Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Тумаш Игорь : " По Совместительству Экзорцист " - читать онлайн

Сохранить .
По совместительству экзорцист Игорь Тумаш
        ИГОРЬ ТУМАШ
        ПО СОВМЕСТИТЕЛЬСТВУ ЭКЗОРЦИСТ
        Роман с элементами Евангелия и детектива
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        БРАТЬЯ ПО КРОВИ
        Попадая на Север, человек начинает чувствовать себя так, словно с планеты Земля переместился куда - нибудь на Марс, и тревожные сводки о том, что людей становится все больше и нам грозит перенаселение - его уже не колышут, кажутся оттуда нелепыми россказнями. Да пусть еще хоть на десять миллиардов прирастем, милости просим к нам, в тундру, она - то без края. А еще он подумает, что если от пользования холодильниками и фиксаторами волос «Прелесть» (по причине вынужденного ношения меховых головных уборов практически круглый год) можно здесь, в принципе, отказаться, то у человечества появится шанс избежать и экологической катастрофы: озоновые дыры затянутся, словно проруби на морозе. Полное торжество природы, в лице дедушки Мороза, над человеком, одиночество в бездне и ужас перед какой - нибудь мелочной - ага, вроде спичек и солярки! - нехваткой - вот что такое Север.
        Еще интересней, если не сказать паскудней, человек чувствует себя, оказавшись там не по своей воле. Например, по приговору суда. Он ощущает себя космонавтом, которого выпихнули в открытый космос и захлопнули крышку люка. Космонавт соединен с кораблем кишкой шланга, но «пуповина» в любой момент может оборваться: а почему бы и нет, если он этого до чертиков боится?
        У отбывающего срок в заполярном лагере Григория Григориади, который сел, однако, под именем Андрона Копытова, нервы были отменно крепкими. Впрочем, объяснялось это не высотой его духа, а скорее регрессом высшей нервной системы. В один прекрасный день, на каком - то клеточном что ли уровне, Григорий осознал: быть человеком в стране под названием Союз Советских… элементарно невыгодно, и «зарядился» на перерождение в приматы. Это выразилось в том, что лет с двадцати у него вдруг начали удлиняться руки, укорачиваться туловище и все, кроме задницы, тело покрылось густой черной шерстью, лоб сузился, а челюсти вытянулись.
        Кстати, в тот период Григорий трудился буфетчиком в одном из закрытых горьковских НИИ и тамошний парторг, наверно по достоинству оценив перемены, начал на коленях упрашивать его вступить в партию. «Фигушки, - неизменно отвечал Григорий, - не хочу взносы платить. Я свое счастье и так найду, без вашей вонючей КПСС». «Дурак! - продолжал напирать стоявший на коленях парторг. - Понимаешь, ты са - мый настоящий ду - рак».
        Однако наиболее занимательная метаморфоза произошла с растительностью на его подбородке: борода вдруг начала расти с шустростью бамбука - сантиметров по тридцать в сутки. Уже к одиннадцати часам утра абрис морды Григория напоминал аскетический кабачок Дзержинского, к обеду он был похож на Робинзона Крузо, «моряка из Йорка», к следующему утру бородою Григориади мог соперничать с Карабасом, небезызвестным злым менеджером кукольного театра.
        Из всего этого можно сделать вывод, что причины, побудившие Григория принять решение бежать из лагеря, характер имели отнюдь не психологический. Физиологический. Ну, короче, не чах Григориади без свободы - то, словно журавль какой - нибудь. «Да что это, свобода, наконец, такое, зачем она нужна, коль нельзя ее ни съесть, ни поиметь? Сколько хотя бы стоит, если, например, в баксах выразить?»
        Другое дело, что он не смог бы выдержать до конца срока без того, чтобы не спать под боком у какой - нибудь крупной рыхлой блондинки. И так как при новой, словно созданной специально под него, Системе деньги стали сыпаться ему буквально с неба, то Григорию было также мучительно больно за каждый прожитый без омаров день. И без бананов, впрочем, и киви. К которым Григориади пристрастился на воле особенно, но которые, несмотря на выдвинутые им требования, так и не включили в его лагерное меню…
        Ну что ему оставалось делать? Ждать, пока содержание мест заключения достигнет европейских стандартов?.. Ага, дождешься от этих варваров. Бежать, бежать, бежать!
        Выбраться за территорию лагеря не представлялось для Григориади чем - то из ряда вон выходящим: особо не охраняли. Гораздо более сложным виделся ему второй этап - преодоление дистанции в тысячу двести кэмэ через тундру до ближайшей железной дороги: от омаров у него был гастрит - как организовать в дороге полноценное питание?
        Так как в процессе регресса в голове у него обнаружилось нечто вроде компаса, то он даже не задумывался о том, что может сбиться с пути, - ну разве обезьяны, дабы ориентироваться в джунглях, пользуются какими - нибудь навигационными приборами? А птицы?
        На Севере Григориади отбывал свой третий срок и поэтому знал, как, находясь в полевых условиях, выжить в здешнем экстремальном климате. Выжить можно, была б меховая одежда, палатка и керосин. Но вернемся к главному - проблеме питания.
        Беда в том, что Григориади почему - то на дух не переносили ни робкие и покорные северные олешки, ни здешние мохнатые, словно яки, широкогрудые собаки. Самцы - олени норовили поднять его на рога, самки брыкались и упирались в наст всеми четырьмя копытами, сдвинуть с места было их невозможно. Что же касается собак, то они начинали вести себя так, будто Григориади не мирный примат, а какой - нибудь злой волк. Кто же в таком случае потянет нарты с провизией?
        И все же Григорий дотумкал, как решить вставшую перед ним задачу: при помощи человеческого фактора. Если можно так выразиться, он совершит «побег с человеческим лицом!» Начал присматриваться к зачисленным в их отряд зекам, прибывшим с последним этапом.
        Ему понравился - и в первую очередь тем, что лицо у него оставалось все еще достаточно толстым - Максим Иванов, бухгалтер некоего печорского ООО, попавшийся на обналичке крупных партий «лесных» денег. Тот был явным лохом, вид имел припыленный, панически боялся, что его начнут «прописывать», попытаются «опустить» и так далее. Начитался, дурачок, книжек в мягких переплетах.
        Надо отметить, что этот отряд был «мужицким». Из блатных в нем оказался один Григориади да и тот случайно, так как до прежних его деяний не докопались. Для следствия он так и остался мелким архангелогородским аферистом Андроном Копытовым. (Судили в Архангельске, потому - то он, учитывая пустячность статьи обвинения, на Севере и оказался).
        В отряде Григориади не высовывался, в авторитеты не лез, но и от сотрудничества с администрацией категорически отказался. Занял свою излюбленную позицию кота, который гуляет сам по себе. И хотя проявить свой нрав ни разу ему не пришлось, все в отряде его побаивались, старались обходить стороной. Верно, что - то в нем чувствовали.
        Григориади взял Иванова под опеку. И сделал так, чтобы тот спал на соседних нарах, работал в той же бригаде. Причем держал себя с ним почти на равных, будто не было между ними разрыва на несколько этажей башни криминальной иерархии. Рядом с Григориади Иванов ощущал себя в полной безопасности, словно у мамки за пазухой. Тот стал ему необходим будто воздух и Аш - Два-О.
        «Овощ созрел», - сказал себе однажды Григориади.
        Как - то вечером, в бараке, сидели они в конце длинного стола и хлебали жидкий чай из облупленных жестяных кружек. В трубе гудело. Ветер раскачивал скрипевшие, как тележные колеса, прожектора и таким образом потоки света также раскачивались: когда какой - то попадал на заросшее толстенным слоем льда барачное оконце, то оно словно озарялось горящим, в прожилках, золотом. Время близилось к отбою. Часть заключенных уже спала. Компания на другом конце стола играла в карты. Извращенец Дед - Кэтикет, сгорбившись на нарах, чинил чей - то ватник. Остальные заключенные, разбившись на группы, тихо переговаривались.
        Григориади, магнетизируя Иванова своим властным, нечеловеческим взглядом, начал его «обрабатывать»:
        - Вот ты, Максимка, бухгалтер, а я вор. Ты воровал для брюха, вон какой мамон отрастил, а я, потому что законом нашим так предписано. Ведь вору ничего не нужно: ни семьи, ни дома, ни тачки в перламутре. Поэтому мы, Максимка, самые благородные люди на земле! И свободные по этой же причине. Духом! Поэтому и решил я, Максимка - бухгалтер, отсюда обрываться. А так как без меня, тебя здесь, что называется, опустят, то предлагаю делать привет Шишкину вдвоем. Что скажешь?
        - Срок - то я получил небольшой, - осторожно протянул Иванов. - Стоит ли?
        Григориади ухмыльнулся:
        - Уже через месяц, даю гарантию, в зеркале себя не узнаешь… Ну? Иванов заерзал, но, подчиняясь неумолимому взгляду опекуна, выдавил:
        - Ладно, придется, чувствую. Бежим!
        - Себя - то я знаю, - величаво, с большим апломбом заявил Григориади. - Верней и надежней человека просто не существует. Но чтобы я мог быть уверенным и в тебе, мы должны стать кунаками, то есть такими друзьями, которые готовы пожертвовать друг для друга всем. Вплоть до жизни.
        И он тут же чиркнул заточенной ручкой ложки по запястью. Кровь заструилась в подставленную кружку. Передал заточку Иванову:
        - Режь!
        Иванов послушно, с болезненной гримасой, сделал то же самое. Григориади взболтал содержимое кружки и отпил глоток. Передал Иванову. Тот допил.
        - Вот теперь мы кунаки. Освободить от кунакских друг перед другом обязанностей может только смерть.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        НОУ - ХАУ ПОБЕГА
        По тундре, вдоль берега Катырак - озера, силами бригад заключенных велся газопровод. А на самом озере еще одна бригада заготавливала глыбы льда. Из них выпиливали «кирпичи» и прочие заготовки для строящегося в поселке к новогодним гуляниям «ледяного городка». Так как водопровод в поселке замерз, то сюда же, к полынье, приезжали водовозки.
        Григориади работал в бригаде сварщиков. На свободе был завмагом, буфетчиком, товароведом и, естественно, предпринимателем. Но когда по зоне собирали специалистов, выдал себя за сварщика высшей квалификации, победителя профессиональных конкурсов «Мастера Золотые руки». Манера такая у Григориади была: лапшу подавать непременно с патокой… Слопали, никому не хотелось связываться.
        А в сварные он полез по причине все того же гастрита: тем было положено молоко, которое, правда, давали по большим праздникам или в дни визитов каких - нибудь комиссий. Да и то порошковое или кусковое, то есть замороженное, в виде килограммовых брикетов. Но для Григориади, персонально, молоко все же находили.
        Никогда не был сварщиком и Иванов, но по рекомендации опекуна в бригаду были вынуждены принять и его.
        Трещали морозы, выли арктические ветры; когда до Нового года оставались считанные недели, план побега у Григориади был готов.
        Первым делом кунаки заготовили два обрезка трубы метрового диаметра и длинной в человеческий рост. Утеплили изнутри толем. Этого добра на промучастке было хоть завались. Запасли жратвы, на случай обморожения купили у охраны литр спирта за двадцать баксов.
        Теперь оставалось выждать стечение обстоятельств. Во - первых, когда шоферы с водовозок решат съесть ссобойки в теплой бытовке охраны и оставят заправленные машины без присмотра; во - вторых, когда и водители, и зеки, и охрана как следует увлекутся хавкой.
        И вот однажды Григориади показалось, будто такой момент наступил. Это случилось двадцать восьмого декабря, когда Григориади был уже готов корректировать план. В мгновение ока они перекатили обрезки на «кирпичный участок», поставили на торцы, направили на них струи воды из брандспойтов и залезли внутрь труб.
        Когда водители вернулись, то обнаружили цистерны пустыми. Перед машинами образовались новые глыбы льда. Дурацкие шутки!
        Водовозки поехали заправляться по второму разу, а из этих глыб тут же выпилили заготовки, которые вместе с прочими ледяными стройматериалами погрузили и вывезли в поселок, на строительство «ледяного городка». Так как до конца рабочего дня исчезновение Григориади и Иванова никто не заметил, то грузовик проскочил через КПП без досмотра.
        Между тем работы по строительству подходили к концу. С высоченной ледяной горки уже можно было кататься. Городок был обнесен крепостной стеной. Его центром, конечно, служили Кремль с часами и гигантская елка.
        Ледяные фигуры сказочных персонажей русского фольклора шаловливые ребятишки в меру своих слабых сил успели «прописать». Деду Морозу, в частности, отбили нос. Снегурочке обозначили причинное место. Внутри всех трех пастей Змея Горыновича разбили лампочки. Наконец, превратили Избушку на курьих ножках в туалет на сваях… Дети… детишки…
        Строители заканчивали монтаж последних сооружений, электрики развешивали гирлянды, маляры докрашивали Кремль красной масляной краской: битте - дритте, Борис Николаевич.
        Вечер последнего дня декабря. Весь городок сиял огнями. Из репродукторов поливала попса: Филя с фанерой, Маша с медведями, Моисеев с Трубачом. Народу было тьма: за ледяной кремлевской стеной собралась добрая половина поселка. Все взрослые, а также некоторые наиболее продвинутые подростки, были уже изрядно под градусом. Благодаря этому чувствовали себя совсем маленькими и, наверно, верили, будто через несколько часов в гости к ним придет Дедушка Мороз да принесет водочки еще.
        Большая компания, взявшись за руки, кружилась вокруг елки. Дяди и тети самозабвенно катались с горки. Однако самозабвенность и тех и других была напускной: на самом деле дяди сосредоточенно теть щупали. Что можно нащупать в рукавицах «шубинках» да еще через толстые шубы? Ведь наверняка шестой размер прелестей путали с нулевым?.. Нет ответа. Громкие голоса, взрывы хохота и пиликанье гармошек аккомпанировали этим эротическим играм на свежем арктическом воздухе.
        Между тем по поверхности одного из кирпичей Кремля, вокруг маленькой дыхательной дырочки, разбежались трещинки. Отвалился кусок, и в образовавшееся отверстие пролезла рука в рваной варежке; отломила еще несколько кусков вокруг, и тем самым расширила до таких размеров, что в него смогла пролезть голова. Словно вынырнувший из глубины пловец, Григориади широко разинул рот и стал жадно хватать морозный воздух.
        Едва спустился вниз по веревке, как его сразу же втянули в хоровод, который причудливой змейкой струился уже по всему городку.
        Когда хоровод распался на фрагменты, Григориади оказался в компании из четырех семейных пар и двух женщин: два румяных яблока на снегу. С виду им было лет под тридцать. И ближайшая к Григориади тут же, пока этого не сделала подруга, проявила инициативу:
        - Такой интересный мужчина и один. Почему?
        - А вот и не один - с нашим завхозом, - игриво вступил в игру бородач. - Только он затерялся где - то. Мы, знаете ли, прямо из экспедиции. Шли мимо ледяного городка в гостиницу и …
        - Ой, как интересно! - Женщина, демонстрируя, до какой степени ей интересно то, что на самом деле нисколечко ее не интересовало (с нашими капризными мужчинами иначе нельзя) даже всплеснула руками. - А что за экспедиция?
        - Этнографическая, - очень важно ответил Григориади. - По заданию ЮНЕСКО изучаем быт оленеводов. Вот в честь праздника решили сделать себе несколько выходных.
        - А как вас зовут? - поспешила она оформить знакомство.
        Григориади старомодно шаркнул ножкой и поклонился:
        - Лев Семенович Трубников, профессор бытоведческих наук, декан кафедры вечной мерзлоты Колымского университета.
        - А я Тоня, на обогатительной фабрике работаю. Лев Семенович, встречайте - ка Новый год вместе с нами. А то, - добавила она, смутившись, - у нас кавалеров не хватает.
        - Сочту за честь, - томно принял приглашение Григориади, готовый прыгать от радости, так как оно пришлось весьма кстати. - Только, знаете ли, за праздничный стол мне придется садиться в рабочей одежде. Словно я не ученый с мировым именем, а какой - нибудь, извиняюсь, зек. Дело в том, что весь мой гардероб находится в пятистах километрах отсюда. В чуме начальника экспедиции Зуфара Петровича Нордена.
        - Пустяки, - махнула рукой Тоня. - Скажете, будто у вас маскарадный костюм такой - Узника Гулага.
        - Ага, Гулага… Ох уж этот Сталин. Иногда, знаете Тонь, думаю: встреться мне он где - нибудь в темном закоулке…
        - Не может быть, Лев Семенович, ведь вы такой интеллигентный. Короче, присоединяйтесь! И завхоза к нам тащите.
        - Придется, - вздохнул Григориади. - Ну, ничего, под дверью постоит.
        - Как это «под дверью»? - возмутилась, подошедшая Тонина подруга. - У нас же дефицит мужчин.
        Григориади отправляется на поиски Иванова. Возвращается к Кремлю и, пытаясь обнаружить «начиненный», обстукивает кирпичи. В башне такового нет. Находит в брюхе Змея Горыныча. Усмехается. Разбивает кирпич подвернувшейся железкой. Показывается торец трубы, из которой торчат подошвы валенок. Ухватившись, Григориади вытаскивает Иванова наружу.
        Тот не подает признаков жизни. Неужели замерз? Григориади морщится: этого только не хватало! Пытается нащупать пульс… Вроде есть. Трясет за плечи:
        - Максимка, очнись!.. Кунак, открывай глаза, ну!
        Иванов с трудом размежевывает веки и нечленораздельно мычит.
        Григориади растирает ему руки и лицо снегом, вливает в кунака из баклажки спирт.
        - Кровник должен жить, он нужен мне! - бормочет Григориади взволнованно.
        Иванов садится на снегу и недоуменно таращится на веселящуюся толпу:
        - А чего - то они?
        - Новый год встречают. Не врубаешься?.. Ты, наверно, мозги отморозил.
        - А, так мы сбежали уже?! - радостно воскликнул Иванов.
        - Тише ты, не ори! - испугался Григориади. - Здесь каждый второй на зоне работает. Поднимайся, пойдем с бабами знакомиться. В гости зовут - хоть отогреемся.
        Тоня жила в большой комнате покосившегося бревенчатого барака, все убожество которого скрашивалось весело гудевшей, источавшей жар голландкой. В подобных условиях - с печным отоплением, «удобствами» на свежем шестидесятиградусном воздухе и без водопровода - жило, кстати, большинство северян, чей труд способствовал созданию миллиардных состояний российских олигархов.
        Обстановка убогая, радовала взор лишь пышная елочка, привезенная сюда черт знает откуда, украшенная вырезанными из фольги и салфеток снежинками.
        Тахта, вдоль стены косилась секция с дешевыми безделушками на полках, в углу на четырех хлипких растопыренных ножках стоял похожий на чернобыльского циклопа - теленка телевизор. По ОлигархТиВи беззвучно плескалась дурацкая новогодняя программа: пропала певичка, которая вот - вот должна была выступать, и администратор упорно, - можно было подумать, что та вульгарная, пере… всем беловоротничковым Останкино, много лет разевавшая пасть под фонограмму лахудра, с пудовым крестом на дряблой шее и в мини на жирной заднице, была и впрямь незаменима, - плутая в попсе, искал.
        Все прочее пространство было занято раздвинутым столом, который был плотно заставлен выпивкой и закусками.
        А что на Севере пьют? Спирт - батюшку. Однако для дам-с его закрасили растворимым кофе и, учитывая праздник, разлили в иностранные из - под вина бутылки. На спирту же были сделаны и несколько представленных на праздничном столе эксклюзивных домашних ликеров, наипервейшим из которых был морошковым, а вторым - под названием Виагра - из яичного порошка. Было и шампанское. Правда, всего бутылка - дефицит.
        А чем на Севере закусывают? По будням пельменями. По праздникам, в принципе, тоже, но мясо к ним стараются приберечь отборное, например, оленью филейку. Плюс грибы, разнообразные соленья и, конечно же, блюда рыбные. На праздничный стол ставится и струганина, то есть наструганное тоненькими ломтиками мороженое мясо. Никто ее не любит - ну гадость ведь, если разобраться, струганина эта. Однако мужчины, поддав, любят выставлять себя этакими Тарзанами. Нормально, короче, закусывают. И пить можно было даже Виагру.
        Гости уселись тесно, плечом к плечу, иногда вылезая танцевать под кассетник. Григориади и Иванов, отогревшись, жадно набросились на еду, без церемоний сами себе подливали разведенного спирта, выпивали и опять подкладывали в тарелки.
        В дверь постучали. Еще одна семейная пара. Е-мое, мужик был в армейском полушубке! И вроде даже «со знакомой мордою лица»! Григориади чуть не подавился. Когда пара распаковалась, беглецов за столом уже не было - сидели под ним.
        На карачках выбрались в прихожую, схватили чьи - то шубы и убрались вон. При этом Григориади успел пошарить по карманам и забрать несколько бумажников.
        В поселке еще работали универмаг и универсам. Григориади, спрятав конец бороды за ворот украденной волчьей шубы, обежал оба эти торговые заведения. И вот на лыжах, с набитыми рюкзаками за плечами они выбрались за черту поселка. Перед ними расстилалась залитая серебристым светом луны бесконечная тундра. В небе полоскалось полярное сияние.
        - Сколько до железной дороги? - подавленно спросил Иванов.
        - Тысяча двести.
        - И мы их должны пройти?!
        - Нет, нам сейчас хозяин такси подаст, - насмешливо ответил Григориади. - Должны! Причем на своих двоих. И не по большаку - он уже перекрыт, небось, - а прямиком через тундру… Становись на лыжи и попилили!
        - Елки зеленые, да далеко ли мы по такому морозу уйдем? Сколько градусов?
        Григориади сдвинул шарф, которым было обмотано лицо, и плюнул на рукавицу - плевок сразу же превратился в льдинку.
        - Около пятидесяти… Но на днях спадет. Не бойся, в движении еще ни один человек не замерз. А поспать нам удастся не скоро: нужно от поселка уйти как можно дальше.
        - Ой! - испуганно вскрикнул Иванов, когда в оставшемся уже далеко за спиной поселке затрещали выстрелы. В небо взвилась ракета.
        - С Новым годом! - сразу же успокоил его Григориади.
        - И вас, Григорий Константинович, с наступлением Миллениума.
        - Чего - чего? Какого еще элениума?
        - Ну, двухтысячного года.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        УВЕЗУ ТЕБЯ Я ТУНДРУ,
        УВЕЗУ ТЕБЯ Я ТУНДРУ,
        СДЕЛАЮ С ТЕБЯ ШАШЛЫК
        Шли всю ночь и весь следующий день. День от ночи, впрочем, отличался только тем, что небо из черного становилось серым, и звезд на нем видно уже не было.
        Скрип да скрип. Местность, благо, ровная как стол. Хотя в час, по причине отсутствия навыков, проходили всего километров по восемь, но мороза действительно даже не замечали: спины - то в мыле. Скрип да скрип.
        Своей звериной интуицией Григориади чувствовал, что и спешить - то им незачем: погони нет, никто их особо даже искать не станет. Начальник отряда, небось, так еще и радуется: не нужно ломать голову, где доставать молоко для «знатного сварщика». Это в прежние времена для поимки беглых зеков на ноги весь край поднимали.
        А зачем, если подумать, ловить - то, раз это удовольствие так дорого? Сейчас ведь практически все вроде как замазанными оказались. Взамен можно схватить любого предпринимателя, «красного директора» или крупного чиновника. И не ошибешься, и кучу казенных денег сэкономишь. Рассуждал Григориади, делая размеренные движения. Как государственник, между прочим, рассуждал этот человек и павиан.
        На исходе дня из больших полиэтиленовых мешков они соорудили шатер. Для тепла завалили его полуметровым слоем снега: чем не эскимосская иглу? Тепла горящей спиртовки хватило, чтобы и разогреть две банки рыбных консервов, и вскипятить литр воды для чаю, и довести температуру воздуха внутри шатра градусов, наверное, до десяти; которые, после наружных пятидесяти, до поры до времени воспринимались почти комнатными.
        Однако полноценного сна все равно, конечно, не получилось: кошмариус, холодрыгус.
        Как и предсказывал Григориади, через трое суток мороз действительно упал. Плевок замерзал уже не сразу, но брови и ресницы по - прежнему «отчуждались» инеем. Однако отморозить носы и щеки все же успели.
        Максимка заметно похудел. Практичный Григориади про себя возмущался: «Это сколько же он, сволочь, килограммов спалил!»
        Через неделю арктического марафона беглецы отморозили еще и чувства: начали двигаться, словно переключенные на автопилот, почти не пользуясь серым веществом. Можно было медитировать на Деда Мороза и неплохо бы получилось. Но оба в лагере приучились делать это на Снегурочку.
        Белое, а точнее серое безмолвие без конца и начала. Привет тебе, Джек Лондон, из полярной России.
        Максимка пал духом, но ныл с оглядкой: чтобы не получать лишний раз от кунака затрещину. Григориади же, как и всегда, духом был бодр. А вы когда - нибудь видели животное, здоровое и вне поры случки, грустным? Сплин - прерогатива человека.
        Впрочем, было у Григориади для сохранения бодрости и веское основание: в преддверии свежатины. Кончались продукты, но ведь Григорий Константинович, в отличие от Максима Николаевича, знал точно, что эта проблема преодолима. Как, например, и призывавший во время блокады к подвигам дистрофирующих ленинградцев тамошний горком партии, для которого самолетами из Москвы доставляли спецпайки. В частности, выпечку, а также любимые товарищем Ждановым коврижки и ромовые бабы.
        Утром, на одиннадцатые сутки марафона, Максим со слезами констатировал: последняя буханка хлеба. Может, и не вылезать уже на свет божий из шатра, а сожрать ее и залечь опять, дабы спокойно заснуть и тихо, безболезненно умереть?
        - В этой жизни умереть не ново, - процитировал Григориади строку из предсмертной записки Есенина, единственного поэта, которого блатари не только любили, но и знали. - Однако ты, паря, уже конкретно достал! А ну вставай! - И дал Иванову пинка.
        «Ишь, жулик бумажный, разнылся! - проворчал он мысленно. - Ты еще должен триста километров пройти! Тогда и умрешь!»
        - Может, попробовать охотится? Тут же куропаток полно.
        Григориади пожал плечами.
        - Охоться, кто тебе не дает.
        - Для петель нитки нужны, - произнес Иванов задумчиво. - А еще лучше леска. Но…
        - А борода зачем? - И Григориади, словно старик Хоттабыч, тут же вырвал метровую жесткую волосину. - Бери, дерзай, только не ной, пожалуйста: не люблю я этого.
        Куропатки расхаживают по насту и склевывают разбросанные крошки. За пернатыми пристально наблюдает лежащий за бугорком Иванов. Его голова обмотана каким - то тряпьем, нос обмороженный, в струпьях. Когда ему казалось, что какая - то из птиц находится в радиусе петли, вскакивал и орал, что есть мочи. Куропатки лениво отлетали в сторонку. Почему петли не затягивались?.. Кто скажет?
        - Опять ни одной!.. Помрем, Григорий Константинович, чую сердцем - конец уж близок! - плакался Иванов опекуну в жилетку.
        - Экий ты пессимист! - мягко журил его Григорий Константинович, боявшийся перегнуть палку. - Ложись - ка и сегодня спать пораньше. Чтобы поутру, натощак, еще бросок километров на тридцать одолеть.
        Когда они, затянув ремни, миновали - таки половину пути, то Григориади, очень не любивший возиться с посудой, попросил Иванова «довести котел до толку». Чтоб потом долго не чистить. И заодно наточить нож…
        Никогда до этого человечины Григориади не ел. Откровенно говоря, ожидал большего, что будет похожа на свинину. Но та скорее напоминала говядину; причем даже не ту, которая с рынка, а магазинную. Мог бы и сообразить, что не лучшую. Какая корова могла сохранить вкусовые качества после шестисоткилометрового пробега на лыжах? Хорошо еще, что Григориади, специально для «максимятины», купил тогда в газпромовском поселке перец и лавровый лист.
        Хлеба, жалко, к тому времени уже не осталось ни крошки. Трудно пришлось и без чеснока: ну что за отбивные могли получиться, а жаркое? Ведь Григориади умел неплохо готовить, и кстати, особенно удавались ему блюда мясные.
        Разумеется, ни о каких укорах совести не могло быть и речи. Более того, после прохождения очередной дневной дистанции, поужинав Максимовой плотью, Григорию нравилось посидеть еще с часок у костра и пофилософствовать.
        Хороший был парень Максим… Ну и хрен с ним… Кто - то, помнится, рассказывал, будто человек рождается с определенной программой. Вот Попов, например, чтобы изобрести радио, Эдисон - патефон.
        Но для чего родился Иванов?.. Конечно, не для подделки накладных. Ведь в качестве программиста - Бог, поэтому, в принципе, программа должна иметь созидательный характер. Значит, цель жизни Иванова… кормить меня собой… В конце концов, ведь именно так и получилось! Чтобы не дать сгинуть в пути, чтобы я смог пройти эту долбаную тундру и, в конце концов, добраться до родного дома, прижаться к материнской груди…
        Интересно, как там моя мама?.. Мама, мамуся, твой беспутный сын преодолеет все преграды и скоро припадет к твоим диабетическим стопам. Наверно, ты стала совсем старенькой? Потерпи, мамочка, еще немного. Теперь я уж точно отсюда выберусь!
        Ну что могу сказать о тебе еще, Иванов? Если сделать попытку оценить тебя беспристрастно, - ведь нельзя забывать, что мы кунаки, - то все же вкусный ты был парень, мой дорогой Максимка - бухгалтер. Да будет тебе тундра пухом!.. Только, извини за откровенность, если бы у меня была хотя бы одна головка чеснока, тогда бы тебе цены вообще не было.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ, НАЧАЛО НАЧАЛ…
        На исходе одной из последних январских ночей, в прихожей небольшого старого дома на окраине Минска раздался одиночный, короткий звонок. Маргарита, жена брата Григория Григориади Василия, мучавшаяся бессонницей по причине неудовлетворенности вообще и порядком мироздания в частности, принялась энергично, с мстительным удовольствием расталкивать безмятежно спавшего мужа:
        - Просыпайся, не слышишь что ли?.. Вот же сурок, тюлень несчастный! Звонит кто - то. Сразу не открывай. Спроси, что нужно?
        Вася сел на кровати и потер слипающиеся веки. Не по возрасту стариковской походкой, подтягивая сползающие семейные трусы, пошаркал в прихожую.
        - Кто?
        - Это я, Гриша.
        - Какой еще Гриша? - недовольно пробормотал Вася, хотя уже узнал брата.
        Открыл. Братья неохотно обнялись. Они оказались близнецами. Только борода у Васи была обыкновенной, как у дворника, и не чувствовалось в нем даже ампера той звериной силы. Это был тихий, никчемный, состарившийся намного раньше срока алкаш. С серым от неумеренного потребления плохо очищенной водки лицом, бегающим от постоянного вранья взглядом, натруженными от работы за бутылку руками.
        - Тебе же еще пять лет сидеть. Неужели амнистировали? - просипел он озадаченно.
        - Да ну, дождешься от них. - Григорий ухмыльнулся. - Сбежал я. - По мордочке тихой водочной мыши пробежала тень тревоги. - Да не бойся - здесь искать точно не будут. Я ведь под чужим именем сидел. А соседям скажешь, будто брат из Москвы с заработков вернулся.
        Карабас направился к двери своей бывшей комнаты. Вася придержал его за рукав:
        - Там теперь мать, пусть спит.
        - Родной сын вернулся, как это «пусть спит».
        Пытаясь продемонстрировать неизбывность горечи своего сердца, Вася закатил под лоб квашеные глаза и тяжело вздохнул:
        - Она тебя все равно не узнает.
        - …
        - Ты разве не в курсе? - удивился Вася. - Я ведь писал, что после инсульта мать парализовало.
        - Как я, по зоне Андрон Копытов, мог получать письма на Григория Григориади? - несколько обескуражено пробормотал, приготовившийся к материнским объятиям беспутный сын.
        Отстранил близнеца, и все же прошел в комнату. На кровати лежала старуха, с первого взгляда даже показавшаяся ему незнакомой. Скорее похожая на покойницу, чем живую. Григорий с печалью всмотрелся в ее восковые подтаявшие черты. И все - таки это была она. Мама!
        «Ну что же ты так не вовремя? Кто теперь будет готовить мои любимые вареники с картошкой и салом?» - мысленно упрекнул ее Григорий.
        Раздраженно хлопнул дверью и направился к двери другой комнаты, но Василий опять мягко придержал брата:
        - Там Гоша и Антоша, - сказал он умиротворенно.
        - Какие еще Гоша и Антоша? - возмутился Григорий, и глаза его по - волчьи полыхнули. - Я знаю только одного Гошу - кидалу с авторынка, и одного Антошу - домушника с Грушевки. Что они здесь делают?
        - Да это же дети мои. Я ведь писал.
        - Опять двадцать пять! - пробормотал Григорий злобно. - Писал он - писатель… В моем собственном доме…
        - Сейчас Маргарита постелет тебе в курятнике. - На лице Григория вспыхнули багровые пятна. - Ну, не кипятись, - испугался Вася. - Кур там давно нет. А завтра что - нибудь придумаем.
        Помет, перья и прочий мусор из курятника были убраны, но насесты, сбитые из дощечек «гнезда» оставались на местах. Маргарита стелила постель. И неожиданно она и Григориади обменялись такими взглядами, что между ними вспыхнула белым энергетическим пламенем соединившая их дуга - любовь: страстная любовь с первого взгляда двух сердец, знающих друг друга века, возгоравшихся от соприкосновения друг с другом не впервые.
        Оставшись один, Григорий с блаженным видом стал пялиться на полную луну, чей яркий мертвящий свет заливал двор, посреди которого ребрился четкий черный профиль соседской дощатой уборной.
        И вдруг услышал в себе стихи Данте, которые раньше не знал:
        Так благородна она и чиста,
        Когда при встрече подарила знак привета,
        Что взору не подняться для ответа
        И сковывает губы немота.
        Восторги возбуждая неспроста,
        Счастливой безмятежностью одета,
        Идет она - и кажется, что это
        Чудесный сон, небесная мечта.
        Увидишь - и, как будто через дверцу,
        Проходит сладость через очи к сердцу,
        Испытанными чувствами верша.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        БРАТА Я НЕ НЕНАВИДЕЛ И МАМАН НЕ ПРЕДАВАЛ
        Проснувшись на следующее утро, Григорий обнаружил, что любовь наполнила каждую клеточку его тела особой светлой радостью, утроила и без того недюжинные силы. Он почувствовал себя способным не только горы переворотить, но и все моря - океаны заодно перечерпать, пустыни перелопатить, всех фрайеров переколошматить. Ему захотелось летать по небу птицей, бороздить глубины рыбой, вгрызаться в землю экскаватором. Короче, им овладела жажда бурной деятельности.
        Первым делом - к мамочке. Вернее, в свою бывшую комнату. Оторвал заветную половицу. Пять лет назад он оборудовал там тайник и заложил пакет с сухими листьями индийской конопли да сверток с долларами. Все цело! Отлично! Перемерял рулеткой стены. Воровато оглянувшись по сторонам, спрятал под подушку безучастно лежащей матери и пакет, и сверток. Набрал на телефонном диске 02.
        - Алло, милиция?..
        - Дежурный на проводе.
        - А вы знаете, что у вас под самым носом база наркотная организована, так сказать, анашаснаб? - прогнусил Григорий.
        - А вы кто такой? Назовите фамилию, - раздраженно потребовал дежурный.
        - Сударычев у аппарата, - манерно «представился» Карабас. - Так вот, ни за что не поверите, но шаманит на базе парализованная старушка - божий одуванчик.
        - Что за чушь? - возмутился дежурный. - Как может парализованный человек…
        - Может, выходит.
        - …
        - Дело заверчено так грамотно, что будет вертеться даже в том случае, если старушка, извиняюсь, бурки откинет. Она оптовик, приходят к ней розничные торговцы, а трава их под подушкой дожидается. Туда же расчет кладут. Все на взаимном доверии, партнеры друг друга много лет знают. Приезжайте, короче, сами убедитесь.
        Григорий прячется в курятнике. Через несколько минут к дому одновременно подъезжают санитарная и милицейская машины. Первыми в дом проходят милиционеры. Лейтенант извлекает из - под бабулиной подушки пакет и сверток. Пакет брезгливо бросает на стол, а доллары рассматривает на свет, мнет:
        - Ого, первый раз в жизни такую классную подделку вижу!.. Ну и старуха!
        Милиционеры забирают у санитаров носилки, перекладывают на них больную и выносят. Недоумевающие санитары идут следом. Шествие замыкают лейтенант и врач.
        - Больная невменяема, она не могла совершить действия, в которых вы ее подозреваете, - категорично заявляет «айболит».
        - Я, конечно, понимаю, что анашу бабусе кто - то подбросил, - скислился лейтенант. - А вот того, что она не фальшивомонетчица, понимать уже не имею права. Во всяком случае до тех пор, пока не получу отмашку от начальства и официальное медицинское заключение с гербовой печатью. Вы можете такое представить?
        Врач качает головой; лейтенант пожимает плечами. Носилки с больной загрузили в милицейскую машину.
        - Родная, ты на меня не сердишься? - прошептал Григорий, наблюдавший за сценой через щель между досками, смахивая слезу. - Ведь тебе все равно, где лежать. И уход за тобой там хуже не будет. А я не для того из зоны бежал, чтобы жить в курятнике… Прощай, мама, я был тебе хорошим сыном.
        Василий в трусах и майке стоит у окна и курит, выпуская дым в форточку. Маргарита мужу:
        - И не спрашивай Гришу, зачем так поступил, не кори. Он столько пережил!.. Да на самом - то деле, большая ли матери разница, где лежать?.. По крайней мере, там, в больнице СИЗО, она будет находиться под постоянным медицинским контролем.
        - Как - то не по - людски получилось.
        - Возьми - ка, Вася, на бутылку.
        Карабас сидел на кухне и, чавкая, дожирал батон колбасы. Марго вантозом шуровала забившуюся раковину. Он молча наблюдал за ней и думал о том, что для завершения трапезы ему еще нужен кусок сала с чесноком или воблу со сметаной. Поэтому сейчас поднимется и откроет холодильник. Но вдруг в голове у него словно щелкнул какой - то переключатель, вместо холодильника метнулся к Маргарите. Молча сгреб в охапку, отнес в спальню, бросил на кровать и стал срывать одежду.
        - Ведь Вася брат тебе, - с мягким укором напомнила она Григорию.
        - Я же не виноват, что как раз - то в его жену и влюбился до беспамятства, - сосредоточенно вставляя «прибор», объяснился в чувствах Григорий.
        И практически в ту же секунду дом огласился Маргаритиными сладострастными криками.
        Я вся хотела б нервочками стать,
        Чтоб только перси чуткие твои
        Прошлись по мне, заставив трепетать
        Когда ты нас коснешься в забытьи.
        Да, совершенству не нужна хвала,
        Но ты ни нот, ни красок не жалей,
        Чтоб в славе красота пережила
        Твой золотом покрытый гименей, -
        «сочинила» Маргарита утром, полистав на сон Шекспира, будучи потрясенной до самых глубин своего естества тремя полноценными завершениями.
        На следующее утро Григорий голышом выскочил во двор, и с криками восторга вывалялся в пушистом, выпавшем ночью снегу.
        «Как прекрасен этот мир, посмотри! Как прекраааасен этот мир!» - напевал он, обрезая у зеркала бороду. Подстриг лопатой. Теперь от брата его смогла бы отличить только Маргарита. И только при определенных обстоятельствах.
        О чем - то воркуя, они отправились в ближайшее отделение милиции.
        - Пришли давать свидетельские показания, - тоном решившихся на ответственный гражданский поступок обывателей, заявили они хором дежурному. - Записывайте, - продолжил уже один Григорий. - Мы, супруги Василий Константинович и Маргарита Владимировна Григориади, заявляем, что в нашем доме скрывается бежавший из мест лишения свободы опасный преступник Андрон Самуилович Копытов, по кличке Карабас, гражданин Республики Гондурас (Григориади как - то по случаю купил гондурасский паспорт). Кров и пища были предоставлены нами под угрозой насилия над нашими милыми детками Гошей и Антошей. Из опыта общения с преступником мы сделали вывод, что Копытов - человек очень опасный, так как обладает невероятной изощренностью ума. Например, ему ничего не стоит заявить, будто он - это Василий Константинович Григориади, а я - Андрон Самуилович Копытов. Мы и действительно похожи. Я вообще на многих похож. Мне даже говорили, будто на типичного грека - афинянина. Не знаю. Ни я, Василий Константинович Григориади, ни моя жена, Маргарита Владимировна Григориади, ни разу в жизни за пределы Республики Беларусь не выезжали,
трудились честно, награждены грамотами.
        - Вы, гражданин, так сильно не волнуйтесь, - прервал поток лжи лжеВасилия дежурный, наливая воду из графина. - Мы службу для того и несем, чтобы не давать уголовникам над честными людьми измываться. Успокойтесь, пожалуйста.
        В тот же день Васю и взяли. К концу рабочей смены к проходной завода «Ударник» подкатил милицейский «козел». Хотя Вася выходил не из пивной, но он лыка не вязал:
        - Что?.. Из какого Гондураса?.. Со второго механосборочного… Ой, щекотно ведь, куда лезете!.. Всерьез, что ли подумали, будто у меня там, за поясом, пистолет?.. Бутылка! А кто сказал, что рабочему человеку после смены выпить нельзя? Женком, Кофи Аннан сказал? Да я на них!.. Ай, больно, чего руки выламывайте! Сам пойду!
        До «козла» их сопровождала целая толпа. Никогда еще Васе не удавалось привлечь к своей серой, порочной персоне столько внимания.
        - А я лягу - прылягу, вдоль гастинца старога! - во всю глотку заорал он песню из репертуара «Песняров», долгое время бывшую прямо - таки гимном белорусских алкашей.
        В один из дней марта с Григорием Григориади произошла еще одна, в том же духе, метаморфоза. Он превратился в дипломированного выпускника некоего тибетского монастыря, магистра черной магии, бакалавра оккультных наук и доктора белого чудодейства Пантелеймона Уралова. Который, если верить синему белорусскому паспорту, был однако, уроженцем города Анадырь Чукотского автономного округа. И айном по национальности, что в паспорте, согласно международным нормам, не декларировалось, но было очевидно благодаря буйной растительности на лице. Так как с этих пор даже сожительнице Григорий наказал называть себя Пантелеймоном, во избежание путаницы пусть таковым станет он и для нас. По крайней мере, до следующего превращения.
        Столь же разительные перемены произошли и в его скромной бандитской светелке. Она превратилась в рабочий кабинет, все убранство которого, даже на взгляд непосвященного, было предназначено отнюдь не для будничного и кропотливого оккультного труда, а исключительно для пускания пыли в глаза заманенным сюда лохам. Ну какую, спрашивается, оккультную пользу можно было извлечь из чучела неведомой зубастой рыбы с пуговичными глазами? Да вообще никакой! Разве поместить ее на витрину пивбара: дабы посетители пили пиво, если можно так выразиться, «вприглядку». Кроме рыбины на столе еще валялись колода гадальных карт, свечи, старые, небось купленные где - то за бутылку, книги и восточный кинжал. Обои в кабинете были наклеены - а як же! - черные с серебряными звездами.
        Ожидая «клева», Григориади восседал в кресле надутый, будто индюк, в мантии и «профессорской» шапочке, на которых Маргарита вышила метки - букву «П». В соседнем квартале она обнаружила маленькую частную прачечную, где стирали качественно и очень дешево, а крахмалили и вовсе за копейки.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        ЗАВАРИВАЙСЯ КАШКА ГУСТОЙ - ГУСТОЙ И СЛАДКОЙ, СЛОВНО ШЕРБЕТ
        Чтобы успеть собрать некий стартовый капитал, Пантелеймон изначально поставил себе задачу работать только крупно. Пусть клиентов будут единицы, зато с каждого он постарается содрать не менее тысячи у. е. Поэтому в тексте объявлений было оговорено, что услуги стоят дорого.
        Психологический расчет магистра строился на «чистоплюйстве» богатеньких. Ведь обычно, если какой - нибудь специалист предупреждает, что работу расценивает максимально, то, разумеется, тем самым ее качество и гарантирует. (Остальным слоям населения не до качества вообще. Даже средний класс может удерживаться на плаву только в том случае, если вместо подобных гарантий будет неустанно, денно и нощно выруливать какую - нибудь халяву. Например, искать услугу, которая будет производиться и вовсе за бутылку. Покупать ворованное. Короче всех, кроме действительно богатых, инстинкт выживания гнал по газетным полосам дальше.)
        И вот в прихожей раздался звонок. Первый клиент! В лжеоккультный театр одного актера крадущейся походкой проскользнул квадратный тип в солнцезащитных очках на такой же квадратной морде и в черном деловом костюме. Молча обошел кабинет, с подозрением покосился на рыбу, заглянул за шторы и зачем - то под стол. «Ага, телохранитель», - сообразил Пантелеймон.
        - А ножичек пока у меня полежит. Не возражаете? - спросил «квадратный» профессионально вежливым тоном уже после того, как убрал кинжал.
        Пантелеймон пожал плечами.
        - Чисто, можешь заходить, - сообщил тип в черный пенал пищащего радиотелефона.
        Поддерживаемый вторым «квадратом», в кабинет прошаркал древний старик в новеньком, с иголочки, смокинге с бутоном розы в петлице. В предложенное Пантелеймоном кресло он садился, как ржавый складной метр, в два приема.
        Устроившись на подлокотниках кресла, цветущие лиловыми пятнами кисти рук старика подрагивали, словно спящие больные собаки. Сумрачно мерцающие агатами перстни на его бледных прозрачных пальцах напоминали о конечном торжестве смерти над плотью. С живейшим, однако, прямо отроческим интересом, эта мумия огляделась по сторонам.
        - В советские времена за подобным антураж я бы вас на Колыме сгноил, - доброжелательно проскрипел он.
        - Нельзя ли ближе к делу, - сухо осведомился Пантелеймон.
        Старик пожевал губами.
        - Молодой человек, а вы знаете, что такое любовь?
        Григориади с достоинством улыбнулся. Ему - то не знать: это когда семенники аж лопнуть готовы.
        - Любовь подобная той, что была между великим Гете, которому к тому времени было уже за семьдесят, и юной восемнадцатилетней девушкой?.. Так вот, это ювенильная любовь. То есть любовь в безупречно чистом виде, без малейшей примеси чувств, которые вызываются проявлением инстинкта продолжения рода. - Пантелеймон хмыкнул. - Это самородок, сгусток любви. Ведь сама разница в возрасте способствует тому, что возникающее чувство заряжается таким высоким напряжением, что оно сжигает все лишнее. Такой любви никогда не может быть между ровесниками, хотя почему - то принято считать ее эталоном заурядный кобеляж между Ромео и Джульеттой. Чтобы тот не проявился, Шекспир был вынужден умертвить их. Иначе бы ему пришлось описывать, как Ромео очень скоро нашел утешение в объятиях какой - нибудь огородницы Лауры, а Джульетта - приказчика Франческо.
        - Если я правильно понимаю, у вас роман с молоденькой девушкой? - спросил Пантелеймон.
        - Да, ей девятнадцать. Она выпускница хореографического училища. Виолетта влюблена в меня, я - в нее.
        «Она влюблена в твои деньги, старый потаскун», - подумал магистр.
        - Но нашему ювенильному счастью, - продолжал старик, - мешает моя жена.
        - Вы хотите, чтобы она умерла? - сурово спросил Пантелеймон.
        Старик стеснительно кивнул.
        - А сколько ей лет?
        - Сколько и мне, то есть восемьдесят три.
        Пантелеймон с трудом удержался от улыбки: если учесть весенние простуды и перепады давления - очень даже перспективный возраст!
        - Мы познакомились в тридцать девятом году, в Москве, на съезде передовиков мясомолочной промышленности. В моей памяти и сейчас жива изумительная атмосфера того волшебного июньского месяца: цвела акация, народ по ночам исчезал пачками, в кулуарах съезда обсуждалась новая котлета Микояна…
        - Мне нужна ее фотография, - перебил Пантелеймон деловым тоном.
        - Я знал, что понадобится. Пожалуйста. - Протягивает снимок. - Жену зовут Вилена.
        Неспешно, чтобы каждое движение успевал дегустировать телохранитель, Уралов достал из ящика стола жменю гвоздей, молоток и обрезок доски; прихватил фотографию по углам. Нараспев, заглядывая в шпаргалку, занудил:
        Тук, тук, тук,
        Забьем мы гроба крышку.
        Тук, тук, тук,
        Прощай, постылая жена.
        Перешел на скороговорку:
        - О, прислужники Смерти Адонай, Иеве и Зебаот. О, превысший отец, творец неба и земли, четырех элементов и высших духов, заклинаю тебя: забери на небо Вилену.
        И вновь занудил:
        Тук, тук, тук,
        Забьем мы гроба крышку,
        Тук, тук, тук,
        Прощай, Вилена.
        Прошло несколько дней. Несмотря на проведение мощной рекламной компании, крупная дичь более не попадалась. По законам рыночной экономики, лжеоккультное малое предприятие Уралова должно было неминуемо прогореть. Но случилось то, на что Пантелеймон мог только надеяться, о чем мечтать: Вилена таки преставилась, об этом протрубили все газеты.
        - Да неужели ты и впрямь ее заговорил? - удивилась Маргарита.
        - Если человеку восемьдесят три и близкие перестают дарить ему тепло своих сердец, то он может умереть в любую минуту, безо всякого колдовства, - напыщенно сказал Пантелеймон и добавил: - Очень вовремя преставилась, лучшей рекламы не придумать.
        Нельзя сказать, что Пантелеймону от клиентуры не стало теперь отбоя, но без рекомендации старца в его кабинете вряд ли бы появился могущественный нефтяной олигарх.
        Внешность миллиардера, из каких - то неизвестных соображений жившего подолгу в Минске депутата российской Госдумы по Ханты - Мансийскому избирательному округу, завзятого русского национал радикала была, однако, скорее половецкой. Одет депутат был хотя и дорого, но без набивших оскомину новорусских изысков. Говорил без фени, пальцовку не демонстрировал. Словом, настоящий новый русский, из жизни, а не тип из городского фольклора, не мелкий жулик из комсы, которые выдают себя за бывших первых секретарей обкомов партии со счетами в рижском «Парексбанке» и кичатся недоказуемым уголовным прошлым.
        Олигарх метался по кабинету лжеоккультиста и, вводя в курс дела, возбужденно верещал. Вдоль стен с пистолетами наизготовку стояло четыре уже телохранителя в черных очках. Пантелеймон, дабы внимать каждому слову олигарха, даже снял шапочку с вышитой меткой.
        - Понимаете, так как сам район нефтедобычи полностью контролировался моим «ОлиОйлом», то занимать оставшуюся как бы бесхозной после отравления Стерлядкина трубу Саулов не имел морального права. По логике, это должен был сделать я. Но этот наглец Саулов…
        Вдруг загрохотали выстрелы, посыпалось оконное стекло. Один из телохранителей рухнул замертво. Остальные открыли бешеный ответный огонь.
        Нападение отбили: бой захлебнулся. Мертвого унесли, рассказ олигарха возобновился:
        - Но этот наглец Саулов занял ее. Я утерся, что оставалось делать? Ладно, думаю, пусть: все мы не лыком шиты. Ему бы теперь сидеть тихонечко и сопеть в две дырочки. Но он… неожиданно заявил, будто за перегон нефти по той самой трубе мой «ОлиОйл» должен его «РосвестОйлу» что - то отстегивать. В принципе, есть такая практика. В цивилизованных странах. Набравшись ангельского терпения, спрашиваю: сколько хочешь? Пятьдесят, факсует в ответ, процентов от прибыли по экспорту. Ты что, сбрендил?! Забыл, что вообще - то и труба, и перекачиваемая по ней нефть принадлежит всему российскому народу! А следовательно, твоя законная, так сказать, конституционная доля - одна сто сорока семи миллионная. Так что бери десять и радуйся, пока не передумал. В ответ этот наглец Саулов вообще перекрывает задвижку!!! Вы можете представить такое хамство?!
        - Он должен умереть?
        - Несомненно, такому не место в нашем демократическом обществе. Однако, прошу заметить, умереть как бы своей смертью. Например, от геморроя.
        - Он же молодой, здоровый как конь, поэтому стоить это будет дорого.
        - Сколько?
        - Триста тысяч долларов. Причем, двести авансом - на гвозди и прочие для ритуала материалы, остальные - по достижению результата, - не моргнув глазом, зарядил Пантелеймон.
        - А не дороговато ли у вас материалы получаются? - засомневался олигарх.
        - Между прочим, я специалист по паранормальным убийствам высочайшего класса, - заносчиво заявил Уралов. - Неужели каких - то триста тысяч - сумма для вас неподъемная?
        - Ладно, ладно, я согласен, - смутился миллиардер, - но учтите, если попытаетесь меня обмануть…
        - Скопытится, будьте спокойны. Можете обдумывать текст соболезнования.
        Секретарь отсчитывает Уралову деньги. Олигарх и свита уходят. Лжеоккультист выдвинул ящик стола и выключил магнитофон.
        Очень мало кому удавалось «обуть» олигарха. Для этого конкурентам даже приходилось приглашать ведущих специалистов Моссада. Но никому, никому, никому еще не обламывалось сделать это - и смех, и грех - столь примитивным способом, годным разве что для обуздания какого - нибудь зарвавшегося сопляка.
        Прошла и весна. Под окном кабинета лжеоккультиста, по зеленой шелковой муравушке, рассыпались лимонно - желтые, махровые парики одуванчиков. По утрам из глубины сада музицировали соловьи. Уралов, которого они однажды разбудили, в сердцах пальнул в листву мелкой дробью.
        Так как на душе у Пантелеймона висела предстоящая разборка с «нефтяником», то к «оказанию оккультных услуг населению» он охладел и целыми днями спал, жрал, занимался любовью с Маргаритой. А также ездил в известный только избранным сексуально озабоченным массам «массажный салон» на бульваре Великого Кобзаря. Тем не менее, его пытливый алчный ум уже начал вынашивать новый глобальный, прямо - таки планетарный финансовый проект.
        Как - то Пантелеймон, развалившись в кресле - качалке, обрабатывал ногти маникюрной пилочкой; ведь в человеке все должно быть красиво: и борода, и душа, и… когти. Зазуммерил телефон.
        - Алле.
        - Пантелеймон? - Это был он, то есть олигарх.
        - Ну я, что нужно? - стараясь придать голосу ленивую наглецу, ответил Уралов.
        - Как это, «что нужно?» - возмутился депутат российской Государственной Думы от Ханты - Мансийского избирательного округа. - Почему занявший мою трубу хам все еще жив?!
        - Судьба у него, выходит, такая - дожить до старости, - пытаясь удержать достигнутый тон, ответил Уралов, однако почувствовал, как по спине пробежал холодок страха - олигархи народец серьезный.
        - Ты мне туфту не вставляй! - в своей базарной половецкой манере заверещал великорусский шовинист. - Дело делай или деньги назад! Плюс неустойку!
        - Назад не отдаем, - с твердостью, достойной лучшего применения, ответил лжеоккультист. - А насчет дела, осмелюсь напомнить: наши жизни в руках Господних.
        - Да я тебя… - задумчиво проронил олигарх после некоторой паузы.
        - А вот и не надо меня пугать! - с готовностью воскликнул Уралов, радуясь тому, что наконец выплеснет давно отрепетированные, переполнявшие его фразы. - Наш тогдашний разговор я записал, запись сдал на хранение надежному человеку. Если со мной что - нибудь случится, кассета будет передана тому самому хаму. Сами понимаете, это равнозначно объявлению войны, победить в которой вполне может и он. В таком случае вы умрете гораздо раньше. Лет этак на пятьдесят.
        - А ты аферист! - констатировал олигарх.
        - От афериста слышу! - с коротким смешком парировал Пантелеймон.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        ПОЯВЛЕНИЕ ПРИЩЕПКИНА
        «Вот, наконец, настал тот час!» - пропел бы вышедший из - под пера Дюма, но советского кинорозлива мушкетер. А вот как бы следом упаковал эту же мыслишку телехохмач Фоменко: «Я, товарищи, петь не умею, фехтовать, кстати, тоже, коней боюсь. Я лишь хотел намекнуть, что настал, дескать, момент, когда в нашем повествовании должен появиться детектив. Дабы приструнить этого зарвавшегося негодяя Уралова. Ведь такие, вроде Пантелеймона, типчики представляют серьезную помеху для развития нашего общества. Вы представляете, какой бы развесистой бузиной или, скажем, клюквой оно могло расцвести, если бы на свете таких уродов, порожденных предыдущей системой, вообще не было?!»
        Учитывая изощренность и коварство этого недочеловека, детектива нам нужно самого - самого лучшего. Уровня Шерлока Холмса, комиссара Мэгре или Эркюля Пуаро. Однако нашенского. Чтобы вместо трубки курил «Казбек», играл не на тривиальной скрипке, а на сакральной дудке, вместо аперитивов и кальвадоса хлестал нашу народную кристалловскую водочку (но вовремя «подшился», ибо у нас меры не знают). Главное, чтобы поменьше морочил себе голову психоанализом, а побольше шантажировал, давил морально и физически на кого попадя. Словом, нужно типичного следователя угро. Все его себе представляют?
        Наш типичный следователь совсем не таков, каким его живописуют в выходящих массовыми тиражами книжках с глянцевыми обложками. Ведь нужно сделать скидку - учесть, что пишутся они, в основном, писателями - нимфоманами, публикуются издателями - дерьмоедами и читаются читателями - идиотами. Типизированный их совместными усилиями следователь, делался так: со жлобской непосредственностью они взяли техасского «крутого Уокера» и пересадили в заплеванную рязанскую ментовку. Разумеется, украсть всегда намного проще, чем создавать свое. Мозги, главное, напрягать не пришлось.
        Так вот, наш типичный следователь непременно ленив к рутинной поисковой работе, небрежен и неряшлив. В его рабочем столе царит полный бардак. Бумаги из расстрельных папок зачастую находятся в папках с делами по мелкому хулиганству, налетчики путаются с алиментщиками, тунеядцы со шпионами и фальшивомонетчиками. Тут же валяются закаменевшие корки хлеба, чесночная шелуха, костяшки домино, стрелянные кем - то гильзы, которые он забыл передать на баллистическую экспертизу, сломанные шариковые ручки. Такой же бедлам царит и в кабинете, плюс грязь, вонь, как в конюшне, окурки в горшке с почерневшим уже кактусом, настенный календарь с выставки Интерпола за позапрошлый год. Но попробуйте его в этом упрекнуть. «Да какое это имеет значение! - искренне удивится тот. - Я двадцать лет сыскарем оттрубил и по глазам любого человека могу определить, сколько тому давать и за что».
        Самое удивительное, что такой следователь способен не только гонять торгующих возле гастрономов пивом и воблой нищих стариков, хватать студентов за графити (это его начальство вечно подставляет), но и действительно, на уровне Уокера, проявлять чудеса на профессиональном поприще. Милиции есть чем гордиться.
        И по достоинству ли, кстати, оценена способность нашего мента к самопожертвованию? Что - то мне, извиняюсь, трудно представить того же Эркюля Пуаро, бросающегося на вооруженного отморозка с голыми руками. А у нас это почти норма. Хотя зачастую мужество объясняется тем, что в решительный момент сыскарь обнаруживает, что пистолет оставил дома, а вместо него вставил в кобуру мерзавчик «кристаллика» и соленый огурец.
        В общем, пора вводить в повествование славного сыскаря Георгия Ивановича Прищепкина. Обыкновенного такого ментяру. Мордастого, с маленькими медвежьими, но очень смышлеными глазками, незлым крестьянским сердцем. Который, разочаровавшись в государственной службе, ушел на свои хлеба, в частные сыскари. Одним из его многочисленных клиентов как раз и стал «обутый» Ураловым олигарх, пригласивший сыскаря в свой офис на Лодочной.
        Кабинет нефтяника более напоминал дворцовый зал. Стены были драпированы старинными парижскими гобеленами, двери портьерами. В огромном, вызывающем безотчетный страх камине можно было не только испечь быка в собственном соку, но и оперативно сжечь труп средней упитанности или, например, документацию среднего банка. С потолка четырехметровой высоты, мрачно отсвечивая черненым серебром, свисала гигантская хрустальная люстра, более уместная в оперном театре или, например, в гостиной фюрера.
        «Тельников» в солнцезащитных очках и с оружием наизготовку уже было столько, что их смог бы сосчитать отнюдь не каждый приготовишка: в каждом углу, за каждой шторой, креслом… Один маленький, словно подросток, но зато вооруженный пулеметом непалец - шерп оседлал эту самую люстру, слился с ней в одно целое.
        Скрипя новыми башмаками и половицами паркета из эбенового дерева, олигарх нервно носился по кабинету, иногда что - то бормотал и бил кулаком по ладони.
        Он с первого взгляда угадал в детективе минского люмпена, то есть человека, который родился, однако, в деревне, но на волне урбанизации переехал в город и много лет крутил гайки на каком - нибудь большом грязном заводе; который по праздникам надевает мохеровую кепку и нейлоновый галстук и под гармошку поет матерные частушки. Представь такого коллегу Шерлоку Холмсу, тот, наверно, проглотил бы трубку… Не спеши, бритиш, не спеши. Трубка тебе еще пригодится.
        - Частный детектив Прищепкин. Смею заверить, что я опытный профессионал, - начал тот с места в карьер, заметив мелькнувшую на челе олигарха тень недоверия. - Двадцать два года проработал инспектором угро.
        - В курсе, мне вас рекомендовали, - стараясь преодолеть неприятие, кисло отозвался олигарх. - Хочу поручить вам дело, требующее очень деликатного подхода.
        - Я весь во внимании, - с готовностью ответил Прищепкин.
        - Меня преследуют неудачи. Начинаю терять веру в себя, и мне опять, как в самом начале карьеры, становится трудно принимать решения. Вы понимаете, что это значит для бизнесмена моего уровня?
        - Выбывание из большой игры?
        Олигарх кивнул.
        - И последней, нарушившей душевное равновесие каплей стало то обстоятельство, что меня элементарно кинул мелкий жулик. Методом черной магии он взялся устранить моего конкурента, вытянул аванс и самым непосредственным образом от своих обязательств отказался. Вы представляете? Меня, человека, который одним телефонным звонком менял правительства и котировки на токийской бирже и… «сделал» какой - то шарлатан, проходимец!
        - Но я не занимаюсь вышибанием долгов, - брезгливо вставил Прищепкин.
        - Знаю - знаю, - несколько суетливо поспешил заверить олигарх. - Поэтому и пригласил именно вас. Итак, определим ваши задачи. Во - первых, как я уже говорил, именно это мелкое поражение сделало меня неуверенным в своих силах. Поэтому оно должно как бы аннулироваться, словно тот тип вдруг засомневался в своих магических способностях и решил отказаться от заказа. Во - вторых, жулик заслужил наказанье и должен его понести. Но никакого членовредительства, пусть морально намучится так, чтобы тюрьма ему раем показалась, чтобы навеки заклялся заниматься жульничеством вообще и оккультным в частности. В-третьих, Уралов пригрозил оглаской. И если почувствует какую - то угрозу, то о моем обращении к нему станет немедленно известно тому самому конкуренту. Этого допустить нельзя ни в коем случае. Ваша обработка Уралова должна вестись таким образом, чтобы тот не догадался, кто за ней стоит. Задачи ясны?
        - Ясны - то они ясны, - ответил детектив в глубокой задумчивости, - но вот как к ним подступиться… Нужно хорошенько подумать.
        - Думайте, - «разрешил» депутат российской Государственной Думы от студеного Ханты - Мансийского избирательного округа. - В средствах можете себя не ограничивать. Даже если потратите больше, чем Уралов должен вернуть - не имеет значения.
        А теперь милости просим в кабинет детектива. Это одновременно и гостиная, и спальня, и… В общем, это единственная комната однокомнатной квартиры. К тому же, надо отметить, основательно прокуренная. «Казбеком». Где Георгий Иванович достает столь редкую марку? Покрыто мраком.
        Убранство комнаты - спартанское: панцирная кровать с несвежим постельным бельем, вдоль стен стеллажи с папками, на столе компьютер. Кругом пыль запустения, окурки раздумий и следы бобыльских трапез на скорую руку. Развалившись в единственном кресле, детектив сидит перед монитором с блаженной улыбкой наркомана, который после долгих мытарств наконец достал дозу. На экране лицо Григориади анфас и профиль, как снимают для следственного дела.
        «Григорий Константинович Григориади, он же Андрон Самуилович Копытов, поданный Республики Гондурас, - мысленно, смакуя каждое слово, как бы озвучивал криминальную хронику детектив. - Он же, как удалось недавно установить следственным органам, Василий Константинович Григориади. Имеет шесть судимостей: хищение личного имущества граждан, хищение государственного имущества в особо крупных размерах, покушение на убийство, мошенничество, многоженство, фальшивомонетничество».
        - Объект исследования индицирован, - торжественно произнес он и задумчиво добавил: - Объявления в газете Григориади уже не дает. Но ведь на достигнутом не остановится… Насколько я его понимаю, Григориади принадлежит к игрокам заводного типа: когда к ним начинает идти карта, теряют всякую осторожность и увеличивают ставки в геометрической прогрессии до тех пор, пока внезапно не проигрывают все… Так чем же Уралов займется дальше?
        Это выяснилось через несколько дней. На своей битой «восьмерке» Прищепкин прорывался в центр города, и будучи прижатым к бордюру, притормозил на светофоре. Тут его внимание привлек плакат на ограждении вокруг ремонтируемого здания: «Во Дворце ветеранов состоится концерт. Первое отделение: выступление мормонского джазового квартета «Вифлеем» и проповедь толкователя Библии из американского штата Айова преподобного Патрика О*Грегори: «Я пришел дать вам счастье».
        Едва успел он прочесть верхнюю часть плаката, как загорелся желтый. Водитель следующего за «восьмеркой» грузовика тут же принялся давить на клаксон так, будто Прищепкин впал в летаргический сон.
        - Ну что ты дергаешься, козел - самолет! - беззлобно пробормотал детектив на экспансивном языке дорог и вынужден был газануть.
        «Второе отделение: «Давай закурим, товарищ, по одной». Фронтовые песни в исполнении Глафиры Сорокиной», - дочитал он уже на следующем плакате, обнаруженном на другом перекрестке.
        О том, что «преподобный» Патрик О*Грегори - очередное перевоплощение Григория Григориади, детектив сообразил сразу: ну кому еще по силам раздавать счастье?
        Что же касается Глафиры Сорокиной, то она нуждается в представлении разве что для поколения «кислотников». А например, для бойцов Первого Украинского фронта, солисткой ансамбля песни и пляски которого она начала творческую биографию, Сорокина являлась тем, что сейчас принято называть секс - символом. Пушки, говорят, смолкали и минометы захлебывались, когда Глафира своим глубоким грудным контральто заводила: Бьется в тесной печурке огонь.
        Однако в союзном масштабе Сорокина смогла раскрутиться лишь в начале пятидесятых, когда ей стал покровительствовать некий член Политбюро.
        Когда «голубой экран» приперся в каждую советскую семью, пик популярности Сорокиной уже давно миновал, и она стала чем - то вроде «дежурного телеблюда», которым в обязательном порядке кормили всех, кто включался на десерт в лице Магомаева или того же Хиля.
        А в семидесятые она вдруг и вовсе исчезла. Наверно с подачи органов, прошел слух, будто умерла от рака кожи. На самом же деле Сорокина просто в очередной раз вышла замуж, но за диктатора недружественной Советам африканской страны.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        В назначенный день и час Прищепкин слился в фойе ДК с толпой ностальгирующих по ушедшей жизни дряхлых дедков в белых полотняных кепочках и рыхлых старушек в орденах, как новогодние елочки в игрушках. Так как шоу было бесплатным, то концертный зал оказался переполненным.
        Выступление мормонского квартета и проповедь доктора богословия были ветеранам тем самым дежурным блюдом, которое они согласились хавать лишь по той причине, что хотелось бесплатного десерта в лице бывшего секс - символа Первого Украинского.
        Кто такие мормоны, ветераны толком не знали; но представившиеся таковыми и не были. Это, впрочем, не имело никакого значения. С таким же успехом концерт могли открыть какие - нибудь папуасы - баптисты. Все равно, по замыслу «преподобного» Патрика О*Грегори, им отводилась роль декорации. И громоотвода, о чем Прищепкин сообразил позже.
        Банджо, контрабас и расстроенное пианино сопровождалось яркой, навязчивой цветомузыкой на большом экране за спинами музыкантов. От мельтешения цветов у Прищепкина с первой же минуты закружилась голова. Заслезились, будто от перенапряжения, глаза. Ощущение было такое, словно ему приходится читать какой - то плохо разборчивый текст. Понятно, что еще хуже почувствовали себя старики. Рядом с Прищепкиным кого - то даже рвало.
        Цвета на экране преобладали фиолетовый и кроваво - красный. Прищепкин, поняв что цветомузыка «преподобным» Патриком О* Грегори чем - то «заряжена», плотно закрыл глаза. Это помогло ему почувствовать едва уловимый ЗАПАХ СЕРЫ.
        О существовании огромного количества технологий по манипулированию массовым сознанием Георгию Ивановичу было хорошо известно. Например, он много читал про «эффект двадцать пятого кадра». Однако на практике с ними еще не сталкивался.
        Старики вокруг Прищепкина вдруг принялись молиться. Однако, так как и «Отче наш» знали далеко не все, то получился разнобой: кто - то молился «милосердным» инопланетянам и «праведным» летающим тарелкам, о которых бедным старикам прожужжали все уши, кто - то… маршалу Жукову, какой - то дедок даже… дельфину: «О, чуткая космическая рыба…»
        «В принципе, все ясно, ведь каждый цвет имеет определенную ассоциацию. Тот же фиолетовый считается божественным, кроваво - красный - страсти: передача информации в форме приказа на подсознание посредством языка красок, - догадался Прищепкин. - А сейчас самое время появиться преподобному Патрику О'Грегору. В белых одеждах!»
        Квартет удалился, вспыхнули прожектора и, будто выплавясь из ослепительного света, в золотом фокусе световых потоков эта легкая на помине обезьяна и возникла, действительно облаченная в белоснежный хитон. Старики заволновались, задрожали и латунь наград на грудях дружно дзинькнула. Призывая к вниманию, жестом императора Тиберия, шарлатан поднял руку:
        - Я пришел дать вам счастье! - напыщенно заявил «преподобный». - И дам его. Вы спросите: кто он такой? В качестве ответа зачитаю отрывок из подлинного текста Библии, который еще не был искажен многочисленными переводами и самозваными редакторами. - Григориади поднимает над головой вечную книгу. Открывает и как бы цитирует. - Ибо так любит Бог мир, что на стыке тысячелетий пошлет на землю своего второго сына, нареченного Патриком, дабы всякий, поверивший в него, не погиб, но имел жизнь вечную. Итак, послал Бог сыновей своих в мир, чтобы мир спасен был через них. Верующие в предназначение второго сына не судятся, а не верующие уже осуждены на вечные муки в камалоке. Факт же состоит в том, что свет и цвет уже пришли в мир…
        Разглагольствования каннибала оборвал один из слушателей, для этого зала чужеродный, средних лет, интеллигентного вида мужчина:
        - Проходимец! - вскакивая с места, гневно выкрикнул он. - Не слушайте его. Я кандидат исторических наук, много лет изучал Библию и могу с уверенностью…
        - Прощаю тебя, ибо кроток, - величаво заткнул гражданина павиан.
        С места вскочил еще один гражданин - перекошенный от ярости, словно оскорбленный обвинением «преподобного» до глубины души, сравнительно молодой, со вкусом одетый. Такого самца сюда вряд ли смог бы привлечь девяностолетний секс - символ Первого Украинского фронта. Ангажирован многоликим приматом?
        - И никакой он не историк! Золотарь! - завопил этот тип, указывая на обвинителя пальцем. - Десять лет его знаю, и все эти годы он за водку нужники по городу чистил! Да этот дегенерат читать, наверно, не умеет! Вон его отсюда!
        - Вон дегенерата, чего с ним церемониться! - визгливо поддержала щеголя какая - то толстуха: - Золотарь он, точно! Мы его постоянно нанимали. Дело знает, но один недостаток: как напьется - воображает себя историком.
        Мужчина растерялся. А когда заметил, что в его сторону по рядам пробираются несколько парней, сам поспешил к выходу.
        - Факт же состоит в том, - вновь посмел открыть священную книгу со вложенной шпаргалкой примат, - что свет и цвет пришли в мир, но люди более возлюбили невежество и тьму, потому как дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и цвет, не идет к ним, дабы явны были дела его.
        На этом проповедь закончилась. А в качестве заключительного аккорда было сделано следующее заявление:
        - Наша очередная встреча состоится в среду. На ней - то и научу вас стать счастливыми. Я возьму на себя ваши немощи и болезни, ибо дал мне единокровный брат мой Христос власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякие болезни и немощи. Но при одном условии - вы должны пожертвовать на строительство храма моего имени, а также на избирательную компанию - буду выдвигаться в мэры, чтобы лично курировать строительство - часть собственности. Ибо именно ее излишки и являются главной причиной людской немощи. Согласно заповеди Христовой, люди должны стремиться к тому, чтобы уподобиться птичкам небесным, которые, понятное дело, не имеют ни квартир, ни автомобилей, ни свободно конвертируемой валюты в чулках и наволочках, но отец небесный питает их. Вы ведь не глупей их? Если человек настолько слаб, что не может избавиться от мыслей о земном, то откуда возьмутся у него силы избавиться от болезней. Истину говорю вам: собственность жертвуйте без сожаления. На среду приглашены мною нотариусы, так что прихватите с собой также и все необходимые для оформления дарственных документы. Так как Сорокина
внезапно заболела, то сейчас я пока отпускаю вас по домам.
        Над городом бушевала гроза. Гром, молнии… Для августа картина не совсем типичная.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        КЛИН БУДЕТ ВЫШИБАТЬСЯ КЛИНОМ. ОДНОЗНАЧНО
        Кабинет Прищепкина был погружен в темноту. На рабочем столе, в жестком золотом кругу света настольной лампы - россыпь орехов, кучки колючей скорлупы и Прищепкин в позе роденовского «Мыслителя» - в тени.
        Детектив где - то читал, - а все, что ему приходилось читать он запоминал до последней буковки, - будто «потребление грецких орехов способствует интенсификации мыслительного процесса». Вот и начал потреблять, когда составлял схемы расследований. Хотя тот самый процесс продолжал двигаться с прежней скоростью и столь же мучительно, но зато вместо двух пачек остродефицитного «Казбека» стал укладываться в одну, что было отнюдь немаловажно для его язвы.
        С «детьми лейтенанта Шмидта» от религии дел ему иметь еще не приходилось. С какой стороны подступаться к этому хамелеону Григориади, который уже прямо на глазах из «преподобного» Патрика О*Грегори, «толкователя Библии из американского штата Айова», превратился во второго божьего сына?..
        В принципе, размышлял Прищепкин, ход оборотнем сделан был мощный, риска никакого: идея неоднократно апробировалась. Самая яркая проба последних лет была совершена «комсомольской богиней» Марией, основательницей приснопамятного «Белого братства». Та, правда, выдавала себя непосредственно за самого Спасителя, якобы в результате реинкарнации вселившегося в ее тело.
        «Ага, видно очень не хотелось Христу ни на фабрике, ни в колхозе вламывать, конкретно в райком комсомола потянуло, - ехидно прокомментировал претензии этой малороссийской дивчины детектив. - Чтобы приписаться к «столу заказов» и отовариваться колбасой, шпротами и финскими шмотками».
        - Ой! - испуганно воскликнул Прищепкин и даже легонько хлопнул себя по губам. - Прости, Господи! Не ожидал, что даже просто оценка этого прикола окажется богохульством!
        Однако, если уж кто - то непременно должен был в ту шуструю, словно электровеник, дивчину вселяться, то почему было не сделать это, например, ее неподражаемому земляку Леониду Ильичу Брежневу?.. Такой вариант был бы куда логичней. Ведь согласно правилам реинкарнации, душа и тело выбирают друг друга, руководствуясь принципом максимальной совместимости.
        От «комсомольской богини» павиан отличается коренным образом. Та искренне считала себя Христом, верила в свою миссию истово, павиан же отнюдь не обольщался: у Марии поехала крыша, психически Патрик О*Грегори был абсолютно здоров.
        Дело в том, что психика Марии не смогла приспособиться к контрасту между комсомольской оболочкой и ее мнимым божественным содержанием. С «преподобным» может произойти то же самое если… если…
        Прищепкин вскочил с кресла и в волнении зачелночил по квартире. Концепция раскрутки «преподобного» витала прямо над головой. Хвать! «Если, - схватил - таки он мысль за хвост, - декларируемое внутреннее божественное содержание, по непонятным для него причинам, вдруг как бы станет его истинной сущностью. Проще говоря, если нечаянно обнаружит себя… настоящим сыном божьим. Вот где напряг получится! Ему придется пережить такой мистический ужас, что даже перспектива вновь оказаться в лагере покажется спасительной… Туда и постарается вернуться, чтобы насколько можно восстановить прежний, понятный порядок вещей. Моя задача этот фокус - мокус ему организовать.
        Только сделаю - ка я еще, чтобы проверить дееспособность умозаключения, зарисовку психологического портрета афериста.
        Григориади прямо демон какой - то. Для него не существует табу. Быть вообще вне какой бы то ни было морали - осознанный выбор игрового поля. Он - продукт последней криминальной генерации и его можно отнести к так называемым отморозкам… Хотя и среди них такого еще поискать: это надо же было так с матерью поступить! И за «сына божьего», между прочим, сейчас на зоне запросто опустить могут. Ведь из лагерных церквушек, коих нынче несть числа понастроили, паханов да урок за уши не вытянуть.
        Итак, психологический портрет данного гражданина таков - это демон в обезьяньем обличье, ЭТО СВЕРХОТМОРОЗОК. Следовательно, схема раскрутки: демон - ангел, Сатана - Бог должна себя оправдать!
        Сеньор Помидор, вы контрастный душ заказывали?.. Как, неужели нет!? Но все равно милости просим назад в клетку, там вы будете в безопасности».
        Детектив в кресле сладко зевнул и выключил лампу. Оставалось продумать техническое решение. Но… пора и честь знать: спать, спать, спать! Для начала он поставит в доме «преподобного» Патрика О*Грегори несколько «жучков» и установит за ним постоянное визуальное наблюдение. А сейчас - баиньки!
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        КАК ПАВИАН НА СВАДЬБЕ ВОДУ В ВИНО ПРЕВРАТИЛ
        Нацепив для важности очки на кончик носа, лжесын божий пересчитывал добычу, то бишь выуженные у стариков цветопсихотропным, наверняка изобретенным в демократической Америке, способом пожертвования «на строительство храма». Слева от него на столе лохматился ворох денег, тикала груда часов, по большей части советского еще производства, всяких там «Ракет», «Побед», щетинилась кучка из цепочек и сережек, справа громоздились большие амбарные счеты. В кабинет на цыпочках проскользнула Маргарита и обняла любимого примата за плечи, заворковала:
        - Гриша, ты совсем не бережешь себя. Ну сколько можно работать?!.. И вообще, знаешь, страшно мне. Если сорвется все, у тебя хоть профессия есть, или ты исключительно аферист?
        - Обижаешь, - Григорий Константинович по - детски надул губы: любовная игра между ними не прекращалась ни на минуту, - сантехник я. Между прочим, самого высокого разряда. Не пропадем. Только, знаешь, скучно мне было с этими вентилями и кранами возиться: с детства на артиста выучиться мечтал.
        - Гришуня, - словно вспомнила Марго, - а мы ведь на свадьбу приглашены: Надька Великанова замуж выходит. Отказываться вроде неудобно. Может, сходим развеемся, а?
        - Почему бы и нет. - «Преподобный» потянулся и хлопнул подругу по мягкому месту. - Ты мой костюм из ателье забрала?
        Накануне в доме Григориади побывал прищепкинский «энергонадзор» и поэтому запись этого разговора детектив прослушал дома.
        - Ага, значит, на свадьбу собрались? Отлично! - бодро воскликнул он.
        Прищепкин включил настольную лампу, рассыпал по столу орехи и начал напряженно думать: как же концепцию раскрутки превратить в некий конкретный план действий?
        «Чтобы жулик обнаружил себя божьим сыном нужно… нужно… ему нужно нечаянно совершить некое чудо. Но какое?»
        Детектив сожрал, наверно, с полкило орехов, но все промелькнувшие в голове идеи почему - то казались ему недостаточно эффективными, какими - то искусственными. Как бы снятыми не с той плоскости.
        «Придется отложить задачу по крайней мере на сутки, - понял он, - Пока решение не придет само собой».
        Как ни странно, но его мозги были устроены таким же образом, как у людей творчества, то есть с разбуженным, активизированным подсознанием, которому стоило только что - нибудь подкинуть и оно начинало трудиться над решением вопроса самостоятельно, круглые сутки. Прищепкин даже мог позволить себе заниматься чем - то совсем посторонним. Например, затеять очередной ремонт своей «восьмерки». Через какое - то время подсознание все равно выдавало готовенькое решение.
        - Халявщик! - говорил в таких случаях киселевградский дружбан по РОВДу Мишка Драндулетов с некоторой завистью.
        - И ты становись халявщиком, пожалуйста, - отвечал Георгий. - Но для этого твоя анкета должна выглядеть таким образом:
        «1.Любимое развлечение? - Оперативная служба во внерабочее время.
        2.Заветная мечта? - Полностью покончить с преступностью в пределах зоны ответственности своего РОВДа.
        3.Что для твоего сердца дороже:
        а). Сыскарская служба или семья? - О чем базар, разумеется, служба.
        б). Сыскная собака Мухтар или мать родная? - Мухтар, однозначно».
        Короче, утром, едва проснувшись, Прищепкин сразу же поспешил «заглянуть» в то место сознания, куда подсознание подбрасывало свои депеши.
        - Ура! Есть халява! - обрадовался детектив, словно ребенок. - «Лжесын божий должен совершать те же чудеса, что и Спаситель. См. Евангелие», - было содержание презента.
        Ну конечно, согласился Прищепкин. Ведь если павиан «совершит» каноническое чудо, то ему не придется теряться в догадках по поводу происхождения сюжета. Ему также не удастся по отношению к нему абстрагироваться, рассмотреть холодно, без пристрастий, с позиций наблюдателя. «Толкователю Библии из американского штата Айова» будет достаточно взять в руки толкуемую книгу и… покинутая им заполярная колония покажется ему единственным местом, где он сможет восстановить душевное спокойствие.
        Именно на свадьбе - то, превратив воду в вино, Христос свое первое чудо и сотворил.
        Уничтожив в жестком золотом кругу света настольной лампы килограмма полтора орехов, Прищепкину таки удалось придумать, как он павиану это чудо организует.
        На следующее утро встал рано и почистил зубы; Прищепкин всегда начинал ответственный день в свежих трусах и с почищенными зубами. Погнал «восьмерку» к ближайшему винно - водочному.
        Интересно, вскользь подумал он, почему нынче, при демократии, толпы поджидающих открытия магазинов данного профиля синюг стали еще гуще, чем во времена пресса КП? Что или кто мешает пиплу заниматься делом, вместо того чтобы хлестать пойло?.. Ну конечно высокий уровень преступности! - решил Прищепкин и его пальцы сами собой сжались в кулаки.
        По причине раннего для оттяжки времени синюги еще не квасили, а только «лечились». Брали в основном по бутылке вина на рыло. И продавщица вяло удивилась, когда Георгий попросил сто одну - пять ящиков.
        Для чего предназначалась сотня, догадаться несложно - ну не сможет же павиан, даже с помощью Прищепкина, превращать воду в вино на самом - то деле. Исполнение данного трюка без настоящего, заранее заготовленного, рубинового напитка попросту неосуществимо. А одиночный флакон нужен был для дяди Пети, знакомого мастера - сантехника, настоящего аса говенного дела.
        И вот, несколькими часами позже, Прищепкин и выловленный, «смазанный» дядя Петя подъехали к ресторану, где должен был состояться свадебный банкет. На стоянку не заезжали, а остановились рядом с указанным мастером канализационным люком.
        Сняли крышку, дядя Петя спустился вниз и принял ящики. Затем из - за голенища кирзового сапога он достал любимый газовый ключ…
        Застолье по случаю бракосочетания Надежды Великановой и Савелия Бабича производило впечатление богатого для времени нынешнего и было бы типичным для советского. Гостей пригласили человек двести, а составленные буквой «П» столы - внутри которой журчал фонтан в виде стоящего на хвосте трехголового змея, изрыгающего из пастей воду - ломились от яств и выпивона.
        Музыканты ресторанного электрического коллектива, из - за выпученных, тупо самодостаточных глаз похожие на сомов, рванув струны, лихо залобали свадебный ритуальный шлягер. Солист, вокал которого считался бы сносным только в том случае, если бы он служил при гареме султана Брунея, тем не менее, нахально завел магомаевское: А - а - а-а-а э - э - то свадьба - свадьба - свадьба - свадьба… Заглушая его, словно дожидавшись сигнала, уже как следует разогревшиеся выпивоном столы принялись скандировать: гоорька, гоорька!
        За подсчетом длительности поцелуя никто и не заметил, как фонтан действовать перестал; на то он, впрочем, и фонтан. Однако через несколько минут бошки змея зашипели и вдруг ударили струями такими сильными, что те растянулись, будто резиновые, и достали гостей, сидевших к змею спинами. Дамы полной комплекции завизжали по - поросячьи, худые завопили:
        - Безобразие!!!
        - Где администратор?! - возмущенно забасили мужчины. - Срочно позовите администратора!
        - А Матвей Семеныч в отпуске, - невозмутимо отвечали сбежавшиеся поглазеть на водную феерию официанты.
        - Делайте что - нибудь, не то будем жаловаться! - потребовали мокрые гости.
        И тогда на змея бросился молодой парень и накрыл подносом, будто колпак надел. Убедившись, что фонтан уже не представляет опасности для костюма, к нему на помощь поспешил сантехник в отставке, почетный гость сабантуя «преподобный» Патрик О*Грегори, и стал что - то подкручивать. В тот же момент, весь вечер маячивший у окна гражданин, щелкнув зажигалкой, поднес огонек к торчавшей в зубах трубке.
        Фонтан сдался; посмеиваясь, гости возвращались за столы. Довольный собой, лжесын божий также степенно опустился на место подле бывшей жены близнеца - брата. Опять забренчали сомы музыкального электрического коллектива.
        Но тут коварный змей вновь зашипел и ударил по гостям струями… рубинового цвета. Белые сорочки мужчин и белоснежный наряд невесты, светлые платья женщин - все мгновенно окрасилось. Поднялась такая кутерьма, словно разорвалась бомба. Банкетный зал наполнялся острым ароматом вермута.
        - Хм, а ведь это после вмешательства «преподобного» водопроводная вода стала вином, - задумчиво констатировал троюродный брат невесты, который в свое время воевал в Афгане и поэтому панике не поддался. - Однажды, - пролепетал он, - такое же проделал Иисус Христос.
        И мужик, которого война сделала верующим, побледнел, встал перед лжесыном божьим на колени и перекрестился. Павиан растерялся, потом вспыхнул, схватил подругу за руку и потащил из зала.
        - Была единственная приличная вещь! - посетовала Маргарита, стягивая через голову побуревшее платье. - Так что ты сделал?
        - Ну вот, и ты туда же! - обиделся лжесын божий. - Подумай сама: да что я мог сделать, чтобы фонтан забил чернилом? Где бы его взял?
        Маргарита легла спать, а павиан ударился на кухню. Он открыл кран и стал напряженно следить за струей. Закрыл - открыл - закрыл - открыл - вновь закрыл… Принес из зала Библию. Листал, пока не наткнулся на страницу с описанием первого, совершенного Спасителем чуда. Побледнел и надолго оцепенел.
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        КАК ПАВИАН НЕОБЫКНОВЕННОМУ УЛОВУ СПОСОБСТВОВАЛ
        Следующее чудо Иисус совершил, дабы привлечь на свою сторону рыбака Симона: «они поймали такое количество рыбы, что сети у них стали прорываться».
        Как же организовать нечто «рыбное» «преподобному»?
        Хотя подсознание Прищепкина трудилось над решением этого вопроса целую неделю, но на сей раз халява все равно не обломилась. Для получения результата пришлось максимально напрягать серое вещество, отсидеть за столом с россыпью орехов в жестком золотом кругу света настольной лампы еще несколько вечеров.
        Наиболее серьезной помехой в разработке схемы подставки лжесына божьего являлось то обстоятельство, что по крови рыбаком не был и в помине. Отдыху на воде, вообще на природе, предпочитал телевизорный, под пиво, просмотр футбольных баталий. Ну как такого «обрыбишь»? Прислать ему, что ли, к пиву воблы - в качестве какого - нибудь дурацкого приза от рыбокомбината?.. Да ну, это уже не чудо, а халтура самая настоящая.
        М-да, фрукт, короче, еще тот. Ведь даже в примыкающий торцом к его дому физкультурно - оздоровительный комбинат, где имелись классные сауна и бассейн(!), этот сукин сын не ходил, так как «страдал» переизбытком жизненных сил и от жара у него ломило в висках.
        Зацепка первого звена логической схемы произошла тогда, когда детектив в десятый, наверно, раз просматривал отчет визуальных наблюдений (одного из привлеченных к делу помощников) с маршрутами павиановых перемещений по городу.
        «Преподобный» моторизировался: на следующий же после получения от олигарха денег день купил подержанный, но еще вполне приличный «мерс». И таким, кстати, образом еще больше изолировался от контакта с водной (рыбной) стихией: ведь даже дождь с неба - вместе с которым на его голову могло, например, обрушиться также и полтонны хека - и лужи под ногами остались для него в прошлом.
        Однако случалось «преподобному» и ходить пешком. Нашлись такие отрезки!
        Лжесын божий не доверял водителю, который приходился Марго каким - то дальним родственником и был взят по ее настойчивой просьбе. «Преподобный» подозревал, что ревнивой подругой тот приставлен к нему соглядатаем.
        А между тем, даже с медицинской точки зрения, «преподобному» были просто физиологически необходимы какие - то дополнительные сексуальные контакты. И по этой причине он завел пять любовниц (по выходным - то ему, бедненькому, приходилось сидеть дома!)
        Григорий Константинович снял для них пять квартир в разных районах города и каждое утро, под видом делового посещения какой - нибудь конторы, одну из них навещал. Но чтобы водила не врубился, не вычислил адрес «конторы», «преподобный» оставлял машину за квартал и далее следовал на своих кривых двоих.
        Так вот, «четверговая» девица павиана была поселена им в одной из двенадцатиэтажек по улице имени террориста Пулихова. Примат оставлял машину на стоянке рядом с кафе «Лето» и пробирался к заветному дому по набережной, точнее говоря, по асфальтовой дорожке вдоль зачумленной реки. В отличие от самой улицы, дорожка была малолюдной, что давало возможность сразу заметить слежку.
        - В принципе, река - исконное место обитания рыбы, - задумчиво пробормотал детектив. - Но, право, лучше бы «преподобный» ходил в баню, так как даже там виды на рыбалку значительно лучше, чем в обозначившейся клоаке.
        Утром намеченного четверга редкие прохожие могли лицезреть на набережной рыбака с удочкой. Если граждане шагали в паре, то переглядывались и крутили у висков пальцами. На фоне бетонного забора, заводских корпусов и дымящих труб, составлявших пейзаж близкого противоположного берега, его фигура выглядела действительно несколько вызывающе.
        Только кроме «заиндустриализованности» местности уверенность в том, что вода в реке не годилась в качестве среды для рыбного обитания, вызывали, по крайней мере, еще два обстоятельства. Во - первых, течение на этом участке реки было очень вялым, и вода в ней не просто цвела, а разлагалась, словно труп. Во - вторых, ее захламленность бытовыми отходами была такова, что казалось, будто ее русло прокопано среди свалки.
        Итак, на берегу «обозначившейся клоаки» стоял рыбак и делал вид, что сосредоточенно следит за поплавком. И вот, в девять тридцать, в начале ивовой аллеи показался настороженно озиравшийся по сторонам «преподобный» в темных очках и в плаще до пят, бугрившемся в области паха.
        Рыбак бросил на воду простыню газеты. Сейчас же на поверхности обнаружил себя движением в сторону поплавка конец дыхательной трубки. Приблизился, чуток постоял на месте: поплавок дернулся и ушел под воду, леска натянулась, словно тетива лука, удилище согнулось дугой. Пловец убрался на исходную позицию.
        - Ну и рыбина! - воскликнул рыбак, когда «преподобный» поравнялся с ним. - Мать моя женщина! Гражданин, помогите, не то она меня пересилит!
        Напрягаясь изо всех сил, они вытащили на берег… огромного осетра!.. Двухметрового и толстого, как бревно!!!
        - Вы словно Христос! - сразу же ввел «рыбак» «преподобного» в курс дела. - Как только показались на аллее, так сразу и клюнул!
        Лжесын божий побледнел, будто полотно, даже бородища его потускнела, и… шлепнулся в обморок рядом с осетром. «Рыбак» по мобильнику набрал «скорую».
        Когда Маргарита вернулась с работы, ее ненаглядный, в майке и полосатых трусах, мрачный как туча сидел на кухне перед початой бутылкой водки.
        - Елки зеленые, ночью глаз не сомкнул. Сердце трепыхается, башка трещит, - заныл он. - Ведь и на минуту не могу на другое переключиться. Где у нас цитрамон? - Роется в аптечке. - А-а, разве в этом доме что - нибудь найдешь! - Наливает стакан водки и залпом выпивает. Напряженно вслушивается в себя. - Все равно ни хрена не помогает!.. Что за масть пошла непонятная? В упор она мне не нравится! Ну не способен я чудесить! Для меня фрайера на уши поставить, барахлу ноги приделать - плевое дело. Но превращать воду в вино, а старые калоши в осетров… Извините, ведь я - жулик, а вовсе не брат Иисусов! И уж тем более не сам Христос… Хотя тот, может, никаких чудес и не совершал вовсе. Да и человека с таким именем, поди, и не существовало даже. Попы всю эту галиматью придумали, чтобы лопухи им сало да яйца носили. Однако, если я не «рожу» какое - нибудь правдоподобное, без мистической белиберды, объяснение появления осетра в том дерьмоотстойнике, не будет мне ни сна, ни минуты покоя.
        - Гришуля, что бы ты ни говорил, а работу мне все же бросать нельзя, - торжествующе заявила Маргарита. - Всем коллективом за тебя сегодня головы ломали и вот что придумали. В речку осетр мог попасть из магазина «Живая рыба». Представим такую ситуацию: в одном маленьком частном ресторанчике должен состояться банкет. Так как в составленном меню значилась осетрина, то повар купил рыбину и вез туда на своей машине. Не доезжая моста, машина сломалась. Так как время поджимало, а до ресторана было подать рукой, то повар взвалил осетра на плечо и…
        - Проходя через мост, - радостно встрял лжесын божий, - поскользнулся и выронил прямо в воду, так?
        - Именно, радость моя, - подтвердила подруга. - По - моему, такое возможно.
        - Но в «Живой рыбе», - задумчиво произнес «преподобный», - вряд ли бывают живые осетры. Только дохлые карпы. Впрочем, чего гадать: нужно съездить и навести справки.
        - Если осетры были левыми, что очень даже возможно, то по документам не проходили: и никто с тобой даже разговаривать не станет, - грудью встала Маргарита на защиту коллективной версии, столь нужной для восстановления душевного равновесия любовника. - Кто ты такой, чтобы с тобой откровенничали? Я в торговле десять лет проработала и эту систему хорошо знаю.
        «Преподобный» вроде бы успокоился. Однако взял карандаш и привязал леску с крючком. Закрылся в туалете, нанизав на крючок хлебный шарик, опустил в унитаз.
        Прошел час… еще полчаса. Маргарита несколько раз подходила к двери, наконец, не выдержала и постучалась:
        - Ты что там делаешь?
        - Угря ловлю, - ответил павиан угрюмо и серьезно.
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        КАК ПАВИАН «РАССЛАБЛЕННОГО» ИСЦЕЛИЛ
        Под офис фонда лжесын божий арендовал тренерскую в бывшей детско - спортивной школе. Детишек раскидали по другим школам и начали сдавать помещения коммерсантам. Так как здание было одноэтажным, деревянным и очень старым, то никакого злого чиновничьего умысла в этом решении детской спортивной власти не усматривалось; оно вообще подлежало сносу.
        На стене, за спинами лжесына божьего и кассира фонда, висели рапиры и выцветшие вымпела, на полках пылились дешевые кубки. Кассиром был пожилой, неряшливый мужчина с торчащими из ноздрей и ушей толстыми седыми волосками, монотонно бубня, он зачитывал боссу список пожертвованного замороченными гражданами имущества:
        - За отчетный период на строительство храма были оприходованы следующие пожертвования: квартир трехкомнатных - одна штука, квартир двухкомнатных - ни одной штуки, квартир однокомнатных - две штуки, гараж кирпичный, утепленный, со смотровой ямой - один штука…
        Вдруг на их головы посыпалась труха, завизжали выдираемые из досок гвозди. Буквально за несколько минут в потолке образовалась огромная квадратная дыра, через которую некие кавказцы в мохнатых папахах стали на веревках опускать кровать с неподвижно лежащим человеком.
        «Преподобный» побледнел: так как после «осетрового шока» ему пришлось приобщиться к чтению вечной книги, якобы толкуемой им в штате Айова, то сюжет разворачиваемого горцами действа он уже знал!
        - Что за самоуправство! - визгливо закричал лжесын божий. - Кто позволил ломать потолок?! Я сейчас в отдел архитектуры горисполкома позвоню! Милицию вызову! Поставлю в известность директора ДЮСШа!
        Ловко, словно акробаты, вслед за кроватью спустились и четыре джигита. Падая перед павианом на колени, стали вразнобой, однако очень требовательно, даже агрессивно просить:
        - Брат Иисусов, умолаем тэбя снызойты к просьбэ - исцели нашего паарализованного друга.
        Патрик О'Грегори метнулся к двери.
        - Дэржи Праарока! К стэнэ, в угол его даавай!
        «Преподобного» схватили. Он яростно отбивался.
        - Праарок мэня уукусыл! - похвастался один из джигитов.
        - Счаастливэц! - позавидовали ему остальные.
        Павиану закрутили руки за спину и, в полусогнутом состоянии, подвели к больному. Надавили на затылок. Лоб «преподобного» коснулся бедра парализованного. Синюшное лицо того сразу порозовело, он отбросил одеяло и сел.
        - Я исцелен! - с благоговением заявил он.
        - Не ври, сволочь! - брызжа слюной, прошипел лжесын и злорадно добавил: - А ноги - то все равно прежние!
        - Нэ хлюзди, праарок - марок, пожалуста! Ии нооги я чувствую! Ну - ка папробую.
        Встал на пол! Неуверенно прошел несколько шагов. И вдруг пустился отплясывать лезгинку. На кончиках пальцев! Друзья тотчас образовали круг. Откуда - то появились инструменты.
        На Кавказе есть гора - самая высокая,
        А под ней течет Кура - самая глубокая!
        Асса!
        «Преподобный», зажав уши, бросился из офиса вон.
        Уронив голову на стол среди опорожненных водочных бутылок, павиан пьяно рыдал. Повернул голову и заметил, что по стене ползет таракан. Словил, внимательно осмотрел со всех сторон, оторвал лапки. Дотронулся тараканом до лба.
        - Тебе говорю, встань и иди в дом свой!.. Ну, падла, глухой что ли! Тебе говорю, встань и иди в дом, то есть в щель свою!..
        Шлепает по таракану селединой. Достает еще бутылку, срывает пробку и хлещет прямо из горла. Вновь роняет голову и хрипло, лающе рыдает. Хлопнула дверь. Это Маргарита, с работы.
        - Что случилось?
        - Парализованного исцелил, - выдавил «преподобный».
        - Я же тебе говорила: бросай все, и уедем! - переполошилась она. - В какую - нибудь глухомань, где нас никто не найдет!
        - Дура - баба, разве от Бога спрячешься?! Он пока играет со мной, а потом - хлоп! Как я этого таракана. - И вдруг лжесын божий взорвался и завопил дурным голосом: - Змея! Это из - за тебя я братана и мать в тюрьму отправил! Все из - за тебя! Вон из моего дома! Чтоб ноги твоей здесь больше не было!
        И запустил в подругу бутылкой, но промахнулся, залепил в стену. Маргарита развернулась и выскочила из дома, хлопнув дверью.
        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        КАК ПАВИАН ЕДИНСТВЕННОГО СЫНА ВДОВЫ ВОСКРЕСИЛ
        Детектив догнал на улице кассира ураловского фонда:
        - Митрофан Сергеевич, нам нужно поговорить.
        - О чем?.. Вообще, кто вы такой? - удивился старый холостяк.
        Прищепкин протянул удостоверение. У кассира - душа в пятки.
        - А что, собственно, случилось? - спросил он перепуганно, тщетно пытаясь сохранить достоинство.
        - Насколько мне известно, фондом заинтересовалась милиция. Ваш директор - бежавший из заполярного лагеря рецидивист, цель которого вовсе не строительство храма, а обогащение. Не сегодня так завтра счета заморозят, вас и «преподобного» арестуют…
        - Ой! - схватился за сердце кассир. - Готов сделать чистосердечное признанье. Чем могу помочь лично вам, милиции? Понимаете, у меня язва. Вы уж, пожалуйста…
        - Замолвлю словечко, не переживайте, - улыбнулся Прищепкин. - Если я верно информирован, вы - единственный сын вдовы? - уже сухо, по - деловому спросил он.
        - Да, мой папа погиб при кораблекрушении, - со вздохом рвущей душу печали, словно его родителем по меньшей мере был Леонардо Ди Каприо, подтвердил Митрофан Сергеевич.
        - Вот я уже и ваш должник: хочу попросить сыграть в спектакле, которым рассчитываю немного расшевелить «преподобного». Сначала придется изображать покойника, затем его воскрешение.
        - Что за странный спектакль и почему играть в нем должен непременно я? - еще больше удивился, чем испугался кассир.
        - Потому что вы - единственный сын вдовы.
        - …
        - Читайте Вечную книгу.
        Смерчи бывают не только в кино и Майами, которое «бич». Не только в далекой Республике Сальвадор. Смерчи случаются и в людских душах - это еще наш всенародный Федор Михайлович заметил. Если такое происходит, очень страдают также посуда и мебель…
        Жалко импортную мебель, жалко фарфоровую посуду, слов нет. Но еще жальче, конечно, бессмертную душу человеческую. А ведь даже обои были Григориади порваны, висели лоскутами, даже люстру расколотил примат в смерчевом выплеске.
        Разгромил свое гнездышко, ну и обессилел: уснул средь бела дня, обернув голову полотенцем и свернувшись калачиком, прямо на полу. Затрезвонил телефон. Долго пришлось надрываться «тайваньчику», пока «преподобный» взял трубку:
        - Ну, чего надо? Я никого не принимаю, - просипел он.
        - Патрик Джонович, наш кассир загнулся! - закричал в микрофон, так как слышимость была отвратительной, фондовский бухгалтер горбун Степушка.
        - Что - что? - все равно не расслышал примат, так как вдобавок уши у него оказались заткнутыми ватой.
        Тут в трубке что - то щелкнуло, слышимость восстановилась в полном объеме:
        - Умер, говорю, наш Митрофан Сергеевич - сгорел на работе. Уснул и не проснулся: сердце, верно… Надо же, какое горе для матери! Ведь она вдова, а Митрофан Сергеевич был у нее единственным сыном.
        - Ну и черт с ним, - равнодушно принял весть «преподобный». - Лично для меня его смерть - не потеря.
        - Патрик Джонович, только не кладите трубку, - зачастил Степушка, спеша выговориться. - Покойника уже в офис привезли. Прощаться. Вас ждем.
        - Я с ним и при жизни через раз прощался, через два здоровался. Без меня обойдетесь.
        - Патрик Джонович, мать покойного хотела лично вам передать его какие - то важные бумаги.
        «Преподобный» тяжело вздохнул:
        - Ладно, только у меня голова раскалывается: приму таблетки, полежу немного. Приеду сразу в крематорий.
        Примат покряхтел под ледяным душем, выпил несколько чашек кофе. Перед выходом из дома хотел заглянуть в Библию. «Ай, - махнул рукой, - какие тут могут быть чудеса? Ну, сдох старый вахлак - давно срок пришел».
        Гроб с покойным был установлен на задрапированной тележке в «зале прощаний». У изголовья тусовалось пяток особо торжественных, словно их принимали в пионеры, дряхлых согбенных старушек - мать и тетки покойного. Полукругом толпились родственники и близкие Митрофана Сергеевича. Отдельно, сгорбившись на раскладном стульчике, с отсутствующим видом сидел «преподобный». Между ним и безутешной вдовой, потерявшей единственного сына, курсировал горбун Степушка, хохотун и краснобай.
        Крематорский оратор, получив сверх оговоренного прейскурантом, заливался соловьем так, что всем присутствующим стало даже немного жаль скучного, глупого и жадного Митрофана Сергеевича: ведь это не хорь дуба дал, не селезень лапы откинул, а вроде как человек скопытился.
        - Смерть забирает из наших рядов лучших, - не очень, правда, оригинально, но бодро начал оратор.
        Этот безразмерный трафарет, тем не менее, образу кассира был вопиюще тесен. «Неужели?» - даже нечаянно вырвалось у кого - то.
        Оратор, глянув на покойного, покраснел и сбился, но тут же взял себя в руки и переплаченные детективом денежки отработал вполне.
        - Для оставшейся вдовой мамочки, - продолжил он, - Митрофан Сергеевич был самым заботливым на свете сыном. Покойник помогал ей абсолютно во всем, то есть не только в уборке, мытье посуды, стирке, глажении белья и приготовлении пищи, но и даже в вязке носков, раскладывании пасьянса и распространении сплетен. Вдобавок, он ходил по магазинам и поливал клубнику на дачном участке, самостоятельно ремонтировал квартиру и сложные бытовые приборы. Ради ее счастья Митрофан Сергеевич даже освоил такую довольно сложную техническую операцию, как отмотку показаний электросчетчика. Митрофан Сергеевич также никогда не забывал поздравлять маму с праздниками. Причем, не пропуская ни одного! То есть, кроме Международного женского дня и Нового года, подписывал ей открытки и на День работников связи, День печати, День медиков, День машиностроителей, День танкистов, День десантных войск и так далее.
        Пусть не будет у вас ни малейших сомнений, о други, и в том, что наш Митрофан Сергеевич был самым лучшим в мире кассиром. Хотя подделка подписей в определенных, малозначимых документах в кассирских кругах не считается чем - то особенно предосудительным, но за сорок лет своей профессиональной деятельности он не подделал ни одной! Если необходимый для формальной закорючки человек отсутствовал, например, был в байдарочном походе, то Митрофан Сергеевич тоже брал байдарку и отправлялся вслед. Таким образом, он стал мастером спорта по туризму, кандидатом по парашютному, «Недокосмонавтом СССР». (Вышвырнули с космического корабля, куда он проник за подписью Титова, за полторы минуты до старта). А ведь все, казалось бы, ради росчерка в ненужной бумажке!
        Я стопроцентно убежден! Повторяю, стопроцентно, о други мои! Что Митрофан Сергеевич был последним честным человеком всего постсоветского пространства. За всю жизнь он не украл, хотя мог, ни одной копейки. Например, в девяносто первом году, когда представилась возможность взять долгосрочный кредит, который потом возвращался обесцененными инфляцией бумажками, Митрофан Сергеевич от этой халявы, вызванной неразворотливостью государственной бюрократической машины, отказался. Коллеги утверждали, что он попросту за… извините, испугался. Однако я уверен, что этот поступок мотивировался только его представлениями о профессиональной чести.
        Наконец, Митрофан Сергеевич был настолько предан своему кассовому делу, что ради него также отказался и от семейного счастья. А между прочим, как вы помните, за него была почти согласна выйти замуж от кого - то залетевшая, на восьмом месяце, секретарша директора Потребкооперации Риммочка.
        Короче, Митрофан Сергеевич, твой светлый образ навсегда останется в наших сердцах. Мир праху твоему.
        Настал черед прощаться с покойным. Не стесняйтесь слез, вот о чем я вас еще попрошу. Только, граждане, поторапливайтесь, нам сегодня еще шестерых спалить нужно. У кого есть спички?.. Черт подери, опять сперли полный коробок!
        Провожающие кассира в последний путь граждане выстроились в очередь к гробу. Они целовали Митрофана Сергеевича в ледяной каменный лоб или в синие зажелезневшие руки и отходили в сторону; некоторые потом украдкой сплевывали, некоторые мужественно слюну проглатывали.
        Когда эту неаппетитную процедуру проделал «преподобный», на лице покойного вдруг проступил румянец, веки напряглись и… раскрылись! Обмороки, крики ужаса! Митрофан Сергеевич сел в гробу и протянул к павиану руки:
        - Патрик Джонович, вы меня воскресили! Выходит, вы действительно брат Иисуса!
        «Преподобный» завопил, словно на него вывернули шайку кипятка. Схватил крышку гроба и набросил на кассира сверху. Налег, пытаясь вернуть того в исходное состояние.
        - Да не воскрес ты, брось ваньку валять, это самовнушение, - бормотал он.
        Но кассир, даром покойник, бугаина здоровый - уперся согнутыми коленями и хоть ты тресни. «Преподобный» швырнул крышку в хихикающего оратора, - можно подумать, будто у них каждый день кто - то воскресал. И пулей понесся из зала к своему авто.
        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        КАК ПАВИАН БУРЮ НА ОЗЕРЕ УКЛОТИЛ И КАК ПО ВОДАМ, АКО ПО ПАРКЕТУ, ХОДИЛ. ЧЕМ ВСЕ ДЕЛО ЗАКОНЧИЛОСЬ
        «Мерс» «преподобного» легко оторвался от преследовавшей «восьмерки» Прищепкина; в «шахматном порядке» стал обгонять все попадавшиеся на его пути машины. Замелькали дорожные указатели: «Нарочь 100км»; «Нарочь 50км»; «Нарочь 15км»; «о. Нарочь». Дойче аппаратен!
        На озере разгулялся шторм, - почти как настоящий, но ближе все же к мультяшному: это вам не Бискайский залив. Борода «преподобного» развевалась, словно хвост японского бумажного змея кирасуки. Перекошенная морда павиана постепенно умиротворялась: ветер, волны…
        «Я оставлю вам все: дом, деньги, пожертвования. Разве этого мало, чтобы искупить вину?.. Хватит, ведь одних гаражей шесть штук! А я в который - то раз все начну с начала, с нуля. Сниму маленькую квартирку, оклею черными обоями, для антуража выкопаю на кладбище черепок и поймаю ворону: можно будет давать объявления… Кстати, а какое там чудо следующее?»
        «Преподобный» вынимает из бардачка Библию, листает и вдруг мордель его опять перекореживается, словно от зубной боли:
        - Ешкин свет - «Укрощение бури на озере»! Вон отсюда! В пустыню, где вода на вес золота!
        Однако машина завелась не сразу, верно с карбюратором что - то. «Преподобный» открыл капот и проковырялся минут двадцать. За это время буря как бы выхолостилась, лишилась внутренней динамики, - ну не Бискайский же залив на самом - то деле! В прореху среди низких туч выглянуло солнце.
        - Да не укрощал я тебя! Поганая ты лужа! - завопил лжесын божий и вырвал клок бороды.
        Вновь рванул машину.
        - Ну, уж следующего чуда я не допущу, дудки! - пробормотал он злорадно и, крутанув руль, направил «мерс» в дерево.
        Однако на обочине колеса попадали на коровьи лепешки, машину занесло и в ствол сосны вмазалась она по касательной, что спасло «преподобному» жизнь. Сухой характерный треск жести, звон стекла. Правая сторона авто «сгармошилась», левая вытянулась в дугу - немецкая машина превратилась в китайский веер.
        Прищепкину пришлось просидеть на телефоне почти сутки, прежде чем удалось обнаружить пропавшего Патрика О'Грегори в больнице курортного поселка, куда тот поступил после аварии с сотрясением мозга. Буквально за десять минут собрался и выехал в заповедный край.
        Когда картина случившегося прояснилась, то детектив чуть не подавился орехом: на сей то раз чудо было настоящим! (Что, кстати, вполне естественно. «Преподобный» попал на спровоцированный поток, сказали бы йоги). Так как Георгий Иванович считал себя правоверным атеистом, то это его весьма впечатлило, и искать правдоподобное объяснение уже понадобилось ему самому.
        Детектив познакомился со здешними «знатоками природы», кои торговали из - под полы копчеными угрями. Браконьеры частично его успокоили, сказав, что в сентябре подобные «бури» на Нарочи не редкость.
        И все - таки чудом оставалось то, что «преподобный» оказался в нужный момент на нужном месте. «Значит там, наверху, действительно кто - то есть!» - вынужден был признать Прищепкин.
        Для успокоения нервов ему пришлось… обежать озеро. Утром детектив выскочил из гостиницы и свернул на асфальтовую тропинку вдоль озера влево, вечером вернулся уже с правой стороны. Кругосветка! (Что земля круглая, Георгий узнал еще в полицейской академии, преподаватели там были на уровне.)
        А вообще - то его коллеги, как и все нормальные мужики, при малейшем стрессе запивали; иногда даже до белой горячки, как, например, Мишка Драндулетов. Оно и понятно: чтобы вливать в себя беленькую, никаких волевых усилий не требуется, плюс окружающие относятся к тебе с пониманием. А поди - ка побегай. Даже если сбросить со счетов дикий перегруз, то занятие бегом на марафонские дистанции имеет еще и такие минусы: все соседи превращаются во врагов - это раз, начальство начинает относиться с недоверием - это два, Мухтар выходит из подчинения - это три, но самое главное - почему - то перестают предлагать взятки. А как без мохнатеньких, кто скажет? Но Прищепкин был «подшит», еще жена, лет десять тому назад, вынудила.
        Утешением служило то, что во время бега Прищепкину неплохо думалось; даже не хуже, чем «в жестком золотом…»
        Следующим, совершенным Иисусом чудом, было «Воскрешение дочери Иаира». Прищепкин пробежал половину дистанции пока не решился отказаться от его воспроизводства в Республике Беларусь образца 2000 года. Во - первых, где найдет гражданина с таким вычурным именем? Во - вторых, он уже воскресил сына вдовы и поэтому следующее воскрешение будет почти банальностью, эффект сойдет на нет. По этой же причине придется отказаться и от непосредственного «Воскрешения Лазаря».
        Зато после воскрешения девочки Иисус совершил «Насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами».
        Нет, столько статистов привлекать он не будет, решил рачительный детектив. Учитывая, что Патрик О'Грегори всего лишь, с позволения сказать, брат Спасителя, то навязываемый ему вариант чуда можно сделать несколько упрощенным и даже переиначенным. Пусть тот, например, просто превратит пять хлебов в пятьсот. Чтобы насытить ими тех же соседей по палате. И пусть числом их будет пятеро: дабы сохранилась если не магия чисел, то хотя бы мафия цифр.
        Во время марафона Прищепкин также подумал о том, что именно здесь, на Нарочи, ему придется организовывать «преподобному» и «Хождение по водам»: как - никак «белорусская жемчужина». Не отправлять же такого представительного мужчину на прогулку по поверхности грязного Комсомольского озера.
        Техническую сторону намеченных мероприятий он продумал уже в гостиничном номере, просидев в жестком золотом кругу света настольной лампы почти до утра, грызя грецкие орехи и попивая чай с заваркой «Аз воздам», состоявшей из шерсти лучшей сыскной собаки Краснопартизанского РОВДа города Киселевграда Мухтара и собранных на могиле павшего от бандитской пули друга лепестков жасмина.
        И вот, на продуваемом тугим осенним ветром озере, прямо напротив поселкового пляжа, несколько нанятых детективом местных обывателей приступили к работе, смысл которой не сумел отгадать ни один из собравшихся зевак. От берега и на метров, эдак, пятьдесят, под водой, а точнее на глубине пятнадцати сантиметров, они стали натягивать прочнейшую полиэтиленовую пленку, концы которой закрепляли на вбитых в дно обрезках труб. (Нарочь - озеро мелководное).
        Ход работ контролировал сам маэстро сыска. Он болтался взад - вперед по берегу и лузгал семечки, но его маленькие медвежьи глазки отмечали каждый неверный штрих, за который взыщет как всегда строго, но справедливо - лишением премиальных в виде водки. (Раз самому пить было нельзя, то и другим нечего: такой он, возможно, руководствовался логикой). Время от времени Прищепкин поглядывал на свои любимые часы «Командирские» с танком на циферблате: работы продвигались достаточно споро.
        Информация для поклонников (чем Прищепкин хуже Джеймса Бонда?): детектив брился электробритвой «Харькiв», душился одеколоном «Шахтер», предпочитал толстых широкоплечих шатенок, носил турецкие базарные джинсы «Ковбой Муса» и китайские пуховики с двумя гусями на лейбе, курил «Казбек», из напитков более всего любил уже упомянутый чай, из автомобилей - «Лексус», однако ездил на задрипанных «Жигулях» восьмой модели, из сокровищ музыкальной культуры - попсу, конкретно, Таню Буланову, его любимым писателем был один из столпов американского зубодробительного даундетектива Микки Спиллейн, фамилию любимого режиссера почему - то никак запомнить не мог, такая же беда была у него и с любимым скульптором, зато из художников знал, следовательно, и любил более других даже сразу троих - Кукрыниксов.
        На пляж, вздымая фонтаны песка, на форсаже залетел добитый «Опель» казенного сыскаря Сергуни Холодинца (мужичка, вопреки или назло фамилии, очень теплого, душевного) - дружка Прищепкина, которого он иногда привлекал в случаях запарки, чтобы тот имел также возможность подработать.
        - Шеф, так какой должен быть заголовок?
        - «Воскрешение идей Лазаря Кагановича».
        - Хм, - скислился Сергуня, - а какой я текст под него подгоню?
        - А что прикажешь делать, если следующее чудо Иисуса «Воскрешение Лазаря»? Если вчера позвонил заказчик и потребовал, чтобы я срочно добивал это дело и брался за руководство его личной охраной: у него, видите ли, какие - то предчувствия.
        - Жора, мне кажется, что наш подопечный созрел уже вполне достаточно. И после того, как ему придется пройти через «Насыщение» и «Хождение», воскрешать идеи этого большевистского лиса просто не понадобится.
        - И я в этом почти не сомневаюсь, - с отческой интонацией ответил Прищепкин. - Однако всегда следую принципу, которому меня научили в юности старые сыскари: лучше перебдеть, чем недобдеть. Ведь следуя ему, возможность облома, который в нашем деле может стоить чьей - нибудь жизни, уменьшается. Особенно не стоит расслабляться раньше срока в отношении Григориади. Как личность он необыкновенно силен, изворотлив, циничен и достаточно умен. Поэтому газету - тиражом одна штука - подготовить все - таки нужно… Не волнуйся, уж в текст вникать он точно не будет. Чтобы «преподобный» убедился, будто вляпался и совершил очередное чудо, ему будет достаточно увидеть заголовок… Ну, напиши какой - нибудь бред. Например, что якобы машинисты минского метрополитена выступили с инициативой сдвоения составов. Ведь Каганович когда - то курировал московское метро. Так что, в принципе, выдвинуть подобную идею мог.
        - Ладно, с газетой разобрались. А последнее чудо Иисуса «Исцеление слепого» готовить будем? - по - деловому спросил Сергуня.
        - Нет, а вот это уже и я считаю лишним.
        Обычная больничная палата на шесть человек. Все кровати заняты, на крайней у окна - «преподобный». Он лежит на спине, отрешенно прикрыв глаза, на его тумбочке, в алюминиевой тарелке - пять долек хлеба.
        Остальных пятерых можно было отнести к категории выздоравливающих. Собравшись в кружок, они пошептались, скинулись и послали «гонца за бутылочкой винца». Сами вернулись к прерванным занятиям: двое сели за шахматную доску, двое уткнулись в старые журналы.
        Вернулся гонец. Распахнул полы пижамной куртки и продемонстрировал выглядывающие из - под резинки байковых штанов два водочных горлышка. Жизнь на Марсе есть!
        - А захавать почему не взял? - озаботился один из шахматистов.
        - Да я же в штучном отоваривался, продуктовый после обеда в три открывается.
        - Не переживайте, хлопцы, - сказал второй шахматист. - Вон, на тумбочке у новенького, как раз пять кусков хлеба. Он же не обедал.
        Один из «журналистов» подошел к Патрику О*Грегори и тронул за плечо:
        - Мужчина, вы нам компанию составите? Мы понемногу, чисто символически.
        - Не употребляю, - прошипел «преподобный».
        - А хлебушек ваш можно взять?
        - Да подавись ты им! - психанул «гондурасец».
        И в ту же секунду обе половинки дверей в палату широко распахнулись, показался толкаемый кухонной рабочей столик на колесиках. На нем высилась пирамида, сложенная из ломтиков хлеба.
        - Это для вас, мальчики, пятьсот хлебов. От Патрика Джоновича. Кушайте на здоровье!
        - А - а - а-а - а - а-а - а - а-а - а - а-а - а - а-а - а - а-а - а - а!!! - завопил «преподобный», пружиной, прямо с кровати, взлетев на подоконник.
        Словно Александр Матросов на амбразуру, он бросается на окно и вместе с рамой, осколками стекла выпадает на землю. Этаж всего лишь второй - вторая попытка самоубийства также потерпит фиаско. Вскакивает и бежит, сломя голову, к озеру. Топиться? Ну - ну.
        «Преподобный» невольно сиганул и по поверхности озера!
        - Что, не дашь утопиться, да?! У - у - у-у - у - у-у - у - у-у-у!!! - Падает на колени. - Все, Господи, сдаюсь на милость твою! Как угодно готов искупать грехи свои!
        На берег вернулся как бы оглушенным, провалившимся в мысли: «Как искупать? С чего начать?» Григориади брел по щиколотку в воде и над головой его, вероятно в насмешку, сиял золотистый шутовской колпак; который, впрочем, виден был только в инфракрасном излучении.
        Рассеянно огляделся по сторонам и заметил коня, который пасся на примыкающем к пляжу лугу. Не раздумывая ни секунды, подбежал, запрыгнул на спину и изо всех сил звезданул голыми пятками по ребрам: вперед! И галопом погнал каурого по минской трассе.
        Конечно, когда он летел сюда на «мерсе», указатели мелькали гораздо быстрее, но и коняга даванул так, будто вместо чахлой травы наполнил утробу керосином, а в брюхе у него оказалось что - то вроде авиационной турбины. «Минск - 100»; «Минск - 50» - борода «преподобного» развевалась за ним по ветру также, как и хвост за каурым. Прищепкин несся следом, придерживаясь дистанции метров триста. Корни у детектива были крестьянскими, и он очень переживал за животину. Когда до Минска оставалось километров тридцать, не выдержал - сровнялся с «преподобным»:
        - Патрик Джонович, ведь загоните коня - то, в смерть загоните! Пересаживайтесь ко мне в машину: отвезу, куда скажете.
        - Господь не допустит, ибо спешу я искупать грехи свои! - высокомерно бросил «преподобный».
        - Прекратите демагогию, лучше подумайте о скотине!
        Но Григорий Григориади, если бы в груди его вместо куска мяса билось обычное человеческое сердце, остался б мелким воришкой.
        - Отцепись! - прошипел он.
        И пришлось каурому метелить копытами почти до самого города - героя. Как мочалка, весь он запузырился пеной, глаза у бедного выперли из орбит, словно, извиняюсь, у Надежды Константиновны. И все же, к великой радости детектива, конь это испытание выдержал.
        Когда начался пригород, «преподобный» пересел в такси - быстрей и потом конским, главное, не воняет.
        Все же перемудрил Дарвин со своей теорией происхождения человека: это только человек может превратиться в примата, - нет проблем, хоть в свинью. Но уж примат в человека - пардон! И никакие страдания ему в этом не помогут, никакой, даже в условиях Крайнего Севера, труд.
        «Преподобный» направил такси в сторону сельхозпоселка, где находился особняк магната. Детектив ехал следом. Однако, не доезжая квартал, такси остановили спецназовцы - оцепление.
        - Что случилось? - бросился «преподобный» к какому - то мужичку.
        - Такой взрыв полчаса назад прогремел, неужели не слышали?.. Всех и все на кусочки разнесло! От особняка только фундамент остался! - захлебываясь от восторга, сообщил тот.
        Лжесын божий запрыгнул назад, в салон такси.
        - К ближайшей ментовке, - выдавил он и запахнул на волосатой груди байковую больничную пижаму, словно стало ему зябко.
        В этот момент салон «Волги» озарился изнутри сильным разрядом электричества, над головой Григориади что - то хлопнуло. Аферист сразу как - то обмяк, потух. Полыхавшая в глазах зверская сила куда - то исчезла, как бы никогда ее и не было. В одно мгновение Григорий будто превратился в своего брата Васю. А сможет ли слизняк претендовать на кресло мэра белорусского мегаполиса?.. Слава Богу, нет!
        Между тем оконфуженный Князь поднялся над такси, взмыл над улицей Богдановича, над Минском и взял курс на юго - запад. В свою зимнюю резиденцию в столице Колумбии Боготе?.. Кто его знает? Пути Князя, как и Господа, неисповедимы.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к