Комфлота Бахирев Борис Александрович Царегородцев
        Адмирал Бахирев #3
        1916 год. Среди моряков много недовольных действиями командующего Черноморским флотом адмиралом Эбергардом. Недовольны им и в Адмиралтействе, и в Ставке. Адмирал Григорович уговаривает Николая II снять адмирала Эбергарда и утвердить на эту должность адмирала Бахирева. Теперь ему надлежит очистить Черное море от германо-турецкого флота. И начать подготовку к захвату проливов и Стамбула…
        Борис Царегородцев
        Комфлота Бахирев
        

* * *
        Пролог
        Давайте помнить предков наших, не рвать невидимую связь, да помянем за Русь всех павших пред Образом Христа, молясь.
        ПРОЛОГ
        Новогодний приказ командующего Балтийским флотом.
        31 декабря 1915 года адмирал Канин в приказе № 1433 подвел итоги боевой работы Балтийского флота за прошедший год.
        «Полтора года наш флот, ведя неравную борьбу со значительно более сильным противником, с полным успехом выполняет все возложенные на него задачи и все настойчивее оспаривает у врага господство на Балтийском море. Превосходство сил противника и совокупность всей обстановки истекшего года, как и в прошлом, не позволяли особенно рисковать главными силами флота, и его боевая деятельность по-прежнему носила характер войны преимущественно мин-но-подводной, в которой, однако, принимали участие почти все суда флота и в которой мы имели несомненный успех, нанеся врагу немалые потери. В этой общей боевой деятельности я нахожу справедливым отметить тяжелую, опасную и незаметную работу Дивизии траления, которая, несмотря на крайне ограниченные средства, всегда обеспечивала флоту пути для действий против врага. На долю Минной дивизии и Дивизии подводных лодок совместно с линейными кораблями «Цесаревич», «Слава», крейсером «Диана», канонерскими лодками «Грозящий» и «Храбрый», заградителем «Амур» и летчиками выпала задача обороны Ирбенского пролива - ключа Моонзунда и Риги - и содействия нашим войскам на Рижском
фронте. Их блестящая деятельность, увенчавшаяся полным успехом, оценена Родиной. Первая оперативно-тактическая группа продемонстрировала чрезвычайно высокую боевую эффективность, нанеся противнику ощутимые потери. Наши боевые товарищи - английские подводники - продолжали свою мужественную и настойчивую работу в Балтийском море и покрыли себя славой. Линейные корабли и крейсера, являясь ядром всего флота и оплотом всей защиты отечественных вод, не только выполнили ряд важных задач вдали от своих берегов в весьма трудных условиях, но своей постоянной готовностью к выходу и к бою заставили неприятеля обеспечивать свои крупные против нас операции линейным флотом, то есть рисковать тем, чем им не следовало рисковать, и расплачиваться за это. Случаи открытой встречи с врагом неизменно оканчивались в нашу пользу. Отряд заградителей не только способствовал успеху выполнения многих операций флота, но также принимал широкое участие в его боевой деятельности. Наши миноносцы, едва вступив в строй, умелым выполнением порученной им задачи нанесли врагу урон, вызвав гибель нескольких боевых судов. Особо хочется
выделить из этого числа «Новик», покрывший себя заслуженной славой лучшего корабля флота. Служба связи исключительной организацией своей деятельности в высшей мере способствовала успеху всех операций флота. В то же время личный состав флота, морской крепости Императора Петра Великого (Ревель) и Свеаборгской, портов, вспомогательных учреждений и тыла произвел ряд работ огромной важности, давших нам линейные корабли типа «Севастополь», миноносцы типа «Новик», подводные лодки типа «Барс», надежно защищенные базы и рейды, укрепленные передовые позиции, обследованные шхерные пути, средства борьбы с подводными лодками и воздухоплавательными аппаратами, а также работы, позволившие нам сохранить и усовершенствовать наши суда и оружие, которые всегда были в полном снабжении и укомплектованы обученным личным составом, несмотря на значительные трудности, с которыми связано это дело во время войны. Оценивая общую деятельность за истекший год, я от лица службы и от всего сердца благодарю флот, вспомогательные его учреждения, порты, крепости и позиции за боевую деятельность и за ту огромную работу, в результате
которой враг понес существенные потери, а наш флот вступает в новую кампанию не только не ослабленным, но значительно более сильным и опытным.
        Некоторых из наших судов и боевых товарищей, увы, не будет с нами в новом году. Вечная память погибшим, а мы с непоколебимой верой в торжество над врагом постараемся всеми силами выполнить до победоносного конца свой священный долг перед Царем и Родиной».
        Глава 1. К Черному морю
        I
        В начале января пришло известие, что союзники наконец-то отказались от дальнейших действий на Галлиполийском полуострове и начали эвакуацию войск. Их упорство сломлено, но какой ценой! Пока еще нет общего списка людских потерь, но, судя по всему, они колоссальны, особенно у англичан. Объединенный союзный флот также понес большие потери главным образом от подрыва на минах и противодействия подлодок противника. Англичане потеряли пять броненосцев. «Голиаф» был потоплен тремя торпедами с эсминца. «Трайэмф» и «Маджестик» стали жертвами U-21. «Оушен» и «Иррезистибл» подорвались на минах и затонули. Еще несколько броненосцев после подрыва удалось спасти. Французы потеряли броненосец «Буве», только доподлинно неизвестно, от попадания ли снаряда в артпогреб или от подрыва на мине с последующей детонацией все того же артпогреба. Помимо этого погибло немало миноносцев и транспортов. А сколько кораблей и судов было повреждено за это время, мы перечислять не будем. Большие потери в этом предприятии союзники понесли и в подводных лодках, которые безуспешно пытались прорваться через Дарданеллы в Мраморное море
и при этом погибали. Тогда, с не меньшим упорством, на прорыв шли другие подлодки, но и они не возвращались. Постепенно эти попытки превратились в своего рода состязание англичан и французов в умении и отваге. Только одной английской подлодке Е-11 под командованием лейтенант-командера Мартина Несмита удалось проникнуть в Мраморное море, где восьмого августа он потопил старый турецкий броненосец «Хайраддин Барбаросса», вызвав переполох в стане врага.
        Сразу после Рождества Николай II направился - как говорят в моем времени - в деловую поездку по югу страны и, естественно, решил заглянуть в Севастополь, чтобы лично наблюдать боевую работу Черноморского флота и славных моряков-севастопольцев. Григорович выехал на юг тремя днями позже царя, зная, что у того в пути будут остановки в некоторых губернских городах.
        Императору давно уже намекали некоторые «патриоты России», что на Черном море не все в порядке. На Балтике флот во много раз меньше германского и то одержал несколько побед. Так почему же адмирал Эбергард, имея в данный момент подавляющее превосходство над морскими силами Турции, никак не может приструнить всего-то парочку германских кораблей? А раз так, то пора что-то предпринять. «Сколько еще это будет продолжаться, - нашептывали со всех сторон, - что два не слишком-то и мощных корабля, но, честно говоря, достаточно быстроходных по сравнению с нашими держат в постоянном напряжении целый флот!»
        Оказывается, малую толику в судьбу адмирала внес и я, подлив масла в огонь в беседе с Григоровичем, и таким образом, пусть и без злого умысла, подставил Эбергарда. Что и как было в Севастополе, а потом и в Ставке, какие выводы после поездки сделал император, я узнал немного позже от флотских.
        Когда император наконец-то добрался до Севастополя, Григорович был уже среди встречавших его на перроне. Тут же были командующий флотом Черного моря адмирал Эбергард, комендант Севастопольской крепости генерал-лейтенант Ананьин, главный командир Севастопольского порта вице-адмирал Маньковский.
        Это тот самый Маньковский, о котором в нашем времени ходили морские байки - как в 1910 году он отстоял честь Андреевского флага и честь России в австро-венгерском порту Фиуме.
        Все произошло из-за того, что ни крепость, ни австро-венгерские корабли не ответили на его салют наций, когда он на броненосце «Цесаревич» и с крейсерами «Рюрик» и «Богатырь» зашел в этот порт. А это было тяжелым оскорблением российского Андреевского флага и вообще России. И Маньковский был готов с тремя своими кораблями сразиться с их флотом. Тем более на борту «Цесаревича» находился великий князь. К нему и отправился за консультациями адмирал. Однако Николай Николаевич повел себя в этой ситуации в высшей степени своеобразно. Оскорбление, нанесенное России, его не задело. Великий князь сказал Маньковскому, что после выхода из черногорского порта Антивари «Цесаревич» идет уже не под его флагом, а под флагом адмирала, следовательно, тому и разбираться в том, что произошло, и решать, как действовать. А сам Николай Николаевич сейчас просто частное лицо, которому пора на поезд. И отбыл на берег. Тогда Маньковский стал действовать самостоятельно, потребовал от австрийцев официальных объяснений по поводу того, почему ни крепость Фиуме, ни австрийская эскадра не отдали русским кораблям положенный салют
наций. Те стали ссылаться на некие технические и служебные проблемы и оплошности, ясно давая понять, что очень хотели бы замять дело. Тогда Маньковский передал австрийцам категорическое требование: завтра в 8 утра, в момент подъема флага на русских кораблях, и крепость, и эскадра должны дать салют наций, а если до этого времени какой-либо боевой корабль австрийцев надумает выйти с рейда, он откроет огонь. Австрияки в 8 утра, как только русские корабли подняли свои флаги, дали положенный салют и сразу же ушли в море. А вот как было на самом деле, надо будет у самого Маньковского спросить.
        Помимо упомянутых персон государя встречали и другие военные и гражданские чины, а также депутация городских обывателей. Приняв рапорт командующего флотом и хлеб-соль горожан, государь на катере отправился на внутренний рейд. Обойдя застывшие на рейде корабли эскадры, он посетил линкор «Ростислав» и крейсер «Кагул».
        Григорович специально приехал раньше начала высочайшего визита, чтобы потолковать по душам с командующим Черноморским флотом. Он пригласил адмирала Эбергарда к себе в великокняжеский дворец, где остановился, и сообщил ему, что в Ставке Верховного главнокомандующего и в столичных кабинетах недовольны делами на флоте и его начальником штаба флота, контр-адмиралом Плансоном. Особенно это касалось начальника оперативной части капитана первого ранга Кетлинского. Последнего сам Григорович крыл, не стесняясь в выражениях, не хуже старого боцмана или портового докера. Министр посоветовал адмиралу поменять своих помощников. Однако такое предложение не понравилось адмиралу, так как он считал себя джентльменом, а также знал кое-чего о служебной этике. Адмирал категорически отказался последовать этому совету, сказав, что всю ответственность за положение дел на флоте несет только он. Министр тем не менее порекомендовал обдумать, что было сказано в этом приватном разговоре, и ничего не говорить об этой встрече государю. Но адмирал все же рассказал императору об этом разговоре, за что Николай слегка пожурил
Григоровича, но успокоил Эбергарда, сказав ему: «Я вполне вам доверяю и доволен вами и деятельностью флота, о чем можете объявить в приказе».
        Вопрос был исчерпан, а флот на следующий день снова вышел в море, «показаться» у берегов Турции. Но по возвращении в Ставку Григорович уговорил императора сменить командующего Черноморским флотом. Выполнить это было, конечно, нелегко, так как тот пользовался непререкаемым авторитетом среди подчиненных офицеров; есть основания полагать, что и сам император ценил адмирала Эбергарда. Тем не менее он согласился на эту замену. Именно поэтому я здесь, в Царском Селе, хотя пока о причинах своего здесь пребывания не догадываюсь.
        Это случилось во второй половине января, а точнее, двадцать третьего числа. Ко мне на квартиру прибыл гвардейский ротмистр и передал приглашение на следующий день прибыть в Царское Село на аудиенцию к императору. В назначенное время я прибыл в резиденцию царя, и вместо того, чтобы проводить меня в Александровский дворец, мне сказали, что государь ожидает меня в парке. В сопровождении одного из офицеров я направился на главную аллею, где Николай II прогуливался с Григоровичем, которого я никак не ожидал здесь увидеть. У меня возникли смутные подозрения, что этот вызов неспроста и предстоит серьезный разговор.
        Как только я увидел эту парочку, у меня промелькнула мысль: «Неужели Григорович растрезвонил Николаю, кто я и откуда? А ведь сам предупреждал, чтобы я держал язык за зубами».
        Я подошел и отрапортовал о своем прибытии, потом поздоровался с Григоровичем, который с какой-то легкой загадочной улыбкой посмотрел на меня.
        «Так, сейчас Николай Александрович объявит мне что-то такое, чего я от него просто не ожидаю, - подумал я. - Точно Константиныч не удержался и все рассказал про меня царю. Ишь как они загадочно переглядываются. Ладненько, послушаем, что такое для меня приготовили».
        Но Николай II начал издалека. Вначале справился о моем здоровье, потом пошел разговор типа «как я провел лето».
        «Со здоровьем у меня все было более или менее в порядке, да и отпуск пролетел на ура. Как-никак я женился на прехорошенькой молодой женщине», - подумалось мне.
        Оказывается, государь уже знал о моей женитьбе и даже навел справки о моей жене и одобрил выбор. Короче, поздравил меня с окончанием холостяцкой жизни.
        «Интересно, а с чего это он о моей женитьбе заговорил? Пожурил, что на свадьбу не позвал. При чем тут - женат я или нет», - недоумевал я.
        Николай II между тем стал расспрашивать, как мы с женой обустроились на новом месте, сожалея, что с войной столица переполнена и очень трудно найти приличное жилье.
        «Да у меня и старого-то жилья не было. Зачем мне, в то время холостяку, нужен был дом, когда моим домом был корабль. А теперь мне удалось снять квартиру в четыре комнаты, вполне приличную даже по современным меркам. Если удастся изменить ход истории, то после войны построим себе домик с садиком где-нибудь на побережье Финского залива. А то подадимся на юга и поселимся, например, в районе Сочи. Отгрохаем с Настюхой особнячок с видом на море. Глядишь, в будущем потомки курортникам будут жилплощадь сдавать и на этом бабки зарабатывать».
        Отвечал я на вопросы царя кратко, не рассусоливая, а сам все думал, к чему эта вступительная речь. «И чего он не переходит к главной теме, из-за которой меня сюда вызвали. Нет, все же, похоже, Григорович посвятил царя в мою тайну. Ишь как он тянет, поди, не знает, с чего начать».
        - Адмирал, я осведомлен о том, что вы, вернувшись в Петроград со своей молодой супругой, не успев обустроить надлежащим образом свою квартиру, уже на третий день посетили три петроградских завода.
        - Ваше императорское величество, не на третий, а на четвертый день. Я уже не раз говорил что…
        - Я все прекрасно знаю, - перебил меня государь, - не в этом суть. Вы опять начнете тут говорить, что радеете за государство и Россию и всеми силами стараетесь упрочить ее в военном плане. Мне многое о вас известно….
        «О чем это он и что ему обо мне известно?» - мелькнула у меня нехорошая мысль. Я посмотрел на Григоровича, как бы спрашивая его: «Ты, чего доброго, чего лишнего монарху про меня не брякнул?» Но по выражению лица Григоровича я понял, что он тут ни при чем.
        - У вас столько интересных идей и предложений, откуда это все? Начальник ГАУ генерал Маниковский докладывал Михаилу Васильевичу о полезности ваших предложений. Кроме того, от вас поступило много толковых предложений в комитеты по вооружению. Как мне доложили, некоторые ваши прожекты были одобрены и рекомендованы к разработке. Похвально, похвально. Второго дня я присутствовал на испытаниях стрелкового оружия, собранного в оружейной мастерской при Сестрорецком оружейном заводе. Там были представлены очень любопытные и довольно необычные экземпляры стрелкового оружия.
        «Вот блин, а меня никто не пригласил на это действо, я бы тоже не прочь посмотреть, - посетовал я на такую несправедливость. - По всей видимости, из-за козней кого-то из военного генералитета меня не включили в список приглашенных. Похоже, в отместку за то, что я уговорил царя позволить выпустить опытную партию автоматов Федорова и дать нашим конструкторам-оружейникам свободно заниматься разработкой перспективного оружия для нужд армии».
        - Я надеялся увидеть вас на стрельбище, но мне сказали, что вы очень заняты и не можете присутствовать на показе.
        - Да, у меня были неотложные дела, - решил соврать я - в этот день я присутствовал на испытаниях опытной бронированной машины на гусеничном движителе, другое ее название «бронетачанка» инженера Пороховщикова. Для простоты ее назвали «Б-1».
        «Интересно, когда и кто это меня извещал об этом высочайшем показе оружия. А я-то, дурак, туда не явился. Точно, какая-то сволочь решила меня подставить. Я ни сном ни духом об этом, а мне упрек - отказался от приглашения».
        - Жаль. Но вы и так в курсе того, что оружейники Сестрорецкого завода придумали. Еще раз повторюсь, я не ожидал такого, что было показано. Я даже соизволил опробовать в действии некоторые образцы. Но мне показалось, что это оружие довольно сложное для нашего солдата.
        - Ваше императорское величество, я согласен, что для новобранца это оружие будет сложновато. Но для старого и опытного солдата, который привык обращаться с оружием, оно будет не сложнее обычной винтовки, естественно после недолгого обучения. И по представлению полковника Федорова, это оружие в первую очередь предназначено для вооружения штурмовых отрядов, в которых в основном находятся уже опытные и обстрелянные солдаты.
        - Вот мы и проверим, смогут ли наши солдаты освоить это оружие. Для этого я отдал распоряжение сформировать одну роту, вооружить ее этим новым оружием и после обучения направить на фронт для всесторонних испытаний. Посмотрим, как оно покажет себя там и кто из моих генералов будет прав. А то у них мнения разделились. Кое-кто просил повременить с выпуском нового оружия до конца войны, приводя два веских довода для трех представленных образцов. Во-первых, о перерасходе боеприпасов, которых и так не хватает на фронте, во-вторых, о сложности самого оружия для малообученного солдата. Другие же, напротив, предлагают быстрее наладить выпуск этого оружия, и у них свои доводы за принятие на вооружение этого оружия. Помня вашу просьбу поддержать производство именно этой автоматической винтовки Федорова, я одобрил начать выпуск первой партии винтовки в количестве двух с половиной тысяч штук и легкого пулемета в пятьсот штук. И это, заметьте, еще до окончания фронтовых испытаний.
        - Ваше императорское величество! Нашей армии нужно это оружие. И чем быстрее мы его испытаем, тем быстрее оно появится в войсках. Я также предлагаю сформировать еще одну роту, но из морских пехотинцев, и вооружить ее новым оружием. Я полагаю, что его высокопревосходительство поддержит меня в этом, - обратился я к Григоровичу.
        - Я не против, чтобы и у нас на флоте было проведено подобное испытание, - согласился Григорович. - Матросы не в пример более привычны к разного рода механизмам и быстрее освоят незнакомое оружие.
        - Хорошо, так и поступим. Пусть будет две роты. Проверим, так ли необходимо нам это оружие, как вы говорите, и какая польза от него будет. Если результат получим положительный, то заказ будет увеличен.
        - Я уверен, ваше величество, что результат будет положительный.
        - Не сомневаюсь, что вы, адмирал, опять окажетесь правы, но вот противников принятия этого оружия будет немало. Но дождемся заключения комиссии. А то ходят слухи, будто я соглашаюсь со всем, что бы вы ни посоветовали мне.
        «Похоже, и в окружении царя я нажил себе врагов», - посетила меня недобрая мысль.
        - А как насчет других экземпляров оружия, неужели они так и останутся в опытных образцах?
        - Почему же?! Я полагаю, что кое-что из представленного оружия пока рано запускать в производство, особенно сейчас, когда идет война. Да и некоторые образцы еще не доведены, и в них выявлено предостаточно неисправностей. Но комиссия была снисходительна и рекомендовала еще пару образцов после устранения обнаруженных дефектов и недостатков через три месяца вновь представить на испытание. Если следующие испытания пройдут хорошо, то и их примут к производству. А к другим образцам, представленным на показе, мы вернемся после войны.
        - Раз мы заговорили о новом оружии, и вы упоминали, что присутствовали на испытании… э-э… как там вы эту самобеглую коляску называете… а - «бронетачанка», - вспомнил царь, - инженера Пороховщикова. Адмирал, расскажите, как прошли испытания? А то до меня доходили сведения о ее полной непригодности в военном деле.
        - Ваше величество, это, верно, касалось самого первого варианта, который инженер Пороховщиков представлял на испытание в конце лета. Да, тот образец к применению для нужд армии совсем не подходил. Но вот результаты испытаний этого опытного образца были весьма обнадеживающие. Хотя кое-какие недоработки имелись и слабые места в конструкции бронетачанки выявлены. Это и вправду пока опытная машина, специально создана для всесторонних испытаний разных узлов конструкции, деталей и приспособлений, что будут установлены на собираемых для нашей армии машинах. Все те недочеты, что удастся выявить в конструкции этой машины, будут устранены во время сборки опытной партии бронетачанок улучшенной конструкции под индексом Б-2, которые пройдут уже войсковые испытания. А этот первенец, между прочим, за четыре дня испытаний прошел более восьмидесяти верст. Конечно, поломки случаются, но такие, что легко устранить сразу на месте, не прибегая к заводским услугам. Основная поломка - это порыв цепной передачи и гусениц, но это все устранимо. Так что в последующих сериях бронетачанок этот недостаток должен быть
устранен. С моим мнением, что бронетачанку можно принять на вооружение, согласен и генерал Секретев. Понятно, что только после устранения самых существенных неисправностей в конструкции, с которыми это не боевая машина, а никчемный агрегат. Так это же принципиально новая машина, которая только рождается, ни в одной армии мира пока ничего подобного нет.
        - Я слышал, что она у вас только по укатанным дорогам ездила или по снегу ходила. Так как сейчас зима, и грунтовые дороги везде промерзли.
        - Да, в большинстве своем по снегу, как вы и сказали, сейчас мягкого грунта нигде нет, все промерзло. Вот и приходилось гонять ее по полям, где не так много снега и есть подъемы и спуски. Пока бронетачанка оправдывает наши ожидания.
        - И в каком качестве эта ваша бронетачанка может быть применена в войсках.
        - Как для поддержания атаки пехоты, так и при обороне, против атаки пехоты противника. Для проникновения на территорию противника и проведения разведки за линией фронта.
        - Когда ожидается появление бронетачанок на фронте?
        - К апрелю должны собрать всю партию и направить их на тот участок, где будет намечено наступление наших войск. Вот там они будут в самый раз.
        - А когда на испытания выйдут эти ваши… бронеходы?
        - Бронеход Пороховщикова практически собран, осталось изготовить пару комплектов гусениц и катков, и он может выйти на испытание в конце марта.
        - Надо будет обязательно посмотреть на эти испытания. И я предвижу, что этот бронеход будет обозначен как Б-3.
        - Да, ваше величество, так по сути дела и выходит, это же третий образец бронехода, предлагаемый для принятия на вооружение. Потом будет Б-4 и так далее.
        - Как вы думаете, адмирал, если испытания этого бронехода пройдут успешно, его можно будет использовать в наступлении вместе с другими машинами?
        - Ваше императорское величество! Использовать, конечно, можно, если он будет работоспособен, но нежелательно. Все же это опытная машина, на которой проводят испытания разных агрегатов, потом они будут внедряться в следующую машину. А что, если этот бронеход, по сути пока секретная машина, по какой-то причине попадет в руки противника, еще до массового применения их на фронте? Тогда противник может выработать способы борьбы вот с такими бронеходами. В последующем и сам может начать их делать. Мы же потеряем опытный образец, а с ним и все наработки по улучшению следующей машины. Так что до летнего наступления противник ничего не должен знать о бронеходе. Мы преподнесем ему сюрприз.
        - Я хорошо вас понял, Михаил Коронатович, вы правильно рассудили. Да, до окончания испытаний его нельзя посылать на фронт. А что с четвертым образцом, Б-4 господина Менделеева?
        - Господин Менделеев утверждает, что в апреле его бронеход начнет проходить испытание. Это будет самая защищенная и вооруженная бронированная машина. Такие бронеходы, как у Пороховщикова и Менделеева, могут применяться для прорыва стратегической обороны противника на всю ее глубину и для уничтожения опорных узлов обороны противника.
        - Будем надеяться, что ваша идея с бронеходами оправдает наши ожидания.
        - Ваше императорское величество! Это будет прорыв в военной тактике. Противник не ожидает от нас такого, да и союзники, думаю, тоже.
        - А у вас, адмирал, всегда припасен какой-либо сюрприз. Мы уж и не знаем, что от вас ждать в следующий момент. И еще эта ваша просьба… Мы два месяца вели переговоры с японским правительством о покупке боевых кораблей и уже добились их согласия продать нам некоторые из них. Но вы уговорили адмирала Григоровича этого не делать, хотя именно он был инициатором такой сделки.
        - Да нет, я предлагал покупать только те, что пригодятся нам в ближайшие пять лет, хотя бы в качестве учебных кораблей. Если японцы откажутся продавать нам наши же в прошлом корабли, то эти деньги пустить на покупку подводных лодок или эсминцев в Америке.
        - А почему вы думаете, что они захотят их нам продать?
        - На подводные лодки мы заказ сделали, и они его успешно выполняют. Первые подлодки в виде секций уже пришли на Балтийский завод, где сейчас идет их сборка.
        - Но это же подводные лодки, а вы говорите о покупке эскадренных миноносцев.
        - А какая им разница, за что получать деньги, за подводную лодку или за эсминец. Они скоро начнут строить их сотнями, так что им не составит большого труда построить десяток для нас.
        - И куда мы их определим? Балтика и Черное море пока недоступны, туда корабли не провести. Остается Север, но десять эсминцев там будет много. Есть еще, правда, Сибирская флотилия, но это слишком далеко от театра военных действий.
        - Я бы сказал, что флот на Дальнем Востоке нам нужно срочно восстанавливать, так как у японцев вскоре появится большой аппетит на наши дальневосточные земли. Реванш неизбежен, а флота там нет. То же самое скажу о Севере. Может быть, сейчас на Севере такое количество эсминцев там кажется большим, но вот через пять лет это будет минимальное количество для Северного флота. А через 15 -20 лет смехотворное.
        - Почему это смехотворное?
        - Да потому, что основными флотами Российской империи по идее должны быть Северный флот и Тихоокеанский.
        - Объясните почему.
        - Балтика - это внутреннее море, и здесь большой флот держать не надо, так как в случае новой войны из Балтики нам не выйти, так как легко перекрыть проливы между Балтикой и Северным морем. Такой же расклад будет и с Черноморским флотом, если мы не захватим проливы. Вот и остается Северный и Тихоокеанский флоты, имеющие свободный выход в океан. Вот эти два флота и станут играть роль сдерживающего механизма в следующих войнах… А войны рано или поздно обязательно будут, так как сколько существует человечество, столько оно и воюет. Так что после этой войны нам необходимо развивать и строить океанский флот, чтобы в любой момент мы могли беспрепятственно выходить в океан и нести Андреевский флаг по всем морям и океанам.
        - Пока разговор о Северном и Тихоокеанском флотах отложим до лучших времен, сейчас нас в первую очередь заботит Черноморский флот и вытекающие из этого проблемы. И в связи с этим у нас есть разговор, а точнее, предложение. Иван Константинович выдвинул вас на пост командующего Черноморским флотом. Говорит, что лучшей кандидатуры нет. Что вы можете на это ответить?
        - Ваше императорское величество! Я готов принять любое назначение, пойти на любую должность, лишь бы быть полезным России.
        - Более всего полезны вы будете и нам, и России в должности командующего Черноморским флотом. Адмирала Эбергарда мы переводим в Петроград, так что он без должности не останется, поэтому не корите себя за его смещение. Но нам нужен там именно такой командующий флотом, каким вы показали себя здесь, на Балтике. Вы сами сказали, что нашему флоту необходимы эти проливы для выхода в Средиземное море и далее в океан. У вас две задачи. Первая - изловить «Гебен», вторая - содействовать армии во взятии проливов и Царьграда. Указ о вашем назначении на должность командующего Черноморским флотом уже подписан, как подписан и приказ о присвоении вам следующего чина. Поздравляю вас, Михаил Коронатович, с вице-адмиралом.
        - Спасибо, ваше императорское величество!
        «Теперь все ясно. Решение о моем назначении было принято еще до моего приезда сюда. И сейчас они просто поставили меня перед фактом. И никакого возражения с моей стороны государь не принял бы. Григорович намекал мне о скором назначении, и тогда я сам подтвердил, что готов принять любое назначение. И вот на тебе, получай под командование целый флот. Интересно, он специально меня подальше от столицы убирает или это все же поощрение. Вот блин! А у меня здесь столько планов остается нереализованных. Эх, еще хотя бы полгодика было в запасе! Боюсь, как бы без меня тут все не заглохло. Ладно, если все так повернулось и меня назначают командующим флотом, значит, сейчас будем решать судьбу «Полтавы». Условия выдвигать я не буду, но надо настоять на том, чтобы «Полтаву» разобрали, а все комплектующие направили в Николаевск на достройку четвертого линкора.
        Будем давить на то, что нам нужна большая огневая мощь для подавления береговых батарей в Босфоре. Хотя нет, это не пройдет. Николай меня для чего посылает на Черное море? Да чтобы я в течение года очистил море от германских кораблей и захватил Босфор. Но за это время ввести в строй «Николая I» не успеть. Понадобится не менее полутора лет, а это значит, что он вступит не ранее лета будущего года. А вот третий линкор вполне возможно ввести в строй к началу семнадцатого. Значит, надо нажимать на что-то другое».
        - Вы о чем-то размышляете, Михаил Коронатович? - спросил государь, заметив, что я уже продолжительное время молчу, а на моем лице читается напряжение, будто я в уме пытаюсь перемножить огромные числа.
        - Ваше императорское величество. У меня одна маленькая просьба.
        Григорович от слова «маленькая просьба» скривился, зная, что маленьких просьб у меня просто не бывает.
        - И что это за маленькая просьба?
        - Для быстрой достройки черноморских линкоров мне нужно ваше соизволение о передаче всех комплектующих линкора «Полтава». Я уже доказывал, что нецелесообразно восстанавливать линейный корабль в первоначальном виде, это бесполезная трата денег, а вот пустить его на достройку «Николая I» верное вложение. А также я хотел бы забрать с собой двух-трех офицеров, с кем привык работать, на должности начальника оперативного отдела и начальника штаба и начальника разведки. Так будет лучше для дела.
        Николай II посмотрел на Григоровича, ожидая его комментариев, но тот молчал, что-то сам обдумывал.
        - Что скажете, Иван Константинович? - наконец спросил император. - Нам и вправду следует поступить с «Полтавой» так, как предлагает Бахирев? Разобрать линейный корабль и все передать на Черное море.
        - Ваше императорское величество! По этому вопросу у нас на совещании единогласного решения не получилось - одни за разбор линкора, другие с этим не согласны.
        - А вы сами как бы решили поступить с кораблем?
        - Я вначале тоже был против этого, но доводы, представленные Михаилом Коронатовичем, убедили меня в его правоте. Я за разбор «Полтавы» и передачи всего, что потребуется, для достройки «Николая I»
        - Ну что ж, раз министр за разбор линкора, то я поддержу это решение. Михаил Коронатович, а кого вы прочите на место начальника штаба?
        - Капитана первого ранга Владимира Константиновича Пилкина, ваше императорское величество.
        Николай II вновь посмотрел на Григоровича - тот кивнул, соглашаясь с моей кандидатурой.
        «Еще бы он не согласился, знает же, что Пилкин в курсе, кто я и откуда, - подумал я, глядя на Григоровича. - Но что он подумает о других моих кандидатах?»
        - Хорошо, раз Иван Константинович не возражает, нам придется подписать приказ о присвоении Пилкину звания контр-адмирала с переводом на Черное море в должности начальника штаба Черноморского флота. А кто те два офицера, которых вы намерены взять с собой?
        - У меня два кандидата на место начальника оперативного отдела. Но предварительно надо переговорить с обоими и выяснить, кто из них захочет поменять мостик корабля на стул в кабинете. Это капитан первого ранга Дмитрий Николаевич Вердеревский и капитан первого ранга Александр Константинович Вейс. И наконец, на должность начальника разведки я бы рекомендовал старшего лейтенанта Павла Николаевича Кириенко.
        - А не слишком ли он молодой для этой должности, да и чин старшего лейтенанта маловат.
        - Ваше императорское величество! Не в молодости и чинах его заслуга, а в умении работать как надо.
        - Пусть будет по-вашему. Вы окончательно определитесь, с кем поедете на юг, и доложите об этом Ивану Константиновичу.
        - Непременно сегодня же определюсь, ваше величество.
        И вот опять поезд везет меня из столицы на юг. Только теперь я еду не отдыхать и залечивать раны. Я еду принимать под свое командование Черноморский флот. Мы занимали два купе курьерского поезда. В одном были контр-адмирал Пилкин, капитан первого ранга Вердеревский, старший лейтенант Кириенко - все в приподнятом радужном настроении. Я находился в соседнем купе, но тоже не один. К новому месту службы меня сопровождала моя милая адмиральша. Качалова я также забрал с собой. Посудите сами, с Бахиревым он еще с «Амурца», и за эти шесть лет адмирал к нему очень привык. Да и Качалов к своему командиру прикипел, несмотря ни на что. Он всегда предугадывал желания адмирала, стоило тому лишь о чем-то заикнуться. Короче, Бахирев без своего вестового как без рук. А теперь и я в таком же положении. Поначалу, после моего подселения в Бахирева, Качалов не переставал удивляться разительной перемене адмирала. Но примерно через месяц привык к художествам адмирала, принимая все как должное. Еще бы тут не удивиться, когда адмирал вдруг взял и завязал с пагубной привычкой прикладываться к бутылке без повода, да и по
поводу стал знать меру. А это говорит, что тут чего-то не чисто. Сейчас Качалову в компании с вестовыми Пилкина и Вердеревского выделены места в соседнем вагоне. Ну а пока они расположились возле проводника, чтобы быть поблизости к нам, на тот случай, если понадобятся.
        В это время в купе моих соратников намечалось маленькое празднество. Во-первых, следовало обмыть орлов на кителе Пилкина. Во-вторых, новые должностные назначения всей троицы. Пилкин извлек из своего походного чемоданчика бутылку шустовского коньячку. Этот жест сгладил разницу в чинах и вызвал веселое оживление. Остальные также не остались в стороне, достав кто что припас. Через некоторое время Пилкин заглянул к нам в купе с приглашением присоединиться к их банкету. Предупредил, что не примут отказа - раз я втянул их в это, то должен разделить и радость, и печаль в связи с отъездом с Балтики. Нам с женой пришлось переместиться в соседнее купе. Прежде чем сесть за стол, я снял свой белоснежный китель с адмиральскими орлами на широком золоте погон, повесил на плечики, остальные немедленно последовали моему примеру, и теперь все мы были равны между собой, никаких чинов на сегодня. Поснимав мундиры, мы приступили к банкету.
        II
        Дорога до Севастополя длинная и долгая, это в нашем времени можно меньше чем за двое суток добраться туда из Петрограда, а в эти времена ушло четверо суток, и то лишь потому, что наш поезд был литерный и состоял всего из шести вагонов. Так что подолгу на станциях мы не задерживались. Долить воды, догрузить уголек или поменять один паровоз на другой, в таком вот темпе мы и двигались на юг. В большинстве своем пассажиры поезда были военными, флотские вперемежку с армейскими чинами. Например, в нашем вагоне ехали пара генералов и несколько армейских чинов, направляющихся на Юго-Западный фронт. Были тут и заводчики, и члены всевозможных комитетов по содействию армии. Кто-то ехал с нами до конца, кто-то сходил раньше. Было трое специалистов-корабелов из Николаева, с полковником корпуса корабельных инженеров Михайловым я познакомился поближе. В Николаеве он был наблюдающим за постройкой легких крейсеров «Адмирал Нахимов» и «Адмирал Лазарев». По пути к Севастополю в моем распоряжении оказалось много свободного времени, и нам было о чем поговорить. Время от времени к этим разговорам присоединялись и
другие наши попутчики - и мои офицеры, и коллеги полковника. Разгорались жаркие дебаты.
        Также у меня нашлось время вспомнить и обдумать свой последний разговор с государем.
        Когда мы шли рядом по аллее, он сказал:
        - Наши союзники обещали мне Босфор и Дарданеллы, но сами-то этого совсем не хотят. Особенно Англия. Вы не раз предупреждали меня, что англичане не допустят нашего усиления. Говорят, «Коварный Альбион хочет держать в руках все три ключа от Средиземного моря - Гибралтар, Суэц и Дарданеллы с Босфором». Вот полезли в Дарданеллы, но не сумели осуществить задуманное. Я даже предполагаю, захвати союзники пролив, а мы - Босфор, они оставили бы в своих руках Дарданеллы и не передали его нам, как было договорено.
        - А разве не для того они без малого год штурмовали этот пролив?
        - Они уверяют меня, что хотят помочь России сокрушить Турцию. Но в это я уже не верю.
        - Избавь Бог нас от таких помощников, а с врагами мы и сами справимся.
        - Как думаете, Михаил Коронатович, мы справимся?
        - Справимся, ваше величество, обязательно справимся.
        - Иного ответа я от вас и не ожидал. Спасибо вам, и спасибо туркам - они отчаянно обороняют наши Дарданеллы от англичан. И пока они еще держатся, вам, господин вице-адмирал, предстоит захватить оба пролива.
        - Ваше величество, но англичане сворачивают свою сухопутную операцию по захвату пролива, понеся там большие потери сухопутных войск и не добившись практически ничего. Да и в корабельном составе они потеряли немало.
        Я тут же вспомнил, что писал в моем времени морской историк Корбетт - певец славы английского флота в Первую мировую войну. Вот такой прозаически-патриотический вывод сделал он о Дарданелльской операции: «Операция закончилась хотя и неудачно, но доблестно».
        - Теперь за собой они оставляют только морскую блокаду побережья. Нам в одиночку и без помощи союзников придется брать проливы. В этот раз они предпринимать уже ничего не будут, но только до тех пор, пока не увидят, что мы в состоянии и без их помощи овладеть проливами. Вот тогда-то они со всей поспешностью бросятся занимать Дарданеллы, чтобы закупорить нас в Мраморном море.
        Я полагаю, что нам под силу это осуществить, но все может испортить Румыния своим вступлением в войну. Она со своей армией и двух недель не продержится, и нам придется самим за них воевать. Я знаю, что такого же мнения будет и генерал Алексеев, как только ему станет известно о решении союзников привлечь на нашу сторону это воинство. Впоследствии для захвата проливов нам будет очень не хватать тех самых войск, что будут посланы спасать Румынию.
        Ваше величество, прошу вас, ни под каким предлогом не соглашайтесь на выступление Румынии на нашей стороне. Пусть она остается нейтральной страной. Если союзники будут настаивать, а больше всего этого станет добиваться Франция, то пригрозите, что в таком случае Россия выйдет из войны и заключит сепаратный мир с немцами. Что Вильгельм первым пошел на такой шаг, предлагая за эту услугу большие уступки, что даже готов в тот же час вернуть захваченную территорию. Они могут и не поверить в щедрость Вильгельма, но все же призадумаются и решат - а вдруг ваше императорское величество и в самом деле решит заключить сепаратный мир. Вот тогда союзники будут в ногах у нас валяться, лишь бы мы продолжали эту войну.
        Тогда император на это мне ничего не ответил, пойдет он на поводу у союзников по отношению к Румынии или нет. Но директиву поставил такую:
        1. Уничтожить или заблокировать в Босфоре турецко-германский флот. Желательно уничтожить.
        2. Подготовка десантных операций в тыл турецкой армии в районе Трапезунда.
        3. Содействие Кавказской армии подвозом продовольствия и снабжения морем из портов восточного побережья.
        4. Поддержка Кавказской армии на приморском крае огнем корабельной артиллерии.
        5. Содействие Юго-Западному фронту подвозом хлеба из Хорлы и Скадовска и угля из Мариуполя в Одессу. Недопущение их перехвата кораблями и подводными лодками противника.
        6. Подготовка к овладению Босфором. Для этой цели подготовить флот и транспортные суда, способные одновременно поднять и высадить десант в составе трех дивизий. То есть полноценный корпус в полном составе надо посадить на суда и боевые корабли, доставить по назначению и высадить.
        7. Иметь в готовности для сбора в недельный срок до начала операции транспорты для посадки и перевозки двух дивизий с артиллерийской бригадой в придачу.
        По первым пяти пунктам все предельно ясно, а вот над двумя последними придется поработать. Ладно, транспортов для перевозки десанта на Черном море наскрести можно, но нужны десантные суда, способные почти вплотную подходить к берегу. Как я знаю из своего времени, для этой цели была заложена серия судов специальной постройки, которые прозвали «елпидифорами». За образец взяли первый грузовой пароход такого типа, построенный еще 1905 году в Германии по заказу ростовского купца Елпидифора Парамонова и носивший на борту имя своего хозяина «Елпидифор», что в переводе с греческого значит «Носитель Надежды». Так вот этот носитель надежды был сдан на слом только через 65 лет, в 1970 году. Корабль поучаствовал в трех войнах и носил на корме флаги России, Австрии, Франции, Польши, Греции, фашистской Германии, Турции. Вот этот первый пароход и стал родоначальником для постройки серии азовских пароходов. А в последующем и десантных кораблей Российского флота, получивших более звучное новое имя для этой серии - «Елпидифор». Однако Босфорская операция так и не состоялась по причине Октябрьского переворота. Но
эти корабли еще долго служили, и не только в русском флоте, на ролях от сухогрузов до канонерских лодок. Сейчас вспомню, когда их начали строить? Если мне не изменяет память, приблизительно во второй половине осени. И поступать начали уже после Февральской революции. А если мы заложим их этой весной, то первые могут появиться в составе флота уже к ноябрю этого года. Еще были построены специальные самоходные десантные баржи - «болиндеры», с малой осадкой для доставки десанта непосредственно к берегу. Вот эти самоходные баржи лучше всего подойдут для доставки на плацдарм бронетехники, в виде броневиков и бронетачанок. Я думаю, что к осени какое-то количество в нашей армии все же будет, да и первые танки должны уже пройти фронтовые испытания и до нас добраться. Надо будет летом Пороховщикова сюда вызвать и наладить выпуск бронетехники в Николаеве. А когда вступят в строй первые десантные корабли, можно разрабатывать план по высадке десанта в район Босфора.
        Где-то я прочитал одно изречение, правда, кому принадлежит, точно не помню, но звучит оно так: «С Балтики Берлин не возьмешь. Но ключи от Берлина - в Константинополе». Если мы займем проливы или хотя бы Босфор с Константинополем, значит, туркам конец, и Турция немедленно выйдет из войны. И вся наша Кавказская армия - или почти вся, ведь надо будет кое-что оставить для поддержания порядка в стране, но тысяч двести точно, - перебрасывается на главные театры - в Галицию и Польшу. Да и у англичан там кое-что может освободиться, и тоже можно будет перебросить в Европу. После того как мы выбьем Турцию, то и Болгария следом порвет с Тройственным союзом. А это потеря для союза полумиллионной армии. Вот после этого можно и Румынию напрячь, раз она хотела кое-чего урвать у Австро-Венгрии. Пусть повоюет.
        Поезд все ближе и ближе подходил к Севастополю. Что ждет нас там, как встретит местное офицерское собрание? Понятно, что не с распростертыми объятиями. Надо заново завоевывать авторитет, а некоторых слишком заносчивых ставить на место. Не будем сразу все и всех ломать, надо потихонечку, непринужденно подгибать под себя. У местных свой менталитет, его не искоренить, и только делом можно расположить их к себе. Через полгода будет ясно, чья берет.
        И вот мы уже подъезжаем к Севастополю. Пока поезд огибал Северную бухту, я, стоя у окна, разглядывал корабли, стоявшие на якорных бочках и у стенок. Вот он флот, с которым мне придется выполнить задание, которое возложил на меня Николай II. Это с этими кораблями мне надо поймать и покончить с занозой Черного моря - германским линейным крейсером «Гебен». А также идти на приступ главной цели императора и России в этой войне - на Босфор.
        В бухте находился только один линкор, и что это за корабль, я пока не знал - «Императрица Мария» или «Екатерина Великая». Из огромных труб курился бурый дымок - корабль стоял под парами. Далее крейсер, кто-то из братьев балтийского «Олега», поодаль два старика броненосца, у стенки несколько эсминцев - «Новиков» и ветераны Русско-японской войны. Черноморский флот - это ж сколько кораблей, и со всеми мне теперь надо управиться. Максимум, что было у меня под командованием на Балтике, - это два десятка кораблей, хотя и самых боеспособных во флоте, и то приходилось попотеть. А тут целый флот, не один десяток вверенных тебе кораблей, и несколько тысяч человек экипажей, а то и десятков тысяч, если посчитать вместе со всеми службами. И за всех я теперь в ответе.
        Севастополь встретил меня холодным северо-восточным ветром и мелким противным дождем. Но говорят, что дождь для нового начинания - это к успеху. Ну что ж, посмотрим, будет у нас успех или нет.
        Адмирал Эбергард встретил меня так же холодно, как и крымская зимняя погода, но руку пожал. Все же слухи о моих делах на Балтике сюда тоже дошли, и все знали, что чин этот я заработал кровью, а не подковерными интригами. И такими успехами, которые имели место на Балтике, тут, на Черном море, похвастаться не могли.
        - Ваше высокопревосходительство, извините меня за бестактность. Если вы думаете, что я спал и видел, как бы занять ваше место, то глубоко заблуждаетесь. Мне и на Балтике было хорошо. Я не горел желанием сюда перебираться, так как там у меня было гораздо больше возможностей для укрепления флота и повышения его боевых возможностей, внедрения технических новинок на флоте и в армии. Но меня назначил на должность командующего сам император - Николай II. И это назначение я, возможно, считаю для себя ссылкой. Так что давайте без обид - вы сдаете флот, я принимаю его.
        - Не обижайтесь на меня, адмирал, я все понимаю, но осадок остается. Меня предупреждали, что это может произойти, если я не последую их советам. Но я не захотел, так как кое-что о служебной этике знаю. Не надо было всю вину взваливать на моих подчиненных. Если они виноваты, это значит, во всем виноват и я, и должен взять ответственность за их ошибки на себя. Сейчас вы, адмирал, в фаворе, но стоит оступиться, и вас подвинет кто-то более предприимчивый.
        - Я же сказал вам, что не стремился в командующие, но и не отказывался. С одной стороны, я предпочел бы оставаться на Балтике, поближе к столице с ее заводами. Но с другой стороны, у меня как у командующего развязаны руки и есть возможность внедрить что-либо из технических новинок, попробовать изменить структурную организацию флота. А до этого мне все приходилось согласовывать со своим командующим, хотя там у меня была поддержка на самом верху.
        - Да-да, и сюда дошли слухи о ваших идеях приспособить колесные самолеты для взлета с корабля. Вы даже добились того, что судно переделывается под это. Я вот сомневаюсь в этом предприятии, хотя, как некоторые говорят, такое вполне возможно. Впрочем, допускаю, что так оно и будет, но как это вы, Михаил Коронатович, до такого додумались? Вы ведь моряк, а не авиатор. Это они выдвигали подобные идеи еще несколько лет назад. А тут, раз, адмирал берется за дело и чуть ли не сам проектирует такой корабль, добивается его постройки.
        - А возможно, Андрей Августович, вам выпала бы честь стоять у истоков создания авианосцев в России, если бы в свое время поддержали капитана Мациевича и подполковника Конокотина, которые в 1909 году предлагали построить подобный корабль. У них даже проект был. Если мне не изменяет память, это вы были в то время начальником Морского Генерального штаба. Не к вам ли они обращались с этой идеей?
        - Тогда я посчитал это напрасной тратой денег. Что в те времена представлял собой аэроплан?! Он себя-то еле поднимал в воздух, чего уж там говорить о каком-то вооружении на его борту, за исключением разве что револьвера у пилота. В ту пору и понятия не имели применять с аэропланов бомбы или другое вооружение. Аэроплан мог рассматриваться только в качестве разведывательного средства при эскадре. Возможно, сейчас я посмотрел бы на это другими глазами. Но в ту пору рассматривать аэроплан в качестве оружия было рано.
        - Но не обязательно было строить новый корабль. Можно было поступить так, как они предлагали. Переоборудовать один из старых кораблей и проводить на нем опыты с аэропланами. У нас за это время накопился бы бесценный опыт по использованию аэропланов с палубы корабля. И не нужно было бы выяснять сейчас методом тыка, что да как.
        - Тогда мы экономили на всем, и, если бы я даже поддержал то предложение, вряд ли нам на это выделили бы деньги.
        - Что правда, то правда. Но можно было хотя бы попытаться протолкнуть эту идею.
        - Вам тоже не сразу удалось продвинуть этот проект. К тому же сейчас и аэропланы стали совсем другими, не те планки да рейки, среди которых пилот как курица на насесте сидел. Возможно, что-то и выйдет из этой вашей затеи построить авианосец таким, каким вы его задумали.
        - Если бы я добился постройки полноценного авианосца, то он во многом был бы другим кораблем. А этот только отдаленно похож на него. По сути, это будет экспериментальный плюс учебный корабль, именно на нем будет нарабатываться опыт. А вот годиков через пять станем строить полноценные авианосцы. За этими кораблями будущее, попомните мои слова. Но суть не в этом. Надо активно внедрять все технические новинки на флоте и в армии. Иначе мы опять будем плестись в хвосте других держав.
        - Все верно, Михаил Коронатович, все верно. Вы еще молоды, и вам в будущем строить флот, такой, чтобы по оснащенности ни в чем не уступал флотам передовых держав. А то мы и в самом деле всегда немного опаздываем.
        Глава 2. Кавказский фронт
        Я подводил итоги первых двух месяцев своего пребывания в должности командующего Черноморским флотом. После холодного приема адмиралом Эбергардом в самом начале нашей встречи расстались мы с ним по-дружески. Далее по протоколу у нас был торжественный обход кораблей флота, которые в это время находились в Севастополе. Затем адмирал Эбергард спустил свой флаг на «Императрице Марии», я поднял свой. Проводил как полагается бывшего командующего, пожелал ему всего наилучшего на новом месте службы, в свою очередь получил такие же пожелания. Он отбыл. С этого момента я вступил в должность командующего.
        Мое назначение совпало с активными действиями на Кавказском фронте. В этот момент русская армия проводила наступательную операцию на Эрзерум. Перед Черноморским флотом была поставлена задача обеспечить сохранность транспортных перевозок для нужд Кавказской армии и содействовать приморскому флангу наступающих войск.
        Эрзерум был ключевой точкой в Восточной Турции, отсюда уходили дороги и на юг в Сирию и Ирак, и на восток в Персию и Россию. А также к побережью Черного моря и, конечно, в глубь самой Турции. 29 января Кавказская армия под командованием генерала Юденича в составе трех корпусов решила нанести упреждающий удар по 3-й турецкой армии, которой на тот момент командовал Махмут Камиль-паша. Наша разведка выяснила, что тут появился сам военный министр Энвер-паша, а это значит, турки к чему-то готовятся по весне. Противник не ждал, что русские начнут свое наступление, да еще зимой в горах, где все завалено глубоким снегом и никаких дорог, а только редкие тропы, по которым не всякая коза пройдет. Турки сидели за стенами фортов, которые прикрывали Эрзерумскую долину, в полной уверенности, что до весны им русских опасаться нечего. А весной они сами планировали начать наступление на наши позиции с целью вытеснения русских с Кавказа. Для этого сюда перебрасывались галлиполийские герои, которые всего месяц назад накостыляли гордым парням из Туманного Альбиона при Дарданеллах.
        Главная система эрзерумских укреплений представляла собой труднопроходимые в зимнюю пору горы, местами они поднимались на более чем двухкилометровую высоту. Мощные фортификационные сооружения в виде многоярусных каменных башен с амбразурами для орудий и пулеметов давали возможность кругового обстрела. И таких фортов было два десятка. Между фортами находились позиции с дополнительными орудийными батареями и пулеметными гнездами. Спереди форты прикрывались рвами и валами с многочисленными рядами колючей проволоки, и все это простреливалось перекрестным огнем. Общая протяженность оборонительных позиций составляла сорок верст.
        При начале штурма Юденич решил использовать фактор внезапности и атаковать турецкие позиции ночью под прикрытием метели. Передовые атакующие русские части в маскхалатах становились невидимыми врагу. Ожидания Юденича оправдались. Турки, не видя атакующие русские части, вынуждены были вести огонь вслепую, наугад, практически не причиняя вреда. Русские солдаты ворвались на позиции противника перед фортами и сразу же приступили к их захвату. Два дня наши доблестные воины штурмовали форты, прежде чем смогли их занять, потом еще два дня отбивались от бешеных атак турок, желающих их взять обратно, но из этого ничего не вышло. Первым спустился в Эрзерумскую долину 15-й Кавказский стрелковый полк полковника Запольского. Падение Каргабазарского плато, зимой недоступного даже для коз, ошеломило командование и войска турецкой 3-й армии и ознаменовало победное завершение Эрзерумского сражения. В ночь на 3 февраля началось преследование турок по всему фронту, и в этот же день одна из частей русской армии вступила в потрясенный Эрзерум.
        Первым ворвался в Эрзерум на плечах бежавшего врага есаул Медведев с конвойной сотней штаба 1-го Кавказского корпуса. В боях за город отличился 153-й пехотный Бакинский полк, он взял форт Далангез, единственный форт Эрзерума, захваченный нами при штурме 1877 года, и как раз этим же полком. И в 1877, и в 1916 году Далангез брала 10-я рота, и тогда и теперь командиры этой роты - в 1877 году штабс-капитан Томаев, а в 1916 году прапорщик Навлянский - отдали за победу жизнь. Всех подвигов при штурме Эрзерума невозможно перечислить.
        После взятия Эрзерума Юденич, не задерживаясь, погнал дальше расстроенного и ошеломленного неприятеля. Преследование - в метель, стужу и без дорог - длилось еще пять дней и было приостановлено только 9 февраля. В наших руках оказалось двадцать тысяч пленных и до четырехсот пятидесяти орудий. Общий урон, нанесенный 3-й турецкой армии при обороне Эрзерума и отступлении, составил шестьдесят тысяч человек. Наши потери при штурме - восемь с половиной тысяч убитых и раненых и шесть тысяч обмороженных. Помимо захваченных при штурме основных позиций пленных и трофеев, во время преследовании было взято еще более восьмидесяти офицеров и семь с половиной тысяч аскеров. А также сто тридцать орудий и несколько пулеметов.
        Как память о русских солдатах, погибших в горах Турции, подошли бы слова вот этой песни:
        Сколько их туда уходит,
        Возвращаются не все…
        Плачут матери и жены,
        Сердцем чуя: быть беде.
        Ждут годами, ждут с надеждой,
        Может, все же не убьют.
        Ну а там, в горах, как прежде,
        Страшные бои идут.
        ………………………………………………..
        Погибали вы все вместе,
        Вы не знали слова страх,
        Ради родины и чести,
        Сохраняя меч в сердцах.
        Русский воин, ты не с нами,
        Но твой дух непобедим,
        Мы придем на смену павшим,
        За погибших отомстим.
        В это же время вдоль побережья в сторону Трапезунда двигался Приморский отряд под командованием генерала Ляхова, вот его-то поддержкой и занимался наш флот. Для этого в распоряжение командира Батумского отряда капитана первого ранга Михаила Римского-Корсакова были переданы два эсминца к двум уже находившимся здесь, две канонерские лодки в помощь канонерке «Донец» и броненосец «Ростислав» под командованием капитана первого ранга Николая Савинского.
        Первой совместной операцией флота и армии стало наступление на реке Архаве в феврале 1916 года. 5 февраля Батумский отряд подошел к устью Архаве. На «Ростиславе» находился сам командующий генерал Ляхов и командир отряда каперанг Римский-Корсаков. Для корректировки корабельной артиллерии на броненосце и канонерских лодках находились офицеры сухопутной артиллерии, которые хорошо знали расположение турецких войск. На берегу были созданы несколько наблюдательных постов.
        Около восьми часов утра корабли открыли огонь по турецким позициям. В обстреле участвовали «Ростислав» и все три канонерки, со стороны моря их охраняли три эсминца. «Строгий» был направлен для наблюдения за тылом противника. При поддержке корабельных орудий, русские войска перешли в наступление. Тяжелые орудия своим огнем помогли нашей пехоте с минимальными потерями форсировать реку и захватить часть турецких позиций. С приближением сумерек войска начали закрепляться на достигнутых рубежах. Миноносцы и канонерки на ночь ушли в Батум для пополнения припасов, а «Ростислав» отошел в море. За день броненосец израсходовал сто восемнадцать снарядов калибра десять дюймов, триста сорок два шестидюймовых снаряда и тридцать 75-мм снарядов. Канонерки выпустили сто семьдесят пять шестидюймовых и почти сотню 120-мм снарядов.
        Отличился эсминец «Строгий». Он высадил в тылу противника группу разведчиков, которые уничтожили несколько столбов с телефонными проводами, сорвали провода и унесли с собой. А комендоры эсминца обстреляли телеграфную станцию, добившись нескольких попаданий. Этим они на сутки прервали телефонную связь.
        На следующий день наступление русских войск возобновилось, и корабли заняли прежние места у берега. В половине девятого «Ростислав» открыл огонь по турецким окопам и батареям. По отзывам армейских офицеров, броненосец стрелял превосходно. Огнем кораблей были разрушены многоярусные турецкие окопы на склонах гор, а проволочные заграждения были просто снесены. Поэтому пехота в ходе наступления серьезных потерь не имела, и этому способствовали корабли. Даже на Балтике не было такого успешного взаимодействия армии и флота, что выгодно отличает эту операцию от множества наступлений в годы Первой мировой войны. Видя, что наши войска успешно продвигаются вперед, канонерскую лодку «Кубанец» и эсминец «Строгий» отправили для обстрела турецких тылов. И как оказалось, их послали вовремя. Они обнаружили на подходе несколько вражеских колонн пехоты, которые после обстрела лихо дали деру в обратном направлении.
        7 февраля «Ростислав» и «Донец» обстреливали район Вице, прикрывая войска, которые закреплялись на новых позициях. За эти два дня броненосец израсходовал еще сто шестьдесят четыре шестидюймовых снаряда и около четырехсот 75-мм снарядов, то есть за три дня операции «Ростислав» израсходовал больше половины боезапаса. Канонерки выпустили четыреста семьдесят шесть шестидюймовых снарядов и три с половиной сотни 120-мм. В результате русские войска за три дня продвинулись на двадцать верст, захватив сильно укрепленные позиции. Русские потеряли сто одиннадцать человек убитыми и ранеными, турки около восьмисот человек только убитыми.
        В середине февраля русские войска перегруппировались и возобновили наступление, которое опять поддерживали корабли Батумского отряда. На сей раз нашим войскам предстояло прорвать турецкий оборонительный рубеж на реке Вице. 15 февраля корабли вели интенсивный обстрел вражеских позиций.
        ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КАПИТАНА ПЕРВОГО РАНГА САВИНСКОГО, КОМАНДИРА «РОСТИСЛАВА»
        «Стрельбу корабля в этот день описать последовательно нет возможности, так как после методического обстрела хребтов и склонов гор, прилегающих к берегу реки Абу-Вице, огонь, по требованию с берега, переносили - то в глубь долины реки, то по самому берегу, в зависимости от того, где предполагалось присутствие вражеских полевых батарей. Место корабля приходилось менять, занимая различные позиции в различных расстояниях от берега. Корректировка и передача приказаний с устройством радиостанции на берегу несравненно улучшилась (до этого корректировалась семафором и флагами), а главное - ускорилась, чему и сопутствовал успех обстрела позиций. Уничтожение батарей в большой мере надо отнести к действию этой радиостанции. В продолжение дня неприятельские батареи, по-видимому боясь открыть свое расположение, не стреляли по «Ростиславу». Но под конец, около пяти вечера, вероятно выбитые со своих позиций, турки выдвинули орудия к берегу и открыли огонь по кораблю. Первые выстрелы дали большие перелеты, постепенно уменьшавшиеся, и последний был с очень небольшим, но тоже перелетом, правда с хорошим
направлением по цели. Снаряды упали в пятнадцати метрах за кормой. После нескольких наших залпов вскоре батарея прекратила стрельбу по кораблю и не только по кораблю, а вообще совсем прекратила огонь».
        Расход снарядов в этот день был очень большим. Все четыре эсминца своим огнем сопровождали наступающую пехоту, а броненосец и канонерские лодки обстреливали укрепления. Чтобы лучше рассмотреть вражеские окопы, Савинский направил «Ростислав» к берегу, подойдя на расстояние всего в три кабельтовых. Турки сдуру открыли по нему ружейный огонь, но что могли сделать ружейные пули прикрытому броней кораблю. Зато теперь с броненосца стали ясно видны все турецкие позиции. Определив основной узел сопротивления, «Ростислав» открыл по нему меткий огонь из шестидюймовых орудий, их поддерживал еще и противоминный калибр. Но турки упорно держались и, хотя их окопы были уже перепаханы снарядами, не покидали своих позиций. Тогда Савинский пожертвовал для этого опорного узла обороны четыре десятидюймовых снаряда. После такого внимания со стороны броненосца огонь турок немедленно прекратился, и они бежали, бросив позиции.
        Именно огонь кораблей в этот день обеспечил успех русского наступления. Заняв турецкие позиции, генерал Ляхов остановил наступление, приказал закрепляться на новом рубеже. Войскам надо немного отдохнуть, вывезти всех раненых, пополниться припасами и получить подкрепление.
        Основные силы флота, в это время разделенные на три оперативные группы, сменяя друг друга, дежурили напротив Босфора, карауля выход «Гебена». Но он так и не появился, да и никто не отважился выходить под мощные пушки линкоров. Так что операция Батумского отряда проходила успешно. И основные перевозки подкреплений через Батум проходили в полной безопасности. Не было никаких оснований думать, что они могут быть атакованы надводными кораблями германо-турецкого флота. Через две недели надобность в линкорах по прикрытию конвоев отпала, так как основные воинские перевозки вдоль восточного побережья были закончены, и теперь корабли ходили мелкими конвоями по два-три судна под охраной эсминцев и канонерских лодок. Пока на фронте царило затишье, Батумский отряд вновь приступил к охране конвоев, но в данном случае только от подводных лодок, зная, что «Гебен» и компания блокированы в Босфоре. Перед Босфором постоянно дежурили подводные лодки, которые должны были предупредить штаб о выходе кораблей из пролива.
        Флот за месяц провел три операции по предотвращению судоходства вдоль турецкого побережья. Особенно удачным оказался второй рейд вдоль вражеского побережья. В этом рейде было потоплено три парохода у турецкого побережья, один у болгарского и около сотни парусных фелюг, сновавших прямо под берегом, так как осадка у них чуть больше метра.
        Турки на фелюгах, едва завидев дым на горизонте, направлялись к берегу, приставали и спускали паруса, чтобы их трудно было заметить. Эсминцы шли в двух милях от берега и, обнаружив такой кораблик, расстреливали его с минимальной дистанции, чтобы потопить одним-двумя снарядами. Если позволяло время, то выходили на шлюпке и взрывали фелюгу зарядом, установленным в трюме или у ватерлинии снаружи. Высаживались и на берег, чтобы взорвать посудину, обнаруженную на берегу. Со стороны моря эти действия прикрывали линкор и крейсер.
        К середине февраля наше наступление приостановилось, так как турки заняли позицию на реке Буюк-Дере, считавшуюся почти неприступной. Прорываться в лоб бесполезно - только людей положить. Все же в эти времена людей старались беречь, не как в следующую войну. Поэтому мы предложили генералу Ляхову высадить несколько тактических десантов в тылу противника. Эта операция особенно интересна тем, что в ней приняли участие тральщики - бывшие азовские суда, собратья «Елпидифора» и прародители будущих «Елпидифоров». Их уже немного переоборудовали с прицелом на возможность использовать в качестве десантных судов, так как имели очень малую осадку и могли вплотную подходить к берегу. Один такой пехотно-десантный корабль мог принять до тысячи солдат. Установленные на нем орудия позволяли поддерживать высаженный десант огнем. Эти корабли намного опередили свое время. Хорошо, что англичане в Дарданеллах не имели таких судов, тогда вся операция могла пойти иным путем.
        Первый десант планировалось высадить у Атины. Десант на «Елпидифорах» под прикрытием «Терца» и двух эсминцев должен был на рассвете высадиться позади турецких позиций и нанести удар с тыла, когда основные войска штурмовали с фронта, поддерживаемые остальными кораблями отряда. За первым десантом к плацдарму подходили суда с дополнительными силами, артиллерией и грузами. Всю десантную операцию должна была прикрывать вторая тактическая группа Черноморского флота во главе с «Екатериной» и крейсером «Память Меркурия», четверкой эсминцев и гидрокрейсером «Император Николай I»
        2 марта генерал Ляхов и все командиры частей, привлеченных к операции, - от штаба флота был Вердеревский - на эсминце «Жаркий» прошли вдоль побережья, проводя рекогносцировку. Они выбрали участки высадки в четырех - шести километрах позади турецких позиций, так как приморский фланг турецкого фронта был укреплен. Наступательную операцию решили начать через сутки после этого.
        4 марта в шесть часов утра «Ростислав», «Кубанец», «Донец» и эсминцы - «Завидный», «Жаркий», «Заветный» и «Жуткий» - направились к турецким позициям. К ним присоединился находившийся в море миноносец «Стремительный». На начальном этапе эсминцы использовали в качестве тральщиков. В десять «Ростислав» и канонерские лодки начали обстрел неприятельских позиций, это была своего рода артподготовка. Турецкие батареи пытались вести ответный огонь, но корабли их быстро подавили. Канонерка «Кубанец» прошла дальше в тыл, в район предполагаемой высадки, и своим огнем разрушила несколько домов, чтобы турки не смогли использовать их в качестве опорных пунктов. Обстрел берега велся до самого вечера, после чего корабли отошли от берега. Эсминцы «Заветный» и «Жаркий» остались крейсировать в районе Ризе - Атина, иногда ведя беспокоящий огонь по берегу, чтобы турки не дремали, да и не занимались восстановительными работами.
        Вечером того же дня в Батуме была проведена посадка десанта на корабли.
        Тральщики № 36, бывший «Федор Феофани», и № 53 «Мариетта» приняли по батальону пехоты, на Т-34 «Роза» - полевую батарею и два пулеметных взвода.
        Всего на корабли было принято более двух тысяч двухсот человек.
        B сопровождении миноносцев «Жуткий» и «Строгий» десантный отряд направился к месту высадки. Эсминец «Жуткий» привел тральщик Т-53 к назначенному пункту восточнее Атины, а миноносец «Строгий» вместе с тральщиками Т-36 и Т-34 прибыл в район западнее города.
        В 5:45 тральщик Т-53 подошел к берегу и опустил сходни. Противник ничего не заметил, и высадка была произведена беспрепятственно. Через двадцать минут весь десант был на берегу. Тральщик Т-36 начал высадку на несколько минут позже, но затратил на это только двенадцать минут. Здесь турки спустя некоторое время попытались оказать слабое сопротивление, но несколько выстрелов с миноносца и тральщиков заставили их отойти.
        На рассвете Т-34 начал мучительную высадку подкреплений с помощью шлюпок. Успели переправить на берег только два орудия, когда выгрузку остальных было приказано прекратить. Одновременно с высадкой десанта пришли «Ростислав» и «Кубанец» в сопровождении эсминцев «Стремительный», «Заветный» и «Завидный» для огневой поддержки.
        Ожидавшийся бой не состоялся. Как только туркам стало известно о высадке в тылу русского десанта и первых залпах с кораблей, они бежали, бросив позиции. Генерал Ляхов организовал преследование драпающего противника. Раз все прошло так удачно, следовало повторить высадку на другом естественном рубеже обороны у Мепаври, чтобы не дать туркам закрепиться. Да и пехота просто не успевала за бегущим противником наступать по горным дорогам, поэтому, посадив часть войск на корабли, пустились в преследование. Эсминец «Жаркий» вновь получил приказ провести рекогносцировку, а «Ростислав» с «Кубанцем» и «Донцом» направились для обстрела района Мепаври. Броненосец и канонерки должны были своим огнем помешать туркам закрепиться на новых позициях.
        Генерал Ляхов после полудня получил с эсминца «Жаркий» сообщение, что турки выслали из Трапезунда к Мепаври подкрепление и что огонь его двух пушек ненадолго приостановил это продвижение, но ночью они будут в районе турецкой обороны. Но генерал, ввиду того что близился вечер, решил высадку все-таки отложить до утра. Однако посланный на разведку гидроплан летчика мичмана Марченко с «Николая I» обнаружил значительные силы противника с артиллерией, движущиеся из Трапезунда. После этого известия генерал Ляхов приказал десант высаживать немедленно. Для усиления десанта, имеющегося на кораблях, были привлечены еще тральщики № 17 и № 24, которые погрузили в Атине еще пару батальонов и направились к Мепаври, но к началу операции опаздывали, и потому пока войска оставались на борту.
        В вечерних сумерках с тральщиков Т-53 и Т-36 десант был выгружен на берег. На сей раз турки попытались противодействовать высадке, открыв орудийный и пулеметный огонь. Тральщики и эсминцы открыли ответный огонь. Так как было темно, то стрельба велась по площадям и могла иметь только психологический эффект. Но и это помогло десанту закрепиться на берегу и даже немного продвинуться вперед, расширяя плацдарм. Противник немедленно отступил к Ризе. С рассветом десантники начали наступление на Ризе при поддержке орудий «Ростислава» и канонерок.
        Попытка турок закрепиться на одном из промежуточных рубежей, чтобы остальные смогли занять оборону в районе Ризе, была сорвана огнем миноносца «Завидного». Для развития успеха в районе Ризе тральщик Т-17 под прикрытием «Кубанца» и трех эсминцев высадил в тылу еще один батальон пехоты. Турки в панике бежали, и Ризе был занят без сопротивления.
        Это был значительный успех, так как мы теперь получили возможность создать промежуточную базу снабжения для Приморского отряда. Ризе с большой натяжкой можно было назвать портом, а не просто рыбацким поселком. Нашим войскам приходилось наступать в условиях полного бездорожья, поэтому все грузы Приморский отряд мог получать только морем. Ранее разгрузка транспортов представляла большую проблему, а в Ризе имелся нормальный причал. Захват Ризе создал предпосылки для дальнейшего наступления на Трапезунд гораздо более крупными силами, чем имелись у генерала Ляхова ранее. Но эта операция произойдет чуть позже, а пока надо подтянуть резервы и пополнить припасы. Но операцию уже начали разрабатывать, и скоро флот вновь примет в этом самое непосредственное участие.
        Первый месяц я только присматривался к офицерам, подмечал, кто как командует своим кораблем или своими соединениями. Но уже в марте начал производить должностные перестановки на флоте. На пост начальника минной дивизии вместо контр-адмирала Саблина я назначил капитана первого ранга князя Трубецкого. До этого назначения он был командиром линкора «Императрица Мария». Князь Трубецкой после назначения получил следующий чин, а его на мостике линкора сменил капитан первого ранга Кузнецов. Контр-адмирал Саблин занял новую должность - командующего противолодочной обороной Черного моря.
        За двадцать пять лет своей офицерской карьеры Саблин, как и многие его ровесники, повидал многое. Поучаствовал в китайском походе. Выжил в Русско-японской войне, побывав в пекле Цусимского сражения на «Осляби». Потому в его послужном списке числятся и броненосцы, и канонерские лодки, и конечно же эсминцы. А на должность командира минной бригады Саблин был переведен с должности командира старого броненосца «Ростислав». Он смелый и решительный человек, при этом исключительно честолюбив и отличается крутым и прямолинейным нравом. Вот пусть и проявит свой характер в борьбе с подводными лодками противника. Хотя он и так, будучи начальником минной дивизии, занимал эту должность. И вот теперь пусть полностью сосредоточится на том, как отвадить подлодки противника появляться у наших берегов. Наладит боевую службу в созданной противолодочной дивизии. Передадим ему в подчинение все старые миноносцы, четыре эсминца типа «Заветный» и еще кое-что.
        Меня очень волновал вопрос противолодочной обороны, и поэтому у меня состоялся разговор с контр-адмиралом Саблиным.
        - Михаил Павлович, вы не подумайте, что я вас незаслуженно принижаю, взял и послал контр-адмирала заниматься какой-то дозорной службой. Поверьте мне, это далеко не так. Противолодочная оборона сейчас самая главная ваша задача. Я знаю, что сил в дивизии очень мало, но больше не будет, и вам, Михаил Павлович, придется довольствоваться тем, что есть. Я буду время от времени кое-что вам выделять, но только на короткий срок. Сейчас немцы перебрасывают из Средиземного моря подводные лодки, которые могут подолгу находиться у наших восточных берегов, а по тем местам, как вы знаете, идет снабжение Кавказской армии. Это снабжение, как говорит один человек, «архиважное» для нас. Я прошу, чтобы вы особо уделили этому участку самое пристальное внимание, так как это чуть ли не единственный путь для снабжения Кавказской армии. Вы лучше моего знаете, что сухопутный путь имеет малую пропускную способность, а в осеннюю и весеннюю пору временами совсем непроходим, поэтому остается только морской путь. И если подводные лодки потопят хотя бы пару судов, это, конечно, еще не катастрофа, но близко к этому. Погибнут люди
и грузы, которые так нужны там, и, возможно, именно этот самый груз спас бы какую-то воинскую часть от поражения или помог взять какой-то рубеж.
        Также из районов Новороссийска и Азовского моря до Одессы идут караваны судов с военными грузами и продовольствием для нас и для нужд Юго-Западного фронта. Ваша задача постараться все суда сохранить в целости. Первое - надо организовать патрулирование вдоль путей следования конвоев, независимо от того, идет в данный момент конвой или нет. И чтобы патрули ходили парами. Привлекайте самолеты, мы выделим вам некоторое количество. Авиаторов проинструктируйте, чтобы при патрулировании летали повыше, так лучше обзор. Не надо прижиматься к воде, так и обзор меньше, и мало времени остается, чтобы среагировать на подводную лодку и произвести атаку с хода. Не ниже пятисот метров будет в самый раз. Как только авиаторы обнаружат подводную лодку противника, они должны атаковать ее, но, чтобы по ошибке под удар не попала своя, я распоряжусь на палубах всех подлодок нарисовать огромные опознавательные знаки. И еще, с утра до вылетов справляйтесь у начальника оперативного отдела, в каком районе могут в этот день находиться наши подводные лодки. К восточным берегам нам свои подводные лодки, как я полагаю, посылать
нет смысла. Значит, все обнаруженные подводные лодки в том районе принадлежат противнику - безоговорочно атакуете. Если у авиаторов атака не удалась, они должны навести на обнаруженную подлодку свои корабли. Придумайте, как это обеспечить. Радиопередатчик на самолете решил бы все проблемы. Но его нет, и надо искать другие способы. Цветными дымами или ракетницами показывать направление хода лодки. С самолета ее контур видно, если даже она под водой, особенно когда идет на малой глубине. Кораблям преследование не прекращать, если доподлинно известно, что подводная лодка где-то рядом под вами. Сколько точно может пройти подлодка подводным ходом, вам расскажут наши подводники, но в среднем в пределах сорока - семидесяти миль при пяти узлах, а если подводная лодка уже была под водой некоторое время, то запас хода у нее меньше. Без пополнения кислородом и энергией для аккумуляторов подлодка может продержаться под водой максимум сутки. Так вот надо добиться того, чтобы лодка всплыла, и заставить ее сдаться или вывести из строя несколькими попаданиями.
        - Ваше превосходительство, а чем ее атаковать, когда она под водой? Обстреливать район ныряющими снарядами, так сколько их тогда нужно, а других у нас способов пока нет. Глубинные бомбы очень ненадежны.
        - Скоро должна прибыть первая партия новых глубинных бомб, вот вам их и применять.
        Еще находясь в госпитале, я направлял в Главное техническое управление заявку на изготовление глубинных бомб, потом уже после госпиталя встречался с некоторыми специалистами в области минного дела, чтобы найти более эффективное средство борьбы с подводными лодками противника, помимо ныряющих снарядов.
        Минные оборонительные заграждения - это понятно, а как бороться с подлодкой в открытом море? Была у нас в 15-м году сконструированная бомба с гидростатическим взрывателем, но она оказалась слишком ненадежной - то взрывалась, чуть ли не касаясь воды, то совсем не взрывалась. Вот потому мы пока остановились на простых в техническом решении бомбах. Это такая мина, но как бы наоборот. Обычную мину на глубину утаскивает якорь, а эти мины тонут сами, но снабжены плавающим якорем, с которым соединены длинным линем, он-то и выдергивал стопор с взрывателя, заставляя мину взрываться на заданной глубине.
        - Вот всегда так, придет партия, а там полсотни штук, это по три штуки на корабль. И что прикажете нам по этому поводу делать - на них молиться? - посетовал Саблин.
        - Михаил Петрович, возможно, придется и помолиться. Я сам не знаю, сколько в первой партии прибудет, возможно, и пятьдесят, а возможно, пятьсот, но будем надеяться, что не по три штуки достанется на каждый корабль. Но вы также имейте в виду, что этими же бомбами придется делиться и с минной дивизией, им тоже приходится иногда встречаться с подводными лодками, когда они сопровождают линкоры в боевом походе. Я думаю, что в скором времени у нас их будет в достатке. А возможно, скоро придумают еще более совершенные бомбы, а к этому еще и средства обнаружения самих подводных лодок под водой. Представляете, какое это будет грозное оружие по уничтожению подводного противника.
        - Так его еще придумать нужно.
        - Вот поэтому-то я попрошу вас, адмирал, поощряйте своих офицеров думать насчет средств обнаружения и уничтожения подводных лодок противника. Пусть любые свои предложения, даже самые, на ваш взгляд, абсурдные, изложат на бумаге и перешлют мне. И еще, Михаил Петрович, под вашу ответственность также переходит изготовление противолодочных сетей, которое идет преступно медленно.
        - Ваше превосходительство, сети хоть медленно, но изготавливаются, а вот поплавки до сих пор даже не начали делать, ссылаются на отсутствие для них материала.
        - Хорошо, Михаил Петрович, этот вопрос мы постараемся решить в самое ближайшее время. Будут у вас поплавки.
        - Ваше превосходительство, у меня слишком большой район для охраны, и тех кораблей, что находятся в распоряжении, слишком мало, нельзя ли добавить что-то еще, например из мобилизованных, у них хоть и скорость невелика, и лодку в надводном положении им не догнать, но могут просто отогнать ее, не дать ей атаковать. Кроме того, они могут вызвать подкрепление.
        Я глянул на список боевого состава дивизии.
        В противолодочной дивизии числилось: четыре эсминца типа «Заветный» в четыреста пятьдесят тонн при двух 75-мм орудиях и с более чем двадцатиузловой скоростью, столько же эсминцев типа «Сокол» в триста тонн с тем же вооружением. Дизельный четырехсоттонный сторожевой корабль «Ястреб» с неплохим вооружением из четырех 57-мм орудий. Вооружение можно и усилить. Есть три миноносца типа «Пернов» в сто шестьдесят тонн. Эти годились только как дозорные. Если повстречают подлодку, у них нет шансов выстоять в артиллерийском бою, но, имея на борту с десяток противолодочных бомб, они могут устроить подводникам несколько неприятных минут пребывания под водой. Еще есть семь довольно старых миноносцев, от восьмидесяти до ста тонн и со скоростью около пятнадцати узлов, но еще более или менее крепких и пригодных также для дозора.
        Понимаю, что этого маловато для акватории Черного моря. Хотя основные районы охраны противолодочной дивизии - подходы к Одессе и Очакову, также к Херсону - это на западе. На востоке все побережье от Тамани до Батума. Не надо забывать и о побережье Крыма, и о главной цели германских субмарин Севастополе. Придется ему передать еще с десяток бывших гражданских судов, а теперь вспомогательных кораблей ЧФ. Кроме того, я обещал выделить два авиаотряда - это девять машин. Один такой отряд будет заниматься поиском подводных лодок вдоль восточного побережья, второй базироваться в районе Одессы и вести поиск подводных лодок от Очакова до румынской границы. На подступах к Крыму поисками подводных лодок и кораблей противника будут заниматься авиаторы 1-го авиаотряда Черноморского флота и учебно-боевого отряда, рассуждал я.
        Я знал, что в состав авиации Черного моря входили 1, 2 и 3-й корабельные отряды (восемнадцать летчиков), гидроавиационный отряд Кавказского фронта (восемь летчиков), учебно-боевой отряд в Круглой бухте (десять летчиков), два отряда (одиннадцать летчиков) у начальника противолодочной обороны. Начали формировать отряд дирижаблей для патрульной службы и разведки. Всего было двадцать три летающие лодки М-5 и пятнадцать М-9. Имелось еще девять самолетов на колесном шасси разных конструкций. И выделение в противолодочную дивизию девяти самолетов представлялась возможным.
        - Хорошо, я выделю еще десяток бывших коммерческих судов, это все, что я могу дать, вы и так не хуже меня знаете возможности флота. Поступлений надводных кораблей практически нет, в постройке четыре эсминца типа «Фидониси». Хотя в списках числятся восемь, а в постройке только четыре, и, когда поступит на вооружение эта четверка эсминцев, неизвестно. Может, в конце этого года, но не исключено, что только на будущий год. Следующую четверку эсминцев еще даже не закладывали. Михаил Петрович, я вам обещаю: как только первые эсминцы новой серии поступят на флот, сразу же передам все остальные эсминцы типа «Заветный» под ваше командование, а пока надо обойтись тем, что есть.
        - Мне и так пришлось приложить немало усилий, чтобы закладка следующих эсминцев серии состоялась в ближайшее время. Так что обещали в марте - апреле заложить оставшуюся четверку эсминцев, а осенью намереваются заложить еще два, и все с измененным составом вооружения. На эсминцах типа «Счастливый» слишком много торпедных аппаратов и всего три четырехдюймовки.
        - Я, будучи начальником дивизии, докладывал командующему, что торпедных труб на эсминцах в избытке и что надо заменить один торпедный аппарат на орудие. Но тогда сказали, что сейчас не время этим заниматься, идут боевые действия, и корабли нужны в деле.
        - Надо будет непременно по мере возможности перевооружить эсминцы. Может, во время планового ремонта и затишья в боевых действиях. Хотя это не Балтика, и здешнее море не замерзает, а значит, затишья не предвидится. Первым делом двухтрубные торпедные аппараты заменить на трехтрубные, да сократить их до трех, как на балтийских эсминцах, добавить четвертое орудие, да хотя бы одно зенитное орудие поставить. Вот тогда это будет сильный корабль, три таких эсминца могут смело потягаться с «Бреслау». А то когда «Гневный» и «Счастливый» 17-го числа прошлого месяца встретились с «Бреслау», им пришлось разойтись на контркурсах, постреляв немного друг в друга, конечно без всяких последствий.
        - Они и не подумали о полноценном бое, хотя по бортовому залпу и были равноценны с германцем, но вдвоем против крейсера…
        - А вот будь в тот момент еще по одному дополнительному орудию, можно было и завязать бой.
        - Но крейсер и эсминцы все же несопоставимы по водоизмещению. Сколько попаданий может выдержать крейсер и эсминец? Вот то-то и оно. Эсминцу хватит нескольких попаданий, а крейсер это же количество перенесет спокойно.
        - А если было бы три довооруженных эсминца, то они вполне могли бы замордовать крейсер. Двенадцать орудий в бортовом залпе против шести это же двойное превосходство. Только какой ценой.
        - Да, цена может быть и большой, а может, и нет, это как карта ляжет. И тут многое будет зависеть от командиров эсминцев.
        - Из доклада командиров эсминцев стало известно, что «Бреслау» довооружен 150-мм орудиями. Как минимум на баке и корме германцы установили два таких орудия. А это уже слишком серьезный калибр для эсминца, попади такой снаряд в корабль. А в нашем флоте всего девять таких кораблей, и потеря одного - это уже невосполнимые потери, да и ходят они в боевые походы всегда парами. Только при сопровождении линкоров бывает две пары эсминцев, но тогда и вовсе маловероятно, что крейсер соизволит появиться в поле зрения такого соединения.
        - Относительно того, что германец усилил вооружение крейсера установкой орудий более крупного калибра, у нас данных пока нет. Но противник обязательно это сделает, и, по-видимому, в самое ближайшее время. А так, Михаил Петрович, в одном вы отчасти правы - маловато у нас новых эсминцев. И противник не ищет с нами встречи, а все старается действовать исподтишка. Надо как-то подловить его, но как, если он прячется в проливе? Выскочит на пару сотен миль из пролива и обратно юркнет, а мы и среагировать не успеваем. С одной стороны, пусть и дальше сидит там и не высовывается из своей норы, нам спокойнее будет. Но с другой, нам приходится держать в дозоре перед проливом то подводные лодки, то эсминцы, ради одной цели - вовремя узнать о выходе «Гебена». А они больше пользы принесли бы в другом месте. Сегодня я соберу совещание, вы можете не присутствовать, так как мы уже о многом переговорили. Но пару вопросов о том, как помочь вашей службе по борьбе с подводными лодками противника, обязательно рассмотрим.
        Саблин ушел, а я опять погрузился в раздумья. Надо блокировать Босфор, полностью завалить его минами, и желательно установить их прямо в проливе, а не только на подступах к нему. Но как проникнуть незамеченными в охраняемый пролив? Дождаться туманного утра? Но туманы редки, и как такое время подгадать, не будешь же все время стоять с минами наготове перед проливом. Послать «Краба»? Я читал про него - самая ненадежная подводная лодка, вечно ломалась - то одно полетит, то другое. Даже самостоятельно добраться до пролива не могла, приходилось тянуть ее туда. И все-таки минировать обязательно будем, надо разработать такую операцию.
        Заказ на большую партию мин заграждения я уже сделал. У нас в наличии была пара сотен, а надо тысячи. Прибыл к нам и мастер минных дел капитан первого ранга Николай Шрейбер. Вот он и поможет реализовать эту задумку. Ему еще надлежит наладить на заводах юга России производство малых мин типа «Рыбка», более простых в изготовлении и менее затратных, как в материалах, так и финансово.
        Есть еще одна большая проблема всего нашего флота, в том числе и Черноморского, - ничтожно малое количество новых подводных лодок, правда, и у нашего противника тут их также негусто. И как тогда мне осуществлять подводную блокаду таких ключевых мест, как у выхода из Босфора и перед Варной? Не говоря уже о таком протяженном участке, как угольный район турецкого побережья. И это все пятью подводными лодками. Тут мне управляющий «Руссудом» клялся, что через месяц должна вступить в строй еще одна подлодка, но этого все равно мало. И когда же начнут поступать «американки», ведь заказ был сделан еще осенью. Прошел слух, что первые секции из второго заказа уже прибыли в Россию. На Балтике подлодки первой партии уже собирают.
        Поначалу наши лодки действовали, как правило, в одиночку и позиционным методом в пяти-шести местах у побережья противника. Надо ограничить их только тремя главными районами, и пусть там проявляют свою инициативу при поиске целей. Еще одна наша проблема - это связь с подводными лодками. Ее возможности ограничены, и это сильно затрудняет управление лодками в море. Поскольку наши подводные лодки имеют радиостанции с предельной дальностью действия сто миль, мы не можем поддерживать связь, а значит, и управлять ими не можем. Обязательно надо выводить корабль и ставить его где-то между районом боевых действий подводных лодок и Севастополем. Чтобы на этом корабле было насколько радиостанций и передатчиков на все случаи жизни. Он будет принимать все передачи с подводных лодок, передавать дальше на базу и наоборот - с базы на лодку.
        Прервав свои адмиральские думы, я вызвал адъютанта.
        - Вот что, лейтенант, к тринадцати ноль-ноль пригласи ко мне: начальника штаба Владимира Константиновича, начальника оперативного отдела Дмитрия Николаевича, старшего лейтенанта Стаховского Ивана Ивановича и князя Трубецкого. Также не забудь пригласить начальника первой оперативной группы адмирала Новицкого Павла Ивановича и капитана первого ранга Клочковского.
        Наш маленький военный совет продолжался без малого полтора часа. Перед капитаном первого ранга Клочковским был поставлен вопрос о лучшей организации наших малочисленных подводных сил и налаживании дальней связи с ними. В складывающейся тогда обстановке такой способ с репетичными кораблями[1 - Репетичный корабль - корабль, специально назначенный для репетования (повторения) передаваемых сигналов, в том числе и радиосредствами.] казался нам вполне эффективным и позволял в определенной степени организовать управление подводными лодками, находившимися в районах боевых действий. Теперь осталось только подобрать подходящий корабль - в меру подвижный и с таким вооружением, чтобы смог в одиночку отбиться от подводной лодки, если та начнет его преследовать в надводном положении.
        Далее Пилкин и Вердеревский предоставили несколько планов боевых операций на месяц, и один из них - воздушный удар по базе немецких подводных лодок в Варне - обсуждался вторым на сегодняшнем совете.
        - …Как стало известно нашей разведке, сейчас в Варне находятся четыре подводные лодки противника, и в ближайшее время они должны выйти к нашим берегам. Если они выйдут на наши коммуникации и, не дай бог, добьются успеха, быть беде. Хотя на сей счет контр-адмирал Саблин был уже предупрежден, но и нам надо к недопущению выхода противника приложить руки, это произвести массированный налет на их базу. Для этой операции привлекаются два гидрокрейсера - «Император Александр I» и «Император Николай I», а также восемь гидропланов 1-го авиаотряда, командир лейтенант фон Эссен, и семь гидропланов 2-го авиаотряда, командир лейтенант Александр Юнкер.
        Вердеревский посмотрел на Стаховского. Старший лейтенант вскочил со стула:
        - Так точно, я понял.
        Вердеревский продолжал:
        - Гидрокрейсеры ближе тридцати миль к Варне не подходят, с этого расстояния и должны выслать свои гидропланы. Первая оперативная группа вице-адмирала Новицкого в составе шести вымпелов прикрывает их с юга. Непосредственно охранять гидрокрейсеры поручается третьему дивизиону эсминцев из минной дивизии контр-адмирала князя Трубецкого. Им же вменяется и спасение летчиков, по возможности и летательных аппаратов, которые из-за технических неполадок или боевых повреждений не смогут долететь до гидрокрейсеров.
        - Этим нам приходилось заниматься, чай, не первый раз выходим на такую операцию, - заметил князь Трубецкой.
        - Удар должен быть нанесен на рассвете, - объявил Вердеревский.
        - Но это значит, что самолеты нам придется готовить и спускать на воду в темноте. А этого мы не делали никогда, - высказал свои опасения Стаховский.
        - Не делали, значит, придется сделать, в этом залог нашего успеха, - проговорил Вердеревский.
        - Господин старший лейтенант, ваша задача произвести не менее двух налетов на базу немецких подводных лодок в Варне. Это вам понятно? Вот потому-то эта операция и пойдет немного по-другому. Раньше вы делали один налет, после поднимали гидропланы на борт и уходили дальше в море. В этот раз вы после первого налета совершите второй, а то и третий.
        - Ваше превосходительство, но нам может не хватить времени на завершение третьего вылета, и придется возвращаться в темноте. А полетам в темноте у нас почти никто не обучен.
        - А это очень прискорбно слышать, надо летать не только при дневном свете. Надо начинать обучаться ночным полетам. Это умение нам потом в будущем очень пригодится. Но в этот раз надо обязательно совершить на Варну два налета, и оба максимальным количеством самолетов. Привлечешь все самые лучшие в техническом состоянии гидропланы из всех трех отрядов, отберешь и поднимешь на «Александра» и «Николая». А то при налете на Зонгулдак три самолета по техническим причинам не смогли выполнить задание. Возьми дополнительно еще двоих-троих пилотов на всякий случай, кто знает, что может случиться.
        Если надумаете произвести третий налет и возвращаться придется в сумерках или темноте, корабли подсветят прожекторами. Нам надо нанести максимально возможный урон германским подводным лодкам, что базируются в Варне. Если при совершении третьего налета на Варну подводных лодок не окажется в базе - могут погрузиться или перейти в другое место, - удар нанесете по всем плавсредствам, что застанете в порту.
        После удара по Варне, - продолжал дальше Вердеревский, - первая оперативная группа идет в крейсерство вдоль турецкого побережья, до Ризе. Уделите пристальное внимание угольному району в Эрегли - Зонгулдак, Ставка настаивает на полной блокаде этого района, чтобы турки ни одного килограмма угля морем не могли оттуда вывести. В преддверии нашего скорого наступления на Трапезунд разрешается поупражняться в стрельбе по турецким укреплениям на подступах к городу.
        Выход кораблей завтра.
        А первый вопрос у нас был: как выманить «Гебен» из Босфора? После недолгого обсуждения решили линейный крейсер ловить на живца. В начале апреля намечается крупная десантная операция в помощь Приморскому отряду генерала Ляхова по овладению Трапезундом. Вот на этот десант и попробуем поймать «Гебен».
        11 марта без двадцати семь в предрассветных сумерках над Варной появились семь русских гидропланов, ведомых лейтенантом Юнкером, которые начали атаку на стоящие в порту германские подводные лодки и миноносцы болгарского флота. Каждый гидроплан нес по две двухпудовых и по две полупудовых бомбы. В начале атаки летчики сумели разглядеть только две подлодки противника, стоящие у стенки, рядом стоял миноносец болгар, поодаль еще два миноносца и вооруженный пароход. Лейтенант первым пошел в атаку на подводные лодки, но обе сброшенные двухпудовые бомбы в лодки не попали. Следом за командиром летел гидроплан лейтенанта Ламанова, а наблюдателем и одновременно бомбардиром был прапорщик Викторов, вот именно ему и удалось одной из сброшенных бомб угодить прямо в подводную лодку. При первом заходе из семи гидропланов в подлодки попали двое, еще один отправил на дно болгарский миноносец. Второй заход выполнялся уже под огнем противника. По самолетам стреляло около десятка орудий, шрапнельные снаряды рвались немного выше атакующих. Когда лейтенант Юнкер повел свою группу на второй заход, к городу подошла вторая
группа гидропланов, которую привел лейтенант фон Эссен, они вылетели на десять минут позже, но один самолет по техническим причинам потеряли. Тому пришлось сесть на воду - забарахлил мотор.
        Эссен также увидел только две подлодки, но сейчас над обеими поднимался дым - значит, они серьезно повреждены, да кроме того, на них повторно выходила в атаку авиагруппа с гидрокрейсера «Николай I».
        А где же еще две подводные лодки, о которых им говорил старший лейтенант Стаховский? - подумал фон Эссен. Неужели успели уйти?
        Эссен повел свою группу в сторону Варненского озера, и за мостом, среди многочисленных шаланд и шхун, обнаружил еще одну подлодку, стоящую так, что не сразу и бросалась в глаза. Если бы она не начала движение, выбираясь на чистую воду, то пришлось бы долго ее искать. Возможно, даже и вовсе не заметили бы. На лодке, вероятно, видели, что русские самолеты бомбят порт и рано или поздно могут добраться сюда, а если вспыхнут все эти баркасы и шхуны, то будет грандиозный пожар. Поэтому и решили выбраться из этой западни, погрузиться под воду и переждать налет. Эссен покачал крыльями гидроплана, привлекая внимание своей группы, и пошел в атаку. Он не знал, что за ним следуют только четыре аппарата, три, видимо, отстали и затерялись в облаках. И здесь из оставшейся группы прямого попадания добился лишь один экипаж - лейтенанта Лучанинова и наблюдателя прапорщика Ткача.
        Вот что написал после вылета в своем донесении командир этого экипажа: «Получив приказание сбросить бомбы в первую очередь на подводные лодки и лишь в случае их необнаружения на пароходы, портовые или другие имеющие военное значение сооружения, взяв две пудовые бомбы и четыре полупудовые, на аппарате № 43 с наблюдателем прапорщиком флота Ткачом в 6 часов 51 минуту подошел к Варне, держась выше облаков и третьим за аппаратом командира авиаотряда. Над портом в некоторых местах поднимался дым, а в воздухе появлялись разрывы от шрапнельных снарядов до трех одновременно. Миновав порт, лейтенант фон Эссен повел нас вдоль лимана за мост, постепенно опускаясь ниже облаков, почти всюду закрывающих обзор вниз. Что некоторое время я не мог найти землю под нами. Опустившись до 900 метров, вышли из облаков, и тут же мы с наблюдателем увидели реку с большим количеством всевозможных шхун, баркасов и барж. Лейтенант фон Эссен подал знак, призывающий нас к вниманию, и начал снижение. Тут я заметил на водной поверхности подводную лодку на ходу и пошел прямо на нее. Первые два гидроплана при первой своей атаке по
лодке не попали, но бомбы легли совсем рядом. Нами была сброшена всего одна пудовая бомба. Отсутствие облаков дало возможность увидеть результаты падения бомбы - бомба попала в корпус, в нос от рубки, взрыв же ее был слышен отчетливо. В это время нас сильно обстреливали зенитные орудия - не менее четырех. Как я сумел заметить, за нами летел только один аппарат, других я не видел. Вторым заходом все четыре полупудовые бомбы были брошены наблюдателем в батарею, огни выстрелов которой были видны сквозь редкие облака. Третьим заходом мы вновь пошли на подводную лодку, которая была поражена кем-то еще, так как и позади рубки было видно сильное дымление от пожара. Мы вновь сбросили одну бомбу, которая упала в каких-то пяти - семи метрах по левому борту, ближе к корме. Использовав все бомбы, в 7 часов 25 минут повернул на восток в сторону моря, где мною через три минуты был обнаружен аэроплан противника, летящий в том же направлении, но выше меня метров на пятьсот. Я начал набирать высоту, стараясь подойти снизу как можно ближе, пока противник меня не видит, но так увлекся преследованием, что поздно заметил
опасность в виде еще одного неприятельского аэроплана, который подкрался сзади и успел выпустить очередь из своего пулемета, прежде чем я успел отвернуть. Несколько пуль все же попали в наш аппарат, повредив полотно на крыльях, и одна пуля попала в бак для бензина чуть выше его средней части. Нам пришлось выйти из боя и уходить в сторону открытого моря. Аэропланы противника нас не преследовали, а я благополучно вернулся к нашему кораблю, всего пробыв в воздухе 2 часа 18 минут. Максимальная высота полета над Варной одна тысяча четыреста метров, минимальная четыреста метров. Лейтенант Лучанинов».
        Наблюдатель В.С. Ткач докладывал следующее: «…Мы держались третьими за командиром. Указав направление согласно плану порта, мы, пройдя некоторое расстояние в облаках, вышли из них. Я увидел много разных парусников и всевозможных плавсредств и подводную лодку на чистой воде, по которой не совсем удачно отбомбились мои товарищи. Я показал лейтенанту Лучанинову, чтобы он шел на лодку со снижением, что он и выполнил. Я сбросил с шестисотметровой высоты по прицелу первую пудовую бомбу, каковая попала в район согласно прилагаемому чертежу. После того как аппарат описал, согласно моему указанию, кривую, мною были замечены огоньки выстрелов, куда аппарат и был направлен. Очутившись над вышеупомянутым местом, я быстро сбросил одну за другой четыре полупудовые бомбы. Потом мы опять вышли курсом на подводную лодку, но второй раз я в нее не попал. Бомба упала рядом. По окончании взяли направление к месту, где расположились корабли, но увидели неприятельский аэроплан и намеревались его атаковать, но были сами атакованы. Наш гидроплан получил незначительные повреждения. Прапорщик Ткач».
        В этот день на Варну было совершено два вылета. В общей сложности в налете участвовало двадцать три гидроплана. Потоплена одна подводная лодка и две значительно повреждены, кроме того, потоплены два миноносца болгарского флота, «Смели» и «Храбри», а также один катер «Лилия». Бомба попала и в их крейсер - по большому счету этот кораблик можно было отнести разве что к канонерской лодке, но никак не крейсерам, - после чего он сел на грунт прямо у причала. Сгорели не менее двадцати разных малых плавсредств. Был подбит один аэроплан противника. У нас также было повреждено три гидроплана - от огня зенитной артиллерии и в бою с авиацией противника. Два гидроплана вышли из строя по техническим причинам.
        Этим налетом на Варну мы снизили угрозу со стороны германских подводных лодок до минимума по крайней мере месяца на три, а может, и больше.
        После завершения налета на Варну гидрокрейсера разделились. «Император Александр I» передал один из двух поврежденных гидропланов на «Николая I», получив оттуда исправный, и, как более быстроходный из двух авианесущих кораблей, направился в крейсерство с первой оперативной группой. «Николай I» кавторанга Кованько под охраной двух эсминцев пошел в Севастополь. Два эсминца, «Лейтенант Зацаренный» и «Капитан Секен», остались блокировать Варну.
        Когда я при ознакомлении с личным составом флота узнал, какая фамилия у командира гидрокрейсера «Император Александр I», сразу вспомнил главного лесничего Германии, германского борова и рейхсминистра авиации - командовал кораблем капитан первого ранга Петр Алексеевич Геринг. Я и не предполагал, что такая фамилия, как Геринг, принадлежит не только германскому летчику-истребителю, который в этот момент сражается где-то над Францией, но и российскому морскому офицеру, также имеющему отношение к авиации.
        Оперативная группа вице-адмирала Новицкого двигалась с запада на восток. Впереди на удалении десяти миль шли два эсминца, «Пронзительный» и «Поспешный», за эсминцами шел линкор «Императрица Мария», далее «Кагул» и «Александр I», позади них по обе стороны держались еще два эсминца. На подходе к Зонгулдаку отряд встретил два эсминца, «Счастливый» и «Гневный», находящиеся тут с блокадными действиями. Произошла рокировка. Трубецкой, перейдя на эсминец «Счастливый», вместе с «Гневным» остался при оперативной группе. А для блокады угольного района остались эсминцы «Громкий» и «Быстрый».
        Эсминцы «Пронзительный» (капитан второго ранга Борсук) и «Поспешный» (капитан второго ранга Жерве) за время крейсерства у берегов Турции с 11 по 13 марта потопили больше тридцати парусников с углем. Только за первый день крейсерства между Трапезундом и Керасундой они уничтожили шестнадцать парусников. При обстреле берега уничтожили два моста через горные речки и несколько построек. Прикрывали линкор и крейсер, которые упражнялись в стрельбе по оборонительным сооружениям Трапезунда. Авиация также произвела один налет на город. В тот же день оперативная группа повернула назад и опять пошла вдоль турецкого побережья, наводя страх на турок. На следующий день эти два эсминца потопили еще семнадцать парусников, из них пять больших.
        А в это самое время эсминцы «Громкий» и «Быстрый» под командованием капитана второго ранга Старка и капитана второго ранга Шипулинского, находясь в боевом походе по блокированию угольного района, около двадцати трех часов обнаружили турецкий транспорт «Сайяр» водоизмещением около шести тысяч тонн. Выйдя на него в атаку, выпустили по нему четыре торпеды, две из них поразили судно, которое через несколько минут затонуло. С утра эсминцы обстреляли портовые сооружения и железнодорожные пути, а также складские помещения. После того как турецкие батареи начали пристреливаться по ним, отошли в море.
        Утром 14-го оперативная группа в полном составе обстреляла этот городок еще раз. Линкор после двух залпов заставил замолчать береговую батарею, позволив эсминцам подойти ближе к берегу. И здесь также поучаствовала в бомбардировке авиация, а потом и в отражении налета пары турецких аэропланов. Вернее сказать, немецких, так как летчиками, по всей вероятности, были немцы или австрийцы. После бомбардировки береговых сооружений гидрокрейсер под охраной двух эсминцев направился в Севастополь, а линкор с эскортом пошел дальше вдоль берега. Уже к вечеру оперативная группа была возле Варны, и тут опять повезло «Поспешному» и «Пронзительному»: они перехватили и потопили пароход «Замбрак» в две тысячи пятьсот семьдесят тонн. Больше нигде не задерживаясь, на следующий день вице-адмирал Новицкий привел свой отряд в Севастополь.
        Наша разведка сработала на славу. 17 марта нам стало известно, что из Констанцы в Константинополь вышел германский транспорт «Эсперанс» с грузом бензина. А кто мог перехватить этот транспорт? Верно, тут и гадать не стоит - это могут сделать только эсминцы. И ближе всего к пути следования «Эсперанса» были «Беспокойный» капитана второго ранга Тихменева и «Пылкий» капитана второго ранга Ульянова. В этот момент они находились в районе Зонгулдака. Эсминцы тот же час, как только ими был получен приказ перехватить его, пошли на встречу данного судна. Из Севастополя по направлению к Босфору вышли еще два эсминца, но путь им предстоял на сотню миль дальше, чем первой паре.
        «Беспокойный» и «Пылкий», идя на двадцати пяти узлах вдоль болгарского побережья, уже на подходе к Варне заметили по курсу дым, а через некоторое время и сам пароход, который уже заканчивал разворот в сторону Варны, намереваясь там укрыться. Эсминцы начали пристрелку с шестидесяти пяти кабельтовых, пытаясь остановить судно. Но оно, неистово дымя, пыталось как можно быстрее попасть под защиту береговых батарей, чтобы достичь порта. Первый снаряд попал в пароход с «Беспокойного» - с сорока пяти кабельтовых тот угодил в корму, но судно хода не сбавило, хотя на корме что-то горело. Эсминцы догоняли, через некоторое время пароход поразили еще два снаряда - он запылал интенсивнее. Когда дистанция сократилась до двадцати кабельтовых, снаряды стали попадать в цель чаще, после одного из таких попаданий над пароходом взвился огромный столб пламени и раздался взрыв. Судно остановилось, с него поспешно спускали шлюпки, а самые нетерпеливые прыгали в воду, спасаясь от пожара, который разгорался все сильнее.
        Эсминцы сблизились с горящим судном до пяти кабельтовых. «Пылкий» разрядил один торпедный аппарат, и обе торпеды поразили судно, которое через несколько минут пошло на дно. После этой гонки топлива осталось на сутки, если идти экономичным ходом, так что ни о каком продолжении блокады у турецких берегов не могло быть и речи.
        Передав радиограмму о выполнении приказа, Тихменев испросил разрешения возвратиться на базу, ссылаясь на то, что топлива осталось мало. Так как во время перехвата транспортного судна противника пришлось идти на больших ходах, из-за этого и повышенный расхода топлива. Он получил полное одобрение и информацию, что их сменят те два эсминца, которые тоже вышли на перехват судна.
        Второй паре эсминцев тут же было передано такое распоряжение, так как они вышли полностью загруженными, и топливо у них в цистернах еще имелось. К тому же им не надо больше спешить - судно противника уже перехвачено и потоплено. И если дальнейший путь до турецкого побережья они пройдут экономичным ходом, то на два дня им топлива хватит, а там и их сменит другая пара эсминцев.
        Глава 3. Николаев
        I
        В начале марта я получил письмо от генерала Секретева, где он извещал меня, что испытания второго образца бронетачанки, проводившиеся в начале февраля, прошли вполне удачно, и тут же сразу был получен заказ на производство первой серии из двадцати бронетачанок Б-2 для войсковых испытаний. Танк, или, как мы называем по-здешнему, - бронеход Б-3, начал проходить испытания. Пока не все идет гладко - часто случаются поломки, но положительные результаты есть. Надеются до мая все выявленные замечания устранить, опытный образец довести до рабочего состояния и начать производство, чтобы к летнему наступлению хотя бы пару десятков собрать для фронта. Полным ходом идет сборка самоходки Менделеева, ожидается, что все работы по этой машине будут завершены в конце марта, и в первых числах апреля она выйдет на испытания. Также Секретев известил меня, что первые шесть машин из опытной партии танкеток сразу же после обкатки направятся на фронтовые испытания на Северный фронт в 1-ю армию, которая, по замыслу Ставки, совместно со 2-й армией должна наступать на Ковно, нынешний Каунас. Им в этом наступлении должен был
помочь Западный фронт своим правым флангом, вернее, своей 10-й армией на Вильно.
        Об этих фронтовых испытаниях, где наши первые танкетки показали себя с самой лучшей стороны, мне рассказывал сам Пороховщиков. В июне он появился в Севастополе и побывал у меня. А на юге он оказался по одной причине - будет налаживать в Николаеве производство своей броневой техники, а потом, возможно, и в Киеве. Вот он и поведал о первом применении в боевых условиях своих бронетачанок. С их помощью нашим войскам удалось продвинуться на двадцать пять километров, только за первый день применения враг был отброшен с занимаемых позиций на пять километров. При этом из строя по техническим причинам вышла одна машина и от воздействия противника еще одна.
        А дело происходило так. В российской армии была образована новая боевая часть - первый бронеходный дивизион. Командиром стал полковник Гулькевич, тоже энтузиаст бронетехники как колесной, так и на гусеничном ходу. И у него самого были свои задумки на постройку подобной машины. Помощником или заместителем по технической части стал у него инженер-полковник Поклевский-Козелло. Это ему было поручено в самом начале этой танковой эпопеи проводить испытание новой военной техники - бронетачанок и бронеходов. А теперь этим двум полковникам поручено возглавить формирование новой боевой части. Вот так в русской армии появился новый род войск - «бронеходный».
        Бронетачанки в составе первого взвода под командованием поручика Баранова из первого бронеходного дивизиона прибыли в 14-й корпус генерала Жилинского, тот направил их в 1-ю бригаду 18-й дивизии к генералу Михайлову. И вот 25 марта на участке 69-го Рязанского полка пять танкеток из шести были пущены на относительно ровном поле с небольшим пологим подъемом, где за шестью линиями колючей проволоки, прикрытыми большим количеством пулеметов, но всего одной батареей гаубиц, засели немцы. До этой атаки наши войска пару раз пробовали наступать, но дальше четвертой линии из колючей проволоки продвинуться не удалось, пулеметы выкашивали людей. А подавить артиллерией их никак не удавалась. Вот тут и было решено испытать новую технику, но одна машина из-за поломки двигателя осталась на месте, а в атаку пошли пять. Вначале командование скептически отнеслось к такой затее, если уже перед атакой один из этих железных ящиков сломался. Но когда пять машин, ревя двигателями со снятыми для большего психологического эффекта глушителями, пошли на позиции противника, мнение изменилось.
        Немцы никак не ожидали от нас такого коварства. Солдатики высунулись из окопов, чтобы понаблюдать за неведомыми пока для них машинами, которые, ревя моторами, с трудом по тяжелому сырому снегу маневрируя среди воронок, начали приближаться к их траншеям. Но этим грохочущим коробкам надо было еще пробиться через заграждения из колючки. Вот самые нетерпеливые или самые трусливые немецкие вояки открыли огонь с дальней дистанции, но, видя, что этим машинам все пофигу и они уже прошли большую часть пути до германских окопов, а останавливаться пока не собираются, - запаниковали. Наша пехота открыла беглый огонь, авось кто-то и попадет в противника, который весь огонь стрелкового оружия сосредоточил на бронированных машинах и не обстреливал русские траншеи.
        Бронетачанки с трудом, но пробивали себе коридоры в колючей проволоке, некоторые даже тащили за собой прицепившиеся колья вместе с колючкой. Германская гаубичная батарея открыла отсекающий огонь, как она всегда делала, когда на позиции наступала русская пехота. Но пехоты пока не было, только ползли эти пять стальных коробок, и каждая имела башню с пулеметом. Этот пулемет не переставая вел огонь по немецким окопам. Вот в огненное противоборство вступили и русские орудия, открыв огонь по немецким позициям, а также пытаясь нащупать германскую батарею, что вела огонь по боевым машинам. Когда бронетачанки прорвали четыре заградительные линии из колючки и им оставалось уничтожить последние два ряда, в атаку бросилась наша пехота. Добежав до этих ревущих машин, испускающих сизый дымок от выхлопа двигателей при попытках протаранить последнюю преграждающую линию, солдаты быстро сообразили, что за этими железными коробками безопаснее бежать, чем по открытому пространству.
        Вначале немцы пробовали остановить то, что на них ползло, рыча и стреляя из пулемета, также пулеметными очередями и стрельбой из винтовок, но пули на дальней дистанции с визгом рикошетили от стальных бортов. Да, тем, кто сидел внутри этих коробок, не позавидуешь, когда пули не переставая барабанят по корпусу. Потом, когда огонь открыла германская гаубичная батарея, сидящим там стало совсем тошно - вдруг да попадет снаряд в коробку, а тут брони-то всего полдюйма - это в лобовой проекции, а по бортам она еще тоньше и прямого попадания не выдержит. То, что такая броня пробивается осколками снарядов, испытал на своей машине прапорщик Новоселов. Один крупный осколок от разорвавшегося вблизи фугасного снаряда попал в борт его боевой машины. От чудовищного удара в десятимиллиметровой броне образовалась продолговатая дыра с загнутыми вовнутрь острыми краями, в которую свободно проходили четыре пальца. В пылу боя он еще не осознавал, как ему повезло, что этот осколок никого не задел и не ранил. Но после боя прапорщик понял, как ему крупно повезло, когда он обнаружил, что его кожаная куртка на спине в
районе поясницы разрезана на всю ширину. На каких-то нескольких сантиметров или даже миллиметров коса смерти промахнулась, предоставив прапорщику еще один шанс в этой жизни.
        Еще одну из бронетачанок - из доклада поручика Баранова - чуть не перевернуло набок от рядом разорвавшегося фугаса. Этому экипажу повезло вдвойне, что снаряд глубоко вошел в грунт и осколки в основном прошли вверх. Какое-то время их машина накренившись проехала пару метров на одной гусенице, а потом еще сверху обрушилась земля, поднятая взрывом, создавая иллюзию быть похороненными заживо под ее толщей. Все это оставило неизгладимое ощущение двум сидящим внутри «танкистам».
        Вся надежда на скорость и маневр, как говорили танкисты в следующую войну. Пока и здесь это выручало - не так-то просто попасть в движущуюся мишень из гаубицы с закрытой позиции, да еще когда эта цель почти вплотную приблизилась к их окопам. Прорвав последний ряд проволочного заграждения, танкетки подступили к самым окопам, простреливая их вдоль. Противник начал в спешке отступать к следующей линии обороны. Полковник Ванцович решил продолжать преследование, пока враг не очухался, и генерал Михайлов его поддержал, для усиления перебросив батальон из 68-го полка. А русская пехота двинулась дальше, предварительно забросав в одном месте самую неглубокую и неширокую траншею, давая возможность танкеткам пройти дальше, сознавая, что с помощью такой поддержки они смогут захватить и вторую линию обороны. В этот день в полосе наступления 69-го полка, где впервые были применены бронетачанки, наши войска захватили немалые трофеи, брошенные немецкими солдатами, отступавшими на гране паники. Было захвачено в плен около двух сотен немецких солдат и несколько офицеров. Немцы были подавлены произошедшим. Они в
течение нескольких месяцев держали здесь надежную оборону и были уверены, что их не так-то легко выбить с этой возвышенности, и не раз это доказывали русским, которые уже пытались это сделать, но, потеряв уйму народу, возвращались на исходные позиции. А тут раз - и эта неожиданная атака. Похожие на бронеавтомобили, только на гусеничном ходу, машины двигались на их позиции. Пули их не брали. Им даже заграждение из прочной колючей проволоки, установленное в несколько рядов, не стало помехой. И огонь гаубиц не остановил. А что тогда может сделать пехота - правильно: бежать, и бежать очень быстро.
        Русское командование выразило большое сожаление, что в этом наступлении действовало мало таких полезных машин. Все участники двухнедельных боев были награждены. Но за время этих боев взвод потерял троих бойцов убитыми и троих ранеными. В относительной целости и сохранности осталось только две машины, остальные нуждались в ремонте. Но все равно действия первого бронеходного подразделения были признаны успешными. Срочно были выданы заказы на многие заводы страны на постройку не менее трехсот таких машин. Вот поэтому Пороховщиков и оказался на юге.
        II
        Во второй половине марта, а точнее, двадцать первого, я на эсминце «Гневный» ушел в Николаев. До этого погода была относительно благоприятная, и еще за несколько часов до выхода ничто не предвещало шторм. Я надеялся на приятную прогулку по морю.
        Через час после того, как «Гневный» вышел в открытое море, ветер стал крепчать, поднялась волна, нас стало сильно качать и, когда мы увеличили ход до двадцати двух узлов, идя против волны, стало бить носом, причем волны перекатывались даже через мостик. Все, кто там находился, промокли насквозь, и никакие дождевики не могли помочь. Были моменты, когда становилось так тяжело, что я колебался, не повернуть ли назад и отправиться в Николаев на поезде. В Николаеве были намечены два торжественных мероприятия, а раз идет война, все торжества решили провести в один день. Первое - это спуск на воду легкого крейсера «Адмирал Лазарев». Для участия в церемонии в Николаев прибыли морской министр Григорович и начальник кораблестроительного отдела ГУК генерал-лейтенант Петр Филимонович Вешкурцев. Второе - закладка первых шести десантных кораблей. Потому-то я и пошел на эсминце, понадеялся быстрее добраться до Николаева. И тут внезапно разразился шторм, а стоять в такую непогоду на мостике эсминца очень тяжело. Прежде всего, чтобы простоять несколько часов подряд на холоде и ветру, надо очень тепло одеться,
иначе замерзнешь. Перекатывающиеся через мостик волны все время обдают водой; следовало бы надеть дождевик и резиновые сапоги, а нельзя, в них слишком холодно. Вот и стоишь, понемногу намокая, и крепко держишься обеими руками за поручни мостика, а ногами упираешься в палубу. Скоро привыкаешь к направлениям размахов качки и упираешься уже как-то автоматически, в такт уходящему из-под ног мостику, приседая временами, чтобы брызги разбившейся о нос волны пролетели мимо. Командир эсминца капитан второго ранга Лебедев настоятельно попросил меня удалиться с мостика и пойти в каюту погреться и обсохнуть. Но как я мог уйти с мостика, ведь это по моей милости им пришлось выходить в море, а теперь мокнуть на холодном ветру, хотя можно перейти в боевую рубку, там суше и ветер практически не дует. Да, в такую погоду море неприветливое, злое, так и кажется, что будто в порыве какой-то страшной, неведомой злобы оно разнесет наш эсминец в щепки, но он только скрипит да переваливается с борта на борт, перескакивает с одной волны на другую. Лебедев наконец уговорил меня уйти - не дай бог, я вдруг простужусь или еще
что-то случится, с него спросят, почему не уберег командующего. Командиру корабля спокойнее на мостике, когда высокого начальства рядом нет, я это и сам понимал, поэтому спустился в каюту, но приказал всем покинуть мостик и перебраться в боевую рубку.
        По приходе в Николаев я узнал, что адмирал Григорович уже прибыл и находится у вице-адмирала Мязговского. Я направился к дому градоначальника.
        По прибытии, как и полагается, я доложил морскому министру Григоровичу о состоянии дел на вверенном мне флоте. Прошло всего-то неполных два месяца, так что особо похвастаться было нечем, но и пилюлю, я думаю, тоже пока давать не за что. За это время ни одной боевой единицы мы не потеряли, да и в транспортном флоте от воздействия противника также не было потерь. Какой-никакой, а положительный результат все же у флота был. «Гебен» с «Бреслау» из Босфора пока не высовывались, пролив у нас все время под наблюдением. Вражеские перевозки вдоль турецкого побережья постоянно пресекаем. Есть благодарность от командующего Кавказской армией за действия Батумского отряда и сохранение транспортов по доставке военных грузов для армии. А самой большой удачей я считаю авианалет на Варну, где нам удалось надолго вывести из строя три подводные лодки противника. За этот успешный налет адмирал Григорович похвалил (мне стало как-то даже неудобно, я же лично не участвовал в налете). Потом Иван Константинович поделился последними столичными новостями. О том, как выполняет функцию главного государственного органа
управления страной ГКТиО.
        - А ты, Михаил Коронатович, опять оказался прав. Японцы ни за что не хотели продать что-либо, кроме «Пересвета», «Полтавы» и «Варяга», так что броненосцы «Ивами» (наш бывший «Орел») и «Хидзен» (это «Ретвизан») продавать они не намерены.
        - Так почему же я должен быть не прав, если такая ситуация была и в моем мире.
        - Ты постой, не перебивай меня.
        - Простите, ваше высокопревосходительство, за мою бестактность.
        - Это там у вас, возможно, и не было другого выхода, как их купить, но тут-то после того, как ты рассказал, что к чему, купив эти корабли, мы попросту выкинули деньги на ветер. «Пересвет» погиб при переходе. «Варяг» хоть с горем пополам и дошел до севера, но толку от него из-за технического состояния было ноль. Отправив его на ремонт в Англию, обратно так и не получили. Броненосец «Полтава» оказался более или менее боеспособным кораблем, вот только почти весь остаток войны он простоял в порту у стенки. Так что мы решили воспользоваться твоим предложением. По моему приказу состояние предлагаемых японской стороной кораблей на этот раз проверили более тщательно. Все оказалось в точности, как ты говорил - корабли изношены до предела, и проку от них будет немного.
        Если сейчас мы их выкупим, то без капитального ремонта долго они не проходят. Тут же возникает большой вопрос: где проводить капитальный ремонт. Во Владивостоке мощностей на ремонт всех трех кораблей недостаточно. Если ремонтировать в Японии, это еще дополнительные траты, да и сам ремонт продлится не один месяц. Тогда мы указали японской стороне на сильную изношенность продаваемых кораблей и их почти полную небоеспособность и вновь попросили продать нам запрашиваемые корабли. На что они нам заявляют - это вам нужны корабли, вы сами пожелали их выкупить. А раз так, не хотите, ну и не надо. Другого на продажу ничего нет.
        На что мы ответили: «Не желаете продавать нам запрашиваемые корабли, тогда мы отказываемся от покупки, но у нас есть другое предложение, и весьма выгодное. Постройте для нас партию эсминцев типа «Момо» в количестве восьми штук». После этого предложения японцы вначале опешили, но быстро сообразили, что нам корабли все же нужны. А раз так, вновь начали предлагать выкупить у них эти три корабля и даже пообещали произвести ремонт. А вот принять заказ на постройку эсминцев сейчас, дескать, не могут, так как все верфи заняты срочными заказами для своего флота, и раньше осени приступить к постройке не возьмутся.
        - Хитрые азиаты. Они не хотят отказываться от надежды всучить нам эти три кучи металлолома, но также ухватятся за шанс, что ввиду острой нехватки боевых кораблей мы у них еще и эсминцы закажем.
        - Все так и было. Японцы три раза сбрасывали цену, пытаясь все же продать старье, и за все три корабля просили всего двенадцать миллионов иен. (В нашей реальности мы эти корабли купили за пятнадцать с половиной миллионов.) И давай снова ставить условия: «Вы покупаете предложенные корабли, мы строим для вас эсминцы». Даже заказ сразу принимается к исполнению. А мы им опять в ответ. «Если мы покупаем у вас эти корабли, то у нас не будет денег на покупку эсминцев». Опять начались торги, и нам пришлось согласиться выкупить «Полтаву» за четыре миллиона. Теперь эти узкоглазые построят нам к ноябрю восемь эсминцев типа «Каба».
        - К ноябрю?!
        - Да, так они обещали. За шесть месяцев со дня закладки первого корабля.
        - А в чем различия между двумя типами эсминцев «Момо» и «Каба»? - спросил я Григоровича, сделав вид, что этого не знаю.
        - Первые - турбинные эсминцы, а на вторых стоят паровые машины. Нам бы хотелось иметь турбинные, но японцы говорят, что им самим не хватает для своих кораблей турбин, так как их только начали производить по лицензии фирмы «Кертис». А вот производство паровых машин, что установлены на эсминцах типа «Каба», освоено давно, и они вполне надежны, так что никаких проблем с их обслуживанием не будет.
        - А что за вооружение стоит на эсминцах?
        - Нам придется немного изменить состав вооружения, вместо принятого в японском флоте на свой. Предполагается поставить три четырехдюймовки Обуховского завода и двухтрубные торпедные аппараты в количестве двух штук.
        - А что, это будет правильно: все на месте установят, и сразу после приемки останется только взять припасы, и можно двигаться в Россию через три океана. Хотя я половину эсминцев оставил бы во Владивостоке. А то там только ветераны той войны, слабо вооруженные, пригодные разве что выполнять роль сторожевых судов. А еще через пять лет просто списывать или переводить в разряд посыльных. Хотя нет, там, на Дальнем Востоке, нам будут нужны пограничные корабли.
        - А зачем столько много?
        - Так там и расстояния большие. И вспомните потом, что я предупреждал: в скором времени все кому не лень полезут в наши территориальные воды за рыбой и другими дарами моря. И не только в наши воды, но, обнаглев, и на берег полезут, так как побережье у нас там малонаселенное, и присмотреть за ним практически некому. Места, где проживают люди, отстоят друг от друга на многие версты, вот и полезут всякие охотники за чужим добром.
        - Да это не секрет, Михаил Коронатович, уже сейчас там немало таких охотников. Они решили воспользоваться моментом, что нам из-за войны некогда этим заниматься, вырубают леса на побережье, старатели моют золотишко, добывают серебро, отстреливают пушного зверя да обманывают тамошних людишек, скупая за бесценок пушнину. А мы практически не можем этому помешать. Кораблей-то, почитай, и нет. Если раз или хотя бы два раза в месяц вдоль побережья пройдет наш корабль, это уже хорошо. А в остальное время там практически никого нет. И ведь каждый такой выход оборачивается задержанием нескольких судов.
        - Но это чересчур мало, тогда как десятки других судов безнаказанно занимаются незаконным промыслом в наших водах да на берегу.
        - Вот закончится эта война, будем возрождать там сильный флот, чтобы отбить охоту у всех зариться на чужое добро.
        - Ваше высокопревосходительство, еще в январе в Петроград начали прибывать первые секции подводных лодок системы Голланда. А когда ожидается поступление таких лодок на Черное море?
        - Да-да, в конце февраля получили последние секции. Балтийский завод ведет сборку первых трех лодок. Но уже в ходе работ выяснилось, что в Канаде секции предварительно не собирались и не подгонялись друг к другу, так что тут приходится проводить полные стапельные работы. Все подгонять по месту, даже кое-что переделывать, а это затягивание сроков вступления в строй. Хотя по плану первую лодку должны сдать к концу июня или в первых числах следующего месяца. Всю партию не позже сентября. А на твой вопрос отвечу так. Как нас заверили прибывшие от фирмы Electric Boat company специалисты для руководства работами по сборке подлодок во главе с инженером Виллером, вторая партия подводных лодок должна прибыть во Владивосток месяца через два. Но не менее двух месяцев уйдет только на транспортировку секций до Николаева.
        - Будем надеяться, что американцы не затянут с выполнением заказа. Если все сложится так, как они обещают, то к Новому году подводные лодки должны вступить в строй.
        - Это будет зависеть от того, как ты будешь подгонять местных корабелов.
        - Лишь бы вовремя пришли, а накрутить концов я смогу. Нам эти подводные лодки нужны позарез. После их вступления в строй мы установим такую плотную блокаду, что туркам придется забыть о морских перевозках по Черному морю. Иван Константинович, до нас тут доходят слухи, что флот на Балтике до сих пор все еще отстаивается в базах. Или все же предпринимает попытки выйти в море?
        - Как будто ты не знаешь, что раньше середины апреля залив не вскрывался ото льда.
        - Но этот-то год был как никогда теплым, и только под Новый год в заливе образовался лед.
        - Хотя зима и была не столь сурова, как в предыдущие годы, но Финский залив до сих пор забит льдом, а финские шхеры еще скованы льдами. Так что без помощи ледоколов ни один корабль не пройдет. Потому-то флот в море выйти не может. И ничего тут не поделаешь. Но думаем, что в первых числах апреля флот возобновит свою боевую деятельность.
        - Насчет этой напасти тут на юге, конечно, нам повезло нынешней зимой. Лед был только на Азове, да и то не везде. В основном у западного побережья. Зато на Балтике в зимние месяцы можно производить ремонтные работы на кораблях. Мы вот этого себе позволить не можем. Если только корабль не получил боевые повреждения или, не дай бог, случилась какая-то авария. И лишь в этом случае корабль становится на ремонт, но только на ремонт, и никакого дополнительного вооружения не получает. Просто нет времени на его установку. А я бы уже сейчас хотел на некоторых кораблях усилить вооружение. Это в первую очередь касается эсминцев. На Балтике в эту зиму дополнительное вооружение на половину кораблей, думаю, поставили.
        - Михаил Коронатович, вот только не надо опять изображать незнайку. Все ты отлично знаешь. И какие корабли, и какое вооружение на них было установлено.
        - Это меня зависть мучает. На Балтике есть возможность на три-четыре месяца прекратить военные действия и заняться ремонтом кораблей. Я понимаю, что в этом виновата северная погода. Но мне-то от этого еще завиднее. Ну, ничего, вот только начнут вступать в строй эсминцы из новой серии, сразу по одному из старых буду ставить на средний ремонт и перевооружение. А насчет балтийских дел… я об одном сожалею, что работы по перестройке «Океана» двигаются слишком медленно. Я когда уезжал, на нем практически прекратились работы.
        - Ты прав, Михаил Коронатович, с этим перевооружением кораблей действующего флота пришлось все работы на некоторых кораблях остановить, в том числе и на «Океане». А вот перестроенный «Штандарт» к началу боевых действий будет готов выйти в море.
        - Насчет него я не сомневался. Маслов меня заверял, что успеет сдать гидрокрейсер к началу выхода флота в море. Теперь-то у Трухачева будет дальняя авиаразведка, и он вовремя сможет среагировать на изменение оперативной обстановки. Я ему завидую. Ведь мне приходилось в боевом походе надеяться только на ближнюю разведку эсминцев. Да на службу радиоперехвата, расшифровку и анализ переговоров между кораблями противника.
        - Это еще не все. Кроме гидрокрейсера адмирал Трухачев получит три новых эсминца. Корабли практически готовы, и как только залив очистится ото льда, они после испытаний перейдут в Гельсингфорс.
        - Вот это существенная помощь Петру Львовичу, три новых эсминца да гидрокрейсер, кроме того, каждый из крейсеров получил усиленное вооружение. Эх, я бы там развернулся.
        - Я, Михаил Коронатович, что-то тебя не пойму. Сейчас у тебя под рукой целый флот, вот давай и разворачивай, а ты вспоминаешь про Балтику.
        - Ваше высокопревосходительство, как я тут могу развернуться, если германо-турецкий флот боится нос высунуть из пролива, все время отстаивается в Мраморном море. Нам приходится сражаться только с турецкими парусниками. Вот потому я и вспоминаю Балтику, где против нас был сильный противник, который вначале нас всерьез не воспринимал.
        - А тебе не кажется, адмирал, что ты сейчас на месте тех самых немцев с Балтики. Там у них было подавляющее превосходство, и тебе удалось их удивить. А тут ты теперь сам всерьез германо-турецкий флот не воспринимаешь. Смотри, чтобы не получилось так, что проворонишь ту парочку, тогда не жалуйся, по головке тебя никто не погладит. И главное, все недруги начнут подставлять ножку, чтобы ты грохнулся побольней. А противников у тебя набирается немало. Поверь, мне будет жаль, если ты хоть на чем-то малом погоришь. Так что, Михаил Коронатович, не подавай повода недругам.
        - Да постараюсь, Иван Константинович, не доставить удовольствия своим недоброжелателям таким подарком.
        - Уж постарайся, а то все, чего ты с таким трудом добился, может пойти прахом, а у нас с тобой еще ничего не готово. Ты думаешь, почему выбор пал на тебя, когда встал вопрос о замене адмирала Эбергарда на посту командующего?
        - Догадываюсь. Проливы и Царьград.
        - Да!
        - Но одним флотом я ни того ни другого выполнить не смогу, нужны войска. И прежде всего, нужны хотя бы два полка, обученные высаживаться на берег, занятый противником, да под огнем. Короче, нужна морская пехота, чем-то напоминающая нашу, то есть ту, которая будет создана в будущем.
        - У тебя чем Батумский отряд Римского-Корсакова занимается? Не он ли обеспечивает и поддерживает десантные операции Кавказской армии? Пошли в расположение отряда толкового офицера, он будет наблюдать и анализировать все, что приметит полезное, при высадке десантов. Также пусть берет на заметку те воинские подразделения, которые покажут себя ловкими и расторопными при высадке на берег.
        - Но кто мне потом передаст эти части?
        - Когда понадобятся, по первому требованию их тебе предоставят.
        - Нет, я хотел бы, чтобы в подчинении флота был полк, а лучше бригада морской пехоты, которые я в любой момент мог бы использовать по своему усмотрению.
        - Хорошо. Начинай создавать полк морской пехоты. Вначале поищи людей у себя по береговым частям да на кораблях, я знаю, найдутся такие, кто будет рад поменять качающуюся палубу на твердую землю. У тебя в Крыму расквартирована пехотная дивизия, может, там себе кого-то присмотришь, или найдутся добровольцы перейти в морскую пехоту. А я переговорю насчет этого в Ставке. Думаю, препятствий твоим действиям не возникнет.
        - Я желал бы вооружить морпехов новейшим стрелковым вооружением и новыми минометами, а также придать им несколько бронеходов.
        - Откуда я тебе сейчас бронеходы возьму, если их только начали собирать.
        - Сейчас их и правда нет, но мы-то создаем полк на будущее, то есть к весне семнадцатого, а к этому времени бронеходы в армии уже будут. Значит, и у нас должны быть.
        - О бронеходах мы с тобой поговорим позже. А вот насчет новых винтовок Федорова… Тебе отлично известно, что их производство только-только налаживается. Но на первое время, для всестороннего ознакомления, попробую выбить для тебя штук двадцать. И не жди их раньше мая.
        - Пока и этого количества хватит, но надеюсь, что к будущей весне с новейшим оружием будет не менее пятидесяти процентов личного состава полка.
        - А у тебя, Михаил Коронатович, губа не дура, если бы попросил снабдить хотя бы на десять процентов автоматическими винтовками, я бы еще согласился с тобой. Но чтобы половина солдат у тебя была ими вооружена, это уж слишком.
        - Ничего не слишком. Им придется первыми высаживаться на берег и захватывать плацдарм, а потом удерживать его до подхода главных сил. Вот для этого-то и нужно иметь подавляющее превосходство над огнем противника.
        - Михаил Коронатович, я тебя понимаю, тебе хочется иметь хорошо вооруженную морскую пехоту. Но пойми, после того как до фронтовых офицеров дойдут слухи о том, что скоро в армию будут поступать автоматические винтовки, по своим боевым качествам близкие к легким пулеметам, им непременно захочется, чтобы и в их подразделениях обязательно появились точно такие же.
        - Я понял вас, Иван Константинович. Одному Сестрорецкому заводу не под силу обеспечить армию такими винтовками. Об этом я не подумал. Сейчас только Сестрорецкий завод собирает это новое оружие, и пока оно не получит в летних боях положительную оценку, на других заводах его выпуск не наладят. Подождем, осталось совсем немного времени, и, я уверен, выпуск винтовок Федорова наладят также на других заводах.
        Через пять минут наш деловой разговор прервали - был звонок из дирекции «Руссуда» с напоминанием о торжествах на верфи.
        III
        На площадке у стапеля, где находился легкий крейсер «Адмирал Лазарев», собрались должностные лица, принимавшие участие в церемонии спуска: морской министр Григорович, командир Николаевского порта и градоначальник в одном лице - вице-адмирал Мязговский, генерал-лейтенант Вешкурцев, директор «Руссуда» Дмитриев, председатель Комиссии для наблюдения за постройкой судов на Черном море контр-адмирал Данилевский, главный корабельный инженер «Руссуда» полковник Лев Коромальдини, наблюдающий за постройкой крейсера полковник Михайлов, заведующий судостроительными мастерскими Федор Рядченко. В этой новой реальности спуск корабля состоялся на два месяца раньше, чем в моем времени. После торжественного молебна и традиционных по этому случаю речей и разбития бутылки шампанского о носовую часть корабля крейсер благополучно сошел на воду. Еще в феврале по моему настоянию работы на двух оставшихся крейсерах были заморожены на неопределенное время, а все силы брошены на строительство эсминцев, подводных лодок, достройку линкоров и головного крейсера, а с сегодняшнего дня приступают к строительству десантных
кораблей.
        Наконец-то в середине марта закончилась эпопея с утряской и согласованиями по проекту и сметам на постройку десантных судов типа «Надежда», в нашем мире «Елпидифор». Отдел общих дел ГУК Морского министерства 18 марта выдал Русскому судостроительному обществу наряд на постройку тридцати десантных судов. Мы уже знаем, что за основу был взят проект азовской шхуны, так что на проект усовершенствованного судна было затрачено минимум времени. Но эти новые десантные суда спроектировали так, что в мирное время они передавались коммерческому флоту в качестве сухогрузов. Только сними вооружение, и сухогруз готов выполнять коммерческие рейсы. К этому приложили руку коммерческие банки, владевшие заводами «Руссуд» и Николаевскими верфями, они же «Наваль». Почуяв выгоду в таком заказе, эти банки быстро учредили новое акционерное общество «Русский торговый флот». Это общество намеревалось после боевых действий выкупить эти суда у военного ведомства для своих нужд по льготной цене или в рассрочку. Согласно заключенному контракту все эти корабли строились только в Николаеве именно на судостроительном заводе
«Руссуд», что позволило приступить к постройке почти сразу. Еще даже до подписания контракта началась подготовка к такому строительству. И вот первые шесть судов заложены, и наблюдать за постройкой поручено капитану Корпуса корабельных инженеров Федору фон Гиршбергу. А через неделю на обоих николаевских заводах должны заложить серию самоходных десантных барж.
        - С почином вас, господа, - после церемонии закладки обратился я к директору завода «Руссуд» Николаю Ивановичу Дмитриеву и занимающему должность главного корабельного инженера Льву Коромальдини. - Сегодня большое дело сотворили. Недаром эта серия называется «Надежда». И вот эта надежда поможет нам осуществить многовековую мечту России, открыть второе окно в Европу, через Босфор и Дарданеллы. Ну как, справитесь с работой? В октябре вы уже должны сдать первый корабль, а всю серию к маю будущего года.
        - Ваше превосходительство, если не будет никаких задержек, в чем я сомневаюсь, - ответил мне Дмитриев, - то серию этих судов мы и раньше закончим.
        - Ну, вы уж, Николай Иванович, постарайтесь, эти корабли необходимы в предстоящем деле. На первое время надо изыскать дополнительные силы, чтобы и на других кораблях, что в достройке, работы не прекращались. Нет, я вас, строителей, знаю. Вы оставите там полсотни людишек, они и будут копошиться. После этого к вам не придерешься. Люди есть, работают, что еще нужно. А то, что работа не двигается, стоит на месте, и будет отражаться на готовности корабля. С эсминцев, линкоров и головного крейсера ни одного человека не снимать! Нанимайте новых рабочих, обучайте. Сейчас вы будете говорить, что рабочего надо полгода учить. Так вы учите, открывайте мастеровые школы, или как вы их там назовете, два месяца поучите его азам профессии, потом на четыре месяца подсобным рабочим к специалисту по той профессии, какой новый работник обучается. Вот так он быстрей обретет мастерство. Дальше будет работать под присмотром того рабочего, у которого обучался профессии. Если такой мастер обучит своего ученика нормально работать, я не говорю, что хорошо, то такому наставнику за обученного ученика доплату небольшую
положить, на лишний кусок хлеба в день, это я так фигурально выражаюсь. Я думаю, вы и сами разберетесь, но доплату обязательно положить надо, тогда и обучать новых работников будут как следует.
        - Мы бы рады набрать рабочих, да где взять людей - все на фронте. Да и потом, это не от нас зависит - что скажет управляющий, я только директор завода.
        - Вот именно что директор. - Я сделал упор на последнем слове. - И вы, Николай Иванович, много можете сделать.
        - Хорошо, я постараюсь, мы что-нибудь придумаем.
        IV
        На следующий день после того, как я покинул Николаевск, туда прибыл первый эшелон из Петрограда с комплектующими для линкора «Николай I». Это потихоньку начали разбирать на запчасти линейный корабль «Полтава». Теперь можно надеяться, что в течение года нам удастся ввести в строй оба линейных корабля, а также постараться сохранить «Императрицу Марию». Там она взорвалась в октябре, значит, в конце сентября или в начале октября, чтобы этого не случилось, надо будет выгрузить все заряды с линкора, а его поставить в док - скажем, на чистку подводной части с последующей окраской. Потом загоним на завод. Повод для этого… да в свое время придумаем. Однозначной версии, отчего погиб линкор, нет. То ли это диверсия, и след ведет в Германию. В наше время даже выдвигалась версия, что к этому приложили руку те, кто сидит в Лондоне. Они хотели, чтобы мы подольше завязли на подступах к Босфору и не помышляли прибрать его к своим рукам. Но возможно, просто произошло возгорание пороха, и никакая это не диверсия. В войну из-за спешки порох изготавливали с нарушением - как сейчас бы сказали - технологии производства.
Во время войны взорвалась не одна «Мария», начиная с 14-го года такие инциденты случались на многих флотах, и не только на флотах Антанты, но и в германском флоте. Такие случаи были и до войны, и после. А возгорания пороха без взрывов не редкость, и не только на флоте на кораблях, но и на берегу.
        Прежде всего надо ограничить доступ во все погреба линкора, установить все люки и двери, как было предложено по проекту, и чтобы везде были надежные замки. Чтоб ни с какой стороны в погреба невозможно было проникнуть. Это надо сделать на всех кораблях, но в первую очередь на линкорах. И дисциплину надо подтянуть на всех кораблях, пока еще такого разложения в экипажах не наблюдается, а то потом будет поздно.
        Вернувшись из Николаева, я пригласил на разговор Пилкина.
        - Владимир Константинович, нам дано добро на формирование полка морской пехоты под будущую десантную операцию по захвату Босфора. Этот полк будет в первом эшелоне. Ему первому высаживаться на вражеское побережье и постараться удержаться до высадки основных сил.
        - С этим все ясно. А вот где мы столько людей найдем. На полк нужно не менее трех тысяч человек подобрать.
        - Вот именно, подобрать. И не абы каких. Вначале надо по береговым частям и кораблям поискать добровольцев, а уж из них отобрать подходящих для морской пехоты. Еще у нас тут, в Крыму, расквартирована 117-я дивизия, и нам разрешили там также поискать людей.
        - Так может, просто взять оттуда полк и переподчинить его себе?
        - Нет, вначале попробуем набрать из добровольцев. Соблазняя лучшими условиями службы, довольствием, как пищевым, так и денежным. Но и когда дойдет до дела, они должны показать, на что способны, и не спасовать перед противником. Для этого им придется немало попотеть, изучая солдатские премудрости, чтобы остаться в живых. Также надо будет учить их высаживаться на берег, и для этого приспособить одну из азовских шхун под десантный корабль.
        - А кто всему этому будет учить? Знающих людей у нас нет, так как десантными делами мы практически не занимались. Может, кого-то с Балтики переманить. Как-никак, а прошлой осенью десантная операция на мысе Домеснес прошла просто блестяще, а как был захвачен германский линкор?..
        - Потому-то все и вышло блестяще, что германец не ждал от нас такой наглости. Да и войск для обороны на побережье они не держали. А турки в районе Босфора готовы нас встретить со всем радушием. Опыт за прошедший год они приобрели большой, учась на наших союзниках. А мы только будем познавать азы, так что нам придется тяжело. Вот что, Владимир Константинович. Нужно нам в первую очередь подыскать двух сообразительных офицеров, желательно что-то понимающих в сухопутной тактике.
        - Но откуда у нас на флоте таковым взяться?
        - На флоте, возможно, таковых не окажется, но сейчас в Крыму немало фронтовиков, поправляющих свое здоровье. Можно для этого дела привлечь с десяток офицеров, обстрелянных и понюхавших пороха именно на передовой, а не в обозе или при штабе. И желательно чином не ниже капитана. Хотя один штабист нам нужен уже сейчас, тот, кто начнет помогать формировать полк.
        - А кого выдвинем на должность командира полка?
        - Тут надо подумать.
        - Тогда я посоветовал бы также подыскать на этот пост кого-то из инфантерии. Михаил Коронатович, а как было в твоем времени? Кто командовал полком?
        - Знаю, что формировалась целая дивизия морской пехоты, в которой было много георгиевских кавалеров, собранных со всех фронтов. Даже с Балтики был переброшен полк морской пехоты капитана первого ранга Фабрицкого. В моем времени, в силу того что по известным тебе причинам десантная операция по занятию Босфора не состоялась, дивизия была переброшена на выручку избиваемых румын. Честно говоря, я даже не запомнил фамилии командующего, но определенно был кто-то из армейских генералов.
        - Так может, и нам попросить Ставку для этого дела прислать нам знающего генерала?
        - Да сейчас все мало-мальские знающие генералы будут нужны в предстоящих летних боях. А вот по окончании боев и в преддверии нашей десантной операции на Босфоре нам обязательно назначат толкового начальника. Мне тут адмирал Григорович кое-что подсказал… Скоро на Кавказском фронте возобновятся боевые действия. Нас сейчас интересует Приморский отряд генерала Ляхова. Он наступает на Трапезунд вдоль побережья, а это значит, что вновь, как и зимой, без высадки десантов ему не обойтись. Надо будет послать парочку офицеров к Римскому-Корсакову, понаблюдать за десантными операциями. Там они присмотрятся, какие части лучше всего справляются с высадкой на берег, возьмут на заметку офицеров, чьи солдаты делают это ловчее других. Нужно приглядеться и к унтерам, особенно из пластунов, они нам будут нужны для обучения морских пехотинцев. Может, у Ляхова найдется кто-то на должность командира полка. Я сейчас вот о чем подумал: надо понаблюдать не только за высадкой, но и за посадкой войск на корабли. Знаешь что, одного пошли в Новороссийск к адмиралу Хоменко и поставь задачу понаблюдать за всем процессом
погрузки войск на суда. И пусть на одном из судов вместе с десантом в составе конвоя проследует до места назначения.
        - А для чего это надо?
        - Нам нужно узнать, с чем мы столкнемся, создавая морскую пехоту. Как лучше и быстрее производить посадку войск. Какие проблемы возникнут на переходе морем. И главное, как быстро и по возможности без потерь выгрузить десант на берег. Изучив все это, мы узнаем, какие изменения нужно будет внести в проект десантных кораблей, которые мы заложили. И запомни, Константиныч, эта парочка должна быть готова к отбытию к тридцатому, край к тридцать первому числу. И пока они будут находиться при Сухумском отряде, мы тут должны начать подбирать людей в полк морской пехоты.
        Мой начштаба принялся за дело со всей ответственностью. Через несколько дней у нас появились первые кандидаты в морпехи, старшие лейтенанты Кисловский и Афанасьев от флота. А из армейских - подполковник Ивицкий, капитан Стольников, поручик Дурилин. Кисловский и Дурилин были откомандированы на Кавказский театр боевых действий. Остальные взялись за подбор личного состава. Как говаривал один «меченый» - процесс пошел.
        Глава 4. Трапезунд
        I
        - Ваше превосходительство, прибыли капитан первого ранга Вердеревский, с ним старший лейтенант Кириенко и ротмистр Автономов, - доложил мой адъютант.
        - Хорошо. Пригласи, я их жду.
        - Ваше превосходительство, разрешите.
        Первым входил Вердеревский, за ним начальник контрразведки флота ротмистр Александр Петрович Автономов, позади него заведующий разведывательным отделом Кириенко.
        - Дмитрий Николаевич, давайте, заходите. Присаживайтесь. Вот по какому делу вас вызвал, господа офицеры, - начал я, когда все подсели к столу. - Все вы знаете, что сразу после завершения нашего зимнего наступления на Кавказском фронте началась разработка операции по дальнейшему наступлению наших войск в глубь Турции. Всю фронтовую операцию мы обсуждать не будем, поговорим только о приморском фланге. Начинается заключительная фаза подготовки к большой десантной операции по высадке в тылу турецкого Трапезунда русских войск с целью захвата города. В последующем это будет передовая база для базирования Батумского отряда. А также через этот порт пойдет основное снабжение нашей Кавказской армии, продвигающейся в глубь Турции. В этой операции будут задействованы основные силы нашего флота. Тут и охрана конвоев, и артиллерийская поддержка десанта и наступающих войск генерала Ляхова. Но главное, не допустить к району сосредоточения и в район выгрузки транспортных судов корабли противника. Я имею в виду «Гебен» и «Бреслау». Мы должны знать каждый шаг германцев, их намерения. Что скажешь, Павел Николаевич?
        Кириенко вскочил со стула.
        - Да сядь ты, Павел Николаевич.
        - Ваше превосходительство, германо-турецкий флот под пристальным нашим наблюдением. У Босфора постоянно находится одна из подводных лодок и отслеживает все перемещения около пролива. Крупных кораблей не зафиксировано, в основном это парусные шхуны, что пытаются прорваться за углем. Да непосредственно дозорные корабли, которые контролируют пролив. Ни «Гебен», ни «Бреслау» после последней встречи с нашими кораблями в январе попыток выйти в море не предпринимали. Мы также по возможности прослушиваем все радиотелеграфные передачи и тут же отмечаем, если вдруг появляется новый источник передач. Идет расшифровка всех перехваченных сообщений. Нам стало известно, что, прорвав морскую блокаду, в Стамбул пришла подводная лодка U-33 под командованием капитан-лейтенанта Конрада Ганссера.
        Выслушав его доклад о текущих делах разведки, я поставил перед его службой новую задачу:
        - Вот что, старший лейтенант, мне надо, чтобы турки узнали о предстоящей десантной операции. За оставшуюся неделю с небольшим предпринять они все равно ничего не успеют. А вам надо распустить слух в Батум и других портовых местах до самого Ризе, что по всему восточному побережью сосредоточено около сотни транспортных судов с войсками и припасами для Кавказской армии. Следовать они должны якобы до Ризе и там все это выгружать. Хотя только слепой этого не увидит, так как в Батум и правда сосредоточено большое количество судов. Они сейчас по всему восточному побережью сосредотачиваются. Пусть твои люди побольше болтают, не называя точной даты.
        - Ваше превосходительство, вы таким способом надеетесь выманить турецкий флот?
        - Хочу попробовать, а вдруг получится.
        - Но это немного смахивает на предательство, предупреждать противника о предстоящей переброске войск и военных грузов.
        - Я же сказал, чтобы точной даты не называли, а намекали, что конвои начнут движение примерно с середины апреля. Это касается и ваших людей, Александр Петрович, у них задача не только распускать слухи, но и отслеживать, кого информация заинтересовала. У вас найдутся люди для этого дела или понадобится привлечь кого-то из сотрудников Кутаисского и Черноморского губернского жандармского управления?
        - Людей у меня действительно мало, ваше превосходительство, очень трудно подобрать толковых сотрудников, особенно для такого дела, как контрразведка. На восточном побережье от Новороссийска до Сухума наших сотрудников совсем единицы. Я думаю, что несколько сотрудников из тех мест, что мне знакомы еще по службе в департаменте полиции, нам помогут. Но все равно придется за помощью обратиться в тамошнее управление.
        - Тут такое дело, сам понимаешь, скоро начинается наступление, так что давай, привлекай людей. Предлагаю вам обоим особое внимание обратить на недавно освобожденные турецкие города. Туда больше людей пошлите. Да будьте так любезны, друг другу не помешайте. Вы уж согласуйте между собой, чтобы накладки никакой не вышло. У меня будет еще одна просьба к вам, Александр Петрович. Надо оградить корабли флота от попыток совершения на них диверсий со стороны как агентов противной стороны, так и всевозможных наших левых боевых организаций, их тоже исключать не нужно. Вы, наверное, уже слышали, что подобная попытка была предпринята на «Петропавловске», но своевременно была пресечена. Также надо оградить экипажи от влияния всяких сомнительных элементов, агитирующих «за светлое будущее».
        - Я полагаю, ваше превосходительство, вам известно, какое негативное отношение к нам среди морских офицеров, не говоря уж о нижних чинах. Некоторых из нас не желают видеть на кораблях. Бывали случаи, что некоторые командиры даже препятствовали пребыванию на их корабле или не содействовали в расследовании.
        - Это из-за ваших синих мундиров. На кого-то раздражающе действует красный цвет, а на кого-то синий. Уже подписан приказ о переводе всех чинов, что до этого пребывали в штате жандармского корпуса, на флот. С этого дня вы старший лейтенант флота, и будьте добры в следующий раз прибыть на прием соответственно положению.
        - Будет исполнено, ваше превосходительство.
        - А насчет непонимания со стороны некоторых командиров… мы издадим соответствующий приказ, и они будут у нас паиньками.
        - Это во многом нам поможет.
        - Павел Николаевич, надо, чтобы с корабельных или береговых радиостанций иногда случайно в эфире проскакивали сведения о больших транспортных конвоях, движущихся к Батуму. Я рассчитываю, что эти слухи дойдут до Стамбула.
        - Это мы можем организовать. И, допустим, противник узнал об этом. Так они могут послать вместо надводных кораблей подводные лодки.
        - Ты у нас кто? Разведка или нет? А ну скажи мне, сколько они могут выслать к восточному побережью подводных лодок?
        - Из тех, что может дойти до Батума и патрулировать там в течение нескольких дней, всего одну - U-33. Еще две подводные лодки - U-21 и U-39 - после нашего авианалета на Варну находятся в ремонте. Эти подлодки - очень опасный противник, они имеют на вооружении четыре 500-мм торпедных трубы с шестью торпедами в боезапасе и одно 88-мм орудие, есть также сведения, что на U-39 стоит четырехдюймовка.
        - Четыре дюйма - это серьезное орудие. Такая лодка может доставить много хлопот нашим противолодочным силам. Там на кораблях самое крупное орудие в три дюйма.
        - Но это только слухи, ваше превосходительство.
        - Извини, что перебил. Продолжай.
        - Есть еще две малые подводные лодки в сто двадцать тонн, они тоже могут дойти до восточного побережья, но для патрулирования там у них останется очень мало топлива, да в боезапасе всего две торпеды. Турки могут их вначале и до Синопа или Самсуна перебросить, там дозаправить, тогда время патрулирования у наших берегов возрастет. Третья из малых подводных лодок, UB-14, сильно повреждена попаданием бомбы. При этом там большие потери среди экипажа, погиб и командир, обер-лейтенант фон Геймбург. Есть еще три малые подводные лодки - минные заградители, но до восточного побережья из-за своей невысокой дальности хода дойти не могут, если же и они воспользуются Синопом, тогда могут выставить мины на подступах к Батуму и Ризе.
        - Вот видишь. Значит, самой опасной остается всего одна.
        И тут я кое-что вспомнил: «А это не та ли подлодка, что в моем мире потопила госпитальное судно «Португал», на котором погибли раненые и медперсонал. После чего капитан-лейтенант Гансер был объявлен военным преступником. Надо указать Саблину, чтобы ни в коем случае не оставлял судно без должной охраны».
        - Я полагаю, что Саблин не допустит, чтобы одна подводная лодка противника начала резвиться возле наших берегов. Но надо его предупредить особо насчет явной угрозы в ближайшие две недели со стороны подводных лодок противника.
        - Ваше превосходительство, - взял слово Вердеревский, - предлагаю на время десантной операции устроить блокадные действия возле Синопа и Самсуна, чтобы не допустить захода туда подводных лодок противника, чем мы сильно сократим им время пребывания в наших водах.
        - Я согласен с тобой, прикинь, кого можно послать туда, и к вечеру доложишь.
        - К вечеру я все подготовлю, ваше превосходительство.
        - Полагаю, никто из нас не думает, что одна подводная лодка способна прервать наши транспортные перевозки, идущие под охраной боевых кораблей, да и три тоже. Я окажусь прав, если предположу, что точно также думает и адмирал Сушон. И ему придется выводить в море свой ударный отряд. Не знаю, по своей инициативе или под давлением турок, но он вынужден будет выйти в море, чтобы быстро проскочить до района Батума или Ризе, нанести там по транспортным судам чувствительный удар и успеть скрыться в проливе, пока мы его не заблокировали.
        - А как же наши дозорные корабли у пролива, они сразу заметят выход кораблей. Сушон не пошлет свои корабли в глубь Черного моря, зная, что нам стало известно об их выходе.
        - Павел Николаевич, нам надо у пролива разыграть перед турками такое театральное представление, чтобы они поверили, что перед проливом ни одного нашего корабля в течение суток не будет. И на ближайшее время выход из пролива останется без нашего присмотра. Это значит, что их выход, если они все же решатся на прорыв, остался нами не замеченным.
        - Я понял, ваше превосходительство, что вы имеете в виду, говоря о представлении, к завтрашнему дню подготовлю такой план.
        - Раз все поняли, то завтра утром жду у себя. Дмитрий Николаевич, у меня к вам еще одна просьба, нужно составить полный отчет о наличии транспортных судов в составе флота. Нам нужно знать, сколько их, какие это суда. Их тактико-технические данные. С этим вопросом также обратись к командующему транспортными силами флота контр-адмиралу Хоменко. Он должен больше знать о своем хозяйстве. А также постарайся выяснить, сколько и каких судов находится в частных руках и можно ли какие-то из них использовать для нужд флота.
        К 30 марта все детали предстоящей десантной операции были проработаны и утверждены. Саму операцию по захвату турецкого Трапезунда назначили на 6 апреля. Началась переброска войск. Когда через два дня Вердеревский представил мне составленный совместно с контр-адмиралом Хоменко отчет о количестве транспортных судов, находящихся в составе транспортной флотилии, разбитой на несколько отрядов, - оказалось более сотни транспортов. Они все вместе могли одновременно принять три дивизии с полным вооружением и припасами. Хотя специализированных судов для высадки десанта прямо на берег у нас не было ни одного, но в составе флота имелось два десятка паровых шхун, прародителей находившихся в постройке десантных судов типа «Надежда», которые в короткий срок можно было переоборудовать под эти цели.
        Это что же получается, что предыдущее командование сознательно занижало количество судов, чтобы не принимать на себя слишком много задач? Попросту обманули Ставку относительно реальных возможностей флотилии. А мы тоже хороши. Сразу не проверили, все думали, что нам для десантной операции в проливе нужно еще не менее двадцати транспортных судов. Вот и заказали себе с запасом целых тридцать десантных судов типа «Надежда». Ладно, они нам в будущем пригодятся - не на войне, так в мирное время. А теперь посмотрим, как пройдет эта десантная операция. Если все сложится как надо, значит, начнем к осени готовить операцию по захвату Босфора.
        Штаб Кавказской армии при разработке операции немного преувеличил численность противника в районе Трапезунда и решил усилить отряд генерала Ляхова двумя казачьими пластунскими бригадами и поручить ему захват Трапезунда. Впоследствии стало известно, что турки в районе Трапезунда имели всего шестнадцать батальонов, а укрепления города были чисто символическими. Но мы задействовали в операции усиленный корпус, то есть примерно в четыре раз больше сил, чем у противника.
        Первой фазой операции стала переброска из Новороссийска в Ризе этих самых двух пластунских бригад. Пока пластуны грузились в Новороссийске, туда подошли еще три батальона, и теперь на выделенные двадцать три судна надо было погрузить вместо пятнадцати тысяч личного состава двадцать одну тысячу, да с полным вооружением. А это почти дивизия. Ну ничего, все благополучно разместились на транспортах, не испытывая никаких затруднений. Сам командующий Кавказской армией генерал Юденич поднялся на крейсер «Алмаз» - он решил посмотреть на действия Приморского отряда генерала Ляхова. На том же судне находился начальник штаба флота, а теперь ответственный за высадку десанта контр-адмирал Пилкин.
        В группу прикрытия, что располагалась в сорока милях юго-западнее Ризе, входили линкор «Императрица Мария», на котором я поднял свой флаг, крейсер «Кагул» и четыре эсминца. Непосредственно охрану конвоя осуществляли крейсеры «Прут» (бывший турецкий «Меджидие») и «Алмаз» - в этот раз он был без своей авиационной группы и осуществлял функции штабного корабля, гидрокрейсеры «Николай I» и «Александр I» и эсминцы противолодочной дивизии. Вторая оперативная группа под командованием вице-адмирал Новицкого находилась в полной боевой готовности к выходу в море.
        Во время высадки первых транспортов с войсками в Ризе со стороны моря их прикрывали корабли Батумского отряда. Были развернуты дозоры из миноносцев и тральщиков, а также поставлены противолодочные сети. Усиленные меры предосторожности пришлось принять потому, что наши дозорные корабли несколько дней назад заметили около Зонгулдака перископ чужой подлодки, это значит, что в Черное море вышли германские субмарины. И сколько их - одна, две или три, - мы не знаем. А тут еще за сутки до подхода конвоя к Ризе эсминец «Строгий» обнаружил германскую подводную лодку и атаковал ее. Таранным ударом эсминец смял лодке перископ и сбросил глубинные бомбы. На месте взрыва стали интенсивно выделяться воздушные пузыри и чуть позже появилось масляное пятно и разный мусор. По обрывкам бумаг, что всплыли на месте гибели подлодки, впоследствии выяснилось, что это была UB-7, командовал ею обер-лейтенант Люттиганн. Так была одержана первая победа противолодочной дивизией контр-адмирала Саблина. За первые три дня проведения операции, благодаря грамотным действиям дивизии Саблина, потерь ни транспортных, ни военных
кораблей не было. 4 апреля вторая бригада пластунов была благополучно высажена в Ризе и сразу двинулась к линии фронта. На подходе были еще суда с войсками, которые предлагалось высадить ближе к фронту. 6 апреля в 2:35 на «Императрице Марии» был получен шифрованный сигнал, он извещал, что один из германских боевых кораблей вышел из Босфора и направился на север в сторону Варны. Это был «Бреслау».
        5 апреля после полудня недалеко от входа в Босфор разыгралась «трагедия». С утра в дозоре здесь находилась подводная лодка «Нарвал», которая наблюдала за выходом из пролива. А с береговых высот за ней, в свою очередь, наблюдали турки. Эти подводные лодки были здесь частые гости, но что-то сделать с русскими, которые так все время нахально торчат перед проливом, турки не могли. Как только береговая батарея открывала огонь по наглецам, русские отходили подальше в море или погружались под воду. Да и надводные корабли - от миноносцев и выше - мало чем помогают, ну а если что мельче, так русские могут вступить и в артиллерийскую дуэль, имея на вооружении два орудия калибра 75 мм. В этот раз с русской подлодкой происходило что-то непонятное. Она то погружалась, то снова всплывала, начинала движение и останавливалась, а потом за ней потянулся черный шлейф дыма, и лодка закачалась на волнах без хода. Турки обрадовались, что подводная лодка русских осталась без надводного хода, а возможно, она и погрузиться не сможет. Сообщили на ближайшую стоянку дозорных кораблей, что есть большая вероятность захватить
этих гяуров вместе с их подводной лодкой или хотя бы уничтожить. Также на турецких и немецких кораблях стали перехватывать интенсивные радиопередачи из ближайших к турецкому побережью районов. Значит, и правда у русских серьезная авария, если они вызывают помощь. С берега турки увидели, что лодка стала медленно удаляться от пролива, похоже, она шла на электромоторах, экономя энергию, чтобы как можно дальше уйти от берега. Береговая батарея открыла огонь, но снаряды не долетали несколько кабельтовых и взрывались позади уходящей лодки. На перехват «Нарвала» турки послали два старых миноносца и древнюю канонерскую лодку, это все, что тут было под рукой. Из Стамбула вышли еще два эсминца, но им предстояло пройти на семь миль больше, чем остальным. Лодка была в пятнадцати милях, когда из пролива показались первые корабли турок. В эфире еще активнее заработал передатчик, призывая на помощь. Через пятнадцать минут из залива вышли еще два турецких эсминца и, увеличив ход до полного, также бросились в погоню.
        «Ну все, теперь гяуры заплатят за все, им никуда не уйти от наших кораблей», - размечтались турки, наблюдая за разворачивающимися на море событиями. Но ни с берега, ни тем более с кораблей не заметили, что русская подлодка постепенно увеличивала ход, чтобы первая тройка не так быстро нагоняла ее, и уводила их дальше от берега. И когда корабли отошли уже миль на десять, с высокого берега заметили приближающиеся с востока на полном ходу два русских эсминца, однако на турецких кораблях опасность еще не видели и продолжали погоню за подводной лодкой. Но вот и на турецких кораблях увидели очень опасного противника и повернули назад, хотя до подводной лодки оставалось не более шести миль, а до русских эсминцев - в два раза дальше. Но, не желая испытывать судьбу, турки дружно ломанулись в обратную сторону, два более новых эсминца быстро вырвались вперед и, бросив своих старых собратьев по оружию, ушли в сторону пролива, оставив их на расстрел русских эсминцев, за ними, отставая, спасался бегством еще один миноносец. Эсминцы быстро нагоняли два последних корабля, которые имели между собой большую
дистанцию. Но эсминцы уже входили в зону поражения береговой батареи. Русские корабли, а это были «Быстрый» и «Пылкий», разделившись, открыли огонь по турецким кораблям. Это были канонерская лодка «Малатья» и миноносец «Юнус», оба корабля древние. Но и их тоже можно записать для пополнения боевого счета, несмотря на то что практической боевой ценностью они не обладали. После нескольких пристрелочных выстрелов из носового орудия «Пылкий» взял немного влево и открыл огонь на поражение всеми орудиями. И, несмотря на огонь береговых орудий и свое интенсивное маневрирование, добился семи попаданий. Старому корыту этого хватило. Было видно, что канонерка глубоко осела носом в воду и заваливается на правый борт, а экипаж спешно ее покидает. «Быстрый» также добился двух попаданий в свою цель, которая сейчас стояла без хода и парила, но добить мешала пристрелявшаяся береговая батарея. Уже два снаряда взорвались в каких-то двух кабельтовых от борта, так что пришлось поворачивать назад и на отходе еще раз поразить миноносец. Это попадание оказалось роковым.
        Турки только отметили, что русские эсминцы ушли в ту сторону, где находилась русская подводная лодка. И похоже, они взяли ее на буксир, хотя из-за большой дальности определить этого точно не удалось. Но до самого вечера больше никаких кораблей и подводных лодок русских не наблюдалось. Были высланы два самолета, проверить, что с подводной лодкой и эсминцами. Турки обнаружили их в пятидесяти милях от берега, и, как только самолеты приблизились, один из эсминцев отдал буксир, и дальше лодка пошла сама на электромоторах, а корабли открыли огонь из противоаэропланных пушек. Самолеты сбросили по две малых бомбы, но не совсем удачно. Покружив еще немного, но не приближаясь к кораблям, полетели обратно в сторону пролива. Как только противник скрылся, эсминцы повернули в сторону турецкого угольного района, за ними пошла и подводная лодка, но не на буксире, а под своими дизелями, как ни в чем не бывало. Представление для турок закончилось вполне успешно, и что они там доложат своему начальству, вполне предсказуемо.
        Теперь германо-турецкое командование было уверено, что перед проливом и в районе Зонгулдака русских кораблей нет. Подводная лодка русских, что была тут в дозоре, по техническим причинам больше не может выполнять функции передового разведчика. Она взята на буксир своими же эсминцами, вызванными ею во избежание захвата или уничтожения кораблями турецкого флота, и теперь направляется в сторону Крыма. Надо полагать, что и возле Зонгулдака русских кораблей не осталось, так как именно оттуда пришли те эсминцы, и доподлинно известно, что они патрулируют парами. А новая пара появится еще не скоро, значит, есть шанс выйти из залива незамеченными.
        Срочно стал готовиться к выходу «Бреслау», ему предстояло незаметно проскочить самый опасный район, где патрулируют русские корабли, и незамеченным затеряться в море. Из-под Трапезунда приходят отчаянные мольбы о помощи, русские перебрасывают войска морем, и сейчас в районе Ризе скопилось большое количество их транспортных судов с войсками и вооружением. Надо нанести по ним мощный удар, это немного ослабит нажим на Трапезунд. Также в Зонгулдак направились два парохода и множество парусников за углем.
        Как мы уже говорили, крейсер «Бреслау» был обнаружен идущим курсом на Варну. Но через некоторое время он затерялся в Черном море. Тут к гадалке не ходи, и так понятно, что направляется сюда. Значит, тут его надо ждать через сутки. Завтра в полдень даем сигнал на выход второй оперативной группе, они знают, что делать. А где «Гебен», неужели его побоялись выпустить в море? Тут такая добыча, а он отстаивается в проливе. Это что, всего одним кораблем и ограничится противодействие немцев, самой крупной десантной операции русского Черноморского флота?
        В это время на фронте сложилось трудное для русских положение. Турки перешли в наступление, и генерал Ляхов с трудом сдерживал их. Он обратился к командующему войсками генералу Юденичу с просьбой доставить войска прямо к линии фронта в Хамуркан, так как марш по суше занимает слишком много времени. Юденич находился на штабном корабле и, ссылаясь на тяжелое положение на фронте, обратился к начальнику транспортной флотилии контр-адмиралу Хоменко с просьбой доставить в Хамуркан 1-ю пластунскую бригаду генерал-майора Ивана Гулыги и часть 3-й бригады, которая не успела высадиться в Ризе.
        Но тут проявил инициативу мой начальник штаба контр-адмирал Пилкин, он обратился к командующему Кавказской армией Юденичу:
        - Выше высокопревосходительство, а зачем нам высаживать войска у линии фронта и потом опять в лоб атаковать турок, если можно высадить их в тылу, например в районе Платана, и оттуда вести наступление на Трапезунд. С той стороны нас никто не ждет. А оказавшись меж двух огней, турок сам бросит свои позиции у Сюрмене и поспешит на единственную дорогу на Гюмиш-Хана, боясь, что мы ее перережем, и они попадут в окружение. Тогда и сам Трапезунд достанется нам без боя. Я не думаю, что они захотят оборонять город, из которого ведет всего одна дорога в глубь Турции.
        - Да, и такой вариант развития операции прорабатывался, но его исполнение намечалось после взятия позиций у Сюрмене и начала атаки на Кавет с одновременной высадкой и там десанта.
        - Но это же опять перед Трапезундом, а не в тылу у города. А вот сейчас взять и высадить десант в пятнадцати верстах в тылу и сразу наступать на единственную дорогу, что пригодна для прохождения войск, и перерезать ее. После того как противник узнает, что мы высаживаемся в их тылу, он должен сразу же броситься по ней в бега. А если турки этого не сделают, а еще какое-то время будут оказывать нам сопротивление под Хамурканом и Сюрмене, то к нам в плен должно попасть немало их войск.
        Юденич склонился над картой, оценивая обстановку, несколько минут решал какие-то задачи, перебирал в голове разные варианты.
        - Решено, мы высаживаем бригады здесь, вот только они остались без артиллерии. Она сейчас выгружается в Ризе. А как же им без поддержки артиллерии наступать? Адмирал Хоменко сейчас находится в Ризе?
        - Да. Последнее сообщение от него было оттуда.
        - С ним надо срочно связаться. Пусть всю полевую артиллерию с припасами, которую не успели сгрузить с транспортов, направляет сюда. И как только она прибудет, начнем полноценную высадку.
        - Ваше высокопревосходительство, если будем ждать артиллерию, пройдет много времени. Я предлагаю не дожидаться ее, а высаживать пластунов сразу, как только подойдем к Платану. Мы поддержим их огнем корабельной артиллерии. Высадим вместе с десантом на берег артиллерийского офицера, можно двух, да нескольких сигнальщиков. Первое время, пока не протянем телефонную линию, они будут корректировать огонь с кораблей.
        Юденич опять задумался и сказал после минутной паузы:
        - Я одного опасаюсь, что нам не удастся с этими силами с ходу овладеть дорогой. Из доклада генерала Ляхова следует, что, по сведениям разведки, в Трапезунде находится до пяти тысяч немецких солдат.
        - Да откуда тут могут быть немцы, если они в Европе ощущают большую нехватку войск.
        - Так и я думаю, откуда?
        Разведка сильно подвела генерала Ляхова, если завысила численность турецких войск в несколько раз. Так, по некоторым ее донесениям, в Трапезунде находились даже пять тысяч немцев, хотя откуда им было взяться в Турции?!
        - Я отдаю генералу Ляхову приказ продолжать сдерживать противника по фронту еще сутки, а потом переходить в наступление. Пусть корабли Римского-Корсакова поддерживают его всеми орудиями.
        II
        1-я Кубанская пластунская бригада генерал-майора Ивана Емельяновича Гулыги и часть Донской пластунской бригады была успешно, без противодействия со стороны турок высажена на берег. Они высаживались на берег с шутками-прибаутками.
        С Богом, кубанцы! Не робея,
        Смело в бой пойдем, друзья;
        Бейте, режьте, не жалея,
        Басурманина-врага!
        Там, далеко за горами,
        Русский много раз шагал,
        Покоряя вражьи страны,
        Гордых турок побеждал.
        Так идем путем прадедов
        Лавры славы добывать!
        И пойдем мы в дело смело,
        Дедов славных не срамя!
        Смерть за веру, за Россию,
        Можно с радостью принять.
        Закрепившись на берегу, батальоны Гулыги начали наступление в двух направлениях. Основные силы, а это четыре батальона, повели наступление на Трапезунд, а три батальона под командой полковника Полухина двинулись к дороге на Гюмиш-Хана. Гулыга передал Полухину большую часть своих пулеметов. Если только полковнику удастся оседлать эту дорогу на Гюмиш-Хана, то туркам точно наступит хана. Через два часа после выгрузки пластунов к району высадки пришли два судна с артиллерией и приступили к выгрузке. Как только одна батарея была выгружена на берег, ее тут же послали догонять батальоны полковника Полухина. Порожние транспорты, кроме двух последних, ушли под охраной миноносцев в Ризе, а оттуда на Батум. В Ризе оставалось еще шесть невыгруженных судов, с артиллерией и припасами для войск. И теперь все, что находилось на судах, перегружалось на десантные самоходные баржи, которые сразу же шли выгружаться к селению Оф. На переходе баржи охраняли два миноносца. На охрану порта выделили два эсминца и канонерскую лодку.
        Юденич оставался на «Алмазе» и руководил войсками оттуда. Для поддержки десанта были привлечены канонерская лодка «Донец», естественно, сам «Алмаз» и эсминцы «Завидный» и «Жуткий». Когда Юденич узнал, что где-то в море находится как минимум один крейсер противника, он тут же настучал радиограмму в штаб флота: «Главнокомандующий находит необходимым на все время операции продолжать охрану флотом побережья, чтобы обеспечить войска от обстрела неприятельских кораблей, а не отстаиваться в бухте Севастополя».
        Он фактически намекал, что флот в разгар боев уклонился от выполнения своих обязанностей. Он не видел наши корабли, которые крейсировали в сорока милях на северо-запад. Предполагал, что основной флот ушел в Севастополь, пока Пилкин его в этом не разубедил.
        - Ваше высокопревосходительство! Флот находится в море, и никуда не сбежал, как вы соизволили заметить. Его задача не изменилась, как и было задумано по плану операции, он находится на прикрытии транспортной флотилии. Кроме того, в его задачу входит недопущение прорыва к побережью германо-турецкого флота.
        - Хорошо, я вам верю, господин адмирал, но, если хоть один снаряд с вражеских кораблей упадет в расположении моих войск, отпишу о вашем бездействии на имя великого князя Николая Николаевича.
        Нет, наш флот не бездействовал, начиная с 16:00 с гидрокрейсеров каждые пятнадцать минут спускали на воду по гидросамолету, которые вылетали на разведку на шестьдесят - восемьдесят миль от кораблей, высматривая, не покажется ли «Бреслау», а возможно, и сам «Гебен». Может, наши дозорные подводные лодки все же проглядели его выход, и сейчас эти два корабля - «племянник» и «дядя» - так прозвали моряки-черноморцы эту парочку, - приближаются к побережью Лазистана.
        Самолеты уже два часа взлетают и уходят в разведывательные полеты, но, возвращаясь, ничем обрадовать пока не могли. Противник до сих пор так и не обнаружен, но он должен быть где-то рядом, если только не повернул назад.
        - Ваше превосходительство, пришло сообщение от старшего лейтенанта Стаховского, - объявил вахтенный офицер мичман Шулейко.
        - И что он передает?
        - Ввиду скорого захода солнца он не может посылать гидросамолеты на разведку.
        - Когда заход солнца? - задал я вопрос.
        - Через один час семь минут, ваше превосходительство.
        - Значит, у нас есть еще один час, прежде чем солнце зайдет и наступит темнота, а в темноте противник может незаметно подойти к Ризе и нанести удар. Но в темноте и ему не видно цели, он будет стрелять по площадям. Но даже этого мы не должны допустить, сейчас Ризе представляет огромный склад армейского снаряжения, и несколько удачных попаданий могут натворить много бед. Передайте Стаховскому: выслать сразу три гидросамолета на разведку в получасовой полет; если до захода солнца не успеют возвратиться к кораблям, пусть ищут по огням ракетниц.
        Стаховский выполнил приказ и еще раз отправил гидросамолеты в разведывательный полет.
        Два из трех уже садились с последними лучами солнца, а третьего все не было. Третьими улетели на разведку лейтенант Корнилович с наблюдателем прапорщиком Бушмариным. Они ушли на запад. Солнце уже несколько минут назад зашло, хотя на западе небосклон еще серел, но на море опустилась мгла. Милях в трех на восток от линкора в воздух каждую минуту взмывали в небо белые шары ракет - это с гидрокрейсеров давали понять, где их искать возвращающему разведчику. И на десятой минуте такого фейерверка в небе послышался стрекот работающего мотора.
        Сразу были включены прожектора, которые стали освещать поверхность моря, чтобы гидроплан смог сесть на воду.
        Неужели и этот слетал впустую? Ну ведь должен же где-то рядом быть этот «племянничек». А может, он повернул обратно, почуяв, что для него готовят ловушку, вертелись в голове совсем не радужные мысли.
        Гидросамолет произвел посадку в пяти кабельтовых от линкора, ближе к нам, чем к своему кораблю. После приводнения летательный аппарат повернул и как катер поплыл к линкору.
        Ну наконец-то мы все же обнаружили крейсер. Сейчас он находится в шестидесяти милях на запад от нас. И наша встреча может произойти через два-три часа. А вот крейсеру до Ризе порядка ста двадцати миль, и это пять-шесть часов ходу. Теперь наша задача найти его в этой темноте и не допустить, чтобы он прошмыгнул к порту.
        - Передать приказ по кораблям: курс 136 градусов на зюйд-ост, скорость двенадцать узлов. Отходим к Ризе. Первыми идут «Александр I» и «Николай I».
        Я решил подойти к Ризе на расстояние семи - девяти миль. Этим я перекрывал все подходы к порту, и теперь крейсеру труднее было проскочить незамеченным мимо нас.
        III
        Было около четырех утра, когда на море опустился туман, не слишком плотный, но нормальная видимость упала до мили.
        - Вот этого нам еще не хватало, до рассвета осталось два с половиной часа, так еще и туман в придачу, - чертыхался командир линкора Кузнецов, - и крейсер опять куда-то запропастился. По нашим расчетам, должен был появиться часа два назад, а его все нет и нет. Может, он направился дальше?
        - Иван Семенович, усильте наблюдение за морем. Сейчас «племянничку» самое время попытаться подойти как можно ближе к берегу для нанесения удара.
        - Но для этого ему надо вначале этот самый берег увидеть, чтобы определиться, где именно он находится, - высказался Вердеревский.
        - А предположение Ивана Семеновича может оказаться верным. Как бы и вправду немцы не решили проскочить к восточному побережью, обстрелять там любой из портовых городов, чтобы этим отвлечь нас от Ризе, и лишь потом подойти сюда. Понадеявшись, что мы пойдем искать его там.
        «Надо вспомнить, как все было в моей временной реальности», - подумал я.
        В то время дозорная служба перед проливом была не постоянная, и крейсер вышел раньше, когда пластуны еще грузились в Новороссийске. А здесь он выскочил на два дня позже, и пластуны уже практически все на берегу. Там он обстрелял Новороссийск, а тут зачем его обстреливать, раз войск в городе и порту уже нет? А знают ли об этом на крейсере, вот в чем вопрос? Не пошел ли крейсер туда? Мы ждем его здесь, а он направляется к Новороссийску. Но с таким же успехом он мог направиться и к Батуму, сейчас там собралось немало порожнего транспорта. Если на крейсере почувствовали, что мы ждем его тут, и направились к Батуму, то по времени уже должны подходить туда.
        - Срочно радиограмму на «Прут» адмиралу Саблину. Передать: «Быть предельно внимательными, не исключена вероятность в ближайший час появления у порта неприятельского крейсера». И точно такую же на «Три святителя» в Новороссийск.
        Теперь нам осталось ждать, как будут развиваться события.
        - Ваше превосходительство, я склоняюсь к тому, что крейсер сейчас где-то рядом пережидает туман. И с рассветом начнет движение к Ризе, в надежде, что солнце разгонит туман и откроется берег.
        - Дмитрий Николаевич, голубчик, и я надеюсь на это, но не будем исключать и тот вариант, что крейсер пошел к восточному побережью, или к Новороссийску, или к Батуму.
        Прошло еще два часа нервного ожидания. На востоке, даже несмотря на туман, пространство над морем начало сереть. Скоро рассвет. А сведений о нахождении крейсера не поступало. Саблин молчит, и это уже радует. Но возможно, если только крейсер где-то там, он ожидает рассвета, чтобы видеть цель.
        - Ваше превосходительство! - проговорил возбужденно вошедший мичман Шулейко. - Передали с «Гневного» - в море была замечена тень корабля, подходящего с северо-запада. Но там не должно быть никаких наших кораблей. Эсминец «Гневный» находился в пяти милях от нас на западо-северо-запад, но из-за тумана мы его не видим.
        - Приготовить корабль к бою. Курс 290. Средний вперед.
        Противника мы увидели через десять минут. Но и он нас заметил, стал разворачиваться на обратный ход.
        - Два румба вправо. Самый полный вперед, - скомандовал Кузнецов.
        - Старший лейтенант Урусов! За вами слово, командуйте огнем, - напутствовал я князя.
        Первыми открыли огонь наши стотридцатки, нащупывая верную дистанцию до германского крейсера. Потом заговорил наш главный калибр. Было видно, что снаряды взрываются возле бортов убегающего от нас германского крейсера, но прямых попаданий все не было. А мы уже получили от немца четыре снаряда - два 150-мм и два 105-мм, - но серьезных повреждений они нам не нанесли. Крейсер постепенно от нас отрывался, хотя и выписывал зигзаги, уклоняясь от наших снарядов. Два эсминца находились на правой раковине позади германца, постепенно его нагоняя. Еще два эсминца только-только нагоняли нас, так как на момент обнаружения противника были значительно восточнее остальных. Но, имея ход не менее двадцати девяти узлов, они скоро нас обгонят.
        - Иван Семенович, можно полрумба вправо, - попросил князь Урусов.
        Линкор взял правее, прозвучал ревун, и все четыре башни почти одновременно выпустили снаряды.
        - Ура!!!
        Кто-то из молодых офицеров не сдержал возгласа, когда на горизонте над германским крейсером в воздух взлетели обломки, столб огня и дыма.
        Вот как описывает этот бой немецкий морской офицер в своих воспоминаниях «Бреслау» в Черном море»:
        «…Вдруг из редкого тумана в пяти милях на юго-восток показался большой силуэт. Русский дредноут!
        - Право руля. Обе машины самый полный вперед! - выкрикнул наш командир, корветтен-капитан Вольфрам Кнорр.
        Наши бинокли, трубы устремлены на показавшийся в туманной дымке корабль. Сомнений нет, да, это один из русских линкоров - «Императрица Мария» или «Екатерина Великая»! Из всех труб крейсера повалил густой дым, я даже представил, как наши матросы стараются из всех сил поднять давление пара до красной черты и выше, чтобы превысить проектную мощность турбин и уйти от преследования такого грозного противника. Пенистый вал погнался за нами. Турбины превысили свои паспортные 32 000 лошадиных сил. И крейсер летел как на крыльях.
        Наши взоры устремлены назад - русский линкор ворочается за нами. Грозный корабль ощетинился множеством орудий. Вот поднялись 12-дюймовые орудия его четырех башен, нацеливаясь на нас. Мы несемся на удаление. Позади нас совсем рядом с кормой поднялись четыре фонтана воды, но это пока, по счастью, не от главного калибра, а от среднего. Потом снаряды стали рваться спереди, потом с бортов. Они разрывались часто, но, по счастью, мимо, правда, осколки иногда ударялись в борта и надстройки. Мы спешили затеряться в редеющем тумане, но он начал рассеиваться с первыми лучами солнца. Наши взоры по-прежнему направлены туда, где позади несся… Если этот корабль сравнивать с носорогом, который несется не разбирая дороги, так вот это как раз и будет русский линкор. И ничто его остановить не может, тем более наш огонь.
        Наши артиллеристы оказались на высоте - добились уже не менее трех попаданий в линкор, но этих жалких укусов он даже не почувствовал и мчался прямо сквозь разрывы наших снарядов, не помышляя о маневрировании. Все равно нам делать нечего в этом случае, только убегать. Нас может спасти разве что наша машинная команда, надежные механизмы и умелое маневрирование нашего командира. Наша скорость выше, чем у русского линкора, но параллельно ему с некоторым превышением по скорости двигаются два нефтяных эсминца, еще два таких же эсминца видны позади, нагоняющие линкор. А вот эти русские эсминцы очень опасны, если все четверо навалятся на нас, тут и скорость не поможет, вся надежда на наших комендоров. Если им удастся одного-двух остановить, то мы уйдем. В бинокль я разглядел, как поднялись страшные орудия около огромных труб и мачт. Сверкнул залп. Прикованные к месту, мы вслух считаем секунды - 1, 2… 10, 20… Внимание! Падение! Залп лег недолетом всего несколько метров. Из водяной бездны вырвалось фантастическое построение стихии воды, пены и дыма. Несколько мгновений эти фантасмагорические сооружения из
воды стояли на поверхности моря, а наш корабль проходил мимо. Распространился запах ядовитого газа от сгоревшей взрывчатки. Казалось, что он заполнил все пространство вокруг крейсера. Мы мчимся вперед зигзагами, а преследователь по прямой. Вот снова вспыхнул залп. Мой Бог, спасибо тебе, и он пришелся мимо. Сверкнул третий залп. Глухой вой приближающегося ужаса, заключенного в стальном цилиндре мощной взрывчатки. Вода и осколки обрушились на корабль, появились раненые и убитые. Нас взяли в огненное кольцо, еще немного, и перед нами откроются ворота в Валгаллу. Но мы постепенно отрывались, и наше удаление настолько увеличилось, что уже не был виден форштевень русского линкора. Мы стали надеяться, что наш бравый «Бреслау» как-то вывернется из этой смертельной передряги. Все стоят не двигаясь, словно зачарованные, охваченные одним чувством, одной мыслью - не попади, пролети мимо. Летят секунды одна за одной. Прошла минута, а может, две, время для нас просто остановилось. Когда же долетят русские снаряды, чтобы после их падения изменить курс и сбить прицел. Будут ли они нашей гибелью, или выпадет шанс
пожить.
        То, что случилось сейчас, в молниеносном ходе событий, мы не могли толком понять. В крейсер попало сразу два чудовищных снаряда, и один разорвался возле самого борта. Страшный шок. Всех бросило друг на друга. Крейсер вдруг сделал прыжок. Накренился. Хлынула вода в пробоины. Нырнул нос, зарываясь в воду. Все ринулись в пропасть. С ревом и кипящим остервенением ворвались на палубу, мостики, полубак водяные смерчи. Все и вся в воде, а следом звон, треск, грохот, пламя, дым, вырывающиеся из внутренностей крейсера. «Гибель!» - отчаянно сверкнула мысль. Сейчас крейсер пойдет на дно. Но нет, он еще держался на воде и двигался по инерции. Крейсер давал нам последний шанс спасти свои жизни, не затонул сразу, а предоставил некоторое время, чтобы могли спустить оставшиеся целыми шлюпки и плоты, и мы воспользовались этим шансом, конечно, не все, но большинство».
        Это эмоциональное и яркое описание обстрела крейсера «Бреслау» главным калибром линкора «Императрица Мария» я прочитал через десять лет после описываемых событий.
        Крейсер тонул, получив еще два снаряда помимо тех двух. Одно котельное отделение было разрушено полностью, второе затапливалось, и остановить поступление воды не было никакой возможности. Одна турбина разбита, а для второй не было пара. Мы подошли на расстояние мили к горящему и обреченному кораблю, особенно сильный пожар разгорелся позади кормовой трубы, да и между мостиком и первой дымовой трубой тоже хорошо горело. Крейсер начал тонуть кормой, задирая нос все выше и выше. И казалось, что он так и затонет в вертикальном положении, как раздался взрыв в его средней части. Это взорвался один из снарядных погребов, выворачивая наружу обшивку корабля. В эту дыру хлынули новые потоки воды. Корабль начал опускать нос, но заваливается на левый борт, полежав некоторое время на боку, он так же боком, но уже кормой погрузился в морскую пучину. Эсминцы подошли к месту только что разыгравшейся трагедии и начали подбирать оставшийся экипаж из воды.
        - Ваше превосходительство, сегодня нам удалось избавиться от одной занозы, которая так долго досаждала нам, - с радостью в голосе проговорил Вердеревский. - Теперь осталось подловить «Гебен».
        - Я боюсь, дорогой мой Дмитрий Николаевич, что после того, как нам удалось потопить крейсер, на то, чтобы теперь поймать «Гебен», нам остается очень мало шансов. Я даже не знаю, чем мы можем его выманить из пролива, чтобы перехватить и потопить. Послать радиограмму адмиралу Пилкину на «Алмаз»: «Угрозы обстрела германскими кораблями наших войск нет, крейсер благополучно перехвачен и уничтожен. Линкор и эсминцы уходят в Севастополь. «Кагул» и гидрокрейсера оставляю на ваше усмотрение».
        Генерал Юденич, узнав, что опасности обстрела с моря больше нет, отбыл в Батум. Хотя мы уничтожили только крейсер и оставался еще один корабль, гораздо мощнее нами уничтоженного, генерал понял, что турки побоятся выслать его сюда, а вернее всего, сами немцы ни за что не будут рисковать своим кораблем. А это значит, что город в ближайшее время падет, и ему тут делать нечего, надо готовиться к следующему наступлению, но в другом месте.
        Линкор и эсминцы я увел в главную базу, где нас встречал почти весь город. В этот же день получил хвалебные телеграммы от государя и от морского министра.
        IV
        Бои на подступах к Трапезунду продолжались. Теперь расстояние от Батума до линии фронта стало слишком велико, а основными кораблями огненной поддержки Приморской группировки оставались тихоходные канонерские лодки, привлекать которые для обстрела вражеских позиций стало выливаться в проблему. Поэтому командование флота решило перевести их на постоянное базирование в Ризе, пока не будет взят Трапезунд.
        По просьбе командования Кавказской армии усилить Батумский отряд крупным кораблем с тяжелой артиллерией мы выделили броненосец «Пантелеймон». 7 апреля он вышел из Севастополя под прикрытием трех эсминцев и прибыл в Батум 8 апреля.
        Уже утром 10 апреля броненосцы «Ростислав» и «Пантелеймон» подошли к Сюрмене и приняли на борт армейских артиллеристов, которые должны корректировать огонь кораблей. Первым открыл огонь по берегу «Ростислав», а потом к нему присоединился «Пантелеймон». Их охраняли пять эсминцев и два тральщика. Стрельба велась с дистанции одиннадцати кабельтовых. Генерал Ляхов, как только закончилась артподготовка, бросил войска в атаку на турецкие укрепления. Турки, хотя и оказывали яростное сопротивление, были отброшены, их войска понесли ощутимые потери. К ночи броненосцы снова начали обстрел турецких позиций. За этот день наши войска продвинулись на десять верст и теперь находились всего в пяти верстах от Трапезунда.
        Генерал Ляхов планировал возобновить наступление совместно с высадившимися в тылу турецкой обороны двумя пластунскими бригадами через два дня. И вновь его наступление должны поддержать броненосцы, а пластунов - наступающие с запада крейсера и канонерки. Но турки воспользовались предоставленной передышкой и 12 апреля очистили Трапезунд. Вся эта масса войск решила пробиваться по одной-единственной дороге, вместе с войсками уходило и турецкое население. На дороге на Гюмиш-Хана разгорелся ожесточенный бой, три тысячи пластунов Донской бригады сдерживали более пятнадцати тысяч турок. Потеряв несколько тысяч человек, они так и не пробили нормальный коридор, но и через этот проход успело выскочить две-три тысячи турок, пока его вновь не перекрыли. Остальные, побросав все военное имущество, сдались, но были и такие, кто ушел в горы.
        13 апреля депутация греков прибыла к генералу Ляхову и сообщила, что турки город покинули. Так от мирных жителей командующий Приморским отрядом узнал, что Трапезунд пал. Вообще-то можно предположить, что Ляхов сознательно задержал наступление, давая понять туркам, что им надо быстрее сматываться, пока русс-шайтан дают такую возможность. 14 апреля русские войска торжественно вступили в Трапезунд. «Ростислав» и «Пантелеймон» стояли на рейде, присутствуя при этом историческом событии.
        После захвата Трапезунда наступление на приморском фланге Кавказской армии было приостановлено. Штаб фронта решил использовать этот город в качестве своей главной базы снабжения. Но нужно было обеспечить оборону порта с моря и усилить гарнизон для обороны со стороны берега. Для этого в Трапезунд было решено перебросить пехотные дивизии из центра России. Предстояло организовать надежную оборону на подступах к городу.
        Для обороны Трапезунда мы в скором времени перевели туда всю бригаду броненосцев, за исключением «Трех святителей», которые находились в Новороссийске. По опыту предыдущих боев уже было ясно, что этих кораблей хватит для прикрытия города от рейда «Гебена». Да после потопления «Бреслау» было сомнительно, что германский линейный крейсер осмелится выйти из Босфора и так далеко зайти на восток. Флот свою задачу у Трапезунда выполнил, теперь на очереди была плотная блокада турецкого угольного района и болгарского побережья.
        Глава 5. Совещание в Ставке
        Летнее наступление русской армии являлось частью общего стратегического плана Антанты на 1916 год. В марте 1916-го в Шантийи - родовом замке баронов Монмаранси и принцев де Конде герцогов Монмаранси, а теперь Ставке французского главнокомандующего, маршала Жозефа Жоффра - состоялась конференция с участием представителей стран Антанты. Там было решено начать тесное взаимодействие союзных армий на различных театрах войны.
        Наконец-то эти лимонники и лягушатники поняли, что надо воевать сообща, чтобы удар наносился почти одновременно на обоих фронтах, с разницей в сроках не более двух-трех недель. Тогда и толк должен быть в таких наступлениях, противнику будет очень трудно маневрировать резервами. Когда один ломится в дверь, то окно прикрыть будет нечем. Вот так и решили в Шантийи воевать дальше. Но только решили! В рамках этого самого плана англо-французские войска готовили свою операцию на Сомме. И начало наступления на французском фронте было назначено на 1-е июля. Русские должны пойти в наступление на две недели раньше, чтобы оттянуть немцев на себя, давая этим благоприятные условия для наступления союзников.
        Имелось в виду, что русские будут доблестно умирать, отвлекая на себя войска центральных держав, а Англия и Франция смогут, наконец, сделать что-нибудь и на своем фронте. Как и всегда, русский солдат должен был первым в угоду какому-то дяде притянуть на свой фронт стратегические резервы германской армии. Хотя русские предлагали совсем другой план летнего наступления, по которому предлагалось главный удар нанести в сторону Балкан.
        По Болгарии и Австро-Венгрии наносится мощный удар одновременно тремя союзными армиями - русской со стороны Юго-Западного фронта, англо-французской из-под Салоник и итальянской из района Изонцо, в общем направлении на Будапешт. Наше командование считало Болгарию и Австро-Венгрию слабым звеном в коалиции центральных держав, и их разгром должен был поставить Германию в безвыходное положение. В отличие от французского русский план предусматривал также совместные действия Кавказской армии и английских войск против Турции на юге с целью быстрого разгрома ее армии. Несмотря на бесспорное достоинство русского плана, он был отклонен. Англия и Франция усматривали в этом плане стремление России упрочить свои позиции на Балканах и проникнуть в Персию и Ирак, что не входило в расчеты Англии и Франции. Кроме того, французы считали свой фронт самым важным, да и побоялись, что немцы нанесут удар именно там, в направлении Парижа, когда узнают, что с их фронта было снято несколько дивизий и переброшено в Салоники. Франция не соглашалась пойти на какое-либо даже временное его ослабление. Французская Ставка не
приняла предложения русского командования. Пугали англо-французов также трудности, связанные с ведением боевых действий в условиях горной местности, и перспектива снабжения войск по морским коммуникациям, где хозяйничали германские и австро-венгерские подводные лодки.
        Директива ГКТиО совместно со Ставкой главного командования от 24 апреля предписывала осуществить наступление на всех трех фронтах (Северном, Западном и Юго-Западном).
        Соотношение сил, по данным Ставки, складывалось в нашу пользу. Мы имели на всех трех фронтах миллион восемьсот пятьдесят тысяч против миллиона ста двадцати тысяч у наших противников. На конец марта Северный и Западный фронты имели миллион двести восемьдесят тысяч штыков и сабель против шестисот девяноста тысяч у немцев, Юго-Западный фронт имел пятьсот семьдесят тысяч против четырехсот тридцати тысячи у австро-венгров и немцев. Почти двойное превосходство в силах севернее Полесья диктовало и направление главного удара в этом районе. Этот удар должны были нанести войска Западного фронта, а вспомогательные удары - Северный и Юго-Западный фронты. Для увеличения перевеса в силах в апреле - мае производилось доукомплектование частей до штатной численности. Основной удар предполагалось нанести силами Западного фронта, которым командовал генерал Эверт, из района Молодечно на Вильно, Ковно, Ровно.
        В марте тут уже предпринималось наступление, но оно было плохо организовано, да к тому же еще вследствие ранней весны началось быстрое таяние снега, после чего наступила распутица. А какое может быть наступление по непролазной грязи. В атаку быстро не побежишь, сапоги срывало с ног, лошади тоже вязли, артиллерия начала отставать. Наступление пришлось остановить в сорока километрах от Вильно и в ста двадцати от Ковно. Теперь генералу Эверту передавалась большая часть резервов и тяжелой артиллерии, рота бронетачанок и взвод первых бронеходов - это двадцать малых бронеходов и шесть бронеходов. Еще часть резервов выделялась Северному фронту, где командующим был генерал Куропаткин, для вспомогательного удара от Митавы на Либаву и на Шавли. Его должен поддержать на приморском фланге Балтийский флот.
        Генералу Брусилову - командующему Юго-Западным фронтом - предписывалось наступать на Луцк - Ковель и далее на Брест-Литовск, во фланг германской группировки, навстречу главному удару Западного фронта. Директива Ставки предписывала - войскам Западного и Северного фронтов выйти к реке Неман и на ее берегах организовать крепкий фронт от неприятеля.
        Наше командование предполагало, что войска центральных держав на одном из участков русского фронта планируют провести крупную наступательную операцию. Но оказалось, что они и не планировали крупных наступательных операций на русском фронте летом 1916 года. Да при этом австрийское командование и не предполагало, что южнее Полесья русские без значительного усиления свежими войсками предпримут какое-либо большое наступление. Поэтому 17 мая австрийские войска перешли в наступление на Итальянском фронте в районе Трентино и нанесли тяжелое поражение итальянцам. Итальянская армия оказалась на грани катастрофы. В связи с этим Италия обратилась к России с просьбой помочь наступлением армий Юго-Западного фронта, чтобы оттянуть австро-венгерские части с Итальянского фронта. 4 июня Ставка своей директивой назначила на 14 июня наступление вначале Юго-Западного фронта и только потом - 20 -21 июня - Западного фронта. Нанесение главного удара по-прежнему возлагалось на Западный фронт генерала Эверта.
        В середине мая турки также решили перейти в наступление и отбить Трапезунд. Этот приказ от Энвер-паши получила 3-я турецкая армия, уже много раз за последний год битая русскими войсками. Теперь под командованием Вехип-паши ей надлежит во что бы то ни стало вернуть город и порт Трапезунд. Но мы вовремя успели перебросить туда подкрепления и часть флота, так что город превратился в хорошо укрепленный район. Но основные боевые действия этим летом будут разворачиваться на Восточном фронте.
        В конце мая я был вызван в Ставку. С собой я взял начальника оперативного отдела Вердеревского, и нас сопровождали еще трое офицеров и мой новый-старый адъютант Сережа Никишин. Он приехал месяц назад в Севастополь и напросился ко мне на прием. Да, из-за покалеченной руки его списали на берег. После ранения он еще два месяца находился в отпуске по ранению, но рука так нормально и не работала. В январе определили его в один из комитетов по содействию армии, все же бывший боевой морской офицер - лейтенант, награжден Станиславом с мечами, но не выдержал он вдали от моря. Вот и приехал, припомнив, что я ему обещал. А раз обещал, то выправил должность моего адъютанта, все же за тот короткий срок, что был у меня на Балтике, он показал свою распорядительность и преданность.
        До войны Могилев ничем не был замечателен и не выделялся из ряда многочисленных русских губернских городов. Он уютно и живописно расположился на высоком правом берегу Днепра. Протекающий через город Днепр весьма узок и, хотя по нему ходят пароходы, все же не производит сильного впечатления. Две главные улицы параллельными линиями пересекали город и упирались, как водится, в небольшую площадь, на которой находился двухэтажный губернаторский дом, окружной суд и другие государственные учреждения, так сказать, мозг и сердце целой губернии. В городе есть хорошие гостиницы, но все они реквизированы для чинов штаба, и постороннему человеку остановиться негде. В конце площади расположен городской сад, называвшийся «Валом», с широкими тенистыми аллеями и очень красивым видом на Днепр. По праздникам на «Валу» устраивались гулянья. Играл военный оркестр. Аллеи заполнялись празднично разодетой публикой. У входа стояла арка, на которой крупными буквами было написано: «Добро пожаловать», a с обратной стороны: «Вернитесь, погуляйте еще». В будние дни здесь было тихо, торжественно и красиво, но народ был. Парочки
влюбленных или пожилые супружеские пары неторопливо прохаживались по аллеям или сидели на скамейках и о чем-то переговаривались или просто любовались природой. Моя встреча с Николаем II состоялась именно в этом парке. Он сидел на скамейке и, о чем-то задумавшись, смотрел на Днепр. Со стороны это выглядело так, будто человек устал и сел отдохнуть. И какой тут царь-государь, это обычный мужчина в военной шинели. Да сейчас полстраны ходит в шинелях. Но вот только неподалеку от этого места с лавочкой прохаживались казачки, они иногда поглядывали на государя, но основное внимание уделяли окрестностям, чтобы никто не потревожил его. Я остановился в десять шагах от скамейки, на которой сидел император, не желая отвлекать его от дум. Возможно, судьбоносных, а возможно, ничего не значащих для страны, но знаковых для этого человека.
        - Михаил Коронатович, вы что, так и будете там стоять, - через пару минут вывел меня из задумчивости его голос.
        - Извините меня, ваше императорское величество, я не хотел вам помешать. Вы были так сосредоточены на чем-то.
        - Много дел в последнее время прибавилось, и все их надо было переделать. Решил немного передохнуть перед большим заседанием, что состоится вечером. Кстати, вы не забыли, что приглашены на него, именно как командующий флотом. И примите мои искренние поздравления за потопление германского крейсера. На протяжении полутора лет он держал весь Черноморский флот в напряжении.
        - Ваше императорское величество, благодарю вас за поздравления, но что это за победа, когда мы имели подавляющее превосходство.
        - Но не скажите, адмирал, мы и раньше имели преимущество, но вот перехватить его не могли.
        - Да будь в нашем флоте хоть один современный крейсер, вступивший в строй перед войной, германцы не смогли бы так безнаказанно совершать рейды по Черному морю.
        - Все верно, адмирал, мы запоздали с реализацией своей кораблестроительной программы на пару лет. Да и возможности нашей промышленности отстают от таковых в Германии и Англии.
        - Ваше императорское величество, это война началась немного не вовремя, а промышленность справилась бы со своей задачей по постройке новых кораблей для нашего флота, - решил я немного поддержать императора.
        - Да, этой войны мы совсем не желали, особенно в ближайшие пять лет.
        - Еще бы, все народы осуждают войны, и никто их не желает, но почему-то всегда и везде без войн не обходится. Они в нашем мире случаются постоянно, и повод для начала войны всегда выглядит оправданным.
        Император на некоторое время замолчал, что-то обдумывая. Возможно, вспоминал, из-за чего началась эта война или прошедшие войны, и размышлял, можно ли было предотвратить их начало, или примирение невозможно.
        - А вы, адмирал, как добрались? - задал неожиданный вопрос Николай II.
        - Вполне нормально, железнодорожный транспорт работает удовлетворительно, да и поезд наш был литерным. Так что задержек в пути было минимум и по уважительной причине - пропускали эшелоны с войсками, следующие к фронту.
        - Это все заслуга Кригера. Как вы и говорили, что это лучший кандидат на пост министра путей сообщения, так оно и вышло. Он навел порядок на дороге, и не только на железной[2 - При министерстве было создано Главное управление военных сообщений. В его состав входили: Управление путей сообщения с отделами: железнодорожно-эксплуатационным, железнодорожно-строительным, водных, шоссейных и грунтовых дорог, а также отдел воинских перевозок и почтово-телеграфная служба.].
        Даже с тем подвижным составом, что у нас сейчас имеется, все воинские эшелоны проходят по графику, немногие оставшиеся пассажирские поезда и те проходят с минимумом задержек. А перед войной у нас было около двадцати тысяч паровозов и более пятисот тысяч вагонов и платформ разного назначения.
        - Ваше императорское величество, так можно паровозы и вагоны заказать, например, в Америке или даже в Швеции или через нее.
        - Да заказали мы и паровозы, и вагоны с рельсами, но когда это все прибудет в Россию? А нам надо сейчас. В преддверии летнего наступления перевозки возросли, а ни паровозов, ни вагонов не хватает. На некоторых участках по пути к фронту войска совершают пешие передвижения по сто - двести верст. Так надо, кроме всего прочего, переправить огромное количество военных припасов, это еще хорошо, что кое-где нас выручают реки. Я не знаю отчего, но в первый год войны мы мало привлекали к перевозкам речной транспорт, а теперь он используется интенсивнее, и это в какой-то мере восполняет нехватку железнодорожного транспорта. После войны надо будет обустраивать шоссейные дороги и прокладывать новые железные дороги, чтобы в будущем такое не повторялось.
        - Ваше императорское величество, так одних дорог будет мало, надо развивать автомобильное строительство, и в огромных масштабах.
        - Это все так. Россия огромная страна, с ее большими расстояниями, пожалуй, и ста тысяч машин будет мало.
        - Я полагаю, и миллиона не хватит.
        - Может случиться, что и вправду понадобится миллион, но мне кажется, что это слишком много.
        - Поверьте мне, ваше императорское величество, что и миллиона будет маловато для такой страны, как Россия.
        - Михаил Коронатович, мы с вами немного увлеклись, нам еще надо войну закончить. Вы как-то говорили мне, что назовете тот участок фронта, где мы в ходе одной крупной наступательной операции одержим убедительную победу над противником. И это может оказаться переломным моментом в войне. Я чувствую, что такой момент настал, и в этом году мы должны переломить ход войны. Так где нам нанести решающий удар, чтобы противник понес самые ощутимые и невосполнимые потери?
        - Ваше императорское величество, главный удар должен наносить Юго-Западный фронт генерала Брусилова. Во-первых, в войсках Австро-Венгрии много разного люда, в том числе и славян. Эти германские войска в большинстве состоят из немцев, хотя и там есть всякий народ. Но вот австрийская армия такой однородной массы не имеет, так что их солдаты значительно уступают в стойкости солдатам германской армии. Во-вторых, они не ожидают нашего наступления, зная, что войск у генерала Брусилова для крупного наступления нет. Разница в сто тысяч - это еще не перевес в войсках на их фронте. Потому-то они и ударили сейчас по итальянцам, что не ждут нашего удара. У меня есть еще один совет. Я не знаю, как вы к этому отнесетесь, ваше императорское величество, но надо уже сейчас договориться с нашими союзниками по окончании войны Австро-Венгрию разделить на несколько государств. Не на два, а на четыре-пять. Этим мы создадим перед своими границами что-то вроде буферной зоны. В наш плен попадает много солдат разных народностей, есть среди них и словаки, чехи, хорваты и другие народности Закарпатья. Много славянских
народностей. Я предлагаю начать проводить среди них агитацию, чтобы они добровольно вступали в наши вооруженные силы. А мы после войны поспособствуем им в создании собственных независимых государств, например таких: Чехия, Словакия, Хорватия, Венгрия, какая-нибудь Закарпатия или Гуцулия - они сами потом придумают название собственной страны. Но для начала им надо завоевать право на свою страну, воюя на нашей стороне.
        Недавно мой адъютант рассказал мне такую историю про чехов. Он у меня после ранения почти полгода на берегу провел и, будучи в одном из комитетов по содействию армии, как-то встречался с одним их офицером, попавшим в плен в прошлом году. Вот и разговорились, так как он неплохо говорил по-русски.
        Жил он до войны под Прагой, и стукнуло ему восемнадцать как раз в 1914-м. Телосложением вышел как гренадер, потому и попал в элитную часть. Год учились в Альпах осликов через пропасти на веревках переправлять, видите ли, их готовили для наступления в Италии. А тут наши начали в Галиции наступление, вот их вместо Италии спешным порядком послали на наш фронт. Хотя австрийцы и предполагали, что чехи не горят желанием сражаться с русскими, но других частей в тот момент просто не было. Присвоили звание «кейне официре», или, по-нашему, прапорщик, дали в командование взвод в одном из полков, сформированном где-то в Моравии и состоящем в большинстве из чехов, да направили на фронт. Эшелон, на котором они ехали, на одной из железнодорожных станций неосторожно поставили рядом с поездом венгерского пехотного полка. И вот они что-то не поделили меж собой, началась словесная перепалка. И так, слово за слово, уже через пятнадцать минут началась стрельба, еще через полчаса развернули пушки, и понеслась душа в рай. Когда спустя два часа пришел немецкий полк их разнимать, от станции мало что осталось. Были убитые
и много раненых, даже немцам немного перепало, чтобы не лезли в разборки. После того как они все же попали на наш фронт, то не горели желанием воевать. Как-то, когда немцы сидели в обороне перед русскими позициями, им стало известно, что завтра русские пойдут в наступление, собралось офицерское собрание полка и постановило: «Закопать ружья в землю, чтобы русские не подумали, что мы будем защищаться», и почти в полном составе сдались. Вот так он оказался в плену. Здесь ему предлагали пойти в формируемые подразделения чехов, но он не захотел, парню всего двадцатый год пошел, но и в лагерь его не послали, а просто отпустили под надзор полиции. Теперь спокойно живет, работает, даже жениться собирается.
        Я не знал, что еще 4 августа 1914 года, а это сразу после начала войны, чехи обратились к русскому правительству с предложением о создании Чехословацкого легиона в составе русской армии. Они говорили: «Чехи, дети общей славянской матери, удивительным образом выжившие как часовые на Западе, обращаются к тебе, Великий Суверен, с горячей надеждой и требованием восстановления независимого Чешского королевства, чтобы дать возможность славе короны Святого Вацлава сиять в лучах великой и могущественной династии Романовых». Были созданы специальные воинские подразделения, в которые вначале входили только чехи, жившие в России, а затем и военнопленные австро-венгерской армии. Сазонов обещал: «Если Бог даст решающую победу русскому оружию, восстановление полностью независимого Чешского королевства будет совпадать с намерениями русского правительства», и к этому моменту в рядах русской армии сражалось несколько тысяч чехов, а потом и словаков, в так называемой «Чешской дружине», сформированной еще в конце четырнадцатого года. Впоследствии она послужила ядром для создания чехословацкого корпуса, в котором
было более сорока тысяч солдат.
        У меня есть предложение уже сейчас поддержать стремление некоторых народов, проживающих на землях, подвластных Австро-Венгрии и Германии, в обретении независимости. Как только наши войска вступят в пределы Австро-Венгрии, сразу объявить о создании таких государств. Это будет наш политический ход. Что он нам принесет, я не знаю, но какое-то брожение у населения по ту сторону фронта вызовет. И начнем с Буковины и Галиции, они первые лежат на пути к Вене и Будапешту. Также можно и самой Венгрии предложить стать самостоятельным государством. И надо что-то делать с Польшей. Это еще тот гадючник, и я предлагаю избавиться от него предоставлением независимости или хотя бы объявить об этом. Это также внесет разброд в тех поляков, которые сражаются на той стороне. Ваше императорское величество, не сочтите меня навязчивым за то, что все время даю советы. Но я дал бы еще один совет. Наши войска освободили большую часть Западной Армении, в рядах наших войск сражается немало добровольцев-армян, и многие из них - это не только подданные империи, но и жители Западной Армении, и даже армяне, приехавшие из других
стран. Я знаю, что есть мнения после войны включить эти земли в состав Российской империи. Мотивируют это тем, что армяне, как и мы, православного вероисповедания. В начале войны, после того как мы вступили на турецкую территорию, где в основном проживают армяне и греки, армяне, годами притесняемые и уничтожаемые турками, включились в вооруженную борьбу с ними. Теперь совместно с нашими войсками готовы и дальше нам помогать, надеясь после войны на освобожденных нами землях воссоздать свое государство. Но до них дошли слухи, что русское правительство не собирается предоставить им такое право. После этого они уже не с таким воодушевлением поступают в добровольные отряды, зная, что могут не получить того, о чем мечтали несколько веков, и выбирают меньшее из зол, сражаясь на нашей стороне, так как наше поражение обернется их полным уничтожением как народа. Вот я и предлагаю уже в ближайшее время, да хотя бы на следующий месяц, предоставить им шанс создания своего государства на территории наиболее многочисленного их проживания. Это земли от границ нашей империи до окрестностей озера Ван и междуречья Тигра
и Евфрата на юге и Эрзерума и Эрзинджана на севере. Можно даже предоставить им выход в Черное море, я думаю, даже нужно, чтобы у них был этот выход к морю, позволяющий торговать, и не только с нами. Побережье до Орду включить в состав империи, а все, что южнее, передать западным армянам. И как только это мы объявим, добровольцев будет гораздо больше, так как армяне поймут, что теперь освобождают свою страну, и туркам после этого мало не покажется. Те и так уже поняли, что армянские добровольцы воевать умеют, а после этого они еще с удвоенной силой начнут сражаться с турками, мстя тем за их варварства, которые они учинили за эти два года с армянским народом. А без помощи России им никак свою независимость не удержать. А по окончании войны, если они захотят войти в состав Российской империи и воссоединиться с остальным своим народом, милости просим. Если нет, то будут верными и благодарными союзниками.
        Николай II молчал несколько минут, видимо, переваривал услышанное. Я также молчал, чтобы дать царю принять решение.
        - Вы, думаете, это будет самый лучший выход для России?
        - Да, это самый лучший способ, и в будущем мы избавимся от головной боли, что нам делать с этими приобретениями, когда там начнутся всякого рода недовольства, вплоть до вооруженного сопротивления.
        - А согласятся ли наши союзники, чтобы в Европе и Азии появилось еще несколько государств, зная, что там будет наше сильное влияние?
        - Да еще как согласятся, лишь бы избавиться от такого опасного конкурента на мировой арене, как Германия. Они постараются ее еще и расчленить, не говоря об Австро-Венгрии и Турции с Болгарией. Да и нас хотели бы видеть раздробленными на множество маленьких княжеств, но пока их заботит только одно - раздавить и унизить в первую очередь Германию, потом Австро-Венгрию. А вот когда с этими противниками будет покончено, они и с нами постараются то же самое сотворить. Потому я и предлагаю окружить себя дружественными странами, чтобы у нас не было прямых границ со странами, жаждущими нашего ослабления и даже полного уничтожения как державы. После нашей победы, в чем я не сомневаюсь, предлагаю Пруссию также упразднить, а там уж как получится.
        - Хорошо, этот вопрос мы в самое ближайшее время обсудим на ГКТиО.
        - Я вот еще что думаю: это предложение по новым государствам надо в общих чертах, но не вдаваясь в подробности обговорить с нашими союзниками, и чтобы они поспешили в последующем с признанием новообразованных стран.
        - Но это на будущее. А что вы посоветуете предпринять, чтобы это все воплотить в жизнь?
        - Для начала надо подбросить Брусилову сто пятьдесят - двести тысяч для более успешного наступления.
        - А почему главный удар не нанести Западным фронтом, например на Вильно - Ковно?
        - Можно и там, но тогда надо поменять командующего на более решительного генерала.
        - Я полагаю, что Эверт как раз такой генерал, решительный и вполне компетентный в вопросах стратегии.
        - Да, он в стратегии разбирается хорошо, но вот после прошлогодних боев стал очень осторожным, и проявлять решительные действия постарается избегать. Что и подтвердилось при весеннем наступлении, и не надо все списывать на резкое потепление и таяние снега. Хотя это тоже повлияло.
        - Кто, по-вашему, может возглавить Западный фронт?
        - У меня две кандидатуры: это генерал Алексей Максимович Каледин или Дмитрий Григорьевич Щербачев.
        - Генерал Каледин? Он же у нас кавалерист, только в этом году утвержден на должность начальника 8-й армии и до этого армиями в боевой обстановке не командовал. А тут сразу выдвинуть в командующего фронтом - может не потянуть. Относительно Щербачева мы посоветуемся… Хотя решение о смене командующего надо принять быстро, чтобы он успел ознакомиться с обстановкой на новом месте, что за войска стоят перед ним, чем он располагает. До начала наступательной операции осталось две недели, и на смену командующего фронтом может не согласиться начальник штаба Ставки, генерал Алексеев.
        - Так его надо будет в этом убедить. И не только в необходимости смены командующего Западным, но также и Северным фронтом. Я сразу выскажусь, предвидя ваш вопрос, - чем это плох генерал Куропаткин? Не надо во второй раз вверять ему фронт, у многих после его неудач во время Русско-японской войны осталось неискоренимое мнение о его неспособности командовать войсками. Крупнее корпуса он не потянет, а самое лучшее для него место - это пост генерал-губернатора где-нибудь в центре России. А его можно заменить генерал-лейтенантом Абрамом Михайловичем Драгомировым или генерал-лейтенантом Василием Иосифовичем Гурко.
        - Что, Михаил Коронатович, вас опять посетили видения или вы просто решили высказать собственное мнение по поводу командующих фронтами? Вы не сомневаетесь, что генерал Брусилов именно тот командующий, который принесет нам ту самую долгожданную победу, о которой вы говорили десять месяцев назад?
        - Ваше императорское величество, не в одном командующем Юго-Западным фронтом все дело, а в умении его генералов и офицеров управлять своими подчиненными и доводить поставленную задачу до конца. Да, его фронт принесет эту такую долгожданную для России победу. Пока не окончательную победу в этой кровопролитной войне. Но эта победа ее приблизит.
        - Адмирал, вот тут мы с вами обсуждаем предстоящее наступление, и, как вы утверждаете, оно будет успешным именно на Юго-Западном фронте. А как идет подготовка к захвату Босфора и когда вы планируете эту операцию провести? Какие у вас видения по этому поводу? Сможете предсказать, как будет происходить захват проливов? Нам будет сопутствовать в этом предприятии удача? Или мы потерпим неудачу так же, как наши союзники?
        - Как вам на это ответить… Это будет зависеть от многих факторов. Флот готов к выполнению поставленной задачи. Осенью должны вступить в строй несколько специально построенных десантных кораблей, которые смогут выгружать войска прямо на берег. Еще нам нужно иметь хотя бы полноценный корпус умелых и обстрелянных солдат, которые будут первыми высаживаться под огнем на вражеский берег и захватывать плацдарм. Кроме того, я предлагаю провести генеральную репетицию по высадке на занятый противником берег.
        - Так ваш флот уже имеет опыт высадки десантов на вражеский берег. С февраля по апрель сколько было высажено таких десантов по просьбе Кавказской армии? На наше имя от командующего армией Юденича не раз приходили благодарности на действия вашего флота в этих предприятиях. Великий князь также хвалебно отзывался, а вы говорите - репетиция. Где вы хотите провести такую репетицию? И когда?
        - Ваше императорское величество, это должно пока оставаться тайной. И до начала этой операции не следует никому ее раскрывать. Я планирую захватить Синоп, устроить там базу флота. Этот город расположен почти в центре турецкого побережья, на полуострове, его будет легко защищать. Там есть удобная бухта для базирования кораблей. А еще эта операция будет иметь немалое политическое значение. Где-то в районе Синопа находится лагерь с пленными солдатами наших союзников. Если мы его захватим и освободим пленных, то получим признательность не столько от их правительств, сколько от самих освобожденных. А это много будет значить для нас в последующем. Мы планируем провести эту операцию в середине лета или после завершения наступательной операции наших войск против германских и австро-венгерских войск.
        Вечером в городском суде, а не губернском доме проходил большой военный совет, где присутствовали командующие и некоторые начальники штабов фронтов и обоих флотов, члены ГКТиО, некоторые председатели и начальники военно-технических комитетов. Здание суда оказалось самым подходящим для этой цели из-за большой вместительности. На этом совете обсуждались планы действий на весь год, и в первую очередь предстоящего наступления в рамках общего удара войск Антанты по войскам центральных держав. Перед началом заседания мне удалось переговорить с командующим Балтфлотом адмиралом Каниным.
        - Поздравляю вас с адмиралом, Василий Александрович.
        - Спасибо, Михаил Коронатович.
        Мы пожали друг другу руки, хотя тут это не принято. Я был искренне рад за Канина. В этом мире адмирал не отсиживался за минно-артиллерийскими позициями и не вел себя пассивно, как в моем мире, за что и был снят с этой должности. В этом была и моя заслуга. После того как мне удалось три раза выйти победителем при встрече с германскими кораблями, у Канина прошел синдром боязни кайзеровского флота, он понял, что его можно бить, но только с умом. Не лезть в генеральное сражение, а действовать с наскока - ударил-убежал.
        - Я слышал, что ты все же перехватил и уничтожил немецкий крейсер.
        - Василий Александрович, хоть вы не хвалите меня, ведь отлично понимаете, что я почти всем флотом загонял какой-то вшивый крейсер. И не утопи его моя группа и сумей он удрать, так его у пролива ждал вице-адмирал Новицкий на «Екатерине Великой» с крейсером и эсминцами, а мы так и гнали бы его до самого Босфора. И никуда бы он от нас не делся. Так что эта самая победа мне радости никакой не доставила. Вот если бы вместо «Бреслау» был «Гебен», тогда какое-то удовлетворение я получил бы после его потопления. Сейчас мой флот напоминает кошку, которая сидит перед норкой и ждет, когда мышка оттуда выскочит. Как я скучаю по Балтике. По своей оперативной группе. Там было с кем сцепиться, и от кого побегать тоже было.
        - Какой ты стал неуемный, так и норовишь с кем-то сцепиться, нет чтобы просто взять и в относительном спокойствии покомандовать флотом, применить свои тактические и технические новинки. Чего так добивался на Балтике, доводя меня до… скажу помягче: неудовольствия своими действиями и разными просьбами, хотя сейчас я понимаю, что ты был прав.
        - Василий Александрович, расскажите мне, что нового у вас произошло после возобновления боевых действий на море.
        - Первое, что я скажу, - начал Канин с хитрой улыбкой на лице, - «Сапсан» вступил в строй и сейчас находится в составе оперативной группы контр-адмирала Трухачева.
        - «Сапсан»! А это что за птица на нашем флоте объявилась? Что, германский крейсер ввели в строй? А, я понял… «Орлица», теперь вот «Сапсан» - это гидрокрейсер.
        - Догадливый ты, адмирал. Да, это гидрокрейсер, вполне быстроходный и так неплохо вооружен, что даже за себя постоять может. Хотя ты и сам о его достоинствах знаешь, приложив руку к его перестройке. Быстроходный крейсер Трухачев тоже получит. На Балтийском заводе недели через две-три заканчивается ремонт и перевооружение бывшего «Грауденца» - теперь будет «Рига». Отремонтирован и вступил в строй один эсминец, поднятый еще по осени вместе с крейсером. Вот он отправился в минную дивизию к Колчаку. Не поверишь, но наши судостроители обещали даже «Светлану» через пару месяцев сдать в казну.
        - Вот это уже кое-что! Когда оперативная группа получит два крейсера, они немало дел могут натворить на Балтике. Жаль, что на Черном море в этом году мы так и не получим долгожданного быстроходного крейсера.
        - Похоже что ты, адмирал, не знаешь, что Трухачев всего три дня назад отличился.
        И адмирал Канин пересказал мне подробности этого рейда.
        - Это был уже второй боевой выход оперативной группы после возобновления боевых действий. Первый раз он ходил на прикрытие минных постановок в районе островов Борнхольм и Рюген. Мины выставили незаметно, и противник узнал о них только тогда, когда в этих местах потерял три судна. Во второй раз Трухачев направился с оперативной группой в рейд к берегам Германии пять дней назад. Проходя между Готландом и Швецией, на подходе к острову Эланд он выслал два гидроплана с «Сапсана» на разведку. Решил проверить боевые возможности нового корабля, это был первый выход «Сапсана» в составе отряда. Вскоре на подходе к проливу Кальмарсунд, на удалении пятидесяти миль к югу от отряда, гидропланы обнаружили караван транспортных судов в количестве пятнадцати пароходов. Трухачев правильно посчитал, что корабли намерены пройти между материком и островом, находясь непосредственно в территориальных водах Швеции. А это значит, что почти на протяжении восьмидесяти миль пути опасность быть атакованными падает до нуля. Трухачев решил встретить караван на выходе из пролива.
        Он повел свой отряд пятнадцатиузловым ходом на юг, восточнее острова, держась подальше от берега, чтобы остаться незамеченным. Через девять часов Трухачев вновь послал на разведку гидросамолеты, и те обнаружили в проливе стоящие на якоре транспорты в десяти милях от выхода. По-видимому, они решили подождать наступления ночи, которая уже не за горами, и под покровом темноты дойти до побережья Германии или же ожидали вооруженный эскорт. Входить в территориальные воды суверенного государства было категорически запрещено, чтобы не портить и так натянутые дипломатические отношения со Швецией. Да и тянуть время в ожидании, когда это еще корабли надумают выйти из пролива, Трухачев также не хотел. И что за эскорт эти транспорты дожидаются? Ладно, если там будут только сторожевые суда, рассчитанные охранять караван от подводных лодок. А вдруг там будут и крейсера и эсминцы, тут расклад совсем другой.
        После того как на море опустилась ночь, Трухачев вплотную подошел к проливу, чтобы в темноте не упустить караван. Вскоре ему доложили, что по данным радиоразведки к югу от пролива начали работу несколько корабельных радиостанций, да и в самом проливе активизировались радиопереговоры между кораблями каравана. Это значит, что эскорт у каравана будет, вот только какой по составу? Если будут эсминцы, то можно и торпеду в борт получить в темноте, а это может закончиться большими неприятностями, если его корабли находятся всего в сотне миль от вражеского побережья. Но он все равно пошел на риск и вклинился между эскортом и выходившими из пролива транспортами. Когда в ночи вспыхнули боевые прожектора и высветили головные суда каравана, пять эсминцев, и все типа «Новик», открыли по ним орудийный огонь, а командовал ими капитан первого ранга Вилькен.
        - Кто? Павел Викторович?
        - Да, он. И уже капитан первого ранга, и командует первым отрядом эсминцев. Так вот, после того как эсминцы открыли огонь по транспортам, их также поддерживали «Олег» и «Богатырь». Когда суда, спасаясь от расстрела, стали поворачивать на обратный курс, чтобы скрыться в территориальных водах Швеции, то сбились в кучу. Вот тут-то все эсминцы по команде Вилькена выпустили свои торпеды - ночь озарилась взрывами торпед. А с юга подходили германский крейсер с двумя миноносцами, в сопровождении трех патрульных кораблей (бывшие рыболовные суда). Их встретил «Петропавловск» со второй парой крейсеров и четверкой эсминцев из дивизиона Шевелева. Крейсеру и одному из миноносцев посчастливилось затеряться в ночи. Итак, противник потерял девять транспортов, один миноносец и три патрульных корабля.
        - Молодец Петр Львович, я искренне поздравляю его с этой победой. Вот почему мне так хочется обратно на Балтику. А как решили поступать с остальными кораблями, что еще лежат на дне Рижского залива?
        - Что тут решать-то. Постараемся поднять более новые и менее поврежденные корабли, чтобы быстрее можно было их восстановить. И в первую очередь, как только залив очистился ото льда, уже начались подготовительные работы по подъему еще одного крейсера. Следом на очереди у нас пара больших миноносцев. Возможно, что-то из мелочи.
        - А «Нассау»?
        - Им займемся позже.
        - Отчего же так?
        - Большие затраты на подъем и ремонт. А время поджимает. Но его обязательно поднимем.
        - Желательно бы этим летом поднять орудийную башню с «Полтавы», да и с германских броненосцев не помешало бы поднять несколько штук. Можно даже башни промежуточного калибра поднять. Пригодятся.
        - Башню с «Полтавы» уже подняли. После разборки и ремонта ее подготовят к транспортировке на Черное море.
        - Насчет башни. У меня было предложение установить эту башню на береговой батарее полуострова Церель.
        - Этот вариант мы обсуждали и после всех расчетов решили, что трехорудийные башенные установки на береговой батарее это избыточная огневая мощность, да и экономически невыгодно. А вот двухорудийные - в самый раз. Но этим мы займемся после войны. А сейчас на полуострове идут работы по установке четырех одноорудийных станков под новые двенадцатидюймовые орудия.
        - После войны так после войны, но обязательно чтобы на полуострове береговая батарея была башенной.
        - Не сразу, но будет. Сам понимаешь, что после такой войны денег на все взять будет неоткуда. Тут на днях в Николаев был отправлен очередной эшелон с механизмами от «Полтавы». И это уже пятый.
        - То, что два эшелона на судоверфь прибыли, мне докладывали. А вот остальные, значит, еще где-то в пути. Ну что же, это неплохо, сократится время достройки «Николая I». Василий Александрович, вы ничего не упомянули о том, как проходит перестройка «Океана» в авианосец?
        - А что тут говорить, Михаил Коронатович. Там работы хватит еще на пару лет. В этом году точно его не перестроят. А на будущий год я загадывать не стану, это ты у нас оракул, и должен знать, войдет он в строй на будущий год или нет.
        - Вот если бы я был там, в Петрограде, то сказал бы, когда он войдет, и даже помог бы в этом, но я сейчас далеко от Петрограда. Похоже, Россия опять профукает очередное первенство и не закрепит за собой привилегию называться первооткрывателями в постройке авианосцев.
        Но тут наш разговор прервали приглашением в зал, где собирается для заседания большой военный совет.
        Зал был среднего размера, в мирное время во время судебных разбирательств тут, наверное, могло присутствовать максимум человек сто. Сейчас посреди зала выставили с десяток столов, и это построение формой напоминало букву П. Во главе стола сидели: Николай II в центре, справа от него генерал Алексеев, слева граф Владимир Борисович Фредерикс, министр императорского двора.
        «А он-то тут какого х… делает», - подумал я. В военном деле он ни хрена не смыслит. Николай чудит, призвав его на совет, или он тут как секретарь или будет председателем совета - спикером? Хорошо, пока его пропустим. Дальше за главным столом находились: военный министр генерал Дмитрий Савельевич Шуваев. Он сидел рядом с генералом Алексеевым. Премьер-министр князь Львов расположился рядом с графом Фредериксом. За следующим столом, что стоял с правой стороны от главного, сидели министр внутренних дел Маклаков, морской министр адмирал Григорович и начальник МГШ адмирал Русин. Министр вооружения генерал-лейтенант Алексей Владимирович Шварц. Дальше по этой же стороне расположились командующие фронтов и мы с адмиралом Каниным. И еще несколько военачальников. За другим столом, напротив, что стоял с левой стороны, министр иностранных дел Сазонов. Министр финансов Петр Барк. Министр путей сообщений господин Кригер-Войновский. В этом же ряду сидели другие государственные мужи, Александр Николаевич Наумов, министр земледелия и продовольствия, князь Всеволод Николаевич Шаховской, министр торговли и
промышленности. Всего присутствующих было человек тридцать, как мне показалось на первый взгляд.
        Похоже, тут почти весь кабинет министров собрался, глядя на всех этих людей, подумал я. И больше половины из них - члены ГКТиО. Среди присутствующих я не увидел командующего Северным фронтом Куропаткина, но присутствовал и генерал Гурко, которого я и рекомендовал государю на пост командующего Северным фронтом. А в каком качестве он сегодня тут, я пока не знаю.
        Вот из-за стола поднялся Николай II, и в зале наступила тишина.
        - Господа министры, военачальники и председатели комитетов, сегодня мы собрались тут для принятия нескольких важных решений. Первое - это предстоящее наше наступление, оно являлось частью общего стратегического плана на этот год. Второе - что нужно предпринять для того, чтобы оно принесло нам победу.
        Итак, на этом совещании решались стратегические вопросы по организации и обеспечению всем необходимым армии, которой начиная с этого года предстоит только наступать, а не пятиться. Первым выступал генерал Шварц, ему, как министру вооружения, предоставили возможность отчитаться за проделанную его министерством работу. Что и в каком количестве было произведено за неполные пять месяцев этого года. Из доклада стало ясно, что армии катастрофически не хватает винтовок, пулеметов, причем дефицит тех и других очень велик.
        - Винтовок нам не хватает около четырех миллионов, пулеметов сорок пять тысяч. За пять минувших месяцев на наших заводах выпущено восемьсот тысяч винтовок и около трех тысяч пулеметов, из-за границы мы получили еще почти пятьсот сорок тысяч винтовок и более пяти тысяч пулеметов. Кроме того, было отремонтировано сто семьдесят тысяч винтовок и полторы тысячи пулеметов. Патронов к ним наши заводы изготовили почти один миллиард, из-за границы получено еще более трехсот пятидесяти миллионов. Авиационные заводы произвели восемьсот пятьдесят самолетов разного типа, из них двадцать три воздушных корабля Сикорского. На Путиловском заводе собрано тридцать восемь бронетачанок и одиннадцать бронеходов конструктора Пороховщикова, еще пять бронетачанок и один бронеход собран в Нижнем Новгороде на Сормове. Налаживается производство этих машин на Металлическом заводе Петрограда, в Москве, Киеве, Николаеве. На Путиловском собрали три тяжелых бронехода конструкции инженера Менделеева. К первому июля мы должны получить еще порядка сорока бронетачанок, десять - двенадцать бронеходов и три-пять машин Менделеева.
        - Танка! - непроизвольно вырвалось у меня.
        - Что вы сказали, адмирал? - спросил генерал Шварц.
        - Я предлагаю, для секретности конечно, назвать эти машины «танками». «Танк» в переводе с английского «бак», а по виду они и в самом деле немного похожи на бак. Предположим, противник перехватит наше донесение, в котором, например, говорится, что «в войска генерала Эверта направляются пять больших баков для воды и десять малых». Что подумает противник?
        В зале послышались смешки.
        - Ну что ж. Танк так танк, пусть будет так, - проговорил генерал Шварц и продолжил: - Также мы получили шестьдесят один бронированный автомобиль и шесть бронепоездов. От промышленности поступило четыре тысячи девятьсот пятьдесят новых и две тысячи отремонтированных орудий, а к ним пятнадцать миллионов снарядов.
        Потом Шварц перечислял, сколько и чего мы получим в ближайшие два месяца. Какие еще новинки поступят в нашу армию. Упомянул, что промышленность сдала армии первую тысячу автоматических винтовок Федорова и сотню ручных пулеметов его же конструкции. Триста самозарядных штурмовых карабинов и сто штук штурмовых автоматов Коровина - Токарева. Приступили к производству минометов полковника Мигура, и первые сто штук уже получены от промышленности. Миномет Мигуры во всех отношениях по мобильности превосходит используемые в данный момент бомбометы. Он легче и проще в обращении, и главное, что намного превосходит по скорострельности своих предшественников. И напоследок Шварц поведал, чего и сколько мы получим из-за бугра.
        Если, конечно, все это получим, но можем и не получить или получить, например, через год, проскочила у меня мысль.
        Следующим выступал князь Шаховской, он рассказывал о том, как идет снабжение армии всем остальным, без чего солдат не солдат, начиная от портянок и обмоток и заканчивая полушубками. Сколько добыли угля и нефти, произвели чугуна и стали. Выступали и другие министры, приводили цифры и графики, чего, сколько и когда мы получим, начиная от гвоздя и до линкора, от продовольствия до медицинской помощи раненым. И каким способом все, нужное для ведения боевых действий, без потерь и задержек доставить к линии фронта. Петр Барк поведал, во что это все выльется для российского бюджета - опять придется брать кредиты у наших заграничных друзей. Сазонов рассказал о политических взглядах на эту войну в мире. Потом высказался о том, что союзники все настойчивее, начиная еще с четырнадцатого года, просят Россию послать во Францию на их Западный фронт четыреста тысяч солдат. А также предоставить наших рабочих для выполнения военных заказов, в том числе и наших, так как у них рабочих рук не хватает.
        - Французская военная промышленность из-за нехватки рабочей силы оказалась в столь тяжелом положении, что для работы на заводах пришлось возвращать солдат с фронта. Французские промышленники готовы были принять даже русских неквалифицированных рабочих, лишь бы только они приехали. Посылка этих людей явилась бы своего рода компенсацией за те услуги, которые оказала и собирается оказать нам Франция в отношении снабжения нас всякого рода материальной частью. Поскольку на французских заводах не хватало рабочих рук, а количество заказов постоянно возрастало (в том числе и из России), в полном объеме выполнить их нет возможности.
        Царь на эту реплику ответил следующее:
        - Мы сами испытываем великую нужду в солдатах и рабочих тоже, так еще куда-то посылать людей не намерены. Мы и так отправили одну пехотную бригаду во Францию, формируется еще одна, и больше я ни одного солдата или рабочего не дам.
        А у меня появилась идея, надо будет ее высказать государю наедине. «А что, если во Францию сплавить всех тех, кто как-то связан с большевиками, эсерами и им подобными. Вот пусть французы получат этот геморрой, может, им удастся кое-кого излечить, то хвала им за это. Если нет, зато мы можем избавиться на какое-то время от нескольких тысяч потенциальных агитаторов». Последним выступал как раз министр МВД Маклаков, он рассказал о ситуации в стране, о настроениях в массах, о забастовках, которых еще не так много, о пьяных погромах, о поимках дезертиров, ну и дальше в том же духе. Как я понял из сегодняшнего заседания, обстановка в стране в целом была еще благоприятная, и большинство народа верило в победу русского оружия.

* * *
        После общего заседания в здании суда Николай II собрал у себя уже настоящий военный совет. Здесь обсуждался план действия нашей армии и флота на ближайшие полгода.
        - Итак, господа генералы и адмиралы, сейчас нам надо окончательно решить, где и какими силами провести наступление, которое должно состояться по стратегическому плану, принятому членами союзных держав. Мы совместно с союзниками должны нанести мощный удар по войскам центральных держав. Хотя мы предоставили нашим союзникам на обсуждение вполне выполнимый свой план совместного наступления. Он заключался в том, чтобы в первую очередь вывести из войны Австро-Венгрию сосредоточенным ударом по ней. Если выбьем Австрию, тогда и Болгария выйдет из войны. А следом и Турция, так как прекратится сообщение с Германией. Но союзники не поддержали наш план. Они намерены проводить свое наступление на Германию со стороны французской территории, и нам предлагают начать боевые действия на Восточном фронте в первую очередь против германских войск. По этому плану мы должны через две недели первыми начать это наступление. Но сложилась тяжелая обстановка на Итальянском фронте, где австрийцы проводят свое наступление. Италия обратилась к нам с просьбой отвлечь некоторые количество австрийских войск на себя демонстрацией
наступления силами Юго-Западного фронта. И сделать это они просят в самое ближайшее время, иначе не смогут удержать свой фронт. А это может плачевно для них закончиться, и для всех остальных в том числе. Сейчас генерал Алексеев доложит нам о положении на фронтах и состоянии войск.
        Начальник штаба генерал Алексеев минут сорок объяснял нам расстановку сил на фронте. Кто сколько имеет войск, и чем они обеспечены, какие есть резервы. Какими силами располагает противник, по данным штаба.
        От Виндавы, курляндское побережье, до Доблена стоит сильная 8-я армия Отто фон Белова против 12-й и 5-й армий. На Митавском направлении в сторону Риги армейская группа Шольца стоит против 1-й армии. На Виленском направлении 10-я армия Эйхгорна расположилась напротив 2-й и 4-й армий. 12-я армия Галльвица против нашей 10-й армии. Все эти силы составляли «группу войск Гинденбурга». Против нашей 3-й армии у Барановичей находилась «группа войск Леопольда Баварского» в составе 9-й армии самого принца и армейской группы Войерша. «Группа войск Леопольда Баварского» подчинена фельдмаршалу Гинденбургу, получившему титул «главнокомандующего на Востоке».
        В Полесье находится так называемая «группа войск Линзингена» в составе: армейская группа Гронау - против нашей 3-й армии на Припяти. А все остальные силы этой группы - против нашей 8-й армии. А это австро-венгерский конный корпус Гауэра, отдельный сводный австро-венгерский корпус Фата и 4-я австро-венгерская армия эрцгерцога Иосифа Фердинанда. В Галиции «группа войск Бем-Ермолли» - это 1-я австро-венгерская армия генерала Пухалло и 2-я самого Бем-Ермолли - против нашей 11-й армии. Южная германская армия графа Бот-мера - против нашей 7-й армии и 7-я австро-венгерская армия Пфланцер-Балтина - против нашей 9-й армии. Войска Линзингена и Бем-Ермолли, которые находятся против нашего Юго-Западного фронта, подчиняются австро-венгерской главной квартире (эрцгерцог Фридрих, фельдмаршал Конрад). Всего к северу от Припяти мы собрали для решительного удара сто восемнадцать пехотных и тридцать две конные дивизии против пятидесяти одной пехотной и десяти кавалерийских дивизий неприятеля. На юге в армиях генерала Брусилова числится сорок три пехотной и шестнадцать конных дивизий. Против него находилось тридцать
девять пехотных и двенадцать кавалерийских дивизий. В дальнейшем генерал Алексеев ознакомил всех с планом - кто куда должен наступать и какова его главная задача в этом наступлении. А также конечный результат, на который надеется Ставка. Ставкой решено, что главный удар будет наносить Западный фронт. Вспомогательный удар должен произвести Северный фронт. Юго-Западному фронту отводится роль отвлекающего. То есть вытянуть на себя как можно больше войск с других направлений, и поэтому удар Юго-Западного фронта должен быть достаточно сильным.
        Государь после выступления Алексеева опять взял слово:
        - Алексей Ермолаевич, ваш фронт самый крепкий и многочисленный - более семисот тысяч войск. Перед вами находятся 10-я и 12-я германские армии фельдмаршала Гинденбурга, 8-я его армия расположена против Северного фронта, которым с этого дня командует генерал Гурко. Итого у вас на двоих, как только что доложил Михаил Васильевич, миллион с четвертью, это против семисот тысяч у противника. Я полагаю, что вы уже оправились после мартовской неудачи. Там, конечно, было немало и наших упущений, и погода подвела, но кое-каких результатов все же мы добились, и, если бы не погода, возможно, нам удалось бы взять и Вильно. Но с природой не поспоришь.
        Мартовская неудача катастрофически повлияла на тогдашних главнокомандующих Северным и Западным фронтами, Куропаткина и Эверта. Они совершенно пали духом, и всякое наступление стало казаться им немыслимым. 1 апреля в Ставке под высочайшим председательством состоялось совещание главнокомандующих фронтами относительно дальнейших действий в открывающуюся кампанию 1916 года. Генерал Куропаткин и генерал Эверт высказались за полную пассивность.
        - Ваше императорское величество, - начал генерал Эверт. - Несмотря на наше почти двукратное превосходство, я неуверен в благоприятном исходе предстоящего наступления. Нам надо прорывать очень сильную оборону, состоящую из несколько полос, от трех до пяти, отстоящих друг от друга на несколько километров. Каждая полоса состоит из нескольких линий окопов. Все это прикрыто многополосными, по нескольку линий проволочными заграждениями, минами, пулеметами и артиллерией. Чтобы взломать эту оборону, нам нужна тяжелая гаубичная артиллерия, и гораздо больше, чем имеется у нас в наличии. А вот так, наступая на не полностью подавленную оборону, я положу половину войск. Трехдюймовками мне надо месяц обстреливать, чтобы пробить брешь на глубину второй полосы германской обороны, но для этого у нас нет достаточно снарядов. Мне для успешного прорыва потребуется хотя бы две бригады тяжелой артиллерии и пять - трехдюймовой. Северный фронт имеет почти в два раза больше тяжелых орудий, чем мой фронт, так ему еще флот помогать будет. Может, генерал Гурко поделится с нами одной бригадой.
        - Василий Иосифович, сможете поделиться с генералом Эвертом своей артиллерией и выделить ему одну бригаду тяжелых пушек и две - легких, или вам также не хватает для прорыва германской обороны орудий? - задал вопрос Николай II.
        - Ваше императорское величество, а кому сейчас помешает даже лишняя пушка, а тут целых три бригады надо отдать, оторвать от сердца. Даже лишний взвод пехоты может решить исход битвы. А перед нами точно такие же оборонительные линии, как и у генерала Эверта, а возможно, даже мощнее.
        - Генерал Гурко, я предлагаю вам сделать так. С приморского края вашего фронта, где будет наступать 12-я армия генерала Радко-Дмитриева, часть артиллерии передать в распоряжение Западного фронта, а ему помогут корабельные орудия адмирала Канина, - проговорил генерал Алексеев таким тоном, что стало понятно: этот вопрос уже решен и обжалованию не подлежит. - А что корабельные орудия очень способствуют прорыву обороны противника, это вам могут подтвердить генерал Юденич и вот адмирал Бахирев, и этому есть хорошие примеры в виде взятых приморских городов на побережье Турции. Так что они могут вам обоим кое-что подсказать и передать накопленный опыт.
        - Но раз ему эти дивизионы помогут прорвать оборону, то я смогу поделиться, но временно.
        - Я обещаю, по мере поступления орудий мы обязательно выделим вам в первую очередь, - заверил генерал Алексеев. - А пока до начала наступления еще есть три недели, вы уж там распределите их по своему разумению.
        - И вот еще что, - опять заговорил Николай II. - Адмирал Канин! Вы уже имеете опыт по высадке десантов, и весьма удачный, так что используйте этот опыт еще раз. Генерал Гурко, вы подготовьте такую операцию. Я опять ставлю вам в пример войска генерала Юденича и Батумский отряд кораблей Черноморского флота под командованием адмирала Бахирева. Они за два весенних месяца уже несколько раз высаживали войска в тылу противника.
        - Ваше императорское величество, адмиралу Бахиреву на Черном море нечего было бояться, турецкий флот заперт в проливе. А тут, если германцы узнают о готовящемся десанте, они перебросят свой флот с Северного моря на Балтику, а у нас пока сил сражаться с ним на равных нет, и тогда мы можем потерять и людей, и корабли.
        - А вы готовьте десант так, чтобы наш противник не узнал, или узнал, но только за пару часов до его высадки на берег.
        - Разрешите сказать, ваше императорское величество, - поднялся я.
        - Ну что ж, говори, адмирал.
        - Я хотел бы обратиться к генералу Гурко и адмиралу Канину. Ваше высокопревосходительство, не сочтите, что я даю вам указание, но примите к сведению, если надумаете произвести высадку десанта, то я бы на вашем месте использовал те самые части, что уже получили такой опыт на мысе Домеснес. Они уже получили первый опыт высадки на занятый противником берег, им во второй раз не надо объяснять, как себя вести в такой ситуации, и будет во много раз легче и быстрее высадиться с кораблей на берег.
        - Я приму это к сведению, господин адмирал, и постараюсь воспользоваться вашим советом.
        Но тут заговорил главнокомандующий Юго-Западным фронтом:
        - Ваше императорское величество, разрешите моим войскам нанести решающий удар, я верю, что войска вверенного мне фронта достойны большего, чем только выполнять роль отвлекающего, мы готовы наступать. Я верю, нет, я ручаюсь, что мы одержим победу.
        Это была уже вторая попытка Брусилова заполучить право главного удара по противнику именно для своих войск. Первый раз он предлагал это через два месяца после принятия командования Юго-Западным фронтом еще 1 апреля в Ставке на совещании командующих. Тогда Куропаткин и Эверт предлагали только оборонительные бои. Этой просьбы генерала оказалось достаточно, чтобы государь и генерал Алексеев окончательно убедились: они не ошиблись в выборе кандидата на пост командующего. Генерал Брусилов верил в свои войска и требовал для своего «пассивного» фронта наступательной задачи, ручаясь за победу. Он увлек своими речами и уверениями робких своих коллег, зажег верой, хоть и ненадолго, уже потухшие их сердца. Но после совещания Куропаткин подошел к Брусилову и сказал: «Охота была вам, Алексей Алексеевич, напрашиваться! Вас только что назначили главнокомандующим, и вам притом выпало счастье в наступление не переходить, а следовательно, и не рисковать вашей боевой репутацией, которая теперь стоит высоко. Что вам за охота подвергаться неприятностям? Вы можете быть сменены с должности и потерять тот военный ореол,
который вам удалось заслужить в настоящее время. Я бы на вашем месте всеми силами открещивался от каких бы то ни было наступательных операций, которые при настоящем положении могут вам лишь сломать шею, а личной пользы не принесут».
        В тот момент Куропаткин полностью проявился в этих словах. Что можно сказать о таких военачальниках, и можно ли было быть спокойным за будущее страны, участь которой вверялась в такие руки? Но в этот раз вместо Куропаткина был Гурко, и он выступал за активные действия, а не за пассивное сидение в обороне.
        - Алексей Ермолаевич, - продолжил Алексеев, - похоже, насчет артиллерии мы уже вопрос решили. Кроме того, вашему фронту придается в подчинение 1-й боевой отряд самолетов «Илья Муромец», а также только что сформированный новый 3-й боевой отряд под командованием капитана Башко. Теперь ваш фронт будут поддерживать одиннадцать «Муромцев». В подчинении у вас еще двадцать восемь «Вуазенов» и три отряда истребителей «Моран» и три отряда истребителей других конструкций. В общем количестве более сотни самолетов, это почти столько же, сколько имеется у остальных. Вашему фронту выделено более половины всех имеющихся в наличии бронетачанок и бронеходов, так что распорядитесь ими с умом, и прошу прислушаться к мнению их командира - генерал-майора Николая Александровича Гулькевича. От вашего фронта теперь зависит очень многое. Через неделю представите план вашего наступления. Генерал Гурко, вам также предстоит непростая задача, но она выполнима. На первом этапе наступления вы должны взять Либаву и Шавли, а на втором дойти до Немана. По нашим данным, у вас двойное превосходство в людях, по легкой артиллерии
равенство, и немного уступаете по тяжелым орудиям, но вам помогут корабли Балтийского флота. От вас план наступления также жду через неделю. Адмирал Канин, вы выделяете корабли для непосредственной поддержки приморского фланга, во время наступления войск Северного фронта. Также вы должны постараться не допустить прорыва германского флота к побережью.
        - Но, Михаил Васильевич, у меня нет таких сил, чтобы остановить германский флот.
        - А вам и не надо его останавливать, а надо просто задержать. Я не знаю как, и не мне вас учить - это ваша стихия. Пошлите подводные лодки или поставьте мины, но надо уменьшить воздействие со стороны моря. Николай Николаевич, ваш театр боевых действий в этот раз считается второстепенным, но и у вас там сейчас турки пытаются наступать и вернуть себе Трапезунд. Что вы предпримете после того, как они исчерпают свои силы?
        - Вначале мы очистим все западноармянские земли от турок, и в первую очередь надо занять Эрзинджан, войти в междуречье и закрепиться там. А потом я намерен начать наступление на Сивас. На юге попытаться соединиться с английскими войсками в районе Мосула. Приморским флангом продолжить наступление вдоль турецкого побережья на Орду и Самсун.
        - И зачем нам так далеко заходить? Это же примерно столько же верст, как от Батума до Трапезунда. И как вы это сможете выполнить без дополнительных резервов? С теми силами, какими вы располагаете, это будет непросто осуществить. Надо будет еще раз обратиться к армянским добровольцам, а у них большой счет к туркам за зверства, учиненные с их народом. А на приморском фланге вас поддержит Черноморский флот. Адмирал Бахирев, - Алексеев переключился на меня, - с одной угрозой вы успешно справились, с другой, мы думаем, также справитесь. Теперь за вашим флотом, помимо поимки и уничтожения германского дредноута, или, в крайнем случае, полного перекрытия этому кораблю доступа в Черное море - остались те же самые задачи, что вы осуществляли и раньше. Обеспечить бесперебойное снабжение Кавказской армии и поддержать ее приморский фланг. А еще готовиться к предстоящему десанту в проливе. Подготовка к нему у вас, по всей видимости, уже началась.
        - Да, ваше высокопревосходительство. Транспортная флотилия практически готова, флот тоже, дело только за десантными войсками.
        - И сколько у вас готовых судов для перевозки войск?
        - Сто двенадцать транспортных судов плюс боевые корабли. По осени должны вступить в строй первые шесть специально спроектированных десантных судов.
        - Так вы планируете высадку десанта этой осенью?
        - Конечно. У нас все готово. Только нет войск, кто будет высаживаться на турецком берегу.
        - А сколько солдат вы сможете за один раз перевезти на своих кораблях?
        - Транспортная флотилия возьмет полноценный корпус со всеми припасами и вооружением. Еще дивизию можно погрузить на боевые корабли.
        - Но этого мало, надо, чтобы можно было одновременно принять и доставить на кораблях два корпуса.
        - А почему сразу два корпуса, можно после выгрузки первого корпуса корабли отправить на погрузку, и через двое суток они доставят в зону высадки и второй корпус.
        - Можно и так, но желательно одновременно перебросить не менее пяти дивизий.
        - Если мы будем ждать постройки всех заказанных судов, то операцию по захвату пролива придется отложить на год.
        Я знал, что и в моей реальности генерал Алексеев вначале противился высадке десанта для занятия Босфора и специально завышал число судов для транспортировки войск. Но после летнего наступления он был уже не так категоричен. Вот и сейчас он запел эту же песню про нехватку судов. Хотя и этого количества, что мы имеем в данный момент, должно хватить. Главное - захватить плацдарм и обезопасить от артобстрелов с берега суда второй волны на подходе к побережью.
        - Если вы считаете, что вам хватит транспортных судов, то прорабатывайте план и к августу представьте его на обсуждение. Возможно, у нас к этому времени высвободятся войска для десантной операции. Но только по окончании летнего наступления, не раньше. Алексей Алексеевич, - переключился Алексеев на Брусилова, - вы уверяете всех, что ваш фронт хоть сейчас готов к активным действиям. Так вот, через две недели ваши войска первыми начинают боевые действия. Ваша задача как можно больше оттянуть на себя войск противника с других участков фронта. Для того чтобы ваш удар получился более сильным, по распоряжению государя вам передается гвардейский корпус из состава Северного фронта. Из резервов получите две пехотные дивизии и одну кавалерийскую. Для вас есть еще девять батальонов маршевого пополнения, но без оружия. Как понимаете, нам их нечем вооружить, так что, если у вас есть запасы, можете сразу привлечь и их. Передаем и все имеющиеся у нас танкетки и бронеходы Пороховщикова, их почти столько же, сколько имеется в распоряжении Западного фронта у Эверта, но зато у вас больше бронеавтомобилей и
бронепоездов. Самолетов поменьше, но в два раза больше, чем у генерала Гурко. Алексей Алексеевич, с вашим предварительным планом я уже ознакомился, так что дня через четыре жду вас с более подробным и окончательным планом на предстоящую наступательную операцию.
        На другой день после совещания я опять встречался с царем.
        - Ваше императорское величество, как я понимаю после вчерашнего совещания, вам не удалось убедить генерала Алексеева перенести главный удар южнее Полесья и предоставить это право не генералу Эверту, а генералу Брусилову.
        - Как вам ответить на это, адмирал… Я разговаривал об этом с генералом Алексеевым, и он согласился с вашими доводами насчет боеспособности австро-венгерских войск и считает, что нам там сопутствовал бы успех. Но он также считает, что по договоренности с союзниками мы должны наступать именно в Полесье. Это прямая угроза Пруссии - если наше наступление будет развиваться успешно. А боясь потери Пруссии, кайзер снимет войска с французского фронта и начнет перебрасывать их на наш фронт, и этим мы поможем нашим союзникам.
        - Опять эти союзники диктуют нам, где и как надо наступать. Но если мы ударим Юго-Западным фронтом, германцы также начнут снимать свои войска с других участков, в том числе и с французского фронта, так как побоятся разгрома Австро-Венгрии. А перспектива остаться один на один со всей Антантой их не привлекает.
        - Мы будем иметь и это направление в виду и, как только убедимся, что именно там намечается успех, сразу перебросим ему дополнительные силы и повернем направление удара Западного фронта на юг. А для этого у нас будет две недели в запасе, прежде чем генерал Эверт начнет наступление на своем фронте.
        - Я уверен, что генералу будет сопутствовать успех.
        - Вот и посмотрим, окажетесь вы правы или нет.
        - Ваше императорское величество. У меня есть еще одно предложение. Я даже не знаю, как его выразить, но суть заключается вот в чем. Во время прошедшего совещания министр иностранных дел Сазонов высказал просьбу наших союзников предоставить им наших солдат, а если возможно, и людей для работы на их заводах. Насчет солдат я ничего говорить не буду, а вот относительно посылки во Францию рабочих я предложил бы их просьбу частично удовлетворить - направить туда несколько тысяч человек.
        - Адмирал, что вы такое говорите? Вы прекрасно знаете, что мы испытываем большую нехватку рабочих рук на своих заводах, что приходится к работам привлекать женщин и подростков. И при этом советуете взять и направить рабочих куда-то за границу. Я еще раньше ответил на эту просьбу, что никаких рабочих и никуда посылать не намерен.
        - Ваше императорское величество. И я за то, чтобы рабочих не посылать за границу. Но есть такие рабочие, и не только рабочие, но и из других сословий люди, от которых надо поскорее избавиться.
        - Как это - избавиться?
        - Я предлагаю всех - нет, всех, конечно, не получится, но многих - политически ненадежных, а это в первую очередь те, кто связан с большевиками, эсерами, анархистами и им подобными, отправить во Францию, поработать на их заводах. Мы на некоторое время избавимся от многих в политическом плане неблагонадежных людей. Которых, мягко говоря, не совсем устраивает политика в стране. Многие из них хотят свергнуть в стране законную власть, а вот что из этого выйдет, даже страшно представить. И это дело надо предоставить Николаю Алексеевичу Маклакову, в его ведомстве хорошо известно о таких людях, и во всех сословиях.
        - А не выйдет так, что некоторые управляющие захотят избавиться от ненужных им людей, к политике не имеющих никакого отношения?
        - Я не исключаю, что и такое может случиться, но это один-два человека на сотню, не больше. Но все равно, даже несмотря на такие ошибки, это надо сделать. Во-первых, мы избавляемся от опасного контингента в виде политически несогласных. А во-вторых, предоставляем нашим союзникам рабочие руки, выполняя их просьбу. Может, поработав там, некоторые из них поумнеют, поглядев на западную демократию. Ну а если не поумнеют, так пусть ими занимаются тамошние власти, и уже они-то, испытав на себе все прелести лозунга «пролетарии всех стран, соединяйтесь», придумают, как с этим бороться.
        - Хорошо, я сегодня переговорю с Маклаковым и дам ему такое распоряжение, но попрошу, чтобы он отнесся к этому со всей ответственностью и вначале подготовил такие списки. А как мы таких людей будем отбирать, не арестовывать же на самом деле? Это может иметь негативные последствия для нас.
        - Да, может подняться шумиха в газетах - царское правительство избавляется от неугодных. А мы поступим так. По этим спискам проведем мобилизацию. В трудовую армию для отправки за границу с целью срочного выполнения нашего военного заказа, так как у французов или англичан не хватает рабочих рук даже для выполнения собственных заказов. Тех, кто не согласится ехать, ждет фронт, а там всякое может случиться. Да придумать можно много чего, лишь бы спровадить их подальше от России.
        Вечером этого же дня поезд уносил меня на юг, в соседнем вагоне ехал на Кавказский фронт и генерал Юденич. Государь на прощание пообещал еще раз в этом году побывать на Черном море и даже посетить освобожденные армянские территории.
        А Николай-то действует осторожно - и ко мне прислушивается, и не хочет конфликтовать с Алексеевым. Эверта не снял, хотя и без меня знает, что генерал уже не тот, каким был хотя бы год назад. Возможно, решил посмотреть, как тот поведет себя в предстоящем наступлении, и если все пройдет хорошо, то Эверт и дальше останется командовать Западным фронтом, если нет, то не послушает Алексеева и заменит его на другого генерала. А что я помню о подготовке Юго-Западного фронта к наступлению? Если мне не изменяет память, то Брусилов в первую очередь сделал ставку на разведку, в том числе и на воздушную. Потом на обучение войск преодолевать инженерные препятствия, которые соорудил противник перед своей обороной. Он, как некогда Суворов под Измаилом, воспроизвел один из участков обороны австрияков и гонял там по очереди свои войска, обучая их преодолевать и занимать полосы обороны противника.
        При подготовке операции командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов решил нанести одновременно три удара своими четырьмя армиями. Хотя это распыляло силы его войск, противник также лишался возможности своевременно перебросить резервы на направление главного удара. Главный удар Юго-Западного фронта на Луцк, Ковель и далее на Брест-Литовск наносила самая сильная 8-я армия генерала Каледина. С севера навстречу Каледину должна наносить удар 3-я армия Западного фронта, командовал ею генерал Леш. Вспомогательные удары на Львов наносила 11-я армия генерала Сахарова, совместно с 7-й армией генерала Щербачева. 9-я армия генерала Лечицкого наступала на Черновцы, Коломыю и Станислав. Командующим армиями была предоставлена свобода выбора участков прорыва. К началу наступления четыре армии Юго-Западного фронта насчитывали с учетом переброшенного перед самым наступлением подкрепления шестьсот восемьдесят четыре тысячи штыков и семьдесят тысяч сабель, две тысячи сто семьдесят легких и двести четырнадцать тяжелых орудий. Против них были четыре австро-венгерские армии и одна немецкая, общей численностью
почти четыреста пятьдесят тысяч штыков и тридцать восемь тысяч сабель, имевшие тысячу триста легких орудий и пятьсот сорок пять тяжелых. На направлениях ударов армий Брусилова было создано превосходство над противником в живой силе (в два с половиной - три раза) и в артиллерии (в полтора - два раза). Наступлению предшествовали тщательная разведка, обучение войск, оборудование инженерных плацдармов, приблизивших русские позиции к австрийским. В свою очередь, на южном фланге Восточного фронта против армий Брусилова австро-германские союзники создали мощную, глубоко эшелонированную оборону. Она состояла из трех полос, отстоящих друг от друга на четы-ре-пять верст. Самой сильной была первая полоса обороны, имеющая две-три линии окопов. Основу ее составляли опорные узлы, между ними - сплошные траншеи. Все подступы к траншеям простреливались с флангов. А на всех высотах были оборудованы доты. Между полосами обороны противник устроил искусственные препятствия - засеки, волчьи ямы, рогатки и отсечные позиции. Так что и в случае прорыва атакующие попадали в «огненный мешок», где по ним велся огонь со всех
сторон. На первой полосе обороны окопы были с козырьками, блиндажами, убежищами, врытыми глубоко в землю, с железобетонными сводами или перекрытиями из бревен и земли толщиной до двух метров, способными выдержать любые снаряды. Для пулеметчиков устанавливались бетонные колпаки. Перед окопами тянулись проволочные заграждения в две-три полосы по шесть - двенадцать рядов, на некоторых участках через них пропускался ток, подвешивались бомбы, ставились мины. Две тыловых полосы были оборудованы слабее, всего одна, иногда две линии траншей, меньше пулеметов. Австро-германское командование считало, что такую оборону без значительного усиления русским армиям не прорвать, и потому наступление Брусилова было полной неожиданностью. Они проморгали переброску резервов, да и в любом случае не успели бы подготовиться к такому удару.
        Пока наш поезд двигался к югу, у нас с генералом Юденичем состоялось несколько деловых разговоров. Как-то я задал Николаю Николаевичу провокационный вопрос, как бы он поступил, будучи на месте генерала Алексеева.
        На что он мне тактично ответил - что в данный момент он на своем месте и его не привлекает место начальника штаба - Главковерха.
        - Ладно, а будь вы на месте командующего Западным фронтом, как бы повели наступление?
        - Михаил Коронатович, и что это вы так упорно сватаете меня на германский фронт?
        - Я хочу узнать мнение генерала, который год не знает поражения. Да, турецкий фронт - это не германский, и турки еще те вояки. Но ведь и они задали трепку нашим союзникам, а если быть честным, то и нам в начале войны. Теперь Кавказский фронт самый стабильный, наши войска все время продвигаются вперед. Я бы назвал вас «генерал Победа».
        - Адмирал, мне кажется, что вы сегодня пропустили пару лишних стаканчиков «Варварки» от Смирнова. Какой «генерал Победа». Нам до победы ой как еще далеко. И на этом пути может многое случиться, и победы, и поражения, никто от этого не застрахован. У турок войск значительно больше, чем у меня. И я опасаюсь, как бы они не отбили обратно Эрзерум или Трапезунд.
        - А будь у вас столько же войск, сколько у Эверта, что бы вы предприняли тогда?
        Генерал усмехнулся.
        - Столько войск, как у Эверта, тут никогда не будет. Нам бы еще тысяч двести, тогда можно было создать сплошной фронт с англичанами и впоследствии начать совместное наступление в глубь турецкой территории. А будь у меня столько же, как у Эверта, мне и англичане не понадобились бы. Я через полгода был бы в Константинополе.
        - Николай Николаевич, а как вы смотрите на то, чтобы захватить еще один турецкий город на побережье?
        - Если вы предлагаете занять Орду, то это входит в мои планы, но сначала надо захватить Эрзинджан.
        - Нет, Николай Николаевич, я предлагаю захват турецкого Синопа.
        - Синопа?!
        Я поделился с генералом Юденичем планом по овладению Синопом.
        - Михаил Коронатович, вот скажи мне честно, зачем тебе этот Синоп?
        - Как зачем? Хорошая бухта. Находится между Батумом и Константинополем, как раз посредине турецкого побережья. Отличное место для базирования отряда кораблей, которые будут блокировать Зонгулдакский угольный район. Сам город находится на полуострове, соединенном узким перешейком с материком. Для обороны просто идеально. Без флота взять обратно этот город будет практически невозможно. Если туда перебросить пару дивизий, то они могут обороняться от целого корпуса или даже армии. А также оттуда можно угрожать Средней Турции.
        - Но, по своему разумению, я предпочел бы вначале захватить Орду, оттуда хорошая дорога на Сивас и дальше в глубь Турции. А что за дороги от Синопа? Только вдоль побережья, где и войскам развернуться негде.
        - Так, значит, с вашей точки зрения, нам бесполезно занимать Синоп.
        - В данный момент, я думаю, это делать преждевременно. А захватить после Орду, еще и Самсун, как мне думается, более выгодно, и опять же там есть дороги, по которым можно вести наступление войсками.
        - Генерал, да с каких это пор русский солдат ищет себе хорошие дороги, для наступления ему не нужны эти дороги, там у противника всегда сильная оборона, и, чтобы ее преодолеть, надо немало солдат положить. А если так, то примерно в сотне верст западней Синопа также есть дорога, по которой свободно пройдут войска.
        - Михаил Коронатович, а отчего вы на совещании не предложили этот вариант?
        - Кому нужно, я предложил и получил на это одобрение. А что на совещании этого не высказал, так это ради секретности. Не хотел, чтобы наш противник раньше времени узнал и приготовился к торжественной встрече.
        - Даже так? Опасаетесь, что в Ставке есть германские уши?
        - А вы скажите, где их нет?
        - Наверное, вы правы. Сейчас только ленивый не говорит, что все планы, которые разрабатываются в Ставке, на другой день уже известны германскому Генштабу.
        - Допустим, что не на другой день, а на второй или третий.
        - Так уж и на третий? А впрочем, адмирал, давай предоставим заниматься этой проблемой службам генерала Беляева. Меня интересует, какими силами вы предлагаете осуществить свой замысел.
        - Для начала мне нужна дивизия. Этого должно хватить и для удержания самого города, а потом посмотрим, как будут развиваться события.
        - Но сейчас я не могу выделить даже полка.
        - А мне сейчас пока и не нужно. Операцию по захвату города я предполагаю начать в конце июля или в начале августа.
        - Вот тогда и поговорим.
        - Обязательно поговорим. Генерал, у меня к вам одна убедительная просьба - это касается Синопа. Пока ни с кем об этом не разговаривайте.
        - Что, опять ради секретности?
        - Береженого Бог бережет. Вы только что сами сказали: на эту тему мы поговорим через пару месяцев. Вот пусть эти два месяца об этом никто ничего не знает.
        - Заверяю, что о нашем разговоре никто не узнает.
        - Николай Николаевич, а как вы смотрите на то, чтобы ослабить турецкие силы так тысяч на двадцать - тридцать, а если получится, то и на больше?
        Генерал от этих слов так опешил, что даже рот открыл, глядя на меня.
        - Это… это как же ты собираешься их ослабить?
        - У меня тут одна мыслишка появилась. Надо курдов настроить против турок.
        - Это как же их настроить?
        - Курды сами по себе живут кланами или родами. Во главе стоит какой-нибудь князек или эмир. Некоторые из них по собственной воле служат туркам, некоторые вынужденно. Я не знаю, турки им платят за то, что они за них кровь проливают, или они на этой войне только грабежами мирного населения живут. А сколько таких кланов разбросано от Ирана до Турции, и не все хотят воевать. Я, генерал, в курсе планов императора о создании на освобожденной территории древней Армении нового приграничного с нашей империей Армянского государства. Так как эту идею подал я. А если взять да распустить слух среди курдов, дескать, русский император хочет отобрать у турок земли между Тигром и Евфратом, основав там еще и Великий Курдистан со столицей в Мосуле. Неужели курды все время хотят жить под пятой турок. Ведь когда-то в незапамятные века у курдов были свои эмираты, где они были полными хозяевами своей земли. Так, значит, нужно под знаменами одного из курдских эмиров попробовать возродить новое государство, где бы проживали курды без притеснения турок или кого-либо еще. А чтобы его возродить, надобно и самим курдам об
этом позаботиться и помочь русским быстрей разбить турок. Хотя русские и сами одолеют турок, это вопрос только времени, но тогда никакого Великого Курдистана не будет.
        - Вы, Михаил Коронатович, упустили один момент - англичан. Я не думаю, что они будут в восторге от ваших планов.
        - Да при чем тут англичане или еще кто-то. Наше дело, генерал, учинить раздор между курдами и турками. А это нам сотворить по силам. Надо среди пленных поискать влиятельных курдов и попытаться им внушить идею о создании своего государства. Я даже слышал, что некоторые курдские племенные вожди переходят на нашу сторону со своими войсками.
        - Было несколько таких случаев. Но это были вожди племен, не слишком-то любящие турок. Но они влиятельные только среди своих соплеменников, а как у них сложатся отношения с вождями других племен, этого я сказать не берусь. Хотя курды в большинстве своем исповедуют ислам, но, оказывается, и там есть несколько разных течений, как в христианстве. Так что не всегда они могут договориться меж собой.
        - А что, если идея о построении своего государства, подкинутая нами, их примирит в какой-то мере и они смогут договориться? Вот тут-то нам и нужны любые курдские вожди, у которых есть мало-мальская власть. А раз у них есть еще и свои воинские формирования, то им будет легче призвать под знамена нового государства новых сторонников. На первых порах я бы взял да поддержал их некоторым количеством наших войск.
        - Да где же я возьму лишние войска, если у меня каждый солдат на счету. Так мы еще с вами договорились о совместных действиях под Синопом.
        - Для этого дела много и не надо. Я думаю, человек полтораста, да пару орудий им в придачу будет в самый раз. Это для того, чтобы дать понять курдам, что мы поддерживаем их в борьбе за их независимость.
        - Я боюсь, как бы мы не потеряли этих людей понапрасну. Курды непредсказуемые, могут и обратно переметнуться к своим хозяевам, как только у нас на фронте пойдет что-то не так.
        - Если такое и случится, то эта жертва будет не напрасной. Мы посеем разброд в рядах курдов. А это будет только нам на руку.
        - Ну что ж, а может, и вправду что-то получится из этой идеи.
        - Обязательно что-то получится, Николай Николаевич.
        Наши с генералом пути разошлись в Харькове, два вагона с теми, кто ехал в сторону Крыма и Николаева, перецепили к другому поезду, а Юденич через Ростов направился в Тифлис - там он должен встретиться с великим князем Николаем Николаевичем.
        Николай II все же ко мне прислушался, и после непродолжительных дебатов на ГКТиО было решено организовать правительство вновь создаваемого государства на освобожденной от турок территории древней Армении. Сазонову поручили прозондировать почву у наших союзников по этому вопросу - узнать, как они отнесутся к нашей инициативе. И, несмотря на то, каков будет результат, положительный или отрицательный, уже сейчас начать подготовку к процессу создания новых государств на границах империи.
        Генерал Юденич получил от императора инструкции, которые должны быть доведены до великого князя Николая Николаевича, наместника на Кавказе, бывшего всего полгода назад Верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами Российской империи. В армии великий князь получил прозвище Лукавый. Так прозвала Николая Николаевича вся кавалерия от генерала до солдата, заимствовав это прозвище из слов молитвы: «избави нас от лукавого»… за чрезмерное честолюбие, жажду власти, «ограниченность духовных качеств, злой и высокомерный характер», за то, что «предпочитал работу за кулисами и становился, таким образом, безответственным перед общественным мнением». И тут на Кавказе он хотя и считался главнокомандующим Кавказским фронтом, но эту функцию он переложил на генерала Юденича. Сам сосредоточился на гражданском управлении краем - если что-то пойдет на фронте не так, то он ни при чем. Итак, великий князь Николай Николаевич получил от императора наказ начать подготовительные мероприятия к формированию правительства нового государства на границе с Российской империей.
        Глава 6. Сестры
        На вокзале в Севастополе меня встретил начштаба контр-адмирал Пилкин. После доклада о состоянии флота и взаимных приветствий мы пожали друг другу руки.
        - Владимир Константинович, так ты говоришь, что, пока меня не было, флоту посчастливилось утопить несколько десятков парусных корыт?
        - А что мы можем поделать, Сушон свои корабли из пролива не выпускает, правда, несмотря на блокаду пролива и Варны, его подводные лодки были замечены у Одессы и даже перед Севастополем, но были отогнаны кораблями и самолетами противолодочной дивизии.
        - На эту тему мы еще сегодня поговорим, у меня есть кое-какие новости, вот только я домой заскочу. Сам понимаешь, дома не был девять дней. В общем, побеседуй с Вердеревским, он введет тебя в курс того, что нам предстоит сделать в ближайшие два месяца.
        Я в сопровождении Никишина поехал на Центральный городской холм, где на Большой Морской улице было наше с Анастасией жилье. Я занимал двухэтажный особнячок, в котором было с десяток комнат. Тут кроме нас с женой обитали еще несколько человек обслуги и пара матросов для охраны.
        Дверь нам открыл Прохор.
        - С приездом, ваше превосходительство, - нарочито громко поприветствовал меня бывший вестовой, а теперь кто-то вроде дворецкого в моей квартире.
        - Здорово, Прохор. Что так громко, я, поди, еще не глухой.
        Прохор только заулыбался, пропуская нас в квартиру. Не успел я войти в холл, как из гостиной навстречу мне выбежала Настюха и бросилась на шею. Теперь понятно, зачем он так громко поприветствовал меня. Лейтенант тактично удалился в другую комнату.
        - Ты это что вытворяешь, - напустился я на жену, - разве тебе можно в таком положении бегать как козочке.
        Я нежно прижал ее к себе и покрывал лицо и губы поцелуями. Потом приложил свое ухо к ее уже округлившему животику, а она в этот момент гладила мои коротко стриженные волосы. Анастасия была на пятом месяце беременности, внутри у нее развивалась новая жизнь, и я чувствовал легкие толчки. Так что я начал осуществлять свой план насчет потомства.
        - Как вел себя в мое отсутствие наш сынок?
        - Мишенька, а почему ты решил, что это будет мальчик, а не девочка?
        - Ну какая это девочка? Он так меня двинул ножками, пока я прислушивался, как он там шевелится, - ответил я, нежно поглаживая по животу жены и добавил, смеясь: - Нет, я сразу понял, что у нас будет сын. Дочь не станет так пинать своего отца.
        - Хорошо, пусть будет сын, но я хотела бы, чтобы у нас родилась дочурка, мне помощница и твоя надежда.
        - Ну что ж, дочурка так дочурка, и назовем ее Надежда, а потом обязательно сына.
        - Что-то ты быстро сдался, мой адмирал, а еще командуешь флотом, ты же никогда и ни перед кем не сдаешься, а тут сразу выбросил белый флаг. А может, будет по-твоему, и первым на свет появится сын. Я ведь знаю, что ты очень хочешь, чтобы первым у нас родился именно сын.
        - А вот ты, моя любовь, покажи мне того мужчину, кто не хочет, чтобы первым у него родился сын. Как было бы прелестно… А давай ты родишь двойняшек, и мы с тобой будем самыми счастливыми на свете. Ты только представь, у нас появились одновременно - дочь, твоя помощница и, как ты говоришь, надежда, и сын - в первую очередь продолжатель рода, а уж потом традиций.
        - А ты, милый, уверен, что он пойдет по твоим стопам? Как я знаю, ты ведь не пошел по отцовским стопам, возможно, сейчас был бы не адмиралом, а генералом, или как у вас там: войсковой старшина, или атаман.
        - Мой сын будет морским офицером, это я точно знаю. Ну, или один из сыновей, это уж точно, - с хитрой улыбкой подняв глаза к потолку, проговорил я. За что тут же получил от нее несильно кулачком в грудь.
        - И сколько вы пожелали иметь сыновей, мой адмирал?
        - Как минимум двух, моя любовь.
        Тут я увидел стоящую в дверях между гостиной и холлом Ольгу, которая пристально наблюдала за нами. Тысячи чертей, а она какого дьявола тут делает, подумал я, зная характер и намерения младшей сестрицы своей жены. А возможно, она уже остепенилась, и не будет строить мне тут глазки.
        - Да тут у нас такие гости! Свояченица, а тебя каким из ветров сюда принесло и когда?
        - Вот решила сестру повидать, а приехала только вчера.
        - Эх, не знал, что ты собиралась навестить сестру, а то могла поехать со мной, а не добираться незнамо в каких условиях. Да и небезопасно такой барышне путешествовать через полстраны одной, без сопровождения.
        - Так я не знала, что вы будете в Могилеве, а через столицу не поехала бы.
        - Олечка, а ты у нас молодец, что в такое время приехала к нам и, главное, благополучно. Или тебе попутчики попались хорошие?
        - Ой, и все вы знаете. А откуда вы могли знать, что я ехала в обществе двух морских офицеров?
        - Вот чего-чего, но этого я не мог знать, если только что с поезда и сразу до дому поехал. А тут ты в гостях. Но просто я хорошо знаю тебя, и знаю, на что ты способна. Если в поле зрения твоих зеленых глаз попадаются молодые и красивые офицеры, то рано или поздно они попадутся на твои уловки. После этого, я думаю, они бы тебя и на руках сюда донесли, даже от самой столицы.
        - Но на вас-то мои глаза не подействовали, так почему на кого-то должны подействовать.
        - Правильно! Как они могли подействовать, если тогда в госпитале меня уже своими глазами Настюша околдовала, и на другие чары я уже не реагировал.
        - Это что такое? Что я слышу? Моя младшая сестра хотела околдовать тебя, милый?
        - А ты, моя прелестная женушка, как будто этого не замечала.
        - Нет, не замечала, а если заметила бы…
        - А теперь вот что, милые барышни… - решил я немного их охладить, - я только что с дороги, а вы готовы заморить меня голодом, нет чтобы накормить.
        - Прости, милый, сейчас я распоряжусь, чтобы накрыли стол. И пожалуйста, не забудьте про лейтенанта.
        Настюша пошла на кухню, отдать распоряжения, но, встретив по пути Качалова, обратилась к нему:
        - Прохор, передай Марии, чтобы накрывала стол на четверых.
        - Матушка, Анастасия Степановна, Мария уже заканчивает приготовление в столовой, минут через десять все будет готово.
        - И что бы я делала без тебя, Прохор. Ты всегда предугадываешь мои пожелания.
        - Так я с девятого года при его превосходительстве, и уже почти наизусть выучил его привычки, как он вдруг в одночасье их почти полностью поменял, и это случилось в прошлом годе, как раз в то время, когда ему сопутствовал успех в бою с германскими кораблями при Готланде.
        - Так может, это не он поменял привычки, а война заставила измениться.
        Прохор на минуту задумался.
        - А ведь верно, как было-то до войны, что господам офицерам оставалось делать, особенно когда корабль неделями стоял на рейде. От скуки - вино да жен… Ну так немножко того, этого, - сразу замялся Прохор и опустил глаза в пол. - Вы не подумайте, матушка, что его превосходительство такой. Нет, конечно, пригублял-то он редко. Ну, вы сами понимаете, как без этого. Тем более в медицинских целях, от простуды. Все же море, вода, ветра насквозь продувают. Пойду я, Анастасия Степановна, помогу Марии накрыть на стол.
        Прохор решил, что сболтнул лишку, и, пока не поздно, надо убраться с хозяйских глаз.
        Во время обеда женщины расспрашивали меня о том, как я съездил в Ставку, с кем встречался, естественно, о царе - что да как? Я же был не на великосветском приеме в Царском Селе или Зимнем дворце, а в захолустном Могилеве, и мне пришлось немного приукрасить мое пребывание в Ставке. Потом переключились на Никишина, и в этом очень усердствовала Ольга. Она так донимала расспросами моего адъютанта, что мне стало его жаль. Хотя они были знакомы еще по Ревелю, но там на него она внимания не обращала. Да и что обращать внимание на какого-то мичмана, когда была надежда захомутать адмирала. Но вот сейчас Ольга вела с ним себя совсем по-другому, было видно, что она с ним флиртует. Надо будет потом наставить ее на путь истинный, нечего парня сбивать с толку, ишь как вгоняет его в краску. Наши разговоры за обеденным столом продлились больше полутора часов. После обеда, приняв ванну и переодевшись, пообещал жене быть вечером дома, вырвал из цепких рук Ольги своего адъютанта и отбыл в штаб флота.
        Глава 7. Восточный фронт в огне
        Ревет и грохочет мортира вдали,
        Снаряд оглушительно рвется,
        И братья костями на землю легли,
        И стон над полями несется…
        Но молча живые пред смертью стоят,
        И знамя их поднято гордо;
        Не дрогнет наш русский великий солдат
        И натиск врага встретит твердо!
        Кровь льется потоком, и рвутся тела
        На мелкие части снарядом,
        Смерть косит и косит людей без числа -
        Земля словно сделалась адом.
        Но слышна команда солдатам «Вперед!»,
        И двинулось стройно рядами
        Русское войско в тяжелый поход
        И в бой беспощадный с врагами.
        Уже полтора месяца идут ожесточенные бои по всем фронтам Первой мировой войны. Я очень переживал в это время, читая сводки с фронтов, подготовленные мне лейтенантом Никишиным, моим незаменимым адъютантом. Как в этой реальности пойдет наступление, по тому же сценарию или по другому? Как ответит противник и какой будет результат? Все же в этой реальности наши войска начали наступление на две недели позже и более подготовленными, чем в реальной истории. Да и линия фронта к началу летнего наступления выглядела иначе, а это чуть-чуть, но тоже влияет на дальнейшее развитие событий. Так что первый месяц боев почти полностью повторился в обеих реальностях. Я сказал - почти.
        После войны я прочитал об этих событиях в одной книге, что была подарена мне самим императором, с его дарственной подписью. Как я понял, это был его намек на мои настойчивые подсказки перед этим самым наступлением.
        Через пять лет по завершении боев этой мировой бойни при Генеральном штабе и Военно-исторической комиссии по описанию боевых действий во время Великой войны вышла книга «Обзор и анализ Летней наступательной операции 1916 года Российских Вооруженных сил». Она была написана многими военачальниками, которые принимали непосредственное участие в этих боях.
        Вот мой вольный пересказ и некоторые выдержки из той книги.
        Во вторник 15 июня все четыре армии Юго-Западного фронта ранним утром начали артподготовку в местах намеченного прорыва.
        Брусилов перед наступлением отдал своим войскам такую директиву: «1. Ближайшей целью предстоящих действий будет поставлено разбить живую силу противника и овладеть ныне занимаемыми им позициями. 2. Атака будет произведена всем фронтом от реки Стыри до реки Прута, причем главный удар возлагается на 8-ю армию». При этом начальник штаба 8-й армии генерал-майор Стогов уже дал заключение о возможностях развития успеха, указав, что наиболее перспективным является направление Владимир-Волынск - Холм - Межиречи, обходя Ковель далеко с запада, а направления на Луцк, Ковель и далее на Брест-Литовск «исключают возможность здесь широких операций большими массами войск. Сухих пространств мало, и притом они настолько тесны, что развернуть даже пехотную дивизию возможно лишь в немногих местах».
        Но именно в этом направлении генерал Брусилов и приказал ударить 8-й армии генерала Каледина. Еще до наступления генерал Каледин получил подкрепление - 4-ю Финляндскую стрелковую и 12-ю кавалерийскую дивизии. В резерве 8-й армии оставалась 2-я Финляндская стрелковая дивизия и новая 126-я пехотная дивизия из Одесского военного округа. Через три дня после начала наступления уже сам Алексеев доложил Верховному главнокомандующему императору Николаю II свое мнение об усилении войск Брусилова еще двумя корпусами. 5-й Сибирский корпус был снят с Северного фронта и направлен на юг. У генерала Эверта изъяли для Каледина две конные дивизии.
        Еще в период подготовки наступательной операции начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Клембовский выдвинул идею рейда на Ковель со стороны Припяти силами 4-го кавалерийского корпуса. Для этого пехота должна была вначале прорвать оборону противника в Припятских болотах и дать коннице, которая наступала с севера на Ковель, выйти на оперативный простор. Вдоль железной дороги Ковель - Сарны при поддержке трех бронепоездов и одного бронированного мотовагона наступал 5-й кавалерийский корпус и 46-я пехотная дивизия. Дальнейшая доработка операции на Луцко-Ковельском направлении велась в условиях острых разногласий между командующим 8-й армией генералом от кавалерии Калединым и командованием фронта. Генерал Алексеев поддерживал Каледина в стремлении усилить конницу еще двумя пехотными дивизиями и бросить ее в прорыв в рейд по тылам противника с севера. Брусилов же настаивал на включении всей пехоты, что была в резерве 8-й армии, в ударную группу и наступать на Ковель одним кулаком со стороны Ровно.
        Вот что написал Брусилов еще до начала наступления Каледину: «Во избежание недоразумений считаю своим долгом еще раз вам подчеркнуть, что все ваши резервы должны быть так расположены, чтобы иметь возможность, если понадобится, подкрепить атакующие войска вашей главной группы, а затем развивать достигнутый успех, дабы он был длительным… Разбрасывать своих резервов не следует. Заткнуть все дыры невозможно и не нужно: противник много слабее вас, и он никаких контрударов значительными силами устроить не может…Считаю, что при этих условиях и риска никакого нет; ну а если и есть риск, то без него на войне не обойдешься… Наступая и атакуя, нужно все ставить на карту и без оглядки, во что бы то ни стало, добиваться победы. Не оглядываться назад, ни по сторонам, только вперед… Настало время поразить врага и изгнать его из наших пределов».
        Таков был взгляд главнокомандующего на роль резервов в предстоящей операции. 4-й кавалерийский корпус все-таки был усилен двумя пехотными дивизиями, хотя и этого впоследствии оказалось мало: перед ним находились значительные силы противника на укрепленной позиции. Свободных резервов к началу наступления было выделено немного: две пехотные и одна кавалерийская дивизии в 8-й армии, одна конная дивизия и полк пехоты в 11-й армии, две кавалерийские дивизии в 7-й армии и одна пехотная и одна казачья дивизии в 9-й армии. На просьбы командующего 9-й армией генерала Лечицкого об усилении его войск резервами Брусилов заметил: «Считаю, превосходство сил приличное. Лишь бы удар был правильно подготовлен, правильно нанесен и успех от сердца использован кавалерией. Не всегда численное превосходство решает дело, умение и счастье - элемент серьезный».
        Право распоряжаться резервами фронта генерал Брусилов оставил за собой. К 14 июня к нему прибывали еще две стрелковые дивизии, предназначавшиеся 8-й армии. Таким образом, для развития успеха главного удара выделялось пять пехотных и шесть конных дивизий. Кроме того, для непосредственного пополнения армии Юго-Западного фронта уже по ходу наступления было передано двести сорок тысяч человек обученного запаса и более ста тысяч безоружных бойцов (все еще сказывался недостаток винтовок). С учетом этих сил армии Юго-Западного фронта имели примерно миллион солдат и офицеров при двух с половиной тысячах пулеметов, немногим более двух тысяч орудий и тысяча триста восемьдесят бомбометов и минометов.
        Противник к этому времени уже знал о готовящемся наступлении, только не знал, в каком именно месте будет нанесен главный удар. Да и к этому моменту большие силы австрийских войск находились на Итальянском фронте, в том числе и тяжелая артиллерия, у австро-венгерских войск ощущалась нехватка снарядов, и это все вместе не давало возможности для подготовки упреждающего удара. Всего противник имел шестьсот двадцать две тысячи солдат и офицеров в боевых порядках и пятьдесят шесть тысяч в резерве, около трех тысяч пулеметов, семьсот семьдесят минометов и две тысячи семьсот тридцать орудий.
        15 - 17 июня войска 8, 7 и 9-й армий Юго-Западного фронта прорвали оборону противника на участках своих ударных групп. Исключительно эффективно действовала русская артиллерия, впервые применившая отравляющие вещества для подавления вражеских батарей. На участке 7-й армии артподготовка продолжалась двое суток и сопровождалась бомбардировкой позиций противника с воздуха. Авиация также поддерживала наступающие вдоль железки Ковель - Ровно войска генерала Каледина.
        В полосе наступления 11, 7 и 9-й армий противник уже с первых дней был вынужден ввести в бой все свои резервы. Группа армий Бем-Ермолли была вынуждена передать свой резерв 4-й армии и направить в ее состав еще и кавалерийскую дивизию. Эти дивизии были введены в бой 17 июня. Сама же 4-я армия, как и группа армий Линзингена, исчерпала свои резервы к этому времени, но так и не смогла остановить продвижение армии генерала Каледина, австро-венгерские войска в беспорядке отступали за реку Стрыпа. Однако и русские армии к этому времени ввели в бой почти все имеющиеся резервы, за исключением трех пехотных дивизий и конницы. Но город Луцк был захвачен в первые сутки нашего наступления, и это сделала 4-я дивизия, или, как ее еще называли, «Железная дивизия», командиром которой был генерал-лейтенант Деникин. И это было его второе взятие этого города за эту войну. Дальнейшее продвижение 8-й армии было не таким стремительным, как хотелось бы нашему командованию. А вот 11-я армия так и не смогла за первые три дня прорвать фронт на всю глубину, и все ее попытки были отражены противником. Но только благодаря
действиям 7-й армии, которая, наступая на Львов, как и 11-я, углубилась настолько, что стала угрожать окружением 1-й армии генерала Пухалло, которому пришлось отводить свои войска за Днестр.
        В распоряжении штаба армий Юго-Западного фронта оставались еще 5-й Сибирский корпус и вновь прибывшая 113-я пехотная дивизия из Одесского военного округа. Тем не менее 21 июня Брусилов обратился в штаб Верховного главнокомандующего с просьбой передать его фронту еще один корпус, так как стало известно, что противник перебрасывает с Итальянского фронта две дивизии, не считая, что из Полесья через Брест-Литовск противник также перебрасывает подкрепления, чтобы остановить наступление генерала Каледина. В тот же день был отдан приказ о перевозке из 5-й армии Северного фронта 23-го армейского корпуса (тридцать три тысячи бойцов). Генерал Алексеев сообщал Брусилову: «Переброска примерно двух дивизий австрийцев с Итальянского фронта требует две недели времени. Главнейшая цель направления 23-го корпуса - дать вам средства обратить тактический успех в стратегически законченную операцию».
        19 июня генерал Алексеев отдал директиву о дальнейшем наступлении 8-й армии от Луцка в сторону реки Сан с целью отрезать австро-венгерские армии от германского Восточного фронта. Армии Западного фронта должны были нанести демонстрационный удар по Пинску и перейти в общее наступление с 27 июня. Однако 24 июня Брусилов заявил, что он беспокоится за растянутый правый фланг и опасается оторваться от армий Западного фронта, так как противник может ударом с севера отрезать часть войск 8-й армии. Он прекращает наступление на Ковель и поворачивает войска на Владимир-Волынск. В конечном счете переговоры завершились согласием Алексеева на такое действие Брусилова, поскольку именно отсюда противник снял войска для укрепления обороны Ковеля (три дивизии). И это решение способствовало быстрому захвату этого города и продвижению наших войск в сторону Буга, на Холм, а там, возможно, и на Люблин или к югу, на Львов.
        Топтание на месте войск 8-й армии не могло не отразиться на войсках Западного фронта. После долгих переговоров с главнокомандующим Западным фронтом генералом Эвертом Алексеев убедил его передать Брусилову 3-ю армию и перенести направление ее главного удара от Вильно к Барановичам и на Брест-Литовск. В соответствии с этим император Николай II подписал 26 июня директиву, по которой армиям генерала Эверта надлежало скрытно перегруппироваться на Барановичское и Гродненское направления, «3-й армии развить энергичный удар на Пинском направлении», 4-й армии своим наступлением на Гродно беспокоить противника, не давая ему возможности перевозить войска на юг. Армиям Юго-Западного фронта приказывалось овладеть Ковельским районом, для чего ударная группировка усиливалась еще двумя корпусами. 1-й армейский и 1-й Туркестанский корпуса с двумя дивизионами тяжелой артиллерии (пятьдесят семь тысяч бойцов) отправлялись из состава 10-й армии Западного фронта.
        В стане центральных держав с первых дней прорыва начались разногласия по вопросу о контрмерах. Накануне русского наступления на совещании 29 мая 1916 года начальник Полевого штаба Главного командования Австро-Венгрии генерал-полковник Конрад фон Хетцендорф и генерал-полковник фон Линзинген заявляли о необходимости подкрепления австро-венгерских войск германскими дивизиями. Тогда начальник штаба австро-венгерских войск фон Фалькенхайн выступал против таких мер. Но после поражения в Буковине и на Волыни он был вынужден согласиться на это, чтобы остановить русских там, где они были наиболее грозны, и поддержать австро-венгерские линии там, где они казались наиболее уязвимы перед германскими дивизиями.
        Германское командование на Востоке стремилось не только поддержать союзника, но и подчинить себе его действия в столь критический момент. Поскольку было известно о готовящемся наступлении русских армий Западного фронта, на что указывали также действия отдельных соединений на Барановичском направлении, ослаблять войска расположенной севернее Припяти группы армий генерал-фельдмаршала принца Леопольда Баварского было нельзя.
        Тем не менее Линзинген уже на третий день русского наступления перебросил часть сил к месту прорыва. Это были: 1-я гвардейская уланская и 2-я кавалерийские бригады, 28-я пехотная бригада и 2-я горная пушечная бригада (австрийская), введенные в бой уже 19 июня. Оказал помощь и принц Леопольд: из Брест-Литовска через Ковель к месту прорыва проследовали резервы Восточного фронта - 18-я и 108-я пехотные дивизии.
        Из выделенных дивизий и горной артиллерии была сформирована сводная дивизия генерал-майора Руше, позднее ставшая 92-й пехотной. Из этих соединений и некоторых австро-венгерских дивизий, сохранивших боеспособность, была сформирована оперативная группа генерала от кавалерии фон Бернарди, принявшая бой на реке Стоход 20 июня. Кроме того, австро-венгерским армиям были переданы 10-й армейский корпус, 11-я баварская пехотная и 43-я резервная дивизии из Франции, 105-я пехотная дивизия из Македонии. Из состава австро-венгерского Юго-Западного фронта в Галицию направлялись 48-я и 61-я пехотные дивизии.
        Именно этими силами 23 июня на Стоходе и Стыри был нанесен неожиданный контрудар по войскам 8-й армии, а вернее, по северной ударной группировке, которой оставалось пройти каких-то тридцать пять верст до Ковеля. Генерал Алексеев также был озабочен ситуацией на реке Стоходе. Он 28 июня телеграфировал Брусилову: «Переправа частей 3-й и 8-й армий через Стоход приобрела своеобразный и опасный характер: переходят отдельными полками, в лучшем случае бригадами. Такими же частями будут подставлять себя под удары сосредоточенных сил противника. Нигде не видно сосредоточения главного удара или использования благоприятных обстоятельств, как это было у Червища». Русские войска были оттеснены от реки, бои приняли затяжной характер, и Брусилову пришлось вводить в бой полученные подкрепления. Еще до начала контрудара группы Линзингена в боях уже находились 5-й Сибирский корпус 8-й армии, 23-й армейский корпус 11-й армии, 113-я пехотная дивизия 7-й армии. Вновь прибывающие войска пришлось привлечь к отражению атак противника.
        Продолжила наступление только 9-я армия, так что противник был вновь вынужден подкреплять почти полностью разгромленную армию Пфланцер-Балтина. Для этого из Тироля отправлялись две дивизии 8-го корпуса, а германский Восточный фронт направлял на помощь Линзингену 22-ю и 107-ю пехотные дивизии. Подвоз подкреплений был осложнен тем, что в тылу противника не было рокадных железных дорог. Проще было подвезти войска из Франции, Италии или Македонии, чем с других участков русского фронта. Железнодорожники напрягли все силы, чтобы за две недели перегнать почти восемьсот эшелонов!
        В тылу наших армий рокадные дороги имелись, но пропускная способность их была невелика, и в этом состояла главная трудность, что больше одного корпуса перевозить было физически невозможно. Здесь также делалось все возможное для усиления Юго-Западного фронта. Наши железнодорожники вместо двадцати эшелонов в сутки отправляли тридцать четыре, временами эшелоны шли с интервалом полчаса.
        Директивой Главковерха от 27 июня в состав Юго-Западного фронта передавалась 3-я армия, а также 5-й армейский корпус и 78-я пехотная дивизия. 28 июня из запасов армий Северного фронта на юг было передано двадцать тысяч тяжелых снарядов. Командующий Северным фронтом генерал Гурко просил Ставку больше у него ничего не забирать, иначе он лишался возможности наступать. Но получил отказ Алексеева: «Туда, где решается участь данной операции, нужно бросать все, не раздумывая, не колеблясь… Очень просил бы присоединиться к этой точке зрения и спокойно относиться к тем жертвам, которые обязан приносить в переживаемые минуты ваш фронт».
        В следующей телеграмме генералу Гурко Алексеев так объяснял свой образ действий: «При начале операции силы ЮЗФ были сообразованы с количеством противостоящих войск неприятеля. После первых сражений противник приступил к усилению своих войск за счет других участков и подвез примерно десять дивизий. Оставить ЮЗФ в прежнем составе значило бы не только отказаться от достижения каких-либо результатов, но идти на поражение. Государь император не имел в непосредственном распоряжении войск: все было распределено между фронтами. Единственное средство, ограничивая задачу того или другого фронта по ее широте и значению, черпать из этого фронта войска для усиления участка, приобретающего временно первенствующее значение. Вся война полна примерами грандиозных перебросок войск как нашими врагами, так и союзниками».
        30 июня генерал Брусилов подчинил прибывшие войска 8-й армии. А переподчиненной 3-й армии отдал приказ - овладеть Пинском, поскольку эта армия входила до этого в состав соседнего фронта и уже вела бои за Пинск с 26 июня. Именно 8-я, а потом и 3-я армии были вовлечены в бои за Ковель и Полесье, во многих местах они перешли реку Стоход и оборудовали плацдармы, но дальше продвинуться не смогли. 27 июня генерал Каледин сообщал начальнику штаба фронта генералу Клембовскому: «Положение главнейшей группы правого фланга становится критическим, и скоро мне не с чем будет развивать наступление. Противник, подтянув резервы из полосы Западного фронта, непрерывно атакует. Надо, чтобы Западный фронт в ближайшее время начал активные действия по всему своему фронту».
        С 30 июня Брусилов приостановил наступления остальными армиями и приказал «очень прочно закрепиться на занимаемых ныне позициях, которые оборонять активно. Всюду, где только возможно, выдвигать вперед авангарды - кавалерию для задержки наступающего и преследования отступающего противника. Но на всякий случай подготовить тыловые оборонительные позиции». Через два дня он также остановил наступление 8-й армии, так как на нее шло очень сильное давление со стороны противника, надо было перегруппироваться, подтянуть резервы и немного дать отдохнуть войскам. Итак, 7-я и 11-я армии, наступавшие на Львов, остановились в тридцати - шестидесяти верстах от города. 7-я армия генерала Щербачева перерезала железную дорогу Львов - Ужгород, захватив вторично Николаев, и наступала вдоль Днестра на Краковец. 11-я армия генерала Сахарова дошла до Буска, и ей до Львова осталось полсотни верст. Но дальше эти армии из-за сильного противодействия продвинуться не могли без серьезных потерь для себя. 9-я армия генерала Лечицкого продолжала наступление, пока для нее было благоприятное стечение обстоятельств. Противник,
понеся большие потери в первые дни наступления, особенно пленными, и исчерпав резервы, отступал на свою территорию. И еще одно обстоятельство играло нам на руку - это труднодоступность района боевых действий: горный рельеф, минимум дорог; для переброски резервов с одного участка на другой приходилось действовать кружным путем.
        9-я армия продолжала продвижение по Карпатам и Закарпатью, перешла реку Сирет и ее притоки Сучаву и Молдову. Заняли город Кымполунг, в захвате которого особо отличился 3-й кавалерийский корпус генерал-лейтенанта графа Келлера. (Из этого корпуса вышли такие генералы, которых в моем времени знали как непримиримых борцов с красными - Краснов, Дутов, Шкуро, Марков, Крымов, Барбович. Вот только самого Келлера среди них нет, он не воевал ни за тех ни за других.) Сейчас 3-й кавалерийский корпус продвигается через Карпаты к реке Быстрица. Севернее своего основного удара войска 9-й армии уже форсировали Тису, а это уже приток Дуная.
        Штаб Брусилова убедил Алексеева в необходимости подкрепить войска генерала Лечицкого резервами, так как он глубоко вклинился на территорию Австро-Венгрии, а без резервов это чревато большими неприятностями. Противник уже сейчас начинает контратаковать некоторые части 9-й армии большими силами, так как получил для этого подкрепления с других фронтов.
        Штаб Юго-Западного фронта удовлетворил просьбу Алексеева и перебросил в 9-ю армию 108-ю пехотную и Уссурийскую казачью дивизии. Прибывшие в ее состав две дивизии были как нельзя кстати, поскольку северный фланг армии подвергся удару германской группы Крэвеля. 2 июля решено было послать Лечицкому еще 79-ю пехотную дивизию.
        Кроме того, Брусилов требовал передать в его распоряжение все ружейные патроны, вырабатываемые в стране, угрожая отказом от дальнейшего наступления. Алексеев уведомил Брусилова: «В ваше распоряжение направляются пока все выделываемые нашими заводами ружейные патроны, что составляет ежедневно четыре миллиона. Больше взять неоткуда. Запасы Северного и Западного фронтов малы. Необходимо потребовать особенно тщательного сбора брошенных патронов на полях сражения».
        3 июля наконец-то перешел в наступление Западный фронт, а 4 июля и Северный.
        В штабе Юго-Западного фронта прорабатывался план продолжения наступления на июль месяц. Для нанесения нового удара армии Брусилова, усиленные резервами, имели более восьмисот шестидесяти тысяч солдат, при почти трех тысячах трехсот шестидесяти пулеметах и полутора тысячах бомбометов и минометов. В войсках имелось две тысячи семьсот шестьдесят три орудия. Неприятель выставил против нас более полумиллиона солдат при трех тысячах семидесяти одном орудии и трех тысячах пятистах сорока пулеметах.
        Подготовка нового этапа наступления затягивалась из-за продолжающихся атак на 8-ю армию. Теперь уже армии Юго-Западного фронта должны были атакой на Ковель облегчить прорыв армиям Западного фронта на Пружаны - Брест-Литовск и Гродно.
        Тем не менее 5 июля Брусилов в разговоре с Алексеевым еще раз подчеркнул, что ближайшей своей задачей считает «взятие Ковеля действиями с юга, востока и севера, после чего часть сил направлю в тыл Пинской неприятельской группы, если к тому времени она сама не отойдет». Так как в этом направлении наступает 4-я армия генерала Рагозы.
        Главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт начал действия своим фронтом с многочасовой одновременной артподготовки в местах прорыва армий и налетов авиации на ближний тыл. Чтобы затруднить переброску резервов к передовой, по транспортным узлам в дальнем тылу противника наносили бомбовый удар воздушные корабли Сикорского. Итак, 2-я армия генерала Смирнова наступала по направлению на Ковно, до которого было сто тридцать верст. Генерал Радкевич, командующий 10-й армией, также наступал на Вильно - Ковно, но у него путь был длиннее - почти сто шестьдесят верст. 4-я армия генерала Рагозы, как мы знаем, наступала вдоль железной дороги, по направлению Барановичи - Кобрин на Брест-Литовск. Генерал Эверт создал два бронированных кулака. Один такой кулак он придал 10-й армии, состоящей из трех бронепоездов, восьми бронеходов Б-3, двенадцати бронетачанок Б-2 и двух десятков бронеавтомобилей. Второй бронированный кулак передан генералу Рагозе. Его в наступлении на Брест-Литовск будут поддерживать два бронепоезда, шесть бронеходов Б-3, десять бронетачанок Б-2, два бронетрактора и пятнадцать
бронеавтомобилей.
        Гурко атаковал немцев 4 июля. И первой начала наступление 1-я армия генерала Летвинова из района Двинска на Шавли с юга, а с севера наступала 5-я армия Драгомирова. 12-я армия генерала Горбатовского из района Митавы наступала на Векшни и далее на Мемель, стараясь выйти на побережье Балтики между Мемелем и Виндавой. Саму Виндаву поручено брать 13-му корпусу генерала Кузнецова, который находился всего в десяти верстах от города. Для содействия в проведении этой операции генерал Гурко посоветовал Горбатовскому высадить в тылу обороняющих Виндаву морской десант.
        Горбатовский уже имел опыт взаимодействия с морскими силами Балтийского флота. Это из его армии были те два полка, что первыми высадились прошлой осенью на мыс Домеснес и захватили тот самый плацдарм, с которого и началось освобождение Курляндии, и вот это наступление, это продолжение прошлогодней операции. Так, совместно с моряками, была разработана новая десантная операция. Суть самой операции заключалась в следующем. Одновременно с началом наступления по фронту в тылу обороняющихся при поддержке флота высаживается крупный, не менее дивизии, десант и своими действиями помогает прорвать фронт.
        В первую очередь собрали всех оставшихся в живых после прошлогоднего десанта, первой и второй волны, и создали новую дивизию, десантно-штурмовую, под командованием бывшего полковника, а теперь генерал-майора Сиверса. На вооружение этой дивизии выделили пятьсот автоматов Федорова и двадцать новых минометов полковника Мигура. Балтфлот также выделял один батальон морской пехоты, и командовал ими герой захвата германского линкора, капитан второго ранга Павел Шишко, который ради этого покинул командный мостик эсминца. Непосредственно десант поддерживал боевой отряд, составленный из кораблей охраны Рижского залива - броненосцев «Слава» и «Цесаревич», крейсеров «Аврора», «Диана» и приданного для огненного усиления крейсера «Россия», трех канонерских лодок и восьмерки угольных эсминцев. А также их поддерживали гидросамолеты с авиаматки «Орлица» и с острова Эзель. Командовать этими силами доверили контр-адмиралу Колчаку. Отряд прикрытия составляли два дредноута «Гангут» и «Севастополь», крейсера «Богатырь» и «Олег», дивизион эсминцев. Командовал отрядом вице-адмирал Максимов.
        Дальнее прикрытие осуществляла боевая оперативная группа. Но ввиду пошатнувшего здоровья контр-адмирал Трухачев вынужден был подать в отставку. И с 15 июня по высочайшему повелению и в соответствии с приказом за номером 593 в должность командующего боевой оперативной группой вступил контр-адмирал Вяземский. В состав группы входили линейный корабль «Петропавловск», крейсера «Рюрик», «Адмирал Макаров», «Баян» и «Рига» (это бывший «Грауденц», перевооруженный на 130-мм). Два дивизиона эсминцев, из них пять типа «Новик», и гидрокрейсер «Сапсан» с пятью гидросамолетами на борту. Кроме того, на дальних подступах была развернута завеса из подводных лодок - четыре наших типа «Барс» и три английских. Они расположились на траверзе полуострова Хель. В районе Мемеля на позиции встали еще три подводные лодки. На выходе из Финского залива в море находились в ожидании два линейных корабля «Андрей Первозванный» и «Павел I», с ними был крейсер «Громобой» с эсминцами. По всему выходило, что весь наличный корабельный состав Балтийского флота находился в море.
        Рано утром в двадцати пяти верстах от Виндавы с нескольких немецких наблюдательных постов, что были разбросаны вдоль побережья, заметили в море много русских кораблей. Срочно предупредили об этом и Мемель, и Виндаву. Посты эти были малочисленны, но имелись и специальные опорные пункты, где располагалось по паре рот с парой орудий и несколькими пулеметами. Такие пункты находились на расстоянии пяти-шести верст друг от друга и при высадке большого десанта долго не продержались бы, хотя предупреждения получили уже ближайшие гарнизоны противника.
        Первыми к берегу двинулись малые корабли и начали производить контрольное траление в сторону берега. По ним открыли огонь находившиеся поблизости орудия полевой артиллерии, пытаясь помешать тралению, а в ответ с русских кораблей открыли ураганный огонь, перепахавший всю прилегающую территорию намеченного для высадки пляжа. Так, под прикрытием огня, тральщики проделали не менее шести проходов ближе к берегу. Следом пошли такие же малотоннажные суденышки, три из них на полном ходу выскочили на берег, с них в воду, по грудь и выше, прыгали морские пехотинцы штурмового батальона. Это Колчак решил пожертвовать тремя старыми миноносцами типа «Циклон», впоследствии они заменяли временные причалы, так как ближе суда подойти не могли. После выгрузки суда, которые не выбрасывались на берег, пошли за новыми десантниками, что находились на транспортных судах поодаль от берега. Закрепившись на берегу, десантники первой волны при поддержке корабельной артиллерии повели наступление в глубь побережья, образовывая плацдарм. Потом началась высадка с более крупных кораблей с помощью шлюпок и баркасов и всего того,
что могло подойти как можно ближе к берегу. Среди этих крупных кораблей минный заградитель «Ладога» из-за своей вместимости выполнял роль армейского транспорта. А так как на флоте не было ни одного десантного корабля, способного подойти близко к берегу и выгрузить войска, высадка всего десанта затянулась на шесть часов. В целом десантникам повезло, что на дворе была середина лета и вода относительно теплая. Но потери были, как от противодействия противника, так и от несчастных случаев. Потеряв около сотни бойцов только при высадке и еще столько же на берегу, десантники за четыре часа заняли плацдарм десять верст по фронту и шесть верст в глубину. Вечером подошли минные заградители «Нарова», «Онега» и «Амур» и выставили для непрошеных гостей на подступах к плацдарму заградительное минное поле. К этому времени плацдарм был увеличен уже в два раза. Теперь фронт проходил по реке Вента и начинался от городишка Пилтене. Генерал Сиверс приказал находившимся на южном фланге плацдарма батальонам закапываться поглубже и держать оборону во что бы то ни стало, если противник начнет наступать со стороны Мемеля. А
остальные подразделения десанта повели наступление вдоль реки, навстречу наступающему 13-му корпусу, и в спину державших оборону в Виндаве немцев. Через двое суток город был в кольце. Немец оборонялся отчаянно, зная, что со стороны Мемеля их войска непрерывными атаками пытаются разорвать кольцо. Но наши десантники, да и войска 13-го корпуса уже встали мертво, и ничто не могло их теперь подвинуть. До взятия города оставалось совсем немного. Немецкий флот также пытался помочь, по ночам к плацдарму прорывались немецкие эсминцы, производили короткий налет и старались побыстрей смыться, пока их не перехватили наши корабли. За две первые ночи было три такие стычки легких сил противоборствующих сторон. Потеряв один корабль на минах и несколько поврежденных от огня эсминцев и крейсеров, немцы прекратили ночные рейды. Было несколько попыток со стороны подводных лодок противника выйти в торпедную атаку на наши крупные корабли. Но наши эсминцы срывали эти атаки, и тогда немецким подводникам приходилось выпускать торпеды на значительном расстоянии, а это давало время на уклонение от торпед. Крупных сил немцы пока
не высылали, хотя на Балтике они имели несколько броненосцев, которые находились и в Мемеле, и в Кенигсберге, но бросать их под орудия русских линкоров они не захотели. А вот германская авиация сильно досаждала налетами и на десантников, и на корабли. Был разрушен один из импровизированных причалов в виде выброшенного старого эсминца, потоплены транспортное судно и тральщик, бомбы повредили еще несколько кораблей. В воздухе каждый день с переменным успехом происходили воздушные бои, но противник был в более выгодном положении, так как его аэродромы находились ближе, чем у морской авиации, которая поддерживала десантников с самого начала. «Орлица» потеряла все свои самолеты за три дня и была вынуждена уйти в Рижский залив, чтобы принять новый состав. Теперь прикрытие кораблей осуществляли гидропланы, базирующиеся на Эзеле, а также самолеты сухопутного базирования из состава Северного фронта. По исходе третьих суток десантной операции наша флотская радиоразведка перехватила несколько радиосообщений, на основании которых предположили, что через Кольский канал перебрасываются несколько линейных кораблей.
А вот это уже чревато последствиями. Наши три линкора мало чем могут помешать, если немцев будет в два раза больше. Канин отдал приказ о подготовке к постановке вдоль побережья, по которому наступают десантники, еще одного прикрывающего минного поля. Вывести все оставшиеся старые подводные лодки туда же, если только будет точно известно, что германский флот направляется к Виндаве.
        В этой реальности Ютландский бой состоялся несколько позже, после того как кайзер потерял на Балтике четыре линкора, и пусть они были не самые мощные в его флоте, но сама потеря их стала шоком для Вильгельма, так как в противостоянии с Англией у него на тот момент оставалось всего тринадцать линкоров и четыре линейных крейсера, а это в два раза меньше, чем у основного противника. Срочно были ускорены работы по достройке супердредноутов с 381-мм артиллерией «Байер» и «Баден», линейных крейсеров «Гинденбург» и уже практически введенного в строй «Лютцова». К началу летнего общего наступления войск Антанты на войска центральных держав во флоте открытого моря не хватало только «Бадена», который проходил боевую подготовку и через две недели должен был вступить в состав германского флота. Достраивали и к концу года планировали принять на вооружение третий корабль этого типа - «Саксен». Спустили на воду корпуса четвертого супердредноута «Вюртемберг» и головного линейного крейсера «Макензен» с 355-мм пушками и готовились спустить второй такой корабль - «Граф Шпее». Кроме того, немцы решили достроить
греческий линейный корабль «Саламис», планируя вооружить его такими же орудиями, как и «Макензен».
        Хотя германская судостроительная промышленность работала на полную мощность, сравниться с английской она не могла, и разрыв в тяжелых кораблях еще больше увеличился. И поэтому в этой реальности германский флот не жаждал встречи с английским. А вот с нашим он не боялся потягаться, но опасался мин и подводных лодок.
        На третьи сутки к обороняющемуся в окружении городу подползли три неведомые машины. Защитники города ничего подобного не видели. После аккуратного обстрела со стороны моря кораблями Балтийского флота окраины города наша пехота пошла на последний штурм. Первыми поползли те самые машины, похожие на большие железные гробы, но передвигающиеся на гусеницах, да еще и плюющиеся снарядами из пушек, что торчали у каждой из большой башни, расположенной наверху корпуса, а еще выше, вторым ярусом, располагалась еще и пулеметная башенка. Также катилась пара больших пушечных бронеавтомобилей. Позади, прячась за бронированными бортами, бежала пехота. И этих железных монстров ничто не могло остановить, пули отскакивали от них. Даже попадание снаряда в одно из этих чудищ не остановило его. Это было первое появление тяжелого бронехода Менделеева, или попросту Б-4, на поле боя, и оно прошло успешно. Оборона противника была прорвана, и наши войска ворвались в город.
        В этот же день, но в море, в трехстах пятидесяти милях почти строго на запад от Виндавы, находилась оперативная группа контр-адмирала Вяземского, осуществлявшая дальнее прикрытие десантной операции наших войск на побережье Курляндии. Рано утром вылетевшие на разведку два гидроплана М-9 с «Сапсана» обнаружили в сорока милях от острова Борнхольм летевший курсом на восток германский цеппелин. Стометровую сосиску было легче обнаружить, чем десятиметровый гидроплан. Цеппелин даже не летел, а плыл по воле ветра, лишь изредка подправляя курс моторами. Он высматривал русские подводные лодки, так как выполнял роль противолодочного дозора идущей позади него германской эскадры. А состояла эта эскадра из четырех линейных кораблей типа «Кёнинг», двух линейных крейсеров «Фон дер Танн» и «Зейдлиц», а также своры крейсеров и эсминцев.
        Морские летчики не стали сразу атаковать дирижабль, а облетели стороной, пока он их не заметил, так как у них был приказ произвести разведку. Наши авиаторы здраво рассудили, что вот эта сосиска не просто так тут болтается, она что-то высматривает. А для чего высматривает? Возможно, где-то позади идет конвой судов или даже эскадра противника. Если это караван, то будет хорошая охота для группы Вяземского, а если это немецкая эскадра спешит сейчас к Виндаве, то надо все точно разведать. Какой состав эскадры, стоит с ней встречаться нашим кораблям или нет? Гидропланы, обойдя сосиску стороной и пролетев немного вперед, увидели множество дымов, поднимающих под морем. Там, позади, отстав миль на двадцать от цеппелина, шла грозная эскадра, с которой адмиралу Вяземскому встречаться смертельно опасно. Впереди шли фронтом три эсминца, потом крейсера, а дальше линкоры, и все это с бортов прикрывали эсминцы. Сверху висела еще одна сосиска, выполняя ту же роль, что и первая. Наши гидропланы близко подлетать не стали, чтобы не быть опознанными с германских кораблей, а вот заметили их оттуда или нет, летчики не
знали. Командир воздушных разведчиков старший лейтенант Лишин направился в сторону шведского острова, изображая шведа. Удалившись от немецкой эскадры, наши летчики взяли курс на свои корабли и через некоторое время вновь заметили сосиску, плывущую впереди них. И тут у наших летунов кое-где взыграло, и они решили во что бы то ни стало ее атаковать. Поднявшись повыше и прячась в редких облаках, они нагоняли противника, надеясь на удачу. Но удача была нужна всем, она не пожелала отдаваться только одной стороне. На «Сапсан» вернулся только один гидроплан лейтенанта Литвинова, но из него выбралось трое. При атаке цеппелина был убит наблюдатель в экипаже старшего лейтенанта Лишина, а его аппарат поврежден, так что через несколько минут полета ему все же пришлось приводниться и попытаться по возможности устранить повреждения. Второй гидроплан лейтенанта Литвинова пока кружил рядом, надеясь, что его товарищ сумеет взлететь. Но повреждения оказались серьезные, да и лодка постепенно набирала воду, тогда и второй аппарат сел на воду и подрулил поближе. Старлей похоронил своего напарника в море, а сам вплавь
перебрался на гидроплан товарища, но вначале поджег свой, чтобы не достался противнику.
        После всего случившегося победа над цеппелином была не в радость старлею Лишину.
        «Чему тут радоваться, наблюдатель погиб, аппарат свой я потерял. И все из-за своей дурости. Могло ведь быть гораздо хуже, если бы нас обоих сбили, а мы сосиску нет. Все разведданные пошли бы прахом, и наши корабли, не зная о противнике, могли нос к носу встретиться с германской эскадрой, и во всем этом был бы виноват я, - корил себя старлей Лишин. - И что теперь скажу Петровичу, он доверял мне, а я повел себя как мальчишка. И о чем только думал, начиная эту атаку. Есть ведь приказ в первую очередь доставить разведданные, а уж потом атаковать противника. Почему я не приказал Литвинову продолжать полет и доставить сведения о германской эскадре, а позволил также принять участие в атаке. Теперь грянет гроза, наш командир не прощает таких промахов».
        Старший лейтенант оказался прав, капитан первого ранга Дудоров отчитал Лишина за этот проступок, и даже доставленное известие о германской эскадре и уничтоженном дирижабле не смягчило его гнев. Поэтому вся слава досталась Литвинову: за спасение командира из смертельной опасности он был представлен к Георгию.
        Через полчаса в штабе Балфлота уже знали об обнаруженной германской эскадре, что шла курсом на восток, по всей видимости к Виндаве. Об этой угрозе были все предупреждены. Принимались меры и к тому, чтобы задержать продвижение германской эскадры. Первыми должны встретить противника подводные лодки. В район Виндавы выслали минные заградители, чтобы выставить еще одно заградительное минное поле. Туда же направились и все находящиеся в строю старые подводные лодки.
        Вяземский первым делом хотел нанести бомбовый удар по кораблям противника. Так, немного попугать. Но потом здраво рассудил: «Нет, этого делать нельзя, противник имеет два линейных крейсера и вполне может броситься в погоню, если поймет, что где-то рядом находится русская эскадра, в составе которой присутствует тот самый гидрокрейсер, чьи самолеты только что предприняли налет. И максимальное расстояние, на каком могут находиться русские, - это в восьмидесяти милях впереди. А мы-то находимся в семидесяти милях, и нас при желании они могут нагнать за 10 -12 часов. Наша скорость будет не выше двадцати узлов, а у противника на шесть-семь больше. Я мог бы постараться увести за собой эти германские крейсера, если бы Максимов пошел мне навстречу, а три линкора против двух - это уже большое преимущество. Но Максимов не пойдет навстречу, а будет находиться около Виндавы. Возможно, и немец не бросится в погоню, ожидая того, о чем я только что подумал, - коварной ловушки, устроенной нами».
        Вяземский не стал рисковать и повел свои корабли на северо-восток, к острову Эланд. Немцы все же узнали о присутствии где-то в море русской эскадры, так как из воды были выловлены двое уцелевших из всего экипажа дирижабля, сбитого нашими гидропланами.
        Вперед была выслана пара эсминцев и легкий крейсер, чтобы разведать путь впереди по курсу и выяснить, что ожидает эскадру в ближайшие пять часов. Вторая сосиска также направилась на разведку, и это была крупная ошибка немцев.
        Через три часа после того, как улетел дирижабль, на немецкую эскадру вышла первая подводная лодка из завесы, это был «Волк» старшего лейтенанта Иван Мессера, который, сам того не ожидая, оказался на пути германской эскадры. И, будучи не замеченным с кораблей противника, а воздушного прикрытия в этот момент не было, вышел в атаку. Ему даже маневрировать не пришлось, когда один из линкоров сам влез под торпеды. Мессер сумел поразить второй в кильватерной колонне корабль, жаль, что только одной торпедой, и это был «Маркграф».
        Торпеда попала перед носовой башней, где заканчивался основной броневой пояс, вызвав обширные затопления в носу, и даже началось поступление воды в носовой погреб, но с этой бедой справлялись насосы. Линкор осел носом, его управляемость заметно снизилась, как и скорость. Контр-адмирал Пауль Бенке, командир третьей эскадры линейных кораблей, запросил у командующего эскадрой контр-адмирала Фридриха Бёдикера разрешения отправить поврежденный линкор в ближайший порт. После всесторонней оценки повреждений и доклада его командира стало понятно, что линкор будет только обузой для всей эскадры. Хотя боеспособность он и не потерял и если нужно, то еще постоит за себя, но своей скоростью и плохой маневренностью будет только сковывать маневрирование всей эскадры. Если представится случай встретить русские линкоры, у которых и без того ход на пару узлов больше, то он окажется для погони бесполезным. Линкор под охраной двух эсминцев направился в Свинемюнде, а эскадра продолжила путь. Но спустя немногим меньше часа вновь была атакована подводной лодкой.
        Лейтенант Кондрашов, командир «Вепря», атаковал корабли сразу восемью торпедами, выпустив их веером, но в линкоры не попал. Однако несколько секунд понервничать командиров по крайней мере двух линкоров он заставил, когда они уворачивались от идущих на них торпед. А вот один из эсминцев не смог увернуться, и взрывом ему оторвало корму. А когда после всего этого с улетевшего дирижабля пришло сообщение, что на пути эскадры замечены не менее двух подводных лодок противника, контр-адмирал Бёдикер решил больше не рисковать, идя этим курсом, и взял севернее, обходя опасный район. Он предположил, что русские подлодки расположились вдоль побережья максимум в десяти - пятнадцати милях от береговой черты.
        Адмирал Вяземский, в это время находясь в десяти милях восточнее шведского острова Эланд, решил вновь послать гидросамолет на разведку вражеской эскадры. Хотя из перехвата радиосообщений он понял, что немцы нарвались на «волчью стаю» и у них возникли проблемы. После получения радиограммы от командира «Волка» кое-что прояснилось - немцы лишились одного линкора, который был поврежден торпедой и вынужден покинуть эскадру. Вскоре вернулись воздушные разведчики, и их доклад адмиралу не понравился. Немецкие корабли были замечены в пятидесяти милях от оперативной группы, но только курс они держали не на восток, а прямо на него.
        Надо срочно на всех парах уходить в отрыв, сразу же подумал Вяземский. Но общая скорость его отряда на два узла меньше, чем у немецкой эскадры, если та пойдет на полном ходу. Но это не так опасно, все же фора в полста миль это много, если бы только не одно но. Там у немцев два линейных крейсера, а они могут нагнать через восемь часов и навязать бой, давая этим возможность линкорам приблизиться к месту боя. Вяземский повел свои корабли на север, стараясь оторваться от противника, если тот на самом деле ведет преследование.
        «Что происходит? - размышлял адмирал Вяземский. - Неужели противник узнал о местонахождении отряда? Но откуда? В пути никаких судов не попадалось, с берега заметить также не могли. Возможно, нас обнаружила подводная лодка противника, которая находилась где-то тут на позиции и предупредила свое командование. Но опять же, наша радиослужба работу передатчиков поблизости не обнаружила. Тогда откуда противник узнал о нас? Остается уповать на скорость и попробовать затеряться на морских просторах, а там вскоре и ночь настанет. Но не исключена вероятность, что это просто маневр германской эскадры, чтобы обойти севернее позиции наших подводных лодок. И противник пока не предполагает, что у него прямо по курсу русские». И этому есть подтверждение. Получено сообщение с подводной лодки «Вепрь» о том, что Кондрашов сумел нанести тяжелые повреждения эсминцу, об этом он доложил в штаб, и о том, что немецкая эскадра продолжила движение. Но вот о дальнейшем продвижении германской эскадры сведений с других подлодок не поступало. Только с «Гепарда» пришло сообщение о замеченных в море, на большом расстоянии от
подлодки, одном крейсере и двух эсминцах. Но это сообщение поступило два часа назад.
        Оперативная группа на протяжении двух часов на полном ходу отходила на север. За это время за кормой было чисто, да и по времени еще рановато кому-то появиться. Сбросив ход своего отряда до малого, адмирал приказал Дудорову выслать на разведку только один М-9, чтобы не терять времени на спуск, а потом и на подъем лишнего аппарата. Если тебя преследует противник, то каждая секунда на вес золота. Как только гидроплан оторвался от воды, корабли возобновили движение прежним курсом, но экономичным ходом. Зачем стоять и ждать возвращения разведчика, если тебя преследует противник. Через два с половиной часа гидроплан догнал свои корабли, и после доклада авиаторов все встало на свои места. Отряд никто не преследовал, просто адмирал германской эскадры решил взять севернее и обогнуть, по его мнению, место засады русских подводных лодок. А теперь, судя по курсу, эскадра направлялась в Кенигсберг, но, возможно, чуть позже возьмет да и снова поменяет курс на более восточный. В штаб флота ушла срочная радиограмма о нахождении пропавшей эскадры.
        Подводные лодки получили новый приказ - идти к Кенигсбергу, на перехват германских кораблей. И если эскадра там, то своими активными действиями попытаться задержать ее на ближайшие сутки в этом порту. Преграждая на сутки путь к Виндаве, наши моряки давали своим войскам время полностью захватить город. Хотя город почти в наших руках, но немцы еще в некоторых кварталах города отчаянно сопротивляются. А на утро назначен последний штурм. Желательно, чтобы атакующие не попали под двенадцатидюймовые снаряды германских линкоров.
        Вяземский повернул свою группу на восток и мимо южной оконечности Готланда направился к Виндаве, на соединение с эскадрой Максимова. Ночью проскочил в 30 милях от Кенигсберга, больше опасаясь своих подлодок, чем кораблей противника, и утром был около Виндавы. Этой ночью защитники города, собравшись в один кулак, попытались пробиться через реку на правый берег. Частично этот прорыв удался, четверть защитников города вырвалась и лесами ушла в сторону Либавы. Город остался за нами. Адмирал Бёдикер на следующий день не повел свою эскадру дальше, а остался Кенигсберге. Теперь в его задачу входило не допустить высадки десанта в тылу Либавы.
        Юго-Западный фронт возобновил наступление 14 июля. А за два дня до этого на французском фронте, на Сомме, англо-французские войска начали недельную артподготовку, взламывая оборону немцев. И зачем им надо было неделю долбить по этой обороне? Думаю, им хватило бы и пары суток. То, что они долбили немецкую оборону неделю, в последующем сыграло злую шутку с союзниками. Противник за это время успел подтянуть на этот участок фронта резервы и создать новую линию обороны. А когда наши союзники пошли на прорыв, они, образно говоря, попали в мясорубку и понесли огромные потери, посылая солдат плотными волнами на пулеметы. В первый же день британцы потеряли двадцать одну тысячу солдат убитыми и пропавшими без вести и более тридцати пяти тысяч ранеными. Много потерь было среди офицеров, чья форма заметно отличалась от обмундирования рядового и сержантского состава. Подготовка к наступлению велась пять месяцев, накоплено было огромное количество боеприпасов, причем даже за наш счет - это были те самые вооружение и боеприпасы, за которое мы заплатили, но так их и не получили. Имея к началу наступления тридцать
восемь дивизий, за две недели боев наши союзники добавили еще тринадцать, положив уйму народа, но оборону немцев так и не прорвали.
        В это время, но на другой стороне Европейского фронта, в России, войска Северного фронта генерала Гурко освободили в центре Курляндской территории город Шавли (современный Шяуляй). Теперь фронт проходил по реке Вента до Гольдингена, потом по ее левому берегу до Альшвангена, выйдя на побережье Балтики в тридцати верстах от Мемеля. Теперь и Либава была почти окружена с суши, но оставался неширокий коридор по побережью моря, который насквозь простреливался нашей полевой артиллерией. Но полностью перекрыть этот коридор не позволяли германские тяжелые корабли, которые периодически обстреливали наши войска. Дальше наступление застопорилось, войска закрепились на достигнутых рубежах.
        На Западном фронте генерала Эверта 2-я и 10-я армии совместными усилиями все же освободили Вильно и вышли на железную дорогу Шавли - Вильно в двадцати верстах от Ковно. 4-я армия Рагозы смогла дойти до Пружан, что в восьмидесяти верстах от Брест-Литовска. К 16 июля фронт проходил по железной дороге Шавли, Вильно, Лида, Волковыск, Пружаны и Антополь, где немцами была остановлена 3-я армия генерала Леша.

* * *
        Генерал Каледин начал свое наступление на двое суток позже, чем 7-я и 11-я армии, 16 июля центром своих войск, ударом с юга на Любомль, который находился в тридцати пяти верстах западнее Ковеля, чтобы перерезать железную дорогу Ковель - Люблин и этим лишить противника возможности переброски подкреплений. С востока 3-я армия и правое крыло 8-й армии отбросили расстроенного противника за Стоход, повели наступление в сторону железной дороги Брест-Литовск - Ковель, беря город в кольцо. Левым флангом своей армии Каледин решил наступать через Буг на Замость, в каких-то ста верстах на юго-восток от Люблина. Брусилов придал дивизии Деникина, что должна прорвать фронт и наступала на Любомль, два взвода танкеток и взвод бронеходов, всего восемнадцать машин. Остальные только что полученные тринадцать бронированных машин были переданы в 33-й корпус генерал-лейтенанта Крылова. Этот корпус должен наступать вдоль железной дороги Ковель - Сарны совместно с 11-м корпусом генерала Баранцова из 3-й армии, который поддерживал его с правого фланга. Следом за «Железной дивизией», после того как она прорвет фронт,
пойдет в прорыв гвардия, преобразованная в Особую армию. Ей предстояло после Любомля наступать вдоль правого берега Буга на Брест-Литовск.
        Еще неделю назад Николай II повелел: немедленно начать переброску всех войск гвардии в распоряжение Юго-Западного фронта в район Луцка - Владимира-Волынска. Перевозку вести полным напряжением железнодорожных средств, дабы исполнить с возможною быстротою. Командующему войсками гвардии организовать планомерную перевозку первоначально пехоты с ее обозами, затем конницы, армейские учреждения должны следовать только в хвосте всей перевозки.
        Цель переброски гвардии - совместно с войсками генерала Каледина образовать новую армию для совместного маневра и глубокого обхода германских армий, обороняющихся на Припяти, и далее на Брест - Кобрин - Пружаны, действуя в тылах Пинско-Припятской группы неприятеля, дабы по возможности очистить этот район. Предлагалось шире использовать при этом конницу, прибегая к смелому маневрированию.
        Дополнительно сообщалось, что гвардия до сосредоточения остается в личном распоряжении императора. 2 июля из войск гвардии была образована Особая армия генерал-адъютанта Безобразова.
        Император также обратился к командующему Западным фронтом: необходимо удержание находящихся перед ними сил противника, держа их под угрозою энергичной атаки или продолжая наступательную операцию, но демонстративно. Принять решительные меры к быстрому пополнению и восстановлению боеспособности некоторых частей 4-й армии, наступающей на Брест-Литовск, дабы придать решительную силу и энергию намеченному удару. Содержать эти части в возможно сильном численном составе.
        Войска генерала Гурко не вызвали нареканий, и император просто подтвердил: выполнять возложенную на войска задачу нанесения удара неприятелю согласно разработанным главнокомандующим Северным фронтом планам.
        Таким образом, на армии Юго-Западного фронта возлагалась задача решающего удара кампании, а соседний Западный должен был только отвлекать на себя силы противника. В армиях генерала Эверта к этому времени снарядов осталось всего на два дня интенсивных боев, так что в конце концов, после переговоров с Эвертом, Алексеев решил не настаивать на продолжении наступления по всему фронту, а ограничиться только активными действиями 4-й армии. Остальным закрепиться на достигнутых рубежах, для накопления припасов и пополнения на последующее наступление.
        Противник также перебрасывал новые дивизии на русский фронт. К середине июля его боевые потери достигли полумиллиона человек. В плену оказалось более трехсот тысяч солдат и офицеров противника, было захвачено около четырехсот орудий, более тысячи пулеметов, триста пятьдесят бомбометов и минометов. За две недели в полосу предстоящего нашего наступления прибыли 34-я и 106-я немецкие пехотные дивизии. Из состава 3-й австро-венгерской армии из Тироля прибыли 1-й и 8-й корпуса и тут же были подчинены штабу 12-й армии фельдмаршал-лейтенанта эрцгерцога Карла-Франца-Йозефа. Также на русский фронт прибыли германская 121-я пехотная дивизия и 2-я егерская бригада из Франции. После того как Западный фронт Эверта остановил наступательные действия, на юг были переброшены 10-я и 86-я пехотные дивизии и 9-я бригада ландштурма из группы армий Гинденбурга. Некоторые соединения были задействованы в боях за Львов, остальные использовались для создания резервов.
        1 июля начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Клембовский отдал приказ о наступлении войсками фронта с 14 июля. После заявления командующего 9-й армии генерала Лечицкого о невозможности начать наступательную операцию ранее 15-го, то есть до полного прибытия пополнения и подкреплений, начало наступления перенесли на два дня. Наступать в назначенный срок могла только полностью готовая к этому 11-я армия (сто девяносто тысяч бойцов, более девятисот пулеметов, шестьсот пятьдесят орудий, тридцать восемь бомбометов, два бронепоезда, девятнадцать бронемашин, имевшийся в резерве 45-й армейский корпус, почти сразу же введенный в бой после начала боевых действий). В последующие дни эта армия в сражении в верховьях реки Буг и на подступах к Львову разбила и потеснила армейскую группу фон дер Марвица и 1-ю австро-венгерскую армию, вместе имевшие около девяноста тысяч бойцов, пятьсот пулеметов, четыреста орудий и бронепоезд, а затем продвинулась вперед под Каменки - Струмилово, Жолква, что в двадцати трех верстах севернее Львова, и повернула на юг в сторону Краковца, захватив в боях до тридцати тысяч
пленных, пятьдесят орудий, тридцать шесть минометов и бомбометов и полсотни пулеметов, а также потеряв тридцать тысяч человек. Вечером 22 июля штаб 1-й армии австрияков был расформирован, а остатки войск (десять тысяч человек) влиты во 2-ю армию Бем-Ермолли. С юга на Самбор и Краковец наступала 7-я армия Щербачева.
        16 июля после трехчасовой артподготовки на участке фронта 4-й австро-венгерской армии перешел в наступление 8-й армейский корпус генерала Драгомирова, и на острие атаки находилась «Железная дивизия» генерала Деникина. Впервые на Юго-Западном фронте наши войска применили бронетехнику на гусеничном ходу. Взвод бронеходов и взвод бронетачанок из состава 3-го броне-дивизиона помогли Деникину прорвать оборону австрияков на всю глубину. В прорыв первым вошел 7-й кавалерийский корпус, а следом 31-й армейский корпус генерала Мищенко, и через сутки они были уже в Любомле, а также, захватив мосты через Буг, перерезали всякое сообщение Ковеля с западом. Следом шла вся Особая армия, которая своим левым флангом продвигалась по правому берегу Буга по направлению на Брест-Литовск. С развитием прорыва и охвата противника под Ковелем 8-й корпус повернул на Грубешов - Замостье с задачей выйти на железную дорогу Люблин - Львов, с поворотом на север - на Холм. Новое продолжение нашего наступления на юге совпало с совещанием в Плессе императоров Германии и Австро-Венгрии. На этом совещании было принято решение
подчинить генерал-фельдмаршалу фон Гинденбургу все войска от Балтики до Галиции, включая 2-ю австро-венгерскую армию. 20 июля армейская группа генерала от артиллерии Х. фон Гронау была подчинена группе армий принца Леопольда Баварского и усилена 1-й ландверной дивизией. 23 августа Гинденбург вступил в командование Восточным фронтом и распорядился усилить оборону Брест-Литовска 75-й пехотной дивизией и 15-м турецким корпусом. Но фронт 4-й армии был уже прорван, а Ковель взят, войска генерала Безобразова продвигались к Брест-Литовску с юга. 33-й корпус генерал-лейтенанта Крылова после освобождения Ковеля продолжил наступление вдоль железной дороги на Брест. 11-й корпус генерала Баранцова также повернул на север, но заходя в тыл группировке противника на Припяти и вынуждая ту отходить к Брест-Литовску. 3-я армия застряла на Днепровско-Бугском канале и никак не могла закрепиться на его левом берегу. 4-я армия вышла на реку Лесная и в верховья реки Нарев, освободила городок Беловеж и теперь находилась в сорока верстах от Брест-Литовска на север. К 1 августа город был в полукольце. Противник в спешном
порядке перебрасывал подкрепления к Ярославу на реку Сан, для удара на Львов. Начальник штаба главной квартиры генерал от инфантерии фон Фалькенхайн по-прежнему опасался за фронт 2-й армии в Галиции и приказал направить туда вновь формируемые в Польше 195-ю и 197-ю пехотные дивизии. Карпаты должны были прикрыть 1-я пехотная дивизия и Альпийский корпус. Для обороны Брест-Литовска Гинденбург был вынужден выделить 3-ю ландверную бригаду из 8-й армии и 40-й армейский корпус во главе с генералом от инфантерии Лицманом. Всего за короткий срок к фронту прибыло четыреста пятьдесят шесть эшелонов с войсками. В середине августа планировалось нанесение удара по русским войскам в Галиции, после того как они выдохнутся при наступлении.
        Почти два месяца на просторах России от Балтики до румынской границы шли ожесточенные бой, гибли сотни, а иногда и тысячи солдат в день, и десятки тысяч получали ранения и увечья. За это время наши войска местами продвинулись на расстояние от ста до двухсот пятидесяти верст на занятую противником территорию. В Белоруссии и Курляндии это была наша собственная территория, освобожденная от противника, а вот южнее Брест-Литовска и до границы Румынии мы уже воевали на территории Австро-Венгрии. Наша армия освободила Буковину и большую часть Галиции, и в середине августа в городах Черновцы и Лемберг (Львов) было объявлено о создании двух независимых государств. 1 сентября во Львове был избран Великий сейм нового государства Восточная Га-личина. 28 июля в Черновцах состоялось национальное собрание, на котором была принята резолюция об отделении Буковины от Австро-Венгрии и провозглашении нового независимого государства, об избрании Национального совета новой государственной власти.
        На Кавказском фронте также шли бои, и они начались даже раньше, чем на Европейском театре боевых действий. В первых числах июня турки после усиления своей 3-й армии начали наступление на Эрзерум и Трапезунд. Все же триста тысяч войск на тысячу верст это слишком мало, а резервов, кроме армянских добровольцев, у Кавказского фронта нет, только за 1915 год на Кавказском фронте сражалось более двадцати тысяч армян из Российской империи. Войска Юденича стали постепенно сдавать свои позиции, медленно пятясь. 13 июня вся 3-я турецкая армия перешла в решительное наступление, направив главный удар свежими 5-м и 10-м корпусами долиной Лиман-Су в Трапезундском направлении. 20 июня туркам удалось вклиниться здесь между 5-м Кавказским и 2-м Туркестанским корпусами, но развить этот прорыв они не могли. Войска стояли неприступным бастионом на пути. Только один 19-й Туркестанский полк полковника Литвинова двое суток держался мертвой хваткой, и две галлиполийские дивизии, эти победители англичан и французов, так ничего и не смогли поделать. Наши богатыри дали время командованию произвести перегруппировку. Ударом
123-й пехотной дивизии в левый фланг турок и 3-й пластунской бригады в правый их фланг продвижение было остановлено.
        Из шестидесяти трех офицеров и трех тысяч двухсот восьмидесяти пяти нижних чинов полковник Литвинов недосчитался двух тысяч семидесяти человек личного состава, из них сорок три офицера. 19-й Туркестанский стрелковый полк своей кровью спас положение всего Кавказского фронта. Перед его позициями остались лежать около шести тысяч турок, а раненых никто не считал. В рукопашном бою погиб командир 10-й турецкой дивизии. Прошел слух, что это сын бывшего султана Абдул Гамида (Хамида II) - он был заколот кем-то из солдат.
        Сдержав 5-й и 12-й турецкие корпуса на Трапезундском направлении, 5-й Кавказский и 2-й Туркестанский корпуса контратаками начали теснить противника. Отряд кораблей Римского-Корсакова обстреливал турок, наступавших по побережью к Трапезунду. Транспортная флотилия через Ризе и Трапезунд осуществляла снабжение Кавказской армии. Активизировались германские подводные лодки. Наша разведка выявила, что немцы перебросили из Средиземного в Черное море еще две подлодки. И в этом мы скоро убедились, потеряв один транспорт, потопленный возле Новороссийска. Саблин получил втык за это, но транспорт и военный груз не вернешь. Пришлось вновь вводить конвои и усиливать противолодочную дивизию, передав туда последние четыре эсминца типа «Заветный». Это в некоторой степени помогло, так как все попытки выйти в атаку на конвои пресекались кораблями прикрытия.
        В это время генерал Юденич перешел в наступление одним 1-м Кавказским корпусом на 9-й и 11-й турецкие корпуса у Мамахатуна, и в ночь на 25-е нанес по ним сокрушительный удар. 27-го был отобран Мамахатун, и турки отброшены далеко к востоку. Июньские бои на Мамахатунском направлении были упорны и кровопролитны. Всего здесь было захвачено более четырех тысяч пленных.
        Юденич, не давая передышки своим войскам и противнику, продолжал решительное наступление и 10 июля овладел важнейшим узлом сообщений Анатолия - Эрзинджан.
        12 июля в городе Ван собралось Армянское национальное собрание, где Арам Манукян, будучи губернатором захваченной русскими войсками обширной территории турок, провозгласил преобразование генерал-губернаторства Западная Армения в Республику Армения и начал формировать правительство, полностью лояльное к Российской империи. Вскоре началось формирование армии, которую возглавил армянин, генерал-лейтенант Фома Иванович Назарбеков (также Товмас Ованесович Назар-бекян), которая должна совместно с Кавказской армией русских защищать свое новое государство. В сентябре новое государство было признано правительствами Франции и САСШ и только через неделю Англией.
        Оборонительными июньскими и наступательными июльскими операциями наша Кавказская армия уже в который раз разгромила 3-ю турецкую армию. За июньские и июльские бои нами взято более семнадцати тысяч пленных. О количестве захваченных трофеев сведений нет. Подсчитывая и пересчитывая по многу раз пушки, бомбометы и пулеметы, захваченные армиями Брусилова, Ставка совершенно игнорировала Кавказский фронт. Из списков, поданных для награждения отличившихся, можно установить только самую малость: что в боях взяты два вражеских знамени, захвачено двадцать орудий и примерно пятьдесят пулеметов. После взятия Эрзинджана наша армия смогла обратиться на нового врага, угрожающего с юга.
        Назначенная для главного удара по нашему левому флангу в районе озера Ван 2-я армия турок Ахмета Иззета из-за невозможности подвести войска ближе, притом что войскам к местам сосредоточения приходилось пылить ногами до шестисот километров, медленно собиралась южнее Эрзинджана, в долине рек Тигр и Евфрат. Раньше других сюда прибыл 16-й турецкий корпус героя Дарданелл Мустафы Кемаль-паши. Слева от него разворачивались 4, 3 и 2-й корпуса, но они никак не могли полностью собраться.
        С 20 июля на фронте с новой силой разгорелись бои. Ахмет Иззет перешел в решительное наступление на Эрзерум, намереваясь отбить его и выйти в тыл основным силам Юденича, находившимся под Эрзинджаном. Чтобы сковать наш 1-й Кавказский корпус и не дать прийти на помощь соседу, Ахмет Иззет направил на него свой 2-й корпус, а сам с тремя остальными корпусами обрушился на 4-й Кавказский корпус. Галлиполийские победители атаковали с большим подъемом и энергией, так как в их памяти были свежи воспоминания о противостоянии англо-французским войскам у Дарданелл. Под их яростными ударами части 4-го Кавказского корпуса стали отходить за озеро Ван. 23 июля мы потеряли Битлис, 24-го - Муш, опасно обнажив левый фланг наших главных сил и пути сообщения с Эрзерумом. Турки вновь близко подошли к городу Ван - столице нового государства. Они планировали полностью разрушить этот город, чтобы стереть даже память о нем как о какой-то столице нового государства, образованного на их территории. Но второй раз за эту войну взять город не смогли. Ввиду очевидной опасности потерять Ван правительство временно перебралось в
Эрзерум.
        Юденич решил отбить этот наметившийся опасный обход своих главных сил ударом в левый фланг прорвавшейся 2-й турецкой армии. Этот удар был возложен на резерв фронта - группу генерала Воробьева в составе 4-й, 5-й Кавказских стрелковых дивизий и 2-й пластунской бригады, которым было приказано атаковать в общем направлении на Огнот. А вот у турецкого командующего резервов не было. Все, что до этого к нему направлялось, пришлось отдать Энвер-паше, который собирал войска для удара по Синопу, захваченному 19 июля русским десантом.
        Наше встречное наступление началось 6 августа. Несколькими стремительными ударами с фронта и во фланг противника группа генерала Воробьева вначале остановила, а затем отбросила прорвавшиеся от Огнота 3-й и 4-й неприятельские корпуса. Одновременно и 4-й Кавказский корпус ударил с фронта и заставил отступить 16-й корпус Кемаля. 10 августа был возвращен Муш, а 14-го группа генерала Воробьева уже стояла на Евфрате. В боях с 7 по 10 августа на подступах к Мушу полностью была разбита 7-я турецкая пехотная дивизия из 16-го корпуса. Нами взято две тысячи двести пленных, четыре орудия.
        Командующий 2-й армией Ахмет Иззет и после этого не желал признать себя побежденным. Он бросил в бешеные контратаки свои 3, 4 и 16-й корпуса. В тяжелых боях с 15 по 18 августа у Хеваршаха и Огнота наступательный порыв этих превосходных войск был сломлен. В этих боях взято полторы тысячи пленных и два орудия.
        Чуть забегая вперед, отмечу, что всю вторую половину августа и начало сентября в долине Евфрата кипели ожесточенные бои, происходило так называемое впоследствии Огнотское сражение. Против четырех наших дивизий неприятель развернул одиннадцать. Турки дрались с той же отвагой, что и на Галлиполи, но противник у них здесь был не тот. Шаг за шагом дарданелльские победители отходили туда, откуда начинали месяц назад.
        За всю операцию из пятидесяти тысяч бойцов Кавказской армии и десяти тысяч из республиканской армии Армении, что сражались с армией Ахмета Иззета, мы потеряли двадцать тысяч человек. Пленных и трофеев в этих ожесточенных боях почти не было, война шла на полное уничтожение. В этом немного поспособствовали армянские части, они в плен турок, а тем более курдов, не брали, уничтожали на месте. Вообще же за всю операцию по отражению 2-й турецкой армии с конца июля по середину сентября нами взято пять тысяч пленных и десять орудий. Все остальные потери турок - кровавые.
        К середине сентября бои стали затихать. К октябрю 1916 года весь Кавказский фронт утопал в снегу. Живая сила неприятеля была сокрушена окончательно. Из ста пятидесяти тысяч бойцов своей вечно битой 3-й турецкой армии Вехиб-паша едва собрал под конец боев тридцать пять тысяч, а во 2-й турецкой армии Ахмета Иззета из ста двадцати тысяч бойцов осталась половина. После этих боев дарданелльские корпуса были сведены в кавказские дивизии. Возместить эти огромные потери обескровленная Турция уже не могла. Да и нам наступать на таком протяженном фронте практически было нечем, требовались резервы. Роль Кавказской армии стратегически закончилась.
        Огнотским сражением завершилась героическая борьба нашей Кавказской армии в этом году. С ничтожными силами она почти полностью захватила земли древней Армении и сделала значительно больше того, что от нее требовал общий ход войны. С занятием Эрзинджана наше продвижение в глубь Турции достигло своего стратегического предела. Пути сообщения вытянулись на пятьсот - шестьсот верст в дикой местности. Продовольственные транспорты сами вынуждены были съедать большую часть своих запасов во время доставки. Для более быстрой доставки военных грузов через Гумри на Карс, далее через Сарыкамыш до Эрзерума была проложена узкоколейная железная дорога. Но ее пропускная способность была невелика, и складировать все в Эрзеруме оказалось невыгодно, так как наши войска уже взяли Эрзинджан. Это сто пятьдесят верст по прямой, а тут горы, значит, и расстояние еще больше. Поэтому было решено протянуть узкоколейку до Мамахатуна, стоящего как раз посередине между этими городами, поближе к фронту, а дальше можно и до самого Эрзинджана провести. Началось строительство еще одной ветки от занятого нами Трапезунда до Эрзерума.
        Глава 8. Минная операция у Босфора
        В конце июня пришел эшелон с минами заграждения для нашего флота. Эти мины я выбил, будучи в Ставке. И вот наконец-то они прибыли, я сразу же отдал команду подготовить операцию по минированию подступов к Бургасу и Варне, а также самого пролива. Через три дня план операции был проработан во всех деталях, после этого согласован со мной. Итак, на 2 июля намечено начало операции по минированию трех ключевых районов базирования германо-турецкого флота. Первый этап операции рассчитан на трое суток. Последующие минные постановки будут производиться по мере поступления мин.
        - Сережа, на два часа завтрашнего дня пригласишь ко мне контр-адмирала князя Львова, контр-адмирала Трубецкого, а также Владимира Константиновича и капитана первого ранга Шрейбера, начальника бригады подводных лодок капитана первого ранга Клочковского. Командира подводной лодки «Краб» старшего лейтенанта Паруцкого, - отдал я распоряжение своему адъютанту.
        На следующий день все приглашенные собрались у меня.
        - Николай Георгиевич, - обратился я к князю Львову, - перед вами стоит задача очень плотно заминировать выход из пролива, чтобы ни одна посудина оттуда не вышла. Кроме того, надо выставить минные заграждения перед Варной и напротив Евксинограда близ Варны, где располагается летняя резиденция болгарских царей, там сейчас, по докладу разведки, базируются германские подводные лодки. Еще одним местом, где следует выставить минное заграждение, должен стать Бургас. И это надо по возможности выполнить одновременно. Приказываю задействовать все заградители отряда. Но в начале этой операции первым выходит на минную постановку подводный минный заградитель «Краб».
        Старший лейтенант Паруцкий, ваша лодка готова выполнить это задание? Мне известно, что она не отличается надежностью, но после того, как операция по закупориванию Босфора закончится, мы обязательно поставим ее на модернизацию. Я уже на сей счет отдал распоряжения довести до инженера Налетова, чтобы он переделал свою лодку под дизельные двигатели. Они все же надежнее и безопаснее, чем эти керосиновые.
        - Ваше превосходительство, лодка к выполнению задания готова, и экипаж его выполнит.
        - Раз вы готовы выполнить этот приказ, то сейчас же принимайте мины и сегодня в двадцать ноль-ноль выходите совместно с двумя эсминцами к Босфору. Ваша задача скрытно выставить мины в самом проливе, напротив Филь-Бурну. Смотрите, лейтенант, вам придется почти на три мили проникнуть в пролив и только там выставить мины.
        - Так точно, ваше превосходительство.
        - Чтобы сэкономить время на переходе и ввиду ненадежности ваших керосинок, вы пойдете на буксире за эсминцем. Владимир Владимирович, кого вы назначите для сопровождения «Краба»?
        - Эсминцы «Громкий», капитан второго ранга Старк, и «Быстрый», капитан второго ранга Шипулинский.
        - Их задача как можно ближе подвести подводную лодку к проливу и оставаться на месте до тех пор, пока она не выполнит свое задание. После этого привести ее обратно в Севастополь. Вы, Михаил Васильевич, как только после выполнения задания соединитесь с эсминцами, дадите радиограмму о выполнении кодированными словами. Например, передадите: «На море опустился туман». Если задание не будет выполнено, но я надеюсь, что этого не произойдет, то сами, наверное, догадались, какой должна быть радиограмма.
        - Да, но я уверен, что мы его не передадим.
        - Капитан первого ранга Клочковский, направите еще две подводные лодки к проливу, чтобы прикрыть отряд минзагов контр-адмирала Львова в районе минной постановки.
        - Ваше превосходительство, можно мне пойти с «Крабом»? Постановка мин в самом проливе - очень ответственная операция, а у старшего лейтенанта Паруцкого это первый такой боевой поход.
        - А вы что, не доверяете старшему лейтенанту Паруцкому или боитесь, что он не справится?
        - Почему же, я доверяю Паруцкому, но все же, как командир бригады, я должен присутствовать при первом его боевом походе.
        - Хорошо, идите. Но тогда по окончании минной постановки постарайтесь перейти на одну из своих подлодок и оставайтесь там до конца автономности - глянете, что предпримет противник. Ну, вот теперь и ваша очередь, князь, - обратился я к Львову. Сколько заградителей готово выйти в море?
        - Все шесть.
        - Все шесть, это же хорошо. Значит, можно за один выход выполнить поставленную задачу. Вам, Николай Георгиевич, предстоит взять полный комплект мин, чтобы не одного свободного места не осталось на кораблях, и выставить сразу несколько минных заграждений. Первое перед Варной на юг, вот здесь. - Я показываю место на карте. - Предлагаю послать туда всего один заградитель. К Бургасу, значит, еще два пойдут и выставят здесь и вот тут, - опять показываю район минных заграждений. - Смотрите, чтобы случайно не наскочили на установленные уже прежде наши и болгарские минные заграждения. Потом сверитесь по карте у Владимира Константиновича. И самое опасное, что вам предстоит, - это выставить минные заграждения как можно ближе к проливу. Сколько у нас уже выставлено на подходе к проливу минных заграждений?
        - Восемь, ваше превосходительство.
        - Половина из них турки наверняка уже протралили. Ваша задача выставить мины между предыдущими заграждениями от мыса Эльмос до мыса Угуньяр. С вами пойдет капитан первого ранга Шрейбер. Все понятно?
        - Да, ваше превосходительство. Какое прикрытие будет у нас, если нам предстоит выполнять минные постановки сразу в трех местах?
        - Я сам выхожу с 1-й оперативной группой на «Марии», но у вас будет непосредственное прикрытие - 3-й дивизион эсминцев. Так что сами распределите их, полагаю, у Босфора вам прикрытие не понадобится, если я сам там буду. Выход вашего отряда - завтра, рассчитайте так, чтобы через сутки корабли подошли к своим квадратам в темноте и по возможности в одно время.
        Я вышел из Севастополя через четыре часа после того, как его покинул минный заградитель «Дунай», который в сопровождении эсминца «Капитан-лейтенант Баранов» направился к Варне. А за несколько часов до этого ушли минные заградители основного отряда.
        Корабли оперативной группы шли семнадцатиузловым ходом, постепенно нагоняя ушедшие вперед минные заградители. Как всегда, впереди шла пара эсминцев под флагом князя Трубецкого, следом «Императрица Мария», далее в кильватере «Память Меркурия», на траверзе линкора шли еще два эсминца. На море стоял полный штиль и отменная видимость. Опасаться подводных лодок так далеко от берега тоже не стоило. Больших подлодок у немцев только три, и они вряд ли будут нас ловить в сотне миль от берега, а про более мелкие и говорить не стоит, они оперируют всегда вдоль берега. Хотя даже такую встречу нельзя исключать, если лодка идет к Севастополю или направляется к Новороссийску по кратчайшему пути. Но пока Бог миловал нас от такой встречи.
        Свои заградители мы нагнали к шестнадцати часам, когда до пролива оставалось около восьмидесяти миль. Впереди шла «Великая княгиня Ксения» под флагом начальника отряда заградителей контр-адмирала Львова. Далее «Цесаревич Георгий» и «Великий князь Алексей», несшие вместе около семисот мин. За два часа до нашего подхода от основного отряда отделились минные заградители «Великий князь Константин» и «Святой Николай» и под охраной пары эсминцев направились к болгарскому Бургасу. Догнав заградители, мы пошли восточнее каравана, держа дистанцию восемь миль. За час до полуночи отряд находился в двадцати милях от пролива. Минные заградители ушли вперед, с ними два эсминца Трубецкого, на каждом находилось еще по восемьдесят мин «Рыбок», которые они должны выставить в горле пролива недалеко от маяка Анатоли-Фенер. Постановкой «Рыбок» командовал каперанг Шрейбер. Я повернул отряд на восток и снизил скорость до малого, намереваясь в этом районе нарезать круги, пока идет минирование подступов к проливу. Позавчера пришло сообщение с «Краба» (несмотря на технические неполадки - об этом я узнал из рапорта
Клочковского) об успешном минировании самого пролива. Турки даже не предполагали, что мы осмелимся на три мили зайти в пролив и выставить напротив их береговых батарей минное заграждение из шести десятков мин. Уже на следующий день на этом заграждении подорвался старый миноносец «Берк-Эфшан», исполняющий роль сторожевого и посыльного судна, и одна фелюга. При тралении подорвался тральщик «Сейяр», который хотя и остался на плаву, но в строй больше не вводился. Через неделю «Краб» повторил поход к проливу, но на этот раз ему не удалось проникнуть вглубь. Заграждение пришлось выставлять на линии, соединяющей мысы Юм-Бурну и Панас-Бурну. Ну это было еще впереди, а сейчас минные заградители очень осторожно проходили между минными заграждениями, что когда-то сами же здесь и понаставили. И вот теперь им надо выставить мины в двух милях от входа в пролив, перекрыть его на какое-то время. Турки заграждение обнаружат, как только кто-то налетит на мину или одна или несколько по техническим причинам не встанет на заданную глубину и будет торчать из воды. Мины может сорвать и штормом, который вдруг разразится в
ближайшее время. А пока три заградителя, взяв уступом вправо, на расстоянии двухсот метров друг от друга выставили заграждения тремя банками на предполагаемом пути военных кораблей противника, фарватеры которых по последним данным проходили именно в этих местах. Заграждение западным крылом касалось Румелийской отмели, а восточным немного не доходило до анатолийского берега. Так и не обнаруженные противником заградители к трем часам закончили постановку мин и взяли курс на соединение с кораблями прикрытия.
        Я в это время находился на мостике «Марии» в ожидании завершения операции по минированию.
        - Ваше превосходительство, пришла кодовая радиограмма от старшего лейтенанта Андросова с «Константина».
        - Что там, лейтенант?
        - Противником не обнаружены. Мины выставлены. Курс 23 норд-норд-ост.
        - Четверть дела сделано. Как там дела у князя? Надеюсь, все в порядке.
        На востоке небо начало сереть, но на западе пока была ночь. С приближением рассвета мы стали опасаться, что минзаги, пока не отойдут от турецкого побережья на достаточное расстояние, будут замечены с береговых постов и обстреляны береговыми батареями. Но все разрешилось благополучно, через полчаса и от князя пришло кодированное послание. Такое же кодированное сообщение пришло с «Дуная» из-под Варны. Все три группы выставили мины без помех со стороны противника, и это была удача. Мы пошли на сближение со Львовым и через час увидели по левому борту силуэты пока еще только двух кораблей, идущих на сближение, но через несколько минут показались еще три. Замигал фонарь, передавая позывные, - это наши корабли. Первый этап минирования прошел успешно, и ни один корабль так и не был замечен противником. В общей сложности нами в трех местах у побережья противника, почти одновременно, было выставлено около тысячи семисот мин разных конструкций. В наличии оставалось не более четырехсот штук, из них половина - малые мины типа «Рыбка». Еще тысяча таких же мин должна поступить из Николаева и Одессы, пять сотен
из Киева. Почти столько же изготовили в Харькове. Сами по себе эти мины для крупных кораблей неопасны из-за малого заряда взрывчатки, всего-навсего до двенадцати килограммов на мину. Всем понятно, что против линкора они не потянут, как и против крейсера, а вот против маломерных кораблей подойти могут, и даже подводную лодку с ее помощью можно потопить. Что и случилось с UВ-48, напоровшейся на две такие мины в Босфоре. После этой операции минные заградители больше к Босфору не ходили, минные заграждения там отныне ставили только эсминцы за одним только исключением.
        Это произошло в октябре. Осенние штормы и турецкие тральщики проредили минные поля. Надо было что-то придумать, чтобы перекрыть все обходные пути, а заодно и усилить прежние заграждения. Но как? Подойти ближе к берегу, войти в горло пролива мешали свои же собственные минные поля. Так как у эсминцев осадка больше трех метров, напрашивалось следующее решение этой задачи: а что, если пустить над минами суда с малой осадкой? У нас были пять малых минных заградителей, но они не годились для такого дальнего перехода к Босфору, это, по сути, были большие баркасы в сорок тонн, которые предназначены только для прибрежного использования в своем качестве. Был еще один заградитель - «Мина», с осадкой всего сто двадцать сантиметров, его можно было использовать для этой операции. Но вот вместимость восемьдесят мин была маловата, да и он всего один, и, чтобы перекрыть все пространство минами, надо совершить до десяти рейсов. Я приказал рассмотреть в качестве минных заградителей азовские шхуны, по проекту которых едет строительство десантных судов. Эти плоскодонные паровые шхуны строились специально для
небольшого мелкого Азовского моря. Срочно две такие шхуны были дооборудованы на прием двухсот мин. А потом был брошен клич, что для выполнения смертельно опасного задания требуются добровольцы. Но чем-чем, а сорвиголовами русский флот всегда был богат. Темной октябрьской ночью два минных заградителя «Святой Георгий» и «Святой Николай» под охраной «Екатерины Великой» с сопровождением потащили на буксире эту груженную минами парочку к Босфору. У внешней кромки заграждения паровые шхуны отдали буксиры и тихо двинулись по минному полю к темнеющим берегам Босфора. Под их днищами покачивались заякоренные рогатые шары: каждого из них хватило бы, чтобы разнести утлое суденышко в щепки. Командиры шхун осознавали также: если случайно их посудины коснутся мины, то взрыв будет таким, что разбудит весь Константинополь. Ведь рванут разом все двести мин на борту шхуны. Тем не менее первый «рейс смерти» прошел благополучно. Импровизированные минные заградители выставили на протраленных турками путях четыреста новых мин и к утру вернулись к поджидавшим их вне видимости с берега «Святому Георгию» со товарищи. Днем да
при волнении, я вам скажу, дьявольская работенка перегружать на шхуны с минных заградителей вторую порцию мин для турок. Шхуны ночью снова ушли к берегу. На третьи сутки были перегружены последние мины, и на каждую шхуну пришлось всего по сотне мин. И вот так за трое суток непосредственно в горле пролива была выставлена еще тысяча мин. Эта операция по установке минного заграждения была самой удачной. На этих минных заграждениях подорвались и погибли вражеский эскадренный миноносец, канонерская лодка, два тральщика, две из трех германских подводных лодок, множество фелюг и углевозных шаланд. Но самое главное то, что ни один крупный корабль не мог выйти из пролива - они оказались прочно заблокированными в Босфоре, где простояли не только до конца этого года, но и начало следующего. Все добровольцы без исключения за эту операцию были награждены.
        Титанический труд русских минеров немецкий историк контр-адмирал Герман Лорей оценит в своем фундаментальном исследовании так: «Постановка минных заграждений у Босфора и Варны русскими морскими силами летом и осенью 1916 года явилась операцией во всех отношениях замечательной. По приблизительному подсчету, ими было поставлено от тысячи восьмисот до двух тысяч мин заграждения. Для выполнения этого задания они пользовались многими ночами, потому что лишь ночью им можно было приближаться к берегу. Их линии заграждений тянулись до самого очертания побережья вплотную к берегу, и новые ставились так близко к прежде поставленным, что ловкость, отчетливость и уверенность, с которой русские избегали своих же, на малую глубину ранее поставленных мин, поистине достойна удивления».
        Но это все еще впереди, а пока на дворе июль месяц.
        11 июля от Юденича прибыл полковник Георгий Георгиевич Деев и привез пакет, в котором была даже не просьба, а предложение, то самое, о котором мы с ним говорили по дороге из Ставки. Это высадить десант и захватить Синоп.
        Полковник Деев рассказал нам следующее:
        - После взятия нашими войсками Эрзинджана и разгрома 3-й турецкой армии Вехиб-паши сейчас на фронте наступило временное затишье. Но в междуречье Тигра и Евфрата накапливаются войска 2-й армии Ахмета Иззета, которые могут попытаться ударом с юга на Эрзерум зайти в тыл нашим войскам под Эрзинджаном. Как только войска Ахмета Иззета начнут наступление и у них наметится успех, надо ожидать, что и Вехиб-паша непременно ударит с фронта. Хотя у него осталось не так много войск, но удар с двух сторон может плохо закончиться для Кавказского фронта. Пока 3-я армия не готова наступать из-за больших людских потерь, а резервам нужно время, чтобы добраться до линии фронта, вот нам и надо этим воспользоваться и высадить в далеком тылу десант. Генерал Юденич желал бы, чтобы вы попытались высадить десант в Орду или в Самсуне. Самсун предпочтительнее, оттуда можно ударить в тыл на Сивас. Но командующий сказал мне, что в ваших планах значится совсем другой турецкий город, который находится еще дальше в тылу. И даже есть одобрение самого императора на овладение им, но и он подойдет для отвлечения турок от Эрзинджана.
Я думаю, это даже к лучшему, что так далеко в тылу этот город. После высадки десанта туркам придется те резервы, что они послали для усиления 3-й армии, перебрасывать на его ликвидацию. Потому-то без резервов Вехиб-паша не в состоянии наступать ни на Эрзинджан, ни на Трапезунд. Значит, мы можем большую часть своих войск развернуть против угрозы с юга.
        - Нам все понятно. Взять и оттянуть резервы или даже некоторые полки Вехиб-паши на себя, пока Николай Николаевич разбирается с Ахметом Иззетом на юге.
        - Да, это так.
        - Сколько войск выделяет нам генерал Юденич для этой операции?
        - Я точно знаю, что это будет 3-я пластунская бригада, еще батальон армянских добровольцев - всего девять с половиной тысяч человек. Пластуны под Трапезундом немного подрастеряли своих товарищей, но зато это обстрелянные солдаты, армяне тоже горят желанием отомстить своим вечным врагам. К 16 июля они будут готовы для посадки на корабли в Трапезунде, если только флот готов выполнить тот самый замысел.
        - Мы всегда готовы, и флот в том числе. Чтобы взять и удержать хотя бы неделю и даже месяц, этих тысяч хватит. Но я собираюсь брать его на долгое время, если не навсегда. Тогда этого воинства будет маловато.
        - Главнокомандующий предвидел, что вы так ответите, но он хочет вам напомнить, о чем вы говорили не так давно - что город может защитить всего одна дивизия.
        - Да, я говорил так, если мы захватываем город и организовываем оборону на перешейке, то да, мы там будем сидеть долго. Но тогда ни о какой диверсии в глубоком тылу и речи быть не должно. Мы сидим в городе, турки с таким же успехом будут сидеть перед городом, зная, что у нас нет сил для какого-то мало-мальского наступления в их глубоком тылу. Вновь начнут перебрасывать свои резервы под Эрзинджан. А я хотел бы занять все перевалы на дорогах в удалении двадцати - тридцати верст от Синопа. Вот тогда турки заволнуются - перевалы в наших руках, дороги тоже наши. Мы можем потом в любой момент перебросить через Синоп любое количество войск и начать наступление в глубь Турции в любом направлении. Нам еще хотя бы пару полков подбросить, тогда мы закрепились бы там основательно, да и корабельные орудия при обороне помогут.
        - Я ничем не могу вам помочь, ваше превосходительство, но передам командующему вашу просьбу.
        В моем подчинении находятся полностью сформированные два батальона морской пехоты численностью тысяча восемьсот человек. Но более боеспособный первый батальон под командованием капитана Стольникова. Есть также 117-я дивизия полковника Воробьева, которая расквартирована в Крыму. Это еще восемнадцать тысяч человек, и вот этого должно хватить для удержания города, только надо получить соизволение императора на ее использование. Пока я не стал говорить об этом полковнику Дееву и обнадеживать, а вдруг генерал Юденич расщедрится и еще хотя бы пару тысяч бойцов подбросит. В этот же день я связался со Ставкой и имел разговор с государем, после которого получил разрешение на проведение операции и использование для этих целей 117-й дивизии. Еще я получил одобрение опробовать в бою один из батальонов морской пехоты.
        Глава 9. Захват Синопа
        Я не мог оставаться в Севастополе после того, как операция по захвату Синопа, которую мы начали разрабатывать полтора месяца назад, была одобрена и вступила в завершающую фазу. Итак, сегодня почти весь флот находился в море, и большая его часть у побережья Турции. Я во главе первой оперативной группы прикрывал конвой с бойцами 117-й дивизии и первым батальоном 1-го Черноморского полка морской пехоты, шедшим из Крыма и состоящим из двадцати пяти судов. В Севастополе в повышенной готовности находилась 2-я оперативная группа вице-адмирала Новицкого, готовая в любой момент выйти в море в любом направлении. Операция началась два дня назад с погрузки войск в Крыму и Трапезунде, и вот два конвоя движутся к Синопу. Трапезунд покинули шестнадцать судов транспортной флотилии с 3-й пластунской бригадой и армянским батальоном на борту, их охраняли корабли контр-адмирала Саблина.
        - Ваше превосходительство, пришло сообщение от контр-адмирала Хоменко.
        - Надеюсь, у него там все в порядке.
        - Да, все в порядке. Передает, что корабли к району высадки подойдут через два часа, - доложил лейтенант Никишин.
        Операция должна начаться в предрассветных сумерках, так что времени у него еще достаточно, подумал я. Нам самим-то еще идти не менее часа, а рассветать начнет через три часа. Как раз к этому моменту все суда подтянутся. Я мог не выходить в море, тут и без меня справились бы, но сидеть на берегу мне опостыло. «Гебен» носа не высовывает, знает, что обратно в пролив может не вернуться, а другого достойного противника у нас на Черном море нет. Вот поэтому я и сожалею, что дал согласие возглавить Черноморский флот. Все же на Балтике было веселее, там хоть пострелять приходилось, а тут одни десантные операции да стрельба по берегу и по всякой плавающей шушере, на которую и снаряда жалко.
        И вот настал момент, все корабли собрались. На море стоял серый рассвет, когда первыми к берегу направились корабли огненной поддержки из Батумского отряда контрадмирала Римского-Корсакова. Броненосцы «Три святителя», «Ростислав» и канонерские лодки «Кубанец» и «Донец» уже не раз за последние полгода только тем и занимаются, что прикрывают десанты и обрабатывают береговые укрепления турок. «Пантелеймон» в этом деле еще новичок, но и его не раз привлекали при отражении июньского наступления турок на Трапезунд для стрельбы по берегу. Все береговые батареи и укрепления разведаны нашими авиаторами, которые многократно за последние два месяца тут побывали. Да и эсминцы, иногда проходя вдоль берега и обстреливая порт, вынуждали турок открывать ответный огонь. Так что местонахождение большинства батарей было известно.
        Общее командование войсками десанта поручили генерал-майору Владимиру Владимировичу Лобачевскому, до этого он занимал должность начальника штаба 20-й пехотной дивизии 1-го Кавказского корпуса. Начальником штаба к нему назначили подполковника Александра Ивановича Верховского, который после боев за Трапезунд был переведен на должность начштаба в 1-й Черноморский полк. В данный момент они находились на броненосце «Ростислав» вместе с контр-адмиралом Хоменко - командующим кораблями транспортной флотилии. Там же находился и представитель нашего штаба, капитан первого ранга Вердеревский для согласования взаимодействия с кораблями поддержки.
        Мы решили высаживать десант сразу в четырех местах. Один с северо-восточной стороны полуострова, на котором стоит город. Второй на южном берегу, третий на перешейке в самом узком месте, чтобы отрезать город от материка. Еще один десант мы высадили за мысом Инджебурун, возле селения Аянджык, в пятнадцати верстах западнее города, где расположены лагеря военнопленных.
        И вот над морем раздались первые оглушительные залпы броненосцев. Турки не сразу открыли огонь, возможно, проспали наше появление, а возможно, просто выжидали, когда корабли подойдут ближе к берегу. Но вот заговорили и орудия с берега, когда к полуострову стали сразу с трех сторон подходить несколько транспортов со штурмовыми группами для захвата плацдарма, сформированными из пластунов 3-го и 4-го батальонов участников взятия Трапе-зунда и 1-го батальона морпехов. Это было их боевое крещение как морпехов, а для многих и первая высадка на вражеский берег под огнем. Такого сопротивления не было даже весной, когда наши брали Ризе и Трапезунд. Одно из наших судов дрейфовало с разбитой машиной и медленно погружалось кормой, к нему сразу устремились эсминцы и одно транспортное судно, чтобы снять оттуда десантников. Еще на одном судне что-то горело, и оно спешило к берегу, ища там спасение. Это отличилась турецкая батарея, установленная на самом восточном мысе. На ней сосредоточили огонь «Пантелеймон» и «Донец», но подавить пока не могли, хотя в районе батареи вздымались огромные султаны взрывов от
двенадцатидюймовых снарядов с броненосца. Батарею на мысе Инджебурун подавили сравнительно легко, и там высадка проходила беспрепятственно. А вот эта огрызалась довольно болезненно.
        - Иван Семенович, надо заставить замолчать эту батарею, - обратился я к Кузнецову.
        - Будет исполнено, ваше превосходительство. Князь Урусов, подавить береговую батарею противника!
        «Мария» подошла к берегу на минимально безопасное для нас расстояние, и после того, как получили с «Пантелеймона» данные о дистанции до батареи, открыли огонь. Батарея замолчала после третьего залпа, когда там что-то взорвалось. И сразу же открылся безопасный участок берега, где можно было высаживать десант.
        - Передать контр-адмиралу Хоменко: направить на этот участок часть судов с десантом.
        Вскоре к берегу стали подходить сразу несколько кораблей, и после того, как они пристали, на берег стали высаживаться солдаты 117-й дивизии. В других местах побережья также успешно проводилась высадка десанта. Однако высадка только началась, а мы уже потеряли транспортное судно, еще три были повреждены, одно из них серьезно. Общие людские потери тоже были значительны, по донесениям - составляли около двухсот человек. Таких потерь на первом этапе высадки не было ни при одной десантной операции, проводимой нами с февраля месяца. Всего же при захвате города и его окрестностей десант потерял убитыми сто шестьдесят три человека и около восьми сотен ранеными.
        Несмотря на отчаянное сопротивление турок, наши войска вели бой уже в городе. Что в таком случае оставалось делать простым жителям, когда пули летят со всех сторон? Или прятаться где-то в темных закоулках своих домов, или спешно покинуть город. Но перешеек был занят нашими войсками, и выхода из города не было. Кто не успел просочиться через узкий перешеек, попробовали вырваться из города на лодках через бухту, несмотря на то что там находились наши боевые корабли. Из города потянулись несколько десятков, а возможно, и сотни всевозможных плавсредств, заполненных перепуганными людьми, но были и драпающие защитники города. Через два часа после высадки основного десанта город был в наших руках. В плен попало около трех тысяч турецких солдат и около полусотни человек немецкого контингента - советников и помощников. Нашими боевыми трофеями после захвата всего полуострова стали шесть неповрежденных одиннадцатидюймовых и пять шестидюймовых орудий на береговых батареях. Было еще с дюжину полевых орудий и столько же пулеметов, не считая стрелкового вооружения. Кроме того, наши солдаты освободили три
концентрационных лагеря, где содержались не только военнопленные союзников, но были и наши. Еще в одном из лагерей вблизи города содержались мирные жители: армяне, греки, арабы, всего около пятнадцати тысяч.
        После того как город был нами полностью захвачен, а порт находился в наших руках, туда вошли суда с военными грузами для десанта и, выгрузив их, приняли раненых и направились к берегам Крыма. После обеда я решил посмотреть город, побывать на береговых батареях. Взяв с собой помимо своего адъютанта еще пару офицеров с линкора и отделение матросов караульного взвода, сошел на берег. Мне уже доложили, что на береговой батарее, которая так нам насолила, расчеты орудий в большинстве состояли из немцев. Да и батареей командовал немец, лейтенант Георг Хопп - он был ранен в этом бою. Нужно отдать им должное, они хорошо стреляли, не чета другим. Немец, он и есть немец, а не турок. Прибыв на батарею, мы убедились, что и наши комендоры стрелять могут. Все вокруг было изрыто огромными воронками от наших снарядов. Из трех орудий одно было уничтожено прямым попаданием, чей снаряд в него попал, наш или с «Пантелеймона», - это не самое важное, главное то, что мы заставили ее замолчать. После осмотра батареи наша процессия направилась в город. Мы старались по городу без нужды не стрелять, так что он практически не
пострадал, но вот маленькому разграблению и насилию подвергся. Армянский батальон пронесся по нему, как пираты Карибского моря, я имею в виду не киношных, а тех из XVI века, берущих один из приморских городков на шпагу. Идя по одной из улиц захваченного нами города, мы увидели, как из окна второго этажа одного из домов выбросили турка, и оттуда же слышались вопли женщины, судя по голосу, совсем молодой, возможно девочки. Послал своего адъютанта с двумя матросами выяснить, что там происходит. Через пару минут вопли прекратились, но раздался револьверный выстрел. Мне пришлось послать еще двоих матросов на подмогу. Через пару минут из дома мои ребятки выволокли двух упирающихся армянских добровольцев, а следом лейтенант вывел невысокую женщину, с ног до головы укутанную в темное покрывало, так что определить возраст я не мог.
        - Лейтенант, докладывай, что там случилось.
        - Ваше превосходительство, пойманы на месте совершения преступления. Это мародеры, убийцы и насильники. Там в доме кроме этого… - Сергей показывает на труп, который выпал из окна, - еще убитые старик со старухой и женщина, а вот ее попытались изнасиловать, а она совсем еще ребенок, лет четырнадцать, а возможно, и того меньше, да мы вовремя пришли.
        Два мужика зло поглядывали на меня. В их взгляде не было страха, я знал, что это просто месть с их стороны туркам, кто бы они ни были. Месть за все, содеянное над их народом за последние два года, не считая еще четырехсотлетнего притеснения. Обломали весь кайф мужикам, подумал я.
        - Забираем их с собой, поищем какого-либо начальника да сдадим этих типов, пусть разбираются.
        Мы направились вдоль улицы в сторону перешейка, надеясь встретить любого офицера. Нам еще не раз по пути попадались мародеры и не только из армянского батальона, но и казаки, и просто солдаты. Каждый что-то тащил из покинутых жителями домов, да и если дома были не покинуты, жители смирились со своей участью. Пусть берут, это право победителей, лишь бы в живых оставили. Увидев нас, вояки пытались быстрей исчезнуть с глаз долой. Больше мы никого не стали задерживать, так как я опасался, что их наберется столько, что нас просто сметут с пути.
        Наконец-то мы встретили первого офицера.
        - Господин прапорщик, - окликнул лейтенант Никишин вывернувшего из соседнего переулка офицера с двумя солдатами, - подойдите сюда.
        Прапор быстро подбежал, придерживая шашку, чтобы не колотила по ноге.
        - Прапорщик Протопопов, ваше превосходительство, - представился офицер, вытянувшись перед нами.
        - Вот что, прапорщик, вы знаете, где сейчас может находиться генерал-майор Лобачевский или полковник Воробьев?
        - Так точно, ваше превосходительство, тут недалече, в десяти минутах вот по этому переулку, как раз в дом местного паши и упретесь. Тот дом генерал под штаб организовал. Так они сейчас там находятся.
        - Проводи-ка нас, братец, к нему.
        - Ваше превосходительство, я не могу, у меня срочное поручение, но я дам в сопровождение солдата. Мурашов, - позвал прапор одного из своих солдат.
        - Я, вашблагородь.
        - Проводи его превосходительство до генерал-майора.
        - Есть!
        Через пятнадцать минут я уже разговаривал с полковником Воробьевым, которого встретил на крыльце весьма приличного в этом времени двухэтажного большого дома. С полковником я познакомился еще в Крыму, на первой стадии подготовки наших морпехов. Из его дивизии были переведены несколько опытных офицеров и почти пять сотен нижних чинов на формирование морской пехоты. Хотя он тогда и возмущался такими несправедливыми, на его взгляд, действиями со стороны высшего начальства, но скрипя зубами был вынужден подчиниться. Мне еще пару раз приходилось встречаться с ним, и он показался тогда вполне компетентным начальником дивизии, что подтвердилось в будущем.
        - Господин полковник, я тут прошелся по городу… Надо что-то делать. Грабят! Ну это еще полдела, но вот то, что убивают мирных жителей и насилуют, это уже никуда не годится. Мне пришлось задержать тут неподалеку парочку таких - убийц, мародеров и насильников в одном лице.
        - Ваше превосходительство, неужели это кто-то из моих?
        - Не беспокойтесь, это пока не ваши, а из армянского батальона. Но я и не удивлюсь, Николай Васильевич, если и твои гаврики промышляют мародерством, так как нами были замечены шарящие по домам солдаты. Надо что-то предпринять против убийств. Кто командует армянским добровольческим батальоном?
        - Да есть один такой по фамилии Канаян, но в этом батальоне все называют его «генерал Дро».
        - Надо пригласить этого «генерала» на беседу и предупредить, если его люди будут и дальше заниматься такими вот делами, то придется парочку-другую расстрелять, чтобы другим неповадно было.
        - Его сейчас в городе нет, он отправился в тот самый лагерь, где турки содержали его соплеменников, и я не уверен, что после увиденного там он будет сдерживать своих людей. Мне докладывал штабс-капитан Завьялов - это его батальон занимал тот лагерь, - там поблизости в огромной яме десятки разлагающихся трупов, едва присыпанных землей. А сами узники больше похожи на мертвецов, чем на людей.
        - Полковник, я понимаю и их, и вас. Но надо прекратить бессмысленные убийства в городе. Нам тут надолго придется задержаться, а зачем нам в городе эта вонь от разлагающей плоти, потом, не дай бог, приключится какая-то эпидемия. А армянский батальон нужно вывести из города, пусть готовят оборону на прибрежной дороге на той стороне бухты, к востоку от города. Если что, то корабли его поддержат артиллерией.
        - Ваше превосходительство, вам надо к генералу Лобачевскому с этим вопросом.
        - Ну что ж, Николай Васильевич, тогда у меня к вам просьба: сейчас зайдем к генералу Лобачевскому, там и обговорим.
        С Лобачевским я не был знаком и увидел его сегодня в первый раз. Но его на эту должность назначил сам генерал Юденич, и значит, это боевой генерал.
        Генерал меня принял, как только ему доложили обо мне. В кабинете он был не один, тут присутствовал и мой флаг-офицер - Вердеревский. После взаимных приветствий мы расселись на низеньких скамеечках для продолжения разговора.
        - Господин генерал! Поздравляю с победой! - искренне проговорил я. - Потеря менее двухсот человек в обмен на город - это совсем мизерные потери по сравнению с теми, что сейчас происходят каждый день на германском фронте.
        - Да, победа вышла славная, и этого от нас никто не ожидал, в особенности сами турки. Нам теперь остается только закрепиться тут, а на такой позиции, как эта, мы можем обороняться вечно. Туркам без флота город обратно не взять. Да и турки за последний год пошли уже не те. В большинстве их лучшие полки были выбиты нами под Саракамышем и Эрзерумом, а в Галлиполи нашими союзниками. Будь тут хотя бы полк немецкой пехоты, нам пришлось бы несладко и потери были бы многократно большими. Или нам пришлось бы перед высадкой стереть весь город огнем броненосцев.
        - Господин генерал, зачем нам сравнивать турок и немцев, мы все знаем, как воюет немец, да вы и сами убедились в этом по действиям только одной батареи, где были немцы, а не турки. Теперь город наш, и я намерен организовать здесь передовую базу для нашего флота, и нам надо обезопасить город от турок. Для этого нужно занять все дороги к городу, как говорят мои авиаторы, производившие разведку окрестностей, их тут всего три. Я думаю, что в этом вы меня поддержите. Послать по две-три сотни солдат на перевалы с парой пулеметов да с одним орудием, и они смогут там обороняться от полка или даже двух. И это надо предпринять немедленно, пока турки не очухались и сами не закрепились на перевалах. А для того чтобы потом выбить их оттуда, нам придется положить значительно больше людей, чем было потеряно при захвате города.
        - Я сейчас же отдам распоряжение. Господин полковник, - Лобачевский обратился к Воробьеву, - один ваш батальон уже контролирует дорогу в районе Аянджыка, что идет вдоль побережья на запад.
        - Так точно, ваше превосходительство.
        - Что вы о ней можете сказать? Там возможно наступление большими силами?
        - Дорога эта идет в относительной близости к побережью и, похоже, не имеет неподалеку от города перевала. Возможно, где-то дальше и есть такой перевал. А то, что она идет вдоль побережья, это только нам на руку, так как ее будет легко удержать с помощью корабельных орудий.
        - Вот что, полковник. Направьте людей по этой дороге еще верст на двадцать пять и разведайте ее насчет перевала. Не найдете таковой, значит, закрепляйтесь на самой высокой и выгодной для обороны позиции в тридцати верстах от города. Обследуйте все тропки в сторону от дороги, чтобы турки не смогли вас обойти и ударить в тыл. Найдите среди местных жителей проводников, чтобы они показали вам все щели, откуда могли бы выползти турки. И вот еще что: направьте срочно роту-две - нужно проверить дороги и тропки на юг от селения Аянджык и где нужно поставить заслоны.
        - Надо бы и полковника Мартынова с его пластунами озаботить точно таким же заданием, проверить все возможные пути подходов к городу. Они более привычны к таким делам, чем солдаты Воробьева.
        - Да-да, пожалуй, будет правильнее послать пластунов, да и люди из армянского батальона более привычны к горам. Полковник Воробьев, как и было сказано ранее, за вами дорога на запад. Оставляете там один полк. Всеми остальными силами организовываете оборону на перешейке.
        - Господин генерал, тут такое дело… пока я сюда добирался, в городе увидел нелицеприятные действия со стороны наших солдат. Некоторые занимаются - извините меня - грабежами и насильничают, а солдаты из армянского батальона и убивают в придачу без причины. Я арестовал двоих таких убийц и насильников, они там внизу под охраной моих людей. Есть предложение армянский добровольческий батальон полностью вывести из города и поручить им оборону дороги в районе селения Герзе. А насчет этих двух насильников надо будет поговорить с их командиром.
        - Весьма прискорбно, что они так поступают, но это месть. Вы, адмирал, не видели и не знаете, что вытворяли турки с их народом, они уничтожили десятки тысяч армян, а возможно, сотни. Так что, если наши добровольцы и убили тут в городе десяток-другой, то это только капля в море по сравнению с тем, что сотворили турки. Но я поговорю с Канаяном, чтобы он придержал своих, и давайте отдадим ему его воинов, он сам разберется со своими людьми.
        - Если вы считаете, что так будет лучше, ну что ж, я не буду настаивать на наказании этих двоих, а также вмешиваться в ваши взаимоотношения с армянскими частями.
        - Ну вот и договорились. А я сейчас же отправлю посыльных за полковником Мартыновым и за командиром армянских добровольцев. Надо будет согласовать дальнейший план наших боевых действий.
        Не прошло и трех часов нашего ожидания, когда первым прибыл командир армянского батальона - Канаян. На него было страшно смотреть, его лицо было багровым от злости, а руки подрагивали, он не знал, куда их деть, все время хватался за рукоятку кинжала, а когда сжимал его, то костяшки его пальцев белели. Он выкрикивал ругательства на двух языках, и было понятно, кому они предназначались. Вначале он никак не мог внятно объяснить, что так вывело его из себя, хотя мы и догадывались, что он мог увидеть там, в лагере.
        Неподалеку от лагеря были обнаружены несколько массовых захоронений, в которых было несколько тысяч умерших и убитых из этих лагерей. Я решил, пока Канаян не успокоится, не стоит говорить ему о его людях. Глядя на него, я подумал: если бы этот город брали одни только армянские части, тут в живых не осталось бы ни одного турка.
        Вскоре приехал полковник Мартынов на раздобытой где-то бричке. Когда все собрались, мы обговорили наши дальнейшие действия на несколько дней вперед, пока войска закрепляются на берегу. Все понимали, что несколько спокойных дней у нас есть, так как турки сейчас подавлены, да и войск поблизости у них нет. Вот этими днями нам надо в полной мере воспользоваться и построить крепкую оборону.
        К 19 июля вся территория в радиусе тридцати верст от города была нами захвачена. Перевалы на всех трех дорогах через горы были в наших руках. Почти на всех горных тропках стояли заслоны. Еще я попросил генерала Лобачевского и его штаб распустить слух, чтобы на каждом углу говорили, что через неделю сюда начнут прибывать войска для наступления по двум направлениям. Одно - через центр Турции на Адану, где скоро должны высадиться наши союзники и повести наступление навстречу нам. Второе наше наступление должно проводиться на угольный район Зонгулдак - Эрегли, чтобы захватить его и оставить турок без угля.
        А на следующие сутки из Синопа вышел еще один конвой в сторону Крыма, но на этот раз с освобожденными военнопленными и гражданскими. Но всех за раз мы не смогли отправить, надо организовывать еще один конвой. Решили, что следующий конвой пойдет в Трапезунд, туда мы собрались отправить армян и тех греков, которые не захотели выезжать в Крым, а остаться в занятой нами восточной части Турции.
        Глава 10. Константинополь в шоке
        I
        Захват Синопа для турок был полной неожиданностью - это же в двухстах милях от ближайшего к нему занятого русскими Трапезунда.
        Через несколько дней после того, как мы заняли Синоп, в Стамбуле у султана собрался большой военный совет. Откровенно говоря, султан Решад Мехмед V практически не имел никакой власти в Османской империи, как и великий визирь, Саид Халим-паша. Вся власть была сосредоточена в руках трех человек, которые установили военную диктатуру, - «трех пашей», или триумвирата. Это лидеры государственного переворота 1913 года - Исмаил Энвер-паша, присвоивший себе портфель военного министра, но до этого он женился на племяннице султана. Это чтобы как-то сгладить захват власти, все же через племянницу он стал ближе к султану. Следующий в этой тройке был министр внутренних дел Мехмет Талаат-паша, потом полковник Ахмед Джамаль-паша, ставший морским министром. Мехмед V хотя и считался главнокомандующим вооруженными силами Османской империи, но главным тут был Энвер-паша. Также на этом совещании присутствовали еще несколько военачальников, и одним из них был принявший на себя командование объединенным германо-турецким флотом вице-адмирал турецкого флота (контр-адмирал германского флота) Вильгельм Сушон. Это он,
находясь в момент объявления войны со своим отрядом кораблей в составе «Гебена» и «Бреслау» в Средиземном море, в условиях полного господства английского флота, должен был или погибнуть, или затопить свои корабли. И сейчас никто не скажет, что это было - или такой уж везучий был адмирал Сушон, или англичане, как всегда, сыграли в свою игру. Но немецкие корабли не только не были пущены ко дну, но сумели проскочить буквально под дулами неприятельских пушек и совершенно невредимыми достигли турецких территориальных вод. Сутки спустя Берлин объявил во всеуслышание, что кайзер Вильгельм «уступил» оба корабля турецкому правительству. Качественное превосходство этих кораблей над прочим составом турецкого флота делало их совершенно уникальным фактором в боевых действиях на море. Своих самых опасных противников черноморцы метко окрестили «дядей» и «племянником». Вместе с кораблями под сень полумесяца перешел и весь их личный состав, а командующий германским отрядом контр-адмирал Сушон сменил свой прежний головной убор на мусульманскую феску и стал именоваться теперь «Сушон-паша».
        - Кто может сказать, зачем русским понадобилось так далеко в нашем тылу брать этот город?
        - Достопочтенный Энвер-паша, нам стало известно, что русские затеяли это только ради военнопленных, которых они там освободили, - высказался великий визирь.
        - Тогда почему они его не оставили, как только освободили всех военнопленных?
        - Там были также лагеря для интернированных иноверцев, но в основном армяне и греки, - вставил Талаат-паша.
        - Так почему вы их всех не уничтожили, а продолжали содержать в этом лагере, переводить на них еду? Вам что, продовольствие девать некуда, не понимаете, что его у нас даже для своего народа не хватает, - раздраженно заметил Энвер-паша.
        - Как, и военнопленных тоже уничтожить? Но что тогда о нас будут говорить, если мы начнем уничтожать военнопленных. Тогда и наши противники будут так же поступать с нашими военнопленными.
        - Я не говорил о военнопленных, и вы меня хорошо поняли, уважаемый Халим-паша. Надо было уничтожить всех этих неправоверных собак. Сколько их там было?
        - По последним сводкам месячной давности, где-то около двадцати шести тысяч - ответил Талаат-паша. - В основном там содержались женщины, дети, небольшая часть стариков и около трех тысяч мужчин. А сколько осталось в живых на момент освобождения, таких данных у меня нет. Вот именно, неизвестно, а теперь эти три тысячи жаждущих мщения мужчин, если только они не передохли, вступят в армию этих северных гяуров. Вам, я думаю, не стоит объяснять, на что способны люди, стремящиеся во что бы то ни стало отомстить. Нам известно, что в оккупации города вместе с русскими участвовали и эти подлые собаки, они вырезали ни в чем не повинных жителей города.
        - Нам докладывают, что русские укрепляются там. Занимают перевалы на дорогах, ведущих к городу. Поступают сведения, что они через Синоп будут перебрасывать войска для наступления во внутренние районы страны. А чтобы выбить их оттуда, у нас там нет войск. По морю мы не можем ни одного солдата перебросить из-за подавляющего превосходства русского флота. В проливе мины, перед проливом русские подводные лодки. Для того чтобы перебросить хотя бы дивизию по суше, понадобится много времени, но это все же безопаснее, чем переброска солдат по морю. Но нам срочно нужно перекрыть все дороги, ведущие из Синопа. Если правда все то, о чем говорят люди, которые вырвались из захваченного города, - что вскоре начнется переброска русских войск в Синоп - это для нас будет катастрофа. У нас там поблизости и пяти тысяч солдат не наберется, и задержать русских нечем.
        - Фарватер в проливе мы уже очистили, осталось только перед проливом сделать проходы, и корабли могут выйти в море, - проговорил контр-адмирал Назми Эмин-бей, командующий противоминной обороной.
        - Ну, очистили вы от мин фарватеры, но выйти в море мы все равно беспрепятственно не можем. У русских там, на выходе, и подводные лодки, и корабли дежурят. А они не гнушаются, топят все, что держится на плаву. У нас нет возможности даже подвозить уголь, а через три-четыре месяца похолодает, сухопутным путем и сотой доли доставить мы не можем, - констатировал Энвер-паша.
        - После того как будут вытралены мины из фарватеров, попросим вице-адмирала Сушон-пашу совершить набег на русские дозорные корабли. Он отгонит русских от пролива, а в этот момент мы проведем конвой до Зонгулдака, - с далеко идущим умыслом предложил Ахмед Джамаль-паша, который недолюбливал немецкого адмирала. - Можно на этих кораблях доставить до Зонгулдака дивизию или столько войск, сколько мы сможем собрать за два-три дня. А Зонгулдак находится на полпути до Синопа. После выгрузки войск корабли обратно возьмут уголь.
        - Отогнать-то я отгоню русских, - объявил адмирал Сушон, - а они через два дня придут снова, и все корабли, что застанут там в порту, перетопят. Возможно, войска успеют выгрузиться, а вот углем загрузиться - нет.
        - Приказываю, - начал Энвер-паша, - срочно начать переброску всех свободных резервов и войск из гарнизона столицы под Синоп. Снять 4-й корпус из Измира и также направить под Синоп. Приостановить переброску войск, предназначенных 2-й и 3-й армиям. Начать сбор судов для переброски не менее дивизии морем.
        - Но как же так, сейчас Иззет-паша успешно наступает. Его войска освободили Битлис и Муш и ведут бои на подступах к Вану и Артыхунгу. А без резервов это ему с каждым днем будет все труднее выполнить. Я полагаю, - высказал свое мнение Джамаль-паша, - что не нужно отбирать резервы у 2-й армии Иззет-паши, а наоборот, постараться передать еще один корпус для наступления на Эрзерум.
        - Вы понимаете, что может случиться, если русские начнут наступление через Синоп? Все пути в глубь страны открыты, остановить русских нам нечем. Так что все свободные резервы немедленно бросить на устранение этой опасности. Эмин-бей, ваша задача за три дня проделать проходы в минных полях. Сушон-паша, как только фарватеры будут очищены от мин, вы во главе флота сопровождаете конвой с войсками до Зонгулдака. Прикрываете выгрузку войск и, как только последний солдат сойдет на берег, сразу с главными силами уходите домой.
        - А кто будет охранять караван с углем? - задал провокационный вопрос Джамаль-паша.
        - Нам главное в целости доставить солдат до места, а потом сохранить корабли, - ответил Энвер-паша, зная, что, какой бы приказ он ни отдал адмиралу Сушону, тот так бы и поступил - бросив конвой на растерзание русскому флоту, спасал свои корабли, и даже не корабли, а всего один корабль - линейный крейсер «Гебен».
        Все это правда, ему надо любой ценой спасти свой корабль. Это не просто корабль, думал германский адмирал. Это - «ГЕБЕН», и до других ему дела нет.
        И действительно, германское стальное чудище поражало своим совершенством и мощью. Пять его башен несли десять орудий калибра одиннадцать дюймов. Укрытые за 270-мм броней турбины способны разогнать его двадцатипятитысячетонную махину до скорости двадцать восемь узлов. Еще совсем недавно с такой скоростью ходили только лучшие эсминцы! Но главной гордостью создателей «Гебена» была его поразительная боевая живучесть - корабль обладал небывалой стойкостью к надводным и подводным ударам.
        «Гебен» все же германский корабль, и экипаж его состоит из немцев, он только числится турецким, поднимая флаг с полумесяцем. И адмирал не хотел им рисковать. Он и едва сдерживался, чтобы не вспылить из-за того, что тогда весной поддался на уговоры и послал «Бреслау» на обстрел Трапезунда в одиночку, так как сам он не мог выйти в море. Его самый сильный и быстроходный корабль находился в ремонте и был еще не готов к выходу в море. А «Бреслау» в том рейде перехватили русские, и, несмотря на превосходство в скорости, уйти он не смог, был потоплен. «Бреслау» также был германским крейсером, на котором погибли немецкие моряки. А теперь его «Гебен» хотят послать сопровождать эти корыта с солдатами. Если бы это были германские солдаты, он без промедления вышел бы из пролива и нанес удар по русским кораблям.
        Проторчав в море еще три дня, после того как мы лихим наскоком захватили Синоп, и поняв, что турки пока не думают выводить свой флот в море, я увел свою группу в Севастополь. По пути к главной базе я отдал приказ перебазировать в Синоп броненосцы «Евстафий» и «Иоанн Златоуст», а броненосцы «Три святителя» и «Ростислав» отправить обратно в Трапезунд. Для противолодочной охраны подступов к Синопскому заливу обязал Саблина выделить для этих целей пару эсминцев и столько же миноносцев.
        Уже придя в Севастополь, отдал приказ командующему минной дивизией князю Трубецкому реорганизовать минную дивизию. Из дивизии трехдивизионного состава сформировать две бригады эсминцев, двухдивизионного состава. Одна бригада остается в Севастополе, в ней будет числиться шесть эсминцев, но все они нефтяные - типа «Беспокойный» и «Счастливый». Задача этой бригады всего одна - охранять линкоры. Вторая бригада имела смешанный состав, в нее вошли три эсминца типа «Счастливый» и четыре типа «Капитан Сакен». Эта бригада под командованием капитана первого ранга Федора Оскаровича Старка ушла в Синоп. Ее задача, базируясь в Синопе, осуществлять блокаду угольного района. Так у нас минная дивизия из трех дивизионов превратилась в две бригады, двухдивизионного состава. В Синоп также перешли крейсер «Прут» и гидрокрейсер «Алмаз» с шестью гидросамолетами на борту, два из которых будут базироваться на озере недалеко от Синопа. Кроме того, туда же мы перебросили еще три сухопутных самолета. Весь этот авиаотряд предназначен для разведывательной деятельности как над морем, так и над сушей. Вначале я хотел передать и
порт Синоп, и все побережье Турции в зону ответственности Батумского отряда кораблей контр-адмирала Римского-Корсакова, но посчитал, что это будет для него слишком большой участок. Тогда было решено сформировать еще один отряд кораблей - Синопский. Общее командование над новым отрядом было поручено контрадмиралу Митрофану Ивановичу Каськову, бывшему командиру «Пантелеймона». Теперь, имея такие силы в Синопе, можно было не опасаться появления там «Гебена». Все же три броненосца да несколько береговых батарей вполне смогут отбить любое нападение турецкого флота. А без «Гебена» они туда ни за что не сунутся, разве что подводные лодки могут подойти, а у них есть и подводные минные заградители. Но и лодок у турок раз-два и обчелся. Если охранная противолодочная служба будет на высоте, то и подлодок нечего бояться.
        Прошла неделя с момента возвращения в Севастополь, но в районе Синопа затишье, турки ничего серьезного пока не предпринимают. Мелкие стычки происходят постоянно, постреливают каждый день. Турки мелкими группами пробуют просочиться по горным тропкам, иногда это им удается, так как мы не все такие тропки выявили. Но полковник Мартынов хорошо наладил службу - что-то типа рейдов по поиску вражеских лазутчиков. Конно-пешие группы казаков и армян-добровольцев прочесывали местность, и не было еще ни одного дня, чтобы кого-то не задержали или с кем-то не вступили в перестрелку. Кроме того, и наши авиаторы делали каждый день облет над подступами к предгорью, высматривая неопознанные группы лиц - а двое это уже группа. После обнаружения на такую группу наводились наши патрули, если они были рядом, или уже после приземления и доклада в то место посылался патруль. И пару раз это срабатывало, но иногда это были просто местные жители, которые не покинули свой дом и жили в страхе, что, возможно, не увидят следующего дня. Но часто бывало, в том месте, где авиаторы кого-то заметили, вился только ветер и следы
терялись в скалах. Но были полеты не только на патрулирование прилегающей к городу морской и сухопутной территории, несколько раз летали и на разведку в глубь Турции, с большим риском для себя из-за гористой местности - удалялись на полусотню и более верст от побережья. Из двух таких полетов они возвратились даже с дырками от ружейного огня, так как в горах приходилось летать на малой высоте, прямо по головам турок. Итак, турки подтягивают войска к Синопу, и пока их еще не так много, но с каждым днем будет все больше и больше. А это значит, что не за горами момент, когда они предпримут попытку вначале сбить нас с перевалов, а уж потом начать наступление на город. А тут еще накануне генерал Юденич вновь обратился ко мне с просьбой, на этот раз попросил вернуть 3-ю пластунскую бригаду в Трапезунд. Сейчас Кавказская армия нуждалась в резервах как никогда. Идут ожесточенные бои в районе озера Ван, где турки предприняли мощное наступление. Им даже удалось значительно продвинуться в сторону Эрзерума. Я кое-как отговорил генерала не забирать пластунов, сказал, что турки вскоре ослабят натиск, так как их
поступающие резервы сейчас идут под Синоп. И вот сейчас жду, чем же ответят турки на наш выпад.
        - Ваше превосходительство, к вам начальник разведки, - войдя в кабинет, доложил Никишин.
        - Приглашай.
        В кабинет вошел старший лейтенант Кириенко.
        - Чем обрадуешь, Павел Николаевич?
        - Ваше превосходительство, я полагаю, что турки в ближайшее время предпримут прорыв в море. В последние три дня мы стали получать тревожные донесения от командиров подводных лодок, которые осуществляют блокаду Босфора, - турки производят интенсивное траление наших минных заграждений. И это все происходит под прикрытием кораблей и авиации противника. Все попытки препятствовать этому с нашей стороны подводными лодками не увенчались успехом. Также, из перехваченных нами переговоров противника, становится ясно, что в Мраморном море сосредотачиваются корабли и суда турецкого флота.
        - И что это, по-твоему, значит?
        - Есть всего одно предположение - они готовятся перебросить морем в район Синопа несколько тысяч своих солдат. Много они не перебросят, так как крупных транспортных судов у них уже нет, но порядка пятнадцати тысяч, возможно, смогут перебросить за один раз. Но расстояние от Босфора до Синопа почти триста верст.
        - А это значит, что мы перехватили бы этот караван из тихоходных транспортов еще на подходе к Синопу.
        - Нет, ваше превосходительство, они туда не пойдут, а выгрузятся где-то посередине, и самое удобное место, где можно одновременно выгружать несколько судов, - это угольный район Эрегли - Зонгулдак. Там есть причалы и краны для выгрузки грузов, да и порт защищен береговыми батареями, есть даже несколько аэропланов для разведывательных полетов над морем и противодействия нашим гидропланам во время их налетов на порт. Ваше превосходительство, я уверен, что противник, если он предпримет переброску войск, выгрузку будет производить только там.
        - Я тоже так думаю. Теперь осталось только узнать, когда они предпримут этот прорыв?
        - Я думаю, как только проходы в минных полях будут готовы, они тут же выйдут в море. И это должно случиться на днях. Возможно, даже сегодня.
        - Кто у нас рядом с Босфором?
        - Подводная лодка «Тюлень» старшего лейтенанта Китицына. «Морж» старшего лейтенанта Погорецкого сейчас крейсирует вдоль болгарского побережья в районе Варна - Бургас.
        - Передать приказ Китицыну: «Внимательно следить за проливом. Противника не атаковать, ждать выхода турецкого конвоя. И сразу сообщить о нем». «Морж» перевести ближе к Босфору с тем же приказом. Это на тот случай, если что-то случится с «Тюленем». Павел Николаевич, в конце можешь добавить Китицыну и Погорецкому, что они вольны поступать по своему усмотрению, но только после того, как доложат о конвое все, что увидят.
        Я на миг задумался. Начиная с марта 1916 года подводные лодки наряду с эсминцами стали главным нашим средством борьбы на коммуникациях противника в юго-западной части морского театра боевых действий. Так вот, эти шесть подлодок поочередно, сменяя друг друга, находились на коммуникации противника. Они проводили разведку, охотились на любые плавсредства противника, применяя для их уничтожения как торпеды, так и артиллерию. Продолжительность похода подлодок составляла десять - одиннадцать суток, из них двое затрачивалось на переходы и восемь-девять - на крейсерские действия в назначенном районе. За боевой поход каждая лодка в среднем проходила в надводном положении от тысячи двухсот до полутора тысяч миль, в подводном - до ста пятидесяти - двухсот миль, в зависимости от типа. Мы не можем одновременно держать в море больше двух лодок, так как их просто не хватает. Было бы у нас там не две, а десять подводных лодок, как в немецких «волчьих стаях», ни один турецкий конвой беспрепятственно из пролива не вышел бы. А сейчас в составе флота всего шесть современных подлодок, не считая, конечно, «Краба» -
подводного минного заградителя, полезного для флота. Но вот в техническом состоянии это самая неудачная подлодка, постоянно ломается, пришлось ставить ее на капитальный ремонт и модернизацию.
        Будем надеяться, что с прибытием «американок» все изменится, первые секции двух подлодок уже пришли в Николаев. Я прервал свои мысли и опять обратился к Кириенко:
        - Какие сведения поступают из Синопа?
        - Пока никаких изменений нет. Так, мелкие стычки. Для чего-то большего у турок просто нет сил. Я считаю, что в течение месяца там - пока им не удастся подтянуть войска - ничего не произойдет. Они спешно собирают их, где только возможно, и шлют пешими переходами под Синоп. Да и тем войскам, что они предполагают перебросить морем, также после выгрузки предстоит триста верст пройти пешком. Но это по прямой. А там горы.
        - Значит, наша главная задача - не позволить туркам беспрепятственно провести этот конвой.
        После того как Кириенко ушел, я вызвал Никишина.
        - Сережа, срочно передай приказ адмиралу Новицкому, чтобы оба линкора были готовы к выходу в любой момент. И вот еще что… разыщи князя Трубецкого.
        Через полчаса я отдавал ему приказ.
        - Вот что, Владимир Владимирович, берите все свои готовые к немедленному выходу в море эсминцы, принимайте мины, срочно идите к Зонгулдаку и минируйте к нему подходы. Есть данные, что в ближайшее время турки попытаются провести караван судов с войсками в Зонгулдак. Возможно, случится так, что ты окажешься там одновременно с подходом каравана, и там обязательно будет «Гебен». Так что не подставляйся, сразу отходи.
        - Ваше превосходительство, если есть такие сведения, тогда надо выводить линкоры и весь этот караван пустить на дно вместе с «Гебеном».
        - Все это так, но, возможно, он выйдет сегодня, а может, через неделю, но приказ о подготовке к выходу я уже отдал. И как только мы получим точное известие, что караван и «Гебен» в море, оба линкора выйдут на его перехват. А пока надо выставить минные заграждения. И молите Бога, чтобы еще сегодня турки не вышли из пролива, тогда у вас будет время спокойно выставить мины в темноте, скрытыми от глаз противника. Да, это опасно, но надо выполнить. Вот для вас приготовили карты минных полей - здесь последние данные, сверьтесь с ними. На своих штурманов надеетесь? Не подведут?
        - Не подведут, не первый год ходят.
        - Я не хотел бы, чтобы какой-либо эсминец вдруг налетел на свое же минное заграждение. Ваша задача заполнить все промежутки между заграждениями. Если все же караван выйдет в ближайшие сутки, а нам вовремя сообщат об этом наши подводные лодки, вы будете тут же предупреждены. А дальше действуйте по обстоятельствам, решение, продолжать операцию или нет, принимайте сами. Успеваете выставить мины до подхода противника, значит, ставьте, ну а нет…
        Князь Трубецкой смог взять для выполнения задания только четыре эсминца, которые, приняв на борт по сорок больших мин и по шестьдесят малых типа «Рыбка», ушли к турецкому берегу. Выхода турок нам пришлось ждать еще трое суток.
        Подводная лодка «Тюлень» медленно дрейфовала по воле ветра вдоль азиатского побережья Турции, которое находилось на удалении шести миль по левому борту. От Босфора лодку уже порядочно отнесло, и берег едва проглядывал тонкой полоской на горизонте. На крохотном мостике подводной лодки в этот момент находилось четверо подводников. Старший офицер подлодки, два сигнальщика и офицер-артиллерист.
        - Если и сегодня из пролива никто не покажется, то в ночь мы уходим, - с восходом солнца объявил Китицын. - Турки еще вчера прекратили траление, вернее сказать, закончили. А чтобы проверить свою работу, провели с десяток фелюг, которые беспрепятственно проследовали в сторону Зонгулдака. Но никакого каравана с войсками и в помине нет, хотя в ночь вышло одно судно, но оно пошло на север, и приказ никого не атаковать до выхода конвоя позволил ему уйти, - посетовал командир подлодки. - Мы доложили в штаб о том, что турки фарватер очистили и даже проверили свою работу - пустили по нему пароход.
        Итак, верхняя вахта следила за морем, высматривая корабли и суда противника. И каждый думал о своем.
        - Если командир пообещал, что сегодня в ночь уходим домой, значит, так и будет. Сколько же нам еще ждать этот караван, - проговорил мичман Краузе.
        Но ему никто не ответил, так как сигнальщик воскликнул:
        - Ваше благородие! Дымы на западе.
        Лейтенант Маслов навел бинокль на указанное направление. Там на горизонте над морем поднимались мачты и клубился дым двух кораблей, идущих курсом на восток. И нет никаких сомнений - это военные корабли. Еще дальше, у самого горизонта, что-то похожее на черную тучу все выше и выше поднималось к небу. Это дым многочисленных кораблей, выдвигающихся из пролива.
        - Командира на мостик, - прокричал в открытый рубочный люк лейтенант.
        Не прошло и полминуты, как наверх поднялся Китицын:
        - В чем дело, лейтенант?
        - Похоже, что это тот самый караван судов, о котором нас предупреждали.
        Теперь командир лодки приник к биноклю, рассматривая приближающиеся корабли и многочисленные дымы у горизонта. Мачты впереди идущих кораблей еще больше выросли из воды, и даже показались верхушки труб. Китицын определил, что это за корабли.
        - Похоже, вы правы, Александр Евграфович, это тот самый караван. А эти два эсминца, что спешат сюда, несомненно, их передовой дозор. Это турецкие турбинные эсминцы типа «Ядигар» - германской постройки, более современные в их флоте, а из-за расположения одной-единственной мачты их ни с кем больше не спутать.
        - Аэропланы противника, десять, по левому борту, - сообщил сигнальщик.
        Китицын начал нервно шарить по небу, стараясь разглядеть в бинокль черные точки турецких аэропланов. Нашарив их в воздухе и определив, что два неприятельских аэроплана направляются именно на лодку, скомандовал:
        - Все вниз. Срочное погружение.
        Подлодка медленно пошла на погружение. У подводных лодок типа «Морж», к которому относился и «Тюлень», был один серьезный недостаток - непозволительно большое время погружения - свыше трех минут. Так что рубка была еще на поверхности, когда первый самолет сбросил на подлодку бомбу, которая взорвалась в тридцати метрах по корме. Следующий самолет также промазал, его бомба упала по курсу несколько ближе. На втором заходе турецкие самолеты на поверхности моря подлодки уже не наблюдали, она успела погрузиться.
        Подлодку сильно тряхнуло, где-то жалобно звякнули стекла, посыпавшись на палубу.
        - Пронесло! - воскликнул мичман Краузе - артиллерийский офицер подлодки «Тюлень», - после того как впереди по курсу взорвалась бомба. - А ведь чуть-чуть не попали.
        - Подводные лодки должны за минуту уходить под воду, а не за три минуты, как наша, - возмущался Китицын.
        Подлодка погружалась. Вот она прошла пятнадцатиметровую глубину и продолжила погружение.
        - Лево 20, - скомандовал Китицын.
        Подлодка начала циркуляцию влево, уходя со своего предыдущего курса. Многие посматривали на подволок, в ожидании, сбросят турецкие аэропланы бомбы или нет. Больше разрывов не было. Турецкие авиаторы не стали бросать в погрузившуюся подлодку бомбы. Сделав несколько кругов над морем, полетели дальше. Через двадцать минут на подлодке услышали шум винтов проходящего рядом корабля, прождав еще минут десять, Китицын приказал всплыть под перископ. Оглядев горизонт по кругу, увидел удаляющиеся эсминцы и приближающиеся суда каравана.
        - Идут, - объявил командир подлодки, видя в перископ только лес мачт и дым над морем, - но пока еще очень далеко. Через полчаса будут в пределах выстрела.
        - Но нам приказали караван не трогать, пока мы его не разведаем и не сообщим все подробности, - вставил старший офицер подлодки лейтенант Маслов.
        - Вот то-то и оно, что нам его нельзя трогать. Ты вот глянь на него, там, судя по мачтам, есть довольно крупные суда, - ответил Китицын, уступая место Маслову.
        Теперь Маслов начал рассматривать караван, который приблизился еще на несколько сот метров. Потом стал осматривать горизонт, и вдруг лейтенант впился в ручки перископа, наводя на какую-то цель, и принялся крутить рукоятку смены увеличения.
        - Там в стороне идет «Гебен»! - взволнованно воскликнул Маслов.
        Китицын вновь занял место у перископа. Да, там, мористей, прикрывая караван с севера, шел «Гебен». «Если мы сейчас же пойдем на перехват, то есть шанс попытаться его атаковать», - промелькнула мысль у Китицына. В нем сейчас боролось два человека - азартный охотник, видящий вожделенную добычу, которую ни в коем случае нельзя упустить, и исполнительный офицер, который вначале любой ценой должен выполнить полученный приказ, несмотря на свои желания.
        Еще раз глянув на «Гебен», он сказал:
        - Нам его не перехватить, он отклоняется на север, и у нас не хватит скорости, чтобы выйти на дистанцию выстрела.
        Лодка вновь погрузилась на глубину, чтобы там переждать, пока корабли каравана приблизятся на расстояние, когда можно определить его состав. Через полчаса Китицын вновь всплыл на пару минут под перископ. На этот раз корабли были на удалении двадцати пяти кабельтовых, и их можно было идентифицировать, что и было выполнено. Караван шел пятью колоннами. В середине шли самые большие суда, прикрываясь более мелкими, шедшими в крайних колоннах. Углядев все, что надо, лодка опустилась глубже. Через сорок пять минут после того, когда последний транспортный корабль противника прошел мимо подводной лодки, она всплыла.

* * *
        Кириенко стремительно вошел в кабинет, отодвигая впереди идущего с докладом Никишина. Мой адъютант что-то недовольно начал высказывать начальнику разведки, но тот оборвал его:
        - Да помолчи, лейтенант, тут такое дело, а ты… Ваше превосходительство! Радиограмма от Китицына. Караван с войсками вышел в 6:40 из Босфора и насчитывает тридцать четыре судна водоизмещением от пятисот до трех тысяч тонн, среди них есть три особо крупных не менее семи тысяч тонн. В сопровождении почти все боеспособные корабли турок. В том числе линейный крейсер «Гебен», крейсер «Гамидие», семь эсминцев типа «Ядигар» и «Самсун» и три канонерские лодки. Скорость каравана не превышает семи узлов. Крейсера и два эсминца идут мористей на удалении пяти миль от каравана.
        Я глянул на часы - 9:32. Караван в пути почти три часа, до Зонгулдака ему около суток идти, если Китицын правильно определил скорость. Нам же дотуда двенадцать часов не напрягаясь.
        - Никишин! Срочно пригласи адмирала Новицкого и начальника штаба.
        В этот раз я его не упущу, если он только не повернет назад, почуяв готовящуюся для него ловушку. Надо будет, я поставлю линкор поперек пролива, но его утоплю.
        Через два часа оба линкора, каждый со своим сопровождением, вышли в море. Вначале мы несколько часов двигались вместе, двумя колоннами на расстоянии пары миль друг от друга. Через несколько часов наши пути разошлись. Адмирал Новицкий устремился к Босфору с приказом не допустить прорыва в пролив «Гебена». Я сам взял курс на точку между Босфором и Зонгулдаком, намереваясь перехватить «Гебен» там, если он вдруг повернет назад раньше времени. Синопский отряд также получил приказ идти к Зонгулдаку на перехват каравана. Все получили приказ полного радиомолчания до тех пор, пока не будет кем-то обнаружен и опознан «Гебен». Радио на кораблях работало только на прием.
        Я находился на мостике «Марии» и, глядя на уходящий отряд Новицкого, думал: неужели сегодня все может закончиться, и тогда у нас будут полностью развязаны руки. После чего можно спокойно сосредоточиться на приготовлении десанта для захвата Босфора. Да помоги нам Бог в этом деле. Не дай вновь ускользнуть этому «пугалу», сколько он крови попил у нашего Адмиралтейства. Я должен его перехватить. Но, посмотрев на корабли Новицкого и почувствовав укол совести, подумал: «Мы должны перехватить».
        Еще недавно два этих отряда кораблей шли вместе, и вот теперь каждый из них взял новый курс. Корабли постепенно расходились, увеличивая расстояние между собой. Пройдет еще какое-то время, и они не будут видеть друг друга. Пока никто не знал, к какому из этих отрядов будет благосклонна фортуна и позволит встретить то, зачем они сегодня вышли в море.
        После того как Китицын выполнил приказ штаба флота, он считал себя свободным в принятии собственных решений.
        - Я намерен атаковать караван судов противника, - объявил он своему экипажу. - Все, что от нас до этого требовалось, мы исполнили.
        - А не лучше нам тут остаться, только занять позицию ближе к фарватеру и подождать возвращения «Гебена», - высказал свое мнение лейтенант Маслов.
        - Я, возможно, так бы и поступил, но мы не знаем, когда повернет назад «Гебен», сегодня или завтра. Наше время патрулирования и так продлилось почти на сутки, и сюда на смену идет «Нерпа», а нам надо возвращаться в Севастополь. Кроме того, продукты у нас на исходе. И так последние два дня экипаж получает на четверть меньше положенного.
        - Так «Нерпа» подойдет, попросим у них продуктов на пару дней.
        - Тогда им самим до конца крейсерства не хватит продуктов, да я не уверен, что они будут с нами делиться, зная, что «Гебен» в море и есть шанс перехватить его при подходе к проливу. А мы постараемся до ночи догнать караван и атаковать его в сумерках, так как в светлое время сделать это нам не позволят корабли противника. А в сумерках или даже ночью, если будет луна, мы сможем атаковать одно из судов или корабль противника, после чего можно сразу возвращаться в Севастополь.
        «Тюлень» в надводном положении преследовал турецкий конвой, но на приличном расстоянии, чтобы не быть замеченным. Китицын понимал, что дневная атака на хорошо охраняемый конвой невыполнима, потому и шел позади него на таком удалении, что только наблюдал верхушки мачт последних судов впереди идущего каравана. Он надеялся, как только начнет темнеть, увеличить ход и быстро нагнать противника. Но ближе к вечеру погода стала портиться, ветер начал крепчать, разводя крупную волну. Эти волны сдерживали подлодку, не давая ей идти полным ходом. Из-за того что вырезы в корпусе под торпедные аппараты Джевецкого были не заделаны, они-то способствовали большой заливаемости палубы и рубки. Вода фонтанами обрушивалась на подводников и через люк лилась внутрь. Поэтому люк в лодку приходилось постоянно держать полузакрытым, чтобы предотвратить попадание воды вовнутрь. А это затрудняло управлением лодкой. Особенно страдали те, кто сейчас находился наверху, их постоянно окатывало водой.
        Да, неприятно находиться мокрым наверху, но не смертельно, так как это не север и не Балтика - а Черное море, да на дворе август. Так что преследование продолжалось. Китицын начал наращивать скорость, догоняя караван, так как через пару часов на море опустится первая тень приближающей ночи.
        - Если погода еще хотя бы часа три продержится такой же, не испортится, то мы догоним караван.
        - Как бы только нам волнение не помешало поразить цель с первой атаки, а чтобы повторить атаку, надо развернуться и использовать кормовые аппараты. На такой маневр нам может не хватить времени - или караван уйдет, или помешает эскорт. Вы все знаете, какая у нас циркуляция большая, - высказал опасения Маслов.
        - Я предлагаю сблизиться до шести кабельтовах и из обоих орудий расстрелять атакованное нами судно, - предложил мичман Краузе - артиллерийский офицер на подводной лодке.
        Здесь на Черном море главным оружием субмарин являлись орудия, а не торпеды, так как подводным лодкам частенько приходилось применять именно орудия. Целей на море, чтобы применить торпеды, было крайне мало, и они редко попадались во время крейсерских операций. А вот всякая мелочь в виде фелюг, баркасов и всевозможных парусных корыт, так их было предостаточно. А чтобы их потопить, надо-то всего пару снарядов из 75-мм пушки, но никак не торпеду.
        Еще в марте Китицын приказал убрать все торпеды из аппаратов Джевецкого, так как они представляли большую опасность для своей лодки. В этом он сам убедился в одном из боевых походов к берегам Турции. В один из дней, когда «Тюлень» вел блокаду у Эрегли, его атаковал самолет, но лодка успела погрузиться до того, как аэроплан избавился от всего своего груза. Одна из бомб взорвалась рядом, лодку основательно тряхнуло, кое-где потекли сальники. Но не это так напугало подводников. Когда лодка вновь всплыла на поверхность, всем стало не по себе. При осмотре лодки на предмет еще каких-либо повреждений от последствий близкого разрыва бомбы обнаружилось, что в боевой части одной из торпед, которая находилась в аппарате Джевецкого, торчал осколок. Но видно, Бог все же есть на свете, и торпеда не детонировала и не отправила их всех к праотцам. Это событие сильно подействовало на моральное состояние всего экипажа[3 - Примерно такой же случай после атаки самолета 12 марта 1916 г. возле города Зонгулдака случился с подводной лодкой «Морж» Погорецкого. Только тогда после разрыва бомбы была смята головная часть
торпеды.]. После этого Китицын категорически отказался принимать торпеды в наружные аппараты. Уже после моего вступления в командование флотом я приказом утвердил это решение. Но полного запрета не требовал, так как из своего опыта службы на Балтике знаю, что там наши подводники применяют эти аппараты. Но с каждым боевым походом все меньше и меньше, и всему виной их дефекты в конструкции и та же опасность при противодействии противника. Про зимнее время и говорить нечего. Кто желал, тот на свой риск брал торпеды в аппараты Джевецкого, но не полный комплект, а только половинный. Крайние аппараты были сняты, а потом во время плановых ремонтов заделаны и вырезы под них. Уже последующие подводные лодки вступали в строй без наружных аппаратов, но с четырьмя запасными торпедами внутри.
        За пятьдесят миль до Зонгулдака шесть самых крупных и быстроходных судов, шедших в средней колонне, увеличили скорость и под охраной линейного крейсера и трех эсминцев стали уходить вперед. Остальные суда продолжали свой путь, только немного сомкнув колонны. Эти самые ценные и быстроходные суда транспортного флота должны были под покровом ночи первыми прибыть в порт назначения, опережая основной караван на три часа. Это давало им шанс успеть выгрузиться до подхода остальных и, не задерживаясь, вновь уйти в Босфор. Так оно и вышло. Германо-турецкое командование на этот раз все точно рассчитало. Эти шесть судов доставили большую часть войск - около шестнадцати тысяч, - которые, как только сошли на берег, быстро покинули порт. Даже не дожидаясь своего обоза и тяжелого вооружения, которые доставлялись на других судах каравана. Главное было доставить людей в целости, что и было выполнено.
        Китицын предполагал догнать суда противника до темноты, но погода внесла свои коррективы. Ветер крепчал. Громадные волны опрокидывались на подводную лодку, бешено проносились по палубе и набрасывались на мостик, сбивая с ног людей, через полузакрытый люк целые потоки вливались внутрь. В такую погоду море неприветливое, злое; так и кажется, что будто в порыве какой-то страшной, неизведанной злобы оно готово разломить подводную лодку в щепы; но она только скрипит и переваливается с борта на борт или со стоном врезается острым форштевнем в набегающие волны. Все лишние уже давно спустились вниз. Наверху остались только Китицын, мичман Краузе и два сигнальщика, одетые в дождевые куртки с капюшонами, такие же брюки навыпуск и высокие резиновые сапоги.
        - Как там внизу? - спросил командир у высунувшегося из люка Маслова.
        - Моторы работают отлично, но от сотрясения корпуса текут сальники, на некоторых манометрах стекла повылетали. Еще нас сильно заливает, воду приходится откачивать каждые полчаса. Команда держится молодцом, пока только двоих укачало, но после того, как погрузимся, они отойдут.
        - Передай, пусть потерпят еще немного.
        Из-за сильного волнения скорость почти сравнялась со скоростью судов каравана, и подлодка очень медленно их догоняла. Китицын даже не догадывался, что караван уже уменьшился на несколько судов. Никто на подлодке не заметил, что несколько судов покинули караван и ушли в отрыв. На море опустилась ночь, и суда, идущие в паре миль впереди подводной лодки, были почти не видны. Только иногда в темноте на каком-то отчаянно выгребавшем судне вырвется сноп искр из трубы или на каком-то транспорте мигнет огонек. Китицын уже прикидывал, чтобы догнать караван, ему надо затратить не менее полутора часов. Так потом предстоит еще и выйти в атаку, а чтобы попасть, придется подойти почти вплотную, на два-три кабельтовых. А позади каравана, возможно, идет эсминец или канонерка и охраняет подходы с кормы.
        - Михаил Александрович, а погодка-то подкачала, может, прекратим преследование? А то я не представляю, как в этой темноте мы будем выходить в атаку, - высказал свое мнение Краузе.
        - Нам главное догнать, а там будем на ощупь стрелять.
        - Но через пару часов может разыграться нешуточный шторм, и нам поневоле придется погружаться. Сейчас и так небезопасно находиться наверху, может смыть за борт или тут покалечит. Да и на борту уже все устали от такой качки, а лодка получила повреждения.
        - Хорошо. Преследуем еще час, если не приблизимся ни на метр, то прогрузимся, дадим роздых экипажу и займемся ремонтом.
        - Ваше благородие, судно по правому борту! - воскликнул сигнальщик и рукой показал направление.
        Если бы не глазастый унтер-офицер Миронов, возможно, подлодка так и проследовала дальше за караваном. До судна было примерно четыре-пять кабельтовых, но сейчас ночь, и точного расстояния не определить. Было видно, что оно дрейфует, значит, там случилась серьезная поломка.
        - Им этот шторм тоже не по нраву, возможно, поломка машины, но нам это только на руку, - обрадовался мичман. - Пока оно тут болтается одно, надо его топить.
        - Да тут от силы пятьсот тонн, ну может, семьсот. Мне что-то на него торпеды жалко.
        - Да нет, тут будет побольше. Да какая нам разница, и, пока оно без хода, быстрей топить надо.
        - А может, мы его артиллерией?
        - Но на таком волнении артиллерией опасно действовать, лучше уж торпеду истратить, - возразил Краузе. - Да пока мы в темноте, да при такой качке по этому судну пристреляемся, могут турецкие корабли на подмогу подойти.
        Но на это судно пришлось истратить не одну, а две торпеды. После пуска первой ничего не произошло, возможно, просто банально промахнулись в темноте, когда оба судна пляшут на волне. Возможно, просто технические неисправности, как это случается с отечественными торпедами. «Тюлень» еще ближе подошел к судну и почти с пистолетного расстояния выпустил вторую торпеду - через несколько секунд раздался взрыв в носовой части судна. Ночь озарилась яркой вспышкой, все на верхней палубе ослепли на несколько секунд.
        - Все, уходим. Быстро все вниз, и постарайтесь не затопить лодку, пока раком лезете.
        Через несколько минут и судно, и подлодка были уже под водой. Китицын принял решение отказаться от преследования и возвращаться в Севастополь. Время уже упущено, хотя и было потеряно всего минут двадцать на потопление этого судна, но бросаться вновь в погоню при таком волнении посчитали нереальным.
        II
        Броненосец «Пантелеймон» под флагом командующего Синопским отрядом, контр-адмирала Каськова, а также «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» шли к Зонгулдаку. Каськов рассчитывал с рассветом подойти к порту, застать там все транспортные суда противника и по возможности их уничтожить. Береговых батарей он не опасался, надеясь, что тремя броненосцами он их подавит, а самими транспортами займутся крейсер «Прут» и пять его эсминцев, которые идут в охране его броненосцев. Опасался он только одного - встречи с самим «Гебеном». Хотя три броненосца - это тоже сила, адмирал в этом и не сомневался. Так как еще в первый год войны, будучи капитаном первого ранга и командиром броненосца «Пантелеймон» - что сейчас является его флагманом, - ему доводилось повстречаться с «Гебеном».
        Первая встреча Каськова с «Гебеном» состоялась 18 ноября 1914 года, но тогда пострелять его «Пантелеймону» не пришлось - «Гебен» получил несколько горячих подарков с «Евстафия» и ретировался с места боя. В истории этот бой называют «Бой у мыса Сарыч». Вторая встреча произошла 10 мая 1915 года в двадцати милях от Босфора, и тут «Гебен» схлопотал от броненосцев, и одним из героев был именно «Пантелеймон». За этот бой тогдашний командующий Эбергард щедро наградил экипаж «Пантелеймона». Каськов стал кавалером Георгиевского оружия - золотой сабли с надписью «За храбрость», старший артиллерист линкора Мальчиковский получил чин старшего лейтенанта и удостоился орденов Святой Анны III степени с мечами и бантом и Святого Станислава II степени. Командующий флотом доложил в Ставку и отметил в приказе отличную стрельбу броненосца «Пантелеймон». Не обошли наградами и отличившихся в бою нижних чинов. Одним из награжденных был старший комендор «Пантелеймона» Андрей Жуков, получивший Георгиевский крест IV степени, как было написано в представлении на награду.
        И вот Каськова - но теперь контр-адмирала, - по всей видимости, ждет третья встреча с германским линейным крейсером. Да, но до этого, в предыдущих встречах с русской стороны, всегда участвовало пять броненосцев, а сейчас у Каськова их только три. И хотя у его броненосцев есть преимущество в огненном превосходстве на два орудия и калибр чуть побольше, только в скорости они значительно уступают немцу. Но это не должно его беспокоить, он не собирается бегать от «Гебена», но и догнать его тоже не в силах.
        С приближением вечера ветер с каждым часом набирал силу, поднимая все более высокую волну. После захода солнца на море разгулялся средней силы шторм. Корабли тяжело переваливались на волнах, но упорно шли в ночи к турецкому порту. Броненосцы своими прямыми носами старались разрезать набегающие на них волны, вода потоками врывалась на верхние палубы, разбиваясь о носовые башни и надстройки, и двумя потоками неслась дальше по палубе. Фонтаны брызг залетали на мостики носовой надстройки, обдавая находящихся там водой. Броненосцы стряхивали с себя воду и восходили на волну, чтобы через мгновение вновь врезаться в следующую волну, и затем все повторялось вновь. Но хуже приходилось крейсеру и эсминцам, бывали моменты, когда то один из эсминцев, то другой скрывался за фонтаном брызг, поднятым им же в момент удара о волну. Ближе к рассвету ветер стал стихать, но волнение на море оставалось еще приличным, и это могло немного повлиять на меткость комендоров, если вдруг приключится встретиться с линейным крейсером.
        На подходе к Зонгулдаку на мостике броненосца появился мичман Афанасьев с радиограммой.
        - Ваше превосходительство, - обратился он к адмиралу, - получено сообщение с «Громкого» от капитана второго ранга Пчельникова.
        - Зачитай, мичман.
        - «Наблюдаю много транспортных судов в порту, но турецкого флота нет. В двух милях на запад от входа в порт под берегом стоит горящий транспорт, предположительно подорвался на мине. А также вижу дымы транспортных и боевых кораблей, удаляющихся от порта, приблизительно десять вымпелов», - читал мичман.
        - Так и передает, что удаляются от порта?
        - Да, ваше превосходительство.
        - Может, наоборот, и он видит, что к порту еще подходят корабли? - высказал предположение командир броненосца капитан первого ранга Молас. - Или испугались после подрыва одного из судов и решили, что в порт заходить опасно, вот и повернули назад. А разгружаться будут в другом месте.
        - Похоже, Эммануил Сальвадорович, он и вправду видит, как уходят те корабли, что успели выгрузиться. А это значит, что мы немного опоздали, и кое-кто сумел выскользнуть из ловушки. Если большинство судов уже в порту, значит, фарватер не удалось заминировать, а это судно, видно, немного сбилось и налетело на мину, а возможно, что даже на свою.
        - Тогда мы можем их перехватить. Наша скорость должна быть выше, чем у транспортов.
        - А зачем нам порожние транспорты, когда в порту есть те, что еще не успели разгрузиться. Наша задача - не позволить транспортам беспрепятственно выгрузить войска и снаряжение. А эти, что улизнули, их возле Босфора сам командующий с главными силами встретит.
        Да, одиннадцать транспортов успело разгрузиться перед самым приходом русской эскадры и выйти из порта в обратный путь. Но они ушли из порта двумя группами. Одна направилась к болгарским берегам, а вторая к проливу, вот вторую и видели с «Громкого».
        С первыми лучами солнца перед русскими кораблями открылся вход в бухту, а далее и сам порт Зонгулдака, который местами был скрыт дымом. Это турки - увидев на подходе к порту русские корабли - пытались прикрыть дымовой завесой порт и суда в нем. Но завеса получалась рваной, ветер разгонял ее, да и ставить ее пытались два моторных баркаса, а не боевые корабли. От этого дыма больше страдали сами турки, что пытались его поставить.
        Броненосцы приблизились на семьдесят пять кабельтовых к порту и начали пристрелку. Ответного огня долго ждать не пришлось. Заговорили две береговые батареи турок, расположенные на обоих берегах бухты. Третья батарея, что находилась на мысе, прикрывающем вход непосредственно в порт, - молчала. Ее заволокло дымовой завесой, что пытались поставить турки, прикрывая порт и корабли, находящиеся там. Флагман продолжал обстрел порта один, так как «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» занялись береговыми батареями, принуждая их к прекращению огня.
        - Ваше превосходительство, дым очень мешает разглядеть цели, разрешите подойти еще на десять кабельтовых к берегу.
        - Вы, Эммануил Сальвадорович, не забывайте и о батарее, что пока молчит, и о минных заграждениях - как турецких, так и наших собственных.
        - Последние данные о расположении выявленных турецких заграждений мы получили. А координаты своих минных заграждений нам известны доподлинно. Сократим дистанцию настолько, чтобы можно было использовать орудия среднего калибра.
        - Давай, действуй.
        - Лейтенант! Быстро определись с местом. Нужно проложить безопасный курс поближе к берегу, и смотри, чтобы не налететь на свое или турецкое минное заграждение, - отдал распоряжение командир броненосца своему старшему штурманскому офицеру лейтенанту Сухотину.
        «Пантелеймон» сократил дистанцию настолько, что мог теперь задействовать кроме главного калибра и шестидюймовки. Броненосец вновь возобновил огонь по порту и прилегающей к нему территории. Крейсер «Прут» и три нефтяных эсминца также подключились к обстрелу порта. Пара угольных эсминцев была задействована на противолодочную оборону, так, на всякий случай. Как только крейсер и эсминцы подключились к обстрелу порта, ожила береговая батарея на мысе. Ее снаряды довольно близко стали рваться к нашим кораблям, вынуждая их маневрировать.
        - Перенести весь огонь на батарею противника, - приказал адмирал.
        Лейтенант Харин тут же начал рассчитывать данные по новой цели. Вначале дали залп два шестидюймовых орудия, потом еще два таких же послали свои снаряды в сторону батареи. После того как в районе турецкой батареи поднялись султаны первых разрывов, были тут же внесены и приняты все поправки, затем новые данные о цели передали в башни и казематы. И вот уже заговорили все четыре орудия главного калибра и восемь шестидюймовок левого борта броненосца. После нескольких залпов с «Пантелеймона» огонь турок заметно ослаб, но был сосредоточен на броненосце.
        Крейсер и эсминцы продолжали обстрел, было видно, что в порту горят несколько судов. На берегу тоже пожары и взрывы. Вскоре после того, как «Евстафий» заставил на время замолчать турецкую батарею, он также подключился к обстрелу порта. «Иоанн Златоуст» никак не мог заставить замолчать обстреливаемую им батарею. Она то на некоторое время замолкала, то вновь оживала. Броненосец получил два попадания, и несколько разрывов легли рядом. Среди экипажа появились убитые и раненые. Действия этой батареи были схожи с действиями подобной батареи под Синопом, где личный состав в большинстве состоял из немецких комендоров под командованием немецкого офицера.
        Обстрел длился уже двадцать минут, было видно, как над портом поднимаются столбы дыма от пожаров. Некоторые суда в порту от полученных попаданий интенсивно горели, но хотелось, чтобы таких судов там было больше. Горело и на берегу, что именно - с такого расстояния не разобрать. В это же время турки взывали о помощи, они просили Стамбул прислать «Гебен», который хотя бы на время отвлечет русские корабли от обстрела порта и береговых укреплений, чтобы суда успели выгрузиться, а на береговых батареях устранили неисправности. Ему не обязательно вступать в бой, а только показаться да пройти мимо. И так несколько судов потеряно, а с ними и часть грузов, большие потери и в прибывших войсках. Пока кое-чего еще можно спасти от уничтожения, то надо спасать. А увидев «Гебен», русские сразу прекратят обстрел порта и приготовятся к отражению нападения или уйдут от порта.
        Адмирал Каськов наблюдал за действиями своего отряда, он также видел, что большинство судов в порту до сих пор не поражены и продолжают выгрузку. Он осознал, что плотности огня крейсера и трех эсминцев для обстрела порта не хватает, а броненосцы в полную силу помочь не могут, так как заняты подавлением береговых батарей. Тут еще, как назло, вновь ожила батарея, которую не так давно заставил замолчать «Евстафий», как думалось до конца сегодняшнего дня. Но турки сумели ввести в действие два орудия, и после непродолжительного молчания батарея вновь открыла огонь. «Евстафий» повторно вступил в противоборство с батареей, стараясь подавить ожившие орудия. «Пантелеймон» также вел контрбатарейную борьбу, но успешнее, чем «Златоуст». Батарея, которую он обстреливал, отвечала только одним орудием, и все шло к тому, что и оно скоро смолкнет.
        Броненосец, находясь на обратном галсе, вздрогнул от мощного удара, и тут же раздался взрыв, от которого содрогнулся весь корабль. Снаряд попал в правый борт напротив боевой рубки, пробив броню, проник в первый каземат. Взрыв уничтожил одно орудие, второе было повреждено. Погибло одиннадцать человек из орудийной прислуги, еще семеро было ранено. В каземате вспыхнул пожар, дым от него окутал боевую рубку и мостики. Первым на его ликвидацию бросился - увлекая за собой матросов - мичман Ермолаев.
        - Право руля. - Так Молас отреагировал на это попадание, выводя броненосец из-под обстрела. - Георгий Константинович, прошу вас, оцените степень повреждений и доложите, - обратился Молас к старшему офицеру броненосца, капитану второго ранга Леману.
        Старший офицер броненосца вначале побывал в разрушенном каземате, проверил состояние артпогребов, где отметил, что с пожаром успешно справляется команда под управлением Ермолаева. Но вот раненых он что-то не наблюдал. В каземате находились только одни погибшие, которых выносили оттуда и укладывали в коридоре.
        - Мичман, а что, выживших не было? Неужели ни одного раненого?
        - Георгий Константинович, всех раненых отправили к Клопу.
        - К кому вы отправили?
        - К барону Клопману, в лазарет.
        - Скажите спасибо, мичман, что он в этот момент вас не слышал.
        - Виноват, господин капитан второго ранга. Вырвалось.
        - Ну то-то же.
        Леман направился проверить артпогреб, но тот уже был затоплен во избежание взрыва, несколько матросов, надышавшихся газами, были отправлены в лазарет или отдышаться на свежем воздухе. На работе котельной попадание снаряда в каземат не отразилось, все было в порядке, поступления воды не наблюдалось.
        Вскоре пожар в каземате был ликвидирован, угроза взрыва погреба предотвращена. «Пантелеймон» после короткого перерыва вновь продолжил обстреливать батарею, пытаясь заставить замолчать ее последнее орудие.
        - Лейтенант Харин, сколько вы будете возиться с этой батареей? Осталось последнее орудие, а из-за него наши эсминцы не могут войти в порт.
        Ну что мог ответить на этот вопрос лейтенант адмиралу. Послать по определенному адресу не позволяет субординация. А можно было бы ответить, типа, да не пошел ты туда-то, это все же орудие, а не цель в сотню метров, да с расстояния в шестьдесят кабельтовых, вы думаете, что так легко его поразить. Хотя и не нужно прямого попадания в это орудие, хватит и близкого разрыва. Но похоже, что это орудие стоит в какой-то расщелине, в которую надо еще попасть.
        - Ваше превосходительство, мы стараемся, еще немного, и оно обязательно замолчит.
        Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем на мысе произошел большой взрыв - видимо, один из снарядов попал в артиллерийский погреб. Орудие выстрелило еще пару раз и смолкло. Надолго или нет, на мостике «Пантелеймона» этого не знали. Возможно, через какое-то время там сумеют устранить повреждения, да хотя бы на одном из орудий, и вновь открыть огонь. И проход вновь будет закрыт. А возможно, взрыв артпогреба заставил турок покинуть батарею.
        - Приказ Старку: эсминцам войти в порт и атаковать суда торпедами и артиллерией.
        Через некоторое время три нефтяных эсминца стали выстраиваться в кильватерную линию. Во главе колонны «Громкий» под брейд-вымпелом начальника второй бригады эсминцев капитана первого ранга Старка.
        Противник, наблюдая за действиями русских эсминцев, определил, что те намерены прорваться в гавань. Турки или это были немцы, бросили состязаться со «Златоустом» в меткости и перенесли огонь на приближающиеся к проходу эсминцы.
        - Да что там Порембский возится с этой батареей? - воскликнул в сердцах контр-адмирал Каськов. - Если он в ближайшие десять минут не заставит ее замолчать, то эсминцам придется прервать прорыв в гавань. Эммануил Сальвадорович, надо помочь Порембскому. Лейтенант Харин, ваша новая цель - вот эта батарея.
        «Пантелеймон» пошел на циркуляцию, чтобы повернуть на обратный курс, и в этот момент кому-то померещился перископ подводной лодки.
        - Перископ! Двадцать, по левому борту! - воскликнул сигнальщик.
        Несколько биноклей было направлено в указанное место, но там кроме волн и какого-то мусора ничего не наблюдалось. Кроме того, с этой же стороны в охранении находился один из эсминцев.
        - Ты чего орешь? Какой перископ, дубовая твоя голова, что ты панику разводишь, - набросился на незадачливого матроса мичман Мандрыка.
        - Извиняюсь, ваше благородие, показалось.
        - Я вот врежу тебе, чтобы не казалось.
        - Мичман! Отставить. - Это старший лейтенант Бутовский осадил мичмана. - Ну, ошибся он. А это значит, он хотя бы на самом деле наблюдал за водной поверхностью, а не делал вид.
        Но к этому времени эсминцы повернули обратно, прервав прорыв в порт. Старк выводил свои эсминцы из-под огня батареи, но сам продолжал на отходе посылать снаряды из кормовых орудий в сторону порта, тогда как носовые обстреливали батарею. Он понимал, пока не подавлена батарея, в порт входить опасно. Практически любое попадание крупнокалиберного снаряда в эсминец чревато потерей корабля и людей.
        - Побоялся Федор Оскарович под огнем проникнуть в гавань, но я его не виню. Не смогли мы подавить батарею, ну что ж, тогда попробуем отсюда расстрелять суда в порту, - посетовал адмирал, что такая задумка провалилась. - Сейчас мы эту батарею всеми тремя броненосцами сровняем с землей, и пусть тогда Старк ведет все свои эсминцы. Подводных лодок противника не наблюдается, тогда нечего им болтаться без дела, а еще четыре орудия лишними не будут в этом деле.
        - Передайте Старку приказ привлечь к бомбардировке дозорные эсминцы, - распорядился адмирал.
        В это время на верхней площадке носовой надстройки тот же самый сигнальщик разглядел, что в западной части горизонта показалось что-то, похожее на дым. Но пока он не был уверен, никому не говорил, чтобы его опять не посчитали паникером.
        - Ваше благородие, на западе дым.
        - Что, только один?
        - Пока только один.
        - Может, тебе вновь что-то привиделось?
        - Никак нет.
        - Где? Показывай.
        Мичман Мандрыка стал обшаривать горизонт в том направлении, но пока ничего не видел.
        - Ну и где ты этот дым рассмотрел?
        - Так вот же он, его уже стало лучше видно.
        Мичман вновь стал осматривать горизонт - и наконец увидел дым приближающего корабля, а может, там еще за ним есть. Транспорт или это военный корабль? Тогда чей, наш или турецкий? Один идет или нет? - проносились мысли в голове мичмана.
        Адмиралу Каськову через минуту доложили о приближении корабля.
        - Срочно передать распоряжение Старку - выслать эсминец навстречу неизвестному кораблю.
        - Ваше превосходительство! Это «Гебен», - возбужденно сообщил через несколько минут появившийся на мостике мичман Афанасьев. - Радиограмма с «Быстрого» от Бубнова. «Вижу «Гебен».
        - Передать на броненосцы - «Следовать за мной». «Прут» и оба угольных эсминца остаются здесь. Их задача продолжать обстрел порта.
        - Мичман, радиограмму командующему…
        - Посмотрите-ка, после того как мы тут туркам прижали хвост, на их мольбы о помощи сам «Гебен» спешит сюда на выручку.
        Три броненосца малым ходом пошли навстречу приближающемуся линейному крейсеру. Каськов не намеревался далеко отходить от Зонгулдака, надо было прикрывать крейсер и эсминцы от прорыва к ним «Гебена», потому он и не спешил на встречу со своим противником.
        «Гебен» благодаря своей скорости быстро сближался с русскими броненосцами, но потом сбавил ход, рассчитывая увлечь русских подальше от порта, в последующем намереваясь сделать на скорости бросок в сторону порта и мощным ударом уничтожить там русские корабли.
        Сойдясь на десять миль, первым по противнику, произведя пристрелку, открыл огонь «Пантелеймон». Первые его снаряды легли с большим недолетом, но по курсу. Снаряды следующего залпа упали с небольшим перелетом, но позади линейного крейсера. «Гебен» начал отвечать после второго залпа с флагмана. Снаряды первого залпа линейного крейсера по «Пантелеймону» упали с недолетом три кабельтовых. Флагман, ведя за собой броненосцы, подвернул курсом на норд-вест, преграждая немцу путь к Зонгулдаку. «Гебен» также изменил курс и сейчас, идя почти параллельно русскому отряду, сосредоточил огонь на «Пантелеймоне». Этот курс его устраивал, так можно было увести корабли за собой как можно дальше от Зонгулдака. Вот уже все три броненосца открыли огонь главным калибром, а корректировал его старший лейтенант Бутковский, находясь на флагмане. Снаряды довольно кучно падали возле немца, но вот прямых попаданий все не было. Не удалось добиться успеха и артиллеристам «Гебена», хотя его залпы, направленные на «Пантелеймона», ложились очень опасно. С «Евстафия», шедшего вторым, ясно видели, как два снаряда упали возле борта
флагманского корабля. Флагман резко сбросил скорость, и пять снарядов следующего залпа кучно упали прямо по курсу корабля. «Пантелеймон» вошел в еще не успевшие опасть громадные - высотой до клотиков мачт - водяные столбы от падений одиннадцатидюймовых снарядов и совершенно скрылся из вида.
        На корабль обрушивались гигантские массы воды. Вода проникла и в боевую рубку, и все, кто там находился, приняли водные процедуры. Дальномеры были залиты водой и теперь не могли точно определить расстояние до «Гебена». Бурковскому пришлось несколько залпов сделать наугад, пока не обтерли и не обсушили стекла. А «Гебен» в это время положил еще один залп у борта броненосца. Корпус корабля испытывал столь сильные сотрясения, что людям в носовых отделениях «Пантелеймона» показалось, что снаряд попал в борт, но не пробил броню. После столь мощного гидродинамического удара в некоторых отсеках корабля повылетали несколько заклепок внутреннего борта, кое-где возникла небольшая течь, вскоре ликвидированная при помощи деревянных пробок.
        - Георгий Константинович, - Молас позвал своего старшего офицера, - спуститесь вниз, проверьте, все ли у нас там в порядке. А то такое ощущение, что в нас попала по крайней мере пара снарядов.
        После этого боя командиру броненосца доложили, что от близких разрывов неприятельских снарядов борта и надстройки броненосца сильно посечены осколками, но пробитий очень мало. На палубе и спардеке было найдено около сорока осколков, которые повредили надстройки, шлюпки и настил верхней палубы.
        - Лейтенант! Что у нас случилось с прицелом? Отсюда видно, что у нас недолеты.
        - Ваше превосходительство, дальномеры залило водой, мы временно не можем брать дальность до противника, - оправдывался Харин.
        - Быстрей устраняйте неполадки, а то негоже нам впустую снаряды кидать.
        Броненосцы удалялись все дальше от турецкого побережья. Каськов, понимая, что немец его уводит, решил, что пора начинать постепенно склоняться к Зонгулдаку.
        - Пять градусов вправо, - приказал Каськов. - Эммануил Сальвадорович, каждые две минуты делаете поворот на пять градусов вправо. Мы возвращаемся к Зонгулдаку.
        Молас понимающе посмотрел на адмирала. Адмирал все правильно рассчитал: если они еще отойдут миль на пять-шесть, то впоследствии могут не успеть вернуться назад, начни «Гебен» прорыв к порту, подумал командир броненосца.
        - Если противник захочет идти за нами, милости просим, - продолжал дальше адмирал, - но вот нам отходить далеко от порта нельзя.
        - Есть попадание! - закричал лейтенант Харин.
        Все находящиеся в боевой рубке прильнули к амбразурам и увидели, как на «Гебене», идущем в восьми милях параллельно русскому отряду, между труб вздымался дым от возгорания. Все же они его достали.
        Глава 11. Облава на волка
        I
        Вообще поход начался очень приятно - небольшое волнение на море и отличная видимость. Почти все время эскадра шла девятнадцатиузловым ходом, а это было зрелищно. Все же две оперативные группы в полном составе шли курсом на юг. Вот во время такого похода, когда на море спокойно, а ты стоишь на мостике корабля, который идет полным ходом, невольно и мысли тоже несутся вперед, куда-то далеко-далеко. Кругом серебрится величавая водная ширь. По ней скользят темно-серые силуэты кораблей. Сверху глядит голубое небо с белыми барашками медленно плывущих куда-то облаков и ярким солнцем. Только дым из множества труб портит эту картину. На душе так хорошо, так спокойно при виде всего этого великолепия, даже хочется петь.
        Колышется даль голубая,
        Не видно вдали берегов…
        Мы с детства о море мечтаем,
        О дальних огнях маяков.
        Летят белокрылые чайки, -
        Привет от родимой земли!..
        И ночью, и днем
        В просторе морском
        Стальные идут корабли!..
        Манит нас простор величавый,
        С могучей стихией борьба,
        На ленточках золотом славы
        Сверкает морская судьба!..
        Такие ощущения могут быть только в море. До чего же чарующе красиво море! Нельзя не поддаться обаянию этой красоты! А в голове, несмотря на то что стараешься сосредоточить все внимание на далеком горизонте и окружающих кораблях, возникают другие, далекие картины. Картины, дорогие сердцу. Переносишься туда, где теперь царит мирная тишина, где не витают призраки войны и смерти, где все дышит спокойствием и уютом. Домой, к любимой и любящей жене, которая скоро должна родить. И так ясно, так реально представляешь себе эту картину, что невольно оглядываешься вокруг, как бы в поисках ее. Да, в мечтах улетаешь далеко. Но вдруг приходишь в себя, стряхиваешь это наваждение и начинаешь ходить по мостику и, чтобы отвлечься, задаешь ничего не значащий вопрос вахтенному или сигнальщику, и снова смотришь вперед. Теперь тебя поглощает другая мысль: если твой противник в море, не дать ему скрыться в проливе. Перехватить и уничтожить.
        Вскоре после того, как отряды разделились, погода стала портиться, небо затянули свинцовые тучи, ветер стал крепчать, потом разразился дождь. Ближе к полуночи погода стала еще хуже, ветер разогнал такую волну, что пришлось уменьшить ход до пятнадцати узлов, чтобы облегчить положение эсминцев, которые на больших ходах зарывались в волну.
        Во втором часу ночи, несмотря на шторм и сильное волнение, наша оперативная группа вышла в район перехвата, расположенного в тридцати милях северо-западнее Эрегли. До побережья Турции оставалось пройти каких-то двадцать миль. Здесь я развернул свой отряд в завесу шириной в тридцать пять миль, в надежде, что «Гебен» еще не повернул назад и находится где-то восточнее нас. Вот когда я очень сильно пожалел, что на линкоре нет какого-то простенького допотопного радара. Я буду не я, если в этом мире первый радар не появится лет на пять раньше, чем в том времени, откуда провалилось мое сознание. А сейчас нам в этой темноте без всякого радара надо обнаружить этот проклятый крейсер, если он в этот самый момент будет возвращаться назад.
        - Да, не так-то просто будет его обнаружить в этой темноте, когда на море шторм и шквалистый ветер, правда, он уже стихает и, возможно, к утру совсем утихнет. Ваше превосходительство, а если он все же вернулся, пока мы шли сюда? - высказал свои опасения мой флаг-офицер Вердеревский, вглядываясь в черноту штормового моря.
        - Дмитрий Николаевич, а я все-таки уверен, что он еще где-то там у Зонгулдака, но вскоре пойдет обратно. Адмирал Эбергард приучил Сушона, что после того, как наш штаб получает сообщение об обнаружении «Гебена», у нас проходит полдня на раскачку, пока флот соизволит выйти в море на его перехват. Вот этим он и пользовался и всегда успевал скрыться. Вот и сейчас я надеюсь на то, что они будут рассчитывать на нашу медлительность. Пока получим сообщение да пока подготовим корабли к выходу, он успеет сбегать до Зонгулдака и проскочить обратно в пролив.
        - А как же тогда транспорты? Он что, бросит их нам на растерзание?
        - Я точно утверждать не буду, бросит он их или нет. А было хотя бы раз такое, чтобы германские корабли прикрыли собой транспортные суда?
        - Что-то не припоминаю я такого.
        - То-то и оно. Наверняка «Гебен» проводит конвой только до Зонгулдака, а возможно, отважится пройтись до Эрегли и побежит назад прятаться в проливе.
        - Ваше превосходительство, но если он проводил караван только до Эрегли, то мы опоздали, и он уже где-то на подходе к проливу. Тогда и Новицкий не успевает перекрыть пролив.
        - Подождем до утра, тогда станет известно: ускользнул он от нас или еще в море.
        Ночь прошла в нервном напряжении, каждую минуту ожидали появления кораблей противника.
        Под утро шторм пошел на убыль, корабли уже не так болтало на волнах, как ночью, да и видимость перед восходом солнца с каждой минутой становилась все более отчетливой. Но впоследствии за восточной частью горизонта, откуда должны появиться корабли противника, стало трудно наблюдать из-за встающего солнца. С рассветом я расширил дистанцию между кораблями, и теперь завеса имела ширину в сорок пять миль. Это значит, что идущий крайним «Дерзкий» находился в шестидесяти пяти милях от берега. Время неумолимо бежало, но море до сих пор было пустынно, и с каждой пройденной милей на душе начали скрести кошки - неужели «Гебен» опять сбежал.
        - Ваше превосходительство! - обратился мой адъютант. - Наша служба радиоразведки перехватила интенсивные радиотелеграфные переговоры из района Зонгулдака и Стамбула.
        - Удалось что-нибудь расшифровать?
        - Только в общих чертах, но и так понятно. Порт Зонгулдака находится под обстрелом, и турки запрашивают помощь у флота.
        - Это означает, что Каськов блокировал выход из порта и приступил к его бомбардировке. Но радиограммы от Каськова пока не было, так? И мы не знаем, там или нет «Гебен», - размышлял я вслух.
        - От Каськова пока ничего нет, - проговорил Никишин таким тоном, как будто это он виноват, что Каськов молчит.
        - А раз Каськов молчит, это значит только одно - «Гебена» в порту нет, - продолжал я свои размышления. - Да, его там нет, и он где-то в море. Но где? «Гебен» на призыв не откликался?
        - Молчит, ваше превосходительство, - тут же ответил Никишин.
        - Передай разведке - следить за эфиром и, как только все радиограммы расшифруют или откликнется сам «Гебен», сразу доложить.
        Корабли завесы малым ходом продвигались курсом на восток, я решил дойти до Эрегли, глянуть на порт, а вдруг там скрывается какая-либо заманчивая цель. Если нет, то развернуться и идти к Босфору. Но Новицкий также молчит, значит, «Гебен» там не появлялся.
        - Ваше превосходительство! «Гебен» нашелся, - с радостью в голосе объявил появившийся на мостике начальник радиоразведки оперативной группы лейтенант Квасников.
        - Где он? Говори быстрей.
        - Только что получили от Каськова кодированный сигнал о местонахождении «Гебена». А также заработала его собственная радиостанция. Из предыдущих переговоров, что мы сумели расшифровать, стало понятно, его заставили вернулся к Зонгулдаку, чтобы отвлечь наши корабли от обстрела судов в порту, которые очень страдают под огнем наших кораблей.
        Первым моим порывом было - идти к Зонгулдаку. Но я сразу же отказался от этой идеи. Нет, Сушон долго там не задержится. Немного постреляет и повернет назад, думал я.
        - Ваше превосходительство, идем на соединение с Синопским отрядом? - задал вопрос командир линкора каперанг Кузнецов. - Надо помочь адмиралу Каськову.
        - Нет, Иван Семенович, мы подождем его тут. С тремя броненосцами «Гебену» не справиться. Да, он вполне может нанести им серьезные повреждения, но и сам может их получить, что уже не раз доказывалось при встрече с ними. Сушон не будет ввязываться в долгую перестрелку, как только получит несколько гостинцев, так и засобирается домой. У него только два пути. Первый - прорваться в Босфор. Другой - идти в один из болгарских портов и где-то там скрыться.
        Через сорок минут мы получили сообщение от Каськова, из которого узнали, что после двух попаданий «Гебен» ретировался курсом на норд-вест.
        Только по приходе в Севастополь, читая докладную контр-адмирала Каськова, я узнал подробности как самого боя броненосцев с германским линейным крейсером, так и об уничтожении большей части транспортов в порту.
        - Итак, господа офицеры, у нас до встречи с «Гебеном» есть как минимум два с половиной часа. Но это если он сразу пойдет к проливу. Но он может пойти и кружным путем. Адмирал Сушон очень осторожный. И уже просчитал, что на одном из выбранных им путей к Босфору его могут поджидать наши корабли.
        - Поспешили мы с выходом, ваше превосходительство, надо было взять с собой один гидрокрейсер, сейчас бы он нам пригодился в поиске германского крейсера.
        - Тогда нам нужна была скорость, Дмитрий Николаевич, мы спешили во что бы то ни стало перекрыть пролив и не упустить германца. А гидрокрейсера нам были только помехой, для их охраны не было ни одного свободного эсминца. А оставлять их без охраны, сам понимаешь… Вдруг какая-то вражина им повстречается, и мы лишаемся такого ценного корабля.
        - Но если судить по курсу, что передал нам Каськов, «Гебен» сейчас направляется к берегам Болгарии.
        - Ну и пусть направляется, ему там негде спрятаться. Возможно, что так он хочет запутать следы. Как ты думаешь, он знает, что его уже обложили? И только вопрос времени, когда мы его обнаружим.
        - Я предполагаю, что об одной-то из наших оперативных групп Сушон знает. Вы сами приказали Новицкому запереть пролив линкором. Турки давно уже разглядели его корабли со своего высокого берега и предупредили Сушона каким-нибудь кодированным сигналом, что не смогли расшифровать люди лейтенанта Квасникова. О нас он, возможно, не знает, мы пока ничем себя не выдали, даже радиопередачи не отправляли, а только принимали.
        - Мне отчего-то кажется, что он и о нас знает. Только не знает, где мы его караулим.
        - Михаил Коронатович, я вот чего опасаюсь: у «Гебена» запас хода в два раза больше, чем у нас. Кроме того, мы сожгли чуть не половину топлива, спеша сюда, и его у нас осталось только на двое суток экономичным ходом. «Гебен» в это время ходил экономичным да средним ходом. Я вот к чему это говорю, у немецкого крейсера угля должно быть еще много, и он может затеряться где-то посредине моря и выждать момент, когда нам придется уходить обратно в Севастополь для пополнения запасов.
        - Дмитрий Николаевич, а твои предположения очень даже верны и могут быть к месту. Угля действительно пожгли мы много, но будем надеяться, что Сушон до этого не додумается и не будет прятаться несколько дней в море, а предпримет попытку прорыва. А побережье Турции - это не побережье Скандинавии, тут шхер и фиордов не наблюдается, и отсидеться ему просто негде. Значит, рано или поздно он даст о себе знать. Нам, конечно, желательно, чтобы это случилось раньше.
        II
        Корабли продолжали медленно двигаться на восток, приблизительно на траверзе Эрегли, сигнальщики с эсминца «Беспокойный», идущего ближе к побережью, заметили дымы на юго-востоке. Капитан второго ранга Тихменев решил посмотреть, что это за корабли идут, и, увеличив ход до полного, «Беспокойный» пошел на сближение. Через полчаса эсминец обнаружил пять порожних турецких транспортных судов среднего водоизмещения, от полутора тысяч до двух с половиной тысяч тонн каждый, под охраной трех канонерских лодок, идущих возле самого берега. Это те самые корабли, что сегодняшним утром и были замечены с «Громкого», когда они уходили из Зонгулдака. Они должны зайти в Эрегли и загрузиться углем, который так ждут в столице.
        Турки распознали, что вот этот идущий им навстречу корабль - русский эсминец, а не один из своих, вышедших двумя часами раньше из Зонгулдака в составе первой группы транспортов. Но русские всегда ходят парой, по всей вероятности, где-то должен быть еще один эсминец. А пока этот эсминец один, есть шанс отбиться от него, так как в охране конвоя находятся три канонерские лодки. Турецкие капитаны транспортов рассчитывали, что канонерки свяжут русских боем, а сами они постараются прорваться в порт Эрегли, а там спрятаться за молом да прикрыться береговыми батареями. Тогда, возможно, Аллах смилуется над их бедными головами и не даст погибнуть вместе с судами, под огнем орудий неверных урус-шайтанов, и не отправятся они на дно морское кормить собою рыб.
        Тихменев понял - турки опознали, что за корабль перед ними, так как три канонерские лодки начали перестраиваться и выходить на правый траверз конвоя, прикрывая собой транспорты, давая им время для бегства.
        - Ишь ты, как они задымили и стараются увеличить ход, попытаются прорваться в Эрегли, да до него-то осталось менее девяти миль.
        - Так им осталось всего несколько минут хода, и они войдут в зону действия береговых орудий, где нам будет трудно их перехватить, - поделился своими сомнениями лейтенант Ферсман - старший офицер эсминца.
        - Мы будем атаковать их сейчас, не будем ждать подхода кого-то из наших, чтобы остановить. Отправить сообщение командующему об обнаруженном конвое и моих намерениях.
        Командир этого маленького конвоя капитан Ахмет Махмут-бей находился на канонерской лодке «Кемаль Рейс». Его флагманский кораблик, в три раза меньше по водоизмещению русского эсминца, и по вооружению значительно уступал ему - три 75-мм орудия против трех четырехдюймовых на русском эсминце, - и при встрече один на один шансы на благоприятный исход близки к нулю. Но под командованием Махмут-бея находилось еще два подобных корабля. Хотя эта парочка всего на сотню тонн больше своего флагмана и вооружены-то всего парой соток каждый, но всем троим по силам отбиться от одного русского эсминца и дать возможность своим транспортам скрыться. Потому-то он не задумываясь принял решение повернуть на русский эсминец и попытаться нанести ему повреждения, пока к русскому не подошла подмога.
        Бой начался перестрелкой двух канонерок с «Беспокойным», когда дистанция между кораблями сократилась до шестидесяти кабельтовых, но флагман из-за своих менее дальнобойных орудий принять участия в перестрелке пока не мог.
        III
        На мостике вновь появился лейтенант Плотто, начальник радиотелеграфной станции линкора. После того как стало доподлинно известно, что «Гебен» да и большинство кораблей турецкого флота шныряют где-то на просторах моря, между нашими кораблями началась интенсивная переписка. Так что людям лейтенантов Плотто и Квасникова приходилось интенсивно работать, одни принимали радиограммы наших радиостанций, другие - турецких, так еще нужно попытаться их расшифровать, а еще по возможности определить, из какого района Черного моря они были переданы. Вот и сейчас лейтенант прибыл с новой радиограммой, хотя мог послать кого-то из своих помощников, наверное, посчитал, что она этого стоит. Хотя не так давно он приносил радиограмму от адмирала Каськова, где говорилось, что большинство кораблей турецкой транспортной флотилии уничтожено прямо в порту. Теперь Синопский отряд кораблей на пути к Синопу.
        - Ваше превосходительство, радиограмма с «Беспокойного».
        - Что сообщает Тихменев?
        - В девяти милях восточнее Эрегли обнаружены пять порожних транспортных судов противника, под охраной трех канонерок. Принял решение атаковать конвой.
        «Турки-то, смотри-ка, шустро управились с выгрузкой в Зонгулдаке, раз эта пятерка порожняка была нами встречена возле Эрегли», - пронеслись в моей голове мысли в ответ на сообщение Тихменева.
        - Господа офицеры, - обратился я к членам своего походного штаба, - не ожидал я от них такой прыти, понадеялся, что адмирал Каськов блокирует все суда в порту и нанесет существенные потери десанту. Возможно, не только эти успели разгрузиться и уйти до того, как порт был блокирован.
        - Ваше превосходительство, я предлагаю передать приказ на «Память Меркурия» капитану первого ранга Остроградскому спешно идти к Эрегли и перехватить конвой противника.
        - Дмитрий Николаевич, «Меркурий» не поспеет, ему только туда не менее часа идти. А за это время конвой успеет войти в Эрегли.
        - Но Тихменев уже вступил в бой, и ему одному противостоят три канонерские лодки, - высказал свои сомнения Вердеревский. - А без поддержки ему не прорваться к транспортам.
        - Так что вы предлагаете? Чтобы мы отвлеклись на ненужные в данный момент суда? Дмитрий Николаевич, я думаю, что они от нас и так никуда не уйдут. Мы знаем, они идут порожняком, и зачем нам на них отвлекаться, когда в море есть более достойная цель. Перехватим «Гебен», тогда все эти суда достанутся нам или будут уничтожены. Так что, Дмитрий Николаевич, они никуда не денутся. Передать приказ Тихменеву: выйти из боя и продолжать выполнять поставленную задачу. Меня сейчас другое заботит. Где «Гебен»? Прошло три с половиной часа, а его все нет и нет, транспорты вот обнаружили, и три корыта в охране, а где остальной флот - крейсер и эсминцы?
        - Возможно, они идут где-то позади и прикрывают эти транспорты от отряда Каськова.
        - Не знаю, не знаю, Дмитрий Николаевич. Если это так, то через несколько минут мы их увидим.
        IV
        Бой шел уже несколько минут. Тихменев пользовался тем, что его орудия на целую милю дальнобойнее турецких, идя на параллельных курсах и держась вне зоны поражения канонерок. «Беспокойный» сумел поразить два турецких корабля из трех. «Превез» получил два снаряда, и теперь на его борту разгорался пожар. «Сакиз» получил один снаряд в правую скулу ниже ватерлинии, два носовых отсека было затоплено, осадка носом увеличилась, скорость - эти корабли не блистали ею из-за плохого ухода за механизмами в предвоенные годы - упала. А ведь эти два корабля относительно новые, построены во Франции за два года до войны.
        - Ваше высокоблагородие, радиограмма от командующего, - доложил прибывший на мостик радиотелеграфный унтер-офицер.
        Тихменев, прочитав радиограмму, почувствовал большую досаду оттого, что бой, который проходил благоприятно для его эсминца, придется прекратить.
        - Оскар Оскарович, выходим из боя, - объявил он своему старшему офицеру. И скомандовал: - Право руля, курс 140.
        - Александр Иванович, как это так - выходить из боя? Осталось еще немного, и мы заставим турок отступить. Тогда путь к транспортам будет открыт.
        - Господин лейтенант, это не мое решение, а приказ командующего.
        - Но командующий не ведает, что мы уже кое-чего добились. Так вон же, Александр Иванович, видно же, что один турецкий корабль заметно отстает от своих, да и на другом пожар. А мы уходим, оставляя выигранный уже бой туркам. Надо объяснить командующему, что еще несколько минут, и мы прорвемся к транспортам.
        - Приказ есть приказ, господин лейтенант.
        V
        Через некоторое время после того, как Тихменеву был отдан приказ о прекращении боя, пришло сообщение от Трубецкого - вижу «Гебен».
        А в этот раз «Гебену» чуть-чуть не повезло, возьми еще миль на пять севернее нашего курса, и он незамеченным бы проскочил мимо нас.
        Эскадренный миноносец «Дерзкий» под флагом начальника минной дивизии контр-адмирала Трубецкого шел севернее остальных в завесе, примерно в шестидесяти милях от побережья Турции.
        Время приближалось к одиннадцати, а море, насколько хватало взгляда, до сих пор было пустынным. Сколько сигнальщики ни вглядывались в даль - нигде ни дымка. Да и какой обзор с мостика эсминца, расположенного на высоте десяти метров от поверхности моря. Командир эсминца кавторанг Черниловский-Сокол послал самого глазастого сигнальщика в воронье гнездо, которое расположено на тонкой мачте выше мостика еще на десяток метров. Но этот сигнальщик должен быть не только глазастым, но и смелым и с хорошим вестибулярным аппаратом. Так как эсминец изрядно качало на волнах, то представьте, что испытывал он, находясь на высоте более двадцати метров от поверхности моря. Эта мачта описывала немыслимые пируэты во все стороны, норовя выбросить из вороньего гнезда сигнальщика, которому нужно и держаться, хотя он и был привязан страховкой, но кроме того, следовало вести наблюдение за морем.
        Агапов уже пару раз вытравил все содержимое своего желудка, хорошо, что основная масса все же попала за борт, когда мачта висела над водой, а не на мостик, что находился прямо под вороньим гнездом. Теперь желудок был пустой, но позывы повторялись снова и снова.
        «Да сколько здесь можно сидеть, ни черта этого германца тут нет, он опять ушел от нас», - рассуждал матрос.
        Куда ни глянь, вокруг пустынное море, правда, в пятнадцати милях южнее эсминца шел крейсер «Память Меркурия», были видны его мачты и кончики труб со шлейфом дыма. На востоке, куда направлялся эсминец, горизонт был чист, на севере ни корабельных мачт, ни дыма также не наблюдалось. Агапов еще раз обозрел горизонт, везде только море да облака над ним, а с севера, похоже, надвигаются грозовые тучи. Стоп, да это не тучи, а дым корабля, прошедшего где-то там за горизонтом. Агапов устремил взгляд в северном направлении, даже привстал на цыпочки, чтобы быть выше и увидеть дальше. «А дым-то смещается на запад, значит, корабль уже нас миновал».
        - Ваше высокоблагородие, - закричал Агапов из своего гнезда, обращаясь к командиру эсминца, - корабль, 105 градусов, сектор восемь, левый борт.
        Все находившиеся в этот момент на мостике стали рассматривать горизонт в том направлении, на которое указал сигнальщик, но там, кроме пустынного моря, ничего не было.
        - Эй, любезный, ты чего там узрел? Какой корабль? - задал вопрос князь Трубецкой. - Когда на двадцать миль море вокруг пустынно.
        - Ваше превосходительство, ей-богу, там за горизонтом курсом на запад прошел корабль.
        - Раз так, то он уже позади нас. Тогда почему ты его раньше не заметил? А только сейчас?
        - Ваше превосходительство, возможно, что он только сейчас изменил курс, потому и сблизился с нами.
        - Хорошо, матрос, если там и впрямь корабль, то награжу по заслугам. Но а если нет, то и накажу соответственно. Договорились?
        - Так точно, ваше превосходительство, - гаркнул из своего гнезда Агапов.
        - Николай Иванович, поверим молодцу? - обратился адмирал к командиру эсминца.
        - А чем черт не шутит, может, и взаправду что увидел. Матрос он исполнительный. Понапрасну придумывать не будет.
        - Тогда надо проверить.
        - Лево руля, полный вперед, - тут же отдал команду командир эсминца.
        Эсминец начал на циркуляции крениться на левый борт, разворачиваться почти на обратный курс.
        - Эй, матрос, сейчас ты наши глаза, будешь указывать, куда идти, кроме тебя никто не видел ни корабля, ни дыма. Мы с полчаса пойдем в том направлении, которое ты показал, и, если ничего за это время не обнаружим, пеняй на себя.
        «Вот же высунулся с этим дымом, может, вправду мне все это привиделось. И кто меня тянул за язык, промолчал бы, и все было в порядке, а теперь жди от этого царского холуя благодарность на свою шею», - думал Агапов о том, что за наказание может его ожидать от адмирала.
        Эсминец набирал ход, и с каждой минутой сидеть в этом гнезде становилось все более невыносимым. Вот тут-то Агапов понял, что лучше получить нагоняй от адмирала, чем полчаса на этом шесте отдавать душу Богу или дьяволу, как получится. Он перебрал всю родню адмирала до десятого колена и вспомнил все забытые молитвы, причитая от страха, что его может выбросить из гнезда и размазать по палубе. Хорошо, если он улетит за борт в воду, минуя палубу, - возможно, останется в живых.
        Через десять минут после того, как эсминец взял курс на предполагаемый корабль, его ход увеличился до двадцати узлов.
        - Матрос, ну что-нибудь видно? - перекрикивая шум вентиляторов, прокричал князь Трубецкой.
        - Пока ничего не видно, - пролепетал Агапов, держась двумя руками за поручни и даже не помышляя воспользоваться биноклем.
        - Спуститься сможешь?
        - Постараюсь, - не осознав, что от него требуется, промолвил Агапов. Только представил, как это он будет спускаться. Но когда до него дошло, что от него требуется, с радостью воскликнул: - Так точно, ваше превосходительство.
        - Ну давай, спускайся, и постарайся не сорваться.
        Как только Агапов спустился вниз, эсминец стал увеличивать ход. С каждой минутой турбины корабля набирали ход, и вот уже эсминец несся со скоростью в двадцать восемь узлов за чем-то призрачным, как казалось всем, кроме этого матроса и адмирала, который ему поверил и решил удостовериться в этом.
        Пройдя примерно полчаса этим курсом и все еще ничего не обнаружив на горизонте, все стали косо поглядывать на Агапова, который стоял тут же на левом крыле мостика и всматривался в линию горизонта.
        - Ну и где корабль? Или тебе померещилось после того, как укачало наверху? - вновь задал вопрос адмирал.
        Агапов уже хотел повиниться в том, что он, наверное, ошибся, но тут увидел этот пресловутый дым на горизонте. Да, это точно дым, и он был прав, там на большой скорости на запад уходит большой корабль.
        - Десять градусов по левому борту, ваше превосходительство, - бодро так и с большим облегчением отрапортовал Агапов.
        «Теперь-то я получу свою заслуженную награду, интересно, насколько расщедрится адмирал? Неплохо бы рублев на десять», - размечтался Агапов.
        После того как Агапов повторно обнаружил дым на горизонте, вскоре и другие его разглядели. Сразу же на мостике все принялись обсуждать, что это за корабль идет за горизонтом. А возможно, там не один корабль, а несколько, но кроме дыма пока больше ничего не видно.
        - А если это и есть «Гебен» или весь турецкий флот, мы-то что тогда будем делать, наш-то отряд остался далеко позади, и с каждой минутой мы расходимся с ними, - запричитал мичман Ивановский.
        - Что ты там скулишь, Николя? - поддел мичмана старший артиллерист эсминца лейтенант Федосеев, который, не отрываясь от своего огромного артиллерийского бинокля, смотрел на отчетливый дым на горизонте. - Всюду тебе мерещится «Гебен», это, наверное, «Гамидие» или какой-нибудь транспорт, направляющийся в Болгарию.
        - Где вы видели транспорт с двадцатиузловым ходом? Будь даже «Гамидие» - мы бы уже нагнали его, а у этого до сих пор еще мачты не видны. Так что будет нам сейчас транспорт с одиннадцатидюймовыми орудиями, вот и испытаем на своей шкуре их мощь, - огрызнулся мичман.
        Эсминец продолжал погоню, и, как только на горизонте был замечен дым, кавторанг Черниловский-Сокол приказал еще добавить оборотов, чтобы быстрей сблизиться и определить, что же за корабль идет впереди. Через десять минут на горизонте начали вырисовываться мачты.
        - В дальномер мачты видны! - громко объявил сигнальный унтер-офицер Егоров.
        Штурман поднялся к девятифунтовому дальномеру, до корабля было еще далеко, да и миноносный дальномер не такой совершенный, его возможности поскромнее, чем у крейсеров или дредноутов.
        - Ну что скажешь, чьи мачты? Это «Гебен»? - задал вопрос адмирал.
        В дальномере стало видно, как над густым дымом, что вырывался из труб корабля, идущего на полном ходу, на обеих мачтах обозначились характерные рога, между которыми натянута антенна радиостанции. Вот эти рога не спутать ни с каким кораблем на Черном море. Федосеев, глядя в свой артиллерийский бинокль, также распознал, что за корабль там вдали.
        - «Гебен»! Ясно видны его мачты и трубы, - последовал торжествующий ответ штурмана. - Расстояние 155 кабельтовых. Он идет один, больше кораблей нет.
        - Ближе не подходить, оставаться на этом же расстоянии, - отдал приказ командир. - Радиограмму командующему! Срочно! - выкрикнул Трубецкой. Потом обратился к Агапову: - Молодец матрос, не подвели тебя глаза. Говорю еще раз - молодец! Свою награду получишь позже, а пока сдай вахту, и можешь пойти отдохнуть, я отдам распоряжение.
        VI
        - Ваше превосходительство! Радиограмма от Трубецкого. «Гебен» обнаружен, - доложил прибывший на мостик лейтенант Плотто.
        На мостике все сразу зашумели, как только это услышали. Я прочитал поданную радиограмму и слегка удивился некоторым обстоятельствам произошедшего. Особенно тому, где был обнаружен немецкий корабль.
        - Как это могло произойти, что Трубецкой обнаружил германский линейный крейсер в сорока пяти милях позади кораблей оперативной группы, идущих фронтом? Предположим, что, идя крайним, он обнаружил корабль и пошел за ним. Тогда он должен был сразу предупредить о корабле. Но он не предупредил. Также возможно, что он отстал по техническим причинам, и по устранении неисправностей намеревался сразу догнать, но поломка была серьезная, и на ее устранение ушло больше времени, чем рассчитывал князь. И опять же, об этом он не поставил меня в известность. Хорошо, я на эту тему с ним поговорю, как только вернемся в Севастополь. Почему-то и Остроградский не забил тревогу, когда идущий крайним эсминец вдруг пропал, - размышлял я.
        - Ваше превосходительство, - это командир линкора прервал меня, видя, что пауза после прочтения радиограммы затягивается. Мои офицеры смотрели на меня, ожидая, что я им объявлю. Они все только-что услышали, что «Гебен» обнаружен.
        - Приказываю, всем кораблям - курс 280. Ход двадцать узлов. Точка сбора в квадрате…
        После такого объявления на лицах офицеров отразилось полное недоумение по поводу поворота кораблей на обратный курс.
        «Да не смотрите вы так на меня, - хотелось мне сказать им, - неужели вы подумали, что я собрался драпать от какого-то «Гебена». Нет, это мы сейчас бросимся за ним в погоню».
        - Господа офицеры! Вы уже знаете, что князь Трубецкой обнаружил «Гебен». Сейчас он идет позади него на почтительном расстоянии и ведет наблюдение. «Гебену» удалось пройти севернее нашей завесы, и только какое-то чудо помогло Трубецкому его обнаружить в, - я сделал небольшую паузу, окидывая всех взглядом, - в сорока пяти милях позади нас.
        - Но, имея на пять-шесть узлов меньше «Гебена», мы не сможем его догнать, - высказал свои опасения старший офицер линкора Городысский.
        - Да, наша скорость не позволит его догнать в открытом море, господин капитан второго ранга, однако мы его будем загонять под орудия «Екатерины». А там и сами подоспеем.
        Корабли разворачивались на обратный курс, и все нацелились в определенную точку моря. Через сорок минут они уже двигались походным ордером; впереди линкор «Императрица Мария», в пяти кабельтовых позади крейсер «Память Меркурия», на траверзе линкора шли эсминцы «Беспокойный» и «Пронзительный».
        Глава 12. Кольцо сжимается
        I
        Корабли второй оперативной группы подошли к Босфору за два часа до рассвета. Новицкий в темноте не решился подходить близко к проливу, опасаясь быть атакованным подводными лодками, и не только немецкими, но и своей, которая находилась в дозоре перед проливом. Как только над морем появились первые лучи солнца, вице-адмирал Новицкий послал два эсминца к Босфору вести наблюдение, а также установить контакт с дежурившей там «Нерпой», так как пользоваться радиостанцией было нежелательно. Сам с остальными кораблями держался вне видимости берега, следуя переменными ходами. Через час после восхода радиостанции кораблей стали перехватывать интенсивный радиообмен между турецкими радиостанциями. Некоторые разговоры частично были расшифрованы, из них узнали о бомбардировке Зонгулдака. После того как перехватили радиограмму от адмирала Каськова, некоторое нервное напряжение было снято, так как стало известно, что «Гебен» еще в море, а не прячется в проливе. Теперь можно было спокойно ожидать его появления с востока, но вот только когда? Командующий сообщил, что линейный крейсер идет курсом на болгарский порт
Варну, но это может быть уловкой, и позицию у пролива решили не покидать. Два часа назад пришло сообщение о нахождении «Гебена», за которым неотступно следовал «Дерзкий», а в двадцати милях за эсминцем первая оперативная группа.
        Сразу после последнего сообщения Новицкий оставил напротив Босфора эсминец «Пылкий», а «Гневный» отозвал и направил его вести наблюдение за подходом к проливу с севера. Надо было прикрыть путь вдоль европейского берега, если «Гебен» предпримет попытку проскочить где-то там. «Поспешный» точно такую же задачу выполнял у анатолийского берега.
        Новицкий был готов к встрече с «Гебеном».
        «Дерзкий» так и следовал за противником на почтительном расстоянии, ориентируясь только по верхушкам мачт и шлейфу дыма. Трубецкой не знал, ведает ли германский адмирал, что у него на хвосте висит русский эсминец, или нет, но работу русской радиостанции вблизи немцы определенно засекли, так как «Гебен» несколько раз ускорялся и менял курс, чтобы оторваться от эсминца. Но Трубецкой был всегда наготове и успевал среагировать на эти финты немцев. Когда до побережья Болгарии оставалось пятьдесят миль, «Гебен» вновь изменил курс, ведший до этого к Варне, и направился в сторону Бургаса. «Дерзкий» повернул следом и, удостоверившись, что немец направляется туда, передал новый курс на «Марию». Трубецкой направился в каюту немного передохнуть.
        - Николай Иванович, вы уж поглядывайте за германцем, а я немного передохну, но чуть что, так сразу докладывайте.
        - Не беспокойтесь, Владимир Владимирович, не упустим мы его.
        В течение пятнадцати минут «Гебен» не помышлял менять курс, продолжая идти точно к Бургасу, до которого оставалось сорок миль. Как вдруг «Гебен» развернулся и полным ходом пошел обратным курсом, навстречу эсминцу.
        - Ваше благородие, корабль меняет курс, - доложил сигнальщик мичману Ивановскому.
        - И что он виляет туда-сюда своей кормой, как портовая шлюха, - пробубнил себе под нос мичман.
        Мичман стал разглядывать мачты на горизонте, по изменению длины реев определил, что корабль склоняется к югу.
        - Ваше высокоблагородие, - обратился мичман к командиру эсминца, - «Гебен» опять меняет курс. Предположительно идет на Босфор.
        - Продолжать наблюдение.
        - Неужели «Гебен» решил идти прямо к Босфору? - выдвинул предположение старший офицер.
        На мостике эсминца не сразу поняли, что это не очередное изменение курса, а Сушон захотел избавиться от хвоста.
        - Ваше высокоблагородие! Корабль идет навстречу! - взволнованно воскликнул сигнальщик, наблюдавший за маневрами «Гебена».
        - Как навстречу?
        Еще несколько биноклей было направлено на видневшиеся у горизонта мачты, которые и вправду начали приближаться.
        Каперанг не сразу среагировал на этот маневр противника. Мачты быстро приближались, вот уже показались надстройки и трубы идущего полным ходом навстречу линейного крейсера.
        - Лево на борт самый полный, - скомандовал Черниловский-Сокол.
        «Дерзкий» спешил удрать от грозного противника, но теперь эсминцу надо было идти против волны, а это потеря скорости.
        - Предупредить адмирала.
        Через несколько минут Трубецкой был на мостике, быстро оценил обстановку. Он понимал, что придется очень постараться оторваться от дредноута, которому благодаря его мореходности легче идти против волны, чем эсминцу, у которого водоизмещение в двадцать раз меньше. Преследователь медленно нагонял эсминец.
        - Вижу вспышку, линкор открыл огонь! - воскликнул мичман Ивановский.
        - Самый полный вперед. Курс на соединение с главными силами, - скомандовал адмирал.
        - До «Марии» сорок миль, - подсказал командир эсминца.
        - Так это менее часа хода на встречных курсах, и мы выведем германца прямо под ее орудия.
        Через полминуты позади на приличном расстоянии от «Дерзкого» встали два огромных султана воды от разрывов одиннадцатидюймовых снарядов. Эсминец выжимал все, что есть, из своих турбин, преследователь больше не приближался. Но нет, «Гебен» не стал долго преследовать эсминец, через десять минут он вновь повернул назад, но на прощание сделал еще один залп из носовой башни, легший с большим недолетом.
        Трубецкой вновь повернул за германцем, но теперь последовал за ним не скрываясь, зная, что Бахирев со своим отрядом идет значительно ближе, чем какой-то час назад, и он всегда успеет добежать до него.
        «Гебен» уходил на полном ходу, и «Дерзкий» едва успевал за ним. Но германец опять подстроил пакость.
        - Ваше превосходительство, правый борт 60. Показались дымы нескольких кораблей, - последовало сообщение сигнальщика.
        - Левый борт 40, обнаружены дымы. Предположительно крейсер и эсминец, - тут же последовал доклад второго сигнальщика.
        - Наших кораблей на северо-западе не должно быть, значит, это противник, - разглядывая приближающиеся дымы, констатировал Трубецкой. - Те, что с юга, могли бы быть нашими, но неужели Новицкий бросил позицию у Босфора? Нет, это маловероятно.
        - Вот где, оказывается, турецкий флот, который искали, и мы влетаем в его объятия, - объявил лейтенант Федосеев.
        - Ваше превосходительство, надо уходить, - взволнованно проговорил кавторанг Черниловский-Сокол.
        - Уходим, Николай Иванович.
        - Право руля.
        Эсминец на полном ходу пошел на циркуляцию, приобретая крен около девяти градусов. Развернувшись, Трубецкой быстро оторвался от противника, да он и не пытался преследовать. Три эсминца при поддержке крейсера просто прикрыли отход «Гебена».
        II
        Все линейные корабли типа «Императрица Мария» страдали одним большим конструктивным недостатком - их носовая оконечность была перетяжелена. Особенно это касается головного линкора. Как говорят моряки - в воде корабль сидел свиньей. И поэтому на ходу, даже при малом волнении он зарывался носом в волны и плохо на них всходил, при этом он черпал воду носом, а она, разбиваясь о переднюю башню, вздымалась фонтанами и заливала боевую рубку и мостик. Крейсер «Память Меркурия» в этом плане и то меньше страдал в свежую погоду, чем линкор. При волнении носовые казематы противоминной артиллерии заливает водой, и они бездействуют. Еще предыдущий командующий Черноморским флотом предпринял попытку по уменьшению дифферента на «Марии», он приказал уменьшить боезапас двух первых башен главного калибра и носовой группы противоминной артиллерии, больше загрузив кормовые отсеки, перетасовав грузы. Но все эти мероприятия мало помогли с дифферентом. Бахирев после своего первого боевого недельного похода на «Императрице Марии» обратился к адмиралу Григоровичу с просьбой - для уменьшения дифферента на нос у линейного
корабля «Императрица Мария» дать разрешение на снятие из переднего каземата двух 130-мм орудий, остальных будет вполне достаточно для защиты от атак эсминцев противника, а амбразуры заделать. То же было проделано и с более благополучной в этом отношении «Екатериной Великой». Командующий также решил все вопросы и с третьим линкором. Пока корабль находится в достройке, его надстройки и носовая оконечность переделываются по проекту корабельного инженера Маслова, который был разработан им еще в прошлом году в Петрограде для балтийских линкоров, но немного переработан инженером Юркевичем уже здесь, в Николаеве. Кроме того, Юркевич и прибывший в Николаев Костенко разработали новый проект по полной переделке носовой оконечности линкора «Николай I», которая уже осуществляется на заводе «Наваль». Модернизацию первой пары линкоров предполагалось начать с головного, после того как будет покончено с этим «Гебеном».
        III
        Солнце перевалило зенит и теперь опускалось на вторую половину небосклона, а мы все еще преследовали «Гебен». Он несколько раз менял свой курс, стараясь запутать «Дерзкий», следовавший на почтительном расстоянии позади линейного крейсера. Все эти попытки немцев оказались на руку только нам, так как мы сумели сократить дистанцию до тридцати миль. Но следующая радиограмма от Трубецкого пришла неутешительная - он упустил «Гебен». Немцы заманили Трубецкого в ловушку, но тому удалось выскользнуть из нее. Однако этим воспользовался «Гебен», и, куда он после этого взял курс, неизвестно.
        - Где нам его теперь искать? Пошел ли он на юг к Босфору или на север к Варне? А может, прямо в Бургас, - высказал свое мнение командир линкора.
        - Иван Семенович, ты как командир линейного корабля поставь себя на место Сушона. Поставил? А теперь скажи: куда бы повел свой корабль?
        Кузнецов ненадолго задумался. Он не ожидал от меня такого вопроса.
        - Ваше превосходительство, я даже затрудняюсь ответить. Но точно не пошел и не стал бы искать пристанище в Варне. Если где-то прятаться, то только в Бургасе. Все-таки этот порт находится в глубине бухты, которую защищают несколько мощных береговых батарей, подходы к порту заминированы. Там есть где поставить корабль так, чтобы его с моря не было видно, а без корректировки бесполезно обстреливать. Так что, ваше превосходительство, я пошел бы в Бургас.
        - А попытку прорыва в Босфор ты что, не рассматриваешь?
        - Если бы мне выпала возможность где-то отсидеться, пока блокада пролива не будет снята, то я так и поступил бы.
        - Представь, я не буду снимать блокаду до тех пор, пока ты не вылезешь из своего Бургаса. И направлю на бомбардировку порта и находящихся в этом порту кораблей все свои гидрокрейсера, а с моря поддержу огнем орудий.
        - Но вы не можете долго оставаться в море, вам нужен уголь, и, как только станет известно, что один из линкоров ушел для пополнения в Севастополь, вот тогда и предприму такую попытку прорыва. Оказаться между двух линкоров - смертельно для любого корабля, а если пойти на прорыв мимо одного, есть шанс прорваться. Все будет зависеть от удачи и выучки экипажа. Оба корабля получат тяжелые повреждения, но «Гебену» будет несравнимо ближе до своего берега, чем его противнику. А если еще подводную лодку, а то и все, оставшиеся в наличии у немцев, послать за поврежденным линкором, тогда можно и победу праздновать.
        - Так ты не забывай, что помимо двух линкоров мы можем Каськова с его броненосцами выдвинуть к проливу. Сушону о них хорошо известно, и наверняка он их также принимает в расчет. А с подходом броненосцев мы можем по очереди проводить бункеровку. Это дает нам уже неограниченное время блокады. Самолеты с гидрокрейсеров и один из отрядов поддержки все время будут бомбить и обстреливать порт. Корректировать огонь кораблей также будут самолеты.
        - Не представляю, как они эту корректировку будут осуществлять?
        - А вот над этим надо будет подумать. Сейчас, Иван Семенович, берем курс на Босфор.
        - Ваше превосходительство, почему именно на Босфор?
        - Туда направляется или направится «Гебен».
        - Ваше превосходительство, почему вы уверены, что «Гебен» направляется именно туда?
        - Так ты сам только что сказал: пока у пролива один линейный корабль, есть шанс с боем туда прорваться.
        - Но я также предполагал, что «Гебен» попробует отстояться в Бургасе.
        - А мы сейчас сделаем так, что Сушон отвергнет любую мысль о том, чтобы спрятаться в одном из болгарских портов.
        - И как это мы заставим его от этой мысли отказаться? - Это уже Вердеревский не выдержал нашей дискуссии с Кузнецовым.
        - Да очень просто это сделать, возьмем и подскажем ему.
        Мои офицеры недоуменно на меня посмотрели.
        - Вызвать лейтенанта Квасникова.
        - Скажи-ка нам, лейтенант, - обратился я к Квасникову после того, как он прибыл на мостик, - германец молчит?
        - Так точно, ваше превосходительство, прошел час, как его радиостанция замолчала.
        - Понятно. Но не забывай, слушай все переговоры турок, может, что услышите, и после того, как прочитаете, мы поймем, где сейчас на самом деле «Гебен». Но вызвал я тебя вот почему. Сейчас вы там у себя в отделении составите радиограммы, предназначенные адмиралу Каськову и в штаб флота, и через сорок минут отправишь так, чтобы их мог прочитать противник. Все понятно?
        - Так точно.
        - Пошлешь адмиралу Каськову радиограмму такого содержания: «Приказываю с отрядом спешно двигаться к Босфору на соединение со второй оперативной группой». Радиограмму в штаб флота: «Направить оба гидрокрейсера с полными авиаотрядами в район, расположенный в тридцати милях восточнее Бургаса, на соединение с первой оперативной группой». Все, лейтенант, теперь можешь идти. Теперь что скажете, господа офицеры? Что предпримет Сушон после того, как перехватит и прочитает наши радиограммы?
        - Я думаю, после прочтения первой депеши Сушон поймет, что мы стягиваем все силы к проливу и будем сторожить его там, - высказался каперанг Кузнецов.
        - Вот именно, Иван Семенович, он так и подумает. Раз я вызываю еще и броненосцы, которые встанут у Босфора, то, по его разумению, я с двумя линкорами начну прочесывать все прибрежные дыры, где может затаиться «Гебен». А возможно, решит, что хватит и одного линкора на его поиски. И ему станет понятно: если он войдет в один из болгарских портов, то обратно мы его уже не выпустим.
        - И поймет он это после прочтения второй радиограммы, из которой узнает, что мы вызвали еще и гидрокрейсеры с гидропланами, - прокомментировал мою задумку Вердеревский.
        - Я предполагаю, что он решит так: пока броненосцы не подошли к проливу, надо попробовать прорваться в него во что бы то ни стало. Если соберется весь русский флот, то ему ни за что не прорваться в пролив. Спрятаться тоже негде, так как за короткое время корабль не скрыть маскировкой. Попытку интернироваться он тоже отвергнет, понимая, что рано или поздно Румыния может выступить на нашей стороне, и тогда корабль попадет в наши руки. Остается только затопить свой корабль. Но сделает он это только после попытки прорыва или сразу после того, как поймет, что другого выхода у него нет.
        - И он пойдет на прорыв сейчас! - воскликнул лейтенант Никишин.
        - Да. Вот поэтому-то мы и идем к Босфору.
        - А как же отряд контр-адмирала Каськова и гидрокрейсеры? - задал вопрос Кузнецов.
        - А что Каськов? К Босфору он поспеет не ранее завтрашнего утра. Будем надеяться, что адмирал Сушон предпримет свою попытку прорыва раньше этого времени. Тогда повернем Каськова обратно. Пройдется вдоль побережья, заглянет в Эрегли. Возможно, к тому времени турецкие пароходы не успеют оттуда уйти. Капитан второго ранга Тихменев докладывал нам о пяти транспортах и трех канонерских лодках, укрывшихся в порту, но возможно, что их там больше скрывается. Если что, он и там может поупражняться в стрельбе по транспортам и портовым сооружениям.
        IV
        Подводная лодка «Морж» старшего лейтенанта Погорецкого находилась на позиции в десяти милях юго-восточнее Варны. После того как Китицын бросился в погоню за конвоем, Погорецкий оставался у Босфора до следующего утра, пока не пришла на замену «Тюленю» «Нерпа» старшего лейтенанта Маркова. Сдав позицию Маркову, Погорецкий направился в сторону Варны, где ему надлежало пробыть еще четыре дня, пока и его не сменит на позиции подводная лодка «Нарвал».
        На мостике, кроме Погорецкого, находился инженер-механик мичман Ковалевский, сигнальный боцманмат Мальцев и штурман мичман Шварц. Время приближалось к пяти часам после полудня, когда на северо-востоке показались многочисленные дымы.
        - Ваше благородие, дымы по правому борту! - воскликнул сигнальщик.
        - Боевая тревога! Приготовиться к погружению, - скомандовал Погорецкий.
        На ходовой рубке оставался только командир и Мальцев.
        «И что это за корабли оттуда надвигаются? - проносились мысли в голове старлея. - Их довольно-таки много. Больше десятка будет. Если это наши - тогда кто? Новицкий у пролива находится. Командующий? Но он где-то восточнее преследует «Гебен». Возможно, это еще кто-то из наших идет из Севастополя, но мы о том предупреждения не получали».
        - Право на борт, - отдал распоряжение Погорецкий.
        Лодка покатилась вправо, беря курс на видимые у горизонта дымы. Через десять минут сближения выяснилось, что это корабли противника. Шесть транспортных судов под охраной крейсера и семи эсминцев, согласно их курсу, идут к Варне.
        - Быстро вниз! - приказал командир своему матросу и сам следом бросился за ним к люку.
        - Погружение! Приготовиться к атаке, - последовали приказы.
        Лодка пошла на перехват кораблей противника, занимая позицию для атаки. Когда до атаки оставалось не так много времени, еще чуть-чуть подождать, и они сами подставят свои борта под торпеды «Моржу», крейсер и три эсминца вдруг изменили курс и, как показалось Погорецкому, пошли на него.
        - Погружение на двадцать метров! Убрать перископ! Право на борт.
        Погорецкий решил, что турки его обнаружили, завидя торчащий из воды перископ. Но было тихо, по предполагаемому месту никто не стрелял, да и шумы не приближались к лодке. Через несколько минут пришлось вновь всплывать под перископ и выяснять причину бездействия турок. Выяснилось, что транспорты как шли, так и идут тем же курсом, но под охраной четверки эсминцев. Крейсер и три турбинных эсминца, повернув на обратный курс, уходили на восток, а не на юг к проливу.
        - Пронесло, значит, они нас не заметили. Куда это турки направились? Неужели решили поддержать «Гебен»? Смирнов, принять лево десять.
        Погорецкий решил действовать, пока еще есть возможность перехватить суда противника.
        - Каплинский, все, что есть, подать на электромоторы.
        - Ваше благородие, больше двадцати минут нам не пройти, батареи быстро сядут.
        - Нам этого вполне хватит, лишь бы успеть сблизиться с конвоем. Мичман, проложить курс в точку перехвата.
        Шварц на минуту приник к перископу, потом вновь уступил место командиру. После произведенных расчетов курс был подкорректирован.
        - Принять еще два градуса влево. Если противник не изменит курс, через десять минут выйдем в точку, откуда можно произвести атаку.
        Командир вновь приник к перископу, разглядывая суда.
        - А транспорты-то идут порожними, это видно по их осадке. Что будем делать? Атакуем или пропустим? Посмотри, лейтенант. - Погорецкий обратился к Швебсу.
        Старший офицер также оценил конвой.
        - Надо атаковать, - проговорил он, отрываясь от перископа, - тут все суда более пяти тысяч тонн каждый. Такой транспорт даже без груза сам по себе заманчивая цель. У турок их единицы, и потому каждый на вес золота.
        - Решено, атакуем.
        Еще через несколько минут Погорецкий отдал команду:
        - Приготовить оба носовых минных аппарата, а также оба последних палубных.
        Погорецкий после инцидента при бомбежке с наружными торпедными аппаратами брал теперь туда только четыре торпеды.
        - Бортовые развернуть на 15 градусов.
        Лодка приближалась к точке пуска. Оставалось совсем немного времени, и можно было попытать счастья и произвести четырехторпедный залп. Но в этот момент лодка была обнаружена. Турецкий эсминец пошел на лодку, как только завидел перископ и бурун, создаваемый им. Первый 65-мм снаряд разорвался в воде за сотню метров до перископа, потом был перелет, вскоре к обстрелу присоединились два 47-мм орудия. Эти последние орудия были не так опасны, когда лодка шла на глубине. Другое дело, если на поверхности да прямое попадание в корпус, тогда пробоина обеспечена. Погорецкий упорно продолжал идти на перехват кораблей, еще мгновение - и можно производить залп. Но и этот эсминец надвигался, намереваясь таранить подлодку. Дальше оставаться под перископом было опасно, так как эсминец пристрелялся, и несколько снарядов разорвалось довольно близко к лодке. Пришлось выпускать торпеды с полутора миль до ближайшего судна и сразу уходить на глубину. Когда подлодка погружалась, все услышали, что в палубу в районе рубки что-то ударилось с металлическим лязгом и покатались по настилу. Сам по себе удар был слабый, это
выглядело так, будто что-то опустилось сверху на лодку. Что это были за звуки, пока непонятно, и решили выяснить их происхождение только после всплытия. Но всех обрадовал другой звук, раздавшийся через две с половиной минуты, это был взрыв торпеды. Лодка оставалась под водой, всплыть и посмотреть не представлялось возможным, потому что было слышно, как сверху, в непосредственной близости ходит эсминец, изредка постреливая для профилактики и самоуспокоения. Погорецкий медленно уходил в сторону болгарского побережья почти параллельно конвою. Он надеялся еще раз выйти на конвой, так как у него в кормовых трубах есть еще две торпеды, и их надо использовать. Если не удастся догнать этот конвой, то он встанет напротив порта и будет ждать подходящего случая, для этого у него есть в запасе трое суток. Вначале прекратили рваться редкие снаряды, а через пятнадцать минут шумы винтов ходящего над головой эсминца совсем перестали прослушиваться.
        - Всплываем под перископ. Смирнов, если что, рули сразу на погружение.
        Как только перископ показался над водой, Погорецкий быстро оглядел горизонт. Конвой находился в четырех милях от лодки на северо-запад, но в его составе было только пять транспортов и два эсминца. Еще один эсминец находился в миле от лодки, между конвоем и лодкой, и там ходил зигзагами. В двух милях на юг от «Моржа» стоял без хода транспорт, имея заметный крен на левый борт, а рядом еще один эсминец. Похоже, он пытается взять его на буксир. А возможно, снимает экипаж.
        - Ваше благородие, не скажете, а мы сумели потопить корабль? - задал вопрос минный унтер-офицер Владимиров.
        - Нет, потопить мы его не потопили, а вот остановить - остановили. Будь он с грузом, возможно, сейчас покоился бы на дне. У нас есть еще две торпеды, надо подойти ближе и потратить оставшиеся торпеды на него.
        Погорецкий решил подойти к судну под водой, чтобы не дать обнаружить себя торчавшим перископом. Определив расстояние до цели, свой курс и убрав перископ, погрузился на двадцать метров и стал подкрадываться к поврежденному транспорту.
        Пройдя под водой пятнадцать минут, вновь всплыли под перископ, проверить, сколько осталось до судна и не сбились ли с курса. С курса не сбились, но судно на буксир взял эсминец, и теперь, коптя от натуги черным дымом из труб, тащил его в сторону Варны, и было до него шесть кабельтовых. В принципе для атаки дистанция была приемлемой, будь торпеды в носовых аппаратах, но вот они-то были в кормовых, а это значит, надо разворачиваться, чтобы ими воспользоваться, - а это время. Взяв новый курс на судно, было решено обогнать его под водой и только тогда торпедировать. Обогнать эту сцепку не составит труда, максимум, на что способен эсминец, таща это судно, - четыре узла, тогда как «Морж», если постарается, выдаст все девять узлов. С каждой минутой шум винтов все приближался - значит, лодка идет верно. Вот уже винты грохочут над подлодкой, потом уже позади нее.
        Через двадцать минут после этого раздается команда Погорецкого:
        - Всплыть под перископ.
        Эсминец, у которого на привязи болтался транспорт, был в полумиле от подлодки и шел прямо на нее, второй эсминец двигался на левой раковине этой сцепки и пока угрозы не представлял.
        - Убрать перископ, погружение десять метров, право сорок пять, половину мощности на электромоторы.
        «Морж» стал отворачивать от этого маленького конвоя вправо и увеличивать дистанцию, чтобы можно было атаковать транспорт. И вот командир уже порывался отдать команду всплыть под перископ, как послышался шум приближающегося корабля, судя по скорости его приближения, в эту сторону шел эсминец. Пришлось вновь ждать, когда этот эсминец удалится, а он, как назло, и не собирался далеко уходить, шум его винтов оставался в пределах слышимости. Значит, он где-то в паре кабельтовых от левого борта.
        - И долго он тут крутиться будет, нам и перископ теперь не поднять, слишком близко, могут сразу заметить и не позволят выйти в атаку, - начал возмущаться лейтенант Швебс. - Вам не кажется, что и по правому борту шум винтов приближается, это уже недалеко второй эсминец с транспортом.
        Все прислушались к шумам, раздающимся за бортом, но пока слышно было работу машин и винтов с левого борта.
        - Идем дальше и там попробуем всплыть под перископ и оглядеться, - распорядился Погорецкий.
        Пройдя под водой почти параллельным курсом, но с небольшим расхождением минут пятнадцать, решили всплыть под перископ, так как шумов, издаваемых эсминцем, уже не было. До головного турка было шесть кабельтовых, до транспорта около мили. Сейчас «Морж» находился впереди и чуть правее курса турецких кораблей, оставалось только ждать, когда они сами подойдут под нацеленные на них торпедные аппараты. Чтобы раньше времени не быть обнаруженными, на пять минут убрали перископ. Подняв перископ в следующий раз, определили, что головной эсминец уже миновал подлодку и сейчас подходил под удар второй эсминец с транспортом на буксире.
        - А не попробовать нам вначале поразить этот эсминец, потратить одну торпеду, а транспорт от нас никуда не денется без хода.
        - Так есть еще один эсминец, с ним как быть? - спросил лейтенант Швебс. - И до Варны недалеко, подкрепление может подойти. Я думаю, вначале подрываем транспорт, и если будет возможность, то и эсминец.
        Решили воспользоваться планом старшего офицера и не рисковать. Торпеда, выпущенная с трех кабельтовых, поразила транспорт в корму. Взрыв выбросил огромное облако черной угольной пыли, видимо, торпеда попала в угольный бункер. Пока Погорецкий брал на прицел эсминец, тот сумел отдать буксир и набирал ход. Выпущенная старлеем последняя торпеда прошла мимо, пришлось вновь нырять на глубину. Через два часа подлодка была уже в десяти милях от погрузившегося под воду транспорта. Какая благодать, когда в этом времени никаких средств обнаружения подводных лодок в арсенале турецкого флота не было. Так что «Морж» в относительной безопасности отошел на восток и впоследствии всплыл на поверхность. Еще через несколько минут в штаб Черноморского флота ушла радиограмма о составе конвоя, шедшего в Варну. О крейсере с эсминцами, ушедших куда-то на юго-восток. А также с просьбой разрешить вернуться на базу в связи с полным отсутствием торпед.
        V
        Броненосцы, продолжая перестрелку с «Гебеном», уже почти повернули на обратный курс к Зонгулдаку, когда германец получил второе попадание. На этот раз снаряд угодил под кормовой мостик, вызвав там пожар. После этого попадания «Гебен» отвернул и стал уходить на северо-запад. Адмирал Каськов после непродолжительного боя с «Гебеном» остался доволен его исходом. Корабли прямых попаданий избежали, а повреждения не в счет. Противник свой замысел не выполнил, обстрел порта не сорвал, его туда просто не подпустили.
        Вернувшись после боя с «Гебеном» к Зонгулдаку, Каськов возобновил бомбардировку порта. Пока его броненосцы отсутствовали, на береговых батареях шли восстановительные работы. Были эвакуированы все раненые, убраны убитые. Туркам даже удалось ввести в строй одно из поврежденных орудий. Крейсер «Прут» благодаря своей дальнобойной артиллерии держался вне досягаемости с берега, но и сам не слишком преуспел в обстреле судов в порту из-за дальности и вновь поставленной дымовой завесы. Так еще дым пожаров также мешал прицельной стрельбе. Пара эсминцев, приданных крейсеру, была отогнана от входа в порт огнем береговых батарей. Пришлось сбегать и добить стоявший под берегом поврежденный турецкий транспорт.
        Каськову вновь пришлось начать контрбатарейную борьбу, вызвав огонь на себя, и этим облегчить положение крейсера и эсминцев, обстреливающих непосредственно транспорты в порту. Через час сосредоточенным огнем броненосцев батареи были подавлены. Хотя с началом сегодняшней бомбардировки порта там удалось потопить несколько транспортов, еще с десяток интенсивно горело, да и на других что-то тлело. На берегу были разрушения и многочисленные жертвы среди выгруженных войск, которые не успели покинуть порт. Из-за нехватки боеприпасов на кораблях интенсивность обстрела постепенно начала спадать. На угольных эсминцах фугасные снаряды заканчивались, правда, были еще осветительные и ныряющие и, конечно, шрапнель. На нефтяных, ввиду того что им пришлось немного меньше участвовать в обстреле порта, еще оставалось немного снарядов. Можно было и на этом закончить обстрел и отходить, все же урон нанесен немалый и судам, и грузам на их борту. Потери в живой силе тоже должны быть значительные. Но адмирал решил повторить попытку проникнуть в порт и нанести удар по транспортам торпедами.
        Старк повторно за сегодняшний день повел свои эсминцы на прорыв в порт, намереваясь использовать все торпедные аппараты. Все же на трех эсминцах тридцать торпед, а это очень весомый аргумент в пользу того, чтобы отправить все оставшиеся корабли на дно. Но использовать все свои торпеды сумел только «Быстрый» Бубнова, он входил в порт вторым. Когда эсминцы вошли в порт, намереваясь не спеша перетопить все суда, с берега открыли огонь полевые орудия. Турки успели выгрузить кое-что из снаряжения 4-го корпуса турецкой армии, переброшенной сюда из Измира, в том числе некоторое количество орудий полевой артиллерии. Те из орудий, что не успели вывезти за город, установили в порту и кое-где на возвышенностях в самом городе. Они-то и открыли огонь по вошедшим в порт эсминцам. Старк не ожидал от турок такого приветствия, когда около десятка орудий встречают твой торжественный вход в порт фугасными и шрапнельными снарядами. Снаряды довольно близко и кучно рвались около эсминцев. Почему-то основной огонь был сосредоточен на головном и замыкающем эсминцах. Там появились раненые и убитые. Пришлось маневрировать,
и ни о какой прицельной стрельбе по судам речи уже не было. «Громкий» успел разрядить только три торпедных аппарата, поразить один транспорт, и тот бы утонул без его помощи, так как горел, пораженный несколькими снарядами еще во время обстрела. Бубнов воспользовался тем, что его обстреливало всего два орудия, прошелся на большой скорости вдоль причалов, разрядил все свои аппараты и попал в два судна. Эсминец «Счастливый» кавторанга Фуса получил прямое попадание фугасным снарядом в радиорубку. Потеряв трех человек убитыми и столько же ранеными, успел разрядить только один торпедный аппарат, но ни в одну цель не попал, а сразу развернулся на обратный курс из порта. В этом прорыве эсминцы Старка получили незначительные повреждения, но потеряли пять человек убитыми, и семь были ранены. Это была последняя фаза операции по уничтожению транспортной флотилии турок, предпринятая адмиралом Каськовым. После того как эсминцы покинули порт, весь Синопский отряд собрался и направился к месту базирования. Но через четыре часа, когда корабли были на расстоянии пятидесяти миль восточнее Зонгулдака, пришла радиограмма
от командующего - срочно идти к Босфору.
        Глава 13. Гибель «Гневного»
        I
        Адмирал Новицкий был предупрежден, что «Гебен» потерян и его точное местонахождение неизвестно. Возможно, он спрячется в одном из болгарских портов или предпримет попытку прорваться мимо него. Последнее место, где его потеряли, было в ста милях севернее пролива.
        - Итак, господа офицеры, нам неизвестно точное местонахождение «Гебена», но может случиться, что через три часа он появится перед нами на горизонте. Наша задача не пропустить его в пролив. Это значит, что надлежит через два часа подойти почти вплотную к проливу, но вне досягаемости береговых батарей противника. Там и будем ожидать «Гебен».
        - Ваше превосходительство, до захода солнца осталось менее четырех часов. А не попытается ли «Гебен» по темноте проскочить в пролив? - задал вопрос командир линкора капитан первого ранга Сергеев. - А к ночному бою мы не приучены, да еще с таким противником.
        - Все так, Аполлинарий Иванович, вся надежда на эсминцы, возможно, они сумеют в темноте распознать противника и сблизиться с ним, а главное - удачно выпустить свои торпеды.
        Прошло три с половиной часа напряженного ожидания. Солнце висело у самого горизонта, через несколько минут оно сядет, и на море опустится ночь. «Гебен» так и не появился. Возможно, сейчас он отстаивается где-то в болгарском порту или крадется вдоль берега к проливу. Только вдоль какого - западного или южного. Он-то точно знает, что его у пролива ждут, так как турецкие радиостанции работают с постоянством, передавая обстановку перед проливом. И предпримет попытку прорыва в темноте, размышлял Новицкий, поглядывая на заходящее солнце.
        - Если сигнальщикам с «Пылкого» не померещилось, то у нас тут как минимум еще и германская подводная лодка, - высказал свои опасения каперанг Сергеев.
        - Так Ульянов обстрелял ее предполагаемое место ныряющими снарядами и даже сбросил одну глубинную бомбу, - обнадежил старший офицер.
        - Похоже, что все впустую, но после своих действий перископ он больше не наблюдал.
        - То, что мы не видим перископа, не значит, что лодки нет. Эта подлюка где-то затаилась, а ведь она может в самый неподходящий момент ударить по нас, - вынес вердикт адмирал. - Наблюдение за водной поверхностью не ослаблять ни на минуту, как только завидите перископ - открывать огонь без команды.
        Одно радовало, что море окончательно успокоилось и установился полный штиль. На зеркальной поверхности моря перископ далеко видно, а если еще лодка в движении, то бурун от перископа сразу выдавал бы ее местоположение.
        Через полчаса на море опустилась тьма, на расстоянии трех кабельтовых было затруднительно разглядеть силуэт эсминца, прикрывавший линкор с норд-оста. Казалось, что даже звезды сегодня светят в два раза тусклее, чем обычно.
        - Я не представляю, как мы в этой темноте разглядим «Гебен», - ворчал Сергеев. - Пройди он в миле от нас, мы и не заметим его. Боевыми прожекторами сейчас воспользоваться тоже не можем, если он рядом, то нас он обнаружит первым, как только мы их включим. А сам будет оставаться невидимым.
        - Всех глазастых наверх, и чтобы смотрели внимательно. Я склоняюсь к тому, что германец попробует прорваться вдоль анатолийского берега, так как там турки сумели очистить фарватер.
        - Ваше превосходительство, мне кажется, Сушон именно на то и рассчитывает, что мы будем его ждать у анатолийского берега, а сам попытается проскочить вдоль болгарского побережья, невзирая даже на минные заграждения.
        - Это маловероятно, все же там восемь линий заграждений, он не сможет беспрепятственно проскочить через все, обязательно на одной-то мине, но подорвется.
        - Но одной мины может не хватить, чтобы его остановить. Немцы строят добротные корабли, и это он доказал в конце декабря четырнадцатого года, когда подорвался на двух минах и остался на плаву.
        - Смотря в каком месте произойдет подрыв.
        - Ваше превосходительство, не надо надеяться на повторение случая с порт-артурским «Петропавловском», да эти корабли и несопоставимы по своей конструкции.
        Как и предполагал Сергеев, «Гебен» крался вдоль румелийского берега, оставаясь незамеченным, и уже находился в тринадцати милях северо-западнее мыса Кильос. Как он смог пройти между двумя нашими минными заграждениями, было загадкой. «Гебену» оставалось пройти всего восемнадцать миль до входа в пролив, миновав последние три линии минных заграждений.
        II
        «Нерпа» старшего лейтенанта Маркова заняла позицию напротив мыса Угуньяр, между берегом и минными заграждениями. На этом мысе у турок находился наблюдательный пост и располагались две артиллерийские батареи по три орудия. На одной находились три 105-мм орудия, снятые с броненосца «Торгут Рейс», вторая была вооружена 65-мм орудиями. При свете дня на этом небольшом участке моря в две на три мили сильно не разгуляешься, если на тебя направлено шесть орудий, да и ночью тоже. Когда с одной стороны у него берег и малые глубины, а с другой - свои и турецкие минные заграждения, чуть не рассчитал - и жди беды. Сюда ведут три прохода между минными заграждениями. Один по мелководью у самого берега мимо мыса Кильос, другой строго на север и третий на северо-запад, но там дальше есть еще пара минных заграждений и, кто не знает прохода или собьется с курса, налетит на мину. Этот третий проход и привел ее сюда. На этом ограниченном участке и крейсировала «Нерпа».
        После вчерашнего шторма на море установилась относительно спокойная погода, и поэтому на верхней палубе помимо верхней вахты находились счастливчики, кому было дозволено подышать свежим воздухом. Но и им была поставлена конкретная задача.
        - Всем смотреть внимательно, возможно, именно здесь будут прорываться турецкие корабли. И не забывайте про сорванные после шторма мины, тут проходит сильное течение, которое и выносит их сюда к самому берегу, - отдавал распоряжения Марков.
        Впередсмотрящим был определен унтер-офицер Рябинушкин. Он уселся на носу лодки прямо на палубу, свесив ноги вдоль борта, пропустив между ног флагшток, и, держась за него, всматривался вперед. В таком положении, находясь всего в двух метрах от воды, он походил на фигуру, какими во времена парусных кораблей украшали бушприт. Будь сейчас хотя бы маленькая зыбь, сидеть вот так у самого форштевня Рябинушкину не довелось бы - водой бы залило.
        Подводная лодка медленно двигалась на север вдоль темного берега, до которого было порядка шести кабельтовых. Это был второй ее проход по этому маршруту, берег - кромка минного заграждения. Пока все было спокойно и на берегу, и в море. До поворота на обратный галс оставалось пройти минут десять, когда Рябинушкин заметил дрейфующий шар мины.
        - Мина по правому борту. Двадцать метров на нос, - закричал матрос.
        - Лево на борт, - молниеносно среагировал Марков.
        Кто-то из подводников бросился в нос лодки, а кто-то, наоборот, на корму, подальше от опасной гостьи. Лодка плохо реагировала на перекладку руля из-за малого своего хода, и поэтому медленно, но верно приближалась к мине. Еще немного, и мина может соприкоснуться с бортом лодки в районе первого выреза под торпедные аппараты Джевецкого, и, что произойдет после этого, рассказывать никому не надо. Видя это, Рябинушкин, не раздумывая, бросился в воду, подплыл к мине и теперь старался удержать ее подальше от борта проходящей мимо лодки. Все, кто был на верхней палубе, следили за этим геройским поступком. Как только корма подводной лодки миновала мину, Марков приказал лечь в дрейф. Бросив мину, Рябинушкин поплыл к лодке, которая покачивалась на волнах в сотне метрах от него. Пока происходили эти события, наблюдение за морем почти прекратилось. Еще не успели поднять героя из воды, как над морем прозвучал взрыв.
        «Гневный», под командованием капитана второго ранга Лебедева, находился в дозоре юго-восточнее мыса Кара-Бурун (Румелийский), в миле от кромки третьей линии минного заграждения, протянувшегося с юга на север. Одним своим краем это заграждение подходило практически к самому берегу, другим упиралось в минное заграждение, выставленное с запада на восток. Время приближалось к 22:00, еще четверть часа назад было получено сообщение, что к проливу подходит первая оперативная группа и надо быть особо внимательным, чтобы по ошибке ее не атаковать. А вот «Гебен» как в дыру провалился, его нигде не было, может быть, сегодня и не будет. Но возможно, он предпримет попытку прорыва перед рассветом, надеясь на туман.
        В пятнадцати кабельтовых на юго-запад от эсминца ночь озарилась яркой вспышкой взрыва, а через некоторое время донесся глухой раскатистый звук от него. Кое-кто даже разглядел на фоне берега силуэт большого корабля. Прошло еще несколько минут, и в силуэте был опознан потерявшийся «Гебен»
        - Срочно сообщение на «Екатерину». В восьми милях западнее мыса Кильос обнаружен германский крейсер «Гебен». Есть все основания полагать, что он получил повреждения при подрыве на мине, - распорядился Лебедев. - Идем на взрыв, средний вперед, корабль к бою изготовить, - тут же последовали команды.
        Эсминец стал набирать ход. Через несколько минут сигнальщики разглядели смутный силуэт большого корабля, идущего к проливу. Лебедеву удалось сблизиться с «Гебеном», не обнаруженным на шесть кабельтовых, это всего-то чуть больше километра.
        - Лево на борт, минная атака, - отдал приказ командир эсминца.
        И как только эсминец начал поворот, тут же был обнаружен противником, и на него обрушился шквал снарядов. Создалось такое впечатление, что противник обнаружил его раньше и предпочел подпустить поближе, хотя это маловероятно - ни один командир корабля в здравом уме не решится на это. Вторым или третьим залпом эсминец уже был поражен. 150-мм снаряд прошил эсминец насквозь в районе полубака. Еще один снаряд восемь-восемь разорвался возле третьего торпедного аппарата, выводя его из строя, небольшие повреждения получил также четвертый торпедный аппарат. Хвала Всевышнему, что торпеды не детонировали, но трое матросов были убиты осколками, двое ранены. Через несколько секунд еще один снаряд попал в эсминец, превращая третью дымовую трубу в бесформенное нагромождение железных конструкций. Дым из нее начал заволакивать кормовую часть корабля, в результате на некоторое время пришлось покинуть орудийную площадку.
        Эсминец уже вышел на параллельный курс, когда последовала команда сделать залп. Но эсминец смог разрядить только второй и пятый торпедные аппараты, и четыре торпеды устремились в сторону «Гебена». Из первого аппарата нельзя было стрелять, так как не позволял срез полубака, надо было еще немного отвернуть от курса, чтобы стрелять без помех. Такая возможность появилась через несколько секунд, и еще две торпеды устремились в сторону вражеского корабля. Эсминец кроме торпед задействовал и свою артиллерию, хотя все понимали, что их снаряды ничего поделать с этой махиной не смогут, разве только краску поцарапать, да по невероятному везению снаряд куда-то может залететь. И он залетел. Один из снарядов попал точно в прорезь под прицел 150-мм орудия, влетев в каземат и взорвавшись там, вывел почти всю прислугу из строя. Но и немецкие комендоры не остаются в долгу, один 150-мм снаряд взрывается в котельном отделении, выводя котел из строя, еще пара снарядов, не разорвавшись, пронизывает эсминец насквозь. А вот 88-мм снаряды при попадании взрываются с постоянством, кромсая эсминец. «Гневный» уже почти
развернулся на девяносто градусов, когда в машинное отделение влетел 150-мм снаряд. Правая турбина была уничтожена, вода из распоротой обшивки начала стремительно заполнять отсек. Но в это же время одна из четырех торпед попадает в борт «Гебена» примерно в пяти метрах позади кормовой башни. Как раз в то место корпуса, где проходил коридор внешнего гребного вала. Вот это было уже серьезно. Турбину пришлось остановить, так как вал был изрядно погнут и при работе создавал такую вибрацию, что была опасность разрушения самой турбины. Крен еще больше увеличился, но зато дифферент на нос уменьшился. Управлять кораблем из-за потери внешнего вала стало трудно. Через минуту раздался еще один взрыв. Это была торпеда из первого торпедного аппарата, которая попала в борт напротив носовой надстройки. Повреждения были не катастрофическими, но началось интенсивное поступление воды в котельное отделение. Два котла пришлось срочно затушить и стравить пар. Кроме того, был затоплен один артпогреб противоминной артиллерии и несколько бортовых коридоров. Но все это вкупе с затоплением двух носовых отсеков от подрыва на
мине создавало большой крен на левый борт и увеличение осадки на нос почти на метр. Остальные три торпеды первого залпа растворились в ночи. А что было бы, попади они в «Гебен»? Возможно, никакое контрзатопление не помогло бы. И так из-за этих трех пробоин в левом борту линейного крейсера экипажу пришлось приложить большие усилия по контрзатоплению, чтобы уменьшить крен и не дать кораблю перевернуться. Но за все свои беды немцы отыгрались на «Гневном», который после многочисленных попаданий медленно погружался кормой в морскую пучину в нескольких кабельтовых от борта проходившего мимо крейсера.
        После того как в ночи прогремел взвыв, замеченный с «Нерпы», старший лейтенант Марков также направил свою подлодку в ту сторону. Хотя это и не его район патрулирования, но у него было право выбора. Двигаться приходилось со всей осторожностью, помня, что тут не только попадаются плавающие мины, но впереди еще и минное заграждение, и надо точно попасть в проход в нем. Не прошло и получаса, как впереди, примерно в четырех милях, но немного правее от курса идущей подлодки, горизонт окрасили всполохи орудийных выстрелов, а потом донеслись взрывы снарядов. В ночи шел бой.
        - Ваше выскблагородь, корабль пятнадцать право. Расстояние двадцать кабельтовых. Похоже, это наш эсминец. Его обстреливают, - поступил доклад от сигнальщика.
        Макаров распознал силуэт своего эсминца, рядом с которым вздымались фонтаны воды, с эсминца тоже стреляли, были видны факелы огня, вырывающиеся из его орудий.
        - Ваше выскблагородь, это, должно быть, германец его обстреливает. Это «Гебен» у берега, - вновь раздался голос сигнальщика.
        Но Марков и сам распознал силуэт германского линейного крейсера после очередного залпа с него. Корабль крался вдоль берега по направлению к Босфору. И тут же у борта германского корабля сверкнула вспышка, в воздух поднялся огромный бесформенный фонтан воды. Вскоре донесся звук взрыва.
        - Или германец налетел на мину, или в него попала торпеда.
        - Эсминец горит! Он теряет ход.
        - Да, похоже, перебит паропровод, - констатировал Марков, видя, как над эсминцем поднимается облако пара.
        - С такого расстояния его сейчас разнесут в клочья.
        И тут же в подтверждение его слов в эсминец один за другим попадают два снаряда. Эсминец окончательно остановился, имея большой пожар в районе средней надстройки, и было видно, что он оседает кормой в воду.
        - Все, сейчас эсминцу конец. Его уже ничто не спасет, - высказал свое мнение мичман Григорьев.
        Но тут у борта «Гебена» взметнулся еще один большой фонтан воды.
        - «Гебен» еще одну торпеду получил с эсминца! Ох, и дорогой же ценой досталось нашим это попадание. Надо спасать людей, пока эсминец не затонул.
        - Если мы начнем спасать людей, то «Гебен» уйдет. Мы за ними потом вернемся. Лево на борт двадцать, - тут же последовала команда. - Александр Николаевич, увеличить ход до восьми узлов. Постараемся перехватить «Гебен», пока он занят расстрелом эсминца. Я уверен, нас с германского корабля еще не видят.
        Взяв новый курс, лодка увеличивала скорость, идя на пересечение с «Гебеном». По мере сокращения дистанции стало заметно, что линейный крейсер имеет крен на левый борт не менее пяти градусов и небольшой дифферент на нос. В средней части корабля что-то сильно дымило, но открытого огня не было видно. «Гебен» перестал обстреливать обреченный эсминец и теперь просто спешил проскочить в пролив, пока не подтянулись другие русские корабли. До выхода на ударную позицию Маркову оставалось несколько минут.
        «Надо предупредить командующего о противнике, - пронеслось в голове командира подлодки. - Но если я еще пару минут буду оставаться в надводном положении, меня заметят, и корабль может изменить курс. Тогда моя атака сорвется. Но если я не предупрежу, и наши не узнают о «Гебене», и он сумеет вновь уйти?.. Мне этого не простят. Может, я зря переживаю, и эсминец успел донести о противнике, прежде чем погибнуть».
        - Радиограмму командующему, - распорядился Марков. - Вижу «Гебен» в трех милях северо-западнее мыса Кильос, курсом на пролив.
        Я находился на подходе к проливу, когда была перехвачена радиограмма с «Гневного» на «Екатерину». Узнав ее содержание, я тут же направил радиограмму с приказом Новицкому - выслать эсминцы навстречу «Гебену», а ему самому с «Екатериной» занять позицию в восьми милях северо-восточнее маяка Румели-Фенер и не пропустить немца в пролив даже ценой гибели своего корабля.
        - Иван Семенович, курс на мыс Эльмос, попробуем там перехватить «Гебен», если он прорвется мимо Новицкого.
        - Но там минные заграждения.
        - А у нас другого выбора нет. Мы подойдем к самой кромке заграждения. Оттуда до входа в пролив семь миль. Если войдем в пространство между заграждениями, сократим дистанцию еще на две мили. Вот только пространства для маневра у нас с тобой не будет. Будем ходить по струнке. Но если «Гебен» надумает прорываться в пролив на рассвете, то мы попадем под раздачу сразу шести береговых батарей, да и ночью они будут нам досаждать, поддерживая прорыв линейного крейсера. От них попробуем противоминной артиллерией отбиться, сосредоточив главный калибр на «Гебене». Но будем надеяться, что мимо Новицкого он не проскочит без последствий для своей шкуры.
        Если только сможет прорваться, все же в этот раз мы хорошо его прижали. Из донесения известно, что при прорыве через минное поле он получил повреждение.
        Мой «Гебен» - только так говорил капитан Рихард Аккерман о своем корабле.
        Аккерман стоял на мостике линейного крейсера, что сейчас крался в темноте вдоль румелийского берега к Босфору. Его одолевали сомнения по поводу благополучного исхода этого похода. Он хорошо понимал всю опасность, что поджидает его на пути к спасительному проливу. Это и минные поля, которые русские так густо понаставили для того, чтобы его «Гебен» не мог беспрепятственно выходить в море или возвращаться обратно. И русские подводные лодки, которые нахально патрулируют выход из пролива на виду береговых батарей и всего турецкого флота, хотя его «Гебен» формально тоже числится за турецким флотом и носит название «Явуз Султан Селим», но, по правде говоря, никакого отношения к их флоту он не имеет. Как был он кораблем Германского Императорского военно-морского флота, так и остается им, несмотря ни на какие переименования. Экипаж также состоит из немецких моряков, за исключением несколько десятков турок, в большинстве своем сейчас кидающих лопатками уголек в топки котлов да использующихся на других работах, где не нужно напрягать мозги, и то под присмотром кого-то из экипажа. Ну кто их допустит до
механизмов корабля - не дай бог, еще сломают. Есть еще несколько турецких офицеров, но они также тут находятся в качестве балласта и ни за что не отвечают.
        Аккерман был с самого начала против этого похода. Хотя сам поход линейного крейсера предусматривал только сопроводить конвой с войсками до Зонгулдака и сразу вернуться назад. Но даже этот короткий поход, когда русские имеют неоспоримое преимущество на море, связан с большим риском быть перехваченными дредноутами противника.
        Но турки настояли, чтобы на прикрытие конвоя адмирал вывел в море главную ударную силу - «Гебен». Это несмотря на то, что конвой будут сопровождать почти все боеспособные корабли турецкого флота. Начальный этап операции прошел вполне удачно, вспоминал Аккерман прошедшие сутки. Похоже, русские проглядели выход конвоя в море. Та русская субмарина, что следила за выходом из пролива, из-за аварии вынуждена была уйти в сторону Крыма, - так было доложено воздушной разведкой. А других подлодок с береговых наблюдательных постов обнаружено не было. То, что перед проливом подлодок нет, отчасти подтвердилось, так как корабли и суда конвоя вышли беспрепятственно и атакам не подвергались. Можно считать, что операция по проводке конвоя прошла благополучно, хотя ночью на юго-западе горизонт осветило яркое зарево, вскоре потухшее. А раз корабли соблюдали радиомолчание, а многие транспорты радио совсем не имели, то выяснить до утра, что это было, не представлялось возможным. Но по всей вероятности, один из транспортов стал жертвой атаки русской подводной лодки или мины.
        Когда на востоке небо только начало сереть, а до Зонгулдака оставалось десять миль, адмирал приказал отряду прикрытия повернуть назад, оставив с конвоем несколько слабо вооруженных и тихоходных кораблей. Он почувствовал, что русские уже спешат перекрыть пути отхода к проливу, и, пока не поздно, надо уходить. «Теперь караван и сам доберется до порта, так как сейчас главная цель русских - перехватить «Гебен», а не конвой», - были слова адмирала. (Вот тут адмирал ошибался. Русские решили и «Гебен» потопить, и конвой уничтожить.)
        «Мы бы успели проскочить мимо русских в пролив, если бы не мольбы избиваемого конвоя прямо в порту Зонгулдака русскими броненосцами, которые подошли туда с рассветом. И пришлось повернуть «Гебен» обратно. Хотя я был против и высказал свои сомнения в целесообразности такого решения, напоминая, что нас у пролива могут ожидать два русских линкора, если мы не поспешим обратно. Но невозможно было игнорировать настойчивые приказы из Стамбула, и адмиралу пришлось повернуть корабль к Зонгулдаку. Хотя, по-моему, это наше возвращение не облегчило положение судов в порту. А вот нам это возвращение стоило двух попаданий двенадцатидюймовых снарядов и потери четырнадцати человек погибшими. После этого противник уже точно знал, что мы еще в море, и за нами устроили охоту. Нам негде спрятаться, это не океан, а большое озеро, названное почему-то морем, возможно из-за больших глубин. Берега этого моря в основном принадлежат нашему противнику, мы рассчитывали на время укрыться в одном из портов нашего союзника Болгарии, но, как стало известно из перехваченных радиограмм русских, они в этот раз не отступятся и будут
нас преследовать, где бы мы ни укрылись. Так как ни один болгарский порт не защищен в достаточной мере от обстрела с моря, и там нам не уберечь свой корабль, ничего не оставалось делать, кроме как прорываться в пролив. Из переговоров между русскими кораблями стало известно, что к проливу стягивается почти весь русский флот. Если мы не поторопимся, то максимум через два часа будет поздно. Тщательно погасив огни, без малейшего проблеска света сейчас мы крадемся под самым берегом как темная, призрачная тень. А из-за того, что идем под берегом, в любой момент можем налететь на мель или скалу, а больше всего у нас шансов налететь на русскую мину, которых тут сотни. Но и русские корабли где-то рядом, и они ищут нас. С наблюдательных постов повсюду внимательно всматриваются в темноту десятки зорких глаз, вдруг где-то мелькнет огонек или силуэт вражеского корабля. Корабль готов к бою, орудия развернуты по-боевому, и каждой башне отведен свой сектор обстрела. На боевых постах все находятся в наивысшей готовности, и в любой момент корабль готов открыть огонь. Но сейчас корабль следует безмолвно, и ничто не
выдает ту таинственную жизнь, которая кипит внутри его отсеков. Только монотонный плеск воды, разрезаемой форштевнем, раздается в тишине. Еще немного осталось, час хода - и мы в безопасности. Помоги нам Бог напустить туману в глаза русским наблюдателям, чтобы они нас не заметили и позволили проскочить. Ситуацию благоприятной не назовешь. Идем в неизвестности, и быть готовым нужно ко всему. Странно, мы раньше проклинали темноту, а теперь с надеждой смотрим на небо, желая отсрочить восход луны, чтобы ее предательский свет не выдал нас».
        Германскому линейному крейсеру оставалось совсем немного пройти до спасительного пролива, когда по левому борту впереди носовой башни прогремел мощный, ужасный взрыв. Чудовищный грохот и рев прокатились по всему кораблю, словно он на полном ходу выскочил на берег. В тот же миг корабль от гидравлического удара немного подбросило в воздух, многие не удержались на ногах, упали, но тут же вскочили снова.
        - Всем оставаться на своих боевых постах. Задраить водонепроницаемые переборки. Доложить о повреждениях, - отдал приказ командир.
        Через несколько минут Аккерман получил полный доклад о повреждениях корабля, и он выглядел оптимистично. Мина пробила дыру в третьем отсеке, который полностью затоплен, также из-за нарушения водонепроницаемости переборок вода поступает во второй и четвертые отсеки, где ее пока сдерживают. Корабль принял не менее шестисот тонн воды, осадка носом увеличилась на девяносто сантиметров и теперь составляет девять с половиной метров. Есть погибшие и раненые. Это повреждение ненамного снизило боевые возможности корабля. Правда, ход пришлось уменьшить.
        «Это уже третий подрыв на русской мине за время пребывания на Черном море, и по всему видно, не последний», - с огорчением подумал Аккерман.
        Но тут пришло сообщение от радиотелеграфистов, которое еще больше испортило настроение, - совсем рядом работает радиостанция русского корабля.
        - Они увидели вспышку при взрыве мины и теперь наводят свои корабли на нас.
        - Усилить наблюдение за морем, орудийным расчетам быть готовым открыть огонь. Развернуть башни на борт.
        Пришлось вновь увеличивать скорость до двадцати узлов и надеяться, что переборки выдержат давление воды, иначе не проскочить оставшееся расстояние до пролива.
        - Русский миноносец по левому борту, расстояние пять кабельтовых, - раздался отчаянный крик.
        Эсминец, когда его заметили, выходил уже на параллельный курс.
        Возможно, орудия «Гебена» открыли огонь по нему за мгновение до того, как была отдана команда. Уже вторым залпом эсминец был поражен, потом попадания пошли чаще. Он пытался отвернуть в сторону. Было видно, как на нем разгорается пожар и его скорость заметно снизилась, но его орудия не переставая стреляли, поражая корабль в борта и надстройки.
        «Успел он выпустить по нас торпеды или нет, - проносились мысли в голове Аккермана. - У них очень много торпедных труб, если он успел задействовать их все, то сейчас в нашу сторону должно двигаться не менее десятка смертоносных торпед. Нам даже не отвернуть, берег близко, и можно налететь на мель, а если повернуть на эсминец, то торпеды достигнут нас быстрее».
        - Лево на борт, - крикнул командир «Гебена», и в тот же миг корабль содрогнулся.
        Где-то в корме прогремел взрыв, крейсер завибрировал, и его непроизвольно повело влево. Все же он успел выпустить торпеды, и одна уже попала, значит, сейчас должны быть еще попадания.
        Но прошло несколько секунд, и больше ничего не происходило, за исключением того, что вибрация прекратилась, но корабль стал терять ход и крениться на левый борт.
        Поступил доклад из турбинного отсека, что левый вал поврежден, пришлось остановить турбину, через сальники в отсек поступает вода, но насосы пока справляются.
        Адмирал не вмешивался в действия командира крейсера, а просто с каким-то восхищением наблюдал за расстрелом русского эсминца, который интенсивно горел и оседал кормой в море. Вода плескалась уже у кормового орудия, но русские комендоры продолжали из него стрелять, несмотря на то что корабль вот-вот пойдет на дно. Еще одно удачное попадание, и над русским кораблем взлетел столб пламени, он окончательно остановился. Теперь ему одна дорога - на дно. Но он успел сделать свое черное дело - «Гебен» лишился одного вала, а с этим и скорости. Но тут крейсер еще раз содрогнулся от жуткого удара, вода стеной поднялась как раз напротив носовой надстройки, а потом обрушилась на нее. Все, кто были в это время на открытых постах, приняли не совсем приятный душ. Корабль стал заметно крениться на левый борт.
        - Выровнять крен. Срочно затопить междудонные отсеки и бортовые коридоры правого борта.
        Аккерману удалось остановить крен крейсера и даже немного его выправить, но он все равно оставался в пределах восьми градусов на левый борт с дифферентом на нос в пять градусов.
        - Что скажешь, Рихард, о состоянии корабля? - обратился адмирал к Аккерману.
        Что тут говорить, когда «Гебен» основательно наглотался воды. Где-то порядка двух тысяч тонн плескалось сейчас в отсеках корабля. Несмотря на большие затопления по левому борту из-за трех пробоин и последующих контрзатоплений по правому борту, затруднительное управление из-за выхода из строя валопровода левой турбины, крена и дифферента, также потерю двух котлов, крейсер все еще сохранил ход в пятнадцать узлов. Все это Аккерман и доложил адмиралу. Не забыл упомянуть, что из экипажа пострадало не менее пятидесяти человек.
        - Мы дойдем до пролива, если сумеем избежать новых подрывов на русских минах или встречи с русскими дредноутами. Но русские уже знают наше примерное местоположение и спешат заступить нам дорогу. И этот бой будет жестоким - все же против нас два русских линкора.
        - Ударим всей мощью по одному из них и попытаемся на время вывести из строя, а сами на скорости, которая будет доступна нам, пойдем на прорыв мимо другого. Нам надо продержаться всего минут тридцать.
        - Да за это время русские по нас из своих двадцати четырех орудий могут выпустить от семисот до тысячи снарядов. Если взять из этого количества снарядов хотя бы один процент того, что они не пролетят мимо, то мы получим до десяти попаданий.
        - Я уверен, что эти десять снарядов наш корабль свободно может пережить.
        - Если он их переживет, а нам, в свою очередь, удастся прорваться в пролив, то ремонт крейсера может затянуться на неопределенное время. И все из-за того, что для нашего корабля нет в Турции дока.
        - Воспользуемся предыдущим опытом ремонта с помощью кессонов.
        - Может произойти так, что вообще будет нецелесообразно его проводить.
        - Не говори так, Рихард, ты что, не веришь в свой корабль?
        - Я верю, герр адмирал, что мой «Гебен» сумеет выдержать десять попаданий. Но у нас уже есть три подводные пробоины, и если мы получим в этот же борт под ватерлинию еще несколько снарядов, то я опасаюсь, что мы можем не дойти до пролива. А не лучше будет повернуть назад и постараться укрыться в одном из портов Болгарии, например в Бургасе. Произвести кое-какой ремонт и вновь предпринять попытку прорыва.
        Но Аккерман не успел услышать, что ответил ему адмирал. Вновь пришло тревожное сообщение от радиотелефонистов, которые предупредили, что рядом с кораблем вновь работает радиостанция русских, и это другая радиостанция.
        Опять последовал приказ усилить наблюдение за морем, так как где-то рядом с крейсером находится еще один русский корабль.
        Как только радиограмма командующему была отправлена, старший лейтенант Марков приказал завалить мачту с антенной и срочно погружаться в позиционное положение, так как германец был уже рядом.
        Две торпеды устремились в сторону «Гебена», но только один взрыв прозвучал в ночи. Марков увидел, как у борта в районе грот-мачты вверх поднялся бесформенный фонтан воды. Вспышка взрыва озарила борт германского крейсера и, тут же потухнув, сделала ночь еще темнее. Но тут ночь прорезали два луча яркого света и стали шарить по поверхности моря, выискивая того, кто посмел выпустить по крейсеру торпеду. Борт линейного крейсера осветился вспышками, это немцы открыли беспорядочный огонь по пока невидимому противнику. Хотя подлодка и находилась всего-то в пяти кабельтовых от противника, ее было трудно сразу обнаружить, так как только небольшая рубка торчала из воды. Луч прожектора несколько раз проходил рядом с лодкой, а один раз даже скользнул мгновенно по рубке.
        - Эх, дьявол, только одна попала. Приготовить торпедные аппараты правого борта. Лево на борт сорок, - последовали команды.
        Но Марков не успел завершить маневр, как луч прожектора все же выхватил его лодку из ночного мрака. Теперь немцы знали, куда стрелять. Рядом с подлодкой выросло несколько водяных фонтанов.
        - Все вниз, срочное погружение.
        Как только рубочный люк закрылся, «Нерпа» пошла на погружение. Но экипажу пришлось поволноваться, пока рубка не скрылась под водой, так как немецкие снаряды разрывались рядом, сотрясая лодку гидравлическими ударами. Один раз даже ощутили сильный удар в районе ограждения рубки. Похоже, снаряд без разрыва или крупный осколок попал в какую-то конструкцию на верхней палубе. Слава богу, что это попадание было не в торпеду, ведь одного удачного попадания хватит, чтобы уничтожить лодку и ее экипаж. Легкие повреждения от обстрела лодка все же получила. Кое-где треснули стекла на манометрах, лопнули и погасли несколько лампочек, появилась течь. Но это были мелочи, самая большая неприятность обнаружилась спустя несколько минут. После того как наверху все затихло, Марков решил посмотреть, что же с германским крейсером. Всплыв под перископ, командир «Нерпы» понял, что его перископ выведен из строя и теперь о какой-либо торпедной атаке из подводного положения нечего даже думать. Подождав еще пятнадцать минут, Марков приказал всплывать. После всплытия выяснилось, что в трубе перископа сквозная дыра от попадания
немецкого 88-мм снаряда. Вот, оказывается, что был за удар перед самым погружением. К тому же после всплытия стало понятно, что германский корабль скрылся в ночи, видимо, торпеда не нанесла ему серьезных повреждений. О том, что он затонул, ни у кого даже мысль не шевельнулась. Марков решил идти на юг, надеясь, что ему удастся нагнать «Гебен».
        Глава 14. Финал
        I
        В это самое время, оставив у входа в пролив крейсер «Кагул» и эсминец «Пылкий», адмирал Новицкий на «Екатерине Великой» в сопровождении «Поспешного», обходя минные заграждения, приближался к заданной позиции. У него приказ любой ценой не пропустить к Босфору «Гебен». Но где его искать в этой темноте. Возможно, германец миновал этот район и сейчас уже где-то на подходе к проливу. А если не проскочил, то на фоне берега его будет трудно обнаружить.
        Сигнальщики, напрягая глаза, всматривались в ночное море, выискивая этот злополучный корабль, из-за которого почти весь флот вторые сутки находится в море.
        - Вашблагородь, вижу всполохи на горизонте! - доложил сигнальщик Ломов лейтенанту Щуке.
        - Что за всполохи?! Где?
        - Тридцать пять градусов по правому борту, вашблагородь. Это, похоже, орудия стреляют и прожектора светят.
        Лейтенант поднес к глазам бинокль и стал в указанном направлении разглядывать горизонт. Там и вправду сверкали зарницы и прыгающие лучи пары прожекторов.
        - Похоже на то, матрос, - согласился лейтенант, - там и вправду ведет кто-то бой.
        «Надо срочно доложить адмиралу», - подумал лейтенант.
        Новицкому доложили, что на северо-западе примерно в девяти милях идет бой. Адмирал вышел на правое крыло мостика, чтобы самому глянуть, что там происходит в ночи. Разглядывая в бинокль вспышки на горизонте, адмирал, ни к кому конкретно не обращаясь, задал вопрос:
        - Кто там может вести бой?
        И тут же сам выдвинул предположение, кто это может быть:
        - У нас тут где-то «Гневный» Лебедева.
        - Но после того как Лебедев передал радиограмму об обнаружении «Гебена», больше от него известий не поступало, - напомнил кто-то из офицеров.
        - Молчит Лебедев, - подтвердил каперанг Сергеев. - Возможно, он не может с нами связаться из-за выхода из строя радиотелеграфной станции.
        - А это не он там ведет бой, и, по всему видно, с турецкими эсминцами? - теперь выдвинул свою версию старший артиллерийский офицер линкора лейтенант Щука.
        - Значит, и «Гебен» где-то рядом, - высказал свое мнение адмирал. - Тридцать пять градусов по правому борту. Похоже, и прожекторы светят.
        Вскоре вспышки на горизонте прекратились, и на море вновь опустилась тьма.
        - Аполлинарий Иванович, прикажите усилить наблюдение за морем. Эта стрельба на горизонте меня беспокоит. По всей видимости, «Гебен» прорывается под прикрытием легких сил, и я не желаю получить с их эсминцев торпеду в борт. И подготовьте корабль к бою. Сейчас настал такой момент - кто первый успел выстрелить, тот и победил.
        Время будто замерло, и секунды превратились в минуты, а минуты в часы. Несколько десятков глаз вглядывались в каждую тень вокруг корабля. Кое-кому уже мерещилось, что они заметили что-то в ночи, но это были только волны да тени. Когда раздался возглас одного из матросов - что тот видит корабль, - он был воспринят, с одной стороны, как конец какого-то жуткого испытания, а с другой - вызвал сомнения, не ошибся ли он. Но нет, он не ошибся. Германский корабль был обнаружен в каких-то тридцати кабельтовых почти прямо по курсу. Позиция для боя у наших была неудачная. Огонь могла вести пока только передняя башня, а чтобы ввести в дело остальные, надо менять курс. А менять курс так и так необходимо, чтобы вывести линкор на параллельный курс или постараться выйти вперед и оттеснить «Гебен» от пролива.
        Через полторы минуты после обнаружения противника последовал залп носовой башни. Да, Новицкий первым увидел своего противника и первым открыл огонь, но первый залп вышел не совсем удачным. Хотя расстояние для таких орудий было сродни пистолетному выстрелу, но плохая видимость не способствовала меткой стрельбе, и все три снаряда просвистели в десятке метров над палубой «Гебена».
        - Лево на борт, - скомандовал Сергеев, как только прогремел залп.
        Надо было поскорее вводить в дело остальные башни. Второй залп носовой башни, подкрепленный противоминным калибром, также не принес ожидаемого результата, хотя один 130-мм снаряд попал в топенантный блок, из-за чего грузовая стрела упала на палубу, создавая там помехи.
        На «Гебене» заметили русский линкор за пару секунд до залпа с «Екатерины». Аккерман приказал увеличить ход, насколько это возможно при полученных ранее повреждениях, и открыть ответный огонь. Корветтен-капитан Книспель среагировал быстро, и его комендоры сработали слаженно, и менее чем через минуту по «Екатерине» открыли огонь орудия вначале противоминного калибра, а потом и главного. Ответный залп с «Гебена» главным калибром хотя и был шестиорудийным, но также не увенчался успехом. В трех кабельтовых у нас за кормой встали довольно кучно шесть огромных фонтанов воды. Противоминным калибром противник стрелял лучше. Несколько 150-мм снарядов попали в «Екатерину». Да и в последующем в течение недолгого артиллерийского боя снаряды противоминного калибра с постоянством попадали в наш линкор, уродуя палубу и немногочисленные надстройки и спасательные средства. Но все эти попадания средним калибром не особо влияли на боевые качества «Екатерины».
        За эти минуты дистанция между кораблями еще сократилась, и третий залп с «Екатерины» достиг попадания почти в то же место, что и вторая торпеда с эсминца. Взрыв снаряда в глубине корпуса да в затопленном отсеке плюс гидродинамический удар произвели страшные разрушения. Переборки не выдержали, и вода хлынула в соседние отсеки. Нос «Гебена» еще больше стал зарываться в воду на ходу, но адмирал Сушон приказал скорость не сбрасывать, а идти на прорыв. Три 130-мм снаряда также попали в германский корабль, поразили его надстройки. Немецкие комендоры не остались в долгу. Один 11-мм снаряд попал в борт напротив второй дымовой трубы. Так как «Екатерина» находилась почти перпендикулярно к «Гебену», то снаряд попал под острым углом и не мог проникнуть глубоко во внутренние отсеки корабля. Пробив 100-мм броневую плиту и пролетев по корабельным помещениям, теряя свою ударную силу, метров тридцать, круша и ломая все на своем пути, снаряд уперся в броневую перегородку, отгораживающую кают-компанию от каземата 130-мм орудия. Взрыв и возникший пожар полностью уничтожил кают-компанию. А осколки и взрывная волна,
калеча и убивая комендоров, вывела из строя орудие.
        Прежде чем «Екатерина» смогла задействовать всю свою артиллерию, в нее попал еще один крупнокалиберный снаряд. На этот раз повреждения были более серьезные. Снаряд попал в носовую оконечность, поднырнув под ватерлинию. Пятидюймовая броня его не остановила, и он разорвался в шкиперской. Два носовых отсека стали быстро заполняться водой, из-за чего осадка носом стала увеличиваться, а это плохо отражалось на маневренности. Наконец-то «Екатерина» смогла ответить полновесным орудийным залпом. Все двенадцать орудий выплюнули свои снаряды в сторону противника, а чудовищная отдача при выстреле сотрясла линкор так, что он, казалось, вдавился в море на несколько сантиметров и замедлил ход. Всего два снаряда из двенадцати поразили «Гебен». Один из снарядов попал в башню главного калибра по правому борту, выводя ее из строя. Второй снаряд попал в грот-мачту на уровне первой прожекторной площадки, уничтожив прожектора вместе с прислугой. Сама мачта надломилась и, оборвав все растяжки, фалы и антенны, завалилась набок. В районе кормового мостика разгорался пожар. Адмирал Сушон остался без связи.
        В следующие десять минут два стальных гиганта осыпали друг друга снарядами, иногда сотрясаясь от попаданий и последующих взрывов, которые рвали их стальные конструкции, убивая и калеча людей. Положение «Екатерины», в силу того, что она в бой вступила, не имея повреждений, сейчас выглядело не так катастрофично, но и ей досталось. Кормовая башня вышла из строя. Носовая труба была исковеркана. Фок-мачту перебило посередине. Палуба от попаданий 150-мм снарядов и пары трехсоткилограммовых чемоданов во многих местах лишилась настила и теперь выглядела удручающе. Ниже ватерлинии три пробоины, а во внутренних отсеках скопилось не менее одной тысячи тонн воды. С потерей второго котельного отделения скорость снизилась до семнадцати узлов.
        Положение германца после подрыва на мине и попаданий трех торпед с «Гневного» и «Нерпы» и так было не ахти каким. А тут еще с «Екатерины» прилетело четыре снаряда под ватерлинию, и все это в многострадальный левый борт. Так кроме этого были попадания выше ватерлинии, в корпус и надстройки, вызвавшие пожары. Три башни главного калибра из пяти вышли из строя. Из противоминной артиллерии левого борта действовать могли только два 150-мм орудия и три 88-мм. Потери среди личного состава превысили две сотни человек. Так что положение «Гебена» было незавидным. Крейсер уже основательно наглотался воды, потяжелев после всего этого на три с половиной тысячи тонн. Осадка носом увеличилась на два метра, а дифферент на левый борт составлял одиннадцать градусов. Скорость упала до тринадцати узлов. Но Сушон, невзирая ни на что, вел свой корабль к проливу. Адмирал Новицкий этому препятствовал. Он решил во что бы то ни стало добить германский линейный крейсер.
        - Ваше превосходительство, - обратился к Новицкому штурман линкора лейтенант Рыбин, - в двадцати кабельтовых у нас по курсу будет минное заграждение. А на мысе стоит двухорудийная 150-мм батарея.
        - Двадцать кабельтовых, говоришь… Значит, у нас есть еще шесть-семь минут на то, чтобы потопить германца. Усилить огонь по противнику.
        Комендоры «Екатерины» старались изо всех сил, залпы следовали каждые сорок секунд, немцы отвечали не менее интенсивно. Но девять орудий против четырех немецких это все же двухратное преимущество. Через пять минут «Екатерина» уже превосходила своего оппонента в три раза, и в конце концов это принесло свои плоды. «Гебен» чуть двигался и все больше погружался в воды Черного моря, заваливаясь на левый борт. На корме пылал нешуточный пожар, который стал угрожать кормовым артиллерийским погребам. Аварийные команды не справлялись с пожарами и поступлением воды. Крейсер медленно, но верно тонул. Сопротивляться также было практически нечем. Из артиллерии по левому борту в боеспособном состоянии осталась только бортовая башня да еще пара орудий в носовом каземате. Оставались, правда, целехонькие орудия по правому борту, но толку от них было ноль. А после того как адмирал Сушон получил тяжелое ранение осколком разорвавшегося прямо на амбразуре боевой рубки 130-мм снаряда, Аккерман погиб, а многие офицеры были ранены и контужены, командование кораблем принял корветтен-капитан Книспель. После доклада о
состоянии корабля он понял, что до пролива не прорваться, хотя оставалось пройти всего-то три мили, и решил хотя бы спасти людей и выбросить корабль на берег. Книспель приказал повернуть в сторону берега к мысу Узуньяр, где находилась турецкая береговая батарея, которая открыла огонь по русскому линкору.
        «Екатерина» также находилась не в лучшем виде. Вся избитая и еле управляемая ввиду повреждения рулевого привода, потерявшая половину башен главного калибра плюс шесть орудий противоминного калибра из десяти по правому борту. Дым из носовой разбитой трубы стелился по палубе, из-за чего нахождение людей в районе второй башни было невозможно. Носовая надстройка потеряла почти все мостики и выглядела голой. Дальномерный пост с крыши боевой рубки был сметен попаданием крупнокалиберного снаряда. От воздействия этого же снаряда все, кто находился в боевой рубке, получили ранения или контузию. Кормовая надстройка разрушена и выгорела. Многие внутренние помещения по правому борту пострадали от огня, ударной волны и осколков. Линкор принял порядка двух тысяч тонн воды. Чтобы не подставлять свой корабль под удар, адмирал Новицкий решил для уничтожения противника привлечь эсминец «Поспешный», а сам перенес огонь на береговую батарею. После нескольких залпов турки прекратили огонь. Кавторанг Жерве зашел с кормы, где у «Гебена» вся противоминная артиллерия была выбита. Сблизившись с «Гебеном» до трех
кабельтовых, произвел четырехторпедный залп. Две торпеды настигли свою цель, а этого многострадальный корабль выдержать уже не смог, стал быстро ложиться на борт и через десять минут затонул в четырех кабельтовых от берега. Жерве направил свой эсминец к месту гибели корабля, имея намерения кого-либо спасти, а заодно и пленить. Но был вынужден отказаться от этого «благородного поступка», ввиду того что турки на береговой батарее не одобрили этого. Раз такое дело, то Жерве не стал искушать судьбу и поспешил за уходящим линкором.
        II
        Я был на траверзе мыса Галара, когда пришла радиограмма с «Поспешного» о том, что «Гебен» упокоился на морском дне. Флагман Новицкого из боя вышел с серьезными повреждениями, в том числе была утрачена и радиосвязь, а чтобы связаться с нами, пришлось прибегнуть к помощи радиостанции с «Поспешного». Новицкий кратко обрисовал бой с «Гебеном» и доложил о повреждениях линкора.
        Судьба благоволила «Екатерине», она смогла выстоять против «Гебена». Хотя ей и досталось в бою, но корабль может двигаться. Сейчас он под охраной «Поспешного» держит курс на Севастополь, надеясь самостоятельно дойти до базы. А вот «Гневный» - после того как с него было получено сообщение об обнаружении «Гебена», а также о намерении атаковать противника - замолчал. И мы ничего о его судьбе не знали, и на наши вызовы эсминец не отвечал. Но мы все это списывали на выход радиостанции на самом эсминце, но никак не на его гибель.
        - Вот и все, господа офицеры, на этом наш поход закончился. Нам наконец-то удалось выполнить один наказ императора. Германский линейный крейсер потоплен.
        После такого известия на мостике «Марии» поднялось всеобщее ликование, как будто это именно мы потопили линейный крейсер, а не «Екатерина Великая».
        - А как там все происходило? - прозвучал чей-то вопрос.
        - Подробности о бое мы узнаем по приходе в Севастополь. А если кратко, то бой был жестокий, и «Екатерина» серьезно повреждена, но, как заверил адмирал Новицкий, до базы она дойдет благополучно. Пострелять, правда, нам по «Гебену» сегодня не довелось. Адмирал Новицкий сам справился. Можно было бы в таком случае пару турецких береговых батарей проэкзаменовать. Поучиться, так сказать, на будущее, не так ли, Валерий Николаевич?
        - А что! Можно и пострелять, - сразу же согласился старший артиллерийский офицер линкора князь Урусов. - Скоро рассвет, и береговые батареи будут хорошо видны. Можно ударить по Беюк-Лиману и Филь-Буруну, на этих двух батареях около двух десятков орудий установлено, и четыре из них двухсотсорокамиллиметровые.
        - Князь, а почему не по Румели-Каваку или Анатоли-Каваку? На тех батареях орудия стоят помощнее. Начиная с восьми дюймов и заканчивая хотя и старыми, но четырнадцатидюймовыми орудиями.
        - Ваше превосходительство, без корректировки такой обстрел будет не эффективный.
        - Значит, не будем ворошить муравейник до поры до времени. Вернемся в другой раз в сопровождении гидрокрейсеров. Сейчас предлагаю пострелять по Эльмасу.
        - Иван Семенович, идем к Эльмасу. А тут нам делать нечего. Я не думаю, что в ближайшее время остатки турецкого флота предпримут попытку прорваться в пролив.
        Кузнецов начал отдавать распоряжения на изменения курса, тут надо было все точно рассчитать, так как мы находились вблизи минных полей. Как только все было рассчитано, последовала команда на новый курс. Этот маневр спас наш линкор. Над морем раздалась орудийная стрельба. Она доносилась с левого борта.
        - Что там происходит?
        - Торпеды-ы. Слева по борту торпеды, - кричал сигнальщик.
        Выскакиваем на левое крыло мостика и видим, что эсминец «Беспокойный», ведя огонь из носового орудия, несется полным ходом на виднеющуюся в пяти кабельтовых от нас подводную лодку, окруженную фонтанами от разрывов снарядов. Какой-либо маневр уклонения с нашей стороны был бесполезен, так как линкор находился на циркуляции, и именно этот маневр спас его от более тяжелых повреждений.
        Это была U-39 капитан-лейтенанта Вальтера Форстманна. Своими действиями он должен был убедить нас, что именно вдоль анатолийского побережья будет прорываться «Гебен», и этим помочь ему прорваться в пролив в другом месте. Еще вечером он пытался выйти в атаку на флагман Новицкого, но был обнаружен «Поспешным» и загнан под воду. Ночью Форстманн вместо «Екатерины» обнаружил и атаковал крейсер «Кагул», но промахнулся. На крейсере даже не подозревали, что были атакованы, и будь Форстманн поточнее, то наш крейсер мог и не пережить эту атаку. Всю ночь подлодка патрулировала на пятнадцатимильном участке в надежде обнаружить русский линкор, но «Екатерина» ушла на северо-восток, не замеченной Форстманном. За час до рассвета Форстманну несказанно повезло, он обнаружил русский линкор, то есть нас. Чтобы не быть раньше времени обнаруженным, он принял позиционное положение, оставив над водой только одну рубку, которую было очень трудно заметить в предрассветных сумерках. Мы и не заметили и сами шли под торпеды Форстманна, ему оставалось только немного подождать. Форстманн все же опасался, что его обнаружат до
залпа, так как прямо на него шел русский эсминец. Но он все же надеялся, что его пока не видят, раз эсминец его не обстреливает. Оставалось еще чуть-чуть, и можно дать залп, от которого русскому линкору не увернуться. Есть большая вероятность, что с пяти-то кабельтовых невозможно промазать в такой большой корабль. Осталось еще несколько секунд, и можно давать залп.
        В эти несколько секунд мы и стали делать поворот, который не был замечен с подлодки, и вместо двух торпед в нас попала только одна. Как только U-39 произвела залп, из-за облегченного носа ее выбросило на поверхность в каких-то трех кабельтовых от «Беспокойного». Тогда-то ее и заметили с эсминца, который устремился на нее в атаку, стреляя на ходу. Как говорится, раз не предотвратил атаку, может получиться наказать обидчика. Вот этот самый момент мы и увидели, и он напомнил мне другой подобный случай.
        Там, в моем мире, во время Гражданской войны эсминец «Азард» вот так же атаковал английскую подводную лодку L-55. Его снаряды стали рваться рядом с подлодкой, и в какой-то момент в районе рубки произошел взрыв, и подлодка затонула. В последующие несколько лет все считали, что именно «Азард» своим удачным попаданием отправил английскую подлодку на дно. Это потом выяснилось, что она подорвалась на мине. Но зато около десятка лет комендор эсминца Богов ходил в героях, так как отправил метким выстрелом супостата на дно Балтики. Но если отбросить всю историческую точность гибели подлодки[4 - По официальной советской версии, причиной гибели субмарины стал огонь носового орудия эсминца «Азард», за что командир корабля Н.Н. Несвицкий и комендор С.Е. Богов награждены орденами Красного Знамени.], то именно из-за того, что он метко стрелял, подлодке пришлось маневрировать, после чего она и попала на минное поле. Так что он с полным правом может зачесть потопление подводной лодки на свой счет.
        И тут в похожей ситуации мы увидели, как перед рубкой произошел взрыв, но этот взрыв не похож на взрыв мины, это точно было прямое попадание с эсминца. И тут же наш линкор содрогнулся от попадания торпеды. В районе второй дымовой трубы встал огромный фонтан воды, смешанной с угольной пылью, подсвеченный изнутри. Через несколько секунд он опал вниз, одним краем обрушился на палубу. Вторая торпеда прошла мимо.
        Ну надо же так подставиться. Не успели порадоваться успеху Новицкого, как настала пора высечь себя за расслабон. Говорят ведь, не радуйся чужому горю, оно может и по тебе ударить. Вот и ударило под дых, и наше счастье, что только один раз, и это не смертельно для нас, хотя и довольно болезненно. Все же взрыв произошел ниже ватерлинии, и там должна быть пробоина внушительных размеров. Пока крен не ощущается, но это из-за того, что линкор выполняет поворот. Кузнецов уже отдавал распоряжения выяснить степень повреждений. Где-то на корме выстрелила пушка, потом другая, вскоре разразилась канонада, но через минуту резко оборвалась. Я понял, почему прекратилась стрельба. «Беспокойный» был уже рядом с погружающейся под воду подлодкой, и многие поняли - Тихменев намеренно шел на таран.
        - Не успеть. Сейчас она скроется!
        Я даже не понял, кто это выкрикнул.
        - Ну давай, родимый, не упусти. - Это был жалостливо-просящий голос того самого сигнальщика, что оповестил всех о приближающихся торпедах.
        Но было видно, что эсминец не успевает к месту погружения подлодки, над водой виднелись только верхняя часть рубки да две трубы перископов над нею. Оставалось надеяться, что их-то он обязательно свернет набок. Но тут подлодка вновь пошла на всплытие, по-видимому, повреждения, нанесенные снарядом, были существенные. И погружение под воду означало гибель. Форштевень «Беспокойного» врубился в корпус подлодки примерно там же, где до того разорвался снаряд. Визг и скрежет разрываемого металла был слышан даже за километр. С подлодкой определенно все кончено, она больше не сможет погружаться. А что же с нашим кораблем? Я посмотрел в сторону кормы. В районе второй трубы над палубой поднимался дым и стояло облако угольной пыли. Горело где-то во внутренних отсеках, но, судя по дыму, не так интенсивно. Все же торпеда поразила нас под ватерлинию, если что-то там и загорелось, то забортная вода, хлынувшая в пробоину, загасила огонь. Если огня мало, то, значит, затопления у нас немаленькие. Так оно и есть. Уже чувствуется крен на левый борт. Надо выяснить, какие же повреждения нанесла торпеда.
        - Иван Семенович, что с кораблем? Доклады с боевых постов уже поступили? Какие повреждения?
        - Плохи дела, ваше превосходительство. Мичман Малышев доложил - торпеда попала точно напротив третьего котельного отделения. Хотя вся сила взрыва и пришлась на угольную яму, но, по всей видимости, поперечная переборка не выдержала. Вода быстро прибывает, затапливая котельное отделение, насосы не справляются, это вынуждает нас остановить котлы, чтоб они не рванули ненароком. После этого мы лишаемся сразу восьми котлов. А на остальных больше пятнадцати узлов мы не дадим. В подбашенное отделение второй башни также поступает вода, но насосы пока справляются. Есть погибшие и раненые, но их немного. Это все предварительные данные. Туда отбыл Городысский, а также корабельный инженер Шапошников. С минуты на минуту будем знать более полную картину повреждений.
        - Да, хорошего мало. А ведь могло быть намного хуже, не промахнись вторая торпеда. Попадание двух торпед в линкор могло закончиться катастрофой.
        - Это нас Господь Бог уберег, - крестясь, проговорил Кузнецов. - По его воле вторая прошла мимо.
        - Да нет, Иван Семенович, так уж вышло, что противник в момент атаки не заметил начала нашего маневра на новый курс, вот потому-то они и промахнулись. Продолжай мы идти прежним курсом, то обе торпеды получили бы в борт.
        - Я и говорю, что это было подсказано Всевышним.
        - Иван Семенович, в том, что торпеда прошла мимо, ничего сверхъестественного нет. Если бы мы своевременно обнаружили подводную лодку, то этого бы не случилось. И Всевышнему не пришлось бы отводить торпеду от нашего борта. Вот так-то, Иван Семенович.
        Пока я дискутировал с Кузнецовым о Божьем промысле, сам в этот момент думал о падении воинской дисциплины: «Придется заняться матросиками, а то они расслабились, мух ни хрена не ловят. Подводную лодку с полкилометра не разглядели. Как только прослышали, что «Гебен» утопили, так сразу за морем плохо смотреть стали. Из-за этого чуть не погубили корабль, и по их вине погибли люди, возможно, кто-то из их же товарищей. Придется потолковать на эту тему в первую очередь с командиром линкора, а он пусть крутит хвосты своим офицерам за недогляд. Но пусть предупредит их, чтобы доводили «линию партии» до личного состава - то есть как нужно службу нести - без крику и зуботычин. Надо давить на то, что из-за них и товарищи погибли, и корабль пострадал. Как только придем на базу, обязательно по этому вопросу надо будет речь толкнуть перед экипажами. Еще нашего дедушку, Александра Марковича, к этому делу подключу. Может, прислушаются братишки к его словам. Все же Абакумов участник Синопского боя да при обороне Севастополя кровь проливал. А через двадцать с небольшим лет ему вновь посчастливилось с турком сойтись,
но на этот раз в Болгарии. Так что ему есть что порассказать молодежи о матросском долге, и все это не понаслышке. А в те времена матросская служба не в пример была труднее, и это он все испытал на своей шкуре. Так и служили тогда на совесть, и никто из них не прятался за спинами своих товарищей»[5 - Александр Маркович Абакумов родился в 1823 г. в Тверской губернии. В конце 1851 г. призван во флот. В 1852 г. участвовал в боевых действиях против горцев. Попал в плен к черкесам, но через 10 дней бежал. В 1853 г. - матрос 2-й статьи парусного линейного корабля «Императрица Мария». Участвовал в морском бою под Синопом. Принимал участие в обороне Севастополя. В 1856 г. - уволен с флота. В 1877 -1878 гг. - участвовал в Русско-турецкой войне, в сражении под Плев-ной. 30 октября 1914 г. пишет прошение царю, чтобы ему разрешили вступить добровольцем в армию. С 19 декабря 1914 г. зачислен во 2-й Балтийский флотский экипаж, 29 апреля 1915 г. отправлен на линейный корабль «Императрица Мария» на Черноморский флот. 19 мая 1915 г. предписанием штаба флота Черного моря зачислен в экипаж линейного корабля «Императрица
Мария», матрос 2-й статьи, матрос 1-й статьи, боцманмат, кондуктор. На корабле конкретных обязанностей не нес, должен был рассказами поднимать боевой дух личного состава. В январе 1916 г. пожалован чин подпоручика по адмиралтейству. А ему шел 93-й год. После революции его следы теряются, и дальнейшая судьба неизвестна.].
        Наконец-то стали поступать точные сведения из внутренних отсеков корабля. Теперь картина с повреждениями, полученными от попадания торпеды, прояснилась. Кроме выведенного из строя третьего котельного отделения, были затоплены три угольных бункера, несколько межбортовых отсеков. Была небольшая течь в четвертом котельном и в подбашенном отделении второй башни. В данную минуту там, внизу, идет борьба за живучесть корабля, чтобы вода не распространялась далее. В конце концов аварийным партиям под руководством старшего офицера удалось остановить дальнейшее распространение воды. Но начерпали мы ее порядком. Только в затопленных отсеках скопилось около двух тысяч тонн воды. Образовавшийся было крен контрзатоплением свели к минимуму. В одном нам определенно повезло: удалось избежать больших потерь среди экипажа. Было не более десятка погибших и пропавших, возможно, через какое-то время найдут кого-то в затопленных помещениях. Еще семнадцать человек получили ранения и ожоги.
        - Вот и все, господа офицеры, похоже, мы отвоевались. Чуть расслабились, и нате, получите торпеду в борт. А будь их больше, вы представляете, что было бы с линкором?
        А сам подумал: «Это нам крупно повезло. Будь тут подлодка времен Второй мировой войны, с носовым залпом из четырех - шести торпед, то сколько радости мы своими тушками доставили бы местным рыбкам! А ведь все верно, мало бы кто спасся после такого залпа. Нет, нам определенно повезло».
        - Вижу, что призадумались. И я не ошибусь, если скажу, что у вас у всех не слишком радужные картинки вырисовываются. А тут мы сами виноваты. И как сказал Иван Семенович, спасибо Всевышнему, что он отвел вторую торпеду от нас. Я бы не так расстраивался, получи мы подобные повреждения в бою с себе подобным. Так мы за весь поход ни разу не выстрелили, не считая беспорядочной стрельбы по подводной лодке. И по всей видимости, придется отказаться от обстрела береговых батарей на мысе Эльмас.
        - Ваше превосходительство, только не в нашем случае. От сотрясения все подкрепления на переборках сдадут.
        - Так я, Иван Семенович, и не говорю, что мы сейчас этим займемся. А могли бы, если бы не эта чертова торпеда, будь она неладна. Ну ничего, мы еще обязательно вернемся сюда. А сейчас надо уходить от этого «гостеприимного берега», не дай бог тут оказаться поблизости еще одной германской подлодке. Я думаю, что надо предупредить адмирала Каськова, он тут со своими броненосцами уже не нужен. А вот пополнить припасы он должен. Значит, пусть держит курс на Севастополь. - Только я это проговорил, на мостике появился лейтенант Плотто. - Вот ты-то мне сейчас и нужен, Владимир Александрович.
        - Я вас слушаю, ваше превосходительство.
        - Надо связаться с адмиралом Каськовым.
        Я стал диктовать радиограмму для адмирала, потом еще одну о нашем несчастье в штаб флота Пилкину. Когда я закончил, лейтенант доложил:
        - Ваше превосходительство, радиограмма с «Нерпы».
        - Что там?
        - Марков запрашивает помощь. Он сейчас на месте гибели «Гневного», занимается спасением людей.
        - Как?! Разве «Гневный» погиб?
        - Как это случилось? - раздался голос Вердеревского.
        Я выхватил у лейтенанта радиограмму и начал читать. Но там ничего конкретного о гибели эсминца не сообщалось. Только просьба выслать надводный корабль в такую-то точку, так как лодка не в состоянии принять столько людей.
        - Вот почему они не отзывались, когда мы их вызывали, - проговорил лейтенант.
        - Знаешь что, лейтенант, срочно запроси у Маркова подробности гибели «Гневного». Он уже должен знать, как это произошло. А также передай на «Кагул» координаты подводной лодки, чтобы срочно шел туда.
        - Как же погиб «Гневный»?! Что же там случилось? - услышал я Вердеревского.
        - Скоро узнаем, Дмитрий Николаевич, скоро все узнаем. Иван Семенович, - это я уже к командиру линкора, - идем курсом на Севастополь.
        «Кагул» в сопровождении «Пылкого» направился к месту гибели «Гневного». Следом, но курсом на север по шла «Память Меркурия», в кильватере с небольшим креном на левый борт шла «Императрица Мария», прикрываемая с траверза эсминцами. За ней с большим дифферентом на нос и рыская по курсу плелся покалеченный «Беспокойный». После тарана у него изувечен нос и затоплены два носовых отсека. Вот потому-то он плохо и держит курс, выписывает зигзаги, как слаломист на склоне горы.
        Что ни говори, но Тихменев молодец, в этой ситуации ему не оставалось ничего иного, как идти на таран. Возможно, именно этот маневр спас нас от второй торпеды, заставив противника поспешить. Командир «Беспокойного» за эти сутки проявил себя с самой лучшей стороны. Провел успешный бой с тремя канонерками, и, не отзови я его, возможно, что одна из них покоилась бы на дне, как та подлодка, что ему пришлось таранить. После того как подлодка, пуская пузыри, навсегда ушла на дно, из воды среди всплывшего мусора были выловлены шестеро подводников, в том числе и командир субмарины капитан-лейтенант Вальтер Форстманн, позже переправленный на «Марию», где мы побеседовали с ним немного. Память мне подсказала, что в моем мире он был одним из лучших германских подводников. Значит, теперь ему не быть одним из самых результативных подводных асов[6 - В РИ за все время войны Форстманн потопил 162 судна общим водоизмещением 437 675 тонн.].
        Неспешным десятиузловым ходом мы удалялись от турецкого побережья, обходя свои и турецкие минные заграждения. Где-то там позади нас на морском дне остались лежать погибшие в эту ночь и закованный в толстую броню исполинский германский линейный крейсер, и не имеющий никакой брони небольшой русский эсминец. И для немцев, и для нас оба корабля погибли, проявив мужество и стойкость в морском бою. Они до конца выполнили свой долг. И теперь то место, где они покоятся на дне, это маленькая точка с координатами на карте для потомков, чтобы не забывали их подвиг.
        Кое-что о бое эсминца с линейным крейсером мы узнали из радиограммы от командира «Нерпы». Капитан второго ранга Лебедев под огнем сблизился с «Гебеном» и сумел поразить его двумя торпедами, нанеся тому тяжелые повреждения. Но и сам после потери хода был расстрелян с близкого расстояния. И возможно, не будь этих повреждений, полученных от «Гневного», «Гебену» удалось бы прорваться мимо Новицкого в пролив. А так теперь линейный крейсер лежит на дне.
        Через час после того, как мы миновали ту параллель, на которой затонул «Гневный», на горизонте с юго-запада показался дым от корабля, идущего вдогон. Противник едва ли осмелился нас преследовать. Если это турецкий транспорт, то с него должны были заметить наши дымы и изменить курс, но этого не происходит. Я уж хотел направить навстречу «Дерзкий», чтобы узнать, чей это корабль нас догоняет, но отказался от этого. Это, должно быть, кто-то из наших. Так оно и вышло. Через некоторое время нами был опознан крейсер «Кагул», идущий полным ходом. Проходя мимо нас, с крейсера передали, что на его борту находятся шестьдесят три моряка из экипажа геройски погибшего эсминца «Гневный».
        Маркову до подхода помощи удалось разыскать и поднять из воды с погибшего эсминца всего-навсего сорок шесть человек. Вот только капитана второго ранга Лебедева не было среди спасенных. «Кагул» и «Пылкий» подняли живыми еще семнадцать человек, но командира эсминца так и не нашли. После этого, забрав всех спасенных, крейсер пошел догонять своего флагмана. «Нерпа» также направилась в Севастополь, а «Пылкий» остался в районе гибели «Гневного» продолжать поиски. Была надежда, что еще кто-то спасся, но течением был отнесен в сторону.
        Крейсер, не сбавляя хода, прошел мимо нас, спеша догнать «Екатерину».
        «Ну что ж, мы тоже поспешим, думаю, что пару узлов прибавить сможем».
        Увеличив ход до двенадцати узлов, мы медленно, но верно нагоняли впереди идущую «Екатерину» и, по нашим расчетам, часов через шесть должны воссоединиться. В сотне миль восточнее нас параллельным курсом двигался Синопский отряд Каськова, также держа курс на Севастополь. Его корабли менее поврежденные и имели более высокий ход. У меня была задумка соединиться и подойти к Севастополю всем вместе. Пришлось связаться с Каськовым и притормозить его, назначив место сбора в тридцати милях от Севастополя. Если погода не испортится, то к обеду следующего дня все вместе войдем в Севастополь.
        Погода нас не подвела, мы благополучно приближались к берегам Крыма, и в назначенной точке произошла наша встреча с кораблями контр-адмирала Каськова. На ходу перестроившись, эскадра продолжила путь к родным берегам. Растянувшись на три мили, корабли шли тремя колоннами. Да, со стороны зрелище было бесподобно. Еще бы не восхищаться, когда тут собралось основное ядро Черноморского флота. Хотя некоторые корабли несли следы разрушений и пожаров, но все это не портило общей картины восприятия мощи эскадры.
        Вспарывая своими таранными форштевнями небольшие волны, впереди шли два трехтрубных крейсера. Следом шла «Императрица Екатерина Великая», жестоко разбитая и обгорелая, с креном на левый борт и дифферентом на корму. Поврежденную кормовую башню линкора так и не смогли вернуть в диаметральное положение, и теперь она была развернута на пятьдесят градусов на левый борт, глядя своими двенадцатидюймовыми орудиями на эсминец «Поспешный», идущий в трех кабельтовых по левому борту. Создавалось такое ощущение, что вот сейчас прогремит залп и эсминец просто исчезнет с поверхности моря. Пристроившись в кильватер за «Екатериной», шла «Императрица Мария», на вид абсолютно не поврежденная, но с заметным креном на правый борт. Далее бодро дымили три броненосца Синопского отряда, но и тут при ближайшем рассмотрении на них также были видны повреждения от снарядов и осколков. Покалеченный «Беспокойный» теперь вилял своей кормой, держась за броненосцами. Замыкал колонну кораблей крейсер «Прут». Эсминцы шли в прикрытии. Вот таким походным ордером мы приближались к берегам Крыма, которые вот-вот должны показаться на
горизонте.
        После того как всех сигнальщиков пропесочили и обложили «ласковыми словами», службу свою далее несли исправно и две точки в небе заметили даже раньше, чем на головной «Памяти Меркурия». Две летающие лодки на высоте пары сотен метров облетели два раза эскадру, разглядывая идущие под ними корабли. Было видно, что пилоты и летнабы машут нам руками из своих продуваемых всеми ветрами кабин, похоже, что они приветствуют нас. Далее авиаторы более пристальное внимание уделили «Екатерине», пройдясь над нею пару раз, осматривая ее повреждения. Закончив осмотр, одна из лодок направилась в сторону берега.
        - Полетел докладывать, что флот обнаружен и уже на подходе к Севастополю, - высказался мичман Успенский. - Сейчас нам торжественную встречу приготовят.
        - Встреча «Катьке» полагается, а мы ее не заслужили. В бою-то нам поучаствовать не довелось. Двое суток по морю без толку побегали, так еще нам германец в борт торпеду влепил, - остудил радостное настроение мичмана старший лейтенант Юрьев.
        Я прислушался к разговору двух офицеров, обсуждающих наш поход.
        - Это ничего не значит. Ну, не повезло нам в этом походе, так не будь нас, то, возможно, и дело обернулось по-другому. Кто знает, где и как начал бы прорыв «Гебен», а германец знал, что мы на подходе. Вот он и пошел по кратчайшему пути и прямо на Новицкого.
        - Теперь ему вся слава и почести достанутся, а нам за то, что так бездарно подставились… Эх, да что тут говорить, - как саблей в сердцах махнул рукой Юрьев.
        - Если бы не «Гневный» с «Нерпой», - не сдавался мичман, - еще неизвестно, смогла бы «Катька» выстоять и не пропустить «Гебен» в пролив. Посмотри на нее, она вся избитая. Минимум на полгода вышла из строя.
        - Так то ж бой-то проходил на минимальных дистанциях в стесненных условиях, промеж минных полей и берегом, и без всякого маневрирования. Почти каждый залп - попадание, - вставил свои пять копеек в разговор артиллерийский офицер лейтенант Райский. - У немцев и дальномеры лучше наших. Да и экипаж не первый год на этом корабле службу нес.
        - Ну и что, что дальномеры лучше и экипаж опытней, а мы его уделали и на дно пустили.
        - Нет, не мы, а вот они, - показал на впереди идущую «Екатерину» Райский. - А в одном ты прав, мичман. Не будь нас поблизости, возможно, германский адмирал поступил бы по-другому. Мог обойти Новицкого и проскочить в пролив южнее или отойти на север к болгарским берегам, а с рассветом предпринять попытку прорыва. Но вышло так, как вышло.
        Я только хотел встрять в разговор двух офицеров, один из которых только год назад получил свои мичманские погоны и поэтому был более эмоционален в разговоре.
        - Ваше превосходительство, - услышал я голос Никишина, - с «Кагула» передают, что впереди по курсу множество дымов.
        - Множество дымов, говоришь.
        - Так точно, ваше превосходительство.
        Я навел бинокль в указанном направлении. Со стороны Крыма, берега которого уже стали вырисовываться на горизонте, показались дымы. Создавалось впечатление, что навстречу движется большой конвой транспортных судов.
        - Да тут нам торжественную встречу организовали, - проговорил Кузнецов, разглядывая, как и я, дымы на горизонте. - В Севастополе народ узнал о нашей победе.
        - Это Владимир Константинович расстарался.
        По мере сближения нам открылась красочная картина. Горизонт заполонило несколько десятков всевозможных плавсредств, начиная от яхт и шхун и заканчивая портовыми буксирами и небольшими пароходами, расцвеченными флагами.
        - Как бы кто под форштевень не попал, - забеспокоился Кузнецов.
        - Мы князя Трубецкого вперед вышлем. Он своими эсминцами оттеснит этот табор в сторону, освобождая нам путь.
        Я вновь стал рассматривать идущие навстречу суда. Впереди всего этого табора, распустив за собой длинный султан дыма, мчался эсминец «Живой» под контр-адмиральским флагом.
        Вот и Владимир Константинович не усидел в своем кабинете, вышел нас встречать, рассуждал я, глядя на эсминец. По большому счету эту торжественную встречу мы заслужили. Главная угроза со стороны германо-турецкого флота ликвидирована, почему же народу не порадоваться. А вот это мысль. Надо отдать распоряжение по флоту, чтобы при подходе к Севастополю произвести салют из двенадцати залпов.
        Эпопея с поимкой и уничтожением «Гебена» закончилась, теперь начнется другая. Впереди Черноморский флот ждет Босфор и Царьград.
        notes
        Примечания
        1
        Репетичный корабль - корабль, специально назначенный для репетования (повторения) передаваемых сигналов, в том числе и радиосредствами.
        2
        При министерстве было создано Главное управление военных сообщений. В его состав входили: Управление путей сообщения с отделами: железнодорожно-эксплуатационным, железнодорожно-строительным, водных, шоссейных и грунтовых дорог, а также отдел воинских перевозок и почтово-телеграфная служба.
        3
        Примерно такой же случай после атаки самолета 12 марта 1916 г. возле города Зонгулдака случился с подводной лодкой «Морж» Погорецкого. Только тогда после разрыва бомбы была смята головная часть торпеды.
        4
        По официальной советской версии, причиной гибели субмарины стал огонь носового орудия эсминца «Азард», за что командир корабля Н.Н. Несвицкий и комендор С.Е. Богов награждены орденами Красного Знамени.
        5
        Александр Маркович Абакумов родился в 1823 г. в Тверской губернии. В конце 1851 г. призван во флот. В 1852 г. участвовал в боевых действиях против горцев. Попал в плен к черкесам, но через 10 дней бежал. В 1853 г. - матрос 2-й статьи парусного линейного корабля «Императрица Мария». Участвовал в морском бою под Синопом. Принимал участие в обороне Севастополя. В 1856 г. - уволен с флота. В 1877 -1878 гг. - участвовал в Русско-турецкой войне, в сражении под Плев-ной. 30 октября 1914 г. пишет прошение царю, чтобы ему разрешили вступить добровольцем в армию. С 19 декабря 1914 г. зачислен во 2-й Балтийский флотский экипаж, 29 апреля 1915 г. отправлен на линейный корабль «Императрица Мария» на Черноморский флот. 19 мая 1915 г. предписанием штаба флота Черного моря зачислен в экипаж линейного корабля «Императрица Мария», матрос 2-й статьи, матрос 1-й статьи, боцманмат, кондуктор. На корабле конкретных обязанностей не нес, должен был рассказами поднимать боевой дух личного состава. В январе 1916 г. пожалован чин подпоручика по адмиралтейству. А ему шел 93-й год. После революции его следы теряются, и
дальнейшая судьба неизвестна.
        6
        В РИ за все время войны Форстманн потопил 162 судна общим водоизмещением 437 675 тонн.