Штурмовик. Минута до цели Алексей Георгиевич Цаплин
        Военно-историческая фантастикаШтурмовик #2
        Звено штурмовиков «Ил-2» выходит на рубеж атаки… «Минута до цели», - звучит команда ведущего. Значит, надо отбросить все страхи, сомнения, мандраж и сосредоточиться на цели, не обращая внимания на плотный зенитный огонь и зашедшие в хвост «мессеры»…
        Будни штурмового авиаполка на Западном фронте в районе Ржева весной 1942 года глазами нашего современника, перенесенного в кровавую круговерть Великой Отечественной войны и ставшего младшим лейтенантом ВВС Красной Армии. В них мало героического - «обычная» боевая «работа». Вражеский налет на аэродром, противодействие диверсантам, ежедневные полеты… И вечерние посиделки у столовой, выпуск боевого листка, комсомольские собрания. А между ними только зеленая ракета, устремившаяся к облакам: «Штурмовики - на взлет!»
        Алексей Цаплин
        Штурмовик. Минута до цели
        
        ПРОЛОГ
        - Разрешите обратиться? Младший лейтенант Журавлёв…
        Или не Журавлёв, а Цаплин. Причём лейтенант запаса.
        Так как же мне представиться, чтобы всё встало на свои места? Да как же тут всё встанет на свои места, когда я и сам не знаю, где чьё место? И не вполне уверен в реальности происходящего. Попробую объяснить.
        Белиберда в моей жизни началась ненастным ноябрьским вечером, когда какой-то дебил выскочил на встречную полосу, по которой я возвращался на своей «шестёрочке» после тяжёлого рабочего дня. Так что не исключено, что всё, изложенное в книжке «Штурмовик. Крылья войны», и то, что я попытаюсь рассказать сейчас, - это бред больного воображения, вызванный обилием обезболивающих и успокоительных.
        А как иначе воспринимать ситуацию, что за окнами госпиталя (не больницы, а именно госпиталя!), заклеенными бумажными полосочками крест-накрест, ноябрь 1941 года? И все кругом считают, что я пилот штурмового полка Алексей Журавлёв? Прикинув ситуацию, решил, что заявления о двадцать первом веке, о том, что штурмовиком «Ил-2» я управлял только в одноимённом компьютерном авиасимуляторе, и моя фамилия вообще-то Цаплин, могут иметь последствия в виде личной койки отделения для буйных и контуженых, а то и просто личного места на ближней помойке. Если таким забавным персонажем не заинтересуются «компетентные органы» с чистыми руками и горячим сердцем.
        Попытка изобразить лягушонка в крынке с молоком из знаменитой сказки привела меня сначала в тренировочную эскадрилью, а затем в славный штурмовой авиаполк на Западном фронте. Альтернатива была ещё менее радужной. Заныкаться на Ташкентском фронте - это суметь надо. Заявить о своей полной профнепригодности? Ради бога - в пехоте крайне требовался младший комсостав. С вероятностью дожить до мая сорок пятого не более одной сотой процента. А что меня могли «смахнуть»… Могли. И уже несколько раз чуть не «смахнули». Почему-то воспринимал это обстоятельство без трепетной остроты. Сознание оставило лазейку: погибнув здесь, я вернусь к себе, в своё время. Может быть…
        Господи! Прошло почти восемь месяцев, как меня вырвало из привычной жизни. Выздоровление, акклиматизация в этом непростом времени (спасибо родным Лёшки Журавлёва), учёба и участие в первых боевых вылетах пронеслись, словно пулемётная очередь из ШКАСа.
        «Сорвиголовой» стать не старался, но и от вылетов не косил. Герой неба, лётчик от Бога - это не про меня. Личные «выдающиеся» навыки пилотирования не бросались в глаза только на фоне общей подготовки остальных ребят - моих сослуживцев. А она, эта подготовка, оставляла желать лучшего. Хорошо ещё, механик успевал вовремя приводить в порядок потрёпанную машину. И ком-эск свои соображения по моей технике пилотирования высказывал только с глазу на глаз. Была ли от меня реальная польза? Честно признаюсь: не знаю. Пытался быть не хуже других. И это где-то даже удавалось. Летал, стрелял, бомбил, пускал эрэсы… Попадал? Конечно, несколько раз точно видел, что вмазал как надо. Но в большинстве… Хотелось бы лучше. Например, как мой товарищ и командир Андрей Ковалёв.
        Ну так вот…
        А что «так вот»? Вторая эскадрилья продолжила свою работу. И штурмовой авиаполк продолжил. Только жаль, что с каждой неделей всё меньше и меньше оставалось в строю лётчиков и машин.
        ЦЕРШТЁРЕРЫ
        Везение никогда не бывает бесконечным. Я всё про себя удивлялся, что гансам никакого дела не было до нашего поля. Ну вот и накаркал. Мы, наверное, слишком уж сильно начали мешать планам всяких там гудерианов и манштейнов. Или кто там был в это время с противоположной стороны? Полководцы великого рейха. Зато какие потом мемуары были! Одни названия чего стоят: «Утерянные победы», «Записки солдата». «Ди эрсте колоннэ марширт… ди цвайте колоннэ марширт…» Только нигде не написали, как это было - получать по мордасам от «унтерменшей». И как потом они отыгрывались на наших людях, оставшихся в оккупации.
        Ладно, сейчас о другом. Я уже упоминал, что поляну аэродрома с высоты не заметить мог только слепой. Мы сидели всего километрах в сорока от ленточки. В конце концов у гансов созрело желание нанести нам «визит вежливости». Что они и решили выполнить прекраснейшим солнечным утром.
        Для нападения были использованы «стодесятые» какой-то штурмовой модификации[1 - Сразу расставим все точки над «ё». «Сто десятый» не был штурмовиком. «Штурмовая модификация» подразумевает, что машина подобного типа могла нести ракетно-бомбовое оснащение. Мощное пулемётно-пушечное вооружение позволяло провести эффективный обстрел наземных целей с высоты до ста метров, то есть «штурмовку». В подобной роли 110-е выступали неоднократно на всех театрах военных действий. Однако более корректно назвать «сто десятый» «истребитель-бомбардировщик». Модификация Bf-11 °C-4 имела бронирование кабины и могла нести бомбовую нагрузку до 500 кг. Модификация Bf-110Е-1 могла нести бомбовую нагрузку до 1200 кг. Знаменитая «пешка» - «Пе-2» - на 200 кг меньше.].
        Дежурная смена засекла их по звуку. Но единственное, что успела сделать, - так это поднять тревогу. Взвыли сирены, и в воздух взлетели три красные ракеты. Звено «Илов», которое только начало выруливать на взлётку, пришлось бросать. Хорошо, что ещё второе звено, которое должно было составить шестёрку на боевом задании, осталось в капонирах. Наш транспорт начал расползаться с полосы под деревья и практически в этом преуспел. Первые четыре вражеские машины вышли на нас из-за перелеска примерно на тысяче и начали засеивать мелкими осколочными бомбами всю территорию нашего поля. Слава богу, у бравых зенитчиков хватило ума после непродолжительной очереди спрятаться в щель.
        Разрывы я засёк на дальнем краю поля. Серия мелких взрывов стремительно приближалась к нам, и было ясно, что накроет гораздо быстрее, чем сможем рвануть в лес. Поэтому как только мы, выскочив с КП, пролетели мимо столовки, кто-то заорал: «Ложись!» И все дружно залегли кто где придётся. Команды «Ложись!» и «Лежать!» орали ещё несколько человек. Как серия разрывов мелких бомб прошла мимо нас, я не видел. Потому что старался как можно крепче прижаться к танцующей поверхности земли и зажимал уши ладонями. Знаю я вас - с баротравмой перепонок меня до полётов никто не допустит даже после того, как «шестёрочку» из ремонта вернут.
        Бах - бах - бум - бум!!! Грохот разрывов, свист осколков, тупые удары в берёзы и осины, стоящие над нами. Даже испугаться толком не успел, когда с другого направления, пересекая курс первым «мессерам», по полю прошлось второе звено. Эти отработали крупными фугасами. Бубух! Бабам! И так несколько ударов. Наверное, восемь-десять. Вот тут я сразу вспомнил, как выглядят памперсы, и успел пожалеть об их отсутствии. Каждый раз меня подкидывало, как лягушку на батуте. Над головой летели какие-то ошмётки и ветки. Заскрипело и зашумело падающее дерево. Блин, так ведь если накроет, то и раздавить может! Открывать глаза и оглядываться решительно не хотелось.
        Ладно. Надо себя заставить, а то и вправду чем-нибудь придавит, так что потом ещё и не найдут. Изображаем упражнение «змея поднимает голову и смотрит на свой хвост». Мать моя женщина! Дымища-пылища. На противоположном конце поля что-то начало гореть. «Ползком в лес!», «Ползком! Мать-перемать - и ать-ать!» - орали голоса с командирскими интонациями. Ничего, ползать мне тоже приходилось - умеем передвигаться означенным способом и даже не очень плохо. Нет, ну вы посмотрите - вот ведь сволочи! Задели нашу столовку! Шатёр палатки сложился, навесы с самодельными скамеечками поломало! Чёрт подери, кого-то зацепило. Двое измазанных ребят тащат третьего, лежащего на спине. В этом случае моя помощь не требуется. Остальные тоже стали подавать признаки жизни и ползком и на карачках передвигаться дальше под деревья.
        Что творилось на противоположной стороне поля - не видно. Что там стало с нашими жилыми землянками и с ребятами, которые там задержались, было неясно. В принципе, за каждой землянкой, метрах в двадцати подальше в лесок, были отрыты щели - спасибо БАО. Некоторые даже перекрыли брёвнами и жердями, которые остались после расчистки поляны под наш «аэропорт». Надеюсь, их не очень активно использовали «не по назначению». А то в соответствии с санитарными нормами «удобства», маркируемые рунами «эм» и «жо» (всё-таки заботились о наших дамах из столовского персонала), были отнесены от жилых палаток в глубину лесочка на пятьдесят метров. Отдельные несознательные личности могли вывалить «боезапас» и раньше.
        «Стодесятые» разошлись на противоходах. Сейчас снова начнётся атака. Если сначала использовали бомбовое вооружение, то теперь, вероятно, будет обработка бортовым оружием. Секунд десять для рывка дальше в лес имеется. Кто-то из старших догадался подать команду «Встать! В лес бегом МАРШ!!!». Меня это только подстегнуло и придало скорости. Рванул как спринтер, но резко затормозил, заметив несколько фигурок в белых халатиках, прижавшихся к земле возле нашей столовки. Ё-моё. Вот ведь нестроевщина! Или команды не слышат, или не понимают! Блин, куда ОСОАВИАХИМ смотрел, когда народ к войне готовил? Ведь наверняка должны были в школе проходить обучение! А может, их накрыло ударной волной или осколками посекло? Сверху-то халатики у них белые, а снизу могут быть уже и в крови вымазаны. Ёлки-моталки! Сейчас же «мессера» будут по опушкам поляны пулемётно-пушечным огнём проходить. Наши барышни станут самыми завидными мишенями.
        Так что я рванул совсем в другую сторону.
        - Эй, красавицы! - гаркнул что есть сил. - Чего лежим, как на пляже?! Команда была: «бегом в лес»!
        Начал отрывать наших «вольняшек» от почвы, в которую они уже собрались пустить корни. Фу, слава богу, - глаза ошалевшие, губы трясутся, руками машут, но ни на ком следов ранения в виде красных мокрых разводов не заметно. Каюсь, грешен. Не надо на меня ругаться нехорошими словами - сам себя потом материл по-чёрному… Ну а в этот момент… Ладно, ещё раз каюсь… короче, некоторым особо нерасторопным я придал ускорение в виде «мая-гери» и «маваши» по мягкому месту[2 - В данном случае использованы названия ударов ногами (карате-до, яп.)«Мая- (или Мае-) гире (или гери)» - прямой, «Маваши (или Маваси)» - круговой.]. Ну, само как-то получилось. Ну ведь помогло же: они так рванули, что братья Знаменские умерли бы от зависти[3 - Знаменитые спортсмены-бегуны. Рекордсмены, выступавшие за СССР на международных соревнованиях. Самородки и самоучки. Соревнования по бегу «Мемориал братьев Знаменских» проводится до сих пор.].
        И вот тут нарисовалась проблема. Как раз в тот момент, когда уже вовсю слышалось завывание «Церштёреров», прущих на штурмовку[4 - ^Zerstorer Jabo - «Разрушитель» - неофициальное, но широко распространённое наименование Bf-110; версия истребитель-бомбардировщик (Jabo).^]. «Проблема» сидела с мокрыми глазами и держалась за босую ногу, пропоротую сучком. На второй ноге сапога тоже не наблюдалось. Тудыж-растудыж! К счастью, мимо пролетал какой-то воин из БАО.
        - Рядовой, СТОЙ! КО МНЕ!!! - Как всегда, сначала ору, потом думаю. Какой, к этой же бабушке, рядовой? Ещё бы сказал «солдат»!
        Хорошо, что парнишка на такие мелочи внимания не обратил и прыжком оказался возле нас. Во - хотя бы этот боец точно на дополнительных занятиях не просто так штаны просиживал. Как только я показал захват своей руки (правая кисть захватывает левую руку у запястья), как он тут же воспроизвёл его, и мы образовали «замок», или «корзиночку».
        Подхватить пострадавшую и рявкнуть ей «держись!» удалось до того момента, как «мессера» открыли огонь. Блин, вот чувствуется, что красавица обитает при столовой. Чуть не высказал ей антикомплименты по поводу походов к холодильнику вечером после шести часов, а также пользе фитнеса для стройности фигуры.
        Какой ещё фитнес?! Какой холодильник?! Это у меня от стресса - потом надо будет к Бородулину сходить, может, он успокоительного «спиртяги» выпишет и нальёт. У нас же (в моей реальности) народ по пятницам «стресс снимал» в ближайшей «реанимации». Под эти размышления и воспоминания мы успешно эвакуировали «пострадавшую» от места возможной повторной атаки авиации противника. Зараза! Все руки оттянула! Вынесло же её бегать по лесу без сапог!
        Возможной атаки? Ага - четыре раза как «возможной»! Эти жабы так начали садить по сложившейся палатке и разбитым скамейкам, что только щепки кругом полетели. Мы с нашей дородной красавицей плюхнулись метрах в пятидесяти от основной «раздачи подарков». Было бы крайне глупо с нашей стороны поймать шальную пулю или осколок. При этом «пострадавшая» пострадала ещё раз - обо что-то расцарапала себе щёку и нос. Признаю - вина незадачливых «эвакуаторов». Когда за спиной началась свистопляска разрывов, мы с бойцом, не сговариваясь, нырнули «рыбкой» на землю и заодно ещё раз «приложили» несчастную работницу столовой, которая уже, наверное, прокляла тот день, когда решила наняться к нам на работу.
        - Цела? - Надо же на всякий случай проверить. Хм-м… А на вид не такая уж и «пышка». Будем считать, что просто кость широкая.
        - Ага, - ответило зарёванно-расцарапанное создание и, несмотря на явный экстрим, согласилось снова воспользоваться нашими услугами по транспортировке.
        Мы пробежали ещё немного и сдали эвакуированную «вольняшку» на руки её товаркам и столовскому наряду, который начал кучковаться вместе. Оцените нашего «старшину» - начальника столовой и её окрестностей в чине капитана. Ещё налёт не закончился, а он уже начал распоряжаться об организации питания личного состава сухим пайком в случае непригодности столовой. В окружении «штабных» неподалёку стоял Храмов, злой как сто чертей, и наблюдал за штурмовкой нашей площадки. На полосе дымились три «Ила», которые должны были пойти на вылет. Один из штурмовиков «прилёг» на левое крыло. Ещё один начал разгораться. Ёжики колючие! Там же полные баки и полный боезапас! Плюс бомбовая загрузка и эрэсы! Рванёт так, что мало не покажется.
        Сто десятые закончили своё чёрное дело и ушли.
        «Без команды не двигаться! Да присядьте же! Так, так и растак вас всех!»
        Это правильно - надо подождать. Эти гады могли «отработать» боезапасом с замедлением. Кроме того, горящий «Ил» - штука смертельно опасная. Если сейчас бомбы будут рваться, то лучше не присесть, а прилечь. Вернее, вообще залечь и окопаться.
        В этот момент решила проявить героизм наша пожарная команда. Несмотря на матерный ор комполка и его замов, пожарный «ЗИС» лихо вырулил из противоположного леска. С него россыпью скатились бойцы в брезентухе и начали заливать горящую машину. Сумасшедшие камикадзе! Ведь если сейчас рванёт, от них даже целых касок не останется!
        Нет, вы поглядите! Воистину боги помогают смелым и отчаянным. Ребята сумели сбить пламя и теперь заливали тлеющий «Ил». Сразу скажу - я бы так не смог. Мне на них до сих пор смотреть страшно. Там же в бомболюках 400 кг и плюс восемь капризнейших эрэсов на подвесках. Не - вон шуруют, как будто так и надо. Более-менее целую машину на руках откатили с полосы в сторонку. Тлеющий «Ил» зацепили пожаркой и, не прекращая лить на него воду, потащили в сторону от наших построек. На месте осталась только подбитая машина, возле которой начал суетиться вылезший из укрытия персонал.
        Храмов так и не подал официальную команду возвращаться - просто махнул рукой и первым пошёл оценивать результаты налёта на наше поле. Все остальные тронулись за командиром.
        Ну, что сказать… Последствия налёта, к счастью, были минимальными. Несколько воронок на поле заровняли уже к следующему утру. Столовку и КП привели в порядок через пару дней. Сухпайком полк питался всего только сутки - пока не сумели восстановить варочные котлы. Ещё через день мы уже нахваливали первый борщ, сваренный в новом котле (пригнали новую полевую кухню - наша полуторка привезла на прицепе). Старую полевую кухню, которая у нас была под первые блюда, не смогли отремонтировать даже в авиаремонтных мастерских. «Чёрные души» сказали, что ремонтировать не имеет смысла - проще выкинуть. Потери полка составили человек пятнадцать. Все - раненые. Двоих - сержантика из первой эскадрильи и бойца из БАО - Бородулин отправил в тыл, остальные отлёживались на месте. «Горелый» «Ил» ещё можно было спасти, и его отправили ремонтироваться. Со вторым ситуация оказалась хуже - повреждения были настолько фатальными, что машину пришлось списать.
        Все дружно считали основными героями события наших пожарных. На ребят направили «представление» в дивизию.
        Пару недель я пытался выловить взглядом среди обслуживающего персонала нашей столовой физиономию с царапиной на щеке и носу, но без результата. Не то чтобы строить какие-нибудь планы… (я-то человек семейный, уже, можно сказать, пожилой - это здесь мне едва двадцать, а вообще-то я уже древний, как экскременты динозавров). Я это так - из любви к искусству и чтобы навыки не терялись. А то и забыл уже, что у лиц противоположного пола природа создала такие чудесные приспособления для посадки.
        КАК СЛЕДУЕТ ЛОВИТЬ ШПИОНОВ
        На следующий день на КП никто старался не заходить. Потому как комполка общался по телефону с дивизией на предмет организации зенитной защиты нашей поляны. Как потом будет сказано в «Бриллиантовой руке»: «используя местный диалект и идиоматические выражения». В эмоциональном фоне командир начинал переходить от стадии каления в стадию свечения. Поэтому все, кто не был связан с необходимостью присутствия на командно-диспетчерском пункте, решили, что лучше заглянуть на узел связи или оценить состояние вверенной техники на противоположной стороне поля. И вообще, погода хорошая - чего в духоте сидеть-то?
        Когда у Храмова «боевой задор» несколько ослаб и он пошёл злобно дымить возле КП, за дело взялся наш комиссар полка, а следом подключился Чернов. Кому они с интервалом в минуту настойчиво втолковывали, что самодельная установка из спаренных ШКАСов - это «имитация бурной деятельности», - не в курсе. Зато оценил манеру выполнения кольцевой атаки - классический штурмовой круг. Осмелюсь предположить, что через пару часов на другом конце провода народ начал вздрагивать от каждого телефонного вызова.
        Так или иначе, но эффект был достигнут - до довоенного штата зенитного прикрытия нас, конечно же, не оснастили, но в нашем расположении обосновался взвод зенитчиков с четырьмя МЗАшками и чернявым лейтенантом. Пару зенитных автоматов поставили в районе КП и столовой, а другую пару отнесли к капонирам. Ребята, бойцы БАО с зенитным суррогатом из ШКАСов, тоже были отданы под руководящую длань командира зенитчиков.
        На одной из сосен был оборудован пункт наблюдения с полевым телефоном. Посмотрев на все эти древесные мероприятия, я почему-то вспомнил эльфов с их дэлонями[5 - Дэлонь - платформа из досок с отверстием посередине для верёвочной лестницы, установленная на дне золотолиственной чаши в кроне мэллорна (Лориэн, Средиземье). Служит для расположения наблюдателей и лёгких отрядов типа рейнджеров. У дэлони нет стен, даже перил не имеется по краям - только переносной плетень из прутьев, который защищает часовых от ветра. Знаменитая Дэлонь Эмроса.]. Тем более что наблюдатели одевали маскхалаты. У меня где-то в прежней реальности похожий завалялся. Только здесь распятновка была другого вида. Пятнами, или, как тут кто-то сказал, «амёбами». Короче, ребята изображали разновидность лесных эльфов. Вот не дай бог они там проспят всё на свете! Определять эмпирическим путём, выдержит ли наше поле нормальную бомбардировку «Хейнкелями» или «Штуками», крайне не хотелось бы.
        Теперь зенитную мощь аэродрома составляли четыре артсистемы 61-К образца 39-го года в ажно целые 37-мм. Чем я был недоволен? Просто по наивности думал, что поставят четыре 76-мм, объединённых ПУАЗО, а тут… Оказывается, таким макаром усиливают прикрытие только крупных аэродромов типа Кубинки или Тушино. А для нас и то, что выбили, являлось невиданной роскошью.
        В общем, в том или ином виде, но зенитное прикрытие у нас всё-таки появилось.
        Ещё одним из последствий налёта стала повышенная активность нашего особиста. Он и так излишней ленивостью не отличался, а тут вообще забыл про сон и про нормальный отдых. Комендантский взвод хотя тихонько матерился, но чётко выполнял все «новации» шебутного командира. Но наш лейтенант ГБ на этом не успокоился. Он своей властью забрал из БАО бойцов в помощь своим орлам и организовал из них полуроту. Поначалу эти воины весьма радостно отнеслись к данному событию - воронки заравнивали и наш лесной городок чинили другие, пока они с комендачами бегали. Ближе к вечеру красноармейцы поняли, в какую засаду попали. Ужин у них накрылся медным тазом. Как и отбой.
        Особист за сутки после налёта прочесал все окрестные лесочки, полянки и болотца. Кроме нашей стандартной телефонной «воздушки» организовали замаскированную линию связи в сторонке от основной. Были усилены ночные патрули. Появилось несколько дополнительных скрытых пикетов, вынесенных подальше от нашего поля, при этом в караул ходило точно такое же количество бойцов, как и прежде. По всем направлениям нашей деятельности произошло скрытое усиление охраны поля и городка. Даже машину, на которой технари поехали на дивизионные склады, сопровождала полуторка с отделением бойцов в полном вооружении. Попытка технарей «забыть» свои наганы привела к непродолжительной беседе, в ходе которой им было указано на нарушение требований передвижения личного состава в прифронтовой полосе. Кроме того, родителей наших техников обвинили в противоестественной связи с отдельными представителями флоры и фауны. Были озвучены угрозы, что в случае повторения подобной ситуации с нашими несчастными «чёрными душами» вступят в извращённые половые отношения все диверсанты и разведчики противника в округе, но только при условии,
если они успеют сделать это прежде, чем командование полка и особый отдел.
        Наш рыжий садист куда-то гонял часть своей команды по ночам. Иногда они брали полуторку и совершали рейды по окрестностям. Что и почему делал полковой особист, стало ясно примерно через пять дней, после того как был налёт. Лётсостав никто не трогал, и поэтому обо всём пилоты, конечно же, узнали самыми последними и с чужих слов.
        А выглядело это так…
        По лесной дороге, подвывая мотором на пригорках и подпрыгивая на кочках, катилась потрёпанная полуторка. За рулём находился степенный ефрейтор с чёрными петличками артиллериста. Рядом в такт машине, подпрыгивавшей на неровностях фронтового тракта, покачивался его непосредственный начальник со шпалами капитана. В кузове, негромко матеря свою солдатскую долю, сидела пара бойцов с СВТэшками.
        Временами машина останавливалась, капитан доставал планшет с картой и расспрашивал встречных о потерявшемся хозяйстве какого-то Степанова, которое должно было быть где-то в этом районе.
        Обычно командиры подразделений, спешащих по своим делам, пожимали плечами и разводили руками. Иногда кто-нибудь давал направление - «вроде как километрах в пяти во-о-он там». Потом тыкали пальцами в карту и в сторону предполагаемого направления. И полуторка продолжала путешествие.
        В ходе долгих мытарств по лесным и полевым дорогам однажды, ближе к полудню, капитан со своей командой неожиданно упёрся в берёзовую жердину, перекрывавшую дальнейшее движение по перелеску. На дровеняке были привязаны ленточки, когда-то бывшие красными, а теперь совершенно неопределённого цвета. Красноватые тряпочки символизировали, что жердина в настоящее время выполняет ответственное задание по недопущению посторонних. То есть служит шлагбаумом. Полусонный сержантик с карабином на плече по мере своих скромных возможностей выполнял обязанности цербера при этих импровизированных воротах. Рядом под навесом, сооружённым из плащ-палатки, висели шинель бойца и его худой «сидор».
        Полуторка остановилась в паре шагов от импровизированного шлагбаума. Недовольный и раздражённый капитан покинул своё место и, держась за ремень, встал у полуторки.
        - Сержант, ко мне! - последовала команда.
        Караульный явно восточных кровей вразвалочку и неторопливо начал приближаться к старшему по званию. Карабин как-то нелепо торчал у него прикладом вверх. Весь вид выражал ленивую расслабленность. На полусонной рожице, казалось, так и застыл вопрос: «Ну и чего вы все тут шляетесь, не даёте человеку наслаждаться тишиной и покоем?»
        - Сержант Касымов, товарища капитан, - представился караульный с сильным акцентом.
        - Какого чёрта вы здесь делаете?! Почему перегородили дорогу? На каком основании не даёте проехать? - начал с металлом в голосе заводиться капитан.
        - Так командира приказал. Никого, говорит, не пускай - не положено, - начал оправдываться боец. Ну и вид же у него. Ворот помятой и давно не стиранной гимнастёрки расстёгнут. Сапоги уже с месяц как не видели щётки. Растянутая пилотка еле сидит на затылке. Кто же догадался такому чучелу присвоить звание сержанта?
        - Что там у вас дальше?
        - Не знаю, что дальше. Не положено. Поле дальше знаю. Что за полем - не положено.
        - Открывай проезд. Мы на поле развернёмся и обратно поедем.
        - Не положено. Командир потом ругаться будет - скажет: «зачем пустил». Скажет: «шапка, ружьё, ремень сдавай - иди в яму под арест».
        - У меня задней скорости нет, я развернуться не могу, - присоединился к разговору ефрейтор, покинувший водительское место. - Ты, браток, пусти, я только развернусь на поле, а капитан с тобой тут постоит.
        - Не положено. Командира строгий. Наказать будет.
        - Ну ладно, ну что ты упёрся как баран: «не положено - не положено». Я ж по-быстрому - никто и не узнает, - уговаривал ефрейтор, всё ближе подходя к несговорчивому сержанту.
        Бойцы в кузове полуторки подобрали свои «Светки» и, похоже, приготовились тоже спрыгнуть, для того чтобы принять участие в переговорах.
        Мизансцена: капитан ругается, охранник шлагбаума упирается и твердит про грозного начальника, водила полуторки приближается к нему, а бойцы сопровождения готовятся покинуть транспорт - перевернулась в один миг.
        Сонную тупость сержанта сменили молниеносные плавные движения. Мягкое перемещение назад на разрыв дистанции. В левой полусогнутой руке у него материализовался «ТТ» и уставился в живот капитану. Карабин, перевернувшись на ремне вокруг плеча, оказался в правой. Ствол замер в паре метров от груди ефрейтора.
        - Вот только дёрнись… - неожиданно на чистейшем русском услышали пассажиры полуторки.
        Времени на то, чтобы понять, что произошло, у них уже не было. Ближайшие кусты превратились в бойца со вскинутым карабином, кочка у дерева стала автоматчиком с ППШ, который не замедлил дать очередь поверх голов красноармейцев, находящихся в кузове полуторки.
        - Стоять! Бросай оружие!
        Капитан и водитель ошарашенно замерли. Касымов, не опуская пистолета, скользнул им за спину. Один из бойцов в полуторке бросил винтовку в кузов, второй ещё размышлял. Водитель попытался резко нырнуть под машину. Почти одновременно звонко хлестанули два карабинных выстрела.
        Капитан, попытавшийся двинуться, чтобы уйти с директрисы, получил пулю «ТТ» в левое плечо. Он согнулся и попытался выполнить кувырок, но в результате наскочил на «встречный» сапогом в голову и отлетел к колесу. Автомат снова выдал короткую очередь, и сопровождающие в кузове скрылись за бортом.
        - А ну, не шали! - Оказалось, что Касымов уже оседлал крышу машины, и теперь ствол «ТТ» совершенно ясно говорил, что дальнейшие попытки воспользоваться оружием и оказать сопротивление будут крайне вредны для здоровья.
        - Медленно встали, - скомандовал сержант. - Теперь по одному аккуратно спрыгиваем. Вот хорошо, вот умница. Лицом к борту. Руки раскинуть. Упереться в борт. Сделать два шага назад! Руки от машины не отрывать! Я кому сказал?!
        Бамц! Звонко хлопнул пистолетный выстрел над ухом упрямца.
        - Ноги шире! Стоять! Кому сказал стоять!.
        К моменту прибытия полуторки с особистом и группой быстрого реагирования (это я им такое название подбросил, а всем потом понравилось) двое задержанных в позе «звезды» под охраной автоматчика стояли у борта полуторки, капитан и водитель лежали возле переднего колеса полуторки под прицелом бойца с карабином. Касымов, как-то сразу став гибким, ловким и подтянутым, чуть в стороне занимался проверкой вещей и документов задержанных.
        Мы «загорали» на КП, просматривая метеосообщения и оперативные сведения на 12:00. На нашего лейтенанта ГБ, быстро прошедшего в командирский отсек, особого внимания никто не обратил. Наш лейтенант, как киплинговский кот, всегда ходил сам по себе и там, где ему вздумается. Через некоторое время он вышел с майором Черновым, и они направились к выходу. Возле нашего столика, где мы сидели со сводками и картами, особист на секунду остановился и внимательно посмотрел в мою сторону:
        - Журавлёв, ты в таблице вылетов?
        - Резерв. После обеда первая работает.
        - Предупреди Ковалёва и давай - догоняй нас. Я на сегодня тебя забираю.
        Всё страньше и страньше, как говорила Алиса. Это если с парнями размяться-помахаться, так я ж «завсегда согласный». Правда, не припомню, чтобы для тренировки меня забирали днём и прямо с КП. Обычно это вечерком было. Или утречком. Кто-нибудь из комендачей тихонько зайдёт, чтобы остальных не будить, в плечо там стукнет или соломинкой пощекочет (это уж у кого на что фантазия заточена). Андрюху и некоторых других ребят тоже с собой иногда брали. А если мы отмахивались - типа ещё часок покемарим, то нас оставляли в покое. Нестандарт несколько напрягает, в частности в исполнении нашего особиста.
        Не сказать, что я трепетал перед водянистыми очами Змея, но лишний раз беседовать с ним на темы, далёкие от истории, анатомии и боевых навыков, не хотелось категорически. Расслабляться было совершенно невозможно. Как на минном поле: такое ощущение, что того и гляди языком «растяжку» зацепишь.
        Ну вот для примера: сижу так это после обеда. Особист рядом покуривает и мух-комаров веточкой отгоняет. Я палочку строгаю и жду своих ребят, которые переходят от стадии насыщения в стадию пресыщения.
        - А как у тебя Мария Никитична поживает? В операционное отделение перевелась?
        Невинный такой вопросец. С двумя капканами. О том, как живут «родители», я с ним не говорил. Да и вообще, никто из ребят об этом не знает. Здесь, как я обратил внимание, тему дома как-то стараются обходить. У кого родня в оккупации осталась, у кого в эвакуации незнамо где оказалась, у кого и совсем… как у Андрюхи…
        - Мать ещё в мае перевелась. Но она пока всего лишь обслуживает. Ей только иногда разрешают ассистировать. У них там хирург просто зверь: ему операционная сестра по ошибке не тот зажим подала, так он в неё этим зажимом запулил и обматерил вдобавок. Только матушку Дарья Никитична зовут.
        Особист пустил струйку дыма в сторону весьма настойчивого слепня и отмахнулся веточкой. Причём с таким видом, что ошибся, мол, ну с кем не бывает.
        - Вот у вас будет врачебная династия. Вернёшься в свой медицинский доучиваться после войны. Станешь доктором, прямо как наш Бородулин. Но ты это, смотри - инструментами в сестёр не бросайся!
        - Врачебная династия у Мишки могла бы быть. Это же его мать в медицинский заставляла поступать. Я сам в химико-технологическом учиться начинал.
        - Хм, надо же. А иногда про кости-связки или обмен веществ что-нибудь эдакое загнёшь… Я считал, что ты у нас Айболитом после войны станешь.
        - Не, таришь лейтенант, Айболит - это ветеринария. Если уж идти в медики, то лучше тогда в зубные врачи.
        - Это ж почему?
        - Все бояться будут, но всё равно придут, когда зубы заболят.
        - Будут бояться, но всё равно придут? - хмыкнул особист. Оценил завуалированный «прогиб». - Ладно. Расслабься. Ты чё такой серьёзный? (О, блин, почти по-пацански, как в моё время принято было.)
        Особист тогда дождался Храмова и комиссара, а затем пошёл с ними в сторону штаба. Я же чувствовал себя как после экзамена по высшей математике. Чуть по пальцу ножом не чиркнул.
        Андрей, который и так слышал, что меня забирает к себе особист, выглянул в окошко, оценив перспективы дальнейшей лётной работы. Потом ткнул пальцем в себя и вопросительно посмотрел. Ну что сказать? Я и сам не понял, куда меня позвали, поэтому только пожал плечами и развёл руками. Андрей махнул, типа уматывай - не задерживай, и продолжил отработку района боевых действий с остальными парнями.
        Нашего Змея и Чернова я догнал на половине дороги к штабу. Они негромко переговаривались, при этом особист что-то быстро и отрывисто говорил, а наш зам согласно кивал.
        Когда я подбежал, особист резко повернулся и спросил, как само собой разумеющееся:
        - Хабе ищь дас рищьтищь ферштанден, дас ду дойч гут шприщьст?[6 - Я правильно понял, что ты хорошо говоришь по-немецки?]
        - Им гегентайль! Мальхь-мальхь унд зер шлехьт. Вохер воллен зи дас ден виссен?[7 - Напротив! Немножко и очень плохо. Откуда вы это знаете?] - выдал на автомате. Я виноват, опять же, что учительница в моей школе нас гоняла так, что тройка в аттестате о среднем образовании превратилась в твёрдую четвёрку в институте? Это не считая того, что затем на заводе пришлось локоть-в-локоть работать с парнями из гамбургского «Маера», которые у нас на участке монтировали оборудование.
        - Из личного дела одного лейтенантика. А вот твоё кёльнское «хь» вместо «щь» меня позабавило. Посчитаем, что на четвёрку знаешь, - усмехнулся особист.
        - От Журавлёва толку много ли будет? - как бы ещё раз уточняя, спросил Чернов.
        - Ничего. Сгодится. Он к тому же и немецкий знает. Станет протокол вести. А то если мои архаровцы писать станут, то потом без стакана не разберёшь их каракули.
        Затем продолжил разговор, прерванный моим появлением:
        - Раненых - к Бородулину. Только скорее давай. Строго вразнобой. Чтобы они друг друга не видели. Всех лишних из санчасти убрать. Кто ходячие - пусть шуруют гулять, а остальные чтоб носа из госпитальной землянки не показывали.
        - Ясно. Сейчас сделаем. А почему такие меры и такая спешка?
        - Скорее всего, мы захватили настоящих диверсантов. Напасть они не успели, но враждебную активность проявили. В машине у них нашли вещмешок с рацией и другие улики. Кроме того, у этих молодцев при себе документы - явная фальшивка. Видно, что оттиски печатей имеют маленькую несостыковку с продолжением на фотографии. И все остальные бумаги к тому же новенькие, как будто только из канцелярии… В общем, так. Сейчас надо как можно быстрее вытрясти из этих гавриков максимальное количество информации, пока они не очухались.
        - Из особого отдела дивизии скоро будут?
        - Обещали часа через три. Дороги сейчас сам знаешь какие.
        - Я выставляю оцепление и всех отгоняю подальше, чтобы не лезли.
        - Правильно. А то будет как в анекдоте - советами замучают.
        - Ну а Журавлёв точно подойдёт? Может, заменить его?
        - Некогда. А потом, товарищ майор, вы не доверяете своему звеньевому?
        - Ну, это же не штурмовой вылет!
        - Значит, штурмовик ему доверить можно, а карандаш - нельзя?
        - Хорошо, товарищ лейтенант госбезопасности, думаю, что вы правы. Оставляю вам нашего звеньевого.
        - Итак, товарищ младший лейтенант, вы привлечены для ведения предварительного допроса подозреваемых. Что вам следует делать и что говорить, сейчас объясню. Когда прибудут сотрудники особого отдела дивизии, вы будете освобождены от этого задания и вернётесь к выполнению обычных обязанностей. Хотя нет - передумал. Давай работай до конца.
        Тем временем мы уже зашли в землянко-палатку штаба. На удивление там никого не было. Даже связиста и писаря выгнали. Особист быстро снял плащ-палатку, которой обычно загораживался его угол. Под ведение допроса решили использовать всё невеликое помещение. В штабе кто-то навёл образцовый порядок. На столах - пусто. Хоть бы карандаши или лист бумаги оставили.
        - Журавлёв, давай сюда оружие. Орешников, прими. Нож тоже снимай с ножнами.
        Хм. А это-то зачем? Не сказать, что «ТТ» пилотов и наганы технарей придавали значительности и уверенности. Просто уже как-то привычно ощущать тяжесть на боку и знать, что под рукой есть «весомый аргумент». А свой стропорез вообще последние два месяца снимал с пояса, только когда заваливался спать. Нож при этом обычно лежал у меня под подушкой.
        - Это потому, что вы, лётчики, - народ горячий, ещё стрельбу здесь устроишь. Особенно если эти клиенты начнут «качать права» или решат, что нас будет проще убить. Они, заразы, сейчас живыми могут быть важнее нас всех вместе взятых. Кроме того, среди этих «робинзонов», возможно, окажутся весьма резкие ребятишки. Вякнуть не успеешь, а твоё оружие у них будет.
        Змей при проведении этого инструктажа неспешно прогуливался по помещению. Ещё раз оглядывая антураж и оценивая обстановку.
        - Итак, лейтенант, задача у тебя самая простая. Бери бумагу и карандаши. Вон там, в шкафу возьми. Будешь записывать. Только успевай. Посторонних вопросов не задаёшь. Если возникнет пиковая ситуация, блокируй движение в своём секторе. В схватке на себя не надейся, если что - ори громко и звонко, чтобы ребята успели среагировать и нейтрализовать клиента. Запомни условные фразы. В зависимости от хода дела я буду их произносить: «Вот духота-то!» или «Душно сегодня» - это команда усиления внимания. Задержанный может попытаться вырваться. Тебе в этом случае следует подойти к окну и откинуть сетку. Это будет сигнал нашим, которые страхуют снаружи. «Чёрт» или «К чёртовой матери», «Чертей тебе в дышло» - это сигнал готовности к бою. Ты должен встать, освободить руки, заблокировать проход между столами. Следует быть готовыми к ведению рукопашного боя в замкнутом пространстве. Сейчас, пока есть несколько минут, освободи карманы, сними с руки часы… Расстегни пуговицы на воротнике, подтяни брючный ремень и ослабь поясной.
        Особист вздохнул, подошёл ко входу в предбанник. Оглянулся с порога. Осмотрел ещё раз место предстоящей работы. Чувствовалось, что если бы была возможность, то он ещё что-нибудь довёл до ума.
        - Некогда. Так-растак, как всегда, некогда…
        - А почему мы спешим с допросом? Вы же говорите, что приедут люди из дивизии, вот пусть они и отработают - будет более качественно.
        - Журавлёв, я же не лезу в пилотирование штурмовика… Ладно, исключительно в виде продолжения инструктажа: не исключено, что у них скоро должен быть сеанс радиосвязи или встреча со страхующей группой. Возможно, что если они не выйдут в эфир или не появятся в условленном месте, то это станет сигналом об их захвате. А что, если они к тому же являются не единственной группой, действующей в нашем районе? Короче, чем быстрее мы получим их показания, тем лучше.
        Ага, след красной помады на фонарном столбе, тайник в арке Краснолужского моста. «Трианон, Трианон, Трианон…»
        Особист критически осмотрел меня, вздохнул и махнул рукой. Типа: «на безрыбье и рак - рыба».
        Не, вы видели? Как развитие базового куста движения - так это: «а что дальше? а почему так?» А как писарем поработать - так уже какие-то сомнения.
        - Ну что, товарищ младший лейтенант? Команда: «К бою!»
        Подошёл к двери и крикнул:
        - Орешников, давай первого!

* * *
        Он сидел на лавке с тупым и упрямым выражением лица. Молодой вообще-то парень. Таких каждый день встречаешь на улице. Глазами он вперился в стенку нашего помещения. Руки опустил между ног, как будто хотел прикрыться от удара в пах. На самом деле он поддерживал распоротые штаны, которые так и норовили съехать, представив задержанного в жанре «ню». Рукава поношенной гимнастёрки также красовались разрезами, ворот был отпорот, и из ещё одного разреза на плече выглядывала нижняя рубаха. Видимо, нательное бельё тоже было распорото.
        Интересно будет потом узнать, кто это у комендачей такой затейник. Арестант при малейшей попытке сделать резкие движения или побежать тут же запутается в своих штанах и в робе. И никаких наручников не надо. Вот ведь умельцы!
        Впрочем, на такие мелочи задержанный внимания не обращал. Он был очень занят разглядыванием стены. Кем же являлся этот пойманный? Немцем, русским? На вопросы он не отвечал и даже головы не поворачивал. Контуженый, что ли? На меня и на особиста он никак не реагировал. Если бы по моим временам, то можно решить, что парень или обкурился, или наширялся - полная отключка. Может, глухой? Вроде бы непохоже. Всей своей позой он как будто выражал, что говорить не собирается совсем.
        М-да. Особист тоже решил, что этого упёртого клиента лучше оставить «на потом». Когда «дозреет». Змей негромко подал команду, и бойцы увели этого типа.
        Второй задержанный оказался интереснее. Своего пренебрежительного превосходства он почти не скрывал. Распоротую гимнастёрку и штаны держал небрежно, без особого напряжения. Как будто это обстоятельство его несколько беспокоило, но не особенно напрягало. Сначала поигрался в «вопросы - ответы» при помощи «хохдойч» в моём исполнении, затем, посмотрев на «толмача» с явным пренебрежением, заявил на довольно сносном русском (хотя и с сильным акцентом), что он, Петер Малер, готов рассмотреть возможность сохранения своей жизни в обмен на предоставление некоторых интересующих нас сведений. Но предупредил, чтобы «еврейские комиссары» ни на что не рассчитывали, потому что ему, собственно говоря, терять особенно нечего и он готов умереть как истинный германский солдат.
        Наш особист сделал вид, что поверил, и продолжил вести допрос. На моём листочке начали ложиться торопливые строчки текста. Конечно же, я спешил записывать и сокращал, где можно, стараясь сохранить хотя бы общий смысл. Один раз даже успел вякнуть:
        - Вас, вас? Битте, нох айн маль видерхолен[8 - Что-что? Пожалуйста, повторите ещё раз.].
        За что получил насмешливый взгляд диверсанта. И неодобрительный нашего Змея.
        А я чё? Я ничё. Вот сижу - пишу. А чего они так тараторят?
        Впрочем, даже мне было ясно, что этот «художник» врёт и не краснеет[9 - Der Maler - художник.]. Из его рассказа выходило, что он и его командир перешли линию фронта и углубились в расположение наших войск с целью проведения разведки. Рации у них нет, добытые сведения они должны будут доложить своему командованию устно по возвращении. Перейти обратно линию фронта им следовало через два дня. У нас в тылу провели почти неделю. Изначально в группе задействовали четырёх человек, но на нейтральной полосе группа была обстреляна. Один был ранен, и второй разведчик остался, чтобы помочь ему вернуться обратно. Русскую форму и оружие они украли три дня назад у каких-то ротозеев, которые ночевали в лесу, выставив всего одного часового, который тоже уснул.
        Двигались по тылам. «Ах, ваши солдаты до ужаса недисциплинированны. Нас никто не останавливал и не проверял». Примерно два часа назад по дороге остановили машину. Русский офицер, который сидел рядом с водителем, искал какое-то воинское подразделение, и они, заявив, что совершенно точно знают, где оно находится, предложили свои услуги. По дороге они собирались захватить транспорт и пленных, а потом вернуться в своё расположение. Что за вещи при этом находились в кузове машины, он понятия не имеет. Документы? Какие ещё документы? Ах, документы… А это он нашёл в украденной гимнастёрке и вклеил свою фотокарточку. Ему так его командир приказал. Тот, который в молчанку с нами играл недавно.
        Не, ну наглости - просто через край. А наш Змей не ведётся. Даже не возмущается очевидным враньём. Во блин! Закурить предлагает. Лопни мои глаза, «Герцеговина Флор». Это ж с каких это у простого аэродромного особиста такая роскошь? Для парней даже знаменитый «Казбек» был пределом мечтаний - в качестве табачного довольствия выдавали «Беломор» или ещё что похуже (хотя местные папиросы и тот жуткий ужас, который я помнил по своему времени, даже не близкие родственники. Так - однофамильцы). А особист ещё и разговор поддерживает.
        Когда этот брехун начал разводить про спящих караульных, даже посмеиваться стал: «…а они так и продолжали дрыхнуть?» Ещё стал нахваливать его: «это вы почти двадцать километров по лесу без тропинок бегом? Молодцы, хорошая спортивная подготовка». Потом они ещё уточняли, на каком участке диверсионной группе удалось прорваться через передний край.
        И допрос уже вроде бы подошёл к логическому завершению. У меня на столе лежали два листа, заполненные не очень аккуратными карандашными строчками. Два листа полной туфты. Ну и за каким этим самым я такую лабуду записывал? Выпускнику детского сада ясно, что это даже не ложь, а полная фигня. Выходило, что этому фрицу явно пора в солярий и на депиляцию (по тому, что он весь такой белый и пушистый). Ничем они не занимались, ничего сделать не успели, так просто… пользуясь русским раздолбайством, пробежались по нашим тылам и хотели возвращаться обратно. Разведали они только то, что караульная и охранная служба в РККА находится в противозачаточном состоянии, чем может воспользоваться любой пятилетний ребёнок.
        Изменение обстановки произошло рывком. Я изображал штабного писаря шагах в пяти, и то почувствовал это, как удар по Манипуре и Анахате[10 - Манипура и Анахата - наименование чакр. Указанные чакры несут функцию внутреннего и ближнего взаимодействия с ментальными объектами.].
        Секунда. От благостной картины душевного разговора не осталось и легчайшей дымки. Даже не смог заметить, когда особист успел поставить (правильнее будет - «врубить») свой сапожище между ног диверсанта. Подозреваю, что при этом пострадало германское мужское достоинство (в прямом и переносном смысле). Его голова, захваченная за правое ухо, извернулась под весьма неудобным углом. «Ой, товарищ лейтенант, вы ж ему ща шею свернёте!» - но этот вскрик я в себе успел подавить. Свой знаменитый удар головой особист расчётливо остановил в сантиметре ото лба диверсанта и теперь, набычившись, исподлобья глядел ему прямо в глаза. Лицо и шея особиста приобрели пунцовый цвет. Подозреваю, что и глаза налились кровью. В этот момент он стал уже не змеем, а скорее взбешённым архаром перед нанесением удара.
        Если бы были доступны ментальные звуки, то сейчас бы были слышны треск и скрежет разрушающейся внутренней защиты. Ганс «потёк».
        В следующую секунду диверсант сумел восстановить своё состояние, но это был уже боксёр после нокдауна. Вести бой он ещё сможет, а вот выиграть его - это вряд ли.
        - Позывные! - прохрипел, почти прошипел, особист в лицо диверсанту.
        - Не знаю!
        Причём это прозвучало как «не скажу!».
        Уже не может ни врать, ни юлить. Точно - «потёк».
        - Время следующей передачи! - Рывок, голова ганса дёрнулась и застыла под ещё более жутким углом. Эдак либо башку открутит, либо ухо оторвёт… Немец что-то попытался вякнуть. Но со свёрнутой и сдавленной шеей вякать было затруднительно. Единственное, что он сделал, - вцепился обеими руками в безжалостную клешню, которая терзала его слуховой аппарат. За что немедленно получил дружеский хлопок ладонью в левый бок. Это мы на тренировках такой удар ловили. Нанесённый вполсилы. Вполне достаточно, чтобы на пару секунд потемнело в глазках. А немак-то ничего - крепкий. Только рожицей бледно-жёлтым стал, как покойник.
        - Звание! Место подготовки! Цель заброски!
        Особист выкрикивал вопросы, не давая времени на ответы. Даже у меня в ушах звон стоял. Фрицу было гораздо хуже. Он уже не «тёк», он «плыл».
        А потом всё внезапно закончилось.
        Змей поднял папиросу, которая сиротливо дымилась на полу, и резко вставил её немцу в зубы. Хорошо ещё, что не горящим концом. Блин, мне самому реально страшно стало.
        Вот ведь жуть-ужас какой-то. Аж мурашки промаршировали строем по хребтине.
        - Говорить будешь? - это было произнесено прежним доброжелательнейшим тоном.
        У диверсанта хватило характера помотать опущенной головой. Папироса потухла в его сжатых челюстях. Правда, цвет лица приобрёл человеческие оттенки. Но ухо полыхало, как красный фонарь в ночи.
        - Ну что же ты так, - почти обиженно укорил его особист. Как лучшего друга, который неприлично ведёт себя в общественном месте. Мне даже за диверсанта стыдно стало: к нему со всей душой, а он такой ерунды рассказать не хочет.
        - Зря ты… - продолжал укорять особист.
        Затем резко крикнул в сторону двери:
        - Спирин, Михайлин!
        Секунд через десять появились два комендача.
        Через локти ганса пропустили какую-то струганую палку. Получилось что-то среднее между дыбой и распятием. В тот момент, когда диверсант попытался выразить свой протест, на голову ему натянули маску противогаза. О, а я, кажется, знаю, что сейчас будет. Не, ну надо же! Хотя я всегда подозревал, что этот номер изобрели задолго до неуставных взаимоотношений в Советской армии.
        Нет, не угадал. Ребята ещё более изобретательны. Пока особист с бойцом держали корчащегося фрица «на палочке», второй воин раскурил сразу две «пушки» и начал вдувать дым в хобот противогаза. В момент, когда дым не вдувался, трубка зажималась ладонью. Прекрасный способ навсегда «завязать» с никотиновой зависимостью. Как же повезло зайцу из «Ну, погоди!» - у него в распоряжении была целая телефонная будка. Гансу пришлось обходиться запасом воздуха в маске. Противогаз после такого обращения надо будет выбрасывать. Отмыть его от блевотины и соплей будет невозможно.
        После проведения процедуры бойцы удалились, унося инструменты, табурет и сапоги диверсанта. Немец лежал на полу, кашлял и отплевывался, но всё равно ещё пытался «качать права».
        - Шванцлутчер! Проклятые еврейские варвары… Фик дихь инс кни! Я требую гуманного отношения! Ду гейст мир ауф ди айер! Я военнопленный…[11 - Перевод ругательств не будет приведён по этическим соображениям. По этой же причине не будет текста на немецком языке.]
        - Докажи! Ты - непонятно кто, задержанный с оружием.
        - Фэрпис дихь! Вы можете меня расстрелять, но я не нарушу присягу фюреру.
        - Ну, конечно. Я уже слышал про достойную смерть германского солдата от рук азиатских палачей.
        Особист внимательно оглядел палку, которая была у него в клешнях. Палка как палка. Черенок от лопаты напоминает. С одного конца заострённая. Что-то особисту не понравилось.
        - Спирин! Нож давай.
        Вошедший боец, обойдя немца, который уже успел принять сидячее положение, протянул лейтенанту нож и вышел из помещения.
        - Видишь, приходится всё самому до ума доводить, - почти пожаловался особист диверсанту. - Ведь сказал же: «скруглить, а не заострять»…
        Диверсант мутноватым взглядом следил с пола за действиями Змея, который неторопливыми движениями придавал «черенку» скруглённую форму. Особист посмотрел на выполненный тюнинг инструмента. Ему не понравилось. Видимо, ещё требовалась доработка. Он подмигнул немцу и спросил:
        - А догадываешься, для чего надо скруглить?
        Диверсант не ответил, но начал смотреть с каким-то напряжением. А вот мне реально стало интересно. Это чего же такого удумал-то? Особист резко крутанул палку кистью и поставил остриём вверх.
        - Если конец кола острый, то он быстро проткнёт кишки и выйдет через грудину. И ты подохнешь часа через три. На тупом колу будешь корчиться не менее суток… вот чёрт!
        Команду «к бою!» я, естественно, прошляпил. Когда спустя пару секунд перепрыгнул через стол и приготовился ловить ломанувшегося диверсанта, последний уже снова лежал на полу. Тупым концом кола Змей успел «зарядить» ему в левое ухо. Теперь парность была соблюдена. «Лопухи» ганса довольно похоже изображали включённые автомобильные «стопари». Разрезанные штаны скомковались ниже колен.
        - Ну куда ты так торопишься? Вот уже и сам раздеваться начал… - Особист снова перешёл на мягкий упрекающий тон. - Для порядка продолжим упражнения с противогазом… Сейчас ребят позову, и приступим…
        И снова резкое изменение тона. Как одновременный удар в грудь и солнечное сплетение.
        - А после того как ты всё выложишь, - снова его сдавленный яростный хрип переходит в шипение, - мы тебя отвезём в деревню неподалёку. Её зимой сожгли такие же, как ты, ****** *********! А в центре виселица была… С которой я своими руками трёх девчонок снимал… Что?! Тебе же понравилось с ними развлекаться? Да?!
        Немец, которого особист перед этим тряс, держа за глотку, отлетел к стенке как манекен. При том, что фриц был явно за метр восемьдесят ростом и за девяносто килограммов весом. Особист медленным шагом приближался к нему, похлопывая колом по ладони.
        - На этом месте мы тебя и поставим… И охранять ещё будем. Чтобы те, кто в этой деревушке выжил, тебя не порвали голыми руками…
        Малера (он подтвердил, что это его настоящее имя, и выложил все сведения, которые требовалось от него получить) уже утащили комендачи. Особист мрачно курил, стоя у открытой двери и поглядывая в серое, пасмурное небо. Как будто оценивал - будет дождь или нет. Я встал рядом и тоже выглянул на улицу. Не, не будет дождя. Вот и прояснения появились…
        Змей продолжал курить.
        Так вот в чём несостыковка… Я его крайне редко видел курящим.
        - Это всё правда была?
        Змей помолчал. Выпустил струю дыма. Снова посмотрел в небо…
        - Правда, - ответил он через некоторое время. Потом скривил губы и добавил: - Вот только на кол никого сажать не собирался.
        Снова усмехнулся с таким видом, что не собирался, а надо бы…
        - Михайлин, давай следующего!
        Вошедшего водителя, правое простреленное плечо которого было замотано свежим бинтом, особист встретил слегка ироничным приветствием:
        - Ну, заходи, мил-человек. Вот, присаживайся, - Змей похлопал по лавке рядом с собой.
        Водила мрачно посмотрел на него и, вняв приглашению, неторопливо присел возле него. Лейтенант снова достал «Герцеговину», смял мундштук, закурил от зажигалки, которую сразу же убрал в карман. Затем отдал зажжённую папиросу задержанному. Тот взял её целой левой рукой и затянулся. Все молчали.
        Минуты через две особист задумчиво повернул голову к водиле.
        - Ну, расскажи, за каким чёртом ты сменил свою родную сто шестьдесят пятую на пятьдесят восьмую? Или же родная была сто шестьдесят пятая, а фраер начал хвост поднимать, ты его пером и пуганул? Потянуло на сто шестьдесят седьмую[12 - Уголовный кодекс в редакции 1926 года с добавлениями до 1938 года включительно. Статья 165: «Грабёж». Статья 167: «Разбой». Статья 58 часть 1: «Контрреволюционные действия». В понимании того времени - антигосударственная деятельность.].
        - Хуже, начальник… Пи… Звезда с ним была - верещать стала…
        - А на фронт за каким попёрся? Это же не твоя масть.
        - У хозяина пайку срезали, а норму накинули[13 - В трудовой колонии сократили количество выдаваемых продуктов и увеличили объём работ.]. Война, говорят. Мы это дело перетёрли, и выходило, что либо там сдохнуть, либо новый расклад прикинуть. Ещё по ушам проехали, дескать, кто «кровью искупит», с того всё разом спишут. Старый[14 - Здесь: опытный, авторитетный вор в законе, которому негласно подчиняются заключённые, пахан.] добро дал, потому как если война, то не западло. И самому… опять же, мысля дёрнулась: «А может, и правда, заново всё перепишу?» А то как по малолетке загремел, так и кантуюсь.
        - А, ну да… Первая ходка за буханку хлеба, что с голодухи в булочной стырил?
        - Веришь, начальник? Вот как на духу… Беспризорники - народ бедовый, а жрать-то все хочуть.
        - Ты на жалость не дави, у меня там уже мозоль кровавая. У тебя седьмая глава УК на лбу написана[15 - Глава седьмая Уголовного кодекса: «Имущественные преступления».]. Что хлеб с голоду стащил - сомнительно. Это сейчас ты волчарой стал, но и когда щенком был, мараться не захотел бы. А вот то, что у какой-нибудь вороны сумку или кошель взял да ножичком пригрозил, чтобы не вякала, - это ближе к делу. Ты лучше расскажи, как с немцами в одной группе оказался.
        - Жить захотел, вот и оказался.
        - Журавлёв, погоди писать. Просто слушай. А ты, мил-человек, говори… Если грех за тобой - не обессудь. Пулю на тебя тратить не буду - сам бинты размотаешь, отойдёшь в сторонку и удавишься. Слово даю - мешать не стану. Если же просто не повезло… так ведь кривую можно выправить. Давай излагай…
        - А чего там… Пролезли под Указ от 12 июля 1941 года «Об освобождении от наказания…». В начале октября пригнали примерно в эти места… только западнее будет. Говорят: «Здесь оборону занимай» Начинаем окопы рыть, приходит другой приказ: «Скорым маршем…» Всё бросаем и пёхом километров за двадцать идём «щей хлебать»… Там, опять же, всё по новой. Бросай - иди и опять копай в новом месте. Мы так неделю туды-сюды бродили. Без боя от роты половина осталась. Остальные то ли драпака затеяли, то ли отстали и потеряли нас в этой сутолоке. Я тоже пятки салом решил мазать. Не, начальник, ну что за дела?! Ежели штык примкнуть, обойму вставить, другую - в зубы, и «Вперёд, за Родину!» - так это одно дело, а с винтарём на плече и пустым брюхом на ботинки дорожную пыль собирать - это что за туфта?[16 - В данном контексте «туфта» - бессмысленное и бесполезное действие.] Кабы не командиры-комиссары, да ещё сержанты, то через пару дней смотался бы.
        Ну вот снова гонят куда-то, а нам навстречу народ бежит. Морды перекошенные, половина без оружия, а кто и без шинелей. «Немцы впереди!» - вопят. Я ещё подивился, какие такие немцы? Мы же на северо-восток чешем. Ни выстрелов, ни чтобы пушки бухали - ничего не было. Командиры - пацаны стоят, друг на друга смотрят, глазами хлопают. Пока судили-рядили, на дороге гул пошёл, как от «ХТЗ»[17 - «ХТЗ» - марка трактора. Выпускал Харьковский тракторный завод.]. Смотрю: какие-то серые хреновины выезжают… Опять же, эти… на мотоциклах… с пулемётами… Такую трескотню устроили, хоть святых выноси. «Танки! Танки!» - орут все и в разные стороны… Как тараканы… Даже я на что обтёртый, и то коленкой дрогнул. Хоть кто-то «К бою!» командовать начал. Остальных и на это не хватило. Комиссаров и командиров как ветром сдуло. Я такой кипеж прочухал и ноги в руки…
        Потом уже к мужикам прибился и с ними ещё неделю по лесам бродил. Они некадровые были. Ополченцы. Студенты, работяги с завода, ещё там народец из контор каких-то. Что по жизни, что воевать - лохи полные. Стал с ними на восток к своим пробираться по лесам, по болотам. Холодрыга… Из жратвы одни сухари, да и тех кот наплакал. Оружия - по винтарю с неполной обоймой на троих. Я уже решил у какой-нибудь бабёнки в примаках пожить, пока этот бардак закончится, как мы нарвались на немцев. Они заметили балаган, цепью развернулись и пошли прочёсывать лесок, в котором мы кантовались. Наши вояки зайчиками по лесу поскакали. Кое-кто решил в войну поиграть. Да куда там… Пока затвор передёрнешь, они из своих строчилок столько дыр наделают, что считать замаешься. У меня к этому времени из всей артиллерии один наган остался с тремя маслятами в барабане. Приклад моей-то трёхлинейки в щепу превратился, да и заряжать нечем было. Потому и решил, что лучше ногами поработать. Свой лесок мы на карачках под пулями прорысили, выскочили на поле, а там уже нас принимают с распростёртыми объятиями: грузовик и четыре мотоцикла.
Рота серых солдат цепью стоит и пулемётов с десяток. Как наших, что первыми бежали, покосили, так остальные руки вверх поднимать стали. Я всего лишь шпалер и перо скинуть успел. А больше у меня ничего не осталось: только шинель, ботинки и душа.
        - Понятно, но давай подробнее, как ты до жизни такой дошёл.
        - Начальник, так про то и толкую. У меня по жестянке каждый раз выпадал беспонтовый расклад: или сдохни, или на цырлах прыгай.
        - У всех, кто рядом с тобой был, существовал такой же выбор. И они предпочли там остаться.
        - Начальник, ты же байку про двух лягушек в крынке с молоком знаешь? Вот я лапками и дёргал всё время. Что за тех, кто остался… Поле там было… Его колючкой со всех сторон огородили и вышки с пулемётами поставили. А кто ласты склеивал, за колючкой рядышком закапывали. Сначала нас ров заставили вырыть, а потом туда жмуриков скидывали. На два дня того рва и хватало… А затем новую яму копать надо было… До фига ж там мужиков сумело остаться. Это точняк.
        - Расстреливали?
        - На хрена? Конечно, ежели кто сам на колючку бросался, то тут уж без шансов… Иногда ради того, чтобы повеселиться или просто пулемёты проверить, по полю с вышки очередь могли дать. Если вместе больше трёх стоя собрались, по ним тоже шмаляли… А так чего на нас свинец тратить, если и так сами, как мухи осенью, дохли? Кто ранетый был, кто заразу подхватил… Или просто от голодухи или от холода… Нас же кормили какой-то бурдой, и то через раз. Может, и подсыпали туда чего-то. После того как пожрали, к утру десяток свежаков у ворот своей очереди в канаву ждёт. С таких все обноски снимали и на себя наматывали. Это у хозяина бараки были, шконки… А там вместо потолка - дождь со снегом, заместо стен - колючка, за нары - земля. Ни одной травинки не было - всё схавали. Только грязь чавкала… Да и та скоро замёрзла.
        - Видел такие дела. Ты не первый.
        - Знамо дело, что не первый… Там сотнями пригоняли. Несколько раз колонны сбивали и угоняли куда-то. Может, в другие лагеря, а может - в расход… Иногда подойдёт какой-нибудь хрен и орёт: «Кто желайт слюжить Великий Герман, стройс перед ворот!» Вот я на третий раз и встал в этот строй… Угости ещё, начальник. Напоследок… Надо же было мне так лохануться… Плечо ещё, *****, саднит…
        - А ты не жалься, как девка хворая. Мне тебя не с руки кончать. Расскажешь чего нужного, может, и разминёшься с безносой.
        - Начальник, я же не малолетка, чтобы ты мне по ушам ездил. Надо мной сейчас несколько расстрельных статей висит.
        - Пока две. Или всё-таки успел ещё замараться?[18 - Уголовный кодекс в редакции 1926 года с добавлениями до 1938 года включительно. Статьи 58 и 193 (воинские преступления) с различными пунктами.]
        - Начальник! Хошь, как перед Божницей, на колени бухнусь? Нас сюда две недели назад привезли, а у вас только второй день гуляем. Чистый я.
        - Это, видно, не успел пока… А подвернись случай, так нигде бы не ёкнуло. И снова потом байки про лягушек рассказывал бы.
        - Начальник, это ж ты сейчас при козырях. А выпади тебе такой же расклад, как мне?
        - Думаешь, у меня мёдом бублик был намазан? Только со шпаной связываться не стал, а в коммуну пошёл. Брюхо от голода частенько сводило, зато потом в жизнь людьми вышли[19 - «Брюхо от голода частенько сводило» - художественное преувеличение, впрочем, не так уж и далёкое от реальности. Можно вспомнить «Республику ШКИД». К сожалению, в двадцатых годах мало кто мог похвастать сытным пайком, обильной и сбалансированной пищей, изобилующей витаминами, а также полезными минеральными добавками.]. Кто слесарем, кто токарем… А я комсомольскую путёвку и рекомендацию в армию получил. Через год подал заявление в командное училище. И в окружении побывать успел, и от танков с пустым «ТТ» бегал… В лагерь не попался. А вот своих отбивать голыми руками пришлось один раз… Твоё счастье, что тем парням освобождённым не попался - задавили бы… Продолжай. Журавлёв, ты пока не записываешь?
        - Да, собственно, нечего записывать. И вы, тарищ лейтенант, сказали погодить с протоколом.
        - Вот и не станем торопиться. А ты, мил-человек, говори. Звать-то тебя как?
        - Григорий Назаров. Отца Глебом Ивановичем именовали. Ну, уж если совсем всё выкладывать, то в миру Клещом кличут. Это ко мне ещё по малолетке приклеилось…
        - Видать, ты и по малолетке характер показывал. Что дальше?
        - Дальше пригнали нас сначала в другой лагерь - с бараками, как положено. Покормили, отмыли-пропарили с каким-то порошком, который химией вонял. Это от «грызунов»[20 - В данном случае «грызуны» - это вши и блохи.], значит, избавиться. Побрили налысо. Выдали форму красноармейскую. Шинели и пилотки дали немецкие. А перед этим сначала заставили присягу ихнему Гитлеру принимать - подписывать. Дескать, обязуюсь служить и клянусь быть верным. Кто не захотел, тех вместо жратвы и бани построили и увели.
        - Далеко повели?
        - Не ведаю. Как за ворота выводили - видал, а потом - кто знает.
        - Расстреляли?
        - Если и расстреляли, то не рядом, подальше увели - иначе мы бы услышали.
        - А ты, значит, присягу Гитлеру принял?
        - Не-а. Присягу принял Горбылёв Михей Савельевич, тыща девятьсот шестнадцатого года произведения, уроженец деревни Кулички Чертовского уезда Волынской губернии.
        - Так тебе и поверили, что ты волынил у чёрта на куличках.
        - Ну, не так, конечно… Михеем Горбылёвым назвался ещё нашим ополченцам, с которыми по лесам лихо маял. Чего было народ раньше времени пугать? А из всех доку^'^ментов у меня при себе только четвертушка от газеты «За Родину» - в кисете с горсткой махры осталась. «Синеву» с партачками под шинелью и грязью никто не разглядел[21 - Партачки, «синева» - татуировки, особые отметки на теле. Выполняются в строго определённом стиле, принятом в уголовной среде. Служат своего рода «документом» или визитной карточкой их носителя.]. Да и не до того было. Немцам на допросе так же назвался. Михей Горбылёв был моим брательником из соседнего села. Преставился он в двадцать девятом. А я аккурат в те года и сорвался искать себе лучшей доли… Вот и подписался у немцев за него, значитца. Ничего, скоро Там свидимся - я тогда перед ним повинюсь.
        - Ты Туда не спеши. А вот рассказывать поторопись.
        - Из лагеря пригнали в город. То ли школа была, то ли казармы какие-то. В общем, это оказалась база по подготовке диверсантов. Именовалась Абверкоманда 203. Потом начались тренировки и распределение. Кто тупой и здоровый - пошли во второй взвод, кто тупой и дохлый - в третий. А всех остальных в первый. Первый взвод - это те, кто затем диверсантами стал. Второй взвод - охрана. Их иногда на карательные акции привлекали. Третий взвод - хозяйственники. Хотел я в третий взвод попасть, под «мужика» косил. Но там как-то раз кипеж вышел из-за пайки. Сначала на дыбы поднялся и клыки показал, а только потом, когда трое чуханов кровью умылись, допёрло, что меня в натуре раскрутили. Так загремел в диверсанты. Начальник, сразу скажу: сначала думал, что фуфло вытянул, а оказалось, что фарт. Даже хозяйственники в экзекуциях участвовали. А комендантский взвод, это который второй был, уже через неделю по уши в крови замазался. Нам же выпало только готовиться и тренироваться.
        Наставники были из наших. Капитан Коротковский учил минно-взрывному делу. Лейтенанты Безруков и Быков вели занятия по физической подготовке, стрельбе и рукопашному бою. Старшим был подполковник Кусков. Они приходили на занятия когда в нашей форме, когда в немецкой. Иногда заявлялись вообще в обычном прикиде.
        Кормили нормально, паёк был лучше, чем красноармейский. По воскресеньям водку в обед и на ужин давали. Увольнительные выписывали. Но чтобы ходить обязательно по трое. Два наших и какого-нибудь костолома из второго взвода дадут в нагрузку. Тогда я узнал, что наша база находилась в Смоленске. Немцы улицу как-то на свой лад называли. Надпись была, но их буквы разбирать так и не научился. На слух понимал, а читать - облом.
        Несколько раз приезжал начальник команды с проверкой. Такой длинный, худой и с усами. Инструкторы его упоминали как подполковника Вернера. Может, немец, а может быть, из прибалтов. И ещё один приезжал проверять. Этот точняком немец был. Здоровый такой. И по-нашему говорил коряво, но понятно. Что не по нраву - так и по морде стеком мог заехать. Мы после бега построились перед ним - сказал, дескать, все слишком грязные да неопрятные, и нашему лейтенанту Быкову врезал по роже. Не сильно, заметно, что руку удержал, но опустил показательно.
        До мая мы в Смоленске находились, а потом вывезли всех за город и поселили на бывшей станции МТС. Там продолжили мурыжить занятиями - подготовкой. Иногда и днём, и ночью. Один из наших ногу сломал - отправили в госпиталь. Больше его не видели. И ещё один фраер «колотушку» себе под ноги умудрился уронить[22 - Немецкая граната Stielhandgranate M-24, поступившая на вооружение в 1916 году.]. Его-то насмерть, а троих, кто был с ним рядом, осколками сильно посекло. Их тоже в госпиталь отправили.
        И постоянно по одному допрашивали - всю душу вынули. До наших, конечно, им далеко, но выдавили, что у хозяина в гостях намастрячился баранку крутить[23 - То есть, находясь в заключении, освоил профессию водителя.].
        В середине мая меня забрали из абверкоманды и отдали в группу оберфельдфебеля Малера. С ними пообтирался неделю. Тоже тренировались. Друг к другу приноравливались… Начальник, ежели меня прямо здесь не собираешься в расход выводить, то, может, фельдшера позовёшь? Мозжит, аж спасу нет…
        - А ты излагай скорее. Быстрее к доктору попадёшь. Если заслужишь.
        - Так и так перед тобой, как перед попом на исповеди. За все свои ходки у следаков так не пел.
        - Когда за уголовщину тебя брали, речь шла только о сроке. А сейчас за шкуру свою стараешься. Продолжай, а мы послушаем.
        - Да, собственно говоря, всё уже рассказал. После того как были набраны группы, в начале июня нам устроили проверку. Стреляли, бегали, маскировались, снимали часовых… Некоторые четвёрки разбросали - криво сбацали. Осталось пять четвёрок и две пятёрки. Три группы, как и мы, перешли линию фронта. Остальных должны были забросить на парашютах. У нас старшим - оберфельдфебель Малер, обергефрайтор Гюнтер - радист. Третьего они звали Вальдемар. Как соображаю, русский он. Похоже, из старорежимных. Звания не знаю. Вальдемар должен был мосты наводить и базарить[24 - То есть устанавливать контакты, завязывать беседы, разговаривать.]. До кучи радистом числился. Они с Гюнтером вместе с этим ящиком возились. Мне поручалось взрывать - минировать, обеспечивать всех жратвой, ну и, по ходу, всякая другая ерунда. Ну, как уже сказал, надо было как шоферюге базарить с народом на дорогах, в автобатах и на складах. Линию фронта перешли два дня назад. Вчера в лесу была встреча с одной из наших групп. Вальдемар и Малер побубнили с ними и разбежались. Мы с Гюнтером только полянку и тропинки охраняли. Вечером он на своей
шарманке стучал.
        - Когда следующая встреча и сеанс связи?
        - Начальник, меня за кента не держали и с собой кирять не пристёбывали[25 - Своим товарищем не считали и выпить в компании не приглашали.]. Что они накумекали - я без понятия.
        - Что ещё рассказать можешь?
        - Сегодня агрегатом разжились. Водила - фраерок лоханутый, тормознулся на большаке. Ему Вальдемар по ушам протёр: мол, подбрось до КПП, - пацан и подхватил нас. Проехали немного, в перелеске встали, а Вальдемар с Гюнтером уже ушастика из-за баранки выволакивают. Видно, этот волчара успел его тяпнуть по шлямбуру[26 - Опытный вор (уголовник) успел ударить по голове.], - тот и отрубился. Оттащили от дороги подальше в лес и бросили. После уже я шоферил. Катались, для понта какое-то хозяйство Степанова искали. Сами уши навострили и дыбали кругом[27 - Вели наблюдение, поиск и сбор информации.]. А после того как на вашу засаду нарвались и заторчали наглухо, и так всё понятно. В общем, раскрутился до последней ниточки[28 - Я рассказал всё, что мог.].
        - Ну вот что, блатняга, рассказал ты много, но чую, что не всё. Живи пока. К доктору тебя сейчас отведут. Скоро за вами из особого отдела дивизии пожалуют. Ещё есть время крепко подумать, что им будешь говорить. Журавлёв, давай бюрократией займёмся.
        Весь протокол предварительного допроса, записанный убористым почерком (ещё раз «спасибо» самописке из московского военторга), уместился на одной страничке. Клещ, изогнувшись, чтобы лишний раз не тревожить простреленное плечо, подписался внизу.
        - На этот раз своей подписью? А, Назаров Георгий Глебович? - шутить изволит наш особист. Вроде бы смеётся - улыбается, да только взгляд колючий, злой.
        - Обижаешь, начальник…
        - А вот ты и прикинь, что лучше: быть обиженным или мёртвым?[29 - Вопрос звучит так: «Что лучше: стать пассивным гомосексуалистом или умереть?»]
        - Злой ты, начальник… Если такой расклад, то лучше сдохнуть.
        - Усёк, что лягушачья правда не всегда в жилу?
        - Усёк. Одно скажу, начальник. Тебе в тему «птичек» в петлицах на змеюку с чашкой сменить[30 - Змей с чашкой - медицинская эмблема. Клещ намекает, что особисту хорошо подошло бы прозвище Змей. Довольно распространённое прозвище для умного, жёсткого (даже жестокого), коварного, хваткого («вёрткого») уполномоченного особого отдела. При этом Змей в отличие от других прозвищ не имеет ни друзей, ни авторитетов.].
        - Так серебряных не нашлось…[31 - Серебряные эмблемы - ветеринария, золотые - военные медики. Особист, по сути, отвечает, что контингент, с которым приходится ему работать, за людей не считает.] Ладно, ступай… Спирин! Проводи его к Бородулину. Затем в сторонке под присмотром подержите. Пусть подождёт до приезда наших из дивизии. Журавлёв, закончил?
        - Готово, товарищ лейтенант госбезопасности.
        Змей взял лист протокола, быстро посмотрел на меня, хмыкнул, а затем начал читать. Добавление к его титулу «госбезопасности» было отмечено. А вот реакцию на это я уловить не сумел.
        - Годится. Пошли, погуляем немного перед нашим последним клиентом.
        От помещения штаба удаляться не стали. Так - только ноги размять.
        Погода нелётная. Наверно, к небесной хмари вечером ещё и дождик может добавиться… Блин, ещё эти чёртовы комары начали доставать!
        Неожиданный вопрос Змея, как всегда, был с подвохом:
        - А где это вы, товарищ младший лейтенант авиации, блатной фени набрались?
        - С чего вы так решили?
        - С того, что за всё время допроса вы ни разу не переспросили этого уголовника. И было очевидно, что его речь вам не только понятна, но и привычна. Мне-то по долгу службы пришлось освоить. Когда после окончания училища получил назначение в Мордовию. А где этому научился курсант, вчерашний студент, из нормальной семьи в Павловском Посаде?
        И чего тут отвечать? Что спустя шестьдесят лет это и будет основным разговорным языком населения России? Вообще-то, давно уже успел отметить, что «местные» пользуются более «культурным» русским. Более «книжным», или, так сказать, более правильным. Ну уж точно «телик», «хипстер», «комп», «погуглить», «промоутер» и «супервайзер» здесь ни разу не слышал.
        - Ну, не особенно-то понятна и не всегда привычна, но, вообще-то, ничего странного. Я же родом с «глухого угла». Не сто первый километр, конечно, но были у нас и те, кто сидел в тюрьме. В основном по молодости - за хулиганство. А кто-то за нарушение трудовой дисциплины или техники безопасности. Не уголовники, а так - просто дурачки. Вот чтобы перед нами - мелюзгой уличной выпендриваться, они так и изъяснялись. Товарищ лейтенант, а вы этому Клещу поверили? Я думаю, что он, как бы это правильнее сказать, не до конца был откровенен.
        Скорее надо уходить от скользкой темы различия в языках. Не дай господь, если Змей всерьёз начнёт интересоваться. Он товарищ дотошный. Ему в учёные-исследователи пойти, цены бы не было!
        - Верно, кое-что он точно утаил. Скорее всего, то, что их тоже в разведшколе кровью повязали. Не всё он рассказал про окружение, плен и лагерь. Не исключено, и здесь за ним уже чего-то имеется. Но это всё он станет выкладывать дознавателям из дивизии и дальше. Пока его показания сходятся с тем, что выдал герр Малер. На основании их показаний сейчас попробуем надавить на «капитана» Вальдемара. Проветрился? Тогда приступаем к работе.
        - А можно и мне тоже принять участие в допросе?
        - Зачем? Тебе захотелось в Шерлока Холмса поиграть? Здесь ведь не книжка.
        - Последним будет тоже наш, русский, если верить Клещу. Хочу понять, почему он против своих воевать начал.
        - Журавлёв, почему ты постоянно лезешь куда не просят? Ладно, для раскрытия этой группы и захвата остальных диверсантов материал собран. Разрешаю потренироваться. Может быть, впоследствии ещё товарищами по работе станем. Но учти, в нашем деле не только вопрос, но и взгляд очень многое могут решать. Следи за мной. Если полезешь не вовремя и глупости начнёшь болтать, я тебя остановлю. А если начнёшь мешать - не обессудь, выгоню к чёртовой бабушке.
        На этот раз сигнал готовности к бою я успел зафиксировать и принял «динамовскую» боксёрскую стойку. Правда, на автомате левостороннюю. За что получил ободрительную усмешку особиста.
        Наш новый подопечный представлял собой довольно занятное зрелище. Замотанное бинтом левое плечо, «бланш» под глазом, разбитая губа, несколько пострадавшая коверкотовая комсоставовская гимнастёрка без ремня, запылённые щегольские сапоги. Правда, после того как с его формой поработали комендачи, её придётся или штопать, или выбрасывать. На нас поглядывал более с интересом, чем со страхом или неприязнью. Довольно молод, скорее всего, ещё тридцати не стукнуло, но уже образовались заметные залысины. Капитанские шпалы никто с него не снял. Или поленились, либо даже значения не придали.
        - Проходите, садитесь. - Змей теперь стоял почти возле моего писарского стола. Табурет вернули в центр помещения. Особист на него и показал жестом. Задержанный, оглядевшись по сторонам, опустился на предложенное ему место.
        - Будем знакомиться, - Змей говорил неторопливо, пожалуй, даже устало. В руках он держал листы протоколов допроса, заполненные моим торопливым почерком. Типа контролировал. Вернув мне записи, он ткнул пальцем в одну из бумаг, указав явную орфографическую ошибку. Укоризненно посмотрел. Затем обратился к «капитану», как будто только сейчас вспомнив, что ему ещё следует провести допрос задержанного.
        - Соблаговолите представиться, милостивый государь.
        О, блин, во как мы могём, оказывается. Причём это было сказано с лёгкой небрежностью усталого человека, который просто не может иначе обращаться к собеседнику.
        Задержанный как-то сразу заинтересовался строением стенки нашего штаба. К деловой и конструктивной беседе он был явно не расположен.
        Вот как это делал наш особист? Вроде бы и не сказал ничего, а мне стало как-то неловко за задержанного. Как будто: «…не хотите говорить? Ну как же так? Это же просто неучтиво…»
        - Вы что, сударь, дурно воспитаны? Может быть, вы не испытываете желания общаться? Или осознаёте, что предательством и сотрудничеством с давними врагами Отечества запачкали своё родовое имя, а посему решили его утаить? - Ёжики колючие! Судя по манере изложения и речи, у нашего особиста за плечами не Ленинградское училище НКВД, а по меньшей мере морской Кадетский корпус Его императорского высочества. Где это он успел так научиться?
        Но требуемого эффекта своей манерой общения лейтенант достиг. Лжекапитан резко выпрямился, вскинул голову и начал злобно выплёвывать фразы. Прямо как короткие пулемётные очереди:
        - Моё родовое имя не ваша печаль! Это комиссарская жидовня - самый главный враг моего Отечества! Это вы разорили всю страну! Ну ничего, возмездие уже близко. Отольются вам ещё слёзы обездоленных и кровь невинноубиенных!
        Вот говорили же мне: «помалкивай, не лезь поперёд батьки…» Так нет же! Кипяток в одном месте не держится. Ну, не утерпел. Тем более что особист сам разрешил.
        А тут, видите ли, сидит крендель и выкондручивается. Причём сам такую пургу гонит…
        - Ой, дурак… Блин, ну какой же ты дурак, ваш благородь… Правильно про таких, как ты, сказано: «Хоть ты и седьмой, а дурак…»
        Змей слегка приподнял бровь, намекая, что я уже впёрся, куда не просили, и делаю всё через то, через что проводятся буквально все действия, кроме самого нужного и естественного[32 - То есть, если сказать помягче, «через задницу».], но у меня «кран сорвало»…
        - Ну, естественно, ваш род вписан в «Бархатную книгу», и вы на треть Рюриковичи, на треть Гедиминовичи, а остальная треть - Чингизиды… И к помощникам столоначальника уездного Жоподрищенска вы никакого отношения не имеете. Всегда верой-правдой служили царю и Отечеству. И никаких «барашков в бумажке». Весь доход - только скромное жалованье коллежского регистратора. А может, выше? Титулярного советника, например? Да? И с моего деда (в реальности пра-прадеда), сельского старосты, никто пять рублей серебром за подачу жалобы на потраву, когда барин изволил охоту затеять, никто не вытягивал? Это, конечно, комиссары развели «крапивное семя» и чинуш. А тебе известно, радетель Отечества, как ещё перед империалистической половину призывников приходилось три месяца откармливать, прежде чем поставить в строй? Что они мясо только в армии первый раз ели? И что четверть новобранцев медицинские комиссии совсем отбраковывали?
        Особист начал поглядывать на меня с интересом, а на возмущённого «капитана», которому я не давал слова вставить, с повышенным вниманием.
        - Кто довёл эту страну до состояния, когда фронтовых офицеров в письменном виде обязывали не расходовать более двух снарядов в неделю, а все атаки немцев и австрияков отбивать штыками? Когда даже в столице появились очереди за хлебом? При этом воровали эшелонами! Это большевики государя-императора в феврале семнадцатого принудили отречься?
        - А кто же ещё?! - Не, ну вы гляньте! Он тут вякать пытается!
        - Дебил в квадрате! Прежде чем влезать в фашистское дерьмо, надо сначала историю своей страны изучить! Хотя бы узнал, как твой Великий князь Кирилл Владимирович над своим особняком красный флаг поднимал. Что он с красным бантом на груди вёл строй гвардейского экипажа - это, конечно, чушь. Только он и сам врать был горазд, когда плёл, как в июне убегал от большевистских патрулей по льду Финского залива. Ты, ваш благородь, в семнадцатом пелёнки пачкал, а вот твои папенька с маменькой на демонстрациях митинговали и «Долой самодержавие!» кричали. Кто невинноубиенного Хосударя-Ампиратора «царскосельским сусликом» прозвал? А кому это было зазорно подать руку жандармскому офицеру? Кто вопил про свободы, равенство и братство? Это большевики начали Гражданскую войну? Вот такие же, как ты, дворянчики и интеллигентики ввергли империю в кровавый хаос, когда все воевали против всех.
        А если уж рассматривать самого Николая Безвольного, так можете ли вы рассказать, за что он получил по черепушке от японского городового? А ещё поинтересуюсь, почему рядом с ним никогда не было ни одного человека, который был ему верен, на которого бы он мог положиться? Не потому ли, что ваш Николай Второй постоянно предавал всех, кто его окружал? «Он хуже, чем бездарность! Он - прости меня Боже - полное ничтожество». Разве это написано комиссарами? А вся семейка Романовых чего стоит… Уж помолчу, как Великие князья наперегонки кинулись присягать новой власти.
        Но вы, ваш благородь, не такой же? Да? Это всё они виноваты. И ещё большевистские жидомасоны. А у вас-то до Октября только сплошное благолепие и божья благодать. С румяными гимназистками, которые грациозно сбивали рыхлый снег с каблучков? У вас же были только упоительные вечера с балами, красавицами, лакеями и юнкерами. С вальсами Шуберта и с булками. Это когда в деревнях чёрный хлеб был счастьем, а у рабочих в городах пустые щи - роскошью?
        - Алексей Иванович, - позвал Змей и неодобрительно покачал головой. О как! - Вы, милейший, о ведении протокола не позабыли?
        А сам при этом ещё исподтишка показывает жестом, типа давай-давай.
        Ну я и дал. В смысле спел…
        Поручик Голицин, зачем вы вернулись?
        Кому вы, поручик, здесь на фиг нужны?
        - Слышь, капитан, а действительно? Вы же все - интеллигенты и аристократы - в двадцатых годах, как тараканы, разбежались из страны? Чего ж теперь сюда снова лезете? Надоело шоферить в такси и промышлять ремеслом жиголо? Тот, кто хотел работать и служить России, - либо не уезжал, либо давно вернулся. А что ты, вот конкретно ты, можешь сделать для нашей страны и её народа? По уровню образования сейчас любой выпускник десятого класса тебе десять очков вперёд даст, потому что вместо древнегреческого, латыни и Закона Божьего учил физику и химию. В современной агрономии и промышленных технологиях ты полный ноль. Так что если ща сразу не пришибут, то тебе прямой путь за Урал: лес валить или золото добывать.
        - Да как ты смеешь!..
        - Блин, ты в зеркало на себя посмотри, столбовой дворянин, боярин дубовый![33 - «Боярин дубовый» - из мультипликационного фильма «Падал прошлогодний снег».] Принесло освободителя на германских штыках! Убивать и жечь. Ну как тебе, фашистский прихвостень, сладок и приятен дым Отечества? Мальчики кровавые в глазах не стоят?
        - Замолчи, жидёнок!
        Лжекапитан рванулся со своей табуретки. Этого, собственно говоря, и добивался. Ну очень захотелось попробовать наработанную «тройку» и добивание. Примерно с того момента, когда потерял интерес к задержанному. Остались только возмущение и брезгливость.
        Парировать его рывок не удалось даже особисту, стоящему неподалёку. После своего решительного скачка капитан просипел: «У-у-н-н-м-м-м…» - и, схватившись за забинтованное плечо, начал валиться на руки Змею, резко разорвавшему дистанцию и оказавшемуся рядом.
        Задержанного он усадил на пол, привалив спиной к стенке.
        - Михайлин, - позвал особист. - Позови Бородулина, - велел он появившемуся в дверях бойцу. Тот мгновенно исчез.
        - Замечу вам, любезнейший, - обратился Змей к сидящему на полу лжекапитану, который потихоньку начал приходить в себя, - что излишняя импульсивность не делает чести ни вам, ни вашим наставникам из абвера. Алексей Иванович, вы уже всех убедили, что билет по истории Революции и Гражданской войны вами выучен на оценку «отлично». Займитесь теперь протоколом.
        А затем он обратился к задержанному:
        - Милостивый государь, время отнюдь не резиновое. Всю интересующую нас информацию уже предоставили ваши коллеги по разведывательно-диверсионной группе. Поэтому ваша задача номер раз: изложить полные сведения о своей личности. По большому счёту нам данное обстоятельство совершенно безразлично. Просто в этом случае ваш смердящий труп отволокут в ближайшее уцелевшее село, которое вы и ваши хозяева не успели разорить. И если чудом выживший батюшка возьмёт на себя труд зарыть бренные останки, то на кресте будут написаны ваши имя и даты бессмысленной и бесполезной жизни. В противном случае тебя, падаль, сбросят в отхожую яму и все забудут о предателе Вальдемаре.
        - Вы не посмеете! Я военнопленный! - прохрипел «капитан». - Кроме того, я ранен. Вы, еврейские варвары, что-нибудь слышали о Гаагской конвенции?
        - Не извольте беспокоиться, медицинская помощь вам оказана на максимально возможном - в местных условиях - уровне. Декларации и конвенции, не соблюдаемые даже сторонами, их разрабатывавшими, нас мало волнуют.
        Теперь обрисую вашу вторую задачу. Для того чтобы вас не использовали в качестве учебного пособия по рукопашному бою, до полного исчерпания пределов жизнеспособности вашего организма, я готов выслушать что-нибудь новое и интересное об абверкоманде 203, о действиях в тылу Красной армии, сведения о порядке связи с вашими координаторами и о взаимодействии с аналогичными группами. Так сказать, в виде жеста доброго расположения. Если сумеете сейчас сообщить что-нибудь значимое и упущенное вашими коллегами, то в дальнейшем вам будет сохранена жизнь. Хотя бы для того, чтобы затем поведать заинтересованным службам о связи белой эмиграции с фашистами и нацистами. Может быть, следователи прокуратуры сочтут, что ваше присутствие на суде в качестве свидетеля обвинения будет нелишним. Это третья задача. На размышления вам предоставляется одна минута. Время пошло.
        Лжекапитан откинулся на стенку и отвернулся. Особой надежды разговорить его не проглядывало. Ну и ладушки. Мне же меньше бумагу марать - сэкономлю на чернилах.
        В этот момент в самопальную допросную зашёл Бородулин. Наш военврач явно пребывал в раздражённом состоянии. Видимо, его очередной раз вызвали в самый ответственный момент. Он ещё сумеет отыграться на нас каким-нибудь изощрённым медицинским образом.
        Перед «его святейшеством» прошлый раз кто-то из первой эскадрильи попробовал «пальцы гнуть». Расплата последовала на высшем уровне административного садизма. Примерно через неделю правдорубы были отловлены на предмет проведения медицинского обследования. И чуткий слух нашего медика обнаружил какие-то подозрительные хрипы в лёгких. Ввиду подозрения на воспаление лёгких или начальную стадию туберкулёза их пришлось изолировать. Отдельной землянки не оказалось - все заняты, - так что двое суток парни провели в палатке и чуть действительно не простыли, потому как ночи стояли весьма прохладные. А затем им было выдано предписание на прохождение рентгена грудной клетки в санбат дивизии, где несчастных промурыжили неделю и чуть не списали с лётной работы. Когда (как бы это сказать, чтобы без мата?.. а, вот - «затомлённые») и весьма оголодавшие соколы вернулись обратно, Бородулину стало казаться, что у них обнаружилось какое-то нервное расстройство. Парни и вправду начинали дёргаться, когда медик их удостаивал своим вниманием. Чтобы не попасть в пехоту, они в качестве отступного приволокли списанный парашют
(где это, интересно знать, они его раздобыли? Я тоже хочу: мне шарф нужен - лётный комбез шею натирает, да и домой белую шёлковую ткань отослать хотелось бы…). Бородулин отстал от несчастных, а парашютный шёлк пошёл на потолок «операционной» полуземлянки-полупалатки.
        - Что у вас произошло?
        - Во время проведения допроса задержанный начал терять сознание.
        - А вы его не это?..
        - Даже слова плохого не сказали. Хотя нет - Журавлёв его назвал «дебилом в квадрате». И ещё «боярином дубовым».
        Вот доверяй после этого особым органам! Сдал, как стеклотару!
        - Ага. А ещё червяком! Земляным червяком! - Ну что поделаешь? Ну ведь так подходило по теме[34 - Слова Багиры из мультипликационного фильма «Маугли».].
        - Про червей не помню. Мы больше экскурсом в недавнюю историю занимались.
        - Ладно, от меня-то что требуется? - поинтересовался Бородулин. Причём с таким видом, как будто его оторвали от выигрышной партии в американку для решения вопроса, чем лучше обработать царапину: йодом или перекисью?
        - Привести его в порядок.
        - Он и так в порядке. Рану обработал, противостолбнячное уже вколол. По моей специфике больше ничего нет.
        - Так он же вроде бы как падать пытается.
        - Говорю же: это не по нашей части. Самое лучшее - оставить его в покое суток на пять. Ну ещё бы я его промыл физраствором и глюкозой подкормил бы.
        - В принципе можно, но всё-таки желательно быстрее получить его показания.
        - Тогда давайте его вещи.
        Особист на секунду поднял бровь в удивлении, но затем вернул нейтрально-доброжелательную маску на лицо.
        - Спирин, - позвал он своего бойца, - проводи военврача к вещам задержанных.
        В ожидании Бородулина я занялся подготовкой листа протокола. В верхнем левом углу написал «5**-й штурмовой авиационный полк». Чуть ниже «протокол». Еще ниже «от **.06.1942 №…». Блин, а какой номер ставить? Ладно, оставлю, потом скажут, какой номер писать. В правом верхнем углу крупно выписал «Утверждаю…» Хотел ниже вписать комполка с линеечкой для подписи. А если не он будет утверждать, а Чернов? Оставим незаполненным. Теперь ниже и по центру надо написать «Допроса задержанного… Или сразу написать «диверсанта»?
        Вот ведь дурила этот тип! Ничего не мог придумать лучше, чем связаться с нациками. Добро бы ещё стал каким-нибудь консультантом, так нет же. Человеку хочется острых ощущений - пошёл в диверсанты… Не верю я в его убеждения. Не похож он на фанатичного белогвардейца, хотя дури у него в башке предостаточно…
        Чёрт побери! И у вас, товарищ младший лейтенант, её тоже хватает! Вот это кто написал вместо «…допроса задержанного» - «…технического совещания по установке приоритетов ремонта оборудования»? С головой проблемы, что ли? Только листок не комкаем, не рвём, а просто откладываем. А если Змей будет интересоваться странной записью, скажу, что про «шестёрочку» писал. Вот сейчас и допишу: «…машины № 6».
        Вальдемар, или как там его, сидел, прислонившись спиной к стенке, и с безучастным видом разглядывал потолок.
        Бородулин возвратился с каким-то свёртком. То есть что-то он завернул в полотенце и теперь разворачивал на нашем столе. Какой-то ящичек из коричневой кожи с ремёнными застёжками. Откинув крышку, медик стал извлекать содержимое на стол. Жгуты для остановки крови, ножницы с загнутыми концами, чтобы удобно было одежду разрезать, несколько пачек индпакетов. Даже парочка мензурок оказалась из коричневого стекла. И металлические тубусы для шприцев. Успел разглядеть складной нож с кривым лезвием и деревянной ручкой. У нас с такими грибники любят ходить. Ещё покопавшись, Бородулин извлёк небольшую коробочку с ампулами и таблеточными тубами.
        Во! Понял, кого он мне сейчас стал напоминать! Доктора Ливси из мультика «Остров сокровищ». Даже приговаривал так же: «…а это что у нас такое?.. Какая прелесть, замечательно… а вот это для чего? Ну надо же…» Через некоторое время он весьма озабоченно повернулся к особисту и заявил, что аптечка, конечно же, реквизируется для медицинских нужд полка. При этом на несчастного лжекапитана никто не собирался обращать внимание. А тот весь как-то поскучнел и теперь изучал строение пола.
        - В принципе это улика, то есть вещественное доказательство… - Змей уже был готов поделиться добычей, но необходимость соблюдения процедур его останавливала.
        - А вы выдайте во временное пользование. - Дурацкое чувство юмора у меня от усталости и духоты[35 - Выдать во временное пользование вещественные доказательства - это из книги Козачинского и художественного фильма «Зелёный фургон».].
        - Журавлёв, что-то у тебя какие-то странные шуточки. - Особист ясно дал понять, что недоволен. - Хорошо, забирай. Потом вместе составим акт передачи и опись. - Это уже было сказано Бородулину. - Да, что там с нашим задержанным?
        - Тут, товарищ лейтенант, такой интересный набор медикаментов… Я когда этого *** обрабатывал, обратил внимание… кажется, я догадываюсь, как помочь вам узнать что-нибудь интересное. Пошлите бойца, пусть принесёт продукты, которые были у этих ловкачей.
        Затем Бородулин наклонился над задержанным и стал пристально его рассматривать.
        - Откройте, пожалуйста, рот, - попросил военврач. Что он там разглядел в полумраке, непонятно, но результатом остался доволен. - А теперь поверните голову, посмотрите на свет. Хорошо.
        Потом встал и подошёл к столу, где лежала распотрошённая аптечка. Остановился, подумал немного и снова вернулся к задержанному:
        - Можно у вас руки посмотреть?
        Лжекапитан даже не поднял головы. Но Бородулина это мало смутило. Он сам взял задержанного за руку и резко вытянул её перед собой, повернув локтем вниз. Оставив сидящего на полу диверсанта, военврач решительно подошёл к столу и вынул из тубуса шприц. Взял коробочку с красной этикеткой, на которой наискось шла синяя полоса с белыми буквами, и вынул оттуда ампулу.
        Всегда нравится наблюдать, как работает профессионал. Щёлк - быстро вскрыта ампула, движение - и её содержимое уже находится в шприце. Три резких удара пальцем по стеклу, и короткая струйка лекарства взлетела вверх.
        - Журавлёв, возьми вон ту ватную подушечку и смочи из вот этого флакона.
        Я выполнил указание, и в помещении ощутимо запахло спиртом. Понюхав флакон, я убедился - точно спирт. А наш доктор уже протёр через разрез, который комендачи сделали на рукаве, плечо задержанному и быстро сделал инъекцию. Затем отошёл к окошку и стал рассматривать инструмент, которым только что воспользовался. А я, повертев в руках, рассмотрел надпись на коробочке из сероватого картона, в которой лежали ампулы. «Pervitin». Интересно, что это такое? Судя по реакции Бородулина - какой-то наркотик.
        В это время Михайлин принёс продукты, отобранные у диверсантов, и положил на соседний стол. Несколько вытянутых жестяных банок с фашистскими орлами на крышке. Наверное, консервы. Упаковки галет, ноздреватая масса, напоминающая хлеб, брикеты с чем-то сальным, завинчивающиеся коробочки, какие-то стеклянные баночки… Одна точно с солью. Во, странные брикетики в упаковке из ярко-красной бумаги поверх серебристой фольги. Как шоколад. И верно - надпись гласила: «Panzerschokolade». Непонятно, а почему он бронированный? Или это шоколад для танкистов? Надо бы заныкать плиточку с разрешения особиста. Потом наших девушек в столовой угощу. И сам сладкое тоже люблю.
        - Положи и не трогай. - Бородулин не хочет делиться. Вот ведь жадина. И так себе аптечку присвоил, а теперь и шоколадки зажимает. Не по-товарищески это как-то.
        - Это необычный шоколад. Полплитки достаточно, чтобы сутки не спать или бегать как конь. Там тоже фенамина напичкали.
        - Чего?
        - Много будешь знать - скоро состаришься.
        А до меня и так дошло. Тоже какой-то наркоты туда добавили. И точно: «Mit Lorbeer und Pervitin». Вот ведь невинные времена! Кока-кола ещё легально содержит кокаин, а в армии популярны шоколадные шарики «Кола». Союзники поставляют. Похоже, тоже с кокаином. Даже в Союзе кодеиновыми препаратами ещё лечат кашель и головную боль.
        Видимо, у фрицев проблемы с доставками кокаина и опия, зато великолепно развита фармакология. Вот они фен… как там его, вместо кокаина используют.
        - Я с вами тут посижу, - попросил особиста Бородулин. - Этот, - он кивнул на сидящего Вальдемара, - через пять минут будет вполне пригоден для разговора. Но постарайтесь уложиться в полчаса. Ещё приглядывайте за ним - он будет весьма активен, даже несмотря на ранение.
        Через некоторое время особист вернулся к допросу:
        - Итак, милостивый государь, вы получили желаемый медикамент. Может быть, теперь соблаговолите нормально отвечать?
        - О чём мне с тобой говорить, хам? Тебе интересно, кто я? Изволь: Владимир Дмитриевич Вишневецкий. Тебе же это всё равно ничего не скажет.
        - Сотрудничать с немцами начали в тридцать седьмом?
        - В тридцать восьмом. В Испании. Был там с кузеном и его отцом. К сожалению, толком повоевать не довелось. После того как в марте тридцать девятого краснопузые стали сдаваться, уехали в Милан, а затем в Лейпциг. Через полгода «Общевоинский союз» направил нас на обучение в Берлин[36 - В данном случае речь идёт о РОВС, «Русский общевоинский союз», большая часть которого активно сотрудничала с вермахтом и абвером.].
        - Что делали в мае в Смоленске?
        - А, ясно… Этот уголовник всё уже разболтал. Как там вы таких называете? «Социально близкий»? Дерьмо большевистское. В славном граде Смоленске мы набирали несколько команд для работы у вас в тылу.
        - Ваша группа была основной? Когда и где вы должны были встретиться со вспомогательными группами?
        - Да кто ты такой, жид комиссарский, чтобы я тебе отвечал?!
        Я ожидал, что Змей хотя бы разозлится. К моему удивлению, наоборот, особист на браваду и откровенное хамство внимания не обращал. Он был целиком погружён в процесс выуживания информации. Минут через десять у меня уже было письменное подтверждение рассказа Клеща и Малера. Плюс точки и время встречи со вспомогательными группами. А ещё позывные, время радиосеансов и коды вызова. В придачу ещё два места, где были устроены тайники. И в довесок координаты трёх «кренделей», которые успели просочиться к нам раньше. Вишневецкий, насмешливо глядя на нас расширенными зрачками, небрежно отвечал на вопросы, не забывая при этом сообщить, что все мы подлецы, мерзавцы и жидовская сволочь. Что ставить нас к стенке совершенно не обязательно, потому что по нам плачет виселица. И вообще, он будет давить нас голыми руками.
        Примерно через минут пятнадцать поток красноречия начал иссякать. Ещё через десять минут пошла только брань. Он ещё раз попытался рыпнуться и наброситься на особиста с Бородулиным. Неудачное действие. Змей успел его перехватить и «усадить» обратно на пол.
        Вот же я был дураком, когда старался этому наркоше что-то рассказать о реальных раскладах, из-за которых мы оказались по разные стороны фронта. Это потом Бородулин показал ещё ампулы с морфием и кокаином. Причём если… как их там… первитин и фенамин, как полагаю, были на всю группу, то «Коко» и «Марфуша» - явно личная собственность Вальдемара. Ясно теперь, почему у диверсантов были такие подвижность и выносливость. То-то Змей удивлялся, как они ночью по незнакомому лесу двадцать кэмэ пробежали не запыхавшись. Занятно, что Клещ не рассказывал про уколы. Видимо, ему стимулятор давали только в виде таблеток.
        Не, а наш медик-то каков! Вычислил, что группа пользуется стимуляторами, а этот выползок - Вишневецкий - вообще балует с чем-то повеселее. Бородулин, как затем нам рассказал, выяснил, что диверсанты давно в движении и действие стимулятора у них стало меняться на противоположное - гиперкомпенсация организма. Они стали вялыми, апатичными, раздражительными, малоподвижными, необщительными. Гюнтер начал выключаться сразу после захвата группы, а Малер ещё держался. Под действием фенамина Клещ не падал в обморок, несмотря на простреленное плечо. Это он потом «поплыл». Ещё наш военврач рассказал, что у фрицев во время наступления, почитай, вся армия на этих таблетках или на уколах. А уж лётчики и танкисты - вообще обязательно перед каждым боем глотали или кололи стимуляторы. Офигеть! Тысячи нариков с оружием в руках… Ясен свет, что они, не рассуждая, выполняли любой приказ. Даже самый изуверский. Так понимаю, что немецкие офицеры рангом повыше и эту гадость употребляли классом покрепче.
        А может быть, поэтому уже в сорок четвёртом гансы начали откровенно «чудить»? Как раз лет за пять наркота у них мозги и выела. Погодь… А этот Бесноватый? Он что, тоже «торчком» был? Ведь похоже на правду. А я-то был уверен, что у фюрера был в конце довольно кривой и больной двойник. Это ж, видно, Гитлера к сорок пятому так наркота доконала. Улёт… И если это знает Бородулин, то те, кому положено, тоже в курсе.
        Воистину чудны люди твои, Господи!
        Спирин и Михайлин вывели Вальдемара. Бородулин вышел вместе с ними, чтобы контролировать ещё некоторое время состояние своего пациента. Я приступил к уборке. Собрал аптечку и замотал её в полотенце. Вопросительно посмотрел на Змея. Особист показал на свой стол, вроде как «убери туда пока». Продукты собрали в вещмешок и поставили рядом. Затем пришлось потратить примерно полчаса и набело переписать протокол последнего допроса. Ну, вроде как всё. Снял с края стола печатную машинку, которая так и не потребовалась, и с помощью особиста мы убрали её на шкаф.
        Ну а теперь действительно всё.
        Чёрт побери, вот такое ощущение, что это меня непрерывно допрашивали два часа подряд, применяя нестандартные методы. Как выжатый лимон - чесс слово. Во, аж пальцы подрагивают. Ну его к Аллаху, эти игры в детектив, а также сыщицкие изыски, не говоря уже про дедукцию с индукцией. Пока на своей шкурке не почувствуешь, ведь так и не поймёшь, за что Глеб Жеглов и Давид Гоцман ордена получали. Пусть и в кино, зато правдиво. Прототипами были реальные люди.
        Змей протокол последнего допроса из подрагивающей ручонки взял, но вместо того, чтобы очередной раз найти очередные ошибки, начал пристально так это изучать мою героическую личность. Приблизительно таким же образом, как недавних диверсантов.
        - Что-то не так, товарищ лейтенант?
        - А вот скажи, Журавлёв, откуда это ты у нас такой умный взялся?
        Я попытался изобразить возмущённое недоумение. Типа «а в чём, собственно говоря, дело?».
        Особист, положив лист протокола на стол, продолжил внимательно меня рассматривать. Как будто выискивая трещинку, на которую надо нажать, чтобы я весь развалился. Потом неторопливо так продолжил:
        - Я слышал, что бывали случаи, когда человек от удара головой начинал даже на другом языке говорить. Ты, видать, из таковских будешь. Бородулин уже давно порывается с тобой в какой-то московский госпиталь съездить. Не нравится ему, понимаешь ли, твоя контузия. Вот и мне она не нравится, особенно последнее время.
        - Товарищ лейтенант, вы же наверняка успели проверить всех в нашем полку. И про меня всё уже знаете.
        - Скажу по секрету: даже дополнительные запросы сделал. И получили исчерпывающие ответы, что везде знают младшего лейтенанта Журавлёва. Характеризуют с хорошей стороны. Вот и у меня нет оснований заподозрить лётчика штурмового полка, за которым я с интересом наблюдаю третий месяц, в чём-то неподобающем. На текущий момент мне стало очень любопытно: кто это вам так развёрнуто преподавал краткий курс истории ВКП(б)?
        - Сначала, пока учился…
        - Ты погоди, Журавлёв, погоди. Сейчас должны подъехать представители особого отдела дивизии, и надо будет ещё поработать. Вот когда сдадим наших подопечных, тогда посидим и обсудим одного очень информированного младшего лейтенанта. Ты же всё равно никуда не денешься, а дела не ждут. Свободен. Пока свободен.
        И это вместо благодарности за проделанную работу…
        Вам не страшно? А вот мне-то что-то жутко захотелось оказаться как можно дальше. Австралия подходит, но лучше подходят Антарктида или база на поверхности Луны. Желательно с обратной стороны. Если чего - противогазом не отделаюсь. Вытащат всю подноготную. Причём лейтенант даже не посочувствует просто направит документы в особый отдел дивизии, а через некоторое время за мной приедут. «Сдать оружие, следовать за нами» - и всё, - песенка спета. Даже если вывернусь от них и сбегу по дороге - дальше-то что делать? Бегать и прятаться? Так на следующие сутки все армейские службы и милиция будут располагать моим словесным портретом. А с учётом шрама на башке и следов от ранений на ногах можно просто приклеить документы себе на лоб и идти сдаваться первому же патрулю.
        Значитца, надо будет беседовать с нашим особистом, убеждать его, что я-то «ничего такого», «нигде» и «никогда»… А вообще «всегда» и «все видели»… И срочно узнавать про «своих» родственников, соседей и знакомых по этой реальности. Ну не может быть, чтобы в бурных событиях семнадцатого и Гражданской из них никто не принимал участия. Рядом же Первопрестольная была, а там во время революции тоже всё кипело и полыхало… Иван Прохорович вон успел командиром взвода в ЧОНе побывать. Может, «батя» и с Буденным или Ворошиловым был знаком? Чем чёрт не шутит?
        Сейчас стоит надеяться на то, что наш особист будет занят работой с пойманной диверсионной группой. Пока приедут из дивизии, пока будут остальных ловить… А там ещё надо закладки и тайники разыскать. Если Змея его коллеги не отодвинут в сторонку (а попробуй его отодвинь!), то все эти мероприятия наш лейтенант будет стараться проводить при своём максимальном участии. На «Звёздочку» у него уже точно есть, а если ещё будет рыть, то и на «Знамя» потянет. Неприятный разговор, наверное, состоится не раньше, чем через дней пять. Мне из полка деться некуда, на «Иле» трансатлантические перелёты не выполнишь. Вот бы в отпуск съездить - обязательно нашёл бы какого-нибудь «старого ленинца» и «произвёл» его в своего учителя-наставника.
        Срочно требуется у своих «родителей» эту «инфу» выкачать. И повод есть - вроде бы как в партию собираюсь вступать, а посему желательно сослаться на славные революционные традиции своих родственников и знакомых. Будем держать пальцы крестиком. Ну а если «прижмут к стенке» - буду плести, что такие потрясающие познания появились в результате ноябрьской контузии. Особист сам же мне про это говорил. К тому же для пилота штурмовика пять дней могут растянуться как пять лет. У меня как минимум пять возможностей не вернуться из боевого вылета.
        В общем, я пошагал в столовую, благо не очень далеко было, насвистывая «Наша служба и опасна и трудна…».
        Ну да, страшно было. Но кроме этого, ещё страшно хотелось жрать - из-за этих чёртовых прохиндеев обед я пропустил. Ужасы-страхи приходят и уходят, а кушать хочется всегда.
        Объясняться с нашим особистом мне пришлось позднее. Разговор получился суетной и бестолковый, как всегда бывает на ходу. У Змея на тот момент снова образовался завал, и уделить внимание моей малозначимой (хотя и интересной) персоне он толком не смог. Единственное, в чём я сумел убедиться, так это в том, что своими сомнениями и размышлениями по поводу одного младшего лейтенантика особист полка делиться дальше по инстанции не собирается. Во-первых, потому что не собрано достаточно материала; во-вторых, потому что не хочется портить показатели своего подразделения; в-третьих, я уже считался опытным пилотом и на фоне общих потерь моё задержание могло вызвать неудовольствие Храмова. Формально у Змея, с его двойным подчинением, было своё начальство по линии госбезопасности, только оно находилось далеко, а командир полка сидел за соседним столом. Мы договорились ещё вернуться к этому вопросу. Причём особист намекнул, что предварительно побеседует в неформальной обстановке с глазу на глаз. Однако в действительности и приватный разговор, и официальный допрос в присутствии сотрудников особого отдела
дивизии, комполка и нашего комиссара состоялись много позднее, в сентябре, во время пребывания в запасной авиабригаде на аэродроме Кряж.
        КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ
        Прохладным вечером июньского дня после ужина, перед тем как «опрокинуть» заслуженные 100 грамм за боевые вылеты, Андрей постучал ложкой по пустой тарелке.
        - Так, парни, никуда не расходимся. Будем проводить комсомольское собрание. Я сказал - потом успеете! Заканчивайте галдёж! Уважительная причина для отсутствия - только госпиталь. Всем всё понятно? Ладно. А теперь - от винта!
        Пока летуны курили у столовой и обсуждали последние вылеты, успели поужинать во вторую смену и наши технари. «Чёрным душам», как всегда, не везёт - то всю ночь машины приводить в порядок, то ещё какие-нибудь работы. Вот и сейчас - без перекура оставили. Ладно, после подымят - лёгкие целее будут.
        Итак, собралась почти вся наша комсомольская ячейка. Из госпиталя ради такого случая отпустили Толика, чем я сразу и воспользовался, посадив его секретарём - вести протокол собрания. А нечего было всякие каверзы в письменном виде устраивать. Я до сих пор не могу забыть свой первый вылет со стрелком.
        Собрание решили проводить на свежем воздухе. Вечер, опять же, просто чудесный, да и наряду не надо мешать убирать после ужина. И наши красавицы-вольняшки имели полное право отдохнуть после целого дня на кухне. Нехорошо заставлять их ждать, пока мы провели бы своё мероприятие.
        Андрей начальственно толкает меня локтём - типа все в сборе, можно приступать.
        Ну, что же, начинаем.
        - Сегодня, парни, обойдёмся без формальностей. Никто не против? Нас сейчас по списку сколько? Толик, озвучь.
        - Двадцать четыре комсомольца.
        - Ну, что - кворум собран. Повестку и прочее пропускаем - времени жалко. Работаем в боевом темпе. Андрей - тебе слово.
        Ковалёв скупо и сжато просветил нас о положении на фронтах. Говорил честно, что особых достижений пока нет и не очень предвидится. Хотя и без него мы чувствовали, что предстоит «вязкая борьба в партере». О том, что со дня на день начнутся катастрофа Южного фронта и отступление, Андрей не знал и не мог догадываться. Он только предположил, что, скорее всего, наш полк на нынешнем участке долго не задержится.
        - …поэтому обращаю особое внимание на отработку взаимодействия в звеньях и чёткость боевого применения. Про огрехи пилотирования (косой взгляд в мою сторону) и штурманской подготовки (теперь досталось Серёге) сегодня говорить не будем. Но надеюсь, что имеющееся время будет использовано на навёрстывание упущенного.
        - Комсомолец Салихов, докладывай, что там у нас с переделками.
        - Если кратко, не разводя антимонии, - на «шестёрку» и на «десятку» поставили ШКАСы. Два дня назад сумели на складе выбить «березина». Приводим пулемёт в порядок. Пока есть проблемы по перекосу ленты, по переделке привода, по экстракции отстрелянных гильз. Мы над этим работаем. Пулемёт будем ставить на «семёрку». Так как в эскадрилье осталось всего семь машин, высвободившиеся механики будут направлены на переделку остальных «грачей». При условии, что ещё сможем в дивизии выбить пулемёты. Подготовлено пять стрелков из числа техников. Это с учётом Горшнева. Ещё троих можно будет забрать из БАО. По данному вопросу всё. Теперь предложения. Товарищи пилоты, во время боевых и тренировочных полётов осматривайте землю. Фиксируйте места, где лежат подбитые самолёты. Любые - уже не важны ни тип, ни марка. К сожалению, запасных частей не хватает, и во время нашей последней поездки в дивизию нас предупредили, что будет только хуже. Так что будем искать и собирать всё, что хоть как-то можно использовать. По второму вопросу закончили.
        - Толик, записал? Андрей, поговори с комполка. Под эти цели, может быть, выделит наш «У-2». А то полуторку загоняем.
        - Поговорю, конечно, только всё равно придётся полуторку брать - хотя и так уже всё вокруг объездили. И не мы одни такие умные - соседи тоже пиратствуют. Потом на нашей тарахтелке много не увезёшь. Посчастливится найти целый движок, так придётся вообще трёхтонку брать. Ладно, побеседую с командирами. Если что - «зайду» через комиссара - по партийной линии.
        Андрей уже решил закругляться и распустить собрание. А вот индейскую народную избу тебе - фиг-вам называется!
        - Третий вопрос. Комсомолец Ковалёв, вы у нас вроде как по спортивно-физкультурному сектору?
        Андрей уже понял, куда я клоню, и изобразил раскаяние. При этом исподтишка успел показать мне кулак и сделать зверскую физиономию.
        - И остальному составу эскадрильи прошу обратить внимание на занятия физическими упражнениями. Что-что-что? Кто занимается? Хорош заливать-то! Товарищи комсомольцы, некрасиво получается - видите же, что комэску некогда, так вместо того чтобы поддержать своего товарища делом, все с радостью забросили занятия физкультурой. Вообще-то, это подрыв обороноспособности полка!
        - Ну ты уже совсем перегнул!
        - Ну-ка, без выкриков с места, а в порядке общих прений с регламентом в одну минуту.
        - Журка, ты хоть сам понял, что сказанул сейчас? Перестань умничать!
        - А вам хватит балду гонять. На зарядку почти пинками приходится всех выпроваживать. Скоро не только БАО, а даже девчонки из столовой быстрее вас будут бегать! А про остальное и говорить не приходится. Тренажёры заставили технарей сделать? А чего они теперь пустуют? К пилотам - особое требование. «Чёрным душам» машину из пике выводить в горизонт не надо. Хотя у них своих дел, где стоит приложить силушку богатырскую, хватает. Короче, Толик, записывай - обратить внимание на недостаточную физическую подготовку личного состава и провести несколько дополнительных занятий в свободное время.
        - У-у-у-у…
        - Ну-у-у… - Это народец выразил так своё негативное отношение к данному вопросу.
        - Больше энтузиазма, товарищи комсомольцы! Хватит сачка давить.
        - А что там у нас с «Боевым листком»?
        - С «Боевым листком» всё в порядке. Вот сегодня проведём собрание и заполним оставшийся раздел - «комсомольская жизнь». Толик, тебя долго ещё Бородулин мариновать собирается? Нужно красивым почерком заметки написать.
        Ну вот, собственно, и всё. Но распустить собрание просто так не удалось. У наших ребят, как всегда, после ужина с «боевыми» поднялось настроение.
        - А про жизнь на Марсе? Уже вторую неделю культмассовый сектор обещает доклад устроить.
        - Ладно, народ, сделаем так: кому очень надо - могут считать себя свободными. Если это реальный интерес, то лекцию сегодня проведём. И даже Марс покажем тем, кто не заснёт и дождётся его появления.
        Ну и что вы думаете, хоть кто-нибудь ушёл? Ага, сейчас! Ещё ведь перед собранием кто-то ворчал про то, что какие-то дела вроде как были. Единственное, что предусмотрели, - так это всех курящих отправили к свежевырытой щели, чтобы они остальным своим дымищем не мешали и подлесок бы не запалили.
        Начал доклад Муса. Вполне толково изложил строение Солнечной системы и положение Марса относительно Земли. Потом, когда он начал запинаться, пришлось перехватывать доклад, чтобы дать моему механику отдышаться и глотнуть воды. Я прошёлся по римской (и частично греческой) мифологии, рассказал про кровавого Марса (он же Арес, он же бог войны) и его спутников Фобоса и Деймоса.
        К нам незаметно ещё подтянулся народ. Вот и наши красавицы из столовой присели на скамеечке, которую успели смастерить вместо разбитой при налёте. Ребята из других эскадрилий и из БАО тоже пришли послушать.
        Мишка перехватил у меня инициативу и стал сыпать данными о размерах четвёртого планетоида нашей системы. А также о расстояниях и сопоставлениях орбит. Упомянул, что сила притяжения на Марсе примерно в два раза меньше, чем на Земле. Припомнил про знаменитые марсианские каналы, а также про то, что в современные телескопы их обнаружить не удалось, хотя очень хотелось. Строго между нами (мною и планетой Марс): эти сведения Мишке подкинул я. Единственное, что не упоминал, что они собраны с наших и американских межпланетных зондов-разведчиков.
        Ага, он, оказывается, тоже читал «Аэлиту» Толстого. Сие я понял из того, как Муса рассуждал о возможности межпланетного путешествия. При этом предложение совершить перелёт на наших «Илах» привёл в качестве технического казуса и полного «бесперспективняка». Мишка уже начал выдыхаться и настойчиво просил поддержки. Ладно, помогаем - это же не мешки ворочать.
        - А теперь представим, что мы всё-таки добрались до поверхности Красной планеты. Условно назовём это «на спускаемом аппарате космического корабля». Ну вроде как на шлюпке с парохода. - И добавляю, пародируя лекторов общества «Знание»: - Чем же нас встретит планета Марс? Какие у вас, товарищи, будут предположения? Ну, смелее - высказывайте своё мнение.
        - Цветами!
        - Марсианками!
        Все засмеялись. Как пишется - «оживление в зале».
        - Ладно вам придуриваться, не томи людей - рассказывай!
        Выдержав театральную паузу, продолжаю:
        - К сожалению, ни цветов, ни марсиан, а тем более марсианок мы не увидим. Как показали недавние исследования и наблюдения при помощи мощнейших телескопов, поверхность Марса представляет собой безжизненную пустыню. Вдобавок в отличие от Сахары или Каракумов там не только пить и есть нечего, там даже дышать нечем. Оптические исследования атмосферы Марса при помощи сверхмощных телескопов позволили сделать выводы о том, что она крайне разрежённая - не более одного процента от земной - и в основном состоит из углекислого газа. На Северном полюсе иногда образуется снежная шапка. Только должен вас огорчить - это не закристаллизовавшаяся вода, а всё тот же углекислый газ. Вот теперь представьте, насколько низкая температура там бывает. Мороженое все покупали? Видели у продавщицы в ларьке в холодильнике «сухой» лёд? Вот это и есть замёрзший углекислый газ. Вот примерно таким «сухим» льдом и покрыты полюса, особенно Северный, на Марсе.
        Слабая атмосфера и отсутствие в ней воды не могут защитить поверхность планеты от нагрева Солнцем. Это несмотря на то, что оно от Марса на многие тысячи километров дальше, чем от Земли. Поэтому в марсианский день температура может подниматься до 40 градусов. По этой же причине тепло на Марсе не удерживается. После заката температура минус 80 является обыденной. На полюсах может достигать минус 150 градусов. Как следствие - на планете нет воды. В том числе в молекулярном виде. И даже в глубине пород, как в наших пустынях. А если нет воды, то не будет сложных органических соединений и того, что мы называем «жизнь». С одной стороны, это хорошо - пророчество Герберта Уэллса о вторжении с Марса показывает свою полную несостоятельность. С другой стороны, плохо - у нас нет «запасной» планеты под боком.
        - Эх, зараза! Вот бы нам ихни гарны шахающи боевы треножныкы!
        - Ага! Это кто там у нас с места реплики подаёт? Санька? Ну вот ты и попался! Так! К следующему собранию комсомолец Якименко предложит всеобщему вниманию разработанные им варианты шагающих боевых машин! Разрешается пользоваться поддержкой культмассового сектора. А сегодня на этом поблагодарим комсомольца Салихова за интересный рассказ.
        Вау! Нам аплодируют! Неужто понравилось? Ну, ладно, спишем это на то, что у народа не хватает прочих развлечений. Лекторы из нас с Мишкой получились так себе - «на троечку».
        - Ну, всё, комсомольское собрание второй эскадрильи объявляется закрытым. Толик, завтра с тебя протокол и доделанный «Боевой листок». Всё равно же тебя Бородулин ещё не отпускает - вот и давай поработай на комсомольскую ячейку эскадрильи.
        Уже стемнело и стало весьма прохладно. И сыростью из леска потянуло. А ещё комарьё налетело - целые полчища. Кусаются же, заразы!
        Над нами зажглись звёзды.
        - А где сейчас на небе Марс, покажете? - приятный женский голос. Это кто-то из наших девушек-официанток. Правда, в сумерках не видно кто.
        - Мишка, ты докладчик - тебе и отдуваться. Андрея на помощь позови - он силён и в географии, и в навигации с астрономией.
        - Так Марс же надо в телескоп рассматривать…
        - Не теряйся! На КП бинокль есть - попроси на время.
        Все хрустальные замки и радужные мечты разбились о командный голос нашего комполка. Ого, батя, как оказалось, тоже пришёл послушать доклад.
        - Отставить ночные посиделки с биноклями! Ковалёв, собрание закончили? Тогда всё - уводи своих в расположение. Салихов, задержись.
        Я тоже тормознулся для того, чтобы передать недоделанный «Боевой листок» Толику, который ещё пару дней должен был провести под присмотром наших медиков. Поэтому слышал, как Храмов выразился в том ключе, что жизнь на Марсе тема занимательная, но машины завтра нужны хоть кровь из носа. Мишка повздыхал и сообщил, что техсостав эскадрильи сегодня делится пополам. Первая смена пойдёт спать, а вторая продолжит ремонт машин. В три часа намечена пересменка, и технари, урвавшие целых четыре часа сна, заменят тех, кто работал до них.
        - Только светомаскировку не нарушайте. Потом дам отоспаться. Всё, лейтенант, давайте - делайте. Свободен!
        - Эй, марсианин, - это уже мне, - тебя это тоже касается.
        И ласково так добавил:
        - Если твою машину не приведут в порядок, будешь дежурить по аэродрому на пару со своим Якименко. Заодно и боевые треножники придумаете. Бегом марш - спать!
        Больше доводов разума, а также дополнительных ускорений мне не потребовалось, и я счёл должным удалиться в направлении своей землянки на максимальной скорости.
        НАЛЁТ НА АЭРОДРОМ
        - Ты плачешь, Зильзеля?
        - Ах, грустно, хозяин…
        Вот и у меня то же самое - грустинки по душе болтаются и царапаются. Завязалось с того, что на завтраке посмотрел на календарь и понял, что сегодня мог бы начаться мой отпуск. Мы ещё в октябре с Красотулей так решили. Ей отпуск поставили на середину июня, поэтому я тоже свой отпускной график сдвинул. В нашем производственном корпусе из самого крупного начальства были только мы с Василичем, так что ходить отдыхать могли когда захочется, лишь бы друг с другом не пересекаться. Лизку в лагерь в июне решили не отправлять, благо бабушки с дедушками обещали помочь. Её секция гимнастики в июне ещё работала, а дальше был запланирован небольшой перерыв. Затем следовали спортивные сборы в августе. Так что у младшей всё лето было расписано - сначала с нами на «юга», потом с Машиными родителями на дачу под Киржач, следом снова на море, на этот раз на Азовское уже с моими родителями. А в августе, как говорил, Лизавета ехала со своими девчонками на тренировочные сборы в Анапу.
        Как теперь это всё будет без меня?
        Что там они поделывают, пока я здесь уже полгода прохлаждаюсь?
        Середина июня 1942 года (и вправду прохладного). Впрочем, прохладным он был только по погоде и только на нашем участке фронта. А вот, например, ребятам в Севастополе сейчас очень жарко.
        До нас довели приказ народного комиссара обороны СССР № 0490 о том, что теперь «Илам» запрещается вылетать без бомбовой нагрузки. Типа жутко секретный приказ. Храмов с особистом знакомили с текстом «под расписку». Вот и дождался. Теперь станут оборудовать дополнительную подвеску для ещё двух «соток».
        Давно не пополняли ни людьми, ни техникой. Хорошо хоть стали эрэсы приходить. За два с половиной месяца не очень активных боёв у нас осталось шестнадцать машин. После того как зенитки «смахнули» комэска-три, остатки его эскадрильи слили с первой. Две машины последней модификации с «ВЯ» и форсированными двигателями забрали себе Храмов и Чернов[37 - «ВЯ» - авиационная пушка Волкова - Ярцева. Калибр 23 мм.]. Не знаю, как в других полках, но наши отцы-командиры хотя бы раз в день водили группы на боевые задания.
        Что-то Андрея не видно. Как после завтрака убежал на КП, так ещё и не вернулся. А нет - вон, лёгок на помине. Шурует ко мне под крыло «шестёрочки» и жестом зовёт Серёгу. Та-а-ак, мне это уже не нравится. На обычном вылете всё просто: вот квадрат, вот ориентиры, вот маршруты. «Вопросы есть?» - «Вопросов нет!» - «По коням!» - «От винта!» Андрей просто так своих звеньевых собирать не будет. И доставать карту из планшета тоже не станет.
        Ковалёв хмур и сосредоточен.
        - Из штаба фронта в дивизию пришёл приказ провести атаку аэродрома противника.
        «**** ****, **** и *****!!! - сказал боцман, а потом грязно выругался».
        У нашего комэска за плечами сорок первый и несколько таких налётов. Я штурмовки аэродромов ведаю только по авиасимуляторам. И эти знания мне большой радости не доставляют. Хуже может быть только атака малыми силами авианосца в охранном ордере или штурмовка военно-морской базы. Серёга - тоже стреляный воробей. Выматерился, сплюнул и полез за куревом внутрь комбеза. И Андрей, в свою очередь, затянулся. Сидим под крылом. Молчим.
        Объяснить, почему мы так нервно отреагировали?
        У кого-то из наших начальников с лета сорок первого железно укоренился образ разбитых - аэродромов с горящей техникой и взрывающимися постройками. С этого времени они считали, что, нанеся удар по полю противника, мы лишим его авиации. Ведь у фрицев же получалось?
        Блин! В первую очередь поймите разницу между die Lampe и лампадой, а потом командовать лезьте. В начале войны наши машины стояли рядами на открытых полянах и на стационарных точках. Без прикрытия. То есть ни зениток, ни барражирующих истребителей, ни радаров. Да у нас даже сейчас на поле нет ни зениток (четыре 37-мм пушки и ШКАСы на треногах - это даже не смешно), ни РЛС. Без запасных полей, без точек «подскока». И выносных постов всего штук пять на всю дивизию. Вон, прошлый раз «мессера» хозяйничали у нас, как у себя на кухне. Видимо, наши штабные гении считали немцев такими же раздолбаями. Прошлый раз от больших потерь полк спасли только заглублённые капониры и маскировка.
        Читал я в своей реальности про такие вот налёты штурмовиков на аэродромы. Для начала - система обнаружения и распознания люфтваффе засечёт нас, когда мы будем километрах в десяти до линии фронта, ещё на своей территории. И будет вести. Так что цель предупредят минут за пятнадцать до нашего появления. И это в самом худшем случае. Горячий приём нам обеспечен так же, как и комитет по встрече и проводам в виде всех наличных «мессеров» на этом участке. Сами поля - аэродромов педантичные немцы прикрывают «ахт-ахтами» в приличном количестве, и МЗА - 37-мм и счетверённые двадцатки. Штук сорок. Это чтобы наверняка. Чтобы не напрасно. Направление им дадут, численность предоставят. После того как мы браво влезем в прицелы, им только и останется, что нажать на гашетки.
        Самое обидное, что даже если мы изобразим Равальяка и спляшем эту сумасшедшую джигу, эффект от нашей работы будет почти нулевой. Для сумрачного немецкого гения давно уже стало очевидным, что машины на поле в одну линейку ставят только в глубоком тылу на парадах. В условиях военных аэродромов они находятся в заглублённых капонирах, которые образуют «подковы». Помнится, мы в апреле до хрипоты спорили с Храмовым, пока он не махнул рукой и не разрешил нам разнести в прилеске капониры таким же образом. Заковыка в том, что при единичной атаке можно прицельно накрыть только одну «подкову» капониров. Для повреждения следующей «подковы» потребуется провести разворот и повторную атаку. Под огнём ЗА противника и действия прочих средств ПВО.
        Кроме того, кто вам сказал, что вся техника противника будет стоять на поле и ждать нашего налёта? «Мессера» будут находиться на точках «подскока». Бомберы пойдут на вылет либо с рассветом, либо ещё до него. То есть в самом шикарном случае мы сможем застать на земле не более трети техники.
        И ещё горечи в компот - на «Илах» бомбовых прицелов нет. Это вам не «Штуки», которые могут положить «яичко» с отклонением в пару метров. Я ещё на полигоне, когда мы цемент куда попало кидали, за голову схватился. Если эрэсами ещё можно было прицелиться через основной ВВ-1 на переднем триплексе, то бомбовая загрузка чаще всего летела куда придётся. Особенно у молодых. Они вообще не видели, куда кидают. Поэтому штурмовики отлично отрабатывали по вражеским колоннам и ж/д путям, несколько хуже - по переднему краю и совсем плохо по единичным целям.
        - Фото аэродрома у нас, конечно же, нет? - это я так, на всякий случай спросил. Ну можно же всё-таки надеяться на чудо.
        - Отработаем - за нами пройдут «пешки», они сделают фотографии по результатам атаки.
        - Когда вылет, какая нагрузка?
        - Через два часа. Нагрузка полная. Что ещё хотите сказать?
        - Наших мехов стрелками не брать - возьмём парней, которые подготовлены из БАО.
        Андрею и Серёге предложение явно не нравится.
        - А ничего, что для них это будет первый боевой вылет?
        - А ничего, что мы рискуем остаться без технарей, если вообще вернёмся?
        Всё, как будто красной тряпкой перед быком помахал. Вон как Ковалёв зло вскинулся. Ещё немного - Андрюха закипит как чайник.
        - Всё, комэск. Остынь. Сам же понимаешь, что я прав. Здесь вопрос целесообразности в выборе меньшего из зол. Так, теперь, мужики, давайте думать, как будем воевать. Предлагаю Серёге с его ведомым разделиться и отколоться от основной группы. Они займутся тем, что будут давить зенитки. Пока фрицы на них переключат огонь, мы будем работать по целям. Ща ещё сумничаю, только ты не заводись с полоборота!
        - Серёга, что скажешь?
        - В принципе дело Журка говорит. Только так удар по полю ослабнет.
        - Во - умничаю: по полю вообще бить не надо!
        - Чего?! Ну-ка, ну-ка - объясни.
        - На ВПП если и будет ползать какая-нибудь бяка, то одна или пара. Надо бить по всяким буграм и зданиям, если там увидим. Помните, как на переднем крае работали?
        - А как ты их отличишь?
        - Ну а глаза на что?
        - Изначально надо ориентироваться на участок поля у леса…
        Итак, прошла первая оторопь. Приступили к проработке. Уже обсуждаем детали предстоящего удара. Андрей подозвал остальных, и разработку плана действий мы проводили уже всей семёркой - всей эскадрильей.
        В общих чертах выглядело так - сразу после вылета прижимаемся на бреющем как можно ниже. Андрей и Серёга с интересом и пониманием отнеслись к информации о существовании радаров. Особенно когда поставил их в известность, что и у нас такие тоже есть. «РУС» вроде бы называются. Ковалёв будет строить маршрут так, чтобы создать у противника видимость, что мы готовим атаку моста, который расположен километрах в тридцати севернее. Потом разворот, и заходим на цель не с востока, а с северо-запада. Километра за три до объекта набираем 700 - 900. Разделяемся. Колосов с напарником будут давить зенитки. Я наношу основной удар по своему усмотрению. Ориентируюсь на кромку леса либо на всё то, что отличается от рельефа, созданного природой. За моей тройкой идёт пара Ковалёва и зачищает поляну. Вторичной целью для его звена будут зенитки. После первого прохода роли остаются. Колосов продолжает утюжить места, откуда будут бить трассера, я работаю по всему, что выступает из земли, Андрей нас прикрывает и завершает начатое. Если сумеем сделать третий проход, то все дружно гасим зенитки.
        Всё ясно? Договорились? Всё - готовимся.
        Наших «стрелков-пулемётчиков» из БАО особист забирал к себе на усиление. Надо бы их скорее вернуть. Ни Мишку, ни Игорька в такой вылет я с собой не возьму ни за что на свете.
        Начинаем предполётный осмотр машины. Как всегда, в моём путешествии вокруг «шестёрочки» меня сопровождает Мишка, держащий под мышкой журнал. Блин, вот реально наши мехи - кудесники. Как можно с их инструментарием, которого, как говорится, «с гулькин… нос», и запчастями, собранными с бора по сосенке, разбитый в хлам самолёт привести в божеский вид - не представляю. На сегодня самое главное внимание - хвосту, который пострадал в прошлый вылет. Поворотник (у меня как-то сорвался автомобильный термин, а ребята подхватили) в идеальном состоянии. Ни швов, ни склеек. Даже ладошкой поводил - ничего нет. Муса улыбается. Вот не доставлю ему радости - я уже угадал. По цвету окраски не совпадает.
        - Мишка, а что тебе говорил зампотех, когда ты у разбитого «Ила» хвост отрывал?
        - Если без мата? Тогда он молчал. Только ещё махал руками и немножко подпрыгивал. - Этот прикол я тут уже успел нашим рассказать. Ну, что я говорил - ведь они и правда не стали латать искорёженный руль поворота, а поставили мне снятый с разбитой машины. Ладушки, смотрим дальше. Вскрывать люки не буду, потом лучше через точку стрелка внутрь залезу - тросы посмотрю. Если правильно помню, то прошлый раз пару из них перебили.
        Чай уже нашёл дорогу в глубине моего внутреннего мира. Совершаю ритуал омовения травы за хвостом.
        Струбцины ни одной нету - «чёрные души» их уже сняли.
        Так, а это кто там пылит к нам на форсаже?
        Мишка тоже остановился посмотреть на подбегающего солдашонка из БАО.
        - Тарищ лейтнант, разрешите обратиться, - начал он по-уставному, а потом расплылся в улыбке и добавил уже по-простецки: - Ковалёв меня на вашу машину направил. Можно я сегодня с вами полечу?
        И улыбается так это несмело. Блин, вот пацан пацаном. Хотя я видел, как он на упражнениях стрелял. И вроде даже попадал по щитам. Больше всего на свете мне захотелось дать команду «Кру-гом! В расположение БАО бегом МАРШ!» Но это бы означало, что со мной сейчас полетит мой верный техник. Мишке и так пришлось наплести, что вылет будет обычным, поэтому используем возможность «обкатать» молодёжь. В конце концов, дело технарей - это машины латать, а не геройствовать.
        - Красноармеец?..
        - Красноармеец Смирнов, тарищ лейтенант! Я даже на пулемётных курсах учился! Вот только заболел и от своих отстал. Меня потом из госпиталя в БАО отправили. Возьмите меня! Я не подведу!
        Я кивнул на него Мишке:
        - Во, видал героя, - тоже покататься хочет.
        Мишка сделал грозное лицо и сверкнул эмирским начальственным взглядом:
        - А вы своё непосредственное руководство предупредили, красноармеец Смирнов?
        - Никак нет, товарищ инженер-лейтенант! Нас же в группу быстрого реагирования забрали. А сейчас Ковалёв и товарищ лейтенант госбезопасности сказали, что можно с вами на задание слетать. - Ещё немного, и он сорвётся и побежит упрашивать своего взводного, чтобы ему разрешили слетать со мной.
        - Ладно, - вздохнул я. - Никуда тебе, Смирнов, бежать не нужно. Мишка, где у нас амуниция - начинайте с Игорьком экипировать стрелка. Да, журнал-то давай - распишусь в приёме. По движку и кабине замечаний, надеюсь, не будет - а если будут, я тебе потом сам всё выскажу. Смирнов!
        - Я, тарищ лейтенант!
        - Держи, - протянул ему маленькую круглую жестяную коробочку с монпансье. В военторговской лавке недавно взял как замену куреву. А то ребята дымят, а я с таким это важным видом леденец достаю. Типа как от табачной соски отучаюсь.
        - Доза - по два маленьких леденца за каждую щёку. Принимать при приступах тошноты и укачивании. В случае появления «мессеров» - дозу увеличить в два раза. Всё понятно?
        - Слушаюсь! - Он чего? Не понял, что это я прикалываюсь? И вправду же начнёт леденцы грызть вместо того, чтобы начать отстреливаться.
        - Теперь по обращению в вылете и в бою. Если будешь обращаться по уставу типа: «Товарищ младший лейтенант, разрешите доложить! Обнаружил атаку вражеского истребителя с ракурса 265 градусов при понижении 20 метров. Разрешите открыть огонь?» - нас сожрут, как псина кусок сардельки. По связи ори что-нибудь типа: «Жур, с семи «мессер»! Жми влево - отобью!» Понял?
        - Слушаюсь!
        - Неуставные обращения допускаются только в полётном и боевом режимах. В остальном взаимоотношения военнослужащих регламентирует Устав РККА? Ясно?
        - Слушаюсь!
        - Слушай, ну ты хоть для разнообразия ответь «ясно», или «понятно», или совсем кратко - «да». Кстати, тебя тоже надо подсократить - позывной тебе придумать. А то пока проговоришь звание-фамилию «Крас-но-арме-ец Смир-нов», нам уже пару раз с хвоста влепят… Тебя-то полностью как звать-величать?
        - Устин Борисович!
        - Как?!
        - Устином Борисовичем я буду, - с затуханием и смущением ответил боец. Как будто решил, что такое редкое имя может послужить отказом в пригодности к вылету.
        - Видно, из уральских, - со знанием дела заметил Мишка.
        - Верно?
        - Верно!
        - Ладушки, позывной тебе будет - Бур! Что есть - «Боец уральский».
        Мишка решил поприкалываться по этому поводу.
        - Клади руку на журнал! - Боец оторопело повиновался. - Нарекаю тебя именем небесным - позывным Бур! Ныне, присно и во веки веков. Аминь!
        И ещё сделал вид, что крестит его.
        - Муса, не юродствуй - ты у нас вообще мусульманин, когда сам про это вспоминаешь!
        - Так мне что, обрезание ему сделать?
        Вновь названный Бур после такого заявления даже отпрыгнул от нас.
        - Так, всё, хорош парня смущать. Начинаем экипироваться.
        Игорь уже притащил парашюты, кирасу и шлемак. Начинаем собираться в путь-дорогу дальнюю.
        Накинуть верхние лямки ремней на плечи. Игорёк помогает Буру. Наш заправщик закончил закачивать в баки топливо и вынул «пистолет». С «ЗИСа» солдашата сгружают «сотки» и ящики с эрэсами на наше звено.
        Нижние ремни - застегнуть. Грудной карабин… Мишка с Игорьком вдвоём взялись за подвеску парашюта и подняли на ней Бура. Встряхнули. Нашли, где появилась слабина, - подтянули. Заправщик уже отъезжает от Санькиной машины. «Ил» с бортовым номером 12 ещё продолжает заправляться. Ничего не попишешь - штурмовики первых серий имели только одну заливную горловину и «обедали» по полчаса. Гриша Сотник неторопливо контролирует процесс, постукивая себя веточкой по сапогу.
        Парашют уже на попе. Нужно покрутить корпусом. Вроде нормально. Мишка и Игорёк помогают Буру надеть кирасу. Оружейники загрузили «сотки» в отсеки и проверяют работу створок люков. Санька Якименко что-то обсуждает со своими технарями. У него тоже сегодня новый стрелок. Его техник Васятка, с которым Санька успел слетать пару раз, даёт новичку ценные советы.
        Пилоточка, пилоточка… Нравится мне моя синяя довоенная пилотка с голубым кантом. Она и сшита фасонистее, и на голове сидит удобнее - не разъезжается и не слетает. Даже ткань плотнее, чем на той же солдатской пилотке у нашего Бура-Смирнова. Я забрал обе пилотки и передал Мишке, который засунул их себе за пояс. Начиная с начала июня стали летать в одних комбезах, а то жарко. Стрелки-новички сегодня пойдут на вылет в своих гимнастёрках. Что поделаешь, не догадались раньше обзавестись лишними синими комбезами, так что теперь ругаться-то.
        Разбежаться - ускориться - прыжок на крыло, и скорее, скорее перебираем ногами, а то соскользнёшь. Везёт же стрелку - его со всем почётом по лесенке в кабину водружают. Под крыльями оружейники колдуют с эрэсами - подвешивают, вставляют запалы, подсоединяют провода. Мишка и Игорёк тащат баллон со сжатым воздухом. Гришка уже занял место в кабине и что-то обсуждает со своим технарём, который стоит на крыле возле него.
        Сборы-сборы… Как-то некомфортно мне. Как будто тянет где-то внутри. Ну-ка ещё поёрзать на парашюте. Да не, вроде бы всё пучком. Оглядываюсь. Мой защитник устраивается на своём ремне. Ребята помогают ему надеть шлем и подсоединяют к бортовой связи. Всё, устраиваюсь на месте и застёгиваю свой шлемофон. Вот когда же у меня руки дойдут - давно хотел вместо застёжек кнопки присобачить.
        Начинаем проверку по кабине - по приборам на панели… Моё звено заняло свои места в машинах. Все пять душ. В трёх потрёпанных «Илах» с номерами 06, 10 и 12.
        - От винта!
        Запуск.
        Еэззз! - «шестёрочка» завелась с первого раза. Вот ведь спасибо Игорьку - свечки прокалил. Время есть, топливо - под завязку, так что дадим движку поработать на низких. Игорёк, наверное, уже сегодня гонял двигатель, но не мешает ещё разок. Заодно своими ушками послушаю. Это, конечно же, не вазовский движок моей верной «шахи», на котором я отчётливо слышал каждый «горшок»[38 - «Горшок» - сленговое название цилиндра двигателя внутреннего сгорания.]. Однако и на «Иле» с его АМ-38 на холостых можно было по звуку вычленить отдельные посторонние шумы, особенно на прогретом. Но это потом, а сейчас стрелка прибора, показывающего температуру масла, только отлипла от крайнего левого положения. Пока «греемся», проверю-ка движения своего «джойстика». Метрового почти. О который при аварийной или небрежной посадке некоторые пилоты иногда себе так всё отбивают, что потом уже ничего не хочется. Особенно близких личных контактов с противоположным полом. Может быть, на фронте и вообще на войне это будет даже плюсом, а вот потом - явный минус. И так в 46-м, да и десятилетием позже любой мужик, хоть косой и кривой,
хоть хромой и рябой, был на вес золота. Чтобы мне не попасть в разряд дефектных, мы с Мишкой придумали и поставили дополнительный щиток защиты на кресло. Парашют теперь укладывался в «чашку» и вынимался с некоторым затруднением, ход «на себя» сократился на 30 миллиметров, однако это лучше, чем получить повреждения в самой важной для каждого мужчины части тела. Только между нами, девушками, - точно такой же дополнительный щиток Ковалёв себе тоже установил. И вроде бы как остальные лётчики заинтересовались таким техническим новшеством.
        Приборная панель. Слева направо по приборам. Кругляшок «показометра» температуры масла, над ним - указатель температуры воды, чуть правее - обороты двигателя. Пока у нас холостые. Ниже правее - «топливо». О, этого добра сейчас - под завязку…
        Мишка приклеился с правого бока кабины и тоже проверяет кокпит. Заставил меня погонять РУДом двигатель. Послушал. В отличие от меня ему что-то не понравилось, и он сверху сурово глянул на Игорька, который топтался у крыла. Достал из кармана тряпочку и ещё разок протёр переднее остекление. Потом проверил у меня крепление привязных ремней и потуже их затянул. Мой протест, типа теперь я шевелить могу только глазами, он с величавостью восточного падишаха решил не замечать. Так положено - вот и весь ответ. Проверил, как ходит фонарь, и, как кажется, в этом вопросе он остался удовлетворённым. Потом, держась за край моей кабины, перегнулся к стрелку и продолжил осмотр.
        Всё-всё-всё. Заканчиваем. Из своей «подковы» капониров начал выруливать на поле Андрей с Юркой Жихарем. Мишка похлопал нас по плечам и спрыгнул с крыла. Нам осталась ещё минутка до начала рулёжки - передо мной должен пройти Серёга со своим ведомым. Мои ребята уже готовы начинать выруливание на старт.
        Теперь можно помолиться…
        Нет, не получилось - вместо слов молитвы почему-то вспомнил Расторгуева.
        Помилуй, Господи, нас грешных и спаси,
        И если можно, эту чашу пронеси
        Ты мимо нас
        Который раз…
        Ладно. Надо себе узелок на память завязать: найду кого-нибудь православного - запишу и заучу слова молитв. А то уже как-то просто стыдно.
        Фу, как же напылил Серёга с напарником - хоть респиратор надевай.
        Жестами показываю своим, чтобы пристраивались, и начинаю движение. Игорёк и Мишка немного вразнобой хлопнули «шестёрочку» по законцовками. Всё - поехали на работу.
        Повороты - довороты, вот мы и на старте. Кому сегодня выпало тащить службу в наряде? Вот уж не завидую - я один день подежурил и чуть не взвыл.
        «Пошёл на взлёт по полосе мой друг Серёга», Серёга не Санин, а Колосов. Что-то меня сегодня на песни из первой реальности потянуло… Вот и Визбора вспомнил.
        Внимание - отмашка флажком. Поднимаю руку и опускаю вперёд. Закрыть фонарь. Левой рукой перевожу рычаг газа в максимальное положение. Надо хвост прижать. Сегодня покажу высший класс - отрыв на трёх точках. Разгон! Ещё… ещё! Нет, не удержал - хвост оторвался от земли. Теперь можно и «брать на себя». Есть отрыв! Надо же - почти получилось. Следующий раз ещё потренируюсь. А вот и мои «грачата» оторвались и теперь пристраиваются по бокам. Скорее, скорее - догоняем ребят, ушедших вперёд. Заметно, что «шестёрочку» и заправили «под горлышко», и загрузили «под завязку», - машина немного тупит с откликом на управляющие воздействия и высоту набирает вяло.
        Андрей ходит «змейкой» - собирает эскадрилью. Ещё недавно нас было девять, а сейчас только семь. При этом надо отдать дань расчётливости и осторожности Ковалёва. Третья эскадрилья, сократившись по численности до четырёх боевых единиц, слилась с первой. Сейчас первая - это десять «Илов». Не реже раза в день нас усиливали сами отцы-командиры - Чернов и Храмов, вылетая ведущими групп.
        Минут через пятнадцать после взлёта подобрали «МиГи» с их поляны. Нормально, теперь мы с прикрытием. Но на всякий случай по внутренней связи проверил своего нового стрелка. Отвечает, хотя и с некоторым запаздыванием. Ещё не обтёрся.
        - Следи за хвостом. Истребители могут «охотников» проворонить. - Это я ему на всякий случай. Чтобы не расслаблялся. - Леденцы у тебя сейчас какие?
        Бур от моего вопроса стушевался и почему-то виновато отвечает, что красные.
        - Красные - это со вкусом барбариса. Сейчас положены зелёные - мятные. Как понял?
        - Понял. Можно, я сейчас тогда эти догрызу, а потом возьму мятные?
        - Не «можно», а «разрешите», нестроевщина! Одно слово - БАО.
        - Что-что, не понял?
        - Ладно, можно, - говорю.
        Сегодня нас ожидает один из самых трудных видов работы. Блин, и вот зачем снова себе мозги наворачиваю? Всё понятно и просто - план в общих чертах разработан и всеми одобрен. Прикрывают нас наши старые знакомые на «мигарях». Надо посмотреть внимательно…
        О! Так и есть - ястребки построились двойками! Теперь шестёрка истребителей прикрывала нас вполне прилично - одна пара висела на 3000 и была почти не видна, вторая кружилась возле нас, а третья вышла вперёд по маршруту в свободном поиске на 4000. При этом они постоянно менялись. И скорость у ребят была вполне приличная? - если что, разогнаться им надо будет всего лишь на полсотни, которые они наберут небольшим снижением. Не знаю, кто им дал такое построение, но я бы расставил машины примерно так же. Если они так широко бегают, то это значит, что у них связь появилась! Так вот куда пропали наши умельцы - Триод с Резистором. Их Храмов «на барщину» к истребителям отправил. Про такое построение наших защитников, помнится, кто-то недавно в столовке трепался с Белоголовцевым и Димкой Павловым. Ну и кто у нас теперь Дед Мороз?[39 - Пародия на рекламу карточки банка «Тинькоff».] Теперь только надеемся, что связь не подведёт и органы зрения ребят с истребительного полка проверяют так же злобно, как зверствует у нас Бородулин. Он недавно самого Чернова от полётов на двое суток отстранил. Майор в штабе с
документами и бумагами засиделся за полночь. Генератор вырубили - поэтому комполка «ломал глаза» при свете коптилки. На следующий день с красными белками попался на глаза нашему доктору и получил «освобождение от полётов».
        Ленточка! Каждый раз, когда её пересекаю, возникает желание ещё поёрзать на парашюте. Как будто задницу подмораживает.
        Блин, блин, блин! Это ж за какие заслуги нас встречают такие фанфары? Гансам зениток, что ли, подбросили? Ещё недавно в этом районе у них только пулемёты стояли, и вот - здрасте! Взгляды по сторонам - хорошо, ребят не зацепили. А как там поживает мой храбрый Бур? Он что, ничего не заметил? Крутит себе башкой. Иногда так это грозно ворочает ШКАСом - типа тренируется. По нашим ястребкам не лупанул бы…
        Вжиххх - прошли. А за нами ещё продолжали висеть сероватые кляксы разрывов. Не попали - не попали! Вот вам… болт! В смысле, что потом вернусь и что-нибудь потяжелее привезу. Соточку, например, фугасную.
        Так, хорош паясничать.
        Андрюха так прижался, что кажется - скребёт по верхушкам деревьев пузом. У меня на курсе 205. Как и договаривались, будем имитировать, что цель атаки - это мостик, что в двадцати километрах севернее. Может быть, Андрею, наоборот, стоило приподняться - чтобы его засекли? Не буду лезть с советами. Он и так у нас товарищ башковитый.
        - «Грачи», следите за хвостами! - Вот только помяни его, а он уже в эфире.
        Идём-идём-идём. Держимся за хвост Андрюхиной «семёрки».
        Прижались. Снова под крыльями мелькание зелени разного цвета и вида: леса - перелесочки, поля - луга. Над нами только лёгкая летняя кучовочка. Красота и благодать. В такую погоду с удочкой на речоночке или на озерце бы… Не для рыбы, а для самого процесса… «Мигарики» кружат над нами. Пара, которая шла впереди, вернулась и поднялась над нашим строем. Её сменила другая двойка, ушедшая вперёд.
        - Внимание. Минута до запятой. Кол! Ты вада!
        Вы поняли? Нет? Вот мы тоже рассчитывали, что нас не поймут. На самом деле комэск сообщил, что до очередного поворота осталась минута и что надо следить за секундной стрелкой, чтобы его не прозевать. Что после этого нас будет вести Серёга и его напарник выйдет вперёд. Пара Ковалёва оттянется назад. Наше звено своё место в строю не меняет. И то, что Андрюха не сказал, - это предпоследний поворот.
        Да из чего же сделаны эти секунды?! Из клея или из пластилина? Тянутся как… как… в общем, как резина тянутся.
        Фу, комэск в эфире.
        - Приготовиться. Крути на 70. Начали. Раз-з-з!
        Две передние машины вскинули носы и поднялись над строем. Из-за потери курсовой скорости они оттянулись назад. Серёга с напарником аккуратной тарелочкой начали строить поворот на новый курс. А мне вообще пришлось блинчиком, чтобы не наехать на переднюю пару, круто менявшую направление. Вдобавок у меня два ведомых - более резко ходить звеном у нас не получается - растянемся и строй сломаем. Потом пока соберёмся и нацелимся - можем мимо точки проскочить. Вот и сейчас Гришка, идущий слева, оторвался на лишние 300. Хорошо хоть Колосов стал «змейкой» ходить. Я с Санькой быстро к нему приклеился, а потом и Сотник подтянулся. Вот хребтиной чувствую, как меня Андрюха взглядом через бронеспинку прожигает. Так и есть - щёки гореть начали. Снова вечером втихаря втык за лётную подготовку устроит. Хорошо ему, у него 200 с лишним часов налёта. А у меня-то едва тридцать наберётся, причём с фронтовыми, где, собственно, красоте строя никто не учил.
        - «Горбатые»! «Худые» рядом! - услышал голос, пробившийся через шипение нашей частоты. «Мигари» засекли врага.
        Как озноб по шкурке. Твою же!.. Сколько их там? Блин! Даже до точки ещё не дошли, а уже с «гостями», так их об… и в лоб! Точно, у фрицев здесь радар стоит! Пока делаем вид, что нас крайне интересует мостик, что в паре десятков кэмэ севернее. Только кого теперь… в смысле обманешь - у них «глаза» к нам привязались.
        - Бур! Бойся! Жуй красные леденцы!
        Дошло до него? Пока мы на курсе - оглянуться на своего бравого защитника. Нормально так. Башкой вертит. Пулемётом водит по сторонам. «Худых» явно не видит, но и не трусит - под борт не ныряет.
        Рядом с нами осталась пара «МиГов». Две другие двойки начали потихонечку карабкаться наверх. Плохо, что они при этом стали немножко отставать. Пара комэска повисла за нами с превышением на триста. Не понял. Это чего? Андрей решил поиграть в истребителей? Ага! ЩАЗЗЗ! С неизрасходованным боезапасом и почти полными баками. Даже при всех его навыках и способностях хлопотно это будет.
        Атаки нет. Зараза! Как на медленном огне поджаривают. Сам кручу головой - противника не вижу. Да где же их «мигари» разглядели? Даю педальку вправо, чтобы чуток довернуть машину. Озираюсь кругом, ещё смотрю, теперь влево… гляжу за спину. Да не вижу я никого! Суслики хреновы! Я их не вижу, а они есть!
        - «Грач шесть»! Хорош вихлять! - Если вернёмся, Андрей точно ещё раз пройдётся по моей лётной подготовке.
        Вот снова он в эфире:
        - Минута до запятой. Кол - веди.
        Всё. Это последний поворот и выход на задан-ый объект. Последний акт - все маски сброшены. Мы ясно обозначили свою цель. Теперь нас будут ждать. Первый самый противный и внезапный удар примет на себя Серёга со своим ведомым. Они должны будут погасить как можно больше зенитных точек. Затем пойдёт моё ударное звено. Нам надо успеть разглядеть капониры и замаскированные машины.
        Господи, помоги!
        Серёга всё понял и покачал крыльями. 30 секунд. Пятнадцать, десять…
        - Кол, крути три четыре ноль! Начали. Разззз!
        Две ведущие машины, используя запас скорости, резко подняли левые крылья и повернули на курс.
        - «Горбатые»! Они падают на вас! Отбиваем! - зазвенел голос кого-то из ястребков. - Дёма! Влево! Влево давай! Бей заградительным!
        Сверху с пяти часов на нас стремительно мчались четыре «мессера».
        Мой стрелок открыл огонь торопливыми очередями. К нему присоединился парнишка с Санькиной десятки.
        «Вжрууууу!» - с грохотом и рёвом мимо нас пролетели четыре «мессера». Я успел разглядеть зелёно-серую распятновку и что у них законцовки закруглённые. Хвосты уже без характерных подкосов. Нас атаковали «фридрихи».
        - Бур! Спокойно! Прими один жёлтый. Тише. Понял?
        - Понял! - ответил стрелок срывающимся от волнения голосом. Блин, у пацана - первый бой. Нервишки небось как струнки натянуты.
        - Спокойно, чёрт побери! Сделай глубокий вдох. И медленно выдохни. Я сказал медленно. Держись, пацан! Бей только наверняка и короткими. Короткими! Дошло? Всё нормально. Крепись, нас маленькие прикрывают!
        Вроде успокоился. Перестал стволом тыкать во всё, что вокруг движется.
        - Внимание, «Грачи», - услышал я голос Андрея. - Минута до цели. Подъём начали… раззз!
        Серёга со своим ведомым пошли на кабрирование. Я, посчитав до трёх (и-раз, и-два, и-три), тоже потянул штурвал на себя. Машина послушно подняла нос и начала карабкаться вверх, разменивая скорость на высоту. Сзади нас по-прежнему шёл Андрей со своим напарником. Над нами носилась двойка «мигарей». Теперь я видел «худых» - четвёрка ушла на девять часов с превышением в полкилометра. Ещё одна пара намеревалась атаковать нас с хвоста.
        Поднимаемся. Есть тышшша. Серёга впереди, чуть ниже. Андрей сзади. Может, и вправду сумеет нас прикрыть. Закрываю заслонку радиатора.
        Стало видно проплешину вражьего поля с полосой посередине. Никаких следов активности. Пыль от движущихся машин не поднимается, зенитки фейерверк не устраивают. Даже кухни и костры не дымят. Мы, часом, не промахнулись? А то ща как вложимся - и всё по пустому месту. Вот ведь досадно будет.
        Дайте мне телескоп в кабину! И ещё радар с системой самонаведения. Ну, ничего же не вижу!
        - Там они! Вон сидят! - услышал я ликующий возглас Андрея.
        - «Грачи», расходимся. Атака! - начал Ковалёв спокойно, но последнюю команду он прокричал так, что её конец оказался забит хрипом мембран наушников, которые не смогли справиться с громкостью.
        Серёга со своим ведомым с театральной изящностью скользнули в разные стороны. Чего творят! Зачем звено разбили? Хотя, наверное, это правильно - им надо атаковать много малых целей. И вроде бы так и договаривались. Оправданно.
        И в эту секунду открыли огонь зенитки. На месте, где сейчас должны были находиться машины 17 и 23, появились пяток здоровенных чёрных клякс и множество мелких сероватых комочков. О чёрт, прямо на пути моего звена! Знаю, что уже мимо, но нервы-то не железные. Чуть на автомате не потянул на себя. Держать! Держать курс и строй, мать-перемать! Потом осмотрюсь, если смогу. Вон они, капониры. Точно на кромке леса.
        - Я - «Грач шесть»! Эрэсами жарь по опушке! Атака! - срывая голос, ору, зажав «связь» левой рукой. Бросил - перехватить «колбасу» - большой палец на кнопку. Правой - на тумблеры[40 - «Колбаса» - на сленге пилотов того времени овальная часть руля управления. На верхней части «колбасы» в машинах, выпущенных до конца 1942 года, располагались две кнопки (клавиши) огня пулемётами и пушками. На правом борту кабины крепился прибор управления стрельбой эрэсами и сброса бомб. Отмечу, что удобство управления боевыми ресурсами было «на уровне плинтуса». Это отрицательно сказывалось на качестве работы штурмовиков.]. Выравниваем нос! Ромб, круг и точка сетки на лобовом стекле подсказывают, что веду машину ровненько на край поляны. Если не сверну - впишусь в корни деревьев, стоящих на границе лесных зарослей. Щелчок пуска с положения «сразу все». Вжжух, - вжжух, вжжух, вжжух - рёв ракет даже перекрывает рокот движка. Пока вижу только дымовые следы. Скорее - тяни на себя, иначе сам как ракета…
        - Грачата! Вверх! Живо-о-о!
        Моя «шестёрочка» послушно подняла нос и стала набирать высоту. Меня вдавило в парашют и в спинку. Воах-х… выдохнул. Только сейчас понял, что не дышал почти всё это время. Фу… где мои ребята? Лево - право. Есть. «Висят» рядом. Норма. Сейчас «отбежим» и по тому же месту пройдёмся бомб-загрузкой.
        Разрывов РСов своего звена не увидел - только потом, оглянувшись через плечо, разглядел столбы дыма и пыли, поднимающиеся над местом, по которому пришёлся удар. Ещё засёк, как Ковалёв с Жихарем «высыпают» ФАБы. Сегодня они у нас с замедлением в десять секунд. Это чтобы своими же ударными волнами нам на малой высоте хвосты не оторвало. Колосов с напарником работают по разным краям поля. Картинка мелькнула, как пейзаж за окном скорого поезда, и исчезла.
        Веду машину подальше от поля - на разворот.
        - Я - «Грач шесть», разворот вправо начали. Разззз! - Пока по нам не лупят, можно позволить себе развернуться «блинчиком»[41 - «Блинчиком» - из сленга пилотов того времени. Для выполнения поворотов или разворотов самолёт должен выполнить крен. Если его не выполнять, то движения будут выполняться в одной плоскости. При этом радиус движения значительно больше. Поворот получается размазанный, неаккуратный, но выполнять его неопытному пилоту легче, чем нормальный поворот. Характерная особенность лётного почерка новичков. «Тарелочка» - поворот с малыми кренами. Применяется при большой загрузке машины либо при повреждениях, когда при выполнении резких кренов существует угроза срыва в «штопор».].
        - Горбатые, бойся! Они падают! - резанул по ушам звонкий голос кого-то из ястребков.
        «Мессера», которые отстали, как только мы вошли в зону зенитного огня, решили вернуться и поклевать нас на развороте.
        - Бур! Следи - принимай! Бей короткими! - Но, похоже, Устин Борисович и так уже оклемался. К нему присоединился стрелок с машины Саньки. Ничего, если парни никого не заденут, - главное, не дать «мессерам» нормально прицелиться. А там - пусть михели тратят боезапас в белый свет как в копеечку!
        Тук-тук-дзук-дзззук! Ах, чёрт! - зацепили меня на проходе. Вроде как по бронекапсуле прошлись. На левом крыле появилось несколько дырочек. Ладно. Это терпимо. Хрена ты «горбатого» таким «бекасином» с курса отвернёшь[42 - В данном случае «бекасин» - это мелкая дробь, применяемая при охоте на бекасов.].
        - Живой? Бур, ответь! Живой?!
        - Шррр …ывой… - отозвался стрелок. - По нам попали?
        - Ерунда, царапины. Следи за хвостом. Сейчас они ещё полезут.
        Мой защитник стал воинственно поводить пулемётом из стороны в сторону. Вот ведь герой! Ну-ка перестань пацана задевать. Даже про себя не смей. У него сегодня первый бой в жизни. И ничего - держится. А штаны у него проверим, когда из машины на своём поле выберемся.
        Что там звено Андрея обработало? Не вижу, но пыль и дым поднимаются на поле ближе к краю. Что-то нащупали. Серёга со своим сержантиком, Сашкой Пятыгиным, «работают» по МЗА. Над полем как будто образовался купол из серых комочков и клубков разрывов. Отставить дрожь коленок!
        - Я - «Грач шесть»! «Сидор» на «сброс все сразу»[43 - В данном случае «сидор» - сленговое наименование устройства принудительного сброса бомб. Выполнялся в виде рычага с зажимом. Пневматика часто давала сбои, и пилоты дублировали сброс бомб принудительным механическим «сидором». Или вообще применяли только такой способ сброса бомб.]. Цель - бугры в конце взлётки! Санька! Вываливай на ближние! Гришка, берём дальние! Атака! - ору, перекрывая гвалт в наушниках. Всё равно, даже если не услышат, отработают по моему примеру. А эти бугры - либо капониры, либо землянки. Лишь бы попасть, лишь бы попасть!
        Зараза! Влепили по мне! Держать! Держать машину! Бугры в точке прицела. Ближе, ещё ближе… Как только они скрылись под носом, вдавил кнопку сброса. И тут же почувствовал, что машину тряхануло близким разрывом. Я чуть башкой в фонарь не влетел. Спасибо Мишке, который так затянул ремни. А что там мой пассажир? Оглядываюсь. Слава богу - не вылетел. Не задело там парня случайно? Потом-потом. Вроде как его шлемак вижу, ствол ШКАСа стоит ровно, а не задран. Ща-ща… Выскочим - я его спрошу.
        Трассера! Да сколько ж вас тут! У каждого куста по пулемёту поставили? Горочкой-змейкой увести «шестёрочку» от прицельного огня… Как ребятушки там мои? Молоточки! Держатся. Машинки у них вроде как целые. Тоже «пляшут» вверх-вниз.
        - Я - «Грач шесть». Крутим вправо. Раззз! - Задрать крыло, правую педаль вперёд, штурвал на себя. Еэээсть. Машина чуть проскользнула вниз. Хорошо, высоты хватило. Парни рядом? Рядом - держатся за мой хвост. Теперь - в горизонт. Выровнять, прибавить газ. Уходим, уходим, уходим - вырвались. Что-то запоздало разорвалось возле Гришки, и его машину подбросило. Норма - держимся.
        - Все живы? - хриплю в эфир.
        В ответ «мои» покачали крыльями.
        Дышать. Восстановить дыхание. Ща… Только дайте отдышаться. Ща-ща всё сделаю по науке. Всего лишь горечь во рту проглочу и начну восстанавливаться.
        Хорошо. Вдох и медленный выдох…
        Андрей и Серёга пошли на третий заход - давить зенитки. «Мессера», которые вертятся рядом. Их отгоняют «мигари», отчаянно бросаясь наперерез курсов - делают резкий клевок и снова отступают на высоту. По верхним ястребкам пытаются бить зенитки, да только это пустой расход боеприпасов. С таким же успехом можно из рогатки по бабочке стрелять.
        Не могу себя заставить снова зайти на цель. Просто шкурой чую - сейчас по мне влупят. Руки как протезы, только мурашки бегают. Я не - могу-у-у-у! Не хочу-у! Я уже два раза в этой русской рулетке себе жизнь выиграл, уберите же ствол от моей башки!
        Ах ты ж ****! Ты кому слово давал, сссуууу!.. Давай,****! Давай **** ****!
        «…и если мне не суждено вернуться, то пусть в последний миг я стану карающей дланью Его!»
        Сглотнул. Ладонью размазал слёзы и сопли…
        - Я - «Грач шесть»… К повороту вправо приготовиться… - хриплю в эфир. Теперь рукавом убрал мокроту с рожицы. - Поворот начали! Раззз!
        Всё - довернули и идём носом на поле. Это уже не плешка среди лугов-лесочков. Это серо-чёрное месиво из дыма и пыли перед нами.
        - Бортовое оружие к бою! - Сам тоже приготовился. - Выбор целей произвольный! Дави гадов! Бей! Атака!
        Три «Ила» опустили носы и начали полого скользить на цель, всё больше и больше увеличивая скорость. Бугорок, из него что-то торчит. Ближе. Мешают дым и пыль. МЗА. Вижу ясно четыре ствола, на концах которых сверкают вспышки выстрелов. Бьют по нашим. Ну, держитесь, психи! Димедрол прибыл! Со всей дури надавил на гашетки и закусил до крови нижнюю губу. Огонь! Дра-рара-ра-та-та!! Ближе. Вижу, как что-то разлетается на цели. Ясно вижу разрывы на установке и на бруствере. Вижу какие-то тени, шарахнувшиеся от зенитки.
        В последний момент вырвал штурвал на себя. Аж в глазах потемнело. И на автомате инстинктом игрока-симуляторщика заложил левый вираж с переходом в правый[44 - Симуляторщик - компьютерный игрок, предпочитающий забавы в виде симуляторов. В данном случае авиационного симулятора.].
        Удар! Машину встряхнуло. Что-то заскрипело и заскрежетало.
        Зажмурился. Твою ж-ж-ж-ж…
        Руки-ноги сами отработали очередной вираж. Медленно открываю глаза. Не верю в чудо.
        Но оно есть. Здесь. Здесь сейчас было чудо - я продолжаю лететь.
        Куда это меня приложило…
        Ладно, если живы - потом разберёмся.
        - …ор! Сбор… «Грачам» сбор! Выходим на восемь ноль! - запоздало слышу голос Андрея в наушниках.
        Уже без команды просто доворачиваю и ложусь на курс. Ребята с запозданием повторили мой доворот. Вместе. Мы собрались. Сумели. Санькину машину покачивает и уводит влево. На передней кромке правого крыла вижу рваную пробоину. За хвостом его штурмовика появился серый шлейф. Гришку тоже потрепало, но машина целее. По крайней мере, с моего ракурса.
        - Саня, держись! Держись, старик!
        Ответить он не может. Не может даже крыльями покачать - машину потом не удержит.
        - Гриша, ты как?
        Тоже не отвечает. Но, по крайней мере, идёт ровно.
        К передку нас ведёт Колосов.
        Пара комэска повисла за моим звеном с превышением в 200.
        Домой. Мы ковыляем домой.
        И в этот момент я понял, что я жив. И что сегодня буду жить. Что от «мессеров», которые снова начали атаку, как-нибудь отобьёмся. Что как-нибудь потом сядем. И всё. Монетка выпала орлом. Мы сегодня вернёмся.
        - Бур! Старик, ты живой?!
        - Хррр …вой… - пробился хриплый ответ сквозь гул в наушниках.
        Напряжение начало спадать, и меня стало клонить в «шофёрский сон». Нельзя! Не спать! Мы под атакой! Надо взбодрить стрелка и самому сонную хмарь скинуть.
        - Бур! Два красных леденца, и следи за хвостом - на нас «мессера» падают!
        «Десятка» качается, как пьяная, и постоянно скользит влево. Серый шлейф дыма, а может быть, паров воды или бензина, продолжал струиться за подбитым штурмовиком. На расстоянии десятка метров за хвостом этот след начинал скручиваться жгутом.
        - Саня, тяни, старик! Ещё чуток до ленточки осталось…
        «Десятка» явно не слушается пилота. Как он ещё умудряется её держать…
        «Мессера» атакуют всё наглее. Верхней паре удалось завязать на себя звено «МиГов», и у них над нами на шести часах началась свалка. Ястребки своими матюгами забили весь эфир. Звено «фридрихов» по-волчьи рвануло в нашу сторону.
        - Бур! Бойся лево восемь! - Но стрелок и сам разобрался и уже начал ловить мчащиеся на нас истребители в прицел.
        - Упреждение! Дай упреждение!
        Бур открыл огонь короткими злыми очередями. Его поддержал стрелок Андрея. Санькина машина молчала.
        «Мессера» начали «танцевать», уворачиваясь от трассеров, но продолжали приближаться. Правда, без прежнего задора. С правой стороны «худых» отогнала пара «мигарей», которая осталась при нас.
        Из вражеского звена пара «мессеров» не выдержала и отвалила вверх и влево. Вторая продолжила атаку. Всё - они на позиции открытия огня. Сейчас нас будут убивать.
        - Вниз! Уходим вниз!
        Верёвки трассеров начали виться вокруг моей машины.
        - Щёлк-щёлк… Бдамц! - попали, жабы вонючие!
        - Шра - ра-ра-ра. Шра-ра-ра-ра! - жарит пулемёт Бура. Бьёт почти в упор. Метров сто.
        И вдруг трасс стало больше и гуще. Они заплели всё вокруг. Такое ощущение, что я лечу среди нитей в ткацком станке. Это открыли огонь из бортового оружия Андрей со своим ведомым.
        Один из «мессеров» бросил атаку и резко отвалил вправо-вверх, а второй клюнул носом, перевернулся вокруг своей оси и пошёл к близкой земле, что стелилась зелёным покрывалом под крылом. За ним потащился чёрный хвост. Потом мелькнуло и сверкнуло пламя. В заднее окошко увидел вспышку на земле, и на месте падения «мессера» начал подниматься дымный столб.
        Картина воодушевила Бура, который по СПУ стал орать что-то восторженное.
        Ленточка встретила нас серыми комочками разрывов, которые легли выше и в стороне от нашего курса. Серёга даже вилять «на противозенитном» не стал. Просто проскочили и потянули дальше. Комэск прибавил скорости и вышел вперёд строя. Я прицепился следом. Поднялись до 600. Сотник держит равнение. Якименко начал снижение. Его машина стала заметно отставать. Напарник Колосова тоже пошёл к земле.
        - Коваль! У меня «десятка» падает! Прикрыть не могу - сам еле держусь.
        - Есть. Принято. - Голос у комэска спокойный и даже слегка лениво-сонный. Как это ему удаётся? Упражнениями с пружинкой? Надо и себе такую же завести.
        - Маленькие! - позвал Андрей. - У меня братишки споткнулись - засеките.
        - Хорошо, посмотрим, - хрипловато ответил усталый голос в наушниках.
        Два «МиГа», сопровождавшие нас, «встали на крыло» и боевым разворотом ушли вверх и назад.
        Чёрт, машина тупит основательно. Стрелка температуры масла полезла вправо. И воды тоже. Я что, заслонку забыл открыть? Да нет, вроде как открыта. Значит, движок зацепили… Триммерами крены выводить бесполезно - они у меня по всем осям. Еле сумел повторить поворот, который описал Андрей.
        Колосов ушёл вперёд и встал третьим ведомым у Ковалёва. От моего звена осталась пара. Гришке «прилетело» примерно так же, как и мне, но он держится.
        «Маленькие» попрощались и пошли к себе в Ватулино. Наша потрёпанная пятёрка «поковыляла» к своему полю.
        - Андрей, пусти нас с Гришей вперёд, а то хреново нам.
        - Чё так? Живот придавило? Боишься не успеть?
        - Хуже. Так набрались, что можем шмякнуться прямо по дороге.
        - Садитесь тройкой. Серёга тоже пузо почесать хочет. Поляну нашу видишь?
        - Да. Есть. Принято.
        - Жихарь, за мной на коробочку!
        А мне садиться на брюхо нельзя - могу убить Бура. В каком состоянии машина за бронекапсулой, не знаю. Судя по откликам на рули - в поганом. Хорошо хоть шассики на замки встали. Во всяком случае, две зелёные лампочки и выпрыгнувшие на крыльях красно-белые «солдатики» говорят об этом[45 - «Солдатики» - приспособление контроля выпуска шасси. Располагались на передней верхней части крыла, чтобы пилот мог видеть. Представляли собой небольшие стержни d - примерно 10, l - около 100. Окрашивались чередованием красных и белых колец.].
        Сажусь первым… Почти на холостом. Падаю. Прибрать газ. Выравнивание. Теперь поднять нос… А вот он ни фига не хочет подниматься… Не-ээ. Поднимается. Я ж так через всё поле проскочу… Ещё выше нос… Просадка машины, касание… Отскок… Повело влево… Педаль! Тормоза… Снова грохнулись… Катимся. Хорошо хоть в сторону от людей и нашего городка. Клонит машину. Стиснув зубы, тащу «шестёрочку» не только педалями, но и штурвалом… Тормоз, тормоз… Теперь зажать и держать. Хвост стал подниматься - бросай. Ещё раз тормоз… Всё время «Ил» клонит в левую сторону. Зацепил крылом грунт, и машину рывком развернуло. Всё… Встали… Посадочка, мать-перемать. Как там мой защитник? Живой? Сдвинул колпак назад и приподнялся на кресле. Перегнулся к стрелку. Блин, я чего, его при посадке приложил? Вон, только шлемак торчит, сам весь в корпус залез. Ладно, сейчас его «чёрные души» оттуда вытянут. У меня нет ни сил, ни желания.
        Нас подцепили к трёхтонке и начали буксировать к капонирам. Со своего места увидел, как суетится народ возле лежащих в разных концах поля машин Колосова и Сотника. Что там с мужиками - узнаем потом… Вроде бы как сели удачно. На ВПП зашла пара комэска. Ребята тоже садились с трудом. Машину Юрки вообще крутить начало. «Семёрку» Андрея на пробежке качало с крыла на крыло, и было видно, как он старается её удержать.
        Всё. Теперь мы все на земле…
        Развернулся - отжался на руках и вынес сразу две ноги за борт. Одно плохо - парашют на попе центровку сбивает. Прыг на крыло - два шага и прыг на землю. Устоять на ногах мне помогла «шестёрочка», подставив мне свой пробитый борт под плечо.
        Наверху копался Мишка, помогая вылезти стрелку из корпуса. Игорёк придерживал лесенку снизу и тоже с тревогой посматривал вверх.
        - Мишка! Его что там? Зацепило? Подавай сигнал медикам…
        - Сейчас вылезем…
        - Да чего вы там копаетесь?
        - Не торопи!
        - Его ранили? Да?
        - Да погоди ж ты!
        Наконец Бур начал спускаться по нашему «трапу». Потом встал передо мной и попытался начать докладывать.
        - Всё, Устин Борисович, расслабься.
        Защита стрелка в этом полёте приобрела дополнительное художественное оформление в виде глубокой полосы на груди. Ещё две блестящие царапины прочертили наш самодельный шлем. Забрало уцелело. Бур поднял его и почему-то виновато посмотрел на меня.
        - Товарищ младший лейтенант, разрешите доложить. Атаки вражеских истребителей отбиты. Боезапас закончился. У нас есть повреждения - по нам попадали зенитки, а ещё ихние самолёты…
        - А сам ты цел? Мишка, Игорёк, разоблачайте его скорее, может, у него кровотечение.
        - Сам цел. Только…
        - Только что?
        - Только я ваши леденцы потерял… - виновато ответил стрелок.
        Тут я и мой верный экипаж «проглотили по смешинке». Это нервное. Мне - компенсация за вылет, а парням - за ожидание. Ребята со смехом стащили с Бура кирасу и шлем, затем помогли снять мокрую от пота безрукавку. А после того как стащили с него подшлемник, наше веселье постепенно угасло. Перед нами, виновато переминаясь, стоял молодой парень, почти пацан, с мокрым вихром… Мокрым седым вихром.
        ФРОНТОВЫЕ РЕАЛИИ
        Этот вылет обошёлся нашей эскадрилье в одну потерянную машину - Сашка, ведомый Колосова, при приземлении не сумел спасти свой «Ил». Хорошо, что хоть сам успел выскочить и отделался только опалёнными ресницами и бровями. После возвращения от подобравших нашего парня танкистов Пятыгина срочно забрал к себе наш медик. У танкачей ему намазали рожицу каким-то коричневатым вонючим составом. «Благоухал» он в основном камфарой и ещё чем-то аптечно-лекарственным. Бородулин одобрил действия бронефельдшера и сказал, что «стальные» мужики знают толк в ожогах и их лечении.
        «Десяточку» Якименко ещё оставалась надежда отремонтировать. Сам Санька получил в плечо сквозное ранение осколком и множество ссадин при посадке. А вот его стрелок - молоденький ефрейтор из БАО погиб в своём первом боевом вылете. Наша самодельная кираса не смогла выдержать 20-мм снаряд MG-151. Огневую точку «десятки» разбило, ШКАС навсегда вышел из строя. Машина до хвоста была залита кровью стрелка. Как будто кто-то макнул полотенце и щедро провёл им от кабины до хвостового дутика.
        Повреждения моей «шестёрочки» оказались приличными, но не фатальными. Мишка, исполнив очередной скетч в стиле Равшана и Джамшуда, пообещал всё привести в порядок за пару дней. Толик вернулся из санчасти и продолжил работать в составе экипажа. Полагаете, что тот памятный вылет убавил его желание выполнять обязанности стрелка? Ничуть не бывало. Только теперь, когда проходило обсуждение полётов или стычек, его лицо становилось злым, а прищуренные глаза словно смотрели в прицел.
        Узнав через некоторое время, что в налёт на аэродром я специально взял зелёного пацана, чтобы не подставить «своих», Мишка, отведя меня подальше ото всех, обложил матюками на двух языках и потом почти трое суток не разговаривал. Если я к нему обращался, он надевал маску Всевластного и Блистательного Эмира и в лучшем случае только шевелил одной из бровей - левой или правой в зависимости от стороны, с которой я подходил. Ну и ладно, тоже мне, красна девица, обиделся он, видите ли! Но в глубине души я чувствовал свою вину, что не сказал ему всё с самого начала.
        Наш доблестный Бур решил после полёта, что уже состоялся его перевод в состав ШАПа. После того как его взводный объяснил ему ошибочность данного предположения, Устин Борисович начал доставать Храмова, Чернова, комиссара нашего полка и своё командование требованиями перемещения в лётный состав. Чернов сбагрил проблему начальнику штаба. Пожилой майор, командовавший до войны аэроклубом, которого и так замучили все и со всех сторон, объявил Устину Борисовичу, что речь о переводе можно будет вести только после выполнения десяти прыжков с парашютом и сдачи зачёта по стрельбе из ШКАСа в движении. Представляете, что испытал наш штабник (в смысле пилот штабного - связного самолётика), когда, рванувшись выполнять срочное поручение, обнаружил во второй кабине своего «У-2» Бура с парашютом, который он увёл с места стрелка «шестёрочки», твёрдо считая вверенным ему имуществом? При этом Устин Борисович с лёгким раздражением отметил, что пилоту всё равно надо дальше лететь, а он выпрыгнет над полем и потом вернётся в расположение. В результате Буру устроили «лёгкий товарищеский втык», объяснив, что
самодеятельность хороша только для клуба и в качестве «художественной». Пилот штабной «ушки» в конце «разборок» высказал разумное замечание, что отругать парня надо, но идея летать со стрелком ему понравилась.
        Устину Борисовичу, в конце концов, дали совершить учебный прыжок с крыла «У-2», который он забронировал под свою персону. Приземлился Бур немножко неудачно - случайный порыв у земли протащил его по поляне. В результате это несколько остудило его пыл спортсмена-парашютиста и послужило поводом провести неделю под присмотром Бородулина. Когда Устину Борисовичу случалось улизнуть, он прибегал к нам для того, чтобы поучиться у Толика собирать-разбирать и чистить ШКАС. При этом втихаря он высказал всё, что думает об оставшихся девяти прыжках, о садисте Чернове, о зануде начштаба и о том, что он будет занимать огневую точку в машине не для того, чтобы выпрыгивать из самолёта при первой же опасности. В смысле, что если правильно отбивать вражеские атаки, то надобность в парашютной подготовке отпадёт. В ответ Мишка предложил ему принести с кухни самую здоровую сковороду, чтобы Бур продемонстрировал, как он будет отбивать осколки зенитных снарядов, летящих в машину.
        Ну а у «чёрных душ» появилась ещё одна головная боль - как поставить пулемёт, снятый с разбитого «Ила», на штабной самолёт.
        Состав нашей боевой эскадрильи сильно поредел. Восстанавливать надо было все машины. Но если на моей «шестёрочке», «семёрке» Андрея и Юркиной «одиннадцатой» требовался небольшой ремонт, то у Сотника и Колосова аппараты надо «латать» капитально. Машину Якименко к тому же ещё предстояло забрать с поляны, где она осталась после аварийной посадки.
        Бородулин забрал к себе «в поликлинику для опытов» Якименко со «сквозняком» в плече и Колосова. Серёга при неудачной посадке весьма чувствительно получил в правый бок топливным агрегатом и ручкой аварийного сброса. Черноглазый и подвижный как ртуть Сашка Пятыгин, пилот «двадцать третьего» «Грача» (ведомый Колосова), поселился в их компании после возвращения в полк. Из горящей машины его вытащили танкисты, у которых он затем провёл в гостях трое суток. За «потерянные» ресницы и брови Сашка заработал прозвище Палёный. Ребята хотели его назвать «Копчёный», но своей белобрысой внешностью и покрасневшей рожицей парень на «Копчёного» явно не тянул ввиду отсутствия признаков копоти как таковой.
        По возвращении оружейника из санчасти Мишка вспомнил о строевой подготовке. О той самой строевой подготовке, которую обещал Храмов, когда Толик пытался отбиваться от Бородулина и от визита в санчасть. А если этот момент вспомнил инженер-лейтенант, то майор, командир полка, точно не забыл. И может припомнить в самый неподходящий момент. Вот ребята и устроили «армейский гэг».
        Дождавшись, когда Храмов зайдёт на КП, Мишка встал снаружи почти возле самой дощато-тканевой стенки и начал командовать Толиком.
        - Сержант Горшнев! - кричал строгий командир.
        - Я! - надрывал себе глотку его подчинённый.
        - Ко мне! - следовала команда, и Толик срывался с места. За три-четыре метра до своего командира он переходил на шаг и докладывал, приложив правую ладонь к пилотке:
        - Товарищ, инженер-лейтенант! Сержант Горшнев по вашему приказанию прибыл!
        - Вольно. Можете быть свободным! - кричал Мишка.
        - Есть! - орал в ответ Толик.
        Он отходил от своего строгого начальника метров на десять, и всё начиналось заново.
        Хватило четырёх раз выполнения этого «смертельного номера под куполом цирка», после чего он был отменён по требованию публики.
        - Салихов! Вам что, заняться больше нечем? Что вы тут за представление устроили!
        - Товарищ майор, разрешите доложить? Выполняем ваше указание по отработке строевой подготовки.
        Мишка - сама невинность. Я не я, и лошадь не моя. Мне приказали - я выполняю.
        - Марш отсюда к чёртовой матери в капониры. Целые машины наперечёт, а они тут дурью маются!
        - Есть! - одновременно радостно козырнули «чёрные души» и умчались в свои «мастерские» заниматься реальным делом. Приказ, который Храмов отдал сгоряча, можно было считать отменённым.
        НАС ВЕДЁТ В БОЙ КОМАНДИР
        Морозный солнечный день. Всё застелено белым искрящимся покрывалом. Небо голубое-преголубое, ни облачка. Звон переговоров синичек заглушается весёлым гомоном ребятни и смехом. Мы с семьёй проводим утро чудесного воскресного дня на нашей горке. Малыши катаются на всём, на чём только можно: на «ватрушках», на санках и снегокатах, на ледянках и на лыжах. Писк, хохот, шум! Белые стволы берёз - опушка леска, на которой находится горка, - кажутся такими же белыми и сверкающими, как окружающий пейзаж. Разрумянившиеся на морозце мамаши в разно-цветных лыжных костюмах, папаши, решившие, что сегодня можно не проявлять степенность и строгость, дурачатся вместе с ребятнёй, малыши и пацанята постарше в комбинезончиках разной яркой окраски… У подножия и чуть в стороне от двух вагончиков поднимается чарующий запах свежей выпечки и шашлыков. Там на лавочках угощаются чаем с блинчиками и пирожками особо проголодавшиеся граждане со своим потомством. От одного из вагончиков звонко разносится по округе песенка о том, что три белых коня уносят исполнительницу в «звенящую снежную даль».
        Красотуля щурится от солнца и смотрит, как я устраиваю Лизку на снегокате.
        - На старт. Приготовились. Марш!
        Лизавета стремительно летит под горку - только снег вихрится у неё за спиной. Ну и я стараюсь поспевать за «ребёнкой» на своих двоих. По мере способностей и крутизны склона. На половине пути суммарный вектор сил вошёл в противоречие с силой реакции опоры, и дальнейшую часть трассы я проделываю на спине. При этом вскорости догоняю Лизку, которая улетела в сугроб. Поскольку я прилетел в тот же сугроб, найти «ребёнку» и снегокат не составило особого труда. А вот выбраться из снежной ловушки оказалось проблематичным, поскольку сверху на нас обрушилась «ватрушка» с девушкой в ярко-красном горнолыжном костюме, которая держала на руках пацанёнка в синем, с голубыми вставками комбезике. Смех, шутки… Снег летит во все стороны. Гремит старая добрая песня про потолок ледяной, дверь скрипучую и что кругом иней. Вытащив весь народ из снежной ловушки, я с чувством выполненного долга усаживаю своё бордово-оранжевое хохочущее счастье на снегокат и смотрю вверх, где нам машет Красотуля в бело-голубом лыжном костюме.
        Только почему она машет белым флажком? Старт разрешён?
        Веселье покидает, ухнув куда-то в глубину. Скорее к Машеньке, скорее наверх. Тяну снегокат с Лизкой. Сейчас мы заберёмся на верхнюю площадку горки, и я выясню, что это за шутки. Зачем дурацким розыгрышем портить такое чудесное утро? Склон довольно крутой, и ноги скользят по снегу, как будто бегу на одном месте. А ещё этот чёртов парашют, висящий на заднице, мешает. Надо ещё быстрее перебирать нижними конечностями, а то соскользну с крыла. Вот ведь рассмешу народ на горке. Мишка будет прикалываться и ещё лесенку, как стрелку, предложит. Красотуля ещё пару раз нетерпеливо и резко даёт отмашку. Да что за чёрт, выходит, все только меня ждут… Блин, задерживаю вылёт на задание… Руки на край кабины, отжаться, перенести вес тела внутрь… А кто у меня сегодня будет стрелком? Почему не в курсе? Я вообще где был всё время перед вылетом? Что за дела? Красотуля успела надеть гимнастёрку?! Нет, это дежурный меня торопит отмашкой флажка: скорей, скорей взлетайте - первое звено уже оторвалось от ВПП… А где мои девчонки?! Почему на горке вдруг лето? По округе разносится залихватская песенка про кокосы, пальмы и
песок… Нет, это ревут движки «Илов». Левую руку положил на ручку газа, правую на штурвал. Мишка рядом - потрепал меня по плечу. Сейчас соскочит, и можно начинать рулёжку. Блин, а как же мои девчонки домой попадут с горки? Ведь ключи от квартиры у меня остались - Красотуля свои не взяла же…
        - Машка!.. Маша-а-а!
        Мишка треплет меня за плечо:
        - Жур! Журка!
        - Да отстань же ты! Идите вы все!.. Маша! Ключи возьми! Мишка, ты ей передай!.. Маша!
        - Лейтенант!
        - Чтоб вас черти в аду на сковородку… Маша!
        - Товарищ лейтенант… Вставайте, пора уже!
        - Да мать-перемать вашу за ногу! Ма… - Всё, я подскочил на нарах. Вся рожа в слезах и соплях. Подушка тоже мокрая.
        - Лёшка, ты чего материшься на всю землянку? Приснилось, что ли, чего?
        - Товарищ лейтенант, я говорю - пора уже…
        - Б-б-л-л-л… - выдохнулось с каким-то клёкотом из глотки.
        Что-то пустовато у нас сегодня за столом на завтраке. И рацион немного прижался - что-то давно не видно сыра и колбасы. Но всё равно кормили как в санатории. На текущий момент от славной «второй» в строю остались только четверо пилотов. Чтобы снять сонную хмарь с усталых лиц моих сослуживцев, я завёл отчаянный спор с Жихарем на тему микрофильма «Пароход». В наше время такое произведение искусств назвали бы видеоклипом.
        - А вот слабо, как Утёсов, за всех сыграть?
        - Капитана можно изобразить…
        - Так он же был и одним из пассажиров, и матросом…
        - И оркестром тоже он руководил.
        - Ну, это изобразить-то можно, а вот по-настоящему руководить даже джаз-бандом дело непростое. Опять же учиться сколько для этого нужно.
        - А за девушку сыграешь?
        - Да ладно тебе… Девушка - это какая-то актриса была.
        - От те хрест во усё пузо! Утёсов это сам был.
        - Ну чего ты заливаешь? Ну, какой же это Утёсов?
        - Самый настоящий. Платье белое надел и - вперёд!
        Остальные парни (Ковалёв и Сотник) как-то не очень весело, без особого огонька запихивали в себя картошку с мясом. При этом наши красавицы из столовой такое чудо сотворили - пальчики оближешь. Потушили с черносливом и какими-то травками душистыми приправили. В обычное время это блюдо у нас «пролетело бы со свистом», а сегодня - разве что не ложкой по тарелке возят, как в детском саду манную кашу. Э, мальчики, так не годится. Мы нюни развозить будем после октября сорок пятого. Раньше этого времени команды на расслабуху не последует. Сейчас - это даже не начало, сейчас - это, так сказать, подготовительный этап. Если сегодня мои орёлики поникли, то что будет ближе к августу? А нам потом ещё светят Миус-фронт и Курская дуга. А ещё штурмовые полки будут нести потери в операции «Багратион» и под Берлином.
        - Андрей, держи х… в смысле хвост бодрей! Что там нам отцы-командиры пророчат? Григорий, Мишка хотел твою дюжину под стрелка переделывать, ты у нас морально готов?
        Андрюха неодобрительно покачал головой в смысле, что я трепло и звонок с пустой колокольни. А Гриша неожиданно набычился и сообщил, что на дюжину он никого не пустит.
        - Ну-ка, товарищ сержант, обоснуйте свою деструктивную позицию.
        - А чего тут говорить. Не хочу убитого стрелка привозить. Вон у Саньки парню и защита не помогла…
        - Братишка, ты это брось. Мы на войне. Ничего не поделаешь. Зато свою задачу выполнили. Когда «пешки» фотогалерею представят, может, нам ещё и благодарность объявят.
        - Нужна эта благодарность тому пацану и его родителям…
        - Нужна! Особенно родителям. Чтобы знали, что у них нормальный парень был.
        - Вот именно был.
        - Гриш, ты чего-то мне сегодня не нравишься. Посиди-ка покуда на земле. - Это своё веское слово вставил комэск.
        - За что обижаешь, командир? - чуть не подпрыгнул на лавке Сотник.
        - За упадничество, за пессимизм и грустный образ мыслей. А будет мало, так я тебе ещё и декаданство припаяю. - Интересное дело. Я за Ковалёвым частенько подмечаю такие вот куртуазные фразочки. Ой, непрост наш бакинец. (Я не говорил, что Андрей у нас из Баку?) Вот не удивлюсь, если узнаю, что он в школе состоял в каком-нибудь литературно-театральном кружке. - А кроме того, тебе машину после ремонта надо хорошенько проверить. Вот лучше в зону на пилотаж слетаешь. Допиваем компот - и на выход, там договорим.
        Когда ребята после завтрака дымили на лавочке, Андрей нас осчастливил известием, что «пойдём с батей погулять всей «бандой» по ближним дорожкам». На нормальном языке это звучит таким образом: штурмовая группа в составе командира полка (ведущий), четырёх машин из первой эскадрильи и трёх машин из второй (по сути дела, весь полк) проведёт рейд по железнодорожным путям на глубину до тридцати километров в расположении противника.
        Не знаю, кто и что считал, а мне - чистое облегчение. Вот не удивлюсь, что Храмов глотку надорвал, споря со штабом, там ведь наверняка потребовали удар нанести по узловой станции Тёмкино. А у нас после памятного налёта на аэродром Новое Дугино - минус четыре машины из которых одна точно «безвозвратная», а вторая будет «условно годная». Станцию прикроют ахт-ахтами и МЗА так, что нам мало не покажется. И ещё пару или звено охотников про нашу душу. Так что есть повод порадоваться, что сегодня будет практически «свободная охота» за паровозами, а не «танец с саблями» под аккомпанемент зениток всех калибров.
        В штабной землянке-палатке Храмов, поскрипывая своим регланом, собственно говоря, повторил то, что сообщил Андрей. Но ещё добавил, что если в зоне нашего действии «случайно» обнаружится мостик, то его следует «уронить». Очаровательно. Вот просто всегда мечтал. Это, выходит, что всё равно у Мишки сегодня работы явно прибавится. Что-то мне стало скучно. Одно дело - изображать махновцев и носиться во всю удаль за паровозами, совсем другое - лезть в огненный мешок зениток над мостом. Одно радует - у бати на столе лежал лётный шлемак и планшет. Значит, он и вправду группу поведёт. С его опытом и харизмой в таких полётах чувствовал себя как за каменной стеной. Потери в подобных вылетах всегда были минимальными.
        На подвеску поставили по четыре РС-82 под каждое крыло, в люки взяли по четыре ФАБ-50. Нагрузка сегодня облегчённая. Нам в этом рейде потребуются скорость и манёвренность, а не повышенная нагрузка.
        Нас ждёт опять неравный бой.
        Сомненья - прочь. Взлетаем.
        Обычный порядок взлёта на этот раз был нарушен. Сначала стартовали машина № 35 и моя «шестёрочка», потом Ковалёв с Жихарем, затем пошла на взлёт первая эскадрилья. Со мной сегодня по очереди вышло лететь Игорьку. На ленточку пошли двумя правыми пеленгами, а не как обычно - колоннами. Высота составила примерно 500.
        Линию фронта пересекли в пологом снижении с ускорением. Сегодня нас приветствовали только двадцатки-автоматы. Это по разрывам видно. Как будто венчик ядовитого борщевика распускался в небе. Только не белый, а серовато-черноватый. У нас никого не задели, но противозенитное уклонение мы выписывали. Бережёного Бог бережёт. У стрелка-моториста энтузиазма или интереса обстрел не вызвал. На моё: «Игорь, следи - по нам бьют» - он флегматично и, пожалуй, слегка сонно ответил: «Есть, вижу». Сразу после ленточки Храмов пошёл в плавный набор высоты. И ещё чуток довернул на северо-запад. Железку с набранных полутора тысяч было видно отлично, но движения по ней не наблюдалось. В прикрытие нам выделили наших хороших знакомых на «мигарях» в «жутком» количестве ажно четырёх машин. Одна пара выполняла «качели» - то есть с высоты полого уходила вперёд по направлению движения километра на три-четыре, затем разворачивалась и со снижением шла к общей стайке. Убежав на шесть часов, они делали боевой разворот и начинали по косой спирали подниматься над нашими машинами. В это время пара, которая осуществляла
непосредственное прикрытие и уже имевшая преимущество в высоте, начинала скользить вперёд.
        - Вижу состав на одиннадцати, - доложил глазастый Андрей, идущий сбоку и чуть сзади машины бати.
        - Всем внимание! - пророкотал Храмов. - Приготовиться к последовательному повороту влево. Последовательный поворот влево начали.
        Блин, вот что значит старая школа. Как в кино или как на авиашоу! Сначала командирский 35-й качнул крылом и отвернул в сторону, затем с секундной задержкой «Ил» с бортовым номером 07, потом, выждав ещё секунду, - 11-й. «И-и-раз!» - теперь моя очередь. РУД прибрать, РУС влево и на себя, левая педаль - вперёд. Крен держать. Всё равно я больше по ребятам и по реальному горизонту ориентируюсь, а не по приборам. Только засёк, что кренометр и «горизонт» скакнули. Выровняться, догнать Жихаря. Добавить оборотов. Вот, пристроился, «взял его за хвостик». Держимся. Судя по всему, бомб-нагрузку батя решил приберечь для мосточка. Значит, сейчас последует поворот - набор высоты и удар бортовым оружием плюс эрэсами.
        Так, мы уже приподнялись до тысячи. Хорошо идём. Первая эскадрилья приотстала метров на 200. «Мигари» устроили карусель над нами на 3000. Ну, давай! Батя, не томи душу, командуй поворот.
        - Увеличить интервал и дистанцию! - командует комполка. - Приготовиться к повороту вправо.
        Мне надо приотстать больше остальных - моя машина идёт четвёртой. Поэтому не только отработал сектором газа на 20 процентов, но и приподнял нос - поднялся вверх над строем. Пускай Андрюха потом ругается - зато меньше шансов задеть хвост Жихаря своим пропеллером. И-и-раз, и-и-два, и-и-три…
        - Поворот вправо десять всем, - слышу - команду в наушниках. Есть, выполняю-у-у-у… Готово. Выравниваюсь по горизонту. Батя нас вывел почти на перпендикулярное пересечение пути поезда. Они с Андреем будут бить по паровозу, а мы займёмся вагонами.
        - Приготовиться к атаке. Выбор автомата эрэс - «все сразу». Одновременно атака бортовым оружием.
        Ясненько. Переводим автомат управления в положение «все сразу» правой рукой. Есть, выполнено. На поезде решили, что надо нас испугать - изо-бразить защиту, и открыли огонь из двадцаток - автоматов со второй и шестой платформ. А там ещё и пулемёты у них, оказывается, есть. Какая неприятность!
        - Ковалёв - паровоз! Остальным бить по вагонам! Атака!
        Начали!
        Газ ещё прибрать, у меня и так скорость при снижении будет за 400. На отстрел эрэсов и огонь бортового оружия всего секунды три будет. Ближе, ближе… Ребята уже бьют вовсю. Взрываются эрэсы. Блин, мажете же! Ракеты проходят над вагонами или попадают в полотно. Впрочем, и вагонам тоже досталось. Паровоз, тянувший невеликий состав в десяток вагончиков, остановился, весь окутанный паром и дымом. Ещё бы - два таких спецака по одной мишени отработали! Надеюсь, что бригада была немецкая, а не из наших подневольнонаёмных. Вагончики начали налезать друг на друга и сходить с рельсов. Эх, жалко, насыпь под путями мелкая, так весь состав мог бы уйти под откос. Но в целом и так симпатично получилось. Нарисовать успел вон сколько буковок, а на деле прошла всего пара секунд. Вагон у меня в прицельном круге. Точка, нанесённая на лобовом стекле, точно легла на дощатую дверь. Как там правильно? Теплушка? Пусть потом разберут, как было правильно. Большой палец левой вдавил гашетки. Указательным правой - нажал кнопку в центре прибора пуска эрэсов. Чёрт, ну неудобно же! Если доживу, то увижу, как на следующих сериях
«Илов» кнопки бомб и эрэсов перенесут на штурвал. Перехватить ручку и теперь на себя. Когда меня пронесло над вагоном, то почувствовал, как тряхануло машину на разрывах своих же ракет. Слишком низко взял. Опасно…
        Оглянулся. Картина маслом! Прямо «приходи, кума, любоваться»! Состав разнесли к такой-то бабушке. Может, там и остались целые вагоны, но я их не заметил. А что вы хотели? Восемь «Илов» - это не пацаны с рогатками.
        - Сбор. Курс сто десять. Сбор.
        Атаман собирает нас на новое дело. Эх, хорошо отработали. Только маловато будет. За всё, что эта сволочь уже натворила, и за то, что ещё натворит, - точно мало.
        Выстраиваемся. «МиГи» вернулись к прежней тактике сопровождения. Так у них топливо скоро закончится. Сколько там нам до моста? Левой рукой достал планшет с картой района. А ведь не так уж и далеко. И рыскали мы немного. Так что горючки им должно хватить. У нас-то бензинчика почти в полтора раза больше будет. Интересно, что сказали бы батя и командир ястребков, если им показать дозаправку в воздухе из моей реальности.
        «Ил» тридцать пятый ходит змейкой и горкой. Комполка так и путевую скорость снизил, не сбрасывая оборотов двигателя, заодно и вражинам прицел сбил (это если вдруг какой-нибудь умник зенитку здесь на всякий случай поставил).
        Есть. Выполнено. Построились. Только немого приноровился и вроде как строй начал нормально держать, не наезжая и не отставая, как последовал поворот и выход на мост.
        - Всем - внимание! Минута до цели.
        Машины начали плавный подъём.
        Правую - на ручку шторки маслорадиатора. Зенитный снаряд в прямом попадании она, конечно же, не выдержит, но от осколков и пулемётных пуль убережёт. Команды не было, но я перевёл бомбовый прибор в положение «общий сброс». На всякий пожарный случай ещё потом отработаю и ручкой принудительного сброса. А то читал я, как иногда мужики с «подвесом» садились и взрывались.
        Храмов нас вывел по руслу речки поперёк моста. Я бы лучше атаковал вдоль. И попасть в вытянутую по направлению полёта цель проще, и зенитки с одной стороны реки будут мешать своими разрывами противоположной батарее. Однако приказы не обсуждаются, а выполняются.
        - Всем - внимание! Атака!
        Наше звено образовало уступ и начало скольжение на цель. Противник явно не спал и принялся активно нас засыпать 20-мм и 37-мм снарядами. Чёрт возьми! Страшно же! Здесь волшебное заклинание «save - load» не поможет. И «restart» тоже не катит[46 - Терминология (сленг) компьютерных игроков (геймеров). В том эпизоде игры, где есть опасность поражения, перед выполнением действия геймер сохраняет предварительно отыгранный материал (выполняет команду «save»). В случае неудачи возвращается и начинает с того места, которое предварительно сохранено, то есть записывает игру заново - команда «load». Иногда целесообразнее начать отыгрывать эпизод с самого начала, то есть выполнить команду «restart».].
        Ещё… Ещё чуток… тэ-э-кс… Сброс! И на добавку подработал правой рукой рычагом принудительного сброса. Ну чтобы не напрасно. Теперь за остальной стайкой пристроиться. Почти боевой разворот получился. Эй, я так машину в штопор могу уронить, а тут высоты всего метров триста будет. Газу-газу-газу на всю катушку.
        В это время видел, как атаковал Белоголовцев со своими парнями. Прошли через «венчики» и «кляксы» МЗА и ушли в подъём. Берега и речка встали дыбом от разрывов бомб. По нам и по второму звену стали бить зенитки, расположенные в стороне от моста. Неточно, но всё равно неприятно. А те, что стояли ближе к реке, видно, «наелись» и заткнулись.
        Храмов развернул машину и, опустив нос, пошёл расстреливать берега и мостик из бортового оружия. На крыльевых пушках мелькают вспышки, и отлетают гильзы с крыльев. Как в кино. За ним Андрей и Юра. Теперь и я тоже. В этом дымище и пылюге ни черта не видно. Луплю в направлении цели, делая маленькие промежутки, чтобы бортовое оружие не сжечь. Выход. Машину встряхнуло серией близких разрывов 37-мм. Словно трамвайные пути на автомобиле проскочили.
        - Игорёк, живой?
        - Нормально, командир.
        Нас не зацепило… А не - всё-таки шкурку чуть попортили, - на правом крыле ближе к законцовке увидел несколько мелких дырочек. Не смертельно.
        - Всем - сбор, всем - сбор, - рокочет у меня в наушниках.
        У нас всё пучком. А вот у Белоголовцева непорядок. За одной из машин его звена потянулся «хвостик».
        - Сбор, сбор, - командует Храмов. - Курс три два ноль. Курс три два ноль.
        Есть, принято. Отбегаем от цели, над которой клубятся дым и пыль. А мостик мы всё-таки «уронили». Один пролёт уцелел, а второй лежал в воде, еле зацепившись за берег. Интересно, кто это у нас такой меткий? Вот точно не я. У меня на учёбе не получалось положить П-40 ближе чем на пятьдесят метров от цели.
        Собрались. Построен строй в два пеленга. Жихарь покачал крыльями. У «двадцать третьего» явно проблемы с машиной. Ведёт неровно, но пока держится.
        Храмов направился к ленточке кратчайшим путём. Здесь всего километров десять до наших будет. Держимся. Вроде бы как нас никто не атакует.
        - Игорь, следи за хвостом.
        - Есть, - проскрипело в наушниках. За что люблю Игорька, так это за немногословность. Существуют люди, с которыми можно поболтать или можно весело поржать. А вот с Игорьком хорошо помолчать. Как там говорил Броневой в роли Мюллера - «люблю молчунов»?
        Что у нас по приборам? Ё-моё! Скорее открыть заслонку радиатора! Вот дебил! Так и двигатель запороть можно[47 - Воздухозаборник масляного радиатора «Ил-2» был уязвимым местом штурмовика. Любое повреждение приводило к прекращению охлаждения масляного питания двигателя и к утечке масла. В любом случае подобное повреждение через минуты приводило к остановке двигателя. Для защиты масляного радиатора перед атакой вращением ручки, установленной в кабине пилота, опускалась броневая шторка. Однако длительный полёт с закрытой броневой шторкой приводил к тому, что поток воздуха в маслорадиатор не поступал и температура двигателя значительно повышалась. Что могло привести к его остановке и поломке.].
        - …Шр-р-х-ач сорок четыре - веди группу. Вторая - оттянуться в прикрытие. - Тревожится батя. И мне тоже такое спокойствие - тишина не нравятся. Несколько залпов МЗА - не в счёт, это для порядка. Там у фрицев в штабах уже себе задницы мажут (кто скипидаром, кто вазелином) за наш разбой. А мы так это спокойненько улепётываем к себе.
        Если солнца яркий свет,
        Туч на небе близко нет -
        Значит, я чего-то не заметил.
        Ну, а если я упал, если кто-то локтем дал -
        Значит, всё в порядке на планете.
        Обороты чуть убавить. Штурвал плавно на себя. И оттанцевать слегка влево, чтобы не мешать звену первой эскадрильи пройти вперёд.
        Немного изменили порядок следования нашего звена. Ведущим стал командирский «Ил» номер 35. На одном уровне с машиной командира, слегка покачиваясь, метрах в двадцати правее вёл подбитую «одиннадцатую» Жихарь. За Храмовым, отстав метров на сто и с превышением метров в пятьдесят, следовал Ковалёв. Фактически он прикрывал своего командира как истребитель. Точно так же я страховал Юрку. Пока только у меня и у Андрюхи есть стрелки. Все остальные «Илы» - одноместные. А над нами выписывали петли наши настоящие защитники - две пары «МиГов». Теперь они перестроили свою тактику и больше находились позади нашего строя.
        Всё. Линия фронта. Ленточка.
        Перепаханная нейтралка, изломанные росчерки окопов, колышки с колючкой. Вижу трассы с нашей и немецкой стороны. Прошли. Но расслабляться нельзя. Недаром наш старый небесный волчара своей пробитой и палёной шкурой чувствует угрозу.
        Четыре точки приближались к нам с северо-запада. «Мигари» разбили свою вертушку, и пара оттянулась в сторону возможной угрозы.
        - Игорёк, не щёлкай клювом. Похоже, у нас гости.
        - Слежу, командир, - отозвался мой стрелок-моторист.
        - «Грач семь», бойся сзади.
        - Вижу, - откликнулся комэск.
        Точки приближались, и уже стало можно рассмотреть, что догонявшие нас машины двухмоторные. Ещё через секунду стало заметно, что они к тому же и двухкилевые.
        - Похоже на «пешек», - прокомментировал Ковалёв.
        - Мы сегодня в квадрате работаем одни, - веско сказал командир. Он, оказывается, тоже внимательно следил за нашими преследователями, которые уже переместились на семь часов.
        У меня в башке как будто щёлкнуло. В культовой «леталке» «Ил-2 Штурмовик» на этом фронте в июне главным противником «Илов» был Bf-11 °C. Тяжёлый истребитель. «Тигровая бабочка». В иной игре - одна из самых «вредных» машин, которая могла принести команде хороший довесок фрагов, в других версиях - «утюг» с задним пулемётом, каковой надо отсекать от остальных и пытаться перекружить на виражах. А кто в этой реальности недавно наносил удар по нашему полю? Ситуёвина стала ясной как стёклышко. Пора орать «Атас!».
        - Это «мессера»! Это «стодесятые»! - зажав ларингофоны, закричал я в эфир. - Это они нас недавно бомбили.
        - Горбатые, вы под атакой! - перекрикивая меня, заорал кто-то из «мигарей».
        И тут меня поразил Матвеич. Вот от кого такого не ожидал, так это от него.
        - «Седьмому» и «одиннадцатому» - прикрывать группу. «Грач шесть», увеличить скорость, следовать за мной. - Спасибо нашим умельцам - связь работала на нужном уровне. Команду комполка услышал отчётливо.
        Тридцать пятый начал подниматься над общим строем и увеличивать скорость. Резко даю РУД от себя на максимум. Движок «шестёрочки» обиженно взревел и поднял на пару нот тональность своего «голоса».
        - «Грач шесть», будет косая влево-вверх. Косую влево начали. Раз! - Вот тут я слегка прибалдел. Меня учили этим штучкам в онлайн-играх настоящие летуны, которым иногда было интересно повозиться с подрастающим поколением. В нашем игровом клане такие товарищи тоже присутствовали. Кем они были в реале - не знаю совершенно. Я их только по никам - позывным и по голосам различал. Так вот они на совместных тренировках по пилотированию и ввели нам такие команды. Сначала предупреждающая, что надо будет сделать, затем исполнительная и знаменитые «раз» - «два» - «три» - «четыре». «Раз» - варьировалось как «Марш» или как обозначение первой машины в группе. «Два» - это либо следующий этап - переход фигуры, либо команда второй машине. И вот теперь эдак мне командует батя… Что творится в мире? Храмов тоже из моего времени? И летал в «Стрижах» или «Витязях»?[48 - Пилотажная группа «Русские витязи» летает на истребителях «Су-27». Пилотажная группа «Стрижи» летает на истребителях «МиГ-29». Выступления этих групп на авиашоу проходят с неизменным успехом и вызывают восторг зрителей.] Или нет? Может, он запомнил
подобное обращение, когда мы в апреле бегали с веточками, изображавшими самолётики, и пытались выработать новые (это для ребят - новые) приёмы? Помнится, мы тогда вопили на всё поле. Помнится, что Храмов с Черновым внимательно так за нами наблюдали, покуривая возле КП.
        Ну и как мне такое обстоятельство проверить? Ха, идея! Ща ещё пару деньков подожду, а потом борт «шестёрочки» украсит надпись «Крым - наш!». Если товарищ майор из этой эпохи, то всё будет в норме. А ежели «нет» - то ничего страшного тоже не случится. Вроде бы как «индейскую национальную избу» фрицам - пусть на днях падёт Севастополь, всё равно мы вернёмся обратно, и фашисты будут сигать в Чёрное море с крутого берега тридцать пятой батареи. А если фантастика и реальность, то есть реальности тесно связаны, то появляется повод для длительного разговора с надеждой на скорейшее возвращение к моим девчонкам. А пока воюем. Не спать!
        Мы вышли на пересечение курсов церштёрерам. «Маленьким» хватило ума не лезть с этой бандой в лобовую - здесь без вариантов - по две двадцатки и 4 MG на каждом против БС и двух ШКАСов. «МиГи» вышли из-под удара петлями и намерились пристроиться к «стодесятым сбоку» - сзади.
        - Держись! - прохрипел батя, и мы пошли в лоб. Чем руководствовался Храмов - не знаю. Может, хотел собой защитить ребят, а может, просто сбить атаку, но мы отважно попёрли «на амбразуру». Причём почти в прямом смысле.
        Мамочка, роди меня обратно!
        «Мессера» выше нас метров на сто. Им, если решат атаковать нас, надо будет опускаться, нам - подниматься. Здесь ещё будет играть роль F=mg. Следовательно, у нас точность (и так невеликая) будет хуже, а у немцев с их отличными прицелами «Revi» лучше. Нам следует только прочесть молитву, причём как можно короче, а то закончить не успеем.
        Ну, что? Занавес? Вот сейчас и узнаю: если меня здесь пришибут - я обратно к себе вернусь или совсем кану в небытиё?
        У четвёрки бандитов, за хвосты которых успели прицепиться «МиГи», теперь выбор - либо они «падают» на нас и идут во встречный бой, либо будут гнаться за уходящей группой. В последнем случае нам надо только приподнять носы и зажать гашетки - попадания будут гарантированы, а Bf-110 - это не бронированный «Ил», для них двух снарядов двадцатки вполне хватит, чтобы наступило просветление в мозгах.
        «Мессера» опустили носы и пошли на нашу пару.
        Всё. Даже помолиться уже не успею. Только сглотнул. И зажал большими пальцами гашетки ШВАК и ШКАСов… Смотри! Не отводи глаз! Не опускай взгляд, не зажмуривайся - ты ведёшь огонь! Бить с выносом выше и дальше силуэта мчащегося на тебя «мессера».
        Засверкали вспышки на носах сто десятых. Грохочет моё бортовое оружие. Давлю, не задумываясь о том, что «сожгу» стволы. Только бы попасть. Толику менять оружие точно уже не придётся, если сейчас сойдёмся в лобовом таране.
        - Мгра-аххх, - только и получилось у меня хрипануть, когда я понял, что «церштёреры» прошли выше - у них нервишки не выдержали. И тут же почувствовал удары по машине. Передний триплекс чуть не разлетелся от попадания. Осталась отметина, похожая на лунный кратер с лучами трещин, почти закрывшими обзор. Хорошо, что ещё не по центру, а ближе к верхнему переплёту фонаря. Можно из-под этого безобразия, как в щель танка, следить за обстановкой.
        - Шра-ра-ра! Шра-ра-ра-ра-ра! - ударил пулемёт Игорька вдогонку.
        Храмов продемонстрировал цирк высшей категории. Он почти поставил «Ил» на крыло и правым разворотом вывел свою машину на догоняющий курс. И снова открыл огонь.
        Его трассы прошли перед ближним «мессером», который вместе с остальной бандой стал подниматься вверх. Сначала перед носом, а потом по крылу, по гондоле двигателя и по хвосту. Как бифштекс поперчил.
        - Есть! Есть, батя! - заорал я, не помня себя. - Падает!
        Игорёк, срывая голос, тоже вопил по СПУ что-то восторженное.
        Подбитая «шестёрочка» начала разворот, плохо слушаясь управления. Скорости нет. Надо опускать нос и давать полный газ. Иначе в штопор сорвёмся. 35-й «Ил» тоже выровнялся и пошёл к земле. За ним тянулась чёрная дымовая полоса. Растудыт-тудыт! Ничего. Храмов - опытный мужик: если надо - прыгнет, если сможет - посадит. А я прикрою. Мы сейчас у себя дома. Это вот фрицам прыгать кисло будет.
        Доворот, ещё довернуть… Держится «ильюша», цепляется за небо.
        - Командир, у нас хвост, - хрипло доложил Игорёк. Вот чёрт, только ещё этого не хватало. И так управление, как на велосипеде с разболтанным рулём.
        Наши ястребки хотели тоже всыпать «мессерам», но не успели набрать высоту и отстали. Подранок сам вспыхнул и пошёл к земле. Во дела - батя на «Иле» «стодесятого» завалил! В дымном следе горящей машины раскрылся белый купол парашюта. Кому-то удалось покинуть гибнущий истребитель. Ещё один «мессер» стал заваливаться и выпал из общей команды, лезущей на высоту. Как-то криво и нелепо перевернулся через крыло и вошёл в плоский штопор. К нему сразу кинулась пара истребителей. Но их услуги уже не требовались. «Стодесятый» явно падал. И если я что-то правильно понимаю в колбасных обрезках, то это моя работа. То есть наша с Игорьком.
        «Мигари» правильно рассудили, что тратить высоту на летающий труп не стоит, и погнались за оставшейся парой.
        Всё чудесно, но мне надо домой, а где это теперь - сам чёрт не разберёт.
        Храмов поворачивает свою машину осторожным блинчиком. Вероятно, и у командира тоже есть повреждения. Оттягиваюсь ему за спину. Матвеич будет вести пару на наше поле. Даже если он будет искать место для аварийной посадки, всё равно моя задача - прикрыть командира…
        Курс выбран. Идём домой на 352.
        Где же этот чёртов планшет? Вот точно говорил Маэстро - сапог в бою надёжнее. Весь перекособочившись, вытащил планшет и попытался по карте восстановить ориентировку. Вот этот перелесок, кажется, обозначен как «роща тёмная», и возле него сходятся две грунтовые дороги. Есть. Дальше будет перелесок и болотце за ним. Кажется, всё на месте. Будем считать, что ориентировку восстановили.
        Комполка с трудом удерживает машину. Скоро будет несколько полян, там можно будет сесть на брюхо. Молчит Храмов. Видимо, ему совсем не до связи. В наушниках только шипящий гул и похрипывания. Значит, надо проявлять «разумную инициативу» и брать связь на себя.
        - «Крепость»! «Крепость», ответьте «Грандам»!
        Шипение и хрипы. Не слышат.
        - «Гранды» вызывают «Крепость»!
        Издали, как в трубе, через помехи пробивается голос:
        - «Гранды», я - «Крепость»! «Гранды»! Ответьте «Крепости»!
        В этот момент комполка принял решение садиться на ближайшей полянке. Видимо, молчит потому, что повреждена радиостанция. «Тридцать пятая» стала снижаться, покачиваясь и гася скорость «парашютированием». Храмов с трудом удерживал подбитую машину в воздухе.
        - Я - «Грач шесть», Я - «Грач шесть». Старший «Гранд» садится аварийно в квадрате Д9. Повторяю, старший «Гранд» садится аварийно в квадрате Д9. Поляна прямо за лесом. Прошу помощи аварийной бригады.
        - «Грач шесть», вас понял. «Грач шесть», понял.
        «Крепость» немного помолчала, а затем через слабое шипение эфира пробился голос с нашей базы:
        - «Грач шесть», доложите своё состояние.
        - Я - «Грач шесть». Состояние как в Одессе - с видом на море и обратно. Но до своей полосы надеюсь дотянуть.
        - «Крепость» - «Гранду». Удачи. Будем готовиться встречать.
        - Вот таки прошу без цветов и оркестра.
        - «Грач шесть», отставить разговорчики в эфире. - Хотя радио прилично коверкает голос, но Чернова я узнал по интонациям.
        - Тарищ майор, у меня это нервное.
        - Прилетишь - получишь взыскание, - пообещала «Крепость». Ну вот почему не могу язык держать за зубами? С батей на пару завалили два «церштёрера», а вместо награды получу по шапке и всё за свой слишком длинный «немолчальник». Если сядем - найду у ребят опасную бритву, наточу на ремне и откромсаю лишние полдюйма.
        Пока вёл разговоры, 35-й успел приземлиться на поляне, пропахав приличную борозду. Зато землёй забило дымящий радиатор и погасило наметившееся возгорание. Но чёрный «хвост» всё равно ещё висел в воздухе. Из кабины никто не поднимался, фонарь продолжал оставаться закрытым. Блин, нелады… Я «раскатывал блинчик по тарелке» над полянкой. Нормально маневрировать «шестёрочка» решительно отказалась и пообещала, что если я не оставлю её в покое со своими поворотами, то штопор и жирный полярный лис придут ко мне во всей пушистой красе. Наблюдение за аварийной машиной я поручил по СПУ Игорьку, а сам сконцентрировался на том, чтобы мы не стали очередным объектом для раздербанивания на запчасти. Я выписывал вторую коробочку, которая была больше похожа на кривой огурец, когда Игорёк проинформировал меня, что на 35-й открылся фонарь и Храмов пытается выбраться из машины.
        - Я - «Грач шесть». «Крепость», старшему «Гранду» нужен Бородулин! Крепость, нужен Бородулин!
        На этот раз ответили быстро. И почти без похрипывания и причавкивания:
        - Я «Крепость». Помощь скоро будет. Будет в полном объёме.
        Я с трудом удерживал качающуюся машину, но сумел сделать ещё один проход над поляной. Подбитый «Ил» лежал, почти уткнувшись в деревья на опушке, как тушка дохлой птицы. Матвеичу удалось выбраться из кабины, и теперь он стоял, опираясь на откинутый фонарь. При нашем очередном проходе командир поднял руку.
        - «Крепость», я - «Грач шесть». Наблюдаю старшего «Гранда» на крыле. Прошу аварийную команду прибавить скорости.
        База отозвалась уже с раздражением:
        - «Гранд», у группы связи нет.
        Так, ну теперь при всех раскладах мои услуги уже не требуются. Задача довести «шестёрочку» до поля. И посадить с минимальными повреждениями. «Чёрным душам» и так хватит забот, чтобы её привести в вид божеский.
        - «Крепость», я - «Грач шесть». Прошу ориентиры, прошу ориентиры.
        Через некоторое время впереди справа взлетела сначала зелёная, а за ней красная ракеты. Доворачивае-э-э-м-м. Почти получилось. Чуть в штопор не сорвались. Выровнял машину. Тут идейка мелькнула. Ну, хоть что-то…
        - Игорёк, слезай со своего насеста. Прижмись к бронекапсуле как можно сильнее. Понял?
        - Понял. А зачем?
        - Ты со своим панцирем центровку машины улучшишь. Мне легче рулить будет.
        - Только я связь разомкну. Мне провод мешает.
        - Ладушки. Ты это, садись давай и упрись там во что-нибудь, ясно?
        - Ясно. Размыкаюсь.
        Ну, не скажу, что сразу наступило великое облегчение, но машину стало вести немного приятнее.
        Внимание, я почти на том, что, по идее, должно было бы быть глиссадой. Только между наставлением по пилотированию и посадкой подбитой машины на полевом военном аэродроме разница ощутимая.
        Шаг винта… РУД в ноль и чуток вперёд, на десять процентов. Закрылки, ещё… Ёшкин корень, чуть не гробанулись… Закрылки вышли на 20 градусов. Больше выпускать побоялся. И так после посадки придётся парашют сушить. А вот шассики вышли ровненько - только машину ещё разок встряхнуло. И просели метров на пять. Выровнялись. Как по наставлению - пять метров от земли. Скорость 180. Мальца великовато. Приподнять нос, и начинаем последнее снижение. Раз, два, три - касание. Чуть подпрыгнул, и снова касание. Всё - покатились по поляне. Это что? Я сегодня умудрился приземлиться без «козлов»? Не, ну надо же! Мастерство не пропьёшь! Особенно если его и нет.
        Всё. Магнето вырубить. Фонарь открыть. Боже, какой же вкусный здесь воздух. Никак не могу надышаться. Чуток пыльно, но в основном чувствуется свежий запах трав и июньских полевых цветов. Игорёк ворочается в своём «гнезде». Связи нет… Да и что я ему сейчас могу сказать… Спасибо за то, что он влепил по проходящему над нами «стодесятому» половину своего боезапаса, я скажу потом. При всех. Когда «мигари» подтвердят, что мы умудрились «приземлить» двух «бандитов». Ещё скажу спасибо за то, что двигатель, который он «вылизал», дотащил нас до поля, в то время когда отказали все остальные составные части «Ила».
        Винт остановился. Вот фишка - у нас отбито окончание лопасти. Теперь понятно, почему нас так лихорадило. Как это только винтомоторная группа не развалилась от такой тряски?
        - Bo-o-oy-yx, - издал я счастливый вздох и поднялся в кабине. Надо бы предварительно осмотреть «шестёрочку», а то начнут буксировать в капониры - а она и развалится. Про «кратер» в переднем стекле я уже писал. Еле сел из-за него - ни черта не видно. Пощупал его снаружи - вмятина приличная, палец в перчатке почти на всю фалангу вошёл.
        - Игорёк, ты моторист у нас или как? - нашёл я повод поворчать на верного стрелка. В этот момент Игорёк наконец-то сумел развернуться и подняться из огневой точки. А такое упражнение не для каждого. Кираса и шлем своим весом должны были ему здорово мешать. А ещё парашют… Ничего, покрутился немного, и ободранная макушка шлема поднялась над фюзеляжем.
        - Не, ну ты вот посмотри, - показываю ему перчатку, которой щупал отверстие, оставленное MG «мессера». На пальце поблёскивал тоненький слой масла. - Ну и куда это годится? - осуждающе смотрю на него.
        - Тарищ лейтенант, так прокладок уже две недели как нет. Мы вообще в этот раз на мху и на обрезке моего ремня летали.
        - Я не особый отдел, ты мне «отмазки» не лепи. Вот специально в следующий вылет Мишку с собой возьму и заставлю всю дорогу «дворником» работать.
        - Как это дворником? Небо от туч, что ли, подметать?
        - Как на автомобиле - «дворник» это фиговина, которая воду и грязь с лобового стекла смахивает.
        Пока мы препирались, к нам подлетели «Захар Иванович» с аварийной партией, пожарка и полуторка, исполняющая у нас роль «Скорой».
        Увидев наших героев багра, топора и огнетушителя, я сразу замахал руками и показал крест. В смысле скрестил свои «хваталки» и поднял над головой.
        - Всё в порядке. Таки уже никто и нигде не горит. И душ мы примем самостоятельно, без посторонней помощи.
        Помню, как из-за этих бойцов пришлось пару часов в мокрых бриджах рассекать.
        Технари с «ЗИСа» тросами заарканили «шестёрочку» и поволокли нас сразу в сторону капониров ремонтников.
        Передав потрёпанную «шестёрку» на руки «чёрным душам», мы с Игорьком в кузове дежурной полуторки отправились на КП.
        Чернов был встревожен и обеспокоен. Комиссар стоял рядом и нервно курил.
        - Докладывайте, - последовала команда.
        Я обрисовал ситуацию, Игорёк подтвердил. Да, атакованы «мессерами» Вf-110. Модификацию их знаю плохо, но, вероятно, это были либо «С» - «Цезари», либо «Е». Да, вместе с Храмовым по его прямому приказу пошли в лобовую атаку. Падавших немцев видел. Наблюдал два парашюта с первой сбитой машины и один со второй. Нет, над местом падения не проходил - в бою сами получили повреждения и еле дотянули до базы. Храмов машину посадил на брюхо. Вот тут посадил. Ещё бы немного, и мог воткнуться в вязы или клёны на краю леса. Нет, точно не ёлки. Может быть, и осины, лиственные, короче. Выписал два круга над местом падения. Да, Матвеич на крыло выбрался и руку поднял. Правую. Нет, не махал, просто поднял. Есть идти писать рапорт.
        К тому моменту, когда мы изобразили половину отчётов, вернулась машина, посланная за Храмовым к месту его аварийной посадки. Матвеич, успевший снять реглан, был бледен и шёл, опираясь на плечо Бородулина. Голову и левую руку украшали свежие повязки. Рука к тому же была на перевязи. При всём этом комполка был доволен и сдержанно улыбался.
        - Жив, чертяка! - похлопал меня здоровой рукой по плечу. - Молодец, лейтенант. Лихо мы этих п********й на ж*** посадили. Будут знать, как со штурмовиками связываться. - И, повернувшись к нетерпеливому Бородулину: - Ну, будь же человеком, я хоть дела передам. Да пойду я в твою санчасть, сказал же - пойду. - Потом снова развернулся к своему заму: - Чернов, организуй рапорты и полуторку к месту падения «мессеров» - тебе Журавлёв подскажет. Надо шильдики с двигателей поснимать, а то потом будут брехать все кому не лень, что это они сбили. Да, Василь, принимай команду. Я, наверное, на неделю выбыл из строя.
        Бородулин проявлял ангельское терпение и ждал своего беспокойного пациента, который ещё раздал указания на оставшийся день и ответил на вызов из дивизии в том ключе, что у фрицев сбивалка не отросла, чтобы его сбить. И что за пару «мессеров», которых мы немножко наказали (с кавказским акцентом: «я его немножко наказал - зарезал шакала»), он со своим пилотом дырочку в гимнастёрке уже прокрутил. И что «звёздочки» нам положены вполне законно.
        Потом Бородулин чуть ли не силой забрал нашего неуёмного майора в свои владения. А мы с Игорьком сели продолжать заниматься художественной росписью синим (почти чёрным) по жёлтому. Синими, почти чёрными, были чернила. Желтовато-серой была бумага. Белой здесь мне не встречалось в принципе. Всё больше серовато-желтоватая какая-то. И писать по ней - полное мучение. Нацарапал половину листа - чисти кончик пёрышка, на котором уже собралась целая кучка какого-то мусора. Игорёк решил данный вопрос проще - пользовался для этого карандашом, а когда ему попеняли, ответил, что ему планшет и ручка по должности не полагаются и что для рапортов есть комсостав. Его дело - двигатель в порядке содержать, а в качестве забавы и отдыха - сбивать «мессера».
        СТАНЦИЯ ТЁМКИНО
        Новые дни и новые заботы. То есть задачи. За которыми после завтрака на КП отправился Ковалёв.
        В ожидании постановки задания на сегодняшний день мы расположились на стоянке машин возле капониров. Я достал планшет и попытался схематично изобразить «Бушвокера» из «Мехвориор»[49 - MechWarrior - название серии компьютерных игр, действие которых происходит во вселенной BattleTech, научно-фантастическом мире, придуманном FASA Corporation. Плеяда писателей-фантастов, среди которых Уильям Кейт, Майкл Стакпол, Роберт Торстон, Джеймс Лонг, вдохнули в эту вселенную душу. Основным посылом было то, что в будущем основные военные действия будут вестись шагающими роботами. Одной из самых универсальных и распространённых моделей будет «Бушвокер» (Bushwacker).]. Самым главным из заинтересованных был Санька Якименко, прибежавший к нам из санчасти. Потому как он заявил, что уже выспался и отъелся и вообще готов к выполнению любых заданий, лишь бы от медицины подальше.
        - О, цэ шо за штуковина у него на плече?
        - Это управляемая ракетная установка. Ну, типа, как наши эрэсы пускать.
        - А хде напрявляющи?
        - Это следующий этап развития ракетного вооружения. Видишь пять отверстий? Вот оттуда и выходят пять ракет.
        - Так ведь крылышки на эрэсах помнутся! А если без крылышек, то как они будут направление выдерживать? - Это Сотник у меня из-за плеча рассматривает рисунок.
        - Крылышки есть. В пусковой установке они будут в сложенном состоянии - прижаты к корпусу. А потом, когда ракета выходит из контейнера, пружины раскроют крылышки, и получится то же самое, что и наш РС.
        - Ящера какого-то древнего из книжки напоминает. А для чего такие чудные маленькие ручки?
        - В этой автоматическая пушка будет. Можно ШВАК поставить, но лучше ВЯ подойдёт. Или новую какую-нибудь разработку подвесить. Миллиметров в 30, а можно и вообще 40 - 45.
        - Не выдержит отдачи…
        - А мы пружины и гидрокомпенсаторы установим.
        - В эту руку что снарядим? Давай УБС! Классная вещь! - Это уже подсел к нам Мишка, который вытирал руки тряпкой. Стрельбы из «березина» по мишеням его впечатлили. Особенно когда с 200 метров он лично пробил бронеспинку, снятую с «мессера».
        - Э-э-э, нет! Надо опережать техническую мысль! Сюда мы поставим аппаратуру теплового луча. - Чуть не ляпнул: «проектор протонных частиц». А чего? Хорошая же штуковина!
        - Это ещё что за чудо такое? - Васятка явно не в теме.
        - Ну, старик, ну ваще даёшь! Ты что? «Гиперболоид инженера Гарина» не читал?
        - Ну, листал как-то раз, когда в библиотеке попалась. Я в подробности не вчитывался.
        - Там как раз такой луч и описан. Совершенно жуткая штука - сталь как раскалённая проволока масло режет. Наводишь на танк - он ему броню прожигает - и кранты вражьей технике!
        - Так это же надо срочно на фронт! А если на «Ил» поставить, так этой штуковине цены не будет! Пролетел - все танки пошинковал в капусту… Красота!
        - В том-то и дело, что красота. Да только существует в специальных книжках. «Фантастика» называются. А так это не то что не разработали - ещё даже и не изобрели толком.
        - А я-то думал… Вот чё ты всё не взаправду говоришь? Я уже даже поверить успел…
        - Не горюй! Может, именно ты после войны будешь тем учёным-инженером, который эту штуку создаст. Университет технический окончишь - и вперёд в конструкторское бюро или научную лабораторию.
        - В мирной-то жизни этот луч на фига нужен?
        Тут уже Мишка не усидел на месте и натянул Юрику, который вёл со мной полемику, пилотку на нос.
        - Эх ты, темнота! А ещё лётчик называется! Вот сейчас деталь из стального листа на специальном многотонном прессе надо штампами вырубать. А тут будешь, как фанерку, лобзиком выпиливать - хочешь так, а хочешь эдак. Таким лучом, я думаю, сваривать детали можно между собой. Лучше даже, чем электросваркой.
        - Точно. Это не говоря уже о горнорудном деле. Опять же, в медицине можно будет использовать. Лазер - он лучше любого скальпеля и ножа будет резать. А потом быстрее всё заживать будет.
        Блин! Занос на поворотах! Хорошо, что парни мимо ушей пропустили! Нет ещё такого слова: «лазер»! Его через двадцать лет только разработают и через двадцать пять назовут![50 - Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation - «усиление света посредством вынужденного излучения».]
        - Ладно-ладно. Давай дальше. А как эта штукенция передвигаться будет?
        - Вот на этих опорах-ногах. Как курица - коленками назад.
        - А чего назад-то?
        - Ты в природе посмотри: у всей живности толчковые ноги - коленками назад. Что у кошки, что у кузнечика. И потом, в бою меньше возможность поражения.
        - Намудрил что-то непонятное. Избушка на курьих ножках с эрэсами. Но забавно. А внутри чего будет?
        - Как в избушке на курьих ножках - печка, в которой добрых молодцев жарят. Которые не отличаются умом и сообразительностью[51 - Явный отсыл к мультипликационному фильму «Тайна третьей планеты».].
        - Чего-чего?
        - Ну, старик, ты хоть сказки читал? Или в детстве слушал?
        - Ну, слушал… Про Колобка и про Золотую рыбку.
        - А про меч-кладенец, Калинов мост и Змея-Горыныча?
        - Чего пристал? У нас в садике про такое не рассказывали. Лучше говори, как это будет передвигаться - на гусеничном ходу или на колёсах?
        - Так я же и говорю - шагающая штука будет.
        - Офигеть! А она не грохнется?
        - Так мы туда гироскопы установим - чтобы сама собой выпрямлялась.
        Тут Мишка отвернулся в сторонку и стал что-то в уме прикидывать. Затем сдвинул пилотку на затылок, посмотрел в небо и снова начал что-то вычислять про себя. Потом повернулся ко мне и ехидно так спрашивает:
        - Так сколько, говоришь, это чудо техники будет весить?
        - Ну, тонн сорок плюс три тонны брони из эндостали.
        - То есть с боезапасом грубо сорок пять тонн? Это ещё без топливного запаса, как я понимаю.
        - Ну, где-то так…
        - И шагать будет со скоростью…
        - Ну, километров пятьдесят-шестьдесят в час.
        - Фантазёр ты, Журка, а не технарь, - сообщил мне свои выводы механик и бросил в меня сорванной травинкой, как маленьким копьём.
        - Фантазёр. Не отрицаю. А что не так?
        - Прикинь по расчётам. Что выходит?
        - А что?
        - А то, что двигатель для этого железного ящера потребуется в пять тысяч лошадиных сил. И использовать можно будет только в горах на скальных грунтах - иначе проваливаться будет по колено в землю.
        - А если мы четыре АМ-38 поставим? И вместо трёх пальцев на ногах установим пять?
        - Это тебе самолёт, что ли? Всё равно прирост мощности будет не в четыре раза, а максимум в два. И хоть десять пальцев ставь - всё равно площадь опоры недостаточная.
        - И что это всё значит?
        - А то значит, что такая штука с места не сдвинется. А если и сдвинется, то будет ползать как хромая улитка. И при этом постоянно проваливаться в землю по пояс. Я ещё не рассматриваю дополнительное обстоятельство, что топливо будет нужно в таком количестве, что можно сразу к подобному изобретению больного разума три-четыре железнодорожные цистерны приделать на прицеп.
        - Ну вот… Обрубаешь ты, товарищ инженер-лейтенант, полёт творческой мысли.
        - Не-э, это я тебя на землю возвращаю. А то привык порхать в мечтах.
        - Так мне же по долгу службы летать положено. Я же лётчик.
        - Это ты-то лётчик? Вот этой шутки я ещё не слышал! Потому как ты есть злобный вредитель авиационного имущества. Один твой вылет потом стоит двух дней ремонта.
        - Ладно, ребята, - поднялся на колени Сотник. - Командир идёт. Кажется, у нас появилась работа.
        Андрей был деловит и немногословен.
        - Якименко, как самочувствие? - поинтересовался он, подходя к нашей компании.
        - Бородулин отпустил, - дипломатично ответил Санька.
        - Если отпустил, то бегом марш обратно в санчасть. Решил, что раз Храмов отдыхает под боком, то можно сбежать от медиков?
        Саньке ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и направиться обратно «в поликлинику на опыты».
        - Жихарь, Сотник, Журавлёв, собираемся. Пошли на КП получать задачу.
        - Андрей, а по предварительным сведениям, что готовится?
        Ковалёв махнул рукой.
        Что-то мне это не нравится.
        - Твой анархист из БАО сколько прыжков успел сделать? - поинтересовался у меня комэск.
        - Пока только три. Его как в первый раз на куполе прокатило, так он сразу охладел к парашютному спорту.
        - Бери его сейчас с собой. Я тоже парня из БАО стрелком сегодня возьму.
        И уже не надо никаких дополнительных пояснялок. И уже таки ясно, что вылет будет нескучным.
        Постановка задачи полностью меня в этом убедила. В дивизии продолжали давить, а Храмов с его авторитетом сейчас приходил в себя после нашего памятного вылета. Короче - начальству мостика было мало. Тем более, видимо, немцы его уже привели в рабочее состояние. Передвижные ремонтные дрезины для восстановления путей и мелких мостиков у фрицев успешно функционировали до весны 45-го. Чтобы нарушить перевозки, требовалось проведение крупной операции типа «рельсовая война» или «концерт». Эти две акции партизан и диверсионных отрядов до сих пор предмет гордости наших военных специалистов. Только без уточнения, что на основных магистралях движение было восстановлено примерно через месяц, а где-то и того быстрее.
        Для любителей истории предложу простенькую задачку. Берём карту центра России. Наносим линию фронта на середину июня 1942 года. В Смоленской области находим станцию Тёмкино. Которая сразу за речкой Ворей. Теперь возьмём линеечку и проведём маршрут. При этом учтём, что в Износках с их торфоразработками тоже железнодорожный узел. И прикрыт прилично. Даже что-то крупное зенитное стоит, не говоря уже об МЗА. Ещё попутно нужно обогнуть пару аэродромов с «мессерами». Нравится? «Маленьких» мы, как всегда, подберём в Ватулино. Вот это можно считать отправной точкой маршрута. Вбиваем в навигатор - и «ура - вперёд». Если найдём такой прибор в 1942 году. Особую остроту впечатлений добавляет обстоятельство, что мы на этом участке фронта «зарекомендовали себя с лучшей стороны». То есть противник наверняка знает нас как облупленных. Штурмовики дивизии «работают» в этом районе уже чуть ли не месяц. То Износки, то Тёмкино, то Новое Дугино. Чуть раньше рассказывал о налёте на аэродром, после которого наша эскадрилья сократилась до численности звена? Это вот было именно про Новое Дугино. И если говорить откровенно,
нас уже основательно потрепали. Теперь, чтобы нанести приличный удар, приходилось поднимать все «Илы» полка. Все десять машин из сорока, положенных по новому штатному расписанию.
        - Заход на цель с северо-запада, ориентируясь по железной дороге. При первом проходе нанести бомбовый удар. Второй удар - штурмовой. Если удастся - замыкаете круг и отрабатываете по цели в несколько заходов. При активном сопротивлении ПВО противника наносятся только два удара. Первое звено ведёт Белоголовцев, второе звено ведёт Ковалёв. Загрузка - по четыре ФАБ-50. Замедление выставить на десять секунд. Высота сброса не менее двухсот метров. Взлёт звеньями после девяти ноль-ноль по двум зелёным. Если всё понятно, идите готовиться к вылету.
        Чернов немногословен. В его интонациях и движениях чувствуется лёгкое раздражение. Видимо, из-за того, что сам будет вынужден остаться. Комиссар у нас мужик хороший, но не летающий. Его даже на КП для координации оставить нельзя. Вот и приходится «заземлиться» заместителю командира - штурману полка.
        Из всего авиапарка в строю осталась дюжина аппаратов. Ещё четыре машины обещали отремонтировать через пару дней. И так ПАРМ у нас почти прописался. На задание пойдём двумя четвёрками. Сегодня нас вести будет Женька Белоголовцев.
        Заметив возле «шестёрочки» Бура, Мишка вопросительно посмотрел на меня. Я принял строгий вид командира экипажа и дал указание о начале экипировки. Муса покачал головой, но ничего не сказал.
        Вот же, чёрт возьми, - запаса леденцов с собой не оказалось. Впрочем, судя по деловитому виду Бура, они не очень ему требовались. Хотя с другой стороны, не считая «провозных», у парня это был второй боевой вылет. Дай бог, чтобы не последний. Тьфу-тьфу-тьфу в левую сторону. Не знаю, за каким лешим, но почему-то достал свой «ТТ» и проверил магазин. Всё в порядке. Как вчера вечером собрал после чистки, так всё и осталось.
        Погода - как на заказ для огородников. Солнечный июньский день с лёгкими облачками, которые иногда закрывали солнышко. Птички вон разные переливаются. Стрижи, посвистывая, носятся за мошкарой. Красота, да и только. Трава уже снова поднялась, опять покосить бы не мешало. Бензокоса небось застоялась. Надо будет свечку проверить да ещё леску подкупить, а то моток уже почти закончился. Опять же бензинчик с маслом развести… Стоп! Нельзя! Это не из текущей реальности, это только расслабляет. Не думать!
        - Лёшка, что-то ты смурной сегодня, - отметил механик, бросив на меня взгляд.
        - Да так, что-то дом вспомнил, своих… Соскучился, понимаешь ли…
        - Так за чем дело? Вваливай фашистам посильнее - война скорее закончится. Вот домой и вернёшься.
        - Это точно. Ладно, держи пилотку, гони шлем.
        - Командир, хочешь загадку?
        - Ну-ка, удиви.
        - Когда Бог создавал твердь земную и все творения на ней, где была авиация?
        - Как где? Ещё не придумали?
        - Эх ты. Авиация уже была в воздухе!
        - А… - это я типа понял.
        - А… - передразнил меня Мишка. - А кто обеспечивал авиации вылет?
        - Ну и кто? - поинтересовался я, застёгивая карабин парашюта.
        - Вот все лётчики такие или мне достался особый экземпляр? Я из-за тебя стойки шасси на всесоюзном авиационном конкурсе на скорость ремонтировать могу. И займу первое место.
        - Да ладно тебе.
        - Вот и ладно, - проворчал для порядка Мишка, протягивая мне журнал приёма. - А знаешь, какие три величайшие глупости сделали авиационные техники?
        - Какие?
        - Во-первых, изобрели летательные аппараты; во-вторых, посадили в них лётчиков; в-третьих, позволили лётчикам собой командовать.
        - Ладно, Мишка, а знаешь основной принцип облуживания техники техником?
        - И?
        - Техник, не трогай технику, и техника техника не подведёт.
        - Принимается, командир. Один-один. Ни пуха ни пера!
        Под это напутствие мы заняли свои места в «шестёрочке».
        Мы шли, прижавшись к земле, в направлении захваченного фрицами Гжатска. Атака станции планировалась со стороны Вязьмы вдоль железнодорожного полотна, которое станет для нас путеводной ниточкой. Только снижаться надо будет заранее, а потом непосредственно перед целью набрать высоту.
        Загрузка была неполной, что обеспечило нам курсовую скорость в 300 километров в час. Снова наши «мигари» из последних сил будут выкручивать спирали, чтобы снизить свою среднюю путевую скорость. Ведущую четвёрку вёл Женька, вторую - Андрей. Из первой эскадрильи на задание пошли в основном «старики» из прежнего состава полка. А у нас - уцелевшая команда: Ковалёв - Жихарь и Журавлёв - Сотник.
        Не понимаю, почему нас нельзя пополнить машинами и личным составом? Мы на своём поле с апреля живём, уже скоро корни пустим. С этого времени в полк прибыли где-то с полдюжины машин (правда, уже нового образца) и человек девять пилотов. Кроме того, нам, вообще, по штату комиссар в каждой эскадрилье положен, а где он? Наш ветеран - батальонный комиссар - за всех отдувается. И ещё успевает нам фитиль по партийной линии ввернуть, чтобы служба мёдом не казалась.
        Идём - утюжим небушко. Под нами должен быть противник. Хотя сейчас сам чёрт не разберёт кто где. В этом краю лесов и болот фронт иногда выписывал такие вензеля и разрывы, что можно только дивиться, как наземные войска по своим не лупили. Ещё десантура с партизанами целые массивы ельников и березняков себе забрали. Там вроде бы ещё наши конники-рейдеры были. Причём за полгода, пока они по немецким тылам «гуляли», умудрились даже своих коней сохранить. Фрицы, по сути, держали населённые пункты и дороги, а наши - леса и болота. А это не есть хорошо. В трясине, конечно, можно отсидеться, и танки в топь не попрут, только что жрать в этой дыре будешь? Опять же, иногда и посушиться-постираться-согреться не мешает. И через месячишко боёв боеприпасы кончаются, а подвезти их - никак: дороги контролирует противник. Историю этих событий качественно изучать не довелось - только школьный курс, то есть можно считать, что совсем не знаю. (Вот, а ещё над ребятами куражился. Им-то историю как предмет вообще только с 1934-го стали преподавать, а раньше считали буржуазной наукой.) Однако чую, что гансам такой фронт
явно не нравится - всё наше «болотное» войско они постараются либо выдавить, либо уничтожить. Сейчас идёт период накопления сил и боеприпасов. Ну а мы только и можем, что обрабатывать узловые станции и пытаться разбить аэродромы. Силёнок у нас пока маловато. Вот всякие Модели с фон Фитингхофами и прочими фон дер Меденами этим и пользуются. Здесь обозначат наступление, причём довольно опасное, с перспективой снова выйти к Москве. Однако основной удар будет на юге. Это даже я знаю.
        «Илы» почти скребут по макушкам деревьев. Однако время от времени по нам кто-то бьёт с земли: отрабатывает МЗА. Не прицельно, а так - только отпугнуть, но всё равно неприятно. Мне вообще-то падать на территорию, занятую фрицами, никакого резона нет. Потом во всех анкетах придётся писать: «был на оккупированной территории». А это верный билет на визит в компетентные органы. Причём билет проездной и со скидкой. То есть с возможной отсидкой.
        Что-то у меня сегодня уровень пессимизма поднялся. Видать - к дождю.
        Вот то ли дело Бур! Молодец, парень. Сидит, помалкивает, башкой железной крутит. Как ни оглянусь через плечо - он всё на страже. Передняя четвёрка выписывает очередной поворот. И-раз, и-два, и-три. Андрей тоже поднял крыло в крене и начал выполнять поворот. Молча. Ни звука. Так хоть есть призрачный шанс, что нас не заметят раньше времени. Нам ползти ещё минут десять.
        Выполняем отворот, не дойдя до Гжатска. Недавно мы бомбили мост на этой железной дороге. Неподалёку от того места, где в Ворю впадает Истра. Там-то хорошо было - мы подошли, маскируясь лесочком. А Тёмкино со всех сторон поля окружают. Чернов упоминал, что на одном из них бомбардировочный полк перед войной стоял. И что гансы вполне могли брошенное поле использовать для базирования своих истребителей.
        Прошли над каким-то селом, расположенным в перелеске. На опушке речоночка струится. Раз - два - три, а вот мы выполняем поворот над Ворей.
        Женька пошёл в набор высоты. Даже я уже вижу станцию. И, кажется, нам сегодня повезло - как минимум два серо-чёрных дыма косой линией поднимаются в небо. Это чёткий признак, что на станции находятся составы и у нас есть реальные объекты.
        - Всем «Зубрам» - минута до цели. Набрать 800, - уже никого не таясь, командует Белоголовцев. - Приготовиться. Атака всеми ФАБами сразу.
        ПВО станции выплеснуло нам навстречу россыпи трассеров. Появились мелкие комочки от тридцать седьмых и гроздья от двадцаток. Ого! Аж машину тряхануло! Это уже похоже на ахт-ахт. Здоровенная клякса разрыва появилась метрах в пятидесяти, на двух часах. Видно, били по первой четвёрке, а чуть по нам не попали.
        - Всем «Зубрам»! Атака! - орёт Женька.
        Опустить нос. Поехали! Ох, держите меня двое! Отрицательное меньше одного «же», а такое ощущение, что сейчас парашют из «чашки» выпрыгнет[52 - Сиденье пилота штурмовика «Ил-2» выполнялось в виде стального ковшика. В нижнюю часть, которую именовали «чашка», укладывался парашют, на котором, собственно, и сидел пилот.].
        Сегодня пока летели - настроение почему-то поднялось. Может, солнышко так повлияло. А может, то, что нас сегодня большая команда, а на миру и смерть красна. Вижу, что по нам лупят из всего, что в состоянии стрелять, а страха нет вовсе. То есть совсем. Только радость какая-то бешеная поднялась, или же это азарт атаки проявился.
        Железная дорога вырывается на подходе к станции из лесной полосы. Белоголовцев вывел нашу группу на цель почти по ней.
        Станция. Железка расходится на несколько путей. А перед стрелками пустыри, которые облюбовали себе фрицы под счетверённые двадцатки. Ёжин корень! Прямо в упор. Ещё с дальнего края станции добавляют. На путях только один состав. Второй дым давал маневровый паровоз.
        Держать! Держать строй!
        - Сброс! Сброс! - командует нашему звену Ковалёв.
        Всё. Бросаю. Четыре ФАБа ушли на станцию.
        И в этот момент нам прилетело. Что-то очень противное. «Шестёрочку» основательно встряхнуло, и машина начала заваливаться на правое крыло. Неприятно, но пока терпимо. Удерживается штурвалом. Я сказал: «удерживается». Фу-у, блин, вроде как проскочили. Трассеры летят вослед. И очереди двадцаток. Но всё равно это только вдогон и не так опасно, как в лоб.
        Первая четвёрка пронеслась над станцией и повернула почти над крышами домов вправо. Женька уводил своих в сторону лесочка. Деревья и строения станции должны были сократить сектор огня ПВО.
        Растудыт ваших ёжиков! «Мигари» решили тоже изобразить «выход на канкан». У них на последних моделях пулемётики на две двадцатки заменили, так они решили, что теперь тоже штурмовать можно. Вот «мессеров» на них сейчас нет. А ведь вполне могут появиться. Даже «фридрихи» эти «утюжки» только так сделают.
        Парами истребители начали падать, обстреливая зенитки. Конечно, «большое спасибо» за то, что они МЗА заткнули, однако в этом случае игра не стоит свечек. «МиГу» одного попадания за глаза хватит: бамц - и уже отлетался. Хорошо ещё, что в этом районе наши с немцами перемешались - где какой мешок, а где какой выступ, без карты и ста грамм не разберёшься. От этого места можно на северо-запад или на юго-восток дотянуть - там уже свои будут через минут пять-десять полёта.
        Блин, накаркал. Один из истребителей, потащив за собой дымный след, отвернул в сторону. Потом выровнялся и начал отбегать на юго-восток. Ещё один «МиГ» стал прикрывать подбитого товарища.
        Мы должны повторить атаку. Восьмёрка идёт двумя звеньями по четыре машины в ряд. Разворот над полем, и виражим на второй заход. Станцию заволокло дымом и пылью. Видны проблески начинающегося пожара. И снова по нам бьют из всех стволов. Правда, с гораздо меньшим энтузиазмом.
        Только, чёрт возьми, и этого хватило первой четвёрке. Одна из машин вспыхнула и чадящим факелом пошла к земле. Ещё один «Ил» сломал строй и резко пошёл в кабрирование. Два оставшихся отработали по станции эрэсами и бортовым оружием, а затем пошли в том же направлении, что и горящий штурмовик. Как будто пытались прикрыть или поддержать своего товарища.
        - «Грачи», эрэсами бить всеми сразу! Ясно? Все сразу! - командует Андрей нашему звену.
        - «Грачи»! Атака! - рычит комэск два.
        Машину ощутимо тянет вправо. Разворачивался еле-еле. На короткий период перед качающимся носом возник пустырь с двадцатками-автоматами, из которых половина не стреляла, и я с чистой душой вдавил кнопку пуска эрэсов. А на следующем качке ещё добавил из бортового оружия. Пусть очереди были короткими, но пришлись точно по пустырю и по МЗА. Даже видел, как пара пуль трассеров рикошетом (от рельсов, что ли, отскочили?) в сторону ушла.
        От станции «отбежали» почти точно на двести семьдесят, то есть на восток. Зенитки продолжали остервенело бить нам вслед. Проходя с набором высоты над полем за станцией, заметил лежащий на земле горящий штурмовик. Косым смоляным столбом в небо поднимался чёрный дым.
        «Ил» первой эскадрильи, ушедший вверх, пытался выровнять траекторию, но ему это не удавалось. Машина всё больше и больше задирала нос. Вдобавок по ней начала бить тяжёлая зенитная артиллерия. Было видно, как пилот из последних сил борется за машину, но «Ил» упрямо лез вверх. Ещё немного - он может потерять скорость, и тогда - всё, занавес… Последний штопор займёт не больше трёх витков.
        Мы постепенно «отбегаем» на юго-восток, и я, оглядываясь в заднее окошечко, не вижу номера подбитой машины. Но её пилот явно был не пальцем делан. Он перестал пытаться исправить ситуацию привычным способом. Вместо этого лётчик перевернул машину брюхом вверх. И добился своего - «Ил» начал снижаться и, набирая при этом скорость, догонять группу. Когда высота стала сопоставимой с нашей, машина снова выполнила переворот. При этом подбитый штурмовик принялся опять подниматься и отставать. Пара «мигарей» держалась рядом с ним. Оставшаяся двойка ходила «змейкой» над нашей группой.
        Только бы не было «мессеров», только бы не было…
        Передние «Илы» покачали крыльями. Наше звено шло практически в ряд, то есть строем развёрнутого фронта. Но моя «шестёрочка», постоянно заваливающаяся на правое крыло, отставала. Гришка теперь тянулся за Андреем. Три машины второй эскадрильи через некоторое время образовали клин. Вижу, что Жихаря тоже зацепили. Его машина слегка покачивается и виляет по курсу.
        Последняя «шапка» чёрного дыма повисла далеко у нас за хвостами. Всё, мы вышли из зоны зенитного огня. Ковалёв вышел вперёд и задал направление группе на 240 градусов. Машины номер 44, нашего ведущего, впереди не было.
        Комэск два отводит потрёпанную группу ближе к тому участку, где наши войска вклинились в немецкую оборону. Там у своих можно будет пойти на аварийную посадку. Или если совсем станет туго - прыгать.
        Ещё минута, ещё одна… Хотел парировать крен триммером - не получается. Видимо, куда-то в крыло хорошо попали. Причём снизу, так как повреждений я не вижу.
        - Бур, ты живой, старик?
        - Ш-шрш-вой.
        - Посмотри со своей стороны - у нас нигде крупных дыр не видно?
        - …хрр-ырочки только маленькие. Из-под правого крыла вроде что-то торчит. Мне плохо видно.
        - Ладушки. Следи. Нас просто так, без подарков, не отпустят.
        - Слежу.
        В этом месте чёткой линии фронта не было. Она затерялась в перелесках и болотах. Определить, что мы уже у своих или под нами ещё противник, было почти невозможно. Но Андрей как-то это вычислил и повернул на курс 280.
        Я переключился на внешнюю связь:
        - «Грач семь», мы над своими?
        - Да. Ты как? Лететь можешь?
        - Можется с трудом. Но очень хочется.
        - Ясно. Всем «Зубрам». Скоро будет большая поляна. Кто не может дальше тянуть - садитесь в этом квадрате.
        - Я - «Грач шесть». Принято.
        Остальные молчали. Видимо, на их машинах были только приёмники.
        Снова переключился на СПУ:
        - Бур, подбитый штурмовик, которого ястребки прикрывали, видишь?
        - Х-ррш-х-же не вижу. Но он, наверно, ещё держится. Дыма в том секторе не наблюдаю, и - «МиГи», которые с ним остались, нас не догоняли.
        Вдали показалось поле. «Ил» Жихаря и ещё одна машина стали отставать и пошли на снижение. Я решил, что попробую потянуть до своего аэродрома.
        Ох, только хлопотное это дело. Машина удерживалась на курсе с трудом. И достаточно мне было переключить внимание на что-нибудь, кроме штурвала и горизонта, как тут же появлялся правый крен. Не резко, но как-то по-предательски незаметно.
        Андрей ведёт нас параллельно фронту на восток. Два «Ила» сзади сели на аварийную. Развернуться над ними и оценить ситуацию нет ни времени, ни возможности. Если у меня крылья «ветрянкой заболели», то и у остальных не лучше. Ковалёв построил оставшуюся четвёрку клином. Курс 340. Под ними только зелень лесов и полей. Изредка мелькают дороги. Одну из них, самую широкую, по которой двигались какие-то машины, комэск выбрал в качестве ориентира.
        - Журка! Отстаёшь.
        Ага. Вот удивил. А то я сам не вижу. Только поделать ничего не могу. Начинаю идти прямо - заваливает вправо. Выравниваю крен - машину относит с курса влево.
        Ребят надо отпускать. Иначе гробанусь не только я, но и все остальные.
        - «Грач семь», то есть «Зубр семь». Оставляете меня. Я доковыляю. А так я только группу связываю.
        В ответ - тишина.
        - Андрей, сам же понимаешь, что так лучше.
        Комэск не отвечает.
        Зажатые ларингофоны снова впиваются мне в горло.
        - Я - «Грач шесть». Комэск! Уводи группу.
        - Без прикрытия останешься, - ответил Ковалёв после небольшой задержки.
        - Ничего, я же со стрелком.
        Андрей ещё помолчал. Чувствуется, что решение ему даётся с трудом. И сейчас он должен из двух зол выбрать наименьшее.
        - «Зубр шесть». Держись этой дороги, что под нами. Она приведёт на аэродром Медынь. Если не сможешь удержать машину, то садись на аварийную или прыгай. Понял меня? Не рискуй.
        - Вас понял. Давайте, парни, - ни гвоздя вам, ни жезла!
        - Чего? Чего ты сказал? Не понял - повтори.
        - Говорю: «Счастливого пути!»
        Оставшиеся три машины прибавили скорости и начали пологий подъём. «Мигари» крутанулись надо мной и пошли за «Илами». Разрыв увеличивался всё больше и больше.
        Ну а мы продолжим наш марлезонский балет. Какая там у нас часть по плану? Третья, что ли? Обороты убавить. Надо экономить топливо: у меня сейчас расход в полтора раза вырос. До своей поляны вряд ли дотяну… Но ведь ужасно хочется. Я на аварийную садился только на своём поле. Как это будет выглядеть «в гостях», даже и не представляю себе. И как потом меня искать будут. Если особист на полуторке - это одно дело, а если наш связник на «У-2», то совсем другое. Опять же, Устина Борисовича как забрать? Так что тяни, «шестёрочка», пока тянется. А там видно будет.
        Контроль масла - норма. Хотя и высоковато. Температура воды? Терпимо. Вот же зараза. Хватило на секунду оторваться от горизонта, как снова крен возник. Остатки нашей группы точками мелькают вдали, поэтому пока штурманской проводки мне не требуется. Я по ним ориентируюсь. Но скоро они оторвутся ещё дальше, и надо будет суетиться самому. Пожалуй, стоит осмотреться. Хорошо, что Андрей меня подвёл к шоссе. Мне оставалось только поглядывать на деревушки, которые иногда попадались по пути, и пытаться сравнить их с картой. Вот только при этом успевать парировать злополучный крен. На всякий пожарный случай поднялся до полутора тысяч. Обзор стал лучше. Но и риск выше. Если появятся «охотники», то я как утка на гнезде. Будем надеяться на Бура. В конце концов, кем были самыми лучшие стрелки в Африке? Бурами.
        Надо своего защитника приободрить. Переключился на СПУ:
        - Устин Борисович, как настроение?
        - Нормальное.
        - Тогда слушай концерт по заявкам трудящихся:
        Трансвааль, Трансвааль, страна моя,
        Ты вся горишь в огне…
        Под деревом развесистым З
        адумчив бур сидел[53 - Народная песня начала ХХ века на стихи Г. Галининой. Имела большую популярность во времена Гражданской войны и позднее. Смирнов, Журавлёв да и Цаплин просто не могли её не знать.].
        АВАРИЙНАЯ ПОСАДКА
        До своей поляны мы, конечно же, не долетели. Но всё-таки одолели более трёх четвертей пути. В принципе, топливо ещё имелось в наличии, но я счёл за благо пожалеть себя и машину. Поэтому когда увидел более-менее приличное место для посадки, то не преминул им воспользоваться. Перед этим успел «дотянуться» передатчиком до базы и сообщить «Роще», что «Грач шесть», то есть «Зубр», садится на аварийную. Нам пожелали удачного приземления и сообщили, что к нам направлена рембригада. Ну вот и спасибочки.
        Перед посадкой прошёлся над полем и ничего на нём постороннего не обнаружил. Колхозное такое поле. Зелёное, невспаханное. Траншей, кажется, нет, битой техники нет, проволочных заграждений тоже не наблюдается. Так что решил садиться, пока есть топливо и машина держится в воздухе.
        Расчёт захода начал с 200 метров. Механизацию крыла трогать побоялся - встанут закрылки наперекос - и «привет - прилетели». Направление ветра вычислил по деревьям. Перед глиссадой газ ручкой убрал до минимума. Начинаем снижение. Поёрзал на парашюте и подтянул привязные ремни. Всё вроде? Эй, а про «пассажирский» отсек забыл?
        - Граждане пассажиры, наш лайнер совершает посадку на аэродроме Зелёно-поле. Просьба застегнуть ремни и воздержаться от курения.
        Бур забулькал по СПУ. Как я понял, динамики не выдержали его хохота.
        - Я говорю: «Не смейся, а ремни затяни и упрись там во что-нибудь пожёстче». Садиться будем не у себя дома.
        - Ясно, командир.
        - Коли ясно, то держись - ща будет чертовски трясти.
        Блин, ещё не хватало это сказать с лёгкой ленинской картавостью. Здесь кантуюсь уже больше чем полгода, а всё никак не усвою, что темы наших анекдотов в этом времени становятся основанием для посадки. И совсем не картошки на личном огороде.
        Так, не расслабляемся. Ведём машину… Выравниваем… Прибавить газку. Двигатель с маленьким запозданием прибавил оборотов. Ниже… Есть касание! Катимся. От, чёрт! Подпрыгнули на какой-то кочке и ямке. Чуть башкой в фонарь не вошёл. Ой, в лоб вашу… Ещё одна… Б… блин, и ещё одну нашёл. Су… сучок берёзовый, да сколько же их тут… Не вылетел ли мой стрелок при такой посадочке?
        Переваливаясь, как утка, «шестёрочка» катилась по полю. На всякий случай решил подрулить ближе к опушке редкого березняка. Если «техничка» заплутает, то машину на всякий пожарный случай не мешает замаскировать.
        Всё. Пискнули тормоза. Вырубаем зажигание. Приоткрываем фонарь. Только осторожно, а то Устину Борисовичу по кумполу заехать можно.
        Тишина. Ветерок шумит в листве берёзок. У меня в приборной панели что-то жужжит. Гироскоп, наверное. Птички радуются - заливаются. Как будто и войны никакой нет. Ветерок тёплый. От двигателя в кабину иногда залетают порывы горячего воздуха.
        - Устин Борисович, голос подай, - попросил я, не поворачивая головы. Сил просто не было.
        - Здесь я.
        - Слава богу. А то я боялся, что на этих колдобинах тебя выкинуло к чёртовой бабушке…
        - Так я же упёрся. Трясло жуть - точно чуть не вывалился.
        Еле-еле хватило остатков могучести отстегнуть ремни. Потом встал на ноги и начал расстёгивать сбрую парашюта. Бур пыхтел и тоже снимал с себя боевую амуницию. Кирасу и шлем он скинул быстро, а вот с парашютом пришлось повозиться.
        Минут через пять мы уже рассматривали снизу дыру в правом крыле. Что-то прилетело по касательной, и поэтому содрало обшивку и немного повредило «скелет». Видел я в архивных фото дырки и страшнее. И сам уже привозил. А здесь разговора больше, чем ремонта. Однако если у нас напряжно с фанерой (а её лимиты, как жаловался Мишка, уже подъели), то могу стать безлошадным на пару дней. Полазили ещё по машине и нашли несколько дырок от осколков. На бронекапсуле добавилось с пяток свежих царапин и вмятин. А в остальном «шестёрочка» была целой.
        После проведения осмотра мы примостились по привычке под крылом, привалившись к колесу машины. Спина и голова уже высохли, нервишки после вылета тоже вроде бы пришли в норму. Бур походил возле машины. Дошёл до лесочка, а потом вернулся обратно.
        - Что там?
        - Лес как лес. Думал, земляника или черника есть на опушке, а там ничего не видно. Даже грибов нет.
        - Ну, с грибами ты погорячился. Их раньше августа не будет - не время ещё. Хотя у нас лето выдалось хмурое и сырое. Может быть, уже подосиновики и подберёзовики появились. Сыроежки точно должны быть.
        - Командир, а ты сам из этих мест будешь?
        - Ну вроде того.
        Ага, с маленькой поправкой километров на сто пятьдесят и лет эдак на семьдесят пять.
        - А что ещё у вас тут есть?
        - Орехи должны быть. Типа как фундук. Только сейчас для орехов тоже рано. Малина может встретиться - целые заросли. Ежевика иногда тут попадается. Во, вспомнил - щавель можно поискать. А что это тебя заинтересовало?
        - Да так, ничего. Просто неизвестно, сколько мы тут будем ждать. Может быть, успею ягод поискать?
        - Загорать нам с тобой часа два, наверное.
        - Так, пока за нами ремонтную бригаду снарядят, пока доедут, пока найдут… Так скоро не обернутся.
        - Ну, сбегай… Только не советовал бы. Пилотки у тебя нет, подшлемник в машине остался. Гимнастёрка летняя - тонкая.
        - Ну и чего? Тепло же - не замёрзну.
        - Я не про холод, а про комаров. Если они тебя живьём съедят, что я потом отвечу, когда спросят: «Куда делся стрелок?»
        - Я невкусный.
        - Так комарьё разбирать не станет. Им бы только давай.
        - Ну, я пошёл.
        - Погоди. Наган свой из брючной кобуры за пояс лучше заткни - мешать будет. И землянику встретишь - мне пару ягодок сорви. Если чего - далеко не уходи. Выстрелю два раза в воздух - быстрее возвращайся. Лады?
        - Ясно, командир. Я побежал.
        Стрелок удалился «по ягоды - по грибы», а мне осталось только ждать «летучку» и охранять «шестёрочку». Потихоньку начался откат после боя - меня стало клонить в сон. Чтобы развеяться, решил осмотреть машину. Мало ли где ещё что-нибудь подмечу. Дома Мишке и его «чёрным душам» подскажу - они устранят.
        Я бродил возле своей машины. Поглядел на дыры в плоскостях, осмотрел повреждение фюзеляжа. Вот тут зенитка залепила, а вот это след очереди «мессера». Помню, как здесь Мишка целый кусок обшивки менял. Хорошо отремонтировал. После того как залил лаком, даже на ощупь ничего не заметно. Стойки шасси после сегодняшней посадки уцелели, так что Мишке не придётся их ремонтировать. Шины тоже в порядке. Иначе ещё неизвестно, как бы мы приземлились тут.
        Пить хочется, и перекусить тоже не мешало бы. Знаю, что бомберы и ястребки с собой аварийный запас возили. А у нас он чего-то не предусмотрен. Может, в силу нашего разгильдяйства - нам только положи: до вылета не доживёт. Фирма «маленькие ротики - большие животики».
        О! Придумал себе развлечение. Надо пока рапорт сочинить. А то всё равно затем придётся писать, когда возвратимся на свой аэродром. Вроде бы как в планшете оставалось несколько листов бумаги. Ну что - приступим потихоньку?
        «** июня 1942 года.
        Настоящим докладываю.
        В **:** в составе группы из восьми машин - ведущий - лейтенант Белоголовцев Е. (Блин, а как у Женьки отчество-то?) выполнял задание по нанесению бомбоштурмового удара по железнодорожной станции Тёмкино…
        …Атака проводилась с северо-западного направления вдоль полотна железной дороги. Наблюдалось активное противодействие ПВО противника. Орудия МЗА расположены в районе станции - на пустырях. Указаны на прилагаемой схеме. Позиции крупной зенитной артиллерии обнаружить не удалось. Наличие крупной артиллерии ПВО противника зафиксировано по разрывам зенитных снарядов…
        …Присутствие истребителей противника не обнаружено…
        …Истребители сопровождения предприняли атаку на МЗА противника. В ходе выполнения атаки один из истребителей получил повреждения и вышел курсом 225. Повреждённую машину сопровождал ещё один истребитель.
        …Повторный заход выполнен с западного направления…
        …Встречены активным огнём противника. Штурмовик «Ил-2» из первой четвёрки был сбит и упал восточнее Тёмкино на поле. Второй получил повреждения и пытался двигаться в юго-восточном направлении. Падения и аварийной посадки подбитой машины не видел. Предположительно был подбит лейтенант Белоголовцев…
        …Составу противника нанесены серьёзные повреждения. Наблюдал попадания в здание вокзала и на железнодорожные пути…»
        Пишу, а самого снова трусить начинает. Вспоминаю разрывы и трассы. Маленькое одноэтажное обшарпанное зданьице вокзала, взрывы на путях и горящие вагоны состава… Это что? Это нервишки начали играть? Ну-ка, ну-ка… Вдох и медленный выдох. Эй, парень! Ты чего это разрешил себе нервничать? Это ребятам, которые типа «местные», позволительно. Только не тебе. Потому что если начнёшь «психа давить», то кто будет стерженьком, опорой для пацанов? Это у тебя за плечами две трети жизни плюс знание того, что и как потом будет. Так что спокойно. Команда была «успокоиться». Быть весёлым, ироничным, шутить и тормошить своих ребят. Не давать им задуматься и опустить нос. Пике штурмовику допускается только при заходе на цель. В остальных случаях - это гибель. А нам пока рановато.
        Недописанный рапорт убрал в планшет.
        Привалился спиной к шассику. Ждём аварийную бригаду… Блин, не дело. На вытянутой вперёд руке трясутся пальцы. Закрыть глаза - подремать…
        Спасибо моему Учителю. Из той, из первой реальности. Чуть не сказал из «настоящей». Господь теперь разберёт, которая из них настоящая. Так вот, который раз он пришёл на помощь. Как и обещал при последнем расставании ученикам. Может, действительно смог дотянуться до меня мыслью или чувством. Через расстояния и годы. Но я совершенно чётко увидел его лицо с лукавой улыбкой, притаившейся в чуть прищуренных глазах.
        «Человек не может потерять себя. Если думаешь, что потерял, - посмотри кругом и найди».
        В «лотос» садиться не станем - не та ситуация. Просто изобразим «сейдза»[54 - Традиционная поза принимаемая, при сидении на коленях. Наибольшее распространение имеет в Японии. В восточных практиках используется при медитации.]. Спинку прямо. Глаза закрыть. Вдох и медленный выдох. Ещё раз вдохнуть, медленно, с наслаждением, как будто пьёшь чистую вкуснейшую воду. Потихонечку выдыхаем - выдуваем из себя весь негатив, всё плохое и тёмное должно уйти. Освободи сознание. Чистая пустота. Контроль дыхания…
        Нет. Не могу начать медитацию. Никак не отключусь от этой реальности. Не получается. Полк почти «сточился»… Значит, скоро будет отвод на переформирование и пополнение. «Передать машины 6** ШАПу и прибыть в расположение Первой запасной авиационной бригады (город Куйбышев)…» Это я где-то читал, что ли? Почему-то представилось, как стою перед Храмовым, который с таким хитрованским подмигиванием сообщает, что я нахал и что на крюк до дома он всё-таки даёт отпуск.
        …Чернов набрал себе команду из писарей и лиц, приравненных к ним в силу обладания красивым почерком. Занимаются тем, что готовят для всех наших раненых ребят предписание в смысле «после прохождения лечения направиться в распоряжение командира *** ШАП подполковника Храмова». Почему подполковник? Он же майор.
        …Солнечный тёплый вечер ближе к закату. Свернув с дороги, толкнул незапертую калитку. Постоял, держась за столбик забора. Прохожу через крошечный палисадник к террасе. Толкнул входную дверь… Вернее, хотел толкнуть, но она сама распахнулась мне навстречу… «Алёша!..»
        - Товарищ лейтенант, разрешите доложить? Допуск к самостоятельным полётам получен. - Это меня почему-то Устин Борисович решил поставить в известность. Непонятно что-то. Рядом стоит и усмехается Андрей со своими железками. Ставит «тяжесть» на траву и вытирается полотенцем. Затем натягивает гимнастёрку. Что-то не так. А, так у него «боевик» на гимнастёрке появился.
        - Принимай пополнение, - Ковалёв говорит мне, хлопая Бура по плечу.
        …Идём по здоровенному сборочному цеху. Рабочий гул. Над нами, звеня, проехала кран-балка. Вдали сверкает сварка. Народ, который облепил будущие машины, как муравьи гусениц, останавливается, выпрямляется и смотрит на нас. Мы пришли на производство «Илов»?
        …Смирно! Равнение на знамя!
        Строй в гимнастёрках разной степени заношенности встречает знамённую группу, которая даже не пытается печатать строевой шаг по - аэродромной траве. Знамя почти бордового цвета с окантовкой из желтовато-золотистой бахромы. Безветрие не даёт ему развернуться. Проходят перед первой эскадрильей… Сейчас дойдут до нас и встанут напротив.
        …Удар! Машина перестаёт слушаться рулей. От слова вообще. Ручка мягкая - двигается без сопротивления. Откидываю плечевые ремни и поясной. Сердце бьётся в глотке. Фонарь поддаётся с трудом, но потом всё-таки сдвигается назад. Через силу поднимаюсь на кресле. Еле-еле сумел вырвать парашют из «чашки» сиденья. Поток ветра не даёт сделать вдох. Рывок, толчок, и я пытаюсь освоить свободный полёт. Уже без машины. А если меня ещё больше напугать, то ещё самостоятельно бомбить смог бы…
        …У Храмова усталое лицо, появилась сероватая щетина. Это у нашего аккуратиста и примерного строевика?! Смотрит внимательно, требовательно, прямо в глаза.
        - Знаю, что вас осталось только двое. Но этот чёртов мост надо «уронить». Во что бы то ни стало. Разрешаю идти на таран. Всё. Вас прикроют истребители *** полка.
        Слышу хриплое «есть!» Ковалёва, который стоит рядом со мной. Прикладываю руку к пилотке и тоже повторяю «есть».
        - Идите, готовьтесь к вылету…
        … - Командир, командир, - толкает меня Устин Борисович. - Что-то случилось?
        - А?
        - Я вот землянику нашёл, немножко есть, - берите, товарищ лейтенант.
        - Ты давно вернулся?
        - Да вот только подошёл. Окликаю, а вы не отвечаете и сидите как-то по-чудному.
        Ой, блин горелый! Отсидел нижние конечности. Вот что значит длительное отсутствие практики! Через силу принимаю нормальное сидячее положение, чтобы не смущать своего стрелка. Беру по одной крошечные (впрочем, не такие уж и маленькие) землянички, которые Устин Борисович принёс в белом кусочке подшивы, исполняющем в этом случае роль носового платка. А ничего так ягода, душистая.
        - Не бери в голову. Это меня после вылета так сморило из-за нервов. Сидя заснул. А сел так специально неудобно, чтобы не задремать. Нашёл чего в лесу?
        - Что тут найдёшь! Как будто целое стадо потопталось. Здесь от дороги недалеко. Вот, наверное, кто-то на привал устраивался и разорил всё. Только один нетронутый черничник нашёл и немного земляники на опушке.
        - Ладно, ремонтники приедут - может, у них харчами разживёмся.
        - Да уже пора бы им приехать. Третий час ждём.
        - Правда, что ль? - не поверил я своему стрелку. Оценил по «кировке» - точно. Два пятнадцать прошло со времени приземления.
        Ждём. Валяемся под крылом. Теперь стрелок решил немного покемарить. А я встал на ноги и ещё разок прошёлся вокруг машины.
        Интересно, а чего это такое только что было? На медитацию не похоже. Для сна всё было довольно явственным… Как будто настоящее. Будем считать, что меня на солнышке разморило и младший лейтенант Журавлёв преступно уснул на посту вместо охраны и обороны вверенного ему объекта - самолёта типа «Ил-2» номер шесть. Б/у и слегка повреждённого.
        Между нами девочками - наши машины супердолгожители. Это же надо! С апреля и почти по июль - три месяца, а они у нас ещё в строю. Правда, на «шестёрочке» двигатель уже пару раз меняли. Но это исключительно заботами Мишки. Я-то не зафиксировал особых нарушений. В подобных вопросах полностью полагаюсь на своего техника: если сказал, что надо, значит - надо.
        Примерно час спустя нас нашла ремонтная бригада на двух «ЗИСах». Ещё час ушёл на то, чтобы совместными усилиями демонтировать отъёмную часть крыльев. Честно скажу, - от меня и от Устина Борисовича в этом случае толку не было никакого: только режим трёх «П» - «подай, подержи, помоги». Бескрылую «шестёрочку» затащили хвостом в кузов и закрепили растяжками.
        Затем началось наше наземное путешествие. Машины еле тащились по дороге, которая в оригинале, наверно, называлась «шоссе». После того как этот тракт в нескольких местах разбомбили, а на отдельных участках провели на нём боевые действия, лучшим средством передвижения по этой поверхности стал танк. Мы двигались чуть быстрее, чем попутные телеги. Водой из фляжек «чёрные души» с нами поделились, а вот насчёт перекусить у них ничего не было. Так что я про себя решил, что подобные «приключения» в дальнейшем будут проходить без моего участия. Ну хотя бы стоит приложить к этому максимум усилий.
        Привалившись к борту трёхтонки, устроившись на парашюте, я от нечего делать обозревал окружающий пейзаж. Устин Борисович сидел рядом. Ветер трепал его поседевший чупрун.
        Половина пыльной и разбитой дороги, по которой следовала наша «автоколонна», была уже позади, когда Бур повернулся ко мне и негромко спросил:
        - Командир, а на лётчика сейчас выучиться сложно?
        ЗАНЯТИЯ ПО БОЕВОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПОДГОТОВКЕ
        Утро туманное, утро седое… Ну, не очень такое и седое, да и туман был слабым. Но в сочетании с низкой облачностью это стало освобождением от полётов. Во всяком случае, часов до десяти-одиннадцати - пока всё это не развеется. Должно развеяться, по крайней мере.
        Наземка нуждается в нашей работе. Пока воюет только одна пехота. Танки - поштучно, артиллерия - тоже каждый ствол на счету. Кавалерия, которая с декабря по март водила фрицев к местам зимовки раков, выдохлась. Это люди могут не жрамши не спавши с трёхлинейкой и парой обойм переть через снежные поля или через заросли лесов «в лоб» на мины и на пулемётные гнёзда. Лошадь же скотина упрямая - если её не кормить и грузить сверх меры, сдохнет и дальше может служить не более, чем краткосрочным пополнением мясного рациона[55 - В январе 1942 года ударный корпус под командованием П. А. Белова, в составе которого были пять кавалерийских дивизий, ушел под Вязьмой в глубокий рейд по тылам фашистов, и только 17 июня 1942 года практически боеспособный корпус вышел из окружения в районе Кирова (Калужская область). Наиболее сильные удары были нанесены в период с января по март. Далее корпус, потерявший в атаках на Вязьму всю артиллерию и тяжёлое вооружение, объединился с партизанами и десантниками, перейдя к партизанской деятельности и отвлекая на себя около семи немецких дивизий.].
        Всё ясно, всё понятно. Только сегодня у нас в строю из всего полка уцелело всего лишь шесть потрёпанных «Илов». Через пару дней, может быть, станет девять - если вернут в строй машины, вывезенные с мест аварийных посадок. Пока привезли только «шестёрочку», которую Мишка обещал вернуть в строй сегодня, ближе к вечеру.
        Мы бы и рады помочь нашим войскам, да только как? Надо успевать отработать по переднему краю, надо шерстить дороги в ближайшем тылу у немцев, надо нарушить железнодорожное сообщение у противника в глубине территории и нанести удар по его аэродромам. И всё это силами нашей ШАД, которая по численности исправных машин не дотягивает до предвоенного полка.
        После общей постановки задачи мы остались в районе КП. Всё равно наши услуги в капонирах никому не нужны - только мешаться будем. Кроме того, нас обнадёжили, что после десяти часов будет улучшение погоды и посиделки можно будет «сворачивать». Основной темой обсуждения была находчивость Женьки Белоголовцева, который, обнаружив, что машина постоянно задирает нос, половину пути вёл штурмовик вверх ногами. Получив снаряд в корпус и плоскость, от отчаяния попробовал перевернуть машину, ни на что особенно не надеясь. Собственно, он был готов уже прыгать. Но к его счастью, машина в перевёрнутом положении была стабильной и летела с постоянным понижением. Вот таким манером он тянул до своих, а «мигари» его прикрывали и направляли, а то уже на третьем перевороте и полёте вниз головой Женька начал терять ориентацию в пространстве. Ни о какой посадке в таком состоянии даже речи не шло. Когда истребители совершенно точно установили, что они уже над своими, Белоголовцев покинул обречённую машину. Женьке повезло, и парашют его не подвёл, и всё закончилось вполне благополучно. Наш штабник слетал за ним на «У-2».
Так что на ужине «комэск раз» радовал персонал столовки своим присутствием (девушки очень огорчались, когда полк терял ребят) и хорошим аппетитом, благо что обед он пропустил.
        А мы со стрелком и на ужин опоздали. Хорошо, что для нас догадались оставить немного картошки с мясом. А то с небогатым ягодным обедом и последующим рационом в виде одного свежего воздуха желание что-нибудь или кого-нибудь съесть стало пугать даже меня.
        Юрку Жихаря и Олега Тихонова привезли вообще посреди ночи. В качестве компенсации питания ребятам выдали по стаканищу водки и краюшку хлеба. Столовские уже видели второй сон, а остатки ужина «добил» вечерний наряд. В принципе ребята были не в обиде, - им на месте приземления бойцы «царицы полей» презентовали пару банок «второго фронта». А у пехотного комбата нашлась в «загашнике» заветная фляжечка, которую они уговорили за содружество родов войск.
        Лётсостав находится при начальстве в ожидании возможной работы. Мы уже на травинках разыграли, кто и в какую очередь полетит, если нас вызовут. Телефон на КП трезвонил почти не переставая. Наземные войска настойчиво требовали поддержки. Всё наше «богатство» составляло четыре штурмовика. И ещё пара из ремонта. Их ещё облетать надо было. Машины у нас латаные-перелатаные и вытянувшие уже все ресурсы. Чернов вздохнул, махнул рукой и отдал свою «ласточку» «во временное пользование». А то без командирского «Ила» с форсированным двигателем и двумя «ВЯ» вылет в составе трёх машин смотрелся бы совсем печально. При этом со стрелком была только «семёрка» Ковалёва.
        Уменьшение авиапарка положительно повлияло на скорость перезарядки. Теперь после приземления машина могла совершить повторный вылет через сорок пять минут, а не через два-три часа. У каждого «Ила» были собственный заправщик и двойная бригада «чёрных душ». Вот только с топливом наметилась напряжёнка. Запас на складе ГСМ уже подходил к концу и требовал пополнения, которого с нетерпением ждали всю неделю. Если бы полк сберёг все свои аппараты в целости и сохранности, то мы всё равно не смогли бы работать в полную силу: бензин остался только в обе-щаниях и в «завтраках».
        Боевая четвёрка после десяти успела один раз сходить на обработку переднего края противника и снова готовилась к вылету. Группу водил Андрей. Остальные пилоты менялись. К счастью, монументальные задачи, вроде атаки железнодорожных станций и аэродромов, никто не ставил. Ястребки перешли на патрулирование зон, и непосредственного прикрытия у нас не было. Кроме того, как потом нам «за чаем» пожаловались ребята из - ИАПа, на «мигари» снова стали подвешивать по паре пятидесяток и требовать точным бомбоштурмовым ударом уничтожить скопление войск и техники противника. Бомбовых прицелов и прочих излишеств на «МиГах» отродясь не наблюдалось. Так что на фрицев такими вылетами в основном оказывалось морально-психологическое воздействие.
        Движки наших машин прилично выработали свой ресурс, и теперь за «Илами» в полёте тянулся дымный белёсый шлейф. Поршневые кольца уже здорово подработались и масло не держали. Новых двигателей не поступало. Зампотех из последних сил пытался обеспечить работу полка. Наши «разбойничьи набеги» на упавшие и разбитые машины пришлось прекратить. Всё, что сумели найти, уже растащили на запчасти. Соседи тоже не спали и приложили все старания, чтобы опередить нас в процессе добычи деталей и материалов. На днях был такой случай. Ребята прилетели и показывают на карте - во, вот здесь самолёт лежит. Вроде бы даже как «Ил». Наша бравая группа «захвата авиационных ценностей» на «Захаре Ивановиче» резво стартует в указанном направлении и через пару часов возвращается несолоно хлебавши. К тому моменту, когда они подъехали к цели своего путешествия, там уже ковырялись другие «пираты», которые заявили, что «это наша корова и доить её мы будем сами». То есть это их машина и снимать с неё всё ценное они будут без посторонней помощи.
        Выбрав время, провёл занятия по политической подготовке и поднятию боевого духа комиссар полка. Даже «ходячих» из нашей санчасти для этого позвали. Отметил, что идут серьёзные бои на юго-западном и южном направлениях. Севастополь ещё держится, хотя положение очень тяжёлое. Наше наступление в районе Харькова пока приостановлено, подтягиваются резервы и материальное обеспечение для следующего шага. Сообщил, что союзники готовятся к проведению открытия второго фронта в Европе. Делиться с ним информацией, что «Оверлорд» пройдёт в июне, правда, 1944 года, у меня не было никакого желания. Но скепсис на своей рожице мне скрыть не удалось.
        - И не сомневайся, Журавлёв, союзники нам должны помочь. А если не успеют, то мы и сами добьёмся победы.
        Из хороших новостей до нас было доведено, что америкозы очень болезненно «дали по шапке» джапанцам возле какого-то островка в Тихом океане. Ребята восприняли известие довольно равнодушно. Типа «вмазали - ну и молодцы». О том, что, потопив «Сорю», «Хирю», «Кага» и «Акаги» при Мидуэе, янки переломили ход войны на своём театре военных действий, они не знали. Впрочем, и сами американцы, даже Нимиц, Спрюэнс и Флетчер, пока об этом не догадывались. Не стали же японцы вещать на весь мир, что потеряли цвет морской авиации - пилотов-палубников с налётом за 300 часов и пятилетним опытом боевых действий. Токийское радио громогласно сообщило об успешной операции по захвату Алеутских островов и скромно - о незначительных потерях при отвлекающей атаке на атолл. Об этом сражении я бы много чего мог рассказать. И про гибель «Йорктауна», и про подводные лодки, а также про летающие, и про «Могами» с «Микумой», и про бесполезность «Флаинг Фортрес» против ВМФ…[56 - «Флаинг Фортрес» Boeing B-17 Flying Fortress - тяжёлый бомбардировщик.] Только если бы я «открыл варежку», то первый же вопрос - «а откуда, друг любезный,
у тебя такие интересные подробности?» - мог привести к более пристальному изучению моей бравой личности. А оно мне надо? Про то, что натворили Хрущёв с компанией под Харьковом, тоже следует помалкивать в тряпочку. Ничего исправить там уже нельзя. И вылезать со своими неуместными сообщениями тоже нежелательно. А то и так уже с дрожью ожидаю, когда особист освободится и уделит внимание моей персоне.
        В заключение занятий комиссар призвал нас держаться бодрее и не унывать. Сообщил, что труженики тыла снабдят нас новыми машинами и боеприпасами и что у нас богатейшее поле деятельности (в виде выбора применения по прямому назначению).
        - Ничего, товарищи пилоты, в сорок первом было гораздо тяжелее, многие из вас это по себе знают. За прошедшее время немало удалось сделать, однако предстоит ещё гораздо больший объём боевой работы.
        В принципе нормальный мужик у нас комиссар. Никаких тебе - «под знаменем Ленина и с именем Сталина». Всё по делу. «За Советскую власть» не агитирует - тут и так все за. Ну, бывает - фитиль вставит. Так это чисто по делу: за неопрятный внешний вид (особенно механикам достаётся), за пофигизм в вопросах партийного воспитания (ну и что, что вам положен штатный комиссар эскадрильи, а его нет? Ты комсорг - значит, ты и есть полновесная замена. Поэтому и спрашиваю с тебя как со своего прямого подчинённого). Более-менее дружественное отношение к себе я заслужил выступлением на собрании, посвящённом Первому мая. Темы докладов нам достались свободные. Назначили три докладчика - один от управления и по одному от каждой эскадрильи. Мой «трактат» на трёх листах назывался «Роль личности Ленина в истории». Лёшка Журавлёв, пользуясь памятью Лёшки Цаплина, который подобные доклады делал ещё в старших классах школы и на политэкономии в институте, провёл быстрый анализ революционного движения. Начал с восстания рабов в Древнем Египте и бешеной удали Спартака и закончил венгерскими и немецкими (как ни странно, тоже
«спартаковскими») переворотами, убедительно доказав, что основная роль В. И. Ленина в истории - это создание революционной партии нового типа - партии большевиков. За этот (ну, почти такой же, с поправкой на дырявую память) доклад на первом курсе, помнится, получил отличную оценку. И тут тоже прокатило. Даже понравилось. По сравнению со стандартными газетными «вырезками» и клише у других выступающих.
        После политзанятий последовал доклад от механиков о готовности уже пяти машин. Я рванул к Андрею с требованием взять меня с собой. На что комэск отреагировал весьма прохладно:
        - Твой Салихов обещал подготовить машину к шестнадцати ноль-ноль. Вот сиди и жди.
        Я даже позволил себе сделать вид, что обиделся:
        - Ты это специально? Да?
        - Конечно, - не задумываясь, ответил Ковалёв, намекая на наш давнишний разговор. - Пока посиди на земле. И твой анархист-стрелок всё равно всё ещё занят. Они с Толиком ШКАС на штабной «У-2» приделывают. К шестнадцати ноль-ноль он как раз и успеет освободиться к вылету.
        - Командир, меня возьми. - Это Санька нарисовался рядом. - Я уже уси бока отлежав. Задарма пилотский паёк трескаю. Не болит у мени ничого.
        - Принеси записку с подписью Бородулина, что здоров, - тогда допущу к полётам. И машину твою до сих пор в порядок ещё не привели. Так что тоже посидишь на месте.
        Серёга Колосов не просился. Просто стоял рядом. Вид у него был неважный. Подозреваю, что он так хорошо «приложился», что заработал не просто ушиб. Отправляться в госпиталь на рентген и последующее лечение он большого желания не испытывал, поэтому делал вид, что «отлежится - и всё пройдёт». Пятыгин старался не светиться лишний раз. У Палёного образовалась проблемка, которую он тщательно скрывал. Оказывается, Сашка спалил не только брови и ресницы. Огнём ему «лизнуло» по глазам. Сначала всё было нормально. А через день у него стали слезиться глаза и, по его словам, «как песка насыпали». Но он это всего лишь мне, остальным - ни-ни, а то Бородулину только дай дорваться - отправил бы в тыл за милую душу. Из всей «героической» «орденов грома и молнии» второй эскадрильи в строю, кроме меня, остались Андрей, Юрка и Гриша Сотник. Причём на этот раз последнего тоже не брали, потому что он сегодня уже успел слетать.
        Погода немного распогодилась. А низкая облачность, конечно же, нам на руку - «мессера» такую обстановку не любят. Если и будут охотиться, то будут «ловить» за облаками. Значит, парням будет веселее работать по объектам.
        Чернов вспомнил, что он вообще-то является штурманом полка, и, свалив управление полётами на сразу поскучневшего Белоголовцева, а командование на начштаба, начал нас гонять по азимутам и ориентирам. В своей-то полосе мы за три месяца вполне освоились, а вот если в глубину территории противника, то наши знания оставляли желать лучшего.
        По окончании занятий по штурманскому делу майором Черновым всем нам «было заявлено неудовольствие». Я сдуру умудрился запутаться в нескольких речках и деревушках, к тому же допустил ошибки в прокладке. Остальные были ещё хуже. Слишком мы привыкли полагаться на своих ведущих.
        Ребята расположились в лесочке за КП на пеньках и паре скамеечек. Все сосредоточенно учили район полосы Ржев - Сычовка - Вязьма. Это нам Чернов дал такое задание и пообещал, что будет вызывать по одному и проверять. Поэтому мы смогли услышать звонок, который резко изменил нашу, уже ставшую привычной, фронтовую жизнь.
        - Да, товарищ полковник, - отвечал кому-то Чернов, - четверо из двенадцати. Треть лётного состава… И майор Храмов тоже… Позвать его?
        Из штабной землянко-палатки, как чёртик из табакерки, выскочил солдашонок и рванул в сторону нашей санчасти.
        - Пять машин на вылете. Всё, что есть. К вечеру будет семь. Да, почти все старого образца. У нас новых только два «Ила». Из них один в ремонте.
        Чернов замолчал. Наверное, слушал, что ему говорил его собеседник в ранге полковника. Кто бы это мог быть? У нас командир дивизии вроде бы как подполковник. Как интересно. Я отложил планшет с картой и подошёл поближе. Ребята тоже все притихли и вытянули шеи, прислушиваясь.
        - Большой расход ремкомплектов и материалов. Моторесурс израсходован почти на восемьдесят процентов. Даже с поставками фанеры есть перебои. Уже месяц как на голодном пайке сидим, - жаловался заместитель командира полка. Видимо, начальству.
        Отчаянно пыля, подкатила «санитарка»-полуторка. Сверкая белыми повязками, в штаб прошёл Храмов. Одет по форме, только без фуражки. Дальше разговор своим солидным хрипловатым баском вёл батя:
        - Я. Да. Ясно. Согласен. Согласен. Потребуется. Возможно. Постараемся.
        Потом в штабе ещё помолчали.
        - Конечно. Даже на полную эскадрилью не хватит, - ответил неведомому полковнику Храмов. - Понятно. Хорошо. Будем готовить. До свидания…
        Из штаба вышли наши отцы-командиры.
        Храмов здоровой рукой похлопал себя по карманам в поисках курева. Потом вспомнил, что спички и зажигалку оставил в санчасти.
        - Есть у кого закурить?
        Несколько ребят с готовностью протянули излишки своего табачного довольствия.
        - Богато живёшь - где «Казбек» взял?
        - Вчера автолавка военторга приезжала, товарищ майор.
        - Тогда давай твоего покурим.
        «Дымящий» народ с чувством собственного достоинства неспешно затянулся и выпустил первую дымовую завесу. Храмов повторил с видом знатока, пробующего марочный сорт:
        - Хороший табачок.
        Потом обвёл нас взглядом. Усмехнулся. Ещё раз с удовольствием сделал затяжку и выпустил струйку дыма.
        - Ну, как понимаю, вы уже всё слышали. На всякий случай озвучиваю. Вечером привезут приказ передать технику соседям. Полк отводят для пополнения людьми и машинами. И чтобы мне никакого «звона» не было. А то сейчас пойдёте языками трепать. Приказ будет доведён на общем построении. Всем всё ясно?
        - Ясно.
        - Да.
        - Понятно.
        Чернов велел сворачивать подготовку по штурманскому делу и топать в столовую. Потому что до получения приказа боевую работу никто не отменял, и после обеда будет ещё пара вылетов, так как от заявок наземных войск телефон уже раскалился.
        САМЫЙ НЕУДАЧНЫЙ ВЫЛЕТ
        После обеда Муса сообщил, что «шестёрочка» готова к работе. На проверку и испытания времени не было - каждая машина на счету. Нас с Сотником, у которого это был уже второй вылет, включили в состав сборной группы из остатков первой и второй эскадрилий. Нас поведёт лейтенант Павлов из первой. В качестве стрелка хотел взять с собой Толика, но Устин Борисович воспринял это как личное оскорбление и недоверие к его профессиональным качествам. Кроме того, Чернов и начальник штаба, занятые подготовкой кипы документов, которые положено выпустить при перебазировании полка, привлекли для работы всех ребят с хорошим почерком. В их число угодил наш оружейник и был отправлен «на барщину».
        Взлетали парами. Нагрузка - стандартная: четыре сотки ФАБ и по восемь РС на брата. Задача - поддержать наши войска. Наземка тревожилась, что на их участке фронта появились танки противника.
        Откуда здесь танковое изобилие? Основные бронетанковые подразделения вермахта сейчас должны действовать в районе Харьков - Изюм. Может, это «Штуги», то есть самоходки? Тем не менее, если «земля» просит помощи, то как же мы можем отказать? У нас работа такая - быть «чёрной смертью», то есть чумой, для михелей.
        Разбег, отрыв, вираж… Ну, ладно, не вираж, а поворот. Блинчиком таким. А я на вас посмотрю, как вы высший пилотаж будете крутить с полной загрузкой на полусдохшем движке. Димка Павлов со своим напарником «подхватили» нас и пристроили за собой. Павлов шёл на машине Чернова, так что связь между звеньями была на должном уровне. Хорошо, что навигация, ориентиры и взаимодействие с наземкой «висит» на ведущем группы. Я бы так не смог. Как представлю, что после вылета сообщают, что нанёс удар по своим войскам… Хоть иди и застрелись. Вообще-то на земле ни трасс, ни линий со стрелками не нарисовано. И с навигаторами тут как-то напряжно пока (ближайшие лет шестьдесят в наличии будет только базовая модель «Иван Сусанин»). К тому же навигатору, кабы он у нас был, надобно обновляться каждые четыре часа: то наши отобьют какую-нибудь опушку, то гансы захватят где-нибудь перелесок.
        Ястребки прикрывали районы боевых действий квадратами. У них, как уже говорил, недавно ввели обязаловку брать под крылья по паре пятидесяток и в начале патрулирования скидывать «подарки» фрицам. То, что они не очень точно попадали, что теряли высоту при пикировании, «съедали» время патрулирования (в среднем минут по десять - пока снова займут свой эшелон и восстановят построение), никого не беспокоило. Приказ отдали - выполняйте. Нам же, конечно, было спокойнее, когда «маленькие» вертелись возле нас. «Мессера» встречались нечасто, но при каждой такой стычке у нас были потери.
        Сегодня мне казалось, что «шестёрочка» сама уже устала от боевой работы. Двигатель реагировал вяло, с запаздыванием, и тянул через силу. Крены, особенно правый, выполнялись как манёвры на барже - размазанно и коряво. Конечно, может, дело совсем не в машине, а в том «специалисте», который выполнял пилотирование. Короче, полёт что-то не клеился. Я даже начал злиться и уже с нетерпением ждал времени, когда можно было бы облегчить уставшую машину на 400 кг.
        Передний край обозначил себя белой ракетой.
        - «Карпам» приготовиться к атаке. Занять восемьдесят, - подал команду ведущий.
        «Илы» потянули вверх набирать 800 метров высоты для безопасного сброса бомбовой нагрузки. Выписали полочку и уже хотели «сыпаться» вниз, как впереди увидели ещё одну белую ракету. Мать-перемать. Чуть по своим не влупили. И пехота тоже хороша - чего это они ракеты пускают со второй линии. Так ведь можно же решить, что первая линия - это противник, и вывалить боезапас на свои позиции. О чём они там только думают?!
        - «Карпам» занять десять. Курс 85, - успел парировать оплошность наших наземных коллег Димка Павлов. Грамотно. На подъёме мы снизим путевую скорость и поднимемся повыше. Чтобы осмотреться. Чтобы если уж жахнуть, то наверняка. Чтобы не отработать по своим войскам.
        Вот чёрт его разберёт, где линия фронта на этом участке. И есть ли она здесь сплошная или же идёт только по опорным точкам. Господи, вспомнить бы историю… Там вроде бы были две операции «Марс» и «Уран», под Москвой и Сталинградом. В этих местах близ Ржева получилось косоруко, но наступление вроде было проведено. Или же дело было ближе к декабрю? Мы что же, наступающие войска поддерживаем? А чего никто нам по такому важному поводу ничего не сообщил? Комиссар точно же должен был сказать. Любое движение на запад здесь вызывает позитив.
        Ещё белая ракета впереди и западнее…
        Что за придурки там балуют? Мы чего, в игрушки, что ли, играемся?
        - Горбатые, выручайте. У нас полк, который пошёл в разведку боем, зажали со всех сторон, - раздался голос на рабочей частоте. - Следуйте по нашему указанию.
        А-а-а… Ну, ежели так, то всё пучком. Ща как прилетим и как вломим - ребятам сразу легче станет.
        Ещё немного «пробежали» на запад. Странная какая-то разведка боем. Полк просто так вперёд не пошлют, хотя бы пару «шкатулочек» дадут для усиления и «поднятия наступательного духа». Опять же, артиллерия должна по фрицам хоть пару раз жахнуть. При том, что полк - это целая толпа мужиков, не слишком обеспокоенных аспектами экологии и сохранением зелёных насаждений. После них все кусты и трава должны были быть поломаны и вытоптаны, как после стада диких бизонов. А сейчас такое ощущение, что под нами нетронутая поверхность планеты.
        - Всем «Карпам». Строим «змейку», - приказал Павлов.
        Это верно. Ведущий накренил свою машину и начал осмотр земли. Видимо, ему в голову пришла та же мысль. А может быть, наши парни так осторожно просочились, что… Да нет, бред полный. Это же не индейцы в мокасинах, чтобы после себя следов не оставлять.
        - Горбатые, скорее! Нас же сейчас перебьют всех!
        Взлетела белая ракета километрах в пяти западнее. Блин горелый! Чего ещё смотреть - там же свои ребята гибнут! Ушедшие в прорыв войска на нашей волне матерились и грозились подать на нас рапорт в трибунал.
        - «Карпы», строй клин. Приготовиться к атаке. - В команде ведущего чувствовалась некоторая неуверенность.
        Наша группа поднялась ещё выше. Что-то непохоже, чтобы впереди шёл бой. Ни дыма, ни пыли. Хотя если боевые действия ведутся стрелковыми подразделениями… Так хоть миномёты-то у них быть должны?
        Белая ракета взлетала, похоже, откуда-то отсюда. Ну и где, спрашивается, ваш бой?
        Первый залп зениток накрыл голову нашего клина. Машина Павлова вспыхнула и, вращаясь вокруг своей оси, пошла к земле. Два следующих «Ила» тоже получили повреждения. Нас расстреливали, как в тире. Судя по венчикам разрывов, с земли била батарея 37-мм автоматов. Меня спасло только то, что в строю клина я занял место прикрывающего и оттянулся назад. Сделал этот манёвр не задумываясь - привык, что моя машина со стрелком должна быть последней.
        Бам - бам - бдамц! Серия разрывов зенитных снарядов легла рядом с «шестёрочкой», и осколки хлестанули по бронекапсуле.
        Подбитые машины начали разворачиваться, подставляя под обстрел полную проекцию.
        - Прямо! Идти прямо!! - Ларингофоны, впившиеся в горло, заставили меня хрипеть.
        Заметив вспышки выстрелов из кустов, растущих посредине этого поля, я, довернув, ввёл «шестёрочку» в пологое пике. Косой панорамой навстречу мне побежала земля. Сброс! Точно вывалить сотки у меня не получилось, но хоть облегчил «Ил». Зенитки развесили вокруг наших машин сероватые кляксы разрывов. Снова попали по ребятам и промазали по мне. Гришка всё-таки сумел развернуть «Ил» и начал уходить на восток. За ним тянулся шлейф, но машина держалась в воздухе. Какой-то невероятной петлёй, которую я потом не смог даже нарисовать, удалось вывести «шестёрочку» из-под обстрела. Когда огонь МЗА по мне ослаб, я резким разворотом поставил машину почти на крыло, рискуя свалиться в штопор. Чудом вспомнив, где расположен тумблер переключения, я перешёл на СПУ.
        - Бур! На отходе - огонь по зениткам! Ясно?
        - Хршш-сно, командир!
        Отщёлкнулся обратно на внешнюю связь.
        - Гриша, держись! Я прикрываю! До наших всего чуток дотянуть!
        Перед атакой огляделся. Дымящая «дюжина» отваливала в восточную сторону. Зенитки продолжали бить вослед подбитому штурмовику. Где ещё один «Ил» - не вижу.
        - Я - «Грач шесть»! Атака!
        Кому это я? Не важно. Получилось по привычке.
        Сбросить газ. Точку прицела - на кусты, которые скрывают МЗА. Левая рука - на штурвал, правая легла на кнопку пуска РСов. Залп! С направляющих срываются ракеты и уходят в сторону зенитной засады. Большие пальцы уже надавили гашетки бортового оружия. Огонь! Длиннющая очередь без промежутков. Сожгу стволы - так и фиг с ними. Лишь бы по Сотнику перестали стрелять.
        Прекратили. Разрывы моих ракет подняли вверх какие-то ветки и клочки. Дым, блеснул огонь. Всё, амба и садор! Эти «кусты» явно отвоевались. А вот остальные зенитки перенесли огонь на мою «шестёрочку». Да какой же чёрт их здесь столько понатыкал! Машина с рёвом стелется над землёй. Такое ощущение, что я пропеллером сейчас коснусь травы. Сзади слышу режущий звук работающего ШКАСа. Стена леса у меня почти перед глазами. Зенитки разрывами, как серой ватой, забивают мне дорогу вперёд. Удар! Меня подбросило на парашюте. Ещё раз!..
        Держать! Держать машину!
        Не знаю, каким чудом, может, просто по наитию, рванул штурвал на себя. «Шестёрочка» вынырнула из пелены разрывов и, едва не касаясь плоскостями ельника, перескочила через его макушки.
        Бумц-с! Ещё попадание в наш штурмовик.
        - Жур! Мы горим! - заорал по СПУ стрелок.
        Да за юбку же вашу мамашу! Все зенитки вам стволами в жо… в смысле, в глотку!
        Ещё серия разрывов легла над фонарём, осыпав нас осколками.
        РУС от себя, снова рванул на себя… Педаль влево. Потом вправо. Держать!
        Держится моя умница, держится «шестёрочка».
        Всё. Обстрел прекратился…
        Даже боюсь смотреть по сторонам. Ща увижу, что у нас и плоскостей-то вообще нет.
        - Командир! Горим!
        Фу, слава богу, хоть Бур живой - вон как голосит по СПУ.
        Господи, куда же это я пру? Почти на север. Машина с трудом повернула в сторону наших войск, провалившись при этом на несколько метров. Ой, как же нам она нужна, высота. Дотянем до своих, так хоть похоронят по-человечески. А то потом ещё лет семьдесят придётся ждать «поисковиков» или «красных следопытов».
        - Жур, нам прыгать?
        Какой, к этой бабушке, «прыгать»? Высоты осталось всего метров двадцать.
        - Упрись покрепче! Садиться будем!
        - У немцев?!
        - Нет, блин! У марсиан, чёрта их в зелёную душу!
        Нам главное - сесть, а потом разберёмся. Это если будет кому разбираться.
        Ни фига жизнь не проходит перед глазами. Вот дым из двигателя начал вырываться и закрывает обзор - так это точно. Зелень перелесков и опушек мелькает под плоскостями… Какой денёк сегодня классный. Вон, солнышко после обеда выглянуло, даже жарко стало. Живи и радуйся, а мы тут падаем… Обидно ведь, понимаешь… Держать машину! Нос чуть приподнять, может, вытянет «шестёрочка»? Нет, уже не может. Не набираем высоту…
        Аварийная посадка «вслепую». Смертельный номер на нашей арене! Только сегодня! Единственный и неповторимый раз!
        Всё. Двигатель, поработав с рычащими перебоями, окончательно сдох. Лопасти вращаются вхолостую. С правой стороны капота начало вырываться пламя. Сколько там до взрыва бензобаков осталось? Молиться или держать машину? Держать!!! Нам можно не молиться - всё равно все заживо сгоревшие грешники в рай попадают (инквизиторы-то в этом толк знали). Для таких, как мы, там особый вход предусмотрен. Наверное… Вот ща и проверим…
        Какое-то чудо, что приборы ещё что-то пытаются показывать. Вперёд смотреть всё равно бесполезно - уже ничего не видно. «Иду по приборам!» Прямо как тот таксист в анекдоте. Вот только не смешно ни капельки.
        Высота и скорость падают. Успеваю разглядеть, что садимся не на лес и не на болото. Слава богу, хоть какая-то ровная поверхность. И последним усилием штурвал на себя. Жми! Выжимай, мать её, железку!
        Скользящий удар в брюхо машины, ещё один. И ещё! Теперь ничего не видно из-за поднятых клубов пыли. Кажется, приземлились… Но «шестёрочка» продолжает гореть. Не всё ли равно, где поджаримся: в небе или на земле?
        Колпак фонаря. Туго… Еле сумел стронуть… Тяну эту б***, в смысле фонарь, упёршись в пол. Стук и звон по машине. Перехватиться двумя руками за край колпака, сдвинуть… Тяни! Сильне-э-йй-ээ. Фух, сдвинул… Не до конца, но пролезть можно. Чёрт! Жарко же, так и обжечься недолго! Снова стук по гибнущей машине… С визгом и вспышкой ушёл рикошет. Да вашу же бабушку за… за талию! Это чего такое? Это же по мне ещё и стреляют? Совсем с дуба рухнули? Я же выпрыгнуть так не смогу!
        Выждав очередную порцию попаданий по машине, резко на руках вырываю тело из кабины и прыгаю прямо в дым и огонь. Даже не успел поду-мать, что делаю и что, может быть, прыгаю прямо в лужу горящего топлива. Бог миловал, и, проскочив через клубы чёрного маслянистого дыма и язык пламени, который уже почти подобрался к кабине, я оказался на земле. Рядом грохнулось что-то монументально тяжкое. Бур! Жив чертяка! Как же он в своей сбруе смог из машины вылезти? Точно сказали - захочешь жить и не так раскорячишься.
        - Командир, наши там, - и тычет куда-то в сторону носа «шестёрочки». - Только ползком надо…
        - Мы чего, на нейтралке, что ли, сели?
        - Ну да, а где же ещё?!
        По корпусу простучала ещё одна очередь.
        - Командир, ты цел? Тогда давай рывком! Я прикрываю!
        - Чем прикрываешь? Наганом, что ли? Так ты его даже из кобуры не вытащил, - поинтересовался я, вытаскивая «ТТшник». Всё-таки с этим прибором в руке как-то надёжнее.
        - Своей личной бронёй. Я её специально не снял. Высунулся, а по нам стреляли, вот мне залепили в шлем. И ничего. Только в ушах зазвенело и башка дёрнулась. Я пока из своей «точки» выкарабкивался, мне ещё пару раз в кирасу по касательной попали. Во, командир, гляди! - И продемонстрировал мне свежую вмятину и царапину.
        - Давай на «раз - два - три»…
        - Давай! - согласился стрелок.
        По корпусу с визгом прошлась очередь. Рикошеты устремились в стратосферу. Нас не видно - сидим в дыму, как в курной избе. Замаскировались типа.
        - К чёрту счёт - рванули!
        И под прикрытием дыма, пригибаясь, мы побежали в направлении, указанном Устином Борисовичем.
        Над нами сначала что-то просвистело, а потом я услышал пулемётную очередь. А может, автоматную? Чёрт их разберёт. Важно, что не попали.
        И откуда, главное, вспомнилось: «вниз, сгруппироваться и перекатиться»? Как на зачёте по тактике выдал, будто только и делал, что тренировался. Ещё бы парашют снять. Мешает ведь зараза! В ногах путается, под коленки подбивает. Ползти тоже совсем не помогает. Хорошо хоть «шестёрочка» напоследок нас прикрывает корпусом и дымовой завесой. Очередь простучала и просвистела над головой. Рывком вскочить и бежать зигзагами. Бур бежит рядом и по мере возможности прикрывает своей бронёй. Мы уже почти добрались до бруствера, когда нам «сделали подножку». Получив удары по ногам, мы полетели носом вперёд, как сбитые футбольные форварды. И даже покатились по земле. Конечно, не так, как футболисты, выламывающие «пендаль», но похоже. Я твёрдо решил, что нижние конечности у меня перебиты и пользоваться личными подпорками мне уже не суждено. Поэтому я покатился, как рулон линолеума, к своим, благо оставалось всего метров десять. Бур отползал на четвереньках и довольно быстро. В окоп, на руки принимающей нас пехоте, мы шмякнулись почти одновременно. Наша успешная ретирада вызвала весьма сильное раздражение в войсках
противника, и фрицы начали миномётный обстрел нашего переднего края. Что-то звонко лопалось у нас над головой. Время от времени прилетали пригоршни земли и песка. Бойцы помогли нам приподняться и сесть, прислонясь к стенке окопа. Ни отвечать на вопросы, ни даже услышать их мы не могли. И вообще, пока были заняты очень важным делом - пытались отдышаться.
        Во весёлые ребята. Смотрят на нас как на клоунов, зубы скалят. От широты души мне чинарик протягивают. Хотел рукой сделать отрицательный жест - типа не курю. Чего это они от меня шарахнулись? А! Надо «ТТ» обратно в кобуру убрать. Вот только пальцы разожму и сразу уберу. «Ну, разжимайтесь же!» - пытаюсь помогать себе левой рукой. Пехота, наверно, помирает со смеху - вон как хохочут, только не слышно ни фига, такой грохот стоит. Спасибо, помогли пистолет в кобуру засунуть. На Бура смотрят как на инопланетянина. Не дают моему стрелку спокойно посидеть - крутят во все стороны. Он им шлем дал посмотреть. Один из этих архаровцев его тут же себе на голову натянул и высунулся из окопа. Огляделся по сторонам, блестя макушкой, и снова присел. Протягивает шлемак обратно, говорит что-то. Так не слышно же ничего. Может, обстрел и прекратился, только у меня всё равно в ушах звон стоит. Боец догадался. Ткнул в шлем, а потом большой палец вверх оттопырил. А то! Сами знаем, что классная штука. Не зря же придумывали, делали.
        Через некоторое время обстрел утих. Больше всего удивился обстоятельству, что на этот раз ноги у меня уцелели. А вот в парашюте пять входных отверстий. У Борисыча ещё больше. К тому же, пока он бежал к нашим окопам, ему ещё пару раз отрихтовали амуницию, если судить по свежим вмятинам и царапинам.
        Когда ребята нас выводили с передней линии, я успел посмотреть на «шестёрочку». На месте нашей верной машины пылал мощный костёр. Чёрт… Из-за обстрела даже не видел, что было. Что-то в носу защипало не вовремя… И глаза ещё слезятся… Это всё от пыли и от дыма. Блин, мать их в… в колодец через кобылу с присвистом… Вот чтоб им во все… и так их в лоб…
        Я стащил с головы шлем, на котором чудом уцелели очки. Бур тоже стоял, чуть присев, в ходе сообщения и смотрел на горящий штурмовик. Свой шлем он, как средневековый рыцарь, держал в левой руке. Затем вытер мокрое (конечно же, от пота, буры не плачут) лицо рукавом и погрозил кулаком в сторону немецких окопов.
        В ГОСТЯХ У ПЕХОТЫ
        Комбат радушно встретил нас в своём блиндаже. Для приёма высоких гостей (с самого неба свалившихся) был организован товарищеский ужин, который прошёл в деловой и дружественной обстановке. Конечно, дружественной - отдельных табуреток ни у кого не было предусмотрено (лавка и нары). Рослый худой сутуловатый хозяин блиндажа с тремя кубарями договорился со своей медициной на предмет дезинфекции ссадин и царапин у «сталинских соколов», волей небес попавших (упавших) в его расположение. Начальником медслужбы Всея Батальона и его окрестностей был худощавый мужик в круглых очках с вредным и желчным выражением хронического язвенника. Макаренко чем-то напоминал. Только без усов. Какие увещевания использовал комбат в разговоре с ним один на один - не в курсе. Но когда медик выложил зелёную фляжку на стол, то на своё командование он поглядывал с явным неодобрением. Повреждения наших организмов следовало промыть спиртом как изнутри, так и снаружи. Поскольку сертификат-разрешение и лицензия, а по-старому просто документы, на медицинский ректификат были утеряны в процессе доставки в подразделение и при движении
самого подразделения при передислокациях, качество продукции, которую полагалось использовать при санитарной обработке военнослужащих ВВС РККА, следовало проверить комиссионно, чтобы не допустить вредительских действий. В состав комиссии под председательством комбата от «наземки» вошли: его заместитель по боевой подготовке, также комиссар батальона в чине трёхкубового политрука и, конечно же, сам медик. От авиации - младший лейтенант Журавлёв и красноармеец Смирнов.
        В котелке принесли воды - запивать. Ещё чёрного хлеба (стандартный «армейский кирпич») нарезали, ординарец сало кубиками нашинковал. Нож у парня неуставной - финка с наборной ручкой. Но самым главным украшением застолья была Её Величество Картошка. Молодая, только что выкопанная, с какого-то брошенного (или не брошенного) огорода. Беловато-жёлтенькая, рассыпчатая, сверху укропчиком посыпанная… И парок такой поднимается. Крупную соль бережно насыпали на листочке, оторванном от газеты. Всё, сейчас захлебнусь или подавлюсь…
        Пехота организовала стол со всей широтой солдатской души. Полумрак блиндажа освещал луч света, пробивавшийся через одну из бойниц. Неровные доски стола застелили плащ-палаткой. Всё невеликое богатство командирского доппайка в виде баночки рыбных консервов (сардины, кажется) и конфет. Самое прикольное, что они назывались «Чапаев». На этикетке на фоне красного знамени был изображён легендарный комдив и пулемётчик (Петька?), ведущий огонь. Надо обязательно попробовать.
        Шанцевый инструмент был представлен алюминиевыми ложками и штыком от «Светки». Вновь прибывшим выделили две деревянные - самодельные. Видимо, в батальоне был умелец, который умел не только бить баклуши, но и сами ложки резать. Ничего, в случае экстренной необходимости я могу и палочками есть - невелика наука, - а пару сравнительно чистых щепочек всегда найти можно. Мда, разнообразие столовых приборов - в стиле минимализма. С другой стороны, одно дело - званый суаре в Версале, а вот мушкетёры в Ла-Рошели обходились ножами и руками. И ведь никто особенно не возражал по поводу манер.
        Медик вздохнул и решил вылить фляжку в котелок с водой. Это действие тут же вызвало у меня внутренний протест.
        - Стой! Вы что творите?
        - Как чего? Сейчас спирт разведу…
        Политрук и медик посмотрели на меня неодобрительно, а комбат со своим замом - с интересом.
        - Товарищи командиры, на правах бывшего химика требую немедленно прекратить это безо-бразие.
        Теперь и Устин Борисович заинтересовался. А то он чего-то у нас стал какой-то квёлый.
        - Вот вы знаете, чему была посвящена диссертация самого уважаемого русского химика Дмитрия свет Ивановича Менделеева? Что? Правда, не знаете? Смешиванию спирта и воды! То есть процессу получения русского национального продукта с польским наименованием «водка». Кроме шуток. Именно в этой научной работе сначала расчётным путём, а затем при помощи смелых экспериментов было обосновано стехиометрическое соотношение в сорок объёмных процентов, которые потом некоторые неграмотные личности стали трактовать как градусы.
        - Пока будешь загибать, авиация, всё выдохнется! Если знаешь как, то сам смешивай!
        - Процесс приготовления водки связан с рядом технологических операций, осуществление которых в данных условиях невозможно, а их отсутствие - вредно.
        - Сам-то понял, что сейчас сказал?
        - Я говорю, что требуется мерная посуда. Ну такая, с чёрточками на стекле. Это чтобы пропорцию не нарушать. А ещё нужно охлаждение и последующая очистка. Если просто смешать спирт с водой, смесь же нагреется?
        В ответ кивнули заинтересовавшийся медик и почему-то комбат. Может, это и были «главные по разведению» в данном воинском подразделении?
        - Водку обязательно в холоде надо готовить, иначе в ходе экзотермической реакции образуются всевозможные гетероциклические соединения. Самое противное, что поскольку их основа - водородная связь - штука нестойкая, то распадаются эти соединения достаточно быстро. Вот если бы они только при этом образовывали снова спирт и воду! Так нет же, норовят превратиться в альдегиды и кетоны.
        - А теперь переведи всё на человеческий язык.
        - Короче, разводить спиртягу в вашей духовке (а в блиндаже реально было жарковато) равносильно тому, что вы в котелок выльете по столовой ложке ацетона и ацетальдегида.
        - Кузьмич! Так вот в чём дело! А ты всё - «спирт технический», «спирт технический», типа пить нельзя.
        Не хотел подставить медика… Невиноватый я!
        - Лейтенант, ну почему ты не мог грохнуться на своём летающем танке у соседей, а? Знаток на мою голову. Теперь эти вояки точно весь запас вылакают! - В голосе медика сквозило явное неодобрение. Видимо байка о «техническом спирте» была последним сдерживающим фактором.
        - И чего же теперь делать? С комиссией и дезинфекцией?
        - Конечно же, проводить! Я вот уже прямо чувствую, как получаю заражение… И мой стрелок, кстати, тоже.
        - Неразведённый, что ли, будем? А запивать-то можно?
        - Последние разработки Института питания и диетологии Академии наук на основании всесторонних исследований на группе добровольцев привели учёных к выводу, что лучше закусывать. - Вот, говорили же мне, что не стоит смотреть рекламу по телевизору. Въелось! И самое главное - не помню, что так рекламировали. Йогурты, что ли?
        - А там ещё добровольцев в группу не набирают?
        - А чего? Мы с удовольствием что-нибудь попробовали бы. А Кузьмич бы потом рекомендации выписал. Правда, Кузьмич?
        - Вам бы только дорваться до бесплатного. - Чувствуется, что беспокойное командование батальона нервировало своего медика больше, чем войска вермахта на данном участке.
        - Ну, что, авиация, слабо неразведённого?
        - Держи фасон, пехота! Нам это как бальзам для сердца.
        Кузьмич, неодобрительно поблёскивая стёклами очков, разлил спирт по медным кружкам. Причём безо всяких мерных цилиндров, но с изумительной равностью. Что там этого спирта-то было… Так, чисто символически. Все встали. Мой стрелок тоже поднялся с нар. При этом он сделал это как-то медленно и слегка неуклюже. И ещё почему-то поморщился.
        И тут у меня закралось подозрение.
        - Устин Борисович, а ты раньше-то чистый спирт пил?
        - Ну…
        Я ждал ответа, внимательно на него поглядывая. И глаз ехидно прищурил.
        - Не пил, товарищ лейтенант. Я даже водку впервые в БАО попробовал.
        - А как его надо пить, знаешь? Не знаешь? Так я тебя сейчас научу - будешь знать. Для начала надо задержать дыхание. Только не так - хыкнув выдохом в сторону, а наоборот - как будто ты нырять собрался. Пить надо постепенно - не торопиться глотать, но и не частить мелкими глоточками. Без паники. Слегка обожжёт горло. Если нет инфекции - то после первого глотка перестанешь чувствовать. Если есть у тебя во рту какая-нибудь зараза или ранка, то жечь будет дольше. Ранке хорошо - прижжётся. А заразе плохо - захмелеет и упадёт в желудок, где ты её и переваришь, а потому станешь здоровым. Сразу после того, как всё выпьешь, - не торопись вдыхать-выдыхать. Пары спирта попадут в носоглотку и дыхательные пути и могут вызвать спазм. В лучшем случае закашляешься, а в худшем - дыхание перехватит. Поэтому следует не дыша отправить в рот что-нибудь съестное. Вот тут картошечка с сальцем просятся, ажно смотреть больно. Вот как прожуёшь, тогда и выдыхай. Если правильно выполнять рекомендации, то спирт станет медикаментом. Но смотри не переусердствуй. Ведь говорил же великий Абу ибн Сина: «В ложке лекарство, а в
чашке - яд». Я прав, Кузьмич?
        Медик первый раз за время нашей встречи дружественно усмехнулся:
        - Ну, давайте, за Победу!
        И грохнули разом шесть потемневших, почти чёрных, медных кружек, встретившись над самодельным столом.
        Простреленные парашюты и кирасу со шлемом мы презентовали пехоте. В ответ нам подарили солдатский ремень и пилотку для Бура, поскольку он вылетал на задание без них. А то в своём теперешнем виде стрелок бы дошёл только до первого патруля или до первого госпиталя. Вот именно до госпиталя. Когда перед блиндажом мы разоблачились и сняли я - прожжённый комбинезон, а Бур - защиту, мой стрелок морщился и охал. Конечно, броня кирасы отразила пули, а модифицированная телогрейка смягчила удары, но Устину Борисовичу досталось вполне прилично. Бани у пехоты на переднем крае не наблюдалось, так что для умывания нам просто нагрели ведро воды и выдали какой-то коричневой, неприятно пахнущей, тестообразной массы, которая оказалась мылом. Это типа прототипа будущего жидкого мыла. Оно вроде бы ещё от насекомых защищало. С дустом было, что ли? Или чем там вшей отпугивали? Мой запрос на нормальное мыло с апельсиновым или ландышевым ароматом был воспринят как уместная шутка.
        Я отмывался от копоти и грязи, которой набрался, ползая по переднему краю и сидя в окопе под миномётным обстрелом. Поэтому не видел, как Устин Борисович стянул с себя гимнастёрку. Когда смыл со своей рожицы пену и посмотрел, как умывается мой стрелок, то тут же начал звать Кузьмича. На спине и правом боку у Бура были здоровенные синяки, причём с кровоподтёками. Стрелок ополоснулся, страдальчески поморщился и выпрямился, а потом сам показал на моё левое плечо и содранные локти.
        «Ах, боже мой! Джонни, меня ранили…» Оказывается, анекдоты про индейцев и ковбойцев (или индеев и ковбоев) здесь были не в ходу. Когда нас ремонтировали, чтобы не выть и не материться, я травил приколы именно на эту тему. Смеялся даже хмурый Кузьмич. Вот ведь коновал! Всё, что только можно и нельзя, он лечил йодом. Причём в таких количествах, что нас впору было отправлять в Хиросиму в августе 45-го безо всяких последствий для организма. Ему дай волю, так он бы нас йодом ещё и напоил. Но наши повреждения были отмечены и пролечены. У меня, кроме содранных локтей, пострадали от лёгкого ожога подбородок и щека, а из плеча достали какую-то мелкую, но весьма противную железку. Осколок от чего-то. Кузьмичу очень не понравился бок у товарища Смирнова. Устина Борисовича туго замотали широким бинтом, как будто майку надели. С меня было взято слово, что как только будем в полку, то обязательно покажемся своим медикам.
        Ещё нам подарили вещмешок с буханкой армейского хлеба и куском копчёной колбасы (надо же, кто-то оказался до крайности запасливым товарищем). И не надо завидовать. Во-первых, её количество было довольно скромным, во-вторых, «наши бедные желудки-лудки-лудки-лудки были вечно голодны-дны-дны…»
        Кроме того, ещё пожертвовали две списанные плащ-палатки, которые завалялись у интенданта.
        На фронте и в прифронтовой полосе путешествовать по ночам было дурным тоном. Обычно это сразу вызывало массу вопросов у местных подразделений, ведущих контрдиверсионную, патрульную и охранную деятельность. Так что переночевали мы на лапнике возле блиндажа гостеприимного комбата. Была ещё одна вещь, которая у меня лежала на совести свинцовой тяжестью. Я ничего не знаю о судьбе двух оставшихся машин и их пилотов. Особенно противно было то, что я потерял своего ведомого. Конечно же, я сделал всё возможное, чтобы защитить Сотника, но… Будем надеяться, что «дюжина» добралась до «передка» и Гришка сейчас «в гостях» у нашей «наземки». Но что буду говорить Храмову, Чернову и комиссару, даже не представляю. Вроде бы и не бросал ребят, и не виноват в случившемся, а всё равно в глубине души залёг осадочек.
        В штаб пехотного полка, куда должна была отправиться попутная полуторка, мы выдвинулись утром, часов в шесть, в сопровождении пожилого бойца. Попрощались с пехотой и взяли зарок обязательно встретиться в Берлине. При расставании спросил на всякий случай про своих соседей по палате в московском госпитале, но здесь про таких ребят не слышали.
        Несмотря на то что Устину Борисовичу в кузове устроили ложе из лапника и наших (подарили же) плащ-палаток, состояние моего верного стрелка внушало мне опасение. За ночь, кажется, ему стало ещё хуже. Бледность, круги под глазами, вероятно, были и у меня, а вот расширившиеся зрачки и учащённое дыхание мне не нравились совершенно. Я, конечно, не медик, но в этом случае и курсов оказания первой помощи вполне достаточно.
        По дороге я развлекал красноармейца Смирнова. Ну что поделаешь: нет магнитолы в кузове полуторки, а ехать как минимум полчаса. Пришлось травить анекдоты. А чем ещё отвлечь товарища от созерцания июньского неба с лёгкой кучёвкой? Он же его не просто так разглядывает, а потому, что ему сидеть лихо. Впрочем, и лежать тоже. Среди прочего прочёл ему стишок:
        Ветер воет, море злится, -
        Мы, корсары, не сдаём.
        Мы - спина к спине - у мачты.
        Против тысячи вдвоём!
        - Х-м, - задумчиво сообщил Устин Борисович, - почти как про нас - мы тоже спина к спине. А корсары - это кто такие будут?
        - Пираты с патентом. Англичанцы и французы, чтобы деньги экономить, не обычные военные корабли посылали в колонии, а набирали всех, кого попало. Давали патент - что они как бы служат в их флоте, - и вперёд: грабьте тех, с кем мы сейчас воюем. Только добычей делитесь. Грабили в основном испанцев, а те, в свою очередь, вовсю грабили индейцев.
        - Вот же народ подлый! - возмутился Бур.
        - И не говори, сплошные гуманисты и коллаборационисты, мать его ети. Евроинтеграторы хреновы. А те, у кого от выпивки и вседозволенности башка совсем с направляющих слетела, вообще начинали грабить и топить всех подряд. «Вольные пираты» называется. Отпетый народ.
        - Умеешь ты, командир, научные такие загибы делать, - с лёгкой завистью отметил стрелок. - Вроде и не материшься, а уж очень неприлично получается. А стишок мне понравился. Надо будет запомнить. Это из книжки?
        - Ага, «Сердца трёх», Джек Лондон написал. Люблю я, понимаешь, про приключения всякие читать. А вот по школьной программе - хоть убей, не могу. Мне за сочинение про Платона Каратаева двойку влепили по литературе.
        - А что так?
        - Так я написал, что он был мямля, дурак и хлюпик. Попал в плен - не фига о высоких материях рассуждать. Возьми чего потяжелее и конвоиру по башке, когда он ворон начнёт считать, а сам ноги в руки - и ходу. Или оружие у него перехвати и в другого врага стреляй. Ребят таких же подговори, чтоб вместе навалиться, - тогда точно справились бы. А то прибили его ни за понюх табаку, и чего толку-то?
        - Ха, вот это по-нашему.
        - А то. А вот учительница говорит, что надо внимательно было читать. И понимать философию Толстого «о непротивлении злу насилием».
        - Мы этого не проходили. Я после восьмого класса в Свердловск на завод учеником токаря пошёл. А вечером - ФЗО.
        - А по выходным небось футбол и танцы до упаду. Мог бы вместо этого книжки читать.
        - Нет, товарищ лейтенант, - проговорил стрелок с некоторой обидой. - Я по выходным в ОСОАВИАХИМ ходил. Там и винтовку, и «максима» освоил. И в аэроклуб направление дали, только окончить не успел - повестку прислали.
        - Не шутишь, Устин Борисович?
        - Да какие же тут шутки. В начале июня мы сдали все зачёты и допуски. Выполнил несколько полётов с инструктором. Эх, - вздохнул стрелок и сразу поморщился от боли.
        - Не повезло вашему потоку.
        - Всем не повезло. Аэроклуб расформировали. Матчасть и всё что можно - в лётные училища отправили. У нас потом многие, кто не попал в первую волну призыва, подали заявления в лётные училища. Я потом с пулемётных курсов тоже заявление подавал, но его отклонили. Вот такие у меня дела.
        - Не горюй, товарищ Смирнов. Жизнь вещь интересная. Ещё неизвестно, как всё обернётся.
        Но для себя я уже сделал некоторые выводы о необходимости корректировки текущей реальности. Если получится.
        Пока дозвонились до своего ШАПа, где нас уже успели похоронить, пока за нами приехала наша «дежурка», прошло часов шесть. При штабе пехотного полка, где мы кантовались всё это время, народ оказался догадливым, и нам были выданы котелки с пшённой кашей, которую заправили тушёнкой. Вернее, заправляли, но последняя почему-то успела закончиться, так что получилась каша с запахом тушёнки. Обедали мы под навесом с местными связистами. Не сказать, что было по-царски, но с учётом того, что это был не ресторан, привередничать не приходилось. А вот компот у местного повара не получился. Совсем. Он его из свежих желудей, что ли, сварганил? И сахар, видимо, «зажал». Ладно, будем считать, что это полезное витаминное лекарство такое. Мы даже по половине стакана выпили.
        Водителем приехавшей за нами полуторки оказался знакомый мне усач, с которым мы как-то дежурили при руководителе полётов. Посему как только въехали в первый перелесок, то занялись обустройством мест для пассажиров. При помощи клинка, который мне сделал Мишка, и топорика, нашедшегося у водилы, мы нарезали веток и накрыли их плащ-палатками. Вот интересно, из чего же это Муса такой нож сделал? Сталь явно углеродистая, но на удивление неломкая. Шлифованная, без ненужного зеркального блеска. Обязательно его «расколю» - что же он за надпись вырезал и замаскировал в орнаменте. Точил я его раза два-три, не больше, а он исправно режет хлеб и перерубает довольно толстые ветки.
        Знаете, что такое полный балдёж? Вот я раньше по наивности считал, что это отель «всё включено» на Средиземном море или на Сейшельских островах. Валяешься себе в шезлонге на пляже. Если уже поджарился, то сходил окунуться. И снова можно валяться… Не-а. Полный кайф - это ехать в кузове «дежурной» полуторки на мягком матрасе из веток и плащ-палаток. Водила понял, что Устин Борисович у нас товарищ пострадавший, и поэтому избрал для передвижения скорость невысокую, а траекторию перемещения по разбитой дороге - наиболее щадящую для пассажиров в кузове. Полная безмятежность. Нервничать, докладывать, объяснять и прочее будем по прибытии на место. Ближайшие часа полтора мы никому ничего не должны и от нас никому ничего не требуется. Такая редкость! Поэтому, немного покачавшись на своём «матрасе», мы захрапели. То есть спали-то тихо, просто нам снились самолёты, а они так ревут, так ревут…
        В ГОСТЯХ ХОРОШО, А ДОМА - ЛУЧШЕ
        - Товарищ младший лейтенант, ну-ка вернитесь. Или вы полагаете, что если я занимаюсь с вашим стрелком, то можно попытаться сбежать?
        Пришлось с глубоким, как горное ущелье на Алтае, вздохом вернуться на своё место, которое я так бесшумно (как мне казалось) покинул.
        - Товарищ военврач, мне же надо рапорт отнести.
        - Вот когда допишете, тогда и отнесёте. Не отвлекайте меня, пожалуйста.
        Бородулин внимательно осматривал Бура, который со своими синяками на спине и боках делал вид, что косит под леопарда. Только неубедительно. У леопарда пятна поменьше и чёрно-коричневые. А у моего стрелка они были фиолетово-синие с желтизной.
        - Как интересно… - тихонько бормотал Бородулин, осматривая бок моего стрелка.
        - Разрешите спросить, товарищ военврач, - не утерпел Устин Борисович, стойко переносящий осмотр, - а что интересно?
        - Интересно, сколько рёбер у вас, товарищ красноармеец, сломано: два или три. К сожалению, без рентгена определить не представляется возможным. Так что будем оформлять направление в госпиталь.
        - Не надо меня в госпиталь, товарищ военврач, - не на шутку перепугался Бур. - Я лучше здесь отлежусь.
        - В принципе не возражаю. Только за то время, пока вы отсутствовали, произошли некоторые события. В частности, пришёл приказ об отводе полка на доукомплектацию. Так что весь личный состав, нуждающийся в медицинском уходе и наблюдении, будет направлен в стационарные лечебные заведения. То есть санчасть нашего ШАП сворачивается и убывает к месту нового назначения. Я привёл достаточно оснований для того, чтобы вы, товарищ Смирнов, перестали противиться направлению в госпиталь?
        - Я согласен, товарищ военврач… - обречённым голосом ответил стрелок. А потом охнул, когда фельдшер под руководством Бородулина обрабатывал какой-то мазью из баночки коричневого стекла синяки и ссадины.
        К моменту, когда я закончил писать своё произведение под скромным названием «Рапорт», Устина Борисовича отправили в компанию к Колосову, Пятыгину и Якименко.
        Вот что за напасть? Вторая эскадрилья плотно оккупировала наш «мини-госпиталь». Наверно, поэтому Храмов, которому они мешали своим шумом и смехом, спать предпочитал в личной землянко-палатке - «у себя», приходя только на обязательные процедуры.
        Подбородок и щёку мне ничем мазать и бинтовать не стали. Бородулин только велел не трогать грязными пальцами и не мочить. Ссадины на локтях и коленках помазали лечебной массой из той же баночки. Мазь Вишневского? А потом было самое весёлое. Наш медик с фельдшером размотали плечо и начали осматривать ранку на предмет наличия в ней чего-то, что не заметил Кузьмич. Я пытался возразить, что пехотный медик всё сделал качественно, но меня убедили в необходимости контрольного осмотра. При этом выдали тряпочку и предложили зажать её зубами. Для каких целей - я узнал минутой позже. Как оказалось, это предосторожность, чтобы не орать и не материться. Осмотр проводился зондом. Это такая длиннющая тонкая проволока, которую суют в рану и ищут там осколки металла или обломки костей. В принципе можно терпеть, но в местную медицину надо срочно добавлять более продвинутые методы. Это ж садизм чистой воды! Средневековье какое-то дремучее. Ещё бы наркоз киянкой делали, как тогда!
        Так что предписание «не мочить ожоги» я нарушил. Когда после проведения экзекуции, то есть осмотра, мне дали полотенце, вытираясь которым, я понял, что холодный пот у меня выступил не только на лбу, но и на всей роже, шее и спине. Это хорошо, что Бородулин не нашёл в ранке ничего постороннего. А то он уже подготовил инструменты для того, чтобы расширить дырочку во мне и достать из неё всё лишнее. В качестве поощрения была выдана мензурка спирта.
        Жадина всё-таки наш товарищ военврач второго ранга. Кузьмич-то вон по сколько наливал. И вообще, чего экономить спиртягу, раз мы всё равно через пару дней покидаем это место?
        Парни, которые составляли временное население полкового медицинского учреждения, сидели на краю опушки и принимали солнечные ванны. Кто-то покуривал, кто-то просто дремал. От лестного предложения остаться на пару дней - понаблюдаться я отказался, резонно решив, что в своей землянко-палатке теперь я остался в гордом одиночестве и никто мне не будет мешать своим храпом. Ребятам я пообещал зайти после ужина, а сам отправился на невесёлый разговор к командованию.
        Разговор больше походил на допрос. В принципе все и так были уверены в моей личной невиновности в произошедшем. Но требовали уточнить отдельные моменты. Да, обстановка насторожила. Нет, кроме того, кто завёл нас в засаду, других голосов на радиоволне не слышали. Ракеты, которые показывали направление, были белые. Отличия от обычных наших ракет не обнаружили. ФАБы бросал при снижении со скольжением. Скорее всего, мимо. В зенитное орудие, замаскированное под куст, попал. Думаю, что после восьми РС и длинной очереди из бортового оружия его можно считать уничтоженным или, по крайней мере, выведенным из строя. Видел, как отходил в сторону на подбитой машине Сотник. Да, Павлова сбили первым же залпом. Вероятно, прямое попадание.
        - Кто ещё вернулся или дал о себе знать? - вопрос мне дался с усилием. Кажется, ответ я уже вычислил.
        Чернов глубоко вздохнул, а комиссар закурил. Храмов молча покачал забинтованной головой, посмотрел в сторону и снова задал вопрос о нашем последнем вылете. Гибель группы произвела на отцов-командиров гнетущее впечатление. Так «купиться» мог каждый. Внимательно посмотрев на наших майоров, я понял, что и они «примерили на себя» такую ситуёвину, и выводы были неутешительные. И Храмов, и Чернов не успели бы вычислить ловушку.
        По поводу рапорта мне намекнули, что его надо переписать в том смысле, что парашюты у нас сгорели вместе с «шестёрочкой». А про самодельную амуницию можно было и не упоминать - она казённым имуществом не являлась.
        Больше всего меня добило, что Гришка Сотник за сутки, прошедшие после этого проклятого вылета, не дал о себе знать. Полгода с парнем локоть в локоть, а тут… Ладно, не будем хоронить раньше времени. Сколько было случаев, когда ребята отыскивались чуть ли не месяц спустя. Всё равно на душе погано…
        Но мне женщины молча
        Намекали, встречая: -
        Если б ты там навеки остался -
        Может, мой бы обратно пришёл[57 - В. С. Высоцкий. Песня о погибшем лётчике.].
        ОПЕРАЦИЯ «ТРАНСВААЛЬ»
        На следующий день меня ангажировали в штаб для помощи в оформлении документов, целую кипу которых надо срочно выпустить в связи с нашей передислокацией. А нечего было выпендриваться и показывать, что умеешь на машинке печатать.
        На мой вопрос о переводе красноармейца Смирнова из БАО в ШАП Матвеич неопределённо ответил, что, мол, посмотрим. Потом, после всех разговоров и допросов, когда мы шли на ужин, я ещё раз «подкатил» к Храмову по этому же поводу.
        - Ну, кем я его могу зачислить в полк? Должности воздушного стрелка у нас в штате нет.
        - А если к особисту? В комендантский взвод?
        - Ты там что, головой ударился при посадке? Даже и не подходи к нему с таким предложением.
        - Так как же?
        - Говорю же, подумаем. Завтра на него представление напишем. Медаль твой анархист заслужил. А дальше - видно будет.
        Невесёлые у нас последнее время ужины-завтраки. Рацион стал скудноват, и больно много свободных мест появилось за столами. Кого-то отправили в тыл - в госпиталь (ходячие из нашей санчасти «заправлялись» вместе со всеми), а трём ребятам из первой эскадрильи даже дали по десять суток отпуска, не считая времени проезда. Сюда они уже не вернутся, поскольку получили предписания встретиться с полком в ЗАБе. Вот только, блин горелый, места пустуют больше по другой причине.
        Ну, чего, Лёха Цаплин - Лёшка Журавлёв, подведём итоги трёх месяцев на фронте в должности командира звена штурмовой авиации? К реальным боевым действиям полк приступил в конце апреля - начале мая, когда окончательно просохло поле и стало возможным взлетать и садиться без риска поставить машину на нос. За это время сам сделал полтора десятка боевых вылетов. «Шестёрочку» так и не сберёг, несмотря на все старания техников, которые каждый раз восстанавливали разбитую машину как феникса из пепла. Как все - летал, бомбил, стрелял, пускал эрэсы. А вот насчёт толка… Однако сомнительно. Нет, конечно же, попадания во вражеские объекты были. Только результат несопоставим с затраченными средствами. Чтобы разбить какую-нибудь зенитную «точку» или «Опель», целую эскадрилью штурмовиков поднимать? Вагон всё же разнёс, помнится. Про вражеских солдат и сказать трудно - бегали, падали… А вот из-за попаданий или же оттого, что продукты жизнедеятельности, вышедшие от страха из их организма, мешали дальнейшему передвижению, - кто же разберёт.
        Так что ничего выдающегося совершить не довелось, и свой лётный паёк по большому счёту я не оправдал. Значит, задача, для решения которой я оказался (по моему мнению) призван таким странным образом, не выполнена и дорога домой мне пока закрыта.
        Вот ведь разнюнился! Развёл интеллигентские сопли!
        Видимо, это оттого, что уж слишком много теперь пустых мест в столовке.
        Под канцелярщину приспособили столовую, потому что в штабе и на КП места не хватало. Чернов мобилизовал в писари всех ребят с приличным почерком. Кто-то формировал отчёт о проделанной работе, кто-то с начштаба переписывал в общую ведомость всё, что было израсходовано полком, от портянок до эрэсов, кто-то заполнял представления на награждения, кто-то приводил в порядок лётные книжки. Большинство пациентов Бородулина отправлялись в тыловые медицинские учреждения. Чтобы ребята не отстали от полка, им готовились соответствующие документы и предписания. Я, конечно, представлял объёмы военной бюрократии, но не до такой же степени. Наш обстоятельный и аккуратный, как старый бухгалтер, начальник штаба и так всё время, пока мы базировались на этой «точке», постоянно что-то считал, составлял сводки и отправлял отчёты.
        Лично меня засадили печатать акты передачи техники… Вот ведь с этой передачей кино было. Приехали соседи и стали «гнуть пальцы» - типа «всё у вас не в комплекте», а здесь вот этого и этого тоже нет. Когда Салихову заявили, что без полного комплекта ключей и ЗИП он технику не сдаст, Муса чуть не заехал их зампотеху в ухо и заявил, что полк ещё ведёт боевую работу и что если приёмщики не перестанут выёживаться, то могут вообще ничего не получить. Потому что произойдёт боевая убыль лётной техники. А штурмовики будут уходить на задание исключительно в полной транспортной комплектации (то есть с инструментом и ЗИПом), так как приказ о перебазировании уже получен. А также он намекнул, что у нашего командира отличные отношения с истребителями и напоследок, от всей широты душевной, полковую заначку краски, фанеры и перкаля мы подарим именно им. Препирались до вечера. Пока не приехали от соседей перегонщики. Их командир, комэск-старлей, когда забрался в ковалёвскую «семёрку» с БС, установленным в самодельной задней огневой точке, велел своим технарям «закрыться» и перестать балаганить. А «семёрочку»
забирает себе, и пусть хоть кто-нибудь посмеет к ней подойти. Затем он сбегал в БАО и оформил перевод в свой полк сержантика, который несколько раз ходил с Ковалёвым на боевые вылеты.
        Видя такой разворот, мы с Толиком, который тоже отрабатывал «барщину», переглянулись и решились на авантюру. За пачку папирос, кирасу и шлем, а также обстоятельный разговор с Андреем по поводу «поделиться опытом использования штурмовика с задней огневой точкой» он нам отдал на время переводные документы на своего будущего стрелка. По образцу и подобию мы при помощи печатной машинки и самописки соорудили аналогичные на красноармейца Смирнова Устина Борисовича. Вот только незадача - старлей, не моргнув глазом, вписал «своего» сержанта лётчиком. На наши недоумённые вопросы: «А что, так можно было? Да?» - он ответил, что сам потом со своими разберётся.
        Когда я подошёл к Андрею с нашими «документами», то думал, что Ковалёв пошлёт нас довольно далеко. Но он хмыкнул, сходил к командиру БАО и вернулся с подписанным «переводником». (Но, кажется, с опустевшей фляжкой.)
        Вопрос о звании решили с ребятами, которые заполняли документы на представление. От парней узнал, что для комсостава, оказывается, приказом установлен сокращённый ценз. И что для лейтенантов (в том числе и младших, и старших), постоянно летающих на боевые задания, он составляет всего два месяца. Думаю, у меня появился повод в автолавке среди фурнитуры поискать дополнительные кубари. Приказ о зачислении в состав полка красноармейца Смирнова без подписей ни у кого изумления не вызвал, осталось только, чтобы и отцы-командиры тоже не удивлялись. Ещё один приказ - о присвоении звания младшего сержанта - мы замаскировали в общей кипе документов «на подпись». В канцелярии штаба нашлась пустая лётная книжка, которую мы заполнили на нашего товарища. Он у нас стал резервным пилотом штабного «У-2». Представление на медаль «За отвагу» я набил на печатной машинке уже с чистой совестью. Храмов же сам обещал.
        Канцелярия спешно заканчивала оформление документов. До отвода полка оставалось совсем немного времени, а Храмов решил закончить все дела на месте. Тем более что по здравому разу-мению и по настойчивой рекомендации нашего военврача ему предстояло предоставить своё тело в распоряжение медиков.
        Отрицательный опыт затерявшихся наградных и представлений на следующее звание уже имелся, поэтому и была поставлена такая глобальная задача по завершению всей канцелярщины на месте, пока полк не стронулся.
        Про «ход конём» знали только трое «заговорщиков» - Андрей, Толик и я. Когда уже ближе к отбою мы собрались возле КП покурить и обсудить это дело, то пришли к выводу, что когда всё раскроется, то по голове нас никто, конечно, не погладит. Но и чего-то монументально преступного мы тоже не совершили. Ну не корову же из чужого стойла увели. В конце концов, всё равно придётся предстать пред светлыми очами командира и объяснить свои мотивы и действия. А там, пока время пройдёт, пока суд да дело, может, всё и так прокатит. Андрей покурил, мы все дружно помолчали, и комэск дал отмашку на начало операции «Трансвааль».
        - Товарищ майор, вот акт передачи техники. В трёх экземплярах - третий для дивизии. Я его сюда положу. - Я показал верхнюю бумагу из принесённой стопки. - Завтра придут соседи, и вы его вместе подпишете.
        Начштаба и Чернов сидели в плотном окружении бумаг. Генератор уже вырубили, и отцы-командиры продолжали работу при свете коптилок и «летучих мышей». Между столами суетливыми тенями мелькала пара самодеятельных писарей с плодами своего творчества. По помещению плавал слоями табачный дым, лениво вытягиваясь в завешанные сетками окошки и открытую настежь дверь. А чего такого? «Фумитокс» ещё не изобрели, хоть так от комарья защищаться.
        Лучшей обстановки для нашей «диверсии» и придумать сложно.
        - Товарищ майор, разрешите? - Я вопросительно посмотрел на своего комполка.
        - Что там у тебя ещё, Журавлёв? - Чувствуется, что Матвеич уже порядком устал, что былые и свежие раны ему здорово досаждают и отвлекают от внимательного рассмотрения документов. А ещё что он хотел бы уже на сегодня всё закончить и идти спать.
        - Товарищ майор, ещё по вашему приказанию выписал представление на красноармейца Смирнова. - Я типа сделал вид, что его пожелание воспринято как приказ, не терпящий возражений.
        - Хорошо.
        - Подпишите, пожалуйста. Вот здесь. Да, плохо видно, темно тут у вас. - Я подсунул на подпись несколько листов с одинаковым окончанием. Но с немножко разным текстом. Храмов быстро пробежал глазами верхнюю бумагу, одобрительно кивнул и подписал представление.
        - Товарищ майор, распишитесь, пожалуйста, ещё в этих экземплярах - для командира БАО и его канцелярии. Они там просили.
        Храмов, не глядя, подмахнул и остальные листы. Потом снова закурил и принялся красным карандашом править текст какого-то документа. При этом он как-то хитровато усмехнулся. Интересно, чего же это ему там нарисовали такого, что смешно стало?
        Начштаба сверял приход-расход топлива (кажется). Без калькулятора, прошу заметить, и даже без арифмометра «Феликса», а только на древних бухгалтерских счётах. При этом он заглядывал в какие-то свои тетрадки и сверялся с прежними записями. Собственную закорючку он поставил ниже подписи Храмова, даже не прочитав.
        Дальнейшее было уже делом техники. Писарь, увидев росчерки командиров, шлёпнул на приказы полковую печать. На основании подписанных документов о зачислении в штат полка пилота-стажёра Смирнова и присвоении ему звания младшего сержанта были выписаны и остальные документы. В том числе и предписание «…после прохождения лечения прибыть в распоряжение *** ШАП, направленного на доукомлектацию в запасную авиабригаду (ЗАБ), в город Куйбышев, аэродром Кряж». Бородулин обещал, что нашего Бура через месяц-полтора отпустят. Вот в середине августа он нас и найдёт в Куйбышеве.
        Оставалось самое малое - экипировать будущего лётчика и снабдить его финансами на предстоящую дорогу.
        Операция по трансформации нашего товарища в пилоты прошла успешно. Будем так считать, скрестив пальцы. Командование полка в суматохе вроде бы не заметило, что теперь у нас появился ещё один лётчик. Или же всё-таки заметило? Храмов, подписывая листы, как-то странно усмехнулся. Может быть, своим мыслям, может быть, что-то прикольное нашёл в тексте, а может быть, чему-то ещё. Заметил и не сказал, чтобы не раздувать дело.
        Вечером тёплого дня в конце июня мы с Андреем не спеша шли по направлению к нашей санчасти. Надо было проведать ребят, которых завтра обещали отправить в сопровождении Бородулина и парней из комендантского взвода в эвакуационный госпиталь. Наши сослуживцы должны будут отправиться на лечение, чтобы потом встретиться с нами в Куйбышеве. На пригорках ещё поднимались струйки тёплого воздуха, но из низин и с лесных опушек наползала ночная прохлада. Над дальним болотцем даже появилась туманная дымка. Заходящее солнце погасило свой дневной режущий блеск и светило мягко и ласково, как домашняя лампа. Комарьё пришло на смену донимавшим нас днём слепням и принялось донимать с не меньшей старательностью. Прямо как Пушкин писал:
        Ох, лето красное! Любил бы я тебя,
        Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
        Ладно, всё равно мне лето нравится больше. По крайней мере, тепло. Прошедшая зима оставила у меня только одно воспоминание - постоянное желание согреться. Причём особых морозов под тридцать не наблюдалось, но такое ощущение, что холодно было везде: в скудно отапливаемых домах, в казармах и учебных классах, в машинах и поездах. И конечно же, на продуваемых всеми ветрами аэродромах. Согреться было невозможно - казалось, выстудилась вся планета и холод стал естественным приложением войны. Как будто всей этой жути и без того было мало.
        Подопечные военврача второго ранга Бородулина устроили вечерние посиделки, разместившись на самодельной скамейке и на траве возле неё. Ребята покуривали и лениво переговаривались. Направления получены, предписания выписаны - сам же принимал участие в их заполнении. Якименко с осколочным ранением поедет в госпиталь. У меня была аналогичная «дырочка», только ранка небольшая и неглубокая - как от занозы. Поэтому мне просто залепили пластырем и разрешили остаться. Колосов и Смирнов тоже поедут лечить побитые бока. Сашку Пятыгина Бородулин милостиво разрешил не отправлять. Как уже упоминал, Храмов, после того как два дня перекапывал кипу документов, решил, что несколько переоценил свои силы, и согласился на лечение в госпитале и на подмосковный санаторий ВВС. Компанию ему составят ребята из первой эскадрильи, которые тоже «загорали» у Бородулина. Один «поймал» пулю, а второй со свёрнутой стопой (ну, ладно, просто подвернул ногу) - неудачно приземлился, когда прыгал с парашютом из подбитой машины.
        Весь народ был ходячий. То есть все ходячие, кроме того парня из первой - единственного прыгающего (с самодельным костылём). С серьёзными ранами ребят у нас тут же отправляли в тыл. Я тоже как-то разок съездил в качестве сопровождающего. День тогда выдался дождливый, и полётов не было. Зато дорога превратилась во что-то среднее между глинистым месивом и болотом. Я же ещё потом свои синие штаны отстирывал - пришлось помогать вытаскивать застрявшую полуторку. Мои штаны - моё богатство. И ничего смешного. За такими же новыми надо в московский военторг ехать, и не факт, что они бы там нашлись.
        Мы присели на траву с ребятами и присоединились к созерцанию идиллической картины летнего вечера. Когда Ковалёв затянулся своим «Беломором», я постарался вползти в клубы дыма - всё-таки какая-никакая защита от комарья. Ребята переговаривались на тему предстоящего отвода на доукомплектацию. Обсуждали, какие машины мы получим, прикидывали, как распределится пополнение. Полк будет формироваться из трёх эскадрилий, а у нас только два комэска и лейтенантов - командиров будущих звеньев можно по пальцам пересчитать. Но мы пришли не для того, чтобы расстраиваться и печалиться. Мы пришли для того, чтобы порадовать одного нашего товарища, который сидит, пригорюнившись, и задумчиво рассматривает траву под ногами. Муравьёв, что ли, выискивает?
        - Эй, младший сержант Смирнов, - поинтересовался комэск, - а почему вы сегодня пребываете в таком упадническом настроении?
        - Дак это, товарищ лейтенант. Завтра уеду, а куда после госпиталя направят… С вами точно уже не придётся…
        - А кто вам, товарищ младший сержант, про это говорил?
        - Ну, ведь и так понятно… А как вы сказали?
        Комэск вместо ответа усмехнулся и посмотрел на меня. Что же, этот экспромт подготовлен. Заветные голубые петлицы из моего запаса и четыре алых треугольничка (по два на каждую) из резервов Саньки Якименко. Такая мелочь - почти ничего не чувствуется в ладони, которую я протянул Устину Борисовичу.
        Но это так много для моего стрелка. Даже гораздо больше, чем если бы эти кусочки материи были из золотой канители, а треугольнички - бриллиантами самой чистой воды. И на сопроводительном документе о выдаче из государственного хранилища стояла бы подпись самого дедушки Калинина.
        - Голубые, - зачарованно прошептал Устин Борисович.
        - Товарищ младший сержант, ты не сомлей тут часом, - с преувеличенной строгостью проговорил наш суровый комэск. Вот чувствуется у человека тяга к театральным эффектам. Поддержим его стремление к искусству.
        - Летать иль не летать - вот в чём вопрос? Правда, брат Горацио? - В ответ я был удостоен прищуренного взгляда, которым меня наградил Ковалёв.
        - Я полагаю, что вопрос с дальнейшим местом прохождения службы у вас, товарищ Смирнов, решён.
        Вот не зря Матвеич назвал Бура анархистом. Вновь испечённый младший сержант тут же нарушил такое основополагающее положение воинского устава, как субординация. Он попытался нас обнять, но в его состоянии это было несколько затруднительно и болезненно. Устин Борисович стал жать нам руки, приговаривая: «Спасибо, ребята, спасибо».
        Минут пять спустя, когда страсти улеглись и выяснилось, что «жидкий боезапас на позиции не подвезли» и что обмыть сержантские треугольнички у нас нечем, мы снова сидели на опушке. Уже начало темнеть, и из леса потянуло ночным холодом. Что-то не очень тёплое лето выдалось на нашем участке фронта. Впрочем, если июнь холодный, то остальное лето может быть жарким и даже знойным.
        Неторопливая беседа как-то переключилась на тему «что будет после войны». Кто кем будет и кто кем хочет стать. Я сидел на траве рядом со своими сослуживцами. Слушал, иногда даже что-то вставлял в разговор.
        За этот небольшой отрезок времени они стали моими боевыми товарищами, моей боевой семьёй. Изначально я сторонился всех и пытался избегать близких контактов, старался держаться отчуждённо. Не хотел привязываться, даже боялся этого. Большинство пилотов начала 42-го не смогут участвовать в боевых вылетах мая 45-го. А тех, кто тебе никто, терять легче. Вот только как-то получилось, что эти ребята для меня стали много значить. Пожалуй, даже больше, чем одноклассники в школе, товарищи по армии и по институту, чем моя бригада и мой участок на работе. На той, которая осталась где-то очень далеко. Я уже даже не очень чётко отличаю, где же я сам настоящий: там или здесь.
        Что-то потом будет…
        Вдруг как-то безумно захотелось, чтобы всё закончилось. Чтобы больше не было войны, не надо было идти на взлёт с полной загрузкой, не надо видеть горящий «Ил», с которым ты идёшь крыло к крылу и безнадёжно шепчешь: «прыгай, прыгай…» - заранее зная, что уже поздно… Захотелось мирной жизни. И как-то странно заблагорассудилось снова со своими девчонками однажды летом сесть в самолёт и слетать на юга. В Сочи или в Крым. Даже картинка вдруг нарисовалась. Красотуля и Лизка почему-то одеты по моде пятидесятых. Забавно, но Машеньке очень даже идёт лёгкое старомодное платье в горошек. А Лизавета, оказывается, может не только в спортивных костюмах и джинсах бегать. Салон лайнера слегка тесноват, на мой взгляд. Посадочных мест в левом ряду - два, а в правом - три. Мои девушки размещаются в довольно комфортабельных креслах. Для сидящего пассажира здесь места, пожалуй, даже больше, чем в «Боинге». Приятная молоденькая стюардесса в синей форме Аэрофлота сообщает, что экипаж самолёта «Ил-18» рад приветствовать пассажиров у себя на борту. И что командир корабля - это пилот первого класса Смирнов. Через некоторое
время после взлёта я подзываю стюардессу и получаю подтверждение - да, именно Устин Борисович…
        А пока мы любуемся последними минутами заката. Андрей, чуть улыбаясь, сорванной веточкой отмахивается от комаров. Переговаривается с парнями. Иногда щурит глаз и поглядывает на закат. Пытается прикинуть - какая с утра будет погода. Это скорее по привычке. Завтра боевых вылетов не будет - уже до обеда перегонщики, которые остались ночевать в нашем расположении, перелетят к себе на пяти оставшихся машинах. Три последние закончили ремонтировать сегодня ближе к ужину. Вредные техники соседей повыступали для порядка, однако тоже приняли участие в ремонте.
        Андрей Ковалёв, наш комэск и постоянный ведущий с изумительным чувством пространственной ориентации. Никогда не упоминавший о том, что было до того, как все мы встретились в учебной эскадрилье. Только случайно однажды у него выплеснулось, что он уже успел потерять на этой войне и чего стоили ему неизменное спокойствие и сосредоточенность. Спортсмен. (Хотя лучше на местный манер - «физкультурник».) Мало говоривший о книгах, театре, кино, но, безусловно, хороший знаток и любитель. Но лучше всего ему удавалось беречь своих людей.
        «Беречь людей…» Что это значит? Надёжнее всего нас можно было бы сберечь, отстранив от полётов и направив в санаторий на всё время боевых действий. Только здесь другое дело. Беречь своих на фронте - это так построить полёт, чтобы не было ненужной лихости и неоправданного риска. Чтобы не растягивать строй при отходе от цели. Чтобы каждый вылет нёс максимальный урон врагу. Не подставлять без необходимости эскадрилью под огонь МЗА и истребителей противника. Но если надо было атаковать, то Ковалёв без колебаний вёл эскадрилью на цель через разрывы зенитных снарядов и паутину трассеров.
        Андрей первым пришёл к выводу, что штурмовик обязан вести воздушный бой. Даже в самой безнадёжной ситуации. Этим он если не выиграет схватку, то выиграет время, необходимое группе, чтобы оторваться от преследования. Это уже потом, когда мы вместе обсуждали-размышляли, как вести бой и я вылез со своими предложениями (основанными на опыте пилотов Второй мировой и отработанными на симуляторах схемах боёв). О том, что нельзя быть маневрирующей мишенью, он знал ещё раньше.
        Опаньки… Снова микроклип пришёл на мою видеокарту… Здоровенная двустворчатая дубовая дверь с чёрной табличкой и золотистыми буквами извещает о должности «большого начальника». Очень степенная и важная секретарша (деловой костюм, очки в золотой оправе, неизменный пучок и злобно-раздражённое выражение физиономии) пытается довести до моего сознания, что Первый секретарь занят и сегодня принимать не будет. Мне удаётся прорваться на том основании, что товарищ Ковалёв будет рад видеть бывшего однополчанина в любое время. Просторный кабинет в духе советского партийно-руководящего стиля (служащий, вероятно, ещё и переговорным залом, о чём свидетельствует длинный стол) погружен в лёгкий сумрак. На председательском месте при свете зелёной настольной лампы работает с документами Грозный и Всевластный товарищ Первый секретарь. Вроде бы и незнакомы: седоватая, с наметившимися залысинами голова, сосредоточенное лицо в профессорских очках, серый строгий костюм с галстуком, но обознаться невозможно. Так опираться щекой на кулак с зажатым в нём карандашом мог только Андрей. Он так всегда делает, когда размышляет
или о чём-то думает, «рисуя» очередной рапорт.
        - Комэск!
        Человек за столом поднимает голову, откладывает карандаш и снимает очки. Узнал, старик, узнал. Господи, сколько же лет прошло? Ковалёв как-то потучнел и даже погрузнел. Но в меру, только для создания солидности. Появились ранние морщины и наметились мешки под глазами. Но в целом выражение властное, пожалуй, даже слегка высокомерное. Чувствуется, что «товарищ Большой начальник» не только принимает решения, но и проводит их в жизнь с жёсткостью штурмовика, заходящего на цель.
        Андрей поднимается из-за стола, улыбается и идёт навстречу, протягивая руку.
        Интересно, а что значили эти две картинки? Я случайно попал в состояние «сатори»? Это возможные вектора развития реальности? Будущее?
        А почему я тогда не вижу остальных?
        Якименко, Колосов… Сидят, зубы скалят… А, так это они обсуждают, как будут в Куйбышеве на танцы ходить. Там, как кто-то сказал, то ли медицинское училище, то ли педагогический институт, а может быть, и оба вместе.
        Сашка Пятыгин. Наш Палёный. Поедет в общей команде. Долечивать ожоги будет в ЗАБе. Причём Бородулин пригрозил ему, что если будет ухудшение, то его оставят «на съедение» местным медикам и он может отстать от своего полка. «…Наибольших успехов добилась проходческая бригада Пятыгина…» Голос - как будто диктор по радио говорит. На этот раз тот, кто мне подсказывал, решил сэкономить на трафике и вместо видео предоставил аудио.
        Эй, товарищ, или господин, или как там тебя? А про остальных? Ну, хотя бы намёком! Нет, ничего нет. Не приходит.
        ОТВОД ПОЛКА В ТЫЛ
        Утро красит нежным светом… Вообще-то оно уже ничего не красит, потому что время полдесятого и мы даже закончили завтрак и побывали на последнем построении полка. А кроме того, на небе образовалась какая-то хмарь, и вроде бы как ближе к полудню дождик собрался. Ветерок опять же… Несильный такой, но в своём времени я бы ветровочку или джинсовку накинул. Но нам прохлаждаться некогда. Мы заняты ответственным делом - помогаем собраться нашей санчасти.
        Ну вот вроде бы как уже и все пообнимались, по плечам похлопали и руки друг другу отдавили. Вещмешки закинули ребятам, которые расположились в санитарной полуторке. В «эмке» устроился на заднем сиденье Матвеич и наш «Сильвер», переднее забронировал себе Бородулин. Строгий военврач оформит «хворую» бригаду и потом направится реализовывать заслуженный отпуск - ему от щедрот душевных командование выделило такое поощрение в количестве целых десяти суток. А знаете, кто ещё получил отпуск? Мишка.
        Первая транспортная колонна полка покидает расположение. На прощание водилы врубили клаксоны и покатили по взлётке в сторону дороги. Впереди - машина командира, за ней - «санитарка» с ребятами и двумя бойцами в полной экипировке из комендантского взвода в кузове. Следом мощно гудел «Захар Иванович» с нашим особистом и пятёркой его воинов - сопровождение. Машины, Бородулин и «комендачи» ещё вернутся. Будут вывозить имущество, которое полк заберёт с собой. Никак не ожидал, что на этом поле за три месяца мы так обрастём добром. И ведь всё нужное - ничего не выкинешь. «А вдруг пригодится?» Чувствую, одинокая лыжа на балконе - примета наших дней - появилась ещё до наполеоновского нашествия.
        На прощальном построении полка Храмов поблагодарил оставшийся личный состав и сообщил, что времени у нас на освоение «Илов» нового типа, а также на сколачивание звеньев и эскадрилий практически не будет. На всё про всё нам отпущен месяц. То есть в августе полк опять вступает в бой. И, возможно, на другом участке. Чёрт подери, кажется, я уже знаю на каком. Август будет жарким по всем параметрам.
        «Пролетариату нечего терять…» - сказал Маркс. А мне-то чего, собственно говоря, терять, кроме особо ценных синих штанов и лётчицкой пилотки? Поэтому я набрался наглости и догнал Матвеича, который напоследок хотел зайти в штабную палатку.
        - А, Журавлёв. С чем на этот раз пожаловал? Если что-то важное, то давай к начальнику штаба или к майору Чернову. Я уезжаю через полчаса.
        - Товарищ майор, наш эшелон будет формироваться в Москве? Правда?
        - Ну вроде того. Большая часть транспорта останется в распоряжении местного БАО. Так что полк подбросят до Москвы и дальше до пункта следования - по железной дороге. И что ты хотел?
        - Товарищ, майор, - растягиваю слова с жалобной интонацией. Типа не у командира прошу разрешения, а отца родного о милости. - Мне же там по дороге. Разрешите хотя бы дней на пять домой завернуть.
        Матвеич повернулся и осмотрел мою личность насмешливым взглядом. Потом уже совсем явно усмехнулся.
        - Ну, нахальства вам, товарищ младший лейтенант, не занимать. - Затем подумал о чём-то. Снова усмехнулся, но на сей раз как-то грустно, пожалуй, даже мрачно. - Ладно, сейчас распоряжусь.
        К этому моменту мы, пригнувшись и придерживая головные уборы (майор - фуражку, а я - пилотку), вошли в штабную палатку. Основную бумажную работу уже вроде бы закончили, но, как всегда, ещё надо было что-то в последний момент дописать и оформить. Поэтому кроме штатного писаря и его почти добровольного помощника в палатке присутствовали Чернов, комиссар и начальник штаба.
        - Помните, говорил же я вам, что не надо отпуска давать, - проворчал Храмов. - Вот, полюбуйтесь - этот фрукт тоже домой просится. Говорит, по дороге заедет, а потом сам доберётся до места. Ну, что, дадим ему отпуск? В виде, так сказать, поощрения?
        - Так вроде бы как мы его уже поощрили, - с лёгким неодобрением заметил начштаба.
        Ой как интересно. А чем это меня поощрили? А посмотреть можно? А можно прямо сейчас?
        Отставить, товарищ младший лейтенант, изображать щенячий интерес! Могут и отпуск так «зажать».
        - Ладно, ходатайствую по партийной линии за комсорга. - Это наш комиссар за меня заступается. Вот спасибо! Первый раз он меня за что-то предлагает поощрить. А то всё больше ругал: то комсомольские билеты у ребят не проверены, то «Боевой листок» позже всех вторая эскадрилья выпустила, то собрание снова забыли провести.
        - Не возражаю, - поддержал партийную линию Чернов. - Можно и ещё раз поощрить - за проявление разумной инициативы.
        Интересно, а что он при этом имел в виду?
        - Журавлёв, свободен. Отпускные документы получишь вместе со всеми в Москве.
        - Спасибо, товарищ майор.
        - Подполковник, Журавлёв, подполковник. Вчера из дивизии приказ привезли. Пришлось из-за этого документы заново оформлять. Видишь, даже третью «шпалу» надеть некогда.
        - Поздравляю, товарищ подполковник!
        - Спасибо. Вообще, полк за боевую работу отметили. Но обо всём узнаете в ЗАБе. Так что, может быть, ты и поторопился с отпуском. Иди, иди. Скажешь Бородулину, что транспорт будет… - Храмов посмотрел на свои наручные часы, - через двадцать минут.
        Вот такие события предшествовали отправлению нашей первой колонны.
        Прямо как в мультике: «пустячок, а приятно». Хотя какой пустячок? Очень даже и неплохо. У нас наградами не раскидывались. И отпусками, кстати говоря, тоже. На весь полк таких счастливчиков человек пять наберётся. Из «чёрных душ» вообще только Салихова отпустили. С Мишкой мы условились пару часиков погулять по Москве, пока будем добираться до своих вокзалов. Ему на Казанский, а мне - на Курский. Интересно, а мороженое можно будет купить? Сто лет не ел. Прямо аж не знаю как захотелось! На этой почве мы сделаем небольшой крючок и зайдём в «Детский мир». Помню, что там и ещё в «ГУМе» мороженое всегда было. Может, война на это не повлияла? А кроме того, мне захотелось чем-нибудь порадовать свою «сестрёнку». И Муса тоже сказал, что без подарков для младших его дома просто не поймут.
        Вечер крайнего (будем соблюдать предосторожность, как тут делают все) дня на нашем поле. Обжитый аэродром останется и продолжит некоторое время функционировать. Если я правильно понимаю, то с него ещё будут работать машины во время Ржевско-Сычёвской и Вяземской операций 43-го года. Останутся зенитчики, которые здесь обосновались по настойчивой просьбе командования полка. Останется батальон аэродромного обслуживания. Особист со своим взводом - это команда штурмового полка, и они поедут с нами в Куйбышев. В том, что им там найдётся много забот на новом месте, даже не сомневаюсь. Останутся вольнонаёмные рабочие и работницы нашей столовой. Довольно скоро их зачислят в штат БАО, и они станут такими же военнослужащими, как и все остальные. Из транспорта полк заберёт с собой два «ЗИСа» и санитарную полуторку. После того как они нас доставят на станцию, автотехника уедет в дивизию. И можно попрощаться с нашей штабной «эмкой» (или же это всё-таки «КИМ» - за всё это время так и не посмотрел, что у нас за аппарат). Вроде бы как простому ШАПу такая роскошь не положена. Могут потом заменить на какой-нибудь
джипчик. Все «заправщики» и ремонтные аэродромные трёхтонки останутся на месте, так же как и весь гужевой транспорт.
        А ещё останутся шесть зелёных фанерных пирамидок с нарисованными красными звёздами. Под ними навсегда легли те, кто сумел перед смертью дотянуть до своих, кто нашёл в себе силы посадить разбитую машину, те, кого смогли выкопать из земли и обломков штурмовиков, упавших на своей территории. Мы оставляем наш маленький мемориал на дальнем краю поля на опушке берёзовой рощицы. Комбат БАО обещал обязательно присмотреть за нашими. А потом, когда будут уходить, сообщат местным властям.
        Из всей техники полк сохранил за собой только штабной «У-2». Ему установили самодельную заднюю турель со ШКАСом. Стрелками летали свободные техники. Говорят, что даже как-то сумели отбиться от охотников, хотя, как мне кажется, просто «мессера» после первой очереди от удивления отвалили в сторону, а затем потеряли из виду самолётик, прижавшийся к земле. На этом «У-2» в Куйбышев полетит начальник штаба. Он станет нашим «квартирьером». А стрелком будет мой оружейник - Толик, который уже успел прославиться не только как воздушный снайпер, но и как аккуратный писарь, которому можно доверять работу с документами. «Штабник» вылетит на рассвете и совершит беспосадочный перелёт по маршруту: Северный полюс… ладно, признаю, что загнул немного. На самом деле они долетят до Тушино, потом до Горького и оттуда направятся в Куйбышев. Может быть, и ещё будут промежуточные посадочные точки. Почему точно знаю про Горький? Так ведь Игорёк изо всех сил просился лететь. С тем прицелом, чтобы во время промежуточной остановки в Горьком хотя бы на два-три часа домой заглянуть. Но, видно, не судьба. В этом случае начштаба
был непреклонен.
        После ужина мы не спешили разойтись. Да и кому и куда теперь расходиться… Ковалёв, Белоголовцев, Олежка Тихонов, Юра Жихарь и ещё пара ребят из первой. Ну и ваш покорный слуга. Олег и майор Чернов - единственные, кто остался из старого лётного состава полка. Из довоенного, пожалуй, только командир и Чернов, из нашего набора осталось шестеро. А из ребят, которые к нам пару раз вливались тоненькой струйкой по два-три человека, не осталось никого. Полк потерял тридцать три человека. Точнее, поимённо, скажет начштаба. Кто-то отправился в госпиталь. Несколько парней волей божьей и стараниями Бородулина сумели вытащить с того света, но лётчиками они, скорее всего, уже не будут. Безвозвратно нас оставили восемнадцать пилотов. Может быть, больше… Но хочется верить, что чудеса иногда случаются и ребята, сбитые в последних боях, ещё вернутся. Поэтому погибшими их пока не числим.
        Мы сидели и вспоминали, негромко переговаривались. Гришу Сотника я тоже к погибшим не причисляю. Наверняка он сумел дотянуть до «ленточки» и «дюжина» своей бронёй спасла нашего товарища. Тем более что до линии фронта тогда было недалеко.
        Несмотря на то что это, по сути, уже был наш прощальный ужин, нарушать строгий запрет: «в столовой не курить» - никто не решился. Поэтому дымить и продолжать посиделки мы вышли наружу. На нашей «поляне» начали сгущаться сумерки. Стих ветер, натянувший мрачную низкую облачность. В полной тишине принялся накрапывать мелкий дождик. Расходиться уже давно пора - надо подготовиться к завтрашней отправке. Выезжаем в семь тридцать. Формально мы уже сняты с довольствия, но БАО по доброй памяти нам приготовит прощальный завтрак: сладкий чай, хлеб и «куриные фрукты». И всё? И всё - «чем богаты…», как говорится.
        Но мы всё никак не можем закончить обсуждение наших дел. Почему так криво у нас выходит? Почему там, где надо ударить кулаком, мы тычем пальцем? Почему такой низкий эффект от работы полка? А он низкий, потому что наша «наземка» с февраля-марта топчется на одном месте и не может продвинуться вперёд. А ведь если посмотреть на карту, то сходящийся удар с двух выступов напрашивается сам по себе. И у фрицев в котёл угодят по меньшей мере десяток дивизий. Ну просто чудесно. Даже фронтами руководят Рокоссовский и Конев, которые в 44-45-м будут мастерски проводить такие операции, а тут чего-то застряли.
        Думается, маловато пока силёнок. А то, что с трудом наскребли, расходуется не самым лучшим образом. Ох, как бы сейчас пригодились люди, техника и вооружение, сгинувшие в «котлах» сорок первого.
        Общую работу нашего полка оценивать я не возьмусь. Но как мне кажется, и мы могли бы «отработать» лучше. Даже тем же составом и на тех же машинах.
        Перво-наперво надо менять систему прикрытия. Разумность в действиях «мигарей» появилась только в середине июня и после того, как мы раз пять устраивали вечерне-ночные совместные посиделки-конференции, на которых вырабатывали общую тактику взаимодействий. Судачат, за неё командиру полка ястребков затем неслабо прилетело. Что-то типа выговора. Припаяли «пренебрежение предписанными действиями» и прочую чушмань. А потом и совсем идиотский приказ пришёл - использовать «МиГи» как истребители-бомбардировщики и подвешивать им пятидесятки. Вот точно, появись в нашем районе боевых действий какая-нибудь «кампфгруппа», от истребительного полка через неделю ничего бы не осталось. Интересно, тот штабной аналитик, который приказ разрабатывал, хотя бы знал, чем отличается «И-16» от «МиГ-3», а эти машины от «Яков»? Это ещё чего. Я по мемуарам помню, как «Илы» будут пытаться в качестве истребителей использовать. Умники, хвостом их по голове! Наше счастье, что на этом участке у немцев «мессеров» негусто было. Иначе бы мы «сточились» за пару недель.
        Теперь второе. Кто же так ставит задачи? Это вопрос к дивизии. Лети туда - не знаю куда, штурмуй то - не знаю что. Более-менее прилично у нас получалось «отработать» по переднему краю. И пехота сигналами помогала, и станции наведения иногда срабатывали. Ну а всё, что было за «ленточкой», - сплошная импровизация. Даже состав мы подловили почти случайно - Храмов на интуиции решил повертеться над железнодорожными путями. «Наблюдается скопление танков…» Молодцы! Уже успели научиться сушить спагетти на ушах у командования. Скопление - это сколько? Три «пазика» или пять «ханомагов»?[58 - Pz - Panzerkampfwagen, бронированная боевая машина. Сокращённое наименование танков в вермахте, после которого шёл порядковый номер. На основании этого сокращения игровое сообщество World of tanks переименовало германские танки в «пазики». Hanomag - германский бронетранспортёр.] Вы наблюдаете? А если пришло звено штурмовиков, то почему-то уже никто никого не наблюдает. Не, конечно, допускается, что михели не используют плетёную самодельную обувь в качестве столовых приборов (не лаптем щи хлебают) и своевременно убирают
технику, а также не забывают о маскировке и зенитном прикрытии, но не до такой же степени. Самая страшная колонна, которую мы как-то растрепали, была из пяти «Штугов»[59 - Германские самоходные артиллерийские установки получили официальное обозначение «7.5 cm Strumgeschutz III Ausf А» (сокращённо - StuG III) - «Штуг».]. Чешские «пазики» тоже встречались[60 - Pz-35 (t) и Pz-38 (t) - танки чешского производства, применявшиеся вермахтом на начальном этапе Второй мировой войны.]. На этом ТВД, если правильно помню, «троек» и «четвёрок» у гансов негусто было[61 - Имеются в виду германские танки Pz-III Pz-IV.].
        Про налёт на станцию и на аэродром - это вообще отдельная песня. У меня появилось строгое убеждение, нас посылали по принципу - «воно тама богато их есть». Ни разведданных, ни проработки объектов атаки, ни простого ответа на вопрос «а сколько там зениток и каких». Не удивлюсь, если эффект от нашей работы, стоившей половины полка, стремится к нулю.
        И заключительное. Такое снабжение запасными частями, топливом и прочим уже попахивает знаменитой 58-й статьёй. Нам эрэсы стали только с июня привозить. А использовать «Ил» в качестве лёгкого бомбардировщика - моветон. Наша загрузка - всего 400 кг. Для выносных бомб держалок пока нет. Во всяком случае, на машинах нашей серии. Пикировать «Ил» не может - на выходе из крутого пике крылья не выдержат массы бронекорпуса, бомбардировочного прицела не наблюдается - бросай «по сапогу». У кого же это я встречал в записках, что точность попадания была прямоугольником пятьдесят на сто? Как мы только сумели в пролёт моста попасть? Восемь штурмовиков, по четыре бомбы на каждом. То есть тридцать бомб ушло на глушение рыбы в речке. При том, что «Штука» укладывала свой боезапас в круг диаметром пять метров[62 - В данном случае речь идёт о германском пикирующем бомбардировщике Junkers Ju 87, «Юнкерс Ю-87», «Штука», Stuka - Sturzkampfflugzeug - пикирующий бомбардировщик.]. А заправка каждого нашего штурмовика по тридцать минут из-за чудной системы горловин? Получалось, при всём желании было трудно выполнить более
двух вылетов в день: заправщики только и делали, что переливали топливо. А ведь его не всегда вовремя привозили. Могли вообще задержать, и полк оставался на сутки или двое без работы. А как нас ремонтировали… Нет, к «чёрным душам» - никаких вопросов. Но всё, что они творили, - это была самодеятельность «на коленке» и работа «на голом энтузиазме». Даже ПАРМы не блистали оснащением. А уж наши полковые мастерские комплектовались по принципу - что где стащите или найдёте, то всё ваше. Наш главный техник под конец занимался только одним - выбиванием инструментов и материалов.
        Невесёлые, вообще-то, итоги у нас. «Зато мы приобрели опыт, - скажет какой-нибудь спец. А вот и ни фига! Наоборот - мы потеряли немало ребят-«стариков», имеющих боевой и лётный опыт. Сержантики и я ничему особо не научились - по команде ведущего наудачу кидали бомбы и примерно так же пускали эрэсы. Воевать в таком ключе смогут даже салажата, которыми нас скоро пополнят. Пилоты грозных штурмовиков - прямиком из училищ. Не удивлюсь, если окажется, что на «применение» они не летали совсем, а налёт на «Иле» у них десять часов. Блин горелый! Аж в груди закололо. Ведь пацанов так готовить - это живые мишени для гансов выпускать.
        А эти ребята - это цвет нации… Нет, неправильно. Это цвет советского народа, потому как в текущей реальности вижу - вопрос национальной принадлежности не то что дело десятое, а вообще не рассматривается. Обсуждать кто татарин, а кто хохол можно было с тем же успехом, как рассматривать, кто какую школу окончил, а кто какое училище. И у кого какой формы глаза или какого цвета волосы. Так - просто занятная информация. А почему «цвет народа»? Так ведь в авиацию отбирали лучших из лучших. Они обладали практически стопроцентным здоровьем и отличной физической подготовкой, умели обращаться с довольно сложной техникой (в степени продвинутого пользователя), могли выучить и понять принципы аэродинамики на уровне второго-третьего курсов современного технического вуза. Управление штурмовиком и «боевое применение» - довольно специфические навыки. И не все могли их освоить в короткий срок. Вы сразу поехали на велосипеде и сразу же начали водить автомобиль? А ещё у этих парней было всё в порядке с морально-боевыми качествами. Они не были убеждёнными коммунистами. (Или троцкистами, или лейбористами, демократами,
вегетарианцами и тому подобное.) Скорее, как говорит начштаба, - анархистами. Какие были убеждения у моих сослуживцев? Трудно обобщить и как-то классифицировать. Они были убеждены в том, что все люди равны между собой по праву рождения. Убеждены в том, что страна, которую они строят и которой служат, лучше и справедливее той, что была раньше, и всех других стран, существующих вокруг. Считали, что в извечном противостоянии сил добра и зла (света и тьмы, Востока и Запада, далее - без остановок) их позиция единственно возможная и самая верная. И они верили, что за это можно и должно воевать и даже погибать. А ещё они воевали за своих родных, за свой дом, за однополчан. Каждый раз, идя на взлёт, они делали осознанный выбор смертельной опасности (для себя лично) как возможность нанести урон врагу.
        Да, попутно отмечу интересную вещь. Война идёт почти год. На захваченных территориях уже творится кровавый кошмар, ответом на который стало партизанское движение. А у нас почему-то эта тема раскрывалась как-то глухо и невнятно: иногда проскальзывает в газетах и на плакатах, и всё. Какая-то абстрактная «фашистская неволя», «сапоги оккупантов, топчущие родную землю», «замученные соотечественники». Ау! Политотделы! Где наглядная агитация? Где информация о конц-лагерях и массовых расстрелах? Почему никто не скажет, что из тех, кто сдался в плен, на текущий момент в живых осталось не более двадцати процентов? Где сведения о плане «Ост»? Значит, проигрывать информационную войну начали уже тогда? Ведь из этого потом родилась фальшь, что в оккупации всё было не так уж и плохо, а это потом коммунисты и комиссары устроили всеобщее промывание мозгов. И через пятьдесят-шестьдесят лет эти метастазы обернутся фашистскими молодчиками, марширующими по улицам городов моей страны.
        Закончилось у ребят курево. Из перелесочка начали подтягиваться комариные отряды, которым мелкий дождик, казалось, только в радость. Потихоньку мы разбредаемся по своим опустевшим палаткам, чтобы провести в них последнюю ночь. Надо ещё успеть заменить подшиву на свежую и хотя бы щёткой пройтись по гимнастёрке и штанам. «Стрелочки» потом наведу при помощи нашей единственной самодельной табуретки и лавки. Баночку (почти уже пустую) с обувным кремом (не вакса какая-нибудь, а настоящий «крем для обуви чёрный») оставил Санька.
        В нашем жилище остался я один. У соседних нар на таком же гвозде, вбитом в стенку, как и у меня, висел «сидор» Гриши Сотника. Пошарив на полке, нашёл коробок спичек и зажёг «светилку». Завтра оставлю её как память о нашем звене. Собственно, больше мне и оставлять нечего. Даже кусок брезента, заменивший с начала июня нам дверь, - не наш, а имущество БАО. А, вспомнил - вешалку для плащ-палаток, которая стоит у входа, сделали наши техники. Её тоже оставлю.
        На всех местах, кроме моего и Гришиного, уже скатали матрасы и убрали подложки из сена и лапника. Закончив приводить себя в порядок, я подошёл к полке, прибитой между нарами. Снял белое полотенце, висевшее у Сотника рядом с вещмешком. Сложил зубной порошок в жестяной баночке, зубную щётку и кусок мыла и закатал в полотенце. Пошарил по полке - не осталось ли Гришиных вещей? Вроде всё собрал. Не, ещё нашлись расчёска и карманное зеркальце. Их я тоже вложил в полотенце. А потом убрал в «сидор» Сотнику. Завтра отдам местному комбату. Гришка вернётся - вещи его дождутся у старшины БАО.
        Скатывать его лежанку не стал. Ведь если человек придёт ночью, то ему надо будет куда-то лечь спать. Так пусть ложится на своё место.
        ОТ ПОЛЯ ДО ВОКЗАЛА
        До Москвы полк последний раз добирался на собственном транспорте. К тому же в дивизии расщедрились и прислали ещё несколько машин (с возвратом). «ЗиСы» и полуторка везли технарей и комендачей. Один из транспортов оккупировали для себя лётчики. У всех личных вещей самый минимум: смена белья плюс запасной комплект формы. Ну, я ещё взял краги и шлем с очками - они у меня новые были. Дырявый комбез, в котором ползал по переднему краю, оставил «на тряпки». А что ещё с собой можно взять? Мне-то и нечего. Щётку из своей палатки-землянки прихватил (почти новая - оставлять жалко было, а в «сидоре» места много не занимала). И ещё продукты для дома. Часть нам сухим пайком выдали, а часть в военторговской автолавке прикупил. У наших парней тоже в основном были вещмешки. Довоенными чемоданчиками с обитыми углами, когда-то фасонистыми и пижонистыми, а ныне обтёртыми и поцарапанными, могли похвастать только Женька и Андрей. Что возил в своём Белоголовцев - не знаю, а Ковалёв в чемоданчике держал комплект довоенного парадного обмундирования и свою гордость - настоящий кожаный реглан. Он его берёг и надевал только
в апреле-мае. Лишь стало теплее, положил обратно в чемодан. Потому реглан смотрелся как новенький. Не то что весь заношенный и затёртый у Храмова, который таскал его не снимая, и в холод, и в зной.
        Техники постарались как можно больше набрать инструмента и своих приспособлений. Тем более что больше половины из них были сделаны их руками. Самым хозяйственным оказался Бородулин. Кроме медицинских инструментов он ещё упаковал целый ящик всякими ампулами, порошками, таблетками и пилюлями. А что поделаешь? Списать их он не мог - срок годности не вышел. Оставить или передать тоже не в состоянии - переоформлять пришлось бы целый месяц. Просто так бросить - можно под трибунал угодить. Пришлось большую часть сохранившихся медикаментов забирать с собой. Но, несмотря на всю его прижимистость, нашим сменщикам достанется хорошо оборудованная процедурная - операционная и приличная санчасть.
        Путь полка пролегал по шоссе с более-менее целым асфальтом. Караван двигался с неторопливыми 30 - 40 км в час. По обочинам иногда виднелась разбитая техника (наша и вражеская). Движение в принципе было довольно свободным. Порой встречалась идущая в сторону фронта пехота, проезжали артиллеристы с пушками на прицепе. Танки не встретились ни разу. Гудя клаксонами, нас обогнали две полуторки с выцветшими пыльными тентами, на которых были нарисованы красные кресты. По какому мы ехали шоссе? Не поинтересовался. Может, по Минскому, но, скорее всего, по Можайскому. Точно, что не по Рублёвке - вилл и монументальных заборов, высотой с крепостную стену, не наблюдалось. Ладно-ладно. Думаю, что в конце июня 1942 года на Рублёвке чуть подальше от Москвы и простая целая изба была редкостью.
        В тех местах, где по обе стороны перпендикулярно дороге тянулись линии траншей и стояли противотанковые ежи, сваренные из рельсов, встречались КПП. Мы останавливались для проверки, а потом снова ехали дальше.
        Что ещё сказать о дороге? Хорошего ничего. Уж больно пыльной и муторной она была. Через три часа устроили первый привал в какой-то придорожной деревушке. Ничего толком сделать не успели, только ноги немного размяли. За водой к колодцу тут же выстроилась целая очередь - ребята заливали опустевшие фляжки. И досталось далеко не всем, потому что стояли всего минут десять. Комиссар и Чернов спешили к точке погрузки. Потом снова тряслись, отбивая себе седалищные места на лавках в наших транспортах. Когда появились первые многоэтажные дома и стало ясно, что мы едем по Москве (а где знаменитая МКАД? Проехали и не заметили?), я уже был готов выражаться неприличными словами в адрес нашего водителя, его «ЗИСа», жаркого солнечного дня, пыли, состояния подвески и дорожного покрытия.
        Улицы, по которым проехали в Москве, были смутно знакомы. Что-то напоминающее район Кутузовского проспекта. Триумфальной арки, установленной в ознаменование войны 1812 года, не проезжали, так что особой уверенности у меня не было. Потом упёрлись в забор с воротами и КПП. Как оказалось, приехали на дальние пути какого-то вокзала. Я ещё ребят успел насмешить: уставился, чуть не разинув рот, на дымящее, шипящее чудовище, которое, окутанное паром и дымом, с грохотом двигалось почти на меня.
        - Журка, ты чего? Паровоз, что ли, первый раз в жизни увидел?
        - Ага, - согласился я с ними, - первый. Вот так близко и во всей красе - точно первый.
        А потом спохватился и добавил:
        - У нас, понимаешь, в основном электрички ходят.
        Сопровождающий отвёл нас к составу, а если на тутошний манер - к эшелону, в котором полку предстояло ехать в Куйбышев. Один вагон был пассажирский - для комсостава - и две «теплушки» для всех остальных.
        В первую очередь заняли пассажирский. В первой купешке развернули походную канцелярию. Мы, трое отпускников, от нетерпения чуть не стали подпрыгивать на месте, пока писари и Чернов достали и разложили всю канцелярскую макулатуру по полкам. Я и Мишка даже помогали ящики с упакованным архивом ШАПа поднимать в вагон. Наконец нам оформили проездные и отпускные документы, выдали деньги, и с двенадцати ноль-ноль мы могли себя считать вольными пташками.
        Чернов пожал нам руки, напомнил счастливчикам о том, чтобы не вздумали где-нибудь задержаться или во что-нибудь влипнуть. От чистого сердца он нам выделил аж по целых десять суток каждому. Это при условии, что и пять суток отпуска считалось невиданной роскошью.
        С ребятами мы попрощались у эшелона. Нас похлопали по плечам, выразили зависть, что именно нам так повезло, пошутили, поприкалывались, похохотали и потом помахали на прощание, когда мы по путям двинулись в указанную местным железнодорожником сторону. Через некоторое время, когда развеялся дым и пар очередного паровоза, я разглядел полукруглый дебаркадер. За ним возвышалась светло-серая четырёхугольная башенка с часами.
        - Кажется, мы пришли на Киевский вокзал, - высказал я своё предположение. Бородулин и Салихов в Москве бывали только пару раз и знали её ещё хуже.
        На вокзале нам удалось избежать встречи с комендантским патрулём и без приключений добраться до местного туалета, где сумели привести себя в порядок, подобающий красным командирам. А то после путешествия в открытых кузовах мы имели вид несколько помятый и запылённый. Попытка зайти в буфет вызвала глубокое разочарование. Знаете, что там было в ассортименте? Только вода с газом за десять копеек стакан. И всё - хоть шаром покати. По виду худощавой и усталой буфетчицы можно было увериться, что действительно, кроме газированной воды, причём без сиропа и сахара, здесь больше ничего нет. Нам посоветовали сходить в ресторан, расположенный в крыле напротив, но мы спешили. При этом кругом было довольно людно, не то что на Курском вокзале в 41-м. Преобладали люди в военной форме, но встречались и гражданские.
        На выходе из здания вокзала стояли два милиционера и проверяли у всех документы. Мы спокойно предъявили наши бумаги. Сомнения в своей подлинности они не вызвали, и нас пропустили на площадь перед вокзалом.
        Следуя пешком до станции метрополитена имени Л. М. Кагановича «Киевская», я напомнил сослуживцам о мороженом. Правда, сделал это уже не столь уверенно, как вчера. Тем не менее мы приняли решение, что можно потратить пару часов и посмотреть центр столицы. Может быть, и найдётся место, где можно будет перекусить, потому что последний раз процесс принятия пищи у нас состоялся часов восемь назад.
        МЫ ШАГАЕМ ПО МОСКВЕ
        Чтобы попасть в ГУМ, я решил, что надо выйти на станции «Площадь Революции». Пока мы летели в темноте подземных галерей метро, я успел просветить Салихова и Бородулина о знаменитых приметах этой станции - потереть гранату у матроса, туфельку у студентки, приклад винтовки у солдата. Самое важное - натереть нос у собаки пограничника. Говорили, что это помогает только студентам при сдаче экзаменов (для зачётов надо погладить собаку по задней лапе), но как мне кажется, надраивание статуи приносит удачу и в других делах. В наше время существовал даже полуязыческий обряд, какую из деталей статуй надо полировать для исполнения конкретного желания. И даже отчаянно спорили: стоит ли тереть клюв и бока у петуха, или это, наоборот, приносит только неудачу. Пришлось маскироваться - типа эти приметы узнал, когда сам почти два семестра был московским студентом. Если память мне не изменяет, статуи поставили в 1937-м году, ну а я «учился» 1938 - 1939-м. Сослуживцы поиронизировали по данному вопросу и выразились в том смысле, что всё это пережитки тёмного прошлого. Но когда двери вагона с шипением раскрылись и мы
шагали по станции в сторону выхода в город, то крюк для выполнения обряда потирания носа собаки выписали все трое. Что при этом загадали ребята, могу только предположить - по законам жанра говорить об этом нельзя ни в коем случае, иначе не сбудется. Я же имел только одно желание - вернуться.
        Разницу со своим временем обнаружил уже в верхнем вестибюле станции. Пройдя тяжёлые дубовые двери (а вот они остались неизменными до времени моей реальности), мы вышли наружу. Не похоже. И улица 25-го октября отличается от Никольской. Правда, скорее оформлением. И, конечно же, полным отсутствием кафе и бутиков. Но не найти ГУМ и не выйти к Красной площади просто невозможно.
        Пытаясь оживить по памяти вкус знаменитого мороженого, которое продавалось «в центре ГУМа у фонтана», я довёл ребят до входа в торговый комплекс. Ага! Четыре раза как торговый… На Никольскую, то есть 25-го октября, выходил гастроном. Причём не знаменитый «номер один», а очень даже заштатный. С ломовыми ценами и полупустыми прилавками. Почесав затылки и оглядев местный ассортимент, мы только пополнили запасы кускового сахара.
        Чтобы окончательно не пасть в глазах сослуживцев, как главный знаток Москвы я решил уточнить у степенной скучающей продавщицы о состоянии торговли в остальных помещениях.
        - Вы, видимо, приезжие. Уже с 35-го года здесь находится только наш гастроном. В остальных помещениях разместились отделы наркомата. А на самых верхних этажах теперь коммунальные квартиры.
        - Квартиры?! - не поверил я такому заявлению.
        - Ну, квартиры как квартиры. У кого окна выходят на улицу - тем повезло, а у кого внутрь, то дома постоянно надо свет включать. И за водой и удобствами приходится спускаться на нижние этажи.
        У меня от такого сообщения получилось лишь выдавить из себя:
        - Да что вы говорите?!
        - Только возле фонтана сохранились торгсин и комиссионный магазин.
        Поблагодарив продавщицу, мы вышли на улицу. Искать мороженое в наркомате и торгсине - занятие бесперспективное. Слегка поморщившись, я согласился с предложением товарищей посмотреть Красную площадь. Но прежде чем выйти на неё, мы на всякий случай проверили состояние формы. Для слегка запылившихся сапог у хозяйственного Мишки нашлась обувная щётка, а для всего прочего - у меня (не менее хозяйственного). В остальном мы решили положиться на волю случая и комендантского патруля, если таковой нам встретится.
        Отсутствию храма Казанской иконы Божьей Матери и Иверских ворот я не удивился - их восстанавливали уже при мне. В целом ансамбль Красной площади был таким же, как и в моё время. Ну, ещё остались следы маскировки стен Кремля, Мавзолея и Исторического музея под жилые дома. Интересно, деятель, который предложил разрисовать всё «окнами» и замаскировать центр Москвы под жилые кварталы, сам видел данное «творение» с воздуха? Немцы глубину стратегической мысли оценить не смогли - они этого просто не видели (а то от смеха не выдержали бы траекторию бомбардировочного захода). А фотоаппаратура высотных разведчиков позволяла точно и однозначно определить, где находятся здания, являющиеся целями. Заслуга в том, что на территорию Кремля попала только пара десятков бомб, а в Большой и в Театр Вахтангова - по одной, принадлежит только системе ПВО Москвы.
        По центру площади ходил патруль милиции. Мы прошли до Спасской башни и собора Василия Блаженного. Я попытался восстановить своё реноме знатока столицы рассказами о строительстве храма и о проведении парадов. Чтобы не вызывать лишних вопросов, сообщил, что эти мероприятия видел, когда хронику в кино прокручивали, а о параде 41-го года - от ребят, с которыми валялся в госпитале.
        Дождались, пока куранты на Спасской башне пробили полпервого. Но дожидаться часа дня, чтобы послушать всю композицию целиком, не стали. У нас и так времени немного было. Интересно, а смена караула у Мавзолея проводилась тогда?
        Мы несколько раз козырнули военным, которые проходили мимо нас. На обратном пути к зданию Исторического музея встретились с патрулём. Наши документы не заставили усомниться в их подлинности. Проверки вещей тоже не последовало, и нас благополучно отпустили.
        Бородулин и Мишка назвали меня Сусаниным и предложили продолжить экскурсию. Но пообещали, что если заведу их в болото, то просто так отвертеться мне не удастся. На это я сообщил, что в Москве с этим делом (с болотами) навели порядок ещё в тридцатых годах и что в столице теперь можно нормально передвигаться даже во время дождей.
        Манежная площадь поразила своей пустотой. А ещё тем, что по ней проехал в «потоке» (несколько грузовиков и забавных ретролегковушек) одинокий троллейбус, похожий на жука. Гостиница «Москва» мимо которой мы проходили, заставила ребят позадирать голову в попытке рассмотреть её получше. Дальше я повёл наш дружный коллектив по улице Горького. И умудрился не назвать её Пешков-стрит или Тверской.
        Здесь приметы войны были видны более отчётливо. Бумажными ленточками крест-накрест были заклеены вообще все стёкла в окнах домов, мимо которых мы проходили. Но если в ГУМе (назову его так, хотя он, собственно говоря, ГУМом и не был) здоровенные окна витрин были забиты фанерными щитами, то здесь часть тротуара занимали мешки с песком, которые были призваны сыграть роль дополнительной защиты.
        Улица оказалась оживлённой. Конечно, до знаменитой московской толчеи было далеко, но откуда тут столько народа? И почему в основном гражданские? А кто же тогда уехал в эвакуацию и что же это писали о пустом голодном городе? Спешащие граждане выглядели, конечно, какими-то осунувшимися (ни одного толстяка не встретилось) и немного потрёпанными. Новыми нарядами и туфлями не могли похвастаться даже дамы, встречавшиеся по дороге. А в целом всё было как всегда: озабоченный и спешащий по своим делам народ. Небольшой затор встретился у стенда, на котором за стеклом были выставлены газеты. По самой улице наблюдалось движение транспорта. Преобладали грузовики различных типов, но было немало и легковых автомобилей. По сравнению с зимой просто бешеный трафик. Ещё немного, и появятся знаменитые московские пробки. Правда, для этого транспортный парк надо бы увеличить раз в десять.
        И тут я увидел вожделенную вывеску над забитыми окнами - «Мороженое». На фанере, загораживавшей проём, был плакат, изображавший женщину за колючей проволокой. Говорил же, что наглядная агитация могла бы вестись и более ярко. Достаточно проехать по освобождённым территориям, посмотреть и порасспрашивать уцелевших людей. Неудача, конечно же, ждала нас и здесь. Естественно, никакого мороженого тут не было и в помине. В помещении проводилось отоваривание карточек. Поскольку у нас таковых не было, то и делать нам в этом магазине было нечего.
        Дальше мы просто шли по улице Горького, глазея по сторонам и прикидывая, где бы можно перекусить. С каждой минутой этот вопрос становился всё актуальнее и актуальнее. Как-то мимоходом отметилось, что Юрия Долгорукого на своём законном месте нет, и Маяковский тоже отсутствовал. На углу дома на Пушкинской (это тот, который номер 17 по Тверской, пардон, по Горького) обнаружил статую с серпом и молотом в поднятой вверх руке. Кстати, по-моему, уважаемый Александр Сергеевич раньше (вернее, позже) стоял с другой стороны улицы, а на месте кинотеатра «Россия» наличествовала здоровенная пустая площадь. Ещё я смог узнать здание «Известий». Мы продолжали идти по улице Горького и почти дошли до Белорусского вокзала, когда я предложил свернуть через показавшиеся мне знакомыми места на Новослободскую и возвратиться по ней обратно. Прошли мимо нескольких точек общепита в виде «Кафе» и заманчивых надписей «Пиво - Воды». Все они имели только один недостаток - были закрыты.
        Ой, какой знакомый скверик! Однако героев Фадеева и памятника самому писателю не хватает. Как и Дворца пионеров - только забор какой-то серый. Зато обнаружилось, что внутри дворов более-менее свободные участки заняты местными последователями Мичурина и нашей Октябрины Ганичкиной. На газонах и пустырях появились крошечные огородики. Иногда можно было увидеть тётушек, которые возились со своими зелёными насаждениями, и дедов, явно выполнявших роль общественных сторожей. Увиденная картинка мне решительно не понравилась - если в Москве такая обстановка с продуктами, то что же творится, вообще говоря, в стране?
        И вот показалось знакомое жёлтое здание главного корпуса дважды родного института. Чёрт возьми, а что, ностальгия от времени (времён) не зависит? Как же захотелось зайти и осмотреться! Всё так знакомо… А ещё эти зубоскалы начали подначивать:
        - Ну что, зайдёшь?
        - Это ты специально нас по Москве таскал, чтобы свой институт навестить…
        - А у вас там столовая есть, а то от голода скоро ноги переставлять не будем.
        Пришлось надавить ползучей тоске на горло. Покачал головой:
        - Нет, товарищи красные командиры, сюда мы заходить не будем, хотя очень хочется. Даже, допустим, нас не остановят на вахте, то что там делать? Людей отвлекать от работы и забот? Если сейчас кто-нибудь ещё учится или преподаёт, а не ушёл на фронт, то люди занимаются экзаменами и работой в приёмной комиссии. Кстати, столовая точно не фунциклирует - у студентов, которые ещё здесь остались, сейчас должны быть каникулы.
        Пройдя по улице между двумя институтами, я на углу оглянулся на полукруглую башню БАЗа[63 - Архитектурной особенностью центрального корпуса комплекса зданий Менделеевского института (сейчас университета) является выступающая башенка БАЗа - Большого актового зала.]. Потом вздохнул и решительно направился дальше. На Новослободскую, то есть улицу Каляевскую (народоволец, наверно, был такой?), мы прошли Весковым переулком (ни за что бы не узнал) и повернули направо. Станции «Новослободской», конечно, ещё не построено. Дома кругом были старой застройки в два-три этажа. Но встречались и здания, соответствующие советской эпохе.
        Точка общепита со скромной вывеской «столовая номер какой-то там» отыскалась на первом этаже низенького дореволюционного сооружения. Признаюсь, нашли не сами, а подсказали местные. Это когда Мишка, махнув на меня рукой, со своим восточным обворожением обратился к двум тётушкам, двигавшимся в попутном направлении. Ага, ему-то легко женщин очаровывать: комсоставовская подогнанная гимнастёрка, затянутая портупея, пилотка лихо сдвинута набок, сапоги блестят. А ещё вещмешок на левом плече, белозубая улыбка и весь вид, говорящий, что он один из самых лучших лейтенантов ДКА[64 - ДКА - в данном случае «Действующая Красная Армия». «Недействующих» лейтенантов и других офицеров в столице, как всегда, больше, чем на фронте.]. В столовой обедали несколько товарищей в возрасте ближе к «неподлежащему призыву» и дамочек в рабочих беретиках и синих халатах. Видимо, это были сотрудники какой-то конторы, расположенной поблизости. По ходу подзатянувшейся прогулки отметилось, что с молодёжью в Москве было как-то негусто. Парней нашего возраста почти не было. А те, кто встречался, в основном были в форме различного
типа и фасона (военные, транспортники, милиционеры). Девушек видели, и даже очень симпатичных девушек, пользовавшихся косметикой. Но они были скорее приятным исключением среди прохожих, спешащих по своим делам.
        В небольшом помещении нашёлся свободный столик. Персонал столовой в лице хмурой раздатчицы и кассирши согласился нас обслужить - накормить без талонов. Пришлось использовать финансы, имеющиеся в нашем распоряжении. Появление бравой троицы фронтовиков внесло в процесс поглощения пищи некоторое оживление. Впрямую нас никто не расспрашивал и не разглядывал, но чувствовалось, что мы находимся в центре всеобщего внимания. Взятые нами блюда весьма красноречиво свидетельствовали, что нормы питания гражданского населения явно уступают тем, к которым мы успели привыкнуть на своём поле. Сразу же вспомнилась столовая учебно-тренировочной эскадрильи, тоже весьма далёкая от изысков. Хлеб, казалось, был какой-то нехлебный. Молочки, а также зелени не было в помине. И даже тёртой свёклы с чесноком или морковки с сахаром. Вспомнился студенческий прикол: «Что такое «синдром столовой»? - Это когда через полчаса после обеда невозможно определить: ел ты или нет».
        На весь процесс принятия пищи у нас ушло минут десять. Когда мы покинули гостеприимное заведение, Бородулин перестегнул ремень на одну дырочку потуже и задумчиво протянул:
        - Да-а-а… Дела-а-а…
        Наша прогулка продолжилась шествием по Садовому, которое в то время реально было зелёным. Садов, конечно, не наблюдалось, но в целом это были не «каменные джунгли», как в моё время. Потом мы снова прошли по Горького в обратном направлении. Ребята смирились с тем обстоятельством, что мороженого в военной Москве мы не найдём. Хоть бы пирожки какие-нибудь продавали! Решили напоследок в завершение культурной программы посмотреть на Большой театр. Кроме того, я вселил в них убеждённость, что ЦУМ, принадлежащий «Мосторгу», должен наверняка функционировать по своему назначению.
        Повинуясь профессиональному интересу нашего военврача, зашли в аптеку. Ассортимент поражал воображение. Не было даже аспирина и рыбьего жира. Зато продавались губная помада и «восстановитель для волос». Мы оказались единственными посетителями, чем вызвали повышенное внимание удивлённых аптекарши и кассирши.
        Проходя мимо гостиницы «Москва», я сообщил сослуживцам, что здесь обязательно должен функционировать нормальный ресторан. И обед можно будет повторить. Пофилософствовав о смысле жизни (мы же родились не для того, чтобы набивать брюхо) и сумме выданных нам денежных билетов, мы дружно пришли к выводу, что всё в этом мире преходящее, а только искусство вечно. Поэтому решили посмотреть Большой и Малый театры, благо шагать было недалеко. И если повезёт, то можно было бы попасть на представление. Для такого события не жалко и день потерять, а переночевать можно было бы на вокзале. О том, что ни оперы, ни балета нам не видать, я уже знал заранее, но не мог предупредить своих товарищей. Как потом ответить на вопрос: откуда мне известно о попадании в здание Большого немецкой «сотки»? Обогнув корпус гостиницы, мы вышли к площади с фонтаном. В оставшемся без меня времени здесь были установлены павильончики с сувенирами и блинчиками-пирожками. Блин, философия штука хорошая, но от чего-нибудь вкусненького с крепким сладким чаем я бы не отказался. Сейчас на этом месте обнаружился дощатый забор из горбыля, за
которым виднелся светло-серый полукруглый верх и угадывалась туша аэростата заграждения.
        На самой площади перед театрами было довольно людно. Проезжали грузовики и автомобили. В центре даже присутствовал регулировщик в белой довоенной форме. Видимо, по поводу солнечного летнего дня. Как раз сейчас мимо него процокала копытами лошадка, запряжённая в телегу. По реакции окружающих я сделал вывод, что это событие не является чем-то из ряда вон выходящим. Кстати, на улице было довольно жарко, и хотелось выразить сожаление, что для военнослужащих летний вариант формы с коротким рукавом появится лет через двадцать.
        В работающих кассах Большого билетов на сегодня не нашлось. Оказывается, представления давали в соседнем здании. Там вроде бы раньше была резервная или репетиционная сцена. Не повезло и с Малым театром. На афише был заявлен «Вишнёвый сад», но представление должно было начаться только через два дня. «Вот что такое «не везёт» и как с этим бороться». Степенная приветливая дама в тёмно-синем форменном костюме посочувствовала нашему несчастью и сообщила, что это будут последние представления, а потом сотрудники театра на два месяца уедут в составе фронтовых бригад. И также она выразила надежду, что мы сможем посетить театр в начале октября и что очередной сезон, конечно же, будет начат со знаменитой «Чайки».
        - Товарищи командиры, вы обязательно приезжайте. Труппа будет в полном составе. Только, к сожалению, сейчас не сможем вам зарезервировать билеты.
        Мы заверили её, что обязательно постараемся приехать, синхронно козырнули и отправились в сторону здания готической внешности, в котором разместился Центральный универсальный магазин.
        …Соседняя машина уже явно вышла из повиновения пилоту. «Ил» отчаянно плевался чёрными сгустками дыма. На оливковой зелени фюзеляжа были видны отверстия от пробивших его осколков зенитного снаряда. Штурмовик «танцевал» как пьяный, едва удерживая заданный курс.
        - Бабах! - звонко разорвался ещё один снаряд рядом с моей «шестёрочкой», и по бронекорпусу хлестанули осколки. Повисшую чёрно-серую кляксу мгновенно отнесло назад.
        Соседний штурмовик начал заваливаться на левое крыло и снижаться. Показалось нежно-голубое брюхо машины, покрытое пробоинами и потёками масла.
        - Прыгай! Прыгай…
        Мой крик срывают на хрип ларингофоны, которые я всё сильнее вдавливаю в орущую глотку.
        - Прыгай!
        Двигатель гибнущего самолёта выбрасывает шлейф ярко-оранжевого пламени. Чёрные кляксы разрывов опять появляются рядом. «Шестерочку» снова встряхнуло близким ударом зенитного снаряда. Послышался какой-то скрежет.
        Подбитый соседний штурмовик горит и, медленно вращаясь вокруг своей оси, теряет скорость и высоту…
        Да. Мы будем очень рады посетить первое представление в октябре.
        Только товарищеский рывок за руку, который выполнил мой механик, не позволил столкнуться с пожилой парой, неторопливо шествовавшей навстречу. Пробормотав извинения, я постарался как можно скорее прийти в себя. Сослуживцы посмотрели на меня с лёгкой укоризной.
        ЦУМ, здоровенные витрины которого были тоже закрыты щитами и завалены мешками с песком, к моему удивлению, работал. Обнаружив очередь, которая образовалась почти сразу возле входа, мы с Бородулиным по старой советской привычке сначала заняли её, а только потом отправили Мишку на разведку. Нам улыбнулось счастье. Давали душистое мыло. Сиреневое. То есть с запахом сирени. Ну чем не «Шанель номер пять»?! Вот это было вполне приемлемым подарком для дома. В итоге наших манёвров из очереди к прилавку, в очередь в кассу, грохочущую своим аппаратом, и обратно мы стали обладателями девяти изделий местной фирмы «Свобода». По три куска мыла каждому. И это только потому, что мы были военными с фронта (это на нас было написано?). Всем остальным давали только по два.
        В соседнем секторе с образцами парфюмерной промышленности скучала девушка в сером форменном костюме. Она отпустила тушь гражданочке, стоявшей передо мной, и уделила мне своё внимание. Удивилась моему выбору. Впечатлилась. Видимо, я был первым клиентом на этой неделе, который приобрёл духи во флакончике довольно приличного размера. Ещё бы! Это за 135 рублей-то! С другой стороны, как я слышал, буханка хлеба стоила примерно так же. Что поделать - коммерсант из меня всегда был довольно посредственный. Выручало только то, что за боевые вылеты заплатили какую-то надбавку, то есть что-то типа премии. И Мишке, кстати, тоже. Он же летал со мной воздушным стрелком, так что всё законно.
        В целом магазин поражал своей пустотой. Попадались даже отделы без продавцов и со свободными полками.
        Предлагались совершенно «необходимые» в быту вещи: щипцы для завивки волос, комнатные термометры, кружки от мозолей (что-то типа лейкопластыря) и какие-то светящиеся ромашки. Мишка разыскал в отделе игрушек подарки для своих братишек и сестрёнок. Он ещё хотел купить куклу и плюшевого медведя, но места в его мешке катастрофически не хватало. В поисках, где можно было бы купить чемодан или что-нибудь в этом роде, мы поднялись на пару этажей и упёрлись в строгого сержанта, преграждавшего путь в верхние помещения.
        Из непродолжительной беседы со служивым, основным ответом которого было «не положено», я с удивлением узнал, что выше квартирует какая-то воинская часть. Вероятно, зенитчики, дежурившие на московских крышах, а может быть, бойцы, патрулирующие улицы. А этот вояка заладил своё: «не положено, да «не положено».
        Небольшой фанерный чемоданчик, оклеенный снаружи коричневой клеёнкой (или же дерматином?), а внутри клетчатой тканью, поблескивающий никелированными замками и обивкой углов нам всё же удалось найти, кажется, на втором этаже. Мишка с нашей помощью перераспределил вещи - подарки, и мы помогли ему упаковаться, после чего он заявил об окончании своей закупочной миссии. Бородулин по моему примеру для милой супруги приобрёл духи и пудру. А далее мы с ним были в некотором раздумье: что бы ещё купить из такого «богатого» ассортимента. Причём чтобы не тратить попусту деньги на совершенно ненужные вещи.
        Для Ниночки я решил приобрести разноцветные ленты. Ну не куклу же ей было покупать! По-моему, ленточки были из натурального шёлка. Во всяком случае, стоили довольно дорого. Несмотря на это, пришлось выстоять небольшую очередь.
        Ах да, - забыл. Мороженого в ЦУМе не продавали.
        После того как обогащённая товарами «Мосторга» наша тройка покинула ЦУМ, я предложил пройти ещё немного в сторону площади Дзержинского (хотя если сказать «Лубянка», то никто меня за язык не поймает). У меня ещё теплилась слабая надежда увидеть «Детский мир». Может быть, он сейчас не будет богат товарами, что-то же должно продаваться.
        Чем дальше шли, тем яснее я понимал, что эти места я узнаю всё с б?льшим трудом. Когда прошли памятник Ивану Фёдорову, я признал, что прилетела противная птица обломинго. «Детского мира» не было. Естественно, надежда на мороженое испустила последний вздох и скончалась. Так ведь и знаменитого оранжевого здания КГБ не было. На его месте высилось какое-то сооружение в дореволюционном стиле с башенками и часами наверху. Похожий по архитектуре дом стоял на месте самого детского из всех магазинов. Вместо памятника Железному Феликсу снова наблюдался круглый цветник. Или не «снова», а «ещё»? По случаю войны даров Флоры на клумбе не наблюдалось - просто зелёная трава.
        Я уже хотел вернуться по Никольской в метро и направиться к месту проведения заслуженного (выцыганенного) отпуска, когда ребята рассмотрели, что со стороны площади наблюдается некоторое оживление. Там обнаружилась неприметная стеклянная дверь в небольшую кафешку. При подходе к точке вожделения нас остановил для очередной проверки патруль. На странный вопрос, а какого этого самого мы тут собственно забыли, вполне резонно сообщили, что это единственная найденная нами точка, где можно перекусить. А если товарищи московские военнослужащие (это очень интеллигентно-издевательски проговорил Бородулин) сообщат командирам, которые несколько часов назад только прибыли из действующей Красной Армии, где ещё можно нормально пообедать, то мы будем им безмерно признательны. Старшему лейтенанту - начальнику патруля, вероятно, было не до нас, и он согласился, что в округе это единственное место, где можно поесть, и, козырнув, вернул нам удостоверения и отпускные документы.
        Только зайдя в помещение обнаруженного заведения общественного питания, я сообразил, чем было вызвано повышенное внимание к нашим персонам со стороны патруля. В помещении кафе практически все посетители были в военной форме. Причём в абсолютном большинстве со звёздами на рукавах, с петлицами красного (точнее - «крапового») цвета и шпалами. Видимо, товарищи с кубарями пользовались внутренней столовой, а товарищам с ромбами и так всё приносили непосредственно в кабинеты. В целом создалось такое впечатление, что это заведение имеет отношение к соседнему дому с часами, который потом перестроили и перекрасили.
        Цены были вполне демократическими и примерно раза в два ниже, чем там, где мы успели пообедать ранее. Здесь тоже в ходу были талоны, но б?льшую часть блюд отпускали за наличный расчёт.
        И знаете, что ещё продавали только за деньги? Ни за что не угадаете - пиво. Чуть в стороне от основной витрины, где можно было приобрести изделия местных кулинаров, приятная дама в белом переднике поверх лёгкого платья с короткими рукавчиками и какого-то подобия диадемы из накрахмаленной кружевной ткани поверх причёски наливала в стеклянные бочкоподобные кружки пенящийся напиток. Причём очередь к ней состояла всего из трёх военных, которые степенно переговаривались между собой, ожидая момента получения заказа. И никакой очереди и воплей, никто не лез со своим бидоном или трёхлитровой банкой. Как будто они минеральную воду в кисловодском бювете брали, а не пиво в единственной точке на всю Москву.
        В остальном заведение было довольно скромным, можно сказать, аскетичным, как по оформлению, так и по выбору и размеру блюд. Немногим разнообразнее, чем в обычной столовой. Ну, ещё отмечу, что был винегрет и ещё какой-то салат, напоминающий по виду оливье. Помидоров и огурцов не наблюдалось. Так же, как и знаменитого салата из «крабовых палочек» с кукурузой, которым в прежней реальности радуют праздничное застолье все хозяйки. Впрочем, как и все точки общественного питания от рабочей или студенческой столовой до ресторана обладают секретом приготовления этого блюда.
        О качестве и вкусе пива я ничего не скажу - поскольку в этом ничего не понимаю. Как оказалось, Салихов и Бородулин тоже. Ну, пиво и пиво. Поудивлялись, что его здесь удалось купить и попробовать, вот и всё. Мы им запили котлеты с макаронами и почувствовали себя вполне готовыми к дальнейшей дороге. Дружно сошлись во мнении, что на лётном поле нас кормили-поили лучше. Даже с учётом того, что паёк у моих сослуживцев был немного пожиже лётного.
        Последние пять минут мы стояли, обсуждая нашу будущую встречу в Куйбышеве. Для того чтобы доехать до места назначения, мне надо будет отправиться в дорогу с Казанского вокзала. Для этого после отпуска придётся вернуться из Павлика в Москву. Аналогичное путешествие светит и нашему доктору, отправлявшемуся сейчас на Ярославский вокзал к своей семье, которая живёт в эвакуации в Иваново. А Мишка из Казани будет добираться напрямки. Бородулин пообещал мне, дескать, пока будем получать новые машины и комплектовать личный состав, он уделит больше внимания моей персоне в смысле того, что черепно-мозговые травмы вещь коварная и ещё неизвестно как могут отозваться. Кроме этого, он выразил желание при помощи специалистов посмотреть, что же это у меня с ногами и почему я иногда прихрамываю. Короче, если он так пошутил, то мне эти приколы не понравились. Но виду я не показал. Сказал в смысле того, что «да», «хорошо бы» и что «самому давно пора, да всё некогда».
        Потом пожали друг другу ручищи, похлопали по плечищам и расстались. Я помахал ребятам, направившимся в круглые арки станции «Дзержинская», и повернул в сторону Никольской, то есть 25-го октября. Что за странное название? Во, вспомнил! 25-е октября - это седьмое ноября по старому стилю. То есть наименование можно интерпретировать как улица «Дня Революции».
        Совершенно неожиданно для себя уткнулся в очередь, которая выпустила свой хвост из углового магазина. Две дамочки, стоявшие передо мной, сообщили, что сегодня привезли сдобу и она в свободной продаже, то есть без талонов. Причём слова «сдоба» и «свободная продажа» были произнесены тоном, приравнивавшим это событие к аукциону огранённых ювелирных алмазов по бросовым ценам всем желающим. Белый хлеб в виде булок и булочек я последний раз лицезрел восемь месяцев назад в своей реальности. Поэтому я решил, что до «дома» я доберусь так или иначе, даже опоздав на «кукушку», а вот булочек захотелось - аж спасу нет. Очередь оказалась невеликой и двигалась довольно скоро. Сыграло роль, что помещение было маленьким, поэтому продавщица и кассирша работали вплотную друг к другу. Одна пробивала, а другая отпускала. Мне очередной раз повезло, что был в форме, поэтому я смог купить не только две ещё тёплые булки, но и самый настоящий калач. Всем остальным продавали всего лишь по одной булке в руки.
        Я не дошёл до ручки, а именно с ручки и начал. Ну как тут удержишься?! Ароматный, с хрустящей золотистой корочкой, ещё тёплый. Мягонький… Сто лет такого не ел!
        Я отломил ручку от калача. Остальную вожделенную Сдобу (именно так, с большой буквы) убрал с прицелом довезти до дома. Знаю, что есть на улице и на ходу неприлично, но удержаться не смог. Тем более мне простительно - надо было спешить, так как расписания пригородных поездов я не знал, а булочная «съела» у меня полчаса.
        Где на Курском вокзале искать кассы и стенд с расписанием, я помнил по прошлому разу. Выяснилось, что мой поезд отправляется на этот раз с боковых путей. С билетом в кармане я почувствовал себя как-то увереннее и пошёл прогуляться по вокзалу и его окрестностям.
        Первое, что сразу бросилось в глаза, ещё когда я вышел из дверей вестибюля метро на улицу, - по сравнению с зимой народу заметно прибавилось. На здоровенной площади перед вокзалом по-прежнему не было транспорта. За исключением тележки, в которую была запряжена самая настоящая живая лошадь (всё никак не привыкну), с которой сгружали какие-то доски. Чуть дальше у входа стояли полуторка и трёхтонка. Интересно, а в это время такси уже было? По-моему, было. Не помню, где мне про это попадалось, но такси, кажется, в Москве существовало. Правда, за всё время нашего путешествия нам не встретился ни один автомобиль с «шашечками». С другой стороны, ни одного автобуса я тоже не видел, а они существовали однозначно.
        Звенящая мелочь изрядно досаждала, оттягивая штаны своим весом. Кошелька или портмоне у меня, естественно, не было, поэтому, начиная с метро у Киевского вокзала, монетки разного достоинства оккупировали правый карман. Чтобы обеспечить себе занятие на время дороги и потратить мелочь, я купил в киоске на вокзале «Правду» и «Известия». Блин, ну что за жизнь… Ни кроссвордов-сканвордов в дорогу, ни книжечек каких-нибудь с детективами или произведениями для романтичных дамочек… А гражданин в круглых очочках, который продавал свежую прессу, был такой строгий и суровый, как будто сводку на первой странице он писал самолично, непосредственно под присмотром товарища Сталина. Хоть бы ещё тетрадки-карандаши продавал заодно - так ведь нет, только две эти газеты.
        Я успел отвыкнуть от вокзальной техники, потому, когда вдруг из громкоговорителей объявили очередной поезд, даже чуть вздрогнул. Этого зимой точно не было. Как и не было детей на вокзале. А теперь подрастающее поколение было представлено юными гражданами в возрасте лет от трёх и старше. Одна дамочка даже толкала перед собой странное сооружение, похожее на детскую коляску. Только почему-то было несколько ниже тех колясок, которые были привычны в моё время. Ребятня вносила некоторое оживление в вокзальную повседневность. Разноцветные платьица в горошек и клеточку разнообразили серо-коричневую и оливково-зелёную гамму одежды взрослых. И конечно же, отдельным представителям детского племени было просто невозможно спокойно стоять в очереди или сидеть в зале ожидания. Они старались побегать и помельтешить под ногами пассажиров. Малыш, которого тётушка, стоящая в кассу, держала за руку, чтобы он не убежал, время от времени подпрыгивал на месте благодаря избытку внутренней энергии.
        Комендантских патрулей на этот раз было несколько. Один прогуливался перед зданием вокзала, другой, который остановил меня для проверки документов, курсировал внутри. У главного входа дежурили два сотрудника милиции. Бравый лейтенант - начальник патруля, видимо, только получивший заветные кубари при выпуске из училища, поинтересовался, почему документы мне выписаны сегодняшним числом и откуда я приехал в Москву. Предоставленные мной объяснения были сочтены убедительными, поэтому дальнейших вопросов и проверок не последовало. Ещё один патруль, прошедший вдоль перронов, я увидел в окне зала ожидания.
        По старой памяти посетил буфет. Здесь повезло больше, чем на Киевском вокзале. Пива и соков не продавали. Зато снабдили стаканом горячего и сладкого (!) чая. Ещё купил пирожок и бутерброд с колбасой. Попытка затариться на дорогу вызвала возмущение продавщицы, которая довела до моего сведения, что если некоторые несознательные лейтенанты скупят невеликие запасы, то остальным пассажирам придётся остаться голодными. Интересно, много ли было желающих воспользоваться услугами местного буфета за сумму, эквивалентную трети зарплаты младшего медицинского персонала тылового госпиталя? А ещё мне было предложено посетить местный (в смысле вокзальный) ресторан.
        От предложенного визита к рестораторам я решил воздержаться. Пирожок пополнил дорожные запасы. А весь остальной добытый корм составил мой полдник. Вот ведь же разбаловали нас на - аэродроме. Хоть в последний месяц наша пайка заметно оскудела, но всё равно по сравнению с москвичами мы просто жировали. Во всяком случае, у лётсостава мясо было каждый день. Подумав о смысле бытия в русле того: «мы живём, чтобы есть, или же мы едим, чтобы жить?» - я решил, что до прибытия в ЗАБ следует ремень затянуть потуже.
        МОСКВА - ПАВЛИК
        Минут за пятнадцать до отправления пригородного поезда я решил занять место в вагоне. Отмечу, что пассажиров стало гораздо больше, чем в прежнюю поездку. Многие места оказались заняты. Мне уже светило примерно половину дороги проделать стоя, однако меня пожалели и предложили присесть на лавочке.
        - Вы садитесь. Толя, уступи место военному, видишь, у него ноги болят.
        А я и не заметил, как снова начал прихрамывать. Это, наверное, из-за того, что по центру Москвы погуляли. Я уже, откровенно говоря, отвык от долгих путешествий. Нет, конечно, по полю за день приходилось побегать, но вот чтобы почти три часа на ногах без перерыва, такого давно не было. Хотел отказаться, но понял, что погорячился с нагрузкой на нижние конечности. Лучше будет посидеть на лавочке до своей станции. А то мне ещё потом до дома добираться. И желательно это сделать раньше, чем лягут спать «родные» (или уже можно без кавычек?).
        Анатолий, устроившийся на коленях своей матери, внимательно оглядывал мою личность (вырастет - станет особистом). Клетчатая рубашка с коротким рукавом заправлена в своеобразные шорты с помочами. Ещё ему очень хотелось поболтать ногами, а теперь из-за чужого дяди, который занял его законное место, он лишился такого развлечения. По закону чести, принятом между истинными джентльменами, следовало принести извинения за причинённые неудобства. Что я и сделал, пожертвовав припасённым пирожком.
        - Прости, старик, - сказал я ему, протягивая угощение.
        Выкуп был благосклонно принят. Через некоторое время, после того как наш поезд уже стучал колёсами по рельсам и даже успел остановиться у пары платформ, у нас завязался «вагонный разговор».
        - Ты не старый, а почему тогда хромаешь? - спросил меня пацанёнок.
        - Да понимаешь, сегодня долго ходил, вот ноги и заболели.
        - Ты ранетый? - Причём это было скорее утверждение, чем вопрос.
        Я сознался, что было такое дело, но сейчас уже почти всё прошло.
        - У меня тоже не болит. Я вот тут тоже ободрался, и как у тебя царапина на голове была. И всё уже зажило. А у тебя ещё нет.
        - И у меня заживёт. Только потом. Это потому что я сильнее поцарапался.
        - А ты на фронте был? Как дядя Вася?
        - Да, был на фронте.
        - А дядю Васю убили. Тётя Зина очень сильно плакала, когда «похоронку» принесли. Мама её тогда держала и обнимала. А я с кухни воду приносил. Из чайника холодную сам наливал.
        Малец, наверно, лет пяти-шести. Но слово «похоронка» выговорил чётко и привычно. Как будто речь шла о самом обыденном деле. Я вопросительно посмотрел на женщину, державшую Толю на коленях.
        - Соседка наша по квартире. Убивалася сильно по мужу. Так и не отошла до сих пор. Иногда идёт куда, забудет, встанет и плачет.
        Про себя автоматически отметил, что женщина как-то непривычно выговаривает слова. «Г» смягчает почти до «х», чуть сильнее напирает на «а». Видимо, из приезжих. На вид лет тридцать, не больше. Только это можно понять, если рассматривать её подольше. Светлый беретик и неудачная короткая стрижка прибавляли ей лишний десяток годков. И по рукам можно было сразу сказать, что они знакомы с тяжёлой работой. А также о том, что стиральные и посудомоечные машины ещё не вошли в постоянный обиход.
        Про отца мальчика спрашивать не захотелось. Может быть, и тут тоже была чёрная воронка беды, оставленная войной. Но к счастью, обошлось.
        - А мой папа тоже на войну ездеет. Он туда солдатов на поезде возит. А ещё пушки и танки.
        - Машинист, значит? Или кочегар?
        - Машинист. - Это было сказано с гордостью. - А мама тоже на железной дороге работает. В депе.
        - В депо, - поправила его мать.
        - А у тебя пилотка красивая. Дай посмотреть?
        - Держи, только не уколись. Там иголки вдеты.
        - Красивая. А почему у всех пилотки зелёные, а у тебя синяя?
        - Такую выдали. Чтобы красивее было.
        - А вот и неправда! Думаешь, я маленький и не знаю? А я всё знаю. У тебя вот значок такой специальный. Ещё у тебя штаны синие. А всё потому, что ты лётчик.
        - Лётчик, - пришлось признать, что юный детектив полностью раскрыл моё инкогнито.
        - А почему тогда ты не на самолёте летишь, а на поезде едешь?
        - Потому что мне дали отпуск, а самолёты остались на войне. На них сейчас другие лётчики летают. Если я на самолёте домой улечу, то они на чём воевать будут?
        - Пусть они другие самолёты возьмут. У них их что, мало, что ли?
        Вот теперь выкручивайся как хочешь. И правду не скажешь, и врать нет никакого желания. Даже в шутку. Советская пропаганда сыграла в этом случае против меня.
        - Тут, старик, такое дело. Ты кулаком стукнуть можешь?
        - Могу, только мама и Марья Лександоровна ругаться будут.
        - А если у тебя в кулаке палец болит или его совсем нет, ударить можно будет?
        Толик сжал свой кулачок. Потом попробовал отогнуть то один палец, то другой. Было ясно, что так боксировать будет неудобно.
        - А когда у меня палец болел, то я не дрался, я со всеми тогда водился.
        - Вот, а нам так нельзя. Нам воевать надо. И чтобы все самолёты были на фронте.
        - Я знаю, надо врагов сильнее бить.
        - Точно, старик!
        Мама с Толиком сошли в «Железке»[65 - «Железка» - местное наименование станции Железнодорожная Горьковского направления (до 1939 года именовалась Обир?ловка). Входит в Московско-Курский центр организации работы железнодорожных станций. Расстояние от Москвы - 24 километра. Благодаря Л. Н. Толстому навсегда связана с образом Анны Карениной.]. Мы, как настоящие крутые парни, на прощание пожали друг другу руки.
        Пейзаж за окном не баловал своим разнообразием. Только зелень, в которой иногда мелькали придорожные домики, и платформы, на которых тормозил наш состав. Пассажиров в вагоне с каждой станцией оставалось всё меньше. У окна освободилось место, на которое я пересел. Что-то с непривычки путешествие несколько утомило. На оставшуюся часть пути у меня были планы подремать.
        …Гул. Двигатель в норме. Без провалов и без подвываний. Впереди и чуть ниже идёт первое звено. «Шестёрочку» покачивает. Мы слишком низко «бреем» над землёй, и чувствуется влияние поднимающегося нагретого воздуха.
        - «Грачи», минута до цели, - скрежещет по ушам голос комэска, искажённый мембранами наушников. - Открыть бомболюки.
        - Я - «Грач шесть». Принято.
        Взгляд влево-вправо. Ведомые «висят» рядом, чуть отстав в строю «клин».
        Передние машины начали подниматься вверх.
        Увеличиваю обороты и тяну штурвал на себя. Чуть откидывает назад. Стрелка высотомера начала медленно вращаться по часовой. Как ведомые? Держатся. Не отстали.
        - «Грачи», разбить строй в лаву.
        Слегка креню машину и «даю ногу». Наше звено скользит вправо. Выравниваемся. Блин горелый! Ровно не получилось. Машины первого звена выше и чуть больше вырвались вперёд. После разбора полётов Андрей лично, то есть один на один, выскажет всё, что думает о моей технике пилотирования. И выровняться уже не успею - сейчас «посыпемся» вниз.
        - Я - «Грач семь». Атака!
        Первое звено опустило носы и начало скольжение вниз.
        - И-раз, и-два, и-три, - считаю уже на автомате. А теперь зажав ларингофоны, громко: - Я - «Грач шесть». Атака!
        Штурвал от себя. РУД на себя.
        Иду вниз чуть круче, чем надо и чем подсказывает здравый смысл. Зато колонна техники всё это время у меня в ромбе прицела. Если сейчас открою огонь бортовым оружием, то будут гарантированные попадания. Но в колонне что-то кургузое и бронированное. Эту пакость пушки и ШКАСы не возьмут. Ща-а… Люки открыты… Чуть на себя… Зажимаю «сброс» и ору своему звену:
        - Сброс, бросай! Давай сброс!
        Машина, освободившись от тяжести, подпрыгивает вверх. Резко - РУД вперёд.
        - Бом, бом, бдзынь, бдзынь! - Попадания по корпусу и по бортовой броне. Это всего лишь пулемёты. Это мы потерпим.
        - Я - «Грач шесть», крути вправо! Раз-з-з!
        Наша тройка со снижением уходит в сторону. Точно по курсу прежней траектории разрываются гроздья МЗА. Бог миловал, на этот раз увернулись. По нам только снова стеганули пулемёты.
        Всё. Паутина трассеров осталась за хвостом. Машина начинает подъём. Где ведомые? Молодчики. Тянем вверх и вправо. Ща на разворот, и мы вас ещё эрэсами «причешем».
        Первое звено отвернуло влево. Вираж за своим ведущим начали синхронно, как на авиашоу. Чёрт возьми, за третьей машиной появился пушистый сероватый хвост. Штурмовик подбит, но продолжает выписывать манёвр.
        Наше звено выравнивается, и мы отбегаем для повторного захода. Парни держатся за мой хвост. Ещё довернуть… вышли в горизонт. Колонна под нами. Есть поражение! Начали подниматься чёрные дымовые столбы. Эх, маловато только будет. Нам бы немножко поточнее…
        Где Андрей? Есть, наблюдаю его звено. Машины выходят из крена. Что за ядрёный корень… Мать за мать в перемать… Подбитая машина продолжает крутить вираж, отрываясь от остальных. Ковалёв и его второй ведомый этого не видят, они сами только вышли в горизонт и перекладываются в новый вираж.
        - Я - «Грач семь». Атака эрэсами и бортовым!
        Не видят!
        Ни сказать, ни остановиться не могу - сорву встречную вертушку захода и дам фрицам возможность поднять голову.
        - Я - «Грач шесть». Атака эрэсами и бортовым оружием! - Могу только продублировать и начать свой заход.
        Всё, наблюдать за ребятами возможно лишь краем глаза, чтобы не выйти на пересечение курсов. Всё внимание на цель. Центр круга прицела со столбиком разметки и центральной точкой сошлись на грузовике. Огонь!
        Сход эрэсов с направляющих слышу сквозь гул движка только фырчанием. На деле стоит свистящий визг и рёв. Ракеты вижу как яркие красно-оранжевые шарики с пышными расширяющимися хвостами, которые рванулись к цели, опережая наши машины. Большие пальцы вдавили клавиши ШКАСов и ШВАК. Мимо огненными стрелами с дымными хвостами проносятся эрэсы, пущенные ведомыми. Боковым зрением вижу, как летят к колонне на дороге трассы их бортового оружия.
        Прекратить огонь! Штурвал на себя. Выво-о-дим.
        - Крути влево! Раз-з!
        Снова перегрузка вдавливает в бронеспинку и в парашют. Терпимо. И пары «Же» нету. Но ощущается.
        Почему так сделал? Сам не скажу - так и не понял, что меня заставило так поступить.
        - Переложить вираж вправо! Живо! Ра-а-з-з!
        Договорённость нарушена, описываемая восьмёрка разорвана… Что на меня нашло?
        И замечаю серию вспышек слева. Повисли чёрно-серые гроздья разрывов. Если бы не переложил вираж в другую сторону, то одна из машин моего звена была бы сейчас сбита. А может, и не одна…
        Комэск отваливает от колонны, прижимаясь к кромке лесной опушки, разрывы зениток легли над кронами деревьев. В серо-чёрных гроздьях замелькали листья и ветки. Никогда такого не видел… Чёрт! Их только двое… Где подбитый «Ил»? Мне не то что оглядеться - дышать приходится через раз… Где же он?.. Ушёл?
        Разбитая колонна на дороге расползается и пытается через поле удрать в ближайший лес. А это вы, гады, зря. По заросшей пашне скорость меньше будет, да ещё застрять можно. Мечутся лошади, пытаясь вырваться из упряжки, сталкиваются телеги. Кто-то бежит, кто-то валяется на дороге, кто-то старается спрятаться в придорожной канаве.
        - Я - «Грач шесть». Приготовить бортовое оружие.
        Всё, мы довернули, и теперь можно ещё раз нанести удар.
        Я увидел сбитый штурмовик. Он лежал на боку возле дальней опушки леса, недалёко от просёлка, с которого разбегалась разбитая колонна. Одно из крыльев лежало в стороне, нос машины закопался в землю, хвост приподнялся. Над корпусом поднимался чёрный дым, сквозь который прорывались языки пламени.
        Пара комэска, развернувшись над лесом, снова начала заход. Мы атаковали с противоположной стороны, почти на встречных курсах. Зенитная установка с автоматическими пушками сползла с дороги и начала гореть. Две другие пытались обстреливать наши машины. Но скоординированного защитного огня у немцев уже не было. По нам с земли били несколько пулемётов, но их огонь был слишком слаб.
        - Я - «Грач шесть»! Атака!
        Точка прицела легла на ближайший грузовик. Клавиши бортового оружия зажаты. Трассы вспарывают кабину, разлетаются стёкла, что-то вываливается из кузова. Стоп! Перенести точку прицела на следующий грузовик. Огонь!
        Штурвал на себя… выводим… ещё приподнять свои четыре с половиной тонны…
        - «Грачам» - сбор! «Грачам» - сбор!
        Пара Андрея ходит зигзагами выше и левее.
        - Комэск! Дай ещё! Ни одна с*** не уйдёт! Дай, мы расплатимся!
        Получается даже не хрип, а какое-то карканье. Глотка пересохла… Карканье грача! Я - грач!
        - …ходим! «Мессера»! Слева тридцать - «мессера»! Уходим!
        Вот ведь зараза! Как от любимой женщины отрывают. Которую только милов?ть начал! Не дают эту пакость внизу додавить…
        Комэск собирает нас «змейкой». Догоняем. Блин, забыл заслонку. Срочно открыть. А то движок вскипячу. Пристраиваемся. Андрей, убедившись, что мы взяли его за хвост, повёл группу со снижением. Курс десять. Высота постепенно уменьшается.
        Оглянуться.
        Есть. Вот они - эти жабы. Четыре.
        Езжать твою запаску! Вот влипли… Догоняют.
        - Андрей, сколько до «ленточки»?
        - Минут десять. Прижимаемся ещё ниже. Дойдём до своих - «мессера» отвалят.
        Машины в пологом скольжении набрали скорости почти до четырёх сотен. Но этого мало против «мессеров» с их 650. А они ещё могут увеличить угол снижения и врубить форсаж. Будет 700. С-с-сучки-веточки!
        «Ленточка» никогда не бывает спокойной. Даже если никто не ведёт огонь, то над ней висит какая-то пыльная дымка, или дымный туман. Не знаю, как у кого, но каждый раз, когда пересекаю линии траншей, чувствую удар по нервам.
        Ниже. Ещё ниже. Затеряться на фоне лесных опушек и полян.
        Нет. Не удастся. Не в этот раз.
        «Мессера» уже вцепились и нагоняют.
        Линию фронта мы просвистели на высоте не более тридцати метров. Даже стандартного «приветствия» МЗА не последовало.
        А эти четыре падальщика уже висят в километре и всё нагоняют. Они нас видят. Всё из-за изношенных двигателей. За каждой машиной тянется хвост. Слабенький такой, но, так его растак, нас он выдаёт.
        Оглядываюсь. Надо что-то делать. От фронта мы отошли недалеко, «мессера» чувствуют себя здесь спокойно. Нам надо подальше на восток убежать, тогда бы они точно отвалили. Сердце стало биться почти в глотке. Начало давить виски. Ещё несколько минут, и они выйдут на дистанцию открытия огня.
        «Делай что должно, и пусть будет что будет». А что должно? Что будет? В самом худшем случае Андрею придётся указать в рапорте, что не вернулось два штурмовика. Мне же предстоит выяснить эмпирическим путём, будет ли открыт обратный портал в случае моей гибели в этой реальности. Ну? Только бы парашют сухим оставить…
        - Я - «Грач шесть». Звену следовать за «Грачом семь»! Исполнять!
        Штурвал плавно на себя. Левый крен, правую ногу вперёд. Меня начало выносить вверх и разворачивать влево. Двигатель и так звенит на высших оборотах. Что-то скрежещет…
        - Назад! Сдурел? Назад, Лёха!
        - Уводи ребят!
        - Я приказываю вернуться в строй!
        - Я прикрою!
        - Раскудрит твою берёзу, назад, Журка! Под трибунал пойдёшь!
        Дальше я уже не слушал. Достаточно того, что Андрей уводил группу.
        Гр-р-ра! Ну, кто тут желает со мной в лобовую?!
        Идёт охота на волков, идёт охота!
        На серых хищников матёрых и щенков!
        Налетай! Я сейчас на свинец щедрый! Всех попотчую! У меня уже пальцы на клавишах. Лишь нажать осталось.
        - …эрой долбаный! Только сядь мне!..
        Пелена резкого поворота («очи чёрные» - это так наши знакомые ястребки называли) ушла с глаз. Где они? Где? Зашли в хвост? Не вижу! Куда делись? Нет их…
        Четыре «мессера», отвернув, уходили на запад. Должно быть, они решили, что зашли слишком далеко на нашу территорию, и прекратили преследование. Андрей сделал всё правильно.
        Облегчение пришло, словно удар в солнечное сплетение. Как будто из меня дух вышибли. Когда вышел из обратного разворота, почувствовал, что дрожат руки и ноги. На этот раз обошлось. Будем жить…
        Глубоко вдохнуть, теперь выдохнуть. Закрыть глаза. Успокоиться. Всё, уже можно реагировать на матерщину комэска. Ещё один глубокий вдох… Выдыхаем, открываем свои видеодетекторы…
        Блин горелый! Едва успел подхватить падающую на пол вагона пилотку. Это ж я не задремал. Это ж я полновесно вырубился. Ё-моё, это где мы сейчас едем? Павловский Посад, часом, не миновали?
        Спасибо соседям по вагону. Они меня успокоили, что моя станция скоро будет. Фу! Надо хоть ноги размять. В соответствии с этими соображениями я направился в тамбур. Ожидал там встретить группу курящих товарищей и приготовился терпеть табачно-дымовую атаку. Однако, к моему удивлению, в тамбуре стоял, потягивая папироску, только один капитан с чёрными петлицами. Оценивающе взглянув, он молча протянул мне пачку «Беломора». Поблагодарив, я вежливо отказался. Капитан понимающе кивнул и, отвернувшись, стал смотреть в окно вагонной двери.
        Объявлять остановки никто не собирался. Поэтому, как и прошлый раз зимой, на каждой платформе я высовывался из вагона, чтобы оглядеться по сторонам. Чуть не сошёл раньше. Хорошо, мне подсказали, что я поторопился.
        Стучат колёса. Мелькает за стеклом зелень разного оттенка. Тополя, клёны, ёлки… Кусты… Вон цветёт что-то. Иван-чай? Может, иван-да-марья? Надо бы уже научиться разбираться в родной природе. Вечернее солнышко перестало жарить, а стало ласково греть. Сквознячок вытянул табачный дым. Капитан, погружённый в свои размышления, смотрел в противоположное окошко.
        Я вышел из вагона на довольно большой платформе и поспешил в голову состава. Ух ты! А вот и паровоз. Надо было в первый вагон перебраться и рассмотреть это чудо техники. Кроме шуток. Ну нравятся мне паровозы - они как будто живые, хотя и железные. Ещё когда впервые на картинке в книжке увидел, так сразу и захотел в реале посмотреть. И всё почему-то не везло. Если в прежней реальности и встречал, то всё как-то проездом-пролётом. Некогда было рассмотреть как следует. На той же Поклонной горе разглядеть «Эшку» не дали[66 - В комплексе на Поклонной горе установлен паровоз марки «Э»; на сленге железнодорожников «Эшка», «Эхо», «Эшак». Экспонатом стал локомотив марки «Э-у», то есть усиленная (повышенной мощности и экономичности)..]. Моим Красотуле и Лизке было непонятно, почему я там застрял, и они потянули меня дальше смотреть технику. А тут такой чёрный красавец в красной окантовке стоит, попыхивая паром. Как будто вот только прибежал, сейчас отдышится и снова рванёт в галоп.
        Из кабины машиниста выглянул усатый железнодорожник в годах. Поправил свою фуражку и, заметив моё внимание, спросил:
        - Ну что, командир, понравилась наша «Сушка»?
        А какое отношение локомотивы имели к КБ Сухого? Они ещё и паровозами занимались? Что-то не верится[67 - В данном случае речь идёт о паровозе марки «Су» - Сормовский усиленный; на сленге железнодорожников «Сушка».].
        - Да, - сказал я восхищённо, - аппарат что надо!
        И по реакции железнодорожника, который усмехнулся в усы, понял, что ответ ему пришёлся по душе. Он махнул мне на прощание рукой и исчез в своей будке.
        Тётушка в железнодорожной форме, державшая красный флажок, подтвердила, что я достиг крайней точки своего маршрута. Оглянувшись, я увидел водонапорную башню. Ну, значитца, мы на месте. Напоследок посмотрел представление под названием «отправление пригородного поезда». Железнодорожница сверилась с карманными часами и, отойдя в сторону, дёрнула за шнур станционного колокола. Под раздавшийся звон она вернулась на место и сменила красный флажок в своей руке на жёлтый. Паровоз издал звук (что-то среднее между свистом и рёвом). Очень громко. Хорошо ещё, что успел пройти несколько вагонов в направлении хвоста. А работнице железной дороги-то каково? Это если каждый день так по несколько раз, то к старости можно и оглохнуть. Потом из трубы локомотива резко начали подниматься клубы дыма. Откуда-то из-под колёс с шипением вырвался серо-белый пар. Вагоны последовательно брякнули и начали медленно двигаться. Набирая ход, состав отправился дальше.
        Пропустив конечный вагон, я спрыгнул с платформы и пошагал в сторону вокзала, переступая через пути. В само здание мне заходить было без надобности, поэтому, надев вещмешок в обе лямки, я направился по уже проторённому маршруту.
        КОГДА НОГИ НЕСУТ ТЕБЯ САМИ
        А мы с тобой, брат, из пехоты…
        А летом лучше, чем зимой…
        Соглашусь, конечно. Определённо лучше. Тепло, солнышко пригревает. Сейчас уже скоро закат будет, поэтому не очень жарко. Зелень кругом. Даже одноэтажные домики стали какими-то приветливыми и нарядными. Наверно, из-за цветов в палисадничках под окнами, выходящими на улицу. Опять же, шагать по дороге (асфальт почти не виден) приятнее, чем скользить по льду и месить валенками снег. А то, что прихрамывать начал заметнее, да и болеть стало сильнее, - так это пустяки. Мне идти всего ничего осталось.
        Раскланиваюсь со встречным местным населением. Тётушки стоят на дороге, что-то негромко обсуждают, мужички вон у забора курят сидят. Парнишка ведро с водой от колонки понёс. Здороваются. Потом смотрят мне вслед.
        - Лёш, это ты, что ли? - Ну вот - признали. Оборачиваюсь, улыбаюсь, снимаю пилотку, на ходу машу ею дамам, которых только что миновал.
        - Я! Вы моих не видели? Они дома?
        - Дома. Они недавно проходили.
        - Дома-дома! Вот им радость-то! - отвечают мне. Одну из соседок я, кажется, узнал. Я ей зимой помогал с дровами вроде бы.
        Мне смотрят вслед. Не отрываясь. С какой-то надеждой. Как будто если я пришёл, то и у них всё будет хорошо и скоро таким же вечером в своё жильё вернётся тот, кого они ждут с войны. Дай-то Бог…
        Вот и знакомый домик. Дом Лёшки Журавлёва…
        А где же мой дом? Может быть, навсегда теперь это и есть мой дом? А как же мои? Как же там без меня Красотуля и Лизка? Господи, как же я по ним соскучился… Все эти военные месяцы летели как лента конвейера - делай, делай, делай. Взлёт, работа, возвращение… Ребята… С кем ещё недавно стоял в строю и толкался локтями в столовке… И вот на их месте за столом только стакан с кусочком чёрного хлеба… Отвернуть от очередной «кляксы» разрыва, которая встряхнула твою машину, и понять, что коса Безносой снова просвистела мимо тебя и твоих парней. Дотянуть до своего поля и плюхнуться, стараясь не слишком изуродовать и без того побитую машину… Прежде чем ответить Мишке на вопрос «…как аппарат?» сначала сплюнуть кровь из разбитой губы и прохрипеть «…норма…». И всё это время запрещать себе думать о реальности, из которой меня вырвало, где осталась прежняя жизнь.
        Как же тяжело это всё вдруг навалилось. Пришлось даже опереться на открытую калитку, а то голова начала кружиться. И тут же мелькнуло: «Не дай бог Бородулин узнает, - точно стану нелетающим комсоргом эскадрильи». Это уже из этой реальности. Из 30 июня 1942 года. Это уже успело врасти в меня. А я сам в эту жизнь ещё как-то не вписываюсь. Учебная эскадрилья, фронтовой аэродром - там я чувствовал себя на месте, при деле. А вот прошёлся по Москве, и сразу же стало ясно - не моё это. Неуютно. И не моё время, и не по мне.
        Прикрыв калитку, я зашагал по направлению к крыльцу веранды. В стёклах блеснуло золотом заходящее солнце.
        А если бы Машенька и Лизка были здесь со мной? Х-м… Вот я об этом как-то не подумал… А что? Так тоже можно? Да? А как?
        Ну, хорошо. Мои девушки бы здесь прижились. И даже подозреваю, что акклиматизировались… Оп, снова «пришла» картинка: Лизавета перед строем таких же ребят в белой блузке и синей юбке, с красным галстуком на груди поднимает руку в пионерском салюте. «…Докладывает председатель Совета дружины…» И ещё одна: Красотуля в сером деловом костюме. Устало и раздражённо снимает очки в блестящей металлической оправе и строго, пожалуй, даже зло, говорит кому-то: «Хорошо, если вы не согласны, то этот вопрос будет поднят на очередном заседании парткома…» Ну а как же все остальные, все, кто окружал меня в той реальности? А может быть, они и так уже здесь? Ведь ещё днём на вокзале я вроде как увидел Василича, и, только приглядевшись, понял, что обознался. А вот молодцеватый важный комиссар со звездой на рукаве и ромбами в красных петлицах, который возле гостиницы «Москва» садился в машину, - один в один мой начальник цеха. Может быть, стоит внимательнее присмотреться к окружающим?
        Или не надо умножать существующие реальности для получения правильного ответа? Который может быть только один - «я, именно я должен вернуться обратно, в своё время».
        Послышался шум. Дверь веранды распахнулась.
        - Алёша!
        Дома. Я дома…
        Ладно. Пока пусть для одного меня здесь будет только промежуточная посадка, для меня второго - это точно аэродром основного базирования.
        notes
        Примечания
        1
        Сразу расставим все точки над «ё». «Сто десятый» не был штурмовиком. «Штурмовая модификация» подразумевает, что машина подобного типа могла нести ракетно-бомбовое оснащение. Мощное пулемётно-пушечное вооружение позволяло провести эффективный обстрел наземных целей с высоты до ста метров, то есть «штурмовку». В подобной роли 110-е выступали неоднократно на всех театрах военных действий. Однако более корректно назвать «сто десятый» «истребитель-бомбардировщик». Модификация Bf-11 °C-4 имела бронирование кабины и могла нести бомбовую нагрузку до 500 кг. Модификация Bf-110Е-1 могла нести бомбовую нагрузку до 1200 кг. Знаменитая «пешка» - «Пе-2» - на 200 кг меньше.
        2
        В данном случае использованы названия ударов ногами (карате-до, яп.)«Мая- (или Мае-) гире (или гери)» - прямой, «Маваши (или Маваси)» - круговой.
        3
        Знаменитые спортсмены-бегуны. Рекордсмены, выступавшие за СССР на международных соревнованиях. Самородки и самоучки. Соревнования по бегу «Мемориал братьев Знаменских» проводится до сих пор.
        4
        ^Zerstorer Jabo - «Разрушитель» - неофициальное, но широко распространённое наименование Bf-110; версия истребитель-бомбардировщик (Jabo).^
        5
        Дэлонь - платформа из досок с отверстием посередине для верёвочной лестницы, установленная на дне золотолиственной чаши в кроне мэллорна (Лориэн, Средиземье). Служит для расположения наблюдателей и лёгких отрядов типа рейнджеров. У дэлони нет стен, даже перил не имеется по краям - только переносной плетень из прутьев, который защищает часовых от ветра. Знаменитая Дэлонь Эмроса.
        6
        Я правильно понял, что ты хорошо говоришь по-немецки?
        7
        Напротив! Немножко и очень плохо. Откуда вы это знаете?
        8
        Что-что? Пожалуйста, повторите ещё раз.
        9
        Der Maler - художник.
        10
        Манипура и Анахата - наименование чакр. Указанные чакры несут функцию внутреннего и ближнего взаимодействия с ментальными объектами.
        11
        Перевод ругательств не будет приведён по этическим соображениям. По этой же причине не будет текста на немецком языке.
        12
        Уголовный кодекс в редакции 1926 года с добавлениями до 1938 года включительно. Статья 165: «Грабёж». Статья 167: «Разбой». Статья 58 часть 1: «Контрреволюционные действия». В понимании того времени - антигосударственная деятельность.
        13
        В трудовой колонии сократили количество выдаваемых продуктов и увеличили объём работ.
        14
        Здесь: опытный, авторитетный вор в законе, которому негласно подчиняются заключённые, пахан.
        15
        Глава седьмая Уголовного кодекса: «Имущественные преступления».
        16
        В данном контексте «туфта» - бессмысленное и бесполезное действие.
        17
        «ХТЗ» - марка трактора. Выпускал Харьковский тракторный завод.
        18
        Уголовный кодекс в редакции 1926 года с добавлениями до 1938 года включительно. Статьи 58 и 193 (воинские преступления) с различными пунктами.
        19
        «Брюхо от голода частенько сводило» - художественное преувеличение, впрочем, не так уж и далёкое от реальности. Можно вспомнить «Республику ШКИД». К сожалению, в двадцатых годах мало кто мог похвастать сытным пайком, обильной и сбалансированной пищей, изобилующей витаминами, а также полезными минеральными добавками.
        20
        В данном случае «грызуны» - это вши и блохи.
        21
        Партачки, «синева» - татуировки, особые отметки на теле. Выполняются в строго определённом стиле, принятом в уголовной среде. Служат своего рода «документом» или визитной карточкой их носителя.
        22
        Немецкая граната Stielhandgranate M-24, поступившая на вооружение в 1916 году.
        23
        То есть, находясь в заключении, освоил профессию водителя.
        24
        То есть устанавливать контакты, завязывать беседы, разговаривать.
        25
        Своим товарищем не считали и выпить в компании не приглашали.
        26
        Опытный вор (уголовник) успел ударить по голове.
        27
        Вели наблюдение, поиск и сбор информации.
        28
        Я рассказал всё, что мог.
        29
        Вопрос звучит так: «Что лучше: стать пассивным гомосексуалистом или умереть?»
        30
        Змей с чашкой - медицинская эмблема. Клещ намекает, что особисту хорошо подошло бы прозвище Змей. Довольно распространённое прозвище для умного, жёсткого (даже жестокого), коварного, хваткого («вёрткого») уполномоченного особого отдела. При этом Змей в отличие от других прозвищ не имеет ни друзей, ни авторитетов.
        31
        Серебряные эмблемы - ветеринария, золотые - военные медики. Особист, по сути, отвечает, что контингент, с которым приходится ему работать, за людей не считает.
        32
        То есть, если сказать помягче, «через задницу».
        33
        «Боярин дубовый» - из мультипликационного фильма «Падал прошлогодний снег».
        34
        Слова Багиры из мультипликационного фильма «Маугли».
        35
        Выдать во временное пользование вещественные доказательства - это из книги Козачинского и художественного фильма «Зелёный фургон».
        36
        В данном случае речь идёт о РОВС, «Русский общевоинский союз», большая часть которого активно сотрудничала с вермахтом и абвером.
        37
        «ВЯ» - авиационная пушка Волкова - Ярцева. Калибр 23 мм.
        38
        «Горшок» - сленговое название цилиндра двигателя внутреннего сгорания.
        39
        Пародия на рекламу карточки банка «Тинькоff».
        40
        «Колбаса» - на сленге пилотов того времени овальная часть руля управления. На верхней части «колбасы» в машинах, выпущенных до конца 1942 года, располагались две кнопки (клавиши) огня пулемётами и пушками. На правом борту кабины крепился прибор управления стрельбой эрэсами и сброса бомб. Отмечу, что удобство управления боевыми ресурсами было «на уровне плинтуса». Это отрицательно сказывалось на качестве работы штурмовиков.
        41
        «Блинчиком» - из сленга пилотов того времени. Для выполнения поворотов или разворотов самолёт должен выполнить крен. Если его не выполнять, то движения будут выполняться в одной плоскости. При этом радиус движения значительно больше. Поворот получается размазанный, неаккуратный, но выполнять его неопытному пилоту легче, чем нормальный поворот. Характерная особенность лётного почерка новичков. «Тарелочка» - поворот с малыми кренами. Применяется при большой загрузке машины либо при повреждениях, когда при выполнении резких кренов существует угроза срыва в «штопор».
        42
        В данном случае «бекасин» - это мелкая дробь, применяемая при охоте на бекасов.
        43
        В данном случае «сидор» - сленговое наименование устройства принудительного сброса бомб. Выполнялся в виде рычага с зажимом. Пневматика часто давала сбои, и пилоты дублировали сброс бомб принудительным механическим «сидором». Или вообще применяли только такой способ сброса бомб.
        44
        Симуляторщик - компьютерный игрок, предпочитающий забавы в виде симуляторов. В данном случае авиационного симулятора.
        45
        «Солдатики» - приспособление контроля выпуска шасси. Располагались на передней верхней части крыла, чтобы пилот мог видеть. Представляли собой небольшие стержни d - примерно 10, l - около 100. Окрашивались чередованием красных и белых колец.
        46
        Терминология (сленг) компьютерных игроков (геймеров). В том эпизоде игры, где есть опасность поражения, перед выполнением действия геймер сохраняет предварительно отыгранный материал (выполняет команду «save»). В случае неудачи возвращается и начинает с того места, которое предварительно сохранено, то есть записывает игру заново - команда «load». Иногда целесообразнее начать отыгрывать эпизод с самого начала, то есть выполнить команду «restart».
        47
        Воздухозаборник масляного радиатора «Ил-2» был уязвимым местом штурмовика. Любое повреждение приводило к прекращению охлаждения масляного питания двигателя и к утечке масла. В любом случае подобное повреждение через минуты приводило к остановке двигателя. Для защиты масляного радиатора перед атакой вращением ручки, установленной в кабине пилота, опускалась броневая шторка. Однако длительный полёт с закрытой броневой шторкой приводил к тому, что поток воздуха в маслорадиатор не поступал и температура двигателя значительно повышалась. Что могло привести к его остановке и поломке.
        48
        Пилотажная группа «Русские витязи» летает на истребителях «Су-27». Пилотажная группа «Стрижи» летает на истребителях «МиГ-29». Выступления этих групп на авиашоу проходят с неизменным успехом и вызывают восторг зрителей.
        49
        MechWarrior - название серии компьютерных игр, действие которых происходит во вселенной BattleTech, научно-фантастическом мире, придуманном FASA Corporation. Плеяда писателей-фантастов, среди которых Уильям Кейт, Майкл Стакпол, Роберт Торстон, Джеймс Лонг, вдохнули в эту вселенную душу. Основным посылом было то, что в будущем основные военные действия будут вестись шагающими роботами. Одной из самых универсальных и распространённых моделей будет «Бушвокер» (Bushwacker).
        50
        Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation - «усиление света посредством вынужденного излучения».
        51
        Явный отсыл к мультипликационному фильму «Тайна третьей планеты».
        52
        Сиденье пилота штурмовика «Ил-2» выполнялось в виде стального ковшика. В нижнюю часть, которую именовали «чашка», укладывался парашют, на котором, собственно, и сидел пилот.
        53
        Народная песня начала ХХ века на стихи Г. Галининой. Имела большую популярность во времена Гражданской войны и позднее. Смирнов, Журавлёв да и Цаплин просто не могли её не знать.
        54
        Традиционная поза принимаемая, при сидении на коленях. Наибольшее распространение имеет в Японии. В восточных практиках используется при медитации.
        55
        В январе 1942 года ударный корпус под командованием П. А. Белова, в составе которого были пять кавалерийских дивизий, ушел под Вязьмой в глубокий рейд по тылам фашистов, и только 17 июня 1942 года практически боеспособный корпус вышел из окружения в районе Кирова (Калужская область). Наиболее сильные удары были нанесены в период с января по март. Далее корпус, потерявший в атаках на Вязьму всю артиллерию и тяжёлое вооружение, объединился с партизанами и десантниками, перейдя к партизанской деятельности и отвлекая на себя около семи немецких дивизий.
        56
        «Флаинг Фортрес» Boeing B-17 Flying Fortress - тяжёлый бомбардировщик.
        57
        В. С. Высоцкий. Песня о погибшем лётчике.
        58
        Pz - Panzerkampfwagen, бронированная боевая машина. Сокращённое наименование танков в вермахте, после которого шёл порядковый номер. На основании этого сокращения игровое сообщество World of tanks переименовало германские танки в «пазики». Hanomag - германский бронетранспортёр.
        59
        Германские самоходные артиллерийские установки получили официальное обозначение «7.5 cm Strumgeschutz III Ausf А» (сокращённо - StuG III) - «Штуг».
        60
        Pz-35 (t) и Pz-38 (t) - танки чешского производства, применявшиеся вермахтом на начальном этапе Второй мировой войны.
        61
        Имеются в виду германские танки Pz-III Pz-IV.
        62
        В данном случае речь идёт о германском пикирующем бомбардировщике Junkers Ju 87, «Юнкерс Ю-87», «Штука», Stuka - Sturzkampfflugzeug - пикирующий бомбардировщик.
        63
        Архитектурной особенностью центрального корпуса комплекса зданий Менделеевского института (сейчас университета) является выступающая башенка БАЗа - Большого актового зала.
        64
        ДКА - в данном случае «Действующая Красная Армия». «Недействующих» лейтенантов и других офицеров в столице, как всегда, больше, чем на фронте.
        65
        «Железка» - местное наименование станции Железнодорожная Горьковского направления (до 1939 года именовалась Обир?ловка). Входит в Московско-Курский центр организации работы железнодорожных станций. Расстояние от Москвы - 24 километра. Благодаря Л. Н. Толстому навсегда связана с образом Анны Карениной.
        66
        В комплексе на Поклонной горе установлен паровоз марки «Э»; на сленге железнодорожников «Эшка», «Эхо», «Эшак». Экспонатом стал локомотив марки «Э-у», то есть усиленная (повышенной мощности и экономичности)..
        67
        В данном случае речь идёт о паровозе марки «Су» - Сормовский усиленный; на сленге железнодорожников «Сушка».