Каждому своё Сергей Сергеевич Тармашев
        Миры и войны Сергея Тармашева
        «29 августа 2111 года. Месторождения нефти и газа опустошены. Единственный глубоководный шельф, где еще осталась нефть, служит причиной постоянных политических споров. Не сохранилось данных, что послужило причиной вооруженного конфликта наиболее влиятельных государств, но точно известно, что цивилизация Древних уничтожила сама себя в огне всепланетной ядерной войны. Начался день Великой Катастрофы, положившей начало отсчету современной системе летоисчисления…»
        Инфраструктура цивилизации перестала существовать. Все известные стратегические объекты уничтожены, началось уничтожение неизвестных. Власть имущие заранее построили для себя подземные бункеры, остальные горстки уцелевших скрываются в убежищах, самым надежным из которых всегда считалось московское метро. Но не превратится ли оно в подземную западню?
        У одного из выживших есть план спасения. И этот план не для всех…
        Сергей Тармашев
        Каждому своё
        

* * *
        Пролог
        «К 2108 году по летоисчислению Древних, сотрясавший цивилизацию энергетический кризис достиг своего пика. Месторождения нефти и газа, являвшиеся кровью и воздухом экономики той эпохи, были опустошены повсеместно. Единственный глубоководный шельф, где ещё оставалась нефть, находился на дне водного бассейна, именуемого Древними Тихим океаном. Согласно многостороннему межправительственному договору, месторождение разрабатывалось совместно несколькими наиболее влиятельными государствами на политической арене той эпохи. Однако шельф служил причиной постоянных политических споров. Из найденных и изученных файлов Древних следует, что летом 2111 года на месте разработки вспыхнул вооруженный конфликт. Не сохранилось данных о том, что послужило причиной, но точно известно, что 29 августа 2111 года цивилизация Древних уничтожила сама себя в огне всепланетной ядерной войны. День Великой Катастрофы положил начало отсчета современной системе летоисчисления».
        Цитата из общеобязательного образовательного курса Корпорации по Древней истории, сохранённого в архивах Департамента Истории Академии Наук Содружества Людей
        29 АВГУСТА 2111 ГОДА, СУББОТА, МОСКВА, ПЛЮЩИХА, 17 ЧАСОВ 15 МИНУТ
        На голографическом экране бытовой телевизионной панели изображение неподдельно встревоженного ведущего вновь сменилось картинкой со спутника, и Антон жадно впился взглядом в транслируемую картину: посреди бесконечной океанской глади множество боевых кораблей под флагами Китая и стран Арабской Коалиции в боевом построении двигались в сторону Шельфа ООН. Искорёженные конструкции нефтедобывающих платформ, разбитые вчерашней ядерной атакой террористов, были практически не видны на двенадцатимильном расстоянии, и видеорежиссёр новостного агентства выделил их контуры тонкими окружностями. Камеры спутника изменили ракурс, приближая район Шельфа, и на экране крупным планом возникла последняя нефтедобывающая платформа, единственная уцелевшая в ходе вчерашнего штурма. Океаническая поверхность вокруг неё кишела кораблями США. Пошла панорамная трансляция, демонстрирующая зрителю боевые порядки американских флотов, и изображение несколько раз задерживалась на группах кораблей стран НАТО, занимающих позиции возле них. Объединённый флот НАТО был готов к бою, и комментатор в студии без устали подчеркивал факт
взятия натовцами на прицел приближающиеся флоты китайцев и арабов. Судя по всему, приближающихся это не останавливало, и они были полны решимости положить конец своеволию США.
        - Согласно нашим данным, получаемым в реальном времени от мониторинговых служб ООН, - голос комментатора стал ещё напряжённее, - флоты Китая и Арабской Коалиции тридцать секунд назад вошли в двенадцатимильную зону безопасности Шельфа ООН! Срочное сообщение! Командующий флотом НАТО потребовал немедленного прекращения продвижения и возврата флотов на исходные позиции, обещая в случае неповиновения выполнить приказ Конгресса и уничтожить нарушителей! Флоты Китая и Арабской Коалиции не изменили курс! Мы следим за развитием событий!
        - Папа! - пятилетняя Амина настойчиво потянула Антона за руку с коммуникатором на запястье, требуя воспользоваться имеющейся в нём функцией переключения каналов. - Я хочу мультики!
        - Амина, зайка, посмотри мультики в детской, - ласково попытался отбиться Антон, улыбаясь дочурке и косясь на телеэкран. - Папа смотрит важные новости!
        - Меня Давид выгнал! - не получив желаемого, Амина немедленно насупилась, и её лицо приняло плаксивое выражение. - Он смотрит кино! - Дочурка захныкала. - Хочу мультики-и-и!
        - Давид! - Антон повысил голос, чтобы вечно зависающий в беспроводных наушниках сын его гарантированно услышал. - Пусти Амину посмотреть мультфильмы! Ты уже большой, будь мужчиной, позаботься о сестрёнке!
        - Она достала со своими мультиками! - из соседней комнаты донёсся возмущенный детский голос. - С утра от телика не отходит! Я тоже хочу на широком экране посмотреть, сама пусть через планшет смотрит!
        - Давид! - возмущенная реплика жены прервала речь сына. - Как тебе не стыдно! Амина ещё совсем маленькая! Ты должен ей уступить! Тебе уже восемь лет, ты обязан её защищать, а не обижать!
        - Ну, мам! - возмущенно воспротивился сын. - Это же новый сезон «Космических рейнджеров»! Мировая онлайн-премьера! Пять минут до начала! Я хочу посмотреть!
        - Потом посмотришь! - в голосе жены зазвучало раздражение, и она направилась из гостиной в детскую. - Никуда твои «Рейнджеры» из интернета не денутся! Пусти сестру к экрану немедленно! Амина, зайка! - Дилара выглянула из детской и поманила к себе дочурку. - Иди смотреть мультики!
        Амина издала радостный возглас, мгновенно забывая об отце, и довольная побежала к матери.
        - Ну, мам! - из зала сына видно не было, но судя по дрожащему голосу, Давид пребывал в крайней степени страданий от чёрной несправедливости. - Это же премьера! Все наши посмотрят, а я - нет! Через час надо будет комменты постить, и все поймут, что я не смотрел! Я чё, хуже всех?!
        - Ты лучше всех, милый! - Дилара немедленно сменила гнев на милость и демонстративно повысила голос: - Сходи к папе, пусть он поможет тебе, как мужчина мужчине! В зале отличная видеопанель, очень дорогая, такая не у всех наших родственников есть даже в Москве! Неужели папа позволит любимому сыну опозориться перед друзьями?!
        Крыть тут было нечем, и Антон спрятал тяжёлый вздох. Дилара всё равно добьётся своего, она в семье главная, хоть и мусульманка. Вообще поначалу их знакомства, ещё до свадьбы, всё было наоборот, но что греха таить, Антон сам отказался от лидерских позиций. Он вырос без отца в обществе матери и её таких же одиноких подружек, и сколько себя помнил, всё время главной в семье была женщина и женское слово для него являлось законом. В итоге Антон быть лидером не привык, а в общении с прекрасным полом всегда был мягок и уступчив, но именно это в своё время и покорило Дилару. И в отличие от его прежних подружек, бросавших Антона за его излишнюю, с их слов, мягкотелость, её это не смутило. Тем более что защищать женщину от мнимых угроз, что, якобы, является обязанностью настоящего мужчины, в двадцать втором веке приходится разве что в комментах соцсетей, а с этим Антон справлялся блестяще. К тому же у Дилары полно братьев, те ещё джигиты, кому хочешь физиономию разукрасят, стоит лишь позвонить. Примчатся толпой меньше чем за час, и два раза просить не придётся. И это очень хорошо, потому что полудикая
брутальность мачо претила тонкой душевной организации Антона, убеждённого сетевого интеллигента и интеллектуала с престижным образованием.
        Собственно, благодаря образованию они и познакомились. От деда, согласно семейным архивам некогда являвшегося удачливым бизнесменом, матери Антона досталась далеко не самая посредственная квартира на Плющихе. Однако в силу легкомысленности потомков, это было почти всё, что осталось ей от богатого родственника. Помимо квартиры в центре мать дала Антону отличное образование, благодаря ей он отучился в Бауманке и получил диплом инженера-механика, а эта профессия сейчас, на фоне нефтяного кризиса, оплачивается очень высоко. Девять лет назад, сразу после выпуска, Антон устроился в крупную московскую коммерческую фирму, занимающуюся поставками профессионального оборудования для систем связи и коммуникаций, принадлежащую дяде Дилары, там и произошла их первая встреча. Дилара была старше Антона на пару лет, уже год работала в головном офисе и отлично разбиралась в семейном бизнесе. Начальство поручило ей ввести новичка в курс дел, но их рабочие отношения быстро переросли в нечто большее, и летом того же года Дилара осчастливила его сообщением о своей беременности. Родственники жены устроили свадьбу с
национальным размахом, после чего отправили молодоженов в средиземноморский круиз, за время которого за свой счёт сделали в изрядно подуставшей квартире Антона шикарный ремонт. И даже подарили его матери отдельную квартиру в престижных новостройках Новой Москвы.
        К сожалению, матери оказалось нелегко найти общий язык с Диларой, и она пожелала жить отдельно от молодоженов. Дилара отнеслась к её решению с чуткостью, потому что прекрасно всё понимала. Судьба матери-одиночки, вынужденной пробивать себе жизненный путь наперекор трудностям и недоброжелателям, наложила на мать тяжёлый отпечаток. Постоянный и многолетний приём успокоительных привёл к развитию у неё зависимости, и в одно трагическое утро она так и не проснулась. Антон тяжело переживал смерть матери, и без помощи Дилары вряд ли бы смог справиться с охватившей его депрессией. Только благодаря заботливости жены он пережил всё это, и потому вполне справедливо считал, что сам Всевышний передал его из ласковых материнских рук в любящие объятия Дилары. Поэтому оспаривать лидерство жены он никогда не пытался, и не только потому, что не умел. Просто причин не было.
        - Папа! - Раздосадованный Давид с неизменными наушниками на голове вышел из детской, на ходу открывая одно ухо. - Мама посадила Амину за мою видеопанель смотреть эти тупые мульты! А через четыре минуты начинается мировая онлайн-премьера седьмого сезона «Космических рейнджеров»! Почему мы не поехали на выходные к деду? Я бы там с братьями сейчас это смотрел! Не хочу с планшета смотреть, это для неудачников, у которых голографии нет! Можно, я посмотрю на твоём экране? А то все наши посмотрят, один я как лох!
        - Смотри, - разрешил Антон. - Через три минуты переключим.
        Не страдать же ребёнку. Обычно на уик-энд Дилара с детьми уезжала на Рублёвку, где у её отца имелся коттедж, в котором на выходные собиралось всё их многочисленное семейство. Детям у деда нравилось, там у них всегда имелась компания сверстников, а вот Дилара от дальних поездок была не в восторге. Москва переполнена, только в черте города живёт более двадцати миллионов жителей, и переход на электрические автомобили никак не уменьшил интенсивность транспортного потока. Наоборот, с тех пор как мировая промышленность переориентировалась на электромобили, их бюджетные модели заполонили дороги. В пятничные вечера город стоит в ужасных пробках, а пользоваться услугами аэротакси Дилара не любит, её и Амину в вертолёте преследует морская болезнь. Вчера в офисе после рабочего дня отмечали день рождения одного из сотрудников, все задержались, и Дилара воспользовалась этим предлогом, чтобы отменить сегодняшнюю поездку в загородный дом отца. Антон остался доволен, не пришлось париться по пробкам, а вот маленький Давид лишился компании двоюродных братьев. Поэтому ничего страшного не будет в том, чтобы уступить
сыну видеопанель, ребёнок не должен чувствовать себя обделённым. Дилара всегда так говорит, а она знает толк в воспитании, у её родителей пятеро детей, из которых трое сыновья.
        К тому же, как Антон и прогнозировал, никаких залпов и прочего кровопролития на Шельфе ООН не последовало. Флоты продолжали сближаться, но всё происходило в мирном режиме, лишь в отдельном окне, транслирующем заседание Совбеза ООН, представители Пекина и Тегерана зачитывали свои заявления с требованием передачи Шельфа под контроль представителей ООН. Ещё один ядерный конфликт никому не нужен, память о ядерной бойне, которой завершилось столкновение Индии и Пакистана за газовое месторождение три года назад, непреодолимо сильна. В тот роковой день за три часа погибли девять миллионов человек и само месторождение. С тех пор в мире бряцанье ядерным оружием резко приутихло, хотя самые впечатлительные бросились покупать места в различного рода противоатомных бункерах. Спрос, как известно, рождает предложение, и за предприимчивыми бизнесменами дело не стало. Сейчас кто только не предлагает бункера на любой вкус, от персональных защитных убежищ, закапываемых на приусадебном участке прямо во дворе частного дома, до строительства настоящих подземных апартаментов для целой семьи. К услугам самых богатых или
самых глупых имеются даже правительственные программы, причём едва ли не в каждой цивилизованной стране.
        Даже у нас в России отгрохали два огромных бункера, «Подземстрой-1» в новгородских землях и «Подземстрой-2» под Новосибирском, детища миллиардера Шрецкого с тридцатипроцентным госучастием. Самый богатый человек России может себе позволить действовать с размахом. Правда, судя по многочисленным изображениям и отзывам в сети, «Подземстрой-1» невелик и на громкое звание стратегического бункера государственного масштаба претендовать не может, скорее, он являлся для Шрецкого своеобразной пробой пера. Три уровня на километровой глубине, один из которых технический, компактные, пожалуй, даже слишком, номера для проживания, способные принять порядка двух-трёх тысяч жильцов, кажется. Секрета из «Подземстроя-1» никто не делал, фото в интернете полно, и особых иллюзий на тему тамошнего комфорта питать не приходится. Больше похоже на общежитие казарменного типа с общественными санузлами на этаже. Лично Антон такое бы никогда не купил, будь у него свободная сумма нужного размера.
        Зато «Подземстрой-2» - это, ни больше ни меньше, фешенебельный подземный курорт на глубине то ли трёх километров, то ли ещё глубже. Словом, там, куда не достанут специальные противобункерные ядерные заряды, созданные для разрушения подземных убежищ. Роскошные номера ВИП-уровня поражали воображение даже искушенных ценителей. Собственный бассейн в личных апартаментах можно встретить не в каждом отеле с мировым именем. Всё по последнему слову техники и дизайна. Экзотические рестораны, казино, два клуба, голографические кинотеатры, биофермы, производящие продукты под собственным товарным знаком, есть даже устрицы своего разведения. Спа-салоны, лечебные центры биорегенеративного омоложения, собственный медико-научный центр с учеными из Новосибирского Академгородка. Через пару лет обещают добавить горнолыжный курорт на горе, под которой вырыли бункер. Грандиозный проект, отгроханный с размахом. Неудивительно. Это же бизнес, он должен приносить прибыль, а какая прибыль от примитивной общаги под землёй? Вот Шрецкий и подошёл к противоатомной проблематике с размахом и креативом. Но цену за тамошние
апартаменты Щрецкий заломил заоблачную, и Антон решительно не понимал, кто, будучи в здравом уме, будет платить такие деньги за то, что на самом деле никогда не пригодится. Большинство сетевых комментаторов сходилось на том, что продать жилплощади в «Подземстрое-2» Шрецкому не удастся, и в конце концов он переведет бункер на гостиничную модель. Потусоваться недельку в условиях подземной экзотики за разумную стоимость желающие найдутся.
        Однако, судя по сообщениям в сети, желающих купить подземные апартаменты оказалось немало. И непохоже, что это фейк, устроенный рекламщиками Шрецкого. Слишком уж авторитетные люди отписываются в соцсетях о планах приобрести там жильё. Основная масса желающих ждёт открытия, чтобы получить скидки. Официально «Подземстрой-2» должен открыться завтра, обещают даже присутствие Президента, но продажи ведутся с самого начала строительства. Вроде продано уже немало, а после сегодняшних событий поток желающих просто хлынет, это уж точно.
        На экране новостное агентство прекратило трансляцию из акватории Шельфа и сосредоточилось на заседании Совбеза ООН, тщательно смакуя обмен взаимными выпадами представителей различных заинтересованных сторон. Попутно комментатор в студии напоминал зрителям хронологию событий. Всё началось с того, что последнее в мире месторождение нефти, расположенное на тихоокеанском шельфе и совместно эксплуатируемое странами - участницами ООН, было захвачено террористами. Месторождение было хоть и единственным, но поистине грандиозным, его запасов, по подсчетам аналитиков, должно было хватить всему миру почти на десять лет, и наличие у террористов ядерных зарядов привело международную общественность в ужас. Террористы угрожали опустить их на дно, зарыть в грунт и уничтожить само месторождение. Пока Совбез ООН решал, как достичь компромисса с террористами, США единолично, не ставя никого в известность, предприняли штурм Шельфа. В ходе которого террористы сумели взорвать один из двух ядерных зарядов и уничтожить восемь из девяти добывающих платформ. Однако благодаря высокопрофессиональным действиям спецслужб США,
непосредственно резервуар месторождения не пострадал. Штаты захватили Шельф и объявили о неспособности ООН обезопасить единственное в мире месторождение, от которого зависит экономика всей цивилизации. И заявили, что берут это тяжёлое бремя на себя. С тех пор там сосредоточено несколько штатовских военных флотов, и американцы никого не пускают в двенадцатимильную зону Шельфа под предлогом проведения спецоперации по поиску уцелевших террористов, которые могли выжить в ходе штурма.
        Решение США вызвало бурю возмущения во всем мире, Китай даже обвинил американцев в инсценировке террористического захвата с целью узурпации Шельфа. Все наперебой требовали от Штатов вернуть месторождение, но США и ухом не повели. Антон был уверен, что и не поведут, зачем сверхдержаве идти на поводу у неудачников разного масштаба! Тем более что Россия с самого начала не стала дёргаться, недаром наш Президент с первого дня своего президентства взял курс на улучшение отношений со Штатами. Мы совместно строим двенадцатую по счету секцию МКС и вторую очередь посёлка на Луне. Зачем портить отношения с США сейчас, если через десять-пятнадцать лет, когда на Луне завершится строительство суперсовременных шахт по добыче Гелия-3, основными его поставщиками будут именно Штаты и Россия? Правда, строительство на Луне постоянно буксует, там какие-то вечные чуть ли не полумистические трудности, но в любом случае это лишь вопрос времени. И наш Президент вполне объяснимо не полез в конфликт очертя голову. А вот наши давние союзники, Китай и Арабская Коалиция, полезли с удовольствием. У них Лунных шахт нет, за
последний век Штаты сделали всё, чтобы отжать их от Луны, и рассчитывать на справедливый раздел лунных ресурсов союзникам не приходится. Вот они и используют в своих интересах любую возможность отхватить у США хотя бы какой-то кусок мирового пирога.
        И узурпация Штатами Шельфа ООН стала превосходным предлогом. Впрочем, не только для Пекина с Тегераном. Мир давно разделился надвое: на тех, кто сотрудничает с США и ненавидит их тайно, и на тех, кто не сотрудничает с США и ненавидит их открыто. Вторых стало особенно много после того, как национальные запасы нефти всех стран иссякли. Так что сейчас возмущения Пекина и Тегерана как никогда ранее нашли благодатную почву. Пожалуй, за всю историю ООН их впервые поддерживает большинство стран-участниц. Только США и их союзникам наплевать на всякий мелкий сброд, потому что совокупная мощь НАТО превосходит всех остальных как в военном, так и в экономическом плане. Однако недовольных это не останавливает, и конфликт с самого начала принял крайне резкие формы. В Китае вообще объявили мобилизацию, объявили, что не признают узурпацию Шельфа Штатами, и объявили, что отправляют на облет два своих самолёта согласно нормам Совбеза ООН, установленным ещё до атаки террористов. Американцы немедленно их сбили, оба пилота погибли, и это вызвало бурю протестов. Россия и Тегеран, верные союзническому долгу, выслали по
кораблю для проведения спасательной операции, так, по крайней мере, гласили официальные сообщения. Но флоты США нанесли по ним массированный удар и разнесли в щепки за секунды.
        После этого протесты мгновенно переросли в бурю ненависти и праведного негодования. Посольства США в странах Арабской Коалиции подверглись нападениям, в Тегеране толпа взяла здание штурмом и жестоко расправилась со всеми, кто там был. В ответ на это США пригрозили всем применением силы и выслали своих военных на охрану всех посольств. Только не все страны их пропустили, а после ситуация и вовсе раскалилась до предела: Китай и Арабская Коалиция послали свои флоты к Шельфу и пообещали открыть огонь на поражение в случае новых актов агрессии со стороны США. Штаты заявили, что лишат все страны, чьи корабли или самолеты нарушат двенадцатимильную зону Шельфа, прав на участие в разработке месторождения. Пекин выступил с предложением лишить США членства в ООН, в ответ на что Штаты официально обратились за помощью к союзникам по НАТО, наверняка неофициально пообещав им выгодно пересмотреть существующие квоты на добычу нефти с Шельфа. Натовцы поспешили выполнить союзнический долг, и в итоге в районе Шельфа всё кишит военными флотами всех стран, хоть сколь-нибудь заметных на мировой политической арене.
Эксперты заявили, что чаши весов в зоне конфликта уравновесились. А после того как Президент России выступил с заявлением, что Россия будет верна союзническому долгу и в случае агрессии окажет помощь союзникам, но боевые корабли Российского флота не будут пересекать границы двенадцатимильной зоны, то есть фактически отмежевался от Пекина и Тегерана и отказался от силовых действий, все в один голос заявили, что позиция НАТО на Шельфе не имеет равных, даже несмотря на серьёзное численное превосходство сил Китая и Арабской Коалиции.
        Выпуск новостей прервался на рекламу, и Давид немедленно поинтересовался:
        - Папа, уже можно переключать? Две минуты осталось! На фига тебе эта реклама?
        - Переключай, - сдался Антон, с улыбкой глядя, как сын орудует собственным коммуникатором.
        Молодёжь сейчас будто рождается подкованной в области управления современными высокотехнологичными девайсами. Схватывают на лету! Восьмилетний Давид в некоторых тонкостях последних программных обновлений для персональных коммуникаторов разбирается лучше него, дипломированного инженера-механика со стажем! Молодец! Весь в отца!
        - Шайтан! - Чёрные глаза сына недовольно сверкнули, и Давид непроизвольно почесал смоляную курчавую шевелюру. Официальный портал сериала демонстрировал краткую подборку последних заявлений членов Совбеза ООН. - И здесь эти новости! Две минуты до мировой премьеры, а они всякую фигню показывают!
        - Это не фигня, сынок, - наставительно произнёс Антон. - Это нефть. Сейчас важнее ничего нет. Из-за неё вспыхнул серьёзный международный конфликт.
        - Да кому она нужна?! - вспылил сын. - Автомобили давно на электромоторах ездят! Нам в школе говорили, что скоро самолеты на альтернативное топливо переведут, а сейчас на короткие расстояния дирижабли нормально летают, и самолётов не надо. Вон, Вахтанг с родителями летал в Европу, говорит, прикольно! Чего они за эту нефть кусаются? Бензин уже на фиг никому не нужен!
        - Нефть - это не только бензин, - Антон принялся за объяснения. - Нефть - это одежда, медицина, промышленность, товары, это практически всё! Твои кроссовки сделаны из нефти! Бензин и прочее топливо лишь пятьдесят процентов того, что делается из нефти. Остальные пятьдесят процентов - это чуть ли не половина нашей жизни! Пластмассы делают из нефти. Каучуки, резины, гудрон, полиэтилен, моющие средства, лаки, растворители, красители, удобрения, пуговицы, игрушки, пластиковые бутылки - огромное множество всего! Пластиковая бытовая техника, пластиковые элементы автомобилей, пластиковая мебель, посуда, обувные подошвы, синтетические ткани! Нейлон, акрил, лайкра, полиэстер - это всё из нефти. Ещё из нефтепродуктов делают белок, который употребляется в производстве пищевых продуктов, им заменяют белок животного происхождения. В медицине нефть тоже играет важную роль! Аспирин - лекарство из нефти. Некоторые антисептики, например стрептоцид и сульфадимезин, тоже производятся из нефтяных компонентов. Наша мама вообще никогда не расстаётся с нефтью! Потому что нефть - это не только её колготки с лайкрой,
холодильник, посудомоечная машина вместе с моющими средствами, но ещё косметический карандаш, тени для век, лак для ногтей, бижутерия и большая часть ароматов, применяющихся в изготовлении парфюмов. И это далеко не полный перечень всего того, что производится из нефти, сынок! Поэтому сейчас так сильно скачут цены на множество товаров в самых разных областях жизни. Многие изделия из нефти просто нечем заменить…
        - Э-э-э! - довольный возглас сына прервал его рассказ. - Началось! Наконец-то!
        Информационная вставка завершилась, и портал начал трансляцию сериала. На экране замелькали известные всему миру видеовставки с брендами и товарными знаками гигантов видеоиндустрии шоу-бизнеса, и Давид запрыгнул в свободное кресло, нетерпеливо ёрзая на слишком широком для восьмилетнего ребёнка сиденье. Перед самым началом непосредственно фильма, как положено, запустили рекламу, и сын что-то неразборчиво и зло пробурчал не по-русски. Антон напрягся, не иначе сын нахватался от двоюродных братьев каких-то ругательств, надо будет сказать Диларе, пусть проведет с ним беседу. Самому Антону делать этого смысла не имеет, он всё равно не понимает, что бормочет сын. Вдруг в этом нет ничего крамольного? Отругать ребёнка ни за что означает нанести вред хрупкой детской психике. Но меры профилактического характера принять необходимо. Антон встал с кресла и направился в детскую. Дилара сидела на диване перед голографической видеопанелью с довольной Аминой на руках и бросила на входящего мужа суровый взгляд, мол, не мешай ребёнку смотреть мультфильмы, а то опять начнутся капризы. Антон осторожно проскользнул
вдоль стены к дивану, сел рядом с женой и негромко сообщил:
        - Давид опять бормочет что-то не по-русски, когда раздражён. Что-то грубое! Дорогая, ты не могла бы поговорить с ним? В его возрасте пользоваться ругательствами недопустимо!
        - С чего ты взял, что он использует ругань? - недовольным шепотом возразила Дилара. - Ты же не знаешь языка!
        - Я предположил, - оправдался Антон. - По выражению его лица. Он был раздражён!
        - Это у вас, у русских, принято материться чуть что! - одёрнула его жена. - У нас такого нет!
        - Но ты могла бы уточнить, - дипломатично возразил Антон. - На всякий случай. Восьмилетний ребёнок может поддаться эмоциям. Раз уж на это способны твои братья, которым за тридцать…
        - Я поговорю с Давидом! - оборвала его Дилара, раздраженно поморщившись. - Всё, иди, не мешай дочке смотреть любимые мультфильмы!
        Антон привычно подчинился, но не успел покинуть детскую, как из зала раздался возмущенный голос сына:
        - Что за фигня?! Опять эти тупые новости врубили, шайтан их всех задери!
        - Давид! Я же запретил тебе пользоваться такими выражениями! - Антон заспешил к сыну, но невольно остановился на пороге, увидев сменившее детский сериал новостное включение.
        Экран показывал картину настоящего побоища: корабли, охваченные пламенем и клубами густого дыма, корабли, разорванные на части и стремительно тонущие, корабли, неестественно зарывшиеся в воду. Море вокруг было усеяно спасательными плотами и пытающимися выжить людьми.
        - Экстренное сообщение из зоны конфликта! - захлёбывался словами комментатор. - Три минуты назад флот НАТО нанёс удар по передовым кораблям флотов Китая и Арабской Коалиции! Ещё нет данных о потерях, но и так видно, что они огромны, спасательные суда срочно пытаются оказать помощь выжившим. - Внезапно голос комментатора перешёл почти на крик: - Только что нами получено сообщение: Флоты Китая и Арабской Коалиции нанесли массированный ответный удар…
        - Это реклама нового фильма? - Давид заинтересованно разглядывал спутниковую трансляцию разгорающейся в Тихом океане бойни. - Клёво! Я хочу посмотреть! Пап, как называется?
        - Я пока не знаю, - Антон попытался переключить канал, чтобы не испугать ребёнка, но на всех основных видеопорталах транслировали картину побоища у Шельфа. - Надо будет поискать в сети…
        - Не переключай! - запротестовал Давид. - Круто же! Давай посмотрим!
        - Потом посмотришь, когда выйдет! - раздался рядом голос жены. Дилара стояла за спиной у Антона и тыкала пальцем в сенсор персонального коммуникатора. Новости на экране сменились поисковой страницей сетевого браузера: - Сейчас смотри «Рейнджеров»!
        Давид немедленно принялся возиться с голосовыми запросами, требуя от поисковика вернуть на экран портал любимой онлайн-трансляции и попутно пытаясь выяснить, когда продолжат показывать сериал. Дилара подошла к мужу вплотную и прошипела на ухо:
        - Перестань показывать ему резню! Он ещё слишком маленький! У них и так на уме одни видеоигры со стрелялками! Он должен думать об уроках, а не о драках и побоищах!
        - Это прямое включение с Шельфа ООН! - тихо попытался оправдаться Антон. - Его показывают по всем новостям! Они прервали сериал ради этого!
        - Мне пофиг! - огрызнулась Дилара. - Я сказала - никакой резни! Мне братьев хватает! Понял?
        - Да, дорогая, - не стал препираться Антон. - Я прослежу, чтобы он не лазил по новостям.
        - Вот и проследи! - Дилара оглянулась на детскую комнату, из которой донёсся голос Амины, зовущей маму. - Да, зайка моя! Я уже иду! - Жена направилась к дочурке, бросая ему на ходу: - И проверь, как он сделал домашнее задание!
        - Домашнее задание на выходные не задают, - тихо хихикнул ей вслед Антон, и отец с сыном понимающе перемигнулись, словно два шпиона. В этот момент на экране вновь появился портал онлайн-трансляции. Изображения из зоны конфликта уже не было, комментатор в студии новостного агентства пообещал держать зрителей в курсе событий, и супермодный детский сериал продолжился.
        Антон удовлетворённо выдохнул, ушёл в гостиную, взял с журнального столика электронный планшетник и опустился на диван. Новости вполне можно смотреть и на компактном устройстве. Отсутствие голографических технологий этому не помеха. Особенно сейчас, когда вся семья занята своими делами, и он может спокойно заняться собственным досугом. Однако ничего нового информационные агентства не сообщали. Похоже, военные всех стран - участниц конфликта, не сговариваясь, заблокировали доступ к спутникам, наблюдающим за зоной Шельфа. К этому выводу пришла интернет-общественность на международных форумах, бурно обсуждавших произошедшее. Голосовые комментарии ежеминутно поступали тысячами, и Антон с головой ушёл в изучение вспыхнувших дебатов. Ничего особо толкового никто не говорил, в основном обмен взаимными упрёками и оскорблениями. Тролли разжигали панику, пророча очередной конец света, и делали это, как всегда, слишком толсто. Эксперты строили различные предположения, политики обсуждали последствия и делали громкие заявления, официальные лица разных государств призывали сохранять спокойствие и обещали в
скором времени заявления от первых лиц. Тем временем ритейлеры немедленно запустили контекстную рекламу персональных убежищ и товаров для выживания. Короче говоря, начался всплеск бизнес-активности, который случался всякий раз, как только какой-нибудь очередной конфликт в той или иной точке земного шара переживал пик кровавой активности. Ничего нового.
        В ожидании правительственных заявлений Антон коротал время за обсуждением происходящих событий, сидя одновременно в трёх самых известных социальных сетях, и с блеском подавлял своей аргументацией менее интеллектуальных оппонентов. Особенно досталось какому-то неудачнику, заявившему, что он-де, бросает всё и бежит собирать вещи, чтобы в случае чего быть готовым заявиться в ближайшее бомбоубежище, так сказать, во всеоружии. Как обычно в таких случаях, у болвана нашлось определенное количество последователей, и поиздеваться Антону было над кем. Чем он не преминул воспользоваться, логично и едко указывая им на тот факт, что участие в онлайн-обсуждениях плохо сочетается с упаковкой вещичек. Завсегдатаи сетевых интеллектуальных баталий хорошо знали его возможности, и остроумные посты Антона начали стремительно набирать лайки. К сожалению, главный остолоп, тот, который собирался ломиться в бомбоубежище, навьюченный скарбом, почти сразу перестал отвечать. Антон даже пошутил, что тот, видимо, уже на пути к ближайшей станции метро. Хотя было прекрасно понятно, что неудачник просто вышел из соцсети, потому
что мозгов не хватало участвовать в дискуссии на равных. Вот и не захотел позориться.
        Внезапно все три соцсети вывели экстренное сообщение, и на экране возникли изображения комментаторов новостных агентств, на разных языках едва ли не кричащих одно и то же:
        - Экстренное сообщение из зоны конфликта! Противоборствующие флоты обменялись ядерными ударами! Связь с акваторией Шельфа ООН и прилегающими к нему районами потеряна. Мы срочно пытаемся получить любую информацию с места трагедии!
        - Папа! - Давид вывел громкость с наушников на внешние динамики голографической видеосистемы. - Фильм опять прервали! Тут про ядерные удары рассказывают! Это точно реклама?
        Антон рванулся в зал и увидел на экране знакомое изображение комментатора российской службы новостей.
        - …российская корабельная группировка, находящаяся в районе Шельфа, не отвечает на вызовы, - вещал комментатор. - По имеющимся у нас данным, они также попали под ядерный удар и были вынуждены ответить. Все коммерческие спутники связи и наблюдения перешли под управление военных, доступ гражданских организаций к ним ограничен. Ожидаем официальное заявление Кремля и разъяснения от Министерства Обороны…»
        Это был шок. Антон даже машинально подумал, что его оппонент сейчас вновь зайдёт в сеть и успешно обольёт его грязью с головы до ног, но уже через несколько секунд стало ясно, что теперь не до этого. Трансляцию сериала возобновлять не стали, даже портал, специализирующийся на детских мультфильмах, прервал показ и переключился на сообщения крупнейших мировых информационных агентств. Известные эксперты демонстрировали неподдельную тревогу. В сети массово последовали призывы запасаться продуктами, иметь под рукой рюкзак с запасной одеждой и предметами первой необходимости, а также выяснить, где находится ближайшее к дому бомбоубежище. И тут же множество людей сетовали на то, что находятся на дачах. Онлайн-магазины чуть ли не мгновенно оказались перегружены заказами, порталы экстренных служб отвечали с задержкой, что свидетельствовало об огромном количестве обрабатываемых запросов.
        - Отец сказал собирать детей и ехать к нему! - в дверях гостиной появилась сильно взволнованная Дилара. Она с тревогой смотрела на мужа. - Мультфильм прервали и объявили о введении осадного положения! В доме отца надёжный цокольный этаж, там будет безопасно, пока семья договаривается с МЧС на тему серьёзного бомбоубежища. Поехали быстрее, пока пробок нет!
        - Сейчас толпа рванёт в торговые центры, закупаться! - Антон вскочил с дивана. - У многих паника, в сети призывают готовить неприкосновенные запасы. Основные торговые центры находятся на МКАДе и дальше, мы можем встать так, что не доберёмся и до утра! Может, аэротакси? Обычно до них проще доехать!
        - По дороге решим! - заявила Дилара. - Если пробки образуются, то поедем к аэротакси. Не стой как баран, одевайся и поехали! А то точно застрянем! И включи пробки на планшетнике!
        - Что брать с собой? - Антон торопливо вызвал на экран планшетного компьютера сервис дорожных пробок. - Кроме документов? Черт, дороги уже жёлтые! Многие побежали по магазинам ещё до объявления военного положения! Детскую одежду собирать? У твоего отца тряпок Давида и Амины полно! Мы свою одежду брать будем?
        - Доставай чемоданы и собери документы, чтобы тут ничего важного не оставлять! Вещи я сама возьму! - жена выбежала из комнаты и принялась собирать детей.
        Объявление о правительственном сообщении застало Антона у входных дверей с чемоданами в руках. Он собирался нести вещи в припаркованный во дворе дома семейный электромобиль, когда центральный новостной канал вывел на экран изображение государственного флага, сменившееся физиономией Премьер-министра. Антон вбежал в зал, катя за собой чемоданы, и остановился на пороге, не сводя глаз с голографической панели. Премьер с каменным выражением лица лаконично сообщил об объявлении в стране военного положения, призвал к соблюдению спокойствия и недопущению паники, назвав это вынужденной временной мерой, и правительственное сообщение закончилось.
        - И это всё?! - Антон опешил, выпуская из рук чемоданы. - Соблюдать спокойствие?! А делать-то что?! И где Президент? Почему нам показали Премьера?!
        - Какая разница?! - из детской выскочила Дилара с Аминой на руках. Следом за ней с детским чемоданом спешил насупившийся Давид, которому во время сборов попало от матери за попытку взять с собой игровую приставку. - Поехали! Пробки уже красные!
        - Подожди! - решился воспротивиться Антон. Он выхватил из чемоданного кармана планшетник. - Ты что, не понимаешь? Если вместо Президента нам показали Премьера, то это может означать, что Президента прямо сейчас срочно эвакуируют из Кремля! Почему не было дано никаких объяснений? Может, в нас уже летят ракеты! А мы собираемся завязнуть в бесконечной пробке!
        - Я позвоню отцу! - Дилара испуганно схватилась за персональный коммуникатор, велела детям стоять возле папы и убежала в другую комнату.
        Тем временем Антон торопливо просматривал интернет. Соцсети паниковали, мысль о причинах, помешавших Президенту выйти в эфир, посетила не только его. Все наперебой советовали бежать в бомбоубежища, вот только мало кто знал, где они расположены, а множество людей и вовсе находилось на дачах и за городом по случаю выходных. Первое, что приходило на ум жителям крупных городов, было метро. И это правильно! Антон подумал, что относительно недалеко от дома есть сразу две станции метрополитена, обе носят название «Смоленская», одна на Синей ветке, другая на Голубой. Подземного перехода между ними нет, но это неважно, главное, что близко.
        - Отец сказал идти в бомбоубежище или метро и ждать там его звонка, - насмерть перепуганная Дилара вернулась из гостиной. - Он скажет, когда можно будет ехать к нему. Он пытался вызвать для нас аэротакси, но они не принимают заказы…
        Очередное экстренное включение новостей центрального канала оборвало её на полуслове. На экране возникло изображение министра МЧС. Генерал объявил о начале эвакуации и назвал это временной мерой и необходимой предосторожностью. Он тоже призвал граждан соблюдать спокойствие и не поддаваться панике. После чего велел всем явиться к ближайшему объекту Гражданской Обороны и при себе иметь смену одежды, комплект постельного белья и сухой паёк на каждого. Список объектов ГО с указанием их мест на карте министр обещал предоставить сразу после своего обращения. Органы местного самоуправления на местах уже получили от МЧС эти данные и в настоящую минуту готовятся оповестить население применительно к каждому населённому пункту страны.
        Министр исчез с экранов, и Дилара бросилась собирать еду и постельное бельё. Антон заново распаковал чемоданы и заталкивал в них обнаружившиеся в холодильнике бутылки с водой, шипучей газировкой и детскими сладкими напитками, попутно пытаясь добиться от планшетника ответа на запрос по фразе «ближайшее бомбоубежище». Поисковик пересылал все запросы на сайт ближайшей, согласно данным геолокации, районной управы, и на экране вторую минуту висел значок загрузки с надписью «ждите». Антон даже решил вручную зайти на портал МЧС, но в этот момент загрузка сменилась вполне понятной картой района с указанием объектов Гражданской Обороны и краткими рекомендациями. Как он и ожидал, населению их квартала предлагалось спуститься в метро, на станцию «Смоленская». Рядом были ещё какие-то бомбоубежища, но из их описания было ясно, что построены они чуть ли не полторы сотни лет назад, имеют маленькую вместимость и совершенно смешную глубину заложения, являясь, по сути, хорошо укрепленными подвалами. Конечно, их реконструировали и поддерживали в должном состоянии, но в метро явно надёжнее. К тому же, если движение
поездов не остановят, можно будет добраться до ближайшей к загородному дому тестя станции, откуда их заберут на машине родственники Дилары, как только появится возможность. Все эти соображения Антон изложил предельно перепуганной жене, Дилара с ним согласилась, и даже стала ощутимо меньше паниковать.
        На улицу пришлось спускаться пешком, лифт оказался постоянно занят. Пока шли по лестнице, Антон увидел соседей по подъезду больше, чем видел за год. Улицы были заполнены людьми, спешащими в сторону метро. Кто-то был навьючен сумками, как Антон с Диларой, кто-то шёл налегке, но с каждой минутой людской поток увеличивался. На Смоленской площади, которую необходимо пересечь, чтобы попасть к станции «Смоленская», творился какой-то кошмар. Проезжая часть была забита машинами, яростно сигналящими огромной толпе пешеходов, бесконечной рекой текущих через дорогу в сторону метро. Некоторые водители заезжали прямо на тротуары и пешеходную часть, бросали машины и торопливо вливались в толпу. Другие всё ещё пытались проехать, но людской поток не прекращался, и нервы выдерживали не у всех. Кто-то дал по газам и протаранил толпу, но вылетел на Садовое кольцо и врезался в автомобиль, стоящий там в ещё большей пробке. Разъяренная толпа выволокла водителя из салона и с бешеной яростью топтала ногами, те же, кто был умнее, воспользовались этим и спешили обогнать линчевателей на пути к метро. Самые сердобольные
пытались оказать помощь пострадавшим от наезда, кто-то звонил в «скорую» и полицию, и одновременно жаловался на то, что ему отвечает автоответчик.
        - Диля, держи детей крепче! - Антон вытянул шею, осматриваясь в быстро увеличивающейся толпе, и заметил полицейских, спешащих к месту самосуда от высотки МИД. - Надо успеть уйти отсюда прежде, чем полиция начнет собирать свидетелей и записывать показания! Пойдем быстро, прямо между машин, всё равно они ещё долго с места не сдвинутся! До метро недалеко! Быстрее!
        Он прибавил шаг, лавируя между машинами так, чтобы не задеть дорогие авто чемоданами. Драки с психующими автомобилистами ни к чему, особенно сейчас! Дилара, держа за руки Амину и Давида, спешила следом. Многие стоящие в пробке автомобили были уже пусты, заперты и поставлены на сигнализацию, спешащая мимо них толпа часто задевала авто, вызывая срабатывание сигнализаций, что только усиливало царящий над Смоленской площадью гвалт. До остальных водителей факт того, что пробка вряд ли двинется с места, ещё не дошёл, и Антон подумал, что, когда это произойдет, спешащий в метро людской поток станет ещё плотнее. Как бы у самого метро не попасть с детьми в давку.
        Но его опасения, к счастью, не подтвердились. За Смоленской площадью стекающиеся к станциям метрополитена разрозненные людские потоки встречало полицейское оцепление. Полицейских было довольно много, и Антон запоздало вспомнил, что не видел ни одного из них, пока шёл с семьёй по Плющихе, а ведь там находится отделение полиции, они проходили мимо здания. Теперь понятно, почему он не увидел там полицейских, всех сотрудников в срочном порядке вывели к метро. Наверняка ещё до официального объявления об эвакуации. Спецслужбам об этом сообщили заранее! Ну, хоть о чём-то позаботились, и то хорошо! Антон увидел, как полицейские упорядочивают прибывающую толпу в некую более-менее цивилизованную очередь, и ему стало спокойнее. Здесь, на глазах у полиции, никто не орал и не толкался, народ соблюдал приличия, кто-то даже пропускал вперёд себя одиноких женщин с детьми. Упорядоченная очередь двигалась быстро, пожалуй, даже быстрее, чем стихийные людские потоки пересекали Смоленку, и Антон уже видел знаменитый «Дом с башенкой», памятник архитектуры ещё советской эпохи, в котором вот уже лет сто пятьдесят
располагался вход на станцию метрополитена «Смоленская» по Голубой ветке. Полиция направляла туда всех, идущих по внешней стороне Садового кольца.
        - Уважаемые граждане! - хаотичный гвалт, гремящий над Смоленской площадью, остался позади, и стало слышно обращение какого-то полицейского чина, усиленное электронным мегафоном. - Соблюдайте спокойствие! Не нарушайте порядок передвижения и очередность! Не задерживайтесь! На станции метро выполняйте указания сотрудников метрополитена!
        - Что там? - низкорослая Дилара проследила за его взглядом, но из-за плотного людского потока не смогла рассмотреть вход в метро. - Проблемы?
        - Нет, там всё ?кей, - успокоил её Антон. - Очередь движется быстро, на мой взгляд, ничем не медленнее, чем по утрам в часы пик. Просто я не вижу выходящих из метро людей. Наверное, все эскалаторы работают только на вход.
        - Ты ещё помнишь, как бывает в метро по утрам в час пик? - усмехнулась Дилара. Судя по интонациям, охвативший её испуг стал уменьшаться.
        - Ну, я же вижу утреннюю толпу, когда еду на работу мимо метро, - объяснил Антон. - Мне кажется, что обычно она такая же. Просто сейчас многие идут с вещами, из-за этого толпа кажется больше, чем на самом деле.
        Через пару минут до входа в метро оставалось метров десять-пятнадцать, и стало видно, как полиция решила проблему встречных людских потоков. Станция действительно работала только на вход, и людей, стекающихся к ней по ходу часовой стрелки, запускали в двери, которые обычно служили выходом. Встречную толпу, текущую против часовой стрелки, направляли в двери стандартного входа. Оба людских потока не пересекались, что обеспечивало непрерывное движение очереди. С места, на котором находился Антон, было хорошо видно, что по другую сторону Садового кольца полицейское оцепление действовало точно так же, и упорядоченные встречные людские потоки текли к арке, ведущей к входу на станцию метро «Смоленская» Синей ветки.
        - Гражданин, вернитесь в очередь и заходите в метро! - сквозь звучание полицейских оповещений послышалось строгое требование стража порядка.
        - Мне нужно на ту сторону! - ответил ему грубый голос, показавшийся Антону знакомым.
        Они с Диларой одновременно обернулись на звук и увидели спорящего с полицейским человека в армейском камуфляже без знаков различия, с таким же камуфлированным громадным рюкзаком за спиной. Здоровенный жлоб нависал над совсем не хилым сотрудником полиции, уступавшем ему в росте почти на голову, и указывал рукой через Садовое кольцо, в сторону входа на станцию Синей ветки метрополитена.
        - Сожалею, но это невозможно, - крепкий полицейский-кавказец с фигурой борца преградил дорогу мощному амбалу, не позволяя ему пройти сквозь оцепление на проезжую часть Садового кольца, забитую стоящими автомобилями. - Тот вход в метро отведён для граждан, проживающих внутри Садового кольца. Это сделано для вашего же комфорта, в целях исключения давки. Прошу вас вернуться в очередь!
        Несколько полицейских, стоящих в оцеплении рядом, немедленно подтянулись к месту возникшей проблемы в качестве подкрепления, и один из них шагнул амбалу за спину.
        - Это же Порфирьев! - Дилара смотрела на амбала и внимательно прислушивалась к разговору.
        - Этот болван и здесь умудрился устроить конфликт, - недовольно скривился Антон.
        Да, это действительно был Порфирьев, узнать которого было несложно даже в камуфляже уже только по росту и глупому нелепому армейскому ёжику коротких светло-соломенных, почти белых волос. Порфирьев работал охранником в офисе их фирмы и отличался на редкость нелюдимым нравом. Всё время молчал и таращился на всех взглядом исполненного подозрения параноика, причём как на посетителей, так и на сотрудников офиса. Вечно мрачная и злобная физиономия вкупе с ростом в метр девяносто пять и весом за сотню килограммов делали его похожим на маньяка, вынашивающего планы какого-нибудь жестокого убийства. Судя по записям в отделе кадров, Порфирьев отслужил в армейском спецназе лет десять или около того, неоднократно принимал участие в каких-то военных конфликтах, которых сейчас по миру столько, что за всеми не уследишь, вроде даже был пару раз ранен. Подробной информации не имелось, военная тайна и всё такое прочее, но кадровики уверенно заявляли, что выперли его из армии за экстремизм. Он был уличён в распространении среди сослуживцев каких-то запрещённых материалов, вроде бы неоязыческого характера, точно
неизвестно. В общем, ничего ужасного он совершить не успел, поэтому, учитывая заслуги перед Россией, его не посадили, а просто уволили в запас и предупредили, что в следующий раз он точно сядет. Год назад кто-то из бывшего начальства устроил его в офис, предварительно договорившись с дядей Дилары. Ходили слухи, что гендиректор специально взял его в охрану, чтобы под рукой имелся здоровенный жлоб некавказской национальности, который будет в случае чего выпроваживать взашей слишком навязчивых земляков генерального. Вообще Порфирьев вёл себя тихо и мирно, но всегда зыркал на всех с ненавистью, и потому конфликту с полицейскими Антон не удивился. Со скрытыми психами рано или поздно что-то подобное обязательно произойдет, особенно в такой обстановке.
        - Мне нужно на ту сторону! - Порфирьев всегда говорил грубо, такой у него голос. Вроде, голосовые связки повредило в результате ранения, и полностью восстановить их врачам не удалось. Но полицейским об этом известно не было, и Антон по их взглядам понял, что стражи порядка оценили здоровенного амбала как угрозу и сейчас примут меры.
        - У меня там жена и трое детей! - продолжал амбал, буравя полицейских пронзительным взглядом серых, почти бесцветных глаз, что совсем не добавляло ему дружелюбности. - Они ходили в гости к бабушке! Я должен встретиться с ними у метро на той стороне, мы договорились, они будут ждать! У них даже нет никаких вещей, всё у меня! Могу распаковать рюкзак, там детская одежда, сами посмотрите!
        Он начал было расстегивать лямки, собираясь снять свой рюкзачище, но полицейские были непреклонны и пропускать его не собирались.
        - Прекратите, вы мешаете эвакуации! - потребовал один из полицейских. - Позвоните жене, если она подтвердит ваши слова, мы вас пропустим!
        Порфирьев принялся засучивать рукав, высвобождая из-под него портативный коммуникатор, и Антон закатил глаза. Сейчас этому дебилу достанется от полиции. Нет у него никаких детей, и жены тоже нет, равно как и бабушки, он вообще не местный. Никуда он не позвонит. Родителей у него не стало вроде бы ещё в школьном возрасте, и он холост. Если верить офисным сплетням, у него даже девушки нет, что неудивительно. Кто захочет вступать в отношения с болваном, который почти всю зарплату отдаёт на аренду квартиры в не самом дешёвом районе Москвы. Причём только потому, что она находится относительно недалеко от офиса, а ему, видите ли, комфортнее идти полчаса пешком, чем те же полчаса провести в метро.
        - Диля! Мы задерживаем очередь, - негромко произнёс Антон жене, внимательно следящей за разговором Порфирьева с полицейскими, из-за чего темп их ходьбы сильно снизился.
        Дилара держала за руки детей, а Давид катил за собой небольшой детский чемоданчик, и их замедлившаяся семья уже вызвала недовольные комментарии спешащих позади людей. К удивлению Антона, Дилара неожиданно бросила ему:
        - Пошли к нему! - И решительно направилась в сторону Порфирьева, выбираясь из толпы. Антон торопливо последовал за ней.
        - Господин офицер! - Дилара с детьми заспешила к полицейским и кивнула Порфирьеву: - Привет, Олег! - И сразу же обратилась к стражу порядка: - Господин полицейский! Я могу подтвердить его слова! Это наш сосед! Его жена моя близкая подруга, мы пять минут назад разговаривали с ней по телефону! Она не сможет ответить на вызов, у неё аккумулятор разрядился! Мы договорились встретиться у метро на той стороне Садового! Мы с мужем взяли для них детское питание! Пожалуйста, пропустите нас! Я могу показать документы!
        Увидев перед собой интеллигентную женщину с детьми и мужем, полицейские не стали спорить и разрешили всем пройти. Порфирьев прорычал «спасибо», молча забрал у Антона один из чемоданов и направился через Садовое кольцо, лавируя между намертво застывшими в пробке машинами. Дилара поспешила за ним, не отпуская руки детей, и Антон семенил следом, вновь пытаясь не задеть авто во избежание конфликта. Всё больше водителей выходили из машин, с тревогой и растерянностью оглядывая спешащие к станциям метро людские потоки. Вскоре тут, как на Смоленской площади, все начнут ставить авто на сигнализацию и уходить к метро. И очередь станет больше.
        - Диля! - Антон ухитрился догнать жену и вполголоса зашептал: - Зачем ты это сделала?! Мы бы уже были в метро! Теперь придется проходить очередь заново!
        - Почему он не захотел спускаться на Голубую ветку, а пошёл на Синюю? - ещё тише ответила жена, не оборачиваясь. - Он служил в ГРУ! Он что-то знает! Что-то, что не будут объявлять в новостях! И он прекрасно знает, кто я! В случае какого-нибудь конфликта он нам поможет, никуда не денется! Братьев рядом нет, а что там может случиться, в метро, набитом всякими бичами, один Аллах знает! Поговори с ним, узнай, зачем он делает это! Нас он не любит, а ты русский, тебе расскажет! И смотри, чтобы мы не потеряли его в толпе!
        Но поговорить с Порфирьевым Антон смог только внутри метро. Очередь на станцию «Смоленская» Синей ветки оказалась вдвое длинней, и полицейское оцепление настойчиво требовало от людей соблюдать порядок, не создавать давку и при этом двигаться быстро. Пару неадекватов, ломившихся вперёд и расталкивавших людей, немедленно обездвижили электрошоковым оружием и выволокли из очереди, уложив прямо на грязный асфальт. Это возымело действие, и больше порядок никто не нарушал. Наконец, очередь дошла до входа на станцию, и семья Антона оказалась на ступенях эскалатора. Порфирьев стоял ступенью ниже, вкупе со своим рюкзачищем и их чемоданом занимая её всю один, и Антон решил, что момент для расспросов подходящий. Спуск будет долгим, эскалатор на этой станции очень длинный, люди стояли на ступенях плотно, что исключало возможность спускаться пешком по движущимся ступеням, так что уклониться от разговора Порфирьев не сможет.
        - Привет, - на всякий случай Антон поздоровался. - Как дела? - При этой фразе взгляд Порфирьева, направленный на него, стал очень похож на взгляд охранника психушки, разглядывающего пациента-имбецила, и Антон поспешил продолжить: - Олег, зачем ты сделал это?
        - Что «это»? - голос Порфирьева звучал, как всегда, грубо, но Антон уловил скрытую издёвку. Кажется, женщины в офисе что-то говорили на тему этого его заскока. Порфирьев вроде презирает американизмы и тех, кто их использует. Антон внутренне вздохнул. В таком случае придётся презирать весь мир! А это точно проблема когнитивного характера! ?кей, он, как истинный интеллектуал и интеллигент, уступит недалёкому бруталу.
        - Зачем ты выбрал эту станцию? - терпеливо уточнил Антон. - Ты чуть не попал в полицию!
        - Ничего бы они мне не сделали, - Порфирьев коротко скривился. - В крайнем случае, я отказался бы эвакуироваться и заявил бы, что возвращаюсь домой. Потом перешёл бы Садовое в месте попроще. Надо было сразу так поступить, но мне было не по пути, не хотелось время терять.
        - Мы уверены, что ты знаешь, что делаешь, поэтому и помогли тебе, - авторитетно заявил Антон и настоял на своём: - Так почему именно сюда? Насколько я знаю, на той «Смоленской» есть вход в правительственное метро, оно наверняка надёжнее гражданского!
        - Так тебя туда и пустят, - усмехнулся Порфирьев. - В том доме правительственные шишки давно не живут, и переход там столь же давно заблокирован. Те, кто входит в списки избранных, попадут в метро для таковых через здание МИДа. В смысле, те из них, кто находится в этом районе. Через гражданское метро ты туда не попадёшь.
        - То есть эта станция глубже и потому надёжнее? - сделал вывод Антон. - Правильно?
        - Можно сказать и так, - Порфирьев скептически поморщился. - Современные ядерные заряды, предназначенные для уничтожения объектов глубокого заложения, способны разрушать бункеры, расположенные на глубине вплоть до километра. Есть и более продвинутые разработки, но это не массовое оружие, таким по метро бить никто не станет. Я надеюсь, что и километровыми по метро бить не будут, приберегут их для стратегических объектов, иначе у нас шансов никаких, тут всего пятьдесят метров глубины. Зато этих самых стратегических объектов, вроде секретных бункеров и спецметро к ним, прямо здесь нет, а сама станция достаточно глубока, чтобы не пострадать от воздушных ядерных взрывов. Вероятность выжить больше.
        - Ты уверен, что ядерной войны не избежать? - Антон невольно оглянулся на жену и детей.
        - Откуда мне знать, - совершенно спокойно ответил амбал. - Но подстраховаться лишним не будет. Лучше просидеть несколько часов в забитой людьми подземке, чем оказаться на поверхности в момент, когда над головой красочно расцветает сотня ядерных взрывов.
        - Сотня? - переспросил Антон. - Это гипербола? В смысле, ты преувеличиваешь?
        - Это литота, - грубо поддел его Порфирьев. - В смысле, я преуменьшаю.
        - То есть?.. - Антон предпочёл пропустить мимо ушей очередную издёвку.
        - То есть Москва - столица России, если ты помнишь, - продолжал грубить Порфирьев. - Один из самых важных стратегических объектов. И одна из приоритетных целей с точки зрения противника. Здесь полно секретных бункеров, подземных объектов правительственных, военных и прочих силовых структур. По Москве ударят не просто прицельно, в планах ядерной атаки, выпестованных злыми врагами, город разбит на сектора, которые будут атакованы массированно и в несколько волн. Чтобы гарантированно поразить все намеченные цели с учетом противодействия ПВО, которое прикрывает Москву. На это самое ПВО все наши надежды в случае ядерной войны. До которой, как я надеюсь, дело всё-таки не дойдёт. Те, кто правит миром, не захотят остаться без него.
        - Уважаемые пассажиры! - зазвучавший в динамиках голос диктора заставил Порфирьева замолчать. - Спустившись по эскалатору следуйте указаниям сотрудников метрополитена! Сохраняйте спокойствие! Во избежание краж не оставляйте без внимания свои вещи! Спасибо за ваше понимание!
        Спускающаяся на эскалаторах толпа зашумела, и Антон подумал, что это реакция людей на сообщение о возможных кражах. Он окинул взглядом чемоданы, убеждаясь, что всё на месте, и ободряюще улыбнулся детям. Маленькая Амина улыбнулась в ответ, набычившийся Давид улыбки не увидел, сын с недовольным выражением лица теребил сенсоры персонального коммуникатора.
        - Давид? - Антон негромко окликнул сына. - Ты в порядке?
        - Интернета нет! - возмутился ребёнок, отрывая от коммуникатора полный негодования взгляд.
        - Потом включат! - успокоила его Дилара, прислушиваясь к непрекращающемуся шуму.
        Антон последовал её примеру. Народ обсуждал внезапное отключение интернета. Многие приняли это за плохой знак. Кто-то даже утверждал, что буквально минуту назад разговаривал с приятелем, живущем в Европе, и у них там тоже идёт эвакуация. А ещё он утверждал, что США якобы нанесли ядерные удары по Пекину и Тегерану. Слухи об этом мгновенно разнеслись по эскалаторам, сразу же нашлись скептики, и вспыхнули споры, периодически заглушаемые объявлениями диктора метрополитена. Диктор призывал сохранять организованность и сообщал о временном сбое в интернет-вещании из-за перегрузки оборудования станции, вызванной сверхнормативным количеством пользователей.
        - Как думаешь, это правда? - поинтересовался Антон у Порфирьева, но тот лишь неопределенно пожал плечами.
        Эскалатор достиг нижней точки, и Антон подхватил чемодан. Прибывающих людей встречали несколько полицейских и оперативники в штатском, за спинами которых сотрудники метрополитена в униформе призывали пассажиров не задерживаться и проходить дальше, следуя за своей очередью. Семьи с маленькими детьми заводили в вагоны стоящих по обеим сторонам платформы поездов и рассаживали на сидячие места. Тех, чьи дети были достаточно взрослыми, а также бездетных и одиночек призывали спускаться на рельсы и идти в глубь тоннелей, где их ожидали другие составы. Контактный рельс был обесточен, двери вагонов заранее открыты, на стенах наскоро наклеены нарисованные маркером от руки указатели. В целом всё было достаточно понятно, и Антон, взяв за руку Давида, следом за Диларой направился к центру стоящего у ближайшей стороны платформы состава.
        - Пойдём дальше, в тоннель, - неожиданно заявил Порфирьев, выходя из очереди.
        - Зачем? - опешил Антон. - У нас маленькие дети, нам сюда! Там специально держат места для таких, как мы! Ты же слышал объявление!
        - Как хотите, - безразлично ответил амбал, протягивая ему чемодан и явно собираясь уходить.
        - Мы пойдем с тобой! - немедленно среагировала Дилара, тоже покидая очередь. - Куда идти?
        - В следующий состав, - Порфирьев направился к очереди, тянущейся в сторону тоннеля.
        - Но почему? - Антон поспешил не отстать от амбала, стараясь не испытывать раздражения от его поведения. Дилара права, он может оказаться полезным. В конце концов, лопата для того, чтобы копать, если это необходимо, а любить или ненавидеть её при этом необязательно.
        - Ты когда-нибудь видел охваченную паникой толпу? - не оборачиваясь, ответил Порфирьев.
        - Только в новостях, - Антон пристроился к жене, вливающейся в очередь вслед за нагло вламывающимся туда Порфирьевым. Спорить со здоровенным амбалом и женщиной с двумя малолетними детьми никто не стал, и обошлось без скандалов, если не считать злых косых взглядов.
        - Мы попали сюда в самом начале эвакуации, - вопреки ожиданиям Антона, Порфирьев всё-таки снизошёл до объяснений без дополнительных понуканий. - Сейчас всё происходит тихо, мирно и спокойно. Потому что все надеются на то, что войны не будет, и эта эвакуация не более чем неприятное злоключение. Я тоже на это надеюсь.
        - Хочешь сказать, что, если начнется паника, тут будет опасно? - уточнил Антон.
        - Обезумевшая толпа отличается от стада охваченных паникой животных тем, что она хуже, - без тени иронии ответил амбал. - Если наверху случится что-нибудь такое, из-за чего порядок мгновенно рухнет, желающие выжить рванут сюда любой ценой. Эскалаторы выходят прямо на платформу, которая всех не вместит. Начнётся давка, и первое, куда хлынет толпа, это открытые вагоны. Оттуда можно и не выбраться.
        - Тогда, может, пойдем на станцию «Плющиха»? - предложил Антон. - Она транзитная, выхода на поверхность не имеет, он сейчас закрыт на ремонт, и места там больше.
        - Толпа набьётся туда очень быстро, - возразил Порфирьев. - Напирающие со стороны входа просто выдавят туда тех, кто попал сюда раньше. Лучше в тоннель, так надёжнее. Из-за стоящих на платформе составов вход туда узкий и тёмный, плюс стереотип в сознании обывателя, запрещающий лазать по тоннелям и контактным рельсам. В случае паники сюда ломанётся народа намного меньше, чем в хорошо освещенный и лежащий на виду переход на транзитную станцию. Раз в глубине тоннеля стоят ещё составы, то лучше добраться до следующего.
        - Мама! - Амина испуганно смотрела на приближающийся полумрак тоннеля. - Не хочу туда! Там прячутся монстры! Они всех съедят!
        - Нет там никаких монстров, зайка! - Дилара отпустила Давида и подхватила Амину на руки. - Держи сына! - велела она Антону и принялась успокаивать дочурку.
        - Может, в таком случае разумнее пройти как можно дальше? - предложил Антон, сжимая ладонь Давида. - В самый последний состав? Если их несколько!
        - Слишком далеко лучше не уходить, - уклончиво буркнул Порьфирьев и следом за впередиидущей семейной парой спустился на дно тоннеля.
        - Мы пойдем по рельсам! - оказавшийся на рельсах Давид с довольным видом пнул ногой контактный рельс. - Круто! Как в игрухе про ядерную войну! - Он со знанием дела осмотрел полутёмный тоннель, слабо освещенный тусклыми плафонами: - Тут должны быть всякие двери, по бокам! - Он посмотрел на сестру и скорчил жуткую рожу: - И гигантские крысы-вампиры!
        - Мама! - захныкала Амина, прижимаясь к Диларе. - Давид сказал, что тут монстры!
        - Давид, перестань сейчас же! - рассерженно одёрнула сына Дилара. - Зачем ты её пугаешь? Хочешь, чтобы она ревела на всё метро? Сам будешь её успокаивать!
        Сын недовольно скривился, но пререкаться не стал, и Дилара принялась успокаивать дочурку.
        - Смотри под ноги, Давид! - строго заявил Антон, бросая на сына укоризненный взгляд. - Не споткнись о шпалы, здесь темно. Давай сюда свой чемодан!
        Видимость в тоннеле действительно была слабой, если бы не свет прожекторов стоящих на путях составов, без фонарей двигаться по шпалам было бы небезопасно. Антон скептически поморщился, глядя, как идущие по железнодорожным путям люди то и дело спотыкаются и мучаются от неудобства тащить за собой багаж. Метрополитен мог бы и позаботиться о дополнительном освещении заранее. Они же должны иметь программы для действий в нештатных ситуациях! Или опять всё разворовали и забросили, и всё это есть, но не работает? Как обычно, до первого скандала! А потом бросятся устранять недостатки и наказывать стрелочников!
        Второй состав обнаружился в десятке метров от первого, возле него дежурили несколько представителей метрополитена и пара полицейских. Они встречали идущих по шпалам людей и направляли в узкий проход между вагонами и стеной тоннеля, призывая людей не торопиться заходить в ближайшие вагоны, а следовать дальше. Порфирьев молча шагал в глубь тоннеля, занимая своей тушей весь проход, и взгляд Антона упирался в его рюкзачище. Понять, что имеется там, дальше, в глубине тоннеля, не получалось. Миновав три вагона, амбал неожиданно начал взбираться по приставленным к распахнутым дверям аварийным мосткам внутрь четвертого. Антон вновь недовольно скривился. Мог бы и предупредить! Он помог Диларе с Аминой на руках забраться в вагон, дождался, когда заберется сын, и с трудом влез следом, едва втащив за собой нелёгкий чемодан. Порфирьев добрался до закутка между последней дверью вагона и его окончанием, снял рюкзачище и бесцеремонно взгромоздил его на пол, практически перегораживая проход. Дилара, с дочуркой на руках протиснулась в оставшееся пространство и сразу же уселась на ещё не занятое сиденье, оставляя
место между собой и торцевой стеной вагона.
        - Давид! Садись сюда! - она ткнула сыну пальцем на оставленное место.
        Антон помог сыну протиснуться с детским чемоданчиком мимо рюкзачища амбала и уселся рядом с женой. Убедившись, что Порфирьев возится в кармане своего багажа и не слышит, он тихо прошептал на ухо жене:
        - Обнаглевший жлоб! Он бы ещё поперек прохода своё барахло бросил и заставил ребёнка через него перелезать! Надменный неадекват, как твой дядя его терпит? Наверняка с начальством он более любезен!
        - На работе он всё время молчит, - прошептала в ответ Дилара. - Перестань тупить! Он сделал очень удобно! Перегородил проход, теперь лезть в этот тупичок никто не захочет. Поставь наши чемоданы на оставшееся место, чтобы вообще прохода не было! Это будет наш угол! А, если что, то все претензии к нему, он сидит ближе всех!
        Пока Антон выполнял приказ жены, Дилара попыталась позвонить отцу, но не смогла.
        - Сети нет, - она хмуро терзала сенсоры персонального коммуникатора. - Я думала, что в метро есть связь, особенно в двадцать втором веке!
        - Она и есть, - хмыкнул Антон, поднося к глазам запястье с коммуникатором. - Странно. Нет сети. Наверное, сотовую станцию отключили. Может, тоже перегрузка, как с интернетом? Столько народу в метро спустилось, и все звонят куда-нибудь, как на Новый год.
        - Пап! Дай планшетник поиграть! - Давид оставил в покое собственный коммуникатор. - С кома без инета гамать стрёмно!
        - Сколько раз говорить, чтобы ты не использовал такие слова?! - возмутился Антон, извлекая электронный планшет из кармана чемодана. - Учись излагать свои мысли цивилизованно!
        Сын немедленно поклялся больше никогда не делать этого, схватил планшетник и углубился в геймерскую возню. Дилара развлекала капризничающую Амину, Порфирьев молчал и вёл себя, как замерзшая во льдах каменная глыба. Лишь его зрачки иногда двигались, окидывая то ли внимательным, то ли злобным взглядом окружающих людей. Народа вокруг становилось больше, и ещё пару минут назад полупустой вагон уже не имел свободных сидячих мест. В окно было хорошо видно, как идущие мимо люди бросали взгляд на заполненные сиденья и двигались дальше в глубь тоннеля. Некоторые из них были с маленькими детьми, и Антон пришёл к выводу, что места в составах, стоящих на платформах станции, закончились. Наверняка такие же составы стояли и на платформе станции «Плющиха», переход на которую находился в конце платформы «Смоленской». Но, раз люди с маленькими детьми появились здесь, значит, там тоже закончились места. Наиболее вероятно, что туда, на станцию «Плющиха», прибывающий с поверхности людской поток направляли в первую очередь. Ведь Антон с семьёй спустился в метро в числе первых, но всё же не самый первый, очередь к
метрополитену в тот момент уже была. А это значит, что на станции сейчас должно было скопиться немало людей.
        Минут пятнадцать ничего особенного не происходило, лишь плотность тянущейся мимо их вагона человеческой вереницы заметно выросла. Внутри вагона кроме Амины и Давида других малолетних детей не имелось, поэтому атмосфера была относительно негромкой. Люди, невольно разбившись на группы по принципу ближайшего соседства, обсуждали дальнейшие перспективы, и Антон с интересом прислушивался к разговорам. Кто-то считал, что всех продержат в метрополитене сутки, пока правительство принимает меры по решению вспыхнувшего кризиса. Недаром же министр МЧС рекомендовал брать с собой сухой паёк. Другие возражали, упирая на то, что подобное требование вполне естественно, так как заложено во все руководящие документы МЧС, посвященные катастрофам и прочим экстренным происшествиям, и потому не является показателем. ООН сделает всё, чтобы погасить международный конфликт в течение нескольких часов, и всех выпустят отсюда не позже полуночи. Одна одиозного вида не особо взрослая парочка, в каких-то готических тату с головы до ног, вообще утверждала, что конфликт полностью подстроен мировыми финансовыми воротилами с целью
подхлестнуть продажи товаров и услуг для выживания по всей планете. Потому что устраивать настоящую ядерную войну никто не будет, это попросту невыгодно.
        С утверждением на тему мировых финансовых воротил Антон с удовольствием бы поспорил, если б не сидел на отшибе, так далеко от основных дискутирующих, а вот насчёт невозможности глобальной ядерной катастрофы он был полностью согласен. Те, кто могут её начать, обладают властью и богатством, и лучше других понимают, что в ядерной геенне сгорит и то, и другое. Зачем им это? Так что высшие политики всегда тонко чувствуют грань, которую нельзя переступать. Даже если флоты противоборствующих сил обменялись ядерными ударами, дальше акватории Шельфа это не выйдет. Просто правительство обязано учитывать все, даже самые катастрофические варианты, что оно и делает. На их месте в подобной ситуации Антон тоже бы объявил эвакуацию. Впрочем, нет, на их месте он бы ситуацию до такого не довёл. Его действия как на внутренней, так и на внешней политической арене были бы более правильными. Жаль, что отключили интернет, сейчас бы на эту тему получилось отличное глобальное обсуждение…
        Какой-то шум, пришедший снаружи, отвлек его от мыслей, и Антон встрепенулся. Неясный гул доносился из тоннеля, и он не сразу понял, что слышит гвалт множества человеческих криков.
        - Что это? - Дилара прислушивалась к быстро возрастающей какофонии криков. - Что-то случилось в тоннеле?
        - Это со станции! - заявил кто-то из сидящих у дверей. - Звук отражается от стен тоннеля! На станции что-то произошло!
        Все, кроме Порфирьева, бросали в окна обеспокоенные взгляды. Амбал с ничего не выражающей физиономией лениво расстегнул свой рюкзачище и принялся вяло копаться где-то внутри него. Антон подумал, что ничего другого от недалёкого мизантропа ожидать не приходится, и в этот момент ситуация за окнами резко изменилась. Идущие вдоль состава люди бросились бежать, кто-то на ходу запрыгивал в распахнутые двери вагонов, но основная толпа рвалась дальше, быстро увеличиваясь в размерах. Двое мужчин и женщина заскочили в их вагон, не обращая внимания на отсутствие свободных мест, побросали на пол сумки, и женщина попыталась выглянуть наружу.
        - Чемодан! - Она вытянула голову, пытаясь разглядеть что-то под ногами у бегущей толпы. - Не топчите мой чемодан! - Женщина обернулась к одному из спутников: - Сделай что-нибудь! Я останусь без вещей! Они сейчас его растопчут!
        Мужчина сделал шаг к дверям, но тут же отпрянул. Из бегущей вдоль состава толпы буквально выпрыгнул человек с туристическим рюкзаком за плечами и вцепился в поручень, пытаясь влезть в вагон. Бегущие мимо люди сталкивались с его рюкзаком, грозя сбросить человека вниз, и он едва не сорвался. Спутники лишившейся чемодана женщины ухватили его за руку и помогли забраться внутрь. Внизу, под дверьми, кто-то споткнулся об её чемодан и упал, мгновенно оказываясь под ногами бегущих. Раздался крик боли, переходящий в надрывный вопль, и маленькая Амина заплакала. Побледневшая Дилара попыталась её успокоить, и копающийся в рюкзачище Порфирьев, наконец, обратил внимание на происходящее.
        - Двери! - судорожно выдохнул человек с туристическим рюкзаком. - Как закрыть двери?!
        Он попытался закрыть дверные створы, но те не поддались.
        - Что происходит?! - нервно спросила оставшаяся без чемодана женщина, отпрянув подальше.
        - Не знаю! - Тяжело дышащий человек сбрасывал с себя рюкзак. - В метро началась давка! Толпа хлынула по эскалаторам напролом! Люди сверху катились даже по панелям между эскалаторов, разбивая собой лампы, многих сбили с ног, на платформах творится ад, все рвутся в глубь метро прямо друг по другу! Я видел, как человек десять затоптали за секунды!
        Ему удалось снять рюкзак, и он забился в угол у противоположных открытому входу запертых дверей. В его руках оказался электрошокер, и окружающие резко посторонились, стараясь отступить на безопасное расстояние. Но человек не стал проявлять агрессию. Он отгородился от всех рюкзаком, словно занимая оборону, и пытался унять нервное перевозбуждение. В тоннеле со стороны платформы донеслись множественные выстрелы, видимо, полиция применяла оружие, и в вагоны начали запрыгивать новые люди. Аварийную лестницу, приставленную к входу, толпа снесла в первые же секунды паники, и Антон видел, как из бегущего вдоль состава людского потока то один, то другой человек пытается запрыгнуть в высокий вагон. Но ухватиться им было не за что, и бегущая толпа сбивала человека, наполовину находящегося вне вагона, утягивая его наружу, под ноги. Кому-то всё же удалось забраться внутрь, и Антон невольно содрогнулся, увидев порванную одежду и исцарапанное в кровь лицо.
        - Помогите! - выдохнул новичок, отползая от распахнутых дверей, но снаружи в вагон запрыгнул кто-то ещё и схватил его за ногу, пытаясь влезть внутрь. Исцарапанный человек судорожно задергал ногами, стряхивая вцепившегося, и лягнул его в лицо, выталкивая из вагона.
        - Что вы делаете?! - панически воскликнула лишившаяся чемодана женщина. - Вы спихнули его!
        - Он хотел вытащить меня отсюда! - зло прохрипел исцарапанный, вскакивая на ноги и оглядываясь совершенно безумными глазами. Увидев, что никто не собирается ни помогать, ни атаковать его, он метнулся к дверям, у которых засел человек с туристическим рюкзаком, и замер в свободном углу возле противоположной от него дверной створы.
        - Что там случилось? - нервно взвизгнула женщина. - Что это за безумие?! Почему стреляют?!
        - Я был на улице, - хрипло ответил человек, пытаясь вытереть кровавые капли, текущие по лицу из глубоких царапин. - Стоял в очереди в метро. До входа оставалось метров десять, когда в небе, далеко на горизонте, засверкали вспышки. Их было много, и сразу везде. Кто-то закричал, что это ПВО сбивает ракеты, и началась давка. Полиция била электрошоком, и толпа вроде успокоилась, но тут что-то полыхнуло со стороны набережной. За домами было не видно что. Наверное, это произошло далеко, потому что грохот пришёл секунд через пять. Ударило оглушительно, и все бросились в метро, давя друг друга. Меня сдавило так, что ноги от земли оторвались, и чемодан из рук вырвало, только ручка в кулаке осталась. Я вдохнуть не мог, в глазах поплыло. Меня толпой в метро внесло! На эскалаторах давка, все орут, под ногами тела в агонии бьются, кто-то стре…
        В следующую секунду состав содрогнулся, раздался громкий хруст, и Антон увидел, как стена тоннеля рванулась в окно, сминая стену вагона, будто бумажную. Оконное стекло брызнуло тысячей трещин, вылетая внутрь, он почувствовал, как его срывает с сиденья. Освещение вагона пропало, погружая всё во тьму, Антон врезался во что-то очень твёрдое, голова ощутила тупой удар, и наступило ничто.
        Часть первая
        «…подытоживая всё вышеизложенное, можно утверждать следующее: углеводородные ресурсы на целевом объекте исчерпаны. Экономика местной цивилизации находится на пороге глобального кризиса, который неизбежно повлечёт за собой переход объекта на более совершенные виды энергии и способы её добычи. Что, в свою очередь, неизбежно вызовет последующий за рецессией научно-технологический рывок, в результате которого объект получит выход в глобальный космос, и как ресурсная база будет нами потерян. Марионеточное правительство, осуществляющее контроль над местными государствами, сообщает о невозможности дальнейшего сдерживания научно-технологического развития в силу наступившего отсутствия примитивных энергоносителей, являющихся основой поддерживаемого на объекте примитивного научно-технологического базиса. Недовольство аборигенов сложившимся уровнем жизни и высококонтрастным неравенством достигло значений, близких к максимальным. В случае выхода объекта на межгалактическую политическую арену существует угроза утечки информации относительно нашей роли в функционировании объекта. Шансы на возникновение у
аборигенов жажды мести оцениваются как высокие. Шансы на конфликт интересов с цивилизацией Сияющих оцениваются как угрожающие. Учитывая приближение объекта к пространству Сияющих, сохранение негласного контроля над объектом становится всё более затруднительным. Продолжать дальнейшую разработку объекта чрезмерно опасно. В целях недопущения возникновения перечисленных угроз рекомендуется скорейшее свертывание всех процессов на объекте и максимально тщательная зачистка следов нашей деятельности. Особое внимание уделить полной нейтрализации марионеток в связи с их высокой информированностью и отсутствием ценности после потери объекта».
        Из секретного донесения, направленного в Галактику Юр из системы звезды Ярило, перехваченного разведкой цивилизации Сияющих
        День первый
        20 КИЛОМЕТРОВ ОТ НИЖНЕГО НОВГОРОДА, ОКРАИНА ДАЧНОГО ПОСЁЛКА, 29 АВГУСТА 2111 ГОДА, ВЕЧЕР
        Небольшой бревенчатый домик с резными наличниками на окнах и крохотной террасой у входа на фоне видневшихся вдали современных дачных коттеджей больше походил на избушку из русской глубинки девятнадцатого века, нежели на жилище цивилизованных людей века двадцать второго. Если бы не спутниковая тарелка, установленная на стилизованной под черепицу крыше, и небольшой электромобиль, стоящий во дворе у решетчатой ограды, то издали сходство вполне могло быть полным. Особенно если учесть, что вряд ли теперь найдётся много наблюдателей, досконально разбирающихся в сельских строениях далёкого прошлого. К тому же особо разглядеть бревенчатый домишко вряд ли получится: лес, на опушке которого он располагался, поглотил совсем маленькое дворовое пространство почти целиком. Деревья не росли вплотную к ограде лишь потому, что вдоль её внешнего периметра шёл неглубокий противопожарный ров метровой ширины, в районе ворот перегороженный нехитрым мостом из старой бетонной плиты, уложенной сверху и утопленной заподлицо с уровнем земли. От мостка до ближайшей асфальтированной дороги, заканчивающейся на окраине дачного
посёлка, шёл узкий просёлок, поросший травой со следами давней активности газонокосилки. Сам противопожарный ров был недавно вычищен, и вдоль него кое-где виднелись неубранные кучки сосновой хвои, извлеченные со дна. По стволу ближайшего к одной из таких кучек дерева спустилась белка и замерла в полутора метрах от земли, внимательно изучая торчащую из кучки шишку. Одна из трёх нарядно одетых молодых девушек, сидящих за чайным столиком на террасе, осторожно подняла руку с голограмматором, стремясь сделать снимок.
        - Какая прелесть! - заявила жгучая брюнетка, щелкая камерой. - Это будет милое фото! Ин, у тебя белки ручные? Можно, я покормлю её с ладони, а ты сфоткаешь?
        - Света, я же просила, - мягко сказала сидящая рядом с ней сероглазая подруга с длинным хвостом волос почти белого цвета. Она шутливо нахмурила столь же белесые брови, - не называй меня Ин. Как-то коряво звучит.
        - Думаешь, Ингеборга звучит плавно? - прыснула в ответ брюнетка, бросая весёлый взгляд на третью подругу, шатенку в дорогом платье с тщательно уложенной причёской.
        - По крайней мере, это моё имя, - не сдавалась блондинка, подхватывая улыбку. - И оно мне нравится. А белки не мои, они лесные, людей боятся. Из рук они только у папы лакомство брали…
        Она на миг запнулась, и её белесые ресницы поникли. Шатенка, явно старшая по возрасту из них троих, заторопилась перевести разговор на другую тему:
        - Мне тоже нравится имя Ингеборга, - она мельком бросила на брюнетку укоризненный взгляд, - звучит необычно и очень нестандартно! Но произносить слишком долго. Может, Инга подойдёт?
        - Это уже другое имя, - вновь улыбнулась блондинка. - Но лучше так, чем Ин.
        - А как тебя мама называла, я имею в виду, ласково? - поинтересовалась брюнетка.
        - Света! - одернула её шатенка. - Перестань!
        - Извини, - до брюнетки дошло, что она задевает болезненную тему, и стушевалась.
        - Всё нормально, Кристина, - заступилась за неё блондинка. - Жизнь продолжается. Нельзя бесконечно горевать о бедах, о них нужно помнить, но не упиваться ими. Так папа говорил. - Она перевела взгляд на брюнетку и улыбнулась: - Мама всегда называла меня Ингеборга. Это она дала мне такое имя и очень любила его произносить. Папе тоже нравилось.
        - А, ну да, - спохватилась брюнетка, - твои родители же из Прибалтики! Как вы попали в Москву?
        - Мама из Прибалтики, - уточнила блондинка. - Папа из-под Красноярска. Они познакомились на соревнованиях по спортивному ориентированию. Папа тогда уже был мастером спорта, а мама только начинала, у них большая разница в возрасте была. Соревнования проходили в лесу, и где-то на середине дистанции мама упала и получила травму. Легкое растяжение, но завершить состязание самостоятельно она уже не могла. Надо было сходить с дистанции, и она очень расстроилась, что подвела всю команду. Тут на неё наткнулся папа, их команда в этот момент тоже соревновалась. Он наложил маме простенькую повязку и повёл дальше. Так они вдвоем все контрольные точки и прошли. Папа соревнования, конечно же, проиграл, но всегда говорил, что в тот день выиграл свой самый главный приз. С тех пор они почти не расставались, и мама переехала к нему в посёлок под Красноярском. Потом отцу предложили работу в Нижнем, так они сюда и перебрались. Я уже здесь родилась. В Москву мы не попадали, я там учусь, а живу здесь.
        - Как это - здесь? - удивилась шатенка. - Ты хочешь сказать, в Нижнем Новгороде?
        - Здесь, - блондинка негромко рассмеялась, указывая на входную дверь позади себя. - Прямо тут! Это мой дом. Могу показать прописку.
        - Офигеть! - брюнетка изумлённо подняла брови. - Я думала, это дача! Эко-посёлок и всё такое, поэтому так далеко от Москвы! А квартира в Москве не твоя?
        - Квартира съёмная, - подтвердила блондинка. - Родители арендовали её для меня, когда я поступила в универ. Они были категорически против общежития, а из Москвы сюда каждый день не поездишь. И долго, и дорого.
        - Так это здесь ты каждый уик-энд зависаешь? - сообразила шатенка. - Вот почему тебя ни на одну тусу не дозовёшься! И не лень тебе сюда постоянно гонять? - Она поспешно поправилась: - То есть тут очень красиво - лес, свежий воздух, экология, отдыхать здесь время от времени очень клёво, но тебе не скучно? Тут же цивилизации почти нет!
        - Я её не очень люблю, - призналась блондинка, отвечая подруге лёгкой улыбкой. - Мне здесь хорошо. Да и за домом следить надо. Теперь, когда родителей не стало, кроме меня больше некому.
        - Видели мы вчера, как ты в комбезике а-ля «леди-механик» канаву вдоль забора лопатой чистишь, - шатенка не стала скрывать удивления. - Я думала, это ты просто так, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей. Не проще нанять специального человека?
        - Не хочу доверять дом чужакам, - блондинка покачала головой. - Да и денег для найма у меня всё равно нет. Всё уходит на учёбу и московскую однушку. И потом, мне нравится здесь возиться, это действительно отвлекает. Это, кстати, не канава, а противопожарный ров. По закону им должна быть обнесена жилая территория, если она к лесу прилегает. За лес на участке надо платить очень большой налог, так что нам… то есть мне принадлежит только то, что внутри ограды, четыре сотки.
        - Три года дружим, и только сейчас выясняются такие подробности! - подытожила шатенка, подхватывая стоящий на столике фужер. - По этому поводу предлагаю поднять бокалы! Обещаю в честь дня твоего рождения сегодня называть тебя строго полным именем! С днём рождения, Ингеборга!
        - С днём рождения, Инга! - подхватила брюнетка, поднимая свой фужер. - Тебе исполнилось двадцать! Завидую! Мне через полгода двадцать один, а я тоже хочу двадцать!
        Подруги соприкоснулись фужерами и символически опустошили бокалы. Блондинка потянулась к стоящему посреди столика ведёрку с искусственным льдом, извлекла оттуда бутылку с водой и принялась заново наполнять фужеры.
        - Давно я не была на безалкогольном дне рождения! - улыбнулась шатенка, подставляя фужер.
        - У нас никто не пил, - блондинка вернула запотевшую бутылку в ведро, - как-то так повелось.
        - И правильно! - оценила шатенка. - Я, если помнишь, глядя на тебя, бросила! И на пользу пошло. Ещё бы курить бросить, но из-за этой учебы столько всего приходится зубрить, что по-другому у меня расслабиться не получается. Светик! - она перевела взгляд на брюнетку: - Как ты курить бросала? Признавайся!
        - Трижды! - хихикнула брюнетка. - Почти получилось! Я теперь, пока трезвая, вообще не курю.
        - Надо нам сюда почаще приезжать! - сделала вывод шатенка, демонстративно вдыхая лесной воздух. - Супер! Тут мы быстро встанем на путь истинный! - Она многозначительно улыбнулась и подчеркнуто произнесла полное имя подруги: - Ингеборга! Как в ваших дивных краях решается вопрос с мужским вниманием? Ты покажешь нам, наконец, своего прекрасного принца и его свиту?
        - Нет у меня принца, сколько раз повторять, - вновь рассмеялась блондинка. - Принцев в мире мало, на всех не хватает, поэтому я уступаю свою очередь страждущим! Не хочу принца, хочу рыцаря в сияющих доспехах! К сожалению, в нашем мире больше распространены мрачные деловые костюмы. Или не мрачные, но всё равно костюмы. А мне пиджаки не нравятся. Один стандарт на весь мир.
        - Ищешь неформала? - прыснула брюнетка. - Или лесника?
        - Неформалов я тоже не люблю, а местные лесники с бутылкой дружат сильнее, чем с лесом.
        - О, да! - засмеялась шатенка. - Тебе не угодишь, мы в курсе! Единственная настоящая натуральная блондинка в универе неприступна, как скала! Что только подогревает мужской интерес. И женскую неприязнь! - Она сделала суровое лицо: - Не вздумай перекрашиваться в тёмный цвет! Мне конкурентки не нужны! Тем более, тебе не пойдет, корни будут нелепо смотреться.
        - Не буду, - блондинка воспроизвела за подругой суровую физиономию и положила руку на сердце: - Торжественно обещаю! Быть блондинкой сейчас не модно, а я обожаю, когда немодно!
        - То есть ты постоянно сидишь тут, в полном одиночестве? - брюнетка вернула разговор в прежнее русло. - Так и всю жизнь в одиночестве просидеть недолго! И будут тебе светить лишь коллеги по работе или пациенты! И это с такой внешностью! Сколько раз говорить, ты хотя бы видеоблог веди! Фитоняшки сейчас снова набирают популярность, просмотров будут тысячи… - Светлана не успела закончить фразу. Персональный коммуникатор на её запястье издал мелодию вызова, и она посмотрела на дисплей: - Мама звонит! Надо ответить! - Она коснулась сенсора: - Алло, мам?
        - Света, где ты находишься?!! - звонившая была насмерть перепугана.
        - Я в Нижнем, у Инги на дне рождения, я же говорила! - ответила брюнетка. - Что случилось?! С тобой всё хорошо?!
        - Вы что, не смотрите новости?! - задохнулась её мать. - На Шельфе ООН ядерный конфликт! В стране объявлено военное положение, всех эвакуируют! Срочно бегите в бомбоубежище! Мы уже идём к метро! Скажи мне адрес, где вы находитесь, я поищу ближайшее бомбоубежище…
        Мелодия вызова, раздавшаяся из коммуникатора шатенки, заглушила её слова, и Кристина торопливо ответила на вызов. Звонила её мать, тоже на грани паники, и с тем же вопросом. Паническое настроение родителей мгновенно передалось дочерям, и девушки испуганными голосами пытались выяснить у именинницы точный адрес.
        - У нас есть, где укрыться, - неожиданно ответила блондинка. - Бомбоубежище рядом. Скажите, пусть не волнуются. Мы будем там через минуту, я только дом на сигнализацию поставлю.
        - Что? - в голосе брюнетки зазвучало облегчение. - Мам! Тут есть бомбоубежище! Прям рядом! Минута ходьбы! Я тебе оттуда перезвоню! - Она сбросила вызов и посмотрела на подруг: - Надо собрать вещи! - И устремилась внутрь дома.
        Кристина поспешила следом и остановилась, замечая, что блондинка вместо дома направляется к воротам. От волнения она решила, что подруга уходит в бомбоубежище без них.
        - Ты куда? Подожди нас!
        - Надо ворота запереть! - Ингеборга добежала до ворот и в несколько быстрых движений заперла замок и активировала сигнализацию. - Мало ли что! Вдруг кто-то влезет, пока мы будем в бункере!
        - Мы же ещё не вышли! - опешила Кристина. - Хочешь лезть через забор?!
        - Бункер внутри! - Ингеборга побежала обратно к дому. Она схватила ничего не понимающую подругу за руку и потащила за собой: - Под домом бомбоубежище! Скорее заходим, мне тоже собраться надо!
        Спустя минуту Кристина и Светлана, нервно сжимающие рукояти наскоро собранных чемоданов, с удивлением смотрели, как их подруга отодвигает книжный шкаф, стоящий в дальней комнате. Высокая Ингеборга не отличалась мощной фигурой, но шкаф поддался на удивление легко. За ним на стене обнаружилась панель управления с толстыми металлическими кнопками вместо сенсоров.
        - Отойдите! - блондинка жестом заставила подруг потесниться и нажала на несколько кнопок, воспроизводя нужную комбинацию. - Не то люком заденет!
        Выполненный под обычный ламинат участок пола размерами полтора на полтора метра поднялся на ребро, оказываясь фальшивой панелью, под которой обнаружилась горизонтальная стальная дверь. Ингеборга ухватилась за рукоять и с усилием распахнула дверь, словно крышку погреба.
        - Спускайтесь вниз! - Она щелкнула выключателем, скрытым где-то под люком, и вспыхнувшее освещение озарило трап с широкими ступенями и поручнями, уходящий под землю. - Держитесь крепче, лестница крутая.
        - Ничего себе! Это что?! - опешила Светлана. - Семейное бомбоубежище?! Как в рекламе? Оно же стоит полмиллиона баксов!
        - Самодельное. Отец сам построил, десять лет потратил. Давай чемодан! - Ингеборга забрала у подруги чемодан и сложила транспортировочную рукоять. Она уложила чемодан на обнаружившуюся рядом с трапом наклонную плоскость, уходящую вниз вдоль лестницы, и столкнула его вниз. - Не бойся, внизу натянута багажная сетка, специально, чтобы груз ловить.
        Следом отправился чемодан Кристины, и девушки начали спускаться вниз. Пока они осторожно шагали по глубокой лестнице, сверху мимо них по багажной направляющей промчалась пара объёмистых спортивных сумок. Затем раздался звук захлопывающегося люка, и хозяйка дома присоединилась к подругам, привычно сбегая вниз по ступеням без помощи поручней.
        - Офигеть! - Светлана разглядывала мощные низкие своды маленького тамбура, оканчивающегося наглухо задраенным люком с кремальерным замком. - Прямо как в страшном кино! И что дальше?
        - Помогите открыть, - Ингеборга ухватилась за кремальеру. - Первый виток тяжело проворачивается. То ли там что-то подклинивает, то ли так и должно быть…
        Совместными усилиями кремальеру удалось провернуть, и люк был распахнут, открывая доступ в бункер. Внутри обнаружилось небольшое, но довольно цивильное пространство, разделенное толстыми стенами с герметично закрывающимися дверьми.
        - Это всё твой отец построил сам? - не поверила Кристина. - Просто так?!
        - Он был помешан на выживании, - Ингеборга с грустью вздохнула, вспоминая ласковую отцовскую улыбку. - Любил повторять, мол, выживут только параноики! Вечно готовился то к нападению злых инопланетян, то к появлению добрых, к ядерной войне, к всемирному похолоданию, к глобальному потеплению и ещё к десятку разных катастроф. Очень любил читать всякую литературу на эту тему. Вот и построил убежище вместо квартиры. Это он настоял, чтобы я поступила в медицинский, на травматолога. Говорил, универсальная специальность, пригодится в любых обстоятельствах. Так я в Москве и оказалась.
        - Офигеть… - повторила Светлана. - Все строят жильё в престижном месте, а вы - бункер в глуши! И твоя мама спокойно к этому относилась?
        - Мама говорила, что ей нравится играть в отцовские игрушки, - Ингеборга с усилием захлопнула люк и задраила кремальеру. - Они с папой любили друг друга и всё делали вместе. Как видишь, сегодня нам это пригодилось.
        - Никогда бы не поверила, если б сама не увидела, - Кристина удивлённо наблюдала, как Ингеборга по-хозяйски возится с каким-то сложным техническим оборудованием, щелкая рубильниками и сверяясь с индикаторами приборов.
        - Готово! - провозгласила хозяйка. - Сейчас бункер висит на обычном питании, как весь дом, но в случае отключения автономное питание запустится автоматически. - Ингеборга подхватила свои сумки: - Пойдемте, это техническое помещение. Жилой отсек дальше.
        Она распахнула гермодверь и провела подруг в следующее помещение.
        - А здесь ничего так! - оценила Кристина, осматриваясь. - Уютненько! Это пенообои?
        - Они из водорослей сделаны, - объяснила хозяйка. - Папа из Японии заказал, через какой-то клуб для выживальщиков. Экологически чистые, и основа, на которую они наносятся, напыляется на стену и снижает вред от бетона. Стены же бетонные, а он вреден для здоровья. Бетон, правда, обычный, настоящие бомбоубежища строятся из специального бетона, с добавками, чтобы повысить сопротивляемость жесткому излучению. Но спецбетон стоит слишком дорого, и его использование отслеживают спецслужбы. Папа говорил, что в случае катастрофы нам хватит и обычного, потому что мы живём на отшибе, и прямо по нам стрелять никто не будет. Располагайтесь!
        Девушка указала подругам на тройку массивных кресел, стоящих вдоль стены. Перед креслами имелись столики, в случае необходимости становящиеся обеденными, стена напротив несла на себе не новую, но вполне неплохую голографическую видеопанель.
        - Раскладывающиеся, с вибромассажем! - Светлана оставила чемодан и уселась в одно из кресел. - Комфортная у вас планировалась катастрофа, со всеми удобствами! А почему только три кресла?
        - Потому что их было трое, - с иронией ответила за Ингеборгу Кристина. - Не благодари!
        - Спасибо, не буду! - парировала Светлана и перевела взгляд на хозяйку: - Вы не планировали никого спасать кроме себя?
        - Отец был выживальщиком, а не психом, - Ингеборга скрыла усмешку. - Это было его хобби. В то, что катастрофа наступит по-настоящему и неизбежно, он не верил. Просто принимал меры предосторожности. «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих». Так он шутил. Поэтому бункер рассчитан на нашу семью. Если бы со временем нас стало больше, то количество кресел можно было увеличить. Место ещё есть. И для кроватей тоже.
        - У вас тут ещё и кровати есть? - Кристина плюхнулась в кресло рядом со Светланой. - Уважаю подход! А бассейна с джакузи, случаем, не найдется?
        - Бассейна с джакузи нет, - Ингеборга открыла дверь в ещё одно помещение и принялась заносить туда вещи. - Есть душевая кабина. Маленькая, но принять душ хватит. Это спальня, - донеслось изнутри помещения, и подруги поспешили за ней, останавливаясь на пороге.
        - Совсем крохотная, - оценила Светлана, - три кровати вдоль стен. Ты же сказала, что есть место…
        - Кровати в случае необходимости делаются двухъярусными, - объяснила Ингеборга. - А больше шестерых в этом бункере не поместится. Тут всего шестьдесят квадратов вместе с техническими помещениями. Бетонный мешок шесть на десять на глубине в пять метров, и половину занимает оборудование: скважина, аккумуляторы, фильтровентиляционная установка, кладовая с холодильником и шкафы со снаряжением.
        - Кроватки из натурального дерева! Тоже хендмейд? Какая твоя? - поинтересовалась Кристина.
        - Центральная. Здесь всё самодельное, кроме сложного оборудования. Зато сделано с душой.
        - Тогда я пойду налево! - хихикнула Кристина, бросая свой чемодан возле выбранной кровати. - Интересно, сколько нам придется тут просидеть? У тебя здесь, под землёй, новости ловит?
        - Пока антенна на крыше стоит, всё ловит, - Ингеборга покинула спальню и включила видеопанель. - Интернет, мобильная связь и прочее. Как у всех.
        - Надо позвонить маме, она волнуется! - Светлана принялась возиться с коммуникатором.
        Голографическая панель на стене вспыхнула, и на экране появился один из центральных новостных каналов. По нему беспрерывно транслировались, сменяя друг друга, обращения Премьер-министра и министра МЧС, параллельно с которыми выводилась карта области с отмеченными на ней объектами Гражданской Обороны. Система геолокации определяла местонахождение абонента и автоматически транслировала ему данные по объектам ГО в непосредственной близости, но в данном случае это помогало мало. Ближайшее бомбоубежище находилось в пригороде Нижнего Новгорода в пятнадцати километрах от дачного посёлка, и на ведущем к нему шоссе образовалась почти километровая пробка. Ингеборга подумала, что возле «Подземстроя-1» сейчас должно быть настоящее столпотворение. Если люди успели до него доехать. Ведь он расположен в сотне километров от Нижнего, вдали от населённых пунктов. «Подземстрой-1» изначально позиционировался как полностью гражданский объект, рассчитанный на приём мирного населения. Никаких военных функций у него не было, и вся информация по строительству с самого начала находилась в открытом доступе. Отец часто
сверялся с ней, чтобы убедиться, что в собственном бункере всё сделано правильно, и пару раз даже что-то переделывал в системе жизнеобеспечения, устраняя мелкие ошибки. Ингеборга изменила масштаб карты и поискала глазами отметку «Подземстроя-1». Он оказался немного дальше, чем она думала, и единственная ведущая к нему дорога была забита плотным потоком автомобилей примерно на треть своей протяжённости. Основная масса народа ещё не успела доехать до бункера, выходит, эвакуацию объявили недавно…
        - Мама, это я! - громко зазвучал голос Светланы. - Вы где?
        - Мы стоим в очереди в бомбоубежище! - взволнованно донеслось в ответ. Отсюда Ингеборге не было видно дисплея персонального коммуникатора подруги, но и без того было ясно, что её мать сильно напугана. - Тут огромная толпа! Все увешаны вещами, очередь движется медленно! Все на нервах, кругом ругань, но возле входа много полиции, и всё вроде проходит без конфликтов. Где ты сидишь? Что это за место? Ты добралась до убежища?
        - Я уже в нём! - постаралась успокоить мать Светлана. - Представляешь, у Инги собственное бомбоубежище! Реально! Прямо под домом! Её отец сам построил… Мам? Алло! Алло! Блин! - Она недовольно теребила коммуникатор. - Связь прервалась!
        Светлана повторяла вызов, но связаться с матерью не получалось. Из спальни выскочила Кристина с той же проблемой:
        - Сеть пропала! Я с мамой говорила, на полуслове оборвалось! - Она посмотрела на Ингеборгу: - Может, с антенной что-то? Можно сделать что-нибудь?
        - Антенна работает, - Ингеборга кивнула на видеопанель, продолжающую трансляцию. - Телеканалы же показывают. - Она посмотрела на свой коммуникатор. - Сеть пропала… странно…
        Телевизионное изображение сильно зарябило и исчезло в пурге помех. Ингеборга пыталась переключать каналы, но вещание прекратилось везде, коммерческие каналы тоже не отвечали.
        - Интернет тоже пропал… - начала было она, как вдруг освещение вырубилось, и бункер мгновенно погрузился в кромешную тьму.
        Из технического отсека донёсся короткий зуммер, и световые панели вспыхнули вновь.
        - Что это было?.. - испуганно произнесла Кристина, переводя взгляд с одной подруги на другую.
        - Электричество отключили, - растерянно произнесла Ингеборга. - Сработало автономное питание… В тамбуре есть контрольная панель! Можно понять, что происходит наверху!
        Она бросилась к выходу, и обе подруги устремились за ней. Ингеборга выскочила в тамбур и остановилась перед инсталлированной в стену небольшой приборной доской.
        - Они тоже самодельные? - Кристина остановилась рядом, неуверенно вглядываясь в размещенные на стене стрелочные приборы допотопного вида. - Они работают?
        - Приборы фабричные, - Ингеборга разглядывала показания. - Отец говорил, что в условиях ядерной или климатической катастрофы механические приборы надёжнее электронных, потому что меньше страдают от помех и низких температур. Всё работает. Вот термометр, на улице плюс двадцать пять. Рядом барометр, давление обычное. Это счетчик Гейгера, показывает стандартный для этой местности фон. Это датчик гелиографа, наверху сейчас летний вечер, темнеть ещё не начало…
        Неожиданно стрелка гелиографа зашкалила в крайнее состояние и задрожала, упершись в ограничитель. Ингеборга замерла на полуслове. Почти одновременно то же произошло со счетчиком Гейгера.
        - Что это значит… - растерянно произнесла Светлана. - Это же вспышка на солнце, правда?..
        Стрелка барометра резко зашкалила, переходя на хаотичные метания, и пол под ногами слабо завибрировал. Следом за ней стрелка термометра взлетела до максимальной отметки в плюс сто по Цельсию и застыла в крайнем положении, упершись в ограничитель. Несколько секунд приборы показывали максимальные значения, затем все стрелки упали на ноль, и небольшой зеленый индикатор в углу приборной панели сменил цвет на красный.
        - Что случилось с приборами? - голос Светланы нервно дрогнул.
        - Датчиков наверху больше нет, - глухо ответила Ингеборга. - Значит, дома тоже больше нет. Они были расположены на крыше.
        - Там, наверху, ядерный взрыв… - тихо выдохнула Кристина, тщетно пытаясь унять дрожь. - Пол дрожит… Вдруг потолок рухнет…
        - Не рухнет, - так же тихо ответила Ингеборга. - Он на это рассчитан… Нас может убить только контактным ядерным взрывом, а таких здесь не будет…
        - Откуда ты знаешь? - прошептала Светлана, невольно снижая тон следом за подругами.
        - Контактные удары наносят только по стратегическим объектам, так папа говорил. - Ингеборга никак не могла отвести взгляд от красного огонька приборной панели. Сначала она лишилась родителей, и весь её мир сократился до размеров их маленького домика. Теперь погиб и он. Наверное, это судьба: после гибели её мира большой мир стал не нужен… - Рядом с нами таких объектов нет. Поэтому отец и выбрал этот район… По обычным целям бьют воздушными ядерными ударами, от них спасает слой грунта толщиной в два метра, а мы на пятиметровой глубине…
        - Что теперь будет?.. - потрясенно произнесла Светлана и осеклась. Пол под ногами вновь тихо задрожал. - Ещё один взрыв! - паническим шепотом закончила она.
        - Пошли в зал! - Ингеборга заставила себя отвернуться от приборной панели. - Отец говорил, что обмен ударами может продолжаться долго. Надо дождаться, пока всё успокоится.
        - А что потом? - Кристина торопливо поспешила за ней, боясь остаться одна, словно тесный тамбур размерами полтора на полтора был зловещей лесной чащей. - Что мы будем делать дальше?
        - Ждать, когда начнётся спасательная операция, - Ингеборга уселась в кресло, подавая пример. - Рано или поздно взрывы прекратятся, и спасатели начнут искать выживших.
        - Но они же не знают, что мы здесь! - не выдержала Светлана. - Никто не знает, что мы здесь! Я даже маме не успела сказать твой адрес!
        - Не истери! - твёрдо одёрнула её Ингеборга. - С нами ничего не случилось, и это главное! Мы тут в безопасности! - Она ткнула рукой в видеопанель. Не сумев найти действующих интернет- и телеканалов, оборудование перешло в автономный режим и демонстрировало стоп-кадр последнего воспроизведения: карту с отметками пробок на дорогах, ведущих к бомбоубежищам. - Так повезло не всем! Как только закончатся взрывы, выдвинем внешнюю антенну и попытаемся связаться с МЧС.
        - Здесь есть связь с МЧС? - в голосе Кристины зазвучало облегчение.
        - Прямой связи нет, - ответила Ингеборга. - Откуда бы она у нас взялась… Но есть радиопередатчик, папа купил его как-то раз, когда МЧС распродавало списанное оборудование. Он настроен на аварийные частоты, на которых посылают сигналы бедствия. Нас обязательно услышат, но для этого должно пройти время, потому что сразу после ядерных взрывов уровень помех очень высок, и сигнал никуда не пробьётся. Так что сидим и ждём! И не ныть! Нам ещё очень повезло!
        - Надеюсь, мама успела зайти в бомбоубежище, - Кристина забралась в кресло с ногами, невольно стремясь забиться поглубже. - Я буду за неё молиться… - Она умолкла, испуганно прислушиваясь к очередному приступу мелкой дрожи, охватившей маленький самодельный бункер.
        ТИХИЙ ОКЕАН, 100 МОРСКИХ МИЛЬ ОТ ПОБЕРЕЖЬЯ США, ПЕРИСКОПНАЯ ГЛУБИНА, БОРТ РОССИЙСКОГО ПОДВОДНОГО АТОМНОГО РАКЕТОНОСЦА
        - Ракеты ушли! - гарнитура системы связи ожила докладом командира БЧ-2[1 - Ракетно-артиллерийская боевая часть.].
        Приникший перископу командир подводного ракетоносца несколько секунд провожал взглядом сонм инверсионных следов, протянувшихся в сторону берегов противника. Новейшие гиперзвуковые ракеты были выпущены из подводного положения и со скоростью почти в десять махов устремились к целям. Тридцать крылатых ракет, каждая из которых разделится на пятнадцать боевых частей мощностью в четыре мегатонны каждая, достигнут целей менее чем через тридцать секунд, и перехватить их противник не сможет. Командование тщательно рассчитало удар. Первая волна ответно-встречного ядерного удара находится на подлёте, на финальном отрезке баллистических траекторий, и все системы ПРО и ПВО противника загружены противодействием приближающемуся возмездию. Но возмездие всё равно последует. Карающей дланью явился его подводный ракетоносец и другие такие же, несущие боевое дежурство у берегов противника. Их залп перехватывать врагам уже нечем, и вряд ли противник успеет сделать больше, чем хотя бы обнаружить вынырнувшие из-под океанской глади ракеты, преодолевающие за минуту более трёхсот километров.
        - Убрать перископ! - командир подводного ракетоносца направился к своему боевому посту. - Погружаемся на глубину восемьсот метров с дифферентом пять градусов на нос!
        Экипаж принялся выполнять приказ, и в памяти капитана-подводника закрутился калейдоскоп недавних событий. Его атомный ракетоносец находился в одиночном плавании шестьдесят первые сутки, из которых почти месяц прошёл у берегов вероятного противника. Когда он выходил в поход, никаких террористов на Шельфе ООН не было в помине, и задание обещало быть хоть и сложным, но всё же достаточно привычным. Подводный ракетоносец успешно преодолел противолодочную оборону натовцев, подошёл к берегам США и затаился в заданном районе, наиболее эффективном с точки зрения проведения ракетных пусков. За прошедшие дни вероятный противник неоднократно проводил поисковые противолодочные мероприятия, но обнаружить подводный ракетоносец не смог. Тяжёлый ракетный крейсер принадлежал к проекту последнего поколения и был оснащён новейшими боевыми системами, в море ходил четвертый год и отлично себя зарекомендовал. Экипаж подводного ракетоносца был опытный и дело своё знал на «отлично», за что не раз был отмечен командованием флота. Словом, очередное одиночное плавание обещало пройти аналогично предыдущим.
        Сообщение о захвате террористами Шельфа ООН командир подводного крейсера получил посредством радиоперехвата переговоров кораблей береговой охраны вероятного противника. Потом пришла шифровка из штаба, подтверждающая информацию, в которой предписывалось усилить бдительность. В тот момент никто не догадывался, чем всё закончится, и командир ракетоносца лишь пожал плечами. Усилить так усилить, хотя в действительности усиливать уже некуда. Лодка находится у берегов противника, тут не до шуток, из ста тридцати семи членов экипажа нет ни одного такого, кто бы не осознавал всю серьёзность положения и вытекающие из этого риски. В его экипаж подобраны опытные профессионалы минимум с семилетним стажем, наивных среди них не имеется.
        Но даже самый высокопрофессиональный специалист не ожидал того, что происходит сейчас. Катастрофа вспыхнула едва ли не мгновенно, а информация до затаившейся на почти километровой глубине лодки доходит не быстро. Командир подводного ракетоносца только узнал об обмене на Шельфе ядерными ударами, а со спутника уже пришла информация о массированных ракетных пусках. Через десять минут десятки тысяч баллистических и гиперзвуковых крылатых ракет мчались во все уголки несчастного земного шара, готовясь разделиться на сотни тысяч ударных боевых частей, чтобы навсегда утопить мир в пучине термоядерного огня. Экипаж подводного ракетоносца потрясённо наблюдал за развитием событий, понимая, что принцип домино запущен, и уже никто ничего не в силах изменить. Потом пришёл приказ приготовиться к нанесению ракетного удара по противнику, из вероятного ставшим реальным и безжалостным агрессором. Ракетоносец всплыл на перископную глубину, получил пусковые коды и приготовился к атаке.
        Противник ожидал чего-то подобного и попытался предотвратить неотразимый удар. Враги нанесли по прибрежным водам серию ядерных ударов, стремясь подводными ядерными взрывами расплющить российские подводные лодки. Но точного местоположения ракетоносцев никто не знал, а океанские просторы огромны настолько, что полностью обезопасить себя противнику не удалось. Возможно, какие-то лодки погибли, но большая их часть либо уцелела, либо сохранила возможность перед смертью произвести пуски. Отдавая команду запустить ракеты, командир подводного ракетоносца успел подумать, что в эту же минуту такой же приказ отдает командир какой-нибудь натовской подлодки, скрытно подкравшейся к нашим берегам… А ведь сейчас двадцать второй век, и таких лодок у каждой крупной державы многие десятки, у некоторых даже сотни. Разрушения будут чудовищны по всему миру. Зачем?! Он сознательно отказался от создания семьи и всю жизнь посвятил службе на подводных ракетоносцах именно ради того, чтобы этого кошмара никогда не случилось. Но жуткая катастрофа происходит прямо на его глазах, и он является одним из непосредственных
участников процесса самоубийства цивилизации.
        - Погружаемся на глубину восемьсот метров. Осмотреться в отсеках! - голос капитан-лейтенанта Ритайлина, командира БЧ-5[2 - Электромеханическая боевая часть.] по внутренней связи звучал отчетливо. Командир ракетоносца подумал, что в отличие от океанской толщи там, на поверхности, скоро будет жесточайший уровень помех. Позже надо будет выпустить радиобуй, иначе никакие сигналы до лодки не дойдут.
        Погружение шло в штатном режиме, противник больше не наносил ударов, хотя сейчас местоположение лодки было выдано стартовавшими ракетами. Спутники не могли не засечь район пусков, но либо врагам было уже не до отстрелявшихся подводных лодок, либо воздушно-космические войска начали уничтожение вражеских спутников, и подводному ракетоносцу удалось остаться незамеченным. В любом случае из района пусков необходимо уйти как можно быстрее, боевая задача выполнена, и оставшийся без ракет ракетный крейсер для дальнейшего ведения боевых действий практически бесполезен.
        - Глубина восемьсот метров! - последовал доклад.
        - Средний ход… - закончить команду капитан не успел. Подводный ракетоносец смело таранным ударом водных масс, людей расшвыряло, словно кегли. Капитан врезался в приборный блок, и хруст скрежещущего металла оборвался вместе с сознанием.

* * *
        - Товарищ старший лейтенант! - водитель тягача испуганно вглядывался в навигатор. - Тут должен быть поворот! Но его нет! Навигатор ни фига не работает! Мы не там, где он показывает!
        - Да и хрен с ним! - офицер придал своему голосу нотки непоколебимой уверенности. - Без него справимся. Всё равно уровень помех будет только расти. Двигай вперед, пока дорога есть!
        Тягач-вездеход, несущий на себе пусковые установки, полз по узкой таёжной дороге, задевая бортами торчащие ветви, и углублялся всё дальше в чащу. Старший лейтенант, неожиданно ставший самым старшим офицером в том, что осталось от полка ракетных войск стратегического назначения, бросил взгляд в зеркало бокового вида. Второй тягач с пусковыми шёл следом, позади него, над верхушками деревьев, отчетливо виднелась россыпь выпирающих из-за горизонта ядерных грибов. Выйти из района поражения они смогли чудом, сами того не ожидая. Повезло, иначе не скажешь. Сначала подвёл навигатор, одновременно с этим командование ввело режим радиомолчания, потом сказалось слабое знание местности, с которым у старшего лейтенанта были проблемы с самого начала прохождения службы в негостеприимно холодной Сибири. Хорошо ещё, что сейчас лето, и тепло.
        Называя вещи своими именами, он запутался в таёжных перекрестках и завел обе машины черт знает куда. Поначалу им даже попадались опустевшие лагеря лесорубов, и снующие между брошенной техники собаки провожали мобильные пусковые установки межконтинентальных баллистических ракет злобным лаем. Потом дорога уползла в такую глухомань, что впору было нарушать приказ о радиомолчании и просить помощи. Чтобы чего не вышло, старший лейтенант сделал физиономию тяпкой, мол, так и должно быть, и подчиненные не стали спорить с начальством. Он даже решил развернуться и двинуться в обратную сторону, но реализовать это не смог. Дорога была настолько узка, что исключала возможность разворота длинномерных тягачей, и кроме движения вперед в поисках пригодного для этого места больше ничего не оставалось. А потом со спутника пришли данные о ракетной атаке, и несколько секунд все пребывали в молчаливом шоке, не веря своим глазам и ушам. Ядерная война началась.
        Подразделение РВСН, в котором служил старший лейтенант, подняли по боевой тревоге в первую же минуту после поступления информации об обострении конфликта в акватории Шельфа ООН. Никто не понимал, как в Тихом океане всё смогло дойти до такого, но времени на разглагольствования не было. Мобильные пусковые установки срочно покидали пункт постоянной дислокации и на максимальном ходу выходили в районы производства пусков. Тягач старшего лейтенанта ещё не успел достичь нужной точки, а от начальства уже пришёл приказ: продолжить движение и углубиться в глухую тайгу как можно дальше. Старший лейтенант сибиряком не был, и тайгу как свои пять пальцев не знал, хотя вряд ли каждый сибиряк в наши дни запросто ориентируется в этих непролазных дебрях. Короче говоря, оказавшись в районе, не входившем в перечень тех, где обычно проводились учения, старший лейтенант свернул на какую-то просеку, перепутав её на навигаторе с какой-то лесной дорогой, и заблудился. Это оказалось счастливым билетом. Первая же волна ракетной атаки противника накрыла и районы постоянного базирования их ракетного полка, и районы
рассредоточения, из которых, согласно инструкциям, должны были осуществляться пуски.
        За десять минут до того, как пол-Сибири захлестнуло ядерным огнём, командованию стало ясно, что удара не избежать, и командиры пусковых установок получили приказ произвести пуски по странам-агрессорам. Все установки, которые ПВО оказалось не в силах прикрыть, отстрелялись за секунды перед прибытием ракетного потока и героически сгорели в термоядерной геенне. Перед смертью комполка лично связался со старшим лейтенантом и отдал персональный приказ. Оказалось, что пока старлей плутал по просекам лесорубов, его тягачи вышли из зоны сплошного поражения в настолько глухую местность, что в ней никто не живёт даже в двадцать втором веке. Судя по данным объективного контроля, машины старшего лейтенанта не будут уничтожены, поэтому он не должен производить пуски и поступает в распоряжение Центрального КП в подземном городе под уральскими горами. ЦКП связался с старшим лейтенантом сразу после первой волны. Начальство убедилось, что крохотное подразделение осталось в живых, и передало новый приказ. Вычислительные блоки пусковых установок старшего лейтенанта приняли новые данные целеуказания, и с той минуты
его подразделение выполняло единственную задачу: выжить в течение суток и ровно в семнадцать ноль-ноль следующего дня произвести пуски по новым целям.
        С тех пор старший лейтенант выполнял приказ, уводя пару тягачей всё дальше в тайгу. Там, откуда ушло его подразделение, каждую минуту вспухали ослепительные вспышки термоядерных взрывов, и чтобы солдаты не сожгли себе глаза, он запретил личному составу поднимать взгляд выше, чем на лежащий перед тягачами путь. Время от времени от особенно мощных ударов приходила взрывная волна, но тайга гасила воздушный поток, с деревьев сдирало листву, дождём сыпались поломанные ветки, ползущие через лес тягачи встряхивало, однако повредить не могло. Облаченный в антирадиационные скафандры личный состав согласно инструкциям принял антирад, чтобы сопротивляться гамма-излучению и радиоактивному заражению местности, и делал всё, чтобы выйти из зоны поражения.
        Просто глухие просеки сменились заброшенными глухими просеками, и мощные машины шли прямо через молодую поросль, перемалывая деревца громадными колёсами. Навигации не было, аппаратура связи не видела спутников, и маленькое подразделение двигалось наугад, выцарапывая из наводнивших радиоэфир помех куцые приказы ЦКП. Начальство убеждалось, что пусковые установки ещё в строю, подтверждало приказ и разрывало связь, опасаясь привлечь к старшему лейтенанту внимание противника. Вряд ли у натовцев дела обстояли лучше, чем здесь, скорее даже наоборот, ведь у них территории поменьше нашего будет, но рисковать никто не хотел. Раз ракеты прилетают, значит, противник ещё жив и способен наносить удары. Поэтому нельзя исключать, что возможности радиоперехвата у него тоже остались. Хотя уровень помех был такой, что не до радиоперехвата, тут бы ближайшего соседа услышать… Но жить хотели все, и старший лейтенант ставить эксперимент на себе не собирался. Поэтому, когда просеки закончились, он приказал водителю головной машины, в которой находился лично, держать курс в тайгу. Сейчас двадцать второй век, из космоса
видны любые, даже самые старые просеки, так что береженого бог бережет. Вырастающие за горизонтом ядерные грибы, словно окружившие тайгу со всех сторон, подтверждали это лучше любых приказов.
        Мощные тягачи-вездеходы углубились в лес, стараясь двигаться там, где расстояние между деревьями было максимальным, потом лес стал слишком густым. Тогда старший лейтенант принял решение при помощи имеющегося инструмента спиливать преграждающие путь деревья, и к ночи колонна из двух тягачей находилась в сплошной тайге. Лес вокруг словно вымер, ни зверей, ни птиц, ни звуков, только гулкий грохот взрывающихся за горизонтом ядерных зарядов и свист проходящих по верхушкам деревьев ударных волн. С наступлением ночи видимость упала полностью, и подразделение принялось устраивать ночёвку. Тягачи накрыли маскировочной сетью и забросали охапками веток, делать ещё что-либо старший лейтенант не рискнул. В ночном небе даже далёкие термоядерные вспышки были настолько ослепительными, что сразу у двоих бойцов начались проблемы с глазами, и он приказал свернуть работы. Все укрылись в наскоро отрытом крытом окопе, и старший лейтенант попытался выйти на связь с ЦКП, но сделать этого так и не удалось.
        День второй
        Ночь прошла тяжело. Со стороны различных населённых пунктов приходили вспышки ядерных взрывов, некоторые из них оказывались либо близкими, либо сверхмощными, и по верхушкам деревьев били тараны тысячетонных воздушных масс. Докричаться до начальства долго не получалось, потом у людей началась интоксикация от антирада, и всех скрючило в три погибели. Старший лейтенант оклемался одним из последних, и возившийся с ним сержант под завывание очередной ударной волны, разбивающейся о лесную чащу, доложил, что ЦКП ответил пару часов назад. Приказано продолжать выполнение поставленной задачи и принимать антирад непрерывно. На передозировку и её последствия внимание не обращать, после того как обмен ударами закончится, за ними пришлют спасательную команду на вертолете, доставят в бункер и окажут медицинскую помощь. Старший лейтенант приказал личному составу принять антирад, и собрал всех возле окопа, чтобы убедиться в состоянии каждого. В этот момент ударило где-то недалеко. В утреннем небе уже было достаточно светло, но вспышка оказалась настолько яркой, что бойцу, случайно глядевшему в её сторону,
мгновенно сожгло сетчатку глаза. Его втащили в окоп на руках, разминувшись с ударной волной на секунды. От разрушения тягачи спасло лишь то, что обе машины стояли у подножия довольно высокого холма, оказавшегося на пути воздушного тарана. Маскировочную сеть содрало вместе с охапками веток, вместо этого всё засыпало целым морем пепла, щепы и других веток, выломанных из леса взрывной волной, но пусковые установки не пострадали. Ошалевший от резкого перепада давления личный состав почти полчаса не мог подняться на ноги, потом выполз из укрытия и, шатаясь, побрёл раскапывать тягачи.
        Пока откапывали машины, за горизонтом в относительной близости произошло ещё два взрыва. Наученные опытом бойцы тщательно избегали взглядов в небо, но одному из солдат всё-таки повредило глаза. Дистанция до взрывов была достаточно велика для того, чтобы успеть забиться в окоп до прихода ударной волны, но проблем резкого перепада давления избежать не удалось. У личного состава начались кровотечения из ушей и носа, кто-то потерял сознание от невыносимой головной боли, у ослепшего бойца внезапно начались судороги, и через пятнадцать минут он умер. Старший лейтенант долго не решался выводить людей из окопа, потом уровень окружающей радиации зашкалил, и от холма пришлось уходить. Ослабевшие от неоднократной передозировки антирада бойцы с трудом откопали засыпанные обожженным лесным хламом тягачи, и маленькая колонна продолжила путь.
        Поначалу двигаться через переломанный лес было практически невозможно. Каждые десять метров приходилось останавливаться и либо распиливать, либо вручную перетаскивать обломки деревьев, преграждавшие путь. Всё это время с разных сторон за горизонтом сверкали вспышки далёких взрывов, но воздух уже был забит пылью и гарью настолько плотно, что разглядеть видневшиеся ранее ядерные грибы больше не удавалось. Спустя два часа мучений колонна неожиданно вышла на лишённую деревьев местность со следами давнишнего, но мощного лесного пожара. Обугленные обломки пней и лесной молодняк изрядно проредило таранами ударных волн, но это отчасти вычистило поверхность, и тягачи смогли продолжить движение без задержек. Где-то на середине огромного пепелища в эфире обнаружился передатчик ЦКП, сигнал которого едва пробивался через оглушительный треск помех, и старший лейтенант даже сумел принять вызов. В ЦКП, похоже, не ожидали, что его подразделение до сих пор живо, и ему в срочном порядке передали новые координаты для ракетной атаки. Пришлось останавливаться прямо посреди открытого пространства и дожидаться завершения
процесса автоматической коррекции блоков наведения. Пока всё это происходило, начальство наобещало старшему лейтенанту и его людям золотые горы и чуть ли не лично Президента в лечащие врачи.
        - Держитесь! - хрипел эфир голосом то ли командующего соседним округом, то ли его зама. - Противник уверен, что в вашем секторе уничтожено всё живое! Они перенесли огонь на соседние районы! Уйдите с открытого места, замаскируйтесь и отработайте по целям в семнадцать ноль-ноль! После этого мы пришлём за вами «вертушку»!
        Он обещал ещё что-то, и старший лейтенант вывел переговоры на канал внутренней связи своего подразделения, чтобы все бойцы могли услышать, что помощь придёт. Сам он был уверен, что ни хрена уже никуда и ни к кому не придёт, потому что в такой пыли «вертушка» не дойдет досюда аж от Урала. От передозировки антирада людей уже корчит, дважды тягачи врезались в поломанные деревья из-за того, что у водителей начинались судороги. Но подбодрить солдат было необходимо, тем более, чем черт не шутит, вдруг у начальства есть «вертушка» где-то гораздо ближе. Вдруг какой-нибудь подземный бункер действительно уцелел… Хотя понятно, что ни черта не уцелел, потому что, если бы уцелел, то связь осуществлялась бы оттуда, ведь чем ближе, тем больше шансов докричаться через весь этот океан помех…
        Корректировка данных в блоках наведения закончилась, и колонна поползла дальше, перемалывая мощными колёсами завалы из обломанных веток и обуглившейся листвы. Потом старое пепелище закончилось, и старшему лейтенанту снова повезло: головной тягач натолкнулся на покинутую полузаросшую просеку, видимо, оставшуюся от пожарных, тушивших горевший лес пару лет назад. Колонна поплелась по ней, едва протискиваясь по узкой ленте захламленной дороги, и он не заметил, как провалился в тяжёлый, лишённый сновидений сон. Час или два он спал, и вроде даже в это время ничего не взрывалось, а потом тяжёлое забытьё вдруг подпрыгнуло и нанесло мощный удар, срывая старшего лейтенанта с сиденья и впечатывая во что-то твёрдое. Грудь пронзило тупой болью, и сон едва не перешёл в потерю сознания.
        - Товарищ старший лейтенант! - кто-то, навалившийся всем телом, тряс его голову. - Вы живы?!
        - Отпусти… - старший лейтенант с трудом сделал вдох, - больно, мать твою… Что за… фигня…
        - Нас накрыло ударной волной! - паническая скороговорка солдата больно вибрировала в гудящей от удара голове. - Мы перевернулись!
        - Вылезай через окно! - кровавая пелена перед глазами пропала, уступая место пыльному лицевому щитку гермошлема скафандра радиационной защиты, и старший лейтенант увидел перед собой лицо водителя. - Стекло выбило на хрен, вылезай быстрее!
        Солдат, испуганно суча ногами, выполз из помятой кабины прямо по нему, и ноющая тупой болью грудная клетка заболела сильней. Старший лейтенант тихо выругался и полез следом. Их колёсный тягач, несущий на себе пару пусковых установок новейших гиперзвуковых межконтинентальных баллистических ракет, лежал на боку, перевернутый ударной волной. Их всё-таки накрыло, пока он спал… Старший лейтенант выбрался наружу и поднялся на ноги, осматриваясь. Всё, приехали. На этот раз долбануло слишком сильно, и везение закончилось. Окружающий лес переломало в хлам, вокруг сплошные завалы из обожженных деревьев. Видимо, от ядерной вспышки лес мгновенно загорелся, но пришедшая следом ударная волна была столь мощной, что сбила пламя полностью. Вдали, из-за горизонта за лесом, в небо упиралась тройка ядерных грибов, разбросанных довольно далеко друг от друга, но огромных настолько, что их было заметно даже сквозь пропитавшую воздух пыль. Ещё несколько таких же находились гораздо дальше, и видно их было плохо. Старший лейтенант скривился. Куда прилетят следующие?! Квадрат, в котором мы сейчас находимся, противник
считает уже пораженным, или это ещё не обстрелянная область?! Хотелось бы знать…
        Густой лесной массив многократно снизил силу ударной волны, но один из термоядерных зарядов был сверхмощным, не меньше двадцати мегатонн, и размолотил лес на многие десятки километров вокруг. Спасло то, что взрыв произошёл далеко. Но это могло означать, что скоро будут другие, значительно ближе. Но выбраться отсюда уже невозможно. Вокруг непроходимый бурелом, один из двух тягачей лежит на боку, второй засыпало обломками деревьев. И всё-таки удар был слабым, ничего не сдетонировало и не взорвалось. Сами ядерные ракеты от такого не взрываются, старший лейтенант это знал, но ядерные взрыватели гораздо более чувствительные, да и направляющие, внутри которых установлены ракеты, могут выйти из строя из-за деформации. Нужно осмотреть пусковые установки и устранить повреждения, но сначала надо собрать личный состав. Он помог ослабевшему водителю подняться на ноги и принялся вытаскивать бойцов из опрокинувшейся на бок машины.
        Через пятнадцать минут выяснилось, что все живы, но от мертвецов отличаются незначительно. Люди сильно ослаблены, едва ходят, у всех наблюдаются признаки радиоактивного поражения в той или иной степени.
        - Будем производить пуски прямо отсюда, - принял решение старший лейтенант. - Но сначала надо поставить пусковую на колёса. Иначе она не отстреляется.
        - А она сможет? - хрипло спросил кто-то из солдат. - Её из-за падения не повредило?
        - Сможет, куда она денется, - зло процедил офицер, разглядывая плохо заметные в океане пыли атомные грибы на горизонте. - Это штука надёжная, последнего поколения, там всё предусмотрено назло этим гадам! Отстреляется как мама не горюй! Вот увидишь! За работу!
        Опрокинутый тягач поставили на колёса за полчаса. Вручную расчищали место от бурелома, чтобы дать возможность второму тягачу зацепиться тросом за опрокинутую машину. Потом лопатами срывали грунт перед упершимся в землю бортом, чтобы создать нужный угол наклона, вставляли между землёй и корпусом обломки брёвен, чтобы создать рычаги. Потом тянули перевернутый тягач уцелевшим, одновременно вручную навалившись на самодельные рычаги. Трижды лопался трос и ломались брёвна, но упорство всё равно взяло верх над обстоятельствами. Тягач оказался на колёсах, и старший лейтенант отдал приказ привести пусковые установки в боевое положение. Предпусковые проверки подтвердили исправность ракетных систем, и экипажи доложили о полной готовности к ведению огня. Старший лейтенант сверился с хронографом гермошлема. До семнадцати ноль-ноль оставалось двадцать три минуты. Он посмотрел на ближайшего оператора пусковых систем, хрипящего на полу в жестоком спазме, и молча дождался, когда тому станет легче.
        - Больше ждать не будем, - произнёс офицер в ближний эфир. - Чувствую, можем не дождаться.
        Старший лейтенант убедился, что оператор поднялся на ноги и занял своё место за пультом управления, после чего громко и отчетливо приказал:
        - Приготовиться к нанесению удара по агрессорам, посягнувшим на нашу Родину и жизнь наших близких! - Офицер на мгновение умолк, усилием воли подавляя приступ тошноты и режущей боли, и лаконично скомандовал: - Пуск!
        Четверка пусковых установок одна за другой выплюнула в пыльное небо ракеты, и несколько секунд старший лейтенант неподвижно смотрел на дисплеи компьютеров и картографических планшетов, сообщавших об успешных пусках и постановке ракет на заданные траектории.
        - Чтоб вам сгореть заживо, твари… - тихо прошипел кто-то из операторов, буравя ненавидящим взглядом заокеанский континент. - Мы всё-таки отстрелялись! Четыре ракеты! Мелочь, а приятно!
        - Они подавятся нашей мелочью! - старший лейтенант мстительно окрысился. - Это не просто четыре ракеты. Это новейшие четыре ракеты. Каждая разделится на пятнадцать боевых частей по десять мегатонн. Так что пусть встречают наш подарочек! Грибной дождичек из шестидесяти капель! Мы тут не зря двое суток наизнанку выворачиваемся! Никаких ПРО и ПВО уже нет, до цели дойдет всё!
        Старший лейтенант издевательски захохотал, и его злорадный смех дьявольским уханьем пробивался через покрытый радиоактивной пылью гермошлем скафандра. Термоядерную вспышку, вспухшую в небе прямо над пусковыми установками, никто заметить не успел. Но всем на неё было глубоко наплевать. Подразделение выполнило свой долг до конца. Остальное - тлен.
        ДВАДЦАТЬ КИЛОМЕТРОВ СЕВЕРО-ЗАПАДНЕЕ МКАД, ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК, СЕКРЕТНЫЙ БУНКЕР-ДУБЛЁР КОМАНДОВАНИЯ РВСН
        - Сколько ещё мы продержимся? - облаченный в полевую форму полковник воспалёнными от усталости глазами просматривал сводку по состоянию бункера, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в локте. Действие обезболивающего снова закончилось, и получившая сильную контузию кость давала о себе знать. - Как долго выдержат оставшиеся тросы?
        - Большая часть камер, установленных на внешней обшивке бункерной капсулы, уцелела. Картина достаточно точная, - начальник инженерной команды указал на голограмму, демонстрирующую схему бункера.
        Дублирующий бункер построили пятьдесят лет назад в обстановке строжайшей секретности, применяя симбиоз всех имеющихся технологий. На глубине в полтора километра была вырыта огромная полость, стены и своды которой тщательно укрепили и герметизировали. Внутри неё собрали двойную капсулу по принципу одна внутри другой. Внешняя капсула висела внутри полости на двух сотнях стальных массивных тросов, чтобы исключить раздавливание в случае мощной деформации грунта. Внутренняя капсула сопрягалась с внешней сложной системой стабилизации, позволяющей ей проворачиваться и автоматически принимать правильное вертикальное положение внутри внешней капсулы в случае отклонения последней от заданной вертикали. В чреве внутренней капсулы и был размещен дублирующий командный пункт.
        - Порвалось или потеряло натяжение сорок процентов амортизационной подвески. Это критическое состояние, - продолжал майор. - Но если других обрывов не будет, то в таком положении бункер может висеть достаточно долго.
        На схеме было хорошо видно, что полость, внутри которой висел бункер, получила сильную деформацию. Часть потолочного свода осыпалась, остальное сильно сплюснуло, западную стену пересекала глубокая трещина, расползшаяся сверху до самого дна, множество тросов либо лопнули, либо безвольно провисли. Бункерная капсула сильно накренилась и замерла в опасном положении, грозя оторваться и рухнуть, но механизмы внутренней капсулы сработали штатно, провернув её в заданное вертикальное положение. На восстановление работоспособности командного пункта ушло несколько часов, основные работы уже закончены, но ремонтные команды ещё ликвидируют последствия.
        - Конкретнее! - потребовал полковник. - Насколько именно долго?
        - Сложно сказать, - майор устало поморщился. - Может, год. Может, полгода. В любом случае наша автономность рассчитана на три месяца, так что выходить на поверхность придется раньше.
        - Что с шахтой выхода?
        - Разрушена полностью. В верхней части шахтного ствола не отвечает ни один датчик. Судя по показаниям датчиков в нижней части, шахта засыпана целиком. Судя по всему, противник наносил удар именно по входу в бункер. Они точно знали, где мы находимся, но не знали, что ось шахты входа не совпадает с осью бункера. Или знали, но не знали, в какую именно сторону от бункера смещена входная шахта, поэтому попытались ударить прямо по оси, в надежде, что противобункерный ядерный удар до нас достанет и так.
        - То есть мы здесь похоронены заживо? - уточнил полковник.
        - Теоретически да. А практически - это как повезёт, - майор вывел на экран новую схему: - Это схема секретного метро, ведущего к нашему бункеру. Вы добирались сюда по ней.
        - Тоннель расплющило, - полковник, криво усмехнувшись, показал майору контуженную руку, уложенную на перевязь на груди. - Нас не засыпало потому, что я с самого начала приказал машинистам держать максимальную скорость с нарушением всех правил безопасности. Так бы тоннель сложился вместе с нами. О метро можно забыть, его больше не существует.
        - Не совсем так, - майор указал на схему: - Вот. Это запасная шахта, ведет наверх. Осталась со времен строительства, засыпать не стали. Вход в неё располагается в километре от нас, это место вы проезжали уже после обрушения, и тогда оно было цело. Если уцелеет и дальше, то шанс выбраться есть. Если сумеем.
        - То есть? - Полковник нервно поглаживал всё сильнее ноющую руку. - Что значит «если»?
        - Эксплуатировать эту шахту не планировалось, - пояснил майор. - Насколько я понимаю, из-за того, что она расположена близко к шоссе общего пользования. Поэтому подъёмники обесточили, а выход на поверхность застелили асфальтом и сверху установили ложный объект в виде старого ангара. Асфальт мы пробьём, это не проблема. Главное - запустить подъёмники.
        - Как только всё утихнет, проведём разведку шахты, - решил полковник. - Вы свободны, майор. Занимайтесь!
        Начальник инженерной службы покинул кабинет, и полковник вышел следом. Ему было поручено начальством возглавить мероприятия по борьбе за живучесть, и теперь генерал ждёт доклада. Отсек управления располагался в двадцати метрах дальше по центральному радиусу, и полковник решил провести доклад лично. Можно было бы использовать внутреннюю связь, но тогда бы он не оказался в отсеке управления. А только там можно получить хоть какое-то представление о том, что сейчас происходит на поверхности. И что от неё осталось.
        Полковник тоскливо зажмурился и потёр усталые глаза. Никто до последнего не ожидал, что ядерная война произойдет. Даже тогда, когда из зоны конфликта на Шельфе пришло сообщение о том, что противоборствующие флоты обменялись ядерными ударами, в глобальную войну никто не верил. Там, в Тихом океане, всё произошло настолько стремительно, что не было возможности даже получить точную информацию. Флоты сближались, и натовцы вроде бы отдали приказ начать заградительный огонь, как вдруг китайцы и арабы завопили, что зафиксировали среди выпущенных ракет ядерные боеголовки. Расстояние между флотами было всего ничего, для ракет это секунды, и было уже поздно. Не до уточнений и подтверждений. Но союзники, похоже, ожидали чего-то подобного, потому что успели ответить тем же за мгновения до гибели. Всё это было предельно странно уже само по себе, но даже тогда никто не думал, что конфликт выйдет за пределы Шельфа.
        А потом оказалось, что основной ракетный поток ушёл в сторону Пекина и Тегерана. ПВО союзников пыталось перехватить ядерные боеголовки, но что-то пошло не так, и несколько ударов достигли целей. Обе столицы смело практически полностью, и механизм падающего домино был запущен. Вполне ожидаемо оказалось, что цели для поражения были заранее введены в прицельные блоки ракет всеми, у кого таковые ракеты имелись, и бесчисленные потоки смерти рванулись уничтожать мир. Дальнейшее уже было делом техники. Зафиксировав массированные ракетные пуски по своим территориям, все, кто мог, нанесли ответно-встречный удар, и ядерная война начала развиваться по установленным для неё законам.
        Первой волной каждый постарался отправить ракеты с шахт и прочих точек, являвшихся самыми старыми, а значит, хорошо известными всем так называемым партнёрам. Потому что потом от этих шахт останутся лишь радиоактивные кратеры. Первую волну каждый старался сделать наиболее массированной, она была призвана максимально загрузить системы ПВО противника и тем самым повысить эффективность второй волны. В ход пошли стационарные ракетные комплексы и стратегическая авиация. Когда до прибытия первой волны оставались считаные минуты, и средства ПВО уже были распределены по целям, все, кто мог, выложили свою самую опасную карту: подводные ракетоносцы. Подводные лодки производили ракетные пуски непосредственно у берегов противника, подлетное время было минимальным, и перехватить всё было невозможно. О том, что так будет, знал каждый, но это ничего не изменило. Все пытались сделать больше, чем только можно: в воздухе собственных государств взрывались ядерные зенитные заряды, прибрежные воды вскипали от противолодочных ядерных взрывов, заполонившие орбиту планеты спутники двойного назначения пытались выводить из
строя баллистические ракеты и друг друга. А командование ПВО разных стран за секунды принимало страшные решения: каким менее важным объектом своего государства пожертвовать ради прикрытия более важного. Ибо атакующих средств на этой многострадальной планете скопилось на порядок больше, чем защитных. Хмуро шагающий по низкому коридору полковник вспомнил, как едва ли не каждый год то одна, то другая страна - участница ядерного клуба с вызовом и апломбом объявляла о создании очередной ракеты, способной преодолевать системы ПРО конкурентов.
        Он молча скривился. Старались не зря. Системы ПРО не справились. Ни у кого. Весь мир оказался засыпан термоядерным градом. И сейчас выжившие под этим градом, а точнее, пока ещё выжившие, мобильные пусковые установки, которые удалось вывести из районов базирования перед самым ударом, производили пуски. Для мирного населения, если оно ещё где-нибудь осталось, этот удар будет особенно страшен. Потому что отражать его нечем и некому. Все стратегические цели подверглись массированным ударам. Нет больше ни ПВО, ни военных объектов, ни атомных электростанций, ни плотин, ни столиц, ни городов. На каждую страну обрушилось в три раза больше термоядерной смерти, чем необходимо для полного уничтожения. Что происходит сейчас на поверхности, можно только гадать. Мобильные пусковые комплексы, рассредоточенные по безлюдным регионам страны, наносят удары по вражеским объектам глубокого заложения, чтобы никто из развязавших эту бойню гадов не пережил своих жертв. Координаты таких объектов разведка добывала в течение последних полутора сотен лет, тщательно обновляя информацию. И, судя по тому, что противник всё ещё
бьёт в ответ, у него имеется всё то же самое в достаточном количестве. Обмен ударами идёт всего сутки, всё только началось.
        Полковник дошёл до массивного люка, закрывающего вход в командный отсек, и один из стоящих на охране угрюмых спецназовцев открыл перед ним толстую дверь. Полковник безрадостно кивнул в знак приветствия и прошёл внутрь. Эти четверо откачали его после взрыва и тащили на себе до местного лазарета. Они выполняли свой долг, но проявить элементарную благодарность полковник был обязан. В тот час, когда всё началось, он находился на службе, в Москве, в штабе ракетных войск. Как только поступила информация о ядерном обмене на Шельфе, была объявлена тревога, и все заняли места согласно боевому расписанию. Тут же прошёл слух, что из Кремля эвакуируют Президента, вроде как сначала в подземный город под Раменками, а оттуда, если всё станет совсем плохо, в секретный правительственный аэропорт и на Урал. Там, в горах, для Верховного Главнокомандующего выстроен ещё один подземный город, самое надёжное укрытие из всех имеющихся. Знакомые спецы утверждали, что даже новейший «Подземстрой-2» Шрецкого уступает ему в степени защищенности. Правда, многократно превосходит в оснащённости и комфорте в силу «разницы в
возрасте», но в бою шансов больше не у того, кто в хорошем костюме, а у того, кто в хорошем бронежилете.
        Как только выяснилось, что Пекин и Тегеран сгорели в термоядерном огне, и пострадавшие союзники произвели ответные пуски, всем стало ясно, что дело дрянь. Соответствующие службы получили указания начать эвакуацию членов семей военнослужащих, и полковник изо всех сил надеялся, что его жену и детей успеют доставить в бомбоубежище прежде, чем в стране объявят всеобщую эвакуацию, и московские дороги встанут в мёртвых пробках. Потом полковнику вручили опечатанный секретный чемодан и отправили сюда, в бункер-дублёр. Содержимое чемодана должно было попасть генералу лично в руки, поэтому полковнику пристегнули чемодан наручниками, выдали четверых спецназовцев в качестве охраны, и он спустился в секретное метро. Ждать отправления пришлось минут десять, в вагонах срочно размещали какой-то груз для бункера, и едва состав тронулся, полковник связался с кабиной машиниста. Он без обиняков заявил, что найдёт способ сгноить машинистов, если они посмеют не подчиниться его приказам, и потребовал развить максимальную скорость. Правила местного дорожного движения его не интересовали, он чувствовал неладное с той
секунды, как только оказался под землёй. И предчувствия его не обманули.
        Подземный состав не дошёл до места назначения двух километров. По местности, под которой пролегал тоннель, был нанесён удар контактным боеприпасом. Наземный термоядерный взрыв, как минимум. Наверное, противник полагал, что в этом районе существует некий секретный объект глубокого заложения. Теперь, после разговора с майором, полковник был уверен, что били именно по той самой запасной шахте. Сто процентов - вражеская разведка засекла её ещё в момент строительства. Скорее всего, какое-то тупоголовое существо, обитающее в интернете и имевшее косвенное отношение к строительству, поделилось информацией со своими подписчиками. Соответствующие спецслужбы противника проверяют всю подобную информацию. Впрочем, отечественные спецслужбы по отношению к противнику делают то же самое. Враги информацию проверили, она подтвердилась, и одной целью в блоках наведения ядерных боеголовок стало больше. Скорее всего, наша контрразведка тоже обратила на это внимание и попыталась слить противнику дезу. И, надо думать, частично им это удалось, потому что удар пришёлся не по шахте, а на километр раньше. Или враги просто
промазали. Но били точно по ней, теперь полковник был в этом уверен, и заряд был даже не контактным, а спецбоеприпасом для уничтожения объектов глубокого заложения.
        Как бы там ни было, расположенный на глубине в сто двадцать метров тоннель смяло в лепёшку мгновенно. Только благодаря высокой скорости состав, в котором ехал полковник, не расплющило сотнями тонн обрушающейся породы. Состав разминулся с основным обваливающимся массивом на какие-то метры, если не меньше. Они буквально чудом вырвались из-под каменного дождя и не сошли с рельсов. Как ему позже рассказали в лазарете, крыши вагонов были не просто измяты камнепадом, их вдавило внутрь чуть ли не на полметра. Прибывший на конечную станцию состав был похож на гружённые породой шахтёрские вагонетки. Но сам полковник этого не видел. Тоннель схлопнулся с такой силой, что образовавшаяся воздушная волна выбила стекла. Полковник получил сильный удар и остановку сердца. Охрана его откачала и донесла до лазарета. Там оказалось, что с сердцем всё относительно обошлось, а вот в момент падения он всем телом приземлился на локоть и заработал контузию кости. Руку повесили на перевязь, теперь она нещадно болит, и без обезболивающего это совершенно невыносимо. Врач сказал, что через сутки должно быть легче.
        - Разрешите? - полковник бросил на генерала вопросительный взгляд и представился по уставу: - Полковник Брилёв!
        Сидящий за рабочим столом замученный генерал-лейтенант со следами бессонницы на лице, кивнул и взглядом указал ему на стул перед собой:
        - Докладывай, полковник.
        - Удар противника пришёлся по району входной шахты, - коротко доложил полковник. - Шахта уничтожена, но напрямую нас не задело. Из-за сильного смещения грунта внешняя полость частично разрушена, местами имеются обрушения. У нас осталось шестьдесят процентов подвески. Любое серьёзное колебание почвы приведёт к её обрыву, но, если внешних воздействий не будет, подвеска продержится от полугода до года. Все основные системы бункера, включая жизнеобеспечение, не пострадали. Даже если бункер рухнет на дно, они не получат разрушительных повреждений. Все неполадки можно будет устранить своими силами.
        Полковник на секунду умолк, переводя дух. Противник бил по бункеру с самого начала обмена ударами, но вражеские ракеты не сразу смогли преодолеть зонтик ПВО. Почти двадцать часов бункер принимал непосредственное участие в руководстве боевыми действиями, потом возможности ПВО иссякли, и местность накрыло серией ударов. Несколько воздушных термоядерных взрывов расплющили и сбрили всё, что находилось на поверхности, и не менее двух боеприпасов, специально предназначенных для поражения защищенных объектов глубокого заложения, сработали точно в районе входной шахты. Прямого попадания удалось избежать, но смещения грунтов оказались настолько мощными, что внешняя полость едва не схлопнулась. Бункерная капсула чуть не оторвалась и опасно накренилась, из-за чего большая часть личного состава оказалась сбита с ног и получила ушибы. Сам полковник тоже упал и опять на больной локоть. В тот миг от боли в глазах потемнело так, что он решил, будто освещение вырубилось. Мучения были настолько сильны, что он катался по полу и выл от боли. Подоспевшие медики вкололи ему наркотическое обезболивающее, и только так
смогли прервать его страдания. Два часа он приходил в себя, потом получил приказ возглавить ремонтные работы. К счастью, серьёзных повреждений оборудования не произошло, серьёзных травм среди личного состава тоже оказалось немного, и поставленную задачу удалось выполнить достаточно быстро.
        - По нашим расчётам, - продолжил Брилёв, - противник считает нас уничтоженными. Если мы не демаскируем себя в течение двух суток, уничтожать нас будет уже некому. Мы сможем выслать за пределы бункера инженерную группу, которая проникнет в уцелевший отрезок тоннеля секретного метро. В километре от нас есть старая грузовая шахта, у нас есть основания считать, что она уцелела. Через неё мы сможем установить физический контакт с поверхностью.
        - Если доживём, займёшься этим! - подытожил генерал и немедленно вернулся к изучению электронного карт-планшета, выложенного почти во всю стену.
        Полковник проследил его взгляд. Стратегическая карта мира, испещренная условными обозначениями целей и объектов на дружественных и вражеских территориях, была укрупнена в наиболее важных участках земного шара. Судя по индикации и множеству хорошо знакомых пиктограмм, абсолютно все известные цели как у нас, так и у них, подверглись массированным ударам многократно, в несколько этапов, и считались уничтоженными. Однако обмен ударами продолжался. Значит, в действительности поражены не все объекты противника. Кому-нибудь могло повезти так же, как этому бункеру, что у них, что у нас. И так же, как мы, противник успел рассредоточить мобильные пусковые комплексы по безлюдным районам своих стран, и теперь наносил удары оттуда.
        Генерал отдал несколько приказов, и группа оперативного управления, занимающая рабочие места по обе руки от генеральского, усилила активность в эфире. Судя по тому, что видел сейчас Брилёв, у нас уцелели почти все пусковые установки, замаскированные под обычные железнодорожные составы, постоянно крейсирующие по необъятной российской глуши. Именно их огнём сейчас управлял генерал.
        - Разрешите обратиться? - негромко произнёс Брилёв, дождавшись, когда генерал-лейтенант ненадолго замер в своём кресле.
        - Давай, - не по уставу ответил тот, скрывая нервозность в голосе.
        - Какова обстановка? - прямо спросил полковник. - Что там, наверху? Шансы есть?
        - Шансы на что? - Генерал обреченно закрыл глаза, но тут же посмотрел на Брилёва и меланхолично продолжил, не дожидаясь ответа: - На победу? Все уже проиграли. Победителей нет. От крупных городов остались лишь развалины. Если огромную радиоактивную свалку размозженного бетона можно назвать развалинами. Все известные стратегические объекты уничтожены, сейчас идёт уничтожение неизвестных. Инфраструктура цивилизации перестала существовать. Спутники сбиты или выведены из строя, МКС и Лунный посёлок не подают признаков жизни и не отвечают на вызовы. Может, уничтожены, а может, пытаются выжить, потому что понимают: если они ответят, от них потребуют разведданные и целеуказания. То есть после первого же такого ответа по ним ударят все, кто ещё способен это сделать. А способных ещё полно, противник продолжает наносить удары, значит, сумел сохранить какую-то часть сил и средств. Поэтому сейчас мы ровняем им малые города, незначительные населённые пункты и безлюдные территории, пытаемся максимально накрыть любые районы, в которых могут находиться пусковые установки. Они делают то же самое. Кто раньше
подавит силы противника, тот и уцелеет. Сейчас главное - выжить.
        - Приблизительный уровень потерь известен? - Брилёв понизил голос ещё сильнее. - Есть возможность связаться с эвакуационным управлением? Я хочу узнать, что стало с семьёй…
        - Связи нет почти ни с кем, - генерал жестом заставил его замолчать, украдкой косясь на задерганный личный состав. Мол, не лей масло в огонь, здесь у всех семьи наверху остались. - Центральный КП не отвечает, Москва тоже, связь с ПВО пропала два часа назад, все штабы молчат. Может, уничтожены, а может, со связью проблемы, потому что оборудование разбомбило, и уровень наведённых взрывами помех постоянно растёт. Рассредоточенные по захолустьям подразделения пусковых установок сообщают о больших потерях, глобальных пожарах и непрекращающихся ударах, все запрашивают координаты безопасных районов, в которые можно выйти, а их нет. Связи со Ставкой Верховного нет. С Генштабом тоже. О союзниках я даже не вспоминаю. Управление войсками нарушено и с каждым часом становится всё хуже. Многие подразделения оказались без связи из-за потерь и помех, и их соседи, с которыми связь ещё осталась, сообщают, что видят стартующие ракеты на горизонте там, где горизонт ещё просматривается. Значит, они наносят удары согласно самым первым приказам, отданным с началом войны. Их ракеты атакуют уже пораженные цели, и это
хорошо, потому что на текущий час уничтожить удалось явно не всё. Какая-то часть атакованных целей уцелела. Как мы. И чем быстрее получится их подавить, тем больше шансов выжить и сохранить хотя бы кого-нибудь. На наши частоты выходят остатки подразделений других родов войск, сообщают о потере связи со своим командованием, просят помощи и спрашивают, что им делать. Иногда сигналу удаётся пробиться до бункера в Уральских горах, и мы совместными усилиями пытаемся вывести уцелевших из-под ударов. Но полностью безопасных территорий нет, и для того, чтобы их создать, необходимо уничтожить оставшиеся у противника силы прежде, чем у нас не останется своих. Так что иди, полковник, и готовь бункер к возможной атаке. Противник действует аналогично, и по нам могут ударить ещё.
        - Есть, - негромко ответил Брилёв, поднимаясь, и на мгновение задержался: - Верховный до Уральского бункера не добрался?
        - На Урале его нет, - ответил генерал. - В самом начале его доставили из Кремля в Раменки, это всё, что я знаю. На территории Москвы связи нет вообще ни с кем, все коммуникации нарушены, разорваны даже подземные кабельные линии. Понять, что там происходит, невозможно. Вокруг нас не отвечает никто. Единственные в нашем районе, кого было слышно в эфире более-менее недавно, это «Подземстрой-1», но толка от них никакого, это сугубо гражданский объект. Они сообщили, что быстро теряют мощность связи, и молчат уже часов пять. И это хорошо, потому что единственное, чем они занимались, это засоряли эфир своей паникой. Как только всё утихнет, попытаемся послать разведку в Москву. Хотя бы проверить убежища, в которые эвакуационные команды должны были вывезти семьи личного состава. Займись предварительной подготовкой!
        - Товарищ генерал, удалось восстановить связь с Уралом! - доложил один из операторов. - Сигнал нестабильный, сильные помехи!
        Генерал жестом велел Брилёву идти и поспешил подключиться к сеансу связи. Полковник покинул командный отсек и направился в свой кабинет. В штатное расписание этого КП он не входил, хотя прежде ему довелось прослужить здесь больше года, и потому генерал вверил ему управление вопросами внутренней службы. Фактически для этого в бункере имелись соответствующие должностные лица, для которых Брилёв стал ещё одной прослойкой между командованием и подчиненными, но это лучше, чем вообще не иметь никаких задач. Не занятая работой психика быстро перегружалась тяжёлыми мыслями, и ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому надо загрузить работой себя и своих новых подчиненных. Полковник собрал совещание из вверенных ему должностных лиц, расставил задачи и принялся лично разбираться в деталях предстоящей операции по выходу на поверхность.
        - Если входная шахта уничтожена, то вместе с ней уничтожен подземный ангар. - Брилёв совместно с начальником инженерной службы изучал спецкарту местности. - Рассчитывать найти технику в Звёздном Городке малореально, вряд ли от него что-то осталось. Какие есть варианты?
        - Кроме Городка можно поискать вот тут, - майор указал на отметку.
        - Танкисты? - усомнился полковник. - Их пять лет назад законсервировали. Техники там много, но вся старого образца, на двигателях внутреннего сгорания. Электрической тяги не имеется. Топлива там нет, это стопроцентно, мы ничего не заведём.
        - Топливо можно принести с собой, - произнёс майор. - У нас автономный запас почти шестьдесят тонн, возьмем пару бочек солярки, это почти двести километров хода для двух БМП, хватит дойти до Москвы и обратно.
        - Тащить на себе две бочки по двести литров? - полковник покачал головой. - Там почти пять километров пешком, не считая километра, который придётся идти по тоннелю, возможно, частично засыпанному.
        - К шахте пойдем налегке, - объяснил майор. - Пока механики разберутся с двигателями подъемника, остальные расчистят путь, если потребуется. Потом вернутся в бункер за топливом и довезут его к шахте на дрезине. Моя служба заранее соберет тележку, чтобы наверху не пришлось бочки таскать, катить телегу всё же проще. Пять километров по уничтоженной местности с таким грузом пройдем часа за два-три. Но это всё равно быстрее и надёжнее, чем посылать группу в Москву пешком. У нас имеется запас антирадиационных препаратов и скафандров из расчета на весь списочный состав. Можно собрать разведгруппу в количестве до двадцати человек, будет кому тащить. Антирад гарантированно действует в течение семи с половиной часов. В зависимости от индивидуальных особенностей организма этот срок удлиняется на период от пятнадцати до двадцати пяти минут. Хватит, чтобы выйти из зоны опасного заражения. Можно провести разведку в два этапа: найти технику, заправить и перегнать к шахте. Вернуться в бункер и провести детоксикацию последствий употребления антирада. На следующие сутки выдвинуться в Москву. Так у нас будет больше
времени на преодоление опасных зон. Передозировки антирада лучше избегать, это приводит к разрушению внутренних органов. Если сидеть на антираде больше двух циклов, то после отмены препарата гарантированно придется полежать в госпитале. Наш лазарет неплохо оснащён, может, и справится. Я уточню у медиков.
        - Выясните их возможности в плане максимальной загрузки, - велел Брилёв. - Наверняка нам придётся перевозить сюда из Москвы чьи-нибудь семьи. Этим людям может потребоваться медицинская помощь. Сколько человек мы сможем разместить, если потеснимся?
        - Смотря как потесниться, - пожал плечами майор. - Можно устроить спальные места на каждом шагу, включая коридоры. Тогда человек пятьсот поместится. Только проблема не в этом. Наши запасы рассчитаны на три месяца, исходя из штатной численности личного состава. Продукты, топливо, медикаменты, воздушная кубатура помещений, мощность установок по очистке и регенерации воздуха и тому подобное. Чем больше здесь окажется людей, тем быстрее всё это закончится.
        - Что вы предлагаете? - полковник с подозрением посмотрел на майора. - Бросить семьи на произвол судьбы и забыть о них? Стандартные бомбоубежища рассчитаны на трое суток автономии. Максимум, на пару недель! Серьёзная медицинская помощь там вообще не предусмотрена!
        - Семьи половины личного состава бункера, - в глазах майора неожиданно появился стальной блеск, а в голосе явственно зазвучали нотки ненависти, - проживали на территории жилого массива, принадлежащего Звёздному Городку. Согласно инструкции, при объявлении сигнала «Атом» их эвакуировали в местное бомбоубежище. Крайний раз работы по его модернизации велись полвека назад, во времена строительства этого бункера. Но в отличие от нас, оно не зарыто на глубине в полтора километра. Связь с ним осуществлялась по подземному телефонному кабелю. Спустя пять часов после начала войны убежище перестало отвечать на вызовы. Ещё через тридцать семь минут оттуда позвонила женщина. Она умирала, её речь звучала невнятно и сбивчиво, но дежурный по узлу связи узнал по голосу свою жену. По Звёздному Городку ударили контактными боеприпасами. Бомбоубежище оказалось под эпицентром наземного термоядерного взрыва. Если верить её рассказу, через какое-то небольшое время был второй взрыв, приблизительно на месте первого. Впрочем, умирающая женщина могла ошибаться. Но убежищу хватило и одного удара. Половина тех, кто в нём
находился, сгорели заживо мгновенно, большую часть остальных раздавило обрушением. Те, кто не погиб сразу, умерли от облучения. Неразрушенные остатки убежища погребены под землёй на глубине двадцати метров, но живых там нет. Воздух выгорел почти полностью, и жена дежурного по узлу связи говорила, что ей трудно дышать. К счастью, она умерла от облучения прежде, чем от удушья. С телефонной трубкой в руке, во время едва разборчивого разговора. Но успела сказать мужу, что оба их ребенка погибли без мучений, мгновенно, даже испугаться не успели. Дежурный позже сказал, что она соврала. Он почувствовал это по голосу. Она не хотела, чтобы он страдал ещё сильней, чем будет. Моя жена и сын тоже были в том бомбоубежище. И семьи ещё шестидесяти трёх офицеров. Остальные надеются, что их семьям повезло больше. Но беда даже не в том, что их семьи находились на территории Москвы, и эвакуационные команды, если они вообще успели, эвакуировали их в разные бомбоубежища согласно территориальному признаку. Беда в том, что после того, как межконтинентальные баллистические и прочие ракеты противника, шедшие в первой волне,
произвели разделение боевой части на отдельные маневрирующие боеголовки, по Москве ударило более трёхсот зарядов по одним данным, и чуть менее пятисот по другим. ПВО перехватило порядка девяноста процентов целей, после чего перестало существовать, а обмен ударами продолжается. Поэтому личный состав нашего КП выполняет свой долг с неподдельным энтузиазмом, и люди готовы в зубах тащить приказы боевым частям и даже на своём горбу волочь их пусковые установки куда угодно, если бы только была такая возможность.
        - Мне жаль, - Брилёв поспешил погасить зарождающийся конфликт, - искренне. Моя семья осталась в Москве, я даже не знаю, успели их эвакуировать или нет. Мы тут все в одной лодке. Но это не значит, что надо опускать руки.
        - Не значит, - мрачно согласился майор, несколько успокаиваясь. - Но, если мы хотим перевезти сюда гражданских, нам нужно наладить обеспечение. Поставки всего необходимого с поверхности. А там, на поверхности, это «необходимое» ещё предстоит разыскать. Даже если наверху не всё сгорело в огне, тяжёлой строительной техники у нас нет, разгребать завалы нечем. Поэтому необходимо произвести разведку складов стратегических запасов, ближайшие склады «Росрезерва» вот здесь, - он сделал отметку на карте. - И выяснить, что случилось с «Подземстроем-1».
        - С «Подземстроем»? - переспросил Брилёв. - Это четыреста километров от нас. Потратим много топлива. На стратегических складах его нет, компенсировать будет нечем. Хотя там должна быть техника на электрической тяге.
        - В том числе пожарная и спасательная, - добавил майор. - Что там есть точно, я не знаю, но эта информация есть у генерала.
        - Я её получу, - заявил полковник. - Я правильно понял, вы предлагаете в первую очередь провести разведку складов «Росрезерва»? Это в противоположной стороне от города.
        - Да, - подтвердил майор. - Их надо взять под свой контроль как можно быстрее, чтобы избежать разграбления, самозахвата или мародерства, если они получили повреждения, из-за которых доступ к складам оказался открыт. Получив склады, мы получим средства к длительному существованию. Можно будет организовать спасательные работы и продумать вопросы размещения выживших. Если «Подземстрой-1» уцелел, то они смогут принять у себя на порядок больше людей, чем мы. Их бункер рассчитан на сто лет, если там возникнет паника, они могут запереться и все эти сто лет никого не впускать. Но если в нашем распоряжении будут стратегические запасы, паники можно избежать. Если люди поймут, что им не угрожает голодная смерть из-за перенаселения, то вместо самоизоляции окажут помощь уцелевшим.
        - Логично, - согласился Брилёв. - Представьте мне свои соображения подробно, в письменном виде. Подготовьте рапорт как можно скорее.
        - Сейчас на это нет времени, - возразил майор. - Инженерный отдел бункера невелик, у меня всего шесть человек, включая меня. Работы выше головы: надо изготовить тележки для транспортировки топлива, приготовить бочки, проверить исправность дрезины. Состав, на котором вы сюда прибыли, всё ещё стоит у платформы. Если из-за частичного обрушения бункерной полости его окажется невозможно отогнать в тупик, дрезину до свободных путей придется нести на руках. Это несколько тонн, никаких сил не хватит, даже если использовать механические усилители конечностей. Поэтому мы попробуем поставить её на временный колёсный ход. Разрешите заняться рапортом после того, как станет ясно, что со складами «Росрезерва». Так будет больше пользы.
        - Разрешаю, - полковник скрыл раздражение. Майор оказался наглым и самоуверенным, позволяет себе слишком много: перечит, перебивает, не соглашается. Позже этот вопрос надо будет поднять перед генералом. Если майора бесит, что у него появился ещё один начальник, то это его личные проблемы! Пока же гнобить майора он не станет, похоже, майор оказался неплохим спецом, его можно использовать с толком. - Идите, занимайтесь подготовкой!
        - Есть, - негромко ответил майор и, прежде чем уйти, добавил: - И ещё одно: нам надо понимать, что конкретно мы будем искать в Москве. У меня нет адресов бомбоубежищ и объектов Гражданской Обороны. Может, командование располагает такой информацией?
        - Я займусь этим, - пообещал полковник.
        Майор вышел, и Брилёв потянулся к карману за пузырьком с обезболивающим. Боль в контуженной руке усилилась, и он принял двойную дозу. Военврач бункера предостерегал от таких действий, но какая теперь разница?! Мир сгорает в термоядерном огне, тут бы лишний день прожить. Так что одной проблемой со здоровьем больше, одной меньше - это уже неважно. Полковник запил таблетки остатками воды из бутылки и несколько секунд разглядывал опустевшую ёмкость. Надо произвести инспекцию складов бункера и выяснить, что имеется в их распоряжении и в каком состоянии. По опыту службы ему было хорошо известно, что записи в руководящих документах не всегда отражают истинное положение дел. Не хватало ещё, чтобы какие-нибудь ОЗК оказались разукомплектованы, антирадиационные препараты просрочены или пара-другая коробок с сухим пайком тайно вскрыта и разворована личным составом, являющимся любителями рыбалки или охоты. Или торговли всем этим в интернете.
        Инспекторская проверка продлилась до ночи, но крупных проблем не выявила. Чтобы не остаться один на один с мрачными мыслями, полковник разбирался с мелкими недочетами вроде несовпадения размеров скафандров радиационной защиты с индивидуальными размерами двух или трёх чрезмерно полных старших офицеров. За этим занятием его застал начальник инженерной службы.
        - Мы изготовили две телеги для транспортировки бочек с топливом, - доложил он. - При необходимости на каждой уместится по две бочки. В телегу можно впрячься по четверо, этого хватит. В крайнем случае, кто-то ещё может толкать её сзади, человека два-три. Группа для действий на поверхности сформирована. Прошу разрешения на включение в её состав бойцов вашей охраны.
        - Разрешаю, - полковник вспомнил о четырёх спецназовцах, сопровождавших его с секретным чемоданчиком. Его охраной они числились сугубо номинально, как только он попал в лазарет, генерал забрал их и назначил в охрану командного отсека. Чтобы не бездельничали. Потому что они с Брилёвым здесь лишние. Планировалось, что после доставки чемоданчика все пятеро вернутся в Москву, в командный бункер РВСН. Но всё сложилось иначе. - Что ещё сделано?
        - Из того, что можно сделать внутри бункера, - всё, - ответил майор. - Осталось проверить дрезину и выяснить состояние путей. Для этого необходимо выйти из бункера во внешнюю полость.
        - Собирайте личный состав у входного шлюза, - приказал полковник. - В полной выкладке. Я проведу проверку боевой готовности. Группа покинет бункер, как только это позволит обстановка. Через двадцать минут начинаю смотр. И обеспечьте меня локальной радиосвязью!
        Майор удалился, и Брилёв направился в командный отсек. Санкционировать выход из бункера может только генерал, и он не сделает это до того, как станет окончательно ясно, что обмен ударами прекратился. Рисковать людьми никто не будет, и это правильно. Но доложить обо всём лучше заранее.
        - Что у тебя? - генерал-лейтенант обнаружился ещё более замученным, с явными следами передозировки транквилизаторов. Значит, спать так и не ложился. Отметок на стратегической карте, обозначающих уничтоженные цели и потерянные подразделения, стало раз в десять больше.
        - Все системы бункера функционируют штатно, - доложил Брилёв. - Мною разработан план спасательной операции с целью эвакуации семей личного состава из районов с высокой степенью опасности. Для повышения эффективности спасательных мероприятий необходима информация о точном местоположении бомбоубежищ…
        С десяток секунд генерал слушал Брилёва, потом прервал и устало произнёс:
        - Одобряю. Как только всё это прекратится, сделаем, что сможем. Подготовьте подробный план.
        Генерал-лейтенант отвернулся и занялся разговором с одним из операторов боевых постов. Брилёв окинул взглядом карт-планшеты, тщательно оценивая обстановку. Какие-то мобильные ракетные подразделения ещё держались, немного, и все за Уралом. Железнодорожных ракетных комплексов уже не было, либо отстрелялись полностью, либо были уничтожены. Противник засыпал территорию страны термоядерными ударами тщательно и в несколько слоёв. Мы ответили тем же. Арсенал у нас был меньше, но с учетом того, что союзники тоже выпустили всё, что у них было, врагам должно было достаться ещё сильнее, чем нам. Понять бы ещё, что творится наверху… Брилёв поймал на себе злой генеральский взгляд и направился к выходу. Едва мощный люк захлопнулся за его спиной, один из стоящих на охране спецназовцев спросил:
        - Товарищ полковник, разрешите обратиться! Что там, наверху? Кто-нибудь уцелел?
        Брилёв обернулся и хотел ответить, как вдруг бункер тряхнуло, словно получивший удар мяч, раздался тяжёлый оглушительный грохот, и всех расшвыряло в разные стороны, словно кегли. Полковник врезался во вспучивающуюся пузырём стену, черепную коробку и повреждённый локоть пронзило болью, и он потерял сознание.

* * *
        Взрыв, едва не стоивший ему жизни, на самом деле произошёл далеко от их станции. Так впоследствии объяснил Порфирьев. Если бы били по «Смоленской», то прицельный удар контактным термоядерным боеприпасом уничтожил бы станцию полностью. Скорее всего, били по стратегическим объектам глубокого заложения, расположенным неподалёку, под Кремлём и Киевской площадью. Мощные взрывы вызвали катастрофические смещения грунтов, и прилегающие к ним подземные тоннели схлопнулись, словно бумажные. Те, что находились несколько дальше, частично обвалились, частично оказались полузасыпанными. Их убежище тоже пострадало. Станция «Смоленская» избежала обрушения, потолочные своды дали несколько крупных трещин, но в целом выдержали. Станция «Плющиха» обрушилась, и сотни людей были раздавлены тоннами рухнувшей породы. Что стало с теми, кто успел разместиться внутри вагонов, неизвестно, переход на «Плющиху» во второй половине своей протяжённости полностью засыпан обрушением. Если судить по тому, что произошло на самой «Смоленской», то все они погибли.
        Потому что уходящие от «Смоленской» тоннели Синей ветки расплющило вместе со стоящими в них составами, наполненными эвакуированными людьми. Уцелели лишь участки протяжённостью в несколько десятков метров, непосредственно примыкающие к платформам. Порфирьев назвал это «относительным везением». Сказал, что могло быть хуже, потому что потенциальные цели для вражеских ударов расположены в опасной близости. Мол, с самого начала он был уверен, что тоннели не выдержат, потому что проходят через опасные зоны, вопрос был в том, выдержит ли станция и то, что к ней примыкает. Поэтому и не хотел уходить слишком далеко от платформ.
        Его расчеты частично оправдались. Когда на поверхности начались первые термоядерные взрывы, все, кто ещё был на улице, бросились к метро, искать спасения. Полицейское оцепление хотело жить не меньше остальных, да и не сдержать им такую толпу. Мгновенно вспыхнула жестокая, животная давка, управляемая только одним рычагом - инстинктом выживания. Сотни людей были затоптаны насмерть ещё до того, как непосредственно над высоткой МИД разорвался воздушный термоядерный боеприпас. Обезумевшая толпа хлынула в метро, размазывая друг друга по полу и стенам. Самые слабые погибли прямо в толпе, сдавленные со всех сторон. Рвущийся к эскалаторам людской поток принёс с собой множество трупов, умерших от невозможности сделать вдох и сломанных ребер, проткнувших внутренние органы. После начала паники в метро не попало живым ни одного ребёнка, но жуткий кошмар на этом не закончился. Толпа смела ограничители, барьеры турникетов и рамки металлодетекторов, и ринулась вниз по эскалаторам и по наклонным плоскостям между ними, налетая на обломки укрепленных там осветительных ламп. В считаные секунды спуск превратился в
кровавое, хаотичное и жуткое падение: люди спотыкались об упавших, падали сами, катились вниз по телам кричащих от боли затаптываемых несчастных. Половина добравшихся до платформ получила травмы различной степени тяжести, многие погибли.
        Остальная людская масса хлынула на платформу и внутрь стоящих на ней составов. Безжалостная животная давка вспыхнула и здесь. Тех, кто разместился у края платформ, сбрасывало на рельсы, оказавшихся в западне внутри вагонов детей вминало в металлические стены. Почти во всех вагонах оконное стекло не выдержало давления и вылетело наружу, что спасло многих. Вместо того чтобы быть раздавленными, люди выпадали из вагонных окон, получая травмы, но сохранив жизнь. Где-то в этот момент прямо над входом в метро произошёл термоядерный взрыв, и людской поток прекратился. Говорят, камеры наружного наблюдения зафиксировали взрыв над высоткой МИД прежде, чем сгорели. Антон сомневался в том, что всё было именно так, ведь камеры должны смотреть сверху вниз, да и застройка вокруг входа на станцию выше, чем здание самой станции, но какая теперь разница? Может, были ещё какие-нибудь камеры, или даже картинка с веб-камер, установленных на мидовской высотке. Одно было ясно точно: наверху взорвался термоядерный заряд, и все, кто ещё был на поверхности, сгорели заживо. Ударная волна размозжила вход в метро, и больше
сверху никто не спускался. Эскалаторы очистились от рвущихся вниз людей и оказались залиты кровью и заполнены телами затоптанных. Давка на платформе начала стихать, а потом всё вокруг вздрогнуло, словно началось землетрясение, и потолок с громким хрустом треснул.
        Говорят, в тот миг толпа замерла, и давка прекратилась окончательно. И в резко наступившей тишине был хорошо слышен хруст ломающихся стен, душераздирающие крики, и грохот обрушающихся сводов на соседней «Плющихе». Из перехода ударила волна пыли и земляного крошева, и все попадали, кто куда. Многие полезли под вагоны, чтобы укрыться от обвала, но почти сразу тоннели начали схлопываться и обрушаться, и из их глубины тоже хлынули воздушные массы, несущие частицы грунта и осколки камня. Кого-то посекло, кто-то получил баротравму, у кого-то не выдержало сердце, многие потеряли сознание. Тряска продолжалась несколько часов, то пропадая, то начинаясь вновь, количество и длина трещин на потолках и стенах увеличились, и люди с ужасом смотрели на сыплющиеся из них земляные струйки.
        Участок тоннеля, где стоял состав, в котором укрылся Антон с семьёй, испытал частичное обрушение. Вагоны засыпало обвалом, но надёжная конструкция, в которую инженерами был заложен запас прочности на случай возможных катастроф, выдержала деформационные нагрузки. Вагоны местами покорёжило, но все остались живы. Тем, кто находился внутри составов, стоящих глубже по ходу протяжённости тоннеля, повезло меньше: тоннели раздавило в лепёшку вместе с вагонами. Когда Антон очнулся, единственное, что он сумел разглядеть, были руки Порфирьева, перевязывающие ему разбитую голову. Их вагон оказался частично засыпан обрушением и погружен во тьму, озаряемую фонариками личных коммуникаторов. В первые минуты все пытались выбраться из вагонов и пробираться назад к платформам, но Порфирьев сказал, что спешить смысла нет. Раз вагоны не раздавило сразу, значит, обрушения минимальны, и можно оставаться на месте.
        - Если по нам прилетит прямое попадание, погибнут все, - без особых эмоций заявил он Антону. - И те, кто в вагонах, и те, кто на станции. Станция сложится даже раньше тоннеля, у неё объём больше. А тут хоть какая-то крыша над головой. Мелкие камни не страшны. Вычистим вагон и останемся здесь. Если кто из соседей уйдет, то будет больше места. И воздуха.
        Не все, кто его слышал, последовали этим рекомендациям, но Дилара согласилась сразу же. И впоследствии оказалась права. После того как все, кто посчитал нужным, выбрались из вагона и начали пробираться по захламленным путям к платформам, Порфирьев принялся выбрасывать за борт весь мусор: выдавленные стёкла, куски облицовки, каменные обломки. Оставшиеся последовали его примеру, и места в вагоне действительно стало больше. Когда Антон задал ему вопрос, почему вместо того чтобы выбираться отсюда, он занимается сомнительным благоустройством, тот ответил с нескрываемой насмешкой.
        - Ядерная война, - грубый голос копошащегося в полутьме амбала звучал ещё более зловеще, - вопреки представлению гражданских знатоков, длится дольше, чем показываемый в тупых киношках эпический момент вырастания ядерных грибов над цветущим мегаполисом. Действительность может оказаться чуть более длительной. Дня два-три или даже четыре, до тех пор, пока воюющим сторонам будет чем стрелять или пока не закончатся сами стреляющие. Если уж дело дошло до ядерной мясорубки, то каждый попытается сделать так, чтобы противник не просто понёс много большие потери, но и лишился любой возможности если не выжить, то хотя бы нанести отсроченный удар. Ты же не хочешь, чтобы какой-нибудь американский генерал, обезумевший от жажды мести в силу того, что его семья и прочие радости жизни сгорели в термоядерной геенне, отсиделся где-нибудь в подземном бункере и выпустил по тебе и твоим детишкам ракету-другую через пару месяцев после того, когда ты будешь убежден, что всё закончилось, поэтому покинешь убежище и будешь пытаться отстроить хоть какой-то быт?
        - Не хочу, - Антон болезненно поморщился, ощупывая забинтованную голову.
        - Вот и никто не хочет, - Порфирьев вернулся к вышвыриванию каменных обломков за борт. - Ни мы, ни они. Поэтому все будут бить друг по другу до последнего, то есть ещё долго. Воздушные взрывы превратят в руины объекты вражеской инфраструктуры и выжгут местность, на которой могут скрываться мобильные пусковые установки и прочие силы и средства противника. Контактные удары разворотят в раскаленную труху стратегические цели, находящиеся на поверхности, но слишком хорошо укрепленные для того, чтобы погибнуть от воздушных взрывов. Воздушный ядерный взрыв самый разрушительный, но это касается не всего, созданного пытливой инженерной мыслью. В мире достаточно объектов, требующих персонального подхода к уничтожению.
        Амбал отправил в разбитое окно помятое оконное стекло, сплошь истрескавшееся и сложившееся едва ли не в гармошку, и продолжил:
        - А для того чтобы противник не пережил всё это внутри сверхглубоких бункеров, существуют спецбоеприпасы, разрушающие объекты глубокого заложения на глубине до километра и более. И каждый уважающий себя участник ядерного апокалипсиса обязан такими боеприпасами воспользоваться. Зря что ли изобретали, производили и ставили на вооружение? Так что сидеть нам здесь ещё долго. И лучше позаботиться о комфорте здесь, раз уж это место оказалось нашим. Там, на станции, комфорта может быть гораздо меньше.
        Но истинное положение дел оказалось намного ужасней. Станция превратилась в подземную западню. Сопряженные со «Смоленской» перегоны засыпало обрушениями, в тоннелях, примыкающих к станции, фактически уцелело по полтора состава, соседнюю «Плющиху» раздавило обвалом, единственный выход на поверхность был разрушен и представлял собой сплошное нагромождение обломков здания. Вариантов выбраться из подземного мешка не было, каких-либо запасных шахт или лифтов, ведущих на поверхность с пятидесятиметровой глубины, также не имелось. Три с лишним тысячи человек находились в подземной ловушке, угрожающе содрогающейся от приходящих извне тяжёлых вибраций. Но это было только начало всех бед.
        После того как станцию перестало трясти, и землетрясения из постоянных стали периодическими, уцелевшие работники метрополитена и сотрудники полиции попытались восстановить порядок и наладить временный быт. Сразу же оказалось, что среди спасшихся людей имеется много раненых и ещё больше нуждающихся в мелкой медицинской помощи. Больше полусотни человек получило переломы и травмы различной степени тяжести во время жестокой давки, ещё полтора десятка покалеченных людей удалось вытащить из-под завала, под которым оказалась погребена половина перехода на станцию «Плющиха». Врачей среди выживших не нашлось, но обнаружилась женщина-педиатр и четыре или пять младших медицинских работников, которые вместе с дежурным фельдшером станции взяли на себя заботу о пострадавших. Раненых разместили в служебных помещениях, но имевшихся на станции медикаментов на всех не хватило, и из-за проблем с перевязочным материалом медработники обратились к людям с просьбой помочь, кто чем может. В итоге на бинты пошли простыни, но нехватку медикаментов преодолеть не удалось. Без антибиотиков многим раненым становилось всё хуже,
и помещение для отдыха станционного персонала превратили в подобие реанимационной палаты.
        Другой проблемой стало обилие трупов. Изуродованные давкой тела устилали окровавленные ступени эскалаторов, беспорядочной кучей лежали у их подножия, в раздолбанных обрушениями составах погибших было ещё больше. Порфирьев, закончив расчищать свою часть вагона, вылез наружу и минут десять лазал там с мощным фонарём в руках. Антон ещё тогда подумал, что амбал вряд ли успел собрать все свои вещи после объявления эвакуации. Наверняка этот рюкзачище был подготовлен им заранее, это вполне в духе асоциала-мизантропа. Значит, у Порфирьева имеются какие-либо полезные вещи, и Дилара права, нужно держаться к нему поближе и не раздражать. Если верить офисным слухам, Порфирьев тайно является то ли расистом, то ли нациком, в общем, ненавидит нерусских, но тщательно это скрывает. Впрочем, теперь Антон в этом сильно сомневался. Если судить по взглядам, которыми он зыркает на людей, и напрочь отсутствующей теплоте в манере общения, Порфирьев ненавидит вообще всех, и скрывает это совсем не тщательно. Хорошо, что асоциальный брутал держит себя в руках, но кто знает, как долго так будет продолжаться? Поэтому лучше
его не раздражать, сейчас главное - выжить, а в условиях отсутствия цивилизации лучше всех выживают кровожадные хищники. Хотя лично Антон чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы рядом вместо Порфирьева были бы братья Дилары. При первой же возможности надо связаться с её родственниками.
        - Прошу внимания! - злобный рык вернувшегося в вагон Порфирьева никак не коррелировал с понятием «прошу». - Мужчины, кто не боится крови и трупов, прошу собраться у вагона! Нужно собрать погибших и перенести как можно дальше. Неизвестно, сколько нам придется здесь просидеть, когда трупы начнут разлагаться, мы тут дышать не сможем. От них надо избавиться сейчас, пока это несложно.
        Сказать, что его слова шокировали обитателей вагона, было бы преуменьшением. На зов Порфирьева откликнулось всего двое мужчин, но амбал прошёл по вагонам до самой платформы и насобирал довольно большую команду. Выяснилось, что весь состав, которому принадлежал их вагон, более-менее выдержал частичное обрушение. Погибших в вагонах не было, но среди тех, кто на момент камнепада находился за бортом, почти всех убило или ранило. Многие испытали настолько сильный шок, что долго не могли заставить себя выползти из-под вагонов, куда чудом забились прямо под падающими сверху обломками. Три часа команда добровольцев выносила на платформу раненых и собирала тела погибших. Трупы относили как можно дальше в тоннель перегона, туда, где стоял третий по счёту состав. Его ближние вагоны сильно деформировало, дальние расплющило вместе с тоннелем, погибших было большинство. Мертвецов складывали непосредственно у границы обвала, и Порфирьев заявил, что позже, если потребуется, придётся вручную сложить нечто вроде баррикады между захоронением и жилой зоной, чтобы хотя бы частично снизить распространение трупного
запаха.
        Пока Порфирьев занимался уборкой тел, Антон с Диларой закончили обустраивать свою часть вагона. В процессе этого они перезнакомились с товарищами по несчастью, и все собрались на обсуждение сложившейся ситуации. Многие получили царапины и ушибы, не у всех имелась еда, с водой было ещё хуже. Поэтому было решено отправить активистов к администрации станции и выяснить, что сотрудники метрополитена планируют предпринять дальше. Антон, как инженер-механик, был избран старшим вагона и с двумя активистами направился к платформе. Освещения в тоннеле не было, в некоторых вагонах ещё горели уцелевшие осветительные приборы, но машинисты берегли аккумуляторы, и напряжение подавалось минимальное. Чтобы не споткнуться о лежащие всюду тела и обломки, Антон включил фонарик коммуникатора. Световое пятно выхватило из полумрака бездыханное тело со следами множества подошв на окровавленной сорочке, и Антон невольно отвёл глаза. В этот момент всё вокруг вновь затряслось, сверху посыпалось земляное крошево, и все трое бросились к дверям ближайшего вагона. Но распахнутые двери оказались заблокированы вырванной лавкой,
за которой заняли оборону какие-то люди, и внутрь вагона их не пустили. Пришлось в ужасе спасаться от обрушения под вагоном, в лотке между рельсами. К счастью, обвала не произошло. Землетрясение продолжалось секунд двадцать, после чего всё стихло.
        Выбравшись из-под вагона, Антон со спутниками столкнулись с несколькими полицейскими, с тихой руганью стряхивающими с себя земляную пыль. Оказалось, что полиция выясняет положение дел, чтобы понять истинную картину случившегося на станции. Активистов хотели было отправить назад до особого объявления, но узнав, что по специальности Антон инженер-механик, старший из полицейских выдал им одного из своих людей, и тот повел всех к начальнику станции. Попав на платформу, Антон пришёл в ужас от увиденного. Пол в кровавых разводах, поверх которых на чем придется разместились сотни людей. Места не хватает, стоящие у платформ составы переполнены, отовсюду несут тела, не понять, живые или мёртвые, какие-то люди ходят по залитым кровью эскалаторам и стаскивают со ступеней тела погибших, и у подножия эскалаторов образовались целые штабеля из мертвецов… Психика не выдержала настолько чудовищного зрелища, и Антона вырвало. Заметив, что его накрывает тошнота, из сидящей и лежащей на платформе толпы выскочили двое и схватили Антона под руки. Но вместо того чтобы помочь, они грубо стащили его на пути, не обращая
внимания на протесты сопровождающих.
        - Смотри, куда блюёшь! - зло процедил один из них. - Там люди с детьми сидят!
        С этими словами они оставили содрогающегося от приступа рвоты Антона и влезли обратно. Кто-то из толпы посоветовал возмущающимся спутникам Антона заткнуться и катиться отсюда, пока их всей толпой не заставили вычищать следы рвоты. Активисты обратились к сопровождающему их полицейскому, но тот лишь отмахнулся. Пришлось подчиниться большинству. Антон попытался отдышаться, но сделать это не получалось. Здесь, на рельсах у платформы, всё было загажено рвотными массами, и вонь от них провоцировала новые приступы тошноты. Он понял, что не первый, кого стошнило при виде растерзанных трупов. Незанятого составами места у платформы было немного, все, кого тошнило, старались добраться досюда, и восстановить дыхание тут невозможно. Активисты тоже это поняли, и Антону помогли забраться на платформу. Там ему стало легче, и полицейский повёл их дальше.
        Попасть в офис дежурного по станции оказалось нелегко. Всё было забито людьми, желающими попасть к начальству станции, их громкие нервные требования сливались в непонятный гвалт, ещё более усиливающий паническую напряжённость и всеобщую истерию. Выяснилось, что как такового начальника станции нет, управление взяли на себя двое: капитан полиции и кто-то из старожилов станционного персонала. Полицейский пытался успокоить рвущихся к нему людей, призывал соблюдать порядок, что-то записывал на одном листе, составлял какие-то списки на другом, и устало твердил одну и ту же фразу:
        - Граждане, возвращайтесь на свои места! Чтобы организовать выдачу воды и прочую помощь, мы должны знать точное количество людей и их состояние! Бессмысленные перемещения сильно усложняют нам эту задачу! Возвращайтесь на свои места и ждите появления сотрудников полиции и метрополитена! Они проведут перепись граждан и составят списки с учетом ваших комментариев! На основании этого мы сможем начать распределение воды!
        Новый приступ землетрясения прервал его слова, но на этот раз трясло совсем слабо, и это лишь придало сил орущим на него людям. Все наперебой требовали для себя и своих семей кто врача, кто воды, кто сухой паёк, который, по их мнению, должен храниться на станции на случай катастроф, кто-то желал получить мобильную связь или доступ в сеть. Некий очень полный мужчина, красный от возмущения, стирал со лба пот и одновременно тыкал в капитана какими-то корочками, обещая огромные проблемы, если ему с семьёй сейчас же не предоставят отдельное помещение. Остальных воплей в звенящем гвалте было не разобрать, и Антон растерялся, не зная, что делать дальше. Сопровождающий их полицейский куда-то пропал в этой толпе, активисты оказались более решительными и вклинились в ряды требующих, заставляя капитана внести их фамилии в какие-то списки у него на столе, назначение которых вряд ли понимали сами. Антона оттеснили к стене, и он потерял капитана из виду.
        - Идите за мной! - кто-то взял его за рукав, громко шепча в ухо. - Сюда!
        Пожилой человек в штатском крепко держал его за руку и решительно пробирался через толпу к выходу. Антон поспешил следом и с трудом выбрался из служебных помещений.
        - Вы инженер-механик? - негромко поинтересовался человек, отводя его подальше.
        - Да, это я, - Антона невольно передернуло при виде детского трупа, который проносили мимо двое добровольцев. Похоже, ребёнок мучительно погиб в давке, и его тело только что сняли со ступеней эскалатора. - А вы кто?
        - Я Артур Рамзанович, дежурный по станции «Смоленская», - представился собеседник. - Сейчас мы вместе с капитаном полиции исполняем обязанности администрации. Мне указал на вас один из его сотрудников.
        - Где ваша униформа? - Антон с подозрением разглядывал собеседника. - Если вы дежурный?
        - Я её специально снял, - объяснил тот. - Только что. Чтобы мы могли поговорить. Иначе люди не дадут мне этого сделать. Вы видели, что творится в диспетчерской! Позже я надену её снова, так легче добиться от людей понимания. Как ваше имя, молодой человек?
        - Антон Овечкин. Можно просто Антон. Скажите, Артур Рамзанович, что происходит? Когда прибудут спасатели? Разве нас не должны перевезти в специально предназначенные для ядерной войны убежища? Как долго мы будем здесь находиться?
        - Пойдемте, поговорим в другом месте, - старый диспетчер повел его ко входу в противоположный тоннель. Пару минут они шли молча, лавируя между сидящими и лежащими на платформе перепачканными пылью людьми, потом углубились в тоннель и зашли в узкую неприметную дверь. За дверью обнаружилось техническое помещение, заставленное гудящим оборудованием. Антон узнал трансформаторы и мощные аккумуляторные сборки. На первый взгляд всё работало нормально. Раз освещение на станции едва теплится, значит, персонал специально экономит энергию. То есть центрального питания нет, станция расходует собственный аварийный запас.
        - Центрального питания нет, вы используете аккумуляторы? - уточнил он.
        - Да, это так, - подтвердил старый диспетчер. - У нас хорошие ёмкости, их меняли десять лет назад. При рациональной экономии имеющегося запаса хватит на две недели. Но у нас проблема с воздухом для дыхания. Он закончится гораздо раньше.
        - У вас же должна быть вентиляция! - Антон ужаснулся услышанному. - Она вышла из строя?! Дайте мне посмотреть! Я специализируюсь на системах связи, но, может, смогу что-то сделать!
        - Оборудование в порядке, - Артур Рамзанович тоскливо скривился. - Шахты воздухопровода завалило. Похоже, их просто не стало, всё забито грунтом на многие метры, мы пытались расчищать, но это бесполезно. Переход на станцию «Плющиха» обвалился приблизительно на середине, там сплошной завал от пола до потолка. Кабельная связь с «Плющихой» не функционирует, автоматика сообщает об обрыве всех ведущих туда проводов. Похоже, станция полностью схлопнулась. От нас уходят четыре тоннеля, по паре в каждую сторону, все их перегоны тоже обрушились, мне сказали, вы об этом знаете. Вы молодцы, первыми наладили эвакуацию трупов, это было очень грамотное решение, мы сейчас делаем то же самое. Но сейчас речь не об этом. Из-за обрушений в тоннелях нет конвекции. Выход на поверхность также завален. Мы находимся в каменном мешке, в котором рано или поздно закончится кислород. Три с половиной тысячи человек умрут от удушья.
        - Надо что-то делать! - Антон с трудом подавил панику. - Свяжитесь с МЧС! С правительством!
        - Связи нет, - оборвал его старый диспетчер. - Проводные линии не работают. Скорее всего, порваны физически, потому что сигнала нет. Нашему аварийному радиопередатчику никто не отвечает, мы слышим только мощные помехи. Может, внешняя антенна перестала существовать, поэтому нас не слышат. Может, это из-за помех, и надо ждать, когда они пропадут…
        Станцию затрясло вновь, Антон бросился в угол и инстинктивно сжался. Старый диспетчер схватился рукой за стену, в его глазах вспыхнул страх, но он сумел сохранить самообладание. Секунд через двадцать тряска прекратилась, и Артур Рамзанович продолжил:
        - Помехи пропадут после того, как всё это закончится, вам наверняка это известно лучше моего. Мы не знаем, когда это произойдет. Центральные коммуникации, водопровод и энергосети, не работают. У нас собственная артезианская скважина и, как я уже сказал, неплохая аккумуляторная ёмкость, так что водой и электричеством мы обеспечены. Но продуктов у нас нет.
        - Как?! - воскликнул Антон, вскакивая. - А как же запас на случай катастрофы?! Метрополитен - это же объект Гражданской Обороны, тут должны быть запасы!
        - Никто не верил в возможность ядерной войны, - старый диспетчер болезненно закрыл глаза. - Никаких запасов давно не делается. Нет даже помещений для них. Лет сорок назад или около того, во время реконструкции станции, их перестроили под технические нужды. У нас есть буфет для сотрудников станции, но он не сможет накормить и десятой части всех здесь скопившихся. Мы раздадим всё, что у нас имеется, но голод неизбежен. Вслед за голодом нас ожидает удушье.
        - Мы обречены? - Антон почувствовал, как у него холодеет внутри. - Шансов нет? Неужели ничего нельзя сделать? Дайте мне посмотреть ваш передатчик, может, я смогу связаться с МЧС!
        - Вы обязательно его осмотрите, но сейчас не это главное. Постарайтесь держать себя в руках, мы возлагаем на вас большие надежды! - Артур Рамзанович бросил на него суровый взгляд. - У нас очень мало технических специалистов! Сегодня суббота, и так случилось, что почти все штатные техники были на плановых выходных. На станции оказались всего два техника, и оба они не являются инженерами. Как только нам удастся восстановить здесь хоть какой-то порядок, мы обратимся к людям, может, кто-то из пассажиров, - он торопливо поправился, - я хотел сказать, из граждан, является востребованным специалистом, это очень поможет всем нам! Но пока я знаю только о вас, и потому прошу помочь нашим техникам!
        - Чем я могу им помочь? - нервно возразил Антон. - Вы же сказали, что вентиляционные шахты засыпаны или вообще раздавлены! Надо что-то делать! На сколько нам хватит воздуха?
        - Не знаю, - честно признался старый диспетчер. - Я не специалист. Обычно воздух в тоннелях обновляется несколько раз в час. За вентиляцией на станциях следит другая, отдельная система. Сейчас это уже неважно, мы лишились всех вентиляционных шахт. Единственный выход, который мы видим, это пробиться на поверхность. Судя по всему, здание станции наверху разрушено, близлежащие дома тоже. Выход завален, и нам придется разбирать завал своими силами, или прокопать в нём проход, как угодно, лишь бы получить приток воздуха.
        - А если там радиация? - вновь возразил Антон. - На поверхности ядерная война! Там всё может оказаться смертельно радиоактивно! И мы собственными руками впустим радиацию сюда! У меня дети, я не хочу рисковать!
        - Предлагаете своим детям смерть от удушья? - психанул Артур Рамзанович. - Ну, так ступайте к ним и сидите там, пока не умрёте! Мы обойдёмся без вас!
        - Вы меня не так поняли! - Антона мгновенно охватил страх оказаться в чёрных списках у местной администрации. - Не надо горячиться! Я просто волнуюсь за свою семью, я же муж и отец! Я сделаю всё, что в моих силах! Что от меня требуется?
        - Я тоже муж и отец, - с тяжёлой гримасой на лице произнёс старый диспетчер, - и дед. - Он трагически вздохнул: - Ваша семья по крайней мере здесь и с вами. Где находится моя семья, я не знаю. Когда пропала связь, они были на пути к ближайшему метро…
        Артур Рамзанович умолк и пару секунд думал о своих проблемах. Но быстро взял себя в руки:
        - На поверхности может быть радиация, вы совершенно правы. Полицейские считают, что она будет там неизбежно. Но без выхода на поверхность мы обречены, даже если бы не потеряли воздухоснабжение. Нам нечем кормить людей, у нас нет связи, мы отрезаны от всего мира, и нас медленно затапливает. Без подъёма на поверхность нам не подать сигнал бедствия.
        - Затапливает?! - вновь похолодел Антон. - Как затапливает?! Почему?!
        - Потому что большая часть метрополитена залегает ниже уровня окружающих рек, - ответил старый диспетчер. - Грунтовые воды постоянно просачиваются через тоннельную обделку. Так было всегда. На нижних технических уровнях размещены водоотливные установки, которые откачивают поступающую воду. Из-за землетрясений наши насосы перестали функционировать. Техники пытаются их починить, но пока это им не удаётся. Поэтому хотим попросить вас помочь им в ремонте. За последний час приток воды усилился вдвое и продолжает увеличиваться, поэтому сейчас это первоочередная задача.

* * *
        С насосами Антон провозился почти три часа. Ему выдали рабочую спецовку и отвели в нижние технические уровни, где он вместе со станционными техниками в полумраке аварийного освещения бился над поначалу неразрешимой задачей. Насосы запускались, но через минуту вырубались, и никто не мог понять, в чём причина. В конце концов стало ясно, что оборудование исправно, и отключается потому, что удаляемая вода никуда не уходит. Где-то там, под землёй, отводящий трубопровод тоже был завален обрушением. Решив, что хуже уже не будет, Антон с остальными вырубили блок аварийного контроля, и насосы перестали отключаться. Водоотливное оборудование вывели на максимум мощности, чтобы создать в засыпанном трубопроводе избыток давления и таким способом прочистить засор. Все были уверены, что насосы сгорят, но в итоге вода начала медленно уходить. Один из техников сказал, что вода уходит гораздо медленнее номинальных значений, и предположил, что избыток давления либо пробил засор лишь частично, либо и вовсе его не пробил, а вызвал разрыв поврежденного трубопровода. Сейчас вода изливается куда придется, но даже так
скорость затопления выше скорости откачки. Если ничего не изменится, через трое суток нижний технический уровень будет затоплен полностью, и вода начнет поступать в тоннели. Однако сделать большего было уже невозможно, и с этой информацией все трое вернулись к начальству.
        За прошедшее время ситуация на станции изменилась. Полицейские и сотрудники станции собрались в кучу и с применением электрошокеров выдворили из служебных помещений всех орущих и требующих. Кто-то из возмущенных схватился за травматический пистолет, и к нему применили оружие. Преступник получил ранение в бедро и был заперт в какой-то технической каморке. Затем администрация починила громкую связь и во всеуслышание объявила о сложившейся ситуации: станция погребена под землёй, притока воздуха нет, продуктов тоже. В настоящий момент готовятся способы решения этих проблем, до того времени всем настоятельно рекомендуется оставаться на своих местах, принять лежачее положение, не кричать и как можно меньше двигаться. Так воздуха хватит намного дольше. Объявление вогнало людей в тихую панику, но беспорядки и вопли прекратились. Все последовали совету диктора, и на станции повисла зловещая тишина, нарушаемая лишь тихим шёпотом и негромкими разговорами полицейских, ведущих перепись населения.
        За помощь с водоотливными установками Антону выдали немного продуктов из буфета. Полицейский, который контролировал этот процесс наряду с буфетчицей, сразу и предельно сурово велел Антону никому не рассказывать о награде. Оказалось, что капитан полиции принял решение не выдавать еду просто так. В силу малых продуктовых запасов, ими будут кормить только тех, кто работает на станции, то есть полицейских, сотрудников и добровольцев. Поэтому всем остальным было рекомендовано экономить собственные запасы. Тех, кто лишился вещей в давке или из-за обрушений, полиция вносила в отдельный список, обещая выдать немного еды. После этого объявления к администрации обратились несколько женщин, сообщивших, что они являются работниками продуктового магазина. Гастроном находится в соседнем с метро здании, на углу, прямо напротив высотки МИД, и в ночь перед катастрофой получил крупную партию различного продовольствия. Всё лежит на складе в подвальном этаже магазина, и если туда удастся проникнуть, то можно накормить тысячи людей. Администрация объявила о том, что отправляет специальную команду наверх, к выходу,
которая выяснит, насколько сильно там всё завалено. На основании их данных будет составлен план действий по организации выхода на поверхность. Это известие быстро распространилось по станции, и дух выживших заметно возрос.
        - Папа! - Давид первым заметил приближение отца. Сын высунулся из окна. - Ты где был?
        - Давид, не кричи! - зашипела на него Дилара. - Ты слышал, что сказал диктор? Мы должны экономить воздух! - Она обернулась к влезающему в вагон мужу: - Что случилось? Мы тебя потеряли! Ты говорил с администрацией?
        - Меня назначили главным инженером, - Антон не без гордости слегка повысил голос, чтобы слышали все обитатели вагона. К сожалению, Порфирьева на месте не оказалось, и это несколько смазало эффект. - Я был внизу, на техническом уровне. Там стоят насосы, отводящие грунтовые воды, которые поступают в метро. Они вышли из строя, но я восстановил их работоспособность. В ближайшие трое суток нам ничего не угрожает.
        - А что потом? - поинтересовался кто-то из обитателей вагона. - Через трое суток?
        - К тому моменту мы свяжемся со спасателями, и нам окажут помощь, - уверенно заявил Антон. - Я осмотрел аварийный передатчик, слава богу, он тут есть. Передатчик исправен, для установления связи необходимо лишь поднять на поверхность внешнюю антенну. Штатную уничтожило взрывом. В настоящий момент администрация станции проводит изучение завала, преграждающего путь на поверхность.
        - Мы слышали объявление, когда ходили на станцию за водой, - Дилара кивнула на пустое место, образовавшееся там, где раньше размещался рюкзачище асоциального брутала: - Порфирьев пошёл в эту команду добровольцем.
        - Уверен, они решат эту проблему, - Антон перешагнул через семейный скарб, ограждающий их угол от остальных, уселся рядом с женой и положил принесенный с собой пакет в детский чемоданчик Давида. - На станции три с половиной тысячи людей. У нас сотни мужчин, при необходимости мы разберем завал вручную и выйдем на поверхность. Волноваться не о чем.
        - Многие считают, что там радиация, - осторожно возразил собеседник. - Без воздуха мы задохнёмся, но, если просто так откроем доступ на поверхность, оттуда сюда начнёт поступать радиоактивная пыль. Получается, что у нас нет выбора, но ничем хорошим это не закончится.
        - Не пугайте детей! - Дилара бросила на него рассерженный взгляд. - Им и так страшно!
        - Не стоит поддаваться панике раньше времени, - авторитетно заявил Антон. - Мы не знаем, что конкретно происходит на поверхности. Как только поймём, будем строить дальнейшие планы. Для этого и организована смотровая команда. Просто так открывать сюда доступ радиации и подвергать опасности жизнь людей никто не будет. У нас пока достаточно воздуха, и нужно продолжать его экономию.
        - Мама, я хочу кушать! - маленькая Амина полезла к матери на колени.
        - Потерпи немного, ещё рано, - ласково произнесла Дилара, беря дочурку на руки. - Вечером покушаешь, а пока тебе надо поспать.
        - Не хочу спать! - начала кукситься Амина. - Я устала спать! Уже вечер! Пора кушать!
        - Зайка, не капризничай, - Дилара достала платок и оттёрла со щеки дочурки грязное пятнышко. - Я же говорила, что вечер наступит вечером, а сейчас темно потому, что тут добрые джинны играют в прятки. Поэтому они включают свет совсем чуть-чуть…
        - Не хочу чуть-чуть! - Амина капризно дёрнула головой, отстраняясь от платка. - Скажи джиннам, чтобы они отправили нас домой, а то я пожалуюсь дедушке Ахмету, и он их накажет!
        - Амина, зая, - Антон сунул руку в спрятанный в чемоданчике Давида принесенный пакет и достал оттуда полученный в станционном буфете круассан. - Добрые джинны сейчас заняты, но они просили передать тебе это!
        Маленькая дочурка радостно ухватилась за лакомство и принялась жевать, мгновенно забыв о капризах. Наблюдавший за манипуляциями отца Давид пододвинулся ближе и потребовал:
        - И мне! Я тоже хочу есть!
        Он полез в чемодан за пакетом, и Антон едва успел незаметно для остальных накрыть пакет ладонью, не позволяя сыну достать его наружу. Давид извлёк из пакета второй круассан и сразу же откусил половину. Пока проголодавшиеся дети молча жевали, Антон бросил на жену внимательный взгляд, мол, не задавай вопросов при посторонних. Дилара всё поняла и откинулась на сиденье, принимая более удобное полулежачее положение.
        - Блин, он чё, со свининой?! - опешивший Давид включил фонарик коммуникатора и разглядывал торчащий из надкусанного круассана кусок ветчины. - Аллах за это меня не накажет? Пап, а чё, других не было? Ну, там, с джемом каким-нибудь хотя бы?
        - Ешь! - Дилара попыталась спасти положение. - В экстремальных условиях это не грех!
        Но было уже поздно. Сразу несколько обитателей вагона поняли, в чём дело, и с дальней лавочки поднялась женщина лет пятидесяти.
        - Вы принесли еду? - Она торопливо пробиралась к их углу. - Вам её выдали в администрации? Они уже начали выдавать продукты? Они сказали, что покормят тех, кто остался без багажа! У меня с собой ничего нет, я ехала в этом поезде в тот момент, когда объявили эвакуацию! Поезда остановили и начали составлять в тоннелях, чтобы размещать людей с поверхности! Я так и не вышла из метро, у меня даже не было возможности собрать себе немного еды!
        Она подошла к Антону с Диларой, и Дилара напряглась, крепче прижимая к себе Амину. Она отвернулась от женщины, загораживая собой жующего круассан ребёнка, и косо буравила подошедшую враждебным взглядом.
        - Это наша еда! - угрожающе заявила Дилара. - Мы принесли её с собой, из дома!
        - Пожалуйста, скажите, где выдают продукты! - взмолилась женщина, жалобно глядя на Антона и не обращая внимания на Дилару. - Я со вчерашнего обеда без еды, а уже полдень! У меня больной желудок, сутки на одной воде - это очень больно! У меня заканчиваются таблетки! Пожалуйста, скажите, куда мне обратиться? У меня острые боли!
        - Мне выдали два круассана для детей за ремонт водоотводящего оборудования, - нехотя признался Антон. - Это решение администрации. Они сказали, что вскоре начнут обеспечение продуктами таких, как вы. Вы состоите в списках лишившихся вещей? Скоро к вам подойдут сотрудники метрополитена…
        Но женщина уже не слушала. Она вылезла из вагона и исчезла в полумраке тоннеля. Несколько человек торопливо последовали её примеру и поспешили следом. Минут через десять со стороны платформы послышался неясный гвалт, быстро переросший в крики и массовый шум. Кто-то из обитателей вагона высунулся в окно, пытаясь разглядеть, что происходит, и Антон подошёл к выходу. Он ухватился за помятый край дверного проёма и выглянул наружу. Но понять, что творится на станции, не получалось. В тоннеле царил полумрак, до платформы было не меньше пятидесяти метров, и увидеть что-либо конкретное не удавалось. Из разных вагонов состава вылезло с десяток любопытствующих, но идти на станцию решились не все. Трое или четверо, в темноте разобрать не удалось, вроде, направились к платформе, остальные остались стоять на путях. Пройдя около половины пути, они остановились, похоже, встретились с кем-то, идущим навстречу. Стояли они не больше пяти секунд, после чего, судя по запрыгавшему свету фонариков их наручных коммуникаторов, бегом бросились дальше. Повстречавшийся им человек продолжил движение к составу, и вскоре Антон
смог разглядеть здоровенный силуэт Порфирьева. Тот шёл к их вагону и по пути что-то отвечал стоящим на путях людям, которые немедленно спешили забраться внутрь состава.
        - Что случилось? - Антон встретил его вопросом от имени всех обитателей. - Что там происходит? Мы слышим шум и крики! Начались беспорядки?
        - Кто-то заявил, что администрация тайно раздаёт продукты из буфета, - без особых эмоций изрёк Порфирьев, в одно движение забираясь в вагон вместе с рюкзачищем. - Толпа ломанулась туда. Администрация объявила, что продукты будут выдаваться в первую очередь неимущим, у кого не было возможности взять с собой сухой паёк из дома. - Асоциальный брутал с явным злорадством и нескрываемым пренебрежением добавил: - Конечно же, бедными и несчастными сиротками оказались абсолютно все, включая тех, кто не сразу смог вылезти из нагромождений своих чемоданов. Сначала толпа образовала подобие очереди, потом прошёл слух, что продуктов мало, и на всех не хватит. И все бросились отвоёвывать для себя кусок. Полицию смели за секунду, сейчас там давка и анархия.
        Он одной рукой потянулся к креплениям рюкзака, стягивающим лямки на груди, и стало видно, что в другой руке брутал сжимает стандартный пятилитровый баллон с питьевой водой. Порфирьев расстегнул крепление лямок и поставил баллон с водой на лавку посреди вагона:
        - Угощайтесь, кому надо. - Он направился в свой угол. - Только много не хлебайте, смотрите, чтоб всем хватило. Когда ещё в следующий раз получится за водой сходить…
        - Вы были в гастрономе на поверхности? - оживился кто-то из мужчин, хватая баллон.
        - Как у тебя всё просто, - иронически хмыкнул Порфирьев, снимая рюкзак. - Вода местная, из скважины. В администрации выдали за разведку завалов. За пару минут до разгрома буфета. Повезло уйти оттуда вовремя.
        Словно в подтверждение его слов со стороны станции послышались глухие хлопки выстрелов.
        - Полиция применила оружие! - испуганно воскликнула одна из женщин, терпеливо ожидающая своей очереди напиться из пошедшего по рукам баллона. - Там всё так плохо?!
        - Ещё хуже, - с совершенно наплевательским видом уточнил Порфирьев, прислушиваясь: - Это не только полицейские пистолеты, палят все, кому не лень. Чтобы не превратить эвакуацию в столпотворение и давку, полиция отключила металлоискатели на входе в метро, вот и результат. Советую не покидать вагона, пока всё не стихнет. Если кому надо по нужде, топайте в конец тоннеля, где складывали мертвецов. Только заходите подальше, не то тут очень скоро будет вонять так, что дышать станет нечем раньше, чем начнут разлагаться трупы.
        - Это кощунство! - возразил Антон. Вообще, конечно, сейчас не до сантиментов, но Порфирьев должен понимать, что это не его избрали старшим вагона, а Антона. - Мы оказались в кризисной ситуации, но мы не звери в джунглях! Олег, выбирай выражения!
        - Мёртвым уже всё равно, - Порфирьеву, судя по выражению лица, было плевать на слова Антона и на самого Антона. - А если тебе хочется уточнить что-нибудь насчёт зверей, то сходи сейчас на станцию. Либо так, либо не действуй мне на нервы.
        Он уселся на своё место и принялся копаться в своём рюкзачище. Антон ощутил сигнал от инстинкта самосохранения и не рискнул продолжать спор с неадекватным громилой в одиночку. Он окинул взглядом утопающий в полумраке вагон, ища поддержки, но только что получившие от брутала воду люди не желали вступать с ним в конфронтацию.
        - Скажите, что удалось выяснить насчёт завала? - широкобёдрая фигуристая брюнетка лет двадцати пяти, пожалуй, самая молодая из обитателей вагона, подошла к импровизированному закутку Порфирьева и протянула ему опустевший баллон. - У нас есть шансы?
        - Кто его знает… - Порфирьев неопределённо пожал плечами. - Я бы сказал, что есть. При наличии элементарных инструментов можно попытаться проделать в завале проход. Народа на станции полно, рабочих рук хватит. Но что там, наверху, случилось конкретно над нами, непонятно. Если рухнуло только здание самой станции, то выберемся быстро. Станция старая, строилась ещё в ту пору, когда конструкция надземных сооружений специально продумывалась, в том числе из расчета возможного обрушения в результате бомбардировки. Там особо нечему нас заваливать, купол рухнул, и всё. Лом, кирка, лопата и несколько часов терпения нас спасут. Вот соседняя «Смоленка», по Голубой ветке, расположена под жилым зданием. Если оно сложилось, то без экскаватора снаружи можно и не выкопаться.
        - Повезло, что мы оказались на Синей ветке, - просто так протиснуться между рюкзачищем Порфирьева и вещами семьи Антона было невозможно, и девушка остановилась напротив Олега. - Но, почему вы так неуверенно отозвались о наших шансах?
        - Наша станция расположена внутри квартала, и почти все окружающие здания выше нас, - ответил тот, не сдвигаясь с места. Похоже, предложить девушке присесть он совершенно не собирался. - Если эти дома обрушились, их обломками могло накрыть рухнувшее здание станции. Частично так и произошло, потому что наверху, у завала, я сквозняков не нашёл. Это значит, что нас завалило плотнее, чем просто рухнувшим куполом. Хотя в этом тоже есть свои плюсы.
        - Какие? - удивилась девушка. Она предпочла не замечать полное отсутствие такта со стороны Порфирьева и демонстрировала позитив и дружелюбие.
        Антон почувствовал, как жена украдкой пинает его ногой по туфле, и посмотрел на Дилару. Та саркастически прищурилась, указывая взглядом на девицу, типа, тёлочка подмазывается к более выгодному мужику, ищет место потеплее, и тут же незаметно скосила глаза в глубь вагона, мол, гляди. Антон осторожно проследил её взгляд и увидел, как компания из троих молодых мужчин, с которыми девица появилась в вагоне во время эвакуации, смотрит на свою попутчицу хмурыми взглядами. Один из молодых людей глядел с плохо скрываемой злостью, и это не укрылось от Антона даже в полумраке.
        - Наверху радиация, - тем временем отвечал Порфирьев, скользя по собеседнице равнодушным взглядом оценщика, промышляющего на каком-нибудь древнеримском рынке рабов. - Жёсткое излучение, выделяющееся в момент термоядерного взрыва, это поток нейтронов и гамма-лучей, исходящих из зоны взрыва. Оно смертельно на дистанции в среднем трёх километров, в зависимости от мощности заряда. Поражающее действие проникающей радиации основано на ионизации живых клеток и молекул, приводящей к гибели. При подрыве нейтронных боеприпасов нейтроны составляют до восьмидесяти процентов жесткого потока, что практически не оставляет шансов для человека и прочих живых организмов. Но длительность действия проникающей радиации ограничивается, как правило, пятнадцатью-двадцатью секундами. А различные препятствия на пути излучения уменьшают его интенсивность. Например, десятисантиметровый слой бетона или тридцатисантиметровый слой дерева уменьшает радиоактивный поток в два раза. Двухметровый слой грунта срезает проникающую радиацию почти полностью, а на нашей глубине она вообще не страшна. Но кроме проникающей радиации есть ещё
радиоактивное заражение местности, и в нашем случае оно гораздо опасней.
        Слушающая Порфирьева девица уже не выглядела источником позитива, и Антон понял, что весь вагон молчит и напряжённо слушает объяснения брутала, из-за чего глухой гвалт и хлопки выстрелов, доносящиеся со станции, стало слышно отчетливее. Похоже, беспорядки там были далеки от окончания.
        - Но… - неуверенно произнесла девица, - мы же погибнем без воздуха… Если на поверхности радиация, может, лучше попытаться раскопать один из тоннелей и пешком добраться до соседней станции?
        - До какой именно? - поинтересовался Порфирьев. - И кто сказал, что там будет лучше, чем здесь? С одной стороны у нас станция «Киевская», в том районе имеется секретный бункер связи. Бункеру больше ста лет, из наших противников о нём не знает только ленивый, и не факт, что там, на площади Европы, сейчас безопасней, чем здесь. С другой стороны станция «Арбатская». Вся подземная секретная и не только инфраструктура, связанная с Кремлём, находится к ней гораздо ближе, чем к нам. Надо быть клиническим оптимистом, чтобы надеяться на то, что по Кремлю все забудут стрельнуть сотню-другую раз. Лично я очень сомневаюсь, что из прилегающих к нам станций есть место более безопасное, чем наше.
        - Но рядом с нами МИД! - не выдержал тот самый мужчина, что с ревностью следил за широкобёдрой черноглазой красоткой. - Это вы называете безопасным соседством?
        - Министерство Иностранных Дел во время ядерной войны бесполезно, - флегматично парировал Порфирьев. - Оно не руководит пусками и не назначает цели. Выкапывать для не несущих боевой нагрузки бюрократов мощный хорошо защищенный бункер нет смысла. Их эвакуировали по секретному метро куда следует, согласно соответствующим инструкциям. Вход в секретное метро в здании МИД есть, что ещё надо? Так что шансов у нас побольше будет, чем у соседей. И потом, никто не знает, как сильно завалены тоннели. Может, завал длиной в десять метров, а может, тоннели сложились по всей своей протяжённости. Единственный реальный шанс выбраться - это через выход.
        - Но там же радиация! - возразил мужчина. - Вы хотите сказать, что мы обречены, и просто должны выбрать, от чего именно умрём?!
        - Радиоактивное заражение, по сути, это пыль, - Порфирьев был спокоен, словно на смене в офисе, и Антон отметил про себя, что это его спокойствие внушало людям обманчивое ощущение. За этой маской они не сразу замечали асоциальную личность. - Радиоактивные вещества выпадают на землю из облака ядерного взрыва. Когда температура светящейся области взрыва падает приблизительно до тысячи семисот градусов по Цельсию, область перестаёт светиться и превращается в такое грязно-тёмное облако, к которому с поверхности поднимается пылевой столб. Всё это в совокупности и образует грибовидную форму. Облако движется по ветру, и из него выпадают продукты деления ядерного горючего, то есть плутония и урана, а также непрореагировавшая его часть, плюс радиоактивные изотопы, образующиеся в результате воздействия нейтронов на грунт. Всё это распадается, испуская ионизирующие излучения, которые и есть тот самый поражающий фактор. То есть, если грубо, радиация приходит с пылью, выпадающей из облака ядерного взрыва. Это называется радиоактивные осадки, и основная их масса выпадает из облака за десять - двадцать часов
после взрыва, в зависимости от мощности. После первых взрывов прошло уже больше суток, так что уровень радиации над нами может оказаться смертельным. Но попытаться получить чистый воздух для дыхания здесь мы можем.
        - Как? - девица задала этот вопрос одновременно с Антоном, и Порфирьев посмотрел на него.
        - На станции есть вентиляционное оборудование. И даже системы фильтрации, антиаллергенные. Их установили ещё лет двадцать назад, я спрашивал у местного персонала, пока мы ковырялись в завалах. Можно собрать из подручных средств воздуховод и вывести его наружу. Забирать оттуда воздух, прогонять через фильтры, и запускать сюда. Фильтров хватит надолго, хватило бы электричества.
        - Здесь хорошие аккумуляторные сборки, я видел! - заявил Антон. - Водой и электричеством мы обеспечены! Запаса хватит до прибытия спасателей! Но из чего мы сделаем воздуховод такой длины?! Станция находится на глубине пятидесяти метров!
        - Ты же инженер-механик, - Порфирьев пожал плечами. - Ты и думай. Различного технического барахла здесь полно, наверняка есть способ выйти из положения. Абдуллаев сказал, что тебя назначили главным инженером. Вот и действуй.
        - Кто такой Абдуллаев? - Антон увидел, что взгляды всех присутствующих обратились на него.
        - Капитан полиции, который сейчас здесь за главного вместе с дежурным по станции, - объяснил Порфирьев и многозначительно кивнул в сторону глухо щелкающей выстрелами станции: - Если, конечно, он удержит власть. Советую всем занять свои места и пообедать, если есть чем. Раз толпа громит буфет, то еда очень скоро станет дефицитом, и появятся желающие отобрать пищу у ближнего своего. Может быть, и воздух тоже.
        С этими словами Порфирьев демонстративно отвернулся от девицы, всем своим видом показывая потерю интереса ко всем присутствующим, и принялся копаться в своём рюкзачище.
        - Вы получаете удовольствие, запугивая людей? - похоже, брюнетка не привыкла к столь равнодушной реакции на свою роскошную внешность, её это задело, и она решила съязвить.
        - А как же! - немедленно съязвил в ответ Порфирьев, извлекая из недр своего рюкзака небольшой свёрток из фольги. - Но не сейчас. Вентиляции у нас пока ещё нет. А палят там, на станции, от всей души. Задымление от выстрелов не способствует комфортному дыханию, и я искренне надеюсь, что эти дебилы догадаются не жечь покрышки в качестве протеста, и вообще не станут разжигать костры. Там дышать уже тяжелее, чем в тоннелях. Скоро они поймут, что это надолго, если не навсегда, и тогда кто-нибудь пожелает переехать к нам. И нам придётся потесниться, но это не беда, москвичам ведь не привыкать, да?
        Асоциальный брутал развернул фольгу, обнажая небольшой самодельный бутерброд.
        - Но сильно волноваться не стоит, мигранты не останутся здесь навсегда! - В его голосе зазвучал энтузиазм. - Задымление начнёт проникать и сюда. Конечно, всё равно чистого воздуха у нас будет больше, чем на станции, но лишь до тех пор, пока не начнут разлагаться трупы. После этого процессы миграции потекут в обратном направлении.
        Порфирьев умолк и принялся с воодушевлением поглощать бутерброд. Учитывая соотношение собственных размеров с размерами бутерброда, последний оказался съеден в два укуса, и здоровенный жлоб аккуратно свернул оставшуюся от него фольгу. Он сунул фольгу в рюкзак, застегнул замки и устроился полулёжа так, чтобы держать в поле зрения входы в вагон. Разочарованная девица бросила на него недовольный взгляд и вернулась к своей компании. Её спутник, стараясь говорить как можно тише, немедленно обрушился на неё с упрёками. Но девица в истеричной манере заткнула его в два предложения. До Антона донёсся обрывок её фразы:
        - … так лучше слушай, что он говорит, нам тут сидеть непонятно сколько!
        На этом спор закончился, и компания принялась ковыряться в своих чемоданах, шурша пакетами. В полумраке вагона было видно плохо, но еда у них, похоже, была из магазина. Десяток одинаковых сэндвичей, явно фабричных. Видимо, успели перед эвакуацией зайти в магазин и сделать покупки до того, как магазин закрылся. Наверное, живут рядом с магазином…
        Обитатели вагона последовали примеру компании, распаковывая свои запасы, и Дилара принялась делать гамбургеры из продуктов, наскоро рассованных по пакетам во время торопливых сборов. Антон окинул взглядом семейные запасы пищи: несколько лавашей, отрезок говяжьего карбоната, грамм триста бараньей вырезки со специями, пара пакетов с долмой и самсой… Четверым людям надолго не хватит, но кто же знал, что ужасающая катастрофа действительно произойдет! Необходимо как можно скорее расчистить выход на поверхность и решить проблему с воздухом и пищей, но идти на станцию сейчас опасно! Надо дождаться, пока там всё утихнет.

* * *
        Утихло всё гораздо быстрее, чем он ожидал. Всё вокруг сильно задрожало, где-то снаружи раздался треск, и началось землетрясение. Люди хватались за поручни и вжимались в скамьи, те, кто мог, забивались по углам, доносившийся со станции гвалт и шум быстро стихли. С потолочных сводов тоннеля хлынули потоки земляной пыли, и Антон усадил детей на пол, подальше от выбитых окон. Дилара сунула Антону пустой пластиковый пакет, приказав использовать его для сына в качестве капюшона, и прижала к себе дочурку. Маленькая Амина утонула в объятьях упитанной мамы, оказываясь в безопасности, но на спину Диларе сыпалось земляное крошево, и Антон схватил второй пакет, пытаясь закрыть жене хотя бы голову. Землетрясение продолжалось почти полминуты, потом резко стихло, но никто не шевелился.
        - Повезло, - в мёртвой тишине раздалось негромкое рычание Порфирьева. - Но это ещё не всё.
        Он вылез из импровизированного укрытия, образовавшегося между помятым углом вагона и спешно приставленным к нему под наклоном рюкзачищем, снял капюшон и принялся отряхиваться.
        - Будет ещё трясти? - спросила Дилара, проверяя состояние детей.
        - ПВО больше нет, и все наносят повторные удары по стратегическим объектам друг друга, - ответил Порфирьев. - Трясти будет ещё больше, чем когда всё началось. Если переживём, то я скажу, что у нас появились шансы.
        - Нас может засыпать, как тот поезд, который стоял дальше нас? - испуганный Давид смотрел на него одним глазом и тёр рукой второй, в который всё-таки попала пыль.
        - Может, - флегматично ответил асоциальный брутал, не утруждая себя бережным отношением к детской психике. - Но пока не засыпало, паниковать рано. Не трусь. Ты же мужик. Матери лучше помоги.
        - Я не боюсь! - Давид попытался придать своему голосу храбрые интонации. - Я просто так спросил! - Он шагнул к Диларе и стряхнул с её спины земляное крошево. - Просто давно уже землетрясений не было! Думал, больше не будет! Это из-за ядерных взрывов, да? По нам стреляют?
        - Не по нам, - Порфирьев закончил отряхиваться, очистил свою часть скамьи и уселся на неё, как прежде. - По другим объектам. Но они не так далеко от этого места, как хотелось бы. До нас доходят колебания грунта, поэтому трясёт. - Он пару раз махнул ладонью перед лицом, разгоняя медленно оседающую пыль: - Если так дальше будет сыпать, надо бы сделать повязки на лицо, чтобы пылью не дышать.
        Опасность миновала, и вагон немного ожил. Антон понял, что тряски не было уже давно, с тех самых пор, как он встретился с Артуром Рамзановичем, и тот отправил его на помощь техникам. Люди решили, что обстрелы позади, и никто не ожидал, что ядерный кошмар ещё не закончен. Обитатели вагона, а их осталось не менее пятидесяти, выглядели подавленными и сильно испуганными, и было слышно, как компания фигуристой брюнетки спорила о том, не безопаснее ли будет перебраться на станцию, пока тоннель не обвалился. Мнения разделились, в итоге двое из них решили сходить к платформе и выяснить, что там происходит.
        Вернулись они через двадцать минут в сопровождении двоих новичков, молодых людей спортивного вида с характерными чёрными бородами. Антон в первую секунду даже решил, что это двое из братьев Дилары нашли их, но был разочарован. Оказалось, что он обознался из-за плохого освещения. Новички показали пятна крови на грязной одежде и сообщили, что полиция применила оружие по голодающим людям, пытавшимся всего лишь добыть себе немного еды. Убито более двадцати человек, и теперь полиция ищет крайних, а людям запрещено подходить к служебным помещениям без разрешения. Лично их это глубоко возмутило, и они покинули платформу. Приятели брюнетки заявили, что пострадавших от полицейского произвола необходимо приютить, а после прибытия спасателей призвать к ответу убийц в полицейской форме. Новички разместились в их компании, окружающие потеснились, но возмущений не последовало. Новые соседи имели с собой такой же баллон питьевой воды, как ранее приносил Порфирьев, и все остались в той или иной степени довольны.
        Проблемы начались через час. Сначала мимо их вагона потянулись какие-то люди с трупами на плечах. Оказалось, что это выносят убитых со станции. Тела проносили вдоль составов и складывали в конце тоннеля у завала, там, где и прежде. Потом появились полицейские. Трое вооруженных офицеров и две женщины в запачканной форме сотрудников метрополитена обходили вагоны, обновляя списки выживших. На вопрос Антона, почему трупы складывают именно в их тоннеле, ведь тоннелей четыре, полицейский ответил, что этот тоннель самый длинный, в других места намного меньше. Выглядели полицейские неважно: лица и кисти рук в ссадинах, форма грязная и местами порванная, у одного перевязан лоб. Стражи порядка не скрывали злости и разговаривали грубо, но разумных границ не переходили. Они объявили запрет на разжигание огня, курение и любые виды задымления, и сразу схватились за оружие, едва заметили кровь и слишком грязную для обитателей вагона одежду новичков. Но компания брюнетки вступилась за своих новых друзей, заявив, что гарантирует их порядочность. Потом полицейские узнали Порфирьева и переключились на него.
Оказалось, что это он собрал и возглавил команду, проводившую разведку заваленного выхода.
        - Так ты здесь живёшь? - пока остальные продолжили осмотр состава, один из полицейских задержался в вагоне и скептически осмотрел его закуток. - Может, к нам переберёшься? У нас людей не хватает.
        - Потери? - коротко осведомился Порфирьев.
        - Оперов в штатском затоптали насмерть, - полицейский зло скривился. - У троих на телах нашли ножевые раны, из их оружия убили пятерых наших. Ещё четверо ранены, не ходячие. Станционных сотрудников пинали толпой, буфет разгромили, буфетчицу то ли затоптали, то ли ударили головой об пол, в общем, не выжила. Кладовку вычистили под ноль, даже пустых лотков не оставили, там нашли труп ещё одного из работников станции, тоже толпой забит. Дежурному по станции выстрелили из травмата в лицо несколько раз, старика удалось вытащить, но он почти сразу умер. Половина персонала с ушибами, лица расцарапаны в кровь, бабы из толпы зверствовали покруче некоторых мужиков.
        - Как отбились? - Порфирьев бросил косой взгляд на новичков. - Землетрясение помогло?
        - Помешало, - полицейский с ненавистью сплюнул в окно. - Когда все поняли, что нам конец, Абдуллаев приказал открыть огонь на поражение. Мы отработали беглым огнём по напирающей толпе, и сразу же начали отстреливать тех, у кого в руках было оружие. Но всех перебить не успели, начало трясти. Сейчас порядок восстановлен, толпа в узде и сидит тихо! Кто рыпнется, получит пулю! Мы даже нашли и подобрали всё украденное у убитых табельное оружие, но на руках у толпы полно травматов, а три с половиной тысячи человек не обыщешь. Нас осталось мало, людей едва хватает на охрану входов в служебные помещения и поддержание порядка в очереди на выдачу воды. А ещё надо как-то наверх прокопаться, еды нет совсем, в буфете даже оберток не осталось. У нас никто не ел с утра, жрать хочется, сил нет. Пока голод водой запиваем, но наверх всё равно вылезать надо, иначе тут такое начнётся, когда у толпы еда закончится, лучше не представлять.
        - На-ка, вот, - Порфирьев достал из своего рюкзачища пластиковый пакет и протянул полицейскому. - С мужиками поделиться не забудь.
        - Обидеть хочешь? - слабо возмутился тот, открывая пакет. - Ого! Пельмени?! А как же ты?
        - Я такое нечасто ем, - отмахнулся Порфирьев и сразу же уточнил: - Не люблю баранину. Обычно они лежат в морозилке про запас. На случай, если вдруг еды не успел купить или готовить долго, а есть хочется. Когда тревогу объявили, я не стал их дома оставлять, вот и забрал с собой оба пакета. Только варите как следует, они вторые сутки в рюкзаке лежат, мало ли что, вдруг испортились.
        - Разберёмся, - довольно заявил полицейский. - Все не испортятся! Если что, фельдшер вылечит, у нас сейчас медикаментов больше, чем продуктов! - Он ещё раз косо посмотрел на новичков и вновь предложил Порфирьеву: - Может, всё-таки переселишься к нам? У нас в дежурке комфорта больше.
        - Дымно там у вас, - вяло отмахнулся Порфирьев. - После стрельбы дышать нечем.
        - Климат-контроль ещё работает, - полицейский тщательно свернул пакет и перехватил его в левую руку, оставляя себе возможность в случае необходимости правой рукой быстро выхватить из оперативной кобуры автоматический пистолет. - На станции дышать тяжело, это да. Но это проблемы тех, кто всё это устроил! А у нас воздух уже нормальный, только кислорода становится меньше, дышать тяжелее, чем здесь.
        - Вот видишь, - философски изрёк Порфирьев. - Так что я пока здесь останусь. Если что потребуется - я тут. Когда соберётесь на поверхность прокапываться, не забудьте позвать. Помогу рыть.
        - Как только закончим восстановление порядка, сразу начнём собирать команду, - сообщил полицейский. - Техники уже готовят инструмент. Через час позовём, готовься.
        - Добро, - Порфирьев кивнул и полез на своё место, перешагивая через скарб Дилары.
        Полицейский направился к выходу из вагона, но Антон немедленно преградил ему путь:
        - Господин полицейский! У меня двое маленьких детей, им необходимы лучшие условия для размещения, чем здесь! Вы должны разместить нас в дежурном помещении!
        - Я тебе ничего не должен, шайтан тебя задери! - полицейский недобро сверкнул чёрными глазами, и его голос из дружелюбного стал злобным. - Твои дети с тобой, радуйся! У меня трое, но я даже не знаю, что с ними стало! Потому что всё это дерьмо застало меня на службе, и я забочусь о таких, как ты! И молю Аллаха, что кто-нибудь позаботится о моих детях! Сиди, где сидел, тут воздуха больше!
        Он хотел покинуть вагон, и Антон не решился спорить, столкнувшись со столь не прикрытой враждебностью со стороны стража порядка. Но Дилара гневно ткнула мужа рукой в бедро, требуя проявить твёрдость, и Антон предъявил веский аргумент:
        - Я главный инженер станции! Меня назначил капитан Абдуллаев! Это я починил водоотводящее оборудование! Я требую встречи с Абдуллаевым!
        - Ну так иди к нему и сам решай! - огрызнулся полицейский, выпрыгивая из вагона. - Раз ты главный инженер, что ты тут сидишь? У нас воздух заканчивается!
        - Иди, помоги людям, - вкрадчиво произнесла Дилара, бросая на мужа в полумраке незаметный остальным взгляд, мол, ступай и порешай всё как надо! - Мы подождём здесь.
        Она принялась успокаивать захныкавшую Амину, и сопровождаемый взглядами обитателей вагона Антон выбрался наружу.
        - Воды принеси! - Следом за ним высунулась Дилара, протягивая пустой пятилитровый баллон.
        Антон забрал баллон и двинулся к станции, поглядывая в незакрывающиеся двери помятых камнепадом вагонов. Везде царил полумрак, в котором слабо угадывались силуэты людей, сидящих на скамьях или лежащих на полу. Некоторые были заняты мелкой вознёй, но большинство сохраняло неподвижность, заботясь о сохранении кислорода. Трупы со станции носить перестали, и Антон добрался до платформы в одиночестве, несколько раз запнувшись о валяющиеся на земле обломки. На самой платформе царило уныние, кровавых пятен и брызг на стенах стало заметно больше, пол засыпан земляным крошевом, на путях возле краёв платформ, не занятых составами, скапливался мусор. Люди вокруг выглядели подавленными, редкие разговоры велись шёпотом, кто-то пытался чистить на себе испачканную одежду, многие косились на полицейский патруль, расположившийся у входа в технические помещения. Полицейские демонстративно держали руки на висящих на груди пистолетах-пулемётах и скользили по заполненной народом платформе полными подозрений взглядами. Антон взобрался на платформу и двинулся к патрулю вдоль состава, стараясь не наступать на
оборудованные из чего придётся лежанки. Дышать здесь и вправду было ощутимо тяжелее, чем в тоннеле, сильно пахло порохом, потом и мочой.
        В этот момент станцию вновь затрясло, и он машинально рванулся к дверям ближайшего вагона. Но двери оказались закрытыми, и Антон бросился под арку прохода, но там всё было занято людьми, и свободного места не оказалось. Пришлось прижаться к одной из опорных колонн, сжимаясь в позу эмбриона и закрывая руками голову. Немногочисленные разговоры на платформе сменились тихой руганью, люди в молчаливом страхе замирали, вжимаясь в пол, и старались закрыться от сыплющейся пыли чем придётся. Из запертого вагона послышался детский плач, тут же подхваченный детьми из других вагонов, и от рыдающего многоголосья у Антона зазвенело в ушах. Тряска продолжалась секунд двадцать, сопровождаясь сыплющейся сверху земляной пылью, но всё обошлось и на этот раз. Землетрясение прекратилось, и родителям удалось успокоить рыдающих детей. Несущийся отовсюду плач начал стихать, Антон поднялся и принялся стряхивать землю с волос и одежды. Он прикрыл глаза рукой, чтобы защититься от пыли в случае чего, и осмотрел потолочный свод. Его пересекало несколько крупных длинных трещин, земляное крошево сыпалось оттуда, но камней или
обломков отделки сверху не падало, так что всё могло быть гораздо хуже.
        Рядом раздался глухой детский кашель, и Антон оглянулся. Стоящие у платформы составы не испытали на себе действие обвалов, и многие окна вагонов сохранили стёкла в целости. Сейчас все вагоны были заполнены людьми с детьми, многие из которых были совсем маленькими, видимо поэтому двери в вагоны закрыли, чтобы оградить детей от давки. Но в закрытых вагонах воздуха было ещё меньше, без центрального питания кондиционеры не работали, штатные аккумуляторы составов за прошедшие сутки полностью разрядились. Чтобы не задохнуться, обитатели полностью уцелевших вагонов выдавили несколько окон, предназначенных для аварийной эвакуации. В одно из таких окон попала земляная пыль, и кашлял наглотавшийся ею ребёнок лет четырёх-пяти. Чернявая девочка сидела на руках у полной матери, и получившаяся картина настолько напоминала Дилару с Аминой на руках, что Антон невольно ускорил шаг, спеша добраться до полицейского капитана. Дойдя до патруля, он представился, и ему разрешили пройти в дежурное помещение полиции.
        - Рад, что вы не пострадали в ходе беспорядков, - капитан Абдуллаев с окровавленной повязкой на лице сидел за пультом дежурного. Полицейский офицер кивнул на единственный не поломанный стул: - Присаживайтесь. Вы нашли способ решить нашу проблему с воздухом?
        - Я?! - опешил Антон.
        - Вы инженер-механик? - Абдуллаев ощутимо напрягся, и в его глазах сверкнуло подозрение. - Или вы ввели нас в заблуждение относительно своей специальности?
        - Нет! - поспешно заверил его Антон. - Я инженер-механик, совершенно верно! Я же починил водоотводящие насосы! - Судя по взгляду полицейского, его это уточнение никак не впечатлило, и Антон поспешно добавил: - У меня есть предложение! Мы можем попытаться создать воздуховод из подручных средств и протянуть его на поверхность, как только в завале будет расчищен проход! Воздуховод надо совместить с местными системами очистки воздуха, здесь же установлен мощный антиаллергенный комплекс! Это избавит нас от опасности подвергнуться воздействию радиоактивной пыли с поверхности!
        - Я в этом не разбираюсь, но если можете сделать это - сделайте! - заявил Абдуллаев. - Вас отведут к техникам, они в вашем распоряжении. Дайте знать, если что-нибудь понадобится.
        - У меня жена и двое маленьких детей, дочери четыре года! - сообщил Антон. - Мы разместились в вагоне стоящего в глубине тоннеля состава. На нас обрушился обвал, вагоны повреждены, стёкол нет, я получил травму! - Он коснулся своей повязки на голове. - За вагонами сложено множество трупов, они скоро начнут разлагаться! Моя семья нуждается в безопасном месте, где можно разместиться! Я слышал, у вас в дежурном помещении есть…
        - У нас в дежурном помещении, - грубо оборвал его капитан полиции, - как у всех остальных на станции, заканчивается воздух для дыхания. Решите проблему - продолжим разговор. До тех пор безопасных мест нет, удушье будет везде одинаково! Сержант! Проводите нашего главного инженера к техникам и проследите, чтобы им оказывалось всяческое содействие в работе!
        На этом разговор закончился, и Антона отвели к техникам. Техники были всё те же, с которыми он возился с системой водоотведения, но обнаружились они в другом техническом помещении, находящемся на одном уровне со станцией.
        - Внизу уже по колено воды, - объяснил один из них. - Без резинового комбинезона не пройдешь. Скоро насосы зальёт, и всё перегорит к чертовой матери! Может, трупы туда перетащить? Пока гнить не начали? Притопить их в насосной и запереть, пока ещё можно!
        - Это же кощунство! - опешил Антон. - Надругательство над покойными!
        - Ты когда-нибудь запах разлагающегося трупа нюхал? - один из техников, немолодой светловолосый мужчина с многочисленными седыми прядями в голове и следами застарелых шрамов на лице, скривился, словно был недалеко от приступа рвоты. - У меня сосед руки на себя наложил. Он был в разводе, жил один, никто его не хватился. Через неделю жена пришла, скандалить из-за просроченных алиментов, она и нашла. После того как она открыла дверь, вонь на площадке стояла такая, что ещё сутки вдохнуть было нельзя, сразу выворачивало наизнанку. А квартиру год продать не могли, потому что запах не получалось вывести. Если от трупов не избавимся, никакая вентиляция не поможет.
        - Тогда предлагаю решить это после выхода на поверхность! - предложил Антон. - Если мы установим связь со спасателями, нас должны будут эвакуировать в надёжное, специально предназначенное место. А погибшим потребуется опознание! Если всё будет затягиваться, то поступим, как вы предлагаете.
        - Лишь бы не было поздно, - пожал плечами техник. - Если нижний уровень затопит целиком, в насосную уже не попадём. А просто так топить трупы - эта отравленная вода нас же потом и зальёт.
        - Давайте сосредоточимся на текущей проблеме, - Антона передёрнуло при мысли о разлагающихся трупах. - Предлагаю собрать воздуховод и протянуть его на поверхность.
        Антон изложил смысл задуманного, но техники отмели этот вариант сразу же.
        - Такой длины воздуховод мы не соберем, - второй техник, чем-то похожий на первого, только гораздо более молодой, безнадёжно махнул рукой. - Не из чего. Мы на глубине в пятьдесят метров, спусковая шахта наклонная, так что воздуховод нужен чуть ли не вдвое длиннее! Это нереально.
        - Тогда уж лучше запереть гермоворота, - подхватил старый техник. - Прорезать в них отверстие и воздуховод вывести от него. Фильтровентиляционную установку целиком туда не перетащить, она здоровая и негабаритная. Но её можно разобрать, снять основные узлы и собрать на месте что-то подобное. Думаю, заработает.
        - Но гермоворота внизу, - Антон нахмурился. - Сразу после эскалатора, так ведь? Разве мощности фильтровентиляционной установки хватит, чтобы затягивать сюда воздух с поверхности?
        - Вряд ли, - согласился старый техник. - Но нам вообще ещё повезло, что эти гермоворота есть. Их оставили после очередной реконструкции лет восемьдесят назад. С целью удешевления строительства в начале двадцать первого века нормы Гражданской Обороны были исключены из требований, предъявляемых к устройству метрополитена. Соответствующие помещения на старых станциях упразднили и переоборудовали для иных целей, новые станции вообще с тех пор не имеют в проекте ничего подобного и строятся по принципам объектов мелкого заложения. Нам эти ворота оставили для колорита, развлекать пассажиров и туристов своим видом. Придется повозиться, чтобы привести их в действие, так просто они не закроются, когда начался этот ад, мы попытались. Бесполезно. А для того чтобы воздух с поверхности доходил досюда, там, вверху, надо будет установить вентиляционную установку, нагнетатель, короче. Соберём прямо в проходе, нужные детали снимем с местной вентиляции, теперь она бесполезна. Короче, новая конструкция будет затягивать воздух с поверхности и нагнетать внутрь. Эскалатор длинный, пыль будет оседать в верхней его части.
Должно получиться… наверное. Как думаешь, Антон?
        - Я специализируюсь на монтаже профессиональных систем связи, - на всякий случай напомнил Антон, чтобы не оказаться крайним, если что-то пойдёт не так. - Но попробовать нужно! Время идёт, воздуха остаётся всё меньше. Идём?
        - Идём, - согласился молодой техник. - Только воды сначала набрать надо. Есть хочется сильно, так хоть водой живот залить… У тебя, случаем, перекусить чего-нибудь не найдётся? Наш буфет зверьё разнесло в кровавый хлам вместе с буфетчицей. Жаль её… противная была тётка, но не так же!
        Он с нескрываемой злобой сплюнул, и Антон тотчас вспомнил полицейского, разговаривавшего с Порфирьевым в их помятом вагоне. Тот тоже не скрывал ненависти. И откуда только берутся такие люди? Разразилась жуткая катастрофа, надо быть ближе друг к другу, а они культивируют вражду!
        - Нет, я с собой ничего не брал, - ответил Антон, стараясь быть как можно более тактичным. - У меня жена и двое маленьких детей, я всё оставил им.
        - Правильно, - одобрил старый техник. - Детям сейчас тяжелее всех… - Он потёр кулаком живот, поморщился и кивнул молодому: - Володя, иди за водой. Мы за инструментом. Начнём с гермоворот, там и встретимся.
        Допотопные гермоворота, без преувеличения являвшиеся антиквариатом середины аж позапрошлого, двадцатого века, сохранились на удивление хорошо. Старый техник заявил, мол, качество в те давние времена было совсем другим, не чета нынешнему. Антон не стал спорить, но отнёсся к этому заявлению крайне скептически. Какое может быть качество полтора века назад, когда и половины нынешних технологий не существовало?! Просто в своё время гермоворота хорошо реставрировали, это и есть истинная причина. Как бы то ни было, герметичности ворота не утратили, и спустя полчаса возни их удалось привести в рабочее состояние. Ворота закрыли, и Антон с важным видом объяснил собравшимся зевакам, что теперь станция в безопасности и приток радиации с поверхности ей не угрожает. Осталось сделать самое главное, но быстро выяснилось, что для этого нужно много чего демонтировать в разных местах и перетаскивать в одну кучу. Втроём было не справиться, и Антон отправился к Абдуллаеву просить разнорабочих.
        Постовой полицейский пускать его в дежурное помещение наотрез отказался, требуя убираться вон и возвращаться через пятнадцать минут. Пришлось переходить на повышенные интонации и упрекать полицейского в том, что с каждой упущенной минутой воздуха становится всё меньше. План сработал, и его громкие возмущения услышали за дверью. Она открылась, и на пороге показался Абдуллаев. За его спиной было видно полицейских, собравшихся вокруг стола дежурного. У каждого имелась одноразовая пластиковая тарелка, из которой они поглощали варёные пельмени. Ещё несколько таких тарелок стояли в центре стола, видимо, были приготовлены для тех, кто в данный момент находился на посту или на патрулировании. В каждой тарелке Антон насчитал ровно по пять пельменей, и не приходилось сомневаться, что полиция использовала подачку Порфирьева.
        - Что надо? - грубо поинтересовался Абдуллаев, загораживая собой обзор. - А, это ты… - Он посторонился: - Заходи! Вы уже закончили? Мы оставили вам поесть. Нас тут угостили хорошие люди. - Полицейский капитан указал на тарелки в центре стола: - Одна твоя!
        - Спасибо! - Антон устремился было к столу, но, войдя в дежурку, заметил в углу Порфирьева, копающегося в своём рюкзачище. Амбал выкладывал из него какое-то снаряжение, по виду военное, и молча смотрел на Антона косым взглядом. Антон остановился и заявил: - Я не голоден! Отдайте мою порцию голодающим детям!
        Асоциальный брутал никак не отреагировал на этот более чем прозрачный намёк. Наверное, не хватило мозгов понять. А вот у Абдуллаева хватило.
        - Обязательно отдадим, - его голос потяжелел, и в глазах опять вспыхнула злоба. Не приходилось сомневаться, что несчастные голодающие дети ничего не получат. - Зачем пришёл?
        - Нам нужны разнорабочие! - Антон сделал вид, что не заметил метаморфозы. Зачем злить ещё одного недалёкого жлоба! - Чтобы собрать новую систему вентиляции и очистки, нужно перенести много тяжёлых узлов! Мы теряем драгоценное время, нам нужны помощники.
        - Иди на платформу, к эскалаторам! - велел полицейский капитан. - Будут тебе помощники!
        Он бесцеремонно выпроводил инженера вон и захлопнул дверь у него перед носом. Пришлось возвращаться к гермоворотам. После дежурного помещения с полноценным освещением и очищенным климатической установкой воздухом платформа представляла собой удручающий контраст. Полумрак, тяжёлый запах сгоревшего пороха, смешавшийся с вонью человеческих экскрементов, доносящийся из вагонов детский плач. После отказа водопровода туалеты забились в первые же часы и были заперты, чтобы не распространять зловоние. Теперь люди ходят в глубь тоннелей, туда, где сложили покойных, но не все. Многие боятся трупов, да и маленьким детям не объяснишь…
        Голос диктора зазвучал неожиданно, и Антон непроизвольно присел, принимая его за грохот взрыва. Диктор объявил о начале работ по обустройству вентиляционной системы, сообщил о необходимости помощи в переноске узлов и деталей, и предложил добровольцам подойти к главному инженеру станции Антону Овечкину, ожидающему возле эскалаторов. Дышать становилось всё тяжелее, и долго убеждать людей не пришлось. К Антону подошли человек двадцать, и он начал формировать из них команды грузчиков. Пока он делал это, к гермоворотам явился Порфирьев, облаченный в боевое снаряжение спецназа, Антон видел что-то похожее на интернет-каналах, посвященных армейской тематике. Только вместо оружия в руках у асоциального брутала был отбойный молоток автономного типа, что делало его ещё больше похожим на неуравновешенного маньяка-убийцу. Следом за Порфирьевым двигались десять человек в защитных скафандрах с эмблемами метрополитена. Вновь зазвучал голос диктора, объявившего о начале работ по преодолению завала, и предложившего физически сильным добровольцам принять участие в перетаскивании обломков. Несколько активистов,
пришедших к Антону, сразу же перешли к Порфирьеву, что не могло не вызвать вполне оправданного возмущения.
        - Не рано ли вы собираете людей? - Антон подошёл к Порфирьеву. - Система очистки воздуха ещё не готова! Это может быть опасно!
        - Ну так готовь, а не болтай! - немедленно заявил в ответ кто-то из людей в скафандрах, и Антон узнал одного из полицейских. - Чтобы не было опасно!
        - Мы не знаем точно, насколько сильно нас завалило, - Порфирьев был спокоен, если, конечно, кто-то был в курсе, что его вечно злобный рык означает спокойствие. - Может, прокопаемся наверх за час, а может, за сутки. Лучше начать сейчас, пока люди не ослабели от голода и нехватки кислорода. - Он обернулся к увеличивающейся толпе добровольцев: - Непосредственно на выкапывании будут работать только люди в скафандрах, они снабжены счетчиками Гейгера. Не имеющие защитного снаряжения будут оттаскивать крупные обломки из зоны расчистки. Нам требуется тридцать человек. Всем будут выданы респираторы и перчатки.
        - А хватит десяти человек для раскопок? - поинтересовался кто-то из добровольцев.
        - Больше скафандров нет, - поморщился полицейский. - Зато респираторов полно.
        - Сто штук - это не полно, - возразил ему другой человек в скафандре, кто-то из сотрудников станции, Антон уже видел его прежде. - Раньше скафандров вообще не было, по инструкции в случае ЧП пассажиров немедленно эвакуируют на поверхность. Это по новым нормам ввели, лет пять назад.
        - Это когда МЧС на новое снаряжение переходило? - со знанием дела усмехнулся доброволец. - То-то я смотрю, у вас скафандры предыдущего поколения! У нас таких даже на складе не осталось. Вот, значит, куда их дели!
        - Вы спасатель? - оживился полицейский.
        - Пожарный, - уточнил доброволец. - Я вообще из Нижнего, в отпуске сейчас. Заехал к другу, а тут началось… Могу подменить кого-нибудь, когда устанете, если больше скафандров нет.
        - А это снаряжение тоже по новым нормам ввели? - многозначительно поинтересовался Антон, указывая на затянутого в боевой комплект Порфирьева. - Похоже на снаряжение спецназа! Такое в магазинах не продают!
        - Я его подло выкрал из закромов Родины, - насмешливо сообщил Порфирьев. - Всё равно его делали персонально для меня, и по размеру оно не подходило никому. А если б кому и подошло, то вряд ли он согласится таскать снаряжение, три года бывшее в употреблении. Так что я посредством подарочной бутылки коррумпировал начальника вещевой службы, и он замял моё преступление. Из классовой ненависти к диванным борцам за справедливость. - Он слегка приподнял отбойный молоток: - Но на всякий случай я врежу этой хренью по башке любому, кто станет проводить расследование моих преступлений. Местная полиция мною уже подкуплена.
        Несколько полицейских в скафандрах негромко заржали, явно понимая больше, чем остальные собравшиеся, и на этом обсуждение закончилось. Порфирьев потребовал открыть гермоворота и увёл всех наверх. Антон проводил недовольным взглядом поднимающихся по неподвижным эскалаторам людей, собрал своих активистов и направился к техническим помещениям.

* * *
        Создавать из подручных средств новую вентиляционную систему оказалось сложнее, чем предполагалось изначально. Пришлось демонтировать много чего и много где, разные узлы не желали стыковаться друг с другом и требовали серьёзной доработки. Что-то резали, что-то варили, что-то ломалось в процессе демонтажа, и приходилось искать заново. Особо проблематично было проводить сварочные работы. Чтобы хоть как-то снизить задымление и риск отравления, всё перенесли за гермоворота, к подножию эскалаторов, потом ворота задраили, и лишь после этого начали варить. Образовывающийся в результате едкий дым поднимался по эскалаторной шахте вверх, но за два часа работы проводивший сварку старый техник всё равно надышался продуктами горения, и ему стало плохо. Его отнесли к фельдшеру, и сварку продолжил его более молодой коллега. Вскоре сверху начали спускаться люди, разбирающие завал. Антона и техника покрыли трёхэтажным матом за то, что теперь там, наверху, нечем дышать и ни черта не видно. Троих добровольцев несли на руках, они были без сознания с явными симптомами отравления угарными газами. Их тоже отнесли к
фельдшеру, и сварочные работы пришлось прекратить.
        К исходу пятого часа работ голод терзал Антона настолько сильно, что питьё воды спасало едва на пару минут. Он уже сильно жалел, что столь неосмотрительно отказался от еды там, в полицейской дежурке, и даже покинул работы под мелким предлогом на пять минут. Он торопливо добрался до своего вагона и пожаловался жене:
        - Диля, я умираю от голода! Дай мне что-нибудь поесть, иначе некому будет обеспечить станцию чистым воздухом!
        Но жена не поддержала шутку. Она недовольно поморщилась и с тяжёлым вздохом полезла в чемодан, ковыряться в полупустых пакетах.
        - У нас почти ничего не осталось, - хмуро сообщила Дилара, собирая для него крохотный сэндвич. - После ужина детей будет кормить нечем! Ты решил вопрос с администрацией? Когда нас переселят в помещение, где имеются хотя бы кровати?
        - Пока лучше оставаться здесь, - Антон растерянно смотрел на выданный ему сэндвич. Даже на его совсем не могучей ладони таких могло бы уместиться три. - Сейчас тут больше воздуха и просторнее.
        - Уже не так просторно, - шепотом произнесла жена, кивая в сторону компании брюнетки.
        Антон проследил взгляд супруги. В рядах компании прибыло. Ещё двое мужчин и молодая женщина, на вид ровесница Дилары. Места на лавках всем не хватило, и оба мужчины сидят на полу. Вся компания бросает на Антона и его семью злые взгляды.
        - Почему они на нас так косятся? - тихо уточнил Антон. - Ты с ними конфликтовала?
        - Уже два раза, - ответила та. - Они считают, что мы отхапали себе слишком много места, и требуют подвинуться. Пока Порфирьев был тут, все сидели молча, но с тех пор прошло несколько часов, и они становятся всё наглее! Я даже боюсь вывести детей в туалет! Вдруг вернусь, а наши места заняты!
        - Я пришлю сюда полицейских, - ещё тише произнёс Антон. - Они порешают. Никуда не уходи!
        Он побежал обратно на станцию, на ходу дожевывая сэндвич, но от столь малой порции есть хотелось ещё сильней. Сейчас, когда он обратил внимание на другие вагоны, было хорошо заметно, что населения в них прибавилось. Дышать на станции стало совсем тяжело, и люди перебирались в тоннели, рассчитывая найти там больше воздуха. Но обильно рассыпанные на путях обломки красноречиво свидетельствовали об опасности обвалов, и никто из вновь прибывших оставаться вне составов не хотел. Люди забирались в вагоны и теснили их прежних обитателей. Пока актов агрессии не было, но Антон, пока бежал вдоль состава, услышал злобную перебранку, доносящуюся из второго вагона. Конфликты возникали не только у его жены.
        По мере приближения к платформе кислорода в воздухе становилось меньше с каждым шагом, и бежать стало невозможно. Антон быстро задохнулся и несколько секунд стоял на месте, восстанавливая дыхание. Легче стало лишь немного, и он побрёл дальше, вытирая грязным рукавом спецовки выступивший на лбу пот. Толстую рабочую куртку ему выдали техники, работать в летней поло-безрукавке, из голубой давно превратившуюся в грязно-серую, было небезопасно. Но сейчас в плотной ткани спецовки было неимоверно жарко, и Антон с тоской думал о предстоящем продолжении работ. Там, возле режущей горелки и сварочного аппарата, не только дышать нечем, но и по температуре настоящая баня. Впрочем, на платформе дела обстояли немногим лучше. Никто не стоял на ногах, обитатели станции лежали, разговоров не велось, в гнетущей тишине слышалось лишь тяжёлое дыхание множества людей.
        К Абдуллаеву Антон явился, втайне надеясь, что предложенную ему порцию ещё не съели и ему удастся поесть ещё хотя бы чуть-чуть. Но реальность, конечно же, оказалась безжалостна. Тарелок на столе уже не было, кислорода, фактически, тоже. Охлажденный климат-системой воздух был беден настолько, что находящиеся в дежурке полицейские лежали на топчанах, столе и прямо на полу, чтобы не тратить последние крохи кислорода. Антон побоялся, что в таком состоянии стражи порядка не пожелают заниматься проблемами его семьи. Поэтому он, когда жаловался полицейскому капитану на произвол новых обитателей своего вагона, особо упирал на то, что страдают его малые дети, и это не дает ему возможности эффективно работать над созданием воздуховода. Абдуллаев воспринял его жалобу серьёзно и отправил с Антоном патруль. Трое вооруженных полицейских коротко и доходчиво объяснили компании брюнетки, кто здесь главный.
        - Это его семья, - один из стражей порядка указал новичкам на Дилару с детьми. - Он, - палец полицейского переместился на Антона, - делает так, чтобы у нас снова появился воздух. - Полицейский окинул компанию злобным взглядом: - Вы воздух тратите, и пользы от вас никакой. Тупые вопросы есть?
        Спорить с плохо скрывающими злость вооруженными полицейскими, несущими на лицах кровоподтёки недавних беспорядков, никто не рискнул, и Антон, окинув вагон победным взглядом, гордо удалился. Вернувшись к гермоворотам, он обнаружил там целое столпотворение, из-за чего пробиться к эскалаторам оказалось непросто. Потом кто-то его узнал, и толпа вяло расступилась. Оказалось, что сверху спустились двое из людей в скафандрах и рассказывали о достигнутом успехе.
        - Мы прорылись на поверхность, - голос одного из них звучал устало. - Почти шесть часов долбили мешанину из обломков стен и бетонных перекрытий. Нас сильно завалило, весь квартал наверху превратился в месиво. Проход получился кривой и под сильным уклоном, градусов в сорок, в длину метров десять. Выводит на груду развалин, над которыми ещё одна груда, мы словно из горной пещеры вышли.
        - Вы добрались до гастронома? - поинтересовался кто-то.
        - Куда там! - человек в скафандре опёрся на перила эскалатора. - Наверху не видно ни черта, кругом сплошная стена пыли, сумерки и счетчики Гейгера зашкаливают. Пока мы осматривались, где-то далеко на горизонте что-то полыхнуло так, что стало светлее, чем днём, аж по глазам резануло! Я успел увидеть только свалку из обломков вокруг. Там везде настоящие горы обломков высотой в пару этажей. Олег сразу же велел всем возвращаться, пока ударная волна не пришла. Нам двоим сказал спускаться на станцию, говорит, мы первые наружу вышли, больше всех облучились, нам теперь сутки нельзя выходить.
        - Ещё раз повторяю! - так же вяло произнёс его напарник. - Уходите за гермоворота! Здесь нельзя находиться! С поверхности с воздухом поступает радиоактивная пыль. Сейчас наши делают из подручных средств заглушку для норы, чтобы перекрыть её, пока система фильтрации не заработает…
        - За гермоворотами дышать нечем, - без всяких эмоций возразили ему.
        - Вот главный инженер! - кто-то указал на Антона. - Когда очистка воздуха заработает?
        Все обернулись, буравя Овечкина тяжёлыми взглядами, и он поспешил объясниться:
        - Мы не могли проводить сварочные работы, это вызывало задымление и съедало кислород! В остальном у нас всё готово! Осталось лишь прорезать отверстие в гермоворотах и закрепить в нём воздуховод!
        - А как же нагнетатель там, наверху? - Один из людей в скафандрах огляделся. - Где он?
        - Размеры норы нужны, - ответил за Антона молодой техник. - У нас есть несколько разных, сейчас Петрович оклемается, снимем подходящий. Давайте, расходитесь! - Он потянулся за резаком. - Буду отверстие в гермоворотах резать, раз наверху есть, куда дыму уходить.
        - Кто-нибудь, принесите воды, - попросил один из людей в скафандрах. - Надо со скафандров радиоактивную пыль смыть, чтобы на станцию не тащить.
        Вялая толпа начала медленно расходиться, и молодой техник принялся за работу. Дышать очень быстро стало нечем, и он едва не потерял сознание. Ему пришлось снять маску и лечь на пол, чтобы сделать передышку. В этот момент появился старый техник в сопровождении фельдшера, с ведром воды и щёткой. Фельдшер принялся отмывать людей в скафандрах, а старый техник заменил молодого. Пока он заканчивал отверстие, сверху по залитым засохшей кровью эскалаторам начала спускаться команда Порфирьева.
        - Кто будет устанавливать наверху нагнетатель? - Густо покрытый пылью амбал не стал приближаться к незащищённым людям и жестом остановил всю свою команду на нижних ступенях эскалатора. Его грубый голос, пробиваясь через спецназовский шлем с интегрированным противогазом и прозрачным забралом, звучал и вовсе маниакально, словно звериный рык.
        - Я, - старый техник посмотрел на плохо шевелящегося напарника и перевёл взгляд на Антона: - Антон мне поможет.
        - Док! - Порфирьев обернулся к фельдшеру, возящемуся возле первых двух людей в скафандрах. - Отмой их так, чтобы они могли отдать скафандры Овечкину и Петровичу. Без скафандров наверх нельзя. Там ещё происходят взрывы, мы пока рыли, слышали шесть раз. Воздух забит радиоактивной пылью, после запуска нагнетателя за гермоворота выходить без защиты нельзя.
        Он перевёл взгляд на Антона и кивнул на только что законченное отверстие в гермоворотах:
        - Когда будет готово?
        - Осталось только укрепить, - Антон со страхом косился на фельдшера, помогающего облученным людям вылезать из наскоро помытых скафандров. - У меня нет опыта работы в таком снаряжении! Боюсь, я не смогу его использовать! Будет лучше, если я займусь установкой воздуховода в гермоворота!
        - Сможешь, куда ты денешься, - усмехнулся кто-то из команды Порфирьева, и Антон узнал всё того же полицейского, который невзлюбил его из-за тех дурацких пельменей. - Все смогли, и ты сможешь!
        - Я тебе помогу, - пообещал Порфирьев. - Снаряжайся!
        - У меня дети! - Антон, побледнев, отшагнул назад. - Кто о них позаботится, если что?!
        - А у меня нет детей, - с откровенно наплевательскими интонациями парировал Порфирьев. - Так что мне твоих аргументов не понять. Одевай скафандр и пошли, пока твои дети не умерли от удушья.
        - Я пойду, - слабо произнёс молодой техник, с трудом поднимаясь на ноги. - Пусть он остаётся и подключает фильтровентиляционную установку. Всё уже готово, осталось только к отверстию в воротине её присоединить.
        - Загерметизировать не забудь, - Порфирьев вперил в Антона тяжёлый взгляд и сразу же потерял к нему интерес, обращаясь к молодому технику: - Перчатки не снимай. Будешь надевать скафандр, голыми руками его поверхности не касайся.
        Антон заторопился заняться работой, чтобы не провоцировать взвинченных неадекватов, и скрылся за гермоворотами. Состыковать узлы самодельной фильтровентиляционной установки, собранной из разношерстных агрегатов, получилось не сразу, но в конце концов он справился. Створу ворот, в которой было прорезано отверстие, соединённое с воздуховодом, Антон отключил от механизма раскрытия ворот и застопорил наглухо. Вторую створу он ограничил в движении, чтобы случайно не распахнулась полностью. После того как наверху заработает нагнетатель, область эскалаторов станет заражённой, но ведь выходить наружу всё равно придётся. За едой в развалины гастронома, и связь со спасателями установить надо. Поэтому чем меньше будет распахиваться створа ворот, тем меньше радиации попадет на станцию.
        Пока он занимался наладочными работами, техники надели скафандры и утащили наверх самодельный нагнетатель. Порфирьев и ещё несколько полицейских в скафандрах ушли с ними, остальные долго отмывали друг друга, постоянно требуя больше воды. Отработанную воду сливали прямо внутрь эскалатора, разобрав часть ступеней, и фельдшер вызвал себе в помощь пару сотрудников станции, чтобы те приносили ещё воды. Помощники носили воду в чём придётся, и набирали её внизу, на техническом уровне. От них Антон узнал, что нижний технический уровень затоплен едва ли не по грудь, водоотводящее оборудование не подаёт признаков жизни, а воду они зачерпывают, стоя на лестничных ступенях. Один из помощников сказал, что его едва не укусила здоровенная крыса, неожиданно вынырнувшая прямо возле ног. Но из-за нехватки кислорода двигаться приходилось медленно и нетвёрдо. Крысу поймать не удалось, и она убежала куда-то в тоннели. Кто-то немедленно заявил, что как только станет легче дышать, её нужно поймать и зажарить. Второй возразил, что в конце тоннелей сложены трупы, и, если крыса обожрётся мертвечины, есть её нельзя. От
сильно возросшего кислородного голодания мысли в голове Антона текли вяло и путано, жжение в голодном желудке требовало хотя бы напиться, и он отстранённо подумал, что некоторые люди слишком быстро готовы скатиться до уровня животных. Они всерьёз обдумывают вопрос употребления в пищу крысы, когда на самом деле нужно отправить команду Порфирьева в развалины гастронома, откапывать вход в подвалы, полные продуктов.
        Наконец, самодельная фильтровентиляционная установка заработала, и на её шум с платформы потянулась толпа. Люди надеялись получить немного свежего воздуха, но без нагнетателя наверху из вентиляционного сопла поступал лишь запах недавно проведенных сварочных работ. Потом сверху спустился Порфирьев с техниками. Они сообщили, что нагнетатель установлен, велели принести аккумуляторную сборку, которую Антон тащил из аккумуляторной вместе с тремя полицейскими, и чтобы не задохнуться, на пути в полсотни шагов пришлось сделать пять остановок. Порфирьев унёс сборку наверх один. Полицейские поудивлялись, какой он сильный, мол, в снаряжении спецназа нет механических усилителей конечностей, какие имеются в штурмовых комплектах, и лишь у Антона хватило мозгов понять, что амбал такой бодрый потому, что не испытывает кислородного голодания. Там, наверху, воздуха полно. Поэтому он и вызвался там работать, чтобы здесь не страдать. А радиация ему нестрашна, потому что фотохромный комплект спецназа имеет от неё какую-то степень защиты, Антон читал об этом в интернете. И в этот комплект входит некоторое количество
антирадиационных препаратов, которые Порфирьев наверняка украл вместе с самим комплектом. Так что непонятно, чего он там так долго возится.
        Вскоре нагнетатель был запущен, и низкий вой его лопастей было хорошо слышно даже здесь. Порфирьев и остальные спустились вниз, наскоро отмылись, и амбал велел запирать гермоворота, заявив, что более тщательную очистку надо проводить где-нибудь внутри отдельного помещения. Петрович отвел их куда-то в служебную часть станции, а возле сопла фильтровентиляционной установки вновь возникло столпотворение. Места всем желающим не хватало, и вспыхнула драка, в результате которой дерущиеся чуть не опрокинули установку. Установка вырубилась, но это отрезвило не всех. Закончилось всё тем, что полицейские применили оружие. Два выстрела заставили толпу сбавить обороты, но тут оказалось, что полиция стреляла не в потолок, а сразу на поражение, выбрав жертву по собственному усмотрению. Увидев на полу труп, толпа быстро затихла. Явившийся на место Абдуллаев заявил, прожигая всех полным ненависти взглядом, что вторых кровавых беспорядков не допустит, и приказал всем убираться на свои места и ждать, пока воздух на станции не посвежеет.
        Мощности у самодельной вентиляции было достаточно, и через час дышать на платформе стало ощутимо легче. В составах для пассажиров с детьми открыли двери, народ приободрился, и проблема голода вновь вышла на передний план. Множество активистов собрались на платформе и потребовали у полиции вызвать на разговор местную администрацию. Администрацией оказались Абдуллаев, станционный фельдшер, какая-то возрастная дама из числа уцелевших сотрудников станции и старый техник. При этом Абдуллаев почему-то не стал начинать беседу до тех пор, пока отправленный им посыльный не вернулся вместе с Порфирьевым, которого в тот момент осматривали медики. Антона, к его немалому возмущению, Абдуллаев звать не стал, но многие обитатели платформы своими глазами видели, кто запускал вентиляционную установку, и потому активисты пригласили его самостоятельно. Тем более что Антон всё это время провозился с установкой, устраняя последствия драки и работая над повышением надёжности устройства, которое работало с настораживающими перебоями.
        - Нам нечем кормить детей! - заявила одна из активистов, как только собрание началось. - Многие из малышей за последние сутки не ели ничего, кроме воды!
        Плотная толпа, тесно сгрудившаяся напротив дюжины полицейских, за спинами которых опасливо замерли с десяток сотрудников метрополитена, бурно подтвердила её слова.
        - Да ладно, - Абдуллаев смотрел на неё с нескрываемой враждебностью. - А что, продукты из буфета уже закончились?
        - Я не имею отношения к тем, кто разграбил буфет! - с вызовом заявила женщина. - Я с детьми…
        - Я тоже не имею к ним отношения! - резко перебил её Абдуллаев. - И мои дети остались где-то там! - Он ткнул пальцем вверх. - Мы здесь на службе! У нас не было возможности собирать чемоданы и продукты! Мы питаемся в буфете, и мы сразу же приготовились отдать всё, что у нас есть, тем, у кого нет ничего! Но вы разграбили буфет! Всё! Продуктов нет! Нам тоже нечего есть!
        - Вы что, собираетесь вечно ставить это людям в упрёк?! - возмутилась женщина. - И детям тоже?
        - Не вечно! - Абдуллаев неожиданно сбавил тон. - А только до тех пор, пока не смогу отдать тела четырнадцати растерзанных толпой людей ИХ детям! Вообще я забыл сказать всем вам спасибо за то, что вместе с буфетом вы не разнесли артезианскую скважину. Так бы у нас ещё и воды не было!
        - Господа, господа! Соблюдайте ясность мышления! - Антон решил, что ему пора вступить в разговор. - Так мы никогда не достигнем взаимопонимания! Господин капитан! Всем известно, что прямо рядом с нами есть большой гастроном, в подвалах которого имеются продукты…
        - Рядом с нами? - Абдуллаев театрально заоглядывался. - Где?! Не вижу!
        Толпа возмущенно зашумела, выкрикивая требования перестать издеваться над людьми, и из неё выступила ещё одна женщина. Антон узнал в ней одну из продавщиц гастронома, которые вчера рассказывали о подвальном складе продуктов.
        - Вы прекрасно знаете, где он! - обличающе воскликнула она. - Перестаньте паясничать! Гастроном на углу! Возле здания МИД! Двадцать метров от метро до служебного входа!
        - Ну так вперёд! - немедленно подхватил Абдуллаев. - В магазин! Кто вам мешает?!
        От неожиданности толпа опешила, не ожидая такого ответа. На пару секунд все умолкли, потом активистка хмуро спросила:
        - И нас отсюда выпустят?
        - Да пожалуйста! - всплеснул руками Абдуллаев. - Хоть сейчас! Разве вас кто-то держит?! Только предупредите заранее, чтобы мы нагнетатель отключили, а то он нору перегораживает!
        - Но там опасно! - попыталась возразить активистка. - А у нас нет скафандров!
        - Ничем не могу помочь, - Абдуллаев довольно похоже изобразил беспомощность. - Скафандры являются собственностью государства, а я являюсь лицом, материально за них ответственным! Не имею права разбазаривать государственное имущество! Никто, кроме сотрудников станции, скафандры не получит! Не хватало ещё, чтобы какой-нибудь участник кровавых беспорядков использовал скафандр, чтобы уйти от ответственности! Государственное имущество будем оберегать всеми доступными способами! - Он красноречиво положил руку на торчащую из кобуры рукоять пистолета. - Второй раз преступникам расплаты не избежать!
        - Как представители власти, вы должны заботиться о нас! Вы можете предложить нам другой выход? - подытожила активистка. - Кроме смерти от голода либо от радиации на поверхности?
        - Мы заботимся! - парировал полицейский капитан. - Несмотря на то, что вы хотели нас убить, и половину тех, кто о вас заботился, растерзали заживо! Вот! - Он ткнул рукой в гудящую фильтровентиляционную установку. - Проблему с кислородом уже решили!
        - Когда же вы планируете решить проблему с едой? - не отставала активистка.
        - Как только появится возможность, так сразу! - Абдуллаев начал терять терпение. - Или вы думаете, что нам есть не хочется?!
        - Вы могли бы хотя бы объяснить людям, что планируете делать это! - активистка тоже уловила нездоровый блеск в глазах полицейского капитана и попыталась сгладить угол.
        - А вы поставите нам за эту новость лайки? - Абдуллаев издевательски усмехнулся. - Извините! Мы были заняты и забыли оббежать всех со словами: если у вас закончилась еда из буфета, ради которой вы убили четырнадцать человек, то не беспокойтесь! Мы обязательно достанем для вас продукты из гастронома наверху, и вы сможете растерзать нас прямо в тот момент, когда мы будем спускаться на станцию с коробками в руках!
        - То есть поход за продуктами планируется? - Антон поспешил замять тему.
        - Умирать от голода мы не собираемся! - полицейский капитан посмотрел на него как на идиота. - Как только появится возможность, мы попытаемся добраться до магазина! А пока всем придётся потерпеть! Нас осталось слишком мало, чтобы вытирать сопли трём с половиной тысячам человек, поэтому предупреждаю сразу: всем соблюдать порядок! Виновные в нарушении приказа будут исключены из списков на раздачу продуктов! Всё, совещание окончено!
        Абдуллаев развернулся и направился прочь. Его полицейские двинулись следом, часто оглядываясь и не убирая рук с оружия. Уцелевшие сотрудники станции поспешили за ними, и перед активистами остались только фельдшер со старым техником.
        - Я попробую объяснить, - фельдшер тяжело вздохнул. - Скафандры, имеющиеся в распоряжении полиции, не являются антирадиационными. Это снаряжение МЧС, оно от всего понемногу, в том числе и от ионизирующего излучения, но лишь в небольшой степени. Все, кто выходил сегодня на поверхность, получили дозу облучения. Им нужно отдохнуть хотя бы сутки, а первой паре я бы вообще не рекомендовал выходить в опасную зону в течение года. Они получили слишком большую дозу облучения, их состояние ухудшается. У нас не больница, а всего лишь небольшой медпункт для оказания первой помощи в экстренных случаях. Биорегенераторов нет, медицинское оборудование самое элементарное, медикаментов не хватает. За сутки умерли одиннадцать человек, все, кто получил тяжёлые травмы из-за давки и обвалов. Состояние остальных стабильно тяжёлое, и даже пострадавшие не столь сильно не могут встать на ноги из-за нехватки воздуха и пищи. У нас все служебные помещения заполнены больными, нижний уровень затоплен, и площадей не хватает!
        - Как затоплен? - ужаснулась активистка.
        - Водой, как ещё, - поморщился старый техник. - Грунтовые воды откачивать некуда, все трубопроводы расплющило, как дальние тоннели. Но топит слишком сильно, раньше было гораздо меньше. Целостность метро нарушена, и вода из городских рек начала поступать внутрь. Через два дня в наших тоннелях будет мокро. Надеюсь, вода всё-таки будет уходить сквозь завалы дальше, на перегоны, и быстро нас не затопит. В таком случае пара недель у нас есть.
        - Необходимо как можно быстрее подать сигнал бедствия! - воскликнула женщина, и толпа вновь забурлила. - Главный инженер! - Она обернулась к Антону. - Я слышала, как вы говорили про антенну, которую нужно поднять на поверхность! Сделайте это! Возьмите у Абдуллаева скафандр или у кого-нибудь из его головорезов!
        Женщина поискала глазами Порфирьева и обнаружила его задумчиво разглядывающим счетчик Гейгера возле фильтровентиляционной установки:
        - Олег! Вы же имеете влияние на Абдуллаева! Попросите его выдать главному инженеру скафандр! Или, может быть, вы сможете сами вынести антенну? У вас же есть своё снаряжение!
        - Скафандр ему не поможет. - Порфирьев отошёл от установки. - Там, наверху, ядерные грибы растут один за другим. Контактных ударов в нашем районе давно не было, но воздушные продолжаются. Уровень ионизации атмосферы слишком высок. Сигнал не пробьётся.
        - К сожалению, это так! - поддержал Порфирьева Антон. Перспектива оказаться в хлипком, не предназначенном для этого, уже использованном и фонящем скафандре, наверху, в облаках радиоактивных веществ, приводила его во вполне обоснованный ужас. - Нужно дождаться, когда обстрел прекратится и уровень помех снизится! Пока же можно сосредоточить усилия на добыче продуктов из гастронома! Абдуллаев не доверяет посторонним, но он мог бы послать нескольких своих людей в качестве охранников, а в остальные скафандры одеть активистов! До магазина рукой подать, они смогли бы проверить его!
        - Собственно, он так и хотел, - ответил фельдшер. - Я был против, но он сказал, что люди голодают и нужно действовать…
        - Тогда почему он передумал? - вскинулся Антон.
        - Потому что я его отговорил, - неожиданно прорычал Порфирьев, нависая над Овечкиным.
        Под злобным взглядом асоциального брутала Антон почувствовал себя в опасности и не рискнул спорить, предпочтя попятиться. Оказавшись в толпе, он несколько воспрял духом, но активистка опередила его с вопросом:
        - Но зачем? Это ведь не самая плохая идея…
        - Мы прокапывали нору на поверхность шесть часов, - Порфирьев лишь покачал головой. - За это время слышали грохот шести взрывов, а вспышку седьмого первая пара копателей видела своими глазами. И если бы не толстая пылевая завеса, наверняка осталась бы без глаз, хоть взрыв был довольно далеко. Там, наверху, вокруг нас сплошные руины в десяток метров высотой, и видимость метра два от силы. Маловероятно, что в подвал гастронома можно проникнуть за пару минут. А посылать людей на многочасовые раскопки в таких условиях нельзя. Если не произойдет взрыва прямо над головой, так расплющит ударной волной от взрыва подальше. Вокруг нашего района полно стратегических объектов. Нужно дождаться, когда всё закончится.
        - Но кто знает, когда это произойдёт? - возразил Антон. - Ты ведь тоже не специалист в этом!
        - Я не штабист-ракетчик, - согласился Порфирьев, - хотя вряд ли есть хоть кто-нибудь, кто знает точно. Но существуют теоретические планы и так далее. Я бы выждал ночь и ещё одни сутки.
        - За это время кто-нибудь из детей может погибнуть от голода! - воспротивился Антон.
        - За двое суток при наличии воды от голода не умирают, - Порфирьев был невозмутим. - Первая неделя голода в экстремальной ситуации проходит для человека без особых последствий. Через три-четыре дня даже чувство голода притупляется, потому что организм начинает воспринимать голод как неизбежность. Так что сейчас людей больше терзает не отсутствие еды, а чувство голода само по себе. Зато от радиации умирают ещё как. Поэтому не советую подходить близко к вашей вентиляционной установке. - Он показал всем дисплей счетчика Гейгера, демонстрирующий настораживающие цифры: - Фильтры задерживают радиоактивную пыль, и она испускает ионизирующее излучение. Держитесь на расстоянии.
        Все как один попятились подальше от гермоворот, и на этом разговор завершился. Порфирьев вернулся в вагон, и Антон хотел поступить так же, но его задержали активисты. Они достали через фельдшера счетчик Гейгера, определили безопасное расстояние вокруг вентиляционной установки, после чего заставили Антона устроить вокруг неё предупредительное ограждение. Антон хотел перепоручить это техникам, но их забрал фельдшер, сказал, что они тоже получили дозу облучения, поэтому нуждаются в медосмотре и отдыхе. Пришлось самому лазать по служебным помещениям и собирать ограждение из всего подряд, что оказалось не жаль косо смотрящим на него полицейским.
        В вагон Антон вернулся за час до полуночи. Порфирьев спал в своём углу, забросив ноги на рюкзачище и растянувшись по лавке во все метр девяносто пять. Даже в полумраке аварийного освещения, которое в целях экономии сделали ещё слабее, был хорошо заметен контраст занимаемой амбалом жилой площади и утлых клочков вагонных сидений, на которых ютились остальные обитатели. Кроме Порфирьева в полный рост на лавках спали только Давид с Аминой, но это же дети, так и должно быть! Даже Дилара вынуждена спать на полу между лавками детей и Порфирьева! Здоровенный жлоб должен был уступить ей своё место! Но асоциального брутала проблемы женщин и детей не интересовали, это Антон уже понял. Но оставаться безучастным он не мог, поэтому разбудил Порфирьева и изложил ему свою позицию. Амбал открыл глаза, велел ему катиться к чертям и продолжил спать. Возмущенный Антон настоял на своём, требовательно тряся Порфирьева за плечо, за что получил армейским ботинком по голени и с минуту корчился от боли, скрючившись на грязном полу.
        - Пожалуйся на него полицейским! - тихо прошептала Дилара, косясь на спящего амбала.
        - Они не станут ничего делать, - с трудом отдышался Антон. - Он их прикормил, как собачонок! Они ему потакают во всём! Абдуллаев вообще неадекват, такой же, как он! Они все заодно!
        - Тогда какого шайтана ты его злишь?! - ещё тише возмутилась жена, бросая на Антона взгляд, полный недовольства и недоумения одновременно. - С сильными надо дружить, а не враждовать, если хочешь выжить! Где ты видишь сейчас цивилизованное общество?!
        - Но рано или поздно всё это закончится… - промямлил Антон, съёживаясь под суровым взглядом жены. - И законность восторжествует…
        - Когда?! - Дилара начала тихо психовать. - Когда закончится и восторжествует?! Мне детей кормить нечем! Сейчас! Ты меня вообще понимаешь?! У меня остался один сэндвич размером с детский коммуникатор, утром я разделю его между Аминой и Давидом, а потом всё! Ты принёс еду?!
        - Продуктов ни у кого нет, все голодают, - Антон опустил глаза. - Надо идти к гастроному, но там, наверху, ещё взрываются ядерные ракеты. Порфирьев сказал, что надо ждать сутки, пока всё не прекратится. До тех пор выходить на улицу опасно, можно попасть прямо под взрыв. Все ему поверили, хотя он в этой области не профессионал!
        - А кто здесь в этой области понимает больше? Ты что ли? - шепотом парировала Дилара. - Тогда накорми своих детей! Они постоянно просят кушать! Сделай что-нибудь! Только не вздумай лезть на поверхность! Если ты умрёшь, нас отсюда вышвырнут! - Она бросила полный ненависти взгляд в сторону компании брюнетки: - Эти только и ждут такой возможности!
        - Завтра я потребую от Абдуллаева переселить нас в служебные помещения! - заверил её Антон. - Вентиляцию я сделал, воздуха там теперь достаточно, пусть выполняет обещание!
        - Только не зли его, как Порфирьева! - немедленно вставила Дилара. - А то сделаешь только хуже! Понял? - Она подвинулась ближе к скамье, на которой спали дети: - Ложись, спи!
        Антон умостился между женой и скамьёй Порфирьева, с опасением разглядывая нависающее сверху здоровенное плечо амбала. Если жлобу весом в сто с лишним килограммов приспичит встать ночью, и он наступит на Антона, то травмы не избежать. Правда, за прошедшие двое суток Дилара заметно похудела, и, если прижаться к ней крепче, то на полу останется место для ступни сорок седьмого размера. Лишь бы асоциальный неадекват не наступил на Антона специально.
        День третий
        - Товарищ капитан первого ранга… - испуганный шепот моряка-подводника вывел командира подводной лодки из тяжёлого забытья. - Виктор Алексеевич… очнитесь! Скорее!
        Командир ракетоносца с трудом открыл глаза и попытался унять противную боль, тихо и монотонно грызущую голову. Полученное в результате удара сотрясение мозга наложилось на нехватку кислорода, и избавиться от болезненной дезориентации не удавалось. Вокруг по-прежнему царил полный мрак, дышать стало ещё трудней, сильный крен на правый борт и дифферент на нос не изменились, из-за чего подводный крейсер находился под косым наклоном, и ходить можно было только держась за стены или оборудование.
        Подводный ядерный удар противника всё-таки достал отстрелявшийся ракетоносец. Как лодку не раздавило водными массами, оставалось загадкой, но стало ли от этого легче - вопрос спорный. Командир крейсера пришёл в себя через несколько часов после удара и понял, что вверенная ему лодка умерла. Электричества не было, система аварийного питания не функционировала, ничего не работало, отсеки подверглись затоплению, почти весь экипаж погиб. Лодка находится на глубине порядка километра в неуправляемом состоянии, и её сносит куда-то не то подводным течением, не то пришедшими в движение под воздействием ядерной катастрофы водными массами. Ракетоносец до сих пор не затонул лишь потому, что сразу после удара несколько чудом уцелевших подводников пытались бороться за живучесть. В седьмом отсеке командир БЧ-5 капитан-лейтенант Ритайлин в тот момент был ещё жив и принял на себя командование крейсером. Он начал продувку всех балластных цистерн, намереваясь произвести экстренное всплытие. Но почти сразу один из его матросов сообщил о сильном пожаре в седьмом и восьмом отсеках, больших потерях и отказе реактора,
после этого связь с ними прервалась и больше не появлялась. Подводники начали продувку балласта, но аварийное питание вырубилось, и люди остались один на один с бушующим пожаром.
        В отсеки быстро прибывала вода, и все, кто уцелел, загерметизировались во втором отсеке, где находился центральный пост и жилые помещения. Это оказалось единственным местом, где горстке уцелевших удалось потушить пожар своими силами, в остальных отсеках пожар залило забортной водой. Из офицеров кроме капитана крейсера не выжил никто, центральный пост превратился в забрызганное кровью кладбище, заполненное телами подводников, погибших от черепно-мозговых травм, внутренних кровотечений и отравления продуктами горения. Пришедший в сознание командир ракетоносца провел перекличку личного состава и насчитал два десятка мичманов и старшин-контрактников. Всё, что осталось от огромного экипажа. Первый отсек, предположительно, выгорел полностью, и сейчас затоплен водой. Отсеки с третьего по пятый также затоплены, судьба отсеков с шестого по восьмой неизвестна. Но раз лодку несёт течением, скорее всего, воды там нет, всё выгорело в результате пожара. Почему лодка не упала на дно - загадка, но глубина, на которой она находится, является предельной, и любое увеличение давления, не говоря уже о столкновении,
приведет к тому, что крейсер просто лопнет.
        Два десятка подводников оказались заживо похоронены в стальном гробу, лишённом энергии и заполненном едким дымом. Чтобы не задохнуться, приходилось не снимать дыхательных аппаратов, и чтобы сделать глоток воды, необходимо было предварительно вдохнуть поглубже, и только потом снимать маску. Передвигаться по наклонённой подрагивающей лодке было тяжело, химические патроны регенерировали кислород всё хуже, абсолютная беспомощность давила на нервы. Командир крейсера приказал всем двигаться как можно меньше и беречь силы. Как только лодку перестанет тащить, будет предпринята попытка добраться до аварийных колоколов и покинуть корабль. Все понимали, что это невозможно, аварийные колокола вышли из строя в результате деформации, иначе не имело смысла ждать, когда лодку разобьёт о подводные скалы, океаническое мелководье или ещё обо что-нибудь. Но так у личного состава была хоть какая-то надежда. Сутки все провели лёжа, прислушиваясь к скрежету корпуса, медленно проворачивающегося под давлением водного потока то в одну, то в другую сторону. Ежесекундное ожидание столкновения или разрушения лодки выматывало
нервы, и на вторые сутки никто уже не включал аварийные ручные фонари. В темноте всё воспринималось не так остро и не приходилось видеть мертвое обожженное оборудование, лишний раз подчеркивающее полную безысходность.
        Уцелевшие разместились на койках, пристегнув себя ремнями, и большую часть времени спали или лежали в полубессознательном состоянии, вызванном недостатком кислорода. Самому капитану крейсера приходилось тяжелее всех, сотрясение давало о себе знать, но медперсонал погиб, и всё, что сумел сделать для него один из подводников, это принести обезболивающие таблетки. Каждый раз, открывая глаза, командиру ракетоносца приходилось дожидаться окончания головокружения. Вот и сейчас резкость вернулась к зрению запоздало, и он с трудом сумел различить силуэт своего подчиненного.
        - Что… - капитан подводного крейсера поправил маску дыхательного аппарата. - Что случилось, старшина? Мы тонем?
        - Там кто-то есть! - ещё тише зашептал подводник, и его голос с трудом пробивался через маску.
        - Где есть… не слышу… - командир лодки попытался сесть так, чтобы не сползти с наклоненной койки. - Говори громче.
        - Там кто-то есть! - повторил старшина. - По отсеку ходит что-то! В кромешной тьме! Я слышал, как оно открывает и задраивает люки!
        - Кто-то из наших пошёл на камбуз, - командир лодки заставил себя не обращать внимание на зловещий скрежет, издаваемый корпусом, сжатым тисками тысячетонных водных масс. - За водой.
        - Камбуз в другой стороне! - упорно шептал старшина. - Никто туда не ходил, я обошёл всех! За ночь умерли ещё четверо, может, это оно их убило! Это точно не человек, это что-то другое! Оно очень большое, но двигается в темноте запросто и бесшумно, его не разглядеть, я видел только глаза, кроваво-красные, словно лазер! Я проследил за ним до задраенного люка в третий отсек, и оно прошло через него, словно бесплотный дух! Я сначала подумал, что крыша едет, галлюцинации начались… Но сейчас оно снова здесь! На центральном посту!
        - Пойдем, посмотрим, - командир крейсера встал на ноги и ухватился за стену каюты, чтобы не упасть на накренившемся полу. Он включил фонарь, и тусклый свет садящихся аккумуляторов слабо осветил капитанскую каюту. Командир крейсера добрался до личного сейфа, извлёк из него табельный пистолет, дослал патрон в патронник и обернулся к старшине: - Показывай!
        Сейчас, когда люди доживают свои последние часы, а может даже минуты, и с каждым пробуждением в живых оказывается всё меньше раненых подводников, капитан подлодки не видел смысла оскорблять недоверием своих последних подчиненных. У старшины - галлюцинации, вызванные сотрясением мозга и недостатком кислорода. Тут досталось всем, каждому сейчас нелегко, и собственное состояние является этому более чем красноречивым подтверждением. Надо просто произвести осмотр второго отсека вместе со старшиной. Подводник убедится, что увиденной им угрозы нет, и ему станет легче. Капитан крейсера обязан заботиться о своём личном составе, и сейчас, в обстановке беспомощного ожидания неизбежной смерти, он должен сделать хотя бы что-то. Его подводники молодцы, настоящие солдаты! Каждый понимает, что обречен, но все держатся. На борту никакой паники, ни психозов, ни истерик. А осмотреть последний живой отсек будет нелишне, для командира подводного ракетоносца это более подходящее занятие, нежели лежать, пристегнувшись к кровати в ожидании гибели.
        Капитан первого ранга с пистолетом в одной руке двинулся по накренённому полу, хватаясь другой рукой за стены и что придётся. Сопровождающий его главный старшина старался держаться рядом и освещал путь почти разряженным фонарём. В жёлтом свете тускнеющих светодиодов перенёсшая пожар заполненная дымным маревом лодка выглядела удручающе, и командир крейсера старался не думать о том, что их ждёт в ближайшие дни или часы. Подводный ракетоносец и его экипаж полностью выполнили свой воинский долг. Крейсер погиб в бою, и уцелевшие подводники даже перед смертью не осрамили гордое звание русского военного моряка. Вот так. Лучше пусть будет немного пафосно, зато без нытья и паники.
        - Вон там я его видел крайний раз! - лихорадочно прошептал главный старшина, направляя тусклый луч вдаль, в сторону задымлённых операторских мест центрального поста.
        В этот миг капитан первого ранга боковым зрением уловил что-то огненно-красное в противоположной стороне и резко развернулся. Позади него в кромешной тьме стояло нечто невидимое. Разглядеть Это в темноте не удавалось, одно ощущалось ясно - Оно было большое, очень большое, и непонятно, как Оно умещалось в корабельных коридорах. Кроваво-красная пара глаз вперила в командира крейсера пронзающий взгляд, и офицер почувствовал, что его видят насквозь, вплоть до мельчайшей клетки тела. На секунду он оторопел, не в силах шевельнуться, как вдруг всё вокруг вспыхнуло красным, отвыкшие от света глаза обожгло резью, и капитан первого ранга зажмурился, закрывая лицо сжимающей пистолет рукой.
        - Аварийное освещение заработало! - воскликнул главный старшина. - Товарищ капитан первого ранга! Виктор Алексеевич! Аварийное врубилось!
        - Ну вот, а ты говорил - монстры с красными глазами, - командир крейсера тёр слезящиеся глаза прямо через маску дыхательного аппарата. - Это осветительные лампы пытались включаться…
        Он понял, что бестолково трёт прозрачный пластик, и, усиленно моргая, убрал пистолет в карман.
        - Поднимай людей, старшина! Личному составу собраться на центральном посту! Будем разбираться, что в наших силах.
        К тому моменту, когда пошатывающиеся подводники собрались вокруг своего командира, заработала система очистки и регенерации воздуха.
        - Системы электрохимической регенерации воздуха работают! - доложил один из подводников. - Концентрация угарных газов после пожара слишком велика, очистка не справится с этим. Но она работает. Нам бы проветрить лодку хотя бы раз!
        Он угрюмо замолчал, и в этот момент ожила громкая связь.
        - Внимание всем, кто меня слышит! Говорит командир БЧ-5 капитан-лейтенант Ритайлин! Приготовиться к экстренному всплытию! Повторяю! Мы будем пытаться всплыть! У нас серьёзные перебои с питанием, но шансы есть! Всем, кто меня слышит! Приготовиться к экстренному всплытию!
        Связаться с командиром БЧ-5 не удалось, система связи была повреждена, и центральный пост мог только слушать. Капитан ракетоносца срочно распределил оставшихся подводников по местам, и все замерли в ожидании развязки.
        - Нас перестало крутить… - негромко произнёс главный старшина.
        - Крен и дифферент выравниваются! - выкрикнул кто-то ещё. - Мы всплываем!
        Капитан первого ранга понимал, что не знает, как всё это стало возможным, но крейсер действительно всплыл. Лодка достигла поверхности и тонуть не собиралась. Больше тратить время на размышления о чудесах и научно-технических совпадениях он не стал. Первым делом были открыты внешние люки и организовано проветривание, потом приступили к разгерметизации задраенных отсеков. Сразу же начали выясняться необъяснимые вещи: в затопленных отсеках воды оказалось чуть выше, чем по щиколотку, оба корпуса крейсера сильно деформированы, но при этом сохранили герметичность. Из седьмого отсека выбрался командир БЧ-5 капитан-лейтенант Ритайлин и трое подводников. На этом хорошие новости закончились и начались плохие.
        Выживших больше не было, отсеки заполнены обезображенными трупами погибших. Крейсер выгорел изнутри почти полностью, если бы не затопление пылающих отсеков, то пожар прекратился бы только с полным выгоранием кислорода. Но отсеки затопило, огонь исчез, а как потом из затопленных отсеков исчезла вода - совершенно непонятно. Ритайлин предположил, что её выдавило давлением через подтекающие сальники, которые после удара не держат герметичность на больших глубинах, а тут, на поверхности, давления нет, и герметичность сохраняется. Это предположение было чистой воды болтологией, все это прекрасно понимали, но спорить никто не стал. Лодка находится в открытом океане в полубеспомощном состоянии, сейчас не до теорий.
        - Двигаться в надводном положении мы можем, - докладывал Ритайлин по итогам почти двухчасовой авральной проверки. - Максимум на среднем ходу, но лучше на малом. Доступа к реактору нет, он в аварийном состоянии, автоматика всё заблокировала. Туда не попасть, если только резать люки. Водометный движитель восстановлению не подлежит. Гребной вал на последнем издыхании, может отказать в любую минуту. Системы погружения-всплытия вроде работают. «Вроде» - это максимум, что можно сказать. Как они отреагируют на погружение, я не знаю. Мониторинга нет. Приборы, шинопроводы, проводка - всё выгорело или пришло в негодность. Торпедный отсек выгорел целиком, если бы не затопление, то торпеды точно бы рванули, их расплавило температурой. Отсеки с третьего по пятый - это один сплошной выгоревший металлолом. В общем, всё, что мы можем, это плестись на малом ходу в надводном положении. Максимум - рискнуть погрузиться на безопасную глубину, чтобы пережить шторм.
        - Ступай к радисту, - приказал командир крейсера. - Посмотри, что у них.
        Капитан-лейтенант ушёл, и командир подводного ракетоносца выбрался на мостик. В лицо задул морской ветер, но капитан первого ранга впервые в жизни не смог назвать его свежим. Накрывающий волнующийся океан воздух был пыльным, и к запаху морской соли примешивался слабо заметный запах гари. Видимость в запыленном воздушном пространстве составляла порядка одной морской мили, линии горизонта видно не было, в мутном сером небе угадывалась нижняя кромка низко висящих грозовых облаков. Скоро начнётся шторм, и в таком состоянии крейсеру нельзя оставаться в надводном положении. Но никто не знает, что произойдет с лодкой в подводном… Полумертвый ракетоносец скорее всего не переживёт погружения. Непонятно даже, куда идти. Штурман погиб вместе со всей БЧ[3 - Штурманская боевая часть.] и всем её оборудованием. Неизвестно, ни в какую сторону двигаться, ни даже точное место положения крейсера…
        - Товарищ капитан первого ранга! - Из люка на мостик вынырнул капитан-лейтенант Ритайлин в сопровождении одного из подводников. - Радист принимает сигнал «SOS»! Эфир забит мощными помехами, связи нет, спутников тоже, кроме треска не слышно вообще ничего, так что это должно быть где-то совсем близко! Похоже, они где-то прямо по курсу!
        - Малый вперёд! - приказал командир крейсера, и капитан-лейтенант кивнул своему матросу.
        - Есть малый вперёд! - матрос исчез обратно в люке.
        - Где мы находимся, Виктор Алексеевич? - Ритайлин протянул командиру морской бинокль.
        - Если б я знал, Слава… - капитан первого ранга приник к биноклю. - Если б я знал…
        Несколько секунд он безрезультатно всматривался в пылевую завесу, потом крейсер пришёл в движение и неторопливо пополз куда-то вперёд.
        - Взгляни, - командир ракетоносца вернул бинокль капитан-лейтенанту.
        - Не видно ни хрена, - тихо чертыхнулся тот, разглядывая волнующуюся водную поверхность. - Если пыль не осядет, то даже по звёздам не сориентируемся! Пыль наверняка радиоактивная… и шторм приближается… а у нас гребной вал вот-вот отдаст душу дьяволу! Полный набор счастья…
        Он на несколько секунд умолк и неожиданно заявил:
        - Вижу красный огонь! Там, впереди, в пылевой толще! Похоже на сигнальный фальшфейер!
        - Собери спасательную команду! - приказал капитан ракетоносца. - С оружием!
        Ритайлин убежал и через несколько минут вернулся с четверкой вооруженных подводников. За это время крейсер подошёл к источнику сигнала достаточно близко, и десяток спасательных плотов, болтающихся на быстро свежеющей волне, находились от подлодки в сотне метров.
        - Там полста человек, может, больше, - наскоро подсчитал капитан-лейтенант. - Будем спасать? Не бросать же их посреди океана… шторм идёт, погибнут все…
        - Европейцы… много женщин… - капитан оглядывал терпящих бедствие в бинокль. - Это сто процентов не наши. Но оружия у них не вижу. Спасаем! Заодно, может, хоть скажут, где мы находимся. Слава, ты с ними осторожнее, их больше, чем нас, вдвое.
        - Понял, Виктор Алексеевич, будем глядеть в оба! - Ритайлин во главе спасательной группы выдвинулся на верхнюю палубу и занялся приготовлениями к подъёму с воды терпящих бедствие.
        Крейсер лег в дрейф, и люди на плотах усиленно гребли, кто вёслами, кто руками, пытаясь добраться до спасительной громады подводного ракетоносца. Команда Ритайлина поднимала выживших на борт, но оказавшись на верхней палубе, спасённые боязливо жались друг к другу и опасались идти дальше. Командир крейсера видел, как Ритайлин о чем-то говорил с пожилым моряком в иностранной морской форме гражданского покроя, и тот, в свою очередь, успокаивал спасённых. Пока подводники доставали из воды оставшихся людей, капитан-лейтенант вернулся к своему командиру.
        - Это норвежцы, - доложил он. - Экипаж научного судна, океанологи. Ядерный конфликт застал их в открытом море во время проведения исследовательских работ. Они легли на обратный курс, но их зацепило подводным ядерным ударом. Пароход получил тяжёлые повреждения, ученые и команда боролись за живучесть, непрерывно подавая сигналы бедствия. Пароход затонул, погибло почти сто человек. Остальные провели на аварийных плотах почти сутки и следили за тем, чтобы плоты не разнесло волнами друг от друга. Они сначала приняли меня за своего из-за светлых волос и глаз, потом увидели, что мы русские, и боятся, что мы их расстреляем. Война же идёт.
        - Российские подводники не вымещают зло на гражданских людях, - усмехнулся командир крейсера. - Скажи им, что мы тоже терпим бедствие, нам не до обмена претензиями. Мы даже не можем гарантировать, что выживем.
        - Товарищ капитан первого ранга! - закричал с верхней палубы один из подводников, указывая вдаль. - Шторм!!!
        Командир ракетоносца вскинул бинокль. На расстоянии одной морской мили, на пределе видимости, из пылевого тумана вываливался многометровый морской вал.
        - Все вниз! - заорал капитан первого ранга, срываясь с места. - Слава! Вниз! Готовь срочное погружение! Я сам с ними разберусь!
        Ритайлин скрылся в люке, и командир подводного ракетоносца бросился на верхнюю палубу. Спустя несколько секунд он бесцеремонно хватал спасённых и запускал их в сторону люков, не тратя драгоценное время на вежливость и долгие объяснения.
        - Все вниз! - кричал он по-английски, придавая ускорение очередному норвежцу и успевая тыкать рукой в сторону приближающегося вала. - На нас идёт шторм! Кто не успеет - умрёт!
        Едва спасённые оценили опасность, необходимость в убеждении отпала мгновенно. Все бросились за подводниками, и внешние люки удалось задраить до прихода вала. Подводный крейсер начал срочное погружение, и в этот момент на него обрушился удар тысячетонного водного тарана. Полумёртвый ракетоносец швырнуло на бок, капитан первого ранга не удержался на ногах и ударился о переборку. Травмированный сотрясением головной мозг обожгло болью, и он потерял сознание.

* * *
        Ночь прошла ужасно. Антону постоянно снилась еда, маленькая Амина хныкала во сне, обитатели вагона перемещались в потёмках, заставляя Дилару испуганно просыпаться. Жена судорожно толкала его в бок, призывая прийти на помощь, он дёргался, принимая сидячее положение, но конфликтов не происходило. Просто страдающие от голода люди пытались заполнить пустой желудок водой, вода быстро заканчивалась, и обитатели с пустыми ёмкостями в руках уходили на станцию. Там к пункту розлива воды образовалась очередь даже несмотря на ночь, и потому возвращались они не сразу. Стоило Антону забыться тяжёлым сном, как кто-то то возвращался, то уходил, и к утру он чувствовал себя совершенно разбитым. В конце концов, ему удалось уснуть более-менее надолго, но спустя пару часов его разбудила жена.
        - У нас закончилась вода, - Дилара сунула ему в руки пустой баллон Порфирьева.
        Пришлось подниматься и идти на станцию, тем более что Порфирьева в вагоне уже не было. Жена сказала, что он ушёл часом раньше, и стоило выяснить, чем занимается брутальный мизантроп. Подозрения Антона полностью подтвердились. В дежурку Абдуллаева его не пустили, и стоило ему возмутиться, как постовой полицейский грубо вытолкал его вон из служебной части станции на платформу. При этом на самой платформе не было ни одного стража порядка и ни одного сотрудника метрополитена. В том, что все они собрались в дежурке, он не сомневался, и оказался прав. Минут через десять полицейские начали выходить, и на его вопрос, что происходит, было сказано, мол, служебное совещание. Потом Антона позвал постовой, и ему разрешили войти.
        В дежурке не было никаких следов еды, но в воздухе стоял запах разогретых мясных консервов, и изнывающий от голода человек просто не мог его не почувствовать. Вторым доказательством служил оказавшийся в углу дежурки рюкзачище Порфирьева, ставший чуть менее набитым. Только сейчас Антон понял, что в таком здоровенном рюкзаке может уместиться много чего, и это может быть не только краденое снаряжение спецназа и сменный комплект нижнего белья с чистыми носками. В добавок к этому там может быть, например, десяток килограммов консервов! Ведь Порфирьев мизантроп и асоциал, да ещё бывший спецназовец, он неоднократно воевал, имел ранения, наверняка был контужен, короче, всё это, конечно же, сказалось на его мозгах. У него поствоенный синдром! То есть он всех ненавидит и за каждым углом подозревает угрозу. А с таким диагнозом он реально мог на полном серьёзе готовиться к ядерной войне заранее. И когда объявили эвакуацию, он просто надел форму, взял рюкзачище со всем готовым, и пошёл в метро! Он обеспечен всем необходимым! А полицию прикармливает, потому что хочет власти! Его же выперли из армии за какую-то
там литературу, то есть он нацик, а такие всегда хотят власти!
        - Что хотел? - Абдуллаев прервал его размышления вопросом в лоб.
        - Я организовал вентиляцию и очистку воздуха! - напомнил ему Антон, стараясь говорить как можно более деликатно. В свете выяснившихся подробностей рассчитывать на помощь марионеток Порфирьева не приходилось. - Вы обещали переселить мою семью в подходящее помещение!
        - Я такого не обещал, - полицейский капитан явно был добр после приёма пищи и грубить не стал. - Я обещал продолжить разговор на эту тему. И мы разговариваем.
        - Так я могу рассчитывать на ваше содействие?
        - К сожалению, нет, - Абдуллаев развел руками. - Нам некуда переселить вашу семью. Все служебные помещения заполнены ранеными. Кроме того, попавшим под облучение людям медики потребовали выделить отдельную площадь. У нас было немного места, но мы переселили туда педиатра и медсестёр. Они добровольцы, из пассажиров, но без них наш фельдшер не справится. Пациентов слишком много и скоро станет ещё больше, как только мы начнем раскопки гастронома. Поэтому до завтра им нужно выписать тех, кто не нуждается в постоянном присутствии врача. Только так мы сможем освободить место для новых облученных. Поговорите с техниками, они живут в слесарке, может, там есть место. Вы же там бывали!
        Антон пробовал дискутировать, но Абдуллаеву было откровенно плевать на аргументы, и спустя пять минут полицейский капитан выставил его за дверь. Антон, тяжёло вздыхая, направился за водой. Перевозить семью в слесарку нереально, там места столько же, сколько в их углу в вагоне, только ещё установлено оборудование и всё завалено запчастями, образовавшимися в результате изготовления фильтровентиляционной установки. И дышать трудно, потому что штатную вентиляцию пустили на детали для нагнетателя. Наверняка у Абдуллаева есть место, он просто не хочет помогать Антону, потому что Порфирьев настраивает полицейских против!
        Очередь за водой оказалась действительно длинной, и Антон увидел в ней Порфирьева. Точнее, возле неё, потому что полстанции считало амбала авторитетом в области происходящего, и вокруг него собралось пару десятков людей, задающих вопросы. Пока Порфирьев отвечал, кто-то из очереди проявил тот ещё подхалимаж и сбегал для амбала за водой.
        - Я не знаю, когда всё это закончится, - вещал Порфирьев, - на практике ядерной войны не было. Но есть теоретические расчеты, согласно которым обмен ударами будет продолжаться порядка трёх суток. За это время воюющие стороны опустошат свои ядерные арсеналы, и наносить удары станет нечем. На практике от любой теории возможны отклонения, но в целом это так. Завтра утром можно будет попытаться вновь выйти на поверхность. Через час я поднимусь к выходу, проверить нагнетатель, заодно послушаю, что там и как. Без причины туда лучше не ходить, нагнетатель вместе с воздухом загоняет в шахту эскалаторов радиоактивную пыль, так что любое открытие гермоворот неизбежно несет на станцию частичное заражение. Если зайти и выйти быстро, то много внутрь не попадёт, с незначительными дозами радиации организм справится, но радиация имеет свойство накапливаться во внутренних органах. Так что лучше не рисковать.
        Поговорив пару минут, Порфирьев поблагодарил людей за воду, забрал свой баллон и пошёл прочь. От Антона не укрылось, что амбал направился не в свой тоннель, и он решил проследить за вызывающим подозрения бруталом. Чтобы не потерять его из вида, Овечкин попросил очередь пропустить его вперед всех, так как он торопится по служебной необходимости. Люди узнали главного инженера, и его пропустили. Наполнив ёмкость, Антон устремился за Порфирьевым. Чтобы не спугнуть амбала, он держался поодаль и делал вид, что осматривает стены, колонны и потолки на предмет определения степени прочности. К сожалению, эффект от этого оказался обратный. Окружающие замечали его пристальный интерес к конструкциям, начинали нервничать и шли с расспросами. Пришлось успокаивать их, объясняя, что осмотр профилактический и фатальных повреждений не выявлено. Порфирьев всё это заметил, но, видимо, не понял истинной подоплёки и продолжил своё занятие.
        Амбал сначала прошёл по платформе, исподлобья разглядывая поселившихся на ней людей с подозрительно пристальным вниманием, после чего отправился в тоннели. Каждый из них он прошёл целиком, вплоть до завалов, заглядывая во все вагоны. И столь же пристально разглядывал их обитателей. Его узнавали, задавали вопросы насчёт войны, в основном одни и те же. Он отвечал, делился водой с теми, кто просил, и шёл дальше. Смысл его действий был Антону неясен, как не было ясно, почему все считают его авторитетом в области происходящего. Только из-за того, что видели его в секретном боевом снаряжении?! Ну и что! Войной руководят генералы, а не полевые офицеры, ворующие у государства собственную амуницию! Но всё-таки, что он задумал? Уж очень странно себя ведёт… Полиция с ним не спорит, ко всему произошедшему он оказался готов, слишком спокоен и зачем-то изучает людей, которые даже не знают, спаслись они от смерти или только получили отсрочку. Надо держаться к нему поближе, чтобы не пропустить что-нибудь жизненно важное. Тем временем Порфирьев обошёл всех, попутно раздав всю воду, и вернулся к очереди.
        - Наберёшь мне воды? - амбал всучил пустой баллон последнему в очереди. - Оставь его у дежурного. Я схожу наверх, осмотрю нагнетатель, потом заберу.
        Человек согласился, мол, ему всё равно стоять, и Порфирьев ушёл переодеваться. Антон поспешил отнести жене воду, чтобы успеть к открытию ворот, но едва не опоздал. Дилара устроила ему разнос за долгое отсутствие и пришлось оправдываться. Но больше всего возмущало то, что его, главного инженера, никто даже не позвал на открытие гермоворот, а ведь он должностное лицо! К воротам Антон успел в последнюю минуту. Облаченный в своё секретное снаряжение Порфирьев стоял возле подвижной створки, и старый техник готовился её отворить. Поглядеть на это собралось полплатформы, но преградивший им путь молодой техник никого не подпускал близко.
        - К воротам не приближаться! - громко объявлял он. - Сейчас откроем воротину и хапнем радиоактивной пыли! Так что чем дальше, тем безопасней! Ты тоже не подходи, - техник снизил тон, обращаясь к Антону, - без скафандра лучше не рисковать!
        Петрович ловко поманипулировал кнопками, и створа гермоворот распахнулась меньше чем на полметра. Порфирьев в одно движение проскользнул в образовавшуюся щель, и старый техник немедленно захлопнул воротину. Через пятнадцать минут люди начали волноваться, потому что за это время можно было трижды подняться по эскалатору и спуститься обратно. Ещё через десять минут послали за Абдуллаевым, и прибывший на место полицейский капитан всерьёз забеспокоился. Он велел кому-то из полицейских надевать скафандры, и в этот момент Порфирьев вернулся. Петрович вновь приоткрыл дверь, протянул ему ведро и щетку, и снова запер. После чего все ждали, когда Порфирьев проведет первичную очистку и зайдет внутрь.
        - Ты почему так долго не возвращался? - вооружившийся перчатками, Петрович забрал у Порфирьева опустевшее ведро с торчащей оттуда щеткой. - Мы думали, не случилось ли чего!
        - Наверху был взрыв, - Порфирьев разгерметизировал шлем и поднял забрало, - наверняка не один. Нора кривая, но ударная волна всё равно дошла. Нагнетатель опрокинуло, он крутил впустую. Пришлось отключать, расчищать место, устанавливать обратно и снова запускать. Пока возился, слышал ещё один взрыв. Где-то недалеко, потому что вой ударной волны пришёл почти сразу. Ударило у нас за спиной, так что на этот раз ударная волна в нору не затекла, и нагнетатель работает нормально. Придется его периодически проверять. Но на поверхность выходить всё ещё нельзя.
        Абдуллаев отправил Порфирьева к фельдшеру на осмотр, и здоровяк ушёл. Пока страдающие от голода люди с тяжёлыми вздохами обсуждали безрадостную новость, старый техник достал счетчик Гейгера и произвёл замеры в районе гермоворот.
        - Фон увеличился, - объявил он. - Но, если близко не подходить, то не страшно. А вот от вентиляционной установки фонит сильно, фильтры насобирали радиоактивной пыли! Советую всем держаться от ворот подальше, если придется постоянно открывать их для проверки нагнетателя, заражения не избежать! Володя! - он обратился к своему молодому коллеге. - Сходи за моющим средством, попробую пыль с пола смыть!
        Молодой техник ушёл, но приближаться к гермоворотам никто не захотел. Наоборот, по платформе мгновенно разнесся слух, что вентиляционная установка излучает радиацию, а из ворот при открытии поступает заражённая пыль. Ближайшая к воротам часть платформы резко опустела, и несколько десятков людей со скарбом в руках потянулись в тоннели, искать себе новое место. Антон понял, что угроза передела жилых площадей усугубляется, и поспешил вернуться к семье. К счастью, в их вагоне новичков не прибавилось, и ослабевшие от голода люди претензий не предъявляли, ограничиваясь злыми взглядами. Большая часть таковых была направлена на пустующую скамью Порфирьева, и Антон подумал, что лучше занять её до прихода амбала, чтобы не нервировать людей видом пустой лавки. В итоге он случайно заснул на месте Порфирьева, и вернувшийся асоциальный неадекват грубо сбросил его с лавки прямо во сне. Разнообразием вариантов решения данная проблема не блистала, и Антону пришлось стерпеть оскорбление молча.
        К полудню общая ситуация стала ухудшаться. В стоящих на станции составах у ослабевших детей начались голодные обмороки, и двоих малышей не удалось привести в чувство. Несмотря на все усилия педиатра, один из них умер спустя час, и врач объявила, что виной тому стала совокупность разрушительных факторов: голод, плохой воздух, перегруженный зловонием разлагающихся мертвецов и экскрементов, слабое здоровье малыша и инфекция лёгких, которая развилась на фоне всего перечисленного. Всего в состоянии болезни находятся сейчас почти три десятка детей, и без еды их организмы долго не продержатся. Кроме того, так как станция является почти замкнутым пространством, риск заболевания как других детей, так и взрослых со слабым здоровьем, резко возрастает. Это сообщение всколыхнуло почти не передвигающихся обитателей станции. Сразу выяснилось, что в той или иной мере проблемы со здоровьем имелись у каждого ещё до начала войны, и потому люди ощущают ухудшение своего состояния. Страдающие от голода обитатели станции собрались на вялый, но многочисленный митинг, к которому присоединились те жители тоннелей, кому
хватило места на платформе. Активисты вынудили полицейских вызвать Абдуллаева, и сотни людей больше умоляли, чем требовали, сделать хоть что-нибудь для них и их находящихся на грани детей. Абдуллаев послал за Порфирьевым и отправил его наверх, к нагнетателю, проверить обстановку. Асоциальный брутал подчинился и ушёл, но на этот раз вернулся быстро.
        - Нагнетатель развернуло немного, но он устоял, пока работает, - сообщил Порфирьев, получая от Петровича через приоткрытую воротину ведро с водой и щётку. - Я, когда его поправлял, слышал взрыв, где-то со стороны Кремля. Как близко - сказать не могу, но наружу сейчас выходить нельзя, надо подождать ещё.
        - Люди голодают, - тихо ответил Абдуллаев. - Начались болезни. Двухлетний ребёнок умер, ещё один не приходит в сознание, остальные на ногах не стоят. Среди взрослых много сильно ослабевших, остальные в панике. Я отправлял людей в тоннели, ловить крыс, но не нашли ни одной. Зато видели погрызенные трупы. Мертвецы разлагаются, в тоннеле встречного направления со стороны «Киевской», он после обрушения самый короткий, запах мертвечины резко усилился, народ пытается перебираться подальше от тупика, но места не хватает. Нижний уровень затоплен полностью, Петрович говорит, что завтра утром вода появится здесь. Толпа в панике, нужно что-то сделать, чтобы предотвратить хаос.
        - Подожди хотя бы до вечера, - пробубнил через шлем-маску Порфирьев. - Шансов будет больше, и облучённые хоть немного восстановятся. Пока можно раздать детям респираторы.
        - До вечера умрёт ещё кто-нибудь, и всё может покатиться на хрен, - Абдуллаев скривился. - Было уже несколько конфликтов, когда одни нападали на других, потому что думали, будто у тех в личных вещах имеется спрятанная еда. Нужно идти сейчас, пока у нас сил больше, чем у остальных. Придется рискнуть. Возьму тех, кто не был наверху, и сам поведу. Когда вернёмся, попробуем затопить трупы. Среди уцелевших есть родственники погибших, и договариваться с ними будет проще, когда у людей появится еда.
        - Как хочешь, - Порфирьев пожал плечами. - Я сказал, а как поступить, дело твоё. Я с вами не пойду. Если принесете продукты, то на долю не претендую. Я останусь здесь. Если что случится, то, может, хоть вынести кого из вас смогу. Аварийные маяки включите сразу, как только пройдёте мимо нагнетателя. Там, наверху, мощные помехи, но так хоть какой-то шанс будет.
        - ?кей, - хмуро согласился Абдуллаев, явно недовольный отказом Порфирьева.
        Но принуждать жлоба капитан не стал. Он сообщил собравшимся, что попытка добраться до гастронома состоится прямо сейчас, и велел своим людям надевать скафандры. Общественность в некоторой степени воспряла духом, и все с надеждой ожидали развития событий. Порфирьев не стал снимать снаряжение и даже не стал заходить внутрь станции, так и оставшись снаружи гермоворот. Минут через десять Абдуллаев увёл экспедиционную команду наверх, и все приготовились ждать. Более двух часов ничего не происходило, потом сверху спустился один из полицейских. Он не стал снимать скафандр и первым делом вызвал Антона. Вместе с Овечкиным к приоткрытым гермоворотам рискнули приблизиться человек десять активистов, спеша узнать новости.
        - Абдуллаев послал меня к тебе за антенной! - заявил Антону полицейский прямо через гермошлем. - Мы добрались до гастронома, нашли место, где должен быть склад, пытаемся раскапывать! На поверхности настоящий ад! Кругом одни развалины, сплошная свалка в несколько метров высотой, пока не видели ни одной уцелевшей стены. Вместо воздуха стена пыли до самого неба, счетчик Гейгера зашкаливает, кругом темно, как будто сейчас не два часа дня, а десять вечера. Дальше двух-трёх шагов ничего не видно и холодно. Особенно, когда ветер налетает. Термометр на скафандре показывает плюс семь. Короче, непонятно, сколько ещё копать, поэтому давай свою антенну, установим её на улице и попытаемся с кем-нибудь связаться. Может, с антенной получится, потому что по ближней связи скафандров ни черта не разберёшь, сплошные помехи!
        - Я не знаю, где она… - растерялся Антон, но его спас старый техник.
        - Сейчас принесу! - заявил Петрович, торопливо направляясь к ведущей в служебные помещения двери. - Я её в слесарку перетащил, как нижний уровень заливать начало.
        - Ядерные взрывы ещё продолжаются? - уточнил Антон, бросая взгляд через приоткрытую воротину на Порфирьева, разлёгшегося на ступенях одного из эскалаторов и сливающегося с ними в силу мимикрии спецназовского снаряжения.
        - Мы слышали три удара с разлётом где-то в полчаса, - ответил полицейский. - Где-то далеко…
        Станция задрожала, вибрируя с возрастающей интенсивностью, и сверху посыпались ручейки грунта и облачка земляной пыли. Народ испуганно попадал, кто на корточки, кто прямо на пол, в вагонах зазвенел детский плач. Антон в ужасе сжался в комок, изо всех сил вжимая голову в плечи, и полицейский в скафандре бросился наверх.
        - Куда?! - вскочивший Порфирьев схватил его за локоть и резким рывком осадил назад. - Ложись! Где-то рядом ударило!
        - Там наши! - полицейский услышал, как наверху низкий вой нагнетателя сменился грохотом падающей конструкции, и невольно пригнулся. Землетрясение продолжалось, и он спешно упал на ступени, прижимаясь к бортику.
        - Я знаю, что там ваши! - Порфирьев присел на корточки, хватаясь рукой за стенку эскалатора. - Ждём, когда перестанет трясти, и идём искать! Володя! - он нашёл взглядом молодого техника: - Неси отбойный молоток, если есть, или что-нибудь ещё! Если нору завалило, будем прокапываться!
        Молодой техник, пригибаясь, побежал следом за старым и скрылся за служебной дверью. Спустя полминуты трясти перестало, и Порфирьев поднялся на ноги, отряхиваясь от насыпавшегося сверху земляного крошева. В воздухе на станции висел пылевой туман, и многие люди ещё не поняли, что землетрясение прекратилось. Пока кашляющие и отплёвывающиеся от пыли обитатели убеждались, что опасность миновала, вернулись техники с инструментом. Отбойного молотка не нашлось, оба забрала команда Абдуллаева, пришлось обходиться обычным ломом, зато внешняя выносная антенна была в порядке, и Порфирьев с полицейским, забрав всё, поспешили наверх по засыпанным землёй ступеням мёртвого эскалатора. Их не было больше часа, потом появился полицейский с телом в скафандре на плечах.
        - Только прокопались! - задыхаясь сообщил он, сгружая тело возле ворот. - Нашли одного!
        - Где Олег? - фельдшер и старый техник с ведром и щеткой выбежали за гермоворота и бросились к бездыханному телу, игнорируя радиационную опасность. Антон рванулся было им на помощь, но выйти за ворота решиться не смог.
        - Ушёл к магазину, искать остальных! - полицейский коротко отдышался и пошёл вверх по эскалатору, помогая себе руками. Было видно, что он вымотан и подъём даётся ему нелегко, но страж порядка не стал отдыхать и упорно забирался всё выше.
        Ещё час сверху не спускался никто, и оправившиеся от угрозы люди со страхом смотрели на запертые техниками гермоворота. Среди обитателей станции начала разгораться пока ещё тихая паника, люди шептались, что все погибли, и теперь выжившие лишились скафандров и возможности добраться до пищи. Кто-то обвинил активистов в том, что это они спровоцировали гибель команды Абдуллаева, и вспыхнувший обмен претензиями быстро перешёл в крик.
        - У меня дети! - возмущалась активистка. - У меня дочь от голода умирает! Я не могла ждать!
        - А теперь из-за тебя и твоих детей от голода умрут все! - орал на неё в ответ какой-то тип.
        Активистка возопила что-то в порыве негодования и влепила типу пощечину, но тот не растерялся и ударил в ответ. Активистка была полной женщиной и устояла на ногах, но удар, видимо, получился очень болезненным, потому что вместо дальнейшей драки она схватилась за лицо и отпрянула. На её защиту немедленно встали другие активисты, но неожиданно оказалось, что у ударившего женщину подонка сторонников даже больше. От неминуемого разгула неконтролируемой агрессии всех спас громкий стук в ворота. Старый техник бросился открывать, и конфликт потух.
        За воротами оказался Порфирьев с полицейским. У каждого на плечах имелось по телу. Порфирьев сгрузил с себя раненого и сразу же побежал вверх по эскалатору, донельзя измотанный полицейский задержался, чтобы восстановить немного сил.
        - Нашли всех, - ему не сразу удалось восстановить дыхание, - Олег разыскал, по аварийным маякам… Сигнала почти не разобрать в помехах… Кто-то, вроде, живой… - Он продолжал тяжело дышать. - Остальные - не знаю…
        Неожиданно полицейский резким рывком распахнул гермошлем и согнулся в приступе рвоты.
        - Где главный инженер? - отплевавшись, он пошарил вокруг взглядом. Воспалённые глаза вкупе с землистым цветом лица выглядели жутко, и Антон нерешительно шагнул вперед, замирая. - Мы поставили антенну, иди, вызывай помощь… Если она есть…
        Сверху спустился Порфирьев с очередным телом на плечах, и оба полезли наверх. Антон поспешил к аварийному передатчику, но за полчаса не смог вытащить из эфира ничего, кроме жесточайшего треска помех. От этого занятия его отвлекла сотрудница станции, сообщившая, что его ждут люди. Антон вышел на платформу и столкнулся с тысячами глаз, направленными исключительно на него. Оказалось, что за это время все тела были доставлены на станцию, и выяснились страшные подробности.
        Из девяти человек выжил только один, и он находился при смерти. С его слов следовало, что в самый разгар раскопок гастронома их район накрыло ядерным взрывом. Вспышка произошла в небе, где-то рядом, и ночная темнота мгновенно стала ослепительной. Выжившему не повезло, он оказался лицом к взрыву, и у него мгновенно сгорела сетчатка глаз. От боли он рухнул навзничь, не удержался на развалинах и провалился в какой-то пролом. Последнее, что ему запомнилось, был грохот второго взрыва, тоже произошедшего рядом. Он потерял сознание и больше ничего не знает.
        Порфирьев сказал, что на самом деле оба взрыва произошли не рядом, иначе от погибших не осталось бы тел, а у них были целые скафандры, и аварийные маяки не утратили работоспособность. Благодаря этому их удалось разыскать в развалинах. Фельдшер заявил, что всех убило жесткое излучение обоих взрывов. Умерли они не мгновенно, успели попрятаться под обломками до прихода ударной волны, но жесточайший поток нейтронов и гамма-лучей погубил людей меньше чем за минуту. Все ждали от Антона надежды на спасение, но ему пришлось сообщить плохие новости.
        - Передатчик работает, внешняя антенна функционирует, но уровень помех на поверхности катастрофический! - Антон прилагал все усилия, чтобы выглядеть как можно более убедительным. Оказаться крайним в глазах паникующей толпы может быть равносильно смертному приговору. - Я уверен, что мощные передатчики МЧС принимают наш сигнал, но мы не в силах услышать их ответ. Я двадцать раз передал в эфир сигнал бедствия с точными данными: где мы, сколько нас, и что нам необходима срочная помощь. Я буду делать это каждый час, уверен, нас услышат!
        - Главное, чтобы не требовалось спасать самих услышавших, - скептически изрёк Порфирьев, к тому моменту уже снявший своё снаряжение. - Пока наверху всё не закончится, наружу выходить нельзя. Я отдохну пару часов, и пойду чинить нагнетатель. Заодно послушаю, что там творится.
        - Тебе надо отлежаться хотя бы сутки, - возразил фельдшер. - Пусть кто-нибудь другой идёт. А тебе постельный режим на двадцать четыре часа. И ещё, что-то надо с разлагающимися трупами делать, пока не заработали эпидемию кишечной инфекции.
        - К нагнетателю я схожу, - заявил старый техник. - Скафандры уцелели, отмою один, возьму инструмент и схожу. Мне сподручнее будет.
        - Трупы затопим на нижнем уровне! - заявил один из полицейских Абдуллаева, тот самый, что участвовал в выкапывании норы вчера и постоянно норовил третировать Антона. Он повысил голос: - Слушайте, все! Вода и воздух у нас есть! Как только закончатся взрывы, мы выйдем наружу и продолжим раскопки магазина! Продукты будут! А сейчас всем разойтись по своим местам, соблюдать порядок и сохранять спокойствие! Мне нужны добровольцы для затопления трупов! Добровольцы наряду с пассажирами с детьми будут первыми получать продукты!
        День четвёртый
        - …кто-нибудь меня слышит? Ответьте! - Ингеборга закончила фразу, которую она повторяла последние десять минут, и устало сняла с себя гарнитуру. - Ничего. Одни помехи.
        - Может, рация не работает? - робко предположила Светлана. - Вторые сутки никто не отвечает!
        - Передатчик в порядке, - возразила Ингеборга. - И антенна исправна, тестирование показывает положительные результаты, ты же видела.
        - Тогда почему нам не отвечают? - Светлана пыталась подавить возрастающий страх.
        - Не слышат, - Ингеборга вывела эфир на динамики настенной видеопанели, и маленькое помещение заполнила какофония треска и шипения. - Помехи ужасные. Весь эфир этим забит.
        - Это когда-нибудь прекратится? - по обыкновению сжавшаяся в глубине кресла Кристина с жалобной гримасой потёрла уши. - Инга, сделай потише… у меня от этого уже тихая истерика…
        - Отец говорил, что помехи возникают из-за сильной ионизации атмосферы, - Ингеборга убрала громкость до едва слышной. - От ядерных взрывов в воздухе остаются тонны радиоактивной пыли, она является источником ионизирующих излучений. Пыль со временем должна оседать, и связь должна наладиться. Вроде как ядерный гриб должен за сутки распадаться, удары прекратились вчера, так что, наверное, уже скоро уровень помех должен падать. На всякий случай я оставлю передатчик включенным в режиме сканирования. Если он что-нибудь засечет, мы услышим.
        - Давай ещё раз посмотрим на поверхность? - попросила Светлана. - Вдруг там появились спасатели? А мы не слышим их из-за помех…
        - Давай, - согласилась Ингеборга. - Если хочешь, сходи сама, я выведу изображение на экран, мы с Кристиной отсюда поглядим. Там ничего сложного, подойдешь к перископу, возьмешься за ручки, щелкнешь тумблером камеры - и можно смотреть. Он прокручивается вокруг своей оси на триста сорок градусов, но угол обзора широкий, так что будет видно всё. Справишься?
        - Попробую, - Светлана направилась к люку, ведущему в тамбур аварийного выхода. - Только, можно, пожалуйста, не закрывать за мной дверь? Мне страшно оставаться там одной!
        - По правилам нельзя оставлять люк в тамбур открытым, - вздохнула Ингеборга. - В случае разгерметизации из-за этого весь бункер подвергнется заражению. Давай договоримся: только один раз, хорошо? Сейчас люк не закрываем, чтобы ты могла спокойно посмотреть, но больше так делать не будем. Решено?
        - ?кей, - с видимым облегчением согласилась Светлана. - Я быстро! Только посмотрю, и всё!
        Ингеборга разгерметизировала люк и распахнула перед подругой тяжёлую металлическую створу. Аварийный тамбур она решилась вскрыть вчера около полуночи, после того как почти четыре часа крохотный бункер не испытывал ни тряски, ни даже слабых вибраций. Видимо, обмен ударами наконец-то закончился, но кто даст гарантию?! Было очень страшно, и попасть под очередной ядерный взрыв с открытым бункером совсем не хотелось. Она тщательно воспроизвела в памяти все процедуры по выходу из бункера, в которые отец играл с ней, словно в игры, когда дочь была ещё ребёнком. В ту пору это было увлекательно, игра в прятки в настоящем подземном бункере, щелканье рубильниками, подъём перископа, словно на подводной лодке, и примерка всамделишного скафандра, тогда ещё великоватого по размеру… Кто мог подумать, что всё это придется повторять совсем не в игровых условиях…
        Основной выход из бункера завалило обрушившимся домом, это было ясно сразу, отец часто говорил, что в случае глобальной катастрофы такое наверняка произойдёт. Поэтому у бункера имелся аварийный выход, выводящий на территорию приусадебного участка. Там, наверху, он был стилизован под небольшую клумбу и располагался достаточно далеко от дома. На всякий случай крышка наружного люка была совмещена с домкратом, чтобы её можно было поднять, даже если сверху упадёт дерево, лес-то рядом.
        Отец оказался прав в обоих случаях. Дом разнесло вдребезги, основной выход был погребен под развалинами, ограду приусадебного участка снесло подчистую, сам участок оказался завален изломанными деревьями. Поднять крышку внешнего люка благодаря домкрату оказалось не так сложно, а вот сдвинуть в бок, чтобы открыть клапан перископа, получилось не сразу. Крышку придавило сразу несколькими рухнувшими деревьями, домкрат работал на подъём хорошо, а вот вбок сдвигал плохо, и облаченной в неудобный скафандр Ингеборге пришлось провозиться с этим почти час.
        - Ты собралась на поверхность? - ужаснулись подруги, увидев, как она достает из специального шкафа скафандр радиационной защиты.
        - Нет, на улицу я не полезу, - Ингеборга привычно надевала снаряжение. - Страшно. Вдруг там что-нибудь взорвётся прямо у меня над головой! Я распечатаю аварийный выход, выдвину перископ, измерительный блок с датчиками и внешнюю антенну для передатчика. Выходить не буду.
        - А радиация не начнёт поступать сюда через открытый люк? - испугалась Кристина.
        - Люк двойной, - объяснила Ингеборга. - Там устроен небольшой шлюз. Сначала я выйду в тамбур, потом открою внутренний люк в шахту. Зайду туда, закроюсь. Потом поднимусь по лестнице где-то до середины, там средний люк. Открою, выйду, закроюсь. Дальше уже внешний люк. Его предстоит отодвинуть совсем чуть-чуть. Он по размерам больше, чем входная шахта, потому что закрывает не только вход, но и перископный клапан. Там же, рядом с клапаном, сложена антенна и измерительный блок. Антенна выдвигается руками, измерительный блок просто выкладывается рядом с люком на поверхность, он соединен с бункером толстым экранированным кабелем. В общем, внешняя крышка не будет открыта, а только немного сдвинется, прямого доступа в шахту не появится. Если герметичность всё же окажется неполной, то дальше среднего люка отравляющие вещества не проникнут. За внутренним люком есть ванны с растворами для дегазации и дезактивации скафандров, так что в тамбур я вернусь уже чистая.
        Подробное объяснение успокоило подруг, и Ингеборга расконсервировала аварийный тамбур. С первого взгляда стало ясно, что отец обслуживал его незадолго до гибели, и всё оборудование находится в идеальном состоянии. Она без труда провела все необходимые манипуляции, повозиться пришлось только с внешней крышкой, придавленной расколотыми деревьями. В конце концов ей удалось освободить крышку, и она даже решилась распахнуть люк. Крышка начала послушно подниматься, Ингеборга увидела открывающийся взору непроглядный мрак, встроенный в скафандр счетчик Гейгера зашёлся в панической трели, и инстинкт самосохранения возобладал. На улице огромная радиация, и если сейчас где-нибудь в небе произойдет ядерный взрыв, она мгновенно сожжёт себе сетчатку. Девушка прекратила открытие люка, и, опустив голову как можно ниже, достала из небольшой ниши измерительный блок. Она торопливо выложила его на поверхность, запихнув под какой-то крупный древесный обломок. Так надёжнее, хотя бы ураганом не должно сдуть, отец говорил, что после ядерных взрывов сорванные со своих мест огромные объёмы воздушных масс будут хаотично
возвращаться обратно, и ураганные ветра будут возникать часто…
        Выдвигать антенну пришлось немного дольше, зато с перископом возиться не потребовалось. Сместившаяся в сторону внешняя крышка обнажила резину перископного клапана, и он оказался исправен. Значит, перископ выдвинется без проблем. Ингеборга торопливо опустила внешнюю крышку, запирая выходную шахту, и спустилась вниз, стараясь унять разбушевавшееся волнение. Всё получилось, словно во время привычной детской игры, только на улице темно, а так никакой разницы. Ничего не взорвалось, она не пострадала, всё хорошо. Осталось лишь отмыть скафандр, но это несложно, на поверхности побывала лишь правая рука, да и то на пару секунд, сильно загрязниться он не успел. Для надёжности она очистила снаряжение со всей тщательностью, после чего вернулась в бункер.
        - Почему так долго?! - обе подруги встретили её у запирающего аварийный тамбур люка. - Тебя не было почти час! Мы думали, что-то случилось!
        - Внешнюю крышку придавило рухнувшими деревьями, - Ингеборга достала счетчик Гейгера и ещё раз проверила чистоту скафандра. - Долго освобождала, домкрат вбок плохо двигает.
        - Что там, наверху? - встрепенулась Светлана. - Ты видела кого-нибудь?
        - Я не рискнула открыть люк, - Ингеборга убрала скафандр в шкаф. - Приоткрыла чуть-чуть, но там кромешная тьма, всё завалено разломанным лесом, и счетчик Гейгера зашкаливает. Но теперь у нас есть радиосвязь, измерительные приборы и перископ. Сейчас попробуем вызвать помощь!
        Но докричаться до кого-либо так и не удалось. В эфире кроме ужасающего шума помех не было ничего, и за минувшие сутки ничего не изменилось. Приборная панель заработала, и её показания только подтвердили самые худшие опасения. Уровень радиации на улице был запредельный, даже в противорадиационном скафандре и под антирадом человек будет накапливать дозу радиоактивного заражения с угрожающей скоростью. Температура упала до плюс четырёх, гелиограф констатировал сильную запылённость атмосферы, которая продолжала расти, каждые полчаса на поверхности вспыхивали штормовые ветра, начинающиеся и прекращающиеся неожиданно и едва ли не мгновенно, дважды шёл дождь, и в этот момент уровень радиации зашкаливал до леденящих душу значений.
        Утром Ингеборга выдвинула перископ и попыталась осмотреться. Запыленность воздуха бросалась в глаза сразу, горизонта видно не было, но окружающая местность ещё просматривалась. Со стороны Нижнего Новгорода наблюдалось громадное серо-чёрное облако пыли, взметнувшееся непроницаемой стеной от земли до неба, от дома не осталось даже стен, всё смело многочисленными взрывами, лес превратился в россыпь обугленных искорёженных разломанных пней, всюду валялись выдранные из земли обожженные корневища и древесные обломки. Выше полутора метров над землёй перископ не поднимался, но даже этой высоты хватало, чтобы рассмотреть дачный посёлок. О том, что он здесь был, не говорило ничего. Кругом обломки леса, кое-где из-под них видны части раздробленных фундаментов, и всё. Нет даже разбитых электромобилей, видимо всё унесло ударными волнами… Кругом пустота и разруха, постепенно тонущая в сгущающейся пылевой завесе.
        Чтобы не пропустить появления спасателей, было решено опускать перископ только во время урагана, чтобы не повредить оптику. В остальное время его труба была выдвинута, и Ингеборга подходила к его окулярам каждый час, когда уставала сидеть за радиопередатчиком, тщетно вызывая помощь. Оптика перископа была совмещена с видеокамерой, её изображение можно было вывести на видеопанель, и когда Ингеборга производила осмотр окрестностей, Светлана с Кристиной видели то, что видела она. С одной стороны, это всё упрощало. С другой - усиливало уныние. Поэтому сейчас Ингеборга решила отправить к перископу Светлану, пусть займёт себя наблюдением. Ничего наверху она не увидит, но хоть не будет просто сидеть на одном месте, исполненная ужаса.
        - Тумблер не нажимается! - торопливо подошедшая к перископу Светлана нервно давила на рычажок экранированного тумблера.
        - Не ломай, - мягко ответила Ингеборга, стараясь не пугать подругу ещё сильнее. - Включается в другую сторону. Молодец! Камера включилась! Берись за рукояти, смотри в окуляр и медленно проворачивайся вокруг своей оси. Как почувствуешь, что дальше не идет, значит, ты достигла ограничителя. Поворачивайся в другую сторону.
        Подруга послушно выполняла указания, и по экрану поползла знакомая картина засыпанных пылью лесных обломков. Нервозность Светланы снизилась, и она внимательно оглядывала окрестности, всматриваясь в каждый кусок бетона, сохранившийся на месте дачного посёлка.
        - Там что-то шевелится! - неожиданно воскликнула Кристина, указывая на край экрана. - Света! Давай левее! Там что-то есть! Под обломками деревьев, которые на кирпичной трухе навалены!
        Картинка сместилась в указанную сторону, и Светлана сообщила, что тоже видит движение. Все, затаив дыхание, вглядывались в кучу шевелящихся обломков. Неожиданно оттуда вылез окровавленный человек, и стало видно вход в подвал, оставшийся от одного из дачных коттеджей. Человек вскочил на ноги и нетвёрдой походкой побежал, спотыкаясь на захламлённой поверхности.
        - Надо его позвать! - нервно вскрикнула Светлана.
        В следующую секунду из подвала показался ещё один человек с оружием в руках. Он высунулся из лаза наполовину, увидел убегающего и вскинул охотничье ружьё. Дважды бесшумно полыхнули выстрелы, тело убегающего изогнуло прямо на ходу, и он упал навзничь. Стрелявший выбрался из лаза и поковылял к убитому.
        - Он… Он его убил… - оторопела Светлана.
        - Что он делает? - Кристина смотрела, как убийца тяжело взваливает труп на плечи и, шатаясь, тащит его обратно. - Он хочет спрятать труп?
        Убийца добрался до лаза, сбросил тело наземь и принялся заталкивать его внутрь. Похоже, в подвале был кто-то ещё, и он помогал охотнику запихивать в лаз жертву, потому что труп втянулся внутрь слишком легко и быстро.
        - Их там двое? - неуверенно произнесла Светлана. - Или больше? Зачем им труп?
        - Они хотят его съесть, - нервно выдохнула Кристина. - Ты что, не видишь, как они двигаются? У них упадок сил! Они там сидят четвертые сутки, как мы здесь, только у нас есть продукты, а у них нет! Поэтому убитый был в крови! Они хотели убить его прямо там, чтобы не выходить на поверхность! Но он вырвался и попытался убежать! Всё ещё хочешь их позвать?!
        - Мы никого звать не будем! - тихо взвизгнула Светлана. - Даже если они не каннибалы, они убийцы! С оружием! А мы молодые девушки! Я не хочу выяснять, что придет в голову убийцам, когда они нас увидят и узнают, что мы тут в безопасности! Инга! У тебя есть оружие?
        - Есть травматический пистолет, - Ингеборга смотрела, как убийца залезает в подвал и закрывает лаз изнутри чем-то, отсюда непонятным. - Но против ружья он нам не поможет. У папы было гражданское оружие, но после гибели родителей его пришлось сдать в полицию. Так по закону положено…
        - Надо сидеть тихо и не высовываться! - заявила Кристина. - На улице радиационное заражение в полтысячи рад, и непонятно, на сколько ещё оно увеличится! Раз они открывают свой подвал, значит, туда проникает радиация, они скоро умрут сами! Инга! Ты можешь спрятать перископ? Вдруг они будут выходить ещё и заметят нас!

* * *
        - Мама, я хочу кушать! - заплаканная Амина теребила испачканный рукав матери.
        - Сейчас, зайка моя, потерпи минутку, - Дилара копалась в пустых пакетах, тщетно пытаясь отыскать немного еды. Последние крохи закончились ещё утром, если бесконечный однообразный полумрак, слабо освещенный тускло тлеющими световыми панелями, можно было назвать утром. Сейчас поздний вечер, скоро наступит ночь, но визуально ничего не изменится. В целях экономии электроэнергии освещение нужно держать на минимуме. Техники даже предлагали полностью вырубать освещение на ночь, но участившиеся кражи свели на нет этот вариант. Многие пытались использовать темноту для того, чтобы пошарить в вещах соседей в поисках пищи. Продукты закончились почти у всех, и это «почти» стало предметом яростных конфликтов. Один такой вспыхнул три часа назад в соседнем вагоне и закончился дракой. Прибывшая на место полиция обнаружила труп и абсолютное отсутствие свидетелей при полном вагоне людей. Вещи убитого оказались разграблены, на полу валялись обрывки упаковки то ли чипсов, то ли чего-то в этом же роде. Полиция не добилась ни от кого ничего, махнула рукой и ушла, обязав обитателей вагона самостоятельно затопить труп.
Через час подобное преступление произошло в другом тоннеле, после чего заместитель Абдуллаева собрал всех своих людей и увёл на поверхность, заканчивать раскопки магазина. Порфирьев хотел пойти с ними, но полицейские ему отказали. Велели соблюдать указания медиков и восстанавливаться после облучения. И эвакуировать их самих, если что-то пойдёт не так. Все прекрасно понимали, что дело тут не столько в медицинских рекомендациях, сколько в том, что уходящие на поверхность боятся повторить судьбу своих предшественников, и потому хотят иметь хоть какую-то страховку…
        Найти что-либо в пакетах шансов не было, Дилара перетряхнула их дважды, но не обнаружила даже крошек. В ожидании еды Амина жалобно захныкала, и в глазах жены вспыхнула паника. Она бросила на Антона злой взгляд, словно это он был виноват во всём, хотя распределением еды Дилара занималась сама, и вообще, это именно она собирала еду перед тем, как идти к метро. Могла бы взять больше продуктов! Антон потупился и невольно вжал голову в плечи, ожидая упрёков, но вместо голоса жены раздался грубый голос Олега.
        - Держи, - замызганная ручища Порфирьева протянула ребёнку что-то непонятное, зажатое в здоровенном кулаке. - Только жуй хорошо, а то быстро закончится. Понятно?
        Амина торопливо закивала, обеими руками поднося ко рту полученное угощение, и Антон разглядел половинку обычного твёрдого пряника. Вторую половину Порфирьев молча протянул Давиду, после чего принялся есть второй такой пряник.
        - И нам, пожалуйста! - Антон постарался придать своему голосу как можно большую болезненность, чтобы вызвать у жлоба угрызения совести. Он не требует от Порфирьева накормить всех страждущих, но с ним и с женой он должен поделиться. Хотя бы потому, что они в немалой мере являлись для него и работодателями, и коллегами по работе, а теперь являются коллегами по несчастью.
        - Ты не ребёнок! - отрезал Порфирьев. - Обойдёшься.
        Антон почувствовал, как Дилара незаметно дергает его за рукав, и перевел глаза на жену. Та гневно нахмурилась, явно требуя от него замолчать.
        - Спасибо, Олег, - произнесла она подчеркнуто благодарным голосом. - Как ты думаешь, когда полиция доберётся до магазина и принесёт продукты, на сколько их хватит? Здесь столько народа… все взвинчены… детей с собой в очередь брать страшно, вдруг начнётся давка, а без них продукты будут выдавать только на одного…
        - Пусть сначала вернутся, - негромко прорычал Порфирьев. - Там видно будет.
        - Доступ к продуктовому складу почти расчищен, магазин рядом, взрывов на поверхности не слышно уже больше трёх часов, - Антон старался говорить успокаивающим тоном, чтобы не усугублять испуг у и без этого сильно напуганных детей. Им более чем достаточно тех ужасов, свидетелями которых они стали. Несчастные малыши и так постоянно вздрагивают при любом резком звуке, даже от рычаще-агрессивного голоса Порфирьева. - Они вернутся быстро! Гастроном большой, запасов там много, всем хватит!
        - Я хочу пахлаву! - Амина на секунду отвлеклась от пряника. - И хашламу! - Она посмотрела на мать: - Мама, ты будешь готовить хашламу? И хачапури!
        - Чуть позже, зайка, - Дилара ласково поправила дочурке испачканную блузку. - Как только принесут продукты, я обязательно приготовлю что-нибудь вкусненькое!
        Судя по кривой ухмылке, плохо заметной в полумраке полуразбитого вагона, Порфирьев его уверенности не разделял и вообще в лучшее не верил, что для такого мизантропа-асоциала, как он, совершенно неудивительно. Антон посчитал нецелесообразным продолжать разговор на эту тяжёлую для ребёнка тему и ободряюще улыбнулся дочурке. Та сосредоточенно жевала пряник и слушала тихий шепот матери. Дилара рассказывала дочурке сказку о добрых джиннах, живущих в глубоких тёмных пещерах, которые делают побывавших у них в гостях детей богатыми и счастливыми, а потом возвращают по домам.
        - А когда джинны разрешат нам вернуться домой? - переспросила Амина, не переставая жевать, и скривилась: - Здесь плохо пахнет! Я не хочу богатство, я хочу домой! Можно мне вернуться раньше?
        - Я передам джиннам твою просьбу! - немедленно пообещала Дилара. - Они сейчас спят, но утром я с ними обязательно поговорю! Кушай, зайка моя!
        Жена продолжила рассказывать сочиненную на ходу сказку, и Антон невольно повторил недовольную гримасу дочурки. Вонь мочи и человеческих экскрементов ощущалась всё сильнее. Он закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на отвратительный запах, и попытался удобнее устроить перевязанную голову на гнутом участке уцелевшей вагонной скамьи. Шишка от ушиба отозвалась слабой болью, напоминая о событиях трёх последних суток, и Антон приказал себе не паниковать. Их всех спасут, наверняка уже скоро. Каждые два часа он по тридцать минут проводил за передатчиком, слушая жесточайший треск сплошного фронта помех и транслируя в эфир просьбы о помощи. МЧС должно было его услышать, у них мощное оборудование! Наверняка спасатели выдвинулись к ним, как только прекратились ядерные взрывы. Если там, наверху, сплошные завалы, то это объясняет, почему МЧС ещё не здесь. Спасатели продвигаются медленно, но уже скоро они досюда доберутся, и всё нормализуется. О том, как именно будет выглядеть эта нормализация, он предпочитал не думать.
        - Слышь, мужик! - голос одного из бородачей компании брюнетки звучал с демонстративным вызовом и агрессией. - Кончай жрать в одиночку! Поделись с общественностью, ты тут не один!
        Антон открыл глаза. За последние сутки запас энергии в аккумуляторных ёмкостях станции сократился до шестидесяти процентов. Нагнетатель и фильтровентиляционная установка потребляли постоянно, энергия заканчивалась быстрее, чем ожидалось, и техники снизили подачу питания на аварийное освещение до минимума. В полутьме лица виднелись не чётко, но по силуэтам Антон точно определил, что сейчас у Порфирьева будут проблемы. Молодые люди очень напоминали братьев Дилары, а те всегда выглядели именно так, когда собирались наказать какого-нибудь негодяя, на которого жаловался Антон. Вот и сейчас мужская часть компании брюнетки только на первый взгляд мирно сидела на своих местах. От внимательного взгляда Антона не укрылось, что все они напряжены, словно сжатые пружины, и их расслабленные позы обманчивы.
        - Мне для общественности ещё по развалинам лазать, - Порфирьев дожевал пряник и смотрел на молодых людей, не скрывая неприязни и пренебрежения. - Если хочешь есть, иди магазин раскапывать или трупы топить. Там людей не хватает. И продукты им будут выдавать в первую очередь. А сидеть тут и клювом щелкать можно и без еды, сил хватит.
        - Мне вы тоже посоветуете радиоактивные камни ворочать? - холодно поинтересовалась брюнетка. - Или разлагающиеся трупы таскать?
        - Тебе я посоветую заткнуться, - лениво ответил Порфирьев, - и не отнимать еду у тех, кому она нужна для обеспечения выживания всех остальных. И тебя в том числе.
        - Как он смеет! - взвизгнула брюнетка, обжигая своих спутников гневным взглядом. - Руслан?!!
        - Да ты охренел! - взревел один из бородачей, вскакивая. Вся компания тут же повторила его движение. - Ты как с девушкой разговариваешь, ишак?! Сейчас мы тебя научим вежливости!
        Семеро мужчин, страдающих от голода и возмущенных хамством и несправедливостью, являлись грозной силой, и Антон понял, что рискует попасть под жернова за то, что его семья занимает слишком просторную по нынешним меркам жилую площадь. Он вскочил, собираясь объяснить общественности, что совсем не на стороне Порфирьева и полностью разделяет всеобщее негодование его поведением, но было уже поздно.
        - Сидеть, шакал! - рявкнул на него бойфренд брюнетки. - С тобой потом разберёмся!
        - Не пугайте детей, побойтесь Аллаха! - взвизгнула Дилара, прижимая к себе Амину и Давида. - Мы тут ни при чем! Не трогайте нас!
        Но компанию брюнетки в данный момент интересовали не места на вагонных скамьях, а рюкзачище Порфирьева. Семеро мужчин бросились на амбала, и в узком полутёмном пространстве помятого вагона это выглядело так, будто на Порфирьева ринулся весь вагон. Они за секунду преодолели пятиметровое расстояние, заставляя сидящих на лавках людей в страхе вжиматься в стены и лавки, и пинками расшвыряли чемоданы Дилары, отгораживающие их угол. Первыми до Порфирьева добрались двое бородачей. Они с разбега бросились в драку, но амбал оказался на ногах ещё быстрее. Его руки провели серию быстрых движений, отражая четыре или пять ударов подряд, и ребро широкой ладони Порфирьева стремительно рассекло воздух. Удар пришёлся одному из нападающих в шею, что-то хрустнуло, и бородач упал, пропадая под ногами остальных. Порфирьев ловко заблокировал следующую атаку, молниеносно подставляя под удар локоть, и кулак второго бородача врезался ему в локтевую кость. Нападающий вскрикнул, отдёргивая руку с обмякшим кулаком, и тут же попытался пройти Порфирьеву в ноги. Здоровяк запрыгнул на скамью, одновременно уходя от захвата и
ударов подоспевших противников, и борец промахнулся.
        - Мешок хватайте! - рявкнул он, выпрямляясь, и тут же попытался зайти Порфирьеву за спину.
        Ближайшие к Порфирьеву двое нападавших вцепились в его рюкзачище, и здоровяк ухватился за лямки, стремясь не отдать рюкзак врагам. Он рванул поклажу на себя с такой силой, что оба противника не удержались на ногах. Один из них упал, второй споткнулся о первого и был вынужден выпустить рюкзак. В этот момент к Порфирьеву подоспели остальные, и у двоих из них в руках тускло сверкнули ножи. Дилара, забравшаяся на свою лавку, в ужасе отпрянула от размахивающих оружием молодых людей, и, не удержавшись, выпала из лишённого стёкол окна наружу вместе с Аминой, которую держала на руках. Антон едва успел схватить за руку сына, и чуть было не получил ножом в живот. Порфирьев вырвал рюкзачище из рук противников и орудовал им, словно дубиной. Чтобы не дать врагам ударить себя ножами, он наносил им удары рюкзаком, стараясь выбить оружие. Кто-то попытался снова вцепиться в рюкзак, но здоровяк, проведя круговой удар рюкзаком, неожиданно нанёс ему удар ногой точно в височную область. Противник упал, и пару секунд яростно ревущие матерящиеся молодые люди не могли дотянуться до Порфирьева.
        В следующее мгновенье раздалось клацанье затвора, и Антон увидел, как борец неуклюже вскидывает зажатый в левой руке пистолет. Порфирьев среагировал мгновенно, но выстрел предотвратить не смог. Он лишь успел бросить взгляд на оружие и дёрнулся в сторону. Бородач целился в голову и промахнулся. Левшой он не был, орудовать пистолетом левой рукой ему было неудобно, и он не стал стрелять в голову ещё раз, а просто ткнул стволом Порфирьеву в корпус. Оказавшемуся в углу здоровяку уходить было уже некуда, и он сжался, подставляя под удар правую сторону грудной клетки. Громыхнул выстрел, и в эту же секунду Порфирьев вместе со своим рюкзачищем выпрыгнул в покорёженное окно.
        - За ним! - взревел бородач, отталкивая плечом напирающих на него товарищей. - Не уйдёт!
        Молодые люди бросились в окно, и пространство перед скамьёй опустело. Антон спрыгнул с лавки и рванулся к дверям. Выскочив наружу, он подбежал к Диларе. Та сидела, прижавшись спиной к вагонному колесу, сжавшись в ком и не выпуская из рук рыдающую дочурку.
        - Диля! Ты в порядке? - Антон ринулся к ней. - Что с Аминой!
        - Она не пострадала, - жену трясло от шока, - испугалась сильно. Я ног не чувствую! Где Давид?!
        С другой стороны вагона один за другим раздалось три или четыре пистолетных выстрела, и Антон с женой одновременно сжались. Амина заплакала сильней, как вдруг её плач заглушил грохот выстрела, гораздо более мощного. Дочурка в ужасе вздрогнула, прижимаясь к матери и закрывая глаза, и грохочущие выстрелы начали бить один за другим, отсчитывая короткие равные промежутки. После пятого грохочущего выстрела стрельба прекратилась, и Антон, пригибаясь, бросился обратно в вагон, за сыном. Давид обнаружился на скамье Порфирьева. Сын стоял на коленках лицом к помятому окну, забившись в угол, и осторожно выглядывал наружу.
        - Дядя Олег! - Давид, не отворачиваясь от окна, протянул руку и указал на лежащего на полу бородача, получившего удар самым первым. - Тут один ещё шевелится!
        - Не подходи к нему, - рычащий бас Порфирьева сменился клацаньем сменяемого магазина.
        - Давид! Скорее ко мне! - Антон бросился к сыну, стараясь не наступить на обоих поверженных молодых людей. - Надо укрыться! Быстро!
        - Не надо! - воинственно заявил сын, вырываясь у него из рук. - Дядя Олег всех убил! Папа, добей этого козла! - Он пнул бессознательного спутника брюнетки, получившего в ходе драки удар в висок. - Он назвал тебя шакалом и постоянно наезжал на маму, когда вас не было!
        - Давид! - опешил Антон. - Что ты такое говоришь?! Нельзя убивать людей! Преступниками должна заниматься полиция!
        - А дедушка Ахмет говорит, что если какой-то шайтан хочет убить тебя или твоих близких, то ты имеешь право сам его убить! - запальчиво заявил сын. - Потому что ты мужчина, а мужчина отвечает за свою семью!
        - Что?! - в первую секунду Антон не нашёл, что ответить, но отвечать в итоге не пришлось.
        - Я ахметов не люблю, - в дверях раздался злобный рык, и в вагон влез Порфирьев с карабином в руках. - Но на этот раз твой дед абсолютно прав. К окружающим должно относиться так, как они относятся к тебе.
        Вооруженный амбал подошёл к лежащим на полу пострадавшим и носком армейского ботинка пошевелил их одного за другим. Спутник брюнетки не шевелился, бородач дергался, словно его шея испытывала судороги, но других признаков жизни не подавал.
        - Этот не жилец, - Порфирьев наступил бородачу ногой на шею и с силой провернул ступню. Раздался хруст, и бородач затих. Амбал опустился на корточки возле второго противника и коснулся пальцами сонной артерии. - А этот очухается. Жаль.
        Он встал, и Антон торопливо развернул Давида так, чтобы сын не видел акта кровавой расправы.
        - Ты чё?! - возмутился Давид, вырываясь. - Пусти!
        Сынишка торопливо обернулся, не желая пропустить самое интересное, но Порфирьев не стал добивать лежащего без сознания. Вместо этого он направился в глубь вагона прямиком к брюнетке.
        - Не подходи! - закричала та, вскакивая, но запнулась о многочисленные вещи и упала. - Не приближайся! Не смей вторгаться в личное пространство! - Но вооруженный амбал уже нависал прямо над ней, и брюнетка заорала: - Не трогай меня! А-а-а-а!!!
        Она издала пронзительный бесноватый визг, который наверняка было слышно не только на станции, но и в конце противоположного тоннеля. Порфирьев брезгливо скривился и вдруг нанёс ей короткий, но тяжёлый удар армейским ботинком в солнечное сплетение. Брюнетка захлебнулась криком и судорожно сжалась, не в силах сделать вдох. Её сжало в позу эмбриона и конвульсивно потряхивало, она тщетно хватала ртом воздух, но не сводила расширенных от ужаса глаз с вооружённого жлоба. Порфирьев поморщился с таким видом, будто пнул ногой кучку фекалий и вымазал в них обувь, и негромко произнёс:
        - Ты, наверное, считала, что если из-за твоих кривляний погибнут люди, тебе ничего не будет?
        Здоровяк приподнял над ней ногу, словно примеряясь раздавить плохо заметного впотьмах таракана, и секунду задумчиво стоял в такой позе. Глаза брюнетки расширились ещё сильней, и она забилась в молчаливой истерике. Но Порфирьев вернул ногу на место.
        - Радуйся, что все вы чужаки, - заявил он. - Таких не жаль. Не буду устраивать цирк на глазах у детей, некоторые дети и без того слишком кровожадные. Как оклемаетесь со своим дружком, соберете трупы, унесёте на собственном горбу на станцию и там затопите. Спросите, где, и вам покажут. Попробуешь отлынивать - я тебя убью. Как с трупами закончите - пшли вон из этого тоннеля. Увижу после этого тебя ближе, чем в десятке метров, - убью очень больно. Вопросы есть?
        Брюнетка, наконец, смогла сделать вдох, и, хрипло дыша, закивала головой, торопясь подать знак, что всё поняла. Порфирьев вернулся в свою часть вагона, схватил за ногу её спутника и оттащил к ней поближе. Потом поднял тело бородача, вышвырнул его в помятый дверной проём и выглянул следом, впиваясь взглядом в собирающуюся толпу.
        - Расходитесь! - нараспев зычно произнёс он издевательским тоном маньяка. - Здесь не на что смотреть! Всё интересное уже закончилось!
        Ослабевшие от голода люди поняли, что конфликт исчерпан, и разбрелись кто куда. Кто-то вернулся в свои вагоны, кто-то побрёл в сторону платформы с пустыми ёмкостями для воды в руках. Выяснять подробности произошедшего лишённые сил обитатели станции не имели ни энергии, ни желания. Порфирьев вылез из вагона и отправился к месту бойни за своим рюкзачищем.
        - Живая? - Он увидел сидящую возле колёсной пары Дилару. - Можно возвращаться внутрь.
        - Ног не чувствую. - Дилару нервно потряхивало, отчего она прижимала к груди дочурку слишком сильно, но маленькая Амина была в шоке и молча терпела, изо всех сил зажмурив глаза.
        - Её вытолкнули из окна! - Антон пролез между стеной вагона и тушей Порфирьева. - Она ударилась спиной!
        Он подбежал к жене и попытался поднять её, но пышная фигура супруги оказалась слишком тяжела для оголодавшего Антона. Из вагона выпрыгнул Давид и попытался помочь отцу.
        - Дочь забери! - наблюдающий за их тщетными потугами Порфирьев шагнул к Антону. - А ты сгоняй за вагон, постереги рюкзак! - велел он Давиду. - Справишься?
        - Там же трупы! - воспротивился Антон, принимая из рук жены дочурку. - Он же ребёнок!
        - Справлюсь! - воинственно заявил Давид, срываясь с места, и юркнул в просвет между вагонами.
        - Жеребёнок? - Порфирьев скептически поднял брови. - А с вида впотьмах на человека похож. Хотя тебе, конечно, виднее. Отойди, не мешайся под ногами!
        Амбал перевесил карабин за спину, подхватил Дилару на руки и занёс в вагон. Там он уложил её на лавку лицом вниз и с полминуты ощупывал ей позвоночный столб по всей протяжённости.
        - Серьёзных повреждений нет, - подытожил он, помогая Диларе перевернуться на спину. - У тебя сильный шок, нервы шалят. Отлежись, ноги скоро заработают. Такое иногда бывает. - Он скосил глаза на нетвёрдо поднимающегося на четвереньки выжившего приятеля брюнетки: - Уполз отсюда!
        Тот явно соображал лучше, чем двигался, потому что всё понял и прямо на четвереньках прополз мимо разбросанных чемоданов. Порфирьев обжёг взглядом брюнетку, торопливо опустившую глаза, и покинул вагон.
        - Дорогая, как ты? - Антон с дочуркой на руках присел на краешек скамьи рядом с Диларой.
        - Где Давид? - жена подняла голову и испуганно вглядывалась в полумрак в поисках сына.
        - С ним всё в порядке! - Антон поспешил успокоить жену. - Он сейчас подойдёт! Я позову!
        Овечкин выглянул в окно, за которым Порфирьев хладнокровно убил пять человек, но разглядеть толком ничего не смог. С этой стороны состава освещения было ещё меньше, и даже тела убитых удавалось разглядеть лишь частично. Антон позвал сына, но ответ пришёл из-за спины. Он обернулся и увидел Давида, забирающегося внутрь. Позади него стоял Порфирьев с рюкзачищем в одной руке и свободной рукой помогал ребёнку влезть в высокий вагон.
        - Давид! - Дилара приподнялась навстречу сыну, и тот поспешил к ней. - Ты не ранен?
        - Нет! - сын обнял мать и торопливо зашептал ей на ухо длинную скороговорку не по-русски, из которой Антон понял только фразу «убил всех шайтанов» и слова «дедушка Ахмет». Судя по тому, что Давид с гневным выражением лица указывал то в сторону брюнетки и её уцелевшего спутника, то в сторону отца, было ясно, что сын недоволен позицией отца.
        - Давид! - Антон поспешил негромко, но твёрдо пресечь кровожадность сына. - У тебя нездоровый интерес к насилию! Монополия на применение силы принадлежит государству! Для этого существует полиция и суды…
        - Оставь его в покое! - тихо зашипела на мужа Дилара. - Сходи на станцию и посмотри, вернулась ли твоя полиция! И принеси, наконец, своим детям что-нибудь поесть!
        Пришлось подчиниться, и Антон побрёл к выходу, косясь на Порфирьева. Он полулежал на своей лавке с карабином под рукой и с болезненной гримасой на лице ощупывал правую грудную мышцу, куда пришёлся выстрел. Значит, у бородача был травмат. Жаль! Все проблемы у Антона из-за этого тупого нацика, а тут ещё не хватало, чтобы собственный сын осуждал его и бросал восхищенные взгляды на психопата-убийцу!
        - Дядя Олег, - донёсся позади громкий шёпот Давида. - Откуда у вас карабин?
        - Из рюкзака.
        - Крутая пушка! Самый лучший ствол для практической стрельбы, в полном обвесе! - восторг в голосе сына вызвал у Антона всплеск негодования, и он, выйдя из вагона, незаметно притаился возле дверей, прислушиваясь. - Я знаю! У маминых братьев такие же! Как вы его пронесли в метро?
        - В рюкзаке.
        - Но там же металлоискатели! - не отступал сын. - Почему они ствол не засекли?!
        - Секрет, - прорычал Порфирьев. - На, держи пряник, угости сестру и помассируй матери позвоночник. Мне надо отдохнуть. Посторожишь тут всё, если я посплю?
        - Без проблем! - мгновенно ответил Давид. - Вам сильно больно? Можно я ствол этого шайтана себе возьму? Чтобы маму защищать, а то отец совсем лох!
        - Давид! - одёрнула сына Дилара. - Не смей так говорить про собственного отца!
        - А чего он такая тряпка?! - возмутился сын, и его тирада неожиданно превратилась в выплеск наболевшего. - Тебя не защищает, говорит, что дедушка Ахмет не прав, хотя он прав! И вообще, у нас в семье ты главная, а у всех братьев главный отец! Они надо мной смеются, говорят, что это потому, что он русский, а я полурусский, поэтому тоже вырасту лохом, как папаша! Но дядя Олег русский, и он не лох! Он дерётся круто и всех шайтанов завалил, а одному вообще горло ногой раздавил, прямо как Джон Чёрная Глыба из «Космических рейнджеров» в третьем сезоне!
        - Завязывай, - устало прорычал Порфирьев. - Твой отец очень о тебе заботится. Просто делает это по-своему, как умеет. Скоро он научится, вот увидишь. Теперь всё не так, как раньше. Слабые не выживут, так что он быстро станет сильным. И ты тоже. А сейчас я бы поспал. Покараулишь?
        - ?кей! - согласился Давид. - А ствол мне можно?
        - Боевой пистолет не игрушка, - произнёс Порфирьев. - Случайно выстрелишь в мать или себе в ногу, что тогда? Пока опасности нет, пусть будет у меня.
        - Он боевой?! - изумился сын. - Но в вас же попали! На вас броник, да? Скрытого ношения!
        - Так ты покараулишь, профессионал военного дела, или мне самому тут за всем следить?
        - Спите! Всё под контролем! - заявил Давид. - Можно мне ещё пряник? Не себе, для мамы?
        - Всего два осталось, - ответил амбал. - Пока побережём. Если с поверхности продуктов не принесут, одним поделюсь.
        - Если за продукты начнётся драка, отец не вывезет, - вздох Давида не скрывал разочарования. - И нам ничего не достанется.
        - Достанется, - усталости в голосе Порфирьева стало ещё больше. - Он главный инженер, вместе с техниками следит за вентиляцией, запасом энергии и гермоворотами. Его обделять не станут.
        На этом разговор завершился. Голос Порфирьева умолк, Давид с минуту о чем-то тихо шептался с матерью, потом тоже замолчал. Антон, кипя противоречивыми чувствами, осторожно отошёл от помятых дверей и двинулся на станцию. Там выяснилось, что о кровавой расправе все уже в курсе, но волнует это людей мало, и потому дальше обсуждений дело не пошло. Кто-то сказал, мол, пусть полицейские разбираются, когда вернутся с поверхности, всё равно сейчас никого из них нет. Кто-то заявил, что предъявлять претензии вооруженному до зубов спецназовцу, на всю голову пробитому, чревато летальным исходом, и предложил забыть обо всём до более благоприятных обстоятельств. А некоторые и вовсе заявили, что это даже хорошо, что Порфирьев убил тех шестерых. Во-первых, претендентов на продукты из гастронома стало меньше, а, во-вторых, если они ради пары пряников не побоялись атаковать амбала Порфирьева, то запросто могли бы отбирать добытую на поверхности еду у более слабых. В целом общественное мнение было на стороне Порфирьева, и Антон хорошо видел, что многие придерживаются этой позиции из конъюнктурных соображений, а не
потому, что действительно так считают. В памяти тут же всплыла возмущенная тирада сына о наболевшем, и он с тяжёлым осадком на душе встал в очередь за водой.
        Отстоять пришлось больше часа. Едва Антон с наполненным баллоном в руках вышел на платформу, раздался глухой стук в гермоворота, почти не слышный из-за шума фильтровентиляционной установки. Дежуривший у ворот старый техник принялся открывать, и Антон поспешил подойти ближе. Открывающаяся воротина вызвала всплеск активности на заполненной лежащими людьми платформе, и страдающие от голода обитатели вагонов потянулись ближе. За прошедшее время блок фильтров вентиляционной установки набрал столько радиоактивной пыли, что вкупе с пылью, попавшей внутрь гермоворот в результате нескольких выходов на поверхность, фон вблизи ворот стал опасным настолько, что техники не приближались к ним без особой причины. Довольно большое пространство перед воротами было огорожено и оставалось пустым, и быстро нарастающая толпа напирала на импровизированное ограждение. Несколько самодельных барьеров упало, и передние ряды оказались выдавлены задними в опасную зону, но это никого не остановило. Люди резонно опасались, что продуктов на всех не хватит.
        Наконец, подвижная воротина отворилась на ставшее стандартным небольшое расстояние, и в образовавшуюся щель заглянул полицейский в скафандре, принявший командование после гибели Абдуллаева.
        - Петрович, скажи медикам, пусть готовятся принимать пострадавших, - полицейский одно за другим забирал у старого техника заранее приготовленные щетки и вёдра с водой. - У нас двоим совсем хреново. И остальным ненамного лучше.
        - Нашли продукты? - выкрикнул кто-то из толпы, выражая общий интерес.
        - Прокопались на склад, - болезненно ответил полицейский, морща посеревшее до землистого цвета лицо. - Взяли немного, сил уже не было. Наверху не видно ни черта, темно, сплошная пыль и холодно. Кто пойдёт за продуктами, пусть смотрят под ноги и двигаются по нашим следам, их в пыли и грязи хорошо видно, если светить фонарём вниз. Там вокруг развалины, сплошная свалка, так что много провалов, будьте осторожнее.
        - Вы хотите сказать, что больше туда не пойдете? - громко уточнил активист.
        - Может, позже… - полицейский запнулся и исчез за воротами. Оттуда послышалось щелканье распахиваемого гермошлема и звуки сухой рвоты.
        - Они получили сильное облучение! - к гермоворотам от служебной двери бежал фельдшер в сопровождении двух санитарок. - Их надо немедленно поместить в медпункт!
        - Стой! - Петрович преградил им дорогу. - За ворота не лезь! Сейчас отмоются, сами зайдут!
        Несколько минут ослабевшая продуктовая команда смывала со скафандров радиоактивную пыль, потом нетвёрдыми движениями пробралась внутрь станции. Четверо человек несли на руках двоих своих товарищей, у четверых в руках были картонные коробки, заполненные наскоро набросанными упаковками с продуктами. Но двигались они совсем плохо, и потому передали коробки фельдшеру и медсёстрам, велев немедленно унести всё в дежурку. Носильщики продуктов сразу же заторопились к служебным дверям, и толпа хлынула за ними. Громкий звук выстрела заставил всех, кроме носильщиков, замереть на месте.
        - К дверям не подходить! - серое лицо заместителя Абдуллаева было покрыто красной сыпью, заметной даже в тусклом аварийном освещении. Полицейский наполовину освободился от скафандра и держал пистолеты в обеих руках. - Второй раз предупреждать не буду!
        - Когда будут раздавать продукты? - одна из активисток бросала красноречивые взгляды на полицейских, с трудом сбрасывающих с себя скафандры и сразу же хватающихся за оружие.
        - Эти - никогда! - отрезал зам Абдуллаева. - Это для нас, техников, больных и медперсонала.
        - Остальным умирать с голоду? - окрысилась активистка. - Может, тогда сразу перестреляете?!
        - Нас всего десять, - вяло ответил полицейский, с трудом шевеля языком. - Двое уже не на ногах. Мы откопали вход в магазин, теперь на поверхности не нужно облучаться часами. Пятьдесят метров до продуктов и обратно, даже по развалинам это не так долго. Склад действительно большой, там темно, но видно, что много всего есть. Вас три с половиной тысячи. Много мужчин… - Он пошарил тускнеющим взглядом вокруг и наткнулся на Антона: - Вот главный инженер Овечкин. У него получите скафандры, как только потребуется. Составьте несколько команд, путь ходят за продуктами по очереди. Берегите скафандры, без них наверху долго не протянуть…
        Полицейский покачнулся, его руки, сжимающие пистолеты, неуправляемо повело в разные стороны, и двое ближайших коллег торопливо бросились к нему. Они осторожно отобрали у него оружие и увели внутрь служебных помещений, где уже скрылись медсёстры с продуктами. Оставшиеся вместе с медиками взвалили на себя раненых и потащили следом. Последний из полицейских обернулся к Антону и заплетающимся языком произнёс:
        - Скафандры надо отмыть, прежде чем выдавать… Мы не смогли их хорошо почистить, от них фонит сильно… Будете надевать, следите, чтобы радиация внутрь не попала. Используйте перчатки… если есть.
        Станционный персонал удалился, Петрович закрыл гермоворота и принялся на вытянутых руках раскладывать валяющиеся на полу скафандры. Антон насчитал шесть экземпляров и вдруг увидел, что все присутствующие смотрят сейчас только на него. От неожиданности он запнулся и замер, не зная, что сказать.
        - Что теперь делать? - одна из активистов сделала шаг к нему. - Господин главный инженер? Вы вообще контролируете ситуацию? Или так и будете смотреть на меня глазами несчастного котёнка?
        В голове у Антона возник голос жалующегося на отца Давида, и это вывело его из ступора.
        - Всё под контролем, - осторожно заявил он, чтобы не провоцировать ненужных обострений агрессивным или безапелляционным тоном. - Сейчас мы отмоем скафандры от радиоактивной пыли, и они снова станут безопасными. За это время надо составить списки продовольственных команд. Мне нужны добровольцы, как можно больше! Для начала составим три команды по десять человек, остальные будут на замене в случае необходимости! Пусть активисты составят списки, согласно которым будет осуществляться выдача продуктов!
        - Их уже дважды составляли! - заявил кто-то из толпы. - Сначала Абдуллаев, потом его зам!
        - Значит, я схожу за ними! - немедленно поправился Антон. - Всё будет сделано цивилизованно, продукты получит каждый, никто не будет забыт или обделён! Родители с детьми обслуживаются в первую очередь!
        - В первую очередь обслуживаются продовольственные команды! - агрессивно заявил один из активистов. - Если я вернусь с поверхности такой же, как они, - он ткнул рукой в сторону запертых дверей в служебные помещения станции, - то хочу гарантированно получить свои продукты!
        Мгновенно вспыхнули споры, мнения разделились, имеющие детей встали на одну сторону, не имеющие - на другую, все требовали, кричали и распалялись, быстро нагнетая атмосферу до критической. Прекратилось всё неожиданно. Из медпункта появились санитарки с оставшимися четырьмя скафандрами в руках. Скафандры передали Петровичу, после чего одна из них сообщила:
        - Там, наверху, смертельно опасная зона, уровень радиации огромный. Эти скафандры противопожарные, а не противорадиационные, их недостаточно для нормальной защиты. Двое ребят, которых принесли на руках, минуту назад скончались. Остальным всё хуже. Поэтому те из вас, кто пойдет наверх, должны делать всё как можно быстрее, и находиться на поверхности как можно меньше. Подниматься на поверхность нужно не чаще раза в сутки, чтобы организм мог восстановиться хотя бы немного. Так что чем больше будет команд, тем лучше.
        Санитарка ушла, но её речь возымела действие. Люди осознали степень опасности, и разговор пошёл в более конструктивном ключе. Было решено составить списки всех, кто в состоянии идти за продуктами и одновременно имеет подходящий размер одежды применительно к скафандрам. Из них будут составлены команды. Все продукты будут складироваться в один из вагонов, который очистят от пассажиров, и каждый сможет контролировать прозрачность выдачи и хранения.
        - Мне помощники нужны! - бесцеремонно протолкавшийся через толпу Петрович прервал совещание активистов. - У меня уже руки отваливаются! Один я, что ли, буду скафандры отмывать?
        Стало ясно, что планы необходимо скорректировать, но возиться с радиоактивной пылью желающих не нашлось. Тогда Антон выдвинул предложение о создании команды очистки и выделении им повышенных норм продовольствия. Добровольцы тут же нашлись, но идея о повышенных нормах вызвала одобрение далеко не у всех, и обсуждения продолжились с новой силой.

* * *
        Первый выход за продуктами прошёл без проблем. Продовольственная команда вернулась ровно через полчаса, нагруженная коробками. Вся станция с нетерпением ждала, когда они проведут первичную очистку скафандров, чтобы войти внутрь и отдать снаряжение специально собранным людям для тщательной очистки. Наконец, носильщики с коробками в руках прошли через приоткрытые гермоворота под дружные аплодисменты собравшихся на платформе обитателей станции. Активисты немедленно занялись распределением продуктов, и вторая команда, с нетерпением ожидающая окончания процедуры очистки скафандров, выясняла у первой нюансы.
        Первопроходцы заявили, что ничего суперсложного в походе в магазин нет. Да, на улице темно, как ночью, в воздухе пыль, и ничего не видно, но при включенном фонаре видимость составляет порядка трёх метров, и этого вполне достаточно. Идти действительно приходится по вершине обширного завала, из-за темноты и пыли границ которого не видно, но следы станционных сотрудников и полицейских, проложивших путь к гастроному, виднеются отчетливо, в пыли пробита целая борозда, не ошибёшься. Надо лишь смотреть под ноги внимательно и не отставать друг от друга. Единственная проблема - холод. Температура на улице упала до плюс четырёх, и без зимней одежды там не побродишь, но скафандры имеют обогрев и держат внутри температуру градусов в пятнадцать, так что если не задерживаться, то эта проблема не стоит остро. Чувствуют они себя нормально, никаких признаков недомогания нет, медицинская помощь не требуется. Вообще, самое главное - осторожно нести коробки по норам. Оба лаза, что в метро, что в гастроном, проделаны под большими углами, кругом торчат обломки бетона и штыри арматуры, и можно запросто запнуться и всё
рассыпать.
        Вторая команда ушла и вернулась с добычей, за ней то же самое успешно проделала третья. Все подтверждали слова полицейских о том, что на магазинном складе действительно много различной продукции, и перетаскать всё оттуда на станцию не хватит и десяти ходок. Освобожденный под продуктовый склад вагон постепенно наполнялся продовольствием, и настроение обитателей станции заметно повысилось. Взаимная напряжённость пошла на убыль, люди стали терпимее друг к другу, чему в немалой степени способствовала полная прозрачность: активисты на глазах у всех производили распределение продуктов, так же как у всех на глазах находился сам продовольственный вагон. Никто не имеет и шанса войти в него незамеченным и украсть что-либо у общественности. Как и подозревал Антон, порядок можно поддерживать и без полиции, элементарными цивилизованными нормами. Он даже обратился к активистам с просьбой включить его вне очереди в состав четвертой продовольственной команды, так как у него жена и двое маленьких детей, но неожиданно получил отказ. Ему напомнили слова полицейского о том, что те принесли продукты для персонала
станции, а он главный инженер, и значит тоже является представителем персонала.
        Обескураженный Антон вспомнил голодные глаза дочурки, и его общественный энтузиазм заметно снизился. Он работает на общее благо почти три часа, даже не отнёс собственной семье воды, а его до сих пор не считают за своего! Это оскорбительно! Но спорить с общественным мнением было бесполезно, и Антон попросил одну из активисток его заменить, сославшись на необходимость разобраться с питанием для собственной семьи. Он подхватил баллон с водой и поспешно направился к служебной двери. Охраны за ней уже не было, и Антон беспрепятственно добрался до дежурного помещения полиции. Там он застал Порфирьева, склонившегося над лежащим на топчане замом Абдуллаева. Всё пространство помещения было превращено в лазарет, облученные люди неподвижными телами лежали на топчанах, столах и даже на полу. Измученный фельдшер с бледной от нервного перенапряжения женщиной-педиатром ходили от одного топчана к другому, в тесном помещении перешагивая прямо через лежащие на полу человеческие фигуры, и Антон с ужасом осознал, что пол дежурки временно превратился в морг.
        - Зачем вы так долго оставались на поверхности? - тихий рык Порфирьева, видимо, должен был быть шепотом. - Я же говорил, не выходите дольше часа, дождитесь меня!
        - Один ты там бы не справился и за сутки, - голос полицейского был едва слышен. - И так, и так нам пришлось бы выходить надолго… Только во второй раз сил было бы меньше… А тут опять больной умер без еды… Так что надо было раскапывать сразу… Ты сходи туда, пока они всё не вынесли, принеси продуктов… Мы всего четыре коробки притащили, сил уже не было… Двоих пришлось на руках нести… как они там?..
        - Нормально. Док с ними работает, - соврал Порфирьев. - Ты спи, тебе отдых нужен, медики мне уже кулаками грозят! А за продуктами я схожу, не волнуйся.
        Он хотел было отойти, но больной нетвёрдым движением нащупал его руку, останавливая:
        - Олег… Аллах скоро призовёт меня к себе… чувствую это… Ты в бога не веришь, но я тебя как брата прошу… отнеси меня… тело… наверх. Положи на правый бок лицом к кибле… - он с трудом указал направление, - туда… и оставь. Не хочу гнить в канализации… Я тебе с неба спасибо скажу…
        - Добро, - согласился Порфирьев. - Сделаю. Только ты сперва выспись. Если выздоровеешь, то мне не придётся тебя полсотни метров вверх тащить и в кромешной пыли эту вашу киблу искать. И тогда я тебе отсюда спасибо скажу! По рукам?
        - По рукам… - обескровленные губы полицейского с трудом растянулись в улыбку, и он закрыл глаза.
        К нему подошёл фельдшер с инъектором в руке и сделал укол. Медик вколол больному половину содержимого, после чего подошёл к другому пациенту и ввёл тому остальное той же иглой.
        - Док, почему вы не сменили иглу? - опешил Антон. - Это же нарушение всех правил!
        - У нас почти не осталось игл, - фельдшер аккуратно надел на инъектор защитный колпачок. - Приходится экономить. У них одна группа крови, поэтому лучше так, чем никак. Безыгольный инъектор сломался вчера, не выдержал интенсивности применения. Медикаменты тоже на исходе. Господин Овечкин, проследите, чтобы никто не выходил на поверхность дольше, чем на час в сутки! Вскоре нам будет нечем оказывать им медицинскую помощь.
        - Мы передали всем ваше предупреждение… - Антон ошарашенно смотрел на мертвые тела.
        - Это твоё, - Порфирьев кивнул на стоящую в углу полупустую коробку. Внутри лежали три банки консервов и несколько упаковок с продуктами. - Мужики разделили на всех поровну… - он на секунду умолк, - но теперь продуктов больше. И к утру станет ещё больше. Иди, корми семью. Потом надо будет поговорить, так что возвращайся, когда закончишь.
        Из служебной двери Антон выходил с тяжёлым чувством. Он вдруг понял, что вчера трое полицейских и шестеро сотрудников станции погибли, попав под взрыв, а из тех, кто сегодня заканчивал начатое ими раскапывание доступа в гастроном, уже умерли двое, ещё как минимум столько же при смерти, а остальные в тяжёлом состоянии. На станции не осталось полицейских, а из сотрудников метрополитена уцелели лишь несколько женщин, фельдшер и пара техников. Кроме этого все служебные помещения превращены в заполненный больными лазарет, в котором ежедневно умирают пациенты. Как только он накормит семью, то обязательно проведёт ещё час за передатчиком. Взрывов на поверхности не было всю ночь, помех должно стать меньше, и МЧС должно его услышать.
        До вагона Антон добирался, подгоняемый острым чувством голода, помноженным на ожидание приближающегося приёма пищи. Пробраться через заполонившую станцию толпу было нелегко, приходилось в прямом смысле проталкиваться вперёд, и он очень опасался, что кто-нибудь из толпы попытается выхватить у него коробку. Антон её предусмотрительно закрыл, чтобы не подвергать людей соблазну, но всё равно каждому ясно, что у него там. К счастью, всё обошлось. Все тщательно следили за всеми, и справедливость соблюдалась единогласно. Выбраться из толпы Антону удалось где-то на полпути к своему вагону, зато дальше людей не было вообще, и он перешёл на бег. Трупа бородача, выброшенного Порфирьевым из дверей, на земле не было, и Антон, затолкав коробку в вагон, влез следом. Брюнетки и её спутников в вагоне тоже не оказалось.
        - Папа! - Давид встретил его появление восторженным возгласом. - Ты принёс еду?!!
        - Конечно! - авторитетно заявил Антон. - А ты как думал? Я главный инженер, я распределяю среди людей скафандры для выхода наружу! - Он обвёл взглядом сильно опустевший вагон: - Почти никого! То-то на станции не протолкнуться!
        - Все ушли туда в надежде получить продукты, - подтвердила Дилара, торопливо распаковывая коробку. - Что тут? Чипсы… кукурузные звездочки… Рыбные консервы… крекеры… банка тушенки… это что… карбонат вроде… надеюсь, не пропал ещё… консервированные оливки? Ладно, сойдёт! - Она быстро рассовывала содержимое коробки по пакетам и чемоданам. - Остальное потом. Дети, сейчас будем кушать! Дорогой, открывай банки!
        - У меня нет консервного ножа! - только сейчас Антон понял, что консервы вскрывать нечем. - Давай попробуем твоим кухонным. Надеюсь, он не сломается.
        - Вот! - Давид выхватил из кармана заляпанных джинсов совсем не консервный нож. - Этот не сломается! Только лезвие вытереть надо!
        - Откуда у тебя это?! - изумился Антон.
        - Забрал у ишака, которого дядя Олег завалил! - воинственно заявил сын. - Возьми себе, пап, у меня ещё один есть! У мужчин должно быть оружие, чтобы защищать семью!
        - Мама, мне холодно! - жалобный голос Амины оборвал Антона на полуслове, и он не успел отчитать сына за жаргон. - Хочу чай!
        - Сначала надо покушать, зайка моя, а потом папа принесёт тебе чая! - Дилара ласковым голосом успокаивала дочь, надевая на неё лёгкую курточку. - Ты же хочешь кушать?
        - Да! - закивала дочурка, переводя взгляд на отца: - Ты принесёшь пахлаву с чаем?
        - Я пока не знаю, - Антон бросил на жену умоляющий взгляд. - Но я постараюсь!
        - Папа постарается, зая! - Дилара протёрла нож убитого и сунула его мужу: - Открывай банки!
        Оказалось, что открывать консервную банку ножом очень неудобно, нож резал жесть вкривь и вкось, рука соскальзывала, и Антон дважды чуть не порезался. Пока он мучился, жена понизила голос так, чтобы не слышала увлеченно хрустящая крекерами Амина.
        - Половина коробки - полуфабрикаты, которые нужно готовить, - прошептала она. - Но у нас нет огня. И здесь становится холоднее, Амина мёрзнет. Мы должны как-то греться!
        - В метро нельзя разводить костры! - возразил Антон. - Это вызовет задымление и отравление!
        - Об этом знают даже дебилы! - оборвала его жена. - Все смотрят новости, и все в курсе, как из-за пары метров затлевшего провода останавливают движение и эвакуируют целые станции! Но без кипятка я не сварю спагетти, которые ты принёс! И не сделаю Амине чай! Ты же инженер, придумай что-нибудь! Сделай электроплиту! И нам нужна хоть какая-то теплая одежда, хотя бы одеяла! Я взяла детям пару кофт и ветровки, но говорят, что на улице уже четыре градуса! Такой одежды у нас нет! Найди что-нибудь! Поговори с администрацией, ты же с ними работаешь! Здесь, на станции, наверняка есть какие-нибудь пледы или что-то такое! И принеси Амине горячее питьё, она уже шмыгает носом! Не хватало ещё, чтобы она заболела!
        После еды Антон почувствовал себя гораздо лучше и одновременно сильно уставшим. Он выпросил у Дилары два часа на сон, но проснулся через час от озноба. Во сне температура тела понижается, и без одеяла кому-то может показаться прохладно даже в тепле. Антон, как подобает коренному москвичу и интеллигенту, особой морозоустойчивостью никогда не отличался, и сейчас, спросонья, остро чувствовал, что температура на станции понижается. Пожалуй, надо забрать оставленную в слесарке спецовку, выданную ему техниками. Антон старался не надевать её лишний раз, чтобы не провоцировать эмблемами метрополитена обитателей станции. После кровавого кошмара, связанного с жестоким подавлением разграбления буфета, многие относились к администрации негативно. Но теперь его все знают в лицо, так что эмблемы не важны, зато в спецовке будет ощутимо теплее.
        Вернувшись на станцию, он обнаружил, что толпа, скопившаяся на платформе и подступах к ней, стала не такой непроходимой, как раньше. Выяснилось, что активисты прекрасно справляются без него, за это время в магазине побывали ещё три команды, и в данный момент там находится следующая. Многие обитатели станции уже получили продукты, и на Антона, как на главного инженера, отовсюду посыпались требования снабдить людей кипятком и возможностью приготовить пищу. Кроме того, люди жаловались на понижающуюся температуру и спрашивали, получен ли ответ от МЧС. Антон пообещал заняться всем этим немедленно и отправился искать техников. Они обнаружились в слесарке, спящими среди россыпи использованных запчастей.
        - Отопление станции производится от городских сетей центрального отопления, - в ответ на вопрос Антона сообщил старый техник, болезненно потирая виски. - А от них ничего не осталось, как от остального водопровода. Для сохранения тепла использовались тепловые завесы, но они стояли наверху, на входе на станцию, теперь там сплошной слой руин, сам знаешь. Можно попытаться использовать отопительные системы вагонов, но они электрические, это оставит нас без энергии за сутки. Теплых вещей на станции нет, откуда бы они тут взялись, мы метрополитен, а не магазин. Есть несколько пледов в комнате отдыха, но их использовали в качестве подстилок, когда размещали раненых в служебных помещениях. Медпункт совсем маленький, там и десяти человек не поместилось, а их теперь полсотни.
        - Что же делать… - Антон тщетно пытался найти выход. - Если температура на поверхности упала до плюс четырёх, то вскоре холод доберется сюда! Людям нужен обогрев, они уже просят кипяток, чтобы сделать чай и сварить полуфабрикаты! Может, сделаем специальные места для разжигания огня, и от них отведём вентиляцию за гермоворота?
        - Два костра на три с половиной тысячи человек? - грубый рык Порфирьева за спиной заставил Антона вздрогнуть от неожиданности. - И народец убьёт друг друга в очередях! В результате станет меньше ртов. Это твой хитрый план по решению проблемы перенаселения?
        - Что? - опешил Антон. - Нет! Мы сделаем костровую зону на станции и в каждом тоннеле! Этого хватит на первое время…
        - А на второе? - грубо уточнил Порфирьев. - Если МЧС, на которое ты так рассчитываешь, задержится? Или не придёт вовсе? Кстати, у тебя хватит материала, тянуть вентиляцию с пяти разных точек?
        - Нет у нас никакого материала, - отмахнулся Петрович. - Если только вагоны разбирать и из гибких материалов попытаться накрутить самодельных труб. Но не факт, что получится. А даже если получится, то столько вентиляций один черт сожрут всю нашу энергию. Не за сутки, так за двое.
        - И что ты предлагаешь? - насупился Антон. Судя по глазам молодого техника, здесь все не на его стороне. - Бросить людей на произвол судьбы?
        - Я предлагал тебе прийти на разговор пару часов назад, - парировал здоровяк. - Ты не пришёл.
        - Я… - Антон понял, что пока занимался семейными проблемами, забыл о словах Порфирьева, и попытался оправдаться: - Так получилось! Я просидел за передатчиком! Пытался вызвать помощь!
        - Значит, у тебя есть шапка-невидимка, - Порфирьев округлил глаза с видом ребёнка-дебила, обрадованного первыми словами любимой сказки. - Потому что я сидел рядом целый час, но так и не смог тебя заметить. Ну и как? Вызвал?!
        - У меня дети мёрзнут, - Антон насупился ещё сильнее. - Амина просит горячий чай… Как мне объяснить четырёхлетнему ребёнку, что я не могу её согреть? А макароны, которые принес, чтобы её накормить, нет возможности сварить!
        - Не продолжай, а то я сейчас заплачу, - Порфирьев скорчил жалобную мину. - У тебя есть конкретные предложения? Без невыполнимых прожектов?
        - Нет, - потупился Антон, - но я ищу выход…
        - Он за воротами, - здоровяк удивленно приподнял брови. - Тебе показать? Я думал, ты в курсе.
        - Это совсем не смешно, - возразил Антон, стараясь выбирать неконфликтные интонации. - Три с половиной тысячи людей находятся в катастрофическом положении, граничащем с гибелью…
        - Послушай меня внимательно, - безразличным тоном перебил его Порфирьев. - И молча. Нам очень повезло. С самого начала. Попытайся подумать, иногда это помогает.
        Во-первых, нас не раздавило смещением грунта за трое суток ядерных ударов. Это при том, что мы между Кремлём и «Киевской». И там, и там расположены стратегические объекты глубокого заложения, по которым противник каждые сутки наносил прицельные удары спецбоеприпасами, в этом можешь не сомневаться. Станция «Плющиха» была ближе к «Киевской», и её раздавило. «Смоленскую» по Голубой ветке тоже, это наверняка, потому что они приблизительно на одной линии и уровне. Примыкающие к нам перегоны расплющило, нас отрезало от внешнего мира, но не раздавило. И почти не засыпало, и это при том, что рядом была высотка МИД, по которой тоже били прицельно, хоть и стандартными термоядерными боеприпасами воздушного взрыва. И при всём при этом нора, которую мы прорыли, чтобы выбраться на поверхность, имеет длину всего-то десять метров. Но она кривая, я пробивал путь в обход непреодолимых препятствий, так что истинный слой обломков над нами вдвое меньше.
        Во-вторых, здесь, на станции, оказались в наличии самые современные инструменты, которые позволили нам прокопаться через этот самый слой обломков. Мы орудовали отбойными молотками, беспроводными, с хорошими аккумуляторами, и никого из нас не завалило при этом, потому что по счастливому стечению обстоятельств в процессе прокапывания ни разу не прошло оседание обломков или обрушение потерявших баланс остатков конструкций. А такое при разборе завалов не редкость. Помимо этого, у нас были обычные ломы, кирки, лопаты и даже тележки, правда, проехать им было негде, и мы таскали их на руках, переделав под носилки.
        В-третьих, эта станция имеет собственную артезианскую скважину. Поэтому тут все обеспечены питьевой водой и не мрут как мухи от жажды или отравления грязной водой, которая уже затопила технический уровень.
        В-четвертых, на станции есть собственная аккумуляторная ёмкость, благодаря которой мы до сих пор имеем освещение и вентиляцию, и почти трое суток сопротивлялись затоплению грунтовыми водами, которые нас всё равно побеждают.
        В-пятых, в нашем распоряжении оказалось аж десять аварийных скафандров, и, хотя это универсальные скафандры МЧС, а не специализированная антирадиационная защита, в некоторой мере от радиации они всё-таки защищают. Без них люди умерли бы от высокого радиационного фона гораздо раньше, чем смогли бы прокопать нору в магазин.
        Порфирьев сделал короткую паузу, задумчиво разглядывая Овечкина, после чего закончил:
        - Можно продолжать дальше, но время дороже. Подытожим: если бы ядерная война случилась, скажем, лет сто назад, где-нибудь в начале двадцать первого века, мы бы не выжили. Даже успев укрыться в метро, на текущую минуту мы бы либо умерли уже, либо находились при смерти от удушья и голода, в кромешной тьме и по пояс в грязной воде вперемешку с разлагающимися трупами. На деле же нам сильно повезло, но наше везение не будет вечным. Что бы ты ни сделал, энергия закончится, и вентиляция прекратится. И умирающие от удушья люди сами распахнут гермоворота. И впустят сюда радиоактивную пыль. Рано или поздно она их медленно убьёт. Склад в магазине так или иначе опустеет, и людям придется скатиться до каннибализма, либо выходить на поверхность в поисках других магазинов. Скорее всего, произойдет и то, и другое, просто не со всеми и не сразу, но речь не о том. Выход на поверхность означает смерть. Там, над нами, не просто эпицентр термоядерного взрыва. Там наслоение множества эпицентров, каждый из которых осыпался на поверхность тоннами радиоактивных веществ. Даже в спецскафандре долго не проживёшь. Без него -
тем более. И так на всей территории Москвы, абсолютно везде. Ты видел, что стало с мужиками, которые задержались на поверхности слишком долго. Полчаса назад умерло ещё двое. Док говорит, что остальные не доживут до полудня, а уже утро.
        Здоровяк вновь умолк на мгновение и подвёл черту:
        - В начале разговора ты сказал, что здесь три с половиной тысячи людей находятся на грани гибели. Это не так. На самом деле все они неминуемо погибнут. Они были обречены с самого начала. Можно надеяться на помощь МЧС, но я не знаю, кто спас само МЧС, чтобы оно могло спасти нас. Единственный, призрачный, но всё-таки шанс, который я вижу, выглядит так: надо попытаться отыскать настоящее, специализированное бомбоубежище, и переселить туда хотя бы какую-то часть людей. Проблемы две: найдём ли мы что-то подобное, и если найдём, то захотят ли тамошние жильцы нас впускать. В самом крайнем случае можно рискнуть выбраться за пределы города как можно дальше. Там радиоактивный фон будет меньше. Возможно, нам удастся найти место, где он не опасен. Но поход за пределы города переживут далеко не все, так что для начала нужно попробовать поискать уцелевшие убежища.
        - Но как мы их найдём? - Антон был потрясён услышанным. - Кто знает, где они есть?
        Не может быть, чтобы всё было до такой степени фатально! Да, Москва - это столица, ей, без сомнения, досталось, но есть другие города, помощь придёт оттуда, надо только продержаться до её появления! И вот тут приходилось признать, что определенная правота в словах Порфирьева есть. Когда придёт помощь? Неизвестно. А энергии хватит на пару суток, если организовывать отопление. А его придётся организовать, другого выхода нет.
        - Надо опросить людей, - ответил Порфирьев. - После объявления эвакуации, на порталах районных управ были выложены схемы объектов Гражданской Обороны, в которые рекомендовалось переместиться местному населению. Кто-то мог запомнить какие-то объекты, которые не относятся к системе метро. Я помню один, бомбоубежище на Комсомольском проспекте, по прямой отсюда меньше трёх километров, по дороге четыре с половиной. Как по руинам - не знаю. Но туда точно нужно сходить. Если кто-нибудь вспомнит что-то ещё, составим карту и план действий.
        - Я поговорю с активистами! - заявил Антон. - Мы организуем сбор информации!
        - Заодно организуй сбор скафандров, - добавил Порфирьев. - Мне нужно три добровольца. Пойдем вчетвером. На поверхности видимость не превышает трёх метров, ориентироваться тяжело. Если с одним разведчиком что-нибудь случится, двое других будут его нести, а четвертый возьмет на себя ориентирование. Заодно подменит кого-нибудь в случае усталости.
        - Сейчас организую! - Антон устремился к выходу, но остановился. - Надо что-то сказать людям на тему отопления и кипятка. Сейчас меня засыплют вопросами, люди переживают за своих детей! Из магазина вынесли массу различных ёмкостей, в которых можно кипятить воду и варить макароны, но кипятить не на чем!
        - Поковыряемся в вагонах и в помещениях, - Петрович вновь потер виски с болезненной гримасой. - Насобираем проводов, снимем кабель. Используем стандартную проводку на станции и в тоннелях, протянем от них провода. Соберем примитивные кипятильники. Они же будут обогревателями. Большего нам не сделать. А если и сделать, то лучше не надо, а то останемся без электричества. Ёмкости и так уже наполовину пусты.

* * *
        С планом Порфирьева сразу начались проблемы. Сначала никто не хотел отнимать у продовольственных команд сразу три скафандра, потом выяснилось, что никто не помнит никаких важных адресов. Правда, позже нашлись несколько человек, у кого персональные коммуникаторы были слишком дешёвыми и потому недостаточно мощными. С интерактивной картой в сети они работали медленно, поэтому их владельцы скачали карту себе. Аккумуляторы у них давно разрядились, но если техники предоставят возможность их зарядить, то карту можно будет увидеть. Добровольцев для выхода на поверхность на несколько часов тоже не нашлось, судьба полицейских более чем красноречиво свидетельствовала об ожидающих таких людей перспективах. Вызвался идти только старый техник, который прямо заявил, что сильно облучился из-за того, что в первое время в одиночку отмывал скафандры, чувствует себя неважно, и потому лучше идти ему, так как терять нечего. Но против его кандидатуры выступил Порфирьев.
        - Если он упадет посреди дороги, - здоровяк обвёл собравшуюся толпу пристальным взглядом, - то станет обузой. Его придется нести обратно, и операцию придётся свернуть. Это бессмысленно.
        - Бросьте меня там, - отмахнулся старый техник. - Мне будет уже всё равно.
        - Мне будет не всё равно, - невозмутимо парировал Порфирьев. - Этот вариант отпадает. Нужны люди, способные пройти шесть километров по развалинам без привалов и передышек. Чем быстрее вернёмся, тем меньше облучимся.
        - Если дадите время отъесться, я пойду, - выступил из толпы пожарный из Нижнего Новгорода, тот самый, что предлагал Порфирьеву помощь в раскопках норы на поверхность. - Сейчас с голодухи желудок режет так, что ноги не держат. В таком состоянии я далеко не уйду.
        - Почему вы не записались в продовольственные команды? - возмутилась одна из активисток.
        - Я записался, - ответил пожарный. - Но я живу в тоннеле, в дальнем вагоне. Пока узнал, что идет запись, пока дошёл, пока через толпу пролез - короче, я там в предпоследней команде, мне ещё долго ждать своей очереди. Пусть кто-нибудь со мной поменяется, что ли?
        Желающие поменяться нашлись, но ещё двоих добровольцев не было, и нужное количество всё равно не набиралось. В итоге Порфирьев устало махнул рукой.
        - Ладно, хоть один, уже что-то. Меняться смысла нет, только время зря потеряем, пока ты будешь после магазина отлёживаться. Пойдем, я найду, чем тебя накормить. Заодно объясню, что и как. - Он обернулся к Антону: - Ты пойдешь с нами, так что планируй свои дела заранее.
        - Я?! - Антон спешно засеменил за удаляющимися амбалом и пожарным. - Я не могу! Мне нельзя рисковать! У меня дети! Кто о них позаботится, если со мной что-то случится?!
        - Подумай о том, что с ними случится, если ты не пойдёшь, - на лице Порфирьева на краткий миг мелькнула брезгливая гримаса. - Если мы найдем надёжное убежище, нам предстоит самое трудное: убедить их принять нас. Ты инженер-механик, а в специализированном убежище хватает достаточно сложных механизмов. Не факт, что все штатные специалисты по ремонту, обслуживанию и так далее успели добраться до места работы. Пробки были огромные, очереди ещё больше, времени оказалось слишком мало, а тут ещё выходные. Никто не ожидал. У них может быть дефицит кадров, восполнить который в их интересах.
        - Это слишком долгое пребывание в радиоактивной среде! - Антон пришёл в ужас. - Я получу смертельную дозу радиации и умру, как полицейские!
        - Не умрёшь, - в голосе Порфирьева зазвучали нотки успокоения. - Долго не живут только хорошие люди. Тебе ничего не грозит. Обещаю: на этот поход тебя точно хватит! И потом, вдруг мы найдём по дороге что-нибудь полезное. Поможешь собирать-разбирать. Толку от тебя будет больше, чем от остальных. Эта станция расположена в центре города, в наши дни это очень дорогой район, производства тут нет. В результате из трёх с половиной тысяч народа, укрывшегося вместе с нами, нет ни одного технического специалиста. Продавцы, менеджеры, бюрократы, представители искусства, бизнеса и так далее. В общем, нахлебники всех мастей. Гайки крутить некому. Вот есть один пожарный, да и тот приезжий, случайно к нам затесался.
        - Пусть идет Петрович! - изо всех сил отбивался Антон. - Он же хотел! Или Владимир! Он не инженер, но у него практики больше! Я специалист по монтажу сложных систем связи, ты знаешь!
        - С Володей я поговорю, - согласился Порфирьев. - Насчёт Петровича уже всё сказано. Так что одного человека всё равно не хватает. Собирайся!
        - Нет! - сильно побледневший Овечкин попятился. - Мне нельзя! Я могу погибнуть! У меня дети!
        - Как хочешь, - Порфирьеву надоело возиться с Антоном. - Тогда вали отсюда к своим детям.
        Овечкин поспешил покинуть платформу и направился в медпункт. Там имелся единственный на всю станцию электрический чайник, переданный из комнаты отдыха в распоряжение фельдшера ради ухода за ранеными. Микроволновая печь, кофемашина и чайный комбайн буфета оказались полностью разбиты во время разграбления и последовавшей за ним перестрелки, и другого способа вскипятить воду не осталось. Сам чайник до сих пор не стал предметом новой давки лишь потому, что после кровавой трагедии в буфете Абдуллаев заявил, что полиция будет применять оружие без предупреждения по каждому, кто попытается без разрешения переступить через порог служебной части станции. По идее, где-то должна быть плита для разогрева пищи, ведь как-то же полицейские сварили пельмени Порфирьева! Но где именно, Антон не знал. Наверняка она электрическая и портативная, и полиция её прячет, чтобы не нагнетать обстановку. Остаётся надеяться, что сейчас, когда все полицейские умерли или при смерти, она не окажется утерянной.
        Плита нашлась там же, где и чайник, в медпункте. Переносная, двухконфорочная, с питанием от электросети. Медицинские сёстры что-то кипятили на ней для больных, и обе конфорки были заняты. Антон долго упрашивал их позволить ему вскипятить воды для своих детей, но медики в итоге выставили его за дверь. Сказали, мол, если позволить одному, то прибегут все остальные. Детей на станции по паре десятков в каждом вагоне, и все они ничем не хуже детей Овечкина. Медики предложили ему идти и придумать решение проблемы для всех, а не только для себя, и Антону пришлось уйти ни с чем. Тогда он вернулся в слесарку, чтобы наскоро собрать кипятильник из подручных средств и вскипятить воды самостоятельно. Там он обнаружил, что Петрович уже собрал нечто подобное, и оба техника пили горячий чай, одновременно мастеря кипятильники «на поток» из чего придётся.
        - Это полный треш! - Антон сокрушенно разглядывал ворох оголенных проводов, опутывающих всевозможные железки, вручную скрученных с сетевыми кабелями. - Будет полно замыканий и несчастных случаев! И куча пострадавших!
        - Проведём инструктаж по технике безопасности! - оптимистично заявил старый техник. - Народец нынче, конечно, совсем тупой пошёл, им собственные мозги заменяет кнопка голосового поиска на коммуникаторе. Но я верю в их инстинкты! Жить захотят - будут соблюдать технику безопасности добровольно и без принуждения!
        - Может, не надо так сильно провода оголять? - Овечкин с сомнением наблюдал, как Петрович снимает изоляцию. - А если ребёнок случайно коснётся?
        - Объясним взрослым, чтобы следили за детьми и не подпускали их к кипятильникам, - старый техник зубами содрал изоляцию с очередного толстого провода. - Лучше так, чем если из-за замыкания проводка загорится. Прежде чем ликвидируем задымление, полстанции отравится. Давай займись коммуникаторами! - он указал на несколько сложенных в кучу персональных наручных коммуникаторов, собранных у обитателей станции. - Надо зарядить и вытащить из них карту бомбоубежищ. Компьютер у нас вон там!
        Над этой проблемой Антон бился два часа. Зарядить коммуникаторы было делом несложным, зарядное устройство имелось, оно было стандартным и подошло ко всем устройствам. А вот перетащить из них информацию на стационарный компьютер оказалось не так просто. Производители коммуникаторов были разные, каждый продвигал собственную операционную систему и всю предлагающуюся к ней электронную среду и прочее обеспечение. Как обычно, производители сделали всё, чтобы их устройства не признавали конкурирующие аналоги, и Антон столкнулся с неразрешимой проблемой. Был бы у него доступ в сеть, он бы быстро нашёл там всевозможные эмуляторы и стыковочные оболочки, понаделанные разнокалиберными хакерами в огромных количествах как раз для этих целей. Обычно это занимало минуту-другую, но сейчас, без интернета, проблема оказалась нерешаема в принципе. Пришлось ограничиться только теми устройствами, которые принадлежали производителю имеющегося компьютера, благо таких нашлась пара штук. Следующей головной болью явилась сама карта. Что с ней делать? Оставить в коммуникаторе? Но это не военное или специальное оборудование.
Без надёжного экранирования оно не будет работать в условиях сильного ионизирующего излучения. Распечатать на бумаге? И получится либо небольшой лист с непонятными отметками, либо здоровенный плакат, который надо будет таскать с собой по развалинам. Антон решил, что дальнейшие действия будет предпринимать после того, как уточнит детали у Порфирьева, вскипятил воды в обнаружившейся пустой консервной банке и понёс её дочурке.
        Он вышел на платформу, держа дымящуюся банку прикрученной обрывками провода к длинной отвертке, и принялся осторожно пробираться через поредевшую толпу. Многие уже получили свою долю продуктов и разошлись, количество людей, ожидающих очереди, уменьшилось, но платформа всё ещё была переполнена. Кипяток в его руках увидели тотчас же, и пришлось заверить всех, что через два часа все тоннели будут обеспечены общественными кипятильниками. До своего вагона удалось добраться без конфликтов, и Антон торжественно вручил жене дымящуюся банку.
        - Амина, зайка! - он обнял дочурку. - Папа принёс тебе чая! Сейчас мама достанет пакетик с заваркой, и ты попьешь горячего!
        - Ты принёс пахлаву? - дочурка тянулась к кружке, в которой Дилара заваривала чай.
        - Нет ещё, моя милая, но скоро обязательно принесу, - заверил её Антон.
        - Ты собрался на поверхность? - насторожилась жена. - В магазин за продуктами? Будь осторожен! - Она перешла на шепот: - Столько людей погибло от радиации! Не задерживайся там ради пахлавы, я объясню Амине, что её не будет, придумаю что-нибудь! Возвращайся, как можно быстрее!
        - На поверхность я не собираюсь, - успокоил её Антон. - Я не такой дурак! И у меня техническое образование. Прекрасно понимаю, что там происходит. И последствия, ожидающие тех, кто вернулся оттуда и считает, что раз ничего не почувствовал, то значит не получил никакого ущерба. Нашу долю продуктов принесли оттуда полицейские, я же главный инженер, член администрации станции. Так что идти на поверхность в ближайшее время не придётся, Порфирьев сказал, что лишние продукты ещё есть. Правда, этот больной психопат хотел потащить меня туда против моей воли! Еле сумел отбрыкаться!
        Он рассказал жене об идее Порфирьева насчёт поиска бомбоубежища, но Дилара неожиданно набросилась на него с упрёками. Она всучила Амину Давиду, велев ему поиграть с сестрой на пустующей скамье Порфирьева, и увлекла мужа в другой угол.
        - Иди с ним! - тихо шипела жена, косясь на детей. - Какого шайтана ты отказался?! Это наш шанс выбраться отсюда и выжить!
        - Да ты что?! - опешил Антон, понижая тон почти что до беззвучного. - Ты не понимаешь, что там творится! Все, кто пробыл на поверхности больше четырёх часов, умерли или при смерти! И скафандры не помогли! Пусть идут те, кто без мозгов, они не отдают себе отчета в том, что их ждёт! Пусть слоняются по поверхности, сколько надо, найдут бомбоубежище, проложат к нему короткий путь, короче, сделают, как с гастрономом! Вот тогда можно будет рискнуть!
        - Ты хоть понимаешь, какая толпа тогда захочет рискнуть?! - яростно шептала в ответ Дилара. - Три с половиной тысячи бросятся спасаться в убежище! Ты уверен, что там хватит места на всех?! Ты уверен, что мы с двумя маленькими детьми успеем добежать туда в числе первых?! Ты уверен, что кто-нибудь из наших детей выживет после такого перехода по поверхности, где умирают даже полицейские в скафандрах?!
        - Но никто не знает, сколько продлятся поиски! - Антона начала захлёстывать паника. Неужели Дилара хочет пожертвовать им даже не ради детей, а лишь из-за призрачной надежды?! - Я могу погибнуть прежде, чем мы дойдём до бомбоубежища! Вдруг его тоже завалило, как нас, и придётся ещё раскапывать вход!
        - Послушай меня! - Дилара пододвинулась к мужу вплотную. - Порфирьев мизантроп и нацик, но он не тупой! Он не собирается умирать, иначе просто захватил бы здесь власть и сидел до смерти! Гарантирую, он умер бы последним! Но ты вспомни, как он себя вёл! Он с самого начала планировал выжить, и делал это на полном серьёзе! Чуть не устроил конфликт с полицией, чтобы попасть на эту станцию, а не на ту, которую раздавило в лепёшку, потом не остался на платформе, а пошёл в глубь тоннеля, и избежал давок и драк! Мы живы благодаря тому, что делали, как он!
        - Почему ты решила, что «Смоленка» по Голубой ветке обязательно погибла? - попытался возразить Антон. - Только потому, что он так сказал?
        - Потому что те, кто ходил в гастроном за продуктами, ни разу не встретили там никого из других мест! - продолжала горячо шептать жена. - Им ведь тоже надо что-то есть! И гастроном от них почти так же близко! Раз они до сих пор не пришли за продуктами, значит, или умерли, или не смогли выкопаться, что одно и то же! Порфирьев собирается выжить! Он спустился сюда, потому что не имел возможности или времени добраться до настоящего бомбоубежища, он ведь живет тут, рядом! Он с самого начала знал больше других! Он запасся продуктами, оружием, серьёзным снаряжением, за кражу которого положен срок! Потому что сразу знал, что идет сюда, в метро, только для того, чтобы пережить бомбардировку, а потом ему придется перебираться в более надёжное место! Ты должен идти с ним, чтобы он тебе доверял! Тогда мы выживем!
        - Но, если он хочет использовать попутчиков в качестве пушечного мяса? - возразил Антон. - Если они нужны ему как раз для того, чтобы прокопаться к заваленному бомбоубежищу?
        - Тогда бы он взял больше людей! - не отступала Дилара. - И инструмент для раскопок! И уж точно не звал бы с собой тебя, потому что вокруг хватает мужчин покрепче и порешительней! Подумай сам! Вот он возьмёт с собой других и найдёт бомбоубежище. Что потом? Зачем им там я со своими детьми? Или какой-нибудь другой сраный менеджер или скрипач? Продукты проедать? Порфирьев тебе прямо сказал: ты можешь заинтересовать их! Вас немного, один - убийца-профи, это сейчас очень полезная специальность, если ты обратил внимание! Второй - пожарный, третий - техник, четвертый - инженер-механик! Все так или иначе могут способствовать выживанию! Вас впустят хотя бы поговорить! А там Порфирьев договорится с ними, я уверена. Или убедит, или перережет, но в бомбоубежище его примут! И тебя вместе с ним! А раз это бомбоубежище, значит, там есть медицинские препараты против радиации, медикаменты для лечения облучения, и специальные скафандры! Может, даже детские! Ты возьмёшь их и вернёшься за нами! И спасёшь нас! Я бы сама пошла с Порфирьевым, но он просто меня не возьмёт! Ты должен идти!
        - Но… - Антон растерянно осмысливал сказанное женой. - Но, если ты ошибаешься? Если он просто бросит нас там, как только найдёт убежище? Или я погибну от облучения? Кто позаботится о вас? Ты не справишься одна с двумя маленькими детьми!
        - Матери-одиночки как-то справляются! - возразила Дилара. - Значит, и я смогу! Переберусь на станцию, разрыдаемся втроём, стоя на коленях перед твоими активистами, вымолим место в вагоне и право на продукты, как положено всем, кто живёт в вагонах на платформе! Какая разница?! Всё равно мы здесь обречены! С тобой или без тебя, мы все умрём. Ты хоть представляешь, что здесь начнётся, когда будут съедены все продукты из гастронома или сядут аккумуляторы, питающие станцию? Я не идиотка! Физика всегда давалась мне плохо, но я прекрасно понимаю, что хаос начнется, как только закончится электричество! Насколько нам его хватит? На неделю? На две?
        - На четверо суток, - потупился Антон. - Если сидеть без отопления и кипятка. Но общественность требует кипятильники… Это увеличит расход энергии вдвое.
        - Всё рухнет через два дня?! - Дилара похолодела. - Так быстро?! И ты ещё рассуждаешь?! Беги к нему, пока он не нашёл тебе замену! А если уже нашёл, то умоляй, чтобы передумал! Позови меня, я сама у него в ногах валяться буду, вместе с рыдающими детьми!
        - Всё не так плохо… - Антон попытался успокоить дрожащую от нервного срыва жену. - Я соберу ветряк, может, получится собрать даже несколько! Установим их на улице, наладим производство энергии…
        - Ты сам в это веришь? - перебила его Дилара. В полумраке её глаза сверкали полубезумным блеском. - Ты точно его соберёшь? Он заработает? Этого хватит на всю станцию? А ты в курсе, что нас затапливает? Своди детей в туалет, туда, в конец тоннеля, к обвалу! Там под ногами уже хлюпает, и это не человеческие экскременты! Люди говорят, что максимум через две недели станцию зальёт полностью!
        - Всё будет хорошо! - Антон обнял жену и прижал к себе, пытаясь успокоить. Говорить ей о том, что станцию затопит гораздо раньше, он не стал. Ей и так хватает потрясений. - Мы что-нибудь придумаем! Я обязательно найду выход…
        - Выход наверху! - Дилара вырвалась из его объятий. - Он там! Другого нет! Мы должны попасть в настоящее безопасное место, это единственный шанс! И попадёт туда тот, кто будет первым! Беги к Порфирьеву! - Она подтолкнула его к выходу, возбужденно дыша. - Нет! Не беги! Иди спокойно, чтобы никто не заподозрил! Спаси нас! Спаси своих детей! Докажи, что ты настоящий мужчина!
        - Мама, что случилось? - Давид заметил странные движения матери. - Папа опять налажал?
        - Не смей так говорить об отце! - строго одёрнула его Дилара, мгновенно переходя на уверенный тон. - Наоборот! Это я от радости! Он у нас покруче многих! Скоро всё будет хорошо, папа над этим работает прямо сейчас, правда, дорогой?
        - Именно! - Антон с важным видом поднялся. - Через пару часов все будут обеспечены кипятком и возможностью варить еду. Но это только начало. Мы последовательно решим все проблемы. А сейчас мне пора. Заботься о маме и сестре, пока меня нет! Мы договорились?
        - Я и так о них забочусь, - насупился сын.
        - Давид! - Дилара требовательно посмотрела на него.
        - Договорились! - поспешно подтвердил сын. - Папа, если пойдешь на поверхность, попроси у дяди Олега ствол! Там могут быть мутанты! Стреляй только в голову, а то патронов не хватит, они очень живучие и у них полно резистов!
        Перед тем как искать Порфирьева, Антон на всякий случай сходил к обвалу в конце тоннеля. Вонь человеческих испражнений, приевшаяся за прошедшие дни, там была настолько жуткой, что пришлось закрывать нос полой спецовки. Но Дилара не ошиблась. В ямках и углублениях между россыпей обломков и земляных кучек, насыпавшихся из трещин сверху во время землетрясений, стояла вода. Грунт под ногами был мокрый, каменные обломки влажные, по стенам кое-где сочились мутные капли. Несколько минут Антон вглядывался в полумрак, изучая обстановку, потом вонь стала невыносимой, и он поспешил на станцию. Порфирьев нашёлся в дежурке полицейских, возле тела зама Абдуллаева. Ноги покойного были связаны обрывком провода, и в настоящий момент здоровяк привязывал к телу руки.
        - Зачем это? - Антон остановился рядом.
        - Так нести легче, - ответил тот, не оборачиваясь. - Особенно вверх.
        - Ты что, собрался выносить его на поверхность?
        - Я обещал. - Порфирьев привязал одну руку и принялся за вторую. - Ещё бы не перепутать направление на эту их киблу. Там пыль стеной, не видно ни хрена… Чего тебе?
        - Я пойду с вами, - Антон попытался придать своему голосу решительное выражение, но получилось не очень. - Я подумал и пришёл к выводу, что ты прав. Я должен идти.
        - А что так? - Здоровяк привязал вторую руку и принялся затягивать несложный узел с длинными усами. Видимо, планировал развязать, когда закончится похоронная процедура.
        - Я осматривал обвал в нашем тоннеле. По стенам сползают водяные капли. Нас затапливает не только снизу. Даже если мы решим проблему электроэнергии, станция обречена.
        - Это было ясно с самого начала, - Порфирьев закончил с телом и осторожно переложил его на пол. - Иди, готовься. Выходим через час.
        - Как?! - Антон не ожидал такого поворота событий.
        - Пешком. Через гермоворота, дальше вверх по эскалаторам, - с усмешкой объяснил здоровяк. - Только не зови меня «кэп», ненавижу, когда так коверкают моё воинское звание.
        - Я имел в виду, почему так быстро… - оправдался Овечкин.
        - Надо вернуться засветло. Видимость на поверхности - полная задница даже днём. А ночью ещё и температура упадёт. Там и без того плюс четыре. Так что надевай всё что есть. Перекуси, посети туалет и много не пей, на улице сортиров не будет. Через полчаса чтобы был здесь, полностью собранный. Умчался!

* * *
        Выходить на поверхность, где каждая лишняя минута грозила смертью от облучения, было нереально страшно. Антон не мог унять нервную дрожь уже тогда, когда пришло время надевать скафандр. Кто даст гарантию, что скафандр исправен после стольких побывавших в нём людей?! А вдруг его недостаточно тщательно отмыли и в складках снаряжения осталась радиоактивная пыль? Чтобы хоть немного успокоить себя, Антон взял у Петровича счетчик Гейгера и обследовал скафандр. И пришёл в ужас, потому что счетчик показал повышенный фон!
        - Мне… - Антон нервно сглотнул, отступая от разложенного на полу снаряжения. - Мне нужен другой скафандр! Этот экземпляр опасен, он излучает!
        - Да сколько там того излучения! - издевательски заявил Порфирьев, делая простецкую рожу недалёкого колхозника. - Ерунда! Превышение нормы всего ничего! Сильно не пострадаешь.
        - На поверхности смертельная радиация! - Овечкин побледнел, как полотно. - Как я смогу выжить там в радиоактивном скафандре?! Дайте мне другой экземпляр!
        - Другие ещё хуже, - Петрович со вздохом покачал головой. - Я отобрал три самых чистых, с минимумом царапин и потертостей. Когда толпа пользуется общим снаряжением, никого особо не волнует его сохранность. Каждому лишь бы сбегать себе за жратвой, а что достанется тем, кто пойдёт после, наплевать. Два скафандра уже порвали, кто-то зацепился за острый обломок или кусок арматуры, в норах этого добра полно… Порвали скафандры и даже не сказали об этом. Команда очистки нашла прорехи, когда отмывала, и я залатал, как смог. Так что это лучшее из того, что есть.
        - Тогда дайте мне чистящий раствор, я сам промою скафандр! - потребовал Антон.
        - Не поможет, - возразил Петрович. - Во-первых, моющие средства давно закончились, моем обычной водой. Во-вторых, пыли снаружи скафандра нет, я всё вылизал, и даже фильтры заменил. Фонит изнутри, немного пыли попало туда из-за того, что люди, вернувшиеся с поверхности, не особо заботятся о том, чтобы снять скафандр идеально. Их больше волнует коробка с продуктами, которую они принесли. Вот её отмывают тщательно. Так что меньше чем сейчас, скафандр фонить не станет. Целиком его наизнанку не вывернешь, надо расшивать несколько швов, но тогда мы его не соберём. Я сделал всё что мог.
        - Надевай, не ной! - навис над Антоном Порфирьев. - Это мелочи, самое страшное впереди. Гарантирую: как только ты посмотришь на счетчик Гейгера наверху, сразу забудешь о такой мелочи, как слегка повышенный фон внутри скафандра.
        - Я рискую заработать онкологию… - Овечкин дрожал как лист на ветру. - Или лейкемию…
        - И это мелочи! - заверил его здоровяк. - Пока всё это разовьётся, пока достигнет терминальной стадии - времени пройдет уйма! Ты сперва проживи столько! Давай, не тяни резину!
        Он отобрал у Антона счетчик Гейгера и подтолкнул инженера к скафандру. Внутрь снаряжения Овечкин забирался, словно в печь крематория. Сердце заходилось в паническом ритме, руки не слушались, и Порфирьев, уже облачённый в снаряжение спецназа, с театрально-маниакальной рожей лично застегнул на Антоне скафандр-убийцу. Пожарный из Нижнего и техник Владимир надевали свои скафандры молча, и Овечкин понял, что пока он ходил к семье в вагон, чтобы попрощаться и поесть, они выбрали для себя скафандры получше, а самый плохой оставили ему! Именно так всё и было! Оставалось надеяться лишь на то, что превышение фона не было кардинальным…
        - Аккумуляторы зарядили? - пока группа надевала снаряжение, Порфирьев негромко уточнял детали у Петровича. - Рации наверху почти бесполезны, слишком мощные помехи, но лучше так, чем никак. Ты нашёл трос?
        - Тросов нигде нет, - поморщился Петрович. - Но я расковырял проводку в разбитом вагоне. Снял оттуда два куска гибкого провода, метров по пятнадцать каждый. Хватит?
        - Маловато, - поморщился здоровяк, забирая у него скрученный вручную моток провода. - Но лучше, чем ничего. А что с молотками?
        - Собрал четыре штуки из обрезков труб, - Петрович указал на стол, где лежали подобия молотков, с продетыми в просверленные дыры проводами вместо ременных петель. - Пойдёт?
        - Пойдёт, - оценил Порфирьев. - Там особых изысков не требуется.
        - Может, твою батарею зарядим? - Старый техник встревоженно смотрел на вооруженного амбала. - Пневмоусилители конечностей жрут прорву энергии! Я служил, помню ещё!
        - Нет у меня пневмоусилителей конечностей, - ответил Порфирьев. - И экзокорсета нет. Только электроника связи и навигации в шлеме, пара приборов и автономная рация. Они много не потребляют, аккумуляторы я уже подзарядил.
        - То есть как это нет? - изумился Петрович. - В армии же сейчас, это, типа, экипировка будущего и всё такое! Твёрдый корсет и усилители конечностей! Всякие тросы, пластиковые направляющие и микромоторы, всё размещено вдоль тела, внутри штурмового комплекта! Здоровенная батарея, от которой всё это запитано, одновременно является защитой спины…
        - Это мимикрирующий фотохромный комбинезон для специальных мероприятий, - Порфирьев мягко прервал старого техника. - В нём нет экзоскелетных элементов. Они требуют прорву энергии, тут ты прав, и здоровенная батарея разряжается за день. Поэтому требуется либо иметь запасной комплект, либо своевременно осуществлять ротацию подразделений в бою. Такое может позволить себе пехота и иже с ними. Спецназ работает в тылу противника, зачастую несколько суток, а то и недель. Таскать с собой кучу барахла в виде запасных батарей и зарядных комплектов невыгодно. Поэтому у нас ничего этого нет. Зато автономия высокая. Вместо батареи у меня гибкая фляга. Тонкая, зато тоже во всю спину. И воды много вмещает, и падать на спину можно смело даже на камнях и без рюкзака. Всё выполнено из облегченных и нешуршащих материалов, и способно удержать пистолетную пулю в упор.
        - А как же запреградное поражение?
        - Там есть небольшая амортизационная подкладка. - Порфирьев болезненно скривился. - Частично гасит энергию. Получается больно, но терпеть можно. Главное, что живой и невредимый. Проблема в другом: там всё на синтетических волокнах основано, а волокно не защищает от ножа. Нож волокно не разрезает, а попросту раздвигает. Так что колющие удары лучше не пропускать.
        - А как же «Чешуя»? - Петрович нахмурился. - Я служил в две тысячи восемьдесят первом, и у нас уже был такой броник! «Чешуя-1А» назывался! Такие чешуйки из углепластика, внахлёст расположены, специально от ножа и легкого стрелкового оружия!
        - Сейчас уже есть «Чешуя-7Б». - Здоровяк принялся проверять своё снаряжение. - Но всё это тяжёлое, для скрытных спецопераций не применяется. У нас каждый килограмм на счету. Свою «Чешую», если честно, я тоже спёр. Но в один рюкзак всё не вмещалось, так что пришлось взять в метро только самое необходимое. Добраться бы до дома, да только вряд ли от него что-то осталось…
        - Постой, а как же ты бегал вверх-вниз по эскалаторам, когда мужиков из-под взрыва выносил?! - старый техник удивленно смотрел на Порфирьева. - Без усилителей? Восемь ходок подряд!
        - Семь, - поправил его здоровяк. - Не привыкать. Правда, после пятого раза стало совсем тяжко, пришлось отдыхать по минуте… За два года немного потерял форму… Всё собирался поднажать с тренировками, да времени на ежедневные занятия не оставалось. Денег не хватало, жильё обходилось слишком дорого, приходилось брать больше работы. Кто ж знал, что всё так произойдёт.
        - Это точно. - Петрович снова вздохнул. - Никто не знал… Ну что, выходите?
        - Выходим, - подтвердил Порфирьев. - Все сюда! - Он протянул руку, и Антон увидел у него на ладони четыре пузатые бело-красные овальные капсулы. - Берите по одной! Капсулу разгрызть, внутри противная жидкость, жидкость тщательно проглотить и зажевать капсулой!
        - Что это? - Антон взял капсулу и вгляделся в нанесённую на неё скупую маркировку. - Антирад?
        - Да, - здоровяк раздал препараты и принялся жевать свою дозу. - Через десять минут начнет действовать. Существенно повысит сопротивляемость организма радиации, у нас будет семь с половиной часов, чтобы вернуться. После этого нужно будет отлежаться минимум сутки, и пить воды литров по пять в день. Чтобы нивелировать побочные эффекты, которых у антирада тыща пицот. А вообще, две передозировки - это частичное разрушение внутренних органов. Три - гарантированное. Четыре - смерть. Но гибель организма происходит не сразу. Последствия наступают где-то через неделю, и поначалу кажется, что всё нормально и ничего не произошло. Поэтому после каждого применения необходима специализированная медпомощь, которой у нас нет. И антирада, можно сказать, тоже уже нет, так что герметизируемся и уходим! Время дорого.
        - Но, как же карта? - спохватился Антон. - Я вытащил её из коммуникатора в комп, и всё!
        - Я её посмотрел, - Порфирьев повесил на грудь свой карабин. - Там только три стоящие отметки, остальное всё метро или неглубокие подвальные помещения. За семь часов сходить ко всем трём не успеем, поэтому постараемся дойти до двух ближайших. Может, повезёт.
        Пока кашляющий Петрович открывал створу гермоворот, Порфирьев обвязал каждого проводом, связывая всех членов группы друг с другом отрезками метра по четыре. Наблюдавшие за его действиями обитатели станции из числа тех, кто уже побывал на поверхности, данный поступок одобрили. Они со знанием дела делились с окружающими подробностями о крайне плохой видимости и множестве провалов, поджидающих экспедицию наверху.
        - Петлю надеть на руку и не снимать! - Здоровяк раздал всем молотки. - Чтобы не потерять в случае чего. Проходя мимо приметных руин, делайте на них отметины. Специально останавливаться не надо, каждый нанёс по удару на ходу - уже хорошо. Будет легче искать путь назад. Если кто-то упадет, натяжение троса скажет об этом остальным. Поднимаем и идем дальше. Если связь будет, я дам указания по ходу движения. Если нет, всем делать, как делает впереди идущий! Я иду первым, за мной Владимир, дальше Овечкин, Александр - замыкающий.
        Группа вышла за гермоворота, и воротина с негромким скрипом захлопнулась за ними, отрезая путь на станцию. После приёма антирада к Антону вернулась уверенность, нервозность почти улеглась, напоминая о себе лишь непроизвольной дрожью в кончиках пальцев, и он осмотрелся, вникая в особенности скафандра. Защитное снаряжение МЧС имело стандартный набор датчиков, анализирующих состояние окружающей местности, и предоставляемые ими данные выводились на небольшую индикационную область, расположенную в нижних углах лицевого щитка гермошлема. Температура, давление, радиационный фон, уровень мощности встроенной радиостанции, ёмкость заряда батареи скафандра, ещё какие-то пиктограммы, пока неактивные и потому малопонятные. Термометр показывал плюс четырнадцать, холоднее, чем на станции. Там было на пять градусов выше. Радиационный фон здесь выше гораздо, без средств защиты появляться нельзя. Это понятно, нагнетатель сверху затягивает сюда килограммы радиоактивной пыли, да и первичная очистка скафандров играет свою роль.
        В настоящий момент за гермоворотами никого не было, очередная продовольственная команда отправилась наверх недавно, но следы активности обитателей станции виднелись повсюду. Разобранные ступени двух эскалаторов, через которые куда-то внутрь сливалась использованная для первичной очистки скафандров вода. Всё вокруг в пыли и грязи, заляпанной водяными потёками, кругом отпечатки подошв, куски продуктовых упаковок и обрывки сильно затёртых губок для мытья посуды. В углу валяются щетки и лежит поддон из-под какого-то оборудования. Антон от души надеялся, что вся эта радиоактивная вода, сливаемая внутрь эскалаторного механизма, не растекается там, внизу, по станции. Впрочем, его вагон стоит в тоннеле, так что опасности нет.
        - Пошли! - головные телефоны скафандра ожили голосом Порфирьева. - Если кто устанет на лестнице, сообщайте. Сделаем передышку.
        Здоровяк взвалил на себя тело умершего помощника Абдуллаева и двинулся вверх по мертвому эскалатору. Группа отправилась следом и вскоре покинула слабо освещенную зону гермоворот, окунаясь в кромешную темноту. Луч нашлемного фонаря скользил по перилам и разбитым осветительным лампам, забрызганным засохшей кровью, и быстро рассеивался в донельзя запылённом воздухе. Разглядеть удавалось едва десяток метров пространства, и казалось, что уходящие во тьму ступени будут длиться бесконечно. Подниматься вверх по неподвижному эскалатору своими силами оказалось очень утомительно. Где-то на середине лестницы ноги налились свинцом и не желали шевелиться, мышцы жгло, лёгкие словно ходуном ходили, дыхание сбилось, воздуха не хватало. Когда ты движешься на эскалаторе, он не кажется таким бесконечным! Пришлось пожаловаться на слишком длинный подъём и попросить привала. В ответ Порфирьев сказал, что в глубине станции её ценность, но издеваться над Антоном не стал и привал разрешил. За всего лишь минуту нормально отдохнуть не удалось, и жжение в ногах продолжилось едва ли не сразу, но добраться до верха этой
передышки хватило.
        Дальше Антона ждал изрядный шок. Выхода на улицу, как такового, не существовало. Эскалаторы упирались в сплошное месиво из рухнувших кирпичных стен, бетонных перекрытий и обломков всевозможных отделочных материалов. Когда луч нашлемного фонаря упёрся в нагромождение развалин, в первую секунду Антон подумал, что всё это может в любой момент рухнуть вниз по эскалаторам прямо на него. Однако пробка из разновеликих обломков, закупорившая выход, похоже, держалась достаточно плотно, раз не обвалилась, пока в ней пробивали нору отбойными молотками. Вход в нору Антон заметил не сразу. Свет из неё не шёл абсолютно, но закрепленный перед какой-то дырой нагнетатель свидетельствовал о её местоположении. В настоящий момент нагнетатель был несколько сдвинут в сторону, чтобы не закрывал вход, и его вращающиеся лопасти затягивали воздух не столь эффективно. Антон отметил, что вскоре это даст о себе знать внизу, на станции, когда там вторично упадёт уровень кислорода, но пока перенос продуктов из магазина на станцию важнее.
        - Полупустой! - молодой техник склонился над аккумулятором, от которого к нагнетателю тянулся совсем не штатный кабель питания. - Ещё трое суток, и всё! Надо бы подзарядить!
        - Вернёмся - подумаем, - ответил Порфирьев. - Было бы чем подзаряжать. Через нору двигаться осторожно, смотреть в оба, ни за что не задевать и не отставать! Не забываем, что мы привязаны друг к другу, не оборвите связку по недосмотру. Заодно потренируетесь следить за дистанцией.
        Здоровяк с телом на плечах проскользнул мимо нагнетателя, отворачиваясь от пылевого ветра, поступающего из норы, и исчез внутри. Следом забрался Владимир, и Антон поспешил, опасаясь отстать. Внутри видимость упала до пары шагов. Нагнетатель создавал тягу, тяга тащила пылищу, нора ступенчато уходила вверх под сильным наклоном, петляя в обход каких-то здоровенных обломков. Идущего впереди видно не было, о его присутствии сообщало только световое пятно от фонаря, тонущее в пыльной норе. Теперь неудивительно, почему скафандры приходится очищать сначала первично, а потом тщательно. Стоило отключить нагнетатель, чтобы избежать двойной работы! Правда, тогда начнутся проблемы с воздухом…
        Но как только Антон выкарабкался на поверхность, стало ясно, что отключение нагнетателя ничего не изменит. Поверхность представляла собой нечто, что Антон сам для себя охарактеризовал как молчаливое царство ада. Хронометр показывал полдень, но было темно, словно в вечерние сумерки. Кругом стояла сплошная стена пыли, от ног и ввысь, сколько хватало фонаря, луч которого рассеивался в пяти-шести шагах. Понять, что находится дальше этого расстояния, было абсолютно невозможно, зато то, что находилось ближе, исключало двоякое толкование. Антон стоял посреди свалки из обломков, края которой терялись в пылевой завесе, и гора обломков ещё больших размеров находилась у него за спиной. Именно оттуда он и вышел, множество следов, отпечатавшихся в грязной пыли, вели к плохо заметной норе, пробитой из метро.
        - Как же мы найдем бомбоубежище? - вопрос Владимира, повторяющий мысль Антона, утонул в шипении помех. - Тут можно пройти десять метров и уже заблудиться! Олег, ты слышишь меня?
        Ответом ему был неровный треск помех, отдаленно похожий на фразы, но разобрать что-либо было совершенно невозможно. Индикатор встроенного в скафандр счетчика Гейгера застыл на отметке девятьсот девяносто девять рентген в час, и Антон предпочёл не думать, является ли это действительным уровнем радиации, или просто счетчик может отображать только трёхзначные числа. Термометр показывал плюс четыре, датчик давления не работал. Судя по компасу, север был везде, спутниковых сигналов и сетей связи не существовало, уровень помех зашкаливал.
        - Сигнал не пробивается дальше пяти метров, - грубый рык Порфирьева вынырнул из помех. - Может, когда отойдем дальше, связь станет лучше. Пока идём, сигналы передавать при помощи троса. Два рывка - сигнал «стой!». Три рывка - сигнал «продолжаю движение». Непрерывное натяжение - сигнал «нужна срочная помощь». Вопросы?
        - Нет вопросов, - ответил за всех пожарный, хотя вопросов у Антона было немало.
        - Олег! - Овечкин шагнул ближе к технику, чтобы Порфирьев гарантированно его услышал. - Почему вокруг сплошная пыль? Ты говорил, что облако ядерного взрыва оседает за полдня, в крайнем случае, за сутки! Здесь всё пронизано ионизирующим излучением! Оно смертельно опасно! И создаёт мощные помехи для радиосигнала!
        Антон шагнул ещё и неожиданно натолкнулся на Порфирьева. Оказалось, что здоровяк стоит прямо перед ним, но его снаряжение мимикрировало и сливается с пылевой завесой. Вряд ли фотохромный комбинезон полноценно маскируется в таких условиях, но того, что есть, вкупе с плохой видимостью и сумерками, было вполне достаточно, чтобы не заметить Порфирьева в двух шагах. Мертвого тела при нём уже не было, и единственное, что выдавало присутствие спецназовца, был укрепленный на руке фонарь.
        - Стой! Запутаешься в канате, - амбал отшагнул от Овечкина, подхватывая провисший канат, сплетенный из двух проводов. - Я понятия не имею, сколько здесь было взрывов. По всей Москве несколько сотен - это как пить дать. Скорее всего, воздух над городом забит пылью до самой стратосферы, и так быстро она не осядет. Может, осадками частично вымоет или ветрами раздует. Ждать не будем, этого может и через неделю не произойти. Действуем по плану. Шагом марш!
        Его силуэт исчез в пыльной взвеси, чуть погодя с места сдвинулся техник, и Антон зашагал следом, помня о необходимости держать визуальный контакт и следить, чтобы канат не провисал слишком сильно и не цеплялся за обломки по пути. Поход через руины был одновременно безлико однообразным и очень опасным. Вокруг разлился сплошной океан пылевой взвеси, и Антон понял, что совершенно не представляет, где находится, уже спустя сотню шагов. Никаких ориентиров не было видно. Ни зданий, ни дорог, ни деревьев - под ногами тянулась бесконечная свалка из развалин, и чтобы не сломать ногу, случайно наступив вместо обломка в плохо заметную щель или провал, приходилось не отрывать взгляда, направленного под ноги. Тусклое пятно света от нашлемного фонаря ползло по кривому полю обожженных обломков, густо засыпанных пылевой грязью, и в глубине серой мути полузасыпанные провалы, острые обломки и мятые штыри рваной арматуры были почти не видны. Чтобы не отстать и не травмироваться, Антон шёл, не поднимая головы, и тщательно всматривался в то, на что ставит ноги. Из-за этого он почти перестал смотреть вперёд, на спину
идущего перед ним техника, и несколько раз пропустил изменение направления движения. Лишь натяжение каната, увлекающего его куда-то в сторону, а не прямо, сообщало ему о допущенной ошибке. Приходилось срочно догонять, и в итоге он больно ударился о какие-то крупные обломки, вынырнувшие у него на пути из океана пыльных сумерек.
        От удара Антон отшатнулся, но тут же запнулся об обломок расколотого бетонного перекрытия, выпирающего из общего месива развалин под ногами, и упал спиной на россыпь битого кирпича. Гермошлем уберег голову от травм, но ушибленная лопатка болела ещё минут десять, несмотря на то, что перед выходом на поверхность Антон надел на себя всё, что имел, включая спецовку техников. Из-за падения канат, соединяющий его с идущим впереди техником, натянулся, автоматически подавая сигнал «нужна помощь», и группа быстро собралась на месте падения. Антону помогли встать, после чего Порфирьев осмотрел его скафандр и сообщил об отсутствии повреждений. Путь продолжился, но теперь Антон решил идти, выставив одну руку вперед, и часто переводил взгляд из-под ног на спину техника и обратно. Это уберегло его от последующих столкновений, которые иначе оказались бы неминуемыми. Неожиданные препятствия в виде огрызков размозженных конструкций появлялись из сумерек пылевой мути внезапно и в самый неподходящий момент.
        Спустя час пути в сознании стала разрастаться паника, вызванная очевидной безысходностью происходящего. Он шёл в неизвестном направлении, спотыкаясь и запинаясь, рискуя переломать ноги, куда-то сквозь океан пылевой взвеси, утопающей в вечернем полумраке. Вокруг не видно ничего, кроме сплошной стены пыли, которую луч фонаря даже не в состоянии пробить. Всё, что можно разглядеть, это бесконечная свалка развалин под ногами, из которой то тут, то там, словно призраки, выплывают и исчезают более крупные руины. Толком не видно даже тех, кто идет впереди и позади него! Факт их присутствия подтверждается световыми пятнами фонарей и непровисающими канатами связки. Компас не работает, навигации нет, связи нет, кругом смертельная радиация. Коммуникатор, который он положил в карман скафандра в надежде, что на поверхности получится найти сеть, вышел из строя из-за сильного ионизирующего излучения. Если они заблудились и ходят по кругу, то вряд ли смогут это понять! Есть все шансы даже не найти дорогу назад! Осознав это, Антон вспомнил требование Порфирьева наносить на встречающиеся ориентиры метки, и принялся
бить молотком по всему, мимо чего проходил. Но это никак не успокаивало, и ещё через полчаса он не выдержал. Овечкин остановился и натянул канат, требуя совещания.
        - Что стряслось? - расплывающийся в пыльном сумраке силуэт Порфирьева почудился Антону не там, где он обнаружился на самом деле в следующую секунду. - Почему остановились?
        - Как ты определяешь дорогу? - нервно поинтересовался Антон. - Куда мы идём? Ничего не видно! Мы заблудились и ходим кругами!
        - Вроде, нет, - грубое рычание здоровяка было задумчивым, словно он вглядывался в карту.
        - «Вроде»?!! - опешил Антон. - Что значит «вроде»?!!
        - «Вроде» значит, что мы сможем вернуться назад на станцию, если ты об этом, - рык Порфирьева стал ещё более задумчивым, будто разговор с Антоном отвлекал его от других дел. - А вот насчёт бомбоубежища я в точности не уверен.
        - Это как? - вклинился в переговоры пожарный. - Мы неправильно идём?
        - Компас не работает, спутников не обнаружено, геопозиционирование тоже не пашет, - тоном философа изрёк здоровяк. - В общем, навигатор бессилен. Я иду по гирокомпасу, точнее, при помощи тех его функций, которые работают в этих условиях.
        - Ты движешься по карте? - понял пожарный. - Приблизительно? Гироскоп фиксирует направление движения?
        - Да, - подтвердил Порфирьев. - У меня на лицевой щиток выведена карта местности. Я проложил курс к нужной точке, и мы идём по нему. Гироскоп чувствует отклонение от прямой, это позволяет не сходить с курса. Проблема в том, что компас не видит север из-за сильной ионизации. Поэтому карту я сориентировал на глаз. По памяти. Насколько точно получилось, неясно. Нужно найти один, а лучше два стопроцентных ориентира, и тогда можно будет привязать карту к местности достаточно точно. Но наш маршрут фиксируется, так что обратно дойдем по своим следам.
        - Где мы сейчас? - молодой техник огляделся, скользя лучом нашлемного фонаря по смутно выступающим из пылевого сумрака руинам. - В смысле, как думаешь, где мы?
        - Если с картой я не ошибся, то должны быть на Комсомольском проспекте, в районе бомбоубежища, - ответил Порфирьев, продолжая вглядываться в свою карту.
        - Это точно не проспект! - нервно возразил Антон, пиная торчащий из месива руин обломок потолочного перекрытия. - Под ногами должен быть асфальт, а не развалины зданий! Мы где-то внутри кварталов!
        - Асфальт под тобой на глубине нескольких метров, если не расплавился и не выкипел, - голос здоровяка перестал быть задумчивым, видимо, он закончил возню с картой. - Посмотри на обломки внимательно. Под слоем пыли почти всё оплавлено. За трое суток город перепахало сотни раз. Ты видишь хоть одно здание? Хоть один фронтон или полстены? Мы прошли напрямик, от станции до нужного места на проспекте, это почти три километра. Мы пересекли Садовое кольцо и несколько крупных улиц, а также прошли сквозь десяток кварталов, но ты ощутил разницу? Ты видел хоть что-нибудь из всего этого? Самые высокие препятствия не превышали двух-трёх метров, зато горы обломков встречаются повсюду, и нам трижды пришлось огибать очень длинные многометровые нагромождения. Если ты не понял, то от зданий не осталось даже крупных фрагментов уже через сутки бомбардировки. Остальные два дня тут всё попросту перемешивалось. Видимо, противник бил контактными зарядами, чтобы уничтожить подземную инфраструктуру после того, как уничтожена наземная. Наверное, мы обходили края воронок, потому и разница в рельефе такая большая.
        - Может быть, - согласился пожарный. - Но думаю, дело не только в этом. Город стоит на подземных коммуникациях. Под улицами всё изрыто канализацией, подземными переходами, тепловыми сетями и водоснабжением, кое-где под землю убраны мелкие речки. Всё это обвалилось, рухнуло и просело. Образовались гигантские рвы по всему городу, которые ударные волны забили обломками. Получилось сплошное месиво, но рельеф всё равно неровный.
        - Как же мы тогда будем искать бомбоубежище? - Антон понял, что вот эта бесконечная свалка из обломков строительных материалов, распростёршаяся под ногами, и есть Москва со всеми её величественными зданиями, тысячами жилых домов и всего того прочего, что делало город городом. - Если мы даже не можем понять, где находимся?
        - Отыщем ориентиры, - напомнил Порфирьев. - Пока ты не остановился, я шёл к набережной. По идее, через сто-двести-триста метров мы должны выйти на Фрунзенскую набережную, или как там её теперь. За ней Москва-река, дальше Нескучный сад. Всё это не могло засыпать обломками полностью, потому что за рекой нет домов, там парковая зона. Значит, набережную мы должны отыскать. Там и привяжемся к местности.
        - Тогда почему мы сразу не пошли к Смоленской набережной? - полученные объяснения немного успокоили Антона, и ему удалось взять себя в руки. - Она же гораздо ближе к нашему метро!
        - А ещё она гораздо ближе к метро «Киевская», - ответил амбал. - В том районе под землёй секретный бункер, я тебе об этом уже говорил. По нему отстрелялись спецбоеприпасами, так что идти в ту сторону я не рискнул. Ты забыл, что случилось со станцией «Плющиха»? Она выходила как раз туда, на Смоленскую набережную.
        - Так ведь на Фрунзенской стоит здоровенный комплекс Министерства Обороны! - насторожился молодой техник. - Какое-то там управление национальной обороны, как-то так! По нему наверняка тоже долбанули! Это же где-то недалеко!
        - Вот я и думаю, как бы нам случайно не наткнуться на то, что от него осталось, - ответил амбал. - Кто знает, что там сейчас творится…
        - Пошли дальше, пока время есть! - заявил техник. - Мы два часа на улице, осталось ещё пять с половиной, значит, у нас на поиски три с половиной часа!
        - Два часа, - поправил его Порфирьев. - Полчаса - резерв на непредвиденные обстоятельства, и час - на переговоры с жителями бомбоубежища, если найдём. Видится мне, что это будет самое трудное.
        На этом совещание закончилось, и группа пошла дальше. Минут десять всё происходило как прежде: бесконечная свалка обломков под ногами и сплошной океан пыли вокруг, из грязного сумрака которой выныривают мутные очертания обломков покрупнее. Потом неожиданно начался ветер. Полный штиль сменился сильным штормовым порывом, ударившим в грудь с такой силой, что Антон потерял равновесие и оказался на четвереньках. Судя по тому, что связующий канат не натягивался, а световое пятно впереди оказалось у самой земли, молодой техник тоже упал или опустился на землю, чтобы не быть сбитым с ног.
        - Что это? - закричал он в рацию. - Что происходит?
        Но вместо ответа услышал лишь оглушительный треск помех. Воздух вокруг быстро превратился в пыльную бурю, видимость упала полностью, и по лицевому щитку гермошлема застучали мелкие камни. Поверхность скафандра приняла на себя несколько тупых ударов, и Антон понял, что агрессивные воздушные массы несут с собой массу разновеликих обломков, которые могут разбить лицевой щиток или нанести травму. Он распластался на поверхности развалин, но бугрящаяся всевозможными обломками свалка строительного мусора не позволяла ему надёжно укрыться. Удары приносимых штормовым ветром камней становились всё чаще и ощутимее, и Антон заозирался, пытаясь найти хоть какое-то укрытие. В паре шагов правее в клубящихся бурунах грязевой пыли он разглядел какой-то крупный обломок. Если залечь за ним, он послужит щитом против бьющих в лицо камней! Антон подскочил на четвереньки, с трудом сопротивляясь ветру, и пополз к укрытию. Когда до камня оставалось не более полуметра, он почувствовал, как канат, связывающий его с замыкающим, натянулся и не даёт продвинуться дальше. Овечкин оглянулся и увидел, что провод каната зацепился
за какой-то торчащий из обломков штырь и натянулся как струна. Антон попытался сдать назад, чтобы ослабить натяжение и освободить канат, но в эту секунду ветер швырнул в лицо целое облако крошева, и лицевой щиток сотрясло громким звонким ударом. В первый миг Антон подумал, что гермошлем расколот, и у него внутри всё оборвалось от ужаса. Но лицевой щиток выдержал, и Овечкин не стал испытывать судьбу на прочность. Он рванулся изо всех сил, стремясь достичь укрытия, и опутанный канатом штырь вывернуло из месива обломков вместе с метровым куском какой-то балки. Антон впечатался в выпирающий из общего месива обломков огрызок бетонной плиты, за которым надеялся укрыться, и вдруг почувствовал, как то, на чём он лежит, с хрустом падает куда-то вниз. Он рухнул вместе с кувыркающимися обломками в темноту и от сильного удара потерял сознание.
        Очнулся он от ощущения животного ужаса. Жуткий, воистину первобытный страх сковал тело, заставляя Овечкина инстинктивно затаить дыхание и прикинуться мёртвым. Несколько секунд он не решался пошевелиться и открыть глаза, вслушиваясь в завывания ветра и скрежет каменного крошева, бьющего во что-то металлическое и совсем близкое. Острое чувство ужаса начало притупляться, и Антон решился приоткрыть глаза. Взгляд упёрся в железное месиво, в котором он с трудом узнал расплющенный в лепёшку крупный автомобиль. Оказалось, что Овечкин лежит на спине, на дне двухметровой ямы, и луч нашлемного фонаря упирается в остатки автобуса, вертикально торчащие из груды обломков. Яма возникла в результате обрушения обломков в пустоту, образовавшуюся между раздавленными всмятку автомобилями, остатки которых виднелись среди куч строительного мусора. С трёх сторон стены ямы были отвесными, четвертой стеной была металлическая лепёшка того самого автобуса, и по её смятой в гармошку поверхности можно было попытаться вылезти. Вылезать в сердце шторма было страшно, но яму на глазах засыпало каменным крошевом, и оставаться
внизу было ещё страшнее, тело уже было наполовину погребенным.
        - Помогите!!! - Антон закричал в рацию, что есть силы. - Я провалился!!! Помогите!!!
        Грохочущее шипение помех исключало даже призрачную возможность услышать в эфире хоть что-нибудь, и он нашарил руками связующие канаты. Оба они оказались оборванными, и стало ясно, что помощи ждать неоткуда. Вряд ли хоть кто-то сдвинется с места до тех пор, пока не закончится ураган, а за это время его похоронит в этой яме заживо. Нужно выбираться наверх, забиться в любую складку местности и надеяться на лучшее. Антон выполз из наполовину поглотившей его тело кучи каменного крошева и земляной пыли и попытался карабкаться по расплющенному автобусу. Перчатки и сапоги скользили по засыпанному пылью оплавленному металлу, и бьющий в спину штормовой ветер не позволял удержаться. Овечкин дважды срывался, завывая от отчаяния, как вдруг понял, что ветер уже не бьёт в спину. Видимо, направление потока воздушных масс сменилось, потому что вокруг ямы ураган бушевал яростно, но внутрь его порывы попадать перестали. Спеша воспользоваться удачей, Антон с остервенением принялся карабкаться по расплющенному скелету автобуса в третий раз. Добравшись до поверхности, он рванулся, стремясь отпрыгнуть подальше от края
ямы прежде, чем ураган сорвет его с оплавленной металлической стены и швырнёт обратно вниз. Овечкин на четвереньках ринулся прочь, как вдруг понял, что ураган по-прежнему не бьёт ему в спину, словно позади на пути ветра появилось некое препятствие. Он обернулся, пытаясь понять, в чем дело, и ослабевший страх охватил его с новой силой.
        Позади, у противоположного края ямы, стояло нечто. Мощная, трёхметровая человекообразная фигура массой не менее полутонны, затянутая в бесформенное подобие не то балахона со штанами, не то комбинезона с накидкой, на вид выполненное из грубой мешковины. Одеяние закрывало существо полностью, лишь на лице через мешковину ярко просвечивало кроваво-красное свечение глаз. Ураган бил существу в спину, но оно словно не ощущало столь ничтожного воздействия. Штормовые порывы, с легкостью несущие целые потоки камней и мелких обломков, оказывались не в силах преодолеть зловещую фигуру, заслонившую своим силуэтом Овечкина. Кроваво-красное свечение глаз усилило интенсивность, словно просвечивая насквозь, и Антон почувствовал исходящую от существа ненависть и жажду убийства. Он чётко осознал, что нечто питает ненависть именно к нему, и сознание вновь накрыло волной первобытного ужаса. Мгновение существо просвечивало его источающим потоки ярости взглядом, и вдруг исчезло, растворившись в потоках урагана. Мощный штормовой порыв немедленно ударил Антона в грудь, сбивая с ног, и он с криком полетел куда-то в пыльное
месиво. От сковавшего тело страха Овечкин не почувствовал боли от падения на обломки кирпича и бетона. Он судорожными движениями забился в какое-то углубление между двумя размозженными балками и замер, изо всех сил стремясь выглядеть мёртвым.
        Ураган продолжался ещё минут двадцать и закончился так же неожиданно, как начался. Шторм стих мгновенно, и Антон не сразу понял, что всё закончилось. Несколько минут он продолжал лежать неподвижно, и у него перед глазами стоял пылающий ненавистью кроваво-красный взгляд.
        - Овечкин! Овечкин! Приём! - зашипевший эфир сменился голосом Порфирьева. - Смотрите внимательней, он должен быть где-то здесь. Раз из ямы выбрался, значит, руки-ноги целы. Далеко уйти под таким ураганом он не мог. Овечкин! Приём!
        - Я здесь! - Антон очнулся от ступора и подскочил, выбираясь из-под целой кучи крошева. Оказалось, что пока он лежал, его засыпало полностью. Повезло, что не забились фильтры. - Я тут!
        - Спокойно, спокойно! - кто-то схватил его за руку, и Антон увидел пожарного. - Тебя нашли! Опасность миновала. - Пожарный повысил голос: - Олег, он со мной! - И уточнил: - Ты как, не пострадал? Стой ровно, я осмотрю скафандр! Острую боль чувствуешь? Головокружение? Тошноту?
        - Нет, - Антон почувствовал, как расслабляется скрутившаяся в нервный жгут психика. - Испугался сильно. - Он понял, что из-за стрессовой ситуации с падением в яму едва не заработал тяжёлый нервный срыв. - Даже галлюцинации начались. Какие-то монстры внутри урагана привиделись…
        - Неожиданно ветерок ударил, - негромко прорычал в ответ Порфирьев. - Меня чуть не сдуло с какого-то обрыва. Если б не ураган, я сам бы с него упал. Шёл прямо в пропасть. Еле успел забиться за какой-то обломок, чтобы летящим гравием не било. Пока лежал, чуть параноиком не стал: ощущение было такое, будто рядом кто-то есть и меня в упор разглядывает.
        - Это нервы шалят, - догадался Антон. Известия о том, что не одному ему было страшно под смертельно опасным ураганом, как ни странно, подействовали на психику успокаивающе.
        - Это точно, - согласился Порфирьев. - Но нет худа без добра. Пока я головой вертел, пытаясь увидеть жуткое нечто, случайно заметил обрыв. Смотрю, а прямо передо мной, в полуметре, сразу за обломком, где я прячусь, поток ветра с камнями вперемешку бьёт откуда-то снизу, да ещё под крутым углом. Оказалось, я двух шагов до обрыва не дошёл.
        - Скафандр целый, - пожарный закончил осмотр. - Ободрался сильно, но герметичность не нарушена. Но оба связующих каната оборваны, ничего не осталось.
        - У нас есть запасной, - пятно света, вынырнувшее из пылевой взвеси, оказалось молодым техником. - Петрович сделал два. Олег, ты где?
        - Слева, - прорычал Порфирьев, смутным силуэтом проявляясь возле Овечкина. Он протянул технику моток провода: - Привязывай!
        - Если впереди обрыв, может, это кратер? - предположил Антон. - Приближаться туда опасно!
        - Москва-река это, - здоровяк принялся рукавом протирать лицевой щиток шлема, и Антон разглядел небольшую протирку, интегрированную в рукав снаряжения. - Точнее, её русло. Воды я не видел, пылищи вокруг стало ещё больше, дна не разглядеть.
        - То есть набережная где-то рядом? - Овечкин огляделся, но луч фонаря привычно растворился в пылевой завесе, не пронзив и трёх метров пространства.
        - Мы на ней стоим. Вернее, над ней, на груде обломков, - уточнил Порфирьев. - На самой набережной стоял ты, когда был в яме. Кучи железной квашни там, внизу, это автотранспорт, который стоял вдоль набережной на момент начала войны. Похоже, в то время здесь образовалась большая пробка. Понять бы ещё, где конкретно мы находимся…
        - Надо двигаться вдоль реки! - заявил Антон. - Влево! Я тут неоднократно гулял с семьёй, там, дальше, есть стеклянный мост. Он ведет с набережной, через реку, в Парк Горького. Даже если он разрушен, мы найдем остатки береговых конструкций!
        - Где-то здесь управление национальной обороной, или как там его, - напомнил молодой техник.
        - Думаю, оно осталось правее, - Антон подошёл к краю ямы, из которой выбрался, и вгляделся в расколотый каменный блок, виднеющийся на дне: - Да, это определённо набережная! Это бортик, непосредственно отделяющий пешеходный тротуар от реки. Получается, что мы стоим на верху слоя обломков высотой в три метра! Какие чудовищные разрушения… мы до сих пор не видели ни одного остова от здания, а ведь тут было множество высоких домов…
        - Пошли! - поторопил Порфирьев. - Мы выбиваемся из графика. Ты уверен, что нам налево?
        - Да, - подтвердил Антон. - Мост где-то недалеко!
        Здоровяк убедился, что связующие канаты надёжно закреплены, и двинулся в указанную сторону. Его силуэт растворился в пропитанных пылью сумерках через пару шагов, следом пошёл молодой техник, и Антон, привычно выставив вперед одну руку, направился за ними. Видимость по-прежнему была близка к нулевой, и он часто озирался, опасаясь рухнуть в очередной провал, незаметный в месиве обломков под ногами. В целом идти стало легче, крупные обломки, которые приходилось перешагивать или обходить, встречались реже, всё, что лежало под ногами, было расколото на мелкие куски. Скорость группы возросла, но уже через пять минут Антон увидел, что идущий впереди молодой техник остановился.
        - Что случилось? - Овечкин поравнялся с Владимиром и едва не натолкнулся на расплывчатый силуэт Порфирьева, оказавшийся рядом. - Почему мы остановились? Мы нашли мост?
        - Мы нашли кратер, - прорычал здоровяк, указывая под ноги.
        Антон склонил голову и увидел, как в шаге впереди поверхность развалин резко уходит вниз под сильным уклоном. Он запоздало понял, почему обломки под ногами были такими мелкими, и с ужасом смотрел на оплавленное каменное месиво, не сразу заметное под толстым слоем радиоактивной пыли.
        - Вот он, национальный центр управления обороной, - произнёс Порфирьев, возясь с какими-то кнопками, расположенными под защитным щитком на левом предплечье. - Теперь у нас есть вторая точка на карте… так… Готово! Надо топать отсюда, да побыстрее!
        - Мы получили смертельную дозу радиации? - Антон похолодел, осознавая, что означает оказаться на краю воронки от сверхмощного термоядерного взрыва, произошедшего день или два назад. - Антирад не спасёт от такого излучения!
        Он задохнулся, бессильно глядя на три девятки, отображающиеся на индикаторе встроенного в скафандр счетчика Гейгера. Если бы эти чертовы скафандры были специализированными, они бы узнали о смертельной угрозе заранее, по возрастанию радиоактивного фона!
        - Раз мы ещё не попадали, значит, шансы есть! - рыкнул Порфирьев. - За мной, бегом марш!
        Он развернулся и исчез в пыльном сумраке. Антон бежал, что есть сил, спотыкаясь на обломках и огибая торчащие из каменного крошева расплющенные конструкции. Понять, из чего они и что это было прежде, не удавалось, и ему было плевать. В голове панически билась одна мысль - оказаться подальше от эпицентра взрыва как можно скорее. Но через пять минут непрерывного бега он выдохся настолько, что не смог перепрыгнуть очередной крупный обломок и упал. Благодаря натяжению троса группа узнала о падении, его нашли и поставили на ноги.
        - Я… больше… - Антон хватал ртом воздух, чувствуя бешеную аритмию, - …не могу… ноги жжёт и легкие… сейчас лопнут…
        - Минута отдыха и идём дальше, - Порфирьев замер, изучая карту на собственном лицевом щитке. - Нужно отойти ещё дальше, мы слишком близко. Нам бы третью точку… По идее, бомбоубежище должно быть где-то вот тут… Сейчас попробуем найти, если не получится за час, то возвращаемся.
        Минута прошла, словно десять секунд, но едва переставляющему ноги Антону не позволили отдохнуть дольше. Порфирьев повёл группу шагом, но даже так идти было слишком тяжело. Дыхания не хватало, перед глазами плыло, в голову гулко била кровь. Овечкин подумал, что, возможно, это даже не усталость, а последствия облучения, и он умирает от радиации. Его захлестнула паника, и он снова упал, запнувшись об огрызок какой-то крупной бетонной детали.
        - Овечкин, это ты так хрипишь в эфир? - рычащий вопрос Порфирьева опередил Антона, собравшегося заявить всем, что он больше не может идти.
        - Я не хочу умирать! - сорвался на крик Овечкин. - Не хочу! Я больше не могу! Не могу!!!
        - Что именно ты не можешь? - Расплывчатый силуэт амбала возник из пыльного полумрака.
        - Ничего не могу! Дышать, идти, ломать ноги об эти развалины! - крик Антона превратился в истеричный визг. - Оставьте меня в покое!!!
        - Ты уж определись, - Порфирьев рычал по обыкновению насмешливо, - что именно выбираешь. А то ты и умирать не хочешь, и делать то, что требуется для выживания, тоже. Так не получится!
        - Я получил смертельную дозу облучения!!! - закричал Антон. - Я не могу идти! Я задыхаюсь, у меня отнимаются ноги, глаза слезятся! Это ты притащил меня сюда! Я умру из-за тебя!
        - Тебя вырвало? - туша Порфирьева нависла над Овечкиным, и в лицевой щиток ударил луч фонаря. - Смотри на свет! Кровотечения нет… Тебя трясёт? Чувствуешь тремор? Покажи губы и дёсны… слизистые чистые… Тебя лихорадит? Бросает то в жар, то в холод?
        - Нет! - Антон оттолкнул от себя руку здоровяка, сжимающую фонарь. - Я не могу больше идти! Мне нечем дышать! Ноги меня не слушаются!
        - Ты просто дохляк, - с издевательской насмешкой прорычал Порфирьев. - Слабак. И тюфяк. Так понятно? Силёнки у тебя закончились, вот ты и разлёгся. Что, в сети комменты штамповать не так тяжело, да? А теперь слушай внимательно: тяжёлого радиационного поражения у тебя нет. Мы все получили повреждения, но как долго протянем, будет ясно только после того, как перестанет действовать антирад. Так что умереть прямо сейчас ты можешь только в одном случае: если останешься валяться тут, в радиоактивной пыли. Вставай и иди! До бомбоубежища метров двести, дойдем - отдохнёшь, пока мы будем искать вход! А если тебя это не устраивает, то я вытряхну тебя из скафандра, чтобы добро не пропадало, и лежи, где хочешь и сколько душе угодно. Выбирай!
        С этими словами Порфирьев припечатал его ладонью к земле, придавливая всей тушей, и другой рукой принялся теребить защелки скафандра.
        - Я пойду! - в ужасе забился Овечкин, тщетно пытаясь отбросить от застежек руку амбала, оказавшуюся вдруг гораздо сильнее, чем прежде. - Я могу идти! Не надо!!! Я согласен!!!
        - Другое дело! - одобряюще прорычал амбал, поднимаясь. Он схватил Антона за руку и рывком поставил на ноги. - Полегчало? Пришёл в себя? Теперь пошли, чем дальше от кратеров, тем лучше!
        - Что значит «от кратеров»? - Антон, вздрагивая от избытка адреналина, ощупывал застежки скафандра. Оказалось, что Порфирьев теребил их для нагнетания атмосферы и расстегивать не собирался. - Их там несколько?
        - Наверняка больше одного, - амбал быстрыми движениями проверил связующие канаты. - Стратегические объекты хорошо защищены и, как правило, имеют подземную часть не меньшую, а то и побольше, чем надземную. Согласно современной доктрине по ним положено наносить несколько ударов различного типа, в том числе направленными боеприпасами, предназначенными для разрушения объектов глубокого заложения. Я тебе об этом уже рассказывал. Там, на набережной, нас не зажарило радиацией за две секунды. Значит, это были кратеры от таких вот направленных взрывов. Основной удар ушёл в глубину. Скорее всего, это были даже не сами кратеры, а воронки от оседания грунта. Кратер находится дальше или ниже, даже не знаю, как правильно сказать. Короче, топаем отсюда!
        Он вновь растворился в полумраке пылевой взвеси, и группа ускорила шаг. От экстремальной эмоциональной встряски Антона била адреналиновая дрожь, но идти стало легче. Минут пятнадцать он брёл через океан пыли вслед за мутным световым пятном молодого техника, и сосредоточенно следил за тем, чтобы наступать на обломки, хотя бы с виду кажущиеся надёжными. Потом Порфирьев остановился, и группа собралась возле него.
        - Бомбоубежище должно быть где-то здесь, - шипение помех по-прежнему было беспрестанным, но на расстоянии вытянутой руки голос Порфирьева звучал громко и чётко. - По двум точкам привязывать карту к местности не так надёжно, как по трём, поэтому точнее уже не будет. Так что начинаем искать отсюда.
        - Как искать? Что именно? - Антон оглядел безликую свалку обломков, распростершуюся в сумрачной пылевой взвеси. - Мы на вершине развалин! Вход погребён под ними, как набережная или наша станция! Может, мы прямо сейчас над ним стоим, и даже не знаем об этом!
        - Ищем вентиляционную шахту. Или то, что может её заменять - любую крупную дыру в грудах обломков, в которую может пролезть человек в скафандре, - объяснил здоровяк. - Это старое бомбоубежище, новых в центре города не строили вот уже лет сто. Раз оно действующее, значит, его реконструировали и модернизировали. Но замкнутым циклом оно точно не обладает, чтобы установить такое, его пришлось бы полностью перестраивать и расширять. Это очень дорогая технология, никто не будет её применять к небольшому бомбоубежищу, которому в обед сто пятьдесят лет! Значит, у них должны быть вентиляционные шахты, хотя бы одна. Её наверняка засыпало, если не разрушило. Они должны были столкнуться с той же проблемой, что и мы, - нехватка воздуха. Чтобы не задохнуться, они выходили на поверхность и либо расчистили старый воздуховод, либо устроили новый. Со стороны это должно выглядеть как приличная дыра среди развалин.
        - Не свалиться бы в неё в этой чертовой пыли! - произнёс пожарный, осматриваясь. - Не видно ни черта! Мы заблудимся раньше, чем что-то найдём!
        - Не заблудимся, - Порфирьев подошёл к Антону и убедился, что его канат надёжно закреплён. - Растянемся в цепь и будем ходить по радиусу, как луч по экрану радара. Александр стоит на месте и вращается вокруг своей оси, как береговой маяк. Остальные ходят вокруг него на дистанции визуального контакта. Смотреть под ноги! Тем, кто идет по большому радиусу, следить за сохранением строя! Тем, кто на малом радиусе, не ускоряться, иначе большому радиусу придется двигаться слишком быстро, это опасно. Как только опишем полтора круга, останавливаемся. Я становлюсь центром вращения, Александр - точкой максимального радиуса. Описываем вторые полтора круга, снова меняем центр вращения, и так далее. Прочешем полосу в сто метров, потом продвинемся немного вперед, и повторим в обратную сторону. Так, змейкой, осмотрим квадрат сто на сто. Если они выходили на поверхность, мы найдем выход. Лишь бы не пролететь с привязкой карты… Кратер, по которому мы привязывались, всё-таки слишком приблизительный ориентир. Запросто могли ошибиться метров на сто-двести…
        Искать пришлось долго, и сразу же начались трудности. Двигаться по радиусу, привязанными друг к другу, не позволяли руины. Из бесконечного поля обломков торчало множество оплавленных и размозженных конструкций, и связующие канаты быстро упирались в непреодолимые препятствия. От связки пришлось отказаться, но из-за сильных помех рации замыкающего и головного не слышали друг друга, и все фразы передавали по цепи. В итоге решили делать так, как задумано, только вместо канатов следить за световыми пятнами друг друга и постоянно вести перекличку. Если кто-то не ответил, значит, стоп. И двигаться туда, где последний раз видели свет его фонаря. Антон подумал, что если потеряется сам Порфирьев, а его фонарь погаснет или выйдет из строя, то обнаружить тело, облаченное в мимикрирующее снаряжение, будет практически невозможно.
        Прочёсывать месиво из развалин, накрытое океаном пылевой взвеси и погруженное в сумерки, оказалось гораздо тяжелее, чем просто идти куда-то следом за впереди идущим. Мало того что россыпи обломков представляли собой самый настоящий урбанистический кочкарник, на котором можно переломать ноги запросто, стоит только запнуться или неправильно оценить надёжность какого-нибудь куска кирпичной кладки и бетонного обломка, на который собираешься поставить ногу. Помимо этого, каждую секунду существовала угроза потеряться. Бесконечное море обломков изобиловало выпирающими грудами строительного мусора и торчащими конструкциями. В некоторых таких предметах Антону удавалось узнать смятые в лепёшку троллейбусы и электромобили, но большинство идентифицировать не удавалось. Испытав на себе ярость термоядерных взрывов, несущих в момент вспышки окружающему пространству миллионы градусов температуры и миллионы атмосфер давления, основная масса городских объектов стала неузнаваема.
        И среди всего этого Антону приходилось кружить, продираясь через бесконечную пылевую завесу, спотыкаясь и перелезая через крупные обломки, цепляясь за почти невидимые в сумраке штыри торчащей арматуры и стараясь не обращать внимание на кроваво-красную троицу девяток, застывшую на индикаторе счетчика Гейгера. Овечкин поневоле вспомнил источающий ненависть взгляд монстра, привидевшегося ему во время урагана. Всё вокруг несёт смертельную угрозу, неудивительно, что у него возникли галлюцинации! Скорее, впору удивляться, что они так быстро прошли и больше не повторяются. Это потому, что организм мобилизовал все силы, чтобы выжить. Главное не думать о том, что будет потом, когда антирад прекратит действовать. Это совсем небезопасный препарат, его изобрели в конце двадцать первого века и применяют только в силовых структурах и экстренных службах. Потому что побочных эффектов у него полно, а полезный только один. Что-то он читал на эту тему давно, ещё в студенческие годы. Почти всё забылось, но Антон хорошо запомнил, что после применения антирада человеку необходима медицинская помощь.
        Он в очередной раз бросил взгляд по сторонам, убеждаясь, что видит световые пятна Владимира и Александра, и вновь опустил глаза под ноги. Не упасть бы! Ноги вновь гудят от усталости, глаза слезятся от перенапряжения, а вокруг по-прежнему одни смертельно радиоактивные руины. Спустя час поисков Антон был уверен, что предложенный Порфирьевым способ поиска крайне бестолков и изначально обречен на неудачу, но возмущаться он не стал. Перед глазами постоянно всплывала картина, как он, срываясь и соскальзывая, упорно карабкается по размозженному всмятку автобусу, стремясь выбраться из ямы. Жажда жизни оказалась настолько мощной, что он даже перестал чувствовать ураганный ветер, неоднократно сбрасывавший его обратно в яму. Этот урок он усвоил: хочешь выжить - надо что-то делать. Порфирьев асоциальный брутал, неотёсанный мизантроп, солдафон и нацик, но Дилара права - он с самого начала собирается выжить и делает для этого всё. И это ключ к успеху! Сделать всё, чтобы выжить! Теперь Антон это понимал. Можно просто отказаться от поисков, заявив, что план амбала отстой, и вернуться в метро, но тогда
бомбоубежище точно его семье не светит…
        Россыпь строительного мусора под его ногами с металлическим скрежетом промялась и рухнула вниз. Антон с криком пролетел пару метров и упал на что-то железное, присыпанное мелким строительным мусором. От удара почки пронзило болью так, что потемнело в глазах и перехватило дыхание.
        - Антон! Ты где?! - затрещал помехами эфир. Пожарный Александр заметил его исчезновение. - Я тебя не вижу! Что случилось?!
        - Я тоже его не вижу! - сквозь шипение эфира раздался голос молодого техника. - Олег! Антон пропал! Я слышал крик по рации! Мы остановились, ждём тебя!
        - Я провалился! - Антону удалось сделать вдох.
        - Опять?! - рык Порфирьева пробился через треск эфира. - Овечкин, у тебя мания проваливаться в разные экзотические отверстия, в простонародье именуемые задницей? Ну как? Остался доволен?
        - Яма была накрыта каким-то куском жести, - Антон поднялся на четвереньки и попытался отдышаться, осматриваясь. - На него насыпали мелкого мусора… Но устанавливали изнутри, - он поднял голову: - Лист меньше, чем диаметр ямы. Я вижу подпорки, на которых он держался!
        - Замри! - прорычал в эфире амбал. - Ты сейчас смотришь вверх?
        - Да… - Антон застыл на месте.
        - Я вижу твой луч света! - сообщил здоровяк. - Стой как стоишь, сейчас мы к тебе выйдем!
        Спустя полминуты в нависающей над ямой пылевой полутьме замелькали лучи фонарей, и Антон увидел подходящие к краю силуэты техника и пожарного. Порфирьева видно не было, из-за чего казалось, что фонарь в его руке плывёт в воздухе сам по себе.
        - Как самочувствие? - лучи трёх фонарей скрестились на Овечкине. - Руки-ноги целы?
        - Вроде да, - Антон пошевелил конечностями. - Спина болит! Второй раз так падаю! Сбросьте мне провод! Я сам не вылезу, тут метра три, и нет выпирающих обломков!
        - Отойди правее! - велел Порфирьев, и луч его фонаря сместился под ноги Антону.
        Овечкин послушно отшагнул в сторону, и вдруг фонарь полетел прямо на него. Антон отшатнулся, упираясь в стену из нагромождения обломков, и понял, что Порфирьев сам спрыгнул к нему в яму. Плохо заметный силуэт амбала спружинил, приземляясь, и легко выпрямился, свидетельствуя о том, что прыжки с трёхметровой высоты для него в порядке вещей.
        - Зачем ты сделал это? - Антон недовольно покачал головой. - Сказал же: отсюда самому не выбраться! Теперь им придётся вытаскивать нас двоих!
        - Яму действительно закрыли изнутри, - вместо ответа Порфирьев осмотрел собранные из чего попало подпорки, укрепленные чуть ниже краёв ямы. - Сверху это можно было бы выполнить понадёжнее… - Он перевел взгляд на Антона: - Что это значит, господин инженер-механик?
        - Те, кто это сделал, выбирались отсюда другим путем, - догадался Антон. Он завертел головой, осматривая стены ямы: - Здесь должен быть выход!
        Луч нашлемного фонаря скользил по сплошному месиву из раздробленных кирпичных и бетонных конструкций, из которого выпирали обугленные и оплавленные обломки непонятного назначения. В одной из стен ямы Антон разглядел кусок бетонной плиты, плашмя застрявший среди прочего мусора. Порфирьев удовлетворённо прорычал:
        - А вот и дверь! - Амбал вцепился в обломок плиты. - Ну-ка, навались! Опрокинем!
        - Думаешь, вход за ней? - Антон ухватился за торчащий из расколотого бетона кусок арматуры.
        - Где же ещё ему быть! - Порфирьев упёрся ногами в землю. - Смотри, как аккуратно яму расчистили, тут не ошибёшься! Взяли! И! Раз!
        Плита поддалась совместным усилиям и рухнула наземь, заставляя обоих отпрыгнуть.
        - Лестница! - Антон осветил обнаружившуюся за плитой нору в рост человека, на полу которой лежала раздвижная приставная лестница. - Проход упирается в тупик! А, нет! Он поворачивает!
        - Они, как и мы, были вынуждены огибать непреодолимые препятствия, - Порфирьев осветил бетонную стену. - Это, наверное, фундамент или что-то подобное. - Он поднял голову: - Саня, Володя! Оставайтесь пока там, всем в яму лучше не лезть! Антон, давай установим лестницу сразу. Мало ли что. Вдруг выбираться придётся в спешке.
        Лестницу приставили к краю ямы, и Порфирьев полез исследовать нору. Антон последовал за ним, но долго пробираться по норе не пришлось. После поворота нора расширялась, переходя в спускающуюся вниз широкую бетонную лестницу, и спустя несколько метров заканчивалась выпирающими из месива обломков мощными дверьми.
        - Это не вентиляция! - Овечкин осветил исцарапанные двери, покрытые толстым слоем пыли. - Это вход в бомбоубежище! - Он забарабанил кулаком по массивной створе: - Эй! Открывайте!
        Реакции не последовало, и Антон принялся стучать с удвоенной силой. Минут пятнадцать он долбил по дверям руками и ногами, но ничего не происходило.
        - Может, они нас не слышат? - он остановился и перевёл дух.
        - Может, не слышат, - согласился Порфирьев. - Это внешние двери, за ними, по идее, должны быть ещё. Но наверняка видят. - Он осветил небольшую защитную полусферу видеокамеры, незаметно запрятанную среди нависающих над головой обломков, образующих потолок норы. - Камера рабочая, её устанавливали после всех взрывов.
        - Эй, там! - Антон встал под камеру и замахал руками. - Мы знаем, что вы нас видите! Открывай!
        Он потратил на призывы ещё пять минут, после чего к ним со стороны входа протиснулся пожарный.
        - Не пускают? Может, там у них что-то случилось, и они не могут открыть ворота? - поинтересовался он, оглядывая двери. - Надо же, какое старьё! Такое так просто не взломаешь… Тут даже отбойный молоток не возьмёт! Наверное, даже противовзрывная защита есть!
        - Если бы ворота заклинило, они долбили бы нам в ответ, как сумасшедшие, - устало произнёс Порфирьев. - Всё у них там работает. Не хотят они нас пускать, вот и вся причина. Видать, выкопались на поверхность, увидели, что произошло, и поняли, что ждать помощи не приходится. По крайней мере, ждать её быстро - уж точно. Наверняка они расчистили вентиляцию, которую мы не нашли, а потом замаскировали всё, чтобы не быть заметными.
        - Но, почему?! - возмутился Антон. - Это же бесчеловечно! Это преступление! Это бомбоубежище, они обязаны спасать людей!
        - А ты подай на них в суд, - усмехнулся амбал. - Как видишь, теперь каждый за себя. Забыл, как толпа насмерть затаптывала метрополитеновцев ради сэндвича из буфета? Эти, - он кивнул на наглухо задраенные ворота, - скорее всего, тоже за продовольствие опасаются. Может, у них перенаселение, как у нас. А может, просто не хотят лишних ртов. Я ожидал, что никто не захочет нас принимать к себе, но, признаться, надеялся, что с нами хотя бы поговорят. И мы сможем доказать им свою полезность.
        - Открывайте, подонки!!! - Антон схватил обломок кирпича и заколотил им по воротам. - Впустите нас! У меня дети! Вы не имеете права!
        Он долго стучал в ворота, кричал и жестикулировал под видеокамерой, но ничего не изменилось. В конце концов Овечкин психанул и в ярости замахнулся кирпичом, собираясь разбить видеокамеру.
        - Не стоит, - Порфирьев перехватил его руку и отобрал обломок. - Так ты точно не внушишь им доверия. - Он отбросил кирпич и пошёл к выходу: - Надо уходить. У нас время заканчивается.
        - Как уходить?!! - опешил Овечкин. - Просто так, взять и уйти?! После всего?! Я останусь тут, и не уйду, пока они не откроют!
        - «Вы видите Эда», - продекламировал Порфирьев. - «Эд мёртв». Долго ты собрался здесь просидеть? Они могут не открывать от двух недель до двух месяцев, обычно маленькие бомбоубежища рассчитаны где-то на такой срок.
        - Тогда надо найти и перекрыть им вентиляцию! - продолжал психовать Антон. - Быстро откроют! Без всяких уговоров!
        - Это закончится стычкой и кровью, - вздохнул пожарный. - Такому никто рад не будет.
        - Согласен, - прорычал амбал. - Это крайняя мера, и её нужно оставить на крайний случай. Предлагаю оставить им записку. Овечкин, накарябай что-нибудь прямо на воротах, только без нервов. Убеди их, что без нас им никуда, и что мы вернёмся через сутки. Давай, в темпе! И уходим.
        Антон схватил осколок какой-то оплавленной железяки и принялся карябать на дверях послание.
        - Готово! - заявил он спустя три минуты, отступая на шаг и перечитывая написанное. - Я указал, что являюсь инженером-механиком, что среди нас есть техники, военнослужащие, медсёстры и педиатр! И что у нас с собой имеется немного продуктов!
        - Насчёт военнослужащих, наверное, зря, - оценил Порфирьев. - Не напугались бы. А вот про продукты это ты правильно написал, такое, по идее, должно их несколько успокоить. Если они и боятся чего-то, то это перенаселения и голода. Ладно, уходим! Через сутки вернёмся и посмотрим, что из этого вышло.
        Всю обратную дорогу Антон неистово колотил молотком чуть ли не по каждому крупному обломку, встречающемуся на пути. Остальные участники группы тоже набивали отметины, и если выбоины на развалинах за сутки не засыплет пылью целиком, то найти дорогу к бомбоубежищу будет достаточно просто. До района станции метро группа добралась без происшествий, но недалеко от входа Порфирьев свернул вправо.
        - Зайдём в гастроном, - прорычал он в эфир. - Возьмём продуктов для себя и раненых, если там ещё что-то осталось. Другой возможности может не быть.
        Возражений не последовало, и группа направилась по проторенной сотнями ног тропе. Маршрут к магазину угадывался сразу: пыли на развалинах почти не было, кругом следы и придавленные камнями обрывки всевозможных упаковок, которыми продовольственные команды отмечали дорогу. Света нашлемного фонаря вполне хватало для уверенного движения от одной отметки к другой, и Антон подумал, что ничего сложного в походе за продуктами нет. Особенно после того, что ему довелось пережить только что. Перед самым входом в нору, спускающуюся в магазин, вновь начался ураган. К счастью, здесь он не был настолько сильным, как там, на набережной, и с ног не сбивал. Пылевая буря мгновенно стала непроницаемой для взгляда и света, но Порфирьев, видимо, хорошо помнил дорогу, потому что сумел проникнуть в нору на ощупь. Остальные просто зашли следом, и Антон во второй раз оценил пользу связующих канатов. Идея, показавшаяся ему поначалу глупой и показушной, на самом деле могла не просто облегчить путь, но и спасти жизнь.
        В норе из-за пыльной бури видимость тоже была отвратительной, и спускаться пришлось на ощупь. Антон дважды едва не упал, сначала споткнувшись об осколок бетонной плиты, торчащий из россыпи развалин под ногами, а потом ударившись плечом о выступающий из стены норы фрагмент расколотой кирпичной кладки. От падений спас полученный опыт, Овечкин оба раза успевал ухватиться за стену. Можно было только догадываться, как тяжело пришлось полицейским, когда они пробивали эту нору. А ведь у них не было антирада. Или был? Антона вновь охватил страх. А вдруг они поумирали не от длительного облучения, а от побочных эффектов антирада?! Ведь после его употребления человеку требуются медицинские процедуры, провести которые на станции метро невозможно! От страха Овечкина вновь затрясло, и он приказал себе не ныть и взять себя в руки, обещая выяснить этот вопрос у Порфирьева или фельдшера. Сейчас нельзя поддаваться панике! Всё уже позади! Если запаниковать вновь, Порфирьев точно не возьмёт его с собой в бомбоубежище! Этот аргумент подействовал, и психику удалось удержать под контролем, хотя руки трястись так и не
перестали.
        - Мы внутри, - сообщил Порфирьев. - Развязываемся и ищем продукты. У нас есть полчаса.
        На складе царила кромешная тьма, и Антон тщательно освещал нашлемным фонарем каждый метр пространства. Найти что-либо долго не удавалось. Кругом валялись разорванные упаковки и порванные коробки из-под товара, громоздились опрокинутые стеллажи и возвышались кучи обломков, осыпавшиеся из проломов в потолке. Местами стены были выдавлены внутрь смещением грунта, не приходилось сомневаться, что от самого магазина наверху не осталось ничего, но подвальный склад каким-то чудом уцелел в большей своей части. Которую продовольственные команды вычистили под ноль. Неудивительно, что их группа не встретила тут никого. Склад абсолютно пуст.
        - Тут ничего нет, - выразил общее мнение молодой техник спустя двадцать минут непрерывных поисков. - Всё вынесли подчистую!
        - Я нашёл холодильную камеру с рыбой, - сообщил пожарный. - Воняет так, что даже через фильтры чувствуется. В остальном - хоть шаром покати.
        - Возвращаемся, - подытожил Порфирьев.

* * *
        За семь часов их отсутствия на станции многое изменилось. К запаху отходов человеческой жизнедеятельности, пропитавшему спёртый воздух, прибавилась сильная влажность вкупе с запахами чая и варёных макаронных изделий. Старый техник сумел организовать людям места для кипячения воды, задействовав для этого систему освещения. От каждого осветительного прибора теперь свисала кустарная проводка, заканчивающаяся самодельным кипятильником. В комплекте с кипятильником шло некое подобие металлической подставки, собранной из чего придется. На подставках располагались ёмкости с водой в момент кипячения и укладывались кипятильники в то время, когда кипятить было нечего. В результате подставки служили чем-то вроде радиатора отопления. К кипятильникам стояли очереди, очередь за водой из скважины стала ещё длинней, народа на платформе вновь прибавилось. Причина этого стала ясна, едва Антон приблизился к платформе настолько, чтобы видеть незанятую составами часть путей. В тоннелях стояла вода, контактный рельс был почти затоплен, всюду плавали обрывки всевозможных упаковок и порванной пластиковой посуды.
        Термометр скафандра показывал, что температура на станции упала до плюс пятнадцати и не приходилось сомневаться, что приток холодного воздуха с поверхности будет только увеличиваться. Замерзающие люди уже надели на себя всё, что оказалось под рукой, от ветровок до самодельных накидок, изготовленных из содранной с вагонных скамеек обивки. Плотно заполненное людьми пространство платформы и стоящих возле неё вагонов напоминало кадры репортёров, сделанные на свалке в какой-нибудь захудалой стране третьего мира: грязь и множество мусора, среди которого копошатся одетые кто во что нищие.
        Возвращение группы вызвало на станции всплеск активности. Множество активистов собрались по ту сторону ворот и выкрикивали вопросы, не дожидаясь, пока группа закончит первичную очистку. Зайдя внутрь, первое, что увидел Антон, были скафандры, валяющиеся в углу, недалеко от гермоворот. Следующее, что бросилось в глаза, был вагон, приспособленный под продуктовый склад. На его крыше сидели и стояли десятка полтора мужчин и женщин, среди которых он узнал добровольцев, подрядившихся охранять продукты. В руках они держали самодельные дубины, изготовленные из снятых с вагонов поручней. Похоже, охрана склада была усилена, но в тусклом свете аварийного освещения покрытые четырёхдневной щетиной люди с железяками в руках выглядели агрессивно, и больше походили на захвативших вагон беглых уголовников.
        - Иди, прокомментируй общественности результаты, - Порфирьев пренебрежительно кивнул Антону на выкрикивающую вопросы толпу. - Потом зайди в дежурку, надо поговорить.
        - Ты не хочешь разговаривать с людьми, которые так на тебя надеются? - нахмурился Антон.
        - Я не давал никому согласия на то, чтобы они на меня надеялись, - издевательски парировал амбал. - У нас же свободная страна, так ведь? Особенно теперь! - Его лицо сделалось усталым: - Мне нужно снаряжение очистить. Оно ещё пригодится. И тебе советую сделать то же самое. Не отдавай скафандр никому. Можешь наврать, что захочешь. Скоро толпа поймет, что поторопилась побросать скафандры. Даю триста против одного, что после крайнего выхода их даже не чистили.
        Порфирьев оказался прав. Едва общественность услышала об обнаружении бомбоубежища, за скафандры едва не возникла драка. Каждый желал идти туда через сутки, и за право первой очереди мгновенно разгорелась яростная борьба. Какие только аргументы ни выдвигались: одни заявляли, что им не хватило продуктов, потому что их продовольственные команды были последними в списках и им ничего не досталось. Поэтому право идти в бомбоубежище принадлежит им. Другие возражали, что имеют прав не меньше, потому что входили в состав команд очистки, и возились с радиоактивной пылью ради всеобщего блага. Остальные заявляли тем и другим, что это не является аргументом, потому что собранные в гастрономе продукты разделяются на всех, а команды очистки и вовсе имеют увеличенный рацион. Активисты с дубинами немедленно взяли скафандры под охрану, невзирая на идущее от них излучение, и Антон вместе с остальными членами группы получил требование снять скафандры и передать их в собственность общественности. Что характерно, никто не требовал отобрать у амбала спецназовское снаряжение. Общественность уважает частную собственность!
Или все в курсе насчёт шести трупов, которые при жизни пытались отобрать у Порфирьева рюкзачище. Интересно, где он его спрятал, прежде чем покинуть станцию?
        - Эти скафандры нельзя использовать! - заявил Овечкин, остро понимая, что его могут лишить возможности идти к бомбоубежищу. Зря он рассказал про зарубки на руинах, которыми отмечен маршрут! Многие решили, что смогут дойти до цели без проводников или возьмут в проводники Порфирьева, если он окажется в состоянии идти.
        - Почему это нельзя? - с подозрением вопросила одна из активисток. - Кто это решил?!
        - Мы попали под радиоактивный ураган! - мгновенно сымпровизировал Антон. - Фильтры забились, воздуховоды утратили герметичность, мы едва не задохнулись, пока спускались в метро! Систему воздухоснабжения необходимо отремонтировать! Мы с техниками займемся этим, как только пройдем медосмотр.
        - Точно! - немедленно подхватил кто-то из активистов. - Они пробыли на поверхности семь часов! Им нужна медицинская помощь, они получили серьёзную дозу радиации! Им ещё долго будет нельзя выходить на поверхность, иначе они погибнут! Они должны нарисовать нам карту! Пусть начертят план, мы сами дойдём! Я могу быть проводником, я делал онлайн-карты для крупных интернет-компаний, я отлично разбираюсь в планах местности! Этим людям больше нельзя рисковать, мы не можем допустить, чтобы они погибли! Я готов взять скафандр главного инженера после ремонта! Сколько вам потребуется на ремонт всех трёх скафандров, господин Овечкин?
        - Я… - Антон едва не запаниковал. - Я смогу сказать точно после того, как проведу тщательный осмотр и ревизию запчастей! Что-то у нас должно было остаться, но прямо сейчас я не могу гарантировать что-либо! Ураган сбил нас с ног, нас протащило по острым обломкам несколько метров, меня сбросило в яму! Пока я не могу быть уверен, что не нарушена герметичность, а внутренние датчики контроля вышли из строя из-за сильной ионизации окружающей среды. Как только я всё проверю, то сообщу! Информация будет через пять часов!
        - Отлично! - заявила активистка. - До тех пор будем считать, что в нашем распоряжении семь скафандров! Предлагаю обсудить списки и провести лотерею! Бросим жребий! Если что, на остальные скафандры проведём дополнительную жеребьёвку!
        Толпа заголосила, внося различные предложения наперебой и пытаясь перекричать друг друга. Антон с остальными членами группы поспешил удалиться в служебные помещения, не снимая скафандров. Войдя внутрь, он увидел, что служебные помещения заняты людьми, отношения к ним не имеющими. Выяснилось, что пока группа была на поверхности, в медпункте умер последний из тяжело облучившихся полицейских. Из мужской части станционных сотрудников остались только фельдшер с Петровичем, который чувствовал себя плохо и на ногах стоял неважно. Поэтому фельдшер обратился к активистам с просьбой помочь затопить трупы. Активисты помогли, но в процессе захоронения поняли, что в служебных помещениях освободилась жилплощадь, и объявили её своей. Кое-кто даже пытался разыскать оружие полицейских, но потерпел неудачу. Фельдшер сказал, что вроде всё оружие спрятал Абдуллаев незадолго до того, как перестал ходить, но где именно, он не сказал. Наверное, у полицейских имеется скрытый сейф, обнаружить который пока не удалось. Активисты опросили Петровича, но тот заявил, что дежурное помещение находилось в ведомстве МВД по
метрополитену, и ему туда нельзя было заходить без приглашения. Поэтому он не знает, где именно искать сейф, хотя слышал о том, что он где-то есть.
        В общем, в служебных помещениях всё, что не было отведено под больных и раненых, оказалось занято активистами. Свободной осталась только слесарка, в которой обнаружился Петрович, вычищающий снаряжение Порфирьева. Сам здоровяк сидел на стуле в другом конце помещения и всякий раз, когда Петрович закрывал глаза от недомогания или непонимающе смотрел на тот или иной незнакомый элемент снаряжения, порывался вскочить и помочь старому технику.
        - Сиди, я сказал! - недобрым тоном осаживал его старый техник. - Сам разберусь! Мне уже всё равно, а ты здоровье-то побереги! Скоро понадобится! И вас касается! - Он бросил на вошедших хмурый и больной взгляд: - Снимайте скафандры, несите сюда и проваливайте в дальний угол!
        Все подчинились, и Антон уселся рядом с Порфирьевым на полуразобранный кожух вентиляционной установки системы климат-контроля. Здоровяк сунул руку в карман и извлёк оттуда какой-то небольшой предмет.
        - На, держи, - он протянул Овечкину маленькую картонную коробочку в пластиковой обертке.
        - Пахлава?! - удивился Антон, читая надпись. - Ты нашёл её в магазине?
        - Тут нашёл, - невесело поморщился тот. - У мужиков, в коробке с продуктами. Им уже всё равно.
        - Где теперь их продукты? - Овечкин вспомнил, что активисты вычеркнули его из списков на раздачу продовольствия. - Их забрала общественность?
        - Пыталась твоя сраная общественность! - ответил за Порфирьева Петрович. - Да я спрятал. Так и не нашли. Больных покормлю лишней пайкой! Может, ещё кого, если заслужит! - Он смерил взглядом тихо ухмыляющегося Порфирьева: - Я не про тебя! Ты-то и без меня не пропадёшь! Я про внучка своего непутёвого!
        - А что я?! - обиженно возмутился молодой техник. - Что я сделал не так на этот раз?! Я с Олегом пошёл, как ты велел! Нашли мы запертые наглухо двери в бомбоубежище, в котором мы на фиг никому не нужны! Ты доволен?
        - Поговори мне ещё! - Петрович подобрал со станины газовый ключ и погрозил им Владимиру.
        - Владимир ваш внук? - удивился Антон.
        - Непутёвый! - сердито повторил Петрович, показушно замахиваясь ключом на молодого родича. - До двадцати лет дорос, а ума так и не нажил! Если бы я его не пристроил сюда, к себе под бок, так бы и слонялся по паркам с пивком да со своими дружками-алкашами из технаря! Хорошо хоть учёбу закончил и не выперли!
        - Сколько можно меня пилить?! - устало воспротивился молодой техник. - Целый год одно и то же! Я пить завязал, хорошо работаю, мне премии начисляют! Если бы не это дерьмо, накопил бы денег на университетское образование за пару лет!
        - Деньги тебе вряд ли теперь понадобятся, - резонно возразил Петрович. - Раньше надо было учиться! Теперь будешь выживать тем, что умеешь!
        - Толку-то от моих умений… - уныло протянул Владимир. - У нас электричества осталось на два дня. А что потом? Я думал, может, и вправду ветряк попытаемся собрать… только это бесполезно. Там такие ураганы, что его разнесёт на куски на фиг! Больше суток не простоит.
        - Ты им ещё не сказал? - Петрович перевёл взгляд на Порфирьева.
        - Нет, - подтвердил тот. - Сначала пусть от антирада оклемаются. Ещё неизвестно, кто как перенесёт побочку. Вот очухаются, тогда и поговорим. - Он встал и невесело поморщился: - Всем к фельдшеру! Может, хоть витаминов каких-нибудь уколет, всё ж лучше, чем ничего…
        Антон заявил, что торопится повидать семью, поэтому первым должен посетить медпункт, и вперёд всех вышел из слесарки. Обгонять его никто не стал, и это радовало. Ещё вчера фельдшер при нём говорил, что медикаменты заканчиваются, так что, кто раньше придет в медпункт, у того шансов получить помощь больше.
        В медпункте ситуация оказалась ещё более удручающей. Ещё несколько больных, получивших тяжёлые травмы от обрушений, умерли от отсутствия высококвалифицированной медицинской помощи, состояние остальных было в лучшем случае стабильным. На вопрос об их судьбе фельдшер лишь бессильно развёл руками, мол, все, кого можно было поставить на ноги, уже выписаны. Правда, некоторые пытались симулировать болезнь, чтобы остаться жить в служебных помещениях, а не возвращаться на грязную платформу, но медсестры пожаловались активистам, и особо хитрозадых вытолкали взашей. Остальным пострадавшим без серьёзных операций будет становиться только хуже. Серьёзных медикаментов больше нет, перевязочный материал давно закончился, его наскоро стирают, кипятят и используют вновь. Антон получил инъекцию глюкозы, на этом оказание медицинской помощи завершилось. Овечкин покинул ставшие переполненными служебные помещения, с трудом протиснувшись по заполненному самодельными лежанками коридору, и направился в свой тоннель. Идти пришлось по щиколотку в воде, лоферы промокли насквозь, и он чуть не потерял один башмак, пока
забирался в вагон.
        - Мама, папа вернулся! - Давид заметил отца ещё на подходе и высунулся из помятого оконного проёма. - Папа, осторожно! Не задень провод! Нам сделали кипятильник!
        Провод, протянутый в окно от ближайшей аварийной лампы, едва тлеющей из-за режима максимальной экономии электричества, в полусумраке тоннеля был почти незаметен, и Антон проследил его взглядом. Самодельная проводка шла к центру вагона и заканчивалась уже знакомым кипятильником, укомплектованным кривой металлической подставкой, изготовленной из кожуха какого-то прибора. В данный момент кто-то из обитателей вагона кипятил чай в металлической кружке-крышке от термоса, и всё пространство вокруг подставки-обогревателя было заставлено мокрой обувью.
        - Папа пришёл! - маленькая Амина бросилась к нему на шею. - Ты принёс мне пахлаву?
        - Конечно! - Антон победным жестом извлёк из кармана упаковку с лакомством. - Я же обещал!
        Дочурка взвизгнула от восторга, схватила упаковку и принялась сосредоточенно распечатывать обёртку. Оказалось, что принесённые с поверхности новости уже известны каждому, и обитатели вагона скучились вокруг Овечкина, пытаясь услышать подробности. Его засыпали вопросами, но сказать больше, чем уже сказано, было сложно.
        - Нам не открыли, - сокрушенно рассказывал Антон. - Даже разговаривать не стали. Вообще не подали признаков жизни! Я почти час ломился в их ворота! Оставил им записку прямо на двери, сказал, что среди нас есть техники, медики и педиатр! В бомбоубежище наверняка есть дети, это сильный аргумент! Мы должны вернуться через сутки за ответом. Я даже написал, что у нас есть продукты, чтобы они там не пугались!
        - Активисты говорят, что продуктов осталось на два дня, - в голосе Дилары сквозила неприкрытая тревога. - Потом есть будет нечего. Есть мнение, что экономить нужно уже сейчас, тогда удастся растянуть запасы вдвое. Но после этого всё равно голод. А ещё нас затапливает! Ты можешь сделать с этим что-нибудь? Ты же чинил систему водоотведения!
        - Насосы сгорели, - Антон бессильно поморщился. - Они на нижнем техническом уровне, он затоплен целиком. Но я посмотрю, что можно предпринять! - торопливо добавил он, глядя в наполненные страхом глаза жены. Сообщать о том, что через двое суток на станции закончится электричество, он не решился. - Только поем немного и отдохну часок, ноги еле шевелятся!
        - Сначала сходи за водой! - Дилара протянула ему пустой пластиковый баллон. - Обувь ты всё равно уже промочил. Пока будешь отдыхать, высохнет возле печки. Черпать воду из-под ног медики запретили, она снизу поступает, а там трупы затоплены!
        Пришлось возвращаться на станцию. Чтобы не стоять в ставшей ещё более длинной очереди за водой, Антон обратился к людям. Он заявил, что обязанности главного инженера заставляют его работать постоянно, и он не располагает временем стоять в очереди. Особенно теперь, когда ему необходимо чинить вышедшие из строя скафандры. В очереди нашлись недовольные таким использованием служебного положения в личных целях, но в итоге Антона пропустили. Он набрал воды, про себя отметив, что без электричества артезианская скважина перестанет давать воду, и направился обратно. Мысль о том, что у Порфирьева с Петровичем есть какой-то план, не давала ему покоя. Овечкин пробирался по платформе ко входу в тоннель и разглядывал полутёмные вагоны, заполненные обитателями с детьми. Смрад, доносившийся изнутри ранее, смешался с вонью остального воздуха и ощущался уже не так остро. Даже постоянный детский плач словно стал тише и глуше, войдя в привычку. Вместо звона в ушах теперь он вызывал гул. Этот гул глухо и тяжело бил в барабанные перепонки почему-то изнутри, неожиданно превращаясь в тихое рычание Порфирьева:
        - На самом деле все они неминуемо погибнут. Они были обречены с самого начала…
        Внезапно Антон ощутил острую боль в желудке, голова закружилась, в глазах всё помутнело, расплываясь до неузнаваемости, и он рухнул на колени, скрученный приступом сухой рвоты. Голову пронзило, словно раскалённым ломом, мозг бросило в жар, и дышать стало тяжело, словно на станции вновь заканчивался кислород. Он застонал, пытаясь непослушными руками нащупать пол, но скованное болью сознание потеряло контроль над конечностями. То голова, то легкие, то желудок, то всё сразу испытывали спазмы, сменяющиеся приступами рвоты и лихорадкой. Кости ломило, суставы ныли зудящей болью, мышцы отзывались резью на каждое движение, будто были утыканы иглами. В какой-то момент Овечкин понял, что находится не на платформе, а в медпункте, где-то на полу, и над ним склонились фельдшер с педиатром. Потом его опять накрыло жаром и приступами тошноты, и перед глазами стояла сплошная муть, сквозь которую кто-то вливал ему в рот воду, голосом Дилары требуя, чтобы он пил. Жестокая ломка продолжалась несколько часов, после чего Антону стало легче, и вымотанный организм провалился в сон, больше похожий на затяжной обморок.
        День пятый
        Очнулся он на полу слесарки. Рядом то ли спал, то ли лежал без сознания молодой техник, чуть дальше обнаружился пожарный. Он тоже лежал на какой-то грязной упаковочной бумаге, но его глаза были открыты.
        - Что… - Антон облизал пересохшие губы, - …со мной? Мы облучились, да?.. Я умру?..
        - Обязательно! - сзади раздался рык Порфирьева, и Антон попытался повернуть голову. Каждую клетку тело ломило нещадно, и движение пришлось прекратить. - Ты умрёшь однозначно! - Амбал навис над ним с нарочито злобной рожей. - Но, к сожалению, не сейчас! На этот раз ты выживешь, хоть и не заслужил! У вас отравление продуктами распада, побочный эффект антирада. Интоксикация, если короче. Это пройдёт.
        Здоровяк вышел, и пожарный посоветовал Антону спать, сказал, так отравление пройдет быстрее. Антон закрыл глаза, пытаясь вспомнить всё, что когда-то читал об антираде. Сложный химический препарат, состоящий из нескольких передовых компонентов. В результате их воздействия организм на определенное время приобретает способность сопротивляться радиации. Какая-то часть живых клеток поглощает ионизирующее излучение, не пропуская его дальше. Потом клетки разрушаются, и организм начинает отторгать продукты их распада. Этот процесс очень токсичен и без специализированного медицинского вмешательства может привести к отравлению. Что и произошло. Ну, или как-то так… Антон не был уверен в том, что запомнил всё правильно, но теперь уже всё равно… Он вновь провалился в тяжёлый сон, сопровождающийся жгучей мышечной болью.
        Проснулся он от ощущения прохлады на лбу. Овечкин открыл глаза и увидел Дилару, укладывающую ему на голову мокрую тряпицу. Оказалось, что она с детьми переехала жить в коридор возле слесарки после того, как Антон попал в медпункт. В саму слесарку её не пустили, Петрович наотрез отказался впускать детей в помещение с оголенными проводами, фонящими скафандрами и россыпью всевозможных небезопасных инструментов. Тем более что свободного места в слесарке не осталось, всё занимали запчасти, а на полу разместили Овечкина и остальных членов группы. Но Дилара решила, что в данный момент не до жиру, и лучше жить в тесном коридоре, поближе к сильным мира сего, чем в просторном вагоне, находящемся в полузатопленном тоннеле на отшибе. Тем более что уровень воды за это время поднялся ещё на пару сантиметров, вода была холодная, и Амину к отхожему месту приходилось носить на руках, чтобы не простыла, а Давид соорудил себе непромокаемые обмотки из опустевших продуктовых пакетов.
        - На, поешь, - жена поднесла ему ко рту ложку, и Антон послушно открыл рот.
        - Сколько времени прошло? - он жадно жевал безвкусное варёное тесто, словно ел не наскоро сваренные в пустом кипятке спагетти, руками переломанные в мелкую соломку, а изысканную пасту в дорогом итальянском ресторане. - Кто-нибудь уже пошёл к бомбоубежищу?
        - Нет ещё, - Дилара скормила ему вторую ложку. - Сейчас утро, сутки ещё не прошли, все ждут, когда настанет время, и карту. Вы все слегли без сознания, и рисовать её было некому. Ещё спрашивают, что с вашими скафандрами, Петрович говорит, что починить их уже нельзя, но все ждут, когда ты очнешься и проверишь их лично.
        - Порфирьев… - Антон проглотил пищу и потянулся губами к третьей ложке. - Не нарисовал им карту? Он же в порядке, я видел…
        - Он ведёт себя странно, - жена понизила голос, косясь на запертую дверь. - Ему было плохо всего пару часов, он слёг позже всех и раньше всех пришёл в норму. Я слышала, как он сказал фельдшеру, что у него есть небольшая степень адаптации, ему уже доводилось принимать антирад. Но я думаю, у него был антидот! Потому что для всех он тоже лежал пластом, типа ему тоже плохо, а Петрович приказал мне никому ничего не рассказывать, иначе сама себе хуже сделаю. Они что-то задумали! Ты что-нибудь знаешь об этом?
        - Не совсем, - признался Антон, дожевывая пищу. - Я не в курсе подробностей, но я в теме! Порфирьев сказал, что они обо всем расскажут после того, как мы оклемаемся.
        - Он знал, что вам будет так плохо! - сделала вывод Дилара. - И не хотел раскрывать тайну тем, кто останется здесь умирать! У него есть план, как выжить, я чувствую это! И этот план не для всех!
        - Где он сейчас? - Овечкин потянулся за следующей порцией. - Порфирьев?
        - Ходит по станции, охотится на привидения, - ухмыльнулась жена.
        - То есть? - не понял Антон.
        - Брюнетку помнишь, из-за которой нас чуть не убили? - Дилара зло скривилась. - Она теперь живёт где-то на платформе. Ночью она завизжала как резаная, на весь мир, блин! Это она умеет! Народ повскакивал, подняли тревогу, думали, что кто-то ворует продукты из вагона. Она сказала, что проснулась ночью типа отойти. И увидела какого-то монстра, одетого в мешковину, с кроваво-красными светящимися глазами. Он типа три метра ростом, огромный и всё такое. Шёл посреди платформы, она даже подумала, что он прямо по спящим людям шагает. Он её увидел и типа посмотрел на неё так, что она поняла, что он хочет её убить. Испугалась и заорала. Монстр, кто бы сомневался, сразу исчез. Точнее, она говорит, что не сразу, а через несколько секунд. Сначала смотрел, как она орёт от ужаса, типа наслаждался. А потом растворился в воздухе.
        - И что было потом? - Антон замер, забывая жевать, и ощутил ползущий вдоль позвоночника холодок.
        - Сначала эту тупую овцу высмеяли, - Дилара вновь поморщилась, - но потом кто-то заявил, что буквально за пять минут до этого видел что-то очень похожее у себя в тоннеле. Но решил, что это его глючит с перепоя, потому что его продовольственная команда притащила из гастронома спиртное, и они выпили на ночь. В общем, у всех возникло подозрение, что кто-то сделал себе маскировочную накидку из мешковины и ворует продукты, пока все спят. Активисты собрали патруль и обыскали станцию, но никого не нашли. Продукты пересчитали, всё на месте.
        - А Порфирьев при чём? - Овечкин сглотнул, не прожевывая.
        - Ну, сначала кто-то решил, а вдруг это он, - жена пожала плечами. - У него же мимикрирующее снаряжение. Активисты заявились сюда, но у него алиби, и он сразу заявил, что его снаряжением никто воспользоваться не мог, потому что там какая-то защита на электронику по рисунку сетчатки глаза. Тогда кто-то другой предположил, что здесь, на станции, может быть кто-то ещё, у кого есть такое же снаряжение, но он держит это втайне, чтобы похищать продукты.
        - Чушь какая-то, - усомнился Антон, убеждая себя, что всё услышанное не более чем совпадение. Нервы у людей взвинчены, условия вокруг схожие и смертельно опасные, наверняка нет ничего странного в том, что несколько человек видят похожие галлюцинации.
        - Порфирьев тоже сказал, что вряд ли, - подтвердила Дилара. - Мол, специальное снаряжение можно использовать с большей пользой, нежели просто воровать продукты. Но поискать негодяя не отказался. Вроде как такое снаряжение имеет возможность распознавать аналоги. В общем, он оделся и теперь лазает по тоннелям в поисках привидений. Для успокоения особо нервных. А их полно, потому что после того как эта тупая овца рассказала свою сказку, кто только чего не вспомнил! Глюки хлынули, как из-под крана!
        Порфирьев вернулся через час и сразу отправил Антона чинить аварийный передатчик. После изнурительного похода мышцы отзывались болью на каждое движение, больно было даже просто шевелиться, а ходить так и вовсе пытка, но никто не пожелал войти в его положение. Пока их группа занималась поисками бомбоубежища, а после все лежали в лихорадке с отравлением продуктами распада, активисты посадили за передатчик нескольких добровольцев. Добровольцы должны были сменять друг друга и круглосуточно вызывать помощь. В общем, рацию сломали, и ни один из них не смог сказать, как, когда и в чью конкретно смену это произошло. Пришлось проводить ремонтные работы в едва освещенном помещении. К счастью, непосредственно приёмо-передающее оборудование передатчика не пострадало, сгорел сенсорный блок, посредством которого подавались команды на увеличение-уменьшение громкости, а также на изменение несущей частоты. Антону удалось выставить частоту вручную раз и навсегда и запустить передатчик. Он сообщил об этом активистам, и те немедленно потребовали от него отчет о состоянии поврежденных скафандров. Пришлось делать
максимально убедительное выражение лица и с интонациями абсолютной честности врать, что система воздухообеспечения скафандров сгорела из-за чрезмерно долгого пребывания в условиях слишком агрессивной среды, на которую рассчитана не была. Поэтому в настоящий момент он ищет способы ремонта и запчасти, которые можно для этого использовать.
        Активистов это объяснение удовлетворило, они велели ему продолжать работать, и собрались для обсуждения предстоящего похода в бомбоубежище. В руках у них Антон заметил план местности, нарисованный маркером на куске упаковочного картонного ящика, на который был нанесён маршрут движения от норы станции до норы бомбоубежища, с указанием ориентиров и приблизительной протяжённости отрезков пути между ними в метрах. Судя по тому, что подобных картонок было несколько, активисты уже размножили карту и всерьёз готовятся к походу. Ведущееся на повышенных тонах обсуждение доказывало, что сдаваться они не собираются. Общественность не исключала, что запершиеся в бомбоубежище люди могут не захотеть впускать к себе новых обитателей, и многие активисты наперебой предлагали различные меры принуждения, от блокады вентиляционной шахты до подкопа при помощи отбойных молотков. Потом кто-то обратил внимание на прислушивающегося Овечкина, и ему чуть ли не хором велели идти чинить скафандры, которые сейчас дороже, чем на вес золота.

* * *
        В служебные помещения Антон вернулся в расстроенных чувствах и сразу за дверью был встречен женой.
        - Где ты пропадаешь?! - с тихим недовольством прошептала она. - Порфирьев отправил меня за тобой! Они устроили тайное собрание, идём скорее! Вдруг это предлог, чтобы обсудить что-то важное без нас! Я попросила одну из медсестер присмотреть за детьми, так что давай быстрей!
        В слесарку Антон с Диларой входили нарочито спокойно, чтобы не вызвать подозрений у тех, кто жил на полу в коридоре и всегда видел дверь. Овечкин даже сказал жене что-то на тему ремонта скафандров, мол, у меня после отравления руки ещё трясутся, поможешь держать обшивку. Переступив порог, Антон впился в присутствующих подозревающим взглядом, но обнаружить что-либо подозрительное не смог. Все были в сборе и молча ждали, пока Дилара запрёт дверь изнутри. Неожиданно заговорщиков оказалось больше, чем представлял Овечкин: Порфирьев, Петрович, его внук Владимир, пожарный Александр, фельдшер и женщина-педиатр. Эта новость застала его врасплох, и Антон остановился на полпути.
        - Активисты обсуждают поход в бомбоубежище, - на всякий случай заявил он, чтобы подчеркнуть, что заодно с заговорщиками, а не с толпой. - У них есть план местности с маршрутом. Они планируют перекрыть вентиляционную шахту в бомбоубежище, если их не пустят, или пробить отбойными молотками подкоп!
        - Карту я им нарисовал, - пожал плечами Порфирьев. - Пусть пользуются. Не жалко. А насчёт перекрыть кислород - это же твоя идея.
        - Я им такого не говорил! - оправдался Антон. - Я так подумал сгоряча, там, перед воротами…
        - Значит, кто-то ещё подумал сгоряча здесь, точно так же, - подхватил Порфирьев. - Садитесь! - он указал на расстеленный на полу замызганный плед, заменявший Антону больничную койку. - Пора поговорить. Времени осталось мало. - Амбал дождался, пока они усядутся, и заявил: - Мы уходим отсюда. Вы можете пойти с нами, если захотите. Но риск погибнуть по дороге - очень высок.
        - Без антирада до бомбоубежища не дойти? - Антон замер, лихорадочно собираясь с мыслями. Скафандров три. Здесь семеро, не считая Порфирьева, ему скафандр не нужен. Значит, кто-то пойдёт без скафандра, обреченный на верную смерть! И они, конечно же, попытаются оставить без скафандра именно его, Овечкина! - Но мы можем перемещаться по очереди! Первая тройка доберется до бомбоубежища и снимет скафандры перед воротами! Ты мог бы отнести их сюда!
        - Антирад есть, на десять человек его хватит, - голос Порфирьева звучал негромко и без всяких эмоций. - Но речь не о том. Мы не пойдем в бомбоубежище.
        - То есть как?! - опешил Антон. - Почему? Ты же сам сказал, что нам нужно спасаться там!
        - Я был неправ, - амбал обратился к Петровичу: - Начни ты.
        - Ну… - Петрович закашлялся сухим надрывным кашлем, и Антон перехватил направленный на старого техника обреченный взгляд фельдшера. - В общем, так… - Петрович отдышался: - Завтра в час дня, это самое позднее, наш запас электроэнергии закончится. Полностью. Свет погаснет, фильтровентиляционная установка вырубится, кипятильники станут металлическим мусором. Где-то в это же время сдохнут аккумуляторы нагнетателя и скафандров, если их не зарядить. Артезианская скважина, откуда мы берём питьевую воду, тоже перестанет работать. Впрочем, воды к тому времени будет уже по колено, может, и повыше. Так что смерть от жажды нам не грозит, скорее от отравления. Вчера я слышал, что продуктов вроде как осталось дня на четыре, так что через трое суток закончатся и они. Вот, собственно, всё. А ещё у нас закончились фильтры для скафандров, сегодня вставил последние.
        - Но разве не поэтому мы разыскивали бомбоубежище?! - воскликнул Антон.
        - Поэтому, - согласился Порфирьев. - Но оно нас не спасёт. Они нас не пустили, это раз, и они выходили на поверхность, это два. О чем это говорит?
        - Бомбоубежище маленькое или переполнено, - Антон поморщился. - Поэтому они расчистили вентиляционную шахту и замаскировались, чтобы никого не принимать.
        - Верно, - подтвердил здоровяк. - Скорее всего, у них такое же перенаселение, как у нас. Как и сюда, толпа в бомбоубежище ломилась до последней секунды. Наверняка ворота закрывались уже после того, как наверху начались первые взрывы и обрушения. Город перепахан множество раз, ни домов, ни улиц, сплошная свалка из гор обломков. Такое от одного удара не получается, даже от самого мощного. В общем, там у них толпа, численность которой гораздо больше того, на что бомбоубежище рассчитано. Наверняка дефицит продовольствия и режим жесткой экономии. Лишние рты им ни к чему, особенно если таковых негде разместить, потому что народа и так, словно селёдок в консервной банке.
        - Но они могут взять хотя бы детей… - робко предположила Дилара и осеклась.
        - Вряд ли, - Порфирьев покачал головой. - Суди сама: если с землёй сравняли только Москву, а остальная страна выжила, то рано или поздно сюда придут спасатели и вернётся закон. И их посадят за оставление людей в опасности, повлекшее за собой гибель тысяч человек. Эти самые дети расскажут следователям о том, что их родителей и прочих бросили снаружи на жестокую смерть. А так можно не открывать ворота вообще, и в случае чего сказать, что никто не знал о выживших. Ворота двойные, за ними тамбур или даже шлюз, услышать крики и стук невозможно.
        - Но они видели нас через камеру! - возразил Антон.
        - Камеру можно потихоньку убрать, - отмахнулся Порфирьев. - Или просто отключить в целях экономии энергии. И сказать, что её включали только перед выходами на поверхность, чтобы оценить обстановку за воротами. Всё остальное время она не работала, и никто никого не видел. Кроме того, наша доблестная общественность, скорее всего, сама разобьёт им камеру от злости уже сегодня. Короче говоря, чтобы потом не сесть, им лучше всего не открывать, и вообще не знать, что происходит за воротами. Но дело даже не в этом. Допустим, они нас впустили. Что дальше?
        - Проблему голода можно попытаться решить посредством поиска продуктовых магазинов… - Антон торопливо размышлял над словами Порфирьева, но логика подсказывала, что бомбоубежище лишь отсрочка неизбежного. - Но нас так много, что надолго никаких магазинов не хватит… Без холодильников погребенные под развалинами продукты скоро испортятся, как та рыба в гастрономе.
        - Наверху плюс четыре. Наверняка скоро станет ещё холоднее. - Порфирьев обращался к нему, но исподлобья оглядывал всех. - То, что ещё не протухло, вряд ли пропадет. Скорее, замёрзнет. Но ты прав, никаких магазинов на такую толпу не хватит. Производства пищи в бомбоубежище нет. Оно рассчитано на то, чтобы переждать сильную бомбардировку. Максимум - сохранять жизнь уцелевшим до прихода спасателей, то есть на срок от нескольких дней до нескольких недель. В общем, рано или поздно голод неизбежен. И истощение запасов энергии, которое вырубит им воду и вентиляцию. У них всё как у нас, разве что затопление им не грозит.
        - Это ещё вопрос, - Антон тяжело вздохнул. - Если из-за смещения грунтов у них в стенах появились трещины, как здесь, в тоннелях и на станции, то, может быть, их тоже начнет понемногу затапливать. Они совсем рядом с рекой, то есть внутри бассейна грунтовых вод. При наличии энергии решить проблему затопления труда не составит. Но как только она закончится, всё рухнет. - Он поднял голову и посмотрел на Порфирьева: - Что ты собираешься сделать?
        - Я хочу дойди до Раменок, - произнёс амбал. - Там, под землёй, есть целый секретный город на пятнадцать тысяч человек. Его регулярно модернизируют, так что сейчас, может быть, вместимость там даже больше. А где поместились пятнадцать тысяч, там и для лишней пары десятков место найдётся. Город способен существовать в режиме полной автономности в течение тридцати лет. Там есть всё необходимое для долгого существования. Поэтому их будет гораздо проще убедить впустить нас. Если сможем дойти.
        - Но как мы найдем вход? - подала голос женщина-педиатр. - Это же секретный город!
        - Лет сто назад он таким был, - машинально ответил Антон. - Сейчас в интернете есть всё. Я как-то был на одном портале, там энтузиасты занимаются исследованием подземной Москвы. Видел там видео про этот секретный город под Раменками. Даже входы показывали. Там всё засекречено, конечно. Входы замаскированы под разные здания, как бы не имеющие отношения к спецслужбам, но на самом деле все знают, что это там. Но это было до того, как город превратился в море обломков! Мы сможем найти вход?
        - Думаю, да, - Порфирьев устало потёр бровь. - После того как мы нашли бомбоубежище, карта привязана к местности надёжно. У меня есть координаты двух точек входа, этого должно хватить. Главное, пробиться через завалы в подземные тоннели. Нам потребуется инструмент.
        - Один отбойный молоток я для вас организую, - сообщил Петрович. - Он поломался, когда после Абдуллаева заканчивали рыть нору в гастроном, но я смог починить. Больше ничего нет.
        - Должно помочь, если повезет, - оценил Порфирьев. - Обломки будем руками таскать. Жить захочешь - справишься. Главное - дойти до места. Сейчас нам нужно определить, как рассказать обо всём этом людям. Потому что идти придётся долго. По прямой дотуда почти восемь километров, значит, в действительности будет не меньше десяти. Это часа четыре, быстрее по сплошным развалинам не получится, тем более с детьми. За это время можно умереть от радиации или как минимум получить высокую дозу облучения. У тех, кто захочет пойти, не будет средств защиты. Так получилось, что в своё время я запасся антирадом, правда, времени прошло много, и у препаратов частично истёк срок годности, но сейчас не до жира. Но я никак не рассчитывал, что антирад потребуется тысячам человек. У меня есть препараты для десятерых. Плюс три скафандра. Два из них получат Владимир и Александр, это моё условие. Мне нужны люди, которые будут помогать в обеспечении передвижения всей группы. Одному мне везде не успеть. Я пойду впереди, могу провалиться или сорваться, видимость наверху никакая, пока мы искали бомбоубежище, я чуть не упал в
реку, а Овечкин провалился в яму. В общем, без страховки впереди идущий запросто может до Раменок не дожить. И мне будет спокойней, если меня будут страховать люди, с которыми я уже побывал на поверхности. Итого, остаётся один скафандр.
        Порфирьев указал на защитный комплект, отдельно лежащий на станине электронного верстака:
        - Вот этот. В нём с нами ходил Овечкин. Скафандр очищен, аккумулятор заряжен, фильтр заменён на новый. - Он обвёл взглядом присутствующих: - Решайте, как поступить дальше. Кто пойдёт, брать ли детей и, если брать, то во что их закутать.
        - Я пойду без скафандра, - неожиданно заявил Петрович, вновь сбиваясь на кашель. - Он мне уже не нужен. Не дойду так не дойду, а если дойду, то меня там подлатают. Раз это секретный город для правительства, то с медициной там всё в порядке. Биорегенераторы последних моделей и всё такое… Пусть кто-нибудь из медиков берёт скафандр. Или мать с детьми.
        - Он на мне не застегнётся! - нервно воскликнула Дилара, разглядывая лежащий неподалёку скафандр. - Ему можно расширить размер?
        - Нет, - ответил пожарный. - Это старая модель предыдущего поколения. Её не сделать шире.
        - Мне ростовка слишком велика, - фельдшер безысходно вздохнул. - Я его не надену. И я останусь здесь. Не могу бросить больных.
        - Им уже ничем не помочь, - произнёс Порфирьев. - Ты сам об этом говорил. Смысл оставаться?
        - Смысла нет, - подтвердил фельдшер. - Но я останусь. Я кабинетный работник, у меня лишний вес, одышка и гипертония. Боюсь, что до Раменок не дойду, тем более, по развалинам. Останусь с больными, поддержу их психологически в последние минуты… И буду надеяться, что нас впустят хотя бы в бомбоубежище… или пришлют спасателей из-под Раменок.
        - Насчёт бомбоубежища я бы иллюзий не питал, - Порфирьев сделал скептическую гримасу. - Но на всякий случай у вас остался коммуникатор с картой объектов ГО, я привязал карту к местности, так что, если кто захочет, сможет попытать счастья. А вот если сможем попасть в подземный город, то там должны будут организовать спасательную операцию… надеюсь.
        - Будем надеяться вместе, - подытожил фельдшер и перевёл взгляд на Овечкина: - Господин главный инженер уступит скафандр даме?
        - В скафандре я буду более полезен общественности, чем без него! - возразил Антон.
        Перспектива многочасового пребывания среди смертельно опасной радиации без скафандра серьёзно испугала Овечкина. Он был там, на поверхности, и не в полусотне шагов от спасительной норы, в подвале магазина, а в самом, что ни на есть, сердце радиоактивной опасности! И он отлично понимает, что ждёт экспедицию! Даже несмотря на то, что он был в скафандре и под антирадом, он всё равно получил опасную дозу облучения, фельдшер сразу об этом сказал!
        - Я уже облучился на поверхности, и без скафандра радиация меня убьёт! - добавил он.
        - Скафандр тебя особо не защитит, - возразил пожарный. - У него есть защита, но при таких уровнях радиации этого мало. Основная надежда на антирад…
        - Я тоже смогу принести больше пользы в скафандре, чем без него! - заявила женщина-педиатр. - С нами пойдут дети! Им потребуется помощь! Они будут подвергаться смертельной опасности!
        - Доктор! - Дилара с тревогой переводила взгляд с педиатра на остальных и обратно. - А дети смогут перенести такой переход? Они не погибнут из-за облучения? Я где-то читала, что детям до четырнадцати лет нельзя использовать антирад, он слишком токсичен!
        - Нельзя, - подтвердила педиатр. - Но без антирада они погибнут однозначно. Детскому организму такое облучение не пережить. Но если остаться здесь, и нас не впустят в бомбоубежище, то они погибнут всё равно. Без электричества у нас не будет вентиляции, отопления и чистой воды. Скорее всего, смерть наступит от отравления водой или от поступающей с поверхности радиации раньше, чем от голода и переохлаждения. Поэтому я настаиваю на своём плане: мы должны вернуться к бомбоубежищу в назначенное время, а если там не откроют, то после этого можно идти в Раменки! У меня тоже дети, и я не хочу рисковать ими!
        - Вы уверены, что ваша любимая общественность отдаст вам скафандр после того, как узнает, что в бомбоубежище все сделали вид, что там никто не живёт? - поинтересовался Порфирьев. - До бомбоубежища я вас доведу, просто скажем толпе, что педиатр есть наш входной билет, и потому её нужно показать в скафандре, чтобы те, кто сидит по ту сторону видеокамеры, не заподозрили, что им привели живой труп или вообще пытаются обмануть.
        - Давайте потребуем для педиатра ещё один скафандр! - предложила Дилара. - У активистов! Пусть предоставят! На станции больше двухсот детей! Педиатр нужен всем! Я уверена, что со мной согласится большинство! А инженер-механик такой же входной билет, как педиатр, ты же сам говорил это! Ему тоже нужен скафандр!
        - Как хотите, это вам решать, - без эмоций ответил здоровяк. - В идеале в скафандрах должны быть оба, но я сейчас не об этом. Я о том, чтобы вообще не идти к бомбоубежищу. Надо уйти без ненужной огласки. Если дойдем до Раменок, то приведём сюда помощь. Она потребуется и здесь, на станции, и в том бомбоубежище, и даже в другом, которое есть на карте. Но сначала до Раменок необходимо дойти. Желающих может оказаться много, а антирада у меня на десятерых. Остальные две с половиной тысячи живыми не дойдут. Значит, им придётся остаться здесь. И они совершенно объяснимо могут не поверить в успех нашего похода в Раменки, и не захотеть отдавать нам скафандры. Мы должны уйти прежде, чем за них разгорится драка.
        - А если она не разгорится? - вскинулась женщина-педиатр. - Если общественность поймет?
        - Поймёт, как это было с буфетом? - уточнил Порфирьев. - Я проверять не хочу. Поэтому мы здесь и собрались. Чтобы решить, кому достанется третий скафандр.
        - При чём здесь скафандр?! - возмутилась женщина-педиатр. - У меня двое детей! Для них скафандров нет, а побочные эффекты антирада могут убить их после того, как сам препарат спасёт детей от радиации! Прежде, чем рисковать жизнями детей, мы должны попытаться доставить детей в бомбоубежище!
        - С таким же успехом их можно оставить здесь, - возразил здоровяк. - Чтобы дойти до Раменок, у нас есть семь с половиной часов - время действия антирада. Там нами займутся врачи, потом я приведу сюда спасателей. Всё это можно сделать за сутки или чуть дольше. К этому времени тут ещё будет электричество. Ну, или оно закончится совсем недавно.
        - Тогда я не понимаю, к чему это тайное собрание! - женщина-педиатр воззрилась на амбала.
        - К тому, что я был на поверхности, - Порфирьев коротко кивнул в сторону молодого техника, пожарного и Овечкина. - И видел, что там произошло. Столицу уничтожили по всем правилам теории ядерной войны: снесли всё, что было на поверхности, надземными взрывами, чтобы уничтожить инфраструктуру, коммуникации, здания и прочие объекты на поверхности. Контактными ударами разрушили хорошо укрепленные объекты подвального типа. Спецбоеприпасами достали до стратегических объектов глубокого заложения. И всё это было как минимум продублировано. Я уверен, что наши ракетчики сделали с противником то же самое, даже больше, потому что территории их стран по площади меньше нашей, и прятаться им сложнее, но нам от этого не легче. Москва - это один большой эпицентр десятков или сотен термоядерных взрывов. От зданий не осталось даже остовов, только горы развалин разной высоты, из которых торчат особо прочные обломки. Всё. Главный инженер! Как это может повлиять на наш поход в Раменки?
        - Как угодно негативно, - хмуро ответил Антон. - Мы можем не найти вход в подземный город под слоем развалин в десяток метров глубиной. Или найти, но подземные тоннели окажутся расплющенными, как наши тоннели в метро. Или вообще не дойти до него, если путь преградят воронки, потому что без специализированных скафандров через них мы не пройдем даже под антирадом, это верная смерть.
        - И что вы хотите этим сказать? - педиатр перевела угрюмый взгляд с Овечкина на Порфирьева.
        - Если мы не найдем подземный город, то последний шанс выжить, который останется, это как можно скорее выбраться из Москвы, - объяснил тот. - Покинуть зону сплошных эпицентров. Вы же медик, доктор, вам известно, что такое доза облучения в четыреста рад.
        - Это лучевая болезнь средней тяжести, - ответила педиатр. - Её крайний верхний предел.
        - Свыше четырёхсот рад начинается уже тяжёлая стадия лучевой болезни, - подхватил Порфирьев. - А свыше шестисот - крайне тяжёлая. Фактически, это летальный исход, если без современной медицинской помощи. Так вот, на поверхности сейчас везде от четырёх тысяч рад и выше. Вблизи воронок до семи тысяч. Единственный шанс выжить - выйти за пределы Москвы. Туда, где нет радиации. Если начнется ядерная зима, то температура очень скоро упадет до зимней, а зимой опустится до полярной. За городом можно хотя бы костры жечь и топливо для них добывать. И как-то попытаться наладить выживание.
        - Но это же путь в десятки километров! - ужаснулась педиатр. - Пешком! По сплошным завалам! Без скафандров и антирада при такой радиации никто не дойдёт живым!
        - Об этом я и говорю, - устало произнёс Порфирьев. - У меня есть антирад на десятерых. У вас есть то ли один, то ли восемь скафандров, тут уж я не знаю, сами решайте. Я доведу вас до Раменок. Если повезет попасть в подземный город, то оттуда организуют спасательную операцию и всех спасут. Будем надеяться, что они в этом заинтересованы. В конце концов, там укрылось правительство, а рано или поздно правительству потребуется население. Но если подземный город найти не удастся, мы не будем возвращаться сюда. Попытаемся выйти из города и выжить.
        - А как же остальные?! - опешил Антон.
        - Никак, - ответил Порфирьев. - Остальные останутся здесь и со временем погибнут. Или могут попытаться на свой страх и риск пойти с нами. Чего ты от меня хочешь? Я не волшебник. У меня есть десять доз антирада, я их отдам. Это всё, что я могу сделать. Не факт, что мы сумеем выбраться из города живыми или не умрём от облучения через пару недель после этого, но сидеть тут, сложа руки, я не буду. У тех, кто ходил со мной к бомбоубежищу, уже по семьдесят рад облучения, это две трети предельной месячной нормы. А мы ещё не начинали путь. - Он на миг умолк и закончил: - Решайте! Желательно так, чтобы толпа не поубивала друг друга за эти десять доз.
        - Вы предлагаете нам выбрать, кому спастись, а кому погибнуть? - ужаснулась педиатр. - Выбрать десять человек из трёх с половиной тысяч?
        - Если у кого-то есть идея лучше, то пусть предложит, - парировал Порфирьев. - Мне без разницы. Я всё сказал: мне нужны два человека в помощники. Я их назначил. Остальные места вакантны. Дальше ваше дело. Кто-то может остаться тут по собственному желанию, наверняка существуют такие, кто уверен, что в метро можно жить долгие годы.
        - Тогда давайте подождем несколько суток! - Овечкин попытался найти хотя бы какой-нибудь выход из безвыходного положения. - На поверхности ураганы! За неделю они раздуют пылевую завесу над городом, и радиации станет меньше! Если мы все сплотимся, то неделю продержимся, даже если нас не пустят в бомбоубежище!
        - Через неделю тут всё затопит до самой поверхности, - Петрович скривился. - И мы все окажемся на улице! Надо запаковывать детей во что придётся и как можно тщательнее. И уходить отсюда, пока силы есть.
        - Ураганы раздуют пыль, - с этим Порфирьев спорить не стал. - Но она никуда не исчезнет, просто радиоактивный очаг станет ещё шире. К этому моменту лучше быть подальше от Москвы. Вы как хотите, а я выхожу через час. Кто со мной?
        Оба техника и пожарный молча подняли руки, и Антон растерянно посмотрел на жену. Дилара бросила мимолетный косой взгляд на женщину-педиатра, не поднявшую руки, и многозначительно посмотрела на мужа, мол, чего сидишь сиднем, не тупи!
        - Мы идём с вами! - заявила Дилара, хватая скафандр Антона. - Мы забираем скафандр! Я лично получу второй скафандр для педиатра у активистов, чтобы она могла добраться до бомбоубежища! Все родители с детьми встанут на мою сторону, уверена! Как надо одеть детей, чтобы у них был шанс выжить на поверхности? У меня осталось полно пустых пластиковых пакетов, из них можно собрать накидки, я видела у вас скотч…
        - Там лежит, - Петрович указал рукой на выдвижной ящик, - вместе с изоляторами. Я помогу. Неси пакеты и всё что есть. Сделаем из них изолирующую подкладку и приклеим к старым пледам, на которых вы спали. Обивку со стульев снимем, проводами рукава и штанины замотаем. Где-то у меня чехол был, токарный станок закрывать, фартук для грязных работ и старый списанный рабочий комбез… Есть несколько строительных касок и респираторы… Соорудим защитные костюмы! Иди за детьми!
        - Обещайте, что вы действительно пойдете искать подземный город! - потребовала женщина-педиатр. - И приведете помощь! Что вы не бросите нас здесь на смерть!
        - Я мог бы просто уйти без объяснений, под любым предлогом, - спокойно ответил Порфирьев. - Например, проверять нагнетатель. И таким же способом забрал бы с собой тех, кто мне нужен. Например, под предлогом испытаний отремонтированных скафандров. Вышли на десять минут и не вернулись. Вместо этого я хочу попытаться помочь всем. Но необходимо реально оценивать риски и понимать, какие у нас шансы. Поэтому я сразу предупреждаю, что поведу людей в Раменки, но если не найду подземный город, то возвращаться не стану, а буду пытаться покинуть Москву. Я поведу всех желающих, сколько их наберётся. Но выбирать попутчиков помимо выбранных не буду.
        - Надо собирать людей на общий митинг, - женщина-педиатр поднялась и направилась к дверям. У самого выхода она обернулась к Диларе: - Вы подвергаете своих детей смертельной опасности. Не могу гарантировать, что ваши дети перенесут антирад без последствий. Надеюсь, вы это понимаете.
        - Понимаем, - Дилара передала скафандр Антону. - Но мы готовы пойти на риск!
        Педиатр покинула слесарку, и Порфирьев негромко произнёс:
        - Снаряжайтесь. Те, кто пойдут в Раменки в скафандрах, должны выйти наверх до того, как обо всём узнают остальные. На всякий случай, во избежание ненужных конфликтов.
        Старый техник выдал Владимиру и Александру скафандры, и те принялись немедленно надевать снаряжение. Дилара скользнула по ним взглядом и потащила мужа за дверь.
        - Пойдем, поможешь с детьми! - заявила она и обернулась к Порфирьеву: - Он на минуту!
        Тот кивнул, и супруги оказались за дверью. Дилара захлопнула её за собой и быстро зашептала:
        - Одевай скафандр и не отходи от него ни на шаг! Не вздумай с ним спорить, и делай, как он говорит! Ты понял?!
        - Диля, ты уверена? - Антон обеспокоенно смотрел на обитающих в коридоре людей, пытающихся прислушиваться к их разговору. - Там, наверху, смертельно опасно…
        - Здесь мы умрём! - ещё тише прошептала она, перебивая. - Ты же инженер! Скажи, у нас есть шансы? Если во всей стране так, как здесь, а не только в Москве? Если в бомбоубежище нас не пустят, не в это, и ни в какое другое, кто нас спасёт?
        - Теоретически, спасатели из малых городов, которые не подверглись бомбардировке… если такие есть, - ответ Антона больше предназначался самому себе, нежели жене. - Но к тому времени, когда они доберутся до нас, мы погибнем. Нам нельзя оставаться здесь, в метро. Вот если нас впустят в бомбоубежище…
        - А если нет? - снова перебила его Дилара. - Если не впустят? Что, если они действительно отгородились от всего мира, ничего не слышат и даже не включают ту камеру? Что тогда? Сколько мы проживём? Без тепла, еды, света, с отравленным воздухом и водой? Неужели ты не видишь? Порфирьев умирать не собирается, я тебе об этом уже говорила! У него есть план, и он что-то знает, раз собрался спасать своих! Я сразу поняла, как только вошла в слесарку! Они все четверо одинаковые: светлоглазые и светловолосые! Видел, какая у них щетина? Соломенного цвета! Я раньше думала, что Порфирьев красится в блондина, потому что больной на голову нацик! А он на самом деле блондин. И те трое, они почти такие же, даже старик, хоть он сильно седой! Ты видел такие бороды ещё у кого-нибудь на станции? Я - нет! Чёрных и рыжих полно, а соломенных нет! Этот чертов нацик собрал своих, и ты в их числе, на остальных ему плевать!
        - У меня волосы тёмные, - возразил Антон. - У педиатра и фельдшера тоже. Людей со светлыми глазами и чёрными волосами я видел на станции и помимо нас. И светловолосых женщин тоже видел. Если ты права, то принцип, по которому он выбирал, мне непонятен.
        - Какая разница?! - Дилара закатила глаза. - Если тебе так важно, спроси у него! Только потом, когда он нас отсюда выведет! А блондинов тут больше нет, можешь мне поверить! У всех корни тёмные, я внимательно смотрю на каждого человека с того момента, как он отшил ту визгливую брюнетку! Сейчас главное, что он не бросил тебя здесь! А вместе с тобой и меня, и наших детей! Поэтому бегом к нему и не вздумай всё испортить какой-нибудь глупостью! Ты понял?! От тебя зависит моя жизнь и жизни Амины с Давидом! Что ты стоишь?! Давай! Возвращайся! Я тут сама справлюсь!
        Она побежала за детьми, и Антон поспешно вернулся в слесарку. Все уже наполовину были снаряжены, и ему пришлось поспешить, надевая скафандр. Пока Петрович помогал гражданским герметизировать скафандры, Порфирьев возился со своим рюкзачищем. Интересно, где он его прятал? Антон бывал в слесарке неоднократно, и осмотрел все шкафы и ниши. Рюкзака там не было, но сейчас он в руках у Порфирьева, а из слесарки тот не выходил. Здесь либо имеется тайная ниша, либо за одним из шкафов есть дверь в ещё одно помещение, о котором Антону не сказали. Значит, не доверяют. Дилара права, теперь ему от Порфирьева лучше не отходить.
        Тем временем Порфирьев частично сложил свой рюкзак, который теперь был втрое меньше, чем изначально, и вручил его молодому технику. Тот надел рюкзак, амбал выдал всем по капсуле антирада и велел выходить. Выход из служебных помещений облаченной в скафандры группы вызвал у людей мгновенный интерес, и толпа у гермоворот образовалась прежде, чем Петрович начал их открывать. Стремясь избежать осложнений, Антон заявил первое, что пришло в голову:
        - Проводится проверка отремонтированной системы воздухоснабжения! Я должен протестировать скафандры в реальных условиях! - и торопливо выскочил за гермоворота.
        Следом вышли молодой техник с пожарным, Порфирьев с карабином на груди остался внутри. Воротина захлопнулась, и все трое, морщась от боли в ноющих мышцах, принялись подниматься по ступеням мертвого эскалатора. После вчерашнего похода мышцы ног ужасно болели, и, прежде чем группа добралась до нагнетателя, пришлось отдыхать трижды. Здесь все уселись на ступени в ожидании Порфирьева и остальных. Антон сверился со счетчиком Гейгера и наскоро провёл в уме расчет. Выходило, что там, внизу, у гермоворот, уровень радиации составляет двадцать рад в час, что в три раза выше, чем за гермоворотами, и в пять раз выше, чем на станции. Но тут, на уровне нагнетателя, уже триста пятьдесят рад в час. И продолжает расти. Значит, растёт и внизу. После истощения запасов электричества фильтровентиляционная установка станет бесполезна, и рано или поздно гермоворота придется открыть, чтобы не умереть от удушья. Какой уровень радиации будет к тому моменту внизу, перед воротами, можно только гадать… Антон подошёл к аккумулятору, питающему нагнетатель, и посмотрел на индикатор заряда. Петрович ошибся. Видимо, не учел, что
вращающиеся механизмы забились пылью, и на их проворачивание уходит больше энергии, чем на чистую работу. Аккумулятор опустеет уже завтра утром. Отсюда надо уходить. И лучше всего сейчас, до того, как здесь начнётся хаос.

* * *
        Станцию удалось покинуть только через два часа вместо запланированного одного. За это время уровень радиации в районе нагнетателя повысился на семь пунктов, а температура упала до плюс двух по Цельсию, и это очень убедительно доказывало правоту Порфирьева. В ожидании его затянувшегося появления Овечкин нервничал, опасаясь кровавой резни на станции, но всё обошлось. Порфирьев появился в сопровождении огромной толпы наглухо замотанных кто во что людей, и выяснилось, что задержка произошла из-за того, что пришлось ждать, когда все желающие подготовятся к выходу. Толпа оказалась заранее разбита на три части, и Порфирьев сразу принялся направлять людей по маршрутам. Четверо облаченных в скафандры и десяток туго укутанных в самодельные защитные накидки с касками и респираторами активистов первыми вышли из норы вслед за Порфирьевым, остальные остались ждать на засыпанных радиоактивной пылью ступенях эскалаторов.
        - Они пойдут искать второе бомбоубежище, - объяснила Антону жена. - Антирада у них нет, но есть спиртное, они считают, что оно частично выведет радиацию из организма.
        - Это же очень спорный вопрос! - возразил Антон. - Это не доказано!
        - Но и не опровергнуто, - голос Дилары в респираторе звучал глухо, - они решили рискнуть. Петрович закачал им в навигатор карту с объектами ГО, а Порфирьев как-то там по-своему привязал её к местности. В итоге они посчитали, что шансы есть, потому что туда-обратно можно успеть за два часа, если всё пройдет хорошо.
        - Остальные пойдут к первому бомбоубежищу? - Овечкин окинул взглядом ждущую на четырёх эскалаторах толпу. - Это не преждевременно, идти туда таким большим количеством? Мы же не знаем, откроют они или нет!
        - Туда идут пятьдесят человек, - Дилара проверила, хорошо ли закупорена самодельная накидка, в которую Петрович укутал Амину. - Остальные с нами.
        В каске и респираторе, скрепленными скотчем с прозрачными пластиковыми пакетами, заменяющими лицевой щиток, опутанная проводами вместо ремней и завязок дочурка, закутанная в толстые обмотки, была похожа на зловещего чёрного пингвина. Стоящий рядом Давид выглядел ещё ужаснее, и Антон понял, что терпеливо ожидающие шанса спастись люди, заполнившие эскалаторы, напоминают ему толпу нищих бездомных бродяг с какой-нибудь радиоактивной свалки за полярным кругом. Наверное, там это выглядит как-то так…
        - Как это с нами? - он подумал, что ослышался. - Но нам же идти много часов по смертельно опасной радиоактивной местности! Они же погибнут без скафандров и антирада!
        - Порфирьев сказал, что, если не придется ничего обходить, то идти будем порядка восьми километров. Если повезет, то сможем дойти за два-три часа. - Дилара строго велела дочурке прекратить хныкать, и продолжила: - Многие решили, что за это время не успеют погибнуть. А в Раменках им окажут квалифицированную медицинскую помощь. Раз это секретный правительственный город, то там есть всё. В общем, много людей не захотели ждать спасения, не все доверяют властям. А кто-то не доверяет Порфирьеву, хотя я думаю, что это уже перебор. Он правду сказал: хотел бы уйти со своими, ушёл бы, и никто бы даже не понял. Короче, уйти со станции хотело народу ещё больше, но респираторов было только сто. Поэтому всё так сильно задержалось - люди делали себе защитную одежду из того, что было под рукой. Там, на станции, не осталось вообще ничего, что можно использовать в качестве одежды, всё пошло на накидки, даже обивка.
        - Он дал вам антирад? - Антон проводил взглядом Порфирьева, появляющегося из норы.
        - Да, - подтвердила Дилара. - Самым первым. Он про нас не забывает, смотрит в нашу сторону время от времени, я вижу. Остальные тоже это видят, и к нам никто не лезет.
        - Первая группа ушла искать второе бомбоубежище! - громко прорычал Порфирьев, стремясь докричаться до всех. - Сейчас выходит вторая группа, которая идёт в Раменки! Замыкающим в ней пойдет главный инженер Овечкин, вот он! - Амбал указал на Антона. - За ним выходит третья группа! Впереди идущим третьей группы от Овечкина дальше чем на два шага не отставать! Замыкающими идут люди в скафандрах! Напоминаю ещё раз! Идем в колонну по одному, не растягиваться, спину того, кто идет впереди, видеть постоянно! Через каждые пять шагов оглядываться и убеждаться, что видите идущего за вами! Если вы его не видите, немедленно останавливаться и громко кричать: «Стой! Не вижу следующего!» Детей держать за руки, на руках не нести! Дорог и тротуаров больше нет, видимость минимальна, идти придется по сплошным обломкам, потерять равновесие и споткнуться - это в порядке вещей. С ребёнком на руках вы будете падать постоянно, мы об этом уже говорили! До бомбоубежища три километра, мы постараемся пройти это расстояние за час! Маршрут петляет вокруг нагромождений развалин, но он проверен, так что путь известный, и накладок
не будет! Петрович, Володя! Выводите вторую группу!
        Оба техника полезли в нору, за ними потянулись замотанные кто во что люди, и Антон спросил жену, оглядывая терпеливо ждущую своей очереди людскую массу:
        - Кто-то не пожалел собственных детей и потащил их в Раменки? Через смертельную радиацию?
        - Никто в Раменки с детьми не идёт, - тихо объяснила Дилара, переключаясь на проверку герметичности самодельного снаряжения Давида, - только мы! Порфирьев наотрез отказался брать ещё детей, сказал, не выживут без антирада, а антирад в первую очередь нужен взрослым, которые будут помогать всем остальным. И педиатр заявила, что антирад для детей опасен. Короче, никто не рискнул. С детьми идут в бомбоубежище, некоторые считают, что если те, кто там заперся, увидят через камеру несчастных страдающих детей, то у них появится дополнительная мотивация открыть.
        - Сколько всего людей в нашей команде? - уточнил Антон.
        - Сорок человек в самодельном снаряжении, вас трое, в скафандрах, и Порфирьев, - ответила жена. - Итого сорок четыре. Больше скафандров нам не дали. Решили, что четыре возьмут те, кто пошёл искать второе бомбоубежище, остальные наденут активисты третьей группы. Они будут перемещаться между первым бомбоубежищем и станцией и провожать в убежище тех, кто остался ждать в метро. Если в бомбоубежище откроют. А если не откроют, то они будут искать вентиляционную шахту. Найдут и закупорят, так что рано или поздно ворота всё равно откроются.
        - Всем, кто в скафандрах! - снова раздался рык Порфирьева. - Включить рации! Снаружи мощные помехи, связь цепляет метров на пять, так что носителям скафандров не разбредаться и держаться плотными группами, как я объяснял! Будете искать потерявшихся, если такое произойдет! Прежде чем начать поиски, привязаться друг к другу проводами! Там не видно ни хрена, сами не потеряйтесь!
        - Помоги надеть! - Дилара протянула Антону что-то вроде издырявленного рюкзака.
        - Что это? - Овечкин пытался понять назначение странной конструкции. - Детская переноска?
        - Петрович сделал, - жена развернулась к нему спиной и подставила руки под лямки. - Амину нести. Порфирьев сказал, что сама она не сможет по развалинам идти.
        - Это действительно так, - Антон нацепил на жену лямки. - Там только ноги ломать! Сплошное месиво из обломков, под ноги нужно смотреть каждую секунду! А почему она на спине?
        - Так Порфирьев велел. Сказал, что падения назад в основном происходят на скользкой поверхности, а при движении по сильно пересеченной местности падают в основном вперёд, из-за того, что спотыкаются. Поэтому нести ребёнка лучше на спине. И при падении на спину человеку инстинктивно легче успеть перевернуться на бок, чем при падении лицом вниз. Ещё он сказал, что там вместо земли обломки, много острых краёв, и в случае опасности просто упасть на живот, если Амина на груди - закрыть её собой не получится. Ребёнок получит травму. Поэтому на спине надёжнее…
        - Овечкин, выходи! - в головных телефонах скафандра зарычал Порфирьев. - Вторая группа уже на улице, ждём только тебя! Не трать время! Сначала доведём третью группу до бомбоубежища, потом встанем на свой маршрут. Каждая минута в цене!
        - Но это же крюк! - заявил Антон. - Зачем делать это, если мы всё равно не собираемся оставаться в бомбоубежище? Ты дал им карту, они дойдут туда без нас! Я тщательно отмечал весь маршрут, там каждый шаг в зарубках! А мы уже потеряли два часа антирада из семи с половиной!
        - С нами они дойдут туда гораздо быстрее, - объяснил Порфирьев. - У них вообще нет антирада, так что чем скорее доведём, тем больше у них шансов. Сейчас два часа дня, через пять с половиной часов будет около восьми. Это всё ещё световой день, так что холоднее не станет. От бомбоубежища до Раменок, по прямой, порядка пяти километров. Если сумеем быстро перейти реку, то времени хватит. Давай уже, шевелись!
        Оказавшийся рядом пожарный помог Антону и Диларе провести детей через почти вертикальные участки норы, и спустя минуту они оказались снаружи. Сразу же выяснилось, что за прошедшие сутки на поверхности стало ещё хуже. Индикатор термометра показывал плюс один, солнечного света почти не было, и царящий вокруг сумрак отличался от ночной тьмы совсем незначительно. Зато видимость улучшилась вдвое, это Антон определил сразу, как только огляделся. Луч нашлемного фонаря увязал в сплошной пылевой завесе не через четыре шага, как вчера, а вдвое дальше. Теперь в свете фонаря можно было разглядеть два здоровенных нагромождения обломков, между которыми тянулась тропа от норы станции к норе гастронома. Овечкин приказал себе не паниковать. Да, всё хуже, чем он надеялся. Если видимость улучшилась, значит, ветра раздувают океан радиоактивной пыли над Москвой. Но раз при этом ухудшилось освещение и продолжает падать температура, значит, пылевое загрязнение простирается вверх на многие километры. Возможно, до самой стратосферы. Это свидетельствует о том, что ужасный кошмар, творящийся с Москвой, происходит очень
много где. Иначе тепла и солнечного света с каждыми сутками становилось бы больше, а не меньше. Но паниковать нельзя, на него смотрят дети!
        - Папа! - Давид с подозрением всматривался в пылевой мрак. - Здесь есть мутанты? Ты видел монстров? У тебя ствол есть? У меня мама нож отобрала!
        - Мне он нужнее, чем тебе! - заявила Дилара. - Ты ещё маленький!
        - Да?! - запальчиво воскликнул сын. - Почему тогда ты раньше говорила, что я уже большой? Что я сильный и всё такое?! Если так, тогда отдай мне мой нож! Я его сам добыл!
        - Давид, уступи маме, ты же мужчина! - вмешался Антон. - Ты сильнее, чем она, поэтому нож ей нужнее, чем тебе!
        - Бред! - отрезал Давид. - Как я без ножа буду драться с мутантами?! Голыми руками я их не разорву! Я не такой сильный, как Олег! Ты сам-то с ними справишься без оружия?! Ты вообще драться не умеешь!
        - Тут нет никаких мутантов, - Антон решил проявить твёрдость и сделал голос ниже и грубее. - Я вчера здесь всё изучил. Тут никого нет, но часто налетают ураганы и среди обломков попадаются скрытые ямы, в которые можно провалиться! Поэтому приглядывай за мамой внимательно!
        - Володя! - вышел в эфир Порфирьев. - Как принимаешь меня?
        - Сл… шу! - зашипел в ответ молодой техник. - П… мехи сильн… е! Но понять м… жно!
        - Тридцать шагов вперед! - приказал здоровяк. - Надо освободить место для третьей группы!
        Человеческая вереница пришла в движение и медленно углубилась в пылевую толщу. Вскоре Порфирьев выстроил всех и ушёл в голову колонны, исчезая в пыльном сумраке. Антон помог жене укрепить дочурку в переноске, и спустя минуту разношерстная людская змейка потянулась вперёд. В этот раз идти было проще. Увеличившаяся дальность видимости и большое количество народа позволяли получать хоть какое-то представление о том, куда идёшь, и что вокруг. Теперь Антон мог различить выпирающие из многометровых груд строительного мусора обломки мощных балок и размозженные в лепешку остовы троллейбусов и электрокаров общественного транспорта. Взрывы, превратившие город в свалку обломков, были столь мощны и многочисленны, что не просто сминали в комок многотонные машины или разрушали небоскрёбы. Всё вокруг было раздроблено на куски и со страшной силой перемешано в сплошную массу урбанистического хлама, опознать в котором те или иные техногенные устройства или конструкции было почти или вообще невозможно. Зато зарубки, оставленные накануне вдоль маршрута следования, луч фонаря высвечивал отчетливо даже с учетом густо
осевшей сверху пыли.
        Не приходилось сомневаться, что с этой пылью оседают радиоактивные вещества, и уровень радиации вокруг наверняка стал ещё больше. Антон предпочёл не думать об этом, но кто-то из активистов достал счётчик Гейгера, и тот зашёлся в истеричном писке зуммера. Активист немедленно выключил его и засунул в складки одежды.
        - Что он показал? - идущая рядом женщина попыталась увидеть дисплей прибора, но не успела.
        - Ничего, - заявил активист. - Он сломан! Пищит непрерывно, а на дисплее ноль! Не работает!
        Скорее всего, активист солгал, но никто не стал вдаваться в подробности. Так людям было легче надеяться на лучшее. Овечкин окинул взглядом тех, кого позволял рассмотреть луч нашлемного фонаря. Колонна двигалась молча, люди шли, не поднимая глаз, сосредоточенно высматривая, на что поставить ногу в мешанине обломков и рваной арматуры. Молча шагали, молча спотыкались и падали, также молча помогали друг другу подняться и шли дальше. Антон в который раз огляделся и в который раз был вынужден признать, что не понимает, где находится. Москвы больше нет. Осталось только название и утопающее в пыльном сумраке бесконечное месиво из обломков, то громоздящееся грязными оплавленными горами, то проседающее столь же грязными и оплавленными рвами и вмятинами. Несколько раз колонна разрывалась на поворотах между такими вот перепадами рельефа, и люди кричали «Стой!», следуя установленным правилам. Крик передавали по цепи, все останавливались, потом появлялся Порфирьев, который забирал с собой облаченных в скафандры активистов и начинал поиски потерявшихся. Их быстро находили, целостность колонны восстанавливали, и
молчаливая вереница продолжала движение, петляя среди бесконечных россыпей останков столицы.
        До бомбоубежища добрались за час, но ещё полчаса ушло на то, чтобы уместить в норе всех желающих. Видеокамера, обнаруженная Порфирьевым накануне, исчезла, и кто-то из активистов заявил, что это неоспоримое доказательство того, что обитатели бомбоубежища выходили наружу. А значит, они прочли оставленное Овечкиным сообщение, и к назначенному сроку, то есть вечером, откроют ворота. С ним согласились не все, кое-кто считал, что камеру убрали специально, потому что открывать не собираются, а пришлые её однозначно разобьют, когда это поймут. И вообще, для тех, кто сидит в бомбоубежище, без камеры лучше, типа нет камеры - никого не видим, ни о чём не знаем, открывать некому, ни в чём не виноваты, если что. В конечном итоге было решено долбить в ворота камнями и ждать результата, параллельно проводя осмотр окрестностей на предмет поиска вентиляционных шахт. Как бы то ни было, информация о том, что внутри бомбоубежища есть люди и они живы, ободрила набившихся в нору переселенцев. Восемь человек из числа тех, кто собрался идти с Порфирьевым в Раменки, изменили своё решение и остались у дверей бомбоубежища.
В надежде на то, что так у них больше шансов выжить. Уровень радиации внутри норы был втрое ниже, чем на поверхности, и никто не стал чинить им препятствия. Порфирьев пересчитал свою группу, выстроил людей и отдал команду двигаться дальше.
        Овечкин вновь был назначен идти замыкающим, ему в напарники здоровяк выделил мужчину и женщину из числа активистов, которые получили антирад. Мужчина, судя по чертам лица, имел армянские корни, на вид ему лет тридцать пять, в прошлом явно был спортсменом. Его тучная оплывшая фигура ещё хранила силу, он тяжело дышал из-за лишнего веса, но двигался всё равно легче остальных и часто помогал людям перелезать через завалы. Женщина была моложе его лет на пять, может, чуть больше. Вроде русская, хотя в респираторе не понять. Кажется, Антон видел её среди активистов ранее. Привлекательная рыженькая особа с узкой талией и модными широкими бёдрами и эффектными большими чёрными глазами. Она была, пожалуй, даже симпатичнее той брюнетки из их вагона, которую чуть не убил психованный Порфирьев. Рыженькая обладает очень активной жизненной позицией, постоянно участвовала во всех обсуждениях, запомнилась своеобразным громким голосом. Сейчас не понять, она это или не она, все замотаны во что придётся, в несколько слоёв. Но та была без пары, значит, или они сошлись недавно, или просто работают вместе по жребию.
Вторая пара активистов, получивших антирад, была старше, но тоже разнополой и тоже сборной. Им Порфирьев поручил идти в голове колонны вместе с Петровичем и следить, чтобы группа не сбилась с пути.
        Сам Порфирьев шёл в десяти метрах впереди всех, прокладывая путь, молодой техник и пожарный шли за ним в пяти шагах, и все трое были связаны тросом. Эта предосторожность оказалась нелишней и сегодня. Дважды месиво обломков под ногами Порфирьева обваливалось в скрытые полости, и амбал проваливался вниз, повисая на тросах. Оба раза Владимира и Александра сбивало с ног внезапным рывком, но они вовремя хватались за точащие отовсюду обломки и останавливали скольжение. Порфирьева вытаскивали и проверяли целостность снаряжения, он сообщал, что до переломов благодаря подвеске долететь не успел, отряхивался и начинал искать другой путь, в обход опасного места. Спустя пять минут после второго такого падения налетел ураган, и все попадали там, где шли, стараясь забиться за любые выступающие обломки. Штормовой ветер нёс с собой облака мелких камней и строительного крошева, и замерший за обломком толстой бетонной балки Антон слышал, как летящие на угрожающей скорости потоки небольших обломков бьют по поверхностям защищающих людей касок. Если кто-то и кричал от боли, то в пронзительном завывании урагана
услышать это не представлялось возможным…
        В памяти возник образ громадного монстра с пылающим кроваво-красным взором, и Антону вновь стало страшно. Он понимал, что его страхи есть плод воспалённых нервов, и заставил себя думать о детях, это должно помочь. Как они пережидают ураган? Дилара с детьми шла в центре колонны, отсюда её не было видно, и он надеялся, что она успела укрыть детей за каким-нибудь крупным обломком. Сейчас, когда видимость улучшилась вдвое по сравнению со вчерашним днем, луч нашлемного фонаря отчетливо высвечивал множество таких препятствий вокруг. Неудивительно, что Порфирьев ведет группу далеко не по прямой линии. Приходится обходить не только высокие горы обломков, но и огибать отдельно торчащие, которых на пути полно. Но в то же время их можно использовать как препятствие на пути ураганного ветра, несущего мелкие камни, как сейчас, поэтому на значительное расстояние от них лучше не удаляться…
        Ураган закончился внезапно, и Антон не сразу это понял. Где-то неподалёку появился Порфирьев, его силуэт, сливающийся с окружающим пыльным мраком, разглядеть не удавалось, но голос в эфире стало слышно отчетливо. Вместе с ним пришёл пожарный, они подняли всех на ноги и устроили перекличку. Все, кроме одного, обнаружились быстро. Люди сильно испугались, но в целом не пострадали, однако потерявшегося не могли найти минут десять. Всё это время колонна стояла, Порфирьев разрешил людям сидеть, запретив при этом сходить с места. Антон воспользовался неподвижностью колонны, заявил в эфире, что ему необходимо проверить семью, и направился к жене. Дилару он нашёл на положенном ей месте, успокаивающую детей, и прибыл как раз вовремя, потому что конфликт с сыном был в разгаре, и маленькая дочурка устало хныкала в заплечном рюкзаке Дилары, жалуясь на мёрзнущие ноги.
        - Отдай мне мой нож! - требовал Давид. Ребёнок был бледен, как полотно, и пытался отобрать оружие, которое Дилара держала в руке, отведя за спину, чтобы не позволить сыну схватить. - Я буду отбиваться от монстров! Ты не сможешь! У тебя Амина!
        - Нет никаких монстров, тебе показалось! - в голосе Дилары смешались страх и раздражение. - И вообще, я сильнее тебя! Поэтому нож будет у меня!
        - Это я сильнее! Папа при тебе сказал! - Давид вцепился матери в руку, вырывая рукоять ножа.
        - Давид, уступи! - строго заявил Антон, приближаясь. - Мы уже говорили об этом! Тут нет никаких монстров! Оставь мать в покое, ей и так тяжело!
        - Есть! - запальчиво воскликнул сын. - Я сам видел! Он огромный и весь в мешковине! Похож на здоровенного человека, только в сто раз мощнее! У него глаза красные и светят, как лазер! Он шёл через ураган и всех ненавидел! Я сразу понял! Скажи ей, пусть отдаст мне нож! Надо рассказать Олегу, у него есть ствол!
        - Нет здесь никаких монстров, Давид, - Антон вновь ощутил холодок страха, текущий вдоль позвоночника. - Это распространенная галлюцинация. Во время пыльной бури люди такое часто видят. Как мираж в пустыне. Спорим, монстр исчез, как только посмотрел на тебя?
        - Он на меня не смотрел! - Давид не перестал спорить, но мать в покое оставил. - Я прятался за обломками, и он меня не заметил! Он прошёл мимо, вон там! И ушёл в сторону Олега!
        - Может, это и был Олег? - Овечкин заставил себя говорить спокойно. - Он проверял, все ли в порядке! У него же крутое снаряжение спецназа, оно сливается с пылью, вот тебе и привиделось!
        - Надо у него спросить! - немедленно заявил сын. - Вызови его по рации! Заодно предупредим!
        - Олег, ответь Антону! - громко заявил Овечкин, незаметно отключая рацию. - Олег! Ответь Антону! Что? Да, на связи! Помехи сильные, слышу тебя очень тихо! Давид видел монстра во время урагана! Что? Да-да, три метра ростом, в мешковине, человекообразный, килограмм пятьсот весом, очень здоровый, глаза кроваво-красные и светятся! Именно так, ты всё точно описал! Что? Стандартная галлюцинация пыльных бурь? Ты уверен? ?кей! Понял тебя, Олег! Принято! Отбой! Конец связи!
        Овечкин присел на корточки перед сыном и незаметно включил рацию, чтобы Давид услышал шипение эфира, и всё выглядело максимально правдоподобно.
        - Ты тоже его видел? - незамысловатый спектакль возымел действие и успокоил ребёнка.
        - Нет, мне Олег рассказал, - важно объяснил Антон. - Я не видел, у меня крепкая психика!
        - А у меня слабая? - поник Давид. - И у Олега тоже?
        - Олег много воевал и много пережил, - Овечкин придал голосу нотки непоколебимого спокойствия. - Ему пришлось нелегко, поэтому его нервная система иногда перенапрягается, и в момент пылевой бури может галлюцинировать. У тебя с психикой всё отлично, просто ты ещё не вырос полностью. Скоро она станет такая же мощная, как у меня!
        - Владелец мощной психики! - сквозь треск помех прорвался рык Порфирьева. - Бегом на своё место в колонне! Ждём только тебя! Почему не отвечаешь на вызовы?
        - Я разговаривал с сыном! - поспешил оправдаться Овечкин, вскакивая. Он хлопнул Давида по плечу: - Мне пора! - И побежал вдоль людской вереницы в хвост колонны: - Вы нашли последнего?
        - Нашли, - без энтузиазма ответил Порфирьев. - Его убило ураганом. Крупный камень попал в лицо, между каской и респиратором, его отбросило в сторону и нанизало на торчащий кусок арматуры. Пока ураган длился, он умер. Вставай замыкающим, начинаем движение! Смотри в оба, сейчас будем переходить реку, возможны оползни.
        - Оползни? - переспросил Антон. - Ты опасаешься, что мост не выдержит?
        - Моста я не нашёл, - размытый силуэт Порфирьева вынырнул из пыльного сумрака рядом с Овечкиным. - Его больше нет. Воды в реке тоже. Русло сильно захламлено обломками, в некоторых местах засыпано почти полностью. Я наткнулся на один такой гребень, по нему и перейдём.
        - Если весь город подвергся такому разрушению, - Антон прикинул в уме карту области, - то шлюзов на московском канале больше нет. Что осталось от подземных коммуникаций - нельзя даже представить. Вода могла уйти, куда угодно. Но потом она вернётся, если вся река не выкипела до самых истоков.
        - Кто её знает, - Порфирьев неопределенно пожал плечами. - От мостов точно ничего не осталось, можно даже не искать. Так что надо переходить здесь, пока есть возможность и штиль.
        Он дал Овечкину несколько указаний и исчез. Спустя минуту колонна двинулась сквозь утопающий в полумраке океан пылевой взвеси, и Антон сосредоточился на движении. Группа недолго шла вдоль набережной, скрытой под трёхметровым слоем обломков, двигаясь вдоль обрыва, ведущего к руслу, потом резко изменила направление под прямым углом и принялась карабкаться вверх по склону завала, перегородившего речной канал. В тёмном пыльном сумраке луч фонаря не доставал до дна русла, и понять, что там, не получалось. Лишившееся воды русло там, куда проникал взгляд, действительно было обильно захламлено корявыми головешками сильно выгоревших деревьев вперемешку с обломками зданий, вывороченными корнями, смятыми в узлы столбами, расплющенными электрокарами всевозможных размеров и множеством другого оплавленного до неузнаваемости хлама. Всё это густо засыпало грунтом и пылью, и пробираться по завалу приходилось почти на четвереньках, помогая себе руками. Где-то впереди, в десятке метров от Антона, раздался громкий хруст, и крик падающего человека утонул в грохоте срывающихся со склонов обломков. Крик перерос в
душераздирающий вопль боли, видимо, попавший под оползень человек уже лишился респиратора, но сразу захлебнулся на высокой ноте. Несколько секунд ещё слышался звук падающих камней, ударяющихся не то о дно русла, не то о скопившиеся поверх него обломки, потом всё стихло. Вскоре вереница продолжила движение, и Антон увидел Порфирьева с пожарным, которые за руки перетаскивали людей через место провала.
        До противоположного берега удалось добраться без новых потерь, но двигаться дальше оказалось невозможно. Всё вокруг представляло собой сплошное месиво из начисто выгоревших обломков деревьев, торчащих среди россыпи буераков, образовавшихся на месте вырванных с корнем древесных стволов. В недалеком свете нашлемного фонаря всё это уходило вверх под опасным углом и терялось в забитом пылью сумраке. Овечкин подумал, что где-то здесь должны быть Воробьёвы горы, наверное, это они и есть. Порфирьев объявил привал и ушёл искать подъём. Пока его не было, люди стали жаловаться на озноб и слабость, и пожарный с техниками попытались развести костёр, но не смогли разжечь огонь. У кого-то из людей нашлась зажигалка, но обугленные головешки, торчащие отовсюду в изобилии, не загорались, а растопочного материала не было. Потом вернулся Порфирьев и сообщил, что нашёл подъём, но к этому месту движется пожар, и надо торопиться.
        Минут пятнадцать человеческая вереница ползла вверх по извилистому маршруту, потом где-то справа начало светлеть, и ситуация изменилась. Температура стала расти, к пылевой завесе прибавился едкий дым, видимость упала, люди через респираторы ощущали запах гари. Грязно-оранжевое световое пятно быстро заняло всю правую сторону склона сверху донизу, и треск надвигающегося пожара свидетельствовал о его быстром приближении лучше любых объяснений. Люди рвались вверх по склону, выбиваясь из сил, двое или трое сорвались, но одного успели поймать за руку, остальным повезло зацепиться за какие-то обломки. Оказавшись наверху, группа продолжила бег, стремясь выбраться из опасной зоны, но вновь начался ураган, и пришлось срочно прятаться прямо под ударами стихии.
        На этот раз штормовой ветер ударил ещё более неожиданно, чем до этого, и люди падали наземь прямо там, где находились. Антон успел заметить, как пару помогающих ему активистов опрокинуло навзничь, но большего разглядеть не смог. Поток каменного крошева хлестал по лицевому щитку скафандра, и Овечкин пополз к ближайшему крупному камню, оказавшемуся рядом. Ураган свирепствовал меньше десяти минут, но выстудил скафандр настолько сильно, что на индикаторной панели вспыхнула пиктограмма включенного режима обогрева. Термометр показывал минус пять, и Антон переживал за детей. Их одели и утеплили как смогли, но кто сказал, что это надёжно? На прошлом привале Амина жаловалась, что у неё мерзнут ножки, она ведь сидит в рюкзаке и совсем не двигается! Нужно найти способ развести костёр и обогреть замерзающих людей, но пока бушует пылевая буря, невозможно даже пошевелиться…
        Ураган сменился полным штилем не более чем за секунду, показания термометра выросли до минус одного, и сразу же начался снегопад. Бушевавший позади пожар задуло штормовым ветром, и со стороны угасшего пожарища потянулись облака сизого дыма, быстро накрывая всё вокруг. С неба крупными хлопьями сыпалась сплошная грязь, ничем не напоминающая снег, и частично таяла, покрывая бесконечные россыпи развалин чавкающей пластилиновой кашицей. Антон вскочил на ноги, понимая, что его засыпает смертельно опасными радиоактивными веществами, и бросился искать семью. Через два шага он наткнулся на свою пару активистов, вяло шевелящихся среди покрывающихся влажной грязью обломков. Задерживаться возле них Овечкин не стал, от одной мысли, что его жена и дети могут сейчас находиться в таком же положении, ему стало дурно, и он с разбега перепрыгнул пытающиеся подняться фигуры. Антон бежал вдоль людской вереницы, ища глазами Дилару. На ногах не стоял никто, некоторые смогли подняться на четвереньки, остальные ещё только пытались освободиться от слоя грунта и мелких камней, насыпанных на них ветром. К счастью, благодаря
внезапности урагана, колонна даже не успела рассыпаться, и Антону удалось добраться до жены быстро. Дилара сидела на дне неглубокой ямы и прижимала к себе плачущую Амину, пытаясь укрыть её между собой и обломком какой-то расколотой кирпичной кладки. Рядом ползал Давид и сосредоточенно осматривал обломки, выискивая всё деревянное.
        - Папа! - Сын первым заметил Антона. - Надо развести костёр! Амине холодно! И маме тоже!
        Зубы Давида красноречиво стучали, дочурка рыдала, и Дилара без всяких предисловий отправила его к Порфирьеву, просить помощи. Овечкин заверил семью, что сейчас всё решит, и бросился в голову колонны, на бегу вызывая Порфирьева. Но из-за радиоактивных осадков ионизация окружающей атмосферы усилилась, радиосигнал не пробивался через помехи, и никто ему не отвечал. Добравшись до первой пары активистов, он обнаружил их шатающимися, но уже на ногах. Порфирьева нигде не было, людей в скафандрах тоже, активисты занимались тем, что поднимали сильно ослабевшего Петровича.
        - Где Порфирьев? - Антон подбежал к старому механику и схватил его за грудки. - Где остальные, которые в скафандрах?!
        - Отпусти его! Мешаешь! - Женщина-активист бесцеремонно оттолкнула Овечкина.
        - Порфирьев ушёл за тобой, - ответил активист-мужчина. - Остальные ищут дрова. Впереди…
        - Овечкин! - рычание Порфирьева пробилось через оглушительный треск эфира, и Антон понял, что вышел на достаточное расстояние, раз слышит его голос. - Пройдёшь прямо по курсу группы пять метров и потом ещё три направо! Увидишь крупную яму, посреди которой готовится костёр! Всех людей своди туда и рассаживай вокруг кострища! Как принял?
        - Я тебя услышал! - Овечкин вскочил на ноги. - Я найду!
        - Возьми свою пару помощников и выводи людей в порядке их расположения в колонне, от хвоста к голове! Ни в коем случае не разрывай колонну и не начинай эвакуацию с головы! Иначе кто-нибудь заблудится! Видимость упала, меня рядом нет, тросами никто не связан! Ты понял?
        - Понял! - Антон бросился к семье. Что бы там ни возомнил о себе Порфирьев, он сначала позаботится о семье, а потом со спокойной душой займется остальными! Семья - это главное!
        Овечкин добрался до ямы, помог Диларе вывести детей и повел их в указанное место, обещая, что всё будет хорошо. Двое людей, находящихся в колонне позади Дилары, устремились следом, попутно к ним присоединялись другие, и к затерянной среди россыпей обломков яме Антон вывел едва ли не треть всей колонны. Яму он нашёл сразу, она действительно оказалась довольно большой, видимо, подвал какого-то сооружения, с которого сорвало перекрытия, размозжило стены и частично засыпало грунтом. Большего не понять, вокруг поистине паническое однообразие: везде, куда через сумрачную пылевую завесу дотягивался свет фонаря, виден бесконечный океан всевозможных обломков, перемешанных во внушающую ужас кашу. Разница только в высоте нагромождений, где-то они выше, где-то ниже, и среди выпирающих из океана грязной пыли гор не сразу замечаешь зияющие провалы.
        В центре ямы обнаружилась куча разнообразного хлама, судя по внешнему виду, являющегося горючим, но больше никого не было, видимо, Порфирьев и остальные ушли за следующей партией дров. Овечкин велел спасённым людям рассаживаться вокруг готовящегося костра, усадил семью поближе и побежал за остальными, попутно сообщая Порфирьеву о том, что успешно эвакуировал часть людей.
        Бежать через сплошной поток опускающегося сверху грязного снега, чавкающего под ногами радиоактивным пластилином, было не только тяжело, но и опасно. Луч нашлемного фонаря пронзал грязный снегопад едва на пару шагов. В любой момент можно было поскользнуться, оступиться, споткнуться или налететь на торчащий обломок. Чтобы не получить травму, Антон перешёл на шаг и осторожно двинулся дальше, подавая голосовые сигналы.
        - Эй! Меня кто-нибудь слышит? - громко повторял он. - Отзовитесь! Это Овечкин! Эй!
        Однако никто ему не отвечал и навстречу не попадался. Судя по ощущениям, он уже должен был добраться до углубления, в котором укрывалась от урагана Дилара с детьми. Антон осмотрелся. Это место где-то тут, значит, ещё дальше должны быть остальные участники их команды, которые двигались в колонне за Диларой. Он прошёл ещё десяток метров, но ни углубления, ни людей не обнаружил. Наверное, он принял немного правее, когда шёл сюда, надо скорректировать отклонение и выйти к нужному месту. Овечкин сделал поправку и продолжил поиски, но вновь не смог найти искомое. Минут пятнадцать он блуждал в потёмках перемешанного с дымом грязного снегопада, сыплющегося сплошной стеной, потом налетел ветер, и Антон упал в пластилиновую грязь, спасаясь от удара урагана. На этот раз урагана не случилось. Ветер был сильным, яростно швыряясь облаками грязного радиоактивного снега, но не настолько, чтобы создать поток летящих камней. Всё стихло столь же внезапно, как обычно, и Овечкин поднялся на ноги. Он сделал пару шагов в заполненную грязным снегопадом тьму и понял, что не знает, куда идти.
        - Олег! Олег! Это Антон! - Овечкин старался говорить спокойно. - Как слышишь меня?
        Эфир надсадно трещал и шипел, но ничего похожего на ответ Антон не расслышал.
        - Это Антон Овечкин! Я заблудился! Помогите! - закричал он, лихорадочно соображая, что делать. Куда идти? Надо приблизиться к той яме на дистанцию устойчивой радиосвязи, вот только если он пойдет не в ту сторону, то сам уйдет от спасения! Нужно идти по следам!
        Но ветер и снегопад быстро уничтожали отпечатки ног, а следопытом он не был. Овечкин пытался перемещаться расширяющимися кругами, так вроде действуют при поиске чего-либо важного, но время шло, а найти путь к яме с костром не получалось. Он подумал, что костер давно разгорелся, и его пламя должно быть видно. Антон вертелся вокруг своей оси, до боли в глазах всматриваясь в падающие потоки грязных хлопьев, но всё равно не видел ничего. Несколько раз ему казалось, что он замечает какой-то отблеск, и Овечкин бросался туда, но всякий раз оказывалось, что это свет нашлемного фонаря отражается от падающей с неба грязи. Антон пробовал двигаться с выключенным фонарём, но никаких признаков огня не разглядел, только заблудился ещё сильнее, и больше выключать фонарь не решался.
        Внезапно очередной обломок под его ногой не выдержал веса и резко просел вниз. Нога провалилась на полметра, заставляя Антона закричать от страха, он почувствовал резкую боль в тазобедренном суставе и упал, налетая грудью на какой-то обломок. От сильного удара лёгкие свело, и он не сразу сумел высвободить застрявшую в расщелине ногу. Боль в суставе не позволяла встать, Антон растянулся на спине, подгибая неуклюже вывернутое бедро, и взмолился о помощи, изо всех сил крича в эфир. Двадцать минут непрерывного плача и жалобных стенаний показались ему вечностью, и ушедшая вразнос психика не сразу осознала, что в забитом помехами эфире едва слышно звучат человеческие голоса.
        - Его стало слышно лучше, - голос пожарного утопал в трескотне помех. - Правильно идем.
        - Выключайте фонари, - Порфирьева было слышно чуть более отчетливо. - Найдем его по свету.
        - А если он к нам спиной? - Кажется, молодой техник был к нему ближе всех.
        - Нет, - в голосе Порфирьева слышалась усталость. - Это же диванный боец, чемпион по комментам или кто он там, в сетях. Он уже травмировался или просто отчаялся. Теперь лежит на своей дохлой спинке и глубокомысленно светит фонарём в радиоактивные облака. Мы должны увидеть луч, смотри по сторонам внимательно!
        - Вон он! - немедленно откликнулся молодой техник. - Я вижу свет!
        - Не иди к свету, Володя! - глубокомысленно изрёк Порфирьев. - Мало ли что! Свет во тьме - это подозрительно! Вдруг попадёшь в рай прежде, чем мы найдем этого дебила.
        - Я здесь!!! - заорал Овечкин. - Я вас слышу!!! Это я!!!
        - Заткнись! - велел Порфирьев. - Не засоряй эфир. В нём сейчас и без тебя сложно.
        Где-то через полминуты к озирающемуся Антону вышел молодой техник с привязанным к поясу канатом. Следом за ним по канату вышел пожарный, потом появился Порфирьев. Овечкин порывался благодарить всех за спасение, но Порфирьев злобно повторил приказ заткнуться и склонился над ним, больно ощупывая поврежденную ногу.
        - Вывих, - определил он. - Вправим, и сам пойдёт. Саня, помоги зафиксировать сустав!
        Пожарный навалился на Антона, больно придавливая его к земле, Порфирьев вцепился в вывихнутую ногу и с диким хрустом провернул её, вставляя сустав на место. От жуткой боли Овечкин взвыл, теряя остроту зрения, но тут же получил удар в солнечное сплетение и задохнулся.
        - Заканчивай орать, - негромко заявил Порфирьев, не скрывая злобы. - От твоего бабского нытья в ушах звенит. Надоело. Встал и пошёл! Ждать не будем. Второй раз искать - тоже.
        Он развернулся, и его расплывающийся силуэт растворился в грязном снегопаде. Следом ушёл пожарный, потом молодой техник. Антон, хватая ртом воздух, подскочил и поковылял следом, припадая на отзывающуюся болью ногу. Луч нашлемного фонаря слабо высвечивал в грязном сумраке спину Владимира, и Овечкин изо всех сил старался не отставать больше, чем на шаг. К яме с пылающим костром они вышли через три минуты. Пожирающий грязные снежинки огонь горел ниже уровня поверхности, и разглядеть его отблески было трудно даже неподалеку от краёв ямы, не то что в десятке метров, и Антон понял, что не имел шансов заметить свет костра даже с выключенным фонарём. Порфирьев и остальные спустились в яму, молча развязались и улеглись отдыхать.
        Антон хотел было поговорить с ними, но вдруг увидел, что чуть ли не все остальные смотрят на него с ненавистью и злобой, и спешно отыскал глазами свою семью. Это оказалось несложно, Дилара с детьми сидели там, где он их оставил, но вокруг них не было никого, словно никто не пожелал находиться рядом с ними. Вдобавок к этому собственный сын глядел на него с явной враждебностью, и Овечкин решительно захромал к семье, выяснять, в чем дело.

* * *
        - Я спасал вас! - горячо оправдывался Антон. - Семья прежде всего! Это самое главное! - Он вонзил в жену негодующий взгляд, исполненный оскорбленного достоинства: - Ты что, хотела, чтобы я бросил тебя в той канаве с замерзающей Аминой на руках?
        - Не ори так! - злобно зашипела на него Дилара. - Я хотела, чтобы ты нас спас! Организовал обогрев! Вытащил из этого кошмара! Отвёл в подземный город! Что угодно, лишь бы наши дети выжили! Но я не хотела становиться врагом для всех вокруг! Теперь все смотрят на нас с ненавистью! Рядом никто не садится!
        - В первую очередь я заботился о семье! - не сдавался Овечкин, глубоко возмущенный тем, что собственная жена ставит ему в упрёк её же спасение. - Любой на моём месте поступил бы так же!
        - Мне нет дела до любых! - тихое шипение жены сквозило страхом и злобой одновременно. - Нам объявили бойкот! Нам! Ты понимаешь?! Тебе, мне и твоим детям! Не каким-то там любым! Я не хочу получить нож в спину или «случайно» упасть с очередного обрыва вместе с детьми! Из-за тебя погибли двое, а все остальные облучались лишний час, пока шли поиски! Пока Порфирьев со своими искал тебя, мне чуть ли не все высказали, что нам на всех плевать, потому что мы получили антирад!
        - Они должны быть благодарны за то, что я для них сделал! - насупился Овечкин, бросая косые взгляды на скучковавшихся поодаль людей. Ответом ему была молчаливая ненависть. - Я чинил водоотводные насосы, собирал вентиляцию, работал с передатчиком, искал бомбоубежище…
        - А люди говорят, что ты врёшь! - как всегда запальчиво вскинулся Давид. - Насосы не помогли, станцию всё равно затопило! Вентиляцию собирали техники, ты только разговаривал! Помощь к нам не пришла, работа с передатчиком - отстой! А бомбоубежище искал Олег! Ты просто рядом был!
        - Как ты разговариваешь с отцом?! - возмутился Овечкин. - Тебя там вообще не было! Ты не видел! Не знаешь, как было на самом деле! И они все тоже не видели! Я забочусь обо всех!
        - Ты не послушался Порфирьева! - Дилара развернула жалующуюся на перегрев дочурку другим боком к костру. - Ты должен был вывести всю колонну сюда, к костру, в порядке очереди, от последних к первым! Он сказал, что это заняло бы пять минут! Те, кто стоял в колонне впереди, являлись бы указателем направления для тех, кто находился позади! А ты забрал нас из середины! Все, кто шёл перед нами, это увидели и пошли следом! Ты разорвал колонну, и оставшиеся позади заблудились! Они не получали антирад, все сильно ослабели, многих оглушило ураганом, всё в дыму, потом пошёл грязный снег, он засыпал следы! Пока люди поднялись на ноги и очистились, видимость пропала, идти стало некуда! Они кричали, просили о помощи, но слышали только друг друга, поэтому спешили на звук и блуждали ещё сильнее! Порфирьев с остальными собирал их больше часа, за это время мы были бы уже у входа в подземный город! Кругом смертельная радиация, для людей без антирада это огромный срок! Двоих так и не спасли! Они ослабели настолько, что, когда нашли какие-то следы, припорошенные снегом, не смогли понять, что идут по ним в
противоположную сторону! Потом они сбились с пути и упали в какой-то провал! Одного проткнуло арматурой, другой умер от падения! Их даже не удалось достать, Порфирьев сказал, слишком глубоко и видно плохо, лучше не рисковать. И пошёл искать тебя! Хотя люди предлагали тебя бросить, потому что из-за тебя уже погибли двое и ещё двадцать могут погибнуть из-за лишнего часа облучения! Вот тот козёл пообещал зарезать Амину, если его баба сдохнет от радиации!
        - Я сам его зарежу! - подскочил Давид, выхватывая нож. Он всё-таки добился от матери оружия. - Пусть только подойдёт! - Он понизил голос: - Мама! Я хочу в туалет…
        - Терпи! - огрызнулась Дилара. - Здесь нельзя расстегиваться, не то детей никогда не будет!
        - Ты рассказала об угрозах Порфирьеву? - при известии о возможном убийстве Антона охватил страх. В памяти всплыли искорёженные яростью лица молодчиков, бросающихся на Порфирьева в тесном вагоне, и мелькающие возле самого лица ножи. - Это нельзя так оставить!
        - Не рассказала, - Дилара поморщилась. - Он, как всех нашёл, сразу пошёл искать тебя.
        - Я сам с ним поговорю! - заявил Антон, поднимаясь с покрытого свежевыпавшими грязевыми хлопьями камня. Кажется, это был расколотый фрагмент бетонной лестницы, под грязью видны оплавленные ступени. - Преступника надо разоружить!
        Он обошёл костёр с противоположной от преступника стороны, стараясь не смотреть в глаза людям, провожающим его полными ненависти взглядами. Порфирьев уже был на ногах и помогал молодому технику поднимать на ноги Петровича. Старику стало хуже, и стоял он нетвёрдо.
        - Может, ещё немного отдохнём? - негромко спросил пожарный, кивая Порфирьеву на сгрудившихся возле костра измученных людей. - И десяти минут не прошло.
        - Чем дольше мы здесь, тем больше доза облучения, - хмуро ответил амбал. - Они ослабеют ещё сильней. Лучше уже не будет, только хуже. До первого входа в подземный город два километра. За час дойдём, если повезёт. С поверхности надо уходить, как можно скорее. Здесь фон запредельный, и продолжает расти вместе с осадками.
        - Олег! - Овечкин подошёл к Порфирьеву и понизил голос, незаметно указывая на преступника: - У этого человека нож! Он угрожал Диларе убить Амину! Его надо разоружить и связать!
        - Ну, разоружи и свяжи, раз тебе надо, - ответил амбал. - Я тебя за руки не держу.
        - Я?! - такого поворота Антон не ожидал. - Но у меня нет оружия! Дай мне ружьё!
        - Давай я лучше дам тебе в рыло, - предложил Порфирьев. - Так будет более по заслугам.
        - Ты что, на его стороне?! - Овечкин понял, что для неадекватного социопата, контуженного в разных войнах, угроза убийством есть в порядке вещей. - Я спасал свою семью! Это самое главное!
        - Мне плевать на твою семью, - рык Порфирьева звучал устало и почти миролюбиво, - для меня двадцать два человека весят больше четырёх. Если для тебя твоя семья настолько дороже остальных, что ты забываешь о людях, даже не задумываясь о последствиях, то забирай свою семью и катись отсюда.
        - Что?.. - Антон ошарашенно попятился. - Ты что… куда мы пойдём?..
        - Куда хочешь, - пожал плечами Порфирьев. - На все четыре стороны. Ты же образованный, интеллигентный человек, интеллектуал, лидер сетевых мнений. Я уверен, ты быстро найдёшь спасение. Проваливай, пока из-за тебя и твоей семьи не погиб ещё кто-нибудь.
        - Ты… ты же это несерьёзно, да? - Овечкина обуял ужас. - Это у вас в армии так принято шутить в экстремальной обстановке… я читал…
        - Я не шучу, - Порфирьев был спокоен. - Для вас так будет даже безопасней. - Он кивнул на потенциального преступника: - Нож не только у него. Ножи есть у всех, мы позаботились об этом перед выходом. Все, кто пошёл с нами без антирада, это семейные пары. Ты разве не видишь, что мужиков и баб поровну? Я не сортировал, кто из них друг с другом давно, а кто сошёлся уже на станции, но у меня есть подозрение, что своей семьёй дорожишь не только ты. Из-за лишнего часа облучения кто-то из них может вскоре умереть. И желающих отомстить прибавится. Так что забирай семью и убирайся. Отбирать оружие у каждого я не собираюсь, оно выдано людям для выживания.
        - Я всё понял, этого больше не повторится! - срывающимся от страха голосом заверил его Овечкин, невольно косясь на озлобленных людей. - Я лишь хотел позаботиться о своей семье…
        Он скорее почувствовал, чем разглядел вспышку ненависти в глазах окружающих, и осёкся. В этот момент прибежала Дилара с хнычущей Аминой на руках и принялась умолять Порфирьева о прощении, активно пеняя на мужа. Амбал брезгливо отмахнулся, сообщил, что если Овечкин ещё раз нарушит приказ, то его вытряхнут из скафандра и точно выпнут к чертовой матери вместе с семьёй, и объявил, что пора продолжать путь. Но подняться на ноги смогли не все. Три человека так и остались лежать рядом с костром, и осматривавший их пожарный констатировал смерть. Видимо, у них имелись какие-то проблемы со здоровьем, и сильное облучение стало последней каплей.
        Группа двинулась дальше, но теперь держать прежний темп не удавалось. Людей часто рвало, многие испытывали сильное головокружение, все предельно ослабли, и колонна шла медленно. Порфирьев разбил всех на пары и велел держаться за руки и помогать друг другу, но чаще получалось наоборот: кто-то из пары падал и увлекал за собой напарника. Лица людей посерели, покрылись сыпью, на слизистых оболочках начали вспухать язвы, у многих начались кровотечения из носа и дёсен. С трудом переставляющая ноги вереница преодолевала два километра пути через развалины почти час, потом вновь ударил сильный ветер. Среди беснующихся облаков грязно-серого снега видимость мгновенно упала до ноля, и Порфирьев остановил группу. Все забились за крупные обломки и сжались в комок, чтобы сохранить немного тепла.
        Температура вновь упала до минус пяти, и Антон с невольным ужасом думал о том, как тяжело сейчас приходится Диларе с детьми, особенно его крохотной дочурке. У него скафандр с подогревом, а их защищают лишь обмотки из всевозможного тряпья и пластиковых пакетов. Он порывался было добраться до семьи, чтобы хотя бы закрыть их собой от ветра, но понял, что в сплошной круговерти грязного снега не уверен, что точно определил направление движения. Не видно ни черта, можно проползти от жены в двух шагах и не заметить. Если он потеряется ещё раз, то асоциальный мизантроп Порфирьев вряд ли станет его искать. Конечно! Это же ставит под угрозу жизнь других людей! Какого чёрта, спрашивается, эти самые «другие люди» попёрлись с ними в Раменки без антирада?! Они прекрасно знали, что на поверхности смертельная радиация, все видели, что стало с полицейскими, которые копали нору в гастроном пять часов или сколько там… Неважно! Люди должны отдавать себе отчет, на что пошли! И Антон правильно сделал, что в первую очередь позаботился о собственной семье! Во-первых, это семья! Это святое! Во-вторых, у него дети! А это
будущее! Им предстоит поднимать мир из руин! В-третьих, он и вся его семья получили антирад! Они точно выживут, в отличие от безмозглых суицидальных добровольцев! Поэтому их надо спасать в первую очередь! Он всё сделал правильно! Он прав! Прав!!!
        Сильный ветер бушевал минут десять, после чего стих почти мгновенно, что стало нормой. Но Овечкин к этому ещё не привык, и некоторое время продолжал укрываться за парой крупных обломков. Там его нашёл пожарный и велел вместе с активистами поднимать людей на ноги. Поднять удалось не всех. Две женщины обессилили настолько, что идти уже не могли, и их было решено нести на себе. Мужчины-активисты, получившие антирад, взвалили их на себя, женщины-активисты шли рядом и поддерживали тела, чтобы частично облегчить ношу мужчинам. Антон остался один, и ему пришлось безостановочно перемещаться вдоль колонны из хвоста в голову и обратно, следя за тем, чтобы колонна вовремя останавливалась, если кто-то упал, и не разрывалась из-за этого. Изможденные люди постоянно спрашивали его, как долго ещё идти, и он, с ужасом глядя в покрытые кровавыми язвами серые лица, обещал выяснить всё у Порфирьева. Всякий раз, проходя мимо Дилары с детьми, он вглядывался в их глаза, но, к счастью, антирад делал своё дело, и внешних признаков радиационного поражения у его семьи не наблюдалось.
        Грязно-серый снегопад закончился, и беспорядочный рельеф бескрайнего месива обломков вновь пошёл вверх, с каждым десятком метров увеличивая крутизну склона всё сильнее, и обессилевшие люди стали падать один за другим. Взбираться вверх на ногах им не хватало сил, и все карабкались на четвереньках. Активисты с больными женщинами на плечах сильно отстали, и Овечкин заторопился в голову колонны, на ходу выкрикивая в эфир предостережения и требование остановиться. Но оказалось, что голова колонны уже не двигается. Антон взобрался на вершину склона и налетел на расплывающийся в пылевом мраке силуэт Порфирьева, возникший у него на пути.
        - Не дёргайся! - осадил его амбал, которого столкновение даже из равновесия не вывело. - Сбросишь нас в кратер к такой-то матери!
        Антон выглянул из-за его мощной туши и замер, вглядываясь в освещенный мутным заревом пыльный сумрак. Они стояли на гребне громадного отвала, округлые края которого терялись в пылевом океане, уходя далеко в стороны. Судя по характерным обводам, это был кратер, точнее, гигантский кратер, дна которого не было видно из-за пылающего где-то глубоко внизу мощного огненного фонтана. Местность за кратером была охвачена огромными пожарами, пожиравшими утопающую в пыли территорию кусками, словно гигантские огненные брызги упали в пыльный океан, поглотивший бесконечное месиво обломков. Пожары были настолько мощны, что освещали площадь в несколько гектаров, и сквозь протянувшуюся от земли до неба пылевую завесу можно было разглядеть россыпь гигантских воронок с огненными фонтанами где-то в районе дна и бушующий вдалеке огненный смерч грандиозных размеров.
        - Пришли, - коротко произнёс Порфирьев.
        - Что это? - Антон расширившимися от ужаса глазами смотрел на исторгающие пламя гигантские воронки, не желая верить увиденному.
        - Раменки, - ответил амбал.
        - Но… - Логика подсказывала, что всё кончено, но психика не желала соглашаться с неизбежным, - …это же кратеры… там смертельная радиация… Нужно скорее найти вход в подземный город…
        - Не сомневаюсь, что если ты прямо сейчас съедешь на заднице на дно и спрыгнешь в дыру внутри, из которой вырывается пожар, то, как только закончишь падать, окажешься в городе, - хмуро изрёк Порфирьев. - Если в процессе этого не зажаришься, не испаришься и не разобьёшься, то даже сможешь увидеть то, что от него осталось.
        - Отсюда нужно уходить, - негромко заявил пожарный. - Огненный смерч движется в нашу сторону. Рано или поздно он будет здесь. Олег, здесь радиационный фон намного выше, чем позади?
        - Тебе лучше не знать, - буркнул Порфирьев, разворачиваясь к изможденным людям, жмущимся друг к другу позади облаченных в скафандры фигур. - Уходим! Спускаемся к подножию воронки, она защитит нас от пожара.
        Внизу выяснилось, что обе женщины, которых несли на руках, потеряли сознание и не подают признаков жизни. Остальные едва стояли на ногах, их часто рвало, из-за чего респираторы приходилось снимать, и самодельные гермошлемы быстро потеряли герметичность. Чтобы не падать на каждом шагу, люди пытались подбирать любые обломки, которые можно использовать в качестве посоха или клюки, но это помогало слабо. Многие жаловались на расплывающуюся картинку перед глазами и говорили, что не могут разглядеть впередиидущего. Порфирьев собрал всех в кучу, велел пожарному и молодому технику помогать активистам тащить находящихся без сознания, и начал привязывать остальных друг к другу обрывками провода.
        - Что нам теперь делать? - одна из активисток, та, что моложе, помогала Порфирьеву резать провод на куски и старалась скрывать охватившую её панику. - Мы не попадём в подземный город?
        - Подземного города больше нет, - Порфирьев затянул очередной узел на одном из покрытых радиационными язвами людей. - Нужно выбираться из Москвы. Отсюда до МКАД семь километров, если напрямик. Но напрямик не пройти, ты видела. Пойдем севернее, в обход. Это крюк в два-три километра, итого десять. У нас осталось полтора часа, люди ослабли, можем не успеть. Через полтора часа действие антирада закончится, поэтому нужно заранее найти укрытие, в котором можно переждать интоксикацию.
        - Кругом одни обломки, даже развалин нет, - голос женщины дрогнул. - Где искать укрытие?!
        - Подальше от центра, - амбал привязал друг к другу ещё одну пару, - городским окраинам наверняка досталось меньше ударов, там будет, где спрятаться. Всё! Начинаем движение!
        Он направился в голову колонны, и сквозь оглушительный треск эфира донеслось:
        - Активисты и все кто в скафандрах ко мне!
        Антон поспешил к Порфирьеву и добрался до него первым, обогнав четверых активистов. Здоровяк дождался, когда к нему подтянутся молодой техник и пожарный с телами на плечах, и произнёс как можно громче, чтобы слышали все:
        - В трёх километрах отсюда есть старый бункер. Он давно заброшен, наполовину затоплен и не заперт. По нему никто не стрелял, он никому не нужен. Сейчас мы дойдем дотуда, там передохнем и обогреемся. В бункере есть старые запасы антирадиационных медикаментов, срок годности, наверное, истёк, но они изготавливаются с большим запасом прочности, так что нам хватит для оказания всем медицинской помощи. Если кто упадёт - дотащим, это недалеко. Поставим всех на ноги и выйдем из города в чистую зону, где нет радиации. Там решим, что делать дальше. Это всё. Доведите информацию до людей, пока будем идти.
        Группа продолжила движение, и спустя пару минут все были оповещены о старом бункере. Эта информация сильно обнадёжила людей, и колонна пошла заметно быстрее. Некоторые пары даже улыбались, хрипло переговариваясь друг с другом. Спустя десять минут пожарный и молодой техник выдохлись, и Порфирьев велел им передать находящихся без сознания активистам. В этот момент выяснилось, что обе женщины мертвы, их аккуратно уложили среди обломков, и скорость движения колонны увеличилась ещё сильнее.
        Минут сорок удавалось идти без задержек, потом люди обессилили окончательно, и стали падать прямо на ходу. Порфирьев распределил всех, кто уже не мог стоять на ногах, между активистами и людьми в скафандрах, и приказал тащить их на себе. Антону досталась какая-то женщина, её взвалили ему на плечи, и он едва переставлял гудящие от перенапряжения ноги. Сам Порфирьев тоже нёс на себе кого-то, и даже ухитрялся искать путь сквозь пылевой мрак прямо с телом на плечах, но это не помогло. Антон едва не упал от измождения, протащив на себе бездыханное тело метров триста, и в эту секунду кто-то из идущих впереди людей покачнулся. У опирающегося на обломок какой-то железки человека подкосились ноги, и он рухнул словно подкошенный прямо перед Овечкиным. Антон споткнулся о него и упал сверху, роняя тело. Связанные проводом люди остановились, и Антон вызвал Порфирьева. Тот не услышал, был слишком далеко, но услышал пожарный, который и продублировал вызов. Пока амбал с телом на плечах добирался до образовавшейся сутолоки, вновь начался снег, и ударил штормовой ветер.
        Свирепый поток каменного крошева врезался в людей, сшибая их с ног, и всё вокруг утонуло в сплошном океане из мчащихся сонмов пыли и грязного снега. Антон спрятал голову под телом женщины, которую тащил, и замер, вздрагивая под ударами мелких камней. Через десять минут всё стихло, но за это время Овечкина занесло почти тридцатисантиметровым слоем пыле-грязевого крошева, и выбраться удалось не сразу. Выкопавшись, он обнаружил, что женщина умерла. Антон попытался привести в чувство того, кто упал ему под ноги, но это ему не удалось. Ещё один человек лежал чуть дальше по ходу движения колонны, и тоже не подавал признаков жизни. Самодельные гермошлемы, собранные из пластиковых пакетов, строительных касок, скотча и респираторов, давно потеряли то, что заменяло им лицевые щитки, и нашлемный фонарь высвечивал серые, словно грунт под ногами, лица, обезображенные кровавыми язвами и опухолями воспаленных слизистых оболочек. Овечкин тряс людей одного за другим, стремясь привести в чувство, но всё было тщетно.
        - Пойдём, - в безбожно трещащем эфире зазвучал рык Порфирьева. - Тут живых нет.
        Антон повернул голову и разглядел расплывчатый силуэт амбала, склонившийся над одним из тел. Здоровяк поднялся, растворяясь в пыльном сумраке, и Овечкин поспешил следом, не спуская глаз со светового пятна его фонаря. Порфирьев останавливался через каждые два-три метра, склоняясь над очередным полузасыпанным грязным снегом телом, возился несколько секунд и двигался дальше. Глядя на усеянный трупами путь, Антон почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь, и где-то в глубинах сознания ядовитой каплей саднит усиливающаяся с каждым найденным телом жуткая мысль.
        - Кто-нибудь выжил? - выдавил из себя Овечкин, замечая впереди световые пятна нашлемных фонарей. - Из тех, у кого не было скафандров?
        - Те, кто получил антирад, - негромкий рык Порфирьева тонул в шипение помех.
        - И всё?.. - Антон растерянно смотрел на Давида, осматривающего потрясённым взглядом вереницу мертвых тел, теряющуюся в сумрачном океане пыли. - Петрович ещё жив!
        - Ему я тоже дал антирад. Препарат был просроченный, я не стал сообщать об этом всем.
        - Но… - сын в ужасе посмотрел на отца, и Овечкин поспешил опустить глаза. - Почему остальные… то есть… в смысле… почему они… умерли все… сразу…
        - В городе запредельная радиация, - Порфирьев проверил последнего из мертвецов и выпрямился. - Их самодельная защита лишь отсрочила неизбежное. Люди продержались, сколько смогли.
        - Они… - Антон судорожно сглотнул, - умерли из-за меня?
        - Если бы мы добрались до подземного города, то так бы и было, - ответил здоровяк, сверяясь с картой на своем лицевом щитке. - Все, кто умер, не дойдя до города, или уже внутри, были бы на твоей совести. Но подземный город оказался уничтожен, спастись им было негде, и один час уже ничего не изменит. За это время мы бы не вышли за пределы Москвы так далеко, где радиации нет. Так что ты оказался ни при чём.
        - Они могли бы дойти до заброшенного бункера… - потрясенно прошептал Овечкин, невольно опускаясь на обнаружившийся рядом обломок оплавленной кирпичной кладки. - Нам осталось чуть-чуть… Двадцать человек… Они могли успеть, если бы не я…
        - Нет никакого заброшенного бункера. - Порфирьев закончил работать с картой. - Саня, Володя! Привязываемся! Пойдём впереди, как раньше. Петрович! Следи, чтобы остальные держали дистанцию! Овечкин - замыкающий! Если начнете отставать, сразу выходи в эфир! Держать впереди идущих в поле зрения постоянно!
        - Как это, нет никакого бункера?! - ошеломленно переспросил Антон.
        - Вот так, - ответил амбал. - Я его выдумал.
        - Но зачем?!
        - Чтобы люди не теряли надежду перед смертью и могли уйти спокойно, без страха и паники, - рык Порфирьева зазвучал громче: - Всё! Выдвигаемся! У нас мало времени!
        Он растворился в сумрачной пылевой взвеси, и спустя несколько секунд группа двинулась вперед. Антон пробирался через обломки, бросая взгляды на смутно виднеющиеся впереди силуэты жены и сына, считал истекающие минуты и ежесекундно бросал взгляд на счетчик Гейгера. Три девятки, застывшие на индикаторе с момента выхода со станции метро, не изменялись ни разу, заброшенный бункер оказался мифом, время действия антирада стремительно истекало. Кто-то из активистов, кажется, бывший спортсмен, взял Давида на руки, и Овечкин похолодел.
        - Давид! - он рванулся вперёд, стремясь догнать основную группу: - Что с ним?!!
        - Я устал, - хмуро признался сын, держась за плечи активиста. - Идти трудно. Ноги болят!
        - Я понесу его несколько минут, - успокоил Антона активист. - Пусть отдохнёт немного.
        - Овечкин, что у вас там? - зашипел помехами голос Порфирьева. - Почему отстаёте?
        - Давид выбился из сил, его несут на руках! - объяснил Антон. - Надо сбавить скорость! Сколько у нас осталось времени до окончания действия антирада?
        - До гарантированного - четыре минуты, - ответил амбал. - Останавливаемся! Все - ко мне!
        Группа собралась возле Порфирьева, и он извлек из своего снаряжения маленькую плоскую коробочку с литерной маркировкой. Здоровяк щелкнул фиксатором, и Овечкин увидел капсулы с антирадом, уложенные в мягкие гнёзда амортизирующего материала.
        - Каждому по одной! Съесть прямо сейчас! - приказал Порфирьев. - Делать, как в прошлый раз: капсулу разгрызть, жидкость проглотить, капсулу тщательно разжевать и тоже проглотить!
        - Почему ты не сказал, что у тебя есть ещё антирад? - Антон торопливо пересчитал капсулы. - Двенадцать штук! Можно было бы спасти ещё двенадцать человек!
        Порфирьев аккуратно закрыл коробочку и внезапным ударом вогнал кулачище Овечкину в печень. Антона отбросило назад на шаг, он схватился за вспыхнувший болью бок и просипел:
        - За что?! - В следующую секунду печень словно взорвалась жесточайшими мучениями, и он рухнул на покрытые грязным снегом обломки, корчась от нестерпимой боли.
        - За тупость, - лаконично ответил Порфирьев и вновь открыл коробку с антирадом: - Берите!
        - Ты знал, что подземный город под Раменками уничтожен? - Петрович протянул руку, взял одну капсулу и отправил её в рот.
        - Догадывался, - амбал быстро раздавал капсулы всем остальным. - Когда мы нашли Центр Управления Национальной Обороной в виде группы уходящих под землю кратеров, стало ясно, что Раменки могут не перехватить всех вражеских ударов. Антирад действует семь с половиной часов гарантированно, дальше зависит от индивидуальных особенностей организма. У меня сопротивляемость держится семь пятьдесят две. Сколько у вас - не знаю, поэтому ешьте сейчас. Лучше не рисковать. За семь с половиной часов из Москвы не выйдешь, сразу было понятно, что возникнут препятствия, задержки, всё затянется. Поэтому я рассчитал всё, что имелось, и честно сказал, что у меня есть лишние десять доз. Овечкин! Хватит кривляться! Вставай и жри свой антирад! Не то умрёшь ещё, а у тебя дети!
        Люди спешно разобрали капсулы и принялись просовывать их под респираторы и лицевые щитки скафандров. Дилара покосилась на тяжело дышащего Антона, с трудом поднимающегося с земли, и вытащила из коробки три капсулы.
        - Дети смогут это… - её голос звучал почти спокойно, но в глазах царил страх, - перенести?
        - Не знаю, - честно признался Порфирьев. - Может, не смогут. Но так хоть какие-то шансы есть, а без антирада они гарантированно погибнут. Без антирада мы все погибнем. Как только начнётся интоксикация, нас скрючит так, что живыми уже не очнёмся. При таком уровне радиации никто не выживет, - он кивнул в пыльный сумрак, в толще которого остались трупы двадцати человек. - Больше антирада нет. За семь с половиной часов мы должны выйти из Москвы и добраться до местности, где нет радиации. Передозировка антирада опасна для жизни, но, может быть, кому-нибудь из нас повезёт. Или найдём медицинскую помощь. Овечкин! Твоё время на исходе!
        - Иду… - Антон, превозмогая боль, подошёл к Порфирьеву и забрал предпоследнюю капсулу. Он понизил голос до шепота, чтобы не услышал Давид, и с обидой заявил: - Зачем ты так?! При детях!
        - Я могу задать тебе тот же вопрос, - судя по голосу, Порфирьеву было в высшей степени плевать.
        Спорить с психованным мизантропом не имело смысла, действие антирада могло завершиться в любую секунду, и Антон не стал медлить. Он открыл лицевой щиток скафандра, индикаторная панель вспыхнула пиктограммой разгерметизации, и по спине невольно пробежал холодок страха. Овечкин торопливо сунул капсулу в рот, захлопнул гермошлем и поспешил убедиться, что после того как маленькая Амина съела препарат, маска респиратора плотно облегает лицо дочурки.
        - Олег! - Давид сосредоточенно жевал антирад, игнорируя терпкую горечь. - А детские скафандры бывают? Как для меня? И для Амины?
        - Не видел, - Порфирьев захлопнул коробку с оставшейся капсулой и убрал в подсумок, незаметный на сливающемся с окружающим сумраком снаряжении. - Но, может быть, где-нибудь и есть. Не бойся, Петрович хорошо вас укутал, в несколько слоёв. Не скафандр, конечно, но под антирадом продержитесь. Нам бы за город выбраться поскорее. Должно быть место, по которому не стреляли. У нас семь с половиной часов, чтобы его найти. Вперёд!

* * *
        Час пути прошёл в полной тишине, прерываемой лишь короткими фразами переклички, которую Порфирьев устраивал каждые пять минут. Амбал убеждался, что все ещё на ногах, и эфир вновь замолкал. Люди сильно устали, Давида несли по очереди, но Порфирьев по-прежнему не позволял Овечкину двигаться рядом с семьёй.
        - Хочешь идти с семьёй - отдавай скафандр кому-нибудь и иди, - заявил он в ответ на просьбу в эфире. - Пусть кто-то другой идет в защите, тепле, со светом и с радиосвязью, и следит за тем, чтоб никто не отстал и не потерялся.
        Тут же на Антона набросилась Дилара, явившаяся к нему прямо с Аминой за спиной.
        - Ещё раз ты его разозлишь, я выцарапаю тебе глаз, клянусь! - зашипела она на мужа. - Ты чего добиваешься?! Один раз нас уже чуть не выгнали из-за твоих кривляний! Мы без него не выживем! А он без нас запросто! Им без нас будет даже легче!
        - Мы сейчас все в одной лодке, - угрюмо пробурчал Антон, на время отключая рацию. - Я инженер-механик, я ему нужен! Он сам сказал, что меня пустят в любое убежище! Иначе он не стал бы брать нас с собой!
        - Да? - шепот Дилары стал язвительным. - Почему тогда тебя не пустили в то бомбоубежище? Если ты такой ценный?!
        - Может, у них катастрофическое перенаселение и голод, - Овечкин старался не смотреть на идущую впереди жену, чтобы не злить её ещё сильней. - Или у них имелся такой специалист.
        - А если у других он тоже будет? - немедленно подхватила Дилара. - Ты что, не понимаешь, что Порфирьев просто использует любые варианты, лишь бы выжить?! Ты видел, что он не стал есть свой антирад?! Он хочет использовать его только после того, как истекут его индивидуальные семь часов пятьдесят две минуты. Значит, в случае неудачи он проживёт дольше всех нас минут на сорок! За это время можно найти спасение! Он выживет, я знаю! Он всё для этого делает! И я тоже хочу выжить! И чтобы выжили мои дети! А чего хочешь ты?! Чего ты добьёшься своими тупыми придирками?! Какого шайтана ты там ляпнул?! Я вознесла хвалу Аллаху за то, что он не отдал кому-то там этот антирад, и препарат достался моим детям, а ты этим недоволен?!
        - Он унизил меня на глазах у сына! - завёлся Антон, но сразу же съёжился, увидев, как семенящая полубоком Дилара замахивается на него рукой.
        - Заткнись! - она не стала его бить и испуганно вгляделась в сторону головы их ставшей совсем небольшой колонны. - Кто-нибудь может услышать! - Жена секунду всматривалась в виднеющиеся в пыльном сумраке спины. - Ты сам его спровоцировал! А знаешь, что первым делом сказал Давид, когда все разошлись по местам? Он не заявил, что Порфирьев шайтан, а ты герой, нет! Он сказал, что если бы Порфирьев отдал этот антирад другим людям на станции метро, мы бы сейчас умерли! И спросил, почему его собственный отец желает нам смерти!
        - Не может быть! - вскинулся Овечкин. - Он не мог такого сказать! Ты утрируешь!
        - Давиду восемь лет, а не восемь месяцев! - воскликнула жена. - Он не аутист! Он всё понимает!
        - Я должен с ним поговорить! - Антон рванулся вперед, но Дилара немедленно его остановила.
        - Что ты ему скажешь?! - она оглянулась на измотанную Амину, спящую беспокойным сном в заплечной переноске, и её шепот зазвучал ещё тише. - Что ляпнул чушь, не подумав? Потому что завидуешь Порфирьеву из-за того, что это он спасает всех, а не ты, и люди слушаются его, а не тебя?! Вот этого восьмилетний ребёнок точно не поймет! Делай своё дело! Я сама ему всё объяснила!
        Овечкин хотел возразить, но заметил, что пробирающиеся через бесконечную свалку обломков люди остановились, и к нему спешит один из активистов. Оказалось, что он пропустил перекличку в эфире из-за того, что выключил рацию, и Порфирьев, не дождавшись ответа, остановил группу. Дилара пришла в ужас и порывалась бежать к Порфирьеву, вымаливать прощение, но всё обошлось. Амбал лишь запретил выключать рацию, запретил разговоры не по делу, чтобы не сбивать дыхание, и велел продолжать движение. Вскоре вновь начался снегопад, видимость ухудшилась, и группа измотанных людей молча брела по бесконечной свалке обломков, упорно борясь за собственные жизни.
        Вскоре грязный снегопад усилился, и смесь бурых, сизых и чёрных хлопьев вяло сыпалась с неба сплошным океаном. Дважды налетал сильный ветер, превращающий всё вокруг в одно большое месиво клубящейся снегогрязи, и группе приходилось останавливаться и дожидаться возвращения штиля, потому что при вытянутой вперед руке не было видно даже пальцев. Оба раза ветер бушевал недолго, и люди продолжали движение, но пробираться через бесконечную свалку обломков становилось всё труднее - грязный снегопад скрывал поверхность, и люди часто спотыкались.
        Потом наступила ночь, и стало ещё хуже. Забитый пылевой взвесью полусумрак превратился в полный мрак, температура упала до минус десяти, грязный снегопад не прекращался, ветер приходил всё чаще. Не имевшие скафандров люди и дети замерзали, особенно страдала маленькая Амина, тихий плач которой рвал Антону нервы на части, но Порфирьев не позволял группе останавливаться. Овечкин даже рискнул поговорить с асоциальным психопатом, чтобы попросить о привале и обогреве, но тот отказал, едва услышав.
        - Если не выйдем в безопасное место вовремя, умрём все, - заявил он, не останавливаясь. - Антирада больше нет. И без того непонятно, кто из нас выживет после передозировки. Идут радиоактивные осадки, фон продолжает расти, хотя я думал, что выше уже некуда… Пока найдём топливо под снегом, пока разведём огонь - это время может оказаться решающим. Надо идти вперёд, пока можем. Как только выйдем туда, где нет радиации, то обогреемся.
        - А если Амина умрёт от холода раньше?! - вскинулся Антон. - На это тебе тоже плевать?!
        - Оставайся и разводи костёр, - отмахнулся психопат. - Делай что хочешь. Мы идём дальше.
        Овечкин попытался воззвать к человечности остальных, но никто не встал на его сторону. По глазам жены Антон видел, что ей безумно больно от страданий дочурки, но был не в силах предпринять что-либо. Он даже хотел подобрать что-нибудь подходящее для изготовления факела и держать его рядом с Аминой, чтобы ей стало хоть немного теплее, но был вынужден быстро признать своё поражение. В пыльной темноте, под слоем грязного снега, ему не удалось отыскать ничего, что могло вспыхнуть быстро, а обломки обугленных деревяшек и оплавленных пластиков не загорались от зажигалки. Слабенький аккумулятор зажигалки быстро разрядился, и спираль накаливания потускнела, свидетельствуя о потере температуры нагрева. Овечкин понял, что не знает, каким способом Порфирьев разжигал костёр, и от идеи с факелом пришлось отказаться.
        Бесконечные мытарства по бескрайнему месиву обломков продолжались, и скорость движения людской вереницы падала вместе с истощающимися остатками их сил. В какой-то момент под ногами Порфирьева вновь осело нагромождение битого оплавленного кирпича, и он провалился по пояс, повисая на связующих канатах. Один из них не выдержал нагрузки и лопнул, из-за чего амбала чуть не сбросило куда-то внутрь образовавшегося провала, но второй канат выдержал. Молодой техник с пожарным попытались вытащить болтающегося на весу Порфирьева, но сильная усталость не позволила им сделать это. Вытянуть его удалось только вчетвером, и Овечкин тянул за сплетенный из проводов канат изо всех сил. В эту секунду он ясно осознал, что без Порфирьева не сможет спасти себя и семью. Он даже не понимает, в какую сторону держать курс в ночном мраке поглотившего всё вокруг океана пылевой взвеси. Порфирьева удалось вытащить из провала наполовину, затем тот ухватился за какой-то прочный обломок и выбрался сам.
        - Полметра до торчащей арматуры не долетел, - устало пробурчал здоровяк, поднимаясь на ноги. - На ней нанизано чьё-то тело в химзащите. Кто-то прошёл здесь до нас сутки назад.
        - Там неглубоко? - Петрович подавился тошнотой, но удержал приступ рвоты. - Туда можно спуститься? У него осталось что-нибудь полезное?
        - Всё забрали, - ответил Порфирьев. - Я осветил труп фонарём, ничего не видно. Он не один шёл, кто-то спускался к нему сразу после падения. Я видел следы.
        - Там можно укрыться и развести костёр? - Овечкин сделал шаг к плохо заметному провалу и остановился, не решаясь приблизиться к грозящему осыпаться месту. - Хотя бы на десять минут?
        - Туда лучше не спускаться, - Порфирьев отошёл от провала на пару метров и принялся связывать оборвавшийся трос. - Я пока над трупом висел, сработал датчик предупреждения о химической опасности. Что-то там не так. Наверху такого не было. Думаю, отравляющее вещество находится на поверхности его химзащиты, а у нас семь человек в самодельных скафандрах. Надо уходить.
        Измотанные люди продолжили движение, и под ногами вновь потянулась засыпанная грязным снегом свалка обломков. Идти становилось всё тяжелее, люди часто спотыкались, ноги соскальзывали с неровных поверхностей осколков размозженных конструкций, кто-то не замечал торчащих из-под снега препятствий и налетал на них, словно слепой на уличную урну. Люди падали, Овечкин подавал сигнал в шипящий помехами эфир, группа останавливалась. Упавшим помогали подняться, ставили на ноги, и группа шла дальше. В завывающем порывами ветра пылевом мраке, кипящем чёрной снежной грязью, Антон так и не смог понять направление движения, и хаотичные данные компаса путали его ещё сильнее. Кроме перекличек, никто не произносил ни слова, и даже маленькая Амина ослабела настолько, что ей не хватало сил на плач.
        - Стой! - сквозь трескотню помех прорычал Порфирьев. - Погасить фонари!
        - Что случилось? - Антон вырубил фонарь и оказался в кромешной тьме. - Ты что-то видишь?
        - Тепловизор даёт отметку, - прошипел эфир. - Похоже, впереди костёр. И что-то ещё…
        Его голос смолк, и Овечкин на ощупь бросился в голову маленькой колонны, спотыкаясь о невидимые обломки.
        - Скорее туда! - Он пробрался мимо Дилары с детьми и ободряюще прокричал семье: - Это могут быть спасатели! Надо подать им сигнал! - Антон добрался до пожарного с молодым техником, нашарил рукой идущий от одного из них трос и по нему дошёл до расплывающейся во мраке фигуры Порфирьева: - Где они?! Я ничего не вижу… Надо выстрелить в воздух!
        - Подожди, - осадил его Порфирьев. - Подозрительно как-то… Отметка костра четкая и крупная, но поодаль есть что-то ещё… то ли помехи на тепловизоре, то ли несколько человек рассыпались в темноте. Похоже на засаду с приманкой. Останьтесь здесь, я обойду и посмотрю поближе…
        - Какая засада?! - воскликнул Антон. - О чём ты говоришь?! Мы в Москве! Здесь все свои! - Он повысил голос, убеждаясь, что Давид его слышит: - Если боишься, я сам пойду! Говори, куда идти!
        - Туда, - Порфирьев указал рукой направление. Овечкин устремился в указанную сторону, но амбал схватил его за локоть, удерживая на месте: - Возьми фальшфейер! Через пять метров отвинтишь крышку, он загорится. Если это засада, то лучше не приближаться туда тайно.
        - Отпусти! - Антон вырвался и выхватил у амбала фальшфейер. - Какая, к черту, засада, ты совсем уже спятил! - Он сорвал с фальшфейера защитный колпачок, и оттуда хлынул фонтанчик дымного красного огня. Антон задрал его вверх, врубил фонарь и побежал, спотыкаясь на бугристой россыпи грязных обломков: - Эй!!! Помогите!!! Эй!!! Вы слышите меня?!!
        - Всем лечь! - Овечкин услышал позади приглушенный возглас Порфирьева и прибавил шаг.
        - Эй!!! - Антон размахивал фальшфейером. - Кто-нибудь!!! Помогите!!!
        Где-то впереди, метрах в ста или около того, пыльная темнота озарилась вспышками выстрелов, и на Овечкина обрушился град пуль. Что-то выбило у него из руки фальшфейер, и тот, кувыркаясь, отлетел в сторону. Антон не успел даже вскрикнуть, как что-то ударило его в грудь, вызывая острую боль в лёгких, и в ту же секунду второй удар обрушился на лоб, вызывая сильную боль в голове, резь в глазах и потерю картинки. Овечкин со сдавленным криком сжался, осел на колени и зажмурился, инстинктивно закрываясь от летящих навстречу пуль.
        - Падай! Овечкин! Падай! - зарычал в головных телефонах Порфирьев. - Не шевелись! Если они тебя видят, пусть считают убитым! Всем замереть и не двигаться! Не кричать и в эфир не выходить!
        Скрючившийся в позе эмбриона Антон, суча ногами, забился за какой-то расколотый бетонный обломок и застыл, вздрагивая от звука множества бьющих рядом ударов. Обстрел длился около минуты, затем прекратился, и всё стихло, погружаясь в пыльный мрак. Фонарь не работал, кругом повисла тишина, и Овечкин понял, что всё ещё жив. Боль в груди и рёбрах прошла, дыхание восстановилось, но из-за бешено колотящегося сердца и сковавшего тела страха, он не сразу это осознал. Надо осмотреть себя, но вдруг его шевеление спровоцирует новый обстрел?! Антон решил не двигаться, пока его не позовут в эфире, но вдруг Порфирьева и остальных убили? Нужно проверить жену и детей, но рации у них нет, а без освещения он может проползти мимо! Не зная, как поступить, Овечкин не двигался с места, пытаясь выглядеть убитым, но вскоре в горле начало першить, и он закашлялся. Минут пятнадцать он пролежал на месте, борясь с постоянно подступающим к горлу кашлем, потом где-то неподалёку во тьме замаячил отсвет фонаря, и в шипящем эфире раздался рык Порфирьева:
        - Всем включить фонари! Саня, Володя - поднимайте людей! Овечкин! Выползай!
        Позади Антона вспыхнули мутные пятна нашлемных фонарей, и он, откашливаясь, попытался выбраться из-за своего укрытия. Появление расплывчатого силуэта рядом с собой он не заметил, лишь почувствовал, как ему помогают подняться на ноги, и невольно зажмурился от внезапно ударившего в лицо источника света.
        - Вроде цел, - голос, звучащий на фоне сильных помех, был незнакомым. - Фонарь на шлеме разбило пулей. Голову не зацепило, гермошлем не разбился, тепловизор не показывает кровотечения. Повезло.
        - У него блок фильтров пробит, - ответил незнакомцу Порфирьев. - Пуля застряла внутри. Овечкин, почему кашляешь? В горле першит? Словно пыли наглотался?
        - Д… - Антон вновь закашлялся. - Да… И голова кружится.
        - Контузило от удара по фонарю, - определил Порфирьев. - Пройдёт. Нужно проверить, что у него с блоком фильтрации. Хотя бы фильтр заменить.
        - Нет у нас таких фильтров, это гражданский комплект, - бьющий в глаза источник света сместился ему на грудь, и щурящийся Антон увидел пулевое отверстие, из которого лениво высыпалась какая-то мелкая чёрная субстанция, не то порошок, не то труха. - У нас вообще ни хрена нет, даже для себя! Собирай своих и возвращаемся! Быстро! С ним будем в палатке разбираться!
        Луч света заспешил в другую сторону, и Овечкин разглядел солдата, облаченного в штурмовой комплект. Исцарапанные механические пневмоусилители конечностей и помятый в нескольких местах экзокорсет были надеты поверх армейского скафандра радиационной защиты, покрытого разводами грязи и копоти. Вооруженный боец старался светить под ноги, не направляя фонарь слишком далеко, его настороженный взгляд, наоборот, всматривался в утопающий в ночном мраке океан пылевой взвеси. Получив от Порфирьева короткий сигнал, солдат поспешил туда, откуда в Овечкина летели пули, и все заторопились следом.
        Метров через семьдесят группа вышла к костру, сложенному из деревянных обломков внутри измятой железяки, в которой с трудом угадывался кузов от самосвала, но солдат, не останавливаясь, провёл всех мимо. Ещё дальше, метрах в тридцати от костра, обнаружилось несколько наскоро вырытых среди обломков углублений, в трёх из которых засели такие же вооруженные бойцы. В паре десятков шагов за их позициями из пыльного мрака выплыла здоровенная гора железобетонных обломков, между которых было отрыто что-то вроде тупика, внутри которого Овечкин заметил большую прорезиненную палатку армейской расцветки. Толстые стены палатки не пропускали свет, однако внутри стояла маленькая переносная печь с гибким дымоходом, выведенным куда-то вглубь развалин, чтобы рассеивать дым, и было достаточно тепло. В палатке лежали ещё четверо военных, двое в штурмовых комплектах, двое без таковых, все в армейских антирадиационных скафандрах. Последние оказались старшими офицерами, были больны и выглядели плохо.
        Пока Овечкин и остальные размещались вокруг печи, Петрович принялся хлопотать над его пробитым блоком фильтрования воздуха, и Порфирьев вступил в разговор с офицерами. Насколько Антон понял, военные приняли их за врагов и открыли огонь. Пока они обстреливали Овечкина, Порфирьев обошёл их с тыла, обнаружил палатку и объяснил, что огонь ведётся по своим. Ну или как-то так. Судя по ведущемуся разговору, военные были из подземного города под Раменками, и отогревающиеся люди прислушивались к вялому голосу одного из офицеров.
        - ПВО удавалось нас прикрывать часов двадцать или около того, - офицер был облачен в противогаз с панорамным шлемом, из-за чего слышно его было глухо, и приходилось напрягать слух. - Потом ПВО перестало существовать, и нас накрыло. Половина города была уничтожена сразу, другая попыталась загерметизироваться, но на следующие сутки по нам нанесли ещё один массированный удар. Размололи почти всё, город фактически сложился. Ещё через несколько часов прилетели боеголовки с отравляющими веществами, и всё, что не засыпало и не расплавилось, затянуло химией, поджигающей всё на своём пути вплоть до бетона и металлов, и какой-то дрянью, разъедающей лёгкие и скафандры предыдущего поколения.
        - Химическое оружие вроде уничтожили ещё в двадцать первом веке? - нахмурился Порфирьев.
        - Мы уничтожили, - подтвердил офицер, зло скривившись. - Согласно чертовым Конвенциям, под контролем наблюдателей со стороны наших всевозможных сраных партнёров. А они, видимо, оставили себе про запасец кое-что. Или создали новое, теперь уже похрен. Короче, все, кто уцелел, попытались выбраться на поверхность, пока не поздно. Сотни три выживших, всего пять или шесть групп, уцелевших в разных частях подземного города. Но оказалось, что штатных выходов больше не существует, и выползти можно только одним способом - через проломы от ядерных взрывов. Мы нацепили на себя всё, что можно, приняли антирад, послали вперед спасательную технику, чтобы облегчить выход… - Он слабо махнул рукой: - Почти все погибли во время подъема от радиации или падений. У меня до верха доползли только те, кто имел альпинистскую подготовку и штурмовой комплект поверх антирадиационного скафандра и натянутой на него ради большей надёжности химзащиты. Которую потом пришлось выбросить, эта химическая гадость въелась в неё и начала медленно разъедать снаряжение. Всего восемнадцать человек, почти шесть часов вылезали. Из остальных
на поверхность не поднялся никто. Противник высадил боевых роботов, которые проникли в город через кратеры и перебили выживших во время подъема.
        - Боевых роботов? - Порфирьев недоуменно сдвинул брови. - Я о таком не слышал.
        - Я тоже, - офицер вновь скривился. - Нет таких технологий. В смысле, все были в этом уверены. Но, выходит, у них есть. Перед тем как начать подъём, ближайшая к нам группа сообщила, что видит среди подземных развалин каких-то плохо заметных человекообразных существ крупного размера с лазерными элементами вместо глаз, видимо, системы обнаружения и наведения. Противник не замечал соседей, и те приняли решение уничтожить его, воспользовавшись элементом внезапности. Больше на связь они не выходили.
        - Странно как-то, - оценил Порфирьев. - Не было ни у кого таких технологий, и вдруг появились и роботы, и средства их доставки, да ещё так, что разведка без понятия. Ошибки быть не может? Задымление, пыль, помехи… Могли напутать.
        - Сначала я тоже так подумал, - офицера скрутило в кашле, и несколько секунд он потратил на то, чтобы отдышаться. - Но мы столкнулись с ними здесь, на поверхности. Как вылезли, начали выходить из города, потеряли несколько человек из-за оползней и оседаний обломков. Действие антирада заканчивалось, я принял решение о передозировке, чтобы покинуть зону максимальной опасности. Но как только мы вышли за МКАД, столкнулись с этой красноглазой дрянью. С тех пор она нас отсюда не выпускает.
        - Мы за МКАДом? - не удержался Антон. - Но где же она?! Вокруг не видно ничего похожего!
        - А за чем, по-твоему, спрятана наша палатка? - ухмыльнулся офицер. - Что, не узнал?
        - Ты же сказал, что за городом будут безопасные территории… - Овечкин перевел на Порфирьева полный ужаса взгляд.
        - Он тебе так сказал? - офицер издал хрипящий полуистеричный смех. - Значит, он такой же наивный крестьянин, как ты! Нет больше безопасных территорий! Нигде нет! Над планетой прошёл «грибной» дождичек! Ха-ха-ха-кх… - хрр… - Он опять зашёлся в кашле и, отдышавшись, закончил спокойным тоном: - Теперь так везде. Разница только в уровне радиационного фона. У нас он смертельный или почти смертельный, а у них только смертельный! - Офицер мстительно ощерился: - Территория у них поменьше! Так, как у нас, по захолустьям не расползёшься!
        - Они застали нас врасплох? - хмуро уточнил Порфирьев.
        - Не волнуйся, капитан! Тут все застали всех врасплох! - заверил его офицер. - Как только стало ясно, что ядерные ракеты из Шельфа поджарили наших союзников, все, кто только имел ядерные силы, объявили тревогу и полную боевую готовность. Мобильные ракетные комплексы покинули районы базирования до того, как спутники зафиксировали пуски первой волны! Пока всё это летело туда-сюда и пробивало системы противоракетной обороны, все средства, какие только можно, были рассредоточены вдали от населённых пунктов с той или иной степенью эффективности. Пока авиация осуществляла ядерные пуски и в процессе этого испарялась в воздухе в огне ядерных зенитных устройств, полмира приготовилось пострелять! В ход пошло всё, от баллистических ракет шахтного базирования и всякого хлама вроде старых крылатых ракет, до новейших гиперзвуковых систем, размещенных на подлодках, замаскированных поездах и мобильных комплексах! Пока мы не сожгли друг другу все спутники, я даже видел, как перехватываются первые волны и достигают целей вторые! Голливуд отдыхает! Как шарик не раскололся на куски - это загадка! Наверное,
яйцеголовые теоретики как всегда ошиблись! Короче, эвакуировать население не успел никто, зато отстреляться успели все!
        - Господин офицер, что случилось с правительством? - спросил Антон. - Где Президент?
        - А хрен его знает! - нездорово прыснул тот. - Его эвакуировали в Раменки ещё до обмена ударами. Должны были вывезти в подземный город под Уральскими горами. Не знаю, как там всё прошло, но из Раменок его увезли. Остальные зажарились под землёй вместе с нами!
        - Вы здесь уже трое суток? - поинтересовался Порфирьев. - Снаряжение удерживает радиацию?
        - Ни хрена оно её не удерживает! - доселе молчавший второй офицер зло скривился, и тут же затрясся в сухом кашле. - Без антирада из палатки не выползешь. Пара часов - и ты труп. Поэтому мы пережидаем откат антирада здесь. По очереди. Но всё это хрень! Спецпалатка понижает ионизирующее излучение в пять раз, это последнее чудо научной мысли, изделие «База-2М». Она выполнена по принципу скафандра радиационной защиты, только в ней слоёв больше раз в десять, везде освинцованные нити и другая хренотня. Весит два центнера, вдвоём на пневмоусилителях волокли! Но защиты один хрен не хватает! Просто внутри палатки организм накапливает радиацию медленнее. Поэтому все мы сдохнем на недельку попозже!
        - Неужели нигде не осталось безопасного места?.. - с плохо скрытым ужасом произнесла Дилара.
        - Почему же нигде! Осталось! - первый офицер злорадно ощерился. - В Африке, в Австралии, в Антарктиде! Туда не стреляли! Правда, через месячишко-другой ураганы раздуют всё это радиоактивное дерьмо равномерно по всей планете, и безопасно не будет нигде, но это потом!
        - А поближе ничего нет? - хмуро уточнил Порфирьев.
        - Поближе? - полубезумный-полуиронический оскал сполз с лица старшего офицера. - Поближе у нас есть только два варианта: быстрая смерть и медленная смерть. Вся Московская область - один бесконечный эпицентр, даже тут, на окраинах, фон заоблачный. За городом будет поменьше раз в десять, но это всё равно смерть. Либо от облучения, либо от передозировки антирада, смотря что наступит раньше. Ты до сих пор не понял, капитан?! Мир сгорел в термоядерном огне! На планете начинается радиоактивная ядерная зима, хрен знает, на сколько лет! Те, кому не повезло умереть быстро, подохнут медленно, в мучениях.
        - Но как же подземные убежища? - пораженно воскликнул Овечкин. - Противоатомные бункеры!
        - Их раздолбали в первую очередь, - вяло ответил второй офицер. - Мы им, а они нам. Тупое стадо баранов, именуемое гражданами, ради пары лайков выкладывало в сеть что угодно, в том числе и данные по местонахождению секретных объектов, полученные случайно или от каких-нибудь друзей, или родственников, имевших к ним отношение… короче, от таких же тупорылых скотов! Все серьёзные объекты вычислялись и брались на мушку сразу же! Радует только то, что за бугром демократией и свободой слова всё было загажено в сто раз сильнее, и у нас об их секретных объектах имелось информации ещё больше! Хрен кто уцелел, гарантирую!
        - Я хотел добраться до «Подземстроя», - произнёс Порфирьев. - «Подземстрой-1» под Новгородом, это полностью гражданский объект, его показывали всем подряд, мол, крутой отель, только под землёй, на безопасной глубине и так далее. По нему могли не бить.
        - Стандартными зарядами били везде, - первый офицер болезненно зажмурился и потерся затылком о брезент своего ложа. - Нельзя оставлять необстрелянным ни одного клочка территории, после объявления полной боевой готовности мобильные пусковые установки могут быть где угодно. Так что так, как вокруг, теперь везде, что у нас, что за океаном… Но спецбоеприпасами для долбёжки объектов глубокого заложения по первому «Подземстрою» могли и не ударить. Мы пришли к такому же выводу. Но пока выйти из Москвы не удалось, куда бы мы ни пошли, везде натыкаемся на этих долбаных роботов. Они вооружены чем-то тяжёлым, автоматы и гранатомёты против них малоэффективны, другого оружия у нас нет. Противник ведёт непрерывный поиск, мы сталкиваемся с ним ежедневно. У меня из семнадцати человек осталось семеро. Нас до сих пор не нашли только благодаря ложным целям из костров. Мы расчистили место внутри завала, поставили антирадиационную палатку, и разместили обманки вокруг. Противник часто проверяет костры, но нас пока не нашёл. Вам повезло, что вы не наткнулись на них, пока шли сюда.
        - Они преодолели нашу систему шифрования? - уточнил Порфирьев. - Радиоканалы взломаны? Вы проводили сканирование эфира? На каких частотах они поддерживают связь? Если это роботы, то они должны обмениваться данными со спутниками.
        - Нет больше спутников, - по нездоровому лицу офицера скользнула скептическая усмешка. - Мы сожгли их друг другу в первую очередь. Когда на МКС и Луне это увидели, то наложили в штаны так сильно, что вырубили связь и прикинулись космическим мусором, чтобы не получить проездной на тот свет! Но даже если кто-нибудь из них осмелеет до такой степени, что решится поинтересоваться здоровьем любимого дитятка, то его ждёт печаль! Уровень помех, наведённых ионизирующим излучением, и толщина пылевого слоя в атмосфере запредельны. Радиоволны не пробиваются через всё это дерьмо. В десяти метрах уже ни черта не слышно.
        - Всё равно они должны обмениваться данными, - повторил Порфирьев. - Меж собой уж точно. Как-то же они понимают, кто из них где находится, какая территория обследована, какая нет, и где искать противника. Иначе бы они не смогли вас блокировать. А если есть обмен данными, значит, его можно засечь.
        - Канал наверняка защищён, - возразил офицер. - Нам нечем его взламывать. И спецов нет.
        - Взлом не нужен, - Порфирьев скосил глаза куда-то вовнутрь своего шлема, видимо, на хронометр. - Достаточно отсканировать их канал связи. Кругом мощные помехи, поэтому возникновение активности на канале противника будет свидетельствовать о его приближении. Это даст возможность не быть застигнутыми врасплох. На каком расстоянии они засекают цель?
        - Ты под антирадом? - вместо ответа спросил офицер. - Сколько ещё он будет действовать?
        - Пять часов у всех, - ответил Порфирьев. - У меня на сорок минут дольше.
        - Повышенная переносимость? - Офицер вновь осклабился. - Умрешь последним, если роботы не пристрелят. Слушай сюда, капитан! У меня разведчиков нет. Серьёзного оборудования для сканирования тоже. И фотохромного снаряжения. У тебя есть. Вот и сходи на разведку. Может, выяснишь что-то полезное или найдёшь выход из этой ловушки. Если цель защищена от тепловизора, то видят они плохо, мы всегда замечали их раньше, чем они нас. Так что есть вполне реальный шанс, что тебя не заметят. Если выведешь нас отсюда, то подумаем, как добраться до «Подземстроя». Это почти пятьсот километров, пешком не дойдем даже с палаткой. Но есть идеи.
        - Как они выглядят, - Порфирьев поднялся на ноги, - эти роботы?
        - Поговори с лейтенантом, - второй офицер закрыл глаза. - Все, кто видел их близко, уже ничего не расскажут. Из тех, кто выжил, лейтенант видел их лучше всех. - Он повысил голос, выходя в эфир: - Лейтенант! Зайди в палатку!
        - Всё, - Петрович что-то защёлкнул на груди Антона и отступил на шаг. - Большего без станка и инструмента я не сделаю. Фонарь голыми руками не починить, и лампочки тоже нету. Нужен новый фильтр, этот я залатал скотчем, насколько его хватит, не знаю. И доктору бы тебе показаться. Как бы не отравился порошком, который из пробитого фильтра высыпался.
        - Не отравится, - успокоил его офицер, лениво косясь на заплатку из куска брезента, закрывающую пулевое отверстие в скафандре Овечкина. - Фильтр делался с учетом того, что его порошок может попасть в носоглотку. Биологически он не опасен. А вот радиоактивная пыль, которую он поглотил, совсем не безвредна. Так что с лёгкими у тебя могут начаться проблемы. Но медиков у нас нет, так что старайся дыхание не сбивать, чтобы не перегружать фильтр.
        Офицер потерял к проблемам окружающих интерес и тоже закрыл глаза. Тяжёлый полог палатки захрустел липучками, и внутрь, пригибаясь, вошёл боец в штурмовом комплекте. Судя по голосу, это он вёл сюда их группу. Порфирьев подал ему какой-то знак, они отключили рации и заговорили напрямую, усаживаясь рядом. Антон прислушался, стараясь уловить тихий разговор. Амбал выяснял у лейтенанта подробности о противнике, тот рассказывал, и Овечкина вновь охватил страх.
        - Я был от него в тридцати метрах, - объяснял лейтенант. - С такого расстояния его не разглядеть. Но в тот момент он двигался точно на свет ложной цели, и две огневые точки сообщили, что видят его отчетливо, могут пропустить мимо и атаковать с тыла. Я ни черта не видел, тепловизор его не берёт, ночник показывает сплошную пыль и на вдвое меньшем расстоянии. В общем, отдал приказ огневым точкам действовать по обстановке. Секунд через двадцать они открыли огонь, и робот ударил в ответ чем-то тяжёлым, понятия не имею чем. Наверное, термобарическими, потому что осветило всё, как днём, и его самого тоже. Пылища кругом стеной, так что увидеть можно было только силуэт. Робот имеет человеческие очертания, высота три метра, вес не меньше полтонны, в головной надстройке размещена пара лазерных элементов. Самих лучей не видно, наверняка они вне видимого диапазона, но глаза робота светятся кроваво-красным, их можно заметить, если они направлены в твою сторону.
        Лейтенант криво усмехнулся.
        - Так я их и заметил. Сразу после нас накрыло ударом. Может, нас спасла гора обломков, за которой я распределил людей… Может, робот бил не прицельно, а отработал на подавление… Короче, нас перемешало с бетонным хламом, и я потерял ещё одного. Двоих пришлось выкапывать, оба с контузиями, но уцелели, только экзокорсеты и усилители конечностей переломало. Теперь носим оставшиеся штурмовые комплекты по очереди, кто восстанавливается после антирада, отдаёт свой комплект другому. Это всё. От обеих огневых точек остались лишь обугленные камни и лужицы расплавленного металла. Робот ушёл.
        - Он вышел из боя потому, что получил повреждения, или потому, что не смог засечь ваше точное местоположение? - задал вопрос Порфирьев.
        - Сначала я думал, что из-за повреждений, - лейтенант покачал головой. - Мы попытались уйти, воспользовавшись возможностью, но прошли меньше полукилометра и натолкнулись на ещё одного. Пробовали обойти, сначала слева, потом справа. Но на пути всегда оказывался один из них. Думаю, их много, и выход из строя одного робота не остановил бы противника. Больше похоже на то, что они нас не заметили. Хладагент в экзокорсетах ещё держится, и тепловизоры нас не видят. Датчики металла бесполезны, это же город, среди обломков полно металла. Сплошная стена пыли затрудняет им обзор сильней, чем нам.
        - Можешь показать на карте, где был бой? - Порфирьев завозился с интерфейсом своего комбинезона. - И где происходили другие контакты с противником?
        - Бой был тут, - лейтенант коснулся небольшой панели управления где-то на внутренней стороне левой руки, просовывая палец между металлических направляющих усилителя руки. - Принимаешь?
        - Принимаю, - ответил Порфирьев. - Точка получена.
        - А видели мы их везде, - лейтенант не стал больше возиться с передачей данных. - Стоит отойти от ложных целей на полста метров в любую сторону, как впереди, в темноте, появляются красные глаза. Так что фонарь лучше не включать не только ради маскировки. В темноте робота можно обнаружить раньше.
        - Понятно, - изрёк Порфирьев. - Спасибо за помощь. Есть что-нибудь ещё?
        - Да, - кивнул лейтенант. - Противнику может оказывать помощь один из наших, в смысле бывший. Собственно, вы потому и попали под раздачу, засада приняла вас за него.
        - У вас был предатель? - уточнил амбал. - Его взяли в плен или сам сдался?
        - Там всё как-то странно произошло, - в голосе лейтенанта мелькнула неуверенность. - Мы его толком не знали, он из ФСО, чей-то телохранитель. Выходил из Раменок в составе нашей группы. Выживших, кто к нам присоединился, было вдвое больше, чем своих, и почти всех я до этого не видел. Его тоже. Высокий, глаза светлые, вот и всё, остальное в гермошлеме не видно, да я его особо и не разглядывал. Он в головном дозоре шёл, когда мы в первый раз с роботами столкнулись. Тогда ураган налетел, камни величиной с гравий потоками несло, все забились, кто куда, и залегли. Когда всё стихло, его на месте не оказалось, а боец, который шёл с ним в паре, ничего не видел. Попробовали искать, разбились на группы. Через полчаса группы вернулись, одна из них доложила, что видела в свете пожара на другой стороне кратера две фигуры: его и робота. Шли рядом, судя по движениям, разговаривали, руки у него были свободны и оружие на месте. Но штурмового комплекта уже не было. Поисковики пробовали привлечь их внимание выстрелами, но те зашли в тень и пропали из вида. Это всё.
        - Действительно, странно, - задумчиво согласился Порфирьев, поднимаясь. - Ладно, пора идти, время дорого!
        Он покинул палатку, лейтенант вышел следом, и потрясенный Антон несколько секунд обдумывал услышанное. Роботы-убийцы! Это была не галлюцинация! Он видел такого робота! И Давид его тоже видел! Хорошо, что робот их не заметил… Но что тогда видела та визгливая брюнетка на станции метро?! Там каждый метр платформы был занят лежащими людьми, не заметить никого робот просто не мог! Но он никого не убил, и вообще, его так и не нашли. Может, у брюнетки всё-таки была галлюцинация? Да и как робот мог проникнуть на станцию, не открывая гермоворот? Все тоннели расплющило и засыпало, Антон осматривал их лично, когда следил за Порфирьевым. Кстати, Порфирьев ничего не сказал о том случае с брюнеткой и её ложной тревогой, а ведь это он два часа подряд искал монстра по всей станции. Конечно, может, амбал не стал об этом говорить потому, что не поверил той брюнетке и считал её рассказ бредом. Пожалуй, пока Антону тоже лучше помалкивать. Но что-то во всём этом не так, он это чувствует…

* * *
        Порфирьев вернулся через полтора часа. Всё это время группа просидела в палатке, отогреваясь у походной печки, и никто не произнёс ни слова, только маленькая Амина жаловалась на голод и боль в пустом животике. Кто-то из военных выдал людям по маленькой банке армейских консервов и показал, как пользоваться отхожим местом, обнаружившимся в дальнем углу палатки, отгороженном встроенной в конструкцию ширмой. Военный с кривой ухмылкой посоветовал не выходить наружу ради отправления естественных надобностей, если кому-то ещё дороги собственные половые органы, и велел Антону после всех вынести резервуар с отходами на улицу, опорожнить и установить обратно. Овечкин подчинился, справедливо рассудив, что с военными лучше отношения не портить, так как с ними шансы выжить намного больше, нежели с психованным нациком, убивающим людей направо и налево. Антон обдумывал, стоит ли рассказать офицерам об убийстве Порфирьевым шестерых гражданских людей, но оба офицера всё это время провели в болезненном сне, и будить их он не решился. Кто знает, как они отреагируют на его информацию? В конце концов, они же военные,
значит, в какой-то мере все заодно… В интернете много говорилось о круговой поруке в спецслужбах. Потом в палатку вошли Порфирьев с лейтенантом, и стало не до этого.
        - Я пробил направление на область, - сообщил Порфирьев старшему офицеру. - Общая высота поля обломков в километре отсюда понижается приблизительно до метрового уровня. Ещё через два километра начинают попадаться участки незахламленной местности. Всё оплавлено, земля выжжена, обугленные обломки деревьев частично выкорчеваны, много расплющенного хлама, но идти легче, и видимость лучше. Радиационный фон значительно ниже, приборы показали уровень заражения в семьсот рад, но ветра раздувают накрывшее город пылевое облако, и фон медленно возрастает. Надо уходить сейчас, пока там не стало, как здесь.
        - Что с роботами противника? - прервал его старший офицер.
        - Я никого не видел, - ответил Порфирьев. - Пробовал сканировать эфир, мощные помехи, больше ничего. Следов тоже нет, на улице идёт густой снег. Это нам на руку, скроет наши следы.
        - Сворачиваем базу! - офицер подскочил, и его коллега принялся с трудом подниматься на ноги.
        - Без антирада наружу нельзя, - вялым голосом напомнил он своему начальнику. - Нам ещё двенадцать часов восстанавливаться до следующего приёма. Здоровья может не хватить, если принять его прямо сейчас.
        - Мёртвым здоровье не требуется! - хрипло ответил тот. - Роботы блокировали нас со всех сторон, рано или поздно найдут. Если сможем выйти из кольца, у нас появится шанс.
        - У нас три с половиной часа осталось, - подала голос Дилара, баюкая дочурку. - У нас передозировка, нам больше нельзя принимать антирад! Дети могут не выдержать!
        - У детей тоже передозировка? - Старший офицер посмотрел на Дилару странным взглядом, мельком покосился на Антона и остальных гражданских, и добавил: - Вылетело из головы… - Он обернулся к Порфирьеву: - Капитан, выведи нас за три часа как можно дальше. База разворачивается за двадцать минут, так что успеем. Но потом придётся сутки сидеть в палатке, пока не пропадёт интоксикация, нести охранение будет некому, все набьются в палатку, хоть голыми руками бери! Найди место для базы!
        Военные свернули спецпалатку минут за десять. Два бойца в экзокорсетах подхватили усилителями конечностей здоровенный ящик с упакованной «Базой», остальные рассредоточились согласно приказам Порфирьева. Частоты военных гражданским скафандрам были недоступны, и старший офицер, оказавшийся генерал-майором, велел всем временно перейти на аварийные частоты МЧС.
        - В случае контакта с противником гражданским лицам залечь за ближайшим укрытием и не двигаться, - хрипло звучал в шипящим эфире его больной голос. - Сохранять радиомолчание и ждать особых указаний! Остальному отряду вести боевой радиообмен на семнадцатом канале! Основная частота предположительно дискредитирована предателем, пользоваться ей запрещается! Капитан! Командуй!
        - Лейтенант, двоих бойцов в головной дозор, двоих в тыльный! - зарычал Порфирьев. - Дистанция до ядра группы - десять метров. Остальные - в ядро группы. Боковое охранение выставлять не будем, людей нет, а гражданские сделают только хуже. Следи, чтобы гражданские не отставали и не растягивались, и не ломали построение! В случае необходимости бей Овечкина больно, он любит тупить и нарушать приказы. Освещение не включать! Идти по снежному следу! В эфир выходить только в экстренном случае! Головняку внимательно слушать условные сигналы!
        Порфирьев ушёл вперед, быстро растворяясь в пыльном мраке, и вскоре отряд начал движение. Полчаса все брели сквозь грязный снегопад, и наконец-то оказавшийся рядом с семьёй Антон помогал жене вести детей. Дилара по-прежнему несла маленькую Амину в рюкзачной подвеске за спиной, и Овечкин шёл позади неё, чтобы подстраховать в случае падения на спину, и держал за руку Давида. Разговаривать военные запретили, чтобы роботы противника не обнаружили отряд по звуку голосов, если у них имеются чувствительные микрофоны, и пришлось подбадривать сына жестами.
        - Ложись! - внезапно затрещал эфир голосом кого-то из бойцов головного дозора. - Контакт! Молчать и не двигаться!
        Минут пять все лежали, замерев и не шевелясь, словно сами являлись обломками. Потом маленькая Амина захныкала, жалуясь на холод и тошноту. Дилара шепотом успокаивала дочурку, но та плакала всё громче. Жена в ужасе уговаривала её замолчать, убеждая то ласково, то сердито, но страдающий ребёнок продолжал плакать. Неожиданно из заснеженного пылевого мрака выполз лейтенант и зажал Амине рот, одновременно указывая Диларе куда-то во тьму. Возглас возмущения застыл у неё в горле, и жена расширившимися от ужаса зрачками смотрела на кроваво-красный отблеск пары глаз, плывущих в десятке метров справа на высоте трёх метров. Самого робота видно не было, но Антон мгновенно узнал его систему наведения, которую тогда, на Фрунзенской набережной, он принял за красные глаза монстра. Робот бесшумно сместился шагов на двадцать, уходя в сторону города, и кроваво-красный парный отблеск исчез в ночной пыли. Отряд пролежал, не шелохнувшись, ещё десять минут, и маленькую Амину едва не засыпало грязным снегом.
        - Продолжаем движение! - прорычал в эфире Порфирьев. - Держать темп!
        Он повёл отряд настолько быстро, что Давид несколько раз споткнулся и быстро выбился из сил. Антон понёс его на руках, но сам едва не упал, спотыкаясь на плохо заметных под снегом обломках. Тогда он посадил сына на шею, шагать стало легче, но травмированный тазобедренный сустав начал болеть, усталость быстро взяла верх, и Овечкин выдохся. Один из мужчин-активистов заметил это и понёс Давида вместо него, но спустя километр тоже устал и отдал ребёнка второму. Потом из сил выбилась Дилара, и хромающий за ней Антон не успел подхватить споткнувшуюся жену. Дилара упала лицом вперед, изо всех сил пытаясь обезопасить дочурку, и ударилась каской о запорошенный грязью обломок кирпичной кладки. К счастью, каска приняла на себя основную силу удара, и жена не пострадала. Рюкзак с плачущей от страха Аминой Антон повесил на себя, Дилару поставили на ноги, и Порфирьев дал две минуты на отдых. После чего вновь погнал отряд сквозь грязно-снежную кутерьму в изматывающем темпе.
        Пробираться по бесконечной свалке обломков, скользя по чёрному снегу и спотыкаясь о незаметные в темноте препятствия, было предельно тяжело. Грязный снегопад не прекращался, сильный ветер хлестал измождённых людей струями бурых снежинок, перемешанных с поднявшейся с поверхности пылевой грязью, и его порывы то били в лицо, затрудняя движение, то в спину, заставляя спотыкаться. Потом ветер мгновенно стихал, и в забитом помехами эфире звучал рык Порфирьева, заставляющего всех ускорить шаг. После полуночи температура упала ещё сильнее, термометр показал минус двенадцать, маленькая Амина страдала от холода, и её плач, не прекращаясь, глухо звучал из-под респиратора. Давид, которого по очереди несли активисты, замёрз без движения, и генерал-майор велел ему идти самостоятельно, чтобы хоть немного согреться. Генерал взял его за руку и вёл за собой, подбадривая рассказами о том, как наши ракетные войска уничтожали врагов, обрушивших на нас термоядерную геенну. От быстрого шага и постоянного преодоления мелких препятствий, Давид быстро выдохся, но терпел изо всех сил, и даже что-то уточнял у генерала
задыхающимся голосом.
        - Мы точно победили, товарищ генерал-майор? - Давид с шумом втягивал воздух, дыхание через респиратор тяжело давалось изможденному ребёнку. - От нас остались одни обломки…
        - И ещё остались мы! А от них вообще ничего не осталось, - ободряюще хохотнул задыхающийся генерал. - И никого! На наши последние пуски уже никто не ответил. Последнее слово осталось за нами, так что мы победили, так и знай!
        Столь длинная фраза окончательно сбила генералу дыхание, и он остановился, сгибаясь и тяжело дыша. Второй старший офицер перехватил руку Давида, увлекая ребёнка за собой, и генерал жестом остановил лейтенанта, бросающегося к нему:
        - Сам пойду! Не отвлекайся! Тащите груз, без припасов мы все тут передохнем!
        Навьюченный лейтенант продолжил движение, и генерал поплёлся следом, спотыкаясь на запорошенных обломках, под грязным снегом чем-то напоминающих беспорядочный болотный кочкарник. Давид вцепился в руку своего провожатого, теряя равновесие, но удержался на ногах и с усталой хрипотой спросил:
        - Товарищ генерал… - ребёнок пытался отдышаться на ходу. - А мы можем убить этих роботов? Мы же победили! Почему мы убегаем?
        - Я полковник, - уточнил второй старший офицер. - Хрен с ними, с роботами… Тупые железки на аккумуляторах! Питание закончится - сами попадают. Жаль боеприпасы тратить. Сейчас покинем их район, и нет проблем. Потом, когда время будет, вернёмся и пустим их на запчасти. ?кей, парень?
        - ?кей! - довольно просипел Давид, пытаясь шагать быстрей.
        Больше продолжать разговор ни у кого не хватило сил, и оставшееся время предельно вымотанные люди шли в полной тишине. Время от времени выбившиеся из сил солдаты менялись местами с другими бойцами, передавая грузы прямо на ходу и исчезая в пыльном мраке. Сначала это никак не влияло на скорость отряда, но потом вымотались и они, и последние полчаса все едва ползли по замороженному океану обломков, нетвёрдо переставляя ноги. От запредельной усталости Овечкин уже не чувствовал ног, давно не понимал, где находится, и даже слабый плач Амины в рюкзачной подвеске за спиной слился с хрипом собственного дыхания и перестал различаться слухом. Антон брёл куда-то сквозь грязную ледяную тьму, уткнувшись невидящим взглядом в петляющую среди многочисленных препятствий цепочку свежих следов под ногами, мозг словно одеревенел, и курс держало не столько сознание, сколько инстинкт выживания.
        - Осталось двадцать девять минут, - усталый рык Порфирьева в трещащем эфире зазвучал отчетливо, и Антон понял, что тот где-то рядом. - Надо разворачивать базу.
        Овечкин поднял глаза, утыкаясь в спину идущих впереди солдат в экзокорсетах, и увидел, как они опускают на неровную поверхность ящик со спецпалаткой. Отряд остановился, и люди безвольно опустились на грязный снег, не в силах стоять на ногах.
        - Сколько… - сбивчивое дыхание генерала едва слышалось среди шипения помех, - мы прошли?
        - Тринадцать километров, - ответил Порфирьев, и его расплывчатый силуэт появился возле возящегося над лежащим генералом лейтенанта. - Гражданские сильно вымотаны, поэтому быстрее не получилось.
        - Мы тоже… - сипло произнёс генерал, - не железные… Штурмовые комплекты только у шестерых… лейтенант… что с аккумуляторами?
        - Часов на восемь хватит, - ответил лейтенант, - потом всё. Запасных больше нет, заряжать нечем.
        - Ставьте палатку, и все внутрь, - приказал генерал. - Комплекты от питания отключить. Если от интоксикации не передохнем, будем разбираться, что делать дальше… Капитан, местность вокруг безопасная? Нам в палатке сутки сидеть безвылазно… роботы не найдут?
        - Снегопад сильный, через час не будет видно ни следов, ни палатки, - ответил Порфирьев. - Слой обломков здесь тонкий, тут лесок был или парк, много обугленных древесных обломков, среди них есть чистое место, мы сейчас около него. Проследить за нами они не смогут, если только случайно не натолкнутся, но тут я ничего поделать не могу. - Он сделал паузу и неожиданно спросил, понижая голос: - Товарищ генерал, а это точно роботы противника?
        - А чьи ещё? - Генерал, кряхтя, тяжело поднялся в сидячее положение и принялся стряхивать рукой снег с лицевого щитка скафандра. - У нас таких нет. Я даже не знаю, чьи они именно. Америкосовские или япошек, может, бундесверовские… у натовцев с робототехникой всегда было не одинаково. А почему ты спрашиваешь?
        - Он вышел из темноты прямо на меня, - ещё тише произнёс Порфирьев. - Просто появился из ниоткуда в двух шагах. Посмотрел на меня сверху вниз и прошёл мимо. Я подал условный сигнал, отряд залёг, он прошёл вдоль вас и потерялся.
        - Не засёк он тебя, - лейтенант помог генералу встать. - У тебя фотохромный комбинезон, я тебя с расстояния в два метра почти не различаю, а они видят хуже, чем мы. У них лазерное зрение, и сплошная пылевая завеса быстро рассеивает луч. Датчики сердцебиения при таком уровне ионизации бесполезны, защита против тепловизора у тебя есть. Поэтому он тебя не разглядел. Они атакуют всех, кого засекают, мы потеряли десятерых.
        Мгновение Порфирьев молчал, задумавшись, потом кивнул во мрак грязного снегопада:
        - Место под палатку в пяти метрах отсюда. Я покажу. Лучше продолжить радиомолчание.
        Он шагнул в снежную кутерьму, за ним направились солдаты с грузом, и эфир затих. Базу развернули быстро, после чего все зашли в палатку и плотно закупорились изнутри. Порфирьев хотел поставить на подступах мины и сигнальные ловушки, но ничего этого у военных не оказалось, и вся надежда была на мрак, снегопад и плохую видимость. Порфирьев заявил, что у него есть ещё сорок минут, поэтому он выйдет наружу и замаскирует базу подручными средствами хотя бы как-нибудь, вокруг должен быть мусор, который можно применить в этих целях. Он покинул палатку, остальные занялись запуском фильтровентиляционной установки и развёртыванием прочей внутренней обстановки.
        Пока разжигали походную печку и отапливали палатку, у маленькой Амины началась истерика. Дочурка заходилась в надрывном плаче, жалуясь на жуткую боль в пальцах рук и ног, и охваченная ужасом Дилара не знала, как облегчить её страдания. Медикаментов не было, врачей тоже, колоть четырёхлетнему ребёнку боевые армейские транквилизаторы никто не решился. Лейтенант сказал, что это нервные окончания отходят от сильного переохлаждения, всё пройдёт само, но не быстро. Амина продолжала разрываться от плача, потом у Давида началась интоксикация, и для Антона с Диларой начался сущий ад. Дочурка билась в истерике, сына скрутило в приступах рвоты, его температура подскочила до сорока, дыхание давалось с трудом, Давид тихо стонал, едва слышным голосом сообщая о сильной головной боли, и снова трясся в рвотных позывах. Потом интоксикация началась у активистов и Петровича, следом попадали на пол молодой техник с пожарным, корчась в мучениях, и приступ рвоты скрутил Дилару. Антон бросился к жене, моля солдат о помощи, но у военных один за другим тоже началась интоксикация. Полковник с генералом срывали с них шлемы,
чтобы не забрызгало рвотными массами, и Овечкин видел вокруг лишь множество хрипящих людей, содрогающихся от тошноты или катающихся по полу от боли среди сорванных с голов противогазов, гермошлемов и респираторов.
        Он метался между женой и детьми, пытаясь вытирать им лица и удержать бьющихся близких от соприкосновения с горячими стенами печки, и столкновения с другими страдающими, но это помогало мало. Давид задыхался, Амина плакала не переставая, Дилара просила пить, но он не знал, где взять воду. Военных ломало от боли, полуживые старшие офицеры тряслись в кашле, отхаркиваясь кровью, всюду стояли надрывные стоны, кто-то хрипел, потеряв сознание, и Антон с ужасом увидел, как маленькую Амину начинает тошнить, а её глаза закатываются. Последнее, что он запомнил, была острая ломота в костях и тяжёлая головная боль, обрушившиеся на него внезапно. Ставшие ватными ноги безвольно подкосились, желудок пронзило резью и вывернуло наизнанку. Овечкин упал, содрогаясь от сухой рвоты, и понял, что его пылающие огнём лёгкие не могут сделать вдох. Он то судорожно хватал ртом воздух, то пытался стошнить что-то едкое, заполнившее внутренности, не желающее выталкиваться наружу, то вновь пытался сделать вдох. Перед застланными мутной пеленой глазами появился расплывчатый силуэт, и Овечкин понял, что в палатку вернулся
Порфирьев.
        - Олег… - надсадно прохрипел Антон, вспоминая подозрения жены. - Дай мне антидот…
        - Нет никакого антидота, - Овечкин почувствовал, как чья-то рука укладывает ему на лоб что-то холодное. - Антирад разрушает клетки организма. Тут биорегенератор нужен. Терпи. Ты был в скафандре, должен выжить…
        Голову вновь обожгло изнутри, легкие сковало судорогой, и Антон провалился в наполненное горячечным бредом беспамятство.
        День шестой
        Сложенный из обрывков упаковочного картона костёр быстро занялся пламенем, выхватывая из окружающего мрака замызганный пол станционной платформы, и стоящие вокруг люди потянули к огню озябшие руки. С десяток ближайших к костру людей выключили фонарики своих коммуникаторов, на заднем плане множество небольших световых лучей пришло в хаотичное движение.
        - Загорелся! - констатировал кто-то из темноты. - Надо собрать больше костров! Одного на всех не хватит! Один костёр разожжем у входа в вагон с продуктами, чтобы никто не вошёл туда незамеченным!
        - Картона надолго не хватит! - возразил ему другой активист. - Нужно топливо посерьёзнее!
        - Разберём вагоны, там должен быть горючий материал! - предложил ещё один.
        - Вытаскивайте мебель из служебных помещений, - заявил фельдшер. - Там всё из деревоплиты, гореть будет. Кто-нибудь, помогите вынести больных к костру! Самостоятельно им не выйти!
        Ответом ему была тишина, никто не желал делить место у огня с кем-то ещё. Фельдшер тяжело вздохнул. Аккумуляторные ёмкости станции опустели под утро, раньше ожидаемого срока. После того как оба техника покинули станцию и ушли вместе с Порфирьевым, никто за режимом энергопотребления не следил, и все бросились заряжать свои коммуникаторы. Кто ради карт местности, кто ради фонарика, кто просто без объяснения причин… В результате две тысячи пользователей создали дополнительную нагрузку на последние остатки энергии, и к утру она иссякла. Через несколько часов на станции стало холодать, дети в вагонах требовали еды, и активисты решили развести костёр. Все понимали, что это вызовет задымление, которое приведёт к отравлению угарными газами, и на разведение огня решились не сразу, надеясь на штурм бомбоубежища.
        Второе бомбоубежище найти так и не удалось, активисты несколько часов блуждали по окутанным пыльным мраком развалинам, потом у тех, кто был без скафандров, начались признаки радиоактивного поражения, и команда вернулась назад. На обратном пути оказалось, что без навигатора на незнакомой местности не умеет ориентироваться никто, а карта привязана приблизительно, с ошибкой в пять-десять метров. Из-за этого поисковая команда прошла мимо станции, не заметив норы в забитом пылью сумраке. Пока поняли, пока вернулись, пока нашли старый маршрут и вышли к норе, половина тех, кто не имел скафандров, умерли от радиации. Их тела оставили недалеко от норы, остальные вернулись живыми, но доза облучения оказалась настолько велика, что они умерли к полуночи.
        Местные активисты изучили принесенные ими данные, наложив зафиксированные маршруты на карты, и пришли к выводу, что погибшая команда всё-таки побывала на месте второго бомбоубежища, но не смогла его найти. Потому что бомбоубежище погребено под пятиметровым слоем обломков, и в отличие от первого, вход туда никем не откапывался. Из чего был сделан вывод, что второе бомбоубежище либо погибло, либо похоронено заживо, и туда не добраться. Активисты надели освободившиеся скафандры и ушли к первому бомбоубежищу. Через два часа они вернулись с обнадёживающими новостями. Запершиеся в бомбоубежище подонки не желают впускать гибнущих людей, и все те, кто понадеялся на их помощь и пошёл туда без антирада и скафандров, уже умерли. Но те, кто был в скафандрах, сумели обнаружить вентиляционную шахту и засыпали её обломками и мусором намертво. Приток воздуха в бомбоубежище прекратился, это гарантированно, и теперь осталось лишь дождаться, когда подонки откроют ворота. Как только это произойдет, активисты ворвутся в бомбоубежище и потребуют, чтобы всё население станции было немедленно переселено туда и обеспечено
средствами защиты для передвижения.
        Вернувшиеся активисты подчеркнули, что для успешного давления на подонков из бомбоубежища трёх человек может оказаться недостаточно, и потому они вчетвером должны присоединиться к ним. И им, желательно, иметь оружие. В служебных помещениях был объявлен обыск с целью обнаружения полицейских пистолетов и пистолетов-пулеметов, спрятанных Абдуллаевым неизвестно где. Всё было перевёрнуто с ног на голову, вытряхнуто и вывернуто наизнанку, но найти оружие так и не удалось. Кое-кто даже набросился на фельдшера с обвинениями в сговоре с ныне покойными полицейскими, и его едва не избили толпой. К счастью, среди активистов нашлись здравомыслящие люди, которые за него заступились. В общем, оружия не нашли, и четверо активистов в скафандрах отправились обратно к бомбоубежищу, обещая вернуться в скором времени и всех спасти.
        С тех пор никаких известий от них не было, и фельдшер понимал, что надежды нет. Даже если в норе, которая ведёт в то бомбоубежище, уровень радиации в десять раз ниже, чем на поверхности, за прошедшие сутки все семеро активистов получили смертельную дозу. Даже несмотря на наличие скафандров. Поэтому они либо умерли, и их трупы лежат сейчас там, в норе, перед закрытыми воротами бомбоубежища, либо они добились своего, и их впустили внутрь. Только возвращаться за кем бы то ни было сюда, на станцию, они не собираются. Узнать, что именно произошло, уже не удастся никогда. Но надежда умирает последней, и на погрузившейся во мрак быстро остывающей станции три с лишним тысячи человек до сих пор ждут помощи. В конце концов, запаса продуктов хватит ещё на двое суток, если экономить, и какой-то шанс есть…
        Температура на оставшейся без отопления станции быстро понижалась, вырубившаяся вентиляция красноречиво напоминала о приближающемся дефиците кислорода, артезианская скважина без электричества не работала, уровень затапливающей тоннели воды был почти по колено, измученные дети плакали, прося еды и тепла. Людей охватил страх, и погруженная во тьму станция озарилась светом персональных коммуникаторов, при помощи которых активисты собирали в кучу рваный упаковочный картон для растопки. Но обрекать себя на газовую камеру и зажигать огонь несколько часов никто не решался. Последней каплей стал отказ нагнетателя, установленного наверху. Его аккумулятор иссяк, и гул лопастей стих, сообщая об отключении устройства. После этого кто-то заявил, что держать гермоворота закрытыми нет смысла, это лишь ускорит наступление нехватки кислорода. Единственный выход - это открыть гермоворота и разжечь костры. Огонь позволит обогреться и разогреть пищу, дым от костров будет выходить через ворота, подниматься вверх и уходить через нору на улицу. Более холодный воздух, пригодный для дыхания, будет опускаться вниз, что
позволит людям дышать. Нагнетатель больше не работает, радиоактивная пыль не будет идти на станцию сплошным потоком и частично осядет на длинных эскалаторах. Всё это в совокупности даст людям возможность пережить несколько дней, а за это время из бомбоубежища придёт помощь. Или ещё откуда-нибудь. Аварийный передатчик работает ежедневно вот уже почти неделю, так что МЧС в курсе их проблемы и знает, где искать.
        Вряд ли кто-то не понимал, что всё это иллюзии, но люди стремились выжить и потому предпринимали любые попытки. Гермоворота открыли, центральный костер сложили ближе к выходу, чтобы дым выходил сразу, и после нескольких неудачных попыток разожгли. Огонь разгорается, принося тепло, дым валит в распахнутые ворота, идущая оттуда радиация невидима и не ощутима, и кому-нибудь может показаться, что ещё не всё потеряно…
        - Люди, помогите мне вынести больных, - тоскливо повторил фельдшер, окидывая людей просящим взглядом: - я один не смогу…
        - Мне нужно обогреть и накормить ребёнка! - ответила ближайшая женщина. - Я не могу сейчас вам помочь!
        - Отогреемся, поедим, потом вынесем! - поддержал её какой-то мужчина. - У меня пальцы окоченели, в руках ничего не держится!
        Остальные ответы были в этом же роде, и фельдшер устало побрёл в медпункт, зябко кутаясь в заляпанный грязью медицинский халат. Становится всё холоднее, ему бы самому не помешает отогреться… Позади послышались множественные шаги, и он обернулся, надеясь увидеть помощников. Оказалось, что спешившие следом люди торопятся добраться до мебели, чтобы пустить её на растопку. Лежащих на столах и кушетках обессилевших больных перекладывали на пол, через тех, кто уже лежал на полу, перешагивали, словно через мусор, и тащили мебель к выходу. Негабаритные столы разламывали прямо на месте, в темноте наступая на пациентов. Кто-то из них издавал слабые стоны, но большая часть находилась без сознания, и отстранённо наблюдающий за разгромом мебели фельдшер подумал, что в сознание им не прийти уже никогда. Быть может, для них это даже к лучшему…

* * *
        Терзающая бессознательное тело жажда усилилась, и Антон с трудом разлепил воспалённые веки, прислушиваясь к непонятному монотонному голосу. Мутная пелена перед глазами прояснилась, и он увидел потолок спецпалатки, освещенный тусклым светом. Монотонная бубнилка оказалась шумом портативной фильтровентиляционной установки, и Овечкин попытался сесть, с мучительной гримасой сопротивляясь боли, терзающей все имеющиеся у тела мышцы. Взгляд натолкнулся на какой-то расплывчатый силуэт, и несколько секунд Антон непонимающе смотрел на непонятное существо, переходящее от одного лежащего человека к другому. Потом он понял, что видит Порфирьева, всё ещё облаченного в своё секретное спецназовское снаряжение. В руках у него был какой-то грязный пакет, из которого тот доставал какие-то тряпки и укладывал их на лбы больным людям. Судя по покрывающей пакет испарине, амбал принёс его с улицы. Видимо, таким способом он охлаждал сложенные внутри тряпицы для холодных компрессов. В палатке было достаточно опрятно, следы рвотных масс вычищены, вокруг стояла тишина. Люди были распределены по палатке, все спали либо
находились без сознания.
        - Олег… - Овечкин повысил голос, привлекая внимание Порфирьева, но тут же схватился за голову. Звук собственной речи больно ударил по гудящему мозгу, и Антон зашептал: - Дай воды…
        - Фляга возле печки, - ответил тот, продолжая возиться с больными. - Много не пей, воды мало.
        Овечкин нашёл взглядом печку и замер, замечая замершую возле входа жену. Дилара сидела на прорезиненном полу, неподвижная, словно истукан, и смотрела невидящим взглядом на объёмистый сверток метровой длины, лежащий рядом. Чуть поодаль от неё, тоже на полу, спал Давид, и сиплый присвист его неровного дыхания тонул в тихом гуле фильтровентиляционной установки.
        - Диля? - Овечкин заторопился к жене. - Как ты себя чувствуешь? С тобой всё в порядке? - Он подхватил армейскую флягу с водой, лежащую возле печки. - Пить хочешь?
        Антон торопливо отвинтил крышку и протянул флягу Диларе, но та не шелохнулась. Тогда он сделал глоток сам. Теплая вода отдавала какой-то химией, но едва организм ощутил во рту влагу, пить захотелось настолько сильно, что Овечкину стоило огромных трудов остановиться и не осушить полупустую флягу целиком.
        - Надо дать воды Амине, - он заставил себя оторваться от горлышка и поискал глазами дочурку.
        Амины нигде не было, и он осмотрел палатку ещё раз. Его взгляд вернулся к лежащему возле жены свёртку, он увидел остекленевший взгляд Дилары и всё понял.
        - Что… - Антон запнулся от ужаса. - Как это… Не может быть… этого не может быть… Развяжите её! Она без сознания, она может задохнуться! Ей необходим воздух!
        Овечкин бросился к свертку, вцепляясь в измазанный грязью брезент, и попытался развязать узел.
        - Не надо… - тихо произнесла Дилара бесцветным голосом, не двигаясь с места. - Не тревожь её… Ей было очень больно… Не развязывай… не хочу видеть…
        Она вновь умолкла, не переставая смотреть в никуда, и Антон замер, не в силах отпустить свёрток. Он упал на колени, уткнувшись в свёрток головой, и зарыдал.
        - Убери голову, - негромко прорычал Порфирьев. - Брезент фонит.
        - Что?.. - Овечкин посмотрел на него мутным взглядом, и вскочил, вспыхивая ненавистью: - Это ты виноват! Ты! Надо было оставаться в метро! Убью, сволочь!!!
        Антон бросился к ближайшему спящему военному и схватил его автомат. Порфирьев резким движением выхватил боевой нож и мощным броском отправил его в голову Овечкина. Прежде, чем Антон смог что-либо понять, тяжёлая ножевая рукоять врезалась ему в лоб, и он упал навзничь, роняя оружие и хватаясь за раскалывающуюся от боли голову.
        - Я тебя за собой силой не тащил, - флегматично изрёк Порфирьев, укладывая на лоб Петровича очередной холодный компресс. - Сами пошли.
        - Капитан… - очнувшийся генерал поднял голову и хрипло просипел: - Не убивай его. Инженер-механик может пригодиться. Нам потребуется техника, иначе все передохнем.
        - Я в курсе, - безразлично ответил амбал. - Ему рукоятью прилетело. Жить будет.
        - Дети умерли? - Генерал откашлялся, и его голос стал внятным. - Не пережили интоксикацию?
        - Девочка умерла, - сообщил амбал без тени эмоций. - Парнишка выжил.
        - Повезло, - генерал опустил голову. - Думал, оба умрут. Передозировку антирада без биорегенератора не каждый взрослый пережить может. Радуйся, инженер… есть чему. Все, кто остался в метро, не проживут и пары суток. Капитан, сколько мы уже здесь?
        - Четырнадцать часов.
        - Значит, ещё десять - и можно выходить. - Генерал с трудом огляделся: - Ещё потери есть?
        - Больше нет. - Порфирьев сделал паузу и добавил: - На этот раз. У нас больше нет антирада.
        - У нас есть, - генерал закрыл глаза, - поделимся… Попить бы… есть вода?
        - Талая. Я отфильтровал и провёл обеззараживание. На вкус дрянь, зато пить можно. Понемногу.
        Здоровяк скользнул взглядом по отброшенной Овечкиным незакрытой фляге и достал ещё одну, уложенную между спящими больными. Порфирьев передал её генералу, и тот жадно приложился к горлышку. Он сделал несколько глотков и отдышался, с сожалением взвешивая флягу в руке.
        - Как ты выходишь за снегом без антирада? - поинтересовался он. - У тебя защита слабая.
        - Я не выхожу, - ответил Порфирьев. - Входной полог приоткрываю, просовываю руку и нагребаю снега. Там сыплет, как из ведра.
        - Облучишься, - безразлично констатировал генерал, завинчивая флягу.
        - Другой воды нет, - Порфирьев пожал плечами. - Народ как от интоксикации отходить стал, все пить просить начали. Надо было что-то делать. Без воды никто на ноги не встанет. Ваш лейтенант сказал, где химия для обеззараживания лежит, а снега за бортом хватает. Вы говорили, что если выберемся из блокады роботов, то у нас есть шансы. Куда пойдём?
        - Считаешь, что уже выбрались? - генерал закашлялся. - Тринадцать километров - не гарантия.
        - Роботы за нами не пошли, - Порфирьев переместился к следующему больному. - Может, неинтересны мы им. Или не нашли они наш след вовремя, а потом его снегом засыпало. Если они работают в заданном квадрате, то без оснований уходить из него не будут. Нам ещё десять часов тут сидеть, так что, если нас найдут, мы об этом узнаем.
        - Это точно, - ухмыльнулся генерал. - Ты говорил, что к «Подземстрою» хотел идти. Это правильное решение. По нему глубинными не били, по крайней мере, пока не пропали остатки связи, такого не было. Есть шанс, что «Подземстрой» уцелел. Там собственный реактор, замкнутый цикл, гидропоника, медблок - лет на сто этого хватит.
        - Дотуда почти пятьсот километров, - поморщился Порфирьев. - Я думал, что за Москвой есть незараженные территории. Планировал выйти туда по кратчайшему, и со временем добраться до «Подземстроя». Но если сейчас везде, как здесь, то пешком не дойти. Нужен транспорт повышенной проходимости. Я не знаю, где такой взять. Вокруг одни ошмётки. Можно попытаться поискать воинские части, но вряд ли от них осталось больше.
        - От них осталось меньше, - генерал сплюнул кровью, посмотрел на кровавый сгусток и криво ухмыльнулся. - Но выход имеется. Неподалёку есть склады «Росрезерва». Если идти в обход Москвы, то до них километров шестьдесят с лишним. Напрямик пятьдесят.
        - Через город нельзя. - Порфирьев положил на лоб лейтенанту последнюю холодную тряпицу. - Ещё один такой переход, и никакой антирад не поможет. Лучше лишнюю десятку в обход. Дойдём за пятнадцать часов, это два перехода под антирадом. Там есть техника?
        - До начала ударов была, - генерал пожал плечами. - Если склады не разнесло, то найдём. Планы хранилищ и коды доступа у меня есть. На четыреста километров запаса хода хватит, при благоприятных обстоятельствах можем за один присест добраться. Если не заблудимся.
        - Не заблудимся. - Порфирьев подошёл к Овечкину, пытающемуся вытирать кровь с рассеченного лба, и принялся подбирать валяющееся рядом оружие. - Главное до Нижнего добраться, дальше я дорогу найду.
        - Ты там был? - уточнил генерал. - В «Подземстрое»?
        - Два раза. - Здоровяк подхватил свой нож и сунул его в ножны на груди. - Когда работу искал. - Он поднял автомат, проверил постановку на предохранитель и положил оружие рядом с владельцем. - Пытался в охрану устроиться.
        - И как? - Генерал принял сидячее положение и посмотрел на кучу гермошлемов, противогазов и респираторов, сложенных на небольшом настиле.
        - Не взяли. - Порфирьев вернулся на своё место и уселся рядом с рюкзаком.
        - А что так? - Генерал выбрал из кучи свой шлем.
        - Не прошёл по конкурсу, - безразлично ответил здоровяк. - Меня из армии по статье уволили.
        - Забей, - вяло отмахнулся генерал. - Гэрэушников туда всё равно не берут, Шрецкий предпочитает работать с ФСБ. Из ваших в «Подземстрой» только одного взяли, да и то только во второй, который в глуши под Новосибирском. Пропихнули через Москву из уважения перед заслугами. Я видел личное дело. Это полный отморозок, на нём живого места нет, списали к Шрецкому чуть ли не из госпиталя. У тебя карта работает? Как лейтенант очнётся, возьми у него координаты складов. Только у нас карта к местности не привязана. С тех пор как спутники накрылись, навигации нет.
        - Я привязал, - Порфирьев улегся на рюкзак, как на подушку, - пока мы из Москвы выбирались.
        - Значит, дойдём, - подытожил генерал. - Если повезёт, и техника там уцелела, то антирада хватит до самого «Подземстроя». - Он посмотрел на поднимающегося Овечкина: - Очухался? Флягу подбери, там ещё вода осталась.
        - Я вам не позволю… - Антона охватил приступ головокружения, и он запнулся.
        - О, хоспади… - лениво произнёс генерал, болезненно скривившись. - А силёнок-то хватит?
        - Осторожнее, товарищ генерал, - Порфирьев с тревогой нахмурился, - он поставит вам дизлайк! Он лучше всех в нашем офисе умеет делать это! У него три тысячи фолловеров.
        - Твою мать… - генерал вяло выпучил глаза. - Это всё меняет… Успокойся, инженер. Твою дочь уже не вернуть. Иди, побудь с женой. Ей сейчас тяжело.
        - Я вам не позволю, - твёрдо повторил Антон, отдышавшись, - рисковать жизнью моего сына. Он может не перенести вторую интоксикацию, он до сих пор не пришёл в себя…
        - Нормально всё с ним, - перебил его Порфирьев, недовольно морщась. - Очнулся он, попил и уснул. Как проснётся, покормим. Успеет восстановиться.
        - Замолчи! - яростно зашипел на него Антон. - Это ты её убил! Ты! Тебе плевать на мою семью! Думаешь, я не помню, как тыкал этими словами мне в лицо?!! - Он обернулся к генералу: - Я не позволю вам убить моего сына! Он останется здесь, с матерью! Мы дойдем до складов, возьмём технику и вернёмся за ними!
        - К тому времени они умрут от облучения, - возразил генерал.
        - Не умрут! - взъярился Антон. - В палатке они смогут дождаться нашего возвращения!
        - Без палатки умрем мы, - генерал хмуро посмотрел на Порфирьева: - Капитан, ты зафигачил ему по башке слишком сильно.
        - Мы можем рискнуть! - надвинулся на генерала Антон. - Без женщины и ребёнка мы сможем идти быстрее! Мы доберёмся до складов за один переход! Это спасет им жизнь!
        - Когда начался обмен ударами, - генерал равнодушно смотрел на Антона, - моя семья была со мной. Её эвакуировали заранее, как положено. В полном составе: жена, обе дочери, их мужья, три внука, они чуть младше твоих детей. После того как подземный город разнесло в клочья, погибли все, кроме двоих, самых маленьких. Их замуровало под землёй, вплотную к эпицентру одного из взрывов. Я послал туда людей. Десять человек в антирадиационной защите и единственный уцелевший трактор. Они прорывались в эпицентр больше часа, но всё-таки докопались и вытащили моих внуков вместе с трупом их матери. Детей доставили ко мне. Медиков в живых не осталось, и через восемьдесят четыре минуты мои трёхлетние внуки умерли у меня на руках. Ещё через час умерли все те, кого я отправил на их выкапывание. В итоге я потерял двенадцать человек вместо двух.
        Генерал сделал паузу и посмотрел на Овечкина с такой ненавистью, что тот невольно отшатнулся.
        - А ведь я с самого начала знал, что так будет, - лицо генерала исказила гримаса не то злобы, не то боли. - Дети попали под гамма-излучение, антирада им тоже никто не дал. Они не погибли сразу лишь потому, что оказались дальше всех от эпицентра на какие-то десять метров обрушившейся породы. Но их мать, пока выбиралась туда, где хоть как-то цепляла внутренняя связь, облучилась насмерть. А ведь ей пришлось проползти всего двенадцать метров: шесть туда и столько же обратно. Я всё это понимал, но всё равно отправил людей на смерть. В итоге, когда мы начали выбираться на поверхность, нас не просто было на десять человек меньше, чем могло бы быть. Если б хотя бы некоторые из той десятки сумели дойти досюда, у нас было бы больше бойцов, больше оружия, больше припасов и оборудования, потому что всё это тащат на себе люди. Взрослые и сильные. И мы бы не пили сейчас радиоактивную воду, приготовленную из ядовитого снега, который в полевых условиях полностью не очистить никакой химией.
        Генерал вновь замолчал, и его взгляд опустел:
        - Ты помнишь лозунг «Всё лучшее - детям!», инженер? Конечно, помнишь! Так вот, это принцип всех времён, кроме одного: кроме такого, как сейчас! Во времена катастрофы, охватившей весь мир, дети не выживают. Это не просто слабое звено. Это обуза, оттягивающая на себя силы и средства. Если погибнут дети, но выживут взрослые, мир ещё может возродиться. Взрослые найдут чистое место или забьются в какой-нибудь вонючий угол, и если не передохнут, то у них ещё могут быть дети. Если повезёт. Но если погибнут взрослые, то дети не выживут. Без взрослых у них нет шансов. Даже сидя в этой палатке, твои жена и сын умрут. От голода, жажды или заражения, когда сдохнут аккумуляторы фильтровентиляционной установки, или их найдут роботы.
        - Мы могли бы оставить с ними кого-нибудь! - попытался спорить Антон.
        - Уж не тебя ли? - генеральская рука потянулась к кобуре, он вытащил пистолет и направил его Овечкину в голову. - В этой тёплой палаточке? А мы все пойдем подыхать ради твоей семьи, так?
        - Я не имел в виду себя! - Антона охватил страх. - Я пойду вместе с вами…
        - И вместе с нами подохнешь, - оборвал его генерал. - Потому что без палатки мы умрём на марше. Пройти почти семьдесят километров за семь с половиной часов невозможно. Ты забыл, как мы ползли сюда по этой свалке обломков? За три часа мы прошли тринадцать километров и чуть не выплюнули внутренности! С тех пор за бортом стало ещё холоднее, ещё темнее, а вместе со снегом выпало ещё больше радиоактивного дерьма! Вскоре смертельный фон будет везде, даже в Африке, по которой не стреляли. Так что у предлагаемого тобой суицида только один финал: мы пройдем километров тридцать-сорок, после чего у нас начнётся интоксикация, и нас убьёт радиация. Поэтому слушай внимательно, инженер! Что там тебе сказал капитан? Ему плевать на твою семью? Так вот, он наверняка соврал, потому что вытаскивал вас из города и тратил на вас драгоценный антирад. А мог бы взять трёх баб помоложе, и был бы прав! Но вот мне действительно плевать на твою семью! Хочешь - идёшь с нами и подчиняешься беспрекословно. И я никогда не слышу от тебя даже писка прежде, чем ты получишь команду разговаривать. Не хочешь - забирай жену с ребёнком и
проваливай к чертовой бабушке! А ещё лучше, проваливай вместе с сыном, а жену оставь здесь, вдруг мы доживём до спасения, тогда она кому-нибудь пригодится! Выбирай, или пристрелю на хрен!
        Генерал взвёл курок, и Овечкин услышал сухой щелчок постановки оружия на боевой взвод. Он панически закрылся руками и зажмурился, тихо умоляя взбешенного генерала не стрелять.
        - Он инженер-механик, - безразличным тоном напомнил Порфирьев, и сжавшийся Антон, открыв наполненные ужасом глаза, заметил, как рука здоровяка словно между делом ложится на пистолет, неизвестно откуда оказавшийся в его распоряжении. - Он ещё понадобится.
        - Знаю! - рявкнул генерал, ставя своё оружие на предохранитель. Порфирьевского движения он не заметил, а когда обернулся к капитану, руки того уже лежали на груди. - Поэтому мы его не убьём. Но ты бы знал, как меня достали эти гражданские нытики в мирное время! Жила б страна под ружьём, глядишь, сейчас бы половина выжила! А мы вместо строительства противоядерных убежищ и ракетных шахт под каждым домом, занимались чем? - Он вновь посмотрел на Овечкина: - Сокращали воинскую повинность и ужимали военный бюджет, зато строили вам, сетевым выблюдкам, парки с ажурными тротуарчиками, развязочки для личных машинок, всевозможный шлак для развлечений, и вылизывали задницу вашему долбаному интернету! Лишь бы стадо было довольно и не драпало за рубеж ради хорошей жизни! Выгляни из палатки, инженер! Вот он, результат! У тебя есть тридцать секунд, чтобы сделать выбор! Иначе вместо тебя я пристрелю твоего щенка, и раздражитель исчезнет сам собой! Время пошло!
        - Я… - Антон судорожно сглотнул, опуская руки и выпрямляясь.
        - Что «ты»?! - зарычал на него генерал, но снова закашлялся и сплюнул кровью.
        - Согласен на все ваши условия… - тихо произнёс Овечкин. - Только спасите мою семью…
        - Ты что, совсем тупой?! - генерал сверкнул карими глазами, от воспаления кажущимися красными, словно у зомби. - Я какого хрена тут распинаюсь?! Дети, сколько бы их нам ни попалось на пути, обеспечиваются в последнюю очередь, ты понял?! Если мы сумеем выжить и добраться до безопасного места, дети вновь будут иметь максимальный приоритет! Но до тех пор всё будет подчинено выживанию! Вот и все условия! Это ты понял?!
        - Да, - поспешно согласился Антон. - Я всё понял и со всем согласен…
        - Тогда флягу подобрал и пошёл вон! В свой угол! - генерал убрал пистолет в кобуру и улёгся на лежанку, забывая об Антоне. Проснувшиеся от его криков солдаты проводили Овечкина усталыми взглядами, но никто не демонстрировал злобы или агрессии, ослабевшие люди с безразличием закрывали глаза и вновь погружались в сон. Антон уселся рядом с женой, молча взял её за руку, и его глаза застыли на завернутом в грязный брезент трупе дочурки.
        День седьмой
        Лежащий рядом человек зашёлся в натужном кашле и нетвердым движением протянул руку:
        - Доктор… помогите…
        В слабых отсветах догорающего костра его покрытое кровавыми язвами лицо с полопавшимися сосудами глаз выглядело подобно резиновой маске. Хрип умирающего человека вновь сменился режущим кашлем, и рука больного бессильно упала на заляпанный грязью мрамор.
        - Сейчас… - фельдшер с трудом поднялся на четвереньки, нащупывая стоящий возле костра пластиковый электрический чайник с вырванной крышкой, использующийся для растопки льда. - Дышите… спокойно… Я сделаю компресс… Вам станет легче…
        Фельдшера скрутило рвотными судорогами, но желудок давно был пуст, и несколько секунд он хрипел и кряхтел, исторгая из себя редкие капли кровавой слизи. Наконец, ему удалось отдышаться, и фельдшер нашарил лежащую рядом тряпку. Он смочил тряпку водой из чайника и положил её на лоб умирающему. Это не спасёт больного, и никак не облегчит его страдания, но, может быть, хоть немного успокоит в его последние часы. Фельдшер обвёл мутным взглядом пораженных язвами глаз станцию, но из-за застилающей взор пелены не смог разобрать ничего, кроме неярких пятен догорающих костров. Есть ли возле них кто-то живой, он не понял, и вновь опустился на пол, принимая лежачее положение.
        Станция превратилась в кладбище несколько часов назад, но фельдшер искренне жалел, что не ушёл позавчера с Порфирьевым или с командами активистов. Так бы уже умер где-нибудь в развалинах, и ему не пришлось быть свидетелем творившегося здесь жуткого кошмара. Три с лишним тысячи человек умирали медленно и мучительно. Сначала из-за обилия разожженных костров станцию очень быстро затянуло угарным дымом, который не успевал выходить через распахнутые гермоворота. Дети и родители, обитавшие в вагонах, получили отравление первыми. Многие взрослые, пытаясь выбраться, теряли сознание прямо на ходу, роняя детей и падая. Кто-то запоздало пытался тушить костры, кто-то пытался выбегать на эскалатор в надежде найти глоток воздуха, но там дыма было ещё больше, и люди умирали, корчась на резиновых ступенях. Какая-то часть обитателей спрыгнула с платформы на залитые льдом пути, оказываясь ниже уровня задымления. Там ещё было, чем дышать, и это спасло какую-то часть несчастных, в том числе фельдшера.
        На холодном льду пришлось пролежать несколько часов, пока костры окончательно не прогорели, и концентрация дыма позволила не умереть от удушья. Кашляющие и задыхающиеся люди сильно замерзли, у детей началась лихорадка, позже температура начала подскакивать у взрослых. Без света костров в ход вновь пошли фонарики коммуникаторов, но ослабевшие люди часто поскальзывались на льду и падали. Несколько тучных женщин получили переломы конечностей, пожилой полный мужчина упал с платформы на лёд путей и сломал ключицу. Фельдшер метался между всеми, пытаясь оказывать помощь, но был не в силах что-либо сделать. Ни медикаментов, ни перевязочного материала, не из чего даже сделать шину. Он, как мог, фиксировал поломанные конечности, и больше убеждал людей в том, что помог, нежели помогал.
        К тому моменту, когда дышать на станции стало легче, температура упала до минус двенадцати, и люди начали терять сознание от переохлаждения. Большинство из них так и остались лежать в темноте, и их беспамятство перешло в смерть. Выживших осталось несколько десятков, они собрали остатки топлива и вновь разожгли костры. На этот раз костры вынесли за гермоворота, к подножию мертвых эскалаторов. Огонь запылал, дым пошёл вверх, и поначалу дышать было чем. Но места возле костров на всех не хватило, и очень быстро за возможность отогреться вспыхнула драка. В ход пошли ножи, хлынула кровь, в ушах у фельдшера звенели крики ярости и боли… Он ушёл вглубь платформы, спотыкаясь о мертвые тела, но зайти в заполненные обезображенными агонией трупами вагоны не решился. Поэтому просто сел где-то под одной из декоративных станционных арок, сжался в комок и закрыл глаза.
        Там его нашли активисты через час или полтора. Он ещё не успел умереть от переохлаждения, но сознание уже плыло куда-то, скованное ледяной анестезией. Его оттащили к костру, напоили кипятком и отогрели. Оказалось, что поножовщина завершилась победой сильных над слабыми. Слабые или ушли, подобно фельдшеру, замерзать заживо вглубь станции, или остались сидеть вдали от костра, надеясь хоть на малую толику тепла. Несколько более решительных сумели выхватить из костра пару горящих головешек и скрылись где-то в тоннелях. Если головешки не погаснут, они разожгут там свои костры. И погибнут от отравления угарными газами прежде, чем эти костры догорят. Что произошло с ними потом, фельдшер так и не узнал, из тоннелей никто не вернулся. Те же, кто вышел победителями из схваток за огонь, попытались приготовить пищу. В приспособленном под склад вагоне ещё оставались какие-то продукты, но воды больше не было, и потому было решено нарубить и растопить льда, для чего из покрывающего пути ледяного панциря ножами выдолбили несколько ледяных кусков.
        Но после приёма наскоро приготовленной пищи у людей началась рвота, многих бросило в жар. Кто-то решил, что это из-за того, что растопленная вода пришла снизу, с технического уровня, где затоплены трупы, и это послужило причиной отравления. Люди вспомнили о фельдшере и отправились его искать. Так он лишился возможности умереть, увидев лишь часть кошмара. Придя в себя, фельдшер попытался оказать людям помощь, но вскоре понял, что отравление не основная причина трагедии. Может, что-то действительно попало в воду из могильника, но это уже неважно. У окружающих стали проявляться признаки радиоактивного поражения, и фельдшер осознал, что настал финал их злоключений. Почему-то ему оказалось суждено стать свидетелем этого финала до самого конца, и едва ли не каждый из умирающих в мучениях людей прошёл через его руки. Кровавые раны от недавней поножовщины, кровавые язвы от радиационного поражения, кровавая рвота, кровавый надсадный кашель, хриплое сипение умоляющих о помощи голосов - всё смешалось для него в один мрачный чудовищный кошмар, утопающий в удушливой вони вновь заполняющего станцию дыма.
        Ноги уже не держали фельдшера, и он ползал по усеянному стонущими и хрипящими умирающими людьми полу на четвереньках, делая что-то автоматически, словно робот, и уже не понимая, что именно. Какая разница… ему не спасти никого, поэтому он будет создавать у умирающих хотя бы иллюзию помощи. В надежде, что хотя бы кому-то эта иллюзия облегчит мучения. Сколько так продолжалось, фельдшер не помнил. Двадцать минут или двадцать часов - затуманенное монотонной болью сознание прояснялось только тогда, когда тело пронзало острой болью, вызванной судорогами кровавой рвоты. В какой-то момент дышать стало нечем, и боль в носоглотке, ядовитой спицей отдающая в пылающие огнём лёгкие, заполнила его сознание целиком. Фельдшер собрал последние крохи сил, поднялся на четвереньки и пополз вверх по мёртвому эскалатору. Первый десяток засыпанных грязью ступеней дались ему очень тяжело, потом карабкаться стало легче.
        Неожиданно он ощутил, что больше не чувствует усталости, и тучное рыхлое тело стало лёгким, словно ему вновь было двенадцать, как тогда, в детстве, когда он единственный раз гостил у деда в глухой уральской деревушке. Дед рассказывал, что некогда в деревне было триста дворов с лишком, но было это при царе Горохе, а сейчас осталось всего четыре дома, да и те не развалились только потому, что признаны каким-то там комитетом какими-то там объектами культурного наследия. Двенадцатилетнему городскому мальчишке всё это было до лампочки. Скорость интернета в деревне была отвратительная, и отдых ему не понравился. Ездить к деду ещё он категорически и наотрез отказался, и с тех пор ни разу там не был и никогда не вспоминал ни о деревне, ни об упёртом деде. Странно, что давно забытое ощущение всплыло в его сознании именно сейчас… Фельдшер долго карабкался по бесконечной лестнице, потом полз по норе, пробитой в нагромождении обломков, но всё-таки выбрался на поверхность. Вокруг было темно, с забитых пылью небес густым потоком шёл серо-чёрный снег, и не было видно ничего, кроме теряющихся в грязном сумраке
россыпей урбанистических обломков. Зато тепло и есть чем дышать. После удушливой станционной вони и вгрызающегося в конечности холода здесь, на улице, было очень комфортно. Фельдшер отыскал на бугристой мешанине руин более-менее ровную поверхность, улёгся на спину и с удовлетворением закрыл глаза, вяло укоряя себя за то, что не догадался выползти сюда раньше.

* * *
        До самого выхода Антон просидел возле трупа дочурки, не проронив ни слова. Он не притронулся к еде и проигнорировал флягу с водой, которую Дилара попыталась поднести к его губам. Давиду действительно стало лучше, он выспался и выглядел нормально, необходимость заботы о ребёнке вывела из ступора жену, но сам Овечкин зашевелился только тогда, когда все начали собираться в путь. Он взял протянутые Порфирьевым капсулу антирада и гермошлем, принял препарат и загерметизировался. Затем поднял сверток с телом Амины и покинул палатку. Пока военные сворачивали базу, он отошёл от всех на несколько шагов и руками разрыл в заснеженных грязью обломках небольшую ямку. Овечкин осторожно уложил туда детский трупик и принялся закладывать его обломками. Сложив подобие надгробия, он попытался сделать погребальный крест, но не смог найти ничего подходящего. Пришлось оставить всё так, как есть, и несколько минут Антон стоял перед холмиком, глядя, как нехитрую могилку засыпает грязно-серыми хлопьями снегопада.
        Потом за ним явился Порфирьев и отвел к остальным. Амбал поставил Антона возле жены и велел беречь аккумуляторы, заряд которых опустился ниже половины ёмкости. К тому времени база была свернута, оборудование и припасы распределены между людьми, и Антон увидел валяющуюся на месте бывшей стоянки пару штурмовых комплектов. Он огляделся и понял, что из шести комплектов военные взяли с собой только четыре, видимо, старались экономить оставшийся запас энергии. Без усилителей конечностей тащить по бездорожью двухсоткилограммовый ящик со спецпалаткой будет невозможно.
        Идти было трудно. Грязный снегопад не прекращался, и всё вокруг было засыпано толстым слоем серо-бурой грязи, ветер то налетал, то сменялся штилем, то вновь бил в грудь свирепыми порывами. Доходящие до середины голени сугробы скрывали обломки и рытвины, видимость не превышала трёх шагов, термометр показывал минус пятнадцать. Те, у кого не было скафандров, начали мёрзнуть и старались идти быстрее, чтобы согревать себя движением. Маленький Давид не успевал за ними, и Антон усадил сына себе на плечи. Из-за этого Овечкин быстро выдохся, а оставшийся без двигательной активности Давид стал замерзать, и ему приходилось периодически идти самостоятельно, и скорость отряда падала. В эфир сразу же выходил Порфирьев, сообщая, что при такой скорости отряд не сможет достичь складов «Росрезерва» за два перехода, и все ускорялись, сипя хриплым дыханием.
        Жажда выжить гнала людей вперёд, и за семь часов привал был объявлен лишь однажды, когда отыскивающий дорогу Порфирьев сообщил в эфире, что ему нужно несколько минут, чтобы найди обход вокруг встретившейся на пути массивной груды обломков. За весь путь Овечкин ни разу не увидел ничего, что могло бы напоминать дома или строения, вокруг простиралась всё та же засыпанная снежной грязью свалка, лишь её высота с нескольких метров упала до нескольких десятков сантиметров. По торчащим из грязно-бурого снега обугленным древесным обломкам и выкорчеванным обгорелым пням можно было сделать вывод, что раньше на этом месте был лес, если только всё это не принесло взрывными волнами и ураганами откуда-то ещё.
        К утру впившаяся в каждую клетку тела усталость выдавила из сознания все мысли, и Антон уже не думал ни об умершей дочурке, ни о собственных шансах. Он просто пробирался куда-то сквозь грязную снего-пылевую взвесь, поддерживая за руку жену и тяжело дыша, и не сводил глаз либо с сына, которого нёс на себе то один, то другой член отряда, либо с ползущей под ногами тропы. Как Порфирьев бессменно идёт впереди всех и пробивает дорогу, было непонятно, да и безразлично. Надо идти, пока есть куда, и дышать, пока пылающие огнём легкие ещё могут делать вдох. Семь часов пути слились в одну нескончаемую молчаливую пытку, и Овечкин не сразу понял, что остановившийся отряд слишком долго не продолжает движения. Оказалось, что время уже почти десять, незначительное просветление вокруг является дневным светом, действие антирада близко к завершению, и военные разворачивают базу.
        День восьмой
        В тусклом свете аварийного освещения приборные панели отбрасывали длинные тени, из-за чего накренившийся пол казался наклонённым сильнее, чем на самом деле. Командир стратегического ракетоносца, привычно придерживаясь за мёртвое оборудование, пробирался в седьмой отсек по пустым корабельным коридорам. Выгоревшие отсеки были покрыты густым слоем копоти, сначала размешанной морской водой, а позже застывшей везде грязной коркой. Здесь бушевал пожар такой силы, что многое не просто выгорело полностью. В некоторых местах оплавился даже металл. Система пожаротушения не сработала ни разу, огонь погас оттого, что отсеки залило забортной водой целиком, и загадка того, куда и каким образом эта вода делась потом, так и осталась загадкой. Командир крейсера был опытным подводником, он провёл в море добрый десяток лет, и прекрасно понимал, что по всем законам лодку должно было разломить на части. Но этого почему-то не произошло. Более того, почти развалившийся крейсер сумел пережить удар мощнейшего шторма.
        Штормовой вал едва не добил полумертвую лодку, но крейсер снова каким-то чудом выдержал. Все системы вновь отказали, и в первые минуты все были уверены, что на этот раз ракетоносец идёт ко дну. Всё, что осталось от БЧ-5, во главе с Ритайлиным пыталось реанимировать систему продувания балласта или хотя бы оживить аварийное питание, чтобы предотвратить забор воды в балластные цистерны. Как это им удалось, в точности не поняли даже они сами, но аварийное питание заработало. Правда, из остальных систем не запустилось почти ничего, крейсер оказался неуправляем и застыл посреди водной толщи на глубине порядка двухсот метров, точнее определить не удалось. Повреждения, полученные лодкой в момент вражеской атаки, никуда не делись, и крейсер вновь висел с теми же креном и дифферентом на нос, из-за чего ходить по покатому полу можно было только помогая себе руками. Из хорошего было то, что на этот раз не вырубились системы жизнеобеспечения, и на лодке имелся воздух, питьевая вода и горячее питание.
        Среди спасённых норвежцев случайных людей не оказалось, все были либо моряками, либо учеными, нашёлся даже судовой врач. Врачу отдали на откуп пост медицинской помощи, моряки поступили в распоряжение подводников, из ученых командир крейсера сформировал пару вспомогательных команд. Быстро выяснилось, что починить на лодке ещё что-либо невозможно. С тех пор крейсер, как в прошлый раз, безвольно висит под наклоном в океанской толще, и воды тащат его куда-то. Разве что теперь подлодку не покручивает вокруг своей оси то туда, то сюда, как раньше. И это уже большой плюс. Поначалу норвежцы здорово испугались, осознав, что рано или поздно крейсер разобьётся о подводные скалы или береговой шельф. Но со временем человек привыкает ко всему, даже к ожиданию ежесекундной смерти. Нервное напряжение понизилось, и командир ракетоносца озадачил всех работой, чтобы не сидели наедине с деструктивными мыслями.
        Крейсер осмотрели, собрали тела погибших и сложили их в первом отсеке, отсек задраили. Доктор оказался опытным специалистом и быстро поставил на ноги раненых и пострадавших. Биорегенератор на ПМП[4 - Пост медицинской помощи.] вышел из строя в момент ядерного удара, но это ему не помешало. Док заявил, что все, кто мог погибнуть, уже погибли, остальных же он намерен спасти, несмотря на дальнейшие перспективы подводного крейсера. За прошедшие шесть суток капитану стало значительно легче, головокружения прошли, головных болей и тошноты не ощущалось третий день. Поэтому капитан первого ранга ежедневно проводил обход личного состава и беседовал с людьми. Норвежцев это успокаивало, подводникам прибавляло уверенности в себе. Каждый был уверен, что Ритайлин сумеет реанимировать систему продувки балласта, и лодка обязательно всплывёт. Сам капитан-лейтенант с оставшимися подчиненными бился над этой задачей круглосуточно, но шансов не было. Однако сдаваться подводники не собирались, и каждый день после завершения обхода капитан крейсера пробирался к ремонтной группе Ритайлина, чтобы поддержать механиков
добрым словом.
        - У вас странная фамилия, Александр, - молодой женский голос, говорящий на английском со скандинавским акцентом, тихо донёсся из-за очередного закопченного люка, и капитан первого ранга направился туда. - Ри-тай-лин! Разве это русская фамилия?
        Командир ракетоносца улыбнулся. Мисс, или фрекен, как там правильно, Эрика Ольсен, двадцать четыре года, биолог, светлоглазая блондинка с неожиданно приятным личиком, чего от скандинавов с их довольно грубыми чертами лица ожидаешь не часто. Четвертые сутки хлопочет вокруг нашего командира БЧ-5 в качестве добровольца. Носит обед всей его группе, стоически преодолевая трудности хождения по накрененным палубам, и даже пытается чем-то помогать. Но без соответствующей квалификации помощница больше мешалась, и в итоге ей приказали ничего не трогать. Капитан первого ранга заглянул в заклинивший в распахнутом положении деформированный люк. Худенькая мисс Ольсен была почти не видна среди разобранных механизмов, в которых копался чумазый от сажи Ритайлин.
        - Это давняя история, - командир БЧ-5 сосредоточенно возился с одним из узлов системы продувки балласта, пытаясь вручную починить оборудование, одного взгляда на которое было достаточно, чтобы понять, что оно подлежит замене. - Наша родовая легенда. Почти сто семьдесят лет назад мой предок попал в детский дом в возрасте четырёх лет. Дело было в Таллине, тогда шла Вторая мировая война, никаких данных о его родителях найти не удалось. Ребёнка надо было как-то записывать в метрики, и кто-то из воспитателей дал ему фамилию «Риталлин», то есть «Родом Из Таллина», тогда аббревиатуры были в моде…
        Капитан-лейтенант замолчал, с натугой затягивая какой-то узел динамометрическим ключом, сверился с показателем индикатора и продолжил:
        - Ребёнок подрос и поступил в Нахимовское училище, он хотел стать офицером-подводником. Там в канцелярии при оформлении документов произошёл казус. В те давние годы документы оформлялись письменно, чернильными перьями. Писарь допустил кляксу, она размазалась, но никто этого не заметил. Документы пошли по инстанциям, и кто-то из тамошних бюрократов истолковал запачканную кляксой первую букву «л» как «й». С тех пор предок стал Ритайлин. С него началась наша династия русских офицеров-подводников. Вот так всё и произошло.
        - Интригующе! - с улыбкой оценила норвежка. - Я тоже являюсь представителем морской династии! В детстве я почему-то побаивалась моря, и отец всегда говорил, что мы ведем род от древних воинов-викингов, море - наша стихия, и древние боги хранят нас в походах. В результате я стала морским биологом. Это не совсем моряк, но с океаном связано напрямую…
        Она осеклась, замечая входящего командира крейсера, и Ритайлин попытался вылезти из внутренностей ремонтируемого агрегата, чтобы принять строевую стойку.
        - Вольно! - капитан первого ранга махнул рукой и произнёс по-русски: - Сейчас не до формальностей. Есть сдвиги?
        - Бесполезно, - Ритайлин недовольно поморщился. - Мы всё перепробовали трижды. Я вообще не понимаю, как при таких внутренних повреждениях лодка не развалилась на куски в первую же секунду после ядерного удара. Тут металл в узлы скрутило, такое не починить. У меня уже галлюцинации из-за этих железок начались, какие-то громадные человеки с кроваво-красными лучами вместо глаз чудятся за спиной…
        Что-то громко хлопнуло, отзываясь металлическим лязгом и прерывая его на полуслове, из недр полуразобранного агрегата хлынул фонтан мелких, словно пыль, водяных капель, обдавая всех присутствующих, и капитан-лейтенант изумлённо уставился на бьющую под давлением жидкость.
        - Оно заработало! - выпалил он. - Заработало! - Ритайлин промчался мимо командира ракетоносца и выскочил в закопченный люк. - Все сюда! Система заработала! Начинаем проверку!
        Спустя полчаса подводный крейсер начал всплытие и оказался в надводном положении. Перископ был разбит ещё в первый день термоядерной катастрофы, поэтому командир крейсера приказал открыть верхний люк и решил лично осмотреть море с мостика при помощи бинокля. Всем, кто не был задействован на вахте, разрешили выйти на верхнюю палубу, и люди потянулись на воздух. Капитан первого ранга убедился, что гражданские соблюдают технику безопасности, и никто не свалится с верхней палубы в воду, после чего поднёс к глазам морской бинокль. В первую секунду он подумал, что окуляры бинокля запачкались пылью, но быстро понял, что пыль тут ни при чем. На подернутом пылевой завесой горизонте слабо виднелись очертания суши.
        - Земля! - Командир ракетоносца схватил за локоть вахтенного матроса: - Командира БЧ-5 сюда!
        До суши добирались почти два часа. Сначала умер гребной вал, и идти пришлось по инерции, потом крейсер сел на мель, и оставшееся расстояние преодолевали на аварийных плотиках. Плотов уцелело всего четыре, на всех их не хватило, поэтому пришлось сделать несколько рейсов, чтобы перевезти личный состав и необходимый для выживания груз.
        - Где это мы? - Ритайлин взял автомат на изготовку и с подозрением вглядывался в сторону виднеющегося среди невысокой тропической растительности маленького посёлка. - Пальмы какие-то… Нас выбросило в Калифорнию? Мы на территории противника!
        - Для Калифорнии здесь как-то слишком спокойно, - командир крейсера оглядывал пыльный горизонт. - Следов ядерных взрывов не видно и пыли совсем мало. Идём в посёлок, там разберёмся.
        Судовой врач-норвежец вызвался сходить в поселение на разведку, заявив, что это позволит избежать ненужных эксцессов. Группа из пяти невооруженных человек ушла к посёлку, но вскоре вернулась ни с чем.
        - Мы в Австралии, - ошарашил всех судовой врач. - Посёлок пуст. Мы слышали объявление из радиоприёмника в магазине, это запись, она повторяется постоянно. Правительство призывает граждан покинуть береговую линию и двигаться в пункты эвакуации, срочно организованные в центре материка.
        - Нам туда нельзя, - скривился капитан первого ранга. - Мы для них враги.
        - Совершенно необязательно! - заявил военврач. - Мы не можем бросить на произвол судьбы тех, кто спас нас от верной смерти! Мы скажем, что вы наши соотечественники, экипаж научного судна! Нас выбросило на мель в прибрежных водах, и мы чудом уцелели! Вряд ли кто-нибудь будет устраивать серьёзную проверку в первые же минуты, а дальше нам всё станет ясно. Господа офицеры, убедительно прошу вас не отказываться!
        - Терять нам нечего, - пожал плечами командир ракетоносца. - Можно и рискнуть. Мнения?
        Он окинул взглядом своих уцелевших подводников. После того, как их в слепом беспомощном положении протащило под водой двенадцать тысяч километров и не разбило о скалы, мели и шторма, секретный рейд по враждебной территории никого не испугал.
        - Рискнём, - ответил за всех Ритайлин. - Тут от нас хотя бы что-то зависит. Вот бы ещё транспортом обзавестись и узнать, куда ехать.
        - В посёлке мы видели школьный автобус, - сообщил судовой врач. - Он оборудован навигатором, но, к сожалению, завести его нам не удалось. Вероятно, он сломан.
        - Починим, - улыбнулся командир БЧ-5. - Школьный автобус - с закрытыми глазами!

* * *
        Разница между обычной интоксикацией и интоксикацией передозировки ощущалась существенно. Пережить обычные мучения Антону удалось быстрее, разве только его стал преследовать сухой кашель. Но это происходило не часто, и Антон попытался облегчить страдания жене и сыну. Без медикаментов и врачебной помощи все его усилия сводились к укладке на пылающие жаром лбы холодных компрессов и смачиванию потрескавшихся губ воняющей химией водой. Но хотя бы так, всё же лучше, чем ничего… Этот приступ сын перенёс легче, все остальные тоже, лишь генералу и Петровичу стало хуже. Генерал всё чаще кашлял кровью, а старый техник долго не приходил в сознание, а когда очнулся, несколько часов не мог встать на ноги. После того как все отоспались и восстановились, оказалось, что продуктов у отряда осталось на два приёма пищи, и генерал принял решение за предстоящие сутки устроить кормёжку только один раз, за пару часов до выхода. Сутки прошли в лежачем положении, ноющая боль в мышцах стихла, и следующий переход начался легче предыдущего.
        В остальном ничего не изменилось. Всё такой же холод, сумрак и сплошная пылевая взвесь от земли до неба, поглотившая засыпанные грязным снегом россыпи обломков. Разве только снегопад прекратился, и видимость улучшилась. Полдень посреди ядерной ночи отличался от полуночи лишним десятком шагов просматривающейся дистанции. Антон брёл следом за парой активистов, машинально перешагивая крупные обломки, и пытался понять, что стало с планетой. С момента катастрофы прошла неделя, но буйство ураганов и сильных ветров, терзающих землю ежечасно, разогнало пылевую завесу лишь едва. Значит, океаны пыли, упирающиеся в небо, есть не только в Москве. С учетом постоянного падения температуры приходилось признать, что генерал, скорее всего, прав. Так сейчас везде, и вскоре пылевая завеса распространится по всей планете, даже там, где не взрывались термоядерные заряды. А это означает ядерную зиму на многие годы… И, если «Подземстрой-1» окажется разрушен, их ждёт неминуемая смерть. Впрочем, обречены оказались все. И те, кого ядерные удары застали на улице или в собственных квартирах, и те, кто спустился в метро, и
те, кому посчастливилось урвать место в бомбоубежищах. Как выяснилось, не уцелели даже сильные мира сего и их приближённые, заранее укрывшиеся в специализированных секретных бункерах и городах… Антон поймал себя на мысли, что последний факт доставляет ему неприкрытое злорадное удовлетворение.
        Спустя четыре часа непрерывного карабканья по грязным обломкам люди сильно устали, но Порфирьев не стал объявлять привал. Он сказал, что до складов осталось километров десять, и их лучше пройти как можно быстрее, чтобы иметь запас времени. Который наверняка пригодится там, на месте. Спорить никто не стал. Аккумуляторы были на последнем издыхании, наземные постройки складов наверняка разрушены, и в том, что внутрь придётся прокапываться, никто не сомневался. Все молча продолжили движение, лишь маленький Давид выбился из сил, и его опять начали нести на плечах поочерёдно. К складам вышли ровно через два часа, но дальше всё обернулось неожиданным образом. Порфирьев остановил отряд, объявил полную боевую готовность и исчез в пылевом полусумраке. Вернулся он через полчаса, и офицерский состав собрался на совет.
        - Здесь кто-то уже побывал, - Порфирьев не стал делать из своего доклада секрета, и его грубый голос рычал среди шипения помех. - Несколько дней назад. Серьёзный отряд, с техникой. Грейдер у них точно был. Пришли оттуда, - он указал на юго-восток. - Здесь, на поверхности, ничего не осталось, но склады подземные, похоже, частично обрушились, но точно не полностью. Они разгребли развалины и прорылись внутрь.
        - На том направлении имеется несколько стратегических объектов глубокого заложения, - произнёс генерал. - Ближайший из них это командный пункт-дублёр, запасной КП РВСН в районе Звёздного Городка. Но вряд ли это они. Если нас разнесли в клочья, то их должны были уничтожить ещё раньше. И такой техники в их распоряжении нет. Может, танкисты… Но как они пережили бомбардировку… Они ещё там?
        - Нет, - прорычал Порфирьев. - Они вскрыли склады, что-то оттуда забрали, перегородили вход бетонными блоками и ушли в сторону Владимира. Но внутри кто-то есть. Какие-то другие люди приходили сюда после них, но до нас. Они не смогли отодвинуть блоки, и попытались попасть внутрь через проломы, образовавшиеся на поверхности. Я видел привязанные веревки. Не уверен, что они ещё живы.
        - Бери людей и осмотри вход, - приказал генерал. - Мы должны попасть внутрь!
        Вход в склады представлял собой здоровенную яму с одним пологим склоном, зияющую посреди ставшего привычным месива обломков. Похоже, до катастрофы здесь размещалась обширная инфраструктура с подъездными путями автомобильного и железнодорожного транспорта, ангарами, офисами, погрузочными площадками и множеством прочих необходимых строений. Ядерная дробилка размолотила всё это в груду раздробленного хлама, и как минимум один из нанесенных по складам ударов был контактным. Кратер от взрыва частично засыпало потоками обломков и последующими радиоактивными снегопадами, но сам удар размозжил только часть подземных хранилищ. Те, кто пришёл сюда с техникой несколько дней назад, пробили грейдером дорогу через груды обломков и откопали вход. Уходя, они закрыли внутренние ворота и подперли их несколькими массивными обломками бетонных балок. Балки удалось убрать, потратив на это остатки ресурса аккумуляторов усилителей конечностей, и военные остались без штурмовых комплектов. Однако внутрь складов отряд всё же проник.
        Радиоактивный фон внутри подземных хранилищ был ниже, чем на поверхности, но всё равно оставался опасным, и генерал приказал развернуть базу прямо посредине ближайшего полупустого помещения, оказавшегося консервационным ангаром. Пока активисты при помощи двух бойцов разворачивали базу, остальные военные ушли на разведку складов. Вернулись они минут за десять до начала интоксикации, и Порфирьев обрисовал положение дел.
        - Склады сильно разрушены, половина хранилищ обвалилась или засыпана. Если там что-то уцелело, то без тяжёлой техники туда не прокопаться. Те, кто пытался спускаться по веревкам через проломы, попали в обвалившуюся часть складов. Выбрались они оттуда или нет, я не знаю. Что они там нашли, если вообще нашли, непонятно. Герметичность остальных помещений нарушена, радиоактивная пыль поступает сюда с поверхности вместе с воздухом. Везде полно трещин, я видел несколько сильных сквозняков, под которыми лежат сугробы в метр высотой. Опасный уровень радиации, без антирада нельзя.
        - Внутри палатки безопасно, - перебил его генерал. - Если бы не радиоактивная грязь, которую мы натаскали, можно было бы даже снять скафандры. Суммарно палатка плюс хранилище экранирует ионизирующее излучение почти полностью. Вы нашли транспорт и продовольствие?
        - Те, кто здесь побывал, забрали всю спасательную технику, - Порфирьев поморщился. - Раз они ушли в сторону Владимира, то, думаю, они в «Подземстрой» двинули. Направление то же. Сюда они приходили за техникой и продуктами. Кто-то из персонала к тому времени был ещё жив, ворота не взломаны, им открыли изнутри. Из ангаров уцелел только этот. Здесь осталось несколько колёсных грузовиков, но по развалинам они далеко не уйдут. С продуктами проще, мы нашли хранилища с консервами и крупами. От них немного фонит, но, думаю, в основном это пыль на упаковке. В общем, их там полно, и есть можно, если больше нечего. Ещё мы нашли хранилище противорадиационного снаряжения.
        - Там есть детские скафандры? - вскинулась Дилара.
        - Нет, - покачал головой Порфирьев. - Хранилище небольшое, видимо, только для персонала. Его выпотрошили подчистую. Вынесли всё, кроме одного ящика с антирадом. Его уронили в процессе разгрузки, он разбился, упаковки с препаратом разлетелись, собирать никто не стал. Видимо, им хватило остального. Мы подобрали всё, что не высыпалось из ящика, остальное я брать не решился. Антирадиационных скафандров нет, всё забрали. Есть десяток старых эмчээсовских, точно таких же, как ваши из метро.
        - Зато они новые, с полным зарядом и запасными фильтрами! - заявил пожарный. - Мы можем одеть всех, кто без скафандров, остальным заменим фильтры и аккумуляторы! Антону нужно скафандр поменять, пока он без лёгких не остался!
        - На кой нам скафандры, - генерал закашлялся, - если с транспортом полный провал?
        - Не полный, - прокряхтел Петрович, заходясь в кашле следом за генералом. - Тут меж грузовиков есть армейский вездеход на воздушной подушке. Старый, я на таком работал, ещё когда служил. Он на пятнадцать человек рассчитан, нас девятнадцать, но, думаю, вытянет, если небыстро.
        - Не рабочий он, - Порфирьев недовольно выдохнул. - Я пробовал, не заводится. Если б заводился, то его бы тоже забрали.
        - Ну, это он у тебя не заводится, - заявил старый техник. - А как у меня - так это мы ещё посмотрим! Лишь бы аккумуляторов хватило. На одном заряде с таким перегрузом полтыщи километров не пройдем… Эти, которые до нас тут были, аккумуляторы с грузовиков сняли?
        - Не сняли, - ответил здоровяк. - И это странно.
        - Тут наверняка имелись запасные, заранее приготовленные к погрузке, - предположил генерал. - Не было смысла возиться с демонтажем и терять время. Они тоже были под антирадом, тут каждая минута дорога.
        - Или они планировали вернуться, - Порфирьев на мгновение задумался. - Поэтому не стали разукомплектовывать вездеход и грузовики, и входные ворота подпёрли. Чтобы посторонние не проникли. Окрестные жители стопроцентно в курсе, что здесь склады «Росрезерва». Если кто-то выжил, то первым делом попытался добраться досюда. Отсюда и верёвки там, наверху, у проломов.
        - Догадки будем строить потом, - подвел итог генерал. - В первую очередь необходимо понять, есть у нас транспорт или нет.
        - Если не помру от интоксикации на этот раз, то к вечеру поймём, - Петрович натужно откашлялся и с кряхтеньем улёгся на обрезиненный пол спецпалатки. - Хреново мне становится…
        Все последовали его примеру, и Антон присоединился к Диларе, молчаливо готовящей для Давида нехитрую лежанку из чего придётся. С момента смерти дочери жена не произнесла и десятка фраз, все они адресовались сыну. Овечкин пробовал с ней поговорить, но Дилара не отвечала на вопросы и словно не слышала слов. Вскоре у Давида началась интоксикация, и жена, как могла, пыталась облегчить его страдания, беззвучно обливаясь слезами. Антон старался помочь, но Дилара дёргаными жестами не подпускала его к сыну. Но спустя пять минут её саму скрутило интоксикацией, и Овечкин заботился о них обоих. За этим занятием его застал приступ, и всё утонуло в испепеляющем голову жаре и жестоких судорогах.
        День девятый
        Медленно проворачивающийся перископ показывал вокруг целину из грязно-бурого снега, покрывающую устланные обломками леса окрестности полуметровым слоем. Частые ураганные ветра отутюжили снежную грязь, замуровав неровности, и местность вокруг казалось ровной, словно чумазая тундра. За прошедшие дни концентрация пыли в воздухе сильно возросла, и видимость упала до двух десятков метров от силы, а во время грязно-серых снегопадов ничего не было видно уже в пяти метрах от перископа. Ингеборга на мгновение задержала взгляд там, где последний раз было видно труп убийцы. Три дня назад он выбрался из подвала и побрёл куда-то, сильно шатаясь и волоча за собой по снегу охотничье ружьё. Убийца прошёл метров десять, потом упал в снег и какое-то время вяло шевелился. Потом затих, и с того момента его тело так там и лежит. Его сильно занесло снегом, но окоченевшая рука ещё долго торчала из образовавшегося сугроба. Потом воздух забился пылью ещё сильнее, видимость упала, и больше трупа не видно. Что стало с другими обитателями подвала, было понятно, но думать о подробностях их смерти не хотелось.
        Вскоре начался снег, и Ингеборга оставила перископ в покое. Во время снегопада он бесполезен. Если не признавать очевидную истину - при видимости в двадцать метров он бесполезен в принципе. Заметить спасателей не удастся, даже если они уже, прямо сейчас, работают на месте дачного посёлка. Её домик стоял на отшибе, на самой опушке леса, и расстояние до ближайшего коттеджа превышало сотню метров. Вряд ли кто-либо из спасателей будет искать её, даже если увидит изображение домика на карте или схеме посёлка. Никто ведь не знает о существовании самодельного бункера, а от самого домика не осталось и следа. Больше надежд на радиопередатчик. Если будет проводиться спасательная операция, то спасатели должны выходить в эфир… Вот только шансов на то, что она будет, с каждым днём всё меньше. Но если сидеть, сложа руки, то их точно никогда не найдут.
        - Инга? Ты куда? - сидящая за передатчиком Кристина увидела, как Ингеборга достаёт из шкафа противорадиационный скафандр.
        - Хочу выйти на поверхность, - объяснила та. - Надо добраться до посёлка и поставить там какой-нибудь знак. Чтобы спасатели смогли нас найти, если здесь начнётся спасательная операция.
        - А если этот знак найдут какие-нибудь негодяи? - из спальни показалась испуганная Светлана.
        - Я сделаю табличку, на которой укажу аварийную частоту, - Ингеборга задумалась, из чего можно собрать задуманное. - У спасателей будет рация, они выйдут на связь, и с такого расстояния мы их услышим. И объясним, как нас найти. Если табличку найдут другие, без рации она им ничем не поможет.
        - Вдруг у них тоже будет рация?! - ужаснулась Светлана. - Если кто-то дожил до сегодняшнего дня, он должен иметь надёжное снаряжение! Рация у него точно будет!
        - Придется рискнуть, - Ингеборга достала маркер и направилась в холодильное помещение. В качестве таблички можно приспособить ящик из-под консервов. - Бункер рассчитан на две недели. Если за это время нас не найдут, мы обречены.
        - Можно использовать запасы экономнее! - возразила Кристина. - Меньше тратить воды и пищи!
        - Можно, - согласилась Ингеборга. - Но у нас всё равно сядут аккумуляторы. После этого вырубится установка регенерации воздуха и водная скважина. Если бы отец был жив, он попытался бы выставить на поверхности ветряной генератор. Но я сама этого не сделаю. Генератор лежит в разобранном виде, я не умею его собирать, и не знаю, как эксплуатировать. И не факт, что он нам поможет, потому что такими ветрами, как сейчас, его быстро разобьёт.
        - Что же нам делать?.. - Светлану вновь стала охватывать паника.
        - Не паниковать - это в первую очередь! - решительно заявила Ингеборга. - А во вторую, попытаться что-нибудь предпринять. Для начала я оставлю спасателям сообщение в посёлке. Потом подождем пару дней, заодно подумаем, какие есть варианты. Может, за это время уровень помех упадет, времени после взрывов прошло много, должны же они когда-нибудь пропасть! Нас услышат спасатели, приедут в посёлок, обнаружат табличку, и это всё упростит.
        - А если нет? - нервно переспросила Светлана. - Если ничего это не произойдёт? Что тогда?!
        - Попробуем добраться до «Подземстроя», - ответила Ингеборга. - Он относительно недалеко от нас, восемьдесят километров всего.
        - Столько за один цикл антирада не пройти, - Кристина нервно поджала губы, стараясь не поддаваться охватывающей Светлану панике. - В теории можно попытаться пройти это за два цикла. Пятнадцать часов при средней скорости движения человека пешком в пять километров в час. Это семьдесят пять километров. Можно идти чуть быстрее, но получится ли держать такой темп пятнадцать часов подряд, без остановки, да ещё по таким буеракам?
        - Передозировка антирада опасна! - возразила Светлана. - Вы не хуже меня знаете, что после этого нужен биорегенератор!
        - Он в «Подземстрое» есть, - произнесла Ингеборга, возвращаясь с пустым картонным ящиком. - Целых три. Если дойдём, есть шанс пройти лечение и отделаться испугом, без тяжёлых последствий.
        - Я столько не пройду! - из глаз Светланы потекли слёзы. - Я не спортсменка! Это ты постоянно на своём фитнесе скачешь, а я нормальный человек! Кристина! Скажи ей! Ты ведь тоже не дойдёшь!
        - Жить захочешь - сама себе удивишься, - с тяжёлым вздохом заявила Кристина. - Но, Инга, она права. Мы вряд ли дойдём. Ты уверена, что мы не заблудимся по дороге в «Подземстрой»?
        - Я не уверена, что не заблужусь по дороге в посёлок, - призналась Ингеборга. - Там ничего не видно! Поэтому и хочу сходить, попробовать, как там можно передвигаться. Заодно оставлю послание спасателям и посмотрю, вдруг где-то осталась какая-нибудь уцелевшая машина. В посёлке было много богатых коттеджей, там хватало дорогих внедорожников. Если повезет, и я найду машину, то попытаемся доехать.
        - По засыпанному снегом месиву из разбитых деревьев? - возразила Кристина. - Инга, не ходи никуда! Только зря облучишься! Ты же осматривала посёлок в перископ, пока его ещё было видно! Не было там ни фига, ни машин, ни домов! Тебе придётся идти фиг знает, куда! Там пыль стеной! Если заблудишься, то погибнешь! А как же мы без тебя?! Мы тут ничем пользоваться не умеем!
        - Всё со мной будет хорошо, - успокоила подруг Ингеборга. - У меня хороший скафандр, последняя модель, высшая степень защиты от радиации, папа большие деньги за них отдал. Приму антирад, в сумме получится нормально.
        - Какое там «нормально»?! - ужаснулась Светлана. - Мы тут все медики, не только ты! Этого не хватит! Ты всё равно будешь получать облучение! Там слишком опасно!
        - Мне пройти метров двести туда, и столько же обратно, - возразила Ингеборга. - Это самое большое двадцать минут. За это время сильно я не облучусь. Больше суточной дозы точно не получу. Больше проблем будет с интоксикацией от антирада.
        - И оно тебе нужно? - подхватила Кристина. - Зря гробить здоровье в двадцать лет? Инга, не ходи! Давай подождем ещё несколько дней, если нас не спасут, то пойдем все вместе, хоть не так страшно!
        - Да нас попросту не найдут в такой пыли, ты что, не понимаешь? - устало вздохнула Ингеборга. - Никто не знает, что здесь бункер! А от дома даже развалин не осталось! Сюда никто не придет! Я просто дойду до посёлка, оставлю послание прямо на развалинах, и вернусь! Двадцать минут и всё! Лучше помогите это послание составить, пока я одеваться буду.
        Этот аргумент оказался убедительным, и через полчаса Ингеборга поднималась по лестнице аварийного выхода с тяжёлой коробкой в руках. На крышке и боках коробки маркером указали аварийную частоту и нанесли просьбу о помощи, внутрь наложили пустых консервных банок, чтобы ящик не унесло ветром. Идти с ним было неудобно, но пройти две сотни метров вполне можно. Ингеборга сглотнула горький привкус антирада и положила руку на рычаг домкрата, собираясь открыть верхний люк. Крышка распахнулась без лишних проблем, и она выбралась наружу.
        Там проблемы начались сразу же. Из-за глубокого снега захламленность местности было видно плохо, и Ингеборга споткнулась уже на втором шаге, как только закрыла за собой внешний люк. Ей удалось удержаться на ногах, но коробку она выронила.
        - Инга! Что с тобой?! - срывающийся голос Кристины завибрировал в головных телефонах.
        - Споткнулась, - Ингеборга подняла коробку. К счастью, та не порвалась и не рассыпалась. - Всё в порядке! - Она помахала рукой глядящему на неё раструбу перископа. - Я пошла дальше! Поддерживайте со мной связь, как договаривались, раз в минуту.
        - ?кей, - подтвердила Кристина. - Мы за тобой приглядываем. Света глаз с тебя не спускает!
        - Это радует, - Ингеборга осторожно нащупала ногой поверхность под снегом и сделала шаг.
        Идти через полуметровый снег оказалось очень тяжело. Глубокие сугробы замедляли и утомляли сами по себе, а скрытые под ними обломки деревьев были видны далеко не всегда. Тут же выяснилось, что вокруг нет никаких ориентиров, и направление на посёлок она представляет себе сугубо приблизительно, по памяти, относительно общей планировки дома. Определив, куда нужно идти, Ингеборга двинулась вперед. За следующие десять метров она упала трижды, и, если бы не массивные боты скафандра, как минимум одно растяжение ей было бы обеспечено. Ящик мешался ужасно, не позволяя помогать себе руками, и она пыталась прижимать его к телу одной рукой, чтобы задействовать вторую. Это помогло лишь отчасти, и вскоре она упала вновь.
        - Инга! - вышла на связь Кристина, громко шипя эфиром. Помехи неприятно давили на уши, но голос подруги был слышен отчётливо. - Ты падаешь на каждом шагу! Ты в порядке?
        - Пока да, - Ингеборга отдышалась и потянулась за обронённым ящиком. - Тут снег выше колен, и сплошные капканы под ним! Еле продираюсь…
        На то, чтобы продвинуться на двадцать метров, ушло минут пять. За это время коробка изрядно пострадала, и стало ясно, что ещё столько же падений она не выдержит. Ещё неприятнее было то, что связь с бункером сильно ухудшилась. Голос Кристины сливался с треском помех, и разобрать её слова можно было не всегда. Ингеборга собралась с силами и продолжила движение. Возвращаться назад, пройдя лишь двадцать метров - ради такого не стоило выходить вообще. Поэтому она дойдёт!
        Ещё через пять минут ей удалось увеличить пройденное расстояние вдвое, но связь с бункером полностью пропала где-то на половине этого пути. Торчащего позади перископа больше не было видно в забитом пылью воздухе, и дальше пришлось карабкаться в полном одиночестве. Термометр показывал минус пятнадцать, счетчик Гейгера демонстрировал смертельно опасные значения радиационного фона, эфир шипел и трещал, ноги постоянно запинались о невидимые под снегом препятствия, ящик выпадал из рук. Но хуже всего была полная потеря ориентации на местности. Компас не работал, показывая север то везде, то нигде, электроника скафандра сбоила. Понять, правильно ли она идёт, не получалось. После очередного падения ящик всё-таки порвался, и несколько банок высыпались наружу. Пришлось прижимать коробку дырой к себе и ковылять ещё медленнее.
        За последующие двадцать минут она так и не наткнулась ни на что, что напоминало бы развалины посёлка, хотя, судя по времени двести метров должны были остаться позади. Не могла же она за полчаса пройти меньше? Если только она не идет по кругу… Ингеборга обернулась и проследила цепочку собственных следов. Вроде ровная, хотя, как тут отследишь, если дальше двадцати метров ничего не видно. Она побрела дальше, пытаясь прикинуть правильность курса. Может, принять немного левее? Вроде как правши при движении машинально смещаются вправо, если лишены ориентиров… так в пустынях люди и плутают… Ингеборга сделала небольшую поправку и продолжила пробираться через глубокий снег.
        На третьем шаге нога снова провалилась куда-то, зацепляясь за невидимый обломок, и она полетела лицом в сугроб. Лицевой щиток ударился обо что-то твёрдое, и Ингеборга увидела прямо перед собой торчащую из сугроба заледенелую человеческую руку. Она вскрикнула, отшатываясь, но не смогла освободить ступню. Пришлось барахтаться, разгребая сугроб, и извлекать ногу из ловушки. Оказалось, что она споткнулась о труп того самого убийцы, за которым они следили через перископ. Наконец ступню удалось освободить, и Ингеборга принялась искать в грязном снегу коробку. Найти её удалось не сразу, а когда всё-таки удалось, выяснилось, что коробка порвалась окончательно, и весь мусор из неё высыпался. Пока она думала, что же делать, начался снегопад, ударил сильный ветер, и видимость резко упала почти до ноля. Внезапно Ингеборга отчетливо поняла, что если её следы занесёт снегом прежде, чем она сумеет вернуться в бункер, то обратную дорогу ей уже не найти никогда.
        Девушка с размаха нацепила порванную коробку на заледеневшую руку трупа, словно флаг на древко, и поспешила назад по собственным следам. Вопреки ожиданиям, глубокая борозда, пробитая ею при движении через полуметровые сугробы, заметалась грязно-серым снежным месивом буквально на глазах, и вспыхнувший внутри страх подгонял её ещё сильней. Из-за этого она стала спотыкаться и падать чаще, чем когда шла сюда, и с каждым падением паника возрастала всё больше. В какой-то момент ветер усилился до ураганного, и её сбило с ног без всяких невидимых препятствий. Дальше пришлось ползти на четвереньках, перебираясь через мешанину обломков, но добраться до бункера она так и не успела. Мощные порывы ветра бросали ей в лицо целые облака грязного снега, от собственных следов не осталось даже легких углублений, видимость - ноль, в эфире ничего, кроме оглушительного треска помех.
        Она заблудилась!!! Ориентиров нет! Следов нет! Связи нет! Это смерть!!! Приступ паники обрушился на неё, словно девятый вал, и Ингеборга упала на нагромождение обломков, скрытых грязно-бурой снежной толщей. Она сжалась в комок и зарыдала, отчаянно колотя руками оказавшийся перед лицом расщепленный обломок рухнувшего дерева, как будто он был виноват во всех её бедах. Внезапно истерика в одно мгновение сменилась ощущением пронзительного взгляда, будто прожигающего насквозь. Девушка дёрнулась, резко оборачиваясь назад, и замерла. В десятке шагов от неё, в центре бушующего снегопада, возвышалось мощное человекоподобное существо с пылающими кроваво-красными глазами. Затянутое в какую-то белую мешковину, трёхметровое, с полтонны весом, существо пронзило её взглядом насквозь, словно видело всё, от малой клеточки до самых потаённых мыслей, и… И в следующий миг наваждение исчезло. Ингеборга судорожно вдохнула, хватая ртом воздух, и приказала себе взять себя в руки, пока психика не пошла вразнос окончательно.
        Так дело не пойдет. Паника не приводит ни к чему хорошему. Отец не уставал повторять, что главное в любой ситуации сохранять ясность мышления. Она вспомнила, как он шутливо отчитывал её за какую-то мелкую неудачу в школе: «Запомни, даже если тебя съели, у тебя всё равно имеется как минимум два выхода! Но если не будешь развешивать нюни по каждому пустяку, то тебя не съедят!». Нужно перестать ныть и собраться. Аккумуляторов скафандра хватит на сутки. Снегопад и ветер должны закончиться гораздо раньше, сейчас ни то, ни другое долго не длится. Надо дождаться штиля и осмотреться. Обогрев работает, поэтому самое разумное сейчас - не двигаться. Она находится на тропе, пусть даже от тропы ничего не осталось, но ей известно направление движения хотя бы на ближайшие двадцать метров. Без паники. Она сможет. Всё не так уж фатально.
        Снегопад закончился через час, и Ингеборга поднялась на ноги. Лежать под снежным потоком она не рискнула, чтобы не быть засыпанной целиком, и от долгого сидения в неудобной позе спина неприятно затекла. Но это ерунда. Видимость появилась, надо искать дорогу домой.
        - Кристина, это Ингеборга, как меня слышишь? - она вышла в шипящий эфир.
        Ответа не последовало, и девушка воспроизвела в памяти направление движения. Она шла в ту сторону. Упала головой по направлению движения. Видимость до снегопада была примерно такой же, как сейчас, и на этом расстоянии её след был ровным. Значит, сейчас можно пройти двадцать метров, и это точно будет правильным курсом. Она начала пробираться через древесно-снежную грязь, тщательно отмеряя расстояние. Убедившись, что двадцать метров остались позади, она вновь вышла в эфир.
        - Кристина, это Ингеборга. Приём! Кристина, как слышишь меня? Ответь! Приём!
        Ответа по-прежнему не было, и она решила пройти ещё двадцать метров прежним курсом. Будем надеяться, что это не станет отклонением в другую сторону. Продравшись через следующий двадцатиметровый отрезок, она снова попыталась вызвать бункер. Не получив ответа, она прошла ещё пару метров, как вдруг сквозь треск помех донеслось:
        - И… га! … где?! - голос Кристины было почти не разобрать. - Гд… … ы?! … чилось?!!
        - Кристина, я тебя едва слышу! Продолжай говорить! Слышишь?! Не замолкай! Я найду вас по голосу! Пусть Света ищет меня в перископ! Как поняла меня?
        Она повторила свои слова ещё дважды, напряжённо вслушиваясь в ответ. Кристина слышала её плохо, но более мощный передатчик бункера принимал сигнал всё же получше слабенькой рации скафандра, и подруге удалось понять её слова. Ингеборга вытоптала в снегу крупную метку, отмечая текущую точку, и двинулась прежним курсом. Оказалось, что она удаляется от бункера, потому что голос Кристины очень быстро затерялся в треске помех. Пришлось вернуться к отметке и попробовать движение в другую сторону. Нужное направление она обнаружила с третьего раза. Выходит, где-то она всё же сбилась с пути. Но теперь, когда с каждым метром передатчик базы звучит громче, держать правильное направление стало легче. Ингеборга всматривалась в пыльный воздух, надеясь заметить поднятый перископ, но с первого раза всё-таки прошла мимо цели. Голос Кристины начал звучать хуже, и стало ясно, что она удаляется. Пришлось развернуться, добраться до точки наиболее уверенного приёма, и ходить вокруг неё расширяющимися кругами, привычно пробивая путь через грязную толщу и спотыкаясь на обломках. На втором витке она заметила перископ,
который, конечно же, оказался совсем не там, где ожидалось. Ещё десять минут ушло на то, чтобы добраться до него, очистить люк и попасть внутрь. На тщательную очистку скафандра ушло ещё полчаса.
        - Мы думали, ты погибла! - сильно перевозбужденные подруги встретили её у люка в тамбур. - Тебя не было больше двух часов! Сначала ты полчаса не отвечала на вызовы! А потом начался ураган!
        - Повезло, что это был не ураган, а просто очень сильный ветер. - Ингеборга устало вылезала из скафандра. - Так бы фильтры могли забиться. Снегом следы занесло, я чуть не заблудилась. Пришлось дожидаться, когда всё закончится. Еле вышла в зону связи.
        - Ты ненормальная! - взвизгнула Светлана, повисая у неё на шее. - Я думала, всё, ты уже не вернёшься! Никогда больше так не делай!
        - Там, наверху, по-другому не получится, - устало улыбнулась Ингеборга.
        - Ты что-нибудь видела? Машины или следы? - уточнила Кристина. - Оставила сообщение?
        - Сообщение я оставила. Остальное… - она грустно махнула рукой. - Куда там! Я смогла дойти только до трупа. Полчаса на это ушло. Там снег полметра, под ним куча обломков, постоянно падала.
        - Значит, до «Подземстроя» за два цикла антирада мы не дойдем? - поникла Кристина.
        - Если на поверхности везде так, как у нас, то и за десять циклов не дойдем. - Ингеборга потащила скафандр в шкаф. - Но есть плюс! Можно попробовать на лыжах! Так даже быстрее будет. Вот только лыж у нас нет. Надо подумать, из чего их можно сделать.
        - Потом подумаешь, - Кристина направилась к аптечке. - Сейчас надо выяснить, какую дозу ты получила. И приготовить всё к предстоящей интоксикации.

* * *
        - Надо провести ходовые испытания, - Петрович устало тёр больные глаза. - На ход я его поставил, потроха отрегулировал, осталось посмотреть, потянет ли он такую толпу, да ещё с грузом.
        За последние сутки старый техник сильно сдал. Кашель мучил его почти непрерывно, вместо мокроты выходили мелкие кровавые сгустки, лицо посерело, на белках глаз под зрачками расплылись маленькие кровавые язвы. После того как отряд оправился от интоксикации, стало ясно, что самочувствие ухудшилось у всех, кто не имел скафандров, но в целом это выразилось в более затяжном недомогании. Генерал сказал, что в «Подземстрое» должны это вылечить, по крайней мере, на это есть серьёзные шансы. На что Петрович криво ухмыльнулся, заявляя, что им вдвоём дожить бы до этого «Подземстроя», и генерал, которому тоже стало заметно хуже, велел лейтенанту обеспечить всех скафандрами. Солдаты принесли из разграбленного хранилища всё, что там имелось. Петровича одели в скафандр, и он вместе с Порфирьевым и молодым техником ушёл чинить снежный вездеход.
        На это ушёл весь день, в течение которого пожарный занимался подгонкой новых скафандров. На этот раз все размеры были большими, и снаряжение досталось всем, даже самым крупным, Диларе и бывшему спортсмену-армянину. Антону новый скафандр был широковат, и пожарный больше часа мастерил уплотнительные накладки, вырезая их из поврежденного пулями старого комплекта. Дилара умоляла Александра подогнать скафандр для Давида, но разница в размерах была слишком велика. Пожарный провозился несколько часов, пытаясь подрезать, утягивать, перематывать и тому подобное, но так и не смог добиться полноценного решения. В конце концов ему удалось добиться грубой подгонки, но он сразу заявил, что получившаяся конструкция далека от идеальной герметичности, шина обогрева тоже нарушена в нескольких местах, поэтому надевать весь этот суррогат нужно прямо на обмотки, в которые закутан Давид, а потом увязывать и закреплять ещё раз. Но даже такое решение для Антона с Диларой было огромным облегчением. Ребёнка будет защищать полноценный гермошлем с профессиональной системой дыхания, это гораздо надёжнее простой строительной
каски, соединенной с респиратором посредством скотча и прозрачных пластиковых пакетов. Пока Антон обучал сына пользоваться встроенной в скафандр рацией, в эфир вышел Порфирьев и объявил, что всем необходимо подойти в полупустой ангар, к вездеходу на воздушной подушке. Оказалось, что техникам удалось завести машину.
        - Все залезайте в кузов, - велел Петрович. - Места там мало, а ещё мы туда загрузили аккумуляторы с грузовиков, и его стало ещё меньше. Заодно разберётесь, как всем там поместиться. Стёкла в окнах не повыдавливайте! И не забудьте оставить место под ящик с палаткой! Остальное сложим в короба внешней подвески, вдоль бортов есть такие… под инструмент предназначены, только инструмента нет, его забрали до нас. Зато есть плюс: кузов отапливается, если хорошенько задраиться, так что если аккумулятор от перегруза быстро садиться не будет, то включим отопление. Сильно не согреет, но до пары градусов выше ноля обеспечить можно.
        Генерал тут же приказал всем экономить заряды скафандров и объявил погрузку. Люди набились в вездеход, как селёдки в банку, и сидеть пришлось в буквальном смысле друг на друге. Чтобы уместиться, оба активиста взяли на колени своих спутниц. Дилара была значительно тяжелее Антона, и усадить её на себя он не смог, поэтому уступил ей место на лавке. Жена взяла на колени сына, Овечкин уселся на пол. Генерал сказал, что потом тут будет стоять ящик со спецпалаткой, так что в дороге сидеть на ледяном стальном полу ему не придется, можно уместиться на ящике, если пригнуться. Кабина вездехода оказалась совсем маленькой, и после того как туда влез бугай Порфирьев, старый Петрович едва поместился за элементами управления. Генерал заявил, мол, водитель и штурман - в кабине этого достаточно, и велел трогаться с места. Вездеход взвыл, нагнетая воздушную подушку, оторвался от пола и пополз по ангару. Петрович резюмировал, что машина сильно перегружена и жрёт ресурс за двоих, но идти будет. После этого началось свёртывание лагеря.
        Вездеход выполз из ямы, заменяющей складам вход, в шесть вечера. Лишившиеся энергии штурмовые комплекты военные оставили внутри, и ворочать обломки бетонных балок было нечем. Поэтому ворота просто затворили поплотнее, и Порфирьев подпер их каким-то обломком, на вид весившим под центнер. Зачем это вообще надо было делать, Антон не понимал, но генерал приказал, Порфирьев подчинился, никто вопросов задавать не стал… Да и плевать. После смерти дочурки ему вообще плевать на всё. Спасти бы сына… но в одиночку ему этого не сделать, так что пусть генерал творит, что пожелает, лишь бы не бросался на ребёнка.
        Двигаться по заснеженному полю обломков пришлось медленно. Всё, на что оказался способен старый перегруженный вездеход, это тридцать километров в час с какими-то крохами. Генерал потребовал увеличить скорость, но Петрович сразу ответил, что это максимум.
        - Если рвать движку ещё сильнее, - хриплый голос старого техника прерывался кашлем, из-за чего некоторые слова тонули в шипении помех, - …о просто угробим машину! Нам ещё… чень повез…, что снег так долго шёл, и ветра сильные! Снежные занос… …тично сгладили рельеф! По голым обломкам мы на воздушной подушке бы не прошли, слишком много высоких препятствий. Мож… …тому они и не стали возиться со снегоходом - наверное, снега тогда ещё было мало. Да и не надо нам быстрее, и так видимость хреновее некуда…
        Стало ясно, что за один переход до «Подземстроя» добраться не получится, и в салоне повисла угрюмая тишина. Антон вспомнил слова генерала о том, что проехать предстоит четыреста семьдесят километров, это при условии, что Порфирьев действительно найдёт дорогу, и им не придётся плутать. Овечкин скользнул взглядом по окнам. В боковых видимость лучше, чем в окнах задних дверей. Вездеход идет спиной к Москве, и огромное облако радиоактивной пыли, поглотившее столицу, даже в пылевых сумерках выглядит темнее, чем такая же пыльная взвесь вокруг. Счетчик Гейгера показывал уровень заражения за четыреста рад, без антирада гарантированная смерть, а ведь они уже за пределами Москвы…
        Вездеход содрогнулся, налетая на препятствие, и заглох. Стиснутых теснотой людей изрядно тряхнуло, раздалось клацанье соударяющихся гермошлемов, но других проблем не возникло. Тихо матерящийся Петрович сообщил, что они врезались в какие-то выкорчеванные корневища крупного размера, которые были засыпаны снегом, и он их не сразу заметил. К счастью, двигатель завёлся, и путь продолжился. За последующие четыре часа сильно стемнело, и подобные столкновения стали нормой. Люди даже приноровились дремать от одной остановки до другой. Потом Петрович заявил, что видимость резко падает, и остановил машину.
        - Так мы вообще никуда не доедем, - хрипло прокашлялся старый техник. - Свет прожектора теряется в пыли в трёх метрах! Быстрее пяти километров в час я ехать не рискну.
        - Впереди город, - прорычал в эфире Порфирьев, - мы подъезжаем к Владимиру. Над ним пылевое облако, как над Москвой. Надо объезжать, пока не упали в какой-нибудь кратер. Ветер с юга, так что лучше с юга и объезжать, там видимость будет лучше.
        Ничего не оставалось, как возвращаться назад до тех пор, пока видимость не вернулась к прежнему уровню, после чего вездеход повернул южнее и принялся закладывать крюк. На огибание города ушло почти два часа, к полуночи это удалось, но потом почти час петляли, пытаясь выровнять курс. Двигались до последнего, и разворачивать базу начали лишь тогда, когда до окончания действия антирада оставалось двадцать пять минут. Порфирьев сказал, что по его расчетам до Нижнего осталось километров сто семьдесят, а до «Подземстроя» на сотню километров дальше. Но если Нижний тоже придётся огибать, то он даже не берётся предполагать, как долго они будут добираться от самого города до цели. Потому что «Подземстрой-1» располагался в лесистой местности, и какая там сейчас проходимость - неизвестно. Остаётся надеяться, что на воздушной подушке пройти можно.
        Известие о том, что добраться до «Подземстроя» не выйдет и за следующий переход, усилило гнетущее состояние, и на лицах распахивающих гермошлемы людей застыло выражение мрачной безысходности. Давид тихо плакал, жалуясь на то, что больше не хочет страдать от интоксикации, потому что ему очень больно, а ещё потому, что он боится за мать, чтобы она не умерла, как сестра. Антон старался подбодрить сына, расспрашивая его о впечатлениях от нахождения в скафандре, и уловка сработала. Но почти сразу у Давида начался приступ рвоты, потом скрутило Дилару, и вскоре изматывающие страдания захлестнули его самого.
        День десятый
        К утру терзающая Антона боль начала спадать, лихорадка ослабла, и плавящая мозг сорокаградусная температура тела упала до нормальной. Овечкин с трудом разлепил опухшие веки, но воспаленные глаза видели лишь размытую муть. Спустя минуту резкость восстановилась, и Антон, кривясь от боли в шевелящихся глазах, осмотрел полутёмную палатку. Взгляд упёрся в расплывчатую фигуру Порфирьева, протирающего какой-то замызганной тряпкой лоб Давиду, и Овечкин испуганно дёрнулся, порываясь добраться до сына. Но обессилевший организм оказался не в состоянии двигаться, и Антон лишь судорожно вздрогнул.
        - Живой он, - негромко прорычал Порфирьев, замечая шевеление. - Очухается.
        Здоровяк разложил тряпку на лбу ребёнка в виде компресса, после чего достал флягу и подошёл к Антону.
        - Пей! - Металлическое горлышко упёрлось Антону в губы.
        Овечкин принялся глотать воняющую химией воду, но перенесший несколько часов постоянных судорожных сокращений пищевод отзывался болью на каждый глоток, и много выпить не удалось. Порфирьев ушёл возиться с больными, и Антон закрыл глаза, погружаясь в сон.
        Проснулся он далеко за полдень и первым делом устремился к Давиду. Сын был более-менее в порядке и ещё спал, рядом спала Дилара, остальной отряд уже бодрствовал. Люди сидели или лежали, кто-то очищал испачканный рвотными массами гермошлем, двое солдат ковырялись в ящике с продуктами, извлекая консервы для предстоящего приёма пищи. Гул фильтровентиляционной установки звучал громче обычного, и Антон понял, что её фильтры забиты пылью, что вызывает перегрузку устройства. Он спросил у лейтенанта, есть ли запасной комплект фильтрационного блока, но тот лишь покачал головой. Всё, что было, уже использовано. Овечкин вернулся в свой угол и до полуночи не отходил от жены с сыном, всячески пытаясь поддержать их хоть как-то. Он проверял надёжность подгонки скафандра Давида, объяснял значения известных индикаторов, выяснял у пожарного значение неизвестных, учил сына проверять целостность скафандра матери со стороны спины, где она сама не сможет провести проверку. Давида это ободрило, и сын сосредоточенно вникал в подробности, запоминая детали. Дилара сначала тихо плакала, забившись в угол спиной ко всем,
потом успокоилась и поела. Глядя на возню Антона с сыном, она стала реагировать на вопросы, и Овечкину удалось вовлечь её в разговор.
        До часу ночи они занимались друг другом, потом генерал объявил, что сутки прошли, и приказал сворачивать базу. Людям раздали антирад, и все начали быстро собираться. Петрович с Порфирьевым отправились заводить вездеход, и очень скоро выяснилось, что на улице уже минус двадцать, и он не заводится. Пока они возились с машиной, базу свернули, отряд погрузился в вездеход, и все сидели там в ожидании запуска двигателя. К тому моменту, когда техники реанимировали вездеход, был потерян почти час действия антирада, и в забитом людьми кузове повисло тягостное молчание.
        День одиннадцатый
        К окраинам Нижнего Новгорода удалось выйти за пять часов. Хронометр скафандра показывал половину восьмого утра, вечные сумерки за бортом немного просветлели, и видимость увеличилась до десяти - пятнадцати метров. Но даже при такой невеликой дальности поглотившее город пылевое облако угадывалось сразу. Там, впереди, дневной полусумрак превращался в темно-серую, почти чёрную мглу, словно вездеход приближался к границе дня и ночи. Порфирьев сообщил, что они начинают объезжать город заранее, и отключился. Антон попытался размять затёкшее от длительного сидения в одной позе тело, и заёрзал на ящике со спецпалаткой, бросая взгляды в бронированные окна бортов и задних дверей. До самого города они ещё не доехали, это, по-видимому, пригороды, потому что уровень засыпанных грязным снегом россыпей обломков повышался незначительно. В этих местах до обмена ударами было немного домов, либо все они не являлись многоэтажными. Понять больше было невозможно, всё размозжено до состояния мусора, самый крупный обломок не превышает пяти метров в длину, в вертикальном положении вообще ничего не осталось, не считая
торчащих кусков арматуры и смятых оплавленных металлических балок. Если окружающий жуткий пейзаж и отличается от московского, то только высотой этой бесконечной свалки. Там, в Москве, она была гораздо выше…
        Порядка часа вездеход полз в объезд Нижнего Новгорода, потом начались проблемы. Машина вышла к Волге, но вместо реки обнаружилось сплошное нагромождение ледяных торосов. Генерал заявил, что под множеством термоядерных взрывов река испарилась, вода начала возвращаться не сразу, и из-за падения температуры замерзала слоями. Слои льда расширялись, давя друг на друга, ломались и выпирали на поверхность, образуя ледяные противотанковые ежи. На воздушной подушке по ним не пройти, надо искать обход. Петрович повел машину вдоль берега, петляя между россыпей обугленных обломков древесных стволов, запорошенных бурой снежной грязью, и ещё сорок минут ушло на поиски переправы. Люди бросали хмурые взгляды на хронометры скафандров, отсчитывая оставшееся до интоксикации время, и не спускали глаз с окон, пытаясь разглядеть подходящее место.
        - Роботы! - внезапно выкрикнул кто-то из активистов, указывая в окно. - Слева от нас!
        Все резко обернулись к его окну, и Антон с ужасом увидел пылающие кроваво-красным светом глаза, плохо заметные в глубине пылевой толщи.
        - Вправо! - генерал бросился к перегородке, отделяющей кузов от кабины. - Гоните вправо! Быстро! Слева по борту роботы противника!
        Вездеход заложил крутой вираж, уходя вправо, и двигатель натужно взвыл, выжимая из себя больше, чем был способен. Машина прошла десяток метров и подпрыгнула, ударяясь о невидимое препятствие. Раздался хруст ломающегося дерева, и вездеход устремился дальше. От удара Антона едва не сбросило с ящика, он развернулся лицом к правому борту, принимая устойчивое положение, и тут же заметил кроваво-красное свечение вдали за бортом.
        - Роботы справа! - закричал он. - Я вижу одного! Он приближается!
        - Давай влево! - выкрикнул генерал. - Он нас сейчас засечёт!
        - Нельзя влево! - нервно перебил лейтенант. - Наткнёмся на первого! Он ещё здесь! Сближается!
        - Петрович, держи между ними! - прорычал Порфирьев. - Если повезет, проскочим!
        - Там же берег! - выдохнул старый техник. - Упадём с обрыва!
        - Они сейчас выйдут прямо на нас! - голос мечущегося между окнами генерала сорвался на крик.
        - Держитесь! - заорал Петрович. - Обрыв!
        Вездеход вылетел с обрыва и рухнул вниз. От страха у Антона внутри всё оборвалось, внутренности словно окатило ледяной водой, он ударился гермошлемом о низкий потолок, но падение тут же закончилось. Вездеход упал в снег, проседая на полметра, под днищем что-то отчаянно заскрежетало, машина затряслась, словно готовясь развалиться на части через секунду, и в то же мгновение ринулась дальше, переходя на ровный ход.
        - Вырвались! - тяжело дыша, ликовал Петрович в шипящем эфире. - Прошли точно между ними! Кажется, тут берег невысокий и можно пересечь русло! Между торосов есть почти ровная полоса, но всё снегом завалено, сливается, в этой чертовой пылище ни черта не видно! Не было счастья, да несчастье помогло! С берега бы не заметили…
        Петрович зашёлся в надсадном кашле, и вездеход начал рыскать на курсе.
        - Осторожно! - рявкнул Порфирьев. - Врежемся! Отпусти штурвал, я держу! - Машина пошла ровнее, и голос Порфирьева зазвучал вновь: - Где они? Вы их видите?
        - За нами никого! - Лейтенант приник к окну задней двери. - Они не спускались с обрыва!
        - Значит, не успели нас засечь, - генерал с облегчением выдохнул, и Антон невольно сделал то же самое. - Если не увидят наш след, то пройдут мимо и уйдут в противоположную сторону.
        - Давай руль, - хрипло просипел Петрович. - Я в порядке… Откуда они здесь? Их что, по всей стране высадили, или они за нами от самой Москвы идут? Они дошли сюда вперёд нас!
        - Тогда они накрыли бы нас на складах «Росрезерва», - возразил генерал. - Мы там сутки просидели без всякой маскировки, с незапертыми воротами, заходи кто хочешь! Думаю, это другие. Скорее всего, их высаживали для зачистки Звёздного Городка. Они там никого не нашли, зато обнаружили склады «Росрезерва» раньше нас, увидели следы тех, кто там побывал, и пошли за ними. Дошли до Нижнего, потеряли след, теперь ходят кругами, не могут найти.
        - Мы их за собой к «Подземстрою» не приведём? - влез в эфир Порфирьев.
        - И что теперь, подыхать что ли?! - зашипел на него генерал. - Главное успеть под землю спуститься, туда они не пролезут! Такого оборудования у них нет, так что не достанут! Будут слоняться вокруг входа, пока батареи не сядут, там же и попадают! Потом поднимемся и заберём себе, для изучения! Если перепрограммируем, то ещё пригодятся!
        - Снег пошёл! - Антон указал в окно, в которое порывы ветра швыряли кипящие облака грязных снежинок. - Теперь нас точно не найдут! Мы уже пересекли реку?
        - Ещё нет. - Петрович коротко откашлялся. - Видимость ноль, придется сбросить скорость.
        - Сорок минут до интоксикации! - напомнил генерал. - Вытаскивайте нас отсюда и ищите место под базу!
        Минут десять вездеход полз через бурлящее месиво грязной пурги, потом ветер резко стих, и Петрович увеличил скорость до максимально возможной. Двигатель надрывно ревел, машина тряслась, пропеллеры воздушной подушки завывали угрожающими нотами. Но остановиться было негде, кругом простирались обломки обугленных пней и завалы разорванных в куски деревьев, между которыми в опасной близости лавировал вездеход. Когда до интоксикации осталось двадцать минут, генерал приказал останавливаться прямо здесь, но старый техник повел машину дальше.
        - Неизвестно, что под снегом под нами, - прокашлял Петрович. - Можем остановиться так, что уже не поднимемся. Если обломки деревьев воткнутся меж нагнетающих воздушную подушку лопастей, как палка в велосипедные спицы, то всё! Руками мы машину с них не снимем! Дальше придется пешком идти!
        Из кладбища древесных обломков, некогда бывшего лесом, вездеход вырвался через семь с половиной минут. Похоже, они вышли на территорию какого-то загородного посёлка, или это были дачи, теперь уже безразлично. Антон узнал ставшую привычной россыпь обломков, занесенных полуметровым слоем грязного снега. Ни одного остова от зданий не осталось, но невысокие куски разбитых кирпичных стен и смятые в оплавленные комки фрагменты кровельного материала кое-где торчали из-под снежной грязи. Похоже, этим местам досталось гораздо меньше взрывов, чем крупным городам, но этого оказалось достаточно, чтобы стереть с лица земли небольшие поселения.
        - Петрович, давай туда! Левее! - прорычал Порфирьев. - Вон ровное место, для базы хватит! Дальше опять лес, времени двенадцать минут осталось. Успеем развернуться! Минута в минуту ни у кого интоксикация не начинается, я засекал. Останавливайся!
        Вездеход заложил небольшой вираж и начал замедляться, но люди уже выскакивали из кузова. Палатку развернули с опережением всех сроков и нормативов, опоздав всего на три минуты. Порфирьев оказался прав, войти внутрь успели все, лишь сам здоровяк задержался у порога, с подозрением вглядываясь в сумрачную пылевую взвесь.
        - В чём дело? - лейтенант заметил заминку и вернулся к нему. - Вход запечатывать надо, генерала уже скрутило!
        Порфирьев бросил взгляд на корчащегося в приступе рвоты генерала и вновь перевел его куда-то в глубь пылевой завесы.
        - Запечатывай, - сказал здоровяк, переводя карабин из положения «за спину» в положение «на грудь». - У меня ещё двадцать минут, схожу, осмотрюсь. Я войду сам, не впервой.
        Расплывчатый силуэт Порфирьева растворился в пыльном полусумраке, и лейтенант закрыл входной полог, тщательно уплотняя липучки системы герметизации. Антон пытался следить за отсутствием Порфирьева по часам, но у Давида сразу же началась интоксикация, потом приступ сразил Дилару, и ему стало не до того. Какое-то время Овечкин пытался облегчить страдания своим близким, затем интоксикация началась у него самого, и всё утонуло в рвотных спазмах и жестокой боли. Очнулся он через несколько часов, все вокруг либо спали, либо ещё бились в лихорадке посреди рвотных луж, которыми была загажена вся палатка. В воздухе стоял противный кислый запах рвотных масс, и Антон понял, что впервые видит базу в такой грязи. Получается, что обычно Порфирьев вычищал всё это, как только приходил в себя, ведь у него интоксикация проходила раньше всех. Значит, он так и не вернулся в палатку. В сознании слабо зашевелился страх. Если Порфирьева убили роботы, то они где-то рядом. Но изможденное мучениями тело обессилило настолько, что вялый страх сменился безразличием, и Овечкин закрыл глаза, погружаясь в спасительный сон.

* * *
        - Инга, ты с ума сошла! - Кристина с нескрываемым страхом смотрела на не внушающую доверие конструкцию из багажной сетки, скотча, альпинистского троса и деревяшек от упаковочного ящика. - Мы должны идти в этом восемьдесят километров?! Через смертельную радиацию?!
        - Лыж нет. - Ингеборга увлеченно затягивала узлы на самодельной конструкции, заканчивая изготовление снегоступов. - Я так и не смогла найти, из чего их сделать. Самое обидное в том, что в доме они были, в детстве мы с родителями часто ходили по лесу на лыжах. - Она с грустью вздохнула: - В доме они и остались. Я не догадалась спустить их в бункер, когда собирала вещи. Совсем не подумала об этом, кругом было лето… Папа же говорил, что при глобальном ядерном конфликте ядерная зима неизбежна… но я не думала, что такое произойдет. Казалось, что посидим в бункере день-два, потом правительства договорятся между собой, и всё закончится…
        Она решительно отмахнулась от ничего не меняющих обсуждений и подытожила:
        - Нормальные снегоступы получаются! На них пойдём вместо лыж! Скорость будет меньше, зато не придется ноги ломать и по колено в снегу брести. Шесть километров в час не разовьём, но четыре точно сможем.
        - Это ничего не даст! - возразила Кристина. - Даже два цикла антирада - это пятнадцать часов! То есть шестьдесят километров из восьмидесяти! Это если идти без передышки, а мы так не сможем!
        - Значит, дойдём за три цикла, - Ингеборга с невозмутимым видом продолжила затягивать узел.
        - Три цикла?! - Кристина ужаснулась. - Это же гарантированные повреждения внутренних органов! Ты забыла?! Мы же изучали антирад! После такого даже биорегенерация не гарантирует стопроцентное выздоровление!
        - Я помню, - не стала спорить Ингеборга. - Я, если ты помнишь, изучала радиологические поражения факультативно. Поэтому могу сказать, что шансы есть. Многое будет зависеть от квалификации лечащего врача и индивидуальных особенностей организма, но шансов в любом случае даже больше, чем пятьдесят на пятьдесят.
        - Это в нормальных условиях! - воскликнула Кристина. - А нам придётся идти через радиацию безумного уровня! Ты пробыла на улице три часа, и при этом получила недельную дозу облучения даже под антирадом и в специализированном скафандре! Подумай, что будет с нами после двадцати двух часов перехода по такой местности без еды, воды, отдыха и с тройной передозировкой?!!
        - Разве у нас есть выбор? - Ингеборга отложила законченный снегоступ и посмотрела на подругу: - Сегодня одиннадцатый день. Через трое суток у нас закончится энергия. Если начнём экономить прямо сейчас, то это произойдет через четверо. И что тогда? Умрём здесь в темноте или выйдем на поверхность, помутившись сознанием от радиоактивной пыли, и замёрзнем там заживо, как тот мужик из подвала?
        - Но мы же не дойдём… - Кристина всхлипнула. - Ты сама-то в это веришь? Ты едва не заблудилась, когда надо было пройти двести метров! А до «Подземстроя» восемьдесят километров! Мы его никогда не найдём!
        - Я не хочу сидеть сложа руки и ждать смерти, - Ингеборга принялась за изготовление второго снегоступа. - Если останемся здесь, то через сутки после обесточивания системы регенерации воздуха умрём от дыхания радиоактивной пылью. И все прекрасно это понимают, мы же медики. Так не лучше ли эти же сутки потратить на попытку добраться до «Подземстроя»? Если нас туда пустят, и там найдётся врач, мы, может быть, даже выживем. Биорегенераторы там есть!
        - Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это в том, что нас впустят! - печально улыбнулась Кристина. - Три молодые красивые девушки с медицинским образованием! Мужчин там наверняка больше, чем женщин, так что пустят обязательно! И будут лечить изо всех сил! Только нам туда не дойти! Мы заблудимся в этом радиоактивном кошмаре и умрём в мучениях!
        - Вы как хотите, а я здесь не останусь, - упрямо заявила Ингеборга. - Кто желает, может умереть здесь с комфортом. А я пойду в «Подземстрой». Как только в аккумуляторном отсеке останется энергии на двадцать минут, так и выйду. Возьму с собой навигатор, проложу маршрут офлайн и пойду. Если повезет, то дойду. Если нет - значит, нет. Зато я попыталась!
        - Навигатор наверху работать не будет! - Кристина попыталась привести аргумент. - Ты же сама рассказывала, что компас не видит, где север!
        - Я всё равно пойду, - не сдавалась Ингеборга. - Если ты остаёшься, то не мешай готовиться, у меня четыре дня на всё про всё…
        - Девочки! - сидящая в кресле напротив видеопанели Светлана вышла из отрешенного состояния, и её взгляд из безучастного стал настороженным. - Я что-то слышала! - Она бросилась к радиопередатчику: - Там были голоса! Только что!
        Находящийся в режиме сканирования передатчик по-прежнему был совмещен звуковым каналом с видеопанелью, и Светлана вывела громкость на максимум. Маленькое помещение заполнил треск помех, сквозь который неожиданно пробился грубый мужской голос:
        - Петрович, давай туда! Левее! - неизвестный мужчина почти рычал, из-за чего все мгновенно почувствовали угрозу. - Вон ровное место, для базы хватит! Дальше опять лес, времени двенадцать минут осталось! - Мужской голос рычал всё отчётливее. - Успеем развернуться! Минута в минуту ни у кого интоксикация не начинается, я засекал! Останавливайся!
        - Можно выходить! - Тот, кто ответил рычащему, надрывно закашлялся и вышел из эфира.
        В эфире сразу же зазвучало множество голосов, в основном мужские, среди которых иногда слышались женские реплики. Судя по отрывистым фразам, люди разворачивали какое-то мобильное убежище рядом с вездеходом, на котором они приехали.
        - Это спасатели? - Светлана бросилась к люку в тамбур аварийного выхода. - Я посмотрю в перископ!
        Она вцепилась в перископные рукоятки, забывая закрыть за собой люк, и принялась вертеться вокруг оси, пытаясь увидеть прибывших. Совмещенная с оптикой камера выводила на видеопанель грязную целину из серо-чёрного снега, раскинувшуюся вокруг и теряющуюся в забитом пылью воздухе. Серо-бурые снежинки густым потоком вяло опускались из грязно-серой мути, заполонившей небо, ветер стих недавно, но для девяти тридцати утра начала сентября было слишком сумрачно. Никаких новых объектов вокруг не прибавилось, лишь уровень снежного покрова увеличился, если судить по торчащим из-под снежной грязи обугленным обломкам лесных пней.
        - Ничего не вижу! - нервно выдохнула Светлана. - Где они? Долбаный снег, как назло! Надо выйти в эфир и позвать их!
        - А вдруг это не спасатели? - настороженно возразила Кристина. - Ты слышала самый первый голос?! Так должен говорить серийный убийца! Если они спасатели, то почему не вызывают нас на аварийной частоте?! Инга же оставила им послание!
        - Может, они его не нашли, - предположила Ингеборга. - Там видимость плохая, а во время снегопада рацию слышно вдвое дальше, чем видно местность. Слышите? У них заканчивается цикл антирада, они опаздывают!
        - У них сейчас начнётся интоксикация! - Кристина настороженно вслушивалась в звучащие в эфире полупанические фразы неизвестных людей. - Они что, собираются переждать её в какой-то палатке?! Они же все умрут!
        - Может, это специальное убежище, у военных и у спасателей такие есть, - возразила Ингеборга. - Там тот, рычащий, назвал кого-то лейтенантом. Наверное, это военные или МЧС… Надо выйти и посмотреть! - Она решительно направилась к шкафу за скафандром.
        - А если это какие-нибудь вооруженные отморозки?! Дезертиры, например?! - ужаснулась Светлана. - Они могут тебя схватить! Давайте лучше сначала свяжемся с ними по рации!
        - Если это отморозки, то тогда они точно нас найдут! - Ингеборга принялась надевать скафандр. - Они ездят по поверхности, значит, знают, что рация берет метров на двадцать с небольшим! Как только они нас услышат, то поймут, что мы где-то близко! Их много, если начнут прочёсывать местность, то могут отыскать вход! А так я выйду и посмотрю осторожно, кто это. Надо только дождаться, когда у них интоксикация начнется. В таком состоянии они несколько часов в бреду проваляются, наверняка можно будет в их палатку заглянуть, никто даже не поймёт! Как раз снег идёт, мои следы засыплет, пока их состояние стабилизируется!
        Через пятнадцать минут стало ясно, что неизвестные успели развернуть свою базу едва ли не секунда в секунду. Какую-то часть людей интоксикация скрутила сразу, остальные выпадали из эфира один за другим, и вскоре радиопередатчик не слышал ничего, кроме жесточайших помех. Для гарантии было решено выждать ещё пятнадцать минут, но тут начался ветер, порыв ударил прямо в перископ, и его залепило снегом. В добавок оказалось, что трубу перископа заклинило, и она не поворачивается. Видимо, ветром притащило ледышку или обломок ветки, который свалился с окружающих перископ сугробов прямо в перископный клапан и там застрял, такое однажды уже случалось. Но на этот раз, похоже, обломок был большой, или их оказалось несколько, потому что датчик аварийного люка вспыхнул сигналом отказа верхней крышки.
        - Блин! - Ингеборга, поморщившись, смотрела на индикаторную панель. - Внешнюю крышку заклинило! Похоже, домкрат сломался! Придётся вручную открывать. Надо выходить сейчас, вдруг с крышкой придётся долго возиться… Надо всё успеть, пока у них интоксикация!
        Она убедилась, что скафандр надет согласно всем правилам, и направилась к аварийному выходу. Пожалуй, сразу принимать антирад не стоит, сначала нужно выяснить, что с внешней крышкой. Если она заперта и не открывается, то придется тащить сюда инструмент и возиться с домкратом, а это время. Может, даже много времени… Ингеборга вошла в шлюз, заперла за собой внутренний люк и полезла по лестнице к среднему. Но едва она распахнула его створу, как из открывшегося прохода на неё прыгнуло что-то большое и расплывчатое, срывая с лестницы. Девушка с криком рухнула вниз, то, что атаковало её, упало сверху, и от сильного удара из груди вышибло весь воздух. В глазах потемнело, и она несколько секунд пыталась сделать вдох. Ей удалось отдышаться, помутневшее зрение вернуло четкость, и она испуганно замерла.
        Оказалось, что она сидит на полу, прислоненная спиной к внутреннему люку, средний люк уже задраен, а в лицевой щиток её гермошлема упирается пистолетный ствол, за которым виднеется здоровенный мужик в расплывающемся в глазах снаряжении. Плохо видимая через боевой шлем злобная рожа красноречиво говорила сама за себя лучше всяких слов.
        - Вообще я планировал постучаться, - угрожающе прорычал мужичина, и она узнала его голос, тот самый, что прозвучал в эфире самым первым. - Но дверь очень удачно открылась сама.
        - Вы… - Ингеборга сглотнула, переводя взгляд с дульного среза на его владельца. - Вы кто?..
        - Твой рыцарь в сияющих доспехах, твою душу так, прекрасная незнакомка! - ещё злее прорычал тот.
        - Д… - она чуть не поперхнулась от страха. - Доспехи у вас… не сияют…
        - А ты поднеси к ним счётчик Гейгера! - посоветовал мужичина. - Сразу пересмотришь свою позицию! Где мы находимся? Сколько людей в бункере? Чем вооружены? Лучше отвечай по-хорошему, от души советую.
        - Это наше семейное убежище… - пролепетала девушка. - Его папа построил… давно. Нас тут трое, я и две моих подруги. У меня травматический пистолет есть… только он внутри остался…
        - А папа твой где? - исполненным подозрения рыком поинтересовался мужичина.
        - Погиб год назад. Вместе с мамой. - Ингеборга тоскливо вздохнула. - Он бы меня одну на поверхность не выпустил…
        - И был бы прав! - заявил мужичина и одним движением поставил её на ноги. - Вставай! Открывай люк и зови всех, кто есть в бункере! Лицевой щиток не поднимай! Шевелись!
        Он подтолкнул её к запорному механизму и отошёл на несколько шагов назад, меняя пистолет на автомат. Мужичина взял автомат на изготовку, словно собирался расстрелять всех, кого увидит за люком, и Ингеборга остановилась.
        - Вы нас убьёте?
        - А как же! - зарычал он. - Но сначала попью водички! Открывай уже, у меня мало времени! Я ведь могу и сам открыть!
        Пришлось подчиниться. Он действительно мог бы открыть внутренний люк сам, потому что изнутри его никто не запирал… Ингеборга отворила тяжёлую створу и едва не столкнулась с подругами. Те не сразу заметили расплывчатый силуэт мужчины и сами распахнули люк ещё шире.
        - Меня взяли в заложники! - громко произнесла Ингеборга, стараясь сохранять спокойствие.
        - Всем отойти назад! - злобно рычащий мужичина красноречиво клацнул предохранителем. - Стоять посреди помещения, чтобы я видел! Близко не подходить!
        Светлана с Кристиной оторопели, бледнея от страха, и в ужасе попятились, не сводя с него глаз.
        - Рыжая! - прорычал мужичина, прицеливаясь в Кристину. - Зови остальных! Бегом марш!
        - Тут… - Кристина сжалась в комок, невольно закрываясь руками, и слова застряли у неё в горле. - Тут больше никого нет…
        - Вашу же мать! - мужичина покачал головой, опуская оружие. - Три молодые бабы в крохотном самодельном бункере? Вы серьёзно?!
        - Так получилось… - Ингеборга пожала плечами. - Что теперь с нами будет?
        - Запритесь понадёжнее и не подавайте признаков жизни! - рычащий мужичина повесил оружие на грудь. - Будет лучше, если пока о вас никто не узнает. Люди изо всех сил стремятся выжить, как бы чего не вышло… Я как очухаюсь, выйду на связь. Аварийные частоты принимаете?
        - Да, - подтвердила Ингеборга. - У нас старый передатчик МЧС…
        - Отлично! - перебил её мужичина, разворачиваясь. - Всё! Бегом! Закроешь за мной! Я ваш верхний люк вскрыл, потом починю, так что запирай наглухо всё, что есть! И перископ опусти, демаскирует! Быстрее! Шевелись!
        Он развернулся и побежал к лестнице. Ничего не понимающая Ингеборга устремилась за ним, как вдруг мужичина споткнулся, его неуклюже повело в сторону, и он упал на колени, судорожным движением распахивая шлем. Его скрутило приступом желчной рвоты, он попытался устоять на четвереньках, но не смог и тяжело рухнул на бок, переворачиваясь на спину.
        - Не успел… - прохрипел мужичина, конвульсивными рывками срывая с себя шлем. - Не подходите… ко мне… от меня фон сильный… - он попытался отплеваться, но его вновь скрутило рвотой, потом затрясло. - Запритесь…
        Его голос перешёл в надсадное сипение, голова безвольно упала, опухшие веки закрылись, тело подрагивало мелкой дрожью.
        - У него интоксикация! - Ингеборга бросилась к лежащему. - Кристина, тащи аптечку!

* * *
        Ингеборга закончила осмотр незнакомца и принялась складывать медицинский инструмент в отдельную коробку. Надо будет почистить всё спецрастворами, чтобы убрать следы радиации, и прогнать через стерилизатор. Оказывать первую помощь, будучи в скафандре, да ещё пациенту, облаченному во что-то подобное, ей ещё не приходилось, но в целом ничего непреодолимого в этом не оказалось. Шлема на нём нет, добраться до шеи можно, материал его снаряжения прокалывался иглой в районе бедра, так что и диагност, и инъектор можно было применять вполне эффективно, хоть и не очень удобно. Надо бы помыть его снаряжение спецрастворами, чтобы смыть радиоактивную пыль и уменьшить ионизирующее излучение. Он здоровенный и тяжёлый, придется переворачивать туда-сюда… Вот только можно ли такое снаряжение мыть? По идее, наверняка. Это же военное снаряжение… Она поправила положенную под голову пациента подушку, забрала коробку с мединструментом и покинула аварийный шлюз.
        - Как он? - подруги встретили её вопросом.
        - Спит. - Ингеборга распахнула шлем. - Он измотан и облучён, я бы запихнула его в биорегенератор немедленно, но жить он будет. Как выспится, ему станет легче.
        - Интоксикация прошла у него всего за два часа? - удивилась Кристина.
        - У него адаптация, это сто процентов! - уверенно констатировала Ингеборга. - Он военный из какого-нибудь спецназа, по снаряжению понятно. Я так и не смогла разобраться, как его раздеть. По хорошему его бы занести внутрь и избавить от радиации, которую излучает его же снаряжение.
        - Внутрь? - Светлана опасливо покосилась на запертый люк в аварийный тамбур. - Лучше пусть там лежит! Так между ним и нами хотя бы одна дверь есть! Вдруг он убийца?! Или сексуальный маньяк! Ты забрала у него оружие?
        - Для сексуального маньяка он какой-то не очень сексуальный, - Ингеборга лениво прыснула. - А вот насчёт убийцы спорить не буду. У них там, в спецназе, белых и пушистых не бывает. Особенно сейчас, когда наша необъятная Родина где только не поучаствовала… Но если мы хотим, чтобы он отвёз нас в «Подземстрой», то отношения лучше не портить. Поэтому я не стала забирать у него оружие. Сложила в угол то, что нашла. Но не уверена, что нашла всё.
        - Почему ты уверена, что он станет нам помогать? - Светлана не скрывала пессимизма.
        - Потому что он уже нам помог, - ответила за Ингеборгу Кристина. - Ты же слышала, он велел запереться и не подавать признаков жизни! Значит, понимал, что у нас могут возникнуть проблемы, если о нас узнают остальные. Он мог бы убить нас, но не стал. Значит, он может нам помочь. Для надёжности его можно обольстить. Тактично. Кто-нибудь из нас наверняка в его вкусе, у нас тут выбор по высшему классу, то-то он удивился, когда увидел!
        - Их там полно, судя по тому, что мы слышали в эфире, - Светлана скептически поморщилась. - Всех обольщать предлагаешь?
        - Только самого главного, - Кристина прищурилась. - Или самого сильного. Это в крайнем случае, если по-другому не получится. Предлагаю начать с того, что мы медики. Это сейчас наверняка дефицит.
        - Мы всего три курса окончили, - фыркнула Светлана. - Офигенные медики!
        - Это лучше, чем ничего, - возразила Кристина. - И потом, Инга постоянно зависает на тысяче факультативов, может, она и не ведущий хирург, но что-нибудь сумеет. Да, Инга?
        - Что-нибудь сумею, - Ингеборга иронически улыбнулась. - Если ты про медицину.
        - Ну не про обольщение же, - Кристина вернула ей иронию и двусмысленно прищурилась: - Ты же у нас ЭТИМ никогда не занималась. Так что я сугубо о медицине!
        - Ладно. - Ингеборга уложила медицинский инструмент в стерилизатор и нажала кнопку запуска. - Пока вы не начали его обольщать, пойду, попытаюсь отмыть ему снаряжение. Он у нас на сутки завис, не меньше, не держать же его там постоянно. Не то он устроит нам в тамбуре санузел.
        - Если что, он мой! - хихикнула Кристина. - Люблю экзотику, а он натуральный блондин! Ни разу не видела мужика с настоящей соломенной щетиной!
        - Да фиг тебе, - беззлобно заявила Ингеборга. - Я тут его отмывать буду, а он тебе достанется? Иди тогда сама его очищай! И вообще, он сказал, что он мой рыцарь в радиоактивных доспехах!
        - Каждому своё! - Кристина прыснула вновь. - Шучу, не обижайся, зая! Если от него не будет зависеть наше выживание, то я его тебе уступлю, обещаю! Могу даже дать пару советов!
        - Не сомневаюсь! - Ингеборга направилась обратно в тамбур.
        - Вы тут хихикаете, - Светлана скорчила пессимистическую мину, - а он проснётся и нас всех убьёт. Вот смеху-то будет!
        - Увидим, - заявила Ингеборга, закрывая за собой люк. - Без него нам всё равно жить оставалось суток пять, так что не очень страшно.
        Отмывать снаряжение оказалось сложнее, чем она думала. Мимикрирующий материал постоянно сливался то с полом, то с моющей губкой, то с грязью, которую она пыталась оттирать. Пришлось чуть ли не каждое движение согласовывать со счетчиком Гейгера, но в итоге ей удалось очистить всю площадь снаряжения, за исключением нижней части. Чтобы добраться до неочищенной поверхности, Ингеборга попыталась перевернуть незнакомца на живот, за что немедленно получила пинка и была послана куда подальше. Правда, здоровяк очнулся, понял, что происходит, и успокоился. И даже сам перевернулся в нужное положение, после чего сразу отключился. Бедро, по которому он приложился ногой, ныло очень болезненно и довольно долго, из-за чего заниматься очисткой было немного неудобно и ещё немного обидно. В итоге она провозилась больше двух часов, а потом ещё полчаса занималась очисткой собственного скафандра, испачкавшегося в процессе всего вышеописанного.
        Незнакомец проспал до позднего вечера и очень удивился, узнав, что его снаряжение полностью вычищено. Он сказал, что смысла в этом не было, потому что всё равно выходить на поверхность, однако Кристина с обворожительной улыбкой указала ему на ошибочность подобного мнения. Меньше радиоактивной пыли - меньше облучения, кому как не медикам знать, что в деле охраны здоровья важна и учитывается каждая мелочь. Незнакомец сразу же уточнил, действительно ли они медики, на что получил утвердительный ответ, и стало ясно, что Кристина была права. Медиков в их отряде не было вообще, даже таких, как они, начинающих. В процессе разговора Кристина технично строила ему глазки, но реакция незнакомца оказалась неожиданной, хотя, если подумать, совершенно предсказуемой. Он спросил, где тут расположен туалет.
        Беззвучно хихикающая Ингеборга, незаметно корча несколько недовольной Кристине насмешливые рожицы-дразнилки, отвела его в санузел, разрешила принять душ, выдала полотенце и велела после водных процедур явиться на медосмотр. Проводить который, естественно, с умными рожами собрались все трое. Пока незнакомец снимал изрядно попахивающий потом армейский камуфляж, выяснилось, что он капитан Порфирьев, зовут его Олегом, а на поверхности в спецпалатке осталось ещё восемнадцать человек, включая трёх женщин и восьмилетнего ребёнка. Потом он снял форменную футболку, и все невольно примолкли. Капитан Порфирьев был перевит мышцами, словно знаменитый атлет, вот только поверх впечатляющей мускулатуры обнаружилось с полдюжины застарелых послеоперационных шрамов и россыпь посиневших гематом. С первого же взгляда было понятно, что перенесённые операции были тяжёлые, от простых шрамов после биорегенератора следов почти не остаётся. Капитан побывал в жестокой передряге, и не раз. Тонкий, почти неразличимый шрам, обнаружившийся на шее под нижней челюстью, объяснял рычание его голоса. А вот гематомы были относительно
свежие.
        - Это… недавние кровоизлияния, - Ингеборга невольно потянулась за инъектором. - У вас сильные ушибы мягких тканей! И не всё заживает так, как должно. Это следы от пуль?!
        - Неделю назад, пока в метро сидел, попал под раздачу почти в упор, - Порфирьев поморщился. - Место было узкое, не смог уйти с линии огня полностью. Снаряжение удержало пули, но защита от запреградного поражения тут не самая лучшая. Её частично сократили ради облегчения общего веса, повышения подвижности и общей мобильности. - Он недовольно скривился: - Радиационная защита тоже хуже специализированной. Если выключить свет, наверное, начну светиться.
        - Вам же больно двигаться… - Ингеборга осторожно осматривала внутримышечные гематомы, делая подкожные инъекции общеукрепляющего препарата. - Если бы у меня был биорегенератор, я бы смогла свести последствия облучения к минимуму… Надо осмотреть рёбра…
        - Третье снизу справа сломано, - отмахнулся Порфирьев. - Остальные уцелели. Само заживёт. В первые сутки совсем хреново было, а теперь уже болит не так сильно.
        - Вы получили большую дозу облучения, - возразила Кристина, делая томные глаза. - В таких условиях само может заживать очень долго! Мне придётся вас понаблюдать!
        - У нас Петрович получил сильную дозу облучения, - Порфирьев нахмурился. - И генерал выглядит хреново. Вот им бы медицинская помощь была кстати, так что лучше их понаблюдай. - Он поднялся, отворачиваясь от прячущей недовольство Кристины: - Где у вас передатчик? Надо связаться с базой и обсудить дальнейшие действия. Сейчас самое время. Пока все отходят от антирада, никто сюда не бросится, едва услышав. Сможем всё обдумать.
        Добравшись до передатчика, Порфирьев выставил нужную частоту и вышел в эфир. Ответили ему не сразу, видимо, люди наверху ещё спали после тяжёлой интоксикации.
        - Олег? - голос говорившего звучал слабо. - Ты где? Мы думали, ты умер снаружи!
        - Я нашёл самодельное укрытие, - ответил Порфирьев. - Володя, разбуди генерала! Есть разговор.
        - Генерал умер, - прозвучал ответ. - И Петрович тоже.
        - Петрович?! - Порфирьев болезненно поморщился. - Как?
        - Не пережил интоксикацию, - ответил собеседник. - Генерала, похоже, добила радиация. Он вроде оклемался, а потом заснул и не проснулся.
        - Что с остальными?
        - Остальные живы. Сейчас все спят. Ты там как?
        - Лучше всех, - негромко буркнул Порфирьев, с лица которого не сходило выражение искренней печали. - Как все проснутся, вызови меня на этой частоте. Там всё и обсудим.
        День двенадцатый
        НОВГОРОДСКАЯ ОБЛАСТЬ, 80 КИЛОМЕТРОВ ОТ МЕСТА РАСПОЛОЖЕНИЯ ВХОДА В «ПОДЗЕМСТРОЙ-1», САМОДЕЛЬНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ БУНКЕР, 10:00, ВРЕМЯ МОСКОВСКОЕ
        - Итак, повторим ещё раз, - облаченный в своё снаряжение Порфирьев обвёл взглядом сидящих в креслах девушек. - Через пятнадцать минут наш отряд сворачивает базу. Трёх женщин и ребёнка мы перемещаем к вам. Вездеход подойдет вплотную к люку, и они спустятся сюда. Им точно не нужно принимать антирад?
        - За две минуты без антирада в условиях местной радиации они получат такие же повреждения, как от интоксикации, - ответила Ингеборга. - Нет смысла менять шило на мыло.
        - Понятно, - продолжил Порфирьев. - Итого вас здесь получится семеро. Запасов у вас грубо на трое суток, до «Подземстроя» восемьдесят километров. Это часа три на нашем вездеходе. За один цикл успеем добраться дотуда и выяснить, что там. Даже хватит времени вернуться. Тащить туда всех сразу не имеет смысла. В вездеходе нет места, движок еле тянет. Если «Подземстрой» уцелел, то мы за вами вернёмся. Вряд ли медики сейчас валяются на дороге пачками. Думаю, в «Подземстрое» все будут только «за». Особенно если там мужиков окажется больше, чем баб, хотя бы на три человека. Ну, а если «Подземстрой» уничтожен… - Он развел руками: - Делать нечего… Мы всё равно сюда вернёмся, один черт больше некуда. Тогда и будем думать, как быть дальше. Устраивает?
        - Как уже было сказано, - произнесла Кристина, многозначительно глядя на Порфирьева, - особого выбора у нас нет.
        - Его сейчас ни у кого нет, - лениво отмахнулся от неё здоровяк. - Наш механик рад уже только тому, что мы можем оставить у вас четверых пассажиров. Так больше шансов не угробить движок где-нибудь на полпути к цели. Если всем всё понятно, то готовьтесь к приёму пациентов, так ведь у вас говорят? У них дозы облучения побольше моей будут.
        Всё необходимое было приготовлено ещё вчера, осталось только надеть скафандры. В бункере их было три, но скафандр отца был всем велик, и потому решили, что встречать и отмывать гостей будут Ингеборга со Светланой, которой скафандр матери подошёл по размеру. Кристина станет принимать тех, с кого снимут снаряжение и находящееся под ним радиоактивное тряпьё, и размещать в лечебном стационаре. Его, как могли, организовали в помещении тамбура, который до обрушения дома являлся главным входом в самодельный бункер. Пока Кристина помогала Светлане надевать скафандр, Порфирьев подозвал к себе Ингеборгу.
        - Пойдем, покажешь мне ваш самодельный лазарет, - прорычал он. - Я не уверен, что там хватит места для всех.
        Он направился в основной тамбур, и она поспешила следом:
        - Если вы верно описали антропометрические данные пациентов, то места хватит. Я же говорила!
        Они зашли в тамбур, и Порфирьев, нахмурившись, обвёл скептическим взглядом крохотное помещение, застеленное импровизированными лежанками.
        - А люк закрывать как будешь? - грубо поинтересовался он. - Вдруг у кого-то инфекция?
        - Но… - Ингеборга попыталась возразить, мол, при чём тут инфекция, да и вообще, разве это имеет отношение к люку, но увидела суровый взгляд Порфирьева, буравящий её в упор, и не стала спорить. - Люк закроется, если надо, постели ему не мешают.
        - Да? - Порфирьев покосился на стальную створку. - Покажи!
        Ингеборга вздохнула и принялась закрывать люк. Задраив запорный механизм, она обернулась к Порфирьеву и увидела в его руке пистолет.
        - Что у тебя под спортивным костюмом? - он шагнул к ней, оказываясь чуть ли не вплотную.
        - Бельё… - она испуганно попятилась, но наткнулась спиной на стену. - Почему вы спрашиваете…
        - Возьми! - Порфирьев протянул ей пистолет. - Надень что-нибудь под костюм или сделай повязку. Спрячь его на себе и носи всегда. Никому не говори и не показывай. Особенно своим верным подругам. Пользоваться умеешь?
        - Папа учил стрелять… - Ингеборга взяла из рук Порфирьева оружие. - По банкам…
        - Не бойся, он не излучает. Я носил его под снаряжением. Прячь. И никогда не выкладывай. Спи тоже с ним. Здесь двадцать патронов, патрон в патроннике, осталось только снять с предохранителя. Повторяю, никто не должен про это знать! Ты всё поняла?
        - Да… - Она посмотрела на капитана: - Что-то пошло не так?
        - Посмотрим, - уклончиво ответил он. - И запомни главное: доставай его только тогда, когда соберешься в кого-то стрелять. Не пугать, не угрожать, не стрелять в воздух, а именно в конкретного противника. Если не станешь выполнять это правило, пистолет для тебя окажется в лучшем случае бесполезен, в худшем - тебя же из него и убьют. Вопросы?
        - Я всё поняла, - Ингеборга спрятала пистолет под спортивный костюм. - А вы…
        - Открывай! - потребовал Порфирьев. - Пока твои преданные подруги не подумали, что ты тут высасываешь из меня гарантии своего персонального спасения.
        Она открыла люк, и капитан вышел из тамбура, недовольно рыча на ходу:
        - Нас семнадцать человек, где собралась размещать остальных, если у тебя четверо занимают так много места? Что, так сложно сдвинуть лежанки вплотную?!
        - Я сдвину, - пообещала Ингеборга, направляясь к своему скафандру. Кристина бросила на неё косой взгляд, пряча насмешливую ухмылку, и водрузила гермошлем Светлане на голову.
        Закончив снаряжаться, Ингеборга подошла к Порфирьеву. Тот вёл переговоры со своими, его отряд свернул базу и запрашивал координаты убежища.
        - Я сейчас выйду к вездеходу, - ответил им капитан и кивнул ей: - Ты будешь ждать у лестницы снизу. Верхний люк я закрою сам. Потом тщательно запрёшь средний и внутренний. Идём!
        Они вышли к аварийной лестнице, и Порфирьев поставил ногу на ступень, собираясь начать подъём. Ингеборга шагнула вперёд, оказываясь между ним и лестницей, и посмотрела капитану в глаза:
        - А вы… - она на мгновение умолкла, но всё-таки решилась: - … вернётесь за мной?
        - Вернусь, - ответил он. - Если останусь жив. А теперь отскочила отсюда!
        Порфирьев поднялся по лестнице и исчез за средним люком. Несколько минут в шахте было тихо, потом послышался звук шагов неуверенно спускающегося по ступеням человека, и средний люк распахнулся. Из него показалась очень полная женщина в скафандре старого образца, следом спустился её ребёнок, облаченный в смесь лохмотьев и такого же порезанного скафандра, затем ещё две женщины в аналогичном снаряжении. Ингеборга передала их Светлане, велев начинать очистку с матери, и полезла закрывать люки. Внешний люк был уже захлопнут, она как могла затянула поврежденный запорный механизм, потом тщательно задраила и застопорила средний люк и спустилась к внутреннему.
        У внутреннего люка Ингеборга остановилась и посмотрела вверх, куда-то сквозь задраенную освинцованную сталь. В одной из её любимых сказок детства храбрый рыцарь в сияющих доспехах спасал из башни прекрасную принцессу и вручал ей в знак пылкой любви обручальное кольцо. Интересно, в условиях сгоревшего в термоядерном огне мира, в котором ей осталось жить несколько дней, она может считаться принцессой, спасённой из заточения в подземном бункере рыцарем в радиоактивных доспехах, который вручил ей обручальный пистолет? Правда, пистолет вряд ли был обручальным, да и пылкой любви никто не обещал, но доспехи точно были радиоактивными. Впрочем, одно преимущество перед той сказочной принцессой у неё точно есть. Принцесса знала своего рыцаря едва минуту, а она знакома с капитаном целые сутки.
        Ингеборга иронически улыбнулась сама себе, вошла в заполненный прибывшими с поверхности людьми аварийный тамбур, и задраила люк.
        Конец первой части
        notes
        Сноски
        1
        Ракетно-артиллерийская боевая часть.
        2
        Электромеханическая боевая часть.
        3
        Штурманская боевая часть.
        4
        Пост медицинской помощи.