Между сердцем и мечтой Юлия Цыпленкова
        Солнечный луч #2
        Кто заглянул узнать, что это такое, то вам стоит пройти сначала в роман "Дорогой интриг", потому что там всё начинается))
        Юлия Цыпленкова
        Между сердцем и мечтой
        Глава 1
        Колеса экипажа грохотали по булыжной мостовой. За окнами кареты неспешно скользил большой и уставший от бесконечно долгой жизни город. Гигантский муравейник существовал в своем привычном ритме. Разве что в богатых кварталах он чуть замедлялся, оставляя суету торговым и бедным кварталам и окраинам. Возле королевского дворца и вовсе всё было степенно, здесь бегать и кричать запрещалось. Ничто не должно отвлекать повелителя Камерата от его служения своим подданным.
        Впрочем, дворец остался позади, его сиятельство граф Доло вез меня к моим родителям. Вскоре должно было состояться празднование в честь дня совершеннолетия ее милости баронессы Мадести-Доло, моей далекой родственницы, но все-таки близкого друга и горячо любимой сестрицы. Порой мне даже было жаль, что человек, которого я почитала за своего второго близкого друга, уже был давно и счастливо женат. Из Амберли и Фьера Гарда могла бы выйти замечательная пара. Однако его милость уже избрал себе спутницу жизни, и потому не стоило забивать голову ненужными фантазиями.
        - Вы рады, что едете домой, дорогая? - с улыбкой спросил меня глава моего рода.
        - Бесконечно, дядюшка, - улыбнулась я в ответ. - Я ужасно соскучилась по ним. И пусть матушка обрушит на меня всю скопившуюся в ней тоску и заботу, а батюшка будет вновь подмечать, что прилично благородной девице, а что нет, но мне всего этого порой не хватает. А уж об Амбер я вовсе не говорю. Ее писем мне всегда было мало. Сестрица, как часть моей души.
        - Теперь придет мой черед скучать по вас, дитя мое, - усмехнулся граф. - Я уже настолько привязался к вам, что, признаться, слегка ревную вас в вашей семье. Мое безраздельное владение вами на эту неделю прервется.
        Я рассмеялась и перебралась к его сиятельству, после уместила голову на его плече, и дядюшка приобнял меня.
        - Лиса, - произнес он с доброй насмешкой. - Но я и вправду расстроен нашим расставанием. За столько лет службы в королевском дворце у меня ни с кем и никогда не было столь близких и доверительных отношений. Да и не переживал я ни за кого, как за вас, Шанни. Теперь я могу понять магистра, потому что сам могу с чистым сердцем сказать, что вы мне стали, как дочь за эти полгода. Вроде и времени прошло не так много, а кажется, что целая жизнь.
        - Вот уж верно, - согласно кивнула я. - Столько всего переменилось за это время.
        После отвернулась к окошку и коротко вздохнула. Его сиятельство потрепал меня по плечу:
        - Ну-ну, дитя мое. Не всё так плохо. Я бы даже сказал, что всё весьма недурно, даже учитывая, что государь теперь держится вдали от вас. Он не упускает вас из виду и продолжает принимать в вашей судьбе живейшее участие. - Я фыркнула, а дядюшка продолжил: - И тем не менее. К примеру, мною получено указание докладывать обо всех предложениях вам руки и сердца, которые мы посчитаем достойными. Его Величество будет лично следить за отбором для вас будущего супруга.
        Я фыркнула и отмахнулась:
        - Теперь он готов и замуж меня выдать.
        - Думаю, тут вы глубоко заблуждаетесь, - улыбнулся дядюшка. - Ради любопытства я рассказал об одном из старых претендентов, кто просил вашей руки еще полгода назад.
        - И что же? - с интересом спросила я.
        - Велел отказать, - рассмеялся граф. - В бедном молодом человеке государь быстро нашел множество изъянов и намекнул, что его род близок к опале. После этого я заверил короля, что это было только одно имя из многих, кто сватался к вам или просил позволения ухаживать, и кому было отказано. Кажется, мне удалось спасти несостоявшегося жениха и его род. Так что, Шанни, государь продолжает наблюдать за вами, хоть и прекратил всякое ваше близкое общение.
        - Мне его не хватает, дядюшка, - снова вздохнула я и вернулась на свое прежнее сиденье.
        Вообще с тех пор, как Двор вернулся из летней резиденции в столицу, дни мои во дворце были скучны и унылы. Нет, они ничем не отличались от тех, что были прежде, когда я только поступила на службу к ее светлости, но отсутствие короля в моей жизни оказалось слишком заметно.
        После нашего откровенного и последнего разговора наедине, когда каждый высказал всё, что лежит у него на душе, Его Величество я видела только издалека. Большой завтрак не в счет. Хоть в минуты приветствия я и стояла перед королем, но взгляд его на мне никогда не задерживался. Он всегда смотрел только на свою тетушку, а я оставалась одной из фрейлин, присевших за ее спиной в реверансе. Да и сказать я в эти краткие минуты ничего не смогла бы. Впрочем, и не сказала бы из-за нашей договоренности с государем, а ее я тщательно соблюдала, наверное, впервые послушав его без всяких возражений.
        Пожалуй, до сегодняшнего дня было только два раза, когда мы встретились взглядами. В первый раз еще во время переезда обратно в столицу. Тогда королевский кортеж остановился на ночлег во дворце графа Кьерта - владельца земель, через которые лежал наш путь. Здесь нас ждали, потому что дворец его сиятельства был неизменным местом остановки.
        Его Величество задержался в дверях. Он разговаривал с молодой и миленькой супругой графа. Когда я проходила мимо, то расслышала, как ее сиятельство отметила:
        - Ох, какой же яркий цвет волос у этой юной дамы, будто пламя огня.
        Обернувшись на это замечание, я и встретилась взглядом с государем. Похоже, ни он, ни графиня не ожидали, что будут услышаны, потому что говорили тихо. От неожиданности женщина смутилась, а Его Величество на мгновение замер, не сводя с меня чуть расширившихся глаз. Я присела в реверансе, и он отвернулся, не забыв представить меня:
        - Ее милость баронесса Тенерис-Доло. Баронесса служит моей тетушке в должности фрейлины.
        - Рада познакомиться с вами, ваша милость, - с улыбкой произнесла графиня, вряд ли сильно превышавшая мой возраст.
        - Доброго дня, ваше сиятельство, - ответила я с вежливой улыбкой. После мазнула взглядом по государю, но он смотрел в сторону, и я не стала и дальше испытывать его терпение.
        Когда мы еще ехали в Лакас, где находилась резиденция короля, ее сиятельство только успела пережить роды и потому к гостям не выходила. Кажется, государь заходил к ней, чтобы приветствовать молодую мать, всем остальным же увидеть хозяйку не удалось, как и ей нас. Так что нет ничего удивительного в том, что она заметила меня только сейчас.
        Во второй раз мы встретились взглядами, когда я сопровождала ее светлость на прогулку по малому дворцовому парку. Мы уже отошли от дворца, когда герцогиня решила, что ей необходима теплая накидка. За ней я и отправилась. Развернувшись, я подняла взор и обнаружила, что Его Величество наблюдает за нами из окна. И вновь было это остолбенение, продлившееся всего лишь пару секунд. Опомнившись, я присела в реверансе, а он поспешил отойти от окна. Вот и все наши личные встречи. В остальное время или вокруг были придворные, или мы находились поодаль и делали вид, что не видим друг друга. Это угнетало, но менять что-либо не спешил никто из нас.
        Впрочем, со мной был мой верный друг - барон Гард, который недурно скрашивал мне часы досуга. К сожалению, теперь, когда моя служба возобновилась в ее полноценном значении, нам удавалось видеться мимоходом или же только по вечерам, когда герцогиня собирала гостей в своих покоях. Вот тогда мы с его милостью могли вдоволь наговориться и посмеяться.
        Король уже не посещал вечера своей тетушки, не желая наших встреч, но многие из ее завсегдатаев остались. Однако ее светлость была недовольна исчезновением главного гостя. Мне пришлось сознаться, что промеж нас с Его Величеством вышла размолвка. Я не стала рассказывать ей того, что произошло, только отговорилась, мол, поспорили и не сошлись во взглядах. Государю надо остыть, а после всё непременно будет, как раньше.
        - Ну как же так можно, Шанриз?! - возмущалась ее светлость. - Ведь было так чудесно! Он же пожирал вас взглядом, пока вы творили свои непотребства у перил. Я бы вас стукнула в тот момент, право слово, а он глаз не отводил. Вы бы видели его улыбку! Это было неприкрытое любование. Да он же без ума от вас, иначе и не объяснить одобрения столь вызывающего поведения. А это ваше: «После хоть на воротах вешайте», - где такое видано, чтобы королю и так дерзко? А мой племянник еще и пошел за вами, не говоря ни слова…
        - Он сделал мне замечание…
        - И что с того? Он после сам стучал кулаком по перилам и кричал своему Дренгу, - возразила герцогиня, скромно умолчав, что и сама позволила себе не меньше вольности. - Я говорю вам, что король подпал под ваше влияние, и что же? Вместо того чтобы закрепить свой успех, вы с ним ссоритесь?! Я требую, чтобы вы немедленно повинились и приняли его точку зрения, как верную… о чем бы вы ни спорили. Слышите? Немедленно!
        Ответив ей упрямым взглядом, я произнесла:
        - Нет. - И чтобы предотвратить взрыв негодования, поспешила объяснить: - Поймите же, ваша светлость, государю нравится во мне именно эта черта. Он ведь охотник, и моя непокорность только еще больше разжигает в нем пламя. Потерпите, моя госпожа, однажды всё наладится, - и мило улыбнулась.
        Конечно же, я лгала! Это был вовсе не тот случай, когда король написал бы мне что-то вроде: «Я готов вас задушить, но не могу выкинуть из головы». Это даже не было ссорой, а решением, которое он принял и продолжал его держаться. Оставалось и вправду ждать, когда государь усмирит свой огонь и снова подпустит меня ближе. Однако герцогиня согласилась со мной, уже по опыту зная, что охлаждение заканчивается нашим примирением, и потому тоже набралась терпения.
        Но время шло, а ничего не менялось. Король смотрел мимо меня, я избегала случайных встреч, и так прошло несколько недель с момента нашего возвращения. Наверное, ее светлость вновь накинулась бы на меня с вопросами и требованиями, но в этот раз утихомирить ее на время помог Фьер Гард.
        Нет, он ни в чем не убеждал нашу госпожу, но привел в ее гостиную графа Дренга, с которым сошелся достаточно близко после турнира. Оба авантюристы, любители пошутить и сыграть на публику, они недурно ладили. Признаться, я даже немного ревновала моего барону к королевскому графу.
        - Ваша милость, - третьего дня ворчала я на Гарда, - его сиятельство дурно на вас влияет.
        - Чем же, ваша милость? - удивился Фьер.
        - На днях вы были не трезвы, - заметила я. - И я знаю, кто устроил вам попойку.
        - Прошу прощения, ваша милость, - ответил Гард, - но баронесса Гард осталась в моем поместье, а насколько помню, вы, Шанриз, - баронесса Тенерис, а не Гард.
        - Ах, вот как?! - вспылила я. - Тогда я отказываюсь с вами разговаривать. И знайте, что я обижена на вас, ваша милость.
        - Полноте, дорогая, - улыбнулся барон, - не злитесь. Просто примите, что мужчины иногда могут позволить себе расслабиться за бутылкой чего-нибудь горячительного, а еще могут позволить себе пошуметь и побуянить вне пределов взоров дам. Однако это никак не влияет на мое отношение к вам, ваша милость. Вы мне по-прежнему дороги, и нашей дружбы я не предам ни за какое аританское красное. А за белое уж тем более, - его улыбка стала шире, и негодник добавил: - Ну, улыбнитесь же мне, ревнивица.
        - Какая глупость, - возмутилась я. - Я вовсе вас не ревную, - но сдалась и улыбнулась: - Если только самую малость. - На том и помирились.
        Стоит отметить, что с тех пор, как государь узнал о наличии супруги у барона, пусть и не благородного происхождения, жить Гарду стало проще. От него отстали те, кто пытался до того всучить своих дочерей, находя выгодной партию с мажордомом ее светлости, к тому же герцогиня утеряла свой главный рычаг давления на его милость. Впрочем, у нее всегда оставались напоминания о ее милости и угрозы об ее лишении. Но, в любом случае, Фьер теперь не жил под угрозой разоблачения неравного брака без высочайшего одобрения. Правда, считал, что должен быть благодарен за то, что всё разрешилось без потрясений, мне.
        - Чушь, право слово, - отмахнулась я. - Государь - разумный человек, он бы принял ваш брак.
        - Не скажите, Шанриз, - возразил его милость. - На чаше весов была ревность короля. Известие о моей женитьбе и отношении к супруге стали поводом прекратить видеть во мне соперника на ваше внимание. Если бы не это, уж и не знаю, как бы всё закончилось. Вполне могло и опалой. Но его отношение к вам смягчило удар, превратив всего лишь в обнародованную новость. И пусть те, кто разочарован в своих устремлениях, фыркают, мне это глубоко безразлично.
        Но возвращаясь к причине нашей размолвки с моим другом, хочу сказать, что Олив Дренг неожиданно стал моим мостиком, соединившим нас с Его Величеством. Разумеется, он не передавал мне посланий от государя ни письменных, ни устных, как и ему от меня, но рассказывал то, что было скрыто от моего взора. Так я узнавала новости о жизни Его Величества, и хотелось верить, что король хоть иногда спрашивал своего любимца обо мне. Но, конечно же, я такого вопроса графу не задавала и через Фьера узнавать тоже не рискнула.
        Впрочем, наши разговоры не сводились только к нашему повелителю и господину. О нем упоминалось скорей вскользь, чем следовало нарочитое повествование. Я могла после этого задать вопрос, но тему королевской жизни никто не развивал. А в остальное время Дренг шутил и веселил меня и тех, кто присоединялся к нашей беседе. Гард в это время сыпал искрами своего обаяния в другой части гостиной, веселя герцогиню, или же был рядом, и тогда вечер заканчивался больными щеками, потому что если и не смех, то улыбка не сходила с моего лица, да и не только с моего.
        - Как же жаль, ваша милость, что вы не мужчина, - как-то сказал мне Дренг, - уверен, что кутеж с вами был бы незабываем.
        - Совершенно согласен, - кивнул Гард, я лишь усмехнулась и покачала головой. Будь я мужчиной, мне было бы позволено много больше, чем кутеж.
        - Оставим сожаления, - сказала я. - Я - женщина, и эта данность неизменна.
        - Не возражаю, - улыбнулся граф. - Вы слишком хороши, чтобы быть мужчиной. Если бы вы оказались юношей, мне пришлось бы вызвать вас на дуэль, чтобы избавиться от красавца-соперника на внимание прекрасных дам.
        - Полно, - со смешком отмахнулась я.
        - Если вы еще помните, то я объявил вас первой красавицей всего Камерата, - заметил Дренг.
        Посмотрев на него, я не смогла не полюбопытствовать:
        - Что заставило вас решиться на это, ваше сиятельство? Я видела ваши опасения.
        - Во-первых, вы сказали, что разочарованы во мне, а я не могу позволить себе разочаровать даму. Я привык видеть дам довольными… э-э, - болтун прервал сам себя и перешел ко второй части своего ответа: - А во-вторых, государь так пристально следил за нами, что я не мог остаться к этому равнодушным и решил поозорничать. Когда дразнишь короля, это будоражит, не так ли, ваша милость?
        Пропустив мимо ушей его вопрос, я констатировала:
        - Стало быть, все-таки лгали и просто подшучивали надо мной, называя первой красавицей, - укоризненно покачала я головой, пряча улыбку.
        - Ничуть! - искренне возмутился его сиятельство. - Ни словом не солгал. Да и думай я иначе, то не угрожал бы вам дуэлью в случае, если бы вы были мужчиной. Я честен, Боги мне свидетели. Им же вы не станете возражать, ваша милость?
        - Богам возражать не стану, - рассмеявшись, заверила я Дренга.
        Всё остальное время, составлявшее основную часть моего дня, была служба герцогине, опять начинавшаяся с раннего вставания и ожидания, когда ее светлость позвонит в колокольчик, чтобы объявить о своем пробуждении. И так до вечера. Достаточно однообразное времяпровождение, тяготившее меня и вызывавшее протест. Не хватало свободы. Меня душила привязь и невозможность проявить себя как-то иначе, кроме того, что требовала ее светлость.
        Быть может, государь и рассчитывал на это, когда оставил мне служение своей тетке. Уже зная меня, он не мог не понимать, как тяжко должно быть мне в установленных рамках, но признавать этого не хотелось, потому что тогда мне открывалось два пути: покои короля или дорога в отчий дом. Можно было выбрать вторую, но тогда с большой долей вероятности можно было предположить, что это окончательно закроет передо мной ворота дворца, а значит, и всякие надежды, как прежние, так и новые - на возвращение Его Величества в мою жизнь. А этого я желала не меньше, чем избранного мной еще в отрочестве пути.
        Первый же путь мешало выбрать стойкое убеждение в хрупкости королевской страсти и, тем более, сомнения в его стойкости и верности. Но! Но даже если я в его покоях продержусь не меньше Серпины Хальт, то однажды появится королева, а с ней я не смогу делить мужчину, которого буду почитать своим. Да что там! Если сейчас, пусть и любовница, но его женщина, то после женитьбы у государя будет совсем другая женщина, а возлюбленная превратится в порочную интрижку? Нет уж. Ничего подобного я вовсе не желала. И я продолжала влачить свое существование фрейлины герцогини Аританской.
        Снедаемая всеми этими чувствами, я еле дождалась, когда мне позволят ненадолго отправиться домой, где можно будет выдохнуть и выспаться, а еще отвлечься от дворцовой жизни и невеселых мыслей, терзавших меня, как только я оставалась наедине с собой. И когда этот день настал, я воспарила до самых небес и ощутила легкость, какой не чувствовала с тех пор, когда, как выразилась герцогиня «безумствовала» на турнире.
        Тальма собрала необходимые мне вещи еще с вечера. Ей без меня во дворце было нечего делать, потому моя верная служанка отправлялась со мной и, как и я, сгорала от нетерпения, хоть напрямую и не говорила этого. Но вопросов о моем отчем доме и о людях, живущих там, было немало.
        - Как же славно будет выбраться из дворца, - призналась мне Тальма. - Так не повернись, там не пройди, туда не смотри, здесь не слушай. Как из Лакаса вернулись, так совсем никакой жизни.
        - Согласна с тобой, - улыбнулась я.
        - Скорей бы уж, ваша милость.
        - Уже совсем скоро.
        А сегодня поутру, когда я проснулась, Тальма была уже полностью собрана, только плащ ее лежал поверх большого дорожного саквояжа. Впрочем, мои обязанности до отъезда никто не отменял, потому, проснувшись опять привычно рано, я поспешила к своей госпоже. Никогда меня не тяготил так весь церемониал ее пробуждения, как сегодня, когда душой я уже была за воротами дворца. Однако смирила норов, набралась терпения и ожидала, когда же смогу покинуть надоевшие стены.
        А еще сегодня был Большой завтрак, на который я отправилась с затаенным трепетом. Пусть мы и не общались с Его Величеством, но я впервые покидала Двор на целую неделю, одобренную герцогиней, а это означало, что буду вдали от государя и не смогу увидеть его даже мельком, да и услышать о нем тоже. Мне было любопытно, тронуло бы его известие о расставании, или же он остался бы к нему равнодушен?
        С этими размышлениями я входила в большую столовую, где уже были заняты все места. Ее светлость по своему обыкновению предпочла войти последней, чтобы лично приветствовать государя. Мы приблизились, присели в реверансе, но в этот раз я не опустила глаз. Мне хотелось посмотреть на него еще разок, чтобы вспомнить каждую черточку, хоть и не забывала лица Его Величества ни на минуту.
        - Доброго утра, дорогая тетушка, - произнес государь. - Вы себе не изменяете. - В этот момент его взгляд скользнул по свите герцогини, и мы встретились глазами. Король задержал на мне взор, после откинулся на спинку кресла и неожиданно произнес: - Шанриз, вы как всегда очаровательны. Как ваше здоровье?
        - Благодарю, Ваше Величество, - я склонила голову. - Я в добром здравии. А… как ваше здоровье, государь?
        - Уже немного лучше, - ответил он. - Как намереваетесь провести день?
        - Ее милость покидает нас, - с ноткой раздражения вклинилась в нашу первую за долгое время беседу ее светлость.
        - Вот как, - между бровей короля пролегла складка. - Куда отбываете, позвольте спросить?
        - У моей сестрицы скоро день ее совершеннолетия, - ответила я. - Ее светлость позволила мне посетить отчий дом и участвовать в подготовке дня рождения баронессы Мадести-Доло. К тому же я скучаю по своим родителям и буду рада встретиться с ними.
        - Доброго пути, ваша милость, - ответил государь и обратился к своей тетушке: - Мы ждем только вас.
        - Прошу прощения, дорогой племянник, - ответила герцогиня, и мы прошли на свои места.
        Сказать, что во мне всё трепетало от радости, ничего не сказать. Надежда на возобновление нашего общения расцвела буйным цветом. Пожалуй, только это испортило мою радость от скорой встречи с родными. Теперь я готова была задержаться на день, если это принесет мне встречу с Его Величеством. Однако отругав себя за этот порыв и укорив за девичью глупость, я привела мысли в порядок и решила, что еще немного терпения пойдет всем нам только на пользу.
        И после завтрака, получив одобрение герцогини, я отправилась навстречу с дядюшкой, который должен был сопроводить меня до отчего дома. Мы вышли с ним к ожидавшей нас карете. Я не удержалась и бросила взгляд на окна королевского кабинета и вся моя прежняя радость истаяла. Отчего-то мне казалось, что государь непременно выглянет, чтобы проводить меня, однако окна были пусты. Вздохнув, я решила, что слишком тороплю события, и сегодняшняя беседа может ровным счетом ничего не означать, кроме того, что Его Величество сумел обуздать свои чувства, а может и охладеть… И вот это неожиданно ранило, а не обрадовало, хотя должно было быть последнее.
        - Дитя мое, - позвал меня граф, и я поспешила сесть в карету и выкинуть из головы все досужие домыслы. Я ехала домой!
        Тальма, сиявшая, как начищенный золотой, устроилась рядом с кучером. Мой багаж уже давно был в карете, и во дворце нас ничего не задерживало. Карета выехала за ворота, и я окончательно переключилась на виды столицы, ничем меня не удивившие. За прошедшее лето ничего не переменилось.
        А вскоре показалось и предместье. Мы выехали за город, и всякие страдания покинули меня, потому что мы приближались к загородному особняку баронов Тенерис. Дядюшка, пересевший вслед за мной после моего признания о том, что мне не хватает государя, взял меня за руку и успокаивающе пожал ее.
        - Вы почти дома, - сказал его сиятельство.
        - Даже не верится, - улыбнулась я.
        - Стоит посмотреть налево и поверить придется, - улыбнулся в ответ дядюшка. - Мы уже подъезжаем к воротам.
        Карета и вправду приблизилась к высоким решетчатым воротам, украшенным вензелем «ТД» - Тенерис-Доло, который венчала баронская корона. Ворота распахнулись, и я припала к окну, с жадностью рассматривая знакомые с детства виды.
        - Придвиньтесь ближе, - велел дядюшка. Машинально послушавшись, я придвинулась к окошку. - Еще немного.
        Я вновь послушалась, и мой нос расплющился о стекло, и на нем появилось мутное облачко. Осознав всю несуразность своего вида, я порывисто обернулась и с возмущением воззрилась на его сиятельство. Граф весело рассмеялся, но увидев мое негодование, вскинул руки и воскликнул:
        - Простите, Шанни! Но в своей непосредственности вы напомнили любопытного ребенка, узревшего нечто невероятное. Я не удержался и довел иллюзию до совершенства.
        - Премного благодарна, ваше сиятельство, - едко ответила я, и он снова рассмеялся. Ну как мало дитя, право слово. Даром, что граф и глава рода, да еще и в почтенных летах.
        Впрочем, выходка дядюшки не испортила моего настроения. Из кареты я выбиралась с замиранием сердца и совершенно неприличным нетерпением. Пожалуй, его сиятельство был прав, сравнив меня с ребенком. Я скосила на него глаза и усмирила свой порыв бежать к дому, раскинув руки. Граф хмыкнул, предложил мне руку, и в особняк мы входили уже степенно.
        Прислуга успела оповестить хозяев, и наверху послышались торопливые шаги, а спустя мгновение и голос матушки, еще даже не показавшейся нам:
        - Боги! Мое милое, мое дорогое, мое обожаемое дитя! Наконец-то вы изволили вспомнить о ваших несчастных родителях! Наконец-то ваше сердце сжалилось и привело вас домой! Моя маленькая девочка!
        - Теперь-то я уж точно знаю, кто наделил вас неудержимым нравом, - шепнул мне дядюшка. - Зря я грешил на нашу бабушку.
        - О-о, - с восторженным подвыванием старшая баронесса Тенерис-Доло объявилась пред наши очи. Она на миг замерла на верхней ступеньке последнего лестничного пролета, заломила руки, а после простерла их и кинулась вниз, живо напомнив мне какого-нибудь коршуна, летящего на бедного цыпленка. - Мое дитя! - воскликнула матушка, прижав меня к сердцу. - Доброго дня, ваше сиятельство, - между делом поздоровалась ее милость с главой рода своего супруга.
        - И вам доброго дня, Элиен, - невозмутимо ответил граф с легким поклоном.
        Но матушка уже не слушала. Она отстранилась, так и не выпустив меня из рук, затем развернула к себе спиной, опять повернула лицом и горестно воскликнула:
        - Что они с вами сделали, дитя мое?
        - Что? - дружно полюбопытствовали мы с дядюшкой.
        - Они сделали вас взрослой! - воскликнула совершенно непоследовательная баронесса. Помнится, она требовала от меня взросления, теперь же была им возмущена.
        - Упрек весьма странный, - заметил граф.
        - Ах, ваше сиятельство, - отмахнулась моя родительница, - простите меня, но я безумно скучала по своему ребенку, по моей маленькой девочке, а теперь, после долгой разлуки, я обнаружила, что она и вправду повзрослела. Это печально и восхитительно в равных долях, - и она снова прижала меня к себе.
        И пока мы с матушкой обнимались, дядюшка промычал нечто невразумительное себе под нос и отошел от нас. Заложив за спину руки, он прошелся по холлу и спросил:
        - Где же мой братец? Его нет дома?
        - Он дома, ваше сиятельство, - послышался голос отца, и я вынырнула из объятий родительницы, впрочем, была быстро возвращена обратно и перестала вырываться.
        Барон Тенерис приблизился к графу, они пожали руки, и батюшка развернулся ко мне.
        - Уступите мне дочь, дорогая, - велел он матушке, и меня, наконец, отпустили с явной неохотой.
        Отец был более сдержан, однако глаза его светились затаенной радостью и теплотой. Это было приятно. Он взял меня за плечи, притянул к себе и поцеловал в щеку, как маленькую, а не в лоб согласно этикету. И это умилило меня до той степени, что я порывисто прижалась к родителю и шепнула:
        - Ах, батюшка…
        - Ну, полноте, ваша милость, - с улыбкой ответил барон Тенерис. - Позволительны ли фрейлине ее светлости подобные дурачества?
        - Наша малышка Шанни - любимица Двора, ей позволено многое, - произнес дядюшка, и родители посмотрели на него. - Вы изумлены? А между тем это так. Шанриз даже смогла стать законодательницей моды, - широко улыбнулся граф, явно вспомнив любовь дам к выгулу книг.
        Впрочем, к концу лета многие придворные полюбили езду верхом. Правда, я не относила к себе это новшество, но после откровения для меня о моде на прогулку с книгой в руках, я отметила и эту вдруг вспыхнувшую страсть к конной прогулке. А еще в платьях придворных дам стали появляться яркие цвета, в прошлом сезоне считавшиеся верхом неприличия. Графиня Энкетт - анд-фрейлина герцогини, шепнула мне:
        - Яркие цвета теперь считаются показателем легкого нрава и веселого настроения. А самый модный цвет - цвет пламени. Я заказала себя наряд с такими вставками. Он будет прелестен! - весело рассмеялась ее сиятельство.
        - Не будет ли рябить в глазах от яркости расцветки? - с сомнением спросила я графиню.
        - Нет! - воскликнула она. - Что еще может больше радовать в хмурый осенний день, чем согревающий цвет пламени и пестрота красок лета?
        Возразить мне было нечего. Сама я тогда решила остаться ретроградом, для яркости мне хватало моих волос модного цвета. Но ничего этого пока не было широко известно. Модные веяния только зародились и не успели покинуть пределов дворца. Однако всё это не вызывало моей радости, потому что мне хотелось вовсе не подражания. Впрочем, эта печаль оставалась только моей печалью. Женщины не желали того, чего желала для них я, они хотели походить на новую фаворитку короля, пусть еще и не утвердившуюся в своих правах, но склонность к которой Его Величество успел показать. Впрочем, переменам надо с чего-то начинаться. И если Хэлл не оставит меня своей милостью, то однажды они захотят много большего, а пока пусть обряжаются в пестрые наряды, берут в руки не открытый ими томик «мужской» книги и выгуливают его, рассуждая о пользе конных прогулках.
        - Чем же наша дочь так полюбилась Двору? - спросила матушка, вернув меня вопросом обратно из дворца в отчий дом.
        - Живостью нрава и озорством, конечно же, - ответил его сиятельство. - Признаться, Шанриз расшевелила даже такой неповоротливый старый пень, как я.
        Он легко рассмеялся, чем удостоился изумленных взглядов баронов Тенерис, привыкших к строгости главы рода. А я, оставив графа изумлять моих родителей дальше, завертела головой в поисках сестрицы, по которой скучала более всего.
        - Где же Амберли? - спросила я.
        - Малышка Амбер сейчас на уроке танцев, - ответила матушка. - Не стоит ее отвлекать, дитя мое. Она вскоре предстанет перед гостями и должна будет показать себя в лучшем свете. Ваше сиятельство, - баронесса вернула внимание графу, - извольте пройти в гостиную. Что же мы, как какие-нибудь, дикари стоим на пороге?
        - Простите, Элиен, - дядюшка склонил голову, - я не могу задержаться. На днях я навещу вас уже более обстоятельно, сегодня же меня отпустили проводить Шанриз, но мне уже пора возвращаться.
        - Но у меня к вам разговор! - воскликнула матушка и поспешила к графу, готовому уже откланяться. Он задержался и ответил баронессе вопросительным взглядом. Она на мгновение замялась, но вскоре решилась и спросила: - Возможно ли вновь пригласить Его Величество? Быть может, если Шанни полюбилась Двору, государь не откажет нам в этой милости снова?
        Дядюшка потер подбородок, после скосил на меня глаза и ответил неопределенно:
        - Не могу ничего обещать, ваша милость. Государь нынче занят скопившимися делами, но я попытаюсь пригласить его. Впрочем, - он снова посмотрел на меня, - особо не ожидайте.
        Понимая, что имеет в виду дядюшка, я ощутила укол вины, потому что причиной высочайшего отказа может послужить мое появление на празднике, на котором я не могу не присутствовать. А если и согласится, то не посчитает ли это моей капитуляцией? И я отрицательно покачала головой. Дядюшка едва заметно кивнул, и я устыдилась своего эгоизма, но ничего менять не стала.
        - И всё ж таки попытайтесь, ваше сиятельство, - сказала старшая баронесса. - На будущем Амберли это может сказаться благоприятнейшим образом.
        - Я же сказал, что подойду к государю с этой просьбой, а что уж он ответит… - граф развел руками и обернулся ко мне: - Шалите, дитя мое, шалите в свое удовольствие. Когда вы вернетесь во дворец, опять придется стать серьезной, а пока наслаждайтесь жизнью.
        - Какое любопытное напутствие, - усмехнулся барон.
        - Шанриз заслужила немного баловства, - ответил граф, а матушка проворчала:
        - Оно и видно, ваше сиятельство, вы уже балуете ее милость, коль настаиваете на том, что мы всегда запрещали.
        Дядюшка улыбнулся, после склонил голову, прощаясь, и покинул нас, а я вдруг ощутила пустоту, будто лишилась чего-то необходимого, что делало меня цельной. Понимала, что это всего лишь минута блажи, которая пройдет вскоре, и что я просто привыкла к тому, что его сиятельство всегда где-то рядом, но его уход искренне расстроил меня. Однако показать это родителям было бы верхом неблагодарности, и потому я обернулась к матушке с батюшкой и широко улыбнулась:
        - Как же я скучала по вас, мои дорогие родители, - сказала я, и баронесса вновь завладела своей дочерью под тихое хмыканье барона.
        Амберли появилась спустя час. Она вошла в гостиную, где мы сидели, и, охнув, поспешила было ко мне, но вдруг остановилась и с неожиданной светской вежливостью поздоровалась:
        - Доброго дня, ваша милость. Отрадно видеть вас под отчим кровом. Мы все по вас сильно скучали.
        - Я всегда гордилась манерами Амберли, - произнесла матушка. - И ее сдержанностью.
        Я гордости не ощутила, только недоумение. Изломив бровь, произнесла:
        - Вот как. Отрадно слышать, ваша милость. - И вдруг поймала себя на том, что невольно подражаю государю, избрав и его мимику, и слова, и их выражение.
        Фыркнув, я поднялась со своего места и, извинившись перед родителями, попросила сестрицу уделить мне минуту внимания. После вывела ее из гостиной и утянула за собой в соседнюю комнату. И уже там возмутилась:
        - Ты совсем без меня одичала от всех этих нравоучений. Это ли встреча сестер?
        - Вы… - начала Амберли, но увидев, как я покривилась, исправилась: - Ты выглядишь совсем как великосветская дама, я растерялась. Все-таки ты жила при Дворе…
        - И это повод не обнять меня? - строго вопросила я. - Тогда я напомню, каково это - сердить Шанни Тенерис, - и мои пальцы запорхали по ребрам воспитанной девицы.
        Она привычно взвизгнула, и это звук показался мне сладчайшей музыкой на свете.
        - Боги! Шанни! Ха-ха…
        Я порывисто прижала к себе Амбер и призналась:
        - Я ужасно соскучилась по тебе, сестрица.
        - Я тоже, дорогая, - ответила она с улыбкой. - Без тебя в доме совсем тихо. Ужасная тоска. Твоя матушка даже поучала в два раза меньше обычного, а один раз рассказала мне про очередное злоключение девицы О, когда я плохо сделала реверанс. А мне она про О никогда не рассказывала до этого.
        - И что же приключилась с нашей бедняжкой? - живо заинтересовалась я.
        - Ее ноги сломались под тяжестью тела, когда О не смогла присесть правильно, - хмыкнула Амберли. Я рассмеялась, а сестрица продолжила: - Так что ты не можешь не отметить нашей общей тоски без тебя. И я безумно рада, что ты вернулась. А еще хочу услышать всё-всё-всё! - воскликнула она.
        - Обязательно, - кивнула я. - Вечером мы с тобой наговоримся. Но сейчас нужно вернуться, матушка еще не до конца обрушила на меня свою заботу. Не хочу ее обидеть.
        - Разумеется, - серьезно ответила сестрица, и я окончательно признала свою любимую родственницу.
        Взявшись за руки, совсем как в детстве, мы вернулись в гостиную.
        - Мы слышали непристойные визги, - заметила баронесса, устремив на нас суровый взгляд. - Этих возмутительных звуков мы не слышали вот уже полгода, и мне думалось, что вы и вправду повзрослели, дитя мое. Однако я вынуждена констатировать со всем прискорбием - вас не в силах изменить даже служба королевской тетушке.
        Батюшка отодвинул газету, которую читал, и, взглянув на нас с Амберли, усмехнулся:
        - Вольный ветер не усмирить.
        - Прелестно, - подвела итог баронесса и вдруг легко рассмеялась.
        Глава 2
        В окно стучал унылый осенний дождь. Открыв глаза, я повернулась на бок и некоторое время смотрела на тонкие дорожки, бежавшие по стеклу, после перевела взгляд на тяжелое серое небо и протяжно вздохнула. Похоже, весь день обещал быть унылым. Натянув теплое одеяло до подбородка, я снова попыталась уплыть в сладостную дремоту, однако сон не шел - я выспалась.
        - Досадно, - буркнула я и села на кровати.
        После спустила ноги на пол, замоталась в одеяло и прошла на цыпочках к окну. По лужам, успевшим затопить дорожки и газоны, плыли желтые пожухлые кораблики опавших листьев. Поджав губы, я некоторое время смотрела на эту безрадостную картину, потом дохнула на стекло. В мутном пятне я написала две буквы «И. С.», усмехнулась, стерла их и, решительно тряхнув головой, направилась к прикроватному столику, где стоял колокольчик. Минута меланхолии миновала.
        Позвонив в него, я обозначила свое пробуждение, и дверь в спальню открылась. Первой вошла деловитая Тальма. Она бросила себе за спину сердитый взгляд, после расплылась в улыбке и поклонилась:
        - Доброго утра, ваша милость, хорошо ли вам почивалось? - после обернулась и объявила: - Входите. Ее милость изволили проснуться. Ну, что топчитесь, растяпы?
        В спальню впорхнули горничные. Они как-то боязливо покосились на мою верную служанку и кинулись врассыпную. Двое застилали постель, еще две понесли ведра с горячей и холодной водой в умывальню.
        - Тальма, ты - тиран, - резюмировала я увиденное.
        И это было правдой. Моя служанка, такая покладистая и заботливая, когда дело касалось меня, неожиданно проявила твердый характер и даже высокомерие, обрушив всё это на местную прислугу. Она командовала горничными и лакеями, если нужно было обслужить мою милость или убраться в моих комнатах. У меня невольно сложилось впечатление, будто она моя прим-фрейлина, а я сама королева. Это позабавило. Впрочем, в моей Тальме просыпался тиран только в моменты заботы обо мне. На хозяйскую половину она не посягала и никого там не трогала.
        - Во всем нужен порядок, ваша милость, - ответила она, подав мне теплый халат. - Что же это вы босиком-то? Полы уже холодные, а вы даже не пожелали, чтобы камин затопили с вечера.
        - Сегодня пусть затопят, - согласилась я.
        - Ну что там? Проснулась?
        Послышался голос моей матушки, пришедший разбудить меня и пожелать доброго утра. На сегодня она нам наметила немало дел.
        - Ой, - Тальма юркнула мне за спину и шепнула: - А вот и тиран тиранов пожаловали.
        Я прыснула в кулак, но когда старшая баронесса вошла в спальню, я успела справиться с приступом смеха, вызванного словами служанки. Главный деспот этого дома и гроза маленьких тиранов вошла в мою спальню и лицо ее смягчилось.
        - Дитя мое, как же отрадно видеть вас.
        - Матушка, я здесь уже третий день, - улыбнулась я и шагнула навстречу, чтобы подставить лоб для утреннего материнского поцелуя.
        - И через столько же уедете снова, - вздохнула родительница и деловито потерла руки: - У нас слишком мало времени, Шанни. Приводите себя в порядок, спускайтесь в столовую, а после мы отправимся в столицу. У нас столько дел, столько дел! - воскликнула баронесса и, всплеснув руками, направилась на выход, не забыв сказать напоследок: - И не вздумайте медлить, иначе я напомню вам, что было с девицей О, когда она не желали слушать своей матери.
        - Я вскоре буду, ваша милость, - ответила я и обернулась к Тальме: - Действуй, мой дорогой тиран.
        - Слушаюсь, ваша милость, - поклонилась мне служанка и поспешила готовить мой сегодняшний наряд.
        Вскоре я входила в столовую, где сидели матушка и Амберли. Отец уже успел позавтракать и уехать куда-то. Я не спрашивала - куда, и без того было понятно, что все мы сейчас подчинены одному действу - празднику Амбер. Его готовили с неменьшим тщанием, что и мое совершеннолетие. Платье, пошитое сестрице к этому дню, я уже видела. Амберли, румяная от удовольствия, показала мне его еще в день моего приезда. Наряд и вправду был восхитителен, матушка постаралась на славу. И драгоценный гарнитур уже ждал своего часа, чтобы украсить еще одну юную баронессу из рода Доло, милые туфельки на каблучках лежали в коробке, обтянутой атласом - продумано и подготовлено было всё до самой последней шпильки.
        К вечеру мы ожидали прибытия магистра Элькоса, которого должен был привезти дядюшка. Моя радость и предвкушение встречи были понятны, я сгорала от нетерпения узнать, что произошло во дворце за эти три дня, и как поживает Его Величество. Прекрасно понимая, что три дня - не тот срок, который может изменить давно устоявшийся порядок придворной жизни, я отчего-то ожидала новостей.
        Впрочем, я попросту успела соскучиться в тишине родного дома по другим стенам, а может и не по стенам, а по их хозяину, не покидавшего моей головы, как бы я этому не сопротивлялась. Наверное, виной тому было обстоятельство, что здесь я не искала его взглядом, не надеялась в глубине души на случайную встречу, потому что ничего подобного в особняке баронов Тенерис произойти не могло. И вот это отсутствие надежды и заставляло меня грустить там, где надеялась выдохнуть и привести мысли в порядок. Конечно же, грусть моя была затаенной, при родителях и сестрице я продолжала сверкать улыбкой.
        - Нужно заехать к портному и выбрать вам платье на торжество, - сказала матушка, когда завтрак подошел к концу. - Жаль, что мы не можем пошить его, так как времени совсем не осталось, так хотя бы купим что-нибудь примечательное.
        - Я привезла с собой платье на торжество, - возразила я.
        - Неужто вы собираетесь прийти на столь важный день для вашей сестры в поношенном платье? - взметнула брови в деланном изумлении ее милость.
        - Матушка, этого платья я еще не надевала…
        - Глупости! - прервав меня, воскликнула родительница. - Не желаю слушать этой чепухи. Я подберу вам наряд, и закончим на этом споры.
        Коротко вздохнув, я кивнула, не желая спорить. Мне было понятно, что матушка хочет позаботиться обо мне, и в этом я не стала ей мешать, лишь бы наряд мой не оказался богаче платья Амберли. Уж чего, а затмить сестрицы я вовсе не хотела, но в этом я точно не уступлю баронессе. То платье, которое привезла с собой, я посчитала наиболее подходящим. Оно было прелестно, но не вычурно, нарядно, но не настолько, чтобы вызывать восторженные вздохи. Как раз в той самой излюбленной манере дядюшки, когда он говорил: «Скромно - не значит бедно». Но старшую баронессу Тенерис подобное не устраивало, оставалось лишь покориться и зорко следить, чтобы она не переусердствовала.
        - Как бы и мне хотелось поехать с вами, - вздохнула Амберли.
        Матушка, уже поднявшаяся из-за стола, подошла к ней и ласково потрепала по щеке:
        - Терпение, дорогая, осталось всего два дня, и вы получите право выбираться на люди.
        - Ах, скорей бы, - вздохнула сестрица.
        Родительница направилась к двери, а я нагнулась к уху Амбер и шепнула:
        - Ты еще сама будешь просить закрыть тебя дома, когда к особняку выстроиться очередь из женихов.
        - Шанни! - возмущенно воскликнула сестрица.
        Показав ей язык, я поспешила за матушкой, но обернулась и рассмеялась, потому что Амбер состроила уморительную рожицу, дразня меня в ответ.
        - Девочки, я всё вижу, - не оборачиваясь, произнесла ее милость. - Ваше поведение возмутительно и не подобает взрослым дамам.
        - У девицы О, к примеру, от гримас лицо сморщилось, а после и вовсе отвалилось, - припомнила я, и родительница важно кивнула:
        - Именно так, дитя мое. Я рада, что вы не забыли мою науку. Огорчает лишь то, что не следуете ей.
        А еще через полчаса мы сели в карету и отправились в столицу. Матушка, подтянутая и строгая, поглядывала в окошко и молчала, я тоже не спешила заводить бесед. Сейчас меня вообще не угнетали никакие мысли, и я просто получала удовольствие от прогулки, пусть и в закрытом экипаже. Дождливое утро неожиданно сменилось солнечным днем, и краски осени запестрели ярким золотом, перемежаясь с рубиновыми и изумрудными вкраплениями.
        Когда мы уже въезжали в город, мимо нас неспешной рысью проехал всадник на рыжем коне, и я вспомнила о моем Аметисте, на котором мне довелось прокатиться всего пару раз с того времени, как лошадей ее светлости доставили в столичную конюшню, не всех, только тех, о ком она распорядилась. Хвала Богам, среди них оказался и мой любимец.
        - Знаете ли, матушка, с каким занимательным скакуном мне довелось свести знакомство? - начала я, а вскоре углубилась в рассказ о чудачествах моего Аметиста, с теплотой и нежностью вспоминая самого забавного жеребца, которого мне когда-либо довелось видеть.
        Родительница слушала меня с интересом, но менее десяти минут моего повествования уже весело смеялась над проделками коня-афериста. Порой она махала на меня рукой, заверяя, что я всё выдумала, потому что такого не бывает. Тогда я возмущенно взмахивала руками и призывала в свидетели графа Доло, грозясь стребовать с него подтверждение моей правоты. Так что до портняжной лавки, которую держал любимый портной ее милости, мы добрались, вовсе не заметив дороги.
        К моему облегчению, битвы за платье не было. Моя родительница, хоть и с сожалением, но купила платье, на которое я указала.
        - Амберли должна быть восхитительна, - уговорила саму себя баронесса, и наряд был выбран.
        После мы побывали у ювелира, где мне было куплено новое ожерелье и браслет с сережками «к новому платью». Затем была обувная лавка, откуда мы вышли с туфельками, без которых наряд «не играл». Потом побывали у цветочника, затем у кондитера, но уже ради дня рождения Амберли. И, наконец, матушка выдохнула и сообщила, что желает навестить свою добрую подругу, мне осталось вздохнуть и следовать за родительницей.
        Особняк графа Гендрика и его супруги был мне знаком лишь наглядно. Большой, в три этажа, красивый белоснежный с голубой выпуклой крышей, он всегда казался мне чем-то воздушным и… кондитерским, вроде крема на пирожном. До этой минуты я видела его только в окно кареты, когда мы проезжали мимо, и матушка показывала на него, но внутри не была ни разу. Причиной тому были правила, не позволявшие девицам появляться на людях до совершеннолетия. Если бы у их сиятельств были дочери и только дочери, то мы могли бы ездить к ним в гости, но у графской четы имелось два сына и ни одной дочери, а потому порог трехэтажного и вычурного особняка я перешагнула впервые.
        Что я знала о здешних обитателях? В общем-то, ничего. Только то, что могла уловить из разговоров родителей, но так как графы Гендрик для меня не были любопытной темой, то и услышанное я не запоминала. Впрочем, графиня бывала у нас дома, и ее я знала. Приятная женщина отменного здоровья. Она мне всегда казалась похожей на булочки нашей кухарки, румяные, в сахарной обсыпке. Да и пахло от ее сиятельства также - ванилью. Графиня Гендрик была улыбчивой простодушной женщиной, но каков ее норов я всё равно затруднилась бы сказать, потому что обменивались мы с ней примерно одними и теми же фразами:
        - Доброго дня, ваше сиятельство.
        - Ах, какой прелестный цветочек, - отвечала она, потрепав меня за щеку, а после добавляла: - Слушайтесь родителей, дитя, и почитайте Богов наших.
        Вот и весь диалог. Ее супруга и одного из сыновей я видела на своем дне рождении, но спросите меня, что я о них запомнила, ответа не будет. Гостей было так много, что я тогда едва запомнила третью часть. А после дядюшка забрал меня во дворец, и больше я с семейством Гендрик не встречалась.
        - Элиен, душа моя!
        Графиня сама вышла нам навстречу. Она приветствовала мою матушку, после перешла ко мне и протянула руку, чтобы потрепать по щеке. Я отступила назад и вежливо, но прохладно улыбнулась:
        - Это лишнее, ваше сиятельство, я уже не ребенок. Доброго дня, госпожа графиня.
        Графиня с легким замешательством воззрилась на меня, но вскоре вновь улыбнулась и согласно кивнула:
        - Разумеется, Шанриз…
        - Ваша милость, - поправила я ее. - Мне приятно вновь увидеть вас, госпожа графиня, но я вынуждена напомнить - я уже не ребенок.
        - Шанни, - матушка устремила на меня возмущенный взгляд.
        - И, тем не менее, - ответила я.
        - Прошу простить мою супругу, - послышался новый голос. Граф Гендрик спускался к нам по лестнице. - Разумеется, вы уже не дитя, ваша милость. Простите уж ее сиятельству вольность, баронесса. Доброго дня.
        Он поклонился моей матушке, поцеловал ей руку, после остановился напротив меня, окинул взглядом и склонил голову:
        - Доброго дня, - повторил граф, но руки, разумеется, целовать мне не стал.
        - Доброго дня, ваше сиятельство, - ответила я. - Рада вновь видеть вас.
        Хозяин особняка учтиво улыбнулся и повел рукой в приглашающем жесте:
        - Добро пожаловать, милые дамы.
        Он подал мне руку, я приглашение приняла. Матушка и графиня шли за нами, и я услышала, как ее сиятельство произнесла негромко:
        - Ох, Элиен, я будто дитя малое. Хоть это и странно, но я чувствую себя именно так.
        - Это всё жизнь во дворце, - вздохнула баронесса. - Девочка несколько переменилась, но, уверяю, это всё та же малышка Шанни.
        Не знаю, слышал ли их граф, но я сделала вид, что не расслышала. Стыдиться мне было не за что, а вот терпеть, пока меня будут трепать за щеку, совершенно не хотелось.
        - Как ваше здоровье, ваша милость? - спросил граф, должно быть, чтобы заполнить молчание, царившее между нами.
        - Благодарю, всё хорошо, - ответила я с прежней вежливой улыбкой.
        - Прошу великодушно простить меня, баронесса, но не могу не спросить, - его сиятельство бросил на меня взгляд: - Вас угнетает, когда в вас видят дитя? Вы ведь так юны еще, что неудивительно подобное обращение.
        - Вот уже полгода, господин граф, никто не видит во мне дитя, - сказала я. - И я к этому привыкла.
        - И вновь вы правы, - не стал спорить Гендрик. - Фрейлина ее светлости не может быть ребенком.
        - Вы совершенно правы, господин граф.
        - Уж извините меня за любопытство, но мы не вхожи во дворец, однако очень хочется узнать о первых людях Камерата. Наверное, вы успели за это время познакомиться с ними, наверное, даже общались?
        - Дорогой супруг! - воскликнула графиня. - Ну, что же вы пытаете ее милость? Мы даже до гостиной не дошли, а вы уже с расспросами, разве же так можно?
        Взгляд графа остался испытующим, и я, скрыв усмешку, ответила, пожав плечом:
        - Моим партнерами по спиллу были разные люди. Сановники, чиновники, придворные, а Его Величество научил нескольким хитростям в этой игре.
        - О-о, - послышалось за моим плечом. - Сам король!
        Полуобернувшись, я с улыбкой склонила голову, подтверждая свои слова.
        - Государь играет в спилл? - живо заинтересовался граф.
        - Терпеть его не может, но иногда играет, - сказала я и понадеялась, что вскоре от меня отстанут, и беседа пойдет о чем-то, что не касается меня и моей жизни при Дворе.
        Вопросы и вправду прекратились. Мы прошли в гостиную, где, впрочем, долго не задержались. Но пока находились там, меня уже не трогали. Разговаривали матушка с графиней, граф, проявив вежливый интерес, вскоре ушел, а вернулся он с обоими сыновьями, одного из которых я узнала, второго видела впервые.
        Старший сын, тот самый, который был на моем торжестве, высокий поджарый блондин, похожий на свою матушку чертами, приветливо улыбнулся и склонил голову, приветствуя меня:
        - Ваша милость, приятно видеть вас в нашем доме, - сказал он.
        - Доброго дня, ваша милость, - более сухо поздоровался младший граф Гендрик.
        Он был ниже своего брата и шире в кости. Этот отпрыск графской четы больше походил на отца, если говорить о чертах и цвете волос - его сиятельство был шатеном. А вот круглой формой лица и широкой костью явно пошел в матушку, в то время, как старший взял от отца рост и фигуру. Глаза у обоих младших сиятельств были карими, как у родителя. Что до характера, то мне показалось, что старший и это взял от матери, а младший был несколько заносчив, и это напомнило старшего графа.
        - Доброго дня, господа, - учтиво ответила я.
        После произошел обмен несколькими ничего не значившими фразами, и нас пригласили в столовую. И вот тут я ощутила прилив подозрительности. Сложив одно с другим, я сделала вывод - нас ждали. Графиня быстро вышла навстречу, о желании отобедать с семейством нас даже не спросили, а сразу пригласили в столовую. Но зачем? Ответ был перед глазами - молодые люди. Я устремила на матушку задумчивый взгляд. Неужто решила показать мне потенциальных женихов? Сказал ли ей дядюшка о желании государя лично одобрять тех, кто будет просить моей руки? Хотя… может, я и поторопилась с выводами… Однако с этой минуты я решила наблюдать за происходящим.
        Обед проходил в молчании, как и предписывал этикет. Поданные блюда были изысканы и вкусны, но мне не лез кусок в горло. На меня поглядывали все, кто находился за столом, пожалуй, кроме младшего Гендрика, бывшего старше меня всего на два года. Он смотрел в свою тарелку, и меня это устраивало. Но все остальные, включая мою матушку, словно считали своим долгом непременно обратить на меня взор. Старший граф Гендрик поглядывал с изучающим интересом, его супруга кидала короткие любопытные взгляды, моя матушка округляла глаза, возмущенная тем, что я ковыряю в тарелке и почти не отправляю ее содержимое в рот. А наследник графа… Он не изучал меня, но и ему я явно была интересна. Когда мы встретились взглядами, его сиятельство улыбнулся, я растянула губы в ответной вежливой улыбке.
        - Отчего же вы совсем не едите, ваша милость? - наконец не выдержала графиня. - Разве же у нас готовят хуже, чем в королевском дворце?
        - Отнюдь, ваше сиятельство, - ответила я, отложив вилку и нож. - Блюда, поданные к обеду, необычайно вкусны. У вас умелый повар.
        - Так отчего же вы совсем не едите? - не пожелала отстать от меня хозяйка дома.
        - Думаю, дорогая маменька, - подал голос младший отпрыск Гендриков, - ее милость попросту чувствует неловкость. Мне бы тоже кусок не лез в горло, если бы на меня смотрели столь пристально. Простите их, баронесса, - он обернулся ко мне, за время обеда впервые посмотрев.
        - Неужто мы так назойливы? - изумилась графиня.
        - Похоже, что так, - согласился с младшим сыном отец. - Приношу и мои извинения, ваша милость.
        - Ох, - ее сиятельство прижала ладонь к груди, вдруг зарумянившись еще больше. - И вправду неловко вышло.
        - Ничего ужасного не произошло, - заверила я графиню, а после посмотрела на неожиданного помощника: - Благодарю, ваше сиятельство.
        - Не за что, ваша милость, - откликнулся молодой человек, промокнув рот. - Я сам недавно оказался в подобной ситуации, когда был приглашен в дом девицы, отец которой решил заполучить в моем лице жениха для дочери. Столь пристальное внимание неприятно и изрядно портит настроение.
        - И что же? - живо заинтересовалась я. - Вас можно поздравить, ваше сиятельство? Помолвка уже была оглашена?
        - Никакой помолвки не будет, - отчеканил его отец. - Девица ему не ровня. Ее папаша - коммерсант… Коммерсант! Подумайте, какая наглость! Решил сотворить из своей дочери графиню. Нет, приданое за нее дают весьма недурное, не могу этого не признать, но чтобы столь неравный брак… - он развел руками.
        - Ужасно, - вздохнула его супруга.
        - Как же такое могло произойти? - изумилась моя матушка, еще, похоже, не знавшая о данном происшествии.
        - О, не спрашивайте, ваша милость, - сердито отмахнулся старший граф. - Бран всегда найдет себе приключений. Хвала Богам, наш старший сын - Элдер благоразумен и не водит дружбу с личностями, чья репутация, увы, не радует.
        - Оставьте, отец, - отмахнулся Бран. - Для вас все, кто хоть на толику не похож на вас, становятся людьми с дурной репутацией.
        - Остановитесь, молю вас! - воскликнула графиня. - Что же вы при гостях спорите?
        Я улыбнулась и сделала закономерный вывод - в женихи предназначен лишь старший сын, иначе младшего не отчитывали бы при нас с матушкой. А раз так, то я решила уделить больше внимания тому, кто окажется неугоден моим родителям своими сомнительными связями. Впрочем, кокетничать я не собиралась.
        - И что эта девушка, ваше сиятельство, - снова обратилась я к Брану. - Она мила вам?
        - Признаться, девица прелестна, - ответил тот. - Если бы не ее низкое происхождение, я бы задумался о нашем браке.
        - Вам, конечно же, неизвестно, - улыбнулась я, - но мажордом ее светлости герцогини Аританской - барон Гард женат на дочери коммерсанта, и Его Величество возражений против этого брака не имел. Его милость души не чает в своей жене и их сыне.
        - Вот как, - приподнял брови младший граф. - Стало быть, король не был против неравного брака?
        - Он не нашел в нем ничего дурного, - ответила я.
        - Но подождите, - вмешался глава семейства. - Что же подвигло барона на эту женитьбу? Хорошее приданное? Дела его милости были плохи, раз он решился связать свою судьбу с девицей низкого сословия?
        - Скорей уж среднего класса, - заметил его старший сын.
        - Элдер, помолчите, - отмахнулся родитель, - ваше потворство брату нам прекрасно известно. Так что же стало причиной, ваша милость?
        - Любовь, - ответила я и вновь взялась за приборы. - Барон Гард полюбил эту девушку. Что до ее приданного, то его вовсе не было. Отец ее милости был на грани банкротства, и это муж его дочери помог тестю избавиться от долгов и вновь встать на ноги. Как видите, никакого плачевного состояния дел барона.
        - Уму непостижимо, - старший граф откинулся на спинку стула. Он побарабанил по столу пальцами и покачал головой: - Куда катится этот мир… Но неужто государь совсем не был возмущен? А герцогиня?
        - Ее светлость - мудрая женщина, - сказала я. - Она ценит людей не за то, на ком они женаты, а за их личные качества. Что до государя, то он даже не рассердился, что от него поначалу скрыли этот брак.
        - Все-таки скрыли! - торжествующе воскликнул граф.
        - Разумеется, ваше сиятельство, - склонила я голову, соглашаясь. - Наше общество полно предубеждений, и порой невинные вещи вызывают бурю протеста. Однако наш государь - человек умный, просвещенный и справедливый. Он не был возмущен или раздосадован и одобрил брак, пусть и не сразу.
        Конечно, я несколько лукавила. Никому неизвестно, как король отреагировал бы, если бы барон просил одобрения на свой брак, и я точно знаю, что ему не понравилось, если бы Фьер привез жену во дворец. Ведь именно так звучала фраза Его Величества: «В своем поместье барон может делать всё, что угодно». Но этого графам Гендрик знать было не нужно. Как и всего прочего, что было связано с высочайшим одобрением.
        У меня мелькнула иная мысль - почему бы и нет? В наш последний откровенный разговор с государем о моих устремлениях он сказал - должны быть предпосылки к переменам. Так почему бы и не смешение сословий? Нет, не так. Почему бы не начать с изменения взглядов аристократии на средний класс? Воспитание дочери коммерсанта подчас ничуть не хуже воспитания дочери аристократа. К тому же свежая кровь еще никому не вредила. Да, пора бы уменьшить дворянскую спесь. Она ведь не мешает бежать к банкиру и занимать у него деньги, так отчего же мешает брать в жены девицу менее благородную, чем жених, причем, только по рождению? А когда взгляды станут шире, можно будет ратовать и за права женщин…
        - Уму непостижимо, - повторил граф и вернулся к обеду.
        «То ли еще будет, ваше сиятельство… надеюсь», - подумала я и вернулась к обеду. Мои сотрапезники, озадаченные новостью, более на меня внимания не обращали… кроме младшего Гендрика. Он как раз теперь время от времени бросал в мою сторону задумчивые взгляды, но меня это уже не смущало. Впрочем, его старший брат тоже не утратил интереса, и когда после обеда подали горячительные напитки, Элдер Гендрик произнес:
        - Позвольте мне провозгласить нашу гостью очаровательнейшей девушкой.
        Усмехнувшись про себя, я подумала, что его сиятельство занизил мою восхитительность. Дренг уже признал меня во всеуслышание первой красавицей Камерата. Естественно, этого я не сказала, но кивнула графу и вежливо улыбнулась. Никто возражений не имел, и моя очаровательность была подтверждена еще двумя мужчинами и двумя дамами. Я, как благовоспитанная девица, проигнорировала бокал вина, пусть и разбавленного, и довольствовалась водой.
        Закончить визит после того, как вас накормили - это дурной тон. В гости вы заехали не поесть, а поговорить с приятными вам людьми, навестить их и напомнить о своем добром расположении. После того, как вы встали из-за стола, необходимо было провести в гостях, как минимум, еще один час, но не более трех, иначе можно было утомить хозяев своим присутствием. Задержаться этикет позволял только в случае, если настаивали сами хозяева, и вы видели, что делают они это не ради того же этикета, который имел для принимавшей стороны собственные правила.
        Мы с матушкой провели в особняке графов Гендрик, после того, как встали из-за стола, уже полтора часа. Я считала, что этого времени более, чем достаточно, и можно было бы отправиться домой, где я непременно обсужу с Амберли матушкину затею. А мне не терпелось сделать это, потому что, чем больше проходило времени, тем сильней становилось мое раздражение.
        О, нет! Элдер Гендрик был чрезвычайно мил. Он не давил на меня своими намерениями, хотя явно имел их, потому что не отходил от меня ни на минуту с тех пор, как мы переместились обратно в гостиную. А спустя четверть часа после этого нас отправили любоваться зимним садом и коллекцией картин старшего графа. Отказаться было бы дурным тоном, и я покорилась.
        Сопровождал меня только старший сын, младший остался сидеть в гостиной, хотя я отметила, как он бросил взгляд на нас с его братом, а после на дверь. Сидеть с родителями и старшей баронессой Тенерис ему не хотелось. Думаю, он бы с радостью и вовсе покинул наше общество, или хотя бы прогулялся со мной и с братом, но вопрос матери остановил его, и Брану пришлось ввязаться в беседу.
        Признаться, я бы предпочла общество младшего Гендрика уже потому, что ему до меня не было никакого дела, и мы и вправду могли бы недурно поболтать. Однако мне достался старший брат, и он был вежлив, учтив и предупредителен, но взгляд, часто задерживавшийся на моем лице, а порой и несколько ниже, вскоре начал меня злить. Я уже была достаточно опытна, чтобы разглядеть в мужском взоре интерес. И у Элдера он имелся.
        В зимний сад мы спустились, почти не разговаривая. Он оказался огромен. Здесь даже имелся небольшой фонтан, куда меня и подвел его сиятельство. Я присела на ажурную скамейку, но вдруг перед моим внутренним взором встала иная сцена. Поздний вечер, зеленые стены лабиринта, в которых прятались сигнальные бабочки-светлячки, фонтан и мужчина рядом со мной в костюме лесного разбойника…
        - Ох, - тихо вздохнула я, прижав к груди ладонь, а после поднялась со скамеечки и рассеянно улыбнулась: - Давайте пройдемся, ваше сиятельство. Мы уже немало посидели, недурно бы и ноги размять.
        - Всё, что вы пожелаете, ваша милость, - ответил Элдер с галантным поклоном. - Тогда позвольте показать вам весь сад, у нас есть и редкие растения.
        Мы брели между кадками, вмурованными в пол, и от этого казалось, что растения растут из земли. Иллюзия сада была почти полной, если не считать прозрачные стены и крышу. Мы будто и вправду брели по аллейке летнего парка. Здесь было тепло и светло, где-то щебетала птица, а над цветами порхало несколько бабочек. Граф протянул руку, и одна из них села ему на палец. Элдер протянул руку, пересадил бабочку мне на волосы и улыбнулся:
        - Вы прелестны, ваша милость. Я помню ваш день рождения, и какой вы тогда были.
        - Измученной знакомствами? - спросила я с иронией.
        - Разрумянившейся, взволнованной, - возразил его сиятельство. - И глаза ваши сияли. Вы показались мне такой же нежной и легкой, как эта бабочка.
        - Благодарю, - немного сухо ответила я.
        - Вам не за что благодарить меня, баронесса, - улыбнулся Элдер, - я не делаю вам комплимент, лишь озвучиваю свои наблюдения.
        - Тогда благодарю за наблюдения.
        Мы замолчали и побрели дальше. О чем говорить с человеком, который знает, что ему привели потенциальную невесту, я не знала. Хотя, нет. Прекрасно знала, что сказать, но это было бы невежливо и даже оскорбительно, а потому продолжала молчать и скользить взглядом по растениям. В какой-то момент граф присел, и я поняла, что сейчас он сорвет для меня цветок, а так как он был маленький, то скорей всего воткнет его мне в волосы, тем более бабочка уже упорхнула, и место освободилось…
        - Не стоит срывать цветы, ваше сиятельство, - поспешила я остановить его, потому что вновь перед моим взором был другой мужчина и берег озера. Мало того, что меня рассердило это наваждение, так еще и не хотелось давать какой-либо надежды, принимая даже такой незначительный дар, и позволив ухаживание.
        - Цветов еще останется много, - заметил Элдер.
        - И все-таки пусть растет, - сказала я и прошла дальше. - Я люблю цветы в их цветении, а не увядании.
        - Хорошо, - сдался молодой человек. - Пусть будет по-вашему, баронесса.
        Мы прошли еще немного в молчании. Надо было о чем-то говорить, чтобы избежать возможных комплиментов, которые окажутся констатацией наблюдений его сиятельства.
        - Послезавтра день рождения моей сестрицы, - произнесла я. - Матушка изрядно потрудилась, праздник обещает быть не хуже моего торжества в честь совершеннолетия.
        Эта тема показалась мне подходящей, потому что это было единственным, что как-то связывало нас с графом - он видел мой праздник.
        - День вашего рождения незабываем, - ответил граф. - Ваши родители постарались на славу. Послезавтра у нас будет шанс полюбоваться праздником баронессы Мадести-Доло.
        - Вас пригласили? - спросила я, как можно дружелюбней, чтобы не обидеть.
        - Да, - кивнул Элдер. - Наши родители приятельствуют. Мы будем все вместе, Бран тоже приедет.
        А вот и жених для Амберли… Надеюсь, матушка, услышав о другой девушке, не станет навязывать младшего Гендрика сестрице. Судя по его задумчивости после моего рассказа, Бран не так уж и равнодушен к дочери коммерсанта, и всё, что его останавливает - это запрет отца. Нет уж, Амбер подобного не надо… А потом мне пришла мысль, что моя родительница решила выдать нас обеих за братьев, чтобы мы с сестрицей были ближе друг к другу. Хмыкнув от этой догадки, я покачала головой.
        - Что вас позабавило, ваша милость? - спросил граф.
        - Нет-нет, ваше сиятельство, - ответила я. - Не принимайте на свой счет. Так, мимолетная мысль, не связанная ни с вами лично, ни с вашей семьей.
        - Поделитесь?
        - Прошу великодушно простить меня, господин граф, но мысль на то и мысль, чтобы оставаться в голове подумавшего ее. Уж не обессудьте.
        - С вами я готов соглашаться во многом, ваша милость, - улыбнулся мне Элдер и подал руку. - Если вы уже насладились видом сада и не желаете здесь задерживаться, то предлагаю осмотреть картинную галерею моего отца. Там есть примечательные работы.
        - С удовольствием, - искренне улыбнулась я.
        - Вы любите живопись?
        - Я поклонница разных видов искусств, живопись входит в их число.
        - Возможно, вы недурно рисуете или музицируете? - полюбопытствовал граф Гендрик. - Мне отчего-то кажется, что у вас красивый голос.
        - Поверьте, вам лучше не слышать моего исполнения, - рассмеялась я. - Я - ценитель, но не исполнитель. К сожалению, я обделена талантами.
        - Вы лукавите, - усомнился Элдер. - Или же кокетничаете.
        - Этого таланта я тоже лишена, - усмехнулась я. - Возможно, я очаровательна, но на это мой единственный дар.
        - И он искупает отсутствие всех прочих, - улыбнулся его сиятельство. - К тому же суметь оценить чужое творение - это тоже своего рода дар. Потому я продолжаю настаивать, что вы себя недооцениваете.
        - Ну что ж, придется довериться вам, - сказала я с ответной улыбкой.
        - И это весьма мудрое решение, - негромко рассмеялся граф. - Идемте в галерею.
        - Идемте, - легко согласилась я и воспользовалась предложенной рукой.
        Галерея у Гендриков тоже была недурна. О том, что не все полотна принадлежат кисти своего автора, мне сказал сам Элдер. Но, признаться, я бы и не определил подделки, до того хорошо были сделаны копии.
        - Эту написал я, - сказал его сиятельство и заметно смутился. - Я не хвастаю, не подумайте. Просто… признался.
        - Неужели? - живо заинтересовавшись, спросила я и подошла ближе к указанной картине. Там и вправду стояли инициалы «Э.Г.». Это был пейзаж. Живописное место с видом на небольшой водопад. Краски казались до того живыми, что даже захотелось протянуть руку и подставить ладонь под холодные струи. Восторженно охнув, я обернулась и воскликнула: - Но, помилуйте, ваше сиятельство, это же восхитительно! Боги, до чего же чудесно у вас вышло… - Я вновь смотрела на картину. - У вас случайно нет магического дара? Я будто стою перед этим водопадом и даже слышу, как вода падает вниз.
        - Нет, - он рассмеялся, - магии в нашем роду нет, и не знаю, был ли хоть кто-то из предков одарен этой милостью Богов. Просто я люблю живопись.
        - Да вы мастер, право слово, - я отошла на шаг и снова приблизилась к картине.
        - Рад, что вам понравилось мое баловство, - он улыбнулся, а я рассердилась:
        - Что значит - баловство? Это талант! И не смейте принижать своего мастерства, ваше сиятельство.
        Он с минуту помолчал, а после попросил:
        - Позвольте мне оставить вас ненадолго, ваша милость, я хочу вам кое-что показать.
        - Да, конечно, - кивнула я. - Мне есть, чем заняться, пока вы не вернетесь.
        - Я скоро, - заверил меня Элдер и удалился стремительным шагом.
        Еще немного постояв рядом с его картиной, я перешла дальше. Теперь мне было интересно узнать, если тут еще картины, принадлежавшие кисти его сиятельства. А пока рассматривала, мне пришло на ум, что копии известных картин мог тоже писать он, потому они и висят в галерее старшего графа. Скорей всего так и было, потому что вряд ли его сиятельство стал бы завешивать свои стены подделками.
        Элдер вернулся, когда я не дошла еще и до середины галереи. В его руках был альбом, и я ощутила прилив любопытства. Посмотреть наброски работ мне всегда было интересно, как и готовые, только рисованные карандашом.
        - Прошу не прогневайтесь, - граф вновь выглядел смущенным, - но… вот.
        Он передал мне альбом, открытый им на определенной странице. Взглянув, я изумленно приподняла брови и посмотрела на его сиятельство. Он рассеянно улыбнулся.
        - Это я?
        - Вы, ваша милость, - ответил он. - Зарисовал по памяти после вашего торжества. Хотел после написать портрет красками, но вы отбыли на службу во дворец, а я оставил себе набросок.
        - По памяти? - не поверила я. Рисунок был удивительно точен.
        - У меня хорошая память, баронесса, - усмехнулся граф.
        Я еще некоторое время рассматривала свой портрет, после своевольно перевернула страницу и вновь увидела себя, но уже в полный рост. Платье, в котором была на празднике в честь совершеннолетия, я помнила прекрасно и узнала сразу. А еще дальше я была запечатлена во время танца, и моим партнером был сам Элдер Гендрик.
        - Уж простите меня за смелость, - произнес его сиятельство и отвернулся, потому что теперь не только взгляд его был смущенным, но покраснели и щеки.
        - Ничего, - пробормотала я. - Мы ведь с вами танцевали.
        - Я не думал, что вы запомните это. Партнеров за вечер у вас было немало.
        Элдер стоял по-прежнему ко мне спиной, заложив руки за спину. Дальше переворачивать я не стала, опасаясь найти еще одно свое изображение, да, признаться, сама ощутила неловкость, потому что начала листать альбом без разрешения. Мне показали только один рисунок. Возможно, эти его сиятельство не собирался демонстрировать…
        - Пожалуй, нам лучше вернуться к нашим родителям, - произнесла я и протянула злополучный альбом графу. - Благодарю, ваше сиятельство, я польщена.
        Граф обернулся, забрал у меня альбом, а после спросил:
        - Вы не против, если я все-таки напишу ваш портер в красках? А если окажете мне милость, то я бы хотел нарисовать не по памяти, а с натуры.
        - Я не принадлежу себе, - извиняющимся тоном, ответила я. - Вскоре я возвращаюсь во дворец, и у меня не будет возможности покидать его.
        - Но если когда-нибудь сможете мне позировать…
        - Я с удовольствием сделаю это, - заверила я, слабо веря в то, что подобное произойдет.
        - Вы сделали меня счастливым, ваша милость, - улыбнулся граф. - И… простите за рисунки.
        - Мне не на что сердиться, - ответила я.
        Вскоре его сиятельство вернул свой альбом туда, где взял, а меня в гостиную. Просидев еще некоторое время за беседой, больше утомлявшей, чем увлекавшей, моя родительница, наконец, решила возвращаться домой. Мы распрощались с графским семейством, обменялись приглашениями, и я вздохнула полной грудью, радуясь обретенной свободе.
        - И как вам показался граф Элдер? - спросила матушка с живейшим интересом, когда мы уже ехали в карете.
        - Его сиятельство учтив, - ответила я.
        - И только? А мне он очень нравится. Весьма приятный молодой человек. Вы видели картины? Некоторые принадлежат его кисти. Чудесные работы.
        - Работы хороши, матушка, - не стала я спорить. - Однако художник не вызвал у меня желания выйти за него замуж, - родительница открыла рот, но я продолжила, не дав ей заговорить: - Мне понятен наш сегодняшний визит. Вы устроили мне смотрины. Эта прогулка по особняку, романтическая часть в зимнем саду, а после главное достоинство жениха - его талант. Я не растрогана, матушка, и графиней Гендрик быть не собираюсь. Надеюсь, что Амберли вы не станете навязывать младшего графа. Его сердце уже занято, и я не желаю сестрице участь жены при муже, который будет думать о другой женщине. Амбер будет несчастна. А вот Элдер мог бы ей подойти.
        - Но он увлечен вами! - воскликнула баронесса. - И что, в конце концов, за тон? Вы меня поучаете? Бран Гендрик - прекрасная партия для Амберли. Он молод, недурен собой…
        - И влюблен в другую, - напомнила я.
        - И что такого? - матушка легко отмахнулась: - Его родители никогда не одобрят неравный брак, а наша малышка Амберли сумеет очаровать его. Бран неглуп, он быстро смириться. К тому же, если вы выйдите замуж за Элдера, то сможете поддержать сестру и вразумить деверя.
        - Не будем спорить, - сказала я, не желая ссориться с родительницей. У меня была Амбер, которой я могла объяснить, во что может превратиться брак с мужчиной, который влюблен в другую. К тому же у сестрицы должен быть выбор, и он точно будет. Благодаря мне и дядюшке, баронессу Мадести-Доло будут желать взять в жены многие. Два родственника, которые служат в королевском дворце - это отличная рекомендация.
        - Впрочем, не хочешь Элдера, молодых людей и без него немало, хотя я на стороне графа, - ответила матушка.
        Я растянула губы в улыбке и решила дождаться дядюшку, чтобы нажаловаться ему и заручиться поддержкой. А потом у нас еще оставался король, который желал лично одобрить кандидата мне в мужья. Так что ее милость могла благоволить кому угодно, последнее слово будет за государем. Лишь бы не сказал «да»…
        Глава 3
        - Девочка моя! Как же вы очаровательны, не устаю вами восхищаться!
        Раскинув руки, ко мне направлялся магистр Элькос - верховный маг Камерата и старинный друг моей семьи. Я поспешила ему навстречу, сияя искренней улыбкой. Мы обнялись, и я подставила щеку для поцелуя. Присутствие уже прибывших гостей меня нисколько не смущало.
        - Доброго вам дня, дорогой господин Элькос, - произнесла я. - Как же отрадно видеть вас.
        - Его Величество справлялся о вашем здоровье, Шанриз, - не понижая голоса, известил меня маг. - Он прислал вам и вашей семье наилучшие пожелания.
        - Это так мило со стороны государя, - ответила я, продолжая сиять улыбкой. - В добром ли здравии наш господин и повелитель?
        - Мне бы каплю его здоровья, я бы разом помолодел лет на двадцать, - отмахнулся магистр, и мы рассмеялись.
        Это был спектакль, рассчитанный на благодарных зрителей. Так мы с Элькосом увеличивали вес баронессы Мадести-Доло в глаза света. Ее родственница получает пожелание здоровья от короля через его первого мага королевства и персоны особо приближенной к Его Величеству. Разве не было бы славно заполучить такую родню? Это же превосходная партия, ну что вы!
        Глаза магистра сверкнули лукавством и весельем, когда мы отошли с ним в сторону от гостей, и Элькос сказал уже негромко:
        - А между тем, всё это правда, дорогая. Он спрашивал о вас и просил передать наилучшие пожелания.
        - Государь… - я отвела взор, - он больше не злится на меня?
        - На вас? - магистр удивленно приподнял брови. - Когда это он злился на вас, Шанни?
        - Вы понимаете, о чем я говорю, магистр, - с ноткой досады ответила я.
        - Так это не злость, девочка моя, это страдания отвергнутого мужчины, - маг улыбнулся. - Ничего, и государям, порой, полезно испить эту чашу. То, что легко идет в руки, не ценится столь высоко, как то, что получено путем борьбы и усилий.
        - Он отверг мои идеи, - проворчала я.
        - А как вы думали? Конечно же, отверг, ибо они по своей сути бунт против всех законов, которые охраняет королевская власть, - развел руками Элькос. - Но, видите ли, Шанни, вы молоды и пока еще не столь гибки, чтобы идти к своей цели извилистым путем. Однако не можете не понимать, что нужно нечто… Эм-м, право неловко такое говорить, но раз уж мы начали, то стоит и закончить.
        - О чем вы? - нахмурилась я.
        - Я о том, что ничего на этом свете не дается просто так. Вы хотите сразу получить желаемое, не прилагая к этому никаких усилий, кроме как сближение с монархом. Более того, вы хотите, чтобы он исполнил вашу мечту за ваши же красивые глазки. Поверьте, они стоят поклонения, но не перемен, которые могут вызвать смуту и протесты. И чтобы он пошел на это, нужно много больше, чем предлагаемая ему дружба. Вы понимаете, о чем я говорю? О нет! - магистр вскинул руки: - Ни в коем случае не думайте, что я пытаюсь быть сводней, особенно после того, как сам был резко против ваших… близких отношений с государем. Нет, я всего лишь пытаюсь объяснить, что мало играть с ним в спилл или гоняться на лошадях. Ничего из этого не заставит его нарушить то, что писали еще его предки. Впрочем, можно водить за нос обещаниями, только нужно отдавать себе отчет, что однажды он потребует исполнить обещанное. И, не получив… вот тогда он разозлится. Но есть и еще один путь, - я вскинула глаза на Элькоса, и он усмехнулся: - Поразительно, дорогая, насколько же вы похожи с вашим неприятелем и соперником. И он, и вы готовы
поступиться своими чувствами в угоду иной цели. Правда, идеи у вас разные: у него - процветанию рода, у вас - мифическое общее благо. Только герцог пройдет по трупам, а вы стараетесь не испачкаться. И все-таки в вас немало схожих черт, а значит, есть все шансы на успех. Расчетливость - не такая уж и дурная черта характера.
        - Вы сказали о другом пути, - чуть раздраженно напомнила я. Сравнение меня с герцогом Ришемским, доставившим мне немало тяжелых минут, было неприятно.
        - Найти сторонников, - улыбнулся маг. - Если это уже партия со своей позицией, то шансов на успех может быть немало. Только вот, опасаюсь, даже если вы и обратите в свою веру достаточно людей, а главное, мужчин, то вас не станут принимать в серьез, потому что вы женщина. Или же вам придется остаться в тени, и славу реформатора сыщет тот, кто будет представлять ваши интересы. Если, конечно, дело будет иметь успех. Но это годы, дорогая, долгие годы, много сил, труда, финансов, а в итоге может ожидать крах. Вы положите свою жизнь на алтарь, но прослывете безумицей. Вам решать, Шанриз, только вам. Впрочем, - он взял меня за плечо, - сейчас не время и не место для подобных разговоров. Скоро мы будем лицезреть вашу сестрицу, и не стоит омрачать ей праздника нашими задумчивыми лицами.
        - Этого делать я вовсе не собираюсь, - ответила я. - Праздник Амберли станет лучшим событием этого сезона, а может и не только этого.
        - Я в вас ни минуты не сомневался, - рассмеялся магистр.
        - О чем вы секретничаете?
        Мы с магистром дружно обернулись и встретились взглядом с… графом Дренгом. Я изумленно хмыкнула, но искренне улыбнулась:
        - Ваше сиятельство! Вот уж неожиданность, но весьма приятная, - произнесла я.
        - Меня прислал государь с его поздравлением и подарком, - ответил граф. - И я не стал отказываться от этой чести, заведомо зная, с кем тут встречусь. Ваша милость, позвольте вас заверить - для меня вы по-прежнему первая красавица Камерата, - он широко улыбнулся. - Но позволите ли мне уже не кричать об этом?
        - Я настаиваю, чтобы вы промолчали, - ответила я. - Сегодня в этом доме только одна красавица, и вот это я требую признать.
        Дренг прижал ладонь к груди и склонил голову:
        - Пусть я еще не имел чести видеть ее милость баронессу Мадести-Доло, но заведомо уверен, что она очаровательна. А знаете, что меня несказанно радует? - мы с магистром ответили вопросительными взглядами, и сиятельный плут доверительно сообщил: - Сегодня я могу пригласить на танец нашу милую баронессу Тенерис-Доло раз сто, и никто не прожжет мне спину взглядом. О-о, это восхитительное чувство вседозволенности! - и он мечтательно прикрыл глаза.
        - Смею напомнить о своем присутствии, ваше сиятельство, - усмехнулся магистр.
        - А я напомню о своем, - к нам приблизился дядюшка. - Пожалуй, стоит установить рамки вашей вседозволенности.
        - Умеете же вы испортить удовольствие, - фыркнул Дренг, адресую упрек разом магу и главе моего рода. После приставил к губам ладонь и шепнул, глядя на меня: - Но вы хоть на моей стороне, ваша милость?
        - Я скована правилами и этикетом, ваше сиятельство, - я с фальшивым вздохом развела руками.
        - Пусть горят все правила с этикетом вместе, - возразил «вольнодумец», и магистр рассмеялся:
        - А вот вам и первый сторонник, ваша милость.
        - Готов на всё за пару танцев с вами, баронесса, - браво ответствовал Дренг. - К моему прискорбию девяносто восемь танцев мне ограничили, но на два я точно претендую… а может и на три.
        Между тем гости продолжали прибывать. К сожалению, время года, несмотря на установившуюся солнечную погоду, не позволяло устроить праздник в парке, как это было на мой день рождения, приходилось довольствоваться особняком. Приглашенных было намного меньше, чем в конце весны, но всё равно гостей было немало. Здесь присутствовал почти весь свет столицы. Матушка с батюшкой пригласили всех, кого посчитали важными персонами, а главное, семейства, где имелись молодые люди, которые могли стать выгодной партией для их воспитанницы.
        Посмотрев на Дренга, я подумала, что он не женат. А еще был любимцем короля, богат и выгоден со всех сторон. К тому же приятен внешне и веселого нрава… слишком веселого. Да и дам обожал, насколько я была наслышана о нем. Пожалуй… нет. Для нашей скромницы и хорошей девочки требовался мужчина иного склада. Она была мечтательницей, а граф мог лишить Амбер иллюзий. Да и не хотелось, чтобы сестрицу испортила придворная жизнь. Чтобы она следовала моде на выгул книг или словоблудию на тему коневодства и конных прогулок, не имея к этому склонности. Или еще что-нибудь в этом роде, а она последует, потому что придерживается общих убеждений. И его сиятельство был мною окончательно отвергнут.
        - Магистр, я чувствую вашу руку, - произнес граф негромко. - Позвольте принести вам свое восхищение, работа, как всегда, великолепна.
        И это было так. Маг украсил дом на славу. Здесь были и картины, вдруг напитавшиеся жизнью настолько, что на пейзажах деревья покачивались от ветра, игравшего в их кронах, а лица на портретах были полны эмоций. Кто-то раскланивался с гостями и желал приятно провести время, а кто-то заводил беседу о погоде или вспоминал старые времена. Разумеется, всё это было иллюзией, и люди на картинах повторяли набор одних и тех же фраз, иногда с маленькими вариациями, чтобы создать видимость живого общения. И все-таки это была всего лишь иллюзия беседы.
        Колонны были увиты гирляндами цветов. Цветы были настоящими, но средь них порхали бабочки, сыпавшие со своих крылышек искрящуюся пыльцу. А чтобы хоть немного смягчить меланхоличное настроение осени, потолок превратился в ясное летнее небо, по которому ползли редкие облака и летали птицы. Еще были большая столовая и бальная зала, где магистр тоже успел побывать. Я точно знала, что во время первого танца, в котором глава рода будет вести Амберли, над их головами разольется сияние и засверкают искры фейерверка, созданного магически, а потому бесшумного и безопасного. По стенам бальной залы должны скользить тени танцующих пар - очередное детище Элькоса.
        - Жаль, я изрядно израсходовал свои накопители за лето, потому не смог сделать что-то более грандиозное, - услышала я ответ мага. - Но я старался и из своих скромных ныне запасов сотворить нечто удивительное.
        - И вам это удалось, - улыбнулся дядюшка.
        - Всё чудесно, - заверила я магистра. - Мы все в восторге.
        - Согласен, - кивнул Дренг и шепнул мне: - Четыре танца. Вы ведь не откажете мне, ваша милость?
        Я перевела на него удивленный взор:
        - Дам на празднике много, неужто опасаетесь, что вам может не хватить пары?
        - Я опасаюсь, что выбора у меня будет в избытке, - ответил граф. - Посмотрите, сколько здесь повзрослевших девиц, которые, будьте в этом уверены, желают выйти замуж. А их родители желают, чтобы замужество было выгодным. Я - приближенный Его Величества, я очень выгоден. К тому же я прекрасен, как сам Годбит, они меня на части порвут.
        - Вы сравнили себя с самым красивым из Богов? - полюбопытствовал Элькос. - Успокойтесь, ваше сиятельство, самое большое, на что вы можете рассчитывать, это на некую отдаленную схожесть со Смедом.
        - С Великим кузнецом? Но позвольте, он же совершенно непропорционален: худ и с огромными руками, - возмутился Дренг. - К тому же одноглаз!
        - Я же сказал - отдаленно, - напомнил маг. - До Смеда вы немного не дотягиваете даже с двумя глазами.
        - Ваша милость! - воскликнул уязвленный дворцовый хлыщ. - Я требую защитить меня от этого злого и ядовитого колдуна. Иначе я не отойду от вас весь вечер.
        - Хорошо, - пожала я плечами. - Неженатых молодых людей с жаждой выгодно жениться здесь тоже немало.
        - Хвала Хэллу! - воздел руки к потолку-небу неугомонный граф.
        - Ваш покровитель Хэлл? - я посмотрела на него с интересом.
        - Нет, но он ваш покровитель, и я возношу ему хвалу, чтобы не позволил вам переменить свои намерения. Но, - поспешил заверить меня Дренг, - я всегда был большим почитателем Бога Счастливчика.
        - Тихо, - одернул его граф Доло. - Сейчас появится Амберли. Барон и баронесса Тенерис только что подошли. Значит, последние гости прибыли. Идемте.
        Прекратив всякие разговоры, мы направились туда, где остановились мои родители. Пройдя сквозь столпотворение, мы с дядюшкой встали в первом ряду, где уже были его сыновья со своими женами. Приветственно кивнув им и получив ответный поклон, я замерла в ожидании. Магистр Элькос устроился за моей спиной, граф Дренг остановился рядом со мной. Он был личным посланцем короля и должен был стоять среди родственников.
        - Боги, я волнуюсь, - прошептала я. - Будто это я сейчас предстану перед гостями.
        - Как-то очень запоздало, - едва слышно усмехнулся дядюшка. - Вам стоило волноваться на собственном представлении свету, о чем вы тогда явно забыли.
        - Я волновалась, - возразила я.
        - Пока охотились? - шепнул из-за спины магистр.
        Дренг хмыкнул, губы дядюшки скривила ухмылка. Я полуобернулась, бросила возмущенный взгляд на Элькоса, он только в недоумении приподнял брови. А потом заиграл оркестр, сидевший на балконе большой залы, где мы ждали появление Амберли, и я больше не крутила головой, потому что час настал. Двери в залу открылись, и все наши взгляды устремились на нее.
        Румяная от смущения Амберли вплыла в залу, опустив сияющие глаза. Она была необычайно хороша в эту минуту. Этакое воздушное видением, полное чистоты и нежности. Черные, будто ночная мгла, волосы струились по плечами подвитыми локонами, а в них звездами сияли бриллиантовые цветы с жемчужной сердцевинкой. Тонкую длинную шею украшало изящное колье, и оно выгодно контрастировало с чуть смугловатой кожей моей сестрицы. Ее нежно-голубое платье с белым удачно подчеркивало синеву глаз, прикрытых длинными черными ресницами. Матушка знала, что выбрать, в этом она была настоящий мастер. О-о, она была прекрасна, моя Амберли!
        Прижав к груди ладони с переплетенными пальцами, я в великом умилении смотрела на сестрицу и искренно радовалась тому, насколько она сейчас хороша, как мила и грациозна. Я гордилась ею, будто это было мое собственное дитя! И когда Амбер присела в заученном до зубовного скрежета реверансе, взор мой заволокло пеленой, и слезинки побежали по щекам, до того я была растрогана. Спешно стерев их, я улыбнулась и вновь устремила взгляд на сестрицу.
        - Дамы и господа, высокородное собрание, позвольте представить вам нашу воспитанницу, ставшую дочерью, баронессу Амберли Мадести-Доло, - представил сестрицу батюшка, и я захлопала в ладоши, даря ей аплодисменты.
        Звук аплодисментов заполнил залу, и Амбер присела в реверансе во второй раз. После барон Тенерис подал ей руку, и дебютантку повели знакомиться со светским обществом. Начали с Дренга, который не пожалел слов восхищения, после поздравил от имени государя и присоединил свои пожелания. И как только он закончил, я поймала взгляд Амбер и шепнула:
        - Я так рада за тебя, сестрица.
        - Ох, Шанни, - шепнула она, смущенно потупившись.
        - Боги с вами, дитя мое, - сказал глава рода и поцеловал Амберли в лоб, даровав ей свое благословение.
        - Восхитительна, - улыбнулся магистр и галантно поклонился.
        Щеки Амбер полыхали, как вешняя заря, но на губах трепетала улыбка удовольствия, и батюшка увлек сестрицу дальше, как только кузены принесли ей свои поздравления.
        - Я так счастлива, - вырвалось у меня.
        - Вы удивительная, ваша милость, - улыбнулся мне граф Дренг без всякой игры. - Столько искренности в отношении даже близких людей встретишь нечасто.
        - Сегодня все комплименты только ей, - ответила я и умиротворенно вздохнула.
        Знакомство с благородными семействами и отдельными их представителями было процессом долгим, это я знала не понаслышке. Как там сказал Элдер Гендрик? «Румяна и взволнована»? Да, именно так он и сказал. Я бы выразилась иначе: взмылена и раздражена - это будет ближе к истине. Гостей было много, и мы обходили их с батюшкой столь долго, что я уже не хотела никакого праздника. К тому же моя цель - Его Величество оставался всё дальше и дальше, и у меня совсем не было возможности продолжить тогда наше знакомство. Это выводило из себя, но приходилось сохранять на лице дружелюбие и улыбаться.
        Впрочем, для Амберли всё было проще. Она не гналась за великой мечтой, а потому получала искреннее удовольствие от происходящего. Я знала это совершенно точно. Гости, кому уже представили юную баронессу, покидали зал, где происходило представление, и отправлялись дальше, следуя за лакеями в парадных ливреях.
        - Ваша милость!
        Обернувшись, я встретилась взглядом со своим новым знакомцем - графом Элдером Гендриком. Он приветливо улыбнулся и склонил голову:
        - Доброго дня, ваша милость. Вы невероятно обворожительны, а я безумно рад вас видеть снова.
        - Доброго дня, господин граф, - поздоровалась я, ощутив прилив досады. Оно было не столько направлено на его сиятельство, сколько из-за понимания, что он будет преследовать меня весь вечер.
        Этот Гендрик мне симпатизировал, что было видно из его набросков. К тому же, наверное, он уже воспринимал меня почти как свою невесту. Наши матушки должны были немало фантазировать о нашей свадьбе, раз моя родительница при первой же возможности отвезла меня именно к ним. А раз так, то и бедняге Элдеру могли сообщить о моем согласии, как о свершившемся факте, требующем лишь оглашения. А зная старшую баронессу Тенерис, то можно было предсказать, что от своих намерений она так быстро не отступится… Кажется, дядюшка прав, и нравом я пошла в свою мать.
        - Я потревожил вас? - с явным огорчением спросил Элдер. - Вы стали задумчивы и совсем не смотрите на меня. Отчего-то мне казалось, что вы тоже будете рады нашей встрече.
        - Я ряда, ваше сиятельство, - рассеяно ответила я. - Но сегодня важный день для моей сестрицы, и я сама не своя. Волнуюсь, будто это я сама вновь прохожу через собрание незнакомцев.
        - Вы держались великолепно, - ответил с улыбкой граф.
        - Благодарю, - сказала я с вежливой улыбкой. Однако надо было поскорей избавиться от этого поклонника, и я нашла самый лучший повод: - Почему вы не с вашими родными? - спросила я. - Вы уже познакомились с моей сестрицей?
        - Я задержался и не попал на само представление, - ответил его сиятельство. - Родители и Бран должны быть где-то здесь. Они знали о моем опоздании, потому обещали не дожидаться. Возможно, баронесса уже была им представлена.
        - Тогда вам стоит непременно поспешить, - с укоризной заметила я. - Ее милость столь восхитительной, что вы, как натура тонко чувствующая, не сможете этого не отметить. Я обещаю вам любование, ваше сиятельство, - вот теперь я улыбнулась искренне. - Идите же, не оскорбляйте баронессу Мадести-Доло своим равнодушием, она его не заслуживает. А со мной вы еще встретитесь, торжество только началось. Поспешите, - я кивнула ему и отступила, дав возможность меня покинуть без долгих расшаркиваний.
        Я видела, как по лицу графа скользнула досада, однако он склонил голову, а после направился к гостям. Выдохнув с облегчением, я обернулась и сразу же увидела Дренга. Он направлялся в мою сторону, но взгляд его сиятельства следовал за графом Гендриком. И когда королевский любимец приблизился ко мне, он кивнул в сторону Элдера, уже почти исчезнувшего среди прочих гостей.
        - Кто это и что хотел от вас?
        Приподняв в ироничном изумлении брови, я спросила:
        - Что именно вас интересует, ваше сиятельство? Отчего этот тон, будто вы мой супруг?
        Граф хмыкнул и повинно склонил голову:
        - Прошу великодушно простить меня, ваша милость, я не желал показаться резким, и все-таки, что это за молодой человек?
        - Его сиятельство граф Элдер Гендрик, - ответила я, с интересом наблюдая за деловитой физиономией Дренга. - Матушка прочит его сиятельство мне в супруги.
        - И что же вы? - полюбопытствовал Олив.
        - А что я? - я пожала плечами. - Это матушкины мечты, не мои. Мои помыслы далеки от замужества.
        - Тогда стоит сказать об этом графу Гендрику, ни к чему давать ложные надежды, - заметил Дренг.
        - Отчего вас это беспокоит, ваше сиятельство?
        - Он смотрел на вас влюбленным взглядом.
        - Вы заметили его взгляд с расстояния?
        - Я видел улыбку, когда он подходил к вам, а когда отошел, лицо его стало хмурым, а вашу вежливую холодность я знаю преотлично, потому понимаю, что граф был расстроен оказанным ему приемом. Выходит, ожидал большего, значит, увлечен вами. Не стоит терзать молодого человека напрасными надеждами, нужно сразу дать ему понять, что надежды нет.
        Я с интересном посмотрела на Дренга. Я была уверена в личности того, кто говорит его устами. То, что сам граф не имеет в отношении меня каких-либо надежд и чувств, я не сомневалась ни минуты. В глазах его сиятельства я не видела того интереса, с каким мужчина смотрит на женщину. Он относился ко мне с симпатией, как мне казалось, но не более. И потому я смело сделала вывод, что фаворит действует в интересах своего господина. Быть может, король даже велел ему присматривать за мной, потому и отправил, иначе мог прислать поздравления и подарок даже через дядюшку. И мне захотелось пошалить.
        - Отчего же? - я посмотрела на гостей, но Элдера там не заметила. - Граф Гендрик мил и учтив. К тому же, он творческий человек с тонкой душой. Если бы вы видели, какие чудесные картины он рисует, - уже искренне восхитилась я. - И я обещалась позировать ему.
        - Стало быть, он вам нравится? - взгляд Дренга стал пристальным и немного колючим.
        - Его сиятельство - приятный человек, - улыбнулась я.
        - Но замуж вы за него не собираетесь, верно? Как и за любого другого, кого вам предложат родители, я правильно вас понял?
        - За Элдера Гендрика не собираюсь, - сказала я. - Но кто знает, быть может, у матушки есть кандидат, который покажется мне интересным…
        Таинственно замолчав, я ответила графу лукавым взглядом, и он подвел итог:
        - Значит, я не позволю кому-то заинтересовать вас, ваша милость. Сегодня я буду вашей тенью, - и вроде бы сказал со смешком, но взгляд так и остался строгим.
        - Разумеется, - важно кивнула я. - Вы рассчитываете на мое покровительство и защиту. Вы ведь у нас прекрасный и востребованный.
        - Именно! - со значением воскликнул Олив Дренг и подал мне руку: - Идемте, ваша милость, я уже был представлен вашей сестрице, и можно проследовать к остальным гостям.
        - Милости прошу, - улыбнулась я, и мы покинули залу.
        И пока мой батюшка и глава рода Доло продолжали знакомить Амберли со столичной знатью, мы с графом Дренгом перебрались в одну из гостиных, открытых для гостей. Здесь нам предстояло дождаться начала празднования. А начиналось оно, как и полагалось, со столовой.
        «Гость не должен быть голоден, иначе вместо веселья он ощутит досаду и желание поскорей покинуть негостеприимный дом», - так гласило указание из свода «Правил хорошего тона». Но было еще и продолжение: «Гостя нельзя потчевать слишком усердно, иначе он не сможет насладиться празднеством и вместо удовольствия ощутит тяжесть желудка. А потому поспешит покинуть дом, дабы избавиться от неприятного чувства. Для таких старательных хозяев и гостей, невоздержанных в пище, надлежит иметь средство, которое поможет вернуть гостю прежнюю легкость и ожидание увеселений, подготовленных для него».
        Правила были для всего: блюда, их количество, объем горячительных напитков, приходящихся на каждого приглашенного «дабы чужой праздник не превратился в собственный стыд». Матушка соблюдала все правила в точности, а потому после трапезы никто не должен был ощущать ни тягости желудка, ни чрезмерного опьянения, ни тем более голода. Уж кто-кто, а старшая баронесса Тенерис была в отношении этикета дотошна и точна, чего требовала и от нас с Амбер. И если сестрица слушала и запоминала со всем тщанием, то я, признаться, смутно помнила и половину правил. На укоры Амберли я неизменно отвечала:
        - Если понадобится, открою книгу и прочитаю. Не зачем забивать голову всякой чушью.
        - У твоей матушки непременно случится удар, если она услышит твои высказывания.
        - Мы ей не скажем, - подмигнув, отвечала я.
        В столовой я оказалась между двумя сиятельствами: Элдером Гендриком и Оливом Дренгом. И если королевский любимец сидел рядом с родственниками баронессы Мадести-Доло, потому что был вестником высочайшего внимания, то Элдер был усажен рядом со мной с явным умыслом. Матушка, как я и ожидала, к моему мнению не прислушалась и решила довести «мое будущее счастье» до его полного и безоговорочного воцарения. По той же причине рядом с Амберли был усажен Бран Гендрик, а следом его родители.
        Впрочем, надежды на то, что предполагаемый жених сумеет завладеть моим вниманием полностью, не оправдались. Граф Дренг сделал это за Элдера и почти не давал тому вклиниться в словесный поток фаворита, искрившийся остротами и шутками. За праздничным столом говорить, хвала Богам, было позволено и даже рекомендовано, чтобы не возникало неловкости и скуки. Но! Избегая моментов, когда пища находится во рту. Подозреваю, что Дренг в тот день мало, что успел попробовать, потому что рот его был занят разговорами, а не угощением.
        Бедняга Элдер несколько раз затевал со мной разговор, когда Дренг отвлекался, но Олив быстро разворачивался, и нити беседы вновь оказывались в его руках. Признаться, я даже ощутила сочувствие и жалость к художнику. Его вины не было ни в том, что он видел во мне свою невесту, ни в том, что государь не желал видеть подле меня каких-либо женихов, но находился под постоянным давлением опытного придворного, для которого заткнуть рот человеку было делом привычным и легким. Однако стоит заметить, что Дренг ни разу не оскорбил Элдера и не унизил. Общался он вполне дружелюбно, только от этого неуемного дружелюбия Гендрик мрачнел всё больше и больше.
        Матушка бросала на меня пристальные красноречивые взгляды, но я только пожимала плечами, не желая понимать ее немых требований уделить Элдеру внимание. Я сама не столько слушала обоих графов, сколько наблюдала за тем, что творится на другой стороне стола. Там тоже шла беседа, и она мне не нравилась. Бран Гендрик ухаживал за Амберли. Он что-то говорил моей сестрице, и она румяная от смущения и удовольствия негромко отвечала младшему графу, кажется, вовсе позабывшая о моих предупреждениях. Очаровательная в своей чистоте улыбка бродила по ее губам, и, видя ее, я приходила всё в большее раздражение.
        Я покусывала губы, в какой-то момент и вовсе перестав следить за ходом разговора на нашей стороне стола. Сжав в кулаке вилку, я мерно постукивала ее кончиком по столу. Мой взгляд остановился на Бране и уже не покидал его лица, обращенного ко мне в профиль, потому что младший граф Гендрик глядел на Амбер. Наконец, ощутив, что на него смотрят, молодой человек повернулся ко мне и ответил удивленным взором.
        - Что-то случилось, ваша милость? - спросил он, прервавшись.
        - Возможно, - ответила я.
        - Что же? - Бран развернулся в мою сторону. Я заметила, как по лицу Амберли скользнули удивление и досада. Но сейчас я заботилась о ней, и потому не обратила внимания на эти чувства.
        - Вы нашли в себе согласие, ваше сиятельство? - спросила я. - В своей душе.
        Младший Гендрик нахмурился, пытаясь понять, о чем я говорю, однако вскоре поджал на мгновение губы, бросил взгляд искоса на отца и, наконец, ответил:
        - Да, ваша милость. Благодарю, что беспокоитесь о моем душевном покое.
        - Не о вашем, - холодно произнесла я. - Со своей душой вы можете делать, что угодно, но не стоит брать ответственность за чужую, даже если вам велят это сделать.
        - Шанриз, - негромко, но строго позвала меня матушка.
        - Дитя мое, о чем вы говорите? - спросил дядюшка, больше доверявший мне, чем старшей баронессе Тенерис, а потому не сумевший остаться просто наблюдателем.
        - О пустяках, - чуть раздраженно отмахнулся старший граф Гендрик. - Девицы вечно что-то выдумывают.
        - Более трезвого ума, чем у ее милости, я еще не встречал, - произнес Дренг, и я поняла, что на нашей части стола уже какое-то время царит тишина.
        - Так о чем вы говорите? - повторно спросил граф Доло.
        - Я после объясню вам, дядюшка, - ответила я, наконец, отпустив младшего Гендрика из ловушки своего взгляда.
        - Хорошо, - не стал спорить его сиятельство.
        Я посмотрела на Амбер, в ее глазах появилось беспокойство и вопрос. Улыбнувшись ей, я подняла свой бокал с разбавленным вином и произнесла:
        - За твое счастье, дорогая.
        Она улыбнулась в ответ и опять смущенно потупилась.
        - Ну разве же это не замечательно?! - воскликнул Дренг. - И я провозглашаю вам счастье, очаровательнейшая баронесса Амберли!
        - Счастья, - поднял свой бокал дядюшка, а вслед за ним и мои родители, а после пожелание побежало по рядам гостей.
        Бран тоже поднял свой бокал. Он сделал глоток, ничего не произнеся, после поставил бокал на место и бросил на меня непроницаемый взгляд. Его брат склонился ко мне и произнес:
        - Кажется, ваша милость, наше семейство вызывает у вас неприязнь.
        Развернувшись к нему, я улыбнулась:
        - Как вы находите мою сестрицу, ваше сиятельство?
        - Баронесса Мадести прелестна, - ответил граф.
        - Вы непременно должны нарисовать ее, - заявила я. - Вам под силу передать всю ее искренность, очарование и нежность. Амбер чудесна, ваше сиятельство, и вы, как художник, не можете не увидеть ее чистой и отзывчивой души. Разве же она не вызывает восхищения?
        - Вы несомненно правы, ваша милость, - уже осторожней ответил Элдер, глядя на меня испытующе. - И я был бы рад передать всё, о чем вы сказали, если ее милость согласиться позировать мне. Но мне кажется, было бы и вовсе чудесно, если бы вы позволили написать вас обеих вместе.
        Посмотрев на Амберли, я хмыкнула:
        - А что? Весьма занимательная идея, мне она определенно нравится. Это было бы чудесно. Однако начать вам придется все-таки с баронессы Мадести, потому что послезавтра я возвращаюсь во дворец, и когда смогу вырваться не знаю. Впрочем, вы замечательно рисуете по памяти и могли бы писать с Амберли, а после присоединить меня. Что скажете?
        - Если вам так угодно, ваша милость, то я буду только рад услужить вам, - улыбнулся Элдер. - Осталось только заручиться согласием нашей модели.
        - Его я вам обещаю, - важно кивнула я. После обернулась к Дренгу, слушавшему нас, и пояснила: - Его сиятельство имеет превосходную память не только на лица, но и на мельчайшие детали. Если бы вы видели его набросок моего портрета, вы бы были поражены, насколько точно граф запомнил меня в день моего совершеннолетия.
        - Вы позволили превратить набросок в настоящий портрет, - сказал граф Гендрик, - и я уже приступил к работе. Надеюсь, итог вам придется по душе.
        Я вновь обернулась к нему и заверила:
        - Уверена в этом, ваше сиятельство, я видела ваши работы, и они впечатляют.
        - Но я хотел бы получить за свои старания небольшую плату.
        - Вот как? - я изумленно приподняла брови. - И чего же желает ваше сиятельство?
        - Танец, разумеется, ваша милость, - ответил Элдер и улыбнулся.
        - Он у вас есть, - не стала я спорить. - Правда, граф Дренг уже набился мне в кавалеры и партнеры по танцам, но для вас я вырвусь из его цепких когтей.
        - А это непосильная задача, - встрял в наш разговор фаворит. - Однако на один танец я готов уступить вам баронессу, ваше сиятельство.
        - Меня со счетов попрошу не списывать, - напомнил о себе магистр Элькос.
        - Да и я желаю перетанцевать со всеми моими родственницами, - не стал молчать дядюшка.
        - Вот и определилось количество танцев со мной, - подвел итог наглец Олив Дренг: - Маг, два графа, отец еще, должно быть, ну а дальше наступает моя очередь.
        Я развернулась к его сиятельству, воззрилась на него с нескрываемым восхищением, но ничего говорить не стала, только покачала головой. Он в ответ ослепительно улыбнулся и вопросил:
        - Что такое, ваша милость? Вы обещали стать моим щитом, так уж будьте добры исполнять, я и так останусь беззащитен на четыре танца. Имейте совесть, большего уступить не могу.
        И угрозу он сдержал… с моей помощью. Но сначала мы смотрели на первый танец дебютантки. Вел Амберли дядюшка, и, глядя на них, я отметила, что его сиятельство у нас еще весьма крепкий мужчина. На летних балах мы несколько раз составляли с ним пару и то, что граф прекрасный партнер я знала отлично, но со стороны его еще не видела. Обычно дядюшка, ссылаясь на возраст, отказывался от танцев, да и других кавалеров было в избытке, потому никто и не настаивал на том, чтобы граф Доло непременно принимал участие в танцах. А сейчас видя, как он уверенно ведет нашу родственницу, как статен и подтянут, я гордилась ими обоими.
        После того, как продемонстрировали изящество и легкость баронессы Мадести-Доло, кавалеры пришли в движение, спеша пригласить дам на следующий танец. Меня вывел в круг магистр Элькос, словно подтверждая очередность, установленную Дренгом.
        - Я гляжу, страж Его Величества глаз с вас не спускает, - усмехнулся маг. - Ваша матушка волнуется из-за его своеволия и нахальства. Назвать истинную причину такой назойливости я не смог, да и ваш дядюшка, как я гляжу, не спешит сообщить о том, что государь наблюдает за вами.
        - Матушка больше переживает, что на месте Дренга не Элдер Гендрик, - фыркнула я. - Его сиятельство определен мне в женихи. Она уже возила меня знакомиться с этим семейством.
        - И что скажете о графе? - заинтересовался Элькос.
        - Он не для меня, - только и ответила я.
        - Согласен, - усмехнулся маг. - Вашего темперамента и характера ему не выдержать. Слишком мягок. Вы сделаете его несчастным. - Я ответила возмущенным взглядом, и магистр рассмеялся: - Только не уверяйте меня, что вы возвышенная романтичная душа, Шанни. Вы - огонь, и подобно ему вам нужна постоянная пища, чтобы гореть. Молодой человек совершенно вам не подходит.
        - Осталось доказать это моей матушке, - проворчала я, и Элькос хмыкнул.
        После мага я танцевала с дядюшкой. С ним мы вели совсем иной разговор.
        - Что не так с Браном Гендриком? - без обиняков спросил меня граф Доло.
        - Он увлечен другой девушкой, - ответила я. - И не может быть с ней лишь из-за разницы в положении - она дочь коммерсанта. Из-за этого на него давит отец, Бран подчиняется. Сами понимаете, ваше сиятельство, что ожидает Амбер с мужчиной, которому ее навязывают только потому, что она подходящая партия, в отличие от его возлюбленной. Я желаю сестрице счастья, а потому против этого жениха.
        - Я вас услышал, Шанриз, - кивнул дядюшка.
        - И что же скажете? - с беспокойством спросила я.
        - Женихов много, подыщем того, у кого сердце свободно, - улыбнулся граф, и я прижалась к нему, на миг прервав танец:
        - Я люблю вас, дядюшка.
        А потом со мной танцевал батюшка. Он просто пожурил за мою грубость в отношении младшего Гендрика и велел быть добрей с Элдером. За первое я не устыдилась, второго не обещала, потому что и так была добра с ним в той степени, какую посчитала достаточной. Сам Элдер в это время кружил Амберли, и я обратила внимание отца на них:
        - Не находите, что они недурно смотрятся вместе? Да и подходят друг другу. Прекрасная пара.
        - Но заинтересован он в вас, Шанни, - возразил барон Тенерис.
        - Граф - натура творческая, а значит, увлекающаяся, думаю, он сумеет сменить свои симпатии, - отмахнулась я.
        - А кто вам граф Дренг?
        - Всего лишь друг, ваша милость, - улыбнулась я.
        - У девицы не может быть друга мужчины, как и у зрелой дамы. Это неприлично, - строго заметил отец. - К тому же он ведет себя так, будто имеет на вас какие-то права. Мне это совершенно не нравится, как и вашей матушке. Мы выражаем вам свое недовольство, дитя.
        - Полноте, батюшка, - легкомысленно отмахнулась я. - Я одна из немногих на приеме, кого граф хорошо знает. И если учесть, что я хорошо знакомая ему дама, то можно с легкостью объяснить и его желание быть рядом со мной. Что же до дружбы, то в свите ее светлости я близко сошлась с бароном Гардом, ее мажордомом. Так вот ни дядюшка, ни герцогиня, ни Его Величество в нашей дружбе не нашли ничего предосудительного и дурного.
        - Порой вы говорите удивительные вещи, Шанни, - покачал головой барон. - А с его сиятельством я поговорю.
        - Будете спорить с главой рода?
        - Дело касается моей дочери, и я непременно выскажу, что граф слишком избаловал вас. Да и вся эта дворцовая жизнь… Вы изменились, дитя мое, стали…
        - Взрослей и самостоятельней? - улыбнулась я. - Ах, батюшка, однажды это должно было произойти, иначе дети оставались бы детьми.
        - И это было бы замечательно, - усмехнулся барон.
        Следующий танец я пропустила, решив передохнуть. И вот после меня пригласил граф Гендрик… старший, но Дренг, заметив мое нежелание танцевать с ним, нагло увел даму из-под носа новоявленного кавалера, за что заслужил мою искреннюю благодарность. А уже следующим стал Элдер. Ему фаворит меня уступил, как и обещал.
        Это был неспешный танец, если можно так выразиться, романтичный и слегка интимный, когда кавалер не просто вел партнершу, но обнимал ее за талию и держался весьма близко. Чуть таинственная улыбка графа дала понять, что ожидал он именно этот танец, и потому не приглашал меня раньше. Ход был прост, как и тот, кто его сделал. И глядя в глаза Элдера, я думала, что надо бы и вправду сказать его сиятельству, что на наше супружество рассчитывать не стоит. Но отчего-то язык не поворачивался начать этот разговор, у меня было чувство, будто я обижу ребенка, право слово. До того Элдер Гендрик казался мне добродушным и мягкосердечным. И я отвела взгляд в сторону.
        Неподалеку от нас танцевали Дренг и Амберли. Королевский любимец, похоже, успел до того смутить мою сестрицу, что щеки ее пылали так ярко, что об них, наверное, можно было бы согреть ладони. Сам негодник хранил на лице улыбку, которая могла бы быть у кота, забравшегося в кладовку с колбасами, если бы, конечно, коты могли улыбаться. Однако быстро заметив мой взгляд, чем дал понять, что не просто так крутится неподалеку, склонил голову и озорно подмигнул. Я укоризненно покачала головой, недовольная тем, что его сиятельство намеренно смущает Амбер.
        - Ваша милость, - позвал меня мой кавалер, устав ждать, когда я обращу на него внимание. Я повернула голову и рассеянно улыбнулась. - Вы чудесно танцуете, - улыбнулся в ответ Элдер. - Только этикет предписывает смотреть на своего партнера, а вы опять заняты графом Дренгом. Отчего вы уделяете ему столько внимания? Глядя на вас, можно подумать, что он имеет на вас какие-то виды, и вы его поощряете.
        - Мы с его сиятельством добрые приятели, - ответила я. - Но почему вы укоряете меня в этом? Разве же у вас есть на это право?
        Граф смутился. Он отвел взгляд, но снова посмотрел на меня, в этот раз прямо и даже твердо.
        - Я намерен получить это право, - сказал его сиятельство. - Ваши родители мои намерения одобряют…
        - Они одобряют свои намерения, дорогой граф, - прервала я его. - Наши родители приняли решение за нас, но вас хотя бы поставили в известность, а я узнала в день нашего повторного знакомства. Скажу более, я сама догадалась, и мне это не понравилось. Не принимайте на свой счет, - отмахнулась я, видя, что Элдер готов заговорить: - Дело не в вас, ваше сиятельство, а в нарушении обещания данного мне родителями. Когда-то они заверили меня, что я сама смогу выбирать, однако всё оказалось обманом. Я не терплю, когда меня водят за нос. Это раздражает.
        - Но вы увидели меня, неужто я вовсе не пришелся вам по душе? Разве же я отвратителен или отталкиваю манерами? - вопросил он немного нервно, явно задетый моими словами.
        - Вы приятны внешне и манеры ваши мне нравятся, - как можно мягче ответила я. - Вы кажетесь мне достойным человеком, господин граф, однако этого недостаточно. В вас нет того, что привлекает меня, а во мне нет того, что необходимо вам. Поверьте, мы совершенно не подходим друг другу. Вы будете несчастливы со мной, ваше сиятельство.
        - Откуда вам знать, баронесса, что я желаю видеть в своей избраннице? - с вызовом спросил Элдер. - И раз уж говорю вам о своих намерениях, то это означает, что я нашел в вас всё мне необходимое. Меня привлекает ваша живость, и искренность чувств тоже. Возле моих картин вы отбросили маску, и я увидел жизнелюбивую девушку, которая способна на демонстрацию своих эмоций. Вы вдохновляете меня…
        - Пока я нахожусь вдали, - вновь оборвала я его. Граф пропустил меня под рукой, следуя за музыкой, а после вновь прижал к себе чуть тесней, чем того требовали правила. Оказавшись перед ним, я продолжила. - Вы не знаете меня, и когда узнаете, поймете, что ошиблись. Я не та, кто может сделать вас счастливым. Кроме того, что я не вижу в вас мужчины…
        - А кто же я, по-вашему?
        - В Дренге я тоже не вижу мужчины, как и в бароне Гарде, о котором я имела честь упоминать, будучи у вас в гостях, - с ноткой раздражения ответила я. - И его сиятельство, и его милость - являются моими друзьями и не больше. Так вот в отношении вас я чувствую то же самое. Мы смогли бы подружиться, и я готова стать самым преданным поклонником вашего таланта, но никак не женой. Вы не сможете дать мне того, чего я хочу, в вас нет того, что меня привлекает, вы не тот, кто может заставить мое сердце биться чаще, и потому я говорю - нет. Нет, ваше сиятельство, я не даю согласия на наш брак. Более того, даже граф Доло не сумеет повлиять на меня, и не станет этого делать. Он тоже дал мне слово позволить выбрать супруга по сердечной склонности, но даже если бы дядюшка решил нарушить свое обещание, то есть тот, кто не одобрит нашего брака. А ему перечить могут только Боги.
        - О чем вы? - озадачился Элдер.
        - О том, граф, - мы одновременно повернули головы на звук голоса и обнаружили, что музыканты уже замолчали, и кавалеры отвели своих дам на их места. Только мы остались стоять посреди зала, а рядом с нами Олив Дренг, успевший проводить Амберли. - Баронесса говорит о том, что ее выбор одобряет не семья и не глава рода. Его Величество принял в баронессе живейшее участие, как в любимой фрейлине своей тетушки, и потому разрешить ее замужество может только он. Это воля государя, и не нам судить о ней. Позволите ли, ваша милость?
        Он протянул ко мне руку, и я вложила в его ладонь свою. После посмотрела на ошеломленного Элдера Гендрика и чуть виновато улыбнулась:
        - Вы, наверное, чудесный человек, ваше сиятельство, я еще мало знаю вас. Но если вы готовы принять мою дружбу, то я с радостью дарую вам ее. Но большее… простите, не могу. Не таите на меня обиды, я была с вами честна.
        - Танцевать? - спросил меня Дренг, когда мы отошли от моего несостоявшегося жениха.
        Я отрицательно покачала головой и указала взглядом на дверь:
        - Увеселения танцами не заканчиваются. Идемте, я покажу вам всё, что приготовили мои родители.
        - С удовольствием, - улыбнулся королевский любимец, и мы покинули бальную залу, оставив за спиной сияющую от удовольствием Амберли, моих родителей, гостей и человека с разбитым сердцем, которого мне было искренне жаль, но обманывать его было жестоко и неприятно. И хоть я мало знала Элдера Гендрика, но интуиция говорила мне, что я не ошиблась в своей оценке его качеств. В любом случае, его раны врачевать будет кто-то другой, но не я. Мне было о ком позаботиться - о себе. Мое собственное сердце змеилось трещинами…
        Глава 4
        - Шанни… Шанни, проснись. Шанни!
        - Что?
        Я порывисто села, распахнула глаза и уставилась с непониманием на Амберли, трясшую меня за плечо. Сестрица забралась ко мне на кровать, села, скрестив ноги, и удовлетворенно произнесла:
        - Наконец-то ты проснулась.
        - Ты очень старалась, - проворчала я и упала обратно на подушку.
        - Не спи, - тут же заявила едва повзрослевшая нахалка.
        - Отстань, - буркнула я и повернулась на бок.
        - Ша-анни, - протянула Амбер и дернула с меня одеяло. - Ты не можешь оставить меня в такую тяжелую для меня минуту. Я боюсь.
        Вновь сев, я внимательно посмотрела на нее. Сестрица вздохнула и отвела глаза.
        - Ну? - строго вопросила я.
        - Мне страшно, - сказала она, не глядя на меня.
        - Подробностей.
        - Мне страшно смотреть, что мне прислали и прислали ли вообще, - призналась Амбер.
        - Ты боишься подношений? - уточнила я.
        - А вдруг их нет? Ни одного цветочка, представляешь? Как же я буду жить после этого? Вдруг я совсем не произвела впечатления? Я умру, сестрица, я точно умру от стыда и огорчения… Ай! - вскрикнула она, когда я швырнула в нее подушку. - Шанриз! - возмутилась Амберли. - Как тебе не совестно?! Я ведь душу тебе изливаю, открываю затаенные страхи, а ты… Ай! Шанни! - Ее милость сдула с прядку, упавшую на глаза после атаки подушек, воинственно схватила одну из них и, злорадно ухмыльнувшись, запустила ее в меня.
        - Это война, ваша милость, - сузив глаза, отчеканила я.
        - Как есть, ваша милость, - решительно ответила баронесса Мадести. - До последнего пера.
        - Ну, держись, Погубительница сладких снов!
        Я вскочила на ноги, вновь перехватив свое мягкое оружие, Амберли последовала моему примеру, и бой закипел…
        - Девочки!
        Возмущенный возглас старшей баронессы Тенерис застал нас в момент моего триумфа, точней, в момент, когда я шла к своему триумфу. Навалившись на сестрицу, сбитую с ног, я привычно запустила пальцы ей под ребра, и Амберли заходилась от хохота, повизгивая и похрюкивая время от времени. Однако голос моей матери оборвал наше щенячье веселье на самом его пике.
        Мы воззрились на ее милость: сестрица вывернула голову, чтобы выглянуть из-под меня, я просто подняла взгляд. После откатилась в сторону, освободив Амбер, и мы обе поспешили встать с кровати. Красные от нашей возни и от смеха, взмокшие и лохматые, с перьями в волосах - вряд ли мы были похожи на придворную даму и девицу на выданье. И если сестрица повинно опустила глаза, то я широко улыбнулась и подошла к матушке, чтобы получить свой утренний поцелуй.
        - Доброго утра, матушка. Вы чудесно выглядите, - сказала я.
        - Невероятно, - поцеловав меня, произнесла старшая баронесса. - Уму непостижимо! Возмутительно! - она заломила руки и добавила в голос патетики: - Мое бедное сердце! Почему оно не разбилось еще вчера, отчего мои глаза не ослепли, зачем мой слух так хорош, что не исчез даже от всех этих возмутительных звуков?! Кого я вижу перед собой? - я ответила любопытством во взоре. - Эти ли девицы называются взрослыми? Это ли достойное их звания поведение? Ответьте же мне! Кто вы? Девицы благородного воспитания или же поросята в хлеву?
        - Простите, ваша милость, - пролепетала Амберли, чье лицо уже пытало.
        - Ах, дорогая матушка, - вздохнула я. - Разумеется, мы девицы благородного воспитания, но дайте же последний глоток свободы двум страждущим душам. Завтра мы вновь разлучимся, и кто знает, быть может, свидимся, когда наступит день свадьбы Амбер.
        - А может, вы не станете отставать от вашей сестрицы, возьметесь за ум и, наконец, выберите себе жениха? - закончив свой спектакль, едко вопросила ее милость.
        - Время покажет, - ответила я таинственно и поклонилась: - Простите, матушка, мне нужно привести себя в порядок, думаю, Амберли это тоже необходимо.
        Я поспешила схватить колокольчик, тряхнула его, и в спальню вошли горничные, возглавляемые Тальмой.
        - Доброго утра, ваши милости, - приветствовала она всех баронесс разом, поклонилась и приблизилась ко мне.
        - Идем, - велела я, - поможешь мне.
        - Шанриз! - возмутилась моим своеволием родительница. - Немедленно…
        И мы с Тальмой скрылись за дверью умывальни. Здесь я выдохнула и, отправив служанку сторожить дверь, занялась собой. Брошенная на произвол судьбы Амберли, осталась наедине с нашим деспотом, и, признаться, стыдно мне не было. Нужно быть находчивей и расторопней, если желаешь сбежать от родительского негодования и новой порции нравоучений. Может, они и нагонят, но после.
        Когда я вернулась в спальню, ни сестрицы, ни матушки там уже не было. Спокойно одевшись и причесавшись, я отправила Тальму узнать, что поделывает моя родительница, и лишь после этого высунула нос из своих комнат. Баронесса Тенерис успела спуститься вниз, о чем мне доложила верная служанка, и к Амберли я входила уже не опасаясь получить разгневанную отповедь.
        Амбер, бросив на меня короткий взгляд, обиженно упрекнула:
        - Ты меня бросила.
        - Это было тактическое отступление, - возразила я. - И тебе следовало поступить также. К тому же без меня тебя отчитывают меньше.
        - Мне погрозили пальцем, - пытаясь скрыть улыбку, ответила сестрица, но не преуспела. - Ее милость велела спускаться в гостиную.
        - Выходит, там есть на что посмотреть, - заметила я. - Ты же вломилась ко мне и разбудила, страдая из-за несуразных опасений. А между тем мне завтра возвращаться во дворец, и там я спать так сладко уже не буду.
        Амберли фыркнула, затем поднялась со стула, на котором сидела, пока горничная делала ей прическу, и мы направились в гостиную. И если сестрица была в волнении, что вполне понятно, то я испытывала простое любопытство. Неугомонная сестрица вцепилась мне в руку, вновь потребовав не оставлять ее одну ни на минуту. Пожалев, что под рукой больше нет подушки, чтобы вразумить ее милость, я заверила, что она еще сама будет просить меня оставить ее наедине с посланиями, но, вырвав у меня клятву, этого уже не добьется.
        - Тебе бы всё подшучивать надо мной, - надулась Амбер, - а меж тем я будто в огне. Это же так невероятно!
        - Что именно? - с улыбкой спросила я. - То, что твоей красоте воздают должное?
        - Во-первых, я еще не знаю, воздают ли, - возразила сестрица. - А во-вторых, для меня всё это впервые. Вспомни, как сама мчалась в гостиную.
        Я мчалась, ожидая одно-единственное послание, которого так тогда и не получила, а в остальном меня терзало не волнение, а вот такое же любопытство. Правда, было оно более оживленным, чем сейчас, когда я сопровождала Амберли, но особого трепета не испытывала. И разница в наших чувствах была совершенно понятна. Баронесса Мадести ожидала ухаживаний и предложения руки, а я возможности сойтись с королем. И если бы не дядюшка с его неверной трактовкой моих устремлений, то уж и не знаю, удалось ли бы мне это когда-нибудь… Если бы только вышла замуж на сановника и так смогла сблизиться с государем, но тогда мне бы ужасно мешал супруг, который уж точно не поддерживал бы моих взглядов. Их и сейчас никто не поддерживал, кроме меня и, пожалуй, магистра Элькоса, для которого женщина на службе Отечеству была привычна… если, конечно, она - маг. Но не будем о печальном…
        Итак, мы с сестрицей явились в гостиную, заставленную цветами. Матушка уже была здесь, и она стояла, задрав подбородок, так демонстрируя свою обиду. Пожав руку Амбер, я отпустила ее и устремилась к родительнице. Обняла ее за талию и, уложив голову на плечо, умиротворенно вздохнула:
        - Как же хорошо, милая моя матушка, - сказала я. - Наша Амберли произвела впечатление на гостей, это так восхитительно.
        - Не могу с этим не согласиться, - чуть ворчливо ответила старшая баронесса Тенерис. - Отойдите, Шанни, я всё еще сержусь на вас.
        - За что? - изумилась я.
        - Вы закрыли дверь перед моим носом! - воскликнула родительница. - Это совершеннейшее неуважение…
        - Как жаль, - я отошла от нее и опустила голову. - А я так старалась угодить вам. Вы ведь не любите ждать, матушка, и я старалась не заставлять вас делать этого. Простите, что пыталась быть расторопной. - После вернулась к опешившей от моей наглости баронессе, вновь обняла ее и уместила голову на плече: - Мне искренне жаль, что расстроила вас. Очень жаль, - и я протяжно вздохнула и призналась: - Я люблю вас, дорогая моя.
        - Шанни! - всплеснула одной рукой родительница. - Ну как же так можно? Только я намереваюсь не разговаривать с вами, и вот мое сердце уже трепещет от ваших слов, и у меня нет сил на вас сердиться и дальше.
        Распрямившись, я заглянула ей в глаза, улыбнулась и поцеловала в щеку:
        - Ох, прекратите заигрывать со мной, - сказала она и отвернулась, но улыбку я успела заметить. - И хватит уже разговаривать, пора рассмотреть подношения. - Матушка обернулась к Амбер: - Ну, что же вы стоите, дитя мое, идите скорей и полюбуйтесь на результаты вашего триумфа.
        - Отчего те цветы стоят в стороне? - спросила сестрица, прижав к груди подрагивающие от волнения руки.
        - Те, что стоят в стороне, прислали Шанриз, - ответила баронесса Тенерис, и я, удивленно хмыкнув, направилась к подношениям, адресованным мне.
        - Шанни! - возмутилась Амберли. - Ты же обещала!
        - Я же рядом, - обернулась я к ней.
        - Но не подле меня, - насупилась трусиха.
        Закатив глаза, я вернулась к сестрице, взяла ее за руку и повела к первой корзине цветов. После сама выудила оттуда конверт с посланием и посмотрела на Амбер:
        - Мне и прочитать? - насмешливо спросила я.
        - Да, - кивнула она, но после отрицательно мотнула головой и забрала у меня конвертик. - Я сама.
        - И пока ты воюешь с безобидной бумагой, я загляну в то, что прислали мне, - сказала я, однако поспешила заверить: - Я скоро буду вновь рядом и уже не отойду, обещаю.
        - Хорошо, - кивнула Амбер. После судорожно вздохнула, поджала губы и решительно надорвала конверт.
        Перехватив взгляд матушки, я улыбнулась ей и уже не останавливалась. Для меня цветов было совсем немного, но это меня нисколько не оскорбило, потому что иначе я чувствовала бы себя виноватой. Вчерашний день принадлежал Амберли, и утро это тоже было посвящено ей. Что до меня, то кто-то из гостей имел виды и на меня. Одно дело родственник при Дворе, другое дело стать мужем фрейлины, особенно когда та является любимицей тетушки государя, как вчера заверял всех болтун и весельчак - граф Дренг. И пусть мы оба знали, что в его словах правды лишь на пригоршню, но веса это мне несомненно добавило.
        Выудив первое послание, я прочитала витиеватое восхваление моей красоты и изъявление надежды на скорую встречу. Это послание я откинула на кресло, стоявшее рядом. Следом полетело еще одно такое же, к нему присоединилось третье, а вот при виде четвертого на моих губах расцвела широкая улыбка. Я узнала оттиск печати моего доброго друга. Добыв из конверта послание, я развернула его и прочла:
        «Безумно скучаю без вас, моя дорогая подруга. Вечера ее светлости стали совсем унылы, на них не хватает вас и вашего задорного смеха. Считаю часы до вашего возвращения и льщу себе надеждой на то, что и вы успели истосковаться без своего наперсника и преданного вам друга.
        P.S. Передавайте вашей родственнице мои поздравления и наилучшие пожелания. Дренг сказал, что баронесса Мадести-Доло чрезвычайно мила и приятна.
        Искренне ваш, Фьер Гард».
        - Ох, Фьер, - умилилась я.
        - Что вызвало вашу улыбку, Шанни? - спросила матушка, подойдя ко мне. - Кто тот счастливец, чье послание вы не выбросили так равнодушно, как предыдущие?
        - Это барон Гард, матушка, - ответила я. - Он милейший человек, и если бы барон не был уже женат, то я не желала бы для нашей Амбер лучшей партии.
        Не говоря ни слова, родительница выдернула из моей руки записку, пробежала ее глазами и фыркнула:
        - Какое бесстыдство, - сухо сказала она. - При живой супруге да такая вольность в общение с благовоспитанной девицей. Нет уж, вот таких женихов нам и вовсе не надо.
        Вернув себе послание барона, я аккуратно сложила его и сунула в карман, спрятанный среди складок платья.
        - Не стоит оскорблять человека, которого вы совершенно не знаете, - не менее сухо ответила я. - Его милость ни разу не показал в отношении меня вольности или неуважения. Напротив, он доказал, что является достойным и благородным человеком. - И чтобы не ругаться незадолго до моего отъезда, я улыбнулась ее милости и взяла за руки: - Матушка, уверяю вас, если бы вы узнали барона так же хорошо, как я, то непременно поддались бы его обаянию и веселому нраву.
        - Ох, Шанни, мне так не нравится всё, что происходит с вами, - со вздохом произнесла родительница. - Я была против затеи его сиятельства, но кто же будет слушать женщину? Разве же это место для вас? Послушайтесь моего совета, дитя мое, благополучием рода должны заниматься мужчины, а женщине надлежит исполнить свой долг - выйти замуж, родить детей и служить не кому-то, а собственному супругу, оберегая его честь, дом и благосостояние. Для того мы и рождаемся женщинами. Так решили Боги.
        - Чушь, - отмахнулась я. - Так решили не Боги, а мужчины. Если же они не уверены в себе и опасаются соперничества тех, кого почитают слабей себя в силе душевной и в силе разума, то это лишь открывает их собственную слабость. По-настоящему сильный человек не опасается показать свою уязвимость, он способен демонстрировать чувства и способен совершать поступки, за которые ему не будет стыдно, даже если весь свет будет считать их глупостью. Жаль только, что даже тот, в ком есть сила, не может сделать решительный шаг, потому что тысяча слабых ему этого не позволят и не простят.
        Отвернувшись от опешившей родительницы, я достала еще одно послание, нервно порвала конверт, задев и вложенный лист бумаги. Прочитав еще одно витиеватое послание, подобные которому уже лежали на кресле, я в сердцах разорвала его. Мне вдруг стало не до лестных слов и чужих надежд. Задетая родительницей тема всколыхнула мои боль и досаду.
        - Что с вами, дитя мое? - негромко спросила меня матушка. - Что ранит вас, Шанни? - Она подошла ближе, обняла меня за плечи и попросила: - Расскажите.
        Обернувшись к ней, я растянула губы в улыбке:
        - Пустое, дорогая моя, это всё пустое.
        Поцеловав баронессу Тенерис в щеку, я направилась к Амберли. Она застыла у одной из корзин с цветами и с тревогой смотрела в нашу с матушкой сторону. Приподняв брови в фальшивом изумлении, я вопросила:
        - И это всё, что ты смогла просмотреть за это время?
        - Шанни…
        - Мой добрый друг - барон Гард поздравляет тебя, сестрица, прервала я ее, - и желает тебе благоденствовать.
        - Благодарю его милость, - ответила Амберли. Она всё еще смотрела на меня испытующе, и я вытянула из ее пальцев уже распечатанное послание:
        - И что нам пишут? - спросила я, дразня ее, и сестрица выхватила у меня записку.
        - Фу, как неприлично иметь такой длинный нос, - фыркнула она.
        Я показала ей язык, и моя показная игривость возымела действие. Амберли успокоилась и вернулась к просмотру «корреспонденции». Постояв у нее немного за плечом, я вернулась к своим цветам. Я сумела подавить в себе это болезненное негодование, вдруг захлестнувшее меня, потому смогла поглядеть на родительницу с уже искренней улыбкой. Матушка проводила меня задумчивым взглядом, но говорить ничего не стала, по крайней мере, пока, и за это я была ей благодарна.
        Просмотрев еще пару посланий, я добыла предпоследнее, надорвала его и… гулко сглотнула. Перевернув конверт запечатанной стороной, я с минуту не сводила взгляда со знакомого мне оттиска.
        - О, Хэлл… - прошептала я и поспешила покинуть гостиную.
        Меня не останавливали, да этого бы и не удалось сделать, потому что мне не терпелось остаться наедине с тем, чего я ждала столько времени. Вот теперь мои руки подрагивали. Волнение и страх, снедавшие Амберли еще недавно, передались мне в полной мере. Выбежав за дверь, я даже не сразу решилась прочесть ровные строчки, написанные хорошо знакомым мне почерком, отчего-то ожидая худшего.
        - Не глупи, - велела я себе. - Ты - Шанриз Тенерис, а не какая-нибудь впечатлительная девица.
        Так вернув себе разум, я раскрыла письмо всего в несколько строк и, притопнув ногой для решимости, все-таки прочла.
        «Неделя истекает, ваша милость. Надеюсь, вы уже собрали ваши вещи и готовы вернуться к своим обязанностям. Жаль, что сам я не сумел навестить баронессу Мадести-Доло и лично поздравить ее, но вы сумеете лучше Дренга передать мне все подробности прошедшего торжества. Жду вашего повествования, и вас.
        И. С.».
        - Боги, - прошептала я, прижав письмо к груди. - Невероятно…
        А после рассмеялась, впервые за долгое время ощущая настоящую легкость. Он ждал меня! Государь был готов возобновить наше с ним общение! Впрочем… Я тут же нахмурилась, пытаясь понять, что стало тому причиной. Однако отогнала всякие дурные мысли и подозрения, пробудившие дремавшую во мне ревность, и медленно выдохнула. А после улыбнулась и спрятала и это послание в карман.
        Я поспешила вернуться назад, чтобы еще раз взглянуть на букет, присланный мне Его Величеством, и забрать его в свои комнаты, чтобы в одиночестве вдохнуть аромат цветов и предаться минуте, полной упоительных грез, без предположений и раздумий. Однако, войдя в гостиную, я натянула на лицо вежливую улыбку, хоть и хотелось запрыгать, хлопая в ладоши от обуревавшей меня радости, и произнесла короткое:
        - Прошу меня простить.
        Матушка и Шанни, стоявшие рядом, одновременно обернулись ко мне. Я оказалась под прицелом двух взглядов: вопросительного Амберли и задумчивого матушки.
        - Неужто уже прочли все записки? - с деланным удивлением спросила я.
        - Кто вам написал, Шанни? - игнорируя мой вопрос, спросила в ответ родительница. - Чье письмо заставило вас покинуть гостиную? Это кто-то близкий вам? Ваши щеки разрумянились, глаза сияют, а потому я делаю вывод, что вы заинтересованы в отправителе. Кто он, дитя мое? Граф Дренг? Между вами существует связь? Он имеет на вас виды?
        - Нет! - возмущенно воскликнула я. - Ничего подобного, дорогая матушка, это всё ваши выдумки…
        - Я хочу знать, что вы таите от меня, - отчеканила старшая баронесса. - Дайте мне письмо.
        Амберли, едва вернувшаяся к своим цветам, порывисто обернулась и теперь переводила встревоженный взгляд с моей матери на меня. Она стиснула ладони, прижала их к груди, и нервно покусывала губы. Так сестрица делала всегда, когда была испугана и сильно взволнована. Мягко улыбнувшись ей, я достала послание государя и передала его матушке.
        - Читайте, - сухо сказала я.
        Родительница выдернула из моих пальцев письмо, прочитала его и воззрилась на меня с недоумением:
        - Кто этот «И.С.»?
        Пожав плечами, я отошла к креслу, уселась в него и заметила:
        - Странно, дорогая моя матушка, что вам незнакомы эти инициалы. Мне казалось, их знает каждый камератец.
        Она нахмурилась, еще раз перечитала письмо, а после подняла на меня ошеломленный взор.
        - Это… - негромко произнесла баронесса и закончила шепотом: - Король?
        - Похоже на то, - ответила я.
        - Вам пишет сам государь? Шанни, ответьте! - лицо матушки вдруг исказила мука. - Почему он подписался просто «И.С.»? Почему он пишет вам?!
        Коротко вздохнув, я встала с кресла, подошла к ней и, забрав письмо, вернула его в карман. После этого обняла родительницу за плечи и заговорила, как можно мягче:
        - Отчего вы так взволновались, родная моя? Разве вы увидели нечто предосудительное в этих строках? Да, мы с государем сумели подружиться.
        - Подружиться? - переспросила матушка: - С королем?!
        - Разве же Его Величество не такой же человек, как и все остальные? - спросила я, глядя ей в глаза. - Мы вместе играем в спилл, иногда катаемся верхом, ведем беседы, и надо сказать, что государь - отменный собеседник.
        Баронесса всплеснула руками. Она отошла от меня, нервно потирая ладони. И пока матушка справлялась со своими чувствами и мыслями, я посмотрела на Амберли, чьи глаза, казалось, еще немного и выпадут из орбит. Сестрица, как и мои родители, ничего не знала об этой «дружбе». В своих рассказах о придворной жизни, я избегала упоминать эту тему, предпочитая показывать лишь свою службу и увеселения, которые устраивала ее светлость.
        - Но о чем, ради всех Богов, о чем вы могли беседовать?! - воскликнула родительница, порывисто обернувшись ко мне.
        - О книгах, о живописи, о музыке, о многом, - ответила я. - Государь прекрасно разбирается во всем этом, умеет интересно рассуждать и увлекательно рассказывать. После этих бесед мне было позволено пользоваться его личной библиотекой. И поверьте, это большая удача, потому что в его собрании множество редких книг, которые я имела счастье читать.
        - Это какое-то сумасшествие, - сжав кончиками пальцев виски, пробормотала матушка. - Король… Но, - она вновь пытливо посмотрела на меня, - если вы говорите о дружбе, то отчего вы сияете так ярко?
        - Кому не польстило бы высочайшее внимание? - удивилась я.
        Родительница стремительно приблизилась ко мне, стиснула мои ладони и заглянула в глаза:
        - Всего лишь друг?
        - Да о чем вы, родная моя? - изумилась я. - Мне кажется, или вы пытаетесь уличить меня в чем-то предосудительном?
        - Но вы отказали Элдеру Гендрику!
        Всплеснув руками, я воскликнула:
        - Разумеется, отказала! Во-первых, вы обещали, что я выйду замуж по сердечной склонности, а между нами с его сиятельством ничего такого нет и быть не может. А во-вторых, он вовсе не привлекает меня. Матушка, неужели вы, в угоду своим фантазиям, готовы обречь меня на мучения рядом с нелюбимым и ненужным мне человеком? Поверьте мне, спустя месяц после свадьбы мы возненавидим друг друга. Нет, нет и нет!
        - Но к кому же вы тогда питаете склонность? - прищурившись, вопросила родительница.
        - Мое сердце спокойно, - солгала я. - Я еще не встретила того человека, кто заставит его биться чаще. - Улыбнувшись ей, я спросила: - Зачем мы ведем этот разговор и пугаем Амбер? Поглядите, матушка, сестрице совсем дурно, но ведь это неправильно. Это утро должно приносить лишь радость, а не огорчения. Давайте оставим ненужную ссору и позволим нашей повзрослевшей баронессе Мадести насладиться дарами ее поклонников.
        Ответив мне упрямым взглядом, матушка все-таки сдалась и кивнула. Она прошла к тому креслу, на котором недавно сидела я, опустилась в него и заставила себя улыбнуться:
        - Вы правы, дитя, всё это не к месту и не ко времени.
        Удовлетворившись тем, что со мной согласились, я поспешила к сестрице, приобняла ее и звонко поцеловала в щеку. Произошедшее было неприятно. И матушкина дотошность, и моя собственная ложь, но, наверное, более всего то, что я поняла - она никогда не одобрит моих чувств к монарху, как не посчитает его чувства ко мне великой милостью. Впрочем, я и не намеревалась вступать с ним в ту самую связь, которую подразумевала старшая баронесса Тенерис.
        Однако же и это ее возмущение, и молчаливое негодование, и неодобрение, которые я читала во взоре, вызывали ответное раздражение, упрямство и горечь. Менее всего мне хотелось расстраивать своих родителей, но и позволять управлять мною по их разумению я тоже не желала. Это была моя жизнь, и как бы не прожила ее, но ответственность за выбор лежит только на мне.
        - Ну что же ты застыла? - вопросила я у сестрицы. - Неужто уже успела пресытиться всеми этими слащавыми восторгами и заверениями? Я не вижу, чтобы ты держалась за щеки, а значит, зубы пока не ломит. Надо продолжать, пока тебя не стошнит прямо на очередное послание!
        - Фу, - скривилась Амберли, - гадость какая.
        - Это суровая данность, сестрица, - заверила я и подтолкнула ее к цветам. - Ну, давай же, дорогая, хочу после тонуть в твоем восторженном оханье.
        - Тебе бы только насмехаться, - проворчала Амбер, но, кажется, расслабилась.
        И пока она продолжала изучать записки, я поглядывала в сторону заветного букета и думала, что уже не смогу забрать его с собой, потому что матушка будет пристально наблюдать за мной и истолкует этот жест верно. Значит, буду довольствоваться только письмом, его вполне хватало и без цветов. Но главное, уже завтра я смогу свидеться с человеком, по которому успела истосковаться… Мечтательно улыбнувшись, я оставила сестрицу в одиночестве разбираться с последствиями своего блистательного представления обществу, а сама отошла к окну и выглянула на улицу.
        Сегодняшний день опять начался с дождя, он и сейчас моросил, вновь расчерчивая стекла тонкими пунктирами. Но в моей душе не было и тени уныния, там царило солнечное лето и вера в то, что всё будет восхитительно. И за этими мыслями, я рассеянно наблюдала за воротами, видными из окна, и за экипажем, который остановился по ту сторону ограды. Деревья скрывали от меня часть кареты, оставив только возможность разглядеть вороную двойку лошадей, и часть герба на дверце, открывшуюся спустя мгновение…
        Но вот мое сознание встрепенулось от узнавания того, кого я вижу, а после…
        - О, Хэлл, - выдохнула я. - Это же… Это же Гард! - воскликнула я и поспешила к дверям гостиной.
        - Шанриз, куда вы?
        - Матушка, к нам пожаловал барон Гард, - с широкой улыбкой оповестила я и бросилась навстречу своему другу.
        Не обращая внимания на попытки воззвать к моему разуму и воспитанию, я покинула гостиную. Стремительно преодолев коридор, я сбежала вниз по лестнице. Лакей еще только направлялся доложить хозяевам о визите, а я уже была в холле, опередив прислугу.
        - Фьер! - воскликнула я и кинулась к нему.
        - Ох, Шанриз, - опешив в первую минуту от обуревавших меня эмоций, охнул Гард. Но уже спустя короткое мгновение стиснул в объятьях, приподнял над полом и отступил в сторону, возвращая нашей встрече видимости приличий. - Доброго дня, ваша милость, - учтиво произнес барон. - Рад видеть вас в добром здравии.
        - Доброго дня, ваша милость, - ответила я ему уже иным тоном, впрочем, не пряча улыбки. - И я безмерно рада видеть вас. - А после, дождавшись, когда у Гарда заберут плащ и шляпу, сжала его руку и потянула за собой. - Идемте же, мой дорогой друг, я представлю вас моей матушке и сестрице.
        Он послушно прошел половину лестницы, но вдруг остановился, и я обернулась, взглянув на барона с недоумением. Он улыбнулся, отрицательно покачал головой и поднялся на следующую ступеньку. Озадаченная рассеянным выражением лица Гарда, я спросила:
        - С вами всё хорошо, ваша милость?
        - Более чем, - ответил Фьер.
        - А ваша супруга и сын? Здоровы ли?
        - Баронесса Гард и наш с ней сын в добром здравии, благодарю, ваша милость, - улыбнулся Фьер.
        - Ее светлость?
        - О, - отмахнулся барон, - здоровью ее светлости можно только завидовать. Она сияет ярче летнего солнца.
        - Хвала Богам, - ответила я, и мы продолжили подъем.
        Мы поднялись до площадки между этажами, и мои пальцы, скользившие по перилам, накрыла ладонь Фьера. Обернувшись, я с изумлением взглянула на его милость.
        - Остановитесь, Шанриз, - произнес он и отвел взгляд. - Я не могу так. Не могу смотреть в глаза вам и вашим родным, зная, зачем я явился. Лицемерить я могу в отношении кого угодно, только не перед вами.
        Развернувшись к нему, я спросила:
        - Что терзает вас, Фьер?
        - Нам надо поговорить, - ответил Гард. - Наедине.
        - Ну, хорошо, - я пожала плечами и вдруг ощутила, как в груди разрастется ледяная пустота. - Государь… - начла я и оборвала себя, не в силах продолжить догадку, пришедшую мне в голову.
        - С ним всё отлично, - с раздражением отмахнулся барон. Он выдохнул и попросил: - Укажите, где мы с вами можем поговорить без свидетелей. И уж потом, если вы пожелаете, то представите меня своей семье.
        - Да что же с вами такое?! - воскликнула я.
        - На моей душе мерзко, Шанни, но я должен всё это вам сказать, - мрачно ответил Гард и велел: - Ведите.
        Кивнув ему, я продолжила подъем. Вскоре мы входили в кабинет моего отца, сейчас отсутствовавшего дома. Указав на стул, я устроилась на краю стола и выжидающе посмотрела на своего гостя, пребывавшего не в лучшем расположении духа. Барон не сел, он отошел к окну, выглянул на улицу и коротко вздохнул.
        - Говорите, ваша милость, - попросила я, устав ждать откровений моего друга.
        Он обернулся, посмотрел на меня… с сочувствием и произнес:
        - Ее светлость… Мне велено передать вам, ваша милость, что герцогиня довольна проделанной вами работой. Она обещает не забыть ваших стараний… ради ее блага, и в награду за вашу недолгую, но верную службу, ее светлость отправляет вам подарок, который вы оцените по достоинству. - Фьер замолчал, снова бросил взгляд на улицу и закончил: - Более в ваших услугах герцогиня Аританская не нуждается. Простите, Шанриз.
        Последнее явно относилось лично к Гарду. Я ответила непонимающим взглядом. После тряхнула головой и переспросила:
        - О чем вы толкуете мне, ваша милость?
        - Это отставка, Шанриз, - мрачно ответил барон. - Вы оказались слишком самостоятельны, и она избавилась от вас.
        Отказываясь понимать услышанное, я воззрилась себе под ноги. Отставка? Отставка?! Сейчас?!! Но это же невозможно! И… и почему? Ришема больше нет, принцессу приструнили, государь благоволит мне… Горьких смех сорвался с моих губ. Ну, конечно же! Зачем я ей, когда враг повержен, и дорога к собственным желаниям ее светлости открыта?! Только я со своим своеволием и собственным мнением стояла у нее на пути. Теперь нет и меня.
        - Герцогиня верна себе! - с издевкой воскликнула я. - Использовала и выбросила!
        - Это еще не всё, - негромко произнес Гард. Он приблизился ко мне, сжал мои ладони и посмотрел в глаза.
        - Ну, сразите же меня, - криво усмехнулась я, кажется, подозревая, что он хочет сказать.
        - Она взяла новых фрейлин, - продолжил барон. - Та, что займет ваше место, прибыла ко Двору на следующий день после вашего отъезда, как гостья ее светлости, но сегодня она уже названа новой фрейлиной. Герцогиня подобрала женщину, чем-то похожую на вас. Ее волосы не так ярки, как ваши, но цвет похож. У нее тоже зеленые глаза, рост и стать походят на ваши. Должно быть, ее светлость начала искать такую уже давно…
        - Отчего вы так думаете? - тускло спросила я.
        - Потому что она из Аритана, Шанриз, - ответил Фьер. - Нужно было время, чтобы отправить послание и дождаться появления графини. Скорей всего, герцогиня задумала убрать вас еще летом, и сейчас ей представился самый удобный момент. Вас нет, и некому затмить южанку. Кроме аританки, ее светлость взяла светловолосую фрейлину, схожую с Серпиной Хальт, и брюнетку. Все они привлекательны, даже красивы, каждая по-своему.
        - На любой вкус, - усмехнулась я.
        После освободила руки, встала на ноги и отошла от барона.
        - Девиц среди них нет, это молодые, но опытные женщины, и каждая готова служить герцогине в благодарность за ее заботу.
        - И каждая будет не против оказаться в покоях фаворитки, - закончила я и стремительно развернулась к его милости: - А он? Что же он, Фьер?
        - Мне не влезть в голову короля, Шанриз, простите, - Гард присел на угол стола. - Вчера, на Большом завтраке, государь задержал взгляд на аританке, но в нем скорей было удивление. Возможно, в первую минуту он перепутал вас, оттого и смотрел пристально.
        - Я получила от него сегодня записку, - сказала я больше для себя. - Государь написал, что ждет моего возвращения… И вы, - я вскинула взгляд на барона: - Фьер, вы тоже написали, что ждете! Если вы знали…
        - Я не знал, - прервал меня Гард. - Не знал, что перед вами закроют ворота дворца. До сегодняшнего дня ваше место оставалось за вами. Только два часа назад ее светлость призвала меня и отправила к вам, чтобы сообщить об отставке. А то, что решила подарить вам Аметиста, больше похоже на издевку, чем на дружественный жест.
        Аметист? Герцогиня отдала мне моего любимого жеребца? Это было бы мило, если бы и вправду не напоминало издевку… И я вновь расхохоталась.
        - Она должна была лично усадить меня в седло и подстегнуть коня, чтобы он мчался долой с ее глаз! - воскликнула я, ощущая приближение истерики. - Скачите, ваша милость, скачите! Вы ведь так обожаете скачки!
        Меня согнуло пополам от сотрясавшего меня хохота.
        - Шанриз! - воскликнул Гард. - Шанриз успокойтесь!
        - Но каково! - продолжала я, не слушая призывов: - Она ведь подталкивала меня к тому шагу, после которого повернуть назад уже невозможно, а сама искала мне послушную замену?! А Дренг?! Да что - Дренг! Ни магистр, ни дядюшка не предупредили меня о готовящейся подлости! Дядюшка!
        - Да откуда всем нам было знать?! - воскликнул Фьер. - Аританку привез ее муж. Они прибыли, как посланцы герцога Аританского для решения каких-то дел, к которым имеет касательство ее светлость. Но сегодня граф Хорнет отбыл, а его жена осталась, как новая фрейлина герцогини. После этого мне был дан приказ сообщить вам об отставке, привести Аметиста и вернуться, чтобы подготовить званый вечер.
        - Званый вечер? - переспросила я, и моя истерика набрала ход: - Званый вечер! Ха-ха! А кто же у нас почетный гость? Сам Его… ха-ха… Величество! Вот вам новая утеха, госу… государь! Прошлая оказалась слишком… ха-ха… упрямой, - кривлялась я, перемежая слова с хохотом. - Не герцогиня, а поставщик постельных грелок! Ха-ха-ха! Ох…
        Меня обожгла пощечина. Смех мгновенно оборвался, и я в ошеломлении посмотрела на Гарда.
        - Простите, ваша милость, - хмуро произнес он, - но иначе вас было не остановить.
        - Да, - я прижала ладонь к горящей щеке: - Благодарю.
        - Шанриз, - Фьер покривился, - я не хотел причинять вам боли.
        - Она хотела, - равнодушно ответила я. - У нее вышло. Простите, ваша милость, - я мазнула по нему взглядом и направилась к двери: - Сегодня я не в силах разговаривать. Вас проводят.
        - Могу ли я и впредь оставаться вашим другом? Могу ли я навещать вас? - спросил барон в спину.
        Я обернулась и выдавила улыбку:
        - Если вы мой друг, то не станете ждать ответа. Дружба не заканчивается отставкой… если она, конечно, дружба.
        - Тогда я не буду ждать ответа, Шанриз.
        Кивнув ему, я вышла за дверь кабинета и встретилась взглядом с матушкой. Кажется, она стояла всё это время здесь и слушала наш разговор с Гардом. Наверное, даже поняла то, о чем я молчала до этого. Родительница протянула руку и коснулась моей щеки, на которой алел след от ладони борона. После сжала мое плечо пальцами и произнесла, глядя в глаза:
        - Оно и к лучшему, дитя. Дворец не для вас…
        - Не сейчас, дорогая моя, - ответила я прежним равнодушным тоном. Затем освободилась от ее руки и отступила: - Я хочу побыть одна. И… - вновь потрогав щеку, добавила, - не злитесь на Фьера, это было во благо.
        - Я… слышала, - ответила она.
        Отойдя от нее, я направилась прочь. Нужно было усмирить огонь, бушевавший во мне, нужно было успокоиться и подумать. Да, нужно всё обдумать…
        - Проклятье, - пробормотала я, закрыла глаза и протяжно вздохнула. А недавно всё было так восхитительно…
        Глава 5
        Черная меланхолия. Кто с ней знаком, тот поймет состояние, владевшее мной. Полное безразличие ко всему, что меня окружало, - вот что стало моим верным спутником на последующие два дня. Даже Амберли была не в силах вытянуть меня из этого мерзкого существования. И если поначалу я готова была крушить всё, что попадалось мне под руку, чтобы выместить свои боль и ярость, то через день я встала совершенно спокойная, будто все мои чувства заморозили в одно мгновение.
        Причиной тому стало осознание - это конец. Моим мечтам, устремлениям… чувствам. Ворота дворца закрылись передо мной. Теперь войти туда я могла только женой сановника или же… любовницей короля. Еще оставалась надежда, что государь потребует у тетушки вернуть меня, но она, сначала перейдя в твердую уверенность, к вечеру просто растворилась, потому что никто не спешил уведомить меня о том, что известие об отставке было ошибкой. И на утро третьего дня я ощутила то самое ледяное спокойствие, о котором успела рассказать.
        Пережить сильные эмоции я успела еще в первый день и последующую ему ночь. У меня в голове не укладывалось, как можно так стремительно вознестись к небесам, а сразу следом за этим упасть на дно самой глубокой пропасти. Ведь вроде всего час назад я парила на радужных крыльях, полная надежд и искрящегося счастья, но где теперь мои крылья? Их сорвали с моей спины, кинули на землю и растоптали в клочья каблучками изящных дорогих туфель.
        О-о-о, как же я ненавидела свою недавнюю покровительницу, как желала оказаться ей там, где была я - на дне отчаяния, черного, как непроглядная ночь. Да! Я хотела, чтобы герцогиня, так легко игравшая чужими судьбами, прочувствовала всю ту боль, испепелявшую меня. И дело было даже не в том, что она избавилась от непослушной марионетки. В этом я могла понять ее светлость.
        Ей нужна была покорность, и она продолжила искать ее. Но я не могла ни понять, ни простить подлости ее намерений, когда, уже зная, как поступит со мной, эта женщина продолжала вести меня на ложе своего племянника. Для чего? Чтобы после подсунуть ему другую женщину и внести тем разлад между нами? Или надеялась, что король выберет более спокойную и покладистую? Почему нет? С графиней Хальт он прожил два года именно из-за этих черт ее характера. И тогда вновь интриги, но уже против меня, чтобы изгнать из чертогов государя…
        - Она смотрела мне в глаза и желала погибели, - прошептала я, глядя в ночную тьму, сменившую свет дня. Кулак мой сам собой сжимался и разжимался, подвластный не разуму, но чувствам. И в голову мне пришло четверостишье, написанное придворным поэтом еще лет сто с небольшим назад:
        Твой голос так сладок, он льется нектаром.
        Смотрю на уста твои жаждущим взглядом,
        Но стоит прильнуть к ним и вот он ответ -
        Уста эти алые полнятся ядом…
        Это четверостишье я прочла в небольшом сборнике из библиотеки государя. Имени поэта я не запомнила, как и имя той, кому они были посвящены, но вот слова отчего-то врезались в память. И сейчас они показались мне верными. Повторив стихотворение еще раз, я ударила кулаком по оконной раме и поклялась себе, что обращу яд гадюки против нее самой, если однажды мне представится такая возможность. Не прощу! Ни подлости, ни предательства.
        Но всё это было в первую ночь после отставки. Следующий день я ждала известий из дворца, даже немного воспрянула духом. Мне не верилось, что государь, не забывавший обо мне всё то время, пока мы не общались и еще утром писавший, что ждет меня, вдруг благосклонно примет решение своей тетки и откажется от меня. Я была уверена, что вскоре вновь войду в ворота королевского дворца.
        А к вечеру я начала мрачнеть всё сильней и сильней, однако продолжала вздрагивать каждый раз, когда слышала шаги лакея. Надежды не оправдались. Та ночь была вновь наполнена огнем, но теперь обиды и злости. Я перебирала в памяти все наши встречи с государем, его слова и признания, его касания и поцелуи. И тот взгляд, что я дважды ловила, когда казалось, что, увидев меня, он ощутил, будто под ногами разверзлась пропасть. Я всё это помнила и негодовала, потому что невозможно вот так просто взять и вычеркнуть из жизни то, что было дорого. Но ведь смог! Смог!
        И что же? Если его заверения были ложью, то что было бы, согласись я не предложение стать его женщиной? Неужели мои подозрения оказались верными, и король смог бы быстро променять меня на следующую фаворитку? О, Хэлл! Как же я благодарна, что не позволил поддаться тому искушению, что в минуты последнего объяснения на краткий миг родилось во мне. Мой небесный хранитель, сколь велик ты в своей мудрости и добр ко мне в своем благоволении. Никогда я не устану благодарить тебя за то, что не позволил мне утерять разум. Но как же мерзко…
        И вот тогда пришло равнодушие. Должно быть, мой покровитель решил позаботиться обо мне и закрыл в непроницаемую броню полного безразличия ко всему. Даже моя обожаемая сестрица не сумела достучаться до меня, как бы ни старалась. Я лишь искривила губы в усмешке, когда она ударила меня подушкой, но не ответила.
        - Шанни, ну что с тобой? - едва не плача, спросила меня Амбер, присев передо мной на корточки.
        - Всё хорошо, - ответила я, потрепала ее по щеке, после поднялась на ноги и, обойдя сестрицу, ушла в другую комнату и закрыла за собой дверь.
        Родители оказались неожиданно тактичны. Даже матушка сейчас не приставала ко мне с поучениями и увещеваниями, и не спешила побыстрей обстряпать дельце с моим замужеством, раз уж моя служба закончилась. Впрочем, моя родительница не была бы ею, если бы не старалась вернуть меня к жизни своими выдумками. Еще за завтраком она сообщила, что мы идем к пруду, раскинувшемуся за предместьем.
        - Девочки, вам не кажется, что мы не можем позволить себе упустить последние погожие деньки? - вопросила ее милость, игнорируя то, что ночью шел дождь. Правда, утром выглянуло солнце, и день действительно казался погожим. - А не прогуляться ли нам на пруд? Мы можем устроить пикник. Что скажете? Шанни, вы так много рассказывали про того милого жеребца, которого привели к нам, но еще ни разу не подошли к нему. Что если нам отправиться на пикник верхом? Ваша милость, - она посмотрела на батюшку: - Вы снова покинете нас или же будете охранять ваших женщин?
        - Разумеется, буду охранять мои сокровища, дорогая, - с улыбкой ответил отец.
        Амберли захлопала в ладоши, а я подумала, что и вправду еще ни разу не подошла к Аметисту… Надо навестить его… потом.
        - Что же вы молчите, дитя? - обратилась ко мне матушка. - Вы ведь любите конные прогулки, а тут еще и ваш любимец. Да и пикники в детстве…
        - Мне не хочется, - ответила я. - Позвольте покинуть вас?
        - Да, переоденьтесь, мы выезжаем через час, - кивнула родительница, не пожелавшая услышать моего «нет».
        - Как скажете, - не стала я спорить.
        А через полтора часа мы все-таки покинули особняк и направились к пруду на последний пикник этого года. Подо мной фыркал обиженный Аметист. Он узнал меня, как только я появилась, радостно заржал, забил копытом и сунул свою умную голову мне под руку, ожидая привычных ему ласк и воркования. Однако дождался лишь вялого похлопывания по шее.
        - Здравствуй, милый, - сказала я и велела конюху: - Мужское седло.
        - Ее милость…
        - Сделайте, как хочет наша дочь, - произнес из-за моей спины батюшка, и Аметиста увели, чтобы переседлать.
        - Благодарю, - кивнула я борону и замерла на месте, ожидая своего жеребца.
        Батюшка остался подле меня. Он обнял меня рукой за плечи и слегка встряхнул:
        - Дитя мое, это не конец вашей жизни, - сказал его милость. - Даже если вас гложет обида, или вы переживаете, что над вашей неудачей будут насмехаться, то всё это пустое. Мы с вашей матерью никогда не одобряли этого служения, и потому не почитаем отставку за крах. Поверьте, вы только выиграли.
        - Как скажете, ваша милость, - ответила я.
        Он не стал настаивать на продолжении разговора. А вскоре привели и Аметиста. Я снова машинально потрепала его и самостоятельно забралась в седло. Наша маленькая кавалькада тронулась. Лошади шли степенно. Матушка и Амбер негромко переговаривались, иногда пытались вовлечь в свою беседу и меня, но это было обсуждение молодых людей, просивших разрешения посещать наш дом и ухаживать за сестрицей, и потому от высказывания своего мнения я уклонилась. Эта тема мне была неинтересна и в лучшем расположении духа.
        Барон ехал впереди, за нами следовали на лошадях два лакея, которые должны были прислуживать и охранять наш покой. Впрочем, охранять-то было особо не от кого. Берег пруда ожидаемо пустовал. Да и кому бы взбрело в голову устраивать пикник в ту пору, когда все увеселения проходили под крышей, даже в саду не выставляли столов и не устраивали игр. Но моим родителям хотелось подбодрить меня, и они сотворили ужасную вещь - нарушили правила. Мои-то родители! Однако это было так, и слабая благодарность шевельнулась в моей стылой сейчас душе.
        А пока лакеи расставляли всё, что привезли с собой, батюшка с матушкой решили прогуляться по берегу. Мы с сестрицей шли за ними. Амбер, заглянув мне в глаза, взяла меня за руку и пожала ладонь. Я слабо улыбнулась ей и отвела взгляд на водную гладь. Она показалась мне совершенно черной, и по этой холодной черноте плыли опавшие листья. А среди пожухлых «корабликов» скользили утка с селезнем. Он впереди, она за ним, не отстав и не отвернув в сторону ни разу. Заметила их и Амберли:
        - Смотри, Шанни, как мило, - сказала она. - Подожди немного.
        Амберли выпустила меня, сбегала к лакеям, а вернулась с куском румяной булки. Разломав свою добычу, сестрица протянула мне половину и, вновь сжав руку, увлекла за собой к кромке воды. Здесь она отломила кусочек и бросила уткам. Селезень благосклонно сменил направление и подплыл к нам, ведя, словно в поводу, свою подругу. Амбер захлопала в ладоши и бросила уткам следующий кусочек булки.
        - Какая прелесть! - воскликнула она. - Шанни, покорми их!
        Я послушно отломила кусочек и бросила в пруд. Амберли обняла меня за талию, уместила голову на моем плече и вздохнула.
        - Возвращайся ко мне, сестрица, - попросила она. - Мне без тебя не разобраться во всех этих предложениях. Кто мне еще подскажет, кому стоит довериться, а от кого держаться подальше? Ее милость добра, но ты ведь спасла меня от Брана Гендрика, и я тебе очень благодарна. Но что мне делать дальше? Ты разбираешься в людях, а я слишком наивна и ничего не понимаю в жизни.
        Криво усмехнувшись, я бросила уткам последний кусок и обняла сестрицу в ответ.
        - Я совсем не разбираюсь, дорогая, - сказала я.
        - Еще как разбираешься, - заверила меня Амбер.
        И вновь я спорить не стала, лишь подумала - если бы я не ошибалась в своих выводах, то сейчас стояла бы не на берегу пруда, а на дворцовом паркете. Однако я кормлю уток, а ее подлость уже успела подсунуть королю свою очередную кандидатку на исполнение высочайших прихотей. И он наверняка успел оценить и ее декольте, и готовность к близости с ним… Противно.
        Покривившись, я освободилась от объятий Амберли и отошла от воды. Сестрица последовала за мной. Она поглядывала на меня, но больше пока ничего не говорила, а вскоре опять взяла за руку, и мы побрели между деревьев, ожидая, когда нас позовут. Сегодня было решено не брать стола и стульев, на земле мы тем более сидеть не собирались. Нам накрывали… на пне. И есть мы должны были стоя. Мне подобные чудачества были безразличны.
        Я бы предпочла, оказавшись в своих комнатах, слушать треск огня в камине и протяжные завывания, нет, не ветра, а вздохи моей дорогой Тальмы. Вот уж кто пытался ходить за мной, словно за малым дитя, пока я не указала ей на стул в углу гостиной, где теперь служанка просиживала целыми днями, не желая оставлять меня в одиночестве ни на минуту.
        - Ваши милости, - к нам подошел лакей. Он поклонился: - Извольте пожаловать к столу.
        Ничего горячего или сытного не подразумевалось. Дабы не перебить аппетит до обеда, а лишь чуть утолить легкий голод, который должен был появиться на свежем воздухе. Так что на пне, покрытом белоснежной салфеткой, не было мясных блюд, ни горячих, ни холодных. Лишь сыр, булка, овощи и фрукты. Для родителей стоял маленький графин с легким вином, для нас с сестрицей ягодный напиток.
        - Смотри сколько булки, - шепнула мне Амбер. - Мы можем снова покормить уток. Там, кажется, еще прилетели.
        - Хорошо, - кивнула я.
        Я вообще стала сейчас удивительно послушна. Что сказали, то и сделала. Велели переодеться к прогулке - переоделась, велели ехать верхом, села в седло, сказали кормить уток - покормила, сунули в руку булочку с уложенным на нее куском сыра - съела, особо не чувствуя вкуса. Да мне попросту было всё равно, что я буду делать, и буду ли вообще. Разве что заставить меня говорить оказалось почти невозможно.
        Мое настроение медленно, но верно, начало передаваться и остальным. Затеянное старшей баронессой предприятие, которое могло стать приятным разнообразием, всё больше превращалось в нечто тягостное и раздражающее. Батюшка уже успел дважды посмотреть на свой брегет. Матушка ворчала на нерасторопность прислуги, хотя лакеям и суетиться было не за чем. А Амберли просто пригорюнилась и чертила длинной палкой на куске земли, свободном от травы, завитушки и круги.
        - Едемте домой, - попросила я, устав от нашего стояния на берегу пруда.
        - Да, пора бы уже, - деловито ответил отец, в третий раз взглянув на брегет.
        - Я не понимаю! - вдруг не выдержала матушка. - Да я просто отказываюсь понимать, как дворец и служба герцогине могут быть настолько милей отчего дома и близких людей, чтобы вот так вот изводить себя. Это нечестно и несправедливо! И обидно, - добавила родительница и отвернулась.
        - Мне не нравилось служить герцогине, - ответила я без всяких эмоций.
        - Тогда отчего же вы третий день убиваетесь? Неужели из-за того, что… да я даже говорить этого не хочу! - матушка всплеснула руками. - То, что я поняла из услышанного… это ужасно и неприемлемо, а значит, и не стоит переживать, что вы не стали той, кем не стали.
        - И ею я тоже не хотела быть, - сказала я.
        - И хвала Богам! - воскликнула баронесса. - Но объясните же нам тогда, Шанни, отчего вы так страдаете, если и служба была вам не в радость, и фавориткой вы не собирались становиться? Почему терзаете себя?
        - Фавориткой я быть хотела, - ответила я и отложила на пень недоеденный кусок булки.
        - Да вы же только что сказали…
        - Фаворитка - не значит та, кого вы подразумеваете, - ответила я и протяжно вздохнула, не желая вести этого разговора. Однако продолжила свою мысль: - Граф Дренг - фаворит, но это не означает, что между ним и государем есть то, о чем вы думаете, матушка.
        - Но зачем?!
        На меня смотрели все, включая лакеев, любопытство которых оказалось сильнее выучки.
        - Мне это было нужно, - произнесла я и покривилась: - Теперь уж не будет.
        И пока мне не продолжили задавать вопросы, направилась к лошадям, привязанным неподалеку.
        - Не понимаю, - услышала я матушкин голос.
        - Оставьте ее, Эли, - негромко произнес отец. - Раз начала открываться, значит, однажды доскажет всё, о чем сейчас умолчала. Или вы желаете довести дочь до истерики, а нашу семью до скандала? Мы говорили с вами: терпение и еще раз терпение.
        - Да, ваша милость, - проворчала баронесса, но на этом допрос прекратила.
        В обратную сторону мы ехали и вовсе молча. Никто не спешил завести хотя бы краткой беседы или высказать о том, что солнце скрылось, и, кажется, скоро начнется, дождь. Отец ехал рядом со мной, будто не желая оставлять меня в полном одиночестве, матушка с Амберли отстали. Настроение у всех было подавленным и мрачным, небо, всё более хмурившееся над нашими головами, казалось, поддалось всеобщему унынию.
        Оживились мои родные уже ближе к дому, когда обнаружили перед воротами нашего особняка экипаж.
        - Кто бы это мог быть? - изумился батюшка. - Вроде бы не его сиятельство.
        - Кто там? - матушка подъехала к нам с отцом, поспешила за ней и Амбер.
        - Может быть, кто-то из гостей с торжества? - неуверенно предположил барон.
        И в это время от калитки отошел посетитель, которому должны были сообщить, что хозяев нет дома. Я всмотрелась в того, кто остановился и смотрел в нашу сторону, и сердце мое вдруг сорвалось с привязи, разбив первый слой защитного панциря, щеки загорелись от лихорадочного румянца, ставшего следствием волнения, и я подстегнула Аметиста.
        - Это Дренг, - сказав это, я пустила коня рысью.
        Это и вправду был королевский любимец и доверенное лицо. Первый миг надежды, ослепивший меня, сменился подозрительностью и тревогой. Зачем он приехал? Что хочет сказать? Быть может, это просто визит, за которым стоит пустая вежливость и только? И поводья я натянула, опять пустив Аметиста шагом. Вскоре окончательно остановила его и спешилась. За моей спиной спрыгнул из седла на землю батюшка, и мы вместе приблизились к нашему гостю.
        Граф учтиво поклонился, поздоровался с главой семейства, а после перевел взгляд на меня:
        - У меня до вас дело, ваша милость, - сказал Дренг. - Мы могли бы поговорить наедине? - Фаворит посмотрел на моего отца, и тот, чуть помедлив, кивнул.
        - Прошу, - батюшка указал в сторону особняка. - Вы можете беседовать в моем кабинете.
        - Доброго дня, ваше сиятельство, - немного воинственно поздоровалась с графом матушка. - Что-то случилось?
        - Идемте, ваша милость, - оборвал ее барон.
        Амберли бросила на меня испытующий взор, после кивнула улыбнувшемуся ей Оливу, и первой вошла в ворота. Лакеи, которые помогали дамам спуститься на землю и теперь державшие в поводу своих и хозяйских лошадей, поклонившись нам с его сиятельством, проследовали к конюшне. Задержались только мои родители.
        - Мы скоро подойдем, - сказала я им, после этого ушли и они. Я развернулась к графу и впилась в него вопросительным взглядом.
        - Как ваше здоровье? - спросил Дренг, но я отмахнулась:
        - Говорите.
        Он с усмешкой покачал головой, скосил глаза на особняк, но я не двинулась с места. Нет, это не было враждебностью или отсутствием вежливости. Я была не против того, чтобы граф вошел, но волнение и желание скорей узнать причину его визита оказались сильней воспитания, такта и этикета. Наверное, он это понял, потому что улыбнулся и протянул мне письмо.
        Я короткое мгновение смотрела на белоснежный конвертик со знакомой мне печатью, затем облизала вдруг пересохшие губы и приняла послание. Аметист, которого я так и не передала лакеям, пустил голову, ткнулся носом в конверт, но я отдернула руку и заслужила очередное недовольное фырканье.
        - Ты уж прости, дружок, - сказала я коню, впервые обратив на него внимание. - Но это мне.
        Все-таки передав поводья графу, я отошла на несколько шагов, сломала печать и раскрыла послание. Дыхание перехватило уже от одного вида почерка, а после я, кажется, перестала дышать, читая то, что написал мне государь:
        «Ваша милость, мне доложили, что вы просили отставки и решили остаться среди родных. Также мне сообщили, что вами был одобрен какой-то молодой человек, которого вам предложили в супруги. Признаться, это известие выбило почву у меня из-под ног, и я не сразу сумел обуздать свое негодование, но, успокоившись, понял главное - ваш дядюшка не представил на мое одобрение ни одной кандидатуры, а значит, меня пытаются ввести в заблуждение. Граф Доло подтвердил мои подозрения, а Дренг заверил, что вы не желаете замужества, что несказанно меня радует.
        К моему прискорбию я не стану диктовать ее светлости, кто должен составлять ее свиту, это подвластно лишь герцогине. Особенно зная норов своей тетушки, я не хочу, чтобы вам делали больно и помыкали в отместку за мой приказ. И тем более не стану настаивать на том, чтобы вы отправились служить Ее Высочеству, памятуя о ваших прежних взаимоотношениях. Но и отказаться от вас я совершенно не могу. Я желаю, чтобы вы вернулись и продолжали и дальше освещать мой дворец своим сиянием.
        Мой дорогой лучик, вы должны знать, что мое отношение к вам не переменилось за всё это время. И пусть мы не виделись после турнира, но я не упускал вас из виду. А еще я видел блеск ваших глаз во время нашего последнего разговора в столовой и понял, что вы, как и я, рады вернуть утраченное нами. И я говорю вам, Шанриз, я жду вас, раскрыв свои объятья.
        Вы любимы и желанны, дорогой лучик. Возвращайтесь ко мне, и я сумею сделать вас счастливейшей из женщин. Мое сердце, мое состояние и моя жизнь принадлежат вам. Не опасайтесь молвы, вы под моей защитой. И если однажды судьбе будет угодно развести нас, я обеспечу ваше будущее, доброе имя и дарую то, чего вы так прежде желали - дружбу.
        Молю вас, Шанриз, не отказывайте мне, не ввергайте вновь в пучину отчаяния и горя. Скажите «да», и Дренг привезет вас ко мне тот же час. Наше с вами счастье зависит только от вас, ваша милость, и от вашего положительного решения.
        Если же вы скажете «нет», я пойму, что ошибся в ваших чувствах и более не стану вам докучать. И как бы мне ни было больно, моя жизнь продолжится, но с иной женщиной. Вы будете вольны выстраивать свою жизнь, как захотите. Пожелаете выйти замуж, я более не стану вам препятствовать и одобрю любой ваш выбор. Однако я прошу вас не доводить до этого.
        Я прошу вашей благосклонности, вашего доверия и вашей любви. Клянусь не обмануть ни первого, ни второго, ни третьего. Ваш король у ваших ног, Шанни. Так вынесете же приговор: жить ему с кровоточащим сердцем или озаренным солнечным светом? Вверяю вам свою судьбу.
        С надежной и нежностью, Ивер Стренхетт».
        - Вот как, - ровно произнесла я, закончив чтение.
        Свернув письмо, я развернулась к Дренгу, трепавшему Аметиста по шее. Поджав губы, я некоторое время смотрела на графа, и раздражение, появившееся на последних строках, разрасталось, превращаясь в полыхающую ярость. Его сиятельство, заметив, как сузились мои глаза, ответил недоумением во взоре.
        - Что-то не так, ваша милость? - осторожно спросил он. - Мне думалось, что желание государя видеть вас подле себя вызовет иные чувства.
        - Что именно должно мне польстить, по вашему мнению? - сухо спросила я.
        И вправду, отчего я еще не сижу в карете Дренга? Почему не визжу от восторга и не висну на шее графа, радуясь благой вести? Разве можно не восхититься прямотой Его Величества?! Желаете во дворец - добро пожаловать на ложе. А если нет, то «всего хорошего, ваша милость». Восхитительный выбор! А может, я должна чувствовать себя польщенной от обещания завести другую любовницу, раз уж эта продолжает ломаться? Ах, как велика любовь короля!
        Но каковы перспективы! Не опасайтесь пересудов, ступайте в мои объятья. Но потом, когда вы мне надоедите, я устрою вас в хорошие руки. Как же это всё «заманчиво»!
        - Шанриз, - граф подступил ко мне и заглянул в глаза, - отчего вы негодуете? Разве государь оскорбил или обидел вас своим посланием? Я не знаю, что именно он написал, но мне приказано привезти вас. И когда он сегодня призвал меня для этого приказания, глаза его горели. Он ждет вас, Шанриз.
        - А что новые кандидатки ее светлости? - с издевкой спросила я. - Кто из них уже успел приглянуться государю?
        - Он дышит лишь вами…
        - Чушь! - воскликнула я. - Это всё унизительная чушь, ваше сиятельство. Король дал ясно понять, что если я откажусь, он выберет иную фаворитку. Значит, он уже знает, кто займет пустующее место.
        - Это не так…
        - Неужто Его Величество считает, что я настолько дорожу дворцом, что отступлюсь от своих убеждений и изменю прежний ответ? Дворец и постель или замужество и забвение, так?!
        - Вы сейчас сами не понимаете, что говорите, - негромко ответил Дренг. - Поверьте, ваша милость, он видит только вас, но если вы откажете, то сами позволите королю выбирать. Он зрелый мужчина, не скованный обязательствами…
        - Когда ему мешали обязательства? - криво усмехнулась я. - Он уже сейчас пишет о нашем расставании, и как же мне понимать это? Он пресытиться мной через месяц, и что же дальше? Всучит свою любовницу одному из приближенных, а я буду смотреть, как он уже ведет в свои покои другую? Нет! Я не желаю такого!
        - Да чего же тогда вы желаете, Шанриз? - спросил меня Дренг.
        - Должности, которая позволит мне быть во дворце и подле короля. Тогда я буду чувствовать себя уверенней и не страдать от подозрений, не стану искать соперниц и злиться на него.
        - Но такой должности нет! - воскликнул граф. - Опомнитесь, ваша милость! Государь не может назначить вас туда, где вам не место…
        - Я стоять под уборной его тетки - место?! - взорвалась я. - А на ложе? Мне, девице, место?! А быть выброшенной, как сношенное платье - место? Где вообще в этом мире место женщине?
        - Замужем, - буркнул Дренг.
        - Значит, его и займу, - отчеканила я.
        - Ваша милость… - попытался воззвать ко мне королевский фаворит.
        Я забрала у него поводья, обошла Аметиста и забралась в седло. Не хотелось продолжать этот унизительный разговор и слушать увещевания и доказательства, как хорошо на время согреть монаршую постель. Жеребец, будто чувствуя то, что испепеляло меня сейчас, нервно перешагнул с ноги на ногу, заржал и послушный моей воле тронулся с места…
        - Шанриз! - в отчаянии воскликнул Олив.
        Я остановила Аметиста, обернулась и зло усмехнулась:
        - Что до утех, то при Дворе есть та, кто сделала своим ремеслом поставку тел на ложе государя. Ее светлости мои наилучшие пожелания в ее нелегком деле.
        - Что мне сказать королю? - с раздражением спросил граф.
        - Вы уже услышали мой ответ, большего я не добавлю.
        - Но вы же неравнодушны к нему!
        - Он сможет жить с кровоточащим сердцем, я тоже, - бросила я, и мой жеребец, более не сдерживаемый, сорвался с места.
        - Боги, Шанриз! - выкрикнул мне вслед Дренг.
        Но больше я ничего не хотела слушать. Кровь бушевала во мне слишком яростно, чтобы я была сейчас способна мыслить и искать правильные ответы королевскому посланнику. Пусть скажет, как услышал, пусть передаст всё, что я сказала слово в слово. Не хочу! Не хочу быть одной из череды его увлечений! Не хочу идти на заклание, как овца, чтобы вскорости оказаться выброшенной за ненадобностью.
        Как там сказал магистр? Нельзя брать, ничего не давая взамен. Верно. Всё верно. Но не только для меня. Любовь короля слишком эфемерна, чтобы стать платой за будущее разочарование и боль от расставания. Она не искупит унижений, уже предопределенных, раз он обговаривает это условие, еще не получив согласия. Так пусть и пользуется тем, кого приводит ему светлейшая сводня. Пусть погрязнут в своих интригах, пусть перегрызут друг другу глотки. С меня хватит!
        А потом на нас с Аметистом обрушился дождь. Натянув поводья, я остановила коня, подняла лицо к небу и подставила его под холодные капли. И меня охватило чувство, будто Боги смывают с моей души ту черноту и тягость, которые владели мной последние дни. Я словно очищалась от скверны, и чувство легкости, едва зародившееся в душе, всё сильней разрасталось, заполнив меня, а затем и переполнив. Оно хлынуло наружу вместе с заливистым смехом. А вместе с ним таяли и последние слои панциря моей черной меланхолии. Я снова жила и дышала полной грудью.
        Аметист фыркал и мотал головой, недовольный остановкой и дождем. Склонившись, я прижалась щекой к его шее.
        - Прости меня, мальчик, - сказала я. - Прости за равнодушие и холодность, более я тебя не оставлю. Клянусь.
        - Пфр, - ответил скакун, и я вновь рассмеялась.
        - Хорошо, - не стала я спорить. - Мы вернемся домой, где нас оботрут и согреют.
        Оглядевшись, я попыталась понять, куда нас занесло. Понадеявшись на Хэлла, я развернула Аметиста. Теперь он бежал быстрой рысью, чтобы я могла разобраться в местности. Впрочем, убежали мы хоть и далеко, но я быстро сообразила, куда нам стоит повернуть, и потому через некоторое время жеребец уже перебирал ногами по дороге, которая вела нас к дому.
        А еще через минуту я услышала крик моего отца:
        - Шанриз! - Обернувшись, я увидела, что батюшка нагоняет меня. - Хвала Богам! - воскликнул он, приблизившись. - Вы живы и невредимы. Но как же так можно, дитя?!
        - Простите, батюшка, - улыбнулась я чуть виновато. - Мне надо было развеяться. Теперь уже всё хорошо. Мне жаль, что вынудила вас искать меня, еще и под дождем.
        - Именно, еще и дождь! Вы ведь можете простудиться, - продолжал отчитывать меня родитель. - Что за блажь… Постойте, - вдруг оборвал он сам себя. - Мне кажется, или вы очнулись?
        - Очнулась, - ответила я, а после подумала, что его милость сильно перенервничал, и ощутила благодарность за его заботу. - Мой разум со мной, мой дорогой родитель, и больше меня не покинет. Простите, что доставила столько неприятных минут.
        - Пустое, - отмахнулся отец. - Главное, что вы снова с нами. А теперь поспешим, иначе простуды нам точно не избежать.
        - На это у нас есть магистр, - легкомысленно отмахнулась я.
        - Ох, Шанни, - покачал головой барон, но вновь стал строгим родителем и приказал: - Домой. Живо!
        Рассмеявшись, я пришпорила Аметиста, и он помчал меня вперед, пуская копытами брызги из луж, разлившихся на дороге. И в ворота, перед которыми стоял привратник под зонтом, я въехала первой, сильно опередив батюшку на его кобылке. Он присоединился ко мне уже в холле, окинул задумчивым взглядом, и усмехнулся:
        - За вашу шею я зря опасался, вы слишком хорошо держитесь в седле для того, чтобы, упав, ее сломать. И конь отменный.
        - Лучший, - заверила я, после встала на носочки, поцеловала отца в щеку и поспешила наверх, чтобы поскорей сменить мокрую одежду и согреться.
        Когда я вошла в свои комнаты, там обнаружилась ожидавшая меня Амберли. Завидев меня, она вскочила с кресла и впилась испуганным взглядом мне в лицо. Я улыбнулась и заверила ее:
        - Я с тобой, дорогая. Прикажи подать горячего напитка, надо согреться после дождя. Я вымокла до нитки. - Затем посмотрела на служанку, не сводившую с меня глаз: - Мне надо уточнить, чего я хочу?
        - Я мигом! - воскликнула Тальма и умчалась в гардеробную.
        - Буду чихать, непременно приду к тебе и прилягу рядышком, - заверила я сестрицу, не двинувшуюся с места. - Потом будешь перед женихами с красным носом красоваться.
        - Вот еще, - фыркнула Амбер и поспешила выполнить мою просьбу.
        Я с улыбкой проводила ее взглядом и перевела его в окно. Там продолжал лить дождь, смывавший мои несостоявшиеся надежды. Грустно усмехнувшись, я отвернулась и встретилась взглядом с собственным отражением.
        - Это мы еще посмотрим кто кого, Ваше Величество. Возможно, это не мои мечты преждевременны, а ваши взгляды устарели? И выходит, что вы ретроград. Вот и живите с такими же ретроградами, а луч будет сиять не вам и не для вас.
        После этого умиротворенно вздохнула и поспешила к Тальме, уже ждавшей меня с полотенцем в руках.
        Глава 6
        Дни покатились своим чередом. Об обещании, данном Дренгу в запале, я благополучно забыла и замуж выходить передумала. Зато иметь мужа очень хотела моя сестрица. Пока еще весть о моей отставке не разнеслась по столице, и потому желающих сойтись с баронессой Мадести не убавилось. Впрочем, еще оставался наш дядюшка, на котором мой отказ отправиться в королевскую опочивальню никак не сказался, и хотелось верить, что и не скажется. А еще был магистр Элькос, с которым наша семья состояла в дружеских отношениях. И даже Дренг. Пусть он не был нашим другом, однако на представлении держался так, что можно было подумать о приятельских отношениях рода Доло и королевского фаворита. Всё это оставляло надежду, что Амберли будет желанной невестой и даже тогда, когда станет известно о том, что я больше не фрейлина.
        Признаться, поначалу я предалась мрачным размышлениям о насмешках, которые могут последовать, когда столичная аристократия узнает, что меня выпроводили из дворца. И это после того, как я красовалась своей службой! Пусть и во благо сестрице, но ведь нос задрала… Однако быстро успокоилась. Во-первых, никто не обязывал нас рассказывать правду, и оставить службу я могла по собственному почину, решив, что отчий дом мне нравится больше. А во-вторых, со мной была наука барона Гарда. Его слова о том, что конфуз нужно уметь превращать в шутку, дабы лишить насмешников их жала, я приняла душой и хорошо запомнила. Так что тому, кому взбредет в голову потешаться над незадачливой бывшей фрейлиной, лучше сразу откусить свой язык, иначе его откушу я.
        Впрочем, мне еще только предстояло узнать, насколько может быть тактично светское общество вне пределов дворца. Сегодня мы собирались выехать в театр, и эта поездка была волнующей, как для меня, так и для Амберли. Мы обе впервые выезжали в Большой королевский театр. Пока я была на службе у герцогини Аританской, то бывала на представлениях дворцового театра. Мне понравилось, а иначе и быть не могло, потому что актеров туда подбирали среди лучших из лучших. И, в отличие от всех остальных театров, в дворцовом не было такого понятия, как сезон. Там давали спектакли, когда посмотреть их желал Его Величество. А наш король заядлым театралом не был, потому и представлений было очень мало, что не мешало труппе исправно получать хорошее жалование, так что служители подмостков не роптали. По крайней мере, я о таком не слышала.
        Главный театр Камерата Двор тоже посещал, и сейчас как раз начинался сезон, однако я надеялась, что там не встречу никого, кто был бы мне неприятен. И уж тем более не столкнусь ни с ее светлостью, ни с государем. Никого из них мне видеть не хотелось. Это и было основной причиной моего волнения. Амберли же просто трепетала в предвкушении поездки.
        Да и было от чего трепетать… сестрице. Я за прошедшие полгода успела перемерить множество нарядов по разным поводам, а вот Амбер наряжаться пока приходилось всего один раз, на свой день рождения. А сейчас она стояла в очаровательном бордовом, расшитом золотом, платье. На шее ее сверкало ожерелье, составлявшее гарнитур с серьгами и браслетами, надетых поверх длинных перчаток, того же бордового цвета. Ее волосы были уложены в высокую прическу, украшенную жемчугом. В руках сестрица теребила веер, и грудь ее взволнованно вздымалась.
        Я искренне любовалась ею и никак не могла понять, отчего моя прелестная сестрица, посмотрев на меня, когда Тальма выпустила меня из своих заботливых когтей, протяжно вздохнула и сказала:
        - Как бы мне хотелось быть хоть немного такой красивой, как ты.
        - Да вы безумица, ваша милость, - с иронией объявила я. - Если к вашей красоте добавить еще и часть моей, то люди ослепнут.
        - Глупости, - фыркнула сестрица.
        - Вот именно, - согласилась я. - Если бы мне сказали, что после твоей смерти я заполучу твои чудесные ресницы, я бы задушила тебя собственными руками и забрала обещанное.
        - Держись от моих ресниц подальше, - сурово велела Амберли, - и тогда я перестану поглядывать на твои замечательные волосы. А волосы, чтоб ты знала, можно срезать и с живого тела.
        Тальма, переводившая взгляд с меня на сестрицу и обратно, сжала свои щеки ладонями и изрекла:
        - Ужас-то какой говорите, ваши милости.
        Мы с сестрицей посмотрели на нее, и моя дорогая скромница вдруг изрекла:
        - Ты замечала, какие у Тальмы красивые уши? Такие маленькие, мочки не оттянуты тяжелыми серьгами…
        - У вашей милости ушки-то помилей будут, - отмахнулась служанка, но чепец натянула поглубже и покинула мои покои.
        Мы с Амбер проводили Тальму взглядами, затем переглянулись и весело рассмеялись. А вскоре нас призвала матушка, и мы с сестрицей поспешили вниз. Однако на лестнице остановились и, чуть приподняв подолы платьев, степенно спустились к родителям. Родительница окинула нас пристальным строгим взглядом, а после умиленно вздохнула:
        - До чего ж хороши наши девочки. - Ответа не последовало, и баронесса возмутилась: - Ваша милость, отчего вы не спешите восторгаться вместе со мной?
        - Что? - батюшка выглянул из-за газеты, которую читал, пока ожидал своих дам.
        - Вы невыносимы, дорогой супруг, - объявила матушка. - Неужели ваша ужасная газета милей взору, чем эти два юных создания?
        Барон оглядел нас с сестрицей, тепло улыбнулся и подвел долгожданный итог:
        - Они прекрасны.
        - Именно! - торжествующе воскликнула родительница и велела: - За мной.
        И первой покинула особняк, ведя наше маленькое войско на покорение столичной публики. Однако уже в карете ее милость не удержалась и вопросила меня со всей строгостью:
        - Отчего вы пренебрегли моим выбором вашего наряда и надели это платье? Оно миленькое, но вовсе не шикарное.
        - Скромно, не значит - бедно, матушка, - ответила я любимым изречением главы нашего рода. - Оно подходит для посещения театра, этого достаточно.
        - Ох уж это ваша самостоятельность, - фыркнула родительница, но больше не трогала моего наряда. За то время, что провела дома, мои родные понемногу привыкали к тому, что у меня есть свое мнение, и я могу его не только высказывать, но и отстоять.
        В общем-то, матушка была в чем-то права. Рядом с Амберли я проигрывала в богатстве отделки, да и украшения мои были менее приметны, но я своим видом осталась довольна. Я посчитала изящество достаточный украшением, а яркости мне, как всегда, добавляли мои волосы, оставшиеся лежать на плечах свободными локонами. Зная мою нелюбовь к прическам, бывшими в моде, моя служанка неизменно старалась соорудить нечто несложное, что не стягивало волосы, не требовало обилия шпилек и не вело к головной боли. И за это я тоже любила мою Тальму.
        Впрочем, я бы и не хотела затмевать сестрицы, ей всеобщее внимание было нужней. Это она ждала самого лучшего жениха, а я лишь собиралась следить, чтобы он и вправду оказался самым лучшим. Большего мне пока не оставалось. Я пока обдумывала круг своих новых знакомств, и какую пользу можно будет из этого извлечь.
        Мое положение сейчас нельзя было назвать выигрышным. Это во дворце я была фрейлиной и взрослой дамой, которая имела некую самостоятельность. Но за его пределами я оставалась девицей на выданье, и мои возможности были сильно ограничены. К примеру, чтобы посетить игральный салон во дворце, мне хватало дядюшки в сопровождение… поначалу. Потом могла являться и одна, но мне хотелось составить о себе мнение, как о девушке строгих правил, и потому одна я в желтую гостиную никогда не ходила. А вот теперь мое появление среди игроков было бы дурно истолковано. Это было одно из тех мест, где девицам появляться считалось неприлично даже в сопровождении родственника. Дома с родными играй, сколько душе угодно, но в обществе - дурной тон.
        Я не могла теперь подойти к кому-то, пользуясь нашим знакомством или же просьбой представить меня нужному мне человеку, и заговорить с ним. Разумеется, я говорю о мужчинах. Ко мне подходить могли, а я сама нет, потому что девица. И если бы я позволила себе такую смелость, то меня прозвали бы невоспитанной и легкомысленной. И это я еще смягчила выражения, которые могли быть отнесены к девушке, решившейся на этот смелый шаг. Какая чушь!
        И как? Как, скажите мне на милость, можно было существовать в условиях, когда каждый шаг оговорен, и каждое твое действие толкуется, как нарушение правил хорошего тона, а то и вовсе падение с точки зрения общественной морали? Просто подойти и заговорить с мужчиной, не являющимся тебе родственником - позор, а если произнести вслух то, что лежит на душе? Да просто признать, что читала книги, которые признаны мужскими и несвойственными женскому пониманию?! Думаю, вы поняли, что я хочу сказать.
        И все-таки мне нужны были сторонники, раз иной путь оказался закрыт. Уж от чего, а от своих замыслов я отказываться не собиралась. С разбитым сердцем жить было можно, но исчезновение смысла своего существование я воспринимала, как окончательный и безоговорочный крах. Однако как воплотить задуманное в нынешних условиях, я совершенно не представляла, но это не означало, что собиралась сложить руки и смириться. Я бы даже вышла замуж за того, кто готов был поддержать мои идеи и помочь с их воплощением, тем более мне уже не требовалось одобрение монарха. Но как найти такого мужчину? Беда была в том, что, открой я рот, и меня тут же сочли бы за сумасшедшую.
        - Маг.
        Связаться с магом мне пришло в голову после того, как я вспомнила слова Элькоса о том, что для магов равные права с женщинами - это совершенно обычное явление и никакого возмущения не вызывает. Но то маги! Их и без того осталось немного, чтобы опутывать излишними условностями. Правда, была одна, которая весьма мешала воплощению задуманного. Дабы в будущих поколениях не был утерян дар, представители этого класса женились на себе подобных, а значит, я не могла претендовать на супружество с одаренным. Впрочем, и аристократия не одобрила бы этого брака. Мне была нужна борьба за мои идеалы, а не за законность моего супружества.
        - Значит, маг мне нужен, как друг, - подвела я итог своим размышлениям.
        А это и вправду было не лишним, потому что он мог доказать на примере собственного мировоззрения, что женщина, имеющая такую же профессию и знания, как он, - это не конец света. В общем-то, такой маг у меня уже был, однако магистр Элькос оставался на службе Его Величества, а значит, не мог действовать в моих интересах, но мог свести меня с тем, кто сделал бы то, чего я от него ожидаю.
        Впрочем, у меня еще оставались не одаренные друзья-мужчины. Тот же Гард, или Дренг, если, конечно, мы останемся в приятельских отношениях с последним и после того, как я отвергла притязания монарха. Оба эти авантюриста могли бы мне недурно помочь снискать интерес и поддержку нужных людей. Однако оставалось всё то же «но». Поддержат ли они мою затею и смогут ли вообще часто выбираться из дворца? И раз были сомнения по обоим вопросам, то рассчитывать на них было бы глупо, но стоило иметь в виду.
        Была еще одна мысль. Элдер Гендрик. Я была уверена, что смогу управлять им. Это было несложно. Всего лишь позволить меня «завоевать» и согласиться на его предложение. Не думаю, что мне понадобилось бы слишком много времени, чтобы он начал делать, что мне нужно, думая, что просто хочет угодить своей женщине. Мне бы хватило и моего небольшого опыта, но…
        Мне было его жалко. Возможно, причиной тому было мое уважение к его таланту, а может, молодой граф был мне все-таки симпатичен, потому что я не ощущала в нем тех черт, которые вызвали неприязнь. К примеру, герцог Ришем. Несмотря на всю его привлекательность и располагающую внешность, я почувствовала к нему неприятие с первого взгляда. А в Элдере не было ни наглости, ни напора. Он не рисовался, набивая себе цену, не заигрывал. Был прост и искренен, а потому использовать его, заведомо зная, что в будущем его покладистость будет вызывать лишь раздражение, мне не хотелось. Его сиятельство и вправду будет со мной несчастен. И эту мысль я откинула, как ненужную.
        А раз я пока оказалась без всякого дела, то возложила на себя обязательства за судьбу Амберли. Да, я взяла покровительство над своей сестрицей.
        - Как думаешь, к нам будут подходить в театре? - шепотом спросила меня Амбер, пользуясь тем, что мои родители были заняты разговором.
        - Конечно, будут, - уверенно кивнула я.
        - Ох, я так волнуюсь, - призналась сестрица. - Не отходи от меня, пожалуйста.
        - Я буду рядом, - заверила я ее.
        - Только не так, как на утро после моего представления, - укорила меня ее милость. Однако быстро вспомнила, чем закончилось для меня то утро и смутилась: - Прости меня, Шанни. Я ужасная себялюбица.
        - Всё хорошо, дорогая, я не обиделась, - я улыбнулась, и неловкость была сглажена.
        Большой королевский театр располагался в центре столицы, всего в двух кварталах от королевского дворца. Здание было большим и красивым. Я часто видела его из окна кареты, и всегда хотела оказаться внутри. В детстве мне казалось, что там живет само волшебство, хотя… Скорей всего так говорила матушка, а мне это просто врезалось в память. А теперь, будучи взрослой, я понимала смысл ее слов. Уметь прожить чужую жизнь, ее малый фрагмент, да так, чтобы поверили зрители, - это и вправду настоящее чудо.
        - Ох, сколько здесь людей, - произнесла Амберли, в волнении прижав к груди ладонь. - Шанни, - обернулась она ко мне, - скажи, что я хорошо выгляжу, и что всё будет хорошо.
        - Ты чудесно выглядишь, - усмехнулась я. - И всё будет хорошо. Я вообще не вижу ничего дурного в том, чтобы войти в здание, подняться по лестнице и сесть в свою ложу.
        - Ты совершенно меня не понимаешь, - произнесла сестрица тоном, который передался ей от старшей баронессы Тенерис.
        - Вы правы, дитя мое, - отозвался сам образец для подражания. - Ни барон, ни его дочь не способны понять всей тонкости наших переживаний.
        - Эти переживание - пустое, - ответствовал его милость.
        - Совершенно с вами согласна, батюшка, - кивнула я.
        - О чем я и говорила, - удовлетворенно произнесла родительница, и карета остановилась.
        Внутри театр оказался восхитителен. Но, на мой взгляд, чрезмерная вычурность была лишней. Он выглядел даже богаче королевского дворца, где было изящество без избытков роскоши. Театр же, который казался мне местом возвышенным, оказался насыщен коричневым мрамором и позолотой, что придало отделке тяжеловесности. Сестрица обводила восторженным взглядом стены, украшенные полотнами, на которых были написаны сюжеты легенд и пьес, которые когда-либо входили в репертуар. И по картинам можно было увидеть лучших актеров, в прошлом игравших в этих стенах, потому что именно их запечатлели художники прошлых десятилетий и веков. Имелись картины и с нашими современниками, потому что талант со временем не исчезал.
        А еще в театре было много света. И не только свечи освещали пространство, но и магические светильники. Должно быть, когда не было спектаклей, хватало и свечей, но для публики зажгли и дорогостоящие источники. Впрочем, даже яркое освещение не делало легче ощущение тяжеловесности отделки. Однако это казалось только мне. Матушка назвала театр величественным, Амберли продолжала восхищаться, а батюшке до стен дела не было. Он раскланивался со знакомыми.
        Пока мы поднимались по лестнице, разговоров быть не могло, это считалось дурным тоном. Только приветствия. Отец вел матушку под руку, мы с Амберли шествовали за ними, и пока приветствия тех, кто шел рядом с нами, или же обгонял, а иногда и спускался навстречу, были безликими, если можно так выразиться. Склоняли головы только мужчины, здороваясь друг с другом и семействами, следующими рядом. Барон Тенерис отвечал разом за всех своих женщин, точно так же поступали и другие мужья и отцы семейств.
        Но вот когда мы закончили подъем и вошли в большую залу, где играли музыканты и шествовали между гостями театра лакеи с подносами, там уже можно было и заговорить. Разумеется, нам с сестрицей полагалось ждать, когда к нам обратятся, но матушка с батюшкой уже имели право вести беседу. Будь мы на званом вечере или на балу, с нами могли заговорить напрямую, в общественном же месте вроде театра или городского парка требовалось сначала испросить позволения у родственников девицы, и, получив его, обратиться к ней. Соответственно и девица отвечала, когда слышала, что ее родные не против беседы. Дело, как всегда, касалось мужчин. Впрочем, я опять жалуюсь. Потому оставим на время все эти вздорные правила и вернемся к сегодняшней публике.
        Волновалась я не зря, в театре обнаружились знакомые по дворцу лица. В первую очередь я увидела чету Сикхертов. И если начальник дворцовой стражи поклонился мне, то его супруга меня «не заметила», хоть мы и встретились взглядами. Ну что ж, от нее я иного не ожидала. Приметила я и королевского секретаря, но барон Хендис меня не видел, потому что был занят беседой с незнакомым мне пожилым мужчиной. Зато…
        - О-о, моя дорогая!
        Обернувшись на звук знакомого голоса, я обнаружила графиню Энкетт, мчавшуюся ко мне с такой скоростью, что, наверное, даже королевские гвардейцы не сумели бы остановить ее сиятельства. Следом за анд-фрейлиной герцогини Аританской шествовал ее супруг. Граф и не пытался воззвать к своей жене, чтобы обуздать ее. Вместо увещеваний или строгого повеления опомниться, его сиятельство махнул мне рукой, и на губах его появилась искренняя улыбка. Признаться, на душе моей потеплело.
        Стремительно преодолев разделявшее нас расстояние, ее сиятельство сжала меня в объятьях, после отпустила и воскликнула:
        - Как это всё ужасно, ваша милость! Я буквально не в себе от того, что с вами…
        - Тихо, ваше сиятельство, - отдернула я ее. - Умоляю вас.
        - Ох, - графиня прижала к груди ладонь. - Что это я право слово? - Затем оглянулась на моих родителей, взиравших на нее с недоумением, и вовсе зарумянилась. Ее сиятельство посмотрела на меня беспомощным взглядом, и я с улыбкой сжала ее руку.
        - Батюшка, матушка, позвольте представить вам мою добрую приятельницу и анд-фрейлину ее светлости, а также ее супруга - их сиятельства граф и графиня Энкетт, - произнесла я, стараясь сгладить неловкость.
        - Рад знакомству, - склонил голову граф. - Ваша милость, мое почтение, - сказал он, обратившись к моему отцу, после склонился к руке баронессы Тенерис: - Ваша милость, теперь становится понятно, откуда в младшей баронессе Тенерис столько очарования, - моя родительница благосклонно улыбнулась, и его сиятельство продолжил: - Прошу простить мою супругу, ее сиятельство знакома с этикетом, но отставка ее милости стала для нас настоящим потрясением. Мы искренне полюбили баронессу Шанриз и были рады назвать себя ее друзьями.
        - Прошу простить меня великодушно, - повинилась графиня. - Но это и вправду нас очень огорчило, меня в особенности. Ведь мы так замечательно ладили с ее милостью. Я нашла в вашей дочери родственную душу. Ее нрав не может не завораживать. Еще раз приношу вам свои нижайшие извинения за мою выходку.
        - Благодарю, - ответила я с улыбкой. - Мне приятно знать, что при Дворе есть порядочные и искренние люди.
        Граф Энкетт прижал к груди ладонь и склонил голову. Затем вновь посмотрел на моего отца, и тот, наконец, заговорил:
        - Мне приятно познакомиться с людьми, сумевшими оценить нашу дочь по ее достоинствам. И раз уж мы теперь представлены друг другу, то позвольте познакомить вас с нашей воспитанницей, - он указал на Амбер. - Баронесса Мадести-Доло.
        - Доброго дня, ваши сиятельства, - потупившись, ответила сестрица и присела в неглубоком реверансе.
        Чета Энкеттов имела удивительную способность быстро располагать к себе. Их жизнерадостность и легкость в общении сумели победить первое впечатление, и вскоре барон Тенерис и граф Энкетт оживленно обсуждали последние политические новости. Его сиятельство имел еще и собственные сведения, а потому внимание моего отца принадлежало ему уже спустя несколько первых минут их беседы. Ее сиятельство нашла самую короткую дорогу к сердцу моей родительницы - меня. Матушка с удовольствием слушала о моей старательности, строгости и неприступности, вкупе с живым умом и легким нравом. Мы с сестрицей пока остались не удел, но я нашла нам развлечение.
        Пользуясь тем, что на нас не обращают внимания, я показывала Амберли придворных и коротко рассказывала о них. Ее милость слушала, с интересом разглядывая моих знакомцев, иногда хихикала, прячась за веером, если я вспоминала что-то забавное. А когда мы добрались до королевского секретаря, тот, наконец, обернулся и заметил меня. Признаться, у меня замерло сердце в ожидании его реакции. И она последовала. Барон Хендис улыбнулся и склонил голову в приветствии. Я выдохнула с облегчением, после улыбнулась в ответ и чуть присела, здороваясь. Впрочем, подходить он к моему семейству не стал и вернулся к прерванному разговору со своими собеседниками, которых было уже трое.
        Постепенно публика прибывала. Я с беспокойством посматривала на дверь, ожидая, что вскоре сюда впорхнет и лицемерная герцогиня со своей свитой, от пребывания в которой сегодня была освобождена графиня Энкетт. Я не боялась ее светлости, просто не хотела видеть, но была уверена, что она не преминет подойти со своей неизменной дружелюбной улыбочкой, и мне придется отвечать ей, изображая ответное дружелюбие, хоть на языке вертелись совсем иные выражения. Однако обнажения чувств - это вовсе не то, что следовало делать перед этой женщиной. А с герцогини станется представить мне мою последовательницу, тогда я и вовсе почувствую острую потребность ужалить в ответ и буду страдать от невозможности это сделать.
        Однако вместо ее светлости я увидела лицо несомненно более приятное и желанное. Барон Гард появился, когда до начала представления оставалось совсем немного времени. Он прибыл один, остановился в дверях и окинул взглядом собравшуюся публику. Меня его милость не заметил до тех пор, пока я не подняла руку. На лице его мелькнуло смятение, будто Фьер не понимал, что ему теперь следует сделать. Я улыбнулась, и мой добрый друг, заметно расслабившись, улыбнулся в ответ и направился в нашу сторону.
        В отличие от графини Энкетт барон Гард ни на кого не налетал, не начинал речи, которые могли привлечь чужое любопытство и породить сплетни. Фьер подошел к моему семейству с почтительным приветствием. И если моя матушка его уже знала, то отец видел впервые. Однако граф Энкетт познакомил их, и, пройдя необходимый ритуал и испросив позволения поговорить со мной, Гард, наконец, добрался до своей цели.
        - Вы прекрасно выглядите, ваша милость, - сказал он, окинув меня пытливым взглядом. - Хвала Богам и вашему покровителю, я вижу, что ваши глаза сияют, и это не может не радовать.
        - Со мной всё хорошо, ваша милость, - легко отмахнулась я.
        - Я рад это слышать, баронесса, - улыбнулся Гард. Он перевел взгляд на Амберли. Я познакомила барона с сестрицей, дождалась, пока они закончат обмениваться любезностями и уже собралась вернуть себе внимание Фьера, но к нам подошли.
        Это был молодой человек, который присутствовал на представлении Амбер свету. Поздоровавшись с родителями, он попросил позволения поговорить с баронессой Мадести-Доло, а, получив его, увлек Амберли учтивой беседой. Сестрица, румяная от смущения и удовольствия, уделила молодому человеку внимание, и мы с Гардом оказались предоставлены сами себе.
        Теперь можно было разговаривать свободней. Указав ему взглядом в сторону от родителей, я приняла предложенную руку, и мы отошли. Место, где бы нас не могли услышать, найти не представлялось возможным, потому мы просто остановились в нескольких шагах от моего семейства.
        - Я ожидала, что ее светлость не преминет явиться сюда, - сказала я негромко.
        - Хотите поговорить с ней? - спросил меня Фьер с легким удивлением.
        - Напротив, не хочу ее даже видеть, - ответила я. - Однако удивлена, что герцогиня не использовала возможность сверкнуть в обществе.
        - Она бы и рада, но… - Гард развел руками, но вдруг ухмыльнулся и закончил: - С ее светлостью приключилось несчастье, она умудрилась простудиться, и теперь лежит в постели и страдает от жесточайшего насморка. Сами понимаете, в таком виде она не может показаться на людях.
        - Вот как? Но как же магистр? - искренне удивилась я.
        - Уважаемый магистр Элькос сообщил, что израсходовал все свои запасы энергии, чрезмерно истощен и не сможет помочь ее светлости в ее просьбе, - барон вновь усмехнулся. - С тех пор, как объявили о вашей отставке, наш дорогой маг стал несколько желчен, особенно в отношении королевской тетки. Потому, и так считаю не только я, лечить ее Элькос отказался в отместку за интриги против вас, баронесса.
        И вновь мне было приятно. Мой старый добрый друг и покровитель, защитник и избавитель от родительского негодования, и сейчас продолжал оставаться верным своим симпатиям. Дядюшка, с которым мы виделись на следующий день после моего отказа королю, рассказал, что теперь они неплохо ладят с магистром. Они и до этого не враждовали, но с тех пор, как я объединила в заботе обо мне этих двух мужчин почтенного возраста и жизненного опыта, маг и граф Доло стали почти друзьями. Они теперь часто встречались, чтобы отдохнуть от заботы в приятной компании за бокалом легкого вина и в интересной беседе.
        Что до окончательного прекращения наших отношений с королем, дядюшка сказал так:
        - Что ж. Будем надеяться, что это не скажется дурно на нашем роде. В конце концов, он должен оценить вашу честность и вспомнить о нашей преданности и верной службе. И если вскоре меня ожидает отставка, то, возможно, место при Дворе получит кто-то из моих сыновей. И пусть они не стремятся сделать карьеру, но придется взять себя в руки и научиться отстаивать наши интересы. Или же протолкнем вашего батюшку. Однако… - он бросил на меня взгляд: - Как же жаль, что вы уродились девицей.
        - Мне, признаться, тоже, - ответила я ему, и мы слаженно вздохнули.
        Сегодня его сиятельства не было, после возвращения в столицу ему приходилось подолгу задерживаться в своем Кабинете. Однако его сыновья появились следом за Гардом. Раскланявшись со своей родней, графы с супругами отошли от моего семейства. Мы с Фьером проводили их взглядами и вернулись к нашей беседе.
        - Как поживает ваш приятель? - спросила я, против воли ощутив, как затаила дыхание, потому что с Дренгом было связано иное имя…
        - Его сиятельство развлекается тем, что раздражает государя, - усмехнулся барон. - Впрочем, для них обоих подобное времяпровождение привычно. Правда, вчера Олив превзошел сам себя, и это едва не стоило ему доброго отношения Его Величества. Король был зол настолько, что даже повысил голос, отчитывая фаворита вовсе за какую-то ерунду.
        - Что сотворил его сиятельство? - изумилась я.
        Барон бросил на меня лукавый взгляд и собрался ответить, но в этот момент к нам вышел театральный распорядитель и объявил о том, что представление вот-вот начнется. Матушка тут же нашла меня взглядом и поманила к себе.
        - Идемте, - сказала я Фьеру. - Мне будет приятно, если вы посмотрите спектакль в нашей ложе.
        - С удовольствием, - склонил голову Гард и подставил мне руку.
        Энкетты покинули нас не с пустыми руками, у них уже имелось приглашение посетить наш городской дом, куда мы должны били перебраться через два дня и остаться уже до весны. Чета их сиятельств заверила, что побывает у нас с удовольствием, и они удалились в свою ложу, а мы прошли туда, откуда должны были смотреть представление. Гарду принесли стул, потому что на него места уже не было.
        Лучшие места по этикету отдавались женщине. Таковыми считались кресла в первом ряду, что совершенно понятно, а мужчина, если ему не хватало кресла спереди, садился позади дам. Наша ложа была небольшой и рассчитана как раз на четыре места, одно из которых находилось позади первых трех. Гарду поставили стул рядом с креслом батюшки, но я попросила поменяться со мной местами, уж очень хотелось послушать историю про выходку Дренга. Отец поджал губы, не особо одобряя мою затею, но все-таки согласился, и я уселась рядом с Фьером.
        По залу катился рокот голосов, поскрипывание сидений, звук шагов и шорох платьев. Но всё это звучало приглушенно и ненавязчиво, будто стыдясь нарушить уединенный покой этого места, жившего по собственным законам. Обоняние ласкал запах, сложившийся из целой гаммы ароматов: от свежего дерева и лака до тончайших духов и одеколонов. Это был запах чуда, до которого осталось всего несколько минут.
        Еще горела люстра, в которой вместо свечей, были зажжены магические светильники. Еще возились в оркестровой яме музыканты, еще продолжали подходить последние зрители, и занавес, словно полог тайны, скрывал от взоров сцену с подготовленными на ней декорациями.
        - Как же это всё… замечательно, - произнесла восторженная Амберли.
        Улыбнувшись за ее спиной, я скользнула взглядом по нескольким этажам с ложами, в которых сидела нарядная публика. И чем выше располагались ложи, тем менее знатными были ее обитатели. Ближе всех к галерке расположились со своими семьями коммерсанты: торговцы, банкиры, хозяева заводов и мастерских. Их доходы могли позволить им сидеть рядом с нами, но рождение не давало такого право. На галерке расположились и вовсе бедняки, которые любили театр не меньше, чем аристократия, занявшая партер и три яруса с ложами.
        А потом мой взгляд остановился на ложе, находившейся от нас сбоку, но всё равно хорошо приметной. Она была просторной с позолоченной отделкой и несколькими рядами кресел. Одно из них, с высокой спинкой, предназначалось правителю Камерата. На короля правила этикета не распространялись, он сидел в первом ряду, независимо от наличия женщин рядом с ним. Но сейчас ложа пустовала, и я только порадовалась этому. Моя обида была еще сильна.
        А потом прозвучал сигнал, оповестивший о начале представления, и свет в зале погас, только на стенах в рожках остались горящими свечи, но они не разгоняли воцарившийся сумрак, лишь указывали путь к дверям, если кому-то потребовалось бы покинуть зал. Заиграла музыка, и занавес открылся, открыв нашему взору «поляну в лесу»….
        - Ох, - выдохнула сестрица.
        На губах Гарда мелькнула улыбка, кажется, его позабавила реакция моей сестрицы. Я скосила на него взгляд, но быстро поняла, что это не насмешка, всего лишь добродушная ирония, и тоже улыбнулась. А после устремила взгляд на сцену. Сегодня давали «Отверженную добродетель». История девушки, пожертвовавшая всем ради любви, и о предательстве ее возлюбленного. Матушка, уже зная исполнителей главных ролей, заверяла, что в конце мы все будем непременно рыдать, потому что актеры играли бесподобно. Оставалось дождаться финала и проверить справедливость ее утверждений.
        Дождавшись, пока мои родные увлекутся спектаклем, я склонилась к Гарду и едва слышно спросила:
        - Так что там за история с Дренгом?
        - Вы будете изумлены, - также тихо ответила мне барон. - Этот проходимец, Олив, недавно притащил во дворец…
        Договорить он вновь не успел, потому что неожиданно вспыхнул свет. Актеры прерванные на середине реплики, повернулись к зрительному залу, а следом за этим, согнулись в поклонах. Зал, ложи, балконы и галерка стремительно поднялись со своих мест. Поспешили встать и мои родители. Переглянувшись, мы с Гардом последовали их примеру. Никто не смотрел на сцену, к ней повернулись спиной. Мужчины склонили головы, женщина прижали ладони к груди, заменяя этим жестом реверанс. Король! Только его появление могло прервать представление и заставить зрителей, музыкантов и актеров вскочить со своих мест.
        Я опустила взгляд на королевскую ложу и ощутила, как гулко забилось сердце. Даже не думала, что почувствую такое волнение, увидев государя. Лицо обдало жаром, руки начали подрагивать, и захотелось сесть, потому что в ногах тоже появилась слабость. Это было подобно удару… А еще через мгновение…
        Он бы не один. Короля сопровождала молодая женщина с рыжими волосами. Она держала Его Величество под руку, когда он входил в ложу. Но когда монарх приветствовал подданных, графиня Хорнет, а в личности женщины я не сомневалась, отстала. И лишь когда он сел, ее сиятельство устроилась рядом. Я видела, как государь посмотрел на нее, взял за руку и поднес ее к своим губам. И хвала Богам, что можно уже было сесть, потому что я упала в свое кресло и скрыла за веером болезненную гримасу.
        Свет снова потух, актеры скрылись за занавесом, чтобы начать спектакль заново. Но я уже не слышала ни звуков музыки, ни голосов артистов, потому что в стук сердца сейчас затмевал все прочие звуки. Наконец, я убрала веер от лица, шумно выдохнула и посмотрела на сцену, не столько интересуясь происходящим там, сколько для того, чтобы не смотреть в королевскую ложу.
        Гард незаметно сжал мою руку. Я посмотрела на него, и барон склонился ко мне.
        - Так вот, - заговорил он. - Дренг притащил во дворец ваш портрет и устроил его у себя в комнатах.
        - Что? - чуть громче, чем следовало, изумилась я.
        И вдруг ощутила признательность. Известие было до того ошеломляющим, что я в одно мгновение забыла о только что увиденном.
        - Шанни, - обернувшись, шепнула матушка.
        - Извините, ваша милость, - ответила я.
        Мы поднялись с Гардом со своих мест и отошли к самой двери. Это действие осталось незамеченным.
        - Откуда он взял мой портрет? - спросила я шепотом.
        - У некоего Гендрика, - также шепотом пояснил Фьер.
        Округлив глаза, я осознала, что проходимец Дренг увел у меня из-под носа обещанный Элдером портрет. Выходит, услышав о нем еще на представлении свету Амберли, его сиятельство запомнил, а после явился в дом Гендриков и стребовал с художника его работу… Надеюсь, что хотя бы хорошо заплатил…
        - И что же было дальше? - немного нервно спросила я.
        - Олив поставил его так, что с порога казалось, будто вы сидите в кресле и смотрите на входящего. Я сам попался, - Гард тихо хмыкнул: - Зашел к Дренгу, увидел вас, и у меня открылся рот от неожиданности. Лишь через мгновение осознал, что смотрю на картину. Не знаю, что за человек этот Гендрик, но мастер он отменный. Так точно передан ваш образ, даже эта завораживающее лукавство в ваших глазах. И цвета… Невероятное сходство с оригиналом, очень живо написано. Было бы в полный рост, можно было бы и поклониться, приветствуя. - Он снова хмыкнул. - Но продолжу. К вечеру, не дождавшись своего любимца, государь решил навестить его. Он открыл дверь…
        - И? - теперь хмуро спросила я.
        - Как рассказывал Дренг, застыл на пару минут, пригвожденный к месту. Стоял и смотрел, а когда отмер потребовал у нашего пройдохи ответа - что всё это означает. И знаете, что ответил этот безумец? Дренг сказал, что раз вы теперь освобождены от высочайшего внимания, то он решился жениться на вас. - Я вновь округлила глаза, а Фьер усмехнулся. - Еще сказал, что давно к вам неравнодушен, и что сдерживал его только интерес государя. Однако теперь, когда Его Величество более в вас не заинтересован и нашел себе новое увлечение… - барон прервал сам себя и буркнул: - Простите.
        - Продолжайте, - кивнула я.
        - Так вот, раз всё так удачно сложилось, то он, граф Олив Дренг, готов сделать тот самый шаг, на который не решался долгие годы. Теперь же ему встретилась девушка по сердцу, и он готов сделать предложение. А портрет принес, чтобы любоваться своей избранницей, пока она не рядом с ним.
        - Дренг и вправду…
        - Ну, что вы, Шанриз, - отмахнулся Гард. - Дренг, если и влюблен, то во всех женщин на свете разом, а жениться соберется за день до смерти. И уж поверьте, зачать наследника он успеет еще до последнего вздоха.
        - То есть он не влюблен в меня? - уточнила я.
        - Нет, - улыбнулся Фьер. - Он вам симпатизирует, но как человеку. Вы ему нравитесь, как и мне.
        - Уф, - выдохнула я с облегчением, и барон тихонько рассмеялся. - Продолжайте. - Вот теперь я ощутила живейший интерес. Итог проделки фаворита мне был уже известен, но хотелось подробностей.
        - Государь пришел в крайнюю степень раздражения, - не стал возражать моему требованию его милость. - Он вдруг вспомнил, как вольно вел себя Дренг на каком-то торжестве. Что ответил глупость, будто бы опозорил своего короля, и всё в таком духе. И чем больше выговаривал, тем сильней прорывался его гнев. В конце концов, Его Величество пригрозил своему любимцу опалой и изгнанием из дворца, если тот не возьмется за ум. Но в конце своей речи, когда буря поутихла, король объявил, что вы для Олива неподходящая невеста. И если тот собрался жениться, то государь подберет ему достойную девушку. После крикнул камердинера графа и велел вынести из покоев любимца «эту мазню», как выразился наш венценосец. Впрочем, уже на лестнице по приказу короля портрет был передан стражу, и о его дальнейшей судьбе Дренг узнал уже от магистра, потому что ему пока запрещено являться на глаза монарху. Хотя, как признался Олив, он переживал, что государь испортит чудесную картину, потому что его гнев на вас был силен…
        - Так что же сталось с портретом? - спросила я, сейчас отмахнувшись от королевского недовольства в мой адрес.
        - Он находится в кабинете государя, в его личном кабинете в покоях, - с улыбкой ответил Гард. - Стоит у стены, повернутый к ней вашим ликом. Элькос видел, когда навещал короля, и пока тот выходил из кабинета, маг взглянул на картину, положение которой было слишком необычным, чтобы не обратить внимания. К тому же Дренг уже успел пообщаться с магистром, и тот, сам чувствуя любопытство, решил разузнать о судьбе портрета. Найдя его, был удовлетворен и рассказал об этом графу.
        - Отвернул к стене, - фыркнула я.
        Барон укоризненно покачал головой:
        - Усыпите женщину, Шанриз. Думайте трезво. Он не избавился от портрета, а унес к себе. А то, что отвернул… так ведь государь всё еще борется со своим влечением к вам…
        - Оно и видно, - проворчала я, кивнув на ложу.
        Гард отмахнулся с кривой ухмылкой. После взял меня за руки и заглянул в глаза, насколько это было возможно в сумраке.
        - Дорогая вы моя, ни одна из трех кандидаток не сравниться с вами. Они… обычные. В них нет ничего примечательного, кроме красоты. И никто из них не рискнет спорить с государем и что-то доказывать. Я поговорил с каждой, и никто из троих не вызвал желания подойти снова. Что до короля… После того, как Дренг вернулся от вас, Его Величество был вне себя от ярости.
        - Значит, Олив передал ему всё, что я сказала, - усмехнулась я.
        - Что вы, ваша милость, - отмахнулся Фьер. - Лишь то, что ваши убеждения не изменились, и что вы возмущены обещанием пристроить вас в хорошие руки после того, как король вами пресытится. Дренг передал отказ, сопроводив несколькими комментариями, но остальное оставил при себе. Государь явился к тетке в тот же вечер и провел его рядом с баронессой Клотт - это новая фрейлина с черными волосами. Он оказывал ей всяческие знаки внимания. На следующий день пришел снова, а на утро третьего дня баронесса вышла из его покоев, уверенная, что стала новой фавориткой. Однако вечером король к герцогине не явился, а на музыкальном вечере, который устроила Ее Высочество, и где присутствовал и ее брат и тетка с фрейлинами, он флиртовал с графиней Тизен - та, которая напоминает Серпину Хальт. С баронессой Клотт только поздоровался и не более.
        - Какая мерзость, - скривилась я. - Всё, что вы рассказываете сейчас, это просто ужасно.
        - И, тем не менее, Тизен тоже уже опробована и оставлена без дальнейшего внимания, - продолжил Фьер. - Теперь очередь за графиней Хорнет. С ней государь уже с неделю. Он сошелся с ней после того, как обуздал свою злость на вас. Думаю, когда негодование и обида улеглись, он снова затосковал. И вот тут настало время вашего подобия. Возможно, она задержится дольше, но скоро прискучит и она. Нельзя слишком долго обманываться лишь одним отдаленным сходством с тем, кто сделал больно, но к кому продолжает влечь.
        - Зачем вы мне это говорите, ваша милость? - с мукой спросила я. - Я не изменю своего решения. Пусть забавляется, как хочет. Он свободный мужчина, не связанный ни с кем обязательствами, да и при их наличии вряд ли будет себя ограничивать. В конце концов, любовницы у него были и при жене, и при фаворитке. Я так не желаю. Я видела в нем своего друга, однако дружбы не вышло, а потому пусть греется в иных лучах.
        - Вы правы, ваша милость, - склонил голову Гард. - Я всего лишь хотел рассказать вам новости. Подумал, что вам будет интересно узнать, чем ныне живет дворец.
        - Мне неинтересно, - солгала я и развернулась, чтобы вернуться на место, однако вновь посмотрела на барона: - Зачем Дренг затеял эту историю с портретом? Для того чтобы позлить короля?
        Барон отрицательно покачал головой.
        - Дренг никогда и ничего не делает просто ради забавы. Я сам до конца не пойму его мотивов. Мне кажется, он заботится о своем друге и господине. А еще графу нравитесь вы. Уж не знаю, что он видит в том будущем, которое пытается создать, но явно оно связано с вами, Шанриз. Иного ответа у меня нет.
        - Тогда старания его сиятельства никуда его не приведут, - невесело усмехнулась я. - У нас с королем нет будущего. Ему нужна очередная женщина для утех, а мне… мне он не даст того, чего хочу я. И это вовсе не покои фаворитки. Там мне делать нечего.
        Сказав это, я вернулась на свое место и посмотрела на королевскую ложу. Государь не глядел на сцену. Он обводил взглядом ложи. Наконец, добрался до нашей. Я затаила дыхание, потому что Его Величество замер, разглядывая моих родителей. Конечно, он их узнал. Наверное, присматривался и к Амберли, ее он еще не видел. А после откинулся на спинку своего кресла и побарабанил пальцами по подлокотнику.
        О, Хэлл… Я вдруг ощутила удовлетворение. Исчезло волнение, и даже утихла ревность. Мои губы скривила издевательская ухмылка, и я, вздернув подбородок, распрямилась в кресле. Всё еще глядя на государя из своего укрытия, я решила, что после антракта непременно поменяюсь местами с батюшкой. Да, поменяюсь.
        Гард поднял руку, изобразив из пальцев пистолет, направил «его» на королевскую ложу и тихо произнес:
        - Пуф.
        Скосив на него взгляд, я поджала губы, но не удержалась, и через мгновение на моем лице сияла широкая улыбка…
        Глава 7
        Сегодня у нас были гости. Никто не устраивал званого вечера, он состоялся как-то сам собой. Сначала прибыли наши соседи - барон и баронесса Набо, чтобы приветствовать после возвращения в столицу. С ними пришла их дочь, перешагнувшая порог совершеннолетия еще в позапрошлом году. Совершенно невзрачная девица, бесцветная, с унылым выражением на вытянутом треугольном лице. Уголки ее губ были скорбно опущены вниз, сколько я ее знала. Даже не вспомню, видела ли когда-нибудь, чтобы Граби Набо улыбалась или хоть чем-то была довольна. Она или ворчала, или протяжно вздыхала и качала головой. Рядом с ней было невыносимо скучно.
        Впрочем, матушка, на которую Граби была похожа, как две капли воды, уверяла, что ее дочь могла бы претендовать на звание первой красавицы столицы, если бы не была столь скромна и мечтательна. Барон важно кивал в ответ и похлопывал жену по тыльной стороне ладони, которую держал в своей руке. Моя матушка, разумеется, со старшей баронессой Набо соглашалась, но когда за этим семейством закрывалась дверь, говорила:
        - Невероятно, как же можно было вырастить столь унылое и высокомерное создание? Глядя на нее, я неизменно радуюсь, что наши девочки такие непоседы. Они, как журчащий ручей, а не стоячая вода, как эта бедняжка Граби.
        Вот и сегодня она сидела в углу, надменная и скучная до умопомрачения. Юная баронесса Набо не спешила участвовать ни в беседах, ни в развлечениях. То я, то Амберли, то моя матушка пытались растормошить этот гриб, проросший на нашем диване, но Граби только неопределенно пожимала плечами и, кажется, даже позы не поменяла за те три с небольшим часа, что находилась в нашей гостиной. В конце концов, мы оставили ее в покое.
        Еще прибыли два молодых человека: граф Рэйг Гамарис и его приятель - барон Веллер Трикстер. Сии господа были известными повесами, однако являлись и завидными женихами, а потому пользовались расположением всех семейств, где имелись девицы на выданье. Приятели частенько хаживали в гости, где их принимали с распростертыми объятьями в надежде, что хотя бы один из них проникнется симпатией к дочери хозяев, однако гуляки продолжали получать удовольствие от жизни и своего положения, но делать кому-либо предложение не спешили. Сегодня они решили заглянуть к нам, чтобы поприветствовать и выразить свое восхищение владельцам особняка и нам с Амберли.
        - Никто из них, - сказала я сестрице, когда объявили о визите Гамариса и Трикстера. - С этими господами вечер может пройти весело, но не воспринимай ни одного, как возможного жениха. На речи и взгляды не поддавайся. Только дружеское расположение и строгость, если решат начать волочиться. Поняла меня?
        - Да, Шанни, - кивнула Амбер, глядя на меня, будто дитя на свою мудрую мать.
        Еще чуть позже появилось еще одно семейство - графы Арроган. С супругами прибыл их сын, высокий и худощавый, будто жердь. Он чем-то напоминал Граби Набо, такой же унылый и напыщенный. Однако было отличие, молодой граф Арроган разговаривал. Он складывал пальцы щепотью и пространно рассуждал на темы, смысла которых могли уловить разве что его родители. Впрочем, это не мешало моему отцу и барону Набо кивать в ответ, явно из вежливости.
        - Вы хотя бы слово поняли, милые дамы? - спросил у нас с Амбер Рэйг Гамарис.
        - Кажется, его сиятельство говорил о политике… - неуверенно предположила моя сестрица.
        - Да? - негромко удивилась я. - А мне показалось, что его сиятельство просто бредил.
        - У меня создалось такое же впечатление, - поддержал меня барон Трикстер.
        - Хвала Богам, - выдохнул Гамарис, - а я уж думал, что это у меня случилось помрачение рассудка.
        - Это дурно, - укоризненно покачала головой Амберли. - Все-таки его сиятельство старался выглядеть умным.
        Она обвела меня и молодых людей серьезным взглядом и снова покачала головой. У Трикстера поползли вверх брови, Гамарис поджал губы, я последовала его примеру, стараясь сдержать улыбку, но уже через мгновение мы рассмеялись, а Амбер насупилась.
        - Отчего вы потешаетесь? Разве же я что-то не так сказала?
        - Ваша милость, вы сказали истинную правду, - ответил ей Веллер, и мы рассмеялись снова.
        - Ох, - сестрица осознала саму суть собственной защиты, зарумянилась и махнула на нас рукой: - Будет вам насмехаться. - Однако вскоре и сама хмыкнула.
        Удивительно, я даже получала удовольствие от этого вечера. Было и вправду весело. Присутствие двух великосветских балбесов недурно скрасило наше времяпровождение. Молодые люди шутили, мы с сестрицей смеялись, чем привлекли к себе внимание. А когда наше веселье стало и вовсе шумным, моя матушка решила вмешаться и вернуть вечеру светскую томность. Она хлопнула в ладоши, привлекая всеобщее внимание, и произнесла:
        - Господа, милые дамы, а знаете ли вы, как чудесно играет наша Амберли?
        - Я непременно хочу послушать игру баронессы Мадести, - улыбнулась графиня Арроган.
        - Да, это было бы весьма мило со стороны ее милости, - кивнул ее супруг.
        - А Граби пусть споет! - воскликнула баронесса Набо. - О-о, у нее такой восхитительный голос!
        - Милости просим, - с вежливой улыбкой ответила матушка.
        - Я нынче не в голосе, - тускло ответила Граби. - Прошу меня простить.
        - И хвала Богам, - шепнул Трикстер.
        - Если баронесса Мадести не против, то я с удовольствием спою под ее аккомпанемент, - посмотрев на Амбер, произнес Рэйг Гамарис.
        - С удовольствием, - со смущенной улыбкой ответила сестрица.
        - Его сиятельство весьма недурно поет, - шепнул мне барон Трикстер.
        - Мы сейчас это проверим, - ответила я, устраиваясь поудобней.
        - А может и вы… - барон посмотрел на меня искушающим взглядом, и я усмехнулась:
        - Знаете, что сказал Его Величество, однажды услышав, как я пою гимн Камерата? - взгляд его милости из искушающего стал заинтересованным, и я продолжила: - Государь попросил пощады. Я поклялась больше никогда не петь. Поверьте, лучше эту клятву не нарушать. - После обернулась к сестрице, уже усевшейся за инструмент: - Просим, господа артисты.
        - Просим! - подхватил Трикстер, кажется, решивший поверить мне на слово.
        Граф Гамарис склонился к моей сестрице, что-то негромко произнес, и Амберли, кивнув, пробежалась пальцами по клавишам. По гостиной разлилась мелодия знакомого романса. Рэйг расправил плечи, дожидаясь своего вступления. В это мгновение в гостиную вошел лакей, он приблизился к моему отцу, что-то шепнул, и батюшка ответил кивком. А потом Рэйг запел, и я переключила на него внимание.
        Голос у его сиятельства был и вправду недурен. Граф обладал приятным баритоном, более того, оказался артистичен. Он тонко чувствовал мелодию, и романс в его исполнении превратился в чувственную песню, пронизанную искренними переживаниями. Верней сказать, создавалось такое ощущение. И в моменты признаний, он оборачивался к Амбер. Сестрица заметно смущалась, но на губах ее играла улыбка. Ей нравилось. Оставалось надеяться, что трезвость ума еще не полностью покинула ее прелестную головку.
        - Ваша милость.
        Я подняла голову и встретилась взглядом с Элдером Гендриком. Значит, это о нем докладывал лакей. Пение еще продолжалось, и я, приветливо улыбнувшись графу, шепнула:
        - Доброго вечера, ваше сиятельство. Приятно видеть вас снова, присаживайтесь к нам, окажите милость.
        - Доброго вечера, - немного сухо ответил Элдер, здороваясь сразу со мной и с бароном Трикстером. - Благодарю, - кивнул он уже мне одной и сел рядом со мной.
        В это мгновение романс завершился. Отзвучали последние аккорды, и благодарная публика наградила артистов заслуженными аплодисментами. Граф Гамарис подошел к Амберли, склонился, чтобы еще что-то сказать ей, и я поняла по положению его руки и пунцовому лицу сестрицы, что он приобнял ее за на талию. Прищурившись, я некоторое время наблюдала за происходящим, даже собралась встать и подойти, но Рэйг распрямился и встал на прежнее место. Амбер вздохнула, стрельнула в него глазами, однако взяла себя в руки и вновь заиграла.
        - Мы можем поговорить, ваша милость?
        Я посмотрела на Элдера. Можно было отказать, мы всё уже сказали друг другу, но, кажется, граф Гендрик был далек от романтического настроения. А потом я вспомнила про свой портрет, который забрал у него Дренг, и вдруг ощутила нечто похожее на вину. Не то что бы меня мучила совесть, причин для этого не имелось, но понимала, что удовольствия визит королевского любимца его сиятельству не доставил.
        - Да, конечно, - улыбнулась я и поднялась с дивана, на котором сидела до этого.
        - Куда вы, ваша милость? - встрепенулся барон Трикстер.
        - Прошу меня простить, - ответила я с прохладной учтивостью и вновь поглядела на Гендрика: - Идемте, ваше сиятельство.
        - Мне хотелось бы поговорить с вами наедине, - негромко произнес граф.
        - Хорошо, - не стала я спорить. Я направилась к моим родителям: - Матушка, батюшка, позволено ли мне будет вернуть долг вежливости его сиятельству и показать наш дом, как он показывал мне свой?
        - Разумеется, дитя, - просияла матушка, должно быть, подумав, что мой разум очистился от скверны, и я готова узнать Элдера получше.
        Извинившись перед остальными гостями, я приняла руку Гендрика, и мы направились прочь из гостиной. Даже не сговариваясь прибавили шаг, потому что старший граф Арроган спросил своего сына, не желает ли он пройтись с нами. К слову, барон Трикстер тоже приподнялся, видно решив последовать за нами, но нам на помощь пришла матушка, воззвав разом ко всем гостям.
        - Но разве же это не прекрасно, господа? Какая чудная играя! Не правда ли?
        И мы с графом покинули гостиную, пользуясь заминкой. Наш зимний сад не был столь огромен и восхитителен, как сад в особняке Гендриков, но и там можно было прогуляться и отдохнуть душой, да и свои чудеса имелись. К примеру самый настоящий маленький пруд… Впрочем, это слишком громкое название для водоема, устроенного в центре сада, но там плавали чудесные рыбки, на дне лежали разноцветные камешки, и на поверхности плавали кувшинки, такие же небольшие, как и весь этот декоративный пруд.
        Туда я и повела графа Гендрика. Выбрала я это место намерено. Можно было бы просто зайти в одну из соседних комнат и поговорить там, но хотелось как-то сгладить неприятный осадок после всех прошедших событий, причинивших боль чувствительной душе художника. И потому я решила, что уделю Элдеру больше времени и внимания, а еще обстановка должна была располагать к искренности и умиротворению, чтобы избежать каких-то сильных эмоций, если они, конечно, будут. Такое тоже нельзя было исключать.
        Пока мы спускались, граф не проронил ни слова. Скорей всего, просто не желал, чтобы у нашего разговора были случайные свидетели. Однако такое молчание тяготило, предвещая тяжелый разговор, а мне подобного было уже достаточно.
        - Как поживают ваши родители? - спросила я с улыбкой.
        - Благодарю, матушка и отец здоровы и вполне довольны своим существованием, - ответила Элдер.
        - А что ваш брат?
        - Он начал ухаживать за юной графиней Неттоп. Почему нет, раз не сгодился вашей сестрице? - с вызовом спросил его сиятельство.
        - Мне кажется, вы заблуждаетесь, - ответила я. - Или не желаете видеть правды.
        Элдер повернул ко мне голову и прищурился:
        - И в чем же эта правда, по-вашему?
        - Хотя бы в том, что он не желает ни Амберли, ни юной графини Неттоп, - сказала я, пожав плечами. - Ваш брат желает другую девушку, но подчиняется предрассудкам, царящим в обществе. В результате, несчастными станут несколько человек. Та девушка - дочь коммерсанта, графиня Неттоп, а главное, сам его сиятельство. Поэтому он нехорош для моей сестры. Я желаю ей счастья, господин граф, а потому не желаю Брана Гендрика с его сердечной болью.
        - Вы же лучше других знаете, чего они желают, да, ваша милость? - не без яда усмехнулся Элдер. - Вам лучше всех нас известно, что нам надо.
        Я остановилась и развернулась к моему собеседнику. В его глазах был прежний вызов, а еще обида. Элдер злился на меня за отказ от его намерений, однако мне думалось, что больше его обижала формулировка, чем крушение надежд на право обладания незнакомой ему девушкой.
        - И тем не менее, - произнесла я, продолжая наблюдать за графом. - Вы, как никто другой, знаете вашего брата. Это было понятно из слов вашего отца о том, что вы ему потакаете. Значит, между вами существует близость. И тогда вам известны его помыслы. И если уж мне, увидевший, как он стал задумчив после моего рассказа о бароне Гарде, понятно, что его сиятельство заинтересован в девушке, против которой высказался ваш отец, то вы об этом знаете точно. Ведь так?
        Элдер ответил упрямством во взгляде, однако я продолжала на него смотреть, и граф сдался:
        - Хорошо, вы правы. Бран влюблен в ту девушку, и только отец с его угрозой лишения наследства и благословения останавливает брата от решительного шага.
        - Но коммерсант дает за дочь хорошее приданное, насколько я помню, - отметила я. - Стало быть, его сиятельство не будет нуждаться. Его титул останется с ним, а благословение… - я усмехнулась, - без него можно обойтись.
        - Однако Бран потеряет положение в обществе, - возразил граф. - Двери домов наших знакомых перед ним закроются. Он окажется среди людей не своего круга.
        - Будет сидеть в театре в одной из верхних лож, - отмахнулась я.
        - Ваша милость, вы же понимаете, о чем я говорю! - воскликнул мой собеседник. - Дело не в расположении ложи в театре, дело в ином! Эти люди ниже его по рождению, они не благородны…
        - Выходит, его сиятельство испачкал себя своей любовью? - полюбопытствовала я. - Выходит, эта девушка - грязь под начищенными ботинками Брана Гендрика?
        - Нет! - возмутился Элдер. - Она - прелестное и чистое создание! Отчего вы всё время передергиваете, ваша милость?!
        - Всего лишь делаю выводы, - пожала я плечами.
        После развернулась и продолжила путь к зимнему саду, граф последовал за мной. А когда поравнялся, снова предложил руку, и я не стала отказываться. Мы уже дошли до стеклянных дверей, за которыми открывалась цель нашего маленького путешествия, но так и не вошли. Теперь остановился Элдер.
        - Хорошо, я признаю, ваши мысли в отношения моего брата верны. Он действительно влюблен и к графине Неттоп, как и к баронессе Мадести, не питает симпатии. Я признаю, что отказ ему от семьи Тенерис уберег вашу сестрицу от возможного печального существования с мужчиной, сердце которого отдано другой. Хотя также признаю, что время может исцелить рану и подарить новое чувство к женщине, которая живет рядом…
        - Спорно, ваше сиятельство, весьма спорно, - прервала его я. - Неприязнь может перерасти в смирение и привычку, но, думается мне, вряд ли в глубокое чувство. Ибо фундаментом этих отношений служит чужая воля и страх быть порицаемым в обществе, а стало быть, признание собственной слабости.
        - Протестую! - мотнул головой Элдер. - Отчего вы говорите - слабость?
        - От того, дорогой мой граф Гендрик, что это слабость. Что есть страх? Страх - это слабость души. Ваш брат боится потери наследства, положения в обществе, пересудов, пожалеть о своем выборе, наконец. Иначе он был бы смелей и решительней. А раз боится, стало быть, и любовь его слаба. Я бы могла понять, если бы речь шла о всём вашем роде, но дело касается только его, а потому сделать выбор намного проще, однако он не решается.
        - Вы его совершенно не знаете, - вновь не согласился его сиятельство.
        - Зато я знаю человека, сила духа которого, как и его чувства к девушке, не подходящей ему по положению, оказались достаточными, чтобы сделать выбор в ее пользу. И, поверьте, он ни пожалел о своем выборе ни разу. Барон Гард счастлив. Он любит и любим, а потому Боги одарили его наследником, который растет на радость своему отцу и матушке. Прошу, - я открыла дверь и сделала приглашающий жест.
        Граф Гендрик подчинился. Он поднял руку, чтобы придержать дверь, и я первой вошла внутрь. В молчании мы дошли до пруда. Я присела на скамейку и устремила взгляд на рыбок.
        - Знаете, - произнесла я с улыбкой. - Нянька часто рассказывала мне сказки про морских обитателей, и когда мы приходили сюда, я всё ждала, что со дна поднимется Жабий царь, или появится раковина, слушая через которую, можно понять, о чем разговаривают рыбы. Я даже просила магистра Элькоса сотворить мне такую раковину.
        - И что же? - спросил Элдер, присаживаясь рядом. - Сотворил?
        - Да, - усмехнулась я. - Иллюзию. Правда, это я поняла позже, когда подросла. Но в тот день, когда он протянул мне морскую раковину и велел смотреть в воду и слушать, рыбки поднимались на поверхность и разговаривали со мной. Они называли меня по имени и рассказывали свои истории. Я сидела здесь так долго, что прослушала эти истории по нескольку раз. Это-то после и подсказало мне, что сделал магистр. Но в тот день я была самым счастливым ребенком на свете.
        Я посмотрела на Элдера и увидела, что он улыбнулся, и поняла - граф, наконец, расслабился.
        - Наверное, вы были прелестным ребенком, - сказал он и сам себе ответил: - Конечно, прелестным. Иначе и быть не может, раз уж выросли такой красавицей.
        - Полноте, - отмахнулась я. - Не спорю, я миленькая, но бывают женщины и краше. К примеру, Амберли. Четкость ее черт поразительна. Как художник, вы не могли этого не отметить. У нее восхитительные глаза. Такие длинные ресницы, черные, как смоль. И брови тонки и изящны. Да и цвет глаз… Он не напомнил вам весеннего неба?
        - Баронесса Мадести безусловно хороша, - не стал спорить со мной Элдер. - Однако ваша красота неоспорима. - Он ненадолго замолчал, однако вскоре посмотрел на меня и произнес: - Скажите, из чего вы сделали свой вывод, что мы с вами непременно будем несчастливы? Я согласился с вами в отношении брата, но почему не доверяете мне? Мое сердце…
        - Остановитесь, - я подняла руку, предостерегая его сиятельство от громких заявлений. - Прошу вас самого задуматься о том, что вы собираетесь сказать.
        - Я говорю о том, что знаю в точности. И данность такова, какова есть. Я к вам неравнодушен, даже больше…
        Вновь вынудив его замолчать, я поднялась со скамейки и отошла к пруду. Присев, я опустила пальцы в воду. Несколько рыбок подплыли к моей руке, одна даже ткнулась в палец прохладным носом и уплыла, потеряв интерес, а следом за ней и остальные. За моей спиной послышались шаги. Элдер присел рядом. Его взгляд был устремлен на воду, он смотрел на мое отражение.
        - Из чего сложилось ваше чувство? - спросила я и повернула к нему голову. - Не спешите с ответом. Я по-прежнему прошу вас задуматься. Учитывая, что вы совершенно не знали меня, как, впрочем, не знаете и теперь.
        - Вы мне понравились, когда я впервые увидел вас, - ответил граф.
        - Вы уже знали, что меня прочат вам в жены?
        - Да, матушка говорила о том, что ваше семейство не прочь породниться с нашим. Она говорила это еще за год до вашего совершеннолетия, много рассказывала, описывала, какая вы. Отец одобрил, мне оставалось лишь дождаться вашего взросления, чтобы взглянуть на вас и дать окончательный ответ.
        Я распрямилась, потерла руки и, дождавшись, когда его сиятельство встанет напротив, сказал:
        - Стало быть, вы шли на смотрины. Вас приучили к мысли, что я ваша невеста. После вы обнаружили, что обещанная вам девушка не вызывает вашего отвращения, дали свое согласие на наш брак и уже почитали меня своей. Верно? И из этого родилась ваша привязанность. Я ведь правильно понимаю?
        В его взгляде вновь было упрямство. Элдер некоторое время сверлил меня взглядом, кажется, желая опровергнуть, однако выдохнул и пожал плечами:
        - Может и так. Только к чему вы это говорите, ваша милость? Когда мы встретились во второй раз, и вы показали себя в картинной галерее, мне понравилось то, что я увидел…
        - Вы увидели, что я способна оценить ваш талант, и вам это польстило, - кивнула я. - Приятно думать, что у вас под боком будет жить ваш ценитель и поклонник, в котором вы будете черпать вдохновение. Я понимаю.
        - Как же вы умеете приземлить возвышенное, - недовольно произнес Элдер.
        - И этим я занимаюсь гораздо чаще, чем восторгаюсь, - усмехнулась я. - Поверьте мне, ваше сиятельство, когда мы разговаривали с вами на представлении Амберли, я была совершенно беспристрастной и искренней. И я повторяю, в отношении меня легче черпать вдохновение в дружбе, чем в любви. Вам рядом нужна душа нежная и романтичная, которая сумеет подарить вам тепло своей души и поддержит в ваших помыслах. Это не я. По моему складу характера, по устремлениям, по желаниям. Мы можем приятно общаться, можем быть искренны друг с другом, но как супруги, мы станем быстро далеки и разочарованы… вы будете разочарованы, когда обнаружите, что я не та, кого рисовало ваше воображение. А я не хочу делать вам больно…
        - Однако делаете, - отмахнулся граф и отошел от меня. Он вернулся на скамейку, сжал пальцами ее край и спросил, глядя мне в глаза: - Кто для вас граф Дренг? Не говорите, что он вам друг. Друг не станет предлагать любых денег за портрет девушки, которая ничего для него не значит. Не будет падать на колени и молить продать ему полотно. Проклятье! Да он даже шантажировал меня!
        - Падал на колени? - округлила я глаза. - Шантажировал?!
        И я не сдержалась. Представив, как проходимец Дренг берет измором бедного Элдера, я расхохоталась. Боги! И всё это ради того, чтобы вывести короля из себя!
        - Вас это забавляет? - возмутился граф. - Вы находите смешным поведение безумца? Или вам попросту приятно знать, что вытворял ваш поклонник ради вас?!
        - Не ради меня, - мотнула я головой и постаралась успокоиться. Однако не преуспела и рассмеялась снова.
        - А ради кого?! - воскликнул молодой Гендрик. - Ради чего вообще нужно было вторгаться в мой дом, будто завоеватель в павшую крепость? - Я расхохоталась с новой силой, и Элдер оскорбился. Он поднялся со скамейки. - С меня довольно. Прощайте, ваша милость.
        Он тряхнул головой, обозначив поклон, и, чеканя шаг, зашагал прочь. Прикрыв рот тыльной стороной ладони, чтобы скрыть широкую улыбку, я поспешила за ним. Забежала вперед, так преградив путь, и воскликнула:
        - Простите, ваше сиятельство! Я вовсе не желала вас обидеть, поверьте… - Смешок все-таки прорвался наружу, и бедный Элдер вздернул подбородок.
        - Долго еще вы будете издеваться надо мной? - сухо спросил он.
        - Простите великодушно, - повторила я. - Клянусь, я не издеваюсь над вами и не насмехаюсь. Да, представляя Дренга, я не могу удержаться от смеха, но это вовсе не умаляет моего к вам доброго расположения.
        - Ради кого он пришел за портретом? - глядя в сторону, немного капризно спросил граф.
        - Скорей, ради чего, - ответила я с улыбкой. - Граф Дренг обладает своеобразным чувством юмора, и мой портрет понадобился ему, чтобы заставить нервничать кое-кого.
        - Кого?
        - Скажем так, человека, который обидел меня, - уклончиво ответила я. - Мы и вправду с ним приятели, если можно так сказать. Между нами не существует никакой связи или видов на совместное будущее. А о том, что он забрал у вас мой портрет, я узнала только от другого моего друга - барона Гарда. Меня даже обидело, что я сама еще не успела его увидеть.
        Последнее я сказала для того, чтобы показать Элдеру, что интерес к его работе у меня имеется. Я надеялась, что это его успокоит.
        - То есть вам бы хотелось, чтобы я написал ваш потрет, но уже для вас? - он наконец посмотрел на меня.
        - Разумеется, - улыбнулась я. - Как и нас с Амберли. Мы ведь говорили об этом.
        Элдер опять отвернулся, постучал носком ботинка по полу, а после ответил:
        - Когда я могу приступить к работе?
        - К примеру, завтра, - ответила я. - Если, конечно, вы свободны.
        - Значит, завтра, - кивнул граф, а после усмехнулся: - Для друзей у меня всегда найдется время.
        - Вы замечательный, - с улыбкой сказала я и пожала ему руку. После отступила на шаг и произнесла: - Давайте вернемся, не хочу оставлять Амберли надолго.
        Элдер ответил вопросительным взглядом, но вдруг нахмурился, и теперь я с немым вопросом смотрела на него я, пытаясь понять, о чем подумалось его сиятельству.
        - Что вас угнетает? - спросила я.
        Он отрицательно покачал головой и прошел вперед. Пожав плечами, я последовала за графом. Он открыл передо мной дверь, однако сам же и заступил дорогу, кажется, решившись высказаться. Я отступила, сохраняя между нами расстояния. Мне было неведомо, что хочет сказать его сиятельство, но решила за благо избегать всякой близости. Все-таки его чувства еще не покинули души впечатлительного художника. Элдер заметил и едва заметно поморщился:
        - Я вам неприятен?
        - Отчего вы так решили? - спросила я. - Я всего лишь сохраняю расстояние, предписанное этикетом.
        - Да, конечно, простите, - смутившись, пробормотал Элдер. - Что-то я во всем вижу дурное для себя… Но… Ваша милость, раз уж мы говорим с вами прямо и без обиняков, то позвольте задать вам вопрос. - Я кивнула, подбадривая его, и граф продолжил: - Возможно, я показался вам скучным, возможно, вы не увидели во мне привлекательности, но разве же тот, кто сидел подле вас в гостиной, лучше, чем я? Я наслышан об этом молодом человеке и хочу предупредить…
        Я в третий раз подняла руку, останавливая его, и укоризненно покачала головой.
        - Ваше сиятельство, я тоже наслышана о нем. Можете мне поверить, что, отказав такому приличному человеку, как вы, я ни за что не выберу легкомысленного повесу.
        - Но он встал следом за нами, будто имеет какое-то право сопровождать вас, а сейчас вы желаете вернуться, - неожиданно разгорячился его сиятельство. - И как же это понимать?
        Мне вдруг подумалось, что Гендрик может быть весьма утомительным. К тому же его ревность… Вот уж чем меня не удивишь, так это ревностью. Меня уже ревновали да так, что даже на магистра, этого мужчину почтенного возраста, смотрели с подозрением и недовольством, когда он позволял себе вольное обращение. Но если королю я не могла высказать своего недовольства, то Элдеру указать на его место была способна. И лишь прежнее желание не обижать впечатлительного молодого человека остановило меня еще до того, как я открыла рот. А потому я только снова покачала головой.
        - Ваше сиятельство, вы совсем меня не слушаете. Я говорила вам, что хочу вернуться поскорей из-за своей сестрицы. Амберли чиста и наивней меня, а потому я не хочу, чтобы игры графа Гамариса она приняла за чистую монету. И пусть этот молодой человек не сумеет более приблизиться к баронессе Мадести, но я хочу уберечь ее от увлеченности мужчиной, который завтра уже будет флиртовать с другой девушкой. А что до того, что барон Трикстер собирался последовать за нами, то мне до его порыва нет никакого дела. И уж точно вам скажу, если бы он вдруг вздумал волочиться за мной, то так мягко, как с вами я бы уже не разговаривала.
        - Так это было мягко?! - искренне изумился Элдер.
        - Более чем, - заверила я. - А теперь поспешим. Я хочу быть уверенной, что моя сестрица в безопасности.
        - Вы слишком опекаете ее милость, - заметил граф Гендрик, и я пожала плечами:
        - Она моя родственница, и я люблю Амбер всей душой. А потому желаю ей только счастья, но уж никак не разбитого сердца. И на страже ее покоя я буду стоять так же твердо, как Роннская крепость, а ее не смогло разрушить даже время. Идемте, - уже жестче произнесла я, и его сиятельство покорился.
        Мы покинули зимний сад и направились к лестнице. Элдер молчал, но поглядывал на меня, будто хотел сказать что-то еще, но не решался. В этот раз я не стала задавать вопросов, затаенные мысли графа мне были неинтересны. На мой взгляд, мы выяснили всё, что только оставалось между нами, а остальное было уже лишним. Тем более, такая блажь, как ревность его сиятельства.
        - Скажите, ваша милость, - всё-таки решился Элдер, - а что за человек… ну, тот, кого хотел задеть граф Дренг? Что вас связывает?
        Я невольно усмехнулась и пожала плечами. Что могло нас связывать? Теперь уж и не знаю. Убедиться в словах Гарда, что король всё еще борется с собой, у меня не было случая. Тогда в театре, когда я видела его с новой фавориткой, после антракта ничего не последовало. Хоть я и поменялась с батюшкой местами, но государь на второй акт не явился. Он отбыл еще в антракте, оставив сообщение для артистов и публики о важном и спешном деле. Мне осталось, скрипя зубами от досады, лицезреть пустую ложу. А более у нас не было случая свидеться. Да и Фьер пока не навещал меня, занятый службой, чтобы рассказать хоть что-то занимательное. Впрочем… я не была уверенна, что хочу знать, какое еще блюдо затащил в свою постель Его Величество.
        - Так что он? - вернул меня в родной особняк граф Гендрик.
        - Эта история вовсе неинтересна, - ответила я. - Всего лишь дворцовые интриги. Лучше скажите, Дренг хотя бы щедро оплатил свое измывательство над вами?
        - Я отказался от всяких денег, - усмехнулся его сиятельство. - Он до того вывел меня из себя, что я просто вручил ему ваш портрет и велел убираться. Впрочем, на следующий день мне доставили вознаграждение за мою работу и страдания. Более чем щедрую.
        - Все-таки в его сиятельстве совесть осталась, - улыбнулась я.
        К этому моменту мы подошли к гостиной, и всякий разговор на интересовавшую Элдера тему прекратился сам собой. При виде нас с графом, матушка поднялась навстречу. На губах ее играла приветливая улыбка. Она раскинула руки и двинулась навстречу:
        - Дети мои, вот и вы вернулись к нам.
        Мне бы хотелось донести до родительницы, что это лишнее, и ее радость преждевременна, но мы были окружены зрителями, а потому вступать в спор с ее милостью было верхом неприличия и грубости. А потому я просто сдержанно улыбнулась. А тем временем матушка подошла к нам с его сиятельством. Она поцеловала в лоб сначала меня, после графа, успевшего скосить на меня глаза. Я осталась невозмутима. Однако едва баронесса Тенерис отступила, я поспешила к сестрице, оставив Элдера отвечать на вопросы моей родительницы, как ему показался наш дом.
        Амберли теперь стояла у окна. Рядом с ней, явно рисуясь, устроился на подоконнике Рэйг Гамарис. Возле окна привалился плечом к стене барон Трикстер, а еще… подле них стояла наша постная девица с вечно унылым лицом - Граби Набо. Она и сейчас была уныла, даже тень улыбки не кривила ее губы, но взгляд не отрывался от Гамариса, и пока тот продолжал заливаться соловьем перед Амбер, Граби прожигала дыру в столичном хлыще.
        - Сестрица, - позвала я, не обращая внимания на то, что Рэйг продолжал красоваться перед дамами, о чем-то разглагольствуя.
        - Ваша милость! - воскликнул Трикстер. Он заметно оживился и поспешил мне навстречу: - Наконец-то вы снова с нами. Признаться…
        - Прошу простить, - с холодной вежливостью произнесла я и, обойдя барона, приблизилась к Амберли, скользнувшей по мне рассеянным взглядом. Я сжала ее локоть: - Дорогая, удели мне минуту внимания.
        - Шанни, милая, послушай, что рассказывает… - начала Амбер, и я сильней сжала ее локоть. Охнув, она посмотрела на меня обиженным взглядом.
        - Прошу нас простить, - сладко пропела я. - Мы покинем вас совсем ненадолго. Идем, дорогая, мне нужна твоя помощь. - После нашла взглядом Элдера, и моя улыбка стала приветливой: - Ваше сиятельство.
        - Мне было больно, - тихо пожаловалась всё еще обиженная на меня сестрица.
        - Боль отрезвляет, - ответила я. - Когда боль во благо, на нее не обижаются.
        Амбер фыркнула, но уже через мгновение на ее лице появилась полагающаяся случаю доброжелательная улыбка, когда граф Гендрик подошел к нам. Баронесса Мадести была прекрасной ученицей и премудрости своей наставницы - баронессы Элиен Тенерис впитала в себя, как губка. Даже желая вернуться туда, откуда я ее добыла, Амберли излучала приветливость и дружелюбие, будто бы весь вечер только и ожидала момента, когда сможет поздороваться с гостем.
        - Помнишь ли, дорогая, его сиятельство? Граф Элдер Гендрик был представлен тебе на твоем празднике, - произнесла я, глядя на сестрицу.
        - Разумеется, - со всей искренностью ответила сестрица: - Ваше сиятельство, я так рада вновь видеть вас под нашим гостеприимным кровом.
        - Признаться, и я рад быть здесь, - склонил голову Элдер. - Приятно ли проходит ваш вечер?
        - Вечер выдался замечательным, - улыбнулась Амбер, и я вклинилась в беседу:
        - Дорогая, ты ведь еще, наверное, не знаешь, но его сиятельство восхитительно рисует. Его картины столь великолепны, что изображенное на них кажется живым и настоящим.
        - Правда? - глаза сестрицы широко распахнулись: - Ах, как бы мне хотелось увидеть ваши картины, - прижав ладонь к груди, возвестила баронесса Мадести.
        - Я был бы польщен, ваша милость, - с улыбкой ответил Элдер, и я вновь заговорила:
        - Ваше сиятельство, а ведь моя сестрица тоже рисует. Более того, она давно мечтает, чтобы ее работы посмотрел настоящий мастер и дал совет. Верно, дорогая?
        - Ох, Шанни, - зарумянилась она, но кивнула и смущенно потупилась.
        Теперь я опять смотрела на Гендрика, и граф, не менее воспитанный, чем баронесса Мадести, ответил:
        - С удовольствием посмотрю на ваши работы, баронесса, когда вам будет удобно.
        - Почему не сейчас? - спросила я с показным недоумением: - Вы здесь, вечер только начался, и отчего же пренебрегать интересной беседой? Как вы считаете, ваше сиятельство?
        - Совершенно с вами согласен, - сказал Элдер.
        Чего бы он ни желал на самом деле, но отказаться и обидеть двух девушек не мог. А потому я обратилась к Амберли:
        - Ну что же ты, милая сестрица? Граф Элдер любезно согласился исполнить твою мечту, а потому не теряй времени. Принеси свой альбом, а заодно возьми карандаш. Быть может, его сиятельство решит что-то изобразить, чтобы указать тебе на некие приемы, о которых ты говорила.
        - Прошу меня простить, я ненадолго оставлю вас, - сказала Амбер, присев в неглубоком реверансе.
        А еще через минуту она устремилась к себе в комнаты за альбомом и карандашом. Я нашла, чем занять ее и молодого Гендрика. Ему я могла доверить мою сестрицу. Да и рисовала Амберли недурно, на мой взгляд, а его сиятельство был способен оценить ее работы, так что остаток вечера они провели за беседой, а после граф взялся рисовать портрет баронессы Мадести в карандаше. Мне оставалось лишь с умилением взирать на них. В любом случае от опасного влияния несерьезного человека я свою родственницу избавила, чем была весьма довольна.
        Что до обоих повес, то их внимание я отвлекла на себя, не позволив мешать общению сестрицы и графа Гендрика. Да мне и не пришлось особо усердствовать, оба молодых человека с готовностью переключились. И если поначалу Гамарис еще поглядывал в сторону Амберли, то вскоре утерял интерес, едва понял, что его дичь поглощена беседой с другим мужчиной, в которую втянулась достаточно быстро, как и Элдер, и я только могла себя поздравить с тем, что удачно выбрала рисование, как предлог для их разговора.
        Зато мне досталось сомнительно удовольствие любоваться на двух самовлюбленных павлинов, хвосты которых были до того широки, что за ними уже не было видно света люстры в гостиной. Однако особо устать от чужой бравады я не успела, помощь пришла, откуда не ждали. Моя дорогая и неповторимая Граби Набо! Она не произнесла ни слова за всё время, что сидела рядом со мной и молодыми людьми. Ее милость даже не пошевелилась, если не считать поворот головы то в одну, то в другую сторону, когда Рэйг Гамарис пытался сбежать из-под ее пристального взора.
        Он даже вставал за нашими спинами, но юная баронесса Набо всё равно выбирала такое положение, из которого могла наблюдать за своим кумиром. И когда он присел рядом с Трикстером, сидевшим рядом со мной, ее милость поднялась на ноги и теперь стояла напротив, продолжая доводить графа до белого каления.
        Признаться, я не видела в его сиятельстве ничего примечательного и притягательного. Он был заурядной внешности, и только его самоуверенность и умение преподать себя в выгодном свете давали Гамарису хоть какую-то иллюзию привлекательности. В нем не ощущалось особой твердости характера, мужественности или благородства. Даже умным я бы его не назвала, но Граби продолжала пожирать его взглядом, впрочем, ни на минуту не сменив пресного выражения на лице. Однако это была «странная Граби», а потому имела право на такое же странное увлечение, пусть и обреченное на крах, - Рэйг был к ней совершенно равнодушен. Он распылялся передо мной и Амберли, но баронесса Набо не вызывала в нем желания даже заговорить с ней о погоде.
        - Проклятье, - тихо зарычал бедолага Гамарис. - Боги знают, что. Простите, ваша милость, - он поднялся на ноги, устав бороться с пристальным вниманием своей поклонницы. - Я вынужден откланяться. Однако надеюсь, что мне будет позволено посетить ваш дом еще не раз.
        - Всего доброго, ваше сиятельство, - сдержано улыбнулась я.
        Рэйг склонил голову, а после устремил на приятеля, явно не желавшего уходить, не менее пристальный взгляд, чем тот, которым смотрела на него Граби. Трикстер поджал губы и остался сидеть на месте.
        - Вел, ты заставляешь себя ждать, - не дождавшись понимания, произнес его сиятельство. - Если память мне не изменяет, то в окончании вечера у нас было важное дело.
        Барон ожег приятеля недовольным взглядом, но все-таки встал со вздохом полным сожаления и склонил голову:
        - Мне очень жаль, но у нас и вправду осталось дело, не терпящее отлагательств, - сказал он. - Прошу великодушно простить, что покидаем ваше чудесное общество, ваша милость, и, как и граф, надеюсь на новую встречу.
        - Всего доброго, - без лишних заверений ответила я. - Приятного окончания вечера.
        - Опасаюсь, что без вашего общества вечер перестанет быть приятным, - сказал Трикстер, и Гамарис, доведенный взглядом Граби до бешенства, дернул за собой барона, и они направились к выходу.
        - Неужто он вам и вправду нравится? - спросила я баронессу Набо.
        - Вам не понять, - ответила она высокомерно, а после отошла.
        - И не поспоришь, - усмехнулась я себе под нос и направилась к родителям, не желая мешать Элдеру и Амберли, даже не заметивших, как исчезли граф с бароном.
        А вскоре ушли и супруги Набо с дочерью. И остаток вечера я провела за скучнейшим и совершенно невразумительным монологом молодого графа Аррогана, даже жалея, что Граби изгнала более интересных собеседников. И пусть болтовня их была пустой, но хотя бы складной.
        Глава 8
        По подоконнику барабанил дождь, но он не навевал уныния. Напротив, мне было уютно под его монотонный стук листать страницы книги, присланной мне вчера вечером графом Дренгом. Я сидела в кресле у разожженного камина, и потрескивание поленьев, сдававшихся под напором жаркого пламени, дополняло умиротворение моего мира. В нем были тишина и покой, а еще горячий травяной напиток и маленькое пирожное, лежавшее на изящной фарфоровой тарелочке. Время от времени я отламывала от него ложечкой кусочек и отправляла его в рот. После делала глоток напитка, жмурилась от удовольствия и переворачивала страницу, чтобы продолжить чтение под аккомпанемент огня в камине и дождя за окном. Восхитительно!
        «Наслышан о вашей любви к этим ужасным занудливым книгам. И раз вы навлекли на меня королевский гнев, то я мщу вам самой нудной и скучнейшей писаниной. Наслаждайтесь, ваша милость.
        Злопамятный и мстительный, но искренне ваш друг О.Д.».
        Вот такое вот послание было вложено под обложку. Прочитав его, я хмыкнула и хотела написать ответ, но передумала и решила передать его через Гарда, у которого наступил день его отдыха, и половину его барон провел в моем обществе. То, что книга попала ко мне через Фьера, уберегло мою родительницу от потрясения при открытии, чем на самом деле увлекалась ее дочь. Что до меня, то во мне не было ни единой капли стыда или сожалений, а потому я последовала предложению его сиятельства и наслаждалась полученным подарком. Граф решил так сгладить осадок от королевского послания, которое он принес, а теперь «мстил» за то, что вернулся к государю с моим отказом.
        Но книга было после, а сначала я наслаждалась совсем иным - обществом моего дорогого друга, один вид которого вызывал у меня искреннюю радость. После того, как Фьер был приглашен мной в нашу ложу в театре и в силу этого, наконец, познакомился ближе с моими родителями, батюшка отозвался о нем: «Недурной молодой человек. Он располагает к себе». Матушка согласилась, однако добавила: «И все-таки дружба между мужчиной и девицей неправильна и подозрительна. Но если уж глава рода посчитал барона достойным доверия, то, так и быть, мы не станем противиться его визитам и вашему с ним общению. Однако я требую прекратить прыгать на его милость, визжать и вести себя вызывающе». И когда он пришел, родительница позволила остаться нам наедине.
        Мы поговорили, кажется, обо всем, кроме государя и того, что происходит в его жизни. Не скажу, что мне это было неинтересно, но я была уверена, что новости меня больше заденут, чем порадуют, и потому я просто слушала. А сам Фьер, верно, исходя из тех же соображений, неприятного для меня разговора не начинал. Однако совсем не спросить я не могла, а потому подошла к делу с другой стороны:
        - Прощен ли за свою выходку граф Дренг?
        - Пройдоха Олив? - усмехнулся барон. - Он явился к государю и заявил, что его порыв остыл, и свободу он ценит превыше всех дам на свете, даже если они столь хороши, как вы. Но если вдруг надумает жениться, то непременно прежде посоветуется со своим господином. После этого он был прощен и вновь приближен. А когда спросил короля о судьбе портрета, Его Величество с раздражением ответил, что сжег его в тот же день, когда забрал у Дренга, а после вопросил, с какой стати его сиятельством интересуется изображением девушки, к которой охладел, по его же собственному уверению.
        - Может, и вправду сжег, - предположила я. - Пусть и позже.
        - Дренг сказал, что в личный кабинет короля ему теперь запрещено заходить, - усмехнулся Фьер. - Портрет там.
        - Хвала Богам, - произнесла я и поспешила добавить, чтобы избежать двусмысленности: - Я радуюсь за Дренга. Все-таки он из непонятных соображений навлек на себя высочайший гнев этой выходкой с портретом. Что до самой картины, то ее судьба мне безразлична.
        - Разумеется, - невозмутимо ответил его милость и едва заметно хмыкнул. Однако прежде, чем я успела возмутиться, заговорил вновь: - Кстати, эту книгу Олив увидел в королевской библиотеке.
        - Ох, - от изумления я даже неблагородно открыла рот. - Он обезумел? Его сиятельству вовсе не живется спокойно? К чему это?!
        - Вы не дослушали меня, Шанриз, - Фьер укоризненно покачал головой. - Увидел, а не взял. Два дня назад он нашел государя в библиотеке. Тот выбирал книгу для чтения в свободное от забот время. И когда наш бравый граф подошел к нему, Его Величество как раз держал такую же, как ваша. «И как это можно читать? - вопросил он у Дренга. - Я знаю лишь одного человека, кто обожает читать скучный книги, - сказал государь. - Должно быть, эту она прочитала бы с упоением, но я вряд ли отважусь на столь нудное чтиво. Я желаю расслабиться, а не сойти с ума». После поставил книгу на место и отошел к другому стеллажу. Олив решил уточнить: «Вы сказали - она? Неужто женщина? Но какая женщина отважится взяться за такое?». «Странно, что ты не понял, кого я подразумеваю, - усмехнулся король. - Прежде чем собираться жениться, недурно бы узнать больше о предмете своих воздыханий». Вот такой вот разговор состоялся промеж них, ваша милость, - улыбнулся Гард. - Поняв, чем может вам угодить, чтобы помириться, Олив нашел такую же книгу, на какую указывал государь, и прислал ее вам в подарок.
        - Но это редкая книга, - заметила я. - Где же его сиятельство наше ее?
        - Полагаю в Большой королевской библиотеке, - невозмутимо ответил барон, и мои глаза вновь округлились:
        - Все-таки украл?!
        - Но не из личной же библиотеки государя, - резонно заметил Фьер.
        - Я верну ее обратно, - решила я. - Но сначала прочитаю. Признаться, я поглядывала на нее еще летом, но не бралась, потому что понимала - времени на ее чтение у меня не будет. Такие книги надо читать в тишине и уединении, чтобы осмыслить написанное, но не между прогулками, балами и интригами. А потом всенепременно верну!
        - Как скажете, ваша милость, - ответил Гард. - Хотя я бы за нее не взялся. Философия бывает интересной, но когда ее так много, это несколько пугает. Даже думать не хочу, о чем там ведутся рассуждения.
        - Мужчины! - с некоторой долей пафоса отмахнулась я, и барон поднял руки:
        - Остановитесь, Шанриз, умоляю! - со смешком воскликнул он. - Пощадите!
        - Сильный должен быть снисходителен к слабому, - с иронией произнесла я. - А потому я пощажу вас сегодня.
        - Премного благодарен, - склонился в шутливом поклоне его милость.
        Я улыбнулась в ответ. А потому мне подумалось - случайно ли государь указал Дренгу на книгу? Однако тут же рассердилась на себя. Это была лишняя мысль, в которую не стоило углубляться, и я выкинула ее из головы. Да и скорей всего это было просто замечанием, вот и всё.
        - А что же герцогиня?
        Герцогиня мне была неинтересна, но хотелось сменить тему, и Гард охотно ответил:
        - Выздоровела и вновь полна боевого задора.
        О моем подобии я не спрашивала вовсе, а Фьер и не думал рассказывать. Он вернулся к забавным историям из жизни Двора. После нас позвали в столовую, где к нам присоединились Амберли и Элдер. Он часто бывал у нас - давал сестрице уроки живописи, и от Амбер теперь только и было слышно о его сиятельстве. Да и ему общество моей родственницы, кажется, пришлось по душе. Моя матушка, наконец, смирилась, что ее мечтам о двойной свадьбе с братьями Гендриками не суждено сбыться, и потому радовалась, что хотя бы одной из нас ее кандидат пришелся по душе. Оставалось лишь дождаться, когда Элдер сделает важный шаг, и я надеялась, что он его сделает. Это было бы чудесно…
        Что до моего нового портрета, то он был написан быстро, и потому я имела небезосновательные подозрения, что работать над ним граф начал сразу после покупки первого. Как бы там ни было, но картина обустроилась в нашем доме, а я, увидев свое изображение, пришла в полнейший восторг. Но на изъявлении благодарности наше общение с Элдером и закончила, чтобы не отвлекать его от ученицы и, хотелось верить, в скором времени - невесты.
        А с уходом своего гостя я закрылась в своей комнате и принялась изучать подарок Дренга, украденный сиятельным проходимцем из библиотеки. И чем больше я вникала в суть, тем меньше мне хотелось расставаться с книгой. Написана она оказалась на удивление легко и понятно. Я оправдывала себя тем, что это дар, и отказаться от него было бы невежливо. После отчаянно ругала, разумеется, опять себя. Уговаривала, что это недостойный поступок, и уж лучше поискать и купить свой собственный экземпляр, но с каждым разом, открывая книгу, я с ужасом понимала, что не готова с ней расстаться. Уж больно рассуждения были близки мне и созвучны. В конце концов, я решила, что надо сначала дочитать, а там уже можно и думать о возвращении трудов великого мыслителя прошлых веков Тенка Висммана.
        Читала я не торопясь, раздумывая о написанном, могла даже поспорить с уважаемым господином Висманном, или же пожелать броситься ему на шею и вознести восторженную хвалу. Потому продвигалась медленно, и сегодня я только подбиралась ко второй трети книги.
        И вот сидя у камина и слушая дождь, я получала несказанное удовольствие от своего времяпровождения, а еще надеялась, что мы сумеем избежать явления нежданных гостей, однако…
        - Доброго дня, дитя мое.
        Обернувшись к двери, я искренне улыбнулась и, отложив книгу, поспешила навстречу его сиятельству.
        - Дядюшка, как же я рада вас видеть, - сказала я.
        Он поцеловал меня в лоб и, не дожидаясь приглашения, прошел к моему креслу. Усевшись, граф Доло на мгновение прикрыл глаза рукой, после взял мою чашку, допил полуостывший напиток, чем вызвал мое ошеломление, и посмотрел на меня.
        - Это конец, дитя, - произнес дядюшка. - Меня отправили в отставку.
        Я непонимающе тряхнула головой, после приблизилась к его сиятельству, присела перед ним на корточки и заглянула в глаза:
        - Что вы сказали? - тихо спросила я.
        - С этого дня во дворце нет рода Доло.
        Граф устремил взор в жаркую сердцевину пламени. Я осталась сидеть у его ног, затаив дыхание, и ждала, что он скажет дальше. Оторопь, охватившая меня в первое мгновение, постепенно перерастало в негодование, но пока я сдерживалась. Опыт показал, что я зачастую делаю поспешные выводы, не зная всей картины. Тем временем его сиятельство, просидев так с минуту, ожесточенно растер лицо ладонями и посмотрел на меня.
        - Это не было изгнанием, Шанни. Мне объявили, что мои заслуги перед Камератом бесценны, и что никто не сумеет в полной мере заменить меня, однако возраст мой уже перешагнул тот порог, когда его можно смело назвать почтенным, а потому более утруждать меня не смеют. Вот так это выглядело. В награду за долгую и верную службу я получил орден Вседержителей, один из почетнейших орденов нашего королевства, а также поместье в Стренхеттдоле и право на ношении цепи советника Его Величества без возможности посещать совет и говорить там. Еще одна из почетнейших наград, что говорит о моем, - дядюшка криво усмехнулся, - выдающемся уме. Вроде бы и не придраться, но… На мое место пришел брат новой фаворитки, а значит, ставленник герцогини Аританской. Она набрала вес и силу слишком быстро.
        - Простите меня, - я отвела взор.
        Дядюшка взял меня за руки, и, вновь посмотрев на него, я увидела немного грустную улыбку.
        - Мне не в чем вас винить, дорогая, разве что пенять Богам на ваш пол. Насколько бы всё было проще, если бы вы были мужчиной. Я бы сейчас выдохнул с облегчением и ушел, зная, что оставляю честь и достояние нашего рода в надежных руках. Однако вы женщина. Можно войти в королевскую опочивальню и пытаться удержаться там, как можно дольше, но страсть монарха, как и сам наш монарх слишком непредсказуема. Нет, Шанни, я не сержусь на вас и не считаю в чем-либо виновной. И все-таки я думаю, вот что. - Едва отведя взгляд, я опять посмотрела на него, в этот раз внимательно и серьезно, понимая, что его сиятельство хочет сказать что-то важное. Он кивнул с улыбкой: - Как же хорошо вы чувствуете момент, Шанриз, - сказал граф и перешел к делу: - Мне видятся два варианта столь щедрой награды. Первый, наиболее благоприятный для нас, - это вы, дитя. Верней будет сказать - его чувства к вам. В пользу моего вывода говорит набор наград, которые мне всучили, чтобы подсластить пилюлю. А раз так, то в нем нет ожесточения против вас, однако есть горечь и воспоминания. А это означает, что для рода еще не всё потеряно, и
меня убрали, как напоминание о вас и днях, когда Его Величество был счастлив…
        - Дядюшка, - прервала я главу рода, - мне кажется, вы заблуждаетесь. Вы ведь и вправду положили свою жизнь на алтарь служения Стренхеттам. Срок…
        Он пожал мне пальцы, останавливая, и отрицательно покачал головой.
        - Нет, Шанни, ошибаетесь вы, но ошибаетесь по своей наивности и незнанию. Я не занимал той должности, которая дает право на все эти награды. Ни одна из них мне не полагается. Я не советник, не полководец, не дипломат и не министр. Я всего лишь секретарь Тайного кабинета, однако получил поместье в королевских угодьях, орден, который дают лишь за особые и выдающиеся заслуги, а еще звание советника. Никаких особых заслуг, кроме верной службы, за мной нет. И потому я делаю первый вывод: меня удалили, чтобы избавиться от живого напоминания о девушке, причинившей боль Его Величеству. А герцогине просто повезло, и ее кандидат пришелся ко времени.
        - Вы сказал - два варианта, - напомнила я.
        - Да, - кивнул его сиятельство. - Второй вариант наихудший. Так с нами распрощались навсегда. А награды, как символ того, что род Доло достиг своего предела, и король больше в нас не нуждается. В этом случае мы в опале до конца правления Ивера Стренхетта, и чего-то вновь добиться сможем только при следующем монархе. Беда лишь в том, дорогая моя, первый вариант или второй, но данность такова - потерять место при Дворе легко, а вернуться может быть весьма сложно. Никто из наших родственников не может похвастаться особыми талантами на любой из государственных служб, да и рвения в них нет, чтобы достичь большего. А потому надежда только на следующие поколения, которые смогут повторить деяния наших славных предков, если представится такая возможность.
        Он замолчал, а я задумалась о последствиях. Граф Доло удален, и причиной могут быть, как интриги его противников, в числе которых теперь ее светлость, так и мой отказ королю в его желаниях. Впрочем, причина не столько важна, как то, что будет после отставки. То, что дядюшку одарили, играет нам на руку. Это не открытая опала, когда «друзья» начинают избегать всякого общения. А значит, двери домов перед нами не закроются. Однако прежнее положение в обществе будет потеряно. Исчезнут некоторые полезные связи, пойдут сплетни - это плохо, но пережить можно.
        Амберли всё еще завидная невеста, но надолго ли? Если Элдер Гендрик успел переключиться на нее, то за сестрицу можно не переживать, ей достанется неплохой супруг. Если, конечно, старший Гендрик не посчитает родство с семейством Тенерис-Доло невыгодным и не прикажет сыну искать новую невесту. Тогда всё будет зависеть только от молодого графа. Если найдет в себе смелость, в отличие от брата, то сделает выбор в пользу баронессы Мадести. Жаль, что его мысли в отношении Амбер мне неизвестны…
        Я усмехнулась, вдруг вспомнив Дренга. Если бы он не был столь ветреным, и ему приглянулась Амбер, наш род только выиграл бы от их союза. Пусть никто из нас не на службе короля, но замужество за фаворитом дает свои преимущества и может поспособствовать возвращению Доло во дворец. Однако этого брака не будет, а потому не за чем забивать голову фантазиями.
        Кстати, о фантазиях. Без положения в обществе, мои идеи останутся вздорными выдумками выскочки. Нет веса, нет сторонников. Их и так нет, но это ведь пока. Тому, кто высоко стоит и может что-то дать, внимают охотней, чем тому, за чьими плечами нет связей и выгоды. И это касается не только меня, но и всего рода. Сделать карьеру станет гораздо сложней, значит, прозябание… Плохо, очень плохо. Награды наградами, но они не служба при дворе, а лишь напоминание об утерянном. С этим надо было что-то делать.
        - Неужто среди наших мужчин вовсе нет толкового? - спросила я его сиятельство. - Дядюшка, я отказываюсь верить, что наш род оскудел на умы и норов.
        - Что вам придумалось, Шанни? - с нескрываемым любопытством спросил меня граф. - Ваши глаза загорелись, а это значит, что сдаваться вы не намерены. Похвально, дитя мое, однако ваши попытки будут тщетны. После моего увольнения никто не рискнет взять на службу кого-либо из рода Доло. Особенно сейчас, когда мое кресло еще не успел нагреть чужой зад. Я говорю это со всей уверенностью, потому что попытался пристроить одного из своих сыновей в несколько Кабинетов. Мне отказали все, к кому я обратился.
        Я поднялась на ноги и отошла к соседнему креслу. Устроившись в нем, я закинула ногу на ногу, презрев правила хорошего тона, уместила ладони на подлокотниках и вопросил:
        - А когда придет время? Через год, через два или через десять лет? Будем ждать нового правителя или все-таки поборемся?
        - Что вы предлагаете? - мягко спросил его сиятельство.
        По его взгляду я видела, что он не верит в успех моей задумки. Наверное, дядюшка был прав. За его плечами были годы, опыт и знания придворной жизни. У меня же только молодость, полная сил для свершений, и упрямство, но сидеть и ждать, когда о нас все позабудут, я считала глупостью. Всё или ничего, только так. Ничего у нас уже имелось, надо было попробовать вернуть «всё».
        - Я собираюсь написать Атленгу. Пришло его время показать, что его слово - не пустой звук, - решительно заявила я, и граф рассмеялся.
        Я ждала, когда приступ веселья графа сойдет на нет. Через несколько минут он, наконец, отсмеялся и промокнул глаза костяшкой указательного пальца.
        - О чем вы, Шанриз?! - подавшись ко мне, воскликнул его сиятельство. - Атленг? Искать помощи у Атленга?! Он за всё время не проявил к нам ни единой толики участия! Пока мы были на коне, он ожидал, что будет дальше. И ни разу показал своей поддержки, когда мы в ней отчаянно нуждались. Ни разу, Шанни! Так с чего бы ему сейчас помогать нам? Атленг - последний, к кому стоит обращаться. Забудьте о нем.
        - Но попробовать…
        - Я приказываю вам забыть об этом осторожном змее, - отчеканил дядюшка. - Вы поняли меня? Забыть! - Он откинулся на спинку кресла и выдохнул: - Еще варианты?
        - Дренг… - уже менее уверенно произнесла я.
        - Он только выбрался из опалы, - отмахнулся граф, - и не сунет голову обратно в эту петлю. Государь любит его сиятельство, но ходатайство подтвердит, что он продолжает с вами общаться. Дренг - неплохой человек и продолжает оставаться на вашей стороне, но не стоит злоупотреблять его дружбой. Нет, Шанриз, его мы тоже трогать не станем. Еще?
        - Может… - начала я, но осеклась и поникла. - Не знаю. Я не знаю, к кому еще можно обратиться.
        - Не к кому, дитя мое, - вновь мягко произнес дядюшка. - А потому я хочу поговорить с вами о том, чего вы так страстно пытаетесь избежать - о замужестве.
        - О чем?! - опешила я.
        - Да, Шанни, о замужестве, - серьезно ответил граф. - Пока еще остались перспективы, не стоит затягивать. С тех пор, как герцогиня отправила вас в отставку, а король начал снова глядеть на других женщин, у меня опять стали просить вашей руки. Есть весьма недурные предложения, которые я настоятельно рекомендую принять к сведению и рассмотреть.
        Я не ответила. Вместо этого поднялась с кресла и отошла к окну. Дядюшкины слова мне совершенно не нравились. Замужество… Вот уж не было печали. И во мне зародилось раздражение. Он полнило меня всё сильней, постепенно превращаясь в злость, и злилась я на короля и только на короля. Поначалу он отказал мне в исполнении моей мечты, даже не дал надежду на то, что готов выслушать и подумать. После воспользовался интригой тетки, чтобы вновь предложить покои фаворитки, а потом изгнал и дядюшку, тем самым отняв мечту во второй раз. Снова! Не королевская любовница, так чья-то жена. Невыносимо! Он ничего не дает, только забирает…
        - О, Хэлл…
        Я стремительно обернулась к дядюшке и устремила на него шальной взгляд расширившихся глаз. Мысль, едва мелькнувшая, крепла всё сильней.
        - Как же не дает? - произнесла я, продолжая монолог. - Однажды дал…
        - О чем вы, Шанни? - озадаченно спросил дядюшка.
        - Ну, конечно… Только это и остается, - прошептала я и отлепилась от подоконника. Ощущая волнение и совершенно неуместный азарт, я подошла к его сиятельству и схватила за руку: - Дядюшка, немедленно назовите имя нашего родственника, которого вы хоть немного считаете дельным.
        - Шанриз Тенерис-Доло, - усмехнулся граф.
        - Я вполне серьезно, ваше сиятельство, - отчеканила я. - Назовите.
        - Да к чему это, поясните! - с раздражением воскликнул дядюшка, я не ответила, только продолжила сверлить его упрямым взглядом. - Ну, хорошо, - почти сердито ответил его сиятельство и задумался.
        Я вернулась в кресло, однако волнение и затаенный испуг от собственной решимости, не позволили долго усидеть. Вскоре я уже мерила шагами комнату, бросая время от времени на главу своего рода нетерпеливые взгляды. Но более всего я опасалась, что войдет матушка и придумает что-то такое, отчего я буду вынуждена задержаться. Однако дверь оставалась закрытой, все-таки слово главы рода имело свою силу. И пусть моя дорогая родительница теперь мало доверяла графу Доло, но перечить не смела. И раз ее всё еще не было рядом, чтобы услышать, о чем мы говорим, значит, дядюшка позаботился о том, чтобы нам не мешали. И, признаться, мне льстило, что обсудить создавшееся положение он пришел именно ко мне.
        - Фристен-Доло, - наконец, произнес граф. - Раст - дурак, на него я не поставил бы и медного багата, но его средний сын мне нравится. Парень молод, но рассудителен. Я не ощутил в нем хватки, однако соображает быстро и готов слушать советы. Да, барон Томмил Фристен-Доло. Из всех я выберу его. Только как и кому я его порекомендую? Да и государь теперь не станет меня слушать, раз уж выпроводил из дворца. - После посмотрел на меня: - Для чего вам всё это? Что вы намереваетесь делать?
        - Я отправляюсь во дворец, - ответила я.
        - Куда?! - воскликнул дядюшка. - Опомнитесь, вас туда не пропустят…
        - Пропустят, - усмехнулась я. - А вы пока удержите матушку, чтобы она не смогла задержать меня.
        - Шанриз, что вы надумали? - строго спросил его сиятельство. - Не вздумайте жертвовать собой… - он вдруг замолчал и пристально посмотрел на меня, поняв, что я задумала. - Ну, Шанни, - дядюшка с усмешкой покачал головой и поднялся с кресла: - А ведь может и сработать. Если вам удастся задуманное, ваш род будет в неоплатном долгу, дитя мое.
        - Помолитесь за меня, ваше сиятельство, - ответила я, нервно потерев ладони.
        - Боги с вами, Шанриз, - ответил он и поцеловал меня в лоб, благословляя.
        А спустя полчаса, когда граф занял беседой моих родителей, я покинула отчий дом. Накинув неприметный серый плащ, я шагала по улицам столицы, уже только этим нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Капюшон скрыл мое лицо от постороннего взгляда, и, наверное, я сейчас больше напоминала прислугу, чем девицу благородных кровей, но до этого мне не было никакого дела.
        Нервная дрожь, бившая меня, вынудила спрятать подрагивающие руки в широких рукавах плаща. И чтобы хоть немного успокоиться, я ущипнула саму себя. А неподалеку от дворца, я и вовсе остановилась, чтобы перевести дыхание, сбившееся от быстрого шага и волнения, обуревавшего меня.
        Я подняла взгляд на стены дворца, видневшиеся сквозь высокую решетчатую ограду. Прикрыв глаза, я вспомнила хорошо знакомые мне переходы, мраморную лестницу и статуи, стоявшие в нишах. Мысленно пройдя свой путь, я представила себе нужную мне дверь, как она открывается, и я встречаюсь взглядом…
        - Всё будет так, как должно быть, - сказала я сама себе и направилась к стражникам, стоявшим у открытой калитки.
        Лишь подойдя ближе, я скинула с головы капюшон, чтобы они узнали меня. Алебарды мгновенно скрестились, преграждая мне дальнейший путь.
        - Прошу простить, ваша милость, - сказал один из стражей, - но вам никак нельзя… - И я его оборвала:
        - Королевской защиты.
        Стражи переглянулись. Алебарды остались скрещенными, и я в панике подумала, что король лишил меня данного когда-то права. Но вот капитан стражников шагнул ко мне и склонил голову:
        - Следуйте за мной, ваша милость, - произнес он, и я выдохнула.
        Дар короля всё еще при мне! Пусть после заберет свою защиту, но сейчас, когда мне так нужен этот ключ от дворцовых ворот, он оказался по-прежнему у меня в кармане. Кивнув старшему в смене стражу, я вошла в калитку и вдруг успокоилась. Ко мне вернулась уверенность в своих силах. Оставалось лишь надеяться, что государь захочет меня слушать.
        Теперь я не прятала лица под капюшоном. Это было лишним. Прячутся, чтобы избежать осуждения, но вот уж чего я не ощущала перед обитателями королевских чертогов, так это стыда или трепета. Шла с гордо поднятым подбородком, время от времени скользя равнодушным взглядом по сторонам, отмечая знакомые лица. Если мне кланялись, я отвечала, если же воротили нос, то и я не удостаивала внимания тех, кто был его недостоин. Наверное, я даже чувствовала некоторую брезгливую жалость к людям, которые вынуждены руководствоваться не собственным мнением и диктатом тех, кто в данный момент имел влияние.
        Возле дворцовых дверей мой проводник перепоручил меня следующим сопровождающим, а сам, поклонившись, ушел.
        - Прошу, ваша милость, - пригласил меня новый стражник, и мы вошли во дворец.
        Впрочем, он вел меня недолго, вскоре передав стражам на лестнице, и до королевского крыла я добралась, уже не меняя сопровождения. И вот тут, при виде гвардейцев, одного из которых я даже узнала, мое сердце ненадолго сбилось с ритма, вернув волнение. Однако я стиснула на миг кулаки, заставила себя выдохнуть, и последовала за следующим проводником по незнакомому мне коридору.
        Королевских покоев в столичном дворце я никогда не видела, потому не могла понять, что скрывается за дверью, перед которой я остановилась. Впрочем… здесь тоже стояли гвардейцы, а потому вряд ли хозяином мог быть магистр Элькос. И, несмотря на обиду и злость на того, кто скрывался за дверью, я опять ощутила волнение. Нахмурившись, я заставила себя вспомнить о письме и его унизительном содержании, о рыжей фаворитке и о том, как он целовал ей руку. Это несколько отрезвило, правда, пробудило иное чувство, которому вовсе не стоило пробуждаться - ревность, а еще негодование.
        - О, Хэлл, - прошептала я, когда гвардеец, стоявший у двери, скрылся за ней.
        Тряхнув головой, я медленно выдохнула. Нужно было избавиться от обуревавших меня чувств, иначе разговор мог свернуть в иное русло, а мне нужна была пусть последняя, но милость короля, а не его гнев. Только мое дело, только мой род и только успех. И никак иначе. Я вновь вздернула подбородок, и когда открылась дверь, и последовало приглашение, вошла без страха и трепета.
        Это был большой рабочий кабинет, где проводились советы, и где Его Величество принимал посетителей. И все-таки я скользнула по стенам быстрым взглядом, пользуясь тем, что хозяин кабинета стоял у окна спиной ко мне. Портрета тут, разумеется, не было. Не тот кабинет…
        - Доброго дня, Ваше Величество, - поздоровалась я и порадовалась, что голос прозвучал ровно и спокойно.
        Он не обернулся. Так и стоял, глядя в окно, будто кроме него здесь никого больше не было. На миг поджав губы, я направилась к нему, не став дожидаться, когда на меня обратят внимания. Негромкий перестук моих каблучков, кажется, не сумел пробудить в короле интерес к посетителю. Остановившись шагах в трех от него, я застыла на месте, ожидая, когда ко мне обернутся. Не обернулся.
        - Прошу простить меня великодушно, Ваше Величество, - заговорила я, - но хочется верить, что вы не жалеете более слушать гимн королевства в моем исполнении.
        До меня донеслось едва уловимое хмыканье.
        - Доброго дня, ваша милость, - наконец, ответил государь. - Думаю, я знаю, что привело вас ко мне - отставка главы вашего рода, верно? Или же удивите меня? - он повернул голову, но не обернулся и на меня не взглянул, просто ждал ответа.
        - Вы прозорливы, Ваше Величество, - ответила я. - Мне нечем вас удивить.
        Теперь усмешка была более явственной. Король повернулся… И всё мое спокойствие рухнуло в пропасть. Всего миг глаза в глаза, и сердце гулко забилось в груди. Кажется, перестало хватать воздуха, и я судорожно вздохнула. Он шагнул ко мне, не сводя острого взгляда чуть расширившихся взгляд. Рука государя приподнялась, будто он намеревался дотронуться, но тут же опустилась, и монарх обошел меня. Я выдохнула, только сейчас осознав, насколько была напряжена. После облизала вдруг пересохшие губы и обернулась ему вслед.
        Король отошел к своему столу, там развернулся лицом ко мне и вытянул руку, когда я сделала шаг в его сторону:
        - Нет. Останьтесь там, - отрывисто и резко произнес он.
        - Как угодно Вашему Величеству, - ответила я, даже обрадовавшись, что между нами теперь половина кабинета.
        Впрочем, первое смятение уходило, и я почувствовала себя уверенней. Вновь воцарилось молчание. Речь, которую я готовила, пока собиралась во дворец и шла до него, вдруг показалась мне напыщенной и неправильной. И как приступить к делу теперь, я не знала.
        - Чего вы хотите, Шанриз? - неожиданно устало спросил государь. - Говорите.
        - Я прошу защитить мой род, - ответила я и все-таки сделала несколько шагов, сократив между нами расстояние.
        - Разве вашему роду кто-то угрожает? - с толикой насмешки произнес монарх.
        - Скорее - что-то, - сказала я. - Род, столь долго и верно служивший Камерату и его государям, сегодня был отправлен восвояси. Я понимаю, почему избавились от меня, но не могу понять, чем не угодил граф Доло.
        - Род Доло и вправду недурно послужил своей отчизне, - кивнул государь. Он отлепился от стола, на край которого успел присесть, и сделал два шага в мою сторону, еще более сократив расстояние между нами. - И за эту службу его сиятельство получил несколько высших наград. Чем же вы недовольны? Или мои угодья не подходят роду Доло?
        Теперь усмехнулась я и покачала головой.
        - Плата за отлучение от вашего Двора недурна, - ответила я. - Род Доло оценил оказанную честь по достоинству и приносит свою сердечную благодарность. Однако…
        - Однако? - изломил бровь король.
        - Однако, государь, - кивнула я. - Мы еще не исчерпали свои силы и желание приносить пользу Камерату в самом его сердце. К тому же награды чрезмерно высоки, и их надо заслужить делом. Потому я прошу не отказываться от нас.
        - Вот как, - отметил монарх и сократил оставшееся расстояние до меня. Я не двинулась с места и не опустила глаз. Его Величество остановился передо мной и окинул неспешным взглядом, моего смущения это не вызвало. Я растянула губы в учтивой улыбке и присела в неглубоком реверансе. После распрямилась и устремила взгляд в глаза моего господина, и он вновь обошел меня и вернулся к окну. - Что же вы можете предложить Камерату?
        - Свою верность, свой разум, свои силы и желание приносить пользу вам, Ваше Величество.
        - Всё это похвально, но служить мне и Камерату можно вне стен дворца. А потому мне непонятно ваше негодование, Шанриз. Говорите прямо - чего именно вы у меня просите?
        - Должности при Дворе, государь, - твердо произнесла я, глядя ему в затылок. Король полуобернулся, и я добавила: - Для моего кузена. Его милость барон Томмил Фристен-Доло достиг необходимого возраста, он сообразителен и умен. Он бы мог стать достойной сменой главе нашего рода, раз уж вы посчитали его возраст чрезмерным для службы Вашему Величеству. Хотя это и не так…
        Монарх стремительно развернулся. Теперь его глаза затянуло льдом, и голос прозвучал тоже холодно.
        - По какому праву вы оспариваете мои слова и решения, ваша милость? - чеканно спросил король.
        - Разве же я оспариваю, государь? - с недоумением спросила я в ответ. - Всего лишь имею собственное мнение.
        Он вернулся ко мне и, сузив глаза, велел:
        - Огласите. Разозлите меня еще больше, вы мастер в этом деле.
        - Как пожелает Ваше Величество, - не стала я спорить. - Его сиятельство может и в летах, но вовсе не развалина. Он еще силен духом и телом, бодр и деятелен. Его ум по-прежнему ясен и тверд. И в то же время граф Лирен, один из ваших министров, государь, старше моего дядюшки на пять лет, однако он всё еще на своем месте. И не только Лирен превосходит графа Доло в возрасте, однако, они при вас, а глава моего рода за воротами. Я пытаюсь понять, за что вы гневаетесь на нас, раз уж убрали его сиятельство с глаз долой. Чем мы настолько не угодили, что более никто не желает иметь дела с представителями нашего рода. А потому мне приходит на ум лишь один вывод…
        - Какой же? - обманчиво любезно вопросил Его Величество.
        Осторожней, Шанриз, осторожней, ты шагнула к краю. Нельзя говорить того, что вертится на языке. Нельзя! Надо сказать, что он просто недооценивает нас, сказать, что…
        - Вы мстите нам, - ответила я, все-таки сказав то, о чем стоило молчать. А после затаила дыхание, ожидая вспышки гнева и приказа немедленно покинуть кабинет. Боги, это была наглость! Я знала об этом, но желание высказаться оказалось сильней.
        Это ведь несправедливо, когда за отказ женщины изгоняют весь ее род, в то время, как другой род получает поощрение лишь за то, что его женщина предоставила королю свое тело. Нельзя так судить! Нельзя делать достоинством то, что достоинством не является уже потому, что было продано, пусть и за высочайшую милость. Но выходило именно так, а потому промолчать было хоть и умно, но совершенно невозможно.
        - Вот как, - в своей неопределенной манере произнес государь. - Стало быть, я мщу. И за что же, позвольте спросить, ваша дерзость? - я не ответила, вновь стараясь сдержаться и найти иной ответ, чтобы обойти скользкую тему: - Огласите свои мысли, к чему стеснения? Перед вами всего лишь ваш король, когда это вас останавливало? Ну же, Шанриз, выскажитесь. - Я всё еще молчала, и он рявкнул: - Отвечать!
        - Извольте, - ответила я с хрипотцой. - Только прошу помнить, что я пришла за вашей защитой, государь.
        - У меня прекрасная память, баронесса.
        - Как и у меня, Ваше Величество, - я поклонилась. - И моя память напоминает о вашем собственном признании еще в день моего совершеннолетие. Помните, когда я выбрала не ту дорогу, чтобы пройти к пруду, и встретилась с вами?
        - Вы желали встретиться со мной, - отмахнулся король, и я не стала спорить:
        - Как вам угодно, государь. Тогда вы сказали, что обидчивы и мстительны. Вы не лгали, хоть и казалось, что шутите. - Он усмехнулся и кивнул, а я продолжила: - А потому я говорю, что отлучение рода Доло - это месть за обиду, которую вам нанесла я. Иных причин нет. Вряд ли брат графини Хорнет успел показать себя столь блистательно, чтобы вы предпочли его моему дядюшке. Признаться, до этой поры я даже имени этого рода не слышала, а значит, они ничем не успели проявить себя. И, стало быть, вы убрали его сиятельство не ради более молодого и подающего надежды человека, но из желания наказать нас… меня. А эти награды всего лишь издевка. Поместье на ваших землях - как место при господине. Орден и звание, как предел достижений для Доло и всех его ветвей. Только отчего столько ждали? Пытались быть беспристрастным, но не вышло?
        - А то, что я хотел сделать приятное своей женщине, не допускаете? - с явной издевкой вопросил монарх. - И с чего вы решили, что ее брат не столь умен и расторопен, как граф Доло? Сколько можно вспоминать прошлые заслуги?
        - Так позвольте же нам достичь новых! - воскликнула я, изо всех сил стараясь не думать о других словах, произнесенных королем. Они задели меня, но лишь ту часть души, которая еще помнила поцелуй на берегу Братца и ночную прогулку перед отъездом государя на охоту. И этой части было больно слышать неприятное словосочетание - своя женщина. Однако вторая часть помнила, почему это не относится ко мне. Я ни в чем не раскаивалась и не жалела о сделанном выборе. Просто… пройдет. И я расправила плечи: - Мы помним заслуги нашего рода, гордимся своими предками и стараемся походить на них. Славные деяния прошлого напоминают, на что способны Доло, Тенерисы, Мадести и Фристены. И мы желаем быть достойными тех, кто навеки вписал свои имена в историю Камерата. А потому я прошу вашей защиты, государь, от ваших обид и мести. Я прошу изменить решение и не отдалять от себя наш род. Мы готовы служить, готовы приносить пользу, и история на нашей стороне. Королевской защиты, Ваше Величество.
        Он устало потер двумя пальцами переносицу, после посмотрел в сторону от меня и вздохнул.
        - Поразительно, - неожиданно усмехнулся король. - Сколько раз вы уже мне дерзили, позволяли себе тон, который я не приемлю. Отчитываете меня, оскорбляете…
        - Прошу меня простить, государь, - я склонила голову, - я всего лишь сказала, что лежит у меня на душе.
        - Да хоть на пол плюньте, кажется, я и это вам прощу. - Отмахнулся он. Затем отошел к столу, скрестил на груди руки и спросил: - Чем вы занимаетесь сейчас, Шанриз? Я имею в виду, оставшись без службы. Чем занимаетесь дома?
        Я растерялась. Даже больше - я опешила.
        - Вас удивляет мой вопрос?
        - Он показался мне неожиданным, - ответила я. - Пока я озабочена судьбой моей сестрицы. Хочу, чтобы она составила не только выгодную, но и хорошую партию. Читаю…
        - Что читаете?
        И вновь я замешкалась. Сказать, что читаю книгу, которую он сам указал Дренгу, чем бы ни руководствовался в этот момент, я не решилась, и потому выбрала первое пришедшее на ум название:
        - «Пески истории», Ваше Величество. Это…
        - Я знаю, - прервал меня государь. - И как вы ее находите?
        - Всегда интересно узнать о древних загадках нашего мира, - я невольно улыбнулась. - Господин Фойер-Брок писал занимательно и легко. Его исследование Красной пустыни дало много открытий человечеству.
        - Да… наверное, - рассеянно ответил король. - А что женихи? Вас, наверное, осаждают?
        - Порой мне кажется, что меня опасаются, - невозмутимо ответила я.
        - Это меня не удивляет, - усмехнулся государь. - Вам будет сложно найти мужа, Шанриз. Все эти салонные завсегдатаи не для вас. Вам нужен мужчина зрелый, сильный духом… Впрочем, это уже ваше дело, - оборвал он сам себя и передернул плечами, будто стряхнув с них груз: - Итак, вы желаете возвращения вашего рода ко Двору и должности?
        - Именно так, Ваше Величество, я прошу вас об этом.
        - Я подумаю, что можно сделать. Ступайте, ваша милость, вас, наверное, уже заждались.
        Он вернулся в свое кресло за столом, переложил с места на место какую-то бумагу и посмотрел на меня. Я присела в реверансе, а когда уже сделала пару шагов к двери, вдруг остановилась и зачем-то сказала:
        - Меня никто не ждет, государь. Я пришла одна и по собственному почину.
        Его Величество ответил мне изумленным взглядом и вдруг хмыкнул:
        - Уничтожаете устои каждым своим шагом? И как же вас выпустили из дома в одиночестве?
        - Никто не видел, я ушла пешком.
        - И без сопровождения? Даже без служанки?
        - Без сопровождения, - я пожала плечами и задала вопрос: - Когда я могу узнать о вашем решении, государь?
        - Думаю, через несколько дней я дам вам ответ, Шанриз, - ответил король и поднялся из-за стола. - Не спешите, я провожу вас. Не дело девице одной бродить по городу.
        - Мужчина - не лучший спутник для девицы, - осторожно напомнила я. - Да и если кто-то нас увидит, пойдут сплетни. Вам, государь, нет до них дела, но я нахожусь за пределами дворца, и там нашу прогулку расценят, как мое падение. Уж лучше уйду, как и пришла - в одиночестве.
        Монарх поджал губы, но, чуть помедлив, кивнул.
        - Хорошо, но одну я вас не отпущу. За вами присмотрят, пока не доберетесь дома.
        - Благодарю, Ваше Величество, - я улыбнулась и присела в реверансе. - Я буду ждать от вас вестей.
        - Всего доброго, Шанриз, - как-то вымученно улыбнулся в ответ король, и я покинула его кабинет.
        Глава 9
        Город заполнила суета. Сегодня весь просвещенный мир праздновал самый главный праздник - день первого из Богов, покровителя всего сущего - Всевидящего Верстона. Священные легенды гласили, что он создал мир, а его братья, сестры и приближенные следили за детищем Верстона, помогли наполнить его жизнью и остались рядом, чтобы стать верными помощниками Вседержителя.
        Это был всеобщий шумный праздник, на время которого прекращались даже войны. Пусть на один день, но в этот день даже жизнь врага отнять было великим грехом. Не было и охоты, а рыбаки вытаскивали свои сети еще с вечера накануне. И если кто-то умирал своей смертью в день Верстона, то говорили, что Вседержитель оказал благодеяние и призвал к себе достойнейшего из достойных, чтобы он смог отпраздновать великий день среди Богов. В этот день нельзя было браниться и слать проклятья, зато петь, танцевать, заливисто смеяться, восхваляя своей радостью саму Жизнь, - сколько угодно.
        Сегодня будет много музыки, возлияний и разгульного веселья. И если знать будет чинно веселиться на балах в богато украшенных дворцах, то простолюдины устроят танцы прямо на улицах и площадях. Говорили, что аристократы не чураются подобных увеселений, и что среди ремесленников и мастеровых можно порой и герцога увидеть, который будет лихо выплясывать рядом с какой-нибудь торговкой, мимо которой пройдет днем, даже не взглянув. Признаться, и я бы с удовольствием попала на площадь и посмотрела, как развлекается простой народ, но оказаться там не могли: ни девица, ни взрослая дама. Позор, что б его…
        Но все увеселения начнутся только к вечеру, а день был посвящен богослужениям, проходившим, как в храмах, так и прямо на площадях, чтобы люди могли петь вместе со священнослужителями, прославляя Вертона и его могущество, чтобы могли открыть ему свою душу и показать, насколько чисты их помыслы. Отражалось это и на внешнем облике.
        Весь город превращался в полноводное море, потому что одежды знати и черни были единого цвета. И вот тут не было никаких различий - мужчина ты или женщина. Голубой становился главным цветом этого дня. Разница состояла лишь в отделке: у знати платья расшиты золотым орнаментом, у бедняков просто желтым. Небо и солнце - вот, что символизируют сегодняшние одеяния.
        Волосы у всех девиц заплетены в две косы, у женщин в одну косу, и она скручена на затылке. Никаких украшений, даже сережек. У мужчин и юношей головы оставались не покрыты. Сегодня им запрещено было носить шляпы, дабы оставаться открытыми взору Вседержителя. Скромность и чистота помыслов - вот главные украшения детей Верстона. Даже моя матушка в ее извечной тяге к роскоши не смела перечить обычаям.
        А для нас с Амберли настало очередное впервые - участие во всеобщем торжестве, когда мы могли присоединиться ко всем верующим, а не глазеть из окна на «голубую реку», текшую мимо нашего особняка. А еще посещение храма Сотворения - главного святилища Камерата. Он располагался рядом с королевским дворцом, но, несмотря на близость храма, за время службы герцогине я, к своему стыду, туда ни разу не заглянула. Впрочем, я бы и не смогла этого сделать… почти. Пока мы были в столице, я оказалась привязана к ее светлости, а лето и вовсе провела в Лакасе, куда перебрался Двор. Да и чтобы даже сходить на богослужение мне было необходимо сопровождение, потому что девица, потому что неприлично идти одной даже в храм! Но не будем о грустном.
        Кстати, передвигаться в одиночестве по улицам оказалось делом пустячным. Я говорю о моем посещении дворца в поисках королевской защиты. Так вот путешествие и туда, и обратно до особняка Тенерисов прошло без малейшего происшествия. Я благополучно добралась до дома, и сколько не оборачивалась, не смогла заметить того, кто должен был приглядывать за мной.
        Лишь у калитки для прислуги, ключ от которой мне дала Тальма, порывисто обернувшись, я обратила внимание на мужчину в неприметном сером пальто. Он остановился на другой стороне улицы, но, заметив, что я смотрю на него, развернулся и направился прочь, а я нахмурилась. Даже прошла до угла, куда скрылся незнакомец, чтобы получше рассмотреть его.
        Он был невысок - и это было единственным, что я могла бы сказать об этом человеке. Пальто оказалось достаточно свободным, чтобы скрыть его фигуру. И это всё, что я успела разглядеть, пока он был недалеко от меня. Но стоило повернуть за угол, и я вовсе потеряла незнакомца из вида. Возможно, его скрыл высокий широкоплечий мужчина, каким бы мог быть мой сопровождающий, если бы король отправил своего гвардейца. Но не было знакомой мне формы, только длинный плащ и капюшон, накинутый на голову.
        Что до невысокого человека… Признаться, мне показалось, что я узнала в нем государя, потому и поспешила следом, желая подтвердить свою догадку. Если бы высокий не закрыл его, то я смогла бы увидеть походку, и тогда бы уж точно могла подтвердить или опровергнуть свои подозрения. А с другой стороны, мужчину в сером пальто закрыть собой и вправду мог гвардеец. Но неужели бы Его Величество отправился лично присматривать за мной? Ну не бежал же он вдогонку, право слово! Я во дворце не задерживалась.
        Усмехнувшись, я вернулась к калитке. Проскользнув в особняк через черный ход, я поспешила к своим комнатам, где меня ждала встревоженная Тальма. Она окинула меня придирчивым взглядом, и только обнаружив, что с ее хозяйкой ничего дурного не приключилось, вздохнула с облегчением.
        - Ох, и натерпелась я страху, ваша милость, - пожаловалась она. - А коли б обидели? Или увидел кто?! Потом разговоров не оберешься. А из меня б ваша матушка, как есть, своими ручками душу вытрясла за то, что одну отпустила.
        Дядюшка, когда я появилась в гостиной, где он всё это время развлекал моих родителей, увидев меня, заметно расслабился, и я поняла, что и он тревожился. Его взгляд повторил осмотр служанки, и только после этого он улыбнулся. Мне не терпелось передать ему, как прошла моя встреча с государем, но пришлось ждать удобного момента, чтобы после не противостоять допросам родительницы, которых и так хватало после наших бесед с его сиятельством, особенно наедине.
        - Он принял меня, - рассказала я графу, как только представилась возможность. - Принял сразу, и мы поговорили.
        - Он… - дядюшка чуть помедлил, а после спросил: - Он не прикасался к вам?
        - Нет. Старался держаться подальше, - ответила я и усмехнулась. - Я бы сказала - бегал, как от огня, но мы говорим о Его Величестве, а потом я выражусь иначе - сохранял между нами расстояние.
        - Хорошо, - кивнул его сиятельство: - Каков же итог?
        - Государь сказал, что через несколько дней объявит о своем решении. Лишь бы не отказал…
        - Будем верить в лучшее, - ответил дядюшка, и мы заговорили о праздновании Дня Верстона.
        Он наступил через пять дней после моего визита во дворец, однако пока новостей не было, и оставалось лишь молиться о благополучном исходе дела. А пока мы, одетые в голубые платья и плащи, готовились к выходу из дома. Амберли, как обычно, изводила себя переживаниями, а я просто ожидала, когда мы отправимся в храм, и старалась вообще ни о чем не думать.
        - Ваша милость, - поклонилась мне горничная, - ваша матушка велела передать, что ожидает вас и баронессу Мадести.
        - Идем, - кивнула я и поглядела на Амбер, замершую у зеркала.
        Она обернулась, прерывисто вздохнула и поспешила за мной, не забыв произнести:
        - Ох, Шанни, я так волнуюсь. Храм Сотворения… там ведь будет весь высший свет.
        - Твои мысли не чисты, сестрицы, - улыбнулась я. - Это всё суетность.
        - Ох, - снова вздохнула Амберли, и мы, наконец, поспешили вниз.
        Сегодня на улицах не было ни экипажей, ни всадников. Они занимали слишком много места, мешая потокам верующих, и были опасны в тот день, когда ничья жизнь не могла быть отнята насильно. Даже увечья и ранения были недопустимы. Да что там, даже границы сословного разделения нынче были размыты до той степени, что к храмам и площадям знать и простолюдины шли рядом, не выбирая положенных им улиц. Впрочем, это не означало, что нищий прорвется в храм Сотворения, стража не дремала, и нарушителей мягко, но непреклонно отваживали от ворот, распахнутых навстречу высокородной пастве.
        Наш путь был относительно коротким, чуть дольше, чем до дворца. Однако вынуждена признать, что он оказался не только дольше из-за столпотворения и неспешного шествия людей, но и достаточно раздражающим. И скорость передвижения, и близость посторонних и незнакомых людей, вынужденных идти рядом, вызывали досаду и мысли, вовсе не положенные в этот день. Я честно старалась хранить в душе радость и даже улыбалась, но, опасаюсь, моя улыбка постепенно переходила в оскал. Не скажу, что меня толкали, но задевали время от времени, иногда так, что я оборачивалась, встречала похожий «счастливый» оскал и шла дальше, мучимая желанием поскорей добраться до храма.
        А вот матушке и Амберли эта толчея оказалась нипочем. Старшая баронесса Тенерис мило щебетала с батюшкой и каким-то их общим знакомцем, которого я еще ни разу до этого не видела, а сестрица просто наслаждалась возможностью покрасоваться сама и поглядеть на других. Она смотрелась прелестно, голубой шел к ее глазам, делая их ярче. О том, как выгляжу сама, я не думала, а спутниками интересовалась первые минут десять, потом я думала только о том, как скорей скрыться за воротами храма, а затем и вовсе едва не выругалась, когда мне наступили на ногу.
        - Прошу простить, - буркнул какой-то мужчина, едва бросив на меня непроницаемый взгляд.
        - Пф, - все-таки фыркнула я ему след и снова растянула губы в фальшивой улыбке.
        Радовало одно - рядом не оказалось никого из знакомых. Вести беседу вовсе не хотелось. Хотелось уже преодолеть остаток пути и занять свое место. А после дождаться окончания богослужения и вернуться назад, чтобы выдохнуть перед балом, который давали мои родители. И знаете, почему я ждала его с радостным предвкушением? Да потому что ради него выходить на переполненные улицы уже будет не надо. Впрочем, к вечеру такой толчеи быть уже не должно.
        Наверное, мне просто не хватало простора. Мне нравилось в королевской резиденции чувствовать свободу во всем: в поведении, в передвижении, в этикете. И пусть ограничения и правила оставались, но они сводились до тех пределов, когда душа отдыхала. Это будто узник, выпущенный на волю после долгого заточения. А сегодня было ощущение, что бедолагу кинули даже не в темницу, а в каменный мешок без окон и малейшего проблеска света. И этим бедолагой была я… Прости меня, Верстон.
        Однако и моим страданиям пришел конец. Когда показались голубые стены храма с позолоченной крышей, я возликовала и расправила плечи. Даже улыбка превратилась из натянутой в искреннюю. И оставалась такой, пока мы не вошли в ворота. Здесь уголки моих губ опустились вниз, потому что храмовый двор был уже заполнен людьми. Где-то среди них должен был находиться глава нашего рода. А еще магистр Элькос, Фьер Гард и Олив Дренг, которых привели сюда не только вера, но и обязанности.
        Повертев головой, я поняла, что высматривать знакомых смысла нет, сделать это было попросту невозможно. Нет, мы не остались бы на улице во время богослужения, храм был рассчитан на несколько тысяч верующих, просто заходили внутрь без суеты, степенно и неспешно, успевая раскланиваться с другими верующими и поздравлять их с великим праздником. В результате, во дворе уже волновалось настоящее человеческое море.
        - Как же восхитительно, - прошептала мне Амбер, сияя восторженным взором.
        - Толчея? - мрачно вопросила я.
        - Храм, - сестрица укоризненно покачала головой.
        - Храм красив, - не стала я спорить.
        Постепенно вереница знати продвигалась, и мы вместе с ней. Не могу сказать, сколько прошло времени, но из-за отсутствия суеты и попыток кого-либо пролезть побыстрей вперед, надолго мы во дворе не задержались. И когда вошли в широко распахнутые позолоченные ворота храма, я поняла, что внутри стоять будет свободней, чем на улице, потому что тут действовал примерно тот же принцип, что и в театре.
        Внутри храм делился на несколько ярусов. Придворные поднимались по нескольким лестницам наверх, где расходились по площадке, огороженной перилами. Она тянулась по периметру всего храма. Так что немалая часть людей освободила место внизу, где осталась стоять столичная знать, имевшая право на посещение храма Сотворения в этот день. Был балкон и над придворными, туда отправились служащие государственных ведомств, принадлежавшие к среднему классу.
        Наше место было внизу, так сказать, в портере. Это не означало, что мы сможем покинуть храм раньше королевского семейства, их приближенных и важных сановников, однако приближало нас к самому действу. Я своим местоположением осталась довольна, тем более теперь никто не стоял впритык ко мне, и это давало возможность вздохнуть полной грудью.
        Наверх я не смотрела вовсе, не хотелось встретиться взглядом с теми, кто мне был неприятен, а потому и искать тех, с кем с удовольствием бы поздоровалась, я тоже не стала. Зато вскоре к нам присоединился дядюшка, чье место отныне тоже было среди столичной знати. Хотя, если король примет решение, которое окажется окончательной опалой, то роду Доло в храме Сотворения не будет места совсем. Однако пока мы стояли здесь, и это не могло не радовать.
        Впрочем, разговоров не было. Его сиятельство, графиня Доло и их сыновья с невестками, приветливо улыбнувшись, просто встали рядом с нами. В храме вести разговоры считалось дурным тоном. Все стояли в ожидания начала богослужения. До него оставалось совсем мало времени, ровно столько, сколько было нужно, чтобы последние верующие зашли внутрь. И когда последний человек переступил порог, послышалось песнопение храмового хора:
        Бог наш Верховный, Бог-вседержитель,
        Жизни земной ты - первый хранитель!
        В вечные веки восславим тебя,
        Отец всего сущего, Бог Бытия!
        Служба началась. Облаченный в такие же голубые одежды с золотом, священник вышел к статуе Верстона, стоявшего впереди еще семи статуй, среди которых был и мой покровитель - Хэлл, и раскинул руки. Даров для Вседержителя не было, его главный дар - жизнь и процветание его детей, и их почитание своего Отца. И потому руки священника были пусты, но ладони раскрыты навстречу Верховному Богу, как знак открытой человеческой души.
        Некоторое время я слушала песни, восхвалявшие Верстона и, когда того требовал ритуал, простирала к статуе руки, как и все, кто находился в храме. Вторила молитвам и, уже было погрузилась в торжественность творившего действа, когда пришло острое чувство чужого взгляда.
        Я повела плечами, пытаясь скинуть это малоприятное ощущение, но оно не исчезло. Вернулось раздражение, совершенно лишнее в эту минуту, и я все-таки вскинула взгляд наверх и застыла на миг пойманная в ловушку пронзительных глаз того, кому подобало бы собственным примером показывать благочестие, но он смотрел не на статую Верстона, а на меня.
        Ощутив на миг смятение, я опустила голову и посмотрела себе под ноги и тут же получила легкий тычок в бок от матушки, умудрявшейся даже здесь и сейчас следить за соблюдением традиций и этикета. Я коротко вздохнула и вскинула руки, как и все в этот момент, так показав, что не отвлекаюсь. А потом вновь бросила короткий взгляд наверх, но быстро отвела его и уже не сводила со статуи Вседержителя и очень надеялась, что государь все-таки вспомнит о цели своего пребывания в храме и перестанет терзать меня пристальным взглядом.
        Я почувствовала себя легче, когда служба приближалась к своему завершению. То ли король нагляделся, то ли я привыкла к его взгляду, но давящее ощущение исчезло. А вскоре наступила и кульминация всего священнодействия. Верующие направились к статуе Верстона, чтобы получить его благословение, коснувшись раскрытой ладони.
        Шли также - вереницей. Я не смотрела, когда спустился сверху король, и на его сопровождение тоже глядеть не желала. Вместо этого я отвела взор в сторону и любовалась убранством храма, таким же легким, как облака в небе. Потом опять смотрела себе под ноги, после на статуи поверх человеческих голов и ждала, когда можно будет приблизиться к Верстону.
        Наконец дядюшка со своим семейством двинулся вперед, и я неспешно направилась за ним к Вседержителю. Мои родные шли позади. Путь пролегал через колоннаду, за которой располагались алтари богов и их малые копии. Я скользнула взглядом по Хэллу, прикрыла глаза, безмолвно приветствуя его. А когда до Верстона оставалось совсем немного, позади послышался шорох и приглушенное восклицание матушки.
        Полуобернувшись, я с удивлением увидела высокого широкоплечего мужчину, показавшегося мне смутно знакомым. Он разделил нас с родителями. Поведение мужчины было неучтивым, однако пенять ему на это было еще большей неучтивостью, потому что так можно было задержать тех, кто шел за нами. И я прошла дальше.
        Достигнув статуи Верховного Бога, я подняла взгляд на его лицо, с которого на меня смотрели чистые голубые глаза, искусно сотворенные древним скульптором. Невольно улыбнувшись Вседержителю, я протянула руку, чтобы вложить ее в его раскрытую навстречу ладонь и вздрогнула, потому что рука оказалась живой и теплой.
        Я посмотрела на каменную ладонь и поняла, что даже не дотянулась до нее. Мои пальцы сжал вовсе не Бог, это был человек. Его Величество опалил меня взглядом, после развернулся и ушел, а следом за ним исчез и его телохранитель, оттеснивший от меня моих родных и скрывший за своей спиной произошедшее. А я на миг застыла, ошеломленная выходкой монарха.
        - Дитя, - все-таки нарушила молчание матушка, и я поспешила уйти вперед, чтобы более не задерживать тех, кто шел за мной, так и не коснувшись ладони Верстона.
        Выйдя из храма, я огляделась, но короля уже не было видно. Если он и оставался где-то неподалеку, то спины верующих, тянувшихся через ворота на улицу, скрыли государя от моего взора. Признаться, я всё еще была в растерянности. Хотя, скорей всего, он попросту ушел через другой ход, сейчас для всех закрытый.
        Его взгляд, терзавший меня большую часть священнодействия, касание, заменившее божественное благословение, - всё это против воли взволновало. Не поколебало, но внесло в душу смятение, вдруг вернув меня во времена нашего сближения, когда я с трепетом и предвкушением ожидала посланий и новых встреч.
        - Это какой-то ужас, - послышался за моей спиной голос матушки. - Сначала этот невежа и святотатец, который едва не снес меня с ног, а потом еще и сзади начали напирать. Безумие! И это в такой день!
        И это возмущение заставило меня встряхнуться. Я обернулась и встретилась взглядом с родительницей. За ней следовали Амберли и барон Тенерис. Улыбнувшись своим родным, я вдохнула полной грудью прохладный осенний воздух и подняла взгляд на небо. Сегодня был ясный солнечный день, и пришлось прищуриться от яркости светила. Даже природа радовалась великому празднику, а значит, и мне не пристало забивать голову досужими размышлениями.
        - Не ворчите, моя дорогая, - сказала я, обняв родительницу за плечи. - Только не сегодня.
        - Шанни, опомнитесь, - воззвала матушка к моему разуму, - что за выходка, мы не дома.
        Однако всё же улыбнулась и потрепала меня по щеке, довольная моей лаской, пусть и проявленной не к месту.
        - И всё ж таки, этот невежа испортил впечатление от службы, - не сдалась баронесса Тенерис. - Но вы правы, дитя мое, сегодня никаких обид и брани. Только смех, только радость и счастье! И бал непременно вознаградит нас за это маленькое огорчение.
        Никто спорить не стал, и вскоре мы уже выходили на улицу, пусть и запруженную народом, но уже не так сильно, как перед службой. Кто-то уже отправился в гости, задержался со своими знакомыми или попросту прогуливался, и потому передвигаться было намного приятней и быстрей.
        Амберли, державшая меня под руку, всю дорогу исходила на восторг от храма, от службы, от того, что увидела короля и его семейство. Я слушала ее с улыбкой, а когда она заговорила о принцессе и герцогине, вообще ушла в свои мысли, продолжая только делать вид, что слушаю сестрицу. Чтобы улыбка выглядела естественной, я думала о Фьере Гарде, который должен был стоять где-то над нами в свите ее светлости. Жаль, что я не поискала его взглядом и не поздоровалась…
        - Что скажешь, сестрица?
        - Что? - рассеянно спросила я, вырванная вопросом сестры из своих размышлений.
        - Как это - что? - изумилась она. - Разве же ты меня совсем не слушала?
        - Разумеется, слушала, - заверила я Амбер. - Повтори, пожалуйста.
        - Однако у вас, ваша милость, отменный слух, - ядовито ответила сестрица, но вздохнула и, наградив меня укоризненным взглядом, повторила то, что я успела пропустить: - Его сиятельство, граф Гендрик, сказал, что хочет попросить у твоих родителей разрешение на нашу прогулку. А я думаю, хорошо ли это? Он ведь был твоим женихом…
        Я воззрилась на нее с недоумением. Если бы это не было дурно, то и постучала бы себя по лбу, интересуясь душевным здоровьем родственницы.
        - Но ведь это так! - вдруг разгорячилась Амбер. - Твоя матушка говорила об это, когда просила обратить внимание на Брана Гендрика еще перед моим представлением. Граф Элдер - прекрасный человек и интересный мужчина, и, признаться, мне приятно, когда он рядом. Но он влюблен в тебя, а ты сама говорила, как будет дурно, если мой супруг затаит в сердце чувство к другой женщине. Мне бы не хотелось, чтобы, видя тебя, мой муж страдал, и я тоже, глядя на это. И еще меньше хочу злиться и ревновать к своей сестрице.
        И вот тут я изумилась по-настоящему. Признаться, не ожидала от нашей милой наивной Амберли столь здравого рассуждения. Нет, она не была глупой, но все-таки оставалась еще во власти тех грез, которых была лишена я. Сестрица ждала и жаждала любви, она хотела замуж и желала того простого счастья, которого положено желать всем девицам на свете, если они, конечно, не озабочены чем-то более великим и фундаментальным, вроде преобразования общества и его устоев… В общем, баронесса Мадести-Доло была девушкой мечтательной, а сейчас я слышала здравую речь и опасения в отношении возможного будущего.
        - Скажи мне честно, Амберли Мадести, - заговорила я без тени улыбки, - нравится ли тебе Элдер Гендрик? Нравится ли он тебе так, чтобы ты пожелала видеть его своим мужем и отцом твоих детей?
        - Ох, - зарумянилась сестрица и прижала ладонь к груди. - Какие вещи ты говоришь…
        - О замужестве?
        - Не совсем, - совсем уж заалела Амбер, и я поняла:
        - О детях?
        Она кивнула, и я едва сдержала ухмылку, поняв, что краснеет юная баронесса не при мысли о детях, а о том, что предваряет их рождение.
        - И что же ты скажешь? - спросила я.
        Амберли ответила мне мученическим взором, но вдруг решительно кивнула:
        - Да, сестрица, он мне нравится, и я бы не стала отказывать его сиятельству, если бы он сделал мне предложение. Это ведь так восхитительно, Шанни! - вновь разгорячившись, воскликнула она. - Видеть, как он творит чудо на холсте, помогать ему и, если бы он позволил, служить ему вдохновением. Когда я смотрю на твой портрет, я безумно ревную, потому что мне кажется, что так нарисовать можно только, любуясь своей моделью… ох, прости, - Амберли потупилась, а я обняла ее за плечи и улыбнулась:
        - Вот уж глупости. Ты просто не видела других его работ, иначе бы поняла, что каждая его картина написана с неменьшим мастерством. Его сиятельство наделен даром вдыхать жизнь в свои творения. Может, это и не магия, но благословение Богов так уж точно. И он никогда не был влюблен в меня по-настоящему, просто привык считать меня своей невестой, только и всего. Однако ныне он освобожден от навязанных родителями обязательств по отношению ко мне. Поверь, дорогая, чтобы не чувствовал ко мне Элдер, но его взгляд не задерживается на мне. Он не ищет возможности увидеться со мной и поговорить, кроме тех случаев, когда мы оказываемся все вместе в гостиной. Да и тогда это всего лишь светская беседа и не более. Я знаю, о чем говорю, сестрица, ты уж мне поверь. Тебе нечего опасаться. Промеж вас меня нет, и не будет. А еще, - я скосила на нее лукавый взгляд: - А еще я видела, как он смотрит на тебя, и в его взгляде читается интерес и любование. Быть может, ты не замечала, но он рисует тебя, когда ты стоишь у мольберта. В своем блокноте. Я видела, когда как-то заглянула к вам. Я тогда поняла, что стану лишней,
если войду, потому прикрыла дверь и ушла.
        - Правда? - глаза Амберли распахнулись, и я кивнула с улыбкой:
        - Хэлл мне свидетель.
        - О, Левит, - помянула она свою покровительницу.
        - Наша Мать с тобой, сестрица, - заверила я. - Потому, если родители одобрят просьбу графа, не отказывайся. Дай ему возможность поухаживать за тобой.
        - Я будто бы в огне, Шанни, - произнесла Амбер. - Неужто и вправду рисует меня, пока я не вижу? И смотрит…
        - Клянусь, - ответила я, подняв руку.
        - Ох, - только и ответила она, а я рассмеялась.
        Родители, если и слышали нашу беседу, то не показали виду. Они шли впереди, разговаривая о чем-то своем, и батюшка лишь время от времени бросал взгляд назад, чтобы посмотреть на нас с сестрицей. Но, уже подходя к особняку, обернулась и матушка, заслышав наш с Амберли смех.
        - Что это за неприличный гогот? - вопросила ее милость, когда мы приблизились. - Разве же так смеются девицы благородного воспитания?
        - В этот день положено веселиться, матушка, - возразила я.
        - Но не так же громко! - возмутилась родительница. - Это же какой-то кавалеристский полк, право слово! И я говорю не о всадниках.
        - Полк… - батюшка усмехнулся: - Вы сильно преувеличили, ваша милость. К тому же мы уже почти вошли в особняк.
        - Вот там пусть и хохочут, - не сдалась матушка. - А на улице только легкий смех, негромкий и искрящийся, будто полет бабочки. Не понимаю, почему это нужно повторять девицам на выданье.
        Она всплеснула руками и устремилась вперед. Батюшка подмигнул нам с сестрицей и последовал за супругой. Смущенная Амбер бросила на меня быстрый взгляд, но уже через секунду снова хмыкнула.
        - Как полет бабочки, - важно напомнила я и, сжав ее руку, потянула за собой.
        Мы обогнали родителей и в калитку «впорхнули» под очередное возмущенное восклицание баронессы и смешок барона. Мы пробежали мимо привратника и одного из лакеев, дождавшегося моих родителей. Настроение Амберли и без того хорошее, стало и вовсе замечательным после того, как мы объяснились. И сестрица, порывисто прижав меня к себе, сделала то, что обычно делала я - пробежалась пальцами по моим ребрам. После отскочила, показала язык и бросилась наутек, пританцовывая на ходу.
        - Это война, ваша милость! - провозгласила я ей в спину.
        - Не сегодня, - пропела негодница.
        - Не до смерти, - пошла я на уступку и бросилась за сестрицей.
        - Девочки! - как-то испуганно воскликнула матушка.
        Но разве можно обуздать ветер? И если Амберли все-таки остановилась, то я жаждала мести. Налетев на сестрицу, я ответила ей ее же маневром.
        - Шанни! - взвизгнула Амбер и хохотнула под напором моих пальцев. И когда я отскочила в сторону, она притопнула ногой и констатировала: - Вот теперь точно война. Держитесь, ваша милость!
        Увернувшись, я со смехом бросилась к дверям.
        - Шанриз! - с отчаянием в голосе крикнула матушка.
        - Дитя! - присоединился к ней барон Тенерис. - Остановитесь! Амберли!
        Я уже взлетела по ступеням к парадной двери, распахнула ее, ворвалась в холл и… застыла на месте, пригвожденная к месту пронзительным взглядом серых глаз государя. Амберли влетела следом за мной.
        - Попалась! - победно провозгласила она, уже сжала мои бока и замерла с приоткрытым ртом.
        - Прелестно, - невозмутимо изрек Его Величество.
        И я отмерла. Сглотнув, я присела в реверансе, а следом за мной и Амбер, скорей машинально, чем осознавая свое действие.
        - Доброго дня, государь, - произнесла я, глядя себе под ноги.
        - Д…доброго дня, Ваше Величество, - запнувшись, повторила сестрица.
        - И вам доброго дня, юные дамы, - ответил король.
        Дверь за нашими спинами распахнулась. Родители, уже извещенные лакеем о нашем госте, спешили нагнать нас и загладить неловкость.
        - Доброго дня, - сказал им государь раньше, чем батюшка успел заговорить. - Не стоит извиняться, я не оскорблен и не раздосадован, и о вашей семье дурно не подумал. Благословения Верстона, - закончил он поздравлением.
        - Благословения Вседержителя и вам, Ваше Величество, - с поклоном ответил отец. - И доброго дня. Великая честь…
        - Оставьте, - отмахнулся король и обратился ко мне: - Я ждал вас, ваша милость. Идемте, нам надо поговорить. - Затем посмотрел на моих родителей: - Не смею вас задерживать.
        Дав понять, что не нуждается в услугах хозяев дома, он изломил бровь, потому что я всё еще не двинулась с места.
        - Ваша милость?
        - Прошу, государь, - ответила я, теперь гадая, что привело короля в наш дом.
        Скажу честно, вела я монарха, снедаемая подозрениями. Сначала его взгляд, после касание у статуи, а теперь он и вовсе в нашем доме. Уж не решился ли повторить свое предложение, чтобы использовать мое желание помочь своему роду? Если так, то это вовсе бесчестно. Если он это скажет, то я перестану уважать его. Пока, пусть мне и неприятно, что у него появилась новая фаворитка, но я помню о своем отказе и его праве на выбор, как жить дальше. Да что там, передо мной король! Я вообще не могу судить его. И всё же, если вновь предложит свою спальню…
        - Сюда, Ваше Величество, - произнесла я, остановившись у дверей небольшой гостиной, где гостей не принимали, но коротали вечера, если собирались всей семьей.
        Подняв на него взгляд, я отметила, что монарх невозмутим и кажется равнодушным, будто и не было храма. Озадаченная, я дождалась, когда король войдет в гостиную, но вдруг опомнилась и бросила взгляд туда, откуда мы пришли, и поняла, что меня смутило, - не было гвардейцев.
        - А где же ваши телохранители? - не удержалась я от любопытства.
        - Грустите по оленям? - спросил государь, напомнив нашу ночную прогулку перед охотой.
        Теперь он улыбнулся, но улыбка вышла вежливой, даже прохладной. Отрицательно покачав головой, я вошла в гостиную, прикрыла за собой дверь и воззрилась на нашего гостя в ожидании. Его Величество пока хранил молчание. Он прошел по гостиной, с интересом разглядывая ее. Ненадолго остановился перед картиной, на которой был изображен полуразрушенный замок, залитый солнечными лучами, и склонил голову к плечу, рассматривая пейзаж.
        - Недурно, - наконец, подвел он итог и обернулся ко мне. - Присаживайтесь, ваша милость.
        Даже не могу сказать, что ощутила я в этот момент: интерес или тревогу. И то, и другое, но чего больше?.. Сейчас он даст ответ, который я ждала всё это время, но что скажет? Лишь бы не предложил прежнего, лишь бы…
        - Шанриз, - король усмехнулся и указал на кресло.
        Выдохнув, я заставила себя задавить волнение и прошла к креслу. Усевшись, некоторое время расправляла подол платья, так решив потянуть время…
        - С вашим платьем всё замечательно, баронесса. Вы чудесно выглядите, как, впрочем, и всегда, так что вам не о чем беспокоиться, - заверил меня монарх.
        - Не о чем? - рассеянно спросила я. - Простите.
        - Прощены, - легко отмахнулся Его Величество. - И так, ваша милость, я готов дать вам ответ. - Я вскинула на него взор и уже не отводила, только затаила дыхание. - Подумав, я решил, что и вправду рано прощаться с вашим родом. Ваши предки, а следом и дядюшка, доказали, что род Доло еще не исчерпал свои силы и может продолжить служение Камерату. Правда, я совершенно не знаю барона Фристена, на которого вы указали, а потому не могу дать ему должность в одном из Кабинетов. Ее, как вы сами понимаете, надо еще заслужить. К тому же такой должности пока нет. Вас ведь интересовала государственная служба, верно? Чтобы заслужить уже полученные награды, если мне не изменяет память.
        - Да, - ответила, теперь не смея заявить, что и стать пажом было бы недурно, главное, при Дворе и с надеждой на иную должность.
        - Чтобы войти в один из Кабинетов или в любое министерство, стоит и начинать службу в этом направлении, - словно подслушав мои мысли, продолжил государь. - Иначе толку не будет. Получить навыки, набраться опыта, зарекомендовать себя и добиться высот. И потому я дам место его милости при посольстве. Помнится, его пращур весьма преуспел именно на этом поприще, а потому испытаем потомка в том же деле. - Он ненадолго замолчал, однако внимательно следил за мной, потому заметил тень разочарования, скользнувшую по моему лицу. - Чем вы недовольны, Шанриз? Желали, чтобы ваш родственник сразу попал во дворец?
        Я покусывала губы, борясь с собой, но желчь все-таки вскипела.
        - А как же брат вашей фаворитки? - спросила я, глядя ему в глаза. - Чем он заслужил право занять место секретаря Тайного кабинета? Разве туда можно допустить непроверенного человека и открыть тайны Камерата?
        - Нельзя, - не стал спорить король. - И он ничем не заслужил этого права, потому не получил места, о котором хлопотали его сестра и моя тетушка. Я ведь говорил вам, Шанни, что могу одобрить предлагаемого кандидата лишь в том случае, если посчитаю его достойным должности. Граф Анненс мне известен мало и рассказы о его достижениях в Аритане не могут являться причиной важного назначения.
        - Но…
        - Граф Доло слышал лишь толки, - прервал меня Его Величество. - Слухи расползлись, когда ее светлость решила, что ее дельце выгорело. Это было преждевременное заявление. Место вашего дядюшки занял его помощник. Анненс же получил должность, но сокольничего. Герцогиня расхваливала его, как знатока соколиной охоты, посмотрим, каков он знаток. Окажется хуже барона Фингерда, вернется в Аритан.
        Я поднялась с кресла, нервно потерла руки и прошлась по гостиной, размышляя. Что если Томмил окажется лишенным дипломатических талантов? Что если покажет вздорный нрав? Но даже если он почувствует вкус к службе, сколько лет уйдет у него на то, чтобы продвинуться? Решение короля весьма недурно, только вот род продолжит терять свои позиции. Нам нужен человек во дворце, а не за пределами Камерата, куда отправится мой родственник.
        Покусывая губы, я обернулась к государю и вздрогнула, обнаружив его за своей спиной. Его Величество сжал мне плечи, развернул в сторону кресла и мягко подвел к нему. Подчинившись, я села и ответила ожиданием во взоре. Монарх присел перед креслом, опершись на одно колено, и я насторожилась. Такая поза, наша близость друг к другу… И если бы не хорошо приметная ирония в его глазах, я бы уверилась в том, что последует дальше. Но эта, пусть и добродушная, но насмешка сбила с толку.
        - Вы разочарованы, - констатировал государь. - Понимаю, вы желали, чтобы ваш род вернулся во дворец и служил мне там.
        - Да, - не стала я лгать.
        - Вы, как всегда, поспешны, Шанриз, - сказал монарх и поднялся на ноги.
        Теперь он смотрел на меня сверху вниз, снова усмехнулся и отошел к креслу, на котором сидел прежде. Устроившись там, король уложил ногу на ногу и, откинувшись на спинку кресла, умиротворенно вздохнул.
        - Так вот, дорогая баронесса Тенерис-Доло, что я хотел сказать еще. - Я обратилась в слух, теперь и не думая прерывать его или вскакивать с места. - У меня есть одна должность, но взять на нее я могу только хорошо знакомого мне человека. Того, кому я могу довериться, к тому же не глупого и расторопного. Все эти качества я вижу только в одном представителе вашего рода, Шанриз. - Он замолчал, а я подалась к нему, ожидая оглашение имени того, кого выбрал государь. Мне подумалось о батюшке, все-таки он был приближен ко Двору и имел право посещать дворцовый архив и библиотеку. Однако Его Величество продолжал выдерживать паузу. Это не добавило мне доброго расположения духа, я заерзала в нетерпении, а после и вовсе вопросила:
        - Кого вы имеете в виду, государь?
        - Вас, разумеется, - пожал он плечами. - Я предлагаю вам должность, ваша милость.
        - К…какую? - сглотнув, немного хрипло спросила я.
        - Хендису нужен помощник, и я нашел для него лучшую кандидатуру, на мой взгляд. Я предлагаю вам должность помощника моего секретаря, Шанриз.
        - Не может быть, - сорвалось с моего языка.
        Ошеломление было столь велико, что поверить услышанному оказалось совершенно невозможно. Король изломил бровь и с деланным недоумением вопросил:
        - Отчего же, если я сам вам это говорю?
        - Но это же мужская должность…
        - Разве вы не этого желали?
        - Но… - мотнув головой, я, наконец, скинула оторопь. - Ваше Величество, вы же сами уверяли меня, что не можете исполнить моего желания, что это невозможно!
        - Тогда было невозможно, сейчас вполне, - вновь пожал плечами король и поднялся на ноги. - Если вы принимаете мое предложение, то поспешите, я не собираюсь ожидать вас до скончания века.
        - То есть…
        Он развернулся ко мне и скрестил на груди руки:
        - Что это? - спросил монарх с прохладцей. - Ваш разум вдруг начал вас подводить, или я поспешил назвать вас умницей? Что неясного в моих словах, ваша милость? Если вы готовы приступить к своим обязанностям, то мы отправляемся во дворец. Отказываетесь, тогда я откланиваюсь и отбываю в одиночестве. Ваш родственник, как я и говорил, получит свое назначение в ближайшие дни, а вы сможете распорядиться своей судьбой по собственному усмотрению. Решайте.
        Я в растерянности смотрела на него и не могла сообразить, что стоит сделать. Нет, конечно, я уже кричала «да» в глубине моей души, но продолжала искать подвох. Что последует дальше? Только ли должность мне предлагают? И… и как такое вообще возможно?!
        - Если вас одолевают подозрения в отношении моих намерений, то прошу не оскорблять меня, - сухо произнес король, видя мои колебания. - Во-первых, мы всё выяснили по этому поводу. Я принял ваше решение. А во-вторых, у меня уже есть женщина, которая сумела меня пленить. Я доволен ею и всем, что нас связывает. А потому не ищите подводных камней, их попросту нет. Вы просили моей защиты для вашего рода, и я, исходя из своих возможностей и принципов, даю вам то, чего вы хотели. Ваш ответ?
        Меня охватило странное чувство, будто всё происходит во сне. Не могло быть такого… просто не могло! Я даже ущипнул себя, зашипела от боли и досадливо поджала губы, видя в очередной раз насмешку в глазах государя.
        - Я в последний раз задаю вам вопрос, Шанриз, - снова заговорил он. - Вы готовы приступить к обязанностям помощника моего секретаря? И учтите, спрашивать я с вас буду так же, как и со всех остальных, кто служит мне. Если вынудите, могу и нагрубить. И?
        - Да, - прошелестела я, но кашлянула, прочищая горло, и ответила громко и четко: - Я готова служить вам, Ваше Величество. Я принимаю ваше предложение.
        Мне показалось, что он выдохнул. Наверное, показалось, потому что выражение лица государя не изменилось, и на губах не появилось улыбки. Он только кивнул и велел:
        - Дайте приказ собрать ваши вещи и доставить их во дворец. Мы с вами отправляемся немедленно. Нас еще ожидает бал, на котором вы, как моя приближенная, должны присутствовать.
        - Ох, - вздохнула я, только сейчас вспомнив, что вечером должен состояться бал. И если я уйду… - Ваше Величество, могу ли я просить вас?
        - О чем еще?
        - Могу ли я прибыть во дворец поутру…
        - Нет, не можете, - с раздражением ответил король. - С этой минуты я приказываю, вы исполняете, и никак иначе. Когда у вас будет свободное время и возможность покидать дворец, вам сообщит барон Хендис. Идемте.
        - Да, государь, - я склонила голову, более не смея спорить.
        Глава 10
        Воздух казался хрустальным. Не по хрупкости или плотности, о, нет! Ничего подобного, воздух на то и воздух, чтобы быть невесомым и неощутимым, но он был настолько чист, что мне пришла на ум эта аналогия. За окном царила зима. И, глядя на пушистые снежинки, выстлавшие стылую землю мягким холодным ковром, я с легкой грустью вспоминала еще недавние забавы, которым мы предавались с сестрицей будучи детьми. Наш щенячий восторг, мокрые шубки, румяные щеки и страдания моей матушки, потому что ни ей, ни нянькам обуздать нас было не под силу - всё это теперь стало восхитительным прошлым.
        А в настоящем баронесса Амберли Тенерис-Доло готовилась стать графиней Гендрик. Свадьбу назначили на весну. Я была счастлива за сестрицу, Элдер Гендрик станет ей хорошим мужем, а у меня появится еще одно место, где меня будут рады видеть. Правда, ее сиятельство уже не позволит себе такой роскоши, как валяние в снегу или битва подушками. И от этого знания становилось грустно, но это была светлая грусть, потому что любой поре наступает конец. Это правильно и логично. Но остаются воспоминания, и они продолжат греть душу о когда-то прожитом. И это прекрасно!
        Что до меня, то я вновь жила во дворце, куда привел меня государь сразу после моего согласия на должность помощника его личного секретаря. Всё произошло так быстро, что прощаться с родными мне пришлось под бдительным взором Его Величества. Стоит ли говорить, что матушка и Амбер были огорчены столь неожиданными и стремительными переменами? Впрочем, ни одна, ни вторая не осмелились возражать, когда за моим плечом стоял монарх. Только батюшка не скрывал своего изумления. Ему мое назначение показалось странной королевской блажью, о чем он, конечно же, прямо не сказал, лишь не сумел удержать восклицания:
        - Но как такое возможно?!
        - Как видите, ваша милость, вполне, - ответил монарх. - Баронесса обладает всеми необходимыми качествами для назначения, и я верю, что она справится с возложенными на нее обязанностями.
        - Но не скажется ли это на будущем моей дочери? - выразил барон справедливые с его точки зрения опасения.
        - То есть, ваша милость, вы желаете сказать, что мои решения губительны для моих подданных? - с обманчивой любезностью спросил государь, и батюшка не осмелился возражать и дальше.
        - Как я могу позволить себе усомниться в мудрости Вашего Величества? - произнес он, склонив голову.
        - Верю, что подобной крамолы вы себе не позволите, - ответил монарх и велел: - Баронесса, мы отправляемся во дворец. У меня больше нет времени ждать.
        - Да, государь, - поклонилась я, обняла матушку, поклонилась отцу, подмигнула сестрице и поспешила за королем, уже выходившим в двери.
        Во дворе особняка нас ожидали два гвардейца. И, увидев их, я поняла, что попросту не заметила их в нашей возне с сестрицей, за которой нас и застал Его Величество. Впрочем, об этом уже сказано немало, а потому стоит оставить уже момент моего прощания с домом во второй раз. И разница с первым состояла в том, что теперь я хорошо знала место, куда иду, и чего ждать от его обитателей. Однако страха не было, потому что там меня ждали не только завистники и недруги, но и друзья, среди которых имелись не менее влиятельные люди, чем моя бывшая покровительница. И потому сердце мое наполнилось предчувствием радостной встречи.
        - А вы оживились, - заметил тогда государь. - Еще пару минут назад вы были рассеяны, а теперь глаза ваши блестят. Рад, что вы встрепенулись, но что стало тому причиной?
        - Я подумала о тех, с кем сдружилась за время, проведенное в свите герцогини, - ответила я. - Мне будет приятно вновь увидеться с ними.
        - Когда у вас будет на то время, - заметил король. - Чаще всего вы сможете встречаться с магистром. Однако я настоятельно прошу вас избегать встреч с Дренгом. Он слишком ветреный и легкомысленный, а потому я не хочу, чтобы вы поддались его дурному влиянию.
        - Разве же мой господин приблизил бы к себе дурного человека? - спросила я, прекрасно понимая причину неожиданной просьбы.
        - Разумеется, нет, - с ноткой досады ответил государь. - Но я мужчина, и выходки Дренга не могут меня скомпрометировать, но вы - девица, а потому общение с его сиятельством будет для вас губительно. Я этого не желаю, и потому говорю прямо - разговаривать с графом вы можете только при свидетелях, а лучше всего при мне.
        - Как будет угодно Вашему Величеству, - не стала я спорить.
        Дальше мы шли какое-то время в молчании. Государь, на удивление, оставался не узнанным. Хотя кто бы ожидал увидеть его среди толпы? Его гвардейцы разделились. Один шел впереди, другой позади нас, и отнести их к сопровождению было непросто, потому что казалось, будто они идут каждый сам по себе. К тому же голубой цвет, сегодня царивший на улицах, недурно обезличивал своих владельцев, делая их похожими друг на друга.
        Впрочем, по улицам мы шли недолго. Когда король свернул в проулок, который уводил нас от дороги во дворец, я посмотрела на него с удивлением. На мой взгляд монарх иронично изломил бровь и доверительно произнес:
        - Теперь уж вы в моих руках, ваша милость. Я заманил вас в свое тайное логово, и деваться вам некуда.
        - Вы для этого слишком благородны, - ответила я, однако ощутив некоторый трепет.
        - Вы так думаете? - полюбопытствовал государь.
        Я кивнула, однако тревога моя возросла, и теперь мой взгляд блуждал по сторонам, пытаясь углядеть лазейку для бегства. А когда мы приблизились к калитке, за которой можно было разглядеть стены дворца, я почувствовала себя глупо - мы всего лишь сократили путь и ушли от посторонних взоров. Щеки, полыхнувшие от стыда и досады, выдали мои чувства.
        Король мазнул по мне насмешливым взглядом и посторонился, пропуская в калитку. Вздернув подбородок, чтобы хоть так избавиться от чувства неловкости, я прошла мимо него, но через мгновение снова вспыхнула, потому что расслышала смешок у себя за спиной.
        - Все-таки вы прелесть, Шанриз, - с улыбкой произнес Его Величество, когда поравнялся со мной и подал руку. Я накрыла сгиб его локтя ладонью и отвела взор, чтобы дать себе время справиться с досадой. - Неприятно лишь одно - вы по-прежнему не доверяете мне. Надеюсь, однажды мы достигнем большего понимания, и в шутке вы начнете видеть шутку. Я не насильник, Шанни, это главное, что вам стоит запомнить. И закончим говорить об этом, потому что всё уже было сказано и выяснено.
        - Да, Ваше Величество, - я склонила голову, соглашаясь с ним.
        - Вот и чудно, - усмехнулся монарх, и мы зашагали к дворцу.
        - Государь, могу ли я задать вам вопрос? - он ответил ожиданием во взгляде. - Скажите, меня терзает любопытство… Это вы провожали меня после того, как я просила вашей защиты? Это ведь вас я увидела, когда обернулась?
        Он неопределенно пожал плечом, и я уверилась в своих подозрениях. Теперь, когда я увидела эту калитку, значительно сокращавшую путь, то могла смело предположить: если меня и вел от дворца кто-то из стражей или слуг, то вскоре сам государь оказался за моей спиной и приглядывал до самого дома.
        - Еще кое-что. Чтобы избежать ваших очередных подозрений и недоверия, - заговорил монарх, - скажу сразу, что вы будете жить рядом со мной. В моем крыле, так и вам, и мне будет спокойней.
        Я тут же насторожилась, после представила покои фаворитки и вовсе ощутила прилив гнева. Вот уж где я жить не собираюсь, так это в комнатах Серпины Хальт и прочих его любовниц…
        - Я так и знал, - усмехнулся Его Величество. - Вы негодуете, ожидая подвоха, верно?
        - Вы… вы поселите меня в покоях фаворитки? - нервно спросила я.
        - А вы думаете, что это единственные покои на всё крыло?
        - Простите, - смутилась я.
        - Я селю вас неподалеку от себя лишь из желания защитить. Вы же понимаете, сколько сейчас ваших недоброжелателей всколыхнутся от мысли, что вы не утеряли моей милости? Не желаю повторения летних событий. Вы под моей защитой, но чем вы ближе ко мне, тем она надежней. Ни принцесса, ни моя тетка не сумеют дотянуться до вас, пока я рядом. Думаю, вы понимаете, что я не могу приглядывать за вами каждую минуту? Я бы и рад уделить вам больше времени, но есть и мои собственные обязательства перед королевством, а потому я определил вам комнаты там, где есть гвардейцы, магистр Элькос и я сам. Вопросы остались?
        - Но я ведь смогу выходить в парк, передвигаться по дворцу и общаться с людьми, которые мне приятны?
        - Разумеется, - кивнул государь. - Но у вас будет сопровождение. Возмущение, возражение и дерзость можете оставить при себе, я пропущу всё это мимо ушей. Я был услышан?
        - Отчетливо, - заверила я. - Но прислуживать мне будет Тальма.
        - Ваша прислуга - ваше дело, Шанриз, - ответил король.
        С того дня мы стали соседями. Впрочем, государя я видела не часто. Он был занят государственными заботами, я своими обязанностями, а они не подразумевали входить в королевский кабинет. Этим занимался барон Хендис, а я собирала бумаги и донесения, поступавшие не в канцелярию, а прямиком к королю через его секретаря. Еще разбирала переписку, даже личную. Не читала, разумеется, но раскладывала на стопки по степени значимости. А еще писала ответы на пожелания здоровья Его Величеству, на прошения и ходатайства. Порой мне казалось, что Хендис отдал мне всю свою работу, однако роптать я не собиралась. Хотя иногда к вечеру чувствовала себя в изнеможении, и тогда магистр Элькос со своими эликсирами превращался в посланца Богов.
        Да что там. Первые две недели я держалась только на своем упрямстве. Мне хотелось плакать от ощущения беспомощности и злости, когда королевский секретарь отчитывал меня, не слишком следя за выражениями, если я забывала внести в книгу учета какие-то документы, или же не успевала доставить ему бумаги, которые ожидал государь. Я была в отчаянии, впервые подумав, что я совершенно бесполезное никчемное существо, которое не способно выполнить простую работу. Хендис ни разу не похвалил меня, даже когда было за что, зато выговаривал по нескольку раз за день.
        Жаловаться на трудности или на своего начальника мне не приходило в голову. Во-первых, не позволяла гордость, а во-вторых, я была уверена, что поведение секретаря обусловлено королевским приказом. Его Величество ведь предупредил, что снисходительности не будет. Иначе объяснить столь разительные перемены в милом и учтивом бароне Хендисе я не могла. Уж больно отличался тот, с кем я играла в спил, от желчного чудовища, теперь связанного со мной общим делом.
        А потому, проплакав как-то весь вечер от жалости к себе, я приняла решение, что никто не сломит меня и не докажет, что мир мужчин не подходит для женщины. Могут они, смогу и я. И утром встала в боевом настроении. И сколько бы Хендис не ворчал и не язвил, я оставалась равнодушна к его нападкам. Делала, что должно, и как должно, а на секретаря внимания не обращала. А спустя еще два дня я вызвала его милость на откровенность.
        Причиной тому стал случай, поколебавший мою уверенность в том, что барон действует так по наущению государя. Дело было так. Хендис вошел в мой кабинет, привычно подцепил двумя пальцами бумагу, лежавшую на краю стола в ожидании, когда я доберусь до нее, прочел и сердито вопросил:
        - И что, позвольте узнать, это означает? Через час я должен доставить государю бумаги, а они опять не готовы. Не понимаю, зачем вы пришли сюда, если совершенно не способны делать то, что от вас требуется. Зачем вы влезли в то, чего уразуметь не в силах? Ваш разум превозносят, а я не вижу причин для этих восхвалений. Должно быть, за смазливое личико вам готовы простить любить глупость. Глупость и еще раз глупость, - с нажимом и издевкой повторил он: - А раз вы не можете запомнить и выполнить мои требования, то вы и вправду глупы.
        И пока он всё это говорил, дверь приоткрылась. Я, занятая работой, не обратила внимания на нежданного визитера, а барону Хендису и вовсе было не до того, чтобы проверять, кто стоит за его плечом. Он был так поглощен очередной выволочкой, так вдохновенно оскорблял меня, что вопрос:
        - Что здесь происходит? - заставил вздрогнуть нас обоих.
        Я подняла взгляд, и тут же порывисто встала из-за стола, чтобы присесть в реверансе. За спиной секретаря стоял сам король. Его милость стремительно обернулся, поклонился, и государь прогрохотал:
        - Я спрашиваю, что здесь происходит?!
        - Ваше Величество… - начал было секретарь, но монарх, сверкая гневным взором, отмахнулся - ответ был ему не нужен.
        - Немедленно за мной, ваша милость, - отчеканил он.
        - Да, государь, - ровно ответил барон, но я заметила, как по лицу его разлилась бледность.
        Проводив их задумчивым взглядом, я вздохнула и собралась вернуться к работе, но поняла, что Хендис забрал с собой документ, который был мне сейчас нужен. Покривившись от мысли, что придется идти за бумагой, я направилась следом за государем и его секретарем, но из кабинета так и не вышла, потому что, едва приоткрыв дверь, я услышала:
        - Когда вы спрашивали, можете ли указывать баронессе на ошибки, кажется, вы забыли уточнить, что собираетесь не обучать ее, а унижать достоинство и оскорблять. Немыслимо! В каком лесу вас учили манерам? Или же ваш разум начал подводить вас? Быть может, вы утомились, поглупели, и пора отправить вас на покой?
        - Государь…
        - Молчать! - рявкнул король, и я опять прикрыла дверь, чтобы не быть пойманной на недостойном деле - на подслушивании.
        А спустя несколько минут Хендис вернулся в мой кабинет. На лице его застыло каменное выражение. Он положил на стол документ, который случайно забрал с собой и буркнул:
        - Через полчаса жду у себя документы. - После направился к двери, но не дошел и, обернувшись, выдавил: - Прошу меня простить.
        Всё это заставило задуматься о причинах поведения барона в отношении меня. Даже считая, что мне не место на должности помощника секретаря, его милость мог быть холоден, но не груб. Значит, было что-то личное. Ну, не заплатили же ему за то, чтобы выжить меня из дворца! Хотя, признаться, мелькнула и эта мысль. Но Хендис был далек от дворцовых интриг. Он был сам по себе. Предан королю и только королю, и потому вряд ли на его отношение ко мне могла повлиять герцогиня, принцесса или кто-то еще. Значит, личное. И я решилась на откровенный разговор.
        Он состоялся через два дня, когда его милость уже готовился покинуть свой кабинет. Мое появление он встретил неприветливым, даже враждебным взглядом, но колкостей говорить не стал. После выволочки, устроенной ему королем, Хендис цедил слова сквозь зубы, но не грубил.
        - Что вам угодно, баронесса? - сухо спросил секретарь.
        - Поговорить начистоту, ваша милость, - ответила я без обиняков. - Нам стоит объясниться.
        - Слушаю, - сказал он, глядя меня.
        - Я хочу знать, чем вызвала ваше недовольство. Я говорю не о работе, ваша милость, а о вашем ко мне отношении. Помнится, вы были добры ко мне. Что же изменилось? Что стало причиной вашей неприязни?
        Барон вернулся за стол, уселся в кресло и заложил руки за голову. Его оценивающий взгляд прошелся по мне, и секретарь скривил губы в ухмылке. И хоть мне стало неприятно, но я сдержала возмущение и подошла к столу. Привалившись к нему бедром, я скрестила на груди руки и приподняла брови, обозначив немой вопрос. И Хендис подался вперед.
        - Хотите знать, отчего я испытываю к вам неприязнь? - прищурился барон и ударил кулаком по столу: - А что я должен испытывать к человеку, который хочет лишить меня места?
        - Какая чушь! - воскликнула я.
        - Чушь? - переспросил его милость: - Чушь?! Иначе зачем он придумал эту должность - моего помощника? Я прекрасно справлялся со своей работой много лет один, и вдруг мне дают помощника! «Я хочу облегчить вам жизнь», - так сказал государь. Но разве же я жаловался?! Разве же хоть раз просил себе помощника? И вдруг король придумывает должность, которой до недавнего времени попросту не было, и приводит вас. Вас! Вы ведь знали, как свести его с ума, верно? Теперь он готов на всё, чтобы удержать вас рядом с собой, даже потакает безумным желаниям! И раз решил обучить вас моей работе, стало быть, хочет отдать вам мою должность, как только решит, что вы готовы. А вы так быстро учитесь…
        Пораженная его словами, я даже не нашлась, что ответить. Значит, должность была придумана, потому что другой подходящей для меня службы не было. И чтобы не вызвать возмущений в Кабинетах, государь решил сделать так, чтобы и я была довольна, и никто не принялся ныть о присутствии женщины… А такой нашелся.
        - Ваша милость, - вздохнула я, - вы ошибаетесь. Я не мечу на вашу должность, клянусь. Более того, обещаю отказаться, если Его Величество заговорит об этом. Но я уверена, что подобного разговора не произойдет. И если на чистоту, то я мечтаю вовсе не о должности секретаря. Я желаю иного.
        - Чего же? - прищурился барон. - Стать его фавориткой?
        - Если бы я этого желала, то уже была бы ею, - холодно ответила я. - Думаю, вы это сами знаете. И мне казалось, что заслужила ваше уважение именно нежеланием занимать того места, о котором вы говорите. По крайней мере, вы относились ко мне с уважением. И я уважала вас за наличие собственного мнения. Мне не хотелось бы думать, что я ошиблась.
        - Так чего же вы хотите, ваша милость?
        - Должности, но иной. Я воздержусь от откровений, скажу лишь, что это вовсе не королевский секретарь. Надеюсь, это вас успокоит, и мы сможем, наконец, общаться и работать спокойно. Не думаю, что вы получаете удовольствие от собственного поведения и сложившихся меж нас отношений.
        Сказав это, я развернулась и направилась к двери. Уже взялась за ручку, когда меня остановил вопрос:
        - Ваша милость, позволите ли пригласить вас на игру в спил? Некоторые игроки вспоминают о вас с теплотой.
        Обернувшись, я улыбнулась:
        - Благодарю, с удовольствием, - с этого вечера наши взаимоотношения начали меняться в лучшую сторону.
        Вместе с этим уменьшилось количество бумаг, которые раньше сваливал на меня барон Хендис, пытаясь отпугнуть от должности секретаря. А так как теперь я не просиживала в своем кабинете до позднего вечера, чтобы успеть утром подать королевскому секретарю всё, что он от меня требовал, то и работу я заканчивала намного раньше, а соответственно у меня появилось свободное время. Теперь я могла встречаться с дорогими мне людьми… могла бы, если бы не герцогиня Аританская.
        Однако, раз уж разговор зашел о ее светлости, то стоит опять вернуться назад в день моего возвращения во дворец. Если быть точней, на бал, устроенный в честь празднования Дня Вседержителя. На него я попала, да и не было возможности избежать, потому что государь сообщил сразу, что желает меня видеть среди придворных. И чтобы мне было во что переодеться, и кому было мне помочь, в дом моих родителей был отправлен лакей, как только мы прибыли во дворец. Он ускорил сборы и доставил служанку с нашими вещами в мои новые комнаты.
        Кстати сказать, мои новые покои были восхитительны, большие, в несколько комнат, светлые и богато убранные. Роскошество в чистом виде, иначе и не скажешь. Мне даже показалось, что покои магистра Элькоса выглядят проще.
        - Вы довольны? - полюбопытствовал государь, стоя за моей спиной.
        - Здесь могла бы жить королева, - отметила я, переводя ошеломленный взор от стены к стене.
        - Вы почти угадали, - усмехнулся Его Величество. - Эти покои и вправду принадлежали особе королевской крови, только не женщине, а мужчине. Здесь жил я, будучи принцем.
        - Зачем же? - обернувшись к нему, изумилась я. - Когда об этом станет известно…
        - Прикажете селить вас в чулан? - полюбопытствовал король. - Уж извините мне отсутствие в этом крыле скромных комнат, какие были у вас в вашу прошлую бытность в моем доме. Да и куда мне определить вас, Шанриз? Даже если не учитывать моих родственниц, то иного места мне вам не найти. Среди чиновников я поселить вас не могу уже потому, что вы женщина, а потому не можете жить одна среди мужчин. Раньше рядом с вами был глава вашего рода, а теперь вы одна. К фрейлинам? Я уже объяснил, почему я этого не сделаю. Рядом с супружескими парами? Так это будет чуть пристойней, чем с чиновниками, однако дамы могут посчитать свободную девицу, которая весьма недурна собой, целью для ревности и сплетен. Вот и выходит, что более жить вам негде.
        - Я могла приезжать из дома… - несмело заикнулась я и услышала рубленное:
        - Нет. Мне в любой момент может понадобиться секретарь, и если Хендиса не будет на месте, то его замените вы. Прикажете посыльного слать каждый раз? Эта должность не подразумевает проживания вне стен дворца. На этом разговор о покоях закончен, - и он ушел, более не желая слушать моих возражений.
        А вскоре появилась Тальма, немного шальная от места своего нового жительства и вида наших с ней комнат. И пока она охала и причитала, сверкая восторженным взором, я застыла перед зеркалом и репетировала свое появление среди придворных. Дело в том, сознательно или нет, но государь провел меня не по парадной лестнице, и мое возвращение оставалось пока тайной для всего Двора. Уж не знаю, для чего он это затеял, но выходка Его Величества имела успех.
        И вот теперь мы подошли к главному - к моему появлению на балу. Нет, он не повел меня. Государь появился на празднестве под руку с Ее Высочеством, а мне в сопровождение был определен магистр Элькос, с которым мы тепло обнялись, когда он зашел поглядеть, как я устроилась в новых покоях и поприветствовать. Он о решении короля знал, это я поняла по полному отсутствию удивления и готовности встретиться со мной в святая святых Камерата.
        - Девочка моя, вы все-таки приняли на свои плечи честь рода, - констатировал маг, поцеловав меня в щеку. - Сея ноша велика и ответственна. Стоило ли браться?
        - Я не одна понесу ее, - улыбнулась я. - Томмил Фристен разделит со мной этот груз, а я постараюсь добиться того, чтобы он был приближен. Но пока во дворце нет Доло, я стану стражем нашего достояния и благоденствия.
        Элькос покачал головой:
        - Вы - великая авантюристка, Шанни, но как бы там ни было, помните, что у вас есть я. Если будет нужна помощь, только скажите.
        - Сердечно благодарю, господин Элькос, - улыбнулась я.
        А вечером, когда бальное платье прежнего голубого цвета, расшитое золотом, было уже надето на мне, маг пришел за мной. Он галантно поклонился и подал руку:
        - Пора, Шанриз. Вы готовы?
        Я поняла, что он имеет в виду вовсе не сборы, и кивнула.
        - Да, магистр. Я готова.
        - Тогда пойдем и взбаламутим это болото, - он весело сверкнул глазами, я лишь усмехнулась и накрыла сгиб его локтя ладонью.
        А когда мы покидали королевские чертоги, нас уже ждали. На лестнице, облокотившись на перила, в фривольной позе застыл сам Олив Дренг. Заметив нас, его сиятельство распрямился и озарил нас с магом жизнерадостной ухмылкой.
        - Мое почтение, ваша милость, - скорей объявил, чем поздоровался он. - Безумно рад снова видеть вас. Позволите ли увязаться за вами с магистром? У меня нет пары, вас мне не доверяют, а поболтать хочется. Что скажите?
        - Дружочек, ты, кажется, вовсе не знаешь манер, - заметил Элькос. - Дама имеет спутника, и это у меня надо спрашивать - можешь ты пойти с нами или нет.
        - Вы, как всегда, душка, наш дорогой маг, - Дренг улыбнулся еще шире. - Однако я не хочу сопровождать вас, ибо вы мужчина, но хочу сопровождать ее милость. И раз всё так сложилось, стало быть, справедливо обратиться к даме, общество которой приятней вашего, сварливый старикан.
        - Наглец и грубиян, - передернул плечами Элькос. - Думаю, пришло время для моего нового подарка для тебя, Олив.
        - А что за старый подарок? - с интересом спросила я.
        - Сейчас я вам нажалуюсь, ваша милость, - заверил меня граф, и вопрос о моем согласии на его сопровождении отпал сам собой. Дренг пристроился рядом со мной и не собирался покидать облюбованного места. Фырканье Элькоса он оставил без всякого внимания. - Так вот, дорогая баронесса, случилось это года два назад…
        - Два? - перебил графа магистр, после усмехнулся и махнул рукой: - А, ты об этом. Я думал, что расскажешь, как гонялся за собственной дверью…
        - Молчите, злыдень! - воскликнул Дренг. - Не вздумайте рассказать того отвратительнейшего случая! Этого я вам до сих пор не простил, не забыл и никогда не забуду.
        - О чем вы?! - вопросила я, окончательно заинтригованная перепалкой между моими спутниками. - Что случилось два года назад? И отчего вы бегала за своей дверью?
        - Бегал он только поначалу, а вот когда догнал… - произнес Элькос и многозначительно оборвал сам себя.
        - Это не выносимо, - фыркнул фаворит. - Только попробуйте продолжить.
        - Вы, ваше сиятельство, не больно-то слушали меня, когда лезли к моей даме и навязывались ей в провожатые, - высокомерно заметил маг, и я резко остановилась.
        - Господа, я не сойду с места, пока не пойму, о чем вы говорите, - объявила я. - Вы еще ничего не сказали, а я уже умираю от любопытства. И, магистр, о какой даме вы говорите?
        - О вас, - отмахнулся Олив. - Этот немолодой павиан выразил сейчас недовольство тем, что я пристал к вам.
        - А язычок-то длинный, да, дружок? - невозмутимо вопросил маг. - Гадости с него так и сыплются, ай-яй. Уж не одарить ли вас, господин граф, печатью молчания до окончания празднеств?
        - Руки прочь, - надменно ответствовал его сиятельство. - Святотатство в день Верстона? Побойтесь Богов, магистр.
        - Так вы мне расскажите? - дождавшись, когда они угомонятся, спросила я.
        - Непременно, - кивнул Дренг. - Но давайте совместим рассказ и дорогу, в конце концов, нас ждут увеселения, а что не успеем договорить, останется на будущее.
        - Не возражаю, - согласился Элькос.
        Я решила немного почудить и капризно оттопырила нижнюю губу. После скрестила руки на груди и прошла вперед.
        - Ого, - хмыкнул Олив. - Ту ли Шанриз Тенерис привел Его Величество? Не помню, чтобы известная нам девица дулась и вредничала.
        - А вот наговорю вам гадостей о бессовестном грабеже почтенного заведения, тогда и увидим, насколько я могу быть вредной, - невозмутимо ответила я.
        - О-о, лучше уж капризничайте, - вскинул руки граф. - Это даже мило.
        - Грабеж? - живо заинтересовался магистр. - Это что-то новенькое и я желаю узнать подробности. Девочка моя, расскажите вашему доброму другу, что сотворил его невоспитанное сиятельство…
        Когда мы подошли к огромной бальной зале, где начиналось празднество, я всё еще не узнала толком, о чем поминали фаворит и маг. Впрочем, и любопытство магистра не было удовлетворено. По большому счету, мы всю дорогу торговались, кто первым откроет свою тайну. Дренг оказался не заинтересован ни в моих откровениях, ни в рассказе Элькоса, потому поддерживал каждого, кто сопротивлялся.
        - А вы скользкий, ваше сиятельство, - вынесла я вердикт. - Хитрый и скользкий.
        - Благодарю, - поклонился граф с жизнерадостной улыбкой.
        И мы подошли к дверям. Лакей кинулся к королевскому распорядителю, объявлявшему имена прибывших гостей. Вскоре до нас донеслось:
        - Верховный маг Камерата магистр Вирсен Элькос! Его сиятельство граф Олив Дренг! Ее милость баронесса Шанриз Тенерис-Доло…
        Вместо восклицания у распорядителя получился вопрос, в котором проскользнуло недоумение, и он обернулся, чтобы подтвердить то, что произнес сам. Поприветствовав его вежливым поклоном, я прошла в залу, ощущая, как на мне сошлись взгляды всех, кто уже успел прибыть на бал. Я прошла под руку с магистром, сияя чуть лукавой улыбкой, щедро даря ее высокородному собранию. Дренг шествовал с другой стороны от меня, продолжая сыпать шутками и совершенно не обращая внимания на тех, кто пытался понять происходящее.
        Жаль, что герцогини еще не было. Вот уж на кого я бы сейчас полюбовалась с удовольствием. Остальные же для меня интереса представляли мало. Часть из них уже к концу вечера будет крутиться рядом и заверять меня в том, что сочувствовали моей отставке, и что рады снова видеть меня во дворце. И это будут те, кто уже несколько раз был мне другом, а после отворачивался, как только менялся ветер. Возможно, среди них окажется и графиня Сикхерт, которою я приму благосклонно ради ее мужа. Глава дворцовой стражи был по-прежнему полезен.
        А еще часть придворных останется настороженными наблюдателями. Эти тоже были мне не нужны. Лучше мало сторонников, но верных, а главное, сильных. Элькос с Дренгом стоили доброго десятка лизоблюдов, а то и больше. И вот таких я желала собрать вокруг себя. Но пока был бал, и я провела во дворце после своего возвращения только полдня, а потому просто отдыхала, продолжая слушать пикировку мага и фаворита.
        Вскоре освоившиеся с новостью придворные начали подходить к нам, чтобы засвидетельствовать свое почтение. По большей части это были самые любопытные, кому хотелось понять, что означает мое появление. Напрямую никто спрашивать не решался - это было невежливо, да еще и Дренг с Элькосом стояли рядом. Магистра опасались, а о его покровительстве мне не знал только глухой, слепой и тот, кто не жил во дворце. Но маг пока помалкивал, зато граф не молчал.
        О, он умудрялся отгонять особо назойливых одной лишь кривой ухмылочкой, когда видел, что меня начинают утомлять досужие вопросы о моей жизни за пределами Двора. А если учесть, что повторять одно и то же приходилось почти каждому, то вскоре я начала чувствовать раздражение. Олив в этом случае невежливо оттеснял меня плечом себе за спину, обнимал болтуна одной рукой за плечи и, кривя губы в той самой ухмылке, произносил одну-единственную фразу:
        - Дорогой мой, что-то вы выпали из поля моего зрения, поделитесь новостями?
        Отчего-то никто не желал откровенничать. Почти каждый вспоминал о некоем срочном деле, или «слышал» призыв со стороны и спешил покинуть наше общество. Понаблюдав за очередным бегством, я сделала вывод, что связываться с великосветским балбесом не желают. А еще я поняла, что он не просто так поджидал нас с Элькосом на лестнице и увязался следом. Его сиятельство определил себе роль моего охранника. Это было и забавно и приятно одновременно.
        Нападок я не боялась, знала, что сумею ответить. Да и кто бы осмелился нападать, еще не понимая происходящего? Я даже была уверена, что и герцогиня, увидев меня, разыграет радушие. Разве что принцесса не станет надевать маску уже потому, что Ее Высочество совершенно не умела играть. Свою неприязнь она выражала открыто, но вовсе не от того, что была честна и прямолинейна, а попросту была лишена гибкости мышления, какая наблюдалась у ее брата и тетки. Потому я решила для себя, что не стану обращать внимания ни на взгляд, ни на возможную издевку или оскорбление, ни просто на саму Селию.
        Сегодня был лучший день в моей жизни, и испортить его было не под силу: ни аританской гадюке, ни сестрице государя, ни его фаворитке, даже если он будет стоять на коленях и нацеловывать руки… Хотя последнее вызвало прилив брезгливости и раздражения. Но и эти чувства можно было задавить в себе. В конце концов скоро я увижу Фьера Гарда и чету Энкетт, а это было восхитительно!
        Герцогиня явилась, когда кроме нее и правящего племянника с сестрицей ждать было некого. Ее светлость вплыла в залу в чудесном платье лазоревого цвета. Золотое шитье шло от корсажа по всему подолу причудливым орнаментом, в котором отчетливо сверкали драгоценные камни. Да и украшений на ней хватало. Впрочем, были они и на других дамах, даже на мне. Это на богослужение требовалось блюсти скромность, а на торжество уже можно было позволить себе и приукраситься, главное, соблюдать положенные цвета. И если дамы сменили пучки и косы на модные прически, то я решила косы оставить, лишь надела венок из изящных золотых цветов с жемчужными сердцевинками.
        В общем-то, и не решила, а использовала наряд, подготовленный матушкой для сегодняшнего бала, только в нашем особняке. И если до этого мне венок казался вычурным и лишним, то теперь я даже ощутила некое удовольствие, представив, как нелюбимых мной дам королевской крови перекосит от моего украшения. Это ведь король привел меня обратно, исполнил мое желание и поселил рядом с собой. А теперь я в венце. Вот и думайте, что хотите, а я буду получать удовольствие от домыслов, которые непременно поползут по Двору. А за мою честь есть, кому заступиться. И раз уж магистр не укорил меня за выбор украшения, стало быть, посчитал его допустимым. Тем более, это и вправду просто украшение, призванное заменить живые цветы и подчеркнуть мою невинность. Но я отвлеклась.
        Итак, герцогиня. Она вплыла в залу впереди своей свиты, а рядом с ней шла рыжеволосая графиня Хорнет. Сейчас она была любимицей ее светлости и этого, разумеется, не скрывалось. Я хорошо знала свою бывшую покровительницу и ее методы, потому понимала, что королевскую фаворитку она будет выставлять напоказ даже после того, как та добилась успеха. Герцогиня демонстрировала ее, подчеркивая, в чьих руках сейчас могущество.
        Усмехнувшись, я покачала головой. Настоящего могущества у нее не было, но была вера других людей в то, что есть. И в этом была сила и популярность королевской тетки. К ней теперь шли на поклон, надеясь на протекцию. Разумеется, кланялись и графине… Только вот мне было любопытно, сколько таких лизоблюдов сегодня поколебались в своей уверенности в силу ее светлости? Все-таки появилась я…
        Не удержавшись, я рассмеялась. Это не было издевкой над потугами герцогини и ее досадой, когда она обнаружит меня среди остальных придворных. Просто показалась забавной сама игра придворных в гонке за милостью. Будто тараканы они мчались на крошки, рассыпанные на королевском столе, готовы были нырнуть в любую щель, если она приведет к вожделенной цели. Хотя… все мы тут тараканы, кроме разве тех, кто добился власти, почета и званий своей службой Камерату и талантом, а не путем интриг. Но таких было немного, и интриганы с легкостью побеждали честных служак… Досадно, конечно, но таковы условия игры, и я стала ее частью.
        В приглушенном гуле голосов мой смех прозвучал столь отчетливо, что в нашу сторону обернулись. Повернула голову и герцогиня. О-о, это был сладкий миг! На короткое мгновение лицо ее светлости вытянулось. Всего лишь мгновение, но я его не упустила! Я наслаждалась им, насыщалась, будто глотком живительной влаги. Это был миг моего торжества, маленького, но от всего сердца. И было даже приятно, что никто не спешил донести королевской тетке о том, кто находится в бальной зале. Возможно, не только я сейчас получала удовольствие от ее замешательства.
        Справившись с оторопью, герцогиня ослепила всех присутствовавших жизнерадостно улыбкой и величаво поплыла в мою сторону. За моим плечом что-то фыркнул Дренг, маг остался равнодушен. А я… я засияла в ответ.
        - Не вмешивайтесь, - сцедила я сквозь зубы, чувствуя, что мой страж готов выступить вперед.
        - О, мое дорогое дитя! - раскинув руки, воскликнула ее лицемерная светлость. - Как же я рада видеть вас у нас во дворце! Вам было позволено явиться на бал, и это так мило со стороны моего племянника. Род Доло заслужил чести быть допущенными ко Двору. Но где же ваши родные? Разве незамужней девице пристало появляться в обществе в одиночестве?
        - Ваша светлость, - я присела в реверансе. - Я слышала, что вы полны хлопот, и тем отрадней видеть вас в добром здравии. Когда государь оказал мне великую милость и лично приехал за мной, я в первую очередь подумала о вас, ваша светлость. Я была уверена, что вам будет приятно видеть меня, и тем примечательней знать, что теперь мы сможем часто видеться.
        - Правда? - она сжала мои ладони: - Это прекрасное известие! Стало быть, вам позволили посещать дворец?
        - И даже жить здесь, - «осчастливила» я герцогиню еще одной, но не последней новостью.
        - Вот как? - тонкие брови ее светлости вспорхнули вверх. - И в качестве кого? Погодите-ка, погодите… - она отпустила меня и прижала кончики пальцев к губам: - Я сейчас угадаю, не подсказывайте, - герцогиня шаловливо улыбнулась и погрозила мне пальцем. После округлила глаза: - Вы выходите замуж, и ваш жених служит при Дворе? Кто же он? - взгляд королевской тетки скользнул по Элькосу, после перебрался на Дренга, и она изумилась очень даже искренно: - Да неужто?! Неужели на вас накинули удила, ваше сиятельство?
        Граф учтиво поклонился и произнес с улыбкой:
        - Нет. Моя свобода при мне… к сожалению. - Он удрученно вздохнул: - Вы ведь помните, что я провозгласил ее милость первой красавицей Камерата? Я и сейчас так считаю, однако мне баронессу никто не отдаст, - и добавил с явным намеком: - Вы ведь понимаете…
        - Совершенно не понимаю, - отмахнулась герцогиня, а затем вновь посмотрела на мага: - Неужто вы - жених, господин Элькос?
        - Разумеется, нет, - надменно ответил магистр. - Во-первых, ее милость мне, как дочь, и люблю я ее, как дочь. А во-вторых, речь о свадьбе между нами могла бы идти лишь в одном случае, если бы Шанриз была одаренной. И пусть талантов у баронессы Тенерис море, но магии нет и капли, а потому наш союз невозможен.
        - Но как же тогда?! - вновь изумилась ее светлость. - Баронесса ведь и вправду девица, а потому не может находиться во дворце без сопровождения, тем более жить здесь. Такое возможно только в одном случае, если она состоит на службе… - она осеклась. - Вас приняли на службу?
        Я улыбнулась и склонила голову, не став облегчать герцогине жизнь прямым ответом. Пусть сама придумает, куда меня могли пристроить. И пока ее светлость задумчиво терла подбородок, силясь понять, что за должность мне дали, я разглядывала графиню Хорнет, стоявшую неподалеку. Она, конечно же, слышала наш разговор, как и многие, кто поспешил подойти ближе - любопытство мучило придворных.
        И пока другие удовлетворялись подслушиванием, я рассматривала. Теперь я хорошо видела, что ее сиятельство недурна собой. Она была изящного сложения, невысокой. Имела большие оленьи глаза, казавшиеся кукольными на узком личике с чуть вздернутым носом и маленьким ртом. Ее брови и ресницы были явно подкрашены, потому что имели черный цвет, что делало черты лица ярче, но лишало естественности. Волосы, как говорил Фьер, были похожи на мои цветом, но более блеклые. А еще она любила дорогие наряды и высокие прически, явно демонстрируя длинную шею.
        Я не уловила в этой женщине скрытой силы. И хоть держалась она прямо, но на меня бросала взгляды украдкой, словно не решаясь показать свой интерес открыто. Должно быть, ею и вправду было легко управлять. В этот раз герцогиня получила то, что ей было нужно. Послушную марионетку, которая вряд ли решилась бы на собственное мнение и открытое противостояние.
        И мне подумалось, что же могло привлечь в ней короля? Отдаленная наша схожесть и податливость? Или же ему попросту близки такие вот тихие овечки, готовые слушаться и терпеть, чтобы не потерять своего места подле него? Меня он упрекал в том, что не заискиваю перед ним, не спешу мириться, если мы повздорили, но в то же время и не забыл, раз уж держит у себя мой портрет, да и выходка в храме, и беготня по кабинету, когда я пришла искать его защиты… Впрочем, неважно. Я пришла сюда сражаться не за королевское ложе.
        - Но не пристроил же он вас в свиту принцессы, - сдалась герцогиня, и я вернула ей свое внимание.
        - Нет, конечно, - отмахнулась я. - Я не фрейлина, ваша светлость.
        - Но кто же?!
        - Его Величество государь Камерата Ивер Второй Стренхетт! - торжественно провозгласил распорядитель, прервав допрос: - Ее высочество принцесса Селия!
        Герцогине пришлось, как и всем остальным, развернуться лицом к августейшему племяннику и присесть в реверансе. Я видела, как она досадливо поджала губы, но склоненная голова скрыла это выражение от сторонних наблюдателей. А когда ее светлость распрямилась, то выглядела вновь приветливой и жизнерадостной. Графиня Хорнет мило зарумянилась. Она приветствовала короля, как и все остальные, и вот тут обнаружилась еще одна черта ее сиятельства - кокетство. Лицо фаворитки озарилось лукавой улыбкой. Государь подвергся обстрелу игривых взглядов своей женщины, брошенных на него искоса. В общем, и герцогиня, и ее ставленница всеми силами подчеркивали роль фрейлины в жизни Его Величества.
        Выполнив церемониальное приветствие государя, придворные распрямились. Он приветствовал в ответ коротким взмахом руки, принцесса - неглубоким реверансом. После этого монарх вручил сестру ее фрейлинам, что-то сказал своему сопровождению и направился в нашу сторону. За ним никто не последовал, значит, велел не мешаться под ногами. Свиты рассеялись по залу, но бал всё еще не начинался, потому что Его Величество, нарушая традицию, не спешил произнести речь и провозгласить начало увеселений.
        Герцогиня бросила взгляд на новую фаворитку, но та глядела на своего венценосного любовника и не замечала стараний покровительницы. Коротко вздохнув, ее светлость раскинула руки и ринулась вперед сама, заодно зацепив по ходу и ее сиятельство. Маневр был понятен - короля решили отвлечь и не подпустить ко мне.
        - Дорогой племянник! - воскликнула герцогиня. - Вы восхитительны! Голубой идет вам, как никому другому.
        - Благодарю, тетушка, - ответил государь. - У нас с вами глаза одного цвета, потому возвращаю вам ваш комплимент.
        - Ваше Величество, - графиня присела в реверансе, дав королю полюбоваться видом декольте, не слишком скромного для сегодняшнего дня.
        - Дорогая, - он улыбнулся фаворитке. После взял за руку, понуждая выпрямиться, и, поцеловав пальцы, обошел любовницу и тетку, стоявших на его пути.
        - Мой дорогой племянник, - вновь ожила ее светлость, - у нас до вас есть важное дело, мне бы хотелось обсудить его с вами до начала бала.
        И пока монарх, обернувшийся на призыв, не отмахнулся и не отошел, фаворитка шагнула к нему, накрыла грудь ладонями и, заглянув в глаза, произнесла:
        - Прошу вас, выслушайте ее светлость.
        Король вновь улыбнулся ей, и я повернулась к магистру, устав любоваться на чужие игры.
        - Господин Элькос, должно быть, государь направляется к вам, потому мы не будем мешать, - после перевела взгляд на Дренга: - Ваше сиятельство, у меня пересохло в горле, не проводите меня?
        - С превеликим удовольствием, - ощерился граф.
        Он подал мне руку, и мы, оставив магистра отдуваться, направились в сторону стола с напитками. И когда отошли, Олив склонился ко мне и негромко произнес:
        - Он нас порвет.
        - Если сумеет вырваться из паучьих лап ее светлости, - легкомысленно отмахнулась я.
        - Дренг! - рявкнули за нашими спинами.
        - Вырвался, - констатировал фаворит. - Деваться некуда.
        Мы обернулись к королю, которому что-то втолковывал магистр. Герцогиня и фаворитка стояли за спиной государя, и не только они. Теперь там была еще и Селия со своими фрейлинами. Змеиный клубок в сборе… Но теперь и вправду уходить было бы не только безумством, но и подобно бегству. Доло всегда считались отважными воинами, и не пристало их потомку, пусть и женского пола, прослыть малодушной особой. Здесь не было никого, кто бы смог напугать меня.
        - И как это понимать? - надменно вопросил Его Величество. - Непочтение? Равнодушие? Вызов? Или же попросту неблагодарность и глупость?
        - Кому адресованы упреки, государь? - осведомился мой защитник.
        Взгляд короля, сверливший фаворита, переместился на меня. Я почтительно склонила голову, после подняла на него взор и… улыбнулась.
        - Мой господин, - произнесла я и тут же отказалась принимать упреки, по крайней мере, признавать их адресованными мне: - Умоляю вас, - я выпустила локоть Дренга и шагнула к Его Величеству, - не браните его сиятельство. Он всего лишь оказал любезность даме, услышав, что ее мучает жажда. - И пока говорила, я подошла почти вплотную к монарху, не отпуская его из ловушки своего взгляда: - Граф не виновен ни в непочтении, ни в равнодушии, ни в неблагодарности. Он не бросал вам вызов, государь, и не осмелился бы на это, уверяю вас. Простите его сиятельство и, - вот теперь я опустила глаза и неспешно присела в реверансе, после, так и не распрямившись, снова посмотрела ему в глаза: - И меня.
        - Вы же видели, что я иду к вам, - с укоризной ответил венценосец. От вспышки гнева не осталось и следа, лишь недовольство.
        - Мне подумалось, что вы направляетесь к ее светлости и к вашей новой… эм, - намеренно запнулась я, словно пытаюсь подобрать слово, и закончила, - графине. К тому же здесь стоит почтенный магистр Элькос, а стало быть, вы что-то желаете обсудить с ним перед началом бала. Я не осмелилась вам мешать, государь, потому попросила графа проводить меня к столику, где есть вода. Как я уже сказала, меня мучает жажда.
        - Я услышал вас, Шанриз, - теперь на губах короля появилась улыбка. - Дренг, - продолжая глядеть на меня, позвал он: - Принеси баронессе воды, не стоит заставлять даму страдать. - И вновь заговорил со мной. - Как вы устроились, ваша милость?
        - Благодарю, Ваше Величество, - улыбнулась я, - у вас чудесные покои. За половину дня я немного освоилась.
        - А скоро и вовсе привыкните, - ответил король. - В этих покоях я провел лучшее время моей жизни: детство и юность.
        - Стало быть, стены пропитаны в них вашей радостью, государь. Мне будет там уютно…
        - Что?! - в унисон вопросили обе королевские родственницы.
        Монарх не обернулся. Он окинул меня взглядом.
        - Вы прекрасны, ваша милость, желаю, чтобы этот вечер принес вам радость, - сказал король и вдруг подмигнул: - Венец вам к лицу, Шанриз.
        - О нет, государь, - отмахнулась я. - Венец к лицу вам, а мне идет всего лишь венок, пусть и золотой.
        - Мне венец идет несомненно, - хмыкнул монарх и, коротко кивнув, обернулся к своим женщинам. - Идемте, - велел он и подал руку фаворитке.
        Та бросила на меня торжествующий взгляд, я ответила насмешливым удивлением, и графиня потеряла ко мне интерес. Я еще некоторое время смотрела вслед королю, представляя, какой допрос ему устроят сейчас сестра и тетка, после умиротворенно вздохнула и потерла руки, будто коммерсант, обстряпавший дельце.
        - Однако, - произнес магистр.
        Я обернулась к нему и чуть не вскрикнула, потому что прямо за моей спиной стоял Дренг со стаканом воды. Он передал мне стакан и ухмыльнулся:
        - И вы еще удивляетесь, отчего я так радел за ваше возвращение. Никто не умеет загипнотизировать короля, как вы.
        - Верно, - кивнул маг. - Несколько слов, взгляд глаза в глаза, и вот уже тигр превращается в котенка. Не просто смиряет порыв, чтобы выплеснуть его спустя время, а именно успокаивается. Весьма полезный дар. Уж с нашим-то королем так уж точно.
        - О чем вы? - с недоумением спросила я.
        - Ерунда, драгоценная вы наша, просто ерунда, - отмахнулся граф.
        Я ответила задумчивым взглядом. После выпила воду и вернула стакан его сиятельству. Что ж, первое действие отыграно, поглядим, что будет дальше…
        Глава 11
        - Ваша милость.
        Обернувшись, я посмотрела на вошедшего. Барон Хендис, отношения с которым у нас стали вполне приятными, все-таки не упускал возможности воткнуть в меня шпильку. Не удержался и в этот раз:
        - Что это вы, голубушка, снежинки считаете? И много пролетело, пока вы в окно глазеете? Учтите, какой бы старательной девицей вы не были, но работа сама себя не сделает. Вы подготовили документы, которыми я просил заняться в первую очередь? - закончив язвить, его милость перешел на деловой тон.
        - Да, господин барон, - ответила я и направилась к своему столу. Подняла увесистую папку и передала королевскому секретарю. - Прошу.
        Задумчиво взвесив на ладони папку, Хендис произнес:
        - Не вернуть ли вам часть той работы, которую я у вас забрал?
        - Сдается мне, ваша милость, - улыбнувшись, ответила я, - вам будет жалко ее возвращать, иначе вы умрете от скуки.
        - Договоритесь, ваша милость, ох, договоритесь, - он погрозил мне пальцем и, зажав папку под мышкой, направился к двери, негромко напевая себе под нос модный романс.
        Усмехнувшись, я вернулась к окну и протяжно вздохнула. Мне хотелось бы выйти на улицу и пройтись по дорожкам, ощущая морозец на своей коже, однако в моей нынешней должности прогулки, когда вздумается, не допускались. Приходилось ждать, когда барон отпустит меня, а он не спешил этого делать, строго придерживаясь установленного для службы времени. Впрочем, я и не роптала. Высказаться против - это будто признать свое поражение. Но маленькая блажь не стоила великого дела.
        Хотя в моей нынешней должности великих свершений не предвиделось. И хотя сейчас у меня появился повод рассуждать о важной для меня теме более уверенно, однако мое назначение считали блажью государя, а потому сторонников мне это не прибавляло. Единственная польза от моей службы была в том, что мой род оставался при Дворе. Томмил Фристен уже отправился по месту своего назначения, но ему до дворца было так далеко, что и говорить об этом пока не стоило.
        - Том - умный мальчик, - сказал дядюшка, когда мне удалось вырваться из дворца спустя первых полтора месяца. - Мы много говорили с ним, и он слушал внимательно. Я видел в его глазах разум, и это меня несколько успокоило. К тому же ему польстило назначение, написанное лично государем. Думаю, нам стоит довериться его милости, он не должен нас подвести. А как проходит ваша служба? Что королевские родственницы?
        - Принцесса делает вид, что меня вовсе нет, - усмехнувшись, ответила я. - Да у нас с ней и нет возможности часто встречаться. Когда она приходит к брату, я нахожусь в своем кабинете, недалеко от которого стоят гвардейцы. Им велено никого не пропускать ко мне, кроме государя, моего начальника и лиц, которые приносят мне письма и бумаги. Но если мы с Селией встречаемся, она проходит мимо с задранным носом, как и вся ее свита. Меня это смешит, но вида я, разумеется, не подаю.
        - А герцогиня?
        - Себе не изменяет. Жалит, но с милой улыбкой. Впрочем, ее яд в мою кровь не проникает, задело лишь одно - она запретила Фьеру общаться со мной, прикрывшись заботой о нем. Якобы король будет недоволен. Графине Энкетт также запрещено приближаться ко мне.
        - И что же? Гард сторонится вас?
        - Между нами теперь завязалась переписка, - усмехнулась я. - Его милость страстно полюбил чтение. Он теперь часто посещает библиотеку, где забирает книгу с моим посланием, а после возвращает ее со своим. Иногда мы обмениваемся записками через наших слуг, но нечасто, чтобы это не бросилось в глаза. Библиотека вообще оказалась полезнейшим местом, там можно не только брать книги или передавать письма, но и устраивать тайные свидания. Правда, случайные встречи не могут быть нарочитыми, потому мы «столкнулись» с Фьером среди стеллажей всего пару раз.
        - Стало быть, он от вас не отказался, - улыбнулся дядюшка.
        - Хвала Хэллу, я не ошиблась в его милости, когда решила сблизиться. Да и графиня Энкетт меня не забывает. Иногда ко мне подходит ее супруг, чтобы передать весточку или просто пожелание доброго здоровья, а иногда она оставляет в письмах Гарда собственную приписку. Так что выходит, что в стане герцогини есть два моих сторонника, которые готовы предупредить о готовящейся пакости или передать, что творится у меня за спиной.
        - Были пакости? - подался вперед его сиятельство.
        - Пока только слухи, кои настолько вздорны, что одна противоречит другой. В остальном, за мной всегда следует охрана, потому решиться на открытую подлость непросто. Государь сотворил из меня какое-то сокровище, право слово.
        - Вы и есть сокровище, - улыбнулся граф Доло. - И не только для короля, но для всего нашего рода.
        - Полноте, дядюшка, - отмахнулась я. - Он своей фаворитке руки нацеловывает при любой возможности, даже смотреть тошно. Странно, что еще в покои Серпины не поселил. Она навещает его вечерами, а после уходит в комнаты, предназначенные ей, как фрейлине.
        - Вот и задумайтесь, - усмехнулся дядюшка, - почему вас он окружил заботой, а графиня Хорнет, хоть и посещает его спальню, продолжает обслуживать королевскую тетку.
        - Пф, - фыркнула я и задумываться над отношениями государя и его любовницы не стала. Будто поинтересней мыслей нет. Вот еще…
        Родителей я тогда, конечно же, тоже навестила. Однако послушав матушкины причитания, увещевания и требования взяться за ум и уйти со службы, на коей девице не место, я решила, что в следующий раз приеду, когда соскучусь посильней. Да и Амберли витала в облаках своей любви, а постоянно слушать о графе Гендрике мне было не так интересно, как просто отдохнуть и подурачиться. Только вот сестрица теперь ощущала себя взрослой дамой, и она охотней показывала мне свои достижения в живописи, чем хваталась за подушку или спешила поддаться моему «дурному» влиянию. Так что дома я не отдохнула ни душой, ни разумом. А потому вернулась во дворец без всяких сожалений.
        - Шанриз.
        Голос короля вернул меня из воспоминаний в кабинет к окну, за которым шел снег. Я обернулась и присела в реверансе. Государь кивнул, прошел к столу и, сдвинув в сторону письма, на которые мне предстояло ответить, уселся на их место.
        - Вы грустите, - отметил Его Величество, не спеша перейти к сути дела.
        Ко мне он заглядывал нечасто, обычно с каким-нибудь делом. К примеру, когда надо было отправить его письма или документы. Иногда с замечаниями, но их было крайне мало и более всего они оказывались несущественной мелочью, на которую мне мягко пеняли. Потом задавалась пара вопросов ни о чем, и государь уходил. Сейчас в его руках ничего не было, а потому оставалось гадать, что понадобилось от меня монарху.
        - Скорей, пребываю в меланхолии, - улыбнулась я.
        - Отчего меланхолия? Устали? Или же что-то вызвало ваше недовольство? Хендис более…
        - О нет, - поспешила я заверить государя, - его милость теперь относится ко мне без всякой предвзятости. Мы даже иногда вместе ходим играть в спил.
        - Тогда что же? Вы ведь рвались к мужской должности, теперь она у вас есть. Мне кажется, я дал вам то, что вы хотели.
        - Я не этого хотела, - отмахнулась я. - Нет-нет, Ваше Величество, я благодарна вам за эту возможность послужить вам. Однако я бы желала иной должности, но если я скажу, то вы сочтете меня безумной.
        - Вы безумны, ваша милость, и я это прекрасно знаю, - хмыкнул монарх. - Потому говорите смело.
        Бросив на него пристальный взгляд, я попыталась понять, к чему приведут мои откровения, однако решилась высказаться, потому что ничего нового он бы особо не услышал.
        - Мне бы хотелось служить в Министерстве образования, государь. Хотелось бы иметь возможность принимать участие в решениях, которые касаются…
        - Боги, Шанриз, - прервал меня король. - Вы всё о том же. Вы поймите, душа моя, ваших фантазий не поймут и не поддержат. А я попросту не стану вас назначать туда, где ваше присутствие вызовет смуту. Да ученые взбесятся!
        Я вздохнула и вернулась к окну. Обняв себя за плечи, я поглядела на улицу. Мне подумалось, что было бы восхитительно прокатиться на Аметисте…
        - Шанни, - мне на плечи легли ладони государя, а спустя мгновение они скользнули мне на талию, а на плече утвердилась голова венценосца. Я напряглась, но от короля шло приятное тепло, да и прикосновения его не были неприятны, и мне не захотелось отстраняться. - Красиво, - сказал вдруг монарх, глядя на снег. - Приятная погода. В такую погоду хочется прогуляться. И я даже знаю, куда. - После отстранился и велел: - Одевайтесь, ваша милость, мы едем кататься.
        Я в изумлении смотрела в спину Его Величеству, пока он шел к двери. Моя душа ответила согласием на предложение прогулки, однако с места я не сдвинулась.
        - Прошу, - произнес король и отступил, чтобы пропустить меня вперед, но обнаружил лишь пустоту.
        Повернувшись, государь поглядел на меня в недоумении. Я лишь коротко вздохнула.
        - Вы пустили корни, ваша милость? - полюбопытствовал монарх. - Отчего вы всё еще стоите у окна и глядите на меня так, что я уже предчувствую, как буду сердиться на вас? Что вы там еще задумали? Как желаете оскорбить меня в этот раз? Молчите! - вдруг воскликнул он, подняв руку: - Не вздумайте говорить мне это ваше любимое: «У вас есть женщина».
        Хмыкнув, я приподняла брови, ответив ему ироничным взглядом, и государь сварливо вопросил:
        - Я угадал? Вы собирались сказать именно это?
        - Нет, - ответила я. - Совсем не это, но благодарю, что вы напомнили о графине Хорнет. Думаю, она и вправду расстроится, если вы отправитесь на прогулку со мной, а не с ней. А уж как расстроятся ваши сестра и тетушка…
        - Душевный покой моих родственниц вас вовсе не должен волновать, - отмахнулся Его Величество. - Да и ее сиятельства тоже.
        - Как угодно Вашему Величеству, - я склонила голову. - Это всё ваши женщины, и мне и вправду нет ни до одной из них дела, даже если в жилах двух из трех течет кровь правящего рода. Третья же и вовсе согревает ваше ложе, а потому она только ваша печаль.
        Королю мои слова не понравились. Может непочтительное отношение к принцессе и тетке, а может и пренебрежение, проскользнувшее при упоминании фаворитки. Он поджал губы и ответил мне взглядом исподлобья.
        - Уж простите меня, государь, если я показалась вам чересчур прямолинейной, но ведь вы сами признали, что мне не приходится ждать добра ни от одной из них. Поэтому я живу под вашей защитой и передвигаюсь по дворцу в сопровождении одного из ваших гвардейцев. У меня нет повода любить ее светлость, в уж Ее Высочество и вовсе запомнилась мне с той стороны…
        - Довольно, - прервал меня монарх. - Вы обмолвились, что есть другая причина, по которой вы всё еще стоите на прежнем месте. Огласите.
        Я снова склонила голову:
        - Как угодно Вашему Величеству. Дело в том, что я не принадлежу себе, а потому не могу последовать за вами. Я состою на службе, государь. И хоть вы наш господин, но начальником моим является все-таки барон Хендис. Он не давал мне дозволения покинуть кабинета. И если я сейчас сделаю то, что вы хотите, то покажу ему не только свое неуважение, и но и то, что его милость - пустое место, который не имеет никакой власти над своим помощником. Я не стану перешагивать через него, а потому вынуждена отказаться от вашего приглашения, хотя, не скрою, была бы рада его принять.
        - Так примите, - пожал плечами Его Величество.
        - Не могу, государь, - повторила я. - Без разрешения барона я не смею покинуть не только дворца, но и самого кабинета.
        Монарх с шумом втянул носом воздух, после также шумно выдохнул и скрестил на груди руки - он все-таки начал злиться.
        - И как мне понимать ваши слова, баронесса? Для вас желание короля ничто в сравнении с одобрением барона? Не слишком ли много вы на себя берете, не просто переча, но и принижая своего государя?
        - Принижая?
        Я, наконец, отошла от окна и неспешно направилась к монарху, сверлившему меня надменным взглядом. В его глазах проскакивали искры, но огонь еще не разгорелся. Впрочем, сейчас я чувствовала ответное раздражение. Мне казалось, в моих словах он должен был видеть иной смысл, но истинный себялюбец ухватил лишь то, что казалось ему оскорбительным, и теперь был готов вспыхнуть. Что там говорил Дренг? Загипнотизировала? Попробуем…
        Поймав взгляд государя, я уже не отпускала его. Шла к нему, сохраняя эту зрительную связь, но в глазах моих не было ни мольбы, ни сожалений, ни даже толики вины. Я смотрела твердо и открыто. Подойдя к нему почти вплотную, я накрыла руку короля ладонью, мягко сжала ее и опустила вниз, вынудив так принять более расслабленную позу. Взгляд государя метнулся следом за моей рукой, но я, заговорив, заставила его вновь поглядеть на меня.
        - Стало быть, служебное рвение принижает моего господина? - спросила я, как только переплетенье наших взглядов было восстановлено. - Но ведь вы, государь, говорили, что цените во мне именно те черты, за которые сейчас гневаетесь. Вы обещали бранить меня, если я буду дурно исполнять обязанности, возложенные на меня вами. И разве же не вы указали на барона Хендиса, как на человека, который распоряжается моим временем и местоположением? А если я всё говорю верно, тогда отчего вместо похвалы я слышу обвинения, коих не заслужила?
        И, сказав всё это, я выпустила руку короля, которую всё еще удерживала, и отошла на шаг. После опустила взгляд, отпуская государя, и услышала, как он едва заметно выдохнул. Я вновь поглядела ему в глаза и спросила:
        - Я в чем-то была неправа, Ваше Величество?
        - Ни в чем, - чуть хрипловато ответил монарх. - Я должен признать, что вспылил напрасно. Идите и скажите его милости, что я забираю вас.
        - Не могу, государь, - ответила я и прежде, чем он вновь рассердится, поспешила добавить, но уже в ином тоне. Виновато улыбнувшись, я потупилась: - Нет причин, по которым вы можете забрать помощника своего секретаря. Ваши приказы прежде слышит его милость, а после он переадресовывает мне то, что считает нужным. И если я сейчас скажу, что вы призвали меня, опасаюсь, что это будет неверно истолковано. Мне бы не хотелось выглядеть в глазах его милости легкомысленной особой, которая предпочитает необременительное времяпровождение службе. А еще меньше мне хочется, чтобы барон считал, будто я заигрываю с вами, дабы продвинуться по службе. Прошу простить меня, государь, но я говорю, как чувствую.
        Король криво усмехнулся.
        - Может и вправду сменить секретаря? Тогда, быть может, мои пожелания будут исполняться немедля.
        - Мой господин настолько расточителен, что готов разбрасываться вернейшими ему людьми? - спросила я с ноткой укоризны. - Его милость предан вам всей душой, известен своим рвением и равнодушием к интригам. Он служит только своему королю и его интересам. Неужто вы готовы пожертвовать таким человеком?
        - Не готов и не пожертвую, - ответил монарх. - Я знаю, кто такой Хендис, и чем он ценен. Мои слова не несли под собой твердых намерений, не надо меня стыдить. Это, в конце концов, раздражает, - сухо добавил он. - Но я понял, что вас тревожит. Идите одевайтесь, я сам поставлю в известность его милость, что оставляю его на остаток дня без помощницы. Идите.
        Последнее прозвучало приказом, и я сочла за благо подчиниться. Не хотелось проверять, насколько сильно мое влияние на короля. Пока он позволял мне вольности, но кто может предсказать, когда ему это надоест. Прав Дренг или нет, но обострять не стоило, всему нужно знать меру. И я покинула кабинет под пристальным взором Его Величества. Он вышел следом за мной и сразу же свернул к кабинету секретаря, находившемуся рядом с моим.
        - Ваша милость, - услышала я, когда уже направилась в сторону своих покоев, - я забираю баронессу. Остаток дня вам придется обойтись без нее.
        - Как вам угодно, государь…
        Да, так было несравнимо лучше. Успокоенная теперь окончательно, я поспешила выполнить распоряжение короля. Теперь я, наконец, могла позволить себе ощутить предвкушение. Выбраться из духоты хорошо протопленного кабинета хотелось и очень. Только вот как одеться? Государь сказал о катании, но верхом или в санях? А может, на коньках по пруду, застывшему уже достаточно для такой забавы. Это имело существенную разницу… И я повернула назад.
        Его Величество уже успел покинуть барона и направлялся к себе. Наши покои были расположены недалеко друг от друга. Наследный принц рос под надзором отца. Однако они были и не рядом. Не всё, что происходило в королевских комнатах, наследник должен был знать. Потому я, хоть и прибавила шаг, все-таки успела лишь к закрывающейся двери. Гвардейцы, не ожидавшие моей прыти, да и привыкшие к тому, что я всегда рядом, не успели остановить меня. Я влетела следом за королем и едва не сбила его с ног, потому что именно в этот момент он остановился.
        Вцепившись государю в плечо, я повисла на нем, удерживаясь от падения сама и пытаясь не уронить Его Величество. Не ожидавший столь вероломного нападения в святая святых, монарх выругался и стремительно обернулся.
        - Простите, - выдохнула я.
        - Шанриз? - со смесью удивления и растерянности спросил Его Величество.
        Глаза его вдруг расширились, и король сжал мои плечи. Взгляд мгновение назад просто ошеломленный опалил меня, и я, сглотнув… отстранилась.
        - Вы не сказали, как одеться, - пояснила я свой порыв. - Вы сказали, что будем кататься, но не говорили, как именно. Я не знаю, что мне надеть.
        - Разумеется, - губы короля скривила усмешка, и он отвернулся: - На санях, ваша милость, мы поедем на санях. Ступайте.
        - Простите, я не хотела вас напугать, - пробормотала я себе под нос и уже отвернулась, чтобы выйти из покоев, однако вскоре остановилась, выдохнув: - Ой.
        - Вы меня не напугали, - ответил король. - Скорей, воодушевили… - это он произнес уже значительно тише, и я еле расслышала последнее, однако мое восклицание прервало эту фразу, и монарх, обернувшись, спросил: - Что там у вас опять?
        У меня был гвардеец. Он стоял в дверях и ждал, что скажет его господин. Должно быть, верный страж хотел остановить меня, но, не увидев угрозы, так и не предпринял каких-либо действий, только закрыл собой проход в приоткрытой двери.
        - Увидел что-то интересное? - как-то желчно вопросил у гвардейца Его Величество. - Выпустите ее милость, у нее есть право входить в мои покои, когда у меня нет… гостей.
        Осознав, что он имел в виду, я вспыхнула, сама сдвинула гвардейца в сторону и ушла к себе, стараясь подавить неожиданное негодование. Вот уж спасибо, государь, еще одна милость. Только вот, когда у него… гости, я могу в лепешку разбиться, а не войду, пока важное занятие короля не покинет его спальни. И тут же представила себе, как влетаю в самый разгар…
        - Ужас какой, - схватившись за пылающие щеки, буркнула я.
        Передернув плечами, я прибавила шаг, но вдруг остановилась и зафыркала, пытаясь сдержать неуместный нервный смешок, рвавшийся наружу. Да уж… Пассаж был бы занятным. «Государь, я к вам по делу, которое не требует отлагательств». «Одну минуту, ваша милость, я почти освободился. Мы займемся вашим делом, как только я закончу с… гостем». Теперь я и вовсе рассмеялась, потому что представила хорошо знакомое мне непроницаемое выражения лица Его Величества.
        - С ума сойти, - справившись с собой, покачала я головой, а затем, велев себе не забивать голову всякими глупостями, скрылась за дверью своих комнат. Как бы там ни было, но заходить к нему в покои я вовсе не собиралась. Все наши дела с ним начинались и заканчивались в кабинете, но никак не в покоях.
        А вскоре я вышла, одетая в шубку и в кокетливую меховую шляпку. Государь уже ждал. Его взгляд прошелся по мне, а затем, улыбнувшись, монарх подал руку:
        - Вы в любой одежде хороши, ваша милость. Идемте.
        Сам он был одет в пальто с меховым воротником и меховую шапку с хвостом, спускавшимся государю на плечо. Кажется, в похожих головных уборах ходили охотники. Впрочем, рядом со мной и был настоящий охотник. В любом случае, я могла бы вернуть государю его комплимент, смотрелся он недурно.
        Спускались мы по парадной лестнице, ни от кого прятаться король не собирался, а мне было безразлично, что подумают придворные. За эти пару месяцев, что я служила помощником королевского секретаря, кто-то говорил со всей уверенностью, что Его Величество просто скрывает то, кем я ему являюсь на самом деле, а дальше слух разнился. В первой его версии было сказано, что король оберегает мою честь, во второй - я просила это скрывать ото всех, а по третьей - так он скрывал от своей официальной любовницы, что забавляется еще и со мной. А должность… ее просто не существует. Ну и пусть Хендис утверждает обратное и порой даже скупо хвалит меня другим придворным за старательность - он просто действует по приказу государя.
        Конечно, в это верили только те, кому хотелось. Я в сплетни не вмешивалась, клеветников, как когда-то герцога Ришема, к ответу не призывала. За меня говорили другие. Тот же Дренг, к примеру, или Фьер. Да и магистр обещал наложить печать молчания на сплетников, если они посмеют говорить гадости о честной и порядочной девушке. Хендис язвил на всякие попытки стребовать с него признание в истинном положении дел, а секретари Кабинетов и их помощники, которые зачастую были связаны со мной по делам службы, попросту смеялись, слушая нелепые слухи.
        Что до короля… К нему осмелилась подойти с требованием ответа только его тетушка, измученная вопросами и промедлением в продвижении ее ставленницы. Сама я при разговоре не присутствовала, но мне рассказал магистр.
        - Почему я, ваша родственница, или ваша сестра, дорогой племянник, не можем жить рядом с вами, а баронесса, не имеющая ни достаточной знатности, ни высокой должности наслаждается существованием в ваших покоях?
        - В моих бывших покоях, - поправил ее государь, а после, приблизившись к родственнице, воплощавшей в себе оскорбленную добродетель, посмотрел ей в глаза и произнес ледяным тоном: - Помнится, вы являетесь гостьей в моем доме, и уже довольно давно. И вот что мне подумалось, а не загостились ли вы, ваша светлость? - и ответил сам себе: - Похоже, загостились, иначе как мне расценить ваши наглость и самоуверенность? Кто вам сказал, что вы смеете указывать государю? Кто вы такая, госпожа герцогиня без власти на собственных землях? Тень с именем, так, кажется? И с чего бы тени вдруг открывать рот и что-то требовать с хозяина стены, на которой она примостилась? - После любезно улыбнулся: - Мне продолжать, дорогая тетушка?
        - Нет, Ваше Величество, я прекрасно вас слышала, - подрагивающим голосом ответила герцогиня.
        - Не задерживаю, - бросил король, и ее светлость удалилась, демонстративно хлюпнув носом.
        Что до принцессы, то на удивление она продолжала меня не замечать и место моего размещения во дворце, если и вызывало у нее протест, то она его никак не выражала. По крайней мере, мне об этом было неизвестно, но отчего-то казалось, что Селия не желает испортить отношений с братом, которые были восстановлены не так давно. Из-под домашнего ареста ее выпустили, когда я уже была отправлена в отставку, а потому возвращаться под замок Ее Высочеству явно не хотелось. Ну и хватит о родственницах государя.
        Так вот, мы спускались по лестнице под внимательными взглядами встреченных нами придворных. Они приветствовали короля, он кивал им, я тоже. Задержали нас только раз, когда Его Величество нагнал служащий одного из Кабинетов. Выслушав его, государь ответил:
        - Позже, - и наш путь продолжился.
        У крыльца уже стояли запряженные вороной четверкой сани. Они оказались открытыми, но на сиденье было подготовлено теплое меховое покрывало, и когда мы с государем сели на мягкое сиденье, оказавшееся неожиданно теплым, наши ноги были укрыты, и я поняла, что холода опасаться не стоит. За санями разместились гвардейцы на лошадях. Без сопровождения Его Величество покинуть дворец не мог.
        - Трогай, - приказал монарх, и возница, свистнув кнутом, пустил лошадей шагом.
        Я подняла взгляд на окна дворца. Нет, я не хотела увидеть, какое впечатление произвело то, что мы с государем вместе отправляемся на прогулку, просто вдруг ощутила неловкость от того, что монарх сидел слишком близко. И именно это понудило меня отвести взгляд. Он скользнул по стене без всякой цели и остановился на окне покоев ее светлости, потому что она смотрела на нас. Лицо ее было задумчивым и злым. Однако, поняв, что ее заметили, герцогиня отошла от окна, и там осталась только графиня Хорнет.
        - На нас смотрит ваша фаворитка, - заметила я.
        - И что с того? - пожав плечом, спросил государь.
        - Она вам совсем безразлична? Помнится, чувства графини Хальт вы щадили…
        - Вы хотите поговорить о моих женщинах? - сухо спросил король.
        - Нет, но…
        Он вздохнул, выпустив облачко пара, но все-таки ответил:
        - С Серпиной мы прожили бок о бок два года. Думаю, вы сами понимаете, что за такое время появляется некое родство. К тому же… Впрочем, это неважно. Что до Маринетт, то ей я уделяю достаточно времени. Сейчас я хочу быть в вашем обществе. На этом всё.
        - Как угодно моему государю, - не стала я спорить. Мне его женщины и вовсе были безразличны.
        Сани выехали с территории дворца, и лошадки прибавили ход. Один из гвардейцев успел объехать нас еще до ворот, и теперь он, подстегнув своего коня, мчался впереди, выкрикивая:
        - Дорогу королю! Государь Камерата! Дорогу королю!
        Прохожие останавливались, снимали шапки и шляпы, кланялись Его Величеству и застывали в этой позе, пока сани не проезжали дальше. Да и не только прохожие. Всадники, экипажи, повозки - все они отворачивали с нашего пути.
        - Хорошо снежку навалило, эх, как идет! - донесся до нас голос возницы. - Хорошо идет!
        Король усмехнулся, и я невольно улыбнулась в ответ. Морозец щипал щеки, и ветер холодил кожу, но мне не было холодно. Откинув голову, я посмотрела на крыши домов, над которыми вился дымок. Сам воздух был наполнен приятным запахом горящего в очагах дерева. И даже солнце проглянуло сквозь облака, раскрасив город роскошеством мерцания снежинок.
        - Хорошо, - вздохнула я с удовлетворением.
        Было и вправду хорошо. Я поглядывала на улицы, заполненные народом, на дома, менявшиеся от великолепных особняков до одноэтажных сероватых домиков за невысокими потемневшими заборами, и чувствовала тепло руки своего спутника, теперь переплетшего свои пальцы с моими. Я пыталась разъединить наши ладони, но быстро сдалась, когда поняла, что отпускать меня никто не собирается.
        Лошади вынесли сани за городские ворота и понесли по наезженной дороге, но вскоре свернули в сторону, и бег их замедлился. Теперь вокруг нас были пока еще редкие деревья и кусты, укутанные в белоснежную шубу. Негромкие бряцание сбруи, скрип полозьев по снегу, всхрапывание лошадей да далекий лай какой-то собаки - вот и все звуки сейчас окружавшие нас. А вскоре исчез и лай.
        - Боги, - вырвалось у меня, - какая же восхитительная благодать.
        - Остановись, - приказал государь, и возница пророкотал:
        - Тпр-ру, - останавливая неспешный бег лошадей.
        Натянули поводья и гвардейцы. Один из них поспешил к саням, но король остановил его сухим:
        - Считаешь меня немощным?
        Он откинул в сторону меховое покрывало, слез с саней и подал мне руку, приглашая теперь пройтись. Я с радостью последовала любезному предложению. И пусть это была всего лишь дорога у края леса, но ощущение свободы опьянило.
        - Вы встрепенулись, - заметил государь. - Рад, что сумел угодить.
        - Да, благодарю, - искренне улыбнулась я. - Здесь чудесно.
        Мы вновь замолчали. Я чувствовала, как он поглядывает на меня, но сама смотрела только вперед. Мне хотелось выстроить между нами преграду, не дать повода для каких-то слов или действий, которые могут всё испортить. Даже руки я сознательно сунула в муфту, чтобы король вновь не сплел наши пальцы. Может, я всё еще оставалась неискушенной, но не глупой и не слепой, потому прекрасно понимала, что в своем отношении ко мне Его Величество не переменился. А после слов дядюшки признала и то, что графиня Хорнет оставила короля равнодушным, и всё, что он брал от нее, - это ее тело.
        А еще он заставлял меня ревновать, и это я тоже понимала. Все эти нарочитые объятия с Маринетт, целования ее руки, улыбки и нежные взгляды, которыми так щедро делился со своей фавориткой Его Величество. Я отворачивалась или напускала на себя непроницаемый вид. Все эти изъявления чувств были мне неприятны… поначалу. Но когда я задумалась о той странной разнице, которая существует между нежностью монарха к другой женщине и тем, что он в то же самое время не подпускает ее к себе слишком близко, ревность начала угасать. И в моем замечании сегодня, когда мы сели в сани, не было цели задеть графиню или короля - я даже надеялась, что он позовет ее с собой. Тогда бы я сейчас могла просто насладиться прогулкой, а не бороться с желанием достать руку из муфты или же просто посмотреть на государя с благодарной улыбкой.
        - Что вас угнетает, Шанни?
        - Ничего, государь, - ответила я, наконец, повернув к нему голову. - Я просто наслаждаюсь прогулкой. Только и всего.
        - Хорошо, - не стал настаивать монарх.
        Из-за череды кустарников вынырнуло большое поле, давно очищенное от того, что росло на нем, и стала видна далекая деревня, стоявшая на другом его краю. Дома слились в черную полосу, над которой повисло облако из дыма, шедшего из труб.
        - Какой чудесный пейзаж, - заметила я. - А если еще пустить одинокие сани по полю, которые везут крестьянина домой, то вышло бы и вовсе примечательно. Не находите, государь?
        - Я заказал картину, - сказал он вместо ответа на мой вопрос. Я снова поглядела на короля, но уже с нескрываемым любопытством, и он продолжил: - Это сцена из легенды про Сиэль. Хочу, чтобы приятные воспоминания о прошедшем лете были запечатлены на холсте. Говорят, тот художник, которому я отправил заказ, хорошо рисует по памяти.
        - Элдер Гендрик? - спросила я со всё возрастающим изумлением.
        - Да, кажется, так, - кивнул Его Величество. - Дренг хвалил его, и я отправил графа с пожеланием написать мне такой вот сюжет.
        - Его сиятельство - великолепный мастер, - машинально отозвалась я. - Он жених моей сестрицы, по весне они поженятся…
        - Надо будет отправить им поздравления, - рассеянно произнес король, и мы в который раз замолчали.
        Но в этот раз ненадолго. Его Величество бросил на меня взгляд:
        - Шанриз, я кое-что хотел сказать вам до того, как об этом будет объявлено. - Я насторожилась. - Завтра я объявлю о скорой свадьбе моей сестры. - Теперь я ощутила недоумение. Замужество принцессы никак меня не задевало. - С Ришемом, - продолжил государь, и вот тут я остановилась и развернулась к своему спутнику: - И, как сами понимаете, его светлость вернется ко Двору. Я не желаю, чтобы существовали какие-то домыслы об этой свадьбе, потому герцогу появится, не как обвиняемый, а как глава герцогства Ришемского. Это означает…
        - Что он признан невиновным, совершенно оправдан и одарен королевской милостью, - глухо произнесла я.
        - Шанриз…
        Я отрицательно покачала головой, отвернулась и зашагала прочь, не слушая призывы Его Величества. Новость была до того дикой в своей несправедливости и возмутительности, что мне нужно было время, чтобы совладать с собой. Как же живо в эту минуту мне вспомнилось унижение, которому подверг меня герцог. Я будто вновь оказалась в его власти, и чувство беспомощности, владевшее мной тогда, обрушилось на плечи сейчас, придавив непомерной тяжестью.
        Если бы дело касалось только оговора, едва не стоившего нам чести, а может, и самой жизни, я бы смогла собрать волю в кулак и стоически принять новость. Но Ришем опоил меня, хотел обесчестить, погубить! Я могла понять стремление его светлости прикрыть преступление принцессы, потому что от этого зависело слишком многое для него. Но не то, что он хотел сотворить со мной. Только не его подлость и низость, только не это!
        И что же? Ничего! Нибо Ришем вновь приближен, обласкан и может творить свои непотребства дальше?
        - Ни минуты не останусь во дворце, - мотнув головой, произнесла я вслух. - Ни минуты!
        - Еще как останетесь, - зло отчеканил король, и я стремительно обернулась к нему.
        Я отрицательно покачала головой, отвернулась и зашагала прочь, не слушая призывы Его Величества. Новость была до того дикой в своей несправедливости и возмутительности, что мне нужно было время, чтобы совладать с собой. Как же живо в эту минуту мне вспомнилось унижение, которому подверг меня герцог. Я будто вновь оказалась в его власти, и чувство беспомощности, владевшее мной тогда, обрушилось на плечи сейчас, придавив непомерной тяжестью.
        Если бы дело касалось только оговора, едва не стоившего нам чести, а может, и самой жизни, я бы смогла собрать волю в кулак и стоически принять новость. Но Ришем опоил меня, хотел обесчестить, погубить! Я могла понять стремление его светлости прикрыть преступление принцессы, потому что от этого зависело слишком многое для него. Но не то, что он хотел сотворить со мной. Только не его подлость и низость, только не это!
        И что же? Ничего! Нибо Ришем вновь приближен, обласкан и может творить свои непотребства дальше?
        - Ни минуты не останусь во дворце, - мотнув головой, произнесла я вслух. - Ни минуты!
        - Еще как останетесь, - зло отчеканил король, и я стремительно обернулась к нему.
        Лицо государя расплылось перед моими глазами. Я подняла руку, чтобы стереть слезы и скрыть свою слабость, но он перехватил ее за запястье, так и не дав донести до лица. Монарх сам стер влагу с моего лица, после коснулся горячими губами тыльной стороны ладони, и я выдернула руку из захвата, не в силах терпеть его прикосновения. Однако король вновь перехватил меня и притиснул к себе. И сколько бы я не дергалась, вырваться было не под силу.
        - Шанриз! - гаркнул государь. Ошеломленная резким вскриком, я застыла, глядя ему в глаза, а после снова дернулась.
        - Пус-стите, - прошипела я. А затем вновь мотнула головой: - Не хочу!
        - Да чего ты не хочешь, бунтарка?! - воскликнул Его Величество.
        - Не хочу быть там, где есть он, - с негодованием ответила я. - Не хочу терпеть несправедливость, не хочу!
        И охнула, когда король смял мои губы в остервенелом поцелуе. Впрочем, длился он короткое мгновение. Упершись ему в грудь кулаками, я оттолкнула монарха со всей силой, какая нашлась у меня, и когда он ослабил объятья, сама же и отлетела на снег.
        - Да что же ты за человек такой, Шанриз Тенерис? - спросил меня с укоризной Его Величество, глядя на меня сверху вниз. После ухватил за руку и помог подняться на ноги. - Вот уж верно был выбран покровитель. Будто ураган в своих чувствах и выводах.
        - А какой еще вывод остается сделать? - спросила я ядовито и отвернулась, чтобы стереть слезы обиды, вновь выступившие на глаза.
        - Для выводов нужно обладать сведениями в полной мере, - сухо заметил государь. - А после уже бежать и махать кулаками.
        Бросив на него искоса взгляд, я шмыгнула носом и застыла, ожидая продолжения.
        - Вы ждете моих пояснений? - уточнил Его Величество. - Так вот теперь я оскорблен и не считаю нужным что-то еще вам говорить.
        Обернувшись к нему, я некоторое время рассматривала короля. Он коротко вздохнул, отвел взгляд, но мне подумалось, что он сам ждет моих действий. Однако заигрывать с ним у меня не было ни настроения, ни желания, и потому я развернулась в сторону саней, от которых успела изрядно удалиться.
        - Давайте вернемся, государь. Становится холодно, - солгала я. Холодно мне не было, просто хотелось закончить прогулку, больше не приносившую радости.
        Монарх стремительно развернулся ко мне. Я увидела, как полыхнули его глаза, как поджались губы - он опять начал злиться.
        - Стало быть, не желаете слушать? - вопросил он ледяным тоном.
        - Так ведь вы не хотите говорить, - ответила я. - Как же я могу заставить короля сделать то, чего он не хочет?
        - Хорошо, ваша милость, как вам угодно, - с раздражением отмахнулся государь. - Значит, возвращаемся. Сердечно благодарю за великолепную прогулку, - язвительно закончил он и первым направился обратно, я неспешно пошла следом, уверенная, что меня тут не бросят.
        Он и вправду не бросил. Уже через несколько шагов остановился и подставил локоть, не глядя на меня. Я приблизилась к королю, также молча накрыла сгиб его локтя ладонью, и до саней мы дошли уже вместе.
        - Во дворец и побыстрей, - сердито велел государь.
        Всю обратную дорогу мы не разговаривали. Сидели, отвернувшись друг от друга, и думали каждый о своем. Уж не знаю, о чем размышлял король, а я, наконец, отбросив свое негодование, обдумывала, как вести себя, а главное, как защититься от герцога, когда он вернется во дворец. Уходить я уже не хотела. Трезвый рассудок вернулся вместе с успокоением.
        Перед крыльцом дворца государь помог мне выйти из саней, но не бросил, как это было летом, когда мы ссорились. С каменными лицами мы поднимались по лестнице, опять под прицелами взглядов придворных, которые наверняка ждали нашего возвращения.
        - Ваше Величество, - окликнул короля один из сановников, когда мы шли через галерею. - Я могу поговорить с вами?
        Монарх шумно втянул носом воздух, медленно обернулся и воззрился на окликнувшего его.
        - Вы считаете, что я один из ваших служащих? - ледяным тоном вопросил государь. - Быть может мальчик на посылках, раз вы можете окликнуть меня? - тон его повысился. - Вам ведь вовсе без разницы, кого, где и как останавливать? А может, вы попросту забыли кто перед вами?!
        - Государь… - опешил сановник. - Но я же…
        Король расстегнул пальто, упер руки в бока, распахнув полы, и неспешно направился к своему придворному. Тот отступил, но на большее не решился. Я видела, как он судорожно вздохнул.
        - У меня накопилось к вам немало вопросов, - теперь голос короля звучал тихо и угрожающих. - Не пришло ли время проверки, ваше сиятельство? Мне кажется, что уже пора, раз вы увидели во мне ровню.
        - Ваше Величество, - пролепетал сановник, и я решила уйти, чтобы не видеть унижений взрослого мужчины.
        - Стоять! - заорал монарх, услышав стук каблучков моих ботинок.
        Я порывисто обернулась. Нахмурившись, я расстегнула шубку, сняла с головы шляпку и… направилась к государю. Он уже вновь был занят бедолагой, лицо которого успело сменить цвет с бледного на бордовый и обратно. Мне даже подумалось, что его хватит удар, и шла к монарху я потому, что понимала - он ухватился за оплошность сановника, чтобы излить на него свое негодование. И, кажется, тот уже не ждал ничего хорошего.
        - Знаете, ваше сиятельство, чем дольше я смотрю на вас, тем больше ваших пороков и промахов мне вспоминается…
        Я накрыла плечо короля ладонью, прервав на полуслове. Он порывисто обернулся, и я едва не отшатнулась, до того отчетливо в его глазах полыхнула ярость. Мне даже показалось, что он не сразу узнал меня.
        - Государь, - негромко, но твердо позвала я.
        - Что? - резко спросил он.
        - Я могу попросить вас уделить мне минуту? Прошу, - я опустила ладонь ему на локоть и добавила с мольбой: - Вы мне нужны.
        Его Величество еще некоторое время смотрел на меня, и я пожала его руку, а после едва заметно улыбнулась.
        - Одну минуту, ваша милость, - наконец, ответил он, но огонь в глазах начал гаснуть, и в голосе я уловила уже просто раздражение.
        - Пожалуйста, - совсем мягко попросила я. А потом решилась и шепнула: - Ив…
        Он развернулся ко мне. Глядя ему в глаза, я потянула на себя руку, и государь позволил сжать его ладонь, до того упиравшуюся в бедро.
        - Что вы хотели, Шанриз? - почти спокойно спросил Его Величество.
        - Не при свидетелях, - сказала я и опустила взгляд.
        Он выдохнул и покосился на сановника, глядевшего себе под ноги. Король опять посмотрел на меня, наконец, покривился и мотнул головой, сопроводив это действие коротким:
        - Прочь.
        Сановник утер лоб подрагивающей рукой и, бросив на меня несчастный взгляд, развернулся и поспешил исполнить указание монарха.
        - Что вы хотели, Шанни? - учтиво спросил меня король, будто это вовсе не он сейчас готов был залить желчью придворного.
        - Идемте, - я потянула его за собой. - Жарко. - Я выпустила его ладонь и, подняв руку к лицу государя, поймала кончиками пальцев каплю, ползшую по скуле.
        Он перехватил мою руку, сжал пальцы, а после снял свою шапку и тряхнул влажными волосами, успевшими прилипнуть ко лбу и вискам.
        - Зачем вы это делаете? - немного глухо спросил король.
        - Пытаюсь вас успокоить, - честно ответила я.
        - Зачем? - повторил он свой вопрос.
        - Как это - зачем? - удивилась я. Сменив рукопожатие на локоть государя, куда опять переместила ладонь, так показав, что готова идти дальше, я устремила на него вопросительный взгляд: - Так мы продолжим наш путь, Ваше Величество? Или же растаем прямо на пол вашего дворца?
        - Вы меня с ума сведете, - буркнул он, и мы, наконец, направились дальше. Однако прошли всего несколько шагов, и монарх напомнил о себе: - И?
        Я ответила удивленным взглядом. Король фыркнул и неопределенно повел рукой с шапкой:
        - Довольно игр, ваша милость. Зачем вы хотели успокоить меня? Спасали дурака и невежу?
        - Вот еще, - фыркнула я в ответ. - С чего бы мне защищать его сиятельство?
        - А с того, ваша милость, что вы добры со всеми вокруг, кроме своего короля, - голос его вновь наполнился ядом. - Мне вы то дерзите, то сбегаете, то поучениями занимаетесь. Меня это, признаться, - государь бросил на меня взгляд и тихо рявкнул: - Бесит. А между тем с Дренгом вы смеетесь, Гарду вообще на шею кидаетесь при встрече и даже не опасаетесь, что вас увидят! Элькосу позволено вас целовать…
        - Так в щеку же…
        - А положено в лоб, - отчеканил Его Величество. - Однако вы ему эту вольность позволяете, будто он вам и вправду отец, а вы маленькая девочка, еще и сами его целуете. С Хендисом шутите, хоть он вам и начальник, и только ваш король и господин, будто сопливый мальчишка, выделывает перед вами коленца, но, даже делая приятное, получает щелчок за щелчком по носу. - Он всё более распалялся, однако я не слышала гнева, больше обиду. Монарх обернулся и указал на несколько придворных, показавшихся в галерее, которую мы почти покинули: - Поглядите на них, Шанриз. Каждый готов облизать мои ботинки…
        - Будто о собаках говорите…
        - Так ведь они и есть псы! - воскликнул король. - Одни, будто шавки, обмусолят сапоги и руки тому, кто кинет шмат мяса пожирней. Другие же спесивы сверх всякой меры и лелеют свою породу. И только у нас с вами всё наоборот.
        - Вы так не любите ваших подданных? - негромко спросила я, глядя на него без всякой иронии.
        - Я говорю не о подданных, а лишь о той своре, что живет в моем дворце. Но я должен их терпеть и покровительствовать. А как иначе? Древние рода…
        Вот тут я остановилась и взглянула на государя исподлобья. Теперь обиделась я.
        - Ну, знаете, - сердито произнесла я и первой ступила на лестницу, уже ведущую в наше с ним крыло. Однако тут же остановилась и застыла с непроницаемым выражением на лице. - Прошу простить, Ваше Величество, я позволила себе забыться и опять ушла вперед вас.
        Он недоуменно изломил бровь:
        - Что произошло, ваша милость?
        - Мой род не настолько древний, чтобы я смела задирать нос, - ответила я ровно. - Лицемеры, чей род, должно быть, идет от сотворения мира, имеют большую ценность, раз уж ими вы не разбрасываетесь.
        Государь нахмурился, осознавая, о чем я говорю. Наконец закатил глаза и, сжав мой локоть, мягко подтолкнул вперед. Мы опять поднимались в молчании. Он шел, плотно поджав губы, я старалась выглядеть спокойной и равнодушной. Его Величество проводил меня до моих покоев. Я присела в реверансе.
        - Благодарю за прогулку, Ваше Величество, и за ваше высочайшее внимание. Позволено ли мне переодеться?
        - Идите, - отмахнулся он с раздражением. Но стоило мне войти к себе и чуть прикрыть дверь, как ее выдернули из моей руки, и король шагнул следом.
        Он откинул свою шапку и чувствительно сжал мне плечи. Шубка, которую я уже начала снимать, сама упала на пол. Я невольно скосила на нее взгляд, и меня тряхнули:
        - Ты совсем не желаешь понимать меня?! - горячась, воскликнул монарх. - Тебе совсем не приходило в голову, что я чувствовал? Меня в жизни никто так не ранил! Ты отвергла меня дважды! Дважды!!! И оба раза я был раскрыт и беззащитен, а ты вырвала из моей груди сердце, а после растоптала его. Я был зол, я был так зол, Шанни! Ты права, я пытался быть беспристрастным, я не хотел объединять воедино мое отношение к тебе и службу твоего рода. Да, он древний и служил государям Камерата, когда мой род не мог мечтать о троне. Проклятье! Мой предок подчинялся твоему в одной из военных кампаний, довольна?! Да, я признаю все заслуги рода Доло и его ветвей перед королевством. Признаю, что вы, хоть и склонны к интригам, но честно исполняли свой долг и приносили пользу многие поколения. И я не должен был отказываться от вас, но… Проклятье, Шанни, я устал смотреть на графа и думать, что это он привел тебя. Что это он воткнул клинок мне в грудь. Ты права, я отомстил, наказал за твой отказ, за ваш обман…
        - Обман?
        - Обман, - резко кивнул государь. - Я изначально понимал, что тебя не просто так пустили не по той дороге, и что ты знала, что делаешь. Еще на твоем представлении. Тогда я подыграл и ушел с легким сердцем и мимолетным воспоминанием о забавной малышке. Но потом тебя привели во дворец. И пусть ты произвела на меня впечатление, но я не собирался менять фаворитки. Серпина во всем устраивала меня. Она принимала условия существования рядом со мной, и тем была удобна. И даже когда понял, что увлекся, я еще думал, что ничего серьезного быть не может. - Король медленно выдохнул, переводя дыхание. Он отпустил меня, скинул на пол свое пальто, затем потер лоб кончиками подрагивающих пальцев и шумно выдохнул во второй раз. А когда заговорил, голос его прозвучал хрипло, но уже спокойней: - Мне не стоило подпускать тебя к себе еще в самом начале, не надо было подыгрывать. Но я сделал эту ошибку и был сражен. Мне предстала девушка не только миленькая, но незаурядная, совершенно безумная в своих выходках, идеях и мечтах, где, как оказалось, мне и места-то не было. В ней ничего не было из того, к чему я привык. И
эта внутренняя сила, упрямство, нежелание покориться… А если она и покоряется, то я начинаю чувствовать себя… грубым животным, право слово. И когда вроде бы справедливо отчитываю, потом думаю, что был слишком груб, что обидел несправедливо. А ты… - И он вновь сжал мои плечи и тряхнул: - Ты даже на примирение никогда не идешь первой, будто считаешь себя правой во всем! Это невыносимо! Это так злит, но порой мне кажется, будто на меня надели намордник, потому что я боюсь показать свою злость в полной мере. Уф, - выдохнул он в третий раз и опять отошел. Его Величество отвернулся и заложил руки за голову, явно справляясь с эмоциями. - Надеюсь, теперь вы услышали ответы на все свои вопросы, баронесса? По крайней мере, в том, что касается вашего рода. И про обман я сказал не случайно. Как еще расценить отказ после того, как я знал в точности, что девушка заведомо обещана мне? Заманили грезой, оплели надеждами, а после уничтожили их, показав истинные намерения. И ваш дядя был к этому причастен. Это… это почти предательство.
        - Он не знал моих помыслов, - ответила я. - Да и никто не направлял вам навстречу, это было только мое решение. И из того, что я подстроила нашу первую встречу, дядюшка сделал вывод, что я сама стремлюсь к вам в фаворитки. А так как положение наше начало ослабевать, его сиятельство подумал, что раз уж я сама этого хочу, то и роду будет польза. Про мои настоящие устремления он узнал после отравления Аметиста. Но он ведь глава моего рода, а не сводня, как ваша тетушка, и потому принял желание девицы из подчиненной ему ветви. - Я подошла к королю и опустила руку ему на плечо. Он едва заметно вздрогнул, а после опустил руки и полуобернулся: - Простите, государь…
        - Ивер или Ив, - усмехнулся Его Величество. - Вы можете обращаться ко мне по имени, когда мы наедине. Мне нравится, когда вы произносите мое имя. Это тоже… успокаивает.
        Я кивнула, но исполнять просьбу и не думала. Это тоже было шагом к тому сближению, которого я хотела избежать. Не сейчас, когда в нем еще живы чувства. Может потом, если между нами установятся доверительные, по-настоящему дружеские отношения, но не сейчас. И потому продолжила, так больше никак и не назвав его:
        - Простите, что обманула ваши ожидания. Простите, что продолжаю держаться своего решения и мнения, что роль фаворитки не для меня. - Монарх стремительно обернулся, и я поспешила продолжить: - Поймите же, вы близки мне и… приятны. Даже больше… И наши беседы, я скучаю по ним. По переписке, по прогулкам. Мне не хватает той открытости душ, которая была меж нами, но я не хочу стать той, к кому охладеют, когда появится кто-то лучше… или просто другая. Ведь однажды вам захочется нового, как это уже бывало. Терпеть неверность, как графиня Хальт, я не готова. И лучше уж пережить боль сейчас, чем тогда, когда что-то изменить уже будет невозможно. Я не хочу, чтобы от меня избавлялись, вручив кому-то в жены, или же терзали видом новой страсти…
        - Этого не будет…
        Я отрицательно покачала головой и отступила на шаг.
        - Не стоит говорить о вечности, она для Богов, государь.
        Монарх, глядя на меня, покусал губы, а после вдруг расслабился и даже улыбнулся:
        - Хорошо, остановим всё это. Нам обоим надо отдохнуть и успокоиться. Сегодня я приглашаю вас отужинать со мной. Отказ я не приму. Да и нет смысла отказываться, я не собираюсь опять уговаривать вас или соблазнять. У нас осталась неоконченной другая беседа, о возвращении Ришема. Нам все-таки стоит объясниться до конца. И мы это сделаем без нервов и беготни. Согласны?
        - Да, государь, - ответила я и присела в неглубоком реверансе.
        - Вот и отлично, - Его Величество подобрал свое пальто с пола, кивнул мне и направился к двери. И вновь не ушел. До меня донесся негромкий голос лакея, ждавшего появления короля под моей дверью. А потом я услышала: - Что она там делает? - А еще через мгновение государь заглянул в покои: - Ваша милость, вас под кабинетом ждет посетитель… посетительница. Если хотите, я сам узнаю, чего она желает.
        Его слова пробудили мое любопытство. Я вышла из покоев и, поблагодарив короля за любезное предложение, сама направилась к своему кабинету, Его Величество последовал за мной. Таинственной посетительницей оказалась графиня Хорнет. Изумленно хмыкнув, я приблизилась к ней.
        - Ваше Величество, - фаворитка просияла радостной улыбкой, присела в реверансе, а затем шагнула к нему, обойдя меня, будто какой-нибудь фонарный стол: - Мой дорогой, - донесся до меня ее шепот, - я так тосковала по вас. Даже написала вам об этом и хотела, чтобы вам передали мое письмо. Но разу уж вы сами здесь, то я передаю его вам в руки.
        - Почему же вы не передали ваше письмо через моих слуг или камердинера? Зачем пришли к кабинету ее милости? - спросил государь.
        - Так я и пришла к вашей прислуге, - улыбнувшись, ответила графиня. - Это ее работа, вот пусть и выполняет. К тому же мне надо отправить письмо супругу в Аритан, и я хотел велеть ей сделать это…
        - Что? - очень тихо спросил монарх, и я, не удержавшись, шлепнула себя по лбу ладонью. - Что вы сейчас сказали, ваше сиятельство? Вы назвали потомка славного рода прислугой? Я верно расслышал? То есть вы настолько глупы, что не понимаете разницу между служащими и слугами? И как вы вообще смели подумать, что можете распоряжаться теми, кто служит лично мне? Может, вы метите в королевы? Так вот даже у королевы нет таких прав, а у вас, стало быть, есть? Отвечать! - рявкнул он, и графиня опешила.
        - Но мой доро…
        - Не сметь, - оборвал ее государь. Затем перевел взгляд на меня и отрывисто произнес: - Не задерживаю.
        Я поклонилась и поспешила уйти, мне на сегодня хватило сцен, и моих, и чужих. Любоваться на скандал с фавориткой я вовсе не желала. Впрочем, графиню Хорнет я видела в тот день в последний раз. И когда меня пригласил к государю на ужин, ее сиятельство покинула не только дворец, но и столицу, чтобы лично отвезти письмо своему супругу…
        Глава 12
        Очередной день моей службы неспешно катился к своему завершению. Все важные бумаги, собранные бароном Хендисом, уже были отправлены мной обратно по Кабинетам и в министерства. Все прошения, поступившие на имя Его Величества, я успела просмотреть и разложить их на несколько стопок, так обозначив важные, обязательные к просмотру и вздорные, на которые отвечать буду лично я уже заготовленными фразами, не несшими в себе ничего, кроме веры адресата, что король прочел его послание.
        Из всего перечня дел остались лишь письма, носившие неофициальный характер. Протяжно вздохнув и потерев лицо, чтобы так вернуть себе бодрость, я принялась читать послания с пожеланиями доброго здоровья и благоденствия государю и его роду. Таких писем всегда было много, я просматривала их бегло. Взяв очередное, я разрезала конверт, зевнула и начала читать, не сразу вникнув в смысл написанного…
        - Что? - спросила я саму себя, вдруг осознав, что увидела свое имя, и вернулась к началу:
        «Шанриз. Ваша милость.
        Простите, что вновь нарушил ваш запрет и правила хорошего тона, обратившись к вам по имени. Нет, не спешите рвать моего письма, прошу вас. Я не буду терзать вас, угрожать или говорить колкости. Клянусь, что не ищу вашей дружбы. Просто прочтите, о большем я просить не стану.
        Я знаю, что принес вам много боли, а моя последняя выходка и вовсе была отвратительной. Мне не замолить этот грех перед вами, это я тоже знаю. Поверьте, я и сам себя не оправдываю. И пусть я пытался удержать свою невестку от падения, как и собственное положение, но действовал низко, бесчестно и подло. Это было отчаяние в чистом виде.
        Не думайте, что этими словами я желаю задобрить вас и ввести в заблуждение. Всё, чего я хочу, это попросить у вас прощения, которого, конечно же, не заслужил, да и вряд ли получу. Но еще я хочу заверить вас, что вам не стоит опасаться меня. И даже если вы не поверите в мою искренность, то просто подумайте, насколько не в моих интересах теперь злить государя. На моем счету немало прегрешений, а я достаточно разумен, чтобы не усугубить свое нынешнее состояние вздорной местью вам за собственную глупость и сумасшедшую выходку.
        Мое желание написать вам продиктовано единственно лишь тем, что мне не хочется видеть в ваших глазах страха перед безумцем. Поверьте, я исцелен от своего безумия уже тем, что ценой его стала моя жизнь.
        Быть может, мне бы и хотелось сказать больше, но вам этого не нужно, а потому я просто еще раз прошу у вас прощения и клянусь не нарушать вашего покоя.
        Н.Р.»
        - С ума сойти, - буркнула я.
        Затем снова перечитала письмо и отнесла его к камину, где еще тлели угли, продолжавшие согревать кабинет. Присев на корточки, я смотрела, как послание герцога Ришема превращается в пепел. А когда от него ничего не осталось, я распрямилась и, поднявшись на цыпочки, потянулась, разминая затекшую спину.
        - Не беспокойтесь, ваша светлость, - прошептала я. - Я готова к вашему возвращению.
        И за это я была благодарна королю. Теперь я могла признать, что его предупреждение оказалось полезным. Оно дало мне время свыкнуться с неприятной действительностью. Однако более всего успокоил наш разговор во время ужина, на который меня пригласил Его Величество, чтобы объясниться.
        - Вы готовы выслушать меня? - спросил тогда государь. - Впрочем, бежать вам всё равно некуда. Как человек опытный, который умеет учиться на своих ошибках, я приказал гвардейцам не выпускать вас без моего дозволения. Так что дверь откроется лишь в окончании нашей беседы, а она продлится ровно столько, сколько будет необходимо для нашего взаимопонимания.
        Признаться, я тогда ощутила трепет, вдруг подумав, что он может сделать со мной всё, что угодно. Я не смогу ни сбежать, ни призвать на помощь, потому что нахожусь полностью во власти короля. Однако в этот раз я вида не подала, чтобы избежать его насмешки или раздражения. Именно сейчас, когда мы были совсем одни, испытывать силу своего влияния на Его Величество мне не хотелось.
        - Да, я готова, государь, - кивнула я.
        Он коротко вздохнул, подпер подбородок скрещенными ладонями и некоторое время рассматривал меня, кажется, так ни разу и не моргнув. После тряхнул головой и откинулся на спинку стула. Мы всё еще сидели за столом.
        - Итак, вскоре во дворец вернется Ришем, - заговорил монарх. - Это необходимо, и это будет, как бы вы к этому не относились, Шанриз. Однако я хочу, чтобы вы не допускали мысли, что я забыл о его преступлениях, простил и вернул свою милость. Это не так. Всё, что произойдет, направлено на защиту чести и доброго имени рода Стренхетт. Я не собираюсь вдаваться в подробности, вам достаточно лишь знать главное. Ришем не будет жить при Дворе, только посещать его для встреч со своей невестой. Так продлится от оглашения помолвки, которое произойдет вскоре после его появления, и до свадьбы. Слишком быстро я тоже не могу ее устроить, это породит кривотолки. Свадьба должна быть достойной сестры короля. Думаю, вы понимаете, что это займет некое время. Но после свадьбы герцог и герцогиня Ришемские отправятся в свое герцогство, где и будут проживать, рожать детей и управлять своими землями.
        Что до вас, то вы остаетесь под моей защитой. Вас охраняют мои гвардейцы, а стало быть, никто не сумеет вам навредить. Более того, времена, когда Ришему было позволено являться в мои покои, давно миновали. К ним возврата нет и быть не может.
        - А… - я запнулась, но все-таки спросила: - Графиня Хальт?
        - Графине во дворце делать нечего, - ответил король. - Если она желает оставаться в особняке главы рода своего покойного супруга, это дело герцога. Но сюда она уже никогда не вернется. - Он усмехнулся и подался вперед: - Теперь вы успокоены, бунтарка? Все эти ваши переживания мне понятны, но беспочвенны. Если бы не необходимость этой свадьбы, то Ришема ждала бы более печальная участь, чем ссылка в собственное герцогство.
        - Могу ли я спросить? - он ответил вопросительным взглядом: - Почему эта свадьба так необходима?
        - Потому что, - ответил государь с улыбкой, но в глазах его я прочла предупреждение, а потому сочла такой ответ достаточным.
        Однако мне пришла в голову еще одна догадка, подтверждения которой мне хотелось бы получить. Если, конечно, она не относилась к чести рода Стренхетт, иначе ответ короля мог быть тем же.
        - Простите великодушно, Ваше Величество, - чуть помедлив, сказала я, рассеянно водя кончиком пальца по ножке бокала, в котором был налит ягодный напиток. - У меня есть еще один вопрос, и если позволите…
        Он вздохнул, ответил мне страданием во взгляде, но все-таки кивнул и усмехнулся:
        - Вопросы из вас так и сыплются, любознательная вы моя. Спрашивайте, но не рассчитывайте получить ответ, если ваш вопрос мне не понравится.
        Согласившись с условием, я спросила:
        - Благоразумие Ее Высочества… точней, ее равнодушие ко мне как-то связано с предстоящей помолвкой?
        Государь хмыкнул и покачал головой. После подался вперед, и, подняв свой бокал с вином, отсалютовал им. Я уже думала, что это и есть ответ, который подтверждает мою догадку. Он сделал глоток, вернул бокал на место и снова хмыкнул:
        - Все-таки вы удивительное создание, Шанриз, - сказал монарх, заложив руки за голову. - Правда. Меня порой изумляет ваша прямолинейность и желание влезть туда, куда остальные предпочитают не совать свой нос. Вы ведь не можете не понимать, что есть вопросы, которые бывают неудобными даже для короля. Но вам так хочется во всем разобраться и составить собственное мнение, что вы, не стесняясь, задаете вопросы личного, даже интимного характера. И происходит это настолько естественно, что я начинаю вам открываться. Это непривычно для меня… Ну, хорошо, - вдруг произнес он, несильно ударив ладонями по столу. - Хорошо, я отвечу. Не вдаваясь в подробности, можно сказать почти так, как выразились вы: цена благоразумия моей сестры (и дело не только в вас) - жизнь герцога. А награда - их свадьба. Она вела себя безукоризненно под арестом и после своего освобождения, а потому может получить свою награду. На этом мы закончим обсуждение будущей четы Ришем, да и всю эту историю с помилованием и свадьбой. Надеюсь, я вас успокоил, ваша милость.
        - Несомненно, - с улыбкой склонила я голову.
        А через два дня после собственного письма во дворец вошел Нибо Ришем. Герцог был, как и раньше, невероятно хорош собой. Правда, глаза его казались потухшими. Должно быть, домашний арест сильно повлиял на него. Столько времени в томительном ожидании своей участи не могло не сказаться. Самоуверенности и наглости в его светлости поубавилось. Впрочем, актером он был, наверное, даже лучшим, чем королевская тетка. И потому я не спешила верить тому, что вижу. Правда, мы и не виделись почти. Разве что пару раз мельком.
        Его светлость строго придерживался положения гостя. Ему не было выделено покоев во дворце, и в жизни Двора Ришем не принимал особого участия. Жил у себя в особняке, а сюда приходил днем, чтобы повидаться с невестой, решить вопросы с будущей свадьбой, а после уходил, не стремясь с кем-либо возобновить дружбу. Да и с кем было ему дружить, когда за спиной не смолкал шепоток недругов, среди которых было немало прежних друзей.
        Однако стоит отдать ему должное. Герцог казался равнодушным к затаенным насмешкам и сплетням. Он не прятал глаз, держал спину ровно, а подбородок вздернутым. Но ни высокомерия, ни самодовольства в его позе не читалось, лишь желание держаться с достоинством. Не будь его прежнего непотребного поведения в отношении меня, я бы даже признала за его светлостью внутреннее благородство. Однако я знала, на что способен этот человек, и потому ни жалеть его, и ни просто сочувствовать не собиралась. Впрочем, терпеть его присутствие во дворце теперь было несложно. И глядя на него, я знала, что смотрю на приговоренного, чья жизнь зависит лишь от благоразумия его невесты, да и собственного. Интриговать и вправду было не в его интересах.
        Так прошли две недели, пока шло окончание подготовки торжественного вечера в честь оглашения помолвки Селии и Нибо. И за эти две недели их история обросла невероятными подробностями. Во-первых, было ясно, что какими бы ни были прегрешения герцога, но теперь он был прощен. Впрочем, в чем именно обвиняли Ришема, никто толком не знал. История с темной магией, в которой подозреваемыми оказались мы с дядюшкой и герцогиней, а Фьер Гард и вовсе успел посидеть в темнице, закончилась арестом и наказанием младших исполнителей. Ни принцесса, ни герцог так и не замарались, хоть и были главными виновниками. А про то, что его светлость сотворил со мной, знали лишь несколько человек, как и про истинную причину изгнания его из летней резиденции.
        И вот тут-то и появляется, во-вторых. По указанию государя по дворцу поползли необходимые ему сплетни. И без того множество предположений, родившихся после ареста герцога еще летом, теперь направленные в нужное русло всё более сходились к одному выводу - романтичному. Дамы тихо вздыхали, рисуя в воображении великую историю запретной любви.
        Сказка о том, что Его Величество прогневался на герцога после того, как тот осмелился просить руки принцессы, всё более набирала популярность и обрастала всё новыми и новыми подробностями, и чем дальше, тем романтичней они были. И якобы было перехвачено письмо, где несчастный влюбленный объяснялся в любви в стихах предмету своего обожания. Говорили, что он не указывал имени адресата, дабы не подвергнуть даму сердца опасности, и что сам подписывался именем легендарного барда древности. Бедный Ришем с каждой новой сплетней страдал всё сильней и отчаянней, а его любовь разрасталась настолько, что уже еле умещалась в стенах дворца.
        А еще говорили, что и Селия была давно влюблена в его светлость, но в своей чистоте и целомудрии не смела даже показать, что Нибо любим взаимно. Она ведь знала, что дочь и сестру короля никогда не отдадут какому-то властителю маленькой провинции, полностью зависимой от государя Камерата. Несчастные влюбленные страдали в тайне друг от друга, и только графиня Хальт давала им надежду на то, чтобы иметь возможность видеться и говорить друг с другом.
        А потом его светлость, обезумевший от любви, бросился в ноги Ее Высочеству, чтобы открыто высказаться о своих чувствах, и будто бы именно в этот момент их и застал государь. Пораженный двусмысленностью ситуации, монарх пришел в крайнюю степень негодования, посчитав первое признание отчаявшегося влюбленного за связь. И даже то, что Ришем со слезами на глазах молил о руке Селии, единственной, кто мог бы составить его счастье, не смягчило сердце повелителя Камерата.
        Герцога вывезли под охраной, дабы не вздумал сбежать, из резиденции в его особняк в столице, где он до настоящего дня ожидал решения своей участи. И так мучился, бедняжка, так страдал… А принцесса была посажена братом под домашний арест, где тоже, конечно же, страдала и плакала, печалясь о судьбе возлюбленного и в обиде на недоверие брата.
        Однако прошло время, слезы сестры смягчили сердце Его Величества, и он, наконец, решил простить влюбленных и соединить их, несмотря на все свои прежние намерения. Впрочем, кое-кто такое решение связывал со мной. Поговаривали, что это мое возвращение сделало государя добрей. Теперь, будучи счастливым сам, он желал счастья и своей сестре. Вы ведь еще помните предыдущие сплетни о моем положении при монархе? Так что теперь все почти уверились, что моя должность - это лишь прикрытие наших отношений с Его Величеством. Да и графиня Хорнет была изгнана явно не без моего участия, ведь истинная дама сердца государя уже давно была всем известна…
        Слушая все эти сказки, я тихо скрежетала зубами, но с готовностью изумлялась и внимала вдохновенному рассказу, если кому-то хотелось поделиться со мной обогатившейся версией сплетни. Разумеется, я говорю о любви герцога и принцессы, обо мне сплетничать не смели.
        Меня вообще теперь начали побаиваться и искали моего расположения в разы чаще, чем прежде, и в этом был виноват еще один слух - о моем влиянии на короля. Будто бы он прислушивается к каждому моему слову и делает, что я пожелаю. К примеру, я сказала, чтобы недавнюю фаворитку изгнали, и вот она уже едет в Аритан к мужу. Так что со мной лучше было дружить по всеобщему мнению.
        К этому же выводу пришла и ее светлость. Во-первых, она теперь не старалась воткнуть в меня шпильку с дружелюбной улыбкой на устах. Напротив, ее светлость стала неожиданно мила. Она искала со мной встреч и даже прислала приглашение на ее вечер, где с момента моего возвращения во дворец стало гораздо тише и малолюдней.
        А еще у меня появилась традиция гулять во время обеда и после окончания службы, чтобы проветриться и передохнуть. Я почти не гуляла в одиночку. И это я говорю не о своей охране. Гвардейца, следовавшего за мной по пятам, исполняя то ли роль стража, то ли соглядатая, я почти перестала замечать. Он всегда был за спиной и не мешался под ногами, но если мне кто-то докучал, то мягко и непреклонно отодвигал настырного собеседника, ну а после король знал всё, что происходило со мной за день, когда я покидала королевское крыло. Впрочем, не об этом речь, а о том, что компанию мне мог составить магистр, если был свободен. Мог и барон Хендис. Мой начальник, несколько раз поглядев на мое свежее с морозца лицо, нашел затею с прогулкой в оставшееся от обеда время занятной, и тоже иногда начал выбираться из своего обожаемого кабинета. А порой присоединялся и сам монарх
        Так вот к чему я веду. О моей традиции быстро прознала и герцогиня Аританская. Мы «случайно» встретились с ней на аллейке Малого парка, и ее светлость, не особо утруждая себя мыслью, насколько приятна мне, навязалась и щебетала в ухо, пока я не сбежала обратно в свой кабинет. В общем, моя бывшая покровительница решила снова ею стать, несмотря на то, что уже была совершенно не нужна.
        А во-вторых, она сделала еще один шаг к примирению - спустила с поводка Гарда и графиню Энкетт, более не мешая нашему общению. Впрочем, умница герцогиня использовала их для того, чтобы заманить меня к себе, а следом придворных и государя, потому что в то время, когда я оказывалась свободной, мой добрый друг был занят каким-нибудь делом, придуманным ее светлостью. А вечерами он находился подле своей хозяйки, и она, конечно же, была совершенно не против того, чтобы мы поболтали, достаточно лишь перешагнуть порог ее покоев, но вот делать последнего мне безумно не хотелось, и потому наши встречи с Фьером оставались редки.
        А вот с графиней Энкетт мы виделись несколько чаще. Этому способствовал ее супруг, который к герцогине Аританской не имел никакого отношения. Супруги приглашали меня к себе, когда у ее сиятельства выпадал законный выходной день от службы, или же она была не нужна ее светлости. Как-то даже у Фьера вышло присоединиться к нам, и вот в тот вечер мы вдоволь наговорились, и я узнала некоторые подробности о роковой выходке графини Хорнет.
        - Это герцогиня подучила Маринетт, - сказала тогда графиня Энкетт, сидя на подлокотнике кресла, в котором устроился ее супруг с бокалом вина в руке. - Ее светлость извела бедняжку, требуя указать, простите, выскочке на ее место и вернуть себе внимание короля. Герцогиня ее попросту изводила недовольством и обвинениями в несостоятельности, как женщины. Признаться, мне даже было жаль графиню. Она ведь вовсе не заносчива, просто немного…
        - Глупа, - усмехнулся Фьер, сидевший рядом со мной на диване.
        - Наивна, - не согласилась графиня.
        - Прошу простить меня, ваше сиятельство, но замужняя дама двадцати шести лет вряд ли может считаться наивной, - отмахнулся барон. - Да и как еще можно назвать человека, который, наслушавшись нелепых указаний, спешит выполнить их настолько в точности, что в тот же день оказывается за воротами дворца? Нет, дорогая графиня, это вовсе не наивность.
        - Согласен с бароном, - кивнул граф Энкетт и сделал глоток из бокала.
        - Недолгим фавором Маринетт Хорнет обязана лишь цвету своих волос и более ничему, - вновь усмехнулся Гард и отсалютовал мне бокалом. Я отмахнулась, мне было любопытно узнать о предпосылках к выходке ее сиятельства, но обсуждать ее желания не было.
        - Зато насколько были счастливы графиня Тизен и баронесса Клотт, когда во дворец вернулась наша дорогая Шанриз, - улыбнулась ее сиятельство. - Видя рядом пламя и его тусклый блик, эти женщины чувствовали себя отомщенными за то, как обошелся с ними государь. А изгнание более удачливой соперницы Тизен объявила одним из лучших дней за последний год ее жизни.
        - Мне пришлись по душе слова баронессы Клотт, - заметил Фьер. - Ее милость, наблюдая за сборами плакавшей соперницы, сказала только одну фразу: «Как же я рада, что он меня не выбрал. Свое унижение я забыла через два дня, бедняжка Маринетт о своем будет помнить всю жизнь».
        - Она явно умней графини Тизен, - заметила я.
        - Согласен с баронессой, - кивнул граф Энкетт и допил свой бокал.
        - И это всё, чем вы можете поддержать беседу? - возмутилась его супруга. - Скажите же, что думаете.
        - Я думаю, что мне нужен еще один бокальчик, - ответил граф, поцеловал жене руку и встал с кресла. А когда вернулся на свое место с вновь наполненным бокалом, произнес: - Но если хотите знать, что я думаю, то давайте не будем говорить о службе. Вы двое и без того посвящаете герцогине всё ваше время, а нам с ее милостью и вовсе хотелось бы размяться после бесконечного сидения в своих кабинетах.
        - Согласна с графом, - я весело улыбнулась, повторив за его сиятельством его фразу.
        - Так предлагайте же! - возмутилась графиня.
        - Это я и собираюсь сделать, душа моя, - заверил ее супруг и предложил: - Я не желаете ли, дамы и господин барон, перебраться на каток? Я бы, признаться, с радостью прокатился. - Идея была признана занимательной, и на этом обсуждение герцогини и ее фрейлин прекратилось.
        Так я и узнала, что графиня Хорнет всего лишь выполнила указание своей госпожи. Впрочем, ее светлость ожидала иного исхода, но, как говорится, чего хотела, того и добилась - фаворитка покинула дворец… правда, не та. Быть может, и вправду Маринетт Хорнет была не слишком умна, а может, и герцогиня давила на нее слишком сильно, раз ее сиятельство была так безыскусна и неосторожна. Могло быть и первое и второе, но меня это уже совершенно не волновало.
        А вот то, что королевская тетушка вновь воспылала ко мне доверием и желанием дружить - очень даже. Не понять ее было сложно. Теперь не было смысла делать ставку на новую фаворитку и кого-то искать. Племянник уже несколько раз дал ясно понять, на чьей он стороне. Быть может позже, но не сейчас. Пока внимание короля принадлежало мне, а значит, и выгоду нужно было искать через меня. Но об этом я уже имела честь вам рассказать.
        Но вернемся к знаменательному и долгожданному дню, для принцессы, разумеется. Торжество начиналось с самого оглашения, которое должно было состояться в тронном зале. После гостей ожидал бал, увеселения и, разумеется, яства и вина. По уже установившейся традиции, на оглашение помолвки Ее Высочества и его светлости, меня сопровождали магистр Элькос и граф Дренг, стрекотавший, будто сверчок из сказок моей няньки. Но это для его сиятельства было делом привычным, к тому же, только он умел веселить так, что мои щеки начинали болеть от бесконечной улыбки и смеха.
        По тронному залу, словно рокот прибоя, катился негромкий гул человеческих голосов. Придворные пребывали в радостном предвкушении. Помолвка особо и не скрывалась, ради нее была затеяна история со слухами, чтобы спешность ее после прощения, полученного герцогом, не выглядела нарочитой. Впрочем, и напрямую тоже не обсуждалась, лишь на уровне предположений. Теперь придворные и послы, находившиеся при Дворе, были готовы к такому исходу этой затянувшейся на два с лишним года истории любви. О прежних грязных намеках и подозрениях, если и вспоминали, то вслух говорить решился бы только полоумный, а потому старательно придерживались последней романтической версии. Впрочем, роду Стренхетт к таким историям, чтобы прикрыть нелицеприятные делишки было не привыкать. Примером тому было вдовство герцогини Аританской.
        - А вот и ваша подруга, - усмехнулся Элькос, заметив ее светлость, только что вошедшую в тронный зал.
        Ее светлость остановилась и первым делом обвела взглядом зал, а затем поспешила в мою сторону с жизнерадостной улыбкой и восклицанием, наполненным живейшей симпатией:
        - Мое милое дитя! - А приблизившись, по-свойски взяла меня под руку и, склонив голову, негромко произнесла: - Как же я рада, что в эту минуту буду не одна. Вы себе представить не можете, как неуютно мне стало во дворце с того дня, как сюда вернулся этот… этот ужасный человек. Вы, как никто другой, понимаете меня. Он ведь пытался уничтожить нас вместе. Даже не представляю, как вам сейчас, наверное, гадко.
        Я пожала плечами и попыталась освободить руку, но хватка ее светлости оказалась железной. Чтобы не толкаться на глазах всего Двора, я оставила всё как есть. Герцогиня с интересом поглядела на меня, а после спросила:
        - Государь говорил вам что-нибудь о сегодняшнем вечере? Селия ходит, будто заговорщица, - поделилась со мной ее светлость. - Глаза сияют, но на все вопросы отвечает с высокомерием и вызовом. Противная девчонка. - И вздохнула: - Вот и еще одно следствие общения с дурными людьми. Вы ведь понимаете меня, Шанриз, я знаю.
        - Разумеется, - с холодной вежливостью ответила я.
        - Нам надо держаться вместе, дитя мое, - улыбнулась герцогиня. - Нужно забыть все прежние обиды и взяться за руки. И я вовсе не злюсь на вас за вашу дерзость. Вы еще так юны и наивны, потому не всегда понимаете, как правильно поступить и что сказать. Но у вас есть я, и на мою поддержку вы можете рассчитывать, как и прежде. Я всегда вам покровительствовала и буду делать это впредь. В конце концов, вы своего нынешнего положения достигли лишь благодаря мне, и не стоит этого забывать.
        Мои глаза округлялись всё больше по мере того, как она говорила. Я смотрела на герцогиню и поражалась, насколько же нужно быть лицемерной и беспринципной, чтобы сказать всё это, да еще с таким видом, будто сама себе верила.
        - Более того, я готова снова взять вас к себе, - между тем продолжала ее светлость. - Негоже девице жить рядом с мужчиной, даже если он король. Все эти нехорошие разговоры, которые ведутся о вас, сильно ранят меня, уж поверьте. И эта должность помощника секретаря, она вовсе не для женщины. Мы сделаем всё так, что о вас даже дурно подумать не посмеют. Доверьтесь мне…
        - Вот уж нет, - вырвалось у меня с нескрываемой насмешкой. - Покорнейше благодарю, ваша светлость, но ваше предложение показалось мне вздорным. Как, впрочем, и всё, что вы только сто сказали. Меня совершенно устраивает мое нынешнее положение, и именно о подобной должности я мечтала, а не натягивать на вас платье и служить вашей игрушкой.
        Теперь округлились глаза герцогини. Она не только не ожидала моей отповеди, но и не думала, что сказать я это могу прямо здесь, где было полно посторонних ушей и глаз. Это было прилюдным признанием неуважения к носительнице королевской крови, более того - унижением. Но почему я должна была отказывать себе в этом удовольствии - высказать прямо и без обиняков? Она не жалела меня, когда изгнала из дворца с сообщением, что я достаточно потрудилась на ее благо. И унизила также перед всем Двором. А потому я продолжила говорить:
        - Что вас изумляет, ваша светлость? Или вы думаете, что я могу простить предательство?
        - Предательство?! - изумилась она. - Я приблизила вас, защищала…
        - Что я, что графиня Хорнет, - отмахнулась я. - Все мы ваши марионетки, только вот мои нити вы сами обрезали и лишились власти надо мной. Я более не служу вам, и служить не собираюсь. Как вы сами верно заметили, я достаточно потрудилась на ваше благо, за что получила щедрый подарок. Мы в расчете, ваша светлость, более нам нет необходимости дружить, вы всё равно этого делать не умеете. За сим прошу великодушно простить меня и позволить откланяться.
        - Вот уж нет! - в сердцах воскликнула герцогиня. - Не позволяю! Что вы вообще возомнили о себе, баронесса?
        - Благодарю, - я присела в неглубоком реверансе и отвернулась от нее.
        - Стоять! - рявкнула ее светлость, и Дренг встал между мной и королевской тетушкой. Поняв, что она бессильна, герцогиня воскликнула в запале: - Я всё запомнила, ваша милость. Всё!
        Оборачиваться я не стала. В эту минуту я ощутила… свободу. Будто с плеч моих свалилась непомерная тяжесть, потому что с этого мгновения мне не надо было растягивать губы в фальшивой улыбке и слушать через силу щебет королевской тетки, чтобы сохранить видимость мира между нами. Пути назад не было.
        - Ничего, ничего-ничего, я выдержу, - донесся до меня голос первой актрисы королевского Двора, разумеется, герцогини Аританской. - Мне доводилось уже выслушивать несправедливые оскорбления от глупых и низких людей…
        Дальше я не слышала, потому что скрылась за спинами придворных, пока не знавших, чью сторону принять, и как отреагировать на произошедшее. Ни граф Дренг, ни магистр Элькос пока не нагнали меня. Впрочем, меня не надо было успокаивать или поддерживать, я не была взволнована или зла. Напротив, как я уже сказала, после выяснения отношений с герцогиней, мне была вполне себе хорошо. Просто хотелось отойти подальше и не слушать причитаний.
        - Ваша милость, - послышался за моей спиной знакомый голос, когда я остановилась возле колонны. - Доброго вечера.
        Я обернулась и встретилась взглядом с Нибо Ришемом. Нахмурившись, я все-таки осталась стоять на прежнем месте, лишь отвернулась.
        - Это было смело и… красиво, - герцог, не спешивший выйти из своего укрытия, усмехнулся. - Но не очень разумно. Я говорил вам, она злопамятна и способна на многое.
        - Посмотрим, - ответила я и отошла от колонны.
        Однако снова обернулась. Он стоял на том же место и глядел мне вслед, но вскоре скрылся среди придворных. Я проводила герцога взглядом, а после вздохнула и едва не взвизгнула, когда мне под ребра вонзились чьи-то пальцы. Я стремительно обернулась и удостоилась чести лицезреть жизнерадостный оскал графа Дренга.
        - Ополоумели? - искренне изумилась я, особо не подбирая выражений.
        - Мой ум при мне, - осчастливил меня признанием его сиятельство.
        - Сомнительно, весьма сомнительно, - проворчала я.
        - Вы, ваша милость, злючка, - фыркнул Олив. - А между тем я полнюсь о вас заботой. Посудите сами, бросился отыскивать вас, чтобы утешать на своей груди. Но в вас совершенно нет совести. Да-да, ваша милость, нет, не было и, по-видимому, не будет. Иначе сейчас вы заламывали бы руки и рыдали.
        - С чего бы? - вновь изумилась я.
        - Но как же, - Дренг приобнял меня за плечи, и я, вывернувшись, шлепнула его по руке. - Злючка, - повторил он, но больше себе вольностей не позволял. А затем, наконец, пояснил: - Вот, к примеру, ее светлость. Бедняжка усердно страдает. Еще бы, ей только что отвесили столько словесных оплеух, что не удивлюсь, если к утру ее кожа покроется синяками. А вы, баронесса, так старательно хлестали герцогиню, что у вас непременно должны гореть ладошки, а, как следствие, хотя бы одна слезинка должна была бы скатиться по вашей щеке. Но… нет. Герцогиня страдает, я страдаю, а вы стоите тут и бьете меня, когда мне так хотелось утешить вас. И скажите после этого, что в вас есть совесть. Отродясь у вас ее не было.
        Склонив голову к плечу, я с минуту рассматривала великосветского болтуна, пытаясь понять, что он скрывает под той чушью, которую обрушил на мою голову.
        - Что? - с видом оскорбленной добродетели вопросил паяц.
        - Чего вы опасались, ваше сиятельство? - спросила я прямо.
        - Я?! - изумился он, прижав к груди ладонь.
        Я подняла руку и покачала пальцем перед его носом, показав, что он меня не обманет. Дренг усмехнулся, и всякая шелуха слетела с него. Заметив, как взгляд графа на миг скользнул в ту сторону, куда отошел герцог, я поняла и усмехнулась в ответ:
        - Стало быть, его светлость.
        Олив ответил мне серьезным взглядом.
        - Почему вы подошли к нему?
        Вот тут мои глаза в удивлении расширились, а затем я поняла, что привело его сиятельство к такому выводу. Должно быть, герцог стоял за этой колонной, а я, не заметив его, подошла и встала рядом.
        - Я даже не видела его, - отмахнулась я. - Что за глупости, в конце концов? Его светлость - последний человек, с кем мне захочется перекинуться парой слов.
        - Однако перекинулись, - заметил Дренг. - Мне хорошо известна его болезненная страсть к вам…
        - О, Хэлл! - воскликнула я. - Что за безумие? Ваше сиятельство, уж не в лихорадке ли вы, раз говорить такую несусветную чушь?
        Он вздохнул и шагнул ко мне, после склонил голову и произнес совсем тихо:
        - Он уже компрометировал вас, и я не хочу, чтобы это случилось снова. Да, герцог сейчас тих и неприметен, но кто поручится, что он не выкинет что-нибудь этакое? Вам ведь известна ревность государя? Так вот говорю прямо, вы еще не видели его ревности - это весьма… необузданное чувство. Если уж совсем коротко, я не хочу для вас неприятностей. - Я подняла взгляд, и граф отстранился. - О чем вы говорили с Ришемом?
        Теперь вздохнула я.
        - Отчего вы сами не опасаетесь этой необузданное ревности, Олив? - спросила я. - Хватаете меня на глазах у всех, обнимаете, говорите во всеуслышание то, что можно истолковать весьма двусмысленно, а после стоите и говорите мне о неприятностях.
        - От того, ваша милость, что мне государь доверяет. Он знает, что я не предам его, и что все мои выходки - это обычная пыль, за которой ничего нет. К тому же я чудачествую при свидетелях, и это моя защита. Если бы я питал к вам нечто большее, чем дружеские чувства, то последнее, что я сделал, это показал свое истинное отношение. Но с вами иная история, - я ответила внимательным взглядом: - Ваше упорство делает вас не только желанной, но и играет против вас. Он одержим вами и ревнует, а если повод для подозрений покажется ему справедливым, то… - Дренг посмотрел на меня с явным сочувствием: - Не хочу, чтобы разразилась гроза. И потому я спрашиваю, о чем вы говорили? Так мне будет легче защитить вас, если кто-то кроме меня все-таки заметил ваш диалог, пусть и короткий.
        - Его светлость сказал, что я поступила не слишком разумно, разругавшись с герцогиней, что она опасна. Я ответила - посмотрим, и на этом весь наш разговор закончился. Вы удовлетворены?
        - Вполне, - кивнул граф и предложил мне руку. - Давайте вернемся назад, Его Величество должен появиться с минуты на минуту.
        - Хорошо, - ответила я и первой направилась к магистру, так и не воспользовавшись галантностью его сиятельства.
        Он поравнялся со мной, и бровь графа приподнялась в изумлении.
        - Вы обижены на меня? - спросил Дренг.
        - Отнюдь, - отмахнулась я легкомысленно. - Всего лишь оберегаю себя от всяческих подозрений. Это ведь вы достойны доверия, а я известная кокетка и мечтательница, жадная до мужского внимания. Меня так легко заподозрить, а потому мне стоит быть осторожной. Так что, ваше сиятельство, увы, но вашей руки я принимать не стану. Не желаю, знаете ли, попасть в неприятности.
        - Да я же не то хотел сказать! - возмутился граф.
        Магистр, заметив мой независимый вид, устремил вопросительный взгляд на Дренга, но тот лишь покривился и отмахнулся. Элькос поглядел на меня, однако я осталась невозмутимой. Где-то неподалеку причитала герцогиня о нравах современной молодежи, но и ей моего внимания не досталось. Поискав глазами Гарда, я обнаружила, что он смотрит на меня, приветливо улыбнулась ему, а дальше крутить головой и вести разговоры времени не осталось.
        - Государь Камерата, герцог Лаворейский, герцог Канаторский, граф Нордвейский, властитель Халландских предгорий и Тихого моря - Его Величество Ивер Второй Стренхетт!
        А затем заиграли трубачи. Придворные и приглашенные гости склонились, приветствуя Его Величество. И я присела в глубоком реверансе, как и все прочие женщины, а когда распрямилась… Признаюсь, я ощутила прилив восторга. Сегодня на государе был надет мундир цветов его личной гвардии - синий с золотом. На груди висела золотая цепь с медальоном, на котором драгоценными камнями был выложен герб Камерата, а еще он был в короне. Редкое зрелище - увидеть Его Величество в полном облачении. Ну, почти в полном. Это был все-таки полуофициальный прием, не имевший государственного значения. Не тот случай, когда король наденет мантию и возьмет в руки посох власти. Сегодня посох ему заменяла трость. Но… но как же он был хорош!
        Монарх вел свою сестру в устаревшей манере. Ее ладонь покоилась на тыльной стороне ладони его вытянутой вперед руки. На принцессе было надето платье нежно-голубого цвета. Прическу украшали такие же цветы. Селия казалась изящной и воздушной, чистой. И если бы я не знала, что она представляет собой на самом деле, то, наверное, тоже восхитилась, но ореол очарования вокруг монаршей сестрицы в моих глазах не мерцал. Оставалось надеяться, что жених сейчас хотя бы ощущает трепет, глядя на свою невесту, о свадьбе с которой будет объявлено всего через несколько минут.
        - Как же хороша моя девочка, - услышала я умиленный голос ее светлости.
        Фраза была произнесена негромко, но если учесть, что трубы, игравшие, пока король и его сестра вышагивали к трону, стоявшему на возвышении, стихли, едва государь ступил на первую ступеньку, то голос герцогини был в этот момент слышен вполне отчетливо. Я была уверена, что королевская тетушка четко рассчитала, когда стоит привлечь к себе всеобщее внимание и показать любящую родственницу. А потому кривоватую ухмылку мне удержать не удалось.
        Впрочем, более ничего не нарушало торжественную тишину, воцарившуюся в тронном зале. Все взоры вновь были устремлены на государя и принцессу, поднявшихся до середины лестницы, но так и не дошедших до трона. Они развернулись лицом к собравшимся, и руки их распались.
        - Подданные Камерата и его почтенные гости, - заговорил монарх. - Я пригласил вас сегодня для того, чтобы разделить с вами свою радость и счастье моей сестры - Ее высочества принцессы Селии. - Он приподнял трость и стукнул ею о ступеньку. Это был знак, после которого Нибо покинул ряды придворных и устремился к возвышению.
        Герцог приблизился, но не поднялся даже на первую ступеньку. Он опустился на одно колено и приложил ладонь к сердцу:
        - Мой король и господин, - произнес его светлость, приветствуя монарха.
        - Я, наконец, готов объявить о великом событии, - продолжил говорить государь. - Я объявляю о своем намерении отдать руку моей любимой сестры его светлости герцогу Нибо Ришемскому, защитнику восточных пределов Камерата, владетелю герцогства Ришем. Ваша светлость, поднимитесь и подойдите.
        Герцог распрямился. Он склонил голову, благодаря за великую честь, и зашагал по ступеням, однако остановился на одну ниже, чем стояли король с принцессой. Я видела, как сияло лицо Селии, она и вправду жаждала этого брака. Что до Ришема… Пока его лица мне не было видно, но я точно знала, что он отыграет свою партию на отлично. Однако желал ли он этой свадьбы или же был вынужден покориться, оставалось неизвестным, да, в общем-то, и неважным.
        Ришем протянул руку, раскрыв ладонь навстречу принцессе, и государь, взяв ее за запястье, сам вложил руку сестры в руку герцога. Затем на миг накрыл сверху своей ладонью, даруя благословение, и Селии сошла к жениху. И пока пара спускалась, монарх поднялся к трону. Это все был церемониал, традиции и правила, но насколько же сейчас казалось символичным происходящее.
        Да, Ее Высочество не имела права стоять у трона, потому они остановились на середине лестницы. Герцог не имел права ступить на лестницу без разрешения, и остановился на ступеньку ниже, потому что уступал невесте по знатности и рождению. И сейчас, когда Нибо вел невесту вниз, а король шел вверх, казалось, что между ними всё более разрастается пропасть. Властитель Камерата оставался на своей недостижимой высоте, а его сестра летела вниз, чтобы уже никогда не подняться даже до середины тронного возвышения.
        И пока король поднимался, а жених с невестой спускались, трубачи вновь заиграли. Они замолчали, когда король замер подле своего трона и стукнул тростью об пол. К этому моменту герцог и принцесса спустились вниз и остановились там, продолжая держаться за руки. А когда вновь воцарилась тишина, Его Величество сел на трон, давая понять, что готов принимать поздравления.
        Вот теперь придворные пришли в движение. Как и на празднестве в честь дня Вертона, не было толчеи и спешки, люди неторопливо следовали друг за другом. Первой к будущей чете Ришем подошла герцогиня Аританская на правах старшей родственницы. Иных родственников рода Стренхетт сейчас при дворе не было, впрочем, тетка оставалась ближайшей. Остальные имели уже отдаленное родство, и потому никто не стал выжидать их на оглашении, зато на свадьбе они будут обязательно.
        Ее светлость, приблизившись, присела в реверансе, приветствуя племянника, а после подошла к Нибо и Селии, взяла их сжатые ладони в свои руки, накрыла своей ладонью, как и король, благословляя.
        - Как же я рада за вас, дитя мое, - произнесла герцогиня. - Вы получили достойного вас супруга. Будьте же счастливы.
        Не знаю, как остальные, я услышала двусмысленность в ее словах. И вроде бы сказала, что была должна, показала придворным и послам любовь к племяннице, но в то же время и воткнула шпильку. Правда, понять это могли только те, кто был посвящен в тонкости общения герцогини с ее родственниками.
        За герцогиней потянулись послы, за ними советники короля и важные персоны. Затем сановники и приближенные, ну а после и все остальные. Магистр указал мне взглядом, что пора идти, но я отрицательно покачала головой. Задерживаться и уговаривать Элькос не мог, потому направился к тронному возвышению. Дренг округлил глаза, я этого демонстративно не заметила.
        О нет! Я не отказывалась воздать необходимую дань традициям, просто выжидала, когда подойдет мое время. Я не стала причислять себя к приближенным или важным персонам. Мне показалось правильным быть рядом с бароном Хендисом, а потому направилась с поздравлением вместе с чиновниками. Королевский секретарь одобрительно хмыкнул, заметив, что я пристроилась за ним.
        Дождавшись, когда подошла моя очередь, я приблизилась к жениху с невестой. Присела в реверансе, приветствуя короля, тот едва заметно улыбнулся, но более никак меня не выделил, что было совершенно правильным. Затем подняла взор на герцога и принцессу. Нибо смотрел на меня с вежливой улыбкой, лицо Селии привычно стало постным.
        - Желаю вам счастья, - произнесла я. Поклонилась и отошла, освобождая место следующему.
        Поздравившие, выходили из тронной залы, но за порогом тронного зала становились по обе стороны от дверей, сейчас распахнутых настежь, так образуя длинный коридор, по которому пройдут государь и жених с невестой до большой пиршественной залы, где накрытые столы уже ожидали гостей. Здесь меня все-таки перехватил магистр, и против я уже ничего не имела. Теперь я вновь была со своим сопровождением.
        Наконец, последний поздравитель покинул тронный зал, в третий раз заиграли трубы, и мы все опять склонились, ожидая появления Его Величества. Он вышел первым, скользнул по мне взглядом, а затем подал руку тетушке, и повел ее по живому коридору. За ними следовали герцог Ришем и Ее высочество, ну а дальше в прежнем порядке: послы, важные персоны, сановники и так далее.
        В пиршественной зале, когда я попыталась угадать, куда же сяду я, Элькос, накрыл мою руку, лежавшую на его сгибе его локтя, второй ладонью и уверенно повел к столу, за которым сидели приближенные государя.
        - Да верно ли это? - тихо спросила я.
        - Вне всяких сомнений, - ответил маг.
        А когда мы подошли к столу, за которым уже сидел король, он поманил меня:
        - Шанриз, идите сюда. Я желаю видеть вас рядом.
        Не скажу, что меня вдохновила его затея. Такое явное внимание и благоволение на глазах всего Двора показалось мне излишним, однако и сопротивляться сейчас было худшей затеей. Потому я улыбнулась и устроилась по левую руку от государя.
        - Сопротивление бесполезно, ваша милость, - нагнувшись ко мне, сказал Его Величество. - Сегодня я ваш кавалер, никаких возражений и поучений не принимается.
        - Покоряюсь, - склонила я голову.
        - Разумно, - усмехнулся он. - Воевать сегодня у меня нет никакого желания. - А затем добавил: - Вы прелестны, дорогая.
        - А вы просто восхитительны, - с улыбкой побаловала я государя.
        Он и вправду в этот вечер не отпустил меня от себя ни на шаг. Государь теперь сам сопровождал меня, отправив мага и фаворита на этот вечер в отставку, как моих кавалеров. И все танцы, какие я станцевала, были присвоены королем. Он не отдал эту честь ни магистру, ни барону Хендису, ни возмутившемуся Дренгу, ни даже Фьеру Гарду. А когда к нему подходили поговорить, Его Величество не отсылал меня. Более того, он не только вел беседу при мне, но еще и вовлекал в нее. Это было непривычно, интересно и настораживающе. Признаться, я бы предпочла оставаться в стороне, однако такой возможности мне не оставили. Сегодня мы были парой, нас видели парой, и никому не приходило в голову в этом усомниться. Оставалось лишь надеяться, что за этим не последует предложение, которое я снова не приму.
        - Это был замечательный вечер, - сказала я, когда монарх проводил меня до покоев. - Благодарю вас, государь.
        Он взял меня за руку, поднес ее к своим губам, а поцеловав, отступил и улыбнулся:
        - Восхитительный вечер, - произнес Его Величество. - Ваше общество мне неизменно приятно, Шанриз. Вы даете мне сил, и это пьянящее чувство я хочу ощущать каждый день.
        - Мы можем опять поссориться, - я опустила взгляд, но ответная улыбка играла на моих губах.
        - Тогда у нас будет повод снова помириться, - ответил государь. - У нас недурно получается и первое, и второе.
        - Как угодно Вашему Величеству, - кивнула я.
        - Доброй ночи, Шанриз, - он отступил еще на шаг. - И добрых снов.
        - Добрых снов, государь, - ответила я и присела в реверансе.
        А когда распрямилась, он уже направлялся к себе, заложив руки за спину, и до меня донеслась легкомысленная песенка, которую как-то пел Олив Дренг. В эту минуту король был похож на такого же оболтуса, каким был его фаворит. Негромко рассмеявшись, я поспешила скрыться за дверьми своих покоев. Вечер и вправду был восхитителен, мое настроение прекрасным, а что делать с желанием короля стать еще ближе, я подумаю после… да, всё потом.
        Глава 13
        Экипаж грохотал колесами по расчищенной мостовой. Я без всякого любопытства поглядывала в окно, вид зимнего города успел уже прискучить. Хотелось весны, тепла, птичьих трелей и аромата свежей зелени, но всего этого оставалось только ждать. Сначала капели с крыш и проталин на аллейках. Затем аромата сырой земли, напоенной влагой растаявшего снега, первых набухших почек и запаха костров, в которых сгорит прошлогодняя листва. А вместе с этим придет то неповторимое чувство, которое наполнит душу жаждой жизни и ожиданием чего-то такого необыкновенного и чудесного…
        - Да уж, - тихо вздохнула я и откинулась на спинку сиденья.
        Сегодня был мой выходной, и, получив наказ государя вернуться к ужину, я отбыла из дворца, чтобы отдохнуть от службы и встретиться с родными, с которыми не виделась уже долгое время. Первым я выбрала дядюшку. Его общества мне неизменно не хватало. Магистр Элькос, конечно, был мне другом и давал недурные советы, но графа Доло заменить было сложно. С ним у нас сложились настолько теплые доверительные отношения, которые могли быть только между родными и близкими людьми. Да и доверяла ему больше, чем магу, который, как бы ни был хорош, все-таки оставался слугой и доверенным человеком короля.
        Отчий дом я решила оставить напоследок, чтобы не успеть устать от матушкиных увещеваний и сестрицыных восторгов по собственному жениху и светской жизни, в которой она теперь принимала участие. Это утомляло больше, чем день, проведенный в кабинете. Потому дорогим мне людям, любимым так же сильно, как и раньше, я решила оставить времени, как можно меньше, чтобы расстаться с ними с чувством сожаления, что не успела насладиться их обществом, а не с раздражением и мыслью оттянуть свой следующий приезд на неопределенное время.
        - Доброго дня, ваша милость.
        Лакей, встретивший меня у дверей особняка Доло, склонился при моем появлении. Я кивнула ему и прошла в гостеприимно распахнутую дверь, на ходу скинув слуге на руки шубку. Когда я вошла в холл, дядюшка уже был там. Он раскрыл объятья мне навстречу, и я нырнула в них, не скрывая радости от встречи.
        - Дитя мое, наконец-то вы смогли вырваться и навестить старика, - сказал граф Доло, поцеловав меня в лоб.
        - Доброго дня, ваше сиятельство, - улыбнулась я и отступила.
        Следом за дядюшкой появилась его супруга. Графиня приветствовала меня, после устремила мне за спину взгляд, приподняла в немом и фальшивом изумлении брови, а затем произнесла светски:
        - Прошу, ваша милость.
        - Мы последуем за вами, дорогая, - пообещал супруге дядюшка. - Оставьте нас ненадолго.
        - Как угодно, - ответила графиня Доло и ушла, ее муж покривился:
        - Простите ее сиятельство, Шанни. Это всё предрассудки.
        - О, - отмахнулась я. - Пустое, ваше сиятельство. Думаю, нет в столице дома, где бы ни успели обсудить мою самостоятельность. Меня это вовсе не угнетает. У меня есть должность, я служу самому государю Камерата, и только это единственное имеет ценность.
        - Верно, дитя мое, - улыбнулся граф и повел рукой в приглашающем жесте. - Прошу.
        Я на тетушку и вправду не обижалась. Так она вела себя каждый раз, когда я появлялась в их доме, неизменно намекая, что девице полагается сопровождение старших родственников, которого у меня, разумеется, не было. В первый раз она выразила протест словами, но после дядюшкиной отповеди более ничего не говорила, но отказать себе в этом взгляде мне за спину никак не могла.
        Вместо гостиной, куда приглашала меня графиня, мы прошли в кабинет его сиятельства. К этому она тоже была готова, потому что мои визиты всегда начинались с разговора наедине. Это было важней, чем вести скучную светскую болтовню, а потому нам никто не мешал и не выказывал обиды. И сегодня традиций не стали менять ни дядюшка, ни тетушка, ни я сама.
        - Как здоровье государя? - спросил меня его сиятельство.
        - Государь в добром здравии, - ответила я, усаживаясь в облюбованное кресло. - Если бы можно было насыщаться от него, то во дворце даже насморка бы не осталось.
        Дядюшка усмехнулся:
        - Хорошо сказано, Шанни. У Его Величества всегда было отменное здоровье. И хвала Богам. Камерату нужен сильный государь. Какие новости?
        - О главной новости вы, я думаю, уже наслышаны, - сказала я.
        - О свадьбе Селии и Ришема? - я кивнула. - Разумеется. Об этом объявили на следующий день после помолвки по всему городу. Разве что глухой не услышал. Признаться, я был взволнован этой новостью. Каково вам живется в соседстве с герцогом? Не пытался ли он к вам подобраться?
        Я отрицательно покачала головой и улыбнулась:
        - Нет, дядюшка, герцог держится от меня на расстоянии. К тому же он не живет во дворце. А если учесть, что я большую часть времени нахожусь в королевской части, то для него я остаюсь и вовсе недосягаемой.
        - Хорошо, - кивнул граф. - Но будьте настороже, Шанриз. Вам, как никому другому, известно, на что способен этот человек.
        - Не волнуйтесь, ваше сиятельство, - сказала я. - Герцог - последний человек, кому бы я доверилась. Я не простила его и не забыла, как он хотел поступить со мной.
        - Как ведет себя принцесса?
        - Давайте уж я расскажу вам обо всем по порядку.
        Дядюшка возражений не имел. А мне было, что ему рассказать, мы давно не виделись, и у меня накопилось немало событий и вопросов, ответы на которые хотелось получить. Теперь, не связанный обязательствами и опасениями потерять место, граф Доло стал более откровенным. Известных ему тайн его сиятельство не открыл бы даже супруге и собственным детям, но я - иное дело. И дело было не только в доверии, для меня все эти знания были жизненно необходимы. Они помогали выбрать верную линию поведения и уберечься от непоправимой ошибки, как это было летом на большой охоте, когда я чуть не погубила себя и весь род своей осведомленностью о выходке герцога Лаворейского, причастного к тайнам рода Стренхетт. И сегодня я тоже ждала откровений, давно обещанных, но пока так и не произнесенных вслух.
        Но пока их время не подошло, потому что мой рассказ продолжался. Дядюшка слушал меня, время от времени приподнимая брови. Иногда усмехался, иногда хмурился, но не перебил ни разу. И когда я дошла до изгнания графини Хорнет, только тогда его сиятельство уверенно произнес:
        - Герцогиня.
        - Верно, - кивнула я и перешла к ее светлости.
        Граф теперь и вовсе не отводил от меня взгляда. Он поджал губы, когда я дошла до разговора в тронном зале и нашего объяснения с бывшей покровительницей, после покачал головой, однако вновь промолчал - мое повествование продолжалось. Дальше я перешла на Дренга с его предостережением, а после и вовсе на короля.
        И вот тут мне было, о чем рассказать. Наши отношения с Его Величеством… они вроде бы и оставались прежними, но перемены были столь огромны, что я уже даже не могла дать им точного названия. Я оставалась служащей, гостьей, другом и… семьей. Да, наверное, так. Он сосредоточил всё свое внимание на мне. И не просто оказывал какие-то знаки, теперь это было нечто большее.
        К примеру, вчера ближе к вечеру государь ворвался в мой кабинет, смел на пол аккуратные стопки с письмами, с которыми я работала последний час, уселся на их место и заявил:
        - Я - король, не сметь меня отчитывать.
        - Но… - попыталась я все-таки возмутиться.
        - Держите, - монарх сунул мне в руки какой-то конверт и велел: - Читайте.
        Читать я начала не сразу. Сначала я в ошеломлении смотрела на Его Величество, приоткрыв рот, наконец, закрыла его и, передернув плечами, опустила взгляд на конверт. Он был от барона Хендиса. Сломав печать, я пробежалась глазами по строчкам. Это было… в общем, читайте сами:
        «Ваша милость, на сегодня ваша служба закончена. Я отпускаю вас в сопровождение Его королевского Величества. Того требует государственная необходимость.
        P.S. Умоляю, Шанриз, уведите его! Уведите подальше от меня и моей работы. После того, что он устроил в моем кабинете, я только собирать документы буду до самого утра. У меня не осталось ни сил, ни нервов. Заберите, да простят меня Боги, распоясавшегося хулигана и сделайте с ним всё, что пожелаете, но я не должен лицезреть его до тех пор, пока не закончу. Иначе мое душевное здоровье будет подорвано окончательно.
        С мольбой и негодованием, барон Хендис».
        - Ну? - вопросил «распоясавшийся хулиган» с деловитой физиономией.
        Глядя ему в глаза, я сложила послание, пока государь не сунул в него нос, спрятала в карман, а затем, так и не ответив, присела на корточки и начала собирать то, что монарх успел разбросать. Судя по всему, в кабинете своего секретаря он устроил нечто подобное, только в больших масштабах. Любопытно - почему? Если только его милость не пожелал меня отпустить, зная, сколько еще работы мне осталось…
        - Ваша милость, - сухо позвал меня король.
        - Если желаете ускорить дело, Ваше Величество, - отозвалась я, - то исправляйте то, что сотворили. Я не могу уйти и оставить в своем кабинете беспорядок.
        Монарх слез со стола и присел рядом со мной.
        - Вы меня раздражаете, - объявил он.
        - Вы меня тоже, - ответила я.
        - Могу и разгневаться, - доверительно сообщил Его Величество.
        - Сделайте милость, - я пожала плечами.
        - Скажите еще что-нибудь гадкое, и непременно разгневаюсь, - заверил меня государь.
        Подняв на него взгляд, я произнесла:
        - Только не забывайте, Ваше Величество, что это было вашим пожеланием, мне лишь остается покориться.
        - Вы удивительно послушны, когда дело касается гадостей. Но как речь заходит о том, чтобы сделать своему королю приятное, вашу покорность будто уносит ветром.
        - Значит, так угодно моему небесному покровителю, - ответила я и благочестиво возвела очи к потолку.
        - Бесить мое величество? - уточнил монарх.
        - Не богохульствуйте, государь, - укорила я его. - Боги бесить не могут, а вот вы их своими словами прогневаете в два счета.
        К этому моменту письма были собраны и уложены обратно на стол. Я уже намеревалась взяться за них и хоть немного упорядочить хаос, но меня выдернули со стула, словно морковку из грядки и выдворили из кабинета. А вскоре, переодевшись, я уже вышагивала под руку с государем. И, думаете, ради чего монарх устроил беспорядок в двух кабинетах и довел своего секретаря до нервного срыва? О-о, вы ни за что не догадаетесь! Мы отправились в предместье кататься с большой насыпной горки. Вот так-то.
        И это не все вольности и дурачества, которые теперь позволял себе со мной Его Величество. После оглашения помолвки принцессы и герцога Ришема, мои вечера оказались подчинены королевской воле. Мы играли в спил, вели беседы, слушали музыку, смотрели театральные постановки - и всё в его покоях, куда были приглашены мои добрые знакомцы и приближенные короля. Скажу сразу, я не заскучала ни разу, утомляло лишь то, что отныне я не принадлежала себе вовсе. Завтраки, обеды, ужины - все они были отданы монарху. Всё мое свободное время, и, как видите, занятое службой тоже.
        И вел себя Его Величество весьма вольно. Если мы сидели в обществе его приближенных, королю ничего не стоило вытянуться на диване, уместив голову на моих коленях, и в таком положении рассуждать о событиях в соседнем государстве. Поначалу меня это обескураживало и заставляло сильно смущаться, однако невозмутимый вид всех присутствующих и естественность, с какой государь творил свои непотребства, постепенно научили не обращать внимания. Я не прикасалась к нему, даже если вдруг хотелось поправить прядь волос, упавшую на глаз, но и дергаться перестала.
        Между нами было всё, если позволено так сказать, кроме объятий, поцелуев и того, чего желал король, но в чем упорно отказывала я. Ночи мы проводили каждый в своей постели, и кроме поцелуя руки, иного себе Его Величество не позволял.
        - Ох, сколько же всего вы мне рассказали, Шанриз, - дядюшка покачал головой. - И как же стремительно всё происходит.
        - И что вы обо всем этом скажете?
        - Разное, - ответил его сиятельство. Он закинул ногу на ногу и ненадолго замолчал, обдумывая, что сказать. - Не уверен, что стоило портить отношения с герцогиней столь решительно и резко. - Я открыла рот, но граф поднял руку, призывая к молчанию. Я покорилась: - Не спешите перебивать, Шанни, я только начал говорить. Я совершенно с вами солидарен и возмущен ее наглостью, однако, она и вправду опасный противник, способный на подлости. Но с другой стороны, на вашей стороне государь, хотя его поддержка будет существовать до той поры, пока не пойдет вразрез с честью его рода. Она уже ему жаловалась?
        - Думаю, да, - кивнула я. - При мне ничего подобного не происходило, но герцогиня явилась к нему на следующий день после оглашения. Их разговор происходил за закрытыми дверями, а вышла ее светлость пунцовой и злой. Не вижу иного повода к ее ярости, только попустительство мне со стороны короля. Меня она теперь не замечает. Признаться, я думала, что с присущей ей наглостью, герцогиня попытается сделать вид, что ничего ужасного не произошло, и предпримет новую попытку к сближению. Однако она снова запретила Гарду приближаться ко мне. Мы вновь начали вести с ним переписку. Это чрезвычайно меня утомило, а потому я попросила у государя иной должности барону. Он обещал подумать. Надеюсь, Фьер освободится от власти вздорной женщины и сможет вздохнуть полной грудью.
        - Для его милости это было бы прекрасным выходом, - согласился дядюшка. - Что до вас, дитя мое, будьте теперь внимательней к новым людям и новым знакомствам. За ними могут крыться происки ее светлости. Чтобы избавиться от вас, она попытается вас не просто скомпрометировать. Этого уже мало, раз уж государь сошелся с вами так близко. Ей нужно разыграть нечто более существенное, что поставит под угрозу само ваше существование во дворце. Что-то, что причинит государю настоящую боль и заставит поверить в ваше предательство. Она недурно изучила вас за то время, пока вы были с ней рядом. Значит, может появиться некто вроде Гарда, кто покажется вам приятным человеком и добрым другом, вашим сторонником. Он может быть, и скорее всего будет, не из свиты ее светлости, а лучше являться ярым противником. Насколько вы продвинулись в ваших идеях? У вас появились единомышленники?
        Я отрицательно покачала головой. Вот чего у меня не было, так это единомышленников. Друзья были, люди, относившиеся ко мне с симпатией, тоже, прихлебатели и лизоблюды имелись, полезные знакомства опять же, а тех, кто бы разделял мои взгляды и идеи - нет.
        - Быть может, пора признать, что ваши устремления обречены? - улыбнулся дядюшка, и я решительно ответила:
        - Как бы ни так! - Он рассмеялся, а я продолжила: - Чем больше я наблюдаю за теми, кто меня окружает, тем больше прихожу к выводу, что ставку стоит сделать на средний класс и на бедняков. Им нужны реформы и новые возможности. Дамы из высшего общества слишком изнежены достатком, потому их устраивает собственное положение. Графиням и баронессам не зачем садиться на университетскую скамью и открывать собственную практику. Им не нужна самостоятельность, только выгодное замужество. Для мещанки же самое выгодное место - это гувернантка, а для девушки из бедной семьи и вовсе - прислуга. Но если же им дать возможности проявить себя на ином поприще, к которому они имеют склонность, думаю, эти классы будут только рады. А когда в обществе устоится мнение, что женщины способны на большее, чем сидеть подле мужа и рожать ему детей, то к переменам потянутся и представительницы высшего класса.
        - Ваши выводы верны, Шанриз, я сам немало думал об этом и пришел к тому же… - Я округлила глаза, и граф вновь рассмеялся: - Да-да, дорогая, можете считать, что единомышленник у вас все-таки есть. Вы - яркий пример того, что женщина может составить конкуренцию мужчине. Наш род полагается именно на вас, Шанни. Однако есть и немало подводных камней. Вы остаетесь несвободной, как не прискорбно говорить об этом. Сейчас вам покровительствует сам король, и если вы утеряете его милость, то исчезнет и сама возможность вашего продвижения по службе, как и смена должности на ту, какую вам хочется иметь.
        - Государь посмеивается над моим желанием перейти в министерство образования, - проворчала я.
        - И это ожидаемо, - развел руками дядюшка. - Сейчас он дал вам должность, которая вынудила вас вернуться во дворец и быть с ним рядом. Помощник секретаря - это взятка и ничто иное. И пока он получает то, что ему хочется, перемен не будет. Однако и измором его взять нельзя, иначе это приведет к тому, что он может попросту разочароваться в вас. Скажите мне, Шанриз, что вы испытываете к государю? Только ли дружескую привязанность и благодарность за его помощь нашему роду?
        Я ответила не сразу. Поднявшись с кресла, я отошла к книжному шкафу и в задумчивости скользнула кончиком пальца по корешкам книг, не вчитываясь в их названия. Мне требовалось самой разобраться в тех чувствах, которые вызывал во мне король Камерата. И первым, о чем я вспомнила, было наше с ним знакомство. Тогда он заворожил меня ощущением силы, которое я с такой легкостью уловила. Да, государь произвел на меня впечатление…
        А потом я вспомнила резиденцию. Наши прогулки, наше сближение, его касания и поцелуи, особенно тот, который не оставлял меня равнодушной и сейчас - на берегу Братца, когда ноги мои ослабели, и мысли разлетелись, будто вспугнутые мотыльки. Тогда я увлеклась государем, даже больше. Это я могла сказать со всей точностью.
        А потом был наш разговор в конце лета и его категоричность, после которой всякое наше с ним общение прекратилось. Мне и вправду было больно, и я ждала, когда он захочет вернуть меня в свою жизнь. А когда перед поездкой на представление Амберли государь заговорил со мной, я ведь была сама не своя от радости! Но после случилось предательство герцогини, а затем и его письмо с описанием моего будущего. То письмо оскорбило меня и дало силы вырваться из пут отчаяния. Злость - тоже целитель…
        - Так что же, Шанни? - напомнил о себе его сиятельство. - Ваше молчание затягивается. Если бы вы были уверены в своих чувствах, то ответили бы сразу, и да, и нет. Но вы размышляете. Или же не хотите делиться сокровенным?
        - От вас, дядюшка, у меня нет секретов, - обернувшись, ответила я с улыбкой. - Вы правы, я пытаюсь осмыслить свои чувства. У меня нет однозначного ответа. Я могу в точности сказать, что мне приятно общество государя. Мне нравится смотреть на него и слушать его голос. Его касания меня волнуют, иначе бы не было смущения. Но…
        - Но?
        - Не знаю, - я покачала головой. - Я ревновала его, когда увидела в театре с графиней Хорнет, но можно ли на основании всего этого говорить о любви? Говорят, что любовь затмевает разум, однако мой разум всегда чист, и его голос звучит громче сердца.
        Граф поднялся со своего места, приблизился ко мне, и я, развернувшись, уткнулась лбом в грудь его сиятельства.
        - Мне страшно открыться, дядюшка, - пожаловалась я. - Страшно довериться ему. Наш государь не обременяет себя верностью, он непостоянен, и ему достаточно лет, чтобы верить в перемены в характере. Если я сделаю шаг навстречу, то, опасаюсь, однажды мне предстоит узнать, что такое настоящая боль. Он наиграется мною и выкинет, как надоевшую игрушку. - Я выдохнула и отстранилась: - Мне нужна уверенность в будущем, любовь ее не дает. Я по-прежнему склонна говорить о дружбе. Возможно, он сам привыкнет делиться со мной сокровенным, и тогда я останусь для него единственным человеком, которому он может открыться - а это уже связь. И связь более надежная, чем чувства.
        - Не могу с вами не согласиться, Шанни, - граф протянул руку и заправил мне за ухо выбившуюся прядку. После провел по щеке костяшкой согнутого пальца и коротко вздохнул: - Беда лишь в том, что вы играете с ним в одну и ту же игру, но итог видеться вам по-разному. Из того, что вы рассказали о переменах в ваших взаимоотношениях с Его Величеством, я делаю вывод, что он решил приручить вас. Вы сами дали ему ключ, когда высказались о том, что стало для вас важным. Думаю, однажды, когда такие вольные отношения станут для вас привычны, он начнет отстраняться и флиртовать с другими женщинами, чтобы ранить вас и вынудить на тот шаг, которого он ожидает. Вас дрессируют, дитя мое. - Я нахмурилась и отвела взгляд, но дядюшка, подцепив мой подбородок двумя пальцами, заставил снова посмотреть на него: - Не спешите оскорбляться и негодовать, Шанриз. Он уже проделывал с вами такое, вспомните. Тогда вы выдержали характер, и государь был рад использовать любой предлог, чтобы вновь сойтись с вами. К сожалению, предлог оказался печальным, но результатом стало его возвращение к вам. Это ваше оружие, дитя мое. - Я
ответила внимательным взглядом: - Вы сильны духом, упрямы и непреклонны - это ваше противоядие. То, что разум берет верх над чувствами - замечательно. Если бы было иначе, он бы уже мог пресытиться фантазеркой, а сейчас у вас есть возможность приручить его самого. Но это безумно тонкая грань, с которой легко сорваться. И если однажды вы все-таки окажетесь с ним на ложе… уж простите, дорогая, то вы никогда не должны принадлежать ему полностью. Он всегда должен вас добиваться, и тогда вы сможете получить то, чего так страстно желаете - его поддержку в ваших устремлениях. Но, быть может, вы и вправду сумеете превратить его любовь в дружбу, став его доверенным лицом. Однако прежде, чем вы перейдете к действию, стоит выстроить более четкий план, жизнеспособный и реалистичный. И сейчас я уже говорю не о ваших взаимоотношениях с государем, а о реформах. И вот в этом я вам помогу…
        - Вы всегда мне помогаете, дядюшка, - улыбнулась я.
        Он потрепал меня по щеке и указал на кресло. Вернувшись на прежнее место, я расправила складки платья и воззрилась на графа с ожиданием. Его сиятельство сел и улыбнулся:
        - Как же мне нравится этот ваш взгляд, - сказал он. - Всегда ценил в людях умение слушать. Вы умеете и слушать, и слышать, что важно. Однако вас продолжает подводить ваша порывистость, поспешность суждений и резкость. Стоит обуздать себя, дитя мое. И научиться гибкости тоже. Ваше правдолюбие похвально, но дворец - не то место, где стоит всегда высказываться прямо. Однако вернемся к реформам. Вы верно заметили, на высший класс ставку делать рано. Наше общество еще не скоро дозреет, а вот среди мещан и бедняков вы найдете отклик. И вот, что мне подумалось…
        Мы проговорили с его сиятельством почти до сумерек, даже обедали в его кабинете. И когда принесли свечи, я охнула. Дядюшка хмыкнул и закрыл тетрадь, где успел за время моего отсутствия записать свои мысли, которые мы с ним разбирали.
        - Вам пора, Шанни, - сказал граф с улыбкой. - Не хочу, чтобы ваши родители и вовсе прокляли меня. Элиен считает меня главным виновником вашего вольнодумства и нежелания выйти замуж. Если же из-за меня вы не успеете навестить ваших родных, то меня и вовсе проклянут. А к нашему делу мы еще вернемся. Да, еще, - я перевела взгляд с тетради на дядюшку: - Не забывайте, о чем мы с вами говорили. Оставьте всё прочее чтиво и начинайте изучать законы Камерата. Ознакомьтесь со всеми материалами, которые я вам советовал. Заложите необходимый фундамент для будущего, чтобы не оказаться цветком, вырванным из земли. Если сумеете переупрямить государя и заполучить нужную вам должность, вам придется сражаться с ретроградами. И лучше это делать самостоятельно, тогда вы добьетесь уважения и заставите с вами считаться. Вы должны иметь против них оружие.
        - Я всё поняла и запомнила, ваше сиятельство, - кивнула я и, поддавшись чувству, порывисто обняла его и поцеловала в щеку: - Я люблю вас, дядюшка.
        - И я вас, дитя мое, - с улыбкой ответил граф, погладив меня по щеке.
        А спустя полчаса я уже подъезжала к особняку Тенерис, отчаянно злясь на себя за то, что не задала тех важных вопросов, которые у меня имелись. Слишком заманчивой была тема, предложенная дядюшкой. Впрочем, я могла узнать то, что упустила сегодня, в свой следующий визит, да и магистр Элькос оставался особо приближенным к монарху, а потому знавшим ответов поболее графа Доло. Правда, маг не дядюшка, и если до сих не открыл мне своих знаний, значит, не считал это нужным. Выходит, мне нужно было заставить его это сделать, но так, чтобы не выдать главу своего рода, уже приоткрывавшего передо мной завесу тайны, однако не рассказавшего всех подробностей.
        Как бы легок и игрив сейчас не казался государь, но уже несколько раз повторенные предупреждения о его неистовом норове не могли остаться мной незамеченными. Да и о смерти «в родах» его второй супруги я помнила, как и намеки на нечто ужасное, произошедшее с одной из его фавориток. Подробности мне дядюшка так и не сказал, но отчего-то и не отговорил от связи с государем. Впрочем, он верил в меня и мое благоразумие, потому, возможно, и не дал иного предупреждения, кроме как быть осторожной. А может было еще что-то, раз уж его сиятельство все-таки позволил вступить в эту игру. Однако мне нужны были сведения, чтобы уже в точности знать, к чему быть готовой.
        За этими мыслями я выбралась из кареты. Тряхнув головой, я заставила себя расслабиться, растянула губы в улыбке, заведомо зная, что через минуту она станет искренней, и вошла в распахнувшиеся навстречу двери отчего дома.
        - Ваша милость, - я обернулась на призыв лакея. - Час назад прибыл государь.
        - Король здесь? - изумилась я.
        - Так точно, ваша милость, - поклонился лакей.
        - Что еще за новости? - проворчала я, отдала слуге шубку и шляпку, а после устремилась наверх, заведомо зная, где найду своих родных и Его Величество.
        Сказать, что меня насторожил его визит, ничего не сказать. До ужина во дворце оставались еще три часа, два с половиной из которых я собиралась провести с семьей, а после отправиться ко Двору, чтобы исполнить обещание. А потом мне в голову пришла другая мысль - он ведь сейчас спросит, где я была… То, что собираюсь вначале навестить графа Доло, я говорила, но задержалась у него дольше, чем хотела, и если сознаюсь, то оскорбятся мои родители, особенно матушка.
        - О, Хэлл, - прошептала я и шагнула в гостиную, где сейчас находились барон и баронесса Тенерис-Доло, баронесса Мадести-Доло, а главное, государь Камерата Ивер Второй Стренхетт.
        Меня, разумеется, ждали. Матушка порывисто поднялась со своего места, но, едва дернувшись, осталась стоять на месте, потому что здесь был король, и она не могла позволить себе делать то, что вздумается. Батюшка встал с дивана, на котором сидел вместе с супругой, улыбнулся мне, но, в отличие от родительницы, спокойно ждал, когда я подойду. Сестрицы в гостиной не оказалось, должно быть, вышла по какой-то надобности.
        - Доброго вечера, Ваше Величество, - сказала я, присев в глубоком реверансе. А распрямившись, перевела взгляд, с короля, пристально наблюдавшего за мной, на родителей: - Доброго вечера, батюшка. Доброго вечера, матушка.
        - И вправду вечер, - произнес государь, посмотрев на напольные часы с фальшивым изумлением.
        Не спеша отвечать, я приблизилась к родителям, обняла их по очереди, получила два поцелуя в лоб, и лишь после этого вновь поглядела на монарха.
        - Государь, - улыбнулась я, - неожиданная и приятная встреча.
        - И вправду приятная? - спросил он, изломив бровь.
        - Боги мне свидетели, - ответила я, чуть склонив голову.
        - А чему они еще свидетели? - прищурившись, спросил король.
        - Ничему дурному, это уж точно, - заверила я. - Позволено ли мне поговорить с моими родителями, государь?
        - Да, разумеется, - легко отмахнулся монарх, но я ощутила его напряжение.
        В это мгновение дверь открылась, и в гостиную вошла Амберли с папкой в руках. Она ходила за своими рисунками. Увидев меня, сестрица на миг застыла, глаза ее чуть расширились, и на губах заиграла радостная улыбка. Однако короткий взгляд мне за спину, и послушная этикету, баронесса Мадести приветствовала родственницу со светской вежливостью, не позволив себе настоящих чувств. Я коротко вздохнула, сама приблизилась к ней и, обняв за плечи, поцеловала в щеку.
        - Здравствуй, сестрица, - сказала я с улыбкой.
        - Доброго вечера, ваша милость, - чопорно приветствовала меня она, а затем все-таки шепнула: - Я соскучилась, Шанни.
        - Ваша милость, - напомнил о себе государь, и на призыв обернулись все милости, находившиеся в гостиной… в общем, мы все четверо. Король протянул руку с улыбкой: - Я жду.
        - Да, Ваше Величество, - Амбер присела в реверансе, после обошла меня и направилась к монарху.
        Он закинул ногу на ногу, принял папку и, открыв ее, произнес:
        - Время идет, баронесса, не тратьте его остатки впустую.
        Это уже точно относилось ко мне. Тихо фыркнув, я подошла к родителям, взяла их за руки и, устроившись на диване, усадила их по обе сторону от себя. Вот тут матушку дала себе волю, пусть и не так открыто, как обычно. Стиснув мою руку двумя ладонями, ее милость негромко произнесла:
        - Где же вы пропадали, дитя? Вы ведь знаете, как мы скучаем по вас, как ждем ваших редких визитов. Неужто вам вовсе не жаль ваших бедных родителей?
        - Я люблю вас, матушка, - улыбнулась я ей. - И скучаю по вас не меньше, поверьте.
        - Тогда отчего вы отправились из дворца не в отчий дом, а неизвестно куда?
        - Отчего же неизвестно? - заговорил батюшка. - Я полагаю, что Шанни навестила прежде его сиятельство. И это верно, Элиен, - строго добавил он, а затем вновь обратился ко мне: - Но отчего так задержались?
        Я бросила взгляд на короля. Он внимательно рассматривал рисунок, который держал в руках и что-то негромко говорил Амбер. Сестрица, румяная от смущения, а может и от удовольствия, стояла, потупив взор. Едва слышно хмыкнув, я перевела взгляд на барона и улыбнулась ему:
        - Нам было о чем поговорить, батюшка.
        - А с родителя, стало быть, вовсе не о чем? - с нескрываемой обидой спросила матушка.
        Я вновь бросила взгляд на короля, теперь сердитый. Если бы не его визит, я могла сослаться на занятость, сказал бы о том, что меня сильно задержали, но монарх испортил всякие отговорки своим появлением.
        - Нет, матушка, вы неправы, - ответила я. - И я буду с вами столько, сколько пожелаете. Думаю, государь мне позволит задержаться.
        Сказав это, я в третий раз посмотрела на короля, но он или не слышал моего ответа, или попросту делал вид, что поглощен рисунками сестрицы и совсем не слушает, о чем я говорю с родителями. В любом случае, я была на него сердита, а потому решила не оставлять ему шанса на игры. Извинившись перед матушкой с батюшкой, я ненадолго покинула их.
        - Ваше Величество, - позвала я. - Позволено ли мне будет к вам обратиться с просьбой?
        - Обращайтесь, - кивнул он.
        - Позволено ли мне будет задержаться дома дольше одобренного времени? Я соскучилась по родным и хотела бы побыть с ними подольше.
        - Что же вам мешало быть с ними раньше? - спросил государь, наконец, скользнув по мне взглядом. - Весьма милый пейзаж, и как хорошо легли мазки, - это уже относилось к Амберли. - Весьма недурно…
        - Благодарю, Ваше Величество, - пролепетала она. - Мой жених - граф Гендрик, помог мне увидеть все мои прежние ошибки. Эта работа, хоть и моей кисти, но заслуга его сиятельства.
        - Да, его сиятельство обладает несомненным талантом, - кивнул государь и соизволил вернуть свое внимание мне: - Что вы молчите, баронесса? Вам нечего ответить?
        - Отчего же, государь? - я пожала плечами. - Если бы вы позволяли мне чаще выбираться из дворца, тогда бы я могла уделять своим родственникам внимание в равных долях и не задерживаться у одних, вынужденно жертвуя другими. И раз уж вы здесь, то я прошу дать мне больше времени сегодня.
        За спиной тихо охнула матушка, сестрица воззрилась на меня в священном испуге, а я смотрела на короля и только на него, ожидая ответа. Его Величество коротко вздохнул.
        - Что ж, значит, задержимся, - сказал он. - Мне думается, что в вашем доме кормят не хуже, чем во дворце.
        - О, государь, - отозвалась матушка: - Это великая честь…
        - Пустое, - отмахнулся король и вернулся к рисункам, не забыв бросить: - Не задерживаю.
        Присев в очередном реверансе, я вернулась к родителям и улыбнулась:
        - Как видите, моя дорогая, я не спешу покинуть вас, а потому не стоит на меня обижаться.
        - Еще бы спешили увидеть, - проворчала матушка.
        - Совершенно с вами согласен, ваша милость, - отозвался король, вновь перелистывая рисунки Амберли.
        Разговор вышел вялым, присутствие короля сковывало родителей. Они не могли сказать того, чего хотели бы, особенно старшая баронесса Тенерис, и спросить тоже могли не о многом. И если батюшка еще поинтересовался, как я справляюсь с работой, то матушка только едва заметно покривилась, когда отец коснулся моей службы.
        - Не жалеете ли, что предпочли кабинет свободе и развлечениям? - спросил барон Тенерис, желая продолжить, несмотря на фырканье своей супруги.
        - Нисколько, - улыбнулась я. - Служить Камерату и его государю - это честь, батюшка.
        - Несомненно, - важно кивнул его милость.
        - Однако это честь для мужчины, - все-таки не сдержалась матушка, впрочем, произнесла она это, понизив голос. Однако следующая фраза прозвучала уже громче: - У нас продолжают просить вашей руки, дитя мое…
        - Вот как?
        Я и родители перевели взор на короля. Он передал папку обратно Амбер и посмотрел нашу сторону.
        - И кто же желает породниться с вами, ваша милость? - полюбопытствовал государь. Он вынул из нагрудного кармана брегет, бросил взгляд на время, а после, приняв вальяжную позу, вопросительно изломил бровь.
        За время нашего соседства и участившихся встреч, я начала понимать некоторые повадки монарха. И сейчас, глядя на то, как он покручивает в пальцах брегет, мне подумалось о раздражении. Слова моей матушки ему не понравились.
        - Ваше Величество, - опередила я родительницу, готовую ответить, - я не собираюсь замуж, пока остаюсь на службе вам, а потому в имени тех, кто сватается, нет никакой надобности. Они всего лишь ищут выгодной женитьбы и не более. Мой ответ заведомо отрицательный.
        - Да как такое возможно?! - возмутилась старшая баронесса Тенерис. - Государь, прошу нижайше меня простить, однако не могу не пожаловаться на слухи, которые идут о нашей дочери. Весь свет шепчется о том, что ее милость нарушает все мыслимые законы, путешествуя по городу без сопровождения родственников. Она ведь девица! - матушка нервно потерла руки: - И это очень хорошо, что к нашей дочери еще сватаются. Мне даже страшно подумать, что будет после, когда Шанриз прослывет вздорной чудачкой и, не дайте Боги, легкомысленной девицей.
        Государь вновь откинул крышку брегета, после резко щелкнул ею и убрал часы в карман. После поднялся с кресла. Родители и я последовали его примеру. Монарх одернул полы сюртука и… улыбнулся:
        - Я услышал вас, ваша милость. Не могу сказать, что рад узнать, что службу мне вы считаете вздорным чудачеством и легкомыслием, - матушка охнула и прикрыла рот кончиками пальцев, ужаснувшись тому, как была понята. Король, не обратив внимания на испуг баронессы, продолжил: - Однако причины ваших переживаний мне понятны. С этого дня ваша дочь не покинет дворца в одиночестве. Я буду сам сопровождать ее. Имеете возражения?
        - Но… - пролепетала матушка, - этикет…
        - Разве мои подданные - не мои дети? - в голосе Его Величества проскользнула прохладца.
        - Мы - ваши верные слуги и дети, государь, - с поклоном ответил отец.
        - Рад слышать разумные слова, ваша милость, - чуть склонил голову государь. После поглядел на меня и велел: - Собирайтесь, ваша милость. Я передумал, мы уезжаем.
        - Ваше Величество! - матушка, заломив руки, шагнула к нему: - Я не желала оскорбить вас!
        - Вы не оскорбили, баронесса, - с холодной вежливостью ответил король. - Шанриз, - бросил он, не глядя на меня, и прошествовал мимо.
        Признаться, я ощутила прилив негодования. И его нежданное появление, и перемена решения… А этот последний призыв? Будто я и не человек вовсе, а его питомец! Быть может, я и вправду уже привыкла к некоторым вольностям в нашем общении, и потому мое имя, брошенное на ходу, показалось мне вызывающей и неприятной выходкой, однако это покоробило и вызвало жгучий протест. Мне захотелось сжать руки родителей и усадить их на прежние места, объявив, что я остаюсь, но здравый смысл перевесил.
        - В следующий раз я приеду к вам надолго, - заверила я матушку с батюшкой.
        Прощание вышло стремительным и неловким. Пожав руку родительнице, я шепнула, что всё хорошо, и поспешила за королем, уже спускавшимся вниз. Он обернулся на звук моих шагов, протянул руку, и когда я коснулась его ладони, пальцы монарха сжались, поймав меня в крепкий капкан. Спускались мы в молчании, одевались тоже. И лишь в моей карете, кстати сказать, подаренной государем с неделю назад, я заговорила:
        - Прошу простить мою матушку, Ваше Величество, ее милость всего лишь переживает о своем дитя, как и любая любящая родительница…
        - Чем вы занимались? - прервал меня король.
        Я опешила, не сразу сообразив, о чем он спрашивает, потому что мне казалось, что всё было уже сказано в разговоре с моими родителями, который он не могу не слышать.
        - Я говорю тихо или нечетко? - с нескрываемым раздражением спросил меня монарх повторно. - Или вам непонятен смысл моего вопроса? Тогда растолкую - чем вы были заняты всё это время? Где вас носило, ваша милость?
        - Нет, государь, вы говорите громко и четко, - ответила я ровно. - Я задержалась у дядюшки. Вам достаточно спросить у вашего соглядатая - моего телохранителя, и он во всех подробностях вам расскажет, где я была и сколько времени там находилась.
        Монарх усмехнулся и, откинувшись на спинку сиденья, уточнил:
        - Он всё время был с вами рядом?
        - Разумеется, нет, - сухо ответила я. - С близкими мне людьми я хочу разговаривать без оглядки за спину и не взвешивать каждое слово. Как и в доме моих родителей, он отправляется к прислуге и появляется, когда я готова ехать дальше.
        - То есть не видит, с кем вы говорите и что делаете.
        Я выдохнула. Происходивший разговор был непонятен, неприятен и возмутителен до крайней степени.
        - Что вы желаете этим сказать, Ваше Величество? - стараясь удержать спокойный тон, спросила я.
        - Я хочу сказать, что вы можете встречаться в доме своего дядюшки с кем угодно.
        - Что? - спросила я в ошеломлении. - Что вы сейчас пытаетесь сказать, государь? Что его сиятельство прикрывает мои… простите, шашни? Что я позволяю себе вольности в доме главы моего рода? Что я легкомысленна и лжива?! - последнюю фразу я выкрикнула, уже не в силах сдерживать своего негодование.
        - Граф Доло, как вы верно заметили, глава вашего рода, а не отец, - с раздражением отчеканил король. - Однако ему вы уделили почти всё свое время, родным же вам людям оставили крошки. И мне кажется это подозрительным.
        - Мы и во дворце всегда подолгу разговаривали, когда имели такую возможность, - отмахнулась я. - Его сиятельство - мудрый человек, я отношусь к нему с глубочайшим уважением и прихожу за советом и наставлением. Ему лучше, чем мне знакомы нравы Двора, люди и сама придворная жизнь. Дядюшка не раз уберегал меня от ошибок и помогал разобраться в чужих интригах. И к тому же…
        - Что?
        - Его сиятельство не твердит мне о замужестве, не требует образумиться и не заламывает руки, печалясь о моем падении в глазах общества, - едко продолжила я. - Что же удивительного в том, что я стремлюсь провести время там, где меня не терзают чтением нравоучений? Я люблю моих родителей, но порой выслушивать причитания матушки просто невыносимо. Она радеет о моем благополучии и не желает понимать, что я вижу свое благополучие в свободе от всяческих уз и в служении Камерату. Дядюшке же мои устремления ближе и понятней, несмотря на то, что ему первому положено увещевать меня. Потому для долгих бесед я выберу главу рода, а матушку же с батюшкой навещу так, чтобы успеть обнять их, услышать об их добром здравии и уехать с сожалением, что не успела ими насытиться. И если бы вы не появились, то мне удалось бы сослаться на занятость, чтобы не обидеть близких мне людей, а теперь я и вовсе не смогла с ними поговорить даже те два часа, что мне оставались до возвращения.
        Король слушал меня, не прерывая. И пусть я толком не видела в сумраке его лица, но взгляд чувствовала отчетливо. Он был тяжелым, и это только распаляло еще больше.
        - Стало быть, вам пришлось не по нраву мое появление? - любезно уточнил государь, но… не напугал.
        Сейчас я была слишком возмущена, чтобы опасаться и выбирать слова. Однако я сдержалась. Вместо ответа я дернула шнурок колокольчика, и карета остановилась.
        - Что вы творите? - сухо вопросил государь.
        В это мгновение кучер, успевший слезть с козел, открыл дверцу кареты, и я вышла наружу. Холодный воздух остудил горящую кожу, позволив взять себя в руки. От кареты я не ушла, стояла рядом, подняв лицо к небу, и смотрела на звезды, сегодня не скрытые облаками. Постепенно кровь моя начала замедлять бег, и сердце застучало ровно.
        - Я хочу пройтись, - сказала я, не глядя на короля, теперь стоявшего рядом.
        - Хорошо, - ответил он, но нотки раздражения в его голосе всё еще присутствовали.
        Его Величество подставил локоть, и я не стала сопротивляться. Оба гвардейца, сопровождавшие нас: мой и государев - спрыгнули с запяток кареты. Они пристроились позади, не мешая и не привлекая внимания.
        - Поезжай во дворец, - обернувшись, велела я кучеру.
        - Как угодно, ваша милость, - ответил он с поклоном.
        После забрался на козлы, и вскоре карета обогнала нас с королем. А мы брели по улице, освещенной фонарями, не спеша нарушить вновь воцарившееся молчание. Пока я была у родителей, пошел снег. Пухлые снежинки постепенно устилали тротуары и мостовые, накрывали фонари пушистыми шапочками и без плечи людей, оказавшихся среди этого медленного и плавного кружения белых холодных «мотыльков». Я подставила руку, поймала одну из снежинок в раскрытую ладонь и сдула ее под непроницаемым взглядом государя. Наконец он не выдержал:
        - Вы не ответили на мой вопрос. Вам неприятно мое общество?
        - Приятно, Ваше Величество, - сказала я. - И все-таки этот день был посвящен моим родным, и мне казалось, что я имею право на встречи с ними без надзора. Однако вы, будто охотник, идете по моему следу и пытаетесь поймать в капкан вздорных и пустых обвинений, а я даже не понимаю, чем провинилась перед вами. Отчего вы решили уличить меня в несуществующих грехах?
        - Дерзите, - усмехнулся монарх. - Снова дерзите и не думаете, что перед вами ваш король.
        - Ни на минуту не забывала, кто передо мной, Ваше Величество, - заверила я его. - Но вы оскорбили меня незаслуженно и без оснований, мне неприятно.
        - А мне было неприятно не увидеть вас там, где вы должны были находиться, - сказал он уже совсем спокойно. - И я не выслеживал вас, лишь хотел развлечь, но обнаружил то, что обнаружил, и мне это не понравилось.
        Я обернулась к нему. Развлечь? Вряд ли государь желал меня развлечь, придя в особняк Тенерис. Он умный человек и понимает, насколько сковывает его общество людей, далеких от Двора. Впрочем, сковывало оно и придворных, только его приближенные ощущали себя свободно рядом с монархом. И значит, развлечение ожидало нас вне дома моих родителей. То есть король хотел попросту забрать меня для какой-то забавы, выдуманной с одной лишь целью вернуть себе мое внимание… Или тут кроется что-то еще?
        - Могу я узнать, чем вызваны ваши подозрения? - спросила я вместо ответа на слова государя.
        Мы прошли еще несколько шагов, но вдруг король остановился и развернулся ко мне лицом. Теперь его взгляд стал пристальным и пытливым.
        - Ришем ушел вскоре после того, как вы отбыли из дворца, - произнес государь, наблюдая за мной.
        Я ответила взглядом, полным недоумения. Однако монарх опять замолчал, и я задала вопрос:
        - К чему был упомянут его светлость, государь?
        И вновь ответом мне была тишина. Нахмурившись, я вспомнила о Дренге и его предупреждении, даже решила на миг, что он все-таки рассказал королю о той паре фраз, которыми мы обменялись с герцогом на оглашении помолвки, но быстро эту мысль откинула. Не для того граф старался вернуть меня ко Двору, чтобы начать плести интриги за моей спиной, притворяясь другом. Зато…
        - Новый слух, государь? - полюбопытствовала я. - Ожидаемо. Даже представляю, кто его пустил. Не представляю лишь одного, как вы могли поверить сплетням. Или же вы вовсе мне не доверяете? - едва отведя взгляд, он посмотрел на меня, и я продолжила: - И какого же вы хорошего обо мне мнения, если думаете, что я подпущу к себе человека, желавшего опоить меня, обесчестить и погубить.
        - Он был влюблен в вас…
        - О, - я всплеснула руками: - Как же я могла не проникнуться силой любви подлеца?! Его страсть слепит грязью, поглядите, государь, мои глаза заляпаны!
        - Шанриз…
        - Однако даже через этот слой я вижу всю унизительность того, что вы верите лгунам, - я выдохнула, но продолжила по-прежнему едко: - Стало быть, вы появились у моих родителей, гонимый жаждой увериться в правоте слухов?
        - Я не поверил! - воскликнул король, и я криво усмехнулась: - Я пришел, чтобы забрать вас и развлечь…
        - Правда? - с иронией уточнила я.
        - Да! - рявкнул монарх. - Однако когда не нашел вас, мне вспомнилось, о чем мне доносили…
        - Вы дали мне день отдыха…
        - Отпущенное вам время было достаточным…
        - Но вы его решили сократить…
        - Я хотел вас видеть!
        - Чтобы убедиться в моей виновности?
        - Чтобы убедиться в обратном, - отчеканил король и отвернулся, а я вновь усмехнулась. Значит, все-таки проверял.
        - Вы удовлетворены, Ваше Величество? Вы получили неоспоримое подтверждение моего вероломства? Ваш доносчик ведь достоин доверия больше, чем я, не так ли? - спросила я с холодной учтивостью. - И что теперь? Я буду заперта во дворце или же изгнана?
        Его Величество стремительно развернулся. Мы встретились взглядами и с минуту буравили друг друга, испытывая на прочность и упрямство.
        - Проклятье, - тихо выругался король. - Я доверяю вам, Шанриз, но не чувствую уверенности. Вы не подпускаете меня, держите на расстоянии, однако с другими…
        - Государь, молю, остановитесь! - воскликнула я, уже понимая, что он повторит уже сказанное однажды про мое отношение к Дренгу, Элькосу и Гарду. - Я знаю, что вы сейчас скажете, но это ведь всё неверно. Я чувствую себя вольно с теми, в ком не вижу мужчины… в ком не чувствую опасности увлечься… Боги, - я сердито притопнула ногой. - Поймите же, что я хочу сказать, государь, прошу вас.
        Король шагнул ко мне и заглянул в глаза.
        - А во мне, стало быть, видите? - спросил он.
        - Я ведь говорила вам это, - с упреком ответила я. - Я была и остаюсь искренней с вами, государь. Что до других мужчин, то я не позволяла и не позволю за мной ухаживать, не приму знаков внимания и подношений. Меня могут сколько угодно называть легкомысленной за то, что я служу помощником вашего секретаря и передвигаюсь по городу без сопровождения родственников, но истинное легкомыслие мне не свойственно. Вы это сами отмечали. Я не мечтательница и не кокетка.
        - Это верно, - не стал спорить монарх. - Вы не похожи на остальных женщин. И вы и вправду искренны в проявлении своих чувств. Меня завораживает ваше умение наслаждаться забавами с умиляющим непосредственностью и детским восторгом, и то, как вы снова превращаетесь во взрослую серьезную женщину, как только время развлечений заканчивается. Не могу не отметить, что мне бы хотелось видеть вас игривой много чаще, однако разумность и усердие мне приносят не меньше радости. И мысль, что всё это вы подарите кому-то другому, сводит меня с ума. - Я открыла рот, собираясь возразить, однако государь поднял руку, и мне пришлось промолчать: - Не хочу сомневаться, Шанни, не хочу бояться соперника, даже если он живет только в моем воображении, и потому я исполню слово, данное вашей матери. К тому же она права, стоит соблюдать приличия. Теперь я буду сопровождать вас.
        Это был удар! Признаться, я надеялась, что слова его были произнесены в запале, и я смогу с легкостью отговорить короля исполнять свое обещание. Мне вдруг с ужасом подумалось, что теперь всяческие доверительные разговоры с дядюшкой станут невозможны. Как нам обсуждать происходящее со мной, если рядом будет король? И как говорить о том, что меня так сильно волнует - о моих устремлениях?
        Да что там! Я теперь задохнусь от королевской опеки! И пусть его общество было мне приятно, но даже от него хотелось отдохнуть, до того монарха вдруг стало много. Наши встречи перестанут приносить радость, и что тогда? Да это всё попросту может стать невыносимым! И все-таки я заставила себя умерить возмущение и попыталась достучаться до короля:
        - Мои близкие далеки от Двора, государь, для них вы остаетесь их господином, а потому они не могут позволить себе оставаться собой, опасаясь нарушить этикет и оскорбить вас. Моя матушка почитает вас и вашу власть, но вызвала негодование своим высказыванием. Теперь она переживает. И так будет каждый раз, когда вы окажетесь рядом со мной. Быть может, - осторожно продолжила я, - пусть лучше дядюшка встречает меня и сопровождает в поездках по городу? Он радеет за честь и благоденствие рода, а потому не допустит ситуаций, которые могут бросить тень на меня и всех Доло. К тому же, если у вас будут важные дела, то мне придется отменять поездку, тогда я и вовсе ни с кем из близких мне людей не увижусь. Так разве же я нашла не лучшее решение спорного вопроса? Пожалуйста, государь, - я взяла его за руку и, заглянув в глаза, улыбнулась.
        Чуть помедлив, монарх ответил:
        - Хорошо, когда я буду занят, пусть его сиятельство вас сопровождает. В остальное время рядом с вами буду я.
        - Как угодно Вашему Величеству, - склонила я голову и решила не сдаваться.
        В конце концов, как он сам сказал, ссориться и мириться мы умеем превосходно, а за свою свободу я была готова бороться даже с самим королем.
        Глава 14
        - Это невыносимо… Ваша милость! Если вы сию же минуту не выйдете, я войду сам и тогда… - Дверь распахнулась, и на пороге появился разгневанный монарх, щедро рассыпая молнии глазами. Вошел и остановился. Он даже приоткрыл рот, рассматривая представшую ему картину, после медленно выдохнул и позвал очень проникновенно: - Ша-анри-из. Душа моя, что вы делаете?
        - А? - я обернулась, мазнула взглядом по государю, нахмурилась, пытаясь понять, что ему от меня надо, а затем устремила взор на свои записи. Мысль, только что ясная и четкая, растворилась под напором вторжения венценосной особы, и я сердито нахмурилась, пытаясь ухватить беглянку за ее невесомый хвост.
        - Шанриз! - рявкнул король и стремительно приблизился к туалетному столику в моей спальне, за который я присела на пару минут… не помню уже когда. Выхватив из-под моей руки почти полностью исписанный лист, Его Величество пробежал взглядом аккуратные ровные строчки и воззрился на меня со смесью возмущения, недоумения и явной жаждой убийства. - Это что? - вопросил он, еще борясь с раздражением.
        - Тезисы и вопросы, - честно ответила я.
        Монарх втянул носом воздух, медленно выдохнул и, скользнув взглядом по листу, напомнил:
        - Мы собирались ехать в театр.
        - Разумеется, - кивнула я.
        - Это вы пожелали ехать в театр…
        - Я помню, государь.
        - Я пытался сопротивляться, но вы хлопнули папкой по столу у меня перед носом и объявили о невыносимости однообразия, чем взбесили меня до крайности. Однако я признал справедливость вашей жалобы и согласился. И что же?
        - Что? - спросила я с любопытством.
        - А то, ваша наглость, что вы заставили меня ждать, - надменно ответствовал Его Величество. - Однако когда вы в благодарность за мое согласие кинулись мне на шею, я подумал, что исполнил одно из ваших заветных желаний, был этому рад и даже начал предвкушать посещение театра в вашем обществе. И что же?! Я шел к вашим покоям в приподнятом настроении, после сидел и со снисходительной иронией думал, что вы все-таки женщина, и как все женщины обожаете вертеться перед зеркалом. Потом я понял, что ожидание затягивается, и это начало раздражать, однако я всё еще верил в вашу женскую сущность и желание мне понравиться. И вот пока я изнывал в ожидании, вы в это время… - Взор короля снова разгорелся и он гаркнул: - Вы писали тезисы?!
        - Почему нет? - я пожала плечами. Потом вернула себе лист бумаги, аккуратно его сложила и убрала в сумочку, стоявшую на туалетном столике. - Я уже давно готова к выезду, но вы еще не появились, и потому, чтобы не терять время впустую, мне подумалось, что недурно бы записать свои мысли, которые я хотела обсудить с вами.
        - Театр! - воскликнул государь. - Какие вопросы, когда мы едем на представление?!
        - А дорога до театра и обратно? А антракт? О, - взмахнула я рукой, - это уйма времени.
        Он протянул ко мне руки со скрюченными пальцами, издал нечто похожее на рычание, после выдохнул:
        - А! - и, наконец, подставив локоть, выдавил сварливое: - Прошу.
        - Благодарю, - мило улыбнулась я и воспользовалась предложенной рукой.
        Вскоре мы покинули королевскую часть дворца. Я пребывала в приподнятом расположении духа. Поездке в театр я была рада по двум причинам. Во-первых, мне и вправду приелось однообразие королевских покоев и времяпровождения. Во-вторых, в театр мне действительно хотелось. Да и освежить круг лиц, которые я видела ежедневно, тоже было недурно.
        Дворцовая жизнь сейчас текла вяло, практически без увеселений. Нет, конечно, были салоны, куда стекались придворные на поэтические и музыкальные вечера. Была игральная гостиная, но кто бы меня туда отпустил? Впрочем, я солгу, если начну утверждать, что существование в ближнем кругу государя было унылым и безрадостным. Здесь был и болтун Дренг, и камердинер монарха - граф Морсом, обладавший отличным чувством юмора. И если Олив мог забыться и вогнать своими шутками в краску, то королевский камердинер острил в меру и изыскано. Еще имелся королевский виночерпий - барон Скальд. Его милость знал такое множество историй, что они едва удерживались в нем и высыпались едва ли не на каждом шагу. А парочка приятелей - пажей: барон Хофлиг и барон Арнесс - являлись магнитом неожиданных приключений, рассказами о которых немало веселили собравшуюся публику. Тут стоит вспомнить облаву, устроенную на меня государем на летнем маскараде, так вот все эти господа принимали в ней живейшее участие и теперь время от времени вспоминали, добродушно подшучивая над моей неуловимостью.
        Присутствовал на вечерах у государя и магистр Элькос. Он вызывал у меня чувство некоего уюта, оставаясь самым близким и хорошо знакомым человеком. Он был словно еще один дядюшка, только троюродный, который приглядывал за тем, чтобы никто меня не обидел и не нарушил приличий. Впрочем, при государе этого никто и не осмелился бы сделать. Однако незримая, но ощутимая защита мага была приятна.
        И единственным, кого Элькос увещевать не смел, оставался сам монарх. И когда Его Величество позволял себе уместить голову на моих коленях, или же, сидя на подлокотнике кресла, на котором устроилась я, вольно обнимал меня за плечи, играл прядью моих волос или попросту целовал руку, маг едва заметно кривился, но вслух ничего не говорил. А спустя некоторое время и он, кажется, привык к выходкам короля, как и я сама.
        И вот в этом окружении я сейчас находилась ежедневно. Признаться, даже начала ощущать нехватку женского общества. Все-таки наличие женщин внесло бы некоторое разнообразие и разрядило чрезмерную насыщенность мужского внимания, ненавязчивого, но все-таки ощутимого. Отдыхала я от своего постоянного общества только в минуты, когда мы с государем отправлялись прокатиться на санях, на коньках или же на горку. Ну и, разумеется, во время исполнения своих служебных обязанностей. Приближенные монарха, конечно, могли оказаться рядом во время увеселительных прогулок, но находили кому уделить свое внимание, и тогда мне оставался только король. А Его Величество стал для меня уже и вовсе близким человеком, с которым я могла оставаться собой, даже когда он ворчал или расточал громы и молнии.
        Было только жаль, что государь не спешил решить вопрос с новой должностью для Фьера Гарда и не открывал перед ним двери своих покоев даже ради меня. Обществу его милости я была бы несказанно рада. Впрочем, возможно, именно поэтому барон оставался мажордомом герцогини Аританской и был для меня всё еще недосягаем. Однако оставался Олив Дренг, и он время от времени приносил мне известия от моего друга, если нам не удавалось с ним обменяться посланиями.
        Кстати, о Дренге. Сей достойный господин обнаружился неподалеку от выхода из дворца. Был он, как и государь, одет во фрак, хорошо приметный в распахнутой шубе, из чего я сделала вывод, что его сиятельство тоже намеревается посетить театр. Оставался лишь вопрос - едет он с нами или же с кем-то другим, а может и вовсе в одиночестве?
        - Ваше Величество, - учтиво произнес великосветский оболтус, склонив голову перед королем. - Ваша милость, вы прелестны, как, впрочем, и всегда.
        - Доброго вечера, - улыбнулась я графу, пользуясь тем, что монарх остановился.
        - Как любопытно, - вдруг хмыкнул Олив. - Государь мрачнее тучи, хоть и говорил еще пару часов назад об этой поездке с воодушевлением, а баронесса Тенерис сияет, будто весеннее солнышко. Признавайтесь, ваша милость, что вы опять сотворили?
        - Еще бы ее милости не сиять, - сварливо ответил вместо меня государь. - Она успела столько всего сделать перед выездом, что просто не может не ощущать удовлетворения от своих стараний. Зато я был вынужден торчать под ее дверью, томясь ожиданием, - в окончании наябедничал на меня монарх.
        - Так ведь ее милость - дама, - справедливо заметила Дренг. - Как известно, женщины прихорашиваются…
        - Женщины прихорашиваются, - прервал его король и продолжил, добавив в голос яда: - Если они не баронесса Тенерис. Я по своей наивности тоже думал, что ее милость десятую пару сережек меняет, что перекалывает шпильки или вертится перед зеркалом, не в силах оторваться от собственного созерцания. Как бы ни так! Дренг, ты вообразить не можешь, чем она занималась, пока я упивался видением трепетной лани перед выходом в свет.
        - Быть может, почувствовала недомогание и задремала, выпив снадобье? - предположил граф.
        - Тезисы, Дренг! Она писала тезисы! - воскликнул государь, и я независимо повела плечами. - Ее милость решила свести меня с ума окончательно, а я никак не могу помешать ей в этом.
        - Как вам не совестно, ваша милость?! - вопросил меня Дренг с фальшивым возмущением.
        - У кого ты ищешь совести? - едко спросил в ответ монарх. - В Шанриз есть всё: ясный ум, красота, поразительные дерзость и наглость, а вот совесть унес ее Покровитель, если она вообще была дана баронессе от рождения, в чем я, признаться, уже давно сомневаюсь.
        Я коротко вздохнула и демонстративно поглядела не дверь. Мой маневр не ускользнул от короля, он изломил бровь и учтиво осведомился:
        - Полагаете, мы опаздываем, ваша милость?
        - Вы невероятно прозорливы, государь, - ответила я со всем моим верноподданническим почтением.
        - А записать вам более ничего не надо? - осведомился он.
        - Вы сбили меня с мысли, Ваше Величество, потому придется довольствоваться тем, что я уже написала…
        - Целый лист, Дренг! Она исписала целый лист мелким почерком! Кстати, - вдруг совершенно спокойным тоном продолжил король, - ты, как я вижу, собрался в театр, не так ли? Один или сопровождаешь кого-то?
        - Графиня Инкель грустит, государь, пока ее супруг находится вдали от Камерата, - ответил Олив. - Мне подумалось, что мой долг помочь ей развеяться.
        - Ты у нас известный… утешитель, - усмехнулся государь. Глаза Дренга возмущенно округлились, он уже приготовился изречь нечто в своем духе, но монарх отмахнулся: - Бери свою даму и веди в мой экипаж. Мы все вместе поможем графине не так сильно грустить о своем супруге.
        - Не желаете остаться наедине с баронессой и ее тезисами? - с невинной физиономией полюбопытствовал Дренг, и государь опалил его тяжелым взглядом. - Если вам будет угодно, Ваше Величество, то я могу спасти вас и отправиться в театр с баронессой в моем экипаже, а вам оставлю бедняжку Лисетт…
        - Слюни подотри, - отчеканил король. - Сей слиток золота снести по силам только мне, даже если он будет весь обернут тезисами. Лисетт Инкель утешай сам, меня ее грусть не трогает. Что до ее супруга, то вряд ли он оценит твою заботу о графине в полной мере.
        - Позволите ли откланяться? - осведомился Олив.
        - Да, - кивнул государь, - но как объявится твоя дама, жду вас в своей карете. И лучше бы ей не испытывать моего терпения, его и без того не осталось. - Дренг поклонился и устремился за своей дамой, чтобы поторопить ее, а заодно предупредить, с кем ей предстоит добираться до театра. - Идемте… самородок вы мой, - это уже было сказано мне, и тон короля был язвителен и сварлив в равных долях. - Можете начинать обрушивать на меня свою любознательность, - последнее прозвучало совсем уж обреченно.
        - Благодарю, государь, - с готовностью откликнулась я. - Мне бы хотелось поговорить с вами об образовании девочек-простолюдинок. Устав учебных заведений Камерата гласит… - Он шлепнул себя по лбу, но королевские страдания меня уже волновали мало.
        До театра мы доехали, успев яростно поспорить и почти разругаться, чем довели графиню Инкель до полуобморочного состояния. А если учесть, что в научном диспуте принимал участие и Олив Дренг, то легко понять, что ее сиятельство осталась без всякой поддержки и внимания. Думаю, она уже отчаянно жалела, что приняла приглашение великосветского повесы, да и вряд ли всё еще была счастлива возможностью отправиться на представление в обществе монарха.
        Впрочем, из кареты мы выбирались вновь полные взаимной учтивости. Государь, как всегда, безукоризненно галантный подал мне руку, и как только я вышла, сам уместил мою ладонь на сгиб своего локтя. Впереди нас шли гвардейцы, убирая с дороги монарха зазевавшихся и невнимательных подданных. Люди склонялись перед своим повелителем и, раз уж я была с ним, то и передо мной.
        Признаться, я не смущалось. Подобное происходило с самого нашего знакомства. Тогда всеобщее преклонение было шалостью короля, а с тех пор, как он полностью сосредоточился на мне, такое происходило и вовсе каждый раз, когда мы выбирались из его чертогов. Впрочем, так было с каждой его фавориткой, когда наш венценосец появлялся с ней на людях, потому у меня не было причин задирать нос или думать о себе, как о ком-то исключительном. Потому, проходя мимо склонивших головы подданных под руку с Его Величеством, я попросту делала вид, что меня нет. Даже кивок бы означал, что я принимаю приветствие и на свой счет, а это было бы самообманом. Но если я слышала свое имя, тогда приветливо улыбалась и отвечала тому, кто поздоровался со мной, и никак иначе.
        За нашими спинами негромко ворковал граф Дренг, успокаивая свою даму. Я не прислушивалась к тому, о чем они говорят. И меня мало волновало, что она расскажет после о том, что услышала, находясь рядом с королем и «этой безумной девицей Тенерис». Более я таиться не собиралась, и своих мыслей не скрывала. Правда, и поведать их было особо некому, кроме тех, кто уже не один раз слышал мои речи. Но если бы зашел разговор среди других придворных, то я бы высказала, что думаю.
        За последний месяц, прошедший с того дня, когда дядюшка дал мне несколько ценных советов, которым я последовала, мне удалось немало продвинуться вперед в изучении законов Камерата, и не только в этом. Благодаря графу Доло я, наконец, ощутила под ногами настоящую дорогу, по которой шла уверенным шагом.
        Но была от моих изысканий польза и в ином. Дело было в том упорстве и энтузиазме, с которыми я подошла к изучению книг, список которых рекомендовал мне глава моего рода. Они появились в моих покоях в тот же вечер. Я совершила бессовестный набег на личную библиотеку государя и перетащила к себе всё, что показалось мне необходимым дополнением к нужным книгам. Побывала я и в большой дворцовой библиотеке, а чего не смогла найти, стребовала с самого монарха.
        Он поначалу поухмылялся, но одобрил мою любознательность, должно быть, рассудив, что так мне будет некогда глядеть на других мужчин и предаваться опасным грезам. А еще это была возможность проводить время вместе, когда государь говорил, а я внимательно его слушала. А потому он взялся помогать мне в усвоении новых познаний, чему я была несказанно рада, ибо лучшего учителя мне было не сыскать. Монарх объяснял, уточнял, отвечал на вопросы, но потом как-то поостыл… начал немного страдать и даже несколько раз сам сбегал от меня, прикрывшись срочным делом. И всё потому, что наши занятия постепенно переходили от лекций к диспутам, во время которых мы горячились и спорили порой до хрипоты.
        Я быстро нашла выход и пользовалась всякой возможностью, когда была уверена, что деваться от разговора ему некуда. А еще начала заводить беседы на интересующие меня темы по вечерам в королевских покоях. Это было даже интересно. То, что в первую минуту слушали с добродушной иронией, постепенно перерастало в настоящий спор, в котором я даже не всегда принимала участие. Гости государя и сами увлекались, да и Его Величество, послушав чужие доводы, лежа на моих коленях, наконец, вскакивал и вступал в разговор. Мне лишь оставалось слушать, запоминать и делать выводы.
        Но вернемся в театр. Публики здесь собралось уже немало, и известие, что на представление пожаловал сам король, взбудоражило столичную аристократию. Дело в том, что он обычно прибывал к самому началу спектакля, чаще даже с опозданием, чему я сама была свидетелем по осени. Как я уже имела честь рассказывать, государь Камерата не особо жаловал театр. Не то что бы он его не любил, но и до заядлого театрала ему было так же далеко, как мне до впечатлительной девицы в любовной лихорадке.
        Трагедии государь не переносил на дух, комедии у него были любимые, и их можно было пересчитать по пальцам. От оперы у него болели уши, на балете, если постановка была долгой, Его Величество мог и заснуть, а это, как вы сами понимаете, выглядело не слишком вежливо. Даже талантливо поставленный спектакль мог после такого конфуза провалиться и быть назван бездарной пародией на искусство. Да что далеко ходить, тот спектакль, на котором он появился с графиней Хорнет и ушел в антракте, не найдя меня среди зрителей, был назван худшей из постановок. На кого еще равняться камератцам, как не на своего короля? И пусть сам монарх, прочитав отзывы критиков, недоуменно пожимал плечами и вопрошал:
        - Что за несусветная чушь? - но дело уже было сделано, и спящий король становился символом провала постановки.
        В театре его появления ждали и боялись до дрожи. Наверное, артисты и режиссер даже расслаблялись, когда королевская ложа оказывалась пуста, хоть и надеялись, что государь почтит их своим вниманием. А сегодня он прибыл не только немного раньше начала, но еще и не стал прятаться от своих подданных, а прошел в залу, где благородная публика ожидала, когда их пригласят занять свои места.
        И вновь это было моим настоянием, причин тому было несколько. Одной из них являлся Фьер Гард, который, узнав, что я принудила короля ехать в театр, обещался тоже там быть, а следовательно, мы имели возможность увидеться. А еще была надежда встретить своих родителей и сестрицу. Или только Амбер, которую пригласил на спектакль ее жених, и о чем она мне написала, в ответ на мое послание.
        Чтобы не вызвать неудовольствия после, я от Его Величества таиться не стала и рассказала, кого надеюсь встретить перед представлением. Не сказать, что он пришел в восторг, но, посверкав для порядка очами, всё же милостиво согласился. Эту игру я уже прекрасно знала и давала ему то, что он хочет. Монарх вредничал, ворчал, гневался, а после шел на уступку, и я с чуть преувеличенной радостью кидалась ему на шею, благодаря за оказанную милость.
        Во мне вообще, как оказалось, дремлет весьма коварная особа, у которой был целый арсенал уловок. И пока король приручал меня, я проделывала с ним то же самое, наконец, согласившись с дядюшкой, что гибкость не менее важна, чем прямота и упрямство. К примеру, мое несогласие с его сопровождением, о коем государь объявил моим родителям. Несмотря на собственное возмущение, я решила не идти на штурм, понимая, насколько это разозлит монарха. Ссориться мы, конечно, умели, как и мириться, но я решила в этот раз пойти иным путем, и вот тут-то мои новые изыскание и сыграли мне на руку.
        Как я уже говорила, поначалу он взялся за роль моего просветителя, однако вскоре ощутил утомление от этой роли. И произошло это не случайно. Разумеется, мне приходилось использовать любую удобную минуту для обсуждения изученного материала, потому что свободного времени мне не оставили, но не только по этой причине я так рьяно терзала короля вопросами. Насколько удушающей была его опека, настолько же выматывающей стала моя любознательность.
        Теперь, когда мы ехали в санях за пределы города, или шли по Малому парку, любуясь скульптурами из снега, я любой разговор сводила к нужным мне вопросам. Государь скрежетал зубами, ворчал, прыскал ядом, но отвечал - и это вместо романтических шалостей, касаний, приводивших меня когда-то в смятение и поцелуев. Он честно пытался всё это получить, но у меня всегда было наготове, что сказать. Так я и защищалась от королевской страсти и подводила его к нужному мне решению.
        Нет, конечно же, не желая спугнуть милость монарха, я не давила на него каждую минуту, и говорили мы не только о моих изысканиях, но и на другие темы, однако интересующие меня вопросы были одной из главных тем. К тому же я, как упоминалось раньше, не отказывала ему в том виде благодарности, который обезоруживал венценосного злюку. Могла кинуться на шею, или, взяв за руку, заглянуть в глаза и проникновенно произнести:
        - Прошу… Ив, - после чего скромно опускала взор, и монарх сдавался.
        А как-то даже поцеловала в щеку. Вышло это естественно и даже искренне, но без какого-либо романтического подтекста. После этого мне прочитали настоящую лекцию, в которой отказывали два дня. Однако главным достижением стало то, что уже несколько раз в обед я гуляла одна, а к родным съездила в сопровождении графа Доло, потому что государь вдруг обнаружил, что у него совершенно нет времени. И сообщил он об этом, неприязненно глядя на мою тетрадь с конспектами, которую я держала перед собой.
        - И знаете что, ваша милость, - чуть помедлив, сказал монарх, - пожалуй, вы были правы, его сиятельству более моего подобает быть вашим сопровождением. Может я и отец своим подданным, но все-таки вам не родственник.
        - Вы уверены, государь? - спросила я и, переместив тетрадь к груди, прижала так, чтобы она стала еще лучше видна Его Величеству. Король проследил взглядом это движение, передернул плечами и кивнул:
        - Более чем.
        Однако телохранитель получил указание не сидеть со слугами, а стоять за дверью, «не мешая беседе, но быть готовым прийти на помощь, как только это понадобится». Впрочем, ревность монарха заметно снизила накал, когда он понял, что увесистые своды, уставы и законы меня интересуют много больше живых людей, тем более мужчин.
        Меня такое решение устроило, а вот мой гвардеец заметно загрустил. Ему его прежнее времяпровождение нравилось больше. Впрочем, между мной и доблестным телохранителем, я выбрала себя, а потому сочувствием не прониклась. Так что возможность свободного выезда я отстояла без скандалов и ссор. Все-таки тяга к знаниям - вещь великая, беспощадная и сокрушительная.
        Однако я вновь отвлеклась, пора вернуться в театр. Управитель, желая угодить, приказал вынести кресло, явно служившее в постановках троном. Государь окинул непроницаемым взглядом позолоченное сооружение, смотревшееся богато из зрительного зала, но вблизи утерявшего половину своего великолепие из-за потертого бархата, которым было обито кресло, и кое-где сбитой позолоты. После перевел взор на управителя, угодливо изогнувшего спину, и спросил ледяным тоном:
        - Это что?
        Дренг, взиравший на кресло с неменьшим изумлением, оттеснил управителя, что-то негромко сказал ему, и мужчина, побледнев, мотнул головой:
        - Я не желал оскорбить вас, Ваше Величество… я только… - он совсем стушевался и судорожно выдохнул: - Молю о прощении.
        Я погладила короля по руке, и тот, покривившись, велел своему фавориту:
        - Убери дурака, пока он мне и шутовской колпак не принес.
        - Государь… - шепнула я.
        - Выживет, - отмахнулся монарх. - Я сегодня в добром расположении духа.
        Конфуз, способный обернуться скандалом, был забыт спустя несколько минут. Управитель и злосчастное кресло исчезли. Государь прошествовал к диванчику на витых лакированных ножках, установленный для тех, кто желал присесть в ожидании представления. Меня, разумеется, он прихватить с собой не забыл. Но прежде…
        - Ваша милость, - окликнул монарх, сделав шаг и не обнаружив меня подле себя. - Я жду.
        Досадливо фыркнув, я перестала искать взглядом тех, кого желала увидеть, обернулась и вложила пальцы в раскрытую ладонь Его Величества. За каждым нашим движением следили сотни глаз, и завтра все догадки, бродившие среди столичной знати, превратятся в твердую убежденность. Только вот насмешек не будет, потому что это король, и тот, кто дружит с моей семьей, может надеяться на его благоволение. Да, завтра к роду Доло интерес возрастет в разы, и к дому дядюшки и моих родителей полетят приглашения на обеды, на званые вечера, на семейные праздники и просто в гости. Да и визитов к моим близким прибавится. Даже в особняк Гендрик, потому что они связаны с нами. Все хотят монарших милостей: и во дворце, и за его пределами.
        Впрочем, граф и мои родители сумеют извлечь пользу из этого паломничества, да и Гендрик старший, в этом я не сомневалась. Любая монета имеет две стороны. И пока я буду в фаворе, монетка будет крутиться…
        - Ваше Величество, доброго вечера. - Фьер Гард появился, когда я уже отчаялась его увидеть, даже решила, что герцогиня отвлекла барона каким-то ну очень важным делом. - Ваша милость, - он приветливо улыбнулся мне, а после кивнул Дренгу и его даме, сейчас вновь пребывавшей в добром расположении духа. Она даже горделиво поглядывала по сторонам, красуясь обществом, в котором оказалась.
        - Барон Гард, - кивнул государь моему приятелю. После посмотрел на меня и изломил бровь, явно намекая, что мне стоит удержаться от бурного проявления своей радости.
        - Я буду умницей, - заверила я и поднялась навстречу Фьеру. - Доброго вечера, ваша милость.
        Признаться, зудело. Я даже спрятала руки за спину, чтобы удержаться и не обнять Гарда. А хотелось. И взвизгнуть тоже, ощутить, как он приподнимет меня над полом, а после поставит на место и отойдет, глядя на меня с широкой улыбкой. И вроде бы я прекрасно обходилась всё это время без своего наперсника, но мне его отчаянно не хватало, как брата, которому можно излить свои горести и радости. Именно так я воспринимала совершенно чужого мне мужчину. И он отвечал мне тем же, это я знала так же точно, как то, что государь откусит Фьеру голову, если усомниться в чистоте нашего отношения друг к другу. А потому мы просто обменялись улыбками.
        - Позволено ли нам отойти на пару шагов, Ваше Величество? - спросила я короля, не сводившего взгляда с меня и его милости.
        - Это лишнее, - ответил монарх.
        - Как угодно моему господину, - не стала я спорить.
        Поговорить по душам, стоя рядом с государем, было невозможно, и мы с Гардом просто обменялись любезностями и перешли к пустой светской болтовне. Впрочем, я была рада и просто увидеться с ним, а потому получала удовольствие от разговора о его семье. А то, что к государю подошел еще кто-то, поняла только по взгляду Гарда. Он чуть сузил глаза и поджал губы, чем выдал свое неприятие того, кто стоял у меня за спиной.
        - Государь, доброго вечера, - услышала я знакомый голос. - Позволено ли нам будет засвидетельствовать вам свое почтение?
        Я обернулась и увидела герцога Ришема. К нему я сейчас не испытывала ни неприязни, ни симпатии - его светлость превратился для меня в пустое место, с которым у меня были связаны дурные воспоминания. Но вот дама, стоявшая рядом с ним… Увидев ее, я испытала раздражение и укол ревности, а потому с особым пристрастием поглядела на государя.
        - Ваше Величество, - голосок графини Хальт был по-прежнему чист и нежен, - доброго вечера.
        - Ваша светлость, - ответствовал монарх, затем перевел взор на бывшую фаворитку и окинул ее непроницаемым взглядом: - Ваше сиятельство. Доброго вечера.
        - В добром ли вы здравии, государь? - спросила Серпина.
        - Благодарю, мое здравие превосходно, - сказал король, и на губах его мелькнула едва приметная улыбка. - Вы прелестны, как и всегда, ваше сиятельство, - продолжил он, глядя на графиню.
        Я полоснула по монарху острым взглядом, после обернулась к Гарду и, наконец, взяв его за руку, произнесла:
        - Пройдемся, Фьер.
        - Сто-ять, - негромко рявкнули за моей спиной. Я вновь обернулась и приподняла брови в фальшивом изумлении. Король смотрел на Ришема и бывшую фаворитку, и я отмахнулась:
        - Это не нам, ваша милость. Идемте, поищем мою сестрицу, она должна быть где-то здесь.
        - Вам, - тут же отозвался государь. - Именно вам, баронесса, более мне некого останавливать.
        - Приятного вечера, государь, - склонил голову герцог, верно поняв намек короля. Он посмотрел на меня: - Вы чудесно выглядите, ваша милость. Всего хорошего. - И увел невестку, бросившую на короля беспомощный взгляд.
        - Дренг, - произнес монарх. Олив склонил голову, ожидая повеления. - Найди баронессу Мадести. Найди и приведи сюда.
        - Да, государь, - ответил фаворит. Он обернулся ко мне, весело подмигнул и отправился на поиски моей сестрицы.
        - Шанриз, - этот призыв относился ко мне, что, впрочем, ясно из имени. - Вернитесь ко мне, барон - не призрак, и удерживать его ни к чему. Он не развеется.
        - Конечно, Ваше Величество, - вновь согласилась я, только сейчас сообразив, что продолжаю держать Гарда за руку.
        Восстановив порядок, Его Величество достал брегет и деловито посмотрел на часы. До начала спектакля оставалось совсем немного, но я теперь была спокойна. В Дренга я верила, он непременно сыщет Амбер и приведет ее к нам. К тому же я была уверена, что сестрица давно приметила меня, но попросту опасается подойти из-за государя. Бросив на монарха сердитый взгляд, я вздохнула, и это не осталось без внимания.
        - Что вас расстроило, Шанриз? - спросил он.
        Да то, дорогой вы мой монарх, что вы своим присутствием распугиваете всех вокруг, даже моих родственников. Но этого я, разумеется, не сказала. Однако вспомнила его взгляд на графиню Хальт. О нет, я была удовлетворена тем, как быстро он сделал свой выбор, и Серпина была отправлена восвояси, но сейчас графиня пришлась весьма кстати.
        - Разве я расстроена? - спросила я чуть капризно. - Вам показалось, государь.
        - Теперь я это точно вижу, - уверенно ответил король. - Какова же причина?
        Я посмотрела в ту сторону, куда ушли герцог с графиней. Монарх поглядел туда же и хмыкнул, не скрывая иронии:
        - Вот как. А между тем, это вы пытались увести барона подальше от моих глаз и приняли комплимент от человека, который вам, как вы говорите, неприятен, - последнее прозвучало с ноткой негодования, и я отмахнулась:
        - Да и вы расточали комплименты женщине, которая для вас не существует, даже одарили ее улыбкой.
        - Я не ей улыбался, - фыркнул монарх. - Если бы вы видели ваш взгляд в ту минуту, когда обнаружили графиню, вы бы поняли, отчего я ощутил прилив благодушия. Вы ревновали, и мне это было приятно.
        - Вот еще, - теперь фыркнула я. - Ревновала. Какая чушь!
        Рядом охнула графиня Инкель, но король лишь усмехнулся. Он взял меня за руку и, поднеся к губам, посмотрел поверх нее:
        - Разумеется… чушь, - сказал монарх и поцеловал тыльную сторону ладони.
        - А вот и ваша сестрица со своим женихом, - оповестил Фьер, слушавший нашу короткую перепалку с государем. Лицо его милости оставалось невозмутимым, однако в глазах мелькнули веселые искорки.
        Я повернула голову и радостно улыбнулась. Смущенные Элдер и Амберли приближались к нам. Значит, мои родители остались сегодня дома, а воспитанницу доверили ее жениху. Этикет подобного не запрещал. Олив Дренг, сияя жизнерадостной ухмылкой, шествовал впереди. Приблизившись, его сиятельство возвестил:
        - Нашел, ваша милость!
        - Благодарю, - улыбнулась я и поспешила сделать то, в чем на этот раз не было запрета - обнять сестрицу.
        - Теперь можно и в ложу, - удовлетворенно произнес Его Величество. - Подданные на меня полюбовались достаточно. - А затем, повинуясь моему взгляду, добавил: - Господа, дамы, вы все приглашены и идите с нами.
        Улыбнувшись Амбер, я взяла ее под руку и утянула за собой, Элдер последовал за невестой. Его себе в компанию взял Фьер Гард, за что получил от меня благодарственную улыбку. Граф Гендрик был растерян и смущен, потому покровительство барона пришлось кстати. Дренг, разумеется, продолжал развеивать грусть своей дамы, а государь шествовал впереди, ни на кого не обращая внимания. Да и к чему? И так было понятно, что никому и в голову бы не пришло отказываться от приглашения монарха. Ну… разве только мне, но сейчас я спорить и не думала, меня устраивало всё.
        - Кажется, на нас смотрит весь театр, - потрясенно прошептала сестрица, водя взглядом по рядам лож.
        - Терпеть осталось недолго, - ответил вместо меня король. - Сейчас начнется спектакль, и мы вздохнем свободней.
        - Твое платье уже готово? - спросила я, вернув Амбер к нашему разговору.
        - У кого вы шьете? - живо заинтересовалась графиня Инкель, пока ее кавалер отвлекся на беседу с Гардом.
        - Граф Гендрик, - позвал Элдера государь, - подойдите. Я желаю выразить вам свое восхищение и обговорить новый заказ.
        Я покосилась на короля, затем подбодрила его сиятельство улыбкой и вернулась к разговору с Амбер, уже слушавшей щебет Лисетт Инкель. Еще через мгновение дамы перешли к обсуждению свадебных платьев, и я осталась не у дел, а потому решила уделить внимание двум приятелям: Дренгу и Гарду. А спустя пару минут зал поднялся, чтобы вновь приветствовать государя вместе с артистами, появившимися на сцене, и с музыкантами, отложившими свои инструменты. Король поднял руку, и свет, наконец, погас. Зрители и служащие театра вернулись на свои места, и занавес открылся…
        - Ох, каждый раз замирает сердце, - прошептала мне сестрица. - Будто делаешь шаг в другой мир.
        - Или нагибаешься, чтобы заглянуть в замочную скважину, - негромко фыркнул король.
        - Его Величество шутит, - поспешила я успокоить Амберли, бросив на монарха укоризненный взгляд.
        Он сидел впереди, потому мой укор остался от него скрыт, однако отозвался:
        - Разумеется, шучу. Театр - это же целая вселенная, - в голосе государя прозвучал сарказм, но моей наивной сестрице этого хватило, чтобы улыбнуться и ответить:
        - Ах, как вы правы, Ваше Величество.
        В этот раз он сдержался и ерничать не стал. Я знала, что скрывается за тоном государя, и это не было неприязнью к баронессе Мадести, только его своеобразным отношением к театру. Впрочем, сегодняшний спектакль оказался недурен. Он был пропитан духом озорства и авантюризма. Государь вскоре принял расслабленную позу и посмеивался над курьезными ситуациями, в которые попадали герои, и я была уверена, что сейчас за кулисами режиссер возносит Богам благодарственную молитву. Королю нравилось! А значит, утренние газеты провозгласят постановку выдающимся событием сезона, а ее постановщика - талантом.
        О да! Я теперь читала газеты! Пусть я и раньше грешила этим втайне от батюшки, но теперь делала это открыто. Еще одна милость нашего сюзерена. Он ввел мне в обязанность читать не только корреспонденцию, но и прессу! А после идти к нему с докладом о событиях, которые мне показались значимыми. На это было выделено три дня в неделю, когда барон Хендис занимался тем, что должна была делать я, мне же полагалось насыщаться новостями, чтобы после выбрать важные и доложить о них монарху.
        - О семейных торжествах и печалях мне докладывать не надо, - сразу известил меня государь, жирно перечеркнув колонки, которые считал лишними.
        Он вымарал всё, что было ему неинтересно, оставив всего несколько статей, касавшихся политической и экономической жизни Камерата и наших соседей. А такие вещи, как высказывания критиков о культурной жизни столицы монарха волновали мало. Их я читала для себя, но на доклад выбирала только то, что ему было нужно.
        Элькос не удержался от добродушной шпильки, когда увидел, как мне в кабинет несут небольшую стопку газет, Хендис просто махнул рукой. Он вообще уже перестал удивляться чему-либо и принимал причуды своего господина спокойно. «Лишь бы работать не мешал». Кстати, за вот эту-то новую обязанность Его Величество и был награжден поцелуем в щеку.
        - А если бы подарил вам ожерелье? - полюбопытствовал государь.
        - Мне было бы приятно ваше внимание, - ответила я.
        - Но поцеловали бы?
        - Если бы ожерелье было обернуто в свежий номер «Глашатая», то непременно, - с иронией ответила я.
        - Пожалуй, я теперь всё буду оборачивать в газеты, - усмехнулся король, на том тогда разговор о поцелуях и закончили.
        Однако я вновь увела вас из театра, а между тем приблизился антракт. Наверное, за кулисами опять замерли, ожидая, что будет дальше, но король уходить не собирался, лишь подал мне руку и вывел из ложи с намерением размяться.
        - И как вам спектакль, государь? - спросила я с любопытством.
        - На удивление, нравится, - отозвался он. - Без пафоса и страданий. Весьма легкий сюжет, как раз для отдыха. К тому же во всей этой истории мне почудился знакомый дух, если можно так выразиться. Я смотрю на сцену, а чувствую вас.
        - Меня? - искренне удивилась я. - Не понимаю.
        - Да что же тут непонятного? - отозвался Дренг, шествовавший со своей дамой за нами: - Озорство постановки свойственно вам в полной мере, ваша милость, конечно, когда вы не превращаетесь в хищницу, выгрызающую мужские души.
        Король обернулся к нему, признаться, и я ощутила оторопь и недоумение, и его сиятельство возмутился:
        - Что вы смотрите на меня, будто два голодных волка на бедного зайца? Я говорю обо всех этих ваших дискуссиях. До печенок ведь доберетесь, но заставите говорите на нужную вам тему.
        - Это верно, - расслабившись, согласился монарх.
        - Но не всё же шпиговать друг друга плоскими остротами, - отмахнулась я. - Или же обсуждать ваши охоты. Зимой и вовсе можно дать бедным животным отдохнуть от вашей кровожадности. Я же говорю о важном и необходимом. И раз уж я только познаю незнакомый мне мир, то мне необходимо знать живое мнение, а не только то, что прописано сухим языком сводов.
        - Поверьте, ваша милость, в эту зиму мы дали зверью отдохнуть, - заверил меня Дренг. - Всего и выехали несколько раз, и дольше двух-трех дней такие выезды не длились. Вот если бы вы были с нами…
        - Увольте, - я мотнула головой. - Не желаю быть причастной к гибели несчастных животных, которым и без вас зимой приходится тяжко. А видеть их окровавленные тела для меня и вовсе невыносимо.
        - На то вы и Сиэль, дорогая, - улыбнулся государь, накрыв мою руку своей ладонью. - Однако участвовать в охоте вам не обязательно, как и смотреть на туши. Этим мы займемся без вас, вам же останется прогулка по зимнему лесу, чтение у камина или же беседа с дамами, которые сопровождают мужей, но не участвуют в охоте непосредственно.
        - Я бы с радостью выехала на охоту! - с нескрываемым восторгом произнесла графиня Инкель и добавила, потупившись: - Если бы мне было позволено.
        - Мы поговорим об этом позже, ваше сиятельство, - пообещал ей Олив, а государь поглядел на меня:
        - Так что же, Шанриз? К примеру, я, желая вам угодить, поддерживаю ваши увлечения, даже если они кажутся мне вздорными… - я нахмурилась, и монарх поправился: - Чудачеством… капризом… Боги, ваша милость, вы же понимаете, что я хочу сказать!
        - Разумеется, Ваше Величество, - я склонила голову. - И вы правы. И пусть охоту я не выношу, но ведь и вы не любите спил…
        - Только спил? - изломил бровь государь.
        - А что же еще? Вряд ли тягу к образованию можно назвать вздорной или чудачеством? Боги называют жажду познания благом. Разве я ошибаюсь? Но тогда к чему нам университеты, училища, да и просто учителя?
        - Нет, ваша милость, вы совершенно правы, - усмехнувшись, ответил король. - Образование - благо, спил - чушь и вздор. Значит, меняем спил на охоту.
        - Выходит так, - не стала я спорить. - И пока вы будете гоняться за животными, я, наконец, спокойно почитаю и сделаю пометки для будущих обсуждений.
        - Которыми мы будем заниматься во дворце.
        - Как угодно Вашему Величеству, - снова согласилась я.
        - Восхитительно! - воскликнул король, и я весело рассмеялась.
        - Однако время антракта подходит к концу, - заметил Гард, молча слушавший нас. Он не участвовал в вечерних диспутах, да и просто мы не имели счастья разговаривать всё это время, а потому сказать барону оказалось нечего.
        Амберли и Элдер, желая чувствовать себя свободней, испросили дозволения покинуть наше общество до начала второго акта. Они были где-то неподалеку, предоставленные самим себе, и, признаться, я им завидовала. Мне бы тоже хотелось получить глоток свободы от бесконечно надзирающего королевского ока. Хотя бы чтобы просто поговорить с добрым другом на тему, которую затрагивать при Его Величестве не хотелось, а сделать это было нужно. Я была бы не против узнать, чем живет герцогиня Аританская, какие пакости замышляет. Уж больно затянулось затишье, не нарушаемое теперь даже сплетнями. В то, что ее светлость позабыла о моей грубости, верилось слабо. Она была урожденной Стренхетт, а королевский род прощать не умел. Однако монарх не отпускал меня ни на шаг, а обсуждать при нем его тетку было бы неосмотрительно. А в своих письмах мы с Фьером старались не затрагивать щекотливых тем, опасаясь, что переписка может попасть не в те руки.
        - Да, пожалуй, надо возвращаться, - согласился Его Величество.
        Мы уже почти дошли до двери королевской ложи, рядом с которой застыли два гвардейца, не позволявшие кому бы то ни было войти в отсутствие государя. Не пустили они и баронессу Мадести с ее женихом. Амбер и Элдер Гендрик терпеливо ждали нашего возвращения. Заметив, что они посмотрели в нашу сторону, я подняла руку и махнула сестрице. Она махнула в ответ и направилась навстречу.
        - Ваше Величество, дозвольте мне переговорить с моей родственницей, - обратилась к королю баронесса Мадести, разумеется, после полагающегося реверанса.
        - Скоро начало второго акта, - немного сухо напомнил мне монарх, но отпустил, и я даже сделала глубокий вдох, мысленно благодаря сестрицу за недолгий глоток свободы, потому что монарх прошествовал в ложу.
        Амбер обернулась к своему жениху, тот как-то укоризненно покачал головой, но сестрица только нахмурилась. Она сжала мою руку и заглянула в глаза:
        - Шанни, ты очень добрая, - начала ее милость, и я с иронией приподняла брови. - Там женщина, она в ужасном положении, просто кошмар, дорогая. Увидев нас вместе, эта милая дама решилась подойти ко мне… к нам с его сиятельством. Она очень просила замолвить за нее слово и представить ее тебе. Бедняжка так расстроена, так дрожит, что я не смогла устоять и обещала ей свести вас. Прошу тебя, сестрица, выслушай ее. Мне эта дама мало что рассказала, но и из этого понятно, что она краю гибели. Умоляю, дорогая, выслушай ее. Всего несколько минут, и мы вернемся к государю.
        - Она здесь? - я огляделась.
        - Да, - кивнула Амбер. - Идем, это займет немного времени. Я только представлю ее тебе, а после ты назначишь ей, когда сможешь выслушать о злоключениях бедняжки более подробно. Она большего не просит, только свести вас. Ох, сестрица, - моя родственница прерывисто вздохнула.
        Я увидела, как ее глаза заблестели, и привлекла к себе:
        - Чужая беда так сильно тронула тебя? Успокойся, я выслушаю эту женщину и помогу, если это будет мне по силам.
        - Благодарю! - воскликнула сестрица, стиснув мою руку между ладоней. После обняла и поцеловала в щеку: - Я знала, что ты не сможешь отказать, - и снова обняла меня.
        Бросив взгляд на ложу, я подумала, что и вправду лучше всего сейчас будет узнать имя дамы, которая ожидала моей помощи, а вести беседы будем уже после. Вряд ли до завтра у нее случится трагедия. Пришла же эта женщина в театр, значит, не всё так плохо в ее жизни, раз может позволить себе развлечения. Да, скорей всего, это очередная искательница королевских милостей - хочет пристроить кого-то на выгодную должность.
        Придя к такому выводу, я ощутила недовольство и даже раздражение. Наглость какая! Какая-то нахалка использовала наивную чувствительную Амберли, чтобы подобраться через нее ко мне, а там и к государю! И ведь это только начало! Сколько еще будет таких несчастных, обездоленных и погибающих? И всем будет что-то нужно. И вот таким вот случайным знакомым, и «друзьям», которые забудут имя нашего рода, как только закончится фавор.
        - Где она? - спросила я, уже совсем не ощущая дружелюбия.
        Наверное, тон мой стал холодным, потому что сестрица взглянула на меня с удивлением. Такая я ей была незнакома.
        - Ты злишься, что я вынудила тебя покинуть Его Величество? - спросила Амбер, и уголки ее губ опустились вниз.
        - Нет, дорогая, - улыбнулась я. - Конечно же, нет. Если для тебя это важно, я познакомлюсь с этой дамой и выслушаю ее, как и обещала.
        - Не уверен, что это хорошая идея, - Элдер, который всё это время шел позади, поравнялся с нами.
        - Отчего же? - заинтересовалась я.
        - На мой взгляд подобное поведение - верх неприличия, - ответил его сиятельство. - Она кинулась к нам, будто коршун на бедного зайца. Вцепилась в руку ее милости и излила на нее поток бессвязных и невразумительных восклицаний. Я пытался избавиться от этой женщины, но вы же знаете баронессу Амберли, ваша милость. Она чиста, добра и отзывчива, потому остановила меня.
        - Она несчастна! - возмутилась сестрица. - Только слепой и бездушный человек этого не увидит, - закончила она тише и ворчливей.
        - Стало быть, я слеп и без души, - спокойно ответил граф Гендрик. - Потому что я не проникся сочувствием к женщине, которая ищет милостей через посредничество…
        - Да как же ей подойти к Шанни напрямую, когда с ней рядом сам… король, - Амбер понизила голос в конце фразы. - Его гвардейцы не позволят приблизиться…
        - Не ссорьтесь, друзья мои, - я взяла их обоих за руки. - Уж лучше я поскорей поговорю с этой женщиной, чем позволю вам поругаться из-за нее.
        - Как вам угодно, ваша милость, - ответил граф с легким поклоном. - Однако ссориться с моей невестой я не собираюсь, тем более из-за какой-то взд… несчастной дамы.
        - И я совсем не хочу с вами ссориться, - с чувством ответила сестрица, глядя на жениха доверчивым взглядом широко распахнутых глаз.
        На этом наш спор закончился, и мы начали спускаться по лестнице. Я устремила на Амбер вопросительный взор.
        - О, прости, - она повинно потупилась. - Эта дама ждет нас в туалетной комнате. Я боялась, что услышав об этом, ты откажешься идти со мной, потому и сказала, что она рядом. Теперь уже мы прошли почти половину пути…
        - И меня простите, - произнес Элдер. - Ее милость просила меня не выдавать ее.
        - Туалетная комната - странное место для знакомства, - заметила я с прохладцей.
        Гендрик кивнул, показав, что разделяет со мной эту мысль, а сестрица ответила:
        - Там никто вам не помешает… - и добавила: - Государь. Он ведь не станет заходить туда, чтобы вернуть себе твое внимание.
        Я усмехнулась - если королю было надо, он мог войти куда угодно, и в дамскую туалетную комнату тоже. Тем более уборные находились немного дальше. Чтобы добраться до них, надо было еще миновать небольшой коридор. А в туалетной комнате женщины поправляли прически, могли освежить лицо, даже посидеть на удобных креслах или диванчике, чтобы обменяться парой слов с какой-нибудь уже знакомой дамой. И все-таки там не вели долгих бесед, и уж тем более не сводили знакомства - это было дурным тоном.
        Однако мысль Амберли была мне понятна, и потому я нашла бы ее даже разумной, если бы дело касалось и вправду чего-то важного. Я сейчас важным считала лишь две вещи: не позволить сестрице рассориться с женихом и поскорей надышаться свободой, чтобы поводок не стал еще короче - то есть быстрей вернуться к королю.
        - Я подожду вас здесь, - сказал Элдер, остановившись у окна, от которого начинался последний спуск перед поворотом к туалетным комнатам.
        Мой гвардеец, не отставший и в этот раз, скромничать не стал. Он прошел с нами до самой дамской комнаты и остановился у дверей в ожидании моего скорого возвращения. Амбер первая шагнула внутрь и охнула:
        - Ну что же вы, успокойтесь, мы уже здесь!
        Вздохнув, я последовала за ней и увидела женщину в бордовом платье. Она явно принадлежала к высшему классу, но была мне совершенно незнакома. Черные волосы дамы были уложены в высокую прическу, увенчанную рубиновой диадемой. А еще у нее были приятные гармоничные черты. При ближнем рассмотрении глаза женщины и вправду показались мне красными, и по коже расползлись пятна. Похоже, она и вправду плакала совсем недавно.
        Женщина, сидевшая до нашего появления на диванчике, поднялась на ноги и шагнула навстречу.
        - Благодарю вас! - воскликнула она, глядя на Амберли.
        - Ну что вы, - смутилась моя родственница и тронула женщину за плечо. - Баронесса Тенерис - девица неземной доброты, она не смогла отказать, услышав отчаянный призыв о помощи.
        - Благодарю, - с чувством ответила дама. Она промокнула глаза платочком и взглянула на меня. - Ваша милость, я так нуждаюсь в вас… - После вновь перевела взор на баронессу Мадести: - Прошу меня простить, но если возможно…
        - Да-да, - засуетилась сестрица, поняв, чего от нее ждут, и направилась к выходу: - Я подожду за дверью.
        Я не ответила. В это мгновение я рассматривала женщину, думая о том, что Амбер не обратилась к ней ни разу сообразно титулу. Да и не представила мне даму, так жаждавшую моего покровительства. Впрочем, баронесса Мадести с присущим ей простодушием могла и не озаботилась именем, когда услышала о чужих горестях, а вот я знать желала.
        - С кем имею часть разговаривать? - спросила я, с пристрастием продолжая изучать незнакомку.
        - Вы не похожи на вашу родственницу, - заметила та. - Вы более сдержаны. - Я промолчала, отметив, что в голосе нет ни дрожи, ни слез. Да и сумбура тоже не было, о котором говорил Элдер.
        - Назовитесь, - потребовала я.
        - Да, простите, я сама не своя, - сказала она и судорожно вздохнула, вновь заставив думать о недавних слезах. - Присядем, - она как-то вымучено улыбнулась.
        Я первой подошла к дивану, с которого недавно поднялась женщина. Присев, я выжидающе посмотрела на нее. В это время послышался перестук каблучков. Со стороны уборных появилась еще одна дама. Она мазнула по нам взглядом, ополоснула руки и, взглянув на себя в большое напольное зеркало, поспешила к двери. Антракт уже почти закончился.
        Мы с моей собеседницей дождались, когда женщина покинет дамскую комнату, и как только она вышла, я снова поглядела на незнакомку.
        - Кто вы? - спросила я в третий раз.
        - Это уже неважно, - ответила дама.
        Она что-то вытащила из сумочки, вскинула руку, и в нос мне ударил странный резкий, даже удушающий запах. Я на миг схватилась за горло, но не успела произнести и звука. Комната поплыла перед моим взором, и последнее, что я запомнила - это изящную женскую руку, подхватившую меня. А затем мир взорвался осколками ярких всполохов и погрузился в темноту…
        Глава 15
        Сознание вернулось вместе с мягким покачиванием и острой головной болью. Открыв глаза, я обнаружила, что мир всё еще продолжает искрить и сверкать, а потому снова смежила веки и застонала. Попытка осмотреться привела к тому, что мой затылок раскололся надвое, по крайней мере, возникло именно такое ощущение.
        Немного посидев и дождавшись, когда боль станет тупой и более терпимой, я подняла руку, ощупала затылок и обнаружила на нем огромную шишку. Происхождение ее было неясным, но отчего-то казалось, что мне оно известно, только никак не удавалось вспомнить - откуда. Поток мыслей привел к тому, что боль усилилась. Она вонзилась в затылок, просверлила череп и разлетелась острыми иглами в виски.
        - Боги, - прохрипела я. - Что со мной?
        Ответа мне никто не дал. Медленно выдохнув, я постаралась расслабиться и просто слушать. И когда боль опять утихла, и в ушах перестало шуметь, я расслышала скрип рессор и приглушенный топот копыт. Значит, я не в городе. В городе лошади громко цокали подковами по расчищенным мостовым. Если только это не бедные кварталы, там дороги были грунтовыми… Хотя нет, точно не город. Не слышно человеческих голосов, а в бедных кварталах гвалт сильней, чем в благородной части столицы. Да и мимо никто не едет, выходит, и не тракт… Или уже ночь, и тогда всякое движение и шум прекратились?
        - Надо открыть глаза, - шепнула я, убеждая саму себя сделать это.
        Память подкинула мне образ незнакомой женщины и резкий запах. А вместе с этим воспоминанием пришло еще одно, совсем смутное, больше походившее на сновидение или горячечный бред, до того оно было размытым и неточным. Самым четким были голоса:
        - Она открыла глаза.
        - Невозможно.
        - Да как невозможно, когда она смотрит.
        - Проклятье…
        И… кажется, меня ударили. Я вновь потрогала шишку и протяжно вздохнула, теперь поняв, откуда взялась головная боль. Однако ни лиц, ни даже кому принадлежали голоса, вспомнить не удалось. Наверное, один был все-таки женским, раз я помню женщину, к которой меня привела Амберли.
        - Амбер.
        Забыв об опасениях, я распахнула глаза и уставилась на мужской профиль. Мужчина лежал на противоположном сиденье в неудобной позе, будто упал на него и сразу уснул, или же его туда бросили. Своего попутчика я не опознала, потому что за окошком кареты и вправду совсем стемнело. Однако я сумела понять, что ноги мужчины длинные, а значит, и рост высок.
        - Эй, - сипло позвала я и кашлянула, чтобы прочистить горло. - Вы живой? Кто вы?
        Боль опять усилилась, однако я уже почти не обращала на нее внимание. Моя поза тоже была далека от удобства, и я выпрямилась, а затем схватилась за горло, потому что приступ тошноты был стремительным и почти неудержимым.
        - О, Хэлл, - вновь просипела я и закрыла глаза, чтобы справиться и с позывом и с болью.
        А потом карета повернула, и внутрь щедро хлынул лунный свет. Я выдохнула и посмотрела на своего попутчика. Теперь я могла разглядеть красивые черты, впрочем, сначала мой взгляд остановился на связанных руках, покоившихся на бедре хозяина. Ноги его были свободны, но одна оказалась неловко подогнута под сиденье, а вторая исчезала под моим подолом. Отдернув юбку, я воззрилась на дорогой ботинок, затем перевела взор по ноге выше, вновь поглядела на связанные руки, а после всмотрелась в черты.
        - Ришем? - вопросила я саму себя.
        Это был он, и, кажется, без сознания. Я попыталась понять, как мы оказались вместе в одной карете, и почему оба без сознания, а герцог еще и связанный. Похоже, нас… похитили. Или же? Быть может, это ловкий маневр, чтобы уверить меня в своей невиновности? Он привел в театр невестку, показал ее королю, и тот вроде бы был приветлив. Теперь я исчезла, и для его светлости открылись прежние перспективы… А всё, что я вижу - лишь игра, чтобы задурить мне голову.
        - Мерзавец! - воскликнула я и взвыла от нового витка боли.
        Но остановить меня она уже не могла. Я кинулась к герцогу, схватила его за грудки и тряхнула, что есть силы. Ее оказалось совсем мало, а расплатой стал новый спазм. Карету мотнуло, должно быть, колесо попало в яму на дороге, меня откинуло к дверце и с силой приложило к ней головой. Я закричала от боли и негодования и от унижения, потому что меня все-таки стошнило. Мерзкая вязкая масса испачкала мне руку, и, сорвав с плеч теплую шаль, я с остервенением оттерла рвоту. А еще спустя минуту воззрилась на саму шаль.
        Она не принадлежала мне. Кажется, кто-то позаботился и укутал меня в нее, потому что из театра меня забрали только в платье. Неожиданно тошнота принесла облегчение, боль стихла до тупой и ноющей, но терпимой. Я опять посмотрела на герцога и перебралась к нему. Трясти уже не стала. Вместо этого я размахнулась и ударила его наотмашь по лицу. Затем второй раз, а на третий он протяжно вздохнул и открыл глаза.
        Мутный взгляд остановился на мне, в нем не было осмысленности или узнавания. Ришем даже подался назад, словно ощутил неуверенность или испуг.
        - Вы - подлец, - прохрипела я. - Зачем вы это сделали? Зачем вы похитили меня?
        - Шанриз? - также хрипло спросил он. Облизал губы и задал новый вопрос: - Что происходит?
        Карету снова тряхнуло, и я повалилась на герцога. Он сипло выдохнул от неожиданности, и я отпрянула, ощутимо ткнув его локтем в бок.
        - Боги, - снова прохрипел Нибо.
        - Это вы затеяли эту мерзость, - ровно произнесла я и вернулась на свое место.
        Устремив взгляд в окно, я только слышала, как его светлость шевелится. Все-таки скосила на него глаза и увидела, что он с нескрываемым изумлением смотрит на свои руки. Затем попытался утвердиться в вертикальном положении, вышло у него не сразу.
        В карете было холодно, и я сейчас чувствовала это. Шаль осталась валяться на полу кареты, скрыв следы моей рвоты, на мне было надето лишь легкое платье, ткань которого вовсе не согревала. Герцог, наверное, тоже чувствовал холод, к тому же у него занемело тело от неудобного положения. Ришем тихо выругался, наконец, сумел сесть и передернул плечами.
        - Ваша милость, - позвал меня его светлость. - Как мы тут оказались? Я ничего не помню.
        Я фыркнула, ответила ему полным сарказма взглядом, а после, обняв себя за плечи, снова устремила взгляд в окошко. Там было поле, за которым были приметны огоньки в окнах деревенских домиков. А совсем недалеко от дороги, по которой мы ехали, я увидела останки чучела - деревянный крест с колпаком, чудом не сорванный одной из вьюг. Вскоре появились деревья, они скрыли и деревню, и поле, и вообще всё, потому что вернулась темнота.
        - Шанриз, я здесь не причем, - произнес герцог. - Клянусь. И я совершенно не понимаю, что происходит.
        - Вы лжете, - ответила я. Мой голос начал подрагивать, но причиной тому был холод. Я замерзала всё быстрей, и это не добавляло доверия к моему попутчику, куда бы нас не везли.
        - Меня связали, вас нет, значит, опасаются сопротивления, а его по силам оказать только мне, - Ришем размышлял вслух, и я скосила на него взгляд. - Похитили нас из театра, во время антракта, иной возможности у них не было.
        - У кого? - буркнула я, всё еще пытаясь сдержать зубную дробь.
        - Хотел бы я знать, - в прежней задумчивости ответил герцог. - Ваша милость, - вдруг позвал он, - идите ко мне, иначе вы в конец околеете.
        - Вот е… еще, - проиграв холоду, ответила я, наконец, застучав зубами.
        - Не глупите, вдвоем нам будет теплее…
        - Н-нет, - содрогаясь всем телом, мотнула я головой.
        Ришем не стал уговаривать. Он пересел ко мне сам. Маневр этот был стремительным. И прежде, чем я успела увернуться, я оказалась в кольце его связанных рук, прижатая к телу его светлости.
        - Вы…
        - Тихо! - негромко рявкнул он. - Не глупите. Лучше помогите мне освободиться, потом я отдам вам свой фрак, а пока грейтесь об мое тело.
        - Вам помогут ваши люди, - прошипела я, продолжая извиваться.
        Выбраться из ловушки оказалось невозможно, это вывело меня из себя настолько, что я уже была готова вцепиться ему в лицо…
        - Да начните же думать, Шанни! - воззвал ко мне Ришем, извиваясь вместе со мной в попытке избежать моего нападения. - Зачем мне нужно похищать вас? Король не примет Серпину!
        - Вы женитесь на его сестре…
        - Да, женюсь, потому что у меня выбора! - зло и тихо рявкнул герцог. - Или она становится герцогиней Ришемской, или я прощаюсь с головой. Мне дорога моя голова, и ради нее я даже готов терпеть Селию, как бы сильно она меня не раздражала. Только это не принесет мне королевской милости. Наш брак - не прощение. И ваше похищение мне точно не принесет королевского благоволения, скорей, наоборот. После свадьбы меня удавят или устроят нападение разбойников по дороге до герцогства.
        - Выслужиться…
        - Тогда я должен сейчас скакать за каретой, чтобы спасти вас и вернуть государю, но я здесь и мои руки связаны.
        - Вы попросту хотите задурить мне голову, - ответила я, вдруг ощутив смятение. - Надеетесь, что так я стану вам доверять, а после замолвлю за вас слово перед государем, когда вы вернете меня во дворец. А может, и не вернете, - я кривовато усмехнулась, однако сомнения мои всё множились.
        Если Ришем похитил меня для того, чтобы исполнить намерения, высказанные еще летом, то ему нет смысла мерзнуть, лишать себя сознания, а тем более ехать связанным. Раз уж он собирается сделать то, что не вышло раньше, то в любом случае откроет себя. Да и разыграть мое спасение можно, не влезая в карету. Хотя идея с нашим совместным спасением могла бы принести свои плоды… наверное.
        - Мне запрещено приближаться к вам, Шанриз, - снова заговорил его светлость, поняв, что я начала думать. Я бросила на него взгляд. - Его Величество предупредил, что любое происшествие с вами, к которому я могу быть хоть как-то причастен, будет расценено им, как измена королю. Вы понимаете, что это значит? Мне не будет пощады, я уже приговорен, раз еду с вами в одной карете. Осталось только понять, кому это надо, и что с нами собираются делать. И если вы все-таки меня развяжете, я буду вам весьма признателен. А пока мы еще едем, давайте думать вместе о личности похитителя, тогда мы сможем понять, к чему это приведет.
        Покривившись, я все-таки кивнула. В этом он был прав. Если герцог и вправду такая же жертва похищения, то его руки еще могут быть нам полезны, и я взялась за веревку. Ришем молчал, пока я возилась с узлами. Это было верное решение. Во-первых, всякое одобрение вызвало бы во мне прилив раздражение, потому что я не видела в Нибо жертвы, хоть и начала это допускать. Однако неприязнь и подозрительность мешали размышлять, а потому совсем отказаться от версии о его причастности к происходящему я не могла. А во-вторых, пока я продолжала тихо злиться, хотя бы одному из нас нужно было думать, и герцог занимался именно этим.
        - Стойте, - сказал он, когда я шумно выдохнула, наконец, распутав узлы. - Не снимайте веревку. Просто заткните ее концы, не стягивая, чтобы я мог легко скинуть путы.
        - Вы хотели отдать мне фрак и отсесть, - с вернувшейся враждебностью ответила я. - И если не намереваетесь этого делать, то просто отпустите меня.
        Герцог вздохнул, а когда заговорил, тон его был мягким, будто он разговаривал с ребенком:
        - Это неразумно, ваша милость. Если я отсяду, вы мгновенно замерзнете. А если мы покажем, что я свободен, то можем обеспокоить похитителей. Давайте оставим, как есть, пока это лучшее решение на мой взгляд. - Я открыла рот, но он продолжил: - Я понимаю, что вы ко мне испытываете, и признаю, что сам виноват в этом. Вы не доверяете мне и имеете на это полное право. Однако сейчас с моей стороны злого умысла нет, клянусь всеми Богами. - Он поерзал, устраиваясь удобней, и я оказалась прижатой к нему еще плотней. И когда я попыталась отодвинуться, руки Ришема напряглись, не позволив мне сделать это: - Нам стоит объясниться, прежде чем мы начнем размышлять. Возможно, это хоть немного позволит вам расслабиться и начать думать о личности похитителя, а не о том, как вы меня презираете.
        - Отпустите меня, - потребовала я.
        - Сейчас я буду говорить то, что вам не захочется слушать, и потому продолжу удерживать, пока не закончу, - спокойно ответил его светлость. - Это не те объятья, о которых вы думаете, я всего лишь хочу, чтобы вы выслушали, не дергаясь и не сопротивляясь, и не желаю дать вам замерзнуть. Потерпите мою близость, она вынужденная для вас. Для меня желанна, не стану лгать, однако насилия более не будет. В этом я могу поклясться собственной жизнью, которой у меня осталось слишком мало, чтобы разбрасываться даже минутой.
        - Мне неуютно, - поморщилась я.
        - Знаю, - кивнул Нибо. - Просто дайте мне быть с вами, наконец, искренним. О большем не прошу. Я постараюсь быть кратким, времени у нас может быть и вовсе не осталось. Так позвольте же мне облегчить душу, ничего сверх этого я не прошу и просить не стану.
        - Да говорите же, наконец, - с раздражением отозвалась я, глядя в окошко.
        Пока наша дорога не закончилась. Вокруг были деревья, и никакого признака жилья. Возможно, нас хотели увезти, как можно дальше от столицы, и тогда время у нас все-таки было.
        - Отчего мы не пытаемся открыть дверцы? - спросила я раньше, чем Ришем заговорил.
        - Выскочим из кареты, и что дальше? - спросил он. - Мы не знаем, сколько людей сопровождают нас, вооружены они или нет. В лучшем случае, нас быстро вернут назад и позаботятся о том, чтобы мы не могли сдвинуться с места. В худшем - пристрелят и бросят тела в лесу. Да и пешком по морозу мы далеко не уйдем. Самое разумное - дождаться остановки, понять, где мы и кто нас охраняет, а уже после действовать. Согласны?
        Нехотя кивнув, я буркнула:
        - Да.
        - Замечательно, - усмехнулся его светлость. - Это первое, в чем мы пришли к единому мнению. - Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, а после произнес: - Я люблю вас, Шанриз. Молчите! Мое признание не требует ответа, всего лишь констатация факта. Да, я вас не забыл и, наверное, забуду еще не скоро. Однако это мои печали, и вас они не волновали раньше, не станут волновать и впредь. Если нам удастся вернуться, то через полтора месяца я женюсь на Селии, и мы отбудем в Ришем. Эта данность неизменна, и я даже не собираюсь пытаться противиться ей. А потому я в своих чувствах вам неопасен. Они просто есть и всё.
        Именно поэтому, узнав от государя, что ныне вы служите ему в должности помощника секретаря, я решился вам написать прежде, чем появился во дворце. Мне не хотелось видеть в ваших глазах страх и отвращение… хотя бы не страх. И, как имел честь вам писать, я исцелился от того безумия, которое владело мною летом. Виной тому было бессилие и ревность, столь яростная, что я не сумел совладать с нею и с собой. Из-за своих чувств я упустил всякую возможность противостоять герцогине и вам. Я тратил время на любование вами издалека, на грезы, позволительные юнцу, а не такому расчетливому человеку, как я. А еще сходил с ума, понимая, что надеяться мне не на что. Всё это подтолкнуло меня к той низости, которую я едва не совершил. Мне жаль, что я оскорбил вас и унизил. Этого я себе простить не могу, и когда вспоминаю вас в слезах, мне становится противно от самого себя. Однако я обещал вам быть искренним, и потому должен сознаться в том, что сожалею лишь о выбранном способе добиться вас, но не о самой попытке. Я проиграл, признаю поражение и более не стану навязывать вам своего общества.
        Впрочем, теперь я могу признать и то, что любая моя интрига против вас была заведомо обречена на провал. Ваше появление стало концом Серпины. Она мила, но слишком вялая, чтобы соперничать с вами. Ей не хватает живой яркости, и весь ее успех - это только мои старания.
        Я вывернулась и посмотрела на него:
        - Что вы имеете в виду?
        Нибо усмехнулся:
        - То, что сказал. Она бы не продержалась дольше пары месяцев, если бы не я. Колоссальнейшая работа! Шанриз, вы даже не можете себе представить, сколько я собрал информации о государе, о его норове, о привычках, о тайнах, наконец. Сколько извивался, сколько потратил времени и средств, чтобы изучить его так, как, наверное, не знает себя он сам. Я шел к своей цели столько же, сколько сумел удержать ее сиятельство в покоях государя, даже дольше.
        Я подбирался к этой самовлюбленной гусыне - ее светлости, чтобы заручиться ее поддержкой и пристроить родственницу на место фаворитки. А когда узнал ее много лучше, то понял - пора бежать от своей покровительницы. Думаете, она взяла меня на должность мажордома, потому что иной не было? Меня - правителя провинции! О не-ет, унижая, она подчиняет и возвышается. Это было намеренное действие, чтобы показать, какую милость она оказала, приблизив меня и поселив во дворце, чтобы после не забывал, чем обязан. И останься я подле нее, то Серпина не удержалась бы и месяца, потому что герцогиня желала самолично распоряжаться фавориткой своего племянника, но она совершенно не способна управлять. Строить козни - да, интриговать, раскидывать сети, но лишена дальновидности, логики и предусмотрительности. Всё и сразу. Я даже был удивлен, что она терпела так долго, пока вы сближались с государем.
        - У нее не было иного выхода, - с кривой ухмылкой ответила я. - Впрочем, она готова была не спешить… поначалу.
        - Да, верно. Дело не в ней, а в вас, - ответил Ришем. - Думаю, она готова была подтолкнуть вас на ложе племянника еще после маскарада.
        - Могла бы, если бы знала о том, что происходит между нами в точности, - отмахнулась я. - С определенного момента я не говорила ей всего, только то, что считала нужным.
        - Правильное решение, - я заметила, как Нибо улыбнулся. - Вот и я принял такое решение и сделал ставку на принцессу. Неопытная и наивная Селия должна была помочь в моем деле, а не душить собственными притязаниями… я ошибся, - он усмехнулся, и я снова вывернулась, чтобы посмотреть на его светлость. - Ее Высочество оказалась избалованной своим братом, не менее упрямой, чем он, и самовлюбленной, как их тетка. К тому же еще и глупой. Она, конечно, сделала всё, что от нее требовалось, но… - Теперь я и вовсе не сводила с него взгляда, предчувствуя, что сейчас мне расскажут то, о чем, может быть, подозревала, но не была уверенна до конца. Ришем замолчал. Короткое мгновение он скользил взглядом по моему лицу, а после усмехнулся и вздохнул: - До чего же вы хороши, Шанни. И этот ваш взгляд… - Но тряхнул головой и вернулся к своему повествованию: - Я не должен говорить то, что собираюсь. Это тайна королевского рода, однако я обещал быть откровенным, а потому буду держать слово. Но вы должны знать, что даже вам король не простит осведомленности, потому молчите, ваша милость. Не вздумайте выдать своего знания.
- Я кивнула, и герцог, еще на миг задержав на мне взгляд, тихо выругался: - Проклятье. - Он отвернулся и некоторое время смотрел в окошко, за которым вновь появилось пустое заснеженное поле, освещенное лунным светом. Я чувствовала, как его сердце ускорило бег. Нибо медленно выдохнул и неожиданно произнес: - Как-то далеко нас везут… Если бы хотели убить, то уже сделали бы это.
        - Убить? - переспросила я.
        - В этом похищении нет смысла, если только избавиться. Убийство - один из способов, только и всего. Я теперь безопасен, потому что в опале, и вряд ли что-то изменится. Но я здесь. Значит, меня используют. И тогда я делаю вывод, что кто-то меня очень сильно недолюбливает, раз решили втянуть в это грязное дело. Я бы даже назвал это ненавистью. А вот вы в фаворе и кому-то мешаете не менее сильно. То есть главная цель - это вы. А раз от вас хотят избавиться, то самое простое - это убрать… убить, уж простите, ваша милость. А меня выставить убийцей… Но это в любом случае расследование. Значит, я должен был бы покончить с собой, чтобы не дать показаний, однако это не отменяет расследования и последующего наказания. Да и увозить далеко не за чем. А нас везут. Скорей всего, мы нужны похитителям живыми, а главное, вместе. Для чего?
        - Если по чьей-то задумке мы должны быть вместе, а убивать нас не торопятся, то, возможно, то… может быть, нас должны найти? Вместе, - предположила я. - Я с вами…
        Мы замолчали и воззрились друг на друга, а затем выдохнули в один голос:
        - Герцогиня.
        Кому мешало мое нынешнее положение? Думаю, многим. Однако только один человек был одержим жаждой власти настолько, что был готов на любые подлости, чтобы добиться своего. А сделать это можно было через свою ставленницу, но король ни на кого не смотрел с тех пор, как изгнал Маринетт Хорнет. У него попросту не оставалось на это время, потому что всё его он отдал мне. И возможно, если бы я пожелала, он совсем убрал бы тетку из дворца. В любом случае, в споре между нами государь был на моей стороне.
        Значит, нужно было убрать меня. Однако убийство чревато расследованием и наказанием виновных. Опасный путь. Значит, надо действовать так, чтобы в итоге государь сам от меня отказался. И самый верный способ - ревность. И герцог не так давно уже упоминался, как мужчина, с кем я могу иметь тайные сношения. Его Величеству намекали на нашу связь с Ришемом. Готовили к моему исчезновению? И он ведь поверил… поверил!
        - Да-а, - протянул его светлость с издевкой. - Недурно. Одним ударом она уничтожает двух врагов. Она нас обоих ненавидит, и выбрала самое лучшее оружие - ревность государя. Я даже смею предположить, как должна выглядеть вся мизансцена. Мы обнажены, спим в объятьях друг друга, иначе измены не доказать. И в это мгновение дверь открывается, и король видит двух счастливых любовников, утомленных ласками. Уверен, мы не должны быть в сознании. Даже вижу, как нас грубо будят, мы пытаемся понять происходящее, а так как не можем дать вразумительного ответа, король окончательно теряет ясность мысли, как это с ним бывает в минуты слепой ярости. Он тогда превращается в настоящего зверя, такое может сотворить, даже рассказывать на чужом примере страшно. На себя уж и вовсе примерять не дайте Боги. Но какова задумка… Злобная сука! - неожиданно гаркнул он с чистейшей ненавистью. - Отомстила бы обоим, а потом подкинула племяннику утешение. Только получается, - герцог нахмурился, - получается, что Серпина с ней заодно. Я не собирался идти сегодня в театр, это графиня уговорила меня. Умоляла отвести ее, чтобы
развеяться… Неужто паучиха пообещала ей возвращение милости короля? Выходит, предала меня, дрянь?
        Дальше я не слушала его сумбурные предположения. Было заметно, что его светлость вне себя от злости и изумления. Похоже, от вдовы своего младшего родственника он подлости не ожидал. Впрочем, переживания Ришема меня волновали мало, я задумалась о другом. Кто знал, что мы с государем поедем в театр? Кроме ближнего круга, только Фьер Гард, а он служит герцогине и зависит от нее.
        - Неужто… - потрясенно произнесла я вполголоса и мотнула головой, не желая верить в предательство человека, которого почитала за брата. - Нет-нет, я в нем не ошиблась…
        - О чем вы? - спросил герцог. - О ком-то подумали?
        - О том, что мы с государем собираемся посетить театр, знали всего несколько человек, - глухо ответила я. - Несколько приближенных и барон Гард. Но он не мог! - воскликнула я.
        - Серпина - последняя, кого я заподозрил бы в предательстве, - отмахнулся Нибо. - И к государю потащила меня тоже она. Мне не хотелось подходить, а она настояла. Я еще подумал, что Серпина хочет напомнить о себе, а, выходит, привлекла внимание к тому, что я в театре. Король был с вами, увидел меня, а потом мы вместе исчезли. И нас везут не пойми куда, где, скорей всего, нас должны «застать». Впрочем, если вам так будет легче, то Гард может быть не причем. Возможно, один из приближенных короля сейчас состоит с кем-то из фрейлин герцогини в связи. Мог даже рассказать без всякого дурного умысла, а его дама передала герцогине. Вот вам и секрет на весь свет.
        Признаться, я даже воспрянула духом. Объяснение мне понравилось, тем более оно было логичным и достоверным. А потом мои мысли свернули к Амберли.
        - Но, постойте, ваша светлость, - произнесла я. - Меня привели к похитительнице сестрица и ее жених. Они не могут участвовать в этой мерзости, более того, непременно расскажут, как было дело…
        - Ерунда, - снова отмахнулся герцог. - Представить невиновного человека соучастником легче легкого. Тем более это ваша родственница. Она с вами в сговоре, и чтобы обелить себя и вас, лжет о некой женщине, которую никто не видел. И если государь уверится в вашей неверности, то свидетели превратятся в соучастников, которые «прикрывают ваше распутство». Однако… Простите, что я спрашиваю. Вы действительно уверены в своей сестре?
        Теперь отмахнулась я, даже покривилась с раздражением - сестрица была случайным посланником. Похитителям нужно было заманить меня и так, чтобы рядом не было короля. Тут и сгодилась наивная и отзывчивая девица, которая не смогла пройти мимо чужого горя. Кабы ей и вправду после не было худо…
        - О, Хэлл, - прошептала я. - Лишь бы государь не отыгрался на невиновных…
        Ну, хорошо, меня заманили чужой бедой, но как попался герцог? Об этом я и спросила, решив не тратить время на предположения.
        - Записка, - усмехнулся Нибо. - Лакей передал записку. Некая дама просила меня о встрече. Я не ожидал подвоха. Видите ли… - он скосил на меня глаза, - я хорош собой. - Я фыркнула, и герцог насупился: - И тем не менее, ваша милость. Время от времени я получаю подобные послания. Дамы мне благоволят с невинного возраста. Поначалу умилялись милым младенцем, ласкали и целовали в щеки. После, когда я вырос, в общем-то, то же самое, но уже с иными чувствами. Подобные записки для меня не редкость. Разве что сейчас всякие интрижки не ко времени, и я отправился вразумить отправительницу. Мне вовсе не надо страстей в то время, когда я собираюсь жениться на королевской сестре, а женщины бывают весьма изобретательны и настойчивые, еще и мстительны.
        - Экой вы несчастный, - хмыкнула я. - Совсем вас извели поклонницы.
        Он ответил непроницаемым взглядом и произнес с непередаваемым высокомерием:
        - Ваш яд меня не берет.
        - Какая досада, ваша светлость, я вне себя от разочарования, - с нескрываемой иронией произнесла я, и неколебимый образец непробиваемости ответил едко:
        - Порой вас хочется придушить, ваша милость.
        - О, - отмахнулась я. - Государь мучается этим желанием ежедневно.
        - И потому привязывается к вам всё сильней, - вдруг улыбнулся герцог. - У нас с Серпиной не было против вас и шанса, только если подлость. Но оставим несбывшееся, - тон его светлости неуловимо поменялся. - Возможно, мы уже близки к цели нашего путешествия, стоит решить, что будем делать дальше. - Я кивнула, полностью согласная со своим попутчиком, и он продолжил: - Итак, мы уже поняли, что итогом сей интриги является ваше устранение и месть мне за вероломство. И самое разумное - это сделать чужими руками, чтобы остаться незапятнанной.
        - Руками короля, - кивнула я.
        - Верно. Его ревность имеет поистине грандиозную губительную силу и способна изничтожить за одно лишь малое подозрение. А если показать ему картину вероломства, то он не станет ни слушать, ни думать, ни прощать. Однако провернуть всю эту авантюру не так просто. Нашему похищению должны предшествовать сплетни о некой связи. До меня не дошло ни одной…
        - Сплетни есть, - мрачно ответила я. - Кто-то ему доносил о нашем с вами якобы романе. В одну из моих поездок домой государь явился проверить меня. Вы в тот день покинули дворец раньше обычного, вскоре после моего отъезда. А я задержалась у дядюшки, и Его Величество уверился, что граф скрывает наши с вами свидания. Впрочем, мы поговорили, и он понял вздорность своих подозрений… надеюсь. В любом случае, более о том не заговаривал. Да и я была всё время у него на глазах.
        - Однажды Серпина прислала мне записку, и мне пришлось уехать от невесты, хотя я держу за правило бывать с ней часа четыре кряду, таков уговор с королем. - Герцог покачал головой: - Стало быть, за моей спиной плелась паутина, а я этого даже не заметил.
        - Я почти не покидаю королевского крыла, потому сплетни теперь до меня не доходят вовремя. И магистр Элькос ничего не говорил… Впрочем, при нем говорить обо мне гадости опасаются. А с Гардом нам не дает видеться герцогиня.
        - И пока я усердно «любил» принцессу, а вы услаждали короля своим обществом, нам готовили ловушку, в которую теперь и отправили. Что же дальше? - мы обменялись взглядами: - Разумеется, в трезвом сознании мы не позволим сотворить с нами пакость, значит, самое вероятное, как я сказал ранее, - нас должны усыпить и обустроить всё так, чтобы сомнений в нашей связи у тех, кто нас отыщет, не осталось. А главное, ничего не должно вызывать сомнений. То есть синяки, раны и ссадины должны отсутствовать.
        - У меня шишка на затылке, - возразила я. - В театре меня усыпили, но, кажется, вскоре я пришла в себя, чем несказанно удивила похитителей, и меня ударили.
        - Мерзавцы, - сердито отозвался его светлость. - Как вы себя чувствуете?
        - Сейчас много лучше, - прислушавшись к себе, ответила я.
        - Хорошо, - он кивнул, а после устремил на меня взгляд: - Постойте. Значит, вы очнулись быстро? И они были изумлены? Помнится, я тоже был изумлен, когда чары от любовного зелья развеялись. Выходит…
        - Сработала защита магистра, - нехотя отозвалась я, однако подумала, что он и сам давно сообразил о причине своей неудачи. Я тогда трясла перед его носом рукой с перстнем. - Да, похоже, и в этот раз мой разум очистился благодаря перстню…
        - И тогда они в панике ударили вас, - подхватил герцог. - Вы пришли в себя уже в карете и растолкали меня. Вполне возможно, мне вообще не полагалось просыпаться до нужного момента. А связали меня наверняка после того, как вы показали, что мы можем очнуться прежде времени.
        Его светлость вдруг скинул путы, после отсел. Я тут же ощутила холод и поежилась. Ришем снял свой фрак и передал его мне, я возражать не стала. Фрак еще хранил тепло тела своего хозяина и его запах, приятный, стоит заметить. Духи у герцога были отменные. И пока я куталась, Нибо выглянул в окошко, затем взялся за ручку на дверце, мягко на нее нажал и…
        - Мы заперты, я так и думал, - сказал герцог. Я посмотрела на веревку, и он понял мой немой вопрос: - Они, безусловно, уже знают, что мы оба очнулись. Вы кричали, мы двигались. Так что смысла в путах нет. Крайне жаль, что мы не можем оглядеться, я бы хотел точно знать, сколько человек сопровождают карету. Хорошо одно, нам не посмеют причинить физического вреда. Любой след от насилия - это повод задуматься. И даже если государь обезумит, то его сопровождение продолжит мыслить трезво.
        - Моя шишка, - напомнила я.
        - Тут можно толковать в вашу пользу. Многие помнят, что я был к вам неравнодушен, единицы знают, что пытался вас одурманить и овладеть. Так что, если вообразить, что я оглушил вас, привез в свое логово и обесчестил, то для вас всё еще может закончиться благополучно, а мне уже точно не поздоровиться. - Он хмыкнул, но тут же передернул плечами: - Нет уж, нам нужен обоюдно благополучный исход. А это вернуться в столицу и обо всем рассказать королю.
        - Но мы не сможем выбраться, пока не достигнем конца пути, - заметила я. - Дверцы закрыты, рядом, возможно, охрана. Остается…
        - Доехать и выяснить, кто еще замешан в этом мерзком дельце. После освободиться и вернуться, - закончил за меня его светлость. Я согласно кивнула, и Ришем улыбнулся: - До чего же вы прелестны, Шанриз. И мы, в кои-то веки, можем с вами спокойно разговаривать.
        - Вы меня сейчас раздражаете меньше герцогини, - отмахнулась я. - И я всё равно до конца вам не доверяю.
        - Это не удивляет, - улыбка Ришема перешла в усмешку, и он сел на свое прежнее место - напротив.
        Карета продолжала ехать. У меня появилась мысль, что нас собираются вывезти за пределы Камерата. Какой смысл везти пленников так далеко? Если нас найдут с рассветом, то времени на утехи с такой долгой дорогой у нас не останется… Бросив взгляд на своего спутника, я ощутила, как щеки полыхнули, и спешно перевела взгляд в окошко. Затем повернула голову, поглядела в другое окошко и нахмурилась.
        - Постойте… Мы это поле уже проезжали, - больше для себя заметила я. - Вы тогда еще только приходили в себя.
        Я посмотрела на герцога, он растирал себе плечи. Однако под моим взглядом руки опустил и выглянул в окошко.
        - Вы уверены? - спросил Нибо.
        - Да. Видите остов чучела? Крест с колпаком - он мне кажется знакомым. И деревня. Еще даже не все огни в домах погасли, - ответила я. - Только всё это было с этой стороны, - я указала на противоположное окно. - Кажется, мы едем в обратную сторону.
        - Любопытно, - только и произнес Ришем.
        Он передернул плечами, откинулся на спинку сиденья, но сразу отпрянул - обивка была холодной. Озноб пробирал и меня, и каждое слово вырывалось изо рта облачком пара. Я опять отвернулась, стараясь не замечать всё усиливающейся дрожи герцога, однако собственная дрожь не позволяла забыть о холоде, побеждавшем нас каждую уходящую минуту. Покривившись, я проворчала:
        - Идите ко мне, ваша светлость. - Он недоуменно приподнял брови, и я повторила совсем уж сварливо: - В объятьях и вправду теплей. Идите и обнимите меня. - Чуть поколебавшись, он все-таки пересел на мое сиденье и протянул руку, а я поспешила предупредить: - Но только вздумайте позволить себе вольность, и я изгоню вас обратно. Буду смотреть, как вы превращаетесь в сосульку, но даже не подумаю вам сочувствовать.
        - Мои помыслы чисты, - заверил меня герцог. - Отдайте, пожалуйста, фрак.
        Возмущенно фыркнув, я стянула с себя фрак и, не глядя, сунула его жадине. А в следующую минуту вскрикнула от неожиданности и негодование, потому что его светлость, надев отвоеванный фрак, рывком пересадил меня себе на колени. Я попыталась вывернуться, но руки Ришема были сильны.
        - Это не то, о чем вы думаете, - строго, даже сурово произнес он, несмотря на подрагивающий от холода голос. - Вот, смотрите сами.
        Он закутал меня в полы, насколько это было возможно, обхватил руками, и мы замерли, прижавшись друг к другу настолько тесно, что от этого даже стало неуютно… но теплее, стоит заметить. Посидев немного в напряженной позе и не дождавшись новых возмутительных действий, я немного расслабилась и даже уместила голову на плече герцога - так было удобней. Однако тишина, воцарившаяся в салоне, угнетала, и я задала вопрос:
        - О чем вы недоговорили, ваша светлость?
        Ришем скосил на меня глаза, после позволил себе вольность и потерся щекой о мою щеку.
        - Простите, зудело, - соврал герцог. - О чем вы?
        - О тайне Стренхеттов, которую нельзя разглашать, - напомнила я. - Что-то связанное с принцессой. Вы говорили о том, что решили использовать ее вместо герцогини, но в чем-то просчитались.
        - Ах да, вы об этом, - произнес он устало. - Хорошо. Да, я просчитался, недооценил целеустремленность и изобретательность Селии. Я рассчитывал на то, что смогу ею управлять. В общем-то, и управлял. Принцесса выдвинула Серпину на передний план, возвела в ранг подруги и смогла обратить на графиню высочайшее внимание. В то время у короля была уже фаворитка, весьма вздорная особа. Серпина с легкостью заменила скандалистку, а дальше уже вступил в игру я. Направлял, советовал, давал указания, используя имевшуюся у меня информацию. Графиня была идеальна… почти. Ей бы больше огня и живости, впрочем, это уже неважно. В любом случае, на какое-то время всё складывалось так, что лучшего и желать было невозможно.
        А потом Селия решила действовать. В моих планах не было затянувшейся дружбы принцессы и моей свояченицы. Когда Серпина оказалась в спальне короля, наш союз с Ее Высочеством должен был распасться. Однако она решила иначе. Воспротивилась намерениям брата выдать ее замуж, убедила, что еще не готова с ним расстаться. Вам известно, что из всех своих сестер государь более всего любит Селию? Думаю, он сам был не готов с ней распрощаться, потому услышал мольбы принцессы.
        Если бы вы знали, Шанриз, насколько я был сражен сим «радостным» известием! К тому моменту меня уже изрядно тяготило внимание Селии. Она не давала мне прохода, ревновала, обвиняла, хоть между нами ничего и не было. Да, я очаровал девицу, чтобы подчинить ее, но рассчитывал на ее благоразумие и скромность. Я не разыгрывал чувства, не смущал покой и не приглашал на свидания. Был намеренно учтив, внимателен и не больше. Однако принцесса решила, что у нас с ней роман. И раз влюблена она, то и я тоже.
        Она оказалась опасна, и будь это не сестра короля, я бы действовал решительно и даже грубо, чтобы отбить у нее интерес. Но я имел дело с принцессой, и от благоволения ее брата зависело теперь слишком многое. Я оказался в ловушке. Герцогиня или принцесса - капкан от этого слабей не стал. И пока Селия не уничтожила то, что помогла мне создать, я сделал то, что она хотела - начал изображать чувства.
        Мне казалось, что этого будет достаточно: короткие свидания, поцелуи, касания украдкой, взгляды и прочая сентиментальная чушь. То, что так нравится девушкам, едва шагнувшим во взрослую жизнь. И вновь я ошибся. Селия опять решила по-своему. Ей вздумалось, что мы должны пожениться. Я уговаривал ее, что король никогда не одобрит брак своей сестры и властителя маленькой провинции. Это не несет пользы Камерату. К тому же у него уже давно был выбран жених, более подходящий Ее Высочеству по рождению, да и выгодный для Камерата. Она меня не услышала.
        - А ваши связи? - изумилась я. - Как же ревнивица терпела их?
        - Половина моих связей - это сплетни и домыслы, - отмахнулся Нибо. - Стоит мне кому-то улыбнуться, придворные уже уверяют, что дама - моя любовница. Мои настоящие связи, по большей степени, были скрыты от взоров Двора и тем более принцессы. Это не мешало ей ревновать, и Селия сделала собственный вывод - если мы станем близки, то я перестану глядеть на других женщин. Она была уверенна, что всё дело в ее девичестве. Раз я не могу быть с ней, то мне приходится… - Он снова скосил на меня глаза.
        - И вы… - прошептала я.
        Ришем ответил неожиданно едко:
        - Вы полагаете, я совсем безумен? Да я бы в жизни не додумался до того, чтобы соблазнить сестру короля! Одно дело пробудить в ней интерес, другое - нарушить девство. Это же измена Камерату и королю! Принцесса должна оставаться чиста и непогрешима. Да и к чему мне было это? Но… - Он вдруг хохотнул: - У Селии опять были собственные соображения.
        - Хотите сказать, что она сама соблазнила вас? - спросила я с сомнением. - И вы не устояли? - последний вопрос был пропитан сарказмом.
        Герцог вздохнул и отвернулся к окошку. Я тоже посмотрела туда. Впереди появились фонари - мы выехали на тракт.
        - Зачем они катали нас? - изумилась я. - Сделали петлю, а теперь всё равно везут в город.
        Его светлость пожал плечом, однако ответил:
        - Предполагаю, что они путали следы. Мне неведомо, что придумалось герцогине. Если нам повезет, то однажды мы узнаем подробности. - Он на миг поджал губы, продолжая глядеть в окно: - Так вот, ваша милость, вы совершенно правы. Она соблазнила, а я не устоял. У меня не было и шанса на это. Несмотря на всю свою заносчивость и глупость, Селия коварна. Она опоила меня. - Я приподняла голову с его плеча, чтобы заглянуть в глаза, и герцог криво ухмыльнулся: - Да, Шанриз. Только в том настое не было магии. Самая безобидная трава. Мужчины иногда принимают этот настой, если у них возникают сложности с… эм… пробуждением страсти. Одна из фрейлин достала для своей госпожи нужное снадобье. Принцесса щедро плеснула в вино, которое сама мне поднесла, - и вот я уже делаю то, на что никогда бы не отважился в здравом рассудке.
        «Теперь мой брат будет обязан связать нас», - сказала она, когда всё закончилось. Я был в ужасе и от содеянного, и от ее счастливого оскала. Разумеется, с тех пор мы были с ней время от времени близки, а Серпина стала нашим прикрытием. С одной стороны в этом была польза - Селия готова была перегрызть глотку каждому, кто посмеет встать между нами. А скинуть мою невестку, значит, изгнать и меня. Тогда она лишается возлюбленного, а также остается один на один с братом и своим грехом. Отсюда ее угрозы вам и необдуманные поступки.
        - И в этом причина ярости короля, - кивнула я. - И вашей свадьбы. Ему нужно скрыть утрату невинности, отсюда и сказка про великую любовь.
        - Верно, - усмехнулся Нибо. - И мой выбор без выбора: умереть или жениться. Какая уж тут любовь… Да я ее выношу с трудом! Но пока мы не покинули дворец, я буду оставаться образцовым «влюбленным». - Он бросил на меня взгляд: - Я могу надеяться на вашу скромность?
        - Да, - легко согласилась я. - Мне нет дела до вашей семейной жизни. И обсуждать ее с кем-либо я не намерена. Как и причину, по которой вы женитесь на принцессе.
        - Благодарю, - герцог невесело усмехнулся. - Теперь у меня от вас тайн не осталось, хотя вашего доверия это, конечно же, не прибавит. - Я промолчала, ответ был очевиден без всяких слов. Ришем еще короткое мгновение смотрел на меня, а после вернулся к созерцанию видов за окном кареты. - Однако наше путешествие заканчивается. Мы едем в предместье, в этом уже никаких сомнений. Это хорошо, возвращаться во дворец нам будет недолго. Главное, освободиться от опеки наших похитителей. И я постараюсь это сделать. Осталось дождаться, когда откроют дверцу. Ваша милость, - я перевела на него взгляд: - Я прошу вас задержаться в карете и не глядеть на то, что будет происходить.
        Сомнения, почти уснувшие за время пути и беседы, вновь зашевелились. Теперь даже показалось логичным, что мы сделали эту петлю. Если Ришему нужно было время, чтобы заговорить мне зубы, то оно у него было. И сейчас, возможно, он собирается разыграть передо мной наше освобождение, после чего я сообщу королю об отчаянной храбрости герцога, и тот получит настоящее прощение…
        - Хорошо, - я не стала спорить, но решила проследить за тем, что все-таки будет происходить за пределами кареты.
        Позволять себя использовать я не собиралась. И, похоже, его светлость понял ход моих мыслей, потому что со вздохом покачал головой, однако ничего говорить не стал. Вместо этого он ссадил меня со своих колен, опять отдал фрак и, подняв с пола веревку, вернулся на свое прежнее место. Теперь выходило так, что он оказывался скрыт от первого взора того, кто откроет дверцу. Всё внимание должно было достаться мне.
        - Не спешите выходить, - напомнил Ришем. - Пусть заглянет в карету и попытается вытянуть вас силой.
        - Хорошо, - согласилась я, поняв, к чему клонит его светлость.
        - Вы - прелесть, - улыбнулся он.
        Карета, свернула на дорогу, ведущую в объезд к предместью, где стояли особняки знати. Теперь я с жадностью вглядывалась в узнаваемые пейзажи. Особенно мое внимание стало пристальным, когда мы приблизились к домам, огороженным кованными оградами. Мне хотелось понять, в чей дом нас везут, кто же тот неведомый враг, оказавший услугу герцогине Аританской?
        А потом мои глаза расширились, потому что я узнала особняк… Это был мой загородный особняк!
        - Боги, - выдохнула я. - Это же наш дом.
        - В этом есть логика, - спокойно констатировал Ришем. - В моем доме нас должны были искать в первую очередь. К родителям и главе рода вы с любовником не сунетесь. А здесь можно на время затаиться. В конце концов, поиски должны привести королевских ищеек сюда. Сколько здесь осталось прислуги?
        - Мало, - ответила я больше машинально. - Почти все перебрались вместе с хозяевами в столичный особняк. Здесь только охрана и несколько горничных, чтобы следить за порядком.
        - И они сейчас спят, - сказал герцог. - Возможно, именно поэтому мы и катались. Наши похитители выжидали, когда прислуга и соседи улягутся, и нас незаметно привезут сюда и оттащат в дом. Однако поздравляю, ваша милость, у вас под боком есть предатели. Не забудьте после с ними разобраться… Что это?
        В воздухе разлился знакомый резкий запах. Такой же я вдохнула, когда незнакомка прыснула мне в лицо. Я завертела головой, пытаясь отыскать, откуда идет запах, после подняла взгляд на отверстие, через которое должен быть протянут шнурок колокольчика, которого в этой карете не было, зато я увидела небольшую трубку.
        - Твари! - рявкнул Нибо.
        Я перевела на него растерянный взгляд - герцог закрыл ладонью нос и рот, однако глаза его теперь неестественно блестели, это было приметно даже в густом сумраке кареты.
        - Не дышите, - сипло произнес Ришем. - Они нас…
        Договорить он не успел, глаза его светлости закатились, руки безвольно опустились вдоль тела, и голова свесилась на грудь. Я еще держалась, потому что не дышала с того момента, как ощутила запах. Бросив взгляд на перстень, я увидела, что камень теперь потемнел почти до черноты.
        - Магия… - выдохнула я, и сознание начало мутиться…
        Глава 16
        Карета въехала в ворота, но вскоре остановилась. К дверце кареты подошли, и я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, стараясь не выдать, что всё еще нахожусь в сознании - получить еще один удар по голове ужасно не хотелось. Дверца распахнулась, и едкий запах сразу ослаб. Я вдохнула глубже. В голове по-прежнему мутилось, но не настолько, чтобы отправить меня в сон.
        - Что там? - услышала я негромкий мужской голос.
        - Уснули, голуби, - усмехнулся еще кто-то.
        - Не околели они там?
        - Это же фрис, - ответил второй. - Это не сон, а нечто вроде стазиса. И тепло сохраняется, и сознание отключено. Не пойму только, почему они очнулись. От власти фриса самому не освободиться.
        - У баронессы верховный маг в друзьях, - задумчиво произнес первый.
        - Тогда у нее может быть накопитель, который и собирает потоки, - сказал второй. - Но много не вместит, уже должен быть полный. Значит, будет спать. Давайте поскорей занесем их в дом, пока нас не увидели.
        - Да, надо шевелиться. Не равен час, сюда нагрянет государь, тогда всё пойдет прахом. Ему уже скоро доложат, что нашли след, если еще не доложили. Мы не можем навлечь на ее светлость подозрения.
        И я поняла, кому принадлежал первый голос. Граф Экус! Главный конюший герцогини, которого она привезла с собой из Аритана. А второй, выходит, маг? Да, скорей всего. Слишком уверенно рассуждает об этом фрисе и накопителях. И я постаралась совсем не думать, чтобы на лице не отразились никакие чувства. Пусть уверятся, что уловка сработала.
        А герцог, выходит, был прав. Верно разгадал замысел королевской тетки… Но каково! Я предаюсь утехам с любовником в доме моих родителей! Боги, как же можно было до такого додуматься?! И сколько человек вовлечено в заговор? Серпина Хальт, граф Экус, маг, неизвестная мне женщина, ставшая приманкой. Даже Амбер, пусть и невольно, и наши слуги. Но кто еще?
        - Куда нести?
        Меня уже успели добыть из кареты и внесли в дом. Герцога забирали после меня, потому он был где-то позади.
        - Там спальня хозяев, - голос горничной я узнала. Она работала в доме, сколько себя помню, но никому из нас не прислуживала. А ее муж - сторож. Что же с остальными слугами?..
        - Нет, лучше в комнату баронессы, - решил Экус. - Там протоплено? Должно выглядеть так, будто они тут уже давно.
        - Мы везде протапливаем, такой приказ, - ответила горничная. - Раз в день. Но можно и сейчас разжечь, разогреет быстро.
        - Вещи баронессы собрали? Ее багаж должен сразу броситься в глаза.
        - Собрала я, - буркнула служанка.
        - Его светлость тяжелый, - пожаловался кто-то незнакомый.
        - Еще бы, - усмехнулся граф, - столько спеси. Самому-то, наверное, тяжко носить.
        Вскоре меня внесли в мою комнату, уложили на кровать, и чьи-то пальцы заботливо убрали с лица выбившуюся прядь.
        - Жалко девочку, - негромко произнес Экус. - Но она сама ввязалась в игры сильных мира сего. Значит, так тому и быть.
        Потом к кровати поднесли герцога, его скинули более грубо. Пользуясь тем, что меня пока оставили в покое, я посмотрела из-под ресниц на то, что творилось в моей спальне. Экус уже стоял у дверей. Он оперся ладонью об одну из створ и смотрел в коридор, то ли ожидая кого-то, то ли просто не желая смотреть на то, что будет дальше.
        У камина возилась предательница горничная. Через минуту затрещали приготовленные на завтра поленья, и по спальне потянуло запахом горящего дерева. Большего я увидеть не могла, иначе мне пришлось бы повернуться и обнаружить себя, а этого делать было нельзя. Пока я в сознании, остается шанс на спасение. Нужно только вытерпеть всё, что собираются сделать с нами негодяи, и я вновь смежила ресницы.
        - А красивая пара, не находите? - спросил маг, его я уже узнавала по голосу. - У них получились бы прелестные детишки. Весьма недурно смотрятся вместе.
        - Хватит болтовни, - с раздражением произнес Экус. - Надо их раздеть.
        - Уже бегу, - отозвалась горничная. - Только б мужчинам выйти, всё ж баронесса - девица.
        - После королевских покоев девиц не остается, - буркнул граф и вышел. Это я поняла по удаляющимся шагам.
        Рядом возились, похоже, раздевали Ришема.
        - Осторожно! - шепотом рявкнул маг. - Если будете действовать слишком грубо или же причините боль, он очнется.
        Да, в прошлый раз его светлость пришел в сознание после моих пощечин. Это была бы неприятность для мерзавцев, если бы он открыл сейчас глаза, однако лучше пробуждению случиться после, когда мы останемся одни. Ведь мы же останемся одни?! Забывшись, я дернулась и ощутила, как меня коснулись чьи-то руки.
        - Тихо, ваша милость, тихо, - прошептала горничная. - Всё хорошо, спите.
        - Что там? - мгновенно отозвался маг.
        - Всё хорошо, спит, - заверила его служанка.
        Затем опять послышались шаги, и в спальню вернулся граф Экус. Он поторопил своих сообщников и вышел. Вскоре с Ришемом закончили, осталась только я. Горничная раздевала меня медленно, кажется, ощущая неловкость от того, что делает.
        - Я ведь знала ее еще малышкой, - вдруг вздохнула она. - Такая резвая была, смышленая…
        - Тогда не брали бы денег, - ответил маг. - Но вы ведь взяли, верно? Иначе сейчас не предавали бы своих хозяев, надеясь на то, что о вашем участии в этом деле никто не узнает. Пошевеливайтесь, иначе мне придется вмешаться.
        - Как можно! - возмутилась женщина.
        Дело пошло более споро. Меня освободили от одежды, стянули панталоны…
        - Отвернитесь, негодник, - сердито рявкнула служанка. - Как не совестно подглядывать?
        - Надо ее пододвинуть ближе к герцогу и уложить голову ему на плечо. И ладонь на грудь.
        Было мерзко, дико, невозможно гадко, но я вытерпела и это. Чувствовала, как меня перекладывают в четыре руки, как коснулась чужого тела, после мою руку взяли за запястье и уместили на груди его светлости. Я ощутила под своей ладонью волосы и едва не застонала от стыда и омерзения. Впрочем, сейчас не герцог вызывал мое отвращение, а то, что я была вынуждена терпеть происходящее.
        - Та-ак… Его голову повернем, чтобы уткнулся носом ей в макушку… Да, весьма мило, - подвел итог маг.
        - Тьфу, - сплюнула служанка.
        - Идемте, не будем тревожить наших влюбленных, им недолго осталось ждать окончание фарса. Идемте-идемте.
        Горничная протяжно вздохнула, кажется, попросила прощения, но сказала так тихо, что я не уверена в том, что услышала это. А потом они вышли, и дверь закрылась. Подождав немного, я открыла глаза и осторожно огляделась. Мы с его светлостью и вправду остались одни. Медленно выдохнув, я отстранилась. После приподняла покрывало, густо залилась краской и зажмурилась.
        На мне служанка хотя бы оставила нижнюю сорочку, а вот на герцоге не было ничего, совершенно. Оценить его сложение с эстетической точки зрения я сейчас не могла в силу своего смущения в крайней степени и неопытности. Да и не до этого было, хотя, признаться, мыслить и шевелиться снова я смогла не сразу, до того велико было мое потрясение. А потом появилась первая и совсем неуместная мысль: «А каков государь, если его раздеть?» - и вот она-то и отрезвила меня. Государь!
        Я уже замахнулась, чтобы ударить Ришема и привести его в чувства, однако подумала, что и сама предстану почти в первозданном виде, а потому, скатившись с кровати, бросилась на цыпочках к гардеробной. Здесь осталось немало моих нарядов, даже после того, как какую-то их часть подготовили для моего «бегства». Схватив простое домашнее платье, висевшее первым, я на ходу натянула его на голову, а дальше, путаясь в рукавах и отчаянно бранясь шепотом, вернулась к герцогу.
        Он был мил, безмятежен и совершенно гол. Это взъярило меня. Понимала, что злиться на Нибо глупо, потому что он сам жертва, но то, что я успела пережить за последние полчаса, кипело и требовало выхода. Я бросилась на кровать, нависла над герцогом и опять размахнулась, однако так и не ударила. Что если звуки пощечин привлекут внимание? Быть может, за дверью все-таки кто-то стоит на случай, если мы опять очнемся, тогда всё может закончиться худо.
        Поджав губы, я обернулась, взгляд заметался по спальне. Остановила я его на туалетном столике, где стояла шкатулка со шпильками. Кровожадно ухмыльнувшись, я снова покинула кровать и поспешила к своей цели. Шкатулку я вывернула на кровать, чтобы не шуметь, подхватила булавку и вернулась к его светлости, всем своим видом излучавшему умиротворение и благодать. Но прежде чем свершить свое спасительное дело, я накрыла рот Ришему ладонью, навалилась на него и… с силой воткнула булавку в бедро через покрывало.
        - А… - приглушенно вскрикнул спящий красавец.
        Наши взгляды встретились, и я зашипела:
        - Тихо.
        А когда отстранилась, Нибо сел и завертел головой, пытаясь понять происходящее.
        - Моя спальня, - шепнула я. - Вы были без сознания, когда нас принесли и раздели. На меня не подействовало, хвала Богам. Одевайтесь, у нас мало времени. И не шумите, - добавила я, когда его светлость открыл рот, - они где-то рядом.
        Ришем, взор которого окончательно прояснился, выругался, явно вспомнив всё, что было ранее, и откинул покрывало. Охнув, я спешно отвернулась.
        - Простите, - шепнул герцог. - Не подумал.
        Накинув на себя покрывало, Нибо встал с кровати, я благоразумно отвернулась и поглядела на открытую дверь гардеробной. А ведь у меня там осталась и верхняя одежда, значит, есть, во что одеться, пока будем добираться до дворца. И нижнее белье тоже. В это мгновение я осознала, что мои панталоны лежат у меня под ногами, вновь охнула и поспешила одеться полностью. Уже сделала шаг к вожделенной двери, когда открылась другая - вход в спальню…
        Мои глаза расширились, как и у человека, стоявшего на пороге. Его я не знала, а потому предположила, что это и есть маг. Замешательство длилось всего пару секунд, но пребывали в нем только я и мужчина в дверях спальни. Вдох и выдох, вот и всё, что я успела сделать, когда герцог, отбросив покрывало и воспитание, бросился к неизвестному. Мужчина лишь успел выставить перед собой руку. Ришем, ухватив незваного визитера за запястье, втянул его в спальню, а всё дальнейшее было так стремительно, что я лишь судорожно выдохнула и застыла, глядя на незнакомца, теперь распростертого на полу.
        - Простите, - еще раз буркнул его светлость, прикрывшись ладонью, и вернулся к своей одежде, так и лежавшей на кресле у окна.
        Я перевела взор с мужчины на герцога, однако не ощутила ни стеснительности, ни возмущения от его вида. Было только изумление и испуг, оставшийся на краю сознания, но не познанный и не прочувствованный, до того всё быстро произошло.
        Одевался Ришем тоже быстро, не путаясь ни в штанинах брюк, ни в рубашке, ни в рукавах фрака, будто он вовсе не волновался. Наконец, он обернулся ко мне, обнаружил всё в той же позе и на том же месте, поднял руку и щелкнул пальцами. Я моргнула и очнулась.
        - Вам есть во что одеться? - почти ласково спросил Нибо.
        - Он живой? - хрипло спросила я, вновь глядя на незнакомца.
        - Д… да, - с запинкой ответил его светлость, мазнув взглядом по распростертому телу. - Одевайтесь.
        Машинально кивнув, я поспешила в гардеробную. Одевалась не так быстро, как Ришем, и не так уверенно. Я нервничала, и чем больше проходило времени, тем сильней становилась моя дрожь и паника. Отчего-то из головы не выходил тот человек, что лежал на полу в моей спальне, и запинка Нибо теперь казалась нарочитой. Кажется, он просто хотел успокоить меня, но солгал. Незнакомец был мертв! Герцог убил нашего похитителя за долю секунды, а после одевался так спокойно, будто ничего не произошло.
        - Боги, - хрипло выдохнула я и схватилась за горло, ощутив приступ тошноты.
        - Шанни.
        Не удержав вскрика, да такой степени оказалась напряжена, я обернулась и встретилась взглядом с его светлостью. Более не говоря ни слова, он обнял меня и прижал к своей груди. Я чувствовала, как он ласково гладит меня по волосам, и не смела шелохнуться, всё еще находясь в потрясении от осознания, что стала свидетелем чужой смерти.
        - Он ведь умер, да? - спросила я.
        - Менее всего я был склонен рассчитывать свою силу, - ответил Ришем. - Не знаю, честно. Главное, что наше пробуждение пока осталось необнаруженным. Это просто чудо, что вы устояли против их снадобья…
        - Это фрис, - шепнула я. - Я слышала, как маг говорил об этом. - После вскинула голову и заглянула герцогу в глаза: - Вы были так стремительны… У вас военная выучка?
        - Я ведь властитель Ришема, - улыбнулся его светлость. - На мое герцогство и сейчас случаются набеги. Нас сызмальства учат военному делу. Мне доводилось самому вести свою гвардию в степь, чтобы отбить нападение аркенов. И поэтому я рассчитываю на свои силы в нашем побеге вполне обоснованно. Теперь успокойтесь, верните себе трезвость разума и помните, нас щадить никто не собирался. И даже если тот негодяй умер, то легко и быстро. Государь одну из своих фавориток, уличенную в неверности, протащил за волосы от дворца до конюшни и засек ее до полусмерти. Если бы Элькос не успел, то из конюшни унесли бы труп. А ее любовник попросту исчез. Что с ним сталось, никто сказать не возьмется, но я даже думать не хочу, что с ним сделали. И это притом, что измена в полной степени не была доказана. Возможно, это было оговором, как и в нашем случае. Понимаете, что нам подготовили герцогиня и ее люди?
        - Боги, - гулко сглотнув, повторила я.
        Ришем на миг поджал губы, но тихо выругался, склонился и быстро поцеловал меня в уголок рта. После отстранился и велел сухо:
        - Одевайтесь, если еще не закончили. Пора выбираться.
        На мне еще не было чулок, на которые я махнула рукой, как и на платье, решив обойтись домашним. Да и до нарядов ли было? Единственное, что мне осталось, - это шубка и ботиночки, но искать всё это я была не в силах, потому схватила теплый плащ, сунула ноги в туфли и обернулась к герцогу.
        Он успел выйти из гардеробной и сейчас, замерев у дверей спальни, прислушивался. Ришем обернулся на шорох моих шагов, окинул быстрым взглядом и, учтиво улыбнувшись, произнес фразу, совершенно неуместную в сложившейся ситуации:
        - Вы прелестны, ваше сиятельство.
        Комплимент был сомнителен, потому что выглядела я, как бродяжка в обносках, которые пожертвовали из сострадания. Однако мой внешний вид сейчас был последним, о чем я стала бы переживать. Всё мое внимание сейчас досталось телу на полу. Я остановилась, не дойдя до него всего шаг, и не решалась сдвинуться с места.
        - Шанриз, - позвал меня Ришем. Я подняла на него взгляд и увидела протянутую руку. - Просто перешагните. Смелее, ваша милость. Вы умеете быть отчаянной.
        - Я до ужаса боюсь покойников, - призналась я.
        Герцог в молчании покачал головой, перешагнул тело и, приподняв меня, опустил по другую сторону от незнакомца.
        - Благодарю, - кивнула я. А когда его светлость встал рядом со мной, я сжала его руку: - С ними граф Экус. Это, - я указала на тело, - возможно, маг. Еще с ними горничная и ее муж сторож. Есть ли еще кто-то, не знаю. Я была вынуждена претворяться, что нахожусь без сознания. Однако они говорили, что скоро этот фарс закончится…
        - Вы настоящая умница, - улыбнулся герцог. - Идемте, здесь больше никого нет. - Мы выбрались в мою гостиную, там и вправду было пусто, однако мой спутник опять перешел на шепот: - Здесь не может быть многолюдно. Экус, должно быть, покинул особняк, раз появление короля уже ожидают. Маг остался, чтобы проследить за нашим состоянием, и если это он лежит на полу, то в доме могут быть только ваши слуги. Горничная, наверное, уже скрылась в своей комнате, чтобы изобразить сон. Ее муж - сторож, значит, он бодрствует. Еще был кучер, который нас возил. Скорей всего, Экус уехал на этой карете, выходит, еще минус один. Дорога должна быть свободна, но я все-таки спрошу - в вашем доме есть оружие?
        Я остановилась и задумалась. У моего отца было оружие, но он должен был забрать пистолеты и шпагу в городской особняк. Но это то, что он называл своими сокровищами. Однако кое-что должно было остаться. Я в точности не знала, где в нашем доме оружейная комната, об этом девицам не сообщалось. Но вот в кабинете батюшки…
        - Есть на стене в кабинете его милости, - шепнула я. - Это то, что я точно знаю.
        - Куда идти?
        - Нам нужно направо по коридору…
        - Я первый, за мной, - велел Ришем. Я кивнула, и он снова мне улыбнулся. - Кто бы мог подумать, что однажды мы станем единомышленниками…
        Явно не договорив, герцог шагнул к двери, осторожно приоткрыл ее, а после, показав мне остановиться, снова прикрыл.
        - Кто-то идет сюда, - шепнул Нибо.
        Он указал мне в сторону, куда я и поспешила отойти. Сам его светлость остался рядом с дверью так, чтобы вошедший его не увидел. В руке его был подсвечник, прихваченный с каминной полки, пока мы направлялись к выходу из моих комнат. Я посмотрела на герцога, увидела как он поднял руку со своим увесистым оружием, и зажмурилась, что есть силы.
        Шаги приближались. Я взмолилась, чтобы они проследовали дальше, но эта молитва не была услышана. Еще один названый визитер подошел к двери… а дальше была короткая возня и негромкий голос его светлости:
        - Шанриз, идемте.
        Я открыла глаза и увидела горничную, ту самую, предавшую мою семью и меня. На голове ее не было крови, как я ожидала. Ришем оттащил ее с дороги и кивнул мне дверь.
        - Живая, просто оглушил, - сказал мне Нибо, заметив, что я не сдвинулась с места.
        - Хорошо, - судорожно вздохнула я и отмерла.
        Мы, наконец, выбрались в коридор, и я, обогнав его светлость, уверенно двинулась в сторону батюшкиного кабинета. Ришем нагнал меня, сжал плечо, так вынудив остановиться. Я обернулась, и герцог отрицательно покачал головой:
        - Я уже просчитался, служанка не ушла к себе. Не станем терять времени. Если кто-то еще заявится, то обнаружит наше отсутствие. Пойдем так. Внезапность - лучший помощник. Где выход?
        - До лестницы и вниз, - ответила я и указала: - Туда.
        - Больше не убегайте вперед, это неблагоразумно, - строго отчитал меня его светлость. - Где они могут находиться?
        - На первом этаже немало помещений, еще комнаты прислуги, но они в другом крыле…
        - Хорошо, - остановил меня Ришем. - Они сами себя обнаружат.
        И все-таки его светлость оказался прав в том, что дом был почти пуст. Нас не сторожили на каждом углу. Прислуга, не вовлеченная в гнусное дело, мирно спала в своих кроватях и не подозревала о том, что творится в доме. А герцогиня должна была действовать с великой осторожностью, чтобы не навлечь на себя подозрения. Она доверилась Экусу, откуда-то взяла мага, были еще несколько исполнителей, но они все должны покинуть мой особняк, пока не появился государь. Возможно, вообще никого не осталось, кроме нашей прислуги…
        Интересно, зачем возвращался маг, если он маг, конечно. Этого я не могла утверждать с точностью, потому что слышала только голос. Но если маг, то… все-таки засомневался в том, что мы не пробудились? Или хотел забрать накопитель? Кто в здравом уме станет разбрасываться запасом магии? Наверное, всё это вместе. Он слишком легкомысленно отмахнулся от защиты Элькоса, но это верховный маг королевства, и он посильней какого-то самоуверенного выскочки, а значит, и накопитель его может быть более емким, чем те, какими пользовались другие одаренные. Да, скорей всего так… но тогда его могут ожидать, чтобы убраться восвояси, и долгое отсутствие покажется подозрительным. Уж не поэтому ли пришла горничная? Ох…
        Герцог поднял руку, и я остановилась. Уж не знаю, подумал ли он о том, о чем и я, однако постояв немного, сделал еще пару шагов вперед и снова встал. Я приблизилась к его светлости, дернула его за рукав, и он, обернувшись, прижал палец к губам. Нибо кивнул вперед, и я прислушалась. То, что я не заметила за своими размышлениями, теперь стало понятным - внизу разговаривали.
        - Где он? - нервно спросил мужчина, и я узнала Экуса. - Нам уже давно пора убраться отсюда.
        - И Ретти нет, - ответил его собеседник.
        - Сторож? - шепотом спросила я саму себя.
        Ришем обернулся ко мне, взгляд его был немного рассеянным. Похоже, он размышлял.
        - Там Экус, - снова шепнула я, и его светлость кивнул.
        - Пойди, поторопи, - велел кому-то граф. - Скажи, если сейчас же не спустится, я уеду отсюда один.
        - А вот этого мы не допустим, - едва слышно сказал герцог, похоже, сам себе.
        Он развернулся сам, развернул меня и подтолкнул в обратном направлении. Поглядев на него, я округлила глаза, но Нибо произнес одними губами:
        - Назад. Живо.
        Стараясь не топать, я поспешила подняться обратно на второй этаж, здесь его светлость прижал меня к стене и велел шепотом:
        - Тихо. - После улыбнулся и уже просто попросил: - Закройте глаза.
        Я послушно зажмурилась, затем заткнула уши и ощутила, как герцог успокаивающе провел по моей щеке тыльной стороной ладони. А затем наступило короткое затишье, нарушаемое лишь громким стуком моего сердца. Кровь ускорила ток, бросилась в голову, опалила щеки. Дыхание мое стало частым и прерывистым от волнения и страха. Я не хотела даже думать о том, что будет делать его светлость. Понимала, каков будет итог его задумки, но заставила себя вспомнить о его словах: «Они нас не пожалели».
        И это было верно. Никто из тех, кто был замешан в этом похищении, не пожалел. И эти вздохи Экуса и горничной - всего лишь еще одна грань человеческой подлости. Я могла понять и верность графа его госпоже, которая толкала на низость, и жажду наживы служанки, но оба они понимали, чем это обернется для тех, кто должен быть сейчас спать, не подозревая о скорой расправе за грех, которого они не совершали. Его сиятельство жил при Дворе давно и не мог не быть наслышан о норове короля, а горничная прекрасно знала о том, что огласка падения девицы уничтожит и весь ее род. Она предала не меня, она предала всех Доло, все ветви разом. Так отчего же я должна жалеть тех, кто, сознавая последствия, стал орудием в руках мстительной интриганки, для которой никто из исполнителей не стоит ломаного медяка?
        Я убрала руки от головы, открыла глаза и увидела, что Ришем обшаривает тело мужчины, показавшегося мне смутно знакомым. Он лежал, неестественно повернув голову. Глаза были открыты, и это произвело на меня тяжкое впечатление. И все-таки я, гонимая желанием понять, кого вижу, медленно приблизилась к герцогу и его жертве.
        - Это конюх аританской гадины, - тихо сказал его светлость, поняв, что я разглядываю покойника.
        Да, верно. Он ухаживал за Аметистом, научил кланяться. Улыбчивый и добродушный… был, пока не превратился во врага.
        - И он не пожалел, - сказала я.
        - Скорей всего, он и правил каретой, - произнес Ришем. - И был вооружен. Должен быть еще кто-то.
        Я увидела у ног герцога два пистолета и нож. Закончив осмотр тела, Нибо поднял свою добычу и криво ухмыльнулся:
        - Неплохо. У нас два выстрела. Теперь можем поговорить на равных. Вы удивительно спокойны, Шанриз.
        - Я стараюсь думать о том, что вы сказали, - ответила я без всяких уточнений. После передернула плечами и отвела взгляд: - Но осознание смерти неприятно.
        Я заставила себя обойти тело и остановилась недалеко от лестницы. Нибо, приблизившись ко мне, поглядел в глаза серьезным взглядом:
        - Я постараюсь сделать всё быстро. Как только я расчищу дорогу, бегите к выходу, но до той поры оставайтесь за моей спиной. Я не позволю причинить вам вреда, Шанни.
        После мягко пожал руку и первым направился вниз, уже не стараясь двигаться тихо. Там ждали появления конюха, потому шаги не должны были вызвать подозрения. Зато оставалась внезапность, потому что спуститься мог кто угодно: конюх, горничная, маг или кем там был незнакомец, но вовсе не герцога Ришемского, теперь не только бодрствующего, но и вооруженного.
        А вот я не спешила. Оглянувшись назад, я на миг задержалась возле первой ступени, но из моих покоев никто не спешил выйти, даже звуков никаких не было слышно. После подняла глаза к потолку и шепнула:
        - Мне так нужна твоя помощь, Хэлл… Нам нужна.
        И решительно шагнула на лестницу. Первый выстрел прозвучал, когда я дошла до последнего пролета.
        - Проклятье! - гаркнул Экус, а следом прозвучал второй выстрел и спешный топот удаляющихся шагов.
        Я прижалась спиной к стене, на миг зажмурилась, вновь испытав приступ малодушия.
        - Стоять! - выкрикнул Ришем.
        - Я смогу, - прошептала я и отлепилась от своего места.
        Сделав несколько быстрых шагов, чтобы не позволить себе остановиться, я перегнулась через перила и воззрилась на то, что происходило в холле. Недалеко от лестницы лежал мужчина, на спине которого расплывалось красное пятно. При виде крови меня замутило, совсем некстати вспомнились несчастные зайцы, когда-то принесенные батюшкой с охоты.
        Мотнув головой, я спустилась еще на пару ступеней вниз и теперь увидела второй труп. Пока я не поняла, кто это. Мужчина лежал на спине. На теле я ран не увидела, зато под головой растекалась красная лужица. Его светлость был отличным стрелком, что успешно доказывал на пикниках во время состязаний.
        - Боги, - сдавленно выдохнула я и заставила себя отвести взгляд на то, что происходило ближе к двери.
        Ришем, сжав в руке нож, наступал на противника, лица которого я не видела. Но, судя по тому, что я не видела графа Экуса, это был именно он.
        - Ваша светлость, остановитесь! - воскликнул граф.
        - Убивать не стану, - заверил его герцог. - Вы мне живым нужным. Ваша милость!
        - Я здесь, - подрагивающим голосом ответила я.
        - Уходите, - велел мне Нибо.
        Я снова посмотрела на окровавленные тела и гулко сглотнула.
        - Живо! - рявкнул герцог.
        - Хэлл, - простонала я, а после бросилась вниз.
        Первое тело я проскочила, а вот у второго, увидев его голову, остановилась. Дыхание вновь стало частым, тошнота подкатила к горлу так стремительно, что я не успела ни осознать этого, ни даже попытаться справиться с приступом. Спазм скрутил внутренности в тугой жгут, и меня вывернуло.
        - Ко мне! - заорал Экус, окончательно прижатый герцогом к стенке.
        Дверь с улицы распахнулась, и в особняк вбежали два человека, должно быть, ожидавшие приказа. Утерев рот тыльной стороной ладони, я посмотрела на них. Это были телохранители герцогини. Они никогда не сопровождали ее в передвижениях по дворцу, но в штат входили и в путешествиях непременно были подле госпожи. Я услышала, как выругался Нибо, он тоже понял, кто перед ним. И это уже были вовсе не обычные слуги.
        - Никого не выпускать! - приказал Экус, кажется, ощутив себя хозяином положения.
        Я перевела растерянный взгляд на Ришема. Тот как-то нехорошо ухмыльнулся и… перехватив графа, рывком дернул на себя. Нож прижался к горлу его сиятельства.
        - Баронесса уходит, - ледяным тоном приказал Нибо.
        - Они не послушают, - немного хрипло ответил Экус. - Честь госпожи… - и усмехнулся.
        - Да будет так, - кивнул герцог.
        Он убрал нож от горла главного конюшего и… с силой вонзил его в бедро графа, провернул в ране, а после откинул закричавшего Экуса в сторону.
        - Шанриз! - рявкнул Ришем.
        Резкий окрик, наконец, привел меня в чувства. Я порывисто обернулась и увидела, что ко мне направляется один из телохранителей.
        - Я смелая, я смелая, я смелая, - в панике заверила я себя и, вскрикнув от ужаса и собственной решительности, бросилась от наступавшего на меня мужчины.
        Петляя словно заяц, я дважды вывернулась из рук почти настигшего меня наемника. И, в конце концов, я сумела оказаться на пути к двери.
        - Задержа-ать, - провыл Экус с пола, где пытался зажать обильно кровоточившую рану.
        Я не видела, что делает Ришем, только слышала короткий вскрик, но кому он принадлежал, не поняла, а проверять не стала. Попросту не могла. Меня сейчас подстегивали паника и ярость, душившая меня. За спиной уже слышались шаги, меня настигали.
        - Нет! - взвизгнула я.
        Рядом с дверью стояла подставка для зонтов, в которой остался батюшкин зонт. Мой взгляд зацепился за него. За спиной уже снова слышались шаги, меня настигали. Ухватив на ходу закругленную крючком ручку, я порывисто развернулась и ткнула не глядя в своего противника. Длинный наконечник, позволявший использовать зонт, как трость, встретил сопротивление плоти, но куда я попала, сказать бы не смогла. Перед глазами моими была пелена. Поняла только, что это было выше мужской груди.
        Телохранитель герцогини вскрикнул, должно быть, от неожиданности и приостановился. Этого мне хватило, чтобы броситься к дери, распахнуть ее и, не помня себя, выбежать на улицу.
        - Помогите!!! - заорала я, что есть сил.
        Я успела добежать до ворот, повисла на них, бестолково дергая, но прежняя паника продолжала меня слепить. А потом кто-то сжал мои плечи сзади. Завизжав, я задергалась, сумела извернуться и кинулась к калитке. Мой преследователь дернулся за мной, но поскользнулся и полетел в снег, а я, наконец, выбежала на улицу.
        - Помогите! - снова закричала я.
        И темная тень метнулась ко мне от дороги. Конь, поднятый на дыбы резко натянутыми поводьями, забил копытами рядом с моей головой. Я застыла на месте, потрясенно глядя перед собой. Мой рот открывался и закрывался, но ни звука так и не вырвалось оттуда. Кажется, я готова была сделать то, чего от меня так упорно желали добиться похитители - потерять сознание. Но… не успела.
        Всадник удержал скакуна, стремительно спешился, и меня вновь схватили за плечи. Только теперь я видела того, кто меня держит. Ноги мои подкосились и, всхлипнув, я обвисла на руках Его Величества.
        - Помогите, - прошептала я и махнула рукой в сторону особняка: - Там… убивают… герцога.
        После этого облизала губы и уткнулась лбом в плечо короля:
        - О, Хэлл, - хрипло произнесла я. - Невиновна… и невинна. - А после подняла руку, на которой так неосмотрительно был оставлен похитителями перстень. - Магия.
        Я слышала лошадиный топот и мужские голоса. Кто-то уже бежал в особняк, а я всё никак не могла отдышаться и прийти в себя. Государь еще не произнес ни слова, но и продолжал меня поддерживать. Наконец, я почувствовала себя лучше и отстранилась, чтобы заглянуть в глаза Его Величества, и встретилась с испытующим взглядом.
        - Я не сбегала, - снова произнесла я, так и не дождавшись хотя бы слова. - Боги мне свидетели.
        - Государь!
        Из ворот выбежал герцог. Взор его был шальным, глаза лихорадочно сверкали. Я увидела на одежде Нибо кровь и отвела взгляд.
        - Ни на ее милости, ни на мне нет вины, - упав на одно колено, произнес его светлость. Голос его чуть подрагивал. - Мы оба стали жертвой заговора против баронессы.
        Я поглядела на короля и кивнула, подтверждая слова Ришема. А затем взяла монарха за руку и накрыла ею свой затылок, чтобы он почувствовал шишку.
        - Магия, - повторила я, не в силах пока рассказывать подробно свою историю. Снова показала перстень. - Понимаете? - вопрос вышел больше похожим на мольбу. - Меня ударили, потому что не смогли лишить сознания фрисом…
        - И его? - ровно спросил король, впервые нарушив сознание.
        - Нет, - мотнул головой Ришем. - У меня нет чудесного перстня, на меня их зелье подействовало. Государь, я готов всё рассказать.
        - А вы? - взгляд монарха впился мне в глаза.
        - Да, - кивнула я, но ощутила опустошение и усталость. Менее всего я сейчас была настроена оправдываться в преступлениях, которых не совершала.
        - Ваше Величество, - мы все трое обернулись к подошедшему Дренгу, за плечом которого я увидела Фьера Гарда. - Я смею просить вас дать баронессе отдышаться и успокоиться. Вы же видите, ей дурно. Позвольте нам отвезти ее во дворец.
        Государь с минуту глядел на меня, наконец, кивнул и велел:
        - Отвезите во дворец и позовите Элькоса. Мы поговорим, как только я вернусь. Ваша светлость, за мной.
        Я смотрела, как король направился к нашему особняку. Нибо улыбнулся мне, склонил голову, а затем последовал за Его Величеством. И вот теперь я ощутила усталость в полную силу. Я пошатнулась, но Гард, подошедший ближе, заботливо обнял меня за плечи, а после и вовсе поднял на руки.
        - Сильно испугались? - спросил он, поглядев на меня с сочувствием.
        - Я не сбегала, - повторила я.
        - Я знаю, - сказал Фьер. - Понял, как только прочитал письмо, которое передали королю через вашу сестрицу.
        - Письмо? - изумилась я.
        - Фьер, - позвал Дренг, - несите баронессу в карету, по дороге расскажете всё, что она пропустила. Сейчас лучше уехать и поскорей, пусть он тоже приведет мысли в порядок. Дадут Боги, герцог взрастит ростки сомнений, которые вы успели посеять.
        - Да, конечно, - кивнул барон.
        А еще через минуту меня усадили в ту самую карету, в которой успели покатать по окрестностям и привезти в отчий дом. На ней же повезли и во дворец. Правил лошадьми королевский гвардеец, второй стоял на запятках, а Дренг и Гард устроились внутри вместе со мной, и я указала на веревку, валявшуюся на полу:
        - Вот. Ею связали герцога. - Затем поглядела на шаль, вспомнила, что ею прикрыто, и только поспешно воскликнула: - Не трогайте! - когда Олив взялся за нее. - Не надо.
        - Ну… хорошо, - граф пожал плечами и устроился удобней на месте Ришема.
        В карете воцарилось молчание. Гард по-прежнему обнимал меня за плечи, и я опустила голову ему на плечо, а затем вдруг ощутила острое чувство вины перед моим другом. Я подняла на него взгляд и попросила:
        - Простите меня.
        - За что? - изумился барон.
        - В какой-то момент я начала подозревать вас в причастности…
        - Пустое, - он улыбнулся и чуть сильней сжал руку на моем плече. - Вы имели право подозревать всех подряд.
        - Но как же виртуозно придумано! - воскликнул Дренг, глядевший на нас с бароном. - Я всё думаю и поражаюсь, как тонко всё было просчитано. И то, как вас заманили, и как вывернули исчезновение…
        - Расскажите, - попросила я. - Мы с герцогом о многом догадались, но хочется знать в точности.
        - Извольте, - кивнул Олив.
        Я слушала его и поражалась коварству и находчивости ее светлости. Она ведь и вправду всё продумала! Даже то, что казалось нашей защитой и оправданием, было извращено настолько, что впору было и самой поверить в собственное лицемерие. Герцогиня лишала каждое доказательство невиновности своей сути. И если бы не несколько мелочей, ставших решающими, у нее бы всё вышло.
        Но стоит начать со сплетен, которые поставляли придворным, и которые после передавались королю. Его и вправду готовили к моему «побегу». И если до этого дня государь фыркал и говорил - чушь, даже в какой-то момент запретил приносить ему досужие домыслы, казалось бы, лишенные оснований, то сегодня он вспомнил их все.
        В общем, когда Амберли, сама того не сознавая, привела меня в дамскую комнату, где оставила наедине с незнакомкой, она, разумеется, меня не дождалась и зашла поглядеть, как проходит разговор. Однако не увидела ни «бедную женщину», ни меня. Только служанку, которая убиралась в туалетной комнате.
        - А где же ее милость? - изумилась сестрица.
        - О ком вы, благородная госпожа? - спросила уборщица.
        - Молодая девушка, волосы которой напоминают цветом огонь, - поэтично описала меня баронесса Мадести. - С ней была черноволосая дама…
        - Они ушли, - с учтивой улыбкой пояснила женщина.
        - Как?! - изумилась Амбер.
        - Через эту вот дверь, - служанка указала на неприметную дверцу для обслуги. - А вы баронесса Мадести? - дождавшись утверждающего кивка, она достала из кармана фартука и протянула моей родственнице конверт. - Ее милость просила вам передать. А еще на словах… Сейчас, - женщина нахмурилась, вспоминая, а затем произнесла: - Простите, ваша милость, что мы с моей доброй знакомой вас использовали, но у меня не было другого выхода. Признаюсь, что задумала это уже давно, но не могла вам рассказать. Не сердитесь и прощайте.
        Амберли была настолько обескуражена, что даже не задала никаких вопросов. Она вышла из туалетной комнаты и на вопрос гвардейца, когда я появлюсь, ответила:
        - Баронесса Тенерис не вернется. Она покинула театр через проход для слуг.
        Гвардеец после этого бросился в дамскую комнату, а потрясенная Амбер направилась к своему жениху, которому коротко и рассеянно изложила произошедшее и показала письмо. Оно было адресовано королю, потому вскрывать его никто не посмел. Граф Гендрик отнес государю письмо, а Амберли была вынуждена передать всё, что ей рассказала служанка.
        В ложе повисла тишина. Теперь потрясены были все, только лицо короля превратилось в каменную маску. Он забрал письмо, вышел в коридор и там прочел:
        «Государь, я прошу прощения за то, что столько времени обманывала вас. Мне казалось, что я смогу полюбить вас, но ошиблась. Мое сердце уже отдано другому мужчине, и я не мыслю жизни без него. Я виновата перед вами и признаю это, однако более не могу лгать ни вам, ни себе, ни своему возлюбленному. Зная, что вы меня не отпустите, я решилась пойти против вашей воли. Я покидаю вас, государь. Простите меня и не ищите.
        P.S. Прошу не наказывать того, кто принесет вам мое письмо. Этот человек ни в чем не виноват.
        Баронесса Тенерис-Доло»
        Монарх перечитал послание в третий раз, а после, скомкав письмо и отбросив его, устремился прочь.
        - Государь! - крикнул ему вслед Дренг.
        Тот обернулся, и, как выразился Гард, поглядел на графа пустым взором.
        - Найду, сдохнут оба, - совершенно спокойно сказал король, и Олив охнул.
        - Надо же разобраться! - воскликнул граф и поспешил за государем.
        - Это ее почерк, - по-прежнему спокойно ответил Его Величество. - Это писала она.
        Гард подобрал скомканный лист бумаги, прочитал, а затем кинулся следом и закричал:
        - Это не Шанриз! Государь! Не она писала!
        Король, спускавшийся уже по лестнице, остановился и резко обернулся к Фьеру. Глаза его сузились, и монарх вопросил с яростью:
        - Шанриз? Шанриз?!
        - Почерк подделан, - упрямо повторил Гард и сунул королю письмо. - Если вы знаете ее почерк, то помните, как ее милость пишет заглавные буквы. И хвостик у «д», государь, приглядитесь. Здесь нет привычной завитушки. Буква прописана так, как обучают, но баронесса отступает от правил. Почерк в письме похож, но это писала не она. К тому же, если она знала, что письмо принесет баронесса Мадести, то почему пишет - этот человек? Баронесса Тенерис любит свою родственницу и называет ее сестрицей или по имени. А тут написано так, будто тот, кто составлял эту подделку, точно не знал, кому передадут послание. Баронесса Мадести! - позвал Фьер, пользуясь тем, что монарх снова разглядывает письмо. Перепуганная Амбер, которую поддерживал за плечи ее жених, отозвалась:
        - Я здесь, ваша милость.
        - Вспомните еще раз устное послание и скажите, есть ли в нем что-то такое, что вас удивляет.
        Моя сестрица повторила вновь то, что ей передала служанка, но ответила на вопрос Гарда не она.
        - Обращение, - сказал Элдер. - Я много раз слышал, как сестры общаются между собой. И если моя невеста может обратиться к родственнице, как велит этикет, то баронесса Шанриз всегда говорит сестре «ты» и проявляет недовольство, если баронесса Амберли говорит ей «вы» и «ваша милость». И даже если учесть, что передавала эти слова служанка, то должна была повторить именно то, что ей велели сказать.
        - Ох, и точно, - Амбер прикрыла рот кончиками пальцев. - Шанни раздражает, если я перехожу на рекомендуемое этикетом обращение.
        - Вот это баронесса Тенерис, - снова заговорил Гард. - А не это, - и он, брезгливо покривившись, указал на письмо, которое государь всё еще держал раскрытым.
        - Похоже, похищение, Ваше Величество, - подвел итог Дренг, ощутивший в эту минуту и облегчение и усилившуюся тревогу одновременно.
        Король нахмурился. Он опять скомкал послание, но в этот раз не выкинул, а сунул во внутренний карман. После с силой ударил по перилам и прошипел:
        - Риш-шем. Он всё еще помнит Шанни, я видел по его взгляду. Она избегает встреч с ним, и негодяй решил подобраться к ней здесь, использовал единственный шанс. Уверен, он сейчас сидит с невинной рожей и будет уверять, что не имеет к произошедшему отношения. Привести его ко мне. Сейчас же! - гаркнул король и закончил угрожающе тихо: - Душу из мрази вытрясу.
        Однако в ложе герцога сидела она Серпина. Она только и сказала, что в антракте герцогу принесли записку, и он ушел. Больше графиня его не видела. Поняв, что произошло нечто ужасное, ее сиятельство пыталась остаться подле государя, но тот отмахнулся, и гвардейцы оттеснили бывшую фаворитку, не позволив ей следовать за монархом.
        После этого начались поиски. Была поднята на ноги вся столичная полиция, шпионы и королевская гвардия. И пока они прочесывали город и тракты, карета, в который находились мы с герцогом, благополучно свернула на проселочную дорогу и петляла между деревнями, уходя от возможной погони, если бы задумка провалилась, и выжидая, когда жители предместья и прислуга отправятся по своим постелям.
        И когда нас с его светлостью привезли в мой особняк, королю доложили, что следы обнаружены. У меня не было сомнений, что обнаружены они были человеком герцогини в нужное время. И Экус успел бы убраться, если бы не мы с герцогом. Подарок Элькоса спас меня от беспамятства, а я привела в чувство герцога, который и задержал заговорщиков, чем теперь подтвердил нашу невиновность и личность главной зачинщицы всей этой грязной истории с похищением. Так что ее светлость просчитала всё, кроме моего перстня и барона Гарда, который осмелился влезть в чужую игру и заставил государя задуматься.
        Осталось узнать не так много, чтобы сложилась окончательная картина, а главное, что решит государь в отношении своей тетки. Простит ли он ее, чтобы скрыть очередную постыдную тайну рода, или же все-таки что-то предпримет? В конце концов, своей выходкой герцогиня едва не разрушила свадьбу племянницы, которая была важней амбиций ее светлости и отношения монарха ко мне. Честь принцессы - честь Камерата, а Селия от нее уже отказалась.
        - Сейчас придет магистр, - сказал Дренг, проводивший меня до покоев. Гарда не пропустили гвардейцы, и он остался ждать своего приятеля на лестнице.
        - Благодарю, - бесцветно ответила я и открыла дверь, но граф придержал ее:
        - Ваша милость, вам не о чем волноваться, - произнес он. - Теперь есть все доказательства вашей невиновности…
        - Он поверил, Олив, - прервала я его сиятельство. - Даже не пожелал разбираться.
        - Он был сражен…
        - Я тоже, - усмехнулась я. - Ударом по голове. А он поверил.
        - Шанриз…
        Мне не хотелось разговаривать, и слушать заверения тоже. Мне было обидно и горько, а еще я безумно устала. И я скрылась в покоях, закрыв дверь перед носом королевского фаворита.
        Глава 17
        Король вернулся спустя два часа. Я ждала его и не хотела видеть одновременно. Вот такая вот сумятица. От пережитого волнения и страха, а еще от разъедавшей меня обиды и негодования уснуть не удавалось. Сначала, когда магистр ушел, прихватив и мой перстень, чтобы очистить его от скопившихся потоков магии, я забралась в постель. Мне казалось, что сон придет, как только я коснусь головой подушки. Усталость и снадобье Элькоса располагали к такому исходу, однако глаза я открыла спустя несколько минут после того, как закрыла их. А после вертелась с боку на бок, перебирая в голове произошедшие события. И сколько бы я не пыталась думать о том, что все-таки похищение закончилось благополучно, мои мысли снова и снова сворачивали к словам Гарда о реакции монарха. «Найду, сдохнут оба…».
        - Да как он смел?! - воскликнула я, не выдержав, и рывком откинула одеяло.
        С этого момента я разрывалась от желания высказать королю в лицо всё, что думаю о его любви и доверии, и мечтала никогда-никогда его не видеть, настолько мне было гадко. Пусть мы не были близки физически, но государь оставался первым и единственным мужчиной, который не только привлек меня, но и увлек.
        Рядом нам было непросто, и отношения более всего напоминали постоянный бой за право обладать с его стороны и не уступать - с моей. Мы часто спорили и ссорились, однако мирились без долгих промедлений и ожиданий, кто первым пойдет на уступки. Это уже выходило само собой, естественно и мягко, будто вспышка, которая угасала, оставляя свой ласковый и добрый свет. Мы могли говорить часами и молчать столько же, занимаясь каждый своим делом, но ощущать присутствие друг друга. И это рождало уют и умиротворение. Мы могли говорить о серьезном, а после, громко смеясь, словно дети, закидать друг друга снежками.
        Он приручал меня, я его, и у нас это выходило недурно. Мы уже нуждались в обществе друг друга и тянулись навстречу, чтобы встретиться взглядом, обменяться парой слов или просто улыбнуться и увидеть ответную улыбку. Чтобы нами не двигало: любовь или простая человеческая симпатия - но мы стали близки, я это чувствовала! И вдруг это гадкое, это мерзкое, отвратительное сомнение… Нет, не сомнение! Эта вера в чужой навет. Он поверил так быстро, так безоглядно, будто и не прожил со мной бок о бок последние месяцы.
        - Как же это всё…
        Обняв себя за плечи, я подняла взор к потолку и мученически покривилась. И как же мне поверить ему, как ответить на чувства? Как открыться человеку, которому проще увидеть мою измену, чем заподозрить чужую подлость? Верно говорят, что других меряют своими мерками…
        Дверь за моей спиной открылась. Я не увидела этого, но услышала негромкий звук шагов. Порывисто обернувшись, я воззрилась на Тальму. Она поклонилась мне.
        - За вами прислал государь, ваша милость, - сказала она, глядя на меня с жалостью.
        Протяжно вздохнув, я велела:
        - Неси домашнее платье. Наряжаться не стану.
        - Слушаюсь, ваша милость, - ответила моя верная служанка и поспешила исполнить приказание.
        Я не стала прихорашиваться, посчитав это излишним. Просто сменила ночное одеяние на вечернее домашнее платье и направилась в покои государя, куда меня сопроводил один из его лакеев. В коридоре, конечно же, никого не было, кроме гвардейцев, застывших на своих постах.
        - Прошу, ваша милость, - лакей согнулся в поклоне.
        Я кивнула ему и вошла в открытую моим провожатым дверь.
        - Доброй ночи, Ваше Величество, - произнесла я тускло, глядя мимо короля.
        Он стоял у окна в той же одежде, в которой отправился со мною в театр, только фрак и был снят и небрежно брошен на спинку одного из кресел. Сейчас мне казалось, что эта поездка была лет сто назад. Даже не верилось, что всего несколько часов назад государь возмущался, стоя в отведенных мне покоях, а после жаловался Дренгу на список тезисов, которые я заготовила. Словно это было и не с нами вовсе… Словно не было жаркого спора в карете, а после сотен взглядов, пожиравших нас перед началом спектакля. Словно всё это было грезой, навеянной полночным сном.
        Еще несколько часов назад я видела перед собой… своего мужчину. Да, своего! Он был моим, пусть мы и не познали плотской близости. А сейчас передо мной стоял незнакомый человек, мысли которого мне стали непонятны и чужды. Тот, кто готов был к тому, чтобы я «сдохла». Без разбирательств, без попытки понять, без сомнений и отказа верить тому, что видит. Предатель…
        - Доброй ночи, Шанриз, - наконец, отозвался государь и обернулся.
        Он не сдвинулся с места, стоял и смотрел на меня, а я чувствовала, как меня подводит самообладание. Подбородок задрожал, но я прикусила губу, чтобы так не позволить себе расплакаться от боли, раздиравшей меня, и от глубочайшей обиды, а еще от разочарования.
        - Шанни…
        И я отвернулась, более не в силах глядеть даже в его сторону.
        - Позвольте мне уйти, государь, - глухо произнесла я, всё еще надеясь скрыть подступившие слезы.
        Его шаги я слышала, но не обернулась, только вздрогнула, когда руки монарха легли мне на плечи. Поморщившись, я попыталась вывернуться, но король обнял меня и прижался лбом к затылку:
        - Не отпущу, - с мукой произнес он. - Никогда.
        - Вы поверили, - с дрожью в голосе ответила я и ощутила, как гнев, всё это время теплившийся, разгорается всё сильней. Он охватил саму мою душу, и я закричала: - Вы поверили!
        - Не отпущу, - только и повторил монарх.
        Слезы, столько сдерживаемые, наконец хлынули по моим щекам, я забилась, пытаясь вырваться, но объятья государя стали лишь сильней, а потом он рывком развернул меня и обхватил лицо ладонями. Жадный взгляд заметался по моему лицу, на миг задержался на губах, и монарх склонился. Его губы заскользили по скулам, по щекам, по подбородку, по глазам - король пил мои слезы.
        Я перестала вырываться, опустила веки и стояла, терпеливо снося эту ласку. Гнев, только что клокотавший во мне, сменился безразличием. Я просто ждала, когда он отпустит меня. Не отпустил. Ладонь государя легла мне на талию, вторая на затылок, и моя голова оказалась прижата к его плечу.
        - Прости, - негромко и хрипло произнес он.
        - За что? - спросила я в ответ. - За то, что поверите кому угодно, лишь бы утвердиться в моем коварстве? Или же за то, что желали мне смерти?
        - Проклятье, - тихо выругался государь. - Тебе не должны были этого рассказывать. Я бы не причинил…
        Я покривилась. Мне не нужно было лгать, потому что я была у особняка моих родителей, когда приехал монарх. Я помнила его испытующий взгляд, а еще то, насколько ему было важно получить подтверждение, что мы с герцогом не были близки, что это и вправду похищение. Но он даже не задал вопроса, цела ли я? Он готов был отвести меня назад в особняк и устроить допрос. Обо мне позаботились Дренг, Гард и Нибо Ришем. Но не король…
        - Шанни, - позвал государь, - милая моя, дорогая девочка… Любимая…
        - Нет! - вскрикнула я и с силой оттолкнула венценосца. Мы замерли друг напротив друга. В его глазах появилось упрямство, в моих, наверное, тоже. Я сжала кулаки и ожесточенно мотнула головой: - Не лгите. Не лгите, Ваше Величество, вы не любите и не любили меня. Я всегда оставалась для вас дичью, и всё, что было важно, это не позволить другому охотнику завладеть вашей добычей.
        - Ты сама не понимаешь, что говоришь, - мягко ответил король, но я вновь мотнула головой:
        - Нет, - повторила я. - Я понимаю. Наконец, я всё отлично понимаю. Я была для вас непокоренной крепостью, и тем интересна. Но как только враг подошел к стенам бастиона, вы предали меня.
        - Ваша милость, - тон короля стал жестче. - Не стоит…
        - Но это так! - воскликнула я. - Как еще расценить вашу веру в мое вероломство? Разве же я давала повод? Разве же была ветреной, легкомысленно или в моих правилах кокетничать? И даже если бы я была к вам равнодушной, то не стала бы терять доверие из-за глупой интрижки, когда вы столько всего сделали для меня…
        Государь шагнул ко мне и заглянул в глаза:
        - А ты неравнодушна? Ты сказала, даже если бы была равнодушна… Значит, это не так?
        - Еще несколько часов назад я бы ответила вам, что никогда не была к вам равнодушной. С первого дня, с того мгновения, когда встретилась с вами взглядом на аллее в парке моих родителей, я была поражена и впечатлена. После и вовсе увлеклась и среди летней ночи грезила о вас. Затем страдала от вашей холодности и молчания. Еще недавно мне было хорошо рядом с вами, я ощущала в вас родную мне душу, дорогого и близкого человека, а еще мужчину… своего мужчину…
        - Шанни…
        - Но с той минуты, как между мной и похитителями вы выбрали похитителей, я… Мне так больно, так обидно… - Я подняла голову, чтобы удержать новые слезы, уже повисшие на ресницах, выдохнула, а затем посмотрела на монарха и с неожиданным спокойствием повторила: - Вы предали меня, Ваше Величество.
        Король накрыл мой рот ладонью, не позволив продолжить. Его глаза лихорадочно полыхнули.
        - Теперь всё изменится, Шанриз. Всё будет иначе, клянусь. Завтра утром мы проснемся и увидим, что за окном рассвет, и от ночных кошмаров не осталось и следа. Ты увидишь, я обещаю…
        Ответить я не успела, потому что в дверь постучались. Государь не обратил на стук внимания, он рывком прижал меня к себе, зарылся пальцами в волосы и, склонившись к уху, зашептал:
        - Я научусь доверять, верь мне. Я сделаю тебя счастливейшей…
        - Ваше Величество! Мой дорогой племянник!
        Этот голос был столь неожиданным здесь и в эту минуту, что опешила не только я. Государь на миг сжал объятья сильней, а затем отстранился.
        - Примите вашу тетушку, Ив, - потребовала герцогиня Аританская.
        - Что ж, - государь посмотрел на дверь. - Оно и к лучшему. Входите, ваша светлость, - позволил он, а после указал мне на кресло. - Останьтесь.
        У меня не было сил спорить. Я послушно отошла к креслу и устроилась в нем, после устремила на дверь взгляд и вдруг поняла, что хочу остаться, хочу услышать, как будет извиваться герцогиня. Любопытство и злость, вот то, что я сейчас чувствовала. Даже обида на короля отступила под напором эмоций, пробужденных женщиной, входившей в покои короля.
        Подбородок ее был вздернут, плечи расправлены, спина прямая - само достоинство, а не гадюка в человеческом обличье. Ее светлость подошла к племяннику, присела перед ним в глубоком реверансе, а после, посмотрев на меня, застыла в демонстративном молчании. Государь намека «не понял». Он неожиданно улыбнулся и вопросил:
        - Что привело вас ко мне в столь позднее время, дорогая тетушка? - Затем отошел ко мне и устроился на подлокотнике, как это делал множество раз. Одна рука короля легла на спинку кресла, второй сжал мою ладонь и поднес к своим губам, поцеловал и сплел наши пальцы.
        Сцена, построенная государем, была интимной и весьма откровенной. Но сейчас она была создана с единственной целью - хлестнуть родственницу сознанием тщетности ее стараний. Но перед нами была герцогиня Аританская, и она умела держать лицо. Однако сейчас не стала играть в дружелюбие - это было бы фальшью. Ее светлость ответила непроницаемым взором и произнесла:
        - Государь, мне нужно поговорить с вами, и мне хотелось бы сделать это без вашей…
        - Без моей? Кого? - с явным интересом спросил монарх.
        Как бы ни собиралась назвать меня герцогиня, но ответила одним словом:
        - Наедине.
        - Мы наедине, ваша светлость, - отмахнулся монарх. - Здесь нет посторонних или лишних людей.
        - Хотите сказать, дорогой племянник, что считаете баронессу пустым местом? - не удержалась от шпильки герцогиня.
        - Вы хотите узнать в точности, кого я и кем считаю? - любезно полюбопытствовал Его Величество.
        Герцогиня коротко вздохнула, но не стала обострять и без того опасный разговор.
        - И все-таки мне хотелось бы поговорить с вами без вашей фаворитки, - без всякого ехидства ответила ее светлость. - Это семейное дело, и даже ваша возлюбленная не может считаться…
        - Нет, - оборвал ее король. - Не отнимайте времени ни у себя, ни у меня. Говорите, тетушка, пока вам позволено это делать.
        И вот тут герцогиня вспыхнула. Она нервно потерла руки, прошлась пристальным испытующим взглядом по мне и своему племяннику, а затем пожала плечами:
        - Ну, хорошо. Если вам так угодно, Ваше Величество, то я выскажу суть моего дела.
        Однако тут же и замолчала. Возможно, заготовленные заранее слова теперь показались герцогине неправильными, и она искала новые. Признаться, я вовсе не представляла, что тут можно вообще сказать. Главное свидетельство против нее - граф Экус, был в руках короля. Герцог рассказал, как обстояло дело, и раз государь заговорил со мной о завтрашнем дне, значит, теперь уверился в моей невиновности.
        Впрочем, мы с ним не разговаривали о том, что ему удалось выяснить. Кто знает, может быть, его сиятельство возложил вину за похищение только на себя, тогда королевская тетка могла выкрутиться. Осталось только узнать, что она сама желает рассказать племяннику.
        - Ну же, ваша светлость, - произнес государь. - Это не я призывал вас посреди ночи, а вы явились ко мне, так уж извольте говорить, пауза излишне затянулась.
        Его тетушка вдруг сжала виски кончиками пальцев, мученически покривилась и прошла к свободному креслу, не став дожидаться приглашения сесть. Я услышала, как усмехнулся король - на него начавшееся представление впечатления не произвело. А вот его родственница ничего не расслышала, она откинулась на спинку кресла, накрыла лицо ладонью и всхлипнула.
        - Это так ужасно, Ив, - едва расслышали мы с Его Величеством. - Я чувствую себя виновной, но не пойму, в чем именно.
        - Отчего же? - учтиво полюбопытствовал король.
        - О, мой дорогой, не претворяйтесь, - покривилась ее светлость. - Граф Экус арестован и обвиняется в чем-то невообразимом. И раз мне доложили об этом, стало быть, сделали по вашему приказанию. Но, Ивер, - она порывисто подалась вперед, - скажите мне всех Богов ради, что совершил его сиятельство?! Он честнейший человек, и у меня не было повода усомниться в нем ни разу! Однако мне говорят, что его сиятельство кого-то похитил… - Герцогиня устремила на племянника беспомощный взгляд и в растерянности развела руками: - Как такое возможно? Я совершенно не понимаю…
        - Вот как, - неопределенно хмыкнул государь.
        Герцогиня поднялась на ноги и заходила по гостиной, зябко обняв себя за плечи. Признаться, я наблюдала за ней с искренним интересом. Если бы я не была уверенна в том, кто стоял за моим похищением, то сейчас бы, наверное, даже посочувствовала бедной растерянной женщине, вдруг узнавшей о безумной выходке ее придворного.
        Государь не мешал тетушке мерить шагами его покои. Он наблюдал за ней, покусывая губы. Взгляд короля был задумчивым, однако когда я поглядела на него, Его Величество пожал мне руку, а затем встал с подлокотника. Теперь оба Стренхетта были полностью в поле моего зрения. Я имела честь или несчастье, это уж как посмотреть, присутствовать в центре разгорающегося скандала в королевском семействе.
        - Объясните же мне, что происходит?! - порывисто обернувшись к племяннику, воскликнула герцогиня. - Я хочу знать, что сотворил человек, которому я всецело доверяла столько времени.
        - Боюсь, дорогая тетушка, вас ожидает истинное потрясение, - удрученно вздохнул монарх. - Особенно, когда узнаете, сколько ваших людей втянул в это дело ваш главный конюший. Мне даже кажется, что вы совершенно не научились разбираться в людях, несмотря на ваш почтенный возраст. - Герцогиня открыла рот, но король повел рукой, понудив родственницу промолчать. - Стыдно, ваша светлость, стыдно и преступно быть настолько слепой и недальновидной.
        Я успела заметить острый взгляд, который герцогиня кинула на монарха. Однако спустя короткое мгновение передо мной вновь была потрясенная растерянная женщина, которой нанесли предательский удар.
        - Как же вы правы, Ив, как правы, - протяжно вздохнув, она покачала головой. - Мне не хватает вашего разума и мудрости, и если бы вы уделяли мне больше внимания… - Герцогиня прервала саму себя и вернулась к креслу. Упав в него, ее светлость горько усмехнулась: - Простите меня, государь, я знаю, что прошу о невозможном. Вам нет дела до женщины, державшей вас на своих коленях, все ваши помыслы отданы дамам, которые готовы дарить вам себя в обмен на благодеяния. Даже сейчас вы выбираете баронессу, несмотря на мою просьбу поговорить со мной наедине. Впрочем, даже не выбираете, вы сразу предпочли мне ее милость.
        Государь вернулся на подлокотник моего кресла.
        - Не вы ли сами подарили мне баронессу, тетушка? Как видите, я принял ваш дар и безмерно ему рад. Наконец-то вы сумели мне угодить, дорогая родственница. Только, знаете, чего я никак не могу понять? - герцогиня вопросительно приподняла брови: - Зачем вы после решили свой дар забрать, видя, насколько он пришелся мне по душе? Какой вывод мне сделать из ваших действий? Что вам плевать на мои чувства? Или же вам плохо от того, что мне хорошо? Тогда о каких узах крови вы говорите, и почему я должен выделять вас перед кем-то другим, кто мне близок и дорог?
        Ее светлость возмущенно округлила глаза.
        - О чем вы, Ивер?! - воскликнула она и поднялась с кресла. - О том, что отправила в отставку нерадивую фрейлину? Так вы тогда сами отвернулись от нее. Откуда мне было знать, что баронесса Тенерис стала вам дорога?
        Пока я слушала их, мои чувства менялись. Удивление, недоумение, возмущение, негодование, в конце концов, когда обо мне заговорили, как о какой-то вещи. Моя бывшая покровительница вновь вышагивала по гостиной, воплощая собой оскорбленную добродетель. Король следил за ней взглядом, не мешая высказаться. Признаться, в эту минуту мне захотелось наговорить гадостей обоим, и лишь вера в то, что государь играет так же, как и его тетка, удержала на месте. Да и не хотелось показывать, что меня задевают слова негодной женщины, какая бы кровь ни текла в ее жилах, как и ответ короля тоже.
        - Весьма любопытный вывод, ваша светлость, но нет, я говорю вовсе не об отставке. Как вы сами имели честь удостовериться, о своих интересах я позаботился сам, - парировал Его Величество. - И вот когда я обрел девушку, с которой мог почувствовать себя живым и счастливым, вы решились отнять ее у меня. И не просто отнять, но пожелали уверить меня в ее предательстве, зная, что за этим последует, - чеканно продолжил он. - Вы желали, чтобы я сам вырвал себе сердце, не так ли? Вы приговорили нас обоих. Но кто вы такая, чтобы вершить людские судьбы? Отвечать! - вдруг выкрикнул король, и я невольно сжалась от силы гнева, прозвучавшей в его голосе.
        Герцогиня порывисто развернулась. Лицо ее в один момент стало пунцовым, глаза расширились, но с губ сорвалось возмущенное:
        - О чем вы говорите, Ив?! В чем опять желаете обвинить? То я травлю собственную лошадь темной магией, то опаиваю этого негодяя, этого напыщенного индюка - Ришема! А теперь и вовсе занялась похищениями? И кого?! Сумасбродной девки, которая скоро достанет вас до печенок, и вы сами от нее избавитесь?
        - Довольно, - ледяным тоном произнес Его Величество. - Довольно извиваться, ваша светлость, вы опоздали. И опоздали настолько, что явиться ко мне имело смысл лишь с искренним покаянием. Однако вы пытаетесь пустить мне пыль в глаза, а значит, раскаяния нет. Впрочем, именно от вас я ничего подобного и не ожидал, а весь этот разговор затеял лишь из нездорового любопытства. Хотелось узнать, насколько далеко вы готовы зайти, чтобы обелить себя и утопить тех, кто исполнял ваш приказ. И вы бы утопили, но доводить разговор до полного абсурда мне уже не хочется. Да и время давно за полночь, а потому терять его мы не станем. Мы все устали, а вам еще собираться в дорогу…
        - В дорогу?! - потрясенно воскликнула герцогиня. - Вы изгоняете меня? Но куда?!
        - Домой, конечно же, - учтиво ответил король, и его тетушка побледнела.
        - В одно из моих поместий? - спросила она, и монарх отрицательно покачал головой.
        Губы его скривила издевательская ухмылка, а через мгновение король произнес:
        - Ваши поместья конфискованы в пользу казны Камерата, ваша светлость. Вы остаетесь властительницей Аритана, и хоть он входит в состав моего королевства, но все-таки остается самостоятельным герцогством, в отличие от того же Ришема. А потому я не могу позволить вам, ваша светлость, иметь собственность на моих землях. Это порождает ненужные притязания. Да и зачем вам все эти поместья, когда у вас есть весь Аритан?
        - Но я там не хозяйка! - вскричала герцогиня. - Они ненавидят меня, Ив!
        - Права называть меня по имени я вас тоже лишаю, ваша светлость. С этой минуты вы обязаны обращаться ко мне не иначе, как государь, Ваше Величество, мой господин. Впрочем, вам всё это известно. Вы свободны, ваша светлость, и пусть вас судят Боги, а мой суд свершился. Прощайте.
        Он отвернулся, показав так, что разговор окончен, и направился ко мне. На лице короля было написано удовлетворение, а вот его тетушка всё еще не могла осмыслить произошедшее. Я видела это по ее растерянному взгляду, по тому, как открывается рот, словно она собиралась что-то сказать, и вновь закрывается, потому что слов не находилось.
        Не услышав удаляющихся шагов, государь обернулся, я была уверена, что сейчас он изломил бровь в фальшивом изумлении:
        - Мне призвать гвардейцев, чтобы они сопроводили вас до покоев?
        И ее светлость ожила. Она упала на колени, простерла руки к племяннику и воскликнула:
        - Смилуйтесь, государь, молю вас! Я невиновна!
        Монарх протяжно вздохнул. Он бросил на меня взгляд и направился к родственнице, но не велел ей встать с колен, стоял рядом и смотрел сверху вниз на самозабвенные страдания герцогини. А она страдала! Накрывшись ладонями, ее светлость надрывно всхлипывала. Я услышала, как король усмехнулся. Он нагнулся, оторвал руки тетушки от ее лица, и я увидела, что оно сухо. Слез не было.
        - Вы дурная актриса, ваша светлость, - отметил Его Величество. - Та, кого вы отправили в театр, справилась со своей ролью лучше. И пока изображала даму в слезах, и когда, скинув парик и благородное платье, мыла туалетную комнату в образе служанки. - Я перевела взор на короля, но всего его внимание было отдано тетке. - Ее задержал мой гвардеец - телохранителем ее милости, когда та пыталась скрыться за дверью, через которую вынесли баронессу. Буду честен, она долго держалась, даже ее наряд, обнаруженный в корзине с тряпьем, не смог заставить ее сознаться. И Экус, истекая кровью после ранения, нанесенного ему Ришемом, мучился от боли, но клялся, что хотел отомстить за свою госпожу, оскорбленную моей фавориткой.
        В глазах герцогини мелькнула надежда и облегчение. Она, хоть и не встала с колен, но плечи расправила, и это явно позабавило государя, потому что он хмыкнул, а затем склонился к самому лицу родственницы и произнес:
        - Но Серпина… Серпина слишком слаба духом, слишком осторожна и слишком… - он вновь усмехнулся, - боготворит своего герцога. - Признаться, тут и я округлила глаза. Впрочем, они у меня округлились еще со слов про актрису. Потрясающе! Я была готова аплодировать изобретательности герцогини Аританской, только помнила, против кого она была направлена. - О нет, не влюблена, - продолжил государь. - Может, и было такое когда-то, я не спрашивал, но ныне это чувство перешло в безусловное преклонение.
        Вы убедили графиню через свою прим-фрейлину, что она может отомстить за обожаемого Нибо. Она ведь так ненавидела Шанриз. И вовсе не за то, что я увлекся баронессой, а за то, что Ришем оказался на краю гибели. И Серпина согласилась. Ее роль была так невелика, так незначительна. Всего лишь привести герцога в театр и показать его мне, что и сделала, не задумываясь, что будет дальше. Да попросту не знала всей задумки. Она только в разговоре со мной и с герцогом осознала, что едва не сотворила, а потому поспешила покаяться в своих грехах. Я бы удавил ее за глупость, но позволил Нибо решить судьбу предательницы, и, скажу я вам, Ришемы в мстительности не уступают даже Стренхеттам.
        А потом покаялась и актриса, которой вы обещали службу в придворном театре. И это не удивительно. Попав в застенки к моему добряку Лиду, сложно продолжать играть в героиню. Экус не желал сознаваться, и потому я отдал его на растерзание Элькосу. Вы ведь знаете, насколько наш дорогой маг привязан к малышке Шанни, потому понимаете, в каком он был бешенстве, услышав, что ее хотели погубить. А Элькос уже вытащил из графа всё. Ну, - государь развел руками, - магистру солгать сложно, особенно когда он жаждет знать правду.
        Герцогиня тяжело осела и прижала ладонь ко лбу. Вот теперь она была сражена по-настоящему. Впрочем, не только она. Магическое дознание… Я помнила, почему им пользуются крайне редко, и каковы последствия.
        - Что с графом? - не сдержалась я.
        Государь обернулся ко мне и в удивлении приподнял брови:
        - Вас волнует судьба человека, который готов был кинуть вас в горнило моей ярости? Впрочем… Скажем так, его сиятельство уже наказан, а я получил имена всех, кто участвовал в заговоре против вас, как и безоговорочное подтверждение вины главной паучихи, свившей паутину у меня во дворце. У нее, Шанриз, уже и замена вам была подготовлена. Герцогиня Аританская всё еще полна задора и желания управлять, а потому мы не станем ей отказывать в этой милости и отправим туда, где она сможет удовлетворить все свои амбиции, если, конечно… - он вновь поглядел на тетушку, глядевшую на него с нескрываемым ужасом, - позволят ее подданные.
        - Не надо, - прошептала ее светлость. - Умоляю…
        - Довольно, - резко ответил монарх и крикнул: - Ко мне! - Дверь открылась, и в покои вошел гвардеец. - Отведите ее светлость в ее покои, - приказал государь и добавил: - Без церемоний.
        - Нет! - выкрикнула ее светлость. - Вы со мной так не поступите, я же ваша тетя! Я сестра вашего отца, государь, опомнитесь! Вы клялись ему…
        Гвардеец ухватил отвергнутую родственницу короля за локоть, легко вздернул ее на ноги и повел к двери. Государь подошел ко мне, закрыв собой то, что творилось за его спиной. Я слышала удаляющиеся женские восклицания, ставшие и вовсе бессвязными. Понимала, что она пытается вырваться, но женщине не тягаться с сильным мужчиной. И вскоре дверь снова закрылась.
        - Что ждет ее в Аритане? - спросила я Его Величество, памятуя о причине, почему она жила до этого дня во дворце правителей Камерата, а не на родине покойного супруга.
        - Неприязнь, - пожал плечами государь. - Ничего хорошего. И довольно об этой истории…
        - Фьер Гард.
        - Что - Фьер Гард? - изломил бровь монарх.
        - Я снова прошу для него должности…
        - У него будет должность, - прервал меня государь. - Не при Дворе, но в столице. Он показал аналитический склад ума, и я найду ему достойное применение. Вы довольны?
        - Да, - кивнула я и поднялась с кресла. - Благодарю, Ваше Величество. Мне позволено удалиться?
        Монарх отрицательно покачал головой и ответил:
        - Наш с вами разговор еще не окончен. Я вас не отпускаю, Шанриз.
        Он взял меня за руку, но я мягко высвободила ее. Отойдя от государя, я произнесла, глядя в сторону:
        - Я устала, Ваше Величество. Это слишком долгий день, он должен, наконец, закончиться.
        - Ваша обида на меня прошла?
        Обернувшись, я поглядела ему в глаза, но так ничего и не ответила. Герцогиня и вправду отвлекла, и теперь бушевавшие во мне недавно чувства притупились, но не исчезли окончательно. Да и выяснять еще что-то у меня попросту не осталось сил. Я безумно устала от этого дня и бесконечно долгой ночи, от чужих тайн и их открытий. Хотелось спрятаться за дверью отведенных мне покоев, укутаться в одеяло и закрыть глаза, надеясь, что, наконец, сумею заснуть. Или же посидеть перед камином, глядя на огонь, и ни о чем не думать. Да что угодно! Лишь бы сейчас не выяснять отношений.
        - Шанни, - позвал меня монарх.
        - А что с магом? - спросила я, только бы еще немного оттянуть объяснения.
        - Он сбежал, - немного мрачно ответил государь. - Элькос уже ищет его. Хвала Богам, ваш перстень может указать на хозяина потоков, которыми он наполнен.
        - Так это не тот, кого герцог… убил в моей спальне?
        Король покривился.
        - Даже зная правду, мне тяжело слышать поминание вашей спальни и другого мужчины в одном предложении, - сказал он, а после ответил и на мой вопрос: - Это был маг, но герцог только оглушил его. Похоже, он очнулся, пока внизу шла драка, и сбежал. Так что в ваших комнатах нашли лишь служанку. Она всё еще была без сознания. Ее муж пытался скрыться, как только появился Ришем с пистолетами, но был быстро пойман. Что вас еще интересует?
        - Кто еще из наших слуг…
        - Никто, только эта парочка, - ответил государь. - Остальных опоили снотворным во время ужина, чтобы никто не смог даже случайно помешать или увидеть происходящего.
        Я открыла рот, собираясь узнать, как подкупили горничную и сторожа, а еще имя того, кто выдал наше желание посетить театр, но монарх отрицательно покачал головой:
        - Довольно вопросов, ваша милость. Вы уже всё знаете, а те крохи, которые не имеют значения, если захотите, я расскажу о них завтра, а сейчас… - Он подошел ко мне и уже не позволил увернуться. - А сейчас я прошу просто побыть со мной рядом. Присаживайтесь.
        Он подвел меня к дивану, усадил и отошел ненадолго, а вернулся с двумя бокалами. Я приняла один и с подозрением принюхалась.
        - Это не вино, не переживайте, - усмехнулся государь. - Я помню, как строго вы относитесь к правилам. Всего лишь ваш любимый ягодный напиток. А вот у меня вино, и я хочу немного расслабиться в приятной для меня компании. Этот день был тяжелым не только для вас, Шанриз. Хотя вам, безусловно, переживаний досталось больше. - Он поднял свой бокал и улыбнулся: - За примирение.
        Я ответила не сразу. Надо было отдохнуть, остыть, а меня не отпускали, и это рождало новый протест, потому от примирения я была пока далека…
        - Прошу, - негромко сказал король.
        Все-таки выдавив улыбку, я ответила:
        - За примирение.
        Он некоторое время смотрел на то, как я поднесла к губам бокал, выпила половину содержимого, улыбнулся и сделал глоток из своего бокала. После протянул руку и дернул за кончик ленточки, которой была повязана моя коса, заплетенная на ночь. Распустив ее, монарх коснулся моей щеки и сказал:
        - Прости меня. - И снова поднял свой бокал: - За новое утро.
        Я не стала противиться и выпила свой напиток полностью, надеясь, что это ускорит дело. Государь забрал опустевший бокал, после глотнул из своего и отставил оба на столик, стоявший неподалеку. Я накрыла лицо руками, потерла его, чтобы хоть так вернуть себе немного бодрости и с удивлением отметила, что усталость исчезла. Я была вновь полна сил, и даже от дурного настроения остались лишь воспоминания. Машинально бросив взгляд на руку, я не обнаружила там перстня - он находился у Элькоса. А потому спросила у государя:
        - Что было в напитке?
        - Бодрящее снадобье, - он улыбнулся и взял меня за руку, после поцеловал ее и прижал ладонью к своей щеке: - Мы оба безмерно устали, я дал нам сил.
        - И как теперь заснуть? - полюбопытствовала я.
        - Не знаю, - король легкомысленно пожал плечами. - Да и зачем? Ночь - пора, когда творится волшебство и сбываются грезы. Отчего бы и не полюбоваться на ее чудеса?
        - Мы идем гулять? - спросила я. - Будем любоваться на звезды?
        Я поднялась на ноги, готовая идти одеваться. Причиной тому была не только вернувшаяся бодрость, но и желание избежать слишком откровенной близости с государем. Он перехватил меня за руку, дернул на себя, и я упала королю на колени. Руки его сомкнулись, заключив меня в капкан.
        - Моя звезда уже у меня в руках, и чтобы любоваться на нее, мне не надо даже подходить к окну, - сказал государь, блуждая взглядом по моему лицу. - Ты - мое чудо, Шанриз.
        - Не надо, - испуганно прошептала я, вдруг ощутив неотвратимость того, что он собирается сделать.
        - Только когда ты скажешь - да, - неожиданно хрипло ответил король, а затем, убрав с лица упавшие на него волосы, прижался к моим губам.
        Я вцепилась ему в плечи, собираясь оттолкнуть, но он сам отстранился, заглянул в глаза и улыбнулся:
        - Упрямица.
        - Отпустите меня, - попросила я.
        - Я не сделаю ничего против твоей воли, - заверил меня государь. - Поцелуи - это просто поцелуи, верно? Они не являются действом, которого ты желаешь избежать, и твоя честь от них не пострадает. Я прав, Шанни?
        - Да, - неуверенно ответила я.
        - Ты сказала - да, - лукаво улыбнулся монарх.
        - Только про поцелуи! - поспешила я уточнить, и он негромко рассмеялся.
        - И я про них, - ответил Его Величество, а после, подцепив меня за подбородок, мягко коснулся губ, целомудренно и коротко. - Закрой глаза.
        Я выполнила его просьбу не сразу. Настороженная, я с минуту вглядывалась в глаза государя, пытаясь отыскать подвох. Отчего-то казалось, что всё происходящее не похоже на всё, что было раньше. И чем дольше я вглядывалась в его лицо, тем больше увлекалась. Даже не заметив в какой момент, прикусив губу, я подняла руку и коснулась его щеки. Она оказалась колючей. Щетина успела пробиться, но еще была совсем короткой. И я почувствовала любопытство. Провела кончиками пальцев до подбородка, задев уголок рта, и государь поймал мой палец губами.
        Мои щеки опалило огнем, но, удивительно, смущения не было. Я даже прикрыла глаза, ощутив, как он коснулся подушечки пальца кончиком языка.
        - Ох, - вздохнула я, чувствуя, как горячая мужская ладонь скользнула по моему бедру.
        Государь перехватил мою руку за запястье, поцеловал ладонь, а после подался вперед и, заглянув в глаза, шепнул:
        - Ты мне нужна, Шанриз Тенерис.
        - Я ваша, - ответила я и, наконец, закрыла глаза, потому что губы короля накрыли мои, и сознание подернулось туманом от проникновенной нежности поцелуи.
        Дыхание участилось, и пальцы сжались, скомкав ткань мужской рубашки. Истома потекла по телу, подобно вязкому нектару. И когда губы монарха перебрались на мою шею, я лишь откинула голову и тихо застонала. Судорожно вздохнув, я отстранилась, заглянула в глаза, затянутые поволокой, и сама прижалась к его губам.
        - Боги, - простонал король, когда я, задыхаясь, отстранилась. - Позволь мне, Шанни, позволь…
        - Да, - выдохнула я ему в губы.
        Ответом мне стал новый поцелуй, теперь более страстный и жадный. Голова моя совсем закружилась от жара, в котором сгорало мое тело, и я повторила:
        - Да…
        Государь поднялся с дивана, так и не спустив меня с рук. Он нес меня к своей цели, а я, уткнувшись ему в шею, вдыхала пьянящий запах сильного мужчины, и взяла в нем, тонула в своих ощущениях и млела от ощущения крепких рук, сжимавших меня. Это было невероятно, восхитительно и пьяняще. И когда моя спина коснулась кровати, я даже не подумала протестовать, потому что было готова. Мое тело жаждало его прикосновений, и я не находила сил в себе воспротивиться.
        - Я больше не предам тебя, - произнес он, склонившись надо мной. - Не предам и не отпущу. Никогда.
        - Почему? - спросила я, слабо понимая смысл сказанных слов.
        - Потому что люблю тебя, - ответил государь и завладел моими губами…
        Утро пришло ко мне, когда холодное зимнее солнце уже высоко поднялось над крышами. Я сладко потянулась и открыла глаза… Ошеломленная тем, что не узнаю своей спальни, я порывисто села и протерла глаза. А, оглядевшись, почти сразу встретилась с лукавым взглядом рыжеволосой молодой женщины в полупрозрачном одеянии. Она раскачивалась на качелях, сплетенных из веток плюща. Одна ее нога с обнаженной узкой стопой была вытянута вперед и хорошо приметна, а вторая исчезала среди пышного зеленого травяного ковра, испещренного цветами. Цветы были и на ее голове, сплетенные в венок. Яркие, словно огонь, волосы летели по ветру, а на щеках зеленоглазой красавицы играл нежный румянец. На губах блуждала улыбка, почти неуловимая, но она была. От всего полотна веяло легкостью и безмятежностью. И я бы непременно восхитилась мастерством художника, если бы не признала саму себя в лесной деве.
        - Сиэль, - прошептала я. Мне показывали готовое полотно, а вот теперь я его увидела…
        А в следующее мгновение кровь отхлынула от моего лица, в животе похолодело, и я повалилась обратно на подушку, закрыв лицо руками. Я была в королевской спальне! Осознание пришло вместе с воспоминанием того распутства, что творилось здесь ночью. Эти воспоминания были будто подернуты туманом, более напоминая сон, и я бы с радостью приняла такую данность, если бы не ощущала собственную наготу, а это уже точно не было сновидением.
        Задержав дыхание, я осторожно повернула голову, но в постели никого больше не было. Я опять села и сдвинула одеяло в сторону. То, что я ожидала увидеть, было здесь, алело на белой простыне, став последним доказательством того, что мне ничего не привиделось, и всё, что сейчас так услужливо подкидывала мне память, случилось на самом деле.
        - Хэлл, - простонала я. - Как ты это допустил, как позволил…
        Я вновь накрыла лицо ладонями и уткнулась в собственные колени. Осознание невосполнимой утраты оказалось ужасающим.
        - Что же я наделала? - прошептала я. - Что же теперь будет… Боги. - После вскинула взгляд на Сиэль и констатировала: - Опоил… - Я криво усмехнулась и издевательски произнесла: - Вот как.
        Отыскав взглядом свою одежду, я рывком отбросила тот кусок одеяла, который еще прикрывал меня, и встала с кровати, куда попала по собственному желанию, вырванному у меня коварством. И когда я уже стояла в платье, дверь в спальню открылась. Порывисто обернувшись, я увидела ее хозяина с букетом цветов в руках. Улыбка, только что игравшая на его губах, растаяла под моим взглядом. Государь подошел к столику, положил на него букет и направился ко мне.
        - Нет, - произнесла я, вытянув перед собой руку. - Не подходите.
        Конечно же, он не послушал. Я не стала убегать, и рыдать, кидаясь обвинениями, тоже, просто отвернулась. В истерике не было смысла, в эту минуту я приняла свой проигрыш. Наверное, однажды это должно было случиться. Ему была нужна женщина, друга искала только я. Но и простить вторую низость подряд я была не в силах. Вчера он готов был убивать, поверив клевете, ночью забрал то, что в трезвом уме я отдавать не желала. Опоил… Какая мерзость!
        - Злишься, - сказал он, остановившись за моей спиной.
        - Это было подло, - глухо произнесла я. - Вы меня опоили.
        - Всего лишь помог раскрыться…
        - Оставьте, - отмахнулась я. - В какую обертку вы не завернете ваш поступок, слаще от этого он не станет.
        Руки короля скользнули мне на талию, он поцеловал меня в шею и прижал к своей груди.
        И вновь я не стала вырываться. Мои ладони горели от пощечин, которых я так желала надавать ему, но я обуздала этот порыв.
        - Так будет легче.
        - Вам?
        - Мне. И тебе, - сказал государь. - В любом случае, шаг уже сделан, и я не жалею о нем. Теперь ты моя, и этого не изменить. Я не собираюсь отказываться от тебя, получив то, что желал уже давно. Искать иных увлечений тоже. Я люблю тебя, и это так же точно, как то, что ты готова вцепиться мне в глотку. Если бы ты могла заглянуть мне в душу, то перестал бы сомневаться. Но ты не можешь этого сделать, и потому я клянусь тебе, Шанриз Тенерис, что отныне ты будешь моей единственной женщиной. И как твой мужчина, я приложу все усилия к тому, чтобы ты была счастлива. А я знаю, как это сделать. - Я усмехнулась, но монарх не обратил на мою усмешку внимания, он продолжил: - Ты желала заняться изучением права и не только, и я позволю тебе это. Тебя будут посещать преподаватели, которые помогут постичь необходимые тебе науки. Довольно самообразования и тезисов, теперь у тебя будут настоящие занятия.
        Как там сказал дядюшка? Взятка? Как же верно… Забрав доброе имя, король поменял его на мечту. Я вновь усмехнулась.
        - Я не отпущу тебя.
        Развернувшись к нему, я посмотрела государю в глаза.
        - Куда же мне теперь бежать? - спросила я и не думая скрывать издевку.
        - Некуда, - улыбнулся он, кажется, думая, что буря миновала. - Я тебя везде найду и верну обратно.
        - Я останусь подле вас, государь, - произнесла я, глядя ему в глаза. - Буду верна вам, и, надеюсь, моих слов хватит, чтобы в будущем прежде, чем убивать за несовершенный грех, вы для начала все-таки выслушали и убедились в измене. - Он поморщился, но я твердо произнесла: - И тем не менее. Интриганов и завистников много, ваш норов известен, а значит, связь с вами - это игра со смертью.
        - Я же не зверь…
        - Довольно, - я подняла руку, и король послушался. - Я не договорила.
        - Говори, - кивнул он без улыбки и раздражения. Монарх и вправду был готов внимать.
        - Я буду с вами до тех пор, пока вы остаетесь верны мне. Я приму вашу женитьбу, потому что Камерату нужен наследник, но не еще одну фаворитку. Делить вас я ни с кем не стану. Или вы мой, или… - Вот теперь он улыбнулся и прижал к себе чуть крепче. - Если узнаю, что вы увлеклись кем-то, я покину вас. И еще. - Король снова кивнул, показывая, что продолжает слушать: - Мне не удастся сделать вид, будто меня не трогает, как вы со мной поступили. Мне надо время…
        - Одну не оставлю, но отвлечься помогу, - ответил государь. - И трогать тоже пока не стану.
        - Благодарю, - я склонила голову и попыталась отстраниться.
        Не отпустил. Государь заключил мое лицо в ладони и, поцеловав, теперь уже отстранился сам.
        - Это еще не все мои подарки, - улыбнулся король. - И если ты поторопишься, то после завтрака, мы навестим университет. Ты ведь хочешь заглянуть в это унылое мужское царство?
        - Было бы любопытно, - не стала я отрицать.
        - Тогда поспешим.
        - Как скажешь, Ив, - ответила я, сама изумившись, как легко мне далось это вольное обращение.
        Он отрицательно покачал головой и произнес с улыбкой:
        - Как пожелаешь, Шанни.
        Усмехнувшись, я все-таки кивнула и направилась к двери, за которой для меня начиналась новая жизнь. И я вошла в нее уверенным шагом.
        КОНЕЦ