохом. Он так упивался страданиями несчастного, что одно это пугало ростовщика больше, чем неминуемая смерть.
        - Ну что же, - протянул судья. - Я переговорил с квестором Дворца. Он утвердит смертный приговор. Чернь давно не получала такого занятного зрелища. Она будет в восторге. Тебя сначала оскопят, а потом сожгут заживо, проклятый ты мужеложец. Таким образом, мы выполним оба закона сразу. Ну, не здорово ли?
        - Вы сама мудрость, светлейший, - медовый голосок нотария послышался из угла, где он вел протокол допроса. - Вы справедливейший из судей нашего василевса, да продлит господь его дни!
        - Пощадите, господин, - прохрипел ростовщик пересохшим горлом. - Я богат! Я заплачу любые деньги!
        - Да ты взятку мне предлагаешь, негодяй! - оскорбился претор. - Я ведь уже самому сиятельному квестору доложил о тебе. Что я ему скажу? Что передумал и отпустил тебя? Ты, наверное, совсем дурак!
        - Пощадите! - ростовщик обвис на веревках, не замечая, что его руки почти что вывернулись из суставов. У него закончились силы, и он лишился последней надежды.
        - Ты умрешь, - небрежно бросил претор, встал и направился к выходу. Он повернулся к нотарию, на лице которого застыло самое почтительное выражение. - Бумаги принесешь ко мне после обеда. Думаю, казнь будет через неделю. На ипподроме, после скачек.
        - Слушаюсь, светлейший, - угодливо склонился тот.
        Лязгнул засов, и нотарий ослабил веревки, после чего ростовщик со стоном рухнул на пол. Нотарий сел рядом и проникновенно сказал.
        - Истинный зверь этот претор. И ведь ничего не сделаешь. Он уже сказал про тебя там! - нотарий ткнул указательным пальцем вверх. - Теперь тебе только бежать.
        - Бежать? - Ставракий посмотрел на него с безумной надеждой. - Подкупи стражников, добрый человек, умоляю тебя! Я дам любые деньги!
        - Две тысячи номисм, - холодно сказал нотарий, поглаживая смоляную бороду. - Вчера я бы взялся за тысячу, и договорился с этим зверем, но ты пожадничал. А сегодня и тебе, и мне, и даже семьям стражников надо будет бежать из Империи. А куда бежать? Только к персам или склавинам, больше и некуда. Тут, ты и сам понимаешь, большие деньги нужны, чтобы новую жизнь в варварских землях начать.
        - У меня таких денег нет, - загробным голосом сказал ростовщик. - У меня все деньги в обороте, в долгах. А теперь их и вовсе никогда не собрать! Солидов пятьсот только если наскребу…
        - А дом? - жестко спросил нотарий. - Возьми в долг под залог дома.
        - Хорошо, - совершено отчаявшись, махнул рукой Ставракий.- Все равно бежать. Найди в моих вещах перстень с печатью, добрый человек. Я напишу жене.
        - Вот и славно, - удовлетворенно сказал нотарий. - Ночи сейчас безлунные, почтенный. И это нам на руку. За эти деньги мы забросаем тебя мусором и вывезем отсюда в телеге прямо к кораблю, где тебя будет ждать семья. А когда наш претор тебя хватится, ты уже будешь где-нибудь на пути в Таматраху… или в Сеуту… или в Верхний Египет. Или еще в какую-нибудь дыру на границе с варварами. Спаси милосердный господь твою душу.

* * *
        НЕДЕЛЮ СПУСТЯ.
        - Глазам своим не верю! - сказал Архип, в который раз пересчитывая кучу серебра, которую высыпал перед собой из тяжелых кошелей. - Думал, обманут нас.
        - И я тоже вам не верил, - смущенно признался Евномий. - Думал, кормят, и ладно. Господин, я сплю?
        - Ты не спишь, Евномий, - усмехнулся Коста. - И заберите в подарок одежду и украшения. Вы это заслужили, а золото все равно фальшивое. Что будете с деньгами делать?
        - Домик купим в Александрии, - сам себе не веря, сказал Архип. - Невесть что за эти деньги, конечно, но зато за городской стеной! Свой дом, господи Боже! Я сам себе не верю!
        - Не пропадайте, - пристально посмотрел на них Коста. - Я вас скоро найду. А пока примечайте все. Собирайте слухи, сплетни. Пусть ваши уши будут всегда открыты, и тогда вам не придется умирать в какой-нибудь канаве, когда вы постареете и не сможете больше плясать на шесте.
        - Мы все сделаем, господин, - уверили его лицедеи. - Мы бываем во многих богатых домах, и нас никто не стесняется. Ведь мы для них и не люди вовсе. Как для этого ростовщика. Как же хотелось глотку ему перерезать, если бы вы знали!
        - Кровь - это грязь в работе, - поморщился Коста. - Убивать нужно только в самом крайнем случае. Вам пора на корабль, почтенные. Удачи!
        Лицедеи ушли, а Коста все смотрел им вслед, думая о чем-то своем. Рядом стоял Михаил, который получил вдвое больше от того, что ему обещали вначале. Его доля составила сто десять солидов, как-никак. Безумные деньги для нищего мальчишки.
        - Что он тебе сделал, хозяин? - спросил он, наконец.
        - Ты это о чем? - повернулся к нему Коста.
        - Ты же мстил ему, так? - пристально взглянул на него Михаил.- Ты разорил его, сломал ему жизнь, сделал нищим беглецом. Он теперь будет жить в страхе до конца своих дней. И впрямь, перерезать ему глотку было бы куда милосерднее.
        - Это он во всем виноват, - неохотно ответил Коста. - Моя семья попала к нему в кабалу. Мы могли бы выпутаться из долгов, ведь отец был искусным мастером, но этому кровососу приглянулся наш дом. Он забрал его за треть цены. Так я и оказался на улице. А потом пришла чума…
        - А у тебя еще остались какие-нибудь должники, хозяин? - Миха поглядел на него с нескрываемым уважением.
        Его вопрос так и остался без ответа, а Коста снова смотрел на море, усеянное пятнышками парусов. Он развязал один из узелков в своей памяти.
        1 Школа мимических артистов существовала в Газе до 9 века, пока не была закрыта мусульманскими властями. В то время на Ближнем Востоке еще преобладала греческая культура и язык, а не арабские.
        2 Эсхил, Софокл и Еврипид. Их пьесы в это время еще читались, но уже не игрались на сцене. Основным видом театрального представления была пантомима, часто непристойного или крайне двусмысленного содержания.
        3 Претор - в этот исторический период чиновник, исполняющий судебные функции. Высшую судебную инстанцию представляли собой квестор или эпарх Константинополя. Высшую знать судил император лично.
        Глава 13
        ОКТЯБРЬ 632 ГОДА. ГОРОД БУТАХ, ЗЕМЛИ БАНУ ТАМИМ (В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ КРОШЕЧНАЯ ДЕРЕВУШКА В РЕГИОНЕ НЕДЖД, САУДОВСКАЯ АРАВИЯ).
        Малику ибн Нувайре нечего было желать. Воистину, у него было абсолютно все. Он был красив, как греческий бог, богат и уважаем в своем племени бану Тамим, частью которого он правил, приняв ислам. Сам Пророк поставил его на эту должность, доверив собирать с единоверцев закят, священную милостыню. Честность Малика была необыкновенной. Его женой была Лейла, прелестнейшая из женщин Аравии, слухи о красоте которой разносились караванами купцов от великих рек Ирака до цветущих садов Йемена и от суровых гор Хиджаза до жемчужного берега Бахрейна(1). Его стада были тучны, а около дома всегда горел костер, чтобы голодный путник мог зайти и получить ночлег. И да, он был одним из лучших поэтов своего времени, к величайшему сожалению Стефана, который гостил у него прямо сейчас. Его стихи поражали глубиной смысла и необыкновенным изяществом оборотов. Воистину, милостивый Аллах щедро наградил его, но не дал ему самого главного. Большого ума! Малик ибн Нувайра, обязанный всем пророку Мухаммеду, посчитал себя тем, кем на самом деле не являлся. Так часто бывает со счастливчиками, которых судьба вознесла очень высоко
и очень быстро.
        И именно это Малику прямо сейчас объяснял тот, кто был несравнимо сильнее и умнее его самого. Сам Халид ибн аль-Валид пожаловал в клан ханзала, ветвь огромного и сильного племени Тамим, чтобы навести здесь порядок железной рукой. И стоящий на коленях Малик, как и его гость, ромейский евнух, которого неведомо каким ветром занесло в эти края, смотрели прямо в темные глаза сурового воина, которому сам Пророк дал прозвище Меч Аллаха.
        Халид, сын аль-Валида из клана Мазхум племени курайшитов, был крепким мужчиной лет сорока. Он пока не проиграл ни одной битвы. Не проиграл он и сегодня, а потому смотрел на перепуганного лощеного красавца с нескрываемой насмешкой. Ведь большого сражения не получилось, Малик попросту испугался, когда узнал, кто на него идет. Халид был одет в пропыленный бурнус и стоптанные сапоги, измятые стременами. Ему не нужно было украшать себя. Его имени страшились все в Аравии, кроме Умара ибн аль-Хаттаба, одного из ближайших сподвижников Пророка. Они с Халидом не слишком ладили, уж слишком последний был независим и упрям.
        - Рассказывай, сын собаки, - вымолвил, наконец, полководец. - Как смел ты отступить от веры в Аллаха?
        - Я не отступник! - нервно сглотнул слюну Малик. - Я правоверный мусульманин.
        - Свидетеля сюда! - крикнул полководец, и в шатер втолкнули какого-то перепуганного пастуха. Тот неловко поклонился и замер.
        - Что сказал этот человек, - Халид показал на Малика ибн-Нувайру, - когда до вас дошла весть, что Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, вознесся на небеса?
        - Он вынес из дома хурджуны, добрый господин, - угодливо застрекотал свидетель, а потом сказал: «О бану ханзала! Теперь ваше богатство принадлежит вам». Мужичок, произнеся это, сжался в испуге, а потом добавил извиняющемся тоном:
        - Это он сказал, а не я!
        - А потом?
        - А потом он раздал весь закят назад, - развел руками свидетель. - Мы и взяли. Он же старший в наших краях. Как мы можем его ослушаться?
        - Пошел вон, - бросил Халид и вновь посмотрел на Малика. - Ты раздал священную милостыню людям! Ты вероотступник!
        - Я же вернул все, до последней монеты, и до последнего зернышка, - Малик дерзко поднял голову и посмотрел на Халида. - Тебе этого мало?
        - А ты, пес, считаешь, что если вор вернул украденное, то он больше не вор? - усмехнулся воин. - Ты ошибаешься! Почему ты вступил в сговор с этой ведьмой, Саджах бинт аль-Харис? Разве ты не знал, что она называет себя Пророчицей Аллаха, читает проповедь, сидя на минбаре(2) и выдает свои стишки за послания Бога?
        - У нас общие враги, и она мне близкая родня по отцу, - тут же нашелся Малик. Сказанное им было чистой правдой.
        - Родня, значит, - протянул Халид. - Что же, я смотрю, весь бану Тамим нуждается в уроке, который преподаст вам армия истинно верующих.
        - Мы должны были платить закят посланнику Бога, а не халифу, простому человеку! - выкрикнул Малик, брызжа слюной. - Абу-Бакр не по праву занял это место! Он не господин мне! И ты не можешь так обращаться со мной! Твой Учитель сам назначил меня на этот пост!
        - Мой Учитель? - сузил глаза взбешенный Халид. - Мой? Не твой? И ты еще смеешь называть себя правоверным? Ты ведь даже не именуешь, как должно Посланника Бога, да благословит его Аллах и приветствует! Нет, сволочь, ты вероотступник и предатель. А за это положено только одно наказание, смерть!
        - Ты не посмеешь! - побледнел Малик. - Я мусульманин. Тебя покарают за это преступление!
        - Отрубить ему голову! - бросил Халид, а когда вырывающегося Малика вытащили на улицу, подошел к Лейле, которая стояла в углу комнаты, недвижимая, словно статуя. Все это время он поедал ее глазами.
        - Пойдешь за меня? - спросил он, жадно впившись взглядом в ее прекрасное лицо. На улице раздался короткий вскрик и глухой удар.
        - Что? - Лейла в испуге подняла на него огромные, залитые слезами глаза. Ее губы, красные, словно коралл, мелко задрожали. - Я не понимаю…
        - Ты теперь вдова, тебе нужен защитник, - не отрывая от нее глаз, сказал Халид. - Я не хочу брать тебя силой, ты слишком хороша для этого. Если ты станешь моей женой, я защищу тебя даже от демонов пустыни, не то, что от каких-то людей. Ты не будешь знать забот, и я подарю тебе много украшений и красивой одежды. Я буду хорошо обращаться с тобой. Так что, Лейла бинт аль-Минхал, ты пойдешь за меня?
        - Пойду, - прошептала та, а по ее лицу пробежала одинокая слезинка.
        - Я приду к тебе вечером, когда управлюсь с делами, - Халид погладил ее по нежной, словно шелк щеке, утерев слезу, и Лейла ушла вглубь дома. Он спросил у Стефана.
        - Теперь ты! - ткнул он в него пальцем. - Кто ты такой и что здесь забыл?
        - Я Стефан, о отважнейший из воинов Аллаха, - склонил голову евнух. - Я путешествую в поисках брата. Я сделал большое пожертвование в казну Уммы(3), и мне дозволено ездить везде, где захочу.
        - Я слышал о тебе, - кивнул Халид.
        - У тебя сегодня никах(4), о великий, - сказал Стефан. - Позволь преподнести тебе подарок.
        Он пошарил в своих вещах и достал то, что подходило к этому случаю лучше всего - массивное ожерелье с множеством крупных цветных камней. Ожерелье было вычурным, ярким и даже кричащим, именно таким, какое должно было понравиться простодушным людям пустыни, не избалованным роскошью. Стефан хорошо подготовился к этой поездке, ведь золотая монета в этих местах имела невеликую ценность. Многие бедуины и вовсе не видели золота никогда, ценя его наравне с серебром.
        - Ты просто спас меня! - полководец расплылся в восторженной улыбке. - Я же в походе. У меня ничего подходящего с собой нет, а я не хочу ждать. Я желаю познать эту женщину прямо сегодня! Я отдам твой подарок в садак(5) своей новой жене. Она полюбит меня, когда увидит его! Ведь второго такого ожерелья нет во всей Аравии!
        - Рад был угодить тебе, о отважнейший, - коротко поклонился Стефан.
        - Проси у меня чего хочешь! - Халид был на седьмом небе от счастья и восторженно разглядывал ожерелье. Он не готовился к свадьбе. Он принял это решение сразу же, как только увидел прекрасную Лейлу, и подарок был как нельзя кстати.
        - Мне не нужно ничего, - покачал головой Стефан. - Но обещай, что когда-нибудь, в случае нужды, ты выполнишь одну мою просьбу. Она не пойдет вразрез с твоим долгом или верой.
        - Клянусь! - обещал Халид. - Я исполню твою просьбу, когда бы ты ко мне ни обратился. Ты можешь быть свободен, слуга императора. Тебя здесь никто не тронет. Если воины начнут приставать к тебе, скажи, что ты под моей защитой. Ты сделал благое дело, Стефан, пожертвовав деньги на нужды Уммы. Милосердный Аллах благословит тебя за это.
        - А можно, я присоединюсь к твоей армии, о сиятельный Халид ибн аль-Валид? - осторожно спросил Стефан. - Нынче в Аравии небезопасно. Одна эта ведьма Саджах чего стоит…
        - Ты ее видел? - вскинулся Халид.
        - О да! - тяжело вздохнул Стефан. - Я ее видел! И, к своему несчастью, даже слышал…
        - Рассказывай все по порядку!

* * *
        ЗА МЕСЯЦ ДО ЭТИХ СОБЫТИЙ. ХАДЖР-АЛЬ-ЯМАМА (В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ Г. ЭР-РИЯД, САУДОВСКАЯ АРАВИЯ). СТРАНА ЯМАМА. ЗЕМЛИ БАНУ ХАНИФА.
        Чем дольше Стефан жил среди арабов, тем больше его удивляло то, что он видел. Полудикие варвары, которые были таковыми с точки зрения жителя столицы мира, почти не знали воровства, а лгун среди них был человеком пропащим. Его сторонились, словно прокаженного. У арабов была своя письменность и богатая литература, а это для людей, так и не создавших своего государства, было делом совершенно неслыханным. Удивительной была и память бедуинов, которые носили в себе десятки тысяч строк, которые так и не попали на папирус или пергамент. Многие из них знали Коран наизусть, таких называли хафизами.
        Арабы были просты в общении и доверчивы. Ведь как иначе можно объяснить эпидемию, которая охватила эти земли пару лет назад? Внезапное возвышение Пророка в Медине привело к тому, что новые пророки возникали повсеместно, словно пузыри после дождя. Один из них, Тулайха, когда-то предсказал, что за соседним холмом его племя найдет воду и в него уверовали. Другой, Асвад, начал изрекать пророчества и захватил Йемен. Впрочем, по слухам, Асвада уже прирезали, а войско Тулайхи разбил Меч Аллаха, Халид ибн аль-Валид. Сам Тулайха скрылся в песках. Но и без этих людей хватало проходимцев, которые правили в дальних концах Аравии. Чего стоил тот же Мусайлима, который разрешал своим последователям пить вино и молиться три раза в день вместо пяти. Так самозванный пророк привлекал новую паству. А еще Мусайлима показывал свои фокусы, на которые Стефан смотрел со скептическим интересом. Он в Константинополе видел и не такое.
        Жизнь здесь была простой и понятной. Пастухи пасли стада, купцы торговали, а те счастливцы, что жили на плодородной земле, растили ячмень и пшеницу. Они были приветливы и гостеприимны, и никто и никогда из них не покусился бы на имущество гостя. Гость был священен.
        Вместе с тем арабы были отличными воинами, а потому грабили и лили кровь легко, не испытывая ни малейших угрызений совести. А в походы на соседние племена они ходили охотно и часто. Как сейчас, например, потому что прямо в этот момент Стефан любовался с городской стены, как столицу бану Ханифа деловито обкладывает со всех сторон войско племени Тамим, откочевавшее из южного Ирака. Его вела в бой еще одна пророчица, которая звалась Саджах бинт аль-Харис.
        Войско бану Ханиф в это время воевало на западе своих земель. Целых два корпуса мусульман пришло в поход на страну Ямама, и оба были биты. Сумама ибн Асаль и Икрима ибн Абу Джахль слали в Мекку покаянные донесения, они так и не смогли выполнить приказ халифа. Мусайлима, одержавший победы, возгордился без меры, но вот сейчас ему пришлось туго. Его основные силы были на западе, а воины бану Тамим вот они, прямо у ворот города!
        - Что будем делать, Пророк? - старейшины, которые расселись в круг на подушках, испытующе смотрели на Мусайлиму. - Их куда больше, они вконец разорят наши земли.
        - Я справлюсь с этой бедой, - с непроницаемым лицом ответил тот. - Пошлите гонца в лагерь бану Тамим. Пусть Саджах придет на переговоры.
        - Что же ты сделаешь, великий? - почтительно спросили старейшины.
        - Я спрошу у нее, что будет, если два пророка познают друг друга? - он повел глазами по сторонам и, увидев недоумевающие лица, пояснил проще. - Я просто женюсь на этой бабе.

* * *
        Служанки правителя ходили на цыпочках, потому что из шатра, который разбили у дома Мусайлимы доносился заливистый женский смех и шлепки по голому телу. Владыка земли Ямама совершил никах, и войско бану Тамим уже третий день скучало в лагере. А сорок самых верных последователей пророчицы ждали ее у ворот Хаджра. Внутрь их не пускали.
        На Стефана пророчица произвела совершенно неизгладимое впечатление. Толстая размалеванная баба, увешанная украшениями с головы до ног, она не отличалась особенной красотой. Она была высокомерна, привыкнув к всеобщему поклонению, и смотрела на окружающих, как на верблюжье дерьмо. В конце концов, это ведь она привела к стенам города шесть тысяч всадников, а не кто-нибудь другой. Ее войско уже разорило земли нескольких племен, что враждовали с ее кланом в прошлом. Она договорилась с Маликом ибн Нувайрой, и тот стал ее другом. Ее гонцы встречались с впавшим в язычество Тулайхой, который тоже был готов заключить союз против Медины. Саджах была умна, властна и держала своих людей в кулаке. Ведь многие считали ее посланником Бога. В общем, это была очень и очень неординарная женщина. И крайне опасная, учитывая те силы, что она могла повести в бой.
        Стефан, в его-то опытом придворной жизни, смотрел на нее с зоологическим интересом. Он мог бы просто получать удовольствие, потешаясь про себя над дикаркой, если бы не одно обстоятельство. Саджах бинт аль-Харис не просто проповедовала, изрекая рифмы. Она и в обычной жизни периодически разговаривала стихами, а это для мозга измученного поэзией слуги императора было уже чересчур.
        Когда она выбирала следующую жертву, ее взор пал на земли бану Ханифа. Об этом потом вспоминали так:
        Старейшины племен, последовавших за самозванкой, собрались вокруг нее.
        - Куда мы теперь пойдем? - спрашивали они.
        - На Ямаму, - ответила Саджах.
        - Но жители Ямамы сильны, - заметили старейшины. - А их вождь, Мусайлима, - весьма могущественный человек.
        - На Ямаму, - повторила Саджах и перешла на стихи:
        - Вперед, на Ямаму!
        Со скоростью полета голубей;
        Туда, где битва ожесточеннее;
        И никакое порицание не падет на вас.
        Вперед, на Ямаму!
        В общем, Стефан, измученный свадебным пиром, ждал окончания развязки. Ведь его брата в землях бану Ханифа так и не нашли, а выйти из осажденного города было бы полнейшим безумием. В эти земли пришла война.
        Все закончилось на третий день, когда молодая супруга с крайне рассеянным выражением лица вышла из шатра своего нового мужа. Она со своей свитой, которая терпеливо дожидалась ее у ворот, отбыла в лагерь, где и сообщила своим людям радостную весть.
        - Воевать не будем, Маслама ибн Хабиб теперь мой муж.
        - Муж? - изумились старейшины племени. - А как же свадебный дар? Разве он что-нибудь подарил тебе?
        - Мы объединим наши веры, - сказала пророчица. - Вот его свадебный дар. Мы станем сильнее всех в Аравии. А вы теперь будете молиться три раза в день. Он отменил утреннюю и закатную молитву. И мы получим половину урожая зерна Ямамы за два года(6).

* * *
        - Вот и все, что я знаю об этом деле, великий, - Стефан почтительно склонился перед Халидом ибн аль-Валидом, который растерял весь свой веселый настрой. Вести были плохие, очень плохие. Объединение сил двух этих вождей могло закончиться катастрофой для молодого халифата. И опытный полководец это прекрасно понимал.
        - Тебе известно, где она сейчас? - спросил он Стефана.
        - Ушла в свои земли, в низовья Евфрата, - сказал тот. - А я взял проводников и отправился сюда. Я же ищу своего брата. Впрочем, здесь его тоже нет.
        - Я немедленно отправляюсь в Медину, - сказал Халид ибн аль-Валид после недолгого раздумья. - Советую поехать со мной, Стефан. Скоро тут будет совсем жарко. Тебе не выжить в этих землях в одиночку.
        1 В то время Бахрейном называли весь восток Аравии вдоль побережья Персидского залива, а не группу островов, как сейчас. Жемчуг из этих мест считался лучшим в мире.
        2 Минбар - возвышение, с которого велась проповедь
        3 Умма - мусульманская община в широком смысле.
        4 Никах - брак, совершенный по мусульманским религиозным правилам.
        5 Садак - «искрений дар» во время свадьбы. Обычно представлял собой нарядную одежду и украшения. Он являлся частью махра, имущества, которое переходило в личную собственность замужней женщины после бракосочетания. Махр не мог быть меньше оговоренной законом суммы.
        6 Данная ситуация описывается различно. Здесь использована версия, изложенная у арабского историка и философа Ат-Табари (839 - 923 г) в его «Книге пророков и царей».
        Глава 14
        НОЯБРЬ 632 ГОДА. БРАТИСЛАВА. СЛОВЕНИЯ.
        Новая столица готовилась к своей первой зиме. Нобили княжества, по большей части, уже перебрались в Братиславу, обустраиваясь здесь уже навсегда. Княжеская стекольная мануфактура работала без отдыха, поставляя переплавленную смесь египетской соды и чистейшего финикийского песка в виде прозрачных пластин, которые потом запирали в кольца свинцового переплета. Теперь этот товар был куда дешевле, чем раньше, потому что сырье шло напрямую в Тергестум, минуя константинопольских портовых чиновников-коммеркиариев. Любой человек того времени, неважно, бедный или богатый, рос в едком дыму очага, мучаясь всю свою недолгую жизнь застарелым кашлем. Дровяная копоть въедалась в лицо, в легкие и, казалось, в самую душу. Тем удивительнее было выглянуть зимой в окно и вдохнуть чистый воздух, благословляя того, кто сложил первую печь с трубой. Имя этого человека знали все.
        Старые дома в Новгороде никто продавать не стал, пусть стоят, детям и внукам пригодятся. Знать Словении была неудержима в накоплении всяческого добра. Княжеский замок был уже достроен, оградив обиталище княжеской семьи угрюмым каменным поясом. Городские стены стояли в лесах, а внутри них еще было множество пустырей, которые пока что ждали своих хозяев. И здесь, в отличие от Новгорода, не было капища языческих богов. Не было совсем. А статую Богини с ее старого места государь перевозить запретил, под предлогом того, что нельзя тревожить святилище.
        Черная оспа, несмотря на все старания Тайного Приказа, вырвалась из дулебских земель, и вспыхивала то в одном селении, то в другом. А вот в городах ее не было совсем, как не было ее и в войске, которое были привито в первую очередь. Уже и пехоту с лучниками привлекали для охраны зараженных селений, чтобы не дать разойтись заразе в стороны. Если и было что-то, что могло бы пошатнуть веру в старых богов еще больше, то ни князю, ни владыке Григорию это было неизвестно. Епископ и священники безбоязненно заходили в дома и благословляли больных людей, отчего паства валом повалила в церкви, которых стало катастрофически не хватать. Города и вовсе отвернулись от язычества, видя изувеченных страшной болезнью людей. Только в лесных весях все еще почитали деревянных истуканов, да в Тайном Приказе, где культ Мораны считался смыслом жизни и высоким служением.
        Были привиты и сотрудники Университета, почтенный ректор которого вместе с не менее почтенным проректором прямо сейчас стояли в рабочих покоях великого князя, ожидая, когда он изучит плод их труда, что должен был обессмертить его имя.
        - Да… - протянул князь, откинувшись в раздумье на спинку кресла.
        - Ну как? - робко спросили ученые. - Можем публиковать?
        - Можем этим опусом печь растопить, - покачал головой князь. - Историки из вас, скажем так… чтобы не обидеть… средние.
        - Но, как же так! - лица профессуры разочарованно вытянулись. - Мы же…
        - Бред! - отрезал князь. - Ни дат, ни реальных фактов, ни логичной привязки к другим событиям. И лесть, лесть, лесть… Никуда не годится. Вам бы настоящим делом заняться, почтенные.
        - Каким делом? - шеи ученых по-гусиному вытянулись. В голосе великого князя они почуяли нечто такое, многообещающее…
        - Вы знаете, кому воины Тайного Приказа поклоняются? - неожиданно спросил Самослав.
        - Да кто же этого не знает, великий государь, - осторожно ответил Леонтий. Он хотел было перекреститься, но на всякий случай не стал, вовремя вспомнив, что его светлость тоже язычник. Только почесал лысину поднятой было рукой. - Демонице языческой поклоняются. Богине смерти.
        - Вот, - князь согласно кивнул головой. - А это, как вы понимаете, для будущей жизни не слишком подходяще. Но и тех преимуществ, что мне вера этих людей дает, я тоже лишаться не хочу. Поняли задачу?
        - Вы хотите сделать воинов Тайного Приказа христианами, государь? - удивленно посмотрели на него ученые. - Думается нам, это невозможно.
        - А лет за пятьдесят-семьдесят? - пристально посмотрел на них Самослав.
        - А лет за семьдесят получится, - важно кивнул Леонтий. - Мы возьмем за основу ваши деяния в армии. Я слышал, что вы начали отождествлять языческого Яровита и святого Георгия. Это просто гениально, ваша светлость!
        - Если ваша мысль мне понравится, награжу, - сказал князь.
        - Это непростая работа, ваша светлость, - важно произнес Лентий. - Нужно изучить труды древних авторов, опросить массу людей, и только потом создать концепцию…
        - Все, я понял, - поморщился князь, отмахнувшись от них. - Идите, работайте!
        Ученые с превеликим облегчением выскочили за дверь, сделали десяток шагов по коридору и склонились в глубоком поклоне. Навстречу им, окруженная стайкой служанок, шла княгиня Мария. Она, как и всегда, была одета просто, но безумно дорого. Китайский шелк, затканный мельчайшими цветами, шел сюда через Великую Степь и был куда дороже ромейского или персидского. Уж очень мало стало его с тех пор, как императоры династии Тан запретили его вывоз. Из украшений княгиня, как и всегда, носила только перстень, кулон с профилем мужа, серьги и узкий золотой венец на голове, поражая своей немыслимой скромностью знатных дам Братиславы. Впрочем, даже это ставилось ей в вину. Мол, до того загордилась, что золотом и каменьями брезгует. Княгиня милостиво кивнула обоим ученым мужам и вошла в покои князя.
        - Ты думаешь о том же, о чем и я? - сказал Ницетий, провожая взглядом княгиню.
        - Естественно, - кивнул Леонтий. - Да у нас и варианта другого нет, чтобы заменить языческую демоницу. Святая Мария Бургундская, воплощение справедливости и правосудия. Как тебе?
        - Грех-то какой на душу берем! - перекрестился Ницетий. - Гореть нам в аду за такое!
        - Во имя высокой цели берем! - убеждено посмотрел на него Леонтий. - Нам простится!
        - Нет, идея гениальная, дружище, - усмехнулся Ницетий. - Правда, Мария Братиславская звучит куда лучше. Семьдесят лет, подумать только! Я точно не доживу.
        - А нам с тобой спешить некуда, - пожал плечами Леонтий. - Сначала изучим труды старых авторов, составим концепцию и наметим сроки. А уже потом, утомившись в ученых трудах, преподнесем его светлости нашу работу. Листах на сорока, меньше просто несолидно будет.
        - По одной? - намекнул Ницетий.
        - Несомненно, коллега, - согласился почтенный ректор. - Мы примемся за работу немедленно. Неподалеку отсюда открыли харчевню. Там подают дивную настойку на ягодах. Она как нельзя лучше способствует философским размышлениям. Такое на трезвую голову сделать никак не получится.
        А в это самое время, княгиня, которая не ведала об уготованной ей почетной участи, показывала князю новую книгу, которую создали для нее ученые мужи и художник, привезенный из ромейской столицы. В этой реальности еще не был известен жанр научпоп, и княгиня, стараясь угодить пасынку, изобрела его, сама не подозревая об этом. Книга, украшенная роскошными иллюстрациями, была необыкновенно хороша.
        - Балуешь ты его, - задумчиво сказал князь, листая сшитые страницы. - А почему снова про Египет? Тут, я смотрю, короткие статьи от Кира Великого и до Кира, епископа Александрийского.
        - Да, - улыбнулась Мария. - Здесь изложена история той земли от глубокой древности до сегодняшнего дня.
        - Ты что, писцам донесения разведки давала читать? - нахмурился князь, читая последнюю главу.
        - Пересказала нужное, - поправила его княгиня. - Святослав - будущий князь, и он должен знать об окружающем его мире. Ему ведь скоро исполнится двенадцать. Эта книга станет моим подарком ему на день рождения.
        - Ну, хорошо, - кивнул князь, возвращая жене ее труд. - Дари, разрешаю.
        - А вот то, что я хочу подарить ему на шестнадцатилетие, - обворожительно улыбнулась Мария и поставила перед ним деревянную фигурку. - Точно такой же, только настоящий.
        - Ты с ума сошла? - ошарашено посмотрел на нее князь.
        - Я сама заплачу на него, - спокойно парировала Мария.- Парень настоящий герой, а ты несправедлив к нему. Ему же больно, как ты не понимаешь!
        - Мне нужно работать, - князь до боли сжал зубы. - Ты можешь идти.
        Мария молча встала, присела, склонив голову и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. День рождения пасынка будет через пару недель. Никто точную дату его появления на свет не знал, и она назначила ее сама. Празднование дней рождения прижилось совсем недавно, и ввел его сам князь, к восторгу местной ювелирной промышленности. Так почему бы и нет?
        Княгиня уже ушла, а Самослав невидяще смотрел переел собой. Сын так и не простил его, и стал дичиться. Может быть, она права, и надо будет как-то исправить эту ситуацию? Но как? Святослав нарушил Устав, и за такое полагается смерть. Князь так ничего и не придумал, потому что пришел Звонимир, с докладом. И Самослав до поры выбросил мысль о сыне, вновь погрузившись в дела с головой.
        - Княже, - склонил голову Зван.
        - Садись, - кивнул Самослав. - Рассказывай.
        - Испания, - начал свой доклад Звонимир. - Знать режет друг друга так, что только диву даешься. Законный король в ссылке живет, и Сисенанд, который трон захватил, воюет с Юдилой и Гейлой. Они себе немалые куски на юге забрали, и даже свою монету начали бить. Герцог Хиндасвинт внучку Баддо за Виттериха отдаст, если римский епископ подтвердит его статус.
        - Дальше, - кивнул князь.
        - Хариберт Аквитанский жив и здоров, хотя слухи упорные шли, что его убить хотели. Сейчас Дагоберт боится это делать, уж очень слаб. В Бургундии правит младенец Хильдеберт, сын Добряты нашего. Тамошний майордом довольно толков, а королева в государственные дела не лезет. Сама понимает, что ей это не по плечу. Там все спокойно, государь. Майордом нашей солью торгует и купцов понемногу стрижет.
        - Хорошо, - снова кивнул князь.
        - В Баварии и Алеманнии все под контролем, - продолжил Звонимир. - Герцоги тамошние себя королями объявили. В Тюрингии герцогом сел Радульф. Мы постепенно отряды сербов оттуда выводим. Пусть новый герцог в честной борьбе победит.
        - В Константинополе что?
        - Император Ираклий сына Ираклона цезарем назначил. Это решение Мартина протащила, он ей уже ни в чем отказать не может. Стареет василевс. В Персии мальчишку Ездигерда на трон посадили. Там полнейший хаос, государь.
        - Из Аравии есть новости?
        - Самый подробный доклад от Стефана был. Ну, тот, копию которого мы патрикию Александру послали. Новее ничего нет. По слухам, там война идет. Новый халиф мятежников усмиряет. Отдельные отряды мусульман уже заходят в Ирак и Палестину.
        - Чем там наша идея с седлом завершилась? - спросил Самослав. - Ну, та, где мы королеве Нантильде пару интересных мыслей подкинули.
        - Франки понемногу начинают коней покупать, государь, - пояснил Звонимир. - Через пару лет у них тяжелая конница будет. Хуже, конечно, чем у нас, но все же…
        - Это хорошо, - удовлетворенно посмотрел на него Самослав.
        - Государь! - упрямо выдвинул челюсть Зван. - До сих пор не понимаю, для чего врагу дельные мысли подсказывать? Ведь он так сильнее станет.
        - Да потому что, Звонимир, - сказал князь, - такова логика истории. Он бы до этого все равно додумался. Не нужно великого ума быть, чтобы понять, что старое родовое ополчение уже бесполезно. Пусть свою пехоту в римских колонов превращает, отучает их от войны и добычи. А когда совсем отучит, то будущие короли франков узнают, что их собственная знать теперь сама правит в своих землях. Короли франков станут еще слабее. Это игра вдолгую, на пару столетий. Понимаешь?
        - А мы? - поднял на князя глаза боярин. - У нас не будет такого? Каждому прыщу лестно независимым герцогом стать.
        - А на это есть ты и Горан, - вздохнул князь. - Каждого, кто о таком думать будет, под корень изводить нужно. Жаль, что притвориться умирающим больше не получится. Не поверит никто.
        - Государь, - сказал Звонимир. - У нас неплохие людишки в Александрии появились. Вы недавно сказали, что Марку можно там филиал Торгового дома открыть. Так может, перебросить туда нашего человечка? Есть толковый парнишка. Ну, тот грек…
        - Я не возражаю, - махнул рукой князь. - У нас выход к морю появился, так что пора и в Александрию заходить. Там скоро очень совсем весело станет.
        - Там и сейчас весьма нескучно, государь, - многообещающе сказал Звонимир. - Египет - это хлеб, папирус, сода и золото. Пора начать там настоящую работу.
        - Египет - это не только хлеб и золото, - ответил ему Самослав.- Это канал фараонов, доступ к индийским специям и кофе. Нам необходимо перенаправить на себя потоки этих товаров, иначе мы дадим своим будущим врагам огромные возможности и огромные деньги.
        - Кофе? - удивился Звонимир. - Что еще за кофе?
        - Это такое растение, - вздохнул Самослав. - Растет оно в царстве Аксум, что в Африке. И это единственное, чего мне по-настоящему не хватает.

* * *
        Четвертая рота шла на занятия. Зимой военной подготовки было мало. Ну, разве что ножи метали да франкские топоры, да на деревянных мечах бились, да в пехотном строю стенка на стенку… Зимой, по большей части, ребята кололи дрова, ловили рыбу и учились до самых каникул, которые у них продолжались с мая по конец сентября. У них на каникулах только военная подготовка и была. Гоняли их до кровавого пота.
        - Воин Дражко! - негромко сказал взводный, на лице которого периодически при виде него стала появляться легкая задумчивость. - К боярину Хотилаву, бегом!
        - Есть! - ударил кулаком в грудь княжич и припустил бегом. Он почти не сомневался, кого там увидит, и не ошибся.
        Княгиня Мария, как и в прошлый раз, была не одна. Братец Владимир, которому пошел второй год, сидел у нее на руках и смотрел на Святослава умными глазенками, в которых сквозил нешуточный интерес.
        - Гуу! - он протянул руки и Святослав, подчиняясь одобрительному кивку Марии, взял его на руки.
        - Гуууу! - радостно залопотал малыш, пребольно ущипнув старшего брата за щеку. - Гуу!
        - Видишь, он любит тебя! - улыбнулась княгиня, вновь обволакивая парнишку облаком благожелательности и симпатии. Святослав был непривычен к такому. Только мама, когда он виделся с ней, излучала подобные чувства.
        - Вижу! - Святослав отдал ребенка матери и вопросительно посмотрел на Марию.
        - У тебя день рождения, Святослав! - улыбаясь, сказала она. - Мы с Владимиром и Радегундой приготовили тебе подарок.
        - День рождения? Это еще что такое? - несказанно удивился княжич. В Сиротской Сотне никто никаких дней рождения не справлял, да и возрастом мальчишек особенно не интересовался. В первую роту могли взять и в семь лет, и в девять. Лишь бы крепкий мальчишка был.
        - Тебе сегодня исполнилось двенадцать, - пояснила Мария. - Мать носила тебя в то время, когда бавары осаждали Новгород. А родился ты, когда на землю лег первый снег. Вот прямо как сейчас.
        - Я и не думал о таком, - честно признался Святослав, но смотрел на княгиню жадно, ожидая подарка.
        - Смотри, - княгиня достала из сумы книгу, которую он почти что вырвал из ее рук, спешно перелистывая страницы.
        - От Кира до Кира, правда, забавно? - спросила его Мария. - Можно было бы начать с персидского царя Камбиса, который захватил Египет, а не с его великого отца, но тогда тебе многое было бы непонятно.
        - Спасибо! - Святослав восторженно посмотрел на нее. Он безоговорочно влюбился и в эту книгу, и уже предвкушал, как будет читать ее по вечерам.
        - Тебе спасибо, - медовым голосом сказала княгиня. - Ведь ты спас нас всех. Свою мать, и братьев, и даже меня. Мы все обязаны тебе жизнью.
        - Ты это о чем? - вопросительно посмотрел на нее Святослав.
        - Ты, правда, не понимаешь? - удивленно посмотрела на него Мария. - Тогда я поясню, Святослав. Это очень просто. Видишь ли, вся наша огромная страна, хоть она велика, богата и сильна, держится на одном единственном человеке. И этот человек твой отец. Та поездка в Тергестум могла стать последней для него, ведь ромеев было в несколько раз больше. И если бы он погиб, то все рухнуло бы в один миг. Жупаны, ханы, окрестные герцоги и короли тут же разорвут страну на куски. Как думаешь, что станет с семьей князя и его наследниками? Кому вообще нужны законные князья, когда можно править самому в своем собственном углу?
        - Нас всех убили бы? - задумчиво посмотрел на нее Святослав. Он как-то не задумывался о подобных вещах. - И маму? и Умилу? И Берислава с Кием?
        - Даже не сомневайся, - кивнула Мария. - Сначала вас, а потом твою маму и меня. Представь, что это случилось. Тебя и твоих братьев убьют тут же, а меня и твою маму возьмут в жены. Как только мы родим сына кому-то из них, в нас тут же отпадет нужда, и нас убьют тоже. Мы слишком влиятельны, а это очень опасно для какого-нибудь мелкого князька. Хотя… Умилу, скорее всего, выдадут замуж за кого-нибудь из наследников.
        - Почему тогда так поступили со мной? - Святослав задал вопрос, который мучил его все последние месяцы. Он не находил на него ответа.
        - Возможно, кто-то не хочет признавать свои ошибки, - невесело усмехнулась Мария. - Или просто не готов делиться славой.
        - Ты говоришь о моем отце? - изумленно посмотрел на нее княжич.
        - Я сейчас ни о ком не говорю, - покачала головой княгиня. - Просто предполагаю, потому что не понимаю сама. Ты должен знать, что иногда жизнь сложнее, чем кажется поначалу. И люди намного сложнее, чем видишь их ты, юный воин. Я не согласна с тем, как поступили с тобой, ведь я понимаю, кому обязана жизнью. Я обязана ей тебе, Святослав. Тебе и никому другому! А я умею быть благодарной. Вот это я подарю тебе на шестнадцатилетие! Ты как раз закончишь учебу.
        - Что это? - княжич с изумлением взял в руки модель корабля, сделанную с необыкновенным искусством.
        - Это корабль, - пояснила Мария. - Князь сейчас задумался о собственном флоте. У нас трудятся лучшие мастера из Константинополя. Видишь, у этого корабля два ряда весел, три мачты и высокая корма. Тут будет стоять сифонофор. А вот здесь, на носу, две баллисты, которые мечут огненные шары. А вот тут, по бокам - абордажные мостики. Это будет лучший корабль во всем мире, и он станет твоим. Я подарю его тебе.
        - Правда? - с благоговением посмотрел на нее мальчишка.
        - Конечно, - мягко улыбнулась Мария. - Разве моя жизнь и жизнь моих детей не стоит каких-то там денег? У этого корабля есть имя. Он будет называться «Владыка морей».
        - У меня будет свой собственный корабль! - прошептал Святослав, не веря самому себе. - Лучший в мире!
        - Это будет наша с тобой тайна, - заговорщицки наклонилась вперед Мария. - Никто на всем свете не устоит перед тобой!
        - Даже Египет? - спросил вдруг княжич. Он и сам не понял, почему он это спросил.
        - Ты получишь ответ на свой вопрос, когда дочитаешь книгу до самого конца, - ободряюще улыбнулась Мария. - Ты все поймешь сам, о будущий Владыка морей.
        Окрыленный мальчишка ушел, а Мария, взяв на руки маленького сына, сказала ему укоризненно:
        - Владимир, радость моя. Я ведь уже просила тебя не щипаться. Это же твой брат, и он растет храбрым воином. Он нам с тобой еще не раз пригодится. Если доживет, конечно. Уж очень он отважен для того, чтобы прожить долгую жизнь.
        Глава 15
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. НОЯБРЬ 632 ГОДА. МЕДИНА. АРАВИЯ.
        Абу Катада, всадник, бежавший из войска Халида ибн аль-Валида, стоял, склонившись, перед лицом халифа Абу-Бакра ас-Сиддика. Еще одно его прозвище означало «Правдивый», так назвал его сам Пророк за необыкновенную честность. Умар ибн аль-Хаттаб сидел рядом и хмурился, слушая рассказ воина. Оба они приходились родственниками Пророку, выдав за него своих дочерей. И вес Умара в общине почти не уступал весу самого халифа.
        Абу Катада терпеть не мог своего командира и не раз уже доносил на него. Именно он пожаловался Пророку, что Халид ибн аль-Валид зверски казнил вероотступников. Впрочем, тогда его жалоба осталась без внимания. И вот теперь опять…
        - Истину свидетельствую, величайшие, - сказал он, преданно заглядывая в глаза халифу и его правой руке. - Халид убил доброго мусульманина Малика ибн Нувайру, чтобы взять за себя его жену. Да где это слыхано, чтобы женились на вдове в день смерти ее мужа!
        - Халида надо призвать к ответу, - нахмурился Умар, известный своей бескомпромиссной жестокостью в таких делах. Несмотря на наличие нескольких жен, он был суровым аскетом. - Халид прелюбодей, его должно побить камнями! Так гласит закон!
        Умар ибн аль-Хаттаб был высок и все еще могуч, несмотря на то, что ему уже минуло пятьдесят лет. Бороду он красил в рыжий цвет, а когда сердился, крутил длиннейший ус, чем, собственно он и занимался прямо сейчас. Он был в неописуемой ярости.
        - Подожди, Умар, - поморщился халиф. - Мы обязательно спросим у него, почему он так поступил. И мы не будем обвинять того, кого сам Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, назвал Мечом Аллаха, без должного расследования.
        - Он ведь женился на ней, - удивленно посмотрел на него Умар. - А перед этим он казнил ее мужа. Он прелюбодей! Ведь сказано в суре «Аль-Бакара»: «Если кто-либо из вас скончается и оставит после себя жен, то они должны выжидать четыре месяца и десять дней. Когда же они дождутся истечения положенного им срока, то на вас не будет греха, если они распорядятся собой разумным образом». Что тебе еще нужно? Малик был мусульманином, я хорошо его знаю, и не верю, что он отступил от веры.
        - Тогда где закят, Умар? - вопросил халиф. - Почему его здесь нет? Священная милостыня - одна из основ нашей веры. И если Малик утаил ее, то он отступник. Мы не станем выносить решение сейчас. Мы сделаем это позже, когда Халид приедет сюда. И мы обязательно побеседуем с его новой женой. Обязательно! Теперь ты, Абу Катада! Почему ты бросил свое место в войске? Кто позволил тебе?
        - Я думал… - доносчик совершенно растерялся. Он рассчитывал на совершенно другой прием.
        - Вернись на свое место, - жестко сказал халиф. - Иначе тебя казнят, как труса.
        Когда доносчик ушел, Абу Бакр ас-Сиддик сказал:
        - Надо послать гонца к Халиду. Мусайлима очень силен. Он уже дважды разбил наши войска, Умар. И Аллах свидетель, если и есть кто-то, кто уничтожит этого негодяя, то это именно Халид ибн аль Валид. И при чем здесь какая-то баба, Умар? Разве у нас нет дел поважнее?

* * *
        МЕСЯЦЕМ ПОЗЖЕ. ДЕКАБРЬ 632. СТРАНА ЯМАМА. АРАВИЯ.
        - "Знай, что ты еще не сталкивался с таким сильным племенем, как Бану Ханифа. Не начинай сразу сражение, по мере возможности побуди их к примирению. Но если не получится решить дело миром и дойдет до сражения, ты начни первым. Будь внимателен к ансарам(1) и мухаджирам(2), не нарушай завещание Расула(3)о них, да благословит его Аллах и приветствует, не говори с ними грубо, будь кроток и ответь добром тому, кто сделает добро, прости того, кто причинит тебе зло, и скажи, что помощь в отвращении от плохого и обращении к добру только от Всевышнего Аллаха. Знай, что ты сражаешься с племенем, не уверовавшим во Всевышнего Аллаха и в Расула, да благословит его Аллах и приветствует. Посоветуйся со старейшинами мусульман - сподвижниками Расула, да благословит его Аллах и приветствует. И держи саблю против сабли наголо. Иншалла, надеюсь на твою победу'.(4)
        Халид ибн аль-Валид свернул письмо и поцеловал свиток. Вожди войска смотрели на него спокойно, ожидая распоряжений. Командиры битых Мусайлимой корпусов мусульман, Икрима и Шурайбиль, сидели тут же. Их отдали под командование самого Меча Аллаха, и они подчинились без колебаний.
        - Войско Лжеца выдвинулось на север, эмир, - в шатер вошел гонец в пропыленном платье. - Он не хочет, чтобы мы разорили плодородные долины. Он хочет дать нам бой у равнины Акраба. Там, где у городка Джубайла разбит огромный сад. Там его армия ждет нас.
        - Иншалла, да будет так, братья, - сказал Халид. - Доброе слово не помогло, а значит, будем воевать. Помолимся.

* * *
        ТРЕТЬЯ ДЕКАДА ДЕКАБРЯ 632 ГОДА. ДОЛИНА АКРАБА. СТРАНА ЯМАМА.
        Следующее утро в лагере мусульман началось с шума и суеты. Стефан, который спал, подложив под голову хурджуны со своим добром, непонимающе поднял голову. Впрочем, суета все усиливалась, а потому про сон пришлось забыть. Стефан потянулся, чтобы размять затекшее тело, и пошел туда, откуда доносился шум. Это было нелегко, ведь в лагере были тысячи верблюдов, и каждый из них считал своим долгом лечь у него на пути. Арабы, по большей части, воевали пешими, но передвигались исключительно на этих флегматичных и невозмутимых животных. Потому-то марши их войск были подобны молнии. Коней у мусульман было немного, уж очень сложно и дорого было их растить в пустынных землях Аравии.
        У шатра командующего стояли на коленях двадцать три человека, воины армии Мусайлимы. Они пошли в набег на род своих кровников и попали в плен во сне. Их вождь, Муджа’а ибн Марара, был очень влиятелен в Ямаме и считался одним из самых опытных воинов в этих местах.
        - Ну, - Халид ибн аль-Валид неспешно прохаживался мимо ряда воинов, опустивших головы. - Веруете ли вы в Аллаха, единого бога?
        - Веруем, - раздались нестройные голоса.
        - Это хорошо, - усмехнулся Меч Аллаха. - А кто ваш пророк? Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует, или аль-Казаб, обманщик? - он поднес ладонь к уху. - А? Не слышу!
        - Пусть будет из вас и пророк из нас, - услышал он уверенный голос.
        - Я почему-то так и думал, - усмехнулся Халид и ткнул в сторону Муджа’а. - Этого заковать, а остальным отрубить головы. Сворачивайте лагерь, воины! Мы выступаем!
        Чего так и не смог понять Стефан, так это того, как неграмотный торговец из пыльного городка на краю мира смог зажечь в жителях пустыни такой огонь. В войске шли люди, которые в Империи ни за что не встали бы в строй. Зейд, брат Умара, и Абдаллах, его сын, скакали на конях в первых рядах. Рядом с ними шел в бой Абд-ар-Рахман, сын самого халифа, и все это никак не укладывалось в голове дворцового евнуха. Плечом к плечу с ними стоял Муавия ибн Суфьян(5) из могущественного мекканского рода бану Омейя. И это было тем более удивительно, что его отец, Абу Суфьян, был злейшим врагом Пророка и не раз грозил ему смертью. Если бы дело было в Константинополе, то Муавия, при определенном везении, закончил бы жизнь на одном из крошечных островов в Эгейском море. Почему все эти люди рискуют своей жизнью? Впрочем, Стефан вспомнил, что все вожди варваров шли в бой в первых рядах, не заботясь о судьбах своей страны, и на время успокоился. Но вот когда он увидел Умму Умара, то перестал понимать что-либо вообще.
        Нусайба бинт Кааб, так назвали ее при рождении, приняла ислам одной из первых и прошла все битвы, в которых участвовал Пророк. В битве при горе Ухуд она защищала его своим телом, сражаясь луком и мечом. Она получила несколько ран, а ее плечо было разрублено так, что туда помещалась ладонь. Ее сыновья сражались рядом с ней. Суровая женщина с отрешенным взглядом так поразила слугу императора, что он осмелился спросить у нее.
        - О, почтенная Нусайба, зачем ты сама идешь в бой? Ведь ты вырастила таких отважных сыновей!
        - Мой сын Хабиб попал в руки Мусайлимы-лжеца, - она равнодушно посмотрела на Стефана. - Лжец спросил у моего сына, признает ли он Пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует, истинным посланником Бога. Мой Хабиб сказал, что признает. И тогда Мусайлима спросил, признает ли он пророком его самого. Мой сын ответил: - Не слышу! Лжец рубил его мечом и задавал все тот же вопрос. И каждый раз мой сын отвечал: Не слышу! Лжец порубил моего сына на куски, но он не дрогнул. Я счастлива, ромей, что мой сын стал мучеником! Он теперь в раю, рядом с НИМ. Теперь ты понял?
        - Так ты…? - осознал Стефан.
        - Не успокоюсь, пока не вырежу сердце этому шакалу, - сказала Умма Умара и тронула пятками верблюда. Она больше не хотела разговаривать с ним.
        Вади Ханифа, источник жизни в этих землях, пока еще был сух. Зимние дожди не наполнили его водой. Его берега образовывали огромную чашу, и здесь не было места, более удобного для сражения. Городок Джубайла стоял на его берегу, и рядом с ним был овраг, который впадал в пересохшее русло пустынной реки.
        Мусульман было тринадцать тысяч, а Мусайлима собрал около сорока. Вожди всех подвластных племен дали своих бойцов, и они верили в своего пророка не меньше мусульман. В Аравии еще не бывало битвы, схожей по своей многолюдности и ожесточенности. Войска были построены так, как это делалось всегда. Центр и два крыла. Немногочисленная конница стояла на флангах, а центр, которым командовал сам Меч Аллаха, воевал пешим. И прямо сейчас воины молились. Командующий перемешал роды и племена, и многие были недовольны тем, что видели рядом с собой незнакомые лица.
        - Вперед! Йа, Муххамед! - Халид вытащил меч и пошел вперед, двинув за собой огромную массу людей.
        - Йа, Муххамед! Мы победим, Иншалла! - заорали воины и двинулись вперед, ударившись о ряды воинов Мусайлимы.

* * *
        Стефан стоял на крутом берегу пересохшего русла реки и, приложив ладонь ко лбу, смотрел на то действо, что разворачивалось перед ним. По большей части он видел лишь клубы пыли, поднятые десятками тысяч ног и конских копыт. Но иногда он видел и то, как дышит линия бойцов, клонясь то в одну, то в другую сторону. Ему становилось совершенно ясно, что мусульмане не побеждают. Более того, их первоначальный пыл, с которым они врубились в линию воинов Мусайлимы, затухал. Люди уставали, ведь их было куда меньше.
        Сам он остался в лагере, который охраняла пара сотен бойцов. Стефан оставил своего верблюда и вещи неподалеку от шатра самого Халида, справедливо полагая, что уж его-то защищать будут до последнего. Ведь в огромном шатре была Лейла, его жена, и знатный пленник, Муджа’а ибн Марара, который сидел в цепях и ждал своей судьбы.
        - Проклятье! - ругнулся Стефан. - Самое безопасное место, значит! Да как бы не так! Вот ведь бедный я, бедный!
        Мусульман давили по всему фронту, и теперь их бегство было лишь вопросом времени. Центр, где в первом ряду бился сам Халид ибн аль-Валид, опасно прогнулся. Его до предела истончившаяся дуга вот-вот лопнет, и это Стефан видел совершенно ясно. Он горестно вздохнул и побрел к своим вещам, где был спрятан испытанный арбалет новгородской работы и два колчана болтов. А еще нужно закопать хурджуны со своими вещами. Вдруг, случится чудо, и он все-таки останется жив. Он проверил ход тетивы и остался доволен. Арбалет не подведет.
        - Чего смотрите? - окрысился он на воинов охраны, которые наблюдали за его приготовлениями с каким-то детским любопытством. - Сейчас сюда прибегут воины Лжеца. Они захотят пограбить лагерь. Собирайте всех!
        - Да без тебя разберемся, - в голос засмеялись воины. - Смешной безбородый слабак нам советы давать будет!
        Конечно же, воины уже и сами понимали, что происходит. Не дворцовому евнуху учить их. Обожженные лютым солнцем жилистые пастухи воевали не первый год. Они уже встали в строй и натянули тетиву на плечи луков. В их действиях не было суеты, лишь спокойная уверенность людей, не боящихся смерти.
        - Иди сюда, желтолицый! - позвали они. - Покажи нам, что делает эта штука!
        - Смотри! - Стефан влепил короткую толстую стрелу прямо в грудь первому воину Мусайлимы, который оказался в пределах досягаемости. Этот бой давался ему куда легче, чем тот, в Константинополе. Голова была ясной, и его захватило хмельное бесшабашное веселье. Он умрет сегодня, это было ясно, как божий день. Если к шатру, где сидит жена самого Халида ибн аль-Валида прорвались враги, значит, армия мусульман рассеяна. Теперь смерть - лишь вопрос времени. Так о чем беспокоиться?
        - Как хорошая вещь! - восхитился воин, стоявший рядом. У него был лишь щит и копье, он был небогат. - А можно, когда тебя убьют, я ее себе возьму?
        - Можно, - ответил Стефан, натягивая козьей ногой тетиву. Наивная простота местного жителя его слегка покоробила. - Вон еще колчан лежит.
        - Меня зовут Азам, - сказал воин, отбивая атаку какого-то воина, тоже вооруженного копьем. Тот бился похуже. Азам ранил его в ногу, а потом добил, когда тот упал. - А тебя как?
        - Стефан! - сказал тот, нажимая на спусковую скобу. Рука дрогнула, и он попал в плечо, а не в грудь, как рассчитывал. Воин истошно заорал, его рука повисла плетью. Видимо, тяжелая стрела перебила кость.
        - Мы сегодня попадем в рай! - крикнул Азам. - Ты с нами?
        - Чего-о? - удивился Стефан, который снова натягивал тетиву. Им пока везло. Воины Мусайлимы занялись тем, чем заниматься в бою было нельзя. Они начали грабить лагерь, а потому атаки на его защитников были хаотичными и короткими.
        - Скажи, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед - его Пророк! - крикнул Азам. На него снова наскочил какой-то бедолага, который уже через несколько секунд лежал на земле, зажимая рану в животе. - Скажи от всего сердца, а мы с парнями будем свидетелями. И уже сегодня ты будешь в раю вместе с теми, кто погиб за веру.
        - Нет! - сказал Стефан, когда еще одно тело поймало стрелу и упало, нелепо раскинув руки. - У вас обрезание надо делать, а у меня уже и обрезать нечего. Да и отрекаться от своей веры я не стану.
        - Твое дело, - равнодушно пожал плечами Азам. - Я как лучше хотел. Вон толпа бежит сюда, скоро мы все умрем. Ну, прощай, что ли, желтолицый. Не пригодится мне твоя штуковина. О! Да у тебя кольчуга есть?
        - Ага! - довольно сказал Стефан, потирая ушибленную стрелой грудь. Короткая, плетеная из тонких колец безрукавка лежала в его вещах бесполезным грузом несколько месяцев, а вот сейчас спасла ему жизнь.
        Азам оказался прав, и охрана лагеря была смята очень быстро. Врагов было куда больше. Бой был коротким. Сначала их расстреляли из луков, а оставшихся перекололи копьями и изрубили мечами. Мусульмане дрались, как дикие звери, но это им не помогло. Они все погибли. А вот Стефану в рай категорически не хотелось, и он предусмотрительно упал, притворившись мертвым. Тело Азама лежало рядом. На его почерневшем от солнца лице застыла едва заметная улыбка.
        Воины Мусайлимы ворвались в шатер Халида ибн аль-Валида, который стоял в шаге от того места, где упал Стефан. Через мгновение он услышал восторженный вопль.
        - Тут его жена! Убьем эту стерву!
        - Она под моей защитой! - Стефан услышал голос пленного Муджаа. - Идите, воюйте с мужчинами!
        - Ладно, пошли отсюда! - послышался недовольный голос. - Демоны с этой бабой! Тут вокруг столько добра!
        Грабеж продолжался около часа. Стефан молился по себя, радуясь, что самое ценное успел закопать, но очень скоро услышал гортанные крики. Что-то происходило неподалеку, и это что-то было не слишком благоприятно для воинов Мусайлимы-лжеца. Уже через четверть часа в лагере не осталось никого, а это значит, что Халид ибн аль-Валид все-таки смог собрать рассеянное войско и вновь ударил по врагу.
        Стефан осторожно встал и снова вышел на обрывистый берег пересохшего русла. Войско мусульман снова построилось и теперь шло на воинов Мусайлимы, которые ждали их. Впереди, в сопровождении горстки охраны шел сам эмир с обнаженным мечом. Стефан отлично видел его с высоты. Войско мусульман шло за ним, сомкнув ряды. Все русло вади было покрыто телами погибших и обломками копий и мечей.
        - Святая Дева! - прошептал Стефан и перекрестился. - Вот ведь ненормальный! Не лучше Сигурда! Ему что, вообще жизнь не дорога? Ведь только женился!
        Центр ударил в центр, а фланги ударили во фланги. Никто из воинов не уступал друг другу в ярости. Вот старший брат Умара зарубил Раджжала, командующего левым крылом вражеского войска. А вот Умма Умара, окруженная сыновьями, с жутким воем вскрыла своим мечом горло какому-то воину. У оврага, что шел от городка Джубайла, завязалась совершенно чудовищная резня. Там, где в сезон дождей текла вода, сейчас потекла кровь, и потекла полноводным ручьем. Стефан и представить себе такого раньше не мог. Он даже отвернулся, его замутило от этого зрелища. Воины лезли по телам своих убитых друзей, чтобы добраться до врага, а уже через пару минут кто-то лез по их собственным телам. Стефан стоял, окаменев от ужаса. Он не понимал подобного ожесточения. Зато он отлично понимал, что и эта атака мусульман скоро захлебнется. Так и случилось вскоре. Воины двух армий стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Их силы закончились. И только один человек, казалось, не знал усталости. Он хрипло закричал.
        - Я - сын аль-Валида! Желает ли кто-нибудь сразиться со мной один на один?
        - Ну, точно, ненормальный, - окончательно уверился Стефан.
        Впрочем, его уверенность пошатнулась, когда Халид зарубил четверых воинов подряд, подойдя вплотную к тому месту, где стоял Мусайлима в кольце охраны. Меч Аллаха напевал.
        - Я - сын многих вождей.
        Мой меч остр и ужасен.
        Это самая могущественная вещь,
        Когда неистово бурлит котел войны.
        Халид ибн аль-Валид был неплохим поэтом, и прямо сейчас цитировал сочиненные в суматохе боя стихи. Он ткнул мечом в сторону Мусайлимы и заорал.
        - Ты! Переговоры!
        Мусайлима вышел вперед и встал в пяти шагах от него.
        - Если мы придем к соглашению, какие бы условия ты принял? - спросил Халид.
        Мусайлима задумался, словно прислушиваясь к совету потустороннего существа. Он часто так делал, приводя своих последователей в священный трепет. Так было и сейчас.
        - Так что ты решил? - спросил Халид, делая маленький шажок вперед.
        Мусайлима отрицательно покачал головой, и в этот момент Халид прыгнул, разрубив воздух там, где только что стоял самозванец. Тот резво отпрыгнул назад, укрывшись за щитами охраны.
        - Он трус! - заорал Халид. - За кого вы умираете, люди Ханифа! За презренного труса?
        И этот его вопрос сломал дух воинов Мусайлимы. Зачем умирать за того, кто испугался выйти на честный поединок? Когда мусульмане бросились вперед, они прорвали их строй сразу в нескольких местах. В начавшейся резне погиб Зейд, старший брат Умара. Погиб и его двоюродный брат Амир. Войско лжепророка побежало, и лишь командующий правым флангом Муххаким еще держался.
        - Бану Ханифа! Укройтесь в саду! В сад! В сад! - кричал Муххаким.
        Около семи тысяч из его войска еще стояли на ногах и могли биться, и все они рекой потекли в огромный сад, окруженный крепкой стеной. Муххаким с небольшим отрядом остался прикрывать их отход. Там-то он и был сражен стрелой, которую пустил Абд-ар-Рахман, сын халифа.
        - Что же делать? - не на шутку задумался Халид, стоя перед запертыми воротами. У него не было лестниц, как не было и дерева, из которых их можно было сделать. Стена стала непреодолимым препятствием, а солнце уже давно перевалило за полдень…
        - Позволь мне, эмир, - вперед вышел пожилой воин по имени Бара’а ибн Малик, один из старейших сподвижников Пророка. - Перебросьте меня через стену, и я открою ворота.
        - Глупая смерть, - покачал головой Халид. - Не нужно.
        - Я настаиваю, - отрезал воин.
        - Делайте, как он сказал, - скомандовал Халид, и старый воин забрался на стену по плечам собратьев, ловко подтянулся и перепрыгнул на ту сторону.
        За глинобитной стеной раздались глухие удары и звон железа, и через пару минут воин, зажимающий рану, отворил ворота. Три изрубленных тела валялись на земле рядом с толстым брусом, которым еще недавно были заперты ворота.
        Сад, в котором ключом била жизнь, превратился в обиталище смерти. Тысячи людей, запертых его стенах, резались не на жизнь, а на смерть. Вся земля была устелена телами и отсеченными конечностями. Тяжелый запах крови и внутренностей висел здесь, но обезумевшие люди ничего этого не замечали. Мусайлима уже понимал, что это конец. Он не был совсем уже трусом, и воином тоже был неплохим. Чудесный меч, который ему подарил желтолицый чужеземец, то и дело валил на землю кого-нибудь из мусульман. Сама Умма Умара, покрытая кровью с головы до ног, пыталась прорубиться к нему. Ее сыновья бились рядом с ней. Она пропустила удар, и охранник Мусайлимы отсек ей руку с мечом. Она завыла и осела на землю, зажимая обрубок, из которого хлестала кровь.
        - Получи, шайтан! - Вахши ибн Харба(6) метнул свое знаменитое копье, и оно пронзило живот Мусайлимы.
        Лжепророк с хрипом завалился на бок и вскоре его отсеченную голову носили по всему саду. Воины племени Ханифа, видя ее, опускали оружие. Они потеряли веру в того, кто обещал им победу. Умма Умара подошла к телу Мусайлимы, плюнула на него и упала на землю без сил. Ее месть свершилась.
        В тот день погибло множество воинов мусульман, и из них три сотни хафизов, тех, кто знал Коран наизусть. И именно после этого сражения победа ислама в землях Аравии стала необратима. У него просто не было больше сильных врагов. И именно сегодня над миром был занесен меч войны. Знойные ветры юга совсем скоро повернут на север.
        1 Ансары - примкнувшие к Пророку Мухаммеду жители Медины.
        2 Мухаджиры - мусульмане, которые переселились с Пророком в Медину из Мекки в 622 году. Это событие называется Хиджра. С этого события начинается мусульманское летоисчисление. Мухаджиры и ансары были двумя разными политическими силами.
        3 Расул - Посланник
        4 Цитируется по произведению арабского историка Ат Табари «Книга пророков и царей».
        5 Будущий халиф, основатель династии Омейядов, при которой арабский халифат достиг своего пика.
        6 Вахши ибн Харба в битве при Ухуде(625 г), убил Хамзу, дядю Пророка Мухаммеда. Он до конца жизни говорил, что убил одним копьем и лучшего из людей, и худшего. После захвата Сирии жил в Эмессе и был там местной достопримечательностью. Вахши спился и был первым мусульманином в Сирии, которого халиф Умар велел высечь плетьми за пьянство. Впрочем, это не помогло, и Умар махнул на него рукой.
        Глава 16
        ЯНВАРЬ 633 ГОДА. КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
        Пробуждение получилось очень неприятным. Точнее, неприятным было то тревожное чувство, которое подбросило Косту на кровати, словно пружиной. В комнате было темно, и лишь кожей он почувствовал, что в его жилище есть еще кто-то, кроме него. Он не ошибся.
        - Вацлав Драгомирович? - спросил Коста слегка дрогнувшим голосом. - Он знал о любимой привычке своего непосредственного начальника. Его учили воздействовать на людей, и теперь он почувствовал воздействие на себе. Оказалось, что это страшно до ужаса.
        - Я вот долго никак понять не мог, - сказало начальство, разжигая масляную лампу. Вацлав как будто продолжил недавно начатый разговор. - Докладывают мне, что парнишка, который в месяц пять рублей получает, ходит в хорошие харчевни кушать, жилье новое снял, приоделся… И при этом парнишка этот жмот, каких поискать. За медный нуммий удавится.
        - Да я… - лязгнул зубами Коста.
        - Заткнись! - резко оборвал его Вацлав. - Я не разрешал говорить! Самым умным себя посчитал? Ты на службе, парень. И присягу давал. Твои выходки могут ко многим бедам привести. Тебя грамотный палач расколет быстрее, чем ты куриную ногу объесть успеешь. Ты ведь, жадная сволочь, все наше дело под удар ставишь. Это же ты ростовщика уделал! Даже актеров для этого из Александрии выписал!
        - Откуда…? - Коста даже вспотел.
        - Ты не один тут работаешь, - пояснил Вацлав. - И у людей этих уши и глаза нараспашку открыты. То менялу как-то очень хитро ограбят, то богатый ростовщик задарма дом отдает и бежит куда-то, оставив половину Константинополя рыдать от счастья. А к нему никаких вопросов нет. Ни у властей, ни у ночного люда. И ведь нигде и ничего не всплывает. Никто по кабакам не хвалится, шлюхам золотых колец не дарит и вообще, этого странного вора словно никогда и на свете не было. Как будто специально учили кого-то замки вскрывать, людям душу наизнанку выворачивать, а потом обычным приказчиком притворяться. Знаешь, а ведь совсем несложно эти случаи с твоей сытой жизнью сопоставить. Зачем ты ввязался в это, парень? Денег захотел?
        - И денег тоже, - пригорюнился Коста. - Но не только. Это он моего отца разорил. Из-за него я бродягой стал. Из-за него вся моя семья от чумы умерла. - Он начал повышать голос, переходя на крик. - Ты видел, как все твои близкие мертвые лежат? Отец, мать, братья? Как их потом крючьями на костер, как последнюю падаль тащат? Видел, а?
        - Видел, - кивнул Вацлав. - И сам хоронил их. И мать, и отца, и сестер с братьями. Они не успели в лес убежать. И почти весь городок наш в той могиле лежал. Обры тогда в набег пришли, мало, кто спасся.
        - Ясно, - обреченно кивнул Коста. - Тогда карай. Ты же за этим сюда пришел. Ну, вот он я. Режь!
        - Это уже второй раз, когда ты сильно меня подвел, - сказал Вацлав. - Я не хочу убивать мальчишку, мне просто противно. Но теперь, парень, твой долг вырос до неба. Велю в раскаленную печь войти, полезешь туда и улыбаться будешь. Понял? Еще один залет, и я тебя крокодилам скормлю. И это не шутка, парень. Больше пощады не жди.
        - Почему крокодилам? - удивился Коста.
        - А ты скоро в Александрию плывешь, - пояснил Вацлав, - там крокодилов много. В филиале торгового дома работать будешь. Почтенный Марк тобой очень доволен.
        - А раз уж вы меня сегодня резать не будете, - набрал воздуха в грудь Коста, - можно я все, что нелегким трудом скопил, в дело пущу? Может, тогда мне и деньги кроить не захочется.
        - Нелегким трудом? - с сомнением спросил сам у себя Вацлав. - Может, все-таки прирезать наглого засранца? - Он глубоко задумался, но слово «нет» так и не сказал.
        - И вот еще что, Вацлав Драгомирович, - уже смелее сказал Коста. - Человек тут один есть, со мной вместе работал. Он город и его дно не хуже меня знает. Звезд с неба не хватает, но подает надежды. Готов рекомендовать.

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. БРАТИСЛАВА.
        Толку от камина было немного, но все собравшиеся в большой гостиной княжеского дворца любили живой огонь. В них как будто просыпалась память сотен поколений предков, коротавших бесконечные зимние вечера, глядя на пляшущие языки пламени. Эту традицию ввел Самослав, а потому, в те редкие дни, когда он не уезжал в отдаленные жупанства, или его не отвлекали неотложные дела, все большое семейство собиралось вместе. Так было и сегодня.
        Вокруг камина стояли низкие диваны, набитые конским волосом, на которых расположились княгини, аккуратно разложившие вокруг себя подолы нарядных платьев. Они пугливо поглядывали на огонь, откуда иногда вылетали искры. Платьев было жалко. Сам князь утонул в мягком кресле, держа в руке бокал светло-янтарной жидкости, принесенной на пробу владыкой Григорием. Он смотрел на огонь и молчал. Кий, Владимир и Радегунда возились на огромном ковре с толстым ворсом. Они отнимали друг у друга игрушки, то и дело оглашая гостиную обиженным ревом. Святослав, отпущенный из Сотни ради такого случая, хвалился брату и сестре новой книгой, то и дело стукая их по рукам, когда они тянулись, чтобы самостоятельно перелистнуть страницу. Он никому не доверял свое сокровище. Восьмилетняя Умила и шестилетний Берислав читали бегло, и тоже впились взглядом в страницу, шевеля от усердия губами. Берислав был домашним ребенком, выросшим под присмотром сонма нянек и служанок. Он ни разу в жизни не ночевал в деревянной избе, а потому поглядывал на мозолистые руки брата, украшенные короткими обкусанными ногтями с черной каемкой, не
скрывая своего неодобрения.
        Старая княгиня, которой сын подарил кресло-качалку, радовалась, как ребенок. Она не могла отвести взгляд от новой лампы со стеклянным плафоном, которую служанки заправили какой-то вонючей дрянью. Милица частенько вставала и подкручивала фитиль, то делая ярче, то, наоборот, приглушая льющийся из нее свет, и через слово поминала Дажьбога. Новая лампа сломала все ее представления о мире. Впрочем, в Братиславе она такая была не одна.
        Обе княгини, не сговариваясь, садились на разные диваны, закрепив их за собой молчаливым соглашением. Никто из них не смел язвить и устраивать пикировки, эти вечера были священны. Обе женщины сидели с любезными улыбками на лице и ревниво наблюдали за возней детей на ковре. Дети то и дело дрались, но даже это сегодня не вело к ссорам. Испортить князю вечер в кругу семьи никому из его женщин и в голову бы не пришло. Они молча оттаскивали детей друг от друга, успокаивая их ласковым шепотом.
        - До чего Святослав хорош стал, - вздохнула вдруг Мария. - Настоящий воин. Ведь достанется же кому-то такой жених!
        - Я не хочу жениться! - поднял на нее удивленный взгляд Святослав. - Я воевать хочу!
        - Так у тебя же невеста есть! - в притворном недоумении посмотрела на него Мария.
        - Какая еще невеста? - недовольно спросил Святослав. Он что-то слышал об этом, но давно позабыл за ненадобностью. - А как ее зовут?
        - Не знаем, - виновато пожала плечами Людмила. - Ты, как в положенный возраст войдешь, женишься на одной из дочерей хана Кубрата, из болгарских степей.
        - Я не хочу! - надулся Святослав.
        - Таков договор, сын, - повернулся к нему Самослав. - У всех твоих братьев и сестер есть пара. И даже у Владимира уже есть невеста. Он возьмет за себя женщину из дома Фриульских герцогов. Чем ты хуже маленького брата? Ты будущий князь, у тебя есть долг перед страной.
        - Было бы неплохо привезти ее сюда заранее, - задумчиво сказала Мария. - Она научится нашему языку, хорошим манерам и нашим порядкам. На это уйдет не один год. Не думаю, что Святославу понравится чумазая дикарка, от которой за сотню шагов разит конским потом. Я слышала, что все степняки кривоногие, а вшей на них больше, чем звезд на небе. Нелегко будет найти среди них подходящую невесту.
        - Да, в этом есть смысл, - задумался князь. Это не было чем-то необычным, скорее наоборот, такое случалось довольно часто.
        - Я могу сам выбрать себе жену? - Святослав поднял глаза на отца. В них светилась застарелая обида и упрямство. И Самослав медленно кивнул головой, понимая, что отказ еще больше отдалит его от сына. Да и чувство вины все еще грызло его, лишая покоя.
        - Если хочешь, пойдете на новом корабле, - добавил он. - Весной на Дунае спустят на воду первый дромон. Он пойдет до самого устья, а потом в Тергестум. В устье вы и встретитесь с Кубратом, я пошлю к нему гонца. Ты и твои друзья поплывете на нем. Потом вернетесь через Фриуль и Солеград.
        - Да! - заорал Святослав в восторге. - Хочу! Спасибо, отец!
        - Но вы не будете там гостями, - предупредил его князь. - Будет паруса ставить, грести и палубу драить, как матросы.
        - Да чем ты меня пугаешь! - хмыкнул Святослав. - Я только вчера воз дров переколол.
        - Хочешь, я поеду с тобой, - заговорщицки посмотрела на него Мария. - Ты присмотришь кого-нибудь, а потом я поболтаю с ней по-свойски, по девичьи. Вдруг, она притворяется. Женщины бывают очень коварны, Святослав.
        - Я сама поеду, - ревниво сказала Людмила. - Не хватало еще, чтобы моему сыну… - она замолчала, подыскивая приличный эпитет, - посторонняя женщина невесту подыскивала.
        - Как хочешь, княгинюшка, как хочешь, - ласково сказала Мария. - Я всего лишь свою помощь хотела предложить. Конечно же, ты лучше меня с этим справишься.
        - Нужно уже гонца слать, - задумчиво сказал Самослав. - Через Железные Ворота на Дунае большой корабль не каждый месяц пройдет. Только по высокой воде.
        Дети на ковре снова подрались, и матери растащили их в очередной раз. Мария взяла ревущую дочь на руки и жарко зашептала ей в ушко:
        - Радегунда, сокровище мое! Не плачь, ты сама виновата! Разве приличествует пани драться с мужиками? Это они должны были передраться и принести тебе в зубах то, что ты хочешь. Ну, ничего, мамочка тебя всему научит. Мамочке до безумия надоела одна глупая курица, и теперь она не будет ее видеть минимум полгода. А если повезет, эта дурища приедет, обожженная солнцем до волдырей и с задницей, сбитой в кровь. Вот мамочка тогда порадуется!
        - Неужто я правнуков своих увижу! - смахнула непрошеную слезу Милица, и снова выкрутила на максимум фитиль лампы. Ее глаза светились невероятным восторгом. - Ведь сколько лет я молилась, чтобы мои сыновья живы остались. Может, боги дадут, я и Ратко с Никшей увижу. Где же они, мои мальчики?
        - Насколько я знаю Ратко, матушка,- хмыкнул Самослав, - он сейчас лопает нежнейшего ягненка, сдобренного индийскими специями. Он же в Аравии, там знают в этом толк. А Ратко у нас большой любитель вкусно пожрать. Так что не беспокойся, матушка, именно этим он и занимается.

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. СТРАНА ЯМАМА.
        Финики, сыр и сушеное мясо надоели Стефану до чертиков. Он снова похудел и почернел от солнца, напоминая скорее пастуха, чем сдобного, как булка, слугу василевса. Он уже сроднился со своим верблюдом, научившись спать и есть на ходу. Победоносная армия мусульман шла по землям Аравии, словно копье через стог сена. Семь тысяч отступников было убито на поле боя, еще столько же в Саду Смерти, и еще столько же в карательных походах, которые Халид ибн аль-Валид обрушил на бану Ханифа. Многие роды сдавались, и их прощали. Открыл ворота и город Ямама, который выдал коней, все доспехи и оружие. Он тоже был прощен. А вот некоторые роды бились до последнего человека. Эти воины так и не приняли веру нового Пророка, и были уничтожены. Их женщины и дети пошли в далекую Медину как рабы.
        Отдельные корпуса мусульман сражались в южной Сирии, Бахрейне и Омане. Грандиозное восстание против сборщиков налогов из Медины вспыхнуло и в Йемене, но войска халифа медленно, шаг за шагом давили очаги сопротивления, один за другим. И хуже всех приходилось тем племенам, где во время восстания убивали мусульман. Им платили той же монетой.
        - Ну, что же, - Халид ибн аль-Валид с удовлетворением осмотрел шеренгу понурых мужчин, стоявших перед ним на коленях со связанными руками. - Суд окончен, и ваша вина доказана. Вы все виновны, и приговариваетесь к смерти.
        В толпе людей раздались женские крики и детский плач. Обвиняемые покаялись и поклялись соблюдать законы ислама. В таких случаях мусульмане обычно проявляли милосердие. Но только не сегодня. Суровый судья не собирался щадить тех, кто обагрил свои руки кровью его единоверцев. Стефан стоял тут же, в толпе воинов. После боя в лагере он стал почти своим, и даже получил долю в добыче. Его одобрительно похлопывали по плечу, не забывая пошутить насчет глубоко спрятанных яиц. Каждый из воинов считал, что именно он придумал эту шутку первым и веселился, как ребенок. Впрочем, свирепые бойцы и так напоминали детей, ведь они, с точки зрения дворцового чиновника, были необыкновенно просты и доверчивы.
        - Ты! Ты! Ты! И ты! - по знаку Халида вытащили четырех приговоренных. - Вы забили мусульманина камнями. И вас самих ждет та же участь. - Он отдал команду. - Приступайте!
        Толпа вздрогнула, когда взгляд эмира мусульман обратился на нее.
        - Чего смотрите на меня, как бараны? - рыкнул он. - Вы поклялись, что являетесь добрыми мусульманами, так исполняйте закон или становитесь с ними рядом. Ну! Или вы тоже отступники?
        Люди несмело подбирали камни с земли и стояли, пряча друг от друга глаза. По короткой команде эмира камни полетели в приговоренных. Сначала несмело, падая у ног казнимых, но после зуботычин, которые щедро раздали воины, камни полетели густо и в полную силу. Бросали камни даже соседи и родня, пораженные ужасом в самое сердце. Через несколько минут забитые по полусмерти отступники были оставлены умирать на земле.
        - Та-а-ак! - удовлетворенный Халид ибн аль-Валид снова подошел к пленникам. - Вы трое сожгли двух мусульман заживо! Да воздастся вам той же мерой!
        Столбы, обложенные сухими ветками, были уже готовы, и упирающихся пленников подтащили к ним и привязали крепко-накрепко. Страх в их глазах уступил место обреченности. Они уже не надеялись ни на что, только издали дикий крик, когда пламя стало облизывать их ноги. А правосудие все продолжалось, и закончилось лишь тогда, когда пятерых расстреляли из луков, и еще десяток бросили со скалы. Эти люди умерли так же, как и мусульмане, казненные ими.
        - Добрые люди! - Халид повернулся к жителям городка. - Правосудие свершилось. Вы все правоверные мусульмане, а потому находитесь под защитой закона. Ни одну женщину не тронут, и ни в один дом не войдут. Ваше имущество и ваши жизни в безопасности. Мир вам! Можете идти домой! Славьте Бога и нашего Пророка, да благословит его Аллах и приветствует!
        Жители, которых все еще трясло от пережитого ужаса, разбрелись по своим домам, а Халид повернулся к Стефану, который стоял неподалеку.
        - Мы уходим в Ирак. Халиф повелел нам взять Хиру(1). Ты пойдешь с нами или останешься здесь?
        - Пойду, - пожал плечами Стефан. - Мне не добраться до Медины самостоятельно. С тобой, Халид, мне как-то спокойнее. Ну, почти всегда… Да и брата моего тут все равно нет. Может быть, он на севере?
        - Да, мы пройдем через земли бану Тамим, - кивнул Халид. - Я разошлю гонцов и, если он там, мы его найдем.
        - Скажи, почему вы решили напасть на персов? - полюбопытствовал Стефан.
        - Сам халиф дал мне такой приказ, - пожал плечами Халид. - Я сегодня пообещал воинам, что со мной пойдут только добровольцы.
        - И сколько же у тебя осталось людей? - полюбопытствовал Стефан.
        - Две тысячи человек, - спокойно ответил Халид. - Остальные отправятся домой. Удивлен, что ты тоже решил пойти с нами! Ты настоящий храбрец! Вот никогда бы не подумал!
        - Мне послышалось? - ошеломленно спросил Стефан, до которого, наконец, дошло, куда он только что вляпался. - Ты что, хочешь с двумя тысячами бойцов напасть на войско шахиншаха Ездигерда?
        - Это же мои лучшие воины! - пояснил полководец. - Ну, и халиф прислал мне подкрепление. Сам Аль-Каака ибн Амр ат-Тамими прибыл вчера.
        - Отлично! А сколько воинов он привел с собой? - оживился Стефан, перед которым забрезжила робкая надежда дожить до старости.
        - Нисколько, - недоумевающе посмотрел на него Халид. - А зачем? Это же аль-Каака! Светлейший халиф Абу-Бакр ас-Сиддик как-то раз сказал о нем: «Войско, в котором есть подобный ему, непобедимо». Успокойся, все будет хорошо! Ты просто не знаешь этого парня, он настоящий зверь(2).
        - Сигурд! - простонал Стефан, и с мученическим видом поднял очи к небесам. - Прости меня, дружище! Ведь я всегда считал, что ты самый ненормальный человек на свете! Как же я ошибался! Да по сравнению с ними ты сама осторожность! Ведь у этих ребят и вовсе мозги набекрень!
        1 Хира - древний город на левом берегу Евфрата, бывшая столица арабского царства Лахмидов, вассального персам. В описываемое время эта арабская автономия была ликвидирована и управлялась персидскими чиновниками.
        2 Исторический факт. Халиф Абу Бакр послал на помощь Халиду ибн аль-Валиду только одного воина, Аль-Кааку ибн Амра. Остальное войско набирали по дороге из племен северо-востока Аравии. Изначально Халид пошел в поход на Персию, имея всего две тысячи воинов.
        Глава 17
        МАРТ 633 ГОДА. АЛЕКСАНДРИЯ.
        Вацлав сошел на твердую землю, слегка покачиваясь с непривычки. Неждан и Яромир сошли следом за ним, как и Коста, который с любопытством оглядывался вокруг. Они были в пути без малого месяц. Купеческий кораблик пробирался вдоль берега, зайдя попутно на острова Хиос и Родос, а потом в Кесарию Палестинскую. Там Вацлав встретился с Ицхаком и познакомил его с Костой, который плыл с ним в Египет, к новому месту службы. Им еще вести вместе дела, они должны знать друг друга. От Стефана новостей больше не было. Он был где-то в Аравии, а там бушевала война, отголоски которой чувствовались даже в Палестине. Уже не раз и не два в погоне за своими врагами к южным городам имперской провинции подходили отряды мусульман на верблюдах и конях, грабили посады и уходили в свои пески. Проконсул Тигран скрипел зубами, но ничего сделать не мог. У него попросту не было сил, чтобы перекрыть всю границу. Кесария не впечатлила Вацлава вовсе. Обычный городок со следами недавней войны и легким намеком на былое великолепие. Невысокие стены и ленивая стража со скверным оружием вызвали у него понимающую усмешку. Здесь стояли
лимитанты, пограничные части, на содержание которых никогда не хватало денег. Они получали в разы меньше, чем красавцы схоларии, охранявшие императорский выезд. И служил в этих частях, как правило, всякий сброд, плохо обученный и вооруженный. В Кесарии они пробыли два дня, и снова сели на опостылевший корабль. Три дня, и они у цели. Эта убогая лоханка едва плелась.
        В пору расцвета, при императоре Траяне, в Александрии жило полмиллиона человек. Но вот только расцвет ее давно миновал. Сейчас здесь жила едва ли десятая часть от прежнего числа жителей, и все равно этот город был одним из крупнейших в мире. Грандиозный маяк, построенный первыми Птолемеями, изумлял своими размерами непривычных людей. И даже огромная статуя Посейдона, которая венчала его, все еще была на своем месте. Никому и в голову не пришло покуситься на нее. Александрия явно знавала лучшие времена, ведь она пережила и взятие города императором Аврелианом, срывшим городские стены, и религиозные столкновения, в результате которых был разгромлен огромный иудейский квартал и Серапеум, мировой центр учености, и грандиозный пожар 536 года. Персидская оккупация довершила несчастья великого города. Александрия съежилась, а ее новые стены отсекли восточные кварталы, которые теперь по большей части представляли собой руины, застарелые пепелища и убогие лачуги бедняков. Вся крупная торговля Империи постепенно уходила в Константинополь, а столица Египта понемногу превращалась в сонное захолустье, чьи
гавани мелели и затягивались илом. Лишь центральные улицы, что были шириной в сотню шагов, все еще изумляли приезжих. А вот общественные здания вдоль них были в довольно жалком состоянии. Город, в котором во времена Адриана и Марка Аврелия насчитывалось пятьдесят тысяч жилых строений и полторы тысячи бань, теперь был бледной тенью самого себя. Он так и продолжит чахнуть, мучимый постоянными землетрясениями, пока Наполеон не увидит на его месте селение, вмещавшее в своих жалких стенах шесть тысяч человек.
        - Дыра, конечно, редкостная! - со знанием дела вынес свой приговор Коста. - Но работать можно. Мы покажем местной деревенщине, как надо зарабатывать деньги.
        Вацлав посмотрел на него насмешливо, хмыкнул, но ничего не сказал. Самонадеянность этого юнца его забавляла. Купеческие семьи вели здесь дела по десять-пятнадцать поколений, а то и дольше. Чему он сможет научить тех, кто родился с абаком(1) в руке?
        - Надо занести местному префекту, - со знанием дела сказал Коста. - Он тут еще и патриарх по совместительству(2), поэтому берет за двоих.
        - Тебе когда-нибудь язык вырвут за такие слова, - усмехнулся Вацлав. - Смотри, владыка Кир скор на расправу. Кстати, а чего тут ваши жрецы не поделили, можешь объяснить? Из-за чего они тут режут друг друга?
        - Ну, понимаешь, - начал Коста. - Местные монофизиты верят, что человеческая природа Христа растворилась в его божественной сущности, а это великая ересь.
        - А на самом деле как? - Вацлав не на шутку заинтересовался.
        - А на самом деле, - с умным видом объяснил Коста, - во Христе одна божественная энергия, но две сущности, человеческая и божественная(3). Понятно теперь?
        - Нет! - совершенно искренне ответил Вацлав. - А точно ради этого нужно служителей вашего Бога, как скот резать?
        - Я не знаю, - пожал плечами Коста. - Так святые отцы говорят, а значит, это есть истина. Не нам, грешным, судить о таких вещах.
        - С ума сойти, - совершенно искренне удивился Вацлав, и на всякий случай уточнил. - Но бог-то у них один?
        - Конечно, один, - горячо уверил его Коста. - Но тут, в Египте, его почитают неправильно.
        - Дела-а-а! - почесал затылок Вацлав. - Мне владыка Григорий что-то такое пробовал объяснить, да только я и тогда ничего не понял, а ты меня еще больше запутал. У нас все как-то попроще будет. Ладно, разберемся.
        - Где тут наша контора будет? - повертел головой Коста.
        - Да вот же она, - кивнул Вацлав на двухэтажный дом, фасад которого помнил лучшие времена. Перед ним стоял пузатый грек, который шарил глазами по толпе. Он явно кого-то ждал. - Нас уже встречают.

* * *
        В ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ. СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ АРАВИЯ.
        - Пиши! - Халид ибн аль-Валид расхаживал по шатру и подбирал слова.
        - «Хормузу, наместнику области Даст Мейсан! Примите Ислам, и пребудете в здравии. Или согласитесь платить джизью, тогда вы и ваши люди будут под нашей защитой; в противном случае пеняйте на себя, ибо я веду за собой людей, которые жаждут смерти так же страстно, как вы жаждете жизни».
        - Красиво сказал, лаконично! - Стефан отложил в сторону палочку для письма в сторону и оглядел свою работу. - Правда, не слишком уважительно. По персидским понятиям, это серьезное оскорбление.
        - Да плевать мне на этого мужеложца, - совершенно искренне ответил Халид. - Для меня тот, кто поклоняется костру, и вовсе не человек. Пусть выйдет против меня с мечом и смоет это оскорбление кровью.
        Две тысячи воинов постепенно превратились в восемнадцать. Приказ халифа отдал все племена северо-востока Аравии под командование Халида ибн аль-Валида. Небольшой отряд, что вышел из Ямамы, разрастался, как снежный ком. Чуть ли не каждый день к нему присоединялись воины из родов бану Тамим, которое кочевало в этих местах. Многие из них еще недавно признавали пророчицу Саджах, которая оказалась умнее многих, и более не претендовала на верховную власть в этих землях. По слухам, она и вовсе приняла ислам, и стала жить тихо и незаметно. Тысячи коней и верблюдов, взбивая облака тончайшей пыли, шли на север. Туда, куда их гнала непреклонная воля повелителя правоверных. Кого-то из воинов вел священный долг, кого-то жажда добычи, а кого-то и желание присоединиться к новой силе в Аравии, загладив участием в походе все свои прежние вины. Выходцем из бану Тамим был и Аль-Каака ибн Амр, который оказался мужчиной лет двадцати пяти, сильным и гибким, с открытой белозубой улыбкой.
        Стефан как-то легко сдружился с вождями племен, потому что его рассказы у костра собирали целые толпы любопытных воинов, многие из которых почти не покидали тех троп, по которым столетиями кочевали их предки. И уж совершенно точно никто и никогда из них не был в Константинополе, в Галлии или Словении. Вечерами было скучно, и Стефан, который скрашивал их, очень скоро стал известен всему войску. В Аравии было совсем мало евнухов. А если быть точным, то он был один. До этих суровых мест пока не добрались утонченные имперские изыски. Да и певцы в церковные хоры тут не требовались. Их здесь попросту не было. И, так уж получилось, что уже совсем скоро все войско мусульман знало, что этот нескладный чудак с бабским голосом ищет своего брата, потерянного в далеком детстве. Воины копались в своей безразмерной памяти, но ничего подходящего вспомнить так и не могли. Они, знавшие свою родословную до самого Адама, не забыли бы светловолосого чужака. Стефан потерял уже было всякую надежду, как вдруг к нему подошел сам Аль-Каака.
        - Я помню желтолицего раба подходящего возраста, - сказал он. - Он жил в моем роду и принял ислам лет семь назад. Его звали Надир, что значит особый, редкий или дорогой.
        - И где он сейчас? - подался вперед Стефан.
        - Я не знаю, - равнодушно пожал плечами воин. - Мусульманин не может быть рабом, поэтому он получил волю и жил среди нас. Он ходил с нами в походы, и воевал достойно. Надир не был трусом. Мы приняли его как младшего родственника, а он просто ушел. Правда, при этом он украл верблюда и еду. Он оправдал свое имя и обошелся нам недешево.
        - А почему он сбежал? - удивился Стефан. - Ведь он получил свободу.
        - Он стал мавали, - пояснил воин. - Он отпущенный на волю раб. Он больше не вещь, но он обязан службой моему роду. А этот шакал не стал исполнять свой долг, обворовал нас и сбежал. Он совершил хадж в Мекку и его словно подменили. Все хвастался, что ему суждено великое будущее. И с чего он это взял? Скотина неблагодарная! Мы же кормили его столько лет!
        - Я отдам выкуп за него, - с каменным лицом ответил Стефан. - Если этот человек окажется моим братом, и я все-таки найду его, то заплачу твоему племени справедливую цену за его проступок.
        - Ты хороший человек, Стефан, - хлопнул его по плечу Аль-Каака. - И свои истории рассказываешь интересно. Жаль, что ты неверный. Я слышал, ты храбро бился в Ямаме, и твои слова - слова достойного человека. Я приму этот выкуп, но если мне попадется твой брат, то клянусь Аллахом, я спущу с него шкуру кнутом. Так и передай ему.
        - Куда бы он мог пойти, о почтенный Аль-Каака ибн Амр? - с замиранием сердца спросил Стефан. - С нами идут воины из многих племен, и они никогда не слышали о нем.
        - Все отребье бежит к племени Абд-аль-Кайс, - пожал плечами воин. - Если он не подох в песках, то уж точно прибился к ним. Никто, кроме Абд-аль-Кайс не примет беглого мавали. Он же будет заметен в любом роду, словно слон в стаде верблюдов. Только кажется, что Аравия бескрайняя. Тут люди знают свою родню до пятого колена, а встретив любой караван, ты обязательно найдешь общих знакомых. Так что он ушел к таким же бродягам и изгоям. Среди людей племени Абд-аль-Кайс есть те, кто живет на островах. Туда-то, скорее всего и побежал твой брат.
        - А что это за острова такие? - вытянул шею Стефан.
        - Жемчужные острова у берегов Бахрейна, - пояснил Аль-Каака. - Там они и живут. Ловят жемчуг и разбойничают на своих лодках. Они не пасут скот, как приличествует уважаемым людям, ведь у них слишком мало земли. Они питаются дарами моря. Кстати, купцов они тоже считают такими дарами. Поганый народ, не любят их тут.
        - Как же мне туда попасть? - задумался Стефан.
        - Пошли с нами на север, - сказал Аль-Каака. - Там, на берегу моря стоит город Казима(4). Это порт. Ты обязательно договоришься там с кем-нибудь из купцов и доплывешь до Жемчужных островов. Есть те, кто ведет с ними дела. Должны же они там что-то жрать, кроме рыбы.

* * *
        ДВУМЯ НЕДЕЛЯМИ ПОЗЖЕ. ОКРЕСТНОСТИ ГОРОДА КАЗИМА (СОВР. КУВЕЙТ).
        Уплыть Стефану так и не удалось, потому что армия мусульман, словно издеваясь, непрерывно убегала от персов, измотав их вконец. Тяжелая кавалерия на породистых конях и пехота сасанидов безумно устали, целыми днями шагая по безводной пустыне, пока, наконец, Халид ибн аль-Валид не решил, что пора. Именно здесь, в окрестностях Казимы, небольшого бойкого порта, окруженного плодородными полями, он и решил дать бой.
        Войско мусульман стало спиной к пустыне, чтобы уйти туда в тяжелой ситуации, а вот персы, наоборот, никуда бежать не собирались. И прямо сейчас Стефан, выпучив глаза, смотрел на первый ряд пехоты, скованный вместо пояса цепью(5).
        - Вы сковываете себя для врага. Не делайте этого! - говорили арабы, служившие шахиншаху.
        - Нам ясно, что вы хотите остаться свободными, чтобы сбежать с поля боя! - отвечали им персы.
        - Что я делаю! - бурчал себе под нос Стефан, сжимая побелевшими пальцами взведенный арбалет. - Господи боже, как я мог сотворить такую глупость!
        Он стоял в ряду лучников-мусульман, резко выделяясь среди них своим роскошным облачением. Слабосильный евнух был в короткой кольчуге поверх толстого халата, а на голове его была надета словенская железная шляпа с широкими полями. Ну, и длинный нож на поясе, как без этого. Как его сюда занесло? Да очень просто! Когда к тебе подходит десятый человек подряд и с гаденькой усмешкой просит посторожить вещи, пока они там будут умирать, даже такой, как Стефан, совершает необдуманные поступки, ведомый ложной гордостью. То, что это была безумная глупость, он понял, когда Халид и Аль-Каака захохотали в голос, увидев его нелепую фигуру в дурацком шлеме. Они плакали от смеха и колотили себя по ляжкам, но потом, утерев слезы, одобрительно похлопали его по плечу, сказав что-то про глубоко спрятанные яйца. Вожди посмеялись, а он стоял в первом ряду, в самом центре войска, проклиная тот день, когда решил прийти в эти пески.
        - Я же в ссылке, - поскуливал он про себя. - Зачем меня понесло сюда? Сидел бы сейчас в Кесарии, пил бы вино и заедал устрицами. Где была моя голова? Бедный я, бедный!
        А из рядов персидского войска на великолепном жеребце выехал широкоплечий воин, у которого пояс, шлем, конская упряжь и даже доспехи сияли нестерпимым блеском. Персидские вельможи на войне несли на себе столько золота, что удивительно, как они вообще могли дойти до поля боя. Их должны были просто прирезать во сне. Нищие арабы восторженно смотрели на разряженного в шелка перса, одобрительно тыча в его сторону пальцами. Далеко не каждая женщина в Аравии была одета так красиво. И это еще бедуины не видели головной убор, который Хормуз поменял перед боем на невероятно роскошный шлем. Его парадная шапка, расшитая жемчугом, изумрудами и рубинами, стоимостью в сто тысяч драхм, и вовсе лишила бы простых пастухов дара речи. Головной убор у персов служил символом статуса, и шапка Хормуза по своему убранству уступала лишь головному убору самого Ездигерда III.
        - Я Хормуз, милостью шахиншаха наместник этой области! - заорал персидский воин. - Ты, немытый пастух, тявкающий, словно шакал, выйди и сразись со мной!
        Командующий войском мусульман повернулся к Аль-Кааке, который стоял рядом с обнаженным мечом и сказал.
        - Будь начеку, брат! Мне не нравятся вон те крепкие парни за его спиной. Как бы этот павлин не захотел изменить волю Аллаха. Если я умру, ты примешь командование войском.
        - Не беспокойся, Халид, - белозубо улыбнулся аль-Каака. - Я тебя прикрою.
        Халид ибн аль-Валид по сравнению со своим противником выглядел, словно оборванец. Простая кольчуга, шлем, посеченный многими ударами, и стоптанные сапоги вызвали насмешки в стане персов. Эмир мусульман, который целеустремленно скакал вперед, не обращал на это ни малейшего внимания. Его куда больше волновало то, чтобы в бою солнце не било ему в глаза. Обе армии замолчали, напряженно вглядываясь в две фигуры, через которые сам бог явит сейчас свою волю. И только Стефан не смотрел на них, потому что торопливо натягивал тетиву арбалета и клал на его ложе болт. Он облегченно выдохнул, приготовившись к бою, и вдруг случайно нажал на спусковую скобу. Скованный пехотинец, который опустил щит в ожидании редкостного зрелища, с коротким всхлипом обвис на цепях, схватившись рукой за арбалетный болт, торчащий из его груди. Царившая на поле тишина взорвалась криками. Возмущенными - со стороны персов, и восторженными - со стороны мусульман. Все знали нескладного недотепу с самострелом, и многие хохотали до упаду, передавая необычную весть до самого края растянувшегося в стороны войска.
        - Кто посмел? - разъяренный Халид повернул коня в сторону войска. Но увидев растерянного Стефана с разряженным арбалетом, лишь укоризненно покачал головой. Это было не по правилам, первую кровь должен был пролить именно он.
        Всадники спешились и встали друг напротив друга. Хормуз был опытнейшим воином, и Халид видел его движения отменного бойца. Они осторожно переступали ногами, двигаясь по кругу. То один, то другой делал выпад мечом, проверяя защиту врага. Меч неизменно принимался на щит, а такие простые финты, как подцепить кончиком сапога песок и бросить его в глаза противника, лишь вызывали понимающую улыбку. Халид ударил в лицо, немыслимым движением уведя меч вниз. Он хотел подсечь голень перса, но нет. Тот был слишком опытен, и его нога ушла назад. Меч свистнул, рассекая воздух, и Халид чуть провалился в ударе. Ответного выпада он избежал чудом. Лезвие меча лишь нежно коснулось его уха. Удар! Блок! Удар! Блок! Сталь зазвенела, а мечи, которые бойцы берегли, стараясь развернуть плашмя, покрылись первыми зазубринами. Как ни жалели воины свое драгоценное оружие, избежать его порчи было нельзя. Бывали битвы, когда Халид ибн аль-Валид ломал по несколько мечей, которые не выдерживала его ярости.
        - Бросим мечи, - прохрипел Хормуз. - Сразимся врукопашную. Воины устали ждать.
        - Сразимся, - ответил Халид и отбросил оружие сторону.
        Они повалились на землю, а со стороны персидского войска со скоростью молнии бросились двое воинов с обнаженными мечами. Видно, перс все-таки решил изменить волю Аллаха. Аль-Каака ибн Амр с истошным визгом ударил коня пятками и вырвался из строя. Первого из персов он зарубил длинным тягучим движением, а второго - почти сразу же, достав его в каком-то немыслимом наклоне с коня. Воины заорали, а потом заорали еще сильнее, когда увидели, что их эмир встал с земли, вытирая окровавленный нож о нарядную одежду поверженного Хормуза.
        - Ну, теперь-то можно? - пробормотал Стефан и пустил стрелу в строй персов. Он попал. Промахнуться по плотному строю было невозможно.
        Скрип тетивы, который раздался вокруг, породил в нем простую мысль. А ведь персы тоже умеют стрелять. И он наклонился вниз, снова натягивая тетиву арбалета. Как выяснилось, его мысль была крайне своевременна, и в железный горшок шлема ударила стрела, пущенная навесом с той стороны. - Так вот для чего брат Само велел такие широкие поля для шлемов делать! - догадался Стефан, с отстраненным любопытством разглядывая своего соседа, который схватился на стрелу, ударившую его прямо над ключицей. Из раны багровым фонтанчиком ударила кровь, перемешанная с пузырьками воздуха. Острое жало достало до легкого. Стефан так и стоял, унимая дрожь в руках и глядя на землю. Он понимал, что как только поднимет голову, так тут же вновь станет открыт для стрел, и ему стало безумно страшно. А войско двинулось вперед, увлекая его за собой.
        Стефан мало, что запомнил из того, что было потом. Только взводил тетиву и стрелял в того, кто казался ему врагом. И даже иногда попадал в цель. Персы держались какое-то время, пока командующие флангами Кубаз и Анушджан не решили отвести войско, чтобы перестроить его на соседних холмах. У них ничего не вышло. Скованные цепями пехотинцы, брошенные своими, были изрублены в мгновение ока, а остальное войско так и не построилось. Оно продолжило свое бегство…

* * *
        - Ты не передумал, слуга императора? - спросил его Халид ибн аль-Валид. - Ты славно бился, клянусь Аллахом! Твои стрелы не спутать ни с чем. Ты сразил пятерых персов и заслуженно получил свою долю в добыче. Триста персидских драхм, неплохие деньги. Можно купить десять верблюдов! Пойдем с нами! Мне по сердцу слушать твои истории у костра.
        - Я буду искать брата, эмир, - покачал головой Стефан. - Это же Казима. Я найду тут какого-нибудь купца, и уплыву с ним.
        - Не надо никого искать, - сказал Халид. - Мы не тронули этот город, потому что он присягнул нам. Думаю, любой купец сочтет за честь, если я попрошу отвезти тебя на Жемчужные острова. И я подозреваю, что он сделает это совершенно бесплатно, и будет улыбаться тебе всю дорогу, до самого Бахрейна.
        1 Абак - прообраз современных счет.
        2 В это время епископом Александрии был Кир, который совмещал должность префекта Египта, командуя войсками этой провинции. Он был наделен экстраординарными полномочиями. У монофизитов главой церкви был александрийский папа Вениамин, который в это время скрывался от преследования властей.
        3 Концепция моноэргизма, описанная Костой, позже будет тоже объявлена ересью. Она станет предшественницей монофелитства, когда у Иисуса есть человеческая и божественная ипостась, но единая божественная воля. Посмертно и патриарх Сергий, и папа римский Гонорий будут объявлены еретиками. До сих пор эта коллизия служит очень существенным аргументом в споре о непогрешимости пап.
        4 Казима - древний портовый город, располагавшийся в 40 км от современного Эль-Кувейта.
        5 Это может быть легендой, но такого рода практика описана в литературе неоднократно. Считается, что это делалось для предотвращения прорыва конницы. Опять же, не настаиваю на достоверности описания этой битвы арабскими авторами. В историю это сражение вошло как «Битва скованных», первая битва арабов с персами в начале их завоеваний.
        Глава 18
        МАЙ 633 ГОДА. АЛЕКСАНДРИЯ.
        Визит к префекту Египта с дарами от торгового дома его светлости не задался. Дворец в самом центре Александрии, в древнем Царском квартале, где жила местная знать, был недавно отремонтирован. Свежая кладка выделялась ярким пятном на фоне старинного камня, который был по римской традиции переложен рядами плинфы, узкого и длинного кирпича. Копоть пожаров была тщательно оттерта, но проступала кое-где, намертво въевшись в древние стены. В этих местах тысячелетиями строили одинаково. Квадрат глухих стен и внутренний двор, укрытый по периметру черепичной крышей. Старинные римские здания, чудом уцелевшие в пожарах и войнах, еще выходили на фасад колоннами и нарядными портиками, но здания новые строили просто, без изысков, как бы понимая, что и им суждено сгинуть в пламени следующей войны. Купцы договаривались о встрече заранее, и стража беспрепятственно пропустила их внутрь. Владыка Кир нашелся именно во внутреннем дворе, и там было довольно многолюдно.
        - Пошли отсюда, - сквозь зубы сказал Коста, но Вацлав тронул его за руку, показав, что они остаются. Он так и не понимал до конца, что же все-таки происходит в Египте, а открывшееся зрелище обещало прояснить многое.
        В центре двора стояли два столба с перекладиной, на которой висел человек. Нет! Назвать человеком это окровавленное тело язык не поворачивался. Грузное тело богача, не знавшего тяжелой работы, было исхлестано бичами так, что со спины и боков свисали лоскуты кожи. Он явно был из местных египтян, их не перепутать с греками. Несчастный мычал от боли, теряя сознание, но очередное ведро воды приводило его в чувство. Префект Кир стоял шагах в десяти. Не узнать его было невозможно. На лице того, кто имел безграничную власть над шестью миллионами человек, навсегда застыло выражение высокомерия. Он был высок и грузен, а его густая, тщательно расчесанная борода лежала на груди. Он был одет по-домашнему, в широкую далматику из шелка неброской расцветки.
        - Где твой брат, Менас? - сказал он зычным голосом. - Скажи, и я остановлю пытку.
        - М-м-м, - несчастный помотал головой и попытался вновь потерять сознание.
        - Отрекись от своей ереси, грешник, - вновь предложил ему патриарх Александрийский, - Отрекись, и я отпущу тебя домой!
        - Не отрекусь! - прохрипел Менас. - Еретик - это ты, Кир! А мой брат Вениамин - истинный патриарх Египта! Отродье Сатаны, мучитель моего народа! Проклинаю тебя!
        - Огня! - заорал префект. - Жгите его! Он назван в честь святого, которого не взял огонь! Так посмотрим, святой ли он сам!
        Два факела поднесли к бокам Менаса, а двор епископского дома огласил жуткий вой. Несчастного жгли до тех пор, пока жир с его боков не потек на землю (1), а запах горелой плоти не заставил Косту убежать в сторону, зажав рот. Его замутило.
        - Отречешься? - снова спросил Кир. - Говори! Смотри, твоя ересь не защитила тебя, как твоего святого покровителя. Его-то огонь не взял!
        - Не отрекусь! - едва прошептал Менас. - Проклинаю тебя…
        - Рвите ему зубы! - заорал взбешенный префект. - Рвите по одному и задавайте каждый раз этот же вопрос!
        - А если он не отречется, ваше святейшество? - спросил палач.
        - В мешок с песком и в воду! - решительно скомандовал Кир. - Пусть все знают, что будет с тем, кто противится истинной церкви. Какой, однако, упрямый еретик!
        - А вот теперь пошли отсюда! - скомандовал Вацлав. - Завтра придем.
        - Ты что, любитель на казни пялиться? - укоризненно посмотрел на него Коста, которого снова скрутило в приступе тошноты. - Никогда не понимал этого увлечения!
        - Нет, - задумчиво покачал головой Вацлав. - Бессмысленная жестокость - это великий грех перед лицом Мораны. Она не любит этого. Зло должно служить добру, и тогда оно является благом. А этот человек - грешник, он упивается чужими страданиями. Я многого не понимал здесь, а вот теперь понимаю. Государь прав. Это будет несложно.
        - Что будет несложно? - с любопытством спросил его Коста.
        - Не твоего ума дело, - отрезал Вацлав. - Тащи сюда своих лицедеев. Они скоро поплывут вверх по Нилу, будут выступать перед крестьянами.
        - Куда поплывут? - открыл рот Коста. - Зачем?
        - Как зачем? - вопросом на вопрос ответил Вацлав. - Ты что, не знаешь? Лицедеи выступают перед людьми, а люди им за это дают деньги. Они так зарабатывают на жизнь!
        - Но у крестьян же нет денег! - возопил Коста, который терпеть не мог, когда с ним играли втемную. - Их мытари обирают до костей! У них даже лишней корки хлеба нет! Они тут каждый год тысячами с голоду мрут! Это же крестьяне!
        - У крестьян нет денег, зато у меня они есть, - пояснил Вацлав. - И поверь, награда за эти выступления будет такой, что тому мальцу больше никогда не придется подставлять свою задницу.
        - Тут, в Александрии, целый квартал ссыльных словен поселился, - похвастал Коста, которому агентура в лице местных актеров уже принесла первые сплетни.
        - Я знаю, - рассеянно отмахнулся Вацлав. Он думал о чем-то своем. - Великий князь лично распорядился отослать их сюда. А вот зачем он это сделал, мне не ведомо. Государь планирует свои шаги на долгие годы вперед, и он далеко не всегда посвящает нас в свои замыслы.

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. БЫВШАЯ ИМПЕРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ СКИФИЯ.
        - Вот ведь интриганка несчастная, - усмехнулся Самослав, вспоминая наивную хитрость Марии, которая сплавила свою соперницу из дому. Она просчиталась, ведь князь тоже пошел на встречу с Кубратом, взяв с собой три сотни всадников.
        На удивление, мысль жены показалось князю крайне своевременной. У него было множество дел в тех краях. Низовья Дуная по-прежнему занимали Семь Племен, которые после падения Аварского каганата стали независимыми. Это было серьезным упущением, потому что на те земли мог наложить лапу Кубрат, у которого подрастал целый выводок сыновей. А ведь там добывали нефть! Самый ценный товар в его государстве. В тех местах нужно строить каменный замок, который заодно перекроет один из путей, что ведет в Словению из Великой Степи. Его люди уже изучили перевалы в Карпатах, где поставят укрепления. Таких мест было немного, всего полтора десятка. А уж перевалов, удобных для похода конной орды - и вовсе штук пять. Там скоро вырастут городки, заселенные отставными военными. Еще одна дорога - через низовья Дуная, по южным предгорьям Карпат, и ее тоже нужно перекрыть, иначе конница степняков будет постоянно разорять эти земли своими набегами. Нефтяное месторождение было именно на этом пути.
        Дромон прошел Железные Ворота, где русло было изучено и промерено опытными людьми. Десять миль, где великая река то оказывалась зажата в скалах, то разливалась широко, с шумом пенясь об острые пороги, то снова пробивалась через узкую щель в горах. Скверное место для тяжелого корабля, опасное очень. В летнюю сушь Ворота были бы совершенно непроходимы, но пока еще Дунай был полноводен, и милостиво пропустил дромон через свою зубастую пасть. Острые скалы, что торчали из воды, были сейчас укрыты толщей воды, но все равно, этот путь был весьма опасен для смельчака, который решился бы плыть здесь наудачу. Словене из Семи племен провожали конный отряд и корабль долгими задумчивыми взглядами, но не делали ничего. Уж слишком убедительно выглядело небольшое княжеское войско, а они хорошо помнили, что может сделать даже сотня тяжелых всадников с полуголой словенской пехотой. Авары надолго вбили в них этот страх.
        Путь до дельты Дуная занял почти месяц. Огромная территория, густо покрытая камышом и осотом, кое-где представляла собой настоящее болото, а кое-где, напротив, могла бы стать доброй пашней и покосами. Земли у самого моря и вовсе были мешаниной из островов и великого множества речных рукавов, пристанищем несметного количества птицы.
        Их уже ждали. Шатер хана Кубрата, стоявший в центре кочевья, выделялся своими размерами. Двадцати шагов в поперечнике, никак не меньше, он был укрыт белым войлоком снаружи, и затянут шелком изнутри. Вокруг него стояли шатры его жен и нукеров, числом до полусотни. Кубрат всегда передвигался с охраной, не доверяя ни на секунду вероломным степным князьям.
        - Приветствую! - Кубрат широко раскинул руки, а Самослав ответил ему тем же. Они крепко обнялись. - Сколько лет прошло!
        - Настала пора выполнить наш уговор, - улыбнулся Самослав, - если ты этого желаешь, конечно. Мой сын бредит походами, а жениться не хочет вовсе.
        - Как я его понимаю! - белозубо улыбнулся Кубрат. - Сам устаю от этих кобылиц. По-моему, они никогда не замолкают! И ведь ничего не поделаешь! Пришлось породниться с сильными родами, иначе обида великая. А у тебя сколько жен, хан Само?
        - Две, - улыбнулся князь. - И я с трудом отбиваюсь от предложений. Знать не раз предлагала мне породниться со всеми племенами сразу. А у меня их уже под три десятка.
        - Держись, брат, - серьезно сказал Кубрат.- Согласишься раз, и уже не сможешь отказать. Чем одно племя хуже другого! Не поймут!
        - Корабль, на котором плывет моя жена и сын, - сказал князь с заговорщицким видом, - будет здесь через пару дней, Кубрат. Там везут несколько бочонков отменной настойки. Но кое-что есть и с собой! Как раз хватит до их приезда…

* * *
        Юных принцесс подходящего для брака возраста было восемь штук, от семи до четырнадцати лет. Пока княгиня Людмила, которую здесь разглядывали с нескрываемой завистью, степенно беседовала с ханшами, девчонки болтали между собой. Разговор взрослых шел уже не первый час, и им было безумно скучно. Их разодели в разноцветные шелка, напялили им на головы тяжеленные высокие шапки и накрасили так, что милые девчоночьи лица превратились в какие-то дурацкие маски.
        Святослав и еще один мальчишка из его роты стояли навытяжку, изображая свиту княгини. Кроме них тут было еще человек десять слуг, почтительно выстроившихся вдоль стен огромной юрты. Княжич смотрел во все глаза. Он неплохо понимал степное наречие, которое слегка отличалось от племени к племени, и теперь вслушивался в гул голосов, что стоял в палатке. Юные ханши шептались между собой, сидя с важным видом, и копировали ужимки своих матерей. Все, кроме одной, которая отвернулась от сестер, бросая порой короткие едкие фразы. Она-то и притянула взгляд Святослава, который косил глазами, изо всех сил пытаясь разглядеть каждую из невест. Девчонка была хороша. Хороша до того, что даже потуги рабынь, густо измазавших юную кожу белилами, оказались тщетны. Она не смогли ее изуродовать, как ни пытались. Пустая болтовня юных ханш вызывала у девчонки безумную скуку, и она даже не пыталась этого скрыть. Она не ладила с остальными, отбивая постоянные нападки сестер какой-нибудь колкостью. Ее ответы были остроумны, обидны и очень точны. Девчонка была неглупа.
        - Тебя, Юлдуз, вообще никто замуж не возьмет, - в сердцах сказала ей одна из невест, не выдержав очередной насмешки. - Ты змея, у тебя ядовитое жало вместо языка.
        - Да я и не хочу замуж, - пожала плечами та. - Быть третьей женой и целыми днями болтать с такими же глупыми дурами, как вы! Я сойду с ума!
        - А чего ты хочешь? - прыснули в кулак ее сестры. - Скакать на коне по степи и охотиться? Да кто тебе позволит! Ты же не воин!
        - Отец позволяет мне иногда, - с тоской ответила Юлдуз. - А если я выйду замуж, то все пропало. Богиня Умай, помоги мне! Я не хочу ехать в эти леса!
        - Да тебя же еще не выбрали, - засмеялись сестры. - И не выберут никогда! Отец отдаст тебя за последнего из своих нукеров. Какой жених из хорошего рода возьмет такую, как ты? Твоя мать простая наложница! Черноногая служанка! Служанка! Служанка!
        Шепот невест почти не доносился до княгини и ханш, которые начинали шуметь все сильнее. Они дегустировали какую-то наливку, которую подали слуги. В центре юрты с каждой минутой голоса становились громче, а визгливый смех звучал все чаще. Сладкое крепкое пойло ударило в голову непривычным к нему степнячкам. Святослав перестал слушать и просто исподволь разглядывал понравившуюся ему девчонку, бросая на нее косые взгляды. Он уже сделал свой выбор. Впрочем, скоро княгиня Людмила сама будет говорить с каждой из невест. День будет длинным, и Святослав переступил с ноги на ногу. Ему безумно надоело стоять на одном месте.
        Днем позже в ханской юрте состоялся такой разговор.
        - Уверен? - испытующе смотрел на князя Кубрат. - Юлдуз - моя любимица. Я взял к себе ее мать за красоту. В степи не было женщины желаннее. Она простого рода, но у нее не было отбоя от женихов. Она и дочь мне родила такую же красивую, как она сама. Но, если честно, объездить Юлдуз будет совсем непросто, уж слишком она своенравна. Она скачет на коне и бьет из лука не хуже иного мальчишки. Я сильно избаловал ее, хан Само.
        - Ну, про то, что творил мой сын, я тебе уже рассказывал, - хмыкнул Самослав. - У него получится, поверь.
        - Твой сын отважный батыр, - уважительно покачал головой Кубрат. - Утопить три ромейских корабля, подумать только! Когда мы их познакомим?
        - Да хоть сейчас, - кивнул Самослав. - Мой сын здесь, притворяется слугой собственной матери.
        - Парень захотел сам выбрать себе жену? - захохотал Кубрат. - Молодец! Зови его сюда!
        Святослав вошел в огромный шатер и поклонился. Внутри он увидел собственного отца и коренастого степняка с раскосыми глазами, которые, казалось, проникали в самую душу. Кубрат, державший в кулаке всю степь от Кубани до устья Дуная, совершенно точно не был простаком. Хан хорошо знал человеческую натуру, ведь он правил огромным и беспокойным народом. Бритая наголо голова, украшенная длиной косичкой, притянула взгляд Святослава. Это было очень непривычно для западных земель, где длина волос символизировала статус человека.
        В юрту ввели и девчонку, которая даже не пыталась скрыть своего недовольства. Узкие глаза полыхали молниями, а пухлые розовые губки сложились в недовольную гримасу. Юлдуз по-прежнему была густо набелена, а ее брови подвели черной краской. Зачем они так уродуют своих женщин? - удивился Святослав, но промолчал. Мать, сопровождавшая невесту, низко поклонилась хану и его гостю и, пятясь мелкими шажками, вышла из юрты. Она не произнесла ни слова, и ни разу не подняла глаз от земли.
        - Дочь моя, ты выйдешь замуж за Святослава, сына повелителя западных земель, - сказал Кубрат, отхлебывая из чаши. - Тебя ждет самая лучшая судьба, какую только можно себе представить. Твой будущий муж очень богат.
        Девчонка блеснула влажными глазами, но не сказала ни слова. Лишь одинокая слезинка прокатилась по щеке, проделав борозду в толстом слое белил. Юлдуз коротко поклонилась отцу и снова застыла, словно статуя. Перечить повелителю на людях она не посмела.
        - Я подарю тебе самого лучшего коня, - сказал вдруг Святослав в оглушительной тишине юрты. - А сразу после свадьбы мы с тобой поедем на охоту. В наших землях много тарпанов и оленей. Тебе там понравится.
        - Что? - совершенно растерялась Юлдуз. - Ты не шутишь?
        - Не шучу, - совершенно серьезно сказал Святослав. - И я сверну шею любому, кто приблизится к тебе с этой дурацкой краской для лица.
        - Я сама перережу ему глотку, - улыбнулась девчонка с самым счастливым видом. - Ненавижу это все!
        - Ну, надо же, - удивленно протянул Кубрат. - Как, однако, они быстро поладили. Наверное, я старею, хан Само! Я уже совсем перестал понимать людей. Собирайся, Юлдуз. Ты поедешь в земли будущего мужа вместе со своей свекровью. Она научит тебя тамошним порядкам.
        - Как обстоят дела на востоке? - спросил Самослав, когда дети вышли их ханской юрты.
        - Да все, как всегда, - пожал крепкими плечами Кубрат. - Тюрки перегрызлись и режут друг друга. Племена дулу и нушиби ослабли в этой войне. Того и гляди, китайцы наложат лапу на их земли. Танские императоры оказались на редкость зубастыми парнями.
        - А хазары? - вновь спросил Самослав.
        - Да ничего особенного, - равнодушно пожал плечами Кубрат. - Режемся с ними за пастбища на востоке. Так на то она и степь. Здесь всегда так было.
        - Если разделишь землю между сыновьями, им конец, - Самослав пристально посмотрел на будущего свата. - Хазары сомнут их по одному.
        - Таков обычай, - поморщился Кубрат. - Я не волен менять то, что решили предки сотню поколений назад. Сыновья после моей смерти получат равную долю. А у тебя разве не так?
        - Не так, - покачал головой Самослав. - Святослав получит все.
        - Он убьет своих братьев? - удивился Кубрат. - Он не похож на того, кто способен это сделать. У него открытый взгляд, такие не льют родную кровь.
        - Нет, - снова покачал головой Самослав. - Мои сыновья сами добудут себе уделы. Но сердце страны будет неделимо.
        - Непросто будет это сделать, - Кубрат шумно отхлебнул из чаши. - И это против старинных обычаев.
        - Мир большой, Кубрат, - возразил ему Самослав. - И пока еще в нем много свободных земель. Мне нет нужды делать врагами своих сыновей. Каждый из них может стать князем. Не возражаешь, если я поставлю городок в землях полян на севере? Я хочу взять это племя под свою руку. Я подарю тебе сотню мечей за это.
        - Да забирай, - отмахнулся Кубрат. - Мне легко отдать то, что не мое. Поляне не платят мне дань, а мои всадники редко ходят туда. Слабое нищее племя, они не слишком давно пришли откуда-то с севера. Мы иногда берем там рабов, но не часто. А за сотню мечей с клеймом Лотара мы и вовсе забудем путь в те места. Нам хватит и других словен, их тут без счета.
        - Что ж, сотня мечей твоя, хан, - сказал Самослав. - Ты получишь их немедленно, они у меня в обозе. А я предлагаю тебе еще три сотни, Кубрат. Сделай для меня кое-что.
        - Что именно? - подался вперед степной хан. Цена была очень серьезной.
        - Я знаю, что караваны купцов еще ходят от самого Чанъаня до твоих степей. Привези мне из Китая несколько семей, которые могут делать вот такую посуду, - Самослав ткнул рукой в расписную фарфоровую чашу, из которой пил Кубрат. - Привези, и я дам тебе триста мечей.
        1 Данная сцена в подробностях описана в источниках. Брат патриарха коптов Вениамина так и не отрекся от своей веры и был после пыток утоплен в море.
        Глава 19
        ИЮЛЬ 633 ГОДА. БРАТИСЛАВА.
        Сотня всадников ушла от устья Дуная на север, чтобы добраться до племени полян и найти там удобное место для городка. Сотник получил самые подробные инструкции, но толку от них было совсем немного. Из того, что видел князь Самослав в прошлой жизни, сейчас не было совершенно ничего. То самое место было на правом, крутом берегу могучего Днепра, там, где в него впадала крошечная речушка Почайна. Потом сотня должна будет уйти на запад, чтобы отыскать один из удобнейших перевалов через Карпаты, который позже назовут Торуньским. И там тоже нужно будет присмотреть место для крепости, которая перекроет путь на Братиславу. Те четыреста миль, что отделяли перевал от столицы, конное войско покроет за три недели. Ничтожное время, если подумать. Был и еще один важный момент во всем этом. Низовья Волги, где сейчас не было ничего, кроме дикой птицы, рыбацких деревушек и табунов, которые пасли степные роды, совсем скоро станут самой оживленной точкой торгового маршрута, который соединит восток и запад, север и юг. Оттуда не было пути в Братиславу короче, чем земли полян и тот самый перевал. И самая короткая
сухопутная дорога из земель франков в Персию тоже проходила через Братиславу, Торуньский перевал и тот самый, еще не построенный городок на берегу Днепра. Так что у племени полян просто не было выбора. Это место и в ТОЙ княжеской жизни служило важнейшим перевалочным пунктом в торговле купцов - рахдонитов, окопавшихся в Хазарии(1).
        Если Кубрат и, впрямь, разделит свою орду между сыновьями, то болгарскому владычеству в этих землях настанет конец, и тогда будущим князьям придется выстраивать взаимоотношения с новыми хозяевами степи - хазарами. Их столица, Итиль, замкнет на себе торговлю в этом регионе, а хазары станут абсолютным гегемоном в северном Причерноморье на ближайшие лет триста. До этого события остается совсем недолго. Кубрат проживет еще три десятка лет.
        Но все эти материи совершенно не интересовали княжеских жен, которые снова засели за субботним преферансом, пока их государь и муж приводит к покорности словенские племена в низовьях Дуная.
        - Я, пане, столько конницы в жизни не видела, - сказала Людмила, аккуратно выкладывая карту на стол. - Аварской молодежи просто без счета в поход пошло.
        - Знамо дело, - ответила Любава, отвечая на ее ход. - Земли вислян опустошили уже дотла, а добычи-то хочется. Казна за челядь хорошо платит. Особенно, если семьи на поселение ведут. В западных жупанствах свободных весей множество. Заселяйся и живи.
        - Этих примучат, за лужицких сербов примутся, - вздохнула Людмила. - Не вылезает князь из походов. Дети отца и не видят почти.
        - Как съездила, подружка? - с улыбкой спросила Мария. - Не отбила себе ничего в дороге? С седла-то не слезала, наверное?
        - Да что там того седла, - улыбнулась ей в ответ Людмила. - День пути. До порогов на ладье шли, и после порогов на ладье. Кони бечеву тянули. Там на мили вокруг - ни одной бабы, представляешь! Не то, что во дворце этом. Плюнь, и обязательно в какую-нибудь шлёнду(2) попадешь. Особливо на третьем этаже, где одна беглянка бургундская живет. Я бы еще раз к болгарам съездила. Ведь каждую ночь с мужем в шатре ночевала. Как в молодость вернулась. Э-эх!
        - Врешь ты все! - в досаде закусила губу Мария. - Играю шесть треф.
        - Я непраздна, подружка, - торжествующе посмотрела на нее Людмила. - К весне, если Богиня благословит, я своему мужу еще дитя рожу. А ты продолжай ядом капать и саму себя умнее всех считать. И поумнее видели.
        - А ну, цыц! - хлопнула по столу Милица. - Опять сцепились, змеюки скудоумные. Никакого сладу с вами нет. Вот скажу сыну, разошлет вас по лесным усадьбам. Будете за высоким тыном от тоски волком выть.
        - С кем тогда в карты играть будешь? - прошептала Мария. И добавила еще тише: - Карга старая!
        - Мы шутейно, матушка, - с елейной улыбкой ответила Людмила. - Мы на самом деле с Марией не разлей вода. Правда, подружка?
        Мария, которая обычно хорошо владела своими эмоциями, сидела черная, словно грозовая туча. Соперница беременна пятым ребенком, а у нее лишь один сын. Один! Что такое один ребенок в мире, где множество детей не доживает и до года, сраженные простудой и плохой водой.
        - Мы с Людмилой лучшие подружки, матушка, - подтвердила Мария. - Так, иногда языками цепляемся. Так это от скуки, а не со зла.
        Мария в глубине души свою свекровь люто презирала. Но только в глубине души. Ей и в голову не пришло бы проявить непочтительность, зная, как Самослав относится к матери. Да и обычаи у словен были на стороне Милицы. Свекровь обладала немалой властью над невестками. Бывшая рабыня могла бывшую королеву и вожжами отходить. Ей бы и слова поперек никто не сказал.
        - А почто Само в те края пошел? - спросила свекровь. - У него земли уже столько, что и за год не объехать. Куда ему еще-то?
        - Никак невозможно по-другому, ваша светлость, - пояснила Любава, севшая на раздачу. - Либо ромеи те земли заберут со временем, либо степняки, либо у них свой сильный князь появится. А нам это ни к чему. Пока они еще к власти кагана привычны, их малой кровью примучить можно. Потом намного сложнее будет.
        - Вот ведь тяжела доля княжеская! - вздохнула Милица. - Я старого кагана хорошо помню. Он из своего кочевья и не выезжал почти. Только если в дальний поход какой.
        - Ой! Ты, Мария, опять без двух! - ласково улыбнулась Людмила. - Ты чего-то сегодня сама не своя! Денег-то хватит расплатиться?
        - Если не хватит, я у мужа попрошу, - сквозь зубы процедила Мария. - Считай игру, Любава. Я что-то себя чувствую плохо. Отдохнуть хочу.
        Невинная, казалось бы, манипуляция сильно изменила расклад во дворце. Сейчас Мария сильно сожалела о том, что сделала. Ненавистная соперница была долгими неделями рядом с князем, и теперь снова ждет ребенка. На этаже Людмилы, в собственных покоях, поселилась какая-то полудикая девчонка, которую пытаются приучить к бане и туалету. Пока получалось так себе. Едва уговорили ее прожечь над жаровней старую одежду, кишащую блохами. Ее вульгарные манеры шокировали бургундскую королеву, но деваться некуда, придется улыбаться и терпеть. Она может стать женой будущего великого князя, и тогда уже придется терпеть куда больше. Мария влетела в свои покои, оплеухой прогнала подвернувшуюся по горячую руку служанку и в слезах рухнула на кровать.
        - Я не хочу так жить! - всхлипнула она. - Я уже не могу больше! - княгиня прижала к себе маленького Владимира и положила его к себе на грудь. Малыш смотрел ей в глаза удивительно серьезным для такого возраста взглядом.
        - Ненавижу их всех! Я дочь римского сенатора! Я не должна унижаться перед этой чернью! Ты достоин трона, сын. Ты, а не дети этой деревенщины! И не смотри на меня так! Да, твой отец принял закон о наследстве, и тебе в лучшем случае светит какая-нибудь дыра в лесной глухомани! Но мамочка обязательно что-нибудь придумает, мой львенок. Мамочка уже работает над этим.

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. ТЕРГЕСТУМ. ИСТРИЯ.
        Святослава тут помнили. И даны, и готы из дружины Виттериха, видя его, одобрительно похлопывали по плечу, что разительно отличалось от того отношения, которое мальчишка встретил дома. Эти люди его понимали, они ценили то, что княжич с друзьями сделали в прошлом году. И это все только усложнило. Святослав понимал, что отец не хотел ему зла. Понимал он и то, что князь изо всех сил пытался загладить свою вину, устроив всей его роте этот морской поход. Но обида все равно рвала его сердце, и он ничего не мог с этим поделать. Тем более, когда то один, то другой человек подходил и проявлял свое сочувствие, раздирая до крови едва зажившую рану.
        Святославу здесь нравилось. Он вообще любил солнце, а не мрачную сень словенских лесов. Солнце и море! Вот к чему он стремился всей своей юной душой. И того, и другого в Тергестуме было предостаточно. Город разрастался, и здесь уже появился целый иудейский квартал, каких без числа было в Галлии, в Испании и на Востоке. Местные поглядывали на новых соседей исподлобья, но не говорили ничего. Иудеи с их единобожием были куда ближе христианам, чем язычники даны, словене и авары, которых здесь тоже было множество. А еще у них водились денежки, и они вовсю покупали всякую всячину у местных мастеров, примирив тех с жестокой действительностью. В городе было спокойно. Герцог Виттерих, к вящему неудовольствию епископа Иллиодора, запретил любые склоки на почве религии под страхом изгнания из города.
        Правитель Тергестума в последнее время был слегка рассеян и мечтателен. Свирепый в бою гот попал в нежные, но от этого не менее крепкие объятия своей женушки Баддо, которая пару месяцев назад приплыла к нему из Испании. На их свадьбе гулял весь город, а молодых просто засыпали подарками, которые герцог уже готов был пропить, если бы не молодая супруга. Она мягко, но решительно поблагодарила гостей и отправила всех по домам, справедливо посчитав, что пяти дней беспробудного пьянства вполне достаточно.
        Перемены в Истрии начались как-то сразу. Первым делом герцогиня произвела инвентаризацию казны и выявила там недостачу. Сумма небольшая, полсотни солидов, но камерарий из местных ромеев уже на следующий день болтался на виселице, услаждая взор всех, кто въезжал в Тергестум со стороны порта. Добродушный разгильдяй Виттерих, которого ничуть не привлекали бумаги и жуткая скука регулярных отчетов, превращался в лютого зверя, когда узнавал, что его кто-то обманывает. Казначей, который перед смертью выдал все, что украл, еще не добрался до виселицы, а его дела уже приняла на себя юная герцогиня, обученная в Испании счету и письму. Виттерих, которому симпатичная фигуристая девчонка и так понравилась, теперь в ней и вовсе души не чаял. Он любил порядок в делах, но как навести его, не имел ни малейшего представления. Он был воином, а не счетоводом. А вот юная герцогиня оказалась дамой не только разумной, но и весьма темпераментной, как и все испанки. Баддо влюбилась в красавца мужа по уши, ревнуя его ко всем бабам в Истрии. И если раньше Виттерих спал на широкой скамье, подоткнув под голову свернутый плащ,
но теперь вспомнил, что такое кровать и подушки. Он после свадьбы в кровати проводил довольно много времени, молодая жена не давала ему спуску. Вот это все Святослав узнал в первый же вечер, как только словенский дромон причалил в гавани Тергестума. Недавняя свадьба все еще была здесь новостью года.
        - Третий взвод! - заорал командир, когда мальчишки сошли по сходням вниз. - В колонну по двое, становись! Кони за городом ждут! Коней напоить, почистить, сбрую проверить! Потом свободное время - час. Всю стипендию сразу не тратить!
        Стипендия! Дурацкое ромейское слово отроки выучили сразу и навсегда. Ведь те, кто служил в пятой, шестой, седьмой и восьмой роте, получали четвертак в месяц, что для мальчишек, живших на княжьих харчах, было совсем немало.
        - Пойдем, перед отбоем сладости поищем! - шагающий рядом Лаврик ткнул Святослава локтем в бок. - Так хочется, просто сил нет.
        - Пойдем, - согласно кивнул Святослав. Лаврик был сладкоежкой и почти все свои деньги спускал в лавках со съестным. Они разговаривали едва слышным шепотом. За болтовню в строю можно было и наряд схлопотать.
        - Тут такие пирожные на меду, - проглотил Лаврик набежавшую слюну. - Просто пальчики оближешь. Эх, хорошо здесь, тепло! Я вот часто Грецию вспоминаю, Дражко. Там куда лучше, чем в Братиславе. И дождей таких нет, и снега по пояс. Э-эх!
        - Погоди, вот выпустимся, все по-другому будет, - многообещающе сказал Святослав. - Я, когда в охранении княгини стоял, знаешь, чего слышал?
        - Чего? - жадно спросил Лаврик.
        - Что у нас в Сотне судовую рать готовить будут! - вдохновенно соврал Святослав. Ничего подобного он не слышал, и слышать не мог. Просто его собственные мечты прорвались наружу вот таким вот чудным образом.
        - Вот бы нам туда попасть! - простонал Лаврик. - Руку отдал бы за такое!
        - Попадем! - убежденно ответил Святослав. - Я шкурой чую!
        - Айсыну только ничего не говори, - шепнул Лаврик.- Он, косоглазая рожа, в кирасиры попасть хочет. Или в мораванский полк клибанариев. Спит и видит просто.
        - Да-а, - поскучнел Святослав. Их друг, рожденный в кочевье, моря не одобрял, и даже боялся. Ему тяжело дался морской переход. Айсын мечтал попасть в тяжелую кавалерию, потому что коней любил истово, до безумия. Сказывалась степная кровь.
        - Я что-нибудь придумаю, - решительно ответил Святослав. - Но пока да, ему ни слова.
        Вечером, перед самым отбоем вся их четверка сидела на камнях портового причала, свесив ноги в ласковую, почти горячую воду. Они завороженно смотрели на бирюзовую волну и ели медовые пирожные, которые мастерски пекли здешние ромеи. Мальчишки были счастливы.
        - Когда первое жалование получу, то сразу же пирожных этих наемся, - мечтательно сказал Лаврик. - Буду есть, пока тошно не станет.
        - Ну, и зачем так есть? - недовольно спросил Вячко.
        Он был на редкость рассудительным парнем, в отличие от Лаврика, который вспыхивал, словно сухая трава, и не знал удержу ни в чем. Мир Лаврика был черно-белым, и он четко делил его на хорошую и плохую половину. Медовые пирожные однозначно относились к хорошей половине, причем к самой лучшей ее части.
        - Остановиться не смогу, - честно признался Лаврик. - Буду есть, пока мед из ушей не потечет. Или пока деньги не закончатся.
        - Нет, ну это перебор, - поморщился Вячко, который был прижимист и абы куда деньги не тратил, собирая гривенник за гривенником. Он уже немало скопил, нанизывая монеты с дыркой посередине на крученую веревочку.
        - Слышали, парни, - включился в разговор Айсын, - ротный сказал, мы на Градец(3) сначала пойдем, а потом на Братиславу. Неделю точно выиграем.
        - Через ничейные земли пойдем? - удивленно посмотрел на него Святослав.
        - Да там, говорят, воины хана Шебы так прошлись, что они уже, почитай, либо княжеские, либо пустые, - махнул рукой Айсын. - Я с воинами из тарниахов на рынке поболтал. От Тергестума до самого Белграда сильных племен, почитай, не осталось.
        - Это там теперь княжеские жупаны сидят? - удивился Святослав.
        - Да пока вроде сами по себе живут, - почесал вытянутую голову Айсын. - Словенские владыки родами правят, как у нас раньше. Они, говорят, уже вовсю княжеской солью торгуют. Им с государем ссориться незачем. А те, кто не захотел, дальше на юг ушли.
        - А еще что слышал? - заинтересовались мальчишки.
        - Слышал, что великий князь в поход пошел, - продолжил Айсын. - Семь племен под свою руку приводить.
        - Мои родичи с Северами из Семи племен часто бились, - прошамкал Лаврик, по подбородку которого тек мед. - Племя сильное! Нам тогда тяжко пришлось. Выбили нас с самых лучших пашен.
        Лаврик зачерпнул ладонью воды и умылся. Пирожные закончились, как и деньги, но он был на седьмом небе от счастья.
        - Первый колокол! - навострил уши Святослав. - Построение скоро.
        - Пошли, - лениво встали мальчишки. - Если опоздаем, влетит по первое число.
        Святослав шел в лагерь, не проронив больше ни слова. Он для себя уже все решил. Он хочет воевать на море, взяв себе удел мечом, как все эти люди из книги, подаренной теткой Марией. Селевк, Птолемей, Антигон Одноглазый… Чем он хуже их? Отец крепок, а Святослав совсем скоро будет совершеннолетним. Он не хочет ждать долго. Осталась одна проблема, как за три недели пути до Братиславы придумать что-то такое, чтобы уговорить отца. Судовая рать! Он возглавит ее, ведь княгиня Мария обещала подарить ему собственный корабль. Она не станет лгать ему, ведь Святой Георгий, он же бог Яровит, поразит ее за это своей молнией. А может быть, обратиться за помощью к ней? Отец прислушивается к ее мнению, ведь, по слухам, княгиня Мария весьма умна. Точно! Святослав от радости даже насвистывать начал. Тетка Мария поможет ему советом. Она не откажет в такой малости, ведь она обязана ему жизнью!
        1 Этот торговый путь активно функционировал в 9 веке и шел от современной Астрахани, через Киев и Великую Моравию, которая как государство возникло именно для его контроля. Конечной точкой был баварский Регенсбург (Ратисбона). После разгрома Великоморавской державы венграми торговля пошла через Новгород по волжскому пути, или через Новгород и Киев (путь из Варяг в Греки), где тоже по такому случаю возникло государственное образование.
        2 Шлёнда (устар.) - легкомысленная женщина.
        3 Хорутанский Градец потом стал австрийским городом Грац.
        Глава 20
        АВГУСТ 633 ГОДА. КОНСТАНТИНОПОЛЬ.
        Великий город наслаждался мирным временем. Всеобщее разорение коснулось его куда меньше, чем других частей страны. Римская империя сейчас не вела войн, по крупицам восстанавливая торговлю и ремесло. Бушующая в Аравии междоусобица уже затихла, а халиф Абу-Бакр Ас-Сидик восстановил единство торговых путей. Мусульмане разрушили древний порт Айла на Красном море, и теперь караваны со специями пошли из Йемена через Мекку, Медину и Петру прямиком в порт Газа. Там товары грузились на корабли и шли в столицу мира, которая жить не могла без острых восточных приправ.
        Подати в казну империи поступали тонкой струйкой, ведь взять с разоренных земель было почти нечего. Склавины в Греции снова разграбили Афины и Коринф, устроив на южной оконечности Пелопоннеса бандитское гнездо. Император бросил без помощи Грецию, Македонию, Эпир, Фракию, Фессалию… У него просто не было сил, чтобы вернуть эти земли, захваченные свирепыми племенами.
        - Западные провинции потеряны, ваша царственность, - патрикий Александр почтительно стоял перед императором и его младшим братом, который сидел чуть в стороне и что-то читал.
        - Расскажи мне то, чего я не знаю, - поморщился Ираклий. Он сильно сдал за последние годы, да и немудрено. Он был немолод, да и жизнь, проведенная в бесконечных походах, сказывалась. Он и сейчас больше времени проводил в Антиохии, управляя оттуда Востоком, чем в столице. Константинополем и остатками Империи на европейской части Босфора руководил его брат Феодор.
        - Я вынужден сообщить, государь, что наши опасения подтвердились, - упрямо продолжил патрикий. - Я сейчас говорю про города Эпира и Истрии. Тамошний герцог Виттерих, который долго притворялся подданным лангобардов, теперь стал самостоятельной силой. Почти самостоятельной… Как выяснилось, он служит архонту Само.
        - Это точно? - поморщился император.
        - Вне всяких сомнений, - кивнул патрикий. - Формально он обычный германский князек, отхвативший себе владения, но тут много не сходится…
        - Деньги? - поднял голову Феодор, который оторвался от чтения какой-то книги.
        - Деньги, великолепный, - скорбно склонил голову патрикий.- Любой вождь варваров, захвативший имперский город, действует одинаково. Он до нитки обирает население, а потом жжет город. По крайней мере, мы никогда не видели ничего иного. И только один человек действует иначе.
        - Само, - снова поморщился, словно от зубной боли, император.
        - Да, ваша царственность, - снова склонился Александр. - На укрепление города и ремонт портовых сооружений потрачены огромные деньги, а ведь население не грабили. Кроме архонта Само, никто не смог бы предоставить ему такие средства. Более того, мы знаем о случае, когда наша да… э-э-э… наш подарок не дошел до Братиславы, а прямо из Белграда поехал в Тергестум.
        - Послать туда флот? - задумался Ираклий. - После той истории с кораблями экзарха Исаака… Нет, не стоит пока. Вы узнали, что это за адское зелье?
        - Мы пока не смогли, ваша царственность, - развел руками патрикий. - Но мы обязательно узнаем. Известно совершенно точно, что его привез туда с обозом сам архонт Само. Если бы не оно, то он был бы уже мертв. Экзарх Исаак все рассчитал верно.
        - Он рассчитал верно, но только лишился всех кораблей, - хмуро сказал Ираклий. - И теперь вдобавок к склавинским пиратам, мы получили новую напасть - пираты из Истрии.
        - Купцы докладывают, государь, что тех из них, кто везет свои грузы в Тергестум, не грабят, - патрикий отвел глаза от стыда. - Порт Равенны пустеет. Торговцы не хотят больше заходить туда. Они плывут в Сиракузы, в Неаполь, в Тарент! Куда угодно, но только не в Равенну. Адриатика становится морем варваров.
        - Они разорят нас! - Ираклий стукнул кулаком по ручке резного кресла. - Мы получаем с морской торговли львиную часть доходов!
        - Хорваты, государь, - напомнил Александр. - Ваша идея была великолепна!
        На самом деле идея принадлежала самому патрикию, и он аккуратно, не спеша подводил императора к нужной мысли.
        - Отдать Далмацию хорватам? - задумался император. - Нам легко отдать эту провинцию. В тех землях уже лет семьдесят нашей ноги не было. А зачем бы им наше позволение? Ведь они и так там живут.
        - Если им помочь, они усилятся, ваша царственность, - пояснил патрикий. - А усилившись, сдержат аппетиты зарвавшегося князька Само. Пусть одни варвары воюют с другими. Князь хорватов Клук с восторгом примет плащ патрикия, государь. А вот Само ни разу не надел его, он презирает вашу награду.
        - Что ж, - кивнул Ираклий(1).- Путь будет так.
        - Может, поджарить пятки братцу этого Само? - скривился Феодор. - Тогда этот князек будет сговорчивей. Где сейчас эта сволочь?
        - Он в Аравии, брат, - недовольно повернулся к нему император. - И его доклад о тамошних делах просто великолепен. Мы не станем ничего ему поджаривать по той же самой причине, почему не казнили его раньше. Мы не вынесем еще одну войну. И да, он, конечно, сволочь, но сволочь очень полезная.
        - На, почитай! - Феодор встал и подал брату небольшую книжку. - Война уже идет вовсю, брат, просто мы этого не замечаем. «Жизнь двенадцати цезарей». Кто-то ее с латыни на греческий перевел и продает по сорок нуммиев за штуку. Константинопольская чернь гогочет в голос. Они потешаются над нами! Я приказал страже изымать ее, если увидят! Я издал указ о запрете ее продажи! И знаешь, что случилось?
        - Догадываюсь! - помрачнел император.
        - Ее теперь продают вдвое дороже! - подтвердил его опасения брат, и протянул еще одну книгу. - А вот вариант для богачей, с картинками. Полюбуйся, Нерон и Калигула весьма удались.
        - Проклятье! - еще больше помрачнел Ираклий, листая страницы. - Это происки Само. Только в его землях могут настолько искусно изготавливать книги. Святейший патриарх огромный заказ ему сделал. Он устал от ересей и самоуправства епископов. Он хочет разослать по епархиям новые богослужебные книги, а Братислава дает единственную возможность сделать это быстро. Вот ведь как бывает. Архонт Само и наш самый лютый враг, и одновременно главный торговый партнер. А его родной брат верно служит нам, окунувшись в самое сердце междоусобицы варваров.
        - Надеюсь, его прирежут там, в Аравии этой, - скривился Феодор.
        - Я в это не верю, - покачал головой император. - Проконсул Палестины доложил, что он ищет своего брата. И зная, насколько везуч этот сукин сын, я думаю, что он его все-таки найдет.

* * *
        В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. ОСТРОВ АВАЛЬ (СОВР. О. БАХРЕЙН).
        На островах Никши не оказалось, зато именно здесь Стефан нашел того, кто знал его брата. И знал очень хорошо.
        - Кто? Надир? - почтенный мореход обдал слугу императора брызгами слюны. - Эта помесь змеи и шакала? Этот негодяй и вор? Я вырежу его печень, когда увижу!
        М-да, и тут моего брата не очень любят, - подумал Стефан. - Даже странно. А ведь в детстве нормальный мальчишка был, ничего необычного.
        На этих островах люди жили с незапамятных времен. Здесь были сотни тысяч древних гробниц, ведь согласно верованиям древних шумеров и вавилонян рай находился в стране Дильмун. Великой честью для знати считалось быть похороненным там. А эта самая страна Дильмун была именно здесь, на острове Аваль, который совершенно не был похож на рай. Он был похож на обычную аравийскую дыру, населенную множеством подозрительных личностей. Морской разбой не считался здесь тем, чего нужно было стыдиться. Скорее наоборот, пиратство считалось вполне уважаемой профессией.
        Аваль - это холмистый остров, на котором разбросаны оазисы с множеством финиковых пальм. Тут много хорошей воды, настолько много, что даже на морском дне бьют пресноводные источники. И именно эта странность привела к тому, что в здешних водах добывали лучший в мире жемчуг, крупный, ровный, с розовым отливом. Это жемчуг в Константинополе стоил баснословных денег, что, впрочем, никак не отражалось на уровне жизни его ловцов. Они жили откровенно бедно. Как этот вот, например…
        - Что же он сделал, почтенный Юсуф? - осторожно спросил Стефан, опасаясь новой вспышки гнева. Его ожидания оправдались в полной мере.
        - Корабль! Мой корабль! - визжал владелец корабля. В смысле, бывший владелец… - Он украл его! А ведь я за него дочь хотел выдать! А теперь я нищий! Я разорен!
        - Надир украл твой корабль? - изумился Стефан. - Но как это вышло?
        - Как-как, а вот так! - из почтенного Юсуфа словно выпустили воздух. Он даже сгорбился, став лет на десять старше. - Это было пару месяцев назад…

* * *
        - Выпей, почтенный Юсуф! - сидевший напротив работник заботливо наклонил кувшин, плеснув туда вина. Сам он не пил, приняв ислам, но на его хозяина эти запреты не распространялись. Тот почитал богиню аль-Уззу.
        Юсуф опрокинул кубок и довольно крякнул. Надир нравился ему. Широкоплечий мужчина с открытой белозубой улыбкой, он явно не был арабом или персом. Скорее всего, бывший раб из желтолицых людей запада. По крайней мере, такие глаза и волосы тут встречались нечасто. Горцы Персии были светловолосыми, и даже рыжими, но сюда, по понятным причинам, они заплывали крайне редко. Тут, на краю мира, было много случайных людей с мутной биографией. Юсуф сам из таких, пришлый, но тяжелым трудом скопил на свой кораблик - дау. Он выходил в нем в море, туда, где на отмелях нежатся раковины - жемчужницы. Надир был хорош в этом деле, он плавал, словно рыба, а его выносливости позавидовал бы верблюд. Что и говорить, как будущий зять он хорош. И не пьет, опять же. Для них, мусульман, кровь виноградной лозы под запретом, потому-то Юсуф и пьет в одиночку.
        - Что это ты расщедрился, Надир? - хозяин довольно щурился, глядя на будущего зятя. У него будут красивые внуки, если богиня аль-Узза благословит. Его старшая дочь все глаза проглядела, влюбившись в парня по уши.
        - Я хотел о деле поговорить, - заговорщицки понизил голос Надир. - Что бы ты сказал, если получил бы денег втрое от того, что зарабатываешь обычно. Ты бы хотел этого?
        - Да кто же этого не хочет? - удивился Юсуф. - Странные ты вопросы задаешь.
        Разговор вильнул в сторону, словно походка пьяницы, неизменно возвращаясь к той же самой теме. Надир вел беседу так, словно приманивал осторожного сайгака под выстрел из лука. Он не давал хозяину ни малейшего повода для подозрений, пока весь кувшин с вином не оказался в утробе почтенного ловца жемчуга. На столе оказался второй кувшин… И тут Надир спустил тетиву.
        - Скажи, почтенный Юсуф, - сказал он вдруг, - если бы я попросил твой корабль на два-три месяца, и заплатил бы втрое от того, что ты зарабатываешь обычно? А? Ведь мы свои люди!
        Надир улыбнулся широкой открытой улыбкой, и это все решило. Как мог Юсуф не поверить собственному зятю. Правда, тот еще не знал, что он зять. Но разве это имеет значение, когда в тебе плещется кувшин… Нет! Два кувшина вина!
        - Да забирай! - широко махнул рукой Юсуф. - Я тебе верю в твою удачу, Надир!
        - По рукам! - блеснул довольной улыбкой будущий зять.

* * *
        - Вот так вот я и лишился своего корабля, - уныло закончил свой рассказ Юсуф. - Убью эту сволочь собственными руками!
        - Скажи, почтенный, - удивленно посмотрел на него Стефан.- В чем виноват этот Надир? Из того, что ты рассказал, не следует, что он вор!
        - А кто же он? - возмутился ловец жемчуга.
        - Он человек, который взял твой корабль на время с условием того, что заплатит тебе втрое от того, что ты зарабатываешь обычно. Вы заключили договор по всем правилам. Где здесь обман?
        - Он напоил меня! - обвинительно выставил палец Юсуф. - Он напоил меня вином, чтобы я стал сговорчивее.
        - Он насильно поил тебя? - поднял бровь Стефан. - Если да, то он преступник. Если нет, то ты клеветик, почтенный Юсуф.
        - Убирайся отсюда, желтолицая собака! - побагровел Юсуф. - Ты такой же проходимец, как он!
        - Он украл у тебя вот такой кораблик? - Стефан ткнул в сторону моря, где дюжина загорелых дочерна парней вытаскивали на берег какую-то небольшую посудину со спущенным косым парусом.
        - Разрази меня гром! - еле выдохнул Юсуф, и заорал. - Надир! Парень! Ты вернулся! Хвала богине! Я жертвы приносил, чтобы боги моря уберегли тебя!
        - Какие, однако, странные тут люди, - хмыкнул Стефан, глядя, как невысокого сухонького Юсуфа обнимает рослый голубоглазый мужчина лет тридцати. И этот мужчина оказался поразительно похож на того, чей профиль был выбит на монете, которую Стефан достал из кармана. Только у этого выгоревшая до белого цвета окладистая борода почти что лежала на мускулистой груди.
        - Как же ты на батю нашего похож! - прошептал он. - И на брата Само! Неужели я тебя нашел, Никша! Святые угодники, глазам своим не верю!
        - У тебя гости, почтенный Юсуф? - широко улыбнулся моряк.
        - Да! Да! - засуетился Юсуф. - Этот парень ищет тебя, Надир. Говорит, что проехал всю Аравию, от самой Медины, чтобы найти тебя.
        - Ну, и на кой я тебе понадобился? - Надир по-хозяйски уселся напротив, и впился не слишком дружелюбным взглядом в лицо Стефана.
        - Я ищу своего брата, почтенный, - сказал Стефан. - Его звали Никша. Нас разлучили в детстве. Авары разорили наш дом, и убили отца. Ты что-то помнишь из своего детства?
        - Да я почти ничего не помню, - пожал Надир широкими плечами. - Так, смутные обрывки. Я откуда-то с севера. Меня привезли, когда мне было то ли три, то ли четыре года. Я ни имени своего не помню, ни языка родного. Говорят, меня на овцу сменяли. А ты думаешь, что ты мой брат, что ли?
        Надир скептически оглядел Стефана и оглушительно захохотал.
        - Ты? - он смеялся, утирая слезы - Ты мой брат? Да мы же не похожи! Я же тебя одним пальцем пополам сломаю!
        - А он? - Стефан бросил Юсуфу рубль. - А он похож?
        - Ну-ка, поверни голову, - Юсуф стал вдруг очень серьезен, а потом выдохнул. - Не, не похож. У этого бороды нет.
        - Вот видишь! - развел руками Надир и широко улыбнулся. - Ошибся ты, парень!
        - Ой, Дунай, Дунай батюшка… - неумело запел Стефан, а лицо сидящего напротив него человека стало сначала недоумевающим, потом задумчивым, а потом он вскочил на ноги, опрокинув низкий столик.
        - Ты! - заорал он. - Ты откуда эту песню знаешь?
        - Меня зовут Ратко, и я твой брат. Мама нам ее пела, когда лепешки пела на камне, - спокойно ответил Стефан. - Потом авары напали. Отца убили, брата Само увезли, а мы с мамой в лесу прятались. Забыл?
        - Помню, - прошептал Надир. - Я тогда по малому делу очень хотел. И замерз ночью. Она рубаху с себя сняла и грела меня.
        - А еще что помнишь? - надавил Стефан.
        - Кричал кто-то, - могучий мужик опустил плечи, а по его загорелой щеке пробежала слеза. - Мама обнимала меня и плакала. Не помню почему…
        - Это я кричал, когда меня евнухом делали, - пояснил Стефан. - Мне повезло, я выжил.
        - Евнухом? - тупо посмотрел на него Надир. - Ты евнух, что ли?
        - Мне снять штаны, чтобы ты поверил? - спокойно спросил Стефан. - Или достаточно того, что у меня нет такой бороды, как у тебя?
        - Рыба! - сморщился в неимоверном усилии Надир. - Мне кто-то тыкал рыбой в лицо!
        - Это тоже был я, - удовлетворенно кивнул Стефан. - Ты пугался и ревел, а мне это жутко нравилось. На нас в тот день и напали. Мы все этот день помним. И я, и мама, и брат Само.
        - Мама? Брат Само? - изумленно посмотрел на него Надир. - Они что, живы?
        - Да, брат, они живы, - кивнул Стефан. - И скоро ты их увидишь.
        - Я верил, что мне суждено великое будущее, - Надир сидел, ошеломленный. - Тогда, в Мекке…
        - Кто тебе об этом сказал? - заинтересовался Стефан.
        - Ты все равно неверный, тебя это не касается, - отмахнулся Надир. - Главное, что жизнь пошла совсем в другую сторону, как только я сбежал из этого проклятого кочевья.
        - Тогда собирайся, мы уезжаем, - сказал Стефан.
        - Эй! Эй! - поднял руки Надир. - Куда это я поеду? У меня только-только дела пошли в гору!
        - Какие у тебя здесь могут быть дела? - повысил голос Стефан. - Ты снова украл верблюда? Или взял в море груз шерсти? Или ограбил рыбака? Ты хочешь до конца жизни заниматься мышиной возней?
        - А что ты предлагаешь? - заинтересовался Надир. - И зачем ты пихал мне словенский рубль. Добрая монета, не спорю, но я-то тут при чем?
        - На ней изображен твой старший брат, безмозглый ты осёл! - заорал Стефан.
        - Да? - приятно удивился Надир. - У меня завелась богатенькая родня? А можно у братца перехватить пару сотен динаров? Я бы купил лодку побольше!
        Надир посмотрел на возмущенное лицо брата, поднял перед собой ладони и добавил.
        - Я отдам все до последней драхмы! Клянусь!
        - Если бы ты мог осуществить свою самую заветную мечту, - едва сдерживая раздражение, спросил Стефан, - чтобы ты сделал?
        - Поплыл бы в царство Чола(2) и закупил груз пряностей, - не задумываясь, ответил Надир. - Я бы привез их в Йемен, и взял за них тройную цену. Путь, правда, непростой. Попутный ветер дует летом, а обратно можно прийти только зимой. Год на все про все. Но я там уже один раз был…
        - А если бы ты отвез свои пряности в Константинополь, то взял бы не три цены, а все десять, - спокойно ответил Стефан. - И устроить это легче легкого. У нашего старшего брата большая торговля.
        - Моя дочь! - пискнул Юсуф, видя, как безродный бродяга на глазах превращается в завидного жениха. - Я хотел отдать ее за тебя!
        - Мне сейчас не до женитьбы, почтенный Юсуф, - отмахнулся от него Надир. - Не видишь, я свою родню нашел. Пророчество не обмануло, мне суждено великое будущее. И прости меня, уважаемый, но я не вижу никакой связи между моим будущим богатством и твоей, вне всякого сомнения, благонравной, но не слишком красивой дочерью.
        - А плата за мой корабль? - Юсуф ухватился за последнюю соломинку.
        - Да забирай все себе, - отмахнулся Надир. - На кой мне сдалось это дерьмо! Мой брат прав, мы ограбили торговца шерстью из Убаллы. Когда едем, брат?
        - Да хоть сейчас! - усмехнулся Стефан. - Ищи корабль до Йемена. Оттуда с караваном пойдем на Кесарию и пошлем весть брату.
        - Найти корабль? - ненадолго задумался младший брат. - Да это для меня пара пустяков! Почтенный Юсуф, - обратился он к несостоявшемуся тестю. - За сколько ты отвезешь нас в Йемен?
        - За сто драхм! - зажмурившись, ответил тот. Он и сам испугался своей наглости.
        - Пятьдесят и моя еда! - отрезал Стефан, понимая, что и эта сумма слишком велика. И он понял, что не ошибся, когда увидел счастливое лицо ловца жемчуга. - Но есть одно условие! Мы выходим завтра утром!
        1 Земли Далмации были в описываемое время заселены хорватами, и император Ираклий официально признал это.
        2 Чола - царство на юго-востоке Индии, центр торговли специями.
        Глава 21
        АВГУСТ 633 ГОДА. НЕДАЛЕКО ОТ ПОБЕРЕЖЬЯ ЮЖНОГО ЙЕМЕНА.
        - Проклятье! - Надир приложил ладонь ко лбу и впился взглядом в горизонт.
        - Что там? - лениво поинтересовался Стефан, который уже перестал отправлять все, что съел, за борт, и вполне примирился с морским путешествием.
        - Это пираты с Сокотры(1), - объяснил Юсуф, который шептал что-то над амулетом богини Уззы. - Если догонят, нам конец. Да как же нам так не повезло-то? Тут же до Аданы(2) пара часов ходу! Зачем мы им? Тут же от купеческих кораблей не протолкнуться!
        Им и впрямь не повезло. Кому и зачем могла понадобиться их лодчонка? Разве что каким-то совсем уж голодным неудачникам. Они плыли третью неделю и понимали, что цель близка. Сухие пустоши Бахрейна сначала сменились редкими оазисами Омана, а потом веселой зеленью благодатного Йемена. Этот богатый край был лучшим местом в Аравии. Тут росло зерно и цвели сады, как нигде больше, потому что воды было достаточно. А еще здесь была лучшая торговля, ведь именно сюда приходили корабли из Индии, груженные пряностями.
        Попутный ветер рвал парус, и кораблик-дау резво бежал вперед, разрезая острым носом бирюзовую морскую волну. Зрелище было необыкновенно красивым, только сейчас это не радовало никого. Ветер был попутным не только для Стефана и его спутников.
        - Сколько их там? - спросил Стефан, который с горестным вздохом полез в свои пожитки, достав оттуда кольчугу, шлем, нож и любимый арбалет.
        - Десятка полтора, - крикнул полуголый моряк на носу.
        - Это чего? - выпучил глаза Надир, тыча пальцем в гору оружия. - Ты же евнух вроде.
        - Да вот, - вздохнул Стефан, - сам удивляюсь. Мне положено служить во дворце, спать на мягкой постели и есть по вечерам всякие вкусные вещи. А я чем занимаюсь?
        - Да что б я сдох! - выдавил из себя Надир, оценивая про себя стоимость оружия. - Вот это да! Так у меня и второй брат богатенький!
        - Стрел мало, - с сожалением сказал Стефан. - Надо было в Казиме остаться и заказать. Все спешу куда-то! Правильно Аль-Каака говорил, всегда надо выходить в поход с полным колчаном…
        - Ты знаешь самого Аль-Кааку ибн Амра ат Тамими? - подозрительно посмотрел на него брат. - Где это вы могли познакомиться?
        - Воевали вместе, - коротко пояснил Стефан, накладывая стрелу на ложе. - На полсотни шагов подпустим, оттуда я уже не промахнусь.
        - Ты воевал вместе с Аль-Каакой? - не поверил Надир. - Врешь!
        - Не вру! - возразил Стефан. - А еще он обещал спустить с тебя шкуру кнутом.
        - Да, не врешь, - уныло согласился Надир, натягивая тетиву на лук. - Аль-Каака, он такой! Спустит, и не поморщится. Я же ему верблюда должен.
        - Верблюда, запас еды, виру за неисполненную службу и спущенную кнутом шкуру! - язвительно сказал Стефан. - Аль-Каака ничего не забыл!
        - Догоняют! - крикнул матрос. - У них два паруса и корпус уже, чем у нас!
        - Ну, Дева Мария, благослови! - выдохнул Стефан, унимая выпрыгивающее из груди сердце. - Я же нашел брата, я прошел через кучу сражений, а через час мы должны быть в Адане! Я не могу погибнуть так глупо!
        Их догоняли. Корабль пиратов лег на параллельный курс и неуклонно приближался. Теперь остается только ждать и надеяться на мастерство Юсуфа, который приготовился использовать их единственное преимущество - его лодка была легче и маневренней. Ну вот, не прошло и четверти часа, как корабль почти нагнал их. Стефан глубоко вздохнул несколько раз, привыкая к волне, а когда дау приподняло в верхнюю точку, нажал на спусковую скобу. Пират на носу нелепо раскинул руки и свалился в воду.
        - Ну, ты даешь, брат! - восторженно заорал Надир. - Ты свои яйца…
        - Я тебе сейчас кишки выпущу! - заорал Стефан, которому местное остроумие безумно надоело. - Стреляй, давай!
        И он снова спустил тетиву, ранив одного из нападавших. Полетели стрелы в ответ, но залпы из слабеньких луков большого эффекта не возымели. И те, и другие укрылись плетеными щитами, но пиратов было втрое больше.
        - Возьми мой нож! - крикнул Стефан. - Я не силен в рукопашной схватке.
        - Зато я в ней неплох, - ответил Надир, который восторженно разглядывал переливы металла на огромном тесаке. - Какая хорошая штука! Если живы останемся, подаришь? По- братски!
        - Подарю! - с мученическим видом ответил Стефан, тщательно выцеливая того, кто неосторожно высунется из-за щита. До врага было шагов тридцать, и расстояние неумолимо сокращалось. - Есть!
        Короткая толстая стрела торчала прямо изо лба очередного пирата, а его товарищи загомонили и пустили тучу стрел, одна из которых ранила матроса на лодчонке Юсуфа. Морские разбойники выли от злости и водили ребром ладони по горлу.
        - Не дайте сблизиться! - проорал Стефан. - Я еще кого-нибудь из них завалю!
        - Поучи еще меня, - сплюнул Юсуф, который то и дело наваливался на рулевое весло, уходя от пиратов зигзагами.
        - Нет, ну до чего хороший нож! Чудо просто! - прокричал Надир, который одним ударом перерубил веревку, к которой крепился крюк, впившийся в борт их лодки. - Вали вон того, брат!
        - Валю! - ответил Стефан, который аккуратно снял смельчака, метнувшего тот самый крюк.
        Разбойник открылся на несколько секунд, и этого оказалось достаточно. До корабля пиратов было чуть больше десяти шагов. Стефан в своей кольчуге и шлеме был для стрел совершенно недосягаем, и демонстративно стоял во весь рост, целясь в полуголые тела.
        - На! - заорал он, свалив лучника, который целил в него самого. Острие наконечника рвануло щеку бывшего доместика, прочертив на ней кровавый след.
        - Спрячься, дурак! - заорал брат, перерубая еще одну веревку с крюком. - Ты забыл, что мне суждено великое будущее? А оно, забери тебя шайтан, как-то связано с тобой! Так что не вздумай подохнуть раньше времени и лишить меня из-за этого кучи денег!
        - Спасибо за заботу, братец, - пробурчал себе под нос Стефан, но укрылся за бортом, высунув наружу только глаза и железное донце шлема.
        - Купцы справа! - заорал раненый матрос. - Правь туда! Они нас прикроют!
        Справа по борту и, правда, показался купеческий караван, на котором тоже увидели, что происходит неподалеку. На палубах забегали матросы, занимая места. Купцы пиратов ненавидели, и топили их при каждом удобном случае, особенно пиратов - одиночек. Как сейчас вот…
        А-а-а! - заорал пират, который поймал стрелу в бедро. Плетеный щит укрыл его грудь, а потому Стефан целил ниже.
        Веревки с крюками у морских разбойников закончились, и в борт дау почтенного Юсуфа вцепилась жадная рука.
        - Какой хороший нож! - в очередной раз восхитился Надир, отрубив кисть этой руки. По ушам ударил истошный вой. - А! Шайтан! - Брошенное умелой рукой копье ранило его в бок.
        - Ты как? - проорал Стефан, убив того, кто ранил его брата. Юсуф снова заложил крутой вираж, и корабли разошлись на два десятка шагов.
        - Переживу, - поморщился Надир, зажимая рану, - но боец теперь из меня никакой.
        - Они бегут! - не веря своим глазам, прокричал Юсуф. Пиратский корабль удалялся от них с каждой секундой. - Они бегут!
        - Им конец, - со знанием дела ответил бледный Надир. - Купцы утопят эту шваль. Вон, дугой пошли. Эти парни слишком увлеклись, они не успеют уйти.
        - Откуда знаешь? - удивился Стефан, который туго затянул его рану полотняными бинтами.
        - Да сколько раз сам так бегал, - хмыкнул Надир. - И даже тонул один раз, еле спасся в тот день… Я тогда и прибился к Юсуфу жемчуг ловить. Он меня из воды вытащил чуть живого.
        - Адана! - ткнул рукой Юсуф. Там, на горизонте высились желтовато-серые стены главного порта Йемена. - Мы дошли! Аль-Узза, благодарю тебя!
        - Не советую поминать ее там, - мотнул головой Стефан. - Войско халифа прошло в тех землях железной метлой. Лучше смени небесного покровителя, почтенный Юсуф. От всей души советую.

* * *
        ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ. НОЯБРЬ 633 Г. БЫВШАЯ ПРОВИНЦИЯ ДАКИЯ (СОВР. РУМЫНИЯ).
        Готы, гепиды, тайфалы, лангобарды, гунны, сарматы, аланы, бессы, карпы, костобоки, вандалы, авары… Множество народов прошло через эту землю после того, как непобедимый император Аврелиан бросил эту провинцию триста пятьдесят лет назад. У империи не было сил ее защищать, и новая граница прошла по Дунаю, который стал неодолимой стеной еще на столетия. Север Дакии занимали горы, а юг - степи, через которые и проникали захватчики из Азии в Европу. А вот теперь новые захватчики пошли с севера на юг. Целые славянские племена двигались через горы за Дунай. Они шли туда, где тепло, и горе было тем, кто вставал у них на пути.
        Узкое горлышко между Карпатами и Дунаем пропустило через себя миллионы тех, кто хотел новой жизни на новом месте. Звероподобные кочевники уничтожали все на своем пути и, тем более странно было встретить здесь чернявых людей, говоривших на вполне себе понятной латыни. Они как-то смогли уцелеть во всей этой бесконечной кровавой карусели.
        - Кто такие будете, почтенные? - Самослав с любопытством разглядывал крепких смуглых мужиков в овчинных безрукавках и бараньих шапках. Всадники привели их из ближайшей деревни, вежливо вытащив из домов.
        - Мы романи, - ответили мужики.
        - Румыны, что ли? - пробурчал про себя удивленный донельзя князь.
        Романами в Империи называли латиноязычных граждан, в отличие от ромеев, говоривших по-гречески. Самослав вспомнил, что множество потомков легионеров не захотело уходить со своей земли, и остались, когда Дакию бросили на растерзание варварам. Далекие потомки римлян, греков, этрусков, иберов, сирийцев, галлов, иллирийцев, исавров, армян и германцев вынуждены были говорить между собой на латыни, языке легионов. Они перемешались с потомками даков, гетов и гепидов, переплавившись постепенно в один народ. А потом этому народу дали свою кровь и славяне, которые поселились рядом, немного не дойдя до ромейских земель.
        - Кто из вас старший? - полюбопытствовал князь, а навстречу ему вышел и с достоинством поклонился седоватый мужичок в обшитой тесьмой рубахе.
        - Меня зовут Петр, сиятельный, - сказал он.
        - Вы христиане? - удивился князь.
        - А как же! - вскинулись романы. - У нас и монастырь тут есть.
        - Монасты-ы-ырь! - удивленно протянул Самослав и глубоко задумался. Он пока не давал разрешения строить в Словении монастыри, чтобы не усугублять вражду между конфессиями. - И давно?
        - Да сколько себя помним, - развели руками уважаемые люди. - При наших дедах он уже точно стоял.
        Жизнь тут была непростой. Степь была тем местом, откуда приходили враги, а горы были тем местом, где от этих врагов можно было укрыться. Здесь Великая Степь, огибая с юга Карпаты, протянулась узким языком до самой Паннонии, где уже раскинулась привычно широко, став жуткой аварской Пустой. Потому-то на юге Дакии кочевали мелкие племена, а на севере жили потомки римских колонистов и словене, поселившиеся рядом друг с другом. Они растили зерно и пасли овец, уводя стада в горы при малейшей опасности. И то, что эти люди за три с половиной столетия полнейшего хаоса смогли сохранить свою веру, свой язык и свои земли, означает, что их нужно воспринимать всерьез.
        - Я, почтенные, это край под свою руку беру, - любезно пояснил Самослав старейшинам. - Вы как, добром пойдете, или воевать будете?
        - А еще какой-нибудь выбор есть? - волком глянули местные.
        - Выбор всегда есть, - пожал плечами Самослав. - Но эти земли до самого Дуная мои. Можете подчиниться, можете уйти, можете воевать со мной.
        - Подчинимся пока, - пугливо посмотрели на него мужики. - За словен ничего не скажем, у них свои владыки.
        - Ну, раз подчинитесь, пошли в шатер, - махнул рукой Самослав.
        - Зачем это? - подозрительно посмотрели на него.
        - Вино пить и подарки получать, - пояснил князь. - Или вы не любите вино и подарки?
        Такие истории повторялись каждые десять - пятнадцать миль. Где-то местные роды шли под его власть охотно, где-то неохотно, а где-то пробовали сопротивляться. Буйных сгоняли с земли, давая возможность уйти на юг. Тех, кто не шел добром, били, а уцелевших вели на запад, расселяя по пустующим землям.
        Так княжеское войско дошло до последнего изгиба Дуная, который отсюда понес свои воды к морю. Великая река осталась по правую руку, а Карпаты - по левую. Именно здесь, где в будущем встанет румынский город Галац, и расположилось то самое бутылочное горлышко, через которое в Европу еще не раз ворвутся болгары, венгры, печенеги, половцы и монголы. Это место нужно будет перекрыть намертво, потому что от берега реки до густых лесов карпатских предгорий всего-то пара дней пути. Крепкий замок сильно затруднит проход конной орды, а заодно будет контролировать судоходство. Восточной границей станет полноводная река Прут, которая неподалеку отсюда впадает в Дунай. Место было просто отличным.
        - Как же назвать новый город? Как? - ломал голову князь. Решение пришло быстро, озарив короткой вспышкой. - Измаил! Он ведь тоже должен быть где-то неподалеку. Да! Пусть будет Измаил. Хорошее название в свете… хм… назревающих событий… Отсюда войско сделает бросок за Дунай…
        - Государь! Вам письмо из Кесарии! - гонец-степняк, едва стоявший на ногах, с поклоном протянул запечатанный свиток с печатью…
        А чья на свитке печать? Да ладно! Стефан??? Князь распечатал письмо и углубился в чтение. С каждой минутой на его лице усиливалось выражение удивления, а дочитав, он присел на поваленное дерево, утирая внезапно вспотевший лоб.
        - Ну, Ратко! Ну, удивил! - изумленно помотал он головой. - Вот ведь отчаянный малый! Нашел-таки!
        Он помолчал немного, а потом посмотрел на гонца. Его нарядный, расшитый золотой нитью форменный халат был прорван в нескольких местах, обнажив кольчугу. В колчане, притороченном у седла, оставалась едва ли половина стрел.
        - Ты откуда прискакал?
        - Из Белграда, государь, - ответил тот. - Туда эстафета из Константинополя пришла.
        - Молодец! Пятьдесят рублей награды получишь! - хлопнул он гонца по плечу. - Назад поскачешь с охраной, рисковать нельзя. Важные письма повезешь. Пока иди, отдыхай!
        Это письмо многое изменило. Там, в песках Аравии, наконец, случилось то, что должно было случиться. Войны Ридда(3) закончились, и мусульмане одержали безоговорочную победу. А раз так, то очень скоро начнутся события такого масштаба, что все, что он сам делал до этого, покажется невинной детской забавой.
        Основные силы Семи племен живут за Дунаем, и туда князь пока не пойдет. Он уже добрался до восточного рубежа своей державы, за которым начиналась Великая степь. Пусть южным рубежом Словении пока станет Дунай. Нужны ли ему Семь племен именно сейчас? Не нужны, не время. Он будет действовать мягко, подминая под себя элиту этого воинственного и буйного народа. Потому что совсем ни к чему начинать новую войну прямо сейчас. На пограничных рубежах Словении нужен прочный мир. Мир со Степью, мир с непокорными словенами юга, мир с франками и лангобардами. Мир нужен потому, что очень скоро все изменится. Пройдет всего несколько лет, и то, что веками казалось незыблемым, словно пирамиды Египта, рухнет в одночасье и навсегда.
        На руинах нового мира поднимется робкой порослью новая, молодая и злая сила. Знойные ветры юга совсем скоро сметут прогнившее римское наследие на Востоке. А раз так, зачем ему эти нищие племена? Он еще успеет разобраться с ними. Его ждет приз куда серьезней.
        1 Сокотра - остров в 300 км от побережья Йемена. Главный город - Тамрида. Очень долгое время был прибежищем пиратов. Остров занимает стратегическое положение, контролируя выход из Красного моря.
        2 Адана - совр. Аден. В то время - процветающий порт на юге Аравии.
        3 Войны Ридда - Войны отступников. Серия конфликтов в Аравии 632 - 633 года после смерти Пророка Мухаммеда.